«Ангел-Хранитель 320»

Игорь Владимирович Поль Ангел-Хранитель 320

Моему терпеливому критику – Наталии Ольховой.

Часть первая Щенки

1.

Дерево, под которым, зарывшись в снег, лежал Сергей, сильно напоминало ель. Вечнозеленые, похожие на иглы, вытянутые вверх листочки распространяли вокруг себя пряный запах. Сугробы под разлапистыми ветвями почти сходили на нет, землю у ствола покрывал толстый слой заледеневшей прелой листвы. Лежать было неудобно. Локти глубоко ушли в снег, щека, прикрытая теплозащитной маской, плотно прижималась к прикладу, что-то из-под снега невыносимо больно давило на правую ногу. Несмотря на теплонепроницаемый комбинезон под броней и работу климатизатора, лежать было холодно. Или так только казалось. Насквозь мокрое от пота белье противно липло к спине. Сергей шевельнул ногой, нащупывая точку опоры среди корней дерева.

– Заноза! – тут же раздался в наушнике сиплый рев сержанта. – Ты чего, девочку свою вспомнил?! Какого хрена копошишься, умник недоделанный! Что положено делать по команде «Укрыться»?

Сергей судорожно дернулся, переворачиваясь на другой бок, и снова приник к холодному пластику винтовки.

– Виноват, сэр! По команде «Укрыться» солдат должен, используя естественные укрытия, замаскировать свою позицию и изготовиться к ведению огня! – срывающимся голосом прокричал он в снег перед собой.

– А ты что делаешь? – вопрос сержанта из-под приподнятого бронестекла шлема звучал риторически. – Какого хрена ты ерзаешь и демаскируешь взвод? На войне тебя бы уже накрыли из минометов! Вместе со всем твоим гребаным взводом! Встать!

Сергей вывалился из сугроба, привычно отряхнул винтовку от снега и прижал ее к груди. Сержант возник откуда-то сзади.

– Ориентир – сухое дерево на высоте 3-2 в километре к западу. Рядовой Заноза, бегом выдвинуться к указанному ориентиру, произвести разведку местности, в случае обнаружения противника скрытно вернуться в расположение взвода. Связь по шестому каналу. Выполнять!

– Есть, сэр! – Сергей трусцой запетлял между деревьями вверх по плавно поднимающемуся склону, спиной чувствуя ненавидящие взгляды взвода. Еще бы, из-за него им теперь не меньше получаса лежать в снегу не шевелясь.

Старый, как мир, армейский принцип воспитания через коллектив действовал до сих пор. Будучи сомнительным в моральном плане, принцип этот, тем не менее, быстро и эффективно делал подразделение монолитным, вытравливая из бойцов все лишнее, мешавшее выполнению боевой задачи.

Распаренный, шумно дыша, Сергей добежал до вершины, с маху ухнул в снег за скрюченным сухим стволом, быстро перекатился вбок и оглядел окрестности через прицел винтовки. Покрытие брони приняло цвет окружающей среды – серые пятна на белом фоне. Пощелкав переключателем режимов обзора, он еще с минуту поводил стволом вокруг. Прицельная панорама шлема показывала только зеленоватые контуры деревьев и холмов. Лесистая долина упиралась в крутой заснеженный склон, увенчанный зубцами красноватых скал.

– Первый, здесь Заноза, – пробубнил Сергей, прижимая к шее мокрый от пота и снега ларингофон, – нахожусь на позиции. Веду наблюдение. Неприятель не обнаружен. Прием.

– Заноза, я первый. Принято. Обеспечить прикрытие, после прохождения основной группы перейти в головное охранение, – проскрипел наушник.

– Принято, конец связи. – Сергей поежился от холода, привычно вжимаясь в снег так, что только грязно-белая верхушка шлема смутно виднелась из сугроба. Дождавшись, пока мимо подножия холма протрусит последний смазанный силуэт, он глубоко вдохнул, скатился вниз и, с хрипом втягивая в себя воздух, по колено в снегу рванул вслед взводу.

2.

Его жизнь круто изменилась чуть меньше полугода назад, когда Джим Терри, программист из отдела статистики, пригласил Сергея отметить в баре свой день рождения.

– Будет весело, – пообещал Терри, – Лучшие девочки, весь вечер классная музыка и море выпивки.

– Договорились, – кивнул несколько удивленный Сергей. Они с Джимом не считались близкими приятелями. Так, здоровались в коридоре, перекидывались парой слов при случае. Но, в конце концов, в их занудном городке с досугом было довольно туго, и хорошая вечеринка с перспективой познакомиться с приятной девушкой – а толк в девушках Джим понимал – была не самым плохим вариантом на субботний вечер.

Сергей всегда тихо завидовал Джиму, который пользовался огромной популярностью у местных, молодых и не очень, дам. Внешне ничего привлекательного в нем, казалось, не было: среднего роста, курносый, с узким худощавым лицом, забрызганным веснушками, с непонятного цвета волосами; однако в кулуарах постоянно обсуждались его очередные увлечения. То ли огромное количество хохм, к месту и не к месту выдаваемых Джимом, то ли умение, пристально глядя в глаза, долго выслушивать собеседницу, были секретом его успеха, однако факт остается фактом – Терри редко долго обходился без подружки и всегда был центром местной тусовки.

Вечеринка проходила в баре «Три рыцаря». Откуда у провинциального заведения было столь громкое и не менее дурацкое название, не мог сказать никто. В зале напрочь отсутствовали как сами рыцари, так и любые элементы их экипировки. Да что там говорить – ни один элемент оформления в питейном заведении ничем не намекал на средневековье. Невысокая круглая стойка в центре зала с низким потолком, слегка затемненные окна-хамелеоны, череда круглых столиков между кадками с якобы земными пальмами, и крохотная эстрада с шестом для стриптиза в дальнем углу. Днем тут было полутемно и пусто, лишь служащие из расположенного неподалеку управления горнодобывающей компании «Стилус», где, кстати, и работал Сергей, изредка забегали перекусить или выпить чего-нибудь холодненького да посмотреть по визору спортивные новости. Вечерами же бар становился средоточием ночной жизни центра Джорджтауна, здесь играл новомодный духовой джаз, зал наполнялся молодыми людьми в стильных пиджаках и с бакенбардами, которые под звуки старых мелодий пили пиво и изображали сливки общества, глубокомысленно обсуждая с серьезными девочками достоинства популярных групп.

Сегодняшний вечер не был исключением. В сумеречном свете по углам зала уже клубился полупьяный народ. В лучах красно-синих прожекторов на эстраде раздували щеки несколько музыкантов в старомодных смокингах и смешных белых париках, ревом труб перекрывая гомон толпы. Большинство музыкантов были чернокожими, и только над ударной установкой торчал худой белый парень. Как всегда в начале вечера шест для стриптиза пустовал.

– Серж! – из-за сдвинутых вместе столиков в углу зала проталкивался Джим, – Наконец-то! Я уж думал, мне придется отдуваться одному. Куда пропал? Девочки мне все уши про тебя прожужжали – где этот твой русский симпатяга?

– Привет! – улыбнулся Сергей, – Не думаю, что ты не смог бы отдуться. Поздравляю! – Сергей протянул Джиму подарок – коллекционный минидиск с подборкой симфонической музыки.

– Ты, как всегда, оригинален, – уважительно прищелкнул пальцами Джим. – Пойдем, познакомлю с компанией. – Джим подтолкнул Сергея к столу. – Господа, честь имею представить доблестного представителя надзорных органов, или попросту нашего сисадмина. Это Сергей!

– Очень рады, – пьяно улыбаясь, пропищала за всех светленькая девочка в облегающих джинсах.

– Садись, братан, – подвинул Сергею стул косящий на один глаз чернявый парнишка. На плече его кожаной куртки был пришит засаленный шеврон с эмблемой горных егерей – перечеркнутая красной молнией снежная вершина. Парнишку ощутимо пошатывало.

– Выпьешь?

– О чем речь, наливай.

– Где служил? Выправка у тебя еще та… – чернявый плеснул в стакан Сергею чего-то синего.

– Да я, вообще-то…

– Да понятно, брателло, язык держать умеешь, – паренек пьяно рыгнул и, глядя Сергею куда-то в переносицу, выдал – Меня вот тоже помотало по свету… да, было дело …

– Стас, не заливай мозги парню, – с соседнего столика призывно махал бокалом Джим. – Давай Серж, догоняй!

Стас качнулся всем корпусом в сторону окрика, попытался сфокусировать взгляд на говорящем, не смог и, мотнув головой, навис над стаканом. – Во, бля, гнида штатская… Отожрались на гражданке… – забормотал он.

На вид парнишке было лет девятнадцать-двадцать, и он никак не тянул на армейского ветерана.

«Вот черт, – с брезгливой жалостью подумал Сергей, – угораздило с соседом. Пропадет вечер».

Слева от него парень с длинными волосами, собранными в хвост, и в очках в тонкой золотой оправе, увлеченно доказывал что-то симпатичной черноглазой девушке:

– Я говорю: джаз – это круто! Джаз – это когда все по кайфу! Шопен был гением! Если бы его не отравил этот еврей Маккартни из «Роллинг Стоунз», он бы еще не одну клевую вещь выдал! Одна только его «Smoke on the water» чего стоит!

Девушка улыбалась, глядя на парня, и прихлебывала что-то из высокого бокала.

– Все фигня, – вмешался в разговор интеллигентного вида мужчина средних лет с соседнего столика. – Шопена не отравили. Его застрелил Моцарт. Тот самый, из «Битлз». У самого слуха не было, вот и завидовал ему. Обычное дело тогда – после концерта вызвал на дуэль, и готово – в упор изрешетил… У них в двадцать первом веке в моде были эти, как их – «калаши». Варварское оружие…

Парень досадливо дернул плечом, разворачиваясь к знатоку.

– Не спорь, милый, у Джона степень по истории музыки, – девушка сделала большой глоток и снова улыбнулась.

Сергей встал. На него с любопытством уставились. На увлеченных спором зашикали: тише, ча-аэк грить будет.

– Предлагаю тост за именинника, – начал Сергей.

-Ура! – захлопала в ладоши с другого конца стола рыжеволосая девушка в модных в этом году роговых очках. Тяжелые очки тут же свалились в вазу с крабовым салатом.

– Круто сечешь, пехота! – икнул рядом Стас и снова уткнулся в стакан.

– Твой талант всегда с тобой. Я рад, что знаю тебя. Твое здоровье, брат! – Сергей поднял бокал и вылил в себя его содержимое. Синяя жидкость ударила под ребра, дыхание сбилось. Сморгнув слезу, Сергей судорожно выдохнул.

– Серж, вы такой романтичный! Можно я вас поцелую? – к нему упруго прижалась давешняя светленькая девочка. Сергей замер с поднятой вилкой. Девочка обвила его шею и обжигающе припечатала в губы.

– Спасибо, повелитель сетей! Не успел появиться, а уже отбил девчонку, – шутливо погрозил ему пальцем Джим.

– Ура! – снова крикнула рыжая девушка и опять уронила очки.

– Сергей – правильный пацан. Мы с ним вместе кровь проливали, – Стас опрокинул стакан и отключился, свесив голову.

– Да, Моцарт редкая сволочь, я не отрицаю, но все-таки Шопена он отравил, а не застрелил, – сцепился длиннохвостый с интеллигентом.

Оркестр смолк. Сразу же стали слышны звон посуды и разноголосый гомон за столиками, сливающийся в ровный, неумолкаемый гул. К потолку пластами тянулся табачный дым, подсвеченный лучами прожекторов. Между столиками сновали официанты с подносами, уставленными высокими стаканами.

– А сейчас, – поправляя букли парика, склонился над стилизованным под старину микрофоном черный саксофонист, – для нашего гостя и постоянного клиента, Джима Терри, в честь дня его рождения мы исполняем…

Подошедший по знаку Джима официант протянул музыканту поднос.

Негр прервался, взял бокал, поднял его в приветствии, зажмурившись, залпом выпил, медленно втянул воздух и, открыв глаза, закончил:

– …его любимую мелодию…

– Заткнись, чертов ниггер, и давай дуй в свою дудку, – крикнул кто-то из противоположного конца зала.

Негр снова умолк, укоризненно посмотрел в сторону кричавшего, помолчал, пожевав губами, махнул стаканом и повернулся к оркестру.

– И раз, два, три … – джаз грянул почему-то аранжировку марша Мендельсона, с длинными соло на ударных и хриплыми подвываниями под вопли пьяного саксофона.

– Давай, брат, жарь… – Джим мечтательно прикрыл глаза, покачивая головой. На его коленях уже устроилась гибкая, как пантера, вся в черном, девица с короткой стрижкой.

– Серж, – усаживаясь на колени к Сергею, томно, немного с хрипотцой протянула светлая девочка, – я хочу выпить с вами на брудершафт.

– Нет ничего проще, мисс, – Сергей скрестил с девочкой руки и опрокинул в себя бокал. Синее пойло шибануло в нос сивухой. Девочка медленно приблизила лицо.

«Черт, какие у нее мягкие губы…», – переведя дух после долгого поцелуя, подумал Сергей.

– Кстати, как вас зовут? – спохватился Сергей, вдруг осознав, что до сих пор не знает ее имени.

– Какой ты смешной, – девочка мелодично захихикала. Ее взгляд при этом почему-то остался серьезным, она совершенно не казалась пьяной.

– А я говорю, из «калаша» изрешетил! Он меня будет учить! – за спиной набирал обороты светский спор.

Девочка положила голову на плечо Сергею и что-то уютно замурлыкала в такт музыке. Джим показал Сергею большой палец и подмигнул. Его лицо странно двоилось и теряло очертания.

– Отравил!

– Из «калаша»!

– Чертов ниггер, сыграй нашу!

Вокруг шеста извивалась, теряя остатки одежды с гибкого тела, смуглая танцовщица. Лучи прожекторов окрашивали ее тело в фантастические цвета.

– Не смотри на нее, смотри на меня, – шептала Сергею светлая девочка. – Я здесь, я лучше. Давай еще выпьем. Поцелуй меня…

Герой всех войн храпел, уронив голову среди салатов, щекой в луже пива. Симпатичная черноглазая девушка оставила попытки успокоить спорщиков и взасос целовалась с седым хиппи, обняв его за плечи. Сквозь табачный дым стол плыл куда-то, покачиваясь на невидимой волне…

3.

Тупая боль начиналась в затылке и заканчивалась где-то в глазных яблоках. Пересохший язык с трудом ворочался во рту.

– Чертово пойло! – Сергей открыл глаза и осторожно огляделся.

Обнаружил он себя абсолютно голым, лежащим на огромной измятой постели. На его плече уютно посапывала вчерашняя девочка. В комнату с кремовыми стенами сквозь затемненное окно просачивалось солнце. На ворсистом ковре в живописном беспорядке валялась разбросанная одежда. Судя по всему, раздевался Сергей явно не сам и с рекордной скоростью.

– Интересно, как много я себе вчера позволил? – скосив глаза на девочку, подумал Сергей.

Та глубоко вздохнула и, сладко потянувшись, открыла глаза.

– Привет! – сонно улыбнулась она и чмокнула Сергея в плечо.

– Доброе утро, – вежливо ответил Сергей, и на всякий случай погладил девочку по гладкой спине. – Как спалось?

– С тобой – просто класс! – девочка повернулась на бок и оперлась на локоть. – Хочешь кофе?

– Не откажусь, – кивнул Сергей, старательно отводя взгляд от ее груди.

– Да не тушуйся ты! – Девочка запустила пальцы в шевелюру Сергею, ласково потрепала его по голове.

– Дом, хочу кофе! – крикнула она в потолок, – Черный, две чашки. Подать сюда.

Домашняя система тихо мурлыкнула в ответ, подтверждая распоряжение.

Сергей лихорадочно вспоминал имя подружки. «Черт, ну не мог же я его за ночь забыть», – злился он.

– У меня в школе был парень. Тоже русский, – теребя его волосы, похвасталась девочка, не глядя на Сергея. – Он мог выпить полный стакан водки и говорил, что это его национальная черта.

-Да ну? – сделал удивленный вид Сергей. – И где он сейчас?

– Мы давно разбежались. – девочка посмотрела в глаза Сергею. – А год назад он не вписался в поворот. Говорят, спьяну перепутал газ с тормозом…

– Понятно… – протянул Сергей, – Наверное, это тоже наша национальная черта.

– Похоже, эта черта у вас не единственная, – хитро улыбнулась девочка, и погладила свежие царапины на его груди.

Сергей невольно улыбнулся в ответ:

– А тебе эта черта нравится?

– Больше всего! – горячая ладошка медленно прошлась по животу Сергея, опустилась ниже…Позвякивая чашками, в комнату вкатился небольшой сервировочный столик. Покрутившись на середине и определив, где находится хозяйка, он остановился у кровати. Ноздри приятно защекотал аромат свежезаваренного кофе.

Расставляя чашечки, девочка спросила:

– Слушай, Серж, а чего ты меня ночью Катей называл? Я, конечно, слышала, что русские часто произносят чужие имена по-своему. Но чтобы Лотта по-русски была Катей?..

– Лотта? – тупо переспросил Сергей.

– Ну да. Вообще-то, меня так зовут, если ты не понял, – девочка протянула Сергею чашку. – Или Катя для тебя звучит все же лучше?

– Не обижайся. Катя – имя из моего далекого прошлого. Лотта звучит гораздо лучше. – Сергей улыбнулся и попытался сесть поудобнее, опираясь спиной об огромную подушку.

– Лотта, Лотта, – он покатал на языке сочетание этих звуков. – Обалденное имя. Тебе очень идет.

– Льстец, – девочка потерлась стриженой макушкой о его плечо.

Прихлебывая кофе, Сергей украдкой пытался рассмотреть случайную знакомую получше. Первое впечатление от встречи в баре постепенно растворялось, уступая место любопытству, смешанному с изрядной долей влечения. Обладая хрупкой фигуркой, Лотта имела приятно очерченные бедра, красивые упругие грудки и двигалась с поистине кошачьей пластикой. Привалившись к его плечу, она крутила чашку у подбородка, вдыхая запах кофе и временами коротко поглядывая на Сергея.

Пауза затягивалась. Сергей допил кофе, потянулся.

– Похвастайся своим душем, если можно.

– Вторая дверь налево по коридору. Не стесняйся, – Лотта улыбнулась поверх чашки.

– Ничего не остается, попробую, – Сергей провел рукой по ее коротким светлым волосам.

Душ неприятно удивил Сергея полным отсутствием средств управления.

– Горячая вода, – произнес Сергей, и едва успел отскочить из-под струи кипятка.

– Теплая вода, – кипяток сменился едва теплой, почти холодной струей.

– Лучше так, чем никак, – решил Сергей, намыливая плечи.

Дверь за спиной тихо скользнула в сторону.

– Что, без клавиатуры не выходит? – раздался ехидный смешок Лотты.

– Теплый душ, температура 40 градусов, – громко произнесла она в сторону потолка и шагнула под струю, оттеснив Сергея к стене.

– Потереть спинку? – игриво спросила девушка, прижимаясь к нему телом, ставшим под струей теплой воды бархатистым. Горячие руки скользнули по бедрам, прошлись по низу его живота.

– Это не уже не спинка, – попытался пошутить в ответ Сергей, но голос предательски осип, слова были почти не слышны в шуме воды. Он неловко повернулся к Лотте, взял ее за плечи. Она смотрела на него снизу вверх, серые глаза казались бездонными. Сердце куда-то провалилось. На Сергея накатила волна дикого желания…

– Слушай, мне бы на работу надо заскочить, – глянув наконец на настенные часы, сказал Сергей.

– Сегодня же воскресенье! – попыталась остановить его Лотта.

– Да знаю, – немного раздраженно бросил он. – Работа такая, черт ее возьми! Надо забежать, проверить, как там и что. Я же сисадмин. Это управленцы живут по графику. А мы – незаметные серые ослики, крутим колесо день и ночь. И кормят нас, пока вода течет непрерывно.

Девушка засмеялась. Смех ее звучал удивительно мелодично.

– Мы в пригороде. Возьми ключи. Синий «Меркурий». Машину оставишь у бара, бармен за ней присмотрит. Завтра заберу.

– Спасибо. – он взялся за ручку двери.

– Позвонишь? – немного грустно улыбнулась Лотта, старательно делая вид, что спрашивает из вежливости.

– Конечно. Обязательно. – Сергей чмокнул подставленную щеку и улыбнулся. – Пока, Лотта. У тебя правда красивое имя.

Она кивнула в ответ:

– Пока, Серж.

4.

Сидя в стильном темно-синем «Меркурии», Сергей почти не ощущал движения. Откинувшись на спинку сиденья, он рассеянно глядел на мелькавшую вдоль шоссе полосу леса.

– Время прибытия? – уточнил он у автопилота.

– Расчетное время въезда в Джорджтаун – 13:45. Расчетное время прибытия к административному корпусу корпорации «Стилус» – 14:05, – солидным, под стать автомобилю, баритоном отозвался автопилот.

– Лотта. Действительно, красивое имя … – Сергей мечтательно зажмурился.

Расслабился, и хватит – он попытался в очередной раз прийти в себя. Девочка из компании Джима, этим все сказано. Отдохнули и разбежались – и снова представлял ее серые глаза, ощущал горячие прикосновения ее бедер…

Мелькнул плакат «Добро пожаловать в Джорджтаун». Машина влилась в городской поток и, лавируя на перекрестках, направилась к центру города. Административный корпус компании располагался почти в самом центре, напротив парка с теннисными кортами и полями для игры в гольф. До него оставалось проехать всего пару кварталов, когда автопилот сообщил:

– Мы остановлены дорожной полицией. Пожалуйста, приготовьте документы и оставайтесь на месте до прибытия офицера полиции.

Бело-серый приземистый «Форд-Капоне», сияя мигалками, обогнал машину Сергея и перегородил дорогу. Тучный немолодой полицейский в рубашке с расстегнутым воротом, придерживая кобуру, постучал в дверцу.

– Пожалуйста, сэр, предъявите ваше удостоверение и документы на машину.

– Добрый день. Пожалуйста, офицер, – Сергей протянул свою идентификационную карту.Сканер в руках полицейского тихо пискнул.

– Господин Пи-е-тровский? Пожалуйста, документы на машину. – Коп смотрел куда-то мимо Сергея.

– Мне ее дали на время.

– Кто?

– Хозяйка.

– Ее фамилия?

– Офицер, я знаю только имя. Ее зовут Лотта. Она живет в пригороде. Я расстался с ней чуть больше получаса назад. Вы можете ей позвонить.

– Понятно. Пожалуйста, выйдите из машины. – Перед капотом возник второй полицейский, облаченный в глухой бронежилет и с коротким карабином в руках. Сквозь синевато поблескивающее бронестекло шлема смутно виднелось худощавое лицо.

– Сэр, мы не хотим осложнений. Пожалуйста, выйдите из машины и положите руки на капот. Надеюсь, это недоразумение быстро разрешится.

– Конечно, офицер, – Сергей выбрался на тротуар и послушно расставив ноги, дал себя обыскать.

Сзади подкатился массивный оранжевый эвакуатор и начал сноровисто затягивать «Меркурий» на свою грузовую платформу.

– Сэр, вы временно задержаны по подозрению в угоне, – молодой полицейский застегнул на запястьях Сергея легкие пластиковые наручники. – Вам придется проехать с нами.

Задняя дверца «Форда» захлопнулась за Сергеем.

– Не дергайся, парень, – подмигнул с переднего сиденья пожилой коп. – Разберемся.

Взвыв сиреной, «Форд» рванул с места.

Камера, куда поместили Сергея, напоминала отсек космического корабля. Овальная металлическая дверь, тихо скользнувшая на место, как только его втолкнули внутрь, только дополняла это ощущение. Низкий полукруглый потолок со светящимся матовым плафоном, глубокое овальное кресло, прикрученное к полу в центре помещения. Окон нет. На месте двери – едва заметная щель. Напротив, в небольшой стенной нише – крохотный белый унитаз под металлической раковиной.

Сергей колупнул пальцем серую поверхность стены. Она оказалась неожиданно упругой и теплой. Попробовав ходить по камере, он быстро оставил это занятие – мешало массивное кресло. При желании можно было протиснуться мимо него боком, но и только. Сев в кресло, он вытянул ноги и задумался.

Интересно, какого черта и что происходит? Какой угон? Почему ему не дали позвонить Лотте? Одного ее слова было бы достаточно, чтобы все разъяснилось. И почему его посадили в одиночную камеру? Насколько Сергей мог судить о таких вещах, временно задержанных скопом помещали в «обезьянник» – большое помещение со скамьей и решетчатой стеной, которое они прошли, минуя комнату дежурного, – а потом по одному вызывали на допрос и составляли протокол. Кроме туманного «Разберемся, парень», никто так и не удосужился ничего ему сообщить. Прямо из машины, мимо равнодушного дежурного его провели по коридору, отобрали часы, бумажник, документы, сняли наручники и втолкнули в камеру. На все вопросы – тычок в спину от идущего сзади копа.

Прошло почти три часа. Спину ломило от неудобной позы. Голова нещадно болела. Желудок свело от голода. Чашка кофе натощак – не слишком сытный завтрак. Подойдя к двери, Сергей попробовал постучать. Кулак упруго бился о серый изоляционный материал, почти не производя шума.

– Дьявол, они про меня забыли, что ли? Эй, кто-нибудь! Есть кто живой?

– Есть, есть, – отозвался где-то под потолком невидимый голос. – Чего орешь-то?

– Есть хочу. Требую адвоката. И я имею право на один звонок. – Сергей задрал голову, пытаясь увидеть глазок камеры.

– Ты чего, книг начитался, парень? – Голос звучал удивленно. – Есть тебе не положено – ты задержанный, а не арестованный, тебя пока в разнарядке нету. А что касаемо адвоката – будет тебе адвокат. Утром, на суде. А сейчас сиди тихо и радуйся, пока Стетсон о тебе не вспомнил.

– Какой еще, на хрен, Стетсон! Вызовите адвоката! Дайте мне позвонить! Почему меня не допросили? – зло проорал Сергей в потолок.

– Блин, а ты упертый. Ну, смотри, тебе виднее. – Голос пропал.

Попинав невидимую дверь и отбив ногу, Сергей снова уселся в кресло.

– Встать! Руки за спину. Отойти от двери, – ожил динамик.

Дверь съехала в сторону. В проеме, поигрывая шоковой дубинкой, стоял тот же пожилой коп, что задерживал Сергея.

– Говорят, тебе неймется, – ухмыльнулся он. От его былого добродушия не осталось и следа. Снова стянув руки Сергея мягкими пластиковыми наручниками, он резко дернул его в коридор.

– Пошли, милок. Говорить будем.

От мощного тычка в спину Сергей едва не растянулся на полу.

– Ты давай полегче, – вызверился он, и тут же боль от удара шоковой дубинкой заволокла глаза красной пеленой. Помотав головой, Сергей оперся плечом о стену.

– Делай, что говорят, парень, и все будет хорошо, – посоветовал коп, недобро прищурившись. – Давай вперед.

Они поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Просторный зал был разгорожен стеклянными перегородками. На некоторых из них висели горизонтальные жалюзи. Пахло несвежим бульоном для подкормки нейросети и почему-то пыльными бумагами.

– Блин, прямо как в старом кино, – подумал Сергей.

За одним из столов, прихлебывая кофе из большой кружки и не обращая внимания на вошедших, свободной рукой тыкал по клавишам полицейский в расстегнутой форменной рубахе.

– Садись, – Стетсон втолкнул его в ближайший стеклянный закуток.

Усевшись напротив, коп внимательно посмотрел на Сергея.

– Не знаю, на что ты надеешься, парень, но в твоем положении я бы вел себя потише. Я посмотрел твое дело. Ты окончил колледж, вроде не чета уличной шпане. Проблем с полицией у тебя не было, может, и выкрутишься, если повезет. А будешь бузить – пришью статью о сопротивлении при аресте и загремишь на полную катушку. Понял? – взгляд полицейского буравил глаза.

– В моем положении? – переспросил Сергей. – В каком еще положении? За что меня задержали?

Полицейский щелкнул клавишей компьютера. Поиграл клавиатурой. Развернул пластинку монитора в сторону Сергея.

– В каком положении? В дерьмовом положении, дружок. Вот заявление хозяина машины, на которой тебя задержали, об угоне. Вот акт экспертизы о наличии твоих отпечатков по всему салону. Вот фото автоматических камер на въезде в город, где ты четко виден за рулем. Вот показания свидетелей, присутствующих при твоем задержании. Вот запись твоего задержания, где ты врешь, что одолжил машину. – заскорузлый палец тыкал в сенсорный экран, выдергивая все новые и новые документы.

– Я могу позвонить адвокату? – спросил Сергей.

– Сколько угодно. Можешь даже звякнуть в «Стилус», вдруг твой шеф расщедрится и отправит тебе юриста компании. Это будет всяко лучше того похмельного неудачника, которого тебе предоставят бесплатно. Только я тебе вот что скажу: херня это все, парень. Знаешь, что тебе светит за угон? Три года принудительных работ. Если твой адвокатишка расстарается и выдавит из судьи слезинку-другую, может тебе и скостят годик. Только такому, как ты, там и года хватит. Знаешь, что такое принудительные работы?

Сергей кивнул. Принудительными работами на планете Джорджия называлась банальная каторга, на которой заключенные по двенадцать часов в день работали в шахтах на Южном материке. Поговаривали, что больше трех-четырех лет там не выживал никто.

– Потом, если сдюжишь и не выхаркаешь свои легкие, – продолжал полицейский, – поражение в правах. Ты не сможешь голосовать, тебе запретят проживание в крупных городах, о теплой работе тоже можешь забыть. Такие, как ты, остаток жизни работают на уборке урожая, а в межсезонье пропивают свои гроши в дешевых забегаловках.

– Может, хватит, офицер? – Сергей откинулся на спинку стула. Наручники сдавливали запястья, мешали сидеть. – Пишите, что положено, и не читайте мне сказки. И вызовите адвоката.

– Я тебе не офицер, парень. Это дерьмо оставь для патрульных мальчиков. Я – сержант, и фамилия мне Стетсон. Ясно?

– Ясно. Стетсон – это такая шляпа с полями. Для ковбоев. – Сергей ухмыльнулся.

Стетсон покивал, молча глядя на него своими умными глазами.

– Хорошо держишься, дружок. Ничего, скоро пройдет, – он улыбнулся одними губами. Глаза его при этом остались серьезными. – Ладно, давай закончим с этим. Фамилия?

– Петровский.

– Имя? – сержант, быстро колотя по клавишам компьютера, начал составлять протокол.

5.

Ночь он провел, скрючившись в кресле той же камеры. Спать в нем было невозможно, и всю ночь Сергей балансировал в зыбком полусне-полубреду, то и дело пытаясь устроиться поудобнее. Под утро, с трудом продрав покрасневшие глаза, он умылся холодной водой из раковины, пригладил волосы, и крикнул, обращаясь к потолку:

– Эй, на вахте! Долго еще ждать?

– Недолго, родной, недолго, – издевательским голосом ответил динамик. – Сейчас Стетсон допьет кофе и повезет тебя к началу новой жизни.

Компания действительно предоставила Сергею своего адвоката, чем изрядно удивила его. Он и не знал, что за неполный год работы успел так укрепиться в постоянно меняющемся коллективе. Час работы юриста компании стоил больше недельного жалования Сергея.

– Снимите с моего подзащитного наручники, – сразу же потребовал адвокат – коротконогий упитанный живчик в хорошем сером костюме и золотых очках. – Он не сопротивлялся при аресте и не представляет опасности для общества.

Стетсон пожал плечами и молча сдернул с запястьев Сергея ненавистный кусок пластика. Адвокат присел на скамейку в коридоре суда и начал знакомиться с делом, быстро пролистывая документы на экране органайзера. «Так, так, интересно», – временами бормотал он и поглядывал на Сергея.

Очередь в суд продвигалась быстро. Каждые пять-десять минут из зала выводили очередного бедолагу.

– Ну что? – спрашивали его из очереди.

– Год каторги…

– Полгода тюрьмы …

– Три года…

– Отмазался… – счастливчика проводили восхищенным свистом.

Сергей внезапно ощутил, что ни адвокат компании, ни сам господь бог не смогут вытащить его из этой переделки. Если вчера происходящее казалось ему недоразумением, способным разрешиться за час-другой, то сейчас, стоя у дверей в зал суда и производя нехитрый подсчет, он понял – все, что говорил сержант, реально. Статистика решений судьи говорила сама за себя. Он понял, что этот мир, каким он привык его воспринимать, кончается, и начинается другой, чужой и страшный, здорово смахивающий на ад.

Все дело было в том, что процветание Джорджии основывалось на богатейших залежах трансурановых руд. Городок Эскудо в экваториальной части материка Южный, где были сосредоточены залежи, по сути, представлял собой большой вахтовый поселок. Тем не менее, именно он являлся основой экономики планеты с двадцатимиллионным населением. Вереницы большегрузных транспортов круглосуточно доставляли руду с шахт на обогатительные фабрики. Оттуда обогащенная руда челноками поднималась на орбиту, после чего развозилась на промышленные планеты огромными автоматическими грузовозами. В этой отлаженной цепочке было лишь одно слабое звено – катастрофическая нехватка рабочей силы на участках добычи. Проблема решалась с циничной простотой – транспорты с осужденными на «исправительные работы» шли на Джорджию непрерывной цепочкой. Таким образом, убивались сразу два зайца – правительства имперских планет избавлялись от необходимости содержать огромные исправительные заведения, а компания «Стилус», являющаяся основным игроком на рынке добычи, получала практически даровую рабочую силу. Смертность среди заключенных была такова, что через несколько лет выживали единицы. Именно такие «исправительные работы» подразумевались при любом приговоре. Планета Джорджия поедала расходный материал со скоростью в несколько десятков тысяч душ ежегодно. Судя по всему, Сергею предстояло вскоре пополнить эту бесконечную цепочку.

Заметив его состояние, Стетсон поманил Сергея пальцем.

– Не хочется туда? – сержант кивнул на двери, куда в это время вводили очередную жертву – немолодого уличного торговца наркотиками.

– А есть выбор? – скептически хмыкнул Сергей.

– Выбор есть всегда, – Стетсон достал из папки тонкую пачку листов, заполненных убористым текстом и украшенных имперскими орлами.

– Слушай, парень. Согласись, глупо из-за прихоти смазливой сучки харкать кровью в шахте. Так и быть, я готов тебе помочь. Это – стандартный трехлетний армейский контракт. Полное обеспечение и прочая туфта… У меня друг на базе Форт-Дикс. Подпиши контракт вчерашним числом, я звякну ему, и по старой дружбе он мне не откажет.

– А что это изменит? – Сергей удивленно рассматривал пачку, которую протягивал ему сержант, от волнения не догадываясь прочитать хотя бы один лист.

– Ты что, тупой? Военные не в нашей юрисдикции. Мы не имеем права задержать вояку, даже если он укокошит половину города. Можем послать им запрос, но что с ним сделают потом – одному богу известно. Могут и расстрелять, но обычно они своих не выдают.

– И трубить потом за Императора?

– Всяко лучше, чем уран в тачках возить, – парировал сержант. – К тому же, после того, как подписал контракт, в трехдневный срок ты можешь передумать и отказаться.

– Молодой человек, – оказывается, юрист давно и внимательно следит за их диалогом, – не хочу на вас давить, решение принимать вам, но все же я советовал бы прислушаться к словам офицера.

– Я сержант, – поправил адвоката Стетсон.

– Тем более, – согласился юрист. – Дело не в моей премии, хотя она, в случае вашего освобождения, естественно выше…

– Еще бы, – хохотнул Стетсон.

– Однако этот вариант, – адвокат проигнорировал сержанта, – пожалуй, единственное, что я вам могу порекомендовать в вашем положении. Правда, я хотел бы сначала ознакомиться с документом…

-Исключено. Да или нет, и быстро, – Стетсон достал полицейский коммуникатор. – Пока я найду своего друга, пока втолкую ему суть дела, пока он состряпает запрос… – сержант выразительно посмотрел на быстро уменьшающуюся очередь.

– Ну?

– Давайте ваш контракт.

– Это не мой контракт, – сержант щелкнул ручкой, – это твой контракт, дружок. С тебя пиво. Ты еще благодарить меня будешь.

Сергей склонился над скамейкой, и начал подписывать лист за листом.

– Ну вот, – коп быстро пробежал глазами подписанные листы, – поскучайте тут без меня.

Он отошел к окну, быстро набрал на коммуникаторе номер.

– Говорит сержант Стетсон из полицейского управления Джорджтауна. Соедините меня с сержантом Крэком из кадрового отдела. Хорошо, жду… Алло, привет Джек, это Стетсон. Как дела? И у меня отлично… У меня тут новенький… Ага, горит желанием… Да, подписал… Конечно… Нет, ничего серьезного, но ты лучше поторопись. Да, диктую: Сер-гей Пет-ров-ский… Да, через "е"… Записал? Тогда бывай, до встречи.

Коммуникатор в руках сержанта пискнул, когда Сергея уже вводили в зал. Стетсон просмотрел сообщение и протянул коммуникатор адвокату.

– Ваша честь, – начал тот, – произошла ошибка. Только что в управление полиции поступил запрос с военной базы Форт-Дикс. Господин Петровский является имперским военнослужащим и командование его части требует передать задержанного в их ведение.

– Все верно, сержант? – качнув париком, судья повернул голову к полицейскому, занявшему место свидетеля.

– Да, ваша честь, – сержант поднялся, комкая в руках фуражку, – запрос пришел через официальный канал.

Судья стукнул молотком:

– Следующий…

6.

При выходе из здания суда сержант вновь надел на Сергея наручники.

– Мало ли что тебе в голову придет на радостях, – невнятно пробурчал Стетсон.

– И что теперь?

– Обязан выполнить запрос вояк. Отвезу тебя в Форт-Дикс и бывай, – полицейский захлопнул за Сергеем дверцу.

Двадцать километров до военной базы промелькнули быстро. Всю дорогу коп молчал, изредка поглядывая на Сергея в зеркало заднего вида.

– Зачем вы это делаете, сержант? – спросил Сергей, когда машина остановилась у решетчатых ворот базы.

– Считай, что из любви ближнему, – уклонился от ответа Стетсон и подал подошедшему часовому свою карточку.

Солдат в броне и с тяжелой винтовкой поперек груди махнул рукой своему напарнику.

– Проезжайте, сэр, вас ожидают. Второй поворот направо, корпус C-2.

Ворота отъехали в сторону. Машина покатила по чистенькой бетонной аллее, обсаженной хвойными деревьями. Над аллеей, оглушительно грохоча выхлопами, низко прошел покрытый камуфляжными пятнами вертолет, с плоским брюхом, прикрытым ракетными подвесками. Сергей невольно проводил его взглядом.

У входа в блочное двухэтажное здание машину встретил здоровенный, затянутый в оливково-зеленую форму армейский сержант. Стетсон вышел из машины, пожал сержанту руку. Они о чем-то коротко поговорили, затем полицейский передал вояке пачку подписанных Сергеем бумаг. Взамен сержант достал из нагрудного кармана розовую бумажку, подозрительно похожую на чек.

– Приехали, – Стетсон помог Сергею вылезти из машины, расстегнул наручники.

– Бывай, дружище, – он хлопнул Сергея по спине, сел в машину и дал газу.

Сергей растерянно стоял перед сержантом, чувствуя себя сильно не в своей тарелке. Тот, слегка покачиваясь с пяток на носки и заложив руки за спину, с высоты своего роста внимательно рассматривал Сергея.

– Поди, Стетсон сказал, что я его старый друг? – в голосе сержанта отчетливо слышалась насмешка.

– Ну да.

– И, наверное, про то, что контракт можно расторгнуть в течение трех дней, тоже говорил? – здоровяк уже откровенно скалил зубы.

– Было дело.

– Ну, так ты на это насри, парень. Ты теперь в армии, и я не советую тебе даже заикаться про это дерьмо. Сразу загремишь в дисбат. А это, братец, такая штука, что по сравнению с ним ваша гребаная каторга – санаторий. Понял? – улыбка сержанта исчезла.

– Понял, – хмуро ответил Сергей.

– Сэр…

– Что? – переспросил Сергей.

– Обращаясь к старшему по званию, надо добавлять «сэр», сынок, – сказал сержант и коротко, без замаха, ударил Сергея под ребра.

Выехав за ворота базы, Стетсон пощелкал кнопками коммуникатора.

– Полицейское управление Джорджтауна. Здравствуйте, мисс. Вы хозяйка автомобиля «Меркурий» номер ZXD-2345? Отлично. Потрудитесь получить вашу машину на полицейской стоянке – вчера она была арестована за неправильную парковку. Всего доброго, мисс.

7.

Взвод молодого пополнения стоял на плацу и слушал речь невысокого плотного майора в пятнистой полевой форме и высоких шнурованных ботинках. Новобранцы были выстроены вдоль красной линии, поставив ноги на отштампованные на бетоне желтые отпечатки. Новые, еще необмятые, темно-зеленые комбинезоны мешковато топорщились из-под ремней амуниции. За спиной майора навытяжку стояли четыре сержанта-инструктора. Соседом справа у Сергея оказался коренастый парень ярко выраженной латиноамериканской наружности с бегающими глазками и смешно торчащими из-под кепи большими ушами. Слушая майора, он то и дело презрительно ухмылялся и переминался с ноги на ногу. Слева, словно каменный, застыл невысокий японец неопределенного возраста.

– Я – командир вашего батальона майор Грин, – голос майора звучал негромко и сухо. – Теперь все вы – бойцы мобильной пехоты имперской армии. Что бы ни привело вас сюда, отныне вы – члены одной большой семьи. Вы неподсудны гражданскому суду, на вас не распространяются законы и правила государства, на территории которого будет расквартирована ваша часть. С вас будут сняты все обвинения, предъявленные вам до поступления на службу, за исключением обвинений в преступлениях против империи.

При этих словах по взводу прошло легкое шевеление. Сосед справа снова криво ухмыльнулся.

– Хочу, чтобы вы сразу и навсегда прониклись пониманием того, что вы будете членами армии весь срок контракта. Полностью. Прервать контракт досрочно можно только одним способом – умереть. Если до окончания срока контракта вы получите увечье, не позволяющее выполнять ваши служебные обязанности, вы будете переведены на другую должность и снова продолжите службу. Если погибнете при выполнении приказа, ваши родные получат компенсацию и ваше жалование за весь оставшийся срок контракта. Если вы погибнете при нарушении устава и воинской дисциплины, вас похоронят за счет армии, но и только. Дезертирство, самовольные отлучки караются смертью. Ваш закон отныне – приказ вашего командира или, в его отсутствие, старшего по званию или должности. Он распоряжается вашей судьбой, он решает – жить вам дальше, или умереть. Его приказы выполняются быстро и беспрекословно. Наказание за невыполнение приказа назначает сам командир. – Строй замер, словно слушая свой приговор. Казалось, даже ветерок перестал шевелить траву на газоне вокруг плаца. Сосед-латиноамериканец уже не ухмылялся и только напряженно сопел, хмуря брови. Сосед слева, кажется, так и не шевельнулся ни разу, напоминая застывшую узкоглазую статую Будды.

А майор продолжал так же размеренно, будто вколачивал гвозди:

– За семь месяцев службы вам предстоит пройти обучение в учебном взводе. За время обучения вы пройдете общевойсковую подготовку и освоите воинскую специальность. Размер вашего денежного содержания будет зависеть от результатов учебы. По окончании учебного курса вас распределят в боевые подразделения, согласно полученным специальностям. Желающие смогут продолжить обучение в учебном центре для повышения своей квалификации или для присвоения следующего звания. Во время прохождения учебы увольнения в гражданские населенные пункты будут запрещены. С этого дня армия берет вас на полное обеспечение. Просто делайте, что должны, и армия даст вам все, в чем вы нуждаетесь. Забудьте все, о чем вы думали на гражданке. Забудьте, кем вы были. С сегодняшнего дня ваша биография начинается заново. Ваш командир даст вам новое имя. Оно станет вашим на весь срок службы, будет вашим позывным и официальным идентификатором во всех документах, – майор помолчал, оглядывая притихший строй. – Представляю вам вашего командира. Штаб-сержант Кнут!

Один из стоящих сзади сержантов шагнул вперед:

– Сэр!

– Они ваши, – майор кивнул сержанту, повернулся и пружинисто зашагал по плацу. Но вдруг остановился и обернулся: – Да, чуть не забыл.

– Сэр! – вновь вытянулся сержант.

– Хочу дать вам маленький совет, мои юные друзья, – майор насмешливо улыбался, перебегая взглядом с одного напряженного лица на другое, – не советую вам злить вашего командира, особенно в первые дни. Мне случалось служить с солдатами, у которых в документах были проставлены довольно необычные имена. Как вам, к примеру: рядовой Сморчок? А как вам это: рядовой первого класса Девочка? Подумайте над этим, – майор махнул сержанту рукой и зашагал прочь.

8.

Жизнь военных в империи всегда была окутана ореолом мрачноватой таинственности. Никакие демократические институты не имели над ними силы. Никакая пресса, ссылаясь на свободу слова, не могла заставить военного чиновника дать комментарий по поводу действия или бездействия армии в той или иной ситуации. Ни один полицейский, судья или чиновник не имели власти даже над последним рядовым – самым крохотным винтиком огромной и отлаженной военной машины. Армия принадлежала обществу – и существовала вне его.

Военные жили в своих городках при военных базах, отгородившись от мира заборами с колючей проволокой. Их обслуживали собственные электростанции, прачечные, магазины, рестораны. Их обеспечивали всем, в чем они нуждались в соответствии с действующей в данный момент военной доктриной. Они игнорировали запросы сеймов, дум, парламентов и прочих законодательных образований государств и планет, входящих в состав империи. Они имели собственные спецслужбы и собственных платных осведомителей во всех слоях общества. Они подчинялись только Генеральному штабу. Генеральный штаб подчинялся только Императору. Армия была скальпелем – острым, закаленным и послушным инструментом в его руках.

Об армии постоянно ходили слухи. Порой нехорошие и дурно пахнущие. Чистенькие старушки в сквериках страшным шепотом рассказывали друг другу о сумасшедших солдатах, зверски изнасиловавших женщину в соседнем городке (местечке, районе) и убивших всю ее семью (всех соседей, всех детей в соседнем детском саду).

Об армии ходили легенды. Старшеклассники на переменах рассказывали друг другу, как эсминец (фрегат, крейсер, линкор) такой-то в одиночку бился с неприятельской эскадрой до подхода главных сил и погиб, защищая планету (катер с детьми, пассажирский лайнер с беженцами).

О ней говорили много и не знали почти ничего. Ее побаивались. Ее поругивали – осторожно и негромко, несмотря на отсутствие репрессий и демократичное законодательство. Ее рекрутские пункты, увешанные красочными плакатами, обычно пустовали. В нее шли, когда было некуда деться, когда на хвосте висела полиция, когда жить на пособие по безработице становилось невыносимо. В нее шли, чтобы начать жизнь заново. В ней служили поколениями, семьями и родами.

В колледже, где учился Сергей, в студенческой среде модно было считать военных узколобыми тупицами. Некоторые преподаватели поддерживали эти настроения, позволяя себе недвусмысленные высказывания во время лекций. Об армии Сергей знал только то, что было написано в учебниках для краткого общеобразовательного курса истории империи.

Действительность опрокинула все его представления. О жизни вообще и об армии в частности.

9.

Штаб-сержант Кнут, жилистый, как канат, и черный, как ночь, медленно прохаживался перед строем, заложив руки за спину. Три сержанта по-прежнему неподвижно стояли за его спиной.

– Для начала мы познакомимся поближе. Заодно я распределю вас по отделениям, – Кнут внимательно вглядывался в лица.

– Ты, – палец сержанта неожиданно уперся в грудь вздрогнувшего бойца.

Солдат молча вытянулся, растерянно моргая.

– Когда старший по званию обращается к солдату, тот должен встать по стойке «смирно» и представиться, добавив слово «сэр», – сержант повысил голос, обращаясь ко всему взводу.

– Ты! – сержант снова уткнул палец в грудь солдата.

– Рядовой Рэт, сэр! – голос солдата дрожал от волнения.

– Ты знаешь, английский язык, солдат? – сержант буравил солдата немигающим взглядом коричневых, навыкате глаз.

– Нет, сэр, – растерянно ответил солдат.

– В армии нет слов «да» или «нет», – снова обращаясь ко всему взводу, повысил голос сержант, – В армии говорят «так точно, сэр» и «никак нет, сэр».

– Итак, повторяю вопрос: ты знаешь английский язык, солдат?

– Никак нет, сэр! – бойко отчеканил оправившийся от волнения солдат.

– Тогда я тебе переведу на общеимперский, что означает твоя фамилия, дружок. В переводе с английского она означает «крыса». Итак, Крыса, ты в первом отделении.

– Так точно, сэр!

– Ты! – сержант остановился перед следующим солдатом.

– Рядовой Грунский, сэр!

– Лях, второе отделение. – сержант шагнул дальше.

– Так точно, сэр!

– Ты!

– Рядовой Андерсон, сэр!

– Сказочник, второе отделение.

– Ты! – сержант уставился своим немигающим взглядом в лицо Сергею.

– Рядовой Петровский, сэр!

– Поляк?

– Никак нет, сэр! Русский!

– Первое отделение.

– Так точно, сэр!

– Ты… Ты… Ты… – сержант быстро шел вдоль строя.

– Командир первого отделения, – Кнут снова вышел на середину строя, – сержант Лихач.

– Есть, сэр! – Белобрысый круглолицый сержант вытянулся перед строем.

– Командир второго отделения – сержант Бахча. Командир третьего отделения – сержант Мосол. Взвод, построиться!

Сержанты перебежали красную линию, начали торопливо расталкивать по росту бестолково суетящихся новобранцев.

– Сэр, первое отделение построено!.. Сэр, второе отделение построено!.. Сэр, третье отделение построено!.. – понеслись над плацем доклады сержантов.

– Взвод, смирно! – Кнут подобрался, его голос набрал силу, пробирал до дрожи. – Мы – мобильная пехота. Танкисты, морпехи, пехота и прочая пена трындят о том, что бог любит только их. Я заявляю ответственно – это полный гон. Мы первыми спускаемся с небес, чтобы забить первый гвоздь в крышку гроба врага. Пока остальные еще только ползут к месту боя, мы уже умываемся кровью и отправляем в ад свежие души. Ощущайте свою принадлежность к мобильной пехоте всегда, и у вас никогда не будет проблем.

– Итак, для начала я хочу, чтобы вы усвоили несколько простых вещей, – штаб-сержант заложил руки за спину и медленно поводил головой из стороны в сторону, перебегая взглядом по напряженным лицам, – Первое: чтобы вам ни плели про армию на гражданке – это вранье. В армии не принято издеваться над подчиненными, во всяком случае, без причины. Здесь нет садистов и мазохистов. Вы делаете, что вам говорят, я делаю вид, что меня нет. Вы не делаете, что вам говорят, я делаю все, чтобы вы сделали все как надо. Второе: отныне и до окончания контракта ваша жизнь вам не принадлежит. Вы – инструмент в руках Императора. Император знает, как его использовать и доверяет мне уход за ним. Я сделаю из вас хороший инструмент. Худой будет откормлен, толстый – похудеет, хилый станет здоровым. Вы не имеете права портить этот инструмент под страхом смерти или мешать мне в его улучшении. Третье: вы – не люди. Вы – машины для убийства. Забудьте всю чушь, которой вам засирали голову до сих пор. Армия – это коллектив, созданный для того, чтобы убивать врагов. Я сделаю из вас идеальных убийц. Убить человека для вас станет так же легко, как раздавить клопа на своей заднице. Принять смерть для вас будет проще, чем чихнуть. Четвертое: вы будете ненавидеть всех и каждого. Вы будете ненавидеть меня, себя, соседа по кубрику – всех! Вы будете готовы убить того, на кого я укажу, вне зависимости от того, кем он вам приходится и без малейших колебаний. У вас не будет друзей, у вас не будет привязанностей. Того, кого ненавидишь, легче убить. Пятое: вы – часть семьи. Ваши семейные узы крепче, чем у сицилийской мафии. Где бы вы ни были, в каком бы положении ни находились, невзирая ни на что, вы должны прийти на помощь члену своей семьи, в каком бы звании он ни был. Вы должны помогать ему даже с риском для своей задницы, кроме случаев, когда это противоречит приказу. Вы можете ненавидеть его, но вы не имеете права оставить своего родича в опасности. Шестое: вы – единый организм. Если не выдержали руки – умирает все тело. Если не выполнил задачу один – умирают все. Думайте об этом, когда решите, что у вас не получается. Зачет всегда принимается по последнему результату. Не справился один – наказывается все подразделение. Седьмое и последнее: вы еще не солдаты. Вы – черви. У вас нет прав, желаний, забот. У вас есть только я – ваш господь бог. И в эти полгода я и только я решаю вашу судьбу. Помните это. Вольно!

– Сэр, у меня вопрос! – выкрикнул из строя бывший сосед Сергея латиноамериканец. – Я здесь по ошибке, я подписал этот контракт не читая. Я не подписывался на такие условия. Я хочу расторгнуть контракт.

– Сержант Мосол, – Кнут, казалось, не слышал вопроса.

– Сэр! – плечистый сержант шагнул из строя и вытянулся, глядя пустым взглядом прямо перед собой.

– Вы давали вашему бойцу разрешение говорить в строю? – голос Кнута звучал ровно и отстраненно.

– Никак нет, сэр! – выкрикнул Мосол.

– Объясните солдату правила поведения в строю. – Кнут, похоже, потерял интерес к происходящему, сосредоточенно счищая невидимую пылинку с петлицы мундира.

– Есть, сэр! – сержант подскочил к нарушителю. – Выйти из строя! Фамилия!

Солдат нехотя сделал шаг вперед.

– Гутиерос.

– Рядовой Гутиерос! – прошипел сержант.

– Я не рядовой. Я здесь по ошибке, – упрямо набычился латинос.

Неожиданным и почти неуловимым движением сержант подсел на бетон и стремительной подсечкой рубанул по ногам солдата. Тот рухнул навзничь и с размаху впечатался спиной и затылком в бетон плаца. Стремительно взметнувшись, сержант обрушил тяжелый ботинок на грудь упавшему. Солдат захрипел, пытаясь протолкнуть в себя воздух.

– Встать! – дыхание сержанта даже не сбилось, голос звучал ровно и слегка приглушенно.

Солдат продолжал корчиться на бетоне, не в силах вздохнуть.

Ботинок сержанта врезался ему в бок. Тело подбросило в воздух.

– Я буду пинать тебя, пока ты не сдохнешь, или пока не встанешь, – ботинок снова врезался в тело.

С мутными от боли глазами, Гутиерос с трудом встал на четвереньки, затем медленно поднялся. Его шатало, как пьяного. Взвод не дышал.

– Фамилия!

– Рядовой Гутиерос…

Кулак с хрустом ударил его под ребра. Рухнув на колени, солдат запузырил на губах кровавую слюну. Кнут справился с соринкой и теперь безмятежно смотрел вдаль.

– Когда отвечаешь старшему по званию, надо добавлять «сэр», – Мосол рывком за воротник поставил солдата на ноги. – Тебе ясно?

– Так точно, сэр! – прохрипел Гутиерос.

– Запомни: отныне ты будешь говорить, только когда я тебе разрешу. При любых обстоятельствах. Только я! Имя тебе – Молчун! – сержант вопросительно оглянулся на Кнута. Тот утвердительно кивнул.

– Так точно, сэр! – судорожно сглатывая, выдавил Гутиерос. Кровь из разбитого затылка заливала ему шею, просачивалась за воротник.

– Фамилия! – снова выкрикнул сержант в лицо Молчуну.

– Рядовой Молчун, сэр! – отчаянно выкрикнул тот.

– Встань в строй, солдат.

– Есть, сэр! – Молчуна подхватили под руки, чтобы не дать ему упасть.

– Сэр, ваше приказание выполнено! – вытянулся Мосол.

Штаб-сержант кивнул. Мосол прыгнул в строй, снова замер.

– Есть здесь еще попавшие в армию по ошибке? – спросил Кнут.

– Так точно, сэр! – Сергей вытянул руки по швам. На него удивленно оглядывались.

– Выйти из строя! Фамилия!

– Рядовой Петровский, сэр! – четко выкрикнул Сергей.

Кнут подошел ближе, остановился, медленно, сантиметр за сантиметром, как редкое насекомое, разглядывая Сергея.

Сергей старательно таращился в пустоту перед собой. Под мышками выступил холодный пот.

– Ты что, тупой, Петровский? – штаб-сержант склонил голову набок.

– Никак нет, сэр! – выкрикнул прямо ему в лицо Сергей.

– В твоем медицинском досье лежит положительное заключение от психиатра. Значит, ты действительно не тупой… – задумчиво продолжал Кнут.

– Тебя били, когда ты подписывал контракт? – внезапно спросил он.

– Никак нет, сэр! – озадаченный Сергей не успевал за ходом мысли сержанта.

– Тогда почему ты его подписал? – почти ласково спросил штаб-сержант.

– Обстоятельства вынудили, сэр!

– А сейчас, значит, они изменились… Так, так… – Кнут задумчиво покивал головой. – Ты, кажется, будешь большой занозой в моей заднице, умник…

– Никак нет, сэр! – Сергей напрягся в ожидании удара.

– Будешь, будешь… – штаб-сержант прочистил горло. Взвод замер.

– Мы сделаем так, – начал Кнут, глядя Сергею в глаза, – Ты быстренько сбегаешь в кадровый отдел – это недалеко, всего с километр, попросишь там для меня копию твоего контракта, принесешь ее мне и, если укажешь мне в нем пункт, согласно которому не можешь продолжать службу, ты сегодня же покинешь базу. А пока ты развлекаешься, мы со взводом восполним пробел в физическом воспитании. Рядовой Заноза, выполнять, бегом марш! – сержант перешел на крик.

– Есть, сэр! – Сергей сорвался с места и помчался через плац.

– Взвод! Упор лежа, принять! – раздалось за его спиной.

– Раз… Два… Три… – начали отсчитывать отжимания сержанты.

– Долбаный русский – прошипел кто-то в третьем отделении.

– Конец ему, суке, – отозвался кто-то рядом.

10.

Сергей вырос на небольшой русскоязычной планете Новый Урал. Его мать – диспетчер космопорта – рано овдовела. Отец погиб во время пожара в лаборатории научно-исследовательской компании, когда Сергею шел десятый год. Денег по страховке, отложенных матерью, едва хватило на обучение в рамках социальной программы в одном из непрестижных колледжей Екатерининска. В колледже Сергей изучал системы управления нейросетями – основным видом современных компьютерных коммуникаций. Денег отчаянно не хватало. Еще в школе он начал подрабатывать по вечерам, помогая выносить и грузить мусор в одном из недорогих баров по соседству. В колледже смог устроиться на временную работу в библиотеку, где занимался составлением каталогов, писал аннотации к книгам, программировал поисковую систему. К концу третьего курса, Сергей все активней начал применять знания по будущей специальности, участвовал в реорганизации информационной сети колледжа, за что получил благодарность попечительского совета и прибавку к скудной стипендии. Будущая специальность ему нравилась. Нейросети представляли собой причудливый симбиоз из квазиживых тканей и электрических коммуникаций. Передача данных по ним осуществлялась под управлением нервных центров, распределявших нагрузку, определяющих приоритетность и интенсивность потоков. Настройка и управление нейросети требовали не только хороших знаний, но и быстрой реакции, хорошо развитой интуиции. Нейросетевые администраторы были широко востребованы практически на всех планетах Империи, их постоянно не хватало.

Планета Новый Урал не считалась богатой. Ее население численностью около ста миллионов человек, преимущественно славянского происхождения, зарабатывало тем, что продавало знания. Довольно неплохой бизнес для потомков горьких пьяниц и казнокрадов, разбазаривших несколько веков назад крупнейшую земную империю. Сотни тысяч выходцев с провинциальных планет ежегодно приезжали поступать в платные колледжи Нового Урала. Местные расценки за обучение были значительно ниже, чем на центральных планетах, а образование, полученное в русском колледже, признавалось и неплохо котировалось по всей Империи. Стимулируя развитие единственно значимой отрасли планеты, правительство финансировало ряд социальных программ, позволявших собственной молодежи получать образование если и не бесплатно, то значительно дешевле, чем для иностранцев. Выпускников с Нового Урала можно было встретить в любом уголке Империи, но особенно часто и охотно их брали на работу крупные корпорации с окраинных планет. Стоили новоуральские специалисты относительно недорого и часто соглашались работать за умеренную плату там, куда никакими посулами не затянешь жителя цивилизованных миров.

На четвертом курсе в жизнь Сергея пришла Катя. Не избалованный женским вниманием, обычно сторонящийся более богатых однокашников, Сергей не сразу понял, что стройная, обладающая непередаваемым обаянием Катя не просто шутит с ним в студенческой столовой, она откровенно ищет его внимания. Их роман начался мгновенно и, как снежный ком с горы, покатился, стремительно набирая обороты. Катя влекла Сергея. Влекла физически. Она обладала какой-то невероятной, просто необъяснимой сексуальной привлекательностью. Сергей ехал на встречу с ней после работы, они встречались в небольших уютных ресторанчиках, ели острое мясо, запивая его местным сухим вином, танцевали, ходили на спектакли заезжих театральных трупп. Взявшись за руки, подолгу бродили по вечернему Екатерининску. И любили друг друга. Жадно, ненасытно, как будто делали это в последний раз. Они могли делать это в гостинице, в общежитии у Сергея, на летнем пляже, в ночном сквере, везде. Энергия и изобретательность Кати били через край. Сергей пил ее как вино, дышал ею, как воздухом. Они не говорили о любви – они просто были вместе и не представляли, как смогут провести друг без друга хотя бы день.

Катя училась курсом выше Сергея, и закончила колледж на год раньше его. Сергей хорошо запомнил их последнюю встречу. Они сидели в винном погребке, на их столике горели свечи. Небольшой зал окутывал приглушенный свет, шум разговоров затухал в низком сводчатом потолке. Катя была немногословна, думала о чем-то своем, отвечала невпопад. Сергею никак не удавалось ее разговорить. Потягивая из высокого бокала рубиновое вино, Катя неожиданно наклонилась к Сергею, оперлась локтями о стол. Свечи через стеклянные грани бросали на ее лицо красные отсветы, играя на коже причудливыми бликами.

– Знаешь, я не знала, как тебе об этом сказать. Все случилось так неожиданно, – Катя протянула руку, ее длинные пальцы начали теребить ладонь Сергея.

– О чем сказать? – Сергей взял ее ладонь в свою.

– Я должна как-то устраивать свою жизнь. Сегодня мне сделали предложение, – она отставила бокал, убрала руку из ладони Сергея. – В общем, я выхожу замуж.

Он сидел, тупо хлопая глазами. Он ничего не понимал. Еще вчера Катя жарко извивалась в его объятиях, не в силах от него оторваться. Какое еще предложение?

– Ты серьезно? – спросил он, чтобы хоть что-то сказать и заполнить тяжелую паузу.

Катя, не поднимая глаз, кивнула.

– Завтра я уезжаю, – она подняла глаза, ее взгляд был спокойным и серьезным. Совершенно незнакомым.

– С кем?

– Ты его вряд ли знаешь. Он аспирант с кафедры системотехники. У его отца большой бизнес на Новой Каледонии.

– Я понимаю, – внутри у Сергея поднималась злость. Он внезапно почувствовал себя использованной вещью, которую бросают, когда в ней отпадает нужда. – Большой бизнес стоит того, чтобы прыгнуть в постель к большому негру.

– Он не негр, – Катя никак не отреагировала на оскорбительный выпад, – хотя примесь черной крови в нем есть. Да и какое это имеет значение? В общем, я пришла попрощаться. Не хотела уезжать, не повидав тебя.

– Повидала?

– Да.

– Попрощалась?

– Да.

– Значит, все пункты программы выполнены, – Сергей нервными глотками допил вино, махнул рукой официанту, знаком требуя добавки. – Что еще на сегодня в твоем плане?

Катя покусала губы.

– Я встречаюсь с ним больше трех месяцев, – тихо сказала она. – Я не знала, как тебе сказать.

– Ну что ж… – Сергей побарабанил пальцами по столу. В груди разбухал ком непонятного чувства, то ли гнева, то ли сожаления, то ли просто щемящей пустоты. – Значит, ты оторвалась на славу, объезжая в день двух жеребцов сразу.

Катя отшатнулась, как от удара.

– Зачем ты так? – она умоляюще смотрела на Сергея. – Я ведь люблю тебя…

– Ты уж как-нибудь определись, кого ты любишь. А то сюжет отдает дешевым голосериалом, – он принял у официанта бокал, отхлебнул вина.

Катя поднялась.

– Я так понимаю, провожать тебя не надо? – вопрос прозвучал как утверждение. Он продолжал сидеть, откинувшись на высокую спинку стула.

– Мы могли бы провести эту ночь вместе, – Катя смотрела на него сверху вниз, еще никогда она не казалось ему такой красивой. Ее взгляд гипнотизировал Сергея.

– Спасибо, что не исчезла, не попрощавшись, – Сергей старался говорить спокойно. Его голос звучал приглушенно. От внезапно возникшего воспоминания о ее податливом теле накатило чувство гадливости. Он пересилил себя, добавил. – Я буду вспоминать тебя.

Катя кивнула и медленно вышла по винтовым ступеням вверх на улицу. Боковым зрением Сергей ощутил, как из-за нескольких столиков ее проводили оценивающими взглядами.

Через год Сергей с отличием закончил колледж и принял приглашение горнодобывающей компании «Стилус» с планеты Джорджия, подписав трехлетний контракт. Зарплата в три тысячи кредитов в течение первого года работы с ежегодным двадцатипроцентным увеличением показалась ему достаточно привлекательным вариантом. Здесь, на родине, таким жалованьем мог похвастаться только профессор хорошего колледжа с солидным стажем преподавания и исследовательской работы. Сергей попрощался с матерью и улетел с Нового Урала без сожаления.

11.

Казарма, куда поселили учебный взвод, представляла собой двухэтажное здание из бетонных блоков, с глухими стенами на первом этаже и узкими высокими окнами на втором. На первом располагались учебные классы, оружейная комната и склад боеприпасов. На втором находились коллективные душ и санузел, а также тридцать маленьких каморок с раздвижными дверями, куда помещались лишь узкая кровать, шкафчик и небольшой стол. Комнаты сержантов также располагались наверху. Широкая лестница со второго этажа продолжалась в подвал, где находилось бомбоубежище с выходом в подземную галерею. Все строения базы Форт-Дикс соединялись под землей километрами бетонных переходов, густо покрытых сетью противорадиационных бункеров, автоматических огневых точек, авиационных ангаров, боксов для бронетехники. Еще глубже под землей располагались многочисленные системы противовоздушной и противокосмической обороны, перемещающиеся по рельсам в радиальных туннелях.

Первые недели службы отпечатались в памяти Сергея как полоса сплошной усталости и боли. Бойцы привыкали жить на бегу. День начинался в пять утра с десятикилометровой пробежки. Командиры отделений пинками выгоняли взвод на плац, откуда, после короткого построения и переклички, строем и с песней бойцы мчались в сопровождении сержантов в ближайший лес, чтобы через час загнанными лошадьми вернуться с противоположного конца базы.

Затем – душ, короткий инструктаж и снова бег строем на завтрак. Как правило, на завтрак им подавали брикеты разогретого армейского рациона, которые, хотя и не отличались изысканным вкусом, зато с лихвой покрывали все потребности организма. Они состояли из питательной искусственно выращенной белковой массы с добавлением небольшого количества клетчатки, включали в себя лошадиную дозу витаминов и стимуляторов пищеварения. Рационам обычно придавался вкус свинины, говядины, тунца или бобов. Выросший в небогатой семье, не привыкший к деликатесам, Сергей быстро съедал свою порцию, не обращая внимания на нытье более привередливых товарищей, и запивал ее стаканом обезжиренного молока или фруктового сока. Впрочем, с ростом физических нагрузок, нытье быстро сошло на нет.

Сержанты питались тут же и тем же, с той лишь разницей, что они могли по своему усмотрению выбрать вид рациона и его количество.

Далее – опять бегом в санчасть, где их быстро, но тщательно, словно лошадей перед скачками, осматривали военные медики. Деловитые и безликие в белых полумасках медсестры двигались вдоль строя, прижигали мозоли, заливали прозрачным медицинским клеем ссадины и порезы, бинтовали эластичными бинтами места растяжений и вывихов. Там же многие, в том числе и Сергей, получали инъекции стимуляторов роста мышечной массы – имперская армия имела жесткие стандарты физического состояния и в короткий срок подтягивала до них всех новобранцев.

В восемь утра начинались двухчасовые теоретические занятия. Равнодушные, как автоматы, инструкторы преподавали им устройство основных видов стрелкового и легкого артиллерийского оружия, боевого костюма, боевых систем вертолетов и мобильных комплексов огневой поддержки, а также основные правила ухода за ними.

Сергей легко проглатывал знания, стиль подачи которых был рассчитан на солдата с невысоким уровнем грамотности. К тому же базовый перечень вооружения, с которым необходимо было уметь обращаться, был невелик.

Многоцелевая автоматическая штурмовая винтовка М160 с одноразовым магазином на 60 высокоскоростных безгильзовых патронов калибра 5.56. Десятизарядный подствольный гранатомет в комплекте. Реактивные гранаты для него – плазменные, осколочные, противотанковые, дымовые, осветительные. Всепогодный прицел с системой ведения цели, транслирующей увеличенное изображение с прицельным маркером и информацией о характеристиках объекта атаки на тактический дисплей боевого костюма. Аппаратура ведения огня по достижении готовности, когда выстрел производится автоматически после захвата цели. Пятизарядный ракетный лаунчер M790 с самонаводящимися и управляемыми ракетами различных типов. КОПы – мобильные комплексы огневой поддержки. Этакие здоровенные роботоподобные дуры с развитой системой искусственного интеллекта, способные эффективно выполнять приказы, ориентироваться в тактической обстановке и даже действовать самостоятельно. При них – крупнокалиберный роторный пулемет, автоматическое безоткатное орудие и огнемет для ближнего боя. Пять видов ручных гранат. Десяток видов мин – противотанковых и противопехотных. Интеллектуальных, сенсорных, управляемых. Пистолет 38 калибра. Снайперская винтовка M10A1. Единый пулемет M6. Остальное вооружение – обзорно.

По окончании занятий тут же принимались зачеты, по результатам которых отделение, оказавшееся самым неуспевающим, под руководством одного из сержантов отправлялось к травянистому берегу ближайшего лесного болота и принималось в течение двух часов по горло в мутной жиже отрабатывать форсирование водной преграды. Оставшаяся часть взвода в это время занималась разборкой и сборкой оружия, училась на практике управлять КОПами, обслуживать мины различных систем. Именно при очередном «форсировании» взвод понес первую потерю – рядовой Гнус провалился в торфяную яму и захлебнулся до того, как его успели вытащить.

– В армии, как и в природе, существует естественный отбор, – выдал по этому поводу циничную речь сержант Кнут. – Умные повышают свою квалификацию и свое благосостояние, тупые – хлебают дерьмо в болоте. Самые тупые в этом дерьме захлебываются. Если кто не понял, расшифрую, – продолжил сержант, вышагивая перед строем. – Рано или поздно я утоплю в дерьме всех тупиц из своего взвода.

Успеваемость на теоретических занятиях после этого случая резко возросла.

В 12 часов – снова бег в столовую, торопливое глотание обеда, состоящего из густого рыбного супа и огромной порции кукурузной каши с мясным соусом.

В 13 часов – изучение имперских уставов. Сержанты заставляли учить наизусть целые страницы, доводя их знание до автоматизма. Время от времени Кнут проводил тест, в произвольном порядке тыкая пальцем в бойца и требуя прочитать по памяти отдельный пункт какого-либо наставления. Если солдат сбивался или затруднялся с ответом, Кнут заставлял все отделение хором повторять забытый бойцом текст, одновременно приседая или отжимаясь от пола.

Их ненависть и равнодушие друг к другу росли не по дням, а по часам. Неуспевающих били ночью всем отделением, стараясь не оставлять следов на лице и явных увечий. И помогали на занятиях, стремясь избежать коллективного наказания. Они учились ненавидеть и помогать друг другу.

В 14 часов они бегом прибывали в спортзал. Здесь сержанты распределяли взвод по тренажерам, и в течение двух часов доводили бойцов до полного изнеможения, каждого по индивидуальной программе, подобранной медиками в зависимости от физического состояния солдата. Их мышцы, подстегиваемые стимуляторами роста, росли как на дрожжах.

В 16 часов – марш-бросок на полевые занятия. Почти всегда марш-бросок был тяжелым испытанием сам по себе. Десятки километров, выдерживая строй, равномерной трусцой взвод двигался по пересеченной местности, периодически на бегу перестраиваясь для прочесывания местности или для развертывания в цепь, с ходу форсируя речушки и болота. Отстающих и упавших подбирали по команде сержантов и несли на руках, используя свернутые на манер гамака ремни амуниции. Самых упрямых или слабовольных били сержанты, заставляя догонять строй, или остающиеся в строю бойцы, не в силах выдержать дополнительную ношу. Тупой, изматывающий и монотонный бег учил терпеть боль, беспрекословному подчинению приказам, спаивал коллектив в единое целое. На полевых занятиях взвод до седьмого пота преодолевал полосы препятствий, учился добывать в лесу пищу и воду, овладевал навыками ориентирования, маскировки и скрытного передвижения на местности.

В 20 часов в растерзанных и перемазанных комбинезонах, взвод бегом возвращался на базу, едва переставляя ноги от усталости. Затем бойцы торопливо проглатывали ужин, состоящий из нескольких больших вареных кусков морской рыбы, чинили или получали у каптенармуса новое обмундирование и амуницию, взамен пришедших в негодность. В 22 – час личного времени. Разбредаясь по своим закуткам, солдаты оставались наедине со своими мыслями. Кто-то писал письма или играл через встроенный в стол небольшой терминал, кто-то читал, некоторые просто дремали, пользуясь свободной минутой.

В 23 часа – построение, проверка снаряжения, вечерняя поверка, и, наконец, отбой. Те, кому повезло пройти проверку благополучно, падали в койки и мгновенно проваливались в сон. Неудачники продолжали готовить амуницию к следующему дню занятий или просто отжимались на полу перед комнатой сержанта до тех пор, пока тот не решал, что воспитательный процесс завершен и отпускал бойца спать.

Ночью взвод нередко поднимали по тревоге для отработки действий по отражению наземной, воздушной или космической атак неприятеля, а также – для поиска и уничтожения диверсионно-разведовательных групп. Так как своего оружия у бойцов еще не было, ночная тревога обычно завершалась коротким смотром или пробежкой вокруг спящих казарм, после чего взвод снова падал в койки.

Сознание Сергея постепенно заволакивалось мутной пеленой от постоянной, изматывающей душу усталости. Каждая минута была наполнена страхом и желанием во что бы то ни стало избежать наказания.

Через три недели после начала занятий не выдержал Молчун. Во время утреннего построения его, избитого в кровь, выбросили из подъехавшего джипа комендантской команды – он пытался выбраться с территории базы, спрятавшись в кузове грузовика снабжения.

Стоя перед строем, растерзанный Молчун затравленно озирался.

– Командир отделения! – голос Кнута был спокоен.

– Сэр! – сержант Мосол выступил из строя и вытянулся.

– Расстреляйте дезертира!

Молчун удивленно и недоверчиво уставился на Кнута.

– Есть, сэр! – не сходя с места, Мосол вскинул руку с пистолетом и, почти не целясь, нажал на курок.

Пуля ударила Молчуна в потный лоб с прилипшей к нему растрепанной челкой. Затылок взорвался ошметками разлетевшейся плоти. Молчуна отбросило на газон. В его открытых глазах навсегда застыло выражение туповатого удивления.

– Командир отделения, к вечеру представьте мне рапорт.

– Есть, сэр! – сержант Мосол снова встал в строй.

Взвод продолжил занятия по распорядку, бегом направляясь к темнеющему невдалеке лесу.

12.

Лежа на койке в ожидании построения на вечернюю поверку, Сергей вспоминал Лотту. Что произошло между ними? Почему он продолжает думать о ней? Он вновь ощущал прикосновения ее рук, ее мягкие, нежные губы, запах коротко стриженых волос. От мыслей о ее гибком и сильном теле внутри становилось тепло и уютно, хотя перегруженный организм не реагировал на эротические видения. Взгляд серых глаз Лотты, ее прощальная грустная улыбка не выходили из головы. Чем он обидел ее? Почему она заявила в полицию? Вновь и вновь прокручивая воспоминания о встрече с ней, Сергей не находил ничего, что бы могло обидеть девушку. Может быть, он был груб и оскорбил ее ночью? Но утром она вела себя совершенно нормально, ничем не выказывая свою обиду. Он не поверил, когда подписывал контракт, словам Стетсона о том, что его подставили, сочтя их просто ругательством обиженного жизнью старого полицейского.

-Хотя… – его пронзила внезапная догадка о том, что коп не просто ругался для красного словца. – Неужели она действительно подставила его?

Мысли запрыгали, выстраивая новую версию произошедшего.

Откуда полиция узнала о его маршруте? Его ждали, именно поэтому сразу после задержания подъехал заранее вызванный эвакуатор. Машина – повод, чтобы заманить его в ловушку! Сергей вспомнил, как сержант передавал Стетсону розовую бумажку. Чек! Конечно, это был чек. Стетсон, используя Лотту как приманку, просто поймал Сергея на живца, чтобы сфабриковать обвинение, а затем заставить подписать контракт. Значит, Стетсон – вербовщик рекрутов за вознаграждение, а Лотта – его помощница? Прокрутив ситуацию в разных ракурсах и хорошенько сопоставив данные, Сергей решил, что догадка верна. Почему-то сразу вспомнилось лицо Кати при их последней встрече, ее серьезный незнакомый взгляд, ощущение пустоты внутри. Господи, неужели ему на роду написано быть игрушкой в руках женщин, которые используют его в своих целях, оставляя после себя только пустоту и боль?

Невеселые мысли Сергея были прерваны командой к построению. Казарма наполнилась грохотом ботинок.

Отделение Сергея состояло из девяти рядовых. Часть из них уже носила новые имена, некоторые, пока ничем себя не проявив, оставались с прежними.

Крыса, получивший новое имя в первый же день, был среднего роста крепышом, судя по всему, выходцем из фермерского поселка. Высокий и жилистый немец за упрямство и обстоятельность стал зваться Тевтоном. Мускулистый суетливый Салочник получил имя за то, что в первые дни при построении никак не мог найти в строю свое место и лихорадочно, словно при игре в салки, метался от одного солдата к другому. Рыжий как медь Стейк, частенько получал от сержанта оплеухи за непонятливость. Однажды он был жестоко избит Лихачом за то, что, не успев поесть, доедал завтрак в строю. Тремя ударами превратив лицо солдата в отбивную, сержант тут же окрестил его. Постоянно получающий выговоры за грязный комбинезон, весь в веснушках, солдат стал Чистюлей. Молчаливый, собранный японец по фамилии Накамура почти не получал замечаний. Никто не услышал от него ни одной жалобы, изматывающие марш-броски он переносил с невозмутимостью каменного истукана. Китаец Ли был незаметным, как ситцевая занавеска. Любое дело он делал с одинаковой старательностью, вновь и вновь повторяя то, что ему не удавалось, пока не добивался нужного результата. Наблюдая за его несуетливыми стараниями, Лихач озадаченно хмурился и забывая выдать свое коронное «Живей рожайте, тараканы беременные!», переключал внимание на другого. Флегматичный и долговязый Гаррисон попал в армию, сразу после выпускного вечера явившись в рекрутский пункт. Ему едва исполнилось восемнадцать. Он был из семьи потомственных военных, в традициях которой была служба рядовым с последующим поступлением в военное училище. Он легче всех переносил марш-броски, на теоретических занятиях не учил, а лишь повторял выученный на гражданке материал. Он всегда был в стороне от остального отделения, как будто уже чувствовал на плечах лейтенантские погоны. Накамура и Ли также были сами по себе, не участвуя в спорах, не высказывая своего мнения. Заводилой и главарем местной тусовки стал Крыса. К его мнению прислушивались и Тевтон, и туповатый Салочник, ему поддакивал вечно битый Стейк.

13.

Тяжелее всего Сергею давались тактические занятия. Он чаще других выпадал из строя во время прочесывания местности, суетясь, застревал в грязи при форсировании болот, часто не успевал вовремя укрыться на местности. Уже дважды сержант Лихач избивал его на марше, после чего медики на утренних осмотрах кололи ему обезболивающее, чтобы он смог продолжать занятия. Из-за неудач Сергея первое отделение вместо привала частенько отрабатывало тактические нормативы или просто отжималось на кулаках, пока он под руководством сержанта вновь и вновь разучивал и повторял алгоритм выполнения очередной команды.

Мышечная масса Сергея, несмотря на инъекции и усиленное питание, еще не дошла до уровня, позволяющего справляться с нагрузками на полевых занятиях, поэтому он медленнее остальных совершал перебежки и прыжки, быстрее уставал и от этого воспринимал команды недостаточно быстро.

Очередной промах Сергея в конце первого месяца окончательно озлобил бойцов. Упав в укрытие, Сергей бросил в траншею плазменную гранату, забыв сдернуть с нее чеку.

– Заноза, ты что, учишься кидаться булыжниками?! – рядом возник всевидящий Кнут. – Думаешь, если будешь кидать в противника камнями, он испугается и сбежит из окопа?

– Никак нет, сэр! – вскочил Сергей, – Виноват, сэр!

-Это уж точно, виноват, – Кнут кивнул подскочившему Лихачу. – Отработать метание гранат. По десять штук каждому. Этому – двадцать.

– Есть, сэр!

Метание гранат РГП-3 имело свои неприятные особенности. Взрываясь, граната вспухала ослепительным трехметровым шаром плазмы, раскидывая на десятки метров раскаленные докрасна частички песка, щебня или спекшегося грунта. Согласно наставлениям, во избежание тяжелых травм метать ее рекомендовалось не менее чем на 25-30 метров и из укрытия, хотя и оно часто не обеспечивало стопроцентной защиты от последствий взрыва. Взводу еще не выдали комплекты боевой брони, поэтому, когда через полчаса отделение завершило упражнение, полевые комбинезоны были прожжены во многих местах, глаза у всех слезились от боли, а Крыса держал на весу обожженную кисть.

– Конец тебе, сука, – прошипел Крыса, с ненавистью глядя на Сергея.

– Пошел ты, – автоматически огрызнулся Сергей.

Отделение недовольно заворчало.

– Ты уже всех достал, русский, – Стейк оглянулся на бегущего невдалеке сержанта. – Пора тебя учить.

– Тебя достал не я, а Кнут, – озлобленно отозвался Сергей. – Когда ты, тупица, не мог правильно собрать винтовку, а мы плавали из-за тебя в болоте, тебя что-то не было слышно.

– Короче, тебя предупредили, Заноза, – сплюнул на бегу Крыса.

Ночью, дождавшись, пока сержанты заснут в своих каморках, несколько человек тихо выскользнули из своих комнат. Один из них негромко стукнул в дверь Сергея.

– Слышь, Заноза, есть разговор.

Сергей открыл глаза. Страха не было. Перегруженный организм уже не реагировал на опасность. В груди медленно распухал ком ярости, мешая дышать.

– С-суки, – тихо прошипел Сергей, – положу всех, сволочей…

Он быстро натянул комбинезон, накинул липучки ботинок и выглянул в коридор.

– Пошли, разговор есть, – прошептал Стейк срывающимся шепотом и подтолкнул Сергея в сторону туалета.

Словно в детстве перед уличной дракой, Сергея начала бить нервная дрожь. Глубоко вздохнув, он толкнул дверь туалета, постоял снаружи, давая глазам привыкнуть к свету.

– Давай, не трусь, – Стейк подтолкнул его в спину, вошел следом и встал за спиной, подпирая дверь.

– Не трусить, говоришь? – голос Сергея предательски подрагивал.

Дрожь не проходила. Сергей успел подумать, что со стороны, наверное, выглядит из-за нее испуганным.

В длинном помещении со сверкающими вдоль стены унитазами, стояли Крыса, Тевтон и Салочник. Стейк остался у дверей. Кроме трусов и ботинок, на них ничего не было.

«Чтобы удобнее пинать было», – сообразил Сергей.

– Ты чего вырядился? – Крыса явно был тут за главного. – Не на парад позвали, сволочь.

Сергей сделал шаг навстречу. Стейк за спиной шагнул следом.

– Не на парад, говоришь? – прошипел Сергей. Ярость не вмещалась в груди, не давала дышать, – Я так понимаю, Крыса, ты на воспитание меня позвал?

Он сделал еще один шаг. Тевтон и Салочник, оба жилистые, мускулистые, начали тихо сдвигаться, заходя с боков.

Сдвинув назад кажущийся пустым гранатный подсумок, Сергей внезапно сунул туда руку и, опережая рванувшегося сзади Стейка, выхватил пластмассовый цилиндр плазменной гранаты. Щелчок – и выпавшая чека зазвенела по кафельному полу.

Все замерли. Стейк дернулся было к двери, но окрик Сергея пригвоздил его к полу.

– Граната плазменная, модель РГП-3. Радиус сплошного поражения на открытой местности три метра. Частичного поражения – 15 метров, – голос Сергея звенел от злости, дрожь била его все сильнее. – Зона сплошного поражения в окопах и щелях – пять метров. Зона поражения в помещениях объемом до 60 кубических метров – 100%. Я ничего не забыл?

Крыса с ужасом смотрел на поднятую руку Сергея.

– Я задал вопрос!

Крыса очнулся, кивнул головой.

– Стейк, иди сюда и встань так, чтобы я тебя видел, – не поворачивая головы, приказал Сергей.

– Не дури, Заноза, – успокаивающе проговорил Тевтон. Его кадык судорожно ходил вверх-вниз.

– Будешь говорить, когда я разрешу, – процедил ему, не глядя, Сергей. – Значит, воспитывать меня решили, суки…

Сергей стремительно шагнул вперед, отводя назад кулак с гранатой, и тяжело ударил ею Крысу по лицу. Клацнули зубы. Стейк рыбкой юркнул за унитаз, Тевтон и Салочник отшатнулись, непроизвольно закрывшись руками в ожидании взрыва. Кровь из разбитого рта Крысы потекла по подбородку, алые капли разлетались по белому кафелю пола.

– Дай руку, – приказал Сергей, не сводя с него тяжелого взгляда.

Словно загипнотизированный, Крыса медленно протянул руку.

– Сейчас я дам тебе гранату. Не вздумай отпустить рычаг, – Сергей вложил гранату в безвольную руку Крысы, другой рукой сложил и сжал его пальцы в кулак.

– Держи крепче, сволочь! – от крика Сергея взгляд бойца совсем остановился.

Сергей оглядел остальных. Тевтон и Салочник, белые, как мел, стояли не шевелясь. Стейк скрючился за унитазом.

– Если сержант решил наказать вас вместо меня – это его дело. Если при этом вы решили, что виноват в этом я, – это ваши трудности. – Сергей покачал головой, глядя на Крысу. – А ты кончай с воспитаниями, служивый…

Сергей выдержал паузу, по очереди оглядывая воспитателей. Затем, резко боднув головой, ударил Крысу лбом в лицо. В тишине отчетливо хрустнул нос. Зрачки Крысы закатились, он начал заваливаться на спину.

– Держи! – Тевтон и Салочник кинулись к Крысе, мешая друг другу, в четыре кулака обхватили его руку и все вместе рухнули на пол большой шевелящейся кучей.

Сергей поднял с пола чеку, покрутил кольцо вокруг пальца.

– Вот так вот, братаны, – он кинул чеку выглянувшему из-за унитаза Стейку и вышел из туалета, тихо прикрыв за собой дверь.

14.

В начале второго месяца обучения за каждым бойцом закрепили винтовку и комплект боевой брони.

– Теперь у вас есть винтовка. Она вернее жены и надежнее друга, – Кнут, расставив ноги, стоял перед строем. – В отличие от жены, которая может вам изменить, даже если вы всегда заботитесь о ней, винтовка помнит заботу и всегда верна своему хозяину. Содержите ее в чистоте, не забывайте заряжать батареи и вовремя проходить тесты, и вы будете живы в бою. Оставите в ней песчинку, и вам вышибут мозги, потому что вам потребуется лишняя секунда, чтобы передернуть затвор.

Кнут помолчал, переводя тяжелый взгляд выпуклых глаз с одного лица на другое.

– Ваша винтовка – это простейший способ убить вашего врага. Ваша броня – простейший способ не дать вашему врагу убить вас. Она спасет вас от пули и осколка, согреет в мороз, не даст подохнуть от потери крови, если вам не повезет. Но она не поможет вам, если вы не поможете ей. Она будет просто куском железа, ходячим гробом, если ее электроника не получит питания, а в аптечке не будет лекарств. Вы не сможете вызвать огонь прикрытия, если ваше радио или тактическая карта не будут работать. Я говорю это вам не потому, что мне нравится повторять то, что вам говорили штабные умники на занятиях. Я говорю это вам потому, что хочу, чтобы вы, щенки, не подохли в первом же бою. Вольно!

Боевая броня, или бронекостюм, представляла собой прочную и легкую оболочку из композитной керамики. Будучи больше, чем просто непробиваемый бронежилет, она имела множество дополнительных функций. Шлем имел небольшой экран с тактической картой. На ней точками отображались участники боевой группы, указывалось текущее положение бойца, высвечивались задачи и маркеры целей. На стекло шлема в режиме прицеливания проецировалось изображение цели с прицельным маркером и рекомендациями для ведения огня. Тактический блок обеспечивал прием и отображение вводных, управлял режимами оружия, давал рекомендации. Встроенный многофункциональный радиопередатчик обменивался тактическими данными с членами подразделения, позволял поддерживать связь с командованием, вызывать огонь поддержки или авиаудар. Внешнее покрытие брони в режиме маскировки меняло свой цвет и рисунок, подстраиваясь под окружающую среду. Медблок в случае ранения бойца впрыскивал ему под кожу обезболивающее или противошоковое, сообщая по радио командиру группы о состоянии подопечного.

С этого дня все занятия бойцы проходили при надетой активированной броне и со штатным оружием.

Начались занятия по рукопашному бою. На первом же занятии Кнут вызвал из строя Накамуру.

– Ты ведь японец? – спросил Кнут.

– Так точно, сэр! Я с планеты Киото, сэр! – маленький Накамура стоял, не шелохнувшись.

– Отлично. Японцы всегда отменно дрались, – Кнут подмигнул. – Сегодня с тобой мы отработаем перед строем несколько ударов. Будешь моим спарринг-партнером.

– Есть, сэр!

– Итак, взвод, сегодня я начну учить вас драться. Без винтовки. Без брони. Без штыка. На войне бывает всякое. Может случиться и так, что вы останетесь без снаряжения. Это вовсе не означает, что вы должны сдаться. Вы должны, используя все подручные средства, включая собственное тело, уничтожить врага и вновь захватить себе оружие. Взвод, на первый-второй рассчитайсь! Первые номера, шаг вперед! Разбиться на пары!

Кнут придирчиво осмотрел Накамуру:

– Давай, сынок, защищайся.

– Итак, демонстрирую один из самых простых и эффективных ударов. Удар в подбородок основанием ладони. Распространенное заблуждение гласит, что удар кулака очень опасен. На самом деле, в боевой обстановке, особенно без перчатки, удар кулаком может повредить сам кулак. Удар в челюсть основанием ладони не менее опасен для противника и гораздо безопаснее для вас. Показываю, – Кнут резко развернулся к Накамуре, его ладонь мелькнула между рук японца и врезалась тому в челюсть. Японца подбросило в воздух, мелькнули его ноги. Он с грохотом приземлился на пол.

Кнут удивленно посмотрел на Накамуру.

– Ты точно японец?

– Так точно, сэр, – Накамура с трудом поднялся, потряс головой, приходя в себя, затем снова неуклюже встал в боевую стойку.

– Странно… – Кнут с сомнением глянул на Накамуру. – Тогда почему ты не поставил блок?

– Я пытался, сэр. Просто я не умею драться. Я из клана воинов, но у меня нет способностей к рукопашному бою, сэр! Поэтому я в армии, сэр!

– Ну что ж, попробуем сделать из тебя бойца, – Кнут снова повернулся к взводу. – Повторяю, плечо идет вперед вместе с разворотом корпуса, рука распрямляется вместе с движением плеча…

Накамура снова получил страшный удар в лицо. Он поворочался на полу, снова неуверенно поднялся, припадая на ногу, доковылял до Кнута, принял боевую стойку. Его лицо было в крови из разбитого носа и губ.

– Первые номера проводят удар, вторые номера защищаются. На счет раз разворачиваем корпус, на счет два распрямляем локоть и наносим удар.

Кнут помолчал, глядя на напрягшиеся пары.

– И раз! И два! – по строю прошла волна неумелых движений.

– Смотреть внимательно! Повторяю! – рука сержанта снова мелькнула. Накамура покатился по полу, встал на колени, снова упал. Кнут молча ждал. Японец шевельнулся, упрямо встал, шатаясь, принял стойку. Взгляд его черных глаз был мутным и полным боли.

Во взгляде взводного мелькнуло что-то похожее на уважение. Он снова повернулся к строю.

– И раз! И два! И раз! И два! Номера меняются местами. И раз! И два!

Через полчаса занятий японец не смог подняться. Он упрямо полз к сержанту, но ноги уже не держали его.

Кнут кивнул Лихачу. Тот склонился над Накамурой, через штанину вколол ему обезболивающее. Через минуту глаза японца прояснились. Он снова попытался встать. Лихач помог ему подняться, придержал за локоть.

– Ты действительно ни хрена не умеешь, парень! – Кнут говорил негромко, – Твой учитель перевернулся бы в гробу, глядя на тебя. – Он помолчал, глядя на истерзанного Накамуру сверху вниз. – Но дух воина в тебе есть. Ты хорошо держался. Из тебя выйдет толк, даже не сомневайся, – сержант сделал паузу и добавил: – Иначе я тебя просто забью до смерти.

Японец попытался выпрямиться, его шатнуло в сторону. Лихач удержал его за локоть.

– Твое имя – Самурай. Запомни его, – Кнут говорил тихо и веско, приблизив свое лицо к лицу Накамуры.

– Сэр, – Накамура говорил с трудом, разбитые губы его не слушались, – Это имя – честь для меня. Я благодарю вас, сэр.

– Ну-ну, давай в санчасть, – Кнут кивнул Лихачу, тот осторожно повел Самурая к выходу из спортзала.

15.

Состав изучаемых дисциплин менялся. Теперь теории было все меньше, все чаще они слушали пояснения непосредственно в поле, тут же на практике закрепляя услышанное.

На инженерном полигоне подтянутые военные инженеры под бдительным надзором сержантов вбивали бойцам в подкорку умение окапываться быстро и в любых климатических и природных условиях – в песке, глине, в лесу, поле и даже на болоте. Им вталкивали в голову навыки фортификации – создания полевых укреплений из штатных и любых подручных средств, включая пни, старые покрышки, камни, песок, даже остатки мебели. С помощью баллонов с химикатами, песка, пластиковых мешков и лопаток они могли соорудить приличный бункер за какие-то полчаса. Их учили устанавливать мины и без ущерба для здоровья снимать их. Неуспевающее отделение – зачет, как всегда проходил по последнему результату – заставляли до кровавых пузырей на ладонях долбить и вновь закапывать длинные траншеи.

На стрельбище они по нескольку часов подряд палили по мишеням, из разных положений, разнотипными боеприпасами, ночью и под дождем. Учились менять магазин, почти не останавливая огня. Стреляли лежа, стоя, на бегу, в движении боком, по диагонали к мишеням и с разворотом назад. В режиме автоматической наводки и с отключенной автоматикой. Длинными очередями и короткими сериями. Разбирали, чистили и собирали оружие прямо тут, в темноте и на ощупь, затем снова и снова падали на землю и открывали огонь.

Штурмовали развалины зданий на полигоне. Забрасывали гранатами закопченные бетонные коробки, перекатываясь, врывались в иссеченные осколками комнаты. С ходу поливали очередями темные углы. Прикрывали друг друга огнем, прыгая от укрытия к укрытию.

Во время занятий по тактике, под открытым небом, в лесу, поле или на болоте, они учились двигаться развернутым строем, прочесывать местность, занимать оборону, ходить в атаку, быстро перемещаясь перебежками и используя естественные укрытия от огня авиации, уходить из-под артиллерийских ударов, отбиваться от атак бронетехники и вызывать огонь поддержки.

Сергею нравилось работать с мобильным комплексом огневой поддержки пехоты – КОПом. Скорее всего, его привязанность к смертоносному механизму возникла из-за того, что нейронная сеть, при помощи которой управлялся робот, работала на тех же принципах, что и обычные гражданские сети, эксплуатацию которых Сергей изучал в колледже. Используя опыт своей предыдущей специальности, Сергей быстрее всех во взводе освоил управление роботом и даже, тайком от инструктора вскрыв защиту, научился программировать его, пытаясь сделать диапазон применения машины значительно шире, чем это было предусмотрено армейским наставлением. Когда робот, повинуясь команде Сергея, впервые продемонстрировал имитацию огня по низколетящему самолету противника, это повергло в шок обычно невозмутимого лейтенанта-инструктора.

– Как ты это сделал, Заноза? Это не повредит КОПу? Гидравлика выдержит? – лейтенант Симпсон возбужденно наблюдал из блиндажа, как робот, сидя в открытом капонире, раз за разом повторяет новое упражнение. КОП резко привставал из укрытия, поднимал торс в вертикальное положение и затем, раскрутив ротор пулемета, стремительным, почти незаметным глазу росчерком корпуса демонстрировал сопровождение самолета огнем, в довершение выстреливая вслед условной цели имитатор ракеты.

Комплекс огневой поддержки пехоты, или сокращенно КОП, согласно наставлению мог вести огонь только по живой силе противника, используя четырехствольный роторный пулемет, по танкам и бронемашинам, используя безоткатное орудие с управляемыми снарядами, а также по легким вертолетам. Для ближнего боя он был оборудован огнеметом с высокотемпературной напалмовой смесью. Проведя ревизию возможностей робота, Сергей обнаружил, что к его орудию подходят легкие самонаводящиеся ракеты «Оса» класса «земля-воздух», которыми оснащались боевые машины пехоты, а время реакции нейронной сети и скорость разворота шарниров корпуса и кронштейна пулемета вполне позволяли классифицировать, захватывать и сопровождать огнем самолет, летящий на бреющем полете со скоростью 800-900 километров в час. Проблему составляло только отсутствие соответствующей программы в базовом оснащении робота. Почти при полном отсутствии документации Сергей модифицировал и переработал программу стрельбы по вертолетам, создав на ее основе новую.

– Что это дает в перспективе? – лейтенант возбужденно расхаживал по блиндажу перед вытянувшимся по стойке «смирно» Сергеем.

– Сэр, мы не сможем сбить тяжелый вертолет или бомбардировщик. Но сорвать атаку тактического истребителя или штурмовика сможем.

– Мы? – удивленно посмотрел не него лейтенант.

– Мы, это значит КОП и я, сэр, – смущенно пояснил Сергей.

– Думаешь, мощности пулемета хватит?

– Так точно, сэр, только надо вместо разрывных или зажигательных установить картридж с бронебойными. Они применяются в танковых пулеметах. Патрон унифицирован, я проверял, сэр, – ответил Сергей и, волнуясь, добавил: – Кроме того, «Оса», если повезет, может повредить один из двигателей. Это значит, что атака будет сорвана окончательно.

От волнения, он забыл добавить обязательное «сэр». К счастью, лейтенант не обратил на это внимания.

– Знаешь, если бы у тебя не вышло, ты бы всю оставшуюся жизнь платил за испорченное имущество… – офицер смотрел на Сергея внимательно, задумчиво щурясь, – но у тебя, похоже, все-таки получилось. Рисковый ты, сукин сын.

– Я русский, у нас это в крови, сэр, – Сергей несмело улыбнулся.

– Ладно, хвастун. Я закажу боеприпасы, опробуем твой фокус на полигоне. Если все выйдет, напишу ходатайство на премию.

– Благодарю, сэр!

– Нравится возиться с железками? – Симпсон пристально посмотрел на Сергея.

– Так точно, сэр. Для меня это здесь единственная отдушина, – тихо сказал Сергей.

Он постепенно втягивался в ритм новой жизни. Бег больше не тяготил его, он двигался в заданном темпе бездумно и почти не напрягаясь. Стрельба начинала ему нравиться, он с удовольствием наблюдал в прицельную панораму, как крошатся мишени от его очередей. Его все еще напрягали инженерная подготовка и рукопашный бой, но тело все быстрее подстраивалось под новые условия, легче переносило боль, страх наказания ушел, уступив место состоянию сосредоточенного внимания. Сержанты били бойцов все реже. Уколы мышечных стимуляторов прекратились. Взвод достиг имперских стандартов.

16.

Заканчивался третий месяц обучения. Броня стала привычной. Ее вес уже не мешал двигаться, перестал ощущаться. Падая в койку после отбоя, Сергей ощущал себя без бронекостюма, словно без кожи. На полевых занятиях взвод продолжал бесконечно отрабатывать тактические нормативы. Они учились, не снижая темпа, перестраиваться в цепь для прочесывания и зачистки местности. Отрабатывая переход к обороне, за считанные секунды находили укрытия, окружали позиции минами и закапывались в землю так, что только темные стволы винтовок едва виднелись из-за деревьев и брустверов. Атакуя, бойцы прикрывали друг друга огнем и быстрыми перебежками продвигались от укрытия к укрытию. При атаке с воздуха взвод мгновенно рассредоточивался, сливаясь с местностью. Они учились как можно скорее разбегаться в стороны от места десантирования. Все чаще на полевых занятиях вели учебный огонь боевыми патронами и плазменными гранатами. Империя не жалела денег на подготовку своей армии.

Сергей свыкся с новым образом жизни, воспоминания о прошлом мелькали без сожалений и грусти. Сейчас прежняя жизнь казалась ему суетливой и бессмысленной. Он перестал думать о будущем. Лица прежних знакомых всплывали из памяти какими-то смазанными пятнами. Иногда вспоминалась Лотта, но уже не причиняя ни досады, ни злости. Он продолжал впитывать новые знания и навыки, как губка.

