«Запретная дверь»

Олег Синицын Запретная дверь

…Миф является потайным ходом, посредством которого неисчерпаемые энергии космоса вливаются в культурные проявления человека. […] даже обычные сновидения, терзающие нас во время сна, являются прорывающимися наружу проявлениями изначального, волшебного кольца мифа.

Джозеф Кэмпбелл. Герои с тысячью лиц

Сон — заем, сделанный у смерти для поддержания жизни.

Артур Шопенгауэр

Часть I ИССЛЕДОВАНИЕ БЕЗДНЫ

Глава первая ПРИЗЫВ

1

Если бы ему сказали, что сон станет предвестником катастрофы, Андрей отделался бы вежливой улыбкой. Он, конечно, слышал фразу о том, что через сновидения с нами разговаривает Бог, но девять лет клинической практики, полторы сотни пациентов и около тысячи собранных сновидений не позволяли верить в пророческую силу, исходящую из черепной коробки. Доктор Ильин мог объяснить каждый образ, рожденный в грезах, каждому мог дать толкование (за исключением двери, она отдельный разговор). Так что не было в том сновидении ничего необычного… Если не считать того, что все сбылось до последней детали. Он это понял через девять месяцев, когда заново учился ходить, чувствуя тупую, неотпускающую боль в голове.

Ему приснился грязный вокзал под темным небом. Андрей топтался возле пригородных касс в своем халате врача. В голове засела мысль, что нужно купить билет. Больше всего волновался, что не купит. Тогда его не пустят в поезд, а он должен немедленно уехать из Санкт-Петербурга, бросить работу, родителей, свою девушку — бросить все и бежать. Такой вот психоз.

Мордатая, краснощекая кассирша сказала, что билетов нет. Она смотрела с таким ехидством, что стало ясно — билеты есть, но только для определенных лиц, к которым Андрей не относится. Пришлось ее умолять, даже во сне стало стыдно за то, как он это делал. В итоге кассирша отыскала какой-то рваный билет. Андрей потратил на него почти все деньги.

Перрон был заполнен пассажирами. Все спешили на последний поезд. Тащили за руки детей. Толкали тележки, груженные чемоданами. Катили за собой сумки на колесиках, со стуком подпрыгивающие на разломах асфальта. Глядя на охватившую людей панику, Андрей заволновался. Можно не попасть в вагон даже с дорогущим билетом в кармане.

В толпе он неожиданно наткнулся на Анжелу. Эффектная блондинка бросалась в глаза посреди серой движущейся массы. Вполне естественно, что она оказалась в его сне. Они ужинали сегодня вечером в маленьком кафе, потом Андрей проводил ее до дома, но не остался на ночь. Анжела снова спрашивала, когда они пойдут в ЗАГС, чтобы подать заявление. В ответ он пошутил, и девушка обиделась.

«Хорошо, что я тебя встретил, — сказал он Анжеле из сна. — Мы должны срочно уехать».

Девушка глянула сквозь дымчатые стекла солнцезащитных очков. Как ему показалось, с безразличием.

«Ты опоздал, — ответила она. — Поезд ушел».

Андрей поглядел на билет, чувствуя себя одураченным.

«Мы можем поймать попутку, — пролепетал он без уверенности, — доедем на попутке».

Он усиленно вспоминал, сколько осталось денег — двести, триста рублей? Не хватит на такси, потому что ехать далеко, очень далеко…

«На твоем месте я бы не надеялась уехать», — сказала Анжела.

«Почему?»

«Потому, что ты скоро сдохнешь. — Последнее слово она произнесла с оттяжкой, слово хлестнула плеткой по лицу. — Да-да, Андрюшенька, недолго тебе осталось».

Он смотрел на нее, не веря, что еще несколько часов назад целовал эту девушку на лестничной площадке между вторым и третьим этажом ее дома на улице Некрасова, после чего Анжела сказала, что с нетерпением ждет, когда они сделают шаг. Он ответил, что это будет шаг в омут, в котором утонули многие хорошие люди, и она обиделась. Ну не мог Андрей открыто сказать то, что лежало на сердце.

«Смотри. — Жестокая Анжела из сна указала ему за спину. — Это за тобой!»

Он оглянулся. Небо за вокзалом загородила стена тьмы, от которой расползались веретена смерчей. Тьма поглотила уже весь город, как и многие другие города до этого. Один из смерчей, самый крупный, надвигался на вокзал. От него исходил жуткий звериный вой, топящий человеческие вопли. В верхних пылевых слоях крутились машины, деревья и люди.

При виде тьмы, заполонившей горизонт, Андрея охватил панический ужас. Жизнь закончится прямо сейчас, в тридцать два. Блестящая карьера, женитьба, семья — все, о чем он мечтал, в отношении чего строил планы, ничего этого не будет. Уже никогда не будет! Потому что сегодня наступит конец света…

Повернувшись, чтобы ответить Анжеле, он обнаружил, что остался один. Составы, торопящиеся пассажиры, его невеста — все куда-то исчезли. Он остался один-одинешенек на огромном вокзале!

«Они уехали!» — в отчаянии подумал он.

Смерч тем временем перешагнул через здание вокзала и двинулся по перрону, глотая ограждения, лавки, электрические столбы, тележки для перевозки багажа. С каждой секундой пылевой столб становился ближе и оглушительнее.

Андрей побежал.

Неподалеку от перрона располагалось крепкое здание мастерских, которое могло послужить убежищем. До кирпичной стены он добрался быстрее смерча. Перебирая по ней руками, дошел до двери и с ужасом понял, что не найдет в ней спасения.

Вход перегораживала не просто дверь — та самая дверь!

Загадка его снов.

На первый взгляд в ней не было ничего необычного. Низкая, собранная из толстых, плотно подогнанных досок, с вырезанной в центре спиралью, без ручки. Такая могла преграждать вход в минойский или древнеегипетский храм. Проблема заключалась в том, что каждый раз, когда Андрей пытался открыть ее, он терпел неудачу.

Это была вечно запертая дверь.

Рев бури нарастал. Андрей оглянулся.

Гигантская воронка шла на него, хлеща во все стороны сжатым воздухом, словно бичом. Один из таких ударов пришелся по перрону. Бетонные плиты подпрыгнули, асфальтовое покрытие лопнуло, и вихрь тут же подхватил обломки. Тяжелые маслянисто-черные куски замелькали в воздухе, разгоняясь по немыслимым траекториям. Один из них, самый большой и черный, вырвался из воздушной круговерти и полетел в Андрея. Андрей успел подумать, что такой может зашибить насмерть. Попытался уклониться, но не успел.

Кусок асфальта врезал по голове.

В глазах помутнело. Андрей покачнулся, но не упал. Не было ни боли, ни потери сознания, ни нарушения координации, как это произошло бы в реальности. Только душу прорезал звериный страх.

Андрей снова попытался открыть дверь. Шарахнул по ней плечом, цеплял пальцами за край. Бесполезно. Все равно что двигать скалу.

Бешеная буря уже ревела за спиной, с нарастающей силой толкала в лопатки и затылок. Андрей вдруг осознал, что невозможно скрыться от наступающей тьмы. Если ей захотелось кого-то забрать, она это сделает без сострадания и жалости.

Это была последняя мысль, мелькнувшая в голове. Могучая сила налетела на человека в белом халате, оторвала от земли, бросила в воздух, закружила…

2

Он резко открыл глаза.

Уткнувшись лицом в подушку, Андрей лежал на кровати в своей маленькой квартире на Садовой улице в центре Санкт-Петербурга. Ветерок из распахнутой форточки обдувал лопатки и затылок. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь занавески, наполняли комнату светом. Смяв простыню, он перекатился на спину. Будильник на компьютерном столике показывал почти половину седьмого. До звонка, который должен разбудить кандидата медицинских наук и врача первой категории, оставалось три минуты.

Сон быстро таял, унося страх. Кто-нибудь другой мог сказать: хорошо, что это только сон, но не Андрей Ильин, изучающий ночные символы подсознания, кажется, всю свою жизнь. Он прекрасно знал, что здоровые люди редко видят сны, а если и видят, то быстро забывают. Яркие, драматичные кинофильмы снятся людям озабоченным, неуравновешенным, больным. Таким способом подсознание высвечивает изменения, происходящие в организме. Иногда проблемы в психике. Иногда зарождающуюся болезнь.

Сев на кровати, он непослушной рукой опустил флажок напрягшегося будильника. Этот старичок имел обыкновение греметь как при пожаре. Вот уже полгода Андрей клялся себе, что в следующую зарплату купит радиоустройство. Однако уже после завтрака клятва забывалась, а дедовский будильник продолжал поднимать его по утрам истошным, нервирующим звоном.

В тумбочке, как назло, не оказалось ни листка, ни даже клочка бумаги, чтобы записать основные образы. Своих пациентов он просит держать рядом с кроватью ручку и тетрадь, а сам как разгильдяй! Только бы не забыть: тревога, опоздание на поезд, буря, удар куском асфальта в правую лобно-теменную область, предательство Анжелы… и, конечно, дверь.

На ватных ногах он доплелся до прихожей. Пока искал блокнот в карманах пиджака, сон окончательно стерся из памяти, оставив легкую беспричинную тревогу, словно дымок от погасшего костра. Единственным сохранившимся воспоминанием было бегство от бури.

Застыв в одних трусах посреди прихожей, Андрей сосредоточенно вывел пером на чистом листе: «Я БЕЖАЛ ОТ БУРИ».

Внимательно перечитал шедевр словесности и скомкал листок.

За окном щебетали птицы, раздавался звон трамвая, шумел транспорт. Живой солнечный свет затопил комнаты. Сложив руки на затылке, он потянулся, хрустнув суставами, зевнул и поплелся в ванную.

Набивая рот зубной пастой, он разглядывал себя в зеркало. Из всего сновидения запомнилась только буря, но как раз ее объяснить несложно. В бурю трансформировался сквозняк из распахнутой форточки — следствие работы сторожевого механизма, доставшегося человеку от первобытных предков. При внешней опасности сон формирует угрожающие видения, заставляя собраться, встрепенуться, открыть глаза. Так хрустнувшая ветка оборачивается падающими деревьями, лай собаки превращается в громоподобный рык, а легкий ветерок — в страшную бурю. Чем ближе опасность, тем сильнее образ, подготавливающий к угрозе. Впрочем, современному человеку по ночам редко угрожают хищники и лесные пожары, максимум — потоп с верхнего этажа и пьяные выкрики за окном. Подобный механизм теперь без надобности… Нет, бурю объяснить проще всего. Гораздо труднее разобраться с остальными образами. Которые он забыл. А они могли означать проблемы.

Андрей поглядел на свое отражение.

— Что у тебя за проблемы? — спросил он.

Отражение не имело понятия.

Проблемы со здоровьем или психикой? Сомнительно. Он каждый день крутил педали велотренажера, дважды в неделю плавал в бассейне, а по воскресеньям играл в футбол за команду неврологов. Он занимался уникальными исследованиями, которые сулили в ближайшем будущем поездку в Париж. Его девушка с нетерпением ждала, когда они подадут заявление в ЗАГС. Он молод, здоров, счастлив, впереди его ждет большая, прекрасная жизнь. А необъяснимую тревогу спровоцировал элементарный сквозняк.

Андрей побрился, приготовил кофе с тостами и сел завтракать возле компьютера, заменявшего ему утреннюю газету. Пробежав глазами по заголовкам новостных агентств, он не стал читать про новый виток напряжения на Ближнем Востоке, пропустил сведения о колебаниях цен на нефть, но тщательно изучил статью о клонировании органов и заметку об открытии новой галактики в созвездии Гончих Псов.

Ровно в половине восьмого, облачившись в костюм и подхватив рыжий кожаный портфель, Андрей Ильин вышел из дома навстречу самому страшному дню своей жизни.

3

В переходе метрополитена он наткнулся на хнычущего мальчика лет шести, заглядывающего в лица прохожим. Короткий допрос подтвердил догадку: в толчее он оторвался от маминой руки. Зажав портфель под мышкой, Андрей водрузил мальчонку на плечи и поднял над людским потоком. Не прошло десяти секунд, как от турникета к ним ринулась молодая женщина с побелевшим лицом. Подбежав к сыну, первым делом она отвесила ему звонкий шлепок пониже спины, после чего стала горячо благодарить Андрея. Не считая мелкого телесного ущерба, инцидент разрешился благополучно.

От станции метро «Озерки» до областной клинической больницы можно добраться тремя способами: на маршрутке, на трамвае и пешком. В зависимости от обстоятельств Андрей пользовался каждым. Когда спешил, то садился на маршрутку. Когда не очень — на трамвай. А когда вообще не торопился — шел пешком и быстрым шагом доходил за двадцать пять минут. Сегодня, взглянув на часы, он выбрал рельсы.

Трамвайная линия пролегала посередине проспекта Луначарского между встречными автомобильными потоками. Выйдя на своей остановке, он дождался зеленого и перешел дорогу, хотя некоторые торопливые пассажиры перебежали на красный. Довольно глупо с их стороны. В отделение неврологии, где работал Андрей (исследованием сновидений он занимался по совместительству), каждую неделю привозили таких бегунков. На вопрос «зачем?» второе место занимали ответы «спешил, опаздывал». На первом месте царствовало сакраментальное «долго ждать зеленого».

В холл областной больницы он вошел за двадцать минут до начала рабочего дня. В лифте две незнакомые медсестры обсуждали сон.

— И вдруг вижу, бежит на меня козел! — рассказывала одна. Ноздрю девушки украшала жемчужная застежка, приковавшая взгляд Андрея.

— Козел — это твой Сашка, — со знающим видом отозвалась медсестра-толстушка.

— Как ударит рогами меня в правый бок… — Рассказчица тронула халат, указывая место. — Потом водит ими и щекочет. Я проснулась — вроде смешно, а в то же время и гадко на душе.

Андрей насторожился.

— Это к воссоединению! — заверила толстушка. — Значит, скоро сойдетесь с ним. А рогами щекочет — в постели такое будет вытворять…

— Девушка, послушайте, — не выдержал Андрей, обращаясь к медсестре с пирсингом, — это очень несерьезное толкование сна.

Два удивленных лица повернулись к нему.

— А ты кто такой? — подозрительно поинтересовалась толстушка.

— Я изучаю сновидения и могу точно сказать, что…

— Вот что я могу точно сказать, — перебила его толстушка, положив ему на грудь пухлую ладонь. — Ты, рыбачок, закидывай удочку в другом месте. Здесь рыбки заняты.

Лифт остановился на пятом этаже. Медсестры вышли.

— Девушка, послушайте, — воскликнул Андрей, — сновидение очень нехорошее. У вас, возможно, заболевание печени. Проверьтесь у врача. Или зайдите ко мне на седьмой этаж в неврологию, спросите там Ильина. Подробнее расскажете…

Медсестра с пирсингом оглянулась, но толстушка решительно подтолкнула ее в спину. Двери лифта закрылись, отделив Андрея от медсестер.

В ординаторской оказался лишь Константин Тюрин, невролог по профессии и балагур по состоянию души. Андрей неоднократно слышал, как коллеги клялись купить ружье, чтобы раз и навсегда покончить с его шутками.

Костя застегивал халат.

— Чего-то ты поздно сегодня, Андрюха, — заметил он, отвечая на рукопожатие. — Это ж надо, в кои-то веки пришел раньше тебя! Ты не заболел?

Андрей изобразил улыбку:

— Нет.

Он открыл шкафчик, стянул с плечиков врачебный халат, повесил на них пиджак. Костя в это время перед зеркалом расправлял пятерней редкие волосы.

— Я слышал, у тебя конкуренты появились в науке.

— О чем ты?

— Что, не в курсе? — удивился Костя. Он был серьезен, кажется, не шутил. — Университет создает лабораторию сновидений. Я думал, ты в курсе, все-таки крутишься там.

Ноги не удержали Андрея, и он опустился на стул.

В медицинском университете имени Павлова доктор Ильин числился ассистентом на кафедре неврологии, где вел научные исследования сна и сновидений. Именно кафедра стала базой для его кандидатской. Странно, что Андрея даже не поставили в известность.

— Вот-вот, посиди и подумай, — промолвил Костя, налив в чашку вчерашнего чая.

Года три назад они скинулись и купили для ординаторской кофеварку и чайный набор. Чашки специально выбирали кремового цвета, чтобы не сливались с халатами.

Костя отхлебнул из кремовой чашки и поморщился:

— Ты Кофе не принес?

— Нет, — рассеянно ответил Андрей. — Это, наверное, слухи?

— Слухи есть ограниченная информация об истине. — Костя недовольно посмотрел на чашку.

— А какой штат в лаборатории? — спросил Андрей, думая, что мог бы попасть туда. Нужно поговорить с Кривокрасовым, может, посодействует. Пусть у них не совсем гладкие отношения, но у кого в этой галактике гладкие отношения с Кривокрасовым?

— Насчет штата не знаю. Но говорят, все должности уже распределили.

— Я ничего об этом не слышал! — взволнованно произнес Андрей.

— Ну, видимо, только свои туда попали. — Костя похлопал Андрея по плечу. — Ладно, Андрюх, не расстраивайся. Время придет, сам лабораторию откроешь.

Новость была словно обухом по голове.

— Ты расспроси там своих, может, не все так страшно, — сказал Костя, весело подмигнул напоследок и скрылся за дверью.

Это подмигивание окончательно сбило с толку. Андрей так и не понял, шутил Костя или нет.

О разговоре он не мог забыть ни когда читал журнал дежурной сестры, ни когда начал утренний обход по своим палатам. «Ограниченная информация об истине» сильно встревожила Андрея.

Около половины десятого утра произошла встреча, расстроившая его еще больше. В коридоре отделения он столкнулся с человеком, с которым одновременно хотел и не хотел видеться. Профессор Кривокрасов стал своеобразным толчком для научной карьеры Ильина, однажды поручив ему исследовать сновидения пациентов, принимающих снотворное. Однако общаться со своим благодетелем Андрей предпочитал как можно реже. Характер у Кривокрасова был невыносимым, а манера общения вызывала дрожь у воспитанных людей.

— Где ты бродишь, Ильин! — Все утро тебя ищу!

Андрею показалось, что от громоподобного окрика содрогнулись стены отделения.

Низкий, коренастый и неуклюжий, Кривокрасов напоминал не профессора Первого меда, а слесаря, который пришел в больницу проведать жену, где его заставили сменить спецовку на халат, оказавшийся меньше размера на два.

— Я потерял из-за тебя уйму времени! — продолжил профессор, дико вращая глазами.

— Вы могли позвонить заранее, — резонно заметил Андрей.

— А я звонил. У тебя мобильный был выключен.

Это была неправда. Андрей не выключал мобильный и не видел пропущенных звонков, но не особо удивился. Такой наезд был в духе Анатолия Федоровича.

— Ты мне нужен, — сказал Кривокрасов, взяв Андрея за пуговицу. — Ты мне нужен. В кабинете Перельмана в половине одиннадцатого.

Считая беседу законченной, он развернулся на каблуках, скрипнув линолеумом, и отправился дальше по коридору по каким-то своим делам. Андрей нервно провел ладонью по лицу, пытаясь снять напряжение.

Кривокрасов не занимался исследованием сновидений, хотя считался на кафедре руководителем этой темы. В чем действительно проявлялся его талант, так это в организации разного рода клинических испытаний лекарств (за что он получил прозвище Аптекарь). Однако Анатолий Федорович был не настолько глуп, чтобы не пользоваться благами, которые давала ему работа Андрея. Да, он презирал теорию сновидений и лично Зигмунда Фрейда, зато с радостью принимал деньги от спонсоров, настойчиво втискивал свое имя над заголовками статей Ильина (естественно, первым) и, конечно, не упускал возможности прокатиться от кафедры по разным конференциям.

Как раз осенью в Париже должна состояться международная конференция по сомнологии, на которую Андрей очень хотел попасть. Они ехали вместе: Ильин будет читать доклад, Кривокрасов — представлять кафедру… Неделя в компании «соавтора» беспокоила Андрея уже сейчас. Скорее всего, их поселят в одном номере, и тогда конференция превратится в каторгу.

Он решил пока об этом не думать. Неизвестно еще, зачем Кривокрасов назначил ему встречу в половине одиннадцатого.

4

Худощавая старушка, бывшая учительница, воспитанная и интеллигентная, сидела в кровати. Из двух подушек, подложенных за спину, одна выделялась искусной вышивкой. Анастасия Кирилловна объяснила, что подушку сшила внучка.

Восемь месяцев назад у бывшей учительницы случился геморрагический инсульт. В правом полушарии лопнул сосуд, в результате чего отказали левая рука, левая нога, нарушилась речь. Физиотерапия вернула подвижность левой ноге, ежедневная работа с логопедом восстановила речь. Но рука осталась парализованной.

Выслушав рассказ о самочувствии, Андрей поинтересовался, снилось ли ей что-нибудь сегодня.

— Снилось, Андрей Андреевич, — ответила Анастасия Кирилловна. — Еще как снилось!

Он это видел. На тумбочке возле кровати лежало несколько исписанных листков. Он просил своих пациентов держать неподалеку ручку и тетрадь. При пробуждении многие люди забывают сновидения в течение пяти минут. Поэтому очень важно записать сон сразу, как откроешь глаза.

— Можете рассказать без бумажки? — спросил Андрей.

— Да. Знаете, я стала лучше помнить свои сны.

— Здесь нет ничего необычного. Записывая сновидения, вы тренируете память.

Старушка кивнула.

— Мне снился наш дом. Каким он был до войны. Большой, величественный… Была зима. Я стояла в одной кофточке у открытого окна и смотрела на Неву. Моя левая рука работала. Я могла сжать ее в кулак и растопырить пальцы. Я специально пробовала, как вы говорили.

— Правильно, — кивнул Андрей.

— Затем я бродила по дому. Искала спицы для вязания…

— Простите, спицы, которые загибаются на конце?

— Те, что загибаются, называют крючком, — снисходительно объяснила Анастасия Кирилловна. — А спицы — прямые, ими вяжут двумя руками… Так вот, я искала спицы и не могла их найти. Заглядывала в комод, в шкаф. Заглянула к соседям по коммуналке. Но их комната была пуста. Как и десятки других. Во всем доме люди словно вымерли…

Андрей сделал запись в блокноте: «Томография, проверить вероятность нового инсульта».

— Половицы последнего этажа были залиты мазутом. Густым, черным, очень неприятным. Не помню, чтобы мы когда-нибудь топили им печь.

— Продолжайте, пожалуйста.

— Я поднялась на чердак по ужасной лестнице.

— Чем вам не понравилась лестница?

— Она скрипела и шаталась… — Анастасия Кирилловна немного подумала. — Я боялась, что она в любой момент рухнет подо мной, аж сердце замирало.

Андрей два раза подчеркнул свою запись о том, что нужно сделать томографию.

— Что же было на чердаке?

— Старая мебель. Стопки учебников, журналов по педагогике. Все покрыто пылью. Спиц там тоже не оказалось. — Она вдруг вспомнила. — Да, еще там была дверь…

Он удивленно поднял голову:

— Какая дверь?

— Очень красивая и древняя, с узором лабиринта.

— Куда она вела?

— Я не смогла ее открыть, — сказала старушка извиняясь. — У нее не было ручки.

Андрей вдруг вспомнил. Вспомнил то, что неуловимо беспокоило его с раннего утра, что жужжало надоедливым комаром в глубине сознания. Кроме бури ему приснилась дверь. Похожая на ту, которую описала бывшая учительница. Он не раз слышал о ней от пациентов и сам несколько раз видел в снах. Дверь без ручки со спиральным узором на полотне. За ней скрывалось нечто важное, сокровенное — он не понимал, откуда знает об этом, просто знал, и все. Ни его пациенты, ни сам Андрей еще ни разу не смогли открыть дверь.

Он начал листать блокнот, просматривая записи предыдущих снов.

— Доктор, — тихо сказала старушка. Андрей поднял на нее глаза. — Зачем все это?

— Что?

— Отпустите меня домой. Все равно лучше не будет. Вряд ли я превращусь в восемнадцатилетнюю девушку. Руку не вернуть, да и на что она мне, левая? Видать, отжила свое… как и я.

Андрей посмотрел в выцветшие глаза бывшей учительницы.

— Может, вам не нужно лечить свою руку, но это нужно мне. Знаете, мы, карьеристы, готовы вытрясти из пациента всю душу, чтобы получить результат и вскарабкаться на очередную ступеньку. — Она улыбнулась. Андрей продолжил: — Но я мучаю вас расспросами не из-за руки. Понимаете, сновидение способно на ранней стадии показать самые незначительные изменения в соматике.

— В чем?

— В организме человека. Некоторые образы сновидений предупреждают о начале заболевания. По ним можно определить появление любого недуга, от ангины до опухоли, причем сделать это можно задолго до того, как человек почувствует первую боль. Взять ваш сегодняшний сон. Он повторяется четвертый раз за неделю.

— Это плохо?

— Один из органов болен. И это не парализованная рука. Орган подает сигнал тревоги. Этот сигнал поступает в мозг, где преображается в набор неприятных образов. Если они повторяются каждую ночь, значит, сигналы от пораженного органа идут регулярно. Улавливаете?

— Не очень.

— Ну представьте себя на тропическом курорте в шезлонге перед морем. Неожиданно к вам подбегает абориген, весь такой в клипсах и бусах, и начинает что-то бубнить на своем диалекте, корчить рожи, размахивать руками, тыкать в вас пальцем. Вы считаете себя умнее, а потому не обращаете на него внимания. Но что, если он изо всех сил пытается сообщить о тигре, который вышел из джунглей? Вы не знаете об этом и будете игнорировать аборигена, а он будет тормошить вас снова и снова. Закончится все тем, что вы либо прислушаетесь к призыву, либо явится тигр.

— Все-таки я не очень понимаю, о чем вы говорите, доктор.

— Безлюдное жилище и мазут на полу — признаки общего болезненного состояния. А вот лестница на чердак, которая показалась вам ненадежной, является опасным символом.

— Символом чего?

— Наверное, слышали, что голову иногда называют чердаком? В вашем сновидении это так. Лестница на него — кровеносные сосуды. Если она скрипучая и ненадежная, вас нельзя выписывать. Есть вероятность, что инсульт может повториться…

Старушка посмотрела на него с испугом.

— Не волнуйтесь, Анастасия Кирилловна, если томография подтвердит мои подозрения, мы сделаем все возможное, чтобы не допустить нового кровоизлияния — обещаю вам как истинный карьерист. Поэтому вы отсюда не уйдете, пока в своем сне не отыщете спицы, которыми вяжут двумя руками, пока скрипучая лестница не станет прочной, а дом не наполнится радостными лицами людей…

— Доктор Ильин! — позвал его заглянувший в палату Тюрин.

Андрей извинился перед старушкой и вышел в коридор.

Прислонившись к стене, Костя провожал взглядом зад молодой медсестры, катящей тележку со свежими простынями.

— Ты чего хотел? — спросил Андрей.

— Что?

Медсестра свернула за угол, и Тюрин получил свободу.

— Там тебя к телефону. Девушка какая-то домогается.

— Грязно домогается?

— Грязнее некуда. «Будьте любезны, позовите Андрея Ильина, мою киску». Тьфу!

— Спасибо, Костя.

Андрей быстрым шагом направился в ординаторскую. Звонить могла только Анжела.

В комнате заведующий отделением Михаил Перельман, откинувшись на стуле, потягивал чай, приходя в себя после оперативки у главврача. Они поздоровались. Тюрин вошел следом.

— Вон тебе звонят, — указал Перельман на телефонную трубку, лежащую на столе. Андрей взял ее:

— Алло?

— Андрюша, это я…

Услышав в динамике мелодичный голос Анжелы, Андрей неожиданно вспомнил какую-то обиду, которую девушка нанесла ему недавно. Он попытался вспомнить причину, но не смог.

— Анжела? — Он изобразил легкое удивление. — А мне сказали, Люська звонит.

Она засмеялась.

— Перестань! У тебя никого нет, кроме меня, и быть не может. С твоей-то работой заводить двух подружек?

— Ты права. Две не для меня. Вот три-четыре…

Анжела снова залилась смехом. Андрей представил ее волосы, пахнущие свежестью, и большие волнующие глаза. Еще откуда-то всплыли дымчатые солнцезащитные очки, но он прогнал этот образ. Анжела была настоящей красавицей. Иногда он не понимал, почему она выбрала именно его, обычного врача, разрывающегося между двумя работами. Получив от природы яркую внешность, Анжела могла найти более удачный вариант.

— Андрюша, я насчет вчерашнего разговора. Мы должны сходить.

— В ЗАГС? — уточнил Андрей и пожалел.

Перельман с Тюриным заговорщицки исполнили на губах марш Мендельсона.

— Что там у тебя? — осторожно спросила девушка.

— Так, коллеги забавляются.

При слове «забавляются» Перельман с Тюриным сделали озлобленные лица и изобразили драку. Ординаторскую наполнили каратистские выкрики и звуки ударов. Глядя на них, Андрей не удержался и хихикнул.

— Надеюсь, тебе весело оттого, что мы подадим заявление, — произнесла Анжела обиженно.

— Если честно, я давно собирался это сделать.

— Не боишься?

— Кто, я? Я ничего не боюсь!

— Тогда встречаемся в шесть у памятника Плеханову. Нужно успеть до семи, я хочу еще посмотреть букеты. Пока, котик!

Из динамика раздались длинные гудки.

— Люблю, — сказал Тюрин, — когда на свадьбе осетрину заливную подают. Не дай бог, осетрины не окажется — всех твоих больных вылечу.

— Иди-иди! — Перельман стал выталкивать Тюрина из ординаторской. — Не мешай человеку сунуть голову в петлю и оттолкнуться от табурета.

Погрузившись в себя, Андрей не заметил, как остался один.

Свадьба… Чересчур громкое слово для него, хотя самое подходящее для Анжелы. Она давно только и говорит о платье, которое будет вот с таким декольте; о том, посадить ли на машину куклу или ограничиться кольцами; кого пригласить, а кого наказать за то, что не пригласил когда-то ее… Андрей в ответ либо шутил, либо отмалчивался. Чего хорошего в одном дне, составленном из заботы, как бы чего не сорвалось? Андрея Ильина больше увлекал поворот, который совершит его жизнь.

Несмотря на плотный график работы, в его жизни ощущался вакуум. Андрей знал причину: ему не хватало семейных отношений. На улице его взгляд притягивали пары с детскими колясками, дети, шагающие в школу с ранцами, шумные семьи, направлявшиеся в парк развлечений или кафе-мороженое… Если Анжела хотела свадьбу, то он хотел семью. Он мечтал о семье. О любящей жене, которая всегда рядом. О детях, его частице, его кровинушке. Звонок Анжелы приблизил заветную мечту. Андрей ощутил волнующую радость.

…Круглые настенные часы показывали одиннадцать. Он вдруг вспомнил о Кривокрасове, ожидавшем в кабинете Перельмана. Андрей должен был встретиться с ним полчаса назад. Вот почему Миша торчал здесь!

Он пулей вылетел из ординаторской. Ни в этот, ни в какой другой день подать заявление в ЗАГС им с Анжелой было не суждено.

5

Развалившись в кресле заведующего отделением, Кривокрасов нервно дергал рычаг массивной зажигалки на столе Перельмана. Из-под подпрыгивающей крышки черепа вырывалась струя пламени.

— Разрешите, Анатолий Федорович?..

— Где ты шлялся? — Он с трудом сдерживал гнев. — Я потерял из-за тебя все утро. Все утро коту под хвост!

— Простите.

— Что значит — простите? Это не детский сад.

Андрей молча стоял перед профессором, словно нерадивый ученик перед завучем. Что толку оправдываться? Да, опоздал. Но сегодня особенный день… Сказать ему, что они с Анжелой поженятся? А какой смысл? Кривокрасов не поймет этой маленькой радости. Да он Анжелу-то не знает. Его интересует только своя ненаглядная персона.

— Я всегда подозревал, Ильин, — произнес Кривокрасов, — что ты необязательный человек. На тебя нельзя положиться.

«Что он сказал? — поразился Андрей. — Кто необязательный?»

Обвинение было настолько несправедливым, что он потерял дар речи. Как Кривокрасов мог назвать его необязательным! Андрей приходил на работу раньше всех и уходил позже всех. Он сгорал от стыда, если не выполнял поручений, а потому всегда их выполнял. Он никогда не забывал, о чем его просили. Как можно назвать его необязательным!

— Не буду долго предварять, скажу в лоб. Университет собирается открыть лабораторию сновидений.

Вот и подтвердился слух, рассказанный Тюриным. Андрей огорченно сник. От радости после разговора с Анжелой не осталось и следа.

— А как же мы?

— Займемся препаратами от бессонницы.

— Но вы же понимаете, это не моя тема. Я не занимаюсь лекарствами.

— Кто сказал, что ты ими займешься? Твоя должность на кафедре будет сокращена.

Андрея бросило в холод.

Вот так неожиданно он лишился трети своего заработка. Конечно, о том, чтобы забыть о сновидениях, не могло быть и речи, он продолжит ими заниматься. Просто найдет другую кафедру… Хотя вряд ли кто-то поддержит исследования, для которых создана целая лаборатория. Поездка во Францию, естественно, отменяется. Ха-ха. Анжела уже составила список покупок. Боже, как обидно! Его выкинули на улицу в тот момент, когда создано учреждение, в котором он мог бы добиться успеха. Но путь туда закрыт, туда взяли своих да наших.

Андрей ощутил жестокое разочарование. Девять лет после окончания медуниверситета он упорно трудился. Все свободное время тратил исключительно на работу, стараясь чего-то добиться в этой жизни. Редко встречался с друзьями, не брал отпуска. Он точно не знал, чего добьется — званий, почета или денег, но был уверен в успехе. А еще ему нравилось заниматься сновидениями. Безумно нравилось. Эти исследования он любил, возможно, больше, чем Анжелу. Но за все девять лет в голову даже не приходила мысль, что можно разом лишиться всех перспектив. Что лайнер под названием «Успех» пройдет мимо.

— Руководство университета сочло невозможным продолжение твоей работы на кафедре, — невозмутимо добивал Кривокрасов. — Меня просили поговорить с тобой.

— Чего уж тут говорить! — расстроенно сказал Андрей.

— Тебе предлагают возглавить новую лабораторию.

У Андрея ослабли колени. Он застыл с раскрытым ртом, а ухмыляющийся Аптекарь выбрался из-за стола и стал трясти его руку, бормоча нечленораздельные поздравления. Какая сволочь. Чуть до инфаркта не довел, а теперь улыбается.

— Лабораторию сновидений? — переспросил Андрей осипшим голосом.

— Университет решил вплотную заняться ими. Отстали мы от американцев и французов, нагонять пора. Лаборатория будет сформирована через шесть месяцев. Средства пойдут частично из бюджета, частично от спонсоров.

— Потрясающе, — ответил Андрей, в голове которого снова и снова повторялось: «Тебе предлагают возглавить новую лабораторию».

Кривокрасов вернулся за стол:

— Теперь поговорим о нашем докладе на конференции во Франции.

Андрей непонимающе посмотрел на профессора.

Он не ослышался? Кривокрасов назвал доклад «нашим»? Если имеется в виду кафедра неврологии, которую они будут представлять на конференции, тогда понятно. Но если…

— О чем будет доклад?

— Я собираюсь написать о спектре исследований, проведенных мной…

Анатолий Ефимович покачал пухлым пальцем:

— Говори правильно. Мы делаем общее дело.

— …проведенных нашей кафедрой, — выдавил из себя Андрей под удовлетворенный кивок профессора. Неужели через шесть месяцев он отпочкуется от Аптекаря? Не верилось в это счастье. — Тема доклада: «Ранняя диагностика патологических заболеваний по сновидениям». Я начну с исследований профессора Касаткина, подробно объясню, как мы развили его исследования, приведу примеры сновидений, показывающих заболевания на ранней стадии…

— Ранняя диагностика — это на восемьдесят процентов вылеченная болезнь, — влез Кривокрасов. — Не забудь вставить в текст.

— Хорошо. После теоретической части перейду к примерам. По сновидениям мы выявили на ранней стадии ишемию, геморрагические инсульты, аневризмы, опухоли внутренних органов, спинного и головного мозга.

— Все это хорошо, но тему нужно поменять, — сказал Кривокрасов. — Она должна быть броской и запоминающейся.

— Как поменять? — удивился Ильин. — Название точное, это именно то, чем я занимаюсь.

— Но доклад буду читать я.

Оторопевший Андрей уставился на неандертальца за столом Перельмана. Он впервые об этом слышал. Что за новость? Кривокрасов не занимается сновидениями, хотя… На память пришли совместные статьи, имя профессора, стоящее перед его именем. После конференции авторство работ будут связывать с тем ученым, который выступит с докладом. Кривокрасов легко и небрежно водрузил волосатую лапу на исследования Андрея.

— Но мы договаривались, что доклад прочту я, — возразил он.

— Ты слишком молод. Это международная конференция, для выступления нужен представительный ученый.

— Но это мои исследования!

— Не хочешь лететь во Францию? — невинно поинтересовался профессор.

Андрей промолчал.

— Если не хочешь, тебя заменит Ковальчук. Он не упрямый, как осел, подготовит доклад по другой проблеме, которой занимается кафедра.

Андрей не знал, что делать. Аптекарь безжалостно загнал его в угол.

— Слушай, Ильин… — Кривокрасов решил сменить тактику и улыбнулся, изображая своего парня. У акулы было бы больше шансов. — Ну что ты упрямишься? Через шесть месяцев ты возглавишь лабораторию сновидений и вплотную займешься исследованиями. А пока нужно показать, что наша кафедра не стояла в стороне, а сыграла важную роль в становлении этой перспективной работы… Или боишься, что я не упомяну о тебе в докладе? Неужели ты думаешь, я могу так поступить?

Андрей не думал. Он был уверен, что Кривокрасов так и поступит.

— Я хочу выступить сам, — упрямо произнес Андрей.

Улыбка исчезла с лица профессора. Глаза превратились в щели.

— Ты едешь в Париж, — с расстановкой сказал он. — Будь благодарен.

— Это мои исследования. Я потратил на них девять лет. Вы не имеете права отбирать мои исследования!

Опираясь ладонями на столешницу, Кривокрасов поднялся из кресла.

— Начальником себя ощутил, да? Власть унюхал? Неблагодарный! Я ему карьеру устраиваю… — Он обвел диким взглядом стены кабинета. — За границу с собой беру, а он мне заявляет!

— Вы едете на конференцию только потому, что вовремя втиснули свое имя рядом…

Воздух вокруг Кривокрасова, казалось, задрожал от злости.

— Ты что себе позволяешь, щенок!

Андрей застыл.

Ему тоже захотелось выпустить гнев, откровенно выложить все, что думает о профессоре. К счастью, возобладал разум. Андрей не ввязался в ссору, только побелел лицом.

— Если это все, что вы хотели сказать, — холодно ответил он, — тогда до свидания. Меня ждут больные.

Андрей вышел из кабинета, звучно хлопнув дверью. Уже в коридоре прислонился к стене и провел дрожащей рукой по лбу.

— Потише с дверью, — раздался голос Перельмана. — Месяц, как ремонт закончили. Угробите кабинет.

Заведующий неврологией как раз выходил из процедурной. Под мышкой торчал журнал учета лекарств, весь в закладках.

— Что мне всегда нравилось в ваших отношениях с Кривокрасовым, — сказал он, — так это тонкий дух товарищества и взаимопонимания.

— Мне предложили возглавить научно-исследовательскую лабораторию в университете.

— Я слышал об этом. — Миша пожал ему руку. — Поздравляю. Ты этого заслуживаешь.

— Так неожиданно. Я думал, ее возглавит кто-то из университета.

Перельман не спеша, по-сталински достал из кармана трубку и сдавил зубами мундштук. Он не курил давно, но привычка возиться с трубкой осталась. Взяв Андрея под руку, Миша повел его по коридору прочь от своего кабинета.

— А кто? — спросил он. — Исследование совершенно новое. Нужен ученый, который разбирается в этой области и может набрать подходящую команду. Где взять такого? А вот… — Он указал трубкой в сторону. — На кафедре неврологии чего-то там копаются со сновидениями. Давайте посмотрим… Кривокрасов? Его, кроме испытаний лекарств, ничего не интересует. Да и характер у Аптекаря известен, скверный характер… Ковальчук? Исследование механизмов сна. Уже теплее, но все равно не то. К тому же Дениска теоретик до мозга костей, в книжках копаться ему нет равных, но в остальном… Остаешься ты. Ты занимаешься именно теми исследованиями, ради которых организуют лабораторию. У тебя огромный практический опыт. Ты кандидат медицинских наук и отличный диагност, пашешь двадцать четыре часа в сутки на протяжении девяти лет. Организаторские способности присутствуют. Чего еще надо?

— Я не уверен, что потяну должность.

— Это хорошо. Значит, будешь преодолевать себя, чтобы не пасть в грязь лицом.

Они дошли до палат. Андрею было нужно к своим пациентам, Перельману к своим.

— У тебя все получится, — произнес Миша. — Единственное, о чем хочу предупредить: остерегайся Кривокрасова. Мы вместе учились, я его прекрасно знаю. Ему по силам испортить тебе жизнь до того, как вы расстанетесь.

6

Экран монитора показывал комнату, погруженную в полумрак. Посреди комнаты стояла кровать, на которой, опутанный датчиками и электродами, спал худой мужчина. Рядом с изображением тянулись кривые физиологических параметров: кардиограмма, биотоки мозга, движение глазных яблок, кислород в крови, сокращение мышц.

— Побежал куда-то твой Константин Петрович, — сказала Ольга Савинская, медсестра при сомнологическом кабинете отделения функциональной диагностики.

— Побежал, — кивнул Андрей. — Это сновидение повторялось дважды. Он приводит внучку в террариум, расположенный в грязных подвалах. Аквариум питона разбит, а сам питон исчез. Константин Петрович ищет выход, но не может найти. Внучку удается высадить наружу через узкое окошко, но самому в него не пролезть. Он бежит по подвалам, задыхается, чувствует, что питон где-то рядом, ползет за ним в темноте и вот-вот набросится…

— Что тебя настораживает, Андрюша? — спросила Ольга.

— Сон повторяется. Питон все ближе. Не знаю, на что и думать. Болезнь развивается, но что это за болезнь? — Андрей задумчиво поглядел в монитор.

Сомнологический кабинет организовывали своими силами и при активном участии Ильина. Здесь обследовали тех, кто во время сна страдал нарушением дыхания и сердечной деятельности. Когда Андрею требовалось понаблюдать за сновидениями своих пациентов, он договаривался с завотделением, и ему выделяли окно в расписании. Как, например, сегодня.

— Говорят, идешь на повышение?

— И ты знаешь! — Он усмехнулся. — Похоже, меня последнего поставили в известность.

— Уволишься из областной?

Он пожал плечами:

— Пока не знаю.

— Жаль, если уволишься, — сказала Савинская, сложив губы в грустную улыбку. На щеках проступили соблазнительные ямочки. — Неизвестно, кто придет вместо тебя. Может, какой-нибудь павлин. Лет пять потребуется, чтобы он превратился в нормального врача.

— Я был напыщенным павлином.

— Ты всегда был добрым. Слишком добрым…

— Хорошо, что у меня есть Кривокрасов.

— Да, этот компенсирует твою доброту.

Прерывистое кваканье вернуло их к монитору.

— Пульс скакнул, — сказала Ольга.

Константин Петрович во сне охнул и дернулся.

— Что он делает руками? — спросила Ольга, глядя на графики. — Во как двуглавые мышцы напряглись.

— За что-то дергает, — предположил Андрей, а в следующую секунду компьютер издал сигнал тревоги более громкий, чем предыдущее кваканье.

— Кислород, — указала Ольга. — У него остановка дыхания!

Андрей бросился к двери, опрокинув стул на роликах. Устройство кабинета не предусматривало прямую дверь из технического помещения в комнату пациента. Андрей оказался в маленьком тамбуре.

Торопясь, он дернул за ручку. И покрылся холодным потом.

Дверь не открылась. Не отошла защелка.

Ни он, ни опытная Савинская не могли ее запереть. Комната пациента вообще никогда не запиралась, он даже не представлял, как выглядит от нее ключ. Для защиты от посторонних существует крепкая наружная дверь. Но внутренние комнаты…

Внутри задыхался пациент, а лечащий врач стоял перед дверью и не мог ему помочь.

— Отойди, Андрей Андреевич! — деловито произнесла набегающая сзади Савинская. — Ты сильно давишь, защелку заклинило.

Ошеломленный Андрей отнял ладонь от ручки. Савинская быстро распахнула дверь, и они влетели в комнату.

Константин Петрович хватал губами воздух. На жилистой шее набухли вены. Он спал, силился вдохнуть… и не мог.

— Язык, — сразу определила Ольга.

— Вижу.

Андрей пропихнул в рот указательный палец и сдвинул запавший язык. Константин Петрович с хриплым присвистом втянул воздух, заморгал, приходя в сознание.

— Все в порядке, — сказал Андрей, присаживаясь на кровать. — Теперь все в порядке… Ух и напугали вы нас.

Пациент ошалело уставился на Андрея.

— Он… он набросился на меня, — невнятно заговорил Константин Петрович. — Питон набросился на меня! И стал душить! Господи, это было ужасно! Я не знал, что делать, не знал…

— У вас дряблое, рыхлое небо. Вдобавок во время сна западает язык, блокируя воздухоносные пути. Поэтому казалось, что вас душит питон. Это лечат лазером, операцию можно провести в нашей больнице.

Выпученные глаза страхового агента Константина Петровича уставились на Андрея.

— Доктор… сегодня я нашел выход.

— Правда? — Андрей проверил пульс — И что там было?

Савинская отлепила от груди пациента датчики, сняла шапочку с электродами.

— Там была странная дверь.

Андрей почувствовал себя так же, как пять минут назад, когда с отчаянием дергал за ручку, пытаясь войти к умирающему пациенту.

— Вы сказали — дверь? — переспросил он.

Константин Петрович кивнул.

— Не очень большая. В центре узор… похож на лабиринт в журнальчике моей внучки. Знаете, в таких нужно найти путь к центру, где сидит принцесса или чудовище.

Перед глазами Андрея вспыхнули обрывки собственного сна. Дверь, в которую он ударяет плечом, пытается подцепить за край…

— Вы пробовали ее открыть? — спросил Андрей изменившимся голосом.

— Пробовал. Но не смог. А потом питон набросился на меня, обвил, стал душить. Я хотел вдохнуть, но он не давал — все душил, душил…

В глазах страхового агента появилась паника. Андрей взял его за руку:

— Все в порядке. Думаю, в течение нескольких дней мы проведем операцию по подтяжке неба. Десять минут неприятных ощущений — и тревожащие сны уйдут.

7

В архив он спустился, держа под мышкой завернутые в пакет три бутерброда и бутылочку минеральной воды — фирменный обед доктора Ильина.

— Добрый день, Настасья Павловна!

Хранительница медицинского архива, шестидесятичетырехлетняя бабушка, оторвалась от газеты с телепрограммой, в которой отмечала маркером латиноамериканские сериалы, и подозрительно посмотрела через стойку.

— Чего надо?

— Вы не поверите, если скажу. — Андрей наклонился к ней и произнес заговорщицким шепотом: — Мне нужны истории болезни.

— Очень смешно, — ответила она без тени улыбки.

Ильин прочел из блокнота фамилии пациентов.

— Часть я сегодня выдавала, — заметила бабушка, надевая очки с огромными линзами.

— Кому? — удивился Андрей.

В дальнем углу читального зала он обнаружил Дениса Ковальчука, родственника по кафедре неврологии.

Денис всегда выглядел так, словно только проснулся. Халат мятый, шевелюра всклокоченная, глаза за стеклами очков красные. Как точно заметил Перельман, Денис был теоретиком до мозга костей, поэтому Андрей не особенно удивился, застав его в затхлом помещении архива. Ковальчук работал с историями болезни, а не с больными.

— Здорово, Денис! — сказал Андрей. — Каким ветром?

Ему показалось, что Ковальчук вздрогнул, когда поднял глаза. Наверное, от неожиданности.

— Андрей… — Его голос слегка дрожал. — Рад тебя видеть.

— Я тоже рад… Долго будешь работать? У тебя некоторые истории, которые я хотел глянуть.

— Как раз собирался поговорить по этому поводу. Слышал, ты возглавишь лабораторию сновидений. Поздравляю!

— Спасибо, — улыбнулся Андрей.

— Я, вероятно, тоже войду в состав…

— О! Буду только рад.

— Вот читаю твоих пациентов. Пытаюсь понять, чем ты занимаешься. Не возражаешь?

— Вовсе нет. Мне даже приятно.

— Тема потрясающая, — признался Ковальчук, поправляя очки. — Я нашел твои листочки с записями сновидений, вклеенные в истории. Особенно заинтересовали сновидения Самойлова и Политовой.

— Там простые случаи. Сорокачетырехлетний электромонтер Иван Самойлов лежал у нас в неврологии, восстанавливаясь после травмы позвоночника. Видел повторяющийся сон о том, как жена, умершая несколько лет назад, подавала на обед протухшую рыбу. Он всегда боялся своей жены, а потому не мог отказаться от блюда. Я предположил язвенную болезнь. Хотя Самойлов никогда не жаловался на расстройство желудка, эндоскопия подтвердила диагноз.

Ковальчук беззвучно изобразил губами: «Ух ты!»

— Политовой было за шестьдесят, она страдала склерозом и почти не помнила сновидений. Только какие-то обрывки. Они показались мне странными. Я несколько ночей дежурил возле ее кровати и будил в разные моменты быстрой фазы. Из кусочков сновидений, которые рассказала Политова, сложилась общая картина. В одних снах ей виделись деревья с набухшими почками, в других — как она плывет на лодке по мутной реке, а рядом плывут бочки. В обоих снах присутствовали карлики с изуродованными затылками… Я предположил аневризму.

— Ангиограмма, естественно, подтвердила аневризму.

— Еще какую!

Ковальчук кивнул. Поглядел на часы. Засобирался:

— Пожалуй, мне пора. Потом расскажешь подробнее?

— С удовольствием.

— Еще раз с повышением тебя.

— Еще раз спасибо, — улыбнулся Андрей.

Он сел на место Дэна, освободил от полиэтилена один бутерброд, откусил половину и, жуя, начал листать страницы. Записи двух-, трех-, четырехгодичной давности, сделанные его рукой, замелькали перед глазами.

Политова Ольга Вячеславовна, сорок пятого года рождения:

«Пыталась открыть деревянную дверь. Не смогла. Выход из дома оказался рядом, через другую дверь».

Израйлев Сергей Львович, шестидесятого года рождения.

«Низкая дверь. Постучался в нее, подергал за ручку…» Последние два слова, зачеркнуты, и далее следует: «Нет, дверь без ручки, но на ее поверхности странные узоры».

Андрей съел два бутерброда и запил минералкой. Взял следующую историю болезни.

Соломатина Татьяна Тимофеевна, пятьдесят восьмого года рождения.

Андрей перевернул лист и наткнулся на карандашный рисунок.

Соломатина оказалась художницей и кропотливо зарисовала эпизод из своего сновидения.

Старая, полуразрушенная церковь. Рядом темное, кряжистое дерево с ветвями, похожими на рога. Под деревом черный бык с красными, горящими глазами. Бык нападал на Татьяну Александровну, сбивал с ног и кусал за колени. Артрит в тяжелой форме…

В кирпичной стене церкви выделялась дверь. Центр украшен спиралью, края — узорами в виде волн.

Дверная ручка отсутствовала.

Он сдал истории болезни и в раздумьях вернулся на седьмой этаж в отделение неврологии. До встречи с Анжелой оставалось четыре часа.

До катастрофы не больше пятнадцати минут.

8

Прежде чем отправиться к пациентам, он заскочил в ординаторскую, чтобы оставить там последний бутерброд. Пригодится на полдник. А вообще, нужно питаться более основательно, иначе и ему будет сниться протухшая рыба.

Мобильник на поясе заиграл тему «атака акулы» из «Челюстей».

— Мама, привет! — сказал он, открыв трубку.

— В общем, так, Андрюша! — как всегда затараторила мама. — Юбилей пройдет в кафе «Прима» в следующую среду. Так что ждем вас с Анжелой.

— Сколько вам? Ситцевая, что ли, свадьба?

— Ай-яй-яй. Такой молодой, а такой льстивый! Прекрасно знаешь — сколько.

— Извини, мам.

— Извинения принимаются подарками. Электрический чайник меня устроит.

Около секунды Андрей думал, стоит ли ей говорить. Не удержался:

— Мам, мы с Анжелой сегодня заявление подадим.

— Какое заявление? Неужели то, о котором я думаю?

Андрей подтвердил ее догадку многозначительной паузой.

— Господи, как я рада! — взвизгнула мама. — Это что же, зимой свадьба?

— Может, и раньше.

— Ну, Андрюшенька, сынок, сделал подарок старикам к юбилею!

— Ладно тебе, какие вы старики.

— Ведь так хочется с внучатами повозиться!

— Мама! Я могу и передумать.

— Молчу-молчу. Все, сынок, пока! Целую. Только отцу не говори, сама его огорошу.

Мама отключилась. Андрей с усмешкой убрал мобильный в чехол на поясе. Едва он отнял руку, как зазвонил телефон на столе.

— Алло?

— Мне Ильина. — Незнакомый женский голос.

— Это я.

— Здравствуйте. Шакина из отдела международных связей университета. Я звоню по поводу вашей поездки.

— Ох, простите, — вспомнил Андрей. — Сегодня же привезу анкету.

— Не торопитесь. Вы бы зашли документы забрали.

— Какие документы? — опешил Андрей.

— Свои на визу.

— Она готова? Так скоро?

— Нет. Вместо вас поступили бумаги на Ковальчука.

Андрея будто ударили, больно и неожиданно. Он уставился на бутерброд в руке, который не успел положить в шкафчик. «Остерегайся Кривокрасова, — всплыли слова Миши Перельмана. — Он злопамятный… Ему по силам испортить тебе жизнь до того, как вы расстанетесь».

Сразу вспомнился Ковальчук, впервые за два года появившийся в клинике и читающий истории болезни пациентов Андрея. Вспомнились его дрожащие руки, сконфуженный взгляд. От неожиданной догадки по внутренностям пробежал нехороший холодок.

Кривокрасов…

— Так вы зайдете сегодня? — поинтересовалась Шакина, озабоченная своими конторскими проблемами.

— Нет! — воскликнул в трубку Андрей.

Он выскочил из ординаторской, не помня себя.

В ушах отдавались удары сердца. Взор заволокла пелена. Пациенты в коридоре шарахались от разгоряченного врача словно от шаровой молнии. Кто-то, кажется старшая медсестра Наталья Борисовна, окликнула его, но он не обернулся.

Перельман был в кабинете один, что-то писал. Его карие удивленные глаза поднялись на Андрея, когда тот ввалился в дверь.

— Где он? — спросил Андрей, задыхаясь от волнения и гнева.

— Поехал в университет, — ответил Перельман. — Андрей, что случилось?

Ильин не ответил.

Он спустился на лифте на первый этаж. На улицу выскочил даже не переодевшись, прямо в белом халате. Ярость переполняла его. Кривокрасов собирался выдать исследования Андрея за свои и похвастать ими в Париже. И если сам автор отказывался подготовить доклад, то просьбу кафедрального гуру с готовностью выполнит Ковальчук.

Асфальт… асфальт под ногами мелькал. Прохожие не оборачивались на спешащего куда-то молодого врача, бормочущего что-то под нос.

На другой стороне дороги он увидел нужную маршрутку и ринулся к ней через проспект, не заметив красный сигнал светофора… Что произошло дальше, Андрей не понял. Кажется, он споткнулся из-за спешки. Потом над ним выросла темная громада, заслонившая солнце. При виде ее Андрей даже не успел почувствовать страх. Только сон, стершийся из памяти поутру, предстал во всех красках, драматизме и пугающих совпадениях.

С другой стороны улицы пронзительно закричала женщина. Взгляд инстинктивно дернулся в ту сторону… а затем на голову Андрея обрушился сокрушительный удар.

Он взлетел в воздух, оставив на асфальте зашнурованные туфли. Перед глазами мелькнул борт с ироничной надписью «Похоронное бюро „Ангел“. И вспышка черноты заволокла сознание еще до того, как тело в белом врачебном халате рухнуло под ноги прохожим.

Глава вторая «НЕТ МНЕ МИРА, НЕТ ПОКОЯ, НЕТ ОТРАДЫ»

1

Усталость.

Вот что он почувствовал, как только первая мысль поднялась из небытия. Невероятная усталость во всем теле, полное бессилие. Надо бы открыть глаза, но не хочется.

Что произошло?

Он не помнил. Ведь это произошло во сне, а сны быстро забываются при пробуждении. Кажется, он бежал от бури. Но не убежал. Невидимая рука схватила его, бросила в воздух, закружила… И еще он получил удар по голове куском асфальта. Или это случилось не в этот раз?

Он вдруг вспомнил причину. Кривокрасов! Его руководитель решил прочесть доклад о диагностике сновидений на конференции в… в… он не помнил где. Андрей отказался готовить доклад, и тогда Кривокрасов вписал в заявку Ковальчука. Дэна Ковальчука, неплохого в общем парня, но знающего об этих исследованиях не больше, чем о технологии изготовления силиконовых имплантатов.

Кривокрасов повел себя как последняя сволочь. Только Андрею сейчас это безразлично… все безразлично. Он больше не чувствовал ярости, погнавшей его через проспект Луначарского. Да и личность Аптекаря не вызывала эмоций. Усталость, вот что всецело владело Андреем.

Нужно все-таки открыть глаза. Бог с ним, с Кривокрасовым, лицемером в халате врача. У памятника Плеханову в шесть будет ждать Анжела. Они договорились пойти в ЗАГС. Это важно, важнее всего на свете. Анжела всегда злится, когда он опаздывает. Сколько сейчас времени? И где он?

Андрей открыл глаза.

Пространство вокруг заливала слепящая белизна. Это все, что он успел разглядеть. От внезапного головокружения пришлось зажмуриться. Переждав приступ, он снова разомкнул веки.

Белизны стало меньше. Андрей разглядел потолок, кусок стены, угол, где они соединялись… Знакомый интерьер. Он раньше бывал здесь… Так и есть, это палата интенсивной терапии. Андрей оказался в родной больнице в роли пациента. Ну и дела!

Рядом что-то пискнуло.

Он скосил глаза на монитор, показывающий энцефалограмму работы чьего-то мозга. Бета-ритм. Ого, мозговая деятельность этого человека активизировалась. До сего момента только редкие всплески — от силы четыре-пять герц, а теперь живенькие двенадцать. Счастливчик!

— Господи!

Он повернул глаза.

Рядом с его кроватью застыла молоденькая медсестра. Андрей посмотрел на нее, открыл рот, чтобы поздороваться, и провалился в беспамятство.

…Когда он вновь пришел в себя, вместо молоденькой сестры у кровати стояла Ольга Савинская. Его добрый друг из отделения функциональной диагностики. Он попытался произнести имя. Не вышло. Губы не слушались.

Ольга заметила попытку.

— Узнал меня, — обрадовалась она. — Узнал!

Ее мягкая ладонь коснулась щеки. Андрей почувствовал тепло и необыкновенную нежность.

— О… о-о… — произнес Андрей. Чтобы выдавливать гласные из груди, помощь губ почти не требовалась.

— Что, Андрюшенька?

— О-о… — Произнести слово не удавалось.

Ольга провела по щеке.

— Чувствуешь руку? — спросила она. — Если да — моргни.

Он медленно закрыл, потом открыл глаза.

— Ты узнаешь меня, ощущаешь прикосновение, отвечаешь на вопросы!! Это здорово.

— О-о… — промычал Андрей.

Руки не слушались. Безвольно лежали по обе стороны от тела, словно поленья. Черт возьми, да что с ними такое?!

— Хочешь что-то сказать?

Андрей оглядел палату. Как показать ей, что ему нужно? Не найдя вариантов, он с отчаянием посмотрел на Ольгу.

— Что ты хочешь? — спросила она с жалостью. — Это слово начинается на «о»?

Андрей замер с открытыми глазами.

— На «п»?

Андрей моргнул.

— «По»? Я тебя правильно поняла, да? «Пов»… «пос»… «поз»… Поз? Да, «поз»?

Веки подтверждающе сомкнулись.

— «Позвать»? Правильно, да? Кого-то позвать?

Андрей вдруг увидел висящий у нее на шее мобильный телефон. Ольга проследила за его взглядом.

— Позвонить!

Он закрыл глаза и даже, как ему показалось, кивнул.

— Кому позвонить, Андрей? Маме, отцу? Кому?

— А-а… — произнес он. Господи, как трудно. Словно поднимаешься в гору с грудой камней на спине. — Аже-э…

Ольга смотрела на него пристально, с какой-то грустью.

— Анжеле? — спросила она. — Ты хочешь, чтобы я позвонила Анжеле?

«Да, да! — мысленно закричал Ильин. — Позвони ей, скажи, что я не приду!»

Ольга кивнула, сложив губы в грустную улыбку. На щеках проступили заманчивые ямочки. Андрей увидел, как глаза медсестры заблестели от влаги.

«Не надо плакать, я жив», — хотел прошептать он, но сил на новую фразу не хватило. Андрей попытался поднять руку, но не смог. Все дело в проклятой усталости. Она будто связала его.

— Сейчас придет врач, — сказала Ольга.

Андрей провалился в темноту.

2

Когда он очнулся, у кровати сидел Перельман. Вид у заведующего неврологией был растрепанный. Врачебная шапочка отсутствовала, обнажив курчавые, кое-где пробитые сединой волосы. Галстук сбился. Незажженная трубка вываливалась изо рта. Перельман сильно волновался.

Сжав ладонь Андрея, он долго не отпускал ее.

— Ты выкарабкался, — говорил Миша. — Ты везучий сукин сын!

Андрей закрыл глаза.

— Он за час проскочил вегетативный статус, — сообщила медсестра. Снова та, которая наблюдала его пробуждение.

— Сейчас проверим, так ли это… Андрей, слышишь меня?

Он повторил испытанный сигнал глазами, но Перельману это не понравилось.

— Нет, — недовольно произнес Миша. — Словами ответь! На что тебе язык, доктор Ильин?

Андрей попытался. Воздух выходил изо рта словно из рваной покрышки, в результате вместо «да» получалось «а-а». Но Перельмана это удовлетворило.

— Как ты себя чувствуешь?

— С-с. та…

— Устал, — определила медсестра. Перельман кивнул.

— Шевельни правой рукой… нет, правой! Отлично. Как твое имя?

— Ан…ей! — Кто не знал, не понял бы. Но два слога получились четко.

Заведующий неврологией прищуренно смотрел на него, оценивая состояние Андрея.

— Ты знаешь, кто я?

— Д-д…

— Какое сегодня число?

Андрей недовольно выдохнул от такого трудного вопроса. Из своего имени он сумел произнести лишь два слога, а Перельман требует, чтобы он сказал «двадцать третье июня»!

Но Миша, похоже, сам понял, что переборщил, и изменил вопрос:

— Какой сейчас месяц?

— Ию-ю…

— Где ты находишься?

— Б-бо… б-больни… — Он набрал воздуха в грудь и закончил: —…Ца!

Перельман улыбнулся:

— Ставлю тебе тринадцать баллов по шкале Глазго. Ты в состоянии акинетического мутизма. Помнишь, что это такое?

— Д-д… — ответил Андрей.

Веки потяжелели. В коротком диалоге он выложился весь. Накатила неодолимая слабость, стало трудно оставаться в сознании.

Перельман заметил это:

— Отдыхай. Ты молодец.

3

На следующий день Перельман снова посетил Андрея. К этому времени тот несколько раз приходил в сознание и вновь терял его. К счастью, периоды просветления становились все длиннее. Говорил Андрей по-прежнему с трудом. Стали двигаться пальцы на руках и ногах, правая рука согнулась в локте (произошло это уже в присутствии новой медсестры).

Миша присел на краешек кровати.

— Ан-анаже…желе поз-вонили? — первым делом спросил Андрей.

Перельман как-то непонятно посмотрел на него, затем то ли кивнул, то ли покачал головой. Андрей воспринял этот жест как утвердительный.

— Тебе сейчас не нужно беспокоиться о том, что происходит за этими стенами. Все неприятности позади. Главное — к тебе вернулось сознание.

— Ч-что… слу-чилось?

— Тебя сбила машина.

— Ангел…

— Да, «Ангел». «Газель» похоронного бюро. Ты выскочил на проезжую часть на красный свет. — Миша сурово посмотрел на него. — Ты серьезно пострадал, Андрей.

— Скажи… — прошептал он.

— Перелом левого предплечья, ключицы, нескольких ребер… И тяжелая черепно-мозговая травма в лобно-теменной области правого полушария.

Андрей почувствовал, что стало трудно дышать.

— Линейный перелом черепа, эпидуральная гематома. Была операция, работал сам Столяров. Твою голову восстановили, Андрей, но…

— Е-если… была не-не… — Произнести «нейрохирургическая операция» вряд ли бы удалось, слишком длинный словесный ряд.

Миша взял его за руку, показывая, что понял.

— С момента операции прошло восемь месяцев.

Жизнь остановилась. Крупицы сил, которые он собрал в себе за сутки, рассеялись.

— После удара ты впал в глубокую кому, — продолжал Перельман. — Пять баллов по шкале Глазго. Твоя травма была очень серьезной, а кома длилась восемь месяцев, Андрей. Поэтому мы безумно счастливы, что ты очнулся. Мы ждали этого всей командой.

— Бракман… десять…

— Да, по Бракману после длительной комы только десять процентов достигают выздоровления или умеренной инвалидности. Но тебе я делаю великолепный прогноз. Ты миновал вегетативную стадию, сознание спутанно, но работает. Умственные способности, речь, движения улучшаются с каждым часом.

— П-поездка в… в… — Он не понимал, почему не может произнести название города.

— Не напрягайся. Я же говорил, что у тебя повреждены лобные доли.

— Кон-ференция, — прошептал Андрей.

— Кривокрасов сожалел о том, что с тобой случилось. Но конференцию никто не отменял, и от кафедры поехали он и Ковальчук.

В груди прокатилась горячая волна возмущения. Ковальчук собирался ехать на конференцию еще до того, как голова его коллеги вошла в контакт с бампером «газели». И еще Андрей был уверен, что Кривокрасов нисколько не сожалел о том, что случилось. Нисколько!

— Чт-то… на конф-ф…ференции.

— Ты хочешь знать?

— Да! Да! — разозлился Андрей.

Перельман уставился в пол.

— Кривокрасов прочел доклад о диагностике по сновидениям. Его речь попала во французские и британские журналы, кафедра была на устах какое-то время… Мне очень жаль, Андрей, но руководителем лаборатории сновидений назначили Ковальчука. Понимаешь, после трагедии, которая случилась с тобой, никто уже не надеялся… А Ковальчук защитил кандидатскую, он молод, разбирается в теории сна… Мне искренне жаль.

Андрей отвернул голову, чтобы Миша не видел его лица. Да какая, собственно, разница. Пусть он заплачет сейчас, пусть изойдет соплями — ничего не изменится. Его многолетняя работа украдена. Ни Кривокрасов, ни Ковальчук не принимали участия в исследованиях. Они лишь присвоили результаты.

— Андрей, мы тебя восстановим, — пообещал Перельман, сжав его кисть. — И не таких поднимали. Не падай духом.

— Оставь… меня…

Миша опустил голову и покинул палату, осторожно прикрыв за собой дверь. Андрей не выдержал и заплакал.

4

Сон был тяжелым, мутным, наполненным жуткими образами, возникающими из тьмы. Андрея окутывала невидимая, вязкая пелена. Он продирался сквозь ночной ельник, и сердце замирало от страха. Теперь придется разгадывать болячки в собственном сновидении, а этого так не хотелось. Ему было лень. Он занимался этим девять лет. Девять лет. Зачем еще тратить время, когда есть Кривокрасов, судя по последним новостям, крупнейший специалист в этой области…

Едва Андрей подумал о профессоре, как тот возник перед ним. Коренастый неандерталец во врачебном халате и прической ершиком скорчил жалостное лицо:

«Мне так жаль, что ты не поехал в… в…»

Он повалился на спину и стал кататься по прошлогодним листьям, заливаясь сумасшедшим смехом. Внезапно Андрей понял, что это вовсе не профессор, а гигантская летучая мышь. Через секунду она развернула крылья, хлопнула ими и взлетела. Темная туша рванулась прямо на него. Андрей пригнулся, но острые когти успели чиркнуть по лицу.

Мерзкая тварь исчезла среди еловых вершин. Андрей прижал ладонь к скуле, чтобы остановить кровь, но оказалось, что крови не было. Когти летучей мыши разорвали кожу, похожую во сне на латексную маску. Андрей начал сдирать ее с лица. Она сходила лоскутами, освобождая свежую кожу. Когда он закончил, то неожиданно обнаружил себя возле полноводной реки.

На другом берегу возвышался дом без окон. Вход в него перегораживала дверь, которую Андрей узнал даже на расстоянии. Узор спирали отчетливо вился по дверному полотну. Пересечь реку, чтобы добраться до двери, было невозможно.

5

Чай, поданный медсестрой, был крепок и темен.

Сидя на кровати, Андрей уставился на зыбкое отражение в чашке. Что-то в нем было не так, хотя не совсем понятно, что именно. Поверхность колыхалась, мешая рассмотреть. Он поставил чашку на пахнущую столярным клеем тумбу, дождался, пока чай успокоится, и заглянул вновь.

Из темного отражения на него смотрело чужое лицо. Худое, изможденное, с огромными тусклыми глазами. Но главное — лицо незнакомца рассекал безжалостный, уродливый шрам (по крайней мере, таким он показался Андрею). Он начинался под глазом, делил пополам левую скулу, опускался к уголку рта, задирая его теперь в вечной кривой усмешке.

Андрей отставил чашку и дотронулся до лица. Указательный палец нашел мягкую, тонкую полоску кожи, прошелся вдоль нее и остановился на задранном уголке рта.

— Гуэмплен, — произнес Андрей.

Декоративная накладка бампера ангельской «газели» изуродовала его лицо. Что ж, спасибо и за это.

Раньше он не особенно верил во Всевышнего. А теперь и вовсе был убежден, что в мире не существует силы, которая помогала бы порядочным людям. Таким, как Андрей Ильин.

6

— Здравствуйте, можно к вам?

Голос молодой девушки, заглянувшей в палату, звучал робко и взволнованно. Андрей уже лежал в родной неврологии: вчера его перевели сюда из интенсивной терапии по просьбе Перельмана.

— Вы, наверное, ошиблись дверью.

— Нет, вовсе не ошиблась. Вы доктор Ильин?

Она вошла. Девушка в белом приталенном халате. Черные волосы рассыпаны по худым плечам. Похожа на татарку, что подтверждалось небольшим акцентом. Симпатичная. Карие глаза пристально изучали Андрея.

— Еще раз извините. Меня зовут Альбина… Альбина Багаева. — Ее голос дрожал. — Я ординатор первого года.

Он старался не смотреть на девушку, стесняясь шрама. А она, наоборот, разглядывала его лицо с жадным любопытством. Андрей не выдержал.

— Прекратите на меня пялиться! — раздраженно сказал Ильин. В последнее время приличные манеры ушли — как он говорил, «остались в коме».

— Простите.

Альбина смутилась, поспешно отвела взгляд. Андрей сделал вид, что чешет переносицу, хотя на самом деле прикрывал шрам. Ему придется привыкать к окружающим, пялящимся на него как на уродца из кунсткамеры.

— Я много слышала о ваших исследованиях… о вас… Извините, если чем-то обидела. Просто я давно мечтала познакомиться.

— Диагностика по сновидениям теперь не мои исследования, — ответил Андрей с досадой.

Девушка мельком глянула на него. Снова уставилась в пол.

— Нет, ваши, — осторожно возразила она. — Я услышала о них, когда училась на втором курсе. Ваши статьи подтолкнули меня к дополнительным занятиям по психологии и физиологии сна.

На лицо свалилась прядь, девушка убрала ее за ухо с неприметной сережкой.

— Значит, вы — ординатор первого года? — спросил Андрей.

Она кивнула, не сводя глаз с собственных туфель.

— Как работается?

— Нормально. Только не до всего допускают. Иногда приходится выполнять сестринскую работу. Иногда Михаил Маркович скрипит на нас зубами, называя половинками от настоящих врачей…

— Перельман строг с ординаторами.

— Он хороший человек, думающий и понимающий, хотя и комплексующий по поводу семейных отношений… — Андрей удивился, насколько девушка точно охарактеризовала заведующего. — Жаль, у него не всегда находится время, чтобы объяснить некоторые вещи, которые хотелось бы знать, вот… А еще я собираю материалы для Анатолия Федоровича.

— Кривокрасова? — удивился Андрей.

— Да.

Он возвел глаза к потолку и усмехнулся:

— Девушка, вы угодили на плантацию самого крупного рабовладельца.

— Кривокрасов был руководителем моего диплома. Обещал место на кафедре, если я помогу ему с клиническими испытаниями какого-то снотворного.

— Это на него похоже. Знаете его прозвище?

— Нет.

— Аптекарь.

— Правда?

Альбина наконец подняла взгляд — прямой, искренний. Андрею он понравился, такой бывает только у людей с кристальной душой.

— Андре-эйка-а-а-а!!!!!!!

В палату ввалились родители, шумные и радостные. Девушку сдвинули куда-то в угол, и она поспешила убраться из палаты. Андрей только увидел, как шевельнулись ее губы в неслышном прощании.

— Андрюшенька, сынок, родненький, любименький! — тараторила мама. Иногда скорость произносимых ею слов опережала мысли. — Ну как, как, как ты себя чувствуешь?

— Здоров, человечище! — крепко пожал худую ладонь отец, морской офицер в отставке. — Вон как лицо отъел на казенных харчах!

— Кажется, только вчера, мама, ты пригласила меня на юбилей, — произнес Андрей.

Родители сразу погрустнели. Мама взяла его за руку.

— Не было юбилея, Андрюшенька. Сидели возле тебя, уже не чаяли, что снова выпадет случай поговорить. — Из маминых глаз потекли слезы, но она засмеялась. — Мы так счастливы, что ты очнулся!

— Где Анжела? — спросил Андрей.

Отец с матерью странно переглянулись.

— Мы не знаем.

— То есть как?

— Пришла однажды, глянула на тебя и больше не показывалась. Не звонила, не спрашивала. Совсем исчезла. Так что не знаем, где она теперь, сынок…

Андрей отвернулся. Последнее время он часто так делал, когда слезы душили его.

Родители переглянулись.

— Андрюшенька, не переживай так. Главное — ты пришел в себя! Это такая радость, такая радость! Мы уже не чаяли… — Мама снова залилась слезами. На этот раз без смеха.

— Скоро лето начнется, — неловко произнес отец. — Выедем на дачку. Отдохнешь там. Солнце, травка, лесок. Здоровьица наберешь!

— Я не хочу отдыхать, — раздраженно ответил Андрей. — Наотдыхался. Восемь месяцев. Многое изменилось за это время. Я сказал — многое? Все изменилось! Работа, личная жизнь. Придется все начинать заново, с нуля.

— Нельзя сразу браться за работу, — встрепенулась мама. — Ты слишком слаб. Съезди сначала на курорт, куда-нибудь в Турцию…

— Куда? — не понял Андрей.

— В Турцию. На Средиземное море.

— Какое море?

— Андрей, ты что? — удивился отец.

Дрожащими пальцами Андрей дотронулся до лба. Что сказала мама? Назвала какой-то курорт. Почему Андрей не может повторить его название?

— Возьми на первое время, — произнес отец, опуская на тумбочку пакет, наполненный яблоками и грушами.

— Мне пока нельзя, — сказал Андрей. — Трудно жевать.

— Тогда раздай медсестрам. Пусть пожуют за тебя.

— Ладно, Андрюша, — сказала мама, — нам пора. Мы завтра придем.

— Спасибо за фрукты.

7

Ночью опять пришел сон. В нем было меньше угнетения и страха, образы стали ярче и контрастнее. Изменения сигнализировали, что Андрей шел на поправку.

Ему снилось, будто он вставал с кровати и гулял по коридору, хотя в реальности пока не мог этого сделать. Но ему очень хотелось начать ходить, а сон всегда подчеркивает скрытые желания.

За окнами стояла ночь. Светила полная луна. Из головы, в том месте, где его ударил передок «газели», клочьями лезли волосы. Андрей заткнул темечко пятерней, но волосы сыпались сквозь пальцы.

Бродя по коридорам, которые были гораздо длиннее и путанее, чем в реальности, он неожиданно оказался перед дверью. Той самой, с узором спирали или спирального лабиринта на поверхности. Своей архаичностью она выделялась на фоне традиционного больничного стиля и в точности напоминала рисунок Соломатиной… за единственным исключением.

Андрей не поверил глазам.

На двери появилась ручка!

Черная кованая скоба, новая, не затертая ладонями, призывала потянуть за нее и проникнуть в тайну. Андрей не хотел трогать ручку, ему вдруг стало страшно. Стоит открыть дверь — и жизнь изменится. А ему не хотелось новых перемен. Он сыт по горло переменами: и так потерял все, что было. Эта дверь — отголосок надежд и желаний, живших в докторе Ильине до травмы. Потянуть за ручку значило озарить себя новой надеждой. Этого он и боялся. Озарить себя надеждой. А затем потерять ее, как уже случалось.

Пока он терзался мыслями перед дверью, откуда-то появилась незнакомая пожилая медсестра, которая стала упрекать Андрея, что он поднялся с кровати. Она повела его назад, в палату, и он больше ничего не запомнил из своего сна.

8

Через две недели он начал ходить. Сначала с помощью медсестры, затем самостоятельно, на костылях. Два раза в день Андрей выполнял восстанавливающие комплексы, и вскоре под кожей начали наливаться мышцы. Через месяц он ходил, опираясь только на клюку.

Быстрая утомляемость и апатия, характерные после черепно-мозговых травм, постепенно сходили на нет. Иногда его преследовали головные боли, иногда нарушалась цикличность сна, но это случалось все реже. Андрей прошел курс магнитотерапии, закончил принимать энцефабол, наком и глутаминовую кислоту. От психостимуляторов увеличилась раздражительность, и психиатр их отменил.

Речь восстановилась полностью. Тесты на мышление показали, что умственные способности вернулись к прежнему, дотравматическому уровню. А вот с памятью были проблемы. Андрей забывал или путал значения некоторых слов. Например, он мог описать форму гитары, количество струн на ней, но не мог вспомнить, как она называется. Иногда вспоминал, иногда нет. Перельман сказал, что предметная память непременно восстановится, потому что наблюдается прогресс. Гораздо хуже дела обстояли с географическими названиями.

Географические названия почти не держались в голове, словно за что-то мстили Андрею. Если в газетной статье встречалась улица или город, ему требовалось прочесть название не менее двух десятков раз, чтобы оно осело в памяти. Потом проходил час, он свободно пересказывал содержание статьи, но улица или город забывались начисто. Такое избирательное нарушение фиксации Андрей связывал с расстройством кровообращения в травмированных зонах мозга. После аварии произошла потеря синапров в нейронах, поэтому когда он слышал незнакомое название, оно не связывалось с подходящей ассоциацией, необходимой для запоминания. Чтобы исправить дефект, он каждый день по тридцать минут читал карту дорог России, надеясь, что мозг установит новые ассоциативные связи в обход поврежденных. Пока помогало плохо.

9

В палате они расположились на двух стульях, которые сами же принесли. Перельман рассматривал снимки сделанной вчера томограммы головного мозга, психиатр листал историю болезни. Со дня выхода из комы прошло около трех месяцев.

— На снимке никаких аномалий, — заключил Миша. — Должен тебя поздравить, Андрей. После тяжелейшей травмы ты восстановился как спринтер. Не возражаешь, если я напишу о твоем случае статью в журнал?

— Я хочу вернуться к работе, — сказал Андрей, ожидая реакции психиатра.

— Что ж, — произнес тот, тряхнув вторым подбородком, — ваш прогресс, доктор Ильин, действительно впечатляет. Мозговые функции восстановились полностью. Депрессия не наблюдается уже давно. Осталась некоторая замкнутость, но, думаю, здесь нет ничего страшного. Отдельно хочу отметить память, она великолепна. Вы помните названия болезней и лекарств, прекрасно разбираетесь в них. Только эти географические названия…

— Это мелочь, — уверенно махнул рукой Перельман. — Работе не помешает. В больнице есть врачи с куда более тяжелыми дефектами. У Смирнова из кардиологии ножной протез, а у Грибанова диабет второй степени. Андрей всего лишь забывает географические названия. Как его непосредственный начальник, заявляю: это мелочь!

— Тогда у меня нет возражений, — пожал плечами психиатр. — Выписываю с формулировкой «отсутствие психических нарушений». Социальные показатели: прежний объем работы по специальности без утомляемости, преморбидный уровень общения.

— Ура, — сказал Перельман и пожал Андрею руку. — Возвращайся в отделение. Мы все тебя очень ждем.

— Знаю, — ответил Андрей. — Ко мне многие заходили.

Они ушли, унеся стулья. Оставшись один, Андрей откинулся на подушку.

Депрессия не наблюдается уже давно? Он хмыкнул.

Невыносимая, изнуряющая горечь не отпускала его на протяжении всего времени после выхода из комы. Андрей просто тщательно скрывал ее. Он улыбался, говорил всем, что чувствует себя заново рожденным, что ему дан шанс начать новую жизнь… Он говорил эту чушь в основном для своего психиатра, который учился по тем же учебникам, что и Андрей. В них это называлось «признаками психического выздоровления». На самом деле мысли об утраченных возможностях не оставляли ни на секунду. Ведь его карьера, его личная жизнь — все пошло прахом после злосчастной аварии!

Нет, депрессия не покинула его. Она была рядом, держала Андрея в тесных, можно сказать, дружеских объятиях. Он надеялся избавиться от нее, вернувшись на работу. Если это не поможет, тогда жизнь окончательно потеряет смысл.

Глава третья ГРОХОТ ГРОМА

1

Черный «порше» остановился на обочине дороги возле широкого, пустынного пляжа, на который накатывались океанские волны. Солнце садилось за горой, нависающие над трассой скалы бросали на пляж длинные тени.

Из салона «порше», роскошного, словно пентхаус, вылез привлекательный молодой человек в гавайской рубашке, шортах-бермудах и шлепанцах на босу ногу. Перевившиеся золотые цепи на бычьей шее звякнули, ударившись о рельефную грудь. На предплечье синела татуировка «ТС». Под рубашкой за ремнем торчал автоматический «глок» калибром девять миллиметров.

Человека звали Лусио.

Для кого-то это имя звучало словно имя кинозвезды. В остальных оно вселяло ужас. Лусио по кличке Красавчик был известным в городе гангстером. В своей фавеле он занимал должность gerente geral [1], а фактически являлся ее первым лицом. Его престарелый босс не мог управлять бизнесом в полной мере, поскольку последние шесть лет наслаждался жизнью в уютной камере городской тюрьмы Бангу-1.

Лусио оглядел пляж.

Метрах в пятистах по направлению к городу купались дети, ветер доносил их радостный визг. На горизонте стоял нефтеналивной танкер. Больше никого. Курьер доны Флоресты еще не прибыл. Можно успеть выкупаться.

За спиной на высокой скорости промчались две машины, от которых пахнуло выхлопами. Лусио не стал запирать «порше» или ставить на охрану, никогда этого не делал. Автомобиль знали. Даже если бы какой-нибудь сумасшедший рискнул его угнать, вряд ли бы он сумел сбыть похищенное. Все, на что он мог надеяться, — это пуля и небольшой участок земли в дебрях городского парка. Так что Лусио не запер машину, а просто захлопнул дверцу и побрел к линии прибоя, увязая шлепанцами в мягком песке.

Неподалеку от воды он сложил одежду на шлепанцы, спрятал под ней пистолет и, разбежавшись, нырнул в теплые, упругие волны. Отплыв от берега, немного полежал на спине, затем с неохотой повернул обратно. Когда Лусио выходил из воды, курьер уже ждал. Человек в белой рубашке, в галстуке, с неприметным лицом клерка, с зализанными назад волосами, манерный до отвращения. Его машины на дороге не видать, — значит, приехал на такси. Он улыбался, разглядывая фигуру Лусио. В одной руке держал кейс, в другой — «глок», который должен был лежать на шлепанцах, прикрытых одеждой.

2

— Это мое, — заметил Лусио, указав на пистолет, когда направлялся к курьеру через полосу влажного песка.

— Нисколько не сомневаюсь, любезный, нисколько! Но лучше быть осторожным, не правда ли?

Он мерзко захихикал. Лусио раздраженно сощурился.

— Красавчик Лусио! Красавчик Лусио! — Курьер пошевелил носком лакированной туфли сложенную на песке одежду. — Что ты носишь? Деньги жалеешь? Напрасно. Такое роскошное тело должно носить достойную одежду…

— Может, перейдем к делу, пидор?

Улыбка слетела с лица собеседника.

— Не зарывайся! — взвизгнул он. — В своей фавеле командуй! Дона Флореста раздавит тебя одним пальцем! Ей достаточно звонка, чтобы полиция вычистила кварталы от твоих оборванцев, а тебя посадила за решетку!

Пистолет прыгал в его руке. Лусио напрягался каждый раз, когда мог заглянуть в ствол.

— Ненавижу таких, как ты! — процедил курьер, сжав зубы. — Дорогая машина, грошовые шмотки. Ты дешевка! Родился в дерьме, с самого детства мечтал стать кем-то, заработал немного денег, но так и остался дерьмом!

— Хватит истерить. Какого дьявола ей нужно?

Курьер нервно выдохнул. Натянуто улыбнулся своей гадкой улыбкой:

— Сеньора требует компенсацию за ее хлопоты на севере города.

Дона Флореста имела высокий статус в преступной среде и была могущественным конкурентом как Лусио, так и его босса. Она не занималась наркотиками (он вообще понятия не имел, чем она занималась), но теснила Лусио из всех областей, на которые он пытался расширить бизнес фавелы. Около месяца назад Красавчик взял под контроль район на севере города, в котором собирался поставить своих дилеров и начать продажи дури. Не прошло и недели, как ему пришлось бежать оттуда, оставив партию товара и расстрелянные трупы своих пехотинцев. Люди доны Флоресты, хорошо обученные и безжалостные, поддерживаемые полицией, устроили настоящий террор его подчиненным. Это было позорное поражение, Лусио до сих пор от него не оправился.

— Вот список контрибуции. — Придерживая кейс коленом, курьер раскрыл его одной рукой и достал запечатанный конверт.

Судя по толщине, внутри не больше одного-двух листов. Лусио вытер ладони о плавки и потянулся за ним. Он ухватил бумажный пакет близко к пальцам курьера, что позволило тому прикоснуться к руке и даже погладить ее. Этот педик погладил его, Лусио! Он подумал, что сейчас возьмет послание Сеньоры, а затем сломает челюсть одному представителю нетрадиционной сексуальной ориентации. Это помогло бы избавиться от омерзения, которое вызывал в нем курьер. Сдерживало только имя его покровительницы.

И еще пистолет.

Лусио вскрыл конверт и достал письмо, содержавшее сухой перечень того, чем он должен возместить ущерб за свое вторжение: «Триста тысяч долларов… пятнадцать килограммов золота… четыре мотоцикла и восемь автомобилей (марки указаны)». В случае неповиновения его ожидали проблемы на других подконтрольных территориях.

— Это все? — спросил Лусио, не выказав ни грамма эмоций.

