«Секутор»

Андрей Посняков Рысь. Секутор

Глава 1 Май 224 г. Лугдунская Галлия, г. Ротомагус «Деревяшки»

…Гибели он заслужил. Ненавистен мне смерти виновник.

Кары ль не будет ему? Он живой, победитель, надменный…

Публий Овидий Назон. Калидонская охота

– Да кто так машет мечом, ленивые твари?! Вы ж не комаров отгоняете, глупое отродье бродячих собак, вы сражаетесь! Сражаетесь – не для себя, а для почтеннейшей публики, которой совсем не интересно смотреть на ваше гнусное мельтешение! А ну, подошли сюда, оба!

Рысь и его напарник, иллириец Тирак, послушно положили деревянные мечи на тщательно посыпанную песком арену – учебную арену, с одной стороны огражденную глухим высоким забором, с других – стенами казармы, амбаров и прочих строений, сложенных из красного кирпича.

Вокруг не прекращался стук деревянных мечей – молодые, коротко остриженные парни, такие же, как Рысь и Тирак, продолжали битву, проходящую под чутким присмотром опытных старых бойцов. Попробовали бы они не продолжать! Уж отведали бы бича Лупуса, мало б не показалось. Как не показалось сейчас Рыси, когда плеть Лупуса со свистом опустилась на его обнаженные плечи. Словно раскаленным прутом обожгло! Тут же бич просвистел и над иллирийцем. Тот вздрогнул – и это не понравилось Лупусу, от души подарившему несчастному парню несколько лишних ударов, каждый из которых глубоко рассекал кожу.

– Взяли деревяхи, – кивнув на мечи, глухо распорядился Лупус. Огромный, с выпяченной нижней челюстью, с вечным оскалом и звериным взглядом, он чем-то напоминал злобного волка, отсюда и прозвище Лупус – Волк, которым его обладатель очень гордился.

Оба юноши – худощавые, но сильные, жилистые, ловкие, только Тирак темноволосый, кареглазый, а Рысь, наоборот, с волосами светлыми, как спелая пшеница, и небесного цвета глазами, – понурившись, подобрали мечи, снова встали в стойку, закружили друг перед другом, выбирая момент для удара. Иллириец не выдержал первым – издав устрашающий вопль, прыгнул вперед, целя острием меча в грудь соперника. Рысь отклонился в сторону, отбил и в свою очередь нанес целый ряд ударов, стремительных и быстрых, как атака змеи. Тирак отпрянул, закусил губу, пропустив пару-тройку уколов, – были бы мечи настоящие, давно бы уже упал на песок, валялся бы в луже собственной крови…

И снова ожгло спину! И еще раз, и еще…

– Тупой ублюдок! Ослиный выкидыш! – рассерженно орал Лупус. – Сколько раз тебя учить, тварь, удар должен быть красивым! Дай мне деревяху!

Он выхватил оружие иллирийца, яростно оттолкнул его в сторону и, грозно посмотрев на Рысь, повелительно произнес:

– Ну?!

Юноша поднял меч и, глядя словно бы сквозь глаза Лупуса, с быстротой молнии проделал несколько выпадов… отбитых соперником этак не спеша, походя и, надо признать, красиво. Рысь отпрыгнул назад.

– Ретиарий, – презрительно сплюнул Лупус. – Видно, не будет от тебя толку в секуторах, будешь бросать сетку да услаждать своим смазливым видом старых тупых матрон.

Рядом обидно захохотали. Рысь не оглядывался, лишь краем глаза увидел подошедших ближе Энея и Плавта – тренеров-надсмотрщиков, таких же, как и Лупус.

– Напрасно ты определил в секуторы этого парня, Лупус, – сквозь зубы произнес Эней, чернобородый эпирец, смуглый, как обожженное дерево.

Римлянин Плавт усмехнулся и, скрестив на груди руки, принялся молча наблюдать за продолжением боя. Красивое, покрытое шрамами лицо его с темной, аккуратно подстриженной бородой не выражало никаких эмоций, только вот глаза недовольно щурились – это ведь именно он, Плавт, Марк Домиций Плавт, бросивший когда-то все ради славы гладиатора, посоветовал ланисте определить светловолосого новичка в тяжеловооруженные секуторы, каким был когда-то и сам. Рысь показался ему выносливым и сильным, правда тощим, но это ничего – были бы кости, а мускулы нарастут. Тем более, что почти все остальные новички были каким-то хилыми – явные ретиарии, и зачем только ланиста таких купил? Вооруженных трезубцем и сетью ретиариев Плавт, как и все другие тяжелые гладиаторы, презирал. Не воины – шуты-пенгиарии. Правда, и среди ретиариев попадались опасные соперники, но все же, все же… Бегать, прыгать, уклоняться, размахивать сетью, чтобы затем нанести подлый удар, – как-то не по-мужски все это. То ли дело – секуторы, носящие сверкающий шлем с гребнем, похожим на рыбий плавник, и забрало с маленькими дырочками, чтоб не проник трезубец. Не то что уже порядком подзабытые мирмиллоны, у которых забрало почти открытое, из тонких железных прутьев, так ведь мирмиллоны и не сражались с ретиариями. Тяжелый прямоугольный щит с краями, обитыми бронзой, наголенники-поножи, доспех на правой руке, острый короткий меч гладиус – вот оно, вооружение истинных героев, купающихся в лучах славы!

Римлянин посмотрел на Рысь: тот уже довольно долго отмахивался мечом от наседавшего Лупуса – опытнейшего бойца, другим новичков и не доверяли. Лупус, кажется, уже был достаточно разъярен для того, чтобы уложить тщедушного – пока еще тщедушного, ведь парню наверняка не было еще и шестнадцати, – соперника. Уложить даже таким, деревянным мечом, лишь только знать, куда и как ткнуть, – Лупус знал, а Рысь…

А Рысь не видел никого, кроме соперника, и даже уже не соперника – врага! Не ветеран-гладиатор Лупус был сейчас перед ним, а вождь ободритов, рыжебородый Тварр, чья шайка, незаметно подплыв на нескольких ладьях, за одну ночь уничтожила весь род Рыси, перебив мужчин и захватив в плен детей и женщин, коих потом продали в рабство в далекую колонию Агриппина.

Рысь и его род жили на берегу огромного озера-моря, прозывавшегося Нево, жили мирно, занимаясь охотой и рыболовством. Мать Рыси Невдога была из местного племени весь, отец же Доброй – из склавинов, все чаще селившихся около Ладоги и озера Илмерь. Ободриты напали ночью, не побоялись мелей, видно, кто-то из них знал путь – напали сразу с нескольких сторон, перебрались через частокол, да и частокол ли то был? Так, от зверей только. Никогда еще не приходили с кормилицы Ладоги лихие люди. Вот, пришли… Рыси тогда не было и тринадцати, впрочем, отец – один из самых уважаемых вождей – хорошо учил его воевать и охотиться, и немало врагов нашли свою смерть от стрел юноши. Нашли бы и еще больше, если б не Тварр, с рычаньем распявший на полу хижины Добронегу – старшую сестру Рыси. Уже догорало селище, и кровавые отблески пламени отражались в черной воде озера, а ветер уносил удушающий дым за холмы, покрытые густым лесом. Услыхав отчаянный крик сестры, Рысь спрыгнул с дерева, выхватывая из-за пояса узкий, подаренный отцом кинжал, ворвался в хижину и увидел перед собой широкую спину одного из врагов – как выяснилось позже, самого вождя, Тварра, а за ним – распростертую на полу сестру, с которой ободриты со смехом срывали одежду. Оправдывая свое прозвище, Рысь прыгнул на врага сзади, вождь ободритов вздрогнул, обернулся через плечо и с презрительной усмешкой отбросил парня к стене, словно щенка. И свет померк в глазах Рыси. Правда, темнота была не долгой, юноша быстро очнулся, бросив на врагов обжигающий взгляд, полный нешуточной обиды за то пренебрежение, которое ободриты оказали ему – отбросили к стенке, словно нашкодившего котенка, даже не посчитали за соперника. Вот это унижение!

Очнувшись, отрок подхватил оброненный кинжал, по-кошачьи быстро вскочил на ноги, ждал. Не говоря ни слова, Тварр вытащил из ножен меч, заточенный лишь с одной стороны, ударил… Меч был редким оружием, владение им – большое искусство. К сожалению, Доброй не успел обучить этому своего сына. Пришлось полагаться только на ловкость, да и в хижине было не так уж просторно. В полутьме – сквозь сорванную с петель дверь проникали оранжевые отблески пламени – у Рыси, наверное, был бы шанс, если б не опытность Тварра. Тот ловко отбил выпад и сам перешел в атаку – меч против кинжала… Отрок отскочил в сторону, поднырнул под острый клинок, чувствуя, как просвистело над ухом, изловчился-таки, ранил врага в руку. Ну, ранил – это громко сказано – так, царапина. Вождь ободритов даже не рассвирепел, а лишь взглянул на Рысь с торжествующе-презрительным прищуром, с каким сейчас смотрел и Лупус… А потом, выбив кинжал, просто ударил парня ногой – неожиданно и сильно, так, что Рысь снова потерял сознание… А очнулся уже в плену, среди родичей – детей и женщин. Правда, сестры среди них не было – но, может, она просто на другом корабле? Вряд ли Тварр велел ее убить, вряд ли…

И вот сейчас Лупус неожиданно напомнил ему вождя ободритов. Так же смотрел, презрительно усмехаясь и, между прочим, зря! Рысь вовсе не собирался так быстро сдаваться. Р-раз! И, резко выбросив руку вперед, задел-таки острием деревяхи плечо звероватого тренера-стража. Лупус отпрянул, нехорошо усмехаясь, и, отбросив деревянный меч прочь, вытащил из-за пояса плеть. Застыл, примериваясь, куда бы лучше ударить. Рысь неотрывно смотрел на него, пытаясь угадать самое начало удара, чтобы вовремя уклониться. Голубые глаза юноши без страха смотрели на Лупуса, грудь ровно вздымалась. Ну! Ударь же, попробуй! Нырнуть под плетью влево, потом извернуться, выбросив вперед руку, ударить острой деревяхой в глаз, а дальше – будь что будет!