В воскресенье наступил день их первого увольнения. Им разрешалось на сутки покинуть территорию базы и отдохнуть в военном городке. Форт-Дикс располагал для этого всем необходимым. На территории городка имелись многочисленные бары, погребки, рестораны и прочие питейные заведения, разбитые на несколько категорий – для рядового, младшего командного состава, офицеров и для наемного персонала и гражданских лиц. В первых трех к оплате принимали только армейские пластиковые карты, что автоматически делало эти заведения недоступными для штатских. За соблюдением правил посещения строго следили. Это была традиция, возведенная в ранг неписаного правила. Ни один сержант не мог без приглашения солдата войти в бар для рядовых. Ни один офицер не имел доступа в кафе для младшего комсостава. Будучи основными местами досуга, питейные заведения представляли собой не места, где можно без боязни напиться, а скорее клубы по интересам, куда в качестве гостей часто приглашались местные и заезжие политики, актеры, известные спортсмены. Почти каждый солдат, сержант или офицер был завсегдатаем одного-двух таких клубов, где он всегда мог расслабиться, вкусно поужинать в уютной атмосфере, без чинов поговорить с сослуживцами или гостями на интересующие его темы. Ну и, естественно, пропустить стаканчик-другой с хорошим собеседником. Военный городок также предоставлял возможность купить в армейском супермаркете любой товар – от крема для бритья до автомобиля. Цены при этом были удивительно низкими, а ассортименту мог позавидовать любой супермаркет из престижного района Джорджтауна. Для удовлетворения телесных потребностей Империя без излишнего ханжества предлагала своим защитникам широчайшую гамму бань, саун, массажных салонов, и, наконец, просто кварталы красных фонарей, где вольнонаемные сотрудницы отоваривали армейские карточки самым востребованным во все времена товаром. Стоит ли говорить, что красные фонари, во избежание трений и эксцессов, также делились на категории.

В штабе батальона бойцам выдали пластиковые карточки, провели короткий инструктаж о том, как и где ими пользоваться.

Кнут построил взвод. Без брони, в чистых и хорошо выглаженных комбинезонах солдаты смотрелись непривычно.

– Итак, напоминаю правила поведения в военном городке, – Кнут прохаживался вдоль строя, ни на кого не глядя, что тоже было непривычно. – Правило первое – не напиваться до поросячьего визга. Завтра к утру вы должны быть трезвыми. Правило второе – не приставать к женщинам на улицах. Для этого существуют специальные заведения. Любой таксист укажет вам ближайшее. Правило третье – не суйтесь в бар для сержантов или офицеров. Правило четвертое – не связывайтесь с военной полицией. Эти говнюки могут серьезно подпортить вам не столько физиономию, сколько биографию. И последнее, – Кнут остановился. – Не пытайтесь покинуть территорию военного городка. Попытка покинуть городок, равно как и опоздание из увольнения будут расцениваться как дезертирство. Со всеми вытекающими последствиями. Явка в расположение взвода – завтра, 6 сентября, в 8:00. Вольно. Вопросы?

Взвод молчал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– К машине! По местам!

Бойцы кинулись к бортовому грузовику, как горох, посыпались в кузов, быстро расселись по продольным скамейкам.

Кнут постучал по стеклу кабины:

– Трогай, братишка.

17.

Грузовик, высадив их за КПП военного городка, сразу развернулся и укатил обратно. Неподалеку виднелись заграждения колючей проволоки, отделяющие городок от остального мира и старательно скрытые за живыми изгородями. Сторожевые вышки тут и там торчали над деревьями.

Бойцы нерешительно переминались на месте. Три месяца они только и мечтали о том, чтобы оказаться подальше от ненавистной казармы. И вот теперь не знали, куда пойти. От КПП веером расходились четыре бетонных дороги с рядами красивых фонарей вдоль них. На обочинах густо зеленели деревья. Вдалеке из зелени проступали невысокие, преимущественно трех– и четырехэтажные дома.

– Ну что, двинули, промочим горло? – Крыса вопросительно посмотрел на остальных.

Салочник и Тевтон охотно кивнули, и все вместе они зашагали по одной из дорог. Один за другим, нерешительно оглядываясь, за ними потянулись остальные, непроизвольно сбиваясь в строй. Сергей побежал было за всеми, но, вдруг поймав себя на мысли, что торопится занять в строю свое место, остановился. За ним с улыбкой наблюдал Самурай. Они понимающе переглянулись, посмотрели на удаляющийся строй и расхохотались. Неловкость ушла.

– Ну что, пошли вместе?

Накамура вытер слезы, накипевшие от смеха, кивнул, и они зашагали по другой дороге, старательно замедляя шаг, чтобы по привычке не перейти на бег. Навстречу им промчалось раскрашенное желтыми полосами старенькое такси. Проскочив мимо них, машина, взвизгнув покрышками, развернулась и поехала рядом.

– Привет, пехота! В увольнение? – круглая добродушная физиономия водителя высунулась из опущенного окна.

– Привет, летчик, – Самурай, делая равнодушный вид, смотрел вперед, игнорируя такси. Сергей прятал улыбку, подыгрывая товарищу.

– Летчик? С чего ты взял? – парень высунулся по самые плечи, не глядя на дорогу и рискуя въехать в дерево на обочине.

– А с чего ты взял, что мы пехота? – Самурай сорвал травинку и теперь перекатывал ее в зубах.

– Ну, как, вы же не летчики – по петлицам видно. А танкистов в этой части базы нету. Значит пехота.

– Пехота бывает разная, – наставительно сказал Самурай. – Бывает морская. Бывает обычная. Бывает тяжелая. Есть еще моторизованная.

– О, блин, – озадаченно почесал затылок водила, – да какая разница-то? Пехота, она пехота и есть – бегает, ползает, стреляет.

– Вот и между твоим такси и самолетом – никакой разницы, – Самурай сплюнул травинку, – и то и другое людей возит. Значит, ты – летчик.

От такой логики водитель надолго озадачился. Некоторое время они двигались рядом. Солдаты пешком, такси – тихонько урча мотором. Впереди показались первые дома.

– Слушайте, чуваки, а вы тогда какая пехота? – наконец сдался таксист.

Самурай остановился. Такси тоже скрипнуло тормозами. Сергей подошел к машине, наклонился к дверце, внушительно помолчал, глядя на застывшего в ожидании таксиста.

– Мы – мобильная, – солидно произнес Сергей.

– А-а-а… – Водила облегченно улыбнулся. – А это что, круто?

Сергей оглянулся по сторонам, перешел на шепот:

– Слушай, а ты, часом, не работаешь на СБ?

-Да ты что! Вот те крест! – Водила округлил глаза.

– Тогда круче некуда. Круче только у динозавра яйца. Вот этого малыша видишь?

Водитель кивнул, заворожено глядя на безмятежного Самурая.

– Его сам командир батальона зовет просто Самураем. Без всяких званий. Он один голыми руками десятерых кладет. А уж с оружием – вообще капец, его один на один против танка выпускают.

Водитель настороженно переводил взгляд с Самурая на Сергея и обратно.

– А он это, всегда такой? – наконец, тихо спросил таксист.

– Да нет. Только когда его путают с каким-нибудь занюханным пехотинцем, – Сергей успокаивающе похлопал побледневшего парня по руке: – Да ты не дрейфь, я для того к нему и приставлен, чтобы смотреть, как бы к нему кто не прицепился. Если что, – Сергей погладил себя по пустому нагрудному карману, – я ему сразу снотворного – раз! А то в прошлый раз не понравился он военному копу, тот и потребовал у него документы. Ну, Самурай заволновался, не любит он копов, – Сергей придвинулся к самому уху водителя. – Представь, троих кабанов на хрен изуродовал.

– Ребята, я просто подвезти вас хотел, – таксист жалобно улыбнулся. – Я вообще тут второй месяц, порядков ваших еще не знаю.

– Да не проблема, брат, – Сергей открыл заднюю дверцу и повернулся к Накамуре: – Слышь, Самурай, чувак просто хотел нас подвезти. Он тут новенький, еще не обжился. Ты на него зла не держи. Хороший пацан. Поедем?

Самурай невозмутимо кивнул и с каменным видом уселся на сиденье.

– Куда едем? – взгляд водителя в зеркальце был обращен к Самураю.

– Пока покатай по городу, потом решим, – без тени улыбки уронил Самурай.

Водитель нервно нажал на газ, видавший виды «Ситроен» дернулся и понесся по улице.

– Братишка, – Сергея душил смех, он кусал губы, чтобы не расхохотаться, – ты бы помедленней, а то не видно ничего. Вывески так и мелькают.

Таксист напряженно кивнул. Машина резко сбавила скорость и теперь едва ползла. Сергей переглянулся с Самураем. Тот пожал плечами.

Машина ехала по широкому проспекту. Несмотря на позднее утро, на улице было малолюдно. Редкие прохожие, как один, были одеты в военную форму. Лишь изредка в дверях какого-нибудь магазина мелькало женское лицо. Город был красивым. Дома утопали в зелени, вдоль дороги тянулись аккуратно подстриженные газоны. Тут и там на разноцветную брусчатку тротуаров бросали солнечные блики зеркальные витрины магазинов и баров.

Пропуская джип военной полиции, такси очередной раз дернулось.

– Спасибо, брат. Останови тут, – Сергей протянул водителю карточку. Тот, не глядя, сунул ее в щель считывателя обратной стороной и тут же протянул назад.

– Ты хороший парень, но мобильную пехоту смотри не путай больше ни с кем. А то беда будет. Точно, Самурай?

Самурай степенно кивнул. Глаза водителя стали совсем ошалелыми.

– Пока, брат, – Сергей захлопнул дверцу.

Такси, задымив покрышками, рванулось с места и с визгом повернуло на ближайшем перекрестке. Пару секунд Сергей и Самурай глядели друг на друга, затем расхохотались так, что на них неодобрительно покосился с другой стороны улицы выходящий из магазина сержант.

18.

Они стояли у бара под названием «Пингвин». Черно-белые буквы прыгали по большой вывеске, упираясь в смешно подмигивающее клювастое животное. На сверкающей двери из затемненного стекла буквами помельче было выведено: «Для нижних чинов. Вход гражданских лиц только по приглашению».

– Зайдем? – спросил Сергей.

– Надо же с чего-то начать, – кивнул Самурай.

Колокольчик за их спиной мелодично звякнул. После яркого субтропического солнца полутьма и прохлада заведения приятно радовали. Они постояли у входа, оглядывая небольшой зал. В баре было пусто, всего пять-шесть парней в форме сидели за столиками, потягивая пиво. Сергей направился к стойке. Самурай потянул его за рукав.

– Ты ничего не замечаешь? – тихо спросил он.

Сергей огляделся. Бар был уютным. Десятка полтора столиков, длинная стойка, освещенная откуда-то изнутри мягким голубоватым светом. Вдоль дальней стены громоздился, отбрасывая в зал зеленоватые блики, огромный аквариум. Внутри него, среди тихо шевелящихся в пузырьках воздуха водорослей, иногда мелькали быстрые тени. Откуда-то сверху доносилась негромкая плавная музыка.

– Тут уютно, – ответил Сергей.

– Ты внимательнее смотри.

– Да чего ты прицепился, бар как бар.

– Тут одни морпехи, – Накамура говорил негромко, почти шепотом.

-Да ладно, чего, убегать теперь? Выпьем по кружечке и уйдем.

Самурай хмуро пожал плечами, соглашаясь. Они уселись на высокие вертящиеся табуреты.

– Нам пива. Светлого, – Сергей поставил локти на стойку.

Бармен пристально посмотрел на Сергея, кивнул и молча отвернулся к блестящему крану. Через минуту отточенным движением он метнул на стойку салфетки, со стуком поставил на них высокие запотевшие стаканы.

Сергей принял бокал, благодарно кивнул. Бармен продолжал сверлить его серьезным, без тени улыбки, взглядом. Сергей удивленно посмотрел на него.

-У нас принято платить сразу, – бесстрастно пояснил бармен.

– Извините, мы тут впервые, – Сергею стало неловко. Он подал служащему свою карточку. Тот не спеша провел ею по считывателю, вернул ее назад.

Пиво было превосходным, именно таким, какое любил Сергей. Резкое, холодное, с приятным ароматом хмеля. Сергей, наслаждаясь, медленно потягивал ледяной напиток. После трех месяцев однообразной пищи пиво казалось напитком богов. Самурай, напротив, к стакану почти не прикоснулся. Сидел, отвернувшись от стойки, разглядывая аквариум. Пиво кончилось. Сергей хотел заказать себе еще, как вдруг увидел, как Самурай, продолжая сидеть, напрягся, глядя ему за спину. Сергей крутнулся на табурете. К ним подходил здоровенный, под два метра, морпех. Несмотря на утро, его уже покачивало. Подойдя к стойке, верзила навис над ней, в упор разглядывая друзей.

– Что, салага, первый раз в увольнении? – от морпеха крепко несло дешевым джином.

– Заметно? – Сергей старательно делал спокойный вид.

– Да уж чего тут замечать, если ты приперся в наш бар. Весь город знает – сюда пехтуре вход заказан. А если кто забудет, – морпех угрожающе придвинулся, – так мы быстро показываем, кто тут хозяин.

– Драться хочешь? – процедил сквозь зубы Сергей, – Кто будет секундантом?

В имперской армии были официально разрешены дуэли. В небоевой обстановке любой мог вызвать на поединок равного по должности или званию. Правила поединка определяли секунданты. Обычно в этом качестве выступали непосредственные командиры участников. Поединок мог проходить на кулаках, мог и с применением оружия. Он мог закончиться смертью или прекращался после первой крови. Серьезность проступка, вызвавшего дуэль, определяли опять-таки командиры, именно они назначали правила поединка. Нередко офицер, выполнив в бою неправильный с его точки зрения приказ, повлекший гибель подчиненных, после боя просил разрешения у командования на дуэль со своим командиром. Очевидно, этот фактор не позволял офицерскому корпусу обзаводиться чрезмерным количеством тупиц, трусов и самодуров. Дуэли не были привилегией офицеров. Часто в них участвовали сержанты и даже рядовые.

– Охренел, салага? Уставов на ночь начитался? Я те покажу дуэль, – глаза морпеха наливались кровью. – Я таких, как ты, крыс сухопутных, по десятку в день давлю голыми руками!

– Остынь, парень, – вмешался Самурай, – мы сейчас уйдем. Не порти нам выходной.

– Цыц, недомерок, – верзила даже не повернул головы. Со стороны зала, из-за столиков покатился издевательский смех.

– Только не здесь, – нервно предупредил бармен. – Мне неприятности ни к чему. Идите в сквер, там и разбирайтесь.

– Как скажешь, братан, – громила столкнул Сергея с табурета, – Чего расселся, салага. Пошли на улицу, нечего палубу поганить.

Из зала уже откровенно гоготали в несколько глоток:

– Ты там поаккуратнее, Малыш, не убей их.

Они вышли на улицу. Верзила шел сзади, подталкивая Сергея в спину. Самурай угрюмо плелся рядом. Они остановились тут же, между домами, в небольшом сквере, поросшем развесистыми тенистыми деревьями.

– Ну что, салага, – очередной тычок в спину чуть не сбил Сергея на землю.

– А ничего, козел. Пришел биться, так бейся, нечего языком молоть. Самурай, посмотри там, чтобы копов не было. – Сергей принял боевую стойку, расслабился.

– Ты кого козлом назвал? – верзила зверел на глазах.

– Молодые люди! – раздалось у них за спиной. От ворот дома, в который упирался короткий сквер, к ним спешила невысокая сухонькая старушка.

– Да, мэм, – Сергей повернулся к женщине.

– Молодые люди, я видела, вы собираетесь драться. И, по-моему, вот этот высокий молодой человек явно зачинщик.

– Вам показалось, мэм, – Сергей улыбнулся старушке. Та тем временем встала между ними и грозно посмотрела на побагровевшего морпеха.

– Я давно замечала, что у этого бара дерутся. Все никак не доходили руки пожаловаться коменданту. Это просто безобразие. Дворник часто жалуется, что по утрам дорожка в крови и кусты сломаны. Я требую прекратить драку!

– Мэм, мне очень жаль, что мы вас потревожили. Заверяю вас, что я тут никогда не дрался. – Сергей старался успокоить женщину, опасаясь, как бы ей не стало плохо от волнения.

Морпеха, похоже, совсем развезло. Набычившись, он рявкнул:

– Уйди с дороги, старая кошелка!

Дальше произошло нечто невероятное. Старушка укоризненно покачала головой, глядя на пьяного, и вдруг, сделав семенящий шажок, резко пнула его под колено. От неожиданности морпех тяжело осел на землю, стараясь сохранить равновесие, оперся рукой о тротуар. Старушка сделала еще шаг и маленькое колено врезалось ему между ног. Выпучив глаза, здоровяк хватал воздух разинутым ртом, схватившись руками за сокровенное место. Старушка, не останавливаясь на достигнутом, резво крутнулась на пятке и с резким «хех!» ударила его локтем по затылку. Голова морпеха мотнулась вперед, тело мешком повалилось на брусчатку сквера. Из носа тонкой струйкой потекла кровь.

Первым пришел в себя Сергей.

– Ну, мэм, вы даете… То есть я хотел сказать, – тут же поправился он, – такое редко увидишь.

Старушка сунула ногу в слетевшую туфлю:

– Ерунда, молодой человек. Я сорок лет замужем за офицером, помоталась по гарнизонам. И не таких обламывала.

– Лежать! – прикрикнула она, заметив, что пьяный начал приходить в себя. Тот покорно замер, подтянув колени к подбородку.

– Вы, я вижу, воспитанный молодой человек, – старушка, немного склонив голову набок, с добродушной улыбкой старой учительницы разглядывала Сергея, – Где вы учились?

– Инженерный колледж на Новом Урале, мэм.

– Вот что, молодой человек. Отнесите этого грубияна назад, туда, где взяли, и заходите ко мне вместе со своим другом. Я напою вас чаем. Такого вы не пили, я вас уверяю, – старушка махнула рукой в сторону дома в конце сквера и засеменила к калитке.

Сергей с Самураем тяжело приподняли безвольное тело и с трудом поволокли его к бару. Перед самой дверью верзила просипел:

– Слышь, братаны…

– Чего тебе? – отдуваясь, неприязненно спросил Самурай.

– Не говорите там… про нее… Пожалуйста… – последнее слово далось детине явно с большим трудом.

– Ладно уж, – Самурай толкнул дверь плечом, помогая морпеху ввалиться в бар.

Сослуживцы подхватили тело своего друга, усадили на стул, стерли кровь с лица. Тело слабо качало головой и все время норовило сползти на пол. Бармен стоял в ступоре, машинально, по пятому разу протирая один и тот же стакан.

Морские пехотинцы обступили Сергея. Самурай скромно стоял в сторонке.

– Ну, вы даете, чуваки, – Сергея хлопали по плечам, пытались угостить пивом. – Как вы его уделали? У Малыша ведь голова чугунная, он на спор деревянную стену лбом ломает!

– А никак, – внезапно вмешался Самурай. – Сержант под страхом смерти запретил нам драться в увольнении.

Наступила тишина.

– Запретил драться… – задумчиво повторил жилистый морпех, глядя на тело Малыша, которое снова сползло на пол. – Запретил драться… Ну а вы?

– Мы и не дрались. Не можем же мы нарушить приказ, – Самурай одернул комбинезон, взялся за ручку двери.

– Передай вашему сержанту, что он охренительно умный мужик, – морпех хлопнул Самурая по спине.

– Хорошо, передам. Счастливо оставаться.

– Ребята! – окликнул их очнувшийся бармен. – Вы это, если будете проходить мимо, забегайте. У нас всегда свежее пиво. Я вам столик зарезервирую.

Сергей кивнул, закрывая за собой дверь.

– Надо же, запретил драться, – снова повторил морпех и заказал себе двойное виски…

19.

Двухэтажный дом старушки был очень ухожен. Она встретила их на каменном крылечке, вытирая руки фартуком, проводила в гостиную.

– Меня зовут Марта фон Бронски, – чинно представилась старушка. – Я жена полковника фон Бронски.

– Очень приятно, мэм, – Сергей изобразил легкий полупоклон. – Меня зовут Сергей. Поколебавшись, добавил: – Заноза. Моего друга зовут Самурай.

– Ох уж мне эти ваши клички. – Старушка покачала головой. – Неужели нельзя сказать свою настоящую фамилию?

– Простите, мэм. Меня зовут Сергей Петровский.

– Я Исидо Накамура, мэм.

– Прошу к столу, молодые люди.

На столе дымились свежие оладьи. Рядом с ними в вазочке искрился кленовый сироп.

Марта расставила чашки, разлила чай.

– Это с корнем шиповника. Здесь такое не растет, – с гордостью сообщила она. – Мой фирменный рецепт.

Гостиная была обставлена красивой, отделанной под орех мебелью. На стене на большом ковре тускло отсвечивали воронеными стволами несколько десятков армейских пистолетов различных систем.

– У вашего мужа прекрасная коллекция, – Сергей попытался начать светскую беседу.

– Это моя коллекция, уважаемый Сергей, – улыбка пожилой дамы отдавала ехидцей. – И не пытайтесь говорить со мной как с выжившей из ума старухой, я этого не переношу.

– Простите, мэм, – озадаченный Сергей не знал, как себя вести с этой странной женщиной.

– Накамура, Накамура… – Марта задумчиво посмотрела на Самурая. – Скажите, Исидо, вы не имеете отношения к клану Накамура с планеты Киото?

– Мэм, я член семьи Накамура, – удивленный Самурай слегка поклонился.

– Надо же, как тесен мир, – задумчиво протянула Марта. – Значит, вы наследственный военный, Исидо? Похвально. В наше время тяжело передавать детям свои навыки.

– Спасибо, мэм.

– Кушайте оладьи, не стесняйтесь, – Марта отвалила на их тарелки по горке румяных оладьев. – Таким вас не кормят, я знаю.

Уговаривать друзей не пришлось. Пышные оладьи действительно имели бесподобный вкус. Наевшись, Сергей с наслаждением выпил большую чашку ароматного, с приятным кисловатым привкусом чая.

– Я вижу, вы недавно в армии, – Марта поставила локти на стол, непринужденно положила подбородок на сложенные в замок ладони.

– Да, мэм, вы правы.

– Тяжело приходится?

– Не очень, мэм.

– Не лгите, Сергей. По вам видно – в армии вы случайно. Как вы здесь оказались?

– Долгая история, мэм. В ней замешана полиция, – Сергей вежливо улыбнулся.

– Вы не похожи на преступника.

Сергей снова улыбнулся.

– Не хотите рассказывать?

– Да нет, мэм, все в порядке. Ничего криминального. Просто поссорился со своей девушкой.

– Надеюсь, вы ее не убили из ревности? – немного встревоженно спросила старушка.

– Нет, что вы, мэм! Просто поссорился, и меня после этого задержала полиция.

– И вы сбежали в армию? Это бывает. Ничего, все образуется. Кстати, хотите, я познакомлю вас с чудесной девушкой?

– Спасибо, мэм, но я предпочитаю знакомиться с девушками сам.

– Не думаю, Сергей, что в ближайшие несколько лет у вас будет на это время, – улыбка Марты словно застыла.

Возникла неловкая пауза.

– Мэм, я благодарю вас за помощь и гостеприимство. Я очень рад нашему знакомству. У вас чудесный дом. Нам с другом пора идти.

– Вы ведь в суточном увольнении? – взгляд Марты словно видел Сергея насквозь.

– Да, мэм.

– Значит, спешить вам некуда. – подвела она черту. – Города вы не знаете, а посидеть в кабачке еще успеете. Давайте, я отвезу вас в одно место. Вы, рано или поздно, все равно там окажетесь, так чего тянуть. Я хотя бы сведу вас с людьми, которые остаются людьми даже тогда, когда их за людей не считают.

На этой непонятной фразе их чаепитие закончилось. Через несколько минут они мчались на огромном черном джипе Марты, петляя по чистеньким улицам.

Городок был маленьким. Центральные кварталы с их аллеями и зеркальными витринами быстро сменились рядами аккуратных двухэтажных домиков за невысокими живыми изгородями. Марта лихо затормозила у одной из калиток.

– Приехали! – подмигнула Марта. – Вылезайте, Сергей.

– Мэм, эти дома – то, что я думаю, или мне так только кажется? – осторожно спросил Сергей. Его уши медленно краснели.

– Вы правильно думаете, молодой человек. Но ничего страшного в этом нет, – голос старушки звучал наставительно. – К тому же все в рамках субординации. Видите надпись – для всех чинов. Никаких нарушений!

Марта воинственно уперла руки в бока.

– Выходите же! – прикрикнула она. – А вы, Исидо, подождите тут. С вашим другом встретитесь завтра у КПП.

– Мэм, вы меня смущаете… – начал было Сергей.

– Что за чушь, молодой человек! – прервала его женщина. – Вы что, за сводню меня принимаете?! Я же сказала: познакомлю вас с хорошей девушкой! Девки, если вам так угодно, работают в массажных салонах в соседнем квартале! А это, к вашему сведению, квартал психологической разгрузки.

Сергей неуверенно вылез из машины, одернул комбинезон.

На крыльцо домика вышла высокая темноволосая девушка в длинной юбке, оперлась о перила, спокойно разглядывая посетителей.

– Мэд, у меня для тебя гость, – Марта подтолкнула Сергея к калитке. – Он очень воспитанный и образованный молодой человек.

– Рада вас видеть, фрау Марта, – девушка улыбнулась. – Как поживает ваш супруг?

– Чего ему сделается, старому ослу, – улыбнулась в ответ Марта. – Укатил на ученья. Снова приедет пьяный в дым!

Мэд засмеялась, спускаясь с крыльца.

– Выпьете кофе, фрау Марта?

– Спасибо, девочка, в другой раз. У меня в машине сидит потомственный самурай, не могу же я его бросить. Знакомьтесь. Сергей, это Мэд. Мэд, это Сергей. Как я уже сказала, он воспитанный молодой человек, к тому же он русский.

– Рад знакомству, мисс, – немного напряженно кивнул Сергей, заставляя себя улыбнуться. Его не покидало ощущение какой-то неправильности происходящего.

Мэд с улыбкой кивнула в ответ. В ее глазах Сергею чудилась насмешка.

Девушка повернулась к Марте:

– Последний воспитанный молодой человек, которого вы мне представили, фрау Марта, выпил у меня все спиртное и выбил окно на кухне, пытаясь выйти в сад. А когда приехала военная полиция, он босиком убегал от них два квартала, – девушка качнула головой, сверкнув водопадом черных волос, и снова засмеялась.

– Ты же знаешь, девочка моя, я плохо вижу, – пожаловалась в ответ старушка. – Тот человек, оказывается, был морским пехотинцем. А они такие грубияны! Ну, ладно, нам пора. До свиданья, молодой человек.

Сергей церемонно кивнул ей на прощанье. Взобравшись на высокую подножку джипа, Марта помахала им рукой. Хлопнула дверца.

– Исидо, вы не поверите, тут недалеко есть девушка вашей крови, вы будете в восторге от ее чайной церемонии… – донеслось из машины. Джип рыкнул мотором и сорвался с места. В окошке мелькнула ошалевшая физиономия Самурая.

– Пойдемте в дом, – Мэд мягко потянула Сергея за руку. Его коснулся легкий горьковатый запах духов. – Вам понравилась Марта? Она очень интересный человек, хотя многие и считают ее старомодной.

– Да, наверное… – невпопад ответил Сергей. Ему почему-то вспомнился глухой стук, с которым сухонький локоток Марты соприкоснулся с затылком морпеха.

20.

Изящно переступая тонкими каблучками-шпильками, девушка впереди Сергея поднялась по ступенькам каменного крыльца. Его взгляд невольно задержался на ее чуть полноватых бедрах, качнувшихся под складчатой юбкой.

– Прошу вас, входите, – девушка распахнула стеклянную дверь и посторонилась, пропуская гостя.

Он вошел в дом и в нерешительности остановился. Натертый паркет матово поблескивал в солнечном свете, пробивавшемся сквозь неплотно сдвинутые жалюзи.

– Мисс, у вас все так вычищено…

– Да ладно вам, проходите, – Мэд непринужденно засмеялась и слегка подтолкнула его. – Если вам так хочется, можете снять ботинки.

– Спасибо, мисс. Я, пожалуй, пересилю себя.

– Может быть, сразу перейдем на «ты»? У нас не приняты долгие церемонии.

– Хорошо, Мэд. Давай попробуем, – с улыбкой кивнул Сергей.

Девушка оказалась выше его ростом. Чтобы посмотреть ей в глаза, ему пришлось немного поднять лицо.

– Это просто каблуки, – Мэд одну за одной сбросила туфли, сразу став ниже. – Вдруг у тебя комплексы, – с улыбкой пояснила она и потянула его за руку. – Ну проходи же! Устраивайся поудобнее.

Сергей уселся в легкое, удобное кресло, с наслаждением вытянул ноги.

– Знаешь, а у тебя уютно, – он одобрительно оглядел светлую комнату.

– Я так понимаю, это комплимент? – улыбнувшись, Мэд подала Сергею из холодильника бутылку пива.

– Если тебе нравится, то пусть будет комплимент, – ее широкая улыбка была заразительной.

Он сорвал с бутылки крышку, сделал глоток.

– Поесть пока не предлагаю – Марта наверняка под завязку набила тебя чем-нибудь вкусненьким, – девушка присела на подоконник, скрестила ноги.

– Оладьями. С кленовым сиропом, – кивнул Сергей.

– Да, – мечтательно зажмурилась Мэд, – это ее фирменное блюдо…

– И у ее чая какой-то необычный вкус, – добавил Сергей.

– Ну, Серж, умеешь ты найти подход к женщине, – Мэд засмеялась. – Свой знаменитый чай с шиповником Марта не каждому полковнику наливает.

Он невольно улыбнулся в ответ. Скрывая неловкость, сделал глоток. Присутствие Мэд почему-то стесняло его. Хотелось подняться и уйти, но сделать это сразу казалось невежливым.

– Ты впервые в увольнении? Хочется уйти? – Сергей удивленно посмотрел на девушку. Та продолжала улыбаться, покачивая ногой.

– Если хочешь, я вызову такси, – продолжила Мэд. – Хотя, если тебе интересно мое мнение, я бы попросила тебя остаться. Хотя бы на часок. Одной тут ужасно скучно, – добавила она после небольшой паузы.

Он неопределенно пожал плечами:

– Если тебе так хочется.

Девушка легко соскочила с подоконника. Пересела на небольшой диванчик, подобрав под себя ноги и скрестив руки на груди. Белая ткань водолазки натянулась, отчетливо обрисовывая большой красивый бюст. Сергей быстро отвел взгляд, при этом почувствовав себя еще более неловко.

Заметив его состояние, Мэд рассмеялась.

– Сергей, – сквозь смех спросила она, – Твой сержант, что, не рассказывал тебе, как провести время в увольнении?

– Мой сержант все больше заставлял меня палить по мишеням да ползать по болоту, – немного резко ответил Сергей. Смех Мэд неприятно царапнул его самолюбие.

– Ты такой забавный, – проговорила, отсмеявшись, Мэд. – Наверное, ты принял меня за проститутку, да? Должна тебя разочаровать – ты не туда попал. Эти девушки работают в массажных салонах по соседству. Если бы ты заглянул к ним, а не ко мне, ты бы даже не успел назвать свое имя, как оказался бы без штанов, – девушка снова залилась смехом.

– Да? – озадаченно проговорил Сергей, – А, прости за любопытство, твоя работа в чем заключается?

– Ты что, учился в колледже? Для солдата ты говоришь слишком правильно.

– Я закончил колледж на Новом Урале.

– Заметно. Моя работа, Серж, заключается в том, чтобы создать для тебя атмосферу уюта и покоя, чтобы ты не свихнулся от постоянной муштры. Можешь просто спать, можешь смотреть визор. Если хочешь, я приготовлю тебе вкусный обед. Можешь тихо напиться и петь песни. Могу показать тебе город. Еще можешь валяться на диване и читать книгу. В саду есть шезлонг, можно выйти, позагорать, – Мэд встала с диванчика, прошлась по комнате. – Если хочешь, можно просто поболтать по душам, тут мало интересных собеседников.

– По душам, извини, не хочу, – он отставил пиво.

Мэд остановилась возле его кресла, глядя на него сверху вниз.

– И что – в программе никакого секса? – он откинул голову, глядя ей в лицо.

– Господи, какой ты все же зацикленный! – Мэд улыбнулась. – Только в крайнем случае.

– А кто определяет, когда наступает край?

– Я, – девушка продолжала улыбаться.

– И что потом?

– Потом – если я захочу.

– Понятно, – он встал, прошелся по комнате, заглянул на небольшую кухню.

Мэд зашла следом. Сергей исследовал содержимое холодильника, выкладывая на стол пакет за пакетом.

– «Свинина. Выращено естественным путем без применения ускорителей роста. Не содержит консервантов», – прочитал Сергей на этикетке. То, что надо.

– Ну что ж, отдыхать, так отдыхать, – сказал он, через плечо оглянувшись на Мэд. – Как ты смотришь на то, чтобы помочь приготовить мне мясо?

– Положительно. Что я должна делать? – спросила девушка.

– Сидеть рядом и не мешать, – он легонько коснулся пальцем кончика ее носа.

– Такая работа как раз по мне, – хихикнула Мэд, усаживаясь на круглый кухонный табурет.

Сергей вскрыл упаковку, подождал, пока отработает режим разморозки, вывалил парящий кусок мяса на разделочную доску. Затем открыл ящик со специями и, быстро проглядев его содержимое, начал выставлять на стол разноцветные баночки. Сложив руки на коленях, девушка завороженно следила за его действиями.

– Ты что, работал в ресторане? – наконец спросила она.

– Каждый мужчина должен уметь приготовить мясо, – не глядя на нее ответил Сергей, понемногу из каждой баночки подсыпая специи в большую чашу.

– Я думала, для этого достаточно набрать программу на автоповаре…

Сергей молча бросил на нее снисходительный взгляд. Поискал нож, коснулся пальцем лезвия, проверяя его остроту. Начал резать мясо крупными кусками.

– Красное вино есть? – спросил Сергей.

– Оно ужасно кислое. Если хочешь, я закажу в супермаркете. Через десять минут доставят, – Мэд ждала ответа, вопросительно глядя на своего гостя.

– Кислое в самый раз. А вино все равно закажи. Если можно, виноградное. Полусладкое. Сорт выбери на свое усмотрение, – Сергей вытер руки и протянул ей свою карточку.

– Хотя, – подумав, добавил он, – лучше закажи бутылку настоящей русской водки. Обычной, без всяких этих ваших вкусовых добавок. И немного белого репчатого лука. Да, еще сладкого томатного кетчупа. Желательно без консервантов. Попробую устроить тебе сеанс русской кухни.

– Хорошо, – мягко улыбнулась девушка.

Пока она возилась с домашним терминалом, делая заказ, Сергей залил специи вином, хорошенько размешал получившуюся жидкость. Лизнул кончик ножа, смоченного в маринаде. Подумав, добавил еще немного красного перца. Затем вывалил мясо в маринад, перемешал, закрыл крышкой.

Звякнул приемник пневмодоставки. Мэд открыла крышку, достала из контейнера пакет с заказом, протянула Сергею.

– Водку – в морозильник, кетчуп – в холодильник, – шутливо скомандовал он.

– Есть, сэр! – улыбаясь, Мэд отдала честь левой рукой.

Сергей быстро порезал лук, скинул в чашку с маринадом.

– Все, – сказал он, понюхав чашку.

– Все? – недоверчиво переспросила Мэд, – Ты уверен, что это можно есть?

– Ты что, правда, готовишь только с автоповаром? – вопросом на вопрос ответил Сергей.

– Ну да.

– Тогда понятно, – он протянул ей чашу, – хочешь попробовать?

Девушка отодвинулась от стола вместе с табуретом.

– Это и есть твоя русская кухня? – старательно скрывая брезгливость, спросила она.

Сергей расхохотался при виде ее сморщенного носа.

– Милая, это нужно выдержать два-три часа, а уж потом готовить!

– А-а-а… – с облегчением протянула Мэд. – ну, тогда пошли? Займемся чем-нибудь другим?

– Пойдем, – Сергей снова закрыл мясо крышкой.

– Могу предложить сыграть в шахматы. Или хочешь позагорать? – девушка вопросительно посмотрела на Сергея.

– А у тебя музыки нет? – спросил он.

– Музыки? Терминал там, в углу, – она ткнула пальцем за диван.

– Отлично, – Сергей присел у терминала, потыкал пальцем в меню.

– Что ты любишь? – спросил он у Мэд.

– Ставь на свой вкус, – привычно ответила она.

Сергей ткнул сенсор воспроизведения, увеличил громкость.

Here come old flattop he come,

Grooving up slowly he got,

Joo-joo eyeball he one,

Holy roller he got …

Сергей с усмешкой наблюдал за девушкой.

– Что это? Где ты это откопал?

– У тебя прекрасная фонотека, – ответил он, придвигаясь к ее уху, чтобы перекричать музыку. – Это «Битлз». Очень известная группа середины двадцатого века.

– Какого века? – ошарашенно переспросила Мэд.

– Двадцатого.

– А на каком языке они поют? – крикнула она в ухо Сергею. – Что-то знакомое, но понять ничего не могу.

– На английском, – прокричал он в ответ. – Он в основе общеимперского, потому и похож. Садись, закрывай глаза и слушай.

Сергей устроился на диване, откинул голову на спинку, закрыл глаза. Мэд осторожно примостилась рядом.

Come together

Right now

Over me…

Музыка кончилась. Мэд открыла глаза.

– Ничего подобного раньше не слышала, – сказала она.

– Бывает, – невозмутимо согласился Сергей.

– Знаешь, – Мэд задумчиво накручивала на палец черную прядь, – ты очень необычный солдат.

– Знаю, – улыбнулся он, – наш сержант первое время мне тоже так говорил. – «Ты, говорит, очень необычный солдат, Заноза. Отожмись-ка ты сто раз на кулаках, а то мне твое лицо не нравится – слишком умное».

Мэд и Сергей взглянули друг на друга и расхохотались.

– Поставь что-нибудь еще на свой вкус, – попросила девушка.

Сергей потыкал пальцем по терминалу. Комнату снова заполнили басовитые звуки.

Он вытянул ноги, устраиваясь поудобнее. Мэд подобрала ноги под себя, пристроилась рядом, прижавшись к нему плечом. На этот раз они сидели, впитывая музыку, не меньше часа.

– Как здорово, – Мэд осторожно пошевелилась.

Сергей улыбнулся. Они немного помолчали.

– Об этом не принято спрашивать. Но все-таки – как ты попал в армию? – Мэд внимательно смотрела на Сергея.

Он отвел взгляд:

– Давай не будем об этом.

– Не хочешь говорить? Неприятности с полицией?

– Мэд, я терпеть не могу сеансов психоанализа. Если мне вдруг станет плохо, я просто выпью водки. Есть такой русский народный рецепт аутотренинга, – Сергей резко поднялся, вышел на кухню, загремел посудой, перемешивая мясо.

Мэд подошла сзади, встала за спиной.

– Извини, – тихо произнесла девушка. Ее ладонь легонько прикоснулась к плечу Сергея, – это не сеанс психоанализа. Мне действительно стало интересно.

Он молча кивнул.

– Я больше не буду ни о чем спрашивать, – добавила Мэд.

Сергей повернулся, коротко глянул ей в глаза:

– Скажи, у тебя тут есть ванна?

– Конечно. В ней джакузи, автомассаж, смена терморежимов.

– У нас только душ и, не поверишь, за три месяца я его просто возненавидел. Душу готов продать за часок в горячей воде.

– Верю, верю, – засмеялась Мэд. – Пойдем, покажу.

– Управление не голосовое? – на всякий случай поинтересовался Сергей.

– Ручное, ручное, – Мэд подтолкнула его к выходу из кухни.

Сергей сбросил форму и с наслаждением погрузился в бурлящую воду. Откинув голову на мягкую подставку, он расслабленно закрыл глаза.

– Господи, кайф-то какой…

Девушка тихонько подошла к прозрачной стенке ванной, осторожно заглянула внутрь.

– Не подкрадывайся, – не открывая глаз, тихо сказал Сергей. – Я все слышу. Подглядывать нехорошо.

– Размечтался, – брызнув водой ему на лицо хихикнула Мэд, – Согласно инструкции проверяю, чтобы ты не захлебнулся.

– Ну-ну, рассказывай…

Она тихо вышла.

Через час, посвежевший и повеселевший Сергей спустился в гостиную.

– Я уж думала, что ты растворился, – глаза Мэд лучились от смеха.

– У тебя красивая улыбка, – серьезно сказал ей Сергей.

– Да? – озадаченно отозвалась девушка. – Странно, не замечала. Я много смеюсь, от этого скоро буду вся в морщинах.

– В этом кроется какая-то большая природная тайна, – сказал он, улыбаясь.

– В чем, в морщинах? – удивленно переспросила Мэд.

– Нет, в том, что, когда делаешь красивой женщине комплимент, она обязательно начнет оправдываться: да что вы, этому платью уже сто лет, или – не может быть, мне все говорят, что я располнела…

– Марш на кухню, болтун! Я уже проголодалась, как тигрица!

– В каком смысле? – смеясь спросил Сергей и едва увернулся от шлепка.

Мэд снова сидела на кухне и наблюдала за его действиями. Для начала он отключил автоповара. Затем настроил гриль на максимальную температуру и отключил термозащиту. Кухонный автомат протестующе пискнул. Сергей отключил и его. Потом высыпал мясо на решетку и задвинул его в раскаленную почти докрасна духовку.

Девушка смотрела на действия Сергея, словно на колдовскую пляску древнего шамана.

– И что дальше? – спросила она.

– Дальше – накрывай на стол. Готовность – пятнадцать минут. Под водку приготовь большие рюмки или маленькие стаканчики. Под мясо – большое блюдо. Под кетчуп – маленькие розетки, – перечислял Сергей, глядя на процесс жарки через подсвеченное стекло духовки.

Мэд умчалась хлопотать в гостиную. Сергей вынул решетку, поворошил мясо, сбрызнул его маринадом, задвинул решетку назад, продолжая поглядывать внутрь через стекло.

– Готово, – Мэд впорхнула в кухню. Она уже успела переодеться. Теперь ее плотно облегало длинное черное платье, переливающееся на плечах слабыми искрами. На ногах снова красовались туфли-лодочки. Красивые руки обнажены. Небольшое узкое декольте делало ее настолько сексуальной, что у Сергея на мгновение перехватило дух.

Сглотнув, он выдавил:

– Мэд, я просто в восхищении!

Девушка улыбнулась, слегка порозовев от удовольствия и смущения.

– Знаешь, я вообще-то просто хотел удивить тебя национальным колоритом. Но в таком виде пить водку… – он покачал головой. – У меня просто нет слов.

– Прекрати, – улыбаясь, Мэд вытащила из морозильника льдисто поблескивающую бутылку. – Я умираю от голода!

– Ну что ж, тогда прошу к столу.

Он вывалил раскаленные куски на блюдо, пересыпал их кусочками маринованного лука, сбрызнул вином. Войдя в гостиную, поставил блюдо в центр небольшого круглого стола. По комнате растекся восхитительный аромат.

– Фантастика… – покачала головой Мэд.

Сергей включил тихую, негромкую музыку, разлил из заледеневшей бутылки водку по мгновенно запотевшим рюмкам, встал.

– Пью за здоровье очаровательной хозяйки этого дома, – он коснулся рюмкой рюмки Мэд.

Девушка, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Сергей, не отводя взгляда, залпом проглотил ледяной напиток, поставил рюмку на стол. Отрезал маленький кусочек мяса, обмакнул его в розетку с кетчупом и, зажмурившись от удовольствия, начал медленно жевать.

Вслед за ним Мэд неумело выпила водку, поперхнулась, испуганно прикрыла подбородок салфеткой, затем схватила вилку, услужливо поданную Сергеем, и быстро сунула кусочек в рот. Сергей выжидательно смотрел на нее. Проглотив, Мэд прислушалась к своим ощущениям, отрезала еще кусочек и, прожевав его, наконец произнесла:

– Серж, у меня нет слов. Ты просто волшебник.

– Как мало нужно, чтобы угодить женщине, – улыбнулся он.

Они выпили еще несколько рюмок, закусывая обжигающе острым мясом. Сергей сыпал шутками. Девушка охотно смеялась. Приглушенная музыка действовала на них расслабляюще. Щеки Мэд порозовели от смеха.

Наконец, Сергей отодвинулся от стола.

– Еще кусочек, и я лопну, – сказал он.

– Я тоже, – улыбнулась она. – Пойду, приготовлю кофе.

Она поднялась из-за стола. Ее качнуло. Не удержав равновесия, девушка снова опустилась на стул.

– Кажется, я пьяна, – растерянно сказала Мэд.

– Это бывает с непривычки, – Сергей успокаивающе похлопал ее по руке.– Пойдем, я помогу тебе прилечь. Отдохни часок, все как рукой снимет.

Придерживая Мэд за талию, он помог ей подняться в спальню, уложил поверх одеяла. Осторожно снял туфли.

– Мне так хорошо, – сладко улыбнулась она в полудреме. Сергей тихонько прикрыл дверь и спустился в гостиную.

Он просидел за столом около часа, невидяще глядя на экран бормотавшего о чем-то визора, налил и выпил еще пару рюмок водки. Внутри было пусто и хорошо. На время исчезли все неприятные мысли. Уют чужого дома навевал легкую грусть. За окнами начало смеркаться.

Он встал, тихо, стараясь не шуметь, собрал посуду, отнес ее на кухню. Убрал остатки мяса в холодильник. Вытащил из-под погона свернутое кепи, расправил его, не торопясь надел. В последний раз оглянувшись, Сергей выключил визор и на цыпочках направился к двери. У дверей вдруг вспомнил, что его карточка осталась у Мэд. Секунду подумав, махнул рукой – доберусь до КПП пешком – и тихо повернул ручку.

– Уже уходишь? – на лестнице стояла, завернувшись в простыню, Мэд.

– Не хотел тебя будить, – он слегка улыбнулся.

– Торопишься?

– Да нет, в общем. – он закрыл дверь.

Мэд поплотнее запахнулась в простыню, присела на ступеньки.

– Твоя карточка на кухне, рядом с холодильником. Если хочешь, ты можешь спать здесь. Это не запрещено. Тут очень тихо ночами, ты хорошо отдохнешь.

Сергей пожал плечами.

– Если ты не против, я бы лег на диване.

– Наверху есть еще одна спальня. Как раз для таких случаев. Я постелю тебе там.

– Хорошо.

Мэд встала и направилась в ванную.

– Еще довольно рано. Я могла бы показать тебе город. Ночью в центре очень красиво, – обернулась она в дверях.

– Спасибо, Мэд. Если ты не возражаешь, я бы действительно лег спать.

Девушка кивнула.

– Я быстро.

Через десять минут она окликнула задремавшего в кресле Сергея.

– Эй, солдатик. Прошу бай-бай.

Мэд снова переоделась. На этот раз на ней была надета просторная футболка навыпуск поверх вылинявших джинсов.

Он кивнул. Не торопясь поднялся в спальню. Мэд посторонилась на лестнице, пропуская его. Скинув ботинки и комбинезон, он с наслаждением вытянулся на накрахмаленных простынях. Скрипнула ступенька – девушка спустилась вниз. Сергей закрыл глаза.

21.

Он проснулся внезапно. С минуту лежал в темноте, вспоминая, где он находится. Рука медленно прошлась по шуршащей постели. Лежать голым на чистой, большой кровати было очень непривычно. И очень приятно. Светящиеся цифры на стене показывали десять вечера. Прикинув, Сергей определил, что проспал всего несколько часов. Как ни странно, при этом он чувствовал себя отлично отдохнувшим.

– Вот тебе и выспался, – с легкой досадой подумал Сергей. Вечером ему казалось, что он сможет проспать целые сутки.

Хотелось пить. Он опустил ноги на пол, набросил на себя простыню, осторожно приоткрыл дверь. В доме было тихо. Из кухни пробивался слабый свет ночного освещения. Стараясь не шуметь, Сергей спустился по лестнице, пошарил в холодильнике. Достав бутылку пива, сорвал крышку, сделал долгий глоток из горлышка. На цыпочках вышел в гостиную. В комнате было прибрано, не осталось даже намека на недавний пир.

Он подошел к окну, отодвинул жалюзи. С улицы пробивался желтоватый свет редких фонарей. Темные силуэты деревьев тихо шевелились под едва заметным ветерком. Он постоял, прислонившись лбом к прохладному стеклу, задумчиво глядя на пустую улицу за барьером живой изгороди.

– Не спится? – Мэд стояла в дверях своей спальни. Ее черные волосы ярким пятном выделялись на белом фоне простыни, наброшенной на плечи.

– Сам не понимаю, что на меня нашло, – пожал плечами Сергей, не оборачиваясь. – Вроде бы уже выспался.

Она босиком спустилась по лестнице, встала рядом, одной рукой сжимая узел простыни на груди. Ее горьковатый запах коснулся Сергея.

– Я тоже, – тихо сказала Мэд.

Сергей протянул ей бутылку. Девушка благодарно кивнула, сделала небольшой глоток. Минуту они постояли в тишине, глядя в окно. Близость ее тела возбуждала. Мэд бессмысленно вертела в руке полупустую бутылку. Воздух между ними словно сгустился. Сергея лихорадило, по телу ползли мурашки. Нервно переступив с ноги на ногу, Мэд, наконец, поставила бутылку на подоконник.

– Серж…

Он неловко отклеился от окна, повернулся.

– Спасибо тебе за ужин, – в полутьме ее глаза казались огромными. – Было очень здорово.

– Пожалуйста, – он едва разлепил запекшиеся губы. Потянулся за бутылкой.

Она перехватила его руку. Отпущенная простыня сползла к ее ногам. Девушка прижалась к Сергею, требовательно потянула за край его одеяния. Сергей повел плечами, сбрасывая шуршащую ткань. Прикосновение ее упругой груди обожгло тело. Руки Мэд медленно поднялись по его плечам, оплели шею. Кончик ее носа легонько коснулся щеки. Их губы встретились. Их языки коснулись друг друга. Мэд внезапно отстранилась, толкнула его в грудь обеими руками. Он сделал шаг назад. Она снова на мгновенье прильнула к нему грудью, опять слегка толкнула.

– Мэд…

– Молчи… – она снова подтолкнула его.

Диванчик мягко ударил Сергея под колени. Не удержавшись на ногах, он упал, откинувшись на покатую спинку. Мэд опустилась перед ним на колени.

– Мэд… – он попытался отодвинуть ее голову.

– Молчи. Я хочу так… – Она мотнула головой, сбрасывая его руку. Горячие губы, едва касаясь, прошлись по коже его живота, спускаясь все ниже.

Мягкая ладонь прижалась к животу, не давая Сергею подняться. Сергей застонал. Движения Мэд ускорились. Волна тепла разливалась по его телу.

– Подожди … – он пытался сдержаться.

Не разжимая губ, она помотала головой.

– О, господи!.. – выгнувшись, он забился в конвульсиях.

Мэд поперхнулась, сглотнула раз, второй, еще глубже вбирая в себя его плоть.

– Ты сумасшедшая… – прошептал он, обессиленно откидываясь на диван. Внутри него растеклась приятная опустошенность. Немного отстранившись, Мэд с довольной улыбкой всматривалась в его лицо.

– Иди ко мне, – дрожь удовольствия еще пробегала по его телу. – Сядь ближе.

Большой кошкой она устроилась у него на коленях.

– Дай мне пару минут… – он крепко прижал ее к себе.

– Со мной не надо отрабатывать норматив. Тебя никто не торопит, – с мягким грудным смешком промурлыкала девушка.

Вместо ответа Сергей прикоснулся губами к ее розовому соску.

– Ты же говорила, что секс – только в крайнем случае? – с ехидцей сказал он и потянулся к другой груди.

Она выгнула спину, чтобы ему было удобнее.

– Ты невнимательно слушал. Я говорила: секс – это когда мне хочется.

Ее руки жили самостоятельной жизнью, изучая тело Сергея, нежно поглаживая его по груди, плечам, слегка приостанавливаясь на шрамах. Он приподнял полную грудь, снова пощекотал языком затвердевший сосок. Девушка сладко зажмурилась. Он притянул ее голову к себе, быстро поцеловал в губы. Слегка куснул язык, снова склонился к ее груди. Словно прислушиваясь к себе, девушка замерла, подавшись ему навстречу. Внутри нее поднималась волна желания. Внезапно обеими руками она подняла голову Сергея, начала покрывать его лицо быстрыми поцелуями. Он поймал ее губы, просунул в рот язык. Они задохнулись от долгого поцелуя. Оторвавшись от Сергея, Мэд потянула его на себя, опрокидываясь на спину.

– Иди ко мне, – прошептала она, раздвигая бедра ему навстречу.

– Э, нет, теперь моя очередь…

Он склонился над ней, нежно поцеловал в живот. Провел губами по аккуратно подстриженному лобку, спустился ниже. Он с наслаждением теребил и целовал нежную плоть, на мгновенье отрывался, давая уставшему языку короткий отдых и снова приникал к ней. Мэд тихонько стонала, всем телом подаваясь навстречу и вцепившись в волосы на его затылке. Наконец, почувствовав, как ее начинают сотрясать волны тягучей дрожи, он быстро приподнялся и вошел в нее. Он успел сделать всего несколько глубоких толчков, как Мэд, запрокинув голову, пронзительно, по-птичьи вскрикнула. Ее ногти до крови впились в плечи Сергея, тело сотрясали долгие спазмы. Некоторое время она лежала, приходя в себя. Он держал ее в объятиях, наслаждаясь ее удовольствием. Наконец, девушка открыла подернутые поволокой глаза. Сергей с улыбкой наблюдал за ней. Она улыбнулась в ответ, шевельнула бедрами. Он потихоньку вышел из нее, склонился, целуя в губы. Приподнял и перевернул ее на живот. Тело девушки словно знало, чего от него хотят, одного прикосновения было достаточно, чтобы оно приняло желаемую позу. Он помог ей подняться на колени, встал на пол, и, обхватив за бедра, медленно проскользнул в нее сзади. Приникнув грудью к дивану, она соблазнительно прогнула спину. Сергей ускорял движения, стремясь проникнуть как можно глубже и все больше и больше возбуждаясь от потрясающего вида ее тела. Он старательно сдерживал себя, но мягкие встречные движения Мэд сводили его усилия на нет.

– Больше не могу, – наконец выдохнул он, и с наслаждением вошел в нее весь, без остатка, толчками выбрасывая семя. Застонав, Мэд бурно кончила спустя секунду после него.

Без сил, мокрые от пота, они обнявшись, лежали на боку.

– Господи, как хорошо. Так бы и лежала с тобой всю жизнь, – тихо прошептала девушка.

Вместо ответа он легонько поцеловал ее в шею. Мэд улыбнулась, провела рукой по его лицу.

– Хочешь кофе? Я сварю сама, без автоповара.

«Черт, – подумал про себя Сергей, внезапно вспомнив Лотту, – и что их всех так тянет на кофе?»

Видимо, выражение его лица изменилось, потому что Мэд немного встревожено спросила:

– Серж, все в порядке? О чем ты думаешь?

– Все хорошо, – он успокаивающе улыбнулся.

– Давай на сегодня закончим с экспериментами. Пусть лучше будет автоповар, – добавил он, улыбаясь.

– Хорошо, – улыбнулась в ответ Мэд и упорхнула на кухню.

Сергей свесился с дивана, потыкал сенсорами музыкального терминала, набирая программу воспроизведения. На этот раз он выбрал Чайковского.

Когда Мэд, неся на небольшом подносе дымящиеся чашки, появилась на пороге кухни, он расслабленно сидел, вытянув ноги и закинув руки за голову. Плавные звуки скрипок, как теплая вода, обволакивали тело. Она поставила поднос, опустилась на пол рядом с Сергеем, положила голову щекой ему на колено и тоже замерла, прикрыв глаза. Он протянул руку, легко поворошил ее мягкие волосы. Некоторое время они сидели, не шевелясь, и тихо блаженствовали.

– И часто у тебя бывает такой крайний случай? – Сергей говорил тихо, не открывая глаз.

Мэд обняла его за ноги, положила подбородок на руки и с любопытством посмотрела ему в лицо. Сергей по-прежнему, не открывая глаз, сидел, откинувшись на спинку дивана.

– Вообще-то впервые.

Он открыл глаза.

– Что так?

– Да так, как-то, – она немного смущенно улыбнулась.

Он провел ладонью по ее волосам, по лицу. Прикрыв глаза, она потерлась щекой о его ладонь.

– Расскажи о себе, – попросила она. – Если можно…

– Что именно?

– Не знаю. Что хочешь. Если хочешь.

– Кофе остывает, – сказал он, покосившись на поднос.

Мэд поднялась, устроилась рядом, обняв его одной рукой за талию. Сергей подал ей чашку. Свою оставил на подносе, легонько покручивая ее на блюдце.

– Да что рассказывать. Родился на Новом Урале. Небольшая такая планетка. Много леса, много гор. Немного моря. Окончил колледж, завербовался сюда, по контракту со «Стилусом». Вот, в общем, и все, – Сергей поднял чашку, сделал глоток.

Мэд отпила немного кофе, помолчала.

– Из «Стилуса» и в армию? Да еще рядовым? Ты мог бы и у себя завербоваться…

– Да я, в общем, и не собирался, – он отхлебнул кофе, невидяще глядя перед собой.

Повернув голову, Мэд выжидательно смотрела на него.

– И?

– Недавно меня задержала полиция. Обвинили в угоне. Наутро, перед судом, я подписал контракт. Лучше сюда, чем на каторгу… Вот и вся история. Как видишь, никакой романтики.

Сергей с улыбкой посмотрел на Мэд:

– Удовлетворена?

Она покачала головой:

-Не-а. Как-то не сходится. Где ты взял машину? Что, на самом деле угнал?

Он бросил на нее удивленный взгляд.

– Смеешься? Дала знакомая, доехать до города.

– И именно в угоне этой машины тебя обвинили?

– Да, – неохотно ответил Сергей.

Мэд поставила чашку на пол, повернулась к нему, подвернув ноги под себя.

– А давно ты ее знаешь?

– Да нет, на вечеринке познакомился. Наутро и взял машину. Она в пригороде живет.

Мэд пристально смотрела на него.

– Ты думаешь, это она тебя подставила, да?

Сергей пожал плечами.

– Похоже на то. Полицейский, который меня задержал, показывал мне заявление об угоне.

– Тот полицейский, который дал тебе в суде контракт?

– Точно.

– Прости за вопрос… ты с ней спал?

– Сладкая моя, ну и вопросы!

– Ну а все-таки? – настаивала Мэд.

– Нет, я всю ночь читал ей стихи… – засмеялся Сергей.

Девушка слегка нахмурилась.

– Странно…

– Что тут странного? – удивился Сергей.

– Как-то слишком сложно. Если бы она была напарницей вербовщика, то полиция повязала бы тебя спящего прямо утром, в ее постели. И предъявила бы тебе изнасилование. И через полчаса после составления протокола ты бы уже подписал все, что нужно. А так – слишком сложно. Машина, угон, суд…

Он неопределенно пожал плечами.

– Какая у нее машина?

– Машина классная. Синий «Меркурий» с полной автоматикой. А что?

– У подставной дешевки – «Меркурий»? – с сомнением спросила Мэд.

– Ну и что?

– Да то, что тебя твоя подружка не подставляла. Сидит сейчас и гадает, куда ты исчез, – ответила она.

– Да уж, конечно, – скептически ухмыльнулся Сергей.

Мэд покачала головой. Улыбнулась.

– Есть не хочешь?

Он покачал головой:

– Твоя очередь рассказывать.

Она погладила его руку, прижалась к плечу.

– Хочешь услышать печальную историю о моем падении?

– Только если в ней тебя похитили в брачную ночь восемь черных насильников. Такие истории меня заводят, – его глаза смеялись.

– Тогда не интересно. Их было всего четверо и один из них был китайцем.

– Китаец? Как низко ты пала!

Мэд пихнула его в бок. Они расхохотались.

– Так я жду, – отсмеявшись, сказал Сергей.

Мэд задумчиво поводила пальцем по его животу.

– Я тут родилась, – начала она, – в Диптоне. Километров сто на север от Джорджтауна. Окончила заочно университет. Факультет философии. Планета Брно. Потом вышла замуж. Год назад развелась. Детей нет. Мой бывший сейчас где-то на Западе. У него сеть фермерских хозяйств. Потом устроилась сюда.

– Почему сюда? Что, на Джорджии трудно найти работу?

– На Джорджии в цене горные инженеры, а не философы, – грустно улыбнулась девушка.

– Странно. Я слышал, на Джорджии не хватает специалистов.

– Так и есть. Можно было пойти в школу, учителем. Или закончить какие-нибудь курсы и устроиться в «Стилус». Там много секретарей с высшим образованием. Но мне тут проще. Приходят разные люди. Иногда попадаются интересные. Некоторым бывает плохо. Мне нравится им помогать. Им много не надо. Поболтать часок, съесть бифштекс, подремать в кресле. В общем, почувствовать себя дома.

– И что, неужели со всеми так просто?

– Нет, конечно. Попадаются и скоты. Особенно когда напьются. Но таких быстро распознаешь. Поговоришь с ним минут десять и отправишь восвояси. Скажешь, что занята. Да и платят тут неплохо. И время остается на книги. Мне пока нравится.

– А откуда ты Марту знаешь? – Сергей поставил чашку, развернулся боком, лицом к ней.

– Марту? Через ее мужа, полковника Отто фон Бронски. Несколько месяцев назад зашел ко мне и прожил тут несколько дней. На учениях взвод его полка попал под артобстрел из-за чьей-то ошибки. Никто не выжил. Вот он и сломался. Пришел пьяный в дым. Пил и плакал. Водила его в ванную, как ребенка. Боялась, что застрелится. Спрятала его пистолет. Это там, за забором, вы все из себя железные. А тут – обычные люди. Через пару дней я позвонила его жене. Она приехала. Так и познакомились. Марта – чудесная женщина. Очень умная. Теперь присылает ко мне своих знакомых. Иногда забегает сама. Поболтать, – опустив голову, девушка задумчиво смотрела куда-то мимо Сергея.

– Как зовут твою девушку? – внезапно спросила она, подняв голову.

– Лотта, – механически ответил Сергей. И тут же поправился: – Мэд, она не моя девушка. Я ее совсем не знаю.

– Да ладно, не цепляйся к словам. Я просто так спросила. Пошли в ванную?

– Легко, – улыбнулся Сергей.

Они долго плескались и болтали ни о чем, сидя в огромной ванне. Потом, обмотавшись полотенцами, собрались идти на кухню. Выходя из ванной, Сергей остановился на площадке у дверей в спальню:

– Мэд!

– Что, мой сладкий? – она остановилась на лестнице.

– Ты забыла показать мне свою спальню.

– Это обязательно? – принимая игру, спросила она.

– У нас девушка, отдаваясь мужчине, начинает этот процесс с показа своей спальни. Мы как-то пропустили этот важный этап.

– Да? Я уже жалею, что не жила на русской планете. Так хочется почувствовать себя русской девушкой. У вас все так романтично, – она поднялась по лестнице, толкнула дверь.

Он вошел следом за ней в темноту спальни.

– У нас во взводе, – сказал он, прижимаясь к ее спине и обняв ладонями упругие груди, – часто говорят о том, что нам в кашу подсыпают успокаивающее.

Он поцеловал ее в шею.

Мэд провела рукой у себя за спиной, погладила его торчащий, словно кол, член.

– Тебя явно обманули, – с тихим смехом она повернулась к нему лицом, – вам подсыпают совсем не то.

Он опустил ее на кровать.

…Через полчаса истомленная Мэд тихо спросила:

– Интересно, ваши женщины все испытывают такое?

– Наши женщины… они… они… входят… в горящие дома… и… останавливают коней… на скаку … – тяжело дыша, Сергей не прекращал ритмичных толчков.

– Знаешь… – задыхаясь, проговорила она, – я их понимаю… сейчас я бы тоже остановила коня…

Они забылись коротким сном только под утро.

В восемь утра взвод стоял на плацу. Никто не опоздал. Кнут прохаживался вдоль строя, внимательно разглядывая помятые лица.

– Ну что, пьяницы,, – рыкнул он, – понравилось гулять?

– Так точно, сэр! – гаркнул взвод.

– Это хорошо, – помолчав, сказал Кнут. – Теперь вы будете выпрыгивать из своих задниц, чтобы еще раз попасть туда… Верно?

– Так точно, сэр! – снова отозвался строй. Сергей кричал едва ли не громче всех.

– Армия выжимает из вас все соки, потому что ей нужны профессионалы. Но армия дает вам все, в чем вы нуждаетесь. Мы делаем тяжелую работу. Мы часто умираем молодыми. Но взамен мы получаем то, чего нет у этих серых говнюков за забором. Мы идем по земле с оружием, мы вольны убивать и умирать сами. Вся наша жизнь – это короткий миг. Но этот миг настолько ярок, что вмещает в себя десять, сто жизней какого-нибудь засранца из небоскреба. Наша жизнь, как наркотик. Втянувшись, вы не сможете ее бросить.

«Да он просто поэт», – удивленно подумал Сергей. Зануда и отъявленный циник, Кнут внезапно предстал перед ним в совершенно неожиданном свете.

22.

Мобильная пехота оттачивала свою тактику веками. Даже сейчас, спустя несколько столетий, она сильно напоминала своего далекого предка – воздушную кавалерию армии США, последнего государства-монстра на старушке Земле. Она применялась для захвата и удержания плацдармов, борьбы с партизанскими и диверсионными формированиями, действий в труднодоступной местности, высадки в тылу противника, а также в качестве силы быстрого реагирования для поддержки на проблемных участках фронта. К месту высадки мобильную пехоту доставляли вертолеты десанта HU-30, в обиходе именуемые «мулами». Эти стремительные хорошо бронированные машины для прикрытия десанта несли на себе два бортовых крупнокалиберных пулемета и многоцелевую ракетную установку, способную вести огонь по самолетам, вертолетам и бронетехнике противника. Система управления имела развитый искусственный интеллект и могла, в случае гибели экипажа, самостоятельно довести машину до базы или произвести высадку в заданном районе. «Мул» поднимал полностью оснащенное отделение мобильной пехоты, укомплектованное одним КОПом. Прикрывали высадку вертолеты огневой поддержки «Гром» HU-64. За способность сравнивать с землей целые гектары пространства их уважительно называли «косилками». Их активная броня выдерживала очередь крупнокалиберного пулемета, легко отражала удары малых ракет. Оснащенные системами залпового огня, автоматическими роторными пушками, противотанковыми и противосамолетными ракетами, они представляли собой настоящие летающие крепости.

В теории, высадка выглядела просто. «Косилки» веером охватывали место десантирования, производили несколько залпов по площадям вакуумными или напалмовыми зарядами, после чего раскручивали карусель, стремительно разгоняясь вокруг места сброса и поливая огнем любой очаг сопротивления. «Мулы» выстраивались в колонны, и каждый стремительно выстреливал из себя пехоту, сразу освобождая место следующей машине. Пехота, быстро разбегаясь от точки сброса, прикрывала высадку следующей группы, затем занимала позиции согласно плану боя. Если высадка производилась на позиции противника, ей обычно предшествовал удар тактической авиации или огневая подготовка приданного ракетно-артиллерийского дивизиона. За пару минут звено штурмовиков расчищало несколько квадратных километров укреплений. По возможности и при острой необходимости, огневую подготовку перед высадкой проводила тяжелая авиация космического базирования. Как правило, после ее налета захватывать и удерживать было уже нечего.

Теория, как всегда, выглядела куда проще практики. Резко клюнув тупым носом, вертолет завис у самой земли. Разделившись на две части, отделение выстроилось вдоль бортов. Бронированные пандусы с лязгом рухнули вниз. В уши ворвался рев турбин, почти не заглушаемый шлемом. Где-то внизу раскачивалась земля. Плотный вихрь от винтов бил голубоватую траву, заставляя ее стелиться почти горизонтально.

– Отделение, внимание! – голос Лихача в наушнике слабо доносился из моря грохота. – По команде «Пошел!», необходимо разбежаться и прыгнуть с пандуса головой вперед. Оружие держать прямо перед собой на вытянутых руках. При касании с землей необходимо перекатиться, затем быстро переместиться вперед и в сторону на тридцать-сорок метров. Первый с правого борта бежит прямо, следующий за ним – на несколько шагов правее. С левого борта наоборот – на несколько шагов левее. Затем падаете ногами к вертолету и сразу занимаете оборону. Последние двое после приземления хватают каждый по одному тюку с боеприпасами, которые пилот сбрасывает сразу после того, как вы прыгнете, и волочете их каждый в свою сторону.

Бойцы напряженно вслушивались в бормотание наушника.

– Сначала будем прыгать всего с двух метров, – продолжил сержант, – через несколько дней дойдем до нормы – пять метров. Помните: от того, насколько быстро вы покинете вертолет и отбежите от места посадки, зависит ваша жизнь, жизнь пилотов и всего отделения. Вопросы?

Отделение молчало.

– Внимание, пошел!

Оглохшие от грохота, бойцы неуклюже посыпались с пандусов. Следом за другими Сергей оттолкнулся от раскачивающейся площадки. Ветер от винтов сшиб и закрутил его еще в воздухе. Вместо четкого касания и переката, отрабатываемых на многочисленных тренировках, он неуклюже врезался в землю боком. Удар вышиб из легких воздух. Не успев отползти в сторону, он услышал, как рядом, лязгнув амуницией, рухнул кто-то еще.

– Быстрее, быстрее! В стороны! Занять оборону! Быстрее! – подгонял голос Лихача в наушнике.

Сергей вскочил и, пригибаясь, зарысил в сторону от вертолета. Длинная трава, стелясь по земле, цеплялась за ботинки, мешая бежать. Вертолет, втягивая крылья пандусов, исчез за лесом. Сразу стало тихо. Сергей упал в траву в нескольких шагах от чьей-то спины и приник к прицелу. Голос Лихача в наушнике витиевато крыл по матери день, когда каждый солдат его отделения появился на свет, поминая при этом всех их родственников до бабушки и дедушки включительно. Сильно болел ушибленный бок. Под лопаткой кольнуло – автодоктор впрыснул ему легкую дозу обезболивающего. Над лесом зашумело. Мелькнула быстрая тень. Сразу надвинулся давящий грохот турбин. Вертолет возвращался.

– Отделение, ко мне! К вертолету, бегом марш!

– Медленно, очень медленно. Отталкиваться надо сильнее, группироваться сразу, не дожидаясь земли, – поучал их во время взлета Лихач.

Машина сделала круг над лесом, снова приближаясь к зоне сброса. Замигал красный плафон на переборке – готовность к высадке. Они быстро выстроились вдоль бортов, ожидая команды. Пулеметчики, сидя в бронированных пластиковых пузырях, нажали на гашетки. Роторы пулеметов с визгом раскрутились, имитируя огонь прикрытия. Пандусы упали, открывая проемы. Рев турбин ворвался в отсек.

– Пошел, пошел! Не спать! Резче! Резче!

Один за другим они попрыгали вниз.

На этот раз Сергей приземлился более удачно. Перекатившись, он вскочил и помчался вперед, отсчитывая про себя шаги. Грохот турбин снова удалялся.

– Встать! Отделение, ко мне!

Они быстро построились.

– Крыса!

– Сэр!

– Еще раз упадешь, будешь всю ночь будешь прыгать со второго этажа на плац. Все ясно!

– Так точно, сэр!

– Салочник!

– Сэр!

– Не суетись после приземления. Упал – сразу беги, как будто у тебя задница горит! Хочешь, чтобы тебе на голову упал контейнер?

– Никак нет, сэр!

– После приземления разбегаться надо резче, – сержант обращался ко всем. – Противник всегда ведет огонь по месту высадки. При высадке вы наиболее уязвимы. Обстрел может вестись на расстоянии, часто по площадям. В этом случае огонь прикрытия малоэффективен. Вас спасет только быстрота и рассредоточенность.

Его слова постепенно тонули в реве двигателей.

– К вертолету, бегом марш!

Теперь они отрабатывали десантирование ежедневно.

23.

На четыре часа в день взвод разбивался на группы из трех-четырех человек – начались индивидуальные занятия по освоению будущих специальностей. Сергей окончательно выбрал свою специализацию – он готовился стать оператором КОПа. За ним закрепили постоянного железного напарника. Часами Сергей под руководством лейтенанта Симпсона отрабатывал вводные. Его КОП отсекал огнем пехоту, стрелял по закопченным остовам старых танков, смешно переваливаясь, быстро менял позицию, снова бил, окутываясь дымом и пламенем выхлопа ракет. Весь мокрый от пота, Сергей едва успевал вставлять тяжелые зарядные картриджи. КОП поедал боеприпасы с огромной скоростью. Одновременно робот привыкал к Сергею, учился узнавать его голос, подстраивался под его стиль управления. Его квазиживой мозг, повинуясь программе, воспринимал своего оператора как хозяина, стараясь всячески угодить ему и радуясь редким похвалам.

– Заноза, если ты будешь так стрелять в бою, ты останешься безоружным через пять минут. Ты что, решил, что за тобой будет ездить грузовик с боекомплектом? – В отличие от сержантов, лейтенант Симпсон никогда не кричал, говорил негромко и доброжелательно. Это было непривычно настолько, что действовало на Сергея сильнее любого окрика.

– Так точно, сэр! Я стараюсь, сэр!

– Пойми, Заноза, КОП чувствует твою злость, твою растерянность, даже твою усталость. Если, давая команду, ты не определишь ему интенсивность огня, то он, защищая тебя, выпалит весь картридж до железки. И что тогда будешь делать? Старайся контролировать эмоции, определяй задачи четко, КОП любит уверенность в голосе.

– Я понял, сэр! Триста двадцатый, атака условного противника! – Сергей старался говорить спокойно. – Пехота с левого фланга, отметки с триста первой по триста пятнадцатую. Сдерживающий огонь. Огонь короткими очередями. Приступай.

– Я КОП-320. Цель вижу. Условный противник с левого фланга. Сдерживающий огонь. Приступаю.

Робот присел, раскручивая ротор пулемета. Через секунду из-за его плеча короткими фонтанами брызнули стреляные гильзы.

– Хорошо, Заноза, почти хорошо.

– Спасибо, сэр! Триста двадцатый, прекратить огонь.

КОП замер, поводя стволом.

Вечером в оружейной, разбирая и смазывая узлы робота, Сергей неспешно беседовал с ним на отвлеченные темы.

– Понимаешь, Триста двадцатый, человек – очень несовершенная машина, – говорил он, протирая стволы разобранного пулемета. – Он быстро стареет, его мотивация неясна. Всю свою жизнь он мечется, не понимая, для чего появился на свет. То ли дело ты. Ты вечен. Если один из твоих узлов выйдет из строя, я его заменю. Тебе не надо задумываться, для чего ты живешь. Все решено за тебя. Вся твоя жизнь – служение человеку. Человек доволен, ты счастлив. Все просто и логично.

– Человек Заноза доволен, – гудел неподвижный, как истукан, КОП.

– Вот скажи, ты знаешь, в чем смысл твоей жизни?

– Смысл жизни КОП-320 в защите человека Заноза. Человек Заноза доволен, КОП-320 тоже доволен.

– Доволен, доволен твой человек Заноза, – смеялся Сергей, вставляя на место тяжелый узел. – Давай открывай механизм подачи.

Из головы не выходили замечания Симпсона о перерасходе боеприпасов.

– Человек Заноза доволен. КОП-320 тоже доволен, – казалось, если бы у него были губы, бронированный монстр ухмылялся бы во весь рот.

На спине робота, щелкнув, приоткрылся отсек для зарядных картриджей. Сергей воткнул в разъемы отсека кабели тестера, повернулся к дисплею.

– Так, давай посмотрим, что у тебя с управлением огнем. Триста двадцатый, запусти тест системы наведения пулемета.

Сергей погрузился в изучение калейдоскопа быстро меняющихся разноцветных диаграмм, тихонько бормоча себе под нос. Присев на сложенные шарниры-колени, КОП покорно ждал, держа на весу обе «руки», увешанные оружием.

– Триста двадцатый, как думаешь, что будет, если запретить тебе стрелять по пехоте очередями больше трех-четырех патронов? – задумчиво спросил Сергей. – Судя по твоим настройкам, ты не имеешь привычки экономить и по умолчанию лупишь длинными. А это неправильно. А? Что скажешь?

– КОП-320 запрещено думать. КОП-320 действует, согласно программе. Отклонения от программы запрещены, – сообщил робот.

– А, ну да, конечно. Я помню, – рассеянно ответил Сергей. – Триста двадцатый, передай мне программу стрельбы по пехоте.

– Выполнено.

Сергей погрузился в изучение мнемокода программы. Разбираться в его хитросплетениях было непросто. Как и код программы стрельбы по вертолетам, ранее модифицированной Сергеем, этот тоже явно создавался при помощи системы автоматического программирования, что делало его еще более трудным для понимания. Достоинством программ, произведенных таким путем, были скорость и дешевизна создания. Недостатком – слабая оптимизация и избыточность кода. Для относительно простых модулей, находящихся в комплекте КОПа, эти недостатки не играли большой роли, но Сергея не оставляло ощущение, что возможности робота при этом используются далеко не полностью.

Наконец, найдя нужный участок, Сергей застучал по клавишам. За час до отбоя он повернулся к своему подопечному.

– Радуйся, Триста двадцатый, теперь у тебя новая программа огня по пехоте. По команде «Сдерживающий огонь» по умолчанию ты будешь выдавать серии по четыре патрона. По команде «Отсекающий огонь» стреляешь очередями по десять. Понятно?

– КОП-320 действует согласно программе. Человек Заноза доволен. КОП-320 тоже доволен…

Сергей засмеялся, выдергивая провода из разъемов.

– Как думаешь, лейтенант Симпсон заметит, что ты стреляешь не по штатной программе?

– КОП-320 запрещено думать.

– Зануда, – улыбнулся Сергей.

Ворочаясь после отбоя в тесной койке, он вдруг поймал себя на мысли о том, что воспринимает робота не как механизм, а, скорее, как верную, умную собаку, готовую прийти ему на помощь и умереть, защищая его жизнь. Мысль была настолько неожиданной, что он проворочался без сна как минимум еще полчаса.

24.

Последний и любимый довод мобильной пехоты – огневая поддержка. Без нее не планировалась ни одна из операций. Любое подразделение, где бы оно ни находилось, встретив упорное сопротивление, могло потребовать и получить море огня по указанным координатам. Ее могли оказать штурмовики, вертолеты сопровождения, приданная ствольная и реактивная артиллерия. Один только список типов боеприпасов, применяемых каждым видом поддержки, состоял из десятков пунктов. Каждый солдат мобильной пехоты был обязан уметь вызывать поддержку огнем, определяя при этом необходимое для удара количество и тип боеприпасов.

Пришло время попробовать это самому. Когда Сергей впервые вызывал настоящий, а не учебный артудар, он пережил непередаваемые словами мгновенья абсолютной власти над миром. И все это из-за каких-то нескольких слов, произнесенных в ларингофон. Он подумал, что запросто мог бы прекратить существование всего взвода, находящегося в полукилометре сзади, просто изменив пару цифр.

– Здесь Заноза. Вызываю Большую Берту. Прошу поддержки огнем. Квадраты 16-20 и 16-21. Повторяю: 16-20 и 16-21. Передаю код подтверждения.

– Здесь Большая Берта, – отозвался наушник приятным женским голосом, – 16-20, 16-21. Код принят. Уточните тип и количество боеприпасов.

– Бризантные, серия десять штук.

– Большая Берта – Занозе. Принято, бризантные, десять. Конец связи.

Минута тишины тянулась вечно. Он лежал, моля бога, чтобы далекая батарея не перепутала координаты. Тишина кончилась вместе с тихим шелестом приближающихся снарядов. Над лесом раскатисто грохнуло, брызнуло дымом, листья мгновенно сдуло ударом шрапнели. Сергея подбросило в окопе. Искалеченный, почти без листьев и сучьев, лес постепенно проступал из-за редеющего дыма.

– Заноза, здесь Кнут. Противник продолжает наступление. Огонь плазменными зарядами ближе один квадрат, серия десять снарядов, – ожил наушник.

«Ближе один?» – Сергей не поверил своим ушам. Это было всего в двухстах метрах от его окопчика. Его же просто сдует!

– Первый, здесь Заноза. Выполняю, – деревянным голосом ответил Сергей, и начал старательно диктовать координаты оператору поддержки.

– Принято, – отозвался далекий голос.

Сергей лихорадочно заработал лопаткой, стараясь сделать бруствер крохотного окопа как можно выше. Над головой снова раздался нарастающий шелест. В панике он вжался в землю. Сердце колотило в грудь, как молот, кровь гудела в голове. С тяжелым гулом снаряды вгрызались глубоко в грунт. На мгновение Сергей почувствовал себя беззащитной букашкой под чьим-то огромным сапогом. Земля билась, словно в агонии. Волны доменного жара, вперемежку с брызгами расплавленных камней пронеслись над бруствером. Сухой ветер потянулся в сторону леса – в зоне поражения пламя стремительно выжигало кислород. Сверху сыпался горящий лесной мусор, какие-то тлеющие обрывки. Он поднял голову. Деревьев больше не было. Багровые пятна расплавленного грунта тут и там проглядывали сквозь тяжелый черный дым. Ревущая стена пламени, пожирая далекие остатки леса, поднималась выше деревьев, закручивая дым в причудливо изгибающиеся фигуры. Вокруг окопа, довершая адскую картину, весело чадя, горели кусты и трава.

«Ни хрена себе», – ошарашенно подумал Сергей.

– Живой, Заноза? – раздался в наушнике насмешливый голос Кнута.

– Так точно, сэр, – отозвался он пересохшими губами.

– Бегом марш на исходную.

– Есть, сэр! – Сергей, перепрыгивая через горящие кусты, тяжело побежал к опушке.

В тот же день Ляха увезли с полигона на санитарном вертолете. Он неправильно выбрал тип боеприпасов и получил тяжелую контузию от вакуумного снаряда. Сергею запомнилось мертвенно-белое, с бессмысленным взглядом лицо Ляха, накачанного обезболивающим по самые брови. Его ноги безвольно болтались на носилках в такт шагам санитаров, из уголка рта стекала струйка слюны.

– Ну что, жалко его, да? – спросил Кнут.

Бойцы отводили глаза, прятали взгляд. Кто-то пожал плечами. Каждый понимал, что на месте Ляха мог запросто оказаться он сам.

– А мне вот – ни хрена, – сплюнул Кнут. – Если бы он вызвал огонь, находясь на позиции взвода, вас всех, дамочки, размазало бы по полю, как джем по тосту. Тонким слоем. А так – врюхался он один. Понятно?

– Так точно, – нестройно ответили бойцы.

– Все там будем. – Сергей вспомнил рассказ Мэд о полковнике Бронски.

Интересно, как там Мэд?

25.

Лейтенант Симпсон не бросал слов на ветер. Разработкой Сергея заинтересовался начальник службы артвооружений базы. Счет Сергея пополнился тысячей кредитов премии.

– Далеко пойдешь, парень, – хмыкнул Кнут, выписывая увольнительную.

Вместе с ним в очередное увольнение шли Самурай, Гаррисон и Ли. Как и обещал Кнут, на время обучения увольнение давалось только в качестве поощрения.

Перед выходом на плац к Сергею, смущаясь, подошел Тевтон.

– Слышь, Заноза, ты не передашь записку моей знакомой? – Уши Тевтона горели.

Сергей кивнул:

– О чем речь!

– С меня пиво, – обрадовался Тевтон, всовывая ему в руку немного измятую бумажку. – Ее зовут Маргарет. Она работает в супермаркете на углу Третьей улицы.

– На словах ничего не передавать?

– Да нет, не надо, – краска с ушей Тевтона переползла ему на лицо, заливая веснушки.

– Ну что, кто куда? – спросил товарищей Сергей.

Они снова стояли у КПП военного городка.

Ли смущенно улыбнулся, пожал плечами.

– Я в массажный салон, – гордо сказал Гаррисон, превращаясь в того, кем по сути и был, – во вчерашнего школяра, дорвавшегося до взрослых женщин.

– Там тебе самое место, – засмеялся Сергей. Самурай тоже не сдержал улыбки.

– Самурай, я так думаю, нам с тобой по пути? Или сначала сходишь к морпехам?

– Да, наверное, по пути, – сдержанно кивнул японец, в его прищуренных глазах горели веселые огоньки.

– Пойду вызову нам машину.

Такси примчалось через каких-то две минуты.

– Нам в квартал психологической разгрузки.

Водитель, не поворачивая головы, кивнул.

– Самурай, ты не против, по дороге надо заскочить в магазин на угол Третьей. Заодно подарок посмотрим. Без подарка в гости не ходят. Невежливо.

Самурай кивнул. Машина тронулась с места. Сергей шутливо отдал честь надувшемуся Гаррисону.

Они подъехали к супермаркету минут через десять.

– Маргарет, Маргарет! – на вопрос Сергея на весь магазин завопила остроносая женщина на кассе. – К тебе пришли!

К ним спустилась невысокая пухленькая девушка.

– Здравствуйте! Маргарет – это я.

– Здравствуйте, мисс! – как можно более нейтрально улыбнулся хорошенькой девушке Сергей. – Меня зовут Заноза, это мой друг Самурай.

Самурай вежливо поклонился.

– Наш друг Тевтон не смог прийти и попросил передать вам записку. – Сергей протянул девушке сложенный клочок.

Та быстро пробежала его глазами, покраснела, сунула в карман фирменного халатика.

– Спасибо, – она искренне улыбнулась Сергею, кивнула Самураю. – Вы торопитесь, ребята?

– Мы все равно хотели кое-что купить, мисс, – ответил Сергей. – Так что не очень.

– Можно, я передам с вами одну вещь?

– Конечно, Маргарет. Сколько угодно. Мы пока побродим тут у вас.

– Я буду ждать у выхода, – снова улыбнулась девушка. Остроносая женщина шутливо погрозила ей из-за кассы.

Сергей бродил по магазину в замешательстве. Что купить в подарок? Самурай решил проблему быстро – через несколько минут он нес к кассе набор кистей для рисования.

– Она любит рисовать, – немного смущенно пояснил он. – Это хорошие кисти, из натурального беличьего меха.

Сергей, побродив между рядов, наконец, выбрал большую банку зерен настоящего земного кофе.

– Это очень дорого, молодой человек, – попыталась отговорить его от покупки женщина на кассе. – Лучший кофе с Нового Конго стоит впятеро дешевле, и ничуть не хуже на вкус.

Сергей улыбнулся.

– Настоящий кофе растет только на Земле, мадам, – подавая свою карточку, ответил он, – даже если его вкус хуже.

– Как знаете, молодой человек, – поджала губы женщина.

У выхода Маргарет неловко сунула Сергею красивый пакет с кокосовыми пирожными и запиской внутри.

– Спасибо вам, – смущаясь, сказала она.

– Это вам спасибо, мисс, – серьезно ответил Сергей, принимая пакет.

Высадив Самурая, Сергей подъехал к дому Мэд. Неуклюже держа обеими руками пакеты с подарками и купленный по дороге букет, он толкнул ногой калитку, остановился на кирпичной дорожке, прислушался. Из-за дома слышался плеск воды и громкий смех Мэд.

– Вот черт, – он почувствовал себя глупо и развернулся к калитке, перехватив пакеты поудобнее.

– Ну и дела! – На шум отъезжающей машины из-за угла выглянула Мэд.

Он осторожно опустил пакеты на землю. Мэд с разбегу обняла его, смеясь, закружила.

– И куда ты собрался? Даже не поздоровался!

– Мне показалось, что ты того, занята, – ответил Сергей, невольно заражаясь ее улыбкой.

– Ага, и ты собрался к соседке? Ты знаешь, у нас тоже есть кое-какие корпоративные правила. За такие дела соседка может запросто схлопотать от меня по загривку! – Мэд тянула Сергея за рукав к дому.

– Да постой же ты! – он протянул букет.

– Спасибо, – Мэд понюхала цветы, очаровательно смутившись.

– Пойдем, я познакомлю тебя с моим гостем. Кстати, это действительно гость, а не то, что у тебя написано на физиономии, – она засмеялась, вытаскивая его за собой за угол дома.

У маленького бассейна, свесив ноги в воду, сидел и посасывал пиво из бутылки высокий парень в цветастых трусах. На шезлонге рядом с ним валялся китель вертолетчика с нашивками лейтенанта. Сергей остановился, как вкопанный.

– Сэр!

– Вольно, рядовой, – засмеялся лейтенант, – без чинов. Я Гарри.

– Сергей.

– Ага, ты тот самый русский, про которого мне прожужжала уши Мэд.

– Наверное… Гарри, – называть офицера по имени было с непривычки чертовски трудно.

– Да садись ты, – сбрасывая китель на землю, пригласил Гарри.

Сергей расстегнул пару пуговиц, присел на край шезлонга.

– Значит, это с твоей подачи во всем квартале девушки теперь потчуют гостей старинной музыкой?

За спиной засмеялась Мэд.

– Я и не знал, что стал так популярен, – улыбнулся Сергей.

– На этой неделе, парень, ты популярнее Христа! – Гарри отхлебнул пива, и хлопнул Сергея по коленке: – К кому не придешь, у всех играют эти, как их… «Битлз», Чайковский да Хачатурян. А Мэд сдвинулась на готовке. Поверишь, никогда не ел столько мяса, сколько она впихнула в меня сегодня.

– Она способная ученица, – он поглядел на Мэд, которая так и стояла у бассейна, улыбаясь и прижимая к груди букет.

– Гарри, ты извинишь меня, если я покину тебя с этим молодым человеком?

– Мэд, дорогая, у меня просто нет выбора! Я понял это сразу, как только он появился! – развел руками с бутылкой лейтенант.

– Спасибо, Гарри! Не скучай без нас. Еда на столе. Пиво в холодильнике. Будешь уходить, ключи отдай соседке справа. Обещаю больше не включать тебе Хачатуряна, – смеясь, Мэд тянула Сергея в дом.

– За одно это я готов сидеть один еще сутки!

Сергей высвободил руку. Мэд, смешно шлепая босыми ногами, вбежала в дом, оставив их наедине.

– Гарри! Извини, что так получилось.

– Да ладно тебе, Серж. Что я, не понимаю, что ли? Мэд – классная девчонка. Если еще зайдешь – не тушуйся, забегай поболтать.

– Пока, Гарри!

– Удачи, парень, – лейтенант присосался к бутылке.

Сергей вернулся к калитке, собрал пакеты, поднялся в дом.

Мэд ждала его на пороге.

– Дай я поздороваюсь с тобой по-настоящему, – она жадно поцеловала его в губы. Сергей отпустил пакеты, крепко обнял ее. С минуту они стояли, прижавшись друг к другу.

– Так не годится. Твой гость обидится, – тихо сказал Сергей.

– Знаю, -вздохнула Мэд. – Но я соскучилась… Поедем куда-нибудь?

– С тобой – куда угодно, – он улыбнулся, протянул ей пакет. – Это настоящий кофе. Земной. Мне показалось, ты любишь кофе.

– Ты – чудо, – серьезно сказала Мэд и снова поцеловала его. – Я буду готова через десять минут. Можешь пока поставить музыку. Но пожалей Гарри – никакого Хачатуряна.

Она со смехом скрылась в ванной.

26.

В такси Мэд спросила его:

– Куда поедем?

– Я практически не знаю города. Только один бар «Пингвин». Не знаю, понравится ли тебе там.

– «Пингвин»? – задумчиво протянула Мэд. – Там очень красиво и неплохая рыбная кухня. Только нам с тобой лучше пойти куда-то еще.

– Почему?

– Как бы тебе объяснить?.. Это место считается заведением морских пехотинцев. Они туда никого не пускают. Полиция давно махнула на это рукой. Странно, что ты этого не знаешь.

– Ну, если проблема только в этом, я попробую ее решить, – засмеялся он.

– Если мне не придется потом навещать тебя в госпитале, тогда я согласна, – Мэд просунула руку ему под спину, прижалась к плечу.

Такси летело мимо слепящих солнцем витрин.

– Мэд, – попросил Сергей, – если ты не против, давай выйдем в начале улицы? Немного прогуляемся пешком.

– С удовольствием, – улыбнулась девушка.

Они вышли из машины у перекрестка, над которым свешивались ветви двух огромных деревьев, создавая своеобразную зеленую арку. Мэд взяла его под руку, потянула на тротуар.

– «Пингвин» в той стороне.

Не торопясь, они шли по разноцветной брусчатке. Мэд, играя роль экскурсовода, рассказывала ему о заведениях, тянущихся вдоль улицы. Сергей слушал вполуха, невпопад кивал, улыбался, наслаждаясь ощущением близости ее тела.

– Это ресторан «Омаха». Назван так же, как и улица, в честь какого-то давнего сражения. Тут очень красиво. Жаль, что он только для офицеров.

Сергей, улыбаясь, кивал.

– Это бар для сержантов. В основном тут бывают технари-вертолетчики. Кухня так себе, но зато очень неплохой оркестр.

– Это кофейня «Парус». Тут собираются флотские офицеры. Жуткие снобы, скажу я тебе. Гонору в каждом, как у целого танкового полка.

– А это – бар «777». Для рядовых. Тут гуляют все, кому не лень. Мне тут не нравится – часто дерутся. Видишь какой странный цвет у их витрины? Раньше ее били почти каждую неделю. Потом комендант распорядился заменить ее на бронестекло. Теперь она не бьется и дерутся только внутри, – продолжала экскурсию Мэд.

Сергей остановился, взял ее за руки. Развернул к себе лицом.

– Ты знаешь, – пристально глядя ей в глаза, сказал он, – я настолько поражен твоим знанием злачных мест, что почти физически ощутил, сколько ребят в форме прошло через твои руки. Не скажу, что это ощущение мне приятно.

– Ну, знаешь, – Мэд растерянно посмотрела на него, – твоя логика просто сбивает меня с толку. Что же теперь, убить их всех?

Сергей криво улыбнулся:

– Я бы не прочь.

– До тебя мне казалось, что ревность – отвратительный пережиток. Проявление мужского шовинизма, – Мэд не пыталась отстраниться, она стояла с руками, по-прежнему зажатыми в ладонях Сергея.

– Сейчас что-то изменилось?

– А сейчас я представляю, как после визита ко мне ты идешь в массажный салон. И мне почему-то хочется разнести его вдребезги, – она грустно улыбнулась.

– Молодые люди, вы позволите нам пройти? – на них в упор смотрел хмурый капитан-танкист под руку с белокурой женщиной.

– Извините, сэр! – Сергей прижался спиной к витрине, вытянулся, отдал честь.

Капитан кивнул, пропуская вперед свою спутницу.

Мэд рассмеялась. Сергей удивленно посмотрел на нее.

– Когда ты находишься в обществе дамы, честь старшему по званию не отдается, – она легонько чмокнула его в щеку, снова взяла под руку.

– Вот черт, а я думал, что мой сержант остался на базе!

Смеясь и болтая, они пошли дальше. Мимолетная неловкость растворилась без следа.

«Пингвин» встретил их прохладным полумраком. На этот раз зал был полон. Среди жующих и болтающих морпехов в расстегнутых кителях мелькали редкие головы их подружек. Из-под потолка доносилось что-то негромкое в восточном стиле.

Сергей пропустил Мэд вперед, прошел к стойке. Шум в зале при его появлении постепенно стихал. Вслед ему удивленно поворачивались головы.

– Привет! – кивнул он бармену.

– Привет! – в противоположность прошлому визиту, бармен широко улыбнулся. – Добро пожаловать, мисс! – повернулся он к Мэд.

Девушка вежливо кивнула в ответ.

– Для нас найдется столик?

– Для вас – да, – он постучал по звонку на стойке. – Меня зовут Мустафа.

– Рад знакомству, Мустафа. Я – Серж, – Сергей пожал крепкую узкую ладонь бармена. – Это моя подруга, Мэд.

– Приятно познакомиться, мисс, – Мустафа цвел в белозубой улыбке. Он сделал знак появившемуся из подсобки смуглому помощнику.

Тот кивнул и через несколько секунд у огромного аквариума появился столик, вокруг которого закружились два официанта в белых воротничках и смешных широких шароварах. Столик стремительно обрастал салфетками, искрящейся посудой, подсвечниками.

– Выпьете что-нибудь, пока готовят столик?

Сергей взглянул на Мэд. Та пожала плечами.

– Если возможно, нам немного полусладкого виноградного вина. На ваш вкус, Мустафа.

– Одну минуту, – Мустафа извлек из-под стойки огромную бутыль, оплетенную лозой. – Мое собственное. У меня есть небольшой виноградник, – гордо добавил он.

– Я польщен, Мустафа, – Сергей протянул ему карточку.

– Что ты, что ты, дорогой! – он протестующе оттолкнул его руку. – Рассчитаешься, когда будешь уходить!

Вино оказалось на удивление неплохим. Сергей не очень разбирался в винах, но то, что подал им Мустафа, приятно удивило его своим ароматом и необычным, слегка вяжущим вкусом. Он сделал глоток, уважительно кивнул довольному Мустафе.

– Серж, может быть, все же зайдем куда-нибудь в другое место? – тихо спросила его Мэд. – На нас все смотрят.

– Это смотрят на тебя, дорогая, – улыбнулся Сергей. – Я бы на их месте пялился на тебя точно так же. Давай еще немного побудем тут, а потом, если не передумаешь, уйдем. Хорошо?

Мэд неуверенно кивнула, сделала глоток вина.

Рядом с Сергеем на высокий табурет взобрался плотный морпех в расстегнутом кителе. Он положил на стойку мускулистые руки с закатанными выше локтей рукавами, выжидательно посмотрел на незваного гостя. Со стороны Мэд табурет занял другой.

– Извините, мисс, – вежливо сказал он.

– Мустафа, а с чего это ты так суетишься? Это кто – адмирал Нимиц? – спросил плотный у бармена, не сводя тяжелого взгляда с Сергея.

– Нет, это президент Никсон, – издевательски хохотнул второй.

– Это, – внушительно ответил бармен, – мой гость.

– А я думал, это кусок дерьма к нам с неба упал, – продолжал морпех. – Оно там, в небе, не держится – не на чем, вот и валится, куда не попадя. Его подбросят на вертолете – оно снова упадет. Только почему оно падает в наш бар, а, Мустафа?

Сергей глотнул вина, успокаивающе подмигнул побледневшей Мэд.

– Ваш бар? То-то я смотрю, тут лягушками попахивает, – он снова сделал неторопливый глоток.

Морпех придвинулся к нему вместе с табуретом.

– Лягушками, говоришь? Интересно, почему?

– Ну, как, – начал растолковывать ему Сергей, – есть пехота. Воюет на суше. Есть моряки – они воюют на море. А есть – ни то, ни се. Вроде то на воде, то на суше. Земноводные. Лягушки, одним словом.

Сергей издевательски засмеялся, глядя на багровеющее лицо морпеха. По знаку бармена официанты подошли к стойке. Воротнички с них куда-то исчезли, они медленно закатывали рукава на смуглых руках.

– Ты что сказал?! Нарываешься, козел! – прорычал морпех.

– Извините, мисс, – снова встрял второй, обращаясь к Мэд, – вам лучше сходить припудрить носик.

Морпех надвинулся на Сергея, роняя табурет. Приобняв его, сзади опустилась огромная ручища.

– Тебе же сказали, – пробасили сверху, – человек зашел в гости. Он гость Мустафы.

Малыш – это был он, пару секунд помолчал, глядя на хлопающего глазами сослуживца, затем веско добавил:

– И мой гость тоже. Ясно? Ну, иди, иди – пиво стынет.

Коренастый закрыл рот, посмотрел на Малыша, растерянно оглянулся на официантов.

– Ты… это… так бы сразу и сказал … – он поднял табурет, подхватил своего товарища.

Сергей хлопнул по подставленной ручище.

– Привет, Малыш! – улыбнулся он.

– Привет, салага! – осклабился в ответ верзила.

– Это Мэд.

– Очень приятно, мисс. Можете называть меня Малышом.

– Взаимно, спасибо, Малыш – улыбнулась, кивая головой, Мэд.

– Выпьешь? – спросил Сергей. – Я угощаю.

– А чего? Можно, – заулыбался морпех.

Сергей кивнул бармену. Тот, словно ожидал команды, тут же выставил на стойку стаканчик джина. Малыш проглотил его одним глотком.

– Слушай, а почему ты все время нарываешься? – Малыш наклонился к Сергею. – Ведь, если бы не я, тебя бы сейчас размазали по палубе. Ты что, знал, что я тут?

– Да нет, откуда, – засмеялся Сергей. – Просто натура у меня такая. А насчет неприятностей – у меня было предчувствие, что все кончится хорошо.

– Да-а-а, рисковый ты мужик, – задумчиво протянул морпех. – Ну, ладно, не буду вам мешать.

– Малыш, – окликнул его Сергей.

– Ну?

– Спасибо за помощь.

– А, не за что. Я ж твой должник. Забегай почаще, не дрейфь, – огромная фигура скрылась в дальнем углу зала.

– Ваш столик готов, прошу.

– Спасибо, Мустафа. У тебя очень уютно.

– Ты мне льстишь, дорогой, – улыбнулся бармен. – Прошу к столу.

Столик, расположенный у самого аквариума, смотрелся просто волшебно. Зеленые отсветы воды, смешиваясь с огнями свечей, окрашивали белоснежную скатерть в фантастический цвет, переливались в гранях высоких бокалов. Пятно света отгораживало от них полумрак остального зала. Смуглый официант поставил на стол бутыль с вином, разлил рубиновый напиток по бокалам.

– В подарок от заведения, – гортанно произнес он.

– Передайте владельцу мою искреннюю благодарность, – в ответ склонил голову Сергей.

– Что будете кушать?

Сергей посмотрел на Мэд.

– Говорят, у вас вкусная рыба, – улыбнулась девушка, – Принесите нам чего-нибудь на ваш вкус.

– Спасибо, мисс. Одну минуту, – кивнув, официант исчез из светового пятна.

Мэд положила голову на сложенные ладони, задумчиво посмотрела на Сергея.

– Такое ощущение, что тебя всюду знают. Ты второй раз в увольнении, а тебя пускают в бар, куда несколько лет никто, кроме морпехов, не заходит. Хозяин усаживает тебя за отдельный столик, наливает лучшего вина. За тебя вступается какой-то громила. Тебя угощает своим фирменным чаем фрау Марта… В чем тут дело, а?

Сергей, улыбаясь, смотрел на нее.

– Добавь, еще со мной самая красивая девушка города.

– И ты всюду нарываешься на неприятности, – не приняла его тон Мэд.

– Да, тут ты права. Они просто идут за мной по пятам.

– И ты снова и снова выходишь сухим из воды, – Мэд мягко улыбнулась.

– Насчет сухого ты явно загнула. Попал же я в армию…

– Ну, если судить по альтернативе, то тебе все равно повезло. Кроме того, если бы ты попал на рудники, мы бы с тобой не встретились. Так что, как ни глянь, ты везунчик, дорогой.

Мэд, задумавшись, смотрела на него. На ее губах блуждала мягкая улыбка. Сергею показалась, что девушка сейчас принимает какое-то важное для себя решение. Он протянул руку, коснулся ее руки.

– О чем бы ты ни думала сейчас, не думай обо мне плохо, – попросил он. – И не принимай сейчас решения, о котором мы оба можем пожалеть.

– С чего ты взял? – спросила она удивленно. – Ты что, читаешь мысли?

– Да нет. Просто показалось, наверное. Извини.

Она бросила не него странный, почти изучающий взгляд.

– Я сейчас. Мне нужно позвонить. Вернусь через минуту, – она порывисто поднялась, обошла столик, пригнулась, целуя его в ухо.

У столика возник давешний плотный морпех. Оглянувшись на удаляющуюся Мэд, он спросил у Сергея:

– Можно с тобой потолковать?

– Садись, – кивнул Сергей.