— Нет. Что делаешь сегодня вечером? Не желаешь посетить какой-нибудь клуб, пропустить по коктейлю?

— Не с тобой.

— Я просто спросил. Особо не надеялся — больно надо!

— Отдай пистолет.

— Красавчик, ты должен помнить, о чем я говорил. Дона Флореста разозлена на тебя. Не совершай новых ошибок!

— Я об этом помню, — сквозь зубы процедил Лусио.

Собеседник ухмыльнулся. Протянул ствол рукоятью вперед и играючи убрал, когда Лусио попытался взять в первый раз. Но затем все-таки отдал.

— В письме указан телефон, по которому следует позвонить. В случае если…

Правую глазницу курьера резко обожгло, и половина мира тотчас потухла. Яростная боль в голове возникла лишь потом, когда он обнаружил, что лежит на песке, а в лицо ему направлен ствол и Лусио нажимает на спуск второй раз.

Лусио давил на курок до тех пор, пока выстрелы не сменились звонкими щелчками, а ему хотелось нажимать еще и еще. Лицо курьера провалилось и выглядело как кровавая каша. Но он все-таки стер заносчивую ухмылку.

3

Это всегда наступало после убийства, когда исчезала угроза, когда он опускал ствол. Приступ короткого, парализующего страха.

Стоя посреди пляжа в одних плавках над мертвым телом, Лусио съежился в ожидании внезапного удара. Картинка всплывала непроизвольно — молния ударяет в затылок или в плечо, проходит внутрь, выжигает органы. Видение длилось несколько секунд, но повторялось из раза в раз с самого детства — с тех пор как он впервые застрелил человека.

Это случилось, когда Лусио было одиннадцать. Жертвой стал ровесник. Застрелить его приказал главарь банды, четырнадцатилетний пацан, самый старший из них. Банда наводила ужас на прилежащие к фавеле городские кварталы: грабила прохожих и магазины, воевала с другими бандами. Сейчас он не помнил лица первой жертвы; кажется, тот принадлежал фавеле, с которой у них шла война. Лусио без колебаний выпустил пулю, чувствуя, как стремительно растет его карьера. Правда, после убийства он испытал небывалый страх, загнавший мальчика в тесный подвал дома матери. Его мучили не угрызения совести. Маленький Лусио страшился божьего гнева.

Отца он не помнил, тот умер от малярии, когда мальчику было около года. Воспитывала его мать. Она продавала гребни возле туристических отелей и отличалась чрезмерной религиозностью. С самого детства эта женщина наглядно демонстрировала сыну, что случается с теми, кто нарушает Божьи заповеди. Когда он пытался стащить из буфета кусок сахара или украсть мелочь из кошелька, она незаметно подкрадывалась сзади и со всей мочи била его жестяным подносом по затылку. Лусио до смерти пугало неожиданное появление матери, но еще больше — оглушительный грохот. Он плакал, держась за затылок, объятый тупой болью, иногда липкий от крови, а мать стояла над ним — огромная, словно великанша, — и повторяла, что он испытает именно это, когда совершит настоящий грех. Только Бог не будет таким милостивым, как она. Лусио будет гораздо, гораздо хуже.

После своего первого убийства малыш Лусио просидел в подвале две недели, трясясь от страха, боясь выбраться на улицу. Казалось, стоит ему очутиться под открытым небом, как на голову обрушится внезапный удар, сопровождаемый апокалипсическим грохотом…

К его удивлению, этого не случилось. Кара Господа миновала menino [2]. И тогда страх сменился интересом: почему? Почему Бог не покарал его, как обещала мать? Через полгода он совершил еще одно убийство. Кажется, это был прохожий, они сняли с него рубашку, часы, вытрясли из карманов всю мелочь. Его не требовалось убивать, но Лусио выпустил пулю из любопытства. Снова был подвал и суеверный ужас, но, когда он исчез, стало ясно, что наказание прошло стороной. Тогда Лусио попробовал еще раз, а затем еще… Так он проводил свои эксперименты до двадцати восьми лет. Он играл в русскую рулетку с самим Господом, совершая убийства одно за другим, и оставался безнаказанным. Он испытывал прилив энергии и азарт, но также вину, страх и непонимание: сколько еще убийств он должен совершить, чтобы Бог обрушил на него кару, как обещала мать?

…Страх отпустил через несколько секунд. Теперь две недели подвального ужаса превратились в короткий паралич. Наказания не последовало и в этот раз. Возможно, Бога не существовало вовсе, хотя после убийств Лусио по-прежнему слышал в голове звук, напоминающий грохот подноса матери.

Он обыскал курьера, забрал из заднего кармана брюк бумажник. Не для того чтобы имитировать ограбление, просто Лусио, выросший в бедной семье, с уважением относился к любым заработкам. Правда, теперь напуганный уличный мальчишка превратился в красавчика, плейбоя и обеспеченного человека, чьи фотографии периодически появлялись на передовицах местных газет. Его знали и боялись как огня, потому что такого безжалостного гангстера нужно еще поискать на всем побережье. Его единственным недостатком был «грохот грома». Он смущал, тяготил, Лусио страстно мечтал от него избавиться.

Глава четвертая ГУЭМПЛЕН

1

В первый день выхода на работу туда, где он почти год лежал как пациент, Андрей чувствовал себя не в своей тарелке. Те же стены, тот же коридор буквой Г, те же палаты, виды из окон. Но абсолютно другие ощущения. Проведенное здесь в роли пациента время изменило сознание. Чужая забота, чужой уход отучили от самостоятельности. Он привык принимать помощь, а не оказывать ее, отвык от роли врача. Особенно остро Андрей это осознал в ординаторской — комнате для врачей, куда он не заглядывал с прошлого года.

В ординаторской оказалась вся команда отделения неврологии. При его появлении тут же смолкли разговоры. Он неожиданно превратился в центр всеобщего внимания, отчего почувствовал себя неловко.

— А вот и наш Андрей! — сказал за всех Перельман. — С возвращением!

Его окружили. Хлопали по плечу, жали руку. Говорили, что рады видеть, поздравляли с выздоровлением — в общем, вещали сплошные банальности. Даже остроумный Тюрин, от которого Андрей всегда ждал сюрприза, выдавил из себя нечто вроде: «Рад, что с тобой все в порядке, и желаю, чтобы в порядке было и дальше». Андрей оглядывал радостные, улыбающиеся лица, улыбался в ответ и чувствовал, как внутри растет отвращение.

На лица коллег были наклеены лживые маски, скрывающие настороженность, недоверие, страх. Они боялись его. Боялись того, во что он превратился. Никто не смотрел в глаза. Когда Андрей отворачивался, то их улыбки замирали, а взгляды тайком изучали шрам на лице и пытались найти повреждения черепа под волосами. Андрей буквально читал мысли, копошащиеся в их головах словно крысы. Как он изменился! Неужели он сможет работать после такой травмы? Неужели ему можно доверить больного, инвалиду с перепаханным мозгом?

— Вообще-то я умер, а перед вами призрак, — ответил он на чью-то реплику.

Врачи засмеялись. Андрей засмеялся вместе с ними, чувствуя, насколько натужно и неестественно их веселье. Правильно, зачем обижать убогого? Лучше поддержать его неуклюжую шутку.

Вскоре ординаторская опустела и в ней остался только Перельман. Миша нахмуренно чесал подбородок:

— Еще раз поздравляю с выходом на работу.

— Спасибо.

— Но как заведующий отделением не могу не спросить: как твое душевное состояние?

— Я в порядке. — Ильин вздохнул с воодушевлением. — Я ждал этого момента долгих три месяца!

Трудно сказать, почувствовал ли Перельман ложь. Миша задумчиво кивнул, велел зайти через часик, чтобы определиться с объемом работы, и отправился на утреннюю пятиминутку с медсестрами. Андрей обессиленно рухнул на стул.

Сколько он продержится? Встреча с коллегами отняла не меньше килограмма нервов. А впереди ждут пациенты. Он воочию представил, как разговаривает с какой-нибудь неврастенической старушкой или мужиком с багровым от каждодневной выпивки лицом. Вместо доверительной беседы, являющейся основой общения с пациентом, они будут пялиться на шрам.

А что делать с исследованием сновидений?

Андрей задумчиво поскреб ногтями по столешнице.

Сновидениями занимается лаборатория Ковальчука. После случившегося у Андрея не было желания продолжать научную работу. Тем более иметь какое-то отношение к кафедре неврологии. Точнее, к одному из ее представителей — борову с прической ершиком и неутомимой жаждой прославиться за чужой счет…

Дверь в ординаторскую приоткрылась. Андрей настолько погрузился в мысли, что вздрогнул от неожиданности. На пороге стояла черноволосая девушка во врачебном халате. Заметив испуг Андрея, она стушевалась. Где он ее видел?

— Здравствуйте, Андрей Андреевич, — сказала она с акцентом. — Я Альбина Багаева. Вы меня помните?

Он вспомнил. Ординатор первого года (хотя сейчас, наверное, второго). Она заглядывала к нему в палату на следующий или через день после того, как он вышел из комы.

— Что вам нужно?

Девушка нервно сглотнула и начала фразу, окончание которой Андрей прекрасно знал, потому что пять минут назад то же самое талдычили его коллеги.

— Я очень рада, что…

— Что я наконец выздоровел? — с излишней резкостью сказал он. И пожалел о своих словах.

Багаева едва не заплакала. Она зажала рот, чтобы подавить всхлип. Андрей вдруг понял, что пожелание, которое она собиралась произнести, шло от сердца. Первое за сегодняшнее утро. А он обидел девушку.

Альбина преодолела слабость. Расправила плечи, подняла подбородок. В лице проступило упрямство.

— Да, я рада, что вы вернулись на работу. Быть может, мы почти не знакомы, но я очень переживала… На самом деле я знаю о вас больше, чем вы думаете. Я читала ваши статьи и под их влиянием поняла на втором курсе, что хочу заниматься сновидениями. Я мечтала встретиться с вами, а когда поступила в ординатуру, когда нас привели в отделение, то выяснилось, что вы… что вы… Я была в шоке… Но теперь все позади, и вы снова на рабочем месте…

Черные глаза девушки обиженно сверкнули. Она решительно повернулась, собираясь уйти. Но прежде чем ее белая туфелька переступила порог, Андрей произнес:

— Зачем вы учитесь на невролога?

Багаева остановилась. Повернула голову:

— Что?

— Если вам так нравятся сновидения, зачем вы поступили в ординатуру по неврологии?

Девушка задумчиво уперлась ладонью в дверной косяк:

— Многие из тех, кто занимался сновидениями, начинали как неврологи. Зигмунд Фрейд, академик Вейн, вы…

— Ладно, давайте поговорим. Только не маячьте у двери, присядьте куда-нибудь.

Багаева вошла в ординаторскую и опустилась на краешек стула. Невысокая, совсем молодая. На лице ни грамма косметики, прямые черные волосы заправлены за уши.

— Вы родом не из Питера?

— Из Владикавказа. Семь лет назад уехала из Северной Осетии и поступила в медицинский университет Санкт-Петербурга.

— Почему вы хотите заниматься сновидениями?

— Это очень интересная тема. Загадочная, даже мистическая.

— В спиритизме мистики не меньше.

Девушка немного подумала.

— Мне кажется, что исследование сновидений поможет людям разобраться в себе и в собственных проблемах.

— А почему вас заботят чужие проблемы?

— Потому что я врач, — ответила она. — Знаете, возможно, это глупость, но я не выношу чужую боль. Не могу смотреть, как людей съедает неизлечимая болезнь, мне хочется облегчить их страдания. Если существует способ это сделать, я готова приложить все силы, может быть, что-то принести в жертву… По-вашему, это глупость?

Андрей сцепил зубы, стараясь не показать улыбку. Девушка произнесла в точности то, что ответил бы он сам. Ответил до того, как попал в аварию.

— Нет, это не глупость, — произнес Андрей. — Хорошо. Давайте постараемся, чтобы за время ординатуры вы освоили не только профессию невролога, но и получили некоторый опыт в своем… мм… хобби. Если будут успехи, я похлопочу, чтобы вас взяли в новую лабораторию сновидений к Ковальчуку.

Взгляд Багаевой скользнул по Андрею. Ему показалось, разочарованно.

— А нельзя попасть туда, где работаете вы? — спросила девушка. Акцент сделался особенно заметным. Как ее зовут? Кажется, Альбина.

— Кафедра неврологии больше не занимается сновидениями. А я вряд ли там останусь… Кто вас курирует?

— Волгина.

— Думаю, Мария Дмитриевна не будет против, если я возьму над вами некоторое шефство. Вы сами не возражаете?

Ее лицо озарилось радостью:

— Что вы! Я бы этого хотела.

2

Его появление позволило Багаевой открыть новые грани профессии. Андрей рассказывал ей о тонкостях работы невролога, объяснял основные ошибки ординаторов, демонстрировал редкие практические приемы. А в свободное время вспоминал куски своей диссертации и наиболее характерные сны бывших пациентов.

— Сновидение — удивительное состояние, в котором человек путешествует вне времени и пространства! — говорил он. — За одно мгновение мы можем перенестись в далекий мир детства, чтобы вспомнить или пережить яркие и драматичные эпизоды, казалось забытые навсегда. Многие люди не верят в силу сна. Они считают, что напрасно расходуют треть своей жизни. Однако сон — такая же необходимая функция организма, как дыхание, кровоснабжение или мышление. Во время сна мы не просто отдыхаем, мы перерабатываем всю информацию, поступившую в мозг за день. Мы окунаемся в глубинные колодцы подсознания и черпаем оттуда идеи, мысли. Сон — одна из форм нашей бессознательной жизни. Сознание — лишь верхушка айсберга, и только кажется, что наша психическая деятельность сознательна. На самом деле очень важны глубинные пласты, которые оказывают влияние на всю нашу жизнь…

Информацию девушка впитывала словно губка. Тайком наблюдая за ней, Андрей видел в Альбине задатки не просто врача, но ученого: упорство, умение зреть в корень, способность взглянуть на проблему под неожиданным углом. А еще Багаева прекрасно разбиралась в пациентах. Иногда Ильин удивлялся, с какой легкостью она читала характеры и находила подход к людям.

Проблема общения с коллегами с каждым днем ощущалась все острее. Нет, с Андреем были вежливы, ему улыбались, с ним пили чай, рассказывали случаи из бытовой жизни, интересовались мнением по поводу вчерашнего футбола… Но что-то в этих отношениях изменилось, что-то сломалось раз и навсегда. Когда он входил в ординаторскую, через какое-то время врачи потихоньку вытекали из комнаты, вспомнив о срочных делах и страдающих пациентах. Его чурались. Травма наложила на Андрея незримую печать отверженного. К нему больше не будут относиться с прежней непосредственностью.

О Кривокрасове было слышно лишь то, что он проходил стажировку где-то в Лос-Анджелесе, чему Андрей несказанно обрадовался. Ему хотелось, чтобы бывший руководитель как можно дольше оставался на максимальном расстоянии. Он даже надеялся, что, возможно, за океаном заметят этого крупного ученого и предложат остаться. Андрей продолжал на это надеяться, пока в последней декаде августа неожиданно не столкнулся с профессором нос к носу возле кабинета иглорефлексотерапии.

Андрей направлялся к больному, которого попросил посмотреть Перельман, когда из конца коридора раздался звук открывающегося лифта, а спустя секунду из-за угла выплыла до боли знакомая кряжистая фигура.

— Ильин! — закричал Кривокрасов на все отделение. — Ильин! Погоди!

Анатолий Федорович направился к нему тяжелым шагом. Ершик волос на голове стал короче, на лице густой тропический загар. А вот халат по-прежнему тесный, размера на два меньше, чем надо.

Взглянув на лицо Андрея, Кривокрасов не смог скрыть отвращения. Обычно коллеги не подавали виду, что шрам их смущает, но Кривокрасов раскрылся во всей красе. Его физиономию исказила брезгливая гримаса. Он не протянул руку для приветствия, словно опасаясь заразиться проказой.

— Поздравляю с выходом на работу! — произнес Кривокрасов, не переставая брезгливо морщиться. Андрей не выдержал и отвернулся. Ничего более лживого ему не доводилось слышать. Фраза прозвучала не приветливее пожелания благополучно сдохнуть. — Мне очень жаль, что с тобой произошла эта трагедия.

Андрей нетерпеливо кивнул, моля про себя, чтобы встреча закончилась как можно скорее. Жаль ему! Как бы коллеги ни относились к травме, все побывали у Андрея, когда он валялся здесь, на седьмом этаже. Только светило отечественной сомнологии не нашло времени на посещение.

— После того что с тобой случилось, пришлось взять в Париж Ковальчука.

От такой наглой лжи, произнесенной прямо в лицо, у Андрея задрожали руки. Это невозможно! Он бежал к Кривокрасову в тот день, когда случилась авария. Он узнал, что его, автора работы, беспардонно отлучили от поездки в… в… на конференцию. Андрей отказался готовить доклад для профессора, и тот выкинул его из заявки еще до того, как бампер «газели» и голова Андрея вошли в тесный, можно сказать дружеский, контакт.

— Никто не думал, что ты оклемаешься и сможешь работать. После такой травмы…

— Поэтому руководить лабораторией поставили Ковальчука?

— Но ты сам посуди, Ильин! Лаборатория открывается, гранты выделены, все ждут результатов. А ты в глубокой коме. Академия наук торопила. Решили взять Ковальчука, его доклад по диагностике сновидений был отлично принят.

«Мой доклад!» — мысленно закричал Андрей, Кривокрасов все перевернул с ног на голову. Родные исследования, плоть его плоти, больше не принадлежали Ильину.

— Ожидаю твоего возвращения на кафедру. Чем собираешься заняться?

— Не знаю, — буркнул Андрей.

— Сновидениями теперь занимается отдельная лаборатория. У них оборудование, средства, специалисты. Мы все прекрасно знаем твой вклад в эту работу, но пришла пора сделать акцент на другом.

— На испытаниях снотворного, — догадался Андрей, чувствуя, что закипает.

— Ты все понимаешь лучше меня! — Кривокрасов похлопал его по плечу, при этом гримаса брезгливости не сходила с лица. — Сам посуди, ну кому нужны эти сны! Пусть Ковальчук в них ковыряется, у него для этого собран народ. Мы же с тобой займемся серьезными вещами. Вот характеристика препарата, почитай на досуге.

Он сунул в руку Андрея сложенный лист с проступающими на тыльной стороне подписями и синими печатями.

— Да, кстати. — Аптекарь почесал подбородок. — Ковальчук просил узнать, не осталось ли у тебя каких-нибудь записей по работе со сновидениями? Мыслей там, анализа, дневников. Ты ведь наверняка куда-то все записывал.

Андрей почувствовал, как в голове разрастается тупая боль. От нее потемнело в глазах.

— Это мои исследования, — с трудом произнес он. — Я посвятил им лучшие годы!

— Понимаю, ты расстроен, что так вышло. Но ведь случилось несчастье. Пришлось срочно искать замену.

— Вы отстранили меня от участия в конференции еще до того, как я попал в аварию, — произнес Андрей, волнуясь. — Вы уже тогда переписали меня на Ковальчука!

Кривокрасов задохнулся от возмущения:

— Ты все перепутал своей больной головой. Ковальчук отправился в Париж, когда стало ясно, что не можешь ехать ты.

Произнести следующую фразу Ильину стоило огромных усилий.

— Вы лжете.

Лицо Кривокрасова налилось кровью.

— Я лгу? — угрожающе спросил он. — Я?

Не в состоянии выдавить из себя ни слова, Андрей упрямо смотрел на начальника. И тогда Аптекарь обрушился на него словно ждал этой возможности:

— Да как ты посмел мне сказать такое, юродивый! Тебе башку проломили! Ты не можешь ничего помнить! Восемь месяцев в коме!

— Я помню тот день.

— Он думает, все должны его жалеть! — Кривокрасов его не слышал. — Инвали-и-ид… Да ты должен быть благодарен, что я работу предлагаю, а он говорит мне такое! Зазнался ты, Ильин, ох зазнался! Что за хамское поведение? Не дай бог услышу еще раз!

— И что? — завелся Андрей. От ярости сводило скулы. — Что вы сделаете?

— Увидишь! — воскликнул Кривокрасов, потрясая в воздухе кулаком. — Я добьюсь повторной комиссии. Вылетишь из клиники пробкой! Пробкой вылетишь, понял меня? Остаток жизни будешь существовать на пособие по инвалидности.

У Андрея сжались кулаки. Захотелось схватить Кривокрасова за грудки и тряхнуть, чтобы порвался халат, причем обязательно с треском. Он, правда, не думал, что за этим скорее всего, последует мордобой, — было уже все равно.

— Хочешь врезать? — орал Кривокрасов. — Давай врежь! Сразу в тюрьму загремишь! У меня полковник в УВД, мы с ним по четвергам в бане паримся, так что давай врежь! Увидишь, что будет…

Андрею было наплевать на последствия. И наверняка разбитых физиономий было не избежать, если бы из своего кабинета не выскочил Перельман.

— Вы с ума сошли! — зашипел он, встряв между ними. — Тут пациенты кругом! Как вам не стыдно?

— Это все твой любимчик! — в запале кричал Кривокрасов, красный, взмыленный, страшный. — Я тебя посажу на инвалидность, урод! Никогда не сможешь работать врачом Ильин, вот увидишь! Не успеешь оглянуться, как это случится! На километр ни к одной больнице близко не подойдешь.

Андрей резко развернулся и ушел прочь. Он выскочил на лестницу, сбежал на несколько пролетов вниз и где-то на четвертом этаже остановился, упершись лбом в оконное стекло. В груди бурлило от ненависти и страха. Он ненавидел Кривокрасова и весь мир вместе с ним. Хотелось бежать от всего этого. Только куда?

Немного придя в себя, он вернулся в отделение. Перед одноместной палатой, куда он направлялся до встречи с Кривокрасовым, Андрей на секунду остановился. Провел по лбу трясущейся ладонью, глубоко вдохнул и отворил дверь.

На кровати лежал человек с большим животом и нервным лицом. На правой руке поблескивали тяжелые золотые перстни, на левой — золотые часы. Шею обвивала золотая цепы Напротив него вместо штатного телевизора стояла огромная панель «Панасоник» и DVD-проигрыватель с высокой стопкой фильмов на нем. Друзья или подчиненные зажиточного пациента постарались, чтобы он не скучал во время лечения.

— Добрый день, я доктор Ильин, — представился Андрей, стараясь говорить громче, чем ведущая телепрограммы, объясняющая разницу между преждевременными и поздними родами. — Я задам несколько вопросов, чтобы выявить причину онемения в ногах…

Пациент уставился на Андрея.

— Что это? — Он заерзал на кровати, пузо под одеялом напоминало укрытый простыней воздушный шар. — Что у тебя с лицом?

«И что вы почувствовали, когда узнали, что родите ребенка на седьмом месяце?»

— Не беспокойтесь по поводу шрама, я…

— Что у тебя с лицом? Фу, какое уродство. Я не буду с тобой разговаривать.

«…я была в ужасе…»

— Это всего лишь шрам: Он никак не повлияет на обследование.

«Золотой» пациент не слышал его, закатывая истерику.

— Я не буду с тобой разговаривать. Убирайся прочь! Дайте мне врача с нормальной рожей!

Андрей думал, что сумеет сдержать себя, но слишком много в нем накопилось после разговора с Кривокрасовым. Истеричный пациент стал последней каплей.

Он ответил так, что его услышали в коридоре:

— Другой врач не может диагностировать ваш недуг. Не хотите моей помощи? Тогда распрощайтесь со своими ногами и закажите инвалидную коляску поудобнее, потому что на ней вы проведете остаток жизни!!

Он вышел из палаты, с удовольствием вспоминая перекошенное ужасом лицо пациента. Сквозь дверь донесся голос ведущей телепередачи:

«Не пугайтесь, если врач посоветовал стимулировать роды».

3

Переодеваясь в конце дня, Андрей обнаружил в халате листок с описанием препарата для клинических испытаний. Откуда он взялся? Наверное, Андрей машинально сунул его, когда собирался проверить на прочность халат профессора.

Листок с синими печатями и несколькими подписями влиятельных руководителей представлял собой маленькую частичку Кривокрасова. Первым желанием было порвать его на куски или сжечь в туалете, сумасшедше хихикая и радуясь маленькой мести. Но затем порыв угас. Обратить в пепел клочок бумаги нетрудно. Только в этом случае конфликт с Кривокрасовым перейдет на новый уровень, а Андрей пока не знал, нужно ли ему это.

Так и не решив, что делать с листком, Андрей сложил его и убрал в блокнот.

Каждое возвращение домой вызывало в нем тягостные чувства. Квартира казалась чужой с того момента, как он впервые после больницы переступил порог. Все сверкало чистотой, все стояло на своих местах: тапочки в прихожей, одежда на вешалках, DVD-диски убраны в шкаф, велотренажер зачехлен. Ни пылинки кругом. Пока Андрей лежал в больнице, мать приходила сюда каждую неделю, тщательно пылесосила ковры, перемывала чистую посуду. Надеялась, что Андрей обрадуется.

Он не обрадовался. Не такой он оставил квартиру одиннадцать месяцев назад, теплым солнечным утром. Тогда ее наполнял аромат жизни, в ней обитал надеющийся, любящий, стремящийся к чему-то человек. А сейчас она выглядела бездушной, словно подготовленная к продаже после смерти хозяина. «А разве не так? — подумал Андрей. — Во мне все умерло после той аварии».

С каждым днем ему становилось хуже. В душе копились зависть и злость, мир вокруг словно потемнел. Он разучился радоваться Жизни, как год назад. Любимая девушка его бросила. Страстное увлечение у него украли. Как жить дальше?

«Так и жить, — говорил он себе. — Ничего не изменишь». Он вернется на кафедру ради прибавки к жалованью невролога. Будет покорно выполнять все указания Кривокрасова, проводить клинические испытания снотворных, целовать зад профессора, если это окажется в планах кафедры на следующий квартал. И никаких личных исследований, никакой инициативы, упаси боже!

Погасив свет и забравшись в постель, Андрей подумал, что проворочается полночи, вспоминая сегодняшнюю встречу с Кривокрасовым. И без того полтора последних месяца его мучила бессонница. Сновидений он не видел с тех самых пор, как встал на ноги и начал ходить. Однако уснул Андрей быстро. И сновидение пришло. Причем не просто сновидение, а самое главное в его жизни.

Кошмарное и невероятно прекрасное…

4

Андрей бежал по странному лесу. Низкие деревья с кривыми стволами мало напоминали реальный мир — скорее преддверия ада. Или рая. Или того и другого, вместе взятых. За ним гнались карлики, которых он толком не разглядел. Андрей устал и вымотался до чертиков. Нужно где-то отдохнуть, прийти в себя, собраться с мыслями.

Деревья закончились, и он оказался на берегу полноводной реки. Перед ним стоял бревенчатый дом без окон. Где он его видел? Скорее всего, в другой жизни. Дом мог послужить убежищем… Только вход в него перегораживала дверь. Глухая, плотно сколоченная, с вырезанной на поверхности спиралью. Хорошо знакомая ему дверь, только непонятно откуда. Он лишь знал, что за ней скрывается тайна. Большая тайна, запретная. Табу, за которое нельзя проникать человеческому разуму.

Ладонь, обхватившая кованую ручку, ощутила рельеф и холод металла. Контакт был отчетливым. Андрей удивился, насколько эта ручка была реальнее всего, что его окружало, — и бревенчатого дома, и кривого леса, и земли с небесами. По телу пробежала короткая дрожь. Сердце замерло в волнующем ожидании. Он не помнил, что решил не заниматься сновидениями. Вообще не осознавал, что спит. Проснуться во сне способны очень немногие люди, и доктор Ильин пока не входил в их число. Он покорно следовал сюжету сна, по которому требовалось войти в эту дверь, чтобы спастись от карликов.

И Андрей потянул за ручку.

Дверь поддалась легко. Повела себя так, словно открывалась всегда. В ее поведении сквозил немой упрек: дескать, и почему же ты, братец, не делал этого раньше?.. Из открывшегося проема дохнуло холодом. В первый момент Андрей ничего не увидел, пространство за проемом окутывала тьма. Лишь затем открылись уходящие вниз стены и свод.

Коридор.

Наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку, спящий доктор Ильин переступил через порог. Под ногами оказались узкие, крутые ступени, с которых можно запросто навернуться. Холод усилился, прихватив его сквозь тонкую рубашку и врачебный халат. Андрей постоял на месте, пытаясь разглядеть, что находится в конце коридора, но ничего не увидел. Перила отсутствовали. Он уперся руками в стены и стал медленно спускаться.

Чем дальше оставалась дверь, чем глубже он погружался во мрак, тем сильнее становился страх. Этот спуск под землю напоминал смерть, которую Андрей однажды встретил на проспекте Луначарского. Коридор, движение по нему — нечто похожее видят люди, когда покидают мир кислорода и белковых соединений. Не хватает лишь света в конце, впрочем… Спустившись еще ниже, он обнаружил и этот образ, а также многое другое, гораздо более масштабное, чем скудные рассказы пациентов, переживших клиническую смерть.

Лестница вывела его в просторный зал, наполовину затянутый тьмой, наполовину озаренный светом из окон, прорубленных в своде. Он напоминал одновременно заброшенную станцию метро и могильный склеп. Низкие, массивные потолки, строгие колонны, ниши в стенах. Мрачная торжественность и нетронутая древность. Судя по всему, Андрей находился в зале один. Хотя чувства подсказывали, что тьма может скрывать многое. Больше, чем способна нарисовать фантазия.

Он вошел в зал и двинулся вдоль стены, стараясь держаться тени — черной и густой, как свежий асфальт. Одно из первых правил осознанных сновидений гласило, что нужно отделиться от сна и его сюжета, заставить себя проснуться во сне. Перебороть могучую силу, которая гонит тебя куда-то, встать, осмотреться, исследовать окрестности своих грез. Некоторые путешественники рисовали целые карты местности: горные пики и глубочайшие озера, гигантские башни и города, лабиринты, реки, площади, воронки в земле… Андрей ничего исследовать не стал. Вместо изучения нового загадочного мира он тупо двигался в глубь зала, ведомый смутным ощущением, что ему туда надо.

Впереди из темноты послышался протяжный, ниспадающий свист. Звук был хорошо знаком, и, пока Андрей вспоминал, где его слышал, в арочном проеме замелькали окна с темными стеклами и что-то заскрипело…

«Электричка», — удивленно подумал Андрей.

Зал все-таки оказался станцией метро!

Электричка остановилась. Двери разъехались в стороны, демонстрируя пустоту в вагонах. Эта станция — отправной пункт, из которого начинается путешествие куда-то очень далеко. Куда Макар телят не гонял.

«Да уж!» — вслух усмехнулся он и пожалел.

Неосвещенная часть зала откликнулась на возглас зычным вздохом.

Андрей припал к стене, схватившись за сердце, рвущееся из груди. У человека, который сейчас спал в своей квартире на Садовой улице, пульс наверняка в три раза выше нормального… Что это было? Он услышал чей-то вздох, хриплый и надсадный, словно огромный зверь пробуждался от зимней спячки.

Чувства не подвели, Андрей оказался не один в этом зале.

Раскрытые двери вагона приглашали войти, и доктора Ильина потянуло внутрь. Электричка привезет его к потрясающим открытиям, к алмазам, сверкающим в темноте. Правда, эти прелести могут оказаться так далеко от двери, что не найдешь дорогу назад; а он был уверен, что только через дверь сможет вернуться туда, где спокойно и где нет страха. Она как нить Ариадны связывала его с внешним миром. Поэтому Андрей боялся войти в вагон.

Тьма позади шевельнулась.

Холод схватил за горло и принялся душить… Нет, это вовсе не холод, а страх! Ледяной, а потому такой осязаемый. Нужно действовать. Если чудовище выйдет из мрака, у Андрея откажут ноги и он не доберется ни до вагона, ни до двери.

Андрей оттолкнулся от стены и припустил со всех ног к электричке. Позади заскрипела каменная крошка, придавленная чьей-то ступней. Существо зашевелилось, задвигалось, выползая на свет.

Ильин влетел в раскрытые двери, и они тут же захлопнулись за спиной. Вагон дернулся и поехал. Андрей припал к окну.

В дальнем конце зала из тьмы выбралась уродливая, косматая фигура. Она предстала перед глазами лишь на мгновение. Потом электричка въехала в тоннель.

Андрей рухнул на пыльное сиденье, не чувствуя ног от страха. Его визит на подземную станцию потревожил существо, дремавшее в темноте. От этого было не по себе. Что это за существо? И сможет ли Андрей пройти мимо него, когда будет возвращаться?

По мере того как состав набирал скорость, тревога отступила на задний план. Электричка стремительно летела по туннелю, и Андрея целиком охватили волнение поездки. Он чувствовал трепет, в предвкушении чего-то особенного, важного, что ожидало его впереди.

5

Состав шел долго. Андрей несколько раз отключался, как это бывает при смене фазы сна, но когда приходил в себя, то обнаруживал перед глазами все тот же полутемный вагон, стены тоннеля за окном и ощущение стремительного полета в неизвестность. Родные места, откуда он пришел, оставались все дальше и дальше, превращаясь в не существующие вовсе.

То, что будет остановка, он почувствовал до того, как заскрипели тормозные колодки. Сила инерции легонько потащила Андрея по сиденью против движения. Он ухватился за поручень, глядя в окно. Секунда… другая… и стена тоннеля оборвалась. Электричка проехала сотню метров и остановилась. Двери откатились в стороны. Андрей вышел из вагона и сразу утонул по колено в буйной траве.

Вынырнувшие из-под земли пути закончились посреди огромной равнины, простирающейся от одной стороны горизонта до другой. Она густо поросла травами и цветами. Эту живую массу колыхали порывы ветра, отчего казалось, что перед ним не равнина вовсе, а океан, по которому гуляют волны.

То здесь, то там из океана поднимались загадочные каменные изваяния. Ближе остальных находилась огромная фигура в форме креста, показавшаяся Андрею знакомой. Он где-то видел ее, но не задумался об этом. Он не мог задуматься, не мог вспомнить, потому что у большинства людей во сне сознание дремлет. В этом состоянии человек не мыслит сам, вместо него мыслит нечто.

Андрей двинулся в глубь равнины, взрезая коленями волны из трав и цветов. Стрелы солнечного света пробивали грязные кучи облаков, заполонивших небо, и бросали яркие пятна на поверхность растительного океана. Борьба света и тьмы превращала равнину в самое обычное, но в то же время самое фантастическое зрелище во вселенной.

Андрей шел через поле, ощущая в душе непонятную торжественность. Он оказался в важном, священном месте. В этой равнине было что-то знакомое, родное, словно воспоминания из раннего детства, которые он забыл. Такие места всегда вызывали в нем необъяснимый трепет, притягивали к себе. На Черной речке, где дача родителей, он частенько садился на старый отцовский велосипед и катался по проселкам, любуясь луговыми просторами. Раньше он думал, что это просто преклонение перед стихией пространства. Но теперь понял. Все луга, поля и равнины, когда-либо задерживающие его взгляд, повторяли это место.

Он шел вперед, почему-то зная, куда должен идти. Проплывающие мимо цветы росли в самых безумных сочетаниях. Васильки, незабудки, тюльпаны, анютины глазки, ирисы, колокольчики, чертополох. Встречались даже неожиданные экземпляры вроде нарцисса и лотоса. Казалось, именно здесь у Бога прохудилась котомка, в которой он нес семена, чтобы развеять по свету. Цветов было столько, что их совместный запах мог свалить с ног живое существо столь же эффективно, как нервно-паралитический газ. Только запахов не было. Лишь полпроцента людей чувствуют их в сновидении. Андрей не чувствовал.

У основания каменного изваяния, похожего на крест, цветов росло больше всего.

Через несколько шагов Андрей понял, что видит не совсем крест. Скорее, скульптуру человека, расставившего руки в стороны. Он еще раз подумал, что изображение очень знакомо. Он где-то его видел. Нужно запомнить. Обязательно! Человек с расставленными руками…

Порыв ветра разрезал травяной массив, и перед Андреем в густой стене из мятлика и пырея открылась робкая фиалка. Трепещущие от ветра лепестки потянулась к нему, словно взывая о помощи.

Андрей присел на корточки. Провел пальцами по стебельку, отделяя его от полевой травы. Помедлив, дотронулся до лепестков.

Палец порвал пространство словно бумагу. В тот же миг равнина исчезла во вспышке.

6

Вокруг лишь серый туман.

Где он?

Андрей не видел себя в этой мгле. Он попытался двинуть рукой или ногой, но не понял — получилось ли. Такое впечатление, что тело исчезло, остались только глаза. И единственное чувство, слепая привязанность к кому-то. Почти любовь.

Из тумана выплыло женское лицо. Симпатичное. Ей больше тридцати, кожа смуглая… Андрей вдруг понял, что именно к этой женщине относилось его единственное чувство.

Взгляд лица был строгим, недовольным. Губы двинулись, произнеся рассерженную фразу. Слов он не услышал. Артикуляция была незнакомой.

Лицо женщины исчезло в тумане, но вскоре появилось. Теперь он видел ее до пояса. Длинной ложкой она накладывала в тарелку смесь вареных бобов с фасолью. Вид блюда вызвал в Андрее второе чувство, отвращение. Лицо женщины однозначно намекало, что выражать недовольство не стоит. Он и сам знал, но все-таки что-то сказал. Что? Почему решил, что произнес какие-то слова?

Глаза незнакомки сузились. Нет, он точно что-то сказал, потому что она его услышала. Не успел Андрей опомниться, как женщина размашисто хлопнула его ложкой по руке.

Туман сгустился. Тарелка с бобами и разгневанная женщина исчезли, но перед этим Андрей успел ощутить третье чувство — горькую обиду.

Затем наступил провал.

…Вновь выплыв из тумана, он обнаружил, что движется по незнакомой комнате. Краска на стенах потрескалась, половики в квадратных узорах потерты. На полу валяются плюшевый медведь с оторванной лапой и кукла без глаз. Что находится за окном в мутных разводах, он не видел. Во-первых, дальше пары метров окружающий мир превращался в туман. А во-вторых, Андрей не мог повернуть голову, у него не было для этого шеи.

Странное состояние бессилия. Он не может повернуть голову, не может двинуть рукой, не может почесать нос. Он движется по комнате, но не управляет телом. Ноги сами несут его к архаичному комоду, а рука без приказа выдвигает верхний ящик…

Снова туман и короткий миг забытья.

Когда туман рассеялся, Андрей обнаружил, что покрывает лаком свои ногти. Он старательно накрашивает каждый, причем опыт в этом деле напрочь отсутствует. Почему у него такая маленькая рука?

И тут он понял!

Закончив с ногтями, руки вновь потянулись к ящику и извлекли из него цепочку с кулоном. Андрей наблюдал за своими действиями с растущим удивлением. Он в образе ребенка. Маленькой девочки.

В комоде украшения и косметика матери, которая строго-настрого запрещает их трогать. Но желание сделать маникюр и примерить пару украшений пересилило запрет. Девочке хотелось выглядеть как мама, почувствовать себя как она — взрослой…

Детские руки расстегнули цепочку, чтобы надеть ее на шею, когда раздался крик. Гневный, страшный. Андрей не услышал его, но почувствовал. Внутри все оборвалось.

В дверях стояла мать. Лицо искажено от бешенства, взгляд прикован к выдвинутому ящику.

Она шагнула вперед и выросла над ним. Андрей понял, что девочка, чьими глазами он смотрит на мир, слишком мала. Наверное, ростом с половину взрослого человека. Женщина бросила какую-то презрительную фразу. Девочка ответила, кажется, извинялась. Андрей не услышал ни слова, но по лицу женщины понял, что это еще больше разъярило ее.

В воздухе мелькнула ладонь, и комната мотнулась в глазах Андрея. От удара загорелась щека. Но сильнее пощечины обожгла обида. Девочка не хотела ссориться с той, к кому была привязана, кого «почти любила».

Когда взгляд поднялся на мать (мать?), стало ясно, что одним ударом дело не ограничится. Мерзавку трясло от ярости: девочка посмела тронуть ее драгоценный лак!

«Не делайте этого!» — воскликнул Андрей, но никто его не услышал.

В руках псевдоматери оказалась цепочка с дешевым кулоном, отобранная у девочки. Она размахнулась, серебристый металл сверкнул в дневном свете. Кулон врезал по затылку, и боль пулей ворвалась в голову.

«Нет! — закричал Андрей. — Прекратите! Стойте!»

Рука поднялась для нового удара. Что делает это стерва? Она же изобьет девочку!

Цепочка хлестнула по пальцам. Женщина метила по ногтям, покрытым лаком. Ее лаком.

Последняя картинка, которая осталась в памяти: взбешенная мегера заносит руку для нового удара. Затем все скрыл туман.

7

Он рывком поднял голову с подушки, мутный взгляд пробежал по стенам спальни. За окном было светло. Дедовский будильник показывал половину пятого утра. Очень рано, но спать больше не хотелось.

Что ему снилось?

Воспоминания быстро таяли. Какие-то подземелья, электричка, поле с нелепыми цветами… Образы потеряли яркость и силу, которыми от них веяло во сне. Больше всего запомнилась девочка. И еще стервозная псевдомать, к которой девочка испытывала привязанность, почти любовь.

— Какой странный сон, — пробормотал Андрей, спустив ноги на пол и нашаривая тапки.

Странный, словно пришедший из сказки. Но ведь традиционные сказки — о потерянных детях и Бабе-яге, о победе над Змеем Горынычем и спасении принцессы — не что иное, как сюжеты и образы сновидений. Обладающие могущественным смыслом и универсальными символами, они вышли из глубин человеческого подсознания, превратившись в легенды и мифы.

Налив воды в кофеварку и высыпав в фильтр полторы ложки кофе — все, что соскреб со дна упаковки, — Андрей снова задумался о своем сне. Фрейдистские подсознательные желания не подходили для его объяснения. Не было в этом сне и образов скрытых болезней, неврозов, психических расстройств. Хотя если учитывать, что Андрей мечтал иметь семью и детей, а теперь лишился такой возможности, то имелся некоторый смысл в том, что он представляется себе девочкой. Но почему именно девочкой? Почему не мальчиком, к примеру?

Андрей отложил зубную щетку, прополоскал рот, начал бриться. Вокруг рубца он водил лезвием с максимальной осторожностью, но все равно порезался. Из рассечения выступила кровь. Этот шрам встал ему не вдоль лица, а поперек горла! Андрей торопливо добрился, затем промыл ранку одеколоном и залепил полоской лейкопластыря. Посмотрел на себя в зеркало.

Лейкопластырь образовал с рубцом своеобразный крест. Ильин вдруг вспомнил! Не вытерев лицо, он побежал в прихожую.

Прежде чем добрался до пиджака и блокнота во внутреннем кармане, Андрей заметил тетрадку, в которой он записывал показания счетчиков воды и электричества. Раскрыв ее с обратной стороны, Ильин принялся торопливо рисовать фигуру. Пришлось потрудиться, изымая из памяти детали и элементы сновидения: умиротворенное лицо, длинную одежду, расставленные руки. Кончик карандаша сломался, и дорисовывать пришлось огрызком.

Андрей оторвался от наброска. Что это? Образ был знаком, до боли знаком, кажется, протяни руку — и поймешь. И все-таки воспоминание не давалось, изображение никак не увязывалось с названием.

Вырвав лист с рисунком из тетрадки, он аккуратно сложил его и убрал в блокнот — туда же, где находилась характеристика на снотворное. На работу Андрей отправился на час раньше обычного. От метро до больницы шел пешком, вдыхая утреннюю прохладу и продолжая думать о странном сне. Он был уверен, что статуя является ключом к разгадке сновидения.

Проблемы, мучившие его вчерашним днем, даже не вспомнились.

Глава пятая ПРЕПАРИРОВАНИЕ СНОВИДЕНИЯ

1

Альбина Багаева, пришедшая в отделение за полчаса до начала рабочего дня, обнаружила приоткрытую дверь в смотровой кабинет. Заглянув внутрь, она нашла там Андрея. Он сидел на кушетке, ноги в ботинках закинуты на столик для инструментов, в руках раскрытая книга «Душа и миф» Юнга.

— Доброе утро, Андрей Андреевич!

Андрей оторвался от книги, снял ноги со столика:

— Привет, Альбина.

— Давно вы здесь?

— Не очень. А ты что так рано?

Ильин невольно залюбовался ею. Девушка выглядела под стать утру — солнечной, свежей. Вороные волосы перетянуты алой косынкой, в ушах скромные золотые сережки, почти никакой косметики на лице — ее глаза и губы и без того были выразительными.

— Я всегда так прихожу. Почему вы читаете Юнга?

— Не могу разобраться в своем сне. Вот послушай. Мне приснилось, будто я путешествую на поезде по подземным тоннелям. Он привозит меня на какую-то равнину, после чего я оказываюсь в теле ребенка. Девочки. Некая женщина кормит меня бобами, бьет ложкой по рукам, наказывает за то, что я использовал ее лак, чтобы покрасить ногти, — в общем, ведет себя как порядочная стерва.

Андрею показалось, что Альбина почувствовала себя неловко, когда он описывал мешанину собственного подсознания. Она стянула косынку с головы, прямые упругие волосы рассыпались по плечам.

— Она похожа на вашу мать?

— Я понял, о чем ты. Сновидение может замещать лица близких, представляя их чужими людьми, чтобы не травмировать психику. Возможно, возможно, это моя мать. Но во сне она смотрит на меня так, будто я ничто, пустое место. А я, наоборот, жизни без нее не представляю.

Сунув Юнга под мышку, он встал с кушетки:

— Ладно, ты не забивай себе голову. Это мои тараканы, как-нибудь сам с ними разберусь.

Альбина не двинулась с места, задумчиво накручивая локон на палец.

— Андрей Андреевич, — серьезно сказала она, — а не хотите обследоваться на Столе?

— Зачем? Нет. Вообще, выкинь из головы то, что я рассказал.

— Извините, не выкину, — упрямо произнесла девушка. — Я думаю, вы легкомысленно относитесь к своим снам.

— Неправда! — возмутился он.

— Вы даже не записали свой сон! Я уверена, что у вас и тетради для записи снов нет, потому что вы убеждены, что все равно вам ничего не приснится. А если даже приснится, то в этом не будет ничего особенного — все равно сны ваших пациентов куда занимательнее.

Она попала не в бровь, а в глаз. Только сейчас Андрей понял, насколько она права. Девушка словно просветила его рентгеном.

— А я полагаю, что это серьезный сон, — продолжала Альбина. — Вы относитесь к нему с пренебрежением потому, что привыкли так поступать. Но хотя бы один раз попытайтесь сделать иначе. Все-таки у вас была травма. Давайте проведем сомнологическое обследование.

— Пустая трата времени. Ничего не выйдет.

Альбина ответила многозначительной улыбкой.

— Многие не верят в силу сна… Не помните, кто это говорил?

Андрей покачал головой. Так говорил он сам.

— Возможно, я бы и лег на Стол, но график его работы расписан на две недели вперед. Пульмонологи дали рекламу по городскому каналу, и теперь к ним ломятся желающие избавиться от храпа. Расписан каждый час.

— Правильно, каждый час, — ответила Альбина, пристально глядя на него, — кроме ночи… Можно прямо сегодня.

— Что — сегодня?

— Снять параметры вашего сна.

Когда она это сказала, Ильин понял, что не отвертится. Багаева не только видела его насквозь, но и могла ответить на любой вопрос. Эта девушка только на первый взгляд кажется застенчивой. В ней был внутренний стержень. Она станет замечательным врачом.

Андрей усмехнулся, пытаясь скрыть волнение:

— Кто нас пустит туда ночью? Отделение функциональной диагностики ночью запирается на ключ.

— Я договорюсь, у меня там знакомые.

— Ну а показания-то кто будет снимать?

— Я.

— Ты не работала с этой аппаратурой.

— Вы мне покажете.

Ему больше нечего было возразить, хотя очень хотелось.

2

День прошел напряженно. После относительно спокойной недели и полупустых палат в отделение вдруг хлынули больные, требующие неврологической помощи. Врачи осуществляли прием как на конвейере. Сестры носились по отделению словно угорелые и все время рассыпали по полу медикаменты. Перельман где-то потерял свою трубку и грыз карандаш, отчего очень злился — тот не пах табаком. Багаеву Андрей видел только мельком: ее посадили заполнять электронную базу данных по новым пациентам. Он надеялся, что работа заставит девушку забыть об утреннем разговоре. Сегодняшней ночью экспериментов на Столе не будет. Этим стоит заняться, когда спадет наплыв. Например, через неделю. Лучше, через месяц. А еще лучше — никогда.

К концу дня он убедил себя, что решительно посоветует Багаевой не заниматься ерундой и сегодняшним вечером сходить в кино со своим парнем. Андрей не сомневался, что у нее есть друг (у такой симпатичной девушки должен быть), хотя почему-то надеялся на обратное. В общем, около шести, когда уставшие врачи собирались домой, он тоже стал переодеваться. Но еще до того как врачебный халат устроился на плечиках вешалки, Альбина неожиданно выросла перед ним.

— Я договорилась с Савинской, — сказала девушка. — Она обещала пустить нас в отделение около девяти. Вы пока можете куда-нибудь сходить, а мне надо с базами закончить. Встретимся в девять у комнаты сна, ладно?

Ильин тяжело вздохнул. План вселенской важности — прийти домой, повалиться на диван и жалеть себя без конца — обрушился к чертовой матери.

— Андрей Андреевич?

— Ладно-ладно! — чересчур резко ответил он, напугав Альбину.

До девяти оставалось три часа. Возвращаться домой смысла не было. Андрей решил прогуляться. Он поехал на Петроградский остров, где бродил по набережной и Александровскому парку, ежеминутно поглядывая на часы. Время тянулось убийственно медленно, но раньше условленного срока возвращаться в больницу не хотелось. Зачем показывать, что у него больше нет никаких занятий в жизни. Пусть Багаева думает, что он сейчас страшно занят бытовыми делами, а исследование сегодняшним вечером — так, баловство, которое отрывает его от этих дел.

В начале девятого «страшно занятый» доктор Ильин уже топтался возле больницы, а без пятнадцати девять вошел в здание.

Коридор отделения функциональной диагностики был темен и тих. Лишь в дальнем конце из приоткрытой двери лился свет.

В сомнологическом кабинете кроме Альбины, к своему удивлению, он обнаружил Савинскую. Медсестра сидела за компьютером, ловко раскладывая карточный пасьянс. Странно, он-то думал, что Ольга только даст ключи от отделения.

— Ага, вот и он! — сказала Савинская, не отрываясь от экрана. — А ну-ка изложи, Андрей, свою версию, чем вы тут собираетесь заниматься ночью?

Багаева густо покраснела, только скулы остались белыми.

— Это не то, о чем ты думаешь, — сказал Андрей.

— Мы хотим исследовать сны Андрея Андреевича, — продолжила Альбина.

Савинская бросила пасьянс и повернулась в кресле:

— Да вы что! Доктору Ильину снится кошмар о том, как Кривокрасов заставляет его сертифицировать лекарства? Что снится-то?

— Ерунда это, Ольга, — смущенно пробормотал Андрей. — Шла бы ты домой, а мы тут с Альбиной разберемся.

— Ни за что. Разберутся они! — Савинская закрыла пасьянс — Полагаете, я упущу шанс понаблюдать за кошмарами самого доктора Ильина?

Андрей огорченно подумал, что теперь ему придется засыпать под наблюдением двух женщин, а это вряд ли ускорит процесс, даже после долгой прогулки на свежем воздухе. Затея ему нравилась все меньше. Он бы с удовольствием сбежал сейчас от Багаевой и Савинской, но это станет настолько позорным поступком, что на следующее утро будет невозможно показаться людям на глаза.

Ольга встала из кресла и включила свет в комнате пациента. Из тьмы возникла расправленная кровать, при виде которой у Андрея почему-то ощутимо забилось сердце. Савинская тем временем стала запускать аппаратуру. Запищала оживающая электроника, загудели вентиляторы, заморгали цепочки светодиодов. Андрей по привычке двинулся к монитору, но путь к нему преградила Альбина.

— Вам не сюда, — мягко напомнила она.

Недовольный, Ильин вошел в комнату с кроватью. Пока снимал пиджак и рубашку, рядом незаметно появилась Савинская.

— Ты должна отвернуться, — сказал он, садясь на кровать.

Ольга усмехнулась уголком рта:

— Это еще зачем?

— Мне нужно снять штаны.

— А как прикажешь датчики мышечной активности крепить? С закрытыми глазами?

Она была права. Андрей со вздохом оглянулся на видеокамеру.

— Я не смотрю, — раздался из динамиков голос Багаевой.

Андрей снял ботинки, носки, брюки, вытянулся на кровати в одних трусах. Савинская надела ему на голову шапочку с электродами, затем стала быстро крепить датчики на тело и лицо.

— Готов, — заключила она, накрывая одеялом опутанного проводами Андрея.

— Все равно не усну, — упрямо заявил он.

— Это мы еще посмотрим. Тебе поставить Чайковского или Глинку?

— Поставь «Рамштайн».

— Будешь хамить, не получишь сладкого.

Она ушла за перегородку в техническую комнату, оставив его в одиночестве.

«Я не усну на Столе, — подумал Андрей. — Я не могу спать в чужом месте. Да еще опутанный проводами… как киборг».

Из динамиков раздалась тихая музыка. Савинская все-таки включила Чайковского, вот упрямая!

Он стал вспоминать, кто придумал термин Стол для кровати, на которой проводилось исследование. Возможно, автора не было. Название пошло по аналогии с хирургией, где проводят операции на хирургическом столе. «Мы в своем роде тоже режем пациентов, чтобы заглянуть внутрь, — подумал Андрей. — Только не скальпелем, а сновидениями».

Нет, ему не уснуть. Андрей полежит еще минуту, потом встанет, оденется, соберет деньги за представление и отправится домой. Завтра на работу, где у него много дел… А каких дел? Настоящие дела у Ковальчука в новой лаборатории. У Андрея так, мелкие делишки.

3

— На ЭЭГ альфа-ритм меняет амплитуду, — сказала Альбина. — Пульс и дыхание прежние.

— Расслабленное бодрствование, — определила Савинская. — Это неплохо. Сейчас потерзает себя мыслями, а потом уснет. Все себя так ведут.

4

«Ни черта я не усну, — думал Андрей. — Вообще, что я здесь делаю? А если сюда кто-нибудь заглянет? Дежурный врач или кто-то из охраны? А я лежу на Столе похрапываю. Жуть! Интересно, я храплю? Анжела вроде не жаловалась. Вот будет стыдоба, если я захраплю перед двумя молодыми женщинами!»

Его мысли почему-то переключились на воспоминания о даче родителей на Черной речке. Интересно, обшил ли отец дом изнутри? Вряд ли. До травмы Андрей иногда помогал ему, но, когда оказался в коме, помогать стало некому. Правда, есть дядя Слава, брат отца. Вместе они могли закончить дом. Если это так, то где-то под полом наверняка осталась целая батарея пустых бутылок… А мама наверняка все свободное пространство на участке засадила кустами. С ней приходится воевать из-за каждого пятачка. Скоро негде будет машину поставить… Стоп! У него же нет машины.

Картинки садового участка и недостроенного дома поплыли куда-то, закружились…

5

— О! — сказала Савинская, взглянув на монитор. — Я же говорила.

— Что? — спросила Альбина.

— Альфа-ритм постепенно исчезает, появляются тета-волны, расслабленность переходит в сонливость… так, дельта-ритм, около трех герц… начинает преобладать. Пульс замедлился, давление упало, частота дыхания снизилась… Ну вот пожалуйста, он спит.

— Уже спит? — удивилась Альбина.

— В умеренно глубоком сне, медленная фаза.

— Долго ждать быструю фазу?

— У всех по-разному, — пожала плечами Савинская. — Посмотрим… Ты погляди! Да наш Андрюша храпит!

Альбина задумчиво посмотрела на экран, на котором Андрей старательно и звучно выдувал воздух через рот.

— Храп — это нехорошо, — сказала Ольга.

— Обструктивное апноэ?

— Да. Во сне может случиться задержка дыхания. Сейчас проверим. — Она вывела на экран графики. — Воздушный поток постоянный, кислород не падает, всплесков на ЭЭГ не видно. Пока проблем нет, но храп нужно лечить.

Прошло около часа. За это время Савинская обежала отделение, проверяя, все ли в порядке. Когда она вернулась, на графике движения глаз появился всплеск.

— Наступает? — спросила Альбина.

Савинская кивнула, опускаясь в кресло.

— Так, пульс начал расти, давление повышается, мышцы отрубились… энцефалограмма показывает, что он бодрствует, но это далеко не так. Видишь, как задвигались глаза? Сейчас перед его мысленным взором проносится череда картинок… Все, Андрей в быстрой фазе, характерной для сновидений. Что вы хотели выяснить?

— Пока не знаю.

6

На этот раз не было избы на берегу реки. Андрей оказался внутри недостроенного садового домика родителей. Причем недостроен он был больше, чем в реальности. Сквозь бреши в стенах обозревалась территория участка и поле за ним. Андрей стоял на бревнах, на которые должен стелиться пол, метром ниже торчала сухая трава. В реальности пол давно постелен, отец и Андрей закончили его еще год назад. Точнее, два года — он не посчитал время, проведенное в отключке.

За единственной возведенной стеной стучал молоток отца. Удары передавались всему деревянному каркасу.

«Папа?»

«А, приехал, сынок!» Голос отца хрипел. Капитан второго ранга в отставке Андрей Федорович Ильин посадил связки во время службы — ледяной балтийский воздух и дешевые папиросы. После употребления холодного пива хрипота становилась особенно заметной.

«Дяде Славе пиво останется?»

«Ишь экстрасенс выискался! — Отец усмехнулся. — Подойди-ка лучше, подержи доску. Горбыль попался, зараза».

Андрей перепрыгнул с одного бревна на другое и оказался за стеной, на будущей кухне. Два окна в солнечный день зальют ее светом. Мама настелет зеленый половик, повесит зеленые полотенца. Она любит все зеленое…

Путь с кухни в прихожую преградила дверь. Языческая резьба на ее поверхности внушительно выделялась на фоне простецкого дачного стиля. Расслабленность сразу исчезла, Андрей напряженно вздохнул.

«Па-ап?» — позвал он.

«Я здесь!» — откликнулся Андрей Федорович из-за двери.

«Где — здесь?»

«Андрейка, — рассердился отец, — хватит гнать лодыря! Открой дверь и войди!»

Ильин-младший, задетый словами отца, потянул за ручку. В ту же секунду голос исчез. В проеме стояла холодная тьма, знакомые ступени уводили вниз. Из глубины доносился далекий шум электропоезда. Кажется, Андрей когда-то ездил на нем.

7

— Давление падает, — заметила Савинская, глядя на экран. — Он в фазе сновидений, вроде должно расти, а оно падает. Странно.

Она уставилась на изображение, поступающее с видеокамеры. Объектив полностью охватывал кровать пациента. Андрей лежал на спине, закрыв глаза и натянув одеяло до подбородка так, что сверху торчали только фаланги пальцев. Савинская задумчиво поправила волосы.

— Почему лицо такое белое? — спросила она.

Альбина вопросительно глянула на изображение. Савинская стукнула по клавишам, увеличивая картинку. Чтобы определить причину, ей понадобилась пара мгновений.

— Да он замерз как ледышка!

— Насколько я помню из инструкции, в комплекте полисомнографа есть датчик измерения температуры.

— Обычно мы его не ставим. Но сейчас поставлю.

Савинская вышла из комнаты. Через несколько секунд Альбина увидела ее на экране. Медсестра подошла к кровати, выделила из пучка проводов один, затем склонилась над спящим доктором, крепя датчик на тело.

Вернулась она нахмуренная.

— В самом деле ледяной, — сказала она, щелчком тумблера включив усилитель. Багаева взволнованно выпрямилась в кресле.

На экране среди физиологических параметров появился новый. После недолгого роста температура тела остановилась на тридцати четырех градусах. Они зачарованно ждали, что показания повысятся еще, когда компьютер вдруг негромко пискнул. Цифры показывали, что участилось дыхание, а пульс подскочил на двадцать ударов в минуту. Андрей вздрогнул и страдальчески охнул.

Савинская, закусив губу, внимательно следила за графиками. Прошло не меньше десятка напряженнейших секунд, каждая из которых отпечаталась в памяти Альбины.

— Кажется, миновало, — произнесла Савинская. Очень осторожно произнесла.

Давление восстановилось. Но температура тела выше тридцати четырех градусов подниматься не желала.

8

Холод стоял зверский. Тонкий халат совсем не грел. Андрей пожелал, чтобы он превратился в толстый овчинный свитер, но ничего не вышло. Исполнитель желаний был сегодня в отгуле.

Лестница, находившаяся за дверью, спустила Андрея в зал подземной станции, разделенный светом и тьмой. Последней стало чуть больше, хотя, возможно, это иллюзия. Взглянув на зал, он сразу вспомнил его — и античные колонны, и арочные проемы, и мраморный пол. С прошлого раза зал нисколько не изменился… С прошлого раза? А когда он был здесь?

Он был здесь в прошлом сне.

Эта мысль поднялась из общего мутного потока в голове, позволив впервые задаться вопросом: так, значит, я сплю? Ответ тут же породил множество других вопросов. Почему в его подсознании монументом стоит образ подземной станции? Почему она не меняет форму, как это обычно бывает снах? Что она, в конце концов, означает? Его сознание интенсивно заработало, оно просыпалось. Достигнув мыслительной активности дня, мозг вспомнил бы образы прошлого сновидения и понял бы их смысл. Он мог бы связать события сна и реальности, он мог бы совершить невероятно много… Но Андрей так и не успел проснуться, поскольку глаза-предатели вдруг наткнулись на электричку.

Она стояла у края платформы. В проеме стены просматривались очертания вагонов. Они ждали именно его, никаких сомнений, потому что он должен вернуться в Санкт-Петербург. У него там скопилось множество бытовых дел… Зародившаяся попытка включить сознание моментально растаяла в слепом желании прокатиться. И он уже не помнил, о чем думал полминуты назад, до того как двинулся к вагонам. Сон опять прочно держал его в узде, Андрей снова не мог думать самостоятельно.

Заработал тяговый электродвигатель, электричка загудела, готовясь к отправлению. Он юркнул в двери и, уже оказавшись в вагоне, вспомнил о существе, прячущемся во тьме зала. Хорошо, что в этот раз оно не проснулось. Не было никакого желания видеть его снова, слышать жадное дыхание, лицезреть фигуру, отрыжку мерзостного мрака.

Створки сошлись почти без звука.

Состав плавно потянуло вперед.

Подземный зал за окном поплыл. Андрей взволнованно сложил руки на коленях. Путешествие в недра за дверью началось!

9

Изменение электроэнцефалограммы было внезапным и сокрушительным. Динамики запищали, призывая к активным действиям, но медсестра с юным ординатором приросли к креслам, не веря глазам.

— Боже мой, что это? — с ужасом произнесла Ольга. — Что это?

— Наверное, датчики вышли из строя, — пролепетала Багаева.

— Буди его.

— Что?

— Буди Андрея!

Альбина выскочила из технической комнаты и рванула на себя дверь в комнату пациента. Попытка оказалась неудачной. На секунду она растерялась, но бегущая следом Савинская, оттеснив девушку, распахнула дверь:

— Андрей!

— Доктор Ильин!

Савинская стала трясти его за плечо. Голова в резиновой шапочке с электродами безвольно моталась по подушке. Он не просыпался. Стоящая с другой стороны кровати Альбина Багаева побледнела.

— Это я уговорила его, — обреченно прошептала она.

— Андрей!

Ольга несколько раз тяжело ударила Ильина по щеке ладонью. На белой коже осталось красное пятно. Сон не отпускал. Впервые за много лет опытная медсестра растерялась. В голове крутилось, что напрасно она согласилась на ночные эксперименты, хотя что в них было недозволенного? Нужно было лишь снять параметры сна. Кто мог предположить, что мозг исследуемого будет вытворять такое!

— Что с ним? — спрашивала Багаева, едва не плача.

Савинская не ответила, проверив пульс на сонной артерии. Пульс был. Тогда она надавила ногтем на фалангу указательного пальца. Приподняла веки, заглянув сначала в левый зрачок, затем в правый. Повернула голову Андрея в одну и в другую сторону. Рефлексы присутствовали. Даже зрачки двигались, словно он продолжал видеть сновидения. Но тогда что за белиберду показывает ЭЭГ?

— Давайте вызовем врача из приемного! — в отчаянии предложила Альбина.

— Лучше беги в операторную и посмотри, будут ли изменения сейчас.

— А как же…

— Беги, говорю!

Багаева исчезла. Савинская заглянула в лицо спящего:

— Что за игры ты с нами играешь Андрей Ильин? Вот только очнись, я тебе устрою…

Направив ему в глаза настольную лампу, медсестра пощелкала выключателем, затем пощелкала пальцами над его ухом, несколько раз громко позвала, потыкала булавкой запястья. Багаева, следившая за показаниями датчиков, ответила по внутренней связи, что на электроэнцефалограмме без изменений. Внешние раздражители до Андрея не доходили. Его мозг погрузился в такой глубокий сон, что вряд ли кто-то в этом мире был способен вытащить его оттуда.

— В приемном ведь не смогут помочь, — виновато сказала Альбина, когда вернулась к кровати.

— Там не боги работают. — Савинская в отчаянии потрясла Андрея за плечо. — Ну давай же, очнись! Где ты, Андрей?

10

В себя он пришел на равнине, поросшей буйными травами. Электричка, которая его привезла, стояла позади, а прямо перед Андреем в небо поднималась статуя, расставившая руки в теплом приветствии. Он некоторое время разглядывал ее, затем достал из кармана рисунок. Конечно, тот листок он положил в пиджак, а сейчас на нем был врачебный халат, но Андрей не ощутил разницы. Во сне отсутствовали практически все воспоминания о реальности. Он просто подумал, что когда-то рисовал эту статую, и рисунок тут же обнаружился в халате.

По сравнению с оригиналом рисунок выглядел столь же примитивным, как наскальные изображения пещерных людей. Но теперь Андрей неожиданно понял, где видел эту статую. Ее изображение попадалось ему в одной из книг. Он даже точно знал, в какой именно, потому что она есть у него дома. Самое главное — вспомнить об этом позже. Тогда он поймет, что с ним происходит…

Что-то заставило его опустить глаза.

Среди зарослей тимофеевки торчала одинокая фиалка. Маленькая, жалкая… Он протянул к ней руку, сам не зная зачем. И едва пальцы коснулись лепестков, как мир поглотила яростная вспышка…

11

Его окутывал туман, в котором не было ни плоти, ни воспоминаний, ни мыслей, ни самого Андрея. Абсолютная пустота. Невидимый ветер стал ее развеивать, открывая комнату. Под потолком лампочка, висящая на проводе. В стенах трещины, дыры на месте отвалившейся штукатурки. Знакомый интерьер. Здесь ему досталось кулоном по голове.

Эта крошечная ассоциация потянула за собой воспоминания, отдававшие обидой и унижением. Впрочем, что теперь об этом думать? Все растворилось в унылом занятии, в которое он был погружен с головой.

В его детской руке находился кусочек фланели (лак на ногтях неаккуратно соскоблен). Он макает фланель в большую желтую банку, в которой… да, растительное масло. На этикетке красное сердечко и название из трех букв на незнакомом языке. На другую руку надета взрослая лакированная туфля. Он сидит на полу и смазывает туфлю маслом, затем откладывает фланель и уже кусочком бархата усердно трет каждый миллиметр кожи. Когда появляется блеск, он трет еще усерднее, потому что туфли должны иметь не просто блеск, а неземной блеск.

Андрей попытался повернуть голову, чтобы заглянуть в окно, но не смог. Это не в его власти. Перед глазами лишь половые доски, банка масла и туфля. Чуть позже он увидел вторую туфлю, стоящую за банкой. Рядом еще одни туфли, темно-синие. И еще малиновые. И черные замшевые сапоги в засохших пятнах грязи, с ними придется повозиться дольше туфель.

Тощая детская грудь, обтянутая бежевой тканью сарафана, поднялась и опала, испустив грустный вздох. К унынию добавилась безысходность. Руки отложили туфлю, взгляд осторожно повернулся к распахнутой двери. За ней находился полутемный коридор. В коридоре никого. Хорошо.

Пальцы вытащили из пола кусок половицы. В маленькой нище под ней, словно в маленькой могилке, лежала старая, потрепанная кукла с длинными темными волосами, в светлом платьице и красных туфельках. Такое впечатление, что ее нашли на свалке, но потом отмыли, причесали, заштопали платье.

Пальцы, лак на которых, пожалуй, скребли бритвой (на фалангах остались порезы), достали куклу. Это дешевая игрушка, но она почему-то ему дороже всего на свете. Руки перевернули куклу, расстегнули платье на спине. Под тканью обнаружилась плотная бумага. Сложенная вдвое фотография. Пальцы вытаскивают, разворачивают…

На измятом черно-белом снимке запечатлена молодая женщина с мягким лицом и невыразимо добрыми глазами. Нет, не она накладывала в тарелку бобы, избивала цепочкой и соскребала лак с ногтей. Кто угодно, но только не она. При взгляде на эту женщину Андрей чувствовал не обиду, а безутешную печаль.

На половые доски упала капля. Еще одна угодила на фотографию. Девочка торопливо стерла ее локтем, смахнула слезы и поцеловала изображение женщины прямо в эти добрые глаза. Убрала фотографию назад, под платье куклы. Застегнула пуговицы и еще раз поцеловала уже куклу.

Это мать девочки.

Теперь Андрей не сомневался. С ней что-то случилось, что-то непоправимое, и теперь она бесконечно далека от своей дочери. А та попала к стерве с полным гардеробом щегольских туфель, но без капли жалости в душе.

Тоненькие ноги куклы опустились в туфли, для нее похожие на великанские. Она стояла в них словно в двух сдвинутых вместе лодках, без страха взирая на необъятное пространство, открывающееся перед ней… Андрей испытал щемящую грусть. Ему захотелось отправиться в большое путешествие, как можно дальше от этого унылого дома. Ему нестерпимо захотелось шагать куда-то, открывать новые города, разглядывать большие дома, может быть, отыскать великое чудо…

Лампочка под потолком вдруг потухла, и комнату окутал сумрак. Андрей ощутил испуг девочки. Она хотела вернуть куклу в тайник, но не успела — в коридоре возникла владелица туфель (теперь ясно, что не мать, Андрей условно назвал ее «мачехой»). Увидев мачеху, девочка занервничала, заметалась. Кукла нашла временное прибежище под сарафаном.

Вместо того чтобы войти в комнату, мачеха осталась в коридоре, и вскоре рядом с ней появился высокий мужчина, одетый в комбинезон. За их спинами мир скрывался в туманной дымке. В опущенной руке мужчина сжимал какой-то инструмент, кажется кусачки. Мачеха ссорилась с ним.

Она что-то агрессивно говорила и энергично жестикулировала. Мужчина в ответ отрицательно качал головой, почти не меняя выражения лица, и это в конце концов разозлило женщину. Она схватила его за рукав и стала чего-то требовать. Мужчина вырвал руку, гневно ей ответил и ушел.

Взгляд девочки опустился к туфле и кусочку бархата, порхающему по ее носку. Андрей очень надеялся, что мачеха уйдет. Боже, сделай так, чтобы она не входила в комнату! Он замер, надеясь, что желание исполнится. Но вместо облегчения почувствовал внутри себя нарастающие удары, словно маленькие сотрясения мозга — нервная реакция девочки на приближающиеся шаги.

Сначала он увидел ноги. Они прошли по комнате взад-вперед, затем остановились рядом. Тонкая рука, украшенная кольцами и перстнями, подняла одну из туфель. Девочка прекратила работу и, скосив глаза, следила за мачехой. То, что она увидела, не понравилось Андрею.

Разговор с человеком в комбинезоне взвинтил женщину до крайности. Она была оскорблена, унижена и бесилась из-за этого. Лицо выглядело нервным, даже больным. Андрея привел в ужас мстительный взгляд, с которым она оглядывала туфлю.

Она надела туфлю на ногу, придирчиво осмотрела. И гневно ткнула пальцем в направлении задника. Ничего особенного там не было, всего-навсего прилипшая нитка. Возможно, она сама ее посадила… Женщина что-то жестко произнесла — Андрей опять не разобрал ни слова. Попытался прочесть по губам, но артикуляция была непонятной, чужой.

Рука девочки покорно протянулась к туфле, чтобы снять паршивую нитку. Сарафан расправился, и из-под него вывалилась кукла… Вот тут Андрей перепугался не на шутку. Или перепугалась девочка? Какая разница, если они испытывают одни чувства.

При виде игрушки лицо мачехи потемнело от гнева. Не сводя глаз со своей падчерицы, она подняла куклу. Вопросительно потрясла ею в воздухе. И резко, с размахом швырнула об пол. Сердце девочки, одно на двоих, болезненно сжалось, когда заветная подруга врезалась в половые доски, когда пластмассовая рука и красные туфельки отлетели в стороны. Не страшно, туфельки и руку можно вернуть на место. Только бы этим все закончилось!

Но все только начиналось.

Расправа показалась женщине недостаточной. Ее глаза гневно сверкнули, и крепкий каблук с силой опустился на спину несчастной игрушки, впечатывая ее в половицы. Голова с заботливо расчесанными волосами отлетела, точно из-под ножа гильотины. Туловище, облаченное в выглаженное и заштопанное платье, лопнуло. Узкий носок мачехиной туфли поднялся над откатившейся головой. Завис над ней. И опустился.

Андрею показалось, что хрустнул его собственный череп.

Комната опрокинулась, и ее быстро стал затягивать туман, состоящий из пустоты. Взорванные болью чувства девочки провалились куда-то, и Андрея охватило забытье.

Он очнулся на пыльном сиденье в пустом вагоне. За мутноватым окном проносились стены тоннеля. «Я возвращаюсь», — подумал он и вновь отключился. В следующий раз Андрей осознал себя уже на ступенях лестницы перед дверью. Он открыл ее и вышел в недостроенную родительскую дачу. Правую сторону лица вдруг резко обожгло, словно он прижался щекой к раскаленному утюгу…

12

Когда он открыл глаза, над ним нависали лица Савинской и Багаевой. Вид у них был такой, словно Андрей был в чем-то виноват и от него ждали объяснений. Он не знал, что ответить. После сна тело казалось разбитым. Ныла голова с правой стороны. И почему-то горели щеки.

Он поднял руку, чтобы их пощупать.

— Не трогай, — сказала Савинская, — это я тебя.

— Что — ты меня?

— По щекам хлестала.

— Зачем? — искренне удивился Андрей.

— Захотелось. — Ольга обменялась взглядом с Багаевой.

Ильин сел на кровати, свесив ноги и сорвав несколько датчиков. Черт, совершенно забыл про них. Альбина спешно отвернулась, потому что сброшенное одеяло обнажило нижнее белье.

— Погоди, — произнесла Савинская. — Дай хоть датчики сниму.

Она расстегнула шапочку с электродами, стала отдирать лейкопластырь, крепящий датчики к лицу и телу.

— Как вы себя чувствуете, Андрей Андреевич? — спросила Альбина.

— Погано. Кофе хочется… Как там мои показатели?

— Сейчас увидишь свои показатели, — язвительно ответила Савинская.

Она отлепила последние датчики. Андрей поднялся. Гудела голова. Он оделся и прошел в техническую комнату.

Показания неподключенных датчиков на мониторе отражались прямыми нитями. Багаева и Савинская остановились в дверях, наблюдая за Андреем.

— Что? — спросил он, оглянувшись на них.

— Глянь на график ЭЭГ, — сказала Ольга. — Не пожалеешь.

Глаза слипались. Затылок ныл. Какая неудобная кровать в сомнологическом кабинете!

Он переключил графики на эпизод, соответствующий моменту пробуждения. Колебания БДГ-сна почти незаметно переходили в альфа-ритм бодрствования. Здесь он проснулся.

— Не на это смотри, — сказала Савинская, — вернись на экран раньше и поставь масштаб графика на час.

Андрей дважды щелкнул мышкой. И остолбенел.

Признаться, ложась в кровать и натягивая на себя одеяло, он не ожидал результатов. Особенно таких! Да и кто мог ожидать?

График ЭЭГ демонстрировал эпизод начала сновидения. Густые колебания длились около двух минут, после чего их обрывала… нет, глаза не обманывали. Их обрывала прямая линия. Прямая. Обычно такую дает мозг, расставшийся с баловством под названием «электрическая активность».

Мертвый мозг.

— Мы не могли вас разбудить, Андрей Андреевич, — извиняющимся тоном произнесла Багаева.

— Тут какая-то ошибка, — ответил он, — очевидно, был сбой в аппаратуре.

— Нечего на аппаратуру пенять, — сказала Савинская. — Аппаратура работала. Просто обычные люди ночью спят, а ты проваливаешься в кому.

Глава шестая СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННАЯ ПОМОЩЬ

1

Круглые настенные часы показывали половину второго ночи. На стоп-кадре стояло бледное лицо спящего Андрея. Губы и шрам синие, словно нарисованы восковым карандашом.

— Вы утверждаете, что температура во время сна опустилась до тридцати четырех градусов? — произнес Андрей, хлебая кофе из чашки и ежась от изображения, на котором он был похож на покойника.

Савинская расположилась в кресле, эффектно закинув ногу на ногу. Альбина присела на краешек стола, выглядела измотанной.

— Это не мы утверждаем, — ответила Ольга, массируя шею, — «Сагура медицинтехник». Взгляни на показания датчика в самом низу.

— Вижу! — расстроенно ответил он.

— Не это главное, Андрей. На твоем месте я бы обеспокоилась, почему у меня в середине сна электрическая активность мозга падает на ноль. Почему целых двадцать восемь минут ЭЭГ тянул нитку вместо традиционных ритмов.

— Все-таки это ошибка. — Он неловко усмехнулся. — Скорее всего, ошибка. Произошел сбой в аппаратуре. Всякое бывает. Помнишь, как мы дивились на Фролова, я даже собрался статью написать по данным его ЭЭГ. А оказалось, что двумя этажами ниже работал аппарат электросварки, дающий наводки через заземление…

— Три датчика из двадцати я проверила на себе. Прикладывала к своему лбу — и показания оживали. Прикладывала к твоему — и они падали на ноль.

Багаева подтверждающе кивнула. Ее клонило в сон, но девушка с нетерпением ждала рассказа Андрея.

— На твоем темени показаний не было, а на моем лбу были, понимаешь? Цепь измерения ра-бо-та-ла. И потом, объясни мне, неразумной женщине, почему мы не могли тебя разбудить? Объясни. Не можешь? А я могу. Твой сон перевел тебя в состояние классической комы. Сердце и легкие работают, мозг в отключке. Сознание покинуло плоть, где-то путешествовало двадцать восемь минут, а теперь сидит напротив меня и утверждает, что произошла ошибка.

Андрей ошеломленно смотрел на экран.

— Хочешь сказать, что мой сон отделяет сознание от тела?

— Мне все равно, что у тебя там отделяет. Меня волнует, почему это произошло в тот момент, когда я пустила вас в отделение без разрешения заведующей! А если б ты ласты склеил?

— Ольга, ну прости! — Андрей задумчиво листал графики, поглаживая изувеченную скулу. — Хм, интересно. Оказывается, во время комы у меня двигались зрачки, будто я продолжал находиться в фазе сновидений… Откуда они получали сигнал, если мозг не проявлял активности?

— Что вам снилось? — спросила Багаева.

— Я опять находился в теле девочки. Она чистила туфли, вероятно, своей мачехи. Потом в комнате погас свет. Мне стало жутко, точнее, девочке стало жутко. Потом пришла мачеха, вне себя от ярости. Она искала на ком ее выместить и раздавила единственную куклу девочки.

Темные глаза Багаевой широко раскрылись. Ему показалось, что она восприняла услышанное чересчур близко к сердцу.

— До того как исчез сигнал, у тебя участился пульс, — сказала Савинская. — Ты испытал страх. Ты испугался, что мачеха раздавит куклу этой девочки?

— Нет, девочка мне снилась в конце. Что же было в начале?

Андрей задумался. Чего он испугался? Потухшей лампочки? Нет. Что было до нее? Поезд, станция…

Стоп!

— Когда я садился на поезд, то вспомнил о существе на станции.

— Какой станции? — спросила Савинская.

— Каком существе? — спросила Багаева.

Каждое новое воспоминание давалось с трудом. Андрей выуживал их из подсознания словно нить из спутанного клубка.

— Станции, на которую я попал, открыв дверь. Эта дверь… Я не раз слышал о ней, изучая сновидения больных. Никто не мог войти в нее, но мне удалось.

— Что оказалось за дверью? — спросила Альбина.

— Станция метро. Старая, заброшенная, похожая на склеп. Большую ее часть укутывает тьма, в которой прячется жуткое существо. Еще там есть перрон, от которого отходит электричка.

— Вы сели в электричку, — произнесла Багаева, — она тронулась, а затем мы увидели, как исчезла электрическая активность головного мозга. Невероятно!

— Астральный путешественник, — вздохнула Савинская.

Образы сновидения вдруг нахлынули на него. Недостроенная дача, которая в реальности была закончена, отец, зовущий из-за двери, станция в мраморе, пугающее существо в темноте, свирепая мачеха…

— Вы не могли меня разбудить, когда я находился за дверью! — резюмировал Андрей.

Он напряженно задумался.

— Это как-то связано с комой, которую я перенес… Травма головы вызвала нарушение кровообращения в правом полушарии, из-за чего я оказался в восьмимесячной отключке. Интенсивная терапия восстановила работу головного мозга и вернула меня к жизни, поэтому я сейчас разговариваю с вами. Но теперь кома вызывается искусственно, психосоматически, через сон. — Он потер лоб. — Считается, что тибетские ламы способны погружать себя в состояние временной смерти, так называемого сомати. Их сознание выходит из тела, останавливая в нем жизненные процессы. Температура и давление падают, активность мозга не регистрируется. Сознание путешествует в иных сферах, но в определенный момент способно вернуться в тело и оживить его.

— Есть предположения, в каких сферах путешествуете вы? — спросила Альбина.

— Думаю, это самые недра человеческой психики. Мир древнего мифологического сознания, самый глубокий уровень сновидения. Недаром с древнегреческого «кома» переводится, как глубокий сон. Образы, которые мне явились — и падчерица, и мачеха, — похожи на архетипы, живущие в человеческой психике. Правда, для мужчин они нетипичны, но это уже предмет дальнейшего разбора. Удивительно то, что я вижу целый мир, который подчиняется своим правилам и своим законам. Люди в этом мире почти такие же, как мы.

— Андрей, — серьезно произнесла Савинская, — ты совершаешь путешествие в очень опасные области. Все может закончиться плачевно. Однажды электрическая активность в твоих извилинах не возродится, и ты навсегда останешься в своем сне.

— Я понимаю, но…

— Твой сон вызывает нарушение кровообращения. Пока некритическое, но ситуация может ухудшаться. Неужели ты как невролог этого не понимаешь?

— Понимаю.

— Ты томографию давно делал?

— Месяца полтора назад.

— Подойди к Новикову, запишись.

— Потом как-нибудь. Сейчас важно разобраться в элементах сновидения.

— Ильин, какой ты упрямый! Ты хочешь снова превратиться в растение?

— Не нужно преувеличивать.

— Я преувеличиваю? Я требую вскарабкаться на Эверест? Помилуй, я всего лишь прошу, чтобы ты сделал томографию.

Андрей поднялся из кресла.

— Я благодарен, что вы тут возились со мной. Но вы обе едва держитесь на ногах от усталости, а языки ваши плетут незнамо что. Уже два часа ночи, завтра всем на работу. Альбина, я вызову тебе такси…

— Не нужно, — ответила девушка. — Я живу в Купчино, утром придется ехать обратно через весь город. Я лучше устроюсь у медсестер в нашем отделении.

— Ну а я, с вашего позволения, домой! — уведомил Андрей.

Он подхватил портфель и торопливо вышел из сомнологического кабинета. Почти сбежал.

Дома Ильин был в начале четвертого. Сбросил одежду, повалился в постель, но уснуть не смог.

2

На следующий день работа закрутила его. Андрей не забыл о странных результатах ночного обследования, но на фоне рядовых будней они выглядели фантастически нелепо. Зафиксированный на ЭЭГ вегетативный статус казался ошибкой. Андрей уверял себя, что без труда бы определил ее, будь у него для этого время и желание.

Ближе к концу дня, когда более-менее значимые вопросы были решены, процедуры выполнены, а пациенты либо приняты, либо выписаны, в отделении установилось некоторое затишье. Возле стойки дежурной, окружив себя медсестрами и ординаторами, Костя Тюрин устроил маленькое представление в лицах.

— Значит, подходит вчера ко мне этот бравый малый, весь на понтах такой, — рассказывал он, указывая на санитара Каблукова, угрюмо стоящего в стороне. — Подходит, ключи на пальце вертит. Че, говорит, пешеход, все на метро ездишь? Давай, что ли, подвезу завтра на работу. Ну я не против, мне какая разница, на чем добираться. Откуда ж я знал, что он права вчера получил! И скажу я вам — лучше бы я дома остался…

Выпучив глаза, Костя красочно рассказывал, как «москвич» Каблукова соревновался в скорости с «мерседесами» и проскакивал перекрестки на красный свет. В доказательство экстремальной поездки демонстрировал поседевшие волосы и уверял о наличии вскрывшейся язвы. Сестры звонко смеялись, ординаторы хихикали. Андрей тоже смеялся, забыв о своих проблемах. В какой-то момент он случайно поймал взгляд Альбины Багаевой. Девушка смотрела на него задумчиво.

Последнее время чужие взгляды смущали Андрея, но взгляд Альбины не причинял неловкости. Он был естественным и искренним.

«Какая хорошая девушка», — подумал он.

Кто-то толкнул его в бок. Андрей обнаружил рядом Ольгу Савинскую, одетую в джемпер и джинсы, с сумочкой на плече. Собралась домой.

Ольга кивнула в сторону врачей, слушающих Тюрина.

— Подойди к Новикову, — приказала она.

— Как-нибудь потом.

— Андрей, ты как маленький ребенок! За ручку тебя вести?

Сравнение с ребенком обидело, ему захотелось доказать обратное. Он с упреком посмотрел на Ольгу, прошел за спинами людей и встал рядом с рентгенологом. Невысокий, щуплый Новиков удивленно уставился на него сквозь большие квадратные очки, какие в фильмах семидесятых годов носили ученые или инженеры.

— Привет, Леш.

— Андрей! Давненько тебя не видел. Как дела?

— Да ничего, спасибо. Слушай, тут такое дело… Нужна обзорная томография головы.

— Так выпиши направление. Что за пациент?

— Видишь ли, томография нужна мне.

Тюрин рассказывал, как экипаж «Москвича-412» едва не съехал в канал, санитар Каблуков недовольно поправлял друга, народ вовсю потешался над ними. Новиков стал нервно крутить широкое обручальное кольцо на безымянном пальце.

— Тебе? — спросил он. — Я слышал, ты восстановился.

— Вроде того… — Андрей замялся. Задранный уголок рта предательски дернулся в нервном тике, пришлось зажать его пальцами. — Просто хочу еще раз убедиться. Все-таки месяц прошел.

— Появились какие-то симптомы?

Появились ли симптомы? Нет! Ничего особенного. Разве что погружение в кому во время сна, но какой это симптом — так, мелочь, не заслуживающая внимания. Разве можно назвать симптомом трупные пятна? Это не симптом, а последствия. Вот и у него последствия. Как трупные пятна, только в голове.