Лупус занес руку… тут же перехваченную Плавтом.

– Остынь, друг мой, – тихо произнес римлянин. – Парень смел и, как ты видишь, достаточно силен и вынослив. Думаю, из него получится неплохой гладиатор.

– Ретиарий, – опуская плеть, упрямо повторил Лупус. – Ретиарий – и не более того, попомни мое слово!

Плавт и Эней вдруг расправили плечи и с улыбкой приветствовали небольшого кругленького человечка с бритым лицом и умными черными глазами.

– Аве, Луций! – В глазах римлянина отражалась плохо скрываемая насмешка. Луций Климентий Бовис – ланиста, хозяин гладиаторской школы и работодатель Плавта, Энея, Лупуса и прочих – в отличие от самого Плавта не являлся римлянином, а принадлежал к местному романизированному роду Климентиев, прозванных Быками. Неизвестно, походил ли кто-нибудь в этом роду на быка – бовиса – внешне, но уж точно не Луций. А вот характер ланиста имел и впрямь бычий – вспыльчивый, упрямый. Может, все в его роду такими и были, потому и заслужили такое прозвание?

– Аве, дружище Марк, – поприветствовав Плавта, Луций повернулся к остальным ветеранам: – Привет и вам. Вижу, тренировки проходят неплохо. – Ланиста кивнул на застывшего, словно изваяние, Рысь. – Кажется, этот парень стоит тех денег, что я на него потратил! Едва не выбил тебе глаз, Лупус! Не ярись, не надо – я хорошо видел, как он повел себя, едва ты поднял плеть. Такие и нужны в гладиаторах. Как зовут парня?

– Мы называем его Рысь, – отозвался Эней. – Уж больно похож – силен и ловок.

– Чересчур ловок, – пробурчал Лупус. – Как раз для ретиария.

«Дался ему этот ретиарий, как будто их у нас мало!» – недовольно подумал Плавт.

– Ретиарий? – Ланиста внимательно посмотрел на юношу. – Да, парень красив и явно понравится матронам, выступая без шлема… Но ведь у нас и без него хватает красавчиков-ретиариев. Нет уж – раз силен и вынослив, пусть носит тяжелый шлем! Думаю, ты был прав, Марк, посоветовав обучать парня как секутора.

Плавт коротко кивнул, вызвав нехорошую усмешку Лупуса, в основном и занимавшегося обучением тяжеловооруженных гладиаторов. Зверовидный галл, несмотря на несколько туповатый облик, вовсе не был лишен ума и хорошо понимал, сколько сестерциев вложил в гладиаторскую школу ланиста, сколько – Плавт, а сколько – он, Лупус. Выходило, что даже меньше, чем эпирец Эней. Потому, немного подумав, галл счел за лучшее согласиться с Плавтом и признал, что и в самом деле парень, которого все называли Рысь, не только ловок, но и силен и вынослив.

– И все же Рысь – варварское, нехорошее имя, – жестом отпуская юношу, медленно проговорил ланиста. – Пусть лучше зовется, ммм… – Он посмотрел в небо, голубое небо Лугдунской Галлии, в отличие от давно романизировавшейся Нарбоннской, еще называемой – Косматой. – Из какого он племени?

Плавт пожал плечами:

– Кажется, склавин или ант.

– Гм… Склавин – слишком длинно. Пусть зовется Ант. У нас ведь нет больше его соплеменников?

– Нет.

– Ну вот и славненько. – Ланиста потер пухленькие ладошки и подмигнул. – Не мешало бы и перекусить чем-нибудь, а?

Подняв руку, он дал знак охране – мрачного вида великанам, вооруженным до зубов, и больше напоминавшим разбойников. Те, прекратив занятия, выстроили будущих гладиаторов в колонну и повели их в казармы.

Рысь, а теперь Ант, пригнувшись, вошел в свою каморку, услыхал, как лязгнул позади надежный засов – гладиаторов-новичков охраняли крайне тщательно! Уселся на жесткую скамью, заменявшую ложе. Перед ним на невысоком столе стояли глиняная миска с кашей из полбы, кусок черствой лепешки и кувшин с сильно разбавленным вином.

За столом на таких же скамейках уже сидели соседи Рыси – галл Автебиус и Савус, кимвр. Оба года на полтора-два старше, галл – чернявый, с некрасивым лицом и бегающими глазами, Савус – коренастый, с маленькой головой и выпирающими мускулами во всю грудь, которыми он очень гордился. В бесцветных глазах его, казалось, навечно застыло презрение. Рысь потянулся к вину – в такую-то жару как раз кстати, – отметил краем глаза, как переглянулись соседи, плеснул из кувшина в кружку, поднес ко рту… И тут же с отвращением вылил! Слишком уж сильно вино пахло мочой, коей, собственно, и являлось содержимое кружки. Соседи – Автебиус и Савус – злорадно загоготали. Автебиус при этом смешно тянул шею, словно гусь, а кимвр хлопал себя ладонями по мускулистым ляжкам.

– Смотри-ка. – Автебиус дурашливо погрозил Рыси пальцем. – Ты, парень, зря не попробовал нашего винца! Клянусь, в своей варварской стране ты никогда такого не пробовал!

– Уж это точно, не пробовал, – поддакнул Савус. – Да и сейчас вряд ли распробовал вкус. – Он вдруг подмигнул товарищу: – Давай-ка поможем ему, галл!

Оба, разом вскочив, накинулись на Рысь и, заломив руки, повалили на землю. Немного посопротивлявшись, Ант поддался, застонал, тяжело дыша:

– Пустите!

Эта его просьба вызвала у соседей новый приступ веселья.

– Пустите, говоришь? – хохотал галл. – Сначала испей винца, а уж потом… Потом посмотрим, что с тобой еще сделать.

Савус гнусно заржал:

– А ну, открывай рот, да пошире!

Изображая полную покорность судьбе, Рысь склонил голову, наблюдая, как к его рту приближается высокое горло наполненного мочою кувшина, выбрал момент и… двинул лбом по кувшину, так что тот разлетелся на куски, расплескав содержимое большей частью на опешившего от неожиданности Савуса.

Рысь не стал больше ждать: крутнулся на левой пятке, а правой врезал в бок галлу. Страрался, как мог, жалел только, что отец не успел научить его получше. Впрочем, хватило и этого – галл со стоном схватился за бок, а опомнившийся кимвр ринулся было в атаку, пытаясь обхватить Анта руками, мощным ударом ладонями по ушам Рысь приземлил его обратно.

– Ну? – уперев руки в бока, грозно поинтересовался Рысь.

И в этот момент за дверью загремел засов. В комнату заглянул охранник:

– Всем выходить на тренировку! Что это у вас тут творится?

– Обедаем, – пожав плечами, весело улыбнулся Рысь.

И снова учебный бой с деревянными мечами, а потом и с утяжеленными железными – парный, двое на двое, с чучелом неподвижным и вертящимся, прыжки в полном вооружении секутора, имитация выпадов и ударов, снова схватки – и так до самого вечера.

– Так, так! – кричал Плавт. – А теперь быстрее, еще быстрее… Помните: кто не успеет добежать до соперника, того подгонит Лупус.

Рысь бегал быстро, к тому же уродился выносливым и сильным, однако и он к вечеру оказался настолько измотан, что даже не расслышал скупой похвалы Плавта:

– Молодец, Ант. Кажется, твои боги повернулись к тебе лицом.

Ант не услышал слов наставника, однако их хорошо расслышали оказавшиеся ближе к римлянину Савус с Автебиусом. Расслышали и переглянулись.

Вернувшись в свою каморку, Рысь без сил повалился на жесткое ложе. Слышно было, как рядом храпели галл с кимвром, а снаружи, во дворе, громко перекрикивались часовые. Было темно – хоть коли глаз, а тело казалось налившимся свинцом. Слипались веки, и все же Рысь приказывал себе не спать, в любой момент ожидая нападения соседей по каморке. Да, вроде бы те сейчас мирно храпели, но ведь обязательно попытаются отомстить. А раз им не одолеть Рысь в честной схватке, то куда уж лучше будет расправиться со спящим! Где-то рядом, на улице вдруг завыла собака. Грустно, протяжно – так воют по мертвецу. Рысь поежился: плохая примета – услышать такой вой! Не к добру. Ага! В углу напротив вдруг заворочался галл. Ну, ну, просыпайся. Подойди только – и встретишь достойный отпор. Галл поворочался еще и затих – лишь мерное дыхание доносилось из его угла. Рысь почувствовал, как слипаются веки. Не спать! Думать о чем-нибудь, вот хотя бы о детстве, о широкой реке, о Нево – огромном озере-море. Нет, слишком уж приятные думы – под них хорошо спится. Лучше вспомнить что-нибудь неприятное: рынок рабов в колонии Агриппина, куда его, Рысь, в числе других пленников, пригнали ободриты во главе с Тварром. Или плаванье на широком корабле по бурному морю? Или рабство на вилле недалеко от города Августодурума? Все эти воспоминания – горькие, хороших за последнее время нет, да и откуда им взяться у раба? Раб… Горькое, страшное слово, не человек, вещь, хоть говорят, что многие римляне считали не так… Вернее – не многие римляне, отнюдь не многие. Римляне… или богатые галлы – они почти ничем друг от друга не отличались – одинаково спесивые, важные, надутые, словно откормленные гусаки. Однако у них – сила! Легионы, воины, с каждым из которых по отдельности справился бы любой охотник из рода Рыси, однако вот вместе, плотным строем, легионеры побивали всех. Один охотник из рода стоил десяти римских воинов, однако сотня римлян легко разбивала тысячу варваров. Римляне – именно так вот уже на протяжении двенадцати лет, как рассказывал вилик Астиний, с эдикта императора Каракаллы, имели право называть себя все свободные жители провинций, от Британии до знойной Киренаики и Египта. Цивитас романус, римские граждане – так себя теперь гордо именовали зажиточные галлы. Что это такое – римский гражданин – Рысь пока не очень хорошо понимал, да и не хотел понимать, честно говоря, ведь всех людей, не покорившихся Риму, граждане презрительно именовали варварами. Значит, и он, Рысь, был варваром, что ж… Наверное, это все-таки лучше, чем быть спесивым римлянином.