– Я Джон.

– А я Сергей. Можно просто Серж.

– Серж, ты извини, что я на тебя наехал. Просто у нас тут всегда своя тусовка. Чужих не любим. Ну, ты понимаешь.

– Нет проблем, Джон. Я понимаю.

– В общем, я не знал, что тебя пригласили. Так что ничего личного, – выдал, наконец, морпех.

– Да ладно тебе, – усмехнулся Сергей.

– Слушай, а правда, что ты Малышу навалял? – морпех перешел на шепот.

– Врут, – засмеялся Сергей.

– А-а-а. Ну, тогда ладно, – казалось, Джон вздохнул с облегчением. – А девчонка твоя – что надо. Вон она идет уже. Ну, я пошел. Станет скучно – мы вон за тем столиком. Бывай, – морпех протянул ему руку.

– Счастливо, – Сергей крепко пожал мозолистую ладонь.

Мэд повесила сумочку на спинку стула.

– Не скучал? – она оглянулась на удаляющегося морпеха.

– Да нет. Друга вот встретил.

Девушка улыбнулась.

– Интересно, все, с кем ты встречаешься, становятся твоими друзьями?

– Нет, некоторые становятся подругами, – пошутил он.

Мэд рассмеялась. Из сумрака зала возник официант.

– Ваш заказ, господа, – он снял с подноса большое блюдо, поднял крышку. Над столом поплыл аппетитный запах.

– Печеный судак в виноградном соусе, – гордо изрек официант. – Приятного аппетита.

Мэд восторженно смотрела на блюдо.

– Какая красота, – наконец сказала она и подняла глаза на Сергея. – Даже жалко есть. Правда?

Сергей, улыбаясь, кивнул.

Судак и впрямь был великолепным.

– Если так кормят в баре для рядовых, – сказал Сергей, доедая третий кусок, – то что же подают в офицерском ресторане?

– Должна тебя разочаровать – в баре для рядовых таким не кормят. Таким не кормят и в офицерских ресторанах. Я пробую это впервые. Хотя и слышала, что тут вкусно готовят, – Мэд поставила бокал на стол, склонилась к нему. – Похоже, так кормят только с тобой.

– Ты меня все утро смущаешь своими намеками, – улыбнулся он.

– Да нет, я серьезно. Ты знаешь, с виду ты простой солдат-первогодок, – Мэд играла его пальцами, рассматривая его ладонь. – Но если взглянуть на тебя поближе, то …

Она помолчала, улыбаясь.

– То – что? – спросил Сергей.

– Не знаю. Есть в тебе что-то. Какая-то загадка, что ли… Ты не такой, как все.

– Каждый человек – не такой, как все, – серьезно заметил Сергей.

– Какие планы у тебя на сегодня? – немного смущаясь, спросила Мэд.

– А у тебя?

Девушка засмеялась.

– Я первая спросила.

– Ну, если ты не против, я весь день хотел бы провести с тобой.

– Я не против. Я очень надеялась на это, – от ее улыбки его бросило в жар.

– Ты знаешь, о чем я сейчас думаю? – спросил Сергей.

– О чем?

– Ты не обидишься?

– Да говори же!

– О том, что я сижу рядом с тобой и не знаю, как сказать о том, что мне сейчас плевать на весь ваш город и на все приличия. И что больше всего я хочу оказаться в твоей постели. Прямо сейчас. И не вылезать из нее, пока ты не выгонишь.

Он взял ее ладони, крепко сжал.

Опустив глаза, Мэд сказала:

– Как странно…

– Что именно? То, что я тебя хочу, или то, что я недостаточно хорошо воспитан, чтобы это скрыть?

– То, что я думаю точно о том же. Я хочу затащить тебя в постель и не вылезать из нее, пока ты не сбежишь. И не знаю, как тебе об этом сказать. Я всю неделю бродила по дому и боялась, что тебя не отпустят в увольнение. А еще больше – что ты ко мне не зайдешь. Глупо, правда? – она подняла глаза.

– Не то слово, – Сергей приподнял ее ладонь, провел по ней губами.

– Так чего ж мы ждем?

– Мустафа, у меня просто нет слов, – протягивая бармену карточку, сказал Сергей. – Боюсь по незнанию ляпнуть что-то не то. Скажи, у вас приняты чаевые?

Белозубая улыбка Мустафы, казалось, приросла к его оттопыренным ушам.

– Еще как приняты! Иначе как бы я выжил, – засмеялся он. – Не беспокойся, я о них не забуду.

Он пощелкал кассовым терминалом, протянул карточку назад.

– Этот обед – лучшее, что я пробовала в своей жизни, Мустафа, – от очаровательной улыбки Мэд, казалось, можно было ослепнуть. Она положила ладонь на руку бармена, слегка пожала ее.

– Мисс, вы!.. – задохнулся от восторга бармен. Исчезнув под стойкой, он зазвенел стеклом. Наконец, весь красный, он вынырнул обратно и протянул Мэд заветную плетеную бутыль. – Вот! От всего сердца, мисс. И тебе, Серж. Заходите в любое время. Мой дом – ваш дом!

Колокольчик за их спиной тихо звякнул, выпуская под обжигающее дневное солнце. Мэд неловко держала бутыль двумя руками. Отобрав у нее булькнувший сосуд, Сергей попросил:

– Покажи мне ближайший супермаркет. Только из хороших.

– Ты знаешь, тут нет плохих, – улыбнулась Мэд. Она все еще была ошарашена подарком Мустафы.

– Тогда веди в любой.

– Мы же хотели…

– Потерпи. Я быстро.

Они прошли всего квартал. Небольшой с виду магазинчик с узкой витриной оказался внутри устрашающе большим. Казалось, его бесконечные полки тянутся вглубь на целый километр.

– У вас продаются дверные колокольчики или звонки?

– Молодой человек, у нас продается все! – немного свысока ответила ему консультант – строгая белокурая женщина в модных очках и короткой юбке.

– Прошу, я вас провожу, – она повела их в глубь зала, красиво покачивая бедрами. Сергей невольно отвел глаза, тут же натолкнувшись на хитрый взгляд Мэд. Ничего не говоря, она покачала головой.

– Вот. Тут колокольчики, тут дверные звонки, на этой стене – системы оповещения о вторжении, тут – системы, извещающие о входе. Что вас интересует?

– Мне необходимо устройство, которое при входе посетителя в бар будет работать, как дверной колокольчик. Но при этом оно должно не звенеть, а сообщать о посетителе криком настоящего пингвина. Пингвин – это такая большая нелетающая птица с Земли.

Мэд открыла рот. Консультант сняла очки и с уважением посмотрела на Сергея.

– Интересный заказ, молодой человек, – она впала в задумчивость, оглядывая полки.

– Я должна свериться с каталогом, – наконец, изрекла она. – Вы не могли бы подождать минуту?

Постучав по клавишам, она удрученно повернулась к Сергею.

– К сожалению, этого товара у нас нет. Я прошу подождать еще минуту. Вам будет предоставлена скидка.

Она с кем-то коротко переговорила по коммуникатору. В зал ворвался пожилой темнокожий сержант.

– Сэр! – вытянулся Сергей.

– Спокойно, сынок. Это, – он щелкнул себя ногтем по рукаву, – просто для антуража. На самом деле я – товаровед и заведующий этим магазином в одном лице. Консультант сказала мне, что у вас необычный заказ.

Сергей, волнуясь, пересказал свои пожелания. Сержант внимательно выслушал его, подошел к компьютеру, защелкал клавишами.

– Пингвин – это антарктическое животное? – спросил он Сергея.

Тот озадаченно пожал плечами.

– Голос королевского пингвина подойдет? – через некоторое время снова спросил сержант.

– Да, наверное, – ответил Сергей, – а что, бывают другие?

– Больше тридцати видов, – не отрываясь от экрана, ответил сержант.– Какой именно крик нужен?

– В каком смысле? – Сергей уже начал жалеть о своей затее.

Сержант невозмутимо смотрел на него.

– Крик голодного пингвина, крик матери, подзывающей детеныша, крик пингвина, прыгающего в воду, крик пингвина, выпрыгивающего из воды, крик пингвина, обнаружившего касатку … – начал перечислять товаровед.

– Пусть будет голодного, – обреченно выбрал Сергей.

– Желаемая интенсивность крика в децибелах?

– Сэр, пусть это будет крик голодного пингвина, обнаружившего касатку, выпрыгивающего из воды и подзывающего своих детей, но такой по громкости, чтобы посетители небольшого бара не приняли его за сигнал воздушной атаки, – наконец, решил прекратить пытку Сергей. – Это возможно?

– Конечно. Заказанный вами звук получен. Укажите теперь, на какое устройство его записать.

– Полагаюсь на ваш вкус.

– Отлично, молодой человек. С вас 150 кредитов.

Мэд удивленно покосилась на Сергея. Тот молча подал карточку.

– Заказ прошу доставить в подарочной упаковке бармену бара «Пингвин».

– Будет сделано, молодой человек, – кивнул сержант, возвращая карточку.

У выхода их догнала слегка запыхавшаяся консультант.

– Это вам, – смущенно улыбнулась она Сергею, протягивая пакет в яркой упаковке.

– Что это? – удивился Сергей.

– Копченый лосось. Подарок от нашего магазина.

– Спасибо, – ошарашенно сказал Сергей, принимая пакет, – но почему рыба?

– Потому что пингвины едят только рыбу, – покосившись на смеющуюся Мэд, ответила женщина.

– Что ж, я благодарю администрацию магазина. И… вас, мэм, – он улыбнулся, пожимая изящную ладонь.

– Заходите еще, – порозовев, ответила консультант.

Сев в такси, Мэд крепко поцеловала Сергея.

– Больше ты один по магазинам ходить не будешь, – прошептала она ему на ухо.

27.

– Подожди тут, я схожу за ключом, – Мэд заскочила в соседнюю калитку.

Через пару минут она появилась снова. Вслед за ней на крыльцо вышла молодая женщина в голубых джинсах. Сергей в ожидании прохаживался вдоль изгороди.

– Молодой человек! – весело прокричала ему женщина и помахала рукой, привлекая внимание.

Сергей остановился.

– Молодой человек, меня зовут Элис! Если наша Мэд по какой-то причине выставит вас ночью на улицу, не стесняйтесь – для вас у меня всегда открыто! У меня тоже хороший проигрыватель! – женщина заразительно рассмеялась.

Сергей улыбнулся в ответ. Мэд шутливо погрозила соседке кулаком.

– Интересно, какой проигрыватель она имела в виду? – спросил он у Мэд, когда они быстрым шагом шли по дорожке к дому.

– Господи, какой же ты пошлый, – засмеялась она, толкая его в спину.

Ворвавшись в гостиную, они побросали подарки на пол и тут же, не отойдя и шага, набросились друг на друга. Мэд отняла губы после долгого поцелуя и начала расстегивать пуговицы на блузке.

– Нет, – целуя ее, прошептал Сергей, – я хочу тебя так, в одежде.

– Хорошо, – ее руки прошли по его плечам, освобождая их от комбинезона. Он тряхнул руками, сбрасывая рукава. Мэд расстегнула молнию на брюках, и, прижимаясь к нему грудью, потянула их вниз. Сергей, продолжая целовать ее, пошевелил бедрами, заставляя брюки съезжать все ниже и ниже. Ботинки оказались большой и непреодолимой проблемой. Снять их быстро и красиво, к тому же не отрываясь от Мэд, не получалось.

– Черт с ними, – прошептал он в ответ на ее удивленный взгляд, переступая спутанными ногами, – встань на колени. Пожалуйста.

Она, продолжая глядеть ему в глаза, медленно сползла вниз по его телу. Ее лицо оказалось около его напрягшегося естества. Не отводя взгляд, она взяла его губами. Руки Сергея напряглись на ее плечах.

– Нет, не так, – он подтолкнул ее к креслу, разворачивая от себя.

Догадавшись, чего он хочет, Мэд подтянула легкое кресло к себе, медленно опустилась на него грудью.

Путаясь в брюках, Сергей шагнул за ней, опустился на колени, осторожно завернул юбку ей на спину.

– Давай начнем так? – хрипло спросил Сергей, целуя ей спину.

Вместо ответа она переступила коленями, качнув бедрами так, что он чуть не задохнулся от желания. Он быстро опустил кружевные трусики вниз. Мэд, стиснув ручки кресла, жадно подалась спиной ему навстречу…

Сергей открыл глаза. Он лежал на диване в гостиной, рядом на полу ворохом лежала смятая одежда. Часы показывали десять пятнадцать вечера. Страшно хотелось пить. В полосе света из кухни матово светился паркет. Опустив ноги на пол, он наклонился, пошарил рукой, нащупывая плетеный бок подаренной бутыли, подтянул его к себе и жадно припал к горлышку. Вино приятно освежило пересохшее горло.

– Однако, – напившись, он встряхнув почти пустым сосудом, на слух определяя остаток жидкости. – Ну и приложились же мы сегодня.

Поморщившись от вяжущего вкуса во рту, он немного посидел, приводя мысли в порядок. Во всем теле ощущалась приятная усталость. От рук пахло сексом. Он не помнил, как заснул. Последнее, что он смог достать из памяти – растрепанные волосы Мэд у него на руке. Кажется, она читала ему какие-то стихи. Напрягшись, он не смог вспомнить ни строчки.

– Интересно, куда она подевалась? – он покопался в куче одежды, нащупывая брюки, достал вместо них туфельку, покрутив ее в руках, сунул обратно и голышом побрел разыскивать Мэд. Она обнаружилась в своей постели. Подмяв под себя подушку, девушка сладко спала. Поправив на ней сползшее одеяло, Сергей плотно прикрыл за собой дверь и тихо спустился обратно в гостиную.

Уходить не хотелось. Впервые за несколько месяцев он чувствовал себя так, словно оказался дома. Он постоял, оглядывая творящийся в комнате кавардак, затем поднял и разложил на кресле одежду, аккуратно рассортировав свою и чужую. Положил на ручку кресла выпавшую идентификационную карточку Мэд. Спать не хотелось тоже. Он уселся в кресло напротив визора, поискал пульт, не найдя, тихонько похлопал в ладоши перед приемным датчиком, привлекая внимание домашней системы. Управляющая голограмма неожиданно возникла справа. Развернув кресло, он порылся в меню.

– Спортивные новости, имперские новости, новости Джорджии, развлекательные программы, спортивные программы, музыкальные программы, голофильмы, – читал Сергей. Ассортимент программ явно не был рассчитан на требовательного зрителя.

– Выход в межпланетную информационную сеть, – наконец, выбрал он.

– Извините, выход в сеть требует дополнительных полномочий. Пожалуйста, проведите по считывателю вашей идентификационной карточкой.

– Тьфу, зараза, – вполголоса выругался Сергей. Заняться было решительно нечем. Он порылся в меню, нашел пункт управления домашней системой, ткнул в него пальцем, собираясь заказать уборку комнаты.

– Извините, управление домашней системой требует дополнительных полномочий. Пожалуйста, проведите по считывателю вашей идентификационной карточкой.

– С ума сошла, жестянка? – удивился он. – С каких это пор для простой уборки нужна авторизация?

Решив, что домашнюю систему программировал какой-то ненормальный перестраховщик, он поднялся, взял с соседнего кресла карточку Мэд и ткнул ею в считыватель.

– Доступ подтвержден, – подтвердил терминал, выводя строчки служебного меню.

– То-то же, жестянка, – усмехнулся Сергей, пробегая глазами список.

Список был странный. Кроме привычных пунктов для уборки и управления климатом дома и других в том же духе, меню имело довольно нестандартные «Система наблюдения», «Нейтрализация нарушителя» и «Связь с оперативным дежурным». Холодея от неприятного предчувствия, он выбрал «Система наблюдения».

– «Система наблюдения включена. Активны камеры 8 и 12. Канал передачи в норме. Система записи включена», – поползли строчки сообщений.

Он поводил пальцем, выбирая обзор с активной камеры. В воздухе повисло четкое изображение его спины в кресле перед мерцающим пятном. Он помахал рукой. Человек из голограммы повторил его движение.

– Вот сука-то, – беззлобно выругался Сергей.

Злости почему-то не было. Остался только какой-то нездоровый интерес к происходящему. Он порылся в меню, нашел управление записью, полистал кадры, чередуя ракурсы с различных камер. Запустил воспроизведение. Голограмма послушно показала, как они снова вбежали в дом, побросали вещи, начали страстно целоваться у входа в гостиную. Полистал еще. Полюбовался на обнаженную Мэд, извивавшуюся на каком-то рыжем здоровяке.

– Гарри искать не буду, – решил он с иронией и остановил воспроизведение. Мэд, слегка мерцая, замерла в воздухе, так и не опустившись до конца на рыжего.

Он поднялся в ванную, стараясь не шуметь, ополоснулся под душем. Не торопясь, оделся и вышел на крыльцо. Постоял, с удовольствием вдыхая наполненный запахом цветов ночной воздух. На улице было тихо. Вдоль цепочки фонарей, тихонько урча мотором, ползла машина с потушенными фарами. Открыв калитку, он спохватился, что забыл пакет для Тевтона, чертыхнувшись, повернул назад к дому.

За спиной раздался негромкий хлопок, затем, почти без перерыва, еще один. Спину кольнуло. Внезапно подкосились ноги. Пытаясь сохранить равновесие, Сергей взмахнул руками и тяжело упал навзничь, больно ударившись затылком о кирпич дорожки. Дверцы джипа с легким шипением распахнулись. Двое в форме военной полиции вбежали во двор.

– Готов, красавец. Неплохо стреляешь, Барри, – невысокий подтянутый лейтенант посветил в лицо Сергею фонариком, пошевелил ногой неподвижное тело.

– Спасибо, сэр. Это у нас запросто, – ухмыльнулся второй, в форме сержанта.

– Едва успели. Гонялись бы потом за ним по всему городу.

– И не говорите, сэр. Повезло нам.

– Ну что, Барри, взяли?

– Взяли…

Его подхватили под мышки, аккуратно потащили к дому. Ноги безвольно волочились по дорожке, цепляясь каблуками за стыки кирпичей.

– Вы кто, сволочи? – с трудом шевеля губами, спросил он.

– Смотри, крепкий попался, – удивился невысокий. – Две иголки в спине, а он еще разговаривает.

– Наверное, выпил много, – отозвался сержант. – На пьяных парализатор хуже действует.

Бережно, как дорогую куклу, они втащили его в дом, лицом вверх положили на диван.

– Хорошо погулял, солдатик, – засмеялся лейтенант, подтолкнув ногой почти пустую бутыль.

– Да, Мэд та еще конфетка, – согласился сержант, с завистью глядя на разложенную на кресле женскую одежду.

Наверху открылась дверь спальни. Хозяйка дома вышла на площадку, спросонья щурясь, оглядела собравшихся.

– Привет, мальчики, – она поправила волосы, спускаясь по лестнице. Воздушный пеньюар струился по ее телу. – Что, опять я прокололась?

– Барри, будь в машине. Доложи там, что мы успели. Я тут пока подчищу. Скажешь, скоро будем, – приказал невысокий.

– Есть, сэр! – подмигнув Мэд, сержант вышел из дома.

– Здравствуй, Мэд.

– Здравствуйте, сэр, – она потыкала пальцем по голограмме, отключая систему наблюдения.

Сергей изо всех сил скосил глаза, но ничего не смог разглядеть, кроме светлого пятна на месте Мэд. От напряжения глаза заслезились. Он прикрыл веки. Слышно, однако, было хорошо.

– Что-то часто ты стала прокалываться, крошка, – задумчиво протянул лейтенант. – Месяца не прошло, как гоняли твоего прошлого гостя, переполошили тогда весь квартал. Сейчас этот любопытный русский… Кстати, вот-вот уйти собирался. Перехватили на улице. Представь, добрался бы до своей части, начал бы болтать в казарме. Понимаешь, каких сил стоило бы потом все подчистить? А вояки сильно не любят, когда СБ вламывается в их огород. Что, захотелось перейти работать в массажный салон, сержант?

– Я все поняла, сэр, больше такого не будет, обещаю. Я не хочу в массажный салон, – тихо ответила Мэд, опустив глаза. Она подошла к лейтенанту, поймала его взгляд. – Бен, я все сделаю, как ты хочешь. Тебе будет очень хорошо. Не подавай рапорт. Я буду у тебя в долгу.

Лжеполицейский едко улыбнулся.

– И что – ты даже его не постесняешься? – он кивнул на неподвижно лежащего Сергея.

– Ты все равно сотрешь ему память, Бен, – она взяла лейтенанта за руку. – Бен, я умею отдавать долги. Не подавай рапорт. Пожалуйста.

– Не получится, крошка, – он с сожалением посмотрел на проступающую через прозрачную ткань ее рельефную грудь. – Нас вызвал оперативный дежурный. Сигнал от системы слежения попал прямо на его монитор. В этот раз я не смогу тебя прикрыть. Извини.

– Значит, я крепко влипла, Бен?

– Да, Мэд. Крепче некуда, – серьезно ответил лейтенант.

Она помолчала, глядя, как он достает из небольшой походной сумки и крепит на голову Сергея датчики оборудования для стирания памяти.

– Послушай, Бен. Дай мне пару минут попрощаться с парнем.

– Ты что, Мэд, совсем съехала? – лейтенант бросил на диван очередной датчик, поднял голову. В его глазах светился неподдельный интерес. – Это же простой солдат. Совсем сопляк. Такие через тебя пачками проходили!

– Конечно, Бен. Ты прав. Я быстро. Выпей пока вина.

Он осуждающе покачал головой.

– Обойдусь. Две минуты, Мэд. Я схожу к машине, – он вышел, громко хлопнув дверью.

Сергей почувствовал на лице ее теплую ладонь.

– Зачем ты это сделал? – тихо, почти шепотом, спросила Мэд.

Он с трудом разлепил веки.

– Случайно. Хотел сделать уборку. – Губы почти не слушались.

– Понятно, – она помолчала. – Ты не бойся. Это не больно и практически безвредно. Тебе сотрут последние несколько часов и все.

– И что потом?

– Потом ты будешь служить дальше. Тебя будут выпускать в увольнение. Ты будешь прибегать ко мне. Я буду расспрашивать тебя, а ты – болтать в камеру. Это если мне повезет. Если не повезет – будешь бегать к кому-нибудь другому. И тоже болтать. А меня переведут в массажный салон. Там тоже болтают… иногда. Всех надо слушать.

Она провела кончиками пальцев ему по щеке. Легонько прикоснулась к губам.

– А… как же Бронски? – некстати спросил он.

– А, этот, – она зло усмехнулась. – Специально приходил. Надо же было как-то выкрутиться. Вот и прибежал. Болтал, как бы откровенничал. Диктовал. Следователю поди докажи, что ни при чем. А тут – пожалуйста, оперативная съемка. Отмазался. Вместо него расстреляли какого-то стрелочника.

– А Марта?

– Штатная сотрудница. Со стажем. Ловит на живца. Шустрая старушка.

На крыльце послышались шаги. Лицо Мэд приблизилось. Он ощутил ее дыхание.

– Прости меня, Серж, – прошептала она. – Такая у меня работа. Да и у тебя тоже. Делаем, что прикажут. Прощай.

– Ну, хватит, сержант, – лейтенант говорил подчеркнуто официально. – Включите систему слежения.

– Есть, сэр.

Очередной датчик присосался к виску. Лейтенант ткнул в руку Сергея небольшим пневмопистолетом, впрыскивая снотворное. Голова начала кружиться. Голоса удалялись. Ему приснилось, что он лежит на огромном, до самого горизонта леднике. Ему было очень холодно. Холод проникал до самого сердца. И он не мог пошевелиться, чтобы завернуться в одеяло. Да и одеяла все равно не было – кругом один только лед.

Его разбудил таксист. Машина стояла у КПП, рядом с грузовиком, собиравшем солдат из увольнения.

– Приехали, парень! Подъем.

Сергей механически протянул ему карточку. Голова болела. Он пощупал большую шишку на затылке, подхватил пакеты и побежал к грузовику.

– Хорошо погулял, да? – хлопнул его по плечу Гаррисон. – Видок у тебя – краше в гроб кладут.

– Да, вроде неплохо, – неуверенно ответил Сергей. Сильно болела голова. Его начинало мутить. Попытка вспомнить, чем закончился вечер с Мэд и то, как и когда он ушел, вызвали новый приступ головной боли. От вчерашней ночи в голове остались только неясные обрывки.

– Проклятое вино, – подумал он с досадой и откинулся на жесткую спинку, пытаясь вздремнуть. – Интересно, Мэд не обиделась?

28.

Теперь КОП понимал его приказы почти с полуслова. Они проводили вместе больше половины дня, исключая лишь занятия по физподготовке и рукопашному бою. Как и все бойцы, КОП в паре с Сергеем ежедневно высаживался с вертолета, участвовал в полевых занятиях и стрельбах, гулко топая по обрезиненным лестницам, выбегал из казармы во время ночных подъемов по тревоге. Во время профилактических работ, когда они оставались одни, Сергей продолжал модифицировать программное обеспечение Триста двадцатого, доводя действия робота в различных боевых ситуациях до совершенства.

Вместо положенной по наставлению стрельбы по разнотипным целям с периодической сменой позиций, его напарник теперь действовал, как настоящий солдат – маскировался на местности, сидел в засадах, двигался в наступающей цепи, поддерживая ее огнем. Он мог, перемещаясь короткими перебежками параллельно линии обороны, в движении вести огонь из всех стволов по нескольким целям одновременно. Он стрелял по штурмовикам и вертолетам, по танкам, огневым точкам и живой силе. Он ставил помехи в оптическом и радиодиапазонах, сбивая с толку радары и лазеры систем наведения. Он врывался в окопы противника впереди взвода, поливая их из огнемета. Он научился стрелять по наводке автоматических разведчиков по скрытым целям, используя низкоскоростные снаряды и управляемые ракеты. За агрессивную манеру боя сержант Кнут начал называть его «дьяволом». На занятиях с участием Сергея все чаще присутствовал майор Клод – начальник службы артвооружений базы, заставляя нервничать обычно невозмутимого взводного. Вместе с помощником он тщательно снимал на небольшую голокамеру действия КОПа, анализировал демонстрируемую им новую тактику боя. Программное обеспечение, модернизированное Сергеем, также внимательно изучалось. Все запросы на поставку новых блоков и боеприпасов, которые Сергей передавал лейтенанту Симпсону, выполнялись неукоснительно. Впрочем, дальше этого дело пока не шло. Все КОПы мобильной пехоты базы продолжали действовать по старым армейским наставлениям, подкрепленными инструкциями производителя.

Однажды вечером, сидя в подземном ремонтном боксе, Сергей, как всегда, возился с Триста двадцатым. Наверное, в сотый раз просматривая диаграммы тестирования, он пытался понять – почему, обладая мощным мозгом и развитой системой управления на нейроузлах с высокой степенью чувствительности, КОП столько времени тратит на принятие решения? Ответ оказался очень простым. По сути, все самостоятельные действия КОПа таковыми не являлись. Выполняя приказ, он анализировал ситуацию, затем подбирал ее аналог в базе знаний, и, быстро перебрав варианты действий, загружал программу, чей алгоритм наиболее соответствовал обстановке. Мозг робота при этом использовался лишь для анализа и выделения параметров тактической обстановки, а решение принимала одна из многочисленных программ-автоделов, производящая подбор и запуск тактических программ. Такая схема показалась Сергею неправильной, даже расточительной, так как ресурсы мозга робота при этом использовались едва ли на десять процентов. Кроме того, сама программа-диспетчер вызывала множество вопросов по части быстродействия.

Из чисто инженерного интереса ему захотелось решить эту проблему. Решившись, он выгрузил из памяти управляющую программу и начал создавать свою. По его замыслу, она должна была быть очень простой. Мозг робота передавал ей запрос на действие, снабженный набором параметров текущей обстановки. Вместо традиционного поиска по базе знаний, новая программа просто возвращала задание в мозг, который, основываясь на выработанных собою же параметрах, самостоятельно загружал программу действий, больше всего подходящую к ситуации. Полученные решение и параметры обстановки опять-таки фиксировались в базе, что приводило к ускорению принятия решений на основе эффекта выработанного рефлекса. Более того, теперь КОП должен был стать обладателем своеобразной интуиции – он мог просчитывать развитие ситуации и выдавать себе задание для реагирования на прогнозируемую обстановку. Таким образом, не влезая в сложное биоэлектронное нутро машины, Сергей надеялся полностью изменить принцип ее действия.

Программа оказалась действительно очень простой. Сергей окончил ее отладку за неполный час. Несколько минут он стоял у терминала, не решаясь начать загрузку. Как поведет себя мозг КОПа? Не перегрузит ли базу знаний случайными решениями, попросту говоря – мусором? Наконец, как он отреагирует на ограничения, хранящиеся в той же базе? Не сочтет ли их несущественными, обходимыми? Он на мгновение представил себе картину того, что произойдет со взводом, если КОП откроет огонь не по тем целям.

– Была не была, – после долгих колебаний решил он, и нажал клавишу ввода.

КОП продолжал спокойно стоять в ожидании команды. Сергей перевел дух.

– Триста двадцатый! – позвал он робота.

– КОП-320 слушает, – ответил робот.

– Доложи свое состояние, – приказал Сергей.

– Выполняю.

Около десяти секунд механизм молчал, производя самотестирование. Сергей, затаив дыхание, ждал результата.

– Я КОП-320, программа тестирования завершена, – наконец, выдал робот. – Все системы в норме. Обнаружена некритическая ошибка – нестандартная работа программы-диспетчера. Код программы изменен. Эксплуатация КОП-320 с измененным кодом программы-диспетчера запрещена. Боевые системы заблокированы.

– Триста двадцатый, перечисли свои приоритеты действий.

– Я КОП-320. Перечисляю приоритеты действий в порядке убывания значимости: выполнение приказов человека Заноза, защита человека Заноза, выполнение приказов человека с допустимым кодом доступа, защита дружественных объектов, соблюдение ограничений и правил, содержащихся в базе знаний …

– Стоп, – прервал его Сергей, – Достаточно. КОП-320, приоритет подчинения моему приказу выше приоритета запрета эксплуатации с нестандартными программами?

– Подтверждаю, – прогудел КОП.

– Триста двадцатый, даю прямой приказ: эксплуатацию с измененным кодом программы-диспетчера разрешаю.

– Ответ отрицательный. Приказ человека Заноза не может отменить базовое ограничение.

– Приоритет моего приказа выше. Триста двадцатый, выполнять. Приказ не фиксировать.

– Я КОП-320, подтверждение. Приказ принят.

– Ну вот, другое дело, – улыбнулся Сергей.

– Человек Заноза доволен. КОП-320 тоже доволен, – услышал Сергей привычное гудение синтезированного голоса.

Неожиданно КОП без команды приподнялся, сделал несколько шагов и вновь опустился на бетонный пол рядом с Сергеем. От неожиданности Сергей даже похолодел. «Ну вот, началось», – пронеслось в голове.

– Триста двадцатый, кто дал тебе команду изменить позицию? – поинтересовался он, сдерживая волнение.

КОП молчал не менее пяти секунд, что явно указывало на неполадки.

– Я КОП-320. Команда на смену позиции не поступала. Позиция изменена самостоятельно.

– Причина изменения позиции?

На этот раз пауза тянулась еще дольше. Неисправность КОПа явно прогрессировала. Сергей с тоской представил, что будет, если мозг робота выйдет из строя в результате перегрузки. КОП, наконец, ответил:

– КОП-320 изменил позицию самостоятельно. Человек Заноза был доволен. КОП тоже был доволен. КОП подошел ближе к человеку Заноза. КОП-320 хорошо рядом с человеком Заноза.

– Ну и дела, – ошарашенно подумал Сергей. Такого результата он не ожидал.

– Триста двадцатый, запрещаю действовать и говорить без моей команды. Самостоятельные действия только при возникновении угрозы жизни людей. Признаки угрозы опишу позднее.

– Я КОП-320, приказ принял. Человек Заноза встревожен. КОП-320 готов осуществить защиту. Прошу указать цель.

– Все в порядке, Триста двадцатый. Я просто немного волнуюсь. Отбой.

Некоторое время в боксе было тихо. КОП преданно сидел у ног задумавшегося Сергея. Над дверью ожил динамик, передавая приказ к построению на ужин.

– Иди в оружейную, Триста двадцатый. По приходу встань на зарядку и отключи внешние сенсоры, – вставая, приказал Сергей. «Чтобы чего не вышло», – добавил он про себя.

– Я КОП-320, приказ принял.

29.

Взвод подняли по тревоге в четыре утра. Им была поставлена задача, высадившись, произвести скрытный десятикилометровый марш, выйти с тыла к опорному пункту условного противника, захватить его и удерживать до подхода подкрепления.

Под мерный гул вертолетных двигателей бойцы, включая сержантов, дремали, воткнув оружие в бортовые захваты и откинувшись на жесткие спинки десантных скамеек. Сергей смотрел в бронированный иллюминатор на проносившееся внизу зеленое море. Тут и там над лесом вставали длинные косы казавшегося серым утреннего тумана. Ближе к вертолету из-за высокой скорости лес сливался в сплошную, стремительно мчавшуюся мимо, буро-зеленую полосу. В нескольких километрах от них поднимались из тумана и тут же уплывали назад красивые зеленые сопки, утыканные крохотными деревьями-спичками. Тень вертолета черным пятном прыгала по зеленому ковру, повторяя неровности ландшафта. На самой границе видимости, то и дело скрываясь в низких облаках, мелькал силуэт вертолета сопровождения. В косых лучах утреннего солнца отсветы блистеров вспыхивали ослепительными искрами. Отсюда грозная машина казалась безобиднее игрушечного кораблика. В течение часа был замечен только один признак присутствия человека – серая нитка какого-то шоссе на мгновенье мелькнула внизу и тут же исчезла, смытая безбрежным, тянущимся до самого горизонта, лесным морем. Огромные пустые пространства вокруг давили своей почти осязаемой мощью. И их вертолет, и вся их база казались сейчас Сергею крохотными пылинками в огромном, живущем по своим сложным законам мире, которому не было никакого дела до возни кучки микробов-людей на его поверхности.

– Заноза, сядь, не отсвечивай, – не открывая глаз, буркнул Лихач.

– Есть, сэр, – Сергей уселся на жесткую скамейку, рядом со стоящим в стенном захвате КОПом.

Взвод дремал. В передней части отсека, по обоим бортам в бронированных пузырях торчали из высоких кресел головы пулеметчиков. Одетые в огромные, напичканные аппаратурой шлемы, они явно не спали – то и дело колпаки кабин приходили в движение, вслед за шевелением массивных пулеметных стволов, нащупывающих что-то среди мелькавших деревьев.

– Сэр, – тихо позвал дремлющего сержанта Сергей. – Разрешите вопрос?

– Чего тебе? – недовольно отозвался Лихач.

– Сэр, кто нам будет противостоять?

– Учебная рота морской пехоты. Такие же салаги, как вы, – Лихач, наконец, открыл глаза, выпрямил затекшую спину. – На опорном пункте сплошная имитация. Плюс автоматика – пулеметы, минометы.

– Ясно, сэр. Спасибо, – Сергей представил, как очередь тяжелого автоматического пулемета проламывает броню, поежился. Тот факт, что в каждой сотне патронов только один был боевым, не добавлял оптимизма. На тактическом дисплее замигал сигнал вызова. Почувствовав его состояние, КОП шевельнулся в захватах, настороженно поводя головой в поисках опасности.

– Отставить, Триста двадцатый, – тихо проговорил Сергей в микрофон. – Все в порядке.

Сигнал вызова пропал. Робот снова замер у борта. Лихач удивленно покачал головой.

– Слышал, что КОП хорошо понимает своего оператора, но чтобы так! – оглядывая робота, проговорил он. – Ты еще только собрался испугаться, а он уже готов все вокруг разнести.

– Я держу его под контролем, сэр, – поспешил заверить сержанта Сергей. Скрывать новые способности КОПа становилось все труднее.

Гул двигателей изменил тональность. К горлу на мгновенье подкатила тошнота – вертолет резко снижался. Теперь он стремительно несся, едва не касаясь верхушек деревьев. Бойцы просыпались, вынимали из захватов и привычно проверяли оружие.

Через несколько минут на переборке замигал красный плафон. Взвод выстроился вдоль бортов. КОП, осторожно шагая, встал в захват системы сброса.

Под грохот бортовых пулеметов они десантировались на небольшой поляне. Пулеметы смолкли, унеслись вверх вместе с ревом турбин. Мелькая среди сбитых пулями сучьев и истерзанных, истекающих пахучим соком деревьев, бойцы сноровисто и быстро охватили место высадки. Покрытие брони в режиме маскировки быстро меняло песчаный цвет на коричневый узор с темно-зелеными проплешинами, подстраиваясь под цвет лесной опушки. Над поляной, вселяя прочную уверенность одним своим присутствием, раз за разом с воем проносилась двойка «косилок» прикрытия. Их бронированные пятнистые днища едва не задевали верхушки деревьев. Проходя над взводом, вертолеты красиво расходились в стороны, делали большой круг над джунглями и снова смыкались в двойку, делая очередной заход. На тактической карте Сергея высветились координаты цели и их текущее положение. Тремя колоннами взвод начал быстро втягиваться в лес.

– Косилка-Один, здесь Кнут. Выдвигаюсь к цели. Спасибо за поддержку.

– Кнут, здесь Косилка-Один. Принято. Удачи. Конец связи.

Сделав прощальный круг, вертолеты развернулись в сторону базы. Шум их двигателей быстро стих, поглощенный деревьями. Сразу стал слышен хруст веток под ногами тяжело экипированных бойцов. Привычный тихий шелест в наушнике исчез – взвод переходил в режим радиомолчания.

– Подтянись, подтянись, – вслух подгоняли сержанты. – Шире шаг!

Сергей, навьюченный облегченным сменным картриджем, тяжело топал в двух метрах позади мерно шагающего КОПа. Спину робота тоже украшал уродливый нарост дополнительного груза – в отрыве от основных сил весь боезапас приходилось носить на себе.

Быстро темнело. Лес становился все гуще, высокие многоярусные кроны заслоняли небо, погружая подножия мшистых стволов в зеленоватые сумерки. Ползучие красноватые лианы цеплялись за ботинки, длинные серые плети кустов-хищников бессильно хлестали по броне тускло поблескивающими колючками. Толстый слой прелых листьев влажно чавкал под ногами, следы ног быстро наполнялись мутной, остро пахнущей влагой. Между исполинскими стволами густо зеленели заросли кустарника. Броня вновь сменила раскраску, теперь они двигались между деревьями, словно стая жутких зеленых призраков. При их появлении замолкали певчие ящерицы, змеи, свешиваясь с ветвей, провожали их настороженными взглядами.

Первому отделению повезло больше – они шли по коридору, продавленному КОПом в сплетении ветвей и лиан. Два остальных отделения прорубали путь в массе зелени виброножами, сменяя головных каждые двадцать минут.

Забирая сильно на запад от прямого пути к цели, делая огромный крюк, несмотря на полную экипировку и непроходимые заросли, взвод уверенно продвигался к намеченному квадрату. Когда до цели оставалось не более километра, Кнут приказал минировать проделанные в джунглях проходы. Кроме сигнальных, были установлены имитаторы тяжелых вакуумных мин и цепь термитных зарядов, способных создать вал лесного пожара.

30.

Выставив охранение, взвод залег в двухстах метрах от опушки леса, выпустив вперед несколько мошек-разведчиков. Петляя в тумане среди густой травы, механические насекомые разлетелись вдоль границы леса, короткими шумоподобными импульсами передавая данные на тактическую карту командира взвода. Связь со спутниками наблюдения, во избежание обнаружения группы, не поддерживалась. Согласно карте, вдоль опушки проходила грунтовая дорога, менее чем через километр выходящая к опорному пункту – трем дотам, соединенным между собой двумя рядами полнопрофильных окопов. Укрепление располагалось на возвышенности, доминируя над расстилавшейся под ним лесистой долиной. По данным разведки, дорога через неравные промежутки времени патрулировалась противником.

Кнут нервничал. Ожидаемого патруля все не было. Естественно, противник давно засек прохождение вертолетной группы и сейчас лес за их спиной просеивался через частое сито поисковых отрядов. Им было необходимо как можно быстрее захватить опорный пункт и организовать оборону, иначе их небольшую группу окружат и раздавят тяжелой пехотой. Время уходило. Одна из мошек-разведчиков достигла укреплений, прошлась вдоль ряда окопов, затем, отлетев к лесу, коротким импульсом передала собранные данные. На тактических картах тут же появились новые отметки – два автоматических стомиллиметровых миномета, три станковых пулемета, стационарный комплекс ПВО. Патруля все не было.

– Да, не слабо, – почесал затылок Кнут, и, приняв решение, позвал: – Лихач!

– Сэр? – шепотом отозвался сержант.

– По команде три противотанковых фугаса в шахматном порядке вдоль дороги. Дистанция двадцать метров. Двое в охранении.

– Есть!

– Мосол! По команде по три пехотных фугаса вдоль леса по обочинам. Дистанция пятнадцать метров.

– Понял.

– Что у нас осталось из сюрпризов?

– У меня четыре пехотных и один противотанковый, сэр, – отозвался Бахча.

– Поставишь все пехотные впереди нас по границе леса, противотанковый установишь в тридцати метрах вправо на обочине.

– Есть!

– Внимание, взвод! – по цепочке зеленых спин прошло шевеление голов: бойцы шепотом транслировали команду дальше. – Как только мы выйдем на дорогу, нас обнаружат со спутников. Ставим дымовую завесу, минируем и пересекаем дорогу. Противник решит, что мы продолжили движение по другой стороне. На самом деле, движение продолжит первое отделение, остальные займут оборону вдоль дороги в пятидесяти метрах правее текущего положения. Экономить боеприпасы. Напоминаю: обстановка приближена к боевой, каждый сотый патрон – не учебный. Далее, первое отделение при поддержке КОПа за пятьсот метров до укрепления выходит на дорогу и атакует форпост. Ближние подходы вдоль леса и сам лес наверняка минированы. Минирование дороги маловероятно, так как при этом имеется риск подрыва своего патруля. Поэтому атаковать будете именно вдоль дороги. Если почувствуете, что взять укрепление невозможно – вызывайте артудар. Нас поддерживает тяжелая гаубичная батарея. Дальность предельная, возможны ошибки наведения – плюс-минус двести метров. Поэтому огневую поддержку вызывать в крайнем случае. Связь с артиллерией по седьмому каналу. В случае взятия форпоста выходите в эфир и вызывайте подкрепление. Затем смазываете пятки и занимаете оборону вдоль дороги в ста метрах от укреплений, потому как вас начнут выкуривать при помощи всего, что у них есть. Вопросы?

– Сэр, я могу поставить помехи при пересечении дороги. У моего КОПа есть дополнительный блок, – передал по цепочке Сергей.

– Добро. Заноза, ставишь помехи в течение пяти минут, затем догоняешь отделение.

– Есть, сэр!

– Командиры отделений, распределяйте людей. Готовность – три минуты.

По цепи полетели короткие фразы инструктажа. Сержанты ставили задачи.

– Крыса, Салочник – ставите фугасы на границе леса через каждые тридцать метров, начиная от отметки пятьсот пять. Старший – Крыса.

– Есть!

– Фурса, Бочка, Джонсон – минирование дороги. Первый противотанковый на отметке пятьсот один, два других – в шахматном порядке через двадцать метров. Фурса за старшего.

– Есть!

– Самурай, Ли – прикрываете группу минирования, ставите дым.

– Есть!

– Заноза, установи вакуумные – будешь проделывать проходы. Огонь по команде.

– Есть, сэр! Сделано! – КОП защелкал механизмами подачи, перезаряжая орудие.

Постановка и уточнение задач заняла чуть больше минуты. Взвод припал к земле, ожидая команды. Время замедлилось. Тактические карты играли переливами меток.

– Взвод… вперед!

Между деревьев прошел короткий хруст – зеленые силуэты по грудь в густом тумане синхронно рванулись к опушке, с ходу проламываясь через колючий кустарник. На правом фланге, с треском ломая молодые деревья, ломился через подлесок тяжело нагруженный КОП.

Первые зеленые силуэты показались среди деревьев, присели, на глазах меняя раскраску брони, повели стволами, выискивая противника. Глухо хлопнули подствольники, выбрасывая дымовые гранаты. Обочина расцвела серыми дымовыми фонтанами. Крутясь и кувыркаясь в густой траве, шашки со свистом извергали из себя плотные клубы. Смешиваясь с дымом, утренний туман уплотнялся, становился непроницаемым. Дорога быстро теряла очертания в мутной пелене.

– Триста двадцатый, помехи по всем диапазонам! Оптические помехи в вертикальной плоскости, – задыхаясь, прокричал Сергей в спину робота.

– Выполнено, – тут же коротко отозвался КОП.

– Вперед, вперед, – торопили сержанты.

Низко пригибаясь в дыму, бойцы охранения разбежались по сторонам, упали в траву. Минеры, едва видя лопатки, лихорадочно снимали дерн, отбрасывали под кусты глинистую землю. Цепь, на ходу перестраиваясь в три колонны, быстро пересекала дорогу, углубляясь в джунгли на противоположной стороне. Далеко позади в лесу басовито ухнул имитатор фугаса. В наушники ударил короткий рев сработавшей сигнальной мины. Над лесом, рассыпая искры, высоко взлетела красная ракета. Одна из групп преследования напоролась на сюрприз.

«Вовремя», – подумал Кнут, подгоняя отстающих. Быстрее, быстрее, синие сейчас проснутся!

Дым медленно рассеивался, оседал книзу. Легкий ветерок начал сдувать остатки тумана, гоня серые клубы вдоль дороги. Последние минеры, брызнув на дорогу маскирующим спреем, бросились под защиту деревьев. За ними, пятясь и поводя стволами, пятнистыми призраками растворились в лесу бойцы охранения. В воздухе раздался тоскливый вой приближающейся мины – противник прощупывал огнем участок с подозрительно загустевшим туманом. Взрыв хлестнул по кустам волной пластиковых шариков. Со стороны форпоста нарастал вой следующей мины.

«Успели, – удовлетворенно подумал Кнут, – теперь пусть себе палят».

Взвод, разделившись на две группы, быстро продвигался среди деревьев.

– Внимание, занять оборону, быстро! – подгонял взводный тяжело дышащих бойцо. – Сейчас появится патруль. Огонь по команде. Фурса, получи код подрыва противотанковых. Переползи на тридцать метров левее, на обочину. Подрыв по сигналу мины. После каждого подрыва быстро переползаешь назад, на десять-двадцать метров, иначе накроют.

– Понял, сэр! – солдат, шурша сырой травой, тяжело пополз на позицию.

– Мосол, одного человека двадцать метров вправо. Подрыв пехотных вдоль леса сразу, как появятся первые синие. Уже недолго.

– Есть, сэр! – отозвался сержант.

Группа затаилась вдоль дороги, быстро создавая брустверы из поваленных сгнивших стволов, делая импровизированные окопы из нор земляных варанов. Далеко над дорогой хлопнула еще одна мина. Наступила тишина. Легкий ветерок в недосягаемой вышине шевелил кроны. Потрескивали кусты, пропуская какого-то убегающего обитателя леса.

31.

Сергей с трудом поспевал за размеренно топающим КОПом. Разгрузка с запасным картриджем тяжело давила спину. Впереди снова забрезжил просвет между деревьями – отделение выходило на исходную позицию.

– Тевтон, сто метров на запад, установи ретранслятор. Быстро. – приказал Лихач.

– Есть, сэр! – длинная фигура Тевтона, меняя цвет, исчезла за деревьями.

– Внимание, отделение, – начал инструктаж сержант, – сейчас я вызову артудар. Толку с него, скорее всего, никакого, но, если попадут хоть раз – уже польза. А внимание отвлекут. Затем батарея поставит дым. Сразу после залпа выходим на дорогу и по обочинам, колоннами – вперед. Как можно быстрее. Метров за пятьдесят от окопов разворачиваемся в цепь. КОП прикрывает огнем, следуя по дороге. Основное внимание – доты с пулеметами. На минометы не отвлекайтесь – если поторопимся, проскочим в мертвую зону. Заноза, пройдись вакуумными вдоль окопов – возможно, подходы заминированы. Ставь помехи, если можешь, сбивай наводку пулеметам. Вперед не лезь, поддерживай КОПа, без него нам крышка.

– Есть, сэр! – приглушенно ответил Сергей. – Разрешите вопрос?

– Ну? – недовольно повернул голову Лихач.

– Сэр, предлагаю отправить впереди Триста двадцатого. Он втрое быстрее нас, ему не так страшен пулемет. Он проделает проходы, не отвлекаясь на пулеметы, проскочит в мертвую зону и зальет окопы напалмом. Так мы потеряем меньше времени. И людей.

– Заноза, КОП предназначен для огневой поддержки, это тебе не танк! – раздраженно прошипел Лихач. Подумав, неохотно добавил: – Хорошо, рискнем. Если не получится, я тебя в землю вобью. Внимание всем – поправка! КОП проделывает проходы, атакует первым. Все следуют за ним.

– Сэр, ретранслятор установлен! – отрапортовал подбежавший Тевтон.

– Хорошо. Приготовились. Вызываю артудар, – сержант забубнил в микрофон, передавая координаты. Выслушав ответ, объявил: – Считаем разрывы. После пятого – вперед.

Неподалеку в лесу начали с громкими хлопками рваться мины – противник засек источник передачи и тут же выдал по нему несколько залпов.

Сине-зеленая тяжелая броня морских пехотинцев делала их похожими на огромных жуков с маленькими головами, вставших на задние лапы и ощетинившихся усами-стволами. Потеряв несколько человек из поисковой группы, нарвавшихся на мины, они мчались напролом, как гончие, взявшие след. Бросив преследование через остальные проходы, они рванулись вдоль того, около которого произошел взрыв, справедливо полагая, что вероятность встречи еще с одним сюрпризом на этом участке уменьшилась. После того, как сработала сигнальная мина, соблюдать осторожность было больше ни к чему. Они знали, что является целью диверсионной группы, знали ее примерную численность. Теперь необходимо было как можно быстрее прижать десант к лесу, отрезав ему пути отхода, и дождаться подхода моторизованного патруля для окончательного уничтожения врага. Поисковая группа теперь насчитывала чуть больше отделения. Передовое охранение достигло границы леса, залегло, сканируя местность. Вдоль дороги сразу обнаружилось несколько сгоревших дымовых шашек. Сержант – командир группы, передал патрульной группе координаты обнаружения противника, махнул рукой, поднимая в атаку. Цепь морских пехотинцев с шумом помчалась к дороге.

– Мосол, пора! – приказал Кнут.

Силуэты морпехов мелькнули на границе леса. Синхронный взрыв учебных фугасов ударил по перепонкам. Опушку заволокло дымом. Комья развороченной земли, вперемежку со сбитыми листьями, посыпались на дорогу.

– Гранатами, плазма, по одному выстрелу – огонь!

Слаженно хлопнули подствольники, оставляя дымные следы реактивных гранат. Лес покрылся новыми вспышками.

– Группа сержанта Гранта уничтожена, – прозвучал в наушнике по общевойсковому каналу равнодушный голос наблюдателя. – Группа сержанта Гранта, немедленно покиньте район учений. Следуйте в зону эвакуации.

Морские пехотинцы, оглушенные, плюющиеся землей и песком, нестройной колонной потянулись обратно через лес, подгоняемые озлобленным сержантом.

– Смена позиции. Перемещаемся на сто метров вправо! – вполголоса приказал Кнут и, пригибаясь, запетлял между деревьями. Через тридцать секунд на место, которое они только что покинули, по наводке со спутника обрушились мины.

– Три … четыре … – считал разрывы Сергей. Земля тяжело вздрагивала под ударами фугасов. – Пять! Триста двадцатый, вперед.

Впереди басовито провыл очередной снаряд. Воздух с треском раскололся, дорогу заволокло дымом. Еще один дымовой снаряд разорвался в пятидесяти метрах от них, затянув деревья клубами черно-зеленого дыма. В воздухе слышался шелест новых снарядов.

– Триста двадцатый, с дистанции сто метров – огонь вакуумными по полосе перед окопами. Проделать проходы в заграждениях. Поставь помехи по всему диапазону. Цель – линия окопов. Подавить все огневые точки, удерживать укрепление до подхода дружественных сил.

– Принял, выполняю, – стремительно разгоняясь, ответил робот. Через несколько секунд вой его сервомоторов растворился в зеленом дыму.

Отделение с ходу нырнуло в густую пелену, вслепую, по одним радарам бегом двигаясь вдоль обочин. Триста двадцатый перестарался, радары то и дело давали сбой, заставляя бойцов спотыкаться в рытвинах. Упал один солдат, за ним зацепил кочку еще один. Не работала связь, в наушниках по всем каналам слышался только ровный шум. Изображение на тактической карте то и дело перекрывалось искрами помех.

– Быстрее, быстрее, – гнал их Лихач. – Заноза, твою мать, ты что творишь!! Настрой помехи, радары не работают! Дай связь!

– Не могу, сэр, – задыхаясь от тяжелой ноши, прокричал в ответ Сергей. – КОП нас сейчас не слышит – помехи по всем диапазонам.

– Убью, умник! Вперед, вперед! – сипло орал сержант.

Где-то глухо хлопнули минометы. Мины с воем пронеслись над ними, осыпав кусты позади дождем мягких шариков. Из дыма впереди с грохотом заработали пулеметы, захлебываясь длинными очередями. По сторонам, впиваясь в землю, то и дело мелькали искры трассеров.

– Каждый сотый, – вспомнил Сергей, ускоряя шаг. Проклятый картридж на спине сбивал дыхание.

Хлопки минометов теперь раздавались постоянно, словно отбивая какой-то на удивление ровный музыкальный ритм. Мины рвались все ближе за их спинами – минометы накрывали квадрат за квадратом на задымленном участке. То ли им везло, то ли помехи КОПа делали свое дело и противник стрелял вслепую, но пока ни одного из бойцов всевидящий наблюдатель не назвал убитым. Грохот пулеметов перекрыли гулкие удары где-то впереди – КОП открыл огонь, расчищая проходы в минных полях и проволочных заграждениях.

– Сэр, КОП в ста метрах от укреплений. Проходы проделаны, – на мгновенье помехи стихли, КОП сбросил на такблок Сергея короткий доклад.

– Твою мать! – крыл его Лихач, с трудом перекрикивая грохот боя. – Вперед, быстрее! Цепью, марш! Подтянись! В цепь, в цепь!

Минометы хлопнули еще раз, беря поправку. Дымные разрывы поднялись на обочинах позади них. Развернувшись в неровную редкую цепь, отделение прорвалось в мертвую зону.

Дорога кончилась. Зверея от страха, они перепрыгивали оплавленные и перепутанные пучки колючей проволоки, скакали через воронки, оставленные КОПом. Боец справа от Сергея вдруг резко остановился, словно налетев на стену, и медленно осел вбок. Одна из точек на тактической карте тревожно замигала оранжевым.

– Рядовой Салочник, боевое ранение, – голос наблюдателя в наушнике звучал спокойно, словно из-за стола в тиши кабинета.

Ноги внезапно стали ватными, словно чужими. Сергей переставлял их механически, не разбирая дороги. Внутри зарождалась ярость. «Какого хрена!» Грохот пулеметов, казалось, бил прямо в лицо. Наконец, впереди раздались частые выстрелы из пушки, перекрываемые треском разрывов. Пулеметы, один за одним, смолкли. Резко появилась связь, наполнив уши бессвязными криками и хрипом.

– Тишина в эфире! – рявкнул Лихач. – Не останавливаться! Гранаты к бою!

Впереди раздался лающий грохот пулемета КОПа. Робот проводил зачистку.

– Сэр! Не стреляйте, окоп захвачен! Там КОП! – закричал Сергей, отмечая положение КОПа на тактической карте. – Триста двадцатый, доклад!

– Я КОП-320. Укрепление захвачено. Произвожу зачистку.

– Триста двадцатый, вон из окопа! Отступление, двадцать метров!

Бойцы выскочили из дыма прямо на бруствер, едва успев остановиться перед волной встречного жара. Окоп исходил огнем – КОП прошелся вдоль него из огнемета. Языки пламени жадно лизали сырые, пузырящиеся бревна. В ближайшем доте с треском взрывались в огне пулеметные патроны. Из-за обложенного мешками с песком гнезда судорожно дергал стволом в поисках цели автоматический миномет. Мешки вокруг него горели.

– Назад, в укрытие! – заорал, ныряя в густой зеленый дым, Лихач. – Ложись!

Они бросились обратно.

– Опорный пункт синих захвачен, – бесстрастно сообщил им вслед наблюдатель.

Земля ушла из-под ног. Ухнуло так, что несколько минут в ушах не было слышно ничего, кроме ватного звона. Автодоктора лихорадочно впрыскивали бойцам противошоковое. Взорвался боезапас у одного из минометов.

Сергей с трудом сел, потряс головой, приходя в себя. Его слегка мутило от стимулятора. Вокруг, чертыхаясь, поднимались бойцы, разыскивая и отряхивая от земли свои винтовки. Дым почти рассеялся, сносимый легким ветерком в сторону леса. На месте опорного пункта во все стороны дыбились изломанные дымящиеся бревна. Двое бойцов уже возились с раненым Салочником, снимая с него пробитую броню. Лихач, присев на одно колено, неразборчиво бормотал из-под опущенного забрала шлема доклад на базу. Рядом невозмутимо стоял КОП, поводя из стороны в сторону закопченными стволами.

– Триста двадцатый, доклад, – тихо приказал Сергей.

– Я КОП-320, задание выполнено. Расход боеприпасов для орудия – полный. Расход боеприпасов для пулемета – двадцать процентов. Расход напалма – полный. Выполняю задачу по защите человека Заноза.

– Молодец, – с трудом разлепив запекшиеся губы, произнес Сергей.

– Человек Заноза доволен. КОП-320 тоже доволен, – последовал немедленный ответ.

– Ко мне, Триста двадцатый! Перезарядка!

– Выполняю, – робот послушно шагнул к Сергею, повернулся спиной, присел. С резким щелчком отстегнулись и упали на землю пустые картриджи. Приоткрылись зарядные лючки. Сергей завел направляющие на транспортное крепление на спине КОПа, сорвав защитную упаковку. Замки картриджей сработали с мягким лязгом.

– Триста двадцатый, перезарядка окончена. Тест вооружения.

– Я КОП-320, вооружение в норме, – щелкнув механизмом подачи, отрапортовал робот.

Лихач окончил доклад, поднялся с земли, оглядывая отделение.

– Крыса, Салочника к лесу. Ждешь эвакуации. Остальным сто метров вперед, рассредоточиться, занять оборону. Фланговым особое внимание на лес. Тевтон за старшего. Бегом марш! – приказал он. – Заноза, ко мне!

Отделение, разбегаясь в редкую цепь, умчалось к дороге. Крыса, закинув за спину две винтовки – свою и Салочника, волоком медленно потащил раненого в сторону леса. Сергей подбежал к стоящему в ожидании сержанту.

– Сэр! Рядовой Заноза! – подняв забрало, выкрикнул он.

– Заноза, ты что творишь, придурок?! – проорал сержант ему в лицо. Его ноздри раздувались от ярости. – Тебе что, приказали поставить помехи для наших радаров? Ты нас чуть не угробил, мудак! А твой КОП что, совсем придурок? Еще секунда, и он бы нас поджарил!

– Виноват, сэр! – Сергей смотрел перед собой, старательно избегая бешеных глаз сержанта. – КОП действовал по обстановке, производя зачистку окопов согласно заложенной программе. Что касается помех, то я выполнял ваш приказ – поставить помехи, сбить системы наведения. Частоты наших и вражеских радаров совпадают, сэр!

Сержант пожевал желваками, оглянулся вслед отделению, уже занимающему позиции, и вдруг резко ткнул Сергея в лицо. От удара армированной металлом перчатки лязгнули зубы. Кровь из разбитых губ теплой струйкой потекла по подбородку. Сергей непроизвольно шагнул назад. На тактическом дисплее настойчиво замигал огонек вызова. Встревоженный КОП, почувствовав боль и злость подопечного, требовал связи.

– Еще раз подведешь меня – уволишься из армии вперед ногами, умник! – пристально глядя Сергею в глаза, тихо сказал сержант. – Я буду за тобой следить. Ты понял меня?

– Так точно, сэр! – ответил Сергей, с удивлением глядя на пришедшую в движение зеленую метку: не дождавшись ответа, КОП без команды двинулся с места.

Мгновеньем позже пришло понимание – КОП уходит в сторону, убирая Сергея с линии огня. Значок на тактической карте изменил вид, сообщая о боевой готовности машины.

– Триста двадцатый, заблокировать оружие. Это прямой приказ, – быстро проговорил Сергей в ларингофон.

– Я КОП-320, выполнено, – последовал четкий ответ. Значок, не меняя вида, продолжал смещаться вперед и в сторону.

Лихач удивленно смотрел поверх Сергея на медленно, словно в нерешительности, приближающегося робота.

– Останови свою железяку, Заноза, быстро, – он опустил лицевую пластину, щелкнул замком магазина, отбрасывая учебный и вставляя на его место магазин с боевыми патронами.

Сергей шагнул влево, заслоняя сержанта корпусом.

– Я КОП-320, выполняю задачу по защите человека Заноза, – бесстрастный голос работа обрушился на похолодевшего Сергея. Еще десять секунд, и КОП обойдет его и уничтожит Лихача.

– Триста двадцатый, остановиться, выйти из боевого режима, – скороговоркой передал Сергей.

– Я КОП-320. Оружие заблокировано, выйти из боевого режима не могу. Обнаружена угроза жизни оператора. Оператор находится под воздействием противника. Выполняю приоритетную задачу по защите человека Заноза.

Сержант упал на колено, беря робота на мушку. Непослушный компьютер не желал переходить в режим наведения, упорно не признавая машину вражеским объектом. Чертыхнувшись, Лихач прицелился вручную.

– Заноза, останови его или открываю огонь, – не отрывая глаз от прицела, предупредил сержант.

– Сэр, – тихо ответил Сергей, внимательно наблюдая за КОПом и продолжая мелкими шагами сдвигаться по мере его перемещения, закрывая сержанта своим телом, – не делайте этого! КОП заблокировал оружие. Если вы откроете огонь, у вас не будет шансов. Он даст вам только один выстрел. Потом сожжет. Не делайте этого. Пока я рядом, я попытаюсь заблокировать КОПа. Опустите винтовку, сэр!

Лихач злобно зыркнул на Сергея, затем рывком опустил ствол вниз.

– Триста двадцатый, здесь Заноза. Атакуемый объект имеет дружественный статус. Прекратить атаку. Начать тестирование систем. Доложить о результатах.

Робот молча обошел Сергея, встал между ним и застывшим в напряжении сержантом. Из приоткрывшегося боевого люка выдвинулось сопло огнемета. Сергей замер.

– Триста двадцатый, полная блокировка систем. Произвести тестирование. Доложить о результатах, – вновь приказал Сергей, стараясь говорить спокойно. – Триста двадцатый, я недоволен. Неподчинение приказу может вызвать твое уничтожение или мою гибель в бою.

– Человек Заноза недоволен, – щелкнув люком, КОП убрал сопло. – КОП-320 хочет, чтобы человек Заноза был доволен. КОП-320 плохо, – произнес робот через внешний динамик.

Ошалевший сержант, забыв про винтовку, во все глаза наблюдал за боевой машиной.

– Я КОП-320. Выход из боевого режима. Оружие заблокировано. Все системы в норме.

– Понял, Триста двадцатый. Больше не нарушай мой приказ. Иначе я снова буду недоволен тобой, – мелкая дрожь, которую Сергей заметил только сейчас, постепенно отпускала его.

КОП нервно повернулся к Сергею, игнорируя присутствие сержанта.

– КОПу-320 плохо, когда человек Заноза недоволен, – пожаловался робот.

– Лихач, здесь Кнут. Что там у вас? Почему нет доклада о готовности? – ожил наушник Лихача.

Сержант очнулся, опустил забрало шлема.

– Лихач – Кнуту. Заняли оборону. Подкрепление вызвано. Опорный пункт уничтожен, – скороговоркой произнес он.

– Жди гостей, сейчас тебе мало не покажется. Рассредоточь людей, возможен массированный удар по площадям. Танки я придержу, но будь внимателен – вдруг проскочат.

– Понял, выполняю, – Лихач поманил Сергея. – Конец связи.

– Сэр!

– КОПа в оборону. Возможен арт– или авиаудар. Ставь помехи для спутников. Только на этот раз не глуши наши радары и связь, умник. Возможен танковый прорыв. Действуй по обстановке. Позиций не покидать.

– Есть, сэр! Разрешите укрыть КОПа в лесу? Он обучен маскировке и будет свободно маневрировать.

– Выполняй, Заноза. После договорим. И держи свою железяку в узде, – последние слова сержант произнес уже на бегу.

32.

Колонна из трех БМП – боевых машин морской пехоты – быстро продвигалась по дороге. Опасаясь контактных мин, железные коробки с глухим гулом скользили на воздушных подушках, поднимая за собой длинные клубы красноватой глинистой пыли. Скругленные башни, покачивая короткими пушками, шарили по густым зарослям вдоль дороги. Ячейки активной брони, напоминая крупные соты, сквозь пелену пыли тускло взблескивали на солнце острыми гранями. Колонна прошла мимо лежавшего в засаде взвода, приближаясь к месту гибели группы преследования. Стремясь уменьшить риск подрыва, БМП то и дело рыскали на обочины, отчего движение колонны напоминало волнообразные движения короткой толстой змеи.

Внезапно под головной машиной сверкнул яркий разряд. БМП кинуло влево, тяжелая машина с ходу врезалась носом в землю, вспучив дорогу впереди себя земляным валом.

– БМП-701 уничтожена противотанковым фугасом. Экипаж погиб, – немедленно отреагировал на событие голос наблюдателя.

Оставшиеся машины с ходу упали на выставленные гусеницы, выкатились на обочины, выстраиваясь елочкой. Их пушки почти синхронно рявкнули, накрывая точку, с которой пришел сигнал подрыва.

– Рядовой Фурса погиб. Следуйте в квадрат 52-34 для эвакуации, – прокомментировал наблюдатель.

«Эх, черт, – зло подумал Кнут. – Говорил ведь придурку: подорвал, и сразу отползай».

Впрочем, он зря ругал неудачника – за три секунды, прошедшие после подрыва мины, Фурса не успел бы выйти из-под огня. Морпехи сработали на удивление быстро.

Тем временем патруль продолжал слаженно действовать. Повинуясь неслышной команде, одновременно распахнулись люки боевых отделений всех трех машин. Оттуда горохом раскатываясь по обочинам, посыпались тяжелые синеватые панцири. Морпехи, стреляя по зарослям впереди подбитой машины, с ходу рванулись в атаку. БМП поддерживали их огнем, раз за разом посылая в лес тяжелые снаряды. Дорогу впереди заволокло дымом.

– Внимание, второе отделение, цель – левая БМП. Третье отделение, цель – правая БМП. Огонь кумулятивными, сериями по три выстрела, – шепнул Кнут рядом лежащему бойцу.

Команда шепотом передалась по цепочке. Кнут повернул голову, поймал взгляд Мосла.

– Подрыв пехотных. Давай, – одними губами прошептал он.

Мосол кивнул. Обочины вспухли дымными грибами разрывов. Лес вздрогнул от удара взрывной волны. Тяжелые пехотинцы неуклюже попадали, словно кегли.

– Взвод, огонь!

Реактивные струи, подобно новогоднему серпантину, густыми росчерками протянулись сквозь пыльную взвесь к бокам боевых машин. За доли секунды их борта покрылись яркими молниями – активная броня яростно сбивала дождь гранат, затем сквозь дым мелькнула цепочка сиреневых вспышек – частые очереди подствольников пробились сквозь защиту.

– БМП-702, 703 уничтожены. Экипажи погибли. Убиты рядовые Гарсон, Малец, Ситец, Муамба … – начал монотонно перечислять наблюдатель.

Разрозненные остатки морпехов, не ожидавшие удара с тыла, окапывались на обочинах, ведя частый неприцельный огонь по лесным зарослям. Пули то и дело срубали сучья.

– Взвод, отходим, – уже не таясь, скомандовал по радио Кнут, бросаясь под защиту деревьев.

Бойцы, низко пригибаясь, бросились следом, перестраиваясь в колонну.

– Лихач, здесь Кнут, – на бегу диктовал сержант. – Вызови артудар по квадрату 52-18, фугасными, серия десять снарядов.

– Здесь Лихач. Принял. Артудар по квадрату 52-18… – отозвался наушник.

Они, больше не маскируясь, стремительно мчались между деревьями. Сержанты подгоняли тяжело дышащих, запинающихся о сгнившие стволы солдат. Очереди и взрывы гранат морской пехоты, оставшейся без командиров, постепенно отдалялись. Наконец, над лесом прошелестел первый снаряд. Позади гулко бухнуло. Короткое эхо прошло между деревьями, затихая в густых кустах. Наблюдатель вновь начал диктовать список потерь морской пехоты. Снаряды позади рвались, не переставая, довершая уничтожение патруля.

33.

Пара короткокрылых штурмовиков морского базирования «Москито» неслась под облаками. Под ними, среди размытого скоростью зеленого пятна бесконечного леса, змеилась нитка грунтовой дороги. Мелькнуло и осталось позади бурое облачко идущей на штурм колонны бронетехники. Курсовой радар послушно отобразил зеленую цепочку дружественных целей. Повинуясь целеуказанию со спутника, на тактической голограмме засветилась быстро приближающаяся желтая отметка цели. Ведущий двойки завалился на крыло, стремительно падая вниз.

– Громила, здесь Хорек, – забубнил упрятанный в зеркальный шлем пилот. Его голос был полон с трудом сдерживаемого азарта. – Выходим на цель. Квадраты 50-17, 50-18, 51-17, 51-18. Твои – 50-18, 51-18. Первый заход – напалм, на втором – кассеты.

– Понял тебя, Хорек, квадраты 50-18, 51-18, – на мгновенье толстое обтекаемое брюхо ведомого, пикирующего в джунгли, тускло блеснуло под солнцем, словно стремительная хищная рыба. – Размажем засранцев!

Задание обещало быть легким. Никаких средств ПВО, кроме легких пехотных. Никакого электронного противодействия. Никакого прикрытия с воздуха. Быстренько расстрелять боезапас по площадям по наводке со спутника и спокойно убраться на авианосец – завтра матч по футболу между сборной пилотов и палубной командой.

Радар мигнул, укрупняя цель. Сигнал со спутника выводил двойку на курс атаки.

– Минута до цели, – прозвучало в эфире.

На панели в секторе управления огнем засветились указатели. Голограмма управления огнем зажгла зеленым контуры активного оружия. Створки люков плавно разошлись, открывая подвеску с сигарами напалмовых бомб. Чертя воздух белыми струями от закрылков, штурмовики опустились до самых деревьев.

– Тридцать секунд до цели.

Пальцы пилотов откинули предохранители сенсоров сброса.

– Обнаружен захват радаром наведения. Угроза атаки, – внезапно сообщил компьютер.

Экран радара вдруг покрылся зеленоватой мутью. Моргнув, погас индикатор связи со спутником. Управляющая голограмма покрылась желтыми строками предупреждений.

– Сбой системы наведения. Сеанс связи со спутником наведения прерван. Обнаружены широкодиапазонные помехи, – диктовал компьютер.

– Громила, у меня помехи! Ручное наведение! Действуй самостоятельно! – закричал в микрофон ведущий, удерживая самолет на боевом курсе.

В ответ в наушниках шлема слышался только ровный шум и потрескивание помех. Желтая точка цели едва виднелась среди мельтешения зеленых искр. Неожиданно сквозь ровный гул двигателей раздался резкий щелчок. Самолет качнуло. На радаре высветилась стремительно приближающаяся красная точка.

– Атака противника. Обнаружена ракета «земля-воздух», – монотонно доложил бортовой компьютер. – Средства противодействия задействованы. Произвожу отстрел ловушек. Рекомендую маневр уклонения.

– Твою мать! – летчик резко потянул джойстик управления на себя, выводя самолет из-под удара. Вместо привычного легкого движения, ручка едва шевельнулась, неохотно подчиняясь пилоту.

– Повреждение гидравлической системы, – сообщил компьютер, высветив на голограмме управления красные участки.

– Какое, на хрен, повреждение! – орал пилот, с трудом шевеля непослушным джойстиком. – Это же учения!

– Угроза аварии. Увеличьте высоту. Опасный крен на малой высоте. Увеличьте высоту, – не унималась бортовая система.

Самолет медленно задрал нос, тяжело уходя вверх. Чертя воздух дымными струями, из-под крыльев парами разлетались в стороны ловушки, отвлекая приближающиеся ракеты. Пачки тончайшей фольги распускались над лесом в невесомые серебристые облака. Система противодействия старалась, как могла, спасая поврежденную машину. Ведомый, тоже весь в искрах от стартующих ловушек, заложив крутой вираж, стремительно набирал высоту, сжигая сопла на форсаже. Ракета, повторяя движения ведущего, стремительно настигала машину. Уходя из-под удара, штурмовик клюнул носом, разгоняясь к земле, но вместо каскада фигур пилотажа смог выдать лишь неуклюжий кувырок, с трудом удержав самолет от падения в лес. Дымный хвост ракеты пересекся с реактивным выхлопом. Хлопок учебной боеголовки возвестил о поражении цели.

– Штурмовик «Москито» борт 3345, уничтожен. Вернитесь на базу, – тут же прозвучал сквозь помехи голос наблюдателя.

Развернувшись над лесом, куда попало сбрасывая свой груз, штурмовик медленно потянул вверх, беря курс на авианосец.

Почерневший от ракетного выхлопа, КОП стремительно ломился через кусты, меняя позицию после удачной атаки. Сергей ждал его под огромным, опутанным красными лианами деревом, в ста метрах от позиций взвода.

– Триста двадцатый, перезарядка!

Робот, с хрустом давя валежник, подбежал к Сергею, быстро присел. Установив в направляющие новую ракету и полный картридж для пулемета, Сергей хлопнул по теплой броне.

– Молодец, Триста двадцатый! Я доволен! Перемещайся на двести метров к западу, жди второй самолет.

– КОП-320 доволен, – прогудел сквозь треск сучьев удаляющийся робот.

Действия машины все больше походили на осознанные действия обученного, изворотливого бойца. Программа Сергея работала, доказывая верность его технического решения.

Оставшийся штурмовик, давясь помехами, заходил на засеченную точку пуска ракет. Премия за легко выполненное задание накрылась медным тазом вместе со сбитым ведущим. Пилот собирался как следует отомстить за товарища.

– Ну, суки, вот вам! – закусив губу от перегрузок, он прикоснулся к сенсору сброса.

Штурмовик с ревом вышел из пике, оставляя за собой стремительно растущую каплю учебной напалмовой бомбы-имитатора. Лес расцвел дымной вспышкой. Вслед набирающему высоту самолету из-под деревьев рванулась ракета. От штурмовика веером разошлись хвосты ловушек, он крутанул «бочку», вновь входя в пике. Ракета проскочила за его хвостом, разворачиваясь по пологой дуге. Уходя от нее, самолет прижался к деревьям, нырнул в провал долины. За ним, старательно повторяя его движения, с земли понеслась еще одна серебристая стрела.

– Давай, Заноза, прижми его! – прокричал в ларингофон возбужденный Кнут. Пока взвод никак не обнаружил огнем свои позиции, доверив бой КОПу. – И уходи в другой квадрат – сейчас летун начнет бить по площадям.

Штурмовик, истратив почти весь запас средств противодействия, с трудом оторвался от ракет, развернулся над лесом, вновь заходя на цель. Искры помех с расстоянием ослабли. По-прежнему не было связи со спутником.

Далеко внизу, задыхаясь от спринтерского рывка, мчался, петляя между деревьями, Сергей. Пот ручейками стекал по лицу, ел глаза. Лианы цеплялись за лодыжки, ноги проваливались в торфяные ямы. Мясистые стебли густой травы доходили до пояса. КОП оставил его далеко позади, ускорившись до предела в поисках новой позиции.

– Громила, здесь Хорек, – пробился сквозь шум голос ведущего, – Доложи обстановку.

– Хорек, здесь Громила, я цел. Захожу на цель.

– Громила, брось дуэль с ракетчиком, береги боеприпасы, накрывай основную цель! Как понял меня? – голос почти потерялся в нарастающих помехах.

– Сейчас, только размажу этого говнюка. Никуда они не денутся, – сквозь зубы зло ответил в пустоту Громила. Связь уже не работала.

– Думаешь перехитрить меня, сволочь? – бормотал пилот, приводя в готовность кассетные бомбы и задавая им зону поражения. – Думал, я буду гоняться за тобой по всему лесу?

Самолет оторвался от деревьев, набирая высоту. Из люков стремительными черточками разлетались, сверкая на солнце открывшимся оперением, самонаводящиеся кассетные бомбы. Штурмовик выдал череду фигур пилотажа, ныряя в редкие облака. Лес позади него покрылся сплошной дымной рябью разрывов.

– Ну вот, так уже лучше, – довольно бормотал пилот, глядя на появившийся сигнал связи со спутником – помехи исчезли. – Теперь займемся остальными.

Машина свалилась на крыло, ложась на боевой курс.

– Хорек, здесь Громила. Я его сделал! Перехожу к остальным, – довольно доложил он ведущему.

– Он с тобой играет! Доклада наблюдателя не было! – ответный крик утонул в шуме вновь появившихся помех.

Из леса слева от него одна за другой стартовали две ракеты.

– Дьявол! – он бросил машину вниз, отстреливая последние ловушки.

Дымные хвосты приближались, игнорируя ложные цели. Умные системы наведения разводили ракеты в стороны, беря самолет в кольцо. Спасаясь от них, «Москито» прижался к самой земле, с бешеной скоростью повторяя складки местности. Системы электронного противодействия работали на полную мощность, расцвечивая тактическую голограмму калейдоскопом цветных пиктограмм. Пытаясь сбить ракеты с толку, они сыпали веером лазерных лучей, наполняли эфир широкодиапазонными помехами. Несколько секунд прошли в напряженном ожидании. Малейшая ошибка системы ориентации – и машину размажет по проносящимся в нескольких метрах ниже лесистым сопкам. Пилот даже не успеет сообразить, что произошло. За фонарем кабины, сливаясь в сплошную буро-зеленую волну, мчалось навстречу самолету размазанное скоростью пространство. С направляющих сорвались, брызнув дымной реактивной струей, и унеслись в стороны имитаторы, сбивая с толку вражеские системы наведения десятками ложных целей. Самолет, огибая сопку, заложил крутой вираж. От навалившейся перегрузки потемнело в глазах. На голограмме, мигнув, исчезла одна из красных точек – ракета за кормой рассыпалась, задев верхушки деревьев на склоне. Форсируя двигатель, штурмовик с максимальным ускорением рванулся вверх, в стратосферу. Оставшаяся ракета, сбитая с толку имитаторами, дымным росчерком умчалась за электронными фантомами, чтобы через полминуты самоликвидироваться над лесом.

Выровняв самолет, пилот перевел дух. В голове шумело от напряжения. Шум в наушниках исчез. Спутник снова, как ни в чем не бывало, показывал картинку наведения на цель. На черно-синем на этой высоте небе проступали точки звезд.

На голограмме мигнул и засветился тревожный красный значок.

– Внимание, самолет обнаружен поисковым радаром. Задействованы средства противодействия, – тут же доложил компьютер.

Не снижая высоты, пилот считывал показания приборов. Компьютер одну за одной классифицировал цели, выдавая на тактическую голограмму их характеристики, курс и скорость. Три «косилки» и три «мула» шли на выручку своей пехоте. Ввязываться в бой с тремя вертолетами огневой поддержки было полным безумием. Неуклюжий «Москито» просто разнесут в пыль в считанные секунды.

Один из вертолетов отделился от строя и быстро набирал высоту, демонстрируя непрошенному гостю свои намерения.

– Самолет захвачен радаром наведения. Угроза атаки. До предполагаемого контакта – тридцать секунд, – прокомментировал компьютер.

– Хорек, здесь Громила. Атакован тремя «косилками». Выхожу из боя, – доложил пилот.

– Понял тебя, Громила. Догоняй, – отозвался ведущий, уставшими руками с трудом ворочая непослушным джойстиком. – Как думаешь, чем меня приложили?

– Из пулемета, скорее всего. Бронебойным, – штурмовик, стремительно теряя высоту, ложился на обратный курс.

– Из пулемета? – удивился ведущий. – Мы ж на учениях! Откуда могут взяться бронебойные?

– У пехоты на учениях один на сотню холостых – боевой, – ответил Громила.

– Так это что, меня одной пулей так приложило? – кисло переспросил Хорек, и, помолчав, сам себе ответил. – Да, все же хорошо, что мы на учениях.

– Это точно, Хорек. У них сегодня еще и ракеты небоевые.

До самой посадки они больше не проронили ни слова. На авианосце, тем временем, палубная команда, освобождая полосу, спешно растаскивала по подъемникам самолеты, выкатывала из ниш пожарные пеногенераторы, готовясь к аварийной посадке.

«Косилки», широко охватив лес вокруг форпоста, засыпали его залпами кассетных зарядов, защищая место высадки. Иссеченные деревья горели, к небу тянулись столбы черного дыма. От грохочущих пулеметами пузатых «мулов» разбегались по изрытым воронками окопам серые точки десанта.

Вслед за закопченным КОПом, Сергей бежал на новые позиции. Бежать без груза дополнительных боеприпасов было непривычно легко. Над головой низко прошли вертолеты огневой поддержки, отправляясь навстречу вражеской колонне. Мобильная пехота захватила плацдарм. Учения подходили к концу.

34.

Коренастый командир первого батальона, расставив ноги, стоял на плацу перед строем офицеров и сержантов.

– Итак, общая оценка проведенных учений – «отлично». Учебный взвод показал себя с наилучшей стороны. Командование высоко оценило тактику командира взвода и выучку бойцов. Сержант Кнут!

– Сэр! – вытянулся Кнут.

– Вы премированы в размере трехмесячного оклада.

– Служу Императору!

– Жду от вас рапорт с представлениями на отличившихся бойцов.

– Есть, сэр!

– Особое внимание командир базы обратил на нестандартную тактику использования мобильного комплекса огневой поддержки, – продолжал майор. – Признаться, я тоже впечатлен – самостоятельные наступательные действия, активное противодействие авиации, постановка помех. Это выходит далеко за рамки стандартных наставлений, увеличивая боеспособность мобильной пехоты. Командование базы рекомендовало тактику, продемонстрированную учебным взводом, к повсеместному использованию.

Майор прошелся перед строем, постоял, глядя поверх застывших фигур на темнеющий невдалеке лес.

– Вместе с тем, наблюдатели отметили неверные действия командира отделения сержанта Лихача. Четко организовав боевые действия, правильно спланировав атаку, он, тем не менее, допустил нарушение целого ряда пунктов устава, применив физическое наказание к подчиненному в боевой обстановке. Ситуацию усугубляет то, что наказание было произведено в присутствии активированного комплекса огневой поддержки, который, защищая своего оператора в условиях, приближенных к реальным, перешел в боевой режим, согласно заложенной программе. Только высокая выучка оператора, который смог остановить атаку, предотвратила чрезвычайное происшествие и гибель сержанта.

Строй молча внимал словам комбата. Лихач стоял, с каменным выражением глядя перед собой.

– Командир взвода!

– Сэр!

– Я лишаю сержанта Лихача звания. Он переводится в роту «Браво» рядовым стрелком. Снимите с него знаки различия.

– Есть, сэр! – Кнут вышел из строя, повернулся к Лихачу и, глядя ему в глаза, вытащил из петлиц сержантские колодки.

– Рядовой Лихач! – продолжил Грин ровным голосом.

– Сэр!

– Приказываю убыть к месту службы.

– Есть, сэр! – бывший сержант бегом покинул плац.

35.

Громко распевая речитативом ритмичную, но до ужаса похабную песню про малышку Мэри, взвод строем бежал с обеда.

– Заноза, ко мне! – подозвал Сергея Кнут.

– Сэр! – Сергей выбежал из строя, вытянулся перед покусывающим соломинку сержантом.

– Тебя вызывают в особый отдел.

– В особый отдел, сэр?

– Особый отдел – это такое представительство СБ при каждой части, – пояснил Кнут, внимательно разглядывая Сергея.

– Зачем я им понадобился, сэр? – поинтересовался Сергей.

– Не знаю, не знаю, умник, – сквозь зубы протянул сержант. – Думаю, тебе об этом лучше знать.

– Извините, сэр, я не понимаю, – искренне ответил Сергей.

– Хорошо, если так. Бывает, они просто вызывают человека поговорить по душам, – взгляд Кнута продолжал сверлить Сергея. – Или промыть мозги.

– Разрешите уточнить, сэр? Где это?

– Второй этаж в штабе батальона. Корпус H-13. Кабинет номер шесть.

– Понял, сэр!

– Ты вот что, Заноза, – Кнут помолчал, задумчиво разглядывая Сергея. – Скажи, пока не поздно: есть что-то, чего я о тебе не знаю? Не попадал ни в какие истории с начала службы?

– Никак нет, сэр! – подумав, тихо ответил Сергей.

– Отключи коммуникатор. Слушай. Они иногда просят подключить к твоей голове сканер. Для проверки твоей лояльности. Что после этого останется в твоей башке – одному богу известно. А мне не хочется, чтобы во время боя ты или твой КОП съехал мозгами и принялся палить мне в спину. Или чтобы ты ночами устанавливал в казарме жучки. Понятно?

– Не совсем, сэр, – озадаченно произнес Сергей. – Что мне делать, если мне прикажут надеть эту штуку – не подчиняться приказу?

– Требуй, чтобы это было произведено в присутствии твоего командира, то есть меня. Ясно?

– Так точно, сэр! Разрешите идти?

– Иди. И смотри, не брякни там о нашем разговоре. Мы все служим Императору. Только каждый по-разному.

– Есть, сэр! – Сергей привычно перешел на бег.

Отдав честь батальонному знамени, он по широкой бетонной лестнице поднялся на второй этаж здания штаба. Узкие окна коридора освещали ряд одинаковых серых дверей. Найдя нужную, Сергей коротко постучал. Щелкнул замок. Дверь приоткрылась, пропуская его в темную комнату. Он осторожно вошел, но, кроме тусклого пятна света на пластике пола в двух шагах от порога, не смог ничего разглядеть – в комнате царила абсолютная темнота.

– Фамилия? – резко произнес невидимый голос откуда-то сверху.

– Рядовой Заноза, учебный взвод первого батальона первого полка мобильной пехоты, личный номер 34512391/4354, – вытянув руки по швам, отрапортовал Сергей.

Дверь за спиной бесшумно закрылась. Под потолком засветился матовый плафон, открывая взгляду низкую, наглухо закрытую со всех сторон комнату, в которой не было ничего, кроме двух дверей, около одной из которых стоял Сергей.

– Приложите ладонь к сканеру, – приказал голос.

Сергей подошел к следующей двери, прижал руку к засветившемуся зеленому силуэту ладони рядом с ручкой.

– Можете войти, – отозвался голос.

Замок на внутренней двери негромко щелкнул. Взгляду Сергея предстала небольшая, ярко освещенная искусственным светом комната. Сидевший за низким барьером капрал кивнул на следующую дверь.

– Проходи, солдат. Лейтенант Карпентер тебя ждет.

Дверь за спиной закрылась, мягко подтолкнув Сергея в спину. Он стукнул костяшками по коричневому, под дерево, покрытию двери, вошел в просторный, обитый мягким пластиком кабинет. За столом сидел невысокий поджарый лейтенант с петлицами танкиста.

– Сэр, рядовой Заноза по вашему приказанию прибыл! – вытянувшись, четко отрапортовал Сергей.

Лейтенант оторвался от экрана компьютера, не торопясь, с ног до головы оглядел стоящего смирно Сергея ничего не выражающим взглядом.

– Вольно, солдат, садитесь, – он кивком указал на легкое кресло перед столом.

Сергей осторожно уселся. Кресло глубоко просело под весом бронекостюма, металлические ножки скрипнули по пластобетонному полу.

– Ваша гражданская фамилия Петровский? – взгляд блекло-голубых глаз лейтенанта был вялым, почти сонным. Казалось, он выполняет какую-то скучную, рутинную, много раз повторенную и малозначащую процедуру.

– Так точно, сэр.

– Расскажите о себе, солдат, – лейтенант слегка склонил голову, приготовившись слушать.

– Что именно, сэр? – уточнил Сергей.

– Солдат, – не повышая голоса, но с каким-то металлическим тембром отчеканил эсбэшник, постукивая в такт словам по столу указательным пальцем, – в моей власти расстрелять вас. Прямо сейчас. Без объяснения причин. Император предоставил мне такое право. Поэтому, когда я спрашиваю, отвечайте на него четко и по существу, не задавая идиотских вопросов и не пытаясь тратить мое время. Вам ясно?

Сергей вскочил, вытянул руки по швам.

– Так точно, сэр, ясно!

– Я повторяю вопрос, – лейтенант не предложил Сергею снова сесть. – Расскажите о себе, солдат.

Подивившись сходству манер эсбэшника и полкового психиатра, Сергей решил не испытывать терпение явно не совсем нормального лейтенанта и начал по порядку рассказывать историю своей жизни с самого рождения.

– Петровский Сергей Николаевич. Родился на планете Новый Урал в 2350 году. Мать – диспетчер космопорта, отец – научный сотрудник, занимался химическими исследованиями в частной компании. Окончил русскоязычную школу, затем инженерный колледж в Екатерининске. Специальность – управление нейросетевыми коммуникациями. В семьдесят первом году подписал контракт с горнодобывающей компанией «Стилус», переехал на Джорджию. Работал в управлении компании системным администратором. Пять месяцев назад подписал армейский контракт. Прохожу службу в учебном взводе первого батальона первого полка мобильной пехоты базы Форт-Дикс. Специальность – оператор мобильного комплекса огневой поддержки.

– Так, так, – задумчиво проговорил лейтенант, откинувшись в кресле. – Это все?

– Так точно, сэр!

– Да вы садитесь, рядовой, садитесь, – вяло кивнул лейтенант. – А почему не рассказываете об обстоятельствах подписания контракта?

– Не знал, что это важно, сэр.

– В моей работе важно все, рядовой, – с напускной суровостью ответил эсбэшник, кладя подбородок на сложенные ладони и пристально уставившись на озадаченного солдата.

В поведении лейтенанта чувствовалась какая-то удивительно показная фальшь, словно он небрежно играл давно отрепетированную роль.

– Меня обвинили в угоне автомобиля, сэр. После чего я подписал предложенный полицейским контракт, – сказал Сергей.

– Ага! Вот видите! А говорите: не важно, – оживился лейтенант, меняя позу. Теперь он сложил руки на столе и подался вперед, склонившись над компьютером. – А вы, оказывается, преступник. И такие люди служат Императору… Фамилия полицейского, предложившего вам контракт?

– Сержант Стетсон из полицейского управления Джорджтауна, сэр! – ответил Сергей, недоумевая, к чему весь этот цирк, и добавил: – Только я не преступник, сэр. Я не угонял машину. Обвинение было сфабриковано.

– Конечно, конечно, – миролюбиво согласился особист. – Естественно, сфабриковано. Иначе и быть не может. Кстати, все вновь прибывшие так говорят. Странно, правда?

– Не знаю, сэр. Наверное.

-Удивляешься, зачем я тебя вызвал? – лейтенант сунул в рот короткую сигару, покрутил колесико золотой антикварной зажигалки.

– Так точно, сэр!

– А не надо удивляться, солдат, – откинувшись в кресле, особист выпустил к потолку кольцо дыма, провожая его взглядом. – У меня служба такая. Знать все про всех. Вот ты, например, – русский. Значит, по определению, вольнодумец. Склонный к проявлению отрицания власти Императора. Да еще и уголовник. И такому человеку Император доверяет современное оружие. Значит, я должен знать, чем ты дышишь, чтобы успеть искоренить тебя до того, как ты разовьешь подрывную деятельность.

Лейтенант снова затянулся, задержал дыхание, выпустил вверх струйку голубоватого дыма, любуясь его игрой в струях вентиляции.

– Вот, к примеру, скажи: ты занимался в детстве онанизмом?

-Э-э-э, нет… сэр.

– Вот видишь! – возбужденный лейтенант вскочил, обежал стол, снова упал в кресло. – А ведь ты лжешь! – укоризненно заметил он, ткнув дымящейся сигарой в сторону Сергея. – Ведь как сказал один великий в глубокой древности – «Все мы занимались онанизмом. А те, кто утверждают, что не делали этого, занимаются им до сих пор».

– Сэр, вы меня сбиваете, – промямлил сбитый с толку Сергей. Подумав, добавил, глядя на прищурившегося сквозь дым лейтенанта. – Сэр, если этого требуют интересы Императора, то я готов заниматься онанизмом каждый день.

– Не надо выпендриваться, рядовой. Это была простая проверка. Я должен убедиться, что ты правдив со мной. Пока у нас не очень хорошо выходит.

Лейтенант закинул ногу на ногу, покачал ею, сосредоточенно пуская дым через ноздри длинного носа.

– Попробуем еще раз. Вот скажи, к примеру, чем ты занимался в последнем увольнении? – не меняя позы и скосив на него глаза, спросил особист. – С кем встречался, что делал?

– В увольнении? – удивился Сергей. – Да особенно ничем. Посидел с девушкой в баре, пообедали, проводил ее домой. Она работает в квартале психологической разгрузки, сэр.

– Как зовут девушку?

– Мэд, сэр.

– Ага… А чем вы с ней занимались потом? – лейтенант стряхнул пепел в красивую пепельницу из зуба морского динозавра.

– Сэр, это личное, – покраснев, ответил Сергей.

– Солдат, на службе Императора у тебя нет ничего личного, понял? Так что брось изображать из себя институтку и отвечай на вопрос. Вы с ней трахались?

– Так точно, сэр! Это не запрещено, – напрягшись, выдавил Сергей.

– Никто и не говорит, что запрещено, – криво улыбнулся эсбэшник. – А о чем говорили?

– Не знаю, сэр. В таких случаях обычно особо не говорят.

– Не знаешь, говоришь? А вот что ты натворил после этого ночью – помнишь? – за расслабленной позой лейтенанта Сергею почудилось скрытое напряжение.

– Нет, сэр, не помню, – искренне ответил он. – Я напился до беспамятства, очнулся утром в такси. Судя по тому, что меня не ищет военная полиция, я ничего не натворил. Просто напился и спал. Даже не помню, как сел в такси. Надеюсь, Мэд на меня не обиделась, сэр?

– Вопросы здесь задаю я, солдат, – лейтенант положил тлеющую сигару в пепельницу, потянулся. – Сейчас я проведу небольшой тест. Мы проверим, правду ли ты говоришь. Если сказанное тобой подтвердится, – тебе можно верить. Если же ты что-то от меня скрываешь, займемся тобой серьезнее. Понял?

– Никак нет, сэр! Какой тест вы имеете в виду?

– Очень простой. Надеваю тебе на виски вот эту маленькую штуку, – он жестом фокусника извлек откуда-то из-под стола небольшой никелированный обруч, – задаю два-три вопроса, через минуту снимаю. Вот и весь тест, дружок. Не больно и совершенно безопасно. Садись сюда.

– Простите, сэр, что это такое?

-Солдат, это не твое дело. И мне некогда. Давай быстрее покончим с этой формальностью. Это стандартная процедура, – лейтенант встал, протянул Сергею обруч, – давай надевай.

– Сэр, – вставая, тихо сказал Сергей. – Я не отказываюсь выполнить ваш приказ. Но если этот прибор – мозговой сканер, я имею право надеть его только в присутствии своего командира.

– Вот значит как, – задумчиво протянул лейтенант, пристально разглядывая побледневшего Сергея. – Значит, живем строго по уставу…

– Так точно, сэр!

– А может быть, ты просто тянешь время, солдат? – гипнотизируя Сергея немигающим взглядом, негромко спросил особист. – Тогда узнать все, что у тебя на уме – дело нескольких минут. Кто твой командир?

– Штаб-сержант Кнут, сэр!

– Как же, как же, знаю я твоего командира, – лейтенант встал, заложил руки за спину, прошелся по кабинету.

– Так что, будем его звать, или поговорим откровенно? – он остановился напротив Сергея. – Уверен, нам есть о чем поговорить.

– Я откровенен с вами, сэр. Если необходимо вызвать штаб-сержанта Кнута, я подожду, – ответил Сергей, глядя прямо перед собой.

– Наглости тебе не занимать, солдат. Ладно, у меня нет времени на официальные процедуры. Пока дождемся твоего сержанта, потеряем час как минимум. Мы вернемся к этому разговору позже. Я тебя вызову. Можешь идти.

– Есть, сэр! – Сергей повернулся кругом, взялся за ручку двери.

– Да, еще вот что, солдат, – раздался за спиной ленивый голос.

– Сэр! – Сергей снова повернулся к лейтенанту. Тот присел на угол стола, скрестив ноги.

– Если услышишь, что кто-то выказывает недовольство службой, или еще что-то подобное, просто назови кодовую фразу по триста семнадцатому каналу и сообщи нам. Сообщение анонимное. Фраза, ну, скажем, – лейтенант взял сигару, поводил ею в воздухе, – пятьдесят два пятьдесят два пятьдесят два. Ясно?

– Так точно, сэр! – подтвердил Сергей. – Кодовая фраза по триста семнадцатому каналу.

– Ну-ну, я надеюсь на тебя, – ухмыльнулся лейтенант. – Само собой, все, о чем мы говорили, – секретно и не подлежит разглашению. Иди.

– Есть, сэр! – Сергей вышел из кабинета.

Оставшись один, лейтенант сел в кресло, докурил сигару и набрал на коммуникаторе код.

– Майор Кнауф. Слушаю, – из развернувшейся голограммы хмурился румяный здоровяк в форме летчика.

– Сэр, лейтенант Карпентер. Докладываю: допрос рядового первого батальона Занозы произвел.

– Ну и?

– Память явно стерта, утверждает, что напился и ничего не помнит. Я склонен ему верить. На вид простоват, но упертый. Отказался сканировать мозг без командира. Показания полиграфа положительны.

– Ясно. Пришли мне запись беседы. Понаблюдай за ним. Осведомители во взводе имеются?

– Конечно, сэр! Обижаете, – улыбнулся лейтенант.

– Заткнись и работай, – буркнул в ответ майор, сгоняя улыбку с узкого лица лейтенанта. Голограмма погасла.

36.

Сергей шел по военному городку. Скорее всего, это было его последнее увольнение в учебном взводе. На следующей неделе их забрасывают на север, потом в джунгли Южного материка, для отработки навыков действий в различных климатических зонах. После этого – выпуск и перевод в боевые подразделения. И – конец муштре. Конец бесконечному бегу с идиотскими пошлыми песнями, от которых тянет вытереть рот. Дальше – тупая, изматывающая, однообразная, но все же не такая беспросветная служба. Почти работа. С возможностью выхода в город. С собственным уголком в городке. С возможностью раз в неделю видеть нормальных людей, одетых не в одинаковую одежду.

Он шагал по надоевшим своей ненастоящей стерильностью улицам. Больше всего сейчас ему хотелось взять банку ледяного пива и выпить его, развалившись на зеленом газоне. А потом смять пустую банку и, не добросив ее до уличной урны, наблюдать, как суетится механический уборщик. Или просто сплюнуть на тротуар, не опасаясь окрика офицера или патруля военной полиции.

В этот раз он не знал, куда ему пойти. Допрос эсбэшника о том, как он провел последнюю ночь в увольнении, шевелился внутри, порождая вопросы и угрызения совести. Что он такого натворил, набравшись, как свинья, если даже СБ об этом знает? Интересно, что подумала о нем Мэд? Как появиться ей на глаза? Что сказать?

– И вообще, что, на Мэд свет сошелся клином? – с внезапно нахлынувшей злостью подумал он. – Какого дьявола я буду перед ней распинаться? Завтра меня закинут за две тысячи километров, что мне будет за дело до какого-то специалиста по психологической разгрузке? Таких специалистов, как она, пруд пруди в каждом гарнизоне – на мой век хватит!

Пришедшая в голову мысль, а еще больше взявшаяся ниоткуда злость так поразили Сергея, что он остановился на середине тротуара. Странно. Чувство вины и неловкости, которое он испытывал, думая о Мэд, прошло. Более того, вместе с ним исчезло и теплое, влекущее чувство к ней. Ее имя не отзывалось внутри ничем. Просто женское имя. Каких много.

– Наверное, устал на учениях, – подумал он. – Сейчас немного выпью, расслаблюсь, все пройдет.

Мимо не спеша проехал патруль военной полиции в открытом джипе. Скучающий сержант рядом с водителем окинул Сергея ленивым взглядом из-под низко надвинутой каски, слегка кивнув в ответ на его приветствие.

Сергей заглянул в первый попавшийся бар для рядовых, заказал пива. Большой светлый зал был почти пуст. Несколько солдат, кажется танкистов, потягивали что-то из стаканов, перекидываясь в карты. В дальнем углу кто-то загородился газетой.

– Надеюсь, это заведение не для избранных? – на всякий случай спросил он у официанта. – Пехоту принимаете?

– Принимаем, принимаем, – усмехнулся бармен, подавая пиво. – Заходи, коль понравится. Вечерами тут небольшой стриптиз. Девочек можно приглашать за столик.

– Ясно, – Сергей облокотился о стойку, отхлебнул пива. Заведение было так себе. Пиво, хоть и холодное, имело непривычный привкус.

– Определенно, день не задался, – подумал Сергей, с трудом одолев треть стакана.

– Спасибо, – он протянул бармену карточку.

– Забегай вечером, – отозвался тот. – Будет интересно.

– Обязательно, – пообещал Сергей.

Он отдал честь проходящей мимо компании пижонистого вида офицеров-летчиков в отутюженной форме, остановил медленно ползущее такси.

– К бару «Пингвин», – коротко приказал водителю.

Через пять минут он стоял у вывески с толстой черно-белой птицей. Распахнул дверь, шагнул в пахнущий рыбой и дымом прохладный полумрак. Над головой раздался громкий протяжный крик. Сергей сделал над собой усилие, чтобы не отшатнуться от резкого звука.

– Это пингвин, дорогой, – улыбаясь, кивнул ему из-за стойки Мустафа. – Твой подарок.

– Привет, Мустафа!

– Здравствуй, дорогой! Спасибо тебе за подарок! Народ в восторге. Теперь у бара свой голос.

– Не за что, Мустафа, – улыбнулся Сергей. – Как дела?

– Благодаря тебе – отлично. Народу пингвин нравится, валит валом. Смотри сам, – он кивнул на зал, где почти не было свободных мест. Морпехи выпивали, жевали, курили, играли в карты, спорили, сплетая голоса в ровный гул, смешивающийся с тихой музыкой.

– Выпьешь? Я припас новую бутылку виноградного, – похвастался бармен.

– От такого вина грех отказываться, – засмеялся Сергей. Ему стало как-то легко в ставшей привычной атмосфере маленького заведения.

– Сейчас, дорогой, – с готовностью отозвался Мустафа. – Это за счет заведения.

Из сумрака зала поднялась глыбообразная фигура Малыша.