— Да так, ерунда.

— Срочно надо?

— В общем, нет.

— На этой неделе все забито. Вторник на следующей тебя устроит?

— Почему не понедельник?

— Понедельник обычно тяжелый день.

3

Ночью сновидений не было. Проснувшись утром, Андрей чувствовал себя здоровым, полным сил и категорически не понимал, зачем напросился на томографию головы в следующий вторник.

В тот день, часа за два до окончания рабочего дня, Перельман попросил его посмотреть одного пациента. Из четырех коек в палате были заняты три. На одной читал детектив Акунина интеллигентный старичок в очках. На другой растянулся подросток в наушниках — он либо уснул, либо глубоко проникся ритмами ай-рен-би. Но внимание Андрея приковывала третья койка. На ней сидел крупный человек в поповской рясе, с бородой и мясистым лицом, похожий на графа Льва Толстого.

Начав с обыкновенных расспросов о самочувствии, Андрей ввязался с попом в бестолковый по сути спор о медицине. Отец Кирилл оказался родом из небольшой деревушки. Говорил он громко, басисто и прямодушно.

— Ваша медицина есть Божье творение, — настаивал он, протыкая воздух увесистым пальцем. — Как и все в этом мире.

— Медицину создавали люди, — ответил Андрей. — Могу назвать конкретные фамилии.

— Не надо, — отмахнулся батюшка. — Что толку? Людей-то кто научил? Ясный ответ… Все болезни ниспосланы нам Богом за грехи наши или наших близких. Телесное излечение возможно только через излечение духовное. А врачи есть Божье орудие, посредством которого он осуществляет прощение.

— По-вашему выходит, что Бог переложил часть своих обязанностей на врачей?

— Не перевирайте! Бог никогда не общается с человеком напрямую. Он всегда являет свою милость через кого-то или что-то.

В дверь заглянула медсестра и повелительным кивком позвала старика в коридор, очевидно на процедуры. Он оставил книгу на тумбочке, заложил ее очками и, шаркая тапками, вышел в коридор. Через секунду из-за двери грянул его хохот.

Андрей тоже усмехнулся.

В палате их осталось трое. Точнее сказать, двое — подросток в наушниках находился где-то далеко отсюда. Андрей и отец Кирилл оказались один на один.

— Меченый, — произнес священник.

Улыбку как рукой сняло.

— Что, простите?

— Ты меченый.

По внутренностям пробежал нехороший холодок.

— Вы о шраме? Это после автокатастрофы… — Андрей поспешил добавить. — Несчастный случай.

— Случай? — широко, ощерился поп, показав крупные зубы, неровно торчащие из десен. — Нет, сын мой, ошибаешься. Случаев не бывает.

Он придвинулся к Андрею. От него густо пахло церковью: ладаном, воском и вином. Лицо отца Кирилла сделалось загадочным, даже слегка страшным. Правый глаз выпучился, словно вот-вот выскочит из орбиты.

— Понимаешь, не бывает случаев у людей, — заговорил он доверительно, оглядывая Андрея этим жутким глазом. — Если что-то произошло, это не случай. Это Ему так надо.

— Да что вы! Честного человека выкидывают с работы и он кончает жизнь головой в духовке — Ему так надо?

В мыслях фраза выглядела не столь похожей на нынешнее положение доктора Ильина.

— Был человек на земле Уц, имя его Иов; и был человек этот и непорочен, и справедлив, и богобоязнен, и удалялся от зла. Были у него сыновья, дочери, был у него скот. Но Бог отнял сначала имущество, затем детей, потом язвами покрыл его тело… Почему Он поступил так со своим лучшим праведником?

— Не знаю. — Андрею не хотелось ворошить библейские темы. Да и собеседник его пугал.

— Чтобы укрепить веру! Все, что происходит с людьми, имеет смысл. Но нам, ходящим по земле, понять высшие замыслы не дано.

— А предположения есть? — язвительно спросил Андрей. — Насчет его замыслов?

— Может взрастить душу. — Низкий баритон священника проникал куда-то внутрь. Кровянистый, выпученный глаз пугал до смерти. — Может укрепить в вере, как Иова. А может подготовить для важной миссии.

Андрей в отчаянии глянул на подростка. Если бы тот хлопнул ресницами или повернулся на бок — в общем, как-нибудь показал, что жив, — Ильину было бы не так страшно. Но парня словно выключили.

— Он отметил тебя, — продолжал поп. — И это не случайно. Перед тобой открылся путь, ты должен идти по нему и не задавать вопросов. Когда будет нужно, Он подаст знак…

Скрипнула дверь.

В палату снова заглянула процедурная сестра, и наваждение моментально исчезло. И жуткое лицо, и выкатившийся глаз. Словно из священника ушло некое существо, проступившее сквозь его облик.

— Батюшка, — смиренно сказала сестра, — Господь призывает на рентген.

— Рясу надо будет снимать? — спросил отец Кирилл прежним голосом, которым рассуждал о медицине и пиве. Он снова выглядел простодушным деревенским попом. Подросток шевельнулся, открыл глаза и, оттянув наушник, прочистил указательным пальцем слуховой проход. — Мне бы не хотелось без рясы, а то у вас сестры молоденькие ходят. Увидят вдруг батюшку в трусах, несовместимо как-то с благоверным образом.

— Наши сестры и не такое видели, — задумчиво произнес Андрей.

— Да? — коротко удивился священник. — …Так вот, я бы, конечно, спросил у своего начальника: отчего у меня руки иногда трясутся, словно после праздника Троицы? Но больно отвлекать неохота.

Он крякнул, поднялся и тяжелой поступью вышел из палаты. Его ряса сзади была мятой. Андрей услышал, как в коридоре отец Кирилл обратился к медсестре и получил кроткий ответ, что божье благословение могло быть щедрее в отношении ее зарплаты. Подросток переключил альбом в МРЗ-плеере и, откинув голову на подушку, снова вырубился. Андрей неподвижно сидел возле пустой кровати, словно ужаленный парализующим ядом. На коленях лежала медицинская карта, раскрытая на чистом листе, где должен будет стоять диагноз. В ушах продолжал звучать голос батюшки, пересказывающий историю Иова, а перед глазами маячил налитый кровью глаз.

Андрей сидел так около минуты, затем тряхнул головой и принялся писать.

Буквы получались резкими, острыми, напоминая мозговую активность на ЭЭГ в фазе быстрого сна. Покрыв записями половину страницы, кончик шариковой ручки стал оставлять лишь вдавленные следы. Андрей вытащил стержень и с досадой убедился, что в нем закончилась паста.

При себе запасной ручки не было. В палате тоже. Пришлось бежать в ординаторскую. Во внутреннем кармане его пиджака лежал «паркер» с позолоченным колпачком, подаренный еще Анжелой. Когда Андрей полез за ним, пальцы наткнулись на торчащие из блокнота края тетрадного листка.

Первая мысль была: почему он лежит здесь, а не в кармане халата? Затем доктора Ильина пронзило острое, как пика, воспоминание.

Он развернул лист и уставился на неуклюжий карандашный набросок, сделанный два дня назад. Голос отца Кирилла, все еще бормочущий что-то у него в правом ухе, вдруг отчетливо произнес: «Когда будет нужно, Он подаст знак».

Авторучка и те мелочи, которые Ильин собирался ею записать, моментально вылетели из головы. Стены ординаторской вдруг раскрылись, потолок исчез, и Андрей обнаружил себя на равнине. Перед ним возносилась в небо могучая статуя. Разведенные в стороны руки словно приглашали войти в ее владения. Глядя на каменное изваяние, Андрей неожиданно вспомнил, о чем думал во сне.

Два мира — сновидение и реальность — сошлись в карандашном рисунке, который он держал в руках.

4

Перельман оторвался от компьютера, на котором одним пальцем набивал перечень препаратов, требующихся для отделения, и удивленно посмотрел на ворвавшегося в кабинет Андрея.

— Ну что, есть мысли насчет священника? — спросил Миша.

— Мне надо домой, — сказал Андрей. — Миша, отпусти меня, пожалуйста.

Перельман озадаченно потер переносицу.

— Это из-за Кривокрасова, да? Хочешь поговорить об этом?

— Нет. Мне просто надо домой. Очень надо.

Перельман был не слишком доволен, но отпустил его.

Андрей не помнил, как добрался до Садовой улицы. Войдя в квартиру, не снимая ботинок, он сразу прошел в гостиную.

Пухлый том энциклопедии в красных корках стоял между справочником лекарственных средств и книгой «О вкусной и здоровой пище» в глянцевой суперобложке. Вытащив его, Андрей принялся лихорадочно листать страницы. На некоторых останавливался, разглядывая фотографии, недовольно качал головой и листал дальше. Он чувствовал, что разгадка близка. Быть может, через двадцать… через десять страниц…

Перевернутый лист открыл длинную фотографию. Андрею хватило одного взгляда на нее, чтобы гостиная закружилась перед глазами.

— Боже мой!

Сорокаметровая каменная статуя Иисуса Христа раскинула руки над солнечным городом, расположенным на берегу изумрудно-голубого залива среди скал и зеленых холмов. Она действительно напоминала огромный крест, а поза, выражение лица и длинный балахон в точности соответствовали тому, что Андрей видел во сне.

Надпись под фотографией гласила: «Рио-де-Жанейро».

— Боже мой! — пролепетал Андрей. — Это невозможно!

5

Альбина проснулась очень рано, как обычно. Немного понежилась в кровати, разглядывая журнальные вырезки в рамках на стене, затем встала, умылась, расчесала волосы, простирнула некоторые вещи, оставленные с вечера. В ванной ее настиг запах жарящихся блинчиков. Хозяйка квартиры, глухая на левое ухо бабушка, поднялась чуть свет и уже вовсю занималась стряпней.

Войдя на кухню, Альбина поздоровалась с ней, налила воду в чайник и поставила его на плиту.

— Кофе свой опять? — спросила хозяйка.

— Угу, — кивнула девушка.

— Покушай Лучше блинчиков. Вон какая худущая.

— Да нет, спасибо.

Хозяйка, велевшая называть себя тетей Таей, задалась целью сделать из Альбины девушку достойных форм, о чем сообщила в первый же день их знакомства. Приговаривая, что с такой худобой в доктора не берут, она жарила блинчики, оладьи, яичницу, пекла пирожки, плюшки и рулеты. Альбина изо всех сил уклонялась от холестериново-мучного изобилия, хотя иногда, особенно по вечерам, когда возвращалась после работы уставшая и голодная, не могла устоять перед блюдом на кухонном столе, накрытым вафельным полотенцем. По утрам же она завтракала мюсли и кофе. Если тетя Тая настаивала, брала немного печева в больницу, где угощала других ординаторов и медсестер.

Заварив чашку кофе, она вернулась в свою комнату и удобно устроилась за столом перед раскрытым томом «Клинической неврологии». Подработка курсовыми и репетиторством позволила ей оставить общежитие и снять эту комнату на окраине Питера. Комната была крошечной, два на три, но с большим окном, из которого вечерами можно наблюдать закат. На шести квадратных метрах умещались кровать, дореволюционный шкаф и небольшой стол, за которым девушка работала, читала книги по психиатрии и неврологии, иногда ужинала. Несмотря на тесноту, Альбина была счастлива. Впервые за много лет у нее был свой дом, впервые она ни от кого не зависела.

В половине седьмого девушка оторвалась от книги, допила остывший кофе, сменила домашний халат на белоснежную блузку и строгую юбку. Подхватила сумочку, в которой лежал мобильник, кошелек, косметичка, карманный словарь синонимов русского языка и травматический пистолет «оса-эгида». Перед тем как уйти, еще раз глянула на журнальные вырезки на стене. Обычно молодые девушки вешают над кроватями постеры поп-исполнителей или кинозвезд — смотря в кого влюблены. Над кроватью Альбины Багаевой висели титульные листы статей из научных журналов. На некоторых из них с фотографий улыбался молодой Андрей Ильин.

Во время утомительной поездки в автобусе, на метро и маршрутке она думала о невероятном событии, которому стала свидетелем. Девушка думала об этом и весь вчерашний день, хотя Андрей Ильин, главный виновник мыслей, активно изображал, будто событие произошло самое заурядное. Больше всего ее поразило, что он никому не рассказывал об удивительной способности, открывшейся в его снах.

В отделение Багаева пришла раньше всех. В маленьком закутке, где переодевались ординаторы, она облачилась во врачебный халат, скрепила волосы заколкой и перекинула через шею фонендоскоп. Год в ординатуре не уменьшил волнения от этой нехитрой процедуры. Преображение из обычного человека во врача было сродни настоящей магии, о которой она мечтала с детства. Ей нравилось переживать эту магию вновь и вновь.

Когда она направлялась к посту дежурной, чтобы прочесть ночные записи в журнале, из лифта вышел Андрей. Точнее сказать, выскочил. Вид у него был слегка сумасшедший, глаза красные от недосыпа, галстук съехал набок. Больные, которых курировала Альбина и состояние которых она собиралась выяснить, напрочь вылетели из ее головы.

— Что-то случилось, Андрей Андреевич?

Она прикусила язык, поняв, что сказала это громче, чем следовало. Оглянулась на пост. Инна, известная сплетница, делала вид, будто страшно занята выполнением отметок в медицинских картах, хотя на самом деле прислушивалась к каждому слову. Ей было интереснее всех, что случилось. Неподалеку, уставившись на конец швабры, терла полы санитарка.

Задранный уголок губы Андрея приподнялся словно в усмешке. Альбина подошла к нему.

— Что случилось? — шепотом повторила она.

Толчком ноги он отворил дверь на лестничную площадку, что рядом с лифтом, и вывел туда ее. При этом, когда его пальцы обхватили плечо девушки, внизу живота у нее на короткий миг пробежала сладкая дрожь.

Лестница пустовала на несколько маршей вверх и вниз. Здесь их разговор не могли подслушать.

— Вам опять снился сон? — спросила она, желая, чтобы он как можно дольше не отпускал плечо. Но Андрей разжал пальцы и вернулся к двери, чтобы плотнее ее закрыть.

— Нет. — Он повернулся к ней. — Я вообще не спал этой ночью.

Альбина ждала, что он скажет дальше. За стеной загудел лифт, кто-то нажал кнопку вызова.

— Теперь я знаю, что происходит со мной. Та девочка, которая мне снится, в которую я попадаю во сне… Эта девочка реальна!

Альбина почувствовала, что не может вдохнуть. Легкие словно окаменели, она не могла их расширить даже на пару миллиметров, чтобы принять хоть немного воздуха.

Во взгляде Андрея плясала сумасшедшинка.

— Она реальна! Она существует! Она где-то живет на белом свете! Понимаешь?

— Почему… — пролепетала девушка. — Почему вы так считаете?

Андрей достал из кармана сложенный вчетверо листок, выдранный из какой-то энциклопедии. Развернул дрожащими руками и показал ей.

На листе была фотография статуи-колосса, высящейся над солнечным городом.

— Прочти, что написано внизу, — попросил он.

— «Рио-де-Жанейро».

— Она живет там! — Его глаза азартно сверкнули. — Она живет либо в городе, либо в пригородах. Не могу сказать точно где — во сне все так условно! Но ты понимаешь, что это значит? Во сне я вижу реальность на другом конце света!

— Глазами девочки?

Он испытующе посмотрел на нее.

— Альбина, я понимаю, что выгляжу как сумасшедший.

— Нет, совсем нет! — запротестовала она, но, заметив, что он раскусил ложь, быстро добавила: — Но, может, это только сон?

— Статуя Иисуса Христа поставлена в тысяча девятьсот тридцать первом году на холме… — Он прочел название из статьи. — «Кор-ко-ва-ду». Во сне я вижу ее в мельчайших деталях. Эта статуя — ориентир, указатель на реальность, сцепка моего сна и нашего мира. Там есть и другие сцепки, просто я в них пока не разобрался.

Он замолчал. Альбина подумала, затем заговорила словно опытный психотерапевт. Она даже удивилась своей уверенности.

— Это может оказаться простым совпадением. Допустим, вы видели статую в телепередаче, рассказывающей о кругосветных путешествиях. Образ отложился в подсознании, забылся, но затем всплыл в сновидении, трансформировавшись в архетипический символ. Думаю, нет смысла объяснять вам, что статуя напоминает образ всемогущего Отца, которая является во снах, когда личности требуются определенные перемены в жизни. Этот образ не может являться доказательством связи вашего сна и мира реальности.

— Ты рассуждаешь правильно, но есть и другие доказательства! — улыбнулся Андрей. Ее сердце растаяло. Андрей улыбался очень редко, в основном выглядел мрачным и обиженным. Но сейчас девушку словно коснулся лучик солнца. — Есть другие доказательства, Альбинка! Когда я находился в девочке, то не понимал ни слова из разговоров мачехи. Знаешь, я не слышу звуков, когда нахожусь в том мире, вообще не имею на него влияния… Так вот, я не понимал ни слова, но видел движение губ. Артикуляция не принадлежала ни русскому, ни английскому языку. Но теперь нет сомнений — язык португальский.

Альбина предприняла новую атаку:

— Вы знаете португальский?

— Нет.

— Тогда почему думаете, что это он?

— Потому что у меня есть третье доказательство. «Lar»!

Девушка вопросительно посмотрела на него.

— Что это?

— Марка производителя соевого масла. Девочка намазывала им туфли перед полировкой. Мне запомнилась банка, желтая такая с красным сердечком и тремя буквами. Всю сегодняшнюю ночь я лазал по Интернету, но в конце концов нашел его. Соевое масло «Lar» производится в Сан-Пауло, цена банки весом девятьсот грамм составляет шестьдесят восемь центов. Та самая банка, то самое масло, без сомнений! Предупреждая твои возражения, сразу говорю, что эта торговая марка не экспортируется в Россию, поэтому я не мог ее видеть ни в магазине, ни в рекламе. Понимаешь, во сне я увидел товар, о котором ничего не знал, но который на двести процентов существует в реальности!

Альбина обессиленно ткнулась лопатками в стену:

— Как такое возможно?

— Не знаю. — Взявшись за лоб, он прошелся по лестничной площадке взад-вперед. — Не знаю. Во второй половине прошлого века проводились эксперименты с медиумами, которые, по их заявлениям, путешествовали вне тела. Им давали определенные задачи, которые требовалось выполнить во время транса. Знаешь, порой получались самые удивительные результаты. Так, физики из группы энергетических исследований попросили медиума Алекса Тану спроецировать себя из его собственного дома, расположенного в одном городе, в лабораторию другого города. Он должен был рассмотреть предметы на чайном столике, затем, после выхода из транса, позвонить и отчитаться об увиденном. По утверждению Тану, он сделал пять рейсов, прежде чем понял, что стол разделен надвое, а все предметы собраны на одной из половин. То, что он рассказал, полностью соответствовало истине — физики разобрали стол, чтобы усложнить задачу. Предметы Алекс Тану перечислил безошибочно. Описывая свои ощущения, он рассказывал, что как бы парил над столиком. Это напоминает описания людей, переживших клиническую смерть.

Андрей крепко зажмурился, словно это помогало ему поднять новые воспоминания. Шрам на щеке выгнулся дугой.

— Доктор Чарльз Тарт из университета этой, как ее… где кино снимают…

— Калифорнии?

— Да, из университета Калифорнии пошел еще дальше. Во время транса он регистрировал физиологические параметры медиума. Эксперимент проводился с женщиной, имя которой неизвестно. Женщина, кстати, путешествовала во сне. Как и я. Когда она засыпала, Тарт помещал над ее кроватью карточку с пятизначным числом, увидеть которое можно было, лишь находясь под потолком. Испытуемая, не с первой, правда, попытки, назвала число абсолютно точно: 25 132. Вероятность случайного совпадения была один к ста тысячам. Тарт утверждал, что во время транса фиксировал и мозговые функции, и движение глаз. Считается, что мозговая деятельность в этот период приобретает новый рисунок, соответствующий чему-то среднему между сном и бодрствованием. Этому состоянию дано название — внетелесный опыт. Хотя во время опытов фиксировалось понижение температуры тела, поверхностное дыхание и глубокое расслабление, пока никто из исследователей не зафиксировал обнуления сигнала мозга. Никто не наблюдал чистого внетелесного опыта, как состояние сомати у тибетских лам.

— Получается, мы это зафиксировали.

Андрей напряженно вздохнул.

— Что вы чувствуете? — спросила Альбина. — Вы тоже парите под потолком?

Он покачал головой:

— Не совсем. Когда я попадаю в мир девочки, то превращаюсь в бестелесного духа внутри нее. Я не слышу речь, не вижу, что творится дальше трех метров, но мне полностью передаются ее настроение и чувства. Это невероятные ощущения. Просто фантастические! Каждая эмоция, каждое переживание воспринимается как личное. Невозможно передать словами, какое страдание я испытал, когда мачеха раздавила куклу. Словно кто-то расстрелял разрывными пулями кусочек моей души!

— Все-таки не понимаю, как такое возможно, — взволнованно произнесла Альбина.

— Я хочу снова отправиться туда. Если бы мне удалось добиться сновидения при не полностью выключенном сознании, я бы изучил территорию сна. Я бы обследовал мраморные подземелья, обследовал бы равнину. Там много других статуй! Куда они меня выведут? В какие области Земли?.. Но сильнее всего я мечтаю установить связь с девочкой. Если удастся наладить обмен информацией, это будет фантастика! Я пока не представляю, как такое возможно: вряд ли получится обмениваться мыслями, ведь я не знаю португальского, а она — русского…

— Вы пойдете на томографию? — осторожно спросила Альбина.

Андрей погрустнел и уставился в бетонный пол лестничной площадки. Одной фразой она вернула его с небес на землю. «Идиотка, — обругала себя Альбина, — какая же ты идиотка!»

— Томография на следующей неделе, — сказал Андрей, подняв голову. — Посмотрим.

6

Андрей чувствовал себя удивительно. Открыть в себе паранормальную способность оказалось не просто необычно — это напоминало новый удар «газелью», последствиями которого были не слетевшие ботинки, трепанация и кома, а непрекращающийся детский восторг и эйфория.

Рабочий день, конечно, полетел кувырком. Медсестры последнее время и так смотрели на него подозрительно, a сегодня вовсе прятали глаза. Андрей был возбужден, невнимателен, нервозен, в разговоре мог сосредоточиться лишь на первых фразах собеседника, а потом мыслями улетал куда-то. Вера Ивановна сказала, что вновь проявляются последствия травмы головы. Это очевидно даже ей, санитарке.

После обеда к нему подошел Перельман:

— Есть минутка?

Он отвел Андрея в сторону, подальше от медиков и пациентов.

— Слушай, я знаю, что тебе сейчас трудно. И твой друг Кривокрасов ведет себя как последняя сволочь, но что с ним поделать, в пятьдесят два года человека не исправишь… Однако ты должен понимать, что работаешь не на конфетной фабрике. Нужно держать себя в руках.

— Не понимаю, о чем ты.

— Андрей, личные проблемы не повод, чтобы приходить на работу в таком состоянии.

— В каком состоянии?

— Ты пьян.

Андрей изумленно вытаращился на заведующего отделением. Затем рассмеялся.

— Ты ошибся, — ответил он, успокоившись.

— У тебя глаза красные и заплетается язык!

— Я не пьян.

— В самом деле?

— Просто я почти не спал сегодня ночью.

Перельман сжал зубами мундштук трубки и ушел, окончательно сбитый с толку. Хотя, сказать по правде, в его замечании присутствовала толика истины. В некотором смысле Андрей действительно был пьян. Его пьянило ощущение безграничных возможностей, которые открывал фантастический дар.

Остаток дня в отделении превратился для него в муку. Хотелось поскорее закончить работу, чтобы вернуться домой и погрузиться в сон. В Андрее полыхало желание исследовать новые возможности, открыть в них что-то более удивительное. Но существовала еще одна причина, по которой его тянуло за дверь.

Хотя мир девочки, возможно, являлся причудливой игрой разума, хотя статуя Иисуса могла оказаться извлеченным из подсознания образом — прикосновение к этим вещам пробуждало в нем Жизнь. Во сне он будто приникал к могучему источнику живительной силы. Испытываемые при этом чувства было невозможно сравнить ни с чем в реальном мире.

Глава седьмая GERENTE GERAL

1

Фавела, которой управлял Красавчик Лусио, располагалась на крутом склоне холма, morro, как их здесь называли. Сотни двух — и трехэтажных бедняцких домов громоздились один на другой, а улочки между ними были узкими и настолько крутыми, что кое-где превращались в ступени. Как десятки других подобных поселений, фавела выгрызла себе территорию посреди Рио-де-Жанейро в считанных километрах от туристических пляжей, небоскребов и стадиона Маракана.

Населенная преимущественно бедными семьями, не имеющими нормальных заработков и неспособными оплачивать нормальное жилье, фавела была своеобразным городом в городе. Она имела свои источники дохода, свои законы и порядки, маленькую армию и хозяина, dono [3]. Основной бизнес фавелы строился на розничных продажах кокаина и марихуаны, партии которых исправно приходили от оптовых поставщиков из Перу, Боливии и Колумбии. Бизнес работал безупречно по причине четкой организации фасовки и распространения дури.

Пакетики ценой три, пять и десять реалов на улицах и в клубах продавали торговцы, vapor. Товар для реализации они получали в торговых точках, boca, находящихся внутри фавелы. Точек было около двадцати, ими управляли gerente de boca, молодые люди, умеющие хорошо считать. Все gerenle торговых точек подчинялись двум sub-gerente: один отвечал за все продажи кокаина, другой — марихуаны.

Наркоторговля была делом незаконным и слегка рискованным, поэтому в фавеле приходилось держать штат soldados, которые подчинялись отдельному sub-gerente. Вооруженные тяжелым автоматическим оружием (пистолеты тридцать восьмого калибра остались в ностальгическом прошлом), soldados охраняли торговые точки и границы фавелы, а также при необходимости вели боевые действия на чужих территориях. Трое sub-gerente плюс фасовщики, наблюдатели, осведомители и телохранители подчинялись gerenre genii, коим являлся Лусио. Он отвечал за все: за порядок в фавеле, за поставки наркотиков, за продажи, за безопасность, за денежный оборот, за боевые действия. Подчинялся он только своему dono, а вот dono никому не подчинялся — он лишь входил во влиятельный союз «Terceiro Comando» [4].

В настоящее время dono находился в тюрьме, откуда продолжал вести дела при помощи мобильной связи и посланий через родственников и юристов. Из своей камеры Фернандо Бейра-Мар контролировал бизнес фавелы, организовывал поставки оптовых партий дури и участвовал в принятии стратегических решений вместе с другими dono, больше половины которыхделили с ним кров. Бейра-Мар ни на секунду не выключался из бизнеса, передавая послания своему менеджеру и получая от него регулярные отчеты. Может быт, сам dono и сидел в тюрьме, но его руки, которыми был Лусио, находились на свободе.

Через несколько месяцев заканчивался срок заключения Фернандо Бейра-Мара. После выхода из тюрьмы он собрался отойти от дел и передать свой статус преемнику. Вместе со статусом в новые руки переходила власть над фавелой, основной процент от всех доходов и членство в союзе «Terceiro Comando». Полгода назад Бейра-Мар открыто назвал своим преемником Лусио. Решение еще должны были подтвердить члены Ти-си, но это была чистая формальность. Отчаянные люди требовались союзу как воздух, особенно в последнее время, когда противостояние с могущественной «Comando Vermelho» [5] за власть над Рио приняло непримиримый и смертельный характер.

Сам Лусио считал, что как никто достоин занять высший пост в преступной иерархии. Он заслужил его центнерами проданной дури, победами в уличных войнах и рабской преданностью. Однако внутренний голос нашептывал, что он не до конца соответствует новой должности. Настоящий dono — человек без слабостей. А у Лусио таковая имелась. О ней никто не знал, но Красавчика она серьезно беспокоила. Он не мог решить глубоко личный вопрос о существовании Бога (точнее, его отсутствии) и избавиться от страха после убийств, этих коротких параличей и грохота в голове. Лусио долго не знал, что делать со своей проблемой. И на помощь снова пришел внутренний голос. Он посоветовал Красавчику найти человека, на которого, как считается, обращен взор с небес. Его убийство дало бы окончательный ответ. Если наказания не последует, значит, Бога нет. Он избавится от страха, чувства вины и других проявлений слабости. Своеобразный психотерапевтический метод вышибания клина клином.

Категорию священников Лусио отмел сразу: sub-gerente Родригес, возглавлявший боевое крыло фавелы, около пяти лет вел приход в каталической церкви. Он рассказывал, что ни разу не ощущал всевышнего присутствия во время литургий и проповедей. «Церковь — это сплошной обман!» — сказал Родригес. Лусио помнил эти слова, поэтому подошел к решению вопроса с неожиданной стороны.

Из самой Бразилиу ему привезли мощного экстрасенса, который предсказывал судьбы, определял прошлое, разговаривал с умершими. Говорили, он один из лучших. Лусио не верил, пока не убедился сам. Экстрасенс, которого звали Аймар, прочел намерения Красавчика еще до того, как тот вошел в подвал, где держали пленника, и рухнул на колени, умоляя сохранить ему жизнь. Он утверждал, что знает, что нужно Лусио. Типа его смерть не принесет Красавчику избавления, поскольку Аймар лишь проводник между мирами, его не любят ни здесь, ни там. Лусио же должен пройти испытание с помощью того, кто действительно защищен свыше. Аймар пообещал отыскать такого человека.

Экстрасенс попросил географическую карту, после чего разместился над ней с рамкой в руке, закрыл глаза и начал совершать пассы. Неверие gerente пошатнулось, когда он увидел двигающуюся рамку. Несколько раз она показывала то в одном, то в другом направлении, пока, в конце концов остановилась над маленьким городком Барбасена, находящимся в двухстах километрах к северу от Рио. Аймар сообщил, что в этом месте находится мощное скопление энергетических потоков и портал связи с потусторонним миром. На более подробной карте он указал точный адрес. Более того, он увидел искомого человека — увидел так, словно побывал у него в гостях. Это оказалась девочка. Аймар назвал возраст, цвет кожи и глаз, рассказал, что она живет в приемной семье, поскольку мать умерла семь лет назад, а отец ушел из дома. Когда Аймар выдавал эти данные, пребывая в трансе, изменившимся голосом и полузакрыв веки, у Лусио бежали мурашки по спине. Он хребтом чувствовал правдивость слов экстрасенса. Позже специально посланный человек выяснил, что девочка существует в реальности.

Конечно, расставаться с экстрасенсом Лусио не собирался. Аймар получил пулю в затылок на середине очередного сеанса. Эффект был точно таким же, как прежде, — разочаровывающим. Жуткий невидимка сжал Красавчика на несколько секунд в объятиях… и отпустил. Все то же самое, страх не исчез. Лусио ничего себе не доказал. Но экстрасенс оставил ему последний шанс.

2

На экране телевизора беззвучно мелькали кадры теленовостей. Лусио, сидящий в кресле, посмотрел в окно. В небе парил воздушный змей. Зеленый, хорошо. Когда мальчишки поднимут красный, значит, что к фавеле приближается отряд военной полиции.

Скрипнула входная дверь, и в гостиную вошли двое доверенных. Старшего, колумбийца и опытного вояку, звали Гуго. Ему было около двадцати пяти лет, но выглядел он на все сорок. Страшный, чернявый, он носил неряшливую бороду, скрывавшую нижнюю часть лица и одиннадцать шрамов на шее, оставшиеся после поножовщины в одном из баров Ипанемы. Младшего, крепкого молодого мулата родом из фавелы, звали Николауде Алмейдо Мурер, хотя окружающие знали его исключительно по прозвищу Бычок. Едва оказавшись в комнате, Бычок жадно оглянулся на бюст ведущей теленовостей.

Лусио негромко кашлянул, и подчиненные немедленно сосредоточили внимание на нем. Босс не спеша затянулся сигаретой, выпустил дым и произнес:

— Дело простое. Собственно, дела тут никакого нет, даже извилинами шевелить не надо. Возле супермаркета, о котором я говорил, на автостоянке вам передадут эту девочку. — Он протянул Гуго фотографию. Тот взял ее жилистой рукой. — Посадите девочку в машину и привезете в фавелу. Все. Обращаться с ней бережно.

— Ты говорил, что есть проблемы, — подал голос Бычок.

— Я говорил, что есть тонкость, а не проблемы. Это разные вещи, тупица!

Бычок обиженно насупился.

— Тонкость в том, что дело очень ответственное, — продолжал Лусио, развалившись в кресле и закинув левую лодыжку на правое колено. Шлепанец висел в воздухе, держась резинкой только за большой палец ноги. — Девочка важна для меня. Облажаться нельзя, вам ясно?

— Ясно как божий день! — ухмыльнулся Гуго, выставив напоказ острые, будто заточенные клыки.

Лусио сделал новую затяжку.

— К моему огорчению, в Сан-Пауло возникла серьезная проблема. Я должен уехать из города на два дня. Я бы ни за что не уехал, но нужно быть там лично. Телефон вы знаете. Если передача пройдет нормально, звонить мне не нужно. Я не сомневаюсь, что все пройдет нормально, но, если вдруг возникнут сложности, если выйдет заминка, вы должны позвонить. Один простой звонок: типа, Лусио, девочка еще не приехала… в таком духе.

— Лусио, амиго, мы не дети, — самодовольно сказал Гуго. — Не в первый раз.

Лусио испытующее посмотрел сначала на него, потом на Бычка. От этого взгляда ухмылка Гуго спряталась в чернявой бороде. Могучий Бычок съежился. Пришить человека для Лусио не было проблемой, им ли не знать. Даже если убийство происходило на людях, полиция не находила свидетелей. Его не выдавали отчасти из-за страха (все знали, что случается с болтунами), отчасти из-за того, что он был своим, простым парнем из трущоб, который стал большим человеком.

— Это ответственное задание. И я сильно расстроюсь, если что-то пойдет не так. Поэтому все должно пройти как надо. — Он затянулся сигаретой. Поморщился, вспоминая о чем-то. — Да, еще одно. Не пугайте девочку, пока не сядет к вам в машину. Мне нужно, чтобы она чувствовала себя естественно. Привлеките ее чем-нибудь, не знаю… в общем, подумайте.

— Все сделаем, босс, — заверил Гуго, рубанув воздух ладонью. — Можешь ни о чем не беспокоиться!

Лусио показал, что парни свободны. Гуго с Бычком ушли.

Лусио развалился в кресле, уставившись в телевизор. В фавеле он жил в той самой квартире, где мать лупила его подносом по голове. Восемь лет назад она скончалась от рака мочевого пузыря, но ему казалось, что она по-прежнему обитает здесь. В тишине пустых комнат он иногда слышал ее шаги и голос неистовой католички, поэтому телевизор работал всегда, даже когда Лусио уходил из дома. Посторонний звук не позволял остаться с ней наедине.

Вскоре он устроит себе испытание, которое избавит его от детских страхов. Он без проблем уладил вопрос с мачехой из Барбасены. Как и ожидалось, все решили деньги, двадцать тысяч реалов. Осталось лишь забрать девочку, понятия не имевшую, какая великая миссия ей уготована.

Глава восьмая СЛУЧАЙ НА ПАРКОВКЕ

1

Андрей не помнил сновидение, которое привело его к двери. Себя он осознал только в полутемном зале подземной станции, коченея от лютого холода, оглядывая колонны и мраморные стены. Зачем он оказался здесь? Знакомое место, ему что-то здесь было нужно, он стремился сюда попасть, только зачем?

Он двинулся вдоль освещенной стены. Над головой проплывали тяжелые своды. Впереди в одном из проемов, окутанном тенями, блеснуло стекло, окруженное тусклым металлом. Там стояла электричка. Ну конечно же! Она ждет его, чтобы отвезти в важное, особое место.

Андрей ускорил шаг, не думая ни о чем, обуреваемый слепым желанием добраться до вагона. И хотя на тумбочке возле его кровати теперь в боевой готовности находились авторучка и тетрадь, Андрей снова забыл о намерении запустить разум во сне. Хотя бы попытаться. Его опять вела дикая незримая сила — та же, что заставляет людей в своих сновидениях совершать поступки, за которые стыдно в реальной жизни. Андрей покорно шел на поводу первобытного разума, царствующего в снах.

До электрички оставалось не больше двадцати шагов. Он двигался по узкой тропинке света, пробираясь между холмами теней, когда таящееся во тьме чудовище наконец показало себя.

Грудной хрип раздался так близко, что правое плечо и бок прошила дрожь. Андрей повернул голову.

Из раздвинувшегося мрака шаркающей походкой на него вышло существо.

Ростом в полтора человека, оно передвигалось на двух ногах. От фигуры исходил такой невыразимый ужас, что без содрогания смотреть на нее было невозможно. От страха помутилось в глазах. Андрей видел только космы, когти и два болезненно-желтых глаза, светящихся на скрытом тенью лице.

Тело отказалось повиноваться. В голове крутились самые немудреные мысли вроде «боже, что это!» и «какой ужас!». И еще была одна, призывающая опрометью броситься назад к лестнице. Отодрать вросшие в пол ступни, нырнуть в тень, пока его не заметили, и что есть мочи бежать назад.

И тогда в голове раздался голос отца Кирилла:

«Стой, дурила! Не двигайся с места, ради всего святого! Только не двигайся!»

Существо повернуло голову, осматриваясь. Почти как человек. Лицо скрывали свалявшиеся космы, казавшиеся волокнами тьмы. Бледная волосатая нога с отросшими ногтями вылезла на тропу света, по которой шел Андрей. Он замер ни жив ни мертв. Надежда оставалась только на голос, вещавший внутри него, — единственное, чему он мог доверять перед лицом этого кошмара…

Кошмара, которого не бывает в жизни!

Этот тезис вдруг подтолкнул к небольшому открытию. Этого кошмара не бывает в жизни, а значит, Андрей спит!.. Логическая цепочка продолжилась, и мозг породил следующий поразительный вывод. Все, что его окружает, — только сон!

Андрей удивленно огляделся.

Пробуждающийся разум заработал. Появились мысли, свои, а не чьи-то — трезвые, аналитические. Возвращалась память о реальности. Открытие того, что он спит, было настолько неожиданным, что отступил страх перед кошмаром.

«Ну наконец-то, — произнес отец Кирилл, — доперло».

Словно величайшее откровение, Андрей вспомнил, что находится на подземной станции уже третий раз. Это перевалочный пункт, с которого начинается путешествие за пределы его сознания. Он до мельчайших деталей вспомнил все, что происходило в реальности. Ночные эксперименты в сомнологическом кабинете, график ЭЭГ, отрыв сознания от тела, статуя Иисуса, маленькая девочка…

Девочка!

Именно к ней он стремился, когда укладывался в постель. Андрей собирался установить с ней канал общения…

Зычный вдох возле лица напомнил расстановку вещей. Страх вернулся. Андрей поглядел на огромную, косматую фигуру перед собой, выступавшую из тени и загораживающую путь к электричке. В голове живо нарисовалось, как когтистая лапа размазывает кандидата медицинских наук по мраморному полу как муху.

«А теперь слушай, — быстро заговорил отец Кирилл, на сей раз из правого уха. — Теперь ты знаешь, что тебя окружает сон. Но здесь проснуться невозможно, как ни старайся. Нормальный человеческий сон остался за дверью, уж извини, братец. Чужая здесь территория».

Да, сейчас Андрею не проснуться. В прошлый раз Савинская разбудила его, когда он вышел через дверь, раньше не могла. Пространство подземной станции — зона, где электрическая активность мозга еще регистрируется. То есть кома не наступила, но в реальность вернуться уже нельзя.

«Вот-вот, — продолжал отец Кирилл. — Это сон, но не совсем обычный. Поэтому Страж для тебя является самым что ни на есть реальным чудищем. Стоит ему махнуть клешней — и кое у кого появятся новые дыры в голове. Это злобная и страшная тварь, но у нее есть слабость… Она видит только в темноте!»

Существо зычно вздохнуло, скрипнуло когтями по мрамору. Андрей глянул под ноги и обнаружил, что стоит на узкой полосе света, падающего из специальных окон в своде. Голос оказался прав. Страж не видел его в упор.

Извивающаяся полоса света тянулась до самой электрички. Обрывалась лишь в конце, перед вагоном. Можно было украдкой пройти по ней, обогнув лапу существа, перегораживающую путь.

«Иди по тропе света и не вздумай сходить с нее, какой бы тонкой она ни была. Что бы ни случилось — всегда держись тропы!»

«А он не почувствует мой запах?»

«Ты что, забыл? Во сне не бывает запахов!»

Вряд ли настоящий отец Кирилл, священник из захолустной деревушки, знал подобную тонкость. Но отец Кирилл, сидящий в голове врача-невролога, наверняка успел покопаться в его мозгах и обладал всей необходимой информацией.

Андрей осторожно двинулся по указанному пути.

Страж, как назвал его поп, зашевелился, заводил головой из стороны в сторону, слепо оглядываясь. Из косматой груди вырвался хрип. Халат Андрея взмок под мышками. На счастье, взгляд чудовища на нем не задержался.

Всегда держись тропы, напомнил он себе.

Осторожно ступая по полосе света, словно по хрупкому мостику над огненной пропастью, Андрей обошел когтистую ногу и оказался за спиной темного Стража. А тот продолжал озираться. Он несомненно что-то чувствовал, но не замечал человека, прокравшегося в считаных сантиметрах от его носа.

Андрей бросился к электричке.

Он бежал, а сердце рвалось наружу. Ноги были словно чужие. Больше всего он боялся слететь с тропы и упасть в темноту, где Страж немедленно его настигнет и порвет в клочья своими страшными когтями.

Он влетел в вагон не оглядываясь. Двери вагона сомкнулись. Скамья приняла обессиленное тело Андрея, и он провалился в беспамятство.

2

Белое и черное мелькало перед глазами, сливалось в рубленую полосу. Где он? Андрей не помнил, как прикоснулся к фиалке, но ощущение отсутствия тела и размытый обзор свидетельствовали, что он достиг цели. Это радовало. А еще радовало то, что после провала в памяти не исчезла способность самостоятельно мыслить.

Придорожные столбики, это они мелькали за окном. Взгляд чуть сфокусировался, и стала видна проносящаяся обочина. Все, что находилось дальше, скрывала туманная дымка.

Стекло отвернулось от него, и перед глазами оказался обшарпанный салон. Андрей находился на заднем сиденье автомобиля. На нем легкое платье, из-под которого торчали худые шишковатые коленки. Да, он прикоснулся к цветку. Он внутри.

«Эй, привет!» — мысленно сказал Андрей.

Без ответа.

За рулем сидела мачеха. Она вела машину и курила тонкую сигарету. Едва увидев ее, Андрей вспомнил расправу над куклой. Только почему-то это воспоминание сейчас казалось не столь важным. Несмотря ни на что, он по-прежнему испытывал привязанность к этой женщине. Почти любовь… Это были не его чувства, а девочки — нежные, наивные. Сколько ей лет? Больше семи, но меньше двенадцати. Будем считать, что десять.

За окном промелькнул указатель населенного пункта. Андрей успел прочесть название, но тут же забыл его. Оно улетучилось из головы, как только глаза потеряли последний слог. Проклятая географическая амнезия достала его и здесь!

Мачеха посмотрела на часы в приборной панели. Мельком глянула в зеркало, улыбнулась ему, отчего сердце налилось теплом… Сердце девочки, поправил себя Андрей, но не его. Лучшему диагносту отделения неврологии, который с полувзгляда определял, когда пациент говорит неправду, не понравилась эта улыбка. Она была приклеена к холодному и настороженному лицу.

Что происходит? Куда они едут?

«Малышка, куда мы едем?» — спросил он.

Снова без ответа. Мысленный вопрос не проходил. Кстати, а на какой ответ он надеялся? Получить фразу на португальском, которого не знал? Андрей как-то не подумал об этом. Он много о чем не подумал, стремясь попасть в этот сон.

«О-о-о-о-о!..»

Возглас восторга почти прозвучал в голове. Девочка увидела нечто такое, что поразило ее до глубины души. Она протиснулась между передних сидений и уставилась сквозь лобовое стекло. Андрей попытался сфокусировать взгляд, и тот на мгновение прорезал серую пелену.

Трасса пролегала под автомобильным мостом, который словно парил в небе. Картинка привела в восторг даже Андрея — что уж говорить о девочке, впервые увидевшей магистральную развязку.

«Они далеко от своего дома, — догадался он, — от городка, маленького и унылого».

Мост шагнул на них, накрыл тенью на миг. И остался позади. Девочка метнулась к заднему стеклу, провожая его. Какое удивительное, волшебное сооружение! Ей было жаль с ним расставаться, но впереди ожидало нечто более грандиозное. Она была уверена!

Вдоль обочины стали появляться одноэтажные дома — небогатые постройки, окруженные деревьями, чьи ветви трепали порывы ветра. Кое-где мелькали яркие вывески. Однажды возникла и исчезла бензозаправка. Цвета блеклые, словно на старой кинопленке. Андрей не видел, что находится за деревьями и домами, он даже неба не видел. Но чувствовалось, что они въезжают в предместья большого города, возможно мегаполиса. Возможно, того самого, над которым возвышается статуя.

Впереди возник светофор, на котором горел красный. Автомобиль затормозил перед ним. В этих незнакомых местах, среди чужих домов девочка испытывала легкий страх. Чем дальше они ехали, тем он становился сильнее. Но когда малышка глянула в окно, она вдруг позабыла обо всем на свете. Девочка прижалась носом к стеклу, и Андрея обожгло ее радостное восхищение.

За окном находился небольшой магазинчик с огромной витриной во всю стену, из-за которой на них взирали десятки крошечных глаз. Солдаты агрессивно целились из ружей, гаучо в широкополых шляпах, сидя на лошади, размахивали лассо, паровозик с четырьмя вагонами застыл перед въездом в игрушечный тоннель. А в верхней части витрины, на деревянных подставках, обитых красным бархатом, находилось такое, отчего просто закружилась голова.

В коротких и длинных платьях, с кокетливо изогнутыми ресницами, мордашками, в которые невозможно не влюбиться, верхнюю часть витрины занимали куклы. Чудесные и манящие, дешевые и не очень, одетые ученицами, невестами, всадницами, кокетками, спортсменками… Их было невообразимо много, но внимание девочки приковала лишь одна, по мнению Андрея, самая скромная. Девочка выбрала ее потому, что никогда не заглядывалась на дорогие экземпляры. Мечтать о них, как пытаться достать до неба. Хотя, возможно, главной причиной было то, что кукла как две капли воды походила на казненную мачехой игрушку. Светлое платье, красные туфельки, радостная улыбка. Новенькая и чистенькая, она словно воскресла для новой жизни. Больше всего девочку притягивали ее густые бархатисто-черные волосы до пояса — Андрей физически ощутил, как берет их в руку, любуется искрением на свету, разглаживает, расчесывает. Девочка до дрожи хотела эту куклу. Только вряд ли мачеха ее купит. Скорее, еще одни туфли для себя, но куклу вряд ли.

Загорелся зеленый. Автомобиль тронулся, и волшебная витрина осталась позади. Восхищение сменила унылая грусть. Взгляд опустился на худые коленки…

Какое-то время они следовали по шоссе. Потом дома по сторонам исчезли, и они въехали на большую заасфальтированную площадку перед зданием, которого Андрей не видел — оно находилось за пределами его зрения. Мачеха припарковала машину рядом со стареньким «фордом», щелчком выбросила в окно сигарету и выключила двигатель.

Они приехали.

3

Положив локоть на спинку кресла, женщина повернулась к падчерице. Что-то сказала, снова натужно улыбнулась. Андрей мог стерпеть все, но только не эту гадючью улыбку, обман в чистом виде для более-менее взрослого человека. Душу девочки залило счастье, и Андрей понял, что ненавидит стерву на сиденье водителя.

Они вышли из машины. Задержались возле нее, пока мачеха запирала дверцу, затем двинулись куда-то по асфальту через белые парковочные полосы. Женщина была в соблазнительном топике, узких джинсах и туфлях (конечно, ну куда без них!). Выглядела она не слишком молодо, но привлекательно. Порыв ветра растрепал волосы, и мачеха рассерженным движением собрала их у шеи. Торопливо глянула на наручные часы.

Девочка держала женщину за руку. Чувства выражали благодарность и счастье. Вероятно, за то, что мачеха взяла ее в поездку. Однако Андрей не видел, за что мачеху следовало благодарить. Она упрямо смотрела вперед — только бы не встречаться взглядом с той, кто преданно сжимает ее ладонь.

А еще женщину буквально трясло от напряжения. Что происходит?

Из тумана выплыло длинное остекленное здание. Большие двери на фасаде раздвинулись, и изнутри вышла супружеская пара, катящая перед собой тележку, наполненную продуктами. Андрею не пришлось долго гадать, куда мачеха привезла свою падчерицу. В супермаркет.

В раздвижные двустворчатые двери женщина и девочка не пошли. Не дойдя до них, они повернули налево, какое-то время двигались вдоль огромных окон, отражающих солнце, затем обогнули угол и очутились с торца здания. Людей здесь не было, по крайней мере Андрей за серым туманом их не разглядел. Неподалеку виднелась еще одна дверь, уже небольшая. Мачеха дошла до нее и остановилась. Украдкой огляделась по сторонам и наклонилась к девочке.

Указательный палец с длинным ногтем дважды назидательно качнулся перед носом. Андрей почувствовал внутри холодок, какой бывает после строгого запрета, что-то вроде «не уходи далеко, пока меня не будет». После этого палец указал куда-то налево.

Девочка повернула голову. Туман отступил, и Андрей увидел посреди стоянки одинокий пикап. В распахнутых дверцах кузова сидел молодой бугай в коричневом козырьке с белой надписью и таком же коричневом фартуке. У его ног устроился небольшой переносной холодильник того же коричневого цвета.

Внутри Андрея вдруг что-то нарушилось, что-то вспыхнуло, обдав его дурманом, от которого помутнело в глазах. Голова легко закружилась, а на языке появилось ощущение сладкой прохлады. Его с невероятной силой потянуло к коричневому переносному холодильнику. Ощущения напоминали ощущения наркомана, которому потребовалась доза.

Мачеха довольно улыбалась. Андрей бы сказал: плотоядно скалилась.

«Может, ты и не видишь, — произнес он, обращаясь к девочке, — но, когда она казнила твою куклу, у нее было такое же лицо. Разница лишь в том, что теперь на нем нарисована улыбка!»

Перед глазами появилась купюра достоинством в одну единичку чего-то там. В одну поганую единичку! Андрей прекрасно осознавал, что это попытка задобрить девочку, но все равно ощутил прилив благодарности к мерзавке в блестящих туфлях и с наклеенной улыбкой.

Впихнув купюру в ладонь девочки, мачеха отпрянула. Лицо ее побледнело, отчего косметика смотрелась словно нарисованная на бумаге. Грудь под топиком взволнованно вздымалась. Женщина походила на человека, который совершил непоправимую подлость и прекрасно это осознает. Еще раз указав на мороженщика, она улыбнулась, что больше напомнило нервную судорогу, бросила фразу… и исчезла за дверью супермаркета. Девочка осталась одна с купюрой в ладошке в один чего-то там.

Это должно было выглядеть как сценка из семейной жизни: купи себе мороженого и не уходи далеко, пока я пробегусь по супермаркету. Должно было так выглядеть, и девочка именно так это восприняла. Только вместо семейного быта дух по имени Андрей увидел отвратительно поставленный спектакль. Мачеха вела себя неестественно и наигранно, а девочке было не по себе — она впервые участвовала в подобной сцене. А кроме того, Андрей прекрасно помнил их настоящую семейную жизнь, особенно эпизод с туфлями, в котором мачеха проявила себя во всей красе.

Резкий порыв ветра качнул девочку. Растрепавшиеся волосы залепили лицо. Ладошка, сжимающая купюру, вдруг раскрылась.

Денежка с озорством взвилась в воздух.

Девочка уставилась на порхающий клочок бумаги. Желание попробовать мороженое сменилось растерянностью.

«Подпрыгни, — подсказал Андрей, — достанешь».

Она не прыгнула.

Ветер перевернул и понес бумажный «рубль». Не сводя с него глаз, девочка покорно побежала следом, словно привязанная на поводок.

Пикап быстро исчез из виду, но, прежде чем это произошло, Андрей увидел, как удивленно вытянулось лицо крепыша-мороженщика. И еще он разглядел, что из кабины стремительно выскочил водитель, отвратительный бородач. Они уставились на убегающую малышку чересчур пристально Андрею даже показалось — чуть не бросились за ней.

Небо, порхающая купюра, солнце в окнах супермаркета — все это мелькало перед глазами. Потом ветер рванул денежку ввысь, на уровень крыши, туда, где ее было не достать.

Девочка остановилась и растерянно огляделась.

Погоня вернула ее к фасаду супермаркета. Здесь взгляд малышки открылось нечто такое, сначала вызвавшее недоумение, а затем шок.

Из парадных дверей вышла мачеха. Без продуктов в руках. Не оглядываясь, она быстро зашагала в противоположную сторону от той, где оставила девочку. Торопилась, сбиваясь на бег. Ветер растрепал ее волосы, но она уже не обращали на это внимания.

Ее путь лежал к старенькому «шевроле», на котором они приехали.

Купюра мигом исчезла из глаз, оставшись в недоступной вышине. Движение вокруг словно остановилось. Девочка уставилась на спешащую фигуру — единственного родного человека в этих незнакомых краях. Родной человек бежал от нее прочь!!

Крик!

Мачеха была уже возле машины, когда он настиг ее. Она оглянулась. Заметив падчерицу, помрачнела. Ключи, приготовленные отпереть дверцу, вывалились из пальцев, ударились о капот и скатились на асфальт. Мачеха сердито замахала руками, призывая девочку вернуться обратно.

Снова отчаянный крик, исторгнутый его легкими. Андрей не услышал, но почувствовал.

«Беги! — шепнул он. — Беги к ней!»

И девочка побежала.

Мачеха судорожно подобрала с асфальта ключи, отперла дверцу и забралась в салон. Когда девочка оказалась возле капота, «шевроле» дал задний ход.

Рука с маленькими пальчиками просунулась в открытое окно. «Шевроле» катился назад, девочка бежала рядом, держась за дверцу и пытаясь на ходу влезть в окно. Внутри Андрея бушевал ураган смешанных эмоций — его и хозяйки тела.

Мачеха потянулась через пустое сиденье и, что-то крича, попыталась оторвать пальцы девочки от края окна, но малышка вцепилась в него мертвой хваткой.

«Останови машину, сука!» — закричал Андрей.

Она резко нажала на газ. Рука девочки соскочила с дверцы, ободрав кожу с мизинца.

«Шевроле» быстро удалялся прочь, оставив сизое облако выхлопных газов. Девочка бежала следом, крича и задыхаясь от плача. Ей казалось, что мачеха сейчас передумает и вернется.

Что произошло дальше, Андрей не увидел. Мир вокруг окутался туманом.

4

Бычок хотел броситься за девочкой, едва она дала деру. Он даже пробежал несколько метров, когда разгневанный Гуго заставил его сбавить обороты:

— С ума сошел? Посмотри сколько народу кругом! Быстрей в машину!

Бычок вернулся к пикапу, торопливо забросил в кузов контейнер с мороженым.

— Почему девчонка сбежала?

— Откуда я знаю! — огрызнулся Гуго, заводя двигатель. Его шрамы на шее, выглядывающие из-под бороды, налились кровью. — Мы-то все сделали как надо.

— Надо позвонить Лусио, — сказал Бычок: — Он просил.

Бородатый напарник выплюнул окурок на асфальт.

— Пока мы звоним, она уйдет. Не нужно беспокоить босса по пустякам. Садись быстрее, чего застрял!

Бычок, по-прежнему в козырьке мороженщика, недовольно опустился на сиденье и захлопнул дверь. В глазах, прижатых увесистым лбом, мелькали напряженные раздумья.

— Лусио просил позвонить, — упрямо произнес он. — Это как раз тот случай.

Гуго включил передачу.

— Хочешь, чтобы он начал выяснять, кто упустил девчонку? Ручаюсь, мы возьмем ее прежде, чем я выкурю сигарету. Далеко ей не сбежать, амиго. Лусио даже не узнает, что она убегала.

Пикап развернулся на площадке возле супермаркета, который располагался на северо-западной окраине города. Гуго вывернул на шоссе, и гангстеры покатили по нему, высунув головы из окон, оглядывая тротуары и проулки между домами.

5

Андрей сел на кровати.

Он не помнил, как возвращался на электричке, как проходил подземную станцию и дверь. Но все, что случилось с девочкой, стояло перед глазами словно наяву. Душа разрывалась от негодования.

Пожалуй, впервые в жизни сон вызвал в нем столь сильное возбуждение. Ну, может быть, подобное случалось в раннем детстве, когда маленькому Андрею приснился огромный паук, подбиравшийся к нему, шевеля жвалами. Тогда он проснулся в слезах. Всего лишь. Сейчас же чувства буквально захлестнули его.

Происшествие возле супермаркета напоминало сюжеты о брошенных детях, десятками крутившиеся по телевизору. Только у Андрея не было и мысли отнестись к этому сну как к телесюжету — посмотрел и забыл. То, что случилось, произошло не с чужими людьми с экрана. Это произошло с ним. Он помнил каждый образ, каждое переживание. Воздушный мост. Явственное ощущение, как он гладит волосы куклы. Беспредельное доверие к мачехе. И шок при виде ее удаляющегося автомобиля.

Он нервно прошелся из конца в конец комнаты. Требовалось усилие, чтобы отделить себя от событий сна. Взгляд наткнулся на общую тетрадь, приготовленную на тумбочке. Она прекрасно подходила для этой цели. Андрей взял ее, перегнул обложку и, опустившись на кровать, стал покрывать записями пустой лист в школьную клеточку.

Он писал торопливо, стараясь не упустить важных деталей, пока они сидят в голове, пока не остыли чувства. Некоторые слова получались неразборчивыми, типично врачебными, но он потом поймет, что имел в виду.

За десять минут он исписал четыре страницы, отразившие мельчайшие детали сна, включая машину, мост дорожной развязки, супермаркет, надпись на козырьке мороженщика, одежду мачехи и, конечно, переживания девочки. Каждое ее переживание. Он пытался оставить на бумаге как можно больше воспоминаний. Потом Андрей проверит каждое. Изучит географические карты, справочники, энциклопедии, перекопает мегабайты Интернета. Но уже сейчас можно было уверенно сказать: нет никаких сомнений, что он видит реальность на другом конце света. Андрей Ильин, ученый, подававший большие надежды, а потом переставший их подавать, переживает внетелесный опыт.

Только излив на бумагу все, что бушевало в груди, он смог наконец осмыслить сон.

Что это было? Жестокая мачеха увозит падчерицу далеко от дома, в незнакомые края. Оставляет одну и уезжает. Что это, твою мать, было?!

Мерзавка бросила девочку!

Сердце разрывалось от негодования, едва он думал об этом. Она бросила девочку, как выкидывают на улицу подросшего котенка. Зачем? Потому что та небрежно чистила туфли?

Андрей закрыл глаза и, размеренно дыша, сосчитал до тридцати. Затем перевернул страницу и записал на чистом листе: «Мачеха бросила девочку на окраине большого города, и я при помощи своей паранормальной способности стал тому невольным свидетелем. Фактически я единственный человек на Земле, который знает об этом».

Он перечитал запись и обхватил голову руками. Что ему с этим делать?

Будильник показывал половину пятого. На работу еще слишком рано. Не умываясь и не завтракая, Андрей переполз с кровати за компьютерный стол и включил системный блок. К углу монитора был прикреплен раздражающе-желтый стикер, на который он переписал вчера из энциклопедии двенадцать букв и два дефиса. Андрей вошел в Интернет и буква за буквой вбил название «Рио-де-Жанейро» в строку поискового сервера.

Может, ничего страшного не произошло. Одинокая, плачущая девочка, бредущая по улице, — любой нормальный взрослый поинтересуется, что случилось. Ее отведут в полицию, откуда прямой путь домой. Как сложатся дальнейшие отношения с мачехой, Андрей не знал, возможно, все закончится сиротским приютом, но иного пути нет… С другой стороны, жизнь не всегда такая правильная, какой мы хотим ее видеть, не так ли? Ему ли это не знать, молодому и перспективному врачу, в судьбе которого поучаствовал Боженька, потому что, как сказал отец Кирилл, так было надо.

В ответ на запрос «Яндекс» выплюнул длинный перечень туристических агентств, представляющих Рио раем отдыха и развлечений. Солнце, пляжи, карнавалы, самба, футбол. Десятки фотографий под разными углами показывали белый город под пронзительно-синим небом с широкой полосой пляжей у кромки океана. Больше чем на половине снимков белела статуя, знакомая до нервного тика. Доступ в рай, включая перелет, трансфер до отеля и питание «все включено», стоил от тысячи двухсот долларов и выше.

Признаться, белозубая реклама — не совсем то, что искал Андрей, надеясь развеять опасения. Ему хотелось понять, каким город предстанет не перед обеспеченными туристами, а перед одинокой, потерянной душой. Он продолжил поиск» и вскоре вышел на сайты новостных агентств. Здесь его опасения нашли благодатную почву. Словно хищники вырвались из клеток.

«Перестрелка и паника в центре города: война между гангстерскими бандами привела к жертвам среди населения».

«Боссы наркомафии провоцируют тюремные бунты».

«Неизвестными сожжены два городских автобуса».

«Атакована станция полиции: двое раненых со стороны сил правопорядка».

«Мотоциклетные банды вынудили закрыться магазины в западной части города».

«Молодая женщина стала случайной жертвой перестрелки между военной полицией и наркокурьерами».

Андрей оторвался от заголовков, переводя дух. От прочтенного волосы вставали дыбом. Город, в котором мачеха оставила падчерицу, оказался криминальным мегаполисом и ключевым узлом наркоторговли в Латинской Америке! Знаменитый курорт и сказку наяву заполоняли субъекты, у которых отсутствовала мораль, было оружие и страстное желание заработать денег.

Но последняя статья, на которую он наткнулся, затмила все предыдущие и привела Андрея в ужас. Датированная 1996 годом, она рассказывала о детях Рио-де-Жанейро, опасающихся посещать школы или просто выходить на улицы. Речь шла не о риске подвергнуться нападениям подростковых группировок или оказаться в сетях торговцев кокаином, а о настоящей эпидемии похищения детей в целях использования в качестве доноров для подпольной трансплантации органов.

6

До десяти часов Андрей обежал свои палаты, пообщался с пациентами, назначил лекарства и процедуры, дал указания сестрам. Один из пациентов, года три назад лечившийся у него, пытался рассказать свой вчерашний сон, но Андрей только отмахнулся. Не до этого. Он осмотрел вновь поступившего дядечку с парапарезом, поставил предварительный диагноз «инсульт спинного мозга», дал направление на томограмму, после этого вернулся в ординаторскую, запер дверь на ключ и встал возле телефона.

Ему стоило огромных усилий решиться на этот звонок. Сомнения терзали все утро — дома и в больнице. То, что он собирался сделать, с одной стороны, выглядело безумием, хотя, с другой, казалось логичным и правильным. Андрей решил, что обязан сделать этот звонок.

Точнее, два звонка.

Первый был в справочное, где ему сообщили второй номер. Когда Андрей набирал код Москвы, сомнения отступили на второй план. И это правильно, с какой стати ему сомневаться, если он не делает ничего дурного?

— Вы позвонили в посольство Бразилии, — раздался из трубки женский голос с легким акцентом. — С вами говорит автоответчик, пожалуйста, оставайтесь на линии. Спасибо…

Андрей набрал воздуха в легкие, повторив про себя то, что собирался сказать, еще раз глянул в раскрытый блокнот. Выпадающее из памяти название тщательно выведено шариковой ручкой посреди листа.

Прошло около минуты, в течение которой в трубке играл Шуберт. Затем раздался щелчок коммутатора и еще один женский голос на хорошем русском осведомился о цели звонка. Андрей ответил, что у него частный вопрос, и попросил соединить его с одним из помощников посла. Снова заиграл Шуберт, после чего в трубке раздался третий женский голос, деловой, располагающий к себе:

— Доброе утро, Джулиана Фелисберта де Сильва, второй секретарь посольства, я вас слушаю.

— Доброе утро, меня зовут Андрей Ильин, я звоню из Санкт-Петербурга. Госпожа де Сильва, мой звонок может показаться вам необычным, но, прошу вас, отнеситесь к нему со всей серьезностью.

— Я постараюсь, — ответила дама.

— Дело в следующем. Мне достоверно известно, что на окраине… — он поднес к глазам блокнот. — …Рио-де-Жанейро… потерялась девочка десяти лет.

— Она ваша дочь?

— Нет-нет, — смутился он. — Она живет… — снова помощь блокнота, — …в Бразилии.

— Откуда вам известно, что она потерялась?

— Я не могу сказать. Но уверяю вас, что это правда.

— И чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы связались с полицией. Мне известно, где сейчас находится девочка. Это район возле супермаркет а, стоящего на въезде в город. Возле него еще автомагистраль, над которой такой огромный воздушный мост…

Женщина молчала несколько секунд.

— Как зовут девочку? — спросила она.

— Я не знаю, — признался Андрей.

— А кто ее родители?

— Она живет с мачехой.

— Как зовут мачеху?

— Я не знаю имени.

Джулиана Фелисберта снова замолчала.

— Значит, вы хотите, чтобы я связалась с полицией Рио и попросила их найти эту девочку?

— Да.

— Скажите, вы в своем уме? — Голос второго секретаря посольства звучал раздраженно. — Вы заглядывали в карту? Рио — это огромный мегаполис с населением десять миллионов человек! Вы просите найти среди них маленькую девочку, не зная ни имени, ни района, в котором она потерялась. Вы даже не можете сообщить, откуда у вас эта информация! Извините, но у меня нет времени заниматься чужими галлюцинациями.

Андрей сделал глубокий вдох, чтобы сохранить спокойствие:

— Вы отказываетесь помочь пропавшему ребенку?

— Да. Мне очень жаль.

— А если бы это была ваша дочь?

По неожиданной паузе он понял, что попал в яблочко. Джулиана Фелисберта де Сильва является матерью. У Андрея зародилась зыбкая надежда, что ему удалось пробить заслон.

Но все оказалось не совсем так.

— Даже если вы правы, — ответила второй секретарь посольства, — даже если я вам поверю, что где-то в Рио потерялась девочка, это ничего не даст. Я совершенно точно знаю, что мне ответят в полицейском управлении города. Поэтому, если вы убеждены, что располагаете исчерпывающей информацией, можете сами позвонить в полицию Рио. Возможно, вам удастся рассказать им эту истории более убедительно, чем мне. Желаю удачи!

В трубке раздались гудки.

Он смотрел на черные прорези в пластмассе, откуда прозвучали последние слова, и чувствовал, как в нем закипает гнев.

Трубка поднялась к потолку и с силой опустилась на столешницу. Потом еще раз. И еще. Осколки пластмассы усеяли пол… Каждый удар доставлял Андрею удовольствие, с каждым ударом он доказывал госпоже де Сильве, что она неправа. Рука остановилась, лишь когда из расколотой трубки вывалился динамик и повис на проводках, сдаваясь на милость победителя.

Дрогнула дверь. Кто-то толкнулся в нее плечом, надеясь, что она открыта. Раздалось невнятное чертыханье, затем дважды щелкнул ключ — и в ординаторскую влетел Костя Тюрин.

Он остолбенел на пороге:

— Ой, я не думал, что здесь кто-то…

— Здесь я, — ответил Андрей.

Костя окинул взглядом комнату. Остановился на казненной трубке:

— А что с телефоном?

— Сломался.

Больше не желая ничего объяснять, Андрей вышел из ординаторской. Теперь на его счету расколотый телефон. У персонала отделения появился еще один повод считать Андрея сумасшедшим. А ведь самое смешное, что в этом была толика правды. Андрей чувствовал в себе сумасшествие. От всего, что с ним происходило, веяло махровой шизофренией.

7

После работы он первым делом побежал в книжный магазин. Отдельно карта Рио не продавалась, но продавщица посоветовала путеводитель по Бразилии — как она сказала, очень хороший.

Андрей раскрыл его в маленькой очереди перед кассой. И, глянув на карту города, понял, что второй секретарь посольства Бразилии была права, зря он со злости разбил телефонную трубку. По описанию, которое дал Андрей, найти ребенка в Рио-де-Жанейро было не проще, чем муравья с рыжей полосой поперек спины в муравейнике.

Город, устроившийся на западном берегу бухты Гуанабара, напоминал кляксу. Его контуры были изорваны бухтами и лагунами, а все, что находилось внутри, казалось мешаниной из автострад, проспектов и улиц. Если к этому добавить гигантские холмы, растущие посреди города, то Рио-де-Жанейро выглядел настоящим лабиринтом.

С разных сторон к городу подходили пять автомагистралей. На какой из них находилась развязка, поразившая девочку? Он не знал. На каждой… Еще был дорожный указатель, попавшийся на пути. Надпись на нем могла дать много. Но он не помнил эту надпись, даже первые буквы не помнил. Проклятый склеротик!

Он расплатился в кассе и вышел на улицу. С востока на город наползали тучи. Скоро хлынет дождь, а он не захватил зонт. Зажав путеводитель под мышкой, Андрей сунул руки в карманы брюк и быстрым шагом направился к метро.

Теперь стало ясно, что утренний звонок в посольство Бразилии был самой настоящей авантюрой. Госпожа де Сильва поступила совершенно правильно, отказав ему в просьбе. Если Андрей собирался помочь девочке, он должен получить гораздо больше информации из сновидения. Он должен узнать: как зовут малышку, сколько ей лет, из какого города она приехала, как зовут мачеху и почему она поступает как свинья? И ему нужен точный адрес района, где осталась девочка. Учитывая сложности путешествия во сне, задачи выглядели ничуть не проще полета на Марс.

Он подумал, что мог бы сам полететь в Бразилию. Но замысел упирался в те же проблемы. Что он будет делать в Рио, не зная языка, не располагая данными о местонахождении малышки? Да и как он улетит? У него же работа… Все сходилось к продолжению экспериментов во сне. Только располагая полной информацией, он сможет оказать реальную помощь.

Вечер прошел в нервном ожидании ночи. Андрей смотрел телик и бродил по квартире. Дважды пытался читать, но после двух-трех абзацев откладывал книгу. В десять он лег в постель, долго не мог уснуть, терзая себя мыслями. Потом сон все-таки пришел, но когда Андрей открыл глаза, то разочарованно понял, что наступило утро.

Сновидения не было.

Ничего более удручающего не могло приключиться. Второй день он не знал, что происходит с девочкой, потерявшейся на другом конце Земли. Он сильно за нее беспокоился.

Это утро выявило неприятность, которой Андрей поначалу не придал особого значения. Когда он надевал брюки, то обнаружил, что левая рука слушается хуже правой. В ней ощущалась легкая, почти незаметная слабость, а мизинец и безымянный палец обдувало невидимым холодком. Ночью Андрей спал, сунув руку под подушку. Вероятно, в конечности нарушился кровоток. Он быстро забыл об этом, поскольку все мысли были заняты другим, к тому же онемение прошло в течение получаса. Только через несколько дней, когда он сделал томографию головного мозга, вскрылась страшная причина недомогания, спровоцированная травмой и пограничными экспериментами во сне.

Часть II ХОЗЯЙКА ЛЕСА

Глава первая ЗНАКОМЫЕ И НЕЗНАКОМЫЕ ЛЮДИ

1

В субботу утром Альбина Багаева в своей крохотной комнатке, сидя на кровати, складывала вещи в туристический рюкзак. Выходные она планировала провести в компании друзей по университету. Они дали обещание встречаться каждый сезон, раз в три месяца, и пока держали обещание, хотя это давалось с огромным трудом. Уже появились первые трещины. Веру Смолякову, например, на пикник не отпустил новообретенный муж, а у Александра Ветрова, Алекса, бесшабашного заводилы и гитариста, жена родила двойню, чем намертво привязала его к дому.

Когда заиграл мобильный, Альбина подумала, что это звонит Леня. Как всегда, подъехал к дому на своем «Рено-Мегане» и ленится подняться в квартиру. Леня ухаживал за ней уже год. Его родители где-то в Нижнем Новгороде имели свой бизнес по ремонту холодильников. Она ходила с ним на свидания, в кино и ночные клубы, хотя пару раз мягко давала понять, что у них ничего не выйдет. Он казался ей совершенно не тем человеком, с кем Альбина хотела бы связать жизнь. Технарь с несмешными шутками, плохо приспособленный к жизни маменькин сынок. Альбину в нем привлекала заботливость, способность критически относиться к себе и ямочка на подбородке — не больше. Основным недостатком Лени являлось то, что он даже отдаленно не был похож на того, на кого бы ей хотелось.

Но звонок был не от него. Прочитав на дисплее имя, она заволновалась. Звонил доктор Ильин. Альбина давно дала ему номер мобильного — так, на всякий случай, — но воспользовался Андрей им впервые.

— Здравствуйте, Андрей Андреевич! — сказала она. От волнения акцент усилился и мешал говорить. — Что случилось?

— Альбина. — По голосу было трудно понять. — Мне нужна твоя помощь.

— Боже мой, конечно!

— Ты не занята? Может, я нарушаю твои планы?

— Нет, все в порядке… Я никуда не собиралась.

— Хорошо. Давай встретимся в кафе «Баскин-Роббинс» на Московском проспекте. Знаешь где?

— Найду.

— Я буду ждать там.

«Он будет ждать меня в кафе!» — зачарованно повторила про себя Альбина.

Когда она звонила Лене, стоило огромных усилий, чтобы в извинения не прорвалась радость. Информация, что ее срочно вызывают в клинику, расстроила ухажера, но Альбина почти не думала о его чувствах. Сейчас она думала только о своих чувствах.

Утро в Питере выдалось прохладным. Тучи и солнце боролись за право царствовать на небе, улицы и дома то накрывало тенью, то согревало теплом. Выйдя из метро, Альбина подошла к уличному музыканту и, бросив ему монетку, поинтересовалась, где находится кафе-мороженое, затем быстрым шагом отправилась в указанном направлении.

Она все размышляла о причинах звонка. Последние два дня ее наставник ходил сам не свой. Тюрин рассказал, что Андрей разбил телефон в ординаторской, и медсестры начали шептаться, что у Ильина окончательно съехала крыша. Услышав это, Альбина заявила, что доктор Ильин один из лучших врачей Ленинградской областной больницы и они не вправе судачить за его спиной. Сама же она сгорала от желания узнать, что снилось Андрею в прошедшие ночи, правда не решалась подойти и спросить. И вот он позвонил сам, в выходной, девушка этого никак не ожидала.

Потянув на себя тугую дверь, она вошла в полупустой зал и сразу его увидела. Он сидел за дальним столиком и ел мороженое. Выглядел усталым, но не угрюмым и обреченным, каким иногда бывал в отделении. Когда она присела рядом легкая, стройная, в обтягивающих джинсах с низкой талией, открывающей пупочек, — в его глазах мелькнуло восхищение. Андрей даже преобразился.

— Тебе заказать что-нибудь? — спросил он.

— Сок, если можно. Любой.

— Мороженого хочешь?

— Это калорийная бомба, я его ненавижу.

Андрей заказал ей сок.

— А я вот взял мороженое, — поведал он, вернувшись за стол. — С фисташками какое-то. Девочка очень любит мороженое.

— Вы позвали меня, чтобы рассказать свой сон?

Он усмехнулся:

— От тебя ничего не скроешь, Альбинка… Но я позвал тебя не только за этим. Мне нужен совет понимающего человека. Такого, как ты.

Продолжая есть мороженое, он не спеша пересказал ей события последних двух дней. Повествование поразило Альбину до глубины души.

— Вы звонили в посольство Бразилии!

Он пожал плечами:

— Надо было что-то делать.

Скрипнул дверной доводчик, в зал ввалилась целая семья: папа, мама, двое близняшек-малышей. Андрей автоматически оглянулся на них.

— И все-таки, может, это просто сон? — спросила Альбина.

— Нет, — уверенно ответил он. — И я убежден, что если буду и дальше исследовать пространство за дверью, то обнаружу другие доказательства реальности. Но сейчас важно не это. В огромном городе потерялся ребенок. Ему нужна помощь.

— Можно вопрос с позиции эгоиста? Почему вас это волнует?

Он задумчиво посмотрел на нее:

— Я помню, что ты ответила на мой вопрос, когда я в первый день вышел на работу. Знаешь, я тоже не могу смотреть на чужую боль. И если в моих силах избавить от нее больного, я сделаю все от меня зависящее… Вот почему я позвонил тебе, Альбина. Ты меня понимаешь. Это крайне важно.

Она молчала, задетая за живое его словами.

— Кроме того, — продолжал Андрей, — когда я просыпаюсь, во мне живут чувства девочки. Трудно объяснить, но… эта малышка стала частью меня. Если я ей не помогу и она из-за этого пострадает, во мне что-то умрет.

Альбина дотронулась до виска, словно почувствовав укол мигрени.

— Как вы собираетесь ей помочь?

— Выясню, где сейчас девочка, затем позвоню в полицию — надеюсь, там знают английский. Другого способа не представляю. Конечно, возможно, что, пока мы тут сидим и разговариваем, кто-то взял ее за руку и отвел к постовому. Может, она уже дома? Только я этого не знаю. И узнать не могу.

Он поиграл ложечкой в вазочке с мороженым.

— Сегодня сновидение не пришло, и я не уверен, что оно придет завтра. Наука пока не выявила закономерности его возникновения. Сновидение как капризная барышня: если не захочет, то не приходит на свидание. Но сейчас, когда я решил исследовать свой дар, в первую очередь нужно добиться того, чтобы капризная барышня свиданий не пропускала.

— Вы говорили, что путь в коматозный сон лежит через обычный.

— Коматозный сон? — Андрей усмехнулся. — Какое точное определение… Да, в него ведет особая дверь. Если я вижу обычный сон, то без проблем нахожу и дверь.

— Выходит, основная проблема в том, чтобы вызвать сновидение. Оно исчезло, вас это нервирует. Как следствие, фазы сна, особенно парадоксальная, нарушаются еще больше. Получается замкнутый круг.

— Прибавь к этому трудности с засыпанием.

Альбина задумчиво покусала нижнюю губу.

— Обычное снотворное вроде барбитуратов здесь не поможет. Оно позволяет быстро уснуть, но препятствует сновидениям и даже блокирует их.

— Верно.

— Но есть седативные средства — мягкие, не нарушающие парадоксальную фазу.

— Я не могу их использовать, они подавляют разум. Сновидение я увижу, но останусь прикован к нему, не смогу ни мыслить, ни анализировать, ни проявлять инициативу.

— Значит, ни барбитураты, ни успокоительное не подходят. Задачка с двумя неизвестными, Андрей Андреевич?

— Я всю голову сломал!

Официантка принесла сок. Альбина тронула губами соломинку. Дети за соседним столиком громко требовали от родителей еще шоколадного мороженого. Официантки неторопливо плавали между столиками. За окнами шагали люди. Никто из них понятия не имел, какие невероятные вещи обсуждали двое людей в углу зала: тридцатилетний врач и молодая девушка-ординатор.

— Думаю, задача вполне решаема, — сказала Альбина и загадочно улыбнулась. — Существует человек, который поможет ее решить. И вы его прекрасно знаете.

Он посмотрел на нее, выпучив глаза. Потом понял и рассмеялся:

— Кривокрасов! Ты просто умница… Постой!

Андрей полез во внутренний карман и достал сложенный листок, который всучил ему профессор.

— Та-ак… Для клинических испытаний… экспериментальный препарат «Орексин», Швейцария… принципиально новое снотворное… увеличение фазы быстрого сна… тесты на крысах показали, что активность головного мозга достигает уровня бодрствования… Альбина, это же то, что нужно!

На радостях он вскочил из-за столика и обнял ее. Пожалуй, все, кто находился в кафе, оглянулись. Альбина потом еще долго ощущала на плечах его объятия.

— Кривокрасов будет доволен. — Андрей радостно улыбался. — Кажется, я нашел для его лекарства подопытного кролика.

2

— Анатолий Федорович? Это Ильин беспокоит.

— Чего тебе, Ильин? — отозвался Кривокрасов из трубки. Какой он любезный, ну просто милашка!

Андрей поудобнее приложил мобильный к уху. Нужно сосредоточиться, Кривокрасов не должен уловить фальшь.

— Я много думал о нашем последнем разговоре. — Том самом, когда они едва не расквасили друг другу физиономии.

— И чего надумал?

— Ну вы во многом правы. Все-таки у вас огромный опыт работы. — Ложка лести обязательна. — В самом деле, пускай сновидениями занимается Ковальчук.

— Неужели? — с издевкой произнес Кривокрасов.

— Да, — подтвердил Андрей максимально угодливо. — У него средства, оборудование, специалисты. Зачем тратить время на параллельные исследования? Сказать по правде, я устал от сновидений. Хочется попробовать что-то новое. Меня заинтересовало ваше предложение. Клинические испытания лекарств от бессонницы — почему бы нет?

Пусть думает, как ему нравится. Что Андрей решил сменить направление исследований, что испугался угроз — все равно! Главное сейчас — заполучить орексин.

— Давно бы так, — довольно ответил Аптекарь.

— Я прочел бумажку, которую вы дали. Это потрясающий препарат, у него большое будущее! Мне захотелось поскорее начать с ним работу. — Андрей на секунду задержал дыхание. — Лучше не терять времени и начать прямо сегодня.

— Сначала нужно обговорить детали. Но сегодня не получится, я сейчас в Москве.

Такого поворота Андрей не ожидал. Он стал лихорадочно перебирать в уме варианты.

— А кто-нибудь может выдать лекарство вместо вас?

— Орексин лежит в моем сейфе, ключ у меня на связке с собой. Но в понедельник я привезу тебе препарат.

Андрей подумал о том, что пропускает субботнюю и воскресную ночь! Еще два дня пройдут в неведении относительно того, что происходит с девочкой, потерявшейся в огромном городе.

— Может, у кого-то есть запасной ключ?

— Ты что, идиот?! — вышел из себя Кривокрасов. — Я сказал, в понедельник, значит, в понедельник!

Из трубки раздались гудки. Андрей со злостью выключил телефон:

— Питекантроп. Ненавижу его.

— Что он сказал? — спросила Багаева.

— Орексин будет в понедельник. Раньше никак.

— Может, сон придет и без снотворного? — Альбина дотронулась до его ладони. — Я верю, что у вас получится без снотворного.

Ее слова и прикосновение чудесным образом сняли раздражение, оставшееся после телефонного разговора с профессором.

3

Андрей проводил Альбину до станции метро. Повторно извинился за то, что загрузил ее своими проблемами в субботу, выходной день, поблагодарил за помощь, попрощался, но она все не уходила, все стояла, опустив голову и теребя завязки на сумочке. Затем все-таки ушла, кивнув на прощание. Андрей так и не понял: пыталась ли она что-то сказать или ждала неких слов от него?

Расставшись с Багаевой, он решил до вечера гулять по городу, по паркам и улицам. Свежий воздух влияет на сновидения чудесным образом. Кровь насыщается кислородом, вызывая приятные сюжеты, легкость тела, иногда полеты. Но сегодня Андрею не требовались полеты — когда придет время, ему нужно просто уснуть и увидеть сон.

Болтаясь по улицам, он дошел до Крестовского острова, где раньше по субботам играл в футбол в компании врачей. Вот и сегодня на маленьком поле в окрестностях стадиона «Спартак» находились все его коллеги, включая Тюрина, быстрого нападающего, и Перельмана, стоявшего в воротах.

Неврологи проигрывали кардиологам с неприличным счетом. Им явно не хватало активности левого фланга, где раньше играл Андрей… Он следил за игрой сквозь проволочную сетку ограждения, стараясь оставаться незамеченным, и завидовал играющим. Ему хотелось оказаться среди них, почувствовать в ногах мяч, ощутить скорость, азарт, командное единство. Подглядывание выглядело как проявление психологического комплекса, но Андрей не мог заставить себя подойти к бровке и поздороваться. Он для них чужак — как на поле, так и в больнице. Человек вне команды.

Когда матч закончился, а насквозь мокрые врачи побрели к лавочкам переодеваться, Андрей пошел прочь от поля, не желая быть узнанным. Когда он пересекал автостоянку, его окликнули:

— Андрюха! Ильин!

Он нехотя повернулся.

Окликнувший был не из тех, с кем Андрей избегал встречи. Между машин к нему пробирался Женька Шаталов, его однокурсник, нейрохирург, работавший в клинике при университете. Высокий, атлетически сложенный, с огромной сумкой через плечо и мокрыми, прилипшими ко лбу волосами.

Они поздоровались за руку.

— А ты чего не играешь? — спросил Шаталов.

— Мне запрещены нагрузки.

— Жаль. А твои постоянно проигрывают. Каждую субботу дерем их. — Последние слова он произнес с веселой злостью. — Мысли у них на поле нет, носятся, водятся, а все без толку. То ли дело раньше, когда ты играл. Вот это команда была!

— Да, — согласился Андрей, грустно улыбнувшись. — Как там Ковальчук поживает?

Женька глянул куда-то в сторону. И неожиданно произнес:

— Твой Ковальчук в большой жопе. — Он подтверждающе кивнул в ответ на удивленный взгляд Андрея. — Да-да! Оборудование выделили, специалистов подобрали, деньгами осыпали, а результатов нет. Лаборатория работает уже пять месяцев, а не могут в простейших снах разобраться. У целой команды не получается то, что ты делал в одиночку.

Информация была удивительной и тешила самолюбие Андрея. Только сейчас ему не хотелось обсуждать неудачу бывшего коллеги, занявшего не свое место. Может, в другой раз, но не сейчас.

— Рад был тебя повидать, — сказал Андрей. — Я вообще-то спешу.

Да, он спешит. Нужно обойти еще половину Питера.

— Тебе неинтересно, как идут дела у Ковальчука?

— Патодиагностика по сновидениям полностью передана в новую лабораторию. А я больше этим не занимаюсь.

— Раньше занимался.

— Теперь нет. Теперь я провожу испытания лекарств.

4

Домой он вернулся под вечер, едва переставляя ноги. Скинул ботинки, снял пиджак и напился холодной воды из-под крана. Орексин будет только послезавтра. Значит, только послезавтра придет сон. Впрочем, и этого нельзя сказать наверняка. Снотворное новое, неизученное, какой оно вызовет эффект?

В холодильнике было пусто. На дверце сиротливо пристроилась бутылка кетчупа, словно извиняясь за свое присутствие. Доползти до магазина и купить продуктов? Ну уж дудки! Пройти сегодня еще триста метров было выше его сил. И так ноги гудели как трансформаторы. К счастью, в морозилке нашлась упаковка с пятью пельменями, а в хлебнице — черствая горбушка. Он отварил пельмени, выстукал остатки кетчупа из бутылочки и съел все это с горбушкой, размягченной в микроволновке. Повалившись на диван в гостиной, Андрей мог с уверенностью сказать, что теперь в доме точно не осталось продуктов.

Студеный ветер с Финского залива вымел из головы все мысли. Это хорошо, потому что мысли вызывают переживания, а переживания не позволяют уснуть. Последнее время у него любые мысли вызывают переживания… Ну вот, именно такие мысли! Нужно перетерпеть две ночи без мыслей. А послезавтра будет орексин. Он поможет. Должен помочь. Потому что иначе Андрей сойдет с ума.

Лениво перебирая программы в телевизоре, он не заметил, как уснул. На диване, прямо в одежде, уронив голову на плечо. То, что сновидение пришло, Андрей осознал уже на огромной равнине, стоя по колено среди цветов.

