«Главнокомандующий»

Николай Гуданец Главнокомандующий

Посвящаю Ивану Тыщенко, с глубоким уважением и благодарностью

Глава 1

Внизу простиралась огромная чаша с дымчато-голубыми краями, расписанная кое-где по донышку прямоугольным узором – зелёные и коричневые лоскуты огородов, красная черепица крыш. Поверх деревушки висели разрозненные косматые клочья облачности, они мешали толком разглядеть, что происходит.

Компьютер спутника перебирал диапазоны сканирования, наслаивал полученные картинки, дотошно сравнивал их с извлечёнными из памяти, отснятыми на предыдущем витке, советовался со своим собратом, установленным на борту барражирующего под облаками штурмовика. Закусив губу, Березин ждал. Наконец там и сям среди домов замерцали оранжевые пунктиры, исходящие веером из алого квадратика между рощей и молочной фермой. Под ними компьютер вывел аккуратными жёлтыми буковками строки сообщения:

Противник обнаружен

Тип судна: средний транспорт

Скорость: 0

Высота: 0

Количество пехоты: 11

Статус: патрулирование

На табло поверх плана-схемы неугомонная ручьистая цифирь вела обратный отсчёт времени. Так, осталось полминуты до момента полной боеготовности. Пора.

С космической четырёхсоткилометровой высоты Березин махом нырнул вниз, туда, где в лощине только что приземлился десантный гравиплан. Спустя секунду томительного бархатного мрака он очутился в кабине танка, молнией пролетев сквозь жилы волоконно-оптических кабелей, заоблачные зигзаги ретрансляторных линий, гигагерцовую мельтешню процессорных узлов. Окинул взглядом приборы и взялся за рычаги, перенимая управление. Рядом с тахометром зажглась зелёная лампочка в знак того, что танковый кибермозг переключился на полуавтоматический режим и готов подстраховать стрелка-водителя в случае необходимости. Двигатель ровно урчал на холостых оборотах.

– Комвзвода, приготовиться к атаке, – приказал Березин.

– Взвод к бою готов, – тут же доложил лейтенант Окамото.

Дробно пощёлкивая траками, танк съехал по аппарели десантного гравиплана и остановился на цветущем лугу.

Березину вдруг почудилось, будто в лицо дохнуло свежим ветром, перешибившим запах горячего металла и смазочных масел.

Померещилось, конечно. Ноздрей у кибертанка нету.

Подвешенная вне тела психика выкидывает фортели, наслаивает поверх виртуальных ощущений свои безобидные мороки. Сейчас не до пустяков.

Один за другим из десантного отделения выпрыгивали бойцы в маскировочных комбинезонах поверх бронекостюмов, с лазерными трёхстволками наперевес. Они заняли позицию по широкой дуге позади танка, изготовившись для стрельбы с колена.

– В атаку марш! – скомандовал Березин и мысленно добавил: «Господи, благослови...»

– Есть в атаку! – браво отозвался командир взвода.

Березин подтянул катки, включил антигравы, дал малый ход. Сорокатонная махина «Урала-234» плавно заскользила вверх по склону под комариное пение взвихрённого гравиполем воздуха. Едва танк перевалил через гребень, откуда-то грохнул выстрел. Бешеный клубок плазмы пронзил выпуклую чешую керамдиновой брони, однако увяз в прослойке кварцваты. Основная броня осталась цела, её не пробьёшь из стрелкового оружия.

Мигом кибермозг повернул главную турель туда, откуда стреляли. Березин вгляделся сквозь зеленоватые риски танкового прицела; в его правом нижнем углу мерно пульсировал оранжевый кружок. В полукилометре от холма над буйной зеленью возвышались черепичные крыши белых колхозных коттеджей с лопухами спутниковых антенн. Автоматика самонаведения сработала быстро, башня повернулась ещё на десяток угловых, и центральные риски прицела налились жёлтым цветом. Их перекрестие указывало на серый горбик, который чуть возвышался над травой возле ствола цветущей глицинии. Вот он, медузняк. Получай, гад.

Березин прижал гашетку. Коротко, с присвистом рявкнул башенный лучемёт. Медузняка накрыло вспышкой, брызнул сноп голубых искр, взмыло кверху и тут же истаяло облачко пара. На чёрной проплешине остался закопчённый холмик, оранжевый кружок погас. Одной тварью стало меньше.

Однако на душу легла мелкая накипь, как будто выстрел медузняка царапнул не «Урал-234», идущий в атаку по далёким белорусским холмам, а он, Березин, сам заработал ненароком пустячную ссадину на боку.

Тем временем бойцы обогнули холм, рассыпались цепью и короткими перебежками попарно двинулись вперёд. В палисаднике возле углового дома шевельнулись вырезные трефовые листья молодого инжира, среди них мелькнула блёклая молния, спустя секунду раздался сдавленный чих плазменного ружья.

Стрелявший целился в лейтенанта, но промазал. Заканчивая перебежку, Окамото припал на колено, и цепочка изумрудных шариков свистнула поверх его каски.

Немедля Березин наддал ходу, приподняв танк на полтора метра, чтобы не повредить шпалеры виноградника, тянувшиеся вдоль склона. Не успел он повернуть башню и прицелиться, как двое десантников на флангах, вооружённые тупорылыми увесистыми лучемётами, накрыли инжировое дерево шквальным огнём. Когда рассеялся пухлый клуб пара над обугленным пеньком, бойцы уже ворвались в деревушку. Одиннадцать минус два равняется девяти.

Остановив танк на околице, Березин запросил со спутника план-схему боевой обстановки, наслоил её поверх прицельных рисок. Между посёлком и молочной фермой змеилась путаница рыжих пунктиров, однако ни один из них не оканчивался кружком. Ясно, противник занял скрытные позиции.

– Взвод, слушай мою команду! – гаркнул Березин. – Разбиться на пары, прочесать помещения!

Он дал малый назад и остановил парящий над виноградником кибертанк посреди склона, чтобы держать в поле зрения и деревушку, и молочную ферму.

Сквозь прореху меж бегущих облаков на притихшие безжизненные дома хлынуло солнце.

Посреди луга догорал вражеский истребитель прикрытия – покорёженный металлический диск метров десяти в поперечнике. Зеркально сверкающий борт вокруг пробоины покрылся копотью, чадный вихор пламени мотался на ветру.

Два «Су-139» кружились высоко в небе, опасаясь зенитных самонаводящихся снарядов. Даже если пришельцы прорвутся к своему транспортному судну и попытаются взлететь, их неминуемо собьют. Понимая это, засевшие в домишках медузняки отстреливались с отчаянием обречённых.

Там и сям вразнобой грохотали взрывы, бойцы сноровисто зачищали гранатами помещения.

Напряжённо вслушиваясь, Березин молился Приснодеве за ребят. В радиосети тихим шелестом висело учащённое дыхание двадцати семи человек. Ухнула очередная граната, послышался утробный рык раненого медузняка, тут же оборванный шипением лазерного луча, полосующего водянистую плоть.

– Ещё один готов, – пробасил ефрейтор Дрейфус.

– У меня двое наповал, – откликнулся весело Краузе.

Так, осталось шестеро.

Ой ли? Обычно в среднем транспорте их бывает двенадцать. Возможно, последний не выходил, засел в посудине. И поди-ка выкури гада. Ну, а если он от безнадёги пустит реактор вразнос, тут станет жарко, даже слишком. Месяц назад в Боливии так полвзвода полегло.

В эфире не смолкала перестрелка: сплошное шипение и попыхивание стрелкового оружия, резкий кашель гранат. Разноязычные междометия и ругань кибертолмач оставлял без перевода.

Хмурым взглядом Березин уставился на приплюснутый серебристый шар транспортного судна, стоявшего на тонких телескопических шасси между апельсиновой рощицей и амбаром. Шлюз открыт, аппарель спущена. Послать двоих проверить, нет ли кого внутри?..

– Командир, Краузе убило! – прервал его размышления исступлённый девичий вопль.

Кто-то ещё крепко выругался сквозь зубы, швыряя гранату.

Поодаль, за судном чужаков, под сенью берёз раскинулось деревенское кладбище: аккуратная синяя ограда, серебрянкой крашенные православные кресты, кое-где – старинные узкие пирамидки с красной звездой на макушке.

Внезапно риски прицела замерцали, пожелтели. Башня повернулась на пяток угловых, туда, где шелохнулись цветущие ветви акации. На заснеженную лепестками траву из кустов шагнул медузняк с гранатомётом в левой лапе. Правой он прижимал к бронированному набрюшнику мальчугана лет десяти от роду. Живого.

Палец Березина замер на гашетке.

Малыш заходился в крике, молотил кулачками по толстой синей лапе, ухватившей его поперёк груди.

Прицельное перекрестие требовательно мигало. Выпученные белёсые глаза чудища уставились на танк, и жерло гранатомёта легонько покачалось вверх-вниз. Дескать, стрелять не буду. И ты не пальни с перепугу. Я уцепился за последний шанс. Видишь?

Березин скрипнул зубами, глядя, как медузняк, пригнувшись и прикрываясь ревущим мальчуганом, засеменил к аппарели. Чужак двигался не спеша, косолапо, бочком, выставив куцый ствол гранатомёта и настороженно поводя им из стороны в сторону.

Мальчик обречён, как ни крути. Едва медузняк доберётся до ходовой рубки, он выведет реактор на форсаж, потом отключит магнитную шубу. И около двухсот граммов минус-железа начнёт аннигилировать. От деревеньки останется кратер, не меньше, чем после разрыва водородной бомбы.

Однако Березин никак не мог заставить себя надавить гашетку. Быстро переключившись на план-схему, он увидел у чужака в тылу косой белый крестик. Лучемётчик Руди Краузе, царствие ему небесное. Рядом с погибшим светился белый квадратик под номером семнадцать. Хадсон. Та девчушка из нового пополнения, что кричала бешеным голосом.

Засёк ли чужака индикатор её прицела? Директриса между ними полна помех. Но если Хадсон успеет отбежать на десяток метров к северо-востоку, может попытаться завалить медузняка выстрелом сзади.

– Семнадцатый, слушай мою команду... – торопливо начал было Березин, и тут кусты акации взбурлили паром и пеплом.

Долгий импульс лучемёта напрочь сбрил угол кладбищенского штакетника вместе с зарослями, добрался до медузняка, полоснул его по ногам. Тот рухнул, забился в конвульсиях, на траву хлынули два тугих фонтанчика ярко-синей крови.

Шесть минус один.

Березин осёкся на полуслове, и в замешательстве у него мелькнула шальная мысль: неужто Краузе воскрес?..

– Я – Семнадцатый, генерал, – откликнулась Хадсон.

Ай да девчонка! Сообразила, что луч её трёхстволки наверняка увязнет в оптической каше испаряющейся листвы. И взяла оружие убитого напарника. Умница. Золотко.

– Отличный выстрел, – произнёс Березин. – Семнадцатый, там ещё ребёнок. Живой.

– Так точно, вижу индикацию, – подтвердила Хадсон.

– Посмотрите, не ранен ли. Потом проверьте, может, кто засел в посудине, – приказал Березин и добавил дрогнувшим голосом: – Осторожнее, Семнадцатый.

– Слушаюсь, генерал, – ответила девушка. Судя по тону, от её первоначальной истерики не осталось и следа.

Продолжая отслеживать обстановку по плану-схеме, Березин сосредоточенно гадал, прикидывая, где могли укрыться недобитые чужаки. Рассыпанные по ломаной дуге белые квадратики передвигались рывками, то и дело замирая в настороженности. Тревожно вспыхнувший в центре посёлка рыжий кружок сразу погас: номер восьмой, Люся Жданович, метко срезала медузняка, выбравшегося на крышу сельпо.

– Генерал, я – Семнадцатый, мальчик о'кей, – доложила Хадсон.

Включив наблюдение через прицел, Березин увидел, как девушка склонилась над малышом и погладила его по голове, успокаивая. Шлем и защитные очки делали её похожей на стрекозу.

– Вижу, – откликнулся генерал. – Займитесь их кастрюлей.

– Есть.

Подбежав к аппарели, Хадсон метнула осколочную гранату в открытый шлюз судна, припала к траве, после разрыва моментально вскочила и нырнула вовнутрь с лучемётом наперевес. Хоть и необстрелянный новичок, а действует чётко. Из неё будет толк.

– Посуда чиста, никого, – доложила она чуть погодя.

– Доставьте ребёнка в гравиплан, пускай врач его осмотрит, – приказал Березин.

– Слушаюсь, генерал.

Оставшихся четверых медузняков бойцы перебили за считанные минуты.

– Товарищ генерал, тут ещё один гад лежит, ещё живой вроде! – услышал он взволнованный голос сержанта Чукарина.

– Дайте трансляцию, – потребовал Березин.

– Есть.

Переключившись на телеглаз, прикреплённый к макушке каски Чукарина, он увидел приоткрытую дверь амбара, густо побитую осколками гранаты, косо висевшую на верхней петле. Рядом с ней лежал бурый комок, около метра в поперечнике, похожий на древесный комель. Из-под чешуйчатой брони вились вразброс тонкие щупальца, тускло поблёскивал наполовину затянутый плёнчатым веком фиолетовый глаз. Ого, декапод.

Отыскался двенадцатый. Невидимка в броне с антирадарным покрытием.

Контуженная тварь неуклюже заворочалась, моргнула, уставившись на Чукарина. Затем декапод перевалился на бок и потянул к брюшному клюву щупальце, украшенное витым платиновым браслетом с крошечной ампулой.

Глядя, как в прозрачном пузырьке переливается голубая жидкость, Березин невольно подался вперёд, стиснул кулаки.

– А, ч-чёрт!.. – выдохнул он.

Сержант оказался начеку, он мигом наступил на щупальце тяжёлым солдатским ботинком и с размаху опустил на темя декапода приклад лазерной винтовки. Чужак жалобно пискнул и обмяк, оглушённый крепким ударом.

– Травануться хотел, сука, – проворчал Чукарин, сплюнув. – Знаем мы ихние штучки...

Нагнувшись, он отщёлкнул замочек браслета, повертел затейливую штуковину перед глазами.

– Молодцом, сержант, – одобрил Березин.

На всякий случай взяв наперевес винтовку, Чукарин двинулся к двери амбара.

Медленная тоскливая иголка штопала сердце, Березин знал наперёд, что творится там, внутри.

Войдя в длинное полутёмное помещение, сержант огляделся.

С потолочной балки свисали обезглавленные трупы, за ноги прибитые длинными трёхгранными гвоздями. Ленивые струйки крови стекали в расставленные на полу крутобокие титановые лохани. В углу, на охапке сена, возле кучи отрубленных голов валялся здоровенный пневматический гвоздебой с длинным гофрированным магазином.

Превращённый в бойню амбар вместил всё население деревни, человек сорок. От мала до велика.

Смотри, жёстко велел себе Березин. Смотри, не отворачивайся.

Сержант шагнул вперёд, кишевшие на трупах мухи взмыли, заметались по сараю электрически гудящей тучей.

Изображение вдруг замоталось и смазалось, Чукарина одолела рвота. Согнувшись в три погибели, сержант опорожнил желудок себе под ноги, отёрся рукавом и сипло пробормотал:

– Виноват, товарищ генерал...

– Отключайте трансляцию, – сквозь зубы буркнул Березин, ощупью нашарил бумажный платок и промокнул испарину на лбу.

Ярость шипастым комом засела в кадыке. Ладно бы впервые видел такое, а то ведь который раз одно и то же. К этой жути невозможно привыкнуть.

– Лейтенант! – позвал он по радиосети Окамото.

– Я, товарись генерарь, – почтительно откликнулся тот по-русски.

– Всё, кончен бал. Собирайте трофеи, двигайте на базу.

– Есть!

– Вызывайте «оркестр» сами, я отбыл, – добавил Березин и покинул радиосеть, не дожидаясь ответа.

Называть похоронную команду «оркестром» повелось у десантников издавна, ещё с тех пор, когда она состояла из полковых музыкантов. В рамках проекта «Ч» туда стали набирать гражданских по найму, но традиционная кличка и к ним прилипла.

Передав управление танком киберу, Березин поставил ему задачу самостоятельно вернуться в гравиплан. Собственный обратный маршрут он задал через релаксационные ворота, по своей излюбленной трассе.

И спустя мгновение уже брёл по галечному пляжу под пышным тропическим солнцепадом. Слева карабкались на крутой утёс выветренные скальные фигурки, справа простиралась морская гладь.

Неспешным шагом дойдя до края бухты, Березин взошёл на гладкий лавовый язык, усердно лакавший пенистые волны. Постоял немного, впитывая глазами простор.

Одиночество и тишина. Сейчас они стали для генерала благом, а не проклятием.

Обратный путь из любой точки глобуса занимает лишь несколько секунд, покуда квантовый процессор перебирает триллионы битов, методично пробираясь к системному хребту, а оттуда на материнский узел. Однако Березин не спешил возвращаться в собственное тело.

Уже не танк, не командир десантного подразделения, не руководитель проекта «Ч», он стал просто никем. Затаившей дыхание живой точкой на краю великанского покоя.

До чего же всё-таки потрясающая штука вирел.

Казалось бы, совсем недавно, десяток лет назад, всё началось с коммерческих сеансов виртуальной релаксации. В точности подобно тому, как и глобальная компьютерная паутина некогда разрослась из пентагоновского проекта ARPANET. Теперь же трудно представить, как иные люди могут обходиться без вирела.

Прибой кипел среди валунов у подножия погасшего вулкана, словно из недр продолжала сочиться огнедышащая лава. Давным-давно, когда по этому полуострову ещё бродили динозавры, береговая кромка вздыбилась, исторгая пламя и пепел, взгромоздила крутые утёсы и затихла. На протяжении миллионов лет ветер и вода кропотливо вытёсывали на склонах кратера лес каменных изваяний. В прошлом веке здесь устроили заповедник. А теперь это место, причисленное к самым живописным на земном шаре, стало доступным для посещений – разумеется, виртуальных.

Ещё только начиная осваивать вирел, Березин пристрастился подолгу тут бродить. Неважно, что гуляла всего лишь призрачная электронная фигурка внутри набора двоичных кодов. Хотя бы так, раз не дано иного.

Высоко над зарослями цветущего шиповника притихший вулкан грозил небесам исполинским пальцем. По ту сторону ущелья, в горах, приютилась радиолокационная станция, работавшая ныне в рамках проекта «Ч». Впрочем, для виртуальных туристов на её месте деликатно соорудили эвкалиптовую рощу.

Березин зашагал по тропинке вдоль берега бухты. Левой-правой, левой-правой, Господи, хорошо-то как...

Время блаженно зависло, но сработал программный таймер. Мослы гранитных кряжей стали набухать и расползаться, как сухарь в чае, сквозь них прорезались иконки оболочки «Первопрестольная 10.2». Всё, хорошенького понемножку.

Сняв компьютерный шлем, Березин вытер вспотевшие ладони о рубашку, глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Как всегда после долгого хождения по вирелу, собственное тело казалось ему тяжеловесным, неуклюжим обрубком. Предстояло заново свыкнуться с ощущением, что нет у него больше ни траков, ни антигравов, ни ног. Вместо них моторчик и колёса инвалидного кресла.

Из вирела следует выходить постепенно, иначе может возникнуть нечто вроде кессонной болезни. Растревоженное подсознание вздыбливается, и психику атакуют кошмары, словно вскипающие в крови водолаза пузырьки азота. В минувшем году Березину пришлось перенести экстренный выход из вирела, когда в его танк угодила бомба истребителя чужаков. После этого он промаялся неделю на уколах, да ещё психотерапевт на полмесяца запретил ему прогулки по вирелу.

Откинувшись на спинку кресла, генерал постарался дышать как можно глубже и реже. Суставы и мышцы словно патокой пропитало, не пошевелиться.

Прохладный воздух бередили привычные убаюкивающие звуки: жужжание кондиционера, мурлыканье процессорной гидравлики охлаждения, щелчки часового маятника.

Когда Березин чуть освоился в реальности, он потянулся за стоявшей рядом с компьютером непочатой банкой кваса, рывком выдрал из её крышки алюминиевый лепесток. От поспешного жадного глотка заломило гортань.

Щурясь, он обвёл глазами просторную комнату. Сквозь раздвинутые жалюзи бил косой веер солнечных лучей, застеклённые книжные полки расшвыривали скопище радужных бликов.

Бронзовый циферблат старинных кабинетных часов показывал четверть третьего. Значит, сеанс вирела длился почти семь часов.

Откатившись в кресле к окну, Березин взял с подоконника трубку, набил её душистым табаком из плоской жестянки, раскурил от газовой зажигалки. Неторопливо смакуя ореховый привкус дыма и хорошо обкуренного вереска, сжал в ладони увесистую, тихо теплеющую гладкую головку трубки.

За переплётом ленточного окна вздымалось гулкое пространство, тугой бирюзовый парус неба, по которому юркой мошкарой сновали кургузые гравикары. Под самыми облаками проносились пузатые веретёна флайбусов.

Далеко внизу расстилалась площадь, залитая полуденным солнцем. Там свирепствовала немилосердная московская жара, тридцать пять градусов по Цельсию в тени. Крошечные прохожие в шортах и маечках мельтешили на тротуарах, возносились на виадуки, по их ажурным руслам пёстрыми ручьями текли во все стороны над потоками грузовых электромобилей.

Позади станции метро золотились луковки храма Николая у Таганских ворот, справа ритмично вспыхивал голографический афишный столб над малиновой коробкой театра, вдали виднелась шеренга сияющих небоскрёбов, и среди них иголкой-недомерком торчал шпиль старого дома на Котельнической.

Всё это вдруг показалось ему ненастоящим, безмятежной и лживой виртуальной картинкой. Если тряхнуть головой, отгоняя наваждение, и ткнуть клавишу выгрузки, тогда увидишь всё, как есть. По дорожкам виадуков плывут обезглавленные ободранные тела вверх ногами, кровь лениво капает в крутобокие титановые лохани. Невозможно привыкнуть. Сколько бы ни видел такое, привыкнуть нельзя.

Глава 2

Хлопнула входная дверь, и в комнату заглянул навьюченный двумя кошёлками денщик Василий. Его круглое курносое лицо под форменной тропической панамой усеяли бисеринки пота.

– Кушать будете, товарищ генерал? – спросил он.

– Пока нет, – ответил Березин и, малость поразмыслив, добавил: – Вот кофе свари, пожалуй.

– Сию минуточку.

Василий затопал на кухню и принялся там хлопотать, рассовывая припасы из кошёлок по шкафчикам.

На последних затяжках в трубке смачно захлюпала табачная смолка. Березин выскреб пепел никелированным складным причиндалом, тщательно протёр мундштук ёршиком.

Сосредоточенная возня с трубкой отвлекала от мыслей о белом крестике на плане-схеме. Отто Краузе мёртв. Один из самых опытных десантников, ветеран проекта «Ч». Немногословный улыбчивый крепыш, виртуозно управлявшийся со своим увесистым лучемётом. И ведь погиб не в крупном бою, а так, в лёгкой стычке.

На душе у Березина саднило. Прикрыв глаза и уткнув подбородок в грудь, он начал творить сердечную молитву. Однако на сей раз афонская практика не принесла облегчения. Сухость сердечная. Тяжко.

В мозгу с трансформаторным гудением летали жирные мясные мухи. Тяжёлые и чёрные с лиловым отливом, будто выкованные из воронёной стали.

Предыдущая крупная вылазка чужаков случилась накануне Рождества, в Финляндии. Тогда двадцать семь человек точно так же забили, как скот, и предотвратить это не удалось. Десантники подоспели к шапочному разбору, чужаки успели погрузиться в судно и стартовали, но их сбил перехватчик.

Ещё тогда Березин пришёл к мысли, что надо менять саму концепцию проекта «Ч», перенацелить её на стрельбу с упреждением. Сделать основной упор не на мобильных частях, а на сети патрульных спутников – с тем, чтобы подавлять вылазки неприятеля в зародыше.

И ещё, конечно, требуется больше радарных станций и перехватчиков, больше баз и гравипланов, тогда, может быть, удастся организовать полноценную оборону. Да только денег неоткуда взять. Ассигнования на проект «Ч» недостаточны, да ещё и поступают нерегулярно, с большим скрипом. Наверняка эти суммы какой-то мерзавец тайком через проценты проворачивает.

А кто крайний? Ясное дело, руководитель проекта. У которого требуют обеспечить защиту планеты за три копейки. Гады, крохоборы, жульё. Самих бы их вверх ногами прибить, прости, Господи...

Поймав себя на том, что он всё ещё машинально возится с вычищенной трубкой, генерал сунул её в карман халата и бросил шоколадный от смолки ёршик в пепельницу.

Хоть какое-то утешение, что выжил вихрастый бутуз, которого медузняк взял заложником. Единственный изо всей деревни, кому посчастливилось уцелеть. Надо будет представить Хадсон к медали.

Березин тронул сенсоры, тихо зашелестел моторчик, и кресло покатилось на кухню.

– Товарищ генерал, краснодарского кофе не было, так я взял немного датского, – через плечо сообщил Василий, пересыпая стрекочущие зёрна из пакета в кофемолку. – Это ничего?

– Сойдёт, – вяло махнул рукой Березин. – А бананы взял украинские?

– Конечно. Может, перекусите всё-таки, товарищ генерал? Вы ж с утра не евши.

– Ладно, уговорил, – буркнул генерал, подъезжая в кресле к столу. – Давай бананы. И йогурт.

Открыв пластмассовую широкогорлую банку, Василий вытряхнул в стакан рыжие комки апельсинового йогурта и ловко содрал с переспевшего банана веснушчатую шкурку, снабжённую овальной жовто-блакитной этикеткой.

– Приятного аппетита, – улыбаясь до ушей, молвил он.

– Спасибо, – поблагодарил Березин, вполголоса прочёл «Отче наш», перекрестился и начал кромсать банан ложкой.

Казалось ему, после увиденного сегодня в деревушке кусок в горло не полезет, однако стоило приняться за еду, как аппетит проснулся волчий.

С видом алхимика, истово справляющего gamonymus, Василий колдовал над кофе: прокалил помол, залил его кипятком и принялся плавными пассами водить джезвой над горелкой. По кухне поплыл забористый дух отличной мокки. Покончив со священнодействием, денщик налил кофе в большую фарфоровую чашку через ситечко и уселся напротив Березина, по-бабьи подперев кулаком щёку.

– Хочу сегодня шти по-монастырски соорудить, – мечтательно поделился сокровенным он. – А на второе – синенькие с грибами.

– Валяй, – разрешил Березин, думая о своём.

Далеко не все суда чужаков удаётся засечь на подлёте к планете. Около сорока процентов приземляется, оставшись незамеченными. Но если форсировать исследования в Новосибирске и освоить их систему связи, станет возможен превентивный перехват. Спецы сулят стопроцентный успех, однако наверняка привирают, шельмы. Надо будет на днях заглянуть в Академгородок, ах да, ещё в Дубну, конечно... Никак не получается всюду поспеть, хоть пополам разорвись.

Денщик безмолвно мялся, воззрившись на генерала и часто хлопая белёсыми ресницами. Его пальцы нервно комкали кромку цветастого ситцевого передника, надетого поверх форменного обмундирования.

Попросить о чём-то хочет, решил Березин, осторожно прихлёбывая горячий крепкий кофе. Пожалуй, датский отнюдь не плох, почти не уступает «Золотому казачьему». Да и Василий всё-таки настропалился его варить на славу, прямо-таки Liguor Mercurii получился.

– Что на душе, братец? – подбодрил денщика Березин.

– Вы ж опять всю ночь за компьютером просидели... – нерешительно начал тот. – Накурили, хоть топор вешай...

– Ну, да. И что?

Глубоко вздохнув, Василий точно с вышки в воду сиганул.

– Вредно же, товарищ генерал...

– Самая вредная штука – это жизнь, друг ситный, – веско возразил Березин. – От неё все подыхают, и ещё никто не выжил.

Он достал трубку из кармана и принялся набивать её табаком. Выбрал же время, шельмец, опять читать свои нотации. Смекнул, что с устатку да на сытый желудок генерал гневаться не станет.

– Вы всё шутите... – укоризненно молвил Василий, взяв с подоконника пухлый номер «Православной России». – А я вот вчера вечером в газетке прочёл...

– Насчёт курева? – хмыкнул генерал, уминая пальцем душистые табачные волокна.

– Никак нет. Насчёт этой самой, виртуальности.

– И что пишут? – Березин щёлкнул зажигалкой и сделал несколько частых затяжек, раскуривая трубку.

– Вот, – отогнув толстый бумажный пласт, денщик ткнул пальцем в статью. – «Жертвы рукотворного мира» называется. Прочитаете?

– Перескажи, – велел генерал.

Сам он пользовался исключительно электронной прессой, а ретроград Василий привык к бумажным газетам, за компьютер его силком не усадишь.

– Значит, так, пишет протоиерей отец Иоанн, по фамилии Мирославский...

– Короче, – перебил Березин и выдохнул сизый жилистый клуб дыма. – Давай суть.

– В общем, так, – пошарив по статье глазами, Василий зачастил, как дьячок. – «Сотворённый человеками компьютерный мир есть не что иное, как в чистом виде бесовская прелесть, пресловутое «световое воображение, мечтаемое умом», от коего нас предостерегают в «Добротолюбии» святые отцы».

– Ух ты, – поднял брови генерал. – Круто загибает батюшка.

Ничуть не смущённый саркастической репликой, денщик продолжал читать:

– «Как указывает в «Подвижническом Слове» блаженный Диадох, действует сатана на душу «дымя как бы пред умом через мокротность тела, приятностию бессловесных сластей». Сие описание в точности соответствует так называемой витру... виртуальной релаксации. Ведь не секрет, что семьдесят пять процентов пользователей означенного вирела посещают порнографические сайты». Ну, дальше я пропускаю... – Василий принялся рыскать глазами вдоль убористых газетных колонок.

– Блаженный Диадох – это сильный аргумент, конечно, – попыхивая трубкой, вставил Березин. – Только я же по вирелу не дрочить хожу, а на службу. Понял?

– Товарищ генерал, я извиняюсь, конечно. Это ещё не самая суть, я сейчас найду...

– Ну-ну.

– Ага, вот, – пробормотал Василий и забубнил: – «Говоря современным языком, принципиальное отличие вирела от иных видов развлечений состоит в том, что компьютерные мороки напрямую взаимодействуют с подсознанием, каковое суть бесовское гнездилище. Вследствие сего психотерапевты регистрируют всё больше случаев, когда запойное увлечение виртуальными суррогатами действительности быстро приводит к тяжёлым последствиям. Систематически злоупотребляющий вирелом человек заболевает своего рода кибернетической наркоманией. Его личность стремительно деградирует, отпадая от ближних и, в конечном счёте, от Бога». Дальше там опять насчёт святых отцов и «Добротолюбия», товарищ генерал. Читать?

– Отставить. Может, тебя в капелланы определить? – задумчиво проговорил Березин. – До того ревностный о вере, прямо заглядение. Даже вот правительственный официоз читаешь небось от корки до корки.

– А разве тут что неправильно написано?

– Это, мил-друг, махровый обскурантизм в чистом виде.

– То есть как? – не понял латинского слова Василий.

– Мракобесие, – снисходительно пояснил генерал. – К твоему сведению, эдак сотню лет назад иные батюшки точно так же на телевизор вызверялись. Конкуренции они не любят, вот и весь тебе секрет.

– Тут статистика приводится, – упрямо гнул своё денщик. – Точные цифры.

– Например?

– Сейчас найду. Вот: «В среднем среди российского населения наблюдается один процент больных шизофренией, в то время как среди пользователей вирела эта цифра достигает четырёх процентов».

– Передёргивает протоиерей, телегу поперёд лошади запрягает, – нахмурился Березин. – На самом деле это значит, что шизофреники сильнее прочих увлекаются вирелом. Ведь в целом статистика осталась на прежнем уровне, насколько я понимаю. Иначе он это лыко в строку непременно вставил бы, верно?

– Вроде бы да... – признал Василий.

Генерал наставил в него черенок трубки, точно пистолетное дуло, и выпалил:

– Кстати, если вирел – орудие сатаны, то как насчёт прямого литургического сайта в храме Христа Спасителя? Тоже прелесть бесовская? А ведь он давно открыт – с благословения патриарха, между прочим. Так что этот батюшка пыжится быть правовернее высокопреосвященнейшего. И диагноз тут простой: рвение не по разуму, братец.

Обескураженно скривив губы в куриную гузку, денщик отложил газету, помолчал немного.

– Ну, ладно, леший с ней, со статьёй, – промямлил он. – Только всё равно вредно ведь. Позавчера по телеку передавали, как один с ума спятил, трое суток просидел в шлеме... Извиняюсь, по нужде под себя ходил...

– Ерунду ты порешь, мил-друг. Бывает, и в автокатастрофах люди гибнут. Так что ты прикажешь, никому за руль не садиться?

– Так-то оно так, товарищ генерал, и всё же... Вам бы доктору показаться, а?

– С чего бы вдруг?!

– Да вы в зеркало на себя посмотрите, – предложил Василий. – Извиняюсь, конечно. Только сегодня на вас лица нет.

– В атаку ходил, – буркнул Березин и после паузы уточнил: – Под Гомелем. А ночью базы в Южной Америке инспектировал.

– Товарищ генерал, Христом Богом прошу, да поберегите вы себя, – запричитал денщик. – Всё сами да сами, всюду хотите поспеть. Неужто, кроме вас, больше некому в атаку-то ходить?

– Ну, вот что, Василий, ты из себя няньку не строй, – вскипел генерал и раздражённо поскрёб зудевшую левую культю. – Ног у меня нету, это да, это медицинский факт. Но мозги покуда на месте. И под себя пока не хожу.

От злости он прикусил мундштук погасшей трубки. Тут же опамятовавшись, мысленно вознёс молитву Сергию Радонежскому о ниспослании смирения.

Кажется, у них с Василием синдром полярной зимовки начинается. Всё вдвоём да вдвоём, если бы не вирел, действительно впору спятить.

– Люди гибнут, понимаешь? – с болью в голосе произнёс он. – Разве ты по своему телику не видел, что чужаки вытворяют?

– Видал, – хмуро кивнул денщик.

Помолчали немного. Василий встал, принялся убирать посуду со стола в мойку.

– Откуда только эта пакость взялась на нашу голову? – чуть погодя вздохнул он, с ожесточением споласкивая джезву.

Березин вышел из угрюмой задумчивости, бросил взгляд на старинные кварцевые часы, висевшие над холодильником. Хлопотливая секундная стрелка бежала по циферблату, эдакий золотистый ножичек, отсекающий одну за другой безвозвратные дольки времени.

– Ладно, давай хозяйничай, а я за компьютер, – сказал генерал. – Дел ещё невпроворот.

Он прикинул, что до заседания комиссии ещё успеет наведаться в псковскую группу.

За время его отсутствия компьютер вошёл в режим дремоты, мониторная рамка над видеоблоком превратилась в туманное облачко Галактики, мерно пульсирующее, просквоженное разноцветными искрами. Генерал нахлобучил шлем, натянул сенсорные перчатки, бормоча под нос молитву Святому Духу: «Царю Небесный, Утешителю, Душе Истины, иже везде сый и вся исполняяй, сокровище благих и жизни подателю, прииди и вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша. Аминь». Сердце отозвалось, дрогнув под тихим уколом благодати. Добрый знак.

Чуть слышно зажужжала система охлаждения процессора, компьютер очнулся и вышел на полную мощность, ожидая команды.

Шевельнув пальцем в перчатке, Березин переключился с монитора на шлем, затем привычным жестом тронул плашку «Кабинет». Перед ним развернулась просторная светлая комната, неотличимая от настоящей, кабы не односложные таблички, мерцающие на резной антикварной мебели. На просторном палисандровом рабочем столе красовался автопортрет березинского компьютера, обок высился шкаф «Щелкопёры», набитый подшивками сетевых газет и журналов, в углу притулилось атласное лепестковое кресло «Ликбез», над ним – длинная полка с переплетёнными в тиснёную кожу фолиантами энциклопедий.

Подойдя к бюро «Писанина», генерал выдвинул последовательно несколько ящичков, вынул перевязанный кодовой ленточкой рулон с докладом и запихнул его в карман. Невольно покосился на дверь с табличкой «Личное», вздохнул и шагнул под арку служебного хода, по пути взяв со стола переговорную трубку спецсвязи. Казённого вида коридор, сужаясь, убегал в сизую даль. Вместо ковровой дорожки его пол украшала луговая трава, пестревшая крупными ромашками. На ходу Березин отметил, что этот виртуальный изыск уже изрядно ему приелся, пора тут незабудки вырастить, пожалуй.

По мановению генеральской руки перед ним возникла пёстрая схема отлаженных контактов, и, неторопливо шагая вдоль коридора, он задал компьютеру сценарий: разыскать лейтенанта Окамото, соединиться с ним, затем переключиться на заседание комиссии ООН.

Маршрут на гравиплан Псковской базы остался зарезервированным в оперативной памяти, поэтому подключение прошло почти моментально. Мелькнуло сообщение о готовности к переброске, затем компьютер запросил подтверждение. Генерал прекратил ходьбу, нажал кнопку «Да» и тут же ощутил себя внутри кибернетического манекена, установленного на кресле в хвосте десантного отсека специально для вирельных надобностей Березина.

Гравиплан возвращался на базу, за овальным иллюминатором струилась облачная кисея, десантники мирно подрёмывали, откинув спинки кресел, слева впереди, через проход, зияло пустое место. Краузе, царствие ему небесное.

– Лейтенант, – повернув голову, негромко окликнул Березин сидевшего рядом Окамото, который лакомился пайковой шоколадкой.

– Слушаю, товарищ генерал.

– Как пленный, в порядке?

– Так точно, товарищ генерал, – отрапортовал японец через кибертолмача. – Экипировку с него сняли, сунули его в клетку, окатили водичкой из ведра, чтобы шкура не пересохла. Всё никак угомониться не может. Шипит, дрыгается. Злющий, как сатана.

– По прибытии пусть его сразу медики осмотрят, – распорядился Березин. – Мало ли что.

– Есть, товарищ генерал. Обязательно.

– Хадсон сегодня отличилась, – продолжил генерал. – Не растерялась, уложила медузняка очень грамотно. Кажется, это второй чужак на её счету?

– Так точно.

– Объявите ей благодарность от лица командования, – распорядился Березин. – Скажите, что получит медаль «За отвагу». И передайте Чукарину, пускай сверлит дырочку. Ему за такого пленного причитается Георгий второй степени.

– Есть, – Окамото расплылся в улыбке.

– Как там мальчик, которого Хадсон выручила?

– Жив-здоров, только перенервничал очень. Поместили в медбокс. Фельдшер укольчик сделал, и парень уснул.

– Имеются ли у вас вопросы, пожелания?..

– Никак нет. Разрешите отметить, эти новые винтовки, тульские, очень хороши, – лейтенант прицокнул языком. – Они гораздо мощнее прежних. И сервис прицеливания у них просто блеск.

– Добро. Что ж, счастливо оставаться.

Однако вместо того чтобы прямиком направиться в штаб-квартиру ООН, генерал задержался в десантном отсеке. Ежемесячные отчёты перед комиссией Совбеза надоели ему хуже горькой редьки. И прежде чем окунуться с головой в финансово-дипломатические дрязги, он захотел ещё хоть немного побыть среди тех, кого он сегодня водил в атаку.

Вольготно развалившись в креслах, десантники лениво болтали о том о сём.

– Слушай, Ваня, я всё хотел спросить, а почему у тебя фамилия такая – Стразд? – повернувшись к соседу, спросил худощавый длинноносый Жан Дрейфус.

– Вообще-то по метрике я раньше был Ивар, – застенчиво признался тот. – Ну, потом взял себе русское имя, так проще. Фамилию тоже хотел сменить на Дроздова. Потому что по-латышски «страздс» значит «дрозд». Но батя рогом упёрся и ни в какую. А пятую заповедь нарушать неохота.

– Да, у вас, у католиков, это строго, – понимающе кивнул Дрейфус.

– С чего ты взял, что я католик? – чуть ли не с обидой возразил Стразд. – Православный я.

– И давно перешёл?

– Никуда я не переходил. Если хочешь знать, у меня предок был православным батюшкой, ещё при государе Александре Освободителе. И вообще, мы, латыши, славяне. То есть, русским доводимся двоюродными братьями, понял?

– А, ну да, нам палестинцы тоже родня, – с ехидцей вставил сидевший через проход Боря Файнберг.

– Ты на что намекаешь? – взъерошился Стразд,

– На братскую дружбу до гроба. С оккупантами и мигрантами.

– Тю-у, вспомнил тоже. Когда это было...

– А я-то думал, все прибалты – католики, – перебил Файнберга Жан, стараясь закрыть щекотливую тему.

– Ты нас не путай с литовцами. У нас, у латышей, православные князья были ещё в двенадцатом веке, – горделиво заявил Стразд. – А потом пришли тевтоны и всё опошлили.

– Ну, да, столицу вам построили, – вмешался задетый за живое Зигфрид Вернер. – Между прочим, мой прадед оттуда родом, из фольксдойчей.

– Так мы с тобой вроде как земляки, Зига?

– Ага. На одном плетне онучи сушили.

– Слушайте, братцы, так мы когда в Данию давеча летали, вашу Ригу видели? – сообразил Дрейфус. – Это где колокольни торчали из воды, а вместо улиц каналы, да?

– Точно, – подтвердил Стразд. – До потопа очень красивый город был. Мне бабушка открытки показывала. Дома такие, старинные, в лепнине, как торты, называется югенд-стиль... Эх, до чего жалко... А я родился в Томске. Когда паспорт получал, имя сменил. Косые взгляды настогвоздели, знаешь ли. Старики до сих пор считают – раз латыш, значит, нацист, и точка. Ну, какой же я нацист, к ебене матери?!

– Всё потому, что вместо национального покаяния у вас было затопление, – буркнул Вернер.

– Но мы ж не виноваты, что глобальное потепление наступило...

– Ну да, – насмешливо скосоротился Зигфрид. – Я и говорю, что вы ни в чём не виноваты.

– Извини, Ваня, – снова вмешался Боря Файнберг, – но если бог за грехи проклял маленький народ, то это надолго. Есть в истории тому примеры. Мне, знаешь, тоже весело. Еврей везде дома, но не забывает, что в гостях. Предки уехали из Совсоюза в Эрец, а дед с бабкой потом эвакуировались в Россию, после второго холокоста. Хорошо ещё, подтверждающие документы догадались сохранить, а то бы я сейчас лапу сосал на Мадагаскаре.

– Сбылась мечта Гитлера, – пробормотал Ваня-Ивар, косясь на Вернера. – Еврейские поселения на Мадагаскаре...

– Знаете, что я вам скажу, – глядя в иллюминатор, задумчиво произнёс потомок прибалтийских фольксдойчей. – С гектоподами всё ясно, ведь они чужие. А вот Гитлер был свой, человек о двух ногах. Это, если вдуматься, страшнее.

Десантники замолчали. Березин скосил глаза на часовое табло, подвешенное компьютером в правом нижнем углу поля зрения. Пора двигать на заседание комиссии. Хоть бы раз туда заявиться не с портфельчиком, а на кибертанке с полным боекомплектом. Ради оживления задушевной беседы. Охо-хо, грехи наши тяжкие, искушения великопостные...

Глава 3

Если не имеешь спецпропуска через дипломатический канал, на подступах к локальной сети ООН приходится ждать иной раз по нескольку минут.

Трудно себе представить, какие несметные толпы народу со всей планеты ежесекундно осаждают этот узел: полоумные изобретатели, пылкие правозащитники, пронырливые чинуши в поисках тёплого местечка, и прочая, и прочая. Можно лишь от души посочувствовать компьютеру, который прилежно сортирует всю эту разношёрстную публику.

На сей раз генерала промариновали на входе дольше обычного. Тягучее ожидание скрашивала непритязательная заставка с видом на Великие озёра, транслируемая в реальном времени с метеорологического спутника, подвешенного над штатом Миннесота. Чуть ли не по всей Канаде размазалась густая сметанная запятая – над континентом вальсировал антициклон, задевающий краешком Североамериканские Демократические Штаты и их стольный град, Миннеаполис. После вереницы катастрофических передряг в середине века северяне благоразумно расположили новую столицу в центральном штате, подальше от цунами на востоке и землетрясений на западе, не говоря уж о драчливых южанах.

Наконец компьютер нашарил свободную тропу, и Березин круто спикировал к своей цели.

По прихоти модного дизайнера главная сайта штаб-квартиры ООН являла собой псевдоготический замок из матового хрусталя и золота в полтораста этажей вышиной, обрамлённый венком из плещущих на ветру государственных флагов. И хотя виртуальное сооружение претендовало на величественность, всякий раз, когда Березин сюда наведывался, ему приходило на ум малопочтенное сравнение с грандиозным сусальным пряником.

Возле служебного входа стоял на карауле рыцарь в шлеме со страусиным плюмажем, снабжённый здоровенной алебардой – кибернетическое чучело, которое олицетворяло программу диалога с посетителями. Его прямоугольный щит украшали надписи на шести языках, требовавшие предъявить пропуск. Небрежно сунув рыцарю под забрало файл с паролем доступа, генерал прошёл через турникет. Длинная анфилада комнат с боковыми ответвлениями привела его к двери, за которой шло заседание оборонной комиссии ООН.

И опять ему пришлось подождать пяток минут, прежде чем над притолокой замигало табло, приглашающее пройти внутрь, в разубранный государственными флагами зал.

Виртуальные декорации зала для рабочих совещаний следовали всё той же повальной свежей моде на Средневековье: стрельчатые витражные окна, массивная тёмная мебель, мозаичные плиты пола. Тут бы пировать дородным баронам-крестоносцам, лапающим румяных пейзанок и швыряющим обглоданные мослы под стол, на поживу борзым. Дипломаты в безупречно корректных современных костюмах выглядели на этом антуражном фоне, прямо скажем, диковато. Впрочем, заседание комиссии происходило в реальном помещении, а Березин присутствовал на нём в виде голографического призрака, спроецированного компьютером в торец стола, напротив председательствующего. Место лобное, для голов ужасно неудобное, как выразился один остряк в начале прошлого века.

Внутренне поёжившись, генерал окинул взглядом холёные лица дипломатов.

– Добрый день. Я к вашим услугам, господа, – произнёс он.

– Мы готовы заслушать ваш отчёт, господин генерал, – ответил председатель комиссии, субтильный мулат в очках, похожий на лемура.

Его лицо пряталось под сетью мелких морщинок, выгравированных вечной, словно приклеенной, профессиональной улыбкой.

Развернув перед собой файл доклада, Березин принялся монотонно читать вслух. Как полагалось, в начале шла цифирь финансовая и административная: получено-потрачено, закуплено-списано, нанято-уволено за отчётный период столько-то. Затем перечислялись научно-производственные достижения: в лабораториях разработано эвон что, изготовлен опытный образец, который находится на стадии испытаний, кроме того, начато серийное производство того-сего. Отбарабанив эту бодягу, генерал перевёл дух и, резко сменив тон, с нажимом заявил:

– Многоуважаемые господа, я особо хочу подчеркнуть одно чрезвычайно важное обстоятельство. А именно: по сравнению с данными за прошлый год, в минувшем месяце активность чужаков увеличилась на треть, соответственно, число жертв среди гражданского населения возросло на девятнадцать процентов. Потери воинского спецконтингента увеличились на шесть процентов. Таким образом, не исключено, что мы стоим на пороге активного вторжения космических пришельцев.

Сделав паузу, Березин обвёл глазами членов комиссии. Кажется, их проняло. Во всяком случае, никто не решился вслух оспорить его вывод.

– А между тем проект «Ч» фактически держат на голодном финансовом пайке, – продолжил он, уже не по бумажке. – С вашего позволения...

– Я не совсем понял, генерал, что вы имеете ввиду, говоря, что проект страдает финансовым недоеданием? – перебил его председатель.

Судя по обратному переводу, кибертолмач несколько вольно трактовал выражения Березина. Сам виноват, надо говорить как можно проще, без лишних онёров.

– Во-первых, суммы поступают на счёт нашего комитета крайне нерегулярно, иногда с большим запозданием, – объяснил генерал. – Неделю тому назад я составил по этому поводу очередную докладную записку и передал её в секретариат ООН. Предыдущие три аналогичных документа были приняты к сведению, но ни малейшего действия, к сожалению, не возымели.

– Да, согласен, это безобразие, – кивнул мулат, на мгновение стерев с лица лучезарную улыбку. – Я ознакомлюсь с вашим документом, непременно разберусь и приму меры.

Березин вспомнил наконец фамилию этого симпатяги: Макмиллан, делегат ООН от Североамериканских Демократических Штатов Америки.

– Во-вторых, по финансовым причинам у проекта нет возможностей расширения, – продолжил генерал. – А оно насущно. Поскольку положение сейчас критическое. Сплошь и рядом набеги чужаков застают нас врасплох. Они постоянно опережают нас на шаг. И поэтому необходимо принимать срочные меры.

«А теперь стоп, хватит для начала, – сказал он сам себе. – Не забалтывай проблему. Бросил гранату – и подожди чуть-чуть. Пусть наскакивают».

Тягостное молчание прозрачной тучей зависло над зелёным сукном длинного стола, над идеальными проборами дипломатов, их мини-компьютерами, бумагами, бутылками минеральной воды. Впрочем, ненадолго.