Юноша перевернулся на другой бок, прислушался. Нет, вроде бы все тихо. Да и что смогут сделать с ним его соседи? Убить? Побоятся неминуемой расправы. Рысь, как и все охотники, спал чутко даже здесь, когда каждый вечер казалось, что ноющее от все усиливающихся нагрузок тело желает только одного – уснуть, хотя бы до утра, что уже немало. Значит, ночью вряд ли стоит ждать пакостей. Скорее – днем. Да и то ежели Автебиус и Савус еще не успокоились… Нет, не успокоились, и, кажется, дело тут вовсе не в кимвре, а в галле – тот явно подзуживал своего не очень сообразительного приятеля, настраивая его против Рыси. Но почему? Что он, Рысь, им сделал плохого? Съел чужую похлебку, скрысятничал, донес? Ведь нет. Видно, здесь просто не любили новичков и всячески над ними издевались. Правда, Савус с Автебиусом и сами-то недалеко ушли от молодых да зеленых. Ну, деревяхами уже не сражались, даже, кажется, в списке ланисты перед ними стояла цифра 1, а может, и 2 – по числу проведенных боев. Настоящих боев, не учебных – с горячими брызгами крови, смертью и яростным криком празднично разодетой толпы, собравшейся в амфитеатре Ротомагуса. Рысь потер виски. Неужели и ему в скором времени предстоит это? Выходит, что предстоит – убежать отсюда, похоже, нельзя, по крайней мере сейчас. Это не вилла под Августодурумом, с которой… Впрочем, не приснилось ли ему это? Здесь же все было иначе. С новичков и вообще с молодых гладиаторов прямо-таки не спускали глаз. Днем за ними следил сам ланиста со своими помощниками – жестоким Лупусом, безразличным ко всему, кроме схваток, Энеем, насмешником Плавтом, которого чаще звали Римлянин. Интересно, он и в самом деле римлянин? Или тоже из местных, как ланиста или Лупус? Ночью по двору и снаружи прохаживалась неусыпная стража, охраняя и казармы, и склад с оружием, предусмотрительно расположенный за стенами школы.

Погруженный в свои мысли, Рысь и сам не заметил, как провалился в черную бездну плотного обволакивающего сна. И – кажется, только сомкнул глаза! – тут же вскочил от громких ударов в дверь, лязганья засова и грязной ругани Лупуса.

– Подъем, ленивые твари! – с громкими воплями слился свист бича. – Хватит пролеживать бока, мешки с дерьмом!

Встав, по команде побежали к выгребной яме, затем к фонтану, затем на арену – получать учебное оружие. На этот раз наконец-то выдали не деревяхи – настоящие мечи, правда затупленные… и очень тяжелые, наверное, раза в три-четыре тяжелее боевых. Таким же был и щит, и закрытый забралом шлем.

– А ну, построились, вонючие псы! – одетый в коричневую тунику Лупус орал, еще больше выпятив нижнюю челюсть.

Молодые гладиаторы быстро построились – Эней с Плавтом разбили их на пары. И на этот раз соперником Рыси оказался Тирак – иллириец с карими блестящими глазами и темными локонами. Ловкий и подвижный, правда, не такой выносливый, как Рысь, он потому и был определен в ретиарии, от которых в бою требовалось только одно – ловкость и быстрота. Ну и, само собой, приятная внешность, ведь ретиарии сражались без шлема, их задачей было привлечь на трибуны как можно больше женщин. А кого же привлечет совсем урод, вроде Лупуса?

– Вы, двое! – Лупус махнул бичом в сторону Рыси с Тираком. – На арену. Остальным – смотреть, и упаси вас боги хоть что-нибудь пропустить!

Распорядившись, он отошел в сторону, внимательно наблюдая за новичками. Рысь и Тирак встали друг против друга, Рысь в тяжелом вооружении секутора – блестящем шлеме с забралом, с наголенниками-поножами, со щитом и сложным доспехом, прикрывающим правую руку от плеча до кисти. Дополнял снаряжение тяжелый щит, почти такой же, каким пользовались и легионеры. Грудь, спина и бедра были специально оставлены обнаженными, чтобы поединок выглядел более интересным, чтоб хорошо были видны раны и кровь. Что же касается ретиария Тирака, то на нем, кроме узкой набедренной повязки, вообще не было никакого защитного снаряжения, не считая кольчужного рукава на левой руке и металлической пластинки, защищавшей плечо и шею. К левому запястью Тирака длинными веревками крепилась большая рыболовная сеть, в правой руке он держал увесистый трезубец.

– Задача ретиария, – подойдя ближе, начал Плавт, – уклониться от ударов секутора, каждый из которых может оказаться смертельным. Оружие ретиария вовсе не сеть и не трезубец, как вам, может быть, показалось, а исключительно ловкость, быстрота, точный расчет. Поверьте, накрыть секутора сетью не так-то просто. Ретиарии, помните: никогда не действуйте только трезубцем, позабыв о сети, – весьма распространенная ошибка, стоившая жизни немалому количеству новичков. Что же касается секуторов, – римлянин подошел к Рыси, внимательно наблюдавшему за ним сквозь мелкие дырки забрала, – не надо думать, что благодаря вашему снаряжению вы легко справитесь с ретиарием. Как видите, оно довольно громоздкое. Меч-гладиус короток, и, чтобы поразить соперника, нужно подобраться к нему как можно ближе, а это не так просто, учитывая его подвижность и длинное древко трезубца.

Закончив вступительную речь, Плавт отошел на несколько шагов и махнул рукой:

– Начинайте!

Смуглый иллирец пригнулась к земле, выставив в сторону левую руку… Тенью метнулась сеть – Рысь едва успел уклониться, чувствуя, как ячейки скользнули по гребню шлема. Узкий обзор из шлема весьма затруднял сражение – много ль увидишь через мелкие дырки? Хотя, с другой стороны, такое забрало хорошо защищало лицо от ударов трезубца… Который едва не коснулся незащищенной груди Рыси – тот все же успел подставить щит. А Тирак времени зря не терял! Пользуясь легкостью вооружения, он тигром кружил вокруг соперника, выбирая момент для атаки. Рыси оставальсь только обороняться: в своем тяжелом доспехе он не мог соревноваться в ловкости с почти обнаженным ретиарием – уж у того-то ничто не стесняло движений. Вот снова мелькнула сеть, Рысь присел, пропуская ее над собою, и вдруг, резко выбросив вперед правую руку, нанес удар, оцарапав сопернику грудь, да пробил бы, будь меч не затупленным, а боевым! Резко отпрыгнув в сторону, иллириец припал к земле… И тут Рысь проявил себя: вместо того чтобы махать мечом, прыгнул вперед, изо всех сил отталкиваясь от земли, наступил обеими ногами на сеть, подставил тяжелый щит под удар трезубца и сам в свою очередь занес меч для удара…

– Достаточно! – Плавт погрозил кулаком обоим. – Замрите в таком положении. А вы, – он обернулся к остальным новичкам, – подойдите ближе. Вот ситуация, которая бывает хотя и не так часто, но все же случается. Что делать в таком случае? Я вас спрашиваю?

– Я бы отрезал сеть, – подал голос Тирак и тут же по знаку римлянина получил удар плетью.

– Ты верно сказал, – улыбнувшись, Плавт обернулся к распластавшемуся на земле иллирийцу. – Но – сказал и за это был наказан. А вас же предупреждали: в бою вы должны хранить полное молчание. Никаких разговоров, криков – только жесты, одни только жесты. Ими пользуются и судьи: вверх указательный палец – бой до первого ранения, что в общем-то редко бывает, большой палец оттопырен – прикончить, кулак – пощадить. Помните: молчание – один из законов чести. Другой же закон: упал на землю, знаешь, что побежден, – сними шлем, подставив горло мечу собрата, или вонзи в горло собственный нож.

Еще немного порассуждав на темы гладиаторской чести, римлянин, видимо, устал разговаривать и, отойдя в тень навеса, велел продолжать бой. Теперь уже, разбившись на пары, сражались все новички. Часть из них были ретиариями, часть «фракийцами» – подвижными, но хорошо вооруженными, с маленькими квадратными щитами, и лишь несколько человек, как и Рысь, являлись секуторами. Пара секутор – ретиарий давно уже вошла в моду, и внимательно следивший за вкусами публики ланиста не собирался экспериментировать. Тем не менее в ходе учебного поединка пары менялись, нередкими были и схватки гладиаторов одной категории, что в реальном бою в общем-то не приветствовалось – не тот интерес. Правда, это не касалось особо популярных бойцов – были в школе и такие, жившие в сравнительной роскоши, однако новички пока с ними не сталкивались. Зачем, если большинство молодых все равно погибнет в первой же схватке? Ну, и не жалко, не так уж и много в них вложено! Зато выжившими можно будет заняться более серьезно, постоянно совершенствуя мастерство. Как сказал как-то в порыве откровенности римлянин Плавт:

– Помните, парни, вы сражаетесь не для себя, а для зрителей. Каждый ваш удар не обязательно должен быть смертелен, но красив – всегда!

А научиться красоте боя было ох как непросто.