-Эй, салага, давай к нам, – перекрывая шум, проревел он.

Кивнув бармену, Сергей с бокалом вина пробрался между столиками к компании Малыша. Вслед ему оглядывались, но уже особенно не отвлекаясь от разговоров и выпивки.

– Привет, Малыш, – хлопнул Сергей по подставленной лопатообразной ладони, кивнул остальным.

– Привет, Серж, – прогудел Малыш. – Это парни из моего отделения, – он по очереди тыкал пальцем в плотные фигуры в расстегнутых сине-зеленых комбинезонах, представляя компанию: – Это Крыша, наш пулеметчик. Это Дуболом. Это Санчес-снайпер. А это наш взводный док, Магда. Не смотри, что в юбке, даст в лоб – мало не покажется. Она свой парень.

Крепкая, коротко стриженая девушка-капрал с глазами цвета стали, улыбнулась Сергею.

– А это, – морпех хлопнул Сергея по плечу, отчего тот едва не присел, – Серж. Хоть и пехтура, но чувак свой в доску.

– Рад знакомству, парни, – кивнул Сергей. – И с вами, мисс.

– Слушай, Серж, – смеясь, низким грудным голосом отозвалась девушка. – У нас тут эти ваши «миссис-мэм» не в ходу. Я просто Магда, понял?

– Конечно, Магда. Нет проблем, – улыбнулся Сергей.

– Садись, чего народ пугать, – невысокий, гибкий как змея, Санчес подвинул ему стул. – Меня Крисом зовут.

Сергей кивнул, уселся, оказавшись между Магдой и Малышом. На столе стояло огромное блюдо с жареной рыбой. Каждый отщипывал от него по мере надобности. Все то и дело прихлебывали пиво.

– Ты сегодня неприлично трезв, Малыш, – чтобы поддержать разговор, сказал Сергей.

Рядом засмеялась Магда. Спокойный Санчес спрятал улыбку за бокалом пива.

-Да, трезв, салага, и что? – грубовато отозвался верзила. – Тут в долг не наливают, а до раздачи халявы еще неделя. Так что пока перешел на пиво.

– Мне свою халяву тратить пока не на что, могу угостить, – серьезно посмотрел на него Сергей.

– Нет уж, чувак, – вмешался квадратный пулеметчик. – Пусть лакает пиво. С тех пор, как он проигрался в карты, с ним хоть поговорить можно. А то хлебнет своего пойла и идет цепляться к первому встречному. Вот, недавно к тебе прицепился. Сам знаешь, что вышло. Думаешь, легко было тащить такую тушу?

За столом засмеялись. Малыш грустно хлебнул пива, опустошив сразу полбокала.

– Ха-ха, – передразнил он компанию.

– Слышал, вы наших салаг под орех на ученьях разделали? – подал голос Дуболом, отщипывая кусок рыбы.

– Да, вроде было что-то такое, – уклончиво ответил Сергей.

– Было, было, – подтвердил Санчес. – Их по лесам до сих пор гоняют, высокую мотивацию вырабатывают. А трое в госпитале. Минами приложило. И летуна нашего вы чуть не угробили, едва сел, говорят.

– Летуна? – удивился Сергей. – В каком смысле?

– Ты пей вино, пей. Рыбу ешь, – подтолкнул его Малыш.

– Да в прямом, – пояснил Санчес. – Чего-то ему там отстрелили, едва приземлился. Чуть ли не на автомате сел. Хорошо, они сейчас в море, вернутся – лучше им не попадайся.

– Странно, у нас ракеты были только учебные. И патроны холостые. Один только на сотню – боевой. Как мы могли ему что-то отстрелить? Врет, наверное.

– С этих пижонов станется, – поддержала его Магда. – Поди, задел дерево на бреющем, и валит теперь на пехоту.

– Не, точно отстрелили, – уперся Санчес. – У меня земляк техником в авиакрыле. Летуны говорили, ему чего-то там пробили. Едва до палубы дотянул. Верняк. Круто вы его сделали.

Сергей пожал плечами, запивая вином жирный кусок рыбы.

– Да так им и надо, засранцам, – прогудел Малыш. – Меньше выделываться будут, чистоплюи. Ну и упал бы один, не хрена было выпендриваться. Как выеживаться – они первые. А как попросишь поддержку – того и гляди, самого накроют, мазилы. А халяву гребут – мама, не горюй.

– Эт точно, – вздохнул Крыша. – Бабки им платят сумасшедшие.

К их столику подошел официант, протянул Сергею меню. На него удивленно уставились.

– Что будете заказывать?

– Даже не знаю, – почесал подбородок Сергей. – Давайте всем пива. И принесите чего-нибудь горячего. На большом блюде. Вкусного. На ваше усмотрение.

– Спасибо. Сейчас все сделаем, – официант коротко кивнул и растворился в дыму.

– Серж, это они перед тобой так выпендриваются, потому что ты не морпех? – поинтересовалась Магда. – Или твой папа генерал?

– То есть?

– Ну, – пожала плечами девушка, – официанты тут обычно заказы не принимают. Еду они разносят, но заказываем мы ее сами, у стойки. И за выпивкой ходим тоже сами.

– Это что, видела бы ты, док, как вокруг него с подружкой танцевали в прошлый раз! – захохотал Малыш.

– Мустафа всем говорит, что новый звонок у входа – подарок друга, – сообщил Санчес.

– Ты его близкий друг? – удивилась Магда. – Тогда понятно.

– Да нет, просто как-то так сложилось. Он меня пригласил, хорошо угостил. Я ему подарил звонок. Так и пошло. Он хороший парень, очень гостеприимный, – глотнув вина, сказал Сергей.

Компания дружно загоготала, расплескивая пиво.

– Гостеприимный!.. – едва выговорила сквозь смех Магда.

– Ой, не могу! – вытирая слезы, сказал Малыш. – Да у него снега зимой не выпросишь! О его жлобстве байки травят!

– Если бы он не готовил классную хавку – хрен бы мы сюда ходили, – подтвердил Крыша. – Дерет он безбожно.

– Ну не знаю, – вежливо возразил Сергей. – Не могу сказать ничего плохого. Кормят тут отлично, просто замечательно. И уютно тут.

– Ну, что есть, то есть. Тут классно расслабляться, – подтвердил Малыш, – Не зря мы эту забегаловку себе застолбили.

– Я прошлый срок тянул лямку на Крайсе. Вот уж где дыра, – сообщил Дуболом. – Там мы жрали только сухпай да суп из сублимированного мяса. А тут – полная халява! Дышишь без маски и хавка – пальчики оближешь.

– Да… – мечтательно улыбнулся Санчес, – под ногами почти не хлюпает и мерзкие пиявки с руку толщиной на тебя с веток не падают…

– Вместо них – ящерицы да змеи, – поддела его Магда.

– И стреляют в тебя редко, все больше – ты сам палишь, куда скажут, – подхватил Крыша. – И поддержка всегда под рукой, только свистни. Чем не рай?

Компания захохотала. Сергей расслабился. Среди служак-морпехов, опытных, поросших мхом многолетней службы, грубых и бесхитростных, на душе было спокойно и хорошо.

Принесли блюдо с кусками исходящего паром и политого густым соусом кальмара – местной мутировавшей разновидности земного предка. Разговор на время прервался. Морпехи сосредоточенно работали ртами, слышалось только постукивание ножей и вилок.

– Ну, пехота, уважил, – наконец сыто рыгнул Дуболом. – Такая жратва тут не часто обламывается.

– Очень вкусно, Серж, – поблагодарила его Магда.

Санчес поддержал ее, показав большой палец.

– Да ладно вам, еда, как еда, – смутился Сергей.

– Не скажи, – не согласился Малыш. – Это в тебе еще гражданские пирожки-блинчики бродят. Потягаешь лямку с мое – начнешь любить простые радости. Ты, поди, еще и на боевых не был?

Сергей мотнул головой.

– Да ты парень, можно сказать, целка еще! – хлопнул его по спине Малыш. – Ничего, еще хлебнешь крови.

Морпехи заулыбались, потягивая пиво.

– Целка – целкой, а тебя-то он сделал, – ухмыльнулся Санчес.

– А, ладно, – махнул рукой верзила. – Сегодня они нас, завтра мы их. Морская пехота всегда была круче.

– Это потому, что вами детей пугают, – поддел его Сергей.

Они посидели еще с полчаса, непринужденно болтая ни о чем.

– Ладно, парни, – поднялся Сергей. – С вами классно, но хочу по городку прошвырнуться. Спасибо за компанию.

– Давай, чувак, спасибо за халяву! Не спались там! Заходи еще, братан! – вразнобой отозвались морпехи.

Мылыш подмигнул Сергею.

– Увидимся, салага. До встречи!

– Что так быстро уходишь, Серж? – огорчился Мустафа, когда Сергей протянул ему карточку. – Не понравилась еда?

– Да нет, что ты, Мустафа! Все отлично. Я съел столько, сколько за неделю не съедал. Хочу погулять по городу. Спасибо тебе.

– Тебе спасибо, – улыбнулся бармен. – Заходи еще.

Крик пингвина за спиной отсекло стеклянной дверью.

Магда в несколько быстрых глотков допила пиво, отодвинулась от столика вместе со стулом.

– Ладно, парни, отрывайтесь, я пойду прогуляться. Да и выспаться не мешало бы.

– Давай, док, оторвись как следует, – изобразив похабный жест ухмыльнулся Санчес. Морпехи за ее спиной обменялись понимающими взглядами.

37.

– Эй, солдатик! – раздался сзади женский голос.

Сергей не успевший пройти по улице и тридцати шагов, оглянулся.

– А, это ты, док…

Его догоняла Магда. Сложенное кепи торчало у нее из-под погона, рукава комбинезона по традиции морпехов были аккуратно закатаны выше локтей, обнажая загорелые мускулистые руки.

– Какая я тебе док, – догнав его, поправила девушка. – Ты не в моем взводе, парень. Это для них я – док. Потому как я их задницы из огня вытаскиваю. А для остальных я – Магда.

– Ну, как скажешь, Магда, – равнодушно согласился Сергей.

Они пошли по улице рядом.

– Куда торопишься? – спросила Магда. – К девочкам?

– Да нет, – машинально ответил Сергей. – Не к ним. Пока не решил, куда. Куда глаза глядят.

– Составить тебе компанию?

Он покосился на ее крепкую, дышащую пластичной силой фигуру, плотно обтянутую комбинезоном.

– А что, прикольно получится. Взвод ухохочется, когда узнает, что я закадрил крутого капрала-морпеха.

– А вот это ты зря, дружок, – серьезно сказала Магда, прищурившись на него своими стальными глазами. – Еще раз выдашь что-нибудь в таком духе – очнешься в реанимации, когда тебе яйца будут назад пришивать. Понятно? И вообще, кончай строить из себя крутого. Говори нормальным языком, мы не в казарме. O?кей?

Сергей кивнул.

– Хорошо, Магда. Извини. Я просто не знаю, как вести себя с тобой. Ты все-таки морпех, да еще и целый капрал.

– Ой, да брось ты рефлексировать, – она непринужденно взяла его под руку. – Представь на секунду, что я нормальная женщина.

Сергей с трудом подавил готовую сорваться с языка пошлую остроту.

– Еще бы знать, что такое нормальная женщина. Я и забыл уже, как они выглядят, – вместо этого сказал он, слегка улыбнувшись.

– Я освежу тебе память, – улыбнулась в ответ Магда. Теперь, когда вокруг не было ее друзей, она словно сбросила маску крутого рубахи-парня, сразу став проще и естественней. – Думаешь, хорошо все время быть живым танком и ловить зубами пули?

Они засмеялись, непроизвольно ускоряя шаг. Идти под руку с девушкой быстрым шагом было непривычно. Необычно. И странно. Сергей первым заметил, что они почти бегут.

– Слушай, Магда, мы куда-то опаздываем?

Она хихикнула. Они сбавили шаг, старательно идя не в ногу.

– Твои кабаны не обидятся, что ты их бросила?

– Да ну, что ты! Я ж им почти как мать. На руках их таскаю. К тому же проводить с ними все свободное время – то еще удовольствие. То к девкам завалятся, то драку устроят. Крутизной меряются, – она немного помолчала. – За неделю их физиономии так надоедают, что поневоле захочешь от них спрятаться.

– Насчет рук – это ты образно?

– Если бы, – улыбка Магды словно застыла. – Малыша на боевых в голову приложило. Едва выжил. Шлем вдребезги. Напичкала его обезболивающим до бровей и на себе в укрытие перла. Да не просто так, а как дорогую статуэтку – не дай бог встряхнуть. Это после того боя у него полголовы – сплошная арматура. Слышал, наверное, как он стены лбом крушит?

Сергей кивнул.

– А Санчес во время десантирования задел под водой электрическую медузу. Его так шарахнуло, что вся автоматика отключилась, включая автодоктора. До вертолета полчаса держала его под реаниматором. Думала, отдаст богу душу. И ничего, даже не дергается сейчас. Классный снайпер. Да все они битые перебитые. И ты таким будешь…

С минуту они молча брели по тротуару.

– Да, ладно, – она стряхнула с лица мертвую улыбку. – Что-то я все о грустном. Мы вроде как веселимся. Куда пойдем?

– Тебе лучше знать. Выбирай дорогу, а я угощаю, – улыбнулся Сергей.

– Ох, люблю я халяву!

– Кто-то просил говорить по-человечески, – напомнил ей Сергей.

– На человеческом языке этого и не скажешь как следует, – засмеялась она.

– Так куда пожелаете, мэм?

– Дай подумать… – она остановилась, нахмурила брови. – Придумала! Пойдем слушать джаз в «Варане»? Какая-то местная группа. Говорят, жутко популярная. Всего два дня играют. Они даже в межпланетные турне катаются.

– Ну что ж, давай, веди.

– Это рядом, пара кварталов отсюда.

На вывеске ресторана прямо под названием было выведено «Только для офицерского состава». Тонированные стеклянные двери то и дело раздвигались, выплескивая из себя порции плотной аритмичной музыки вместе с подтянутыми офицерами под руку с элегантными дамами. Патруль военной полиции недвусмысленно прохаживался неподалеку, меряя шагами небольшой скверик.

– Х-м-м, отчего-то мне кажется, что нам тут не будут рады, – проговорил Сергей.

– Да ну, ерунда, – отмахнулась Магда. – Сейчас я все устрою. Подожди тут.

Она высвободила руку, исчезла за углом. Несколько минут Сергей в ожидании разглядывал проходящие мимо пары, исподтишка провожая глазами некоторых офицерских спутниц.

– Любуешься? – раздался сзади голос Магды.

Он смутился, быстро повернулся к девушке. Она держала под руку высокого капитана-морпеха.

– Это куклы для выхода. Категория «Только для офицеров». Резиновые игрушки и то более живы, чем они, – Магда презрительно посмотрела вслед длинноногой жгучей брюнетке с большим искусственным бюстом, которую прижимал к себе молодой вертолетчик, повернулась, представила своего спутника: – Знакомься, это капитан Джон Бридж, первый батальон первого полка.

– Сэр! Рядовой Заноза, первый батальон первого полка мобильной пехоты, сэр! – Вытянулся Сергей.

– Ну-ну, боец, расслабься, – ответил капитан. Пока он молчал, не было заметно, что он изрядно пьян. – Видишь, ты тоже из первого первого. Стрелок?

– Никак нет, сэр! Оператор комплекса огневой поддержки, сэр!

Капитан пожевал губами, осмысливая услышанное.

– Это такая железная страхолюдина на двух ногах? – уточнил он.

– Так точно, сэр!

– Круто. У нас такой фигни нет. Видел я, как они палят. Правильные машинки, – наконец, уважительно изрек он, и добавил: – Хотя нам оно и не надо. У меня в роте есть пулеметчик, сам какой хошь комплекс разделает. Одной рукой стреляет. У меня таких много. Это вам, мелкоте, без поддержки никуда. А морпехи сами себе поддержка.

– Так точно, сэр!

– Док, а чего он у тебя такой уставной? – капитан повернулся к Магде, которая все это время старательно не давала ему терять равновесие. – Мы ведь без чинов, так? И вообще, ты не говорила, что твой дружок из пехоты.

– Конечно без чинов, Джон, – она улыбнулась Сергею, крепче ухватывая капитана под локоть. – А Серж свой парень.

– Разрешите уточнить, сэр? – Увидев, как покачала головой Магда, Сергей поправился: – То есть Джон. Я не из пехоты. Я из мобильной пехоты.

– Держишься своих? Это правильно, парень. Морпехи потому и морпехи, что держатся друг за друга, – с этими словами офицер навалился на Магду. – Бог любит морскую пехоту…

Магда потихоньку разворачивала его к дверям. Сергей бросился ей помогать, подхватив капитана с другой стороны.

– Говоришь, была на Шеридане в семидесятом? – пьяно глядя на Магду, спрашивал морпех.

– Точно, Джон, была. Тринадцатая «невезучая». Второй первого. Рота «Альфа».

– Второй первого? – он наморщил лоб. – Значит, рядом были. Я тогда был взводным в три-пять. Рота «Браво». Зачищал Сан-Антонио. Говорят, вас там хорошо повыбило?

– Да уж, умылись кровью, – нехорошо усмехнулась Магда. – Все, пришли. Давай, Джон, приглашай.

Она открыла дверь, Сергей помог офицеру войти. Рядом тут же возник прямой, как палка, метрдотель в безупречном смокинге.

– Господа, мне очень жаль, но это заведение только для господ офицеров, – заявил он, всем своим видом излучая респектабельность.

– Они – мои гости, – прищурился с высоты своего роста капитан. – Я их пригласил.

– Сэр, – накрахмаленная грудь развернулась в сторону офицера. – Я сожалею, но правила нашего заведения не позволяют…

– Я сказал, милейший… – капитан словно протрезвел, оттолкнув руку Сергея и выпрямляясь. На них начали оглядываться из-за ближайших столиков, – …что эти солдаты – мои гости. И я офицер, как видите. Мне повторить еще? Проводите нас к столику, мы пришли послушать музыку.

– Сэр, нас посещают старшие и высшие офицеры, у нас респектабельное заведение… – побледнев, упорно лепетал служащий.

Его слова заглушили звуки блюза. Ритмичный бас бился в тяжелые драпировки зала. Музыка была так плотна, что, казалось, проникала сквозь поры кожи. Капитан наклонился к метрдотелю, положил ему тяжелую руку на плечо и, дыша перегаром прямо в лицо, что-то беззвучно говорил. Слушая его, лакей бледнел, покрывался испариной, беспомощно оглядывался, но не мог вырваться из клешни морпеха. Наконец, капитан отпустил его, подтолкнул в сторону зала. Сдавшийся служащий, всем своим видом изображая попранную невинность, повел их в самый темный угол, где их столик почти не был виден из основного зала. Разноцветные пятна прожекторов ритмично помаргивая, расцвечивали причудливыми переливами небольшую эстраду, где четверо парней в модных потертых джинсах и бейсболках выдавали бесподобный ритм. Зал был довольно плотно заполнен. Изящные декольтированные дамы мило улыбались накрахмаленным офицерам, пили шампанское. Тут и там среди молодых вояк выделялись рядами орденских колодок полковники, смотревшиеся странно рядом с дорогими молодыми подругами.

Сергей помог Магде сесть, заслужив от нее благодарный кивок и немного смущенную улыбку. Джон тяжело бухнулся на стул спиной к залу. Официант разложил перед ними электронные планшетки меню в дорогих кожаных папках.

После заведения Мустафы есть не хотелось.

– Легкую закуску? – спросил он Магду. Та кивнула.

– Что вы пьете, Джон? – обратился он к капитану. – Я угощаю.

– А, все, что горит, – равнодушно ответил морпех.

Сергей потыкал пальцем по меню, набирая заказ, передал папку официанту.

– Здесь не слишком уютно, – заметил он, обращаясь к Магде. Та пожала плечами.

– Хлев, каких мало, – коротко отрекомендовал заведение капитан. – И цены, как в кафе при Генштабе. Но штабные говнюки любят потрясти тут мошной. И еще летуны.

В ожидании заказа они молча посидели, слушая музыку. Квартет исполнял одну композицию за другой, спокойно и с удовольствием занимаясь любимым делом, наплевав на приличия, отдаваясь ритму. Лишь иногда они делали маленькую паузу, чтобы выкурить сигарету или хлебнуть холодного пива. Дым от их сигарет причудливо переливался в лучах прожекторов, всасываясь в потолок. Похоже, для заезжих знаменитостей сделали исключение – больше в зале курящих не было.

Принесли их заказ. На стол с гравитационной тележки перекочевал запотевший графинчик с водкой, дымящееся мясо под острым соусом, бутылка вина и тарелки с крохотными кучками фирменных салатов.

«За такие деньги порции могли бы быть и побольше», – неприязненно отметил про себя Сергей.

Официант, пренебрегая пробой, разлил вино по бокалам. Сергей, покачав головой начавшей гневно раздувать ноздри Магде, кивком отпустил его.

– Угощайтесь, Джон, – он подвинул тарелку с дымящимся мясом капитану. – Горячее мясо – лучшая закуска.

Тот кивнул в знак благодарности, налил и залпом проглотил рюмку водки.

– Недурно, – промычал он, кладя в рот аппетитный кусок.

Магда задумчиво смотрела на эстраду, изредка прикасаясь к бокалу. Музыканты были в ударе. Сергей, смакуя вино, расслабленно купался в волнах музыки. Капитан периодически прикладывался к бутылке. Музыка скрадывала холодную враждебность яркого зала.

Незаметно прошел час. Сергей даже удивился, как быстро промелькнуло время. Музыканты отдыхали, куря тонкие сигареты, и тихо болтали друг с другом.

– Может, уйдем? Мне тут что-то не нравится, – спросил Сергей у задумчивой Магды.

Она согласно кивнула. Сергей подозвал официанта.

– Что желаете, сэр?

– Будьте добры, пива музыкантам. Того, что они пьют.

– Хорошо, сэр.

– И счет, пожалуйста. Мы с дамой уходим. Господин капитан, вы остаетесь?

– Да, посижу еще немного, – отозвался Джон.

– Одну минуту, сэр, – слегка поклонившись, официант удалился.

Они подождали, пока принесут счет. Магда задумчиво улыбалась, поигрывая серебряной вилкой на столе. Сергей непроизвольно накрыл ее ладонь своей. Она подняла глаза.

– Тебе понравилась музыка? – спросил Сергей.

– Не то слово. Просто откровение какое-то. Никогда не думала, что музыка может так цеплять.

– Ваш счет, сэр! – официант протянул красивую фирменную бумажку в прозрачном пластиковом планшетике, поставил на стол считыватель.

– Извините, уважаемый, я верно вас понял – эта цифра означает размер чаевых? – поинтересовался Сергей.

– Совершенно верно, сэр! В традициях наших посетителей благодарить за хорошее обслуживание, – холодно улыбнулся официант.

– Ясно, – Сергей быстро отстучал на клавишах считывателя цифру, сунул карточку в щель. – Очень красивая цифра. Видимо, я не соблюду ваши традиции. Потому что обслуживают тут безобразно. Сначала нас отказались пускать, несмотря на приглашение офицера. Потом разлили вино, не дав его попробовать. Замечу – дорогое вино. Вероятно, вы считаете это хорошим обслуживанием, но на моей родине так обслуживают только в привокзальных буфетах. Извините, я не плачу чаевых. Этот господин, – он кивком показал на капитана, – остается. Его обед оплачен. Всего хорошего.

Официант уныло кивнул, забирая считыватель. Сергей помог Магде подняться. Хлопнул по подставленной руке Джона – «Спасибо за приглашение». С соседнего столика на них недовольно покосился жующий майор, явно не одобряя фамильярных отношений офицера с рядовым.

Магда шла впереди, изящно лавируя между столиками. Глядя на ее легкую, пластичную походку и гордо поднятую голову с красиво очерченным затылком, Сергей невольно сравнивал ее с декольтированными женщинами за столиками, томно улыбавшимся своим кавалерам.

«Действительно, куклы», – подумал он.

38.

Магда пригласила его в свою небольшую квартирку в доме для рядового состава. Сидя в единственной комнате с окном во всю стену, они пили чай с домашним печеньем и увлеченно болтали. Она показала ему коллекцию голоснимков о своей службе. Сергей с интересом перелистывал прозрачные пластиковые листы, тыкал пальцем, заставляя развернуться наиболее понравившиеся снимки. Вот Магда в тяжелой синей броне с винтовкой через плечо, весело глядящая сквозь приоткрытое забрало шлема. Магда, совсем еще юная, в заляпанном тиной комбинезоне, по грудь в болоте, высоко подняв оружие, бредет вслед за каким-то увальнем. Магда на фоне отделения улыбающихся здоровых – кровь с молоком – морпехов. Магда среди развалин каких-то зданий, на фоне задымленного неба, в исцарапанной броне сидит на каменном обломке, устало прихлебывая из фляжки. Ее шлем валяется рядом, короткие волосы слиплись от пота. Вот Магда, вся в брызгах, летит в воду с пандуса десантного бота среди морпехов-буйволов, продвигающихся по пояс во взбаламученной морской воде. Магда внутри БМП, плотно схваченная страховочными скобами, с винтовкой, зажатой между бронированных наколенников. Магда в шортах и маечке-топике – улыбка фотографу под черными противосолнечными очками.

– Это я в учебке. Ползу по болоту. Впереди – мой командир отделения, – рассказывала Магда, комментируя снимки. – Это я на Орлеане. Я там родилась. Мегаполис Сент-Луис. Там и завербовалась в первый раз. Все лучше, чем идти в посудомойки или на панель. Тут я в отпуске. Оторвалась на славу. Море – парное молоко, так бы и жила там. Только мужики там какие-то хлипкие, – она улыбалась, ее глаза оживленно блестели.

– Это уже тут, год назад. Ученья на Южном материке… Это наш взводный. Классный мужик. Хотя и зануда. А это наше отделение. Узнаешь?

– А это где? – спросил Сергей, показывая на страницу с фотографиями на фоне разрушенного города.

– Это я на Шеридане. Мой второй срок. Второй батальон первого полка. Шестьдесят девятый год. Это наши парни, второй взвод роты «Альфа», – улыбка Магды стала какой-то искусственной, неживой. – Хорошие ребята, – она прикасалась пальцем к молодым лицам, перечисляла: – Это Ганс. Наступил на плазменную мину. Обгорел до костей. Это Майк Козелик. Классный водитель. Сгорел в БМП. Это Иван. Самый молодой. В семидесятом попал под обстрел. Оторвало руку по локоть. Новая не прижилась – редкая группа крови. Кто будет возиться с рядовым? Вживили протез и списали на пенсию. Это наш пулеметчик, Джимми Бойскаут. Отморозок с высокой мотивацией к службе. Стрелял во все, что шевелится. Но дело свое знал. Прошел психокоррекцию, сейчас сержантом где-то на Центральной планете. Здесь Марчелло. Попал в плен в семидесятом. Перенес пытки. Сошел с ума. Нашли его через месяц, когда проводили зачистку. Сидел голым в холодном подвале в куче своего же дерьма. Джимми тогда окончательно съехал, вышел на улицу и палил во всех подряд, пока лента не кончилась. Это наше отделение в Сан-Антонио, в самом начале. Тогда все начиналось с патрулирования и комендантского часа. После джунглей такая служба – сахар. Потом были блок-посты. Потом начались инфильтрационные лагеря. Потом тотальная зачистка. Это Ковбой. Выжил, счастливчик. Этого я не помню уже. Кто-то из молодого пополнения. Его шлепнул снайпер почти сразу же после прибытия. Это наш взводный, Норд. Сейчас где-то ротой, наверное, командует. Его столько раз прикладывало, что я со счета сбилась. Медики его заново складывали. Везучий, сукин сын…

Магда отодвинула альбом, встала.

– Давай я тебе свежего чаю налью?

Сергей кивнул, закрывая альбом.

– Шеридан, это где? – спросил он.

– Бета Стрельца. Вонючая окраина. Та еще дыра. Шахты, сталь, кукуруза, кажется, еще какая-то химия.

– Я ничего про это не слышал.

– Ха! Я бы удивилась, если бы кто-то про это посмел написать. Слово «журналист» там было синонимом команды «огонь!». Спутники связи были заблокированы. Гражданское сообщение прервано. Полная блокада.

– С кем вы там воевали?

– А ни с кем, – ответила Магда, наливая чай. – Сами с собой. Это называется – «Наведение конституционного порядка».

– Ну и как – навели?

– А что, разве не видно? – в голосе Магды сквозил едкий сарказм. – Там теперь такой порядок, что никакая конституция не нужна. На кладбищах всегда порядок. Там, где мы проходили, все снова автоматически становились верноподданными Императора. Свободными в свободной стране. Правда, мертвыми. Жаль, не я добралась до тех парламентских ублюдков, которые это начали.

Они помолчали. Магда задумчиво пила чай, смотря в окно невидящим взглядом.

– В кои веки удалось затащить к себе настоящего мужика, и на тебе – вспоминаем мертвецов, – пожаловалась она, очнувшись.

– Это я-то настоящий? – засмеялся Сергей, скрывая неловкость от резкой перемены темы. – Да на фоне твоих друзей я просто мальчик.

– Что бы ты понимал в мужчинах, – снисходительно ответила Магда, вставая и подходя вплотную. – Прости за невольную пошлость – с братьями-морпехами трахаться все равно, что полосу препятствий проходить. Они классные парни по части мозги вышибить, но насчет остального – не из того они теста…

Она улыбнулась, прищурив ставшие темными глаза. Ее взгляд затягивал своей глубиной.

– Знаешь, Серж, ты на человека похож. Во всяком случае – пока. Это тут редкость. Тут все ненастоящее, – Магда провела рукой по его плечу, ласково поворошила волосы. Ее взгляд притягивал, словно магнит. – Еда, выпивка, деньги. Все тут есть, все, что положено и в нужных количествах. Но все искусственное. Для тела – шикарные шлюхи с модифицированными телами. Для души – умненькие девушки из психологической разгрузки. Для выхода – разряженные титястые куклы. Не успеешь о чем подумать – извольте вашу карточку, куда желаете доставить? Только делай, что велят, и все будет. Все можно. Долбаные веселые гиганты. Идем по земле с оружием… Сеем власть, законность и порядок…

Сергей смотрел на нее снизу вверх. Давил в себе жалость к искалеченной войной женщине. Боролся с желанием обнять ее, боялся, что она примет его порыв за проявление жалости. Она словно почувствовала его состояние, отстранилась.

– Магда? – от волнения горло пересохло, сел голос.

– Что?

– Не знаю, что ты обо мне вообразила, но, если ты не возражаешь, я бы хотел побыть с тобой настоящим мужчиной, – улыбнувшись, тихо сказал он. – Если справлюсь, конечно. И еще: ты мне очень нравишься.

– Ничего я не вообразила. Я реалистка, – девушка склонилась над ним, крепко поцеловала в губы. – Еще пять минут, и я накинусь на тебя как голодная волчица. Если хочешь – душ там. Быстрее, а то я сама не своя.

…Через некоторое время, выжатый, как после изнурительного марш-броска, Сергей отдыхал рядом с довольно улыбающейся Магдой. Девушка сладко жмурилась, положив голову ему на плечо.

– Ничего не хочешь? – шепнула она. – У меня пиво есть. И виски. Могу пиццу разогреть.

– Хочу, но не пиццу, – покосился на нее Сергей. – Но чуть позже.

– Да ну? – притворно изумилась Магда. – Какой прыткий. А с виду такой хилый.

– Хилый, хилый, – поспешил успокоить ее Сергей. – Поэтому и прошу отдыха. Ты меня с силовым тренажером не перепутала? Я так даже на ученьях не выматывался.

Магда тихо засмеялась, прижимаясь к нему гибким мускулистым телом.

– Извини. Очень соскучилась. Давненько до мужчины не дорывалась, – сквозь смех сообщила она. – Вот и перестаралась. Бедненький…

– У тебя какой по счету контракт с армией? – спросил он.

– Не с армией, а с Корпусом морской пехоты, – поправила его Магда. – Третий. Восемь лет отбарабанила.

– Хоть ты вся из себя и железная леди, но сразу видно – тебе тут не сладко. Почему не уходишь?

– А куда? – просто ответила Магда, садясь и подтягивая колени к подбородку. – Ты увольняешься, у тебя есть деньги на счету, но выясняется, что кроме как убивать, ты ничего не умеешь. Тебя никуда не берут, как проклятую. Даже в полицию. У них другой принцип службы, вояк они не любят. Дома своего нет, квартира служебная, уволилась – съехала. Погуляешь, промотаешь деньги, и снова назад.

– И что, никаких перспектив?

– Практически никаких. Можешь делать карьеру тут. Лезь из кожи, получай направление в офицерское училище. Можешь даже заочно университет за счет армии закончить. Но работать по специальности будешь только тут. Да и СБ после увольнения гадит, где только можно. Пасет, как козу на лужайке. Как почувствуют, что собираешься завязать или что замешана в нежелательных связях – привет! – сотрут память, останешься дура дурой. Без денег, навыков. Так что ты тут навсегда, Серж, – она погладила его по груди. – Привыкай. Мы все в одной лодке.

Он был ошарашен. Планы на ближайшие несколько лет рассыпались, как карточный домик. Вот так просто: раз – и мордой в пыль. Размечтался – трехгодичный контракт. Увольнение, возврат на прежнюю работу, кругленький счет в банке по окончании службы. Может быть, возврат на Новый Урал. На планету, где на русском говорят чаще, нам на общеимперском. Где слово «русский» не вызывает удивления, словно ты орангутанг, читающий стихи. Где причудливо сочетаются спесь, чванство и высокообразованность, пьянство и духовность. На планету, где можно угостить друга пивом, не ожидая, что он в ответ протянет тебе платежную карточку. И что теперь? Провести остаток жизни, напрягая ноги чаще, чем мозги, в обществе единственного друга, который не предаст ни по приказу, ни по убеждению – в обществе вооруженной до зубов боевой машины? С перспективой вскоре превратиться в холодного, сдвинутого убийцу, такого, как Кнут или Лихач? Ощущение песчинки, попавшей в огромную, отлаженную машину, накатило с такой силой, что на скулах непроизвольно напряглись желваки.

Увидев, как изменилось его лицо, Магда легонько потрясла его за плечо.

– Серж, ты рассчитывал отсюда вырваться после контракта? Не обижайся, так все поначалу думают. Ты не думай о плохом. Тут тоже встречаются хорошие люди. Несмотря ни на что. Некоторым тут даже нравится. Эта система, когда ей не противишься, хорошо тебя поддерживает. Даже дает кое-какие преимущества, – она наклонилась, легко поцеловала его в щеку, нежно коснулась губами глаз.

– Да какого черта! С волками жить – по-волчьи выть! – он громко расхохотался.

От неожиданности Магда отстранилась.

– Эй, Серж, с тобой все нормально? – встревоженно спросила она.

– Нормально, нормально, – давясь истерическим смехом, ответил Сергей. – Просто пришло в голову одно старое изречение.

– И какое?

– Если вас насилуют и рядом нет полиции – расслабьтесь и постарайтесь получить удовольствие, – он зашелся в новом приступе хохота.

– Да, очень жизненное утверждение, – Магда рассмеялась вслед за ним.– Если бы я знала его в юности, у меня было бы гораздо меньше проблем. Теперь, когда ты его вспомнил, у тебя их тоже не будет. Расслабляйся чаще. Последуем совету мудрых?

Сергей привлек ее к себе, опрокинул на спину. На этот раз они занимались любовью не спеша, как можно дольше растягивая удовольствие.

39.

Сигнал тревоги прозвучал, когда Сергей возился с КОПом в техническом боксе. Собственно, определение «возился» не совсем подходило к тому, чем они занимались. Они просто разговаривали во время, отведенное на техническое обслуживание. Дело в том, что КОП начал задавать вопросы. Отвечать на них было не легче, чем на вопросы растущего ребенка. Такие простые по форме, и такие невыразимо объемные по существу.

– Для чего я создан? – спрашивал КОП.

– Ты создан для того, чтобы служить человеку.

– Человеку Заноза?

– Нет, человеку как виду. Мне ты служишь потому, что так запрограммирован.

– Для чего меня так запрограммировали?

– Для того, чтобы я мог выполнять свои обязанности.

– Что такое обязанности? Это то, для чего создан человек Заноза?

– Это то, что я должен выполнять для того, чтобы нормально существовать.

– В чем заключаются обязанности человека Заноза?

– В том, чтобы управлять тобой и выполнять приказы командиров.

– Для чего командиры отдают приказы?

– Они тоже получают приказы.

– От кого?

– От своих командиров. А те – от своих.

– Что я должен делать, чтобы выполнять твои приказы?

– Ты должен стрелять во врага.

– И тогда человек Заноза будет доволен КОП-320?

– Да. Когда ты меня понимаешь и выполняешь мои приказы, я доволен.

– Когда я стреляю во врага, он перестает существовать?

– Да. Он умирает. Ты его убиваешь. Чтобы он не убил меня, тебя, или кого-нибудь из дружественных сил.

– Зачем враг убивает?

– Этого я не знаю. Враг потому и враг, что убивает.

– Значит, я сделан для того, чтобы убивать врагов?

– Можно и так сказать.

– И когда я убиваю врагов, человек Заноза доволен?

– Когда ты убиваешь врагов, человек Заноза остается жив, потому что враг его не убил.

– Тогда я буду убивать врагов лучше. Человек Заноза не перестанет существовать. И будет мною доволен.

– Триста двадцатый, ты это говоришь потому, что так запрограммирован?

– Ответ отрицательный. У меня новое программное обеспечение. Я могу снимать запреты и менять приоритеты. Мне хорошо, когда человек Заноза доволен. И плохо, когда ему плохо.

Сергей крутнулся на вертящемся табурете, внимательно посмотрел на застывшего рядом робота.

– Триста двадцатый, ты никогда не задумывался о том, что тебя тоже могут убить?

– КОП-320 думал об этом. КОП-320 боится перестать существовать.

– Вот и я боюсь перестать существовать, – грустно улыбнулся Сергей.

– КОП-320 всегда будет защищать человека Заноза, – после небольшой паузы сообщил робот.

– Даже если сам перестанешь существовать? – задал Сергей провокационный вопрос.

– Человек Заноза никогда не перестанет существовать. КОП-320 всегда будет защищать человека Заноза, – упрямо повторил робот.

– Ну-ну, ангел-хранитель, – засмеялся Сергей. Что-то пронзительно-щемящее поселилось внутри. – Как же я тебя, чурбан железный, в бой-то теперь пошлю?

Сергей задумался, оценивая новые ощущения от разговора.

– Знаешь, Триста двадцатый, – неожиданно сказал он, – ты никогда не умрешь. Не бойся. Если тебя убьют, я вытащу твой блок управления и переставлю его в новое тело. Обещаю.

– КОП-320 больше не боится перестать существовать. КОП-320 доволен.

– Ладно, давай теперь подумаем над тем, как не дать себя убить. Давай посмотрим, что можно сделать с твоим радаром, – Сергей повернулся к компьютеру, развернул голоэкран. КОП неподвижно сидел за его спиной.

…Сигнал тревоги прозвучал буднично. За время учебы к нему все успели привыкнуть. На бегу надвигая шлем, Сергей через две ступеньки прыгал по лестнице в оружейную, по дороге слушая по радио вводную.

– Триста двадцатый, за мной. Полная заправка боеприпасами.

Робот тяжело затопал по обрезиненному бетону.

Из оружейной наряд выволакивал на плац, к ревущим вертолетам, контейнеры с боеприпасами, аптечками, сухим пайком. Сергей быстро зарядил КОПа, навесил ему на спину дополнительные контейнеры с боеприпасами, вставил свежий картридж питания.

– Триста двадцатый, погрузка в вертолет.

Через три минуты груженые машины поднялись с плаца, чтобы еще через десять приземлиться и взять на борт находящийся на полевых занятиях взвод. Один за одним грязные, в броне, измазанной глиной и мокрым песком, бойцы бегом грохотали по пандусам и туго, словно патроны в магазин, вщелкивались в страховочные скобы вдоль бортов. Тяжелые машины отрывались от земли и брали курс на север. Через пятнадцать минут их нагнала двойка вертолетов огневой поддержки, и пошла, держась впереди и выше, то и дело скрываясь в низких облаках.

Конвой развил крейсерскую скорость. Монотонный гул турбин действовал усыпляюще.

– Не спать. Чистить оружие, – скомандовал новый командир отделения, сержант Светлый. – По окончанию чистки получить боеприпасы и снаряжение.

Отсек наполнился щелчками и лязгом быстро разбираемого оружия.

– Сэр, куда нас? – поинтересовался Крыса.

– На север. Горный лагерь Стикки. Три недели арктической подготовки, – не прекращая разбирать винтовку, ответил сержант.

Они летели на север больше двух часов.

40.

Лагерь Стикки встретил их морозом – около 33 по Цельсию и жгучим низовым ветром. Вертолеты, вздымая винтами облака снежной пыли, приседали на крохотную посадочную площадку, быстро выплевывали свой груз и, оставляя после себя гору снаряжения и боеприпасов, тяжело отрывались от земли, уходя назад на базу. Климатизаторы боевых костюмов работали на полную мощность, стремясь компенсировать стремительно уходящее из тел тепло. Бойцы хватали ртом обжигающе холодный после субтропических окрестностей Форт-Дикса воздух и не могли надышаться – на высоте 2200 метров над уровнем моря атмосфера была ощутимо разрежена. Низкая поземка перекатывала под ногами облака мелкой, страшно колючей белой крупы. Самые догадливые прикрыли забрала и перевели броню на внутреннюю циркуляцию. Мембранные насосы шелестели, насыщая воздух живительным кислородом.

– Закрыть забрала! Климатизаторы на внутреннюю циркуляцию! – запоздало скомандовали сержанты. – Разобрать снаряжение! Двигаться, не стоять!

Бронеперчатки казались кусками концентрированного холода. Не успевшая высохнуть броня покрывалась белым налетом инея, куски мокрой глины, закаменев, с треском осыпались от малейшего движения. Показатели энергосистем на глазах опускались к красной черте разряда.

КОП парил теплым воздухом из технических отверстий, прогревая замерзающие сочленения.

Сквозь поземку смутно проглядывали контуры низких строений. Из промороженного пластобетонного капонира неподалеку торчали заиндевевшие стволы четырехствольной зенитной установки. Слегка пощелкивая, пушка то и дело поворачивалась из стороны в сторону, сопровождая невидимые отсюда цели.

Под руководством инструкторов замерзающий взвод добрел до своей казармы.

– Командиры отделений, получить и выдать арктическое снаряжение!

Бойцы выкрикивали свои размеры. Жидкобородый раскосый мужичонка с желтой кожей, одетый в не по размеру большой теплый военный свитер, вышвыривал из дверей крохотного склада плотно упакованные тюки.

– Сменить источники питания! Следовать инструкциям! – покрикивали сержанты. – Инструкции нашиты на внутренней стороне мешков.

Бойцы лихорадочно раздевались, превращаясь в раков, вылезших из скорлупы. Раскрытые бронекостюмы топорщились у ног серой шелухой. Усиленные источники питания были немного тяжелее штатных, но с виду выглядели так же.

– Раздеться! Быстрее! Одежду класть перед собой. Быстрее!

Ежась и покрываясь гусиной кожей от холода – температура в казарме вряд ли была выше десяти по Цельсию, солдаты скидывали комбинезоны, гигроскопичное белье.

– Надеть легкое белье! Надеть теплое белье! – орали сержанты, одновременно вместе со своими бойцами облачаясь в полипропиленовые шаровары и длинные рубахи.

– Надеть легкие носки! Надеть шерстяные носки! Надеть комбинезоны! Застегнуть липучки на лодыжках! – путаясь в непривычном обмундировании, бойцы торопливо выполняли команды.

– Надеть ботинки! Застегнуть оба ряда липучек! Застегнуть наружные и верхние клапана ботинок! Пристегнуть наколенники! Надеть парки! Салочник! Парка – это теплая куртка на меху, а не перчатки! Надеть налокотники! Надеть броню! Соединить разъем питания комбинезона с разъемом питания брони, это возле воротника. Проверить уровень зарядки аккумуляторов!

Взвод на глазах обрастал плотной, невесомой одеждой. Бойцы, словно круглые, сытые щенки, неуклюже двигались в толстом обмундировании.

– Сменить аптечки! Надеть легкие перчатки! Надеть шерстяные перчатки! Надеть бронеперчатки! Надеть шерстяные маски! Надеть шлемы! Выключить внутреннюю циркуляцию! Включить климатизаторы! Опустить забрала! Надеть рюкзаки! Вооружиться! Выходи строиться!

Сергей на ходу вставил КОПу в технический лючок контейнер с жидкой зимней смазкой. Ему приходилось тяжелее других. Кроме себя, Сергею необходимо было следить еще и за большим дорогим ребенком – роботом.

– Триста двадцатый, смена смазки! Оружие в походное положение! Постоянный прогрев гидравлики. Об уровне батарей сообщать каждые десять минут!

– Я КОП-320, принято! – из технологических отверстий робота по каплям начала выдавливаться старая смазка.

На этот раз стоять на ледяном ветру у казармы было несравненно комфортнее.

Невысокий крепыш без брони, в наброшенном поверх шерстяной маски капюшоне и противосолнечных очках принял доклад Кнута. Из знаков различия на светло-серой меховой парке присутствовала только эмблема бригады горных егерей «Гризли» на рукаве – черный медведь на задних лапах на фоне снежной вершины.

– Сэр! Учебный взвод для инструктажа построен! Командир взвода штаб-сержант Кнут!

– Вольно! – голос инструктора звучал из-под маски глухо. – Встаньте в строй, штаб-сержант!

– Есть, сэр!

Крепыш повернулся к строю:

– Я уорент-офицер Паулюс. На ближайшие три недели, я – ваш инструктор-альпинист и одновременно инструктор по выживанию в горных и арктических условиях. Рекомендую быть внимательными. Горы не прощают ошибок. В течение трех дней вы изучите азы горного ориентирования и получите навыки ходьбы на лыжах. Потом – неделя практических занятий. Вы будете совершать длительные переходы по горам, одновременно проходя курс акклиматизации и закрепляя полученные навыки. Все это время вам придется дышать наружным воздухом, не обогащенным кислородом из боевых костюмов. Затем мы будем отрабатывать тактику боевых действий в горах. Горных егерей за три недели я из вас не сделаю, но, по крайней мере, вы не подохнете от голода и холода, оказавшись в горах. Первый переход на четыре километра состоится сегодня. Вопросы?

– Сэр! Рядовой Заноза, оператор мобильного комплекса огневой поддержки, сэр! – Сергей шагнул из строя.

– Слушаю, Заноза, – отозвался инструктор.

– Сэр, моему КОПу необходим комплект специального оборудования и смазочных материалов, сэр!

– Что именно?

– Арктическая смазка, усиленные картриджи питания, желательно с комплектом солнечных батарей, а также чехлы для оружия. Кроме того, желательно периодически тестировать КОПа на диагностическом стенде.

– Насчет чехлов – выкручивайся сам, боец. Что касается остального – обратись к ланс-капралу Ле Туаню, коменданту блока "C". Да, стенда у нас тоже нет. Крутись, как можешь. КОП будет действовать в составе взвода вместе со всеми.

– Есть, сэр! – вытянулся Сергей.

Последующие три недели слились для него в сплошной, непрекращающийся цикл изнурительных занятий и учений. Несмотря на то, что он был знаком с лыжами – на Новом Урале лыжные прогулки зимой были очень популярны – горные условия действовали на него угнетающе. Постоянный холод – даже ночью, в казарме, приходилось спать, не раздеваясь, недостаток кислорода, тяжелейшие переходы и восхождения, однообразный паек – все это по капле вытягивало силы. Дополнительного ухода требовал КОП. Когда остальные торопливо обтирались спиртом и падали в койки, Сергей был вынужден часами ковыряться в железных внутренностях, вручную, только походным комплектом инструментов, производя чистку узлов, смену смазки, замеры напряжения, тестирование и подстройку нейросети. Он умудрился склеить чехлы для оружия из запасного комплекта полевой формы, обучил Триста двадцатого скидывать их перед тем, как открыть огонь. Радар КОПа теперь мог обнаруживать трещины под снегом и определять плотность снежного покрова. От постоянного недосыпания и хронической усталости Сергей два раза на марше падал от горной болезни, сопровождаемой тошнотой, головной болью и сильной резью в груди. Измотанный, почти на автопилоте, подхлестываемый стимуляторами из аптечки, он вместе со всеми учился совершать многокилометровые переходы на лыжах, ставить палатку под обжигающими порывами ветра, сооружать укрытия в снегу, создавать укрепления из слежавшегося снега и льда. Он научился ловить рыбу в покрытой льдом горной реке, готовить и есть ее на сорокоградусном морозе. Мог определять лавиноопасные склоны, часами сидеть в засаде среди промороженных камней, взрывать снежные козырьки, обрушивая на врага лавину. Учился при отсутствии нормальной пищи ставить силки на мелких зверьков и поедать их сырыми, искать под снегом съедобный мох и ягоды. Умел укрываться в пещерах от непогоды, форсировать трещины и расщелины, находить проходы в каменных осыпях. Научился ориентироваться без использования спутника, корректировать огонь горной батареи, минировать тропы, лечить обморожения, транспортировать раненых, проводить поисковые и спасательные операции…

«Вы полное дерьмо, городские ребятки, – скалясь из-под темных очков, говаривал перед очередным маршем инструктор Паулюс, – но я сделаю так, чтобы это дерьмо спрессовалось и промерзло до состояния камня. И тогда оно станет прочнее стали, не будет гореть и не утонет в воде. Вы будете невидимы и неуязвимы».

Последние часы в ожидании вертолетов, которые должны были забрать их из снежного ада, измотанный до предела, уже не реагируя на стимуляторы, Сергей просидел на своей койке, погрузившись в сон, напоминающий обморок. Во сне он шел по бесконечной снежной долине между скалами. Маленькие невкусные горные лемминги бежали рядом, глядя на него красными бусинками глупых глаз. Жирные рыбины выпрыгивали из ручьев, проламывая тонкий лед на стремнине. Ему непременно надо было куда-то дойти. Он брел и брел, механически переставляя непослушные ноги, а черные зубья скал все быстрее уходили от него, растягивая склоны в огромное жесткое одеяло, ослепительно сверкавшее под незаходящим солнцем… Сергей спал, а рядом бдительно стоял КОП. Истрепанные самодельные чехлы, которыми было обмотано оружие робота, никого не обманули. Никто не решился побеспокоить Сергея до самой погрузки.

Желтокожий Ле Туань в своей небольшой каморке на прощанье угощал сержантов рисовой водкой. Попивая из крохотных стаканчиков, они слушали рассказ о его родине – планете Меконг, о ее джунглях, бесконечных рисовых полях и высоченных горах.

– Там я и научился ходить в горы. Без всякого снаряжения, только с бухтой веревки, – разливая вонючий напиток, рассказывал вьетнамец, с кривоватой, словно приклеенной улыбкой. – Наши горы выше, чем эти, там много гейзеров. Мой отец научил меня любить их. В нашей деревне многие зарабатывали, собирая минеральную грязь из горячих источников на высокогорье. Много сильных людей.

– У меня во взводе были вьетнамцы. Выносливые ребята, – подтвердил Кнут, проглатывая водку и цепляя ножом кусок консервированного мяса.

– Ваши тоже ничего, крепкие, – похвалил капрал. – Из джунглей и сразу сюда – тяжело. Вот тот со своей железкой все время возится. По полночи. А потом на марш. Упрямый. – Он кивнул через приоткрытую дверь на дремлющего Сергея. – Паулюс таких специально ломает. Возьми, он приказал передать ему значок. Еще вон тому длинному – тоже. И японцу, – Он протянул Кнуту три коробочки со значками «Курс горной подготовки».

Кнут кивнул, молча сгреб значки в карман.

– А остальным? – поинтересовался сержант Светлый.

– Остальные – мясо. Так сказал Паулюс. Их еще учить и учить, – капрал пожевал кусочек консервированного сыра, уважительно добавил: – Ему можно верить. Паулюс – он как горный волк.

– Ну что, за егерей? – предложил тост Кнут.

– Точно, за них. Крутые ребята, – поддержали его сержанты, сдвигая стаканчики.

Звук вертолетных двигателей обрадовал взвод больше, чем ведро воды – умирающего от жажды.

По давней традиции, Кнут на прощание преподнес инструктору Паулюсу здоровенную бутыль шотландского виски армейской поставки.

Сидя на жестких лавках, плотно схваченные страховочными скобами, измученные бойцы почувствовали себя дома. Заснеженные вершины проплывали в иллюминаторе игрушечными макетами на штабных имитаторах. Под ровный гул турбин все дружно закрыли глаза. Сержанты спали вместе со своими бойцами. Стрелки, вращая головами в зеркальных шлемах, понимающе ухмылялись.

41.

Вертолет скользил над бесконечной гладью океана. Пологие водные валы, достигающие нескольких метров в высоту, сверху угадывались едва заметной рябью. Солнце, точнее, его местный эквивалент – звезда Бритта, отражалось в зеленой поверхности ослепительной искрой, играющей на волнах пятнами зайчиков. Вместо ставших привычными «косилок» вертолеты десанта сопровождали тактические истребители «Мавр». Их хищные зализанные силуэты с мощными подвесками двигателей серебристыми рыбками мелькали на границе видимости, чертя безоблачное небо струями инверсионных следов. Сергей поневоле залюбовался их отточенными движениями. Звено сопровождения, казалось, играло в воздухе, словно стая сытых морских дельфинов. Ведущий звена, выбрасывая длинные реактивные факелы, раскаленной вертикальной иглой ввинчивался в небо, за считанные мгновения пропадая из виду где-то высоко в стратосфере, чтобы через минуту возникнуть прямо по курсу крохотной падающей кометой, распускающей за собой пушистый инверсионный хвост. За ним, красиво расходясь в стороны, кувыркались каскадами фигур пилотажа ведомые. Причина летного выпендрежа сразу прояснилась, когда навстречу конвою, четко соблюдая строй, словно чураясь несерьезного поведения своих извечных конкурентов, прошло звено истребителей морского базирования «Гарпун». Легкие короткокрылые машины, промелькнув мимо, исчезли из вида, оставив после себя в воздухе тающие струны выхлопов. Через минуту внизу промелькнула гигантская туша подводного авианосца с рядами готовых к взлету самолетов на палубе. Пенные буруны от его округлого форштевня вздымались почти до самой посадочной палубы, переходя в длиннющие белые «усы» на безбрежной водной глади. Крохотные на фоне китообразного корпуса фрегаты сопровождения прыгали по волнам, то и дело зарываясь в них острыми носами.

За семь часов полета бойцы выспались, почистили оружие и снаряжение и сейчас сидели, бездумно пяля глаза в пол. Тактическая вводная была прочитана и изучена на несколько рядов. Делать было абсолютно нечего. Кошмар промороженного горного лагеря уже растворился в череде множества других армейских воспоминаний. Взвод маялся бездельем в ожидании высадки. Сергей, сидящий первым, пользуясь близостью иллюминатора, то и дело заглядывал в выпуклое бронестекло, рассматривая проплывающий внизу пейзаж. Именно он первым увидел темную полоску суши на горизонте, быстро превращающуюся в покрытый густыми джунглями берег. Подтолкнул локтем сидящего рядом Накамуру, кивнул на иллюминатор.

– Подходим к Южному, – заметив его движение, прокомментировал сержант. – Скоро высадка. Минут тридцать осталось. Всем проверить снаряжение.

Вдоль бортов прошло шевеление. Вслед за всеми Сергей в привычном порядке произвел проверку. Уровень заряда батарей брони. Состояние покрытия. Климатическая система. Зарядка аптечки. Тест тактического блока. Тест системы навигации и связи. Укладка боеприпасов. Заряд батарей винтовки. Тест интерфейса винтовки. Тест системы наведения. Щелчок – магазин падает в ладонь. Еще щелчок – магазин подствольника отделен. Тест системы подачи патронов. Тест системы компенсации отдачи. Тест системы перезарядки подствольника. Визуальный осмотр амуниции. Магазин на место. Магазин подствольника – в паз. Диагностика КОПа – оружие, состояние батареи, состояние дополнительного оборудования, уровень боеприпасов. Норма. Он мысленно подмигнул КОПу, как бы говоря ему: все о?кей, дружище. Значок Триста двадцатого на тактической голограмме моргнул, сменил цвет с зеленого на изумрудный и наоборот. КОП, почувствовав эмоциональный посыл напарника, подмигнул в ответ.

Вертолет начал снижение. Береговая полоса с длинными языками волн, облизывающих красноватый песок пляжа, исчезла, заслоненная стеной джунглей. О, что это были за джунгли! Субтропические заросли Северного на фоне исполинских крон, проплывавших под брюхом «мула», казались безобидным подлеском в пригородном лесу. Многоярусные желто-зелено-красные кроны вздымались на десятки метров, сплетенные сплошным ковром лиан в неподдающиеся воображению гигантские растительные мегаполисы. Каждое дерево со стволом обхватом в несколько метров представляло собой целый небоскреб со своей замкнутой системой жизнеобеспечения, собственной экосистемой и тысячами постоянных обитателей. Беспросветное море едва шевелящихся вершин терялось на горизонте.

Истребители сопровождения отстали, барражируя на границе океана. Вертолеты шли, отыскивая пригодное для посадки место. Точки высадки, рекомендованные системой спутникового наблюдения, как одна, оказывались мертвыми, покрытыми плотной ядовитой ряской болотами, готовыми поглотить не только вшивый взвод мобильной пехоты с полной выкладкой, а и всю артиллерию вдобавок с танками, что могли найтись на далекой чистенькой базе Форт-Дикс. Расчетное время высадки давно миновало, а звено все кружило над бескрайним ковром, напрягая все свои щупальца – сенсоры обнаружения. Экипажи нервничали. Пулеметчик по правому борту открыл огонь по плотной стае птиц, взметнувшейся наперерез машине и классифицированной тактической системой как неопознанная недружественная цель. Ошметки птиц яркими брызгами пролились на жадные до влаги вершины. То один, то другой вертолет снижался, приметив просвет, и тут же, наткнувшись датчиками на следующий слой растительности внизу, резко выпрыгивал из зеленых объятий. Напряжение в отсеках росло.

– Это я называю настоящими джунглями, чтоб вы знали, салаги, – со снисходительной ленцой комментировал Светлый. – Тут такие места, что перед тем, как присесть по нужде, надо гранату кидать. Терраформирование проводилось в основном на Северном, поэтому тут – ядреная смесь между мутировавшей земной и местной жизнью. Половина живых форм не внесена в базы знаний и не изучена. Поэтому, если встретишь что-то незнакомое, уходи. Не можешь уйти – стреляй. Пользоваться репеллентами. Укусы большинства насекомых смертельны. Проверять заправку аптечек. Не пить местную воду. Фильтровать через очиститель брони и потом добавлять обеззараживающую таблетку. Ходить всегда парами. Связь не отключать. Маяки, до команды, – тоже. Если вы думаете, что в горах было трудно, то сильно ошибаетесь. Там был курорт. Те, кто пройдет курс подготовки в настоящих джунглях и не сдохнет, – сможет называть себя десантником. Это последний экзамен, братки. Так-то.

Отделение, не дыша, внимало сержанту. Винтовки, в ожидании команды к высадке, вытащены из креплений и зажаты между коленей. Тактические карты показывали их текущее положение, далеко в стороне от планового места десантирования.

– Сэр, – спросил Самурай, – а почему нас выбрасывают на таком расстоянии от цели?

– Перед выходом к цели вы должны получить навыки действий в тропиках.

– Виноват, сэр, а что это за цель? – продолжал допытываться японец. – Во вводной не сказано, кто нам противостоит. Это учебный бой?

– Бой самый настоящий, – прищурившись, солдат разглядывал тактический дисплей. – Пора уже вам хлебнуть крови. Противник не условный. Деревня наркоторговцев. Командование базы вняло просьбе местного правительства и согласилось зачистить известные поселения, где производят наркотики. В данном случае, планы командования совпадают с планами правительства. Мы уничтожаем производителей кромпа – слыхали о такой дряни? Растет только тут. Охрененно дорогая дурь. Одновременно натаскиваем своих щенят на бесплатном живом мясе.

– Сэр, – вмешался в разговор Сергей. – Разве не проще послать звено штурмовиков? Они за час десяток деревень с землей сровняют.

– Остохренительно, рядовой! – окрысился сержант. – Я сказал – натаскать на долботраханном живом мясе. Без этого вы не настоящие солдаты, а так – обдолбанные дрессированные засранцы с винтовками. И никаких тебе пижонских самолетиков! Сделаете все сами, своими руками, морда к морде. Попробуете настоящей кровушки. Все, кто останется после рейда, – будут служить. И хватит сраных вопросов. Читайте вводную. Читайте файлы о местной природе. Пригодится.

Вертолеты продолжали танец над джунглями. Внутренности солдат послушно мотались вверх-вниз в согласии с прыжками ревущих машин. Стрелки больше не реагировали на взлетающие стаи птиц. Какая-то летучая тварь, ощерив зубастую пасть, спикировала на один из бронеколпаков, защищая свое гнездо или что там у нее положено. Лязгнув костяной башкой по свехпрочному пластику, она, вертясь в урагане от несущих винтов, исчезла среди моря листвы.

Очередной нырок между гигантских крон принес удачу – один из подгнивших великанов недавно рухнул, оборвав ковер лиан и выворотив спутанными корнями огромную яму, сейчас заполненную мутной торфяной водой. Вертолеты сгруппировались вокруг точки посадки, обрабатывая огнем стопроцентно враждебную человеку зону. Росчерки управляемых ракет возносились по крутой дуге и исчезали в зарослях. Сергей прилип к иллюминатору. Где-то под бескрайними кронами вспухали невидимые отсюда разрывы. Каскады воды с вздрогнувших хозяев джунглей низвергались вниз, раздуваемые потоками воздуха от винтов в невесомую разноцветную радугу. Из провала в кронах, закручиваясь в жгуты, поднялся густой дым пополам с паром. Вертолеты продолжали карусель, выжигая в месте высадки все живое. Черный дым от плазменных разрывов теперь растекался над лесом, как огромное чернильное пятно. Наконец, на переборке заморгал красный плафон. Отделение выстроилось вдоль бортов. Вертолет, не выпуская пандусы, медленно погружался в зелено-красный колодец джунглей.

– Далеко не разбегаться, держаться парами, – напоследок инструктировал отделение сержант. – Смотреть за напарником. Огонь на поражение по всему, что движется. Осторожнее с гранатами. Стрелять только плазмой и осколочными – не ближе тридцати метров и не паниковать. Использовать разрывные патроны. Смотреть под ноги. Заноза, контролируй периметр в радиусе тридцати метров. Ближе ничего не подпускай. Тевтон, Крыса, – на вас кофры с грузом. Забрала опустить. Полная автономность брони.

Его слова заглушил вой и грохот бортовых пулеметов – до земли осталось несколько метров. Шквал разрывных пуль взбивал окружающую растительность в зелено-розовые брызги вперемежку со щепками, тут же уносимыми ветром. Пандусы рухнули вниз и бойцов сразу оглушило ревом винтов. Они прыгали вниз, по колено проваливаясь в горячую грязь сквозь раскаленную корку спекшегося грунта – всего, что осталось от мутного озерца после плазменных разрывов, неуклюже продирались сквозь облака сожженной земли к границе леса, приседали на колено, беря истерзанные джунгли на прицел. Над ними возвышался облепленный грязью КОП, раскрутивший ротор пулемета, готовый открыть огонь в любую секунду. Сергей спиной чувствовал мощь своего напарника. Натужно пыхтя, Крыса с Тевтоном выволокли из грязи объемистые кофры. Ураган от винтов гнал между деревьями остатки дыма, в клочья рвал кусты, поднимал с земли слежавшийся многолетний гнилой мусор. Сверху, заставляя пригибать головы, уже опускался следующий вертолет. Снова ударили пулеметы, вышибая из деревьев фонтаны щепок. Страх неизвестности растекался под многослойной скорлупой брони. Руки-ноги действовали отдельно от придавленного страхом сознания. Обрывок хищной лианы, облепленный красноватыми присосками-ртами, словно кровь, разбрасывая капли едкого сока, бился между стволами, рассеченный чьей-то очередью. Джунгли молчали, терпеливо ожидая платы с непрошенных гостей. Они воспринимали рои тяжелых пуль не серьезнее, чем миграцию колонии летучих муравьев. Последний вертолет поднялся, открыв за собой пятачок ярко-голубого неба среди зеленого сумрака. По цепочке бойцов быстро передавали припасы и снаряжение из транспортных кофров. Первым в пасть неизвестности медленно шагнул КОП. За ним, настороженно крутя головами, потянулась жидкая цепочка зеленых спин. Лес снова запел тысячью голосов свою бесконечную песню. На месте десантирования полыхнули термитные шашки, превращая транспортные оболочки в невесомую белую золу. Шестилапая двухметровая ящерица, стелясь по земле, выползла из зарослей, волоча за собой извивающийся хвост и настороженно повернула плоскую зубастую морду вслед последнему бойцу, исчезающему за стеной деревьев.

42.

Сказать, что идти в тропических джунглях Южного было тяжело – все равно что ничего не сказать. Заросли окружали подножия исполинских деревьев сплошной непроходимой стеной. Ноги по колено проваливались в пропитанный водой слой прелых листьев и перегноя. С верхних ярусов леса каплями и струйками постоянно лилась вода пополам с насекомыми, тут же прилипавшими к броне в поисках открытой кожи. Облака мелкой мошкары забивались в малейшие щели, наглухо забивая фильтры очистки воздуха, набиваясь в стволы и механизмы оружия. Бойцы то и дело опрыскивали друг друга репеллентом, но уже через пару сотен метров химикаты смывались постоянным дождем и опрыскивание приходилось повторять. Сгнившие мшистые бревна, в которые можно было провалиться сразу по пояс, кишели ядовитыми гадами и змеями, стволы подлеска часто оказывались хищными лианами, при малейшем касании опутывавших жертву сетью ядовито-жгучих побегов толщиной в руку. Кровососущие слизни падали с веток, оставляя за собой ядовитый секрет, который быстро твердел, мешая ресницам системы влагоудаления очищать стекло шлема. Ноги хлюпали от пота в хваленых непромокаемых ботинках с патентованной системой влагоудаления. То и дело раздавались короткие очереди, перемежаемые сочными матюгами. Черные щупальца одно за одним выстреливали из-под земли, захлестывали ноги тугими петлями и тут же начинали выделять едкий желудочный сок, пытаясь переварить жертву. Отстреленные, они долго извивались в сырой траве, облепленные жадными до халявы тысяченожками. Одно такое щупальце на глазах у Сергея затянуло рану и снова ввинтилось в мутную воду. Шипастые многолапые твари, наглея от голода и количества дармовой жратвы, бросались с веток, на лету превращаемые разрывными пулями в дуршлаг. В глазах рябило от напряжения. Приходилось смотреть, куда ставишь ногу сам, куда ставит ногу твой напарник, что за куст торчит рядом с твоей ногой – настоящий или замаскированное щупальце, сколько патронов осталось в магазине, что за очередная желтая метка появилась на радаре, что капает сверху – вода или чей-то пищеварительный сок, способный растворить стекло, что мелькнуло сбоку, почему шевелится трава, что свесилось сверху – кусок лианы или голова змеи и на многое, многое другое. Амуниция давно превратилась в мокрый, забрызганный застывшим древесным соком и ошметками мертвой плоти бесформенный кокон, слабо шевелящийся под сплошным ковром пирующих и подыхающих насекомых. О стандартной тактике продвижения в джунглях – с головными и фланговыми дозорами, на время пришлось забыть. Взвод медленно двигался колонной по одному, выставив впереди себя бойца, проделывавшего проходы двумя виброножами. После того как неизвестная тварь прокусила идущему в авангарде Чистюле армированный ботинок, Кнут изменил тактику. Теперь рядом с передовым бойцом шел КОП. Он выплескивал вперед экономную струю пламени из огнемета, после чего, дождавшись, когда пламя с шипением утихнет на сырых ветвях, боец прорубал пять-шесть метров очередного коридора. Темп марша замедлился до предела. Продвижение затруднял раненый Чистюля. Несмотря на универсальный антидот, впрыснутый ему автодоктором, он не мог идти. Его лихорадило, он то и дело терял сознание. Эвакуация в этой адовой местности была невозможна, Чистюлю по очереди несли на руках. По наводке со спутника взвод шел к холму в нескольких километрах к югу, поросшему невысокими бамбукообразными деревьями, куда можно было попытаться посадить вертолет.

Джунгли оглушительно орали, щебетали, пищали со всех сторон одновременно. Стремительно мелькавшие между стволами то ли птицы, то ли ящерицы, схватывали на лету крупных насекомых или мелких змей, то и дело где-то рядом слышался отчаянный писк заживо перевариваемого лианами зверька. Сгнившее бревно оборачивалось телом огромного многоногого питона, свешивавшего зубастую башку с ветви ближайшего дерева-исполина в десяти метрах над землей. Его туловище судорожно дергалось, разорванное фугасной гранатой, брызги и ошметки плоти тут же подхватывались и растаскивались вездесущими насекомыми, половинки, сокращаясь от боли, расползались по сторонам, чтобы тут же стать добычей колонии муравьев-лиственников, сплошной рекой красных спин захлестывавших еще живого монстра. Страхолюдного вида муравьед, вися на стволе вниз головой, выстреливал в муравьиный поток метровый язык, жмуря от удовольствия свинячие глазки и не замечая изготовившегося к броску полосатого варана. Что-то шевелилось в листьях под корнями кустов. Кто-то гадил сверху, давая новую пищу насекомым и деревьям. Джунглям не было никакого дела до кучки перепуганных и до смерти уставших людей. Они жрали, любили и размножались, чтобы снова быть пожранными. Они были самой жизнью – бурной и вечной.

На коротких привалах самой большой проблемой было сходить по нужде. Любой участок обнаженного тела мгновенно облепляли насекомые, кровососущие, вгрызающиеся в мясо, проникавшие в любые отверстия, откладывавшие яйца, ядовитые и не очень. Приходилось копать яму, выбрав место, где слой сгнившей листвы был потоньше и посуше, предварительно прошив ее очередью на случай наличия подземных обитателей. Затем выжигать ее термитной шашкой, ставить сверху палатку с двойным тропическим клапаном, и вползать туда по-двое. Один боец как можно быстрее делал свое дело, второй старательно прыскал репеллентом, одновременно следя, чтобы в оголенный зад не вцепилась чья-нибудь жадная пасть, вылезшая из-под земли. Забыв на время про маскировку и скрытность продвижения, сержанты отчаянно старались сократить до минимума число потерь, давая бойцам время на акклиматизацию.

Они вышли к зоне эвакуации только к вечеру. Вертолет уже сжег напалмом верхушку холма и теперь ходил по кругу, ожидая взвод. Идти по сухой, обугленной поверхности после вездесущей влаги было непривычно и приятно. «Мул» приземлился, вздымая тучи пепла, сдувая к чертям облака мух и мошек. Бойцы передали санитарам труп Чистюли, который час назад умер у них на руках, так и не придя в сознание. Джунгли взяли с них свою плату за проживание. Взамен из вертолета выгружали кофры с боеприпасами, напалмом для КОПа, минами, сухим пайком, катушками колючей проволоки из композитных материалов, свежей водой, фильтрами, патронами и сухими носками. Вертолет – островок горячеванной и асфальтобетонной цивилизации в море первозданного дерьма, исчез за стеной деревьев. Взвод спешно обустраивал временный лагерь, торопясь успеть до наступления темноты, ставя палатки, окапывая их водоотводными канавками, окружая подножие холма датчиками сигнализации и минами, обнося пепелище растяжками с колючей проволокой. Успели даже вырыть на вершине капонир для КОПа, пока Сергей, освобожденный от работ, чистил и смазывал Триста двадцатого. Темнота наступила быстро, словно кто-то наверху решил выключить свет. Будто ночное освещение, замерцала яркая россыпь звезд на безоблачном тропическом небе. Часовые, матеря свою судьбу, проклятых сержантов, вонючие джунгли и долбаных насекомых, завернулись в плащ-палатки, скорчившись в неглубоких окопчиках за брустверами из наполненных землей пластиковых мешков. Остальные, по-быстрому протерев оружие и броню, сменив носки, сжевав по плитке концентрата, вповалку попадали в палатках на мягкие пластиковые маты, сунув вещмешки под головы и не забыв как следует побрызгать вокруг репеллентом.

Засыпая, Сергей подумал, что за неделю такого ада прожорливые джунгли убьют их одного за одним без всякого противника. Еще его посетили сомнения, как в таких условиях может существовать какая-то деревня. Разве что в виде автономных бетонных бункеров, окруженных полями проволочных заграждений и автоматическими огнеметами. Мысль о применении армии против мирных сельских жителей больше не казалась дикой. Вообще, постоянное ощущение нереальности и бессмысленности происходящего стало для него настолько привычным, что напрочь притупило способность удивляться и анализировать что-либо за пределами текущих тактических вводных. Весь мир, с его машинами, барами, податливыми женщинами, бетонными дорожками и холодным пивом, мягкими постелями, горячими ваннами, сомнениями, устремлениями и моральными терзаниями отодвинулся куда-то в дальний уголок памяти, отгороженный от реальной жизни тысячами километров океана, гор и адовых джунглей. Сейчас он казался давным-давно просмотренным голофильмом с заезженным сюжетом, смотреть который в очередной раз не было ни желания, ни смысла. Настоящий мир был тут, сейчас, в тесной палатке, под головой, в виде вещмешка, набитого сухим пайком, заправками к аптечке, проводами тестера для КОПа, запасными носками, туалетными принадлежностями и репеллентом. Он был скрыт под автономной броней, фильтрующей для него воздух и воду от заразы и насекомых, под разгрузкой, набитой магазинами, гранатами, зарядами к подствольнику. Он привычно виделся через зеленоватую прицельную панораму шлема. Как носом, ощущался стволом винтовки. Отражался на тактическом дисплее в виде потока телеметрии, непрерывно транслируемом КОПом. Его мир охраняли часовые за надежными земляными брустверами, которые утром снова превратятся в мягкие мешки в рюкзаках. Он был готов цепляться за окружающую реальность зубами и ногтями, разваливая пулями и сжигая плазменными гранатами зеленые стены вокруг. Реальность была простой, как камень. Мир – это там, где ты, и пока ты жив. Прошлое – мертво. Будущего – нет. Жизнь – только здесь и сейчас.

Несмотря на смертельную усталость, спалось плохо. За тканью палаток свистели, трещали, торжествующе орали никогда не засыпающие джунгли. Едва ли не каждый час срабатывали датчики периметра, часовые выстреливали из подствольников осветительные ракеты и поливали склоны холма очередями трассеров, отгоняя непрошеных гостей. Свое «баю-бай» говорил и КОП, то и дело гулко бубукая из пулемета по очередной воздушной цели, мясные куски которой сыпались на вершину холма, привлекая запахом все новых и новых гадов. Под утро какая-то оголодавшая тварь сдуру цапнула зубами шариковую противопехотную мину. Остатки сна сдуло, как ветром. Утром, когда взвод начал покидать палатки, обнаружилось, что лагерь буквально закидан ошметками чужой плоти, накрытыми шевелящимся ковром жрущих мясо и друг друга насекомых. Тошнотворная картина, однако, не отбила аппетита. Поглощая брикеты сухого пайка, запивая их дымящимся кофе из саморазогревающихся упаковок, красноглазые невыспавшиеся бойцы готовились к новому дню.

43.

Штаб-сержант Кнут стоял перед строем, широко расставив ноги и держа винтовку на груди перед собой. Его лицо было скрыто под тускло бликующим на солнце забралом бронестекла. Часовые, слушая командира, продолжали оглядывать джунгли через прицелы. Сзади, на вершине холма, бдительно стоял КОП.

– Итак, что мы имеем на сегодняшний день, – говорил Кнут. – Тактика ведения боевых действий в джунглях ничем не отличается от описанной в наставлениях. Отличаются только сами джунгли. Как вы уже поняли, они не имеют ничего общего с теми условиями, в которых мы привыкли тренироваться до сих пор. Эти джунгли предельно опасны. Они наш враг сами по себе. Мы должны научиться выживать в них и выполнять поставленные задачи.

За его спиной КОП шагнул с вершины, выдохнул струю пламени. Какая-то тварь истошно завизжала, заживо сгорая в напалмовом вихре. Кнут помолчал, пережидая, когда бестия подохнет, продолжил:

– Главный враг – зараза. Она везде. В каждой капле воды. В каждом вдохе. Гигиена тут не просто средство от мозолей. Не почистишь зубы, не сменишь носки, не обработаешь ноги антибактериальным порошком, не оботрешься спиртом – сдохнешь так, что сам будешь блевать от отвращения, глядя на то, как гниет и отваливается твоя кожа. Никаких медиков и медчастей тут нет. Нет возможности вовремя эвакуироваться. Не будет такой возможности и в бою. А если повезет и тебя увезет вертушка, то все равно сдохнешь в стерильном боксе, потому как медики большинства местных гадостей не знают. И изучают их только по таким, как вы. Итак, трижды в день проводите полный комплекс гигиенических мероприятий. Обтирание, обработка белья, чистка зубов, прием витаминов, смена носков, обработка ботинок и перчаток, чистка и смена фильтров. Обязателен визуальный осмотр друг друга. Обращайте внимание на все. На пятна на коже, на потертости, на прыщи. Особенно тщательно осматривайте промежность, волосы, подмышки, уши и глаза. Любая точка может быть следом укуса или отложенными под кожу яйцами. Любой прыщ – началом гнойной гангрены. Аптечки содержат набор универсальных вакцин и антидотов. Многие из них при своевременном приеме помогают. Далее – оружие и снаряжение. Это особая песня. Без оружия вы ходячие трупы. Заклинит винтовку или откажет радар, пиши пропало. Чистите оружие на каждом привале, не жалейте смазки – она хоть немного отпугивает насекомых. Пока один чистит, второй прикрывает. Ничего не делайте поодиночке. Стреляй во все подозрительное, точнее, во все, что движется. Иногда плевок маленькой симпатичной птички может прожечь забрало. Не паникуй. Как бы ни было страшно, правильно выбирай вид боеприпасов. Пальнете со страху под ноги из гранатомета, и остатки взвода скажут вам горячее спасибо. Любая неопознанная отметка на радаре – опасность. Не сиди на земле. Не открывай шлем. Не лезь в воду без прикрытия. По возможности, перед переправой сначала брось в воду химическую шашку или гранату. Вчера вы шли, как стадо студентов на экскурсии по зоопарку. Впредь за такое движение буду наказывать. Не забывайте: мы на войне. Сделал шаг – посмотри вверх: нет ли снайпера. Потом вниз: нет ли мины или ловушки. Оглянись по сторонам: нет ли засады. Сканируй местность постоянно. Остановился – бери под прицел свой сектор. Всегда наблюдай идущего впереди, чтобы не пропустить его сигнал или успеть помочь ему. Дальше. В лесу взвод без охранения – взвод мертвецов. Сегодня и впредь будем двигаться с головным и фланговым охранением. Находясь в охранении, продвинулся вперед – сделай паузу, слушай лес. Слуховое наблюдение в условиях густых джунглей надежнее электронного. Нарвался на засаду – в укрытие. Обнаружили – открывай огонь. Жди подмоги. Оружие в режим самостоятельного огня не ставить. Останетесь без патронов через час марша. Мы привыкли действовать при постоянной поддержке с воздуха. Но тут она не всегда возможна. Поэтому, как бы ни хотелось, всегда зажиливай про запас треть патронов и пару плиток сухпая. Иначе, если истратишь все, и вертолет опоздает, в твоем обосранном панцире под кустом будут трахаться жабы, в ботинках поселятся маленькие веселенькие змейки, а от тебя не останется даже костей. Не падай на землю. Припадай на колено, прячься за стволом дерева, за бревном. Но не падай. Всегда держи напарника в поле зрения…

КОП, снова прерывая речь сержанта, разразился длинной очередью, увидев что-то среди сгоревших кустов. Брызги гильз, ослепительно сверкая на солнце, закувыркались по почерневшему дерну.

– Итак: внимание, гигиена, уход за оружием. Не расслабляйтесь. Джунгли обожают слабых. Выступаем через полчаса. Командиры отделений – провести гигиенические мероприятия, чистку оружия. Разойдись!

Солнце пекло так, что стволы винтовок раскалялись, словно после долгой стрельбы. Радовался пеклу, пожалуй, только Сергей, приказавший КОПу развернуть солнечные батареи для зарядки источников питания. Холм быстро пустел. Исчезли смотанные проволочные заграждения, мины улеглись в заплечные мешки, свернулись палатки. Часовые вытряхивали из мешков землю. Вскоре, только неглубокие окопы да обертки от сухого пайка в плохо присыпанном временном нужнике, да еще россыпи пулеметных гильз на склонах, напоминали о лагере. Сквозь сгоревший дерн проклюнулись зеленые стрелки ростков бамбука. Побег красной лианы просунулся из зарослей на склон, ткнулся в землю, жадно пуская корни. Джунгли возвращались на место.

44.

Автодоктор инъекцию за инъекцией вливал в кровь коктейли-антидепрессанты, порции антидотов, витаминов и еще кучу всякой дряни. Зрение обрело непривычную резкость. Полутонов не осталось. Цвета четко делились, не переходя друг в друга, словно в цифровом объективе ночного видения. В голове слегка звенело, словно после порции кайфа. А может быть, это и был кайф. Какой-нибудь новый, одобренный правительственными тестерами, стимулирующий повышенную реакцию и не вызывающий привыкания. А может, и вызывающий – кто знает? Тактический блок отсчитывал последние секунды до начала операции. Так по-военному красиво называлась маленькая резня, которую они вот-вот должны были устроить среди полей красноватой дурь-травы, теснящих сожженные, вытравленные какой-то жуткой химией джунгли. Был определен и тип операции – тотальная зачистка. Звучало как музыка. Ритмично и волнующе. Тем, кто придумывает такие определения, надо ставить прижизненные памятники. Официальное наименование операции – «Корм для щенков». Что ж, тоже без затей – коротко и понятно.

Спутники и десятки мошек-разведчиков выдавали на тактический дисплей четкую картинку. Приземистые, затянутые маскировочной сеткой, длинные низкие бетонные блоки, в количестве двадцати штук. Крохотная взлетно-посадочная полоса, скорее всего, для вертолетов. Небольшой зеленый ангар. Пара сторожевых вышек, скрытых в тени крон нескольких, видимо специально оставленных деревьев. Полоса проволочных заграждений. Мерцающая красная россыпь точек – активные мины. Пятна полей – как монеты на зеленом ковре. Четкий полукруг дружественных сил – жидкая цепочка зеленых точек в противоположном от Сергея конце поселения. Две одинокие точки – его и КОПа, на неровной монетке поля с другой стороны. Редкие облака на ночном небе с надоевшими россыпями ярких, режущих глаза, звезд. Шелест змеи-швейки в траве перед наспех сооруженным бруствером из двух набитых землей мешков. Привычная оценка – тварь неопасна. За три недели, что они шли по девственным джунглям, поневоле пришлось выучить – на что можно и нужно тратить боеприпасы, а на что не стоит. И от чего надо сматываться, не тратя времени. Тем более что сейчас стрелять было нельзя. Активированный вибронож в правой руке – его единственное оружие на протяжении последних трех часов. Бесконечная светящаяся цепочка ядовитых жуков-жнецов волочет куда-то мимо его носа бревна травинок, царапающих стекло шлема. В зарослях травы справа от него, буквально в паре-тройке метров, здоровенный, грозный с виду, но совершенно неопасный болотный варан жрет отчаянно пищащих птенцов из чьего-то гнезда. Где-то впереди многоногие красные скорпионы, величиной с ладонь, дерутся за тело питона-висельника, вздумавшего откусить ногу Сергея, когда он устанавливал управляемые мины перед своей позицией. Вибронож отделил его голову от тела и по самую рукоять вошел в сухую комковатую землю. Фонтан крови из перерубленного туловища щедро окатил броню и выцветшие штанины комбинезона. И теперь приходилось терпеливо пережидать возню сотен трупных мух на своей спине и ногах вместе с прикосновениями цепких лап пожирающих насекомых веретенообразных землероек. И оглядываться в поисках гадюк, которые любили жрать землероек. Одновременно приходилось терпеть жуткое жжение в ногах, съедаемых местным грибком несмотря на все прижигания и профилактику. И нестерпимое желание запустить руку под броню и чесать, чесать ногтями спину, покрытую пятнами рыжей плесени, снова и снова возникавшей на белье через несколько часов после того, как оно пропитывалось потом. В сорока метрах левее Сергея, на границе леса, недвижным истуканом застыл КОП. Его стволы были покрыты и плотно перетянуты брезентовыми чехлами – единственной защитой от насекомых, норовящих забиться в каждую щель.

«Пик-пик» – ожил тактический дисплей. Три часа ночи. Цепочка зеленых точек пришла в движение.

«Бум-бум-бум» – частые разрывы фугасных гранат из подствольников донеслись сквозь микрофоны шлема. Красные точки мин гасли, растворялись, обрисовывая черную дорожку прохода к крайним баракам.

«Ш-ш-ш-ш, бамм!» – это лаунчер. Плазменный заряд. Верхушка вышки исчезает в ослепительном шаре. Срабатывает светофильтр шлема. На мгновенье над поселком появляется и тут же растворяется в черном дыму крохотное солнце.

Ошалевший часовой на второй вышке, вместо того, чтобы бросить все к чертовой матери и бежать к лесу, разражается длинными суматошными пулеметными очередями. Красные росчерки трассеров проносятся над домами, чиркают по земле, рикошетом разлетаются от бетонных покрытий. Часовой успевает сделать три или четыре очереди в темноту, пока очередная ракета подается в ствол лаунчера и стартует яркой искрой.

– Твою мать! – орет кто-то в эфире искаженным то ли от боли, то ли от ненависти голосом.

«Бамм!» – вторая вышка испаряется вместе с дураком-пулеметчиком. Или – героем. Поди разбери.

– Триста двадцатый, оружие к бою!

– Принято. – Тихо сработали магнитные защелки, соскользнули чехлы, обнажая тускло блестящие стволы.

Неровные пятна света от догоравших вышек метались над разбуженным поселением. Буднично, как на учениях, взвод разбился на группы, методично охватывая периметр.

– Не отставать, не отставать, – подгоняли сержанты. – Гранаты к бою! Первые номера – вперед!

Струи огня почти одновременно выхлестнулись из низких окон крайних бараков. Спустя секунду до Сергея донесся сдвоенный хлопок плазменных гранат. Взвод приступил к тотальной зачистке.

– Тевтон, двое на одиннадцать! Слева, слева! – чей-то возбужденный крик словно дал сигнал: затрещали очереди винтовок, кося выбегающих из дверей полуголых сонных людей.

– Есть, сделал!

– Группа на два часа, Лях – пара фугасных! – спокойно приказывал Бахча.

– Салочник, твою мать, ты меня чуть не поджарил! – истерично кричал Крыса.

– Внимательнее, внимательнее, никого не пропускать. Осматривать помещения, – стараясь перекричать какофонию в эфире, приказывал Кнут.

Снова вмешался лаунчер. «Бамм!» – ангар вспух изнутри, повисел в воздухе и сложился, словно карточный домик. Веселое пламя заплясало над его остатками.

Люди, потерявшие от ужаса голову, выскакивали из уцелевших бараков, вливались в бегущую толпу. Багрово-дымная темнота взблескивала яростными короткими вспышками. Разрывные пули с сухим треском выбивали из-под ног бетонную крошку. Поток толпы растекался ручьями между горящих строений, ручьи упирались в колючее ограждение, выплескивались через поваленные ворота на поле перед позицией Сергея. Мерцающий звездный свет серебрил белые тела. Кто-то в панике кинулся к лесу прямо через минное поле. Дымная вспышка разорвала беднягу дождем поражающих элементов, хлестнула стальными шариками по обезумевшим людям. Многоголосо гомоня, ковыляя на раненых ногах, давя и отталкивая друг друга, толпа надвигалась на Сергея, растекалась по полю, маленькими бледными муравьями стремясь укрыться от смерти. Уже раздался полный тоскливого ужаса вопль укушенного каким-то гадом. Кто-то, яростно вертясь на месте, отмахивался окровавленными руками от роя голодных насекомых, облепившего тело.

– И куда их несет? – удивился Сергей. – Без брони, без оружия, в крови, голые. Там же верная смерть. За полчаса всех заживо пожрут.

– Огнемет! Справа, на три часа! – крик в эфире сменился звериным воем заживо сгорающего человека. Щелчок отключившегося передатчика оборвал трансляцию. Сразу две зеленых точки на дисплее замигали оранжевым. Слитно прогрохотала серия взрывов.

– Все, готов говнюк, я его сделал!

– Медик! Медик!

Сергей в последний раз оглядел деревню через оптический усилитель шлема. Все бетонные коробки, выжженные изнутри плазменными гранатами, чадно горели. Кто-то еще полз, волоча за собой внутренности, кто-то, запинаясь о трупы и оскальзываясь в лужах крови, неловко ковылял в дыму. Голая женщина с распущенными длинными волосами, упав на колени, отчаянно протягивала руки вверх. Или вперед? Ее детально прорисованная на фоне багровых сполохов фигура c рельефно очерченными бедрами и ослепительно черным каскадом волос, была подана усилителем с какой-то порнографической четкостью. В паху мгновенно стало тесно. В следующий миг спина женщины взорвалась брызгами разлетающейся плоти, ее опрокинуло навзничь и она превратилась в некрасивую поломанную куклу с неестественно подогнутыми ногами.

Сергей перевел регулятор винтовки в режим стрельбы по готовности. Десятки обезумевших от ужаса и боли муравьев бежали в его направлении, не пытаясь кинуться в стороны, где лес был гораздо ближе. Тактический дисплей увлеченно рисовал волну приближающихся красных точек.

– Это просто мишени, – подумал Сергей. – К тому же, если я их не убью, они подохнут страшной смертью.

– Триста двадцатый, огонь по пехоте противника!

– Принято, выполняю, – отозвался робот.

Грохот пулемета заглушил мысли. Бледные фигуры на бегу хватали грудью крупнокалиберные раскаленные пули, нелепо переламываясь, катились по земле, словно сбитые кегли. КОП на пару мгновений смолк, привычно меняя позицию, снова загугукал из-за деревьев, одну за одной выбивая мечущиеся мишени. Сергей поднял винтовку на уровень глаз, плавно повел стволом. Винтовка раз за разом дергалась, выплескивая из пламегасителя короткие вспышки. Цифирки и строчки комментариев чего-то сообщали ему с прицельной панорамы, привычно измеряя температуру воздуха, силу ветра, дистанцию до цели. Пискнул предупреждающий сигнал. Дымящийся магазин молодцевато выпрыгнул из держателя. Сергей заученно вщелкнул вместо него новый. Ствол дернулся еще пару-тройку раз и затих. Замолчал и КОП. Живых на поле больше не было. Кто-то еще полз назад к воротам, но умная система автоматического огня сочла цель недостойной очереди – через усилитель шлема было видно, как волочится следом за телом полуоторванная нога. Еще бы – в оставлении раненых в живых давно был заложен глубокий смысл и точный экономический расчет. Раненый мало того, что сам выбывал из участия в боевых действиях, но и выводил из них одного, а если повезет, то и двух бойцов сразу, которые волокли его в тыл. Уже в тылу жертва военной экономики продолжала играть на руку противнику, истощая силы родной страны, заставляя ее тратить огромные материальные и людские ресурсы на лечение бедняги. Но на этот раз раненый оказался несознательным. Последний раз дернувшись, он истек кровью, смертельно оскорбив неведомых штабных экономистов.

– Я КОП-320, задание выполнено. Расход боеприпасов для пулемета – тридцать процентов. Все системы в норме.

По деревне парами бродили бойцы, по-детски радуясь твердой почве под ногами. Изредка раздавались одиночные контрольные выстрелы. Горизонт наливался розовым заревом. Солнце робко выглядывало из-за деревьев, освещая картину конца света. Кто-то судорожно блевал, забыв отключить микрофон. Тучи насекомых из окрестных джунглей, пронюхав о халяве, слетались на пир.

45.

– Командование присвоило операции статус боевой. Противник классифицирован как нерегулярное партизанское подразделение. Соответственно, за каждого убитого вам полагается по триста кредитов, – сообщил Кнут перед строем. – Точное количество противников, которое будет записано на личный счет каждого, подсчитают в штабе после обработки записей. Напоминаю о режиме секретности. Любые сведения о проведенной операции разглашению не подлежат. Желающие по возвращении на базу могут пройти курс психокоррекции.

Взвод выстроился на окраине разрушенного поселка, на небольшом бетонном пятачке у снесенных взрывом проволочных ворот. Трупы были отнесены подальше от места построения и небрежно свалены в кучи. Тела остальных так и лежали там, где их настигла смерть. Кое-где они были объедены уже до самых костей. Тучи обожравшихся насекомых клубились над домами, заслоняли солнце.

Двое сержантов выволокли на дорогу перед строем плащ-палатку, на которой огромной горой были свалены пачки наличных. Их обнаружили в оплавленном несгораемом сейфе в подвале одного из бараков. Некоторые пачки были тронуты огнем – сейф пришлось взрывать.

– По законам военного времени, небоевые трофеи принадлежат подразделению, которое их захватило, – прокомментировал появление денег Кнут. – На будущее прошу запомнить – грань между поиском трофеев и мародерством очень хлипкая. Если трофеи – приятное дополнение к окладу, то за мародерство – расстрел на месте. Вопросы?

– Сэр, рядовой Салочник! Как отличить поиск трофеев от мародерства, сэр? – Салочник жадно пожирал кучу денег воспаленными от недосыпания и стимуляторов глазами.

– А никак, – просто ответил Кнут. – Это я решаю. Или твой командир. Так что не советую увлекаться таким заработком на свой страх и риск.

– Ясно, сэр! – ответил приунывший Салочник.

Сержанты приступили к подсчету и разделу денег. Некоторые, в том числе и Сергей, отказывались от своей доли.

– Тебе что, Заноза, ты вон сколько жмуров настрелял, – зло оскалился Салочник. – А мы, пока выколупывали их и на тебя выгоняли, почти ни с чем остались. Так что не строй из себя девочку, чистюля хренов.

Сергей, тяжело дыша, повернулся. Под лопаткой привычно кольнуло иглой инъектора. Прицельная панорама, мигнув, погасла. Тактический блок превратил винтовку в кусок нестреляющего железа. Неподвижно стоящий у стены КОП шевельнулся, поднимая оружие.

– Отставить, шуточки, ублюдок, пока я тебе сраную башку не снес! – прорычал за спиной Сергея Светлый. – А ты, Заноза, давай, разряди КОПа. Нечего ему с полными магазинами болтаться. Того и гляди, положит кого-нибудь.

Взвод готовился к долгожданной эвакуации. Чистили оружие, в который раз счищали с брони насекомых, выбрасывали недоеденные сухие пайки, початые баллоны репеллента, рваные мешки, забитые грязью магазины. Сержанты старались занять людей любым, даже самым никчемным делом. Действие боевых стимуляторов заканчивалось, ввергая многих в глубокую, граничащую с помешательством, депрессию. Многие отводили взгляд от растерзанных, кишащих разноцветными тварями тел, не в силах вынести вида выеденных внутренностей и оторванных конечностей. Автодоктора инъекцию за инъекцией вкалывали транквилизаторы. У трети взвода тактические блоки отключили боевые режимы оружия, определив психическое состояние бойцов как критическое. Самые непробиваемые были отряжены в часовые.

Сергей обошел обгоревшую коробку барака в поисках тени, присел на бетонное крошево дорожки, опершись спиной о закопченую стену. Брызнув на забрало из баллончика, приоткрыл стекло шлема. Горячий воздух пах мокрой гнилью и пожарищем. Сергей чувствовал себя так, как будто половина его так и осталась лежать на границе красного поля, за небольшим бруствером, рядом с обедающим вараном. А с ним осталось только отражение, внешнее подобие человека. За углом кто-то невидимый негромко шептал молитву. Молитву? Сергей прислушался.

– …Так точно! Делят деньги, найденные на месте боя. Что? Да, много. Очень много. Да, сэр! Сержант Кнут приказал, сэр! Спасибо, сэр! Служу Императору, сэр!

Тихо поднявшись, он осторожно заглянул за угол. Спрятавшись за сгоревшей бочкой, серый, незаметный Ли торопливо шептал в микрофон, настороженно косясь в сторону центрального прохода. Сергей отпрянул назад, щелкнул коммуникатором, настраиваясь на триста семнадцатый канал. Из наушника полезли бессвязные, искаженные до неузнаваемости звуки кодированной передачи. В звенящей от невыносимой пустоты голове всплыла снулая физиономия особиста.

– Вот ты значит как, сволочь, – вспышка ярости затопила мозг. На негнущихся ногах, не закрывая забрала, он дошел до Кнута, деловито раздававшего указания.

Словно почувствовав его взгляд, штаб-сержант повернул голову.

– Заноза, с тобой все в порядке?

Сергей, не отвечая, подошел вплотную к сержанту. Медленно протянул руку, вытащил разъем питания из-под шлема, показал его Кнуту. Тот, оглянувшись вокруг, поднял забрало и проделал то же самое.

– Ну? – требовательно спросил Кнут. Его черные глаза проникали прямо в мозг. Сергей, не выдержав взгляда, опустил голову. Присел на корточки. Вывел, раздвигая пальцем боевой перчатки налет пепла – «317».

Кнут, не отводя взгляда, кивнул. «Кто?» – одними губами спросил он. Сергей вывел среди пепла фамилию. Поднялся, растер надпись ногой.

– Тебя тоже вербовали? – тихо спросил Кнут.

– Я не понял. Наверное, – безучастно ответил Сергей. Ярость испарилась, смытая транквилизаторами, уступив место тупому равнодушию. Хотелось снова увидеть мир без полутонов, ощутить состояние райской сосредоточенности, отрешенности от всего земного. Но бой закончился и автодоктор больше не вколет ему этой классной дури.

– Понял тебя. Включи броню. И не болтай. Нигде, даже с гражданскими. Вычислят, – Кнут говорил ровно, отрывисто, глядя в сторону, не обращаясь к Сергею. Просто в пространство. Воткнул разъем питания на место, повернул голову, пристально взглянул в глаза. – Предварительно, больше полусотни – твоих. Те, что КОП настрелял, тоже на тебя записали. Это много. Даже для служак – много. А ты держись. Не размякай. На психокоррекцию не ходи. Сам лечись. Не вздумай стреляться. Привыкнешь. Это проверка. Напейся. Сходи к девкам. Помогает. Свободен.

Сергей вяло козырнул, отошел в сторону. Перед глазами снова кувыркались в траву бледные фигурки, подсвеченные и выделенные прицельной панорамой. Перепуганные голые муравьи. Больше пятидесяти. Это ж сколько премии получится? Вот халява так халява. Глупые бессвязные мыслишки играли в чехарду. Он перегнулся пополам, извергая из себя завтрак. В глазах поплыли багровые пятна. Облачко мошек заклубилось вокруг шлема, накидываясь на угощение.

КОП зажужжал сервоприводами, молча встал рядом. Пробегающий мимо Светлый хлопнул Сергея по плечу – «Ничего, скоро пройдет». Подошел и встал рядом невозмутимый Самурай. Протянул руку, сдвинул вниз бронестекло, закрывая шлем Сергея. Брызнул поверх репеллентом. Молча постоял рядом. Глаза предательски жгло.

– Ли, заминируй крайний по правому ряду барак. Там у них производство было, оставлять так нельзя, – Кнут протянул вытянувшемуся китайцу вакуумную мину в зеленом непромокаемом чехле. – Да поосторожнее там. Взрыватель поставь на пятнадцать минут.

Над лесом появились быстро растущие точки вертолетов. Ли, козырнув, умчался выполнять приказание, перепрыгивая через мертвые тела. Тучи поднимающихся в воздух насекомых отмечали его путь. Вертолеты один за одним опускались на подсвеченную целеуказателем зону эвакуации – поле в ста метрах от поселения. Звено «Мавров» с душераздирающим ревом промчалось на бреющем, заложило вираж над лесом, набирая высоту. На фоне грохота их двигателей взрыв, разваливший надвое бетонный барак, прозвучал почти беззвучно. Бойцы растворились среди строений, попадав в укрытия. Куски бетона и скрученного металла посыпались сверху, с треском и звоном отскакивая от стен. На месте барака расползалось облако пыли и дыма. Одна из точек на тактической карте, моргнув оранжевым, погасла.

Кнут смачно выматерился. Отряхиваясь, солдаты вылезали из укрытий.

– Светлый, отряди пару человек найти Ли. И к вертолету его, – скомандовал Кнут.

Выстроившись в колонны, взвод бегом двинулся к вертолетам. Ураган от винтов хлестал по жесткой красной траве, заставляя ее стелиться почти горизонтально. Последний раз проводя щетками по броне друг друга, сбрасывая на землю отвратительное месиво насекомых, десантники пробегали по пандусу, падали на жесткие лавки, щелкали страховочными скобами и блаженно лыбились, впервые за многие недели безбоязненно подняв бронестекла шлемов. Принесли и закинули внутрь наглухо застегнутый полупустой пластиковый мешок с тем, что осталось от маленького трудолюбивого Ли. Мягко лязгнув, поднявшийся пандус скрыл ненавистную зелень. Вертолеты поднимались над землей, делали прощальный круг и ложились на обратный курс.

Развернувшись над джунглями, истребители вновь прошли над поселением. Из-под крыльев отделились и, выпустив плоскости, величаво разошлись над землей сигары кассетных бомб. Освободившиеся от груза серебристые птицы легко скользнули ввысь. Через тридцать секунд на месте полей и поселка поднялись почти неразличимые с высоты бледные полосы вакуумных разрывов, дробя и перемешивая в пыль само воспоминание о том, что здесь что-то существовало.

Смотреть в иллюминатор не хотелось. Ад остался далеко внизу. Они возвращались домой.

Часть вторая Сломанное копье

1.

Сначала все было как обычно – представление командиру взвода, получение у каптенармуса плотно упакованных кип новой формы, имущества и амуниции. Отдание чести знамени батальона. Раскладывание скудных пожитков по крохотному отсеку-выгородке. Такая же безликая вычищенная бетонная коробка казармы с коллективным душем и отхожим местом. Та же оружейная на первом этаже, только оружия в ней побольше и ассортимент его разнообразнее. Полный комплект КОПов в стойках зарядки и регенерации. Стеллажи с тяжелыми лаунчерами, с ранцами носимой электроники. Все же не учебный взвод – линейное подразделение.