Как всегда, сперва он не понял, где находится и зачем. Солнце и тучи боролись за право царствовать на небе. Высокую полевую траву колыхали порывы ветра: в серо-зеленой массе вспыхивали желтые, красные, голубые цветы. На Андрее опять был врачебный халат, а под халатом — слепое желание дотронуться до фиалки, над которой он стоял. Зачем дотронуться? Он не задумывался, просто так было надо. Когда вдруг хочется апельсинов, ведь не задумываешься, что организму потребовался витамин С.

«Ты с этим погодь, — раздался в правом ухе голос отца Кирилла. — Лучше вспомни-ка, ты ничего не забыл?»

Едва он услышал голос невидимого наставника, как вернулись все воспоминания о прошлых снах. Сознание тут же заработало. Мозг, весь день пребывавший в полудреме, проснулся, начал активно работать и требовать информацию для анализа. Пробуждение случилось быстрее и легче, чем в прошлый раз, — результат тренировки и обретенных навыков.

«Что мне делать?» — спросил Андрей, едва сдерживая радость. До него только сейчас дошло, что сон наступил без всякого снотворного.

«Для начала взгляни на статую. Ничего не замечаешь?»

Андрей заметил. Статуя Христа — ладони повернуты к небу, лицо скрыто тенью — стояла гораздо ближе, чем в прошлый раз. Внутренний автопилот дал сбой и привел Андрея не к той фиалке?

Нет. Это фиалка переместилась.

Теперь цветок торчал рядом с кустом шалфея — пышным, но засохшим, с опадающими цветками. Был ли он здесь раньше? Андрей не помнил. Вероятнее всего, нет.

Рука потянулась к фиалке.

5

Из пелены появилась автомобильная трасса, запруженная машинами. Стена серого тумана загораживала пространство за ней. Над трассой пролегал легкий пешеходный мост, по которому шагали люди — они появлялись и исчезали в тумане на другой стороне дороги. Андрею почему-то подумалось, что эта дорожка ведет в пустоту. А может, совершенно в иной мир, которого он пока не видел.

Девочка повернулась и побрела прочь от моста. Перед глазами поплыл унылый бетонный тротуар, покрытый трещинами. Слева тянулась стена какого-то дома с отвалившейся штукатуркой, справа — ряд каштанов, отделяющий несущиеся по трассе машины от пешеходов.

Периодически тротуар мутнел. Пальчики — тоненькие, как у куколки, — поднимались к глазам, чтобы смахнуть слезы, и взгляду возвращалась резкость. Андрей наконец добрался до девочки, о чем мечтал целых два дня. Худшие опасения не подтвердились. Впрочем, оптимистичные надежды — тоже. Никто из взрослых не поинтересовался, почему маленькая, зареванная девочка бродит по улицам. Почему она не в школе и где ее родители. А может, и хорошо, что не поинтересовался?

Андрей должен установить с ней контакт.

«Ау! — произнес он. — Малышка, слышишь меня?»

Никакого отклика.

«Ты слышишь меня? Если слышишь, подай знак… какой угодно!»

Он подождал. Бетонка перед глазами сменилась асфальтом, но в остальном без изменений.

Она его не слышала.

Впереди возникла скамейка, на краю которой устроилась старушка в выгоревшем жакете с цветами, бусами на морщинистой шее и длинной, просторной юбке. Миниатюрный мопс, сидящий на коленях, собирал маленькой мордочкой с ладони печенье. Взгляд девочки задержался на печенье, Андрей ощутил укол голода. Вряд ли в этом повинен его скудный ужин — скорее, ему передался голод обладательницы тела.

Девочка остановилась так, чтобы старушка ее не видела. Достала откуда-то изломанную, не слишком свежую горбушку пшеничного хлеба. Пальцы с остатками лака на ногтях выщипали изнутри засохшую мякоть и отправили в рот. Голод поутих, хотя на каком-то заднем плане Андрей продолжал ощущать недовольный ропот желудка. Если в ближайшее время не принять меры, он перерастет в бунт.

«Эй, послушай меня! — не сдавался Андрей. — Подойди к этой старушке. Скажи, что потерялась. Это все, что нужно».

Неизвестно, услышала ли его девочка, но, спрятав горбушку, она украдкой глянула на пожилую даму на скамейке. И на какой-то миг Андрей пожалел о своем призыве.

Сквозь редкие крашеные волосы старухи проглядывал череп. Глаза скрывались за темными стеклами очков; лицо и шея утопали в морщинах; из-под верхней губы вылезали желтые зубы. Кожа была бледной, бескровной, практически мертвой, она висела на костях, словно одежда не по размеру. Старуха не смотрела на своего мопса, а пристально оглядывала улицу. Складывалось впечатление, что она только делает вид, будто кормит собачку. Сними она очки — и миру откроется ведьма, которая каждый день приходит на эту скамейку и ждет, когда от родителей отобьется непослушный ребенок, чтобы схватить его, затащить в безлюдный дом и сварить в котле. На худой конец, подойдет и голодранка, брошенная мачехой.

Девочка попятилась. Грудь сдавило от страха. Даже если бы она слышала призыв Андрея, то ни за какое мороженое на свете не подошла бы к этой старухе.

Конечно, источник ужаса находился не в женщине на скамейке, а в голове девочки. И назывался он — страх неизвестности. Старушка никакая не ведьма, а женщина в годах, выгуливающая мопса, и себя заодно. Она рассматривает улицу, потому что ей любопытна уличная жизнь, так как собственная жизнь невыносимо однообразна и скучна. Морщины, оскал, бескровная кожа говорят лишь о том, что она очень стара. Для Андрея, взрослого человека, это очевидно. Но как сие объяснить десятилетней девочке, которая к тому же его не слышит?

«Не бойся. Это всего лишь старая женщина. Подойди к ней. Скажи, что ты потерялась. Сделай два шага, произнеси пару слов — и твои проблемы закончатся».

Девочка не двигалась с места, панически взирая на скамейку. Страх пригвоздил ее к асфальту. Она пыталась с ним бороться, но ничего не выходило.

Женщина вдруг пустила мопса на асфальт, опираясь на палку, поднялась. Спрятанный под очками взгляд метнулся в сторону десятилетней бродяжки.

Страх победил. Он вырвался из маленького участка в груди и целиком овладел девочкой. Андрей не успел опомниться, как улица перед ним развернулась на сто восемьдесят градусов и помчалась прыжками навстречу. Девочка что есть мочи бежала прочь от скамейки и страшной старухи.

«Напрасно, — сказал он, — совсем напрасно. Тебе не справиться одной. Маленькой девочке вообще нельзя быть одной в большом городе».

Он мог сколько угодно говорить, кричать, надрываясь, — девочка его не слышала.

6

Трудно сказать, долго ли бежала девочка, — Андрей на какое-то время отключился. Состояние, в котором он пребывал, подчинялось определенным циклам, что-то вроде сна и бодрствования. Когда он вновь пришел в себя (если так можно сказать в отношении бестелесного духа), их окружали дома. Снова появилось чувство голода, еще более острое и болезненное. Новый щипок хлебной мякоти, провалившийся в желудок, погасил его, но только на время.

Перед глазами возникла витрина. Довольно странно, но откуда-то она была знакома Андрею. Из-за покрытого бликами стекла на девочку и духа внутри нее смотрели роботы, солдатики и куклы. «Это же игрушечный магазин!» — вспомнил Андрей. Они проезжали мимо него на автомобиле.

Прижав ладошки к стеклу, девочка заглянула внутрь.

Среди прочих игрушек взор выделил одну. Куколку в красных башмачках, светлом платьишке и со сногсшибательными волосами. Самая простенькая из всех, с негнущимися руками и блеклой улыбкой, она заворожила девочку сильнее ослепительных Барби с открытыми пупками, шарнирными суставами и наборами для макияжа.

Девочка долго не сводила глаз с игрушки, и Андрей уловил ее чувства, поведавшие о многом. Она приходила сюда не в первый раз. Не в первый раз она прилипала так к витрине. Игрушечный магазин стал для нее центром мироздания. После блужданий по кварталам девочка возвращалась сюда, чтобы зарядиться надеждой, которую излучала витрина с куклами. Точнее, одна из кукол — копия той, что умерла под каблуком мачехи. Прилипнув к стеклу, девочка могла часами смотреть на нее. Но о том, чтобы дотронуться до куклы, даже не мечтала.

В витрине возникло усатое лицо пожилого латиноса. Возможно, владельца магазина. В зубах он сжимал трубку, дым от которой стелился по плечам и лицу. Мельком посмотрев на девочку, торговец принялся менять позы кукол. Девочка почти не глядела в его сторону, ее внимание было приковано к ненаглядной черноволосой красавице.

Андрею тоже приходилось глядеть на куклу, хотя ему хотелось посмотреть на усача. Его лицо могло натолкнуть на важную мысль, витавшую где-то рядом.

«Пожалуйста, посмотри на него, — попросил Андрей. — Мне это нужно, слышишь? Поверни голову и посмотри».

Он снова не понял: девочка его услышала или помогла случайность? Скорее последнее. На секунду ее глаза повернулись в нужную сторону, и Андрею открылось нечто очень важное.

Тренированный взгляд моментально определил, что усача пожирает тяжелая болезнь. Она проглядывала во впалых глазах, в резких морщинах и напряженном лице. Болезнь высушила его, вытянула все жизненные соки. Увидев это лицо, Андрей понял очень много.

«Я ненадолго уйду, — сказал он девочке, — но скоро вернусь».

Она все равно не услышала.

7

Андрей выскочил из сознания девочки и снова оказался на равнине, продуваемой ветром. Нужно запомнить, как он это сделал. Вроде ничего необычного: просто представил, что его окружают травы и цветы, а в следующий миг очутился здесь в образе человека в белом халате.

Возле ног трепыхалась фиалка. Рядом с ней степенно покачивался старый шалфей. Андрей опустился перед ним на колени.

Стебли шалфея поразила болезнь. Они усыхали от корней к листьям. Все его цветки осыпались за исключением одного.

После некоторого раздумья Андрей потянулся к нему. Едва палец коснулся увядающих лепестков, что-то словно схватило его и выдернуло с равнины в другую реальность.

8

Из пелены проступила витрина.

Андрей разочарованно подумал, что ничего не вышло. И только затем понял, что смотрит на витрину с другой стороны. Из магазина.

А со стороны улицы, напротив кукол, прямо перед игрушечным домиком, к стеклу прижалась маленькая черноглазая девочка. Такая маленькая, что у Андрея сжалось сердце.

Темные волосы стянуты на затылке в хвостик, из-под светлого сарафана выглядывают поцарапанные коленки. Девочка прижала лицо к стеклу, расплющив нос. Больше всего Андрея поразили большие глаза — потрясенные, напуганные, но полные надежды…

Витрина с игрушками и девочкой уплыла в сторону. Взор заволокло серым туманом… Нет, не туманом, а дымом из трубки!

Владелец игрушечного магазинчика испытывал безмерную усталость. Сейчас утро, а он вымотался, как после долгого дня. Пять шагов от витрины породили острые колики в печени и лишили сил. Правая рука, крупная и волосатая, судорожно уперлась в стену, чтобы переждать приступ.

Андрей оглядел магазин. Ряды стеллажей, заполненных игрушками, поднимающиеся к потолку пирамиды из кубиков, висящие на ниточках самолетики, гирлянды. Игрушечный рай, способный вызвать восторг в любом попавшем сюда ребенке. А вот владелец рая о, восторгах и не помышлял. Болевой приступ прошел, рука отпустила стену. Переваливаясь с ноги на ногу, усач направился к кассе.

Андрей решил действовать.

«Девочка, стоящая у витрины, — сказал он. — Она потерялась!»

В чувствах никакого отклика. Только усталость и резь в печени (слегка утихшая, но ненадолго).

«Потерялась девочка. Ей нужна ваша помощь. Вернитесь к витрине и взгляните на нее!»

Никакого эффекта. Усач снова пыхнул трубкой и стал срезать канцелярским ножом упаковочную пленку с коробки, внутри которой находился желтый радиоуправляемый джип.

«Вернитесь к витрине!!»

Владелец магазинчика почесал лоб. Переложил трубку в другой угол рта. Оставил коробку и куда-то направился. Куда? Назад к витрине. Неужели получилось?! Неужели мысленный приказ прошел?!

Путь назад был гораздо тяжелее. Через каждые два шага усач останавливался, опершись ладонью в стену или на стеллаж, чтобы переждать боль. Когда наконец перед ним возникли ряды кукол, Андрей обнаружил, что девочка за окном исчезла!

Ветви каштанов, колыхаемые ветром, мягко ударялись о стекло, мимо шли прохожие, по дороге мчались автомобили. Но не было девочки, которая стояла здесь полминуты назад.

«Проклятье!» — подумал Андрей.

Но еще до того как владелец игрушечного магазинчика задался вопросом, какого дьявола он вернулся к витрине, девочка вышла из-за рамы и, закрывшись ладошками от солнца, вновь уставилась на куклу в красных туфельках.

Андрей предпринял новую попытку.

«Посмотрите на нее! — обратился он к владельцу магазина, вкладывая чувство в каждое слово. — Эта девочка по-те-ря-лась! У нее большие проблемы. Огромные! Позвоните в полицию».

Усач с трубкой в зубах смотрел на девочку, но, похоже, совершенно не слышал Андрея.

«Вызовите полицию!»

Бесполезно… Бесполезно говорить, убеждать, кричать. Возможности Андрея в этом состоянии ничтожны. Все, что он может, — это наблюдать чужие чувства и иногда повернуть взгляд человека в какую-либо сторону. В остальном он бесполезный дух, болтающийся в чужих головах. Такой же бесполезный, как его теперешняя жизнь.

Эти мысли незаметно вызвали злость. Она напрягла разум, сделав его сильнее. Разум стал расширяться, распирая область, в которой был заключен. Казалось, что он сейчас взорвет голову, которой не было. Точнее, была, но не его голова…

Продавец вздрогнул, что-то почувствовав.

Ощутил некий толчок, импульс, пришедший извне. Словно чей-то приказ, чей-то сердитый посыл.

Взгляд усача скользнул по кукле, которую рассматривала девочка. В воздух вспорхнуло облако табачного дыма. Склонив голову, он переждал вспыхнувшую боль, затем сделал нечто, чего Андрей не разглядел сквозь дым. Он лишь увидел, как в черных глазах девочки за стеклом появились обида и разочарование.

Владелец магазина отвернулся от витрины и поплелся от нее прочь.

«Нет, вернитесь! — взмолился Андрей. — Вы должны сообщить в полицию!»

Стеллажи с игрушками двигались на него, слегка подпрыгивая на каждом шаге. Боль в печени пульсировала в такт походке, обдавая то огнем, то ледяным холодом. Возможно, это цирроз. В последней стадии.

Перед глазами возникла дверь с колокольчиком. Волосатая рука толкнула створку, колокольчик затрепыхался. Возможно, зазвенел, но Андрей не услышал звона. В лицо ударил солнечный свет, на мгновение его ослепивший. Когда зрение вернулось, владелец магазинчика уже двигался вдоль наружной стены. Его путь лежал к малышке, удрученно застывшей возле витрины.

Она обратила на него внимание, лишь когда ее накрыла тень усача. Испуганные глаза поднялись на большого незнакомца. Лицо побелело, нижняя губка затряслась. Она не узнала в нем того, кто стоял за витриной. Андрей почувствовал, что девчонка сейчас драпанет прочь, как от старушки на скамейке. Но прежде чем это случилось, к ней протянулась волосатая рука, державшая куклу… Ту самую, с черными волосами и в красных башмачках.

Глаза девочки расширились. Трудно сказать, чего в них было больше — удивления, радости или испуга.

Владелец магазинчика, правый бок которого разрывался от чудовищной боли, сунул игрушку ей в руки, повернулся и пошел прочь.

Впервые за долгое время Андрея отпустило напряжение.

«Спасибо! — сказал он умирающему от цирроза усачу. — Вам обязательно воздастся за этот поступок!»

Перед тем как он вышел из владельца магазинчика, ему на глаза попался автомобиль. Он медленно ехал вдоль улицы. Андрей где-то видел его раньше. Это был шоколадно-белый пикап мороженщика.

9

Возвращение в девочку напоминало погружение в океан безграничного счастья. Кукла, кажущаяся недостижимой, лежала в ее ладонях! Ничто на свете не могло принести большей радости и большего утешения, чем этот простой факт. Со всех сторон на Андрея хлынула искренняя и горячая благодарность. Девочка сама не знала, к кому обращала свое чувство. Она желала куклу, молилась, чтобы получить ее, и вот кто-то сотворил для нее этот поистине небесный дар. Конечно, автор творения — владелец магазина игрушек. Но подтолкнул его к этому поступку Андрей. В некотором смысле именно Андрей подарил девочке куклу.

От подарка было невозможно оторвать глаз. Девочке безумно хотелось погладить волосы, но она побаивалась. Куклу нельзя трогать просто так, ради забавы. Уничтоженная и воскресшая, игрушка утратила свою заурядность. От нее веяло пугающим и неотразимым присутствием сверхъестественного.

Пальцы перевернули игрушку и расстегнули платье на спине. Девочка достала из кармашка фотографию матери, бережно сложила и убрала под ткань, туда, где она лежала в старой кукле. Фотография вернулась на прежнее место, и теперь, когда девочка заглядывала в плексигласовые глаза, она ощущала, что мама снова рядом.

Малышка прижала куклу к груди и подняла голову, размышляя, куда отправиться дальше. Посмотрела сначала в один конец улицы, затем в другой. В глаза Андрею снова бросился притормозивший у обочины пикап мороженщика.

Его борта охватывали шоколадно-белые волны, на крыше высился треугольный баннер с рекламой, колесные диски сверкали хромом — все для того, чтобы привлечь маленьких покупателей…

Девочка равнодушно отвела взгляд. Она не узнала. Однако именно этот автомобиль торчал на безлюдной стоянке за супермаркетом два дня назад. Повторная встреча могла оказаться случайной, а могла и нет. Андрей склонялся ко второму варианту.

Девочка поплелась по тротуару, и пикап потерялся из глаз. Когда она добралась до угла дома, Ильин попросил ее обернуться. Он озвучил просьбу громко, вложив в нее свои эмоции. И девочка подчинилась.

Улица повернулась. То, что открылось взгляду Андрея, огорчило его до невозможности.

Словно крадущийся хищник, автомобиль медленно катился за ними. Это значило лишь одно: повторная встреча с пикапом не была случайной.

«Они пришли за тобой! — сказал Андрей. — Они собирались забрать тебя еще два дня назад, возле супермаркета».

Глава вторая ВОЛШЕБНАЯ КУКЛА

1

После двух дней блуждания по улицам и сотни литров сожженного бензина разругавшиеся вдрызг Гуго и Бычок нашли девчонку возле «Магазина игрушек Педро Альвареса». Разглядывая соплячку из затемненного, насквозь пропитанного табачным дымом салона, Гуго облегченно стирал пот со лба.

— Я говорил, что нужно искать в этом квартале! — рявкнул он, доставая губами сигарету из пачки. — Какого дьявола мы поперлись в Бенфику?

— Ты сказал, что мы возьмем ее сразу, а прошло два дня. Где сейчас Лусио? Может, он уже в городе! Может, уже знает…

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — взбесился Гуго. Его борода намокла от пота и растрепалась, напоминая мочалку. — Это ты виноват! Не мог догнать девчонку возле супермаркета.

— Ты это… хочешь сказать, что я виноват?! Я ведь сразу предлагал позвонить Лусио.

— Тихо, дебил!

— Кого ты назвал де…

— Тихо, я сказал!

Из игрушечного магазинчика вышел хозяин, высокий и крупный человек, подпирающий ладонью правый бок. Он что-то передал девочке. Наблюдатели в пикапе не разобрали, что именно, ветви каштанов загораживали обзор.

— Проваливай отсюда, толстяк, — подгонял его Бычок. — Это не твоя девочка.

Хозяин вернулся в магазин. Девочка осталась одна на тротуаре.

Она недолго постояла возле витрины, разглядывая полученную вещь. Потом почесала коленку и двинулась вниз но улице. Не имея в голове четкого плана, Гуго включил передачу и медленно поехал за ней.

— Давай ближе, ближе, — подгонял Бычок.

— Я знаю, что делать. Ты лучше смотри, где людей нет.

Гуго нажал на газ и, глядя в затылок девчонки, шлепающей по тротуару, на болтающийся из стороны в сторону хвостик, в очередной раз подумал, как же он ненавидит эту малявку! Она заставила их гоняться за собой почти двое суток. Сорок изматывающих часов они катались в поисках ее по окраинам города! Из-за нее назревали крупные неприятности с Лусио. Но хуже всего было то, что девчонка унизила Гуго.

Он пообещал напарнику, что возьмет малявку, пока не погаснет сигарета, но сначала они пропороли заднее колесо, потом проститутка указала на другой район, в котором якобы видела шмакодявку в красных сандалиях. В итоге пикап мороженщика колесил по пригородам второй день, а авторитет Гуго безнадежно рухнул. Бычок, этот молокосос, не нюхавший пороха, не проливший крови, стал возражать, огрызаться, высказывать неподчинение. Гуго не винил в промахе свою самонадеянность, он вообще никогда не считал себя виноватым. Виновницей была малявка, сбежавшая от них на стоянке супермаркета. Как только она попадет к ним, ей достанется, он всыплет ей как следует, чтобы выместить накопившийся гнев. Лусио приказал, чтобы с головы девочки не упало ни единого волоса, но пару синяков всегда можно списать на то, что они уже были. Хотя Гуго чувствовал, что парой синяков не ограничится. Гнев буквально распирал его.

— Вот мерзавка, — процедил он сквозь зубы. — Два дня гонять нас по пригородам!

Девочка вдруг остановилась на углу дома и обернулась. Испуганные глаза уставились на пикап.

— Она нас заметила.

— Людей нет, — сообщил Бычок.

— Берем. — Гуго выплюнул на пол окурок. — Все, малявка, приплыла ты.

Голая нога в шлепанце надавила на педаль. Пикап мороженщика рванулся к углу дома, возле которого застыла растерянная девочка, обнимающая куклу.

2

Теперь она узнала автомобиль и удивленно разглядывала его.

«Нет, не смотри! — запротестовал Андрей. — Нельзя показывать, будто ты заметила!»

Чтобы докричаться до нее, требовался нечеловеческий голос. Два разума в одной голове разделяла пропасть. Лишь иногда до сознания девочки долетали отдельные слова, хотя даже не слова вовсе, а обрывки эмоций.

Девочка пялилась на шоколадно-белый пикап, не понимая, почему он оказался здесь. На затемненном стекле играли солнечные блики, Андрей различил в нем отражение ее щуплой фигурки — вытянутое и сгорбленное, вызывающее жалость.

«Иди как ни в чем не бывало», — настаивал Андрей. Но все случилось с точностью до наоборот.

Автомобиль вдруг тронулся. Стал быстро приближаться. По внутренностям девочки пробежала холодок испуга. Она вздрогнула. Выронила на асфальт куклу, но поспешно подобрала. И бросилась наутек.

Улица прыжками неслась на Андрея. В голове гулко стучала кровь. Откуда-то сзади возник рев сотен тираннозавров — шум мотора пикапа, преображенный подсознанием.

«Беги туда, где больше взрослых!» — призывал Андрей. Но девочка не послушалась.

Улица прыгнула куда-то в сторону. Каштаны и дорога остались позади. Перед девочкой возник проулок между домами. Взволнованно дыша и прижимая к себе куклу, она вошла в него. Крыши наверху освещало утреннее солнце, но тесное пространство между кирпичными стенами лежало в сумрачной тени. Девочка шла быстрым шагом, иногда срываясь на бег. Старалась не оглядываться. Думала, что если не смотреть назад, то, возможно, преследующий ее автомобиль исчезнет.

Слева на уровне коленей тянулись узкие подвальные окна — некоторые заколоченные деревянными щитами, некоторые закрытые решетками. Возле одного из них она увидела кошку. Трехцветная короткошерстная американка с пятном на носу, задрав хвост, прижалась к облупившимся кирпичам и ненавидящими глазами взирала на незнакомку, вторгшуюся в ее владения.

Путь закончился возле проволочной сетки, натянутой от стены до стены. Девочка обнаружила ее, наткнувшись плечом. Насколько разглядел Андрей, ячейки были мелкими, перебраться по ним, как по ступенькам, на другую сторону было невозможно. Проулок завершился тупиком.

Девочка в отчаянии обернулась.

Автомобиль не испарился, как она того желала, а повернул следом за ней в проулок, заняв все пространство между стенами. О том, чтобы прошмыгнуть мимо него обратно на улицу, нельзя было и мечтать.

Мышеловка захлопнулась при активном содействии самой мышки.

3

Пикап медленно надвигался на девочку. Накрытый тенью, он больше напоминал горбатое чудовище, чем фургончик мороженщика. Люди в кабине не спешили, теперь им некуда спешить. Мышка в ловушке, можно потянуть удовольствие перед расправой.

Девочка боялась смотреть на них и разглядывала собственные сандалии. Андрей и сам не хотел видеть людей, которые вылезут из кабины. От тех, кто охотится на маленькую девочку словно на звереныша, ничего хорошего ждать не приходится.

Автомобиль подкатился очень близко. Андрею показалось, что он сейчас наедет на малышку. Отморозки в кабине мстили ей за бегство и получали удовольствие, пугая ее.

Хромированный бампер остановился в считаных сантиметрах от коленок. Открывшиеся дверцы ударили о стены. На асфальт спрыгнули ноги в шлепанцах: пара черных ног и пара белых. Чудовище изрыгнуло детенышей отродья.

Андрей отчаянно искал выход из ситуации. Среди скудного числа вариантов у него в мыслях не было оставить девочку одну, чтобы снова, хотя бы на секунду, выйти на равнину. За эту секунду могло случиться непоправимое, он потом себе не простит. Но что же делать? Бежать ей некуда. С двух сторон кирпичные стены, за спиной стальная сетка, впереди два чужака с непонятными намерениями. Что делать?

Хлопнули закрывшиеся дверцы. Андрей не услышал звука, но ощутил психический удар. Прижав куклу к обтянутой тонким хлопком груди, девочка изучала узор своих сандалий. Поднять взгляд не смела, ей было страшно.

Краешком глаза Андрей заметил движение позади белых ног. Вдоль стены кралась трехцветная кошка, с ненавистью разглядывая незваных гостей, устроивших конференцию в ее владениях. Она кралась, кралась… и вдруг исчезла, словно по волшебству!

4

Элли Кортес, девочка, которой было почти десять, не смела оторвать взгляд от своих сандалий. Казалось, стоит ей посмотреть на людей, появившихся из машины, как случится нечто ужасное — гораздо более ужасное, чем то, что уже случилось. Дело в том, что больше всего на свете Элли боялась незнакомцев.

Ее пугали все: старшеклассники и косматые уличные музыканты, торговцы в магазинах и учителя, дворники и полицейские, дворовые хулиганы и пьянчуги, мусорщики и, само собой, бездомные, а кроме них — любые другие взрослые. Незнакомцы излучали опасность. Элли казалось, что они только и ждали момента, чтобы прикрикнуть, заругаться, ударить — и хорошо, если только это! Они могли устроить такое, о чем даже страшно подумать. Если бы Андрей, изучавший в медуниверситете психологию, познакомился с прошлым девочки, то он наверняка бы сказал, что ее проблема связана с полным отсутствием социальных контактов. Шесть из своих неполных десяти лет Элли провела в доме мачехи, полностью изолированная от людей и общения с ними.

Мама умерла, когда ей было чуть больше трех. В воспоминаниях сохранилась лишь ее душевность и ласковый голос, шепчущий неразборчивые слова. Больше ничего. После смерти мамы девочке достались в наследство три вещи: кукла, мятая фотография и очаровательные глаза креолки.

По прошествии некоторого времени отец женился на красотки по имени Мария-Луиза, работавшей официанткой в кафе на федеральной трассе. А еще через какое-то время он сказал, что пошел за сигаретами, и исчез навсегда. Мария-Луиза говорила, что папаша Элли — тот еще охотник за юбками — наверняка сбежал с очередной потаскушкой. Но Элли не верила в подобное объяснение. Она полагала, что с отцом случилась беда. Скорее всего, он попал в руки незнакомцев, потому что отец не мог просто так бросить свою дочь. Правда, ей было трудно рассуждать о том, что он мог, а что нет — в отличие от матери, отца Элли не помнила совершенно. Иногда ей даже казалось, что его никогда не было, a pугань Марии-Луизы в его адрес лишь повод, чтобы выместить на ком-то злость за жизненные неудачи.

Так Элли осталась жить с мачехой. Девочка привязалась к ней и уверяла себя, что любит ее, потому что та была единственным близким человеком. Однако Мария-Луиза считала по-другому. Она не уставала повторять, что падчерица испортила ей жизнь, называла девочку обузой, которую содержит исключительно из чувства прирожденного благородства (ну еще потому, что получала за нее денежную компенсацию от правительства). Кроме «обузы» в отношении Элли она также употребляла термины «тунеядка», «тупица», «бездельница», повторяла, что та не стоит бобов, которые лопает каждый день. Начиная с шести лет Мария-Луиза перевалила на девочку большую часть забот о домашнем хозяйстве, и Элли проводила дни напролет в стирке, глажке, уборке, не видя белого света, не зная детских Игр, не общаясь с ровесниками. Когда пришла пора идти в начальную школу, она думала, что наконец получит то, чего ей не хватало в жизни, что именно школа станет ее отдушиной. Вместо этого девочка превратилась в изгоя: зашуганная, самая маленькая и самая младшая из всех, она попросту не знала, о чем разговаривать с одноклассниками.

С каждым годом жить с Марией-Луизой становилось все тяжелее. Когда Элли перешла в следующий класс, мачеха возвращалась с работы исключительно в двух состояниях: сердитой и очень сердитой. В первом случае она постоянно одергивала Элли, утверждая, что та все делает не так. Во втором — просто била. Как выяснилось позже, неподалеку от кафе, где работала мачеха, открылся ресторан быстрого питания. Чтобы выжить, хозяину пришлось урезать официанткам зарплату. Ничего другого, кроме как таскать поднос, Мария-Луиза не умела, поэтому не могла уволиться, хотя до смерти ненавидела свою работу, свою зарплату и своих клиентов. По вечерам весь этот комплекс проблем и душевной неудовлетворенности обрушивался на ни в чем не повинную падчерицу.

Небольшое жалованье Мария-Луиза тратила исключительно на себя, любимую. В доме каждую неделю появлялась то новая блузка, то юбка, то туфли, в то время как Элли питалась бобовой похлебкой и ходила в одном и том же штопаном платье, над которым смеялись одноклассники в школе. Впрочем, эта расточительность в итоге обернулась боком самой Марие-Луизе, когда три месяца назад она купила замшевые сапоги, вместо того чтобы заплатить электрической компании. Через какое-то время в дом пришел незнакомец. Он вскрыл вечно запертый металлический шкафчик в коридоре и что-то сделал, отчего комнаты погрузились во мрак. Элли насмерть перепугалась. Тот день вообще останется в памяти надолго, потому что именно тогда разозленная Мария-Луиза уничтожила драгоценный подарок мамы.

Странно, но после этого все переменилось. Словно после бури выглянуло солнышко. Впервые за долгое время Мария-Луиза вернулась с работы довольная, не придиралась, не бросалась туфлями и кусками мыла. Она сказала, что сегодня Элли может не мыть посуду после ужина, а на следующий день даже накормила девочку в шашлычной. У нее вдруг появились деньги. Много денег! Она купила себе еще одни туфли, заплатила за электричество, после чего одолжила у соседа старенький «шевроле» и повезла падчерицу в Рио-де-Жанейро.

После рабской жизни в четырех стенах виды необъятных тропических лесов и холмистых равнин, сквозь которые прилегало шоссе, показались Элли непривычными и дикими. Она стала просить мачеху повернуть назад. Ей не хотелось уезжать далеко от дома — большой, незнакомый мир пугал. Кроме того, девочка переживала, что пропускает школьные занятия, особенно математику и португальский. В учебе она старалась быть прилежной и очень волновалась, когда что-то не успевала сделать. В общем, Элли сильно хотела вернуться, но мачеха вдруг нежно поцеловала ее (почти как мама!) и пообещала, что сама поговорит с учителями, объяснив им причину пропусков.

А дальше был супермаркет. Происшествие на стоянке Элли сочла ужасным недоразумением. Она решила, что мачеха потеряла ее. Мария-Луиза не могла оставить близкого человека в чужом месте, такое просто в голове не укладывалось! Ведь она целовала ее почти как мама… Элли надеялась, что через час или через день Мария-Луиза обязательно вернется, поэтому два дня бродила в окрестностях супермаркета и даже ночевала возле него, свернувшись калачиком в оставленной на улице продуктовой тележке. А через два дня случилось чудо.

Даже в самых смелых фантазиях Элли не могла представить, что ей достанется кукла. Та самая! Снова держа в руках свою единственную подругу, девочка вдруг поняла, что не одинока на улицах чужого города. За ней кто-то следит, кто-то добрый сопровождает ее.

И вот теперь девочка, которой было почти десять, стояла с этой самой куклой в темном проулке перед страшными незнакомцами, упрямо глядя на свои поношенные сандалии. Горячие слезы катились по щекам. Случилось то, чего она больше всего боялась.

Один из незнакомцев присел перед ней на корточки. Элли не хотела на него смотреть, но человек упрямо заглядывал в лицо. Он был по-настоящему страшный. Чернявый, бородатый, с бесцветными глазами и уродливыми шрамами на шее. Когда он раздвинул губы, во рту обнаружились клыки, похожие на волчьи. Человек был настоящим воплощением незнакомца.

«Боженька, что мне делать?!» — мысленно взмолилась Элли.

Боженька не ответил. Вместо него заговорил чернявый бородач.

— Ну и зачем ты убегала от нас? — спросил он, широко улыбаясь. — Мы продаем мороженое. Неужели ты не хочешь мороженого?

Сказать по правде, Элли хотела мороженого. Она пробовала мороженое лишь однажды, ее угостила девочка из параллельного класса. Элли несколько раз лизнула мягкий шарик, вдавленный в хрустящий стаканчик, и райский вкус навсегда слился с ее душой.

— Бедная маленькая Элли! — продолжал бородатый незнакомец. — Почему же ты не идешь домой? Потому, что он в двухстах километрах отсюда?

Он довольно загоготал.

Элли была растеряна и поражена. Откуда незнакомцы знали ее имя?

— Мы поможем тебе, — сказал бородач, перестав смеяться, — мы добрые мороженщики! — Фраза вызвала хихиканье у второго незнакомца, плечистого мулата. — Короче, мы отвезем тебя куда надо.

Куда они ее отвезут? Куда ей надо?

Ей надо домой, в Барбасену.

Внутри Элли вспыхнула надежда. Ее отвезут домой? Домой?! Вот будет здорово! Она сможет вернуться в школу. Пропущено всего два дня, но Элли наверстает, обязательно наверстает. Ехать в одной машине с незнакомцами, конечно, не слишком приятно, но ради возвращения к Марии-Луизе она вытерпит их присутствие.

Рядом с бородачом присел мулат-крепыш. Из-под его растянутой майки вывалилось серебряное распятие, подвешенное на веревке.

— Хочешь шоколадку? — неуклюже спросил он, протягивая батончик «Марса» в пленке. — На! Возьми!

Элли застыла, глядя на батончик.

Вот уже второй день рацион ее питания состоял из единственной хлебной горбушки. Голод был лютым, и шоколадка уняла бы его. Но Элли вдруг вспомнила слова мачехи, которая однажды сказала, что нельзя брать сладкое у чужих людей, потому что это может плохо кончиться. Элли осторожно спросила: насколько плохо? Мачеха ответила, что гораздо хуже, чем когда она забывает отполировать туфли.

Поэтому хотя ее терзал голод, хотя от него болело в животе, Элли не знала — брать ей шоколадку или нет?

5

Собственное бессилие и невозможность помочь изводили Андрея. Пока он боролся с туманом в мыслях, пока решал, как достучаться до девочки, ее окружили настоящие отморозки.

Один из них со шрамами на шее (очевидно, неудачная попытка побриться) выглядел по-настоящему жутко. Он улыбался наглой ухмылкой уличного бандита, типичная ширма «подойди ко мне, брат, я ничего не сделаю», только в глазах у него играет холодная ненависть, а в кармане прячется финка. Самое страшное заключалось в том, что девочка наивно верила этой улыбке и ничего не значащим словам.

Мелькнувшая под ногами кошка подсказала Андрею выход из ситуации. Существовал путь бегства, только как объяснить его девочке? Контакта с ней по-прежнему не было. Кроме того, кнопка пребывала в ступоре от общения с двоими головорезами, а потому ничего не видела и не слышала. Когда второй отморозок, лиловый крепыш, присел на корточки и протянул ей шоколадку, Андрей неожиданно открыл внутри девочки новое состояние.

Он ощутил отчетливый вопрос, который складывался из двух противоречивых желаний, тянущих в разные стороны. Похоже на то, когда оказываешься на развилке дорог без четкого представления, в какую сторону идти. Одна часть девочки хотела взять шоколадный батончик. Другая отчаянно этому сопротивлялась.

Когда перед тигром оказываются две одинаковые антилопы, он остается на месте, потому что не может выбрать наилучший вариант. Дилемма, возникшая перед девочкой в тесном проулке, решилась спонтанно, без малейших усилий. Просто Андрей знал, какая антилопа лучше. Его разум напрягся и выстрелил мысленным посылом…

6

Кукла в руках девочки подпрыгнула.

От изумления даже высохли слезы.

Элли с ног до головы оглядела маленькую подружку. Затем еще раз, с головы до ног. Светлое платьишко, сияющая улыбка, черные глаза. Что произошло? Элли думала, взять ли ей шоколадку из рук незнакомца, а затем пальцы ощутили под пластмассой толчок, словно внутри вздрогнуло что-то живое. Словно кукла имела мнение по этому поводу.

Колкие мурашки пробежали по спине под сарафаном. В темечке родилось нечто темное, необъяснимое и пугающее. Словно сзади над ухом неожиданно ударили в барабан.

«Господи, мамочка! — со страхом подумала Элли. — Что это значит?»

7

Сидящий на корточках Гуго удивленно глядел на маленькую соплячку, прижавшуюся спиной к проволочному забору, и не понимал, что произошло. Девчонка больше не слушала ни его, ни Бычка, а остолбенело таращилась на свою дурацкую куклу, словно у нее в руках находился здоровенный паук.

Гуго переглянулся с Бычком. Тот едва заметно пожал плечами, показывая, что тоже ничего не понимает, протянул батончик ближе к девочке. Меньше всего им хотелось, чтобы она вырывалась и орала как резаная, когда ее будут запихивать в кузов. А ведь казалось, что она им верит, что готова слушаться, — и вдруг что-то нарушилось. Внимание девочки приковала кукла — самая обыкновенная, Гуго казалось, все дети с такими ходят.

— Ну так возьмешь шоколадку или нет? — спросил колумбиец, теряя терпение. Злость снова вылезла из своей каморки. — Бери, а то нам долго ехать, в закусочных останавливаться не будем.

8

Андрей вместе с девочкой во все глаза смотрел на пластмассовую штамповку, облаченную в миниатюрное платье. Его посыл достиг цели, хотя и таким странным способом. Между электродами проскочил слабый разряд. Девочка что-то почувствовала.

Два противоположных желания, образующих вопрос о шоколадке, продолжали гореть в ней. Андрей решил развить успех. Желая повторить то, что получилось непроизвольно, он сконцентрировался на одном из ответов.

9

Кукла снова вздрогнула.

Теперь Элли осознала, что это был не просто толчок, а рывок в заданном направлении. В направлении батончика «Марс». Кем бы ни являлась кукла, она требовала взять его.

Шмыгнув носом, Элли попыталась понять это… и не смогла. Если бы кукла запретила брать шоколадку, это было бы ясно, Мария-Луиза говорила о том же. Интуитивно девочка догадывалась, что отказаться будет правильнее всего. Известно, что замыслы незнакомцев не отличаются благородством. Они могли, например, подсыпать в шоколадку яду…

— Ну так что? — с угрозой спросил чернявый бородач. — Берешь или нет?

Элли робко посмотрела на батончик. И медленно вытащила его из пальцев крепыша. Батончик был теплым, скользящим под пленкой — раскис на жаре.

— Молодец, — довольно улыбнулся бородач, поднимаясь с корточек. — Умница, малявка. Кушай шоколадку и поедем.

С замирающим сердцем Элли ждала от куклы дальнейших указаний. Вспотевшая ладошка готовилась поймать любое, самое крошечное движение пластмассового тельца. Однако новых сигналов от куклы не поступало.

— Не будешь есть сейчас? — нетерпеливо сказал Гуго. — Ну тогда съешь по дороге… Пошли.

— Пошли, — позвал мулат, тоже поднявшись.

Он обошел машину и скрылся за кузовом, после чего Элли услышала, как лязгнули открываемые кузовные створки. Ладонь бородача легла на ее плечо и легонько подтолкнула к пикапу. Не поднимая головы, Элли шагнула за ним.

«Что мне делать, куколка? Что теперь делать?»

— Мы отвезем тебя домой, малявка, — повторял чернявый бородач, протискиваясь к кузову между стеной и бортом. — Иди сюда… вот увидишь, оглянуться не успеешь, как будешь дома валяться перед теликом и жрать пирожные…

Возле ног возникло узкое подвальное окно. В отличие от незнакомцев, Элли его прекрасно видела, потому что из-за своего роста находилась ближе к земле. Изнутри оно было заколочено досками, но часть из них отсутствовала. В темном отверстии светились два зеленых глаза.

Кукла вдруг дернулась в сторону окна — да так сильно, что Элли едва не выронила ее вместе с батончиком «Марс».

10

Гуго услышал позади легкий шорох. Оглянувшись, он увидел, что девчонка распласталась на бетоне и стремительно исчезает вместе с платьем и голыми ногами в дыре подвального окна. Даже если бы он раньше обратил внимание на это отверстие, то ни за что бы не поверил, что девчонка способна в него пролезть, туда даже голову с трудом просунешь!

Издав невразумительное «Йох!», бородач бросился на бетон, разодрав коленки и ударившись локтем. Ну теперь он точно прибьет эту козявку! Гуго никогда не прощал нанесенных ему обид, спросите у бездельников из бара Ипанемы, назвавших его психом и закончивших вечер в городском морге.

— Сюда, Бычок! — заорал он. — Быстрее!

Детская сандалия исчезла во тьме перед самым носом.

Гуго запихнул руку в отверстие и схватил девчонку, кажется, за плечо. Пальцы в ярости сдавили добычу. Изнутри послышался вскрик, доставивший колумбийцу несравненное удовольствие.

— Что случилось? — Бычок вышел из-за пикапа и с удивлением обнаружил напарника распластавшимся под передним бампером. Рука запущена в подвальное окно, словно Гуго выуживал краба из прибрежных камней. — Ты чего?.. А где она?

— Она там, кретин! — завопил Гуго, вывернув шею. — Я держу ее… Помоги вытащить!

Бычку потребовалось несколько секунд, чтобы принять новые правила игры. Пока Гуго боролся одной рукой с чем-то в подвальной темноте, крепыш перешагнул через напарника и опустился рядом на колени, все еще оглядываясь и не веря.

— Ты шутишь? Как она сбежала? — удивился он. — Она не могла сбежать.

— Заткнись и помоги мне! Выломай эту доску… — сквозь зубы процедил Гуго, а в следующий миг его лицо, шею и плечи пронзила судорога. Бычок увидел, как глаза напарника разъехались в стороны, один вправо, другой вверх, словно были косыми от рождения. Язык попал между зубов, когда стиснулись челюсти, на губы брызнула кровь. Гуго вздрогнул всем телом, после чего его рука выскочила из отверстия.

Он лежал на спине, глядя разъехавшимися глазами то ли на небо, то ли на кирпичные стены проулка. Грязная борода торчала вверх. Из подвала донесся грохот, что-то упало, застучали суматошные шаги.

— Что с тобой? — спросил Бычок.

Глаза Гуго вернули симметрию. Опираясь на стену, колумбиец встал на одно колено.

— Она издевается над нами, — произнес он заплетающимся языком. — Сучка!

Он наконец поднялся на ноги. Бычок увидел, что на кисти напарника между большим и указательным пальцами чернеют два следа, похожие на ожог. На этом участке наливался могучий синяк. Рука болталась вдоль тела, безвольная, как пустая холщовая сума.

Левой рукой Гуго полез в правый карман и вытащил из него свой любимый инструмент — нож-бабочку, неизменною спутника во всех барах Рио. Неуклюже, не как всегда, он перекинул рукояти, и на свет появилось длинное, завораживающее взгляд лезвие.

Гуго повернулся к напарнику, с трудом улыбнулся:

— Оставайся здесь. Смотри, чтобы обратно не вылезла… А я… я найду вход в подвал.

Придерживаясь за стену, на заплетающихся ногах он двинулся к выходу из проулка. Последнее, что услышал Бычок, было:

— Допрыгалась ты, малявка. Ох допрыгалась.

11

В подвале стояла жуткая темнота, Элли словно очутилась под землей. Поначалу она испугалась. Она подумала, что, может, кукла желала ей зла, приказав нырнуть в подвал, слишком уж он был неприветливым. Может, не следовало доверять дергающейся игрушке, а поехать с незнакомцами, которые обещали вернуть Элли в Барбасену? Незнакомцы были страшными, особенно бородатый, но нужно просто перетерпеть их присутствие, как она терпела побои Марии-Луизы и ее брань, иногда очень обидную и несправедливую.

С другой стороны, кукла была как две капли воды похожа на ту, что подарила мама. Даже не просто похожа. Элли не знала, как сказать… в общем, она чувствовала, что это та самая кукла. Мамин подарок. Словно мама на небесах увидела ее гибель, сжалилась над Элли и вернула ей дорогую подругу новой и… живой. Так с какой стати мамин подарок должен желать ей зла?

Обо всем этом Элли подумала, когда, проскочив сквозь узкую дыру подвального окна, рухнула на невидимый пол. Поднимаясь, она обнаружила, что обронила и куклу, и шоколадный батончик. А затем свет из дыры загородила тень и крепкие пальцы ухватили плечо девочки. Это произошло настолько неожиданно, что Элли громко вскрикнула — не от боли, а от испуга. Хвостик волос подпрыгнул и запутался в торчащих из стены проводах.

— Ты меня достала, мерзавка! — услышала она хрипящий голос бородача. — Как же ты меня достала!

Элли не поняла смысла фразы, ведь по всему выходило наоборот. Она попыталась вырваться… и снова закричала. Вырваться можно было, только оставив плечо в этих стальных пальцах. Поэтому в первую очередь она решила освободиться от проводков, дравших волосы.

Что произошло дальше, девочка помнила с трудом. Когда она освобождала волосы, что-то сильно дернуло ее за мизинец, отчего он на несколько секунд онемел. Элли тут же вспомнила про электричество, за которое не любила платить Мария-Луиза. Девочка знала о нем не только из школьной программы. В шестилетнем возрасте она сунула в розетку шпильки для волос — просто захотелось чем-то заполнить эти пустые дырочки. Тогда ее не просто дернуло — так шибануло током, что она неделю не могла разговаривать.

Оголенные жилы, приставленные к запястью незнакомца, тут же ослабили захват. Держа провода за изолированную часть, Элли надавила сильнее, и ей показалось, что алюминий вошел в мышцу руки как раскаленный нож в масло. В подвале распространился запах подгорающей курицы, девочке почудилось, будто рядом кто-то готовит, — она не думала, что запах шел от незнакомца.

Рука в татуировках отпустила плечо и убралась. Сквозь дыру хлынул поток света, высветивший потерю. Подобрав с пола батончик и куклу, Элли ринулась в подвальную темноту и бежала до тех пор, пока путь ей не преградила стена…

В себя она пришла на полу. Помутнение рассудка было недолгим, только лоб трещал после столкновения. Элли нащупала куклу и прижала к щеке.

— Куколка-куколка, — спросила Элли, — ты хорошая или плохая?

Та не ответила. Покорно лежала в ладонях и ничем себя не проявляла. Наверное, не считала нужным отвечать на глупые вопросы. Элли поклялась больше глупых вопросов не задавать.

Из-за стен доносилась глухая музыка. Мелодия неразборчивая, сплошное буханье. Элли немного подождала, пока уймется дрожь в коленках, и двинулась туда, где звук был громче. Ноги и слух привели ее к двери. Теперь Элли различила, что за ней играет самба.

Музыка остановилась. Мужской голос произнес: «Раз, два, три! раз, два, три!» — и музыка снова заиграла. Элли нашла ручку, потянула за нее. Дверь немного приоткрылась, натужно скрипнула и отчего-то застряла. Впрочем, образовавшейся щели вполне хватило, чтобы девочка проскользнула в нее.

Она оказалась в полутемном коридоре. Самба здесь играла громче. Слева, в большом светлом зале, взрослые мужчины и женщины, держась друг за друга, двигались в такт музыке, а мимо них, спиной к ней, ходил человек в смешном обтягивающем трико и повторял под музыку «раз, два, три!». Элли, конечно, туда не пошла, а направилась к распахнутым дверям, за которыми виднелась улица. Возле дверей на стуле сидел Луис, студент третьего курса Федерального университета Рио-де-Жанейро, подрабатывавший в заведении охранником и контролером. Он жевал арахис и читал учебник по механике.

Когда из глубины коридора возникла детская фигурка в тоненьком платье, худая до невозможности, Луис даже привстал со стула, удивленный до глубины души. Он был уверен, что сегодня в школу самбы не заходили дети.

— Эй! — произнес парень. — Эй, ты! Ты откуда взялась?

Элли чесанула мимо него к проему, за которым зеленели апельсиновые деревья и двигались автомобили. Вылетев после темного подвала на залитую солнцем улицу, Элли ощутила короткий прилив счастья.

В пятидесяти метрах от нее находился пешеходный мост, пролегающий над автомобильной трассой. До встречи с незнакомцами Элли тысячу раз смотрела на него, но не отваживалась перейти на другую сторону, потому что боялась удалиться от супермаркета, где ее оставила мачеха. Но сейчас она даже не вспомнила о своих опасениях. Она бежала и бежала, уверенная, что чем больше бежать, тем дальше останутся жуткие незнакомцы, знавшие ее имя.

Незаметно для себя она миновала мост и оказалась на незнакомой улице, взбирающейся на холм. Элли долго бежала по ней, пока не устала и сандалии не стали запинаться об асфальт, после чего перешла на быстрый шаг. Мимо проплывали двухэтажные дома, раскрашенные во все цвета радуги, а также небольшие лавочки, магазинчики, мастерские, школы танцев и одна протестантская церковь. Наконец подъем закончился, и Элли оказалась на вершине холма.

Она остановилась посреди улицы, разинув рот.

Впереди, в просвете между домами, взгляду открылось нечто, словно возникшее из сна. За холмом до самого горизонта раскинулся удивительный белый город, залитый солнцем. Вид его заставил позабыть о том, что Элли сейчас за двести километров от родного дома, что ее преследуют и что кукла ведет себя совершенно ненормально. Она даже забыла о боли в плече, на котором уже проступили синяки, оставленные пальцами Гуго. Девочку целиком поглотил вид прекрасной страны. Элли подумала, что напрасно откладывала момент, чтобы войти в нее.

12

Гнев был настолько велик, что Гуго с трудом понимал, куда идет. Вела его исключительно интуиция. Он обогнул торец дома, в подвале которого скрылась девчонка, вышел к фасаду, где в глаза бросилась вывеска: «Школа самбы „Горячий кариока“.

Правая рука, пропустившая сквозь себя около ампера переменного тока, по-прежнему не работала, но ему хватит и левой, которая сейчас судорожно сжимала нож-бабочку. Гуго плюнул на асфальт, не заметив, что плевок повис на бороде, и достал платок, собираясь по привычке уличного бандита завязать лицо.

Одной рукой затянуть узел на затылке не получилось. Тогда он выбросил платок и двинулся к входу, не скрывая лица. При этом колумбиец совершенно не обратил внимания на два важных обстоятельства. Во-первых, на саму девочку, которая уже мчалась по пешеходному мосту прочь от школы самбы. А во-вторых, на двоих полицейских в уличном кафе у него за спиной, потягивавших колу и обомлевших при виде бородача с бандитской физиономией, разбитыми коленями и пером в кулаке, направленным на мир.

Одна из женщин, изучающих самбу, заметила в окне человека с ножом и сказала об этом преподавателю. Приученный к кровавым разборкам в районе, не выключив музыку, он побежал к выходу, чтобы запереть двери. Кем бы ни был опасный пришелец — наркодилером, сутенером или простым бандитом, выколачивающим долги, — он вполне мог явиться за кем-нибудь из учеников, а преподавателя вовсе не прельщала резня на половицах, на которых люди обычно занимаются танцами.

Когда Гуго добрался до дверей, сидевший у входа Луис заметил его, отложил учебник и поднялся навстречу. В ярком свете, бьющем с улицы, нож-бабочку он не заметил.

— Эй, ты куда направляешься? — решительно спросил Луис, выставив перед собой ладонь.

Бородатый незнакомец словно не видел его и шагнул вперед, но студент-третьекурсник перегородил проход.

— Если идешь танцевать, то заплати за билет. Но лучше проваливай отсюда, не нравишься ты мне.

Звериный взгляд незнакомца поднялся на его лицо. Губы шевельнулись. Луис не разобрал фразу. Понял лишь только: «Мне нужна девчонка». Сказано было так, что спина под футболкой покрылась холодным потом. Потом Луис услышал топот бегущего по коридору руководителя танцевальной группы, отвлекся и получил три удара ножом в живот.

Первый из подбежавших полицейских повалил Гуго, сломав ему нос о бетонную ступень. Зазвенел оброненный нож.

Второй, целясь из табельного пистолета, орал, чтобы он не смел поднять голову. Когда доставали наручники, Гуго неожиданно сбросил с себя первого полицейского, со всей мочи двинул между ног второму и дал деру. Держась за окровавленный живот, Луис наблюдал за переполохом и огорченно думал о том, что наверняка пропустит в университете начало семестра.

…Бычок не видел, как обезумевший напарник скрылся в кварталах. Он лишь услышал вой сирен, когда к зданию подъехали автомобили полиции и «скорой помощи». Сначала увезли раненого, потом через полтора часа разъехались полицейские. Сквозь разбредающихся зевак он пробрался в школу самбы и отыскал дверь в подвал. Девчонки там не было.

Бычок вернулся на улицу, озадаченно почесывая литой загривок. Произошло нечто, чего он не мог объяснить: десятилетняя девчонка дважды ушла от них. Уму непостижимо!

Стоя на углу дома с мобильником в руке, он грыз ногти, долго не решаясь набрать номер. Затем все-таки решился, вдохнул воздух широкой грудью и стал нажимать дрожащим пальцем кнопки.

— Лусио? — сказал он в трубку, услышав ответ. — Это Бычок говорит. Ты уже в городе, амиго?.. Ага, понял. В общем, это… не знаю, как тебе сказать… в общем, девчонка сбежала.

Глава третья НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ

1

Из девочки Андрей вывалился в тот момент, когда она бежала через мост. Он совершенно забыл о том, что внетелесный опыт не бесконечен. Ему хотелось знать, что за малявкой больше никто не гонится, что с ней все в порядке, но физиологический таймер щелкнул и бросил его назад, в поезд, потом на лестницу, ведущую к двери. Потом Андрей открыл глаза в собственной гостиной.

Открыл и тут же закрыл их.

Ему показалось, что диван, на котором он уснул, сейчас перевернется. Пол комнаты опасно накренился, стены закачались и поплыли, точно на волнах.

Андрей переждал приступ, сосчитав до тридцати, затем снова разлепил веки. Головокружение не исчезло, но поутихло. По крайней мере настолько, что на него можно не обращать внимания…

Что это? Головокружение? Отчего?

Над этим стоит призадуматься. Он проводит рискованный эксперимент, погружается в кому, и здоровья это не прибавляет. Нужно посмотреть, что будет завтра. А послезавтра томография все расставит по своим местам.

За окном было светло, начиналось утро.

Ныла шея и ломало суставы — небольшой диван в гостиной не предназначался для сна. Поваляться, почитать книгу, посмотреть телик еще можно, но спать на нем столь же удобно, как на фрезерном станке.

Андрей встал с дивана. От рубашки, в которой он провел ночь, разило потом. Не расстегивая пуговиц, он стащил ее через голову и забросил в стиральную машину, после чего сел за стол и тщательно записал все, что помнил, в тетрадь сновидений.

К четырем исписанным листам добавилось еще семь. Многое выпало из памяти, точнее, было вытеснено более поздними и драматическими событиями. Так, в безвестности осталась старушка с мопсом, а страдающий циррозом усач уместился в одном абзаце (Андрей не мог вспомнить, что с ним было связано, но логически предположил, что от него девочке досталась кукла). Зато остальные события прочно сидели в голове и отразились на бумаге во всех подробностях.

Закончив писать, доктор Ильин откинулся на спинку стула, разминая кисть. Итак, каков итог? Он спас девочку, которую едва не заманили в свой пикап два чужака с фальшивыми улыбками. О целях, которые они преследовали, не хотелось даже думать. Определенно, никто не собирался везти ее в парк аттракционов или кормить до отвала в фаст-фуде. Замысел незнакомцев страшил Андрея, но разбираться в нем с расстояния шесть тысяч километров было не с руки. Сейчас главное, что девочка сбежала от них.

Ему удалось установить с ней контакт! В его представлениях это событие по значимости равнялось открытию атома или высадке на Луну. Андрей научился подсказывать через куклу, как себя вести и что делать. Получалось пока неуклюже и с трудом, но нужно попробовать еще, испытать другие варианты. Он был уверен, что раскрыты далеко не все возможности. О механизме подобного контакта можно только догадываться. Его мысленные команды блокируются мозгом девочки, зато неким образом попадают на нервные окончания ее пальцев. Пальцы непроизвольно вздрагивают, дергая куклу, создавая впечатление, будто игрушка живая и откликается на мысленный вопрос.

Но что теперь?

Андрей почесал рубец.

Он снова не выяснил район, где находится девочка. Задача оказалась сложнее, чем предполагалось ранее. Этой егозе не сидится на одном месте, хоть гвоздями приколачивай! Она все время убегает, а когда не убегает, то прячется. И не дает ему толком разглядеть окрестности.

Андрей огорченно посмотрел в окно. Ему захотелось взять монтажные ножницы и вырезать день, чтобы утро сразу перешло в вечер. Не терпелось снова оказаться за дверью и прикоснуться к фиалке. Он попробовал бы задержать взгляд девочки на примечательных зданиях, чтобы определить район города. Он попробовал бы новые возможности куклы… Только в ближайшие двенадцать — четырнадцать часов об этом можно забыть. Дневной сон почти не дает сновидений. Заснет ли Андрей ночью — тоже вопрос. А орексин будет только завтра. Завтра! Чудовищная уйма времени пропадает впустую, в то время как девочка будет одна бродить по городу, подвергая себя новым опасностям.

Думая об этом, он снова начал волноваться. Нет, определенно его мозгам нужен орексин, этот новый суперпрепарат, виагра среди снотворных. Как воздух нужен. Андрей хотел быть уверенным, что никакие переживания не нарушат сон.

Желудок сводило от голода. Он вспомнил, что в холодильнике пусто.

— Мне нужно в магазин.

2

Но сразу в магазин он не пошел.

Включив стиральную машину, Андрей убрался в квартире, счистил рыжие кораллы с водопроводных кранов на кухне и в ванной комнате, набил смазку в петли давно скрипящей двери туалета. Затем спустился в сонный воскресный двор и принялся выбивать пыль из матраса и подушек — его резкие хлопки, похожие на выстрелы, разбудили не только жильцов, но и солнце, выглянувшее из-за крыш.

…В магазине он набрал два огромных пакета: кефир, молоко, яйца, спагетти, отбивные, хлеб, картошка, мягкий сыр, творог, пара бутылок пива. Ничего острого и возбуждающего, что помешало бы нормальному сну. Вернувшись домой, приготовил яичницу с беконом, поджарил хрустящие тосты и аппетитно позавтракал. Еда подняла настроение и вызвала странное желание — пообщаться с родителями. Андрей позвонил матери и напросился на обед. Мама ответила, что его звонок был очень кстати, она как раз размораживает курицу. Правда, «этот» (имелся в виду отец) просил ребрышки, но теперь уж точно будет курица.

До обеда оставалось еще около трех часов, и сначала Андрей поехал на Лосиный остров, где располагался татуировочный салон, адрес которого подарил Интернет. Выждав очередь из двоих подростков, он вошел в кабинку. Татуировщик был лысым, хмурым и в годах. Судя по росписям на теле, профессией он владел в совершенстве. Впрочем, как и разговорным матом.

— Всего лишь? — недовольно бросил он, выслушав просьбу Андрея. — Давай, епт, хоть украшу узорчиком!

— Нет. Именно так, как я сказал.

Из салона он вышел с короткой строкой на внутренней стороне запястья, выполненной четким, читаемым шрифтом — «Рио-де-Жанейро». Конечно, он мог не выдуриваться и написать название чернилами, только те обладают свойством стираться после мытья рук. Татуировка не сотрется.

Появление Андрея в доме родителей превратило обед в Маленький пир. За столом царило благодушное настроение, Андрей удачно шутил, смеялся, уплетал еду за обе щеки.

Мать с отцом ели мало, шутливо переругивались и, проявив удивительный такт, не задали ни единого вопроса о работе и личной жизни. Андрей их мысленно поблагодарил.

С отцом они пропустили по бутылочке пива, после чего Андрей Федорович предложил сыну «повысить градус», типа у него в баре есть чем. Мама цыкнула на отца: хватит с них и пива, день еще на дворе.

Выйдя из-за стола, они с отцом расположились в гостиной. Впервые за долгое время Андрей имел на обед не больничную кашицу, не полуфабрикаты, не шаурму, а настоящую мамину стряпню. Даже ресторанные блюда не доставляли ему такого удовольствия. Только мама клала в суп столько соли, сколько требовалось, и вкус у него был таким, как нужно, и курица поджарена именно так, как любил Андрей.

— Чем сейчас занимаешься? — спросил отец как бы невзначай.

— Все тем же. Неврологией.

— Понятно… Скажу тебе, Андрейка, не думал, что ты станешь врачом. Не думал. У нас в семье одни военные были.

— Да, я помню, как ты из меня моряка делал. Заставлял учить навигацию и устройство кораблей…

— Это мать не позволила отдать тебя в Нахимовское. Эх, кабы не она… Хоть помнишь чего из уроков?

— Помню.

Он помнил, это невозможно забыть. Когда тебя обучают чему-то в десять лет, это не просто остается в памяти — оно врастает в тебя. Наряду с болезнями и медикаментами он до сих пор помнил структуру и состав Балтийского флота, ориентировался в корабельных названиях, мог без запинки перечислить термины морской навигации, а азбукой Морзе он владел не хуже латыни…

Мысль споткнулась.

Азбука Морзе. А ведь ее можно использовать. «Морзянка» окажет ему неоценимую помощь, если все сделать правильно. Нет, Андрей не собирался при помощи точек и тире передавать какое-то сообщение девочке, вряд ли она даже отдаленно знакома с телеграфным языком. Но данные можно транслировать в другом направлении…

Он заторопился. У родителей хорошо, но впереди было много дел. Мать с отцом проводили его до лифта, потом, кажется, еще смотрели в окно, как он выходит из подъезда. Но Андрей уже не думал о них. Его снова охватил жар исследователя.

В большом книжном на Кировской он приобрел карту Рио и повесил ее над компьютерным столом, чтобы город постоянно находился перед глазами — Андрей хотел привыкнуть к хитросплетениям улиц и ключевым ориентирам. Потом до самого вечера листал русско-португальский разговорник. В отличие от географических названий, португальские фразы оставались в голове, хотя до приемлемого начального уровня ему было так же далеко, как до Латинской Америки. В идеале нужен преподаватель, только у Андрея не было на него времени.

Если подвести итоги дня, то выходной получился плодотворным, не то что вчера. Словно разведчик, готовящийся к заброске в тыл врага, Андрей основательно подготовился к своему следующему сну (он очень надеялся, что сон придет без орексина, очень). Но, уже стеля постель, подумалось вот о чем.

Каждый раз, когда он проникает за дверь, наступает кома. Сознание Андрея выходит из тела, затем возвращается назад. Но что, если в этом промежутке остановится сердце? Нарушится дыхание? Ему нужен помощник, который следил бы за физиологическими параметрами и в случае чего мог провести реанимацию. Кроме этого, помощь нужна в реализации задумки с азбукой Морзе. Кандидатура была единственной. Только Андрей не знал, как попросить об этом Альбину.

С ролью сиделки гораздо лучше справилась бы Савинская, можно попросить ее. Но, во-первых, Ольга была не в курсе последних событий, а во-вторых, она замужем. Будет трудно объяснить супругу появление ночных смен в работе отделения, функционирующего по дневному графику.

Он уснул легко, полный надежд на лучшее. И проснулся на следующее утро в горьком разочаровании. Капризная барышня по имени сновидение в очередной раз кинула его.

3

— Чему ты улыбаешься, Ильин? — спросил Кривокрасов.

— Я не улыбаюсь.

— Нет, улыбаешься. Я что, слепой?

Андрей понял, в чем дело. Задранный уголок рта придает лицу ироничное выражение, словно он усмехался каждому слову собеседника. В более общем смысле его лицо имело вид какой-то насмешки над жизнью. Хотя на самом деле это жизнь посмеялась над ним, талантливым и перспективным. Не лицо, а клоунская маска.

Кривокрасов приехал в больницу около одиннадцати и, как всегда, разместился в кабинете Перельмана (Миша в этот день с утра застрял на большом совещании у главного): Развалившись в кресле, профессор курил вонючие папиросы и сбрасывал пепел на пол. Андрей сидел напротив и с жаром объяснял, какие перспективы ожидают новый препарат и как здорово быть причастным к его испытаниям. Он ни словом не обмолвился о патодиагностике сновидений, в общем, всячески показывал, что теперь другой человек и смотрит на жизнь по-другому. Пусть Кривокрасов думает, что добился своего, пусть думает, что сломал Андрея. Пусть думает что угодно, только бы поскорее отдал заветный орексин.

— А почему не спрашиваешь, зачем я ездил в Москву? — поинтересовался Кривокрасов с довольным видом.

Андрею было совершенно наплевать, зачем Кривокрасов ездил в Москву, но, чтобы не нарушить старательно созданный образ, изобразил живой интерес:

— А я еще подумал: зачем вы ездили в Москву?

— Во-от! — Профессор с гордостью достал из обшарпанного портфеля рамку, внутри которой был заключен гербовый лист: «Диплом лауреата премии Правительства РФ 20.. года в области медицины вручен Кривокрасову Анатолию Федоровичу».

«Он получил премию за мои исследования, — мимоходом отметил Андрей. — Восхитительно!»

— Имей в виду, что ты разговариваешь с «человеком года» по версии журнала «Слип энд байолоджикал ризмс».

— Я вас поздравляю.

— Да ладно тебе. — Кривокрасов изобразил смущение гения. — Премии — это, конечно, хорошо, но надо работать.

Из того же портфеля он буднично вытащил две оранжевые коробки, стянутые желтой резинкой, положил перед собой на стол. На верхней коробке белыми буквами по-английски было написано: «Орексин-РА-1, для клинических испытаний».

— Лекарство достаточно сильное. Засыпание в течение двадцати минут. — Профессор продолжал доставать из портфеля какие-то рекламные проспекты, бланки, брошюры. — В первую очередь составь список пациентов, страдающих нарушениями сна. Исключи тех, кто может принести негативные результаты. Переговори с каждым. Объясни в доступной форме, что это за препарат, как он им поможет, — в общем, добейся информированного согласия. Вот бланки.

Он продолжал что-то говорить, кого включать в список, а кого нет, как разговаривать с пациентами, как вести журнал расходования препарата. Андрей усердно кивал на каждое указание, но почти не слышал, о чем говорил Кривокрасов. Его внимание целиком поглотили две оранжевые упаковки, перетянутые резинкой для банкнот.

— Денег никому не предлагай. Пусть будут благодарны, что им помогают уснуть. Кого не уговоришь, отметь в списке крестиком — я сам побеседую. Но никаких денег! Ни слова о них, ты понял?

— Да, конечно.

Скорее всего, на испытания выделены средства. Но «человек года» по версии журнала «Слип энд байолоджикал ризмс» со свойственным ему «благородством» собирался их присвоить. Андрею было наплевать, какую выгоду получит профессор. Ему нужен только препарат.

— Ну вот и все. — Кривокрасов водрузил упаковки с лекарством на стопку бумаг и пододвинул всю груду к Андрею.

— Это будет замечательная научная работа для всех! — произнес Андрей. Если бы Кривокрасов только знал, чем занимается сидящий напротив него человек. Клинические испытания суперснотворного показались бы ему жалкой кучкой экскрементов. — Можете не сомневаться, я отдам для этой работы всего себя без остатка.

— Рад это слышать, — довольно ответил Кривокрасов. — Приезжай на кафедру со списком и письменными согласиями пациентов. Не выдавай лекарство, пока не получишь согласие и пока мы не утвердим список.

— Угу, — промычал Андрей и для усиления эффекта покивал согласно.

…Проспекты, бланки и брошюры, которые ему всучил «любимый» профессор, — все, кроме самого лекарства, — Андрей выбросил в заплеванную железную урну на лестничной площадке. Прошелестев листами, пачка бумаг звучно плюхнулась на самое дно пластикового пакета, натянутого внутри. Уже к вечеру сверху окажется полкило окурков и несколько бутылок из-под пива, употребляемого пациентами тайком от медсестер, а следующим утром санитарка выбросит пакет с мусором в контейнер во внутреннем дворе.

Освободившись от хлама, Андрей вытащил из коробки запечатанные в фольгу капсулы. Оранжевые, как и сама упаковка, опоясанные крошечной надписью, двадцать маленьких переключателей сознания мирно покоились в пластиковых гнездах. Если верить сопровождающей инструкции, сон придет быстро и незаметно. Все переживания уйдут на задний план, активность мозга останется почти на уровне бодрствования, поэтому ничто не помешает сновидениям. Эти капсулы могли дать больше, чем обычный сон, намного больше. Андрей долго рассматривал их, затем убрал обратно в коробку.

Перельман появился к обеду. Сообщив, что дурацкое совещание еще не закончилось, забрал из кабинета какие-то папки и снова исчез. Андрей стоял в холле и смотрел, как пациенты гуськом тянутся в столовую. Он думал, что нужно бы заняться бумажной работой, с пятницы остался целый ворох незаполненных историй болезни, но не было никакого желания. Единственное, чего ему хотелось, чтобы скорее наступила ночь.

— Как ваши дела, Андрей Андреевич?

Багаева появилась возле него неожиданно, словно возникла из воздуха.

Андрей показал ей коробку с капсулами.

— Здорово! — обрадовалась девушка.

С Альбиной они пересеклись сегодня несколько раз, но все время при посторонних, и у Андрея не было возможности с ней поговорить. Но сейчас врачи собрались в учебной комнате, где обычно обедали, медсестер тоже как ветром сдуло. Более удачного момента для разговора не придумаешь.

— А сны были? — спросила девушка.

— Только один. Позавчера. Очень тревожный.

— Все плохо?

— Да. Но я бы хотел поговорить с тобой не об этом. Слушай…

И тут ей позвонили.

Девушка взглянула на дисплей.

— Это мой парень, — сказала она, не заметив, как Андрей сразу подавленно замолчал. — Извините, нужно ему ответить.

Ильин кивнул и отошел в сторону. Альбина раскрыла мобильный и сразу начала разговор на повышенных тонах, продолжая то ли сегодняшний, то ли вчерашний спор. Смущенный Андрей несколько секунд стоял в стороне. А затем ушел.

Он решил не просить Багаеву побыть ночной сиделкой. Вчера это предложение казалось ему вполне обычным, но сегодня, услышав про ее парня, Андрей счел просьбу непристойной. По крайней мере, Альбина могла подумать, что просьба непристойная. А Ильин не хотел, чтобы она так думала, не хотел, чтобы девушка думала, будто он испытывает к ней какие-то чувства. Потому что Андрей ее наставник. Учитель. Между ними не может быть чувств.

Только как же быть вечером? Придется просить Савинскую. Или кого-то еще. Но только не Багаеву, хотя лучшего варианта не существует…

— Андрей Андреевич! — Альбина догнала его, на ходу складывая телефон. — О чем вы хотели поговорить?

Он остановился, хлопнув себя по лбу:

— Ах да! Я хотел показать тебе пациента с нарколепсией. Видела когда-нибудь?

Андрей понял по глазам, что она не поверила.

— Нет, не видела, — произнесла девушка с нотками разочарования в голосе.

4

После обеда, когда Андрей осматривал поступившую пациентку, на него накатила сонливость. Закружилась голова, в горле встал комок тошноты. Слабость была такой, что захотелось прилечь на койку.

Пожилая, дородная женщина в очках с толстыми линзами (зрачки из-за этого казались горошинами) с удивлением прервала перечисление своих болячек, когда покалеченное лицо врача сильно побледнело.

— Вам плохо? — спросила она.

— Нет, все в порядке. — Он потер сначала левую бровь, затем правую. — Так что же ваш желудок?

Некоторое время она пыталась вспомнить, на чем остановила рассказ, двигая пальцами, словно перебирая мысли.

— В животе режет как после борща или после того, как сосед со своей псиной нагадит на газон, который наш домсовет обихаживает каждый месяц…

— Простите, кто нагадит? — деловито уточнил врач, словно собирался зафиксировать эту важную деталь в истории болезни.

Женщина обнаружила, что его глаза помутнели.

— Собака, — медленно ответила она, — кто ж еще?

— Ага, — произнес врач невнятно.

— Вот вы спрашивали о моих снах, доктор. Сны я часто вижу. Все какие-то войны да эпидемии. То террористы подвалы домов взрывчаткой набьют и угрожают взорвать весь город, а сами ходят по улицам с автоматами и в чалмах, лыбятся, наглые такие, милиция их не трогает… То из-за границы пустят в Россию грипп, который всех намертво убивает. Не сразу, конечно, после болезни. У тех, кто заболел, щеки так разъедает, что челюсти видно. Моя тетка заболела. Пока я разговаривала с ней, смотрю, у нее зубы торчат из щек. Ужас как перепугалась! Думала, сейчас и меня свалит этот грипп…

— Славит, — сказал доктор.

— Нет, свалит, — возразила женщина и обнаружила, что доктор на нее не смотрит.

Его глазные яблоки закатились под веки. Голова качнулась к левому плечу. Тело невролога повело назад. Стул под ним натужно скрипнул, оторвав от линолеума две ножки. Около секунды собеседник балансировал на накренившемся стуле, а затем впечатляюще грохнулся на пол. Челюсть на бледном лице отпала, из угла рта вытекла струйка слюны. От удара доктор даже не пошевелился, женщине показалось — умер.

Она заверещала так пронзительно, будто до нее добрались террористы из сна. Через закрытую дверь смотровой крик вырвался в коридор, долетел до поста дежурной и палат. Можно сказать, что все неврологическое отделение содрогнулось от этого крика.

5

Едва Альбина услышала истеричный вопль, пронесшийся по отделению словно по скотобойне, она тотчас подумала об Андрее. Подобные возгласы свойственны приемному отделению, ну, может, психиатрии, но никак не неврологии, четверть пациентов которой даже не могут разговаривать. Она извинилась перед пожилым мужчиной, которому объясняла результаты его анализов, и побежала в смотровую комнату, откуда доносился вопль.

Из приоткрытой двери высовывалось лицо женщины в толстых очках. Когда Альбина оказалась возле нее, женщина больше не голосила, а только беззвучно открывала рот.

— Успокойтесь, прошу вас. Что произошло?

Альбина потеснила ее обратно в смотровую, оглянулась на коридор и спешно закрыла за собой дверь. Интуитивно она уже знала, что увидит.

Андрей распластался на полу. Веки приоткрыты, глазные яблоки под ними быстро двигаются. Лицо бледное, а температура тела наверняка не больше тридцати трех градусов. У девушки не было ни малейших сомнений, в каком состоянии он сейчас находился, и это было по-настоящему ужасно — не столько из-за вопившей женщины, сколько из-за тех, кто считал, что Андрей в силу ущербного здоровья не должен заниматься больными. Этот обморок будет для них дополнительным козырем, чтобы надавить на Перельмана, который поддерживал подчиненного.

— Что с ним случилось? — спросила Альбина. Она сгоряча подумала, что Андрей принял снотворное. Не дождался ночи, проглотил пару капсул и провалился за дверь.

— Он все спрашивал о моих снах, а потом упал, — объясняла женщина, вернувшись на кушетку. Похоже, ей там было уютнее, чем рядом с потерявшим сознание врачом.

Альбина опустилась на колени. Пульс на сонной артерии едва прощупывался. Андрей не в коме, но в предшествующем ей состоянии, так называемой станции. Что делать? С прошлого раза девушка помнила, что реанимация бессильна. Андрей очнется, только если захочет этого сам.

Что делать?

Из коридора донесся стук тяжелых туфель старшей медсестры Натальи Борисовны. Альбина в отчаянии потрясла своего куратора за плечи:

— Андрей Андреевич, ну что же вы! Очнитесь!

6

Андрей проваливался в темноту.

По крайней мере, так ему казалось поначалу. Уже потом стало ясно, что падения нет, просто он быстро спускался по лестнице, ведущей под землю. И лестница привела его в обитель тьмы и холода. На станцию, где сегодня творилось что-то неладное.

Пол и стены едва заметно вздрагивали от толчков непонятной природы. Откуда-то сверху сыпался песок. Андрей сошел с лестницы, сделал несколько шагов по мраморному полу, когда из-под него донесся могучий глубинный удар. Зал тряхнуло. Качнулись стены. Где-то в темноте звонко лопнула кладка. Над головой раздался пронзительный скрежет, до смерти перепугавший Андрея. Он живо представил, как обрушившийся потолок погребает его под обломками в этом неуютном зале, по которому временами гуляет чудовище.

Стоило о нем подумать, как глаза наткнулись на жуткую, косматую фигуру неподалеку от перрона. Из разрушенного окна в потолке на нее падал свет, и Андрей впервые разглядел Стража. И содрогнулся от омерзения.

Посреди вздрагивающего зала сидел мертвец в истлевшей одежде и с длинными свалявшимися волосами (именно их Андрей раньше принимал за космы, а невероятно отросшие ногти на пальцах — за когти). Рука мертвеца сжимала кусок сырого мяса, скорее всего человечины. Под сводами подземелья раздавалось смачное чавканье.

«Господи Иисусе!» — подумал Андрей.

Он даже не представлял, что в его голове сидит такая гадость. Именно в его, ни в чьей другой, ведь станция спиритического метрополитена является частью подсознания доктора Ильина.

Мертвец прекратил свою страшную трапезу. По-звериному поднял голову, что-то почуяв. Взгляд желтых, горящих ненавистью глаз впился в Андрея.

Ужас сдавил сердце. Возникло желание немедленно спрятаться, сбежать, а лучше всего — очнуться. Что угодно, только бы оказаться вне поля зрения плотоядных глаз.

Страж заворочался, поднимаясь на ноги. Распрямился во весь баскетбольный рост. Запястье правой руки прошлось по треснувшим губам, смахивая кровь. Андрей смотрел на него и не мог сдвинуться с места. Тело отказалось, подчиняться. Но, может, тварь не заметит? Может, пронесет?

Мертвец сделал шаг… второй… и вырос прямо перед Андреем — так быстро, что тот не успел опомниться. Казалось, что их разделяет приличное расстояние, что еще есть время подумать, но Страж преодолел это расстояние неуловимо быстро, словно телепортировался. Только тогда Андрей увидел, что стоит во тьме. Он забыл предупреждение отца Кирилла и сошел с тропы света!

От косматой фигуры дохнуло замогильным холодом. К Андрею наклонилась голова, облепленная волосами, не позволяющими рассмотреть лицо, чему Ильин только обрадовался. Он не хотел глядеть в это лицо. Ему казалось, что там собраны все страхи, которые только существуют во тьме. Стоит взглянуть на него — и к тебе явится смерть.

Страж поднял руку и мертвой хваткой взял Андрея за плечо.

— Привет! — произнес он хрипящим голосом из глубины покрытого волосами и тенью лица. — Куда намылился, доктор-врач?

Сердце, бьющееся на пределе, едва не разорвалось от открытия, что мертвец разговаривает.

— Кто ты? — пролепетал Андрей обессилевшим языком.

Вместо ответа мертвец с силой поволок его куда-то в глубину зала. Андрей пытался упираться, но это было невозможно.

— Нет, нет, нет! — умоляюще закричал он.

Перед глазами прошелся длинный коготь медведя-гризли. На его конце темнела кровь, оставшаяся после недавней трапезы. У него все ногти были заляпаны кровью.

— Больше не будешь здесь шастать… и по равнине тоже… У меня есть для тебя местечко, где ты останешься навсегда! — Последнюю фразу монстр сновидения произнес с отчаянной злобой.

Новый могучий удар прокатился под полом.

Зал подпрыгнул. Мертвец покачнулся, расставив руки, чтобы не потерять равновесие. И на секунду отпустил Андрея.

Невзирая на хаос в мыслях и физиологический ужас, доктор Ильин четко уяснил, что другого шанса не будет. Оттолкнувшись от пола, он бросился прочь от страшной фигуры. Юркнул в проем, взбежал по лестнице и вылетел через дверь. А в следующую секунду он уже находился в руках Альбины Багаевой.

7

— Слава богу! — выдохнула девушка.

Испуганными глазами Андрей таращился на потолок. На напряженном лбу собрались морщины, дыхание частое, словно он пробежал стометровку. Альбина провела ладонью по его волосам, отчего морщины на лбу разгладились.

Он шевельнулся. Протянул руку и ухватился за кушетку, пытаясь встать.

— Вам не надо бы… — предупредила девушка, но он не послушал. Оперся на ее плечо и поднялся на дрожащие ноги.

В этот момент распахнулась дверь, и в смотровую влетела Наталья Борисовна — хмурая, сосредоточенная, готовая к любым неожиданностям, к которым ее приучила работа старшей медсестрой отделения. Влетела — и застыла на пороге, подозрительно оглядывая присутствующих.

Наталья Борисовна не увидела ничего вызывающего. В палате находились врач, его ординатор и больная — самая обычная картина. Вот только больная перепугана насмерть (по лицу видно, что кричала именно она), Андрей Ильин бледный как творог и держится за стену, а молодая девушка, ординатор второго года, вообще стоит на коленях. В воображении старшей медсестры нарисовалась не очень привлекательная картина.

Она деловито кашлянула.

— Здесь кто-то кричал, — произнесла Наталья Борисовна. — Что случилось?

Альбина взглянула на Андрея, но он молчал, потрясенно взирая куда-то мимо старшей медсестры. Молчать было нельзя, девушка это понимала. Нужно что-то ответить, иначе к вечеру по отделению пойдут черт знает какие слухи, медсестрам только дай повод. Но что же придумать?

— Эта женщина… увидела мышь, — нашлась Багаева.

Дородная пациентка ошеломленно уставилась на ординатора.

— Мышь? — переспросила Наталья Борисовна.

— Да, — кивнула Альбина.

Старшая обеими руками задумчиво поправила шапочку.

— Уборщица говорила мне, что выметала мышиный помет из учебной комнаты, но я не поверила. Неужели мыши? Сколько лет у нас не было мышей, и вот на тебе! Что скажете, Андрей Андреевич?

— Непорядок, — изрек Андрей. Голос его звучал поразительно хладнокровно. Альбина не могла поверить, что еще несколько секунд назад он валялся на полу без сознания.

— Мне позвонить в санэпидемслужбу? — уточнила старшая.

— Позвоните, — разрешил он.

Наталья Борисовна потопталась в проеме, но в смотровой ей больше было нечего делать, и она вышла в коридор, аккуратно затворив дверь. Спустя секунду послышались ее удаляющиеся шаги.

— Андрей Андреевич… — начала Альбина, но он оборвал ее шепотом:

— Я сейчас опять упаду.

8

В себя он приходил в бельевой, которую Альбина заперла на ключ, позаимствованный у санитарок. Лежал на тюках с чистыми пижамами — ноги совсем не держали. Темнота в голове развеялась, но осталось легкое оглушение, словно его огрели дубиной, обернутой поролоном.

Багаева пришла через час. Он с трудом оторвал голову от мешка, пахнущего хлоркой, и обнаружил, что девушка явилась не одна. С ней пришла Ольга Савинская.

— А ты здесь откуда? — выдавил он из себя.

— От верблюда.

— Я ей ничего не говорила, — предупредила Багаева, передавая упаковку аспирина и бутылочку с водой.

— Людям с головой на плечах не надо говорить, они все понимают сами, — ответила Савинская. — Я зашла поболтать с Маринкой, когда услышала крик, такой крик, что мертвого подымет… Только не надо мне рассказывать про мышей! Что случилось?

Андрей проглотил три таблетки аспирина, отхлебнул из бутылочки.

— Последние дни меня мучают головокружения. В смотровой они закончились обмороком. И я угодил на подземную станцию, представляете!

— Как весело, — недовольно произнесла Савинская. — Когда у тебя томография?

Андрей без сил уронил голову на тюк:

— Завтра.

Ольга приблизилась к нему:

— Андрей, в прошлый раз я уже говорила: то, что с тобой происходит, не игрушки. Ты болен. Ты настолько болен, что даже не осознаешь этого. Тебе нужно прекратить свои эксперименты.

— Оль, послушай…

— Нет, это ты послушай! — повысила голос Савинская. — Думаешь, нам нравится смотреть, как ты убиваешь себя? Головокружение, обморок, кома… Знаешь, чего я больше всего боюсь? Знаешь?! — Она грозно склонилась над ним. — Что однажды, когда я буду на смене, раздастся звонок. И это будет Людочка из приемного, которая скажет, что тебя опять привезли. Как тогда… — В ее глазах блеснули слезы. — Я ведь думала, ты в отделении. Не поверила, когда она сказала, что Андрея Ильина сбила машина. Не поверила даже, когда тебя привезли в реанимацию, потому что это был не ты!.. И до сих пор это не ты!

Она смахнула капли с ресниц.

— Так вот, я тебе не позволю гробить себя. Завтра пройдешь томографию. И я проверю — прошел ли, специально позвоню Новикову. Если будешь темнить, все расскажу твоему завотделением.

— Мне может потребоваться твоя помощь.

— В чем?

Андрей не ответил.

— Если эта помощь касается работы, то никаких проблем. Но если это что-то связанное с изощренными способами самоубийства, которые ты практикуешь последнее время… я тебя первая прибью!

— Что ж, спасибо на этом.

— Да иди ты! — в сердцах воскликнула Ольга, рывком распахнула дверь и вышла из бельевой.

Андрей тяжело поднялся и устроился в сидячем положении. На помощь Савинской можно не рассчитывать. Жаль.

Рядом тихонько пристроилась Альбина.

— Тоже уйдешь от меня?

— Нет, — ответила она.

— Слава богу.

Они помолчали.

— Будете проводить эксперимент этой ночью?

— Без сомнений. Зря, что ли, я выклянчил орексин у Кривокрасова?

— Вам нельзя делать это одному, — серьезно сказала она. — Ольга Владимировна права, это очень опасно. Я думаю, вам нужен помощник, который следил бы за вашим состоянием во время сна. Если вы не против, то я могла бы стать таким помощником… Посижу рядом, понаблюдаю. Андрей Андреевич, позвольте это сделать! Мне очень хочется помочь.