Первым заговорил делегат Китая, низкорослый моложавый крепыш, подстриженный ёжиком.

– Какие именно меры необходимо принять, по вашему мнению? – спросил он.

– Для начала я призываю все страны увеличить посильную помощь проекту «Ч», – без запинки ответил Березин. – К примеру, Россия очень многое даёт нам бесплатно. В частности, она не требует денег за аренду радиолокационных станций и спутников, выделяет перехватчики и многое другое совершенно бесплатно.

– Согласитесь, не все страны так богаты, как Россия, – угрюмо буркнул делегат Южноамериканских Республиканских Штатов, жёлчного вида старик со сжатыми в нитку губами и крючковатым носом, вылитый Дядя Сэм с карикатуры в газете «Завтра».

– Охотно соглашусь, – невозмутимо парировал Березин. – Скажу больше, даже упомянутые доброхотные даяния не делают погоды в целом.

– Тогда чего же вы хотите?

– Укрепить оборону планеты, повысить её надёжность, свести потери гражданского населения к минимуму, – веско перечислил генерал. – Для реорганизации, по ориентировочным подсчётам, потребуется увеличить финансирование примерно в полтора раза.

– Да ваш проект и так разбух неимоверно! – взвился толстощёкий румяный дипломат из Квебека

– Это не мой проект, – огрызнулся Березин. – Это проект ООН. И речь идёт о защите нашей планеты.

Однако делегат Квебека не унимался, хотя присутствовал здесь всего лишь в качестве наблюдателя с правом совещательного голоса.

– Простите, но ваша уловка стара как мир, – он пренебрежительно скривился, вскинул бровь. – Если дела в учреждении идут плохо, его руководство срочно требует дополнительных денежных вливаний. Вы же только что сами признались, что количество жертв растёт.

Получив удар ниже пояса, Березин заиграл желваками, бросил взгляд в дальний конец стола, где рядом с Макмилланом восседал Ракитский, делегат от Российской Конфедерации. Заступится или нет? Соотечественник преспокойно помалкивал, отводя глаза. Тоже мне, карьерный дипломат, едрёна вошь.

– Разрешите напомнить, что прошло меньше полугода с тех пор, как вы оказали мне высокую честь, доверив руководство проектом «Ч», – чугунным от сдерживаемой ярости голосом заговорил генерал. – За это время активность вражеских сил и человеческие потери росли в разных пропорциях. Вот показатель, по которому вы можете судить об эффективности моей работы.

– Резонное возражение, – кивнул китаец.

Среди чинных заседавших пробежала чуть заметная волна оживления, мордоворот из Квебека заткнулся с надутым видом. Пронесло.

– Нельзя ли узнать поподробнее, господин генерал, в чём будет заключаться предлагаемая вами реорганизация? – вкрадчиво спросил делегат Индии Раджив Падманиам.

Похоже, этот решил высказаться в поддержку. Прошлой весной индийцам крепко доставалось от чужаков.

– Прежде всего усиление радарной и спутниковой сети слежения. А также закупка сверхзвуковых самолётов для мобильных подразделений. Форсирование научных исследований, прежде всего освоение средств связи чужаков. Таким образом мы сумеем ликвидировать их преимущество первого хода.

– Благодарю вас, – удовлетворённо кивнул Падманиам.

– Вы позволите?.. – небрежно вскинув руку с крупным перстнем, спросил Макмиллана французский делегат, по фамилии, кажется, Менье.

– Да, пожалуйста, – разрешил тот.

– Есть мнение, что проект излишне централизован. И, как любая глобальная структура такого рода, заведомо лишён гибкости реагирования, – свои слова делегат сопровождал аффектированной жестикуляцией, и камень его перстня брызгал спектральными лучиками. – Господин Березин поставил нас перед актуальной проблемой, но она допускает и альтернативный подход.

Сейчас подложит мне крупную свинью, подумал Березин и не ошибся. Сделав крохотную ораторскую паузу, француз продолжил:

– Нынешняя экономическая ситуация диктует целому ряду стран режим экономии. Особенно в свете недавней девальвации евро. Увеличение военных расходов, боюсь, окажется тяжёлой ношей для многих. И его вполне можно избежать, передав часть функций, которыми ведает месье Березин, в ведение оборонных министерств наших государств. Разумеется, одновременно надлежит усилить координацию между приданными проекту частями ООН и национальными вооружёнными силами. Таким образом, возможности оперативного реагирования существенно возрастут, и проблема будет решена.

– Локальные силовые структуры неэффективны, – отрезал генерал. – И это проверено на деле. Как правило, против чужаков они беспомощны.

– Я не вполне улавливаю вашу логику, месье Березин, – картинно всплеснул руками Менье. – Только что вы привели в пример Россию и призывали увеличить помощь на местах. А теперь отказываетесь от предложенной помощи?

– Смотря какая помощь. Если разбавить водичкой спирт, он крепче не станет, – снисходительно разъяснил Березин. – А насчёт централизации: позвольте напомнить – проект «Ч» создали именно потому, что поодиночке от чужаков отбиваться тяжело. Вы предлагаете сделать шаг назад?

– Я предлагаю избежать чрезмерных трат.

– Один ваш соотечественник сказал: кто скупится кормить свою армию, будет кормить чужую, – процитировал Наполеона Березин, и на том спор окончился.

– Кто ещё желает высказаться? – спросил председательствующий.

С затаённой тревогой генерал вглядывался в лица дипломатов. От наскоков он вроде отбоярился, но поди знай, что у них ещё припасено. Кажется, француз ему крепко подгадил: скупость, как правило, берёт верх над опаской.

Обведя взглядом примолкших делегатов, Макмиллан поправил на носу очки в золотой оправе и продолжил:

– Есть предложение признать удовлетворительной работу проекта «Ч» за истёкший месяц. Возражений нет? Прошу голосовать.

К удивлению Березина, впервые члены комиссии одобрили его доклад единогласно. Лишь француз поколебался, прежде чем нажать кнопку на пультике. Не имевший права решающего голоса делегат Квебека озирался с кислой миной.

– Очень хорошо, – подытожил председатель комиссии. – Также полагаю, господа, необходимость расширения проекта вполне обоснована генералом Березиным. Насколько мне известно, резервный фонд ООН способен выделить необходимые средства на первое время. Сегодня мы можем одобрить увеличение ассигнований ориентировочно на пятьдесят процентов, а на следующем заседании утвердить новый бюджет во всех деталях. Прошу голосовать.

Снова голосование прошло как по маслу, воздержались только Франция и Южные Штаты.

Разулыбавщийся Макмиллан повернулся к Березину:

– Попрошу вас, господин генерал, незамедлительно составить смету и график предстоящих расходов. Скажем так, сколько средств потребуется для начала реорганизации и сколько в целом. Можете предварительно обсудить со мной детали. Обещаю вам максимум содействия.

– Крайне признателен, господин Макмиллан. У меня есть ещё небольшая просьба, если позволите.

– Слушаю вас.

– Желательно, наконец, предоставить мне постоянный служебный допуск в штаб-квартиру ООН, – заявил Березин. – Например, сегодня меня около пяти минут продержали в общей очереди на входе. Мелочь, но приятного мало.

– Разумеется, генерал, я распоряжусь, – Макмиллан вооружился золочёным стилом и сделал пометку на экране карманного компьютера. – Благодарю всех, заседание окончено.

Делегаты зашевелились, переговариваясь, наливая в стаканы минералку, перекладывая в портфели свои компьютеры и бумаженции.

Секунду-другую Березин сидел в тихой ликующей оторопи, ощупью нашаривая рядом с компьютером трубку и табак. Прежде чем он успел разъединиться с залом заседаний, делегат от России Ракитский направился в его сторону, издали помахав приветствующе рукой.

– Зайдёте ко мне на пару слов? – спросил тот, приблизившись.

– Конечно, Леонид Сергеевич. С удовольствием.

– Минут через десять я буду в своём кабинете. До встречи.

Задав компьютеру маршрут переключения на резиденцию Ракитского, Березин набил трубку и с наслаждением закурил, откинувшись на спинку кресла, блаженно прикрыв глаза. Не так уж плохо закончилось сегодняшнее заседание, вопреки ожиданиям, совсем даже не плохо...

Он едва не задремал, как вдруг компьютер издал тихую сигнальную трель, и перед ним возник восседающий в кресле Ракитский – седовласый, горбоносый, похожий не то на бедуина, не то на его скакуна, как выразилась некогда о Пастернаке Ахматова.

– Для начала давайте обезопасимся от прослушивания, – предложил дипломат, и в его пальцах блеснул файловый ключ, стилизованный под старинный, от механического сейфового замка. Ого, значит, разговор предстоит особо секретный.

Протянув руку в свой виртуальный кабинет, Березин извлёк из ящичка бюро связку ключей, отыскал точно такой же, как у Ракитского, с двумя зазубренными бородками, и активировал его. С этого момента их общение пошло через шифрованный канал. Кодовая система МИДа несколько уступала военной, но тоже считалась надёжной.

– Не скрою, Андрей Николаевич, я за вас волновался сегодня, – начал дипломат. – Думал, после вчерашнего демарша Квебека вам придётся несладко. Но вы оказались на высоте.

– Простите, какой демарш вы имеете ввиду?

– Вы разве не читали свежую прессу? – в свою очередь удивился Ракитский.

– Каюсь, не успел.

– Ах, вот что, вы даже не в курсе... – дипломат сделал соболезнующую мину. – Видите ли, вчера премьер-министр Квебека гостил в Париже и заявил, что базы проекта «Ч» необходимо передать под юрисдикцию правительств соответствующих стран, а за комитетом «Ч» оставить функции координирования.

– То-то, я гляжу, пузан из Квебека раньше сидел тише воды ниже травы, – проворчал генерал. – И вдруг расхрабрился, вылез, на́ тебе...

– Разумеется, Франция поддержала его инициативу. Само собой, эту свинью вам подложили специально к сегодняшнему заседанию.

– Но на что ж они рассчитывали? – возмутился Березин. – Двоевластию в армии не бывать, это полный бред. Если проект раздробят, я немедля подам в отставку.

– Не исключено, что как раз на это и был расчёт, – мягко урезонил его Ракитский. – Откровенно говоря, вы у многих здесь как бельмо на глазу, Андрей Николаевич. Приобрели слишком много веса.

– Это для меня новость. Ещё совсем недавно на комиссии шпыняли, как последнего салагу.

– Благодарите прессу, хоть вы её и не перевариваете. За последние недели вы стали чрезвычайно популярной фигурой. О чём свидетельствует хотя бы результат сегодняшнего голосования. И, как водится, одни газеты вас превозносят до небес, другие начали против вас бурную атаку. Неужто и это мимо вас прошло?

– Читал я их байки, – с горечью пробормотал Березин. – На Западе всегда боялись России. А теперь ещё пуще боятся её и ненавидят. Грозят с пеной у рта, что Россия превращается во всемирного жандарма, хотя зачем нам такое счастье. На него прежде янки зарились, пока у них кишка не лопнула вместе с долларом.

– Нравится это нам или нет, но боязнь Запада вполне обоснованна, – рассудил Ракитский. – Проект «Ч» ведёт интенсивные научные разработки, осваивает благодаря им новейшие виды вооружения, фактически под эгидой одной страны, России. А те, кто стремится раздробить проект, надеются таким образом получить доступ к новейшим военным технологиям.

– Значит, Квебеку, простите, что – с Канадой воевать неймётся?

– Дело не в одной стране, за кулисами этой интриги целая толпа ждёт результата.

– Дождутся они, не дай Бог, массированного вторжения, – угрюмо предсказал Березин.

– Для них это пока гипотеза. А так называемая русская угроза – вот она, вполне ощутима.

– Всё с ног на голову. Сущий дурдом.

– Ничуть. Давайте посмотрим на дело, ради объективности, глазами другой стороны, – предложил дипломат. – Россия вкладывает в проект «Ч» очень много, зато и получает колоссальную отдачу. Статус-кво держится не в последнюю очередь на том, что во главе проекта стоит боевой русский генерал. При этом вся элитная военная мощь планеты сконцентрирована в одних руках. В ваших руках, Андрей Николаевич. Так что, говоря суконным газетным языком, создавшаяся ситуация вызывает беспокойство мировой общественности.

– Может, мировой общественности не надо читать бульварную прессу на ночь? – молвил заботливо генерал. – Или валерьянки попить?

– Что ж, дайте соответствующий приказ, – в тон ему ответил Ракитский.

– Мировая общественность – это, конечно, непрошибаемый аргумент... – ёрнически продолжил Березин. – Особенно ежели она беспокоится. И русских боится пуще чужаков. А я вот сегодня ходил в атаку под Гомелем, там видел сорок поселян, колхозников. У них чужаки головы поотрубали, в сарае за ноги прибили кверху ногами. Они, конечно, не мировая общественность, куда им до неё...

К горлу подкатил комок, генерал осёкся, перед глазами закачался изуродованный, облепленный мухами труп женщины, из обрубка шеи мерно капала кровь.

– Зря вы со мной ершитесь, Андрей Николаевич, – сокрушённо покачал головой Ракитский. – Как будто я не на вашей стороне. Знаю-знаю, и дипломатов тоже вы не жалуете, как и репортёров.

– А вы посмотрите ради объективности глазами моей стороны. Ваши аккредитованные коллеги за полгода мне печёнку проели своими змеиными экивоками.

– Да, ваше счастье, Андрей Николаевич, что вы не вращаетесь постоянно в здешних кулуарах, – с полуулыбкой согласился дипломат.

– Вот уж о чём непрестанно скорблю, – фыркнул генерал.

– Видите ли, ситуация сейчас накалена предельно. И европейские, и американские тузы спят и видят, чтоб уесть Россию. Ищут, как бы половчее отыграться за пересмотр мировых цен на сырьё. Арабы тоже в панике, из-за российских флуктуаторов потребность в нефти упала вдесятеро. Вот и цепляются к вам. Боюсь, это лишь цветочки, Андрей Николаевич, а ягодки будут впереди. У нас тут ещё на носу заседание Совбеза о присвоении особого статуса наблюдателя в ООН Республике Одинокой Звезды. Россия эту инициативу поддерживает, а Южные Штаты в ярости, на этой почве они даже готовы стакнуться с северянами...

Березин слушал вполуха менторские разглагольствования Ракитского, его ничуть не интересовали вековечные ооновские дрязги, лавирование, битвы бульдогов под ковром. И внезапно совсем выпал из скучного общения, осенённый вырвавшейся из-под спуда шальной мыслью. А ведь мировая общественность права, паскуда. У него, Березина, в руках и впрямь сосредоточена громадная боевая мощь. Целиком подчинённая лично ему. При желании он запросто может эдак шевельнуть вверенными ему военными мускулами, навести строгий порядок на грешной планете. Чтоб какие-то там премьеры мелкотравчатые не ставили палки в колёса. Правда, для такого шага ему недостаёт самой малости – рехнуться. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй мя, грешного...

– Так что вы сегодня на коне, Андрей Николаевич, но этим обольщаться не следует, – наконец стал закругляться Ракитский. – Вас изо всех сил будут пытаться лишить вашего поста, дискредитировать, морально подавить. Имейте ввиду. А касательно отставки, прошу вас, и думать забудьте.

– Хорошо, Леонид Сергеевич, учту. Спасибо за науку.

– Что ж, успеха вам.

И Ракитский, поднявшись с кресла, отвесил церемонный полупоклон, чем немало удивил Березина.

На выходе из штаб-квартиры ООН генерал обернулся. Позади него высился кондитерский апофеоз ооновской сайты, точно изваянная из позолоченных облаков пирамида безвкусицы. Концентрат государственных стратегических интриг, цитадель изощрённой дипломатии, ну её к ляду. Как подметил один шутник, у каждого века своё средневековье.

Выйдя из вирела, Березин почувствовал волчий голод и потребовал у Василия ужин. На дворе уже смеркалось. Жара улеглась, из приоткрытой оконной рамы веяло свежим травным и листвяным весенним духом. Таганская площадь зажгла аквариумы витрин, развесила прихотливые цепочки огней, по лиловой заводи мостовой шустрыми светляками пробегали фары машин.

Поев, генерал принял ванну и, переехав на кресле в спальню, лёг в постель. Похоже, он перенапрягся за минувшие сутки. В голове гул, во рту кисло, придётся глотать снотворное, чтобы не промаяться бессонницей до рассвета. Он выдавил капсулу из лафетки на ладонь, поколебался, добавил вторую и проглотил, запив минеральной водой прямо из пластмассовой бутыли.

Погасил бра, откинулся на подушку, закрыл глаза. Его беспокойные мысли неотвязно вились вокруг раззолоченного муравейника ООН, чёрт бы их всех прибрал. Старый лис Ракитский вроде как всей душой болеет за него. Но случись чего, если найдут зацепку и раздуют вокруг проекта бешеный скандал, сдаст ведь, как стеклотару. Знаем мы этих флюгерных дипломатов.

Голову начал обволакивать снотворный туманчик. Назавтра реакция будет ослаблена... Ладно, неважно, главное, теперь спать, спа...

Глава 4

После десерта гости разбрелись по лужайке перед особняком, и два чернокожих боя в белых пиджаках проворно обносили их напитками.

Стоя возле бассейна, Стивен Паттон издали наблюдал, как гурьба мелких сошек восторженно вьётся вокруг Макмиллана, стоящего возле садовой беседки об руку со своей поджарой стервой. Честное слово, поганому ублюдку Джимми стоит шевельнуть пальцем, и вся эта шантрапа кинется наперебой целовать его коричневую задницу. Противно смотреть, как они раболепствуют.

Помрачневший Паттон отвернулся и взглянул поверх шеренги стриженых кустов туда, где чёрная щербатая челюсть небоскрёбов наполовину вгрызлась в пухлое закатное солнце. Похоже, изнуряющая сволочная жара обосновалась в столице прочно: на безжалостном небе ни тучки, а прилетевший из Кентуккской пустыни шершавый суховей лижет щёку.

– Привет, Стиви! – услышал он весёлый звучный бас и обернулся на оклик.

Едва не споткнувшись о змеящийся в подстриженной траве оросительный шланг, к нему подошёл старина Хьюз, разулыбавшийся до ушей.

– Как поживаешь? – обмениваясь с ним крепким рукопожатием, прогудел бывший однокашник. – Чертовски рад тебя видеть, дружище.

– Взаимно, Боб.

– Ну, по такому поводу грех не выпить.

Щёлкнув пальцами, Хьюз подозвал боя и взял с подноса порцию виски. Паттон предпочёл дайкири.

– За встречу, – молвил он, улыбаясь Хьюзу поверх бокала.

– Может, чокнемся на русский манер? – шутливо поддел его Боб.

– Idi na fig, bratok.

Рассмеявшись, оба сделали по глотку.

Они сдружились ещё в Фи-Бета-Каппа, но после университета виделись редко, в особенности когда Хьюза назначили консулом в Корею, а Паттона закатали помощником секретаря посольства в Москве. Изрядно помотавшись по разным странам, в столицу оба вернулись недавно и почти одновременно. Вопреки ожиданиям, Стивен оказался на побегушках у продувной бестии Макмиллана, который благодаря удачной женитьбе сразу вышел вперёд на полкорпуса. Зато Хьюзу посчастливилось, его взяли в Исполнительное управление президента, а в госдепе упорно ходили слухи, что теперь Боба прочат чуть ли не в заместители госсекретаря. Так или иначе, с ним стоило поддерживать добрые отношения. Славный парень Боб, стопроцентный американец и карьеру делает успешно.

– Как поживают Кэт и детишки, надеюсь, у них всё в порядке? – поинтересовался Хьюз.

– Вполне. А как твоё семейство?

– Потихоньку. Как тебе служится?

– Лучше некуда, – нагло солгал Стивен. – А тебе?

– Тоже. Между прочим, старина, я заметил, с каким выражением лица ты только что разглядывал своего начальничка.

– Ну, и? – внутренне Паттон подосадовал, что невольно дал маху, наверняка здесь не один Боб такой глазастый.

– Вроде бы ты от него не в восторге, скажем так.

– Тебе померещилось. Я его обожаю.

– С тех пор, как Джимми окрутил дочку Роуза, он быстро пошёл в гору, – проронил Хьюз, задумчиво глядя в сторону именинника и его жены.

– Зато ходит рогатый, как олень, – ухмыльнулся Паттон.

– Ну, тут уж каждый сам выбирает, – рассудил Боб. – Хотя думаю, на его месте ты справлялся бы гораздо лучше.

– Предлагаешь мне отбить у него всеобщую подружку Сьюзи? – продолжал дурачиться Стивен. – Нет уж, ни за какие коврижки. Я не пёс, на кости не бросаюсь.

– Я имел ввиду его кресло, а не постель.

Моментально Паттон насторожился. Разговор принял неожиданный оборот, и не поймёшь, то ли Хьюз просто треплется, то ли располагает важными конфиденциальными сведениями на будущее.

– У меня маловато карьерных шансов. Я не баба, не инвалид и не цветной, – отпустил он древнюю шутку и пригубил дайкири. Коктейль тихонечко горчил.

– Уверен, Стиви, у тебя ещё всё впереди, – заверил Хьюз, продолжая беззаботно топтаться на мозоли у Паттона.

Судя по утешающей интонации, всё-таки Боб молол языком без всякой задней мысли. Стивену стало совсем тошно, и он резко сменил тему разговора.

– Знаешь, Боб, я вчера болтал с одним парнем из южан. У них там Афроисламская партия развернулась круто, рассчитывает осенью урвать двадцать пять процентов голосов. Как тебе нравится такой прогноз?

– Не слишком ли жирно им будет? – пренебрежительно сощурился Хьюз и кивком указал в дальний конец лужайки, где на мачте развевался государственный флаг с двадцатью полосами и белоголовым орлом. – Вообще-то на этом флаге должно быть снова полсотни звёзд, как ты думаешь, Стиви?

– А сто пятьдесят – ещё лучше, – подмигнул Паттон и выудил из бокала вишенку.

– Чётко словил подачу! – расхохотавшись, Хьюз хлопнул Стивена по плечу. – Ещё бы, помнится, в сборной ты был самым хватким центровым.

– Вижу, ты в Сеуле глубоко проникся идеями национального объединения.

– Ещё бы. В конце концов, неужто мы хуже корейцев? Пускай русские сколько угодно пытаются разыгрывать техасский вариант. С великой нацией такие номера не проходят. Мы просто обязаны консолидироваться, наконец.

– Ты знаешь, на самом деле нашу страну развалили не русские, – процедил Паттон.

– Ого, что-то новенькое. Попробуй-ка объяснить это ребятам из «Таймс». Уверен, они тебя расцелуют на радостях.

– Плевал я на их агитки. Видишь ли, в конце концов, дело не в потере Аляски. Поначалу ведь Бетти Росс вышила флаг с тринадцатью звёздочками. И ничего, потом их прибавилось. А вот стоило потерять одну, и всё вдруг пошло вразнос. Знаешь, почему?

– Скажи, сделай одолжение.

– Соединённые Штаты загублены подонками вроде того цветного парня, у которого сегодня день рождения, – набычившись, провещал Паттон. – Ради своих барышей они мать родную на куски порубят, не говоря уж о собственной стране.

– Спору нет, если у тебя в гостях Макмиллан, приглядывай за своими серебряными ложечками. Но, насколько мне известно, Джимми не прикормлен русскими, – возразил насмешливо Хьюз. – Наоборот, подозреваю, он вовсю обчищает их карманы.

– Какая разница. Ты понимаешь, что я имею ввиду.

– А я и не знал, что ты в Москве стал таким заядлым русофилом, – развеселился Боб.

– Ты меня не так понял, – погрозил ему пальцем Паттон. – Чего-чего, а русских я изучил достаточно. И не строю иллюзий на их счёт.

– О-о, ты понимаешь загадочную русскую душу?

– Понимаю одно, что от них можно ожидать чего угодно. Их место в клетке, старина.

– Даже так?

– Именно так, – ощерился Стивен. – Русский будет улыбаться тебе, как родному брату. Потом ни с того ни с сего возьмёт и воткнёт тебе ножик в брюхо. И тут же примется плакать, какой чудесный парень загибается у него на глазах. Заметь, и то, и другое, и третье он проделает совершенно искренне.

– Ух ты, – восхитился Хьюз. – А я и не знал, что они так похожи на нас.

– Но у них есть одна хорошая пословица: кто роет западню, сам же в неё угодит. Сегодня их патриарх заигрывает с афро-американскими мусульманами. Не понимая, что в итоге может нарваться, как уже было с Ираном. – Паттон махом осушил стакан, повертел в руке, поставил на край бассейна и многозначительно выдохнул. – Не всё же нам одним страдать от исламского ядерного терроризма.

– Мысль интересная... Ладно, дружище, рад был с тобой поболтать, – Боб слегка приобнял его за плечи. – Мне тут надо ещё кое с кем перемолвиться. При случае звони, заходи в гости. Нам, патриотам, надо держаться друг за друга, верно?

– Это уж точно, – просиял Стивен.

Энергичной походкой Хьюз направился в сторону беседки, сразу затерявшись в броуновской толчее гостей, многие из которых уже изрядно поднабрались.

А Паттон остался стоять столбом, радостно переваривая услышанное.

Боб пользуется сильной протекцией в президентском аппарате, он тёртый калач, у которого всегда нос по ветру, а ухо востро. В прошлом месяце, при случайной встрече в коридоре госдепа, он едва кивнул и заспешил дальше. Теперь вот сам подошёл выпить и посудачить, ещё и обнял на прощание.

Установочная беседа, вот что это такое, сэр. Будучи на посольской работе, Паттон сам не раз их проводил, и задним числом вдруг чётко распознал все немудрёные психологические уловки Боба, сопоставил и свёл воедино его намёки, достаточно прозрачные. Вот уж от кого не ожидал захода на обработку, так от старины Хьюза. Впрочем, тот услышал именно то, что и требовалось.

Молодчина, Стиви, сказал он сам себе. Первую подачу изловчился поймать с ходу, теперь надо ждать следующей. Как видно, в президентском аппарате не слишком довольны распросучьим воришкой Макмилланом.

Проходивший мимо вразвалочку охранник в пропотевшем под мышками сером пиджаке покосился на Паттона и закосолапил дальше, скрывшись за кустами. Ну-ну, парень, давай, стереги своего босса, покуда его ещё не вымели поганой метлой. С ним покончат вовсе не террористы. По части карьеры Джимми Макмиллан наверняка теперь покойник, и тут уж никакие телохранители не уберегут. Моё почтение, сэр.

Ни с кем не попрощавшись, в лучезарном настроении Стивен вышел из ворот виллы на улицу, прошёл вдоль длинной вереницы шикарных автомобилей и сел в свою старенькую «Ладу-Крайслер», ещё не совсем остывшую от бешеной дневной жары. Хитро подмигнул себе, глядя в зеркальце, и включил зажигание.

Всё в порядке, среди великой нации есть ещё патриоты, они в курсе махинаций Макмиллана и ценят молодчину Стиви Паттона. Как говорят русские, подсчёт цыплят следует делать осенью. То-то.

Он ехал домой чуть ли не через весь город, мурлыкая от избытка радости старинную славную песенку: «All my troubles seems so far away...» Переезжая через мост, залюбовался стремительными очертаниями небоскрёба ООН, похожего на космический челнок, нацеленный острыми башенками в звёздное небо. Скажу вам по секрету, господа, не удивляйтесь, но скоро у американской делегации будет новый глава. «So, I believe in yesterday...» Далеко внизу маслянисто поблёскивали тёмные воды Миссисипи.

Подъехав к дому, он поднялся на лифте к своей квартире, вошёл в неё и шагом триумфатора направился в кабинет. Откинул крышку передвижного бара, смешал себе дайкири и сел в кресло с бокалом в руке, взгромоздив ноги на столик. Жалко, не с кем обсудить шикарную новость: Кэт с малышами ещё неделю будет загорать в Гриндавике. Хотела опять на Таймыр, детишки в восторге от тамошних пляжей. К сожалению, русские курорты всё же чересчур дороги по сравнению с исландскими. Ничего, скоро нам будет по карману любой отель.

Жёсткая тишина необитаемых комнат давила на барабанные перепонки. Паттон отхлебнул из бокала, поразмыслил, добавил в коктейль ещё капельку дайкири.

Чертовски обидно коротать этот шикарный вечер в пустой квартире одному. Впрочем, дело поправимое. Можно ведь устроить себе потихонечку маленький праздник по сходной цене.

Вынув из чехольчика на поясе сотовый телефон Стивен отыскал в его памяти нужный номер и позвонил.

– Эскорт-служба «Эдем» к вашим услугам, – проворковала дама, судя по голосу, ничуть не похожая на стража-архангела с огненным мечом.

– Я хотел бы пригласить к себе домой одну вашу девушку по имени Эллен, – заявил Паттон, нервно крутя в руке бокал.

– Весьма сожалею, сэр, но Эллен сейчас занята, – сокрушённо призналась дама.

– Что ж, я мог бы и подождать.

– Её заказали на всю ночь, сэр. Но у нас есть очень славная девчушка на замену, если вам угодно...

– А она худенькая? – озабоченно поинтересовался Паттон.

– Не волнуйтесь, вы не прогадаете, – в голосе дамы прорезалась щекочущая доверительность. – Она прямо копия Элли, стройненькая и с крепким бюстом. Вы ведь именно таких предпочитаете, я правильно понимаю?

Таким глубоким бархатным контральто наделены, как правило, томные клуши с дряблыми бёдрами, обвисшими грудями, расхлябанной вялой вульвой. Вроде Кэт. Тем не менее, приятный голос в трубке быстро завёл Стивена, в паху сгустилась и заиграла тёплая ртуть.

– О'кей, я её приглашаю. Часа на два.

В горле у Паттона пересохло, и он жадно глотнул дайкири.

– Разумеется, вы в курсе наших расценок?

– Если они не изменились за неделю, то да.

– Будьте любезны продиктовать ваш адрес...

– Трумэн-роуд, пятьсот восемьдесят пять, квартира триста шесть, одиннадцатый этаж, – с расстановкой произнёс Стивен.

– Ждите вашу гостью через пятнадцать минут. Весьма признательны, что вы позвонили нам.

– О'кей, – повторил он и отключил телефон.

Чёртов галстук вконец достал Паттона. Сдёрнув шелковистую удавку, он с облегчением вздохнул и расстегнул воротничок. Встал с кресла, подошёл к окну. Вдали, за куполом Капитолия, возвышалось здание ООН, оно притянуло его взгляд, точно магнитом. Ближе к следующему уик-энду надо будет позвонить Хьюзу, предложить ему партию в теннис, что ли. Элли отличная девчонка, бойкая и заводная, ну, да ничего, для разнообразия попробуем другую. Как только его назначат полномочным представителем при ООН, первым делом он сменит квартиру, для начала – снимет пентхауз. Увидеть бы рожу Макмиллана, когда тот узнает об отставке, честное слово, ста косых не пожалел бы. Или, может, лучше сразу взять загородную виллу в рассрочку, пока опять не вздорожали...

Внизу прошумела машина, визгнули тормоза. Кажется, его девочку привезли. Стройненькую цыпочку с тугими грудками. Чёртова столичная дороговизна, придётся выложить целых пятьдесят тысяч. Впрочем, раз в неделю можно себе такую роскошь позволить.

Да, действительно, зазвонил домофон, и Паттон поспешил в прихожую.

– Кто там? – на всякий случай спросил он в микрофон.

– Фирма «Эдем», по вызову.

– Поднимайтесь, открываю.

Вскоре брякнул дверной звонок, Стивен отпер.

Стоящий на пороге бритоголовый кряжистый шофёр, он же охранник, он же кассир, без лишних слов требовательно протянул сложенную совком ладонь за деньгами. Паттон достал бумажник, отсчитал пять шершавых бумажек с портретом Клинтона и сунул их парню в руку. Тот осклабился и отступил на шаг, освобождая дорогу заказанной девице.

– Через два часа подвалишь, – через плечо велела она и прошествовала в квартиру.

Паттон запер дверь на все три замка.

– Добрый вечер, – сказал он, повернувшись и оглядывая девицу.

– Привет, – ответила та.

Товар прислали что надо, первый сорт. Осиная талия, крепкие груди таранят обтягивающий люрексный свитер задорными сосками.

– Будем знакомы, меня зовут Билли, – разулыбавшись, произнёс Паттон.

– А меня Барбара, – ответила она, тряхнув крашеными льняными кудряшками.

Первостатейная оторва. Влажная улыбка на сочных губах плохо вяжется с жёстким взглядом её булавочных зрачков. Похоже, с ней будет ничуть не хуже, чем с Элен.

– Проходи, Барбара, сюда, прошу.

Процокав каблучками в кабинет Стивена, девица окинула взглядом стеллажи со справочниками и словарями.

– Ух ты, сколько у вас книжек... – зачарованно пробормотала она.

– Присаживайся, – Паттон радушным жестов указал ей на кресло. – Как ты насчёт выпивки?

– Если предложите мартини, с удовольствием.

Она искусно блюла имидж пай-девочки, забежавшей на минутку к доброму дяде по пути в католический пансионат. Села, положив сумочку на колени, не касаясь лопатками спинки кресла. И это заводит, да круто заводит.

Отойдя к бару, Паттон щедро плеснул золотистого мартини в хрустальный фужер, повернулся и остолбенел.

Девица молча наставила на него какую-то штуковину, извлечённую из сумочки. Смахивает на пистолет но взамен дульного среза торчит друза остроконечных фиолетовых кристаллов. Боже праведный, никак нарвался на гоп-стоп...

– Это что ещё за чертовщина?! – взревел Стивен.

Шлюха не удостоила его ответом. Грани кристаллов заиграли тусклыми бликами, на Паттона вдруг накатило жуткое тягучее оцепенение, мышцы будто из пакли, в голове плещется сонная муть. По бедру заскользила щекотная горячая струйка. Чертовщина, кажется, в штаны напрудил... Да, так и есть.

– Ты что затеяла, сука?! – в ярости выдавил Паттон, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.

«Молчи, – прошелестел голос в его мозгу. – Сядь в кресло. Сядь».

Бокал выпал из его руки на длинноворсый белый палас, Паттон сделал шаг на подгибающихся ногах и покорно плюхнулся в кресло.

Он вроде как начал бредить наяву. Ему померещилось, будто стены кабинета стали таять, и привычная уютная комната обернулась высеченной в камне просторной пещерой. С её щербатого купольного свода свисают жемчужно-голубые шары светильников, посредине выстланного пёстрой плиткой пола вмурован громадный овальный бассейн из полированного серебристого металла. К воде сбегает широкая пологая лестница с низенькими поручнями, а он, Паттон, ни жив ни мёртв, сидит в своём ампирном кресле в углу пещеры. И сквозь водную рябь на него из бассейна смотрит выпученными белёсыми глазами невиданное чудище, какая-то помесь кальмара и скорпиона, футов десяти длиной. Кошмарная тварь заворочалась, выпростала из воды щупальце, дотянулась до Паттона и коснулась присоской его темени. Словно бы ледяная змейка прогнулась в его черепную коробку, обвила и стиснула мозг. Накатила непроглядная тьма.

* * *

Слабосильное сознание двуногого млекопитающего недолго трепыхалось, прежде чем померкнуть. Но и после того в присоске осталось чувство лёгкой щекотки, словно Кхан поймал щупальцем тёплого пушистого зверька.

Его пси-клон, БарбараКхан, встала с кресла. Отложив на столик активированный ультра-пси-разрядник, она вынула из сумочки автоматический инъектор, наполненный переливчатой эмульсией. Оперировать её негибкими шарнирными конечностями было не совсем удобно. БарбараКхан приложила сопло инъектора к сонной артерии развалившегося в кресле бесчувственного Паттона, нажала спуск, и мириады одноклеточных биорезонаторов устремились по кровотоку в кору головного мозга, встраиваясь в аксонные цепи, замыкая их на себе.

Спустя десяток биений малого сердца имплантация успешно завершилась, и в мозгу Паттона засело несчётное множество микроскопических гарпунов, когерентных частотному спектру грудного мозга Кхана. Биорезонаторы нерасторжимо связали Кхана и его новый пси-клон мощным торсионным пучком, протянувшимся на тысячи миль от квартиры на Трумэн-роуд в Миннеаполисе до подземной крепости, сооружённой глубоко в толще антарктического материкового щита.

Кхан распластал щупальца по дну бассейна и целиком сосредоточился на том, чтобы равномерно распределить периферийные ресурсы сознания между своими двумя пси-клонами – БарбараКхан и ПаттонКхан. Вскоре он успешно справился и с этим, ведь не зря на его головогруди ветвился пурпурный знак пси-виртуоза двенадцатой степени.

Осторожные аналитики предупреждали Кхана, что пси-клонирование млекопитающих почти невозможно, что есть риск не только спонтанно утратить над ними контроль, но и войти в штопор обратного резонанса. Тем не менее, вот он, блестящий результат.

Хотя и впрямь Кхан чувствовал себя несколько странно, вселившись в этих приматов. Ни рыбы, ни рептилии не шли ни в какое сравнение с ними. Яркие, пронзительные ощущения млекопитающих необычайно будоражили Кхана, и даже их экзотичное зрение, обусловленное коэффициентом преломления света в воздухе, вдруг показалось ему привлекательным.

Поначалу, хозяйски обустраиваясь в сознании ПаттонКхана, он почувствовал саднящую тяжесть в области гениталий и обеспокоился, уж не страдает ли его пси-клон какой-то хворью. Однако быстро разобрался, в чём загвоздка. Попросту тело самца испытывало некоторый дискомфорт из-за неутолённого полового возбуждения.

Что ж, пускай эта парочка позабавит его и усладит. Оргазм у теплокровных протекает пикантно.

Повинуясь воле своего хозяина, оба пси-клона совлекли одежду и растянулись на паласе. Кхан приослабил контроль над их поведенческими рефлексами, пусть всё идёт как бы само собой, при его минимальном вмешательстве.

Кожа человеческой самки пахла пряно, и непривычный аромат, дразнивший ноздри клона-самца, дурманил Кхана ничуть не слабей, чем защитные чернила кольчатых каракатиц. Самец встал над самкой на колени, погладил коротко стриженный лобок, раздвигая мокрые кудряшки, погрузил пальцы в осклизлую раковину промежности и поднёс упругий член к её губам. БарбараКхан вобрала в рот головку, начала обрабатывать её языком и тихо ахнула, когда пальцы ПаттонКхана принялись теребить набрякший бугорок над мокрой пещеркой. Кхан упивался двойным пиршеством гениталий, он ласкал свою изнывающую вульву, вонзал свой член себе в рот и упоённо сосал себя, потом, войдя в раж, опрокинул самку навзничь, и самцом набросился сверху.

Мускулистое волосатое тело размашисто и сильно двигалось между раскоряченных ног самки, та постанывала, закинув руки за голову. Белые полушария грудей сотрясались перед его глазами. От этого накатил соблазн прокусить ей кожу и жадно сосать кровь из голубеющих жилок, но Кхан превозмог себя, стиснул губами самца коричневый отвердевший сосок, зачарованно прислушиваясь к тому, как по телу самки заструилось колкое электричество.

В обоих телах начали сгущаться тучи томительной истомы, предвестницы надвигающегося грозового разряда. Почуяв это, Кхан содрогнулся, заёрзал по днищу бассейна, охваченный телесным буйством двух своих кукол-марионеток с их жёсткими, негнущимися костяками на шарнирах, дивно чуткой кожей и одуряюще сладостной, горячей кровью. Вода вокруг него ходила ходуном, переплёскивалась через край на мозаичные плиты пола.

ПаттонБарбараКхан таранил себя и отдавался себе, его крепкий упрямый член с прихлюпом вонзался в собственную нежную разверстую вульву, наконец, сразу две кипящие лавины, два нарастающих бурных оргазма ринулись навстречу друг другу, вздымаясь и захлёстывая Кхана. Взвизгнув от сладчайшей боли, Кхан свил кольцом хвост, зажмурился, его хелицеры дробно пощёлкивали, трясущиеся клешни судорожно защемили друг друга. Там, в другом полушарии планеты, надсадно сопящий ПаттонКхан извергал горячую струю семени в жадное лоно БарбараКхан. Хриплое рычание самца смешалось с пронзительным криком самки. И безраздельный властелин обоих людишек на миг окончательно растворился в клубящемся, угарном сумасшествии соития.

Разом обессилевшие клоны разъединились и замерли. С размаха, точно плетью, Кхан хлестнул щупальцем себя по головогруди, чтобы опомниться.

Его крестцовый мозг занемел от прилива крови к гениталиям. Чтобы взбодрить угнетённую сосудистую систему, Кхан высунул хобот из воды и несколько раз, до ломоты в жаберных щелях, вдохнул шершавый воздух. Помогло.

Да, млекопитающие, пожалуй, не идут ни в какое сравнение с прочими видами. Разумеется, впредь надо быть поосторожней, он балансировал на лезвии, чуть не отождествившись с клонами целиком. Вдобавок вживлённые компьютерные шунты едва не выдрало с мясом, когда он бился в конвульсиях. Зато пережил бесподобное приключение, создал подлинный шедевр пси-мастерства.

Вдруг до его слуха донеслась настырная трель домофона. Шофёр вернулся спустя оплаченные два часа, чтобы забрать сотрудницу фирмы «Эдем».

ПаттонКхан поднялся с паласа, напялил купальный халат и побрёл в прихожую.

Глава 5

Из-за двух таблеток снотворного Березин проснулся поздно, в половине десятого утра, совершенно измочаленный. Перебравшись с постели на пол, он кое-как сделал гантельную гимнастику, затем покатил на кресле в ванную.

По пути его окликнул Василий, высунувшийся из дверей кухни.

– С добрым утром, товарищ генерал. Завтрак накрыть?

– Кофе, две чашки, – велел Березин.

– Я уже овсянку сварил. Будете?

– Потом. Сначала кофе.

После контрастного душа вкупе с утренней молитвой Березину чуток полегчало, а от первой чашки кофе в голове прояснилось. Не испытывая особого желания возиться с трубкой, он поспешно закурил «Герцеговину Флор» и, прихватив вторую чашку кофе с собой, направился из кухни в кабинет, к компьютеру.

– Овсяночки бы поели... – вслед ему воззвал денщик.

– Сказано тебе, потом.

Над корпусом погружённого в дрёму компьютера витала розовая табличка отложенного экстренного вызова. Из Северо-Восточной Африки, от Медеровой. Березин поспешно нахлобучил шлем, натянул перчатки. Едва он вошёл в вирел, сработала открытая линия подсоединения к Судану, откуда пришёл тревожный сигнал.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – приветствовала его полковник Хельга Медерова, командир Хартумской группы, хмурая до невозможности.

– Что там у вас стряслось? – спросил он, жадно затягиваясь кисленьким дымком папиросы.

– Сегодня в шесть ноль-ноль утра радары засекли две тарелки над пригородом Асмэры, – стала докладывать Медерова. – Аддис-Абеба запросила о помощи, их десант из Харара никак туда не успевал. Я выслала роту с базы в Тедарефе. Она прибыла на место в шесть сорок пять. Одна из тарелок успела стартовать, но её сбили перехватчики в районе Массауа, уже над морем. Чужаки со второй тарелки приняли бой. Десять медузняков и два декапода, все уничтожены. Однако мы потеряли семерых бойцов.

– Многовато, – нахмурившись, покачал головой Березин.

– Причиной тому чрезвычайное происшествие, товарищ генерал. В самом начале атаки сержант Леконт открыл огонь по своим. Абсолютно неожиданно. Он убил двоих и тяжело ранил своего взводного. После чего был, так сказать, вынужденно ликвидирован. По инциденту частично есть видеоматериалы.

– Покажите.

Медерова включила плейер, в его рамке Березин увидел видеофайл, отснятый через прицел кибертанка. Несколько убогих глинобитных домиков среди чахлых финиковых пальм и растрёпанных тонконогих веников африканской акации. За дувалом, среди традиционного для мусульманских селений горбатого периметра из отбросов, залёг боец в рыжей камуфляжной накидке поверх бронежилета.

– Он только что стрелял в лейтенанта Коркия, – пояснила полковник. – А сейчас попытается добить раненого.

Привстав, боец изготовился для стрельбы с колена, но спустя мгновение башенный лучемёт превратил его в обугленный труп.

– Мне было далеко не просто принять решение о ликвидации, – ровным безжизненным голосом призналась Медерова. – Но другого выхода не оставалось.

Невольно Березин представил себя на месте Медеровой и свирепо стиснул зубами папиросный мундштук. Хорошо ещё, не трубку закурил, а то наверняка перекусил бы кончик.

– У сержанта начался стрессовый психоз? – спросил он.

– Сомневаюсь, товарищ генерал. Клод Леконт был крайне дисциплинирован и уравновешен. Напрашивается другое объяснение.

– Слушаю вас.

Медерова протянула ему запакованный файл голограммы в виде посверкивающего кубика с цифровым ярлычком.

– Вот устройство, которое нашли на трупе одного из декаподов. Во время атаки тот укрылся в сарае, поблизости от места гибели Леконта, – пояснила она. – Взгляните.

На ощупь ткнув окурок папиросы в пепельницу, Березин распаковал голограмму, повертел её перед глазами так и сяк. Запечатлённое на объёмном снимке незнакомое оружие отдалённо смахивало на револьвер, но без ствола и со спиральной рукоятью, рассчитанной на малое щупальце декапода. Генерал пристально осмотрел цилиндрическое утолщение над спусковой гашеткой, утыканное мелкими фиолетовыми пирамидками.

– Это что-то новенькое, – пробормотал он. – Чем оно стреляет?

– Судя по всему, излучатель неизвестной конструкции. Полагаю, что именно с его помощью чужак осуществил зомбирование Леконта.

– Отправьте эту штуку спецрейсом в нашу псковскую лабораторию, немедля, – приказал Березин. – Вместе со всеми видеоматериалами. Составьте доклад о происшествии, разошлите через мою канцелярию командирам групп. Под грифом «Крайне важно, молния».

– Слушаюсь.

– Имеете ли добавить что-то ещё по этому инциденту?

– Если я права в своей догадке, нам теперь придётся туго, – мрачно предрекла Медерова.

– Боюсь, вы правы. До связи.

Выйдя из вирела, Березин сдвинул шлем на затылок и хлебнул остывший кофе.

Как видно, научные разработки у чужаков тоже идут полным ходом. Их новый сюрприз крайне опасен. Допустим, один чужак с аппаратом для зомбирования – ещё куда ни шло. А если их будет десятеро и в атаке вдруг сразу треть взвода примется палить по своим?..

Генерал быстро отстучал срочную депешу в Псков с требованием как можно быстрее исследовать захваченный в Эфиопии трофей и доложить о результатах лично ему.

– Василий, давай свою овсянку, – распорядился он, принимаясь разгребать завалы текущей корреспонденции. За ночь на его компьютер пришло больше полусотни документов, их предстояло завизировать личным кодом и переслать для исполнения.

Василий принёс миску овсянки, щедро заправленной черничным вареньем. Продолжая корпеть над почтой, Березин уплёл кашу подчистую и закурил ещё одну папиросу.

Под конец ему попалась заявка из гарнизона Московского округа, начальник хозчасти проекта «Ч» Самусенко просил выделить средства на постройку нового складского помещения. Генерал нахмурился. Совсем недавно, к зиме, там сдали в эксплуатацию громадный складской комплекс. Что за притча?

Войдя в вирел, он соединился с Центральной базой. Дежуривший по части капитан отрапортовал, что подполковник Самусенко убыл на аудиенцию к архиепископу Суздальскому и Волоколамскому.

– Ладно, сами разберёмся, не маленькие, – буркнул генерал. – Перебросьте-ка меня на ваш склад.

Ждать, покуда складской персонал подсоединится к вирелу, пришлось довольно долго. Наконец представшая взору Березина откормленная розовая ряшка отрапортовала:

– Товарищ генерал, на связи завскладом прапорщик Окунев.

– Что у вас там, опять места не хватает? – проворчал Березин.

– Так точно, товарищ генерал, склады забиты под завязку, – скорбно доложил прапорщик.

– Ну-ка, покажите, что за добро вы тут накопили.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – засуетился Окунев. – Вот сюда, в этот ход, товарищ генерал...

Несколько секунд его изображение дёргалось и рябило, видать, от волнения прапорщик ткнулся в два канала сразу. Затем линия связи пришла в норму, и сопровождаемый прапорщиком Березин зашагал по виртуальному складскому пространству, где на полочках лежала ярко раскрашенная, на манер ёлочных игрушек, амуниция. Особенно пикантно выглядели стопки солдатских трусов, их казённый синий сатин в компьютерной реальности оказался раскрашен во все цвета радуги.

– На кой хрен нам эти сто двадцать ПКТМ? – мрачно спросил Березин, остановившись возле стеллажа со светящимся табло, указывающим количество единиц хранения.

– На бронекиберы поставили лучемёты, а это старьё сняли, товарищ генерал.

– Ну, я кое-как понимаю, что их не с походных кухонь снимали. Но теперь они тут зря пылятся.

– Никак нет, не пылятся, – осмелился возразить прапорщик. – Они в полной исправности, законсервированы и упакованы в ящики по четыре.

– Продать немедля.

– Есть, товарищ генерал. Кому продать?