Солнце уже стояло в зените, было жарко, и разбившиеся на пары гладиаторы обливались потом. Хорошо было ретиариям, а вот секуторам – куда хуже. Рысь чувствовал, как раскалились шлем и доспехи, а бронзовый край щита при каждом случайном прикосновении обжигал кожу.

Надсмотрщики с тренерами укрылись в тени, лишь чернобородый эпирец Эней наблюдал за схваткой, разрешив в конце концов небольшой перерыв, за время которого новички должны были успеть выпить воды и выхлебать по миске полбы, а затем и сменить вооружение. Теперь – слава богам! – все были обнажены, не осталось ни ретиариев, ни «фракийцев», ни секуторов – каждому выдали длинную палку и хлыст, выстроили в шеренгу. На арену, ухмыляясь, вышли… не то чтобы настоящие гладиаторы, так, мелочевка, но и те уже имели по одному, а то и по два выхода на арену, не новички. В их числе Рысь увидел и своих соседей – Автебиуса с Савусом. Автебиус, проходя, что-то сказал Энею, тот кивнул и, обернувшись, подозвал к себе Рысь, после чего обратился ко всем остальным:

– Не думайте, что вы начнете сражаться как истинные гладиаторы, вы еще не заслужили такой чести, чтобы на вас рвались смотреть. Будете биться утром, разогревая зрителей, – это не так опасно, как муторно. Палки, хлысты, кинжалы… Кто знает, может быть, кто-то из вас прельстится ролью шутов-пенгиариев и будет веселить зрителей потешными боями и сценками? Что ж, шуты тоже нужны для забавы публики, только знайте: их бои тоже довольно часто заканчиваются смертью. Впрочем, она никого из вас не минует.

Закончив выступление на столь грустной ноте, эпирец кивнул Савусу. Мускулистый кимвр, явно гордясь собой, вышел на середину арены, держа в руках палку и хлыст.

– Запоминайте удары, – напомнил Эней. – Кимвр покажет вам, как их следует наносить.

Нехорошо улыбаясь, Савус взглянул на Рысь – тот напряженно стоял, сжимая в руке палку.

– Ты не должен сейчас уклоняться и бегать, – предупредил Рысь Эней. – Стой на месте и не двигайся, можешь лишь отбивать удары палкой, если у тебя – хе-хе – это получится. Начинай, кимвр!

Савус вразвалочку подошел к Рыси, переглянувшись с эпирцем, положил на землю хлыст и, повертев в руках палку, с выпадом нанес удар. Рысь оказался молодцом, не пропустил, парировал вовремя, хоть выпад и был подобен удару молнии – трудно было ждать такого от грузного с виду кимвра. Палка в его мускулистых руках порхала, словно бабочка, Рысь едва успевал отбивать удары, и то несколько уже пропустил и чувствовал, как почти онемела правая рука. А Савус ухмылялся…

– Достаточно, – крикнул Эней.

Савус кивнул и, положив палку, поднял с земли хлыст. Раскрутил над головой со свистом… Рысь даже не понял, каким образом конец хлыста ожег ему плечи. Удары следовали один за одним, и палка тут уже не помогала. Рысь уклонялся, как мог, не сходя с места, пока эпирец не прекратил экзекуцию повелительным жестом.

– Видели? – Он обвел глазами новичков. – Вот так и действуйте. Кимвр с галлом научат вас ударам…

Пары остались те же, видно, Энею лень было сейчас их менять – уж больно жарко. Тем не менее сам он и его помощники следили за схватками вполне добросовестно, в случае нужды подгоняя нерадивых бичами. Приходилось биться на полном серьезе, хотя, казалось, и не было уже никаких сил.

Пока не прибегая к бичам, Рысь и Тирак оттачивали мастерство боя на палках. Сначала, как и велел Эней, действовали по очереди – один нападал, другой защищался, потом менялись. Удар – отбив, удар – отскок, удар – уклонение. Затем – опять отбив… Вдруг мощный удар хлыста рассек спину Рыси. Задохнувшись от боли, тот оглянулся – и никого не увидел, лишь сражающиеся пары. Пожав плечами, Рысь повернулся к сопернику – тот ждал, – поднял палку. И снова удар!

– Кимвр! – подойдя ближе, шепнул Тирак, опасливо оглядываясь на эпирца.

Рысь кивнул. Понял. И в самом деле, Савус, якобы наблюдая за боем соседней пары, время от времени поворачивался, улучив момент, и исподтишка наносил удар Рыси. А вот еще один удар! Только теперь уже не хлыст – палка! Автебиус! Ублюдочный галл! Нет, не зря он тоже подобрался ближе. Рысь не успевал – нужно было драться с соперником и не забывать о врагах. Да-да, о врагах – именно так он теперь воспринимал своих соседей. А те откровенно забавлялись, пользуясь тем, что эпирец отошел под навес. Вот еще один удар, еще… Не выдержав, Рысь пригнулся и, отпрыгнув в сторону, с разворота ткнул палкой галла в живот. Тот не ожидал, присел, выпучив глаза и хватая воздух, как рыба. А вот теперь хорошенько треснуть его по башке, так, чтобы зенки вылетели и впредь было неповадно!

Уклонившись от хлыста Савуса, Рысь размахнулся…

– Стоять! – Его оружие было жестко перехвачено разгневанным эпирцем. – Кто разрешил прекратить схватку в паре? Обоим – анту и иллирийцу – по десять ударов плетей!

– Мне-то за что? – обиженно надул губы Тирак.

– Иллирийцу – двадцать ударов, – холодно закончил Эней. – Еще у кого-то есть вопросы?

Их наказывали при всех, тут же, на арене, разложив на узких козлах. Палач – здоровенный детина – бил от души, не стесняясь, однако стоявший рядом с ним ланиста пристально наблюдал, чтобы тот не вошел в раж. Наказывать новичков нужно, как же без этого? Но калечить – нет, пусть калечатся на арене.

– Три, четыре, пять… – стиснув губы, считал про себя Рысь, чувствуя на себе яростные взгляды иллирийца. Если Рыси после десятка ударов казалось, будто со спины содрали кожу, то можно представить, что ощущал Тирак.

Закончив экзекуцию, наказанных облили водой. Был уже вечер, и в светло-синем, быстро темнеющем небе загорались первые звезды. Придя в свою каморку, Рысь, не обращая внимания на соседей, повалился животом на ложе. Спина горела. Снаружи вдруг послышался лязг – запертый было засов снова отодвинулся.

– Ну, где тут наш больной? – заходя в каморку, ехидно осведомился худой горбоносый старик – школьный лекарь Эвбений, грек. Сопровождающий его охранник нес ярко горящий факел.

Рысь попытался сесть, но грек придержал его рукой:

– Лежи.

Юноша вытянулся на ложе, чувствуя, как растекается по горящей спине приятная прохлада какого-то снадобья.

– Это сок подорожника и еще кое-какие травы, – охотно пояснил лекарь. – К утру ты не будешь чувствовать боли, Аргус, наш палач, знает, как нужно бить.

Посмеявшись, лекарь ушел. Снова лязгнул засов, и в каморке наступил тишина, прерываемая лишь храпением кимвра. Галл Автебиус спал бесшумно. Рыси очень хотелось набить им морды – если б мог, набил бы, даже невзирая на последующее наказание. Впрочем, возможно, они на это и рассчитывали? Слишком уж громко и вызывающе храпел кимвр. Наверняка оба ждали, когда Рысь набросится на кого-нибудь, чтобы заорать, позвать охрану, – и Рысь получил бы назавтра очередную партию плетей, а может, что и похуже. Зря, зря он сорвался сегодня, на радость врагам-соседям. Нужно было не поддаваться на провокации, проявлять спокойствие и силу духа… увы, обычно не свойственные подростку в неполные шестнадцать лет. Впрочем, Рысь быстро учился, тем более на своих ошибках. Получил плетей – поделом! В следующий раз будешь хитрее. Единственно, кого было жалко, так это иллирийца Тирака – уж он-то был во всей этой истории совсем ни при чем.

Утром Рысь попытался заговорить с иллирийцем – тот прошел мимо, лишь бросив на напарника полный ненависти взгляд. Рысь передернул плечами и вздохнул – ну вот, нажил себе еще одного врага. Жаль, что им оказался Тирак, к которому Ант не испытывал неприязни и, пожалуй, даже симпатизировал ретиарию.

И снова начинался день, полный звона оружия, окриков тренеров-рудиариев, жары и боли. Лекарь не обманул: Рысь почти не чувствовал боли, лишь ловил на себе злобно-торжествующие ухмылки соседей, а с иллирийцем старался не встречаться взглядом. Да и некогда было.

На этот раз имитировали групповой бой – ланиста и рудиарии добивались, чтобы все было красиво, чтобы неопытные новички не заслоняли друг друга от взглядов с трибун, не сбивались в кучу. Не раз и не два тренеры гоняли бойцов по арене, не раз и не два свистели плети. Гладиаторы всё сносили молча – за пререкания уже корчился у позорного столба молодой фракиец. Беспощадно палящее солнце, жалящие мухи и презрение товарищей – вот что досталось ему за стычку с рудиарием.

Невольно каждый из новичков оглядывался на столб. Кто-то отводил глаза, кто-то усмехался, кто-то старался поскорей прошмыгнуть мимо. Впрочем, особо таращить глаза времени не было: бесконечные изматывающие тренировки – удел не только новичков-«деревях», но и всех прочих гладиаторов. Хочешь остаться в живых – тренируйся, иного пути нет.

Незаметно пришел вечер, навалился тяжестью враз потемневшего неба с блестящими искорками звезд и узким полумесяцем цвета красной меди. Полумесяц чем-то напомнил Рыси кривой кинжал. Нехорошее было сравнение.

На этот раз он оказался в каморке первым, соседи задержались, Рысь даже краем глаза увидел, как Автебиус о чем-то шепчется с одним из рудиариев – костистым пустоглазым стариком. Что ж, их дела…

Рысь улегся на бок, стараясь держать в поле зрения дверь. Вот послышались шаги: тяжелые – кимвра, чуть полегче – Автебиуса… И еще чьи-то. Целый отряд!