Андрей был настолько измотан, что даже не обрадовался неожиданному разрешению проблемы, хотя произошло то, на что он не смел надеяться.

— А твой парень ревновать не будет?

— Мой парень? Переживет как-нибудь. Скажу, что дежурю в отделении. По сути, так и будет.

Он нахмурил брови, изображая Кривокрасова:

— Только учти, максимум, что я тебе позволю, — упоминание в конце статьи.

Она засмеялась.

— Расскажите, что вам снилось в последний раз, — попросила она. — Мне очень хочется знать!

Андрей вдруг помрачнел, вспомнив:

— Там мертвец в подземном зале.

— Кто? — Альбина перестала улыбаться.

— Мертвец. Очень страшный. Ты даже представить себе не можешь. Он пытался оставить меня в коме.

Глава четвертая МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЛИ В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ

1

Если на свете существовала удивительная волшебная страна, то Элли очутилась именно в ней. Измотанная утренними событиями, девочка плелась по тротуарам, сжимая в одной руке куклу, в другой шоколадный батончик, и каждая открывающаяся частичка города поражала ее с неослабевающей силой.

Огромные белые дома уходили в небо. Улицы были широкими, просторными и чистыми. Вдоль улиц росли пальмы и деревья, усыпанные абрикосами, орехами, каштанами. Катящиеся по улицам автомобили были большими и сверкающими. Многие из них очарованная Элли увидела впервые, поэтому они показались ей странными. Люди здесь в большинстве своем одевались красиво и выглядели беззаботными. Они приветливо улыбались друг другу, а если останавливались, то заводили оживленный разговор.

Все это имело разительный контраст с родным городком, в котором Элли провела всю свою жизнь, не высовывая носа из крохотной квартиры мачехи. Дома там были низкими, а улицы тесными и замусоренными. Автомобили по ним ездили старые, с ржавчиной на дверях и колесных дисках. Люди одевались намного беднее, были раздражены и постоянно искали, где бы раздобыть денег.

Элли шла по Рио и разглядывала город ошалелыми глазами. Циклопическую чашу стадиона «Маракана». Зеленый ковер лесопарка Тижука, раскинувшегося на холмах посреди города. Футуристические небоскребы центра и проспекты. Витрины роскошных магазинов и рестораны. Заливы с белыми парусами яхт. Громадные пилоны многокилометрового моста Нитерой, протянувшегося на другую сторону бухты Гуанабара. Девочка никогда в жизни не видела ничего подобного и сомневалась, что увидит когда-либо еще.

На бесконечном городском пляже под солнцем лежали сотни загорелых тел. Элли нерешительно остановилась на границе, за которой тротуар превращался в песок. Ей хотелось зайти в воду, погладить набегающую волну, наступить на пену. Плавать она не умела. В Барбасене неподалеку от их дома находился пруд, где купались дети и иногда взрослые, но Мария-Луиза не водила туда девочку. Поэтому Элли очень хотела зайти в морскую воду… только ее смущали люди на пляже. Вдруг кто-то скажет, что здесь нельзя находиться посторонним? Она умрет со стыда.

Когда она двинулась от пляжа, так и не дотронувшись до воды, взору открылось нечто потрясающее, чего Элли раньше не замечала. Высоко в небесах, на вершине зеленого холма, вытянулась статуя. С расстояния она казалась небольшой, но девочка знала, что это не так. Бог раскинул руки над городом, словно держал его в своих объятиях, а может, под своим покровительством. Последнее показалось Элли ближе к истине.

При виде далекой фигуры она вдруг ощутила страх где-то в темечке. Он странным образом напомнил тот страх, который вызвала в ней подпрыгивающая в руках кукла. Элли не понимала связи между могущественной фигурой и необычной игрушкой, но была уверена, что она существует.

К слову сказать, после встречи с двоими опасными незнакомцами Элли часто пыталась заговорить со своей куклой. Когда она больше не могла идти, то присаживалась на кромку тротуара, вытягивала уставшие ноги и, положив на них спутницу, задавала вопросы. Осторожно (ответы куклы пугали), Элли спрашивала только важные вещи. Что ей делать? Куда идти дальше? Как вернуться домой?

Кукла молчала.

Она не подала ни единого знака с тех пор, как девочка сбежала от незнакомцев из пикапа. И Элли решила, что время для ответов пока не пришло. Когда будет нужно, кукла даст знать… Умом девочка это понимала, но все равно каждый час, присев на скамейку или бордюрный камень, вежливо задавала кукле вопросы. Проходящие мимо взрослые трогательно улыбались: девочка, играющая с куклой, — что может быть естественнее и милее! Никто из них понятия не имел, какие могущественные силы таились в обычной игрушке. Никто, кроме Элли.

От шоколадного батончика, порядком растаявшего на жаре, осталась только половина. Во время каждого привала Элли откусывала от него небольшой кусочек, который разбавляла хлебным мякишем. В результате голод ее не беспокоил. Поев сама, она обязательно угощала мякишем куклу. Маленькая спутница путешествовала вместе с ней и тоже испытывала голод. Девочка подносила мякиш к пластмассовым губкам, изображала чавканье, затем незаметно выбрасывала макиш на асфальт, будто кукла съела хлеб. Воду они пили из поливочных кранов, которые в обилии торчали возле газонов. Иногда к ним был приделан шланг, из которого человек в резиновом фартуке поливал кусты и траву. В этом случае Элли и кукла искали другие краны.

К вечеру, когда Элли пресытилась впечатлениями, незаметно, как прилив, накатила тоска. Каким бы прекрасным ни был новый мир — хотелось домой, к Марии-Луизе… Хотя, сказать по правде, хотелось даже не этого. Элли любила свою мачеху, потому что любить ей больше было некого, но в ответ она желала получать не только побои и ругань. Девочка мечтала вернуться в дом, который волшебным образом преобразится. Туда, где она будет желанной, где ее будут любить так же сильно, как в других семьях родители любят своих детей. Но, похоже, на планете Земля такого места не существовало, и скудные надежды Элли были связаны исключительно с родной Барбасеной.

Впрочем, глядя на статую бога, Элли казалось, что огромный вдохновляющий город может подарить все, чего ей не хватает.

2

Вечерний город за спиной Бычка светился огнями. Где-то там по улицам слонялась девчонка, которую они упустили. Он стоял возле окна, низко опустив голову, боясь смотреть в глаза боссу. Лусио сидел в своем излюбленном кресле, широко расставив ноги, слегка морщась, словно от головной боли. Телевизор на этот раз был выключен. Вместо него изображением и звуком являлся Гуго, потрепанный, со сломанным носом, но не потерявший ни грамма самоуверенности. Расхаживая из конца в конец комнаты, он объяснялся перед шефом, говорил много, очень много, еще больше жестикулировал. Его правое запястье перетягивал бит.

— Лусио, амиго, ты пойми, так получилась! — гнусавил колумбиец. — Девчонка вдруг чесанула от нас, я и глазом не успел моргнуть. Это мачеха виновата, не подвела к нам девчонку, как было условлено. Она… я ей глотку перегрызу, поверь мне! Я отправлюсь в эту долбаную Барбасену и порежу на части эту сучку. А еще этот… — Он ткнул пальцем в направлении Бычка. — Вместо того чтобы броситься за девчонкой, стоял и хлопал хлебалом. Будь я на его месте, то сразу бы за ней двинул, но я находился в кабине.

Бычок изумленно поднял голову, глядя на сдавшего его напарника.

— Так и было? — негромко спросил Лусио у крепыша.

— Я… Лусио, послушай… я не думал…

— А надо было! — усмехнулся Гуго. — Послушай, Лусио, амиго, я ведь сразу поехал за ней. Сразу же. Ей было не сбежать от меня, ты же меня знаешь! Я бы сразу взял ее…

— Но не взял, — вставил gerente.

— Мы прокололи колесо. Какой-то идиот рассыпал гвозди посреди дороги. Сука! Я его найду… О амиго, даже не беспокойся! Вообще об этом забудь — положись на своего старого друга. Я весь город на уши поставлю. Все начнут ее искать! Девчонка не могла далеко уйти. Ты глазом не успеешь моргнуть, как мы найдем ее, обещаю тебе.

— Почему она ушла во второй раз? — спросил Лусио.

Колумбиец сощурился, быстро соображая.

— Девчонка хитра как сатана. Она вела себя словно взрослая, подтверди, Бычок… Но теперь я ее знаю, теперь она меня не проведет! Она отправилась в город, ее могли видеть многие дилеры. Она сейчас бродит по улицам, я мигом ее найду, дай только срок!

— Хочешь срок? — сказал Лусио, повышая голос — Так это не проблема. Твой фоторобот красуется во всех полицейских участках. Тебе очень повезло, что ты сейчас на свободе. Но все может разом перемениться. И перо отыщется. И свидетели из школы самбы вспомнят твою колумбийскую физиономию.

— Нет… — Гуго заискивающе засмеялся. — Лусио, я тебе точно говорю, что найду ее. Я…

— Гуго, вы облажались. Серьезно облажались. Оба.

Стоящий у окна Бычок нервно сглотнул. Гуго продолжал улыбаться.

— Я просил сделать простую вещь, — продолжал Лусио, — позвонить мне, если что-то пойдет не так.

— Лусио, брат, ну как ты не поймешь! Мы могли сразу взять ее!

— Но не взяли.

Выстрел грянул резко. От неожиданности Бычок едва не вывалился в распахнутое окно.

Гуго рухнул на спину, со звонким стуком ударившись затылком об пол. Руки разлетелись в стороны, словно у Христа, стоящего над городом. Во лбу темнело отверстие, похожее на третий глаз.

Лусио в кресле не изменил позы, лишь в руке, лежащей на подлокотнике, появился «глок», от ствола поднималась струйка дыма.

Он крепко зажмурился и напрягся всем телом, ожидая наказания — неизбежного и такого же мгновенного, как его выстрел. Сколько Лусио ни убеждал себя, что ничего не произойдет, в нем все равно вырастал этот страх и в одно мгновение заполнял все тело…

Небеса опять остались безмолвными. На голову не обрушились ни молнии, ни огненный столб, ни кара, покрывающая кожу уродливыми язвами. В который раз убийство сошло ему с рук.

Он открыл глаза, прислушиваясь к себе. Пик прошел, страх перед чем-то, что выше и больше него, таял. Возле окна визжала резина. Шлепанец Бычка перекрутился вокруг пальцев на правой ступне, и он, судорожно елозя ногой по половицам, пытался вернуть его в нормальное положение.

Лусио поднял ствол на Бычка. Тот вмиг окаменел, забыв о шлепанце.

— Ты меня слышишь, Бычок?

— Да, — глухо ответил крепыш.

— Нормально слышишь? В ушах не звенит после выстрела?

— Н-нет.

— Хорошо. Я зол на вас обоих. — (Бычка в этот момент словно окатило ледяной водой.) — Очень зол. Вы потеряли девочку, которой нет цены. Вы оба кретины. Правда, ты кретин, который сделал то, о чем я просил…

Глаза Бычка округлились, превратившись в шарики для пинг-понга и ярко белели на смуглом лице. Он и в обычное время не отличался выдающимися умственными способностями, а сейчас и вовсе впал в ступор. Поэтому Лусио не стал вдаваться в пространные объяснения, а только махнул рукой и убрал «глок» под футболку.

— Забери его. — Он мотнул головой в сторону тела. — Отвези туда, где потемнее, и оставь так, чтобы нашли через день или два. Пусть полиция порадуется.

Бычок долго возился с Гуго, теперь своим бывшим напарником. Иногда бросал настороженные взгляды на Лусио, и тот вспомнил, что парень пока не прошел высшую степень посвящения (говоря проще, никого не завалил), хотя в его надежности нельзя сомневаться. Дядя Бычка был известным гангстером, преданным Бейра-Мару. Туповатым, как и его племянник, но преданным.

После того как Бычок загрузил мертвого Гуго в пикап мороженщика и уехал, Лусио несколько минут сидел неподвижно, глядя на лужу крови на полу. Его подчиненные упустили девочку очень некстати, очень. Красавчик думал, что она уже у него. Он подготовил роскошные апартаменты, в которых собирался поселить девочку на неделю или две, чтобы добиться ее доверия, чтобы она не ощущала враждебности. Пока бы Элли лопала мороженое и манго, он не спеша подготовил бы последнее испытание. Он собирался провести нечто вроде ритуала — в каком-нибудь могильнике с зажженными свечами и каббалистическими знаками… И зачем он поперся в Сан-Пауло, где решался вопрос о жалких двухстах тысячах, когда здесь решалась его судьба!

Заниматься пропавшей девочкой совершенно не было времени. Его проблемы с доной Флорестой становились все острее. Она отовсюду вытесняла его людей. Бороться с ней было тяжело, поскольку Сеньора обладала сильными связями в среде бизнесменов, политиков, судей, имела на высоких должностях своих людей в полиции. Лусио слышал, что в молодости она получила медицинское образование и теперь занималась какими-то аферами, связанными с крупными клиниками, правда, никто толком не знал — что это за аферы. В любом случае под ее контролем находились значительные территории города, а сила и влияние были чрезвычайно велики, впрочем, как и всей «Comando Vermelho», которую представляла женщина. Последнее столкновение с ней закончилось потерей крупной партии героина и полдюжины soldados. Красавчика выдавили с только что завоеванной территории и угрожали отобрать другие, находящиеся под его контролем. Ему нужно было думать, что с этим делать, какие решения предложить своему dono. Но все мысли занимала только девочка. Из-за нее он не мог сосредоточиться на других делах. Пришлось их отложить.

Лусио взял телефонную трубку и позвонил нескольким людям: своим gerente и gerente других фавел, входящих в Ти-си. По его просьбе каждый из них позвонил еще полдюжине людей, а те еще полдюжине… Одинокая девочка могла бы раствориться в десятимиллионном городе, но только не в Рио-де-Жанейро. Для людей сведущих его улицы были известны так же хорошо, как закоулки собственной квартиры. Здесь все друг друга знали… ну почти все. Чужаки выявлялись моментально, о маленькой девочке и говорить нечего. Главное — иметь на улицах глазастых людей, а уж они сообщат кому следует. За определенные услуги можно договориться с людьми конкурентов, ну а лавочники, хозяева магазинов, баров и шашлычных сделают все ради сохранения своих заведений в целости — стоит им намекнуть о существовании бутылок с зажигательной смесью.

К одиннадцати часам вечера север Рио поднялся по тревоге. Мальчишки-наблюдатели, дилеры, байкеры, уличные грабители, мошенники всех мастей, работники баров, кафе, мелких лавочек, дворники, водители автобусов. Эта разношерстная армия во все глаза осматривала прилегающие территории в поисках девочки десяти лет, которую зовут Элли и которая бродит по улицам без сопровождения взрослых (отличительные приметы: светлая кожа, красные сандалии и кукла). Поиски были особенно усердными, поскольку за информацию о ее местонахождении Лусио объявил награду десять тысяч реалов.

Поставив на уши половину города, Красавчик предупредил своих людей в полиции, чтобы тоже имели в виду. Когда он положил телефонную трубку, было далеко за полночь.

3

К вечеру Элли устала бродить по улицам. День выдался набитый событиями до предела: кукла, бегство от незнакомцев, сказочный город Рио-де-Жанейро. Пожалуй, никогда в своей жизни она не переживала за один день столько впечатлений: от глубочайшего ужаса до полного восторга. Эмоции измотали девочку не меньше тротуаров, и она стала подумывать, где бы провести ночь.

Когда солнце только начало клониться к закату, к ней подошел чернокожий мальчишка примерно ее возраста. На нем были только шорты и шлепанцы. Не представившись, он начал взахлеб рассказывать, как воровал фрукты с лотка уличного торговца на Капокабане прямо на глазах у полицейских.

— А что такое Капокабана? — осторожно спросила Элли.

Мальчишка моментально забыл о своем рассказе.

— Ты не знаешь, что такое Капокабана? — спросил он, подозрительно косясь на нее. — Откуда ты взялась?

Она поспешно ответила, что, конечно, знает, что такое Капокабана, просто решила пошутить. Элли вдруг почувствовала, что не должна говорить, что попала сюда из другого города и осталась одна. И к вечеру этот случай с мальчишкой только убедил ее в опасениях. Когда зашло солнце, сказочная аура Рио ушла вместе с его лучами. Бетонные джунгли превратились в неприятное и даже опасное место.

Элли видела нищих, от которых воняло за километр, роющихся в мусорных баках. Когда она проходила мимо бизнес-центра, из соседнего квартала донесся грохот разбитой витрины и несколько выстрелов. В Лапа двое мальчишек, возрастом чуть старше ее, выскочили на ходу из автобуса с дамской сумочкой, выдранной из чьих-то пальцев. Но это еще ничего.

После захода солнца на улицах стало больше незнакомцев. Они слонялись без дела, ничего не боясь, оглядывая окрестности жадными нагловатыми взглядами. Незнакомцы искали любую возможность для наживы, искали жертв вроде нее. К тому моменту, когда Гуго взирал на мир третьим глазом, девочка Элли поняла две важные вещи. Нужно срочно где-то приткнуться. И нельзя выдавать, что она потерялась. Стоит заикнуться об этом — ее тут же схватят и утащат туда, где творятся злые дела и обитают самые жуткие кошмары.

В то время как первая информация о ее внешности начала распространяться по преступной паутине улиц — от наркодилеров к продавцам, от сутенеров к проституткам, от главарей к членам банд, — Элли устроилась на газоне под большим розовым кустом. Чуть раньше она обнаружила, что в принципе нет ничего зазорного, чтобы заночевать прямо на тротуаре. Она видела целые семьи, расположившиеся возле дорогих витрин на нагретых дневным солнцем тротуарных камнях; проходившие мимо люди в галстуках и с «дипломатами» не обращали на бездомных никакого внимания. Но Элли постеснялась следовать этому примеру.

Спала она замечательно. Ей приснился большой красочный сон, в котором она очутилась в волшебной стране, где жили маленькие добрые люди, похожие на гномиков. Они ухаживали за девочкой как за своей королевой; подарили ей новое платье и новые сандалии (тоже красные), потом устроили пир на лужайке. Стол ломился от пудингов, кренделей, пирожных, яблок, ананасов, свежих булочек, парного молока, жареного картофеля и запеченного мяса. Элли ела, ела и не могла насытиться. Пока шел пир, вдалеке за деревьями ходила неприятная женщина в черном платье. Она наблюдала за Элли, но потом исчезла. Наверно, так и не дождалась, когда девочка утолит голод…

Разбудило ее солнце, поднявшееся над коробками домов. Его лучи сверлили глаза сквозь опущенные веки. Элли села на газоне, потерла ладошками лицо. Сон придал бодрости. Воспоминания о незнакомцах и опасности, которая ей угрожает в чужом городе, не исчезли, но о них не хотелось думать. А когда пальцы наткнулись на куклу, в душе затеплилась надежда. Может, сегодня ей удастся вернуться домой? Может, кукла как-то это устроит?

Ныло плечо. Стоило им пошевелить, как его простреливала боль. Элли вывернула шею, чтобы осмотреть повреждения. Пальцы Гуго оставили на коже большой расплывшийся синяк. Ничего страшного, это не первый синяк в ее жизни, бывало и хуже. Дня через три он поблекнет, а через неделю сойдет вовсе, ничего страшного.

Взяв куклу под мышку, Элли поплелась к фонтану посреди небольшого сквера. Лавки вокруг него занимали бездомные, но они еще спали, поэтому девочку никто не увидел. Со вчерашнего дня ее мучил вопрос, где бы помыться. Жара стояла невыносимая, нормальный кариоки в такую погоду принимает душ три раза в день, Элли же не мылась двое суток. И вот выход — фонтан, окруженный деревьями и дрыхнущими на лавках бездомными. Он подходил для купания как нельзя лучше.

Она сняла сарафан (от него слегка тянуло потом), сбросила сандалии, положила куклу на парапет и, оставшись в одних трусишках, опустила на скользкое дно сначала ногу, затем другую, потом погрузилась по шею. Вода оказалась холодной, Элли выскочила из нее через секунду и принялась тереть ладошками ребра и худой живот. Надевая сарафан, она ощущала, что купание прибавило сил.

Употребив на завтрак остаток шоколадного батончика, Элли продолжила бесцельные блуждания по кварталам. К тому времени когда улицы заполнились людьми, девочка вновь задумалась над своей главной проблемой. Как вернуться домой?

На автобус в Барбасену не было денег. Но даже если бы и были, Элли не отважилась бы купить билет. Наверняка ей скажут, что маленьким детям билеты не продают. К тому же она понятия не имела, где в этом бесконечном городе находится нужный автобус.

В общем, она опять не знала, что делать, и продолжала бродить по улицам, не замеченная осведомителями Лусио, большинство из которых предпочитали спать до обеда. Выход из ситуации нашелся только к вечеру, когда она повстречала Фабиану. Но сначала Элли все-таки напоролась на человека, горячо желающего заполучить десять тысяч реалов.

4

Все началось с того, что девочка оказалась возле забора, которым был огорожен небольшой пустырь посреди квартала. Она еще издали заметила, что дощатая поверхность облеплена листками, не похожими на объявления или рекламу. Они тянулись на добрые два десятка метров, и девочке захотелось разобраться в их назначении. Элли перешла дорогу. И едва взглянула на листки вблизи, как у нее похолодело сердце.

На некрашеных досках торчало около сотни объявлении о пропаже детей — написанных от руки, распечатанных на принтере, с приклеенной черно-белой или цветной фотографией. Многие висели давно и порядком выцвели от солнца. На девочку смотрели сотни невинных глаз.

Надписи под объявлениями походили одна на другую: «Санчес (Мария, Жан, Клаудио, Камила) пропал (пропала) в июле (сентябре, апреле, зимой, очень давно) возле дома (школы, пляжа, спортивной площадки). Если вы где-нибудь видели этого мальчика (эту девочку, нашего сына, нашу любимую доченьку!), пожалуйста, позвоните нам (позвоните нам, позвоните нам, ПОЗВОНИТЕ НАМ!)»

Страшнее всего было то, что дети улыбались — радостно, мило, с надеждой. Улыбались так, словно по-прежнему живут в своих семьях, где их ждет счастливое и безмятежное будущее. Только, глядя на забор, было совершенно очевидно, что у них нет будущего. Эти дети бесследно сгинули на улицах Рио. И Элли отлично знала, кто в этом виноват. Она ни капельки не сомневалась, что каждый из этих детей похищен незнакомцами.

От вида бесчисленных мальчиков и девочек, глядящих с фотографий, стало невыносимо горько, и Элли заплакала. Она была одной из них, только ее фотографии здесь нет, потому что некому дать объявление о ее пропаже. Осознав свое беспросветное одиночество, она заплакала еще сильнее и горше.

— Девочка! Эй, девочка! — раздался вкрадчивый голос.

Элли зажмурилась, вытерла слезы и скосила глаза, пытаясь определить, ее ли это зовут.

Конец забора упирался в двухэтажное здание, на углу которого чернел вход под вывеской «Кафе „Соленый петух“ и неоновым изображением птицы. Неподалеку от входа стоял человек, — впрочем, человеком назвать его было сложно. Скорее, человечком. Худой как спичка, с зализанными назад черными волосами и платком вокруг шеи. Брюки со стрелками, ботинки блестели. Руки находились в постоянном движении, глаза беспокойно бегали, голова крутилась по сторонам. Он выглядел настолько смешно, что Элли забыла про объявления с пропавшими детьми.

Человечек смотрел на нее.

— Девочка, — сказал он вежливо, — почему ты плачешь?

Она вытерла слезы и отвернулась, стесняясь ответить. Человечек был незнакомцем. Впрочем, в нем не ощущалось ужаса, который присутствовал в настоящих, махровых незнакомцах вроде двоих типов из пикапа.

— Почему ты плачешь, сладенькая? — Человечек приблизился. — Ты знаешь, что слезы вредны для здоровья?

У Элли вырвался смешок. Она не собиралась смеяться, но получилось само собой.

— Что смешного? — обиделся человечек. — Между прочим, отрицательные эмоции так же вредны для организма, как алкоголь, табак и наркотики. Да! Если хочешь дожить до ста лет, нужно заботиться о себе. Нельзя позволять вредным привычкам эксплуатировать свое тело. Посмотри на меня. Ну посмотри!

Элли осторожно оглядела щуплую фигуру. Руки и подбородок человечка не прекращали загадочного танца. Определенно, он непохож на незнакомца. Он похож на оживший манекен, не знающий, как управлять своим телом. Элли так и назвала его — Манекеником.

— Смотри! — сказал Манекеник, манерно показывая на себя. — Мне уже тридцать пять, но я тщательно слежу за организмом, поэтому у меня прекрасное здоровье. Оно позволит мне прожить до ста лет. Вот увидишь!

Последняя фраза вновь рассмешила Элли, но девочка сжала губы, не позволив им изогнуться, только грудь несколько раз дернулась. Человечек совсем не пугал ее. Напротив, он был забавным. Только ей не нравилось, как он смотрел на нее, но Элли решила не обращать внимания на эту мелочь.

Манекеник улыбнулся, обнажив великолепные, ровные зубы. Сразу видно, что они являлись частью организма, о котором следовало заботиться.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он. — Здесь неподходящее место для маленьких девочек.

Элли молчала. Она не могла заставить рот открыться, пусть стоящий перед ней человек в кои-то веки не пугал ее.

— Я хороший. Не бойся меня. — Он случайно коснулся забора и отдернул руку, брезгливо сморщившись. Из кармана возник платок, которым Манекеник тщательно протер ладони. — Эти микробы хуже всего. Они такие маленькие, что их не разглядеть. Проникают в тебя и наносят вред организму… Так что ты здесь делаешь? Как тебя зовут? Ты случайно не потерялась?

Элли уставилась на него широко распахнутыми, доверчивыми глазами. Он улыбался совсем не так противно, как незнакомцы из пикапа, и девочке захотелось рассказать ему о всех бедах и несчастьях. Ей захотелось выложить ему все, что с ней произошло. Она так устала быть одна! От шоколадки остался только призрачный вкус во рту, и снова хотелось есть. Ныло плечо, а на душе было противно. Ей нужна помощь. Нужен кто-то, кто возьмет за руку и отведет к автобусу на Барбасену, купит билет и посадит в кресло, указанное в билете. Смешной человечек, которого она назвала Манекеником, возможно, согласится ей помочь. Почему нет?

Она уже собиралась кивнуть, что означало бы: «Да-да, я потерялась! Помогите мне! Помогите, ради бога!» — настоящий вопль для Элли. И подбородок девочки уже пошел вниз, когда случилось то, о чем она позабыла.

Кукла вновь ожила.

Глава пятая О ПОЛЬЗЕ ГЛАЗ

1

Доработав остаток дня, Андрей вернулся домой. После происшествия в смотровой кружилась голова и слегка тошнило. Симптомы были вполне конкретными, но Андрей решил дождаться завтрашнего утра. Завтра томография, она все расставит по своим местам. А сегодня ему некогда заниматься этой ерундой, у него другие планы.

Он пообещал встретить Альбину возле метро. Без пятнадцати восемь перед выходом из дома Андрей оглядел квартиру. Несмотря на вчерашнюю уборку, жилище выглядело жалким. Логово одиночки. Мебель из прошлого века, стопки книг на полу, стены без картин и фотографий… Зачем он думает об этом? Зачем он думает о квартире так, будто позвал девушку не для научного эксперимента, а для соблазнения? Нужно выбросить из головы посторонние мысли.

Но выбросить не получилось.

Направляясь к метро, Андрей машинально купил розу. Путь проходил мимо цветочного ларька, и, занятый мыслями, он лишь обнаружил, что ларек остался позади, а у него в руке длиннющий колючий стебель, заканчивающийся дивным цветком. Интересно, как цветок будет смотреться на фоне волос девушки?

Альбина поднялась из подземного перехода метро ровно в восемь. На ней были узкие джинсы, неброский обтягивающий джемпер, через плечо перекинута спортивная сумка. Все правильно, приготовилась к работе, это он готовился непонятно к чему… Несмотря на простую одежду и рабочее настроение, девушка была удивительно хороша! Молодая, дышащая свежестью, уверенная в себе.

На фоне черного бархата волос роза смотрелась роскошно. Когда он дарил цветок, Альбина сначала отнекивалась, но потом взяла.

В подъезде, поднимаясь по лестнице, они столкнулись с соседкой Андрея, выносившей мусор. Та сделала вид, что не узнала врача из шестьдесят седьмой. Ход ее мыслей угадывался без труда: вечер, молодая девушка, роза… Ему захотелось догнать бабу Надю и объяснить, что она видела не то, о чем подумала. Но соседка уже вышла на улицу, и бежать за ней было пустой затеей. Да какая, собственно, разница! Пусть думает что хочет.

Пока он заваривал кофе на кухне, Альбина прошлась по квартире в его тапках, размера на четыре больше, чем ей нужно.

— А вы серьезно подготовились, — сказала она, разглядывая огромную карту Рио над столом в спальне.

— Проходи в гостиную! — позвал он.

Когда девушка вошла, Андрей двигал на середину комнаты круглый стол на гнутых ножках. Он усадил Альбину, подал кофе в маленькой чашечке, себе налил молока в высокий стакан. Упаковку со снотворным положил в центр стола (видимо, чтобы обозначить тему беседы). Опустился на стул напротив девушки.

Часы на стене показывали половину девятого. Андрей собирался изложить Альбине свой план, в половине десятого принять орексин и в десять вырубиться как артиллерийская лошадь.

— Думаю, — сказал он, — нет необходимости следить за мной всю ночь. Можешь поспать здесь на диване, простыни я пока не нашел, но найду — мама их куда-то запихнула. В ванной есть чистое полотенце и зубная щетка…

— Щетку я взяла.

— Хорошо… Еще раз хочу повторить. Я не знаю, чем все закончится, достигнем ли мы результата сегодняшней ночью. Возможно, этот эксперимент вообще не нужен никому, кроме меня. Поэтому если у тебя есть более важные дела, ты можешь прямо сейчас встать и уйти.

— Ни за что! — сказала она, иронично улыбаясь. — Разве можно уйти посреди сеанса хорошего фильма?

2

— Давай сначала разберем, что мы знаем, а потом, что с этим делать, — произнес Андрей. — Итак, в моем пограничном сновидении существуют три объекта, в назначении которых нужно четко разобраться. Во-первых, это станция, через которую я выхожу из тела. Во-вторых, электричка, которая несет меня на другой конец света. И в-третьих, равнина со статуями и цветами.

Багаева внимательно слушала.

— Станция за дверью, — произнес Андрей. — Монолит в меняющемся аморфном мире сновидения. Я думаю, что это визуальный образ особого участка мозга, расположенного в правом полушарии. Вероятно, одна из древних зон, которые считаются не используемыми современным человеком. При проведении прежних исследований я заметил, что дверь, ведущая на станцию, появляется не только в моих снах. Этот особый участок мозга имеют многие люди. Но лишь я получил от него сверхспособности. Доступ за дверь открыт только мне. Видимо, повезло.

Он потер лоб.

— Эта станция служит отправной точкой для очень необычного путешествия — путешествия за пределы тела. Некий механизм, являющийся в образе пригородной электрички, выхватывает мое сознание из плоти и уносит в особую область. Можешь называть эту область «тем светом», но мне больше нравится название верхний мир.

— Мне тоже, — произнесла Альбина.

— Когда я выхожу из тела, на ЭЭГ исчезает электрическая активность мозга. Наступает состояние, свойственное коме или смерти. На первый взгляд мое сознание полностью теряет связь со своими мускулами и рецепторами. Если квартиру охватит огонь, я этого даже не замечу… Однако эксперимент на Столе позволил установить одну интересную особенность. Позже я остановлюсь на ней подробнее.

Он отпил молока из стакана, стер белый след с верхней губы.

— Электричка прибывает на необъятную равнину, усыпанную цветами. Один из этих цветов — фиалка, прикосновение к которой переносит меня в девочку. Сегодняшним утром я вспомнил, что в прошлом сне прикасался не только к ней, но и к кусту старого шалфея. И знаешь, что произошло? Я оказался в другом человеке! Не в девочке.

— То есть все эти цветы на поле… через них можно заглядывать внутрь людей?

— Да! — с жаром ответил Андрей. — Это поле нечто вроде центра управления людьми. Кто его хозяин и где он находится в настоящий момент — мне неведомо. Но я подумал вот о чем. Возможно, эта равнина — то самое информационное поле, о котором говорят спиритологи всех мастей. Матрица, невидимыми нитями связанная с головами всех людей на Земле, где собираются важнейшие человеческие знания. Это коллективная память, к которой наш разум обращается в сновидениях. Возможно, именно оттуда мы получаем прозрения, откровения и открытия. Очень схожа трактовка по Юнгу. В его терминологии это поле — коллективное бессознательное, откуда проистекают наши сокровенные желания и неосознанные поступки. Если выражаться образно, то обычные люди только заглядывают сквозь щелочку приоткрытой двери в комнату, откуда исходит волшебное сияние. Я же нашел путь в центр комнаты и в центр шара, испускающего это сияние.

— Если вы докажете существование такой области, это будет потрясающим открытием… — Альбина загадочно сверкнула глазами. — А вы можете проникнуть, допустим, в меня?

Андрей задумчиво почесал шрам:

— Не знаю. Мне кажется, что для этого нужно отправиться в глубь равнины. Куда? Понятия не имею. Чтобы найти конкретного человека, нужно знать точные координаты его цветка в верхнем мире. В принципе некие символы, возведенные в нашей реальности, находят там свое отражение. В них можно ориентироваться как на географической карте. Пока я знаю только одно отражение: статую Иисуса Христа в… — короткий взгляд на запястье, — Рио-де-Жанейро. Но даже эта информация не позволяет мне отыскать в городе, допустим, Ромарио или Пауло Коэльо. Людей означают цветы, и фамилии владельцев на них не написаны. Поэтому, за исключением фиалки, я понятия не имею, в кого попаду, дотронувшись до того или иного цветка.

Альбина задумалась.

— Растения и цветы обладают глубокой символикой, характеризующей основное качество человека, — сказала она. — Многие считают это ерундой, но символика сохранилась в течение многих веков. Вполне возможно, что она просочилась из недр коллективного бессознательного, с той самой равнины, о которой вы рассказываете. Вы упоминали… шалфей, правильно? Насколько я помню, этот цветок обозначает добродетели. В качестве других примеров: орхидея — красавица, зверобой — враждебность, гвоздика — непорочность…

— А что означает фиалка? — спросил он.

— Не помню. Но у меня на работе лежит книга.

— Мне бы не помешала.

— Завтра же покажу.

— Спасибо. Так, что теперь нам нужно? Все эти предположения, конечно, страшно интригуют, но мне доподлинно известно, что в большом городе потерялась маленькая фиалка. Более того, за девочкой кто-то охотится, и я не могу оставить это просто так. Чтобы ей помочь, необходимо знать ее имя и улицу, где она находится в настоящий момент. Проблема в том, что если имя я могу запомнить, то названия улиц держатся в моей голове как вода в решете. Как вытащить эту информацию из комы? И тут я вспомнил, что сомнограф регистрировал движение зрачков, когда я находился вне тела. Улавливаешь? Зрачки двигались, словно я продолжал пребывать в обычном БДГ-сне! Этот феномен совершенно необъясним с научной точки зрения, но он единственное, что связывает тело и отделившееся от него сознание!

— Тело и сознание остаются связанными астральной нитью. Поэтому вы каждый раз возвращаетесь назад.

— Возможно, это так. Но что ты думаешь о движении глаз?

— В середине семидесятых годов прошлого века Стивен Лаберж в Станфорде доказал существование не полностью выключенного сознания во время сна, подав заранее условленный сигнал глазами. В БДГ-периоде сна все костные мышцы блокируются, но только глазные остаются активными… Вы хотите сказать, что подадите из комы сигнал глазными яблоками?

— Я скажу название улицы, а ты его примешь. Вот для чего мне нужна твоя помощь.

— Скажете? Каким образом?

— Азбука Морзе. Я буду двигать зрачками вверх-вниз. Быстрое движение — точка, — тире. Вот так.

И он исполнил классический SOS, до жути напоминая одержимого бесами.

— Ты запишешь последовательность сигналов в тетрадку, — продолжал Андрей. — Даже две-три первые буквы в названии улицы дадут невероятно много для поисков девочки. Я разработал схему. Вот послушай. Когда я окажусь в обычном сновидении, передам три тире. Три. Затем я войду в дверь и из электрички передам еще три тире. Наконец, оказавшись в девочке, покажу сигнал SOS, который ты только что видела. Сделать это там наверняка будет сложно. Но я попытаюсь. Я не собираюсь сразу выдать тебе полтетрадки информации. Пока наша задача — проверить работоспособность канала передачи. Когда ты получишь последний сигнал, можешь поспать. Будильник я завел на шесть.

Он протянул ей моток лейкопластыря.

— Это чтобы видеть движение глаз. Приподними мне веки, когда я усну.

Альбина надела моток на указательный палец, слегка покрутила.

— Было бы неплохо проделать это в сомнологическом кабинете, — сказала она.

— Савинская ключа не даст. Ничего, мы справимся и здесь.

Часы показывали половину десятого. Андрей достал из оранжевой коробки пластину с капсулами, выдавил две штуки на ладонь, бросил в рот и запил молоком.

— А как же мертвец, который напугал вас?

Андрей улыбнулся уголком рта:

— Для него я приготовил сюрприз.

Пока он переодевался в спальне, Альбина бродила по гостиной, продолжая крутить на пальце моток лейкопластыря. Через некоторое время он ее позвал. Когда она вошла, Андрей, облаченный в полосатую пижаму, заторможенно шарил в выдвинутом ящике стола:

— Да где же он?.. Ах, вот!

Из ящика появился фонарик на пальчиковых батарейках. Проверив, работает ли (лампочка на конце выстрелила в потолок кругом света), Андрей опустил его в карман пижамы.

Заснул он в течение минуты. Лежа на спине, приоткрыв рот и равномерно выдувая воздух. Присев на краешек кровати, Альбина аккуратно наложила ему на веки полоски лейкопластыря, наполовину открыв глазные яблоки. Затем, поддавшись внезапному порыву, наклонилась и с необычайной нежностью поцеловала его губы.

3

Сновидение пришло, и дверь Андрей обнаружил достаточно быстро. Остановившись перед ней, он трижды оглядел полотно от верха до низа. Движение глаз во сне отражается в реальности, и Альбина где-то там, в обычном мире, должна получить условленный сигнал.

Он прошел через дверь, спустился по лестнице и осторожно выглянул в зал, прекрасно помня о том, с кем там может столкнуться. Параллельно Андрей подумал, что научился без труда осознавать себя в сновидении, даже усилие прикладывать не приходится. Накопился опыт.

Раскатов землетрясения под полом не слышалось. Зато повсюду бросались в глаза свидетельства прошлого катаклизма. Каменные стены кое-где сдвинулись, кое-где накренились. Мраморный пол и колонны покрылись трещинами. В потолочных световых окнах застряли какие-то обломки, отчего световая тропинка сломалась и истончилась.

Кошмарная волосатая фигура бродила на границе света и тьмы. Сторожила единственный путь к электричке. От вида чудовища в затылке зашевелился суеверный ужас. Андрей попытался преодолеть его.

Вместо пижамы, в которой он засыпал, на нем был врачебный халат. «У меня в кармане лежит фонарик, — подумал он, — я брал его с собой!» Рука опустилась в хэбэшную материю, и пальцы наткнулись на прорезиненную рукоять. Через секунду спящий доктор Ильин достал из кармана большой, увесистый фонарь с широким отражателем, созданный силой воображения взамен пальчикового. Сразу захотелось нажать на полукруглую кнопку с углублением, но сейчас нельзя. Слишком рано.

Выставив фонарь перед собой словно револьвер, Андрей сошел с лестницы и двинулся в зал по зыбкой световой тропинке, зигзагами уходившей во тьму к невидимому перрону. Он шел, внимательно следя, чтобы не ступить в темноту. Каждый шаг, приближающий к покойнику, усиливал страх. Андрей смотрел на взметающиеся из темноты мертвые волосы, на сгорбленную спину, на ногти-когти, пронзающие свет, и у него заныло сердце. Нужно успеть прежде, чем страх обернется параличом.

Когда до Стража оставалось шагов пять, Андрей притормозил. Мертвяк не видел его, но что-то почувствовал. Лицо поднялось, из-под копны вылез облупившийся нос и стал нюхать воздух. В желтых глазах вдруг вспыхнула злоба. Плечи расправились. Когти левой руки с мерзким скрежетом царапнули по полу. Андрей ощутил, что Страж сейчас бросится в его сторону. Вот и настало время проверить кнопочку.

Из фонаря выстрелил ослепительный луч, во много раз мощнее того, что позволяли реальные пальчиковые батарейки. Крик чудовища саданул по ушам. Косматая фигура сломалась и съежилась. Андрей стеганул по ней лучом, сгоняя с пути. Ослепленный Страж отшатнулся, не переставая рвать криком барабанные перепонки. Андрей выключил фонарь и побежал.

Впереди раздался свист электрички. Чудовище за спиной пронзительно взвыло, заставив содрогнуться стены. В голове толкнулась боль, и Андрея мотнуло на ходу. Он устоял на ногах и влетел в электричку. Двери за ним захлопнулись, и состав сразу начал набирать ход.

За окнами в зале бесновалось чудовище, катаясь по треснувшему полу и оглушительно вопя. Потом электричка нырнула в тоннель, и Андрей облегченно выдохнул. Он убрал фонарь в карман и лег на сиденьях. Потом поднялся, вспомнив, что должен подать Альбине сигнал, и трижды с одинаковыми паузами перевел взгляд с потолка на пол. Затем его поглотило беспамятство.

В себя он пришел не на равнине, как рассчитывал, а в незнакомом месте. Яркий свет слепил глаза. Перед ним находился забор, а перед забором — манерный до отвращения незнакомец, которого какая-то частица Андрея считала смешным, хотя ничего смешного в нем не было. Взгляд выдавал чужака с потрохами.

Он смотрел на Андрея как на мешок с деньгами.

Точнее, смотрел на девочку, в которую переместился дух врача из Санкт-Петербурга.

Андрей внезапно рассердился на малявку за ее доверчивость. В конце концов, нужно разбираться, кому можно доверять, а кому нет. Из-за этого все неприятности, только из-за этого!

Именно тогда и вздрогнула кукла.

Глава шестая ФАБИАНА

1

Голова Элли застыла на середине кивка, которым собиралась подтвердить догадку Манекеника о том, что она потерялась. Сердце в груди отчетливо ударилось. Манекеник улыбался все так же мило, заманчиво, ей по-прежнему хотелось все ему выложить… Вот только сидящая на руках кукла сердито рванулась от него в другую сторону.

Широко распахнутыми глазами Элли смотрела на собеседника и чувствовала, как в ней зашевелился ужас. Кажется, она едва не совершила ошибку. Большую ошибку, непоправимую! Она забыла об осторожности… От куклы исходило суровое недовольство. Элли буквально услышала, как та говорит ей: «Ты свихнулась, хозяйка? Нашла кому довериться! Может, сразу бросишься с моста или встанешь под колеса трейлера?»

Элли пробил пот.

— Так ты здесь одна? — подал голос Манекеник, не понимая, что творится с девочкой.

Кукла в руках напряглась. Ручки и ножки сделались твердыми — ни повернуть, ни согнуть. У Элли от испуга похолодели ладони. Насколько бы миловидно ни выглядела игрушечная подружка, Элли временами побаивалась ее, и ничего с этим не поделать! За долю секунды девочке пришлось выбирать между ней и смешным человечком. И она выбрала куклу. Хоть та была сердита, но вчера спасла ей жизнь.

Элли шумно втянула воздух ртом. Подняла руку:

— Мой папа вон там… Он паркует машину.

По тому, как резко оглянулся Манекеник, она поняла, что фраза прозвучала убедительно. И куколка в руках расслабилась. А еще Элли готова была поклясться, что в этот момент ладони обдало теплом от пластикового тельца.

«Я все сделала правильно, — подумала девочка. — Она считает, что я поступила правильно, не доверившись Манекенику».

Палец девочки указывал не в пустоту. Возле кафе парковал машину человек в галстуке, похожий на клерка из крупной корпорации. Он запер ключом дверцу и собирался войти под вывеску «Соленый петух».

— Это твой отец? — спросил Манекеник, огорченный столь сильно, будто умер кто-то из его родственников.

Вместо ответа Элли побежала к кафе. Манекеник остался возле забора, огорченный, сбитый с толку, но внимательно глядящий ей вслед. Из-за этого роль пришлось играть до конца, и девочка юркнула в распахнутую дверь аккурат перед человеком в галстуке.

2

После улицы, залитой солнцем, Элли в первый момент показалось, что в кафе темно, как в подвале. Она задержалась у порога, привыкая к недостатку света.

Посетителей было немного. Они сидели на грубоватых деревянных стульях за грубоватыми деревянными столами. Между столами сновала официантка, симпатичная креолка лет пятнадцати. В дальнем конце возвышался бар с безумным количеством бутылок и немолодым барменом, копошащимся за стойкой. Элли сомневалась, что десятилетней девочке вроде нее позволено сюда заходить, к тому же здесь было полным-полно незнакомцев. Но кукла в руках сидела смирно — значит, опасности не было.

Человек в галстуке, которого она назвала своим отцом, вошел в кафе следом за ней, вынудив застрявшую в дверях Элли пройти вглубь. Девочка оглянулась на улицу. Сквозь прямоугольник дверного проема было видно, что Манекеник маячит на том же месте возле забора. Элли отстранилась от входа, чтобы он не увидел ее.

Мужчина в галстуке опустился на свободное место и поднял руку, подзывая официантку. Элли прижалась лопатками к торцу свободного стола между компанией молодых рабочих и двумя пожилыми дамами, томно нависшими над чашечками кофе и курящими тонкие сигареты. Она представляла, как ее сейчас схватят и выведут из заведения, выкручивая ухо. Но на девочку в проходе между столами пока никто не обращал внимания.

Элли еще раз выглянула на улицу.

Манекеник исчез со своего места у забора. Она было обрадовалась и собралась вернуться на улицу, но вдруг обнаружила его физиономию в окне. Загородившись руками от солнца, он заглядывал внутрь. Войти почему-то не решался.

Элли скользнула за свободный стол, спрятавшись за фигурой громко разговаривающего рабочего. Она опустилась на отполированное крепкими задами деревянное сиденье, почувствовав на нем каждую выбоинку.

Манекеник не отходил от окна, продолжая оглядывать, зал.

— Ну уйди же! — прошептала она.

— Что за детский сад?! — раздался удивленный женский голос — Ты с кем пришла?

Перед ней стояла официантка. Та самая девушка-креолка в короткой юбке, белом фартуке, с подносом грязной посуда в руке. Черные волосы скручены на затылке в пучок, упругая грудь выпирала сквозь тонкую ткань блузки. Официантка была лет на пять старше Элли, но казалась непостижимо взрослой. Ее симпатичное лицо было сердитым.

— Ты зачем сюда пришла? Ну-ка проваливай отсюда, здесь тебе не место! Это заведение для взрослых! Проваливай, давай-давай!

Если бы не стул, Элли наверняка в самом деле провалилась бы — сквозь пол от стыда. Так она и знала, что ее прогонят! Так и знала!

Бросив опасливый взгляд в окно (Манекеник в этот момент изучал другую часть зала), Элли прижала к себе куклу и медленно выползла из-за стола. Мир вокруг полыхал адским пламенем, лицо горело — ей было невыносимо стыдно.

Девушка-официантка задумчиво наблюдала за ней, держа поднос на весу. Красная как рак Элли повернулась к гонительнице спиной и взяла курс к выходу. Она не думала, что произойдет дальше, когда окажется на улице. Скорее всего, Манекеник поймет, что девочка обманула его, что нет никакого отца… да уже, наверное, понял! Но она об этом не думала. Ей хотелось как можно скорее покинуть кафе, посетители которого, казалось, все до единого взирали на нее с гневным укором.

И тут ожила кукла.

Элли обрадовалась, но ненадолго. Потому что кукла дернулась назад. Она звала вернуться к официантке.

В первый момент девочка подумала, что ошиблась. Да, ошиблась! Кукла имела в виду нечто другое, Элли просто ее неправильно поняла. Но игрушка дернулась снова. И в том же направлении.

Элли задумалась. Более странного указания она не могла себе представить. Кукла запретила ей открыться очень смешному человечку, но направляет к сердитой официантке, которая прогоняет девочку из кафе. Зачем? Да и что ей сказать?

Пока Элли мучительно размышляла, застыв в проходе между столами и осторожно оглядываясь, официантка начала перекладывать поднос из одной руки в другую. И неожиданно выронила его из пальцев! Тарелки с остатками риса и куриными костями, ножи и вилки, перемазанные в соусе, кофейные чашки с ложечками и блюдцами, сам поднос — все это с грохотом и звоном обрушилось на половицы. Столовые приборы метнулись под ноги посетителей, тарелки разлетелись вдребезги. Одна из чашек раскололась, вторая уцелела, но лишилась фарфоровой ручки.

Элли съежилась.

— Фабиана! — завопил из бара сиплый голос. — Фабиана! Опять грохнула поднос, корова криворукая!

Глаза официантки огорченно вспыхнули. Упав на колени, она принялась собирать осколки и куриные кости, соскребать пальцами рис. Элли вспомнила, что однажды, когда ей было пять или шесть лет, она случайно уронила чашку, у которой тоже отвались ручка. Мария-Луиза сильно разозлилась. Она кричала в точности так же, как кричал на официантку человек из бара. Элли потом приклеила ручку, но мачеха не перестала злиться, все говорила, что падчерица криворукая и ни на что не годится, Элли было очень обидно… Девочка представила себя на месте официантки и почувствовала к ней жалость. Она обнаружила, что Фабиана не такая уж и взрослая, как казалась вначале.

Сунув куклу под мышку, Элли присела на колени и стала сгребать в кучку осколки. Затем сползала под стол и достала вилку. Еще очень хотелось восстановить чашку. Элли пыталась приделать на место отколотую ручку, но та не хотела держаться. Если бы нашлась капелька клея, то чашкой можно будет пользоваться долго. Из той чашки Элли пила год или полтора, правда, Мария-Луиза все равно ее разбила. И сразу заявила, что виновата падчерица…

Девочка обнаружила, что официантка внимательно смотрит на нее.

— А я знаю, кто ты, — сказала она. — Тебя зовут Элли.

Ноги моментально подняли девочку. Теперь раздумывать нельзя — нужно бежать из кафе. Но прежде чем она рванулась к двери, Фабиана цепко схватила ее за запястье.

— Отпустите! — взмолилась Элли. — Пожалуйста, отпустите меня!

— Замолкни.

Одной рукой прижав к боку поднос с осколками, другой волоча за собой упирающуюся Элли, официантка потащила ее куда-то в глубь кафе. Столы закончились, и они оказались возле ряда кабинок. Фабиана толкнула каблуком дверь одной из них, с нарисованным петухом, просунула туда Элли и вошла следом.

Стол в центре кабинки окружала скамья. Посередине стола устроилась небольшая вазочка с цветами, плошка с сахаром, солонка и перечница.

Элли забилась в угол. Фабиана опустила поднос на столешницу, выглянула в зал, затем затворила за собой дверь.

— Только не ори, — предупредила она, глядя на Элли большими, ярко обведенными глазами. — Там на улице ошивается этот урод Корасау. Настоящий подонок. Видела забор? Многие объявления появились по его вине, точно тебе говорю. И куда смотрит полиция? Впрочем, понятно куда.

Элли со страхом смотрела на Фабиану, ничего не понимая.

— Я знаю, кто ты, — сказала официантка. — Новости распространяются очень быстро. — Она внезапно улыбнулась, оглядывая Элли. — Уму непостижимо, какая ты маленькая! Талма Фин сказала, что тебе около тринадцати, но тебе лет девять, не больше.

— Мне почти десять, — хмуро произнесла Элли.

— Ты не девочка, а чудо какое-то! Нужно иметь редкий талант, чтобы оставить в дураках обезьян Лусио.

Элли мало что поняла из этих слов. Ей было достаточно того, что Фабиана больше не ругалась.

Официантка присела рядом с ней на лавку. От нее одуряюще пахло цветочными духами, круглая, налитая грудь прибавляла девушке возраст.

— Откуда ты взялась? Ты хоть знаешь, что тебя ищут повсюду?

— Кто ищет? — спросила Элли.

— «Кто», «кто»! — покачала головой Фабиана. — Красавчик Лусио!

Имя ни о чем ей не говорило. Официантка поняла это по взгляду девочки.

— Ну ты даешь, Элли! Ты как будто не из этого мира. Лусио — это один из самых страшных гангстеров Рио. Он входит в «Terceiro Comando», у него под контролем большая фавела. Пока он занимает должность gerente, но скоро станет dono. Говорят, очень скоро, всего через несколько месяцев. Короче, Красавчик Лусио — настоящий отморозок. Думаю, во всей Бразилии другого такого не найти. За твою голову он объявил награду. Целых десять тысяч реалов, можешь себе представить? Если Лусио так расщедрился, то наверняка ты стоишь целое состояние.

Элли со страхом посмотрела на Фабиану.

— Не бойся, я тебя не сдам, — мимоходом сказала девушка. — У меня в фавеле Рио Комприду три сестры таких, как ты, одна другой меньше. Я им вместо мамы.

Элли ничего не понимала:

— Почему меня ищет Лусио?

Фабиана как-то грустно посмотрела на нее:

— Ты, видать, совсем не в курсе.

— В курсе чего?

В этот момент Фабиану позвал сиплый голос из бара. Она встрепенулась, подхватила поднос, осколки на нем хрустнули.

— Я сейчас вернусь. Сиди здесь, никуда не уходи. В кабинку никто не заглянет, можешь не волноваться, она заказана… Ты голодна?

Элли отрицательно помотала головой.

— По глазам вижу, что голодна. Сейчас принесу чего-нибудь. Не уходи, поняла?

И Фабиана исчезла за дверью.

Элли не верила в свое счастье. Впервые после встречи с владельцем игрушечного магазинчика знакомство с чужим человеком порадовало ее до глубины души. Кукла опять оказалась права. Элли-то думала, что официантка злая. А Фабиана оказалась такой хорошей! Можно сказать, что Элли еще не встречала в жизни столь замечательных людей, как она.

Кукла смотрела на девочку обманчиво-восторженным взглядом и улыбалась вечной улыбкой. Какая все-таки Элли маленькая и глупая. Кукла опытнее и мудрее. Девочка поклялась в будущем доверять каждому указанию маленькой спутницы.

Чувствуя горячий прилив благодарности, она поцеловала ее в твердую щеку:

— Спасибо тебе, куколка. Спасибо большое!

3

Андрей был рад, что все обернулось удачно. Официантка выглядела чересчур молодо, но он надеялся, что она поможет девочке. У нее был добрый взгляд. Даже когда креолка сердилась, глаза выдавали, что она не умеет сердиться по-настоящему.

Он ни слова не понял из того, что официантка с серьезным видом объясняла девочке. Хорошо бы, она вызвала полицию. Может, она ушла для этого? Может, уже набирает номер вроде 02 ил и 911 — он не знал, на какой набор цифр здесь откликаются люди в фуражках…

Андрей вдруг вспомнил, словно невообразимо далекий эпизод из прошлого, что обещал Альбине подать сигнал, когда окажется в девочке. Показать глазами SOS. И хотя в состоянии, в котором он находился, глаз не было (как и головы, и пульса, и лимфатической системы), Андрей представил, что двигает ими. Смотрит вверх. Затем вниз. Затем опять вверх… опять вниз…

«Вверх-вниз, вверх-вниз», — мысленно повторил он.

Его желание уперлось в незримую преграду. Все равно что пытаться пройти сквозь Великую Китайскую стену.

Вероятнее всего, сигнал не дошел. Андрей не почувствовал отдачи.

4

В тишине пустой кабинки Элли почувствовала внутри себя непонятное шевеление. Состояние напоминало те моменты, когда куколка оживала и что-то требовала от девочки, только сейчас это требование исходило не из рук, а из головы Элли.

— Куколка, это ты делаешь? — удивилась она, рассматривая маленькую подружку, неподвижно лежавшую в ладонях.

Шевеление прекратилось.

Если это опять кукла, то совершенно непонятно, чего она хочет. Раньше она вздрагивала лишь тогда, когда Элли требовалось решить какой-либо вопрос. Обычно вопрос жизни и смерти, последнее время были только такие… Но сейчас вопросов перед девочкой не стояло. Находясь под опекой Фабианы, Элли пребывала в блаженной расслабленности впервые за три дня приключений.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила девочка у куклы.

5

Андрей сразу понял, что девочка почувствовала его мысленное усилие, и оставил попытки послать сигнал в далекую питерскую спальню. Контакт с малявкой гораздо важнее кручения глазами. Он давно искал канал общения с девочкой, потому что существовал один вопрос, давно требующий ясности.

Думая, как реализовать свое намерение, он оглядел стол, посреди которого расположились крохотная ваза с цветами, солонка, перечница, сахарница…

6

Кукла едва заметно рванулась из рук.

— Что ты хочешь? — спросила Элли.

Снова рывок.

На этот раз Элли определила, что он был направлен к центру стола. Девочка думала секунду, потом вскарабкалась на сиденье с ногами и перенесла куклу туда, куда она стремилась.

Еще рывок.

Элли двинула куклу к центру стола, с замирающим сердцем ожидая нового толчка. Если бы она знала о лозоискательстве, то сказала бы, что это чем-то похоже на поиски подземного источника воды при помощи раздвоенного прутика.

Сжимающие пластиковое тельце руки оказались рядом с наполненной до краев сахарницей.

— Что тебе нужно? Я не понимаю.

Новый рывок заставил девочку вздрогнуть. Куклу мотнуло, ее плечо ударило по плошке с сахаром. Сахарный песок рассыпался и покрыл столешницу белым, хрустящим ковром.

«Слава богу, не соль!» — с облегчением подумала Элли. Мария-Луиза говорила, что рассыпанная соль — плохая примета. На тебя обрушится несметное количество несчастий, хотя Элли сомневалась, что ей может быть несчастнее, чем сейчас. Зачем бояться какой-то соли, когда на свете существуют незнакомцы!

— Посмотри, что ты наделала! — сказала Элли, обращаясь к кукле, в точности повторив интонации мачехи.

Кукла больше не двигалась.

Элли оглянулась на дверь и собралась смести сахар к краю стола, чтобы затем собрать его в горсть и вернуть в плошку, когда кукла напряглась…

Кукла напряглась. Она просила не убирать рассыпанный сахар. Чего она хочет?

Элли задумалась, глядя на белое поле. «Она хочет, чтобы было грязно», — первое и самое глупое, что пришло в голову.

Нет, конечно, кукла хотела не этого. Но тогда чего?

Девочка коснулась мизинцем белой крупы. На поверхности осталась точка. Элли слизала сладкие крупинки с пальца. И внезапно ощутила в себе чужой вопрос.

Было трудно объяснить, откуда он появился. Элли просто почувствовала внутри себя желание узнать ответ. Желание возникло из ниоткуда, пришло в мысли со стороны. Самое любопытное заключалось в том, что Элли прекрасно знала ответ, ей не было нужды спрашивать у себя столь очевидные вещи.

Она наморщила лоб, закусила нижнюю губу и кропотливо вывела на белом поле:

«Меня зовут Элли».

Едва палец закончил последнюю букву, как чужое желание внутри нее исчезло. Любопытство постороннего было удовлетворено.

Элли отдернула палец от сахарного поля. Она вдруг поняла, что дело здесь не в кукле, доставшейся ей, как она думала, от мамы. Кукла является частью чего-то большего — могущественной невидимой силы, которая следит за ней и при случае помогает.

В девочке толкнулся суеверный страх. Кто следит за ней? Зачем это делает? Раньше никто и никогда ей не помогал. Она всегда была одна.

— Кто ты? — тихо спросила Элли.

В голове стояла тишина. Кукла тоже молчала.

7

Хлопнувшая дверь кабинки заставила Элли оторваться от куклы. Вернулась Фабиана. Она принесла большую тарелку с надкусанной кровянисто-коричневой отбивной и почти нетронутым гарниром из фасоли и помидоров. Остатки чьего-то ужина. В другой руке официантка держала стакан молока.

— Я рассыпала сахар, — виновато сообщила девочка.

— Ничего, я уберу, — ответила Фабиана. Она поставила перед Элли тарелку и стакан. — Ешь давай. Компания строителей собирается отвалить, поэтому мне нужно вернуться в зал и рассчитать их. Я приду через пять минут.

Девушка достала из кармана тряпку и, замерев на секунду над загадочной надписью «Меня зовут Элли», смела рассыпанный сахар в ладонь.

Когда дверь за Фабианой закрылась, Элли заглянула в тарелку. При виде ужина, пусть и остывшего, она быстро забыла о странностях в своей голове. Выпив половину стакана молока, такого холодного, что сводило зубы, она взялась за отбивную. Маленькими укусами девочка обгрызла кусок с краев. Она съела не больше десятой части, но этого хватило, чтобы насытиться. Потом отодвинула кусок на край тарелки и перешла к помидорам и фасоли.

Покончив с гарниром (не забыв при этом покормить куклу), Элли допила молоко и осоловело откинулась на стену кабинки. Возле солонки нашелся маленький стаканчик с зубочистками. Элли достала одну, поковыряла в зубах, потом поковыряла во рту куклы.

— И не возмущайся! — строго предупредила она. — Ты тоже ела. Зубки должны быть чистыми!

Вместо обещанных пяти Фабиана вернулась минут через двадцать. Она заперла дверь на маленький засов и села рядом с Элли.

— Четверть часа никто не будет беспокоить, — сказала она. — Готова слушать?

Элли напряженно кивнула.

Фабиана посмотрела на свои ногти, размышляя, с чего бы начать.

— Детка, ты попала в очень скверную историю. Не понимаю, как ты об этом еще не догадалась. В общем, твоя мачеха тебя продала.

Открыв рот, Элли недоверчиво посмотрела на официантку.

— Нет, — возразила она, задыхаясь от волнения. — Мария-Луиза потеряла меня… возле супермаркета…

— Не знаю, что произошло возле супермаркета, но она должна была передать тебя двоим подручным Лусио. Причем деньги она уже получила… Но при передаче что-то произошло, и ты оказалась на свободе. Говорят, из-за этого Лусио пристрелил своего помощника. Он очень разозлился. Теперь все улицы гудят, разыскивая тебя. И, я думаю, не напрасно этот червяк Корасау крутился возле кафе. Не знаешь, он видел тебя?

— Я не понимаю, — дрожащим голосом произнесла Элли. Слезы готовы были покатиться по щекам. — Мария-Луиза не могла меня бросить!

Фабиана сочувственно взяла ее за руку:

— Элли, забудь об этой стерве. Тебе нужно думать, что делать дальше.

Девочка не хотела верить Фабиане, но маленький ум без желания хозяйки подставил недостающий элемент в уравнение и пришел к неутешительному выводу: сказанное Фабианой — правда! Все встало на свои места: и новые туфли, которые купила себе Мария-Луиза, не заплатив за электричество, и ее внезапная доброта, и поездка в Рио. Элли вспомнила, как мачеха отворачивалась от нее, когда уезжала со стоянки супермаркета. Мария-Луиза бросила ее в чужом городе. Но зачем? Зачем?! Неужели ради денег!

Элли вдруг поняла. Ее глаза широко раскрылись. Она больно ударила себя по коленке.

Мария-Луиза не виновата в случившемся. Виновата сама Элли! Именно она, и никто другой!

Последнее время мачеха все чаще ее наказывала. За то, что Элли медленно ест, за то, что недобросовестно чистит обувь, за то, что «криворукая и неуклюжая от рождения». Эти обвинения казались Элли несправедливыми, ведь она старалась изо всех сил… Но что, если она не достаточно старалась? Что, если не до конца выполняла указания Марии-Луизы и своим поведением окончательно ее разозлила? Что, если, бросив падчерицу в чужом городе, мачеха свершила еще одно наказание, самое суровое из всех? Элли получила урок, но теперь должна осознать свое упрямство и дурное поведение, должна раскаяться, найти путь домой и просить у Марии-Луизы прощения.

Конечно, так и есть! Просто очередное наказание.

Как бы парадоксально это ни выглядело, но Элли еще сильнее захотелось вернуться к Марии-Луизе. Ведь у девочки не было другого дома, не было другой семьи. Она попросит прощения у мачехи, пообещав быть максимально послушной, и с этого момента будет аккуратнейшим образом исполнять все приказы. И никогда, никогда не будет перечить! Только бы вернуться в Барбасену — тогда Мария-Луиза сжалится над ней и позволит остаться в своем доме.

И у Элли снова будет семья.

— Я хочу вернуться домой, — сказала она.

— Зачем? — устало ответила Фабиана. — Чтобы мачеха снова тебя продала?

— Она больше так не сделает, — пробурчала Элли. — Я знаю!

— Далеко твой дом?

— В Барбасене.

— Это где?

Элли стала думать, как ответить, и ничего не придумала.

Фабиана скривила рот:

— Наверняка доехать туда можно только на поезде или междугородным автобусом. А у тебя, скорее всего, и денег на билет нет.

Элли заплакала.

— Да погоди реветь! — одернула ее официантка. — Это не самое страшное. Самое страшное в том, что из Рио тебе не выбраться. Ни пешком, ни на автобусе, ни даже если бы ты умела летать. Тебе носа нельзя показать на улицу — парни Лусио сразу схватят за шкирку, десять тысяч на дороге не валяются… Лусио отвратительный человек. Я не знаю, зачем ты ему понадобилась, но все, что он делает, это зло. Он в принципе не может творить добро, у него для этого нет сердца. Ты ни в коем случае не должна попасть к нему, Элли. Если это произойдет, можешь попрощаться с жизнью!

Она задумалась.

— Тебя бы спрятать, пока все не уляжется, но ума не приложу где. Здесь нельзя, хозяин платит человеку из «Terceiro Comando», сдаст тебя, чтобы выслужиться, не успеешь и глазом моргнуть. Домой отвести… так нашей фавелой заправляет Бранко, Лусио с ним на короткой ноге. Да и не войти в фавелу чужому человеку, даже маленькой девочке.

— Может, полиция? — осторожно спросила Элли. — Нам в школе говорили, что, если что-то случилось, нужно подойти к полицейскому.

— «Полиция»! — фыркнула официантка. — Да что они могут! Парни из фавел — вот кто управляет городом. Если понадобится, они город кверху ногами поставят, и полиция ничего не сможет сделать. Сколько раз так было. В полицию никто не верит. А еще слышала про этих, которые беспризорников и воришек отстреливали? Говорят, до сих пор существуют. Не, в полицию лучше не ходить. От них вообще лучше за километр держаться.

— Что же мне делать? — снова захныкала Элли.

Фабиана долго и напряженно смотрела в пустоту.

— Мне кажется, тебе нужно идти к доне Флоресте.

— Кто она?

Девушка хмыкнула.

— Хороший вопрос, так сразу на него и не ответишь. Она вроде бы не держит районов, у нее нет фавел под контролем, ее люди не торгуют наркотой. Живет себе и живет на вилле… — Девушка наклонилась к Элли и заговорила тихо, почти шепотом: — Только все ее боятся, словно ведьму. Она входит в «Comando Vermelho», но даже там ее боятся. Что уж говорить об их врагах из Ти-си? Если они что-то сделают против того, как она им велела, в фавелу придет военная полиция и оставит после себя одни трупы. Лусио — тот вообще бесится, когда о ней слышит: она не позволяет ему торговать наркотой в некоторых районах. Поэтому на твой вопрос, кто она такая, я отвечу так. Если парни из фавел управляют городом, то она управляет этими парнями. Говорят, даже в полиции и администрации города делают так, как она скажет. Вот кто такая дона Флореста!

Элли слушала раскрыв рот.

— Правда, — продолжала Фабиана, — про нее говорят и другие вещи. Иногда жуткие.

— Какие?

— Никто не знает, чем она занимается, поэтому придумывают всякое. То говорят, что не человек она вовсе. То говорят, что на обед ей подают не свинину, не баранину, а кое-что из людей приготовленное. Днем и ночью она ходит в черном платье, а лицо закрыто черной вуалью. Говорят, если снимет она вуаль и посмотрит на тебя, ты умрешь!

— Мамочка! — Элли закрыла рот ладошкой.

— Не обращай на это внимания, — сказала официантка, оправляя блузку. — Я так думаю, народ специально придумывает эти ужасы, потому что никто не знает, чем она занимается на самом деле. Но если кто-то и способен защитить тебя от Лусио, то исключительно она.

Фабиана взяла с тарелки не съеденную Элли отбивную и стала заворачивать ее в салфетки.

— Мне про нее еще мама рассказывала, давным-давно, когда я была маленькой. Много лет назад дона Флореста была красивой и доброй женщиной, у которой росла такая же красивая дочь. Однажды девочка ушла в школу… и больше ее никто не видел. Никогда. С тех пор она ходит в трауре, а на лице носит вуаль. Она очень ожесточилась с тех пор, и все ее боятся. Но я слышала пару раз, если у человека случилась серьезная беда, например деньги нужны на операцию для матери или требуется вытащить сына из группировки какого-нибудь отморозка, дона Флореста может исполнить то, о чем ее попросят. Так что нет у тебя другого пути, кроме как идти к Сеньоре.

— Фабиана, пожалуйста, отведи меня к ней!

— Я? — всполошилась девушка. — Ни за что. Идти должен тот, кого это касается. И потом, кто за меня будет работать? А сестер кормить? Нет, малышка, тебе надо идти к ней самой.

— Но как же я ее найду?

Отбивная оказалась в плотной упаковке из салфеток.

— Я тебе объясню. Если пойдешь скрытно, не привлекая внимания, то без проблем доберешься до виллы доны Флоресты. Слушай и запоминай. Во-первых, тебе нужно сесть на автобус — Фабиана назвала номер. — Вот тебе два реала, остановка здесь недалеко, в ста метрах за кафе. Сядешь в автобус и поедешь на нем до «Сан-Клементе». Это улица такая в Ботафогу. Ехать восемь или девять остановок. Когда выйдешь из автобуса, пойдешь прямо по улице в сторону моря, Большой холм, вдоль основания которого тянется улица, держись левой стороны. Где у тебя левая рука?

Элли показала.

— Правильно, — кивнула Фабиана. — А мои сестры постоянно путают… После остановки пройдешь три перекрестка, а за четвертым повернешь налево, в сторону холма. Будешь идти, пока не упрешься в большую красивую виллу, огороженную забором. Там еще на столбах кричащие лица изображены. Сразу поймешь, что это она, не перепутаешь. Подойдешь к воротам. Сверху на тебя посмотрит камера, а на столбе будет динамик. Нажмешь на кнопочку под динамиком, и тебя спросят, зачем ты пришла. Ответь слово в слово, как я тебе сейчас скажу: «Пожалуйста, пропустите меня к доне Флоресте с очень серьезной просьбой!»

Элли повторила про себя фразу как заклинание.

— Ворота откроются, и ты пройдешь внутрь. Иди по дорожке, никуда не сворачивая, прямо к дому. Возле него сидит большой пес. По ночам его выпускают бегать вдоль ограды, но днем он на цепи. Пес начнет на тебя лаять, а ты брось ему…

И девушка протянула Элли упакованную отбивную.

— Проси Сеньору помочь тебе. Проси очень вежливо. И, возможно, она исполнит просьбу.

— А может не исполнить? — с болью спросила Элли. Пальцы стали скользкими от жира, пропитавшего салфетки.

— Скажем так, — сказала Фабиана предельно серьезно. — Она поможет, если все сделаешь правильно. Иначе тебе будет худо.

Она замерла на полуслове, глядя на девочку.

Глаза Элли вдруг обрели самостоятельную жизнь. Лицо девочки застыло в испуге, в то время как зрачки гуляли вверх-вниз, вверх-вниз. Фабиана не на шутку перепугалась. Она сразу подумала об одержимости. Наум пришел какой-то старый фильм о девочке, в которую вселился дьявол и вытворял с ней разные нехорошие вещи.

Официантка осенила себя крестным знамением. В тот же миг хулиганство глазами прекратилось.

— Вот что я тебе посоветую напоследок, — сказала Фабиана. — При доне Флоресте лучше так не делай. Иначе худо будет сразу.

8

Андрей мало что понял из разговора, хотя и без объяснений знал, что ситуация непростая. Гораздо интереснее было наблюдать за чувствами девочки. С каждым словом, произнесенным молодой официанткой, ее душа наполнялась страхом. В то же время, тайком следя за рассказчицей, она испытывала восхищение и трепет. Официантка казалась Элли непостижимо взрослой, знающей все на свете. Это напомнило ему свое отношение к старшему двоюродному брату, на которого Андрей глядел в детстве так же восхищенно и трепетно. Брат был заводным, полным веселых историй и анекдотов, в комнате у него стоял большой катушечный магнитофон с кучей записей. Андрей старался во всем на него походить, перенимал привычки, манеру разговаривать, пытался шутить, как он…

Чувства девочки вызвали полузабытые, щемящие воспоминания, однако более важным являлось то, что Андрей наконец выяснил, как зовут девочку.

Элли.

Звонкое имя, словно колокольчик. Он надеялся, что при пробуждении сумеет его вспомнить. Должен вспомнить, потому что это простое имя, всего четыре буквы — не треклятые названия улиц и городов…

Элли продолжала внимать каждому слову новой знакомой, а Андрей решил, что наступил подходящий момент, чтобы снова попытаться отправить сообщение Альбине. В этот раз он не готовился и не собирал волю в кулак. Слившись с чувствами Элли, просто велел себе трижды перевести взгляд с потолка на столешницу…

Оба объекта трижды появились и исчезли из глаз. Движения были неровными, дергаными, но Андрей понял, что добился прорыва. Он повторил попытку, и на этот раз зрачки Элли совершили прямые и равномерные движения. Обрадованный успехом, он продолжал эксперимент до тех пор, пока не увидел крестящуюся официантку. Тогда стало ясно, что надо прекращать. Пока достаточно.

Официантка что-то сказала, поднялась. Элли встала вместе с ней. Они протиснулись к выходу из кабинки. Распахнулась дверь. Это действие спровоцировало сознание Андрея на выход. Пространство перед ним затянуло туманом, и он на некоторое время провалился в забытье.

9

Прижимая к груди куклу и завернутую в салфетки отбивную, Элли вышла из кабинки следом за Фабианой. Посетителей в зале поубавилось. Яркость солнца за окнами уменьшилась — еще один день близился к вечеру.

За стойкой бара Элли увидела человека, который кричал на Фабиану, когда она уронила поднос. Бармен оказался хозяином кафе. Пожилой, лысый, с серым, одутловатым лицом и перекинутым через плечо полотенцем. В отличие от голоса, вид у него был, прямо скажем, неважный. Отчаянно потея и ежесекундно обтирая концом полотенца лоб и щеки, он отвечал на вопросы… Кого бы вы думали?

В майке без рукавов, обнажающей литые плечи в татуировках, на стойку опирался мулат из пикапа. Псевдомороженщик. Один из двух людей, при воспоминании о которых Элли бросало в озноб. Фабиана назвала их «обезьянами Лусио», но для Элли они оставались незнакомцами.

Рядом с мускулистым мулатом крутился Манекеник. Теперь, зная больше об этом человеке, Элли видела, что он совсем не смешной, а мерзкий и отвратительный. От его ужимок даже затошнило.

Фабиана тут же загородила девочку собой:

— Так я и знала! Этот слизняк все же заметил тебя!

Пока хозяин кафе не смотрел в ее сторону, официантка переместилась к двери без надписи, пряча Элли за спиной.

— Тебе нужно сейчас же бежать отсюда, пока никто не заметил, — произнесла она, почти не разжимая губ. — Я попытаюсь их задержать, как смогу… За этой дверью посудомоечная. Пройдешь мимо раковин и упрешься еще в одну дверь. Она ведет на улицу, ну а дальше ты знаешь, что делать. Найдешь остановку и автобус, как я говорила.

Она коснулась пальцами своих дивных изогнутых губ, отпечатала на них поцелуй, после чего перенесла его на крутой лобик Элли:

— Прощай, девочка. Я буду за тебя молиться.

Элли не хотела уходить от Фабианы, но та с силой вытолкала ее за дверь. Пробегая мимо стальных раковин, возле которых, к счастью, не оказалось работниц-посудомоек, Элли с тоской думала о замечательной девушке, встретившейся на ее пути. Девушке, которую Элли больше не суждено было увидеть.

10

— Фабиана! Фабиана! — позвал хозяин кафе, заметив пятнадцатилетнюю официантку. — Ты что там возишься? А ну поди сюда!

— У меня клиенты, — отозвалась она.

Он усиленно замахал рукой:

— Иди-иди. Подождут твои клиенты.

Она направилась к стойке бара, эффектно покачивая бедрами, каблуки звонко стучали по половицам. С удовлетворением поймала на себе заинтересованный взгляд Бычка.

— Шевели задницей! — раздраженно прикрикнул хозяин кафе, когда она была уже возле стойки.

— Чего тебе? — недовольно отозвалась Фабиана, словно не замечая рядом с ним двоих чужаков.

— Не видела тут девчонку?

— Ты неправильно спрашиваешь, Марселло, — прошипел Корасау с ублюдочной улыбкой, а затем так посмотрел на девушку, словно собирался выпить ее кровь. — В кафе вошла девчонка. Вот такого роста. — Его ладонь повисла над полом. — Где она?

— А я почем знаю? — ответила Фабиана. — У меня вон клиентов куча. Некогда смотреть по сторонам.

Она увидела, что крепыша ответ устроил. Сейчас ему было не до вопросов и ответов, глаза нашарили смелое декольте Фабианы и прилипли к нему. Но Корасау, равнодушного к ее прелестям, ответ не понравился. Насколько она знала, женщинами он никогда не интересовался, в отличие от детей…

— Я своими глазами видел, что сюда вошла девочка с куклой. — Он делал акцент на каждом слове. — Лет десяти, зовут Элли. Элли, как колокольчик!

— Если ты видел, тогда ты и должен знать, где она. А я понятия не имею. Мне хватает своих сестер.

— Ладно, — примирительно сказал Бычок, оторвавшись наконец от груди Фабианы. Посмотрел ей в лицо, она ему игриво улыбнулась.

— Ладно, пошли. — Бычок взял Корасау за плечо. — Может, она на улице. Поищем на улице. Если ты не наврал.

Корасау рывком выдернул плечо из ручищи мулата.

— Я не наврал! — заорал он, затрясшись.

Он снова повернулся к Фабиане, но глядел почему-то на барную стойку.

— Говоришь, не имеешь понятия? — спросил Корасау, вытирая платком и без того сухие губы. — А может, имеешь? Может, говорить не хочешь?

Фабиана подавила тугой ком в горле.

— Я работаю здесь, не разгибая спины, — холодно ответила она, — и даже не замечаю, когда за окнами наступает вечер. Я должна обслужить клиентов, а все остальное меня волнует так же, как государственный переворот в какой-нибудь Африке. Может, девочка и заходила, когда я была на кухне. Я не видела. Но даже если бы видела, то сказала бы ему… — Она показала подносом на Бычка. — А не тебе, больному ублюдку.

При последних словах с губ сорвались брызги слюны и попали в лицо Корасау. Тот вздрогнул, захлопал глазами, затрясся. В руке снова возник платок, разукрашенный цветочками. Корасау принялся яростно стирать с лица чужих микробов. Наблюдая за этим, Фабиана почувствовала удовлетворение.

— Ты тратишь мое время, — устало сказал Бычок своему спутнику, — а значит, и время моего босса.

— Еще две секунды, — ответил ему Корасау.

Он стер с лица невидимые капли. Грудь тяжело вздымалась, словно после долгой пробежки. Прищуренный взгляд оторвался от барной стойки и уперся в Фабиану. Корасау улыбнулся ей гадючьей улыбкой, от которой девушке стало не по себе.

— Ты очень хочешь, чтобы мы ушли, — прошипел он. Губы тряслись от ярости. — Ждешь не дождешься. И мы уйдем, Корасау тебе это обещает. Только имей в виду, что, пока ты работаешь в кафе, твои сестры гуляют одни в фавеле.

Ком снова встал в горле. Встал намертво.

— Чем они, сладенькие, занимаются, пока ты здесь? — продолжал Корасау. — Играют в салочки? Или в прятки? Не страшно оставлять их без присмотра, ведь столько детей пропадает на улицах! Это так ужасно, когда с твоими близкими что-то случается, правда? Не дай бог, пропадет чья-то дочь или сестренка… А если две пропадут? Или три? Что ты будешь после этого чувствовать, Фабиана?

В глазах защипало. Ей пришлось заткнуть слезинку кончиком пальца, чтобы не потекла тушь. Жест был настолько красноречивым, что Корасау довольно улыбнулся. Его слова попали в яблочко.

— Ты наверняка будешь думать: ах, это я сама во всем виновата! Я не сказала Фернею Корасау правду, когда это можно было сделать, а теперь мои сестры исчезли! Где они? Что с ними?

Она ощутила, что с трудом держится на ногах.

— Ты ведь не хочешь, чтобы так произошло, Фабиана? Не хочешь, верно?

— Ублюдок! — Тушь уже чертила дорожки по ее щекам.

— Куда подевалась девочка? Ты ведь знаешь, где она.

— Я ничего не скажу!

Бычок оживился.

— Так ты видела девочку? — спросил он, взяв ее за локоть. Пальцы у него были железными. — Говори немедленно. Или я тебе руку сломаю.

Фабиана зарыдала. Хозяин кафе стыдливо опустил глаза.

— Где ты видела девчонку? — Бычок сильно сжал пальцы.

— Говори правду, — встрял Корасау. — Правду говори.

Она не могла остановить слезы. И слова тоже. Они хлынули из нее вместе со слезами.

— Она маленькая девочка, она никому ничего не сделала!

— Где? — не унимался Бычок. По его смуглому лицу катились крупные капли пота.

— Она ушла.

— Куда?

— На улицу Сан-Клементе.

Бычок с раздражением отбросил ее локоть. Девушка споткнулась и плюхнулась на попку. Слезы и тушь залили щеки, а Фабиана сидела на полу и плакала. Пусть она и ухаживала за тремя сестрами, пусть считала себя взрослой, но ей было всего-навсего пятнадцать лет.

Корасау и Бычок обошли рыдающую на полу официантку и направились к выходу. На устах Корасау играла гадючья улыбка. Глядя на Фабиану, он поцеловал воздух:

— Передай это своим сестренкам, сладенькая. Мечтаю с ними познакомиться!

Хозяина кафе трясло от страха.

— Как ты могла им врать! — разъяренно прошипел он из-за стойки. — Ты знаешь, что теперь будет?

Внезапно слезы отпустили Фабиану. Ни с того ни с сего она заговорила вслед уходящим головорезам.

— Это непростая девочка! — сказала она. — Очень непростая! Вы себе зубы обломаете, пытаясь разгрызть этот орешек!

— Мы разберемся, — промяукал Корасау, обернувшись. — Не забудь передать от меня привет сестренкам!

Он вышел на улицу.

— Ее окружают знаки! — выкрикнула Фабиана. — Ее охраняют!

Бычок выходил из дверей последним. Услышав ее слова, он напрягся, пальцы потянулись к майке, под которой на груди пряталось распятие. Фабиана подумала, что мулат подозревал о чем-то подобном. Он догадывался, что имеет дело с необычной девочкой.

11

На улицу Сан-Клементе автобус привез Элл и через длиннющий тоннель, проходящий под грядой холмов, что делили город на Северную и Южную части. Это была ее первая самостоятельная поездка на автобусе. Дождавшись на остановке нужного номера, она вошла в задние двери, купила у контролера билет за полтора реала, миновала турникет и выбрала одно из кресел в пустом салоне. Во время поездки Элл и умудрилась задремать, уткнувшись лбом в стекло, и только объявление водителя не позволило пропустить нужную остановку.

Вдоль улицы Сан-Клементе стояли небоскребы, над которыми нависала гряда холмов, поросшая тропическими лесами. Вдалеке блестела вода залива Ботафогу. Элли решила не смотреть по сторонам. Оставив холмы слева, как учила Фабиана, девочка зашагала по улице, считая перекрестки. На город опускался вечер, вдоль дорог зажглись фонари. Чем больше перекрестков Элли оставляла за спиной, тем быстрее таяла ее решительность.

Как она посмеет войти на виллу? Как? Ведь девочку там никто не знает. Ее сразу прогонят взашей. А не прогонят, то она сама умрет от страха, едва переступив чужой порог. Но даже если случится чудо и она выживет — как, как, как просить дону Флоресту о помощи? Скорее всего, ничего не получится. Ничего не выйдет, кроме неприятностей. Так не лучше ли вообще не ходить на виллу?

Элли не заметила, как замедлила шаг. Она больше не смотрела под ноги, а крутила головой по сторонам, рассматривая вывески. Возле лотков и витрин она останавливалась, глядя на манекены в модной одежде, на дешевые бриллианты, выложенные конфетами надписи в кондитерской. На каждой остановке Элли убеждала себя, что ей необходимо на это посмотреть; сейчас посмотрит и пойдет дальше… сейчас… ну сейчас точно…

Вот наконец и четвертый перекресток. За ним свернуть налево, на маленькую улицу. Элли по светофору перешла дорогу и двинулась мимо невысоких домов в сторону холма. Здесь ее потихоньку начало трясти. Страх перед неизвестностью вернулся. С каждым шагом голос Фабианы в ушах становился все тише, и Элли все меньше хотелось идти к доне Флоресте со своей глупой просьбой о помощи.

Когда она добралась до места назначения, солнце зашло и улицы окутали сумерки. Вдоль небольшой дороги у основания холма Дона Марта выстроились аккуратные, красивые дома, окруженные вычурными оградами и прекрасными садами с пальмами. Среди всех домов выделялся один, стоявший на пригорке, самый большой. Его фасад украшали колонны, за высокой оградой из прутьев раскинулся парк, который, казалось, сливался с тропическим лесом позади виллы.

Элли подобралась к ограде. Нет сомнений, что Фабиана имела в виду именно этот дом. Только подойти к воротам и нажать кнопку было выше ее сил — нечто вроде подвига на войне.

12

Сознание вернулось к Андрею, когда девочка рассматривала роскошную виллу. Дом, пристройки, окружающий парк выглядели мрачно и таинственно. В окнах первого и второго этажа ни огня. Ей зачем-то нужно туда войти, но Элли тряслась как овечий хвостик. В памяти всплыли предшествующие события. Вероятнее всего, ее сюда направила официантка.

Он не мог оценить правильность такого совета. И, конечно, не имел понятия, кому принадлежат роскошные апартаменты. По мнению Андрея, было гораздо проще обратиться к полицейскому, чем идти на какую-то виллу. В этом его мировоззрение в корне отличалось от мировоззрения Фабианы, для которой власть в городе сосредоточивалась именно в таких виллах, а не в мэрии или полицейском управлении.

Впрочем, эти рассуждения были неважны, потому что девочка испытывала такую сильную неуверенность, что была готова повернуть назад. Не оценивая правильность похода на виллу, Андрей решил просто поддержать ее. Она впервые отважилась на какой-то поступок. Верный он или нет — несущественно. Ей нужно совершить этот поступок, чтобы обрести уверенность.

13

От куклы по ладоням разлилось мягкое, благословенное тепло, от которого даже засосало под ложечкой. Это был знак, что Элли все делает правильно. Не стоит бояться. В случае чего кукла подскажет, что делать.

Собрав крупицы смелости, которые в ней были, Элли медленно двинулась вдоль ограды.