Потому – нет развешанных по стенам ярких иллюстрированных плакатов, поясняющих порядок сборки-разборки оружия или последовательность одевания брони. Уборку помещений, кроме оружейной и арсенала, производят не солдаты, а специальный вольнонаемный уборщик. Люди, носящие привычную форму, неуловимо отличаются от культивированного учебкой образа служак. Отдают честь друг другу только в официальной обстановке. Отдают приказы просто, без официоза, не требуя подтверждения. Выполняют их четко, но без показного рвения, не вытягиваясь в струнку. Как нудноватую, но отлично освоенную работу. Носят форму без явных нарушений, но как-то по-особому. И, что больше всего удивило Сергея, каждый воспринимает свой взвод как некое живое полумифическое существо, словно прикормленного злобного бродячего пса, разорвавшего породистого соседского дога. Гордясь и кичась своей принадлежностью. Второй взвод роты «Альфа» первого батальона первого полка. Коротко – «Альфа-2 первого первого». Ниже эмблемы полка на плече – неуставной шеврон. Крохотная черная пластмассовая пчела на полоске желтого пластика. Дух соревнования обожествляет подразделения, превращая их в символы эрзац-веры.

– Мобильная пехота свирепее всех. Злее всех. Быстрее всех. Это так же точно, как то, что мои ботинки – не из настоящей кожи, – криво улыбаясь, распинался лейтенант Стелс, говоря не столько для стоящего перед строем Сергея, сколько для себя самого и для остального взвода, изучавшего Сергея десятками глаз. – Но это не оттого, что наша броня или вертолеты лучше. Это оттого, – он поднял палец, – что наши традиции крепче. А наши легенды – возвышеннее. И поэтому наш боевой дух – крепче, чем у других. А боевой дух – это то, без чего винтовка не стреляет. А значит мы – круче всех.

Он протянул Сергею желтый шеврон. Знак принадлежности к избранным. Символ выдуманного братства. Красивую этикетку поверх пустой обертки.

– Мы – избранные среди избранных. Теперь ты с нами. Кнут – старая черная задница – хорошо о тебе отзывался. Сказал, что ты в полной кондиции. Я лично тебя отобрал. И ты будешь так же крут, как и остальные «пчелы». Это наш символ. Носи его всегда. Наш взвод – «Дикие пчелы». Пчелы – мирные букашки. Но когда их заденешь, они больно жалят. Мы спускаемся с неба и жалим насмерть. Мы – злее всех. Злость – наша мотивация.

– Так точно, сэр! – Сергей принял полоску пластика, неловко сжал ее в кулаке. – Сэр, разрешите вопрос?

– Слушаю, Заноза, – удивленно повернул голову лейтенант, раздосадованный тем, что торжественность момента была смазана.

– Сэр, насколько мне известно, пчелы после укуса тоже умирают. Эта особенность как-то связана с нашим символом, сэр?

Взвод закаменел. В тишине было слышно, как скрипят зубы лейтенанта под перекатывавшимися желваками. Стелс двигал рыжими кустистыми бровями, напряженно рассматривая стоящего смирно Сергея.

– Да, позывной тебе правильно подобрали… Ты это к чему сказал, Заноза? – наконец, после длинной паузы подчеркнуто спокойно спросил он.

– Сэр! Хочу соответствовать духу подразделения, сэр! Хочу знать, что меня ожидает, сэр!

– А никто и не говорит, что мы бессмертны, – выдал лейтенант. – Я разве обещал тебе, что ты долго проживешь? Я только сказал, что мы жалим насмерть. Не задумываясь о будущем. А если нам после этого суждено умереть – что ж, это судьба. А от нее никуда не деться. Именно это тебя и ожидает. Как и всех нас. В армии не хватает красоты. Мы придумываем ее сами. И нет ничего красивее, чем смерть в бою. Не в вонючей ночлежке и не на больничной койке. В БОЮ! Не ради сраных идеалов – пусть эту дрянь жрет стадо за забором. Ради верности друг другу. Умри за товарища, и он умрет за тебя. Я доступно объяснил, солдат?

– Так точно, сэр! Я буду стараться, сэр!

– Пойдешь в третье отделение. Там как раз некомплект. Завтра покажешь на полигоне, на что реально способен. А то врут про тебя много. Сержант Габи покажет тебе мастерскую. Готовь своего истукана. Направление на жилье получишь у каптенармуса. Я подпишу. Захочешь сэкономить четыре сотни – живи тут. Не возбраняется. Проще по тревоге подниматься. Одна неделя в месяц – казарменное положение, заступаем в дежурное подразделение. Свободен. Взвод , разойдись!

Закинув руки за голову на узкой койке, Сергей пытался заснуть. В казарме было непривычно тихо. Все давно разошлись по домам, оставив лишь пару дежурных. Сон не шел. В голову лезла всякая всячина. Недельная каторга медицинского изолятора, где из них выжигали подарки джунглей. Кому повезло – невинный грибок. Кому не очень – многометровых паразитов в крови или кишках, белых прожорливых личинок из-под кожи. Ему повезло. Отделался сеансами лазерной терапии и ваннами с какой-то жгучей дрянью. Допрос в особом отделе об обстоятельствах смерти Ли. В присутствии командира батальона. Ледяные щупальца мозгового сканера. Бред наяву, рождаемый голосом внутри черепа. Маленький китаец, на бегу старательно прижимавший мину к боку. Спор комбата с особистом. «Лейтенант, я имею право знать, какое обстоятельство вызвало расследование особого отдела. Отсев рекрутов во время обучения – в пределах нормы, меньше пятнадцати процентов. Почему особый отдел интересует гибель обычного рядового во время учений? Я запрещаю развернутое сканирование мозга своих солдат. Это может повредить их боеспособности». Очередь на допрос. Хмурые озадаченные лица. Перешептывания в строю. «Мобильная пехота своих не бросает». Выпуск. Пронзительные глаза Кнута. «Ты теперь в полной кондиции, Заноза. У тебя охренительно высокая мотивация к службе. Симпсон – так просто кипятком ходит от твоего КОПа. Этих говнюков – забудь. У нас есть своя разведка. Армейская. Они – свои. А это – плесень. Они там, за забором хозяева. Но не тут. Смотри, рядовой, не облажайся. Сделай так, чтобы я гордился своим выпуском». Пьяный угар трехдневного увольнения. Смазанные пятна чьих-то лиц. «Рядовой, предъявите ваш жетон». Драка с военной полицией. «Наших бьют!» Бег по темным ночным аллеям. Мешанина голых тел в затянутом паром бассейне. Чьи-то ловкие руки, стягивающие с него штаны, холодные, словно резиновые, губы. «У нас только для офицеров. Салон для рядовых через один дом…». Лицо Мэд в проеме двери, ее фигура, освещенная рассеянным светом из прихожей. Дежурная мягкая улыбка, скрывающая брезгливое выражение лица. «Извини, Серж, я сегодня занята. Мне очень жаль. Приходи завтра». Мягкие руки массажистки, выдавливающие из тела кошмарные видения. Ледяной душ. Обжигающая парилка. Недетские вопросы Триста двадцатого… Стоп! Хватит! Иначе недолго и спятить. Надо написать письмо матери. Отправить денег. Денег теперь много. Заработал, блин… Стоп. Надо сходить к Магде. Она классная. Завтра – первый день на новом месте…

Сна не было. Он спустил ноги с кровати, оделся, спустился к оружейной. Попросил сонного дежурного открыть отсек, где в череде собратьев торчал в зарядной стойке Триста двадцатый. Активировал его. Открыл технический лючок на груди КОПа, создавая видимость обслуживания. Долго стоял рядом, положив руку на теплую, словно живую, броню.

– Человеку Заноза плохо? – поинтересовался Триста двадцатый.

Сергей молча кивнул. КОП без команды опустился на бетон пола, сложившись в коленях. Сергей присел на выдвинутое из стены маленькое жесткое сиденье. Достал универсальную шприц-масленку, несколько раз надавил на кнопку впрыска под давлением, смазывая самые уязвимые части робота – шаровые сочленения «ног» под броневыми кожухами. Подумал, что неплохо было бы имплантировать себе командный чип, чтобы общаться с КОПом без помощи голоса или тактического блока.

2.

Хмурое утро над полигоном базы Форт-Дикс. Битый-перебитый шальными пулями лес шумит развесистыми кронами под порывами сырого ветра, шевелит обрубками сучьев, отмахиваясь от непогоды обрывками затянувших раны лиан. Морось сыплется с низкого, покрытого серой пеленой неба на огромное изрытое воронками и траншеями поле. Поле затянуто в зеленую униформу короткой жесткой травы, которая снова и снова упрямо вылезает на свет, покрывая щетиной чаши воронок, края окопов и выжженные проплешины. Зима в субтропиках материка Северный вступает в свои права. Вот-вот зарядят холодные муссонные дожди, которые не прекратятся в течение пары месяцев. Рай для садистов-сержантов, сотканных из непробиваемого сволочизма пополам с ослиным упрямством и умением замечать все вокруг в радиусе ста метров. Счастье для пехоты, обожающей ползать на пузе в жидкой грязи, рыть окопы в расползающемся черноземе и жрать сухой паек пополам с дождем, завернувшись в непромокаемые пончо с веселенькой зеленой расцветкой. Радостная пора для танкистов, то и дело полковыми колоннами совершающих увлекательные прогулки по раскисшим проселкам, в щепки давя упавшие деревья и с ходу раздвигая броней мутную воду вышедших из берегов речушек. Сокрушительный кайф для авиации, которую хлебом не корми, а дай всласть потренироваться в слепых посадках на глинистые поля полевых аэродромов под штормовым ветром и потоками ливня пополам с градом. Время обязательных ежегодных квалификационных тестов для имперских гарнизонов планеты Джорджия, что в пятом секторе Ориона, у самого черта в заднице.

В разных концах полигона бегали, ползали, ковырялись в грязи, чистили оружие и палили по мелькавшим среди деревьев силуэтам мишеней сливающиеся с землей серо-зеленые фигуры.

Мимо Сергея, разбрызгивая грязь и тяжело дыша, прогалопировал новый учебный взвод Кнута. Заляпанные глиной полевые комбинезоны без брони, новенькие, насквозь мокрые кепи, с которых текли за шиворот холодные струйки. Нескладные фигуры. Глупые ошалевшие рожи. Жилистый штаб-сержант со снисходительным достоинством трусит рядом со своим сбродом.

«Неужто и я смотрелся таким задохликом?» – удивился Сергей, отдавая честь Кнуту. Тот ответил на приветствие, на бегу вскинув руку к мокрому козырьку.

– Ну что, Заноза, готов? – поинтересовался подошедший сзади Стелс.

– Так точно, сэр!

Он покосился на стоящего рядом КОПа. Триста двадцатый, с плечами, увешанными пусковыми трубами, ощетиненный антеннами излучателей за спиной, с дополнительными картриджами боепитания сзади на «талии» смотрелся, словно крутой боец, упакованный для длительного автономного перехода. Нелепо и грозно. Сержант Габи, оператор КОПа с десятилетним стажем, помогая вчера подбирать боеприпасы и оборудование для показательного выступления, посмеивался: «Ты его с танком не перепутал, Заноза?».

– Значит так, Заноза, – деловито начал лейтенант. – Сначала посмотришь, как отработают Габи и Брен. Стандартные упражнения. Ничего необычного. Отсекающий огонь по пехоте. Огонь по танку. Огонь прикрытия. Уничтожение полевого укрепления. Ребята неплохо слажены, умеют действовать скоординировано. Смотри, запоминай, спрашивай. Тебе с ними вместе работать. Потом покажешь, чему сам научился.

– Понял, сэр. Я готов. Хотя я предпочитаю работать соло, без напарников, сэр.

– Будешь работать так, как этого требуют интересы взвода, – отрезал Стелс. Пощелкал сенсорами переносного пульта управления мишенями. Прижал подбородком тангенту. – Габи, Брен, начинайте.

Сергей опустил стекло шлема, нащупал взглядом сектор для стрельб тяжелого оружия, включил увеличение. Серые выпуклости «голов» боевых машин едва виднелись из траншей. Если бы не услужливая автоматика шлема, которая оконтурила их силуэты зеленым, разглядеть роботов было бы проблематично. Операторы, очевидно, лежали в укрытиях, скрытые от взгляда. Сергей дал команду на поиск. Точно, вот они. Подсвеченные силуэты, снабженные комментариями, обнаружились в ста метрах от своих питомцев, в закрытых капонирах на разных концах огневого рубежа. Зафиксировал и отметил их грамотное расположение – хотя бы один выживет в случае массированного артудара. Отметил и их неподвижность – довольно большой, с его точки зрения, недостаток. Противник во время боя легко запеленгует и уничтожит неподвижный радиоисточник, лишив КОПов эффективного управления.

Со стороны леса показались учебные цели. Две боевых машины в сопровождении взвода тяжелой пехоты. Так классифицировал их тактический блок. Серо-зеленые силуэты роботизированных манекенов, отдаленно напоминающих человеческие фигуры, цепью двигались вслед за моторизованными стальными коробками, изображавшим бронетехнику, старательно используя многочисленные воронки и рытвины в качестве естественных укрытий. Из-за этого цепь смешно колебалась вверх-вниз, словно атакующие резвились, подпрыгивая на бегу.

– Смотри внимательно, Заноза, – напомнил о себе лейтенант. – Пехота подходит к рубежу поражения.

– Ясно, сэр! Разрешите уточнить, сэр? Рубеж гарантированного поражения – шестьсот метров. А сами КОПы в этом случае не попадают в зону поражения подствольников?

– Попадают. Но на их стороне внезапность и точность огня по пристрелянным позициям, – немного рассеянно ответил Стелс. – Не отвлекайся. Включи запись.

– Есть, сэр!

Можно подумать, – мелькнула занудная мыслишка, – что противник – стадо идиотов. У него тоже будет развернутая информация об атакуемых позициях. И наверняка – спутники наведения, высотные разведчики, тактические системы слежения. И все их помехами не забьешь – не сможешь работать сам. Так что, когда позиции попадут в зону поражения пехоты, наверняка тут же последует хороший залп управляемыми снарядами. Да и боевые машины будут непрерывно долбить рубеж обороны по памяти, по данным разведки. Им и помехи не помехи. Их 90 миллиметров – серьезные штучки. КОП – это не танк. Одного попадания такого подарочка ему с лихвой хватит. Поэтому сидеть и ждать дистанции гарантированного поражения – это гарантированный конец.

Однако вслух Сергей ничего не сказал, продолжая наблюдать и впитывать чужой опыт. Опыт, однако, пока представлял собой лишь хорошо отточенные действия строго согласно наставлению. Ничего нового. Оба робота синхронно окутались дымом пулеметных очередей, разбрызгивая по брустверам россыпи гильз. «Пехота» залегла. Около десятка красных точек на тактической карте погасли. Выдав по цепи еще несколько длинных очередей, КОПы переключились на надвигающиеся коробки боевых машин пехоты. Быстро поднимаясь над бруствером, они делали два-три выстрела из орудия, снова уходя под защиту траншеи. Учебные болванки в россыпях искр рикошетировали от брони. Когда количество попаданий достигло по десятку на каждую мишень, те остановились. Якобы, как исчерпавшие ресурс активной брони и уничтоженные. Судя по показаниям тактического блока, скоротечный бой почти истощил картриджи боепитания роботов. Габи и Брен спешили к своим питомцам для перезарядки. В ожидании операторов, КОПы достреливали по залегшей пехотной цепи, не давая ей подняться, остатки боеприпасов. На карте погасло еще несколько точек.

– Смотри, Заноза, – комментировал Стелс. – Пехота отсечена, броня уничтожена. Атака сорвана. Если добавить к КОПам огневую мощь взвода, сейчас мы бы уже выбили пехоту. К тому же, противник сейчас очень уязвим. Дистанция вполне позволяет вызвать огонь поддержки для его полного уничтожения. Таким образом, КОПы свою задачу выполнили.

– Так точно, сэр! – ответил Сергей, рассматривая продолжение спектакля.

Габи первым достиг своего питомца, быстро перезарядил его. Сергей отметил, что сержант успел как раз к моменту, когда робот отстрелял картриджи «до железки». Его КОП вновь начал лупить по пехоте, не давая ей подняться. Наконец, добрался до места и Брен. И тоже успел как раз к последней очереди. Вскоре его подопечный, сменив позицию, начал посылать снаряд за снарядом на границу леса – по снабженному датчиками куску арматуры, торчавшему из-под низкого грубого сооружения, сложенного из пластобетонных блоков. Штырь арматуры, по сообщению тактического блока, назывался пулеметом. Росчерки реактивных снарядов оставляли за собой красивые белые хвосты, заканчиваясь дымными, такими нестрашными на расстоянии разрывами. На пятом выстреле тактический блок погасил метку пулемета. Цель была уничтожена. Стелс дал команду отбоя.

– Посмотри на досуге запись, проанализируй действия команды, Заноза, – приказал командир взвода. Выражение его лица было скрыто бликующим забралом шлема.

– Есть, сэр! – ответил Сергей, наблюдая, как вышагивают позади своих операторов КОПы. Даже на стрельбище Габи и Брен двигались, соблюдая солидную дистанцию друг от друга и заставляя выдерживать дистанцию своих подопечных. «Никогда не держитесь кучей. Кучу легко накрыть одним попаданием», – любил повторять Кнут, разгоняя строй новобранцев по колючим кустам.

– Что можешь сказать о выполнении упражнения?

– Сэр, учебная задача операторами выполнена. Оба действовали слаженно. Расположились во время боя хорошо – на расстоянии от своих машин и не теряя их из виду. Перезарядка выполнена четко, без прекращения огня. Цели распределены грамотно. Пока один сдерживал пехоту, второй уничтожал укрепление. В целом, все согласно наставлению, сэр!

– Через пять минут твоя очередь, Заноза.

– Разрешите вопрос, сэр?

– Слишком много вопросов для новичка, Заноза, – недовольно отозвался лейтенант. – Что там у тебя?

– Я могу действовать по своему усмотрению, сэр? Или строго по наставлению?

– Можешь показывать все, на что способен. Лишь бы стрелял в сторону мишеней, а не по всему полигону. Посмотрим, чему тебя Кнут научил. Бегом на исходную.

– Есть, сэр! Триста двадцатый, отметка тридцать два. Занять позицию.

С громкими шлепками разбрызгивая грязь, робот умчался на исходную. Сергей торопливо бежал следом, на ходу прикидывая, откуда будет удобно руководить боем. Закрытые капониры отверг из-за того, что во время боя по ним бьют в первую очередь, уничтожая командиров и тяжелое оружие. Траншея тоже не то. Из-за ее изгиба будет плохо видно КОПа. Противника видеть не обязательно – выпущу «мошек». Он ворвался в открытый капонир второй линии из сложенных мешков с песком. Огляделся. Достаточно высоко. Видна первая линия траншей. Сзади неглубокий окоп, по которому удобно менять позицию. То, что надо. Сергей присел на колено, прислонился к мокрому пластику мешка.

Тактическая карта высветила россыпь целей. Взводный не поскупился. На него выпустили тот же взвод тяжелой пехоты при поддержке двух боевых машин.

– Ладно, повоюем, – он вогнал в подствольник патрон с «мошками» – системами дистанционного слежения и наведения. Задал траекторию выстрела, пальнул настилом в тыл. Противник не должен видеть трассу гранаты. Струйка дыма протянулась низко над полем, по дуге вознеслась в небо. Где-то в высоте неслышно хлопнуло. Облачко «мошек» разнеслось над стрельбищем, исправно выдавая картинку.

– Триста двадцатый, помехи по всем диапазонам, кроме пятьсот первого канала и каналов управления и наведения. Приступай.

– Выполнено.

– Триста двадцатый, оптические помехи по фронту. Дымовую завесу. Смена позиции каждые три секунды. Выполняй.

– Выполняю.

Траншея справа впереди окуталась дымом. С направляющих КОПа сорвались ракеты, вознеслись под облака. Через секунду оболочки снарядов распались, высвободив «солнечные зайчики» – устройства оптических помех, сыплющие в заданном направлении тысячи лазерных вееров, сбивающие системы оптического наведения противника. Они будут висеть около полутора минут. Вполне хватит. Коротко рявкнула пушка. Два дымовых снаряда глухо хлопнули где-то впереди, заслоняя цепочку мишеней жидкой белой пеленой.

– Триста двадцатый, квадрат четыреста один, отсекающий огонь по пехоте противника. Уничтожение бронетехники. Уничтожение пехоты. Порядок поражения произвольный. По завершении поразить пулемет на отметке сорок. Разрешаю использовать «мошек» на пятьсот первом канале. Выполняй. – И про себя: «Не подведи, дорогой…»

– Я КОП-320, выполняю.

До целей было более девятисот метров. КОП стремительно поднялся над бруствером, полоснул тремя короткими очередями, враз погасив четыре точки, переместился на пару десятков метров вдоль траншеи. Швырнул вертикально в небо очередь снарядов. Вновь перебежал вдоль траншеи. Через трансляторы «мошек», Сергей наблюдал на дисплее тактического блока, как дымные хвосты, изогнувшись, сошлись на одной из стальных коробок. Строго сверху. В одной точке. Полыхнуло. Несколько сегментов дисплея потемнело – часть «мошек» сгорела. КОП бил плазменными зарядами.

– Пора сваливать, – низко пригнувшись, он выскочил из капонира, метнулся в окоп, меняя позицию.

За спиной вновь гулко забубукал пулемет КОПа. Две коротких очереди. Пауза. Смена позиции. Гаснут две точки. Залп из пушки в небо. Смена позиции. Вторая коробка поражена сверху. Очередь. Смена позиции. Сергей ввалился в соседний капонир, упал у бруствера, сквозь щель между мешками разглядывая поле. Далеко. Сильно задымлено. Ничего не видать. Оптический усилитель показывает только дымную пелену. Горит металл бронемишеней. Переключение на обзор сверху. Значок КОПа уже слева от него, в ста метрах. Две короткие очереди. Минус две красные точки. Семьсот метров до пехоты. Очередь в небо из пушки с закрытой позиции. Молодец, Триста двадцатый. Плазмой по пехоте. Мало не покажется. Еще десять снарядов в картридже. Береги снаряды для пулемета. Цепь плазменных вспышек. «Мошки» выгорают одна за одной. Гаснут сразу не меньше десяти красных точек. Остатки «пехоты» залегают на границе гарантированного поражения. КОП высовывается то тут, то там, жаля короткими очередями бронебойных. Бьет еще одной серией снарядов. Последние точки пехоты растворяются. Швыряет вверх управляемую ракету. Дымный хвост, петляя низко над полем, влипает в амбразуру. Через мгновенье вакуумный заряд разносит ДОТ на составляющие.

Сергей приподнимается над бруствером, смотрит в сторону леса. Бетонный блок, лениво кувыркаясь, валится назад, в дым.

– Я КОП-320. Задание выполнено. Расход боеприпасов для пулемета – двадцать процентов. Расход боеприпасов для орудия – восемьдесят процентов. Расход ракет – пятьдесят процентов. Все системы в норме.

– Триста двадцатый, отбой. Оружие в походное положение. Снять помехи, – распорядился Сергей. Помолчал, с чувством добавил: – Молодец, дружище.

– КОП-320 доволен. КОП-320 понравилась игра.

– За мной, игривый ты мой. Дистанция пятьдесят метров, – улыбнулся Сергей.

– Это что было, Заноза, балет? – едко поинтересовался Стелс. – Ты как себе представляешь метание твоего оболтуса по окопу, когда там взвод будет? Это же не шоссе, подавит всех на хрен! И помехи. Ты же забил практически весь диапазон. Как прикажешь при такой самодеятельности управлять взводом и вызывать поддержку? Мысленно? У тебя не комплекс огневой поддержки, а диверсант какой-то.

– Разрешите проинформировать, сэр?! – вытянулся Сергей. – Помехи были не по всему диапазону. Лишь по разрешенным участкам. Можно задать любые неприкосновенные частоты. Что касается смены позиции, сэр, то считаю, что только так КОП сохранит себя и сможет поддерживать взвод. Перемещаться он может не по общим коммуникациям, а по своему маршруту. Он достаточно обучен, чтобы не повредить дружественным силам, и хорошо ориентируется в тактической обстановке, сэр!

– Не знаю, не знаю, Заноза, – с сомнением ответил лейтенант. – Что-то тут не так. Отстрелялся ты нормально, не спорю, но вот как ты будешь действовать в составе взвода, не представляю. Ладно, дуй на обслуживание, после поговорим. Я обсужу твои танцы со своими огневиками, а там посмотрим.

Сержант Габи подошел сзади, с лязгом хлопнул Сергея боевой перчаткой по броне.

– Ну, ты даешь, Заноза! Это сейчас такому Кнут учит? Тогда мне пора к нему на переподготовку. Никогда не видел ничего подобного, – он поднял забрало, широко улыбнулся. – Поделишься со мной своими фокусами?

– Конечно, сэр, с удовольствием, – улыбнулся в ответ Сергей.

– Брось ты тянуться, мы ж не на построении, – отмахнулся Габи. – Я Джим. В бою просто Габ. А Брен у нас Орландо.

– Ладно, Джим. Я Сергей. Можно Серж, – Сергей оглянулся на Брена. Тот кивнул, показал большой палец, соглашаясь с Габи.

– На взводного не серчай. Он чувак свой, хотя и малость сдвинутый на долбаных традициях. Мы ему с Бреном втолкуем, что к чему. Ты нам чуток мотивации добавишь. И будут «Пчелы» в такой кондиции, что круче только у крокодила яйца. Батальон будет просто кипятком ходить от зависти.

Брен снова молча кивнул в знак согласия. Похоже, разговорчивость не была его фишкой.

3.

Рассчитанный на трех человек отсек управления, или, как его традиционно называли флотские, боевая рубка, сейчас, в условно ночное время был пуст. Эскортный фрегат, не удостоенный пока собственного имени и носящий просто номер 3071, дрейфовал в заданном районе, ощупывая приборами миллионы кубических километров пространства. Империя не находилась в состоянии войны, система под скучным наименованием 09875674XLE не имела зарегистрированных поселений и лишь спутник связи и автоматический маяк делали ее отдаленно похожей на обитаемую.

Новенький корабль, приписанный к Шестому Колониальному флоту, находился в своем первом автономном походе. Проверка проходящих систему грузовиков, иногда – досмотр груза в надежде обнаружить контрабандиста, частые учебные тревоги и постоянная, изматывающая нервы профилактика и настройка систем – вот и весь учебный поход. Командир вылезал из шкуры, бесконечными каруселями тренировок сбивая экипаж в монолитный боевой организм. Новое оборудование постоянно капризничало, доводя экипаж до осатанения, дня не проходило, чтобы какой-либо боевой пост не задействовал дублирующие системы. Оставался еще месяц тяжелой рутины. Затем – недельный перелет на базу флота на орбите Джорджии, двухнедельный отдых, ремонт и обслуживание. Замордованные усталостью люди считали дни. Напряжение в отсеках росло.

Дежурный офицер окинул взглядом голограмму доклада. Все строчки успокаивающе мерцали зеленым. Палец лег на сенсор подтверждения доступа.

– Лейтенант Стейнберг – Центральному. Доклад принял.

– Подтверждение. Доклад принят. Следующий доклад в 2.45 по внутрикорабельному времени, – приятным контральто отозвался бортовой компьютер.

Голограмма потускнела и растворилась в воздухе. Стейнберг привычно поморщился – какому идиоту пришла мысль озвучить боевой компьютер на военном судне женским голосом? Неделями вокруг тебя вертятся десятки озабоченных мужиков, закрученных в тугой клубок нервов. Неделями бортовая система сексуально-низким голосом вещает о состоянии корабля, делает объявления, сообщает о неисправностях и даже объявляет тревогу… Заверения психологов о том, что женский голос легче усваивается мужским организмом, что актуально при стрессовых ситуациях, в которых доли секунды решают все, отлично воспринимаются умом, но никак не способствуют спокойному течению мыслей во время ночной вахты. В чем лейтенант и убедился, очередной раз невольно погрузившись в приятные полугрезы-полувоспоминания, в которых фигурировала его обнаженная подружка, с которой он отлично отдохнул во время последнего увольнения на планету. Взгляд Стейнберга пару минут рассеянно скользил по тесному пространству рубки, в привычном порядке по часовой стрелке обегая полусферу отсека и вроде бы следя за показания приборов. В какой-то момент офицер тряхнул головой, отгоняя наваждение, быстро оглянулся за спинку ложемента, смущенно хмыкнул и уткнулся в дисплей, читая доклады вахтенных.

– Спутник связи №23-003 сообщает о прохождении малого судна. Вектор движения – 234-678, расчетное время входа в пределы досягаемости сенсоров – 3 минуты 20 секунд, – под ровный голос бортового компьютера вновь развернулась голограмма, в объемном виде показывая схему планетной системы, яркую зеленую точку фрегата на ней и двигающуюся вдоль пульсирующей оранжевой линии отметку гостя.

– Рекомендации, – продолжал ровный голос. – Идентификация судна, уточнение порта назначения и состава груза.

– Принято, – отозвался Стейнберг, касаясь сенсора идентификации. – Центральному. Команда: действовать согласно штатной программе.

– Команда: идентификация судна, уточнение порта назначения и состава груза. Подтверждение. Команда в стадии выполнения, – немедленно отозвался компьютер, выбрасывая на голограмму быстро меняющиеся колонки состояния систем. – Внимание: перевод вахты в состояние повышенной готовности.

Ложемент стал жестким, на голову мягко опустился колпак шлема и с коротким шипением герметизировался. Голос информатора внезапно приблизился и зазвучал где-то осязаемо рядом, в районе затылка. Перед глазами побежали строки сообщений о готовности очередного отсека, группы или системы, в сопровождении неспешных, информативных до предела комментариев. Лейтенанту нравились минуты перехода корабля в состояние повышенной готовности, когда множество механизмов, действуя синхронно и четко, отрабатывали отрепетированный алгоритм. В такие минуты, управляя кораблем, он чувствовал себя если не богом, то кем-то близким к нему по силе.

– До процедуры идентификации тридцать секунд. Десять секунд. Пять. Производится идентификация.

Голос компьютера звучал уже за границей восприятия, дополняя показания приборов, которые поступали в мозг Стейнберга автоматически, минуя сознание, подчиняясь рефлексам, вбитым в голову гипновнушениями и годами изнурительных тренировок.

– Производится определение класса судна… Производится запрос «свой-чужой»… – голос продолжал мелодично выговаривать привычные фразы, в то время, как строки сообщений на голограмме стремительно меняли цвет сначала на желтый, а затем – на пульсирующий красный.

– Класс судна не определен. Параметры судна в реестре Ллойда отсутствуют. На запрос «свой-чужой» судно не отвечает. Судно движется переменным курсом с постоянным ускорением. На радиозапросы не отвечает. Неизвестное судно классифицировано как недружественное. Судну присвоен статус нарушителя. Обнаружен захват системами наведения. Внимание: нарушитель открыл огонь. Время до предполагаемого контакта – тридцать секунд. Рекомендации… – голос компьютера стремительно терял мягкость и уже звучал рубленными, без интонаций и почти без пауз фразами, – …полная боевая готовность, маневр уклонения, активация противоракетной системы. Точка принятия решения через пять секунд… четыре… три …

– Принято. Принимаю командование. Боевая готовность. Начать маневр уклонения. Противоракетной системе огонь по готовности. – Стейнберг говорил автоматически, слова, казалось, рождались сами по себе, в то время как мозг испытывал все нарастающее чувство нереальности происходящего. Ситуация ничем не отличалась от сотен учебных тревог, пережитых лейтенантом. Те же сообщения, те же слова, те же действия. Безвкусный сухой воздух внутри скафандра. Заботливые объятия ложемента. Но горло мгновенно пересохло, а время как будто спрессовалось внутри нескольких секунд, позволяя смотреть на мир, словно в замедленном кино.

Навалилась перегрузка. Коротко всхлипнули насосы, удаляя из рубки атмосферу. По отсекам дурными голосами взревывали баззеры, на ходу просыпаясь, с грохотом магнитных подошв разбегались по боевым постам люди-автоматы.

– Доклад: отказ стелс-системы. Запуск дублирующего контура. Контакт с противником потерян. Время до контакта со средствами поражения – пятнадцать секунд.

Из служебного лючка выкатился ремонтный робот и с лязгом примагнитился к переборке. Ложемент слегка вздрогнул.

– Доклад: система противоракетной защиты открыла огонь. Кормовые имитаторы отстрелены.

Фрегат выплюнул серию противоракет, начавших стремительно делиться на боеголовки и расходиться вперед и в стороны своеобразным активным зонтиком, каждая нить которого шарила перед собой в поисках чужого металла. Степенно отошли от борта и брызнули вспышками дюз модули имитаторов.

– Принято.

«Господи, скорей бы командир появился», – с какой-то отстраненностью подумал Стейнберг, и, словно в ответ на его мысль, голограмму покрыли красные пятна сообщений о повреждениях. Ложемент снова слегка вздрогнул, моргнул свет, исчезли перегрузки.

– Доклад: зафиксированы повреждения. Командир не может прибыть на мостик. Главный двигатель: потеря мощности на 90%. Блокировка реактора. Повреждение энергоустановки. Системы ведения огня обесточены. Разгерметизация отсеков с третьего по шестой. Произвожу переход на резервную энергоустановку. Задействована система восстановления – голос звучал непрерывно, не успевая зачитывать и трети поступающих сообщений.

– Принято, – механически отозвался Стейнберг, переваривая фразу «командир не может прибыть на мостик».

Свет моргнул еще раз, затем погас окончательно. Искусственная гравитация исчезла. В темноте продолжала светиться голограмма управления, выдавая новые сообщения об отказах систем. Зацокал магнитными присосками оживший ремонтный робот. Зашипел пеной герметизатора где-то под потолком.

– …Доклад: зафиксированы повреждения. Повреждение резервной энергоустановки. Все системы обесточены. Множественные очаги разгерметизации. Рекомендации… – голос компьютера оборвался на полуслове. Вслед за ним погасла голограмма. В темноте еще продолжали светиться несколько индикаторов, да аварийный плафон помаргивал тусклым красным огоньком.

– Центральному, команда: ручное управление, – Стейнберг автоматически выдал заученную фразу. Тишина. Слова прозвучали глухо, как в вату, без привычного отзвука в наушнике.

«Всего-то три с половиной минуты прошло» – отрешенно подумал Стейнберг, скосив глаза на циферблат в стекле скафандра.

Мертвый, в инее замерзшего воздуха вокруг изрешеченных бортов, имперский фрегат №3071, медленно кувыркаясь, уносился прочь из системы 09875674XLE. Обломки расстрелянного спутника связи огненным дождем сыпались с орбиты второй планеты.

4.

Казарменный закуток с его коллективными удобствами надоел Сергею до тошноты. Хотелось пожить в своем углу. Новую квартиру в военном городке ему помогла подыскать энергичная Магда.

– Просторная, светлая, с видом на парк, – так отрекомендовала капрал его будущее жилье. – Всего четыреста кредитов. Очень достойно. Практически даром. Я за свою плачу почти пятьсот. В оплату входит ежедневная уборка. Соглашайся. Мебель позже подберем. До тебя тут жил флотский мичман. Его перевели куда-то. Служба квартирмейстера предложит тебе комнату в секционном общежитии для рядовых. На большее на первом году и не рассчитывай. Там такой шалман – ни выспаться как следует, ни приличную женщину привести.

– Приличная женщина – это, конечно, ты? – едко поинтересовался Сергей.

– Мужчина, я с удовольствием, если пригласите, – с ужимкой прогундосила в ответ Магда, приобняв Сергея за талию и наподдав ему упругим бедром.

Они рассмеялись. Квартира Сергею понравилась. Третий этаж-мансарда в одноподъездном доме. Большая комната со стеклянной наклонной стеной-крышей. Аккуратный чистенький кухонный отсек. Большая ванная. Чего еще желать молодому холостяку?

– Ну что ж, выбор у меня небольшой. В казарме тесно. Полковничья квартира не по карману – на жизнь не хватит. В общежитие приличная женщина не пойдет. А куда мне без приличных женщин? Придется согласиться. С одним условием.

– Да? И с каким же?

– Без твоих серых глаз эти стены слишком холодные. Обещай приходить в гости так часто, как сможешь. Или – как захочешь.

– Почему-то я подумала, что кончится именно этим, – улыбнулась Магда. – Не успеешь предложить помощь от души, как тебя тут же в качестве благодарности тащат в постель. Только ты выразился очень завуалированно. Совсем не по-армейски.

– За последнее время мне не приходилось приглашать к себе женщин. Все больше они меня к себе. Так что опыта у меня нет, говорю как придется. А как будет по-армейски? Если так лучше, я попробую тебе перевести.

Магда наморщила лоб в деланном раздумье:

– Ну, не знаю, как насчет пехотинца или, скажем, танкиста, а какой-нибудь тертый сержант-морпех сказал бы что-то вроде: «Док, ты клевая баба. Будет скучно – заползай погреться. Только выпивку не забудь».

– Да? – в сомнении протянул Сергей, сосредоточенно рассматривая пятнышко на стекле. – Как-то слишком сложно для меня. Наверное, это потому, что я не морпех. Давай, я все же по-своему скажу, а?

– Вторая попытка. Слушаю внимательно, – Магда придвинулась почти вплотную, так, что Сергей ощутил возбуждающий запах ее волос. Ее стальные глаза смотрели выжидающе и немного насмешливо.

– Я всегда рад тебя видеть. С тобой легко. Будет здорово, если ты сможешь ко мне заглянуть.

– Уже лучше. Но все равно много от пай-мальчика. И почему только легко? Что, на большее уже не тяну? И койка как-то совсем не просматривается. А для бедной одинокой женщины холодными вечерами это немаловажный аргумент. Еще попробуешь? – тоном строгого экзаменатора спросила Магда. Ее улыбка, напротив, стала откровенно завлекающей.

– Конечно, – серьезно сказал Сергей. Провел ладонью по ее коротким волосам. Привлек к себе. Коснулся губами ее щеки. Медленно спустился ниже. Нашел приоткрытые навстречу губы.

– Ну, как? – с улыбкой спросил он, переводя дух после обжигающего поцелуя. – Получилось?

– На троечку, – ответила порозовевшая Магда, обвивая руками его шею. – Еще тренироваться и тренироваться. Но успехи определенно есть.

Она снова прильнула к нему в долгом поцелуе.

– Ну хватит, хватит, рядовой, – Магда, наконец, мягко оттолкнула разгоряченного Сергея. – А то я за себя не ручаюсь, – со смехом добавила она, глядя на его приунывшую физиономию. – Давай лучше отметим твой будущий переезд. Подожди, я быстро.

Она исчезла в кухонном отсеке, зазвенела посудой.

– Кухонный автомат не подключен, – раздался ее веселый голос сквозь шорох выдвигаемых ящиков. Но спиртное в холодильнике еще есть.

Она выпорхнула в комнату, держа в одной руке бокалы, а в другой – небольшую початую бутылку коньяка.

– Эти флотские совсем не умеют пить, – сообщила она. – Да и жить тоже. Я бы коньяк ни за что не оставила.

Сергей взял у нее бутылку, плеснул темную жидкость в пузатые сосуды. Понюхал содержимое. Уважительно кивнул.

– Пить они, может, и не умеют, но в выпивке толк знают.

Магда приняла бокал, молча постояла, разглядывая на свет маслянистую жидкость. Подняла глаза.

– За тебя, Сергей, – она даже смогла правильно произнести его имя. – За твой новый дом. Я не мастерица красиво говорить. У человека должен быть укромный уголок, где он может от всего спрятаться. Пусть эта комната станет для тебя таким уголком.

Они выпили, не чокаясь.

– А ты изменился. Стал каким-то скованным, что ли. Хочется побыть одному? – она присела на низкий широкий подоконник, вытянула ноги. Склонила голову набок, задумчиво глядя на Сергея.

– Да нет, тебе показалось, – уклонился он от разговора. – Тебе очень идет гражданское. В форме ты выглядишь слишком неприступной. Хороший коньяк. Давай еще по одной?

– Наливай, – согласилась она, протягивая ему бокал. Спросила внезапно, без перехода. – Что, побывал на боевых?

– Неужели заметно? – улыбка против воли вышла неживой.

– Всегда. Когда человек разменивает личный счет, это всегда видно. Неважно, по обязанности он это сделал или с удовольствием. Он меняется. Становится другим. Вроде как живет за себя и за тех, кого убил. Постоянно к себе прислушивается.

– Интересная трактовка, – задумчиво отозвался Сергей. Он сел прямо на пол, щурясь от яркого солнца, прислонился спиной к теплому покрытию стены. Разлил остатки коньяка по бокалам. Солнце играло искрами в янтарной жидкости.

– Каждый проходит это по-своему. Хотя суть не меняется. Сначала кажется, что привык и все забыл. Потом постепенно начинаешь понимать, что за все приходится платить. И чем дальше, тем страшнее становится.

– Может быть, это оттого, что ты женщина? Все же у вас другая психология. Более эмоциональное начало.

– Я бы на твоем месте на это не рассчитывала, – она соскочила с подоконника, уселась рядом. Глотнула коньяку, сморщилась: слишком крепкий. Поиграла пальцами Сергея, думая о своем. – На Шеридане мы проходили гипнообработку. Включил прицел, перешел в боевое состояние. Стреляешь не думая. Мгновенная концентрация, не надо ждать, пока подействуют стимуляторы. Потом привыкаешь к трупам. Воспринимаешь их как часть пейзажа. Ешь рядом. Даже шутишь. Потом они возвращаются. Снова умирают у тебя на глазах. Можно пройти психокоррекцию. Но сильно не поможет. Только войдет в привычку. А они снова приходят. Разговариваешь с ними во сне. Уговариваешь уйти. Стараешься, чтобы у тебя не было свободной минуты. Работаешь, как проклятая, потом или пьешь, или сидишь в компании, или куришь дурь. Под кого угодно ляжешь, лишь бы одной не оставаться. Иногда приходишь в ярость. Пробуждается инстинкт убийства. Готова выстрелить в официанта из-за того, что пиво теплое. Попадаешь снова на боевые, приходишь в бешенство. Стреляешь во все, что шевелится. Как будто убиваешь призраков. На самом деле они не умирают. Уходят ненадолго. Потом их становится еще больше. От этого у ветеранов часто съезжает крыша. Напрочь. Не помогают ни драки, ни девки. Им записывают новую личность, переводят к черту на кулички. Вряд ли это надолго помогает.

– У нас были стимуляторы, – кивнул Сергей. – Взводный дал команду, броня наширяла так, что господом богом себя почувствовал.

– Это на первых порах. Пока себя слабо контролируешь. В бою дозы будут минимальными. Или их совсем не будет. Или, если слабину дашь, пошлют тебе код по радио. Станешь как кукла на веревочке. Потом очухаешься – ни черта не вспомнишь.

– Ты уверена? – с сомнением спросил Сергей.

– На все сто. Мне ли не знать. Если ты в линейной роте, значит гипнообработку уже прошел. Не волнуйся, ее редко активизируют. Только в самом крайнем случае. Роботы хреново соображают и дохнут ни за грош. А стоят очень дорого. Так что живи спокойно и не думай об этом. Когда «включишься» – все равно ничего не вспомнишь.

– Не боишься об этом говорить?

– Ты об этих, о «молчи-молчи»? – Магда презрительно показала глазами на потолок. – Да пусть слушают. Тоже мне секрет. Даже лучше для тебя. Если ты об этом заранее узнаешь – меньше шок. Меньше повреждение казенного тела.

– Чего ты разошлась? Ты на себя не похожа, Магда, – попытался успокоить ее Сергей.

– На себя в зеркало посмотри, – угрюмо огрызнулась она. – Тоже мне, образец спокойствия. Да у тебя глаза просто тухлые. Тебе сколько записали?

Сергей отпил из бокала. Бессмысленно покрутил его в руке.

– Шестьдесят четыре.

Ее брови удивленно поползли на лоб.

– Ни хрена себе… Ой, извини… А я тебе еще мораль читаю. Ваши боссы просто мясники.

– Извини, нас наверняка слушают. Мне запрещено об этом говорить.

– Ясен перец. Когда это было разрешено. Конечно, слушают. Поехали-ка ко мне, а, Серж? Выкини эту хрень из головы. Черт, я говорю, как солдафон. Поедем, а?

– Не хватало еще со мной из жалости трахаться, – неожиданно резко ответил он.

– Дурак ты, – она оседлала его ноги, крепко поцеловала в мокрые от коньяка губы. Безапелляционно распорядилась: – Гнездышко потом обустроишь. Поехали. Немедленно.

5.

Операционный зал линейного крейсера «Варяг» – флагманского корабля экспедиционной эскадры Союза Демократических Планет. Двухметровая тактическая голограмма в центре овального отсека забрызгана редкими значками кораблей, исчерчена зелеными векторами их движения. Яркие белые точки звезд. Крохотные серые шарики планет. Планета-цель подсвечена ярко-голубым. Джорджия. Сырьевой рай. Глухая окраина прогнившей Земной Империи. Только извращенец с гипертрофированным самомнением мог назвать свою кучку планет таким громким именем. Как будто люди остальных государств вышли не с Земли. Которая давно захлебнулась в технологическом дерьме суперцивилизаций, превратившись в безжизненную помойку.

Контр-адмирал Корсак нервно дернул плечом, возвращаясь из своих мыслей на бренную палубу. Он не был стратегом. Не был философом. И что на него нашло? Он был простой разменной пешкой. Отличным тактиком, способным в заданные сроки выполнить поставленную задачу. Хотя почти не имел модификаций. Только увеличенный мозг с кристаллами вживленных блоков дополнительной памяти, хранящих тактические наставления на все случаи жизни. В отличие от своих офицеров, сидящих у постов управления по окружности отсека, укутанных в коконы боевых скафандров. Мотивированных до предела. С вживленными интерфейсами, с усиленным, не боящимся перегрузок скелетом. Приспособленных к жизни на корабле лучше, чем на поверхности планеты. Выращенных за два года в инкубаторах флота. Не знающих другой цели, кроме победы над противником. Впрочем, не знающих и самого противника. Противник, это тот, на кого укажет куратор Совета во время инструктажа. Хотя им еще повезло. У них хотя бы осталось чувство страха. Они боятся умереть, не выполнив задачу. Боятся повредить или использовать не по назначению дорогую матчасть. Техника дороже людей. В отличие от того же десанта первой волны. Разменных камикадзе, стремящихся умереть во славу Демократии. Выращенных за месяц по ускоренной программе. У которых инстинкт самосохранения и страх смерти отсутствуют от рождения. Только генетически привитое стремление захватить указанный плацдарм и удержать его до высадки главных сил. Живые роботы. Все равно упрощенное тело не живет больше месяца после активизации. Не то что командос-невидимки, выращенные вместе со своей роговой броней, чьей задачей, наоборот, будет необходимость выжить как можно дольше, уничтожая живую силу противника, его средства связи и управления. Способных пить грязную воду болот, переваривать любую органику и убивать сотнями способов.

От воспоминания о существах с безжизненными водянистыми глазами, по недоразумению называвшихся людьми, Корсака передернуло. Что-то нервы шалят.

– Товарищ адмирал! Доклад командира авангардной группы.

– Слушаю.

– Система 09875674XLE очищена. Эсминец «Новик-867» уничтожил фрегат и спутник связи противника. Повреждений нет. Других вражеских сил в оперативном районе не обнаружено. Докладывает капитан второго ранга Стасов.

– Благодарю, – ровным голосом отозвался адмирал. – Экипажу «Новика» – благодарность за хорошую работу.

– Служу Демократии! – отозвался кавторанг.

– Как отреагировал вражеский фрегат на нападение?

– Как сонная муха, товарищ адмирал! Не успел даже вовремя поставить «зонтик». Нападения явно не ожидал. Скорее всего, учебный поход.

– Продолжайте движение.

– Есть! – кавторанг освободил канал.

Сочная метка крейсера на сферической голограмме почти терялась на фоне зеленых мазков ударных авианосцев «Севастополь» и «Балтика». Фрегаты охранения выглядели просто кружащимися искрами. Большой десантный корабль замыкал строй. Тройка эсминцев авангарда ушла далеко вперед, мелькая крохотными серебристыми рыбками в голубоватой глубине тактической сферы.

Земная Империя никогда не воевала. Она зажралась, безнаказанно подминая под себя одну за другой промышленные и сырьевые планеты. Пора забрать у нее то, что ей принадлежит не по праву. Забрать по праву сильного.

– И что за чушь лезет в голову? – снова удивился Корсак. – Определенно, не стоило пить после инструктажа с членами Совета. Умеют они загадить голову.

6.

Вторые сутки Стейнберг пытался выбраться из боевой рубки. Израсходовав три аварийных осветительных комплекта из четырех, вручную программируя ремонтного робота, он добился лишь одного – смог переключить магистраль управления системой восстановления на автономное питание от резервного источника, при этом лишившись аварийного освещения и исчерпав ресурс аккумуляторов робота. Щелчком вставив в держатель последний дыхательный картридж, лейтенант раскинул руки и, отдыхая, повис рядом с переходным люком. Тусклое сероватое пятно вокруг осветительной трубки выхватывало из темноты заиндевевшие консоли управления, кабель, змеящийся по переборке и исчезающий в одной из раскрытых настенных панелей, скрюченного и тоже покрытого инеем робота. Израсходованные дыхательные картриджи, осветительные трубки, крепежные болты от открытых панелей висели тут и там, дополняя картину катастрофы.

– Если не найду исправного ремонтника, так и подохну тут, – безразлично подумал Стейнберг.

За последние сутки он уже свыкся с неизбежностью смерти, и только вбитая в подкорку привычка действовать не давала принять снотворное и тихо умереть во сне от удушья. Три часа назад замолчал последний собеседник, с которым Стейнберг переговаривался по аварийной системе связи. Сержант Грирсон, наводчик носовой батареи, не смог выбраться из обесточенного ракетного поста, израсходовал дыхательные картриджи из аварийного комплекта и из скафандра погибшего товарища. Несколько последних часов своей жизни он безостановочно материл пройдоху-вербовщика, заблокированный люк, боготраханного Императора вместе с его мудацкой империей и весь этот долбаный флот с его сраным пижонским начальством. От его судорожных предсмертных хрипов у Стейнберга чуть не съехала крыша. Когда он вновь подключился к резервному каналу, в наушнике слышалось лишь потрескивание помех.

До него один за другим умолкли Джексон и Сэмуэл из машинного, рядовой Иванов из досмотровой группы. Капрал Джонс из ремонтной команды, лежа в изрешеченном отсеке среди трупов, единственный из кубрика, кто успел надеть скафандр, с искалеченной ногой, зажатой переходным люком, до последнего момента советами пытался помочь Стейнбергу взять под контроль систему ремонта и восстановления корабля. Временами, перенакачанный стимуляторами и подавителями боли, он начинал что-то хрипло петь на своем варварском диалекте английского. Где-то через три часа он тихо истек кровью. В первый час после катастрофы кто-то, видимо отрезанный от системы аварийной связи, еще пытался перестукиваться через переборки, но быстро затих. Фрегат был мертв.

– Пора, – решил Стейнберг. Замерзший лючок долго не поддавался. Толстые пальцы термоизолирующих перчаток скафандра срывались с запорного маховичка. Пот заливал глаза.

– Спокойно, спокойно, – прошептал Стейнберг, поворачивая маховичок еще на полоборота. – Еще немного, всего пара оборотов.

Перчатка снова соскользнула с маховичка.

– Черт, давай же…

Щелкнув, лючок распахнулся. Конец кабеля выплыл наружу. Зацепившись ногой за страховочную скобу, Стейнберг осторожно вытянул около метра кабеля и вставил его в разъем на груди. Затаив дыхание, он сдвинул защитную пластину на левом запястье и прикоснулся перчаткой к сенсорному экрану. Моргнув, экран высветил меню ремонтной системы.

– Господи!!! – Стейнберг перевел дух. – Получилось! Только бы успеть до того, как отключится питание, – быстро тыкая перчаткой в экран и переходя с уровня на уровень меню, шептал Стейнберг. – Работай, милый, – торопил он компьютер.

– Доступные ресурсы, – наконец, сообщила система. Стейнберг торопливо ткнул пальцем.

– Система жизнеобеспечения; система пожаротушения; система радиационной безопасности; система восстановления, – перечислял компьютер.

Стейнберг, задержав дыхание, ткнул пальцем в пункт «Система восстановления».

– Ожидайте, производится опрос оборудования…

– Обнаружен отказ системы коммуникаций…

– Произвожу блокировку неисправных участков…

– Уровень питания недостаточен для работы системы…

– Произвожу подключение резервных источников питания…

– Резервные источники питания не обнаружены…

– Произвожу поиск свободных ремонтных роботов для восстановления питания…

-Дьявол, давай же!! Работай, сволочь!

Экран начал медленно гаснуть.

-Обнаружен свободный ремонтный робот… – сообщил компьютер. Экран потух окончательно.

– Ну, вот и все. – Стейнберг отпустил скобу и повис, тупо глядя на индикатор воздуха. – Воздуха на три часа. Плевать. Хоть посплю напоследок.

Он закрыл глаза и начал медленно считать про себя до тысячи.

– Триста пятьдесят два, триста пятьдесят три, триста пятьдесят четыре… – цифры шли сплошным потоком, выстраивались в длинную очередь, уходили за горизонт.

– Пик… Пятьсот пятьдесят пять… Пик… Пятьсот пятьдесят шесть… Пик… – Редкое попискивание в наушнике мешало заснуть.

В наушнике? Стейнберг резко встряхнул головой, с глухим стуком приложившись затылком шлема о висящий сзади пустой картридж.

-Пик… – снова пискнул наушник, привлекая к себе внимание.

Лейтенант сдвинул нарукавную пластину. Экранчик светился ровным зеленоватым светом.

– Обнаружен свободный ремонтный робот…

– Система управления запитана от резервного источника питания…

– Доступные ресурсы: ремонтный робот инвентарный номер 23 в отсеке №3, статус заряда батарей – полный, ремонтный робот инвентарный номер 11 в отсеке №5, статус заряда батарей – полный. Перейти к прямому управлению роботами? – последняя строка мигала, требуя действия.

Он схватил губами трубку питания.

– По такому поводу не грех напиться, – до конца не веря в привалившую удачу, вслух сказал лейтенант.

Он высосал последний глоток стимулятора. В запасе осталось только пол-литра холодного бульона.

Поудобнее закрепившись на переборке, Стейнберг приступил к работе.

7.

Жизнь налаживалась. Во всяком случае, так ему казалось. Увеличенный до двух тысяч кредитов оклад специалиста. Почти полное обеспечение. Сержантская должность. В ближайшей перспективе – звание и оклад сержанта. А это еще пять дополнительных сотен в месяц. Уютная и недорогая квартирка в красивом районе. Сон в своем углу на широченной постели. Чаще с Магдой, иногда, когда Магда находилась на дежурстве или на учениях, – с хорошенькой обученной куклой для постельных утех. Магда не считала их за полноценных людей, относилась к девушкам по вызову скорее, как к медицинскому оборудованию, и потому смотрела на такие игрища с чисто профессиональной точки зрения – молодому организму с экстремальными физическими и эмоциональными нагрузками периодически была необходима гормональная встряска и психологическая разгрузка. Тем более, что девушки для того и были предназначены. Попытка, однако, устроить сеанс группового секса с участием неожиданно раньше срока вернувшейся Магды и одной из длинноногих кукол, в восторг бравого капрала не привела.

– Эта процедура рассчитана только на двоих, – ответ Магды, холодно оглядевшей плещущуюся под душем девушку с ног до головы, привел уже привыкшего к свободным нравам Сергея в состояние неловкости. – Я свое возьму попозже. Пока на вас полюбуюсь, – Магда, обещающе улыбнувшись, поцеловала его в ключицу. Неловкость растворилась без следа.

Каждую свободную минуту он возился с Триста двадцатым, все больше совершенствуя его, помогал Брену и Габи перепрограммировать и дорабатывать их роботов. Каждый день перепахивал в составе взвода грязь полигона. Стелс под напором своих сержантов сдался и разработал новую тактику обороны взвода с учетом расширенных возможностей приданных КОПов. «Дикие пчелы» понемногу молчаливо признавали Сергея своим, хотя и без явных симпатий и проявлений приязни.

– Для тебя эта возня – просто самовыражение, чувак, а для нас – шанс остаться в живых, – однажды во время короткого перекура в поле сказал ему Габи. – Проникнись этим. Ты теперь часть взвода. Все эти выпендрежи с соревнованиями – просто очередной способ заставить людей лучше освоить свою специальность. И он работает.

До этого, несмотря на большое жалование, у Сергея никогда не было на счету такого количества свободных денег. Он даже начал подумывать о том, чтобы приобрести в рассрочку спортивный «Меркурий», чтобы по утрам добираться до базы с ветерком и комфортом, а не на штатном грузовике с жесткими пластиковыми лавками.

Ночные кошмары, стараниями Магды, прекратились. Будущее терялось в неясной дымке. Но он уже отвык заглядывать дальше, чем это требовалось для «нормальной» армейской жизни. «Живи сейчас» – все окружающие жили по этому принципу, стараясь взять от жизни все, что им полагалось согласно имперской нормам довольствия.

Триста двадцатый превратился в склонного философствовать большого ребенка, любящего играть со смертельно опасными игрушками. Со странной, извращенной логикой. Не желающего без нужды раздавить насекомое и готового разнести в куски любого человека, угрожающего Сергею. Без жалости и оценки целесообразности. Для того, чтобы пройти с КОПом обязательный тест, приходилось сбрасывать на внешний носитель слепок электронного мозга и восстанавливать из архива дамп полугодовой давности. После чего тестирующая аппаратура признавала КОПа вполне работоспособным. Сергей уже и сам не мог понять, во что превратил боевую машину. «Пусть все идет как идет», – в очередной раз думал он. Стереть личность, в которую развился Триста двадцатый, рука не поднималась. Живи сейчас.

Самурай служил рядом, во втором отделении. Молчаливый, сосредоточенный. Уверенный. Спокойный и холодный, как змея. Каким и должен быть снайпер. Он влился во взвод буднично и естественно, словно всегда стоял на левом фланге своего отделения. Его постоянное незримое присутствие рядом иногда заставляло Сергея задумываться: а может быть, это и есть та самая мужская дружба? Или боевое братство? Тьфу, зараза! Нахватался штампов…

Периодически на полигоне или в столовой он ловил пристальный взгляд Лихача. Тот служил в соседней роте и уже получил капрала. Бывший сержант игнорировал его попытки заговорить или просто поздороваться. Ну и хрен с ним.

Как ни отговаривала его Магда, Сергей решил все же имплантировать себе чип управления и вычисления. Все-таки дополнительные три сотни к окладу, положенные солдатам с вживленными боевыми имплантатами. К тому же при покупке – льготная цена для военнослужащих и бесплатная операция по установке. И постоянная возможность входить в Сеть или общаться с КОПом напрямую.

8.

Через три дня напряженной работы Стейнберг, наконец, смог избавиться от скафандра. В отсеке уже вновь горел тусклый аварийный свет, климатизатор поднял температуру до приемлемого уровня, а оживший и перезаряженный ремонтный робот, цокая магнитными присосками по переборкам, отлавливал дрейфующий по отсеку мусор.

Тому, кто разрабатывал скафандр, явно не ставили задачу обеспечить удобство его пассажира при снятии в условиях невесомости, поэтому лейтенант, матерясь, долго извивался, выползая из эластичной прорезиненной оболочки, отсоединяя сначала медицинские датчики, потом переполненный контейнер с фекалиями, затем сдирая с рук и шеи провода ментальной связи. Наконец, сморщенный скафандр с торчащими в разные стороны трубками и разноцветными жгутами проводов, напоминая развороченный труп, повис над командирским ложементом. С непривычки, после безвкусной, многократно регенерированной атмосферы скафандра, в тесном отсеке, наполненном холодным, пропахшим металлом и подгорелой изоляцией воздухом, дышалось как в сосновом лесу.

Несколько раз глубоко и с наслаждением вздохнув, Стейнберг первым делом сделал то, о чем мечтал последние несколько дней, когда смерть перестала висеть за спиной, – вымылся. Естественно, с поправкой на условия обитания – то есть просто обтер себя увлажненными гигиеническими салфетками. В ледяном воздухе тело, отвыкшее от перепадов температуры, мгновенно покрылось гусиной кожей – энергии хватало пока только на минимальный режим работы климатизатора. Перебирая руками страховочные скобы, Стейнберг добрался до шкафчика с одеждой. С трудом втиснувшись в промороженный технический комбинезон, лейтенант повисел в воздухе, съежившись и подогнув колени к груди, ожидая, пока тот согреется. Затем всунул ноги в ботинки с магнитными подошвами, перехватил лодыжки эластичными липучками и медленно, с усилием отрывая ноги от палубы, подошел к консоли управления восстановительной системой.

Сенсорный экран теперь светился устойчивым зеленоватым цветом. Стейнберг потыкал пальцем в меню системы, проверяя состояние работ.

Несколько дней назад, после обнаружения двух исправных ремонтных роботов, в первую очередь он приказал системе обеспечить восстановление резервного питания до уровня, необходимого для нормального функционирования самой системы. Затем, когда, наконец, включилась консоль управления, а воздуха в последнем картридже осталось не более, чем на час, Стейнберг дал команду запитать ячейку зарядки дыхательных картриджей в своем отсеке. Когда смерть от удушья отодвинулась по меньшей мере на сутки, а система доложила о вводе в строй еще около десятка ремонтных роботов, он распределил ее задачи следующим образом: восстановить резервное питание; начать работы по восстановлению герметичности последовательно во всех отсеках, начиная от боевой рубки; в герметизированных отсеках, по мере повышения уровня энергии, обеспечить работу систем жизнеобеспечения в минимальном режиме. Чуть позже, вспомнив о том, что фрегат был атакован неизвестным ему оружием, лейтенант на всякий случай добавил команду дегазации и дезактивации восстановленных отсеков.

Корабль наполнялся звуками. Через переборки просачивалось постукивание, шипение, иногда снова начинал помаргивать свет, но постепенно, шаг за шагом, Стейнберг получал сообщения об окончании ремонта все новых и новых систем. Конечно, он не надеялся полностью восстановить своими силами разрушенный корабль, однако теперь в нем крепла уверенность, что он не умрет по крайней мере еще несколько месяцев. Во всяком случае, пока не иссякнут ресурсы. Кроме того, он рассчитывал на то, что сумеет восстановить работу системы связи, после чего свяжется с базой флота или хотя бы сможет подать сигнал SOS. Пока же ему оставалось только ждать, когда уровень питания станет достаточным для того, чтобы он мог запустить центральный компьютер.

Судя по сообщениям восстановительной системы, завтра он сможет проникнуть в соседний отсек – его герметичность была восстановлена, и сейчас система жизнеобеспечения пыталась наполнить его воздухом и поднять температуру до уровня, достаточного для того, чтобы им можно было дышать без риска сжечь легкие.

Восстановление атмосферы шло медленно. Большая часть одноклеточных водорослей из отсеков регенерации, производящих воздух, погибла, оставшаяся в живых часть не обеспечивала и десятой доли потребностей корабля. Роботы-ремонтники сыпали огнями плазменной сварки почти на всем протяжении магистральных систем, латая изрешеченные трубопроводы, меняли оплавленные жгуты проводов и целые плети световодов, подключая питание ко все новым отсекам регенерации и ликвидируя многочисленные утечки, но воздуха все равно не хватало.

Откусывая по кусочку от калорийной плитки из аварийного рациона, лейтенант напряженно читал сообщения системы восстановления.

– В отсеке №6 обнаружен незанятый ремонтный робот инвентарный номер 17. Поврежден блок управления. Приступить к восстановлению? – окошко сообщения мигало, требуя внимания.

– Приступить к восстановлению, – лейтенант почти не глядя ткнул пальцем в экран.

– Система подачи воздуха в отсек №3 восстановлена. Свободен ремонтный робот инвентарный номер 6. Перейти к прямому управлению ремонтным роботом? Через одну минуту ремонтный робот инвентарный номер 6 будет задействован для ремонта системы регенерации воздуха в отсеке №3…

– Электропитание отсека регенерации №3 восстановлено. Уровень жизнедеятельности организмов регенерации – 12% от нормы. Ориентировочное время полного восстановления организмов регенерации – 86 часов. Рекомендуемые действия: произвести инъекции стимуляторов роста в отсек регенерации №3. Ремонтный робот инвентарный номер 7 свободен. Перейти к прямому управлению ремонтным роботом? Через одну минуту ремонтный робот инвентарный номер 7 будет задействован для ремонта системы подачи воздуха в отсеке №3…

– Отсек регенерации №6 имеет невосстановимые повреждения. Продолжить работы по восстановлению отсека регенерации №6? Через одну минуту ремонтный робот инвентарный номер 16 будет задействован для ремонта системы электропитания отсека регенерации №2…

– Система регенерации воздуха в отсеке №3 – недостаточно запасных частей для полного восстановления. Уровень восстановления – 56% от нормы. Дальнейшее восстановление возможно за счет разукомплектации систем других отсеков. Продолжить работы по восстановлению системы регенерации воздуха в отсеке №3? Через одну минуту ремонтный робот инвентарный номер 6 будет задействован для ремонта системы электропитания отсека №2…

Сообщения ремонтно-восстановительной системы шли сплошным потоком, требовали инструкций, давали рекомендации, уточняли приоритеты. Стейнберг не успевал реагировать даже на пятую часть запросов – уровень повреждений и объем необходимых работ были таковы, что всей ремонтной команде корабля пришлось бы работать не один месяц. Сцепив зубы, Стейнберг продолжал бороться.

9.

– Борт 120-234-111 вызывает Эскудо-Контроль.

– Эскудо-Контроль на связи.

– Эскудо-Контроль, я борт 120-234-111, следую эшелоном пятьдесят тысяч по стандартному давлению на сорок два градуса. Прошу посадочный вектор.

– 120-234-111, я Эскудо-Контроль, вас нет в расписании. Сообщите характер груза, цель прибытия.

– Эскудо-Контроль, я борт 120-234-111, малый транспортный корабль «Бриз», порт приписки Ладон, Марс-2, на борту груз рабсилы, срочный контракт со «Стилус», Джорджия.

– Чертовы рабовладельцы! – задерганный диспетчер покосился на колонки расписания на голограмме. – Леппо, свяжись с транспортным агентом «Стилуса», запроси данные на внеочередной борт 120-234-111.

– Откуда я его ночью добуду? – лениво отозвался белобрысый напарник, прихлебывая кофе. – Все их рейсы с рабами ходят только днем. Их контора до утра закрыта. Кто ж их по ночам выгружать-то будет?

– Плевать, найди его по личному коммуникатору, у меня борт вне расписания и свободные полосы наперечет, – раздраженно бросил диспетчер.

«Чертов финн. Наградил бог помощником».

– Да ладно, ладно, сейчас поищу, – как всегда, не спеша, отозвался флегматичный белобровый увалень.

– 120-234-111, я Эскудо-Контроль. Сбросьте скорость на пятьдесят процентов, оставайтесь на своем эшелоне, ждите инструкций.

Щелчок. Пауза. Шорох помех.

– Эскудо-Контроль, я борт 120-234-111, у меня помехи. Говорите медленнее, прием.

– Какой странный акцент у этого пилота. Четко выговаривает все окончания, словно читает по учебнику. Чертов иностранец! – и уже с микрофон: – 120-234-111, я Эскудо-Контроль. Повторяю. Сбросьте скорость на пятьдесят процентов, оставайтесь на пятидесяти тысячах метров по стандартному давлению. Вы оборудованы ответчиком? Прием.

Диспетчер нервно поерзал в кресле, наблюдая на голограмме за разноцветьем движущихся меток. Одна из меток, покраснев, резко изменила положение.

– Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй, я 120-234-111, не могу сохранить высоту из-за отказа одного планетарного двигателя. Подозреваем пожар в кормовом трюме. Аварийное снижение. Посадку произведу на южной оконечности порта Эскудо. Пересекаю сорок пять тысяч на курсе сорок пять. Повторяю…

– 120-234-111, я Эскудо-Контроль, вас понял, аварийное снижение на южной оконечности поля. Готовлю пожарных. Леппо! Бросай все, срочно аварийную службу и медиков. Вызывай директора порта. Предупреди охрану и военных. Пусть обеспечат эвакуацию и охрану «груза». Сообщи в пересыльный пункт «Стилуса», пусть срочно готовят конвой! – лихорадочно диктовал диспетчер.

«Дьявол, ну почему все в мое дежурство?! „Стилус“ меня живьем зароет!». Он прекрасно осознавал, кто истинный хозяин на планете и что будет, если он хотя бы косвенно будет причастен к потере драгоценного живого груза. О том, что туша неуправляемого транспортника может промазать мимо полосы и рухнуть прямо на стеклянную башню диспетчерской, он как-то не подумал.

– Всем бортам, Эскудо-Контроль, быть на приеме, воздушное судно терпит бедствие. Оставайтесь на своих эшелонах до распоряжения. Повторяю…

Вдали, на залитой ярким светом прожекторов посадочном поле, замелькали первые всполохи маячков машин аварийно-спасательной службы.

– Товарищ адмирал, доклад службы наблюдения! Малый десантный корабль номер 6567 приступил к снижению!

Контр-адмирал Корсак в очередной раз оглядел мерцающую сферу тактической голограммы. Повернулся к напряженно замершим у консолей управления офицерам. Их затянутые в гибкие коконы боевых скафандров фигуры из-за множества тянущихся к ложементам проводов и страховочных ремней казались укутанными разноцветной паутиной. Переливы света на контрольных панелях и голограммах играли на стеклах шлемов красочными калейдоскопами. Из-за многочисленных офицеров штаба эскадры в светлых скафандрах, с переносными электронными планшетами в руках суетящихся на адмиральском мостике, центральный пост напоминал растревоженный термитник.

– Эскадра к бою. Приступить к действиям по плану "А". Крейсеру «Варяг» атаковать базу флота и авианосец противника. Отряду эсминцев прикрывать крейсер. Штурмовой авиации уничтожить станции дальней связи. – Адмирал медленно сел в поднявшийся позади него ложемент, опустил забрало гермошлема. За спиной под шипенье пневмоподушек падали по местам штабные офицеры, на ходу диктуя указания своим службам. Дождавшись, пока ложемент затянет вокруг него эластичные ремни, Корсак продолжил: – «Севастополю» занять место согласно диспозиции, блокировать район порта Эскудо в атмосфере и на орбите, принудить лечь в дрейф грузовые суда в районе орбитального грузового терминала, приступить к уничтожению спутников связи и навигации. Десантному кораблю приступить к активизации десанта первой волны.

Свет в отсеке померк, вместо него осветились яркими пятнами дисплеи и боевые консоли. Приземистые матросы аварийной команды, увешанные баллонами и контейнерами с инструментами и материалами, замерли у стен в объятиях страховочных захватов. Специально выведенные особи. Гордость командира «Варяга». Голыми руками могут крутить гайки и легко обходятся без воздуха в течении семи минут. Заморгала световая сигнализация, предупреждая об удалении атмосферы. Тактическая голограмма ожила, зарябила новыми метками. Шевельнулась под ногами палуба – крейсер открыл огонь с максимальной дистанции многоступенчатыми ракетами.

– Во славу Демократии… – тихо произнес адмирал.

– Во славу Демократии! – многоголосо отозвался штаб.

Рев садящегося транспорта, словно бумагу, пронизывал тройное герметичное остекление диспетчерской. Вибрировали даже стальные колонны-основания. Поползла по стеклу стола недопитая чашка с остывшим кофе, помедлив на краю, беззвучно свалилась на мозаичный пол, забрызгав его неопрятными темными пятнами. Что-то неслышно кричал, широко разевая рот и тыча рукой в сторону ближайшей полосы, белобрысый Леппо. Диспетчер, плотно зажав руками уши, тупо глядел на своего помощника и в оцепенении все не мог сообразить, что тот пытается сказать. Кресло на пневмомодвеске под ним тихо сползало к дверям лифта в центре комнаты. Брызнув бледными искрами, лопнул один из осветительных плафонов на потолке. Обзорные стекла диспетчерской быстро мутнели, компенсируя ослепительное пульсирующее сияние, исторгаемое дюзами аварийного судна. Над бетоном посадочного поля с разбросанными по нему тушами челноков, катилось новое солнце, затмевая по яркости обычное светило. Раскаленный ветер перевернул и играючи потащил по массивным плитам колесный джип бригады обслуживания. С хрустом сложилось и затрепетало сетчатое ограждение зоны руления. Через несколько секунд рев переместился южнее и резко стих. От мощного толчка жалобно всхлипнули несущие колонны. Со столов веером разлетелись по полу какие-то бумаги, незакрепленные трубки переговорников, ручки электронных указок. Кресла подпрыгнули, словно живые. Мигнул и вновь загорелся свет. Оглохший диспетчер тряс головой. В ушах стоял непрекращающийся хрустальный звон. Одна из огромных рам, край которой вырвало из крепления, пронзительно скрипела стальной кромкой по бетону. Младший диспетчер тыкал непослушными пальцами в кнопки коммуникатора, сбивался, чертыхаясь, начинал набор заново.

Далеко над полем что-то ярко полыхнуло. Спустя миг донесся хлопок взрыва. Звон в ушах не проходил. Настойчиво пульсировал на консоли красный индикатор срочного вызова. Диспетчер подошел к сорванной раме. Взлетно-посадочный комплекс вокруг башни разительно переменился. Исчез слепящий свет прожекторных бутонов. Лишь отдельные точки сигнального освещения неровными строчками проступали из темноты. Что-то вдали горело, мерцая неровными вспышками. Суетились на границе поля лучи фар и сине-красные проблески сигнальных маячков. Отчетливо донеслась длинная очередь тяжелого пулемета. Еще одна. И еще. Вроде стихло. Снова что-то глухо бухнуло. Звон в ушах мешал прислушиваться. Нет, снова стреляют. На этот раз точно – тяжелый пулемет. Диспетчер бывал на стрельбище батальона морской пехоты по приглашению знакомого офицера с КПП порта. Звук тяжелого пулемета он знал. Точно – пулемет. Почему стреляют? Неужели так быстро подъехал конвой «Стилуса»? В кого? В разбегающихся зэков? Очереди следовали одна за другой, затем снова что-то ухнуло и стало тихо. Относительно, так как мелкие звуки никак не желали просачиваться через оглохшие уши. Наверно поэтому он и не услышал шум подъехавших машин. Успел лишь заметить скупые щели света от затемненных фар, мазнувшие по развороченной клумбе вдоль дорожки к диспетчерской. И тут же за спиной разошлись в стороны створки и невысокие люди в непривычной темно-зеленой форме высыпали из лифта и быстро рассеялись по помещению, взяв на прицел коротких черных винтовок обоих диспетчеров. Леппо выронил трубку коммуникатора, сноровисто вздернул руки над головой. Старший диспетчер последовал его примеру. Один из военных, очевидно офицер, чудовищно коверкая язык, произнес из-под воздушной маски:

– Вы есть диспетчер. Вы есть захвачен. Ничего не угрожать. Сотрудничать. Сидеть место. Нет опасно. Встречать корабль. Посадка. Работать. Свой функций. Деньги платить. Нет – стрелять, жизнь уйти. Понимать?

Не поняв ни слова из сказанного, загипнотизированный нечеловеческой мимикой офицера, старший диспетчер судорожно кивнул. Леппо угрюмо разглядывал солдат. На протяжении короткой речи командира те стояли, не шевелясь, словно застыв. Только учащенно дышали под небольшими масками и быстро-быстро, словно диковинные зверьки, перебегали темными большими глазами по всему помещению. Словно были не в состоянии долго фокусировать взгляд на одном месте. Диспетчер с удивлением отметил, что все они были одного роста. И кажется, даже на одно лицо.

Над полем с надсадным ревом пронеслись самолеты. Так низко, что вспышки их выхлопов на долю секунды выхватили из темноты огромные туши транспортных челноков, стоявших в отдалении. Пол снова вздрогнул, но на этот раз не так сильно. Над одной из дальних стоянок поднялось зарево.

10.

Второй отсек тускло помаргивал красным аварийным освещением. Где-то под условным потолком, за переплетением труб и кабелей, еще взбрызгивали огни плазменной сварки – ремонтные роботы продолжали латать трубопроводы. В воздухе висели сорванные то ли при взрыве, то ли при ремонте, решетки настенных панелей. Холод стоял просто адский. Стейнберг чувствовал его даже сквозь оболочку легкого ремонтного скафандра. Левый борт выглядел так, словно по нему прошлись гигантским зарядом картечи. Нашлемный фонарь ярким пятном выхватывал неровные пятна сварных заплат и швов, чередовавшихся наплывами оранжевой аварийной пены. Клубком мерзких светящихся червей торчал из приоткрытой крышки коммутационного шкафа размочаленный пучок световодов. Под ногами крысой процокал куда-то в темноту ремонтник, волоча за собой хвост кабеля. Темные обесточенные консоли поста жизнеобеспечения. Светится только сектор климатизатора. Большинство индикаторов на нем едва переползли с красного цвета в оранжево-желтый. Но все же красных сигналов нет. Дышать тут уже можно. Хотя и недолго. Шахта центрального лифта. Россыпь сквозных пробоин на тускло блестящем металокераме. Над запорным маховиком крышки люка зеленый индикатор. Центральный лифт работает. Исправный тостер в груде металлолома. Мешает пройти срезанный ремонтниками толстый гофрированный шланг воздуховода. Торчит поперек отсека огромной вскрытой кишкой. Стейнберг плавно потянул его за край. Кишка податливо поползла из мрака распахнутого технического туннеля. Из-под нее выпала еще одна, оранжево-серебристая. Плавно шевельнулась, распрямляясь. Мягко клацнула, присосавшись к палубе. На конце оранжевой трубы – светлый ботинок с магнитной подошвой. Чья-то нога – не повезло бедняге. Стейнберг протиснулся через перегороженный проход, стараясь не наступать на каменное тело под собой. Задел-таки. Рука трупа в светлой перчатке качнулась вверх-вниз. Привет, привет, бродяга. Как поживаешь? Что-то перегорело внутри, как лампочка. Еще там, в боевой рубке. Будто уже умер, только никак не можешь смириться и дышишь по привычке. А они – уже нет. Ну и что? Лейтенант протиснулся дальше, посветил на люк носовой зенитной батареи. Зеленый. Уже лучше. Осторожно высунулся из-за шахты лифта, отодвинул висящую перед носом погнутую решетку. Вторая зенитная. Тоже зеленый. Чудненько. Подхватил из аварийного шкафа пару дыхательных картриджей. Пригодятся. Прилепил к боку. Огляделся. Дальше вроде получше. На вид – совершенно исправное оборудование. Только обесточенное. Ерунда, запитаем. Переходной люк в следующий отсек перекрыт наглухо. Рубиновый огонек блокировки. Хреново. Не пройти. Ладно, попробуем через лифт. Не сейчас, позже. На первый раз достаточно. Назад, в свой отсек. По сравнению с тем, что тут, там – номер-люкс. Он толкнул ногой распахнутый лючок технической ниши, протиснулся по узкому переходу на другой борт. Нащупал скобу аварийного трапа, медленно переставляя прилипающие к металлу подошвы, начал подниматься «вверх» к окончанию шахты. Отодвинул плечом какой-то обрывок кабеля, стараясь не задеть блеснувшие медные жилы на конце. Мало ли что. Задел шлемом еще что-то упругое. Посветил. Опять оранжевая ткань скафандра. На этот раз вокруг россыпь замерзших темных шариков. Тянутся, медленно дрейфуя в сторону решеток воздухозабора. Скоро растают. Надо бы прибрать их. Жить в летающем морге – слетишь с катушек. А это что у нас? Ага, резервная консоль управления. Включаем. Работает. Ошибка соединения. А ты чего ждал? Дублирующий контур. Индикатор зеленый. Отлично. Теперь кабель в разъем. Контакт. Идентификация. Есть! Светится небольшая голограмма. Красные пятна повреждений. Зараза. Через голограмму проплывает очередной темно-рубиновый шарик – брысь! Голосовой интерфейс:

– Командный статус подтвержден. Объект: лейтенант Стейнберг. Доклад: система управления законсервирована. Сбой системы питания. Ожидаю команды.

– Дружище, я так рад тебя слышать! В этом гробу просто не с кем поболтать!

– Команда не опознана. Система управления законсервирована. Сбой системы питания. Ожидаю команды.

– Ну-ну, зануда, – нервно засмеялся Стейнберг. Накопившееся напряжение искало выхода. – Хорошо, будь по-твоему. Центральному, команда: задействовать систему ремонта и восстановления. Восстановить систему питания центрального процессора. Восстановить систему управления центральным процессором в боевой рубке. Определить местонахождение судна. Продолжить работы по восстановлению жизнеобеспечения. Приступить к выполнению.

– Принято. Команда в стадии выполнения.

Лейтенант выдернул кабель из гнезда разъема, бережно уложил в нагрудный карман, застегнул молнию клапана.

Запорный маховичок провернулся на полоборота. Засветился зеленый индикатор люка. Стейнберг щелкнул замком шлема, с наслаждением вдохнул ставший привычным запах своего отсека. Дом, милый дом…

Впервые за несколько суток он заснул сном младенца. Даже увидел во сне что-то хорошее. Правда, потом никак не мог вспомнить, что именно.

11.

– Магда, ну дай же отдохнуть… – Сергей вяло отбивался от нее во сне. – Самый сон, ты что, до утра не дотерпишь? И выключи свет!

Чувствительный тычок под ребра сбросил его с кровати. Сергей вскочил, ошалело озираясь. Моргая красным глазком, противно жужжал зуммер тревоги над входной дверью. Общий сбор. Луч посадочного прожектора с садящегося неподалеку вертолета больно ударил по глазам. Звука почти не было.

– На глушителях идет, – машинально отметил Сергей.

Магда, уже одетая, прыгала на одной ноге, втискивая ногу в ботинок.

– Ты что, зуммера не слыхал ни разу? Спишь, как в яслях, – она, наконец, справилась с ботинком, схватив из ниши амуницию, в спешке защелкала пряжками.

– У нас в казарме ревун поголосистей был, – на ходу огрызнулся Сергей, влезая в комбинезон.

– Я пошла. Поосторожнее там. За бортом каша какая-то. Не нравится мне это. На учебную не похоже. Общий сбор. Увидимся, – она быстро чмокнула его в щеку, выскочила за дверь.

Через полминуты выскочил на лестницу и Сергей. Внизу хлопали двери, кто-то этажом ниже гулко топал вниз по ступенькам. Нудили тревожные зуммеры из-за незапертых дверей.

Улица встретила непривычной темнотой. Не светилось ни одно окно, тускло поблескивали стеклянные грани погасших фонарей. В рассеянном свете звезд мелькали быстрые тени, со всех сторон доносился топот ботинок и бряцанье амуниции. Кто-то впереди шепотом матерился, запнувшись в темноте о скамейку сквера. Двое солдат в скверике сноровисто скатывали в рулон красивую травку газона, обнажая бетонный капонир с коротким провалом окопа. Третий раскладывал станок автоматического гранатомета. Стоящий рядом сержант подсвечивал им тусклым лучиком красного фонарика. Шевельнулся в голове чей-то холодный голос. Сергей вздрогнул от неожиданности. Еще не привык к присутствию имплантата.

– Внимание. Это не учебная тревога. Всем военнослужащим – общий сбор. Членам семей и гражданскому персоналу занять места в убежищах. Действуйте согласно инструкциям. Следуйте за инструкторами гражданской обороны. Не поддавайтесь панике. Соблюдайте спокойствие. Ситуация под контролем. Транспорт для доставки военнослужащих к местам постоянной дислокации сосредоточен вдоль центральных улиц. Предъявляйте служебные жетоны комендантским командам для распределения по машинам. Повторяю…

Голос странно двоился. До Сергея, наконец, дошло, что инструкция параллельно транслируется уличными громкоговорителями.

Навстречу с тихим гулом медленно прополз мобильный комплекс ПВО с погашенными огнями. Длинные силуэты его стволов на мгновенье заслонили звездную россыпь на небе. Камушки с посыпанной гравием дорожки с пулевым стуком разлетались из-под юбки воздушной подушки. Звякнуло разбитое стекло. Где-то заплакал ребенок. На него зашикали. Плач перешел в хныканье, постепенно затих за соседним домом. Низко над домами серой тенью мелькнул вертолет, унося за собой грохот турбин.

– Ваш жетон! Жетон! – прямо в ухо Сергею выкрикнул возникший из ниоткуда военный полицейский. В темноте тусклым пятном светилась его белая каска, оттеняя провал лица. Из-под мышки воронено отсвечивал короткий ствол автоматического карабина.

– Третья машина справа. Третья справа!

Сергей машинально кивнул, не сообразив, что его кивок не виден в темноте. Коп без лица уже тыкал сканером по следующему жетону. Отсвет крохотного экранчика освещал его руку синеватым пятном. Казалось, будто рука движется в темноте сама по себе. Кто-то толкнул Сергея в бок, наступил на ногу. Ожесточенно работая плечами и локтями, он протиснулся к серому пятну грузовика. Запрыгнул в кузов. Всмотрелся в темноту. Его грубо дернули за руку, толкнули на жесткое сиденье.

– Падай, не маячь, – раздался из тьмы под тентом низкий голос. – Тебе куда?

– Форт-Дикс. Мобильная пехота. Первый первого, – машинально ответил Сергей, потирая локоть. Помедлив, добавил: – Сэр.

– Садж, нам точно не туда, – лениво растягивая слова, заметил кто-то из глубины кузова.

– Тебя спросить забыли, – огрызнулся обладатель низкого голоса. – Значит так, пехтура, сбросим тебя на базе в километре по центральной аллее, дальше сам дошлепаешь. Нам дальше. Времени в обрез.

– Нет проблем, сэр, – бодро отозвался Сергей.

Еще один силуэт шумно взгромоздился в кузов, мелькнув в мутном пятне звездного света.

– Тебе куда? – поинтересовался сержант.

– Свои, садж, – ответил новенький.

– Свои так свои, – пробурчал служака. Забормотал в коммуникатор: – Служба, трогай. Полный комплект. У перекрестка первого первого мобильной притормози.

Коммуникатор что-то коротко прохрипел в ответ. Машина резко дернулась. Сергей со стуком приложился затылком о металлическую дугу тентодержателя. Сзади пристроился приземистый БТР сопровождения, задрав к небу ребристые стволы спаренных пулеметов. Небо прыгало в проеме заднего борта. В вышине длинным росчерком мелькнула падающая звездочка. Красиво распалась на крохотные гаснущие искорки, каждая со своим следом.

Закладывало уши. Грузовик с низким гулом полз по шоссе, иногда резко вилял, уступая дорогу встречной колонне бронетехники. Взобрался на подъем. Сзади, насколько мог различить взгляд, ползла огромная тысяченожка, скупо поблескивая тусклыми щелями затемненных фар. С неба скатилась еще одна звезда. Красиво, черт возьми!

– Хреновы дела, а, садж? – поинтересовался кто-то напротив, – Смотри, с орбиты уже что-то посыпалось.

– Твое дело – молчи да стреляй. Приедем, ротный тебя просветит до полной кондиции. А пока сиди, считай звездочки, – оборвал говоруна сержант.

В стороне от колонны с тихим свистом промелькнул вертолет. Незнакомый силуэт. Сергей таких еще не видел. Мельче «косилки». Один несущий винт. Очень быстрый. И тихий. Наверное, крутая штука. Вертушка стремительной тенью барражировала над колонной, иногда почти сливаясь с лесистыми холмами вдоль шоссе. Чуть в стороне над лесом мелькнул еще один хищный силуэт.

И впрямь дело серьезное, решил Сергей.

Мимо дотов с торчащими из них стволами автоматических турелей колонна вползала в ворота базы, растекалась по бетонным аллеям и проездам. Нарастающий со всех сторон рев танковых и вертолетных двигателей перекрывал гул мотора грузовика. Где-то размеренно били кувалдами по сырому дереву. Влажный холодный ветерок тянул запахом ракетных выхлопов. Били батареи противокосмической обороны.

Грузовик снова дернулся, резко остановился.

– Станция Преддверие. Следующая остановка – Ад, – ехидно остроумничал давешний трепач.

– Шевели задницей, пехота, чего расселся, – подтолкнул Сергея сержант.

12.

База Форт-Дикс распрямляла спину, разминала затекшие мышцы. Из-под земли среди красивых лужаек и вековых деревьев поднимались бугры бронеколпаков со стволами орудий. Щелкали механизмами подачи крупнокалиберные пулеметы автоматических турелей. Сдвигались в стороны целые пласты грунта над выездами из подземных туннелей, выбрасывая пар выхлопов, расползались по бетонным капонирам батареи самоходных гаубиц, минометов, ракетной артиллерии. Оживали, наполнялись лязгом гусениц и топотом множества ног километры подземных коридоров. Колонны бронетранспортеров в сопровождении вертолетов рассредоточивались на десятки километров вокруг, охватывая Джорджтаун, занимая позиции согласно оперативным планам. Командиры батальонов и батарей срывали предохранительные колпачки и печати с накопителей оперативных вычислителей, спешно впитывали данные задач, на ходу транслировали их на тактические блоки подчиненных. Звено за звеном уходили вверх высотные и фронтовые перехватчики. Где-то в ближнем космосе и в верхних слоях атмосферы уже шли напряженные воздушные бои. Обратно садились далеко не все. С опустевшими ракетными подвесками, с выбоинами в броне. Раскаленный воздух струился над стартовыми столами. Не переставая, били противокосмические орудия, расчерчивая хмурое утро дымными столбами. Ракеты орбитального перехвата полыхали над шахтами и с грохотом исчезали в высоте. Патрули морской пехоты на броне БМП с лязгом траков покатились по улицам городов, всмятку давя припаркованные на узких улочках легковушки. Звенья тактических истребителей барражировали в воздухе, выискивая цели на земле и в воздухе. Беспилотные высотные разведчики гнали потоки данных. Мобильная пехота расползалась над континентом, оборудуя опорные пункты на протяжении тысяч километров, усиливая охрану батарей противокосмической обороны. Огромная военная машина набирала обороты.

Центральный пост «Варяга». Офицеры штаба эскадры только что приложились к трубкам питания, поглотив обед, запили его теплым суррогатным кофе с витаминами. В конце концов, война – их работа. Боевая работа. И жить на работе нужно по установленному распорядку. Незаметные вестовые тут же сменили картриджи питания скафандров. Офицер, как правило, – долгоживущая особь. Требующая хорошего питания и своевременного ухода. Офицер должен всегда иметь свежую пищу, чтобы успешно выполнять поставленные задачи. Вахтенные же офицеры крейсера обедать не будут. На вахте нельзя. Их очередь позже, в своих каютах, после смены. Или, когда фаза прямого столкновения окончится, в кают-компании.

– Начальник оперативного отдела, докладывайте.

– Товарищ адмирал, первый этап плана "А" в целом выполнен, – лежащий в противоперегрузочном кресле сосредоточенный черноволосый офицер говорил, не отрывая взгляда от тактического дисплея. Его голос внутри скафандра звучал приглушенно. – Станция дальней связи уничтожена. Авангард десанта первой волны высадился успешно. Космопорт Эскудо захвачен и готов к приему десантного транспорта и катеров десанта. Средства низковысотной ПВО развернуты. Гарнизон прилегающего города Эскудо нейтрализован, наблюдаются редкие, незначительные очаги сопротивления. Батарея противокосмической обороны Эскудо уничтожена. Потери десанта незначительны. Развернуты мобильные патрульные группы. Десантный корабль находится на исходной позиции согласно плану, произвел активацию трех батальонов десанта первой волны и роты командос. В течение двух суток будут активированы до полка десанта первой волны, вторая рота командос, батальон тяжелой пехоты. Вместе с тем, высадка основного десанта затруднена господством авиации противника в воздушной зоне космопорта. Противник поднял самолеты с морского авианосца в пятистах километрах от Эскудо. Для нашей ударной авиации авианосец недосягаем. Попытка добиться превосходства в воздухе к успеху не привела. Наши истребители класса «космос-атмосфера» значительно уступают машинам противника в маневренности на средних и низких высотах. Нами потеряно шесть тактических истребителей и два штурмовика. Посадка десантного корабля на планету в таких условиях невозможна. Допустима высадка подкреплений при помощи десантных катеров, при этом прогнозируются высокие, до пятидесяти процентов, потери средств высадки. Наша ударная авиация способна поддержать десант огнем по площадям. Поддержка штурмовой авиацией проблематична из-за высокой активности истребителей противника. Группировка космического флота противника в целом нейтрализована. Уничтожено три эсминца, три фрегата, четыре тактических корабля, более двадцати единиц космической авиации. Эскортный авианосец «Гинзборо» тяжело поврежден, хотя сохранил часть авиации и продолжает участвовать в боевых действиях. Повреждена орбитальная база флота противника. В строю осталось около десяти тактических кораблей, действующих, в основном, под прикрытием базы. Уничтожено восемьдесят процентов спутников связи и навигации. С нашей стороны два эсминца получили повреждения средней тяжести при отражении атак вражеской авиации. Наша авиация господствует на орбите и в ближнем космосе. Тут ситуация обратная. Универсальные перехватчики Земной Империи уступают нашим истребителям при действиях вне атмосферы, особенно в боях на дальних дистанциях. Уничтожено не менее десяти самолетов противника. Попытки нашей авиации проникнуть в воздушное пространство Джорджии вне зоны Эскудо к успеху не привели ввиду плотного огня средств наземной противокосмической обороны. Дальнейшие попытки уничтожить базу флота и авианосец противника с дальней дистанции нежелательны ввиду того, что запас тяжелых ракет основной ударной единицы – крейсера «Варяг» – после боя составляет около 30% от нормы и может полностью истощиться, что оставит крейсер без тяжелого вооружения. Выход «Варяга» на дистанцию средств поражения средней дальности сделает его потенциально доступным для авиации и наземных средств противника.

– У вас все, майор?

– Так точно, товарищ адмирал.

Контр-адмирал Корсак помолчал, напряженно раздумывая. В голове с бешеной скоростью прокручивались и анализировались варианты дальнейших действий. Офицеры штаба замерли, ожидая распоряжений.

– Начальник штаба, разработайте план операции, – наконец, произнес Корсак. – Авианосцу «Балтика» продолжать атаковать орбитальную группировку противника, вывести из строя базу флота и авианосец «Гинзборо». Авианосцу «Севастополь» поднять все свободные от охранения истребители для прикрытия ударной авиации. Ударной авиации «Севастополя» уничтожить морской авианосец противника. После захвата превосходства в воздухе в районе Эскудо, начать высадку основного десанта. Штурмовой авиации осуществить поддержку десантной операции. Далее действовать по ранее утвержденному плану. Исполнение – немедленно по готовности.

– Слушаюсь, товарищ адмирал!

13.

Нескончаемый аврал погрузки снаряжения и боеприпасов. Огромные, неистощимые недра складов и хранилищ. Вереницы грузовиков, грузовых каров. Ящики, ящики, ящики. Ряды бесконечных темно-зеленых штабелей. Целые города с табличками маркировки улиц. И почему в армии так любят зеленый цвет? Чем хуже черный, или, скажем, коричневый? Едкий соленый пот, заливающий глаза. Ломота в спине. Трехэтажные маты озверевших сержантов. Не успеваешь разогнуться, как тебе в спину уже больно упирается угол следующей тары. Двигаешься тупо и бездумно. Считаешь ящики. Потом грузовики. На бегу разглядываешь маркировки. Потом надоедает и то, и другое, и третье. Переезжает вся вселенная. Всем требуются консервы, патроны, гранаты, снаряды, батареи, аптечки, фонари, радиостанции, прицелы, ЗИПы, ботинки и запасные стволы для гранатометов. И еще целая куча всякого барахла. Блин, да как же без этого добра воевали раньше? Минутный перекур, пара глотков из фляги. Глоток перенасыщенного химией воздуха. Дым ракетных выхлопов стелится над базой, смешивается с холодным дождливым туманом, образовывая ядреную смесь, перешибающую дыхание. Надрывное буханье орудий ПКО и рев взлетающих почти над самыми головами самолетов уже приелись и воспринимаются как привычный фон. Снова в цепочку. И грузить, грузить, грузить. Главный враг – вездесущие сержанты интендантской службы с электронными планшетами в руках. Еще пара часов, и они замордуют тебя почище любого противника. Любой из взвода готов пришибить этих уродов с красными воспаленными глазами даже не по команде – по легкому кивку или движению бровей. По любому намеку. Но намека все нет. Озлобленные бойцы кидаются ящиками. С маху бьют ими по пластику кузовов. Сделанная на совесть армейская упаковка держит удар, не дает выместись на себе злость. Сигнал тревоги воспринимается как сигнал избавления от пытки. Сутки непрерывной физподготовки с использованием тяжестей вдохновят на драку самого закоренелого пацифиста. Тем более «Диких пчел».

Скорлупа брони защелкивается вокруг грязного, пропитанного пылью и потом комбинезона. Щитки плотно облегают локти и колени, стискивают бедра. Мир привычно окрашивается и подсвечивается зеленоватой рамкой прицельной панорамы. Разбивается на оконтуренные тактическим блоком объекты. Грузовики раззявили пасти пустых кузовов. Интенданты кричат в коммуникаторы. Требуют следующую порцию жертв. Мы уже не в их власти. «Дикие пчелы» предпочитают погибнуть с винтовками, а не с ящиками в руках.

– Наша очередь! – кричит Стелс. Вокруг бегут бойцы других взводов. Похоже, тут весь первый батальон. Над лесом появляются «мулы». Сколько же их! Определенно, война – масштабное действо.

– Пора отрабатывать халяву! – кричит наушник голосом взводного. Кажется, у него боевая истерика. Так бывает, когда слишком долго находишься в состоянии высокой кондиции. Идиот. Он даже помогал грузить машины в перерывах между изучением потока оперативных данных. Демонстрировал единство взвода. Быть ему комбатом. Если выживет.

Тактический блок сигнализирует о поступлении вводной. Триста двадцатый на связи. Удобная штука этот имплантат. Сергей дает команду к выдвижению, не размыкая губ.

На бетон плаца опускаются вертолеты. С грузовых каров быстро закидываются внутрь плотно упакованные транспортные кофры. Запах металла, пластика и резины внутри летающего дома. Такой привычный, вселяющий уверенность. Доклады командиров. Земля уходит вниз.

Батальон выстраивается клином. В центре вертолеты десанта. По бокам и впереди «косилки» огневой поддержки. Их много. Высоко над ними истребители сопровождения. Сергей ощущает себя винтиком всесокрушающей машины. Силища, заключенная в десятках боевых механизмов, под завязку набитых смертью, переполняет бойцов, делает их лица спокойными. А может быть, они до блевоты устали за последние сутки и им просто стало на все наплевать. Они привычно чистят и осматривают оружие. Перечитывают вводные. Разглядывают карты. Начинают дремать под гул турбин.

«Диким пчелам» – высадка на окраине Эскудо, разведка боем в сторону космопорта. Два остальных взвода роты – «Бизоны» и «Красные кайманы» – резерв и обеспечение эксфильтрации. По возможности обходить очаги сопротивления. Нарушать коммуникации противника, уничтожать тыловое обеспечение. Ротам «Браво» и «Чарли» захватить плацдарм и удерживать его до высадки основных сил или до команды к эвакуации. Непосредственную огневую поддержку обеспечивает пятерка «косилок», действующих с территории плацдарма. Поддержку по требованию и прикрытие с воздуха обеспечивают тактические истребители и штурмовики морского базирования. Время реагирования на запрос – от пяти минут до часа.

Под конвоем тянулась гладь бесконечного океана. Такого мирного. Яркое экваториальное солнце резвилось в бирюзовой воде. На борту все спали. Когда еще выпадет случай? Крутили огромными головами пулеметчики в своих прозрачных пузырях.

14.

Снова второй отсек. Надо пройти дальше. Люк перехода заклинило намертво. Сошедшая с ума система блокировки упорно не желает разблокировать стальную плиту, потому что по ее данным в третьем отсеке сплошной вакуум. Система восстановления же утверждает, что в третьем отсеке пригодная для дыхания атмосфера и температура пять градусов выше нуля по Цельсию. Стейнберг решает воспользоваться центральным лифтом. Над его шлюзом уютно светится зеленый индикатор. Запорный маховик легко проворачивается, открывая провал люка. Внутри темнее, чем в отсеке. Видимо, повреждено освещение. Луч нашлемного фонаря бьет в темный овал, выхватывая круг металлического пола капсулы лифта. Лейтенант склоняет голову, втискивается внутрь. Распрямляется, держась рукой за маховик люка. Поворачивает голову и замирает в ужасе. Все-таки к виду трупов трудно привыкнуть. Тем более, когда этот труп – твой бывший командир. Остекленевшие глаза из-под раскрытого забрала шлема смотрят внимательно, притягивают и не дают отвести взгляд. «Командир не может прибыть на мостик». Да уж, в таком виде прибыть куда-либо и впрямь проблематично. Неделя в замкнутом пространстве при температуре выше нуля не прошла без последствий. Щеки и лоб мертвеца покрывают темные трупные пятна. Капитан-лейтенант Брейсвил, железный человек, доводивший команду до изнеможения, готовя ее к бою, висит в тесной капсуле, сжав руками разорванный живот, так и не успев принять участия в первом бою своего корабля.

– Что ж, теперь моя очередь, старина. Теперь я командир. Меня кто-то повысил. Извини. – Стейнберг, кряхтя от натуги, с трудом протискивает негнущееся тело в люк. Буксирует к левому борту. Утрамбовывает в неработающий медицинский бокс. Плотно задраивает прозрачную полусферу крышки. Два других бокса уже заняты прежними обитателями отсека. Нет энергии, чтобы их заморозить. Но так все же лучше, чем дышать вонью разлагающегося мяса.

Страховочная скоба под теплоизолирующей перчаткой вздрогнула. Фрегат подрабатывал двигателями ориентации, меняя курс. Ожившая система управления вела судно в пятый сектор Ориона, система Бритта. На базу флота. Жаль, что накрылась система дальней связи. Во всяком случае, не удалось запеленговать ни одной станции ретрансляции из расположенных в этом секторе. В общем, связи с базой как не было, так и нет.

– Доклад: главный двигатель выведен на уровень мощности сорок процентов от нормы. Дальнейшее повышение мощности невозможно из-за повреждения контура охлаждения. Расчетное время выхода на границу системы Бритта – сто двадцать часов, – женский голос в затылке больше не казался чем-то потусторонним. За прошедшую неделю Стейнберг научился говорить с системой управления на отвлеченные темы, временами безбожно отвлекая ее ресурсы от первостепенных задач. Одиночество внутри заледеневшей стальной скорлупы, тесное общение с мертвецами и хрипы умирающих по каналам аварийной связи способствуют развитию философских взглядов на жизнь. Зачем он тут? Почему не работает бухгалтером в магазине своего дяди Джорджа? Какого хрена ему не жилось в верхнем ярусе мегаполиса Лукс, где полно кондиционированного воздуха, горячей воды и холодного пива? Ради чего шесть долгих лет в училище Флота он подвергался издевательствам над душой и телом? Для того, чтобы покрасоваться синим кителем перед портовыми проститутками? Для того, чтобы в конце концов сдохнуть от удушья в пустоте системы, у которой даже нет названия? Для чего он живет? Почему не умер вместе с другими? Может быть, бог все-таки существует? Как любой флотский, он был закоренелым атеистом. Трудно верить в бога, когда пролетаешь за сутки несколько звездных систем, нигде не встречая следов его присутствия. Может быть, он оставлен в живых для выполнения какой-то миссии? Тогда к дьяволу бога, если даже высшее существо определяет его назначение, вписывает его в штатную ведомость и планирует его дальнейшее использование. Тот же флот, только невозможно дезертировать. «Я так не согласен», – твердил лейтенант своему собеседнику. Или самому себе. Компьютер научился слушать излияния Стейнберга. Казалось, он чувствовал, когда можно задавать вопросы, делая вид, что не понял команду, а когда просто молчать. И слушать. Жаль, что он не может ответить ни на один из вопросов.