Юноша приподнялся на ложе, когда в каморку вдруг ворвались – да, да, буквально ворвались – воины стражи. Накинулись на парня, скрутили, выволокли во двор…

– Ты сегодня был непочтителен с рудиариями, – посмотрев на Рысь, негромко поведал Эней, эпирец. – И гнусно отзывался о ланисте, что подтверждают трое свидетелей.

– Трое? – Рысь лишь хлопнул глазами. Ну, двое – понятно кто, а третий? Неужели Тирак?

– За твой непотребный язык ты, ант, будешь привязан к позорному столбу на сутки, – невозмутимо продолжил Эней. – Пусть это послужит тебе хорошим уроком на будущее.

На какое такое будущее? – хотелось крикнуть Рыси. Какое такое будущее существует для новичка-гладиатора, не имеющего ни опыта, ни зрительских симпатий? Погибнуть с честью – да, вряд ли что большее.

Грубые веревки впились в запястья, спина прижалась к гладкой поверхности столба позора, уже отполированной многими несчастными и до Рыси. Когда вязали, юноша напрягся, как мог, – вспомнил уроки отца, а теперь вот расслабил мускулы, чтобы не затекли руки. Высвободиться, правда, не удалось – вязавшие свое дело знали. Да и для чего было освобождаться? Вся территория школы охранялась не просто хорошо, а очень хорошо – ланиста был хитер и предусмотрителен, иначе он не стал бы ланистой. Высокая – в три человеческих роста – ограда, не перепрыгнешь, запертые двери казармы, факелы, башни, охранники, в углу двора – карцер из дикого камня. Там вот еще Рысь не бывал, что ж, будет еще время, похоже, к тому все и идет.

– Стоишь?

Рысь скосил глаза – один из стражников, явно нарушая инструкцию, уселся рядом на землю, скрестив под собой ноги. Бросил что-то в рот, пожевал. С виду обычный стражник, не очень-то молод, но и не пожилой, лет тридцати или чуть больше, в римском панцире из железных пластин, с мечом у пояса. Копье и шлем страж положил рядом на землю. Странный тип… И наглый – похоже, не очень-то он боится начальства. Интересно, что ему надо?

– Вот что бывает, когда лезешь на рожон, – отхлебнув из фляжки, наставительно произнес стражник. О, боги! Да он, кажется, пьян. Рысь, конечно, и раньше знал, что галлы склонны к пьянству, но ведь не до такой же степени, чтоб вот так вот, на службе.

– Что смотришь, думаешь, пьян? – страж засмеялся.

Круглоголовый, с рыжеватой бородкой, он был небрежно – лестницей – подстрижен по римской моде, вернее, по тому образцу, что здесь, в отдаленной провинции, считался римским.

– Ну и пьян? И что? – Воин пошатнулся – это сидя-то! – и чуть было не упал назад, да удержался, подставив руку. Снова отхлебнул и, икнув, громко поведал, что все кругом – подлые и гнусные свиньи, в чем Рысь, конечно же, был с ним полностью согласен.

– Поговорить не хотят, собаки, – страж с презрением кивнул на караульное помещение, расположенное рядом с воротами. – Боятся! И правильно делают, что боятся!

– А ты, я вижу, смел? – усмехнулся юноша.

– Смел, – кивнул головой воин. – Смел, потому что меня зовут – Аманд Климентий.

– А, так ты родич ланисте, хозяину…

– Именно так, парень! Бовис – мой старший братец. Гад, каких мало… Но котелок у него варит! Из вольноотпущенников – в хозяева гладиаторской школы, и не где-нибудь, а в Ротомагусе… который, правда, кое-кто считает замшелой провинцией, но это уже… уже…

Аманд наконец упал-таки на спину и тут же захрапел. Проходивший мимо страж осторожно переступил через него как ни в чем не бывало. Понятно, кто ж хочет связываться с беспутным родичем хозяина? Жаль, тот уснул. Скучно теперь. Да и вообще – мало ли, что он мог поведать? Пренебрегать таким случаем явно не стоило.

– Эй, – тихонько позвал юноша. – Ты там что, спишь?

– И вовсе не сплю. – Аманд открыл глаза. – Думаю.

– О чем же?

– О том, как несправедлива жизнь!

– Надо же! – удивился Рысь. – Тебе ли об этом думать?

– Ты никогда не поймешь этого, раб, – высокомерно отозвался стражник. – Хотя твое положение куда как лучше какого-нибудь деревенского серва.

– Чем же это оно лучше? – юноша заинтересовался: как-никак, он и сам не так давно был сельскохозяйственным рабом-сервом в поместье всадника Галлия Флора. Всадник – как хорошо знал с тех пор Рысь – это такой римский титул, обозначающий принадлежность к высшей знати. Ну, не к такой высшей, как, скажем, сенаторы, но все же… Всадник – это вам не какой-нибудь там вольноотпущенник типа выжиги-ланисты.

– Чем лучше, спрашиваешь? – Родич хозяина, как видно, обожал поговорить, и все равно с кем, лишь бы слушали. – А тем, что гладиатор – пусть это занятие и презираемое, как и любой другой труд, – все же не простой раб. Каждый новичок-«деревяшка», если соизволят боги, с течением времени может превратиться в кумира толпы! Ты только представь себе – почести, богатство и слава! Да, да, известные гладиаторы – весьма состоятельные люди. Каждое твое появление на арене будет сопровождаться восторженным ревом и девичьим визгом, каждая красотка будет мечтать отдаться тебе, мальчишки будут бегать за тобой по пятам, богатые матроны – платить за одну только ночь с тобой огромные деньги. За каждый выигранный бой ты получишь пальмовую ветвь и изрядное количество сестерциев, а в случае проигрыша от гибели тебя спасут поклонники – организаторам боев нет никакого смысла расстраивать их твоей смертью. Слава, богатство, женщины – все это стоит риска. Недаром даже свободные римляне иногда отказываются от прав гражданина и добровольно идут в гладиаторские школы, как сделал когда-то Плавт и до сих пор о том не пожалел. Кем бы он был в Риме? Несчастный выскочка-плебей, бедный, одинокий изгой. Снимал бы какую-нибудь гнусную комнатуху на последнем этаже доходного дома, под самой крышей, деля ложе со старой куртизанкой, – и то если повезет. Толкался бы на бесплатных раздачах хлеба да в толпе такой же мрази громко требовал зрелищ.

– Он мог изучить какое-нибудь ремесло и тем заработать на приличную жизнь, – осторожно заметил Рысь, чем вызвал жуткий хохот собеседника.

– Ремесло?! Да ты хоть понимаешь, что говоришь, парень? Физический труд позорен для римского гражданина! Исключение – лишь труд на земле. Запомни: ни один гражданин Рима никогда не работал, не работает и никогда не будет работать, лучше умрет с голоду! Труд – презираемое дело, удел рабов, вольноотпущенников и колонов. А ты говоришь… К тому же гладиаторы получают такие навыки боя, которые потом весьма пригодятся им, ну, если повезет, конечно. Многие удачно устраиваются охранниками к какому-нибудь богатею-нобилю.

Рысь, недоверчиво хлопнув глазами, заметил, что воинские навыки, наверное, лучше сформированы у бывших воинов-легионеров, ведь гладиаторы дерутся хоть и всерьез, но на потеху толпы.

– Не говори мне про легионеров, – презрительно отмахнулся Аманд. – Они могут сражаться только в строю – когортами, центуриями. Строй – сила легиона и слабость. Каждый отдельно взятый воин хоть и обучен индивидуальному бою, но все же не так, как гладиатор. Да и не следует забывать – гладиатор – пария, презренный раб, а потому – и телохранитель, и – тсс! – наемный убийца из него куда лучше, чем из законопослушного легионера. Потому-то и ценятся гладиаторы понимающими людьми, а уж ты мне поверь, таких немало. Ого… – Стражник вдруг поднялся на ноги. – Кажется, светает. Пойду, скоро смена… Виси. И рад бы тебе помочь, да не могу. Впрочем, ты, кажется, сильный, не сдохнешь от солнца.

Цинично улыбнувшись, Аманд махнул на прощанье рукой и, пошатываясь, направился к воротам. Рысь поднял глаза – и в самом деле светало…

Он проторчал у позорного столба целый день, обливаясь потом, чувствуя укусы облепивших почти все тело мух. Солнце палило нещадно, словно поставило себе цель убить Рысь, который к вечеру поник головой и уже не ощущал ни жары, ни боли. И мыслей в голове не было – никаких. Одна пустота. Юноша даже не почувствовал, как его отвязали, потащили в каморку, и пришел в себя лишь на узком ложе… снова от топота калиг стражи и дрожащего света факелов. Кто-то о чем-то спрашивал его, кажется, сам ланиста. Рысь лишь очумело мотал головой, ни во что не вникая. Пинком его подняли на ноги, один из рудиариев заглянул под ложе… и с торжествующей улыбкой вытащил оттуда обломок меча!

– Вы были правы, ребята! – Ланиста обернулся к кимвру и галлу. – А ты, – сжимая обломок в ладони, он перевел на Рысь враз помрачневший взгляд: – ты проведешь ночь в карцере, а утром будешь подвергнут жестокой казни. Взять его!

Глава 2 Май 224 г. Ротомагус Лето 223 г. Окрестности Августодурума Красные ветви

Я, Лициний, ушел воспламененный

Обаяньем твоим и остроумьем.