– Это ваша проблема. Хоть чужакам. Неделю сроку.

– Слушаюсь, товарищ генерал, – промямлил Окунев настолько растерянным голосом, что Березин сжалился и уточнил постановку задачи:

– Пусть Самусенко покопается в Россети, найдёт какую-нибудь торговую фирму, которая занимается оружием, их же там как собак нерезаных. Скажите ему, чтоб проект договора прислал мне на визу.

– Уяснил, товарищ генерал. Будет сделано, товарищ генерал.

– Если всякий утиль хранить годами, никаких помещений вам не хватит, – продолжал чехвостить прапорщика Березин.

– Товарищ генерал, у нас трофеи очень много места берут, – робко разъяснил тот.

– Вот как? Давайте сюда трофейную ведомость.

– Сию секунду...

На сей раз Окунев моментально разыскал нужный документ, и перед генералом по воздуху развернулась длиннющая, с простыню шириной, таблица. Составивший её шаблон программист назначил в качестве основного шрифта вязь, стилизованную под церковно-славянский. То ли крепко верующий, то ли юморист.

– А это что?! – вспыхнул Березин, тыча пальцем в первую попавшуюся на глаза строку.

– Чаны титановые, триста восемь штук, – пролепетал вконец расстроенный прапорщик.

– Вы что тут, капусту квасить собираетесь?! Продать!

– Кто ж их купит, товарищ генерал?

– Продайте по весу, как металлолом. Учитесь коммерции.

Толстощёкое лицо Окунева вытянулось на манер дыни, а генерал мысленно крякнул. Ну, чистый цирк с конями, рассказать кому, так не поверят ведь. Прапорщика со склада учить коммерции? Оригинально-с...

– Что у вас тут ещё? – Березин продолжал штудировать таблицу. – Ага, образцы сплавов с летающих тарелок, шесть тонн. И куда нам столько? К вашему сведению, корпусные сплавы тарелок исследованы давным-давно. Их уже выпускает Магнитогорский комбинат!

Прапорщик безмолвствовал и старательно ел начальство выпученными глазами.

– Короче говоря, вот что. Передайте Самусенко, чтобы срочно разгрузил склады от хлама. Никакой новой стройки не будет. Умейте обходиться тем, что есть. Ясно вам?

– Так точно, товарищ генерал.

– Вопросы ко мне есть?

– Никак нет.

– Чтоб Самусенко сегодня же со мной связался, – проворчал Березин, отключился от склада и принялся набивать трубку.

Однако не успел он её толком раскурить, как пришёл ещё один вызов, на сей раз из Пскова.

– Устный режим, – велел генерал компьютеру, попыхивая трубкой. – Доложить, в чём дело.

– К вам посетитель, – сообщил компьютер.

– Кто?

– Эвелин Хадсон, рейнджер Псковского отряда, по делам службы.

– Соединить, – распорядился генерал.

Те бойцы, с которыми он ходил в атаку, обладали привилегией обращаться к нему непосредственно, минуя бессчётные промежуточные инстанции.

– Здравия желаю, ваше превосходительство, – перед Березиным появилась молодая особа в десантном комбинезоне, с лицом голливудской кинозвезды: золотистые кудри коротко подстрижены, миндалевидные голубые глаза. Типично англосаксонский стандарт красавицы.

– Здравствуйте. Слушаю вас, – буркнул Березин, озадаченный и раздражённый сим виртуальным зрелищем.

Девица, видимо, решила произвести на него впечатление, напялив чересчур импозантное лицо. В жизни, наверно, серенькая дурнушка. Или мужеподобная мосластая бабища, эдакий першерон в юбке. Сам он считал виртуальную косметику дурным тоном и посещал вирел исключительно в своём натуральном облике, включая маленький ожоговый шрам на подбородке.

– Разрешите доложить, в связи со вчерашним боем у меня появилась одна проблема.

– Вот как? – удивился Березин. – Я вас помню, вы вчера не сплоховали. Подстрелили медузняка, который схватил мальчишку. Так ведь?

– Да, ваше превосходительство, – подтвердила американка.

– Молодцом, Хадсон. Отличный был выстрел.

– Служу человечеству, ваше превосходительство.

– Ну, и в чём же ваша проблема? – уже гораздо благосклоннее осведомился генерал.

В конце концов, пусть напяливает любую виртуальную физиономию, такие вещи в уставе не оговариваются. Стрелок она отменный, вот что существенно.

– Когда Краузе погиб, я взяла его лучемёт, – бойко выпалила девушка. – Это отличное оружие, мощное. Гораздо лучше двухсотой «тозовки».

– Разумеется, – кивнул Березин.

– Но когда мы вернулись на базу, командир взвода приказал мне сдать лучемёт. Я подчинилась.

– И что же?..

– Но я вполне могу управиться с лучемётом, ваше превосходительство, – взволнованно заговорила Хадсон. – Краузе погиб, и во взводе теперь только один лучемётчик. Разрешите мне занять место Краузе, ваше превосходительство.

– Так вы требуете, чтобы я отменил решение вашего непосредственного начальника? – искренне удивился генерал.

– Я взяла этот лучемёт в бою, – не унималась десантница. – И я доказала, что могу стрелять из него не хуже любого другого...

Однако Березин уже понял, в чём загвоздка.

– Лучемёт весит семь килограммов, – перебил он тараторящую взахлёб девицу. – А какой у вас мускульный коэффициент?

Безупречно красивое лицо сразу омрачилось.

– Двадцать пять, – выдавила Хадсон.

– Значит, лейтенант Окамото совершенно прав, – сделал вывод генерал. – Поскольку лучемётчику требуется не меньше тридцати.

– Однако я смогла вчера с ним управиться, и это вовсе не тяжело. Вы же сами видели, как я из него стреляю, ваше превосходительство...

– Одно дело – подобрать лучемёт и выстрелить. А совсем другое – бежать с такой махиной в атаку. Вы не сдюжите.

Хадсон окончательно сникла, Березину показалось, что сейчас она разревётся.

– Дайте мне сроку месяц, ваше превосходительство, – тихо попросила американка. – Я наращу свой мускульный коэффициент. Не отнимайте у меня шанс, ваше превосходительство.

Задумавшись ненадолго, генерал нашёл компромисс.

– Хорошо. На задания будете ходить с лазерной «тулкой». А на учебные стрельбы – пожалуйста, не возражаю, можете с лучемётом. Через месяц вернёмся к этому разговору.

– Огромное спасибо, ваше превосходительство!

– Не за что. До свидания.

Благополучно спровадив рассыпающуюся в благодарностях девицу, Березин докурил трубку и снова заглянул в почтовый ящик, где уже снова накопилось больше десятка посланий, в основном кадровые приказы – повышение в должности, присвоение очередного звания, увольнения в запас и тому подобное. Среди документов оказался и наградной лист, подготовленный лейтенантом Окамото. Погибшего Краузе занести навечно в списки части, Чукарин представлен к Георгию второй степени, Хадсон к медали «За отвагу». Что ж, девица честно заслужила награду. Посмотрим, как у неё пойдут дела. За месяц ей придётся накачать мускулатуру на двадцать процентов, это практически нереально. Впрочем, срок она себе назначила сама.

– К вам посетитель, – снова пробубнил компьютер.

Экий горячий выдался денёк, визитёры пошли косяком, только успевай отбрыкиваться.

– Кто и зачем?

– Полковник Лихачёв, военная контрразведка Псковской базы.

Ну, этот вряд ли станет беспокоить по пустякам.

– Дать контакт, – распорядился Березин.

Он быстро завизировал наградной лист и заслал его на отправку, затем свернул работу с корреспонденцией, и перед ним появился полковник Лихачёв, бравый верзила казачьих кровей, чернявый и горбоносый, как турок.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – рявкнул он.

– Вольно. С чем припожаловали?

– По поводу Эвелин Хадсон из вашего взвода, товарищ генерал, – отрапортовал полковник.

– Вы имеете ввиду взвод, которым командует лейтенант Окамото? – с нажимом уточнил Березин.

– Так точно, – подтвердил Лихачёв. – По моим сведениям, Хадсон сегодня обращалась непосредственно к вам, товарищ генерал.

– Было дело. Полагаю, вы в курсе, о чём шёл разговор? – Генерал прищурился.

– Естественно, товарищ генерал, – заявил особист без тени смущения. – Мы держим под контролем все контакты Хадсон. Она у нас находится в текущей разработке.

Березин помрачнел. Выходит, с этой напористой девицей далеко не всё так просто.

– Доложите по порядку, что за ней числится, – велел он.

– Особой конкретики нет. Но кое-что настораживает.

– Например?

– Она у нас по контракту, естественно. На вербовочном пункте ей предложили для начала базу Гранд-Форкс, которая, кстати, находится в её родном штате, Северной Дакоте. Хадсон отказалась, – Лихачёв сделал многозначительную паузу.

– Возможно, ей захотелось экзотики? – предположил генерал.

– На такой случай к её услугам были также Окинава, Мукусо и Норумба, – не уловив иронии, парировал полковник. – Однако Хадсон попросила направить её в Россию, конкретнее, на Псковскую базу. По условиям целевого контракта она имела право такого выбора. В качестве компромисса её разместили на базе в Лиможе с гарантией, что при первой же возможности её переведут в Псков. Когда тяжело ранили Йоко Иши, в псковской группе открылась вакансия. Так она попала к нам. Разумеется, мы сразу поставили её под контроль техническими спецсредствами.

– И что, есть результаты?

– Пока она чиста со всех боков, – развёл руками полковник. – Конечно же, мы проработали её биографию, проверили контакты в Лиможе и Пскове. Но пока никаких результатов. Возможно, она глубоко законспирирована.

– У меня напрашивается другое объяснение, – возразил Березин. – Наверное, девица попросту тщеславна. А на Псковской базе отбою нет от журналистов, и ей захотелось погреться в лучах славы.

– Судя по её психологическому портрету, такое вполне возможно, – согласился контрразведчик. – Но пока не исключена возможность, что Хадсон работает на североамериканскую разведку. Псковские заводы и лаборатории – для них лакомый кусочек, и в прошлом году они пытались к ним подобраться.

– Да, помню, тогда их военного атташе выставили из России, – кивнул Березин.

– Хадсон проявляет немалое рвение в изучении русского языка, – продолжал полковник. – Уже неплохо им владеет на разговорном уровне. Вы сегодня в этом убедились.

– Ну, это ещё не улика...

– Разумеется. Однако она довольно быстро свела знакомство с несколькими научными сотрудниками. В том числе с ведущими специалистами, которые имеют высший допуск секретности. Если конкретно, с Фатимой Саидовой.

– Саидова... Что-то припоминаю... Кандидат физико-математических, красотка, вылитая шемаханская княжна. Правильно?

– Верно, товарищ генерал. Таким образом, не исключена возможность утечки секретных данных, – заключил контрразведчик.

– Что ж, продолжайте наблюдать, – распорядился Березин. – Если будут новости, немедля доложите мне.

– Слушаюсь, товарищ генерал. Разрешите отключиться?

– Погодите. Как там мальчик из-под Гомеля, здоров?

– В пределах нормы. Конечно, у него шоковая реакция, но адаптолог надеется, что скоро всё пройдёт. Девчата из лаборатории взяли над парнишкой шефство, завалили фруктами.

– А что нового по банковской волоките?

– Пока ничего, трудно ведь подступиться, товарищ генерал, – пожаловался Лихачёв. – Хотя принцип афёры предельно ясен, многое проходит через цепочки офшорных фирм в Квебеке и Курдистане, а там сам чёрт ногу сломит. Вы ведь в курсе, что такое офшоры в молодых странах?

– Понимаю, не маленький, – кивнул Березин.

– Нам из Ясенева дали кое-какие намётки, так что с мёртвой точки сдвинулись. В целом схема простая, можно сказать, стандартная. Допустим, вы контролируете несколько счетов, через которые осуществляется финансирование ооновских программ. К примеру, три, на каждый из них приходит по миллиону ежемесячно. А выплаты со счетов идут частями. И можно проделать этакий фокус: вы сегодня сняли полмиллиона с одного счёта и пустили в оборот. Через неделю покрыли недостачу со второго счёта. Ещё через неделю закрыли брешь с третьего счёта. Ну, а там, глядишь, либо новые начисления подоспеют, либо полмиллиона вернутся с процентами.

– Трёхнедельный оборот, не слишком ли быстро? – усомнился генерал.

– Если это криминальная сфера, почему бы и нет? – разъяснил особист. – Скажем, закуплена крупная партия кокаина в Колумбии. Нужно переправить её на север и там продать местным оптовикам. Вся операция займёт как раз от двух до трёх недель, а прибыль почти стопроцентная.

– Пока выглядит логично. Но ведь и риск немалый: вдруг товар накроется на таможне, как тогда вернуть деньги?

– Никакого риска нет. Если это дипломатическая почта.

– Ого! – насторожился Березин. – Это ваша гипотеза или есть факты?

– Вам это проще выяснить, чем мне, товарищ генерал. Ведь вы связаны с Ракитским. Мидовская разведка тоже не лыком шита.

Березин укоризненно насупил брови.

– Сдаётся мне, вы слишком многое недоговариваете, – упрекнул он Лихачёва.

– Только то, в чём нет стопроцентной уверенности. Прошу понять меня правильно, товарищ генерал. Когда я получу конкретные доказательства, немедля вам о них сообщу.

– Что ж, вы правы, пожалуй, – пришлось Березину сменить гнев на милость. – Так я жду от вас результатов, а не версий. Желаю успехов.

– До свидания, товарищ генерал.

От разговора с особистом осталось тихое чувство досады. Тот не сообщил ничего существенного касательно банковских махинаций, хотя безусловно вышел на след. И нажать на Лихачёва не получится: хоть и приписан полковник к Псковской базе, у него своё начальство.

Вернувшись в свой виртуальный кабинет, Березин первым делом набросал послание Ракитскому с просьбой о встрече и, отослав зашифрованную депешу, занялся прочисткой трубки. Предстояло ещё составить циркуляр о выявлении и реализации складских излишков, чтобы разослать его по всем региональным базам. Но канцелярскую рутину генерал тихо ненавидел.

Глава 6

Растянувшийся на полу пещеры и блаженно зажмурившийся Кхан впитывал кожей щедрый сноп ультрафиолетовых лучей, струящийся с потолка. По изнанке сомкнутых век плавали радужные световые пятна.

Прогревшись вдоволь, он протянул клешню и выключил кварцевые лампы. Сноровисто цепляясь щупальцами за поручни, соскользнул по ступенькам, погрузился в воду, разжал жаберные щели, наладил базовое дыхание. В плотной жидкостной среде к оптическому зрению добавилось прощупывание сонаром, и окружающий мир снова обрёл чёткие объёмные очертания.

Кхан размял сфинктерные мышцы ходового сопла и, вытянувшись как струна, сделал на малом ходу несколько кругов по бассейну. Отдохнул он превосходно, пора приниматься за дело.

Вставив компьютерные шунты в гнёзда, он для начала соединился с БарбараКхан. Та ещё спала в своей тесной квартирке, свернувшись калачиком под простынёй.

Ещё раз Кхан проверил цепочку своих рассуждений. Обработав Паттона, этот пси-клон успешно выполнил свою задачу, и надобность в нём отпала. Контролировать её дальше чересчур хлопотно, а оставлять в живых без контроля недопустимо.

Повинуясь воле своего хозяина, проснувшаяся БарбараКхан встала с кровати, побрела на кухню. Порылась в ящике стола, найдя длинный кухонный нож, вернулась в комнату, окинула равнодушным взглядом царивший в ней кавардак: всюду разбросано несвежее бельё, гигиенические прокладки, косметические принадлежности. Она взяла валявшуюся на стуле сумочку, отрезала её тонкий кожаный ремешок и завязала на нём узел, соорудив петлю. Затем, встав на стул, привязала другой конец ремешка к потолочной люстре.

Кхан почувствовал, как тревожно забурлил взбаламученный разум пси-клона, когда петля затянулась на горле. Куцая тень прежней Барбары ещё жила глубоко под спудом, в закоулках подсознания, и она, почуяв неладное, изо всех сил пыталась высвободиться, разжать крепкую хватку чужого сознания.

Из любопытства Кхан чуть ослабил контроль, и до него донёсся сдавленный вопль ужаса и протеста. Бунтующее слабосильное ничтожество собралось в комок, натужилось, тщетно стараясь отторгнуть своего властелина. С тем же успехом прибойная волна могла попытаться обрушить прибрежный утёс.

Некоторое время Кхан забавлялся, постепенно убавляя зажим и предоставляя бьющейся в истерике Барбаре почти полную свободу действий, затем снова брал её в тиски, плющил и скручивал, приводя к полной покорности. Словно бы коралловый червяк, вдавленный брюхом Кхана в ил, копошился под его грузной тушей, а он то приподнимался, то наваливался на добычу всем весом.

Впрочем, он быстро пресытился этой прощальной забавой. БарбараКхан оттолкнула ногами стул, тот упал с резким стуком. Агонизирующее тело закачалось на ремешке, мигом затянувшаяся петля переломила гортанный хрящ. Челюсти клацнули, прокусывая вываленный язык.

До Кхана донеслось эхо дичайшей муки, такой свирепой и многогранной, что заблокировать её оказалось нелегко. Предельно сузив спектр контроля, Кхан удовольствовался режимом наблюдателя и пристально следил за предсмертными корчами пси-клона, особенно заинтересованный тем, как опрастываются кишечник и мочевой пузырь и экскременты стекают по дрыгающимся ногам. Вскоре мозг Барбары, лишившийся притока свежей крови, окончательно погиб; когда её сознание помутилось и угасло, Кхан даже испытал нечто вроде сожаления.

Чтобы добраться до Паттона, пришлось выстроить длинную прихотливую цепочку из пси-клонов. Каждый из них, передав эстафету следующему, подвергался умерщвлению без особых затей. Но то были сплошь самцы, и ощущения юной самки оказались для Кхана внове. Кажется, они даже вызвали в нём некоторую душевную смуту. Да, без сомнения, нечто исподволь разладилось в его психическом устройстве, словно бы между безукоризненно пригнанными движущимися деталями вклинилась досадная случайная песчинка.

Пружинисто оттолкнувшись щупальцами, Кхан поплыл вдоль бортика в дальний конец бассейна, где притулился небольшой продолговатый валун. На его макушке рос миниатюрный садик для медитаций: шесть радужных актиний, три плюмажника, по центру – звездоцвет.

Сосредоточившись на зыблющихся растениях, Кхан предпринял глубокую медитацию, приступая к процедуре очистки зашлакованного сознания. Методично вскрывая слой за слоем, он обнаружил наконец потайную занозу – восхитительное бурное наслаждение, которое БарбараКхан испытала вчера, совокупившись с телом Паттона. Когда она извивалась в оргазме, сладчайшие содрогания её матки привели Кхана в полный восторг. Однако воспоминание пришлось закапсулировать и удалить вместе со всеми его корешками.

Впредь ему надлежало проявлять предельную осторожность и не поддаваться каверзным искушениям. Однако и зарекаться наотрез не стоит, это ведёт к утере ментальной пластичности. Хотя Кхан вовсе не разделял страсть декаподов к безоглядному риску, но тем не менее вдруг ему пришло на ум, что пси-контакт с млекопитающими необычайно притягателен именно в силу своей повышенной опасности.

* * *

– Поешь, – сказала Фатима. – Ну, пожалуйста.

– Не хочу апельсинов, – ответил мальчик.

Он лежал на спине, изучая трещинку в потолке лазарета безучастным взглядом. Белки у него испещрили густые алые прожилки, под глазами залегли сиреневые полукружия.

Фатима бочком присела на койку рядом с ним, держа на весу оранжевую рыхлую дольку.

– А чего ты хочешь? – Она положила дольку на блюдце и отёрла сок с пальцев кусочком расползающегося лигнина.

– Бульбы. Жареной.

– Не надо капризничать, – попросила Фатима преувеличенно спокойным голосом, скатывая влажный лигнин в шарик. – Врач велел тебе давать побольше фруктов.

– А я не хочу их. Надоело. Во рту кисло.

Штукатурку рассекала трещина, похожая на веточку. Словно дерево росло там, наверху, и вдруг просунуло ветку сквозь потолок. Безлистую, осеннюю.

– Я ничего не помню... – проговорил мальчик. – Хочу вспомнить вчерашнее. И не могу. Не получается.

Меж его выгоревшими тонкими бровями залегла складка, он тщетно силился нащупать воспоминание, окутанное неосознанным спасительным запретом, словно непроницаемой сферой Шварцшильда.

– Ну-ну, тебе незачем волноваться, – Фатима попыталась успокоить его. – Давай-ка я тебе очищу банан...

Маленький упрямец помотал головой. Он всё понукал пробуксовывающую память, и Фатиме стало боязно при мысли, что вот-вот чёрная дыра беспамятства в его мозгу взорвётся, превратившись в сверхновую. Надеясь отвлечь мальчика, она торопливо сдирала вязнущую под ногтями банановую кожуру.

По ту сторону двери кто-то постучался, и в палату заглянула Эвелин Хадсон.

– Привет, – промурлыкала она, энергично вскинув двуперстие к голубой пилотке.

– Hi, – откликнулась обрадованная Фатима.

– Мне в лаборатории сказали, что ты здесь. Не помешаю?

– Заходи.

Войдя, десантница сняла пилотку, покрутила её в руках и, сложив пополам, продела под погон мундира.

– Как дела, Владик? – спросила она.

Мальчик ничего не ответил, всё так же безучастно глядя в потолок.

– Он обедать отказывается, – пожаловалась Фатима.

– Я бульбы хочу, – пробормотал Владлен.

– Что такое бульба? – спросила американка.

С её появлением в палате словно бы просветлело, сгустившаяся было напряжённость развеялась.

– Potato, – объяснила Фатима. – Национальное лакомство.

– Оу, тут в ларьке есть картофельные чипсы. Как насчёт чипсов, Владлен?

– Не хочу. Это не то.

– Вот, полюбуйся. Капризничает.

– Ничего страшного, – рассудила Эвелин. – Значит, сыт.

Наступившее молчание нарушила сигнальная трель, и Фатима вынула сотовый телефон из кармана халата.

– Слушаю. Да, я в лазарете. Нормально. Даже так? Минутку.

Не выключая телефон, она повернулась к Эвелин:

– Меня вызывают в лабораторию, срочно. Посидишь с Владленом?

– Конечно. Я сейчас в свободной смене.

– Вот и чудненько, – кивнула Фатима и пробормотала в трубку: – Сейчас приду.

– Кстати, Фатима, у тебя в лаборатории найдётся кусок освинцованного кабеля? – спросила Эвелин.

– Надо поискать. А зачем тебе?

– Собственно говоря, мне листовой свинец нужен. Фунта два.

– Так бы сразу и сказала. Надо правильно формулировать техническое задание. Вот уж чего-чего, а этого добра у меня там навалом.

Прежде чем выйти из палаты, Фатима окинула мальчика испытующим взглядом. Владлен всё так же пристально разглядывал потолок, но чёрный провал в памяти, похоже, перестал его мучить.

Когда Фатима скрылась за дверью, Эвелин присела на табурет рядом с койкой, ритмично сжимая в кулаке ворсистый мячик лимонного цвета.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – с запинкой ответил мальчик. – А вас как зовут?

– Эвелин.

– Я вас помню. Вы меня вчера несли на руках. Верно?

– Да.

– Больше я ничего не могу вспомнить, – виновато промолвил он. – Голова как чужая. Она меня не слушается.

– Наверное, от лекарств. Это должно пройти, – обнадёжила его десантница и переложила мячик в другую руку.

– Тётя Эвелин, а что это у вас? – повернув голову, полюбопытствовал Владлен.

– Теннисный мячик.

– Зачем?

– Чтобы быть сильной.

– А второго такого у вас нету?

– Есть.

– Дадите мне? Я тоже хочу быть сильным, – чуть оживился Владлен и добавил: – Я когда вырасту, буду чужаков убивать. Я их всех поубиваю.

– Хорошо. Будет тебе мячик, – пообещала Эвелин. – В следующий раз принесу.

– А в кобуре у вас пистолет? – продолжал расспросы мальчик.

– Бластер.

– Покажите. Пожалуйста.

Десантница расстегнула кобуру, извлекла увесистый тупорылый бластер, подбросила его на ладони.

– Вот. Нравится?

– Ух ты... – приподнявшись на койке, Владлен умоляюще протянул худенькую загорелую руку. – Дайте подержать. Я осторожно.

– Держи, – разрешила Эвелин.

Зачарованно разглядывая бластер, мальчик сжал ребристую рукоятку так, что побелели костяшки пальцев.

– Он заряженный?

– Да. Впрочем, там два предохранителя. Просто так не выстрелит.

Вдоволь налюбовавшись, Владлен вернул бластер десантнице.

– Тётя Эвелин, а вы замужем? – спросил он.

– Нет, а что? – ответила американка, пряча оружие в кобуру.

– Ничего, – Владлен отвёл глаза. – Я просто так спросил...

Выйдя из медчасти, Фатима торопливо зашагала по магистральному переходу базы.

Сущее наваждение, ведь Эвелин ни капли не похожа на Йоко. И лицо, и фигура совсем другие. Однако в повадке сквозит неуловимое сходство. И такой же тончайший жасминный дурман исходит от кожи. Вот, совсем близко, рядышком, только руку протянуть. Но вязкая робость гнездится в сердце, и на кончиках пальцев сгущается электричество неприкаянной нежности.

Стоило Фатиме пройти насквозь жилой комплекс и свернуть к лабораторному сектору, тут же, здрасьте-насте, навстречу ей топает Щёголев. Как завидел её, так и встал столбом посреди коридора.

– Здравствуй, Фатима.

– Добрый день.

Пришлось ей, хочешь не хочешь, остановиться, поскольку нахально ухмыляющийся дылда загородил дорогу. Не бочком же протискиваться мимо.

– Ты из лазарета? Ну, как там парнишка себя чувствует?

Вот же напасть, за сегодня она уже в третий раз напарывается на этого патлатого козла с томными глазами. И всякий раз, когда он с ней заговаривает, внизу живота всё сжимается, словно в трусики шустро лезет волосатая липкая ручища. На редкость сексуально озабоченный тип. Ну его в болото.

– Сносно. Слушай, Сергей, там в лаборатории аврал. Некогда мне.

Однако Щёголев и не думал посторониться.

– У меня вечером собирается компашка своих ребят, – развязно сообщил он. – Может, присоединишься?

Просто руки чешутся влепить ему оплеуху, чтоб впредь не привязывался.

– Не имею ни малейшего желания. Пропусти.

– Как знаешь...

Разочарованный Щёголев отступил в сторону, и Фатима заспешила по коридору дальше.

Одуренно красива персияночка, даже когда злится. Глазищи мечут антрацитовые молнии, точёные ноздри раздуваются. С такой норовистой кобылкой намучаешься, пока взнуздаешь. Зато уж потом лихие скачки обеспечены.

Он смотрел ей вслед, закусив губу. Аж до неприличия хороша фигурка, тонкая и гибкая, как хлыст, ноги от зубов растут. Уже одна только походочка шибает, как двести двадцать вольт по яйцам. Неужто и вправду она мужиков на дух не переносит... Ладно, разберёмся.

Красотка скрылась за углом, и Щёголев направился дальше своей дорогой, в наблюдательный пункт вивария.

По табло над входом справа налево бежала строка, набранная крупным багровым шрифтом: «Зона повышенной опасности. Посторонним вход строго воспрещён!»

Достав из нагрудного кармана личную карточку, Щёголев сунул её в щель на косяке, и гидропривод медленно распахнул перед ним толстую бронированную дверь.

– Добрый день, Сергей Георгиевич, – томно улыбнулась ему сидящая перед линейкой мониторов стажёрка из Кембриджа Джейн Галахер.

– Приветствую. Как там наш новичок?

– Всё так же, абсолютно неконтактен. Хотя стал принимать пищу.

– Что ж, для начала неплохо, – пробурчал Щёголев, через плечо Джейн разглядывая своих подопечных на мониторах.

Большинство пленных медузняков пребывало в послеобеденной дрёме. Те, что бодрствовали, беспокойно прохаживались по своим боксам из угла в угол, косолапо загребая студенистыми ножищами.

Разумеется, внимание Щёголева сразу же приковал декапод, который разлёгся на пористой подстилке террариума и нежился под мелким водяным крошевом, сыплющимся на него из потолочных форсунок.

Молодцы солдатики, удружили. Из этой твари сразу кучу диссеров можно запросто выкроить, на всех эмэнэсов хватит с лихвой, чтобы остепениться. Это же обалдеть, до чего развесистая тема. Кажется, подвалил наконец долгожданный шанс пробиться в членкоры. Чем чёрт не шутит, пока бог спит.

Вчера вечером Щёголев извёл почти литр лабораторного спирта, угощая доблестного Чукарина и расспрашивая, каким манером тому посчастливилось-таки добыть декапода живьём. Лихой сержант смачно хрупал маринованными чукотскими огурчиками, опрокидывал одну стопку за другой и на разные лады твердил одно и то же: «Я, бля, кэ-эк въебенил ему по кумполу, он брык – и готов». Так что конструктивной научной информации почерпнуть не удалось, а с утра Щёголев места себе не находил от сурового сушняка.

– Сколько он сегодня съел? – спросил он.

– Полтора литра свиной.

Значит, пленник по крайней мере не собирается уморить себя голодом.

– Добрый знак, – в задумчивости Щёголев прошёлся по тесной комнатке из угла в угол. – Попробую с ним поговорить.

– Успеха вам, Сергей Георгиевич! – с энтузиазмом пожелала Джейн.

– Спасибо.

Покосившись на стажёрку, мысленно Щёголев послал её ко всем чертям. Эта лупоглазая рыжая коровища мясо-молочной ирландской породы явно положила на него глаз. Ну, уж нетушки, он свой инструмент не в дровах нашёл. Эх, персияночка...

Он приложил палец к биометрическому замку на двери вивария, и красный сигнальный огонёк замка сменился зелёным. Щёголев повернул кремальеру, открыл дверь и вошёл вовнутрь.

Двойная линейка мониторов тихо поплыла, закачалась, подёрнутая волнистой горячей плёнкой. Джейн Галахер торопливо выдернула платочек из-за обшлага и промокнула им глаза. Пресвятая Дева, он держится с ней так, будто ничего не замечает. И в нём нет ни капли пресловутой русской задушевности. Доброжелателен и корректен, точно стопроцентный янки. Экологически чистый колотый лёд с неизменным keep smiling. В горле заворочался ребристый ком, она прикусила зубами кулак, чтобы не расплакаться.

Щёголев уселся на стул перед смотровым окном и легонько постучал ногтем по никелированной окантовке. Во влажном сумраке за толстым триплексом шевельнулись щупальца потревоженного декапода. Пленник приподнялся на подстилке и выжидательно уставился на Щёголева. Его круглые перламутровые глаза походили на кошачьи – слабо флуоресцирующие, с зелёным отливом.

Если вчера у декапода наблюдался полный аутизм, то теперь его реакции явно приходят в норму. Во-первых, он стал принимать пищу, во-вторых, начал проявлять интерес к происходящему вокруг. Совсем хорошо.

Включив динамики, Щёголев укрепил на лацкане халата снабжённую прищепкой капсулу микрофона.

– Хванк, – прицокнув языком, поздоровался он.

В ответ из динамиков донёсся скрипучий шамкающий голос, а после секундной заминки киберпереводчик выдал перевод.

– Сунь вы щупальце в анальное отверстие, незаконнорождённый вне клана, три позора тебе на хвост.

– Ну-ну, зачем же так браниться, – миролюбиво проворчал ксенолог по-русски.

– Оскорблён я до дна. Это у медузняки говорится «хванк», не мы, – объяснил через киберпереводчика декапод, наставив щупальце на Щёголева и чуть покачивая кончиком вверх-вниз. – Сказать в декапод «хванк» – значит маленький позор.

Фразы он ронял размеренно, словно бы ставил точку после каждого слова. Киберпереводчик вывел на экран сообщение: «Речь идёт на неизученном диалекте медузняков, перевод приблизителен».

– Простите, я не знал, что у вас разные наречия, – молвил Щёголев.

– Сказать мне «хванк» даже не забавно, – продолжал кипятиться пленник. – Вы сказать мне «хванк» – вполне обидно. Обида на весь хвост!

– Почему?

– Представьте, я вам приветствовал как низшего совсем. Как грязь илистую. Вам это вкусно?

– Разумеется, нет, – признал Щёголев.

– Медузняки, сказать бы как, полуумные, да? – растолковывал чужак. – Вроде ваших собак, а умеют говорить. Вы понять, вы тоже гуляете в охоту вместе собаками, точно?

По уровню интеллекта декапод безусловно превосходил медузняков. Он с ходу обнаружил навыки образного мышления и, по-видимому, обладал чувством юмора.

– Вы хотите сказать, что мы для вас – дичь?

– О да. Ещё как. Вовсю дичь. Опасная, о-о, весьма опасная. И вкусная кровь. Нам нравится.

Наступила пауза. Разделённые толстым слоёным стеклом, друг на друга в упор смотрели человек и хищная головоногая тварь, вынырнувшая из глубин космоса. Невольно Щёголев поёжился, ему точно ледяного наждаку сыпанули за шиворот. Накатила мимолётная жуть, как будто роли переменились и его изучаемый объект стал охотником, а он, исследователь, превратился в лакомую добычу.

Так вот оно что. Разгадка оказалась донельзя простой и унизительной. Чужаки не воюют с людьми. Это не война. Попросту охотничьи забавы. Сафари на задворках Галактики.

– Значит, фалаха сюда прилетают поохотиться? – спросил он, стиснув невольно кулаки.

– Точно. Сюда охотиться дорого. И опасно. Привлекательно.

Щёголев пытался усмирить вскипающую ярость, а она всё ворочалась под кадыком, точно щупальцем перехватывая дыхание. Главная заповедь ксенолога – не давать воли своим чисто человеческим пристрастиям, воздерживаться от эмоциональных оценок. Легко сказать...

– Желается мне говорить самому главному, верховному старейшине посреди вас, – нарушил затянувшееся молчание декапод. – Мне просьба есть.

– Ну, что ж, будем считать, я самый главный и есть, – ответил Щёголев. – Заведую этой лабораторией, то есть.

– Но ведь ваш патриарх имеется очень главнее, – возразил недоверчиво пленник.

– Попробуем обойтись без него. Так что за просьба у вас?

– Если можно, питать меня телячий кровь, он вкусней, чем говяжий. Только не свиной кровь, – декапод передёрнулся и посучил щупальцами. – Медузняки шибко любят свиной, да. Но мне от свиной начинается аллергия.

Присмотревшись, Щёголев различил на его коже мелкую красную сыпь. Так вот почему он вчера отказывался от пищи. А сегодня всё-таки слопал что дают, голод ведь не тётка.

– Хорошо, – кивнул Щёголев. – Я распоряжусь, чтобы вам давали телячью кровь.

– Большое спасибо, – поблагодарил чужак.

Почти лишённая модуляций речь декапода сопровождалась взамен замысловатыми жестами. Выражая свою благодарность, он поднял три щупальца, изогнув их наподобие вопросительных знаков.

Похоже, контакт наладился, и пленный чужак, вопреки ожиданиям, оказался достаточно словоохотлив.

– Медузняки называют себя «анк», – приступил к расспросам обнадёженный Щёголев. – А как себя именует ваша раса?

– О, мы себя именуем фалаха. На ваш язык означает повелители миров, – декапод всплеснул щупальцами, словно хватая большой невидимый мяч. – Анк сильнее нас, ихличи умнее нас. Но анк уважают наш ум, а ихличи покоряются нашей силе. Потому мы властвуем над мирами.

– Кто такие ихличи? – насторожился Щёголев.

– Наши братья и слуги, ясно? Схожи с нами, только длинные. Очень длинные. Но тела их жидковаты. Единоборства с нами они боятся. А умы у них, да, очень. Каждый ихличи умнее всякого вашего компьютера. В сто раз может его перехитрить сам, один.

– Насколько мне известно, с ихличи мы ещё не сталкивались?

– Да. Ихличи не охотники, – декапод пренебрежительно тряхнул кончиком щупальца.

– А ваша раса, как я понимаю, любит риск?

– О да, очень. Очень, – подтвердил инопланетянин. – Теперь я вполне устаю говорить. Надоело. Мне точно будет телячий кровь?

– Конечно. Завтра утром, раньше не успеем.

Неторопливо, как будто преодолевая удвоенное тяготение, Щёголев поднялся со стула, отключил переговорную систему, снял с лацкана микрофон. Вышел из вивария, закрыл дверь, повернул кремальеру. Щупальце ярости затягивалось всё туже. Неожиданно для самого себя Щёголев саданул кулаком по гладкой дверной стали, расшибив до крови костяшки. Морщась, полез в карман за носовым платком и вдруг поймал на себе ошарашенный взгляд волоокой Джейн Галахер.

Глава 7

– Ты поужинал? – прямо от дверей палаты спросила Фатима.

– Да, меня тётя Эвелин покормила, – ответил мальчик.

Подойдя к койке, Фатима недоверчиво покосилась на тумбочку, где стояла тарелка с бугристыми кляксами полусъеденной овсянки.

– Ты мне правду говоришь?

– Я сытый, честное слово. Тётя Эвелин мне чипсов принесла, – Владлен указал на валявшийся в изножье постели надорванный яркий пакет. – И ещё винограду... Сытый – во! – Он чиркнул пальцем по горлу.

– Она давно ушла?

– Недавно. А вы знаете, она мне дала свой бластер подержать, – похвастался мальчик. – И обещала взять с собой на стрельбище, когда врач меня отсюда выпустит.

Он ожил, и от вязкой гравитации ужаса, ворочавшейся где-то глубоко в его стриженой светло-русой головёнке, не осталось и следа. Перестал таращиться снулыми рыбьими линзами в потолок, глаза у него заблестели, а морщинка меж бровей разгладилась. У Фатимы от сердца отлегло.

– Ну-ну... – неопределённо пробормотала она, перекладывая в другую руку обёрнутый пластиком и прихваченный скотчем увесистый свёрток. – А куда Эвелин отправилась, не знаешь?

– Сказала, ужинать пошла, – сообщил Владлен. – Тётя Эвелин очень красивая, правда?

– Да, очень.

– Я думал, такие красивые только в кино бывают... – со вздохом признался мальчик.

– Пойду её поищу. Завтра с утра к тебе загляну, – пообещала Фатима. Пока.

– До свидания.

Не найдя в полупустой столовой Эвелин, она отправилась в жилой сектор базы.

Вдоль длинного коридора, по истёртой тяжёлыми башмаками ковровой дорожке, медленно полз пузатый киберуборщик. Обогнув жужжащий агрегат, Фатима остановилась перед дверью под номером семнадцать. Она постучалась и, заслышав лёгкие неторопливые шаги, вздрогнула, закусила губу. Ей вдруг померещилось, что дверь откроет Йоко. На вставленной в потускневшую латунную окантовку новенькой табличке значилось: «Эвелин Хадсон, 1-й взвод».

– А, это ты, заходи, – приветливо сказала отворившая дверь Эвелин, утирая полотенцем пот с раскрасневшегося лица.

– Кажется, я тебе помешала?

– Нисколько. Я тут гимнастику делала перед ужином. Уже закончила.

Посторонившись, Эвелин промокнула влажные волосы и небрежным взмахом отправила полотенце на спинку кресла, над которым раньше висела фотография Фудзиямы.

– Душ потом приму, – заявила американка. – Зверски хочется поесть.

Фатима вошла в комнату.

– Я принесла тебе свинец, – сказала она, протягивая увесистый пакет.

– Таашакур, Фатима, – обрадовалась Эвелин.

– Not at all. В смысле, на здоровье.

– Да ты присаживайся, – бросила десантница через плечо, выдвигая ящик прикроватной тумбочки.

Порывшись среди лоскутов и катушек с нитками, она вытащила портняжные ножницы и взрезала ими обёртку пакета.

– Это то, что надо! – восхитилась Эвелин, развёртывая скатанную в рулон свинцовую пластину.

Всё теми же ножницами она раскромсала свинец на полоски шириной в ладонь, затем извлекла из платяного шкафа два тугих рулончика эластичных бинтов.

– Что ты собираешься делать? – спросила Фатима, заинтересованно наблюдая за её манипуляциями.

– Сейчас увидишь, – она уселась на койку, засучила рукава спортивного костюма по локоть. – Помоги наложить бинты, пожалуйста.

Прикосновение свершилось, молния не грянула. Громовой разряд тихо ушёл в землю, заблудился меж корней и плывучих водоносных песков. Держа запястье Эвелин, Фатима накладывала трикотажный бинт на предплечье.

– Чуть потуже, – попросила десантница. – Да, вот так. Спасибо.

Взяв с тумбочки полоску свинца, она принялась. обкручивать ею правую руку поверх бинтов.

– Что это ты делаешь? – удивилась Фатима.

– Маленькая хитрость, – весело подмигнула американка. – Гантели, которые всегда с тобой. Мне нужно мускулатуру поднакачать.

– Но зачем?

– Я влюбилась.

От лукавой усмешки у неё прорезались ямочки на щеках, совсем как у Йоко. Ну, вот и всё. Хватит бредить, они только подруги, больше ничего нет и не будет.

– И кто этот счастливец? – Собственный спокойный голос Фатима услышала как бы со стороны.

– Тульский лучемёт. Это совершенно шикарная штука, – затараторила Эвелин, принимаясь накладывать свинец на левое запястье. – Я сделала из него всего один выстрел и влюбилась наповал. Представляешь? Если за месяц подниму свой PowerQ, мне разрешат ходить с ним на задания.

Ах, вот оно что. Эвелин хочет изуродовать себя из-за дурацкой огнестрельной железяки. Хочет, чтобы на её руках набухли бугры мышц, проступили загрубевшие жилы, как у мужика.

– Ты рискуешь. Так недолго и кровообращение нарушить, – рассудительно предупредила Фатима.

– Ничего подобного, – возразила десантница, встала с койки, сделала несколько плавных широких взмахов руками. – Оу, отлично! То, что надо.

Выйдя на середину комнаты, она быстро проделала несколько упражнений для разминки. Под модным тренировочным костюмом мешковатого покроя заиграло гибкое сильное тело. Фатиме мучительно хотелось содрать с её рук уродливую кожуру бинтов и свинца, нырнуть в дрожащую одурь, где всё дозволено. Обнять, приголубить, окутать лихорадочной паутиной ласк, зацеловать...

– А теперь пойду поужинаю, – сказала Эвелин. – Составишь мне компанию?

– С удовольствием.

Когда они вошли в столовую, Фатима чуть не споткнулась о взгляд Щёголева, пристальной рогатиной торчавший исподлобья. Ксенолог одиноко сидел в дальнем углу над тарелкой с недоеденным шницелем. Вздёрнув голову, она отвернулась, прошествовала к никелированной карусели раздаточного автомата и, не мудрствуя лукаво, взяла первый подвернувшийся под руку комплексный ужин на подносе.

Прежде чем они с Эвелин принялись за еду, американка отлучилась в мини-маркет и вернулась оттуда, неся туго набитый фирменный мешочек. Быстро расправившись с ужином, десантница извлекла из мешочка тюбик и принялась выдавливать из него на ломоть хлеба протеиновую пасту.

– Тебе очень идёт эта новая стрижка, – задумчиво молвила Фатима.

– Просто лохмы надоели, – пожала плечами американка.

Йоко была смуглым щедрым дождём, влажно цветущей под губами оторопью и дрожью. Всё-таки Эвелин другая, совсем другая. Тихо дремлющее белокурое пламя, ещё не ведающее себя. Чтобы его разбудить, нужны тишь и сумрак, дыхание листвы в тёмном дворе за раскрытым окном. Робость улетучивается, губы всё настойчивей теребят отвердевший сосок, потаённые кудряшки взмокли, кончики пальцев окунаются в их скользкую прохладу...

– У тебя в лаборатории плохие новости? – спросила Эвелин.

– Ничуть.

– Почему тогда ты так хмуришься?

Фатима допила клюквенный кисель и со стуком отставила стакан.

– Нам сегодня прислали из Хартума очень странную штуку, – сказала она. – Судя по всему, новое оружие чужаков. Оно внешне сработано как пистолет, но на самом деле это широкополосный торсионный генератор, фазовый, мощностью порядка ста пятидесяти аким.

– Извини, для меня это сущая тарабарщина, – смиренно созналась десантница. – Нельзя ли попроще?

– Если проще, с помощью этого генератора чужак может поставить сознание человека под контроль. Стопроцентно зомбировать. Я видела видеоматериалы, там зомбированный десантник начал стрелять по своим.

– Да, сволочная штука, – Эвелин отложила изжёванную зубочистку и распечатала упаковку жевательной резинки «Добрыня». – Очень опасная.

– Меня беспокоит вот что. Мы уже переняли у чужаков много новшеств – флуктуаторы, элериум, плазменные микротехнологии. Прекрасно. Но теперь дошло до психотроники, и это сущий джинн из бутылки. Такие генераторы сконструированы у нас давно, весь секрет был в том, как промодулировать пучок торсионных колебаний. Теперь стал ясен принцип психотронного воздействия. В самых общих чертах, но тем не менее.

Десантница хмуро сдвинула брови.

– А как ты думаешь, чужаки могут применить зомбирование в массовом масштабе?

– В принципе могут, – подтвердила Фатима. – Но теперь это сумеют проделать не только чужаки. Понимаешь? Это не кварковая бомба, это куда хуже. Это мечта любого диктатора. Можно делать из людей послушных роботов. Абсолютно безвольных и стопроцентно исполнительных. Можно им...

– Возьми жвачку, – вдруг перебила её Эвелин, протягивая пакетик.

Фатима подставила ладонь, американка выщелкнула подушечку жевательной резинки, потом вдруг резким движением стиснула её запястье, словно клещами. Тут же разжала пальцы и откинулась на спинку стула.

В ответ на обескураженный взгляд Фатимы она небрежно, будто смахивая крошку, приложила палец к губам. Затем её напряжённое лицо снова стало добродушным и беспечным, как всегда. Широкая, наивная улыбка довершила метаморфозу.

От разжёванной подушечки во рту разлился острый мятный холодок.

– Спасибо, – произнесла Фатима.

* * *

Едва Березин переступил порог, раздался восторженный клич:

– Папка приехал!

Вовка с разбегу бросился ему на шею, а Тошка ликующе затявкал и суматошным хвостатым волчком подкатился под ноги.

– Ты надолго, пап?

– На часок.

– Почему так мало?!

– Не капризничай, сынку. Отпусти, задушишь. Дай с мамой поздороваться.

Лена стояла в дверях гостиной, бледная, с тёмными кругами под глазами. Березин опустил сына на паркет, нахлобучил ему на голову свою фуражку, подошёл к жене, обнял, поцеловал.

– Андрюшка... Андрюшка... – шептала она, прижавшись горячей мокрой щекой к его скуле.

– Папка, поезжай с нами, – канючил Вовка, обхватив его за ногу. – Мама говорит, там море тёплое. Японское.

– Рад бы, да не могу.

– А когда война кончится, ты к нам туда приедешь?

– Конечно. Как только, так сразу.

– Честное командирское?

– Честное командирское.

– Поди выгуляй Тошку, сы́ночка, – вмешалась Лена.

– А можно после? Я с папкой хочу поговорить...

– Давай-ка без разговоров. Видишь, пёс гулять хочет.

Услышав магическое слово «гулять», Тошка взвился рыжим смерчем, требовательно загавкал с подвывом. Надув губы сковородником, Вовка принялся искать ошейник и поводок.

Березин разжал объятие, опустился на диван. Лена села рядом с ним.

– Ты собрала вещи?

– Конечно. Неужели всё так серьёзно?

– Да, – Березин полез в карман за трубкой и кисетом. – Федералы готовят прорыв линии фронта. И они вполне могут взять Красноярск.

– Я пошёл! – сообщил Вовка из прихожей.

Бухнула дверь, Тошкин лай завинтился сужающейся вниз спиралью.

В наступившей тишине лицо Лены придвинулось вплотную.

Комнату заволокла темнота, перед глазами возникла серебристая табличка с жирным восклицательным знаком и надписью: «Обрыв сценарного файла. Выйти? Реконструировать? Продолжить?» В прошлый раз Березин психанул, вышел из программы как раз на этом месте и напрочь стёр дальнейшие полчаса. Чуть поколебавшись, он ткнул пальцем в «Реконструировать» и снова очутился в прифронтовом Красноярске.

Лена вернулась из ванной, присела рядом на диван, склонилась над ним.

– Андрюша...

– Что?

– Я всё-таки хочу сделать пластику...

– Номер шестой, под лифчик из парашюта? – покривился Березин.

– Не подтрунивай. Я серьёзно. При моём сложении оптимален второй номер бюста.

– Разве? Спасибо, что просветила, а то в общевойсковом уставе я такого не припомню.

– Опять издеваешься. Но я же хочу этого ради тебя. Чтобы тебе со мной было хорошо.

– И думать не смей, – велел Березин. – Я тебя люблю такой, какая есть. И женился не на дойной корове.

Его рука скользнула под лягушиный скользкий шёлк халата. Маленькая ладная грудь с крепким соском плотно легла в ладонь.

– Ладно, ёжик, – усмехнулась Лена, взъероша его волосы. – Уговорил. Не буду.