Виллу окружала решетка из кованых черных прутьев с острыми пиками на концах. Держалась она на каменных столбах-опорах. Именно на них Элли увидела кричащие лица. Они рельефно выступали из столбов, волосы разметались по сторонам, глаза выпучены, рты распахнуты в жутком вопле, словно при пытке. Разглядывая одно из лиц, девочка поежилась. Ей представилось, что если их лепили с настоящих людей, то, скорее всего, они были мертвы.

Ворота никто не охранял. Створки были сомкнуты. Элли подошла к прутьям, просунула между них лицо и оглядела территорию. Ни души. Гравийная дорожка, ведущая к дому, газоны, неработающий фонтан в глубине хмурого парка… и ни одного человека в пределах видимости — ни дворника, ни садовника, ни охранника. Девочке показалось, что она единственный живой человек во всей округе. Впрочем, это не означает, что ее появление осталось незамеченным.

С верхотуры столба, на котором крепилась правая створка ворот, на девочку смотрел глазок видеокамеры. «Как и говорила Фабиана», — подумала Элли. На том же столбе, на уровне лба, был смонтирован электронный блок с динамиком и круглой кнопкой. Сердце забилось сильнее. Девочка встала на цыпочки, чтобы ее рот оказался на уровне прорезей, и нажала кнопку.

Сначала ничего не произошло, но затем из динамика раздался бесстрастный механический голос:

— Кто ты? Зачем пришла?

Элли ответила в точности как ее учила Фабиана:

— Здравствуйте. Меня зовут Элли. Пожалуйста, пропустите меня к сеньоре доне Флоресте с очень серьезной просьбой!

Элли задрала голову, глядя в видеокамеру. Потом снова посмотрела на ворота. Прошло какое-то время, после чего послышался легкий гул. Створки вздрогнули и начали раздвигаться. Между ними образовался проход, сквозь который Элли вполне могла пройти, но створки продолжали двигаться и в итоге распахнулись на всю ширину, словно перед ними стояла не крошечная девочка, а большой грузовик.

Фабиана сказала, что она должна идти к дому по дорожке и никуда не сворачивать. Элли так и сделала. Она зашагала по хрустящему гравию, ведущему к широкой парадной лестнице дома. Двери были распахнуты, и с расстояния девочка видела за ними пустой просторный холл. Ей вновь стало не по себе. Пальцы крепче стиснули куклу, на что та ответила поддерживающим теплом, вернув Элли уверенность.

У основания лестницы на цепи сидел пес. Он зашевелился при ее приближении, поднялся на лапы. Это был большой черный босерон. Глядя на девочку глазами убийцы, босерон сдавленно зарычал, готовясь оглушительно рявкнуть. Элли поспешно освободила от салфеток отбивную и бросила ему.

Звякнув цепью, босерон поймал кусок в воздухе и, придавив лапой к газону, начал драть большими клыками. Элли скатала салфетки в бумажный шарик, поискала куда выбросить, но не нашла. Пришлось нести с собой в дом.

Перед ступенями, ведущими в холл, девочка ненадолго задержалась. Она уже собиралась подняться по ним, как вдруг подол сарафана всколыхнул легкий ветерок. В недоумении девочка оглянулась на парк. Кроны акаций не качались, листья не шелестели. Ветра не было. Босерон, бросив отбивную, взволнованно задергал головой.

Хрустнул гравий. Элли оглянулась.

Позади нее на подъездной дорожке стоял большой черный автомобиль. Полированный монстр с круглыми фарами, почти глазами, едва слышно урчащий, сверкающий хромом на окантовке окон, радиаторной решетке и колесных дисках. Конечно, единственный путь, каким автомобиль попал сюда, были ворота, через которые он въехал неслышно. Но Элли была твердо уверена, что к парадной лестнице черный монстр свалился прямо с неба.

Распахнулись передние дверцы. Из салона выбрались двое мужчин в темных, идеально подогнанных по фигуре костюмах и солнцезащитных очках. Никто из них даже не взглянул на Элли, превратившуюся у основания лестницы в маленькую статую. Один мужчина открыл багажник, доставая какие-то сумки. Второй, поправив манжеты, распахнул заднюю дверцу.

В первый момент Элли показалось, что в салоне на заднем сиденье пусто. Но затем темнота внутри шевельнулась, и на полосу асфальта перед лестницей опустилась женская ножка в изящной черной туфле на высоком каблуке. Телохранитель протянул руку и помог могущественной dono из «Comando Vermelho» выбраться из салона.

14

Андрей потрясенно разглядывал колдовскую женщину, появившуюся, из автомобиля. Ее одежды были траурного цвета: длинное платье с кружевами, перчатки, широкополая шляпа, вуаль, закрывающая верхнюю часть лица. Даже бриллиант, сверкнувший на пальце, был темным.

Женщина остановилась перед лестницей и достала из сумочки тонкую сигарету с золотым ободком. Один из ее людей привычным жестом поднес зажигалку, и в воздух порхнуло облачко дыма. Откуда-то на ум пришло — Хозяйка. Открытая нижняя часть лица и изящная шея говорили о том, что Хозяйка вовсе не стара — напротив, молода и даже хороша собой, с потрясающей фигурой и неземной грацией.

Вместе с этим в каждом ее жесте, в каждом повороте головы заключалась невероятная сила, позволяющая повелевать всем, что ее окружает. Фигуру в черном окутывала магическая аура власти. Хозяйка до смерти пугала и Андрея, и девочку, но в то же время хотелось броситься на малейший взмах руки, чтобы выполнить любое ее пожелание. Даже волкодав на цепи вытянулся и жалобно проскулил, чтобы рука в тонкой перчатке потрепала его по загривку.

15

Черный автомобиль почти неслышно укатил за угол дома. Дона Флореста затянулась сигаретой, выпустила дым и вместе с телохранителями стала подниматься по ступеням. На стоящую возле лестницы Элли никто даже не взглянул, словно она была невидимой.

Кукла толкнулась, призывая подать голос, но Элли, пораженная властным образом доны Флоресты, не могла раскрыть рта. Женщина в черном ступенька за ступенькой поднималась к парадному входу. Через несколько секунд она исчезнет в недрах дома, и Элли останется только корить себя за нерешительность… Кукла дернулась сильнее, но девочка и без указаний понимала, что если не совладает с собой, то больше не вернется на виллу. Она не сможет снова показаться доне Флоресте, умрет со стыда. Единственная возможность, которая у нее есть, это сейчас.

— Простите… — осипшим голосом выдавила из себя Элли в спину удаляющейся троице. — Простите!

Дона Флореста продолжала подниматься по ступеням, словно не слышала. Телохранитель, несущий извлеченные из багажника сумки, уже исчез в холле. И только второй телохранитель, который открывал Сеньоре дверцу машины, бросил на ходу:

— Кто ты?

— Меня зовут Элли, — прошептала девочка.

Тонкая сигарета замерла перед губами под черной вуалью. Дона Флореста, собиравшаяся войти в холл, задержалась возле дверей, словно обнаружила соринку на платье и намеревалась ее стряхнуть. В сторону девочки даже не повернула головы.

Вместо нее к Элли повернулся телохранитель. Выглядел он достаточно суровым, под тканью пиджака угадывались тугие мускулы, а из-под мышки выпирал какой-то угловатый предмет.

— Зачем ты пришла?

— Мне… очень серьезно… помощь от Сеньоры… — От волнения слова перепутались в голове. — Очень…

Телохранитель сурово молчал. Дона Флореста наверху лестницы посмотрела на свои длинные пальцы с зажатой в них дымящейся сигаретой. И Элли услышала ее негромкий голос:

— Почему я должна помогать тебе?

Девочка растерялась, не зная, что ответить. Защипало в глазах. Сейчас хлынут слезы, и это окончательно парализует ее способности мыслить и разговаривать. А значит, можно распрощаться с надеждами на помощь доны Флоресты!

Кукла напряглась. Стала просто каменной. Напряжение передалось ладоням, и холодные, невидимые иголки впились под кожу. Девочка быстро потерла глаза, чтобы не позволить слезам одержать победу.

— Потому что я прошу об этом, — ответила она. — Очень вежливо.

— О чем ты просишь?

— Чтобы вы вернули меня домой в Барбасену. Я потерялась.

Дона Флореста затянулась сигаретой, выпустила облачко дыма и вошла в дом, ничего не ответив. Оставшийся на ступенях телохранитель посмотрел на девочку, затем отвернулся и, когда уже Элли думала, что ее просьба оказалась непринятой, едва заметным жестом велел следовать за ним. Не веря в свое счастье и глотая слезы радости, девочка, спотыкаясь, побежала вверх по лестнице.

Бычок не мог позволить себе в третий раз упустить девчонку. Это грозило потерей доверия Лусио и повторением жизненного пути Гуго — от важного поручения до заброшенного канализационного колодца. Вместе с Корасау они ехали на мотоцикле по улице Сан-Клементе, дергая каждого встречного вопросами, не видел ли кто шмакодявку десяти лет в красных сандалиях и с куклой? Им повезло. Двое прохожих указали на элитный квартал у основания холма Дона Марта.

Повернув в ту сторону, они сразу увидели девочку в конце улицы. Она входила в ворота роскошной виллы. Даже на расстоянии Бычок узнал хвостик волос, красные сандалии и куклу.

— Она! — выдохнул гангстер и, прибавив газу, направил мотоцикл к вилле. Но едва они преодолели половину пути, как из-за домов выехал большой черный лимузин и вкатился в ворота. Стоило ему оказаться на территории, как створки ворот поплыли навстречу друг другу. Бычок подъехал к ограде и остановился, растерянно глядя сквозь прутья вслед лимузину. Объемный полированный кузов загородил фигурку Элли.

Корасау соскочил с мотоцикла.

То ли в жару погони, то ли из жадности, что награди за девчонку может достаться другому, он бросился в закрывающиеся ворота. Скользнул в них, пробежал несколько метров по гравийной дорожке, потом опомнился, метнулся назад, но створки ворот уже сомкнулись. Похититель детей оказался заперт на территории виллы.

Корасау с отчаянием припал к решетке, театрально схватившись за прутья. Карие глаза жалобно смотрели на Бычка.

— Помоги мне! — взмолился Корасау. — Вытащи меня отсюда!

Ограда была высокой, метра три, с острыми пиками на конце. Если полезть через нее, то день мог закончиться продырявленным брюхом.

— Уберись от камеры! — сердито прикрикнул Бычок.

Корасау метнулся в кусты, откуда через секунду раздался его подавленный голос:

— Что мне теперь делать?

Бычок задумался.

— Раз уж ты там, посмотри, куда направилась девочка. Я пока позвоню Лусио, он скажет, что делать дальше. Главное — мы ее нашли.

— Ты хоть знаешь, чей это дом? — зашипел Корасау из кустов.

Теперь Бычок понял, что знает. Раньше ему не доводилось бывать в этих местах, но о вилле в Ботафогу ходило много страшных историй. Будто она возведена на крови, будто в ней бесследно исчезают люди. Бычок по-новому взглянул на мрачный парк и дом с колоннами.

— Делай, как я велел! — сказал он кустам. — Ищи девчонку.

— Хорошо… — Голос Корасау дрожал. — Я поищу ее. Но ты обязательно должен сказать Лусио, что это я привел тебя к ней. Я! Ты должен это сказать! Обещаешь, Бычок?

Бычок скривился. Корасау был ему противен, а теперь еще стонал как женщина. По слухам, этот лизоблюд похищал детей с улиц для каких-то притонов, вот уж до чего Бычок никогда бы не опустился. Хотя сейчас он и сам участвовал в чем-то подобном, но это было совсем другое дело.

Бычок пообещал, что к утру Корасау обязательно станет лучшим другом gerente, после чего перебрался на другую сторону дороги и, оставив мотоцикл возле маленького кафе, стал внимательно оглядывать виллу.

Трехметровая ограда окружала ее со всех сторон, в том числе сзади, где территория владений сливалась со склоном холма, поросшего лесом. Покинуть виллу можно только через ворота. Если девочка появится из них, Бычок ее увидит.

Он подпер плечом фонарный столб и достал мобильник.

Лусио ответил после долгой паузы. В трубке звенели стаканы, шумел телевизор, босс расположился в каком-то баре. Когда Бычок сказал, что знает, где находится девочка, Красавчик вышел из себя. Оказалось, что целый день из разных концов города к нему везли детей. В фавеле побывали целые отряды белых десятилетних девочек, маленькие темнокожие африканки, мальчишки чуть ли не с грудного возраста и даже одна восемнадцатилетняя проститутка. Бычок молча переждал излияния патрона, после чего сообщил, что насчет этой информации Красавчик может не сомневаться.

Лусио прибыл через час. Асфальтово-черный «порше» подкатил прямо к столбу, возле которого топтался мулат, жуя жвачку и не спуская глаз с виллы. Когда распахнулась водительская дверь, Бычка ожидал сюрприз.

Лусио был пьян. В стельку. Вдрызг. Вылезая из салона, он запнулся о порог и едва не пропахал лицом тротуар, Бычок вовремя подхватил его под руки.

— Сука! — произнес босс, качаясь на ногах и хмуро глядя на другую сторону дороги. Бычок не стал уточнять, кого имел в виду будущий dono — хозяйку виллы, девочку или своего помощника.

— Я не знаю, зачем она пошла туда, — виновато поведал Бычок. — Но мы теперь, это… теперь точно знаем, где она, ведь так?

— Не понимаю… — Лусио запрокинул голову к сине-черному небу. — Ни хрена не понимаю, что происходит! Это вызов, что ли, мне, да?

Едва держась на нижних конечностях, он вытащил пистолет и вскинул его, собираясь стрелять то ли в дом с колоннами, то ли в небеса. Бычок вовремя перехватил руку:

— Амиго, не надо… много людей.

В таком состоянии ничего разумного от босса ожидать не приходилось: он только матюгался, вонял спиртным и порывался вытащить пистолет. Бычок уложил Лусио в кресло кабриолета, и тот быстро уснул, бормоча что-то о разбитом в кровь затылке и страшном грохоте. Бычок опять подпер плечом столб и продолжил наблюдать за виллой. С наступлением темноты по периметру ограды зажглись фонари, а в окнах первого этажа появился свет. Через ворота никто не входил, не выходил и не выезжал, Корасау тоже не выдавал своего присутствия. Мулату оставалось только ждать, когда голова Лусио очистится от хмеля и он решит, что делать дальше.

Глава седьмая БЕЛОЕ ПЯТНО

1

Андрея выдернуло из сознания девочки в тот момент, когда она входила в дом. Он хотел узнать, что с ней будет дальше, но сновидение закончилось, и далекое тело потребовало дух вернуться. Преодолеть призыв было невозможно, могучая невидимая рука схватила его за шкирку и потащила назад. Двигаясь против своей воли через равнину к электричке, Андрей отстраненно подумал, что астральная нить, с чьей помощью тело удерживает дух, довольно прочна. Возможно, она отпускает лишь с наступлением смерти.

…Где-то на подъезде к станции в правой стороне головы возникла тупая боль. Она пришла из тела и казалась ненастоящей, фантомной проекцией реальной боли. Андрей удивленно следил за ней, фиксируя характер и интенсивность, пока электричка не подошла к перрону. Вот тогда на темя обрушился чудовищный удар, от которого потемнело в глазах, дрогнули ноги и резко ослабела левая рука. Шатаясь, Андрей вышел из вагона и побежал по едва заметной тропинке света.

Зал станции содрогался от землетрясения. Толчки следовали один за другим, пол ходил ходуном, стены осыпались и рушились. Новые трещины вспарывали потолок прямо на глазах. Если он рухнет, то Андрею не выбраться из-под обломков. Он останется взаперти на этой станции, останется в коме… останется…

С этой мыслью он доковылял до лестницы, поднялся к двери и толкнул ее. В лицо ударил свет, и Андрей тотчас проснулся.

Пробуждение оказалось тяжелым. Тупая ломота навалилась на голову вместе с головокружением. Словно спасаясь из рушащегося дома, он прыгнул не на землю, а в бездонную расщелину. И сейчас он падал в нее, а комната падала вместе с ним…

Задремавшая на другой половине кровати Альбина, услышав его стон, моментально проснулась. Андрей корчился, сбив простыню, сдавив ладонями веки, пристегнутые ко лбу лейкопластырем. Лицо бледное, шрам налился синевой. Девушка мигом вскочила. Плеснув в лицо холодной воды из-под крана, пошарила по ящикам на кухне и нашла аптечку.

Таблетка аспирина пролезла сквозь зубы, но запить Андрей не смог. Пришлось раздвинуть челюсти стальной ложкой, чтобы вставить край стакана. Как и вчера, аспирин помог. Ломота ушла, лицо порозовело, но глаза были мутными — у Андрея продолжала кружиться голова.

Убедившись, что ему стало лучше, Альбина ушла на кухню. Спустя некоторое время оттуда зашкварчало, запахло кофе и жареной ветчиной. Андрей лежал, уткнувшись лбом в матрас и придавив голову подушкой. Тягучая сонливость подавляла любые попытки думать. А думать было надо, он должен разобраться, правильно ли поступила Элли, придя в дом женщины в черном? Должен разобраться, должен помочь этой маленькой, несмышленой девочке, брошенной на произвол судьбы во взрослом мире…

В спальню вошла Альбина:

— Яичница готова. Будете есть?

— Нет, — ответил он. — Как прошло?

— Я получила все три передачи.

— Это хорошо. Это гораздо лучше в сравнении с тем, как я себя чувствую.

Девушка помолчала, кусая губы:

— Расскажете, что вам снилось?

— Не сейчас. Ох не сейчас, Альбина!

— Вам бы не ходить сегодня в клинику, Андрей Андреевич! — с болью сказала девушка. — Я знаю, что сегодня томография, но вам лучше бы дома остаться.

— Спасибо, я разберусь.

Девушка поглядела на часы:

— Мне пора бежать. Я скажу Перельману, что вы неважно себя чувствуете.

Андрей не ответил, и она решила, что доктор не возражает. Альбина ушла в прихожую, чуть позже оттуда раздался стук каблуков — надела туфли.

Щелкнул замок отпираемой двери.

— Я ушла! — крикнула она. — Позвоню через пару часов узнать, как у вас дела, хорошо?

Подождала ответа. Не дождавшись, тихо закрыла дверь.

Андрей немного полежал на кровати. Потом встал. Движение получилось резким, его качнуло. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за дверной косяк. Такое впечатление, что, пока он спал, ему пришили чужие ноги.

Держась за стены, Андрей подобрался к карте. После приступа она шевелилась словно амеба.

— Где ты, Элли? — пробормотал он.

Когда девочка подошла к воротам виллы, Андрей видел на столбе табличку с названием улицы и номером дома. Заставить девочку посмотреть туда не удалось, Элли была слишком взволнована, думая о том, как попасть за ворота. Нужно еще раз взглянуть на столб, целенаправленно, — правда, сделать это удастся только в следующем сне…

Андрей перебрался в уборную. Там, сидя на стульчаке, начал потихоньку стаскивать пижаму. Итак, Элли попала в дом, где могла получить реальную помощь от взрослых. Только он понятия не имел, кому принадлежит этот дом. Андрей поддержал девочку (Элли, ее зовут Элли — как звон колокольчика!), помог войти внутрь, но ему не понравилась мрачная хозяйка дома. Внешне она выглядела привлекательно, но в ее образе заключался необъяснимый ужас. Могла ли девочка рассчитывать на помощь столь противоречивой незнакомки?

Андрей не знал.

«А что, если заглянуть в Хозяйку? — неожиданно подумал он. — Заглянуть в нее, как во владельца игрушечного магазина?»

Это была неплохая идея. Даже жаль, что она не пришла чуть раньше. В любом случае следующий сон будет решающим. Следующий сон все расставит по местам. Андрей либо узнает адрес, либо девочке помогут и без него.

Он поднялся с унитаза, и его опять мотнуло, словно напоминание о болезнен ном состоянии. Больше не делая резких движений, Андрей осторожно умылся, надел рубашку, натянул брюки. Труднее всего было зашнуровывать ботинки. Когда он наклонился, головокружение усилилось.

Возясь со шнурками, он сделал неприятное открытие. Безымянный палец и мизинец на левой руке перестали сгибаться. Андрей вообще их не чувствовал.

2

До больницы Андрей добирался словно в трансе. Светило солнышко, листья блестели после недавнего дождя, улицы гудели от транспорта, а ему казалось, что все это загорожено от него пуленепробиваемым стеклом. Доктора Ильина словно поместили в герметичную капсулу, оболочка которой не позволяет потрогать листья, запачкать грязью ботинки, вникнуть в настроение людей, шагающих по проспекту. Лишь войдя в больничный холл, Андрей частично избавился от состояния отчуждения.

На обход он успел. Но прежде чем незаметно проскользнуть в палату, с которой Перельман и компания начинали утренний моцион по отделению, в коридоре он столкнулся с Альбиной.

Она выглядела уставшей. Еще бы, после бессонной ночи.

— Вы все-таки пришли! — вздохнула она.

— А что мне делать дома? — ответил Андрей, борясь с подкатившей тошнотой.

— Вас спрашивал Перельман.

— Зачем?

— Не знаю. Я сказала, что вы себя плохо чувствуете и не придете.

— Что он ответил?

— Ничего. Только кивнул и стал грызть трубку.

Андрей тихо вошел в палату. Здесь царило приподнятое настроение. Миша не без иронии рассказывал о вчерашнем заседании у главврача. Андрея встретил кивком, не прерывая рассказа.

— Так вот, наши руководители постановили…

— А что вы все на меня смотрите? — возмутилась старшая медсестра. — Будто я вам денег должна?

— Потому что вас это касается, моя дорогая.

— Дорогая, Михаил Маркович, поездка на Ибицу. А для вас я Наталья Борисовна. И касается меня только то, что творится у меня в отделении. И еще дома у меня два оболтуса, это тоже меня касается.

— Вы закончили? — спросил Перельман. — Мне можно продолжить?

— Извольте.

Пациенты хихикали. Те, которые были в состоянии. У Андрея кружилась голова, но и ему доставляло удовольствие следить за этой перепалкой. Раньше и он схлестывался с Натальей Борисовной, и у них возникали такие полушутливые споры. Никто не обижался.

У них был классный коллектив в отделении.

— С сегодняшнего дня пациенты должны оценивать уход за ними, — продолжал Перельман тоном руководителя. — Своевременность процедур, гигиенического ухода, качество работы медсестер. Жалобы нужно фиксировать в специальном журнале, который будет храниться на посту дежурной медсестры. С выставление баллов!

— За артистизм подтирания задниц, — шепнул Тюрин.

— Своевременность ухода? — покривилась Наталья Борисовна. — Никогда такого не будет.

Перельман поднял бровь:

— Это что, бунт?

— Здравый смысл. Мы все равно не успеваем за всеми, у нас с персоналом напряженка.

— Надо успевать. У главврача было сказано так.

— Может, он спустится к нам из своего пентхауса и покажет сеанс одновременного обслуживания пациентов? Заодно и напряженность с персоналом понизит.

— А как быть с парализованными и этими, которые после черепно-мозговых? — спросила Перельмана другая медсестра, стоящая в углу. — Как они будут высказывать жалобы?

Перельман озадаченно почесал затылок трубкой:

— Ну в системе пока не все продумано…

В палате грянул хохот.

Да, классный у них коллектив. Только Андрея это не касается. Раньше, до травмы, он часто отпускал шутки, но стоит ему пошутить сейчас, как сразу повиснет неловкая тишина. Дюжина непонимающих взглядов уставится на доктора со шрамом на лице… Он отверженный, его участь стоять в стороне. Только и остается завидовать коллегам, которые продолжают жить, одолеваемые житейскими проблемами, устраивать шутливые перепалки вот так легко, без задней мысли. Их не выбросили на обочину, как его.

Но разве он в этом виноват? Разве виноват?

Ему захотелось поговорить с отцом Кириллом. Нужно забежать к нему. Но не сейчас, позже. Прежде Андрею предстояло то, чего он ожидал почти неделю.

3

Однако перед томографией его все-таки перехватил Перельман. Миша подошел к нему, едва закончился обход.

— Не заглянешь в мой кабинет на пару минут? Поговорить нужно.

— Миша, извини, сейчас некогда.

Во взгляде Перельмана мелькнуло недовольство.

— Последнее время тебе всегда некогда, — жестко произнес заведующий.

По спине пробежал холодок удивления. Таким суровым Андрей не помнил своего начальника. Миша всегда негромкий, интеллигентный, с юмором; никогда ни на кого не орал, как некоторые заведующие, предпочитая мирное решение конфликтов. Но сейчас Перельман буквально одернул Андрея за явную ложь.

— Это не займет много времени, — продолжил он. — Всего две минуты.

Андрей пожал плечами. Они прошли в кабинет.

— Садись. — Перельман указал на одинокий стул перед его столом.

Сам садиться не стал. Похлопывая трубкой по ладони, прошелся из конца в конец кабинета.

— Послушай, я не могу не обращать внимания на то, что происходит. Не думай, будто я ничего не замечаю. Меня, как заведующего отделением, беспокоит душевное состояние не только больных. Я за тебя переживаю… да, собственно, все переживают.

Андрей усмехнулся. Да, конечно, они переживают. A еще шарахаются как от прокаженного.

— Миша, в чем дело?

— В тебе, — жестко ответил Перельман. — В тебе, Андрей Андреевич. Последнее время ты ведешь себя, скажем так, не вполне адекватно, и это меня сильно тревожит. С тобой что-то происходит, тебя что-то угнетает. И это отражается на работе.

— Со мной ничего не происходит, меня ничто не угнетает. Я доволен, что получил от жизни новый шанс.

Миша критически посмотрел на свою трубку, словно нашел в ней какой-то изъян.

— Мне так не кажется, — произнес он. — Мне кажется, ты скрываешь истинное положение вещей. У тебя случаются резкие перепады настроения и внезапные вспышки гнева. Ты груб с пациентами и младшим медперсоналом. А вчера, как мне сказали, ты потерял сознание в смотровой.

— Кто сказал? — всколыхнулся Андрей.

— Это неважно. — Миша обошел вокруг него. — Все жалеют о том, что с тобой случилось. Но время вспять не повернуть. Бесполезно терзать себя мыслями об упущенных возможностях. Нужно начинать жизнь заново, а не цепляться за прошлое. Ты талантлив. Найди себе новое направление для исследований.

— У меня есть новое направление, — злорадно ответил Андрей. — Да такое, что Кривокрасов с Ковальчуком локти будут кусать от зависти.

Перельман посмотрел на него странным взглядом.

— Я об этом слышал, — ответил он.

Андрей был потрясен. Слышал? Перельман слышал? Откуда?

— Не делай круглые глаза, — продолжал заведующий отделением. — Я должен был разобраться, что с тобой происходит. Сначала хотел поговорить с Багаевой, ты все-таки курируешь ее, к тому же вы постоянно вместе, водой не разольешь. Про вас двоих даже слухи разные гуляют, но я уверен, что они не соответствуют истине…

— Так это она рассказала!

— Нет, Альбина молчала как партизан. Зато Савинская из функциональной диагностики поведала, что однажды ты пользовался сомнологическим кабинетом в ночное время. Сказала, будто во сне ты спасаешь какую-то девочку.

— Это не совсем так, — возразил Андрей.

— Даже если отчасти правда, ты понимаешь, насколько бредово это выглядит? — повысил голос Перельман. — Андрей, ты во власти навязчивых идей! Это ничего не принесет! Это яма! Поверь мне, будет только хуже. Тебе нужна психиатрическая помощь.

Андрей поднялся со стула:

— Две минуты истекли. Мне пора. У меня много дел.

Когда он вышел из кабинета, Перельман опустился в кресло, вытащил из нижнего ящика жестяную коробочку с табаком, сердито набил трубку и впервые за четыре года закурил.

4

Магниторезонансный томограф — массивный белый шкаф с отверстием посередине, в которое въезжал стол с пациентом, — напоминал одновременно большую стиральную машину и культурно оформленную печь крематория. В предбаннике стоял сам Новиков и наставлял худощавого мужчину с темными мешками под глазами, как вести себя во время исследования.

Заметив Андрея, рентгенолог сказал:

— Подождешь минут десять? Пойдешь сразу после него.

Андрей кивнул и, сунув руки в карманы, принялся ходить по предбаннику, вспоминая разговор с Перельманом.

Вот и Миша от него отдалился. Миша Перельман, который был не просто начальником — другом. Завотделением поддерживал Андрея в любых трудных ситуациях. А сейчас лишил своей поддержки. Сейчас их разговор выглядел как разговор начальника с нерадивым подчиненным. И Андрея это обидело. Миша даже не пытался понять его.

Его вообще никто не понимает!

…Когда подошла очередь, Андрей вошел в зал, чувствуя холодок под кожей. Нет, он не боялся томографа, похожего на белый крематорий. Он боялся того, что определит МРТ. Процентов на девяносто Андрей знал причину головокружений, но продолжал утешать себя мыслями, что, возможно, все не так плохо. Сейчас Новиков проведет свое исследование, и снимки покажут хорошую, чистую голову. Господи, сделай так, чтобы они оказались такими же, как полтора месяца назад!

— Снимите ботинки, Андрей Андреевич, — попросила медсестра.

Он подчинился. Новиков, находящийся за стеклом в соседней комнате, помахал ему. Андрей не откликнулся на приветливый жест. Не то настроение.

Сестра уложила Андрея на подвижный стол, подняла к груди планку, ограничивающую движение.

— Лежите неподвижно в любой удобной для вас позе. Дышите ровно, спокойно. Исследование займет не больше пяти минут.

Она оставила его, закрыв за собой дверь.

Зажужжали приводы. Стол начал медленно втягиваться в жерло томографа. Андрею казалось, что он плывет в пасть окаменевшего зверя. Почему-то подумалось, что зверь может ожить в любой момент и захлопнуть челюсти.

В некотором смысле так и случилось.

5

Новиков выглядел слегка потрясенным. Его квадратные очки запотели. Отдавая снимки и диск CD с массивом томограммы, он не смотрел на Андрея. При виде рентгенолога сердце застучало отчетливо и больно.

— Сам разберешься? — сказал Новиков дрогнувшим голосом.

Андрей воткнул снимок под прищепку на световом экране. На пленке вспыхнули два десятка срезов его мозга.

Через полтора месяца после выписки картина изменилась. В правой лобно-теменной доле белело мерзкое пятно. При виде его Андрею вспомнился эпизод давнего сна, в котором его бьет по голове кусок асфальта. И вроде не больно, но в душе остается неприятный осадок.

— Как ты на ногах держишься? — спросил Новиков.

Андрей с трудом расцепил челюсти, чтобы ответить:

— Пообещай мне одну вещь. Не рассказывай никому.

Он вытащил снимки из-под прищепки, спрятал в конверт, туда же бросил диск и, не попрощавшись, быстро покинул кабинет МРТ и растерянного Новикова.

Когда он спускался по лестнице, снова начала кружиться голова, сильно кружиться. Пришлось остановиться посреди пролета, ухватившись за перила. Да, поэтому она и кружится, из-за белого пятна в правом полушарии. И парезы в левой конечности по той же причине. Даже сновидения вовсю сигнализировали о том, что с ним происходит.

Инсульт.

Ишемический, то есть вызванный закупоркой сосудов головного мозга. Слава богу, пока мелкоочаговый, но некоторым хватает и такого, чтобы перестать узнавать близких и навсегда потерять профессиональные навыки. Как он еще на ногах держится? Превеликим чудом!

Травма головы одиннадцать месяцев назад вызвала нарушение мозгового кровообращения, которое привело к коме и восьми месяцам в палате интенсивной терапии. После выздоровления Андрей научился вызывать кому искусственно, через сновидение. Он обрел способность преодолевать пограничное состояние. Но за счет чего? Психосоматика. Его подсознание, формируя через сновидение особые обрачы, вызывало повторное нарушение кровообращения. Условно говоря, чтобы вывести сознание за пределы тела, каждую ночь Андрей бросался под «газель». И получал травму за травмой.

Серия травм закончилась сегодняшним утром, когда в гости пожаловал микроинсульт. Сонливость, тошнота, головокружение, парализованные пальцы. Игрушки закончились. Все очень серьезно. Микроинсульт может запросто перерасти в инфаркт мозга… Черт побери, все настолько серьезно, что обделаться можно!

Вернувшись в отделение, Андрей забросил конверт со снимками в свой шкафчик, затем попил остывшего чая, оставленного кем-то в кружке. После этого, выбрав момент, незаметно стащил из шкафа в процедурной ампулы с эуфиллином, растворами глюкозы и коргликона. Запершись в кабинке туалета, словно начинающий наркоман, загнал все компоненты в здоровенный шприц на двадцать миллилитров и около минуты вводил смесь в вену. За это время кто-то успел наструячить в писсуар за стенкой, помыть руки и выйти.

«А ведь я поначалу принимал путешествия вне тела за развлечение, — подумал Андрей, сидя на унитазе, — что-то вроде катания на каруселях». Да, так и думал первое время, пока не начала кружиться голова. Тогда он начал догадываться, а теперь точно знал, что каждая поездка на электричке заканчивается травмой. Пропущенным ударом в голову от боксера-тяжеловеса. Один или два — терпимо. Три-четыре — микроинсульт. Пять-шесть — здравствуй, растительная жизнь!

Только через полтора часа после томографии Андрея в полной мере настигло осознание нависшей угрозы. И название у нее было страшнее некуда: инфаркт мозга… Ну а чего он хотел? Он проник в запретные области, зоны строжайшего табу. Никому не позволено ходить туда, куда он ходит. И сегодняшняя томограмма — предупреждение о том, что несколько новых путешествий за дверь убьют его. Сколько? Андрей не знал. Может быть, два или три.

Может, одно…

— Андрей Андреич!

Его окликала Багаева, когда он уже собирался войти в ординаторскую. Он хотел изобразить, что не слышал оклика, и собирался скрыться за дверью, но Альбина догнала его.

— Андрей Андреич! — говорила она, слегка задыхаясь, потому что бежала из другого конца коридора. — Как прошло обследование?

— Что?

— Как прошло обследование? Томография!

— Ах это… Нормально. Волноваться не о чем.

Лицо девушки озарила радость.

— Слава богу. Я очень рада, что волноваться не о чем. Это замечательно!

— Да, — ответил он, чувствуя, как кружится голова от легкого запаха ее духов и собственного вранья. — Замечательней некуда.

— Я принесла то, что обещала.

Она протянула ему брошюру в мягкой обложке. Андрей рассеянно взял ее, по инерции пролистнул несколько страниц. «Древняя символика цветов и растений».

— Вы собираетесь сегодня повторить эксперимент с передачей сигналов?

— Нет, — ответил он, — сегодня никаких экспериментов. Сегодня я занят. Меня пригласили на свадьбу очень хорошие друзья. Возможно, я там напьюсь. Да, очень возможно. Поэтому никаких экспериментов.

— Но вы собирались…

— Ну собирался! Я много чего собирался! Например, жениться или стать первым врачом в стране! А теперь не собираюсь. И экспериментов проводить тоже не собираюсь. Можешь сегодня гулять со своим другом, я не отниму у тебя время.

Девушка густо покраснела. Потом ее кто-то позвал, и она упорхнула. Андрей вошел в ординаторскую, тщательно запер дверь и, развалившись в кресле, снова достал снимки и начал их разглядывать в свете потолочной лампы.

Голову можно вылечить, если заняться этим немедленно. Он сам лечил подобное много раз. Интенсивная терапия. Рециркуляция и нейропротекция, массаж и лечебная гимнастика, бинтовать голени эластичным бинтом и следить за деятельностью мочевого пузыря. На крайний случай операция: микроанастомоз в исполнении нейрохируга Столярова, гордости Ленинградской областной больницы. В общем, можно вылечить, но при одном условии.

Если он забудет о путешествиях за дверь.

Боль сурово толкнулась в черепе. Левую руку обдало холодом.

Андрей спрятал снимки в конверт. Чтобы сохранить жизнь этому больному, доктор Ильин порекомендовал бы ему сегодняшней ночью воздержаться от погружений в кому. Этому инсультнику нужно забыть о том, что он собирался заглянуть в голову хозяйки виллы. Забыть о море цветов, простирающемся до горизонта, о станции, об электричке… И еще он должен забыть об Элли. Одинокой, глупой, маленькой, потерявшейся в огромном городе, за которую волновался, словно за не вернувшуюся вечером из рисовального кружка младшую сестренку. Казалось, Андрей знает ее с рождения — настолько привык к ее комплексам, чувству вины перед всеми и каждым, к тому, как она любит куклу и грустит по ушедшей матери…

Андрей внезапно понял, что девочка из сна стала для нею больше чем близкой.

Она стала родной. Как дочь.

Часть III СИЛА И ГНЕВ

Глава первая СТАРАЯ ДУШЕВАЯ

1

Лусио проснулся около пяти утра на сиденье своего «порше» бодрый как огурчик. Хмель выветрился из него, в глазах вновь светился опасный ум. Он сразу взглянул на роскошную виллу, выделявшуюся в череде особняков, напряженно вздохнул и посмотрел на Бычка:

— Рассказывай.

Бычок подробно описал все события: звонок Корасау, кафе «Соленый петух», куда заходила девочка, ее поиски на улице Сан-Клементе и то, как девочка прошла ворота виллы.

— Зачем она пошла туда? — спросил Лусио.

— Даже не представляю. Видимо, знала, что у Сеньоры мы ее не достанем.

— Откуда она знала о Сеньоре, если никогда не была в Рио?

Бычок смутился:

— Босс… я давно хотел сказать… девчонка умна не по годам. Вообще, говорят, непростая она.

— То есть?

Мулат помялся:

— Ну… не может обычная соплячка бегать от нас третий день. И ведь каждый раз уходит из-под самого носа! Если честно, босс, у меня от нее мурашки по коже… Конечно, не мое это дело, но… может, оставить ее в покое? Ребенок все-таки…

«Каждый раз уходит из-под самого носа, — удивленно повторил про себя Лусио. — А ведь в самом деле!»

Слова Бычка только подтверждали факт, что он имеет дело с необычной девочкой. Иначе как объяснить, что простая операция по передаче ребенка из рук в руки настолько усложнилась? Каждое событие последних двух дней буквально кричало о том, что он столкнулся с человеком, имеющий реальную протекцию небес.

От этой мысли у Лусио участился пульс.

Неужели после стольких лет поисков он нашел человека, на которого обращен взор Господа? Подняв руку на которого, Лусио наконец выяснит, существует ли на самом деле божья кара? Или же он столько лет борется с подносом собственной матери?

— Мне нужна эта девчонка, — произнес Лусио. — Мне нужна она. А ты, Бычок, вместо того чтобы помогать, забиваешь голову долбаной религией. Например, что это такое?

Он вытащил из-под майки мулата серебряное распятие.

— Ну… я вроде как верую.

— Верить ты должен в меня! Думаешь, эта штука поможет, когда Си-ви припрет тебя к стенке? — Он похлопал по рукояти «глока», спрятанного под футболкой. — Только это поможет, Бычок, запомни! Не забивай голову чепухой.

Бычок пристыженно втянул голову в плечи, искоса наблюдая за тем, как Лусио полез под футболку. К счастью, не за пистолетом, а за новой сигаретой.

Красавчик закурил, глядя на дом с колоннами.

Единственный положительный момент ситуации заключался в том, что Лусио теперь знал точное местонахождение девочки. Все остальные моменты были сплошь отрицательными. Как вытащить ее оттуда? Постучать в дверь и попросить выдать ему гостью он не мог, потому что никакой другой дом в Рио не был для него столь враждебным, как этот. Бычок был прав, девчонке словно нашептали, что лучшего укрытия не существует.

Первое, что пришло в голову, — провести переговоры и обменять малявку на что-нибудь… Пустая затея. Во-первых, дона Флореста потребует за девочку непомерную плату. Во-вторых, она попросту не станет разговаривать с Лусио. Он расстрелял ее курьера, дав понять, что не намерен вести переговоры. Она может выкинуть фортель похуже. Между ними идет война, причем не простая междоусобица — война между двумя союзами, делившими город.

Обыгрывая ситуацию с разных сторон, Лусио испугался было, что он попал в безвыходное положение. Все решил звонок, пришедший на его сотовый. Звонок из тюрьмы Бангу-1.

— Рад приветствовать вас, dono! — произнес Лусио со всей возможной учтивостью, которой никто и никогда от него не слышал. Он спрятался в узком, грязном тупичке между домами, чтобы ни шум автомобилей, ни прохожие не мешали разговору.

— Здравствуй, Лусио…

Фернандо Бейра-Мару было под семьдесят, поэтому говорил он слабым, с хрипотцой голосом. Говорил неторопливо — там, где он находился, торопиться было некуда.

— Как ваше самочувствие?

— Последние два дня не мог встать с кровати. Но вчера отпустило, и я даже ходил без трости. Видимо, помогло лекарство, которое ты передал.

— Это замечательно. Я уладил все проблемы с matuto [6]. Следующие поставки пойдут бесперебойно.

— Ты передал им мои слова?

— Да, это все решило.

— Хорошо… — Dono прокашлялся. — Я вот почему звоню. До меня дошли слухи, что у тебя проблемы.

В этом не было ничего удивительного. По быстроте распространения новостей тюрьма могла соперничать с информационным агентством.

— Проблемы? — переспросил Лусио. — У меня? Помилуйте, dono, нет никаких проблем! Дела в фавеле идут прекрасно.

— Я говорю о девочке, о розыске которой ты раструбил чуть ли не по всему Рио. Говорят, это серьезная проблема для тебя. И ты не можешь решить ее не первый день.

В словах Бейра-Мара не было ни гнева, ни упрека. Но каждое звучало как приговор.

Лусио напрягся:

— Эта девочка мое личное дело. Она не касается вашего бизнеса, dono.

— Ничего не имею против. Личное дело есть личное дело. Но, видишь ли, члены Ти-си имеют другое мнение.

Лусио задержал дыхание:

— Какое?

— Они недоумевают. Ты не можешь справиться с какой-то девчонкой и который День возишься с ней. Donos начинают сомневаться, потянешь ли ты фавелу, когда я отойду от дел? Сможешь ли стать солидной фигурой в Ти-си?.. Прости, это они так считают, не я. Я-то знаю, что ты добросовестный gerente, но, видишь ли, остальные члены союза могут заблокировать твою кандидатуру.

— Они могут не сомневаться! Я не раз доказывал спою преданность сообществу!

— Они говорят, раньше доказывал, а теперь перестал. Неудача в северных районах, а теперь еще девчонка… Оспо Карлос Оливейра говорит, что в крайнем случае может взять фавелу под свой контроль.

— Что же мне делать, dono?

— Что делать? — Бейра-Мар замолчал, словно только что над этим задумался, хотя ответ у него был давно готов. — Тебе надо доказать свою решительность. Разберись с девчонкой как можно скорее. Эта мелочь больше не должна тревожить наше внимание. Donos должны увидеть, что это для тебя не проблема. Понимаешь меня?

— Понимаю, dono Фернандо.

Когда телефон выключился, Лусио чувствовал растерянность. Четко и недвусмысленно Бейра-Мар поставил ультиматум: если Лусио не решит проблему с девочкой, то может распрощаться с честно заработанным статусом, к которому упорно шел последние годы. А статус dono означал все — богатство, влияние, власть… Бейра-Мар ссылался на остальных dono, но нельзя обманываться, Лусио хорошо его знал. Босс считал так же, как остальные. В решающий момент, когда встанет вопрос о преемнике, этот умирающий сифилитик передаст фавелу dono Карлосу Оливейре, который возьмет ее под свое крыло, а на место Лусио поставит своего gerente geral. Некоторые dono управляли двумя или даже тремя фавелами.

Карьера рушилась на глазах.

Около часа Лусио сидел неподвижно под полосатым тентом уличного кафе, нахмуренно разглядывая виллу, тихую и сонную в это раннее утро. И ему в голову пришла блестящая идея. Почти гениальная.

— Так даже лучше, — угрюмо сказал он Бычку, задремавшему у столба.

— Что лучше? — спросил мулат, тряхнув головой.

Лусио не ответил.

Все просто. Он возьмет виллу штурмом. Уничтожит дону Флоресту и заберет девочку. Все настолько просто, что даже закружилась голова… До звонка Бейра-Мара он вряд ли бы решился на боевую операцию, но теперь уже нечего терять. И потом, силовые действия у него всегда получались лучше переговоров и торговли.

Одним выстрелом он убьет сразу двух… нет, даже трех кроликов. «Comando Vermelho» останется без весомой фигуры, а Лусио докажет свою силу donos из «Terceiro Comando», не верящим в него. Все будут знать, что для решения проблем он не остановится ни перед чем! У членов союза не останется сомнений, кто достоин возглавить фавелу после Бейра-Мара и стать влиятельной фигурой в Ти-си. Везде и всегда лидеры приходили к власти путем маленькой революции.

Конечно, последствия этого решения могут быть непредсказуемыми. Убийство такой высокопоставленной особы, как дона Флореста, выведет конфликт между союзами на новый виток, что непременно отразится на жизни города. Баррикады, уличные бои, горящие автобусы, закрытые магазины. Но Лусио знал, что члены Ти-си готовы пойти на риск, потому что ненавидят дону Флоресту не меньше его. Им выгодна ее ликвидация, это значительно снизит могущество «Comando Vermelho» и увеличит влияние «Terceiro Comando». Один решительный удар распутывал целый клубок проблем.

И конечно, ему достанется девочка. Сейчас она нужна ему сильнее, чем прежде. Нужна позарез! С ее помощью он пройдет последнее, сокровенно-личное испытание на пути к новому статусу. И если кара Господа не обрушится на голову и в этот раз, Лусио навсегда избавится от своей слабости, от своего страха. Девочка поможет ему взойти на трон преступного мира и стать его безжалостным королем на долгие годы!

От прыснувшего в кровь адреналина сердце забилось в боевом режиме. Лусио чувствовал себя хорошо как никогда. Он пока не знал, как проведет штурм — вилла выглядела неприступной, словно крепость, — но был убежден, что действовать нужно оперативно, пока дона Флореста не разобралась, насколько девочка важна для него.

— Позвони Родригесу, — велел Лусио Бычку. — Передай от моего имени, чтобы доставил сюда пятнадцать опытных пехотинцев в полном вооружении. Все делать тайно. Для чего — не говори.

— Я и сам не догадываюсь.

— Еще мне нужен человек, который знает дом… Где этот Корасау? Он бы сейчас пригодился.

— Понятия не имею, куда он подевался, босс!

2

К концу рабочего дня Андрей так и не решил, будет ли принимать сегодняшней ночью орексин. Он знал, что должен отправиться в путешествие за пределы снов, потому что где-то на другом конце планеты в беде оказался небезразличный ему человек. Только новый поход за дверь усугубит ишемию в области средней мозговой артерии. Трудно сказать насколько, но последствия могут быть разрушительными.

Размышления об этих вещах сделали его нервным и раздражительным, что уже отразилось на его разговоре с Багаевой, а теперь и на остальных окружающих. Попавшийся в коридоре Перельман избежал с ним встречи, юркнув в свой кабинет. Дежурная медсестра Инночка спряталась за стойкой, откуда настороженно следила, как он прошел мимо. Ординаторов сдуло как ветром при его появлении, а медсестры о чем-то шептались за спиной. В туалете Андрей глянул на себя в зеркало. Неудивительно, что люди его чураются. Тощий, с бледным лицом и злобно горящими глазами. Еще шрам этот.

Около трех часов после полудня позвонил Кривокрасов. Любимый профессор сообщил, что ждет списки пациентов для испытания снотворного. Андрей наврал, что списки почти готовы и не далее как завтра утром они предстанут перед его лучезарным взором. Кривокрасов недовольно ответил, что был намерен получить списки сегодня, и бросил трубку.

Андрей бродил по отделению, скрипя зубами. Почему у окружающих все в порядке? Почему они работают, радуются жизни, а он один страдает? За что его наказали? Ведь Андрей изо всех сил старался помогать людям!.. Едва он поднял голову после травмы, как кто-то сверху снова отправил его в нокаут. Столкновение с бампером «газели» произошло во второй раз. И Андрей опять валяется на асфальте с разбитой головой, размазав по нему сопли, мозги, лишенный всего. Какая несправедливость! ЗА ЧТО?

К исходу дня, когда он понял, что загнал себя в тупик, снова вспомнился отец Кирилл.

Батюшка оказался в палате один. Было время ужина, и его соседи отправились в буфет, из которого по всему отделению распространялся запах вареной рыбы.

— Почему не ужинаете?

Андрей попытался произнести фразу доброжелательно, чтобы скрыть истинные чувства. Но получилось плохо. В вопросе сквозила фальшь.

Отец Кирилл, смирно сидящий посередине кровати в больничной пижаме, с подозрением покосился на него.

— Неголоден я.

Этот знакомый баритон, который звучал в его снах!

— Как самочувствие? — Андрей прошелся по палате.

— Превосходное. Хоть сейчас на службу. Только этот еврей меня не хочет выписывать. Говорит, не все обследования сделали. А на кой они? Если Господь призовет, никакие обследования не помогут. — Он снова подозрительно глянул на Андрея. — А ты чего пришел? По работе или как?

Андрей посмотрел на историю болезни батюшки, которую вертел в руках. Он прихватил ее в качестве прикрытия, даже не заглянул внутрь.

— Не совсем по работе, — осторожно признался он. — Я хотел спросить кое о чем. Если можно.

— Отчего ж нельзя. За спрос денег не берут.

Андрей присел на корточки перед попом и заглянул ему в лицо.

— Э-э, — протянул батюшка. — Да ты паршиво выглядишь, дохтор. Случилось чего?

— В прошлый раз вы говорили, что все происходящее с людьми имеет смысл, только нам трудно понять — какой. Что нужно следовать пути.

Отец Кирилл нахмурился, шумно вздохнул. Будто ему не хотелось обсуждать эту тему. Андрей внимательно наблюдал за его лицом.

— И что ты от меня хочешь?

— Я хочу понять. Придерживаться ли пути, если он ведет в пропасть?

— Да, — без раздумий ответил отец Кирилл и поковырял пальцем в зубах.

Андрей возмущенно выдохнул и поднялся с корточек. Что его всегда раздражало в религии, так это слепая вера. Как проповедников, так и тех, кто внимал их словам.

— Но этот путь никуда не ведет! — сказал он громко. — Там на конце смерть! А я прекрасный врач. Я всегда хотел помогать людям. И мог бы еще многим помочь, это мое призвание!

— Призвание от Бога, — уточнил отец Кирилл.

Андрей остановился напротив него.

— Тогда почему я не чувствую поддержки? Почему, наоборот, лишился всего? Семьи. Работы. Здоровья. У меня ничего не осталось!

Отец Кирилл сложил руки на коленях и негромко спросил:

— Так я не понял, ты кому хотел помогать-то? Людям или себе?

Андрей замер.

Ему показалось, что священник издевается над ним.

Что произошло дальше, запомнилось плохо. Кажется, он наговорил батюшке такого, что в других обстоятельствах не посмел бы. В него словно вселился бес. Андрей расшаркивался в клоунских поклонах, благодаря за помощь, издевательски провозглашал, что у него просто камень с души свалился. А отец Кирилл сидел и слушал его, слабо улыбаясь. Андрею запомнилась эта полуулыбка, и еще взгляд — пристальный, с болью. Будто понимал, что творится с Андреем.

— Зря я сюда пришел! — в сердцах бросил Андрей в конце своей тирады и открыл дверь, чтобы покинуть палату.

— А ты приходи еще, — сказал отец Кирилл беззлобно. — Заходи, не стесняйся. Я буду ждать.

3

Элли разбудили негромкие шаги за дверью.

Вздрогнув, она открыла глаза, села на кровати. Ночная сорочка, просторная и длинная, на взрослую женщину, перекрутилась вокруг тела. Розовые солнечные лучи пробивались сквозь маленькое оконце, оповещая о наступлении утра. Из-за стены раздавалось сопение служанки.

Комната находилась в конце крыла для прислуги, за спальнями экономки и служанки, за ванной и прачечной. Она была малюсенькой, но Элли обрадовалась и такой, когда вечером ее привела сюда Камила.

Вчера девочка не успела разглядеть дом. Она догадывалась, что в нем много комнат, но увидела только огромный холл, круглый купол над которым поддерживали четыре атланта, и широкую лестницу, ведущую на второй этаж в комнаты Сеньоры и ее приближенных. Один из телохранителей доны Флоресты провел девочку под лестницу, за которой начинались кухня, хозяйственные помещения и крыло прислуги.

В просторной прачечной, где пахло стиральным порошком и ромашкой, он отыскал чернокожую женщину и передал ей Элли. Женщину звали Камилой. Ей было около пятидесяти, в доме она работала экономкой. Выглядела она строгой, говорила только по существу.

Первым делом Элли отправилась в ванную для прислуги. Пока девочка мыла голову ароматным шампунем, пахнущим ирисками (он даже не щипал глаза!), экономка забрала ее вещи и принесла вместо них взрослую сорочку, а также халат и шлепанцы. После купания чистенькую, как одуванчик, Элли с рассыпанными по плечам влажными волосами Камила привела в комнатку, где стояли только маленький стол и маленькая кровать. На столе ждали тарелка с сэндвичем, печенье и стакан молока. Камила приказала есть и ложиться спать. Все вопросы они обсудят завтра. Девочка не возражала. День выдался богатым на события и вымотал ее. Она съела сэндвич и выпила молоко. Потом забралась под одеяло, уложила рядом с собой куклу и моментально уснула.

Посреди ночи ее разбудило гавканье пса откуда-то с улицы, за которым последовал пронзительный вопль. Элли забралась с головой под одеяло, сердечко испуганно колотилось. Что это было? Кто кричал? Она прижала к себе куклу, чтобы успокоиться. Вопль больше не повторялся, босерон вскоре перестал лаять. Элли быстро уснула с головой под одеялом и спала до самого утра, пока ее не разбудили шаги в коридоре…

Дверь отворилась, и в комнату вошла Камила. Ее платье и прическа выглядели такими же, как вечером, словно экономка не ложилась. Розовые солнечные лучи упали на ее фартук.

— Доброе утро, — сказала Камила. — Я принесла твое платье. Его постирали, теперь оно чистое. — Экономка повесила сарафан на спинку стула и поставила рядом сандалии. — Приехал доктор.

— Какой доктор?

— Сеньора послала вчера за своим доктором, чтобы он осмотрел тебя. Она сказала, что ты выглядела слишком худой.

«Дона Флореста увидела меня, хотя не смотрела в мою сторону!» — поразилась Элли.

Минут через пять после ухода Камилы в комнатушку вошел хмурый, худощавый мужчина с бородкой-эспаньолкой. Не проронив ни слова, он поставил на столик портфель, раскрыл его, сел на край кровати и осмотрел плечо Элли. Синяк не показался ему опасным, а потому доктор перешел к дальнейшему обследованию. Приказав снять сорочку, он стал слушать грудь фонендоскопом, мерить давление и светить в глаза маленьким фонариком. Элли сильно переживала, когда ее щупали чужие холодные пальцы; полностью обнаженная, она чувствовала себя неуютно. Но все это померкло, когда доктор достал шприц.

— Мне нужно взять кровь, — пояснил он, заметив окрылившиеся глаза девочки.

Он туго перетянул жгутом левую руку и воткнул иглу в набухшую вену, после чего невероятно долго вытягивал поршень. Было так больно, что Элли едва не потеряла сознание. Ей все хотелось отдернуть руку.

— Ну что ты! — раздраженно сказал он. — Не можешь чуть потерпеть?

И Элли оставалось терпеть, наблюдая, как шприц наполняется густой темно-рубиновой кровью, от вида которой слегка кружилась голова. Наконец доктор вытащил иглу и прижал к локтевому сгибу ватку.

Когда он ушел, через некоторое время ее снова посетила Камила. Выглядела она суровее, чем раньше. Девочка сразу поняла, что им предстоит серьезный разговор.

— Сеньора дона Флореста велела поговорить о твоей просьбе.

— Она поможет мне вернуться домой! — обрадовалась девочка.

— Ну конечно! — раздраженно ответила экономка. — Сейчас бросит все дела и начнет помогать уличным проходимкам.

Элли огорченно поникла.

— Сеньора дона Флореста ничего не делает просто так, — продолжала женщина. — И она не берет в дом беспризорных девочек. Но если ты вошла на виллу, значит, с этого момента всецело принадлежишь ей. Она стала твоей хозяйкой. На улицу вернуться ты уже не можешь.

— Но как же моя просьба?

— Сеньора дает тебе возможность заслужить свою благосклонность. Ты должна доказать, что достойна ее внимания и времени, которое она потратит на твою мелочную просьбу.

— Заслужить? Как заслужить?

— Ты получишь три задания. Об их содержании я сообщу позже. Задания нужно выполнить аккуратно и в срок. Ты должна стараться, потому что Сеньора очень строга и заметит любую оплошность. Если ты выполнишь все задания, то Сеньора подумает о том, чтобы помочь тебе. Но если не справишься… — Экономка выдержала грозную паузу. — Если ты не справишься, она оставит тебя у себя и будет вольна делать с тобой все, что ей вздумается.

— Что вздумается? — спросила девочка голосом, дрожащим, словно заячий хвостик.

Камила не ответила.

— Справиться с тремя заданиями — это твой единственный шанс обрести свободу и осуществить твое желание. Не забывай об этом ни на секунду!

Элли стало страшно. Она впервые подумала, что, может быть, совершила ошибку, придя в этот дом. Но что ей оставалось делать?

Девочка решила, что приложит все силы, чтобы выполнить три поручения доны Флоресты.

4

После завтрака, состоявшего из овсяной каши, булочки и чашки какао, Элли получила первое задание. Оно оказалось не очень сложным. В маленьком зале возле комнат прислуги Камила указала на спутанный моток черно-белых шерстяных ниток, валявшийся возле швейной машинки. До обеда их нужно было распутать и смотать в клубки.

Едва Элли взглянула на моток, как у нее упало сердце. Он казался таким огромным, что распутать его до обеда можно только в сказке, когда появляются невидимые помощники или дополнительные руки. Но, взявшись за дело, девочка обнаружила, что все не так страшно, как казалось на первый взгляд. Нитки были не спутаны, а скручены. Их предстояло лишь разделить. После трех часов кропотливой работы Элли справилась с этой задачей. К обеду из мотка получился один черный и один белый клубок. При виде них экономка сухо кивнула, отвела Элли на кухню и накормила обедом.

Минут через сорок после того как Элли разделалась с блюдом из бычьего хвоста с кресс-салатом (нужно заметить, безумно аппетитным), Камила повела ее за собой в глубь дома, чтобы дать второе поручение. После обеда девочку клонило в сон, но вряд ли экономка сейчас предложит ей отдохнуть на диванчике. Они пришли в безлюдную и незнакомую часть особняка. Небольшой коридор закончился ступенями, ведущими в тупиковое помещение с кафельным полом и парой узких окон под потолком. Его дальняя часть тонула в темноте. Вероятно, раньше здесь была большая ванная комната. Когда она отслужила свое, из нее вынесли всю сантехнику, обрезали трубы, забыв лишь про два крана, торчащих из стены.

Правда, в заброшенную ванную они не пошли. Экономка остановилась возле одной из дверей в коридоре и достала из связки ключ.

— А что там? — спросила Элли, указывая на кафельную комнату. Камила после обеда была не очень строга, и девочка позволила себе задать этот вопрос.

— Ничего. Тупик. Раньше там находилась душевая для прислуги, но лет пятнадцать назад Сеньора построила для нас помещения в другом конце здания. А старую душевую она не придумала, для чего использовать. Эта часть дома вообще пустует много лет.

За дверью, которую отперла Камила, находились две небольшие комнаты без окон. Стены и потолок выкрашены масляной краской, пол покрывали обрывки газет, тряпки, деревяшки, куски штукатурки и гипса. В общем, хлама в комнатах было изрядно.

— Здесь недавно сделали ремонт. Уберешь мусор и помоешь полы, чтобы сверкали. Срок до ужина.

Элли пришла в ужас. Ей казалось, что мусора в комнате столько, что ей не управиться и за неделю.

— Я не успею, — тихо сказала она.

— Мне передать твои слова Сеньоре?

Элли обреченно повесила голову.

— Там в углу швабра, ведро и тряпка. За водой пойдешь на кухню.

— В старой душевой я видела краны…

— В тех кранах нет воды, — отрезала Камила. — Вообще не ходи туда. Воду наберешь на кухне. Мусор будешь выбрасывать в контейнеры на улице, ходить к ним следует через черный ход, который находится в крыле для прислуги.

— А где там черный ход?

— Найдешь. Тебе дозволено ходить только по крылу для прислуги и этому коридору. Ты не должна появляться ни в холле, ни в столовой, ни в залах, ни тем более подниматься по лестнице на второй этаж — это территория Сеньоры и ее подчиненных. Есть вопросы? Нет? Тогда приступай.

Элли сразу погрузилась в работу, чтобы не терять времени даром. Задание оказалось намного сложнее распутывании ниток. Дел было много. Девочка начала с того, что собрал весь крупный мусор в шесть больших пластиковых пакетов, после чего совершила несколько рейдов на улицу и набила доверху мусорный контейнер.

Когда она начала подметать пол, в воздух поднялась цементная пыль, которая осела в ноздрях и гортани. Элли завязала подолом лицо и, героически терпя жажду, продолжила работу.

Она работала очень старательно, потому что от этого зависела ее дальнейшая судьба. Если Камила расскажет доне Флоресте, как Элли выкладывается при каждом поручении, то Сеньора обязательно поможет ей вернуться в Барбасену. Когда за окнами померк свет, извещая о наступлении четвертого вечера в Рио-де-Жанейро, Элли ощутила тоску по дому и Марии-Луизе.

Наконец мелкий мусор и пыль оказались в полиэтиленовом пакете, а он — в мусорном контейнере. Теперь девочке предстояло как минимум трижды вымыть тисовые полы (чтобы они сверкали, как велела Камила). Первое ведро с водой, которое она все же приволокла из кухни, лишило девочку сил. Когда понадобилось отправляться за вторым, Элли решила попробовать набрать воду в старой душевой. А вдруг? Вдруг Камила ошиблась, что в тех кранах нет воды? Вентили же не взорвутся, если их покрутить? Уж очень не хотелось снова тащиться на кухню.

Подхватив ведро, Элли вышла из комнаты.

Оба крана, горячая и холодная вода, торчали из стены прямо у основания лестницы. Неся ведро на сгибе руки, девочка сошла по ступенькам. Звук каждого шага отражался от кафельных стен. Свет из маленьких окон освещал только половину душевой. Вторую, дальнюю от Элли половину окутывала тьма.

Латунные колесики сначала не хотели поворачиваться, но потом сдвинулись и пошли легко. Из обоих кранов в ведро хлестнули напористые струи, чему Элли несказанно обрадовалась. Теперь не придется тащиться через весь дом на кухню, чтобы затем волочить назад полное ведро.

Девочка отрегулировала положение вентилей так, чтобы вода была не слишком горячей. Пока наливалось ведро, зачерпнула ладошкой немного воды и прополоскала рот. Жажда поубавилась, хотя горло по-прежнему казалось набитым строительной пылью. Нужно не меньше пары литров, чтобы смыть эту гадость и утолить жажду, но пить из-под крана Элли не рискнула. Она закончит уборку, вернется к Камиле, невинно попросит стакан молока и, сделав пару глотков, как бы невзначай заметит, что та замусоренная комнатка теперь чиста и в ней можно устраивать бальные танцы.

Ведро наполнилось до краев, Элли тщательно закрутила вентили. Под сводами старой душевой опустилась звенящая тишина, нарушаемая лишь далеким гуканьем мартышек за окном. И когда девочка собралась идти назад, из темноты раздалось вкрадчивое:

— Эй!

В нее словно молния ударила, парализовав от макушки до кончиков пальцев. Элли захотелось немедленно оказаться в комнате с тисовыми полами, а лучше вообще убраться из этой части дома.

— Эй, девочка! — повторил голос — Подойди сюда, не бойся. Подойди, ну!

Несмотря на ужас, она оглянулась. Потому что вдруг поняла, что знает этот голос.

5

Вместо того чтобы вернуться к ожидавшим ее полам, Элли пошла на зов. Глаза привыкли к темноте, и она различила у противоположной стены непонятную конструкцию. Потребовался шаг вперед, чтобы узнать в конструкции медицинскую каталку. А еще через шаг выяснилось, что на ней лежит человек.

Прочно пристегнутый кожаными ремнями за ноги, за руки и поперек груди, на каталке отдыхал ее старый знакомый Манекеник. Раньше прилизанные волосы теперь торчали в разные стороны, глаза суетливо бегали, на лице под левым глазом расплылось темное пятно. Похоже на синяк, но она могла ошибиться.

Манекеник радостно ей улыбался:

— Привет, сладенькая… Элли! Тебя ведь зовут Элли, верно? Как хорошо, что я тебя встретил!

Элли задрожала от звука его голоса.

Она вспомнила рассказ Фабианы, что Манекеник повинен в пропаже детей, фотографии которых развешаны на заборе возле «Соленого петуха». Последний раз она видела его внутри кафе, а теперь повстречала в этом неожиданном месте.

— Как дела? — спросил Корасау как ни в чем не бывало. Словно они сидели и болтали на лавочке в сквере, как дна старых друга. Словно один из них не был пристегнут к медицинской каталке ремнями для буйнопомешанных. — Гуляешь, да? Я бы не стал тут гулять. Здесь полным-полно микробов, не заметишь, как нахватаешь полный комплект.

Элли не хотела на него смотреть.

— Эй! Элли! Ты что, испугалась? Не бойся. Я играю в одну игру. Я должен был досчитать до десяти, открыть глаза и искать своих друзей. Только они забыли развязать меня, перед тем как спрятались…

Он с опаской посмотрел на кафельную стену, за которой, по разумению Элли, должны находиться чернозем парка и корни деревьев.

— Я даже боюсь, что они совсем забыли про меня! — В ею голосе прорезалась горечь. — Я останусь здесь на всю ночь, а мне нельзя на всю ночь, здесь могут водиться крысы. На крысах знаешь сколько микробов?

— С кем вы играете? — спросила Элли.

— Со слугами этой ведьмы! — Его лицо исказила злоба. Но потом на нем появилась заискивающая улыбка. Бесцветные глаза повернулись на Элли. — Сладенькая девочка. Умничка! Я вижу по лицу, что у тебя очень доброе сердце. Сладенькая, ты ведь не бросишь в беде старого друга? Ведь не бросишь? Развяжи этот ремешок… всего один ремешок, а дальше я сам…

Взгляд Элли невольно упал на ремни, затянутые настолько туго, что они буквально вонзились в тело и конечности. Даже если бы она захотела распустить их, у нее не хватило бы сил.

Только она вообще боялась дотронуться до Манекеника.

Он вдруг захныкал как ребенок:

— Меня уда-а-арили! Прямо в глаз, и лицо расцарапали. А в ранку могут попасть микробы. Начнется инфекция, может, опухоль мозга!

Элли почувствовала к нему отвращение.

— Умница, красавица, сладенькая моя Элли! — Он вновь улыбался ей. Дернулся телом, пытаясь передвинуть каталку поближе, но та осталась на месте. — Элли, я ведь тебя искал. У меня просто сердце разрывалось от жалости, когда я думал, что ты бродишь по улицам одна. Хотел отвести домой. Честно-честно! Но ты сама меня нашла, разве не смешно?.. Слушай, малышка, развяжи ремешок. Ну что тебе стоит? Развяжи! Просто потяни за пряжку и выпусти меня. Добренькая, сладенькая!

Элли отрицательно помотала головой.

— Выпусти меня, дрянная девчонка! — заорал он во всю глотку. Элли едва не оглохла. — Я тебе глаза выцарапаю! Волосы твои хорошенькие повыдергаю! Выпусти меня немедленно, иначе сдохнешь! Выпусти меня, маленькая стерва! ВЫПУСТИ МЕНЯ! ВЫПУСТИ МЕНЯ! ВЫПУСТИ МЕНЯ!!!

Покрывшись гусиной кожей, Элли бросилась прочь из старой душевой.

Поскользнувшись на кафеле, она взлетела по лестнице, затем вспомнила о ведре и спешно вернулась за ним. Манекеник продолжал орать, в подвале это выходило звонко. Когда Элли втащила полное ведро на лестницу, нырнула в комнаты и затворила за собой дверь, в коридоре раздались деловитые шаги.

Она замерла, боясь шелохнуться, только сердце оглушительно колотилось в груди. Манекеник перестал кричать и жалобно взвыл. В этом звуке было мало человеческого — шакал, угодивший в капкан и обнаруживший рядом человека с ружьем.

Вой оборвался. В наступившей гробовой тишине раздался тяжелый скрежет, будто передвинулось что-то массивное, затем последовал тихий, взвизгивающий свист. Элли понадобилось несколько секунд, чтобы догадаться, что так свистели подшипники в колесиках каталки. Потом свист снова накрыл тяжелый скрежет. И все стихло.

Прошло не меньше получаса, прежде чем ни живая ни мертвая девочка выползла из комнат с немытыми полами и встала на верхнюю ступеньку лестницы, вглядываясь в полумрак старой душевой.

Каталка с Манекеником исчезла. Словно ее никогда не было.

6

К семи часам, когда пришла Камила, комнатки было не узнать. Груды мусора исчезли, уступив место сверкающим тисовым полам. Экономка сдержанно похвалила ее, не обратив внимания на бледное лицо девочки и дрожащие руки.

На кухне Элли ожидало блюдо с горячей фейжоадой: тушеным месивом из черных бобов, сдобренных беконом, свиными ребрышками, ушами и языком. В другой раз девочка уничтожила бы порцию в один присест, но после того что ей открылось в подвальной комнате, аппетит отсутствовал напрочь. Более того, она боялась, что ее вот-вот стошнит.

Камила наблюдала за ней, скрестив руки на груди, и Элли пришлось давиться, делая вид, что она страшно проголодалась.

— Ты хорошо справилась с первыми двумя поручениями, — сообщила экономка. — После ужина тебе разрешается отдохнуть в своей комнатке. Спать ложись пораньше, потому что завтра я разбужу чуть свет. Тебе предстоит последнее, самое главное испытание.

— Какое? — спросила Элли с набитым ртом.

— Подробности завтра объяснят другие люди. Поручение не входит в мою компетенцию, как первые два, но, насколько я знаю, тебе нужно будет куда-то отправиться и что-то незаметно взять из кабинета одного человека.

Элли едва не подавилась бобами:

— Украсть?!

— Не тебе оценивать приказы Сеньоры! — отрезала экономка. Элли подавленно уткнулась в тарелку с фейжоадой. — Она дает задания, ты их выполняешь. Не забывай, что только так ты получишь то, зачем пришла!

Тяжелой походкой темнокожая Камила удалилась с кухни. На Элли накатила безнадежная тоска. Она почувствовала себя невероятно далеко от родного дома, окруженной чужими людьми, которые глумятся над ней. Она была совершенно уверена, что не справится с последним заданием — отправиться в незнакомое место и отыскать там чей-то кабинет. Но еще хуже было то, что предстояло сделать в этом кабинете. Ей нужно что-то «незаметно взять» оттуда, как сказала Камила, хотя на самом деле это называется украсть. Украсть. Боже мой, у нее не хватит духа стащить даже канцелярскую скрепку! Нет, проще умереть.

Элли заплакала. Слезы покатились по щекам, срываясь в тарелку с бобами. Дона Флореста придумала для нее невыполнимое задание, девочка точно не справится с ним, а потому навсегда останется в загадочном и страшном доме. Ее привяжут к каталке и увезут в старую душевую, где она исчезнет навсегда!

Элли остро ощутила, что ей нужна помощь того, кто стоит за куклой. Того, кто всегда помогал ей. Она маленькая и слабая. В одиночку ей не по силам тягаться с владелицей виллы. А ангел-хранитель мудрый и могущественный. Он сможет найти решение.

На огромной кухне, в окружении никелированных плит и шкафов, маленькая Элли стала неумело, по-детски, молиться, чтобы ангел-хранитель пришел и защитил ее от страшной доны Флоресты.

7

Этой ночью Андрей решил в последний раз отправиться в далекое путешествие за дверь. Именно — в последний. Ради этого он отрезал себе путь к отступлению: спустил в унитаз обе упаковки орексина (за исключением пары капсул). Выщелкивать в водопроводную воду препарат, не запущенный в производство, а потому стоящий бешеные деньги, доставило ему истинное наслаждение. Особый смак состоял в том, что Андрей представлял, будто делает это на глазах Кривокрасова.

На пути к Элли маячила фигура тихого убийцы по имени Инсульт. Андрей намеревался обмануть его, но только один раз — больше не получится. Поэтому встреча с Элли предстояла прощальная. Он узнает адрес виллы и вернется обратно. Хотя Андрей надеялся, что на вилле девочке не угрожает опасность. Надеялся всей душой.

Последнее путешествие в верхний мир он планировал провести в сомнологическом кабинете. Собственно, после тою как Андрей по дурости отказался от помощи Альбины, выбора не оставалось. Информацию из сна примут датчики движения глаз, компьютер запишет показания в виде графика, утром останется только его расшифровать. Ключ от сомнологического кабинета у него был. Но требовался еще один, чтобы попасть в отделение функциональной диагностики.

Еще днем он стащил из процедурной несколько препаратов и пару шприцев. Переложив их в портфель, где лежала купленная ранее бутылочка с негазированной водой, шоколадный батончик и пакетик чипсов, Андрей принялся ждать. Рабочий день закончился, кроме него, врачей в неврологии не осталось.

Когда стрелки часов показали шесть, Андрей спустился на улицу, погулял около часа вокруг корпусов больницы, потом вернулся к посту охраны и, представившись, небрежно попросил ключ от отделения функциональной диагностики, сообщив, что собирается работать там всю ночь. Дежуривший молодой парень следил по портативному телевизору за футбольным матчем «Зенита» с одной из московских команд и даже не поинтересовался, зачем ему понадобился ключ от чужого отделения. Так Андрей получил недостающий элемент доступа. Поднявшись на восьмой этаж и проникнув в отделение, он тщательно запер наружную дверь и разместился в сомнологическом кабинете.

До девяти он читал книгу, которую оставила Багаева. Читал, конечно, это сильно сказано — из-за головокружения буквы гуляли перед глазами. Но все же Андрей узнал много нового. Оказалось, что цветок фиалки с древних времен означал застенчивость — качество, которое лучше всего характеризовало Элли. Шалфей, символизировавший владельца игрушечного магазинчика, означал добродетель, что тоже оказалось истинной правдой… Андрей читал символику растений и пытался запомнить как можно больше информации. Эти знания помогут, когда он окажется там.

Около девяти он разделся, выключил мобильник, чтобы не потревожить сон случайным звонком. Облачился в пижаму и запустил аппаратуру. Когда начал распутывать провода от датчиков, неожиданно пронзительным стало ощущение собственного одиночества. Ему никто не поможет, если, например, во сне он ненароком оборвет датчик или от испуга вдруг остановится сердце. Рискованно делать все одному. Но Андрей и так знал, что идет на риск. На колоссальный риск заработать обширный инсульт.

Он сделал инъекцию антиагреганта, чтобы облегчить ишемический удар, когда сядет в поезд, идущий на тот свет. Спустя некоторое время принял две последние таблетки орексина. Накрылся одеялом до пояса, надел шапочку энцефалографа и прилепил лейкопластырем датчики движения глаз. Когда перемещение на потустороннюю равнину должно было вот-вот начаться, в дверь отделения постучали.

Андрей поднялся на кровати.

Кто это? Охранник? Или кто-то из врачей, кого вытащили из дома для срочной работы?

Стук повторился. Громче, настойчивее.

Андрей растерялся. Если это кто-то из врачей, то ему будет трудно объяснить свое присутствие в чужом отделении ночью. Тем более ключи добыты незаконным путем.

Его план оказался на грани срыва!

Новое тук-тук-тук… Андрей внезапно понял, что сигналы идут с последовательностью: три коротких, три длинных, три коротких.

SOS!

Сорвав датчики, он вскочил с кровати. Пробежав босиком по прохладному линолеуму, сначала отпер дверь кабинета, затем общую в отделение…

За дверью стояла Альбина.

— Что ты здесь… — удивленно начал он.

Она внезапно расплакалась. Слезы покатились по щекам, из горла прорвалось рыдание. Андрей не заметил, как обнял девушку. И лишь тогда обнаружил у нее в руке рыжий конверт…

— Вы оставили это на столе в учебной комнате!

Конверт с его снимками. Он таскался с ним целый день, а в итоге забыл там, где его нашла Альбина.

— Почему вы не сказали? — сквозь слезы заговорила она. — Разве вы мне не доверяете? Разве я вам чужая?

— Не знаю. Мне было очень плохо. Прости меня, Альбинка, я… я полный идиот!

— Вы не представляете, как сильно я за вас пережинаю! Вы значите для меня больше, чем кто угодно!

От волнения акцент в ее речи снова усилился, он буквально резал слух.

— Как ты меня нашла?

Он провел ее в комнату пациента и усадил на кровать. Налил воды. Когда она пила, зубы стучали о край чашки.

— Не смотрите, — попросила девушка, — у меня нос красный.

Андрей уставился на картину «Закат над скошенным лугом». Орексин уже действовал, но оставалось еще несколько минут, прежде чем сомкнутся веки.

— Вас не было дома, а сотовый не отвечал, — объяснила она. — И я подумала, что вы здесь, решили передать название улицы через датчики ОУГ. Но как вы справитесь один! Вдруг что-то случится! Вы подумали об этом? Подумали?

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, — улыбнулся он.

Глаза девушки просияли. Она хотела сказать что-то еще. Но не сказала. Только устало улыбнулась. И Андрей с благодарностью обнял ее еще раз.

…Альбина заставила его надеть все без исключения датчики полисомнографа, чтобы кроме энцефалограммы и движения глаз контролировать работу сердца и легких. Андрей второй раз за этот вечер забрался в кровать. Только теперь рядом с ним находилась Альбина.

Когда она накрывала его одеялом, то обнаружила, что он дрожит.

— Что с вами?

— Боюсь, — признался он. — Ужасно боюсь, что могу не проснуться.

— Тогда не ходите, — сказала она, — за дверь.

Он нашел ее ладонь и крепко сжал обеими руками. Стало легче.

— Не могу. Понимаешь, эта девочка — единственное светлое пятно в моей жизни. Только держась за нее, я не умер и не разложился окончательно после той злосчастной травмы… А я ведь мог, ты знаешь.

Альбина усмехнулась, но глаза остались грустными.

— Элли знает обо мне, — продолжал Андрей. — Она думает, что я помогаю ей. Но на самом деле это она меня спасает… — Он крепче сжал ее ладонь. Зрачки уже скрылись под веками. — Не волнуйся, Альбина. Это в последний раз… последний…

Он так и уснул, держась за ладонь девушки. Альбина еще долго сидела на краю кровати, не решаясь освободить руку, чтобы не потревожить его сон. Наконец, когда дыхание Андрея стало редким, а пульс замедлился, она осторожно встала, поцеловала его и перебралась за монитор в технической комнате. Показания электродов и датчиков указывали на то, что сейчас Андрей находился в глубоком сне. Согласно естественному биоритму человека, через тридцать — соррк минут эту фазу сменит фаза сновидений, и тогда он войдет в дверь.

После чего наступит кома.

Глава вторая ГЛУБОЧАЙШЕЕ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

1

Низкорослый крепыш Родригес, sub-gerente, находящийся в подчинении у Лусио, олицетворявший ударную силу фавелы, привез пятнадцать опытных soldados. Шестеро из них воевали с правительственными войсками в джунглях Колумбии и не уступали в подготовке офицерам регулярной армии. Они прибыли на пяти мотоциклах и двух автомобилях, багажники которых были забиты арсеналом оружия: штурмовые винтовки Colt AR-15 и Н amp;К G-3, автоматы Калашникова, дробовики, ручные гранаты и три базуки (на всякий случай).

— Будем брать штурмом? — спросил Родригес, кивнув в сторону виллы, часть построек которой виднелись между домами. Чтобы не обнаружить своего присутствия, они расположились от нее через квартал.

На вопрос о штурме Лусио не ответил. Он пока сам не знал, как войдет в дом. Но около трех десятков звонков и сдохший аккумулятор мобильника вывели его на человека с виллы. Водитель и секьюрити, мелкая сошка, который вряд ли владел большими тайнами, однако на поиски более крупной рыбы не было времени.

— Сделал то, что я просил? — спросил он у Родригеса.

— Ты позвонил поздно, но мы успели. Взяли обоих. Сейчас они в надежном месте под охраной моих людей.

Он протянул клочок бумаги, на которым неряшливым почерком были записаны цифры.

— Это восьмерка или пятерка? — спросил Лусио, разглядывая бумажку.

— Черт возьми, разве не понятно?

— Стал бы я спрашивать!

Он велел Родригесу рассредоточить бойцов по окрестным улицам так, чтобы они могли собраться по одному звонку. Сам опустился на плетеный стул под навесом кафе и, глядя на непроницаемые окна дома Сеньоры, набрал номер.

Абонент внутри виллы ответил не сразу. Когда он поднял трубку и произнес «алло», Лусио быстро заговорил:

— Привет, парень, меня зовут Лусио, ты наверняка слышал обо мне. Не вздумай отключиться, потому что мой звонок в твоих интересах.

— Какого дьявола! — прошипел собеседник. Было ясно, что он не один и не может говорить громче.

— Я хотел бы с тобой встретиться, амиго. Прямо сейчас.

— Ты рехнулся?

— Приходи в кафе на другой стороне улицы. У меня есть новости о твоей семье. Боюсь, твои жена и дочь сегодня не ночуют дома.

Лусио сразу почувствовал, что собеседник растерялся.

— Ты лжешь, — неуверенно произнес тот.

— Запиши телефон. — Лусио продиктовал цифры с клочка бумаги, который дал Родригес — Позвони — и услышишь их голоса.

— Что тебе нужно? — А вот и злость появилась в голосе. Можно смягчить тон.

— Мне нужно, чтобы ты выпил со мной чашечку кофе. Скажи старшему охраны, что у тебя кончились сигареты или что-нибудь еще. Главное — выберись с виллы… Если хоть словом, хоть полсловом проболтаешься своим об этом разговоре, можешь уже сейчас заказывать два места на кладбище. Я понятно выражаюсь?

Собеседник на другом конце линии молчал.

Лусио выключил мобильный.

Минут через сорок из главных ворот вышел чернокожий молодой человек в голубой рубашке с надписью «Частная охрана». Лицо выглядело серым и больным. Лусио поднял руку. Парень заметил его, неровной походкой добрел до столика и плюхнулся в плетеное кресло. Правильно, сейчас ему лучше посидеть.

— Место открытое, — пожаловался он, — нас могут увидеть из дома.

— Расслабься, амиго, — с широкой улыбкой ответил Лусио. — Мы сидим в тени, нас ни хрена не видно.

— Что вам нужно?

— Ты позвонил?

— А как вы думаете?

Лусио не знал, как думать, потому что у него не было семьи. Скорее всего, он рассказал бы об угрозах своему dono.

— Я позвонил по телефону, который вы назвали, — продолжил парень. — Если с ними что-то случится… вы не представляете, что будет.

Лусио попытался его успокоить.

— Я вполне осознаю проблемы, которые может мне устроить твоя dona, потому что знаю ее могущество. Обещаю, с твоей семьей ничего не случится. Ты слышишь меня? Ничего не случится. Главное — держать себя в руках и не делать глупостей… — Он откинулся на спинку кресла, отхлебнул пива из бокала. — Но ты должен понять и мои чувства. Вчера на виллу попала девочка. Маленькая такая, лет десяти, зовут Элли. Она очень дорога мне, я давно ищу ее. Считай, что это моя дочь.

— Это все, что вам нужно? — удивился молодой человек.

Лусио кивнул.

— Можешь быть уверен, что, как только я получу девочку, твоя семья вернется домой.

Ему удалось успокоить собеседника. Тот перестал дрожать.

— Девочка сейчас на вилле? — спросил Лусио.

— Пока да.

— Выведи ее.

Парень вспыхнул:

— Это невозможно! У меня нет к ней доступа. Я лишь рядовой секьюрити, который следит за камерами и выполняет мелкие поручения.

— Ты меня огорчаешь. Твоя семья…

— Я говорю, что это невозможно! Сеньора за ней наблюдает.

Теперь настала очередь удивляться Лусио. Девочка заинтересовала дону Флоресту? Чем?.. Впрочем, понятно. Дона Флореста в курсе, что Элли зачем-то нужна Ти-си, и пытается разобраться, как использовать этот неожиданный козырь, попавший к ней в руки. В любом случае ситуацию это не меняет. Черная ведьма не успеет пустить карту в игру, потому что будет уничтожена.

— Тогда мы совершим налет на виллу! — Лусио сделал вид, словно идея только что пришла ему в голову. Будто не было пятнадцати пехотинцев, ожидающих своего часа в окрестных кварталах. — Ты скажешь, в какой части дома держат девочку, и мы сами заберем ее…

— У вас ничего не выйдет. Даже если вы пробьетесь через ворота, в дом не войти. Одним нажатием кнопки на окна автоматически опускаются пуленепробиваемые ставни, а на пульт полицейского управления поступает сигнал тревоги. Полиция будет на вилле через десять — пятнадцать минут, а учитывая, что дона Флореста приплачивает кому-то из высших чинов, они приедут еще быстрее. В течение этого времени охрана дома будет держать оборону, за десять минут вам ее не сломать. Я даже не уверен, что нескольких часов будет достаточно.

Лусио озадаченно запустил пятерню в короткие волосы.

— Но как же быть? — спросил он. — Я не могу допустить, чтобы у вас осталась моя девочка. Как и ты не можешь допустить, чтобы у нас осталась твоя семья.

Собеседник стал еще бледнее.

— У меня хорошая работа, — сказал он жалобно. — Было очень трудно найти такую. Я не хочу ее потерять.

— Можешь не сомневаться, никто не узнает о нашем разговоре. Этой встречи не было.

В награду за эти слова Лусио услышал такое, что у него отпала челюсть.

— Однажды, — произнес молодой человек, — я подслушал разговор между fiel, личными поверенными доны Флоресты. Они упомянули о том, что из парка Тижука в дом ведет потайной подземный ход.

2

Станция предстала перед Андреем в руинах, словно после бомбардировки. Было поразительно, насколько она изменилась. Нет, ее назначение по-прежнему заключалось в том, чтобы отправлять составы в страну под названием «отсутствие электрической активности в коре головного мозга». Но за какой-то день зал потерял сияющее великолепие и превратился в развалины. В полу зияли дыры. Стены и колонны покрылись глубокими трещинами. Путь к перрону преграждали завалы из камня и мрамора. Свет, падающий сверху, практически исчез.

Длинноволосого мертвеца с отросшими ногтями было не видать. В прошлый раз Андрей задал этому зомби-хиппи основательную трепку. Препятствий на пути к электричке не было. Он побежал к перрону.

…Еще до остановки поезда Андрей увидел в окно, что над равниной сгрудились грязно-серые тучи, протянувшиеся по небу, точно борозды, и надежно спрятавшие солнце. Ни единый луч света больше не падал на рассыпанные по равнине цветы. К сожалению, эта беда оказалась не единственной.

Выйдя из вагона, Андрей обнаружил, что небо на востоке затянула разгневанная стена тьмы, от которой расползались веретена смерчей. Тьма поглотила уже много земель и двигалась сюда. Издалека слышался ее жуткий вой. От вида близящейся черноты в душе возникло стойкое предчувствие, что миру пришел конец.

Андрей не стал задерживаться возле вагонов и побежал в поле. Один за другим шквалы ветра стегали по равнине, клонили травы к земле, толкали доктора в плечи и спину.