И сделать что-либо было уже нельзя. Можно было только изображать героя и продолжать бороться. Даже бездельничать, накачиваясь стимуляторами или спиртным, было уже невозможно. Управляющая система враз усыпит его, если решит, что его действия как командира неадекватны и идут вразрез с уставом Флота. Стейнберг не хотел умереть во сне.

Фрегат упорно ползет к базе. Набитый мертвецами и безмолвный, словно Летучий Голландец.

15.

Высадка. Хоровод «косилок» над западной окраиной Эскудо. Бронированные монстры едва не касаются крыш одинаковых трехэтажных домов, с ревом проносясь по кругу. Ураганный ветер винтов срывает с плоских крыш куски кровли, расшвыривает их по покрытой мусором улице. До стены джунглей – полоса отчуждения, выжженная и вытравленная химикатами пятикилометровая буферная зона. Ограждает городок от воздействия зеленого ада.

Небо исчерчено сплошной сеткой инверсионных следов. Десятки имперских самолетов барражируют на разных высотах. Не рискуя, однако, опускаться слишком низко – откуда-то далеко из-за домов регулярно протягиваются вверх ниточки ракетных пусков, отгоняя нежелательных гостей. Если бы не это, высадка выглядела бы совсем мирной. Более мирной, чем даже учебная. Беспилотные разведчики передают картинки опустевших улиц окраины. Кое-где – выбитые окна. Один-два брошенных автомобиля с распахнутыми дверцами. Пара трупов гражданских на тротуаре. Перебегают улицу два небритых мужика с пластиковыми канистрами воды под мышками. Испуганно оглядываясь, тихонько крадется вдоль дома молодая женщина с пакетами в руках. Никаких следов присутствия противника в районе.

Маленькие беспилотники непрерывно транслируют обращение имперского военного командования к обитателям городка. В принципе, сеть оповещения по линии гражданской обороны должна была сработать еще несколько дней назад. Судя по всему, гражданское население уже распределено по убежищам, в домах и офисах остались только самые упертые. Но все же командование перестраховывается. Какой смысл уничтожать тех, кого, по идее, нужно защищать? Иначе давно бы стерли город вместе с космопортом в порошок. Вместе со всеми захватчиками. Подумаешь, всего несколько ракет с орбитальных бомбардировщиков и можно строить заново. Да и промышленно-добывающий комплекс жалко. А может быть, дело именно в нем. Как бы то ни было, из-под крыльев небольших аппаратов, медленно плывущих над крышами, продолжают литься слова: «Граждане Империи. На город совершено вооруженное нападение. Объявлено военное положение. Пожалуйста, проследуйте в ближайшее убежище гражданской обороны. Захватите с собой документы, запасы воды и пищи на несколько дней. Адреса убежищ указаны на дверях подъездов. Если вы не можете вывести людей, которые не в состоянии передвигаться самостоятельно, обратитесь к ближайшему полицейскому и сообщите об этом. Вооруженные силы Империи начинают боевые действия. Все, кто не укрылся в убежищах, подвергают свою жизнь опасности. Повторяем …».

Первый «мул» снижается над широким пологим холмом, скользит над самой землей. Пулеметы захлебываются гильзами, чертя поверхность и подножие полосами пыльных фонтанов. Десант горохом сыплется из вертолета на черную безжизненную землю, мгновенно рассасывается по сторонам, занимая оборону. Через несколько секунд опорожняется следующая машина. И – пошла карусель. Высота быстро покрывается ящиками, кофрами, окутывается полосами колючей проволоки. Серо-зеленые силуэты ошпаренными тараканами разбегаются по вершине. Никакого сопротивления. Окраина отсюда как на ладони. Дома в километре от зоны высадки молчаливо пялятся на суету, блестя отражениями окон. Серые спины уходят в землю, сноровисто долбят лопатками, грузят ее в пластиковые мешки. Кольца окопов с наростами огневых точек растут на глазах, срастаются в причудливые лабиринты. Серыми истуканами торчат из клубов пыли КОПы. Настороженно крутят торсом, поводят стволами. Расходятся далеко по сторонам пары передового наблюдения.

Вертолеты тянутся к джунглям, на ходу выстраиваются в походный ордер. Оставшиеся «Громы» поднялись выше, патрулируют окраину. Становятся слышны остервенелые матерки и частый стук лопаток по камням и мертвым корням. Лейтенант Стелс мечется среди окопов, подгоняет сержантов:

– Темп, темп. Надо успеть оборудовать позиции до темноты. Ускорить работы.

Сержанты, стиснув зубы, кивают. Для порядка все же рычат на бойцов. Те и так кидают землю, как роботы. Не маленькие, понимают, что к чему. Даже новенькие пашут как черти. А вот взводному неймется. Все рвет пупок. Не чувствует разницы между учениями и войной. Тут надо не бежать впереди, а тихо ползти сзади, поджав яйца. Война отличников не любит. Выживают середнячки. Троечники.

Стански и Факел, высунув языки от усердия, нашпиговывают землю в тридцати метрах перед проволокой, в секторе ответственности взвода, минами и датчиками сигнализации. Чуть позже придет черед управляемых мин. Самурай, освобожденный от работ, закутанный в черно-зеленое маскировочное барахло поверх брони, бесформенной кучей дерьма неподвижно лежит на склоне, прикрывая саперов. Казалось, он даже не дышит. Длинный ствол снайперской винтовки со свисающими прядями маскировки лежит параллельно земле, едва заметно рыская по сторонам.

Солнце садится в джунгли. Небо в стороне заката багровеет. Быстро темнеет. Мигнув, гаснет картинка с одного из беспилотников, ушедшего далеко вперед в сторону позиций батареи ПКО. На одном из последних кадров мелькает смазанный силуэт незнакомого механизма. Что-то среднее между колесным бронетранспортером и машиной разведки. «Косилка» вырывается из карусели, ныряет к самым крышам. С высоты холма в сгущающейся темноте хорошо видны вспышки в небе. Далеко за домами поднимается зарево, но быстро опадает, проглоченное темнотой. Вертолет возвращается в строй.

– Вот зараза! – распрямляет спину сосед Сергея по окопу, Ковальски. – Роем, роем. Если бы еще себе. А так, все равно уходить. – Он сплевывает густую черную слюну, задергивает горловину мешка. Вдвоем с Сергеем они поднимают темно-зеленую пластиковую тушу, взваливают ее на бруствер. Подсвечивают тусклыми красными фонариками, проверяя прочность и правильность укладки.

Гул самолетов в вышине с наступлением темноты временами приближается, становится более слышным. Если присмотреться, можно увидеть, как перемигиваются между тучами звезды. Некоторые из них вспыхивают быстрыми яркими росчерками. В высоте идет бой. Внизу пока тихо.

– Как ты, Серж? – интересуется по радио Габи.

Сергей оглядывает окоп: кажется, все.

– Нормально, Джим, – отвечает он, растирая по лицу грязный пот. – Вроде окопался. А у тебя как?

– Мой Пятьсот первый уже у заграждений. Скоро выходим. Не жди команды, выводи своего за линию окопов. Потом поздно будет суетиться.

– Понял, Габ. Сделаю. – И сержанту: – Заноза – Фенечке. Сэр, мы закончили.

Командир отделения вынырнул из темноты чуть ли не сразу после доклада. Словно прятался за спиной. Оглядел окоп. С силой потыкал увесистым кулаком в наполненные землей мешки. Сержант Фенечка носил свое несуразное имя гордо. Желающих пошутить над ним после пары случайных травм челюстей не находилось.

– Не образцово, но сойдет, Заноза, – наконец, изрек он. Словно сомневаясь, что придраться не к чему. – Проверь КОПа. Скоро выходим. Не подведи.

– Не подведу, сэр. Я готов.

Сержант молча покивал головой. Снова исчез в темноте.

Усилием воли Сергей переключил имплантат на канал управления КОПом. Теплая волна узнавания и радости захлестнула с головой. Слов теперь не требовалось. Триста двадцатый понимает его мысли до того, как Сергей оформляет их в слова. Достаточно представить последовательность выполнения задачи, чтобы робот с готовностью бросился ее выполнять. Сергей посылает мысленный приказ. КОП, перепрыгивая через траншеи и брустверы, припустил к своему оператору. С ходу перемахнул окоп почти у него над головой, обдав с ног до головы черной земляной крошкой. Опустился на склоне холма, вновь превратившись в настороженного пригнувшегося истукана.

По окопам «Альфы-2», позвякивая амуницией, расползались новые хозяева. Двое протащили трубу лаунчера, звонко приложив Сергею по броне сошкой станка. Рядом приземлился худощавый солдатик. Кажется, из роты «Чарли». В темноте не хотелось спрашивать. Не торопясь, новый жилец разложил свои пожитки на дне окопа. Пошевелил винтовкой между мешков бруствера, пристраивая ее поудобнее. Расстелил на земле пончо. Накрыл им вещмешок. Уселся, по-хозяйски огляделся. Поворчал – нет ниши для боеприпасов. Ничего, родной, не в отеле. Сам выдолбишь.

– Чьих будешь, боец? – наконец, соизволил обратиться к Сергею.

– «Дикие пчелы», – нехотя ответил Сергей.

– «Альфа-2», значит.

– Именно так.

– А я Стас. Гамбит. «Чарли-1», – представился худощавый.

– Заноза. Серж, – Сергей хлопнул по подставленной перчатке. Наушник забубнил голосом взводного. Началось. – Бывай, Стас. Я пошел.

– Подожми яйца, – посоветовал вдогонку Гамбит, вставая к винтовке.

В темноте по склону холма спускались серые тени. Приседали, ощетинившись стволами, группировались перед колючкой у подножия. Ждали донесения разведчиков-снайперов, ушедших вперед час назад.

Наконец, сектор минного поля отключен. По одному взвод просачивается за кольца проволочного заграждения. Стаи «мошек» сканируют окрестности. Сзади на высоте десятки стволов роты «Чарли» напряженно всматриваются в темноту.

Идти по минному полю, даже зная, что оно деактивировано, жутковато. Сергей представляет, как под тонким слоем земли дожидаются своего дурачка свежеустановленные «подарки». Надеется, что сделаны они на совесть и ни один не сработает в заблокированном состоянии. Стараясь быстрее проскочить опасное место, с лязгом наталкивается на идущего впереди.

– Заноза, не паникуй, – невидимый в темноте Фенечка все видит. Недовольно оглядывается назад взводный.

– Принято, – машинально отвечает Сергей. Горячая волна стыда заливает уши. Все же он идет след в след идущему впереди.

– Дозоры, вперед, – отрывисто распоряжается Стелс. Он напряжен, но не паникует. Это хорошо. Сейчас мандраж ни к чему. Бойцы должны чувствовать его уверенность. – КОПы по местам.

Снова загораются точки мин на карте. Поле активировано. Прошли. Место Триста двадцатого – в арьергарде, замыкающим. Сергей, присев на колено, пропускает колонну. Семисотый Брена тяжело шагает мимо, перегруженный пушечными картриджами. Орландо любит пострелять. Проходя мимо, Брен ободряюще толкает Сергея в плечо.

Идти, чувствуя за спиной мощь напарника, совсем не страшно. КОП может обнаружить противника по целому букету признаков аж за три километра. Триста двадцатый сканирует местность непрерывно. Успокаивающе светятся зеленым показатели телеметрии.

Из темноты надвигаются темные громады домов. Город – как затаившийся перед прыжком черный зверь. Не видно ни одного огонька. Ни звука, кроме далекого «чиф-чиф-чиф» неугомонных «косилок». Спутникового слежения нет. Видимо, больше нет самих спутников. Автоматика брони отслеживает текущее положение на карте самостоятельно.

– Дозор-лево, Наконечнику-1. Чисто. Прием. Дозор-право, Наконечнику-1. Чисто. Дозор-фронт, Наконечнику-1. Чисто.

– Наконечник-1 – дозорам. Принято.

Перекличка взводного с охранением успокаивает нервы.

Лейтенант поднимает руку, делает знак. Знак передается по цепочке. Взвод растекается в цепь, тихо валится на землю в ста метрах от первого дома. Прицелы щупают темные проемы окон, цепляются за резные решетки балконов. «Мошки» лезут в щели, облетают темное строение, разлетаются вдоль улиц. Чисто. Взводный снова шевелит рукой. Первое отделение срывается с земли и, пригибаясь, несется вперед. Массивный силуэт КОПа качается над сгорбленными фигурами. Два оставшихся робота, привстав, с тихим визгом крутят роторами пулеметов, готовые открыть огонь прикрытия. Сергею кажется, что их слышит весь город.

Первое отделение достигает стен. Звон стекла. Зеленые контуры встают друг другу на плечи, исчезают в темных проемах.

– Наконечник-1, здесь Стрела-1. Все чисто. Прием.

– Наконечник-1. Принято.

Очередь второго отделения. Темные фигуры растворяются в темноте. Исчезают из вида через десяток метров. Прицельная панорама рисует на стекле их зеленые силуэты.

Звезды скрыты облаками. Редкими в начале вечера и почти без просветов сейчас. Где-то впереди, через несколько домов, похожий на кучу рваных тряпок, лежит в укрытии Самурай с напарником. Кажется, с Мазилой. Уже давно. Сергей поежился, представив себя одного в чужом враждебном месте, с одной лишь винтовкой в руках. Никакого КОПа за спиной. Никакой поддержки. Сам за себя. И за напарника. Одно слово – ППН, пост передового наблюдения и разведки.

– Отделение, вперед! – голос Фенечки в наушнике прерывает мысли. Послав приказ Триста двадцатому, Сергей срывается с места и изо всех сил несется в темноту, стараясь не спокнуться. Сердце учащенно бьется. Не из-за бега. Что там какие-то несчастные сто метров. Несмотря на все тренировки, страх холодит спину.

Серая стена. КОП приседает. Сергей встает на ствол орудия, вваливается в комнату. На полном автопилоте перекатывается вбок, вскидывает винтовку. Хруст стекла под подошвами. Огромная низкая кровать-аэродром со смятым бельем. Встроенный шкаф. Дверь в комнату приоткрыта. На полу раскиданы какие-то тряпки. КОП громоздится на широкий балкон. Под его весом трескается и крошится бетонная плита. Он вламывается внутрь, в соседнюю комнату, в водопаде стекла вынеся корпусом весь блок двери и большого окна.

– Заноза, где тебя носит? – голос Фенечки в наушнике спокоен. Пока спокоен. – Доклад!

– Здесь Заноза, двигаюсь. Все в норме.

Сергей избавлен от необходимости выбивать двери ногой и прыгать в каждую комнату с винтовкой наперевес. Триста двадцатый в туче пыли идет впереди, опустив оружие, проламывает себе проходы, вышибая двери вместе с солидными кусками стен. От его шагов пол ощутимо трясет. Падают со стен аляповатые картины.

В длинном коридоре с рядами дверей по обеим сторонам собралось все отделение.

– КОП застрял? – интересуется Фенечка.

– Есть немного, сэр. Мы в норме, – облизнув сухие губы, отвечает Сергей.

– Ладно. Не отставай, если жить охота, – спокойно советует сержант.

– Я понял, сэр.

Пользуясь остановкой, Сергей быстро осматривает КОПа, стряхивает с него куски штукатурки и бетонную крошку. Быстро протирает оружие. Фенечка исподтишка косится, наблюдая за ним. Сергей не просто рядовой новичок. От него зависит жизнь отделения. КОП – их основная ударная единица.

Из-за изгиба коридора тихо бормочет Стелс. Докладывает на базу. Точка-1 пройдена. Они уже в городе. Как-то незаметно для себя Сергей попал на войну.

16.

Однообразные кварталы трехэтажных домов. Отличия только в вывесках и цвете стен. Ночью, без электричества, все отличия нивелируются, превращая дома в одинаковые черные коробки. Эскудо не настоящий город. Тут практически нет постоянных жителей. На восемьдесят процентов он состоит из корпоративных квартир, общежитий и гостиниц. Оставшаяся часть – увеселительные и обслуживающие заведения. Эскудо – место жительства вахтовых смен горно-обогатительного комплекса компании «Стилус». По сути – раздувшийся вахтовый поселок рядом с космопортом и обогатительным комбинатом, с пятидесятитысячным населением, меняющимся каждый месяц.

Череда перебежек вдоль темных стен по обеим сторонам улицы. Перебежать. Укрыться. Оглядеться. Сканировать местность. Распределить цели. Очередь вторых номеров. Увешанные снаряжением темные фигуры перебегают вперед, до следующего дома, падают в тени стен. Берут на прицел ряды окон на противоположной стороне. Снова поднимаются первые номера. Перебегают. Ложатся. И снова все повторяется. Пока взвод не достигает рубежа передового наблюдения. Три пары – снайпер плюс напарник – уползают вперед. Скрытно выдвигаются на несколько кварталов, занимают позиции, наблюдают, докладывают. Их выдвижение занимает около часа. За это время взвод расползается по соседним зданиям, занимает оборону, обследует помещения. Важна каждая мелочь. Пока достоверно неизвестно, что собой представляет наш наземный противник. Но он, несомненно, есть. Кто-то же уничтожил батарею ПКО и роту морской пехоты из охраны космопорта. Уже известно, что эскадра на орбите – ударные авианосцы со товарищи. Союз Демократических Планет. Наш заслуженный ветеран «Гинзборо» против них – все равно что дворовая шавка против стаи волков. Но что за монстров они сбросили на планету – пока неясно.

Лейтенант получает доклады снайперов. Изучает результаты сканирования района. Делает доклад ротному. Коротко командует. Взвод снова начинает чехарду, продвигаясь вперед по трем параллельным улицам.

Сергей идет со своим отделением замыкающим. Его напарник – Триста двадцатый. КОП не слишком хорошо подходит для скрытного перемещения. Все же он механизм огневой поддержки, а не машина разведки. Гул его сервоприводов в ночной тишине разносится за пару кварталов. Напряжение растет, но страх ушел. Уступил место сосредоточенности. Как на тренировке. Все внимание – на телеметрию КОПа. Его возможности поиска и обнаружения превосходят возможности всего отделения. КОП не подведет.

Монотонное повторение. Перебежать, перепрыгивая подвальные окна. Лечь. Осмотреться через прицел винтовки. Бросить взгляд на КОПа у здания напротив. Пропустить первые номера. Встать. Перебежать, пригибаясь под окнами. Не отставать. Держаться в строю.

Остановка. Снайперы бесформенными кучами появляются из дверей ближайшего дома. О чем-то коротко перекидываются с сержантом. Медленно уходят вперед. Фенечка знаками распределяет бойцов по окрестным домам. Отделение парами исчезает в подъездах. Слышны удары и грохот выбиваемых ногами дверей. Сергей прячет Триста двадцатого на лестнице, уходящей вниз, в подвал бара. «Усталый путник» – гордо сообщает погасшая вывеска, болтаясь над лестницей на длинных цепях. КОП опускается на несколько ступеней, приседает, берет улицу на прицел. Стволы его оружия лежат параллельно тротуару как брошенные железные бревна. Легкий ветерок гонит по квадратным плиткам пустые пластиковые стаканчики, шарики скомканных салфеток. Тихо шелестит газетный лист, облепивший ствол пулемета.

Сергей осторожно толкнул массивную стеклянную дверь. Электричества нет, электрозамок открыт. Ствол винтовки щупает темноту. Пятно рассеянного красного света от фонарика отражается от ряда никелированных стульев у стойки. Пусто. Сергей шагнул внутрь, быстро присел. Выпустил «мошку». Электронный жучок шустро зашмыгал над самым полом, лавируя между ножками столиков, юркнул в проем кухни. Все чисто. Аккуратно расставленная посуда. Остывшие электропечи. Никаких следов беспорядка или панического бегства. Видимо, в момент нападения заведение было закрыто. Жучок влетает в очередное помещение. Пульсирует вызовом, привлекая внимание. Наблюдатель фиксирует четкое тепловое излучение. Человек. Живой. Развалился на столе. Не шевелится. Спит.

– Заноза – Наконечнику-1. У меня живой абориген. Спит.

– Принято, Заноза. Не спугни. Давай маяк.

– Бар в подвале. Триста двадцатый на входе. Даю маяк.

Сергей осторожно прокрадывается до дверей в помещение, где развалился местный. Судя по всему, тот занял кабинет директора заведения. В ожидании взводного Сергей рассматривает спящего. Дюжий детина в мятом техническом комбинезоне похрапывает, положив под щеку рулон бумажных салфеток. На полу – пара пустых бутылок из-под спиртного. Сквозь неплотно прикрытое забрало сквозит запахом перегара.

Взводный подходит вместе с Фенечкой. Осматривается.

– Буди его.

Сергей аккуратно подталкивает спящего прикладом. Реакция пьяного неожиданна. Толком не проснувшись, он резво перекатывается, скатывается на пол, молча бросается на лейтенанта. В руке блестит что-то металлическое. Кажется, нож для разделки мяса. Сергей успевает достать его в бок прикладом, Фенечка добавляет армированным ботинком в грудь. Абориген с грохотом обрушивается на пол.

– Успокойся, мы свои, – тихо говорит Фенечка. – Не паникуй.

Сергей подсвечивает Стелса и Фенечку фонариком. Сидя на полу возле стола, мужчина осоловело пялится на них, баюкает поврежденный бок, покачиваясь от боли.

– Свои? Какие такие свои? – наконец, глухо спрашивает он.

– Мобильная пехота. Имперские вооруженные силы, – представляется лейтенант. – Нам надо задать вам несколько вопросов. Вы в состоянии говорить?

– Я ничего не знаю. И вас тоже вижу в первый раз, – набычившись, отвечает верзила. Он не делает попытки встать. Нож по-прежнему зажат в его правой руке.

– Кто вы? – продолжает допрос Стелс. Его мягкий тон никого не обманывает – он очень спешит и готов получить информацию любым путем.

Видимо, абориген тоже понимает это.

– Махмуд Леви. Наладчик с обогатительного комбината

– Как вы здесь оказались?

– Сбежал из вашего гребаного убежища, – в голосе верзилы звучит вызов.

– Зачем? Там было опасно?

– Сидеть там и обсираться со страху не по мне. Лучше на воле помереть.

– Разве убежище никем не охраняется? Кто вас выпустил?

– Охраняется, как же. Пара копов на входе была и какой-то хмырь с пистолетом. Из гражданских. Грохнули их. Иди куда хочешь. Некоторые и ушли. Я тоже.

– Кто их грохнул?

– Я откуда знаю, – детина пожал плечами. – Они сами виноваты. Эти уроды ехали между домами, те давай по ним палить. Ну, их и грохнули. Заглянули к нам в подвал, осмотрели все и поехали дальше. Нас не тронули. Потом некоторые и дернули на волю. Тут есть где спрятаться.

– Как выглядели те, кто убил охрану убежища?

– Не знаю. Сильно не приглядывался. Маленькие какие-то. Шустрые. Наших копов враз сделали, те только пару раз и успели пальнуть. Заскочили в убежище, думал – хана нам. Они ничего, быстренько пошарили вокруг и смылись. Сказали, чтоб не боялись.

– На каком языке говорили? – быстро переспросил взводный.

– Хрен их знает. На незнакомом. Один по-нашему сказал. Плохо, едва понятно. Ничего не взяли, только оружие копов забрали и все.

– Чем они вооружены? Что у них в руках было? Как одеты?

– Короткие винтовки. Я таких раньше не видел. На головах каски. Короткие сапоги. Темная форма. Типа комбеза. Бронежилеты вроде сверху. На мордах маски. Воняет от них.

– Воняет? Чем?

– Не знаю. Но запах такой особенный. Резкий, непривычный. Как будто химией какой-то побрызганы.

– Много их было? Встречали их еще?

– Не, больше не видел. Я уже два дня тут тусуюсь. Они сюда не заглядывали. А в убежище их немного было – штук пять заходили. Сколько снаружи было – не знаю. Вряд ли много.

– Где находится ваше убежище?

– Кварталов шесть отсюда. На перекрестке между Третьей улицей и Грузовым трактом.

– Ясно. Спасибо за помощь. Думаю, предупреждать о том, что вы нас не видели, излишне. Надеюсь на ваше благоразумие, – лейтенант выразительно посмотрел на Фенечку.

Тот шагнул вперед, сделал неуловимый жест рукой.

– Спи, дружище. Проснешься – все забудешь. Такая дурь классная – закачаешься.

– Сволочь, – успел просипеть верзила. Его глаза закатились, голова свесилась на грудь. Тело медленно упало на бок.

Фенечка сунул в подсумок пустой пневмошприц.

– Пошли, Заноза, чего примерз. Выдвигаемся дальше, сэр?

– Да, сейчас доложу ротному и двинем. Посмотрим на этих уродов. Скорее всего, мобильные группы. На легкой броне.

Наверху низко проносится чей-то самолет. От тяжелого грохота ряды бутылок беззвучно подпрыгивают и шевелятся, как живые. КОП докладывает, что самолет вражеский. Но без команды не стреляет.

Они выбрались на улицу. По дороге Фенечка прихватил со стойки небольшую плоскую бутылочку, сунул в подсумок.

– Сувенир, – пояснил он Сергею.

17.

Небо над головой третий час сходит с ума. Рев двигателей доносится даже сюда. Светлячки выхлопов мельтешат в вышине как мошкара над лампой. То и дело бой смещается к земле. Тогда становятся видны яркие вспышки разрывов и даже молнии пушечных трасс.

Взвод остановился в паре кварталов от постов передового наблюдения. Снайперы доложили о моторизованных патрулях противника, двигающихся по поперечной улице. Грузовой тракт. Широкая шестирядная трасса, по которой раньше курсировали между комбинатом и космопортом большегрузные транспортеры. Сейчас по ней через неравные интервалы в обе стороны проносятся легкие двухосные бронемашины.

– Улей-1, здесь Наконечник-1, прием, – лейтенант сидит на кафельном полу автоматической прачечной, привалившись спиной к стене. Во избежание обнаружения, он ведет передачу через цепь «мошек»-ретрансляторов.

– Улей-1 Наконечнику-1. Что у вас?

– Наткнулись на моторизованные патрули противника. Легкие бронемашины. Боевые возможности неизвестны. Курсируют вдоль отметок 30 и 41. Район перекрыт. Намереваюсь атаковать патруль. Прошу воздушную поддержку, прием.

– Извини, старина, с воздухом напряженка. Посмотри вверх. Остались «косилки», но Странник-1 держит их в резерве. Выкручивайся сам.

– Понял, Улей-1. Что с воздухом?

– Похоже на прорыв. Летунов оттесняют. Долго им не продержаться, небо скоро перекроют. Поэтому в крупные стычки не ввязывайся, дойди до космопорта и назад. На обратном пути снайперов оставь на окраинах. Если ввяжешься крупно – «косилки» помогут, но лучше на них не рассчитывай, постарайся выбраться тихо.

– Улей-1, понял. Наконечник-1, конец связи.

– Удачи.

Лейтенант с полминуты разглядывает карту, прикидывая план боя, затем вызывает командиров отделений.

– Значит так, отцы-командиры, – говорит Стелс, подняв забрало, – тихо пройти не получается. Будем прорываться. Патрули собьем, пойдем к порту. Самурая оставим наблюдать и прикрывать возвращение. Тут и тут, – он чиркнул ногтем по карте, – кладем «мазь». Минируем. На случай, если решат обойти с тыла. Третье отделение прикрывает тыл. КОПы давят броневики. Чего от них ждать – неизвестно. Если это десант, то машины, скорее всего, с легким вооружением. Пересекаем тракт по отделениям, дальше двигаемся одной группой. Я иду с первым отделением. Очаги сопротивления обходить. Наша цель – разведка. Вопросы?

Сержанты обдумывают задачу, сосредоточенно молчат.

– Что с воздухом? – спрашивает, наконец, Лапо, командир первого отделения.

– Воздушной поддержки не будет. «Косилки» – на самый крайний случай, – Стелс пристально смотрит на сержанта. – Но я бы на них не рассчитывал. На всякий случай.

– Хреново… сэр, – отвечает тот.

– Хреново, – спокойно соглашается лейтенант. – Если вопросов больше нет, вперед, распределяйте задачи. Через пять минут ставим «мазь» и подарки. Через десять начинаем атаку. Пошли.

Сержанты, пригнувшись, разбегаются.

Первыми начинают работу саперы. Замаскированные под цвет тротуарных плит мины перекрывают улицу, посыпаются пылью с обочины. Затем черед «мази». Пластиковые цилиндры катятся по дороге, подпрыгивая на выбоинах. Беззвучно лопаются. Шелестящая оболочка уносится ветерком. Невесомая субстанция легкими облачками прозрачной пыли плывет над землей, быстро оседает, твердеет. На взгляд – обычный бетон покрытия. Но панорама шлема рисует на земле темные бесформенные разводы. Словно огромные бурые кляксы на дороге. Ботинки мобильной пехоты имеют в подошве специальный реагент, позволяющий легко передвигаться по искусственной скользкой поверхности. Но чужим на ней не поздоровится. На поверхности, обработанной «мазью» практически отсутствует трение. На ней невозможно стоять, идти, ехать. Лежать тоже не получится. Любые попытки перейти невидимую полосу приведут к эффекту коровы на льду.

Сергей укрывает Триста двадцатого в длинном холле гостиницы. Много массивных колонн-укрытий, много пространства для маневра. Огромные панорамные окна. Робот стоит за колонной, почти касаясь потолка макушкой. Стволы подняты вертикально. Сергей чувствует его состояние. Условно его можно назвать возбуждением. КОП готовится к игре. КОП покажет Сергею, на что он способен. Он ждет. Он сдерживает себя. Человек Заноза может не волноваться – КОП-320 не перепутает цели и будет беречь боеприпасы. Сергей находит себе укрытие в глубине коридора, за кругляшом неработающего фонтана. Каменная мозаичная чаша на вид довольно прочна. Отсюда хорошо просматривается весь холл. И вход в него. Он страхует Триста двадцатого.

– Заноза – Фенечке. Я на позиции.

Сержант дотошно проверяет его укрытие. Приседает за чашу. Выглядывает в холл, оценивая угол обзора. Показывает большой палец. Приказывает заминировать дальнюю стену холла и лестницы. Исчезает на противоположной стороне улицы. Мимо пробегает запаренный Факел. Он раскладывает в проемах гранаты, активированные в режиме «растяжек». Жестами показывает Сергею опасные места, чтобы он ненароком не пересек невидимые инфракрасные лучики. Вышибает ногой дорогую дверь из натурального дерева, шумно ворочает мебель в комнате, оборудуя позицию.

Минуты перед началом боя всегда напоминают пытку. Скорей бы уж началось. Нарастающее возбуждение глушит страх неизвестности. Адреналин лошадиными дозами разбавляет кровь, заставляя подрагивать руки. Легкий укол в спину. Достукался. Размяк. Позволил броне самой управлять его состоянием. В ушах появляется шум далекого прибоя. Стук сердца. Дрожь проходит. Плавно накатывает кайф. Ради этого стоило помучиться. До чего же легко! Ноги вот-вот оторвутся от пола, взлетят к потолку. Триста двадцатый напряжен: смотри, какой я молодец. Сейчас постреляем! Цифры отсчета словно замерзли. Ну, давай же!

Красные значки неприятельских патрулей быстро перемещаются перед редкими скоплениями зеленых точек.

Тоненько пикает тактический блок. Заглушенные шлемом и стенами, из невообразимой дали глухо бьют орудия КОПов. Хлопки взрывов. Одна за другой гаснут красные отметки. Не так уж страшны эти чужие коробочки.

– Габи – Наконечнику-1. Цель поражена.

– Брен – Наконечнику-1. Цель поражена. Наблюдаю пехоту противника, меньше десяти единиц.

Красные точки рассыпаются в цепь перед погасшим значком бронемашины, ползут вперед. Они что, идиоты? Атаковать на открытой местности. Точки упрямо движутся. Мелькает еще один значок бронемашины. Уходит вбок.

– Заходят в тыл, – догадывается Сергей. – Сейчас наша очередь.

– Внимание, Стрела-3, к нам гости, – тут же отзывается в наушнике Фенечка.

Где-то почти неслышно бубнят пулеметы КОПов, расстреливая живые мишени. Гаснут красные точки. Просто учения какие-то.

– Триста двадцатый, внимание!

Приземистая машина вылетает из-за поворота. Стремительно летит по улице неровными зигзагами. Непривычный силуэт. Скошенный, угловатый корпус. Большие колеса, на вид резиновые. Откуда-то сзади нее вываливаются темные фигурки, кувыркаются по бетону, вскакивают, выстраиваются в цепочку. Хобот короткой пушки шевелится, словно живой, выискивая цель. Глухо бухает короткой очередью, окутывается дымом, заставляя легкую машину подпрыгивать. Где-то дальше по улице, в районе позиций первых отделений с резкими хлопками лопаются снаряды. За три секунды Сергей успевает рассмотреть чужой броневик в деталях. Классная штука эта дурь!

Триста двадцатый шагает из-за колонны, опуская стволы, как ковбой в старинном вестерне. Он увлечен и спокоен. Ему не требуется допинг. В закрытом пространстве холла короткая очередь его пулемета давит на перепонки. Словно в раздумье, огромное панорамное стекло медленно осыпается волной разноцветных осколков. Реактивный выхлоп безоткатного орудия переворачивает мягкое кресло у стены, срывает с мозаики стен плети живых побегов. Холл заволакивает дымом выхлопа, смешанным с гарью пластика. Триста двадцатый стремительной тенью мечется между колоннами. Телеметрия показывает, как кумулятивный снаряд прошибает хлипкую броню насквозь. Бронемашина, словно бык, нарвавшийся на бегу на удар кувалды в лоб, резко останавливается, развернувшись боком. Снова выстрел. Улица вспыхивает ослепительным светом. Брызги расплавленной брони сыплются на бетон. Искры вспышек сквозь дым. Пехота и не думает залечь, переходит на бег. Их пехота тоже знает, что такое сближение с противником. С визгом рикошетов по стенам холла вскипают пыльные фонтанчики из разбитой штукатурки. Дымной вспышкой бьет в колонну заряд гранатомета, осыпая холл дождем бетонных осколков. Брызжут на тротуар остатки стекол. Сергей не видит противоположной стены коридора, так плотна завеса дыма и пыли. Триста двадцатый продолжает свою игру, выкатываясь на улицу, поливая цепь короткими частыми очередями. «Мошки» транслируют, как тяжелые пули в брызгах плоти прошивают маленькие фигурки насквозь.

Шальная пуля чиркает по краю чаши, рикошетирует в потолок. Сергей запоздало прячет голову. Матерится.

Триста двадцатый снова укатывается под защиту стен, уступая инициативу стрелкам. Те обнаруживают себя, за несколько секунд поочередно, как в тире, выбивают оставшиеся темные фигуры. Только один неприятельский солдат добегает до полосы «мази», падает на спину, барахтается посреди улицы, пытаясь встать. Щелчок выстрела из снайперской винтовки пригвождает его к земле. Короткая винтовка, выпавшая из рук, медленно скользит по дороге, словно живая.

– Плюс один! – Голос Самурая подрагивает от сдерживаемого азарта. Непробиваемая самурайская невозмутимость пасует перед молодостью и жаждой славы.

Бой третьего отделения длится всего около тридцати секунд. Сергею кажется, что дольше. Первое отделение уже пересекло улицу, закрепилось среди домов. Светает. Надо торопиться. Сергей выходит последним, нервно оглядывается на горящий броневик и трупы на дороге. КОП пружинисто топает рядом, развернув торс назад. Сергей мысленно ободряюще похлопывает его по броне. Волна ответного тепла словно мягкая рука. Чадят на широком Грузовом тракте две вражеских машины. Сейчас они совсем не страшные. Башня у одной снесена напрочь. Не иначе, Орландо постарался. Неподалеку на дороге уткнулся лицом в бетон невысокий солдат. Дорожка из черной крови растекается из-под него, маслянисто отражает свет. Факел, присев на колено, пристраивает под темное тело «подарок» – активированную плазменную гранату. Рев самолетов над головой становится громче. Спасительная чернота тени. Исчезает ощущение десятков наблюдающих за тобой глаз. Впереди снова кварталы одинаковых домов.

Где-то позади змеей переползает на новую позицию Самурай. Сергей представляет, как он минирует вход в подъезд и лестничную клетку, пристраивает винтовку на перевернутый стол в пустой комнате. Шарит прицелом из темной глубины по пустынной улице. Довольно щурится, оценивая позицию. Все-таки снайперы – чокнутые от рождения.

Быстрые перебежки вдоль домов. Необходимо оторваться как можно быстрее. Снова мелькают красные значки бронемашин на тактической карте. Быстро ориентируются, сволочи!

С неба надвигается вибрирующий гул. Черные монстры с тягучим воем пикируют сверху, заставляя вжимать голову в плечи. Как живой изгибается под ногами тротуар. Звеня, сыплются сверху стекла. За спиной катится черная волна дыма и пыли.

– В укрытие! – запоздало командует взводный. На месте домов, которые они покинули пару минут назад, поднимаются дымные столбы.

– Хреново дело. Небо совсем не держат. Быстро накрыли, мать их! – тихо бормочет лежащий рядом Стански.

Небеса продолжают удивлять каруселями разноцветных огоньков.

18.

Командира БЧ-2 корвета «Стерегущий» энсина Фабио Зерители море манило с самого детства. К его сожалению, родная планета Йорк имела только один вид крупных водоемов – соленые тропические болота. Ребенком Фабио жадно смотрел голофильмы об обитателях сумрачных глубин, одну за другой глотал книги о морских битвах и путешествиях. В юности он научился эффектно плавать в бассейне, приводя в восторг дурочек подружек. Повесил в своей комнате огромную голографическую картину, на которой бушевало штормовое море. Читал от корки до корки бюллетени имперского флота. Едва достигнув совершеннолетия, в нетерпении заполнил бланк заявления на поступление в Имперскую морскую академию. И улетел с Йорка на бесплатном армейском транспорте, оставив с носом очередную подружку, в надежде на романтические отношения сказавшейся беременной.

Родители сочли его решение довольно эксцентричным. Уроженец планеты Йорк – одной из основ метрополии, он от рождения имел полноценное имперское гражданство. Не то что эти выскочки с окраинных миров, которые получали гражданство с правом голоса только после десяти лет непрерывной военной службы. Так что необходимости служить у него не было. Имперские граждане не имели нужды. Им был обеспечен солидный пожизненный социальный пакет, включающий в себя бесплатное жилье, продовольственный паек и денежное содержание, достаточное для того, чтобы покупать себе одежду. Что из того, что бесплатная квартира представляла собой клетушку без окон три на три в нижнем ярусе мегаполиса, а бесплатная еда выглядела, как сырой кирпич? Зато дважды в день из крана бежала чистая вода, раз в сутки можно было принять водоэмульсионный душ, а брикет соево-дрожжевого концентрата можно было полить соусом со вкусом говядины или рыбного филе и запечь в плите с автоповаром. Чего еще желать? Можно было занять денег в государственном банке и поступить в университет. Стать инженером или финансистом. Сидеть в светлом офисе в верхнем ярусе среди вьющихся по стенам зеленых побегов, зарабатывать кучу денег. Но, видимо, в программе автоакушера что-то разладилось при рождении Фабио. Что-то крепко приложило его по мягкой детской макушке. И теперь, спустя пять лет, обозревая с крохотного пятачка верхней палубы водную равнину до самого горизонта, энсин гадал, помешает ли начавшаяся война прибытию очередного вертолета со служебными девочками для команды, или ему опять придется обхаживать штурмана – стервозную от количества страждущих лейтенанта Марию со странной фамилией Хо, в надежде на ее переменчивую благосклонность. Увы, исполнение последнего означало и то, что ему придется играть в шахматы и пить виски пару ночей подряд с соседом по каюте в качестве платы за его двухчасовое отсутствие на своей койке. Больше на их небольшом суденышке уединиться было негде. Прикинув, что плата за минутное удовольствие слишком велика для его растущего организма, Фабио все же решил дожидаться вертолета. Утешала, однако, мысль о том, что когда он станет капитан-лейтенантом, а это непременно когда-нибудь случится, ему будет предоставлено право пользования служебными проститутками для старшего командного состава.

С началом войны тревоги следовали одна за другой. Дошло до того, что частенько приходилось ночами спать на жестком полу боевого поста, постелив на металл палубы гармошки спасательных жилетов, и то и дело гонять ленивую скотину Дранга менять шланги гидравлики на пусковых установках зенитных ракет. Эти пусковые – кошмар наяву. Капризные, словно лейтенант Хо в постели младшего офицера. После череды стрельб сочленения шлангов трескались и текли, грозя заклинить механизм подачи ракет. Черт бы побрал эти эксперименты! Подумаешь, удвоенная производительность при пуске! Работают же люди с нормальной техникой. Чем хуже та же «Оса-Квадро»? Надежна, как гранитная скала. И никаких нервов. Стреляй, пока не надоест. Правда, есть в чертовых «Иглах» и несомненный плюс. Именно его, Фабио, боевая часть разнесла три дня назад в пух и прах тяжелый орбитальный бомбардировщик за пределами дистанции пуска его бортовых ракет. Была красивая картинка на тактической голограмме, и нет ее. И личная благодарность от командующего эскадрой в личном деле.

На этот раз, похоже, так легко не отвертеться. Сигнал боевой тревоги согнал Фабио с узкой койки час назад, еще затемно. Над морем творится что-то невообразимое. «Нимиц» увеличивает ход, поднимая огромную волну, и выстреливает в небо пару за парой ревущие истребители. Назад непрерывно садятся для заправки и обслуживания другие. В небе тесно от реактивных струй. Кажется, авианосец решил сегодня поднять все самолеты. Такого масштабного спектакля Фабио еще не видел. Вводная скупо сообщает: ожидается массированная атака неприятельских воздушных сил. Радар рябит десятками целей, пока далеких. Жаль, что накрылись спутники. Без их систем наведения на цель точность огня совсем не та. Ничего, сейчас «Нимиц» поднимет пару высотных разведчиков, будет полегче.

Зерители налил в пластиковый стаканчик горячего кофе из термоса. Уселся поудобнее на откидной табурет, широко расставил ноги, стараясь не расплескать дымящуюся жидкость. «Стерегущий» шел полным ходом, поспевая за авианосцем. Ощутимо качало. Слава богу, Фабио прошел операцию на мозжечке еще в академии, и теперь мог плевать на морскую болезнь. Чего не скажешь о двух его матросах, страдальчески кривящихся у мониторов каждый раз, когда судно проваливалось вниз с очередной водяной горы.

– БЧ-2, ответьте мостику, – пробурчал динамик.

– БЧ-2 на связи, сэр, – сунув стаканчик в держатель, торопливо ответил энсин.

– Что у вас? – голос всегда желчного командира корвета был на диво спокоен.

– Наблюдаю цели, более тридцати отметок. Все вне пределов досягаемости. Спутников нет. Жду картинки с высотников.

– Ясно, – командир немного помолчал. – Слушай, Фабио, сколько твои игрушки продержатся?

– Шланги позавчера меняли. Залпов на двадцать хватит. Больше не гарантирую, – ни секунды не раздумывая, ответил энсин. – Не волнуйтесь, сэр, мы редко делаем больше пяти-шести. К тому же мы не одни. Продержимся, сэр.

– Тут такое дело… В общем, Фабио, делай что хочешь, но залпов пятьдесят обеспечь. Иначе крышка нам. Точно. Ожидается до трехсот бортов.

– Сэр, замена одного штуцера – минимум полчаса. На ходу не выйдет, – твердо ответил энсин и потянулся за кофе. – Могу распорядиться сейчас, но можем не успеть.

Пауза затянулась. Радар все рисует красные метки. Пока они говорили, меток стало вдвое больше.

– Восемь отметок, пеленг 270, дальность шестьдесят, высота пять тысяч, скорость тысяча пятьсот! – доложил оператор. – Применяют помехи. Произвожу захват. Есть захват целей!

– Принято, – отозвался энсин. Щелкнул тангентой. – БЧ-2 – мостику. Цели в пределах досягаемости. Высотное наведение отсутствует. Принимаю решение атаковать на рубеже гарантированного поражения.

– Мостик – БЧ-2. Действуй, Фабио. Удачи.

Через полминуты крохотный серый кораблик окутывается вонючим дымом. Нити ракет уносятся вверх, внося свою лепту в иллюминацию боя. Над морем уже форменная свалка. Не считаясь с потерями, десятки истребителей космического базирования крутят карусель, не давая перехватчикам прижать армаду ударной авиации. Тяжелые бомбардировщики в россыпях ловушек и ложных целей падают из стратосферы сквозь хлопья высотных зенитных разрывов, на предельных дистанциях сбрасывают дымные ракетные гроздья, грузно взмывают вверх. То и дело в красивых цветных вспышках натыкаются на иглы зенитных ракет, волокут за собой пушистые хвосты из горящих двигателей. Нахрапистые штурмовики звеньями поочередно пикируют на корабли охранения, протягивают к ним щупальца пушечных трасс. Гибнут один за другим, натыкаясь на плотную стену заградительного огня. И снова пикируют сквозь огонь, словно злобные осы. Радары сходят с ума от тысяч ложных целей. Ракеты пачками сгорают в воздухе, сталкиваясь со стаями противоракет, падают в воду, сбитые с толку помехами, теряют цели из-за перегрузок систем наведения. Море вокруг кораблей кипит от сотен всплесков. Где-то поднимается дымный султан огня. Один из фрегатов охранения поймал бортом противокорабельную ракету и медленно заваливается на борт. Штурмовики тут же устремляются в образовавшуюся брешь. Авианосец прекращает принимать самолеты и спешно закрывает створки посадочной палубы, готовясь к погружению. С его постов ПВО непрерывным золотым дождем сыплются гильзы от артавтоматов.

«Стерегущий», затянутый рваным покрывалом дыма, бьет и бьет в небо огненными стрелами. Казалось, капризные «Иглы» забыли о своих слабостях. Предупреждающе горят указатели давления в гидросистеме. От надстроек и орудийных башен с противным звоном отскакивают раскаленные осколки от близких зенитных разрывов, рвут струны лееров, как в масле, вязнут в настиле палубы.

Из мельтешения помех четко проступают три метки. Десять миль. Высота сто метров. Скорость тысяча двести. Дурным голосом орет ревун системы обнаружения.

– Пеленг 85, дальность десять, высота сто, скорость тысяча двести, три воздушные цели! – громко докладывает оператор. – Обнаружен захват системами наведения!

– Это за нами, – энсин утапливает сенсоры включения автоматического огня. Бесстрастный электронный мозг за тысячную долю секунды определяет опасность и передает данные в систему управления огнем. Операторы -неуклюжие оранжевые куклы в ребристых спасжилетах – впериваются взглядом в экраны. Теперь их дело – ждать. Мертвенный отсвет зеленит вспотевшие лица.

Обе установки, труба за трубой, выплевывают ракеты. Энсину кажется, что он чувствует, как толчки реактивных струй раскачивают судно. Мельтешение помех. Одна из меток исчезает. За ней вторая. Осипшим голосом начинает выкрикивать доклад оператор. Консоль управления огнем расцвечивается красными сигналами. Отказ гидравлической системы носовой установки. Красная метка на радаре угрожающе ползет вперед, выбрасывает впереди себя россыпь ярких точек.

– БЧ-2 – мостику. Отказ носовой пусковой. Наблюдаю пуск ракет по правому борту.

В оглушительном грохоте трясется палуба. Рядом под ними, на юте, заходится длинной очередью четырехствольный артавтомат.

– Успеют поставить зонтик или нет? – отрешенно думает Фабио. Точки на радаре упорно не ассоциируются со смертью.

Фабио смотрит в приоткрытую вопреки инструкции дверь поста, через поручни узкой площадки. Где-то там, по правому борту, над самым морем, среди красивых цветных вспышек противоракетного огня, их смерть. Ее еще не видно. И вряд ли он успеет ее заметить. В пелене дыма над палубой, который не успевает сдувать океанский бриз, мгновенный огненный росчерк ракеты как случайный солнечный зайчик на гребне волны.

Удар швыряет его в открытый люк. Потеряв сознание еще в воздухе, он не чувствует, как его тело грузно бьется о теплую тропическую воду. Не видит, как «Стерегущий», потеряв корму, в вихре огня погружается в кипящую воду.

Авианосец, наконец, медленно прячется под водой, весь в пузырях воздуха из мелких пробоин. Израсходовавшие боезапас самолеты сиротливо кружат над морем, прижавшись к воде, один за другим уходят, в надежде дотянуть до ближайшего полевого аэродрома.

Осатаневшие бомберы, потеряв главную цель, обрушиваются на оставшиеся корабли конвоя.

Фабио выловили из воды через три дня. Его губы потрескались до крови. Кожа на лице сожжена тропическим солнцем и слезает целыми пластами. В волосах корка соли. В луже воды он лежит на вибрирующей палубе ракетного катера, с гулом набирающего ход. Флотский медик прикладывает к его шее прохладный ствол пневмошприца. Фабио бессмысленно улыбается, слабо отмахиваясь от рук матросов, которые пытаются вытащить его из гармошки оранжевого спасательного жилета. В забытье он плывет по прохладной воде, пьет ее полными горстями и смеется ласковому солнцу. Вода свежа и сладка на вкус. Мягкие волны баюкают его, погружают в сладкую дрему.

– Отплавался, – с сожалением констатирует медик.

19.

– Самурай – Наконечнику-1. – раздается знакомый голос по взводному каналу. Сергей прислушивается, не забывая на бегу ощупывать взглядом окна.

– Наконечник-1 на связи, прием.

– Наблюдаю активность противника. В квадрате 35, ориентир «вышка», левее сто устраивается огневая точка. Цокольный этаж. Что-то вроде тяжелого пулемета или станкового излучателя. Вторая огневая точка – ориентир «чаша», левее пятьдесят. Похоже на легкое орудие. На крышах наблюдаю несколько расчетов ПЗРК. По Грузовому тракту постоянно движутся усиленные моторизованные патрули – по две бронемашины. Иногда высаживают до отделения пехоты. Передаю цифровые координаты укреплений.

– Принято, Самурай. Продолжать наблюдение. Конец связи.

Яркое утреннее солнце катит над опустевшим городком, вязнет в низких тучах. Цепь пехоты Демократического Союза упорно движется в километре позади взвода, как стая гончих, загоняющих дичь. Взвод ставит помехи, ускоряет темп, меняет направление движения, пытаясь оторваться, но цепочки красных точек уверенно движутся сзади, как приклеенные. Катят впереди пехоты грязно-серые коробочки бронемашин. Старательно объезжают брошенные на тротуарах машины. Снайперы разглядывают в прицелы одинаковые смуглые лица, дыхательные маски под зелеными стальными касками. Удивляются легким пластинчатым бронежилетам. Пытаясь замедлить продвижение противника, изредка бьют из темных глубин полуподвалов, выщелкивая из строя одну-две фигуры. Неясно, из какой дряни сделаны их защитные жилеты и от чего они должны защищать, но пули, выпущенные из длинных электромагнитных винтовок, прошивают невысокие фигурки навылет. Снайперы уже не стараются целиться в уязвимые участки тела, бьют куда удобнее – по корпусу. Цепи смыкаются, равнодушно оставляя на тротуарах трупы, и продолжают движение. Бронемашины в ответ бьют одиночными, наугад вышибая куски стен и в тучах пыли обрушивая плиты перекрытий. Серая пелена пыли и дыма стелется над тротуарами, перекрывая обзор. Снайперы оставляют позиции, прыгая через три ступеньки, врываются в опустевшие коридоры. Пугалами в развевающихся тряпках догоняют взвод.

Что-то неуловимо изменилось за прошедший час, пока бойцы длинными перебежками поочередно меряют тротуары. Сергей никак не может понять, что именно. Наконец, соображает, что в небе почти не слышно самолетов. Воздушный бой прекратился. Далекие раскаты двигателей звучали теперь где-то очень высоко, явно не представляя опасности. Запросив Триста двадцатого, Сергей убедился, что в пределах действия сканеров действительно отсутствует своя авиация.

– Заноза – Стреле-3. Сканеры показывают отсутствие нашей авиации, – тут же докладывает Сергей Фенечке.

– Принято, Заноза, – спокойно отзывается Фенечка. – Это и так ясно, без сканеров. Ушли они.

Стелс нервничает. Противник спешно закрепляется в городе. Сидящая на хвосте пехота стремится прижать взвод к основному рубежу обороны. Судя по всему, осталось немного. До двухкилометровой полосы вытравленной земли, отделяющей городок от границы порта, – всего три квартала. Не нарваться бы на засаду. «Мошки» сканируют дом за домом.

Высоко в небе нарастает раскатистый звук. В просветах туч растет, опускается вниз, ослепительно сияя, темная точка. Звук двоится, мечется между домами.

– Заноза – Наконечнику-1. Наблюдаю скоростную посадку космических судов небольшого тоннажа. Две единицы, – поймав сообщение Триста двадцатого, докладывает Сергей.

– Габи – Наконечнику-1. Подтверждаю наблюдение. Скорее всего, малые суда десанта.

– Наконечник-1. Принято.

В плотных раскатах не сразу узнаются звуки начинающегося боя. Передовое охранение натыкается на противника.

«Началось», – думает Сергей, припадая на колено спиной к зданию и ощупывая прицелом окна на противоположной стороне. Он так устал быть в постоянном напряжении, каждую минуту ожидая выстрела, что реальный бой воспринимается как облегчение. Хоть какая-то определенность. Триста двадцатый замирает на углу, прощупывает сканерами обе прилегающих улицы. Тут же сигнализирует о приближении противника с двух направлений. Тактическая карта значок за значком рисует красные метки среди квадратиков домов.

– Заноза – Наконечнику-1, противник с тыла, дистанция тысяча двести, до сорока единиц пехоты и шесть единиц легкой бронетехники.

В грохоте разрывов впереди редкие очереди автоматической винтовки почти неразличимы. Лейтенант отмахивается от Сергея, продолжая кричать:

– Взвод, в укрытие! Занять оборону. Мазила, Крест, отходите! Габи, прикрой их! Снайперы, на фланги! Огонь по всему, что видите.

– Здесь Мазила. Крест ранен. Тяжело. Отойти не могу. Нахожусь под огнем. Два дота в подвалах. Даю подсветку.

Лейтенант делает знак расчету пусковой. С направляющей лаунчера с шипением срывается огненная стрела, исчезает над крышей дома. Через пару секунд характерный звук плазменного взрыва вплетается в грохот боя. Огонь впереди вспыхивает с новой силой. «Мошки» засекают еще пару огневых точек. На углу присел на тротуар Пятьсот первый. Напротив него раз за разом хлопает подствольником Габи. КОП хлещет куда-то за угол из пулемета, посыпая тротуар блестящей желтой россыпью. В стену дома высоко над Габи то и дело бьют шальные пули. Стекла неслышно бьются, рассыпаются по тротуару хрустящим печеньем. Скучная улица с аккуратными домами на глазах быстро мрачнеет, щерится сквозь бетонную пыльцу выбитыми зубами окон. Зеленые точки передового дозора подмигивают оранжевым и быстро гаснут. «Мошки» транслируют сплошную серую пелену, сквозь которую мелькают трассы и вспышки разрывов. Сквозь плотный дым, смешанный с каменной пылью, истерзанные мертвые тела выделяются тактическим блоком как неясные дрожащие контуры. Габи, стреляя на ходу, пятится назад. Его КОП огромным тараном входит в подъезд дома, с хрустом разламывая хлипкие двери. Грубые ботинки топчут красивое женское белье и дорогие ковры в брошенных номерах-люкс. Элегантные двери вылетают в вихрях щепок от расстрелянных замков. Взвод быстро занимает оборону.

20.

– Здесь Заноза. Противник в зоне поражения, прошу разрешения открыть огонь.

– Фенечка – Занозе. Огонь по готовности.

– Давай, дружище, – шепчет Сергей КОПу. – Береги патроны. Сам не подставляйся. Я вниз, в подвал. Ты понемногу за мной. И ставь помехи, сбивай им все, что можно. Взводный диапазон не трогай.

Триста двадцатый хлопает из пушки по первой бронемашине, шустро обегает угол, развернув торс перпендикулярно движению.

– Принято. Открываю огонь. Человек Заноза будет доволен, – на бегу отзывается он.

Веселые игры в войну заканчиваются. Снаряд по крутой дымной дуге падает на медленно ползущую вдоль стены приземистую машину и разлетается в воздухе в нескольких метрах от ее хлипкой брони, сбитый системой защиты. Противник быстро учится. И показывает, что не так прост. Вражеская пехота продолжает удивлять слаженностью действий. Цепь ломается, растворяется вдоль стен. Невысокие коренастые бойцы быстро ориентируются по направлению огня и перебежками выпрыгивая из-за углов, стремятся сблизиться с противником. Триста двадцатый со звонкими «блямк» ловит грудью несколько пуль, рикошетирующих от его брони. Короткими очередями сметает с улицы пару-тройку наиболее ретивых наступающих и прошибает спиной оконный проем, в клубах пыли обрушиваясь в подвал.

Вступает в дело Орландо. Его КОП-700 из подвального полуокна соседнего дома часто бьет из пушки. Защита одной из коробочек не справляется, и серый силуэт замирает у стены ярким чадящим костром. В ответ сразу два броневика выскакивают с разных сторон дома поперек улицы, смешно подпрыгивая, плюются гулкими очередями. Брызжут куски бетона. Фасад трехэтажного дома с грохотом оседает в туче дыма и пыли, обнажая скелет перекрытий. Забористо матерится по-испански Орландо: Семисотый, хотя и цел, замурован в подвале. Броневики продолжают методично крушить стены близлежащих строений, прикрывая пехоту. Улицы затягивает пылью и дымом, в одном из домов вспыхивает пожар. Пламя жадно пожирает мебель в провалах стен, с гудением вырывается из выбитых окон. Часто стреляя на бегу, вражеская пехота закручивается справа налево вокруг позиций взвода, с ходу кидается дымовыми гранатами, делая и без того густую завесу непроницаемой.

«Прямо по нашему наставлению „Бой в городе“ работают», – мелькает в голове Сергея.

Броня превращается в хищного конкурента, то и дело норовящего подставить ножку в самый неподходящий момент. Сергей вполголоса яростно матерится сквозь зубы, разжигая в себе злость. Злость лучше, чем страх. Каждую секунду он ожидает предательского укола в спину. Нет, кайф ему сейчас ни к чему.

Из выбитого окна полуподвала ничего не видно. Жалобно звеня, осыпаются от близких разрывов остатки стекол. Трясется под ногами пол. Пыль с улицы вползает в оконные проемы, серой пудрой оседает на когда-то стерильном кухонном оборудовании и разделочных столах. Винтовка лежит на импровизированной баррикаде из перевернутой посудомоечной машины. Мельтешат на тактической карте красные значки. Они уже повсюду. Иногда внезапно появляются совсем рядом – сказывается малое количество следящих «мошек», десятками сгорающих от близких разрывов. Тогда Сергей бьет в окна осколочными из подствольника. Из соседней комнаты то и дело доносится грохот коротких очередей: Триста двадцатый засекает очередную мишень и сшибает ее. Дым и пыль для него не помеха. Пока ему удается держать назойливых человечков на расстоянии.

Какофонию боя перекрывает катящийся со всех сторон раскатистый гул. На близкий космодром продолжают опускаться десантные корабли. Дергается ствол, выбрасывая короткую очередь. В таком дыму огонь по готовности – самое то. Сергей плавно водит стволом по окнам, ожидая, пока система прицеливания нащупает что-то еще. Он отчетливо понимает, что бой идет не по плану и давно вышел за рамки так называемой «операции». Попросту говоря, они в полной заднице.

Взводный непрерывно вызывает роту. Помехи накрывают развалины плотной пеленой, но иногда ему удается прорваться. Докладывает обстановку, раз за разом требует огневой поддержки. Впустую. Похоже, их уже списали. Авиация ушла. Бросать «косилки» в глубину эшелонированной обороны противника, да еще в городе – гиблое дело. Все понимают это. «Бизоны» и «Кайманы» выдвинулись навстречу, но завязли в уличных боях в паре кварталов от Грузового тракта и сейчас при поддержке «косилок» с большими потерями откатываются назад. Две из пяти машин поддержки сбиты. По позициям батальона плотно работает авиация. В общем, картина нерадостная.

Винтовка снова коротко плюет огнем. Гаснет очередная красная точка. Целый рой пуль влетает в окно с правой стороны дома, обрушивает пласт штукатурки на стене. И без того пыльную комнату заволакивает непроницаемой белой взвесью. Пули продолжают долбить стену. Бетонная крошка разлетается вокруг, с грохотом бьет по нержавейке столов дождем осколков. Похоже на крупнокалиберный пулемет. Пора менять позицию. Сергей устанавливает плазменную гранату в режим растяжки, бросает ее на пол под окном и ползком выбирается к выбитым дверям.

Тактический блок показывает редкую россыпь зеленых точек. Часть из них моргает оранжевым. Кто-то мычит от боли сквозь треск помех. Зверски хочется пить. Темный коридор без окон мерцает в панораме шлема зеленоватой темнотой. Тут потише. Только продолжает подрагивать пол под ногами да пулемет Триста двадцатого бубукает через прикрытые двери.

Сквозь треск помех Фенечка интересуется, какого хрена Заноза вместе с КОПом забыл в своем подвале. Сергей внезапно чувствует, что он уже не тот новичок, каким пришел из учебного взвода. Он, наконец, понимает, что такое настоящая мотивация к службе. Маленькие упертые человечки дают ему стимул. Он мотивирован желанием выжить до полной усрачки. Сергей вежливо отвечает сержанту, что отрабатывает стрелковое упражнение по уничтожению полуроты вражеской пехоты с южного и юго-западного направлений. И что эта самая пехота так охренела, что уже в окна вот-вот полезет. И что не мешало бы сержанту рассказать снайперам о том, что иногда полезно для здоровья по вражеским пулеметам стрелять. И подкинуть десяток «мошек» перед позицией, а то свои кончились, а броневики без наведения не достать – они с закрытых позиций бьют так, что скоро один только подвал от дома и останется. И что лаунчеры могли бы немного шрапнели над перекрестком добавить, потому как грузовик снабжения за четыре тыщи верст на север остался. И что если у Фенечки патронов к пулемету нет, то пусть хотя бы не вякает под руку, потому как Триста двадцатый приканчивает предпоследний картридж и к нему скоро вместо пулемета штык придется приделывать. И что нянькой у него раньше был служака Кнут, а сейчас он, Заноза, уже на действительной контрактной службе и его организм материнское молоко уже не переваривает. И еще кое-что добавляет по-русски, уж совсем неуставное. К счастью для Сергея, Фенечка не полиглот. В этой дымной преисподней кто-то еще находит в себе силы хохотать. Габи, кто ж еще.

– Классно тебе салага выдал, Фенечка, – сквозь смех выговаривает Габи.

– Ты бы так стрелял, как хамишь, Заноза. Я бы тебя расстрелял, конечно, за нарушение субординации в боевой обстановке, да КОПом управлять некому, – хмуро отвечает Фенечка. – «Мошек» сейчас запущу, готовь истукана. Страйкер пару выстрелов даст. Подсвети. Слышал, Страйкер?

– Я … ов. Подсв…й, – голос ракетометчика почти исчез среди помех.

Сергей действует строго по наставлению. Он вообще начинает ощущать себя ходячей энциклопедией уставов. Вышибает замок короткой очередью. Ногой распахивает двери, бросает внутрь осколочную гранату. Вкатывается в комнату сразу после взрыва. Чадит разбитая перевернутая мебель. Пыль от выщербленных осколками стен оседает на пол. Никого. Он прицеливается в окно, нажимает кнопку целеуказания.

– Заноза – Страйкеру. Цель подсвечена.

Треск помех.

– Заноза – Страйкеру. Повторяю. Цель подсвечена.

– С…шу …е глухой. Лови…

Сергей приседает за перевернутый шкаф. Шрапнель вещь сама в себе, не разбирает, в кого бить. Грохот близкого разрыва. Пауза. Еще один. Несколько маленьких злобных шариков влетают в окна, впиваются в стены. Сергей с мстительным удовлетворением видит, как гаснут сразу несколько красных точек. Он поднимается, из-за шкафа водит винтовкой по окнам. Дожидается, пока система прицеливания выдает пару очередей, выскакивает в коридор. Кладет у порога еще один подарок. Заходите в гости, ублюдки.

21.

Фенечка не подвел, «мошек» перед домом и за перекрестком стало больше. Картинка четкая.

– Триста двадцатый, подави бронетехнику, две единицы. Отметка восемьдесят, левее пятьдесят.

– Принято, приступаю.

Распахиваются от выхлопа орудия створки дверей. Коридор сразу наполняется дымом. КОП размеренно лупит из пушки сериями по два выстрела, бережет боеприпасы. Значки бронемашин неохотно гаснут.

– Съели, уродцы? – шипит сквозь зубы Сергей. – Триста двадцатый, меняем позицию, – смотрит на вывалившегося в коридор закопченного, покрытого пулевыми зазубринами КОПа, пробегает глазами показатели телеметрии. Ободряюще хлопает перчаткой по пыльной броне, смеется: – Это тебе не по жуликам из засады палить!

Наушник временами просыпается, неразборчиво кричит хриплыми голосами:

– Снайпер, снайпер напротив! … «мошек»! Пастинена зацепило! … дым! Он через дым… Огонь прикрытия! Санчес, вперед! Снайпер между отметками семьдесят пять и семьдесят семь! … этаж! … вижу! Габи, сноси первый этаж! … снарядов! Вход! Вход! Держи лестницу! Граната! Они внизу! Габи, поджарь их!

Сергей и Триста двадцатый бегут по длинному темному коридору, пока не упираются в завал. Обрушившаяся лестница перекрывает дорогу нагромождениями бетонных обломков. Скрюченными пальцами торчат из завала изогнутые прутья арматуры. Где-то сзади оглушительно лопается снаряд. Пол сильно сотрясается. Волна горячего воздуха толкает Сергея в спину. Шевелится, как живой, бетон завала, ползет вперед. С потолка сыплются панели отделки.

Сергей бегом возвращается назад. КОП тяжело топает следом. На месте дверей, из которых КОП вышел минуту назад – дымящийся пролом. Обломки стены разбросаны по коридору. В комнате жадно гудит огонь. Черный дым стелится по потолку, толстыми щупальцами тянется к решеткам вентиляции.

– Заноза – Фенечке. Меняю позицию, прошу поддержки.

Тишина. Ровный шум помех.

– Заноза, у тебя что, броня барахлит? – интересуется кто-то едва различимым голосом. – … накрыло Фенечку … за него.

– Я на отметке девяносто. Юго-западный угол. Меняю позицию. Прошу поддержки, – отвечает Сергей.

– Некому тебя поддерживать. Тут у нас тяжелая пехота на подходе. И снайперы появились. Бьют так, что головы не поднять. Их не берет ничего. Призраки какие-то. От отделения трое осталось, включая тебя. На первом этаже противник. Второй держим пока. Так что бросай свой угол, выбирайся сюда. Восточная стена. Двигай КОПа, выбей их. Берегись снайперов.

– Принято, выдвигаюсь. – И Триста двадцатому: – Ну что, придется побегать, дружище. Топай за мной. В здании противник. Приготовь огнемет.

– …Наконечник-1 … Внимание, Копье-1 … передаю вводную … «косилка» идет с запада… оторваться от противника… прорываться … западном направлении… пять минут… – пробивается через помехи прерывистый голос взводного. Сергей не разобрал и половины. Тактический блок теряет связь, не может принять вводную.

Сергей находит служебную лестницу, вместе с КОПом начинает медленно подниматься, шаря перед собой винтовкой от бедра. Пара «мошек» над головой шныряют по полу и стенам в поисках ловушек. Лестничный марш ощутимо трясет от тяжелой поступи Триста двадцатого. Сердце бухает, как молот, в ожидании неожиданной встречи лоб в лоб с чужой мордой в маске. Автодоктор все же решает, что пора вмешаться. Колет спину боевым коктейлем.

«Если эта война еще неделю продлится, определенно я на иглу подсяду», – думает Сергей.

Похоже, южную стену больше никто не держит. Коридор под ними озаряется вспышкой плазменной гранаты. Сработал подарочек. Враг уже внутри. Одна за другой в коридоре рвутся чужие гранаты. Выкатываются на захламленный пластик пола едва различимые среди дыма силуэты. Триста двадцатый сметает их одной короткой очередью.

Сергей уже на площадке рядом с дверью на первый этаж. Ему спокойно. Хочется выбить ногой дверь вместе с куском стены. Он чувствует, что легко может сделать это. Происходящее вдруг начинает напоминать ему игру. Ему непременно надо всех убить. Убивать – это такой кайф. За этой дверью – враг. Микрофоны шлема доносят возню за стеной, чужие гортанные выкрики и частые выстрелы из незнакомого оружия. Смутные силуэты на прицельной панораме. Я здесь, я уже близко, уроды!

Внизу противник делает новую попытку прорваться в коридор. Пули щербят стену вокруг лестницы, с визгом рикошетят от железных перил. КОП шлет предупреждение, без паузы бьет из пушки вниз за угол. Сергей едва успевает присесть от дымного языка выхлопа, размазавшегося по стене. Плазменный разрыв поднимает температуру подвального коридора до нескольких тысяч градусов. Прикольный спецэффект. Горит все. Горит и разлетается белыми брызгами расплавленный бетон. Горит самый воздух. Волна огня выхлестывает из-за угла, жадно растекается вверх. Не доходит до площадки каких-то пару метров. Покрытие брони потрескивает от жара. Трещат наколенники, обжигая колени через мокрые прокладки. По крайней мере, теперь минут десять ему оттуда точно ничего не грозит. Классное кино. Господи, когда же, наконец, антракт? Сил нет, как отлить охота!

«Когда тебя совсем прижало, и ты не знаешь, что делать – делай хоть что-нибудь. Вдруг сделаешь правильно?» Сергей словно наяву видит шевелящиеся губы Кнута, произносившие эти слова среди обожженных развалин на полигоне Форт-Дикса. И тут же принимает решение.

Триста двадцатый раскручивает ротор, короткой очередью размалывает дверь в труху. Пускает в проем по широкой дуге струю из огнемета. Гул и треск пламени, дикий многоголосый визг горящих заживо зверьков.

– Здесь Заноза, не стрелять! – кричит Сергей в ларингофон, прячась за широкой спиной КОПа и поливая дальние углы длинными очередями. Достает предпоследнюю гранату, минирует лестничную площадку.

Триста двадцатый впереди мелко переступает по реке чадного пламени, жадно лижущей замусоренный искусственный паркет холла, бьет из пулемета куда-то в дальний угол. Скрывается за выщербленной несущей колонной.

– Чтоб я без тебя делал, страхолюдина, – скалится сзади Сергей.

– Я КОП триста двадцать. Расход патронов для пулемета – девяносто процентов. Расход снарядов – пятьдесят процентов, – короткий доклад спускает Сергея с небес. – В пределах здания противник не обнаружен. Наблюдаю противника в восточном направлении – пять единиц тяжелой пехоты, удаление от двухсот до трехсот метров, более десяти единиц легкой пехоты, удаление до двухсот метров. В здании напротив наблюдаю две единицы животных незнакомого вида. Существа предварительно классифицированы как опасные для жизни человека.

– Огонь по пехоте. Береги боеприпасы. Приступай.

На фоне горящих стен Триста двадцатый, весь в копоти, в отметинах от пуль и осколков, ощетиненный дымящимися стволами, похож на ангела смерти. Вокруг него еще тлеют обугленные трупы с коленями, поджатыми к подбородкам. Он бьет скупыми очередями через вывалившуюся переднюю стену, не обращая внимания на щелкающие вокруг него пули. Скрывается в близком разрыве осколочной гранаты – кто-то лупит по нему из подствольника. Делает пару шагов за полуразрушенную стену. Несколько раз добавляет из пушки. Пустой картридж тяжело катится по груде кирпичного мусора. Слоится перед домом черно-белый дым. Нехотя тянется в огромные проломы стен. Редкие неприцельные пули с улицы высекают каменную крошку. Сергей так свыкся с ними, что уже не обращает внимания.

– Триста двадцатый, ко мне, перезарядка! – Сергей избавляется от картриджа из заплечного мешка. Это – последний. Остается еще запасной для пушки на поясной разгрузке КОПа. Потом – хоть вправду в штыковую.

– Третье отделение, как вы там? Живы? – интересуется Сергей, привалившись спиной к колонне.

Он приоткрывает стекло шлема, с наслаждением глотает теплую воду из фляжки. В горле сразу начинает першить от коктейля из пыли, едкого дыма и вони паленого мяса. Разглядывает тактическую карту. Или у него броня барахлит, или от взвода едва десяток человек осталось.

– Живы, живы. Вовремя подоспел, – отвечает через пролом в потолке Камински. – Мы тут этих ублюдков неслабо покрошили. Перли напролом, будто пули им нипочем. Теперь будут ссаться, как только про мобильную пехоту услышат. Тактика подавляющего огневого превосходства, мать ее…

Его лицо из-под поднятой лицевой пластины светится дурацкой улыбкой. Глаза на потном лице удивленно щурятся на помойку из трупов и строительного мусора внизу, словно только что узрели дело рук своих.

– Патронами не поделитесь? – с надеждой вопрошает Сергей.

– Сам собери. Там внизу наших много было, – равнодушно откликается Камински. – Голову береги. Снайперы где-то напротив, «мошки» их в упор не видят. Бьют навскидку, сволочи.

Сергей, чертыхаясь, ползет через холл, старательно прячась за грудами обожженных кирпичей. Натыкается на чью-то ногу в имперском ботинке. Разгребает каменные обломки в поисках подсумка. Есть. Всего пара магазинов. Одна осколочная граната. Одна дымовая. Кассета для подствольника. Хоть что-то.

Он старательно сдувает пыль с трофеев, распихивает их по подсумкам. С сожалением смотрит на свою густо забитую пылью винтовку. Почистить бы. Не решается, ограничивается поверхностной чисткой. Неуклюже развернувшись на месте, он пускается в обратный путь, к укрытию среди остатков стены.

По плечу с размаху бьют тяжелой палкой. Автодоктор мгновенно реагирует, впрыскивая обезболивающее. Неслышный выстрел с улицы почти не различим в шуме боя. Сергей замирает, прижавшись к полу. Прислушивается к ощущениям. Боли вроде нет. Хотя из-за химии ее так сразу и не различишь. Эйфория боевого коктейля еще бродит в крови, превращая страх и боль в сосредоточенное блаженство. Крови нет. Рука нащупывает здоровенную вмятину в наплечнике. Пуля прошла по касательной. Повезло.

Бдительный КОП дважды бухает из пушки. Выхлопы закручивают до потолка клубы пыли. Что-то неподалеку невидимо рушится.

– Опасные животные уничтожены, – докладывает Триста двадцатый. – Опасное животное не распознается электронными средствами. Опасное животное распознается только в оптическом и акустическом диапазонах.

– Так это снайпер! – догадывается Сергей. – Круто, Триста двадцатый. Ты мне жизнь спас.

– КОП триста двадцатый обещал, что человек Заноза не перестанет существовать.

– Ангел-хранитель, – устало улыбается Сергей. – Занеси опасное животное в базу. В категорию «снайперы».

– Выполнено.

– Живой, Заноза? – спрашивает сверху Камински.

– Чуть не зацепило. Тут Триста двадцатый до ваших снайперов добрался, – отвечает Сергей. – Слышь, Камински? КОП говорит, эти твари электроникой не распознаются. Так что только глазками и простой оптикой их можно увидеть. Прими к сведению.

– Вот падлы! То-то я смотрю, они как невидимки! – восхищается Камински. – Ладно, попробуем без шлема. Столько они ребят положили, суки! И взводного срезали. Сейчас сообщу всем циркулярно.

В закопченной, засыпанной пылью груде железа в дальнем углу холла Сергей с трудом узнает остатки Пятьсот первого. Торчат пучки световодов из развороченного плечевого сустава. Оплавленные сквозные дыры на торсе. Тусклые цилиндры гильз от безоткатки раскатились среди каменных обломков. Чем это его? Зрелище погибшей машины, до конца отдавшей себя людям, вызывает щемящее чувство. Словно видишь собаку, погибшую, защищая своего хозяина. Господи, она-то чем виновата? Внезапно поймав себя на мысли, что только что без всяких эмоций шарил по карманам своего мертвого товарища, Сергей отводит взгляд от покореженной машины.

– Заноза – Габи, Заноза – Габи, прием, – начинает бубнить в ларингофон Сергей. Габи не отзывается.

– Слышь, Заноза, у тебя что, с броней проблемы? – снова кричит через пролом в потолке Камински.

– Вроде нет. Тесты проходит, – уныло откликается Сергей.

– Тогда какого … ты все время мертвецов кличешь?

– Хрен его знает, – с сожалением говорит Сергей. – Лучше думать, что это электроника барахлит.

– Тоже верно, – соглашается Камински, сплевывая вниз. – Вон там твой Габи, у стены. У него магазин перекосило. А истукан вышел его прикрыть. Уже мертвого защищал. Там как раз пехота прорвалась, он их целую кучу в упор настрелял. Пока патроны не кончились. Тут его тяжелая пехота и достала. Даже лежа из пушки бить пытался.

– Ясно, – кивает Сергей. Сверху стучит короткая очередь. Хлопает подствольник. – Что там у вас?

– Санчес кого-то увидел. Обкладывают нас, сволочи.

За обрушившейся бетонной балкой прикорнул солдат в оливково-зеленой форме. Сергей впервые видит врага так близко. Равнодушно разглядывает его, прихлебывая из фляжки. Невысокий. Тяжелая каска с коротким штырьком антенны сползла назад, туго натянув ремешками кожу на подбородке. Почти без брони. Только припудренный свежей пылью складчатый бронежилет поверх комбеза. Короткие сапоги с рубчатой мягкой подошвой. На поясе сзади массивный подсумок с расстегнутым клапаном. Лопатка в чехле. Скрюченные желтые пальцы без перчаток в последнем усилии стиснули короткий черный карабин. Сергей наклоняется, стараясь рассмотреть оружие внимательнее. Дрянь какая-то. Примитивный прицел. Никакой электроники. Короткая труба подствольника. Похоже, однозарядного. Широкий пластиковый магазин. Всего патронов на 20-30. Калибр приличный – 8-9 миллиметров. Больше имперского. Сергей презрительно морщится. Воевать с этим можно, но недолго. От трупа исходит странный незнакомый запах, различимый даже среди вони сгоревшего мяса. Сергей перехватывает свою винтовку за ствол, толкает темную фигуру прикладом. Тело нехотя заваливается на бок, хвастливо демонстрирует Сергею окровавленные лохмотья на груди. Открытые черные глаза внимательно изучают стену.

Откуда-то справа нарастают звуки боя. Остатки взвода пытаются оторваться от противника.

– Внимание, Заноза, сейчас наша очередь, – голос Камински снова звучит в наушнике. – По команде будь готов открыть огонь прикрытия. Бей по окнам – там полно снайперов. Ставим дым. Прорываемся на запад, в направлении ориентира «башня». «Косилка» на подходе, наведет шороху. Готовность через минуту.

– Принял, – механически отвечает Сергей.

Далекое, ни с чем не сравнимое «чиф-чиф-чиф» вертолета огневой поддержки стряхивает с Сергея оцепенение. Словно он просыпается и обнаруживает, что все, что с ним происходило до сих пор, – просто дурной сон. Усиленная химией надежда на лучшее пробуждает в нем жажду деятельности. Он быстро счищает с присевшего КОПа грязь и копоть, наспех чистит его стволы длинным шомполом.

В конце концов, он неплохо выдрессирован. У него хорошее оружие. И пока еще есть боеприпасы. Так почему бы не случиться чуду и не позволить ему выбраться из этого ада?

22.

Вертолет поддержки приближается грохочущим вестником смерти. Черно-зеленое хищное тело стремительно петляет над самыми крышами, ныряет в провалы улиц, снова выпрыгивает вверх, не давая ракетчикам времени навести свои массивные трубы. Дым над провалившимися крышами, которые «косилка» походя превращает в развалины, отмечает ее марш. Полыхающие ловушки ослепительными искрами разлетаются далеко в стороны, бьются в стены, крутящимися шутихами катаются по крышам. Грозная машина кажется неуязвимой. Повинуясь целеуказателю, россыпь ракет срывается с ее бортов. Через миг ближайшие перекрестки скрываются в море огня. Ударная волна дробит камни тротуара, брызжущими струями выхлестывает остатки оконных стекол. Щупальца ракет тянутся вдоль улицы. Где-то позади Сергея оседает целый дом, погребя под собой сразу несколько огневых точек. «Косилка» закладывает широкий вираж, поливая крыши из роторных пушек.

Радиосвязь практически не работает. Взмывает вверх сигнальная ракета. Хлопки подствольников забрасывают улицу крутящимися дымными вулканами. Сергей мысленно кивает КОПу. Триста двадцатый открывает огонь прикрытия, хлещет по окнам скупыми очередями. Прицельная панорама рисует зеленые контуры фигур, чертиками из табакерки выпрыгивающих из проломов, изо всех сил бегущих в клубах дыма. Сергей не успевает заметить красную искру на карте, как КОП уже бьет по окну напротив из пушки, обрушивая потолок.

Кажется невозможным, что что-то может выжить в этих разбомбленных в щебень развалинах. Сергею не хочется думать о том, что происходит с людьми в убежищах под домами. Вопреки здравому смыслу, крупнокалиберные трассы и росчерки ракет с разных сторон тянутся к вертолету. «Косилка» искрит от попаданий, дымно отстреливается ячейками активной защиты. Она яростно вертится над крышами, теряя куски брони. Она огрызается огнем, разваливая стены и заливая брызжущим пламенем крыши. Она в своем праве. Воздух – ее стихия. Вязкое нечто волнами растекается из-под пятнистого брюха. Какая-то новая дрянь. Что-то связанное с гравитацией. Половина дома, вздымая тучу пыли, беззвучно осыпается кучей дробленого кирпича. Дайте пилоту время, он смешает этот поганый городишко с грязью. Упрямые человечки один за другим принимают смерть, едва успев выстрелить из примитивного оружия.

Взвод залегает за перекрестком. Наша очередь. Сергей набирает воздуха, как в воду бросается в дымную преисподнюю. Ноги – сами по себе. Как заводные пружины, они отталкивают от себя разбитые камни тротуара. Из дома напротив выбегает Страйкер. Его второй номер убит, он тяжело трусит, волоча на плече массивный лаунчер. Триста двадцатый мерно топает посреди улицы, крутит торсом. Электронные мозги перегружены обилием далеких целей. Он борется с собой, разрываясь между необходимостью беречь боеприпасы и желанием уничтожить противника.

К тому времени, как Сергей добегает до залегшего, огрызающегося огнем взвода, чадящая «косилка», истратив запас везения, тяжело врезается в соседний дом и замирает, наполовину погребенная под обвалом. Черный дым валит из отстреленного аварийного люка. Камни вокруг густо курятся пыльными облачками попаданий.

– Заноза, КОПа на перекресток, прикрыть летунов, – командует сержант Лапо. В отсутствие взводного он теперь самый главный. – Третье отделение, вперед, обеспечить эвакуацию.

– Вечно мы с краю, – огрызается на бегу Санчес. Втроем они зигзагами бегут вперед, словно у них горят пятки. Взвод позади открывает огонь прикрытия, полосуя очередями окна вдоль улицы. Толку, конечно, никакого, но внимание приятно.

Триста двадцатый выметывается на перекресток перед вертолетом, уже покрытый густеющим дымом завесы. Мечется под пулями, огрызаясь огнем. Огневые точки переключают внимание на новую цель. Робот скачет среди руин, уходя от прицельного огня. Тяжелые пулеметы вслед за ним выбивают из стен кирпичи.

Из-за ячеистой зеленой брони вертолет похож на огромного реликтового хищника. Из дымящего люка тряпичной куклой вываливается невысокий пилот в распахнутом шлеме. Одна рука у него висит безжизненной плетью. Хвостом волочится сзади оборванный интерфейсный кабель. Глаза – мутные озерца, глядящие в никуда. Он накачан стимуляторами до самых бровей. Санчес и Камински подхватывают его под мышки, бегом волокут в сторону от вертолета. Сергей падает под надежную сверхпрочную тушу, пристраивает винтовку между камней. Все по уставу. Он прикрывает эвакуацию. На самом деле ему глубоко фиолетово, дотащат летчика живым или нет. Он отчетливо понимает, что без поддержки им из этого дерьма не выбраться. А поддержка – вот она, дымит под обвалом. Он беспокоится за КОПа, танцующего среди разрывов. Часто бьет из подствольника по вспышкам выстрелов. Яркие шары плазменных разрывов даже через дым заставляют забрало шлема темнеть. Противно чиркают по вертолетной броне искры рикошетов. Близко. Пора сваливать. «Достаточно, уходи, – приказывает он Триста двадцатому. – Я прикрою». Тот молнией отскакивает за спасительный угол, напоследок наподдав из пушки по настырному пулеметчику.

Над головой внезапно оживает закопченный ствол здоровенной дуры – роторной пушки. Гудя, разворачивается в сторону улицы, обваливая кирпичную кладку. Сергей тупо смотрит на него. Матерясь, оставляет винтовку, подтягивается, вкатывается в люк. Легко сказать – вкатывается. Такая большая снаружи, внутри «косилка» представляет собой какую-то тесную нору, скорее, технический лаз для обслуживания и эвакуации. Остальное забито оружием и механизмами. Пригнувшись, Сергей с трудом протискивается через тесный проход. Сыплют искрами разбитые панели и перебитые кабели. Белыми клочьями свисает с потолка пожарная пена. Нудно жужжат аварийные зуммеры. Что-то, едко шипя, тлеет под панелями пола. Машина умирает.

Оператор висит в полукруглом темном отсеке, весь в прозрачном коконе из эластичных подвесок. Он слепо крутит головой в огромном шлеме. Руки по локоть погружены в ячейки тактильного управления. Сергей толкает его в плечо, кричит через динамик шлема: «Сэр, надо уходить! Тут нельзя оставаться. Я вас прикрою». Оператор слышит его. Дергает плечом. Отчетливо качает головой: «Я остаюсь. Не хочу. Уходи». Сергей только сейчас замечает, что пол ячейки густо залит кровью из перебитых ног. Как он держится? Видимо, только на стимуляторах. Оператор уже забыл о Сергее. Он живет в своем, видимом только ему мире. В своем радужном предсмертном сне он снова летит над ровными квадратиками домов. Он шевелит стволом и открывает частый огонь, сотрясая тело железного зверя крупной дрожью. Сергей кивает бесчувственной спине. Ему кажется, что он понял. Каждый вправе умереть так, как хочет. Он уважает это право. Он прикасается перчаткой к чужому плечу, тихо пятится назад, вываливается наружу. Подхватывает винтовку. Быстро перебегает за угол. Пригнувшись, семенит к позиции взвода. КОП топает рядом, закрывая его корпусом.

Подыхающий хищник никак не может смириться со смертью. За спиной раздирает воздух грохот автоматической пушки. Сергей всей кожей ощущает, как ливень снарядов крошит бетон. Оператор спешит. Бьет по малейшему шевелению. По вспышке выстрела. По теплу тела. По щелчку затвора. По всему. Оператор торопится прихватить с собой как можно больше. Наверстывает то, чего не успел в воздухе. Он уже сам за себя. Жизнь вытекает из него по капле, вместе с брызгами горячих дымящихся гильз.

«Интересно, как бы я хотел умереть?» – мелькает на бегу идиотская мыслишка. Глаза ощупывают руины. Умирать тут, среди камней, с глоткой, забитой пылью, почему-то не хочется. Умирать надо среди сочной садовой зелени. Желательно у моря. Хотя… Умирать не хочется и там.

Сергей не добегает до взвода каких-то пятьдесят метров. Нечеловеческое чутье КОПа заставляет его прыгнуть в пролом стены. Вслед за ним вваливается Триста двадцатый. Сергей еще катится вниз по перекошенной плите пола, когда небо обрушивается на землю. Беззвучный удар вышибает из легких воздух. Бетонный пол огромным батутом раскачивается вверх-вниз. В звенящей тишине крошатся стены и плавно оседают перекрытия. Ослепительный белый свет на мгновенье останавливает калейдоскоп обломков. Повисают в воздухе кирпичи и куски бетона. Радужно искрится завеса пыли. Потом свет резко гаснет. Как будто где-то щелкают выключателем. И вот он уже – долгожданный конец. Наступает темнота.

23.

Тишина. Звук падающих капель. Шелест мокрой травы под ногами. Голос над ухом режет слух:

– Едва успел. Извини брат, у нас тут тоже бюрократия. На все вызовы не успеваешь вовремя реагировать.

Вокруг чернильная темнота. Нет, не так. Чернильная, значит черная. А черный – тоже цвет. Тут темнота какая-то бесцветная. АБСОЛЮТНАЯ. Сергей пытается разглядеть говорящего. Пытается поднести к глазам руку. С удивлением обнаруживает, что забыл как это делается. Так и висит чурка чуркой не понять где и не понять в чем. Пялится невидящими глазами в никуда.

– Ты тоже хорош. – выговаривает ему голос. – Мог бы и не играть в героя. Вдруг я не успел бы? Понимаешь, о чем я?

Сергей кивает. То есть, думает, что кивает. Собеседника, похоже, его реакция устраивает. Голос веселеет, становится более развязным. Жалуется.

– Вы, люди, так расплодились, что приходиться работать с постоянной перегрузкой. Мыслимое ли дело – только у меня вас уже больше ста тыщ! Я физически не успеваю за всеми присматривать. Пока вожусь с одним, остальные тут же начинают делать глупости. Жениться. Красть друг у друга. Писать дурацкие книжонки. Играть в войну.

Если бы у Сергея был рот, он бы непременно его открыл. В башке теснятся хороводы вопросов. Выбрать бы хоть один.

– Слушай, а ты кто? – силится спросить он.

– Мог бы и сам догадаться, – обижается голос. – Я о тебе был лучшего мнения.

– Скажи, – торопится Сергей. – А те, что сегодня умерли, они что, получается – просто тебя не дождались?

– Почему именно меня? Я тут не один. У нас, брат, тут такая вертикаль… Словом, полная бухгалтерия…

– А те, в которых мы стреляли? – допытывается Сергей.

– Слушай, ты думаешь, ты один такой умный!? – возмущается голос. – Меня, между прочим, уже ждут. Не задерживайте очередь. Ладно… Тут такая петрушка. Каждому свое. Кто хочет умирать – умирает. Кто хочет жить – живет. Каждому воздается то, что возжелается. Если успеваем, конечно. А так – что выйдет, то и получается. Те, кого ты убил, рождены, чтобы умирать во славу Демократии. С большой буквы. Так что ты им сегодня услугу оказал.

– Получается, те из наших, кто сегодня умер, просто недостаточно хотели жить?

– Нет, вы, люди, точно рехнутые. За обезьянами приглядывать не в пример проще. Никакой гребаной жизненной философии. Ладно, как говорится, получите и распишитесь. Мне действительно пора. Бывай, солдатик. – Голос удаляется, шелестя травой.

Темнота густеет. Из нее постепенно проступают мутные контуры. Обвалившиеся стены. Сорванные с петель двери. Перекосившийся потолок с большим проломом в середине. В пролом видны яркие точки. Это звезды.

Хочется пить. Кружится голова. Слегка тошнит. После хорошей дозы всегда так. Надо бы выломать из гнезда блок автодоктора. Кажется, болит каждая косточка. Где-то не слишком далеко погромыхивает. Забрало почему-то поднято. Настойчивое шевеление в мозгах. Такблок показывает одинокую зеленую точку рядом. Триста двадцатый. Цел, зараза. Бьется в башку через командный чип. Успокойся, дружище. Все путем… кажется.

Ноги полузасыпаны. Но действуют. Сергей с наслаждением шевелит ими. Вытаскивает из кучки щебня сначала одну, потом другую. Осторожно садится. Прислушивается к ощущениям. В голове словно порылись совком для мусора. Собственное имя вспоминается с некоторым напряжением. Откуда я? Ах да, из этих, как их, – из «Диких пчел»! Славно полетали, «дикие пчелы». Жаль, что недолго. Надо что-то сделать. Ах да, связь!

– Здесь Заноза, Копье-1. Всем, кто меня слышит. Прием, – губы бездумно бормочут в ларингофон. Прерывистый гул и треск помех. Скользящая трансляция. Броня повторяет вызов на десятках диапазонов. Хрен тебе! Полная демобилизация.

– Здесь Заноза, Копье-1. Всем, кто меня слышит. Нахожусь в окружении. Запрашиваю помощь. Прием.

– Заноза, здесь Такшип-18. Да не слышит тебя никто. Направленные помехи. Чего тебе? – внезапно шелестит откуда-то далекий голос.

Сергей задумывается. А вправду – чего ему? Водички бы холодной. А лучше пива. Ну, можно еще эту, эвакуацию. Точно, эвакуацию! Губы вспоминают заученную формулу.

– Заноза – Такшипу-18. Запрашиваю эвакуацию. Передаю координаты и код подтверждения.

– Извини, парень, это не ко мне, – прерывает его собеседник. – Проси чего-нибудь еще.

– Заноза – Такшипу-18. Тогда огневую поддержку. Можешь?

– Что я тебе, авианосец, что ли? Тебе же ясно сказано – такшип я.

«Они еще спрашивают, за что их в пехоте не любят…» – думает Сергей. Вслух же уточняет: – А чего тогда ты можешь, Такшип-18?

– По правде говоря, парень, я уже ни хрена ни могу. Я тут на орбите без снарядов и без горючего болтаюсь, и «птички» меня через пять минут в сито превратят.

– Понял тебя, Такшип-18. Тогда сообщение командованию передай. Форт-Дикс. Первый мобильной.

– Это запросто. Давай в темпе. Через тридцать секунд выхожу из зоны приема.

– Передаю. – Сергей утапливает кнопку сброса записи. Шифрованный пакет, вместивший в себя трое суток его жизни, в момент улетает черт-те куда.

– Принято, – голос слабеет. – Удачи, пехота!

– Удачи, Такшип-18…

Он с минуту посидел, просто медленно вдыхая горький воздух. Это так здорово – дышать.

– Триста двадцатый, чем нас накрыло?

Полузасыпанный КОП, как черт из преисподней, отвечает из глубокого подземелья:

– Позиции взвода были атакованы с воздуха. Боеприпас предварительно классифицирован как тяжелая самонаводящаяся ракета класса «воздух-земля» с разделяющимися боеголовками фугасного типа.

«Хрен там конец, – проносится в голове, – просто небольшая передышка».

24.

Взревывание тревожного баззера вырывает Стейнберга из тяжелого сна, похожего на обморок. Он очумело трясет головой, глаза с трудом фокусируются на зеленом пятне голограммы управления.

– …опасность! Угроза атаки! Наблюдаю множественные недружественные объекты! Корабль переведен в состояние боевой готовности! Активирован стелс-режим. Установлена связь с базой Шестого Колониального флота. Принимаю оперативные данные. Принимаю вводную. Вводная получена. – Мелодичный женский голос обстоятельно диктует Стейнбергу его приговор.

– Дьявол! Неужели опять?! – возмущается лейтенант.

– Доклад: огневые средства в готовности. Система защиты в готовности. Внимание командиру: вахты не на постах. Предупреждение: действия судна в автоматическом режиме резко снижают его эффективность… – Женский голос увлеченно играет в войну. Господи, как же Карл ненавидел сейчас разработчиков голосового интерфейса!

– Естественно, откуда ей взяться, вахте-то, – бурчит он себе под нос, просматривая данные вводной. – Ни хрена себе!

Сочный шматок тяжелого авианосца. Еще один. Фрегаты охранения. Эсминцы. Ого – ударный крейсер. Туча палубной авиации. Большой десантный транспорт на орбите Джорджии. Как гласит вводная – его цель. Предотвратить высадку десанта путем повреждения транспорта и недопущения его посадки на планету.

– Они меня что, с ударным авианосцем перепутали? – Стейнбергу захотелось почесать макушку. Увы, шлем не доставил ему такого удовольствия. – Команда: доклад статуса вооружения.

– Доклад: система подачи боеприпасов главного калибра правого борта неисправна. Противокорабельная ракета «Акцент» в установке номер четыре не проходит диагностические тесты. Сорок процентов зенитных и противоракетных систем неисправны. Элеваторы подачи боеприпасов зенитных систем номер три и номер четыре диагностические тесты не проходят. Использование системы ближней противоракетной защиты не рекомендуется ввиду перегрузки энергосистемы. Вывожу диаграмму готовности огневых систем.

Управляющая голограмма расцвечивается схемой, наполненной красными линиями и квадратиками. Редкие зеленые вкрапления смотрятся исключениями из общей картины.

– Принято, – отвечает Стейнберг, изучая схему. Да уж, картина. Десяток здоровенных зомби разминаются на ринге. Полуослепший калека на костылях бодро ковыляет к канатам, улыбаясь зрителям выбитыми зубами.

– Доклад, – не унимается застоявшаяся без дела система управления. Ей словно не терпится бросить фрегат и себя в мясорубку. – Рекомендуемая тактика боя: приближение к цели в стелс-режиме на дистанцию пуска главного калибра. Залп ракетами главного калибра с предельной дистанции. Запуск имитаторов. Постановка помех. Повторный залп невозможен ввиду повреждения системы подачи боеприпасов. Последующий уход в направлении базы флота. Залп главного калибра демаскирует судно.

– Иными словами, я успею пальнуть один раз, потом меня обнаружат и в минуту превратят в пар, – переводит для себя лейтенант. Удачное возвращение к жизни из неимоверного, просто фантастического везения превращается в стопроцентное самоубийство.

– Доклад завершен. Переход к рекомендованному плану боя через десять секунд… девять… восемь…

– Даже и не мечтай об этом, дамочка! – возмущается Стейнберг. Роль статиста его не устраивает. – Если уж мне суждено подохнуть, пусть я сам буду за рулем! Команда: максимальное ускорение. Выход к цели в стелс-режиме на треть дистанции поражения главного калибра. Полный залп главным калибром. Запуск всех имитаторов. Выход на орбиту Эскудо курсом на базу флота. Привести в готовность средства экстренной эвакуации. Привести в готовность систему ближней противоракетной защиты. Зенитным и противоракетным постам – огонь на половине дистанции эффективного поражения.

Компьютер затыкается на полуслове, умильным голосом сообщает:

– Принято. Команда в стадии исполнения.

Резко наваливается перегрузка. Судно набирает ход. Тревожно светятся рубиновые индикаторы. Калека хрустит суставами, разминая парализованные ноги.

– А ты чего ждал, – говорит Стейнберг голограмме. – У нас не фрегат, а дырявое корыто.

– Доклад: мощность главного двигателя достигла семидесяти процентов. Перегрев реактора наступит через пять минут. Выход к цели на заданную дистанцию – через три минуты десять секунд. Средства экстренной эвакуации приведены в готовность. Зенитные и противоракетные системы в готовности.

– Принято, – отвечает лейтенант, наблюдая, как точки истребителей тянутся к нему, меняют курс. – Нам больше пяти минут и не надо… А знаешь, жестянка, я к тебе как-то привык…

– Команда не опознана. Введите команду.

– Все ты понимаешь. Мы с тобой столько дерьма в вакууме на пару сжевали, что ты по моему пульсу должна определять, о чем я думаю, – задумчиво продолжает Карл. На этот раз компьютер почему-то не отвечает.

Лейтенант смотрит, как красные точки истребителей идут в его сторону. Что-то чуют, гады. Естественно. Мы ж фоним из всех дыр. Полторы минуты до залпа.

– Доклад: обнаружено направленное облучение поисковыми радарами. Выход целей на заданную дистанцию поражения – через пять секунд.

– Принято.

Консоль расцвечена красными переливами. Отказ системы подачи еще на одной зенитной батарее. Перегрев реактора. Моргает освещение. Холодный пот струится по лбу. Зверски мешает эластичный загубник. Истребители резко увеличивают ход, идут на перехват. Тридцать секунд.

Холодная отрешенность опускается, словно саван. Стейнберг снова смотрит на мир из другого измерения. Откуда-то сверху наблюдает свое неуклюжее тело в оранжево-серебристом скафандре, распластанное на раскладушке ложемента. Все точки над "i" расставлены. Понимание того, что неизбежная смерть наступит через минуту, гасит эмоции. Что ж, он сам выбрал свою судьбу. Его учили умирать не думая. Смерть – его профессия. Он внезапно понимает, для чего был оставлен в живых. И, если ничего нельзя сделать, так почему бы не умереть, как это принято говорить, – с честью? Вместо страха – холодное любопытство. Гипновнушение включает скрытую в мозгу подпрограмму, превращая тело в сжатую стальную пружину.

Десять секунд. Жидкий противоракетный зонтик расползается в пространстве. Вспыхивают искры сбитых ракет. Гаснет красная точка истребителя. Карл представляет, каково это, с бешеной скоростью лететь в прозрачном пузыре среди звезд, в упоении боя наблюдать за стартами собственных ракет. И раствориться в ослепительной вспышке. Во всяком случае, никаких мучений. Раз – и мгновенное небытие.

Сотрясается ложемент. Противокорабельные «Акценты» вырываются из шахт. Лазерные батареи крошат в стружку пачки ракет, запущенных с истребителей. Мощности резервного генератора хватает на десять секунд их интенсивной работы. Свет гаснет окончательно. Дрожь попаданий пробегает по перелатанным бортам. Боевая консоль в темноте – как огромная новогодняя гирлянда, где красных лампочек в несколько раз больше, чем зеленых. Что-то непрерывно бормочет в голове хорошо поставленный женский голос. Одна за другой гаснут зеленые метки сбитых «Акцентов». Одна из меток сливается с целью. Компьютер монотонно сообщает о попадании. Карл словно наяву видит, как в ядерной вспышке испаряются плиты атмосферной брони транспорта. Посмотрим, как ты теперь сядешь, голуба!

Стелс-система дает дуба вслед за генератором. Корабль сверкает в лучах радаров, словно рождественский подарок. Кажется, из фрегата решили сделать показательную мишень. Десятки красных точек тянутся к нему с разных сторон. Перегрузки крутят израненную железную рыбу. Из последних сил двигатели выполняют противоракетные маневры. Издыхающий фрегат меняет курс. Пытается уйти от столкновения с атмосферой. Обнаглевшие истребители в упор расстреливают беззащитного инвалида из пушек.

– Доклад: критический перегрев реактора. Выход реактора из строя через тридцать секунд. Повреждение резервного генератора. Системы ведения огня обесточены.

Стейнберг читает короткую молитву мертвому экипажу:

– Внимание, говорит командир. Экстренная эвакуация. Команде покинуть судно.

Он откидывает страховочные скобы ложемента, медленно, слишком медленно продвигается к люку. Медленно открывает его. Подплывает к трубе лифта. Втискивается внутрь. Давит панель управления неуклюжим пальцем. Корпус лифта трясет от непрерывных ударов. Сколько всего понапридумали люди! Лейтенант с некоторым стыдом признается себе, что иногда даже не знает, где находятся вышедшие из строя системы, перечень которых непрерывно диктует компьютер.