Гай Валерий Катулл. К другу Лицинию

Как умереть? За что – теперь, похоже, дело десятое. Понятно, что оболгали, да кому нужно разбираться? Ясно, что никому. А казнить строптивого новичка в назиданье другим – почему бы и нет? Это ведь не известный гладиатор, приносящий ланисте солидный доход. Что ж – все когда-нибудь умирают… Рысь не боялся смерти, опасался другого – умереть рабом, низшим, лишенным всяких прав существом. Это было нехорошо – так умирать. Значит, нужно срочно что-то придумать. Что? Побег? Вряд ли… Из школы-то не убежишь, как когда-то с виллы, а тем более отсюда, из карцера – узкого каменного мешка, сейчас, ночью, погруженного в полную тьму. Хотя нет. Рысь присмотрелся: сквозь маленькое оконце под самой крышей виднелись звезды. Юноша приподнялся – нет, не пролезть, слишком уж узко, к тому же забрано частой решеткой. Да и руки скованы за спиной прочной железной цепью, и не лень же было будить кузнеца. О, боги – Семаргл, Световит, Велес! Помогите предстать перед вами не жалким рабом, а воином! Больше ничего и не нужно, пусть смерть, но смерть достойная, а не жалкая. Рысь знал, что строптивых рабов римляне обычно распинают на кресте, и те медленно умирают там в муках. Не очень-то хотелось такой гибели. Значит, нужно сделать так, чтоб умереть сразу. Как только утром придут за ним, броситься на самого главного – хорошо бы пришел ланиста! – сдавить цепью шею… Если повезет, можно и его прихватить с собой на поля смерти. Если повезет… И если помогут боги. Но боги – Семаргл, Световит, Велес-Ящер и прочие – нуждаются в жертве и ничего не делают просто так. Белый петух, голова кабана или свежее сердце оленя… Сжечь на жертвеннике, перед священным дубом, как делали жрецы, тогда, понятно, боги помогут, а так… Пустая затея – их о чем-то просить, ничем предварительно не умилостивив. Ну нет сейчас у Рыси ни белого петуха, ни кабаньей головы, ни сердца оленя. Зато есть собственная кровь! А боги очень любят человечинку.

Рыси вдруг вспомнились капище в священной роще, на высоком холме у Нево – озера-моря, жрецы в белых одеждах, дым жертвенных костров, и Ледука – красивая молодая дева с распущенными по плечам волосами и в венке из ромашек. Дочь старейшины Удама. Плохие времена тогда были – надо бы сеять, а шли дожди, потом наступило лето, но тепло не приходило, дули холодные ветра, дичь в лесах подалась к югу. Все запасы – а их немного уже оставалось – быстро закончились, наступил голод, жуткий и беспросветный. Умирали старики и дети, делались слабыми охотники. Рысь и сам ходил шатаясь, бледный, исхудавший до костей и кожи. Уж чем только не пытались жрецы вернуть милость богов! Любая добытая охотниками дичь, любая рыба шла в жертву – и ничего, видно, богам было мало. Тогда главный жрец Кердай, белобородый и страшный, посмотрев в небо, сказал, что боги хотят особую жертву. Главную… И все знали какую. Выбрали самую красивую деву, к тому ж не простую – дочь старейшины красавицу Ледуку, по которой сохло немало парней. Тем приятнее будет богам, чем ценнее жертва. Гордая оттого, что своей смертью сможет спасти род, Ледука вступила на плоский серый камень-жертвенник, сбросив одежды, повернулась, нагая, красивая, ясноглазая, подняла вверх тонкие руки, улыбнулась радостно… И в этот момент подручный Кердая ударил ее ножом в горло. Девушка захрипела, хлынула кровь. Старухи-жрицы, черные, словно стая ворон, подхватили обмякшее тело, положили на жертвенник, жрец наклонился и ловко вырезал из груди сердце… еще живое, бьющееся… Боги были довольны и вернули милость: уже на следующий день рассеялись облака и в голубом небе ярко засверкало солнце. В леса вернулась дичь, а в озеро – рыба. А Ледука – все о том знали – стала одной из покровительниц рода. То, что боги в особых случаях ждут человеческой жертвы – знали все, и не только в роде Доброя, но и в иных – у свионов, лопи, эстиев…

Да, боги любят кровь и не оставят без своего покровительства ее дарителя. Как бы только ее добыть, кровь… Ага! Рысь изогнулся и быстро прокусил кожу на коленке. Ага, вот и соленые капли. Набрав крови побольше, сплюнул в угол. Потом еще пару раз. Просил лишь одного – достойной смерти. Умилостивив богов таким образом, юноша улыбнулся и спокойно уснул в углу на старой соломе. Спал на редкость безмятежно и крепко – утром его едва разбудили.

– Вставай, кусок мяса! – Звероподобный Лупус пнул парня ногою. – Выспишься на том свете.

Стоявшие вокруг Лупуса воины громко захохотали. Накинулись на Рысь – огромные, как скалы, – скрутили, будто кутенка, потащили куда-то. Юноша даже опомниться не успел, как оказался в клетке, установленной на четырехколесной повозке, в которую была запряжена пара медлительных мулов. Стражники уселись сзади, и, оглянувшись на них, возница махнул кнутом. Загремев цепью, Рысь устроился поудобнее. Он уже ничего не боялся, ведь боги – Семаргл, Световит, Велес-Ящер – должны были обязательно помочь, получив достойную жертву.

Поскрипывая плохо смазанными осями, повозка неспешно катила по узкой улочке, мощенной круглыми камнями, по обеим сторонам тянулись длинные глухие ограды, за которыми виднелись сады и высокие здания. Вот на миг блеснула синим река, широкая и привольная. Рысь уже знал: она называлась Секвона, по имени одного из племен галлов. Пустые на окраинах, улицы постепенно заполнялись народом – мастеровыми, крестьянами, зеваками. Вездесущие мальчишки вдруг окружили повозку, с любопытством посматривая на Рысь. Юноша подмигнул им, а один из воинов, лениво спрыгнув с телеги, прогнал ребятню пинками. Свернув за угол, повозка загрохотала по длинной и широкой улице, с обеих сторон уставленной статуями и устремленными в небо колоннадами. Выехали на площадь, полную народа, ошивавшегося у торговых рядов. Остро запахло рыбой, дичью, еще неизвестно чем.

– Эй, Фрагум, кого везешь? – какой-то рыжебородый мужик в штанах из козьей шкуры – браках и в оленьей шапке приветственно помахал рукой воинам.

Тот, что разгонял ребят, презрительно отвернулся, сделав вид, будто не слышит. Ну, еще бы, кому ж охота якшаться с такой деревенщиной? Рыжебородый побежал было к повозке, да на полпути остановился, махнув рукой, – внимание его, как и многих прочих, привлек петушиный бой. Возница тоже обернулся, да и стражники – видимо, им тоже хотелось посмотреть на драчливых петухов, да, что поделаешь, приходилось исполнять службу. Миновав площадь, повозка немного проехала по широкой улице, а затем повернула налево. Снова потянулись бесконечные ограды, скрывавшие окруженные садами дома. На оградах синели крупные надписи, около одной из которых повозка и остановилась, прямо напротив ворот.

Рысь повернул голову, прочитал, шевеля губами, сначала ту, что сверху: «В нептуналии в театре будет показана комедия Аристофана „Птицы“. Устроитель – Д. Памфилий Руф».

Потом ниже: «В майские ноны – цирк-зверинец из Массилии. Устроитель гастролей – Д. Памфилий Руф».

Еще ниже: «В августе, в честь праздника урожая, – гладиаторские бои. Пара на пару и группами. Знаменитейшие бойцы – Марцелл Тевтонский Пес, Черный Юбба, Арист Фракиец. Организатор игр – всадник Деций Памфилий Руф».

А уж совсем низко, чуть даже наискосок, было приписано красным: «Памфилий Руф – вор».

Надпись эту, вооружившись тряпками и песком, деловито соскребали двое тощих рабов-мальчишек с одинаковыми ошейниками.

– Эй, парни, – обратился к ним сопровождавший Рысь страж, не Фрагум, а другой, поосанистей, поделовитей. – А ну, скажите хозяину, что мы уже здесь.

Один из юных рабов поклонился и, положив тряпку на мостовую, скрылся во дворе. Стражники сошли с повозки и прохаживались вокруг, разминая ноги. Рысь сидел в своей клетке, силясь понять: куда же его привезли? Или – еще не довезли? Где ж его будут казнить? Или ланиста передумал и хочет продать его этому всаднику Д. Памфилию? Вору, хм… От нечего делать юноша еще раз перечитал объявления. Спасибо Астинию, вилику, – научил читать, готовил Рысь на должность номенклатора, в обязанности которого входит знать всех знакомых хозяина и шептать ему на ухо в случае приемов ну и еще кое-что подобное. Юноша усмехнулся, вспомнив виллу. Ух, до чего же неотесан он тогда был! В тот день – да, почти год назад, в июне, – так же ярко светило солнце, и небо было радостно голубым, и редкие облака – чистые и белые – медленно плыли к морю.

Редкие – чистые и белые – облака медленно плыли к морю. Рысь – исхудавший, заросший – с тоской смотрел на них, стоя в толпе других рабов на невольничьем рынке в славном городе Августодуруме, что на побережье. День выдался хорошим – не жарким, но солнечным, и почти все жители города после полудня выбрались прогуляться на площадь – себя показать, людей посмотреть, а заодно и приобрести какую-нибудь полезную в хозяйстве вещь, вроде крепкого или знающего раба. А может, недорогую безделушку супруге, как поступил какой-то важный толстяк, купивший сразу двух кудрявых мальчиков лет семи-восьми. Дети радовались: толстяк вовсе не казался им страшным, да и денек был что надо, и вокруг солнце, а не темный вонючий трюм. Много живого товара погибло при перевозке – умерших выбрасывали в море, на корм рыбам. А вот ребята выжили, да и Рысь чувствовал себя неплохо, только немного мутило – еще бы, после таких-то волн! Уж на что суровые волнищи на Нево-озере, а этим в подметки не годятся. Корабль трещал, едва не разваливаясь, и все дружно молили богов, которые наконец смилостивились, утихомирив ветер. От Белгики, где Рысь оказался сразу после колонии Агриппина, до устья неширокой реки, где их высадили с судна, в общем-то не так и далеко плыть, только уж больно муторно. Морская качка – ее ведь не всякий выдержит, особенно без привычки, да с голодухи, да в темном трюме, до крайности душном, пропахшем дерьмом и рыбой. Вот и мерли пленники, принося невольный ущерб состоянию почтенного негоцианта Фидия Каллидуса, торговца рабами. Впрочем, работорговец хитрил, когда говорил, что почти разорился. Больших захватнических войн Империя давно не вела, цены на рабов поднялись – чего плакаться-то? Да и покупателей в Августодуруме хватало – рабы всем нужны, у кого есть деньги, конечно. Кому на виллу, кому слугой в доме, а кому и просто так, для престижа – смотрите, мол, все: у меня два грамотных фракийца-чтеца, плюс три красивые танцовщицы, да еще и ученый грек-педагог – все моя собственность, завидуйте мне, люди!