Фиалку он нашел без труда. Внутренний навигатор привел Андрея прямо к ней, в небольшую ложбину рядом с пригорком, на вершине которого стоял каменный Иисус. Она беспомощно трепыхалась на ветру, словно взывая о помощи, но Андрей не стал протягивать к ней руку. Не сейчас. Он внимательно оглядел соседние растения. И обнаружил то, что искал. Ошибиться невозможно — образ был ярким, броским, пугающим.

Она росла на дне оврага, в самом центре. Остальные цветы и травы собирались вокруг нее, тянулись к ней, в том числе и фиалка… В Средневековье растение считалось ведьминым. Розетка из крупных листьев, зеленоватые цветки, вылезший из земли темно-коричневый корень. Сильный галлюциноген, способный вызвать сумасшествие.

Мандрагора.

Протягивая руку к цветам, Андрей не сомневался в личности той, чьим символом являлось это растение.

3

Какое-то время он плыл в тумане, не понимая, где верх, а где низ. Потом туман рассеялся и перед ним предстал книжный шкаф — большой, старинный. На корешках надписи на английском и португальском, солидное собрание, в другое время Андрей с интересом полистал бы несколько экземпляров. Но сейчас не книги занимали женщину, в которой он очутился.

Она рассматривала собственную руку. Изящную, с тонкими пальцами, унизанную кольцами и перстнями, с аккуратным маникюром. Красивая рука, если не считать досадной морщинки между костяшками среднего и безымянного пальцев. Женщина потерла ее. Морщинка разгладилась, но затем упрямо собралась вновь.

Андрей попытался прочесть чувства. Он виртуозно научился это делать в Элли. Прием несложный, нужно отодвинуть в сторону свои мысли и прислушаться. С девочкой получалось легко, почти всегда ею владело что-то одно: радость, печаль, паника, лютый голод… В Хозяйке он ничего не услышал. Глухо, словно внутри бронированного сейфа. Если чувства и существовали, то были запрятаны очень глубоко. До него доносилась только легкая грусть из-за морщинки, поселившейся на красивой руке.

Женщина повернулась, и перед Андреем открылся кабинет, стены которого занимали книжные шкафы. Посреди кабинета стоял массивный стол из красного дерева, на столе — ровные стопки документов, календарь, стаканчик с карандашами и бронзовые настольные часы, на которые облокотилась статуэтка греческой богини (кажется, Деметры). На краю стола стоял серебристый поднос, на котором разместились кофейник, чашка с кофе, две пышные булочки (одна разрезана пополам), джемы, варенье, мед в розетках, желтые ломтики сыра на блюдце, сервелат, половинка грейпфрута, красная икра. При виде аппетитных закусок Андрей почувствовал голод. Хозяйка же обошла поднос стороной и опустилась в кресло.

Перед ней посреди стола лежал лист, наполовину заполненный рукописным текстом. Письмо. Судя по всему, Хозяйка была женщиной старомодной: во времена гегемонии электронной почты она писала чернильным пером. У нее на столе не было даже жидкокристаллической панели компьютера — настоящая дикость для современного офиса.

Женщина покрутила в изящных пальцах позолоченную ручку, собираясь с мыслями, и начала новый абзац. Андрей следил, как она с завидной каллиграфией выводит слова. Некоторые из них он мог даже перевести (за последнюю неделю он выучил много португальских слов), но смысл оставался недоступен. Судя по сухости эмоций, женщина сочиняла деловое письмо. Андрею было жалко времени, чтобы следить за этим занятием. Коматозный сон небезграничен, в один прекрасный момент астральная нить потянет его назад в тело. А нужно еще узнать адрес виллы и повидаться с Элли, он беспокоился о девочке, страшно беспокоился… И все-таки Андрей надеялся, что ему удастся каким-то образом прочесть намерения Хозяйки.

Рука женщины продолжала монотонно выводить слово за словом. Наблюдая за ней, Андрей незаметно погрузился в транс. Он смотрел на руку, на кончик пера, и ему стало казаться, что это его рука… что вовсе не Хозяйка пишет письмо, а он, доктор Ильин из Санкт-Петербурга… он пишет о том, что беспокоится об Элли, страшно беспокоится, потому что любит ее словно отец и скучает по ней…

Хозяйка вздрогнула.

Мимолетный сон Андрея, сон во сне, улетучился. Он взглянул на текст глазами женщины, и увиденное потрясло его.

В нижней части листа ровные строки на португальском внезапно обрывались, а за ними… Андрей попытался понять, что же он видит… Во-первых, почерк резко менялся. А во-вторых, написанные слова он читал без труда, но не потому, что выучил португальский. Перед ним был русский текст. Рваный, с прыгающими буквами и расползающимися строками, но составленный из хорошо знакомых ему слов.

Хозяйка озадаченно рассматривала листок. Теперь чувства в ней появились. Андрей прочел сдержанное изумление… Как же так получилось? Он погрузился в транс и на какое-то время завладел рукой Хозяйки, в результате его мысли прорвались на бумагу. Невероятно! Впрочем, не более невероятно, чем то, что с ним происходит в последнюю неделю.

Отложив письмо в сторону, женщина взяла из ящика ч истый лист и начала писать заново. На этот раз она писала быстро, не прерываясь, восстанавливая текст по памяти. Будь у него время, Андрей повторил бы фокус с овладением чужой рукой. Но как раз времени не было. Это последний внетелесный опыт. Больше за дверь ни ногой. Он начнет лечиться, пограничные путешествия останутся в прошлом. Поэтому сейчас нужно, чтобы Хозяйка поскорее дописала письмо и хотя бы прогулялась по вилле.

Многострадальное послание наконец было закончено. Женщина поставила витиеватый автограф, сложила лист и достала конверт.

Андрей уставился на него во все глаза!!! Такого подарка от судьбы он не ждал.

В нижней части конверта, под почтовым индексом и названием города, был напечатан адрес отправителя: «Rua Assuno, 14».

Женщина стала вписывать адрес получателя в пустые строки. Андрей, не теряя ни секунды, собрал свою бестелесую сущность в единый комок и четкими, отрывистыми командами передал первое слово…

Золотое перо вывалилось из пальцев.

Женщина в черном схватилась за лицо, но духа внутри нее было не остановить. Он передал второе слово, и глазные яблоки женщины снова задвигались вверх-вниз.

Опрокинув кресло, Хозяйка вскочила из-за стола. Конверт потерялся из глаз. Андрей не успел передать номер дома, но с цифрами-то проблем не было. Четырнадцать. Он помнил. И, вероятно, будет помнить, когда проснется. Но на всякий случай решил продублировать память.

Третья передача прошла четко, словно доктор Ильин всю жизнь передавал азбукой Морзе информацию из чужого тела на другой конец света.

Шокированная Хозяйка, сдавив глаза, без сил повалилась спиной на дверцу книжного шкафа.

4

После трансляции женщина в черном долго не убирала ладони от глаз, видимо опасаясь, что они вновь начнут гулять сами по себе. Потом подошла к бару и выпила какую-то таблетку. То ли она, то ли рюмка бренди, опрокинутая следом, вернули внутренний покой. Конверт с письмом все это время оставался на столе. Хозяйка дописала адрес получателя, вложила письмо и заклеила клапан. Затем, подхватив конверт, вышла из кабинета.

Итак, Андрей узнал и передал адрес виллы в полисомнограф. Он уже сделал много. Но все же ему хотелось узнать намерения Хозяйки в отношении Элли. Это была вторая задача, которую он ставил перед собой. Лучший способ — немного последить за женщиной. После танца глазами она быстро пришла в себя. Не стала задумываться о серии странных событий, а устранила недоразумение таблеткой успокоительного и бренди. Отмела все лишнее и понесла куда-то письмо. Деловая женщина.

Кабинет находился на втором этаже. Андрей это понял, когда перед ним возникла лестница и Хозяйка стала спускаться по ней в холл. Он впервые увидел дом изнутри. Интерьер поразил его размерами, роскошью, выдержанным классическим стилем. В каждом движении Хозяйки, неспешно спускающейся вниз, чувствовалось, что все вокруг принадлежит ей.

Из холла она не пошла через парадные двери на улицу, чтобы бросить письмо в почтовый ящик или отдать слуге. Вместо этого женщина повернула куда-то под лестницу, в темный коридор. Недолгая прогулка по нему привела их в пустое полуподвальное помещение, обложенное кафелем. Интересно, что здесь понадобилось Хозяйке?

Женщина в черном приблизилась к стене. Прижала ладонь к одной из плиток, трещины на которой сложились в причудливый узор. Спустя секунду плитка ушла в стену, а следом, на глазах изумленного Андрея, вся стена поехала влево, открыв потайной коридор, освещенный слабым желтым светом.

Прогулка в компании женщины в черном становилась все интереснее. Куда ведет коридор? Он может служить запасным выходом с виллы, как в средневековых рыцарских замках. Может, ведет в тайник с сокровищами Сеньоры. В любом случае Андрей больше не думал о том, чтобы покинуть Хозяйку.

Они шли долго. Освещенный редкими светильниками, коридор петлял и не кончался. С левой стороны периодически возникали двери, но Хозяйка не вошла ни в одну из них, держа путь куда-то к центру Земли. Временами коридор напоминал Андрею его собственное неврологическое отделение. Было в нем что-то эдакое больничное.

Наконец, сложно сказать через какое время, путь им преградила металлическая дверь. Возле нее Хозяйка остановилась и нажала большую круглую кнопку в стене. Стальное полотно вздрогнуло (вероятно, внутри передвинулся засов, приводимый в действие электричеством). Хозяйка толкнула дверь, и в лицо Андрею ударил свет.

Они оказались на открытом воздухе на небольшой каменистой площадке, огороженной со всех сторон зеленью. Багровые лучи заходящего солнца пробивались сквозь кроны густого леса. Позади находился могучий скальный массив. Потайной коридор все-таки оказался запасным выходом.

На площадке стоял мини-вэн, марку которого Андрей не разобрал. Дверца в салоне отодвинута, внутри в креслах расположились несколько пассажиров. У всех до одного завязаны глаза. В первый момент Андрею показалось, что их приготовили к казни. Но через секунду он отмел эту мысль. Лица людей были спокойными, может чуточку усталыми, но ненапуганными. Завязанные глаза их вовсе не стесняли, пассажирам мини-вэна не впервой кататься вслепую.

«Их только что вывели из подземного коридора, — догадался Андрей. — А глаза завязаны потому, что они не должны знать, где были. Мера предосторожности… Кто эти люди и что они здесь делали?»

Возле кабины обнаружился еще один человек, без повязки. Андрей узнал его — телохранитель Хозяйки. Он собирался захлопнуть дверь салона, но задержался, заметив появившуюся Сеньору. Коротко поклонился.

Она что-то сказала ему. Протянула конверт.

«Опустишь в почтовый ящик, — мысленно произнес Андрей. — Или отдашь лично в руки».

Помощник кивнул, закрыл салон, в котором устроились люди с завязанными глазами, потом забрался в кресло водителя и завел двигатель. Мини-вэн покатил по камням и исчез за стеной зелени. Немного постояв на площадке, Хозяйка вернулась в потайной коридор и тщательно закрыла наружную дверь.

Кроме информации о потайном выходе с виллы, Андрей не узнал ничего полезного. Пожалуй, у него появилось даже больше вопросов, чем было до этого. За Хозяйкой можно следить долго. Но ему пора отправляться к фиалке.

Однако, прежде чем он подумал о равнине и цветах, Хозяйка остановилась возле одной из дверей в потайном коридоре. Заинтересовавшийся Андрей решил задержаться еще немного.

За дверью оказалась комната с металлическими шкафчиками вдоль стен. Хозяйка открыла один из них. Внутри висело что-то белое и знакомое. Когда женщина сняла это с крючка, Андрей понял, что у нее в руках медицинский халат.

Такой же, как у него.

В душе что-то заскреблось, предвосхищая догадку. Все-таки он не ошибся, уловив в устройстве подземного коридора связь с медициной.

Хозяйка надела халат поверх черного платья. Заправила волосы под шапочку. Натянула латексные перчатки и вошла в следующую дверь. То, что Андрей увидел за ней, привело его в неописуемый ужас.

5

Черный фронт бури с востока приблизился. Небо над равниной затянуло беспросветной тьмой.

Андрей с ужасом смотрел на мандрагору, и теперь ему казалось, что в ней больше уродства, чем красоты. Робкая фиалка находилась в опасной близости от колдовского растения, практически под ее широкими листьями.

Он ошибся, позволив Элли войти на виллу. Жестоко ошибся. Нужно срочно выводить девочку из дома. Ей нужно бежать оттуда как можно скорей! Нельзя оставаться под одной крышей с…

Вдалеке прогрохотал гром. Андрей повернул голову, и его мысли остановились.

По равнине брел Страж. Тот самый, с подземной станции. Сутулый, с копной нечесаных волос, развевающихся на ветру. Позади него в травянистых волнах, словно кильватерная струя, оставался длинный черный след из мертвых цветов и трав. Они гибли, попавшись ему на пути… Вот почему его не было на станции! Андрей надеялся, что уничтожил монстра, а тот выбрался на равнину — живой и невредимый.

Андрей спрятался в зарослях.

Неужели эта косматая тварь с ногтями-лезвиями вместо пальцев пришла за ним? Что, пора возвращаться в электричку? И дальше — в собственное тело? Неужели конец всему! Конечно, он узнал улицу, это огромное подспорье для поисков девочки в большом городе, но…

Но ему хотелось вывести Элли с виллы. После того что он увидел в подземной медицинской комнате, нет необходимости разбираться в чувствах Хозяйки по отношению к Элли, потому что этих чувств не было. В груди под черным крепдешином все мертво, как в могиле. Оставлять девочку под одной крышей с этой женщиной нельзя ни в коем случае.

Сквозь траву он увидел, как мертвец добрался до статуи и встал под ней. Желтые горящие глаза с ненавистью оглядывали пространство вокруг. Страж искал Андрея. Стоп… Ведь он не видит на свету, кажется, так говорил отец Кирилл? Да, говорил. Но сегодня тучи плотно закрыли солнце. Настало время тьмы, в которой мертвец прекрасно ориентируется.

Андрей прижал лоб к земле. Пошел прочь! Дай закончить, осталось совсем чуть-чуть!

Фиалка покачивалась из стороны в сторону возле лица. Он никогда не задумывался, исчезает ли его астральное тело, когда дотрагиваешься до цветка? Если так, то есть шанс на время исчезнуть, скрыться в человеке…

Страж стал спускаться в ложбину. Выхода не оставалось. Андрей протянул пальцы к нежно-фиолетовым лепесткам…

6

Несмотря на загадки и тайны, к концу дня Элли порядком вымоталась и едва волочила ноги. Поэтому после ужина все мысли были только о том, как добраться до своей комнатки, повалиться на кровать и закрыть глаза. Этот замечательный план был разрушен в самом конце, когда, прижав пластмассовую подружку к сердцу, девочка была готова очутиться в стране волшебных грез.

Кукла ожила.

Пластмасса словно растаяла, обнажив под собой настоящую человеческую кожу. Пальцы девочки ощутили под ней толчок — будто ударилось настоящее сердце.

Сонливость как рукой сняло. Девочка села на кровати, едва сдерживая радость. Тот, кто стоял за куклой, услышал ее мольбу о помощи и пришел! Элли почувствовала к нему прилив нежности, какой бывает только к очень дорогому и близкому человеку.

— Я ждала тебя! — взахлеб заговорила она. — И очень скучала! Очень-очень! Тут такое происходит… Мне страшно!

Кукла дернулась из рук. Какой-то нетерпеливый, нервный рывок в сторону двери. Ангел-хранитель призывал ее покинуть комнату. Но Элли ужасно не хотелось идти куда-то сейчас, когда за окнами наступил вечер. Сейчас ей хотелось остаться в постельке, вытянуть ноющие ноги и не спеша обсудить с куклой, что делать с завтрашним поручением доны Флоресты. Но тот, кто стоял за куклой, считал по-другому.

Девочка вдруг почувствовала внутри себя нечто похожее на вопрос, заданный ей в «Соленом петухе». Тогда ангел-хранитель спросил, как ее зовут, и она написала свое имя на рассыпанном сахаре. В этот раз было немного другое. Постороннее усилие заставило напрячься мысли. Она почувствовала что-то вроде «э-э-э…», которое человек произносит, перед тем как сказать основную фразу. Ангел-хранитель собирался что-то сказать. Элли замерла, прислушиваясь. Но затем ощущение исчезло. Кукла снова дернулась к двери.

«Ты ведь не успокоишься, пока я не сделаю так, как тебе надо!» — устало подумала девочка.

Элли нехотя слезла с кровати, надела сандалии, платьишко и выглянула в коридор.

За окнами синел вечерний сумрак. В коридоре горел каждый третий светильник, никого в нем не было. Элли вышла из комнатки. С кухни раздавался звон кастрюль и посуды. Дона Флореста еще не ужинала, и повар, вероятно, готовил для нее что-то особенное.

Ангел-хранитель заставил Элли покинуть крыло для прислуги. Когда они оказались под лестницей в холле, кукла потянула девочку туда, куда она меньше всего хотела отправиться. В заброшенную часть дома. Поведение куклы было решительным, не терпящим возражений. Элли осталось только тяжко вздохнуть и подчиниться.

По мере того как они шли по коридору, звуки с кухни становились глуше, пока не исчезли совсем. Девочке показалось, что она очутилась на расстоянии многих километров от людей, хотя заброшенная часть дома была ей хорошо знакома: Элли сегодня прошла здесь, наверно, раз двести. Но куда кукла поведет ее? Впереди не было ничего заслуживающего внимания, только запертые двери и несколько окон, выглядывающих на лужайку. И, конечно, старая душевая, но Элли была уверена, что в нее они не пойдут. Ангел-хранитель добрый, он не поведет девочку в это страшное место.

— Куда мы идем? — спросила Элли.

Даже умей кукла разговаривать, она не успела бы ответить, потому что из-за угла вдруг вышел человек.

Подошвы сандалий прилипли к полу.

Прямо на них быстрым шагом шел fiel доны Флоресты. Усталый, ничего не видящий перед собой, возвращавшийся с какого-то дела. Элли он обнаружил в последний момент, когда наткнулся на нее посреди коридора.

— Что ты здесь делаешь? — удивился телохранитель, уставившись на девочку сверху вниз.

Элли подавленно молчала.

— Я с кем разговариваю? Ты куда собралась?

Элли облизала пересохшие губы.

— Я убирала комнаты… там… — Она указала пальчиком в глубь коридора, откуда шел fiel. — Мне велела сеньора Камила.

— Какая уборка? Девять вечера! Возвращайся в крыло для прислуги.

Элли с радостью бы так и сделала… только кукла была против. Она так напряглась, что, казалось, вместо игрушки девочка держится за высоковольтный электрический, провод.

— Я забыла ведро, — пропищала Элли едва слышно.

— Что?

— Я забыла ведро в комнате. Его нужно вернуть сеньоре Камиле.

Телохранитель отстраненно посмотрел на нее. Его занимали другие проблемы, не хватало еще разбираться с этим ведром.

Он нетерпеливо махнул рукой.

— Не задерживайся там, — бросил fiel и быстрым шагом скрылся в глубине коридора.

Едва он исчез, кукла немедленно потребовала от Элли возобновить движение.

— Да знаю я, знаю! — ответила девочка.

Они прошли еще шагов пять, повернули за угол и очутились в последнем отрезке коридора, который заканчивался известно чем. Элли прошла мимо двери в комнаты, которые вылизывала на протяжении второй половины дня, и остановились на вершине ступеней, спускавшихся в старую душевую.

Если днем в ней было просто сумрачно, то сейчас пространство между кафельными стенами утонуло во тьме, словно там находилась не комната, а черная дыра. Пробивающийся сквозь окна синий вечерний свет не доставал даже пола.

Кукла потянула ее в эту черную дыру.

— Нет, — решительно ответила Элли. — Я туда не пойду. Ни за что! Делай со мной что хочешь!

7

Андрей выбился из сил. Сегодня с девочкой было тяжело как никогда. Она хотела спать, упрямилась, канючила, не желала слушаться и упорно тянула назад. Душой он жалел ее. Но если не попытаться бежать сейчас, когда в доме темно и безлюдно, завтра будет поздно.

Проанализировав все варианты, он понял, что выти с виллы незаметно можно лишь через потайной ход. Путь надежен и прост: замаскированный под плитку переключатель в старой душевой и пустой желтый коридор, оканчивающийся дверью с автоматическим запором, за которой свобода. Преимущество данного варианта заключалось в том, что этот путь не сторожили. Чтобы убедиться, Андрею пришлось задержаться в Хозяйке чуть дольше, чем он планировал.

Но теперь, когда он сделал все для спасения девочки, когда подвел ее к выходу, она вдруг заупрямилась. И Андрей разозлился. Он старается изо всех сил, спасает ее, рискуя жизнью, а эта засранка встала в позу, чего-то испугавшись в старой душевой!

Андрей сильно разозлился.

8

Кукла в руках Элли взбесилась. Затряслась, задергалась, стала рваться из ладоней, словно в нее вселился злой демон. Наэлектризованные волосы стали дыбом, восхищенные глаза уродливо разъехались в стороны. Элли затаив дыхание смотрела на разъяренную игрушку.

И тогда она впервые услышала голос.

Он не был похож на журчание ручья или пение флейты, каким ей представлялся голос ангела-хранителя. Он оказался гневным и беспощадным. От него невозможно спрятаться, потому что он шел прямо из черепной коробки, громыхая в ней, словно огромный колокол.

— ИДИ ВНИЗ!

Элли обуял страх. Она вдруг поняла, что ее сопровождал совсем не ангел-хранитель, а кто-то намного могущественнее.

— Пожалуйста, не гони меня туда! — взмолилась она. — Я сделаю все, что ты прикажешь, только не гони меня в эту страшную комнату! Я маленькая и слабая, а там темно! Там очень темно, я боюсь…

— ИДИ ВНИЗ!!

Колокол раскачался, вошел в ритм и бил со всей мощью. Помощник, которого она считала добрым, показал себя с обратной стороны. В его голосе не было ни жалости, ни сострадания. Элли бессильно заплакала. Она умрет там, в этой старой душевой. Сгинет бесследно — а все из-за голоса, который погнал ее туда!

— ИДИ-И!!!

Трясясь от страха, она спустилась по ступеням навстречу мраку. Каждый шаг давался с превеликим трудом. Девочка боялась, что ноги откажут и она расшибется о кафельный пол так, что не сможет подняться. Боже, только бы не упасть!

Кукла повела чуть в сторону, но девочка и без нее знала направление. Каталка с Манекеником стояла у противоположной стены. Элли двинулась туда и ровно через десять шагов уперлась вытянутой рукой в прохладный, влажный кафель. Глаза, привыкшие к темноте, различили швы между плитками. Кукла потянула направо, они немного прошли вдоль стены и остановились у плитки, разрисованной трещинами словно узорами.

Кукла вздрогнула и пошевелилась из стороны в сторону. Элли, кажется, поняла это указание. Плитка скрывает некий секрет… Она вспомнила о Манекенике, который на этом месте ругал ее на чем свет стоит. Если выполнять указания куклы, то можно с ним столкнуться.

Элли захныкала.

— Пожа-а-алуйста! — стала она умалять невидимого проводника. — Пойдем назад. Я боюсь! Там за стеной очень плохо! Там нехороший человек, он будет кричать на меня!

В ответ в голове раздался сердитый толчок, неслышимый окрик, от которого кожа покрылось мурашками. Перед мысленным взором вспыхнула картинка — коридор, освещенный желтым светом. Он заканчивался массивной железной дверью. Рядом кнопка на стене. Чей-то палец нажимает на нее, механизм отодвигает задвижку, дверь открывается, впуская свет…

Такого с ней еще не случалось — видеть вещи, скрытые от глаз. Элли была уверена, что ей открылся коридор, находящийся за кафельной стеной. И заканчивался он дверью, за которой ее ждет свобода. Это было поразительно, впрочем, как и все, что вытворял ангел-хранитель. Но что делать, когда она выйдет на свободу?

Отвечая на вопрос, перед глазами вспыхнула новая картинка, хорошо ей знакомая. Кафе «Соленый петух». Грозный проводник требовал, чтобы Элли вернулась к Фабиане! Такой расклад был ей по душе. У девочки оставалось еще полреала на обратную поездку в автобусе до Рио Комприду. Нужно признать, что поход к доне Флоресте оказался не очень удачной идеей. Фабиана ошиблась, отправив ее сюда. Но она исправит ошибку. Фабиана взрослая, придумает что-нибудь…

Смахнув слезы и собрав крупицы храбрости, Элли одной рукой стиснула куклу, а другой потянулась к треснутой кафельной плитке. Ощупав края и не найдя в них ничего примечательного, она положила ладонь на центр. Несильно толкнула.

Плитка провалилась.

Большой участок стены перед девочкой вздрогнул, заскрежетал и начал отодвигаться в сторону. Из образовавшегося проема вырвался блеклый желтоватый свет, заставив Элли сощуриться.

Она осторожно заглянула внутрь, проверяя, нет ли кого за двигающейся стеной. Коридор был пуст. Очевидно, именно сюда вкатили каталку с Манекеником, но сейчас ее не видать.

Элли вошла в потайной коридор, оставив за спиной старую душевую, и лишь тогда осознала, что осталась одна. Она больше не чувствовала рядом с собой незримое могучее присутствие. Между ушами никаких толчков и шевелений, а кожа куклы снова превратилась в пластмассу.

Он ушел.

Элли опасливо оглянулась на темную душевую.

Он ушел, оставив ее здесь! Даже не проводил до выхода! Дальше придется идти одной. Не надо бояться, может, это недалеко. Может, самое трудное было попасть в этот коридор, а дальше все будет нормально! Элли дойдет до конца, нажмет кнопочку рядом с железной дверью, выйдет на свободу, вернется в кафе и будет ждать, пока кукла или Фабиана не скажут, что делать дальше.

Элли шмыгнула носом и двинулась вперед.

Коридор сильно петлял и казался бесконечным. Желтые настенные светильники тянулись на протяжении всего пути. Элли шла быстро, но не срывалась на бег. Подошвы сандалий шаркали по бетонному полу, им в такт взволнованно стучало сердце. Девочка была полна решимости дойти до конца. И она непременно бы это сделала, если бы на пути не попалась каталка…

Элли остановилась как вкопанная, глядя на приставленную к стене конструкцию, на ее пустое ложе, на свисающие до пола расстегнутые ремни. Манекеника на ней не было. Ее пробил пот. Куда он подевался? Ему все-таки удалось бежать? Или его забрали люди Сеньоры?

Из приоткрытой двери напротив раздалось тихое урчание. Без всякой задней мысли девочка заглянула в дверной проем.

Комнатка оказалась совсем крохотной. В ней не было ничего, кроме высокого стального шкафа, стоящего посередине. Именно его недра издавали урчание довольного, обожравшегося сметаной кота.

«Холодильник, — отстранение подумала Элли. — Большой».

Она задрала голову, разглядывая стального великана. Да, несомненно холодильник. Догадку подтверждали никелированный запор и резиновый уплотнитель вдоль дверцы. Интересно, зачем он поставлен в крохотной комнатке в подземном коридоре? Наверняка в нем хранят продукты на крайний случай. Какие там могуг быть продукты?.. Едва Элли задала себе этот вопрос, как в ней толкнулось любопытство. В голове щелкнул тумблер, начисто отключивший левое полушарие с его логическим мышлением.

«Там может быть мороженое!» — вожделенно подумала она. Мороженое. Сладкое, мягкое, тающее на языке очарование, которое Элли пробовала всего один раз в жизни! Ей не удалось заполучить его возле супермаркета, хотя безумно хотелось!.. Она представила, как нежный, прохладный кусочек касается ее иссохшего неба, и у нее закружилась голова.

Ручка оказалась увесистой и холодной. Потянув за нее, Элли приоткрыла дверцу, заставив вспыхнуть лампочку внутри. Свет из холодильника упал на девочку. Сквозь легкую ткань сарафана на щуплую фигурку дохнуло холодом. Она глянула на стеклянные полки, и воздух застыл в легких.

Вместо мороженого на стеклянных полках, упакованные в прозрачные пакеты с надписями, лежали окровавленные человеческие органы. Элли сразу поняла, что именно предстало ее глазам. Ей не доводилось видеть почки или селезенку, но она прекрасно узнала фиолетово-серую печень, которую Мария-Луиза иногда покупала на рынке и готовила на ужин… Сердце лежало отдельно. Оно было крупнее остальных органов, плотное, мускулистое, с торчащими обрезками сосудов. Совсем не похоже на сердечко, которое рисуют на открытках о любви.

Ужас, поднимавшийся в ней на протяжении последнего получаса, точно вода при наводнении, вырос в несколько раз и затопил девочку. Элли начисто позабыла о том, что ей нужно тайно покинуть виллу, и громко заверещала во всю мощь голосовых связок.

Картина событий вырисовывалась очевидная. В прошлый раз в старой душевой находился Манекеник, прикованный к каталке. Потом Манекеник исчез, а через несколько часов Элли обнаружила опустевшую каталку и холодильник, набитый человеческими органами! Истории Фабианы оказались правдой, теперь Элли знала. Только знание не приносило ничего, кроме ужаса, который вызвал истеричный визг, катившийся по подземному коридору точно капсула с посланием по трубе пневматической почты.

В таком виде — визжащую и сжимающую ручку холодильника — ее и нашел fiel доны Флоресты. Долго не раздумывая, он схватил девочку за руку и потащил в глубь желтого коридора.

Он привел Элли в самый центр подземных сооружений, в маленькую неосвещенную камеру, где иногда держали доноров, попавших к доне Флоресте в сознании. Камера была настолько хорошо изолирована, что даже самый отчаянный крик не мог пробиться на поверхность.

9

Андрей показал девочке железную дверь и вышел на равнину, чтобы проверить, не угрожает ли фиалке опасность… Показать дверь оказалось несложно. Нужно лишь напрячься и хорошенько представить картинку. Первый образ дался с большим трудом, но второй прошел легче. Андрей уже заметил, что новые грани дара открываются в муках, но их последующее применение дается без труда. Например, куклой он научился дергать так виртуозно, словно держал ее в руке.

Освободив сознание от серого тумана, Андрей обнаружил, что лежит в траве, прижавшись щекой к земле. Он подумал о причинах такой позы и вспомнил… Но было поздно.

Над ухом раздалось тяжелое сопение.

Страж стоял прямо над ним. Огромный и мертвый. Копну волос, похожих на паутину, трепал ветер, с фигуры сыпался мелкий мусор, может, грязь, может, частицы мертвой плоти.

— Привет, доктор-врач, — прохрипел покойник. — Сегодня без фонарика?

Прежде чем Андрей успел опомниться, Страж ухватил его за волосы и дернул вверх. Андрей закричал, но этот крик утонул в раскатах грома.

Равнину словно накрыла ночь. Ветер завывал как бешеный. Угрюмый Страж, волоча за собой доктора, стал взбираться на пригорок. Он обладал чудовищной силой, и сопротивляться ей не было никакой возможности. Андрей пытался отодрать холодные пальцы от своих волос, молотил ногами по земле, но все было бесполезно.

Они выбрались из ложбины. Андрей поднял глаза на громаду, уходившую в небеса. Каменный Иисус не смотрел себе под ноги, где барахтались человек и мертвец. Его взгляд был устремлен на бескрайнюю равнину коллективного бессознательного. Казалось, Богу безразличны два духа, один из которых собирался расправиться с другим.

— Посмотри в последний раз на цветочки, — прохрипел Страж. — Там, куда ты отправишься, их не будет.

Рука, сжимающая волосы, потянула вверх, и Андрей оказался на ногах. Мертвец потащил свою жертву сквозь поле. Электричка впереди, звякнув сцепками, тронулась и с гулом исчезла в тоннеле под землей. Доктор Ильин подумал, что, кажется, его внетелесным приключениям пришел конец.

Глава третья ОСТАТЬСЯ ДОЛЖЕН ТОЛЬКО ОДИН

1

На часах было начало восьмого утра, и Альбина стала нервничать. Андрей оставался в коме и не подавал признаков, что собирается из нее выходить. Со времени последней трансляции прошло шесть часов. С тех пор датчики фиксировали только неосознанные движения глаз…

Ночь казалась бесконечной. Сидя в кресле перед монитором, Альбина из последних сил следила за показаниями. Периодически она не выдерживала и проваливалась в дремоту, но через несколько минут ее будило то гудение вентиляторов, то писк электрокардиографа. К семи утра сон перестал мучить девушку и за дело взялись терзания с переживаниями.

В восемь Альбина уже серьезно волновалась. Андрей давно должен был проснуться, но вместо этого оставался без движения: облепленный датчиками, побелевший, холодный. По каким-то причинам он не покидал коматозный сон. Случилось нечто непредвиденное, именно об этом предупреждала Ольга Савинская.

Существовала и другая проблема. Через тридцать минут начинается рабочий день, в отделение начнут подтягиваться врачи, в том числе заведующая. Она головой отвечает за эти помещения, в которых аппаратуры на миллионы долларов. Андрей проник в них без ее ведома и в личных целях использовал сомнологический кабинет. Будет грандиозный скандал.

Размышляя об этом, Альбина незаметно для себя выпила воду из бутылочки Андрея и съела его чипсы. Скандал непременно случится, но заботил он сейчас меньше всего. Если Андрей не проснется в ближайшее время, ей придется самой бежать за помощью — Альбина не сможет вечно прятать в запертом кабинете полумертвого доктора. Ей придется сообщить об Андрее, лучше всего Перельману. Хотя вряд ли Михаил Маркович чем-то поможет. Если на ЭЭГ не появится всплесков, Андрею вообще никто не сможет помочь.

Когда из коридора донесся стук во внешнюю дверь, девушка уже знала, что сделает дальше. Она глубоко вдохнула и перебралась к кровати. Стук в наружную дверь сделался громче и требовательней. Альбина с нежностью оглядела спящего Андрея, погладила его лоб, накрытый резиновой шапочкой. Он был твердым и ледяным. Как у мертвеца.

— Простите меня, Андрей Андреевич! — сказала она и с тяжелым сердцем пошла открывать дверь.

2

Страж переволок его через рельсы, тускло поблескивающие в темноте, и потащил туда, где Андрей никогда не был. Раньше он ходил только вперед, на равнину с торчащими статуями. За спиной же всегда стояла электричка, ее вагоны загораживали заднюю часть равнины. Сейчас электричка уехала, и доктор-врач (как его величал мертвец) получил возможность восполнить пробел в географии потустороннего мира.

Мертвец двигался в траве молча, ожесточенно вонзая ступни в землю. Его большая косматая фигура, облаченная в тряпье, маячила над плетущимся следом Андреем, и от этой близости легкие сжимал ужас. Куда мертвец тащит его? С какой целью? Вряд ли для того, чтобы травить анекдоты или хвастаться фигурками животных, которые вырезал загробными вечерами из берцовых костей. Ничего хорошего впереди не ждет.

На пути возникла кочка.

Андрей споткнулся и рухнул на колени. Ветер предательски хлестнул по лицу.

Страж обернулся, притормозив.

— Притомился, голуба? — спросил он. — Потерпи, недолго осталось.

Резанув когтями по лбу, его рука с силой дернула волосы Андрея, заставляя продолжить движение.

Они перебрались через бугор, весь в проплешинах из-за скудной растительности. Андрей обратил внимание, что цветы здесь совсем исчезли, а трава стала короткой и чахлой. Через полсотни шагов пропала и она. Ноги ступали по обветренному скальному монолиту, который внезапно закончился обрывом.

Когтистые пальцы отпустили волосы, и Андрей получил возможность разогнуться. То, что он увидел, потрясло его так сильно, насколько это возможно.

Под грядами хмурых туч лежала бескрайняя пустота. Равнина обрывалась пропастью, темной и бездонной. Страж и пленник на ее краю казались двумя муравьями, глядящими вниз с крыши небоскреба.

— Это пропасть Баратрум! — с придыханием произнес мертвец. Его голос вызывал самые жуткие ассоциации: насилие над невинными, пытки, растерзанные тела. — Бездонная и вечно голодная тварь, живущая на краю мира. Она обожает лакомиться человеческими душами.

Андрей не сводил завороженного взгляда с пустоты под ногами. Ветер толкал в спину, трепал волосы и рвал полы медицинского халата. Чуть более сильный порыв вполне мог бросить его в объятия вечно голодной твари.

— Там внизу царит непроглядный мрак и вечный холод. — Страж наклонился к его уху. — Они растерзают твою душу с неистовством зазубренной стали.

— Отпусти меня, — пролепетал Андрей.

Мертвец повернул его лицом к себе. Ветер тряхнул гриву волос, и взору открылся заостренный подбородок и потрескавшиеся губы со множеством морщин в уголках. Андрей отстранился от этого лица, страшась на него смотреть. В нем заключался весь ужас внутренней вселенной доктора Ильина.

— Ты не должен был ходить на равнину. И ты это знал, но нарушил запрет. Теперь пеняй на себя. — Мертвец провел ногтем поперек горла Андрея. — Ты отправишься в ад, а я вернусь на станцию, пока она окончательно не развалилась. Когда пропасть сожрет тебя, астральная нить оборвется и на двери появится ручка. Ручка для меня… Не переживай, я буду бережно относиться к твоему телу. Я позабочусь о нем.

Окончание фразы потонуло в грохоте грома.

Андрей оказался развернут спиной к пропасти — так, что каблуки повисли над пустотой. Теперь только рука мертвеца, сжимающая волосы, удерживала его от падения.

— Глупец безголовый! — гремел голос Стража. — Неужели ты не боишься смерти? Все ж боятся… Прощай, доктор-врач, здесь наши дорожки разойдутся.

Ветер хлестнул по их фигурам с неожиданной силой, заставив покачнуться даже покойника-исполина. Пропасть под Андреем мотнулась, сердце провалилось в пятки, но напугала его не возможность отправиться вниз. Перед ним возникло нечто более ужасное.

Ветер сорвал волосы с плеч Стража, открыв худое лицо. Андрею хватило одного взгляда, чтобы узнать его и захлебнуться криком. Неистовое, страшное, покрытое сетью старческих морщин, с глазами, наполненными злобой… это было его собственное лицо.

Лицо умершего Андрея Ильина.

3

Время словно остановилось.

Андрей глядел на Стража точно в зеркало. Мертвец — это он сам, осунувшийся, сильно постаревший, с серой кожей и треснувшими губами. Шрам увеличенный, более уродливый, чем в реальности, протянулся от корней волос до подбородка. Рот оскален в издевательской ухмылке. В больном взгляде пылала ненависть ко всему окружающему. В особенности к Андрею.

За короткое мгновение в сознании доктора пронеслись десятки мыслей. Сны, в которых ему являлся Страж, вдруг обрели ясность. Она прорезала окутывавшее его покрывало ужаса, и стоящий над пропастью Андрей открыл за ним нечто новое и удивительное. Это была истина, которую он если и знал, то не понимал настолько отчетливо.

Эта истина объясняла все!

— Прощай, брат! — прервал размышления уродливый Андрей Ильин. — Остаться должен только один.

И толкнул своего двойника в пропасть.

4

Усталость и разочарование — вот две эмоции, которые владели мертвецом. В потустороннем мире ничто не доставляло ему радости, разве что чья-либо боль или отчаяние. Поэтому, толкнув человечишку в пропасть, он с упоением вглядывался в искаженное ужасом лицо, слушал жалобный крик и наслаждался сладким мгновением. Ради таких моментов он и жил, они продлевали ему существование. Он ненавидел все живое, хотел заставить его бояться, страдать, потому что сам был давно и безнадежно мертв. Впрочем, почему мертв? Путь в живую плоть теперь открыт. Там возможностей для удовольствия гораздо больше…

Его крупная фигура вздрогнула.

Мертвец решил, что это новый порыв ветра ударил в него. Погода над равниной портилась, надвигалась буря. Нужно отойти от края, чтобы не отправиться следом за человечишкой… Но прежде чем он осуществил свой замысел, правую половину черепа резанула боль. Голову с силой дернуло вниз, волосы с той стороны натянулись словно струны. И мертвец сделал открытие.

Человечишка не упал в пропасть. А он, Страж, падал!

Тело вслед за головой потянуло за край, в пустоту. Восстановить равновесие он уже не мог. Взмахнувшая рука лишь распорола воздух, не найдя опоры, а висящий на космах двойник продолжал упрямо тянуть его вниз.

Земля ушла из-под ног.

Осознав, что шансы остаться на краю колеблются в районе нуля, мертвец завопил беспомощно и тем самым криком, который надеялся услышать от своей жертвы. Бескрайняя пропасть разверзлась перед ним. На ее дне царил непроглядный мрак и вечный холод. Мертвый Страж не мог там умереть, а потому ему предстояло остаться в ней на тысячи лет, терзаемому еще большими усталостью и разочарованием.

5

Ухватившись за космы твари, Андрей погасил импульс толчка, призванного отправить его в преисподнюю. Он свалился на край обрыва, на то самое место, где две секунды назад балансировал на кончиках пальцев. Вопящий монстр перелетел через него и, кувырнувшись в воздухе, оказался в добрых полутора метрах от края. Андрей выпустил трухлявые космы, чтобы они не утащили его за собой. Вцепившись в скалу, вывернул шею.

Его двойник из сна падал в пропасть, вытаращив глаза и разинув страшный рот. На мгновение мертвый Андрей Ильин завис над пустотой, но потом его словно дернула вниз невидимая рука. Опутанная волосами фигура, сосредоточившая в себе боль, злобу, страх — все, что терзало живого Андрея, — стремительно уменьшилась, превратившись в точку, которая затем растворилась в темной пустоте. Лишь какое-то время из пропасти доносился хриплый, надломленный крик.

Отталкиваясь носками от стены, Андрей взобрался на край и устало распластался животом на плоскости гранита. Пришедшая в голову мысль изогнула губы в усмешке.

Он сбросил в пропасть самого себя.

Лицо двойника открыло ему истину. В сновидении, где мысли текут чуть отстраненно и неспешно, она показалась ему величайшим открытием. Если подземная станция символизирует его мозг, то чудовище на станции — его психику. Точнее, темную и мрачную часть психики, которой не нравятся перемены, которой владеют обида, зависть, беспричинная злоба… и еще страх смерти.

Если бы Андрей сгинул в пропасти Баратрум, в его теле осталось бы только чудовище. Оно бы выбралось из снов и заняло место Андрея. Миру явилось бы больное, озлобленное существо. Оно и без того со временем угрожало заполнить душу. Андрей чувствовал эту темную половину, чувствовал, как она его одолевает. Окружающие люди, на кого он кричал и на ком срывался, наблюдали проступавшего сквозь него мертвеца.

После освобождения от темного двойника Андрей перестал испытывать страх перед тем, к чему могла привести ишемия. Он сам не понимал почему, но присутствие смерти больше не угнетало. Он заглянул в ее страшное лицо и победил в себе страх.

Преград больше нет.

Есть только Элли!

Но едва Ильин взглянул на равнину, как воля ослабла, мысли затуманились, на голову навалилась тяжесть. Андрей закрыл глаза, чтобы перебороть ее, и все, включая сознание, погрузилось во тьму. Когда он открыл их… то увидел белый потолок, стены, выкрашенные мягкой зеленой краской, и картину «Закат над скошенным лугом».

— Нет, нет, нет, нет, нет!!

Он лежал на постели в сомнологическом кабинете, весь в проводах и лейкопластыре. Сон закончился. Незримая нить, связывающая сознание с телом, вытянула Андрея в реальность.

Перед кроватью застыли две напряженные фигуры: бледный Перельман и багровый от гнева Кривокрасов. Последний сжимал в руке пустую коробку орексина.

Альбина стояла возле изголовья.

— Простите меня, Андрей Андреевич, — прошептала она. — Я была вынуждена открыть.

6

— Что здесь происходит? — строго произнес Перельман. — Впрочем, об этом потом поговорим. Я только что узнал о том, что ты пытался скрыть.

— Это что такое? — на тон выше подхватил Кривокрасов, потрясая пустой коробкой. — Я нашел ее в туалете! В мусорном ведре! Это как понимать?

Андрей закрыл глаза, борясь с сильнейшим приступом головокружения. Станция в его голове серьезно повреждена.

Альбина сняла с него шапочку с электродами.

— Ты меня слышишь? — не унимался Кривокрасов. — Что ты сделал со снотворным?

— Толя, позволь мне сказать. — Перельман обвел холодным взглядом сомнологический кабинет. По сравнению с тем Мишей, которого знал Андрей, это был совершенно другой человек. — Я не собираюсь выяснять, чем вы тут занимались. Мы разберемся с этим отдельно и обязательно накажем обоих за нарушение трудовой дисциплины и нецелевое использование медоборудования. Сейчас меня интересует другое. Утром я встретил Новикова, и он мне рассказал…

— Что ты сделал с препаратом, сукин сын! — заорал Кривокрасов.

Перельман легонько двинул коллегу в пухлый живот, заставив замолчать. Андрей с трудом сел на кровати, стянул пижамную куртку и неловко начал надевать рубашку.

— Новиков рассказал, что у тебя развивается ишемический инсульт, — закончил Перельман.

Да, это он точно подметил. Развивается, причем прямо сейчас. На то Миша и заведующий неврологией, чтобы разбираться в таких вещах.

Перельман нервно сощурился, наклонив голову.

— Когда ты собирался мне рассказать об этом? После того как загубил бы пациента, перепутав букву в назначении или указав неверный процент раствора?

Застегнув рубашку наполовину, Андрей попытался оторвать зад от кровати. Не вышло.

— Ты сам его пил! — выдал ошеломленный Кривокрасов. — Ты пил орексин!

— Да отстань ты со своей фигней! — прикрикнул на него Перельман. — Андрей, ты меня сильно огорчил. Я тебе доверял, а ты… С этого момента ты отстраняешься от работы с пациентами. Мы назначаем врачебно-медицинскую экспертизу, которая определит твое состояние и возможность продолжения клинической практики.

— И ты больше не работаешь на кафедре! — сорвался на визг Кривокрасов. — А из клиники вылетишь, не успеешь и глазом моргнуть. Я связи подключу, никогда больше врачом работать не будешь!

Левая рука онемела до плеча и плохо двигалась. Правую сторону лица он словно отлежал. Ему пришлось сделать усилие, чтобы заставить губы произнести два слова:

— Миша, прости…

— Какого черта! — взорвался Перельман. — Ладно ты забыл о больных, но о себе-то почему не подумал? Ты должен уже сутки как лежать под капельницей! А ты занимаешься всякой ерундой да еще ординатора втянул! Тебе инвалидность светит, понимаешь?.. Что ты улыбаешься? Что в этом смешного?

Андрей наконец преодолел головокружение и, сидя на кровати, глядел на обоих с улыбкой. Несмотря на болезнь, несмотря на то что он так и не добрался до Элли, душа испытывала небывалый подъем — такой же, как в то великолепное утро перед травмой, когда Андрей узнал о своем назначении, когда была приятная суета по поводу женитьбы и вообще вся жизнь была впереди… Сейчас Андрей чувствовал себя даже лучше, чем в то утро. Сбросив в пропасть жуткого двойника, он очистился, словно младенец, поднятый из купели. Вернувшийся Андрей глядел на мир по-новому. Он словно стал выше ростом, чем его коллеги, и видел больше, чем они. Угрозы Кривокрасова на него больше не действовали, обида и злость к своему руководителю исчезли как по волшебству. Зависть к чужому успеху тоже представлялась пустой. Даже отлучение от клинической практики не казалось концом света, как прежде. Все было неважным, мелочным, и его даже забавляло, с какой серьезностью говорят об этих вещах Перельман с Кривокрасовым.

Он знал больше, чем они.

Перед ним стояла цель, которая была гораздо важнее суетливой повседневности.

Андрей посмотрел на притихшую в углу Альбину.

— Получилось? — спросил он.

Она кивнула.

Андрей опустил ступни в туфли. Не зашнуровывая их (вряд ли получится одной рукой), встал с кровати и, приволакивая левую ногу, проковылял мимо Перельмана и Кривокрасова к двери. Краснолицый профессор остолбенел от подобного невнимания к собственной персоне:

— Эй, куда пошел?

Андрей вышел из комнаты пациента. Держась за стену, постоял в тамбуре, выжидая, когда пол закончит пляску. Вошел в техническую комнату.

Кресло перед монитором приняло мягко. В нем хорошо, удобно, хочется закрыть глаза и уснуть… Это говорит ишемия. Нет, спать больше нельзя.

Андрей открыл на экране архив графиков своего сна. Ничего не понимающие Кривокрасов с Перельманом переместились в техническую комнату. Альбина осталась в дверях. Кривокрасов метался от энцефалографа к столу, правое веко дергалось.

— Что ты делаешь? Что это?

Андрей не замечал его.

Он нашел нужное место на графике и на чистом листе, вытащенном из принтера, стал подсчитывать короткие и длинные всплески, трансформируя их в точки и тире. Когда вся последовательность сигналов оказалась перенесена на бумагу, он подставил латинские буквы и на глазах изумленных наблюдателей сложил эти буквы в два слова.

Альбина открыла на столе путеводитель с картой Рио-де-Жанейро. Андрей, держа листок перед собой, стал проверять все крупные улицы и проспекты, но первой улицу с таким названием нашла Альбина. «Rua Assunsuo, 14».

— Есть! — воскликнул Андрей, сжав здоровую руку и кулак. — Руа Ассунсау.

— Какого лешего здесь творится? — воскликнул Кривокрасов.

— Ты передал эти буквы из сна? — негромко спросил Перельман из-за спины.

— У нас получилось! — Альбина подпрыгнула от радости.

Не обращая внимания на посторонних, Андрей обнял девушку и поцеловал в губы. Они оказались мягкими, пахнущими ромашкой от тонкого слоя прозрачной помады. Девушке надолго запомнился этот поцелуй своего наставника.

— Я знаю, что вы задумали, — вдруг прошептала она, когда Андрей оторвался от нее. — Но вам не нужно это делать. Это бессмысленно.

Андрей не ответил ей, а только улыбался.

Кривокрасов озлобленно взирал на них. Зацепить Андрея почему-то не удавалось, он обрушил гнев на остальных:

— Что у вас за притон? Перельман, у тебя не отделение, а притон ординаторов! А с тобой, Багаева, мы поговорим, когда появишься на кафедре. Хорошенькую она себе учебу устроила! И кого только набирают в университет? Потаскушка…

Пощечина вышла звонкой и хлесткой, словно выстрел из ружья. Свинячье лицо Кривокрасова мотнулось. Не ожидавший такого развития, он рассеянно захлопал глазами. На пунцовой щеке бледнел отпечаток ладони.

— Если вы скажете еще одно слово, я ударю опять, — хладнокровно сказала Альбина. — Вы меня совершенно не знаете, Анатолий Федорович. И если вам кажется, что меня можно безнаказанно оскорблять, то вы ошибаетесь. Может, кто-то и сносит ваше сквернословие, но только не я.

Кривокрасов попятился от нее, запнулся о собственный ботинок и едва не рухнул на пол всей тушей. Альбина пристально смотрела на него, холодная как лед. Андрей поверил, что она может ударить с такой силой, что профессора придется реанимировать.

Так Кривокрасов и сбежал из сомнологического кабинета и отделения, весь красный, с отпечатком ладони на лице.

— Нехорошо так обращаться с научным руководителем, — произнес Перельман, не отрываясь от дисплея. Он сидел в кресле, в котором минуту назад находился Андрей, и листал графики. — А это твоя ЭЭГ во время сна? Невероятно… Это все нужно как следует изучить!

Андрей дотронулся до плеча Альбины:

— Ты можешь оставить нас ненадолго? Это займет несколько минут.

— Андрей Андреевич! Я должна вам кое-что сказать. Это очень важно…

— Альбинка, пять минут, — сказал Андрей.

Девушка отчаянно взглянула на него. Покорно опустила голову, кивнула и вышла в коридор.

Перельман поднялся из кресла.

— А теперь я тебя госпитализирую, — сказал он. — Прямо сейчас.

— Миша, нет.

— Ты ложишься в отделение, мы лечим твою голову, потом ты возвращаешься к работе.

— Нет. У меня мало времени, но я должен многое успеть. — Ему было трудно говорить сквозь накатывающееся головокружение и паралич в правой части лица.

— Посмотри на себя! Да ты едва на ногах держишься!

— Я обязательно вылечусь… когда все закончу.

— Что закончишь?

— Когда я прилечу из Бразилии.

Перельман резко замолчал. Рассеянно взглянул на графики, на раскрытую карту Рио.

— Прилетишь из Бразилии?.. Ты говоришь о девочке? О той девочке из снов? Боже, Андрей!..

— У нее никого нет, кроме меня, на всем свете. И она мне очень дорога… Миша, извини.

— Я должен бежать к главному. Но, Андрей, дождись меня, слышишь?

— Не могу обещать.

Перельман недовольно взглянул на него и ушел. Андрей снял пижаму, надел брюки, сорочку, пиджак.

7

Когда он вышел из сомнологического кабинета, Альбины поблизости не было. На лифте он спустился в неврологию.

Возле поста дежурной толпились сестры, что-то наперебой обсуждая. Без сомнений, инцидент в отделении функциональной диагностики получил широкую огласку, и вовсю строились догадки о том, чем всю ночь занимались в сомнологическом кабинете одинокий невролог и молодая девушка-ординатор.

Когда Андрей приблизился к посту, сестры резко перестали судачить и с таким вниманием уставились в истории болезни и журналы сдачи дежурств, словно жизни пациентов находились в страшной опасности.

Андрей подошел к ним.

— Девчата, — сказал он, — вы меня извините, говорить трудно, — и голова здорово кружится. Насчет того, что произошло там ночью… — Он показал на потолок. — Мы с Альбиной занимались не тем, о чем вы думаете… У меня развивается инсульт, а она снимала мою ЭЭГ, вот и все. Но я, собственно, не поэтому пришел…

Опять придавила сонливость. Андрей крепко зажмурился, перебарывая ее, потом обвел сестер взглядом.

— Я пришел извиниться, что вел себя последнее время как свинья. Знайте, это не со зла. Просто я был болен, немного сходил с ума и поэтому срывался на всех. Пожалуйста, простите меня!

Сестры обескураженно молчали, глядя в пол.

Старшая медсестра Наталья Борисовна, на лице которой не отражалось никаких эмоций, сдержанно ответила за всех:

— Извинения приняты.

— Спасибо. — Он с трудом улыбнулся. — И до свидания. Я должен уехать ненадолго. Но скоро вернусь.

Они расступились перед ним, сгорбленным, с согнутой левой рукой, прижатой к груди, ковыляющим в сторону ординаторской. И сами устыдились того, что о нем подумали.

— Да он болен!

— А все-таки хороший мужик, — вздохнула Аллочка. — Смотри-ка, подошел и извинился. Не каждый может.

— Андрея Ильина я раньше вообще больше всех уважала. Душевный мужик. Я бы за такого замуж не прочь.

— Жалко его. Сгубили, сволочи.

— Закончили слезы лить? — поинтересовалась Наталья Борисовна. — Тогда марш по палатам!

Медсестры рассыпались по отделению.

8

Виза была готова еще вчера. Нужно только заехать на фирму, которая занималась оформлением, и взять загранпаспорт. Андрей отдал его на оформление в тот самый день, когда мачеха отправила Элли в одиночное плавание. Сделал это на всякий случай. Сейчас этот случай настал.

На сберегательной книжке еще до травмы Андрей скопил приличную сумму. На свадьбу. Свадьба не состоялась, но деньги пришлись кстати. Он снял все. Половину сразу обменял на доллары. Рубли пойдут на авиабилеты и разные мелочи вроде такси. Валюта — на оплату отеля в Рио плюс тридцать долларов в час за индивидуального русскоязычного гида на своем автомобиле. Андрей уже договорился насчет гида в одном из турагентств, и ему дали телефон некой Елены Осиповой, которой нужно сообщить время прилета, чтобы она встретила его в аэропорту. Все было готово. Оставалось забронировать билеты.

— Мне нужен рейс до Рио-де-Жанейро на сегодня, — объяснил он оператору-девушке. — Цена не интересует, важно прилететь как можно быстрее.

— Туда и обратно?

— Нет, пока только в одну сторону.

— Секундочку. — Он услышал стук клавиш. — Есть вылет сегодня в девятнадцать тридцать пять, «Эйр Франс» с пересадкой во Франкфурте. Эконом-класс. Это самый короткий маршрут, общее время в пути восемнадцать часов двадцать пять минут, завтра в девять утра будете в Рио-де-Жанейро.

Восемнадцать с половиной часов! Во сне он преодолевал это расстояние не больше чем за двадцать минут.

— Вас устраивает? — спросила девушка-оператор.

— Да. Конечно.

Сонливость придавила мягкой, настойчивой лапой, и Андрей снова вколол себе коктейль из эуфиллина, глюкозы и коргликона. Стало легче. Куда-то подевалась Альбина Он хотел попрощаться с ней, с близким другом и верной помощницей. К тому же она собиралась ему что-то сказать.

Альбину он так и не нашел. Вероятно, Перельман в воспитательных целях сослал девушку на какую-нибудь черновую работу. Андрей набрал номер ее мобильного, но аппарат был выключен. Жаль, что не удастся с ней попрощаться.

Он вспомнил еще об одном человеке, с которым должен попрощаться.

9

Отца Кирилла он собирался горячо поблагодарить за помощь. За всю помощь — как в реальности, так и во сне.

Распахнув дверь в палату, Андрей застыл на пороге, не обнаружив среди пациентов грузного священника.

— А где? — спросил он, указывая на пустую кровать, на которой вчера сидел отец Кирилл — большой, бородатый, улыбающийся щербатым ртом.

Старичок в очках непонятно взглянул на своих соседей. Сел на кровати.

— А вы разве не знаете?

— Не знаю — чего?

— Так это… Помер батюшка-то.

Солнце за окном померкло.

— Не может быть, — растерянно произнес Андрей. — Я с ним разговаривал вчера.

— Да вот два часа назад все случилось. Не ел ничего, говорил: не хочу. Мы пошли на завтрак, а он прилег на койку, закрыл глаза — подремлю, говорит. А когда пришли, уже не дышал. Хороший был батюшка, смешной такой.

Андрей смотрел на пустую койку, аккуратно заправленную, вероятно, медсестрой. И ему вспомнилось вчерашнее прощание. Улыбка отца Кирилла, фраза «приходи еще» и взгляд — тревожный, напряженный. Батюшка будто знал, что их встреча последняя.

Оторвав ступни от порога, он покинул палату. От дежурной медсестры Андрей узнал, что у батюшки произошла внезапная остановка сердца. Наталья Борисовна вызвала Тюрина, он сделал все, что мог, но сердце не завелось. «Батюшка ушел тихо, никто и не заметил», — сказала медсестра.

От горечи перехватило в горле.

Андрей не первый раз сталкивался со смертями своих пациентов. Только отец Кирилл, батюшка из деревенского прихода, был не просто пациентом. За короткий период он проник в душу Андрея… и остался там.

От больницы до дома Андрей доехал на такси.

Оказавшись в квартире, он принялся за сборы. В спортивную сумку легло только самое необходимое: документы, деньги, лекарства, запасное нижнее белье, бритва, туалетные принадлежности.

К немалому удивлению, его левая рука пришла в норму. Когда он принимал душ, то с легкостью натирался мочалкой, а когда менял рубашку, то застегивал пуговицы обеими руками. Видимо, помогли лекарства. Что ж, это позволяло надеяться, что восемнадцатичасовой перелет из Европы в Латинскую Америку пройдет гладко, без новых приступов, сопровождающих расширение очага инсульта.

Андрей закрыл в квартире все форточки, отключил газ и электричество. Оделся, обулся, подхватил сумку и покинул свое холостяцкое жилище, которое так и не стало семейным гнездом, наполненным голосами детей, запахом обеда и прочими мелочами. Сев в вызванное такси и приказав водителю ехать в Пулковский аэропорт, он долго провожал взглядом свой дом.

Во время поездки Андрей думал о том, где сейчас может находиться Элли. Он надеялся, что она покинула виллу и вернулась в кафе, на вывеске которого изображен петух. Из-за своей нерешительности девочка либо околачивается неподалеку, либо прячется у молодой официантки. Андрей хорошо помнил лицо и внешность креолки и был уверен, что сможет отыскать ее, а значит, и девочку. Если не найдет ни ту, ни другую, есть адрес виллы. Андрей явится туда в сопровождении полицейских. Им будет интересно взглянуть на потайной коридор под виллой и операционную, где проводят незаконное изъятие органов для трансплантации.

Регистрацию и таможню он прошел без проблем. В дьюти-фри, когда до вылета оставалось меньше часа, неожиданно заиграл мобильный. Он достал телефон левой рукой, попутно отметив, что мизинец и безымянный палец тоже разработались. Просто фантастика!

Звонила Савинская.

— Ты сильно не волнуйся насчет того, что я сейчас скажу. У Багаевой неприятности.

— Что случилось?

— Да не пугайся так! Этот боров, твой профессор, позвонил какому-то своему другу в УВД. Дескать, ты и Альбина уничтожили препараты наркотического содержания вместо утилизации, как положено по инструкции.

— Орексин вовсе не наркотик!

— Они сейчас разбираются. Альбинку задержали до выяснения. Тебя тоже хотели, но не нашли.

— Он просто жалок. Я о Кривокрасове. Обозлился на то, что Альбина влепила ему пощечину, и теперь мстит.

— Правда? — удивилась Савинская. — А я думала, девочки шутят. Если это так, Альбинка молодец!

— Но что же делать?

— Не волнуйся. Лети в свою Бразилию. Перельман сказал, что Кривокрасов был не в праве подавать заявление. Заведующий отделением он, никаких препаратов не пропадало, по журналам все на местах, неучтенного ухода нет. Миша сейчас у следователя, сказал, что вытащит Альбину еще до конца сегодняшнего дня. Просил только тебе позвонить, чтобы ты не волновался.

— Он уверен, что все будет в порядке? Может, мне стоит приехать?

— Не стоит, Андрей, не стоит. Перельман ее вытащит.

— Пусть постарается. Это замечательная девушка.

— Я согласна… Ладно, лети давай. И обязательно возвращайся.

Когда Савинская отключилась, Андрей несколько минут смотрел на мобильник. Он беспокоился за Альбину. Девушка-ординатор попала в серьезную переделку. Ему стоило бы отказаться от полета и попытаться помочь ей. Но, с другой стороны, ее ситуация была не такой критической, как у Элли.

Сомнения терзали его вплоть до объявления посадки на «боинг». В салоне лайнера, когда он пробирался между кресел, его догнала стюардесса:

— Давайте я вам помогу!

— Спасибо, я справлюсь.

— Вам не забросить сумку в отсек.

— Почему?

— Ваша рука…

И она выразительно посмотрела на его левую руку, в которой он тащил сумку. Вернее, думал, что тащил… Сумка висела на ремне через плечо. А левая рука, скрюченная словно коряга, прижата к груди. Андрей не поверил глазам. Как же так! Ведь он застегивал рубашку, намыливал волосы, держал телефон. На протяжении всего пути в аэропорт ему казалось, что рука снова работает. Даже мизинец и безымянный палец вернули подвижность!

Все это была игра воображения.

Рука отказала еще в больнице, сразу после пробуждения. Ему казалось, что он чувствует конечность, что она работает, а рука в это время неподвижно висела возле груди. Как по учебнику: игнорирование паралича и патологическое ощущение парализованной конечности, типичные признаки поражения правого полушария.

Андрей подавленно опустился в кресло, позволив стюардессе забросить сумку в багажный отсек. Теперь он осознавал, что не чувствует левую руку — ее парализовало от плеча до кончиков пальцев. Инсульт не остановился, он активно развивался.

Глава четвертая МАЛЕНЬКАЯ МЕРТВАЯ ДЕВОЧКА

1

К вечеру того же дня Лусио по-прежнему не знал, где начинается потайной ход, ведущий на виллу черной ведьмы. Ему пришлось применить весь свой ум и привлечь около трех десятков своих людей, чтобы найти хотя бы крошечный след. И ничего!

Национальный парк Тижука располагался на территории тридцать два квадратных километра на склонах хребта между холмами Тиджука и Корковаду и представлял собой самый большой в мире лесной массив в центре мегаполиса. Конечно, люди Лусио прочесывали не всю его территорию, a только окрестности виллы на Руа Ассунсау. Они занимались этим целый день, но результата не добились. Sub-gerente Родригес вновь предложил лобовую атаку на виллу, а там будь что будет. Лусио решил воспользоваться этим гениальным полководческим предложением лишь в крайнем случае. Пока оставалось время, нужно искать потайной ход.

Около девяти часов вечера им улыбнулась удача. Sollado, разглядывавший в бинокль склоны, заметил выехавши и из леса мини-вэн, за рулем которого находился личный телохранитель доны Флоресты, а в салоне — люди с завязанными глазами. Лусио взял с собой Бычка, Родригеса и немедленно отправился в указанное место. В вечернем сумраке было трудно разобраться, откуда появилась машина. Пришлось дожидаться утра.

Первые лучи солнца высветили на земле след протектора, уходящий на склон холма. Двигаясь по следу, группа нашла скалистую площадку, окруженную лесом. Потратив от силы минут пять, Родригес безошибочно указал на фальшивый кусок скалы — вход в потайной коридор. Попытка его открыть ни к чему не привела — вход был заперт изнутри.

Родригес предложил взорвать скалу. Лусио был против. Ему хотелось проникнуть на виллу незаметно. Грохот взрыва разнесется по подземельям и непременно привлечет внимание охраны. Когда Красавчик и его люди войдут в потайной коридор, на другом конце будет ждать засада.

Лусио придумал план. Основной группе soldados предстояло нанести отвлекающий удар, обстреляв виллу из базук. В оглушительном грохоте, который окутает владения Сеньоры, никто не обратит внимания на глухой далекий взрыв. По потайному коридору Лусио и еще несколько человек проникнут в дом, вырежут охрану, уничтожат дону Флоресту, заберут девочку и беспрепятственно выйдут обратно. Приехавшая по тревоге военная полиция найдет только трупы.

Он приказал Родригесу к вечеру подготовить атаку, а сам занялся установкой взрывчатки. Разрабатывая план, Лусио решил прихватить с собой Бычка. Парню надо наконец почувствовать вкус крови и выпустить пулю в свою первую жертву.

2

Сквозь маленькое прямоугольное окошко в камеру падал единственный лучик желтого света из коридора. Элли лежала на жестком топчане и глядела на этот луч, растворявшийся во тьме, даже не коснувшись пола. Кричать желания не было. Плакать тоже надоело. Она думала о своей горемычной судьбе. Большое путешествие закончилось тем, чего она боялась пуще смерти. Она попала к незнакомцам. В самое их логово! Мысли вновь и вновь возвращались к тому, что произошло. Зачем покровитель отправил ее в старую душевую? Хотел вывести на свободу? Глупости. Он ее бросил. Бросил! Если бы хотел вывести, то нашел бы другой путь, не такой страшный. Ведь он же могущественный, у него такой громкий голос! Он мог вывести Элли через главные двери, а если бы путь преградили люди доны Флоресты, он разбросал бы их невидимыми ручищами. Но вместо этого ангел-хранитель затащил ее в подвал и исчез. И вот теперь она во власти незнакомцев, а впереди ее ждет…

Ужас пробирал до костей, когда она представляла, что ее ждет впереди. Вероятнее всего, девочка повторит судьбу Манекеника, который боялся микробов, трепетно заботился о своем здоровье, но угодил в эти подземелья, и теперь его органы аккуратно разложены по полочкам в холодильнике. Элли не хотела, чтобы ее органы оказались рядом. Ведь она мечтала о большем.

Она мечтала перейти в старшие классы: ей нравилось учиться и узнавать новое. И еще она мечтала о велосипеде. Каком угодно, самом простом, только чтобы на нем можно было прокатиться, ощущая ветер на лице. Она мечтала иметь грудь, как у Фабианы, мечтала съесть целый стаканчик мороженого и носить красивое платье. Но больше всего на свете она мечтала жить в доме, где ее любят. И возможно, это будет не тот дом, в котором живет Мария-Луиза… Только вместо этого Элли разрежут на части в темных подвалах доны Флоресты. И мечты уйдут в безызвестность.

…В темноте она дважды засыпала и просыпалась. Луч света, пробивавшийся сквозь окошко в двери, не менялся. За дверью иногда звучали шаги, иногда слышались приглушенные разговоры, а однажды зазвенели инструменты — вероятно, большие ножи, которыми незнакомцы разрезают человека, чтобы вытащить его органы.

Открыв глаза в очередной раз, она вновь подумала о покровителе. А ведь и раньше случалось, что он неожиданно исчезал. Зато потом появлялся, когда этого не ждешь, и помогал справиться с неприятностями. Ну конечно! Сейчас он отлучился на время, но в самый критический момент придет и спасет ее, как было раньше! Незнакомцам от него достанется: он крикнет на них страшным голосом и ударит по голове тяжелым невидимым кулаком.

В глубоком подземелье среди острых переживаний и смутных надежд в голове девочки родилась еще одна мысль. Она подумала, что с каждым разом явление ангела-хранителя становилось все более впечатляющим. Сначала толчки в кукле, потом шевеление в голове, потом фотографии, возникающие перед глазами, и, наконец, громоподобный голос… А что, если в этот раз он явится во плоти?

У Элли захватило дух от этой мысли.

Если это произойдет, если он вытащит ее из подземелий доны Флоресты, то девочке не нужна будет никакая Мария-Луиза. Пусть Элли и обижалась на невидимку, что он бросил ее в старой душевой, но она привязалась к своему духу и даже полюбила его. Она считала его очень близким себе. Элли хотела бы остаться с ним навсегда. Он о ней позаботится. С ним ей никогда не будет страшно.

Спать она больше не могла. Она села на топчане и стала смотреть на дверь, отчаянно ожидая прихода спасителя.

С момента пленения прошло то ли два, то ли десять часов — из-за дурацкой дремоты она потеряла счет времени. В камеру никто не входил. Элли ежеминутно дергала куклу и прикладывала ухо к пластмассовому животу, пытаясь различить толчки, которые, может быть, не замечают пальцы. Но ничего, никаких сигналов, никакой надежды.

Спустя какое-то время дверь все-таки открылась. Элли с волнением поднялась с топчана.

На пороге стоял fiel доны Флоресты с подносом еды.

— В крови не должно упасть содержание красных телец, — сказал он, поставив поднос на невидимый в темноте стол. — Поэтому кушай хорошо. Ты голодна?

Элли молчала, насупившись. Она всегда боялась разговаривать с незнакомцами и к тому же не могла понять, голодна или нет. Ее тошнило.

— Не хочешь разговаривать?

— Отпустите меня, — пролепетала девочка, задыхаясь от волнения. — Пожалуйста, я никому не скажу об этих подземельях. Пожалуйста! Пожалуйста!

— Надо было думать головой, прежде чем врать по поводу ведра. Сеньора не может рисковать.

Он развернулся и направился к двери. И Элли, сама не зная зачем, сказала ему в спину звенящим от обиды голосом:

— Со мной разговаривает Бог. Он придет и защитит меня! Помощник замер на пороге. Помолчал, обдумывая услышанное.

— Тогда передай ему, чтобы поторопился. Через час ты предстанешь перед Сеньорой.

3

К еде Элли не притронулась. Она сидела на топчане, прижав куклу к груди, чтобы не пропустить толчок. Минуты текли, встреча с доной Флорестой приближалась, но Элли была уверена, что ее не будет. Вот-вот в коридоре раздадутся уверенные шаги, помощник Сеньоры издаст предсмертный хрип, дверь распахнется — и в лицо ударит свет, лучащийся от фигуры, возникшей на пороге.

Лязг запора перепугал ее насмерть. Она уставилась на дверь.

Не он.

В проеме снова возник телохранитель доны Флоресты:

— Выходи. Куклу можешь оставить здесь, играть времени не будет.

Элли прижалась к стене. Она ни за что не оставит куклу!

— Начнешь упираться, будет хуже. Пошли. — Он подошел к топчану и взял мотающую головой Элли за руку. — Пошли!

Рывком сдернул девочку с места, которое она нагрела за несколько часов. Элли даже не могла кричать — настолько была напугана. Помощник доны Флоресты вывел ее в коридор, запер дверь и куда-то потащил. Пожалуй, лучшего момента для появления спасителя не придумаешь. Пора ему появиться. А может, он уже в подземельях? Сейчас они повернут за угол, а он там…

Но они поворачивали за угол, а там никого не было, кроме голых стен и надсадного желтого света. Элли со счета сбилась, сколько они прошли поворотов, за которыми она ожидала спасения. Ожидала и не находила.

После очередного поворота fiel остановился перед дверью. Стер пот со лба. В этот момент в Элли проснулся бесенок, и она стала вырываться и кричать. Ее сопровождающий произвел экзорцизм бесенка затрещиной, отпер дверь ключом и вошел в темное помещение, втащив девочку за собой.

Он щелкнул выключателем, и с потолка хлынул яркий флуоресцентный свет. Элли обнаружила, что их окружают шкафчики. Какая-то раздевалка. В центре ее находился одинокий стальной стол со стулом. За прозрачными дверями Элли увидела хромированные рукомойники и еще одни двери, которые вели неизвестно куда.

— Стой здесь, — велел помощник, прислонив девочку к шкафам.

Элли прижалась лопатками к громыхнувшей металлической дверце, не в состоянии пошевелиться. Помощник доны Флоресты застыл у входа, не сводя с девочки глаз. Так они и стояли в полной тишине, две статуи, большая и маленькая.

Стрелки настенных часов под потолком показывали половину пятого. Непонятно, утра или вечера? Впрочем, Элли без разницы. Хотя внешне она напоминала статую, внутри все дрожало. Если в эту дверь войдет дона Флореста, то все закончится кошмаром. Но девочка не верила, что встретится с Сеньорой, потому что первым прибудет спаситель. Элли исчезнет из этой комнаты еще до того, как здесь зашелестят складки черного платья.

Когда стрелки на часах отсчитали пятнадцать минут, Элли услышала из коридора цокот туфель. Девочка покрылась холодным потом. Нет! Этого не может быть! Не может быть!

Fiel расправил плечи, кашлянул и открыл дверь.

Легким, быстрым шагом, словно паря над полом, в раздевалку вошла она. Лицо спрятано под черной вуалью, свет потолочных ламп играл на черном шелке. Элли снова подумала, насколько же молода дона Флореста! Наверное, ей столько же лет, сколько Марии-Луизе.

Пролетев через всю комнату, Сеньора остановилась у стола, положила на него сложенный вчетверо лист бумаги, после чего изящно опустилась на стул. Незаметно в комнату вошел второй телохранитель и закрыл дверь. Маленькая девочка с куклой оказалась в центре внимания.

— Не бойся, — сказала дона Флореста. — Все закончится быстро.

Она подняла вуаль. То, что открылось под ней, поразило Элли до глубины души.

Дона Флореста оказалась старухой. На лбу, на шее, в уголках губ, покрытых яркой помадой, на щеках, под глазами, на подбородке — везде были сетки морщин. Особенно девочка отметила напряженную стрелку над переносицей. Когда-то голубые глаза потеряли цвет и стали блеклыми. Это лицо находилось ближе к смерти, чем к жизни. Иллюзию молодости создавали только волосы, гладкая кожа на руках и грация богини. Но сама дона Флореста прожила столько лет, что вряд ли кто-то из ныне живущих был свидетелем ее рождения.

Краешком разума Элли вдруг поняла, что в женщине, устроившейся перед ней на единственном стуле, собраны все ее страхи перед незнакомцами. В доне Флоресте было все, чего девочка боялась во взрослых. Она отругает ее, она будет в гневе, она схватит, она разберет на органы!

Элли подавилась ужасом.

4

— У меня очень много дел и мало времени, — произнесла дона Флореста. — Но с тобой я готова поговорить.

Она выдержала паузу, ожидая, что Элли, может быть, задаст вопрос, но девочка, по своему обыкновению, не могла выдавить из себя ни слова.

— Я знаю о тебе все, Элеонора Кортес. Знала еще в тот момент, когда увидела тебя на подъездной дорожке своей виллы. Я знаю твою мачеху Марию-Луизу, которая продала тебя за вшивые двадцать тысяч реалов и заявила в полицию о твоей пропаже. Думаешь, ты простая девочка с хвостиком? Ошибаешься. Ты очень важная девочка.

Элли не понимала ни слова из того, о чем говорила Сеньора.

— Поверь, это так, — качнула головой дона Флореста. — Поэтому на улицах поднялась такая суматоха, когда ты сбежала. Полгорода за тобой гоняется. Дело в том, что ты позарез понадобилась одному обеспеченному гангстеру. Я говорю о Лусио.

Она достала из сумочки маленькую баночку, отвинтила крышку и стала втирать в запястье белый крем.

— Понимаешь, Лусио мечтает заполучить тебя, чтобы избавиться от психологического комплекса, который его угнетает. Он надеется совершить ритуальное убийство и обрести особую силу. Не знаю, насколько это ему поможет. По-моему, Лусио просто суеверный идиот. Но речь не о нем. Речь о тебе, Элли.

Дона Флореста закрутила крышку. Внимательно поглядела на девочку.

— Когда ты пришла сюда, я действительно собиралась тебе помочь. Если бы ты выполнила последнее задание, если бы стащила нужную мне бумажку из кабинета одного высокопоставленного доктора, я бы отпустила тебя и помогла вернуться в Барбасену. Но ты попыталась бежать и залезла и подземелья, где увидела то, что тебе не положено видеть. Выбора у меня не осталось. Я не могу рисковать. Под виллой спрятана одна из операционных, не самая большая, но и этого хватит, чтобы отправить меня в Бангу-1 до конца моих дней. А я не хочу в тюрьму на старости лет… И потом, ты не выполнила последнее задание. Это значит, что согласно нашему договору я получаю тебя в свое полное распоряжение. Знаешь, на твоих органах можно прилично заработать, одно только сердце на черном рынке стоит до полумиллиона долларов. Глупо отказываться от таких денег.

Взглядом дона Флореста велела приблизиться. На неслушающихся ногах Элли подошла к ней ни жива ни мертва.

— В общем, Элли, прости, — сказала женщина, — но я должна забрать твое сердце.

Словно услышав эти слова, сердце в груди девочки трепетно забилось. Этого не случится, уверяла себя Элли. Не случится! Прежде придет ангел-хранитель й спасет ее. Он не допустит, чтобы произошло такое…

Дона Флореста прочла состояние девочки по ее лицу.

— Если разобраться, — спокойно произнесла она, — то для тебя это не так уж плохо. Во время операции ты ничего не почувствуешь. Мы сделаем наркоз, а затем аккуратно извлечем органы: почки, селезенку, печень… ну и, конечно, сердце. Самое главное — сердце. После этого увеличим наркоз до смертельной дозы, и ты увидишь коридор, который ведет в большой светлый мир — гораздо лучший, чем трущобы, в которых ты родилась. Поверь мне, девочка из Барбасены, там… — она указала наверх, — у тебя больше шансов на жизнь, чем здесь.

С каждым словом Элли съеживалась. Каждое слово наполняло ужасом. Горячие слезы катились по лицу. Внутренние органы дрожали, словно стайка напуганных зверей. Будто почувствовали, что их скоро выпустят на свободу.

— Вот, собственно, и все, о чем я хотела сказать. Сейчас тебя подготовят к операции. Хирурги и трансплантологи скоро прибудут. — Она задумчиво уставилась на листок, лежащий на столе. — Ах да, еще одно…

Дона Флореста развернула листок и показала девочке. Элли изумленно уставилась на ровный текст на португальском, который в конце превращался в рваные строки тарабарского языка.

— Случайно не знаешь, откуда это взялось?

Она сделала паузу, давая Элли возможность ответить. Без результата.

— Я сочиняла письмо, когда почувствовала шевеление в голове, а моя рука вдруг начала выводить незнакомые буквы. Очень необычно, согласись?.. Мне перевели текст, оказалось, это русский язык. Знаешь, что здесь написано?

Элли молча глядела на строки.

— Здесь написано, — продолжала дона Флореста, — что некий доктор Ильин из Санкт-Петербурга, это такой город в России, беспокоится о тебе, переживает за тебя и хочет тебе помочь. Переводчик сказал, что стиль похож на обрывки чьих-то мыслей, и я с ним согласна. Мне кажется, что я даже почувствовала эти мысли в своей голове.

Дона Флореста отложила листок.

— Мой fiel передал твои слова, произнесенные в камере. Ты сказала ему, что тебя освободит бог… Ты правда так считаешь? — Она указала на письмо. — Полагаешь, он — бог?

Элли была уверена, что это он. Только он умел вытворять такие веши. Но почему…

— Вынуждена тебя разочаровать, деточка, — сказала дона Флореста. — Никто тебя не освободит. Скорее всего, он не бог, а обыкновенный человек.

Она взмахнула ладонью. Откликнувшись на жест, один из телохранителей приблизился к ней и развернул на столе небольшую географическую карту. Дона Флореста поманила Элли пальцем. Девочка подошла.

— Мы находимся здесь, в Рио-де-Жанейро, — указала она на красную точку на оконечности материка. — А его город вот здесь… — Палец указал совсем в другое полушарие. — Возможно, Элли, этот человек обладает сверхъестественными способностями, среди людей такое встречается. Я и сама не раз сталкивалась с медиумами, читающими мысли и предсказывающими будущее. Возможно, доктор Ильин один из таких… Только он не придет тебе на помощь, не строй иллюзий. Его дом находится за тысячи километров отсюда.

Он человек? Обыкновенный человек? И не придет за ней?

Элли ошеломленно уставилась на карту.

Он не сможет сокрушить помощников Сеньоры, не сможет проникнуть в подземелья. Элли не дождется помощи, а значит — все закончится прямо здесь, прямо сейчас, в операционной за соседними дверями!

— Ты готова? — спросила дона Флореста. — Есть какие-нибудь пожелания, просьбы?

Она снова сделала паузу, давая девочке возможность ответить.

— Что же ты молчишь, Элли? Неужели так ничего и не скажешь?

Девочка молчала. Она всегда молчала, когда не могла убежать.

Элли вспомнила, как убегала от старушки с мопсом. От двух незнакомцев из пикапа. От владельца игрушечного магазинчика, подарившего куклу. Даже от Фабианы тоже собиралась бежать поначалу… Она всегда молчала или убегала, потому что до смерти боялась незнакомцев. А дона Флореста… в ней было столько ужаса, как в тысяче незнакомцев, собранных вместе! Только в этот момент, находясь в полушаге от смерти, Элли вдруг подумала о том, чего хотел бы от нее ангел-хранитель, окажись он рядом. Чего он всегда добивался.

Девочка робко, тайком глянула в лицо сидящей напротив женщины. И то, что она увидела за выцветшими глазами ведьмы, произвело в ней маленькое открытие.

— Вы не хотите, чтобы я умерла, — едва слышно произнесла Элли.

Оба телохранителя удивленно посмотрели на девочку, чей тоненький голосок прорезался под тяжелыми сводами подземной комнаты.

Дона Флореста сменила позу на стуле:

— С чего ты взяла?

— Не знаю… чувствую… Вы смотрите на меня и думаете, что я похожа на вашу дочь.

Глаза доны Флоресты в круглых гнездах морщин вдруг потеряли напряжение и резко покраснели. Ресницы несколько раз хлопнули. Дрожащими пальцами она дотронулась до века, на котором собралась влага.

— Вы думаете, — продолжала Элли, — что, если сделаете со мной то, что собираетесь, — вас до конца дней будут преследовать мысли, что то же самое случилось и с ней. — Элли перевела дыхание, не веря, что она произнесла это. — Вы на самом деле так думаете? Я не ошиблась?

Первый телохранитель разинул рот. Второй грозно придвинулся к Элли:

— Сеньора, мне заставить ее замолчать?

Дона Флореста подняла руку останавливающим жестом. Элли обнаружила, что ее лицо залито слезами.

— Она была старше тебя на полгода.

…Она была старше на полгода, дочь, которую Жизель де Соуза Флореста потеряла давным-давно на улицах Рио и о которой не переставала думать. В душе женщины, которой было уже семьдесят два, не осталось других чувств, кроме слепой любви к давно исчезнувшей дочери. Вспыхнувшая интуиция Элли, которую так долго пытался пробудить Андрей, нащупала эту самую болевую точку и пронзила ее.

Элли была потрясена. Стоило ей поставить себя на место женщины в черном, взглянуть на мир ее глазами, вспомнить ее слова и то, что слышала о ней, как в голове рождались ее мысли! Девочка смотрела на дону Флоресту. И вместо загадочной ведьмы видела перед собой старую женщину, озлобленную потерей, испытывающую глубокую боль. Элли перевела взгляд на телохранителя. И обнаружила, что его одолевает скука и что он женат. А второй fiel, тюремщик девочки, не сводил преданных глаз со своей Сеньоры, боясь любого проявления ее эмоций… Темный ореол неизвестности будто слетел с окружавших ее взрослых. Они больше не были незнакомцами. Да, оставались опасными людьми, но отнюдь не незнакомцами. Стоило взглянуть им в глаза, как сверху будто проливался хрустальный свет, помогающий различить черты их личностей, характеров, желаний.

— В тебе есть звериное чутье, — произнесла дона Флореста. Элли повернулась к ней. Женщина улыбалась сквозь слезы. — Святая Дева Мария! Я много повидала на своем веку, но впервые встречаю чутье волчицы в десятилетней девочке!

5

Они сидели на большом диване в гостиной на втором этаже. За окнами стояло полуденное солнце. Служанка подала чай, Элли пила его маленькими, осторожными глоточками.

— Это было последнее испытание, — сообщила дона Флореста. — Оно было гораздо сложнее задуманного, но ты прошла его. Я помогу тебе вернуться в Барбасену.

— Вы не станете меня убивать? — уточнила девочка.

Дона Флореста поперхнулась чаем.

— В мои операционные попадают лишь те, кто этого заслуживает. Например, Корасау получил по заслугам. Этот чистоплюй давно напрашивался на скальпель. В Рио стало мерзавцем меньше. Торговцы наркотиками, насильники, убийцы, растлители малолетних — рано или поздно все они оказываются в моих операционных. Потому что все они повинны в пропаже моей дочери…

— А мое сердце?

— Оно действительно стоит очень дорого, но мне не нужны деньги, у меня их предостаточно. Кроме того, там, куда я отправлюсь после смерти, деньги не потребуются.

Дона Флореста поставила свою чашку на столик и серьезно посмотрела на Элли:

— Я хочу сделать тебе новое предложение. Оставайся со мной. Ты будешь жить в моем доме, кушать блюда, приготовленные моими поварами, одеваться в одежды, сшитые моими портными. У тебя не будет забот. Я дам тебе великолепное образование. Когда ты вырастешь, продолжишь мой бизнес. Девочка, пока ты слишком мала и соображаешь как ребенок, но, поверь, в тебе живет чутье волчицы, а это редкостный дар. Я разовью его. Ты станешь могущественной dono.

В первый момент у Элли перехватило дыхание от захватывающих перспектив, обрисованных доной Флорестой. Но, немного подумав, она ответила:

— Спасибо вам за предложение. Мне бы очень хотелось остаться в этом красивом доме… Но я должна вернуться к Марии-Луизе.

Женщина в черном долго и пристально смотрела на нее. Элли выдержала этот взгляд.

— Что ж, твое право. Я уважаю самостоятельность. Если хочешь вернуться домой, так тому и быть. Я дам тебе свой автомобиль и одного из телохранителей.

Девочка задала мучивший ее вопрос:

— А вы не боитесь, что я расскажу кому-нибудь о подземельях?