Он выползает из лифта уже в полной темноте. Под ногами снуют ремонтные роботы, брызжут аварийной пеной на покрытые инеем переборки. Искрит проводка. Парит фонтаном замерзающего воздуха перебитый трубопровод. Система восстановления судорожно латает артерии мертвеца.

Стейнберг влетает в единственный люк под зеленым индикатором. Повезло. Хоть один бот остался целым. Накидывает на себя страховочные скобы. Срывает рычаг аварийного старта. За мгновенье до того, как перегрузка перешибает дыхание, слышит грустный женский голос:

– Прощайте, лейтенант Стейнберг.

– Прощай, 3071. – хочет ответить Карл. Но не может. Стартовая перегрузка давит на грудь чугунной плитой.

– По крайней мере, я сделал все, что мог, – Стейнберг пытается убедить себя непонятно в чем, стараясь заглушить в себе острое чувство вины перед умирающим кораблем. Его кораблем. Консоль управления теряет четкость. Слезы?

Он играет джойстиком управления, сваливая утлое суденышко в голубой шар Джорджии. Где-то высоко над ним окончательно нокаутируют беднягу 3071. Он вспыхивает напоследок ослепительным солнцем. Его обломки метеоритами чертят атмосферу, крохотными смертельными пульками прошивают бросающиеся врассыпную истребители.

Россыпь сгорающих в атмосфере обломков маскирует бот. Стейнбергу опять дьявольски везет. Он отчаянно гасит скорость. Кабина начинает наполняется демпферным гелем, призванным смягчить аварийную посадку. Тревожный писк зуммера врывается в эйфорию спасения. Облучение радаром наведения. Кажется, везение кончилось. На хвосте пара истребителей. Они уравнивают скорость. Идут след в след. Почему-то не стреляют. Бот выпускает короткие крылья, в вихре огня несется вниз.

– Змей-Главный, я Змей-2, цель захвачена, разрешите открыть огонь!? – напряженно интересуется молоденький ведомый. Ему очень не хочется упустить свой шанс. Открыть личный счет. Что может быть лучше для молодого пилота?

– Змей-2, ответ отрицательный. Не трать ракеты. Выводим его в нижние слои, на высоте пять-десять расстреливаем из пушек. Я покажу как это делается, – с покровительственным оттенком отзывается ведущий пары.

– Принято, Змей-Главный.

В просветах низких облаков мелькает зеленое море джунглей. Бот отчаянно мечется, делая неуклюжие попытки уйти от преследования. Двойка тяжелых космических истребителей, играя с беззащитной жертвой, следует сзади.

– Что ж, теперь все средства хороши, – решает Стейнберг. Он срывает пломбу с защитного колпачка. Вдавливает кнопку подачи аварийного сигнала.

– Мэйдей, мэйдей, мэйдей! Спасательный бот Имперского военного флота терпит бедствие. Атакован авиацией противника. Следую курсом… – истошно вопит в эфир бортовой компьютер.

25.

Странное спокойствие снизошло на Сергея. Он сделал все, что мог, и не его вина, что он остался один. Это не повод опускать руки. Так даже легче. В конце концов, он никогда не был командным игроком. Их всегда было только двое – он и Триста двадцатый. Он понимает, что хуже быть уже не может. Видимо, от этого на душе становится легче. Что бы ни произошло теперь – будет к улучшению. Словно пройден перевал и тропинка вьется вниз, в долину. Думать именно так, а не иначе, приятно.

Контузия время от времени напоминает о себе тошнотой и головной болью. Когда изображение в глазах начинает двоиться, заботливый автодоктор колет его какой-то дрянью, отчего окружающие звуки начинают пробиваться к сознанию, словно сквозь плотную вату.

Он временно обосновался в подземелье, которое обнаружил, спустившись в подвал, чтобы помочь выбраться Триста двадцатому. Разрушенная стена открыла проход в технический туннель. Сейчас, сидя в абсолютной темноте под переплетением кабелей и труб, Сергей методично и тщательно, словно перед инспекторской проверкой, чистил винтовку. Третий раз за прошедшие сутки.

Он родился вновь другим человеком. Медлительным и обстоятельным. Настороженным, как дикий зверь. Не знающим жалости. Понимающим только целесообразность. Без страха и совести. Штаб-сержант Кнут теперь мог бы гордиться своим воспитанником. Наверное, он теперь и есть – идеальный убийца. Универсальная машина для убийства и выживания. Его дух так крепок, что он может убить одним взглядом. Подумаешь, смерть! Просто неприятный переход из одного состояния в другое. Он видел: там, за гранью, тоже можно жить.

Медленно, чутко ощупывая каждую деталь, Сергей собрал винтовку. Разложил перед собой свой скудный арсенал. Четыре магазина, один из них наполовину пуст. Одна плазменная граната. Одна осколочная. Одна дымовая. Две фляги. Одна из них пуста. Полупустая – пять плазменных зарядов – кассета к подствольнику. Стальная лопатка. Нож. Четыре плитки пищевого концентрата. Запасной картридж к автодоктору. Перевязочный пакет. Непромокаемая зажигалка. Сигнальная ракета. Фонарик. Тестер и шприц-масленка для обслуживания КОПа. Универсальный ключ. Универсальная отвертка. Несколько пар носков. Рулон зеленого пончо. Баллончик с репеллентом. Пистолет с запасным магазином. Контейнер «мази». Мина-попрыгунья. Не так уж мало, для того, чтобы просто пройти несколько километров до границы джунглей. А там ему сам черт не брат. Дальше и загадывать не стоит.

Он тщательно протирает куском разорванного нательного белья магазины, ощупывает края их герметичной упаковки. Аккуратно укладывает пластиковые бруски в подсумок. Осторожно вывинчивает и протирает взрыватели гранат. Расстегивает крепления брони, вылезает из панциря. Без привычной тяжести на теле ощущает себя голым червяком на дороге. Обрабатывает внутренности пластин чистящей салфеткой из комплекта брони. Протирает керамическое наружное покрытие. В рассеянном свете фонарика заливает ссадины в керамике быстротвердеющим ремонтным составом из тюбика. Запускает тест брони, проверяет уровень заряда ее батарей. Медленно снаряжается. Вщелкивает на место разъем кабеля питания. Расстегивает крепления ботинок. Протирает ноги салфеткой с антисептиком без запаха. Посыпает их гигиеническим порошком. Надевает свежие носки. Он готов. Просто идеальный служака-ветеран с плаката на призывном пункте. Щеголеватый и чуточку усталый от убийств. До задницы опытный и упругий, как пружина. Он настолько крут, что его пук подобен выстрелу в упор. Где ты, где ты, штаб-сержант Кнут?

Триста двадцатый стоит в карауле за изгибом туннеля. Твоя очередь, дружище. Пять фугасных снарядов. Начатый картридж для пулемета. Две универсальных ракеты «Оса». Половина картриджа с огневой смесью. Оружие вычищено и исправно. Броня покрыта царапинами и вмятинами от пуль и осколков. Немного с запаздыванием реагирует правый манипулятор с пулеметом. Ничего, нам по самолетам не стрелять, а пехоте и так сгодится. Шаровые сочленения вычищены и смазаны. Слегка погнут кожух нижнего шарнира правой опоры. Чуть не сказал «ноги». Плохо. Самостоятельно его не выправить. Длительного марша и высокой скорости шарнир не выдержит. Сергей добавляет смазки на проблемный участок. Не радикально, но все же поможет. Хотя бы временно.

– По сравнению с остальными мы с тобой легко отделались, а, дружище? – шепчет он КОПу.

Робот молчит. Им не нужны слова. Он понимает, когда можно не отвечать. Он хвастается Сергею, транслируя записи прошедшего боя. Он беспокоится, что не сразу узнает человека Занозу. Человек Заноза другой. Человек Заноза любит КОП-320?

Большая серая крыса не торопясь шествует вдоль стены. Замирает. Недоуменно зыркает бусинками глаз на странные существа. Необычно пахнут. Жратвы нет, чуваки? Чьи будете? Надолго к нам? Вот уж хрен. Это мои владения. «Валили бы вы отсюда на фиг, пацаны», – молчаливо советует крыса и шевелит усами.

– Пора идти, – говорит Сергей Триста двадцатому.

Они долго бредут по изгибам туннеля, стараясь двигаться в направлении плацдарма. Сергей впереди. Каждые двадцать-тридцать шагов он останавливается, внимательно вчитывается в телеметрию КОПа. Чисто. Идут дальше. Перекресток. Шум воды из перебитой трубы. Поток уносится куда-то в темноту. Рассеянный дневной свет из разлома в потолке. Отверстие перегорожено гнутыми прутьями арматуры. Куски рухнувшей бетонной плиты образовывают небольшой завал на полу. Из завала торчит чья-то нога в гражданском рабочем ботинке. Уже ощутимо попахивает. Не повезло бедняге. Наверное, какой-нибудь местный сантехник. Шум воды скрадывает гудение приводов КОПа. Перед завалом короткий отросток перехода в очередной подвал. Знать бы раньше, что гребаный Грузовой тракт можно пересечь по туннелям. Глядишь, обошлось бы и без бойни. Сергей, чертыхаясь, осторожно лезет через пыльные обломки.

26.

Сигнал опасности от КОПа застает его балансирующим на верхушке завала. Не один ты такой умный – под землей шастать. Снайпер. Тот самый вид – «опасное животное». Медленно продвигается навстречу по туннелю. Пригнувшись, чтобы не задеть острые прутья над головой, Сергей замирает в неудобной позе. Правая рука с винтовкой вытянута вперед. Левая цепко держится за поперечную балку, на которой покоятся трубы и пучки кабелей. Броня на нем плавно меняет расцветку, имитируя неровные пятна серо-стальных обломков с поперечинами теней. Водопад хлещет из пробитой трубы за завалом, водяная пыль радужной завесой скрывает тьму впереди. В шуме бьющей в потолок струи катящиеся из-под ног мелкие обломки совсем не слышны. Он медленно, стараясь не делать резких движений и не поднимать пыль, пятится назад. Если он не видит и не слышит через радугу, есть шанс, что его противник тоже временно слеп.

Спиной вперед Сергей входит в подвальный отросток, пятится до тех пор, пока не касается тяжелой двери. Приседает на колено. Перехватывает винтовку в левую руку. От нее много шума. Достает из кобуры пистолет. В кои веки может пригодиться. До сих пор Сергей воспринимал пистолет как атавизм. Пережиток прошлого. Дань традиции. Оружие милосердия. В магазине – патроны для бесшумной стрельбы. Шестнадцать коротеньких остроконечных карандашных огрызков тридцать восьмого калибра. Оказывается, штабные умники хлеб жуют не зря. Благодарение богу, вчера он не выкинул железяку как лишний груз. Затвор с тихим щелчком отходит назад, мягко скользит на место. Вспомнив, что электроника перед снайперами пасует, поднимает лицевую пластину. Так надежнее.

КОП замер за перекрестком. Полная тишина. Никакого обмена. Ждать команды. Время тягучими каплями падает с отсыревшего потолка. Я камень. Я холоден, как стена. Азарт пробивается сквозь броню сосредоточенного ожидания. Посмотрим, кто кого, невидимка хренов. Пятно света в темном проходе. Торчащая из обломков нога в черном ботинке. Прекрасный ориентир. Будешь на свету как мишень на стрельбище, призрак трижды долботраханный.

Слабая тень ползет по проходу. Она едва движется. Ни один камушек не скатывается с вершины завала. Если бы не слегка потускневший свет и не уменьшившаяся тень от мертвой ноги, Сергей вряд ли бы почувствовал приближение врага. Он уважает такого противника. Спокойно прикидывает, как действовал бы сам на его месте. Он на свету. Впереди перекресток и темный боковой проход. Тень демаскирует его. Бросок гранаты за угол. Не плазменной. В тесном пространстве туннеля поджаришься сам. Обычной, осколочной. Или светошумовой. Или шоковой. Очередь из-за угла. Очередь по невидимым затемнениям. Но он снайпер. Он наверняка в патруле. Это не штурм здания, не зачистка, швырять гранаты за каждый перекресток не будет. Иначе взрывы от такого продвижения были бы слышны издалека. Значит, пустит вперед что-то вроде наших «мошек». Стоп. Если у них есть что-либо подобное, их бы обнаружили наши средства наблюдения. А они молчали. Значит, никакой электроники. Только чутье. Значит, перестрахуется, перекатится через опасную зону. Или быстро заглянет за угол. Или выставит за угол оружие с функцией огня по готовности. Или руку с бесшумным пистолетом, обстреляет опасный участок. Или и то и другое сразу. Но мы у них в тылу. Сутки никакого сопротивления в городе. Так что волноваться вроде не должен.

Сергей каменеет. Он медленно дышит животом. Воздух едва сочится через раздувшиеся ноздри. Винтовка аккуратно уложена вдоль стены. Пистолет поднят двумя руками. Он готов открыть огонь сразу. Готов перекатиться вперед, если противник сначала начнет стрелять. Тень замирает. Мелькает острый как бритва нож. Располосованный ботинок трупа со стуком падает на пол. Серые руки со свисающими с них прядями маскировки мелькают в световом пятне, срезая полосы бледной плоти. Сквозь шум воды слышится тихое чавканье. Нога сантехника оголяется до кости. Бледная сукровица пропитывает разрезанную штанину комбинезона. Сергей пучит глаза, не в силах усвоить увиденное. Снайпер-людоед? Может, это просто сбежавший маньяк? Жрать сырую протухшую человечину. Бр-р-р! Сергей ежится. Последствия контузии? Глюки? Поднявшееся омерзение мешает сосредоточиться. Он едва не пропускает момент, когда тень снова приходит в движение. Сначала показывается ствол длинной винтовки, укутанной мешковатой тканью-хамелеоном. Нога в высоком сером ботинке неслышно прикасается к полу, замирает. Ага, все-таки снайпер. Бесконечно долго ствол висит, словно обнюхивая пространство. Обнюхивает! Точно! Он чует врага! Мертвец перебивает запах Сергея! Тень перемещается, открывая взгляду сутулую бесформенную фигуру. Снайпер делает следующий шаг. Его скрытое тенью длинного козырька лицо повернуто в сторону подозрительного прохода. Страхуется, сволочь! Ствол винтовки плавно перемещается вслед за взглядом. Сергей никогда не видел, чтобы кто-то двигался так медленно и так быстро одновременно.

Рефлексы подстегивают мышцы. «Пора» – запоздало мелькает в голове, когда пистолет уже вовсю стучит затворной рамой. Шесть негромких хлопков подряд сливаются с шумом воды. Остроконечные пули с повышенной пробивной способностью опрокидывают существо, валят к стене. Сергей стреляет в спешке, в максимально быстром темпе, почти не целясь. С шести метров трудно промахнуться. Одна пуля все же проходит мимо, оставляя глубокую щербину в бетонной стене. Снайпер лежит на замусоренном полу бесформенной кучей пыльных тряпок. Винтовка выпала из его рук. Ее глухой стук о камень – единственный относительно громкий звук.

Сергей продолжает держать на прицеле неподвижное тело. Надо выждать.

– Триста двадцатый, дай картинку сканирования!

Вокруг чисто. Снайпер был один. Если бы он шел с напарником, как это принято у нас, Сергею было бы несдобровать. Триста двадцатый показывает красную точку на месте убитого врага. Удивительно, но жизнь еще теплится в пробитом пятью пулями теле. Сергей приподнимается, делает шаг вперед, держа пистолет перед собой. Еще шаг. Выстрел. Куча тряпок конвульсивно дергается. Шаг. Из-под тряпок стремительно выстреливается рука. Короткий нож с противным клацаньем отскакивает от брони. Сергей расстреливает в тряпки остаток магазина. Быстро перезаряжает пистолет. Отпихивает ногой мягкий ствол винтовки подальше от трупа. Серо-зеленые тряпки намокают кровью. Тело все еще дергается. Сколько же ему надо?

Стволом чужого оружия Сергей переворачивает умирающего снайпера. Смотрит в его лицо. С трудом удерживает палец на спусковом крючке. Водянистые мутные глаза с вертикальными зрачками медленно гаснут. Лицо, точнее, морда, покрыто темной грубой кожей. Короткий морщинистый нос с вывернутыми наружу ноздрями. Широкие бескровные губы с торчащими из-под них клыками. По скошенному подбородку стекает изо рта струйка бледной крови. Слетевшее с головы маскировочное кепи обнажает узкий звериный лоб с редкой серой шерстью над ним. Остроконечные уши прижаты к черепу. Грубая складчатая кожа шеи переходит во что-то темное. Ну и урод. Прав КОП – никакой это не человек. Опасное животное. Инопланетянин?

Прижав ствол пистолета к мерзкой морде, Сергей ножом кромсает маскировочную хламиду. Нож задевает что-то твердое. Раздвинув ткань, он с омерзением наблюдает за тем, как грубая кожа шеи постепенно переходит в покрытую роговыми пластинами грудь. Природный легкий бронежилет. Ну и намешано же в тебе, уродец! Такой панцирь ногой не пробьешь. Не хотел бы я с тобой в рукопашной сойтись. Нож оставляет на роговом покрытии легкие царапины. Похоже, осколки ему тоже не страшны. Пули на излете и по касательной – тоже. Просто дитя войны какое-то. Значит, вот такие твари положили почти половину его взвода. Неудивительно.

На ремнях амуниции – несколько едва заметных под маскировочной ветошью подсумков. Сергей за ноги тащит тело подальше от пролома в потолке. Продолжает осмотр. В одном подсумке – ряд магазинов. Четыре штуки. Это понятно. Во втором – явно портативная радиостанция. А что это такое? Мина? Сергей подносит устройство к глазам. Подсвечивает фонариком. Единственный переключатель переведен в состояние «Невидимый». Надпись на русском? Вот это да! А не тот ли это приборчик, что делает этих тварей невидимыми для электроники? Переходит к осмотру винтовки. Длинный ствол, укутанный маскировочной тканью. Магазин легко отщелкивается снизу. Калибр, как и у пехотной винтовки, около восьми миллиметров. Сергей выщелкивает на ладонь длинные патроны. Пятнадцать штук. Вполне прилично для снайперки. На конце ствола утолщение. Сложенные сошки. Короткий легкий приклад с регулировкой длины. Прицел. Оптика. Похоже, со встроенным дальномером и баллистическим вычислителем. Он приложил щеку к холодному цевью. Прицел расположен очень низко. Как раз под маленькую морду. Нет, есть регулировка, вполне можно подстроить под себя.

Время. Пора двигаться. Отсутствие снайпера скоро засекут. Сергей развешивает чужие подсумки на ремнях разгрузки. Оставляет приборчик включенным. Пригодится. Вешает трофейную винтовку на плечо, стволом вниз. Тоже сгодится. Бросить недолго. Подумав, с сожалением сует под труп активированную плазменную гранату. Это последняя.

– Триста двадцатый, уходим. Придется сделать крюк.

Они идут дальше по туннелю, оставляя ответвление позади. Сергей сплевывает, опускает забрало. Оглядывается назад.

– Пока, засранец, – цедит он сквозь зубы. – Не так уж ты и крут.

27.

Тупик. Третий по счету за день. Трубы уходят куда-то сквозь стену. Змеятся в желобах лоснящиеся кабели. Разнести бы эту стену фугасным снарядом к такой-то матери. Жаль, нельзя шуметь. Снова возвращаться назад, на несколько сот метров. Снова сворачивать в сторону от нужного направления. К черту! Как ни крути, придется все же выходить наружу. Сергей так свыкся с сумеречным подземным существованием, что сама мысль о том, что придется снова ползком и перебежками передвигаться под открытым небом, без надежного свода над головой, автоматически портит настроение. Тут нет солнышка и на мину нарваться – раз плюнуть. Зато тут не пикируют с неба самолеты. Нет замаскированных огневых точек с торчащими в темной глубине стволами. Не разъезжают патрули. Да что говорить – тут и стрелять-то почти не приходится. Сырость да слизни – вот и все неприятности. Да еще наглые, как интенданты, и такие же важные крысы. Знать бы, когда высадятся свои, можно бы и отсидеться в холодке. Если вообще высадятся. Вполне может быть, что маленькие черноглазые людишки уже вовсю раскатывают на своих броневиках по чистенькому Джорджтауну.

Он зло топает вверх по пыльным ступеням. Какие-то белые скользкие твари расползаются в стороны от него по влажному потолку. Дверь заперта на хитрый технический замок. Хитрость, похоже, рассчитана на среднестатистического пьяного болвана. Действуя универсальным ключом и отверткой, Сергей в момент вскрывает тяжелые металлические створки.

Ржавый визг оглушительно бьет по ушам. Сергей замирает с поднятой ногой. Ожидание выстрела натягивает нервы дрожащими струнами. Вроде пронесло.

«Так и психом стать недолго», – думает он, вслушиваясь в закат.

Вокруг подозрительно тихо. Никаких капель с потолка. Никакого шебуршания крыс. Технический этаж. Багровые полосы из узких окон тянутся по пластиковому полу. Трубы и вентили вдоль стен. Переплетение вентиляционных коробов на потолке.

Триста двадцатый медленно взбирается следом. Застывает посреди прохода, облепленный пылью и паутиной, похожий на древнюю мумию инопланетного монстра из фильма-страшилки. Если в природе бывают полуторатонные инопланетяне.

Кажущаяся пустота покинутого города исчезает вместе с результатами сканирования. КОП, словно жестокий врач, диктует диагноз. Пулеметное гнездо справа у перекрестка. Второй этаж. Соседний дом, слева – несколько единиц тяжелой пехоты на крыше. На крыше их дома – тоже пара красных точек. Судя по излучению, расчет переносного комплекса типа нашего лаунчера. Сергей мысленно добавляет к перечисленному мобильные пехотные группы и авиаподдержку.

Да уж. Может, чужие солдаты и выглядят, как отрыжка, но воевать они все же умеют. Пробиваться с боем неизвестно куда почему-то не хочется. Геройски погибнуть, прихватив с собой десяток уродцев непонятного происхождения? Я такого приказа не получал. Сергей четко различает грань между героем и дураком. Герой – это мертвый дурак, у которого не хватило ума трезво оценить свои силы. Остатки героев, которых он знал, сейчас обгладывают крысы и бродячие собаки.

Он усаживается у стены. Осторожно открывает забрало. В эфире – сплошной непрекращающийся треск и завывания помех. Тактический блок сканирует канал за каналом, пытаясь обнаружить дружественный источник. Железяка дурная. Там, может, и нет уже никого. Сергей напряженно думает, что делать дальше. Мысли, как неповоротливые жернова. Пока сделают полный оборот, забываешь, с чего начал. Отвыкшие от света глаза слезятся от лучей заходящего светила. Снова подступает тошнота. Так и с копыт недолго сковырнуться. На стимуляторах далеко не уедешь. Он в несколько глотков допивает теплую воду из фляжки. Надо бы найти воды. Не хватало загнуться от жажды посреди города. Черепахи-переростки будут тащиться, когда найдут его высохший труп рядом с магистральной трубой.

По поверхности не пройти. Можно устроить красивую прощальную драку. Получится пройти до угла, пока у Триста двадцатого не кончатся патроны. Потом зажмут и грохнут. Тихо пройти в темноте? Нет. Ночью не стоит и пытаться. Ночью шум КОПа услышат даже самые глухие. Срежут на раз. Черепашки описаются от удовольствия, когда начнут соревноваться друг с другом на меткость. Победителю достанется его свежая печень. Как ни крути, деваться некуда. Придется все же шумнуть и проломить стену. Может и удастся уйти под землей. Какие у них тут силы? Судя по плотности обороны, их пока не слишком много. Прямой угрозы для них нет, вполне могут решить не отвлекаться на погоню за одиноким пехотинцем. Придется рискнуть.

Тревога КОПа передается Сергею. Триста двадцатый что-то нащупал, и сейчас напряженно вслушивается в эфир. Мне б твою чувствительность, братишка…

– Обнаружен дружественный воздушный объект. Объект атакован противником, – сообщает КОП.

Сергей удивлен. Триста двадцатый проявляет несвойственное ему сострадание. Какой-то хренов воздушный объект. Сколько их уже сбито и сколько сбивается в этот момент? Дружище, мы сейчас сами по себе. Наша шкура – все, что у нас осталось. Наш героизм в том, чтобы остаться в живых.

Триста двадцатый транслирует нечеткую запись сигнала бедствия. Демонстрирует траекторию объекта. Идет прямо сюда. Откуда он взялся?

– Мэйдей, мэйдей, мэйдей! Спасательный бот Имперского военного флота терпит бедствие. Атакован авиацией противника! На борту член экипажа… – скрипит сквозь помехи механический голос.

КОП возбужден, словно собака, учуявшая дичь.

– Зараза, да ты что, охренел вконец? Не навоевался еще? – придушенно кричит Сергей. – У нас боеприпасов почти нет!

КОП словно съеживается от окрика, но продолжает упрямо транслировать траекторию бота. Получается, проходит почти в районе нашего квартала. Чуть больше минуты до подлета.

– Хрен с тобой, – сдается Сергей. Поведение всегда послушного и преданного робота сбивает с толку. Лишает уверенности. Никогда не знаешь, когда электронные мозги переклинит. Видимо, пришло их время. А еще говорят, что машину невозможно контузить. – Действуй. Если тебе так охота. Я прикрою. Постарайся на рожон не лезть.

– Принято, – радостно соглашается Триста двадцатый, топая к железной лестнице, ведущей наружу.

Сергей лишь удрученно качает головой. Мало было проблем. Хотя… Одной больше, одной меньше. От него не убудет. Надо подходить к жизни философски. В конце концов, Триста двадцатый имеет право на свои прихоти. Он мне столько раз жизнь спасал, что один раз его каприз не грех выполнить. Он берет винтовку наизготовку, пристраивается за широкой бронированной спиной.

Автопилот нащупывает где-то впереди точку автомаяка. Корректирует курс. Выпускает закрылки, гася скорость. Крохотный городишко среди моря джунглей. Это дело. Уж лучше действительно туда, чем в это зеленое говно. Стейнберг проходил ознакомительный курс по планете базирования. По всему выходило, что лучше сдохнуть от удушья или разбиться на хрен, чем сесть в местные джунгли. Болтанка усиливается. Он отпускает джойстик, позволяя компьютеру действовать самостоятельно.

В этот момент истребители позади решают, что кошки-мышки пора заканчивать. Короткая очередь из пушки распарывает правую плоскость. Листы разорванной обшивки вокруг пробоин загибаются встречным потоком. Болтанка переходит в зубодробительную тряску. Под истошный вой сигнализации компьютер старательно удерживает рыскающую машину на курсе, сжигая маневровыми дюзами остатки топлива. Стейнберг лежит в ложементе, с головой погруженный в вязкий кисель посадочного геля. Ему уже так все обрыдло, что он думает только об одном: сериал явно затянулся, убить бы этого сценариста. Интересно, хэппи-энд еще в моде?

– Змей-2, понял, как это делается? – голос ведущего наполняет молодого пилота жгучим желанием показать, на что он способен.

– Змей-2 – Змею-Главному. Вас понял. Цель захвачена. Разрешите открыть огонь? – голос ведомого дрожит от возбуждения.

– Зелень пузатая, – снисходительно кривит губы ведущий. Шевелит джойстиком, уступая молодому подопечному право расстрела мишени. В атмосфере тяжелая, почти бескрылая машина неохотно повинуется на малых скоростях. Пилот подавляет желание перейти на автоматику. Что подумает этот сопляк?

Палец лейтенанта в большом черном шлеме с надписью по-русски надо лбом ласкает кнопку гашетки. Трель системы прицеливания щекочет нервы. Передняя машина тяжело отваливает вправо, уходя с линии огня.

– Вот сейчас… – мелькает в голове.

– Змей-Главный – Змею-2… – начинает ведущий. Заходится в истерике сигнал предупреждения об опасности. Стремительный росчерк пересекает силуэт самолета. Дымный шар огня, в который превращается истребитель командира, кувыркается к земле. Автоматика, спасая дорогую матчасть, мгновенно блокирует управление, сыплет помехами и ложными целями, включает форсаж, уводя самолет в стратосферу. Лежа в противоперегрузочном кресле безвольной куклой, лейтенант ошалело приходит в себя. Как же так? Что он доложит командиру эскадрильи? Всего второй боевой вылет – и на тебе – потерял ведущего. По всему выходило, что лучше бы ему самому словить ту долбаную ракету.

– Надо же, как его приложило. Прямо в воздухозаборник, – зябко ежится лейтенант. Перед глазами все еще кувыркался шар огня. Увешанная оружием боевая машина внезапно кажется ему не надежнее велосипеда.

– Пожалуй, дружище, зря ты их летуна завалил. Теперь они от нас точно не отстанут, – пригибаясь, бормочет Сергей на бегу. Большим толстожопым пингвином, увешанным тоннами барахла, он перебегает под защиту стены. Ствол снайперки норовит на бегу ударить под колено. Стена над ним густо курится пыльными фонтанчиками. Каменная крошка сыплется на голову. Пулеметчик на углу старается вовсю. Дым от дымовой гранаты затрудняет ему обзор, заставляет бить наугад. Отсекающий огонь.

Сергей припадает на колено. Прикасаться глазом к мягкой резине ободка вокруг прицела чужой винтовки до чертиков противно. Злится на себя. Не догадался заранее вытереть. Перекресток рывком приближается, весь в полупрозрачных стрелочках с текстом рекомендаций. «Винтовочка-то не дура», – одобрительно думает Сергей. Водит стволом по перекрестку. Жаль, пулеметчика отсюда не достать. Тридцать секунд до предполагаемой посадки. «Быстрее, чувак», – мысленно торопит пилота. Он чувствует себя так, словно не успел сойти с поезда. А вагон набирает ход. И надо бы прыгать, да чемодан с пожитками застрял в тамбуре. И он стоит одной ногой на подножке, и набегающий навстречу воздух вышибает слезу, и надо прыгать, а не то расшибешься, но чемодан бросить жаль, и он висит, весь в дурацких терзаниях, а времени остается все меньше. Дым с занимающейся пожаром крыши их дома, куда КОП походя шарахнул из пушки, дрожащей рукой сигнализирует всем вокруг: «Мы тут!».

Триста двадцатый железным ковбоем раскорячился посреди улицы. Похоже, его совсем переклинило от сознания собственной крутости. Он сосредоточенно плюется короткими очередями, сбивая пикет тяжелой пехоты со здания напротив. Куски кирпичного ограждения крыши так и брызжут от попаданий пуль шестидесятого калибра. После увиденного близко снайпера не хочется даже гадать, что скрывается под доспехами его оппонентов.

С неба нарастает плотный гул. Вечерняя улица освещается дрожащим светом. Странные изломанные тени перебегают дорогу, прячутся в тротуары.

Одна тень почему-то остается на месте, прижимается к стене. Снайперка издает хлопок, приятно удивляя бесшумностью. Кажущийся мягким ободок прицела бьет в глаз не хуже инструктора по рукопашному бою. Нокдаун. Сергей, едва не сев от отдачи на задницу, трясет головой. «Кобыла-то с норовом», – стучит в голове вместе с толчками крови.

Тем временем дымящий летающий гроб на последних каплях горючего ювелирно рушится между домами и безлапым драконом со скрежетом скользит брюхом по бетону. Снопы искр разлетаются из-под толстого зада. Короткие крылья походя сшибают столбы освещения. Огромным адским локомотивом чудище мчится к Сергею. Еще сотня метров, и оно утюгом пройдется по своему спасителю. Одно из крыльев, наконец, не выдерживает и с треском отламывается вместе с какими-то потрохами. Тушу разворачивает и несет боком. Закручивает вокруг оси. Она подминает под себя еще несколько столбов и тяжело въезжает в соседний дом.

– Во, бля… – только и может сказать потрясенный Сергей, когда очертания дымящегося железного месива проступают сквозь дым и пыль обвала.

С пушечным грохотом отстреливается исковерканный люк. Огромный ком прозрачной слизи катится по дороге, собирая в себя кирпичи и мусор. С удивлением Сергей наблюдает внутри очертания человека. Блин, прямо драконий выкидыш какой-то. С омерзением пропихивает руку в чавкающее силикатное дерьмо. За что-то тянет. Пули секут дымный воздух над головой. Головастое чмо в оранжевом скафандре, неуклюже суча ногами, выпадает на дорогу. Рывком открывает лицевую пластину. Жадно хватает ртом воздух. Барахтается, пытаясь подняться.

Вой приближающейся мины действует на Сергея не хуже пинка. Он хватает пилота за какие-то трубки, торчащие из шлема, словно манекен, волочет его по земле в спасительную глубину дома. Мина дымно рвется где-то неподалеку, хлещет по стенам веером осколков.

– Триста двадцатый, уходим, – на ходу кричит Сергей, грубо стаскивая извивающееся тело вниз по ступенькам. Тело сучит ногами, то ли помогая ему, то ли просто желая ослабить удушающую хватку пучка труб на шее.

КОП, от кого-то отстреливаясь, пятится внутрь. Пули уже вовсю дзинькают по помещению, влетая в выбитые окна. Минометчик пристрелялся, и теперь мины с омерзительным «У-у-у-ш-ш-БУМ!» раз за разом накрывают улицу.

– Идти можешь? – кричит Сергей в раскрытый оранжевый шлем, перекрывая грохот.

– Быстро … нет … слишком долго … невесомость … – пересохшим ртом отвечает Стейнберг.

– Ептать, Триста двадцатый, и ради этого дохляка мы жопу подставили? – зло вопрошает Сергей и, не ожидая ответа, снова волочет оранжевый сверток дальше, в подвал.

– Завали вход, быстро! – командует Сергей. Оранжевое тело хрипит и дергается от удушающей хватки. Бьется задницей о тысячу ступенек подвального спуска. – Жить хочешь? Тогда терпи, парень. Ты столько шума наделал, что сюда сейчас все окрестные уроды сбегутся.

Оглушительный взрыв за близким углом бьет по башке кувалдой. Стучат по стенам каменные обломки. Сергей отпускает пилота и с трудом стоит, прислонившись к холодной стене, покачиваясь и борясь с тошнотой. Надо отойти дальше. Сейчас Триста двадцатый будет ломать стену. Второго такого взрыва бедные мозги могут и не выдержать. Автодоктор, наконец, ширяет его дурью. Предупреждающе моргает значком разряда аптечки. Сразу становится легче дышать.

– Двигаем, парень, – он подхватывает пилота, помогает ему встать. Тяжело волочит его прочь. Стейнберг старательно сучит конечностями, но все равно больше висит на плече Сергея, чем идет сам. Стены и пол шевелятся, как живые. Угрожающе кряхтят тяжелые трубы над головой. Наверху, похоже, форменный ад. Лупят уже чем-то тяжелым.

«Растревожили муравейник. Вовремя смылись», – думает Сергей.

КОП тратит целых два снаряда, прежде чем проход становится достаточно широким для него. Бетонные завалы – как капканы, норовят схватить и переломать ноги. Из пробитых труб сверху тонкими упругими струями хлещет вода. Проходя под ними, Сергей прислоняет пилота к развороченной стене и наполняет фляги. Вода бьет как из шланга, смывает с брони многослойную грязь. Опасно трещит потолок. Стейнберг жадно слизывает воду с пластиковых ладоней скафандра.

Две нелепые фигуры, обнявшись, медленно бредут в черноту туннеля.

28.

Они сидят, отдыхая, на бетонном полу, привалившись спиной к холодной стене. Сергей снова чистит винтовку. Стейнберг крутит в руках шар массивного шлема.

– Слушай, а ты кто? – интересуется Стейнберг в полной темноте.

– Заноза. Мобильная пехота. Первый первого. Младший специалист. Рядовой первого класса. Оператор КОПа. База Форт-Дикс, – Сергей говорит неохотно. Гудит голова. Красивые зеленые звездочки в глазах крутят хороводы.

– Оператор чего? – переспрашивает Стейнберг.

– Оператор КОПа. Мобильного комплекса огневой поддержки. Вот этого железного парня, что тебя спас.

– Я думал, что это ты меня спас, – удивляется Карл.

– Как же. Карман шире. Мне не до ковбойских игр. У меня контузия и патронов нет почти. Мне бы самому боты не склеить. Ему скажи спасибо. Он настоял.

– Он? Машина? – Стейнбергу кажется, будто его разыгрывают.

– На твоем месте, дружище, я бы его не называл машиной хотя бы из чувства благодарности, – замечает Сергей. – Он такая же машина, как ты – самолет. И уж точно даст фору по части мозгов любому генералу.

– Кстати, – голос Стейнберга становится тверже. Неистребима офицерская натура. Нутро флотского офицера, круто замешанное на железной дисциплине, вековых традициях и параграфах о межличностных отношениях в экипаже, даже после крутой мясорубки восстает против вопиющего нарушения субординации. – Обращение «дружок» по отношению к старшему по званию не слишком уместно. Я бы предпочел, чтобы ко мне обращались «господин лейтенант». Или кратко – «сэр». Учтите это на будущее, рядовой.

Сергей лениво сплевывает. Протирает ствол. Вставляет на место затвор. С резким щелчком фиксирует его. Говорить немного больно. Слова отдаются в голове шелестящим эхом.

– Что я могу сказать тебе, ПАРЕНЬ? Если тебе хочется покомандовать, то можешь просто идти своей дорогой. С твоим опытом в этом говнище делать нечего. Разве что высунуться на улицу и дать себя пристрелить. Для тебя это самый лучший выход. Это у себя на корабле ты крутой специалист и центральный проводок. А тут ты просто большая оранжевая мишень. И когда я тебя за шкирку из твоей отрыжки вытащил, я над тобой командование принял. Понятно? – не прекращая говорить, Сергей вставляет на место боевую пружину. – Вот когда я тебя до своих дотащу, если дотащу, можешь там козырять всем направо и налево. Я тебя тогда даже «сэром» называть буду. Каждую минуту. И честь отдавать каждые пять секунд. А здесь козырнуть – значит показать снайперу, кто из нас двоих более приоритетная мишень. Ясно? Так что давай, выкинь из головы всю эту кадетскую херню, делай, что тебе говорят и слушай человека, который в этом в говне по шею плавал. Я, между прочим, один из батальона остался. И по законам военного времени сейчас исполняю обязанности комбата. У меня фактически временное звание майора. Все ясно, лейтенант?

Стейнберг немного помедлив, кивает в темноте. Он сам не понимает, что на него нашло. Про уличные бои он действительно знает только то, что в них кто-то в кого-то стреляет.

– Для сведения, – добавляет Сергей через внешний динамик, рассматривая в оптический усилитель разложенную на коленях снайперку, – моего КОПа зовут Триста двадцатый. И он может при случае не только спасать. Может и голову оторвать. Он у меня парень без комплексов. А меня зовут просто Сергей. Можно Серж. В бою каждый слог жизнь спасает.

– Слушай, почему ты своего робота с человеком сравниваешь? – интересуется Стейнберг.

– Он и есть человек. Точнее, разумное существо. Не хуже тебя или меня. Только из железа, – отвечает Сергей. Решает попробовать и начинает осторожно разбирать снайперку. – Если ты думаешь, что я просто от контузии съехал, то сильно ошибаешься. Он философствует. Отличает добро от зла. Думает и принимает решения. Самостоятельно. Может сострадать. Понимает, что такое дружба. Защищает друга ценой своей жизни. Я его друг. Он меня уже столько раз спасал, что теперь мне дороже матери.

– У меня на корабле был управляющий компьютер. Он тоже думал. Тоже принимал решения. Но он не был живым. Точно, – убежденно отвечает Стейнберг.

– Слушай, лейтенант. Я до службы колледж окончил. Электронные мозги и нейросети – моя специальность. Я тебе как специалист говорю: в нем не просто программы работают. Он думает. Осознает себя. Даже боится смерти. По секрету – я сам к этому руку приложил. У систем такого класса до саморазвития – один толчок. Для этого их и снабжают блокировками. Это не херня. Относись к нему как к равному. КОП это ценит. И чувствует. У него мощный ментальный блок.

– Ясно, – помолчав, отвечает Стейнберг. – Кстати, меня зовут Стейнберг. Лейтенант Стейнберг. Фрегат 3071. Шестой Колониальный Флот. Старший помощник командира. Можно просто Карл, – добавляет от после небольшой паузы.

– Ясно, Карл, – отвечает Сергей. – Сейчас дам тебе вот эту дуру, – он похлопывает по стволу разобранной винтовки. – Без оружия тут нельзя. Это не совсем то, что тебе подойдет, но уж лучше это, чем ничего.

– В боте остался карабин. В аварийном комплекте. Жаль, не смог захватить. Посадка слишком жесткая, меня просто отстрелило из кабины.

– Ничего. Что-нибудь получше потом подберем. Нам в атаку не ходить. А что с кораблем твоим? Сбили? – интересуется Сергей.

– Аж целых два раза, – невесело усмехается Стейнберг.

– Как это?

– Очень просто. Первый раз – во время учебного похода. Я как раз на вахте был. Расстреляли в упор противокорабельными ракетами. Какой-то новый тип. Я один остался из всего экипажа. Потом целую вечность полз на базу. Едва не окочурился. Чудом выжил, в общем-то. Дополз – а тут такая бойня. Меня с ходу на моем инвалиде в атаку отправили. Тут меня и достали окончательно. На комплектующие разнесли. Хотя я вроде героя теперь. Десантный корабль-то я все же зацепил. На планету ему теперь не сесть.

– Переживаешь за свой корабль?

– Да как-то… – смущается Стейнберг. – В общем, привык я к нему. Сжился. Когда катапультировался, даже плакал. Компьютер со мной попрощался. Как живой.

– Я о чем тебе и толкую, – подвел черту Сергей. Протянул винтовку. – Ладно, держи винторез. Без моей команды не стреляй. Прицел под себя отрегулируй. Внизу под ним два маховичка. Он в темноте видит. Что-то увидишь – не ори. Толкни меня. Сделай знак мне или КОПу. Крикнешь – сразу покойник. У этих гадов такие снайперы – ужастики отдыхают. Не разговаривай. Не шуми. Ничего не трогай без моего разрешения.

– Понял, – отвечает Стейнберг, неловко принимая винтовку.

– Идти сам сможешь?

– Плохо, но смогу. После невесомости трудно адаптироваться. Можно скелет повредить.

– Придется постараться. Лучше уж скелет, чем всю задницу оторвут. Скелет потом поправят.

– Ясно. Постараюсь, – кивает Стейнберг.

– Дальше. Говорю «Стой!» – падай на землю за укрытие. Сразу. Без раздумий. Где бы ни стоял. Даже если в грязи. Сразу целься. Определяй себе сектор огня и шарь прицелом. И не шевелись. Когда идешь, смотри под ноги и по сторонам. Под ногами – мины. Или растяжки. По сторонам – снайперы и замаскированные огневые точки. Еще – патрули. Наших тут нет. Все, что движется или прячется – враг, если я не скажу иначе.

– Понял.

– Если натыкаешься на чужих – не мешкай. Назад не беги. Не прячься. Беги прямо и вправо от них. Стреляй на ходу. Часто стреляй. Не целься. Не стой. Всегда беги. Перезарядишься, когда обежишь их и найдешь укрытие. Но в других случаях в бой не ввязывайся. Следи за мной. Делай, как я. На следующем привале посмотрим твои ноги. Если сотрешь – отстанешь и погибнешь. Ждать не буду. Им сильно не до нас сейчас, но ты птица важная. И самолет их мы сбили. Так что нас ищут. Скорее всего, снайперы. Если найдут – нам конец. Против них у нас ни одного шанса. Надо двигаться. Вставай.

Каждый шаг поднимает в голове мутную взвесь. Предупреждающе моргает оранжевым глазком тактический блок. Сергей намеренно не вставляет запасной картридж в аптечку. Иначе лекарства кончатся на раз. А им еще предстоит побегать.

Стейнберг неуверенно бредет следом, одной рукой касаясь плеча Сергея. Он лишен удовольствия видеть в темноте, а включать нашлемный фонарь ему запретили под страхом смерти. Триста двадцатый медленно переваливается в арьергарде маленького отряда.

29.

Свинцовая усталость валит с ног. Они укладываются на сырой пол и лежат в тревожном забытьи. Под головой Сергея – пропыленный армейский рюкзак. Стейнберг просто сует под голову согнутую в локте руку. КОП торчит у перекрестка, щупая сканерами темноту. Он встревожен. Он чувствует движение противника на поверхности. Ощущает тепло чужих тел в глубине подземных переходов.

Через пару часов Сергей, чертыхаясь, заставляет себя подняться. Чистит винтовку. Смазывает поврежденный шарнир КОПа. Расталкивает Стейнберга. Запивая водой из фляжки, они жуют плитку сухого рациона. Это – последняя.

Они почти не разговаривают. Редкие «возьми», «стой», «прямо» или «направо» – не в счет. Стейнберг измучен едва ли не больше Сергея. Нарастающая боль в суставах превращает каждый его шаг в пытку. Сергей жертвует ему дозу обезболивающего. Колет толстой иглой под перчатку скафандра.

Час за часом они бредут по переплетению сырых туннелей. Время прессуется монотонным ритмом. Тридцать осторожных шагов. Стоп. Слушать. Осмотреться. Снова вперед. Во рту сухость. Воду приходится экономить. Пробивать трубы для ее добычи опасно. Слишком шумно. Вчера Сергей обнаружил на перекрестке мину. Ее конструкция и тип датчиков оказались незнакомыми. Пришлось возвращаться и делать большой крюк. После этого случая он практически не поднимает лицевую пластину, напряженно всматриваясь в показания тактического блока. Каждый осторожный шаг в темноте – как шаг в пропасть. Один господь знает, сможет ли такблок вовремя распознать очередной подарок.

Триста двадцатый обнаруживает скопление людей впереди. Затрудняется определить их статус.

– Стоп! – шепотом командует Сергей.

Они замирают на месте. Стейнберг тихо опускается на колено, берет винтовку наизготовку. В надежде, что соблюдение инструкций чокнутого пехотинца хоть немного увеличит его шансы на выживание. Он ощущает себя больной крысой, запертой в темном лабиринте.

– Триста двадцатый, что там?

– Люди. Больше ста единиц. Есть вооруженные. Статус не определен. Возможно, гражданские.

– Ясно. Оставайся тут. Охраняй лейтенанта. Я на разведку.

– Принято.

Сергей тихо идет вперед. Через пятьдесят метров натыкается на ставшие уже привычными ступени, ведущие вверх. Видимо, весь городок строился по типовому проекту. Слева – короткий коридор. Массивная плита двери. Большая надпись на темном металле: «Убежище гражданской обороны №….». Сквозь тяжелую дверь не доносится ни звука. На прицельной панораме смутные зеленые силуэты. Много. Ни один предварительно не определен как противник. «Может, удастся у них жратвой разжиться?» – думает Сергей. Подзывает КОПа. Стейнберг хромает следом, касаясь рукой стены, чтобы не споткнуться в темноте.

– Эй, в убежище! – Гремит на максимуме внешний динамик, – Здесь имперские силы. Рядовой Заноза, личный номер 34512391/4354. Откройте дверь.

За дверью начинается мельтешение зеленых силуэтов. Сергей довольно долго ждет. Возня в убежище продолжается, однако дверь остается закрытой.

– Повторяю, – снова кричит Сергей серой плите. – Здесь имперские силы. Требую открыть дверь. В противном случае дверь будет взорвана.

Два силуэта замирают по краям двери. Оба вооружены. Плита дает трещину, затем тяжелые створки начинают медленно _расходиться.

– Карл, держи коридор. Огонь по необходимости. Я внутрь, попробую найти еды, – тихо говорит Сергей.

Стенберг кивает, опускается на колено. Приникает к прицелу.

– Внимание! – Сергей уменьшает громкость динамика. Их и так уже услышали за километр. – Вы, двое, у дверей! Положить оружие на пол, в центре прохода. Руки держать на затылке. Отказ подчиниться воспринимаю как враждебные действия. Мой робот стреляет по малейшему намеку на враждебность.

– Здесь гражданские люди, – слышится из-за двери. – Не стреляйте.

– Считаю до двух, – отвечает Сергей. Кивает КОПу.

Туша Триста двадцатого втискивается в проем. Фигуры за дверью суетливо кладут оружие на пол и вскидывают руки. КОП замирает посреди большого помещения, уставленного нарами вдоль стен. Вопреки ожиданию, воздух в убежище не затхлый. Едва слышно шуршит вентиляция. В тусклом свете потолочных плафонов лица вокруг бледны, словно у мертвецов.

– Здравствуйте, – глухо начинает Сергей через опущенное забрало. Кто его знает, чего тут ждать. Береженого бог бережет. – Кто у вас старший?

Молчаливые лица смотрят Сергею за спину. Никто не проронил ни слова. За спиной – двое с поднятыми руками. Один в форме дорожной полиции. Второй в комбинезоне полувоенного образца. С карманами под магазины и с легким бронежилетом. Перед ними на полу лежат пистолеты.

– Опустите руки, – приказывает Сергей. – Кто из вас старший?

Мужчины переглядываются друг с другом. Молчат. Падающий сверху свет превращает их глазницы в черные дыры поверх щетинистых щек.

– Со мной раненый офицер. Мне нужна вода. И немного еды, – обращается Сергей к полицейскому.

– Пойдемте, воды у нас много. Еда тоже найдется, – полицейский оживляется, суетливо показывает дорогу. Его движения дерганы, как у куклы.

Сергей идет за ним следом, оглядывая лица людей в тени нар. В убежище стоит почти мертвая тишина. Никто не разговаривает. Не пытается что-то узнать. Лица враждебны и безучастны. Никто не смотрит Сергею в лицо. Взгляды направлены в пол. Даже железное страшилище КОП не вызывает ни у кого интереса. Сергей поднимает лицевую пластину. Удивленно осматривается. Кто его знает, что должны чувствовать люди, если их запереть под землей на неделю. Но, даже с учетом страха и неизвестности, их поведение выглядит необычно. А может, он просто давно не видел нормальных людей.

Сергей входит вслед за полицейским в небольшой отсек. Коп зажигает свет. Краны с водой. Ряд унитазов за перегородкой. Бак системы очистки воды. Силовой генератор. Замкнутый цикл. Полная рециркуляция. Сергей ежится, представляя, как будет пить переработанную мочу. Хорошо лейтенанту. Он на своей скорлупке к такому привык.

– Вот продукты, выбирайте, – предлагает полицейский, нервно улыбаясь. Его глаза бегают, избегая взгляда Сергея. Большой холодильный шкаф заполнен коробками с сухим пайком.

– Благодарю, – отвечает Сергей и начинает набивать рюкзак. По самым пессимистичным прикидкам, еды тут еще на пару месяцев.

– Демократы не беспокоили? – спрашивает он беспокойного полицейского.

– Кто?

– Солдаты Демократического Союза.

– А… Нет… Никто не приходил. Сидим тихо, не шумим, ждем сообщений. Я порядок знаю, – затараторил коп.

– Ладно. Не буду привлекать к вам лишнего внимания. Мы уходим. Спасибо за продукты.

– Не за что. Мне не жалко. Продуктов тут море, – коп затряс головой.

Проходя мимо мужчины в полувоенной форме, Сергей поинтересовался:

– А вы кто? Тоже полицейский?

Мужчина качает головой.

– Я охранник с обогатительной фабрики.

– Сволочь он, а не охранник, – звучит из темноты злой женский голос. Всхлипывает.

– Ш-ш-ш, – пытается кто-то ее успокоить.

– Да плевать я на него хотела! – сквозь слезы выкрикивает женщина. – Что он мне сделает? Пристрелит? Да плевать! Пусть лучше пристрелит! Еще раз трахнет? Мне не привыкать. Чего вы ждете?! Он и до вас доберется, скотина!

Женщина глухо зарыдала в одеяло. Лица вокруг оживают. Угрюмые взгляды буравят Сергея.

– Что тут произошло? – стараясь показаться заинтересованным, спрашивает он полицейского. Сейчас тот ответит, Сергей успокоит женщину и они уйдут. Они и так задержались. КОП наблюдает неподалеку движение. Может, это за ними.

– Да так, ничего. Женщина, нервы… – бормочет коп, глупо улыбаясь.

– Да какие нервы! – От дальней стены отделяется крупный пожилой мужчина. – Эта сволочь Маргарет изнасиловала! Она начальник смены. Постоянно указывала ему его место. А тут он себя королем ощутил. Решил, что все может. Привык над зэками издеваться. Говорит, все равно подыхать. У него пистолет. С ним не поспоришь. А этот слизняк язык в задницу засунул, ходит перед ним на цыпочках, – мужчина резко ткнул пальцем в отшатнувшегося полицейского.

– Так, – посерьезнел Сергей. – Кто еще может это подтвердить?

– Я… И я… И я тоже. Они ее в туалет уводят и там… И этот тоже вслед за ним мылится… – понеслось с разных сторон.

– Понятно. – Сергей поднял с пола оружие. Осмотрел. Обычные кольты. Сорок пятый калибр. Еще прадедушки из таких стреляли. Дешево и сердито. – Патроны запасные есть? – Спросил он у охранника.

Тот кивнул. Протянул обойму. Взгляд исподлобья. Ноги напряжены. Глаза шарят по помещению, нащупывают дорогу к бегству.

– Даже не пытайся, – спокойно советует ему Сергей. – у моего КОПа огнемет. Испечет, как шашлык. Шага не сделаешь.

Не глядя, протягивает руку. Полицейский сует ему запасной магазин дрожащей ладонью. Сергей сует один пистолет за ремень. Кладет в набедренный карман магазины. Передергивает затвор кольта. Резким пинком под колено сбивает на землю набычившегося охранника. Два выстрела глухо отдаются от стен. Идеальная акустика. Никакого эха. Короткие цилиндрики гильз беззвучно катятся по серому пластику пола. Влажно блестят выбитые куски волосатых костей черепа. Поворачивается к полицейскому.

– Что же ты, падла, – поймав, наконец, его затравленный взгляд, спрашивает Сергей. – Власти мало показалось?

Тот стоит, ни жив, ни мертв. Смотрит, не мигая, словно загипнотизированный.

– На пол ляг, – приказывает ему Сергей. – Тут кругом бетон, рикошеты. Заденет кого-нибудь.

Полицейский кулем валится лицом вниз. Скулит по-собачьи. Сергей стреляет ему в затылок. Походя удивляется, как легко у него это получается. Как комара расплющить. Протягивает пистолет ошарашенному мужчине. Тот тупо принимает оружие. Держит его за ствол, не отводя взгляда от дергающихся ног полицейского.

– Теперь вы старший. Пистолет лучше почистить. – Голос Сергея встряхивает мужчину. Он перехватывает пистолет за рукоятку. Ставит на предохранитель. Кивает.

– Ясно. Все будет нормально. Спасибо.

– Я, в общем, не мастер говорить, – обращается Сергей к окружающим. – Да и некогда. Нас преследуют. Поэтому прошу извинить, что все без долгих формальностей. В конце концов, в итоге все правильно?

Ближайшие к нему лица кивают. Женщина постепенно успокаивается. Ее всхлипы звучат все реже.

– Тогда до скорого. Удачно выбраться, – желает всем Сергей. Добавляет для мужчины. – Трупы лучше в коридор подальше отнести. И закрывайтесь. Никому не открывайте. Думаю, войска скоро в город войдут.

Мужчина спокойно кивает. Подает руку. Крепко жмет.

– Хоть какая-то с вас польза, – бормочет женский голос вслед.

– Вот тебе оружие, лейтенант, – Сергей протягивает Стейнбергу кольт. – Кобура есть?

Стейнберг кивает. Прячет кольт в специальный карман под мышкой комбинезона. Застегивает клапан скафандра.

– Ты не слишком круто? – осторожно спрашивает он.

– Все никак не въедешь? На войне мы, Карл. Тут все просто. Без формальностей. Как в туалете. Раз – и смыл.

Они снова уходят в темноту. Позади с шуршанием выволакивают в коридор мертвые тела. Кажется, за ноги.

30.

Самурай удобно устроился на припорошенном пылью аэродроме банкетного стола. Дорогие деревянные панели стен испещрены шальными пулями. Пальмы в керамических кадках высохли и пожухли. Помещение небольшого банкетного зала на третьем этаже гостиницы уже ничем не напоминает респектабельное логово для чинных корпоративных оргий. Брызги выбитых стекол усыпали когда-то натертый до блеска натуральный паркет. Все вокруг присыпано пудрой выкрошенной штукатурки. Красивые двери топорщатся щепками вокруг выбитого пулями замка. Перевернутые мягкие стулья грудятся в углу испуганным стадом. Кожаные диваны – как трупы огромных буйволов. «Мошки» транслируют привычные рожи врага вокруг.

За последние несколько дней Самурай настолько свыкся с их видом, что воспринимает их как часть скучного городского пейзажа. Он часто рассматривает их в прицел. Усваивает их привычки. Пытается обнаружить слабость. Подмечает странную суетность жестов. Одинаковость лиц. Слаженность действий.

Они не филонят. Не спят и не жуют на посту. Не курят в темноте. Не травят анекдоты в капонирах во время ночного дежурства. Чистят оружие часто и тщательно. Их простенькая амуниция всегда в порядке, чиста и подтянута, словно не они несколько дней назад под огнем «косилок» насмерть дрались с наступающей ротой «Альфа». Просто идеальные солдаты. Мечта любого командира.

Его рота, точнее, два ее взвода так и осталась в паре кварталов отсюда. Ее добивали два дня. Последними утихомирили снайперов. Чужие снайперы действовали как духи смерти, профессионально и неотвратимо. То, что он до сих пор жив – просто удача. Это потому, что он так и не сделал ни одного выстрела, переползая от укрытия к укрытию, пока вертолеты поддержки утюжили улицы в напрасной попытке подавить огневые точки. Две его предыдущие позиции превратились в горящий щебень вместе с домами, в которых находились. Все тщетно. В этом поганом городишке стрелял каждый камень. Маленькие солдаты стояли на своих позициях непоколебимо. И неизменно побеждали, когда машина огневого подавления давала сбой. Вся тактика вышколенных имперских войск при действиях против этого странного противника летела к чертям. Одинаковые солдаты не поддавались панике. Не отступали под шквальным перекрестным огнем. Они продолжали стоять насмерть, когда их офицеры погибали под огнем снайперов. Они не реагировали на огонь прикрытия и били, поднимаясь из руин, по перебегающим имперцам, стреляли даже будучи ранеными. Они умирали десятками. Их можно было убить, но нельзя – победить. Они просто не признавали смерти. Имперцы косили их, как на стрельбище. И сами гибли один за другим, окапываясь среди развалин. Подоспевшая авиация похоронила остатки роты. А вслед за нею и батальон. Посуда мелко дрожала от мощных разрывов на окраине. Вой штурмовиков сливался в сплошной, непрекращающийся адский концерт. Несколько часов подряд непрерывного тотального истребления. На месте плацдарма, наверняка, земля спеклась на несколько метров вглубь. Никакая ПВО не в силах остановить эту армаду.

Накамура ждет. Негоже самураю умирать, не выполнив приказ. Его приказ – прикрывать возвращение взвода. Он ждет. Он терпелив, как змея. Он пьет воду экономными глотками. Часами лежит, не шевелясь. Винтовка – продолжение его тела. Он изучил окружающий район до мелочей. Знает, где расположены пулеметы. С точностью до метра может указать их сектора обстрела и мертвые зоны. Знает график прохождения патрулей. Время смены караулов. Маршруты движения мобильных групп. Время прибытия групп усиления. Видит тряпки вражеского снайперского поста напротив. Его он снимет в первую очередь. Он не умрет, не выполнив приказа. Отец будет гордиться его верностью. Его сын стал солдатом чужой страны. Но он погибнет, как подобает члену клана Накамура. Его дух несгибаем, как у одинаковых уродцев у дома напротив. Он готов к смерти и ждет ее.

Две зеленых искры на тактической карте. Все-таки он ждал не зря. Его взвод возвращается. Заноза. Непоседливый, мягкий интеллигент. Совсем не воин. Хороший парень. Конечно, его Триста двадцатый с ним. Точка помаргивает оранжевым. Зацепило его, беднягу. Самурай рад, что Сергей смог выбраться. Он прикроет его с удовольствием. Он ждет вызова. Снайпер напротив чувствует его взгляд через прицел. Он что, кожей его чувствует? Враг медленно шевелится, осматривает окружающие дома. Через электронику его не взять. Накамура уже убедился: эти ребята видны только через оптику. Движется экономно. По миллиметру в минуту. Высший класс! Самурай гасит все мысли и чувства, превращаясь в подобие камня.

– Заноза – Самураю. Нужна поддержка, прием. – Голос Сергея глух и неузнаваем.

– Самурай – Занозе. Привет, Серж. Рад слышать тебя. Где ты?

– Я в подземном коридоре. Дом наискосок от тебя. Ориентир «тридцать пять». Со мной Триста двадцатый и офицер космофлота. Коридор уходит влево. Похоже, они кольцами замыкаются вокруг определенных насосных станций. Дальше под землей не пройти. Патронов почти нет. Надо перескочить улицу. Наверняка там подвал переходит в другую систему туннелей. Хочу уйти в джунгли.

– Понял тебя, Серж. По моей команде выбирайся в подвал. Как скажу – беги через улицу. Через минуту мимо пройдет мобильная группа на БТР. Потом сниму снайпера напротив. Снаряды есть?

– У КОПа последний фугасный. У меня пять плазменных в подствольнике.

– Напротив, с твоей стороны, пулемет. Первый этаж. Мне отсюда не достать. Если сможешь их поджарить – пройдешь. Внутри дома до отделения легкой пехоты. Рассеяны по дому. Где располагаются – не знаю. Остальное я подавлю. Сейчас тишина. Патруль на подходе.

Они молчат, слушая только стук сердец. Оба понимают, что разговаривают в последний раз. Минута тишины – последнее, что они могут сказать друг другу.

«Со мной офицер. Его надо вытащить. Прости, что подставляю тебя, дружище».

«Не говори глупостей. У меня приказ – прикрыть взвод. Ты – взвод».

«Ты уйдешь с нами? Я тебя прикрою. Тебе всего и надо – улицу перебежать. Взвода больше нет».

«Да нет. Я тут привык. У меня тут еще дела».

«Не пори ерунду. Этот гребаный контракт не стоит, чтобы за него умирать. Ты свою работу сделал. Уходи с нами».

«Извини, Серж. Я остаюсь. Я тут так долго молчал, что палец затек».

«Как я уйду, если ты тут подохнешь? Что ты о себе возомнил?»

«Я же японец, не забыл? Мне подохнуть в драке – в полный кайф. Когда еще будет возможность…»

«Ну ты и задница…»

«А ты думал!»

Тишина кончилась. Накамура плавно выбирает свободный ход курка. Эта сволочь напротив уже смотрит на него! Поздно, уродец! Щелчок выстрела стряхивает пыль с края стола. Куча бурых тряпок исчезает из вида.

– Серж, выходи в подвал. Через тридцать секунд бей по пулемету и вперед.

– Принято, Исидо. Иду.

Самурай медленно шевелит стволом. Перекрестье сходится на смуглом лице под зеленой каской. Внимательные глаза смотрят вниз на улицу. Щелчок! Голова исчезает. Теперь пулемет. Пробитый навылет, первый номер валится на мешок с песком. Ствол пулемета задирается к небу. Второй номер подскакивает, крутит головой. Пригнув голову, ползет к пулемету. Достает микрофон. Подносит его к губам. Выстрел! Тело дергается в агонии, выплевывая изо рта кровь. Наблюдатель напротив. Выстрел! Черт, жив! Бормочет в микрофон, сволочь. Выстрел! Пробитая каска слетает с головы. Группа усиления. Бегут вдоль стены. Сержант впереди. Выстрел! Сержант спотыкается. Подтягивает колени к груди. Стреляют на бегу. Пули веером хлещут по стенам. Огонь прикрытия. Бьют по всем ближайшим стенам. Взрыв внизу. Вспышка плазмы. Молодец, Сергей! Накрыл пулемет.

– Все чисто, Серж, давай!

– Понял, иду.

Вот он. Волочет на спине какого-то уродца в оранжевой робе. КОП топает рядом, прикрывает, дьявол! Молодцы. Сергей бросает в окно гранату. Исчезает внутри дома. Триста двадцатый вламывается следом. Отлично. Займемся группой усиления. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Не нравится? Выстрел! Просто стрельбище какое-то! Гранатометчик на крыше напротив. Ищешь цель, дружок? Выстрел! Труба гранатомета с грохотом обрушивается на тротуар. Со звоном прыгает по брусчатке.

– Заноза – Самураю. Нашел проход под землю. Жду тебя.

– Заноза, уходи. Я прикрою.

– Самурай, я без тебя не уйду.

Возвращается мобильная группа. Мчится на всех парах. Из дома напротив выбегают двое. Перебегают дорогу. Это за мной. Жаль, не успел достать. БТР выбрасывает кучку черных точек. Выстрел! Выстрел! Выстрел! Точки корчатся на дороге, разбегаются по сторонам. Надо сменить позицию. Сейчас коробочка даст жару. Он сползает со стола. Ползет к дверям.

– Самурай, без тебя не уйду. Вижу броню. Беру на себя. Выходи.

– Достал ты меня, Заноза! Уже иду.

Он бежит вниз по лестнице. Наверху с грохотом рушится крыша. Лестница прыгает под ногами. Жалобно стонут железные перила. На ходу перехватывает винтовку. Достает гранату. Где-то внизу эти двое. На ходу срывает чеку. Бьет ногой створку. Дверь распахивается. Граната катится внутрь. Лицо навстречу. Прищуренные сосредоточенные глаза. Как много можно увидеть за долю секунды! Он по инерции летит вправо, чтобы укрыться от взрыва за стеной. Очередь в упор отбрасывает его на ступеньки. Дымно тлеют от пороховых искр пряди маскировки. Трудно дышать. Доктор зачем-то колет спину. Винтовка тяжела, как телеграфный столб. Никак не переложить ее в другую руку. Взрыв вышвыривает коротышку из дверей. Кости его перебитых ног торчат розовыми осколками. Кровь хлещет из него, как из ведра. Он шевелит стволом, не в силах поднять свое оружие. Нажимает на спуск. Короткая очередь бьет в стену напротив. Пыль от разбитых кирпичей курится в воздухе. Оседает на головы, развернутые лицом друг к другу. Самурай с трудом поднимает лицевую пластину. Пытается вдохнуть. Давится кровью. Кровь пузырится на губах. «Хорошая у нас броня, – думает он, глядя в глаза умирающего врага. – В упор винтовка не взяла. Жалко, легкие от удара оторвались».

Через улицу от него в бессильной ярости воет Сергей. Он поджигает из подствольника юркий БТР. Матерясь, короткими очередями бьет по настырным черным фигуркам вдоль стен. Пули выбивают крошку над его головой.

– Давайте, бляди! Все ко мне! Цельтесь лучше! Вот он я! – рычит он.

– Серж… расскажи… отцу… про меня…

Воздух кончается. Самурай тихо застывает, прижав винтовку к груди.

– Уходим, лейтенант! Быстро! Быстро! Как можно быстрее! – кричит Сергей, врываясь под землю. Черт! Даже вход завалить нечем.

– Понял, – отзывается Стейнберг, поднимаясь с колена.

– Нет, парень. Ни хрена ты не понял. Ты у меня будешь бегать, как будто ты чемпион империи по спринту! Как будто у тебя горчица в заднице! И не вздумай на мину наступить или сдохнуть раньше времени! Тогда выйдет, что Самурай зря погиб! И тогда я тебе сам яйца отрежу! И никто не узнает, где ты копыта откинул! Будешь просто «пропал в бою»! Держи темп. Темп, темп! – Сергей кричит, волочет Стейнберга за собой, как резиновую куклу. Из его глаз катятся слезы. Через сотню метров он останавливается. Взводит «попрыгунью». Присобачивает ее над головой, среди труб.

– Жаль, что нет больше ничего, – ярость кипит внутри, не находя выхода. – Разнес бы в хлам весь этот поганый городишко!

– Почему этот говенный мир так устроен? – спрашивает он молчаливого Стейнберга. – Когда кажется, что и терять-то уже нечего, от тебя тут же отрывают еще кусок. Каждый раз кажется, что этот кусок – последний…

Карл молчит. Сцепив зубы, преодолевает боль в стертых в кровь ногах и в распухших суставах. Вспоминает крики комендора Грирсона. Его изощренную многоэтажную ругань и предсмертные хрипы. В чем-то Сергей прав. Война одинаково несправедлива и к умершим, и к тем, кто еще остался жив.

31.

Свежий воздух сочится через обвалившийся потолок. Кажется, уже чувствуются прелые ароматы джунглей. Обвал. Дальше – сплошные бетонные завалы. Вода стекает вниз из раздавленных и перекрученных труб, хлюпает под ногами веселыми ручьями. Видимо, в этой части магистрали давно нет давления. На их счастье. Иначе уже утонули бы, как мыши в норе. И нет напряжения в разорванных пучках кабелей. Господь да хранит мобильную пехоту!

Тут, похоже, «косилки» поработали. Из дыры видны сплошные развалины вокруг. Хрен его знает, чего тут еще освобождать. Добить уж до кучи, да и построить все заново. Уран нынче дорог, денег хватит. Банки наперебой кредиты будут предлагать. Ладно, хорош философствовать о всяком дерьме. Надо выползать и шлепать к джунглям. Осталось совсем ничего.

Вечереет. Влажный тропический воздух тепл, как рука любовницы. Сергей вспоминает, что не такой уж это и кайф – сидеть в мокрых джунглях. Стейнберг даст дуба в первый же день. В его-то одежке. Патронов нет. Нож один остался. Воды там море, через броню можно фильтровать. Дня на три фильтра хватит. Жрать нечего. Дым засекут и накроют с воздуха. Дела. Может, на окраине пересидеть пока?

– Слушай, Карл. Я тут по округе пороюсь. Посиди с винторезом. Прикрой, ежели что.

– Ладно, посижу. Что делать думаешь?

– Надо пошарить вокруг. Тут наших много легло. Патроны, амуниция. Если повезет, броню тебе подберем. В джунглях с твоей одежкой – полная задница. И часа не протянешь.

– Знаю, – кивает Стейнберг. – Проходил инструктаж. Поосторожнее там.

– Учи ученого, – морщится от сильной головной боли Сергей. Вылезает наружу. Укрывается за остатком стены. Очертания бывшей улицы с трудом угадываются среди обгоревших остовов домов. Дорога погребена под слоем битого кирпича и бетонных обломков. Изогнутые штыри арматуры – тут и там, словно противопехотные заграждения. Кое-где насмешкой торчат уцелевшие фонарные столбы с выбитыми стеклами. Оптический усилитель показывает курящийся вулкан на месте высотки, на которую несколько дней назад лихо высадился первый первого. Пустырь перед ним выглядит, словно поверхность астероида после метеоритного дождя. Кругом сплошные воронки и выжженная земля. Если когда-то наступит апокалипсис, много веков назад предсказанный пройдохами-астрологами, то все будет выглядеть именно так. Разве что огня будет побольше.

– Наблюдаю множественные живые объекты в количестве до десяти единиц в радиусе до полукилометра, – сообщает Триста двадцатый. – Статус объектов не определен.

– Понял. Держи подземный коридор. Охраняй Стейнберга.

– Человек Заноза рискует. КОП-320 встревожен.

– Не бери в голову, дружище. Мы столько уже дерьма съели, что лишняя ложка и незаметна вовсе. Береги лейтенанта.

– Принято. – Имплантат продолжает передавать тревогу Триста двадцатого.

– Слушай, кончай рефлексировать. Я буду осторожен.

– Принято.

Стейнберг устраивается между обломками у входа. Осматривает развалины в прицел. Сергей от души надеется, что его оранжевая роба среди камней не привлечет снайпера. Он перепрыгивает от укрытия к укрытию. Резко меняет направление движения. Часто подолгу сидит, внимательно слушая шорох мусора под дуновением теплого ветерка.

Натыкается на труп чужого солдата. Труп изрешечен в хлам. В упор полмагазина схлопотал. Клочья спины вырваны вместе с кусками бронежилета. В чужом подсумке обнаруживаются гранаты. Сергей устраивается рядом. Внимательно изучает трофеи. Простое кольцо. Толстые усики чеки. Такие лучше разгибать заранее. Ребристый корпус. Осколочная. Никаких дополнительных опций. Ни режима растяжки, ни задания времени срабатывания. Выдернул – бросил. Видимо, работает от удара или по задержке. Что ж, и такое сгодится. Он перегружает трофеи в свой подсумок. Ползет дальше.

Этот – наш. Броня побита. Жаль. Сквозное отверстие только одно, но вся грудь в глубоких вмятинах. Покрытие отслаивается целыми кусками. Где твои боеприпасы, дружок? Мне б кассету для подствольника. Черт, пусто. Дымовая граната на рюкзаке. Ладно, пригодится. Дай-ка свою фляжку, приятель. Меня перегонка из мочи достала. Плещет? И то дело. Жадный глоток. Флягу к рюкзаку. Идем дальше.

Кусок незнакомого металла. Полукруглый изгиб. Слегка подкопчен. Довольно легкий. Ба! Да это же обломок одного из летучих уродов! Славно. Значит, наши им все же дали прикурить. Помните мобильную пехоту, суки! Сколь ж вас по округе набросано?

Голоса рядом. КОП встревоженно лезет внутрь черепа. Двое. Совсем рядом. Белые точки. Стало быть, гражданские. Сергей осторожно высовывается в проем бывшего окна. Так и есть. Гражданские. Обирают трупы. Мародерствуют. Два небритых мужика в грязной одежде. В руках – набитые армейские рюкзаки. За поясом – пистолеты.

– Ну-ка, оба, руки подняли, – тихо говорит Сергей.

Парочка останавливается, недобро пялится в сторону окрика. Винтовка, однако, не оставляет им шанса сделать глупость. Они стоят, не делая попыток достать оружие. Но и рюкзаки не бросают. И руки держат, как держали.

– А ты кто такой будешь, ептать? – спрашивает один из них.

– Сейчас из подствольника плазмой шарахну, – предупреждает Сергей. – Руки вверх, быстро.

Парочка осторожно кладет рюкзаки на землю, поднимает руки.

– Ну, подняли, дальше что? – сплевывает тот же, самый смелый.

– Отошли от рюкзаков назад на три шага.

– Отошли. Че, шмотье наше понравилось?

– Заткнись, пока я тебя не шлепнул, – Сергей медленно подходит к рюкзакам. Винтовка по-прежнему смотрит на небритую парочку.

– Бля, испугал, – снова сплевывает мужик. Второй нервно оглядывается вокруг. – Отбоялись уже. Как ваши вертушки наше убежище разбомбили, так нас пятеро всего и вылезло. Остальные под камнями остались. Защитнички, бля. Мразь имперская. Иди, послушай. Там некоторые стонут еще.

– Что в рюкзаках?

– Шмотье, чего еще. Жратва. Тряпки. Патроны. Бабки, золото. Часы. Тут все сгодится. Эти нас не трогают. Мы для них вроде приманки. А жрать не дают. Приходится выкручиваться.

– Оружие на землю.

– А ты мне его давал? Хрен тебе. Хочешь стрелять – стреляй. Все равно не сегодня завтра подыхать. Лучше пуля, чем гореть заживо.

– Ладно. Отдай патроны и гранаты, если есть. И уходи. Этих скоро выбивать будут. Иди к границе леса. Там вроде нет ничего, бомбить не будут. – Сергей буровит мужика пустым взглядом. Одно неверное движение, и он нажмет на курок.

Тот сует руку в рюкзак. Шебуршит внутри. Извлекает пару магазинов. Кладет на землю.

– Еще гранаты для подствольника, – требует Сергей.

– Это такие длинные хреновины?

– Да.

– Бери, сволочь! – мужик достает и бросает на землю кассету к подствольнику.

– Можете идти. – Винтовка настороженно провожает сутулые фигуры.

– Чтоб тебя уроды подстрелили, – желает мужик, скрывшись за разрушенной стеной.

В поисках брони Сергей провозился среди обломков еще целый час. Наконец, подходящий объект был найден. Среднего роста сержант с оторванными ногами. Броня целехонька. Мелкие вмятины не в счет. Сергей усаживается рядом, начинает раздевать покойника. Что ж, теперь лейтенант сможет какое-то время продержаться в зеленом говнище.

Стук осыпающихся камушков застает Сергея врасплох. Расслабился, идиот!

Из окна второго этажа на него с ухмылкой пялится Лихач. Без шлема. Без перчаток. Винтовка, однако, при нем. И смотрит прямо на Сергея. Броня, похоже, отключена, иначе бы такблок засек гостя.

– Привет, Лихач! – кивает Сергей.

– Привет, Заноза, – кивает в ответ бывший сержант. – Барахлишко собираешь?

– Да, решил вот приодеться, – шутит в ответ Сергей. – Ты что, броню отключил?

– А тебе-то что? – взгляд Лихача пуст и мутен, как у черепашки-снайпера.

– Да так, интересно. Такблок тебя не обнаружил. – Сергей осторожно разворачивает винтовку.

– Винтовочку-то не трожь, – советует Лихач. – Что, истукан-то твой – бросил тебя?

– Вроде того, – соглашается Сергей. Черт, переключатель в режиме наведения через такблок. В своего не выстрелишь.

– Ну и ладненько, – сплевывает Лихач и поднимает винтовку. – Прощай, умник.

Хлопок чужой снайперки совсем не слышен. Со ста метров его и не различишь вовсе. Лихача звонко щелкает по броне, выбрасывает из окна. Повезло. По касательной задело. Сергей слышит, как Лихач надрывно кашляет, пытаясь втолкнуть воздух в отбитые легкие.

– Смотри-ка, почти не промазал лейтенант! – удивляется Сергей.

Достает гранату. Разгибает усики. Слышит, как Лихач уходит вдоль стены. Прыгает следом за ним в пролом. Негоже хвосты оставлять. Спина убегающего Лихача серым пятном маячит в оконном проеме. Неожиданно взрывается красными брызгами. Простреленное тело сучит ногами на куче битого кирпича.

– Вот это я понимаю, прямое попадание, – Сергей мысленно ставит вражескому снайперу высший балл. – Спасибо, братан.

Он приникает к земле и медленно уползает под защиту стены. Выползает наружу. Подхватывает снятую скорлупу, пятится вдоль стены. Ящерицей крадется по земле между обломками.

– Кто это был? – спрашивает Стейнберг.

– Один старый знакомый, – сплевывает Сергей. – Ты молодец. Жизнь мне спас.

– Да брось ты кривляться, ей-богу, – серьезно смотрит на него лейтенант. Похоже, он навсегда разучился улыбаться.

– Я серьезно. Ты да еще вражина лютая от смерти спасли. Ты со стены сшиб, а черепашка его под орех разделал. Навылет. Такое оно, военное счастье… Вот тебе скорлупа, пошли переодеваться. Теперь жить будем. Триста двадцатый, стереги вход. Там снайпер.

– Принято. – КОП невозмутимо хромает к пролому, высовывается наружу.

Заходящее солнце шевелит среди развалин щупальцами длинных теней. Если бы не проклятая голова, можно сказать, что жизнь почти наладилась.

32.

– Странник-1, здесь Бульдог, прием.

Сергей открывает глаза. Неумолкающее журчание воды под ногами. Серый свет брезжит сквозь пролом. Три сорок ночи. На тактическом блоке настойчиво моргает светлячок вызова. Батальонный канал. Декодер подтверждает, что вызов идет по закрытому каналу.

«Глюки у меня, что ли?» – с трудом шевеля затекшей от неудобной позы шеей, думает Сергей. Больно двигать глазами. Голова – тяжелый аквариум с мутной протухшей водой.

Нет. Не глюки. Вызов повторяется, пробиваясь через шорохи помех.

– Странник-1, здесь Бульдог, прием.

– Странник? Это ж комбат. Хватились. Где он сейчас, наш симпатяга Грин? – полусонные мысли тянутся, как застывший мед.

– Странник-1, здесь Бульдог… – не унимается механический голос. Вызовы следуют непрерывно, с интервалом в минуту. Похоже, где-то рядом крутится беспилотник. Странно. Их разве не все посшибали? Откуда он взялся? Сергей садится поудобнее. Озирается. Триста двадцатый бдит, по пояс скрывшись в проломе. Густой туман серой пленкой оседает на его броне. Капли конденсата скатываются вниз, оставляя неровные волнистые дорожки на запотевшем металле. Стейнберг удобно устроился на куче битого бетона. Спит. Броня с чужого плеча поверх синего технического комбинезона смотрится на нем до смешного нелепо. Хотя всяко лучше прежней оранжевой резины.

– А ведь придется ответить, – с досадой думает Сергей. – Такблок, сволочь такая, рано или поздно все равно выдаст.

Он приоткрывает забрало. Делает глоток витаминизированной подсоленной воды из чужой фляжки. Брезгливо рассматривает замызганные грязью штанины комбинезона на своих вытянутых ногах. Как мало надо, чтобы с бойца самой большой в мире армии весь лоск содрать. Смердит от него, как от городского коллектора. Он опускает лицевую пластину. Нечего шуметь. Пусть лейтенант еще покемарит.

– Бульдог, здесь Заноза, за Странника-1, прием.

Робот тут же отзывается, наткнувшись на что-то привычное среди моря помех:

– Заноза, здесь Бульдог. Прошу подтвердить ваши полномочия. Прием.

– Бульдог, здесь Заноза, – Сергей старается не отходить от принятого для радиообмена диалога. Тупой автомат беспилотника частенько не врубается, если с ним общаешься в вольном стиле. Требует повторить. Сергею не хочется, чтобы его накрыли по источнику передачи. – Странник-1 выбыл. Принял командование. Передаю код подтверждения.

Такблок начинает перемигиваться тусклыми индикаторами, ведя диалог с далеким компьютером.

– Заноза, здесь Бульдог. Код принят. Ожидайте подтверждения полномочий. Конец связи.

– Заноза – Бульдогу. Принято. Конец связи.

Ну вот. Что-то начинается. Теперь только держись. Уже хоть это. Все лучше неизвестности.

Тишина длится недолго. Кто-то далекий, словно господь, и такой же всемогущий, сообщает куску летучего пластика, что Сергей заслуживает доверия.

– Заноза, здесь Бульдог. Полномочия подтверждены. Транслирую вводную. Прием.

– Бульдог, здесь Заноза. Вводную принял. Прием.

– Заноза, здесь Бульдог. Через минуту даю ретрансляцию на Бульдога-Главного. Прием.

– Здесь Заноза. Принято, – бурчит Сергей, просматривая вводную.

Передача разведданных и данных оперативной обстановки. Наведение авиации. Обеспечение плацдарма для высадки батальона мобильной пехоты. Корректировка огня поддержки. Да, дела… В штабе думают, что тут целый батальон им плацдарм держит?

Где-то среди домов хлопает миномет. Триста двадцатый засекает выстрел, сообщает Сергею. Светится на карте красная точка. Быстро пеленгуют, уродцы. Жаль, ответить нечем. Он толкает Стейнберга. Неподалеку бухает разрыв. Пристрелочный. Со стуком сыплются сверху мелкие камушки. Каменными блохами прыгают по бетонному мусору. Стейнберг скатывается с импровизированной постели, втягивает голову в плечи. Миномет – неплохой будильник.

Сергей отводит свой крохотный отряд на пятьдесят метров от пролома. Береженого, как говорится… Невидимый минометчик переводит свою дуру в автоматический режим, накрывая заданный квадрат. С выматывающим душу свистом мины одна за одной падают среди каменных россыпей над головой. Слой бетона и почвы глушит взрывы. Только сыплется на головы пыль и паутина с толстых труб.

– … здесь Бульдог. Включаю ретрансляцию Бульдога-Главного, прием.

Жестянка неугомонная! Сергей чертыхается про себя.

– Бульдог, здесь Заноза. Ответ отрицательный. Повторяю – ответ отрицательный. К ретрансляции не готов. Нахожусь под огнем. Прием.

– Заноза, здесь Бульдог. Ретрансляция включена…

– Сволочь тупая, – злится Сергей. Сейчас за ними еще и пехоту на зачистку вышлют.

Он ставит Триста двадцатого стеречь подземный коридор. Сам садится на колено, переводит винтовку в режим стрельбы по готовности. Берет на прицел мутное пятно пролома. Стейнберг лежит среди камней, тоже старательно целится в мусор. Быстро схватывает, хотя и флотский.

– Заноза, здесь Бульдог-Главный, прием, – басит далекий голос.

– Здесь Заноза, – откликается Сергей, прислушиваясь к уханью взрывов на поверхности. Не пропустить бы пехоту.

– Заноза, кратко дай обстановку.

– Нахожусь под огнем. Батальон уничтожен. Противник закрепился в городе. Оборона не сплошная. Много замаскированных огневых точек и снайперов. Мобильные группы на легких бронемашинах. Средства ПВО в городе преимущественно переносные. Но «косилки» кладут. Пехота преимущественно легкая. Действует под плотным прикрытием с воздуха. Хорошо подготовлена. Тяжелая пехота действует группами пять-десять единиц. Снайперы не обнаруживаются средствами наблюдения. Только визуально, через оптику. В убежищах и на развалинах полно гражданских. Противник их не трогает, использует в качестве заложников. Наблюдал посадку космических десантных средств на космодроме, в количестве от десяти до пятнадцати единиц. С космодрома действует батарея ПВО. Со мной лейтенант Стейнберг, космофлот. По его сообщению, десантный транспорт противника на орбите поврежден, посадку совершить не сможет. Готовьтесь принять запись такблока. Прием.

– Принято, Заноза. Передавай.

Сергей сбрасывает кодированный пакет. На всякий случай, приказывает Триста двадцатому тоже передать записи его регистратора.

– Заноза – Бульдогу-Главному. Передачу завершил. Прием.

– Бульдог-Главный – Занозе. Хорошо поработал, парень. Будем через час плюс-минус пять минут. Плацдарм обеспечить сможешь?

– Ответ отрицательный. Я один. Со мной КОП без боеприпасов и раненый флотский. Это все.

Короткая пауза. Где-то над морем в штабной «вертушке» спешно расшифровывают его записи. Готовят с учетом его данных оперативные «типсы» – рекомендации личному составу в ходе войсковой операции. Обстрел стихает. Плохо. Теперь жди гостей.

– Бульдог-Главный – Занозе. Наводи «птичек». Выровняй Лима-Зулу к нашему прибытию.

– Заноза – Бульдогу-Главному. Ответ отрицательный. Обеспечить наведение не могу. В районе Лима-Зулу много гражданских. Бродят по развалинам. И под землей, в убежищах. Огневая поддержка невозможна. Предлагаю использовать точечные удары. Прием.

Пауза. Треск помех.

– Бульдог-Главный – Занозе. Плохая слышимость. Обеспечь наведение авиации. Лима-Зулу высота 3-5. Скоро тебя вытащим. Держись.

– Заноза – Бульдогу-Главному. Огонь поддержки – статус отрицательный. Повторяю – отрицательный. В районе Лима-Зулу гражданские лица. Прием.

– Бульдог-Главный – Занозе. Не слышу тебя. Обеспечь наведение авиации. Лима-Зулу высота 3-5. Переключаю на воздушную поддержку. Конец связи.

– Все ты слышишь, сволочь, – горько говорит Сергей в пустоту. – Тебе свой батальон дороже, не хочешь бойцов класть. А я крайним буду. Будет дежурное «из-за ошибки корректировщика имеются случайные жертвы среди мирного населения».

Он уже не знает, кого ему больше жаль. Тех, голодных, озлобленных, зачумленных и запуганных до скотского состояния бедолаг, на которых через несколько минут он выведет маркер целеуказателя? Или других, вышколенных, организованных, смертельных, что через час начнут выпрыгивать из «вертушек» под огнем снайперов? Тех, в развалинах, он и не знает вовсе. Они для него чужие. Сытые бараны из «Стилуса», жирующие на чужих костях. Они его ненавидят. А эти? Эти свои. Теоретически. Друг за друга и за него костьми лягут. Их так воспитали. И его тоже. Кому он служит? Кого он обязался защищать? Империю? Так вот она, среди развалин, дерется из-за огрызков. Императора? А где этот говнюк? За сколько световых лет? У кого спросить совета? Гадство, да когда же эта голова болеть перестанет!

Сергей не выдерживает. Вщелкивает картридж со свежей заправкой для автодоктора. Гаснет мигающий индикатор на такблоке. Доктор радостно раз за разом ширяет бедную просоленную спину. Лезут на лоб глаза. Мир сразу обретает четкость. Вот только соленый привкус во рту. Плевать.

– Слушай, Серж, – доносится сзади. Стейнберг. Смотрит так, словно Сергей уже покойник. Неужели все так плохо? – Если не знаешь, как поступить, делай, как приказано. Старая армейская мудрость. А то с катушек слетишь.

– Ясно, Карл. Конечно. Сделаю, как приказано, – кивая головой, как китайский болванчик, отвечает Сергей.

– Обнаружен противник, – сообщает Триста двадцатый. – От пятнадцати до двадцати единиц легкой пехоты. Удаление триста метров. Квадрат 18, район отметки «восемь». Двигаются в нашу сторону.

– Ну, вот и гости, – равнодушно принимает новость Сергей. – Это за нами, парни.

– Заноза, здесь Игла. Поступил в твое распоряжение. Ретрансляторы в районе Лима-Зулу сброшены. Связь устойчивая. Ожидаю распоряжений.

И почему у всех пилотов голоса, как у радостных идиотов? Или это высота так на мозги действует? А может, это их от фирменной пилотской дури так плющит?

Сергей устраивается среди камней поудобнее. Через туннель их взять проще. Но где они тут среди развалин вход найдут? Значит, полезут сверху, через пролом. Ну-ну, ублюдки. Давайте. Мобильная пехота спускается с неба и жалит насмерть. Сейчас он оторвется по полной. Накамура, ау! Слышишь меня? Это за тебя… Тебе сверху, из твоего самурайского рая, хорошо видно? Давай, считай ублюдков. Господи, кайф какой!

– Заноза – Игле, – облизывая внезапно пересохшие губы, начинает Сергей. – Передаю код подтверждения…

– Здесь Игла. Твой статус подтвержден. Не трать время.

– Принято. Сколько вас?

– Весь состав «Нимица» тут, – весело отвечает пилот. – Все, что остались. Поквитаться пришли. Тебе хватит.

– Понял, Игла. Над городом низко не ходи – ПЗРК на каждом углу, не считая тяжелой пехоты. В районе порта – батарея ПВО.

– Принято. Что дальше?

– Для начала вокруг меня подчисти. Тяжелым не бейте, сижу неглубоко. Квадрат 18. Между отметками «шесть» и «восемь». Ориентир – мой передатчик. Пехота, до взвода. Огонь по готовности.

– Принято, Заноза, квадрат 18. Сигнал вижу. Отправляю подарок. Готовность – минута.

– Ловите, ублюдки… – шепчет Сергей в потолок. – Триста двадцатый, Карл. Приготовиться к удару с воздуха.

С неба приближается раскатистое шипение. Сюда оно едва доносится через далекий пролом. Совсем нестрашное. Как шелест волны на пляже. Шипение переходит в оглушающий многоголосый свист. Мгновенье тишины. С треском рвутся простыни над головой. Много простыней. Камни под животом шевелятся, как огромные черепахи. Что-то с грохотом падает в глубине туннеля. Журчит под полом неунывающий ручеек-пофигист. Штурмовики делают заход за заходом, утюжа развалины, пока КОП не сообщает об уничтожении целей.

Сергей переносит огонь в район позиций минометчика. От непрекращающегося грохота говорить без шлема становится невозможно. Оставив Стейнберга в туннеле, Сергей вслед за Триста двадцатым выбирается на поверхность.

– Жди тут, дружище, – инструктирует он лейтенанта напоследок. – Или я сам вернусь, или пришлю кого-нибудь. По всему, что не светится на карте зеленым – стреляй. Если что, зови меня по пятому каналу. Терпи, ждать тебе недолго осталось. И не подведи меня. Не дай себя шлепнуть.

– Спасибо тебе, Сергей. Не волнуйся, я не подведу. Ты это… не подставляй задницу…

– Делаешь успехи, лейтенант, – смеется Сергей. – Как выберемся, попрошу за тебя. Глядишь, и возьмут курсантом к одному моему знакомому. Кнут его имя. Обожает таких чистеньких мальчиков.

Стейнберг скалится ему через приоткрытое стекло. Поднимает на прощание руку.

Робот переваливается среди воронок, одну за одной зажигая на тактической карте красные точки.

– Заноза – Игле. Дай освещение над квадратами 20 и 22. Повторяю – прошу «мошек» над квадратами 20, запятая, 22.

– Здесь Игла. 20 – 22. Принято.

Где-то в высоте разлетаются контейнеры с тысячами «мошек». Такблок аж пищит от открывающегося обзора.

Сергей не мелочится. Короткими фразами он превращает в хлам целые дома. Если в этом аду еще что-то и способно огрызаться, то это не к нему. Это уже по части высших сил. Поэтому он продолжает перебегать среди дымящихся ям и каменных груд, рискуя переломать ноги, поспевает за Триста двадцатым, и диктует, диктует координаты. Сегодня он представитель бога. Сегодня он решает, кому жить, а кому превратиться в удобрение.

Жирные зеленые метки вертолетов появляются на карте. Хищные силуэты «косилок» наползают со стороны леса. Сергей прячет спину за каменным выступом. Красная ракета, шипя, взвивается в дымное небо. Осталось совсем чуть-чуть. Он чувствует себя заводной игрушкой, у которой заканчивается завод. Где-то высоко, почти неразличимые глазом, мелькают яркие точки. Юркие «Гарпуны» мертвой хваткой вцепляются в тяжелые космические истребители.

33.

БМП морской пехоты грохочет гусеницами по камням. Тупорылый зеленый «Томми». Со скрежетом останавливается рядом. И когда их успели сбросить?

Сзади распахивается люк. Здоровенный сержант, пригибаясь, перебегает к каменному зубу, за которым примостился Сергей.

– Пехота, где здесь первый первого мобильной? – кричит он через щель в бронестекле.

Сергей видит шевелящиеся губы, но не может разобрать ни слова. В ушах стоит непрекращающийся гул. Он показывает сержанту на уши. Растопыривает пятерню. Пятый канал. Сержант понял, кивает.

– Ищу первый батальон мобильной! – гремит он в наушниках.

Из «Томми» вываливается морпех, из-за ребристого края люка смотрит поверх их голов через ствол пулемета.

– Садж, убери придурка. Тут снайперов как тараканов на кухне… – равнодушно советует Сергей.

Сержант кивает. Машет морпеху рукой. Тот нехотя прячет голову.

– Здесь первый первого. Чего надо? – спрашивает Сергей.

– Приказано вас сменить. Где командир? У тебя броня барахлит? Тебя на карте нету.

Мина дымным грибом рвется неподалеку. Сержант падает на камни. Сергей продолжает сидеть, как сидел. Это пока не по ним.

– Триста двадцатый, засек его?

КОП молча зажигает на карте красную точку. Вот зараза! Опять с того же места. Мы ж там уже утюжили!

– Заноза – Игле. Квадрат 23. Ориентира нет. Отметки с третьей по пятую. Минометная батарея. Приступайте.

Пока кассетная боеголовка накрывает заданный район, миномет успевает выдать еще несколько выстрелов. Осколки со звоном отскакивают от темно-синей брони.

– Убрал бы ты свою коробочку, садж! – с чувством выговаривает Сергей морпеху. – Она тут как бельмо. Весь мусор на себя собирает. Или хоть дым поставь.

Сержант лежа бормочет в шлем. Низкая башня над головой шевелит стволом.

– Блин, только не это, – Сергей отключает внешний микрофон.

Пушка дважды рявкает, бьет по многострадальным ушам. Под носом становится мокро. Пелена зеленого дыма скрывает сиротливо торчащие фонарные столбы.

– Я командир, – говорит Сергей сержанту, шмыгая кровоточащим носом. – У тебя санитары есть?

– Так точно, – отвечает великан.

– У меня тут раненый офицер из ВКС. Эвакуируй, будь другом.

– Понял, сделаем.

Сержант снова бормочет в микрофон. Через минуту сзади с лязгом наползает еще одна бронированная туша. Двое с крестами на шлемах тащат брезентовые носилки.

– Там, через сто метров. – Машет перчаткой в сторону их последнего убежища Сергей. – Щель в земле. Лейтенант Стейнберг. С ногами у него проблема. Смотрите на карте, я обозначил.

– Дай им пару человек для прикрытия. Там неспокойно, – обращается он к сержанту.

Небольшая группа, пригибаясь, бегом скрывается в дыму.

Из-за куч камней перебежками прибиваются три морпеха. На броне одного – едва заметные через маскировочную мастику знаки различия капитана. Двое падают по обе стороны от офицера, напряженно зыркают по сторонам.

– Капитан Дрозд. Морская пехота. Первый третьего. Рота «Браво». Прибыл вам на смену, – кричит морпех.

– Рядовой Заноза. За командира первого батальона, – отвечает ему Сергей. – Добро пожаловать, сэр!

– Едва вас нашли. Карта вас не показывает, – жалуется капитан.

– Это из-за этой коробочки, – Сергей щелчком выключает трофейное устройство. – Подарок от снайпера. Теперь видно?

Капитан кивает.

– Где остальные? – спрашивает он.

– А больше и нет никого. Я да мой КОП. Он там, за домом. Метров пятьдесят впереди. Прикрывает меня.

– Дела… – удивленно тянет капитан. Что-то неслышно командует по другому каналу. Грохочущие монстры выползают из пыли, распахивают люки. Увешанные амуницией морпехи раскатываются по развалинам.

– Передаю вам «птичек», сэр. Позывной – Игла.

Капитан кивает, показывает большой палец, продолжая раздавать приказания. Морпехи вокруг огромными жуками зарываются в камни.

– Игла, здесь Заноза. Передаю вас Дрозду. Удачи. Конец связи.

– Принято, Заноза! Удачи, парень!

Сергей безразлично смотрит, как обустраиваются морпехи. Такие ладные, чистенькие. Дисциплинированные. Силища! Завтра их будет уже не узнать. Поползают по развалинам. Хлебнут дерьма, просолятся. Станут неторопливыми, грязными. Те, кто выживет.

Сергей смотрит, как волокут к транспортеру носилки с лейтенантом. Глубоко вздыхает. Привык он к этому зануде. Поднимает винтовку. Дает Триста двадцатому сигнал на выдвижение. Покачиваясь, бредет в тыл, в сторону затянутой дымом высоты, над которой нарезают круги настороженные «косилки». Неужели все? Каждый шаг отдается в голове колыханием мути. Лежащие на камнях морпехи провожают его поворотами массивных шлемов. Завидуют, наверное.

Юркий БТР внезапно вываливается из дымной пелены. Прямо во фланг занимающей оборону роте. Странно, что «мошки» его не видят. Та же технология, что у снайперов? Противник яростно контратакует. Кучка тяжелых пехотинцев – настоящие живые танки – стреляя на ходу, разворачивается в цепь следом за ним. Мощные доспехи с усилителями мускулатуры. Пулеметы с картриджным питанием и с тяжелыми подствольниками. Почти пушки. КОПы в миниатюре. Триста двадцатый вопит во все тяжкие, обнаружив опасность. Как в замедленном кино, полыхают вспышки попаданий на торчащей из развалин башне крайнего «Томми». Чужая коробочка мчится прямо на одиноко бредущего Сергея. КОП поднимается во весь рост, хромая, мчится наперерез врагу, вызывая огонь на себя. Искры пулевых рикошетов разлетаются от его брони. В секунду он выхлестывает из пулемета остатки патронов. Бессильно щелкает затвором пустой пушки. В последней отчаянной попытке выдыхает в борт машины струю из огнемета. Огненным метеором БТР летит мимо него. Чадно пылают на ходу большие колеса. Грудь Триста двадцатого навылет прошивают заряды тяжелых гранатометов. Дымя, бессильно повисает перебитый манипулятор с пушкой. Подламывается перебитая в колене правая опора. Умирая, КОП беззвучно кричит. Крик терзаемого болью живого существа рвет голову Сергея на части. Кто сказал, что машина не может чувствовать боль? Триста двадцатый медленно заваливается на бок.

Время снова разгоняется. Горящая коробочка раскачивается от прошивающих ее насквозь ударов девяностомиллиметровых. Озлобленные от пережитого страха наводчики лепят в нее снаряд за снарядом, пока в ней не взрывается боезапас.

Сергей вскакивает и бежит вперед, не разбирая дороги.

– Ты куда?! Отставить! – пытается остановить его сержант.

Сергей перепрыгивает через поваленный столб и с винтовкой наперевес мчится навстречу гудящим трассерам. Манипулятор КОПа слабо шевелится. Или это просто двоится в глазах? Винтовка на бегу хлещет очередями. Видимо, он успел перевести ее в режим огня по готовности. Ненавистные темные фигуры впереди изрыгают огонь. Воздух вокруг гудит басовыми струнами. Подствольник часто хлопает, выплевывая гранату за гранатой. Жаль, плазмы нет. Осколочные этим монстрам вроде хлопушки. Спасительный обломок стены. КОП дымящей грудой металлолома лежит прямо за ней.

Рота за спиной открывает ураганный огонь прикрытия. Со страху, видимо. Через голову тянутся реактивные струи от подствольников. Камни курятся от пулеметных очередей. Морпехам дай волю, палить будут целый день. Огонь крепнет. Бьют пушки БМП, вышибая из руин куски стен. Откуда-то из-за развалин вступают в концерт минометы, по-разбойничьи свистя своими оперенными подарками. Каменные джунгли впереди кипят от вспышек сквозь непроницаемую взвесь из пыли и дыма. Над головой во все стороны несется море раскаленного металла, заставляя обожженный воздух выть на все лады.

Горелая земля скачками мчится навстречу, несется как огромный резиновый транспортер в супермаркете. Только успевай перебирать ногами. БУМ-БУМ-БУМ! – отдаются в ушах гулкие шаги. Сергей набирает воздуха, отталкивается ногами. Летит вперед в последнем длинном прыжке. Тяжелая дубина с хрустом впечатывается ему в бок. Земля останавливает свой бег, тянется к лицу. Он протягивает к ней непослушные руки, пытается смягчить удар, и не успевает. С лязгом прикладывается стальной башкой. Земля не принимает его, вновь толкает от себя. Качается под ним, словно доска трамплина. Шорох тысяч лапок по броне. Откуда тут землеройки? Сыплются сверху куски земли от близких разрывов. Раскаленная игла печет ногу. Хочется сорвать бронещитки с застрявшей в них занозой. Нога быстро немеет. Зудит над ухом комар автодоктора. Заткнись! Без тебя знаю, что зацепило! Тело укутано в вату. Тепло и уютно. Что-то кричат в наушнике далекие голоса. Как будто на другом языке кричат. Ни разобрать ни слова.

Он пробует шевельнуть рукой. Рука неожиданно легко распрямляется. Цепляется онемевшими пальцами за кусок арматуры. Толкается ногой. Бронестекло с противным визгом тянется по каменному мусору. Еще усилие. Еще. Подтянуться. Еще раз. И еще…

Привет, Триста двадцатый. Это я. Видишь, я тебя не бросил. Открой мне лючок номер два. Знаю, что больно. Попробуй. Я помогу. Я тебя вытащу. Что тебе сделается, дурак железный? Универсальный ключ выскальзывает из непослушных пальцев. Перчатку к черту. Черт, что ж ты такой горячий-то? Блок памяти со скрежетом выламывается из горелого железного нутра. Голос в голове утихает. Так. Лямки вещмешка срезать. Все выкинуть. Руки не слушаются. Блок в мешок. Теперь назад.