Словно бы тёплая мамина ладошка легла на его упрямый чубчик, и он очутился в родном Смоленске, в трёхкомнатной квартире на улице Кутузова, где из окна виден Успенский собор на холмистом горизонте. Сквозь рассветную дымку празднично блещут золотые маковки куполов.

Сигнал компьютерного таймера тонким сверлом прошил тишину. Его время истекло, надо спешить на встречу с Ракитским.

– Лена, мне пора, – виновато проговорил Березин, встал с дивана и принялся натягивать полевую форму. – Ваш самолёт в полночь, Игнат за вами заедет на машине.

– Андрюша...

– Что?

– Я так боюсь... Мне вчера сон снился плохой.

– Не волнуйся. Всё будет хорошо, – заверил он.

Вернувшись обратно в свой виртуальный кабинет, Березин постоял немного перед безымянной дверью, из которой только что вышел. Лёгкое движение пальца, и дверь будет стёрта. Но никак не поднимается рука. В прошлом году он уже уничтожил эту комнату. Хорошо ещё, у вирел-мастера осталась копия.

Березин повернулся и понуро зашагал по длинному коридору, выстланному луговой травой и цветущими ромашками.

* * *

Тело Стивена Паттона, снедаемое похмельем, представляло собой далеко не самое комфортное обиталище для Кхана. Простершись на постели, пси-клон хмуро наблюдал, как врач колдует над раскрытым компьютером-ноутбуком.

– Полагаю, сэр, скоро вы будете в полном порядке, – наконец заверил врач, отлепив бляшки датчиков с груди пациента.

ПаттонКхан сел, запахнул пижаму. Из-под глянцевого журнала, валявшегося на прикроватной тумбочке, он вытащил припасённый конверт с деньгами.

– Премного благодарен, сэр, – врач сцапал конверт сноровисто, как лягушка муху.

После чего захлопнул крышку компьютера-ноутбука и распрощался.

ПаттонКхан провёл рукой по щетине на подбородке и поплёлся в ванную. Вяло орудуя электробритвой, он разглядывал в зеркале свои глазные белки, прошитые густой сетью красных жилок.

Недюжинные волевые качества пси-клонируемого на первых порах осложнили адаптацию. Сутки напролёт ПаттонКхан поглощал варварские дозы алкоголя, пока не опустошил стоявшие в баре разнокалиберные бутылки, начиная с норвежского рислинга и кончая русской клюквенной водкой. Процедура возымела нужный транквилизирующий эффект, агонизирующие остатки личности Паттона растворились практически бесследно, зато побочные действия оказались ужасными. Кхан предельно сузил обратную связь с мучающимся пси-клоном, и всё же тягостный смрад абстинентного синдрома временами шибал сквозь цепочки фильтров, заставляя высовывать хобот из бассейна и глотать обжигающе сухой воздух.

Выйдя из ванной, ПаттонКхан поплёлся на кухню, нашёл в холодильнике непочатую бутылку квас-колы и выхлебал прямо из горлышка чуть ли не пинту.

Он помнил, что сегодня в баскском посольстве состоится торжественный приём по случаю Дня независимости республики. И вскоре Макмиллан должен отправиться туда. Что ж, пора приниматься за дело. Пройдя в кабинет, ПаттонКхан расположился за рабочим столом, включил компьютер и нахлобучил виртуальный шлем. Отправной точкой предстоящего маршрута он избрал сервер Стэнфордского университета. Там размещалась одна из лучших и наиболее часто посещаемых виртуальных библиотек мира, где посетителю нетрудно затеряться.

Когда он вошёл в убогий, медлительный сервер с арсенид-галлиевым двухсотпятидесятишестиразрядным процессором, то испытал нечто вроде брезгливости, словно подплыл ненароком к взбаламученной воронке сероводородного выброса. Предварительно заготовленная программа-грызун легко проделала брешь в примитивной парольной защите, и вскоре ПаттонКхан, окутанный облачком петлевых маскировочных операций, невидимкой проник в глобальную компьютерную сеть.

Огромная и текучая, она походила на родную стихию ихличи, океан. ПаттонКхан стремительно плыл с одного развлекательного узла на другой, оставляя за собой растущий шлейф поддельных адресов. Перед ним проносились зазывные надписи, голые самцы и самки всех цветов кожи, фрагменты спортивных состязаний, рекламы зубной пасты и стирального порошка, блинов и кваса, папирос и водки. Наконец, ПаттонКхан решил, что проследить его извилистый путь в этом бессмысленном кавардаке уже невозможно.

Одним махом скользнув сквозь несколько узлов и порталов, он очутился на входе в полицейскую сеть, ввёл припасённый заранее пароль дорожного инспектора из Чикаго и начал кропотливо просачиваться сквозь многослойную защиту, прикрывавшую компьютер космического спутника, находившегося в трёхстах милях над Миннеаполисом.

Тем временем служебный автомобиль Джеймса Макмиллана остановился на перекрёстке перед светофором.

– Впереди пробка, сэр, – подал голос шофёр Чарли, косясь на дисплей бортового компьютера. – Нам придётся ехать в объезд.

– Валяй, только побыстрей, – согласился Макмиллан, сидевший в пухлой кожаной сердцевине могучей машины рядом с женой.

Он извлёк из петлицы чуть привядшую орхидею и водрузил её в хрустальную пробирку, прикреплённую к стойке меж дверей.

Едва зажёгся зелёный глазок светофора, шестидверный бронированный «Енисей» набрал скорость с мягкой, вкрадчивой мощью. Шофёр свернул с широкой улицы и стал выруливать сквозь лабиринт припортовых кварталов к набережной. Макмиллан откинул крышку бара, налил в массивный стакан на два пальца скотча, брызнул содовой из сифона, уцепил щипчиками кубик льда и бросил в виски.

Уперев затылок в подголовник, Сьюзен помассировала виски кончиками пальцев.

– Эта головная боль меня замучила, – пожаловалась она.

– Выпей, полегчает, – сухо предложил ей муж.

– Не хочу.

Она скосила глаза на Макмиллана, тот смаковал своё неизменное виски. Официально у него нет других доходов, кроме жалованья. И при разводе ей достанутся жалкие гроши. О, господи, какой подонок!

Она отвернулась и прислонила к оконному стеклу изболевшийся висок, глядя, как на серебристом крыле «Енисея» беззаботно трепещет флажок Североамериканских Демократических Штатов.

Телефон в кармане Макмиллана промурлыкал огрызок моцартовской сонаты.

– Алло. А, это вы? Есть новости? – заговорил он, косясь на Сьюзен. У этой сучки ушки всегда на макушке.

– Ладно, перечислите им половину, – хмуро выслушав собеседника, велел он. – Остальное прокрутите дважды у Омара и потом перебросьте на номерной в Цюрих.

Он опять ворочает своими подпольными деньжищами. Это ведь и её деньги тоже. Проклятье, она столько лет мучается с этим слабосильным слюнявым ублюдком. Ей по справедливости причитаются его биллионы. Но их через суд не выцарапаешь. Нипочём. Вот дерьмо-то.

– Одиннадцать процентов за стирку?! – возмутился Макмиллан. – Да вы рехнулись, приятель! Что значит «зато надёжно»? Ненадёжный партнёр вообще ничего не стоит! Я сказал, у Омара, и точка. Ясно?

ПаттонКхан осторожно и быстро пробирался сквозь дебри навигационной спутниковой сети. Впереди него юркими рыбёшками рыскали запросы поисковой субпрограммы. Спустя несколько секунд перед ним раскрылся канал, подключённый к бортовому компьютеру автомобиля, на котором ехал Макмиллан. Всё оказалось гораздо проще, чем он поначалу предполагал.

Сьюзен обречённо прикрыла глаза. Ну, сколько можно терпеть, в конце концов, эти вечные сплошные фрустрации. Говорят, от них начинается рак матки. А ведь она ещё красива, её многие хотят. Славный котик Джерри сказал, что её груди сводят его с ума. И ещё – что он в восторге от её уютной норки. Слегка раздвинув бёдра, она как бы невзначай приложила к лобку ладонь. Изнывающие пальцы теребили ткань платья. Ой, не надо вспоминать Джерри, потом опять придатки заболят...

– Нет! – рявкнул Макмиллан. – Я сказал, нет! Делайте, как я сказал!

Он раздражённо сунул телефон в карман. Лёд в хрустальном стакане потихоньку таял, и берега миниатюрного айсберга окружила белёсая цепочка пузырьков. Макмиллан отхлебнул виски.

Никому нельзя доверять, кругом сплошные скоты и жульё. На одну только подмазку налоговой службы уходит бешеная прорва денег. Как только доходы возрастут, мигом со всех сторон сбегается орава новых сволочей, почуявших жирный кусок. Они суетятся, наперебой протягивают свои потные ладошки, восторженно скалятся, отбивают почтительные поклоны и хапают, хапают без зазрения совести. Да, сэр, одни сволочи кругом. Орхидея в пробирке участливо кивала Макмиллану.

Как только лимузин въехал на мост через Миссисипи, шофёр передал контроль за вождением компьютерному лоцману и вольготно раскинулся на сиденье, переводя дух. Благодаря этому задача ПаттонКхана предельно облегчилась, ему не пришлось запускать в компьютер вирус, искажающий систему прерываний. Он попросту присвоил входному порту другой адрес, заранее пресекая попытки водителя вернуть управление автомобилем. После чего дал полный газ.

– Проклятье! – испуганно вскрикнул шофёр, когда «Енисей» с рёвом рванулся вперёд.

– Осторожнее, Чарли! – гаркнул Макмиллан, расплескавший остатки виски себе на колени.

Стиснув зубы, шофёр безуспешно давил педаль тормоза, в ответ на приборном щитке тревожно замигала красная надпись: «Ошибка ввода. Аварийный контроль управления». В панике он схватился за ключ зажигания и повернул его, заглушая двигатель, но ПаттонКхан уже улучил брешь в потоке идущих по соседнему ряду машин и сделал крутой поворот вправо, едва не столкнувшись с тупорылой махиной «МАЗа». Оторопевший водитель грузовика выругался, нажимая клаксон, а тяжёлый бронированный автомобиль врезался в чугунные перила моста, проломил их и по широкой дуге полетел с тридцатифутовой высоты в хмурые воды Миссисипи.

Немедля ПаттонКхан покинул полицейскую сеть и, прогулявшись до библиотечного сервера всё тем же запутанным кружным путём, вышел из вирела.

Кхана чрезвычайно заинтриговало одно странное обстоятельство. Он уловил явственный всплеск радости, пробившийся наружу из подсознания пси-клона в тот момент, когда лимузин Макмиллана рухнул в реку. Таким образом, установленный Кханом психический контроль оказался недостаточно полным.

Увенчавший цепочку пси-клонов Паттон оказался гораздо более изощрённым противником, чем любой из его предшественников. Он избежал полной диссоциации, ухитрился сохранить остатки своей личности, которые затаились на самом дне психики, будто краб-притворяшка меж камней. Без сомнения, он обладал врождёнными задатками пси-виртуоза. В этом следовало безотлагательно разобраться.

Когда взбесившийся лимузин потерял управление и спикировал с моста под истошный визг Сьюзен, каким-то чудом Макмиллан сообразил пригнуться и крепко вцепился руками в нижний край кожаного сиденья.

После секундной невесомости последовал сильный удар о воду. Макмиллана зашвырнуло кверху ногами на спинку переднего сиденья. Он разжал пальцы, кое-как перекатился на сиденье рядом с водителем и огляделся.

Оглушённый ударом Чарли лежал грудью на пневматической защитной подушке, выпущенной из рулевого колеса. Подхваченный сильным течением, автомобиль погружался в тёмную пучину быстро и плавно, как падающий осенний лист на ветру.

– Нога, о-о, моя нога! – орала благим матом Сьюзен. – О боже, я сломала ногу!

За лобовым стеклом смутно замаячили поросшие водорослями холмики ила, затем автомобиль мягко ткнулся радиатором в дно и перевалился набок, взметнув клубы густой коричневатой мути. Откуда-то из-под приборной доски в салон брызгали водяные фонтанчики.

Набрав как можно больше воздуху в лёгкие, Макмиллан потянул дверной рычажок, всем телом налёг на неподатливую дверцу. Наконец, она чуть приоткрылась, и внутрь автомобиля пружинисто хлынул поток воды. Наружу стремительно выпрастывались гроздья воздушных пузырей, от нарастающего давления заложило уши.

– Не смей! Псих! Я захлебнусь! – истерически вскричала жена.

Не обращая внимания на её вопли, Макмиллан распахнул дверцу настежь, тугая суматошная вода обрушилась на него, захлестнула с головой, отбросила назад, на бесчувственное тело Чарли. Он присел, затем резко оттолкнулся и, ухватившись за край крыши, стая выбираться из затопленной машины.

И тут ополоумевшая сука ухватила его за щиколотку.

Несколько раз он лягнул идиотку, пытаясь высвободиться. Однако та держала его ногу крепко, обеими руками. Угодивший в капкан Макмиллан бешено рвался, молотил каблуком по цепким пальцам, а далеко вверху маячила зыбкая светлая плёнка речной поверхности. Набрякший смокинг стеснял движения, в груди клубком колючей проволоки ворочалось нарастающее удушье. Наконец он изловчился, заехал ей ботинком по голове, и её пальцы разжались.

Быстрыми частыми гребками он плыл сквозь водную толщу вверх, к извилистой блескучей ряби. Однако на полпути не выдержал и судорожно раскрыл рот. Над запрокинутым раззявленным лицом вспорхнула стайка серебристых пузырей. Предсмертные корчи продлились недолго, труп Макмиллана медленно перевернулся кверху ногами, опускаясь ко дну.

Тем временем Кхан методично зондировал полураздробленное сознание пси-клона. Трухой на ветру носились обрывки ассоциаций, гримасничали неприкаянные призраки знакомых, тягучая слизь страстей сочилась через нерушимые решётки табу. Этот уродливый хлам уже начинал срастаться, повинуясь воле своего нового хозяина. Скоро тут образуется подобие гнездовой лагуны, просторной, чистой и удобной.

Мало-помалу Кхан проник в глубь разрозненных напластований памяти, где притаился пульсирующий от страха сгусток, некогда бывший Стивеном Паттоном.

«Пощади», – промыслил тот.

После краткого раздумья Кхан пришёл к выводу, что полностью искоренять личность Паттона нецелесообразно. Будучи приведён к покорности, тот мог пригодиться в качестве советчика. Ведь мир млекопитающих чересчур прихотлив и далеко не всегда поддаётся логическому обсчёту.

«Признаёшь ли ты безоговорочно ловкость моих щупалец и мощь моего разума?» – промыслил Кхан, крепко сдавив добычу.

«Да».

«Хорошо, двуногий червяк без чешуек. Я пощажу тебя».

Глава 8

Щекастый румяный подполковник Самусенко сиял, как именинник.

– Разрешите доложить, товарищ генерал, мы продали ПКТМ подчистую, всё согласно вашему приказу, – взахлёб частил он. – Ну, и ещё, по мелочи... Короче, семнадцать единиц хранения высвободили, товарищ генерал. А главное, нашёлся покупатель на дохлых медузняков, чилиец, забирает всех чохом. У нас ведь этими тварями целый сектор забит...

– Полегче, не тараторьте, – поморщился Березин.

Щелчком пальцев он вызвал подсобную панель и сдвинул книзу голубую пуговку регулятора громкости.

– Почём он их берёт?

– По двести тысяч северодолларов за штуку, товарищ генерал.

– Сколько это будет в рублях?

– Минуточку, – Самусенко наморщил лоб. – Около полутора тысяч рублей получается вроде бы.

– Так дёшево? Погодите-ка... – Березин развернул справочник «Вся Россия» и, пройдя вглубь по цепочке ссылок, нашёл целый веер музейных закупочных прейскурантов.

Главный кладовщик проекта обескураженно примолк, поджав пухлые губы.

– К вашему сведению, чучело декапода стоит от пятнадцати до двадцати тысяч рублей, – объявил генерал.

– Так то ж чучело, а у нас мертвяки в формалине... – заикнулся было Самусенко.

– Фигу вашему чилийцу, по дешёвке не продам, – отрезал Березин. – Вот что мы сделаем. Свяжитесь с Доценко, пускай он наймёт таксидермистов у себя в Окинаве. Там рабочие руки дёшевы. Переправьте медузняков ему, пускай набивает чучела и продаёт.

Лицо Самусенко вытянулось огурцом. Этот скользкий тип считает себя большим хитрецом, однако прозрачен как стёклышко. Конечно же, он полюбовно столковался с покупателем о жирном бакшише, а начальник взял да и поломал сделку.

– Уяснили? – строго спросил Березин.

– Так точно...

– Ну, вот и действуйте.

Разъединившись с подполковником, он покосился на часы. До назначенной Ракитским встречи оставалось ещё время, как раз на перекур. Ощупью, не выходя из вирела, Березин взял трубку и, набивая её душистыми табачными волоконцами, крепко задумался.

Наверняка ведь миляга Ракитский знает, кто зажиливает деньги у проекта. Но вряд ли скажет. Ясный перец, понимает, что Березин может поднять бучу. И вообще карьерный дипломат всегда карты держит ближе к орденам. А вдруг скажет всё-таки...

Нашарив пепельницу, он выколотил трубку и, пройдясь по виртуальному кабинету из угла в угол, выглянул в окно. Транслируемая в реальном времени ночная улица пестрела трассирующими огоньками подфарников. Поодаль громоздились тёмные кроны деревьев, над ними возвышалось разукрашенное цветными лампочками недвижное колесо обозрения. Генерал подумал о пацане, которого спасла Хадсон. Устроить ему экскурсию в Москву, что ли, пускай развеется мальчишка.

Вспомнилось, как они с Леной и Вовкой катались на цепочной карусели в красноярском Буратино-парке. Десять лет с тех пор прошло... Роскошное, жаркое, праздничное воскресенье, парню как раз стукнуло шесть лет, они заказали во французском ресторанчике большущий торт-мороженое и слопали подчистую. В понедельник началась гражданская война.

Тренькнул таймер, сообщая, что канал для встречи с Ракитским открыт. Взамен окна появился мерцающий голубизной проём. Березин побрёл по виртуальному тоннелю, стиснув зубы и до боли в костяшках вцепившись в подлокотники инвалидного кресла.

Через несколько шагов переход окончился, под ногами крахмально заскрипел коралловый песок. Расплавленный простор струился над крохотным атоллом и тяжко вздыхающей гладью океана. Березин сощурился от лучей тропического солнца, в следующую секунду компьютер подрегулировал яркость.

Облачённый в белый костюм и пробковый шлем Ракитский стоял в тени пальмовой рощицы.

– Здравствуйте, Леонид Сергеевич, – подойдя, поздоровался генерал.

– Добрый день, Андрей Николаевич, – молвил дипломат и спохватился. – Хотя, виноват, у вас в Москве сейчас ночь. Извините, может быть, время для встречи не совсем удобное для вас, но другого выкроить не получилось.

– Ничего страшного, я «сова».

Разлёгшийся подле ног хозяина бульдог прилежно разгрызал кусок коралла-мозговика. Березин усмехнулся: последний изыск «ДиалогНауки» – оформлять сторожевые проги в виде собак.

– Это «жучок» или вирус? – осведомился генерал, покосившись на добычу ретивого пса.

– «Жучок», подслушка. Никак не разобрать, кто подкинул, там один ложный адрес на другом. Но, полагаю, мы можем говорить без опаски. С чем припожаловали?

– Хочу поделиться с вами кое-какими соображениями.

– Извольте, я весь внимание.

– Если коротко, то у меня есть одно подозрение. Что некто запускает руку в карман проекта, как в свой собственный.

– А если поподробнее? – осведомился Ракитский с непроницаемым видом.

Березин принялся пересказывать версию Лихачёва касательно офшорных махинаций и транзита наркотиков с использованием диппочты. По ходу его монолога дипломат не проронил ни одной реплики.

– Такая вот гипотетическая картинка складывается, – подытожил генерал. – Что скажете, Леонид Сергеевич?

– Да, скорей всего так и есть, – сухо подтвердил Ракитский.

– И вы знаете, кто конкретно проворачивает деньги?

– И да, и нет. Полученные мной сведения не имеют юридической силы. Никакой суд не примет их в качестве доказательства, к сожалению.

– Но мы-то с вами пока не в суде, верно?

Березин подивился тому, как дипломат вроде бы смотрит ему в лицо, но ухитряется прятать глаза. Отменная выучка, ничего не скажешь.

– Поймите меня правильно, Андрей Николаевич. Я получил эту информацию на днях, она едва не стоила жизни одному из моих, скажем так, неофициальных помощников. Разглашать её я не могу по вполне понятным причинам. Не обессудьте.

Мысленно Березин крякнул от досады. Как говаривал когда-то преподаватель баллистики в танковом училище, чудес на свете не бывает. А если бывают, за ними стоит солидная практическая подготовка. Так или иначе, болтуны в дипломатическом корпусе не водятся.

– Ну, что же, воля ваша, – проворчал он.

– Я слыхал, ваши бойцы взяли живьём декапода, поздравляю, – сменил тему Ракитский. – Большая удача и, главное, вовремя. Надеюсь, резонанс в прессе будет достаточно громким, и кое-кому придётся теперь помалкивать в тряпочку.

– Что конкретно вы имеете ввиду?

– Прочтите, пожалуйста, – скупым жестом Ракитский выудил из воздуха свежий номер «Миннеаполис пост», как видно, специально припасённый к беседе, уже целиком переведённый кибертолмачом на русский язык. – На второй полосе, внизу.

Березин взял газету и пробежал глазами заметку. Речь в ней шла о потасовке, случившейся вчера в Эр-Рияде, во время раздачи еды с армейской походной кухни. Подёрнутый розовым маркерным растром подзаголовок гласил: «Глава проекта «Ч», небезызвестный русский генерал Березин, пытается снискать дешёвую популярность, подкармливая голодающих».

Статью сопровождал короткий видеофрагмент: ражие десантники разнимают отчаянно дерущихся арабов.

Журналист ухитрился выжать из мизерного факта максимум возможного. Напомнил, как сначала российско-арабский пул взвинтил цены на нефть и обрушил индустрию Запада, а затем флуктуаторы, «детище лабораторий монструозного проекта «Ч», кстати говоря», вчетверо снизили мировую потребность в топливе, начисто разгромив тем самым экономику процветавших дотоле шейхов. Оканчивалась заметка едкой шпилькой по адресу филантропа в погонах, который, как гласит русское присловье, возвращает крохами разбросанное ворохами.

– Как ваши впечатления? – спросил Ракитский.

– Сами знаете, ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным, – пожал плечами генерал. – В старину ещё говорили: хотел как лучше, а вышло как всегда.

Прежде чем вернуть послу газетный номер, он пробежал глазами остальные заголовки на полосе новостей: продолжается очередная забастовка на вазовских заводах в Детройте, комиссия Думы расследует коррупционный скандал вокруг поставок зерна с Чукотки в Южноамериканские Штаты. Демонстрация протеста нацменьшинств в Оджалане разогнана полицией, есть жертвы, в связи с чем Турция выразила Курдистану решительный протест. Первые поселенцы обживают восстановленный кибуц Кфар-Блюм; согласно уточнённым оценкам экспертов, окончательная дезактивация Палестины потребует ещё семь лет при условии вложения шестнадцати миллиардов рублей. Произошла мелкая стычка на индийско-афганской границе, в Канаде свирепствует засуха. Воистину, лучшая новость – отсутствие новостей.

– Злобствуют янки, – подытожил Березин. – Ну и пускай. На всякий чих не наздравствуешься.

– Обратите внимание на подпись, – посоветовал Ракитский. – Некто Артур Паркер. Вам это имя ни о чём не говорит?

– Не имею чести знать, – буркнул генерал.

Дипломат брезгливо отбросил газету, и она растаяла в пронзительно голубом тропическом мареве.

– Видите ли, журналистика – его крыша. На самом деле он офицер Управления стратегических служб.

– Вот даже как?

– Люди из УСС просто так статьи не пишут, Андрей Николаевич. Тем более – видные специалисты по психологической войне. Да, и заметьте, видеорепортер Ассошиэйтед Пресс там оказался вдруг, ни с того ни с сего. Боюсь, этот случай ещё цветочки, а ягодки у нас впереди, – с озабоченной миной провещал Ракитский. – Насколько могу понять, американцы сейчас метят вбить клин между Россией и арабским миром. Или же дискредитировать вас. А может, и то, и другое вместе.

– Ну, какого рожна им неймётся? – буркнул Березин.

– Видите ли, обстановка сейчас достаточно сложная, – доверительным тоном сообщил дипломат. – Через месяц в Красноярске будет саммит премьер-министров сырьевых стран. Планируется новый пересмотр цен на сырьё, это окончательно добьёт японцев и Европу. Можете представить, какая тогда поднимется буча. Рикошетом наверняка ударит и по вашему проекту.

– Спасибо, учту, – заскучавший Березин поскрёб ногтем шрамик на подбородке.

– А нам бы до этого успеть протащить через ассамблею проект: отмену права вето в Совбезе. Это прежде для России оно было выгодно, а теперь в ряде случаев становится помехой... Минуточку, прошу прощения. Мне звонят.

Сухощавая фигура дипломата подёрнулась туманным сиреневым ореолом. Виртуальный бульдог носился вокруг размашистыми скачками.

Генерал рассеянно смотрел, как над бирюзовой бухтой парит альбатрос, высматривая поживу. То ли ещё одна охранная программа, то ли просто деталь антуража, поди разбери.

– Невесёлые новости, Андрей Николаевич, – наконец окликнул его Ракитский, закончив беседу и выйдя из кокона спецсвязи.

– Что стряслось?

Дипломат озабоченно сдвинул брови.

– Только что пришло сообщение – погиб Джеймс Макмиллан. Произошла авария, когда он ехал по мосту через Миссисипи. Его автомобиль упал в реку, труп Макмиллана выловили из воды в трёх милях южнее столицы. Не исключено, что это assassination... Простите, политическое убийство.

– Или подельники его грохнули из-за денег, – кивнул Березин. – Это ведь он пасся в казне проекта, верно? Теперь-то вы можете сказать?

– Теперь – да, отрицать не буду. Поскольку информация утратила свою актуальность, – Ракитский бросил беглый взгляд вкось, на часовое табло своего компьютера. – Скорее всего, место Макмиллана займёт некто Паттон. С ним наверняка вам будет ещё сложнее.

– Тоже казнокрад?

– В этом пока не замечен. Однако сей фрукт из породы ястребов.

– Н-ну, другие птички в госдепе сейчас не водятся.

– И опять вы совершенно правы. А теперь, Андрей Николаевич, мне пора, – с церемонным полупоклоном сообщил дипломат. – Всего наилучшего. Постараюсь держать вас в курсе новостей.

– Спасибо, до встречи.

Как по мановению палочки фокусника, изображение атолла зарябило, сползло рваной стеной, и Березин очутился в поросшем ромашками коридоре, ведущем к его кабинету. На рабочем пюпитре его дожидались вороха нечитанных сайтов, мегабайты серой канцелярщины. Ах, да, ещё отчёт о первом допросе пленного декапода. Однако генерал решил дать себе поблажку и ещё немного прогуляться, поразмыслить, побыть наедине с собой.

Свернув на полпути в боковой проём, он очутился на дальней окраине Смоленска, неподалёку от деревни Пасово, и зашагал по тропке, вьющейся по дну широкого оврага среди густой муравы.

На миг программа засбоила, по зелёному склону словно бы прошмыгнуло какое-то тёмное облачко. Ничего особенного, рядовые виртуальные выкрутасы.

Сюда, в его личные каналы, никто посторонний забрести не мог.

Тропа вильнула вправо, Андрей срезал поворот и через ольховую рощицу вышел к высокому песчаному оползню над быстрым неглубоким ручьём, омывающим тугие бока гранитных валунов. Прыгая с камня на камень, он перебрался на тот берег и, наклонившись над родником, замер, вглядываясь, как хлопотливая вода вихрит песок на дне источника. Потом ладошкой зачерпнул изумительно прозрачную влагу, от которой ломит зубы.

Когда он поднялся по вязкому, осыпающемуся песчаному склону, сквозь купоросную небесную синеву к нему вплотную придвинулась роща кряжистых вековых дубов. Подвесив лукошко на сгиб локтя, Андрей зашагал по тропке, высматривая карие боровики, вклёпанные там и сям среди проржавевшей палой листвы.

Вскоре Андрей добрался до вершины холма, откуда виднелась далёкая деревушка, и там остановился, замер, вмурованный в толщу детского блаженства и покоя. Внезапно память хлынула дробным ливнем, осень и весна перемешались, будто во сне. Он остановился перед цветущим кустом дикой смородины, усыпанным жёлтыми шишечками соцветий, вдохнул их тонкий пряный запах, и сквозь поросшие ветреницей дубравной овраги, сквозь черёмуховые облака вокруг тихого сельского погоста к нему выплыл обсаженный горделивым каре кипарисов танк «Т-34», памятник героям Великой Отечественной войны, венчающий высокий склон над Московско-Минской автострадой.

И вот уже он оседлал башенное орудие, свесив ноги в облупленных сандалиях, и машет сверху рукой проносящимся мимо автомобилям, а вокруг него сияет и плещет гулкий голубой простор.

Внезапно предгрозовой ветер дохнул горячей пылью, и сразу же надвинулись во весь окоём кусты растущего вдоль шоссе барбариса. Качнулись ветви, роняя аккуратные капли краплака в длинную шеренгу титановых лоханей.

Березин почуял вдруг неладное, слишком уж густо и вперемешку пошёл ассоциативный резонанс. Ему показалось, будто чьи-то холодные немигающие глаза смотрят на него из-за низко нависших, косматых дождевых туч. Он щёлкнул пальцами, вызывая панель компьютерных команд, и тут краем глаза углядел, как вдоль шоссе торопливой побежкой скользнул сутулый монашек в рясе и скуфейке. Чересчур отчётливый для выплеска подсознания, нередкого на виртуальных прогулках.

«А это ещё кто?» – оторопел генерал.

Горизонт вздыбился клубами полыхающей нефти, танк плавился и оползал по глинистому склону сосулькой зелёного воска. Березин кубарем скатился в овраг, прильнул щекой к халату Лены, а собор на горизонте с утробным рёвом набирал высоту, исторгая столбы пламени, сияя золотыми луковками, и шквал взъерошил пальмы над атоллом, с них дождём посыпались ягоды барбарисовой крови.

Шёл штопорный распад виртуальной среды, и в его сердцевине вязко барахтались Андрюша, товарищ генерал, калека безногий, куча мала, Березин, чёрт-те кто и сбоку бантик, опаньки. Лишь некто безымянный, увязший в дебрях мультипакетного протокола, стиснув зубы, силился собрать воедино расшвырянные по каналам сети осколки своей психики.

Тучи набухли ртутными волдырями. Спустя секунду компьютер послушно выбросил меню задач на нижнем краю мерцающей рамки, ограничивающей поле зрения. Монашек взмыл в грозовое небо чёрной кометой. Густо ветвились молнии, будто среди туч бесновался великан-дровосек, обрубавший сучья огненного дерева. Генерал протянул руку к опции «Выход», но голубая жилка электрического разряда наискось раскромсала панель. Падая навзничь, он увидел, как две тени сплелись узлом на перекорёженных небесах в отчаянной рукопашной.

Ладонь жены обожгла его темя.

Опять он выбрасывается сквозь чадное пламя из командирского люка, в корчах катается по траве, и дикая боль грызёт ноги.

Будто подхваченный смерчем, разом ослепший и оглохший, Березин силился вынырнуть из гиблого морока, истово шепча молитву мытаря. А спустя целую вечность очугуневшая рука всё-таки нащупала на корпусе компьютера клавишу перезагрузки.

Темнота.

Чей-то плаксивый голос мямлит, а что, не разобрать. Как будто по-китайски бормочет. Рука на лбу. Ноздри продрало нашатырём. Ф-фух...

Василий. Это Василий. Пытается его растормошить. Невнятные потусторонние слова вдруг приобрели смысл.

– Товарищ генерал, да что ж это с вами... – причитал денщик.

– Всё нормально, – пробормотал Березин, стащил с головы шлем и рукавом отёр залитое потом лицо.

– Вы так страшно кричали...

– Ерунда. Сеть крахнулась.

Тугим клубком к глотке подкатила тошнота, генерал перегнулся через подлокотник, его вырвало кислой жёлчью.

– Вам же врача надо... – ахнул Василий, хватаясь за свой мобильник.

Березин рукавом отёр с губ ниточку горькой слюны.

– Ладно. Вызови.

* * *

Кхан лежал на никелированной решётке в углу пещеры. Тихо урчал компрессор, мерно покачивалась турель с форсунками, извергавшими хлопотливые струйки горячего песка. Мало-помалу они счищали налёт бурых водорослей с его чешуи. Как всегда, гигиеническая процедура благотворно сказалась на его состоянии духа.

Полностью восстановив незамутненность рассудка, он ещё раз проанализировал перипетии неудачной операции против Безногого.

Больше всего трудов пришлось положить на то, чтобы выстроить на своём пути головоломный лабиринт ложных адресаций. Когда отследить его маршрут вспять стало практически невозможно, Кхан проник в личные апартаменты Безногого и притаился в засаде. Едва тот отправился на прогулку, настал удобный момент для атаки.

Заранее внедрённый вирус одним махом спутал цепочки протоколов, превратив кибернетическое пространство в руины. И тогда Кхан обрушился на беспомощную жертву, которая уже ничего не могла противопоставить могуществу пси-виртуоза.

Переплетённое с виртуальным хаосом сознание Безногого стягивалось в циклические узлы, ещё немного – и с ним было бы покончено. После выхода из развалин своего виртуального мира он до конца дней своих остался бы умственно дефектным существом, безвольным и пугливым кретином.

Но в решающий момент на Кхана обрушились ослепительные удары дикой, животной мощи. Застигнутый врасплох, не сразу он успел выставить блоки. А невесть откуда взявшийся боец, искусный и свирепый, норовил подмять его и пройти вспять по цепочке подставных адресов, добраться до ПаттонКхана, узнать его подлинные реквизиты.

Опомнившийся Кхан сделал ответный выпад, но неведомый противник оказался на редкость ловок. Отражённый им удар вернулся сокрушительным рикошетом.

И Кхан благоразумно предпочёл отступить. Оставив поле боя, он потратил немало времени на то, чтобы надёжно замести следы своего проникновения в сеть. В крайнем случае, его смогут проследить до университетского сервера, но не дальше.

С горечью Кхан признался себе, что допустил крупную ошибку. Он пристально, с удовольствием смотрел, как охваченный бредом Безногий барахтается среди развалин своего убогого прогулочного мирка. Так могло поступить лишь ничтожество вроде Паттона. Смотреть, упиваясь собственным могуществом, и замедлить с окончательным громовым ударом. Недостойно, непростительно для ихличи.

В сущности, Безногий уцелел потому лишь, что в решающий момент Кхан утратил самоконтроль, и его кристальный разум омрачили хаотичные эмоции.

Коварство пси-контакта в том и состоит, что приходится волей-неволей смотреть на мир глазами клона. Имитировать его повадки, усваивать его миросозерцание. И миазмы неполноценного сознания исподволь отравляют самого контролёра.

В разгар блистательной атаки случился спонтанный выброс подсознательного комплекса, и бесстрастного мудрого Кхана словно бы подменил злорадствующий недоумок Паттон. Победа оказалась упущена. Что ж, в следующий раз он не допустит подобной оплошности.

Лишний раз ему довелось убедиться, что в психике теплокровных ничтожеств действительно есть нечто магическое, завораживающее... Точно так же, как и в дурманящем вкусе их крови.

Кхан оборвал нить своих рассуждений, к этой изящной мысли надо будет вернуться как-нибудь потом, на досуге.

Старейшина клана Большебрюхих ещё не знает, что его внучатый племянник захвачен в плен. Поэтому надобно поспешать с высылкой эскадры. План операции прост: сначала проводится операция отвлечения в зоне контроля Псковской базы, где-нибудь в часе лёту от неё. Разумеется, к месту происшествия будет выслан воинский десант, тем самым оборонительные возможности объекта окажутся минимальными. Тогда основные силы эскадры осуществят подлёт на форсаже, спикируют на базу и без труда захватят её.

Кхан выключил пескоструйку и соскользнул в бассейн. Пора. Эскадра вышла на орбиту и ждёт его приказа.

Глава 9

– Вот ваш обед, – сухо сказал Щёголев. – Свежая, телячья.

Он положил в лоток увесистую пластиковую бутыль с алой кровью. Повернул никелированный рычаг, сдвинув лоток внутрь бокса. Сквозь приоткрывшуюся на миг заслонку донёсся запашок влажной кислятины.

По ту сторону триплекса взметнулись щупальца, декапод сграбастал бутыль и, отвинтив крышечку, стал пить жадными частыми глотками.

– Странный привкус, – заметил он, оторвавшись наконец от питья и уставившись на Щёголева немигающими перламутровыми глазами.

– На сей раз в кровь добавлен антикоагулянт, чтобы не свёртывалась, объяснил ксенолог.

– Ваш земной гемоглобин очень хорош... Это как дождливый закат над болотом. Прелесть. Но когда привкус... Нехорошо, когда привкус, – декапод встряхнул бутыль, сделал ещё глоточек и повторил: – Нехорошо...

Щёголев про себя отметил, что в метафоре гурманствующего декапода странным образом пересекаются визуальный ряд и вкусовые ощущения. Надо бы взять на заметку. В этом что-то есть.

Утолив голод, инопланетянин вальяжно распластался на пористом полу.

– Ваша цивилизация обречена, – ни с того ни с сего заявил он.

– Неужели? На чём основан такой прогноз? – подзадорил его ксенолог.

– Вы молитесь казнённому богу, и оттого ваше мышление ущербно. Ваша цивилизация нацелена на страдание, наша культивирует наслаждения. Поэтому вы не сможете выстоять против нас.

Киберпереводчик уже вполне освоился с диалектом декаподов, и шероховатости перевода исчезли.

– У вас довольно-таки плоская логика, – возразил Щёголев. – И, между прочим, у землян есть множество других верований, помимо христианства.

– Однако планетой фактически руководит военная сверхдержава.

– Только в том, что касается военных действий с вами.

– Не смешите, – передёрнувшись, возразил декапод. – Мы вовсе не воюем. Стали бы вы, скажем, вести войну ради захвата мелкой фермы с породистыми коровами? Дотла разбомбить эту ферму в принципе легко, только это нецелесообразно.

Инопланетянин снова приложился к бутыли с кровью, сделал несколько мелких глоточков и, донельзя довольный, прищёлкнул горловой перепонкой.

– Мы вовсе не стремимся уничтожить человечество, – продолжил он. – Лучше нам договориться полюбовно. Организовать сеть донорских пунктов, заметьте, не бесплатных. Мы можем платить золотом. Люди любят золото, а у нас его много. Очень много, – и декапод извилистыми взмахами щупалец очертил перед собой груду незримого золота.

– То есть, вы предлагаете нам стать вашим домашним скотом?! – криво усмехнувшись, спросил Щёголев.

– Зачем так грубо. Это просто сотрудничество. Торговля... Ведь ваша кровь вкуснее любой другой. Значит, можно извлечь взаимную пользу. И вам, и нам будет хорошо и удобно, как в прибрежном иле...

Декапод увлечённо резонёрствовал, а Щёголев между тем размышлял над его жестикуляцией. Два передних щупальца непрерывно шевелились, каждую фразу сопровождал прихотливый воздушный слепок, словно инопланетянин дублировал свою речь на языке глухонемых. Интересно, это индивидуальное свойство пленника или компонент их речевой культуры в целом?

Его размышления прервал заунывный сверлящий звук. Не сразу Щёголев сообразил, что это сигнал тревоги. Спустя несколько секунд из динамика над притолокой донёсся щелчок, что-то скрежетнуло, затеял раздался ровный, преувеличенно бесстрастный баритон особиста Лихачёва: «Внимание. Боевая тревога. Внимание. Боевая тревога. База атакована. Группа десанта, к бою. Гражданскому персоналу перейти в укрытия и заблокировать входы. Повторяю. Гражданскому персоналу перейти в укрытия и заблокировать входы».

Щёголев ошарашенно метнулся к двери, но тут же сообразил, что виварий надёжнее любого укрытия. Электронные замки, многослойная броня. На всякий случай он расстегнул подплечную кобуру, тронул рубчатую рукоять лазерного пистолета. Всё в порядке, нечего психовать понапрасну. Стараясь унять омерзительную дрожь в коленных чашечках, Щёголев опустился в кресло и закинул ногу на ногу.

Из-за многослойной стеклянной перегородки на него уставился холодный фиолетовый взгляд декапода.

...Эвелин нахлобучила шлем, выхватила из оружейной пирамиды увесистый лучемёт и выбежала в коридор. Отовсюду слышались дробные частые шаги – бойцы рассредотачивались по базе, занимая оборону.

– Хадсон, охраняйте первый ангар, – послышался в наушниках голос полковника Лихачёва.

– Есть, – пробормотала она и пустилась бегом по коридору.

– Внимание, – продолжал Лихачёв. – Базу штурмуют декаподы. У них численный перевес почти вдвое. Всем занять указанные позиции, ждать моих указаний. – И полковник принялся заново перечислять: – Окамото – лабораторный комплекс, Чукарин – медчасть, Хадсон – первый ангар, Стразд – мастерская...

Эвелин и раньше понимала, что помещения базы прослушиваются и просматриваются. Но не могла предположить, насколько тотален этот контроль. Благодаря ему всеведущий Лихачёв, засевший где-то глубоко в бронированном подвале, руководил каждым из бойцов. По крайней мере, драться будем не вслепую. Нет худа без добра, как говорят русские.

– Хадсон, осторожно! – окликнул её контрразведчик, когда она подбежала к воротам ангара. – Идите в боковую дверь. Там двое. Атакуйте гранатами. Уяснили?

– Так точно, – ответила Эвелин.

Свернув за угол, она остановилась перед ведущей в ангар дверцей, перевела дух, вынула из поясного кармашка гранату.

– Они слева от двери, в дальнем углу, – уточнил Лихачёв. – Выставьте таймер на пять.

Эвелин крутнула колёсико таймера, выдернула чеку и, распахнув дверь, метнула гранату в глубь ангара. Отшатнулась за косяк, изумрудный шарик плазмы сухо треснул о дверную створку, на облицовочном пластике вспух обугленный рубец. Прошли тягучие пять секунд, ухнул взрыв. По стенкам защебетали осколки.

– Точно метнули, – одобрил контрразведчик. – Обоих накрыло.

С лучемётом наперевес Эвелин заглянула в тёмный просторный ангар, скудно освещённый лампочками дежурного освещения. Различила в глубине помещения две неподвижные туши, рядом с ними ртутно поблёскивающие плазменные ружья. Не сходя с места, прицельно сделала контрольные выстрелы. После второго раздался короткий сдавленный вопль умирающего декапода.

Сразу вспомнилось, как в своём первом бою она замешкалась, не в силах добить раненого медузняка. Шедший с ней в паре Краузе сделал это за неё. Вот из этого самого лучемёта. Потом, когда вернулись на базу, он долго крыл её на чём свет стоит. С чисто немецким педантизмом объяснял, насколько инопланетяне опасны и живучи. Что ж, теперь она убивает не колеблясь. А Краузе больше нет в живых...

– Хадсон, вы ближе всех к виварию, – снова обратился к ней Лихачёв. Бегите туда, прикройте Якубина. Он один против троих.

Особист давал указания каждому из десантников не по сети, а на индивидуальной волне, чтобы не вносить лишнюю сумятицу. И, похоже, всюду поспевал. Высокий профи, ничего не скажешь.

– Хадсон, перед вами, справа за углом, декапод, – опять предупредил Лихачёв, едва Эвелин выбежала из ворот ангара. – Остановитесь. Сейчас он на вас выйдет. Оружие к бою, Хадсон. Три, два, один... Вот он.

Но Эвелин уже и сама увидела бурую тушу, проворно выкатившуюся из-за поворота. Она выстрелила, декапод пронзительно пискнул, обмяк, выронив плазменное ружьё и объёмистый пластиковый мешок. По плиткам пола застрекотали золотистые мелкие кристаллы.

– Отлично, Хадсон, – буркнул контрразведчик. – Бегите к виварию. Впереди чисто.

Свернув за угол, Эвелин увидела тянувшуюся вдоль стены россыпь золотистых крупинок. Убитый ею декапод разбрасывал на ходу из мешка элериум, топливо для летающих тарелок, бесценный неземной минерал.

– Полковник, тут на полу элериум! – крикнула Хадсон, сообразив, в чём тут дело. – Они хотят взорвать базу!

– Не отвлекайтесь. Возьмите под охрану виварий. Вперёд!

Пахло горелой пластмассой и озоном. Под тяжёлыми башмаками бегущей десантницы хрустела сверхмощная взрывчатка. На миллионы долларов элериума. Килотонны тротилового эквивалента. С ума сойти можно.

Лаборантка Галахер вперилась в экран, судорожно сжимая подлокотники кресла. Укреплённая снаружи над дверью обзорная камера показывала пустой коридор.

Джейн понимала, что волноваться глупо. Здесь она в безопасности, в полной безопасности. Бронированную дверь в два дюйма толщиной не пробьёт никакая винтовка. Разве что подорвут мощной взрывчаткой... Да нет, глупости, с какой стати они будут возиться с этой дверью. Слышно, где-то неподалёку стреляют. Ухнул взрыв гранаты. Ручная граната такой двери тоже не страшна. Да её даже из гранатомёта не пробить...

Вдруг из-за поворота выкатился бурый бугор, серебристо блеснул ствол плазменного ружья. Джейн инстинктивно отшатнулась. Декапод припал к полу, выставив ружьё, затем приподнялся, неспешно посеменил в сторону вивария и остановился перед бронированной дверью, запертой на электронный замок.

Джейн глазам своим не поверила, когда чудище запустило щупальце в кармашек бронежилета, извлекло оттуда золотистый прямоугольник чип-карты и вставило его в прорезь.

Такое могло привидеться только в кошмарном сне: инопланетянин с персональной картой сотрудника базы. Откуда он знает, как ею пользоваться?..

Клацнул язычок замка, сервопривод медленно распахнул дверь.

– Пресвятая Дева! – выдохнула Джейн.

Вжавшись в угол, она смотрела на стоящего в дверном проёме декапода и не могла шевельнуться. В ящике её компьютерного столика лежал заряженный бластер. Недосягаемый. Бессмысленный.

Но за соседней дверью, всего в нескольких шагах, находится Щёголев. У него всегда при себе лазерный пистолет, положенный ксенологу по инструкции. Каждую неделю он упражняется в тире базы. Он стреляет без промаха.

Декапод что-то тихо проворчал в микрофон, прикреплённый к высокому вороту бронежилета.

Джейн не сводила глаз с инопланетного ружья, похожего на хищную серебристую рыбу. Сейчас оно выстрелит. Щёголев не успеет прийти на выручку.

– Палец! – вдруг произнёс декапод по-русски, уставившись на Джейн.

Она оледенела, вжавшись в стену, не сводя глаз с узенького ружейного дула. Она не понимала, почему декапод ещё не выстрелил.

Щёголев не расстаётся со своим пистолетом, всегда носит его в подплечной кобуре. Даже когда выходит к завтраку в спортивной майке.

– Палец! – повторил инопланетянин, боком передвинувшись к двери вивария. – Сюда!

Кончик щупальца коснулся глазка, над которым горел алый прыщик лампочки.

«Он хочет, чтобы я открыла дверь», – поняла Джейн, но не двинулась с места. Пусть Щёголев откроет сам. Тогда на его стороне будет эффект неожиданности.

Не дождавшись ответа, декапод вытащил из ножен длинный тесак с зазубренным лезвием.

– Будет больно, – предупредил он. – Очень больно.

В дверях появился ещё один декапод с винтовкой наперевес, окликнул первого. Тот, не оборачиваясь, ответил булькающей и рокочущей фразой.

Джейн поняла, что спасения нет. С двумя сразу Щёголев не справится. Она даже не сопротивлялась, когда холодное щупальце обвило её предплечье и припечатало к столу.

Щёголев стоял в дальнем углу вивария, сжимая обеими руками лазерный пистолет, нацеленный на дверь. По сравнению с плазменным ружьём его оружие – жалкая хлопушка. Однако броню декапода луч пробьёт. Большим пальцем он передвинул регулятор с короткой очереди на длинную. Поразмыслил, вернул рычажок в прежнее положение. Надо беречь боезапас. Кто знает, сколько этих тварей там, за дверями.

Из-за двери донёсся вопль Джейн.

Декапод поднёс отрубленную кисть руки к объективу биометрического замка, и тот подмигнул зелёной лампочкой.

Ваня Якубин сидел, привалившись к створке лифта, искромсанный осколками гранаты. На окровавленном лице стекленели голубые глаза. В правой руке винтовка, левая ладонь притиснута к животу. В пяти шагах от него валялся труп декапода, сразу за поворотом коридора ещё один. Эвелин сразу поняла, что произошло. Тяжело раненный Якубин выстрелил подствольной гранатой в стену – сам погиб, но двоих уложил. Третий декапод уцелел, он где-то здесь...

Со стороны вивария послышался истошный женский крик. Эвелин ринулась туда. Добежав до распахнутой двери, она припала на колено и выстрелила навскидку, в упор. Длинный импульс лучемёта прошил обоих декаподов насквозь.