В числе других невольников Рысь простоял на рынке три дня. За это время много кто подходил, да мало покупали, лишь тех, кто подешевле, а в случае с Рысью Каллидус явно не хотел продешевить – парень хоть и варвар, да смышлен, к тому же вынослив.

– Этот доходяга вынослив? – с недоверчивой усмешкой пробурчал тщедушный горбоносый старик в нескольких богатых туниках, надетых одна на другую и ниспадавших красивыми, тщательно отглаженными складками. – Не смешите подошвы моих сандалий! А ну, подойди, парень.

Подозвав юношу ближе, старик внимательно осмотрел его, пощупал мускулы, заглянув в рот, потрогал зубы.

– Прекрасный товар, – ощерился работорговец. – Со временем из него получится отличный работник.

– Ага, – желчно кивнул покупатель. – Если он к тому времени не отбросит копыта – эвон тощой-то!

– Были бы кости, а мясо нарастет. – Каллидус улыбнулся. – Уступлю всего за пятьсот сестерциев.

– Несерьезный разговор. – Покачав головой, старик отошел в сторону, но не уходил, цепко приглядываясь к Рыси, который, в свою очередь, тоже искоса посматривал на потенциального покупателя.

В общем-то, рассуждая здраво, и не из кого тут было особенно выбирать. Женщины, дети да пара низкорослых заморышей-саксов – на их фоне Рысь смотрелся Цезарем.

Немного погодя появились еще покупатели, купили женщину-вышивальщицу и восьмилетнего ребенка – пасти овец, да и то на будущее, чтоб потом выгоднее перепродать. Солнце уже клонилось к закату, когда горбоносый старик вновь подошел к Каллидусу:

– Вижу, ты не очень-то расторговался.

– А, это опять ты, уважаемый, – обернулся работорговец. – Ну что, надумал-таки купить парня?

– Только не за пятьсот сестерциев.

– Хорошо, – Каллидус кивнул. – За четыреста.

– Триста и ни монетой больше. Мальчишка слаб, и его придется хорошенько откормить. Из каких он племен?

– Кимвр, – на голубом глазу соврал купец, так и не припомнив, кто же Рысь на самом-то деле. – Я купил его в колонии Агриппина.

– Наверное, за пару мешков зерна?

– Обижаешь, клянусь Везуцием!

– Ну, тогда – за кувшин кислого вина, и не говори мне, что дороже. – Старик ухмыльнулся. – Так как? Отдашь за триста сестерциев?

– А, – подумав, Каллидус махнул рукой. – Если б я не торопился в Лугдун… Так и быть, забирай… за триста пятьдесят!

Старик притворно вздохнул и, пожав плечами, вытащил из толстого кошеля деньги.

Таким вот образом и стал Рысь собственностью почтенного господина Авла Галлия Флора, всадника, эдила славного города Августодурума. Горбоносый старик, которого звали Астинием, оказался виликом – рабом, управляющим загородным поместьем уважаемого эдила, куда он и доставил вновь купленного раба в сопровождении вооруженных копьями слуг.

Вилла оказалась богатой и больше напоминала небольшой городок. Она включала полтора десятка зданий, в том числе двухэтажный беломраморный особняк с колоннадой и башенкой, пруд, окруженный тщательно подстриженными деревьями и кустами, посыпанные мелким песком дорожки, беседки с ажурными крышами, обширный хозяйственный двор с бараком для рабов, амбарами и винным прессом. Дальше, за оградой, почти до самого моря тянулись виноградники и яблоневые сады, тоже, естественно, принадлежавшие почтенному Галлию Флору, как и покрытые ярко-зеленой травою пастбища со стадами тучных коров, как и бесконечные, уходящие за линию горизонта поля, засеянные пшеницей. Поля, поделенные на небольшие участки, обрабатывали не рабы, а зависимые от эдила люди – колоны, у каждого из которых имелись и собственная хижина, и мул, и соха с мотыгой. Идя вслед за виликом, Рысь посматривал на поля и виноградники, а завидев виллу, даже присвистнул, дивясь богатству хозяина. Вилик обернулся:

– Купец сказал, ты говоришь по-латыни?

– Немного, – кивнул юноша. – И не так хорошо, как хотелось бы.

– Ничего, – Астиний поправил наброшенный на плечи плащ-лацерну. – Для того чтобы хорошо работать на вилле, не надо много слов.

– А что… что я буду делать? – набравшись наглости, поинтересовался Рысь.

– Увидишь, – хохотнул вилик, и идущие рядом с ним слуги тоже рассмеялись.

Перво-наперво новому невольнику велели вымыться в большой бочке – «уж больно гнусно ты пахнешь, парень!» – после чего, выдав узкую короткую тунику без складок, повели в кузницу, где дюжие молотобойцы в два счета надели Рыси на шею металлический ошейник с именем хозяина – «А. Галлий Флор». Юноша почувствовал, как сердце внезапно сдавила грусть: пусть и раньше тоже было несладко, но этот вот ошейник, ошейник раба, казался овеществленным символом неволи.

– Через год, – Астиний с усмешкой щелкнул по ошейнику пальцем, – мы это снимем. Если, конечно, будешь себя хорошо вести и угодишь хозяину.

Поначалу нового раба отправили в конюшню убирать навоз, чистить и кормить лошадей, а заодно и месить глину на кирпичи: вилик задумал к осени сложить специальный загон для жеребцов. Работы хватало, особенно когда пришла пора собирать урожай. Примерно до ноября Рысь, которому на вилле, ничтоже сумняшеся, дали имя Юний – по названию месяца июня, когда его и купил Астиний, ночевал в длинном бараке вместе с остальными рабами, находящимися под бдительным надзором надсмотрщиков. На ночь всех приковывали к длинной цепи – не доверяли. Рысь-Юний так ни с кем и не сошелся – ночью и во время работ все разговоры запрещались, да и латынь юноша знал так себе, с пятого на десятое. Правда, как оказалось, гораздо лучше других рабов – германцев, которые жили своим замкнутым обществом, никого туда не допуская. Кроме них, существовали и другие невольники, так сказать, домашние, в чьи обязанности входило поддержание в полном порядке многочисленных построек виллы, а также обслуживание хозяина в случае его приезда. Хозяин, Авл Галлий Флор, наезжал редко – уж больно хлопотным выдалось это лето для муниципии Августодурума. И сам Галлий-эдил, и дуумвиры деятельно готовились к приезду префекта Лугдунской Галлии, наместника малолетнего императора Александра Севера, не так давно возведенного на престол взамен убитого развратника Элагабала. Наместник так и не приехал – добрался лишь до Медиоланума да повернул обратно в Лугдун. Галлий Флор с семьей – женой, полной матроной, и двумя маленькими детьми – заглянул ненадолго на виллу, да почти сразу и уехал – дела. На новых рабов даже и не взглянул – некогда, во всем доверяясь вилику. А тот задумался после окончания осенних работ: что делать с лишними ртами, никак уж не нужными зимой? Оно конечно, можно их и продать, как, к примеру, и поступили на соседней вилле, так ведь весной придется опять покупать, к тому же дороже. Невыгодно. Но и держать рабов без дела – хуже нет. Раб должен работать, иначе в голове его быстро заведутся разные нехорошие мысли – недалеко и до бунта. Поразмыслив, Астиний, как человек умный и предусмотрительный, велел невольникам копать котлован под летнюю кухню. До зимы всяко успеют поставить стены, а уж остальными работами вполне можно заниматься до самой весны. Рассудив таким образом, вилик потер руки и каждый день самолично наблюдал за ходом работ – а как же без присмотра? Раб – скотина ленивая и коварная, так и норовит все испортить.

В тот день – кажется, был уже ноябрь или конец октября – низкое серое небо исходило мелким дождем, с моря дул пронизывающий холодный ветер, раскачивая ветви деревьев. Часть рабов дожимали оставшийся виноград, а большинство, покончив с рытьем котлована, возводили на бетонном фундаменте стены. Астиний подошел ближе, искоса поглядывая на подобострастно поклонившихся надсмотрщиков, – кто-то из них был вольноотпущенником, а кто-то таким же рабом, как и сам вилик, – понаблюдал за строителями. Один из них – молодой светловолосый парень, почти мальчик – вдруг всколыхнул в памяти вилика какие-то давно забытые мысли. Астиний задумчиво прошелся вокруг стройки, пока наконец не вспомнил (он вообще редко что забывал): ведь именно этого раба он хотел выучить и представить хозяину как нового номенклатора – невольника, отвечавшего за прием гостей. Мода на таких рабов совсем недавно распространилась в этой глухой провинции – Косматой, как ее презрительно называли, – и вилик был бы рад угодить эдилу. Раб-номенклатор должен был знать наперечет всех друзей и знакомых хозяина, их жен и домочадцев, подсказывать, когда надо, напоминать, а встречая гостей, развлекать их светской беседой или изысканными стихами. В таком деле, кроме ума, незаурядной памяти и врожденного изящества, от невольника требовалась еще и привлекательная внешность.