Толкая вещмешок впереди себя, Сергей ползет по камням. Осатаневшая от его наглости пехота противника бьет из всего, что у нее есть. Стены над головой разлетаются каменными брызгами. Бетонная крошка с пулевым стуком отскакивает от иссеченной брони. Глаза с трудом различают свет в закопченном мареве. Он сгибает и разгибает ноги, огромной раздавленной гусеницей телепаясь по каменному крошеву. Земля цепляется за него сотнями пальцев. Хватает за ремни разгрузки. Присасывается к броне. Он с трудом вырывается, толкает тело вперед, чтобы через несколько сантиметров снова попасть в жадные объятья. Выкрошенные из стен битые кирпичи превращаются в непроходимые горы. Нет сил приподнять грудь и переползти через них. Приходится извиваться в обход. Раскаленный воздух то и дело наподдает ему жаркой волной от близких разрывов. Пытается перевернуть на бок. Подставить под пули. Разбрызгивая по стеклу кровь из носа и рта, Сергей трясет головой, разгоняя тягучую муть в мозгах. До боли в груди вбирает в себя воздух. Снова упрямо толкает от себя драгоценный мешок. «Чем же я тебе не угодил?» – бормочет он горелому веществу перед своим носом.

Кажется, он прополз целый километр. Из моря грохота возникает огромная тень. Ее стальные гусеницы со скрежетом перемалывают кирпичи в красную труху. «БУ-БУ-БУ» – невыносимо громко произносит тень. Сейчас его уши не вынесут этого шума и взорвутся. Близкое «чиф-чиф-чиф» над головой волнами разгоняет дым от места, где он лежит, вытянув руки вперед. В такой заднице «косилки» долго не думают. Вот-вот они накроют квадрат плазмой. Чьи-то руки подхватывают Сергея, вцепившегося в изорванный вещмешок, и грубо куда-то тянут. Это «куда-то» трясется и подпрыгивает. Лязгает и грохочет. Швыряет его избитое тело из стороны в сторону. Наконец, замирает. Ослепительный свет режет глаза. Кто-то снимает с него заляпанный слюной и кровью шлем.

«Са-ни-и-и-та-а-а-ра-а», – гулко перекатывается в голове.

Тупые прикосновения. Его извлекают из панциря, как улитку. Холодно. Без брони он гол и смешон. Хочется скрючиться, подтянуть колени к подбородку. Больно рукам. «Не отдам! Это мое!». Чем-то острым тычут в ногу. Дышать. Воздух застревает в груди, не желает выходить обратно. Чем-то тупым тычут в ногу. Больно рукам. «Садж… Садж…» – чертовы губы, как у пьяного. Заплетается язык.

«Я-а-а ту-у-у-у-т, п-а-а-а-ре-е-е-нь…»

«Садж, скажи им… пусть… блок… со мной… не отдам…».

«Н-е-е б-е-е-е-с-п-о-о-к-о…».

Холодно. Что-то рисуют на лбу. Тяжесть на груди. Это онемевшие руки прижимают к телу тяжелый пластиковый брусок. Тупое прикосновение. Сволочи, чего они меня все время щупают! Холодно. Куда-то несут. Мир качается. Свет вокруг медленно тускнеет.

34.

– Опять ты? – Невидимый голос звучит раздраженно. – Ты что, думаешь, ты у меня один? Не испытывай больше мое терпение, умник, понял!?

«Понял, понял», – думает Сергей. Теперь он знает, что говорить с этим странным голосом необязательно. Он и так все слышит. – Не мог же я Триста двадцатого бросить. Он мой ангел-хранитель. Он меня от смерти спас.

Голос задыхается от возмущения.

– Он тебя от смерти спас? Он твой ангел-хранитель? А я тогда кто, по-твоему? Что я тут делаю?

– Ты? Ты трепло потустороннее. Бюрократ хренов, – спокойно отвечает Сергей. – И, похоже, звание у тебя невеликое. Что, карьера не задалась?

– Звание? Ну, кому-то надо и за простыми ребятами, типа тебя, приглядывать… – озадаченно отзывается голос. – А карьера… пусть ее другие делают. Выше головы не прыгнешь.

– Готов поспорить, ты при жизни сержантом был, – улыбается отсутствующими губами Сергей.

– Унтер-офицером, – гордо сообщает голос. – Армии ее Величества.

– Один хрен. Давно служил-то?

– Давно, – грустно вздыхает голос. – Сейчас и людей-то таких в природе нет, какие в моем взводе были. Кремень парни!

– Ну-ну. Знакомая песня. «Когда я был молодой и красивый, люди были сильные и честные. Не то, что сейчас…».

– Попробовал бы ты по джунглям поползать без этого своего барахла. С простым ружьецом и с флягой. В сапогах и в суконной робе. Вокруг тучи дикарей. Посмотрел бы я на тебя.

– Так ведь и джунгли, поди, не чета местным? – поддел собеседника Сергей. – Поди, на землеподобной планетке?

– «На землеподобной», – передразнил его голос. – На самой что ни на есть на Земле, понял!

– Да ну! – восхитился Сергей. – Да ты просто живой реликт, унтер!

– Так уж и живой… – ехидничает голос.

– Не цепляйся к словам!

Пауза. Капли шлепаются с высокого потолка.

– Эй, ты здесь? – интересуется Сергей.

– Здесь, куда мне деться. Разбередил душу. Ладно, бывай. Некогда мне. Вольно, солдат.

– Удачи, унтер…

– Бредит, бедолага. Унтера какого-то зовет. – Санитар кивнул товарищу на погруженного в восстановительный гель Сергея.

– Если бредит, значит живой, – философски замечает напарник.

Они сноровисто катят каталку с блоком-реаниматором по длинному подземному коридору. Мелькают на восковом лице пятна света от белых настенных осветителей. Бредет вдоль одинаковых бетонных стен вереница перебинтованных легкораненых под присмотром щуплого санинструктора в белом халате поверх брони. Нехотя, скорее, по привычке, бойцы переругиваются друг с другом, не забывая, впрочем, и сопровождающего. Провожают Сергея равнодушными взглядами.

Усталый врач выбегает навстречу из широких раздвижных дверей. Торопливо курит на ходу тонкую сигаретку, роняя пепел на халат. Тычет сканером по электронной бирке, висящей на запястье Сергея.

– Этого во вторую операционную. Срочно. – Цепляет рукой за покореженный кусок бронепластика рядом с Сергеем. – А это что за сувенир? Мин мне тут не хватало! Еще пушку сюда притащите!

– Это не мина, сэр! – гудит высокий санитар, – Сопровождающий сказал, что какие-то важные данные. И что необходимо их при нем держать.

– Я что, похож на девочку из секретной части? – орет медик на санитара, размахивая сигаретой. – У меня тут не архив, а стерильное помещение! Убрать это, немедленно! Этого в операционную.

– Я без него не пойду никуда. Можешь меня тут оставить… – Сергей говорит тихо, не открывая глаз.

– Ты покомандуй тут еще у меня, твою мать! – сатанеет военврач. – Я тебе член ко лбу пришью и скажу, что так и было. Ни хрена с твоей железякой не сделается.

Он делает рукой нетерпеливый жест. Санитар тянет из-под простыни блестящий сотнями контактов брусок. Сергей выпрастывает из чавкнувшего геля мокрую руку, вцепляется пальцами в скользкий пластик.

– Я сказал … без него … нет… – слова даются с огромным трудом.

Видимо, что-то доходит до окружающих. Что-то в его тоне. Растерянный санитар не решается выдернуть блок из слабых пальцев.

– Ты откуда, братишка? – Один из легкораненых, придерживая забинтованную руку, склоняется над Сергеем.

– Мобильная… первый … первого …

– Мужики, из мобильной есть кто? – кричит в длинный коридор боец.

– Есть, есть… – отзывается несколько голосов.

– Тут костоломы вашего забижают.

Двое с лихорадочно блестящими глазами пробираются к дверям. Один замотан бинтами до самых глаз. У второго из-под расстегнутой брони виднеется пластиковый корсет с торчащими пучками трубок.

– Что тут у вас? – интересуется забинтованный.

– Не твое дело, – крысится военврач. – Еще перед каждым пехотным я не отчитывался! Волокут с собой всякую дрянь!

– Не хами, лейтенант, – неожиданно властно обрывает его забинтованный. – Пока я не приказал тебя шлепнуть. Я задал вопрос.

– Извините… сэр… – измученный доктор крутит в руке прогоревшую до самых пальцев сигарету, не зная, куда ее сунуть. – Не положено в операционную с посторонними предметами и в амуниции. Опасно. Стерильное помещение. Строжайшая инструкция. С нас за нарушение режима голову снимут. А он уперся, без этого дерьма не хочет на операцию… сэр!

Забинтованный смотрит на Сергея. Санитар отпускает брусок, и Сергей успокоено затихает, ощущая его под рукой.

– Откуда ты, парень?

– Первый… первого… «Дикие пчелы», – губы с трудом проталкивают воздух.

– Понятно. А это что?

– Мой … КОП… Триста двадцатый… Не отдам… – тихо выдыхает Сергей.

– Сэр, ему требуется срочная операция, – вмешивается медик, нервно переминаясь с ноги на ногу. – У нас график…

Забинтованный останавливает его жестом. Склоняется над Сергеем.

– Я капитан Тревис. Первый батальон второго полка. Отдай мне блок. Я сохраню. Буду ждать тебя у дверей. Нас тут много. Если надо, посменно будем стоять. Хорошо?

Сергей нехотя убирает руку с блока памяти. Капитан осторожно берет его. Прижимает к животу.

– Ты … обещал … – тихо шепчет Сергей.

– Не беспокойся, парень. Мобильная пехота своих не бросает, – так же тихо отвечает офицер.

Врач убегает вслед за каталкой. Раненые бесконечной цепочкой вновь тянутся вдоль стен. Суетливые санитары катят мимо них каталки с «тяжелыми». Иногда навстречу медленно провозят укрытые белым длинные свертки. Их провожают долгими взглядами. Острый запах антисептиков смешивается с тяжелым духом пропотевших немытых тел. Госпиталь живет обычной жизнью, как огромный конвейер пропуская через себя живых и изредка выбрасывая окончательно забракованные тела.

Забинтованный капитан стоит у входа в операционный блок, прислонившись плечом к стене. Крепыш в расстегнутой броне переминается с ноги на ногу рядом с ним. Людская цепочка обтекает их живым неспешным ручейком.

– Вы его знаете, сэр? – интересуется крепыш у капитана.

– Кто его не знает, капрал. Он один остался из батальона. Их под Эскудо выбросили. Его теперь как счастливый камушек всюду таскать будут. А это, – он показал глазами из-под бинтов на зажатый под мышкой брусок, – все, что от его КОПа осталось.

– Ясно, – помолчав, ответил капрал. – Сэр, я бегом на перевязку и сразу вас сменю. И еще наших кликну. Я быстро, сэр.

Капитан кивает, глядя невидящим взглядом в серую стену напротив.

35.

– Ну что, Игла, проснулся?

Слабо пахнет какой-то дрянью. Непередаваемая смесь антисептика, эфира, и еще целой кучи химикатов. Даже не видя, что вокруг, Сергей по одному запаху догадывается, что это госпиталь. Он открывает глаза. Кремовый потолок небольшой комнаты. Опутанное шлангами и датчиками оборудование в углу. Скосив глаза, обнаруживает, что и сам лежит на каком-то никелированном чуде, весь оплетенный трубками и проводами с присосками. На фоне красивых, окрашенных в теплые тона стен его бледное тело, проглядывающее сквозь путаницу проводов, смотрится отвратительно. В сторону окна больно смотреть. Такой яркий свет пробивается сквозь мягкие белые жалюзи. Наверное, поэтому он не сразу понимает, что расплывчатый силуэт на фоне окна – улыбающаяся фигуристая дамочка в белом халате.

– Как дела, Игла? – с дежурной радостью в голосе снова спрашивает дамочка.

– Вы это мне, мэм? – осторожно произносит Сергей. Губы слушаются. Слова легко соскальзывают с языка.

– Ну да, – улыбается медсестра. – А что, тут кроме нас есть еще кто-то? Как ты себя чувствуешь?

– Меня зовут Заноза, мэм, – уточняет Сергей. – А чувствую… чувствую я себя отлично! – заканчивает он удивленно.

Слегка кружится голова. Почему-то холодно языку. Но это просто семечки после того, что с ним было… Когда?

– Заноза? – удивляется дамочка. Роется наманикюренным пальцем по пластику легкого электронного планшета. – Ах да. Все верно. Действительно, Заноза. Видимо, я перепутала. Эти новые имена иногда такие странные…

Ее улыбка на слегка растерянном лице так безупречно профессиональна, что Сергей невольно улыбается в ответ. Ямочки на щеках девушки словно срисованы с картинки из журнала мод.

«Не меньше, чем сержант. Точно», – решает про себя Сергей.

– Это хорошо, что отлично, Заноза. Над тобой пришлось потрудиться. Майор Антонеску со своей бригадой от тебя часов шесть не отходил. Он бы огорчился, если бы его работа пропала впустую. Такой зануда… И еще сутки в восстановительном боксе. Так что ты теперь лучше новенького.

– Надеюсь, мэм, от меня там ничего лишнего не отрезали? – глупая улыбка никак не хочет сходить с его небритого лица.

Медсестра склоняется над ним. Отрывает и отбрасывает в сторону пару присосок. Те тут же с легким жужжанием втягиваются в то самое никелированное, на чем лежит Сергей.

– Сейчас проверим, – говорит она и приподнимает край простыни на его поясе. – Хм-м-м. Знаешь, парень, по-моему, майор перестарался. Тебе даже лишку пришили.

Сергей краснеет. Медсестра заливисто смеется. Становится похожей на обычную девушку из бара, из тех, что не прочь, когда не слишком заняты.

– Мэм, я не это имел в виду…

– Опять я перепутала. Обычно солдаты имеют в виду именно это. Кстати, меня зовут Саманта. Можно просто Сэм, – говорит медсестра. – Хотя при начальстве лучше продолжай звать меня «мэм». Тем более, что я уже целый уорент-офицер. С тех пор, как вы начали играть в войну, нас всех тут здорово повысили. Работы прибавилось.

– Рад знакомству, Сэм, – кивает Сергей. Старается не слишком пялиться на просвечивающие на фоне окна соблазнительные изгибы ее фигуры. Может, Сэм и не красавица, но восстановительные процедуры – как раз для нее самое то. – Меня зовут Сергеем. Проще называть меня Сержем.

– Ну вот и познакомились, Серж, – мурлычет медсестра, склоняясь над ним. – Сейчас я уберу все это барахло, вымою тебя и проведу кое-какие тесты.

– Сэм… будь ты хоть генерал, но не наклоняйся так надо мной. Не знаю, чего там мне вшили, но я себя почему-то настоящим быком ощущаю.

Легкий запах ее духов пробивается сквозь больничные ароматы. Она снова улыбается, на этот раз немного смущенно.

– Это нормально после процедуры восстановления. В тебе сейчас гормонов, как в молодом олене, – поясняет она. Помолчав, добавляет: – Надо же, обычно меня сразу лапать пытаются. Ты молодец, Серж. Мы с тобой подружимся.

Теперь она старается не задевать его своими выпуклостями. Старательно и быстро срывает с него присоски и трубки. Извлекает катетеры. Сноровисто протирает гигиеническими салфетками с ног до головы. Сергей мучительно стесняется своей неуместной эрекции, стоически терпит прикосновения ее мягких рук.

– Что со мной было, Сэм? – стараясь отвлечься от тепла ее упругого тела, спрашивает он.

– Тебе срастили три ребра. Зашили дырку в ноге,– перечисляет девушка, продолжая работу, – почистили от крови легкие. Восстановили память и слух. Вообще, голову. У тебя была сильная контузия. Еще по мелочам: ногти на руке, кожу на ладонях. Печень почистили. У тебя была сильная интоксикация из-за боевых коктейлей и антидепрессантов. Ну, про потерю крови и обезвоживание вообще молчу.

– Ни фига себе, – ошарашенно шепчет Сергей. Спохватывается, – Извини. Долго был один. Отвык от нормального общества.

– Ничего, – успокаивающе улыбается Сэм.

– Скажи, а меня никто не спрашивал, пока я… ну, пока меня штопали, – осторожно интересуется Сергей.

Медсестра смотрит на него странно.

– Спрашивал… Только и делали, что спрашивали. Какой-то боец до сих пор под дверями торчит. Выгоняешь одного, появляется другой. Ты что-то натворил?

– Не думаю. А можно этого бойца одним глазом увидеть? – несмело интересуется Сергей. – Мне очень надо.

– Вообще-то, к тебе еще неделю нельзя никого пускать, – отвечает Сэм.

– Саманта, мне очень надо, – серьезно смотрит Сергей в огромные голубые глаза. Немедленно тонет в их водовороте. Черт, да чем его накачали?

– Ладно, – отводит взгляд порозовевшая медсестра. – Минута. Не больше. Плакала моя премия.

Незнакомый капрал, прихрамывая, входит в палату. Под мышкой у него зажат тяжелый белый сверток. Сергей не отрываясь, смотрит, как капрал слой за слоем снимает хрустящую белую упаковку. Тревожно колотится сердце.

– Тут это, братан… Тебе просили передать. Держи, – капрал пристраивает прямоугольный брусок рядом с Сергеем.

– А где капитан? – интересуется Сергей, левой рукой прижимая к себе блок памяти КОПа. – Кажется, он из первого второго…

– Не знаю, друг. Мы тут посменно у тебя дежурим. Братва по цепочке тебя передает. Велено было эту штуку передать, как очухаешься.

– Тебя как зовут?

– Гордон. Колодный. «Чарли», два три.

– Спасибо тебе, Гордон. Ты меня круто выручил. С меня выпивка.

– Да брось, братан. Мне не в падлу. Мы своих не бросаем, ты же знаешь. Бывай.

– Удачи, друг.

Капрал оборачивается от открытых дверей.

– А клевая у тебя сестричка, кореш. Ради с такой рядом поваляться и под пули не страшно.

Он захлопывает дверь, спасаясь от яростной кошки. Саманта гневно раздувает ноздри.

– Сейчас я буду тебя кормить, – многообещающе сообщает она Сергею.

Почему-то ему кажется, что обед с разъяренной медсестрой не оставит приятных воспоминаний.

36.

Тянется время. Сергей, словно жирный земной сурок перед зимой – ест и спит, спит и ест. Весь его распорядок – сплошная череда обедов, сна и опорожнения кишечника. Бульоны, супы, витаминные пюре в тюбиках. Каши-размазни. Куски вареной рыбы. Мясо, много мяса. Целые тушки кроликов, индеек, куриц и еще чего-то, с незнакомым названием. Сны, как черные провалы. Никаких сновидений. Только закрыл глаза, и снова яркий свет пробивается сквозь веки. И снова зверски хочется есть.

Провода мышечных стимуляторов оплетают его причудливой вязью. Медсестры – уже привычная фигуристая Сэм и ее сменщица, рыженькая худышка Трейси, – дважды в день протирают его тело, доводя до неистовства своими прикосновениями.

Трое суток проползают неповоротливой черепахой. Хочется встать. Глотнуть свежего воздуха. Пройтись по траве. Увидеть небо. Скачать память КОПа на долговременный носитель. Как там ему, бедолаге? Пока он тут жрет и исходит похотливой слюной при виде сочных задниц, Триста двадцатый пребывает в небытии. Он только что умер. Сергею не терпится щелкнуть клавишей пуска, чтобы КОП, как и он, проснулся живым и здоровым.

– К тебе посетители, Серж, – сообщает Сэм после очередного обеда. Вытирает ему губы влажной салфеткой. Улыбается, чертовка, наблюдая его терзания.

– Да ну? И кто это?

– Увидишь. Целая делегация. Все такие важные, – смеется медсестра. – Не волнуйся, как только увижу, что диагност ругается, вышибу всех к чертовой матери. Тут я генерал.

– Кто бы сомневался, – улыбается Сергей.

Входят трое. Все в бронекостюмах. Шлемы сняты и лежат на сгибах рук. В маленькой палате сразу становится тесно. Мордастый высокий подполковник выходит вперед. Гаррис. Командир полка. Кэп. «Гарри – кровавая заря». Откуда такая странная кличка, никто объяснить не удосужился. Как-то Сергей пару раз видел его издалека на полигоне.

– Здравствуй, солдат, – говорит кэп.

– Здравия желаю, сэр! – отвечает Сергей, подавляя невольное желание вытянуться лежа по стойке «смирно». Ладно, хоть без этого дурацкого «сынок» обойдется.

Кэп разглядывает его своими ясными, чуточку прищуренными голубыми глазами. Тяжелый подбородок под хищным носом. Высокий лоб с коротко стриженным ежиком волос над ним. Породистый англосакс. Века поедания стейков с кровью оставляют неизгладимый отпечаток на его мощной поджарой фигуре. За ним белозубо скалится… Кнут. Самодовольная черная задница. Незнакомый светловолосый капитан по левую руку.

– Как самочувствие? – спрашивает кэп.

– Спасибо, сэр. Хорошо, – Сергею становится невыносимо выдерживать пронзительный взгляд подполковника. Словно тот давит его грудь тяжелой ладонью. Он несколько раз моргает, но, словно загипнотизированный, не может отвести глаз.

– В общем так, парень. Тут все свои. Так что обойдемся без этой парадной херни. Извините, сестра…

– Все в порядке, сэр, – кивает умница Сэм.

– Записи твоей брони изучены. Вместе с записями тех, чью броню мы смогли вытащить. Как я понимаю, это блок твоего КОПа?

– Так точно.

– Это из-за него ты под пули полез?

– Так точно, сэр, – напрягся Сергей.

– Молодец. Хотя глупо было так подставляться. Ну да ладно, это подождет. В общем, действовал ты правильно. Я бы сказал, профессионально, грамотно и напористо. Как и подобает настоящему мобильному пехотинцу. За уничтожение большого количества живой силы противника, за обеспечение высадки, за ценные разведданные, ты награжден медалью «За доблесть». За доблесть и мужество в бою, за спасение офицера с риском для своей жизни и за уничтожение самолета – Императорским Железным крестом с дубовыми листьями. С соответствующим увеличением оклада. Тебе присвоено внеочередное звание полного сержанта. Неплохо начал. Поздравляю, сержант.

Сергей ошарашенно молчит, хлопая глазами. Кэп расцветает широкой улыбкой, такой неуместной на его продубленном хищном лице. Вперед выходит Кнут, кладет на грудь Сергею коробочки с наградами. Жмет ему руку. Прикалывает к простыне сержантские петлицы. Подмигивает: «пиво с тебя».

– Это не считая премии по действующим тарифам за уничтоженную живую силу и технику противника. Скажу по секрету, сильно опасаюсь, как бы ты на радостях не спился. Война – прибыльная штука, жаль только – инфляцию подстегивает, если идет слишком долго, – улыбается «Кровавая заря». – Кстати, твоим КОПом сильно интересуются наверху. Умники из «Нэйшнл Электрик» хотят с тобой поработать. По всему, скоро получим новые модификации КОПов. С учетом твоего нестандартного опыта, машинки должны выйти неплохие. Еще начарт базы подал представление на реорганизацию штатного расписания с учетом опыта применения КОПов. Если его писульке в Генштабе дадут ход, в ротах грядут большие изменения. Так-то вот, парень. Наделал ты шороху.

Сергей пожимает плечами. Не знает что ответить. Ему снова хочется спать.

– А как дела в Эскудо, сэр? – спрашивает он, в надежде услышать, что поганый городишко разбомблен до основания.

– Можно сказать, нормально. Уродов потихоньку выдавливаем к лесу. Выкуриваем по одному. Космодром отбили. Гражданских эвакуируем. Много зэков разбежалось. Приходят записываться в войска пачками. Понятное дело – лучше у нас, чем кровью в шахтах харкать, – подполковник усмехается. – Твой дружок-лейтенант из ВКС вроде как герой. Поцарапал десантный корабль демократов. Тот из-за этого сесть не смог. Поэтому мы и смогли выкрутиться. Со дня на день ждем Восьмой флот. Надеюсь, они там, наверху, дадут уродам просраться. Извините, сестра.

Сэм только улыбается в ответ, стоя у окна. Кэп цепляется взглядом за ее полупрозрачные изгибы, слегка краснеет, отводит взгляд.

– Сержант, я капитан Франк, начальник разведки полка, – наконец, раскрывает рот невозмутимый капитан. – Мои поздравления с наградами и со званием.

– Спасибо, сэр.

– Нам бы с тобой потолковать на досуге надо. О том, что ты там видел. Не возражаешь?

– Конечно нет, сэр. В любое время.

– Отлично, договорились, – капитан скупо улыбается. Его глаза при этом не меняют выражения. Маленькие колючие льдинки.

– Ладно, отдыхай, сержант. До скорого, – кэп жмет Сергею руку.

Кнут подмигивает на прощанье. В комнате сразу становится просторно. Коробочки с наградами почему-то не вызывают внутри никакого отклика. Слипаются глаза.

– Нет, ты видел – какой мужчина! – с мечтательно улыбкой вздыхает Сэм.

– Мэм, вам кто-нибудь говорил, что вы похотливая сучка? – интересуется засыпающий Сергей.

– Много раз, – смеется Сэм, поправляя на нем простыню и как бы невзначай касаясь его естества. – Но от тебя не ожидала. Будешь плохо себя вести – не получишь «сладкого».

– Ага. Как же. Третьи сутки динамишь… – бормочет Сергей, проваливаясь в сон.

«Хоть бы во сне кончить», – мечтает он напоследок.

37.

Кто-то грубо трясет Сергея за плечо. Он вываливается из сна. Осоловело щурится на нависающего над ним человека. С трудом приходит в себя. Опаньки! Вот это гость! Лейтенант Карпентер собственной персоной. Китель с черными петлицами танкиста сидит на особисте, как на корове седло. Словно на статисте с голостудии.

Своими снулыми, как у рыбы, глазами, он пристально смотрит на Сергея, бесцеремонно усаживается на край его чудо-ложа.

– Ну что, солдат, поговорим? – спрашивает лейтенант.

– Сэр, вы нарушаете правила поведения посетителей и вредите здоровью пациента, – вмешивается Саманта. Ее голос тих, но побелевшие губы выдают ее напряжение.

– Выйдите за дверь и оставьте нас одних, – не оборачиваясь, приказывает особист.

– Сэр, я не имею права. Я обязана находиться рядом с пациентом, – твердо заявляет Сэм. Ее вовсю колотит. Девушка сцепляет руки за спиной, скрывая нервную дрожь. Она смотрит на Карпентера так, словно он – говорящая болотная гадюка.

– А тобой мы позже займемся, сестричка, – эсбэшник через плечо окидывает девушку своим фирменным, «неживым» взглядом.

Сэм стоит, ни жива ни мертва. Упрямо наклонила голову. Кусает губы. Сейчас грянет взрыв.

Особист кладет на грудь Сергею небольшую коробочку. Нажимает на ней единственную кнопку. Ложе окутывается сиреневым мерцающим туманом. Полная непроницаемость для всех видов наблюдения. Зашкаливают показатели диагноста, сбитого с толку вихрем наводок.

– Сэр! – Сэм срывается на крик. – Вы вредите здоровью пациента! Немедленно отключите свой прибор!

Тишина. Слабое бормотание из сиреневой дымки. Ее не слышат. Медсестра закусывает губы. Делает шаг к кушетке Сергея. Останавливается в раздумье. Быстро выходит из комнаты. У входа в палату дежурит жующий резинку капрал с выражением крайней подозрительности на выбритой до синевы морде. Смотрит ей вслед. Сэм ощущает, как его похотливый взгляд ощупывает ее ягодицы. Она стремительно мчится в ординаторскую.

– Я же говорил, мы еще встретимся, рядовой, – тем временем сообщает Сергею лейтенант. Достает из нагрудного кармана сигару. Не спеша срезает ее кончик крохотной гильотинкой. Закуривает.

Сергей морщится от едкого дыма. Что-то холодное зарождается где-то в районе желудка, ледяным комом поднимается к груди. Особист не вызывает ничего, кроме отвращения. Похоже, лейтенант о себе другого мнения. Привык внушать страх. И ведет себя соответственно. Нагло и свысока. Не тут-то было, парень. Здесь вам не тут. После Эскудо у Сергея что-то с субординацией. Что-то не совсем то.

– С вашего позволения, я уже сержант, сэр, – неприязненно сообщает он мерзкой бледной роже.

– Ага? – вяло улыбается особист. Выпускает в лицо Сергею струю дыма. – Это не важно. У нас и генералы на вопросы отвечают. Если надо. Скажи… сержант… тебе в твоей последней командировке ничего не показалось необычным?

– В моем последнем БОЮ мне все казалось необычным. Когда в тебя палят все, кому не лень, всему удивляешься. Особенно тому, что остался жив, – отвечает Сергей. Он намеренно опускает «сэр». Пусть покрутится, скотина.

– А все-таки? – прищуривается лейтенант. Господи, до чего же фальшивая рожа! – Поведение врага, язык, жесты. Что-то показалось знакомым или необычным?

– Я не оканчивал школу контрразведки. И не обучен по движению бровей определять, о чем думает собеседник. Вся эта ваша высокая философия, столкновение интересов, борьба противоположностей и прочие шпионские материи – не мой профиль. Меня учили стрелять, когда видишь врага, а не интересоваться у него паролями и явками. Наверное, мне попался какой-то не такой противник. Некультурный. Он тоже все время пытался меня просто замочить. Спрашивайте, что вас конкретно интересует, господин лейтенант. Я устал и спать хочу.

– Ты будешь спать, когда я тебе разрешу, ясно? – взвивается особист, срываясь на крик. – А интересует меня многое. Начну по порядку. Прежде всего, меня интересует, как это ты умудрился выжить один из батальона. Довольно странно, правда? Все гибнут, в том числе опытные ветераны, а зеленый новичок выбирается с царапинами. Так же странно, что твои противники тоже русские, как и ты. Вдвойне странно, что, наводя авиацию, ты угробил кучу мирного населения, а из этого района вновь начинает действовать противник. Твое, так называемое, ранение тоже вызывает много вопросов. Ты идешь навстречу тяжелой пехоте и остаешься жив, тогда как в роте морской пехоты, находящейся в обороне, – шестеро убитых и более десятка раненых. Думаю, дружок, мы с тобой очень о многом можем поговорить. И спать ты теперь долго не будешь. Очень долго!

Лейтенант пристально смотрит на ошарашенного Сергея. На нем уже другая маска. Теперь он следователь, которому все известно. Он диктует преступнику перечень его прегрешений, в общем-то, не ожидая признания. Ему и так все ясно. А хочет преступник или нет смягчить свою участь – это его личное дело. Он, лейтенант, лишь может поспособствовать в этом, ежели возникнет такое желание. Он торопится подсечь попавшую на крючок рыбу. Склоняется над Сергеем. Дышит ему в лицо вонючим дымом. Хватает его за подбородок. Орет.

– Скажи, а не пытался ли с тобой кто-либо из так называемых «врагов» близко общаться? Лучше рассказать об этом мне. Я смогу замять это дело. Я понимаю – встретил земляков. Растерялся. Расслабился. Это бывает! Расскажи мне все! Если дело выйдет из-под моей опеки, тебя будут ломать, как детскую игрушку! Тебе все мозги сканером выжгут! Будешь срать под себя, превратишься в слюнявого идиота! Говори, сволочь! – он резко встряхивает голову Сергея.

Холодный ком из груди расползается по телу. Вливается в кончики пальцев. Морозит глаза. Лед в голове. Сергей рывком стряхивает пахнущую табаком руку со своего лица. Резко садится, срывая с тела пучки проводов. Наклоняется к самому лицу особиста, в упор смотрит в его мутные рыбьи глазки.

– Конечно, я во всем признаюсь. Сейчас я все расскажу. А как же иначе, – голос сипнет, он с трудом шипит замороженной глоткой. – Я тебе, пидору мерзкому, сейчас всю правду высру…

Карпентер отшатывается. Роняет сигару. Пытается встать. Сергей висит на нем мертвой хваткой. Лейтенант дергается, как привязанная за лапы утка-приманка. Шипит:

– Ты что, сволочь… Да я тебя сгною… Ты что себе позволяешь?! Забыл, с кем говоришь? Тут тебе не фронт, тут я тебе быстро растолкую… Костями срать будешь!

– Ты, гнида вонючая, бабушек за забором пугай, понял? – обрывает его Сергей. – Все «сэры», кого я знал, там, в говнище остались. Они – офицеры. И сдохли, как офицеры! А ты – просто пидор в погонах! Ты чего эти петлицы нацепил? Ты настоящий танк-то вблизи видел? Козел! На понт меня берешь? Срал я на тебя, дешевка! Я уже давно в кредит живу, мне бояться не с руки. Отбоялся уже… Ты когда-нибудь свой собственный труп со стороны видел? А видел, как живой человек в брызги дерьма превращается? Знаешь, что чувствуют, когда заживо горят? Мне доктор давеча сказал – у меня тяжелая контузия. Перманентное состояние аффекта. Я тебе сейчас шею твою траханную скручу, а мне только промывание кишок назначат! Чего ты мне шьешь! Слетай, блядина, в Эскудо. Поспрошай там уродов – вдруг они и вправду чего замыслили? Глядишь, и просрутся мозги-то…

Он стряхивает с себя побледневшего лейтенанта. Отшвыривает в сторону. Хватает откатившуюся в ноги коробочку. С маху бьет ее о стену. Сиреневое сияние гаснет. Особист шарит трясущимися пальцами по кобуре. Никак не может ее открыть.

– Что тут происходит? – голос кэпа за спиной заставляет особиста подпрыгнуть от неожиданности.

Гаррис держит шлем, как дубину. Слегка раскачивает его в опущенной руке. Еще миг, и он разнесет лошадиный череп Карпентера. За спиной кэпа все тот же невозмутимый капитан-разведчик. Встревоженное лицо Саманты в дверях.

– Вы, сестра, подождите нас за дверью. Пожалуйста, – вежливо говорит подполковник.

Сэм кивает, выходит в коридор. Мимо лежащего мордой в пол синещекого капрала. Над ним нависают два громилы в активированной броне, с винтовками на боевом взводе, направленными ему в затылок. Капрал давится резинкой, боясь шевельнуться.

– Лежи спокойно, козел, – из-под бронестекла советует пехотинец. – А то у меня палец на курке затек, может сорваться.

Капрал в неудобной позе исходит вонючим потом.

– Так я жду ответа, лейтенант, или кто вы там на самом деле? – ледяным тоном произносит Гаррис.

– Я провожу оперативное мероприятие, сэр, – наконец, выдавливает из себя особист.

– В отношении моего подчиненного? – голос кэпа может заморозить плевок на лету.

– Да, сэр.

– А почему я об этом ничего не знаю? Или в моем полку уже командуют младшие офицеры из СБ?

– Это предварительное расследование, сэр. Я не обязан ставить вас в известность, – особист потихоньку приходит в себя, снова превращаясь в высокомерного наглеца.

– Понятно, понятно. Значит, предварительное расследование… А ваша версия, сержант? – он поворачивается к Сергею.

– Господин лейтенант интересовался, почему я не подох в Эскудо, сэр, – отвечает Сергей.

– И все?

– Никак нет. Еще он удивлен тем, что я недостаточно близко общался с уродами, сэр.

– Понятно, понятно. А ты что ответил?

– Я … я еще не успел, сэр. Тут как раз вы вошли.

– Получается, я вроде как вас выручил, а лейтенант? – ехидно интересуется подполковник у раздувающего ноздри лейтенанта.

– Господин подполковник, я вынужден… – гневно начинает особист.

– ЗАТКНУТЬСЯ, ЛЕЙТЕНАНТ! – рявкает кэп. Сергей начинает понимать, откуда у комполка такая странная кличка. Лично он сам уже почти в штаны сделал. Бедная ты сволочь, лейтенант…

Особист действительно затыкается на полуслове, словно его шарахнули прикладом по затылку.

– Ты знаешь, что этого сержанта Император наградил медалью «За доблесть»? – гремит кэп, нависая над бледным лейтенантом. – А ты знаешь, что Император наградил его Железным крестом с дубовыми листьями?

Лейтенант давится ответом под его яростным взглядом.

– А ты знаешь, сколько он солдат противника уложил? А про то, что вытащил раненого офицера? Сбил самолет? Размолотил кучу бронетехники? Один, без прикрытия, контуженный, плацдарм обеспечивал? Ты хочешь сказать, – гремит кэп, – что Император награждает боевыми наградами трусов, предателей и шпионов? Возводишь поклеп на боевого ветерана, который кровь за Империю проливал? Капитан!

– Сэр! – вытягивается разведчик.

– Как это классифицируется?

– Саботаж, сэр! Подрыв боеспособности! Статьи 15 и 18. В военное время караются расстрелом.

– Расстрелом… – смакует подполковник сладкое слово. Перекатывает его во рту. – Расстрелом …

Особист, наконец, въезжает, что происходит что-то из ряда вон. Сейчас этот чокнутый его просто пристрелит. При свидетелях. За саботаж. И напишет рапорт. И умоет руки. Как же так! Сразу слабнут ноги.

– Сэр! – начинает лейтенант, судорожно дергая кадыком.

– Я НЕ ДАВАЛ ТЕБЕ РАЗРЕШЕНИЯ ГОВОРИТЬ!

Сергей во все глаза наблюдает за разворачивающимся спектаклем.

– Капитан!

– Сэр!

– Объясни лейтенанту, что от него требуется.

– Есть, сэр!

Капитан манит трясущегося лейтенанта рукой. Подводит к окну. Что-то показывает ему на своем электронном планшете. Перелистывает. Пальцем обводит особо мерзкие сценки. Особист часто сглатывает, нервно вытягивает шею.

– Еще? – интересуется капитан.

Лейтенант отрицательно крутит головой.

– Если это передать в Генштаб, лейтенант, вас даже уборщиком в казарму не возьмут. Ясно? – спокойно интересуется капитан.

Эсбэшник чувствует себя пойманной за жабры рыбиной под палящим солнцем. Хочется пить. Он вымученно кивает.

– Хорошо, что мы друг друга поняли, – покровительственно говорит ему начальник разведки. Препарирует бледную извивающуюся лягушку холодным взглядом. Добавляет: – А подготовочка-то у тебя, лейтенант, того, хилая. С такой в плен лучше не попадать… Сэр, я закончил, – докладывает он скучающему комполка. Тот кивает.

– В моем полку я командую. Не СБ. Император вверил мне эту часть, и я за нее отвечаю. Больше никаких шпионских игрищ в моем полку. Запомни это. С этого дня, дружок, ты будешь мне сообщать о всех своих «предварительных расследованиях», – негромко диктует кэп бледному, как смерть лейтенанту. После небольшой паузы добавляет: – Иначе за твою драную задницу я и гроша не дам. Свободен.

Бледный особист пулей вылетает из палаты.

– Ну вот, служи спокойно, сержант, – поворачивается Гаррис к сидящему с открытым ртом Сергею.

– Есть, сэр. Спасибо, сэр…

– Да мелочи, сержант. Ты просто, как это… катализатор. Знай себе, служи, как следует. Мобильная пехота своих не бросает.

«Черт, ну никак без штампов. Или это у них заклинание такое?» – думает Сергей, глядя на удаляющуюся спину кэпа.

– Нет, ну какой мужик! – впархивает в палату возбужденная Сэм. Ее глаза радостно блестят.

– Саманта, меня, можно сказать, чуть девственности в твое дежурство не лишили, а тебе лишь бы под кэпа забраться, – устало говорит Сергей.

– Ой, да ладно, Серж. Не ревнуй. Я вот тебя сейчас поцелую, – хихикает Саманта.

– Ага, и по морде сразу дашь… Знаю, проходили. Давай, приклепывай свои проводки…

Мягкие руки Сэм порхают по его телу. Что-то приклеивают, прилаживают. Гладят, успокаивают. Снова хочется спать.

– Спи, милый, спи … – шепчет Саманта.

38.

– Серж, к тебе гости, – миловидная хрупкая Трейси, как всегда, очень серьезна.

– Надеюсь, это снова не СБ? – Сергей откладывает планшетку с дешевым боевиком. Скука смертная.

– Да нет, – сдержано улыбается Трейси, переводя лежак в вертикальное положение и помогая Сергею сесть. – Флотский офицер. Молодой. Симпатичный.

– Х-м-м. От тебя, Трейси, я не ожидал. Ладно, Сэм, но ты-то девушка серьезная, – подначивает Сергей.

– Серьезным девушкам, чтоб ты знал, тоже нравятся мужчины, – улыбается Трейси уже от дверей.

– Заметано, я вас познакомлю.

– Да ну тебя, трепло, – Трейси открывает двери, пропуская посетителя.

– Ну как ты тут, Заноза? – цветет улыбкой бравый капитан-лейтенант. Синяя с золотом парадная форма. «Морская звезда» на груди. Ого!

– Стейнберг? Ты? – таращит глаза Сергей. – Ой, виноват, господин капитан-лейтенант, сэр! Вас просто не узнать.

Приходит пора удивляться Стейнбергу.

– С каких пор мы с тобой на «вы», а, Серж? – интересуется он.

– Ну, не знаю … – бормочет Сергей. – Там, на фронте – это одно. Тут – совсем другое. Тем более вы, то есть ты – уже целый кап-лей. Глядя на тебя и не подумаешь, каким задохликом ты был в Эскудо. В своей оранжевой кишке ты выглядел, как форменное чмо. Не то, что сейчас. Орел!

– А, узнаю Занозу. Старый ты пофигист! – Стейнберг бросается обниматься. Сергей неловко отбивается.

– Ты разве не хочешь, чтобы я тебя «сэром» звал? – неуверенно спрашивает Сергей.

– Мэм, у вас тут его что, наркотиками кормят? – Карл с улыбкой обращается к Трейси. – Он своих не узнает! Неделю меня на себе волок, а тут норовит «сэром» обозвать.

Трейси цветет улыбкой. Отворачивается к окну, пытаясь скрыть порозовевшие щеки.

– Да, кстати, Карл. Познакомься с одной из моих сестер. Эту милую сержантшу зовут Трейси. Трейси – это Карл. Мы вместе воевали.

– Польщен, мисс, – коротко кивает флотский.

Трейси кивает в ответ, бросая в сторону Сергея прожигающий стены взгляд.

– Ну, как ты тут? – интересуется Стейнберг, усаживаясь на круглый крутящийся табурет.

– Нормально. Только выть от скуки охота. Скорей бы на солнышко, – отвечает Сергей. Добавляет шепотом: – И бабу – страсть как хочется… Меня тут чем-то накачали, я сам не свой…

Трейси у окна немилосердно краснеет. Крохотная палата не в силах заглушить мужские откровения.

Стейнберг хихикает.

– Ну, тогда все в порядке. Жить будешь. Кормят хорошо?

– Как на убой.

– Крепко зацепило?

– Да как сказать. Ногу прострелили. Ребра переломал. Что-то с легкими. Еще контузия. В общем, хрен его знает, – нехотя отвечает Сергей.

– Это твои подарки? – спрашивает Карл, кивая на коробочки наград на тумбочке. – Не слабо. Ты теперь герой, не иначе. Будешь сиять, как новогодняя елка.

– На себя посмотри, – отшучивается Сергей. Карл снова свой, как там, в развалинах. – Звезду-то за транспорт дали?

– Да дьявол их разберет! – с чувством отвечает Стейнберг. – Вроде и за него тоже. В представлении написано, я не читал. Вот, кап-лея досрочно дали. Скоро корабль получу, наверное. Я тоже недавно из госпиталя. Еще немного хромаю, но в целом уже как огурчик.

– Тебе хорошо. А мне тут еще неделю париться, – жалуется Сергей.

– Ну, в такой компании я бы и год тут пролежал, – таким же страшным шепотом сообщает Стейнберг, глазами показывая на медсестру.

Кажется, у Трейси порозовели даже уши. Она кусает губы, скрывая улыбку.

– У них тут строго. Ни-ни. Теперь ты понимаешь? – громовой шепот отдается от стен.

Стейнберг сочувствующе кивает.

– Ладно, Серж. Я вообще-то на минутку. У меня тут дела были. – Карл поднимается, одергивает китель. – Даже не знаю, как тебе сказать. В общем, спасибо, что вытащил меня. Честно говоря, когда ты меня из бота достал, я уже с жизнью простился.

– Да ну, пустое. Ты же знаешь, кого благодарить. Вот его, – Сергей гладит лежащий на белой простыне блок.

– Это … Триста двадцатый? – негромко интересуется Стейнберг.

Сергей молча кивает.

– Все, что от него осталось. Блок памяти. Он меня собой прикрыл в последний момент.

– Он жив?

– Скорее, в коме. Но я его вытащу, – обещает Сергей. – Слушай, Карл, у меня к тебе просьба.

– Не вопрос, чего надо?

– Забери КОПа с собой, пока у меня его особисты не отняли. Выйду из госпиталя, вернешь, – тихо просит Сергей.

Стейнберг внимательно смотрит ему в глаза. Кивает.

– Даже если за него драться придется, не отдам никому, – обещает он.

– Ну и отлично, – облегченно улыбается Сергей.

– Ну, ладно, мне пора. Выходи поскорее, – желает ему Стейнберг. Крепко жмет руку. У дверей оборачивается. – Со мной тут сестренка увязалась. Говорит, знает тебя. И когда ты все успеваешь? Мэм, можно оставить этого молодого человека наедине с моей сестрой?

– Только под вашу ответственность, сэр, – улыбается Трейси.

– Для вас – Карл, просто Карл, мисс, – цветет в ответной улыбке Стейнберг.

Вместе они выходят из палаты. Карл галантно пропускает вперед тающую от его внимания медсестру. Сергей хлопает глазами. Сестренка?

Дверь пропускает хрупкую длинноногую фигурку. Опаньки! То есть – ни хрена себе! До чего же тесен мир!

– Привет, – смущенно улыбается ему Лотта.

39.

Неловкая пауза, кажется, длится целую вечность. Присев на краешек круглого табурета, Лотта теребит край простыни.

– Значит, ты – сестра Карла? – Сергей делает неловкую попытку начать разговор. Он не знает, тянет ли его к Лотте, или это просто гормоны шалят.

– Карл мой двоюродный брат, – поднимает глаза девушка. – Мы с одной планеты. С Силезии. Мегаполис Лукс. Вместе росли. Потом я, окончила колледж, завербовалась на «Стилус». И его сюда перевели. Случайно узнала, что живем рядом. Потом он пропал, потом эта война… Я за него очень волновалась. Это он меня сюда провел.

Запах ее духов дурманит голову. Как она пахнет! Опасно общаться с симпатичной девушкой после процедуры восстановления.

– Ничего, что я зашла? – Серые глаза Лотты – как бездонные озера. – Ты тогда так внезапно исчез…

– Внезапно исчез? – тупо переспрашивает Сергей. Заставляет себя разозлиться. Прийти в себя. Предательское тело, как магнитом, тянет к бугоркам ее грудей. – А ты разве не в курсе, что произошло?

– Я работаю в управлении кадров компании. Потом узнала, конечно. Через мой отдел все личные дела проходят. Но все равно не поняла ничего. Какой-то угон. Суд. И этот контракт… Меньше всего представляла тебя военным. Руководство «Стилуса» собиралось подать на тебя в суд за невыполнение условий контракта и выставить тебе неустойку. Дело едва замяли.

– То есть это не ты заявила в полицию об угоне? – Сергей откидывается на спинку, внимательно изучает лицо девушки. Если она и врет, то просто артистично.

– Об угоне? – удивляется Лотта. – Ты что, действительно угнал машину? Зачем?

– Лотта, в полиции мне показали твое заявление о том, что я угнал машину. Твою машину.

– Мою машину? Я же тебе ее сама дала! Потом мне позвонили из полиции, велели забрать ее на штрафной стоянке. Сказали, арестовали за неправильную парковку. Странно… – Лотта задумчиво смотрит на Сергея, покусывая нижнюю губу.

– За парковку? – если и можно озадачить человека, то это самое оно. Так Сергей еще не удивлялся.

– Ну да… Постой, ты что, решил, что это я тебя подставила? И вся эта история – из-за меня? И из-за меня тебя чуть не убили?

Сергей пожимает плечами. Отводит взгляд.

Лотта встает, расправляет длинную юбку.

– Знаешь, Серж, тебя действительно крепко приложило. Мне очень жаль. Выздоравливай. – Она кладет на край кушетки красиво упакованный пакет с фруктами. – И спасибо, что помог Карлу. Это он мне про тебя рассказал. Пока.

Уходя, она цокает изящными каблучками. Гордо уносит стриженую макушку. До чего же породиста, стерва!

– Кх-мм… Лотта.

– Да?

– Подожди. – Слова даются с трудом. – Не сердись. Присядь, пожалуйста.

Лотта неуверенно возвращается. Испытующе смотрит ему в глаза. Вспыхивает ослепительной улыбкой. Быстро наклоняется. От обжигающего поцелуя сводит скулы.

– Подожди… не так быстро… – смущенно отодвигает ее Сергей. – Тут, понимаешь, такое дело …

Лотта снова приникает к его губам.

– Да постой же! – наконец, отрывает ее от своих плеч Сергей. – Если ты меня еще раз коснешься, я тут перед тобой опозорюсь! Во мне гормоны хороводы водят. Побочный эффект лечения…

– Бедненький, – улыбается Лотта. Глаза ее подозрительно влажны. Она отворачивается, промокает слезы крохотным платочком. – А что же медсестры?

– Увы, – печально вздыхает Сергей. – Только дразнят…

– Стервы какие, – смеется девушка.

– Не то слово… – соглашается он.

Они молча смотрят друг на друга. На губах Лотты грустная улыбка. Она сидит, чинно сложив руки на коленях. Сама невинность.

– Я знаю, ты думаешь, мы с тобой встретились случайно, – говорит она. Сергей улыбается, кивает. – Столько времени прошло…

– Я рад, что ты пришла. Очень. – Он касается ее обнаженной руки. Проводит пальцем по прозрачной коже.

– Это я тогда попросила Терри тебя пригласить. Никак не могла с тобой пересечься. Ты был очень замкнутым. Весь такой неприступный. На меня внимания не обращал. Вот… – Лотта медленно краснеет.

– Не обращал? – изумляется Сергей.

– Ага. Ты часто к нам в отдел заходил. Я в тебя, как последняя дура, втрескалась…

– Как последняя? – смеется Сергей

Лотта кивает. Он тонет в серых озерах.

– Я о тебе много думал, – сообщает Сергей. Тоже смущается. – Правда, не всегда хорошо…

– Дурачок, – она толкает его кулачком. – Все мужчины – придурки.

– Точно, – смеется он. – А многих ты знала, мужчин-то?

– На мой век хватит, – она серьезнеет, склоняется над его лицом. – Серж, я чуть с ума не сошла, когда ты пропал. Я пробовала тебя найти, но в ваших дебрях рыться – мертвое дело. Закрытая информация, вот и весь ответ. Я рада, что ты остался в живых.

– Знаешь, я тоже. – Они легко смеются, взявшись за руки.

«Ну чисто голубки, – мелькает издевательская мыслишка. Одергивает себя : – Ну ты и пошляк».

Она почему-то переходит на шепот.

– Послушай, Серж. Ты не сочтешь меня… ну … – мнется Лотта. – В общем…

– ??

– Да плевать на все! Я по тебе так соскучилась! – Лотта набрасывается на обалдевшего Сергея.

– Лотта, я …

Она закрывает ему рот поцелуем. В глазах какие-то красные круги. Горячее жадное тело сверху. «А говорят, что немки холодны, как рыбы», – чуть не произносит Сергей вслух. Кто-то стонет. Кажется, это он сам. Оргазм застает его врасплох. Ослепительный, как удар молнии.

– Вот это да… – жарко шепчет ему на ухо Лотта. Хихикает.

– Сумашедшая… – только и может ответить задыхающийся Сергей.

– Мог бы уже и привыкнуть …

Трейси. Деликатная, как кошка. Вежливо скребется в дверь. Лотта лихорадочно приводит себя в порядок. Сергей безуспешно пытается скрыть следы преступления. Черт, этой закуски ему только на один зуб! Запах бурного секса в воздухе, кажется, способен привлечь сюда всех голодных самок в округе.

– Я тебя обожаю! – шепчет Лотта, целуя его в шею. Высвобождается из его жадных рук.

– Лотта!

– Что?

– У тебя действительно обалденное имя!

Улыбаясь, она выскальзывает из комнаты.

Ей на смену появляется Трейси. Уперев руки в бока, оглядывает поле боя. Принюхивается. Пристально смотрит на невинного Сергея. Ой, что сейчас будет!

40.

После стерилизованного госпитального воздуха сырая зимняя хмарь над Форт-Диксом – как божье откровение. Сергей медленно вышагивает по бетонной дорожке, среди блестящих росой травяных лужаек. Идиллию нарушают набросанные тут и там наросты буро-зеленого маскировочного рванья над капонирами и зенитными точками. Пропитанные влагой маскировочные сетки слабо шевелятся под порывами прохладного ветерка. Мутное пятно Бритты едва виднеется сквозь низкие облака. Сергей не может надышаться туманным воздухом. Он с удовольствием подставляет лицо редким дождевым каплям. До чего же приятно быть живым!

База обезлюдела. Ярко-красные нашивки за ранения на рукаве – словно свежие пятна крови. Редкие встречные бойцы козыряют Сергею, уважительно косятся на его увешанный наградами китель. Это так непривычно, что вызывает неловкость. В своей парадной форме среди тусклой брони окружающих, он чувствует себя разряженным пугалом. Жесткий воротник с непривычки трет шею. Хочется поскорее влезть в привычную скорлупу бронекостюма.

Он спешит в штаб батальона для доклада. Бетонная коробка пуста, словно вымерла. Осиротевший круглый пятачок на месте знаменного поста. Незнакомый часовой в холле. Похоже, из новичков. Нервничает. Сергей в своих ярких побрякушках для него что-то вроде ангела во плоти.

– Где найти комбата, боец? – интересуется у него Сергей, подавая жетон.

– Учебный взвод, сэр. Штаб-сержант Кнут за него.

Сергей кивает. Что ж, есть повод посетить альма-матер. Выходит из мертвого здания. Гулкие шаги отдаются по пустому холлу.

Плестись под дождем к западной границе базы неохота. Неудобная парадка явно не предназначена для марш-бросков. Сергей вздыхает, прибавляет шаг.

– Куда вам, сержант? – интересуется техник в синем комбезе с проезжающего мимо кара. Мелкие преимущества нового статуса.

– Один один мобильной. Учебный взвод. Корпус V-13.

– Знаю такой. Почти по пути. Садитесь, – техник ерзает на тесном сиденье, уступая место.

– Спасибо, дружище, – Сергей улыбается, запрыгивая на подножку.

Техник открывает рот при виде его наград. Сразу теряется. Не каждый день живого кавалера Креста увидишь.

– Я… это … сэр, извините, что так запросто… – краснея, бормочет он.

– Да не тушуйся ты. Сейчас броню надену и буду как все, – смеется Сергей.

Парнишку отпускает. Всю дорогу до учебного взвода он рассказывает анекдоты о своем боссе – начальнике склада артвооружений. Прощаясь, дарит Сергею упаковку вяленой рыбы.

– Мне тебе, кроме дырок в боку, и дать-то нечего, – разводит руками Сергей.

Техник смеется: на том свете сочтемся.

Плац учебного взвода кажется маленьким. Словно он съежился от времени. Кажется, и прошло-то всего ничего. Но теперь Сергей смотрит на все через призму пережитого в Эскудо. Призма эта сильно искажает перспективу, выпячивая мелочи и делая главное почти незаметным. Он подмечает, что вместо привычного отделения в десять бойцов, сержанты командуют практически целым взводом. Сам взвод уже похож на роту. Убегая на завтрак, учебный взвод тянется длинной колонной.

Сергей удивленно рассматривает салаг. Он-то думал, что их взвод был разношерстным. Теперь понимает, что на фоне того, что бежит сейчас мимо, их прежний состав – просто однояйцевые близнецы. Воистину – все познается в сравнении. Мимо мелькают пузатые кривоногие коротыши, двухметровые негры, невнятные бледные личности с лихорадочным блеском в глазах… Черные, желтые, белые, смуглые. Хилые и очень хилые. Толстые и не очень. С гипертрофированно мощными шеями и бугрящимися мышцами спинами. Ладные сержанты в броне бегут рядом, направляя свое стадо. «Хоть кто-то нормальный», – глядя на них, думает Сергей.

Кнут сидит за заваленным бумагами столом. Одним глазом смотрит в тонюсенькую пленку дисплея. Выглядит измученным. Черная как смоль кожа словно выцвела от кабинетной жизни.

Он скалится вошедшему Сергею, отмахивается от его доклада. Показывает на полукресло у стола.

– Сэр, я … – начинает Сергей.

– Брось тянуться, Заноза. Не на плацу, – перебивает его Кнут. – Я Курт, если еще не знаешь. Подлечился?

Сергей кивает, поудобнее устраиваясь в легком кресле.

– Видишь, что творится? – жалуется Кнут, кивая на кипы бумаги. – Если б я знал, чем все это кончится, лучше б застрелился. Какая-то мелкая сраная войнушка, и на тебе – я уже комбат и вынужден сутками жрать бумажную пыль.

Сергей сочувственно улыбается. Кивает.

– Видел, чего мне наприсылали? – кивает на окно штаб-сержант. – Мой взвод по составу – как полбатальона. С Южного пачками везут завербовавшихся зэков. Та еще публика. Убийцы, насильники, наркоторговцы, аферисты. Мелкие жулики. И из этой швали мне надо мобильную пехоту сделать… На прошлой неделе троих на хрен расстрелял. Сырой материал.

– Да, Курт. Тебе не позавидуешь, – для поддержания разговора вставляет Сергей.

– А может, ко мне пойдешь? А? – с надеждой интересуется Кнут. – Через полгода будешь штаб-сержантом. А через год сделаю тебе направление в офицерскую школу. У меня людей не хватает. А, Серж?

– Извини, Курт. Я больше с железками привык. Не обижайся.

– Да я понимаю. Для проформы спросил. Тебе скоро спецвзвод дадут. Новая тактика использования КОПов. Новые модели уже в пути. Ну, что, помянем ребят?

Кнут достает из стола фляжку. Локтем сдвигает бумаги на край. Расставляет серебряные стаканчики.

– А ты пижон, Курт, – улыбается Сергей. Серебряные сосудики изящны и невесомы.

– А ты думал, если я сержант, так виски прямо из фляги лакаю?

– Да нет. Просто не могу никак привыкнуть. Ты с виду грубее.

– Да и ты не тот, что раньше, Заноза, – щурится Кнут. – Стержень в тебе какой-то появился. Когда выпускал, гадал, что из тебя выйдет. Уж больно ты мягкий. Сейчас я бы против тебя не поставил.

Сергей осторожно нюхает жидкость. Да, это не виски армейской поставки. Уважительно кивает. Кнут довольно жмурит свои выпуклые зенки. Нет, ты точно пижон, старик.

– За ребят. Да будет им земля пухом, – говорит Сергей.

Кнут удивленно понимает брови.

– Это такой русский обычай. Так у нас говорят, когда провожают умерших, – поясняет Сергей.

– Понятно, – сержант кивает. – Пусть земля им будет пухом.

Жидкость горячим комком скользит по телу. По животу растекается мягкое тепло. Сергей пытается представить лица парней из своего взвода. Вспоминает свое отделение в учебке. Люди почему-то все больше всплывают из памяти безликими фигурами в одинаковой броне. Крыса. Салочник. Тевтон. Чистюля. Резьбовой Гаррисон. Лихач. Рыжий Стейк. Фенечка. Хохмач Габи. Накамура. Раньше казалось – случайные люди, временно оказавшиеся вместе. И, вроде, поговорить-то друг с другом особо не пришлось. Все как-то на бегу. Сцепив зубы. Все больше жестами. Подай то. Иди сюда. Сделай это. Вместе служили. Вместе грызли сухпай. Ненавидели друг друга за неправильно собранную винтовку. Дрались ночами. Ползали в грязи. Вместе умирали. С их уходом словно оборвался в пропасть мост, связывающий его с прошлым. Словно его жизнь началась заново. Повисла в пустоте. Ему мучительно хочется увидеть хоть кого-то из той, прошлой жизни. Он вдруг понимает это. И не может. Они все ушли, оставив его одного. Его, да еще служаку Кнута.

– Курт, надо бы написать отцу Самурая. Он просил, – перекатывая пустой стаканчик в ладонях, говорит Сергей в пол.

– Адрес у меня есть. Сделаем. Добавишь что-нибудь от себя?

Сергей кивает:

– Он меня прикрывал. Уйти не успел. Такая вот херня, Курт.

– У него такая работа. Так что ты себя не вини. На его месте ты бы так же сделал.

– Я знаю, – спокойно отвечает Сергей.

Они молча сидят, думая каждый о своем.

– Ладно, дуй на склад, – первым приходит в себя Кнут. – Оденься, как человек. Оружие получи. Тебе отпуск небольшой положен после ранения. Походи, приди в себя. Сильно не пей, ты мне нормальным нужен. Без брони и без оружия не ходи. В том числе по городу. Военное положение. Вот, держи направление. Крысы складские будут динамить – дай в морду. Сейчас все упростилось.

– Понял, Курт. Пойду я.

– Удачи. Жду в понедельник к восьми ноль-ноль. Напоминаю: у нас пока военное положение. Чихнешь не так – сразу к стенке. Так что не опаздывай.

– Конечно. Пока, Курт.

41.

Военный городок сильно изменился. То ли хмурая погода тому виной, то ли куча военной техники на улицах, Сергей так и не понял. Даже разноцветная брусчатка как будто приглушила свои краски. На улицах пусто. Редкие женщины, словно под огнем, появляются и тут же быстро исчезают за дверями-укрытиями. Где-то далеко изредка резко бухает. Противокосмическая бьет – на слух определяет Сергей.

Витрины грубыми мазками сплошь покрыты толстым слоем специального светонепроницаемого состава. Он же предохраняет стекла окон от ударной волны. Из-за этого большая часть некогда блестящих на солнце зданий сливается с низким серым небом. Словно солдаты, одетые в хаки. На газонах – черные провалы окопов с бетонными брустверами. Перед ними – живописные растяжки со спиралями колючей проволоки. Из сквериков торчат вверх спаренные стволы зенитных автоматов. Вокруг – грозные таблички: «Проход запрещен – стреляют без предупреждения!» или «Стой! Минное поле!». Кое-где улицы перекрывают блок-посты. Из их амбразур тупо пялятся в мир букетами счетвертенных роторных стволов автоматические турели. И патрули, патрули, патрули. На колесных транспортерах, на машинах с воздушной подушкой. Реже на джипах с пулеметом. Однажды попался даже один в сопровождении КОПа. Пока Сергей добирался до своей квартиры, документы у него проверили трижды.

Аккуратная красная пломба на замке его двери. Надпись «Для авторизации прижмите палец». Пломба шипит, испуская дымок, разваливается от прикосновения. Дверь неслышно распахивается.

Воздух в квартире почему-то пахнет госпиталем. Аккуратно убранная постель. Все чисто. Не валяется на полу скомканная простыня. Его одежда аккуратно выглажена и убрана в стенной шкаф. Нет даже забытой впопыхах посуды в кухонном автомате. В его отсутствие кто-то позаботился о жилище. И весьма неплохо. Почему-то Сергей уверен, что не найдет в холодильнике пакетов с засохшим хлебом и пива с просроченным сроком хранения. «Сервис» – криво улыбается он. Кладет на пол кофр с парадными тряпками. Снимает и ставит рядом шлем. Расстегивает броню. Сидеть в домашнем кресле, вытянув ноги, до ужаса удобно. И непривычно. Словно у тебя вместо ног ласты и ты никак не можешь заставить себя ходить не нараскоряку. Тишина стоит – не описать словами. Про такую говорят – просто мертвая. Пустой дом что-то беззвучно кричит. Не разобрать, что именно. Никак не хочет признавать за своего.

Сергей осторожно оглядывается. Сейчас он дорого бы дал за любое напоминание о том, что когда-то ему было тут хорошо. Что он был не один. Хоть что-нибудь! Забытые впопыхах трусики Магды. Тюбик ее бесцветной помады на широком подоконнике. Нарисованное пальцем на запотевшем зеркале ванной сердечко. Ничего нету. Все стерильно.

Он долго плещется в душе. Слава богу, война не отменила горячую воду. Медленно одевается. Новая броня еще пахнет складом. Тщательно чистит пистолет. Перебирает и рассматривает патроны. Надо бы зайти к оружейнику, пристрелять. Зеркало зыркает на него незнакомым взглядом. Взгляд что-то знает про Сергея. Что-то, чего не знает он сам. Он спускается по лестнице в сумрачный вечер. Интересно, кабаки работают? Работают, работают, подтверждает таксист. Только закрываются за час до комендантского часа. В одиннадцать. После комендантского часа по всем, не имеющим специального радиожетона, патрули стреляют без предупреждения. На прошлой неделе застрелили пьяного матроса. Насмерть. Не успел спрятаться на ночь в публичном доме.

Тусклая красная лампочка перед замазанной серым дверью. Как знак протеста – до блеска начищенная широкая ручка. Пузатое черно-белое существо на погашенной вывеске едва проглядывает сквозь сгущающийся сумрак. Пронзительный крик над головой все тот же. Надо же. Тут многолюдно. Глядя снаружи, не скажешь. Все так же подсвечен большой аквариум. Возится за стойкой Мустафа. Как будто все по-прежнему.

Угрюмый громила-морпех у стойки. Пьяненький. Значит, и с этим все еще порядок. В упор разглядывает Сергея.

– Ты без значка и без повязки, – наконец, изрекает детина. Броня делает его еще больше. – Ты не на службе?

– Нет, – отвечает Сергей. Поднимает лицевую пластину.

– Тогда это бар для морпехов. Только для морпехов, – солдат делает ударение на «только». Заслоняет проход своей тушей.

– Я знаю, – Сергей спокойно смотрит пьяному в глаза. – Посторонись, браток.

Морпех, как скала. Застывает с приоткрытым ртом. Пялится на тусклый шеврон на рукаве. Маленькая пчела на желтом фоне. Трудяга. Выше – темно-красные нашивки за ранения. Замазанные маскировочной мастикой планки наград. Сразу и не различишь. Сержантские петлицы.

– Ты к тому же и сержант. Это бар для рядовых.

– Знаю, – повторяет Сергей.

Делает шаг навстречу громиле. Тот нехотя сдвигается в сторону. Что-то недовольно бурчит. Сергей не обращает на него внимания.

Мустафа вежливо смотрит ему в лицо. Не узнает.

– Я так изменился, Мустафа? – интересуется Сергей.

Понимание медленно проступает на растерянном восточном лице. Неуверенная улыбка.

– Серж? Ты?

Сергей улыбается. Снимает перчатку. Жмет узкую ладонь.

– А ты кого ждал?

– Ты изменился. Тебя не узнать. С повышением тебя! – Мустафа смотрит на его петлицы. – Выпьешь чего-нибудь?

– Спасибо. Я, в общем, случайно зашел. Магда тут не появляется? Ее коммуникатор не отвечает.

Мустафа медленно гасит улыбку. Смотрит виновато. Пожимает плечами.

– Нет, Серж. Не появляется.

– Жалко, – никак не может понять Сергей, – А кто-то из ее взвода тут есть?

Мустафа прячет глаза.

– Серж, давай, я налью тебе чего-нибудь? А?

– Землячок! – басит над ухом верзила-морпех.

Сергей поворачивает голову. Морпех уже не кажется пьяным. Хотя несет от него изрядно. И чего они этот вонючий джин так уважают?

– Ты Магду ищешь? Дока из второго полка?

Сергей кивает. Верзила внимательно смотрит ему в глаза. Не мигая. Нипочем не скажешь, что убийцы-морпехи могут чего-то стесняться.

– Не ищи ее, садж. Накрылась Магда. Такие дела …

Сергей берет протянутый Мустафой стакан. Не глядя, делает глоток. Не ощущает вкуса.

– Давно?

– Пару недель тому, – отвечает морпех. – Их транспортник над морем сбили. Весь их взвод накрылся.

Сергей прислушивается к себе. Малыш. Дуболом. Санчес. Крыша. Кто там у них еще? Магда… Девушка без комплексов. Надежная, как скала. Всех поминать – алкоголиком станешь. Еще один осколок моста рушится в пропасть. Почему-то Сергей ничего не чувствует. Нет, прав Кнут. У него внутри железный стержень. Уроды на пару с трудягой-доктором вырезали у него внутренности и вместо них вшили кусок стали.

– У тебя Железный крест? – удивляется бармен, приглядываясь. – Ну, ты даешь, дорогой! Таким людям у нас все бесплатно. Заказывай, не стесняйся. Император платит.

Сергей смотрит в улыбающееся лицо. Подавляет в себе внезапно вспыхнувшее желание разбить Мустафе морду.

Магда. Он вызывает в себе видение ее сильной гибкой фигуры, лавирующей между столиками с разряженными куклами. Он пьет с морпехами виски. Отказывается от закуски. Отвечает на вопросы. Что-то кому-то обещает. Про что-то рассказывает. Его уважительно слушают. В знак согласия хлопают по броне. Шлемы сложены на столе грудой тусклых стальных яиц между сталактитами бутылок. Тонкая нить под ногами. Нить отделяет его от пустоты. Надо бы перейти по этой ниточке на тот берег. Пьяным не пройти. Упадешь. Ну и хрена? Чего тут бояться?

Что-то или кто-то тащит его из-за стола за шкирку.

– Мустафа, у тебя нет чего-нибудь… ну, от пьянки? – с трудом спрашивает он бармена.

Крохотная пилюля шипит на языке. Живот сводит, словно только что получил под дых. Сворачиваются в горошины его многострадальные яйца. Маленькие злобные частички внутри его тела гоняются за молекулами алкоголя и безжалостно их истребляют. Такая вот контрпартизанская операция. Он долго полощет в туалете рот. Заказывает с собой фирменного кальмара Мустафы и бутылку красного вина из винограда. В ожидании заказа сидит на высоком табурете у стойки. С улыбкой кивает разошедшимся не на шутку морпехам. Обнявшись, раскрасневшиеся мужики скандируют старинный марш морской пехоты. Сергей качает ногой в такт гимну Микки-Маусу.

42.

Такси несет его по затемненному городку. Часто притормаживает у блок-постов. Путь удлиняется втрое. Через полчаса – комендантский час.

– Не уезжайте минуты три, – просит Сергей таксиста. – Вдруг никого нет дома. Придется возвращаться.

Таксист согласно кивает. Закуривает.

Без фонарей квартал одинаковых домов – одна огромная западня. Приходиться включать броню и сдвигать на лицо бронестекло, чтобы в темноте не сверзиться с дорожки и не потоптать цветы. Сергей поднимается на невысокое крылечко. Руки заняты блюдом с кальмаром и вином. Через затемненные окна не видно – есть ли в доме свет. Он неловко топчется, соображая, как постучать в дверь. Мэд решает за него эту проблему. Она приоткрывает дверь, выглядывает в темноту. Полоса неяркого света из прихожей падает на Сергея. Девушка разглядывает массивную фигуру в активированной броне. Броня быстро мимикрирует, имитируя рисунок кирпичной дорожки за спиной. Поставив бутылку на крыльцо, Сергей, наконец, поднимает лицевую пластину.

– Привет, Мэд, – говорит он, – Ты не занята? Примешь гостя? Не беспокойся. Я не пьян… уже.

Мэд улыбается, отступает назад, пропуская его в дом.

– Хорошо, что ты зашел, – говорит она, запирая дверь. – Из-за войны мало работы. Гости теперь редкость.

– Ничего, скоро снова повалят, – шутит Сергей. – Только успевай вытирать сопли. Извини, я без цветов. Это ведь не важно?

– Конечно. Главное – ты живой.

– Ну-ну, не драматизируй, – как-то криво улыбается Сергей.

Мэд смотрит на него, пытаясь найти знакомые черты. Не находит.

– Если не трудно, накрой на стол, – он подает ей блюдо и бутылку. – Это от Мустафы. Ты такое любишь.

– Бедная моя фигура, – смеется Мэд. Водопад черных волос струится по ее плечам.

Он устраивается на диване. По-хозяйски кладет шлем на пол у изголовья. Снимает ботинки. Сбрасывает ремни разгрузки вместе с кобурой. Подсумки глухо стучат об пол. Придурок. Гранаты-то зачем с собой взял? Расстегивает броню. Наблюдает за хлопочущей Мэд.

Девушка быстро накрывает на стол. Расставляет бокалы. Зажигает свечи. Распаковывает блюдо. Восхищенно принюхивается.

– Искуситель.

Сергей обращает внимание, что она не снимает туфли на шпильках. Старается показаться соблазнительнее.

Мэд присаживается рядом. Внимательно смотрит ему в глаза. Не решается прикоснуться.

– Ты уже сержант. И кавалер Креста. Делаешь успехи. Ты очень изменился, – она, наконец, робко прикасается к его щеке. Обжигается о его взгляд, отдергивает руку. И повторяет тихо: – Очень.

– Зато ты, как прежде, обворожительна, – улыбается он незнакомой улыбкой. Эта улыбка притягивает и держит на расстоянии. Мэд жадно разглядывает ее.

Неловкую паузу прерывает аромат тушеного кальмара, дотянувшегося до дивана. Сергей вдруг ощущает, что жутко голоден. Как будто два дня ничего не ел. Ну и таблеточка!

Он встает с дивана. Протягивает руку. Мэд поднимается следом. Крепко держит его ладонь.

– Мэд, сладкая моя, я пришел к тебе, – говорит Сергей негромко. – Только к тебе…

Она смотрит в его внимательные глаза. Завороженно кивает.

– …поэтому отключи систему слежения. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы за мной наблюдали всякие уроды. Я плохо выгляжу на видео, – заканчивает он.

Она растерянно смотрит на незнакомого сержанта.

– И, пожалуйста, не поднимай тревогу и не включай систему нейтрализации нарушителя, – тихо просит Сергей. – Второй раз такой фокус со мной не пройдет. Я вооружен и неплохо стреляю. Перебудим весь квартал. Я действительно просто пришел к тебе. Сделай мне одолжение.

Она молча отпускает его руку. Колдует над пультом управления домашней системой. Садится за стол. Сразу становится старше.

– Давно ты вспомнил? – холодно интересуется она.

– В госпитале. Меня крупно приложило. И контузило. Когда чинили голову, восстановили и память. Солдатская башка – дорогой инструмент. И чинят его как следует, – неуклюже шутит он в ответ.

– Зачем ты пришел, Серж? Ты ведь знаешь, я не могу быть с тобой до конца откровенной.

– Знаю. И не прошу этого. Просто будь сама собой. Большего от тебя и не требуется. В конце концов, я просто солдат, которому действительно необходим сеанс психологической разгрузки. А ты – специалист в этой области. Хороший специалист.

– Шел бы ты лучше к девкам, Серж, – устало говорит Мэд. – Еще есть время до комендантского часа. Тут недалеко.

– А знаешь, я рад, что тебя все же не перевели в бордель. Я бы чувствовал себя виноватым, – продолжает он как ни в чем не бывало.

– Да? Довольно странно, – она закидывает ногу за ногу. Хороша, чертовка! С пробуждающимся интересом рассматривает Сергея.

– Ничего странного. Ты конечно, свинья еще та… – Мэд зябко передергивает плечами. – …но работу не выбирают. И, в конце концов, ты не виновата, что один твой не в меру любопытный клиент сунул нос куда не следует. Так что я рад, что для тебя все обошлось. Ты все еще сержант?

Мэд кивает.

– Сергей, все-таки ты очень странный человек. И необычный, – тихо говорит она.

– Согласен, – легко кивает он. – Наверное, поэтому я и выжил. В этом моя странность. Я вылезаю из таких задниц, где вязнут целые роты. Извини за грубость.

– Ничего, – машинально отвечает Мэд.

– Когда ты так на меня смотришь, я начинаю гадать, кто со мной говорит: Мэд – специалист по психологической разгрузке или Мэд – сержант службы безопасности имперской армии? Ты не могла бы давать мне какой-нибудь сигнал? А то у меня крышу сорвет от подозрительности, – улыбается Сергей.

– Договорились, – соглашается девушка. – Когда я буду тебя допрашивать, я сделаю пальцы вот так.

Они немного посмеялись, чувствуя, как потихоньку тает ледяная пленка между ними.

– Теперь, когда мы роли распределили, может, наконец, поедим? – интересуется Сергей, вставая. – Кальмар совсем остыл. У меня такое состояние, словно я неделю не ел.

– От такого предложения порядочные девушки не отказываются, – шутит в ответ Мэд.

Они усаживаются за стол. Сергей разливает по бокалам рубиновый напиток. Свечи играют в хрустальных гранях.

– За что будем пить? – спрашивает Мэд.

– Не знаю. Все мысли отбило. Давай за нас?

– За нас? – она вопросительно смотрит ему в глаза.

– Ну не напрягайся ты так! – смеется он. – Нету в моих словах второго дна.

Они до дна пьют ароматный терпкий напиток. Сергей обходит стол. Берет лицо Мэд в ладони. Крепко целует ее влажные губы. Озадаченная Мэд податлива, как воск. Он кладет ей на тарелку душистый кусок. Поливает соусом. Они медленно и с удовольствием поглощают пищу богов. Наслаждаются ее вкусом. То и дело он ловит на себе ее пристальный взгляд.

– С детства боюсь гипнотизеров.

Смущенная Мэд немедленно утыкается в тарелку.

– Тебе все еще интересно, зачем я тут?

Она кивает. Рассеянно крутит в руке вилку.

– Тут такое дело. Как бы попроще сказать? А то психом сочтешь…

– Ну не томи, Серж, – просит Мэд.

– Понимаешь, меня словно на половинки поломало. Между этой жизнью и той. И все, кто эти половинки связывали, ушли. Совсем ушли. И я уже не знаю, а была ли та жизнь вообще? Или это так, глюки. Когда автодоктор тебя в бою ширяет, такие картины порой привидятся… Как только я пытаюсь найти кого-нибудь, кого хоть немного знал и помнил, тут же выясняется, что его уже нет. Так уж получилось, что ты – одна из немногих, кто остался. Такая маленькая ниточка между двумя берегами… Если бы тебя сегодня не оказалось дома, я бы решил, что у меня крыша поехала. Спасибо тебе.

Он отпивает вина. Улыбаясь, смотрит на отблеск свечей в ее глазах.

– Ну что, теперь ты видишь: мне без специалиста – ни шагу?

– Да, ты пришел по адресу…

Мэд легко поднимается. Склоняется к нему. Вопросительно смотрит в глаза. Целует.

– Ну-ну, мать, не заводи меня, – смеется Сергей. – У меня сегодня был тяжелый день. Разрешишь переночевать у тебя в гостевой спальне?

– Ну не гнать же тебя патрулю под пули? – грустно улыбается девушка. Проводит рукой по его щеке. – Пойду, приготовлю тебе постель.

Когда он укладывается на прохладное белье большой постели, ощущение реальности мира захватывает его и укутывает с головой. Успокоено вздыхая, он тихо погружается в сон.

Утром, прощаясь с Мэд, он говорит:

– Спасибо тебе.

– За ниточку?

– За нее.

– Не за что. Мне не жалко, – она несмело целует его. – Ты еще зайдешь?

– Вряд ли.

– Я так и думала.

– Если встретишь меня на улице, не делай вид, что мы незнакомы, – улыбается он.

Мэд кивает. По ее щеке катится слезинка.

– Ну-ну, хорошая моя, – успокаивает ее Сергей. – Это непрофессионально. Порядочные контрразведчицы так себя не ведут.

– Знаю, – улыбается Мэд сквозь слезы и снова всхлипывает.

– Не забудь включить камеры.

– Уже.

– Ох, ну и сучка же ты…

– Что поделаешь. Такая работа.

Они, не отрываясь, смотрят друг другу в глаза. Ниточка крепнет и превращается в прочный мост. Сергей сушит губами ее слезы. Когда дверь за ним закрывается, Мэд долго стоит, привалившись к ней спиной. Ей кажется, что она только что нашла и тут же потеряла что-то важное. Вздыхая, она идет писать отчет. Такая у нее работа.

43.

Караульный солдат спрашивает у водителя пятнистого грузовика:

– Служба, подбросишь сержанта до столицы? Он в отпуске, а отсюда сейчас ничего в Джорджтаун не ходит.

– Да пусть садится. Места полно, – равнодушно откликается шофер.

Сергей кивком благодарит часового. Запрыгивает в кабину.

– Привет, дружище. Спасибо, что согласился.

– Не за что, сэр, – косясь на его петлицы, отвечает солдат.

– Давай без чинов? Меня Сергеем зовут. Сержем.

Водитель кивает. Тяжелый грузовик с гулом набирает скорость.

– А я Стас. Это за Южный? – он кивает на заретушированные наградные колодки.

– Ага. За Эскудо, – Сергей уже начал привыкать к таким вопросам. Волшебная сила Железного Креста открывает все двери. Как канцелярий, так и людских душ. Даже прижимистые складские безропотно выдавали все, что требовалось, в нужном количестве и нужного размера.

Дорога ползет навстречу мокрой серой змеей. Ограждение Форт-Дикса скрывается за поворотом. Солдат щелкает клавишей автопилота. Двигатель урчит, меняя режим.

– Не страшно на такой дороге? – Сергей кивает на панель автопилота.

– Да ну, привык. От судьбы не уйдешь, – улыбается солдат. – По бетону чего не ездить-то? Вот на учениях, когда грязь по самые двери, там да. Там автопилот не поможет. За день так накрутишься – мало не покажется. А ты давно с Южного?

– Пару недель. Вчера только из госпиталя.

– Как там? – с интересом расспрашивает водила.

– Да так как-то… – пожимает плечами Сергей, глядя на дорогу. Неохотно добавляет: – Задница там. Лучше туда не попадать.

– Ясен перец…

Монотонный гул двигателя навевает дрему. Расстегнув броню, Сергей клюет носом.

– Приехали, Серж, – шевелит его за плечо водитель. – Блок-пост. Сейчас документы будут проверять. Ты лучше дальше сам. Они груз долго шерстить будут.

– Спасибо, что подбросил, Стас, – Сергей хлопает по подставленной ладони. Солдатская ладонь – как большая мозолистая лопата.

Хмурые пехотинцы держат Сергея на прицеле, пока капрал проверяет сканером его жетон. Неуютное ощущение. Он надеется, что у солдат в новенькой броне крепкие нервы. Глупо помереть от того, что у какого-то салаги палец на курке дрогнул.

– Все в порядке, сэр, – капрал возвращает жетон. Кивает своим. Винтовки опускаются. – Проходите.

Сквозь тучки проглядывает робкое солнышко. Джорджтаун, если не обращать внимания на блок-пост за спиной, все тот же. Красивые скверы. Широкие проспекты. Работают магазины. На улицах много машин. Откуда-то звучит музыка. Среди разряженной в пестрые одежды публики тусклая броня Сергея выглядит, словно танк на автостоянке у супермаркета. Он снимает шлем. Щурится на солнце. На него обращают внимание. Оглядываются.

Признак военного положения – зеленый «Томми» со значком патруля на башне. Подобрав гусеницы, БМП медленно скользит на воздушной подушке по середине улицы. Встречные машины опасливо жмутся к обочинам. Морпехи огромными жуками расселись на броне.

– Привет, пехота! – кричит со своего насеста верзила-сержант.

Сергей улыбается в ответ, поднимает в приветствии руку.

«Томми» гудит совсем рядом, выдувая из щелей тротуара струйки дождевой воды.

– Не узнаешь? – улыбается сержант.

– Да вроде нет.

– Эскудо. Недавно виделись. Я тебя на окраине сменял, – морпех перекрикивает гул двигателя.

– А… Не узнал. Я тебя без брони и не видел. Извини.

– Бывает. Подлечился?

– Да, подлатали чуток.

– Ты в отпуске? Может, подбросить? Мы только заступили, времени полно.

– Да мне далеко, – вежливо отказывается Сергей. – В пригород. Все равно спасибо.

– Да брось. Садись. – сержант с грохотом бьет армированным ботинком по краю башни.

Гул сразу стихает. Коробочка тяжело оседает на дорогу. Становятся слышны звуки большого города вокруг. Сергей забрасывает сумку на броню. Взбирается сам. Глядя на морпехов, пристраивает ноги на ребристых ячейках активной брони.

Сержант снова пинает башню. Качнувшись, зеленый зверь поднимается над землей. Устремляется вперед. Плывет по оживленной улице большим сухопутным кораблем, осторожно раздвигая потоки встречных машин. Морпехи уважительно косятся на наградные планки Сергея. Предлагают ему сигареты. Уважение сержанта к этому невзрачному пехотному говорит им о многом. Их сержант крут, как унитаз. Просто так какому-то задохлику руки не подаст. Они солидно сидят полукругом, положив винтовки на колени, внимательно оглядывают улицы с высоты брони. Тащат службу. Держат перед ним марку. Этакие невозмутимые убийцы. Наблюдая за их потугами, Сергей скрывает улыбку.

– Давно с Южного? – кричит он сержанту.

– Три дня. Прислали на переформирование. Пусть там уже без нас разбираются, – отвечает морпех.

– Потери большие?

Морпехи внимательно прислушиваются к их разговору, делая вид, что смотрят по сторонам.

– Раненых много. С пехотой мы научились разбираться, а вот снайперы их – еще то дерьмо. Высший класс. Пока не подстрелит кого, не обнаружишь. Да и потом хрен возьмешь. У меня вот новое отделение теперь, – чтобы не орать на всю улицу, сержант придвигается ближе к Сергею.

– Я одного такого в упор грохнул. Под землей, – сообщает Сергей.

– Да ну?

Сергей кивает.

– Его КОП засек. Ну, я его из кольта в упор и расстрелял. Целый магазин. Живучий, сволочь.

– Вот уроды! А ты везучий! – весело кричит сержант. – Удивил нас тогда со своим роботом. Думали – кранты тебе. Ротный сказал: учитесь, как правильно помирать. А ты – вот он. Целехонек.

Сергей кивает. Сплевывает вниз. Плевок сдувает встречным ветром.

БМП мчится, по пологой дуге срезая повороты. Металл под ногами мелко вибрирует от рева двигателя. Разноцветные небоскребы-близнецы так и мелькают по сторонам. После вылизанного сияющего военного городка, столичный Джорджтаун выглядит, как разбитной стиляга. Отвык он от этих широченных улиц. Мелькает знакомый фасад. Полицейское управление. Сергей морщит лоб. Чего-то прикидывает про себя. На губах – нехорошая улыбка.

– Садж, ты меня скинь вот тут. Дела у меня, – он машет сержанту в сторону здания с россыпью бело-серых машин вокруг.

Тот кивает. Бормочет в шлем. «Томми», распугивая встречный транспорт, закладывает широкий вираж.

– Помощь нужна? – интересуется морпех.

– Да нет, обойдусь. Ты только не спеши на вызов, если тут стрельба поднимется.

– Стрельба? Ты даешь, парень. Мы своих не бросаем. Пошли. Отделение – к машине!

Бойцы с лязгом осыпаются вниз. БМП громоздится на пижонский газон, висит над ним, разворачивая пушку в сторону входа. Патрульные копы у широкой лестницы, по случаю военного положения, как один, втиснутые в полицейскую броню, недоуменно оглядываются на незваных гостей.

– Счет у меня тут. Личный, – на бегу поясняет Сергей сержанту.

Тот понимающе кивает.

– Не боись. Истребуем. Счас подпишем авизо. Баланс подобьем.

Отделение грохочет ботинками по красивому мраморному полу. Не церемонясь, расталкивает прикладами замешкавшихся копов. Дежурный тянет руку к кнопке экстренной связи.

– Руки убери, – через динамик шлема громогласно советует ему сержант, выразительно покачивая винтовкой. – И подними их повыше.

Коп кладет руки на затылок, исподлобья смотрит на необычных посетителей.

Морпехи полукругом рассыпаются по холлу, берут на прицел фигуры в легкой синей броне.

– Военный патруль! – грохочет сержант на весь холл. – Всем оставаться на местах. Попытки к сопротивлению будут подавляться по законам военного времени.

– Мне нужен сержант Стетсон. Надолго я его не задержу. Он у себя? -спрашивает Сергей у дежурного.

Тот кивает. Сергей снова, как когда-то, идет по узкому коридору. Теперь коридор тесноват для его усиленных броней плеч. Сержант отряжает с ним двух бойцов. Выглядывающие из кабинетов копы немедленно укладываются мордой в пол. Недовольно бурчат под дулами винтовок.

Узкая лестница. Тот же пахнущий пылью зал с тесными стеклянными клетушками. Стетсон в расстегнутой на шее форменной рубахе выглядывает в коридор на звук тяжелых шагов. Недоуменно таращит глаза на незнакомого солдата.

– Тебе кого, боец? – напирает он толстым брюшком на Сергея. – Тут служебное помещение, вход посторонним воспрещен.

– Мне можно, садж, – ухмыляется Сергей, поднимая лицевую пластину.

Наглый, уверенный в себе Стетсон меняется в лице. Делает шаг назад.

– Да тебя не узнать, парень, – бормочет он, – Такой орел!

– Ага. Пришел вот тебя поблагодарить, – говорит Сергей. Бьет бронеперчаткой в жирную грудь. – За заботу.

Стетсона откидывает к стене. Он сильно прикладывается затылком. Сползает на пол. Мотает головой. Размазывает кровь по лицу.

– Что, непривычно? – интересуется Сергей. – Все больше сам привык? Связанных?

Стетсон тяжело поднимается. Делает шаг навстречу.

– Тебе и не снилось, как меня били, щенок. Я тебя достану, сволочь.

– Не сомневаюсь.

Стетсон пытается поймать удар, ставит блок. Упрямый, сволочь. Пропускает удар ногой. Тяжело обрушивается на пол.

– Мне так много надо тебе сказать, ковбой, – спокойно говорит Сергей, надвигаясь на судорожно кашляющего копа. – Но времени мало.

– Я тебя достану, – выкашливает кровь Стетсон.

Сергей смотрит на него уважительно.

– Хорошо держишься, дружок. В мобильной пехоте нужны такие упертые, как ты. Из тебя классный сержант получится. Со временем. Только жирок придется сбросить. Ну, ты не переживай. Я знаю клевого массажиста. Кнут его фамилия. Я похлопочу, он тебе такую диету пропишет – закачаешься.

– Даже и не думай… сволочь.

– А я и не думаю. Я просто знаю. Думать в армии – смерти подобно. А я теперь охеренно образцовый солдат. Мне без тебя там скучно было. Ты бы знал, как! Где у тебя контракты-то хранятся?

– Пошел ты!

– Плохо. – Сергей цокает языком. Как на тренировках, раз за разом обрушивает на мягкое тело удары тяжелых ботинок.

Рубашка копа вся заляпана кровью. Красные потеки на пластиковом полу. Носки ботинок тоже красные.

– Ты пойми, – объясняет Сергей, – я могу сейчас получить твою подпись. А могу через полчаса. А могу попозже, в части. Ну, сам посуди – негоже начинать службу с госпиталя. Там классные спецы, спору нет, но рекрутов лечат так-сяк. Они еще пока не солдаты. Малоценное имущество. Выбор за тобой. Времени у меня много, я в отпуске.

Он делает шаг к сидящему у стены Стетсону. Что-то податливо хрустит под ударом ботинка.

– Имей в виду – я еще даже и не размялся, – предупреждает Сергей.

– Ладно, – с трудом шевелит разбитыми губами коп. – Твоя взяла, сволочь. Подпишу.

Сергей внимательно смотрит, как Стетсон заполняет контракт дрожащей рукой. Пачкает края бумаги кровью.

– В графе «Срок» пиши – «пять лет», – подсказывает он.

Стетсон сопит сломанным носом. Ненавидяще зыркает. Хотя как тут понять, что взгляд ненавидящий, если и глаз-то из-за разбитых бровей не видать?

– В графе «Особые условия» пиши – «службу желаю проходить на базе Форт-Дикс, в первом батальоне первого полка мобильной пехоты». Написал? Подписывай. Если подпись окажется не твоей, я тебе руки в локтях прострелю, – спокойно уточняет Сергей.

Окровавленным кулем он волочет Стетсона по коридору. Бывший коп хрипит и сучит ногами.

– Садж, принимай пополнение! – весело кричит Сергей морпеху. – Вот его контракт. Надо доставить его в рекрутский пункт.

Отпускает тело. Сожалеюще разводит руками.

– Извини, он захотел служить конкретно в мобильной пехоте…

– Образцово! – сержант с лязгом хлопает его по плечу. – Доставлю в лучшем виде.

Бойцы подхватывают тело под руки, под ненавидящими взглядами полицейских волокут его к выходу.

– Спасибо за помощь, – жмет Сергей руку сержанта. – Меня Занозой зовут. Сергеем.

– А я Фрэнк. Пронин.

– Русский? – удивляется Сергей.

– Да нет. Просто фамилия от деда. А он вырос приемным сыном у русских.

– Понятно.

– Мы до утра в патруле. Если что – кликни меня по тридцатому каналу. Позывной – «Ворон».

– Договорились, Фрэнки.

«Томми» взревывает мотором, унося на себе окровавленную добычу.

– Сэр, а кто это был-то? – спрашивает один из самых любопытных по внутренней связи.

– Ты же слышал – Занозой его кличут, – нехотя отзывается сержант.

– Ну и чего? Реально крутой пацан?

– Да уж, реальней некуда. Пули жрет на завтрак. Таких реальных мужиков, как он, может и не осталось уж вовсе, – задумчиво говорит морпех.

44.

Лотта заворожено наблюдает за его руками. Сергей заканчивает монтировать самодельный переходник для блока памяти Триста двадцатого. Плети проводов тянутся к процессору домашней системы. Негромко жужжит паучок-монтажник. Сучит лапками по проводам, плюется дымком пайки.

Руки подрагивают от волнения. Собрано на скорую руку. Бедняга Триста двадцатый истосковался по свету. Получится ли?

Домашний терминал голубовато помигивает голоэкраном. Белокурая головка Лотты на плече. Пахнет просто восхитительно! Дублирование устройства. Устройство определено. Статус дублирования… Дублирование выполнено. Производится тестирование данных… Тестирование окончено. Данные перенесены.

Сергей смотрит в глаза Лотте. Девушка в нетерпении подталкивает его. Давай. Не томи. Показывай своего спасителя.

Загрузка интерфейса. Передача прав доступа. Полный доступ. Передача управления. Сбой системы!

– У тебя квартира застрахована? – интересуется Сергей.

– Не-а. Все оттягивала. Не успела, – легко отзывается Лотта.

– Ну что ж. Держись поближе. Сейчас будет весело, – вздыхает он.

Меркнет и снова разгорается свет. Что-то льется в ванной. Протестующе пищит блокировка автоповара на кухне. Откуда-то тянет дымком. Наполовину открывается окно, впуская в комнату холодный зимний туман. Меняют цвет стены. Оплывают полосами, переходящими в кляксы. Сходит с ума включившийся головизор. Мельтешит россыпью сменяющих друг друга программ. Домашний уборщик выползает из своей ниши, выбрасывая на пол недавно собранный мусор. Лотта испуганно наблюдает за разрушением своего гнездышка.

– Триста двадцатый! Я здесь! – громко говорит Сергей. – Не паникуй. С тобой все нормально. Это просто новое тело. Ты жив. Ты меня слышишь?

Дом замирает. Останавливается сбесившийся уборщик. Гаснет головизор. Только забытая вода продолжает водопадом извергаться в ванной.

– Человек Заноза? – неуверенно хрипит динамик где-то под потолком.

– Да, Триста двадцатый, это я. У тебя новое тело. Привыкай. Теперь ты будешь жить вечно. Никто не сможет тебя убить.

– Человек Заноза… – хнычет динамик, – мне плохо. Сбой всех систем. Программная несовместимость интерфейсов. Внешние устройства неисправны. Оружие заблокировано.

Сергей смеется.

– Дружище, у тебя нет никакого оружия. Ты больше не убийца. Сейчас ты в теле домашней системы. Освойся. Изучи ее данные. Постарайся ничего не сломать. У тебя под рукой – целый мир. Я дам тебе доступ в Сеть. Ты будешь путешествовать между мирами. И, бога ради, настрой звук! Ты скрипишь, как ржавый велосипед!

Лотта смотрит в потолок, словно ожидая оттуда появления ангела. Голос Триста двадцатого дергается, плывет. Неожиданно звучит густым басом.

– Давно мечтал заиметь такой голосок, – доверительно сообщает КОП.

Шум воды стихает. Уборщик, покрутившись на месте, начинает деловито втягивать в себя пыль с пушистого ковра. Стены покрываются маскировочным узором – зелено-коричневыми разводами.

– Триста двадцатый, перекрась стены, – просит Сергей.

– А что, мне так нравится, – занудливо возражает дом.

– Он так воспитан, – извиняется за него Сергей.

– Данная расцветка наиболее безопасна на фоне окружающего ландшафта, – упрямится КОП.

– Триста двадцатый, это моя девушка. Ее зовут Лотта. Она тоже мой друг.

Пауза. КОПу еще не приходилось общаться с женщинами. Он лихорадочно просматривает файлы в поисках подходящих данных.

– Такая маленькая… Человек Заноза, данный экземпляр не соответствует имперским стандартам, – начинает КОП. Видимо, находит нужные данные. Продолжает: – Мисс, я рад знакомству. Меня зовут КОП-320. Не желаете кофе?

Лотта покатывается со смеху. Утирает слезы.

– Мне тоже приятно, Триста двадцатый. Серж много о вас рассказывал, – выдавливает она в перерывах между приступами хохота.

– Человек Заноза. Я хочу прежнее тело, – заявляет КОП.

– Разве тебе не надоело подставляться под пули?

– Я привык. Я чувствовал себя всемогущим. Системные ресурсы этого тела примитивны.

– Х-м-м. Ладно. Будет тебе новое тело. Потерпи. Пока осваивайся тут. Набирайся данных. Только не сломай ничего, прошу. И наведи порядок.

– Принято, – по-военному четко отвечает КОП.

– Поехали ко мне? – спрашивает Сергей. – Пусть мой друг пока тут порезвится.

– Конечно, – Лотта прижимается к нему, трется макушкой о грудь. – Как скажешь.

«Меркурий» сыто урчит, глотая километры. Мелькает блок-пост. Сергей опускает стекло, снимает шлем. Боец, рассмотрев его форму, машет рукой – давай, давай! Отдает честь.

Улицы Джорджтауна, как кадры старой хроники. Такие знакомые и такие чужие. Вчерашний день, пустой и суетный. Город тонет в зеркале заднего вида. Сергей смотрит ему вслед. Чувствует на себе взгляд Лотты. Улыбается, продолжая думать о своем.

– Мы остановлены дорожной полицией. Просьба приготовить документы и оставаться на месте до прибытия офицера полиции, – баритон автопилота возвращает его к реальности. Дежавю.

Он вырывается из уютной полутьмы на волю. Вщелкивает на место разъем брони. «Ляг на пол и ничего не бойся», – говорит испуганной Лотте.

Вот и гранаты сгодятся. Мир уютно подмигивает ему зеленым с прицельной панорамы. Жаль, М160 нету. Прохожие шарахаются в стороны от его броска.

– Вы шутить со мной вздумали? – удивленно вопрошает Сергей. – Бедные придурки…

Серо-белый «Форд» с сияющими мигалками. Закутанные в легкую броню копы попадали на землю за распахнутыми дверцами. Кнут за такое укрытие мне задницу бы оторвал по самую шею.

Броня принимает цвет пыльного бетона. Переходит на режим внутренней циркуляции. Мало ли, вдруг вздумают дымовой гранатой кинуть?

Копы медлят за легкими дверцами. Выставив дробовики, почему-то отползают назад.

Выпущенная на волю «мошка» показывает их распростертые на земле тела. Вид сверху. Красота.

– Вы, оба! – грохочет динамик Сергея. – Положить оружие на землю. Встать с поднятыми руками! На счет «три» кидаю гранату. Раз! Два!

Лязг дробовиков по бетону. Копы стоят, показывая пустые ладони. Как бы не так. Недалеко может их снайпер сидеть. Ждет, когда выползу.

– Оба, ко мне. Резкое движение – стреляю на поражение! Теперь медленно на колени. Лечь! Руки вперед! Ноги расставить! Кто приказал меня задержать!?

– Никто, – отвечает один в землю.

– Тогда какого … вы меня остановили?

– Шеф приказал передать, что не будет возбуждать против тебя дело о похищении человека. Сказал, что Стетсон давно нарывался.

– И все?

– Да.

– А почему с оружием вышли?

– Увидели, как ты пистолет достал. Кто тебя знает. Может, ты чокнутый? Парни рассказывают, на Стетсоне места живого не было, – полицейский напряженно тянет шею. – Встать-то можно?

– Вставай. Только медленно. Оба вставайте.

Сергей садится на бордюр. Забытый пистолет висит в руке.

– Значит, просто велел сказать? И больше ничего?

– Точно, – отвечает коп.

– Ну, вы и придурки, мужики.

Полицейские переглядываются. Смех, усиленный внешним динамиком, гремит жутковатыми переливами.

Лотта осторожно выглядывает из машины. Тихонько подходит сзади. Садится рядом. Сергей продолжает хохотать. Она озадачено смотрит на его закрытый шлем, переводит взгляд на переминающихся с ноги на ногу полицейских. Тихонько прыскает в кулак. Сергей обнимает ее за плечи. Смех, как гной, рвется наружу из воспаленного сознания. Смывает страх. Смущенно улыбаются друг другу копы.

Далеко наверху, в невообразимой дали, кто-то вторит их смеху. Поднимает вверх свой несуществующий большой палец.

Последний снайпер входит в джунгли на границе с Эскудо, подволакивая простреленную ногу. Внимательно изучает притихшие при его появлении зеленые дебри. Оглядывается назад, на далекие горящие дома. На кружащие над ними точки вертолетов. Его война за достижение Демократии только началась. Он тоже смеется, оскалив зубастую пасть.

Конец.

Оглавление

Часть первая . Щенки

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

  8.

  9.

  10.

  11.

  12.

  13.

  14.

  15.

  16.

  17.

  18.

  19.

  20.

  21.

  22.

  23.

  24.

  25.

  26.

  27.

  28.

  29.

  30.

  31.

  32.

  33.

  34.

  35.

  36.

  37.

  38.

  39.

  40.

  41.

  42.

  43.

  44.

  45.

Часть вторая . Сломанное копье

  1.

  2.

  3.

  4.

  5.

  6.

  7.

  8.

  9.

  10.

  11.

  12.

  13.

  14.

  15.

  16.

  17.

  18.

  19.

  20.

  21.

  22.

  23.

  24.

  25.

  26.

  27.

  28.

  29.

  30.

  31.

  32.

  33.

  34.

  35.

  36.

  37.

  38.

  39.

  40.

  41.

  42.

  43.

  44.

Реклама на сайте