Всхлипывающая Джейн Галахер сидела на полу и, раскачиваясь, баюкала культю правой руки, обёрнутую подолом. Клетчатый твид набух кровавым сочащимся пузырём.

– Товарищ полковник, тут раненая! – крикнула Эвелин в микрофон. – Пришлите врача и подкрепление!

– Я в курсе, – пробурчал в ответ контрразведчик. – Людей не хватает. Окажите ей первую помощь.

Не спуская глаз с двери, десантница припала на колено рядом с изувеченной лаборанткой, вытащила из кармашка рулон эластичного медицинского жгута и туго обмотала им предплечье Джейн.

– Внимание! – загремел вдруг из динамика торжествующий голос Лихачёва. – На базу вернулся «Борт-1»! Держитесь, ребята! Пришло подкрепление!

* * *

Раздосадованный Кхан бесновался, крутился волчком, хлестал щупальцами по стенкам бассейна. Вспененная вода бурлила, как кипяток. Потревоженные актинии вобрали щупальца и вжались в камни садика для медитаций.

Выплеснув безысходную ярость, обессиленный Кхан улёгся на дно. Широко раскрыл жабры, восполняя недостаток кислорода. От бурного выброса ферментов саднило в головогруди.

Требовалось осмыслить происшедшее. Нападение на Псковскую базу шло по плану с двойным запасом прочности, в атаку шли только декаподы, охотники не ниже девятого ранга. Тем не менее, удача отвернулась от Кхана.

Он всегда смеялся над суевериями тупоумных медузняков. Миропорядок чрезвычайно запутан, однако предсказуем. Любая сумма вероятностей в принципе поддаётся анализу. Другое дело, что может сработать цепочка самых ничтожных вероятностей. И тогда уж, как водится в таких случаях, беды идут косяком.

Хотя начиналась операция вполне удачно. Через Паттона Кхан сумел раздобыть подробную схему базы и электронные коды пропусков. Вся эта сверхсекретная информация обнаружилась, как ни странно, в одном из бухгалтерских компьютеров комиссии ООН.

А вот потом, когда дошло до дела, началось фатальное невезение. Ещё не начав атаку, штурмовая группа потеряла половину своей численности. На редкость успешно сработала система противовоздушной обороны, и один из двух транспортов с бойцами оказался уничтожен на подлёте к Псковской базе. Возможно, радарные комплексы оказались оснащены какими-то новинками. В этом ещё предстоит разобраться.

По плану декаподам предстояло иметь дело лишь с отдыхающей сменой десанта, но отвлекающий манёвр сорвался. Малый транспорт с медузняками был сбит над селом возле Ладожского озера, орбитальный зенитный спутник прошил его рентгеновским лазером. В результате вылетевший по тревоге гравиплан вернулся на Псковскую базу в самый разгар боя. Хотя и без того горстка десантников сопротивлялась на редкость успешно. Ни освободить высокородного пленника, ни взорвать базу не удалось. Потеряны три судна, пять дюжин декаподов и полдюжины медузняков.

Итак, провал. Унизительный, скандальный провал, Самый крупный с тех пор, как главным егерем на этой планете стал Кхан.

Полоса неудач началась после того, как сорвалось покушение на Безногого. Какой-то жалкий двуногий червяк неожиданно вмешался и едва не одолел его, пси-виртуоза высшей ступени. Пожалуй, именно тогда он, Кхан, «потерял гребень волны», как говорят медузняки. Но он обойдётся без приношений духам предков, ему не нужны амулеты из раковин и кручёных кишок. Всё это чушь для полуграмотной прислуги.

Судьбе покоряется лишь слабый. Полоса неудач закончится, и он оседлает волну блистательных успехов. Могучий интеллект и филигранное мастерство принесут ему окончательную победу.

* * *

...В палату вошёл тучный старик с бледным, как восковая свечечка, простецким лицом: широкие скулы, нос картошкой. Со времён второй гражданской войны он нисколько не изменился. Всё так же носит чёрную скуфейку вместо белого клобука и по внешности может сойти за обыкновенного инока, если бы на заношенной рясе не посверкивали две панагии. Но ярче драгоценных знаков высочайшего сана сияли глаза владыки, словно бы обведённые мягким жемчужным свечением. Отблеск Фаворского света, с первоапостольских времён хранимый, живой нитью протянутый от одного великого молитвенника к другому.

Потрясённый Березин рывком сел на койке, протянул за благословением сложенные ковшиком руки. Старик беглым мотыльковым движением благословил генерала, а когда тот потянулся губами к руке патриарха, легонько поцеловал в лоб.

– Ваше Святейшество, благодарю за великую честь...

– Называйте меня «отче», Андрей Николаевич, – молвил патриарх с улыбкой. – Я прежде монах, а потом уже всё остальное.

Каждому человеку на Руси было ведомо «всё остальное». Самый молодой профессор-славист Петербургского университета, полиглот и эрудит, вдруг оставил кафедру, принял постриг, уехал подвизаться на Афон. Спустя десятилетие приехал на родину погостить и, по зимнему времени, тяжко захворал. Его первоначальный наставник, старец из Псковского монастыря, удостоился видения и предрёк: доколе тот не даст Богородице обета остаться в России, не исцелится. Так вот вышло, что афонский архимандрит поднялся со смертного одра и не вернулся на святой полуостров. А впоследствии взошёл на патриарший престол, положил конец кровавой междуусобной распре и объединил растерзанную страну.

Зачарованный жемчужным свечением глаз, Березин смешался и умолк. Казалось ему, любые речи будут жалкими, зряшными, недостойными собеседника.

– Вот решил вас проведать, – сказал Тихон II, усевшись на стул подле койки. – Слышал, вы на поправку идёте.

– Благодарю, отче. Врачи обещают к Страстной выписать.

– К сердечной молитве прибегаете? – Патриарх взглянул вдруг остро, с прищуром.

– Да, отче.

– Оно видно. Поосторожнее с нею, Андрей Николаевич, вы мирянин всё-таки. Не переусердствуйте.

– Знаю, отче.

– Кто вас на молитву благословил?

– Батюшка Александр из Николая на Таганке, – сказал Березин и, чуть поколебавшись, смущённо добавил: – Он меня уже предостерегал от рвения не по разуму.

Владыка одобрительно кивнул.

– Знаю вашего батюшку. Худого не присоветует.

Повисла небольшая пауза.

Генерал понимал, что патриарх самолично пожаловал в клинику отнюдь не просто так. Нешуточной важности дело, должно быть. Однако ему не пришлось долго теряться в догадках.

– Должен с вами объясниться начистоту. Я велел одному иноку охранять входы в ваше виртуальное пространство, – пристально глядя на Березина, Тихон II добавил: – Прошу понять правильно, Андрей Николаевич, велел не следить за вами, а сторожить вас от проникновения извне.

– Да, конечно, я понимаю разницу.

– Как выяснилось, предосторожность оказалась нелишней. На вас напал не человек, Андрей Николаевич. Сатанинской силищи тварь невесть откуда. Уж на что инок Иоанн искусен, и то еле с ним управился.

И Березин вспомнил фигурку в рясе, мелькнувшую среди увитых голубыми молниями развалин киберпространства. Если бы не инок Иоанн, он сейчас лежал бы в другой больнице – с необратимо разлаженным мозгом, пожизненный пациент психиатрического стационара.

– Простите, отче, но почему вы приняли такие меры?

– Предчувствовал, – кратко ответил владыка, и Березин понял, что дальнейшие расспросы ни к чему. О прозорливости Тихона II в народе ходили легенды.

– Благодарю вас, отче, – проговорил генерал. – А ещё прошу, передайте иноку Иоанну мою благодарность от всего сердца.

– Передам, – пообещал патриарх. – Более того, я вас во благовремении познакомлю, когда поправитесь. Он и впредь вас оберегать будет, коли не возражаете.

– Спасибо, отче.

– Знаю, тяжко вам будет. Вы у многих как бельмо на глазу, Андрей Николаевич. Злобствуют, козни строят. Ну, а я попробую пособить, чем смогу, – патриарх, поднявшись со стула, приобнял генерала за плечи. – Держитесь. Буду молиться о вашем здравии.

И, осенив больного крестным знамением, Тихон II вышел из палаты.

Вытянувшись на койке, генерал прикрыл глаза. С того мгновения, когда патриарх коснулся губами его лба, Березина снедал тихий блаженный озноб, как если бы электрическая щекотка струилась по жилам. По наитию он понимал, что это значит. Есть нечто, хранимое втайне веками, несказуемое, передаваемое лишь от человека к человеку. Божественная искра, впервые сверкнувшая на берегу Тивериадского озера. Малое горчичное зерно, прорастающее в душе.

Вовсе не беседовать пришёл патриарх, а затем, чтобы удостоить великого и бесценного дара. Продолжить ещё на одно звено живую цепочку, идущую от апостолов. И когда Березин осознал наконец это, с небывалой мощью всколыхнулась в его сердце молитва Христова.

Глава 10

День за днём шло больничное время, вязкое и пустопорожнее. Ежеутренне Березину докучал расспросами о самочувствии врач Кирилл Трофимович, сухонький старичок с мягкими манерами и неожиданно острым взглядом, высверкивающим порой из-под кустистых бровей. Въедливый служитель Эскулапа проверял рефлексы, фокусировку глазных яблок, а ещё допытывался, нет ли головокружений, подавленности, апатии. Имелись в наличии такие симптомы, ничего не поделаешь. Аварийный выход из вирела – штука опасная, после него всегда мозги всмятку. Врач хмурился, качал одуванчиковой головой, насчёт срока выписки из больницы отвечал уклончиво.

Березина тяготило ничегонеделание, он жадно поглощал непривычные бумажные газеты, которые ворохами приносил денщик Василий. Из них он и узнал о нападении декаподов на Псковскую базу. Крепко задумался, теребя газетный лист, шелковистый и тонюсенький, как лягушачья шкурка.

Обращаться к кому-либо с просьбой генерал не умел клинически, в этом амплуа он выглядел как вальсирующий бульдозер. Однако на следующем обходе всё-таки уломал Кирилла Трофимовича, и тот разрешил Березину пользоваться блокнотным компьютером, хотя и без выхода в вирел.

Обрадованный генерал тут же подключился к спецсети проекта «Ч». Для начала убедился, что его заместители Игорь Рагулин и Пьер Гуэрди исправно волокли ежедневный воз мелких дел. Потом затребовал детальный отчёт о схватке на Псковской базе и долго его изучал. Его подписи ждали наградные листы, подготовленные Рагулиным: Лихачёву – орден Жукова, Стразду – медаль «За отвагу», Хадсон присвоено звание ефрейтора, Якубин навечно занесён в списки части, и так далее. Березин бегло просмотрел документы, проштамповал их своим электронным факсимиле и углубился в сугубо конфиденциальный и адресованный лично ему доклад особиста Лихачёва.

Тот сообщал, что ксенолог Щёголев подвергнут общему бойкоту из-за того, что не попытался защитить лаборантку Галахер от декаподов. Хотя формально тот, будучи гражданским лицом и не имея спецподготовки, обязан был сидеть за дверью тихо как мышь и не высовываться. Тем не менее, сотрудники базы, все как один, выказывали ему своё презрение. Лихачёв внёс предложение перевести Щёголева в Новосибирскую лабораторию проекта. Подумав, Березин решил пока оставить всё как есть. Куда Щёголева ни перебрасывай, дурная слава пойдёт за парнем по пятам. Ведь люди отходчивы, через недельку-другую поостынут и перестанут его гнобить зря.

Увлёкшись работой, генерал провёл в сети весь день, а наутро Кирилл Трофимович устроил ему выволочку с громами и молниями, сверкающими из-под седых бровей. Компьютер он отобрал собственноручно и удалился, сокрушённо покачивая своим разлохмаченным кудрявым одуванчиком. Доктору невдомёк было, что клавиатурной панелью может служить краешек больничного одеяла. И вечером Березин стал работать на ней вслепую, без дисплея. Споро тыкая пальцами податливую ткань, он умудрился выйти в вирел. Побродил по кабинету просто так, в пику суровому врачу. Стены заросли паутиной, из полутёмных углов пялились жуткие фасетчатые глаза. Генералу стало не по себе, он торопливо нашарил на одеяле сакраментальные клавиши Alt и F4, пришлёпнул мизинцем Enter на Keypad'е и вернулся в палату. Однако глаза продолжали таращиться отовсюду – с потолка, из букета васильков на тумбочке, из-под двери, с рукояти краника на кислородном трубопроводе... Спасаясь от лихой напасти, Березин укрылся одеялом с головой и принялся истово молиться. Помогло, отпустило.

Рассказать Кириллу Трофимовичу об этом случае он не решился, ведь пришлось бы выдать тайну компьютерного одеяла.

Впрочем, поправлялся генерал быстро, к Страстной неделе его выписали из госпиталя, и он с места в карьер принялся навёрстывать упущенное. Врачи велели ему находиться в виреле не больше четырёх часов подряд, а в целом за сутки не более восьми часов. Поэтому генерал в бешеном темпе носился с базы на базу, из одной лаборатории в другую. Проверял, советовался, уточнял.

Неудачная атака декаподов на Псковскую базу принесла много трофеев, и в том числе полтора центнера элериума, который стоил бешеных денег. Генерал решил продать половину этого количества, чтобы залатать финансовые дыры проекта. Хотя после гибели Макмиллана денежные перечисления из ООН стали приходить с отрадной пунктуальностью. Словом, не было ни гроша, да вдруг алтын. Гуэрди уже составлял смету реконструкции, чтобы оснастить крупные базы новыми локаторами для системы раннего предупреждения и усилить ракетную оборону.

А подполковник Самусенко ретиво взялся за распродажу излишков. На одних только чучелах декаподов он умудрился заработать больше полумиллиона рублей – в окрестностях Окинавы открылись сразу две таксидермические мастерские. Прилежные японцы вкалывали там в три смены. Забавный народ японцы, букву «эл» не выговаривают. Но солдаты и работяги первосортные, скажем прямо. Кстати, надо будет произвести Окамото в капитаны.

В Великую пятницу к генералу припожаловал необычный визитёр. Накануне Березину позвонил по телефону патриарх. Для начала сообщил, что накануне виделся с президентом, тот справлялся о здоровье генерала и просил пожелать скорейшего выздоровления.

Произошло чуточное нарушение неписаного протокола, согласно которому руководитель проекта «Ч» не поддерживает контактов с главами государств ни прямо, ни через третьих лиц. И это понятно, ведь он руководит международными силами обороны, самой мощной вооружённой силой в истории человечества. Фактически – главнокомандующий планеты Земля.

– Благодарю, отче, – ответил Березин. – Передайте, пожалуйста, что я вполне здоров, но признателен за добрые пожелания.

Патриарх посоветовал ему не перетруждаться покамест, пообещал прислать мёду туесок с личной пасеки. Потом перешёл к делу.

– Есть у меня один знакомый, друг детства, можно сказать. Занимается коммерцией и весьма преуспел. Так вот, он прослышал, что вы в своём хозяйстве открыли какую-никакую торговлишку. Крепко заинтересовался и хотел бы с вами, Андрей Николаевич, повидаться, потолковать по сему поводу. И не через компьютер, а с личным визитом к вам просится. Как вы на это смотрите?

– Пускай приходит, отче, – не колеблясь, ответил Березин.

– Коли так, он мог бы хоть завтра к вам наведаться. Скажем, в полдень, если это удобно.

Голос патриарха уютно пах ладаном и винной теплотой с ложечки.

– Вполне, отче.

– Вот и ладно. Фамилия его Ильин. Человек он честный и толковый, крепко верующий. Думаю, дело у вас с ним сладится.

И патриарх распрощался.

На следующий день ровно в двенадцать часов раздался дверной звонок.

Сопровождаемый Василием гость, войдя в кабинет, первым долгом трижды перекрестился двуперстно на икону Богородицы. Затем обратился к генералу.

– Позвольте представиться, ваше превосходительство, – масленым басом произнёс старик. – Ильин, Илларион Петрович.

Как и большинство штатских, он носил окладистую бороду, подстриженные в кружок рыжеватые волосы расчёсывал на прямой пробор. Не чуждался последних веяний моды, поскольку облачился в бархатный френч сталинского покроя и галифе с триколорными лампасами. На протянутой для пожатия руке поблёскивал массивный золотой перстень-печатка. Ладонь холодная и влажная, как лягушка. То ли волнуется, то ли просто хронический невротик.

Из нагрудного кармана френча Ильин извлёк визитную карточку с тиснением и золочением, вручил её Березину.

– Присаживайтесь, Илларион Петрович, – генерал указал на кресло подле журнального столика. – Не угодно ли чаю?

– Не откажусь.

– Василий, сообрази-ка нам чайку, – велел Березин.

– Сию минуточку, – денщик шмыгнул на кухню.

– Икона Богородицына у вас знатная, – молвил гость, глядя в красный угол. – Я её тоже весьма почитаю. Называется она «Утоли мои печали». Москву спасла от чумного мора вскорости после раскола. Господь прогневался тогда на Русь, послал моровое поветрие, а Богородица вот сжалилась, да... Явилась чудотворная икона, и чума прекратилась...

Ильин явно старался не смотреть на прикрытые синим ворсистым пледом культи ног собеседника. Раз-другой его взгляд скользнул к запретной черте, но тут же отскакивал вбок. Вот почему Березин старался по возможности избегать личных встреч, предпочитая им беседы в виреле.

– Насколько понимаю, вы старообрядец? – спросил генерал.

– Древлеправославные мы, – сдобным голосом подтвердил Илларион Петрович и уточнил: – Поморского толка. Беспоповцы.

Василий вкатил сервировочный столик с чаем и медовыми пряниками.

– Вам покрепче или как? – спросил он у Ильина.

– Средне.

Разлив чай по чашкам, денщик удалился. Гость отведал глоточек, пожевал задумчиво губами.

– Что за чай у вас такой душистый? – спросил он. – Никак что-то сорт не разберу...

– Обычно мы «Императорский» пьём, – ответил Березин, размешивая сахар.

– Однако это не «Императорский», ваше превосходительство. У него букет порезче будет.

Генерал пригубил чай и кивнул.

– Да, пожалуй, вы правы, – согласился он и окликнул денщика. – Василий, что за чай ты нам заварил?

– Новая марка, «Архангельский байховый», – откликнулся тот, появившись в дверях и виновато моргая. – В магазине дегустация была, ещё и пробную пачечку дали, бесплатно. Неужто вам не нравится?

– Нравится, – успокоил его Березин. – Ступай к себе.

Некоторое время они с гостем помолчали, жуя пряники и попивая чай. Затем Ильин отёр губы салфеткой и приступил к делу.

– Слыхал я, что вы в своей вотчине коммерцию развернули, ваше превосходительство.

– Не без этого, – признал генерал.

– Дело хорошее. Я вот всю жизнь по коммерческой части, опыт есть немалый, хорошие связи имею. Полагаю, мы с вами могли бы иметь взаимный интерес.

– Почему бы и нет. Что вы предлагаете?

Березин вдруг поймал себя на том, что ему крайне непривычно общаться с посетителем вживую, а не в виреле. То и дело руки чешутся подрегулировать масштаб изображения или громкость.

– Есть у меня одно дельце на примете, – Илларион Петрович заметно оживился. – Добрый знакомец мой из Бельгии хотел бы партию винтовок заказать. А винтовочки ваши лазерные ох как хороши, но в продаже их нету. Так что ежели столкуемся о цене, можно бы для начала тыщи две винтовочек закупить.

– На что вашему бельгийцу столько? – сощурился Березин.

Ильин широко развёл руками.

– Да какая разница, ваше превосходительство? Есть купец и товар имеется, дальше не наша забота.

Генерал быстро прикинул в уме. Некоторый запас винтовок, около полутысячи, лежал на складах, остальное могли произвести экспериментальные заводы проекта «Ч», примерно за пять недель. Себестоимость изделия он помнил назубок, тысяча семьсот двадцать четыре рубля как одна копеечка.

– Что ж, мы можем заключить договор о поставке, – сказал он. – Желательно частями, в течение полутора месяцев. Предоплата в размере пятидесяти процентов, а что касается цены... Пожалуй, две тысячи восемьсот за штуку будет в самый раз.

– Рублей? – оторопело уточнил Илларион Петрович.

Его изюмные глазки расширились.

– Естественно. Не долларов же.

В голове Березина вдруг пошёл снег, пушистый, цветной, прихотливо вальсирующий. Растерянный голос Ильина кое-как проковылял по скрипучим сугробам:

– Включая налог?

– Нет, налоги сверх того.

Снег взорвался праздничным салютом и весь растаял. Жалко. Красиво и гораздо лучше, чем водоросли.

– Подешевле бы, ваше превосходительство... – крякнул Ильин.

– Себе в убыток не торгуем, – отрезал Березин. – Если дорого, пускай ваш бельгиец китайские «Калашниковы» закупает.

Вытащив карманный компьютер, коммерсант принялся вычислять конечную сумму.

– Это ж получается три тыщи сто тридцать шесть рубликов за винтовку, ежели с налогом... – трагически заломив рыжие брови, молвил наконец он.

– Эксклюзивный товар, Илларион Петрович. Цена соответственная. Вы уж не обессудьте.

Ильин снова углубился в вычисления, сосредоточенно шевеля губами. Потом защёлкнул крышку компьютера и поднял глаза на генерала.

– Ваше превосходительство, вы бы скостили чуток, а? Пускай будет три тыщи ровно, включая налог.

– Ладно, по рукам, – не стал артачиться Березин. – Подготовьте договор и пришлите в мою канцелярию. Пятьсот винтовок сможете получить сразу, остальные по мере изготовления. График поставок согласуем в рабочем порядке.

Вроде бы разговор исчерпан, пора гостю и честь знать. Слащавый и липкий, точно патока, Ильин раздражал генерала своей нарочитой русскостью. Для полноты антуража ему не хватало разве что лакейских «словоерсов»: да-с, нет-с...

– Очень хорошо, ваше превосходительство, премного благодарен.

– Что ж, приятно было познакомиться, – буркнул Березин, однако гость не спешил откланяться.

– Дело-то мы сладили, – врастяжку произнёс Ильин, – уговор есть, да вот крупных прибытков ни вам, ни мне от сего не предвидится. Впрочем, курочка по зёрнышку клюёт и тем сыта...

Кровь жарким сгустком прихлынула к лицу. «Ты куда клонишь, сукин сын?!» – хотел было гаркнуть генерал, однако сдержался.

– Лично мне прибытки не нужны, – насупившись, отрезал он.

– Простите, ваше превосходительство, неудачно выразился, – заюлил Илларион Петрович. – Имелись ввиду прибыли для проекта вашего.

– Тут у нас каждая копейка на счету.

– Понимаю, как же. Деньги казённые, государственные. Только есть у меня, ваше превосходительство, одна идейка. Если выгорит, можно капиталы проекта вашего весьма и весьма приумножить. Не подумайте чего, ваше превосходительство, всё будет чисто, законно и надёжно... Интересуетесь?

– Слушаю вас.

Взбудораженный Ильин подался вперёд и заговорил кондитерским голосом:

– Я прикинул, раза эдак три в год все биржи лихорадка трясёт, и всё из-за проекта вашего. То есть, из-за научных разработок. Едва появится что-то новенькое, одни акции растут как на дрожжах, другие идут за бесценок. К примеру, когда сплавы инопланетные освоили к производству, вся металлургия ходуном ходила. Про флуктуаторы ваши я уж и не говорю... Так вот, ваше превосходительство, кабы заранее знать об этих новинках, точно знать, что и когда рассекретят, можно играть на бирже не вслепую. Поверьте, это ж сущее золотое дно...

– Неприемлемо, – покачал головой Березин. – Во-первых, секретностью торговать не имею права. Во-вторых, для игры на бирже у меня нет свободных средств. А в-третьих, любые биржевые операции рискованны, и нет никаких гарантий, что вложения окупятся.

Он тут же поймал себя на том, что высказался как в старом анекдоте: «Извините, я не пью, да и время раннее, к тому же я уже выпил». Разумеется, хитрющий Ильин это заметил и усилил нажим.

– Помилуйте, ваше превосходительство, я не о секретных сведениях говорю, наоборот, о рассекречивании. То есть, знать бы заранее, какое изобретение запатентуют, куда потом передадут патент. Денежки тоже можно изыскать – для начала, скажем, барыши с тех же лазерных винтовок пустить в оборот. Можно через мою фирму, заключим трастовый договор честь по чести, а дальше моё дело. Ежели играть наверняка, можно акции в банке заложить и ещё их прикупить. Главное, выбрать момент, а там всё как снежный ком покатится.

«Неужто он каким-то макаром прознал про снег у меня в голове? – обеспокоился Березин. – Да нет, видно, просто совпадение, фигура речи».

– Как я понимаю, себя вы тоже не обидите? – усмехнулся генерал.

– А что ж тут такого, коли выгода обоюдная. Примите во внимание, многие на бирже деньги гребут лопатой, а проекту от этого ни копейки не перепадает. Доходы с патентов – это сущий мизер по сравнению с биржевыми операциями. Там как заработаешь миллиончик, второй уже сам в руки идёт.

– Да, есть над чем подумать, – согласился Березин.

– Значит, договорились, ваше превосходительство?

– Мне надо подумать. Посоветоваться. Пожалуй, позвоните мне на той неделе в среду, я дам окончательный ответ.

Ильин поднялся с кресла неожиданно легко, точно вспорхнул. Чинно отвесил полупоклон.

– Спасибо за чаёк, ваше превосходительство. Желаю здравствовать.

Снегопад в голове вспорхнул радужным фейерверком и тут же улёгся.

– Всего наилучшего, Илларион Петрович. Василий, проводи гостя!

Перекрестившись на образа, Ильин вышел в сопровождении денщика.

Березин взялся обеими руками за ободья колёс, подкатил ближе к иконе «Утоли мои печали», вгляделся в неё, точно впервые. Понял вдруг, чем она отличается от других Богородичных образов. На лике Приснодевы, вместо канонической скорбной строгости, неуловимо сквозила тихая улыбка. Словно вот-вот она просияет и широко улыбнётся. Кудрявый младенец-Иисус, окутанный алым струением материнских риз, держал в пухлых ручках свиток с надписью: «Суд праведен судите, милость и щедроты творите кииждо ко искреннему своему». И в лике Христа ощущалось то же светлое предвестие улыбки, что и у Девы Марии.

Березин широко перекрестился, склонил голову, шёпотом начал молитву Богородице. На всём протяжении разговора с Ильиным снедало его дурное предчувствие. Абсолютно беспричинно, ни с того ни с сего, словно бы ледяная рука исподтишка комкала сердце. Впрочем, ещё в госпитале милейший Кирилл Трофимович упорно допытывался, не мучают ли беспричинные страхи, нет ли внезапных приступов депрессии, фобий. Надо полагать, вот оно и есть, то самое. Дичь всякая мерещится, обыкновенный купчина внушает чуть ли не ужас. Всё из-за аварийного выхода, остаточные последствия, будь они неладны. Ну, да ничего, это пройдёт, непременно пройдёт, ещё денёк-другой-третий, и уляжется.

Одна молитва сменялась другой, сердце оттаяло, и Березин стал молиться уже не по канону, своими словами. Матерь Божия, утоли мои печали. Утоли... Помилуй нас, дай силы одолеть Инопланетную чуму. Да нет, чума ещё и в нас, грешных, гнездится. Чума страха, корысти, себялюбия. Чума междуусобной розни, когда на пороге страшный невиданный враг. Матерь Божия, просвети и вразуми нас. Смилуйся, исцели от чумы...

Негромко прозвенел таймер компьютерного ежедневника. Генерал перекрестился на икону и покатил к своему рабочему месту. Через десять минут надо быть в виреле, чтобы принять у Лихачёва еженедельный доклад.

Расположившись уже в своём виртуальном кабинете, Березин принялся бегло просматривать завалы текущей почты.

Полковник явился минута в минуту. Как всегда, он облачился в парадный мундир со всеми регалиями, к которым теперь добавился новый орден.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – браво козырнул он.

– Здравствуйте, товарищ полковник. Располагайтесь.

Казачьи усы Лихачёва свисали пучками водорослей. Отведя взгляд, словно увидел нечто непристойное, Березин положил визитную карточку в сканер и переслал её электронный дубликат полковнику.

– Сегодня ко мне приходил один визитёр. Проверьте, пожалуйста, его на предмет допуска.

– С вашего разрешения, он уже проверен, – бодро отрапортовал контрразведчик. – Чист. Безусловно, наш человек.

– Каков профиль его фирмы? – на всякий случай осведомился генерал.

– Занимается оптовой торговлей. Почти миллионер. В последнее время играет на бирже, довольно-таки успешно.

– Так-так, интересно. Докладывайте.

– За прошедшую неделю на наших серверах отражено несколько попыток взлома, товарищ генерал, – прищёлкнув пальцами, Лихачёв выудил из воздуха файл доклада, оформленный в виде багровой папки с золотым тиснением. – Почерк неординарный, подсобные программы принципиально новые. Это какой-то суперхакер. Один раз он едва не пробился в сеть Новосибирской базы. Стараемся выявить, откуда идут атаки.

– Защиту усилили?

– Конечно, товарищ генерал. Кроме того, нам тут прикомандировали одного сотрудника из канцелярии патриарха. Насколько я знаю, вы о нём слышали, – Лихачёв сделал небольшую паузу. – Это инок по имени Иоанн. На редкость способный человек. Он сумел проследить за хакером через несколько узлов, дошёл до сервера Стэнфордского университета, но там след пропал.

– То есть, тут скорей всего замешаны американцы, – полувопросительно проронил Березин.

– Очень похоже на то.

– С другой стороны, сеть глобальная, мало ли откуда он действует...

– Инок Иоанн уверен, что из Североамериканских Штатов. Есть и ещё одно косвенное подтверждение. Проделана экспертиза чип-карты, с которой декапод вошёл в дежурку вивария. Первоначально напрашивалось предположение, что чип-карту декапод взял у кого-то из убитых сотрудников. Однако выяснилось, что ни у кого из них не было доступа в виварий. А чип-карта оказалась не нашего производства. Её кристалл выпущен североамериканским «Майкротэком». Но при этом она содержит полный набор кодов Псковской базы... – контрразведчик умолк и протянул генералу файл с докладом.

– Короче говоря, это может означать только одно, – хмуро подытожил Березин, копируя файл на свой компьютер. – У них есть союзники. Здесь, на Земле. Какие у вас будут соображения?

– Работаем, товарищ генерал, – уклончиво промолвил особист.

Немного помолчав, Березин спросил:

– Что-нибудь ещё существенное есть?

– Да. Сегодня на Псковской базе произошло ЧП. Ефрейтор Хадсон ударила рядового Миллера по лицу.

Генерал поморщился.

– Разборки на личной почве?

– Предположительно, да. Но о причинах оба говорить не хотят.

– Что значит «не хотят»? Они на службе или в песочнице детсадовской?

– Отказываются наотрез. Без каких-либо объяснений.

– Взыскание наложено?

– Пока нет. Поскольку не выяснены причины инцидента, – пожал плечами полковник и добавил с кривой усмешкой: – У Миллера сломан передний зуб.

– Н-да, эта Хадсон – серьёзная особа, – хмыкнул Березин. – Ладно, пришлите её сегодня ко мне, попробую разобраться.

Попрощавшись с Лихачёвым, генерал принялся разгребать вороха текущих документов, накладывая лаконичные резолюции, припечатывая их своим электронным факсимиле.

Однако, Хадсон хорошо накачала мускулатуру. Может не только с крупнокалиберным лазером управляться, но и запросто зубы выбивать. Ясный перец, этот Миллер полез её лапать, ну и получил на орехи.

Всё-таки от женщин в армии больше хлопот, чем толку. С другой же стороны, Хадсон старше по званию, и это уже совсем другой коленкор. Эхма, верно говорят в народе: кто в армии служил, тот в цирке не смеётся.

Глава 11

Пассажирский лайнер «Ту-454» выполнял рейс Минск–Рейкьявик–Миннеаполис. На носу самолёта сверкало длинное плазменное копьё, кромсающее неподатливый воздух и превращающее его в разреженную мешанину ионов. Четыре двигателя под стреловидным фюзеляжем изрыгали ревущие потоки пламени. Набрав крейсерскую высоту и войдя в мезосферу, окутанный сиреневым сиянием титановый гигант достиг пятикратной скорости звука. Далеко внизу, под гроздьями туч, бушевал ночной океан, взлохмаченный громадным волчком антициклона.

В пилотской кабине командир корабля неторопливо смаковал чашечку кофе, его молодой напарник развалился в кресле, созерцая звёздные россыпи над головой. По нижней кромке блистера вереницей светляков ползли стандартные сообщения автопилота, вчитываться в них не имело ни малейшего смысла.

Для полутора тысяч пассажиров настало время ужина, и стюардессы сбились с ног, демонстрируя им традиционное для Аэрофлота гостеприимство.

В конце третьего салона импозантная дама смаковала красное белорусское вино из хрустального бокала, а паёк со своего подноса разделила между сыном и дочерью, которые покуда могли не беспокоиться о величине талии.

– Мама, а сколько папа будет зарабатывать на новой должности? – деловито спросил Питер Паттон, расправившись с куриной грудкой и запив её пепси-квасом.

– Полагаю, гораздо больше, – рассеянно ответила Кэтрин и промокнула губы бумажной салфеткой.

Питер сглотнул слюну.

– А всё-таки – сколько?

– Спросишь у него сам. – Кэтрин достала из сумочки помаду и зеркальце. – Я ещё не знаю точно.

– Мама, а тогда можно будет мне купить новый процессор? «Эльбрус-14 Профи»?

– Оу, разве твой теперешний так уж плох?

– Русский гораздо лучше. У него архитектура на 256 байт, – веско разъяснил Пит.

Кэтрин закончила подкрашивать губы и скосила глаза на сына.

– Мне это ничего не говорит, мой милый.

– Я тогда смогу поставить оболочку «Москва», она гораздо круче «Уиндоус», – вслух размечтался мальчуган. – И под ней можно играть в любые русские игры. Со всеми navorots!

– Разве американские хуже?

– Откровенно говоря, да. По сравнению с русскими, они barahlo.

Улыбнувшись, Кэтрин взъерошила выгоревшие волосы мальчугана бронзовой рукой.

– Не советую тебе говорить это при папе, мой дорогой. Он опять обвинит тебя в недостатке патриотизма. – Она убрала косметику в сумочку.

– Значит, то, что мы летим на русском samolet, это тоже непатриотично?

– Это прежде всего разумно, поскольку они стопроцентно надёжны.

Сестрёнка Питера шёпотом уговаривала свою куклу Василису съесть ещё кусочек сервелата. Царевна хлопала васильковыми очами, кивала и твердила «thank you, Mary». Её бисерный кокошник основательно запачкался в кетчупе.

Допивая вторую чашку кофе, командир «Ту-454» бросил рассеянный взгляд на сообщения автопилота.

Внезапно зелёные буквы налились алым свечением, раздалось мерное «би-и-ип, би-и-ип, би-и-ип».

«АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль».

Руки рефлекторно сработали, опередив сознание: тумблер автопилота, штурвал, клавиша диагностики... Однако ничего не изменилось.

Пластиковая чашка со стрёкотом прокатилась по полу, расплескав остатки кофе.

– Что за чёрт?! – вскрикнул лётчик, лихорадочно щёлкая тумблером автопилота.

«АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль. АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль», – монотонно вещал автопилот.

Все приборы показывали норму. Двигатели в порядке. Фюзеляж цел. Нигде ничего не горит.

«АВАРИЙНАЯ СИТУАЦИЯ. Беру системы под контроль».

– Сева, что за хрень? – вскричал второй пилот.

– Не пойму... Нет управления...

Лайнер клюнул носом и вошёл в крутое пике. Тело командира обволокла нежная жуть невесомости. Рука судорожно переключала тумблер. Туда-сюда, туда-сюда. Безрезультатно.

В салонах вопили от ужаса. Звёзды погасли, когда лайнер врезался в толщу грозовых облаков. Спустя полминуты «Ту-454» рухнул в Атлантику.

ПаттонКхан методично и не спеша пробирался обратным путём через цепочки роутеров. Акция прошла легко и просто, прямо как дохлую рыбёшку заглотнуть.

Впрочем, войдя в бортовую систему «Ту-454» через узенькую пуповину связи с навигационного спутника и полностью переключив управление на себя, ПаттонКхан вдруг ощутил авиалайнер как живой организм: гигантский титановый кальмар, могучее мезосферное чудовище, владыка воздушной пучины. Убивать его было жаль. Однако ни к чему, чтобы самка Паттона и его дети путались под ногами.

* * *

– Так в чём же причина? – повторил свой вопрос Березин.

Стоявшая перед ним навытяжку десантница с лицом голливудской кинозвезды потупилась.

– Это моё... приватное, товарищ генерал. К несчастью, в русском языке нет понятия «privacy». Но я надеюсь на ваше понимание, товарищ генерал.

– Мы с вами в армии, товарищ ефрейтор, – парировал Березин третьим служебным голосом. – И тут никакого privacy нет и быть не может.

– Сожалею, товарищ генерал.

Причину девица ни за что не назовёт, хотя и так всё ясно. Рядовой Миллер полез её лапать, вот и получил плюху в торец. Все американцы слегка помешаны на почве сексуального преследования. Даже дылда-десантница с лучемётом, лошадиной физиономией и вирельной маской раскрасавицы. И не даже, а тем более. А для солдатика некрасивых баб не бывает. Охо-хо, грехи наши тяжкие...

Серебряный диск медали лежал на мощном бюсте Хадсон почти горизонтально. Березин постарался сосредоточить взгляд на её чёрном берете с эмблемой проекта «Ч».

– До сих пор вы проходили службу образцово, – смягчив тон, заговорил генерал. – Проявили себя в боевой обстановке наилучшим образом. Имеете боевые награды. Вам присвоено внеочередное звание. Существенно улучшили свои физические данные, получили право носить тяжёлое оружие.

Он сделал паузу, едва не ляпнув: «Так какого же хрена?!» Хадсон отмалчивалась всё с тем же понурым видом.

– Однако вы проявили несдержанность, подняв руку на боевого товарища. Более того, он младше вас по званию. Это очень серьёзный проступок! Очень!

Девица зарделась и совсем повесила нос на квинту. Очень добротная вирельная маска у неё, с мимической нюансировкой и прочими прибамбасами. Березин тщетно старался взвинтить себя, чтобы влепить взыскание по всей строгости. Ведь чисто по-человечески тут всё понятно...

– Вы сказали, что сожалеете о своём поступке, – Березин всё-таки решил спустить дело на тормозах и наказать Хадсон по минимуму. – Значит, уже осознали свою вину. Отчасти это меняет дело.

Он сделал паузу. «Ну, скажи что-нибудь, поддакни. Не молчи, как упёртая дурёха».

– Разрешите уточнить, товарищ генерал. Я сожалела о том, что в армии, по вашему мнению, нет места для приватности. В тот момент я поступила просто как человек, а не ефрейтор-контрактник. И об этом не сожалею.

Подавляя приступ бешенства, Березин поиграл желваками.

Как гласит армейское присловье, лучше иметь дочку-блядь, чем сына-ефрейтора. Ну, а если ефрейтор женского пола, то вообще туши свет... Да ещё и типичные американские замашки, полный букет – начиная с privacy и кончая defend freedom. Нечего тут миндальничать, не в коня корм.

– Ну, что ж, с этой минуты вы больше не ефрейтор.

– Так точно, товарищ генерал.

– И ещё. У вас будет время на размышление. Предлагаю вам подумать о недопустимости штатских замашек в армии. Пять суток гауптвахты, рядовая Хадсон.

– Есть пять суток, – ответила десантница, бодро вскинув голову.

Березину померещилось, что на её губах мелькнула усмешка. Впрочем, это мог быть и глюк вирельной маски.

– Если подобное повторится, ваш контракт будет расторгнут, – счёл нужным добавить генерал. – По тридцать шестому пункту «в», без выходного пособия. Уяснили?

– Так точно, товарищ генерал.

Вообще-то американцев следует наказывать рублём, такое до них лучше всего доходит.

– Можете идти.

– Слушаюсь, товарищ генерал.

Хадсон молодцевато сделала «налево кругом» и растворилась в киберпространстве, не дойдя до двери.

На прощание она снова нагло ухмыльнулась. Вовсе не глючит у неё вирельная мимика. Экая несгибаемая стервоза. Хотя не будь она эдакой бой-бабой, сидела бы за рукоделием в своей захолустной Дакоте, рассудил Березин. Ладно, перемелется, мука будет.

Не снимая вирельного шлема, на ощупь он взял трубку, набил её табаком из кисета и закурил.

* * *

Кхан плыл по затопленному подземелью своим привычным прогулочным маршрутом, рассеянно созерцая облицованные рубчатой плиткой пешеходные дорожки. Он миновал распахнутые ворота пустой казармы, затем причал, где бок о бок ошвартовались три проржавевшие субмарины, обогнул ремонтный док, в котором покоилась четвёртая подлодка.

Бетонное перекрытие наверху окончилось, его сменила зыбкая плёнка водной поверхности, колеблемая ветерком, обструганная пологими лучами полярного солнца.

Мощно ударив хвостом, Кхан устремился вперёд. Ущелье расширялось, превращаясь в продолговатую бухту. От последнего, самого крупного причала веером разбегались рельсовые узкоколейки с вереницами пустых платформ, ныряя в жерла прорубленных сквозь скалу тоннелей. На краю причала стояла тележка с ровными рядами ржавых торпед, три батареи зениток вертикально топорщили дула, над ними лениво покачивалась полусгнившая маскировочная сеть. Дальше вдоль бухты тянулась вымощенная бетонными плитами взлётно-посадочная полоса. В её конце притулились четырехмоторный транспортный самолёт и полудюжина истребителей. До чего же убогая и примитивная военная техника. По идиоматическому выражению двуногих, допотопная, причём в буквальном смысле.

В жабрах клокотала чужая вода. Чужая. Совсем не та, что в бассейне. Вольная, дикая. Не отцеженная фильтрами, не оглушённая обеззараживающим излучателем, не облагороженная дезодорантами. Настоящая вода чужой планеты, без примеси привычных солей.

За причалом каменистое дно бухты там и сям устилали россыпи скелетов. Когда строительство громадной базы в толще материкового щита завершилось, излишки человеческого материала утопили здесь. Тысячи двуногих рабов, от которых остались только кучки обглоданных рыбами костей.

Над подводным кладбищем зыбились плотные сгустки психических шлаков: голод и боль, неотвязный страх, бессильная ненависть и тупая безнадёжность, вековечное истошное проклятье месту сему. За прошедшие долгие годы вся эта духовная гниль нисколько не выветрилась и, как облако густого трупного смрада, целиком заполняла бухту.

Всякий раз, когда Кхан заплывал сюда, терпкие миазмы мертвечины мощно взбаламучивали его сознание. При всём его отвращении к нечистотам это место обладало необъяснимой гнетущей притягательностью.

Он распластался над косо уходящим в глубину скалистым откосом, размышляя над причудами двуногих млекопитающих. Невесть почему они построили на необитаемом континенте колоссальное подземное сооружение с огромными складами провианта, боеприпасов и горючего, да так и забросили втуне. Причём это случилось задолго до того, как уровень океана поднялся и подземелье оказалось затопленным почти доверху. Рабов-строителей скормили рыбам, а не употребили в пищу. Наконец, эта военная база, где размещались подводные и воздушные боевые машины, одновременно служила, по всей видимости, чем-то вроде религиозного святилища. Об этом свидетельствовали многочисленные ритуальные эмблемы на стенах: кресты с переломленными перекладинами, изображения хищной птицы, сжимающей в лапах круг всё с тем же изломанным крестом. В одном из крупных помещений, очевидно, служившем для проведения собраний, на стене сохранилась громадная золочёная рама с лохмотьями гнилого холста и чешуйками вспузырившейся краски. Скорее всего картина служила культовым объектом поклонения.

Достойно удивления то, что теплокровные двуногие умудрились выйти из животного состояния. Их иррационализм безграничен и непостижим, их сознание выглядит карликовым наростом рассудка над клокочущей магмой бессознательного. Адекватно постичь их цивилизацию вряд ли возможно. По счастью, для узко прагматических целей этого и не требуется. Эта планета слишком удалена от центров цивилизации, чтобы развивать на ней пищевую индустрию. Высшие расы уготовили ей судьбу экзотического охотничьего угодья. Быть по сему.

Развернувшись над подводным кладбищем, Кхан энергично поплыл обратно.

* * *

Щёголев приложил палец к замку, тот негромко щёлкнул. И опять примерещилась отрубленная кисть Галахер, валяющаяся на полу среди обильных алых брызг. К горлу подкатил шершавый клубок. С усилием сглотнув слюну, ксенолог повернул кремальеру, вошёл в виварий, сел в кресло.

Смотровое окно пялилось на Щёголева, точно выпуклый глаз рептилии. Впаянная в громадный хрусталик бурая коряга шевельнулась.

– Желаю чистой воды, – поздоровался ксенолог на языке декаподов.

В ответ ни звука.

– Всё ли у вас в порядке? Не беспокоит ли здоровье? Хорошее ли у вас самочувствие? – старательно выговорил учёный.

Декапод резко выбросил вперёд щупальце, оно едва не коснулось толстого триплекса. От неожиданности ксенолог вздрогнул.

– Ты надо говорить ко мне «глубокорождённый фалаха», – сварливым тоном заговорил пленник. – Обращение мелкорождённого к глубокорождённому надо набитый почтительностью.

Задранный кверху кончик щупальца назидательно покачивался вправо-влево.

И Щёголев наконец понял. Ах, вот оно что. Мог бы и раньше догадаться, как декапод расценивает ситуацию. Зайчики поймали охотника и посадили его в клетку. Вкусно кормят, создали для пленника благоприятную искусственную среду. И он продолжает чувствовать себя хозяином положения. Люди для него – не дичь, так, прислуга.

Жгуче вспыхнула ненависть, кровь прихлынула к лицу. Всё ведь из-за него, из-за этого поганого глубокорождённого фалаха. Из-за него декаподы напали на базу. Искалечили волоокую дуру Галахер. Ведь я же не струсил, просто растерялся. Я учёный, а не боец-десантник...

С трудом Щёголев подавил вспышку ярости. Нельзя давать волю эмоциям, для ксенолога они – непозволительная роскошь.

– Что ж, глубокорождённый фалаха, у меня есть к вам несколько вопросов.

– Слушаю, – отозвался декапод.

Полчаса назад Щёголев беседовал с полковником Лихачёвым. На столе перед особистом лежала компьютерная распечатка – перехват гиперволновой передачи с борта летающей тарелки. Гиперволновый декодер на Псковской базе смонтировали и отладили на прошлой неделе. Пришельцы даже не подозревали об этом, их передачи шли в эфир открытым текстом.

Полковник придвинул листок Щёголеву через стол.

– Ознакомьтесь.

Текст шёл в две колонки: слева транскрипция, справа перевод. Щёголеву сразу бросились в глаза слова «возвращаюсь на базу», которые Лихачёв жирно пометил флуоресцентным маркером, а рядом на полях намалевал размашистый восклицательный знак.

– В том, что у них есть база, никто и не сомневался, – заговорил Лихачёв. – Их корабли имеют слишком малый ресурс хода для межзвёздных перелётов. До сих пор шли споры, где эта база находится, в космосе или на Земле. Теперь сомнения отпали.

Особист с торжествующим видом ткнул пальцем в распечатку.

– Их судно среднего размера мы вчера засекли над Тихим океаном, примерно в районе Галапагосских островов, на высоте около тридцати пяти километров. Оно шло на юго-запад со скоростью 4 Маха. Вскоре после перехвата передачи объект ушёл из зоны наблюдения локаторов. Но при этом снизился примерно до тридцати километров. Значит, их база тут, на Земле. Где-то в Южном полушарии.

– Логично, – кивнул Щёголев и поднял взгляд на полковника.

На груди у того красовался новенький орден – за проявленное мужество при обороне базы от нападения противника. Так значилось в наградном приказе, вывешенном на доске объявлений при дверях столовой. Ничего себе мужество, сидел в бункере перед микрофоном и распоряжался, глядя на мониторы. Теперь ходит в героях.

Щёголев потупился.

– Попробуйте выяснить у пленного декапода, где располагается база, – велел контрразведчик. – Ваш подопечный командовал судном, значит, непременно это знает.

– Ясно. Постараюсь.

– Это очень важно, – с нажимом произнёс Лихачёв. – Очень. Вы уж постарайтесь.

Орден на кителе особиста брызнул в глаза Щёголева отражённым солнечным лучиком. Сунув распечатку в папку, ксенолог попрощался и отправился в виварий.

В коридоре навстречу ему попалась шемаханская красавица Фатима. Ни слова, ни взгляда, как будто мимо пустого места прошла. Процокала каблучками к себе в лабораторию. Сука. Высокомерная холодная сука.

Декапод успокоился и подобрал щупальца под себя, заняв выжидательную позу.

– Нам известно, что у вас есть наземная база, – раздельно и веско сказал Щёголев. – Где именно она находится?

– Не буду это говорить, – буркнул пленник. Конечно, он знает, где база. И уж, само собой, говорить не хочет.