— Во-первых, я ничего и никого не боюсь. Это меня боятся. Во-вторых, кто поверит десятилетней девочке, которая рассказывает всякие байки про виллу уважаемой сеньоры? И где ты станешь это рассказывать, в своем захолустье?.. Но ведь ты не расскажешь, верно? Не ты одна умеешь читать по глазам.

— Я никому не расскажу! — пообещала Элли. — Но что делать с сеньором Лусио? Он все равно меня найдет!

— Лусио будет мертв через два дня, если не сумеет решить проблему с девочкой. С тобой то есть. Такое условие поставили donos из «Terceiro Comando». Они избавятся от него. Им не нужен в союзе комплексующий маньяк, не способный решать простые проблемы. И я обязательно помогу им в этом разобраться.

— А как же эти два дня?

Дона Флореста внимательно посмотрела на Элли.

— Лусио будет думать, что получил тебя.

6

К вечеру все было готово. Боевики Родригеса на мотоциклах с включенными двигателями, прячась во дворах, ждали SMS-сообщения, по сигналу которого должны были подкатить к вилле и, взорвав ворота, атаковать дом. В национальном парке Тижука два заряда взрывчатки С-4, установленные в высверленные щели в скале, готовились снести замаскированную дверь и открыть доступ в подземный коридор. Со штурмовой винтовкой через плечо и верным «глоком» за поясом Лусио прятался за стволом жакаранды, чтобы его не достало взрывной волной и осколками. За соседним деревом прятался Бычок и двое вооруженных до зубов головорезов, в компании которых будущий dono намеревался войти в дом доны Флоресты. От информатора Лусио знал все о внутреннем устройстве дома: он знал, в каком крыле находится комната девочки, в каком сидит охрана, где располагаются комнаты телохранителей и личный кабинет Сеньоры. Все было готово для штурма. Лусио ждал только звонка.

Он ждал сообщения «крота», что дона Флореста и телохранители находятся за пределами потайного хода. Когда телефон завибрировал, Лусио подумал, что наконец дождался сообщения.

К его удивлению, звонок шел от неизвестного абонента.

— Да? — осторожно спросил он, перекладывая штурмовую винтовку в левую руку, чтобы было удобнее разговаривать.

— Это тот, кого называют первым гангстером Рио? — произнес насмешливый женский голос.

У Лусио даже не участился пульс, когда он осознал, кто с ним разговаривает. И все-таки он был удивлен. Дьявол его побери, он был здорово удивлен!

— Сеньора? Что вам нужно? Сейчас я немного занят, мне предстоит очень важная встреча… — Он хотел добавить, что встреча на другом конце города, очень далеко от ее владений, но не успел, потому что следующие слова поразили больше, чем сам звонок.

— Я не отниму твое драгоценное время, Лусио. Я позвонила, чтобы сказать, что не хочу конфронтации.

— О чем вы, Сеньора? — изобразил он изумление. — Конфронтация? Я даже такого слова не знаю.

— Это хорошо, что ты малограмотен. Я готова простить смерть курьера. Мне сейчас не нужна война. В знак примирения я отдам тебе девочку, которую ты мечтаешь получить.

Теперь его пульс зачастил. Прячущийся за соседним деревом Бычок увидел, как лицо босса покрылось испариной.

— Приезжай ко мне в дом, — продолжала дона Флореста. — Лучше один. Если боишься, можешь взять оружие. Приезжай прямо сейчас. Я буду ждать.

Она отключилась.

Лусио стер пот со лба. Что задумала эта ведьма?

Телефон снова завибрировал. Звонил Родригес:

— Лусио, мы готовы.

— Ждите. Планы изменились. Я иду на виллу.

— Может, и мы пойдем?

— Я сказал — ждите! — рявкнул гангстер.

Лусио спустился по тропинке к фунтовой дороге, на которой оставил «порше», и через десять минут подъехал к кованым воротам виллы. Парк вокруг нее казался дремавшим, не представляющим угрозы. На всякий случай гангстер снял пистолет с предохранителя и положил рядом с собой на сиденье.

Ворота открылись. Лусио въехал на территорию, прокатился по укатанному гравию подъездной дорожки и остановил автомобиль возле ступеней, ведущих к парадному входу. Пятнадцать минут назад он и представить не мог, что так легко проникнет на виллу. Он собирался взрывать ворота, штурмовать дом с двух сторон, но вместо этого въехал через главные ворота на «порше» без единого выстрела.

Лусио вышел из машины. Встал возле дверцы. Собрался закурить, но не успел чиркнуть зажигалкой, как парадная дверь отворилась и из нее появился fiel Сеньоры. Один.

Он стал спускаться по лестнице, правую руку оттягивал металлический контейнер. Лусио был готов в любой момент выхватить «глок» и «оформить» клиента. Но человек доны Флоресты не проявлял агрессии. Спустившись с лестницы, он остановился в трех метрах от Красавчика, поставил контейнер на гравий и отступил на два шага.

— Это ваше, — сообщил он.

— Что это?

— То, что вы искали, — мягко улыбнулся fiel.

Он повернулся к Лусио спиной, поднялся по ступеням и скрылся за парадными дверями. Лусио посмотрел на ящик, оставшийся на подъездной дорожке.

…С той же легкостью, с которой проник внутрь, Лусио выехал за пределы виллы. Вернувшись в парк Тижука, он остановил машину в безлюдном месте и вытащил контейнер из багажника. Отщелкнув зажимные запоры, поднял крышку. В лицо дохнуло холодом.

При виде того что покоилось внутри на прозрачных кубиках льда, Лусио испытал шок. Нет, его не испугали замороженные человеческие органы — просто за секунду Красавчику открылась тайна, остававшаяся недоступной на протяжении многих лет. Пазлы сложились в единую картину, потрясшую воображение бывалого гангстера.

Дона Флореста являлась крупнейшим в Рио поставщиком органов для незаконной трансплантации. Это был большой и прибыльный бизнес — такой же прибыльный, как наркотрафик. Теперь Лусио понял, при чем тут медицинское образование Сеньоры и медицинская сфера деятельности. Только легче от этих знаний не становилось.

Звонок мобильного заставил его дернуться.

Снова она. Ее голос, пронизанный скрытой издевкой.

— Ну как, все в порядке? Ты получил?

Лусио с трудом раздвинул челюсти:

— Что это?

— Девочка, как я и обещала. К сожалению, не вся, сердце отдать не могу — на черном рынке оно стоит бешеных денег. Но остальное твое, там тысяч на двести — триста. Надеюсь, такой дележ тебя устраивает?

— Она была нужна мне живой!

— Правда? Прости, я не знала.

Короткий гудок. Дона Флореста повесила трубку.

Стоя над контейнером с донорскими органами на фунтовой дороге парка Тижука, Лусио понял, что проиграл. Он получил девочку, только не целую, а в небольшом ящике со льдом. Его мечта встретиться с ней провалилась напрочь. Ему не избавиться от внутреннего страха, а значит, не стать могущественным dono, как он хотел. Можно заняться поисками другого человека, на которого обращен взор свыше, но сколько на это уйдет времени? Еще пятнадцать лет?

Лусио со злостью смахнул контейнер с капота «порше». Ящик перевернулся в воздухе, хрустнув льдом внутри, и упал на дорогу, подняв облачко пыли.

Без особого энтузиазма гангстер набрал номер и сообщил Бейра-Мару, что уладил проблему с девочкой. Босс назвал известие «хорошим» и обещал передать эту информацию членам союза. В голосе Бейра-Мара даже слышалась радость за своего подопечного, но Лусио ее не разделял. Лусио испытывал горькое разочарование.

Проклятая мертвая девчонка разрушила ему жизнь!

Глава пятая ГОРОД СНОВИДЕНИЙ

1

Восемнадцатичасовой перелет через Европу и Атлантический океан вымотал Андрея. Подъем самолета на высоту и, как следствие, перемена давления в салоне моментально отзывались сонливостью, головокружением и тошнотой. Бумажный пакетик превратился в близкого товарища. Несколько раз Андрей проваливался в сон, мутный, тревожный, без сновидений, а когда просыпался, долго приходил в себя, не понимая, где находится.

Левая рука была парализована до самого плеча. Андрей это выяснил на высоте одиннадцать тысяч метров, тыкая себя сквозь рубашку булавкой. Ниже плеча словно деревяшка, в районе ключиц — острый болевой импульс. Чтобы рука не болталась и не мешала в редких прогулках до туалета, он привязал ее к шее брючным ремнем. Скучающие соседи по креслам некоторое время следили за его возней, но быстро потеряли интерес.

Несмотря на катастрофическое самочувствие, Андрей был счастлив. До приземления в аэропорту Рио-де-Жанейро оставалось все меньше времени, а значит, встреча с Элли приближалась. Раз за разом сцена прокручивалась у него в голове. Андрей пока не знал, как представится девочке, хотя был уверен, что говорить ничего не придется. Элли его узнает. Она почувствует, кто этот бледный человек с темными подглазьями и скрюченной рукой, прижатой к ребрам. И обрадуется ему.

Он решил, что отвезет девочку в одну из международных благотворительных организаций, коих в Рио, к счастью, предостаточно. У него есть деньги и несколько адресов, найденных в Интернете. Только сдав Элли в добрые руки и убедившись, что ей не угрожает опасность, Андрей купит обратный билет в Питер.

В коротком перелете до Франкфурта ему повезло с соседкой по креслу. Это была симпатичная девушка с задорным и упрямым взглядом. Когда она забрасывала сумку на верхнюю полку, Андрей обнаружил под тесной блузкой широкую спину спортсменки.

— Вы неважно выглядите, — сказала девушка, когда самолет набрал высоту.

Ильин улыбнулся сквозь силу:

— Я болею.

— Надо выпить какую-нибудь таблеточку. Они помогают, знаете ли.

— Знаю. У меня полная сумка таблеток.

С ней оказалось легко разговаривать. Создавалось впечатление, будто они знакомы лет сто. Девушка рассказала, что летит в Мексику, где археологи обнаружили высоко в скалах древние ацтекские тексты. Ее пригласили скопировать их и перевести.

— Это не опасно? — спросил Андрей. — В смысле, я имею в виду, на скалы лезть не опасно?

— А я скалолазка, — небрежно бросила она, будто профессия была такой же обычной, как кассир в супермаркете. — А вы куда летите?

На помощь пришел посадочный талон.

— В Рио-де-Жанейро, — прочитал он и улыбнулся.

— Ого, хорошо вам! Карнавалы, Капокабана, самба. Никогда не была в Бразилии, хотя весь мир объездила. Там, наверное, можно замечательно отдохнуть.

— Ваш список представляет собой лишь внешний фасад города. Открытку. На самом деле все гораздо сложнее.

Во Франкфурте его замечательная соседка пересела на самолет авиакомпании «Мехико». Андрей погрузился в «Эйр Франс», летящий в Бразилию. Новым соседом по креслу оказался хмурый, смуглолицый бизнесмен, не говорящий по-русски, поэтому пообщаться с ним не удалось. К тому же во время второго перелета самочувствие Андрея резко ухудшилось, и половину пути он провалялся без сознания.

Когда Ильин в очередной раз проснулся (вернее сказать, пришел в себя), в окно светило игривое курортное солнце, а стюардесса по внутреннему радио на двух языках просила пристегнуть ремни, потому что через пятнадцать минут самолет совершит посадку в международном аэропорту Галеу славного города Рио-де-Жанейро. Андрей выглянул в окно и с высоты птичьего полета увидел сказочной красоты бухту Гуанабара, нежно-желтые выгнутые полосы пляжей, белые дома, прижатые к океану зелеными холмами. Он хорошо знал эти виды по бесчисленным фотографиям, найденным в Интернете. Он давно и без памяти был в них влюблен.

Статуя Иисуса Христа на холме Корковаду с высоты казалась совсем крошечной. Но даже на расстоянии она излучала приветствие и доброжелательность. Добро пожаловать, дорогие гости, в город сказок и сновидений! Добро пожаловать! В ее образе напрочь отсутствовали противоречивость и могущество архетипа, которые Андрей ощущал, глядя на каменного истукана в верхнем мире. В реальности гигантский Иисус выглядел обыкновенной большой статуей.

Пройдя паспортный контроль и подхватив багаж, Андрей вышел из кондиционированного зала аэропорта и сразу угодил во влажное пекло. В Питере тоже было не холодно, но здесь тропики ощущались каждой порой тела. От густого, дурманящего воздуха снова закружилась голова, и он вернулся под козырек терминала, чтобы не лишиться сознания. Сейчас было бы очень некстати.

Табличка с его фамилией оказалась в руках у девушки, во внешности которой славянские корни опознавались только при внимательном рассмотрении. С копной мелких косичек на голове, перехваченных на лбу алой лентой, с полными, почти африканскими губами, огромными карими глазами и невероятным коричневым загаром, девушка выглядела настоящей кариокой.

— Андрей Ильин? Очень приятно, я Светлана. — В ее речи различался слабый акцент, видимо, девушка давно живет в Бразилии.

Взгляд карих глаз скользнул по пиджаку, по руке, подвешенной на ремне, и остановился на брюках.

— Для Рио вы оделись слишком жарко.

Сама она была в коротких джинсовых шортах в обтяжку! Вместо блузки тело прикрывали замысловатые лоскутья.

— Я надеялся купить… — Андрей перевел дыхание, — купить все необходимое здесь.

— Это можно устроить.

На парковке аэропорта они погрузились в небольшой новенький «Шевроле-Лачетти» и выехали на автостраду, ведущую в город.

— Сразу хочу предупредить, — сказала Светлана. — Прячьте подальше бумажник и видеотехнику. В южной части города, где находятся отели и пляж Капокабана, воровства практически нет — там полицейские следят. А вот на севере могут ограбить, даже угрожая оружием.

Андрей вспомнил двоих головорезов из пикапа, загнавших Элли в переулок. И улыбнулся. Он хорошо об этом знал.

— Это не смешно! — сказала Светлана с упреком. — Например, на трассе, по которой мы сейчас едем, пару лет назад вооруженные грабители остановили автомобиль российского консула. В северных районах по ночам люди вообще не выходят из дома, а таксисты не останавливаются на красный свет — боятся ограбления.

— Я знаю, что в Рио небезопасно, — ответил Андрей, разглядывая пролетающие за окном воды залива и круизные лайнеры, застывшие возле пирса. — Треть населения зарабатывает меньше двухсот долларов в месяц, в фавелах ежедневно совершается по десять убийств, а сам город является крупнейшим узлом в схеме международного наркотрафика.

Светлана оторвалась от дороги и уставилась на него:

— Вы что, политический обозреватель?

— Нет. Я врач.

— Бывали здесь?

— В некотором роде, — ответил Андрей. — Но я не знаю город, поэтому мне нужна ваша помощь.

Они въехали в центр. Район Рио Комприду, как объяснила Светлана. По обеим сторонам дороги возвышались небоскребы, пальмы, бродили по тротуарам приветливые и дружелюбные люди. Впереди в небо поднимался холм, на склоне которого устроился пестрый муравейник домов с темными окнами. Фавела.

Андрей с упоением разглядывал залитый солнцем город. И чувствовал нечто странное. Его улицы неуловимо отличались от тех, которые он видел во сне. Словно там был не этот Рио, а какой-то другой, очень похожий на него. Вроде все то же самое, но дома и пальмы выше, люди мрачнее, а тротуары не так сильно выжжены солнцем…

Он понял причину. Во сне Андрей смотрел на город глазами десятилетней девочки, половинки от настоящего человека. Пропущенные через призму визуального и чувственного восприятия ребенка, его картины существенно исказились. Строения казались ей большими, люди — чужими и недружелюбными. Вполне естественно, что город представился Андрею чуточку другим.

— Сейчас мы приедем в отель, вы зарегистрируетесь, пообедаете, а после этого сразу поедем на водопады…

— Нет-нет, — возразил Андрей. — Сперва я должен попасть по этому адресу.

Он протянул Светлане бумажку с названием улицы. Девушка быстро глянула на нее:

— Это в Ботафогу.

— Совершенно верно. И еще, вы случайно не знаете в городе кафе с петухом на вывеске?

— «Соленый петух»! Как же, знаю, бывала там. Кстати, это рядом.

— Правда? — обрадовался Андрей. — Поедем сначала туда.

Светлана пихнула в губы сигарету и грозно предупредила:

— Тогда водопады придется отложить на завтра!

2

Едва они въехали в район, как чувство, что все не так, усилилось. До кафе «Соленый петух» оставалось еще несколько кварталов, но Андрей решительно не узнавал окрестности. И ему это не нравилось.

Щит с изображением петуха, выполненного из разноцветных неоновых трубок, располагался на углу старого двухэтажного здания. Светлана припарковала машину у обочины. Мимо, на большой скорости с ревом промчались два мотоциклиста. В дальнем конце улицы стайка темнокожих девочек играла в классики. Андрей выбрался из салона на раскаленный от солнца тротуар.

И ему сделалось дурно.

Дом и вывеска в точности соответствовали образам, увиденным во сне. Или очень походили на эти образы. Но все остальное было другим — дома, деревья. Самое главное — отсутствовал забор, оклеенный объявлениями о пропаже детей.

Андрей решительно вошел в кафе. Понадобилось некоторое время, чтобы после солнечной улицы привыкнуть к полутьме. Интерьер был знакомым и незнакомым одновременно. Массивные деревянные столы превратились в изящные столики на тонких металлических ножках. На стенах разместились неброские репродукции, которых он не помнил.

Посетители занимали всего два столика. Элли среди них не было.

За стойкой бара стоял молодой, улыбчивый латинос. Андрей направился к нему.

— Bom dia [7], — произнес он. Для продолжения разговора знаний португальского не хватало, в чем Андрей немедленно убедился.

— О, bom dia, senior! — обрадовался бармен. — Como vai? О que deseja?

К счастью, рядом оказалась Светлана:

— Он спрашивает, как дела и не желаете ли что-нибудь заказать?

— Я хочу спросить… — произнес Андрей. — Меня интересует, не видел ли он вчера или сегодня десятилетнюю девочку, которая заходила в кафе?

Светлана перевела вопрос. Бармен перестал улыбаться, заговорил, качая головой:

— Сюда не пускают детей, это заведение для взрослых.

Андрей крепко зажмурился, затем открыл глаза:

— Пожалуйста, спросите его, не работает ли здесь официантка лет пятнадцати. У нее округлое лицо, волосы зачесаны назад, а уши проткнуты четырьмя сережками.

Бармен ответил извиняющимся тоном.

— В «Соленом петухе» не работают столь юные официантки, — перевела Светлана. — Все официанты здесь молодые мужчины.

Андрей почувствовал накатившую вязкую сонливость; она залила мозг воском, а веки свинцом. Он потер лицо здоровой рукой.

— Последний вопрос, — сказал он, борясь с желанием провалиться в сон прямо возле барной стойки. — Не знает ли он женщину, одевающуюся в траурные одежды, владелицу большой виллы на Руа Ассунсау.

Ответ был настолько очевиден, что перевода не требовалось.

— No, senior! — извиняясь, развел руками бармен. — Desculpe! [8]

3

Когда они ехали от Сан-Клементе до Руа Ассунсау, Андрей узнал улицу, по которой Элли направлялась к дому Хозяйки. Это придало уверенности, что вилла окажется на месте. Так и случилось.

Большой белый дом с колоннами стоял у склона огромного, поросшего джунглями, холма. Территорию виллы окружала кованая ограда и каменные столбы с рельефами кричащих лиц.

— В этом особняке живет страшная женщина, — сообщил Андрей Светлане. — Она носит черное траурное платье.

— Я такую не знаю, — ответила гид. — Но, думаю, мы можем заглянуть туда.

Они подъехали к ограде.

— Что это? — потрясенно спросил он.

К одному из воротных столбов была прикреплена бронзовая табличка.

Светлана прищурилась и прочла надпись:

— «Музей авангардного искусства».

Андрей почувствовал удушье — даже не от надписи на табличке, а при виде ворот, распахнутых настежь. На территорию виллы мог пройти любой желающий, препятствий не было.

К дому вела асфальтовая дорожка. Светлана повернула на нее «Лачетти» и проехала до стоянки слева от здания, где под кронами деревьев устроились полдюжины автомобилей и небольшой автобус. Андрей заметил гуляющих по дорожкам парка людей, судя по внешности — туристов… В сновидении все было не так, совсем не так! Ворота были заперты, периметр находился под строгим наблюдением, а возле дома сидел огромный пес. И никаких туристов!

— Мне нужно попасть внутрь, — произнес Андрей.

— Кажется, там есть касса. Я куплю билеты.

В дом Хозяйки они вошли по билетам. Даже в бреду Андрей не мог предположить, что переступит порог грозных владений, заплатив полреала. Только в доме на Руа Ассунсау не проживала женщина в черном. Вместо нее здесь располагался Музей авангардного искусства. Стены занимала обширная коллекция картин всевозможных направлений. Андрей бродил по полупустым залам, разглядывая художества, напоминавшие ему мазню душевнобольных и тягучие образы сновидений, и испытывал все большую растерянность.

…Круглый холл и статуи атлантов, поддерживающих купол, остались на своих местах. Когда смотритель отвлекся, Андрей нырнул в коридор под центральной лестницей. Коридор был тот самый. По крайней мере, очень похожий. Андрей прошел по нему мимо каких-то кабинетов и уперся в глухую стену.

Старой душевой не было.

Возможно, никогда не было.

Прозрение обрушилось на его многострадальную голову словно груда булыжников. В городе, куда прилетел Андрей, не существует ни Хозяйки, ни ее телохранителей, ни злодеев-мороженщиков. Здесь не живет ни заботливая официантка, ни владелец игрушечного магазинчика. Андрей был уверен, что, имей он адрес, бессовестную мачеху тоже не нашел бы… Элли в этом городе не было. Она осталась в сновидении.

Колени подогнулись, Андрей обессиленно съехал по стене на пол. Его дар перемещаться на другой конец Земли оказался самообманом. Фикцией. Иллюзией… Ха-ха! Он прилетел не в тот Рио-де-Жанейро, куда каждую ночь электричка возила его дух и куда он стремился попасть. Тот город вместе с населяющими его персонажами остался в снах, в параллельном измерении или, как говорят в буддизме и научной фантастике, в одном из бесчисленных миров, являющихся копией нашего, но живущего по своим законам. Добраться до альтернативного Рио Андрей не сможет. Ему больше нельзя за дверь.

Он потерял Элли.

Это откровение нанесло ему страшный удар. Жесточайший. Ни бампер «газели», ни снимок МРТ с белыми пятнами в правом полушарии не добились бы такого оглушительного эффекта.

На глаза упала пелена. Сквозь шум в ушах донесся голос Светланы:

— Эй, вы тут не околейте у меня!

Потом она осеклась и стала звать кого-то на помощь. Стены коридора закружились перед глазами, размазались. Андрей провалился в беспамятство.

4

А в другом мире, далеко-далеко от того места, где Андрей сейчас переживал свирепую ишемию сосудов головного мозга, девочка Элли ожидала встречи с ним. Весь вечер они сидели в черном лимузине, принадлежавшем доне Флоресте, возле кафе «Соленый петух». Их было трое: она, личный помощник Сеньоры (из тюремщика он превратился в телохранителя Элли) и водитель.

Девочка хотела зайти в кафе, чтобы повидаться с Фабианой, но fiel доны Флоресты, которого, кстати, звали Габриел, сказал, что ей лучше остаться в машине. Элли никто не должен увидеть. Лусио считает, что она мертва, и не стоит разубеждать его в обратном. Девочка согласилась с доводом, но волновалась, что, запертая в салоне, она пропустит появление ангела-хранителя.

Перед расставанием он показал ей картинку «Соленого петуха», не напрасно показал, а для того, чтобы девочка туда приехала. И вот она здесь, в десяти шагах от кафе, сидит в лимузине с затемненными стеклами, в кожаном кресле, пахнущем дорогими духами доны Флоресты, и ждет сама не зная чего. Либо сигнала куклы. Либо появления необычного человека… Каким окажется этот человек? Она понятия не имела и потому волновалась, узнает ли его.

Узнает. Сердце подскажет.

После встречи с доной Флорестой в Элли открылось что-то удивительное, позволяющее по-новому глядеть на людей и окружающий мир. Незнакомцы превратились и обыкновенных взрослых, которые со своими заботами, проблемами, привязанностями, странностями, желаниями чем-то напоминали детей. Конечно, среди них попадались настоящие злодеи вроде этого Лусио, но в большинстве своем взрослые были совсем нестрашными. Чтобы разобраться в этом, зачастую достаточно посмотреть им в глаза.

Шло время. Габриел сказал, что, если она узнает человека, которого ждет, он приведет его в лимузин. Только узнавать было некого. В кафе приходили не по одиночке, а парами и целыми компаниями. Элли разглядывала и тех и других, но не находила среди них одного-единственного.

Смотря в окно на темную улицу, освещенную фонарями и неоновой вывеской «Соленого петуха», ей вспомнился последний разговор с доной Флорестой:

— Мой fiel проводит тебя до самого дома в Барбасене, — говорила старая дона, окутанная клубами дыма от сигареты, которую курила. В тусклом свете лампы морщины на лице выглядели особенно отчетливо. — Он как следует поговорит с твоей мачехой, и, уверяю, у нее больше не возникнет желания тебя обидеть… Но если однажды это все-таки случится, если она хотя бы просто повысит на тебя голос, ты скажешь ей следующее: «Дона Флореста следит за тобой, Мария-Луиза». Запомнила?

— Дона Флореста следит за тобой, Мария-Луиза.

— Она больше не посмеет тебя обидеть.

— Уважаемая сеньора дона Флореста, я не могу ехать домой прямо сейчас. Я должна встретиться кое с кем в кафе «Соленый петух». Это очень, очень, очень важно! Важнее всего на свете!

Сеньора сделала длинную затяжку.

— Только тебя не должны видеть посторонние, — строго сказала она. — Ты не выйдешь из машины. Мой помощник сам приведет того, кто тебе нужен.

— Спасибо! Спасибо вам!

Дона Флореста опустила вуаль, спрятав под ней старушечье лицо.

— Ступай прочь! — сказала она с легким раздражением. — Не выношу, когда меня благодарят. Ступай отсюда!

Хотя Элли собиралась сказать много других слов благодарности, она решила не злить дону Флоресту. Девочка поклонилась и покорно вышла из гостиной. Как и Фабиану, она больше никогда не видела в своей жизни старую сеньору.

…Вытащив листок, выпрошенный у доны Флоресты, девочка стала с трепетом вглядываться в кривые строки незнакомого языка. Строки, оставленные его рукой. Клочок мелованной бумаги — единственная вещь, доставшаяся ей от ангела-хранителя. Величайшая святыня. И память. Она поклялась себе вечно помнить то, что он для нее сделал.

— Без четверти двенадцать, — произнес Габриел, взглянув на часы. — Дольше ждать бессмысленно. Пора ехать.

«Наверное, он прав, — подумала Элли, — ждать бессмысленно».

Она согласно кивнула. Бережно сложила листок и запихнула его под платье куклы, туда, где хранилась фотография матери. Элли больше не ждала чудес от своей маленькой подружки. Чудеса остались позади. Сейчас, когда она возвращалась домой, кукла превратилась в обычную игрушку. Симпатичную, милую, дорогую память о матери… и абсолютно бесполезную.

Габриел тронул плечо водителя, молодого чернокожего парня:

— Поехали.

Парень отчего-то вздрогнул.

Элли вообще заметила, что водитель вел себя странно. Без причины волновался, грыз ногти, его лицо блестело от пота. Элли почему-то подумала, что у него не все в порядке дома. И следующие слова чернокожего водителя подтвердили догадку:

— Габриел, а мы не могли бы вернуться в Ботафогу? Ненадолго.

Габриел посмотрел на девочку:

— Ее спроси. Она здесь главная.

Водитель умоляюще перевел на нее большие белые глаза. Девочке стало его жаль.

— Я не возражаю, — ответила она.

5

Пятнадцать бойцов все еще находились в состоянии готовности, ожидая команды к штурму виллы. Поднимаясь по лесной тропе, Лусио набрал номер Родригеса.

— Все отменяется, — сообщил он и услышал в ответ сожалеющий вздох sub-gerente. Ему не терпелось устроить бойню, на то он и генерал фавелы.

— А что делать с заложниками?

— Отпустить.

Он поднялся по тропинке к месту, где остался Бычок, двое пехотинцев и взрывчатка в скале.

— Мы уходим, — сообщил Лусио. — Соберите здесь все. Следов не оставлять.

И прежде чем Бычок успел ему ответить, мобильник на поясе завибрировал.

Звонил информатор с виллы. В спешном и сбивчивом бормотании утонуло все, что он собирался сказать. Собственно, любые сведения с той стороны уже не интересовали gerente.

— Операция отменяется, — произнес Красавчик в трубку. — Я прикажу, чтобы твою семью освободили.

Из-за короткой помехи собеседник его не услышал.

— Алло! Алло! — сдавленно говорил он. — …Я повторяю, девчонка покинула особняк!

— Так и есть, — сказал Лусио с горькой усмешкой. — Покинула. Она тут неподалеку…

Пехотинцы о чем-то шумно болтали и бряцали оружием. Бычок вопросительно смотрел на босса.

— О чем вы? — продолжал информатор. — Она здесь, со мной! Сидит в лимузине, а я за рулем!

Лусио прирос к трубке. Ему казалось, что он ослышался.

— Мне велели ее сопровождать, — говорил информатор. — Мы сейчас находимся в Рио Комприду возле кафе «Соленый петух», кого-то ждем. Потом отправимся в Барбасену. Мы повезем девчонку в эту долбаную Барбасену! Что мне делать?

Гангстер так сильно сдавил трубку, что она хрустнула. Бычья шея напряглась, вены на ней вздулись. Язык попал между зубов, и Лусио его прикусил. Гнев перерос все возможные пределы. Даже головорезы заткнулись, глядя на босса, готового в любую секунду рвануть как кассетная бомба.

— Сколько еще человек в машине? — произнес он, сквозь сжатые зубы. Рот наполнился чем-то сладким, по губе на подбородок сбежала струйка крови — он все-таки прокусил язык. Собеседник замешкался, и Лусио сказал громко, брызнув кровью изо рта: — Ты слышишь меня, черномазый ублюдок, сколько в машине человек?

— Кроме меня только двое! — опомнился информатор. Голос совершенно потерянный. — Девочка и телохранитель Сеньоры. Больше никого.

Лусио вспомнилось лицо помощника доны Флоресты, ехидство в речах самой Сеньоры… Его развели как щенка!

— Убей его.

— Кого? — опешил парень.

— Телохранителя, недоумок. Пристрели его. Возьми девчонку, встань на повороте из тоннеля Ребусаш на Косме Вельо и жди меня. Вздумаешь бежать, я вырежу твою семью, не успеешь сказать «Ой!».

Тычком пальца он выключил телефон, задыхаясь от ярости. В глазах пульсировала темнота.

— Что случилось, амиго? — спросил Бычок, глядя на босса, который направился к одному из головорезов и что-то потребовал от него жестом, а в следующее мгновение мулата уложило на землю взрывной волной, осыпав спину горячей скальной крошкой.

Когда дым рассеялся, на месте потайной двери в скале зияло черное отверстие. Лусио стоял напротив него с пультом, активизирующим детонаторы. Он опустил ладонь, которой прикрылся от летящего крошева, вытащил из-под футболки свой «глок» и вошел в дымящийся пролом.

Бычок потряс головой, поднимаясь на колени. В голове шумело, левое ухо оглохло. Рядом зашевелились головорезы. Лусио уже исчез в отверстии, и Бычок, подхватив оружие, припустил за ним. Сзади послышался топот тяжелых ботинок soldados и лязг затворов штурмовых винтовок. Вторжение началось.

6

По подземному коридору, окутанному желтым светом, Лусио шел быстро, не задерживаясь возле многочисленных дверей, решительно проходя повороты, будто точно знал, что за ними находится. Ярость клокотала в груди, мешая дышать, но рука была твердой, а реакция — острой как нож. В конце коридора его догнали Бычок и пехотинцы, и в старую душевую они вошли группой.

Там, где Элли набирала воду из кранов, они столкнулись с охранником, прибежавшим на грохот взрыва. Так и не разобравшись, кто вырос перед ним из подземного мрака, он упал, сраженный двумя точными выстрелами в сердце. Лусио переступил через тело и выпустил третью пулю в голову.

В дом Сеньоры маленький отряд ворвался словно смертоносный ураган, извергая свинец и уничтожая всех, кто вставал на пути. Остановить их было невозможно, как невозможно остановить самого дьявола. А Лусио и был тем самым дьяволом — бешеным, стремительным и беспощадным.

В холле их встретил плотный пулеметный огонь, который вели с верха лестницы. Один из soldados рухнул с пробитой грудью. Бычок и второй пехотинец остались под лестницей, а Лусио успел нырнуть за колонну и, пока с другой стороны в нее молотили пули, неспешно поменял магазин.

Пулеметный огонь измочалил вокруг него старинные деревянные панели, расколол несколько статуй и разбил паркет возле ног. Лусио зубами вытащил чеку и, дождавшись паузы, зашвырнул за балюстраду второго этажа ручную гранату. Тугой взрыв проделал в перилах огромную дыру, сверху посыпались штукатурка и щепки.

Пулемет замолчал.

Не теряя времени Лусио кинулся вверх по лестнице, стреляя перед собой, чтобы не позволить пулеметчику поднять голову.

Наверху его ждал сюрприз. Уронив голову на плечо, пулеметчик лежал в луже крови. Пораженный осколками, он умер еще до того, как Лусио влетел на первые ступени. Судя по лицу и костюму, это был телохранитель доны Флоресты.

…Когда гангстер вошел в спальню, Сеньора в белой сорочке сидела на кровати. Спина прямая, волосы густые, длиной до пояса, словно у молодой девушки; старческие ступни на прикроватном коврике. Сеньора не обернулась на звук шагов, даже не вздрогнула, когда Лусио, дрожа от захлестывающей его ярости, приблизился к ней.

— Я пришел за твоей прокаженной душой, старуха! — произнес он, направив «глок» на дону Флоресту.

— Ты опоздал. Она давным-давно продана.

Лусио взвел курок, звонко хрустнувший в тишине. Дона Флореста повернула голову, посмотрела ему в глаза и вдруг улыбнулась:

— Ничего у тебя не выйдет.

— О чем ты?

— Ее так охраняют, как тебе не снилось. Девчонка защищена надежнее банковского сейфа.

Она расхохоталась. Этот хохот, наполненный зловещим весельем, казалось, разнесся по всему дому. Лусио поспешно нажал спуск, только чтобы заткнуть женщину. Пять яростных пуль бросили худое старушечье тело на середину просторной кровати. Голова Сеньоры исчезла в подушках, рассыпав по ним девичьи волосы, простыня окрасилась алыми пятнами.

— Именно это я и собираюсь проверить, — ответил Лусио мертвой женщине.

…Только сейчас, как итог сегодняшней бойни, накатился традиционный приступ. Вспышка суеверного ужаса перед свершенным грехом вышла самой продолжительной за последние годы. В голове громыхало словно в неистовую грозовую ночь. Но скоро мучения закончатся. Он близок к исцелению как никогда.

Когда приступ прошел, гангстер опустил пистолет и приблизился к кровати. В ушах стоял хохот черной ведьмы. Где-то за окнами завыла и заохала полицейская сирена. Лусио со злостью плюнул на мертвое тело и покинул комнату.

7

В тоннель Ребусаш они въехали со стороны северной части города. После трети пути дорога ненадолго вынырнула из бетонной трубы на открытое пространство, чтобы затем снова нырнуть в тоннель под лесистыми кряжами холма Дона Марта. Но в тоннель они не въехали. Возле поворота на старинный район Косме Вельо лимузин остановился.

Чернокожий водитель негромко выругался.

— Что случилось? — спросил Габриел.

— Похоже, мы прокололи колесо.

Он вышел из машины. Габриел выбрался следом, и Элли осталась в салоне одна. Она сразу почувствовала себя неуютно. По позвоночнику пробежал нехороший холодок.

Сквозь лобовое стекло девочка увидела, как взрослые склонились над спущенным колесом. Над трассой горели фонари, справа за пышной растительностью просматривались крутые улочки Косме Вельо, а дальше небо загораживал огромный темный холм. Машин почти не было, водители Рио опасались ночных дорог.

Телохранитель разогнулся, что-то недовольно сказал водителю, не глядя на него. И вздрогнул. Лицо его напряглось, глаза выпучились. Потом он обмяк и повалился вниз. Водитель успел подхватить его, и они оба на некоторое время исчезли за капотом.

Спустя несколько секунд чернокожий водитель выбрался из-под машины.

— Малышка! — позвал он, за спиной вытирая платком окровавленное лезвие. — Твоему охраннику стало плохо. Он немного полежит… Но ты не волнуйся, сейчас приедет твой папа и заберет тебя.

Он заглянул в салон и покрылся испариной.

Девчонки не было.

Водитель отчаянно стал вертеть головой по сторонам и обнаружил «малышку» улепетывающей вверх по дороге на Косме Вельо. От обиды он едва не заплакал.

— Стой! — заорал он. — Вернись!

Но девчонка уже исчезла среди ночных теней.

Он собрался броситься за ней, но в этот момент из тоннеля на огромной скорости вылетел черный «порше» и с визгом остановился рядом. Выпрыгнувший из машины Лусио был серьезен, как расстрельная команда; пистолет открыто торчал за поясом.

— Она сбежала, пока я разбирался с телохранителем! — пожаловался ему водитель.

Бешеные глаза уставились на него.

— Ты издеваешься надо мной! — взревел gerente, схватив перепуганного парня за грудки и припечатав к борту лимузина. — Дьявол тебя побери, сколько это будет продолжаться!

Парень в его руках затрясся от страха.

— Бегом за ней! — приказал скалящийся Красавчик. — БЕГОМ! Если упустишь — твоих близких будут хоронить в закрытых гробах, клянусь тебе!

Едва пальцы Лусио отпустили лацканы куртки, водитель бросился бежать. Он проворно вскарабкался на холм, где исчезла девочка, и растворился между зданий старого квартала. Дрожащими руками Лусио достал сигарету.

Через несколько минут на мотоциклах прибыли Родригес и его люди. Бычок тоже был здесь.

— Из Косме Вельо можно выбраться только по двум лесным дорогам, — объяснил им Лусио. — Перекройте подступы к обоим и прочешите район. — Следующие слова он произнес с неожиданной улыбкой и странной нежностью: — Не упустите мою малышку, иначе головы поснимаю. Особенно ты, Бычок, слышишь меня?

Бычок хмуро кивнул.

Они разъехались. Лусио задумчиво опустился на сиденье «порше». Девчонка снова сбежала, опять выскользнула из его рук. Ну сущий бесенок! Лусио почувствовал, что влюбился в эту малютку. Он полюбил ее, как бесценный предмет, обладателем которого вскоре станет.

Она освободит его от внутреннего ужаса и сделает безгранично могущественным. Он где-то читал, что в древности для пробуждения мистической силы приносили человеческую жертву — прекрасную, не знавшую мужчины. Десятилетняя Элли была идеальна в этом отношении. Лусио совершит ритуальное жертвоприношение. И это случится сегодня ночью, ждать больше нельзя. Он немного поговорит с ней, а затем вставит в обойму особенную, ритуальную пулю.

8

Элли все поняла в тот момент, когда водитель сказал про колесо. Она сама не знала, как определила обман, раньше в такие моменты вздрагивала кукла. Теперь что-то вздрогнуло в самой Элли. Вероятно, она научилась. Ангел-хранитель гордился бы ею.

Тихие освещенные улочки с ветхими домами девятнадцатого века, утопающими в тропической растительности, быстро промелькнули мимо нее. Девочка выскочила на окруженную темным лесом дорогу, карабкающуюся на склон холма, и понеслась по ней.

Лес был густым, непролазным, наполненным загадочными звуками. Элли побоялась входить в него, а потому не сворачивала с пути. Она хотела оказаться как можно дальше от места гибели телохранителя. Наверняка его убийцы будут ее преследовать.

Иногда вдоль обочины возникали старые, заброшенные дома. Над головой мелькали провода и столбы непонятного назначения. Дорога невообразимо петляла, но неуклонно вела куда-то вверх.

Периодически в просветах между деревьями возникала ярко освещенная прожекторами статуя Христа. С каждым разом статуя становилась все ближе, заставляя поломать голову. Элли не знала, куда ведет дорога, но надеялась, что она выведет из парка Тижука и позволит оторваться от преследователей. Девочка вовсе не стремилась подняться на вершину Корковаду.

На пути попалась одинокая будка и шлагбаум, перегородивший дорогу. Элли обошла их лесом, чтобы не попадаться на глаза охраннику, после чего вернулась на петляющую бетонку. Вскоре заныли икры, и девочка сменила бег на шаг. Лес не редел и не кончался, что немного пугало, но Элли упрямо продолжала подъем.

9

Блокирование дорог, ведущих из Косме Вельо, и прочесывание крутых улочек района не принесло результата. Люди Родригеса не обнаружили Элли.

— У меня такое впечатление, что она все-таки ушла по лесной дороге, — поделился мнением Родригес.

Лусио не верил в это. Он не верил в то, что десятилетняя девочка способна войти в ночной густой лес, какими бы сверхспособностями она ни обладала. Но допрос местных бездельников и пьянчуг выявил, что он все-таки ошибался. Завсегдатаи одного из баров признались, что видели какую-то малявку, несущуюся во весь опор по дороге, ведущей в сторону Морро-ди-Формига, а вскоре позвонил Бычок, объезжавший окрестности на мотоцикле:

— Возле шлагбаума по дороге на Корковаду охранник видел кого-то в темноте!

Лусио задрал голову.

Кроны деревьев загораживали каменного Иисуса, но они не могли скрыть голубое свечение от мощных прожекторов, освещавших по ночам статую. По внутренностям пробежал холодок, и адреналин еще сильнее взбудоражил будущего dono.

«Она бежит на Корковаду, — подумал он, — к своему Спасителю. Она надеется на его помощь!»

— Быстрее, — велел он Родригесу, прыгнув за руль «порше». — Она направляется на вершину. Оттуда ей никуда не деться.

— По ночам проезд на Корковаду закрыт, — напомнил Родригес.

Лусио криво усмехнулся и нажал на газ. Автомобиль сорвался с места.

Родригес, трое soldados и перепуганный насмерть бывший водитель доны Флоресты погрузились на мотоциклы и устремились по серпантину вслед за «порше» Лусио.

Где-то на темной лесной дороге у Элли закончились силы. Ей пришлось остановиться, чтобы отдышаться и дать отдых ногам. Казалась, она бежала целую ночь.

Статуя Христа вела себя странно: то приближаясь, то отдаляясь. Сначала Элли думала, что оставила ее за спиной, посчитав это хорошим знаком. Но потом дорога совершила резкий поворот, и теперь освещенная прожекторами исполинская фигура стала значительно больше.

Девочка не знала, куда шла, а просто поднималась по единственному пути, который лежал перед ней. Возможные повороты она пропустила просто потому, что не заметила их в темноте. Так или иначе, вскоре лес остался позади, и дорога вывела Элли на широкую площадку — стоянку для автомобилей.

Со всех сторон как на ладони перед девочкой лежал огромный, сияющий огнями Рио. Бесчисленные дома и небоскребы, залитые белым огнем проспекты, освещенные лампами дневного света пляжи и парки, воды залива, в которых отражался весь этот карнавал света.

Громадный монумент Христа возвышался прямо над ней. Элли все-таки вышла к нему, сама того не желая.

Она встала посреди стоянки, окончательно запутавшись. Что делать дальше? Куда идти? Девочка растерянно оглянулась… и увидела, как по темному склону движется россыпь лучей. До ушей долетел отдаленный рев моторов.

Это за ней!

Элли побежала вверх по лестнице, огибающей могучий фундамент. За каменными перилами стелилась завораживающая пропасть. Нужно где-то спрятаться, но в гранитном ансамбле не видно ни одного достойного убежища. Площадки, перила, лестницы — все открыто взору.

Рев моторов стал громче, и через минуту сияющая фарами кавалькада из автомобиля и нескольких мотоциклов, появилась на автостоянке. Один луч скользнул по Элли. Она закрылась ладошкой от ударившего в глаза света, метнулась в сторону, но было поздно. Ее заметили.

Один из мотоциклистов резко прибавил газ. Агрегат под ним зарычал, как голодный зверь, и рванулся на ступени. Прыгая по ним с невероятным проворством, он влетел на промежуточную площадку, пересек ее и, взвизгнув покрышками, остановился перед второй лестницей, въехав передним колесом на первые ступени. Свет единственной фары поймал спину Элли. Девочка бросилась прочь из луча и оказалась на верхней площадке, на которой находился постамент.

Кольцо площадки вокруг постамента было голым, скрыться на нем мог лишь человек-невидимка. Элли ничего не оставалось, как перелезть через массивные перила и спрятаться за ними на крошечном скальном выступе в полушаге от пропасти.

Мотоциклист одолел вторую лестницу, кругом объехал постамент и, не обнаружив беглянку, ринулся к следующей, обзорной площадке. Элли решила не вылезать из-за перил, и правильно сделала. Вскоре со стороны лестницы послышались многочисленные шаги и к основанию статуи поднялись люди. Не меньше пяти человек. У каждого в руке по фонарю и пистолету.

Они разбежались по площадке, светя лучами по углам, лестницам, рассматривая склоны с разных сторон. Элли подумала, что ей нужно слезть пониже, но, посмотрев под ноги, увидела только тьму. Даже не разобрать, где заканчивается скала и начинается пропасть. Так можно запросто сорваться. Но ей придется рискнуть. Если бы ожила кукла, она заставила бы рисковать.

Элли набрала воздуха в грудь и оторвала от скалы правую стопу. Но прежде чем успела нащупать следующую опору, чья-то проворная пятерня ухватила ее сзади за сарафан.

— Я нашел! — заорал обрадованный водитель. — Лусио, Лусио! Я нашел ее, я!

Рука подняла Элли в воздух, перетащила через перила и бросила на холодные плиты площадки. Коленки и локти прострелила боль от падения. С разных сторон к девочке бежали люди.

Из ряда темных фигур, окруживших ее, вперед вышел один. В темноте она не могла разобрать лицо, но чувствовала в нем смерть.

— Наконец-то мы встретились, Элли! — произнес человек с нежностью.

Его опущенная рука сжимала пистолет.

Глава шестая НА ВЕРШИНЕ КОРКОВАДУ

1

Андрей пребывал в странном состоянии. Не сон и не бодрствование. Что-то похожее на бред, хотя некоторые мысли были вполне трезвыми, а некоторые видения очень реальными. Впрочем, такими же реальными казались сны о городе, которого не существует, и девочке, которой нет.

И зачем он поехал в Бразилию? Зачем бросил Альбину, которая осталась в далекой России и собиралась ему в чем-то признаться? Он не знал в чем. Может, в любви. А он улетел на край света, бросил ее ради призрака.

…Поражение коры его головного мозга было обширным, хотя врачи больницы Рио, куда гид Света привезла Андрея, говорили, что шансы неплохие. Он может прийти в себя, а при соответствующем лечении восстановятся и основные функции мозга. Правда, левая рука и часть лица останутся парализованными. Но многие люди неплохо живут и с такими дефектами.

Его состояние оставалось тяжелым, но стабильным. Он только дергался, глухо стонал и пытался кого-то звать наполовину парализованным ртом. Врач сжалился над пациентом и назначил укол снотворного.

И Андрею явился сон.

…Одетый в медицинский халат, он брел по парку, окружавшему дом с колоннами на Руа Ассунсау. Это была не вилла Хозяйки, а по-прежнему Музей авангардного искусства. Солнце скрылось за тучами, с бразильского неба сыпал редкий снег, было холодно и ветрено. Левая рука и часть лица окоченели, Андрей их не чувствовал. На голову напялена какая-то драная шапка, особенно изуродованная с правой стороны. Шапка беспокоила больше всего. Как говаривала в детстве мама: «В такой можно застудить мозги».

Кое-как он доковылял до двери, ведущей в дом. На полотне темнел знакомый узор спирального лабиринта. Андрей не собирался открывать ее, потому что твердо решил вернуться назад, к реальным людям.

К тому же на двери отсутствовала ручка. Он не смог бы ее открыть, даже если б захотел.

2

Огромная статуя Христа была ярко освещена. Но на площадке у подножия царила тьма. Она скрывала лица окруживших Элли людей. Девочка видела только темные силуэты и холодный свет фонарей, направленных на нее.

Один из людей вышел вперед. Лица не разобрать, но она отлично знала имя. Красавчик Лусио. Он являлся ее злейшим врагом и давно за ней охотился. Фабиана назвала его «настоящим отморозком», и сейчас, оказавшись рядом с ним, Элли спинным мозгом почувствовала справедливость этой характеристики.

— Наконец-то мы встретились, Элли… — Он говорил из темноты, она не видела ни выражения лица, ни движения губ. — Мое имя…

— Я знаю ваше имя, — сказала она.

— Знаешь?

Лусио поражала уверенность девочки. Десятилетние дети многого боятся, особенно если ночью их преследуют незнакомые дяди, но этот ребенок отвечал Лусио с поразительным бесстрашием. Его сердце наполнилось теплом.

— Я знаю имя, мне рассказывала о вас Сеньора.

— О, не стоит о ней вспоминать. Я отправил дону Флоресту в мир теней.

Элли ошеломленно замолчала. Лусио прошелся взад-вперед, лучи фонарей забегали по его фигуре. Чувства переполняли его, он с трудом подбирал фразы.

— Тебе нравится это место?

Она не ответила.

— Мне — нравится. Отсюда открывается потрясающий вид. Это идеальное место для того, что ты и я собираемся сделать. — Он остановился перед ней и заговорил шепотом: — Говорят, маленькая девочка, у тебя имеется серьезный покровитель на небесах. Говорят, что я даже пальцем не смогу тебя тронуть. Что скажешь об этом?

— Этот покровитель существует, — согласилась Элли.

— Он тебя защищает?

— Да.

Лусио едва не рассмеялся от счастья.

— Как он это делает? — спросил он улыбаясь.

— Не знаю. Он невидимый, но может проявляться в разных вещах, предметах, даже в людях. Его голос звучит как гром.

Из темноты донеслись смешки. Подчиненных Родригеса развеселило это описание. Лусио был единственным, кто не засмеялся. Улыбка сползла с его губ. Когда он произносил следующую фразу, голос слегка дрожал от волнения.

— Что произойдет, если кто-то поднимет на тебя руку? Кто-то захочет причинить тебе вред? Твой покровитель обрушит на него свой гнев?

Элли молчала, не зная, что ответить.

— Почему бы нам не провести эксперимент? — продолжил гангстер. — Я выстрелю из этого пистолета и посмотрю, что со мной будет.

В луче фонаря возник направленный на Элли тускло поблескивающий ствол.

3

Ласковый голос убийцы и угроза пистолетом раньше вызвали бы в ней панический страх. Раньше бы Элли задрожала как осиновый лист, а слезы ручьями покатили бы по щекам… Но странно, она больше не боялась. После ужаса, пережитого в подвалах доны Флоресты, ничто ее не могло напугать, даже пистолет. Вместо страха она ощущала уверенность и спокойствие.

Элли поднялась с коленей.

Перед Лусио вытянулась худощавая девочка в тонком сарафане, половинка от настоящего человека. Но было в ней что-то непреклонное. Ветер развевал черные волосы. В больших, раскрытых глазах ни слезинки. И Лусио вновь поразился ее хладнокровию.

— Ты не станешь плакать? — спросил он. — Не станешь умолять? Даже взрослые это делают, когда на них наводишь пистолет. Пуля сейчас разорвет твое сердце, и ты никогда не станешь взрослой, никогда не поцелуешь мальчика, никогда не увидишь собственных детей…

Он делал все, чтобы запугать ее, но она все равно не боялась. Элли не знала почему. Просто была уверена, что с ней ничего не случится.

Гангстер все прочел по лицу.

— Ну хорошо, — кивнул он. — Это очень хорошо. Тогда просто посмотрим, что будет…

Холодный ствол уперся под ребро. Щелкнул взводимый курок, прозвучавший оглушительнее всего, что девочка слышала за свою жизнь. Только выстрела не последовало. Вместо него за их спинами раздался истошный крик.

Чей-то фонарь грохнулся на гранит площадки, раскололся и погас. Темная фигура метнулась к перилам и врезалась в них. С другой стороны кто-то умоляюще заорал:

— Нет! Нет! Нет! Нет!

И Лусио с ужасом узнал голос своего sub-gerente Родригеса. Он оглянулся на стаю и буквально почувствовал, как мимо него в воздухе что-то пронеслось. Нечто чужое, яростное, беспощадное. Красавчик кожей ощутил чей-то пристальный взгляд. А потом soldados начало расшвыривать в стороны, словно их атаковал разъяренный невидимый дух.

4

В своем сне, вызванном уколом снотворного, Андрей Ильин лениво оглядывал запертую дверь, ведущую за пределы его сознания.

— И чаво высмотрел? — раздался позади сердитый голос. Он оглянулся.

Возле него стоял отец Кирилл. Ряса выглажена, борода аккуратно причесана. Фигуру окутывала светящаяся аура. Настоящий Оби-Ван Кеноби, привидевшийся Люку.

— Ты же умер, батюшка! — удивленно сказал Андрей.

— Нуты как дитя малое! Столькому научился, а рассуждаешь незрело… Вижу, совсем ты запутался. Тебе что было сказано? Не сворачивать с пути! Почти всю дорогу прошел, остался последний отрезок.

— И что ждет в конце пути?

Батюшка не ответил.

— Я хочу домой, — пожаловался Андрей.

— А ее увидеть не хочешь?

— Хочу больше жизни. Но она ненастоящая.

— Ты должен верить, что она настоящая.

— Я запутался. Отец Кирилл, что мне делать?

— Ты можешь увидеть ее в последний раз. Потом цветок исчезнет с поля.

Батюшка положил ладонь на дверь. Андрей обнаружил, что на ней появилась ручка.

— Ну что, пойдешь? — спросил священник, ухмыляясь. — Или вернешься назад?

Андрей с ненавистью посмотрел на него.

5

Ураганный ветер гнул травы к земле. Не дальше чем в полукилометре с востока двигался смерч. Клубы пыли вперемешку с вырванными с корнем травой и цветами, скрученные в толстую ревущую воронку, приближались. Буря уничтожала на своем пути все живое. Пока воронка не добралась сюда, нужно успеть то, ради чего он все-таки прошел сквозь дверь.

Расставленные руки Иисуса разрезали воздух, и тот откликался обиженным свистом. Смерч гудел уже где-то над головой, ветер валил с ног. Цветок нашелся у самого подножия монумента. Андрей хотел дотронуться до него, когда обнаружил, что со всех сторон фиалку окружили уродливые сорняки, усыпанные шипами и колючками.

Андрей вошел в одного из них…

6

…и обнаружил себя на огромной высоте, над морем огней. Статуя-колосс стояла над ним, словно перемещения не произошло. Только небо изменилось.

У основания статуи замерла Элли. Андрей смотрел на нее чужими глазами. И на миг залюбовался ею. От зашуганной девочки, впервые увиденной за витриной игрушечного магазинчика, остался разве что сарафан и красные сандалии. Все остальное изменилось. Из глаз пропал вечный испуг. Лицо уверенное, твердое. В фигуре появилась осанка, как у взрослой. Элли выглядела прекрасной маленькой принцессой…

Только человек, чьими глазами Андрей смотрел на нее, смеялся над девочкой, мысленно глумился над ней, а в душе не было ничего, кроме холодного цинизма.

Кто-то из сорняков угрожал Элли пистолетом.

Андрея разобрал гнев.

Смешливому обладателю тела он послал свое воспоминание о Страже подземелья, ужасном мертвеце. Следом, словно орудуя монтажными ножницами, показал окровавленные органы из подвалов Хозяйки. Потом снова мертвеца…

Эта жуткая склейка, вспыхнувшая перед глазами преступника, была подобна сокрушительному удару. Смех застрял у него в глотке. Всколыхнувшийся ужас оказался настолько внезапным и сильным, что психика сдвинулась и надломилась. Он выронил из рук фонарь и повалился на площадку, молотя ногами и безудержно вопя. В течение нескольких секунд безжалостный soldado обратился в сумасшедшего.

Андрей вышел из этого сорняка с поломанным стеблем и вошел в другого. Он искал человека с пистолетом, но попал не в него. Владелец этого тела оказался не лучше предыдущего (они все как на подбор). Он тоже смеялся, но вдобавок прокручивал в уме варианты, как расправиться с девчонкой и куда потом запрятать тело… Андрей яростно закричал. Глаза Родригеса едва не выскочили из орбит, когда у него в голове заорала тысяча бешеных демонов. Он сдавил уши, пытаясь защититься от крика. Бросился бежать, но новая звуковая атака сшибла его с ног, и «генерал» раскроил себе череп о плиты.

Андрей покинул тело Родригеса и начал крушить остальные сорняки. С невероятной скоростью он перемещался от одного гангстера к другому. Казалось, что на людей, забравшихся посреди ночи на вершину Корковаду, налетела безудержная невидимая сила. Андрей проникал в человеческие головы словно мощный электромагнитный импульс, воссоздавал в них жуткие образы и пугал с изуверским искусством. Ужас сводил людей с ума. Кто-то начал колотить себя фонарем по лицу и темени, пытаясь вышибить злой дух. У другого судорожно задергался палец, и он выпустил из автоматического пистолета всю обойму в чернокожего водителя, предавшего Элли. У третьего от напряжения в голове лопнул сосуд, и он умер от кровоизлияния. Горячая месть настигала подчиненных Лусио одного за другим, одного за другим она расшвыривала вокруг статуи их тела с навсегда покалеченным рассудком.

В одном из гангстеров Андрей уловил глубокое раскаяние. В этой душе не было зла, а в прошлом не ощущалось смертей. Он не стал его губить. Единственного из всех.

7

Округлившимися глазами Лусио наблюдал за сумасшествием, творящимся во тьме у основания статуи Христа. В лучах фонарей мелькали тела, скрюченные конечности, обезумевшие лица. Над площадкой поднялись стоны, вопли, плач и дикий хохот. Чем-то это напоминало его интимный ужас, накатывающийся после убийств.

Но все-таки было не совсем то.

— Не то! — заорал он, задрав голову и обращаясь к громаде Спасителя. — Это не то! Покажи мне свой настоящий гнев! Где он? Ну! Я не чувствую!!

Он ухватил плечо девочки, отчего она слабо вскрикнула — пальцы сдавили незаживший синяк. Масляное дуло уперлось в щеку. Держа девочку, Лусио стал пятиться к лестнице, ведущей на обзорную площадку.

— Давай! — орал он в небо. — Где твоя кара? Покажи мне ее! Накажи меня!.. Я не верю! Прошло столько лет, я совершил столько ужасных поступков — и ничего! Никакой расплаты! И сейчас не будет ничего… — Он был готов спустить курок. — … НЕ БУДЕТ!!

Вспышка тьмы заволокла взор Лусио. Словно палач перед казнью накинул на голову темный мешок. Потом он ощутил в мозгах толчок, будто кто-то вошел в них как к себе домой, и неумолимый гнев обратился на гангстера. Из затылка хлынул неотвратимый поток чего-то темного, пугающего, раскаленного. Было невозможно остановить или даже смягчить этот натиск. Массы прибывали и распространялись, пока не затопили рассудок, и в голове не осталось ничего, кроме ослепляющего ужаса перед беспощадной фигурой пришельца. Ужаса настолько могучего, что Лусио задрожал всем телом, а его мочевой пузырь опорожнился помимо воли хозяина.

Тогда он и понял, что нашел. Кара, которую Лусио искал столько лет, обрушилась на него без пощады. Он хотел бы прекратить мучения и бежать, но бежать было некуда. Да и поздно.

Элли вырвалась из рук ослепленного, мотающего головой гангстера, и метнулась к перилам, отстраняясь от пистолета. Впрочем, в этом не было нужды. Лусио забыл и про девочку, и про пистолет. Выкатив невидящие глаза, он завопил во всю глотку. Затем оступился и кубарем скатился по ступеням на обзорную площадку. Элли сверху смотрела, как гангстер ползал по камням, жалкий, похожий на обезумевшее животное.

Лусио было не просто страшно — он испытывал апокалипсический страх. Его неверие в одно мгновение обернулось осознанием неизбежной кары, от которой нет спасения. Как напоминание, перед глазами пронеслась кошмарная череда его грехов — убийства, убийства и снова убийства. Откуда-то извне, не из этого мира, пришел адский грохот, по сравнению с которым грохот подноса матери был слабым отзвуком. Потом голову вновь заполнил раскаленный свинец могущественного гнева. И этому не было предела. Наказание могло продолжаться вечно.

Поскользнувшись, он поднялся. Из ссадины на виске струилась кровь, нижняя губа превратилась в ошметки. Объятый ужасом взгляд гангстера метался по площадке. Несколько неровных шагов привели его к перилам, за которыми начинались отвесные скалы.

С вершины лестницы Элли смотрела, как Лусио с лицом испуганного ребенка взобрался на перила и, пошатнувшись, выпрямился во весь рост. Море огней и бухта Гуанабара лежали впереди, но прямо под ним раскрыла свои объятия темная пропасть.

Божий гнев жарил голову, это было невыносимо. Лусио шагнул в пустоту, надеясь охладить этот пыл.

Фигура в футболке «Коринтиас» сорвалась с перил головой вниз и исчезла за краем. Элли ринулась к ограждению, но ничего там не увидела. Из темноты внизу донесся только треск ломаемых сучьев и глухой удар. На следующее утро спасатели-альпинисты обнаружили на кручах склона среди деревьев первого гангстера Рио, несостоявшегося dono «Terceiro Comando». Его тело было разбито, лицо искажено ужасом, а остекленевшие глаза были преисполнены безумия, Когда тело поднимали на площадку, голову обмотали футболкой, чтобы не напугать кого-нибудь из многочисленных зевак. Газеты написали, что это была месть Си-Ви за убийство сеньоры доны Флоресты. Впрочем, это произойдет завтра. А сегодня…

— Все закончилась, — пробормотала Элли, прижавшись к перилам. — Теперь точно все.

8

Она стояла, прижавшись к гранитному ограждению обзорной площадки, и глядела на ночной Рио-де-Жанейро. Ветер трепал платье, развевал волосы. С другой площадки, где находилась статуя, раздавались шорохи, стоны и чье-то идиотское хихиканье. Но Элли не боялась тех безумцев. Для нее все закончилось.

Новое дуновение ветерка, только в этот раз внутри девочки. «Он уже здесь», — подумала она, испытав прилив нежности. И почувствовала ответ — такой же нежный и любящий.

Держась за перила, она глядела на огненные росчерки проспектов и улиц, ловя чувства ангела-хранителя. Он словно встал рядом с ней: высокий, добрый, понимающий ее лучше кого бы то ни было.

Ночной город закрыла картинка: рассыпанный сахар на столе. Палец Элли выводит буквы. Это было приятное воспоминание, и девочка засмеялась. Лишенные рассудка люди в темноте, перестав стонать, неуверенно подхватили смех. А перед ней вспыхнуло новое воспоминание. Магазин игрушек. Усатый владелец протягивает ей куклу, о которой Элли не смела мечтать… Вновь накатило душевное тепло. Покровитель пробуждал самые теплые воспоминания, и она внезапно поняла, зачем он это делает.

Он прощался!

Прощался с ней. Его помощь больше не требуется, Элли чувствовала. Она сама теперь способна на многое. Девочка стала тверже, увереннее в себе, самостоятельнее… Она повзрослела. А его время подошло к концу.

— Ты должен уйти, да?

Вопрос дошел по назначению, и кукла, которую Элли не оставляла ни на минуту, подтверждающе вздрогнула. Слезы подступили к глазам. Хотя она стала самостоятельной, но по-прежнему оставалась девочкой, которой было почти десять»

— До свидания! — произнесла Элли и поцеловала куклу.

Что-то нежное и любящее в ответ коснулось ее лба. Она почувствовала тепло в груди.

Снова легкий ветерок внутри… и ощущение стоящего рядом взрослого исчезло. Элли прикусила губу, чтобы не заплакать. С сопением втянула носом воздух и решительно стерла влагу со щек.

С лестницы раздались чьи-то осторожные шаги. Не хаотичные шорохи и бормотания ополоумевших бедняг. К ней кто-то спускался.

Элли обернулась.

На обзорную площадку сошел один из подручных бросившегося со скалы мерзавца. Когда этот человек приблизился, девочка узнала в нем крепыша-мороженщика. Покровитель почему-то не тронул его.

Бычок был напуган, но держал себя в руках. Он шел, выставив перед собой ладони:

— Девочка… я ничего плохого не сделаю!

Элли кивнула.

Он подошел ближе. Неловко потоптался на месте:

— Это… если нужно, чтобы кто-то отвез тебя в Барбасену и поговорил с твоей мачехой, то я могу это сделать.

Элли посмотрела на него.

— Я не против, — ответила она.

9

Андрей стоял, упираясь рукой в постамент. Когда исчез ночной Рио и развеялся серый туман, он обнаружил себя на вершине пригорка. Буря прошла, унеся за собой грозовые тучи. Небо очистилось, и посреди него сияло солнце, заливая бескрайнюю равнину живительным светом. Цветы и травы тянулись к нему, радуясь жизни. Было так хорошо, что доктору Ильину захотелось сесть на траву, подставить лицо лучам, вдохнуть запахи… Запахи! Они появились. Пестрые, ароматные, пьянящие, восхитительные.

…Невидимая нить потянула его к электричке. Да, ему пора. Нужно возвращаться.

Он огляделся. Цветы густо усыпали пригорок, их словно стало раза в два больше. Только ни под ногами, ни в пределах зрения Андрей не видел фиалку. Миссия выполнена — и цветок исчез, как о том и говорил отец Кирилл. Да, теперь ему здесь нечего делать.

Направляясь к электричке, он все время оборачивался, надеясь запечатлеть равнину в памяти. Даже когда электричка тронулась, Андрей до последнего момента глядел на пригорок и статую.

10

На подходе к станции состав начал вибрировать. Из-под днища послышались глухие удары. Вагон стал раскачиваться, стук колес потерял ритм.

Андрей выглянул в окно.

Стены тоннеля ходили ходуном. Землетрясение выбралось за пределы станции. Андрею нужно успеть к двери, пока это возможно, пока еще остаются шансы спастись. Ему нужно вернуться назад, в реальность. Где-то там его ждет девушка Альбина, которая собиралась ему в чем-то признаться…

Что-то лопнуло с пронзительным звуком. Вагон подбросило. Андрей взлетел с сиденья и рухнул на пол. Стена тоннеля резко приблизилась, и вагон потряс плотный металлический удар.

Взорвалось окно, осыпав спину осколками. Протяжный скрежет резанул по ушам, потом удар последовал из головы состава. Электричка дернулась и замерла. Конечная остановка, поезд дальше не пойдет.

Он выбрался наружу через разбитое окно, прыгнул на дно тоннеля и побежал вдоль состава. За стеной что-то дважды раскатисто грохнуло и задвигалось. Андрей постарался не думать о причинах. Лучше о них не думать.

Не добравшись до головного локомотива, он обнаружил причину аварии. Состав сошел с путей из-за лопнувшего рельса. Впрочем, уже неважно. Перрон виднелся в сотне шагов впереди. Не очень далеко. Андрей побежал.

Чем ближе становился перрон, тем сильнее и чаще следовали толчки за стеной и под полом тоннеля. Андрей бежал дольше, чем это было бы в реальности, но наконец достиг покрытой трещинами платформы. Вскарабкавшись на нее, он разогнулся и замер посреди дрожащего, сотрясаемого ударами катаклизма зала.

Вокруг лежали руины. Клубилась пыль. С потолка сыпался дождь обломков. Сквозь пылевую завесу Андрей разглядел вход в коридор, ведущий к двери. Добраться до него будет невероятно сложно. Но возможно. Среди руин и рушащегося бетона виднелся узкий проход, последний безопасный путь. Нужно совершить по нему рывок. Один-единственный рывок отделял Андрея от выхода в свое тело и реальный мир.

Серия сильнейших толчков сотрясла подземную станцию. Трещины под ногами удлинились, перрон стал расползаться на глазах. Ждать больше нельзя.

Андрей рванулся в глубь зала.

В этот момент один могучий удар обрушил своды.

11

Смуглолицый врач с маленькой бородкой, коренной кариока, прекратил массаж сердца и посмотрел на настенные часы. Разочарованно стянул перчатки. Медсестра вопросительно глянула на него.

— Время смерти пятнадцать пятьдесят, — сказал врач. — Кома закончилась остановкой сердца. Вероятно, этот всплеск мозговой активности был случайным.

Медсестра выключила монитор, отсоединила капельницу, стала собирать реанимационный комплект.

В палату заглянул администратор.

— Приехали из российского консульства, — сообщил он.

Врач кивнул:

— Скажи, я сейчас подойду к ним.

Медсестра заглянула в лицо скончавшегося русского. Оно было изуродовано шрамом, но оказалось симпатичным и таким молодым! Широко распахнутые глаза смотрели в потолок. Выражение лица было наивно-изумленным. Словно молодой человек что-то не успел, к чему очень стремился.

Медсестра закрыла глаза покойному.

12

Альбина сидела в своей маленькой комнатке на кровати, поджав под себя ноги. Рассматривала стены, увешанные статьями Андрея. Некоторые с фотографиями, где он выглядел молодым, улыбающимся, полным жизненной энергии.

Ее выпустили из КПЗ сутки назад. Она вернулась домой и не выходила из квартиры, ожидая известий от Андрея.

Поздним вечером раздался телефонный звонок. Она напряглась. Тетя Тая, шаркая тапками, подошла за стеной к аппарату, взяла трубку.

— Аля, это тебя! — сообщила она через дверь.

Звонил Перельман. Девушка выслушала его, поблагодарила, повесила трубку. И тихо заплакала.

ЭПИЛОГ

1

На прощании в ритуальном зале собралось много людей. Здесь были все, с кем когда-либо учился или работал Андрей Ильин. Врачи из разных больниц и клиник города. Представители кафедры Первого меда. Отделение неврологии в полном составе (медсестры, врачи, заведующий), отделение функциональной диагностики (заведующая и медсестра Савинская). От лаборатории сновидений Ковальчук принес огромный букет.

Многие недоумевали, как ишемический инсульт мог сразить такого молодого человека, как Андрей Ильин. Как такое может произойти в тридцать три года!

Родители Андрея организовали поминки в том же кафе, где год назад собирались справлять юбилей. Самой заметной фигурой на них был Кривокрасов.

— На нас обрушилось огромное, колоссальное горе! — сокрушенно говорил он женщине из администрации больницы. — Такой замечательный человек — и такая нелепая смерть!

— Заткнись, — раздраженно сказал Перельман, стоявший у него за плечом. — Заткнись, я тебя умоляю. Это ты виноват.

— Что за бред? — воскликнул Кривокрасов. — Ты пьян!

Перельман, покачнувшись, встал напротив профессора:

— Ковальчук рассказал мне, что произошло прошлым летом. Ты отцепил Андрея от работы всей его жизни, отомстив за неподчинение. Когда он узнал об этом, то сломя голову понесся в университет и угодил под колеса «газели».

Многие из тех, кто находился поблизости, услышали эти слова. Кривокрасов криво усмехнулся толстыми губами.

— Более фантастической истории я не слышал! — ответил он, оглядываясь. — Неужели Ковальчук рассказал такое? Да он лжет, неблагодарный!

— Что? — выступил из толпы Денис — Кто лжет?

Перельман надвинулся на Кривокрасова так, что тому пришлось попятиться. Завотделением действительно был немного пьян.

— Из-за тебя Андрей попал в аварию. Только из-за тебя. Ты погубил человека. Это останется на твоей совести. Только у тебя ведь нет совести, ты променял ее на карьеру. — Миша сделал паузу. — Хочу тебя проинформировать, что по моему заявлению районная прокуратура начала расследование твоих клинических экспериментов с лекарствами.

Свинячье лицо Кривокрасова посерело.

— Уверен, — продолжал Перельман, — там обнаружится целый букет нарушений, начиная от подтасовок результатов и заканчивая нецелевым использованием денежных средств.

Теперь уже половина зала смотрела в сторону Кривокрасова. В том числе и член-корреспондент Академии наук.

— А еще, — продолжил Перельман, обращаясь к присутствующим, — этот герой засадил в «обезьянник» девушку-ординатора, которая ответила пощечиной на его оскорбления. Вы не слышали эту историю? Нет? Я сейчас расскажу…

2

— Расскажите, что вам снилось?

— Я опять служил в армии, — рассказывал шестидесятилетний мужчина, подполковник в отставке. — Мой товарищ, тоже офицер, пришел ко мне домой в высокой каракулевой шапке. Она показалась мне неприятной.

— Чем же?

— Черная, рваная, понимаете? Из-под рванины торчала подкладка. Весьма неприятное чувство от этой неряшливости, понимаете? Я ненавижу беспорядок в казармах, а тут такое…

— Можете показать, откуда торчала подкладка?

Старик твердым пальцем дотронулся до темени.

— Вы чувствовали боль в этом месте, когда проснулись?

— Нет.

— Раньше вам снились неприятные сны, связанные с головой?

— Иногда бывало…

Альбина слушала пациента, делая короткие пометки в блокноте. За окном завывала вьюга. Несмотря на глобальное потепление, зима в этом году выдалась морозной и снежной.

— Мы назначим вам компьютерную томографию, — сказала она. — Ваши сны указывают на болезнь, нужно в ней разобраться.

Она зашла к Перельману, чтобы подписать назначение.

— На что думаешь? — спросил он, черкнув авторучкой в истории болезни.

— Субарахноидальное кровоизлияние. Неврологическая симптоматика подтверждает.

— Хорошо, давай проверим.

Альбина хотела получить назад историю болезни, но Михаил Маркович не торопился отдать.

— На вечер есть какие планы? Мы тут собираемся отделением в кафешку, чтобы отметить Рождество.

— Спасибо, я не пойду.

Перельман многозначительно кашлянул в кулак:

— Альбина, в жизни должна быть не только работа.

— Мне ничего не хочется.

— Прошло столько времени, ты должна его отпустить.

Она закрыла лицо ладонью, словно была готова зарыдать. Но когда отняла руку, в глазах не было слез.

— Вы не представляете, что он для меня сделал!

— Никто не говорит, что ты должна забыть Андрея, — мягко произнес Перельман. — Но жизнь продолжается. Ты такая молодая, красивая… У тебя должен быть молодой человек, семья, дети…

— Мне никто не нужен! — бросила она. — На свете нет никого, кто мог бы с ним сравниться!

3

Уже к середине второго года стало ясно, что Альбина Багаева является лучшей из ординаторов, проходящих обучение по специальности врач-невролог. Куратор позволял ей работать самостоятельно, считая, что она многое знает и умеет. Перельман осторожно говорил о том, что будет рад видеть ее на штатной должности в отделении.

…Она вернулась в ординаторскую и, удобно устроившись в кресле, стала заполнять истории болезни. Однако писанина не давалась, то и дело в голове всплывал разговор с заведующим. Михаил Маркович все Настаивает на своем. Он понятия не имеет, что сделал для нее Андрей. Кем он был для нее!

Девушка часто корила себя за то, что не успела сказать ему. Впрочем, наверное, все должно было случиться именно так, а не иначе… Говорили, что Андрей умер во сне и не мучился. Но она знала, каким мучительным для него был перелет через Атлантику, восемь лет назад она сама с трудом перенесла это двадцатичасовое воздушное путешествие. Тогда она упорно шла к своей цели…

Альбина поняла, что все равно не сможет работать, отодвинула истории болезни и достала из сумочки листок, который всегда носила с собой. За годы он поистрепался, надорвался по сгибу, потому что девушка доставала его так каждый день на протяжении тринадцати лет. Кривые строки она помнила наизусть, но все равно раз за разом перечитывала их.

Это его рука… доктора Ильина из Санкт-Петербурга…

…он пишет о том, что беспокоится о ней…

…потому что любит ее, словно ее отец…

…и скучает по ней…

— Я тоже скучаю по тебе, — пожаловалась она.

Она плохо помнила случившееся. Невероятные события, которые перевернули жизнь маленькой девочки, произошли словно в другой жизни, в другом мире. Но так и было. Этот мир лежал на расстоянии непреодолимых тринадцати лет в прошлом, в далеком 199… году.

…Возвращение домой в сопровождении гангстера из Ти-си повергло Марию-Луизу в глубочайший шок. Бычок серьезно поговорил с мачехой, после чего она и пальцем не смела тронуть Элли. Более того, Бычок заставил ее вернуть деньги, полученные за продажу падчерицы. Исключая некоторую сумму, израсходованную Марией-Луизой на шмотки, осталось около девяти тысяч долларов. Бычок сказал, что Элли может тратить эти деньги по своему усмотрению, но она попросила его сохранить их до поры у себя… Девочка и бандит простились как хорошие друзья. Позже Бычок несколько раз приезжал в Барбасену, чтобы навестить ее и проверить, как ведет себя мачеха. Он устроился работать охранником в банк и получал неплохое жалованье. Прозвище Бычок осталось в прошлом, и теперь его снова звали Николау де Алмейдо Мурер.

Мария-Луиза резко постарела после возвращения домой ее падчерицы. Она почти не разговаривала с девочкой и стала злоупотреблять спиртным. Позже, через три года, когда Элли перебралась в Сан-Пауло, ее мачеха заснула в постели с зажженной сигаретой и сгорела вместе с квартирой. Узнав об этом, Элли грустила. Но недолго.

Когда ей исполнилось двенадцать, при поддержке Николау она переехала в Сан-Пауло, где поступила в школу русской диаспоры. Окончив ее, Элли забрала у Бычка свои деньги и полетела в далекую Россию, где без особых проблем поступила в медицинский университет имени Павлова и с блеском училась на лечебном факультете, поражая преподавателей уверенностью в своих силах и легкостью, с которой усваивала знания. После окончания вуза девушка получила гражданство и поменяла детское имя на, как ей показалось, более подходящее — Альбина. Фамилию она взяла из попавшейся на глаза газетной заметки.

Все эти титанические усилия были потрачены с одной-единственной целью. Найти его, найти своего ангела-хранителя и остаться с ним. Поэтому она кропотливо изучала работы Андрея Ильина, поэтому выбрала кафедру неврологии. А когда наконец девушка оказалась в шаге от осуществления заветной мечты, ангел-хранитель получил страшную травму.

Он очнулся через восемь месяцев, и они встретились. Снова, через тринадцать лет. На этот раз лицом к лицу. Это было самое чудесное время в ее жизни. Она ничего ему не сообщила (хотя сгорала от желания рассказать о себе) и стала искать крошечные ниточки, связывающие доктора Ильина с давними событиями из своего прошлого… А потом все случилось само собой. История спасения тринадцатилетней давности развернулась на глазах у Альбины. Она не стала говорить Андрею, что он путешествует в прошлое; девушка не знала, как эта информация повлияет на настоящие события. Хотя в последний день все же собиралась признаться… Только не успела. И он погиб из-за этого. В его смерти Альбина винила исключительно себя.

Еще она не успела признаться, что любит его. Давно, беззаветно и преданно. Все ее существование отравляла мысль, что Андрей не узнал, кто она такая. И не узнает. Они больше не встретятся. Никогда. Было трудно привыкнуть к этой мысли.

После смерти Андрея-Ильина в жизни Альбины осталась только работа. Хотя нет, были еще сновидения. Каждую ночь она блуждала по мирам бессознательного и искала заветную дверь. Двери ей попадались, но подземной станции за ними не было.

4

Они не встречались месяцев пять, с тех пор как умер Андрей. Леня звонил ей несколько раз и даже приезжал, но Альбина не хотела его видеть. Восемнадцатого января он позвонил снова и попросил о встрече. Сказал, что должен с ней поговорить. О чем-то важном.

На улице мела вьюга. Когда она вошла в кафе, стряхивая снежную крупу с воротника дубленки, Леня уже сидел за столиком. При ее появлении поднялся. Альбина отметила, что он выглядел стройнее, чем летом. Да и вообще, стал как-то… симпатичнее, что ли?

— Ты похудел? — удивилась она, садясь за столик.

— Я начал ходить в спортзал, — смущаясь, ответил он.

Официантка принесла меню. Альбина не взглянула в него:

— О чем ты хотел поговорить?

Леня потупился, покусал губы, чего она в нем не любила, и произнес:

— Я должен сказать тебе кое-что важное. Мне потребовалось много сил, чтобы решиться на это… — Он глубоко вздохнул и произнес: — Альбина, я тебя люблю.

Она озадаченно смяла салфетку.

— Я люблю тебя и не могу без тебя, — продолжал Леня. — Поэтому мне больно наблюдать, как ты убиваешь себя. Я не решался сказать это раньше, но теперь думаю, что обязан. Ты должна знать, что всегда можешь на меня рассчитывать. Особенно сейчас.

Альбина потерла лоб.

— Даже не знаю, что и сказать.

— Ничего не говори! Начни с того, что просто закажи что-нибудь. Сделай этот маленький шаг. Потом мы сходим в кино. Еще шаг. Потом я провожу тебя до дома. Только это. Больше я ничего не прошу. Но ты должна расслабиться…

— Мне не нужно расслабляться! — разозлилась она, хотя ей и не хотелось злиться на него, такого симпатичного сегодня, говорящего такие простые, но милые ее душе слова. — У меня все в порядке! Все просто замечательно!

— Это не так. Тебе нужно перестать думать о нем и вернуться к жизни!

— О нем? — Она удивленно подняла бровь. — О нем? Что ты знаешь о нем?

Леня не ответил, снова потупившись. А девушка вдруг заметила, что парень что-то мнет в кулаке.

— Что там у тебя? — спросила она. — Дай сюда!

Она дернула его за руку, из нее вывалился маленький игрушечный солдатик. Резиновый ковбой в широкой шляпе, размахивающий лассо.

— Зачем он тебе… — начала она и осеклась.

Альбина ошеломленно подняла глаза на лицо собеседника и, ей показалось, узнала взгляд, смотревший из-под темных Лениных бровей. Он был хорошо ей знаком, настолько хорошо, что в груди перестало хватать воздуха. Она открыла рот и часто задышала.

— Боже мой!

— Это он велел, чтобы я встретился с тобой. Сам бы я не смог.

— Он? — Ее голос дрожал. — Он велел? Где он? Он сейчас с тобой?

— Он просит тебя перестать скорбеть. Он говорит, это бессмысленно.

Слезы покатились у нее по щекам. Альбина взяла Леню за руки:

— Как? Откуда?

— Не знаю, — растерянно ответил молодой человек. — Просто однажды, когда мне было очень плохо, он пришел и сказал, что нужно делать. Он всегда приходит к людям, которым требуется помощь.

Она поцеловала его запястья:

— Скажи ему, что я люблю его. Я не успела…

— Он это знает, Элли. Он все знает!

Она вытерла слезы. Счастливо улыбнулась. Взгляд упал на нетронутое меню на краешке стола. Девушка взяла корочки:

— Что ж, давай посмотрим… О, я хочу мороженого.

5

Когда обрушившиеся своды завалили единственный выход, Андрей почувствовал, что его больше ничто не связывает. Больше не было чьей-то воли, заставлявшей вернуться в тело. Астральная нить исчезла. Разорвалась. Лопнула. К своему удивлению, он не ощутил разочарования. Наоборот — радость обретения безграничной свободы.

В его возвращении в плоть не было смысла. Он воочию видел, как ишемический инсульт уничтожает мозг. Подземная станция, прекрасная постройка и венец эволюции, умирала и рушилась без надежд на восстановление. Кем бы он стал, когда очнулся? Паралич левых конечностей, «бо-бу-бо» вместо речи — это в лучшем случае. А в худшем — баклажан. Кресло-каталка, слюна, стекающая из угла вечно открытого рта, трубка катетера в мочевом пузыре. Какой смысл в таком существовании? Это была бы не жизнь.

Он оглянулся.

Перед ним лежал длинный тоннель, на конце которого, за темной махиной электрички, лучился ясный свет. Андрей знал, что за ним лежат поля, усыпанные цветами и травами, место, где он всегда хотел оказаться. Там была жизнь.

Там люди, которым требуется его помощь.

Он спрыгнул в тоннель и пошел обратно. Свет на другом конце стал ярче, заиграл. В нем было добро, тепло и обещание.

Андрея переполняло счастье.

Ярославль

Лето 2002, апрель 2006 — май 2007

От автора

Эта книга не могла состояться без участия многих замечательных людей, которые помогали мне информацией и советами. Я выражаю искреннюю благодарность Максу Дубровину, психиатру и замечательному писателю; врачу-неврологу Евгению Евдошенко и всему отделению неврологии Ленинградской областной клинической больницы. Особая признательность сотрудникам сценарного агентства «Cinemotion Group», давшим ценные замечания по сюжету произведения. И конечно, я бесконечно благодарен Ольге, моей жене, которая терпела своего мужа на протяжении долгого времени работы над книгой, а также дочери Полине, которая послужила прообразом одного из центральных персонажей романа.

Примечания

1

Генеральный менеджер (португ.).

(обратно)

2

Мальчик в возрасте с пяти до тринадцати лет (португ.).

(обратно)

3

Владелец, хозяин. (португ.) На бразильском произносится как «дону».

(обратно)

4

«Третья команда», второй по значимости наркосоюз в Рио-де-Жанейро» (португ.).

(обратно)

5

«Красная команда», первый и самый крупный союз наркоторговцев в Рио-де-Жанейро (португ.).

(обратно)

6

Хитрец, ловкач. Здесь — перевозчик оптовых партий наркотиков и оружия (браз.).

(обратно)

7

Доброе утро (португ.).

(обратно)

8

Нет, сеньор! Извините! (португ.).

(обратно)

Оглавление

Часть I ИССЛЕДОВАНИЕ БЕЗДНЫ

  Глава первая ПРИЗЫВ

  Глава вторая «НЕТ МНЕ МИРА, НЕТ ПОКОЯ, НЕТ ОТРАДЫ»

  Глава третья ГРОХОТ ГРОМА

  Глава четвертая ГУЭМПЛЕН

  Глава пятая ПРЕПАРИРОВАНИЕ СНОВИДЕНИЯ

  Глава шестая СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННАЯ ПОМОЩЬ

  Глава седьмая GERENTE GERAL

  Глава восьмая СЛУЧАЙ НА ПАРКОВКЕ

Часть II ХОЗЯЙКА ЛЕСА

  Глава первая ЗНАКОМЫЕ И НЕЗНАКОМЫЕ ЛЮДИ

  Глава вторая ВОЛШЕБНАЯ КУКЛА

  Глава третья НЕОЖИДАННЫЙ ВИЗИТ

  Глава четвертая МАЛЕНЬКАЯ ЭЛЛИ В БОЛЬШОМ ГОРОДЕ

  Глава пятая О ПОЛЬЗЕ ГЛАЗ

  Глава шестая ФАБИАНА

  Глава седьмая БЕЛОЕ ПЯТНО

Часть III СИЛА И ГНЕВ

  Глава первая СТАРАЯ ДУШЕВАЯ

  Глава вторая ГЛУБОЧАЙШЕЕ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

  Глава третья ОСТАТЬСЯ ДОЛЖЕН ТОЛЬКО ОДИН

  Глава четвертая МАЛЕНЬКАЯ МЕРТВАЯ ДЕВОЧКА

  Глава пятая ГОРОД СНОВИДЕНИЙ

  Глава шестая НА ВЕРШИНЕ КОРКОВАДУ

ЭПИЛОГ

От автора

Реклама на сайте