– Не советую вам упрямиться, глубокорождённый фалаха. Уж лучше скажите, где ваша база.

– Нет. Не буду.

– Предупреждаю, если вы отказываетесь говорить, вас ждут весьма неприятные ощущения. Подумайте хорошенько.

– Мой род по глубине рождения третий среди фалаха, – заявил декапод, снова вытянув щупальце в сторону Щёголева. – Третий!

– Ну, и что же?

– Требую почтения ко мне и моему роду.

– Допустим, я окажу вам подобающее почтение. Тогда вы скажете, где искать вашу базу?

– Нет. Но без почтения вообще никаких бесед. Почтения требую.

– Ладно, – процедил Щёголев. – Пеняй на себя. – Повернувшись к стоявшему рядом компьютеру, он дробно застучал по клавишам.

– Сейчас я тебе устрою курорт, – сквозь зубы пообещал он.

Так, влажность сделаем нулевую. Температура пускай будет пятьдесят по Цельсию. Нет, это слишком, как бы не загнулся, ставлю тридцать пять. Всё? Ах, да, ещё добавить лёгкий обдув, быстрее просохнет...

На экране вспыхнуло предупреждение в красной рамке: «Заданные условия неприемлемы для подопытного».

– Плевать, – проворчал Щёголев и кликнул на опцию «Продолжить».

Три видеокамеры и два микрофона фиксируют всё происходящее вплоть до мельчайших подробностей. Плевать.

Грубое нарушение служебных инструкций. А плевать мне на ваши инструкции. Выход за рамки профессиональной этики. Клал я на этику и её рамки. Увольнение с волчьим билетом, статья КЗОТа двести пятьдесят лохматая. Вот и хорошо. Ни одна сука не станет косоротиться.

Форсунки над головой декапода перестали распылять воду, в недрах трубопровода всхрапнула воздушная пробка.

Пускай подсохнет, земноводная сволочь. Гнида глубокорождённая.

– Так где находится ваша база?

– Почему без вода? – забеспокоился пленник. – Мне больно. Мне сухо. Надо вода.

– Будет вода. Когда я узнаю, где база, включу воду.

Декапод заелозил по губчатому полу, оплёл себя щупальцами.

Щёголев сидел, откинувшись на спинку кресла, наблюдая за датчиками температуры и влажности.

Вскоре пленник стал причитать заунывным каркающим голосом. Ксенолог с трудом понимал его беглую сдавленную речь и поэтому включил киберпереводчик. Басовитый компьютерный голос прилежно выговаривал: «сухая-сухота-сушёный-сухарь-сухо-рассушить-твою-икру...» Когда декапод заперхал и умолк, киберпереводчик прокомментировал бархатным женским контральто: «Перевод буквальный. В оригинале – идиоматические бранные выражения». Щёголев криво усмехнулся. Ну-ну, давай, ругайся. Брань на вороту не виснет.

Молчание затянулось, бурый комок на сухом полу камеры не подавал признаков жизни. Впрочем, программа компьютерного мониторинга свидетельствовала, что до критического состояния пленнику ещё далеко. Мозговые ритмы соответствуют режиму бодрствования, имеет место некоторое перевозбуждение. Декапод не потерял сознание, попросту притих. Дыхание учащённое, пульс восемьдесят. То есть, налицо сильный дискомфорт. Интересно, каковы у него запасы терпения.

– Как ваше самочувствие, глубокорождённый фалаха? – подавшись к микрофону, спросил Щёголев.

– Плохо. Сухо, – через киберпереводчика ответил декапод.

– Сожалею. Это потому, что вы отказались ответить на мой вопрос.

Пленник поднял голову, посмотрел на Щёголева и, покашливая, хрипло выдавил:

– Если я скажу, где база, больше сухо не будет?

– Как только вы скажете, я сразу включу вам воду, – пообещал ксенолог.

После секундной паузы декапод пробубнил:

– Необитаемый материк на Южном полюсе. Там, под землёй, глубоко. Вход под водой.

Похоже, инопланетянин не врёт. Судно, с которого отправили перехваченный текст, шло на юго-запад от Галапагосских островов. На этой линии и впрямь находится Антарктида.

– Где именно база? Материк большой.

– Могу показать на карте. Только не надо сухо.

– Хорошо. Включаю воду.

Щёголев повернулся вполоборота к компьютеру, стряхнул с экрана блещущую разноцветными звёздами заставку, кликнул на опцию «Вернуться к первоначальному режиму». Тут же из форсунок на потолке бокса заморосил мелкий дождик.

Декапод разметал щупальца по полу и издал нечто вроде блаженного кваканья.

Глава 12

Паттон мог уже сравнительно долго находиться в автономном режиме, без контроля со стороны Кхана. Сидя за компьютером, он бегло просматривал вечерние выпуски новостей, когда зазвонил мобильник.

– Прими мои соболезнования, Стив, – услышал он сочный баритон Боба Хьюза. – Это просто ужасно. И Кэт, и детишки... Представляю, как тебе сейчас figovo.

– Да, дела неважнецкие, старина, – пробурчал Паттон.

– Может быть, я заеду? Посидим, поболтаем...

– Нет, мне сейчас лучше побыть одному.

– Ladno. Если передумаешь, звони в любое время. Я примчусь.

Натужные замогильные нотки в голосе Боба быстро сошли на нет, и он заговорил своим обычным развязным тоном.

– О'кей, – Паттон чуть помолчал и добавил: – Спасибо, что позвонил, старина. Увидимся в другой раз.

– Непременно. Держись, дружище. Privet.

Паттон сунул мобильник в чехольчик на поясе. Кажется, этот болван вкрапливает в беседу корявые русские словечки безо всякого умысла, искренне считая их новомодным жаргоном. И даже не подозревает, насколько это претит патриоту Паттону.

Оставив компьютер включённым, он прилёг на диване. Беспросветное одиночество захлестнуло Паттона мутной чёрной волной. Вот уже полдня протекло с тех пор, как могучий и мудрый хозяин покинул его. Он чувствовал себя крохотным и беспомощным, собственный разум казался бесформенным никчёмным обрубком, в душе зудела разверстая пропасть. Неизбывная, незаживающая рана разъединения с личным божеством.

Однако чуть погодя Паттон ощутил, как в его мозгу шевельнулись щупальца хозяина. Соединившись со своим пси-клоном, Кхан неожиданно остро прочувствовал блаженное, яркое ощущение теплокровного тела и суматошную радость Паттона, который восторженно приветствовал своего повелителя.

Вместо того, чтобы, как обычно, погрузиться в дебри глобальной сети, ПаттонКхан решил встряхнуться, как-никак, нынче уик-энд. Дела подождут. Он выключил компьютер, облачился в пиджачную пару и спустился на лифте в подвальный гараж, вертя на пальце ключи от новенького, купленного в кредит «Енисея» и машинально насвистывая стародавнюю песенку о вере во вчерашний день.

Вот уже несколько дней тело пси-клона испытывало некоторый дискомфорт, нуждаясь в сексуальной разрядке. Предстояло маленькое вечернее приключение, которое было отнюдь не бесполезным, поскольку позволяло глубже и полнее познать эмоциональную жизнь двуногих. Впрочем, рассуждая таким образом, Кхан лукавил перед самим собой. С тех пор, как он познал эротические забавы теплокровных существ, они увлекли его не на шутку. Высокоандрогенный гормональный склад Паттона не играл существенной роли, для виртуоза не составило бы особого труда подавить и сублимировать психические вихри клона. Но ещё по ходу операции с проституткой Барбарой Кхан изведал изумительно щедрую гамму сексуальных ощущений, притом за обоих партнёров. И это стало для него своего рода наркотиком, впрочем, не имеющим ничего общего с вульгарными эндорфинами.

Сев в свой автомобиль, ПаттонКхан устремился через мост к самой развесёлой улочке столицы. Некогда местные остряки нарекли её «Клинтон-роуд», в память о самом сладострастном президенте Соединённых Штатов. Пикантность названия усугубляло то обстоятельство, что портрет блудливого Билли украшал наиболее ходовую в расчётах с проститутками банкноту достоинством десять тысяч долларов.

В самом начале улицы низкорослая толстушка подпирала оголённым сдобным плечом фонарный столб. Коротенькая кожаная юбка, пухлые крепкие ножки упакованы в чёрные сетчатые чулки. Ажурная маечка туго обтягивала аппетитные груди. Больше всего ПаттонКхану почему-то понравилось, что на обесцвеченной короткой причёске девицы пришпилена крохотная красная шляпка с чёрной лентой, лихо заломленная набекрень.

Завидев её издали, ПаттонКхан сразу, нерассуждающим чутьём остановил на ней свой выбор. А затормаживая и вглядываясь в смазливое личико с наклеенной призывной улыбкой, осознал, в чём дело. Она совершенно не походила ни на статную дородную Кэт, ни на стройную миниатюрную Барбару. Нечто среднее между двумя покойными женщинами, будоражившими его память в последние дни. А значит, как раз то, что надо.

Остановив автомобиль, ПаттонКхан перегнулся вправо через сиденье, распахнул дверцу.

– Прокатимся, красотка?

– Угу.

Шлюха проворно юркнула в машину, от её пергидрольных кудряшек исходил сильный запах пачуль. Она явно экономила на воде, дорожавшей день ото дня: вульгарный запашок перемешанной с потом косметики шибанул в ноздри, раздражающий и в то же время дурманяще притягательный.

– Моя такса – три Билла, – деловито предупредила она.

– До сих пор тут брали двадцать пять, – проворчал ПаттонКхан.

Девка хихикнула.

– Я играю в Монику лучше всех на этой гребаной улочке, – заявила она. – Ты не пожалеешь, медовенький.

– Ладно, куда едем? – спросил ПаттонКхан, трогая машину с места.

– Следующий поворот направо, там покажу.

Он включил мигалку и свернул в переулок. По тротуарам слонялись десятки профессионалок на любой вкус, всех цветов и оттенков кожи.

– Меня зовут Кевин, а тебя?

– Салли.

Оба солгали, как всегда в таких ситуациях.

– А вон мой дом. Среднее парадное.

– Нет ли поблизости бесплатной парковки? – буркнул ПаттонКхан, недовольно косясь на парковочные счётчики, понатыканные на столбиках вдоль обочины.

– Чего нет, того нет, – равнодушно откликнулась девица.

Ну да, понятное дело, ведь не ей же деньги зря тратить.

Выйдя из машины, ПаттонКхан сунул чип-карту в счётчик и уплатил за полтора часа стоянки. Затем, под руку с девицей, вошёл в провонявший мочой подъезд стандартной послевоенной постройки, дешёвой и уродливой. Плохонькая квартирка на третьем этаже объединяла в одной комнате прихожую, кухню и спальню. До второй гражданской войны такая планировка считалась модной, теперь она стала вынужденной необходимостью.

– Деньги вперёд, – потребовала девка, подбоченившись.

Отсчитанные ПаттонКханом купюры она цапнула с хищной сноровкой, как лягушка муху, и без лишних околичностей стала раздеваться. ПаттонКхан также разоблачился донага и потащил шлюху на расстеленную загодя кровать.

После затяжного слюнявого поцелуя ПаттонКхан перекатился на спину, и девка принялась обрабатывать его член пухлым чмокающим ртом. Насчёт незаурядного мастерства минетчицы она явно прихвастнула. Ей пришлось изрядно потрудиться, прежде чем половой орган клиента обрёл чугунную стать. Лежащий на спине ПаттонКхан лениво тискал её обвислые жирные груди. Он уже не мог взять в толк, с чего бы вдруг его так потянуло к этой толстой кургузой бабёнке там, на улице.

– Как ты хочешь? – игриво хихикнув, спросила она. – Как собачки?

– Да, – сдавленно буркнул ПаттонКхан.

Она повернулась к нему пухлым задом, раскорячилась на четвереньках. На левой ягодице красовалась небольшая китайская татуировка, цветок хризантемы. Волосы в паху шлюха не выбривала, сквозь влажные тёмные кудряшки розовела срамная раковина.

ПаттонКхан навалился сверху и, снедаемый нетерпением, вонзился в её хлюпающую дырку. Набрякший, горячий член оросила освежающая влага. От этого вдоль позвоночника заклубилось потрясающее ощущение истомы, которого лишены спаривающиеся земноводные. Шлюха задвигалась в такт движениям самца, испустила томный фальшивый стон. Стандартный саундтрек паршивого порнодиска.

– О-о-о-о... – постанывала девка. – О-о-о-о... А-а-а-а...

Кхан забавы ради ухватил примитивное узенькое сознание самки, переключил его на себя и ассимилировал на уровне квази-клона. Однако результат оказался обескураживающим. Убогая тварь спаривалась равнодушно, обрывки её куцых и холодных мыслей вертелись вокруг полученных денег. Тридцать тысяч безостановочно порхали в её мозгах, она всё никак не могла решить, сколько потратить, а сколько отложить в счёт квартплаты, тем более, с парнишки в крутой тачке она стребовала на пять тысяч больше обычной таксы, и это её чистый доход, про который Сэму знать вовсе не обязательно... На самом деле её звали Хелен Койкауд.

– Я задам этой суке жару, – вдруг пообещал Паттон, уловивший лёгкое разочарование своего хозяина.

Крепко ухватив самку за жирные ягодицы, самец задвигался быстро, сильно и резко, погружаясь вглубь до упора и поддевая головкой члена мясистый вход в матку. Вот так! Ийех-х! на, на, на, получай! Сладчайшая, взрывная боль брызнула в женском теле фонтаном и ещё, ещё, ещё! Её наконец пробрало, а ПаттонКхан захмелел от гордости. Она уже не профессионалка, просто стонущая в экстазе самка.

Подкатил бурный двойной оргазм, и, балансируя перед его вздымающимся неудержимо гребнем, три помутившихся сознания слились в одно. Раздался хриплый басовитый стон, ему вторил пронзительный визг.

Накатило полное умопомрачение. ПаттонКханХелен сгрёб сам себя пятернёй за волосы, рванул, запрокидывая сам себе голову, впился зубами в натянутое как струна своё горло. Хрустнули выкручиваемые шейные позвонки. Он жадно глотал солоноватую кровь, изнывая от бешеных содроганий матки, извергаемое семя хлестало сладчайшими тягучими толчками. Свирепое упоение. Молния смертной боли. Титанический восторг.

Кхан извивался в бассейне, впустую клацая хелицерами, Паттон мотал головой, намертво стиснув челюсти, лёгкая как пушинка Хелен взмыла над простынёй, испятнанной багровыми брызгами, и блаженно устремилась к далёкому ослепительному свету сквозь тёмный тоннель.

А ещё через секунду всё рухнуло, померкло, разъединилось, и ПаттонКхан оторопел, глядя на простёртый под собой труп. Из перекушенной щитовидной железы обильно хлестала алая кровь. Сипло дышащий пси-клон отпрянул от безжизненного тела, метнулся в ванную, склонился над биде. Его вырвало.

В мозгу мельтешили суматошные мысли о возможных уличных свидетелях, а ещё об отпечатках пальцев и прочих уликах, которые необходимо уничтожить. Самой важной ниточкой, которая могла вывести полицию на след Паттона, была универсальная чип-карта, которой он заплатил за стоянку. Значит, надо спешить домой, к компьютеру, чтобы замести следы. Найти фирму, ведающую парковкой, и переделать номер счёта, откуда поступили денежки. А потом подчистить свой банковский счёт. Главное – сохранять спокойствие. Всё будет шито-крыто.

* * *

Пасха выдалась погожая и жаркая. Василий испёк вкуснющий рассыпчатый кулич и, как всегда, освятил его в храме Николая на Таганке. А Березин решил устроить себе настоящий праздник, сходить на всенощную не в виреле, а вживую. Надел парадный мундир со всеми регалиями, вызвал спецавтомобиль и, сопровождаемый Василием, отправился в храм Иоанна Воина на Якиманке. Он особенно любил эту небольшую, стройную церковку, выстроенную в пряничном стиле московского барокко.

Народу пришло много, внутрь не протолкнуться, и даже паперть запружена толпой. Березин сидел в инвалидном кресле поодаль, истово и непрерывно молился. После крестного хода люди стали расходиться, и ему удалось попасть внутрь храма.

Василий встал напротив царских врат, принялся размашисто креститься и отбивать поясные поклоны. Березин же первым делом поставил две свечки, одну перед иконой Серафима Саровского с вделанными в оклад мощами, другую перед висевшей рядом копией келейной иконы святого – Богородицей «Умиление». Помолился, глядя на светлый лик провидца, который предрёк, что Господь помилует Россию и приведёт её путём страданий к великой славе. Затем, приподнявшись в инвалидном кресле, он приложился губами к овальному тёмному кругляшу, на вид как бы вылепленному из смолы. И от прикосновения к плоти великого молитвенника нахлынул небывалый, неизведанный доселе восторг – словно бы тугая, напоённая электричеством струна зазвенела в теле, натянувшись от головы до пят.

Вместо прежнего настоятеля, дородного протоиерея Михаила, службу правил старенький, седой как лунь, сухонький архимандрит. Его надтреснутый негромкий голосок мерно журчал в янтарном от свечного пламени воздухе. Лелея в душе острый блаженный озноб, генерал вслушался и понял, что священник целиком пребывал в духе. Ещё здесь, в храме, и в оболочке немощной плоти, но уже и там, в мире горнем, обители немеркнущего света Фаворского. Как будто не просто голосом, а всем своим существом старый монах творил потрясающие извивы и перепады православной молитвы, от смирения к прославлению, от скорби к радости, от страха к надежде. Никогда прежде не доводилось слышать генералу такого истового и проникновенного богослужения.

С трепетом подошёл он под благословение, приложился к морщинистой руке, испятнанной старческой гречкой. Священник испытующе взглянул из-под кустистых бровей и негромко молвил: «Крепись разумом, сыне». Повернулся и пошёл, бряцая кадилом, обдавая иконы жемчужными клубами ладана.

Березин замер, до боли в суставах сжав подлокотники инвалидного кресла. Монах дал ему наставление неспроста, так же, как неспроста он сегодня выбрался в излюбленный храм. Христова молитва пульсировала в сердце, электрическая струна отзвенела, на смену ей пришёл прозрачный родниковый покой.

«Крепись разумом, сыне».

Он внезапно воспарил над самим собой, взглянул на себя со стороны незамутнённым пристальным взглядом. И осознал задним числом, насколько пошатнулась его психика после перенесённой в виреле атаки неведомого чудища и аварийного выхода в реальность. Его ведь постоянно обуревали страхи, галлюцинации, всплески паралогии, а он в умопомрачении не отдавал себе в этом отчёта. Всего три слова, вовремя сказанных прозорливым монахом, вразумили его, исцелили, вернули из пропасти сумасшествия.

Березин вознёс благодарственную молитву, подозвал Василия и покатил к выходу из храма. Подле свечного ящика он обернулся через плечо, бросил взгляд на образ Серафима Саровского. На мгновение ему показалось, что лик святого сияет неземным светом, о котором рассказал в своих записках Мотовилов.

Дома Василий шустро накрыл праздничный стол с румяным жареным зайцем, пасхой и куличом, вынул из холодильника заиндевевшую бутыль несравненного московского «Кристалла». Посреди стола в фарфоровой миске лежали яйца, крашенные луковой шелухой по старому деревенскому обычаю, без новомодных флюоресцентных ухищрений. Однако, едва начали разговляться, зазвонил мобильный телефон.

В первый момент Березин хотел было загасить вызов, не отвечая, однако разглядел на табло номер полковника Лихачёва. Уж кто-кто, а этот не станет звонить по мелочам, тем более в великий праздник.

– Слушаю вас, – сказал он в трубку.

– Христос воскресе, – приветствовал его контрразведчик.

– Воистину воскресе, – отозвался Березин.

– Товарищ генерал, извините за беспокойство, но у меня крайне важные новости. Я прошу у вас встречи в виреле.

– Хорошо. – Генерал задумчиво покосился на свою тарелку с недоеденной половинкой зайца. – Встретимся ровно через полчаса.

После обильного разговленья Березина клонило в сон. Усаживаясь за компьютер, он велел Василию сварить большую кружку кофе, да покрепче. До появления Лихачёва в виртуальном кабинете генерал успел осушить кружку до дна.

– Так с чем припожаловали? – с места в карьер спросил он контрразведчика.

Тот всем своим видом прямо-таки излучал радостное торжество.

– Товарищ генерал, на прошлой летучке шла речь о том, где могут базироваться суда пришельцев.

– Верно. Нашли?

– Почти. Позавчера ксенолог Щёголев допрашивал пленного декапода. Ему удалось узнать, в каком районе эта база расположена.

– Где? – выдохнул Березин.

– На побережье Антарктиды. Пленный говорит, что там когда-то была оборудована огромная военная база в подземельях. Но не пришельцами, а людьми. Когда пришельцы на неё наткнулись, персонала там не было и в помине. Судя по всему, база давно заброшена вместе с боевой техникой. Между прочим, там имеются дизельные подводные лодки, самолёты, есть даже пусковые ракетные установки.

– Ну, и чей же это был объект?

– Насколько можно судить со слов пленного, в интерьере базы на каждом шагу попадаются эмблемы гитлеровского рейха. Свастика и так далее. Я, с вашего позволения, хочу сделать небольшой исторический экскурс. Вчера весь день копался в архивах и выяснил много интересного. Сущий исторический детектив. Разрешите доложить подробно?

– Слушаю вас, – кивнул заинтригованный Березин.

– Начну издалека. В январе 1945 года капитан подлодки «С-13» Маринеско потопил шедший из Данцига гитлеровский лайнер «Вильгельм Густлов». Судно шло под сильнейшим прикрытием, и на его борту находились семь тысяч гитлеровских подводников. – Лихачёв сделал небольшую паузу и повторил: – Семь тысяч человек. До сих пор неясно, куда и зачем они направлялись. Ведь это экипажи для целой подводной армады, не так ли? Безусловно, гибель «Густлова» сорвала какой-то крупномасштабный план Гитлера. Известно, что тот чудовищно взбесился и объявил Маринеско своим личным врагом.

– Да, я когда-то читал об этом, – Березин ощупью, не снимая вирельного шлема, нашёл и раскурил трубку.

– Уже после войны были найдены немецкие крейсерские подлодки, законсервированные на дне Балтийского моря у острова Рюген, на глубине сорока пяти метров. Все без экипажей, но с полным боезапасом, а сверху тщательно замаскированы слоем водорослей. Ясно, что они были оружием возмездия – для продолжения войны и после разгрома Германии. Но семь тысяч человек экипажа в них не разместились бы. Ну так вот, кое-какие ключи к загадке имели американцы. И в 1947 году они снарядили экспедицию к Антарктиде, в район Земли Королевы Мод. Именно туда, где перед самой войной побывала немецкая экспедиция капитана Ритшера, которую курировал сам Геринг. Как видите, всё сходится.

– Американцы, как я понимаю, вернулись оттуда несолоно хлебавши?

– Да. Экспедиция носила кодовое название «Хайджамп», возглавил её адмирал Ричард Бэрд, старый полярный исследователь. У него под командой было четыре тысячи человек, авианосец, крейсеры и эсминцы. Ясно, что научными целями тут и близко не пахло. А вот проплавали они там меньше двух месяцев. По некоторым неподтверждённым данным, эскадра оказалась атакована сверхскоростными реактивными самолётами. Если так оно и было на самом деле, то американцам здорово посчастливилось, ведь на подводных лодках воевать было некому, – криво усмехнулся контрразведчик. – Их экипажи отправил на дно капитан Маринеско. И последний штришок: по возвращении в Штаты адмирала Бэрда упекли в психбольницу, а журналистов к нему и на пушечный выстрел не подпускали. Примечательная история, особенно в свете новых сведений.

– «Highjump», – пробормотал в задумчивости Березин. – Высокий прыжок, то бишь. Янки прыгнули высоко, но без толку. Действительно, целый детектив.

– Да, насколько могу судить, экспедиции Бэрда всё-таки не удалось обнаружить базу. Теперь же уровень Мирового океана гораздо выше, и она затоплена целиком. У меня с собой карта, вот, взгляните.

Полковник подошёл к стене виртуального кабинета и развернул на ней взятый из географического атласа файл. На голубой глади трёх океанов лежал континент, похожий на запятую, с хвостиком, вытянутым в сторону мыса Горн. Полярная шапка, обглоданная глобальным потеплением, сжалась до размеров тюбетейки вблизи полюса.

– Вот она, Земля Королевы Мод, закрашена розовым цветом, – пояснил Лихачёв.

– Вижу, – кивнул Березин, пристально разглядывая обращённый к Атлантике берег материка. – Это примерно четыре тысячи километров?

– На самом деле район поиска гораздо меньше, он помечен синей линией. Около пятисот километров. Точнее декапод указать место не мог, он всё-таки не штурман.

– Какие у вас будут предложения? – попыхивая трубкой, спросил генерал.

– Я уже запросил у американцев материалы об экспедиции Бэрда. Теперь эти сведения уже не секретны, естественно.

– То есть, вы полагаете, нам надо снарядить полярную экспедицию?

– Вряд ли это целесообразно. Да и времени слишком много уйдёт. Я считаю, нужно усилить наблюдение с космических спутников в этом районе. Направить к Земле Королевы Мод военный корабль с нашим локаторным оборудованием. Рано или поздно мы засечём, откуда и куда летают их суда.

– Что ж, логично, – одобрил Березин. – Подготовьте план мероприятий и дайте мне на визу. До завтра управитесь?

– Да, товарищ генерал.

– Скопируйте мне все ваши файлы по этой теме. Благодарю за службу. Можете идти.

Контрразведчик сделал «налево кругом» и удалился. В чашечке трубки захлюпала смола, Березин просмаковал густой и горячий вкус последних затяжек, затем на ощупь вытряхнул пепел, глядя на оставленную Лихачёвым карту Антарктиды. Диковинный материк, куда ни кинь, одно сплошное северное побережье.

Толстой синей линией Лихачёв обвёл район, где полтора века назад гитлеровцы оборудовали свою сверхсекретную базу. Теперь в логове, где рассчитывали укрыться монстры прошлого века, поселились чудовища века нынешнего.

Что ж, разгромили тех, одолеем и этих.

Глава 13

В Светлый понедельник состоялось очередное заседание комиссии ООН, где Березину надлежало представить отчёт. Прежде чем направиться компьютерными тропами в готический виртуальный зал, он посмотрел сводки новостей и комментарии на самых авторитетных новостных сайтах, в первую очередь англоязычных. О проекте «Ч» поминали скупо и уж никак не в первой обойме заголовков. На всякий случай генерал задал поиск на упоминание своей фамилии за последние три дня. Вроде бы ничего существенного, нет ни малейших признаков информационной артподготовки. И всё-таки его снедали дурные предчувствия.

В начале заседания председательствующий объявил минуту молчания в память о безвременно почившем Джеймсе Макмиллане.

Новоиспечённый глава комиссии Стивен Паттон генералу не понравился с первого взгляда. Фальшь его криво напяленной гуттаперчевой улыбки сразу выдавали колючие серые льдинки глаз. Помнится, Лихачёв аттестовал Паттона как непримиримого ястреба. По виду тот скорее смахивал на грифа-стервятника, осанистый и надутый.

– Слово предоставляется знаменитому генералу Андрею Березину, – саркастически произнёс Паттон после краткой и пустословной преамбулы.

– Полагаю, что глубокоуважаемый мистер Паттон ещё не успел войти в курс дел на новом месте, – с расстановкой начал Березин. – Моя должность называется иначе: «председатель чрезвычайного проекта ООН».

По залу прошло лёгкое оживление, присутствующие оценили колкость по достоинству. Вот и славно. Наверняка ведь Паттон станет придираться и ставить палки в колёса. Пускай в глазах других членов комиссии это выглядит как личная антипатия после мелкой пикировки.

С нарочитой монотонностью генерал прочитал отчёт, где буквы и цифирь сочетались в пропорции один к одному. Под конец рассказал о допросах пленного декапода, о том, что, как выяснилось, зловещие налёты пришельцев представляют собой не что иное, как охотничьи забавы. Однако о последних сведениях, полученных от пленника и касавшихся базы инопланетян в Антарктиде, он предпочёл умолчать.

Слово после доклада взял Паттон.

– Благодарю вас, мистер Березин, за чрезвычайно ценные сведения, – хорошо поставленным ораторским голосом начал он. – Итак, джентльмены, наконец-то выяснились цели, которые преследуют пришельцы. Это не война, это не попытка завоевать Землю и поработить или уничтожить человечество. Как мы только что услышали от мистера Березина, пришельцы всего лишь занимаются эпизодическими вылазками в чисто охотничьих целях. Размах чрезвычайного проекта, таким образом, совершенно не соответствует степени угрозы для человечества со стороны пришельцев. Полагаю, в данной ситуации было бы целесообразно пересмотреть смету расходов на следующее полугодие в сторону их уменьшения – примерно на сорок процентов. Надеюсь, меня поддержат представители тех стран, для которых ассигнования на чрезвычайный проект стали нешуточной нагрузкой на бюджет.

– Разрешите? – резко вскинул руку Березин.

– Вы хотите возразить? Пожалуйста, – снисходительно позволил Паттон.

– Если я правильно понял многоуважаемого председателя комиссии, он считает заурядным и незначительным фактом то, что люди на планете Земля стали дичью для пришельцев. А также то, что практически ни один человек, где бы он ни жил, не застрахован от нападения. Позвольте напомнить, что не столь давно пришельцами были предприняты крупные высадки в Канберре, Буэнос-Айресе и Калькутте. Во всех трёх случаях инопланетяне получили отпор, однако общий счёт жертв среди гражданского населения превысил цифру двести. Таким образом, речь идёт о сотнях, а в перспективе – о тысячах человеческих жизней. А такая перспектива вполне реальна, если финансирование проекта уменьшится почти вдвое.

– Как явствует из вашего же отчёта, в рамках проекта начата коммерческая деятельность, – парировал Паттон. – Будьте добры, конкретизируйте, из чего складываются ваши доходы и какую долю они могут составить относительно общей суммы.

– В прошлом месяце мы распродавали излишки со складов. Это различные трофеи, а также устаревшее оборудование. Благодаря этому, как я уже упоминал, были, в частности, введены в строй сверхдальние локаторы и гиперволновый декодер, не предусмотренные в текущей смете. Именно благодаря перехвату гиперволновых передач были своевременно перехвачены и сбиты два крупных транспорта пришельцев. Напомню, что до сих пор мы боролись в основном с последствиями их атак. Теперь же инициатива за нами.

Березин умолк. Ему чертовски хотелось закурить. Но, хотя физически он находился в другом полушарии, в своём кабинете, попыхивать трубкой на глазах у членов комиссии не следовало. Приходилось терпеть.

– Я просил назвать конкретно, в цифрах, каковы ваши возможные ресурсы самоокупаемости, – Паттон пристал как репей и упорно гнул своё.

– Я уже упомянул в отчёте: в прошедшем месяце, за вычетом налога с оборота, мы получили дополнительно... – Березин заглянул в файл своего доклада, – шестьсот тридцать две тысячи восемьдесят один рубль. Но прошу глубокоуважаемых членов комиссии учесть, это разовое поступление денег, а не постоянный доход.

Выходит, рановато он радовался неожиданным шальным деньгам. Старая армейская истина гласит, что инициатива наказуема. Сколько заработаешь, столько у тебя и отберут.

– Есть ли вопросы к докладчику? – обратился к присутствующим Паттон.

– Разрешите уточнить, господин генерал, – заговорил индус Падманиам. – Вы сказали, что распродаёте с ваших складов устаревшее оборудование и трофеи. Подпадают ли под эту дефиницию лазерные винтовки новейшего образца?

Березин понял, что крепко влип. До сих пор симпатяга Падманиам во всех спорных случаях защищал интересы проекта. После успешного боя в Калькутте прислал благодарственное письмо и сообщил, что их правительство намерено увеличить финансирование. Однако теперь смотрит волком почему-то. Ай-яй-яй, сукин кот Ильин уверял, что винтовки покупает бельгиец, а тот небось перепродал оружие пакистанцам или тамильским сепаратистам. Ну, а разведка у индусов работает отлично.

– Бывает, что мастерские производят больше оружия, чем требуется, – попытался схитрить генерал. – Мы ведь не можем допустить бесхозяйственности, когда производственные мощности простаивают, а работники теряют заработок. Естественно, излишки поступают в продажу.

– Отслеживаете ли вы, в какую именно страну поступает проданное вами оружие?

– В оружейном бизнесе всегда действуют цепочки посредников, иной раз очень длинные. Контролировать их, я полагаю, надлежит правоохранительным органам, а не товаропроизводителю. Если ваш вопрос вызван конкретными фактами, прошу мне их сообщить. Я обязательно разберусь.

– Благодарю за разъяснение, у меня пока нет комментариев, – ледяным тоном ответил дипломат.

Сразу же выскочил, будто чёртик из коробочки, толстячок из Квебека.

– Я предлагаю смотреть в корень проблемы. Давайте хотя бы раз назовём вещи своими именами, без околичностей. Фактически проект под эгидой ООН прибрала к рукам теократическая сверхдержава. Все крупнейшие исследовательские лаборатории проекта находятся на территории России либо контролируются ею при помощи кадровой политики. Львиная доля высокотехнологичного производства, финансируемого международным сообществом, также размещена в России либо контролируется российским капиталом. Не буду утомлять вас бухгалтерскими выкладками, желающие могут почерпнуть всю статистику на моей персональной страничке.

Над головой оратора высветилась ссылка на его страничку в глобальной сети.

– Таким образом, православный фундаментализм получил в своё распоряжение не только глобальный военный контроль, но и новейшие научно-технические разработки, а также крупные денежные вливания. И это не может не внушать тревогу всем поборникам демократии. Я предлагаю создать в рамках комиссии рабочую группу, которая изучит создавшееся положение и подготовит к следующему заседанию конкретные предложения с тем, чтобы изменить существующее положение вещей. А в качестве первого шага я предлагаю сегодня же сместить руководителя проекта, заменив его нейтральной кандидатурой. В качестве таковой я предлагаю префекта парижской полиции Марселя Кувелье. Благодарю вас, господа.

По ходу этой бурной речи Березин включил справочную программу и выяснил, что делегата Квебека зовут Клод Леконт.

– Господин председатель, я могу ответить? – спросил генерал.

– Да, прошу вас, – сухо произнёс Паттон, не раз одобрительно кивавший по ходу нападок румяного пузанчика.

– С вашего позволения, месье Леконт, Россия вовсе не является теократией, – размеренно заговорил Березин, стараясь ничем не выказать своего возмущения. – Её конституционное устройство соответствует всем демократическим нормам. И де-юре, и де-факто в России существует полная свобода совести для всех конфессий. Боюсь, вы перепутали с теократией так называемую симфонию властей, когда важные государственные решения принимаются лишь с благословения Российской православной церкви. Но это не имеет ни малейшего отношения к конституционному порядку. Это является сугубо личным делом российских представителей власти, если угодно, реализацией всё того же принципа свободы совести. Прошу извинения за то, что мне пришлось напомнить азбучные вещи. И второе. Вооружённые силы всегда рекрутируются на добровольной основе, и они являются интернациональными сверху донизу, от рядового десантника до высших командных должностей. Сказанное верно и в отношении научно-технических сотрудников. Никаких национальных или религиозных предпочтений тут нет и быть не может. Благодарю за внимание.

– По ходу прений были затронуты существенные вопросы, – деревянным тоном констатировал Паттон. – Считаю необходимым сформулировать их и поставить на голосование. Итак, прощу высказываться.

– Я бы советовал коллеге из Квебека освежить в памяти положение о чрезвычайном проекте, – заговорил делегат Сербии Вуйкович, похожий скорее на священника, чем на дипломата. – Чтобы избрать нового председателя проекта, необходимо досрочно отозвать полномочия господина Березина. А именно, выразить ему недоверие квалифицированным большинством голосов. И ещё. Руководитель проекта не имеет права одновременно занимать какой-либо правительственный пост либо заниматься политической деятельностью. Насколько мне известно, господин Березин соблюдает эти ограничения. Наконец, я не имею чести знать господина Кувелье, однако не уверен, что у месье Леконта есть абсолютно нейтральная кандидатура на столь ответственный пост. Иными словами, человек, не имеющий ни гражданства, ни национальной принадлежности.

Наступившее молчание продлилось недолго.

– Я не вижу оснований для того, чтобы комиссия выразила генералу Березину недоверие, – веско произнёс китайский делегат.

Его солидная поддержка оказалась решающей, ведь куда Китай, туда и вся Азия. Если учесть союзников России по всяким договорам, то квалифицированным большинством по вопросу о недоверии даже не пахнет. Предложение создать рабочую группу вообще ни у кого не вызвало энтузиазма. Как видно, Паттон понял это и предложил обсудить денежные ассигнования на следующее полугодие.

Делегаты долго спорили о том, в каких размерах уменьшить финансирование проекта «Ч». В конце концов сошлись на минус двадцати процентах и проголосовали практически единодушно.

После заседания Березин отправился прямиком к себе в кабинет, где его поджидала присланная по электронной почте записка: «Пожалуйста, загляните ко мне на остров. Л. Р». Отстучав в ответ краткое «Иду», генерал с наслаждением закурил трубку и отправился на излюбленный Ракитским атолл. Вообще-то, подумалось ему, для карьерного дипломата выбор странный: эдакий антураж обычно предпочитают невротики-эскаписты либо закоренелые мизантропы.

Сторожевая программа «ДиалогНауки» при виде Березина завиляла хвостом и пустилась носиться взад-вперёд вдоль берега лагуны.

Поздоровавшись, Ракитский жестом пригласил гостя расположиться в шезлонгах под кокосовой пальмой.

– Хочу обсудить с вами кое-какие подробности, – начал дипломат. – Скажу прямо: Паттон вовсю занят кулуарными интригами, старается торпедировать проект. А вы невольно сыграли ему на руку. То, что пришельцы не воюют против нас, а только развлекаются охотой, очень важный факт. Но не следовало вам пока сообщать комиссии об этом. Могли бы предварительно со мной посоветоваться. Ясно же было априори, что теперь проекту будут придавать меньше значения.

– Эти сведения и без того неизбежно просочатся в прессу, – возразил Березин. – Сами знаете, вокруг Псковской базы журналюги вьются прямо стаями.

– Шумиху в прессе всегда можно дезавуировать. Заявить, что нет оснований безоговорочно доверять пленному декаподу, что данные нуждаются в проверке и тому подобное. А вот ваш доклад оспорить сложнее. В сети его опубликуют уже сегодня, так что ждите массированного налёта репортёров. И уж постарайтесь смягчить впечатление. Упирайте на то, что нам неизвестны стратегические планы пришельцев. Сегодня они охотятся, а завтра вздумают превратить Землю в свой пищевой комбинат. Мы ведь не можем исключить такую возможность, верно?

– Спасибо за совет, Леонид Сергеевич. Постараюсь исправить промашку.

– Вы хорошо ответили Радживу Падманиаму, заранее отмели любые претензии. Подоплёка его выступления вам известна?

– Догадываюсь. Наверно, наши винтовки не в те руки попали.

– Правильно. По конфиденциальным сведениям, Индия готовит ноту правительству России по поводу крупной партии лазерных винтовок, проданных Пакистану. С формальной точки зрения государство тут ни при чём. Никакого эмбарго на торговлю с Пакистаном у России нет, а продажей оружия занимались частные лица. Сделка заключена через бельгийского посредника и российскую фирму, принадлежащую некоему господину Ильину. Вам известна эта фамилия, не так ли?

Посасывая чубук погасшей трубки, Березин досадливо крякнул.

– Вот же сукин кот, – выругался он. – С виду приличный, богобоязненный человек, а так напакостил...

– Ну, вы особенно не сокрушайтесь, у нас с Индией давний союзнический договор и вообще прекрасные отношения, – успокоил генерала Ракитский. – На самом деле индийцы сами зарятся на лазерные «тозовки». У них расчёт на то, что теперь России неудобно будет им отказать. Лицензию на производство, конечно, им не дадут, а вот заказ на пять тысяч стволов, пожалуй, удовлетворят. За какой срок ваши мастерские могут изготовить такое количество?

Березин повеселел. Запущенная купчиной Ильиным коммерческая деятельность стала на глазах раскручиваться. Глядишь, и срезанные комиссией деньги вернутся с лихвой.

– Если поднажмём, управимся месяца за два, – пообещал он.

Медовый воздух атолла вдруг потускнел, искристый песок накрыло тенью. Березин вздрогнул, метнул взгляд на небо, где солнечный диск скрылся за кисейным облачком. Обычное дело, пейзаж транслируется в режиме реального времени.

– Не беспокойтесь, мы здесь в абсолютной безопасности, – успокоил его Ракитский.

Однако генерал не мог отделаться от ощущения, что с выцветшего, как голубой ситец, неба смотрят холодные фасетчатые глаза.

«Крепись разумом, сыне», – прошелестел в его мозгу надтреснутый старческий голос.

Вспомнилось, что неведомое страшилище напало на него как раз по пути с этого атолла. Чепуха, совпадение. Если в защите канала образовалась брешь, её давно залатали.

– К сожалению, нам не удалось выдвинуть в председатели комиссии лояльного к России человека, – сказал Ракитский. – По принципу противовесов туда поставили Паттона. Вы сегодня сами убедились, что это за птица.

– Убедился. Уже помянул сегодня добрым словом ворюгу Макмиллана. Тот, по крайней мере, не пытался проект угробить.

– Насколько мне известно, страны бывшего «золотого миллиарда» стакнулись и норовят отобрать у России контроль над проектом. И в первую очередь отстранить вас от руководства. Интригой заправляет Паттон, а Леконта натравили на вас в качестве пробного шара.

– Увесистый шарик, небось почти на центнер потянет, – хмуро усмехнулся генерал.

– Первый наскок мы парировали, но будьте готовы к следующему. Очень прошу вас, Андрей Николаевич, учтите: вы теперь, как жена Цезаря, должны быть вне всяких подозрений.

– Да уж я понимаю...

Надо срочно провести аудиторскую проверку, а купчину Ильина срочно спустить в унитаз, решил генерал. Мне теперь только биржевых махинаций не хватает для полного счастья.

– В целом же позиции у вас крепкие, – заверил Ракитский. – Большинство членов комиссии на вашей стороне. А что ассигнования уменьшили, тут уж не взыщите. Сами знаете, какая сейчас катавасия на фондовых рынках, лишних денег ни у кого нет, даже у России.

– Ладно, будем по одёжке протягивать ножки, – вздохнул Березин. – Только я там, на заседании, вот о чём подумал, Леонид Сергеевич. Защитить человечество от пришельцев – полдела. Тут, по крайней мере, всё ясно. А вот как защитить человечество от его же собственной тупости, жадности, злобы?

– Увы, риторический вопрос, Андрей Николаевич...

– И всё-таки. Для меня сегодня это не праздный вопрос. Проект ведь набрал огромную силищу. Небывалую, невиданную. А всё равно кровь людская льётся. И пьют её не одни только инопланетяне, вот в чём беда...

Разлёгшаяся у ног Ракитского собака вдруг вздыбила шерсть на загривке, с лаем бросилась вперёд.

Возле ствола пальмы брызнул песчаный фонтанчик. Длинное тонкое щупальце высунулось из-под земли, сдавило шею пса удавкой. Через мгновение обездвиженная программа-сторож рассыпалась, превратилась в облачко лёгкого праха, несвязную горстку битов. А из песка вынырнуло жуткое чудище, помесь гигантского краба со спрутом. Раскинув зазубренные клешни, оно встало на дыбы, раззявило пасть величиной с экскаваторный ковш.

Сидевшего в шезлонге Ракитского окутал песчаный смерч. Березин судорожно сжался в своём кресле, откуда-то издалека донёсся звук упавшей на пол трубки. Он не мог даже пальцем шевельнуть, в поле зрения густо вились блескучие мошки, барабанные перепонки сверлил тонкий, на грани ультразвука, свист. Как видно, на сей раз парализующая атака шла одновременно по нескольким каналам: компьютер генерала работал вязко, с натугой перемалывая шквал информационного мусора. Так бывает в кошмарном сне: хочешь броситься наутёк и не можешь, тело вязнет в муторном неподатливом воздухе. Спустя несколько секунд раздался тревожный писк BIOS'а, перед глазами замигало сообщение о вирусном внедрении в загрузочный сектор. Чтобы предотвратить заражение, следовало нажать клавишу «пробел». Березин с усилием приподнял многопудовую руку и всё-таки сумел дотянуться до клавиатуры. Хотя главная угроза была предотвращена и теперь вирус не мог хозяйничать на жёстком диске, виртуальное наваждение продолжалось.

Дьявольский монстр неуклонно надвигался, извиваясь всем телом. На кончиках его щупалец плясали хрусткие искорки электрических разрядов. И тут сверкающая, плещущая сеть хлынула с небес вертикальной занавесью, затем накрыла чудище и туго спеленала его.

Моментально атака прекратилась, компьютер Березина уже не тормозил.

Из голубого воздуха на песок атолла стремительно шагнул инок Иоанн в развевающейся рясе.

Опутанная сетью, перекрученная узлом рептилия билась в конвульсиях. Монах простёр над ней руку, и на бородавчатом боку твари возник отросток, просунувшийся сквозь густые слои ячеек. Его конец разбух и стал похож на капустный кочан. Наклонившийся над ним монах торопливо срывал оболочки кочана одну за другой, отбрасывал их в сторону. Они распадались на лету, превращались в прихотливые значки компьютерного кода и сухие облачка цифири.

Между тем рептилия стремительно уменьшалась в размерах, одновременно приобретая стеклянную прозрачность. Спустя несколько секунд в ловчей сети пульсировал радужный пузырь величиной с теннисный мячик. Ещё мгновение спустя он лопнул.

Вскочивший с шезлонга Ракитский наклонился над генералом.

– Вы в порядке, Андрей Николаевич?

– Да вроде цел. А вы как?

– Меня почти не зацепило, только трафик подвис. Атака шла на вас.

Инок Иоанн со вздохом развёл руками, подобрал валявшийся на песке кочанный лист, словно бы сделанный из мятой фольги.

– Там подставок был целый пакет наворочен. Не успел я отследить всю цепочку, – раздосадованно буркнул он. – Вот, предпоследнее звено. Тот же сервер, библиотека Стэнфордского университета. Толкучка на нём всегда сумасшедшая. Опять ушёл...

Горстка цифр ссыпалась с его ладони наземь.

– Снова вы меня спасли, – сказал Березин. – Не знаю, как вас и благодарить.

– Благодарите не меня, грешного. Это Господь хранит.

Ракитский с озабоченным видом разглядывал останки сторожевой программы.

– Видывал я работу хакеров, – проворчал он себе под нос. – Но такого крутого мастера-ломастера встречаю впервые.

– Нападал не человек, – объяснил монах. – Жуткой силы нелюдь. Тот же самый, с которым я в прошлый раз схлестнулся.

– Это был ихличи, – вслух подумал Березин, вспомнив докладную записку Щёголева.

Значит, сегодня он увидел воочию своего главного врага.

– Какая-то новая порода инопланетян объявилась? – нахмурился Ракитский.

– Не совсем новая. Эти в вылазках не участвуют. Насколько я понимаю, им отведена роль штабных интеллектуалов, – ответил генерал.

– Сдаётся мне, я когда-то уже видел подобного, красавца. В каком-то из фантастических боевиков! «Сибфильма», если ничего не путаю. Как вы полагаете, это его реальный облик или вирел-маска?

– Трудно сказать. Но попробую проверить, – Березин сжал кулаки до хруста в костяшках. – За мной теперь ответный визит.

Глава 14

Кхан долго лежал на дне перед валуном, созерцая, как в такт его дыханию мерно колышется пурпурный стебель звездоцвета. Пышные султаны плюмажников полностью исторгли созревшие споры и поникли в тихом изнеможении. Актинии топорщили щупальца, поджидая беспечных мальков. Сегодняшнее состояние растений указывало на девятую идеограмму: расцвет и увядание, терпение и награда. Не самый радостный, но в целом утешительный прогноз. В конце концов садик для медитаций оказал своё благотворное действие. Бессильная и бесплодная ярость растворилась, и Кхан обрёл способность к здравому размышлению.

Вторую атаку на Безногого он подготовил намного тщательнее, но всё же потерпел нестерпимо болезненное поражение. Опять ему помешал безотлучный охранник, незаметный, как пиявица под чешуйкой, стремительный и свирепый, как голодный зубан. Схватку с ним Кхан проиграл начисто, парализованный ловушечной программой и оглушённый мощными ударами чуждой психики.

До сих пор двуногие в его глазах не имели никаких достоинств, кроме разве что изысканного, дурманяще пряного вкуса крови. Поначалу он дивился тому, насколько уродливые формы приобрела цивилизация этих слабых существ, на редкость плохо адаптированных к среде обитания: вынужденных сносить тиски гравитации, всячески оберегать своё тело от зноя или стужи, тратить массу сил и времени на то, чтобы воздвигнуть защитный барьер между собой и дикой природой. Будучи сухопутными существами, двуногие не могли вкусить в полной мере восторг свободного плавания, океанскую радость жизни. Соответственно, их мышление лишалось объёмности, а их дух одолевали частые приступы уныния и скуки.

Когда Кхан познакомился с их образом жизни ближе, его удивление возросло ещё более. Как правило, существование двуногого представляло собой сплошную цепь мучений, физических и душевных. Она протекала в неустанных изнурительных трудах и заботах ради пропитания, одежды и жилища. Двуногие не имели в своём распоряжении другой разумной расы, которую могли бы обратить в рабов, а потому порабощали друг друга.

Каждый из них, будь то землекоп или правитель страны, существовал в тесном коконе социальных связей, предрассудков, мифологем и даже не помышлял о высвобождении. Жёсткость их общественного устройства скреплялась тем обстоятельством, что ни один двуногий попросту не смог бы обеспечить свои телесные нужды самостоятельно и прожить вне общества сколько-нибудь долго.

Вдобавок двуногие почти поголовно страдали от психических деформаций и душевных извращений, но не придавали этому такого значения, как телесным недугам. Большинство из них пребывало в неведении относительно самых элементарных профилактических процедур, вроде очищения резервуаров подсознания.

Лишь когда Кхан усвоил это положение дел в полном объёме, ему перестал казаться диковинным тот факт, что в большинстве передовых стран этой планеты население исповедовало веру в замученного насмерть бога. Мало-помалу его первоначальное инстинктивное отвращение к двуногим сменилось глубочайшим презрением.

Однако теперь он склонялся к мысли, что допустил серьёзную ошибку, сочтя двуногих заведомо слабыми противниками. Ведь уже две кряду схватки в пси-виртуальном континууме закончились его поражением.

Внезапно Кхану пришло на ум, что органические недостатки цивилизации двуногих повели их по необычному пути развития. Иррациональные дебри их психики до сих пор во многом оставались загадкой для пси-виртуоза. Возможно, донельзя неблагоприятные обстоятельства исподволь укрепили и закалили двуногих, дали им совершенно необычайные способности.

Как учили древние мудрецы, слабость способна породить порыв к силе, а в ничтожестве кроется икринка величия. Неожиданная, парадоксальная гипотеза требовала тщательного осмысления.

Теребя кончиком ловчего щупальца нежные лепестки звездоцвета, Кхан глубоко задумался.

* * *

Березин разгребал завалы утренней почты, когда к нему пришла по служебному каналу просьба о срочной аудиенции от пресс-секретаря, капитана Ивана Воронина. Всё шло своим знакомым чередом: его доклад попал в печать, пресса всполошилась и требует подробностей. Рупор общественного мнения, будь он неладен... Вздохнув, генерал послал Воронину разрешение пройти в свой виртуальный кабинет.

– Мне нужны ваши инструкции, товарищ генерал, – с места в карьер начал пресс-секретарь. – Меня уже теребят изо всех крупнейших информагентств – по поводу интервью Стивена Паттона в «Миннесота пост».

– Я его ещё не читал. Дайте ознакомиться.

Воронин протянул генералу два файла, оригинал и перевод. Березин пробежал глазами по диагонали русский текст. В сущности, там не нашлось ничего нового по сравнению с тем, что Паттон говорил позавчера на заседании комиссии. Как выяснилось, инопланетяне просто-напросто занимаются охотничьим туризмом. Это вовсе не война и не подготовка к захвату планеты Земля. Серьёзной опасности для человечества в целом нет. А следовательно, значение проекта преувеличено, финансирование раздуто. Пора всё расставить по своим местам.

– Собственно говоря, корреспонденты рвутся к вам, а их перепасовывают ко мне, – уныло сообщил Воронин, когда генерал дочитал статью. – Какие будут указания?

– У меня дел по горло, так что отбивайтесь сами, – велел Березин.

– Постараюсь. Изложенная Паттоном точка зрения для нас ведь неприемлема?

– Само собой.

– Тогда мне нужны тезисы для контраргументации.

– Сейчас, дайте подумать.

Генерал взялся за трубку, отложил её, передумав, и закурил папиросу. Собравшись с мыслями, неторопливо заговорил, как будто диктовал под стенограмму:

– Прежде всего напомню об азах ксенологии. Мы имеем дело с существами, у которых другая среда обитания, другая психология, другая картина мира. Поэтому в языке инопланетян встречается довольно много понятий, которые адекватно непереводимы. Полагаю, слово «охота» принадлежит к их числу. Фактически действия пришельцев полностью соответствуют формату боевых операций. К счастью, сегодня они носят эпизодический и локальный характер. Но никто не может предсказать, каким образом будет развиваться ситуация. Так что я категорически не советую проводить плоские аналогии с охотой на уток или зайцев.

Ощупью стряхнув пепел, он продолжил:

– В любом случае можно констатировать, что человечеству брошен самый серьёзный вызов за всю историю его существования. Ныне хомо сапиенс из венца природы превратился в охотничью дичь на собственной планете. Такое положение вещей абсолютно недопустимо со всех точек зрения. Мы попросту обязаны дать инопланетянам надлежащий отпор. Если мы не пойдём на бой, нас поведут на бойню, третьего не дано.

Березин задумался.

– Очень убедительно, товарищ генерал, – кивнул Воронин.

– Погодите. Ещё не всё. Сейчас сформулирую. Вот. – Генерал глубоко затянулся и погасил папиросу:

– Далее. Планет, благоприятных для белковых форм жизни, во Вселенной насчитывается ничтожная часть, какие-то сотые доли процента. А любая цивилизация стремится расширить своё жизненное пространство. Логика событий такова, что рано или поздно человечеству придётся отстаивать Землю от полномасштабной экспансии. Готовиться к этому надо уже сейчас. Всё. В таком вот духе, товарищ капитан. Подготовьте заявление для прессы, дайте мне на визу. Сроку даю сутки. Есть вопросы?

– Никак нет, товарищ генерал. Разрешите идти?

– Кажется, меня кое-где заносило в дешёвую патетику... – проворчал Березин. – Посмотрите на этот счёт, исправьте по своему усмотрению.

– Есть. К вечеру будет готово.

– Спасибо. Можете идти.

За время беседы с Ворониным ему пришло ещё с полдюжины писем. Не успел Березин снова углубиться в лавину свежей корреспонденции, как опять, нате вам, получил просьбу о встрече, на сей раз от Ракитского.

«Давайте встретимся у меня», – отстучал он в ответ, уж больно не хотелось плестись на заклятый атолл.

Судя по тому, что гость появился через считанные секунды, он ожидал приглашения на прокси-сервере.

– День добрый, Андрей Николаевич, – приветствовал его дипломат. – Как ваше самочувствие?

– Благодарю, не жалуюсь. У вас, как я понимаю, новости для меня?

– Главная сегодняшняя новость – интервью Паттона. Вы читали, разумеется?

– Читал, – Березин мысленно сплюнул. – Завтра выступлю с возражениями. Хотите что-нибудь присоветовать?

– Нет, я к вам по другому поводу. Знаете ли, у меня второй день из головы не идёт страшилище, которое на вас напало. Типичное дежавю: где-то я его уже видел, но никак не мог припомнить, где именно.

– Вы говорили, что вроде бы в фантастическом фильме. Тут я пас, никогда не тратил время на такую лабуду.

– А вот и нет, кино тут ни при чём. Лет эдак двадцать пять тому назад фирма «Microprose» выпустила игру «The Alien Invasion», римейк их совсем древней игрушки «UFO». Вам она не попадалась?

– Я играми тоже не интересуюсь, – сознался Березин.

– Дело вкуса. А я, грешным делом, люблю стрелялки типа «убей-их-всех-и-выйди». Адреналиновая щекотка хорошо снимает стресс. Ну так вот, я полез в архив на «игры.ру» и скачал оттуда «The Alien Invasion». Взгляните, это главарь пришельцев из финального эпизода. – Прищёлкнув пальцами, Ракитский развернул перед генералом картинку. – Что скажете?

Среди обугленных развалин города размахивал щупальцами и клешнями вздыбленный монстр.

– По-моему, он как две капли воды похож на то чудовище, – добавил дипломат.

– Говоря откровенно, я его толком не разглядел. Слишком неожиданно всё началось, да и кончилось быстро.

– В игре он защищает приземлившийся корабль пришельцев, который надо взорвать, – пустился в объяснения Ракитский. – Причём убить его крайне трудно, если не знать единственное уязвимое место. Надо попасть ракетой точно по центру головогруди, туда, где нечто вроде медальона с иероглифом, видите?

– Откровенно говоря, не понимаю, к чему вы это рассказываете, – озадаченно буркнул Березин.

– Может быть, это случайное совпадение, а может, и нет. Хотя случайных совпадений не бывает... В той игрушке очень много напоминает наш с вами проект. Прямо как в воду глядели.

С запозданием поняв, что генерал отнюдь не разделяет его энтузиазм, Ракитский несколько смешался.

– Так или. иначе, в этом что-то есть, – заявил он после неловкой паузы. – Мне надо будет хорошенько обдумать это на досуге. А что касается интервью Паттона, мы тоже это так не оставим. Уже принято решение организовать информационную контркампанию, идёт проработка деталей. По-моему, он крупно подставился: едва принял дела – и сразу занял капитулянтскую позицию. Делегаты арабских стран его теперь ни в грош не ставят, большинство африканцев тоже...

Ракитский пустился излагать расстановку сил в комиссии, генерал слушал его разглагольствования вполуха. Тоже мне, важное открытие сделал, срочно прискакал им поделиться. Игрушечная гадина, или киношная, или натуральная, какая разница. Глупо, что Ракитский оторвал его от дел из-за такого пустяка. Как будто ему делать нечего...

Выговорившись, дипломат распрощался.

Березин усмехнулся и покачал головой. Кто бы мог подумать, что лощёный, импозантный Ракитский увлекается кровавыми компьютерными играми. «The Alien Invasion», то бишь «Вторжение пришельцев». Компьютерная стрелялка стала реальностью, нарисованные монстры ожили, пошли в настоящую атаку. И льётся кровь, настоящая, отнюдь не виртуальная.

Бегло просматривая сводки, посвящённые текущим научным разработкам, генерал вдруг словно бы споткнулся глазами об один из абзацев. Медленно вчитался, потом открыл по гиперссылке подробные сведения, незамедлительно поступившие с сервера лаборатории Псковской базы.

На крупном корабле пришельцев, захваченном после нападения на Псковскую базу, обнаружился отсек с оборудованием неизвестного назначения. Один из медузняков, захваченный в плен, оказался медиком, по земным понятиям, нечто вроде фельдшера. Он попросил разрешения воспользоваться корабельной медицинской аппаратурой, чтобы отрастить заново свою конечность, оторванную взрывом гранаты. Таким образом удалось выяснить, что необычное, ранее не встречавшееся среди трофеев оборудование применяется при тяжёлых ранениях для регенерации тканей. В своём нынешнем виде аппаратура несовместима с организмом человека по некоторым гистологическим причинам. Однако её принципы работы выяснены, и даже получен аминокислотный раствор, который обеспечивает полную регенерацию травмированных органов человека. В ближайшее время планируется изготовление опытного образца, пригодного для лечения людей.

Березин дважды перечитал сводку. К горлу подкатил упругий комок. Свернув рабочие программы, он вышел из вирела, стащил с головы шлем. Ожесточённо потёр кулаком повлажневшие глаза. Набивая трубку, покосился на куцые обрубки бёдер, накрытые пледом.

Минувшей ночью ему снилось, что он гуляет по Москве на своих двоих. Неужто сон оказался вещим?

* * *

– Привет, Владлен, как жизнь молодая?

Щёголев вошёл в палату, взгромоздил на тумбочку полиэтиленовый пакет с фруктами.

– Здрасьте, дядя Серёжа, – мальчик пожал протянутую руку. – Зачем вы столько, мне их девать некуда. Вчерашние вон ещё остались, в холодильнике...

– Что ж ты, братец? Тебе надо есть, поправляться, силёнок набираться.

– А врачи говорят, я уже выздоровел, – Владлен сел на койке, обхватил колени руками, уткнул в них подбородок. – И теперь меня в интернат отправят. А я не хочу в интернат. Мне здесь нравится.

– Что поделаешь, братец, – Щёголев придвинул стул ближе к койке и уселся. – Мне вот здесь не нравится, а деваться некуда.

– Почему не нравится?

– По кочану. Просил о переводе в любой НИИ, не отпустили. Слишком ценный специалист. Ладно, нет худа без добра, зато к магистерскому диссеру материала накоплю...

Дверь приоткрылась, и в палату заглянула американка Хадсон.

– Здравствуй, Владлен!

– Тётя Эвелин, хэллоу! – восторженно крикнул мальчик.

– День добрый, – поздоровался и Щёголев.

Десантница смерила его холодным взглядом, ничего не ответила.

– Знаешь, Владлен, я сегодня попозже зайду, – сказала она. – Лады?

– Да заходите, не стесняйтесь. Вы с дядей Серёжей знакомы?

– Нет, – отрезала Эвелин и добавила по-английски почему-то: – Bye.

Дверь закрылась.

Выпендривается, подумал Щёголев. Задирает нос, героиня сучья с медалькой, всеобщая любимица. Плевать.

Кстати, норов у неё совершенно бешеный. Выбила Миллеру зуб, когда тот сострил насчёт командующего Березина. Парень просто пошутил, а она изо всей силы заехала ему в челюсть. Генерал же свою заступницу примерно наказал: взял да и разжаловал из ефрейторов в рядовые. Небось решил проявить принципиальность.

– Дядя Серёжа, а почему тёте Эвелин Ленин не нравится?

На стене в изголовье койки висел портрет Ленина, который Щёголев по просьбе мальчика выудил из Интернета и распечатал на цветном принтере.

– Трудно сказать, – Щёголев пожал плечами. – Американцы, как правило, коммунистов не любят. Соответственно, и Ленина тоже.

– Вот и нет, тёте Эвелин очень нравится генерал Березин, хотя он за сибирских коммунистов воевал. И даже портрет его при себе носит, она мне показывала. А про Ленина она сказала, что он людоед и лучше бы мне снять портрет со стены. Правда, когда я сказал, что меня мама с папой назвали в его честь, она стала извиняться. Я попросил объяснить, за что она Ленина так не любит. А она сказала, давай сменим тему. Разве он действительно такой плохой?

Щёголев поскрёб в затылке.

– Ну, знаешь ли, братец, историю люди оценивают по-разному. Для одних Ленин великий человек, для других кровавый деспот. Революция штука такая, неоднозначная. Что десятки миллионов людей тогда погибли, это факт. Гражданская война да ещё потом разруха. Но так вот сплеча рубить, как твоя тётя Эвелин, по-моему, не совсем справедливо.

Оба собеседника задумались. Щёголеву вдруг вспомнилась одна француженка, с которой он в золотое студенческое время пытался завести интрижку. Звали её Жаклин, она стажировалась в МГУ, писала диссертацию по творчеству Достоевского.

Как-то раз, когда речь зашла о величайшем из французских императоров, милая Жаклин моментально посуровела.

– По-моему, Наполеон – очень большой козёл, – безапелляционно заявила она с очаровательным галльским акцентом, и Щёголев едва не задохнулся от хохота.

– Почему вам смешно? Я что-то неправильно сказала? – озабоченно допытывалась француженка.

Щёголев не мог выдавить ни слова, он пытался сдержать смех, но тут вдруг вообразил императора в треуголке, нахлобученной на козлиные рога...

– Но я вовсе не шучу, – настаивала Жаклин. – Ведь он действительно козёл. Из-за него погибла хренова туча французов...

В конце концов Щёголев объяснил, что дело не в её мнении, а в стилистике современного русского жаргона, применённого к венценосной особе.

А ведь права была очаровашка Жаклин, тысячу раз права, подумалось ему. Все эти бессмертные герои, основоположники, отцы отечества – попросту козлы. Кровавые массовые убийцы. Если маньяк убьёт человека, он попадёт в дурдом. А если маньяк убьёт миллион человек, он попадает в историю...

– Дядя Серёжа, а у вас бластер есть? – спросил вдруг Владлен.

– Мне выдали недавно вместо бластера лазерный пистолет. Новейшая модель.

– Он у вас при себе?

– Всегда.

– Покажите, а?

– Смотри, не жалко.

Откинув полу лабораторного халата, Щёголев вытащил пистолет из подплечной кобуры, ухарским ковбойским движением подкинул на ладони.

– Ух ты... – прошептал мальчик, пожирая оружие глазами.

Большим пальцем Щёголев сдвинул предохранитель, включился режим прицеливания. На стене затлела рубиновая крапинка.

– Вот, целишься по точке, – стал объяснять он. – Луч наводки совсем слабенький, безопасный. Когда нажимаешь на спуск, идёт подкачка мощности и выстрел боевым лучом. Вот здесь переключатель на три позиции: стрельба одиночными, короткими сериями, непрерывная. Одиночный выстрел пробивает пластину стали толщиной в сантиметр. Непрерывный импульс гораздо слабее, но режет практически всё, дело только во времени.

– Дядя Серёжа, можно мне его подержать?

– Вообще-то не полагается. Это не игрушка.

– Дядя Серёжа, ну, пожалуйста... – канючил мальчик, не сводя глаз с пистолета.

Поколебавшись, Щёголев выщелкнул из рукояти генератор.

– Ладно, держи.

Мальчик зачарованно взвесил на ладони пистолет, заглянул в стеклянистое толстое дуло, прицелился в окно.

Ксенолог вертел в руках прохладный, увесистый брусок флуктуационного генератора. Вот один из данайских даров, которые принесли на Землю инопланетяне. Вечный источник даровой энергии, перевернувший экономику планеты с ног на голову, разоривший подчистую экспортёров нефти. А что на очереди? Наверняка пси-генератор какой-нибудь, вроде того, который потрошит в своей лаборатории аппетитная персияночка. Абсолютный контроль над чужими мозгами, заветная мечта больших кровавых козлов...

– Руки вверх! – заорал вдруг Владлен, в упор наставив на Щёголева пистолет. – Я генерал Березин!

Щёголев отшатнулся, едва не упав со стула. Генератор грохнулся на пол с тупым стуком.

– Сдурел?! – зло рявкнул он и с маху вырвал оружие из рук мальчишки.

– Дядя Серёжа, извините, я просто пошутил... Я не хотел вас напугать, извините...

Дрожащими руками Щёголев подобрал генератор, вставил в рукоять, засунул пистолет в подплечную кобуру.

– Я же не думал, что вы такой... – мальчик осёкся, проглатывая едва не вырвавшееся оскорбительное слово. – ...Что вы так испугаетесь.

– Ладно, пошутили, и будя, – пробормотал Щёголев. – Мне пора. Будь здоров.

– Вы обиделись?

– Нет, всё нормально. Засиделся тут у тебя, заболтался, а дела не ждут...

Размашистым широким шагом он вышел из лазарета, руки в карманах, грудь колесом. Зашагал по коридорам базы, глядя поверх голов, даже не пытаясь ни с кем поздороваться. Человек-невидимка из касты неприкасаемых. Плевать.

Навстречу попался сержант Чукарин. Тупая румяная ряшка, на камуфляжном комбинезоне орденская плашка. Отвёл глаза, прошагал мимо, ни привета, ни ответа. Как халявный спирт под огурчики трескать, у него губа винтом, конечно. А потом можно и не замечать человека, геройский гонор выказывать. Не больно-то и надо, чтобы всякие одноклеточные здоровались. Наплевать.

Щёголев пришёл к себе в комнату, достал из шкафчика фляжку с водкой, хватанул глоток, занюхал рукавом. Мокрый ожог прополз по пищеводу, свернулся угольком в пустом желудке. Рухнул на койку ничком.

В который раз вспомнил, как сдавал отчёт о последнем допросе декапода завлабу Михайлову. Тот просмотрел файл, сухо кивнул, никаких объяснений не потребовал. Как будто он не читал стенограмму, не просматривал видеозаписи, не знает, что Щёголев пытал подопытного. Победителей не судят, что ли?

Нет, в бесстрастном взгляде Михайлова мерещилось другое: ты, Щёголев, законченный подонок. Читать тебе нотации бесполезно, принимать меры противно.

Больше в кабинет завлаба он не заходил, и тот не вызывал.

После атаки пришельцев на базу Владлен остался единственным, кто продолжал со Щёголевым здороваться и пожимать протянутую им руку.

В первый раз он наведался к парнишке с чисто служебной целью: расспросить его как очевидца, узнать подробности нападения инопланетян, уточнить кое-какие детали. Однако завести разговор на нужную тему не смог. Просто язык не повернулся. Есть вещи, о которых лучше не спрашивать, не вспоминать.

Кажется, мальчуган это понял и оценил. Смекалистый вьюнош. И тактичный, ведь ясно же, что бабы ему рассказали и о Галахер, и о бойкоте. Знал, но не подавал виду, щадил его, Щёголева. Долг платежом красен.

«Я же не думал, что вы такой трус», – хотел сказать Владлен, но вовремя спохватился.

Да, мальчишка давно знает обо всём, знает и втайне презирает его, Щёголева. И поделом.

Свою неуклюжую дурацкую шутку он сыграл потому, что считает Щёголева трусом. Паршивым трусом, который боится даже разряженного лазерника в руках мальчишки.

Щёголев вынул из кобуры пистолет, переключил его на стрельбу очередью. Не спеша поднял руку, холодное дуло коснулось виска.

Это тоже трусость или нет? Плевать.

Вообразил свою черепную коробку, искромсанную и обугленную серией импульсов. Некрасиво как-то, неаккуратно, Щёголев приложил дуло к груди. Сердце колотилось часто и глухо. Значит, всё-таки боязно.

Больших и кровожадных козлов ненавидят, но помнят. Маленьких трусливых козлов презирают и забывают. Плевать.

Он криво усмехнулся и надавил гашетку.

Глава 15

Купчина Ильин виновато хлопал куцыми рыжими ресницами.

– Да как же я мог знать, ваше превосходительство... – елейным голосом оправдывался коммерсант. – У этого Эссера солидная фирма, все лицензии в полном ажуре. Кому он дальше винтовочки продаст, уже не наше дело. Мы продавцы, а он перекупщик.

Хотя первоначальная вспышка гнева улеглась, Березин всё равно кипятился.

– Так ведь не картошкой же торгуем! Из-за того, что ваш бельгиец сбагрил винтовки Пакистану, возникли международные осложнения!

– Ну, промашечка вышла, – сокрушённо поник головой Илларион Петрович. – Что поделаешь, бывает. И на старуху бывает проруха, Андрей Николаевич...

Как ни крути, а в оправданиях торгаша были свои резоны. Генерал скрипнул зубами, глотнул чаю, переводя дух.

– Зато нам нынче крупный профит сам в руки идёт, – проронил Ильин, раскусил сушку и запил чаем.

Первоначально Березин собирался потребовать у коммерсанта детальный отчёт о его торговых махинациях, подбить итоги, а потом выгнать прохвоста взашей и больше не лезть ни в какие сомнительные сделки. Однако в следующем полугодии урезанную на двадцать процентов смету проекта предстояло латать: либо найти дополнительный доход, либо по одёжке протягивать ножки.

– Предупреждаю сразу: никакой торговли оружием через частных лиц больше не будет.

– Правильно, ваше превосходительство, – с готовностью поддакнул Ильин. Прибыль от винтовок хорошая, да уж больно много всяких камешков подводных. У меня совсем другое на примете.

– Что ж, выкладывайте, – пробурчал генерал.

– Я вам давеча говорил, что, ежели у вас какие новинки появятся да кабы знать подноготную наперёд, можно с большой выгодой на бирже сыграть.

– Помню, говорили. Ну, и?..

– Теперь вот по моим словам и вышло, знатная оказия подвернулась.

Ильин огладил длинную бороду, взгромоздил на колени пузатый кожаный портфель, извлёк из него папку, а оттуда газетную вырезку и протянул её генералу.

– Вот о чём я хочу с вами потолковать, ваше превосходительство.

В глаза Березину бросился жирный заголовок: «Сенсационная разработка псковских учёных».

Он прочёл помеченные маркером абзацы.

«По своей эффективности, простоте и доступности регенерация не идёт ни в какое сравнение с методикой клонирования органов, – говорит биофизик Фатима Саидова. – Если раньше пересадку клонированных органов могли себе позволить лишь миллионеры, то в ближайшей перспективе любой больничный стационар сможет исцелять пациентов путём регенерации».

«В ближайшие дни пройдут испытания промышленного образца регенерационной камеры».

«Один из крупнейших российских производителей медицинского оборудования, «Урал-орто», заявил о том, что намерен приобрести патент на производство регенерационных камер».

– Да, я в курсе, – кивнул Березин. – Испытания пройдут через неделю, потом будет объявлен конкурс на приобретение патента. Что вы можете предложить?

– Это же столько увечных исцелится... Дело-то богоугодное, ваше превосходительство, – закатив глаза, Ильин прицокнул языком.

– Давайте-ка без лирики, Илларион Петрович. Ближе к делу, будьте так добры.

Коммерсант подался вперёд всем корпусом и хитро прищурился.

– В газетах пишут про «Урал-орто». А надо, чтобы конкурс выиграл концерн «Росмед».

– До сих пор мы сотрудничали с «Урал-орто», – возразил Березин. – Они давно для нас делают кибер-аптечки, по нашей же разработке.

– В том-то и соль, ваше превосходительство, в том-то и соль! Все считают, что патент получит «Урал-орто». Биржу залихорадило, акции «Росмеда» нынче подешевели, а «Урал-орто» на повышение идёт, как на дрожжах. Я вот что предлагаю, ваше превосходительство. Прибыль от винтовок вложить в «Росмед». Туда же передать патент, вот вам и барыш!

– Если называть вещи своими именами, это биржевая афёра, – насупившись, отчеканил генерал.

– Да какая ж тут афёра, ваше превосходительство? – всплеснул руками Ильин. – Мы разве обманываем кого?

– Обмана нет, это верно...

– А потом, не извольте беспокоиться, всё будет шито-крыто. Я открыл специально офшорчик, чтобы заработанными для проекта деньгами ворочать. И по бумагам выходит, что ваше дело – сторона. А что касаемо патента, тут хозяин барин, кому захотите, тому и отдадите. По всем статьям «Росмед» и «Урал-орто» примерно одинаковы, куда ни кинь.

В горле у Березина пересохло, он допил остывший чай, помедлил и спросил:

– Вы можете подготовить финансовую раскладку? Сколько мы вложим в «Росмед», какая прибыль ожидается, ну, и тому подобное?

– Да у меня всё уже готово, – разулыбался Илларион Петрович, вытягивая из портфеля засаленный листочек, убористо исписанный от руки.

– Оставьте, я посмотрю. Надо взвесить, стоит ли овчинка выделки.

– Стоит, ваше превосходительство, ещё как стоит! Только тянуть негоже, сейчас на бирже самый тот момент...

– Позвоните завтра, я дам ответ.

– Спасибо за чаёк, ваше превосходительство, – умильно молвил Ильин, поднимаясь с кресла. – Не смею более докучать. Во сколько позвонить прикажете?

– Около полудня.

– Желаю здравствовать, ваше превосходительство...

Коммерсант откланялся, и Василий проводил его до дверей.

Задумчиво попыхивая трубкой, Березин изучал оставленную Ильиным смету. Цифры выглядели заманчиво.

В конце концов, не себе же в карман я эту прибыль огребаю, подумал он и вспомнил слова Ракитского насчёт жены Цезаря. Со стороны советовать легко. А вот интересно, если бы Цезарь сократил своей жене денежное довольствие, смогла бы она остаться выше подозрений? Или ей пришлось бы позаботиться о самоокупаемости?

В кабинет вошёл Василий с перьевой метёлочкой в руках.

– Разрешите, я пыль смахну, товарищ генерал?

– Давай-давай, – кивнул Березин.

Денщик двинулся в обход кабинета, обрабатывая метёлочкой книжные полки.

– Не нравится мне этот ваш старовер, – вдруг промолвил он.

– Чем же он тебе не по нраву? – спросил генерал, убирая листок в ящик стола.

– Да так, нутром чую. Скользкий он человечишко. Крепко себе на уме.

Мысленно Березин отдал должное проницательности Василия, однако заметил:

– Профессиональное качество, братец. У них в коммерции без этого как без рук.

– Вот-вот, – хмуро согласился Василий. – Ему бы на рынке давлеными щеглами торговать.

– Как это – давлеными?

– Было такое дело в старину. Когда покупателю пташку отдавали, незаметно эдак ей башку сжимали двумя пальцами. Хрусть! Через денёк-другой щегол от этого околеет, а человек придёт другого покупать, – сумрачно пояснил денщик. – Вы уж извините, товарищ генерал, что я не в своё дело лезу. Но кажется мне, что этот ваш купец как раз из таковских.

Отложив выкуренную трубку, Березин полез в стол, достал смету и снова внимательно проверил расчёты Ильина, как будто после слов Василия там мог обнаружиться подвох. Проценты-дивиденды, вилка биржевого индекса, вероятный доход по минимуму и он же по максимуму... Надо же, в какие дебри приходится влезать. Хотя овчинка стоит выделки. Опять же, в Андах стоит старый локатор, на эти деньги можно там установить новый, с хорошей эвристической начинкой.

– Прикажете обед подавать? – спросил денщик.

– Попозже, братец. Через полчасика.

Василий окончил приборку и вышел.

Тренькнул компьютерный таймер, напоминая о том, что через десять минут в виреле предстоит встреча с полковником Лихачёвым. Генерал выколотил трубку, тщательно протёр её ёршиком и положил рядом с компьютерной клавиатурой. Затем нахлобучил шлем и вошёл в вирел.

До визита контрразведчика оставалось несколько минут. Березин потратил их, листая обширный каталог заоконных пейзажей, транслируемых в реальном времени. Виды модных северных курортов успели ему изрядно надоесть, Москву с высоты птичьего полёта он мог разглядывать и из окна своей квартиры, всякие экзотические кущи напоминали об атолле Ракитского, вызывая тихую дрожь. Немного поразмыслив, генерал сделал выбор, и теперь из кабинета открывалась панорама цветущего яблоневого сада на Таймыре.

– Разрешите войти, товарищ генерал?

– Да, товарищ полковник.

Вошедший с неизменной папкой под мышкой Лихачёв выглядел, как обычно, свежо и бодро, но Березин чутьём уловил его затаённую озабоченность.

– Здравия желаю. Вот еженедельная сводка, – контрразведчик извлёк из папки объёмистый файл.

– Благодарю, – Березин отправил сводку в свой бювар. – Какие новости насчёт Антарктиды?

– Американцы прислали ответ на наш запрос. Дескать, крайне сожалеют, но архивные материалы об экспедиции Бэрда утрачены во время Второй Гражданской войны.

– Это действительно так?

– Полной уверенности пока нет, стараемся выяснить. Но это потребует времени.

Нахмурившись, Березин побарабанил пальцами по краешку стола. Время уходит, безвозвратное драгоценное время... Эскадра Тихоокеанского флота уже взяла курс к берегам Антарктиды, три орбитальных спутника перенацелены на круглосуточное слежение в районе Земли Королевы Мод. Нет сомнений, что база инопланетян будет обнаружена, это в конечном счёте лишь вопрос времени. Такого тягучего, такого быстролётного времени...

– Как психологическая обстановка на Псковской базе? – хмуро спросил он.

– В пределах нормы, товарищ генерал. Конечно, случай со Щёголевым никому радости не доставил. Но его обходят молчанием.

– Понятно. Какие-нибудь существенные новости есть?

– Так точно. Имеется один настораживающий факт. Начиная со вторника пришельцы перестали общаться в эфире открытым текстом, они перешли на кодовый язык. Это произошло после заседания комиссии ООН, где вы упоминали о гиперволновом декодере. Вряд ли это случайное совпадение.

– То есть, произошла утечка информации, – сказал Березин.

– Да. Предположительно утечка на уровне ООН. Поскольку в опубликованной части вашего отчёта нет ни слова о декодере.

– Весёленькое дело. Какие будут соображения?

– У нас имеется версия, которая сначала казалась сумасшедшей, – немного поколебавшись, проговорил Лихачёв. – Но в неё теперь ложатся новые звенья. Разрешите доложить?

– Давайте-ка без обиняков. Говорите как есть.

– Как только Стивена Паттона назначили председателем комиссии, мы взяли его в детальное изучение. Наши аналитики обратили внимание на то, что вокруг него происходит нечто странное. А именно, сначала гибнет Макмиллан в автомобильной аварии, потом вся семья Паттона погибает в авиакатастрофе, жена и двое детей. Оба раза произошла хакерская атака через компьютерную сеть. Характерный почерк нападавшего хакера один и тот же. Впрочем, насколько нам известно, Паттон вовсе не хакер. У него квалификация заурядного пользователя.

Лихачёв сделал небольшую паузу.

– Не стыкуется что-то, – промолвил Березин. – Предположим, Паттон нанял хакера, чтобы тот прикончил Макмиллана. Тут ясно просматривается мотив: карьерный рост. Но взять да угробить собственную семью... С какой стати? Это ни в какие ворота не лезет.

– Да, действительно, – спокойно поддакнул контрразведчик. – Это из разряда совершенно нечеловеческих вещей.

– Погодите-погодите... Вы считаете, что тут замешаны инопланетяне?

– Мы не можем исключить такую возможность. Более того, вывод напрашивается.

Откинувшись на спинку кресла, генерал испытующе взглянул в лицо Лихачёва, как всегда, непроницаемое, невозмутимое. И всё-таки что-то странное брезжило сквозь профессиональную выучку. Беспокойство. Да, подспудное беспокойство. Поверят ему или не поверят?

– Так, значит, сумасшедшая версия, говорите? – хмыкнул Березин и щегольнул цитатой из Нильса Бора. – Давайте разберёмся, насколько она сумасшедшая, чтобы быть верной. Как я понимаю, Паттон у вас под наблюдением?

– Конечно, – кивнул Лихачёв. – У наших коллег в Миннесоте есть один источник, близко знакомый с Паттоном, он приторговывает важной информацией. Попробуем прощупать через него. Кроме того, мы уже задействовали ресурсы ФАПСИ. Электронные контакты Паттона теперь под круглосуточным контролем. А на днях удалось перехватить кое-что жареное. Ознакомьтесь, пожалуйста.

Полковник раскрыл свою папку, и два файла из неё перепорхнули на компьютер Березина.

– Вот, в прошлую пятницу со счёта Паттона уплачено чип-картой полторы тысячи фирме «Миннесота паркингз», Лтд. Перевод сделан в двадцать один четырнадцать по местному времени. А вот по состоянию счёта на субботу эта проводка отсутствует. Некто ухитрился её стереть.

– Странная махинация, – покачал головой генерал. – Сумма уж больно мизерная.

– Как угодно, только это уже само по себе криминал, и независимо от суммы, – возразил Лихачёв. – Однако дело тут гораздо серьёзнее. Хакер допустил крупную ошибку. Он уничтожил сведения о переводе, однако не восстановил прежнюю сумму. Получается, полторы тысячи испарились неведомо куда. Наши люди проникли в базу данных «Миннесота паркингз», там также обнаружилась подчистка, и весьма грубая. Будто бы за парковку на Мэйфлауэр-стрит в ту пятницу заплатил чикагский полицейский сержант Спенсер Брэдли. Эта фамилия уже зафиксирована в материалах разработки: убийца Макмиллана проник в навигационную сеть, воспользовавшись служебным паролем сержанта Брэдли...

Контрразведчик сделал многозначительную паузу.

– Погодите-ка, я уже запутался в этих частностях. Хватит ребусов, давайте ваши выводы, – потребовал Березин.

– С вашего позволения, теперь последний штрих, товарищ генерал, – сказал Лихачёв. – Вот файл криминальной полосы в номере «Миннесота пост» за минувший понедельник, заметка о зверском убийстве проститутки на Мэйфлауэр-стрит. По заключению эксперта, оно произошло в пятницу, в интервале от восьми до одиннадцати часов пополудни. То есть, как раз в то время, когда Паттон припарковал машину на этой улице.

Генерал прочитал короткую заметку с кричащим заголовком, пристально вгляделся в фотографию: окровавленная постель, труп голой женщины с разодранным горлом.

– Загрызена... – пробормотал он. – Не задушена, не зарезана, а именно загрызена. Бред какой-то.

– Тем не менее это факт.

– Вы считаете, Паттон совершил это и замёл следы?

– Опять-таки вывод напрашивается, товарищ генерал. С вашего позволения, просуммирую. Произошло три убийства, в каждом из них замешаны некий хакер и Паттон. Я попробовал сложить эту головоломку, исходя из одного-единственного фантастического допущения. Что Паттон уже не человек. И тогда всё сходится.

– То есть, он находится под контролем пришельцев?

– Да. Причём не сотрудничает с пришельцами, а находится под их полным контролем. Они располагают эффективной аппаратурой для зомбирования, вспомните случай с сержаном Леконтом в Эфиопии.

– Насколько я помню, на заседании комиссии ООН не было декапода с психотронной установкой, – покачал головой Березин.

– Однако нам неизвестны возможности пришельцев по части пси-контроля, – возразил полковник. – Они могут быть гораздо шире, чем предполагалось.

Генерал продолжал играть роль «адвоката дьявола», подыскивая возражения против версии Лихачёва.

– И опять не сходятся концы с концами, – после короткого раздумья заявил он. – Если им управляют чужаки, зачем было проститутку убивать? Да ещё таким зверским манером?

– Предположим, в процессе контроля произошёл сбой, и у Паттона поехала крыша... – Немного помявшись, Лихачёв проронил: – Откровенно говоря, в нашем ведомстве накоплен известный опыт в области психотронного оружия.

– Догадываюсь.

– Так вот, зомбирование нередко приводит к сильным аффектам. Иногда реакция психики бывает совершенно непредсказуемой.

– Ладно, допустим, вы меня убедили, – Березин энергично припечатал ладонью подлокотник. – Что дальше? Банковские файлы получены вами без юридической санкции. А в Северных Штатах суд не примет в качестве доказательства результаты незаконной слежки.

– Это и не потребуется, товарищ генерал. Мы планируем связаться с их Бюро защиты Конституции и на условиях анонимности скачать им все файлы, касающиеся Паттона. Пусть разбираются. К тому же есть одна улика, которую хакер уничтожить не в состоянии. Зубной прикус так же индивидуален, как отпечатки пальцев. Я уверен, мы выведем его на чистую воду. – Контрразведчик хищно прищурился.

– Ну, что ж, – произнёс генерал. – В добрый час.

Попрощавшись с Лихачёвым, он развернул оставленный контрразведчиком файл сводки, рассеянно пролистал и отправил обратно в бювар.

В цветущих яблоневых кронах за окном возились, порхали, пересвистывались птицы. Может быть, щеглы, а может, дрозды, в орнитологии Березин не смыслил ни аза. Птичий череп хрупок, его достаточно стиснуть двумя пальцами, чтобы тонюсенькая костяная коробочка дала трещину и пичуга околела. Это не зверство, нет, просто коммерческая уловка. А инопланетяне вовсе не воюют, они охотятся. Прилетают на задворки Галактики, устраивают сафари, чтобы пощекотать себе нервы, а потом посидеть с друзьями за чаркой деликатесной крови. Изысканное развлечение для пресыщенных хозяев космоса, только и всего. Ими движет не корысть, ведь к их услугам все сокровища всех планет и генераторы неисчерпаемой энергии в придачу. Ими руководит не злоба. Разве можно ненавидеть дичь, в чьих жилах течёт вкусный дурманный напиток?

Он никак не мог продумать эту мысль до конца, какой-то важный, очень важный вывод смутно брезжил, но никак не шёл на ум. Березин тряхнул головой, отвернулся от окна. Потянулся к пакету канцелярских программ и текущих документов, но ничего не запустил, в рассеянности перебирая цветные ярлычки.

На память ему пришли снулые, стеклянистые глаза Паттона. От этого человека отчётливо веяло извилистым холодком рептилии. Березин пытался разобраться, нет ли здесь подтасовки впечатлений задним числом.

Скорее всего Лихачёв и его команда угадали верно, и Паттон уже не человек, а зомбированное орудие чужаков. Или даже инопланетянин в обличье человека. Возможно, тот самый монстр, который дважды нападал на него в виреле.

Версия полковника выглядела убедительно и логично, однако выводы из неё решительно выламывались из рамок всяческой логики. Ибо фактически под контролем пришельцев мог оказаться любой человек. Если вчера они зомбировали сержанта Леконта, сегодня – Стивена Паттона, кто на очереди завтра?.. Кто угодно, в том числе и он сам, генерал Березин.

Меж лопаток заёрзал ледяной озноб. Генерал потянулся к разделу оперативной информации, развернул пятнистый шар геоскопа и покрутил его перед глазами. Нашёл красное пятнышко эскадры Тихоокеанского флота, идущей полным ходом к берегам Антарктиды. Навёл курсор и кликнул, над эскадрой возникло справочное окошечко: перечень судов, пункт назначения, скорость хода, курс, ориентировочное время прибытия. Через шесть суток и одиннадцать часов корабли достигнут моря Уэдделла и выйдут на рубежи патрулирования у берегов Земли Королевы Мод. Почти неделя ожидания, это нестерпимо долгий срок.

* * *

Луч фонаря взрезал толщу неподвижной воды, и в световом конусе серебряными иглами засновали, заискрились мальки. Кхан подплыл к большим двустворчатым дверям, когда-то давным-давно сорванным и перекошенным взрывом. За ними простиралось большое помещение, на его полу там и сям валялись ржавые останки примитивного порохового оружия, окислившиеся гильзы, обглоданные рыбами скелеты.

Много лет назад обитатели секретного убежища сражались здесь между собой по какой-то неведомой причине. Следы яростного боя сохранились только в дальних недрах базы, никто не пытался штурмовать входы в неё. Это значило, что не было вражеского нападения извне, произошла междуусобная стычка, после которой, надо полагать, уцелели немногие. Быть может, они истребляли инакомыслящих или сражались за право распоряжаться складом консервов; так или иначе, теперь это не имело ни малейшего значения.

Кхан лёг на полу, свернув туловище кольцом и устремив взгляд на громадный мозаичный портрет в помпезной золотой раме. По бокам картины свисали полусгнившие тряпки знамён, на стенах виднелись щербины от пуль и гранатных осколков.

Время от времени он посещал это странное, окутанное непроницаемой тайной место и предавался глубоким неспешным раздумьям. Иногда полезно строить бесплодные догадки, стимулируя работу воображения.

Судя по всему, изображённый на портрете двуногий являлся живым божеством или верховным служителем того религиозного культа, который отправляли бесследно сгинувшие обитатели приполярной базы. Кхана интриговал и будоражил отчётливый флюид умоисступления, сквозивший в чертах портрета. Как известно, у многих примитивных рас жрецами становятся психически ущербные существа.

Когда Кхан впервые увидел эту мозаику, он подивился тому, что густо намоленное изображение излучает эманацию как восторженного поклонения, так и жгучей ненависти. Странный культ воинственных двуногих, очевидно, строился на предельных антиномиях. И это с неумолимой закономерностью привело их к самоистреблению.

Они слишком нетерпимы и агрессивны друг к другу, чересчур обуреваемы эмоциями в ущерб рассудку. Этот их дефект неискореним, а значит, двуногим не суждено стать хозяевами космоса. Их раса обречена бессильно прозябать на своей планете.

Закончив стройное умопостроение, Кхан потерял интерес к проблеме и залюбовался тем, как в луче фонаря снуют беззаботные мальки. Потом он легко, без малейшего усилия вобрал в свой мозг щекотную мельтешню их куцых сознаний. Повинуясь ему, стая мальков собралась в плотный комок и подплыла к разинутой пасти Кхана. Довольно-таки несложный трюк, за который присваивают четвёртую ступень мастерства. Несколько мгновений он держал рыбёшек под контролем, затем лениво проглотил, почти не распробовав вкуса.

Глава 16

Уже почти две недели патрулировала в море Уэдделла эскадра Тихоокеанского флота: флагманский ракетный крейсер «Геннадий Шипов», авианосец «Александр Освободитель» и два эскадренных экраноплана. Багровое полярное солнце зависло над самым горизонтом, свинцовая пустошь океана казалась безжизненной.

Размеренно вращались антенны локаторов, сгустки радиоволн шарили в безучастном небе, вахтенные круглосуточно сидели у мониторов.

Официально было объявлено, что эскадра проходит внеплановые боевые учения. Как всегда в подобных случаях, в отдалении то и дело появлялись звенья американских «Фантомов», сопровождающих допотопный самолёт-разведчик «Авакс-2».

Один раз, на исходе первой недели патрулирования, американцы попытались приблизиться, спровоцировать активность, чтобы записать переговоры и телеметрические команды. Тогда с палубы «Александра Освободителя» взмыли стремительные «Су-139» и затеяли старинную игру в лобовые атаки, на жаргоне американских пилотов именуемую «Crazy Ivan». Получившие взбучку «Фантомы» спешно ретировались и держались впредь на почтительном отдалении.

Трижды локаторам эскадры удавалось засечь над Антарктидой снижающиеся суда инопланетян. Самолёты немедля стартовали с авианосца и пускались вдогонку, но преследование оказывалось безуспешным. При почти равной скорости пришельцы получали фору в дистанции, успевая благополучно скрыться на бреющем полёте. Наблюдение со спутников затруднялось искусственными помехами и ложными целями, которые в изобилии создавали замаскированные наземные установки. За всё время пребывания эскадры в море Уэдделла лишь один из таких объектов удалось засечь и разбомбить.

А на другом краю земного шара человек в инвалидном кресле сидел за компьютером и по нескольку раз в день вращал перед глазами переливчатый глобус геоскопа. И ему казалось, что уходящее впустую время течёт с изуверской неторопливой чудовищностью, будто неторопливые капли крови, падающие из обезглавленного трупа в титановую лохань.

* * *

В предыдущий раз Хьюз был в гостях у Паттона с полгода назад, на вечеринке незадолго до Дня благодарения. Похоже, с тех пор старина Стив ничуть не переменился. Разве что узенькая чёрная повязка на рукаве пиджака напоминала о постигшем его несчастье. Впрочем, невзирая на траур, хозяин дома включил медиакомбайн и запустил на малой громкости свой любимый саундтрек, «Sergeant Pepper's Lonely Hearts Club Band». Лучшая музыка всех времён и народов тихо вплеталась в неторопливую дружескую беседу. Приятели расположились в кожаных креслах и, потягивая виски из массивных восьмигранных стаканов, судачили о политических новостях. Паттон разглагольствовал в своей обычной манере, тягучей и обстоятельной. Вскоре он оседлал любимого конька, пустившись грозить и обличать коварных русских варваров.

«Он полностью в норме, – подумал Боб и отхлебнул глоток скотча со льдом, наполовину разбавленного содовой. – Старина Паттон всё тот же. Разве что немного осунулся, но держится молодцом».

Гостиная Паттона, благодаря обилию никелированных и стеклянных поверхностей, изрядно смахивала на зубоврачебный кабинет. Поначалу настроение у Хьюза соответствовало этой малоприятной ассоциации. Однако понемногу от души у него отлегло, в особенности после того, как глотки алкоголя растворили омерзительный холодок в желудке.

На позапрошлой неделе Хьюзу позвонил Карл Брайт и назначил встречу в обычном месте, в «Розовом цыплёнке», малолюдной забегаловке на Батлер-стрит. Они уселись в уютном дальнем уголке заведения и заказали по кружке дорогого тёмного пива «Степан Разин», благо выпивку оплачивал Карл, но делал это, разумеется, не из собственного кармана.

Обшитые панелями морёного дерева стены делали полуосвещённое помещение ещё меньше и словно бы интимнее. В самый раз для конспиративных встреч.

Для начала Брайт, по обыкновению, задал стандартные незначащие вопросы: как дела, как семья, как здоровье. Подразумевалось, что тем самым он проявляет чисто человеческий интерес к Бобу, однако тот не строил иллюзий на сей счёт. Предшественник Брайта, репортёр светской хроники Лестер Кемп, строил беседы всё тем же, удручающе одинаковым образом. Без сомнения, оба действовали согласно одной и той же служебной инструкции.

Вполне удовлетворившись односложными, обтекаемыми ответами Боба, Брайт перешёл к делу. Его чрезвычайно заинтересовали последние кадровые перетасовки в госдепартаменте, их подоплёка и соответствующие перемены в расстановке сил. Хьюз постарался удовлетворить его любознательность, выложив целый ворох свежих сплетен. Не удержался и от обобщений: на его взгляд, общая тенденция сводилась к тому, что с некоторых пор на руководящие посты выдвигались исключительно приверженцы твёрдой патриотической линии. Судя по тому, как оживился Брайт, полученная информация обладала в его глазах немалой ценностью. В свою очередь, Хьюз мог надеяться, что теперь на его банковский счёт в Квебеке поступят неплохие премиальные.

Под конец Брайт завёл разговор о Паттоне.

– Насколько мне известно, вы с ним дружите со студенческой скамьи, не так ли? – спросил он.

– Да, это так.

Не стоило труда догадаться, почему Брайт проявил к Паттону интерес. С первых же шагов на посту председателя комиссии Стивен крепко взял в оборот генерала Березина и, надо полагать, будет добиваться его отставки. Да и вообще он дал понять, что не намерен терпеть засилье русских в международном проекте.

– Говорят, Паттон существенно изменился в последнее время, – проронил Карл и с хрустом разгрыз бесплатный солёный сухарик.

– Могу представить, – насупленно кивнул Хьюз. – Он ведь одним махом потерял и жену, и детей. После такого мудрено не перемениться...

– Вы правы, однако удары судьбы люди переносят по-разному.

– Что именно вы имеете ввиду?

Брайт неопределённо покрутил в воздухе пятернёй.

– Для меня важно знать, нет ли в последнее время каких-либо странностей в поведении Паттона, и если да, то какие именно.

– Мы с ним не виделись около месяца, – задумчиво молвил Хьюз. – Да, верно, в последний раз я с ним встречался на приёме у Макмиллана. Сами понимаете, новое назначение, да ещё семейная трагедия вдобавок... Боюсь, ему сейчас не до посиделок.

Всякий раз при встречах с Брайтом он испытывал противоречивые чувства. И главным из них был, пожалуй, липкий затаённый страх. Хьюз пытался убедить сам себя, что для боязни у него нет ни малейших оснований. Никому ведь не возбраняется судачить за кружкой пива с журналистом из крупной газеты, аккредитованным при конгрессе. Он, Хьюз, не обязан знать или даже догадываться, кто такой Брайт на самом деле. С формальной точки зрения тут нет ровным счётом ничего предосудительного.

Деньги, время от времени поступавшие на его зарубежный счёт, перечисляла офшорная фирма, в которой на Хьюза оформили треть уставного капитала. Так что здесь также мудрено было к нему подкопаться, а тем более увязать получаемые суммы и разговоры с Брайтом.

А в конце концов, он ведь не выдавал никаких государственных тайн, просто перемывал косточки коллегам по департаменту, пересказывал всякие байки, слухи, пересуды и строил предположения. Инкриминировать ему попросту нечего. Он абсолютно чист перед лицом закона.

И всё-таки при каждой встрече Хьюз постоянно чувствовал неприятный холодок в области желудка, словно бы тихий сквозняк пронизывал его внутренности. Малоприятное ощущение особенно усиливалось, когда Брайт требовал от него что-нибудь уточнить или разузнать подробности.

– Но ведь вы его старый приятель, не так ли? – ощерился Карл. – Проявите дружеское участие, навестите его, будьте так добры.

– О'кей, – проворчал Боб. – Я попробую повидаться со Стивом в ближайшее время. Только будьте добры уточнить всё-таки, что именно вас интересует?

– В первую очередь то, насколько он уравновешен. – Брайт немного поразмыслил и уточнил, старательно подыскивая слова: – Не подвержен ли спонтанным вспышкам агрессии. Нет ли зацикленности на чём-либо... В общих чертах, пожалуй, всё.

Он явно чего-то недоговаривал. Знал нечто важное, однако предпочёл об этом умолчать. Невелика беда, Бобу его секреты без надобности, своих девать некуда.

– Понятно, – буркнул Хьюз и залпом допил остатки пива.

Брайт подозвал официантку и расплатился.

– Это очень важно, – предупредил на прощание Карл, сунув аккуратно сложенный листок счёта в пиджачный карман. – Чем скорее вы сможете ответить мне на эти вопросы, тем лучше.

– «Я не вожу телег, не ем овса. Что в силах человека – обещаю», – щегольнул Боб цитатой из Шекспира.

Однако всё складывалось не так быстро, как хотелось торопыге Брайту. Несколько раз Хьюз звонил Паттону, предлагал увидеться, но тот, как назло, отказывался от встречи, ссылаясь на уйму неотложных дел. Дошло до того, что Брайт снова назначил встречу в «Розовом цыплёнке» и потребовал не мешкать. При этом Карл явно нервничал и проявлял крайнее недовольство, видать, начальство устроило ему крепкую головомойку.

Не то чтобы Хьюз проникся важностью полученного им поручения, но в нём зашевелилось жгучее любопытство. Интересно, что ж такого умудрился вытворить старина Стив, раз его взяли в такой оборот...

И вот, наконец-то, долгожданная встреча состоялась. Как всегда, с порцией старого доброго скотча и под тихую старинную рок-музыку. Пожалуй, в этом отношении ни малейших перемен в Паттоне не наблюдалось. Да и во всём остальном тоже. Брайт зря всполошился, можно трубить отбой. Этот вывод принёс Хьюзу немалое облегчение.

Вольготно развалившись в кресле и потягивая помаленьку виски, он краем уха слушал, как Стивен ругает русских на все корки. Для очистки совести всё же следовало проверить его на вспыльчивость. Наверняка вопросы Брайта насчёт спонтанной агрессивности возникли не на пустом месте.

Улучив момент, когда Паттон перевёл дух и приложился к виски, Хьюз небрежно проронил:

– Ты знаешь, старина, с некоторых пор я не люблю все эти зоологические najezdy на русских.

Резким движением Стивен пристукнул стаканом о журнальный столик, так, что льдинки жалобно звякнули.

– Вот как?! Это что-то новенькое. Ты считаешь, что я не прав?!

Подавшись вперёд, он сверлил Боба сузившимися до булавочной остроты зрачками. Что ж, некоторая агрессивность налицо. Впрочем, Хьюз не расценил её как спонтанную либо чрезмерную. При всей своей внешней сухости старина Стивен, бывало, вспыхивал как порох, если ему перечили, задевая за живое. Тем более после второй порции виски.

– Не то чтобы не прав, я этого не говорил...

– А я говорю, что русские стакнулись со всяким отребьем: азиатами, африканцами и латиносами, заломили бешеные цены на сырьё, подгребли под себя мировую экономику, подчистую обобрали передовые страны, – раскипятившийся Паттон принялся вкратце перечислять уже сказанное. – Обрушили доллар, загнали нас в долговую яму. А потом нашли продажных сукиных детей на самом верху, накачали их своими рублями и развалили нашу страну, как гнилую тыкву! И теперь их крылатыми ракетами нашпигованы Аляска и Гренландия! Как ты думаешь, на кого они нацелены?! Какого дьявола они наращивают военное присутствие здесь, на нашем континенте? По-твоему, выходит, это нормально?!

– У медали есть и другая сторона, дружище, – Хьюз примирительным жестом поднял ладонь. – Сказать начистоту, меня давно тошнит от ура-патриотических сентенций. Мы великая нация, то да сё... Согласен на сто процентов! Были великой нацией когда-то.

– О'кей, сэр, но если мы великая нация, то как русские умудрились смешать нас с дерьмом?

– Значит, по-твоему, и «чёрную пятницу» устроили не русские?

– Извини, уж тут мы сами подставились. Напечатали бешеную кучу долларов, ничем не обеспеченных. Хотели скупить весь мир по дешёвке. А потом в один прекрасный день Россия этими бумажками нам залепила по морде. К началу этого века в каждом долларе только пять центов имели реальное обеспечение, и ничем хорошим это кончиться не могло. Так что все претензии к тогдашней Федеральной Резервной Системе. Плесни-ка мне ещё, пожалуйста, – Боб сделал последний глоток и поставил опустевший стакан на стеклянный столик.

– По-твоему выходит, русские совершенно ни при чём? – хмуро спросил Паттон, наливая виски гостю и себе.

– Этого я не говорил, – Хьюз пшикнул в виски содовой воды из сифона, подцепил серебряными щипчиками кубик льда и плюхнул в стакан. – Скажем прямо, было две «холодных войны». Первую выиграли мы, вторую они. Остаётся маленький вопрос: почему?

– Верно, тут мы были пионерами, – криво ухмыльнулся Паттон. – Меморандум Даллеса и далее как по нотам. Ты это знаешь не хуже меня. В сущности, русские попросту собезьянничали. Переняли у нас ценный опыт прошлого века.

– Вот-вот, в самую точку. Держу пари, лет сто назад в Москве точно так же сидели за бутылкой водки двое русских и обсуждали козни американцев. Ругали их на все корки, но им и в голову не могло прийти одно простое соображение. Подумай хорошенько, ну как иностранцы из-за океана могут разгромить великую нацию? Может, всё-таки мы сами виноваты? Нормальную здоровую страну невозможно развалить, как гнилую тыкву. И если это случилось, значит, в ней завелась гниль.

– То есть, русские ни при чём? – набычившись повторил Стив.

Похоже, старина Паттон крепко зациклился на своей излюбленной теме. Однако Хьюз не усматривал в этом ничего нового или патологического.

– А тебя послушать, мы сами ни при чём, – возразил запальчиво Боб. – В стране творится чёрт-те что, свежую газету страшно взять в руки: маньяки режут баб, гангстеры грабят на улице средь бела дня, дети ходят в школу с револьверами, палят в учителей. Почти четверть населения сидит на легальных наркотиках. Кругом сплошные дегенераты и подонки, разве не так? А хочешь знать, откуда всё пошло? С тех самых пор, когда стала модной вся arajebanaja v rot политкорректность! Заигрывание с педрилами, с цветными, полная вседозволенность... Оттуда всё и пошло, а вовсе не от русских!

– Что это с тобой, Боб? – испытующе процедил Стивен. – Ты заговорил как стопроцентный республиканец.

В устах Паттона эти слова звучали как подзаборное ругательство. В воздухе повисла замогильная пауза, и Хьюз решил, что пора давать задний ход.

– Предлагаю сменить тему, – с лучезарной улыбкой молвил он. – Знаешь, как русские называют такой дурацкий bazar? У них есть очень сочное словечко: «mutota». Переводится примерно как «возня с гениталиями». Мы с тобой занимаемся именно мутотой, переливаем из пустого в порожнее. Ты уверен, что корень зла в русских, а я считаю, что он в нас самих. Наверно, истина, как всегда, где-то посредине.

– До сих пор я от тебя таких речей не слышал, – замогильным тоном провещал Паттон. – Странно, мы с тобой всегда находили общий язык. С чего бы вдруг ты так резко переменил убеждения?

– Ничего подобного, мои убеждения остались при мне. Просто я не считаю, что патриотизм состоит в замалчивании недостатков.

– Ну-ну, – неопределённо пробурчал Стивен и приложился к своему стакану.

Некоторое время он молча, с прищуром разглядывал собеседника, потом произнёс:

– Поговаривают, что ты водишь дружбу с Карлом Брайтом из «Daily Mirror»?

Боб почувствовал, как противный холодок снова зазмеился в желудке, и сделал солидный глоток виски, впрочем, даже не почувствовав вкуса.

– Дружба – это слишком громко сказано, – с нарочитой небрежностью ответил он. – Иногда мы с ним посиживаем за кружкой пива. А что тут такого?

– За этим парнем тянутся грязные хвосты, чтоб ты знал.

Ошарашенный Хьюз пытался сохранить спокойное выражение лица. Только бы не подать виду... Боже правый, он попался! Его разговоры с Брайтом прослушивались, Паттон предупреждён...

– В каком смысле? – промямлил он, лишь бы что-нибудь сказать.

– В том самом. Делай свои выводы.

Внутренне содрогнувшись, Хьюз осознал, что крепко влип. Всё перевернулось кверху дном. Словно он наблюдал за Паттоном из укрытия, выполняя важное секретное поручение, но вдруг оказалось, что как раз сам он на виду, беспомощный, голенький, и наблюдают именно за ним.

– Ты на что именно намекаешь?..

– Я сказал то, что сказал.

– Что ты такое говоришь, Стив? – с натужным недоумением выдавил Хьюз. – Мы же с тобой не первый день знакомы...

– Вот именно, – отчеканил Паттон. – Именно поэтому я тебе даю хороший совет. Держись от этой вонючки Брайта подальше.

Его слова могли означать лишь одно. Разговоры с Брайтом в «Розовом цыплёнке» прослушивались, и Паттона поставили о них в известность. Сделать это могли только люди из БЗК, Бюро защиты Конституции. Значит, им известно обо всём. Возможно, даже о счёте в Квебеке. Что теперь будет, нетрудно предугадать. Скорее всего, арест. Суд, тюрьма, кричащие газетные заголовки, несмываемый позор.

Он поднёс к губам стакан, рука дрогнула, зубы тихо клацнули о стекло. Усмиряя дрожь, Боб допил виски.

– Ещё порцию? – как ни в чём не бывало прервал молчание Паттон.

Он смотрел так, словно не журнальный столик разделял собеседников, а нашпигованный пристальными линзами тубус микроскопа. И Хьюз как будто не в кресле сидел, а распластался на предметном стекле.

– Нет, благодарю, мне хватит, – пробормотал Боб и отставил стакан.

Уходить сейчас означало подтвердить обвинение, недвусмысленно брошенное ему в лицо, но и остаться, продолжить разговор было невыносимо.

Хьюз растянул рот в широкой улыбке и поднялся с кресла.

– Пожалуй, мне пора. Хорошо посидели, старина. Удачи.

– И тебе. До встречи.

Паттон проводил его до дверей, небрежно похлопал по плечу и отпер замки.

Захлопнув за собой дверцу лифта, Хьюз встретился глазами со своим отражением в мутном старом зеркале. На него смотрел растерянный, бледный человек с затравленным выражением глаз. Конченый человек.

Нажал кнопку, кабина со скрежетом поползла вниз. Сквозь сетчатую шахту он заметил плечистого парня, стоявшего на лестничной площадке ниже этажом. И тотчас в животе заворочался ребристый ледяной ком.

Просто стоит себе парень, руки в карманы, жуёт резинку. Блондин, одетый в неброский серый костюм. Однако обострившимся чутьём Хьюз понял, что это далеко не просто так. За те секунды, когда кряхтящий лифт полз мимо, блондин окинул Боба взглядом, небрежно-ленивым и одновременно цепким. Типичным взглядом секретного агента, вне всякого сомнения.

У Хьюза подкосились ноги, он привалился к стенке, вжался виском в прохладное зеркало. Вот и всё. Подъезд блокирован. Внизу, как только он выйдет из лифта, его арестуют.

Лифт доехал до первого этажа, ухнул амортизаторами, остановился. Боб посмотрел сквозь решётчатую дверь наружу, никого не увидел и не поверил своим глазам.

Быстрым шагом он устремился к двери подъезда, перед самым его носом она вдруг распахнулась. От неожиданности Хьюз вздрогнул, остановился. В проёме возник толстый афроамериканец в голубом комбинезоне и фуражке с эмблемой водопроводной компании. Чернокожий отступил на шаг, уступая дорогу Хьюзу. Тот выскочил на улицу и чуть ли не бегом направился к своей машине, припаркованной за углом дома, чувствуя себя под прицелом, ожидая грубого окрика, обыска и ареста. Однако никто его не поджидал, никто за ним не гнался.

Стоящие на той стороне улицы автомашины были пусты, за исключением новенькой бежевой «Лады-Крайслер», где сидели двое мужчин, один за рулём, другой на заднем сиденье справа.

Ключ никак не лез в замочную скважину. Отперев машину, Хьюз рухнул на сиденье, торопливо захлопнул дверцу. Оглядевшись и переведя дух, завёл двигатель, рванул с места, обречённо ожидая, что «Лада-Крайслер» пустится за ним вдогонку. Однако его не преследовали.

Он ехал окольными улочками, то и дело поворачивая и косясь в зеркальце заднего вида. Слежки не наблюдалось. Слава богу, померещилось. Может, ещё обойдётся...

Оставшись в одиночестве, ПаттонКхан вернулся в гостиную и развалился в кресле, сосредоточенно размышляя. Когда он уловил чужую ментальную волну, идущую сквозь Хьюза, отследить её ветвления не составило для пси-виртуоза особого труда. Нить вела к Брайту, от него к связному в парикмахерской на Палм-роуд, а далее к майору ГРУ Ивану Шадрину, который официально числился вторым посланником российского посольства. Сунувшись прощупывать ПаттонКхана, русские тут же засветили изрядную часть своей резидентуры в Миннесоте. Предстояло решить, как распорядиться этими ценными сведениями.

Брякнул дверной звонок. ПаттонКхан вышел в прихожую.

– Кто там? – спросил он, приникая к дверному глазку.

По центру оптического широкоугольного пузыря высился дородный негр в рабочем комбинезоне.

– Проверка водяного счётчика.

ПаттонКхан отпер.

– Проходите.

– Где у вас счётчик, мистер?

– Там, – ПаттонКхан небрежно махнул ладонью, собираясь затворить дверь.

Отточенным приёмом негр перехватил его руку, выкрутил за спину и ловко защёлкнул наручники, приковав пленника к своему левому запястью.

Незапертая дверь распахнулась, в прихожую ворвался второй верзила, блондин с характерными кельтскими скулами.

– Спокойно! Мы из БЗК, – гаркнул он, суя под нос арестованному раскрытый бумажник. Тускло блеснул номерной жетон с гербом.

– Что это значит, чёрт подери?!

– Стивен Паттон, вы арестованы по Обвинению в убийстве Хелен Койкауд, – отчеканил агент. – Зачитай ему права, Пит.

– Вы имеете право не отвечать на вопросы... – монотонно забубнил мнимый водопроводчик.

От него исходил густой дух дешёвого дезодоранта и пота.

– Я представляю Северные Штаты в ООН! У меня дипломатический иммунитет!

– Ошибаетесь. Вы лишены иммунитета, и на ваш арест выдан ордер.

Сообщив это, блондин сноровисто обшарил арестованного с головы до пят и убедился, что тот безоружен.

Внезапно лицо Паттона исказилось в плаксивой гримасе. Недоуменно уставившись на своё запястье, схваченное никелированной клешнёй наручников, он опустился на пол и захныкал.

– Что это с ним? – встревожился темнокожий агент,

– Симулирует. Не обращай внимания, – проворчал блондин. – А ну, встать! Встать, я сказал!

На то, чтобы оценить ситуацию и признать её безнадёжно тупиковой, Кхану потребовались считанные секунды. Затем он стёр сознание Паттона начисто и разъединился с бесполезным отныне пси-клоном.

Лежащий на полу прихожей человек жалобно поскуливал, дёргая скованной рукой.

Светловолосый агент присел на корточки, взял Паттона двумя пальцами за подбородок, заглянул ему в лицо. На него бездумно вытаращились пустые серые глаза. Из уголка рта стекала струйка слюны.

– Эй, парень, брось эти дурацкие штучки!

Раздался сочный шлепок пощёчины, и дебил обиженно заревел во весь голос.

Склонившийся над арестованным негр шумно потянул носом, затем полез свободной рукой в потылицу, сдвинув наискось форменную фуражку.

– Вот дьявольщина, Дик! Он, никак, обделался?

Глава 17

Зелёной штормовой волной на столицу обрушилась весна – влажный лиственный шёпот, буйное цветение пальм и магнолий, грозовые ливни по ночам. Василий то и дело колдовал на лоджии, высаживая в длинных пластмассовых ящиках орхидеи. Был он родом из деревушки под Саратовом и обожал возиться с землёй. А вскоре, спустя считанные дни, грянуло бешеное московское лето с удушливой жарой и безжалостным солнцем. Высоко в небо поднялись ажурные платформы с климатическими генераторами, однако толку от них было чуть. Прохожие все как один облачились в цветастые шорты и тропические пробковые шлемы. У военных мундиры, а у штатских мода. Разницы почти никакой, только гражданские почему-то строем по улицам не ходят.

Накануне Троицы Василий рано утром отправился на Таганский рынок, прикупить цветочной рассады, а вернулся с пустой кошёлкой и газетой в трясущихся руках.

– Товарищ генерал! – жалобно воззвал он с порога. – Вы только гляньте, что про вас тут пишут! Что ж это такое делается, Господи Боже ж ты мой...

Сидевший на полу кабинета Березин делал гантельную гимнастику.

– Дай сюда, – велел он, отложив гантели и утирая полотенцем пот со лба.

– Иду мимо киоска, гляжу – статья...

Василий протянул экземпляр «Московского комсомольца», с незапамятных времён люто враждовавшего с Министерством обороны. Эту газету каждый российский генерал брал в руки, словно гранату с выдернутой чекой.

В глаза Березину сразу бросился крупный заголовок «Спекулянты в погонах». Он принялся читать большую статью, завёрстанную на первой полосе, с окончанием на третьей.

Корреспондент писал о бойкой торговле, которая развернулась на складах проекта «Ч», о рвачестве мелких фирм-перекупщиков, зарегистрированных офицерами на жён и родню, о взвинчивании цен. Текст пестрел фамилиями, фактами, суммами: кто купил элитный лимузин, кто обзавёлся построенной по спецпроекту квартирой в Москве, а кто приобрёл двухэтажный особняк в курортном посёлке на Таймыре.

Генерал крякнул и покрутил головой. Больше всего удручало то, что всю эту складскую вакханалию можно было предсказать наперёд. Он выпустил джинна из бутылки, разрешив коммерческую деятельность, а вот наладить контроль всё не хватало времени.

Покончив описывать торгово-складские махинации, журналист принялся за биржевые проделки Иллариона Ильина. Оказывается, тот заблаговременно купил крупный пакет акций «Урал-орто», а когда те круто поднялись в цене, сбыл их с рук и по дешёвке приобрёл контрольный пакет «Росмеда». Затем «Росмед» совершенно неожиданно получил права на промышленный выпуск регенерационных установок. То и дело корреспондент назойливо подчёркивал, что Ильин действовал по доверенности на ведение коммерческих операций, подписанной лично Березиным, да и вообще вхож к руководителю проекта «Ч». В общей сложности, как вычислил журналист, доходы Ильина от биржевой игры приближались к миллиону рублей.

Ай да Илларион Петрович, каков гусь! Всех обвёл вокруг пальца и выбился в миллионеры.

В завершение статьи следовали ядовитые ламентации по поводу неискоренимого, издревле процветающего на Руси казнокрадства; генерал пробежал их глазами по диагонали, а когда дочитал до концовки, ему будто кипятком плеснули в лицо: «Сам генерал Березин, насколько нам известно, дорогим особняком не обзавёлся. Пока».

Березину хотелось изорвать газету в клочки, поэтому он заставил себя аккуратно сложить её вчетверо и вернуть Василию.

– Товарищ генерал, неужто это всё правда? – растерянно спросил денщик.

– Думаю, да.

– Что ж теперь будет?

– Наше дело теперь телячье, братец. Обделался, так стой.

Завтракал Березин, уже сидя за компьютером и строча депеши. Первым делом он связался с нотариальной конторой и аннулировал доверенность, выданную пройдохе Ильину. Извещение об этом он послал коммерсанту нарочным, под расписку. Затем назначил членов комиссии для служебного расследования, распорядился произвести аудиторскую проверку. Едва собрался вызвать пресс-секретаря Воронина, тот объявился сам. Обсудили ситуацию, решили занять глухую оборону, без комментариев. Далеко не лучшая позиция, но другой попросту не оставалось.

На протяжении дня скандал стремительно набирал обороты. Ссылка на публикацию в «Московском комсомольце» сразу вошла в сводки информационных агентств. Репортёры крупных газет, пресс-сайтов и телеканалов наперебой атаковали бедолагу Воронина, тот отвечал, в соответствии с инструкциями Березина, что начато служебное расследование и, пока оно не окончено, никаких заявлений для прессы быть не может.

К вечеру позвонил по телефону Ильин, пытался медоточивым голосом оправдываться, Березин его оборвал, изругал последними словами, бросил трубку.

Назавтра тема коррупции среди сотрудников проекта «Ч» прочно стала первополосной новостью. Несколько часов кряду генерал провёл на информационных сайтах и чем дальше читал, тем больше мрачнел. Нигде не сыскалось ни одного хоть сколько-нибудь объективного комментария. Журналисты как с цепи сорвались, статьи изобиловали ядовитыми намёками на поведение генерала Березина, который уклоняется от проведения пресс-конференции.

К вечеру объявился Ракитский. На сей раз он предложил пообщаться в голосовом режиме, без вирельных ухищрений. Оно и понятно, бывают разговоры, когда лучше бы не смотреть собеседнику в глаза.

– Плохо дело, Андрей Николаевич, – сухим тоном сообщил дипломат, не тратя времени на экивоки. – В прессе ваше имя склоняют на все корки. Многие члены комиссии теперь настроены решительно против вас. Жаль, что вы пренебрегли моими предупреждениями.

– Что поделаешь, бес гордыни попутал, – с ноткой вызова произнёс Березин. – Сначала думал, что смогу наладить полноценную оборону планеты на медные гроши. Потом попробовал залатать тришкин кафтан. Надеюсь, вы-то хоть верите, что я не в свой карман деньги огребал?

– Верю, конечно, – без особого пыла заверил Ракитский. – К сожалению, моё личное мнение вряд ли тут поможет. Не буду скрывать, в свете открывшихся фактов дело идёт скорее всего к вашей отставке.

– Понимаю, – буркнул Березин.

– Возможно, наилучшим выходом для вас было бы подать в отставку самому.

– То есть, уйти в кусты и косвенно подтвердить подозрения в мой адрес?

– Прошу понять меня правильно. Продолжая возглавлять проект и руководить служебным расследованием, вы эти подозрения только усугубляете. Сейчас идёт согласование даты внеочередного заседания, возможно, оно состоится уже на следующей неделе. Андрей Николаевич, на вашем месте я бы не стал дожидаться решения комиссии. Оно практически предрешено.

Повисла тягучая пауза.

– Хорошо, я подумаю над вашим советом, – наконец сказал генерал.

Ракитский чинно попрощался, и связь разъединилась.

Березину вспомнилась английская поговорка: джентльмен не бывает груб без намерения. А Ракитский резко переменил манеру общения: от прежнего тона, доверительного и сердечного, не осталось и следа. Судя по всему, он окончательно сбросил Березина со счетов и даже не считает нужным это скрывать.

А раз так, значит, отставка неминуема, не мытьём, так катаньем. И уйти действительно лучше самому, не дожидаясь, пока выгонят поганой метлой.

Он долго сидел, собираясь с духом, потом придвинул клавиатуру и единым махом отстучал короткое прошение об отставке. Затем развернул почтовую программу и выслал документ на адрес датчанина Йоргена Келлера, временно возглавлявшего комиссию ООН после ареста Паттона.

Вот и всё, подумал генерал, глядя, как индикатор отсылки писем сменился на индикатор загрузки новой корреспонденции. Эти письма, адресованные главнокомандующему проекта «Ч», уже не имели никакого отношения к отставному инвалиду Андрею Березину. Впрочем, формально, покуда комиссия не приняла его отставку, он ещё возглавлял проект. Ничего не поделаешь, придётся ещё несколько дней тянуть постылую канцелярскую лямку.

В длинном столбце свежей почты ему сразу бросилось в глаза послание наивысшей срочности: помеченный двумя красными восклицательными знаками рапорт с крейсера «Геннадий Шипов». Драгоценная новость, которую он ждал все эти беспросветно долгие недели.

Он развернул текст. Капитан крейсера докладывал, что при очередном патрульном облёте звено «Су-139» засекло в стратосфере крупный транспортный корабль инопланетян. Вражеское судно удалось проследить до точки приземления на побережье моря Уэдделла. Таким образом, местоположение базы пришельцев найдено и взято под непрерывный контроль с космического спутника «Дозор-27». К рапорту прилагался кадр, снятый из космоса и подвергнутый компьютерной обработке. Голое антарктическое плато рассекала широкая расщелина, на её краю эйдетический анализатор выделил ярко-алым цветом замаскированные антенны радаров и гиперволновой связи. Среди зазубренных скал извивался кривой аппендикс бухты.

На всякий случай Березин ещё раз перечитал протоколы показаний, взятых Анатолием Михайловым у пленного декапода. Да, это именно то самое прибрежное ущелье, о котором рассказывал инопланетянин. С его слов удалось составить подробную схему базы. Посадочные площадки располагались почти у самого уреза воды, их прикрывал сверху широкий козырёк из спецсплавов, усыпанный слоем скальных обломков. На фотографии было заметно и это место, хотя анализатор всё же не смог распознать искусную маскировку.

Вглубь базы вели два тоннеля, правый к складам, левый к жилым помещениям. Две казармы егерей-медузняков, апартаменты пилотов, за ними гостиница для приезжих охотников. На краю бухты разбит мелководный аквасад для прогулок и отдыха, за ним ход в помещение со специальным просторным бассейном. Там обитает спрут по имени Кхан, осуществляющий руководство базой и планирование вылазок. Этого гада необходимо взять живьём, но при захвате соблюсти максимум осторожности. Кхан имеет степень пси-виртуоза высочайшего ранга и способен взять под свой контроль любого бойца из группы захвата. По счастью, лишь одного. Если это произойдёт, его придётся оглушить парализатором.

По прикидкам Березина выходило, что для успешного штурма вполне достаточно одного взвода из-под Пскова. Валить по коридорам большой толпой просто ни к чему. Сначала бойцы заблокируют жилые отсекли, потом начнут продвигаться вперёд, зачищая путь гранатами. Когда база будет захвачена, предстоит вывезти пленных и трофеи, заложить взрывчатку и уничтожить базу до основания. Точка.

Командовать операцией генерал решил лично. Хоть прошение об отставке отослано, оно ещё не принято, а значит, разгромить логово пришельцев дотла он успеет. Это его последний бой, и он вправе дать его без промедления.

Всё-таки, перед тем как составить подробный план штурма и отдать приказы, Березин заколебался. Ведь можно обойтись без всякого риска: послать в атаку эскадрилью «Су-139», и после ракетного удара от базы пришельцев не останется камня на камне. Генерал тщательно взвесил все резоны за и против.

Если базу инопланетян просто разбомбить, учёные будут рвать на себе волосы от досады. Там ведь наверняка есть уникальные штуки – аппаратура и артефакты пришельцев, новые ключи к тайнам чужой цивилизации.

Но добытые трофеи придётся оплатить человеческими жизнями. Оборона будет наверняка свирепой, бескровного боя не получится. И из тех, кого он отправит завтра в атаку, не все вернутся назад.

Березин сутулился за компьютером, курил одну папиросу за другой и никак не мог сделать выбор. За других решать всегда труднее, чем за себя. Наконец генерал пришёл к мысли: а будь слово за самими бойцами, неужто они согласились бы избежать решающей схватки? И он предпочёл бомбардировке штурм.

До позднего вечера Березин просидел над планом десантной операции. Скрупулёзно перечислил экипировку: по шесть гранат на бойца, четыре наступательные и две оборонительные. Всем выдать новые защитные скафандры с антигравитационными ранцами и с улучшенной бронёй, которую не пробивал даже выстрел из плазменного пистолета инопланетян. Пускай скафандр не спасал от плазменной винтовки, медузняки вооружены ими через одного. Каждому по кибераптечке, сканер движения, ноктовизор. Кроме того, группа захвата из четырёх человек возьмёт с собой парализаторы и бесценную новинку – разработанные Фатимой Саидовой датчики пси-контроля.

Вот где вовремя пригодились сверхплановые деньги, полученные через прохиндея Ильина. Благодаря этим суммам удалось заказать в мастерских новое снаряжение для всего личного состава Псковской базы, и оно уже доставлено на склад.

В общей сложности выкладка получалась большая, на грани допустимого. Однако среди псковских бойцов нет задохликов, да и новые скафандры снабжены плавной регулировкой гравитации.

Вылет гравиплана с десантом генерал назначил на следующее утро.

* * *

Ущелье косо уходило во тьму. Березин остановил свой танк на самом краю. Дальше дороги не было. Луч прожектора обежал клыки каменной пасти, утонул в мутной тьме, не достигнув дна. Далеко внизу шепелявил прибой.

Десантники в скафандрах бодро сбежали по аппарели, разминая мышцы, затёкшие из-за долгого перелёта. Окамото построил их в две шеренги, провёл немногословный последний инструктаж: разбиться попарно, идти короткими перебежками, помещения зачищать гранатами, парализаторы держать включёнными в кармашке на бедре.

По команде Березина бойцы пошли на штурм. Один за другим они с разбегу ныряли в пропасть с лазерными винтовками наперевес.

Эвелин шла в паре с сержантом Чукариным. Перед тем как включить антигравитационный ранец и прыгнуть в чёрную пропасть, она мысленно перекрестилась на русский манер. Её охватило ощущение невесомости, свободного парения, приправленное щекочущим холодком опасности. Очки ноктовизора высветляли пространство и слегка окрашивали его в травянистый цвет.

Бойцы снижались стремительными зигзагами, навстречу им из-под козырька хлестнули длинные изумрудные нити – это медузняки открыли огонь из плазменных винтовок. Эвелин выпустила длинную очередь наугад. Чукарин выстрелил гранатой из подствольника, бешеное эхо разрыва заметалось в теснине, с визгом и чириканьем разлетелись осколки. Файнберг, летевший в паре с Окамото, заложил стремительный вираж и влепил ещё одну гранату под козырёк.

Спустя несколько секунд десантники приземлились на широком гранитном уступе под козырьком и, с оружием наперевес, рассредоточились. Удивительное дело, из всего взвода никого не убило, а ранило только Ваню Стразда. Тихо матерясь сквозь зубы, он прикладывал кибераптечку к пробитому плечу скафандра.

Осмотревшись, Эвелин насчитала шестерых убитых медузняков, двое из них сжимали в лапах винтовки, остальные были вооружены пистолетами. Вот почему обошлось без серьёзных потерь. К тому же пришельцы не выставили при входе серьёзный заслон, только часовых. Скорей всего, никак не ожидали они стремительной атаки с воздуха.

Впереди мерцали три громадных серебристых диска, четвёртое посадочное место пустовало. Короткими перебежками взвод пересёк причальную площадку размером почти с футбольное поле.

В дальнем её углу, возле причудливого грибовидного агрегата, сверкнула зелёная вспышка и сухо треснул выстрел плазменного пистолета. За мгновение до этого сканер движения предостерегающе пискнул и высветил на забрале зыбкий оранжевый контур лежащего тела. Эвелин припала на колено, прошила медузняка длинным импульсом. Одновременно с ней ещё двое бойцов выстрелили навскидку. Один из импульсов угодил в перевитый множеством гофрированных шлангов металлический гриб, рядом с которым притаился медузняк. Из пробитой стенки со свистом забил тонкий вспененный фонтанчик.

Первым к жерлу входного тоннеля подбежал Дрейфус, он метнул гранату, отпрыгнул вбок, привалился спиной к скале. Грохнул взрыв, и тут же послышался жалобный предсмертный писк инопланетянина.

Атака шла на диво гладко. Основные силы взвода ворвались в тоннель, снаружи осталась группа захвата под командованием самого лейтенанта Окамото – Файнберг, Чукарин и Эвелин. Впереди то и дело вразнобой рвались гранаты.

Пошатываясь, подошёл Стразд. Винтовку он держал в левой руке, правая свисала плетью.

– Хреновые дела, – пробормотал он, сел и привалился спиной к стене. – Кажется, кость зацепило, ети её мать...

Разрывы гранат становились всё реже, дальше, глуше. В радиосети стояла напряжённая тишина. Наконец в наушниках послышался голос Березина:

– Группа захвата, проход чист! Вперёд!

– Есть! – откликнулся Окамото.

Четверо десантников вбежали в тоннель, который сразу у входа разделялся на два широких прохода. Они свернули в левый и устремились в его дальний конец, перепрыгивая время от времени через трупы инопланетян. Эвелин с Чукариным шли первыми, Окамото с Файнбергом подстраховывали их со спины. Бежать со включённым на половинную мощность антигравом было удивительно, прямо-таки неправдоподобно легко.

Бегло косясь по сторонам, Эвелин видела бойцов, блокировавших жилые помещения и изготовившихся к стрельбе. Закруглённые вверху проёмы не имели дверных створок, за ними виднелись анфилады ярко освещённых комнат с низкими потолками, стены облицованы тусклыми металлическими панелями.

Уже никто не метал гранаты, не стрелял, и лишь дробный топот бегущей группы захвата разносился по длинному коридору. А это значило, что фактически база уже захвачена, сопротивление сломлено, бой закончился, едва начавшись.

Добежав до конца коридора, Эвелин остановилась, вжалась в угол. Аквасад помещался в просторном округлом гроте, его каменный пол сбегал грубо обтёсанными уступами к высоким, в человеческий рост, зарослям тростника с невиданными багровыми цветами. Их мясистые бахромчатые лепестки осеняла звёздная темень полярной ночи. Настороженным слухом десантница впитывала тишину, однако различала только еле слышные вздохи океанского прибоя, омывавшего тростник.

В десятке метров от Эвелин чернело пятно плазменного фугаса, в его центре ничком лежал труп десантника. Его скафандр исковеркало и смяло, как консервную банку.

По плану штурма зачистить аквасад должны были Вернер в паре со Жданович. Кто убит, Зигфрид или Люся? И где напарник?

– Вперёд, перебежками! – скомандовал из-за спины Окамото. – Мы прикроем.

Эвелин опрометью выскочила в открытое пространство, зябко сознавая, что где-то там, в густых цветущих зарослях, засел инопланетянин с базукой. Возможно, он уже ловит её на прицел. Благодаря сканеру движения она вовремя заметила, как что-то шевельнулось среди стеблей тростника, и крест-накрест полоснула лучом от бедра. Взмыли шипящие клубы пара, опали скошенные лазером стебли, и надрывный визг раненого декапода резанул по нервам. Именно декапода, эти твари кричат точь-в-точь как грудные младенцы, будь они неладны. Чукарин дал длинную очередь, и визг утих.

Остановившись и изготовившись для стрельбы с колена, Эвелин осмотрелась. Теперь она увидела Люсю Жданович, та лежала навзничь за уступом неподалёку от зарослей, осколок фугаса угодил ей в горло. Не всё шло так легко и успешно, как поначалу казалось.

Окамото и Файнберг в несколько длинных прыжков пересекли грот наискось, устремляясь туда, где чернел вход в пещеру спрута, окаймлённый витой металлической аркой. Привалившись к стене по бокам от арки, они подождали, пока подтянутся Хадсон и Чукарин. Затем Окамото метнул гранату вовнутрь. Через мгновение после того, как осколки с воем отрикошетили от стен, все четверо ринулись туда.

Они очутились внутри карстовой пещеры, в поперечнике около пятнадцати метров и примерно тридцать вдоль. Половину её площади занимал овальный бассейн, к которому вела широкая пологая лестница с никелированными поручнями. Рядом с ним стоял диковинного вида компьютер, один из его кабелей уходил под воду.

Файнберг сбросил на пол заплечный мешок, расстегнул «молнию», вытряхнул ловчую сеть.

Приблизившись к бассейну, Эвелин увидела тёмную продолговатую тушу на облицованном плитками дне, и в этот момент на её забрале тревожно замигал красный огонёк пси-детектора. Значит, один из группы захвата оказался под пси-контролем. Кто?!

Трое десантников завертели головами, разглядывая друг друга, и лишь один стоял неподвижно. Чукарин.

Чтобы вытащить парализатор, Эвелин потребовалось бы несколько лишних мгновений.

Она вскинула лучемёт, но не могла заставить себя надавить гашетку.

А Чукарин рванул из поясного кармашка гранату.

– Степа-ан! – истошно крикнул Файнберг.

Окамото бросился вперёд, выстлался в отчаянном прыжке, ткнул сержанта парализатором в затылок. Однако тот успел выдернуть чеку. Падая, оглушённый Чукарин разжал кулак, и ребристая «лимонка» с цоканьем покатилась по каменному полу.

Секунду Эвелин боролась с оцепенением. По полу к её ногам катилась верная гибель («разлёт осколков...»). Вторая секунда («...оборонительной гранаты...»), третья секунда («...до двухсот метров...»), четвёртая секунда («...каменный мешок, рикошет...»). На пятой секунде десантница прыгнула и накрыла гранату своим телом.

Эвелин ещё успела подумать о письме в сейфе адвоката. Мысль пришла помимо слов, просто перед глазами возник белый продолговатый конверт с аккуратно надписанным адресом. Взрыва она не услышала и не ощутила боли. Нахлынула тьма.

* * *

Едва проскользнув сквозь открытый шлюз в бухту, Кхан услышал позади глухой разрыв гранаты. Пси-контроль над безмозглым десантником почему-то внезапно оборвался. Однако тот успел поставить гранату на боевой взвод, и она сработала.

Защитить базу не представлялось возможным. Медузняки хороши в атаке, но в глухой обороне ведут себя трусливо и легко поддаются панике. А командиров на базе осталось только двое, поскольку позавчера все декаподы из клана Большебрюхих улетели спецрейсом. Старейшина запретил им служить у Кхана под страхом пожизненного позора.

Что ж, он превосходно отдохнёт и всласть поохотится в океане. Его ждут новые приключения на лоне чужой дикой природы. А как только Кхан мысленно свяжется с главой своего ордена и сообщит о происшедшем, за ним пришлют корабль. И спустя неделю он вернётся в родные лагуны.

Когда он миновал подводное кладбище двуногих, впереди смутно замаячила тень чужого сознания, примитивного и чрезвычайно агрессивного. Кхан сосредоточился, и когда навстречу ему скользнуло стремительное каплевидное тело с горизонтальным хвостом, попытался провести пси-захват. С виду хищник напоминал зубана, однако подобие оказалось чисто внешним. Приёмы, которыми с лёгкостью удавалось подчинить исконного врага ихличи, оказались бесполезны.

Несколько мгновений Кхан безуспешно силился распознать и подчинить себе путаницу незнакомых ассоциативных цепей и реакций, но едва не увяз в них. А между тем нападавший хищник разинул пасть, норовя с разгона вцепиться Кхану в голову. Ихличи увернулся, однако враг сумел сомкнуть мощные челюсти на его боку. Ловкостью и силой он также превосходил зубана.

Отчаянным рывком Кхан сумел высвободиться, на боку затлела рваная рана. По счастью, неглубокая. Что ж, придётся действовать приёмами мускульного боя.

Быстро развернувшись, противник опять бросился на него. Кхан встретил его натиск, выставив напружиненные щупальца веером. Одним из них придётся пожертвовать. Челюсти зверя ухватили правое ходовое щупальце и перекусили его с лёгкостью, как водоросль. Превозмогая дикую боль, Кхан обвил лобастую голову нападавшего остальными щупальцами, напряг присоски, намертво беря врага в плен. Этот приём, отточенный им с юности, назывался «смертельное объятие цветка».

Под кончиком левого ловчего он ощутил студенистое яблоко глаза. Это означало победу. Когда роговое навершие щупальца вонзилось в глаз, Кхана обдала кипучая лавина чужой ярости, настолько мощная, что у него слегка помутилось сознание. Однако он не ослабил хватки, изо всех сил долбя щупальцем глазницу, стараясь проломить черепную кость и добраться до мозга.

Жестоко израненный Кхан ощутил прилив торжества, его ловкость и самообладание брали верх над грубой нерассуждающей силой.

И тут осёдланный Кханом противник выгнулся, ударил хвостом, ринулся вниз головой на придонный скальный гребень. Это случилось так неожиданно, что Кхан не успел разжать щупальца. Удар пришёлся по центру спины. Хрустнули позвонки, и сразу оборвалась связь между головным и крестцовым мозгом. Бессильно распластанный по дну, Кхан тщетно пытался пошевелиться. Собственное тело отказывалось ему повиноваться, однако в то же время он отчётливо чувствовал, как зубы врага бешено рвут его внутренности.

* * *

Первые дни пребывания в госпитале показались Березину тихим адом. Культи ног, схваченные пластиковыми манжетами и погружённые в ёмкости с регенерационным раствором, нестерпимо зудели. Спать приходилось под сильным снотворным, от которого по утрам голову обволакивала ватная одурь.

На третий день Березина проведала Джейн Галахер. Когда на Псковской базе соорудили первую регенерационную установку, она вызвалась в добровольцы для испытаний. Лучившаяся от радости Джейн размахивала своей выращенной заново рукой и болтала без умолку. Она сказала, что зуд пройдёт примерно через неделю, потом будет гораздо легче.

Березин с тихим изумлением разглядывал её правую кисть, асбестово-белую, как обыкновенно бывает у рыжеволосых, и усеянную веснушками. До сих пор у него не укладывалось в голове, что чудеса бывают и через несколько месяцев он сможет ходить на своих двоих.

А вскоре после ухода Галахер в палату заявился почтальон в белом халате поверх форменной кожаной куртки.

– Вы Андрей Николаевич Березин?

– Да. Чему обязан?..

– Вам пакет с уведомлением. Распишитесь, пожалуйста.

Березин расчеркнулся на бланке, почтальон вручил ему тонкую бандероль с обильно налепленными марками Североамериканских Штатов и ушёл. Вообще-то генерал запамятовал, когда в последний раз получал корреспонденцию на бумаге. Сущий анахронизм, да и только.

Надо полагать, внутри нет ничего отрадного. Единственным местом в Северных Штатах, откуда ему могли прислать пакет, была комиссия ООН. Небось какие-то дурацкие бюрократические формальности, связанные с уходом в отставку. Хотя вроде бы всё улажено и инцидент исчерпан... Может, его удостоили напоследок почётной грамоты для сортирного гвоздика?..

Ага, на обратной стороне конверта указан адресант, некто Бисмарк. Впрочем, нет, это город называется Бисмарк, отправителя же зовут А. Карр. Это русские застенчиво пишут фамилию внизу, после города и страны, американцы поступают наоборот.

Вскрыв бандероль, Березин вытряхнул на одеяло плотный удлинённый конверт и письмо на бланке адвокатской конторы.

С удивлением прочёл он скупые строчки на английском:

«Многоуважаемый мистер Березин! Выполняя указание, изложенное в завещании моего клиента, покойной мисс Эвелин Хадсон, я посылаю вам её письмо.

С наилучшими пожеланиями, Август Карр, адвокат».

Бумажная почта – ещё куда ни шло, но письмо с того света Березин получил впервые. Неопределённо хмыкнув и подняв брови, он сломал сургучную печать на конверте с каллиграфической пометкой «То Mr. Berezin, esq.» и достал оттуда сложенный втрое листок почтовой бумаги.

Письмо Хадсон оказалось написанным по-русски, аккуратным округлым почерком.

«Андрей Николаевич, если Вы читаете эти строки, значит, я уже нахожусь там, где нет ни генералов, ни рядовых.

Дело в том, что мне о вас известно почти всё, во всяком случае, то, что можно почерпнуть из публикаций в глобальной сети. Вы же обо мне почти ничего не знаете. И мне хотелось бы немного исправить это положение вещей.

Моя судьба перевернулась после того, как я впервые прочитала статью о Вас в еженедельном журнале и увидела Вашу фотографию. Надеюсь, Вы не судите обо мне слишком пренебрежительно и строго, ведь даже девчонка из американской сельской глухомани имеет право на мечту. А я никогда не встречала человека, который мог бы хотя бы отдалённо сравниться с Вами.

Поверьте, я почти счастлива, ведь моя мечта уже сбылась наполовину, а так случается далеко не у каждого. Я смогла приобрести квалификацию рейнджера и добиться назначения на Псковскую базу, чтобы служить под Вашим непосредственным началом. У меня есть наградной лист за вашей подписью. Мне дважды довелось повидаться и разговаривать с Вами, пускай виртуально, через компьютер. Спасибо Провидению и на том.

Я мечтала о личной встрече, в конце концов, разве Вы отказали бы в ней? Возможно, я смогла бы сказать Вам очень многое из того, что не хочу доверять бумаге. Не могу себе представить, каким был бы Ваш ответ. Но теперь и это не имеет значения.

Всё, на что я смогла пока что решиться, это написать Вам письмо, которое Вы держите в руках. Оно будет отослано при уже известных Вам обстоятельствах.

Допускаю, что с Вашей точки зрения мой поступок лишён всякого смысла. И тем не менее я от всей души желаю Вам счастья.

Эвелин Хадсон».

Даты под письмом не было.

Березин отложил листок и откинулся на подушки, закрыв глаза. В памяти сразу возникло необычайно эффектное, раздражавшее своей восхитительной неуместностью лицо златокудрой красавицы, которое Хадсон носила в апреле. Чуть ли не физическим усилием он что-то сместил, обнажил в своём подсознании. С запозданием понял, насколько это поразительное, недосягаемое лицо и будоражило его, и бесило.

И впрямь, ему почти ничего о ней не было известно, даже её настоящего облика он ведь не видел. Только строил ехидные догадки о том, что в действительности она далеко не так привлекательна.

Взяв с тумбочки мобильный телефон, Березин вызвал заложенный в адресном реестре номер.

– Слушаю вас, товарищ генерал, – ответил полковник Лихачёв.

– Здравствуйте, товарищ полковник. Я вас беспокою по довольно-таки пустячному поводу. Видите ли, мой доступ к служебной документации аннулирован. Поэтому у меня к вам довольно странная просьба. Я хотел бы видеть фотографию Эвелин Хадсон, если она сохранилась у нас... то есть, у вас в архиве. Это возможно? /

– Конечно, товарищ генерал. Нет никаких проблем.

Похоже, Лихачёв нисколько не удивился.

– Пожалуйста, пришлите мне файл с её фото на мой личный почтовый ящик. Не в службу, а в дружбу.

– Рад быть вам полезным, – сказал полковник. – Максимум через полчаса вы получите файл.

– Благодарю вас.

– Не за что, товарищ генерал. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, неплохо. Как дела на базе?

– Всё в порядке. До сих пор ещё не было ни одной тревоги. Есть предположение, что пришельцы теперь долго к нам не сунутся.

– Будем надеяться, – произнёс Березин. – Что ж, ещё раз спасибо и всего вам доброго.

Он отложил телефон, вытащил из тумбочки ноутбук с радиомодемом. Включил его, выставил таймер на полчаса вперёд.

Почему-то ему казалось очень важным увидеть лицо Эвелин – такое, каким оно было в жизни, прежде чем её душа переселилась туда, где нет ни генералов, ни рядовых, ни красавиц, ни дурнушек. То есть, в свою очередь, совершить поступок, лишённый всякого смысла.

Пришедшее с того света письмо лежало на одеяле возле его локтя. И Березин никак не решался взять его и перечитать.

Рига, 1998-2000

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Реклама на сайте