Астиний посмотрел на молодого раба – кажется, этот парень обладал всеми нужными достоинствами. Неглуп, явно неглуп – уже довольно бегло говорил по-латыни, правда коверкая слова совершенно по-варварски, ну да ничего, можно и переучить в случае надобности. С внешностью дело обстояло еще лучше: строен, подтянут, красив, черты лица тонкие, глаза ярко-голубые, волосы цвета спелой пшеницы – таким позавидовала бы любая римская модница.

– Эй, Юний, – приблизившись к стройке, Астиний подозвал раба.

Услыхав зов, Рысь бросил работу и, подойдя к вилику, поклонился.

– Идем. – Повернувшись, вилик быстро пошел к дому, слыша за спиной шаги Юния.

Миновав атриум, свернули в прилегающую комнату, большую и светлую – в ней было целых четыре окна, пусть небольших, но все же это выглядело довольно необычно. Маленький столик, узкая скамья-ложе, украшенный мозаикой пол, полки вдоль стен. На полках в строгом порядке стояли круглые футляры со свитками – книги, одну из которых и взял вилик:

– Ты умеешь читать, Юний?

Рысь отрицательно качнул головой.

– Будешь учиться, – улыбнулся Астиний. – Садись сюда, за стол, возьми восковую дощечку, стилос… Да-да, вот эту заостренную палочку. – Подойдя к столу, вилик развернул книгу. – Смотри – «а», «бэ», «цэ»… Это буквы. Запомни, как они выглядят, и попытайся написать знакомые тебе слова.

Новую науку Рысь освоил быстро: уже к январю и писал, и говорил довольно прилично, не как римлянин, конечно, но куда лучше, чем даже многие галлы. Вилик хоть и вызывал у парня брезгливость, – надо же, раб, а командует! – тем не менее дело свое знал и учил на совесть. Теперь уже Рысь не запирали вместе с другими рабами – выделили каморку под лестницей в северной части дома. Там-то, впервые оставшись наедине с собой, юноша начал задумываться над своей дальнейшей судьбой, чего раньше не делал – может, еще слишком мал был, а может, не так образован. О, образованный раб – это страшно! Да, сейчас он, Рысь-Юний, живет на вилле, и, по сравнению с другими, довольно-таки неплохо. Но кто знает, что будет дальше? Да и вообще – всю жизнь прожить рабом? Бежать? Куда? Ведь нет больше рода! И, тем не менее, может быть, лучше вернуться в родные земли? Или все же добиться свободы здесь? Отомстить ободритам – роду Тварра, а потом уже… потом уже… Что потом – Рысь так и не решил окончательно, главное сейчас было – тщательно подготовить побег. Уйти на север, в Белгику, и дальше – в Германию, а уж затем искать земли ободритов. Пока так, а после видно будет. Рысь теперь знал латынь – вернее, не совсем латынь, а ту смесь, на которой говорили в Галлии, – в ходе обучения, пытался осторожно расспросить вилика о пути на восток, в Белгику. Похоже, именно туда, через Новиомагус и Бревиодурум, вела широкая мощеная дорога, выстроенная римлянами, казалось, на много тысячелетий.

– Да, эта дорога ведет в Ротомагус и дальше, в Белгику, – кивнул Астиний. – Ротомагус – довольно большой город, в нем есть термы и амфитеатр. Рядом, вверх по Секвоне-реке, еще один большой город – Лютеция. А почему ты спрашиваешь? – вилик неожиданно насторожился.

– Так. – Пряча глаза, Рысь пожал плечами. – Просто интересно.

Хмыкнув, Астиний покачал головой и вышел, наказав Рыси-Юнию переписать на папирус несколько упражнений. А вечером к двери каморки Рыси приладили новый засов – массивный и крепкий. Видно, вилик не забыл разговор о дорогах и решил на всякий случай подстраховаться. Внимательно оглядев засов, Рысь про себя усмехнулся. Нужно лишь проделать в двери небольшое отверстие да получше смазать засов оливковым маслом – откроется запросто. Впрочем, пока юноша решил этого не делать – не время. Поразмыслив на досуге, то есть ночью, Рысь пришел к выводу, что бежать наобум вряд ли получится. Территория виллы тщательно охранялась стражей, да и по всей Лугдунской Галлии на дорогах стояли заставы «жаворонков» – легиона, сформированного из галлов еще Юлием Цезарем. Воины носили на шлемах султан из перьев, и в самом деле похожий на хохолок жаворонка. Потому их и прозвали алауды, в переводе с галльского – «жаворонки». К тому ж сам хозяин Рыси, Галлий Флор, был эдилом – выборным чиновником, кроме всего прочего осуществлявшим надзор за городской стражей и тюрьмами. От такого убеги попробуй! С ходу, конечно, вряд ли выйдет, а вот если хорошо подготовиться… Вообще же лучше, конечно, пускаться в бега в теплое время, ближе к лету – можно запросто ночевать в лесу или в поле. Да и навигация открывается – до Белгики и даже до Германии можно будет добраться и на каком-нибудь судне, если, конечно, к этому времени поднакопить денег, что легче сказать, нежели сделать. Тем не менее, приняв решение, Рысь не унывал, работая вместе с остальными рабами, учил латынь и галльский и был всегда наготове, чтобы в случае чего…

Правда, случай не выпадал очень долго, пока неожиданно на помощь не пришел новый невольник Лициний – кудрявый розовощекий парень чуть постарше Рыси, из домашних рабов хозяина, сосланный на виллу неизвестно за какие грехи. За какие именно, сам Лициний не распространялся, да и вилик тоже молчал. Поначалу новый раб Рыси не понравился: слишком уж городской, заносчивый да усмешливый, этакий себе на уме хитрован. Тяжелой работой не занимался, быстро став кем-то вроде помощника вилика. Видно было, что Астиний к нему благоволил. Кое-кто из рабов поговаривал даже, что Лициний из тех смазливых мальчиков, которых используют вместо женщин, вот, мол, потому и вилик ему покровительствует. Рысь подобным разговорам не очень верил: уж слишком стар был Астиний для подобных изысков. Хотя кто его знает?

Лициний поселился в комнате прямо напротив Рыси, правда, большую часть времени проводил в хозяйских покоях. Вилик хотел несколько переустроить таблиниум: расширить, поставить более богатые ложа, светильники на золоченых ножках, несколько греческих статуй, купленных еще летом у массилийских купцов. Рысь очень уставал на общих работах – таскали кирпичи для построек. Приходя в каморку, он заставлял себя еще некоторое время позубрить латынь, а потом валился замертво на жесткое ложе и крепко, без сновидений, спал, чтобы проснуться с первыми криками петухов. Все это время Лициния не было. Он приходил значительно позже, да и, похоже, позже вставал, пусть и ненамного – вилик вряд ли позволил бы рабу лентяйничать. В столовой для рабов – узком темноватом сарае – новый невольник тоже не появлялся, видно, принимал пищу вместе с виликом. Его дело, конечно… Рысь слыхал от Астиния про таких рабов, которые владели иногда целыми мастерскими, торговыми кораблями, амбарами и даже сами имели своих рабов. Похоже, именно к таким относился и Лициний – несколько раз Рысь видел его у ворот виллы, где он о чем-то договаривался с какими-то подозрительными личностями. В общем, такой вот был раб. Другие невольники его презирали и боялись. А вилик, судя по всему, ценил.

Уже наступила весна с яркой зеленой травою, цветущими яблонями и высоким лазурным небом, когда Астиний вдруг, проверив прочитанные Рысью на память стихи, довольно кивнул и произнес:

– Ляжешь сегодня позже. Зайдет Лициний, ты его знаешь, покажет тебе, как надевать на хозяина тогу. И готовься – перед майскими календами отправлю тебя в город, номенклатором.

Перед майскими календами – в конце апреля. Уже совсем скоро. Рысь не знал, радоваться этому или нет. Если он замыслил бежать, то, пожалуй, в побег лучше сорваться с виллы. Значит, времени осталось не так уж и много, почти совсем ничего. Войдя в каморку, юноша плотно прикрыл за собой дверь, немного подождал, прислушиваясь, а потом согнулся и полез под ложе – там, в стене, под отвалившимся куском штукатурки, он устроил тайник. Стараясь не шуметь, Рысь вытащил кирпич, нащупал холщовый мешочек с маленькими медными кружочками – ассами. На одной стороне была изображена голова какого-то императора, на другой – боевой корабль. Всего ассов насчитывалось десять, что составляло два с половиной сестерция. Малость… Юноша вздохнул. Только одни боги знают, как ему пришлось рисковать, чтобы заработать хотя бы это. Один раз помог копать колодец в соседней деревне, с разрешения вилика и под присмотром стражи. Однако Рысь еще и выровнял стены колодца, тайком получив три асса; потом как-то вместе с другими рабами вытащил застрявшую в грязи повозку, а однажды, пользуясь недосмотром стражника, продал местным крестьянам пару господских кур – сошло, списали на лис. Так вот и скопились деньги. Мало, конечно. Впрочем, не так уж и мало – два асса стоила целая курица, а средний кувшин вина – пять ассов. Если что, голодать в пути не придется. Не поленившись, Рысь осторожно высыпал монеты на пол… О, боги! О, Световит, Семаргл, Велес! У него ж было всего десять ассов… А тут! Звеня, выкатились из-под ложа несколько серебряных денариев. Откуда?!

В дверь осторожненько постучали.

– Сейчас, сейчас! – Рысь опрометью бросился собирать деньги, засунул под ложе мешочек. – Входите.

Вошел Лициний. Улыбаясь, тряхнул кудрями, уселся на ложе, вытянув обутые в щегольские домашние сандалии ноги. Он был одет в две туники – нижнюю, коричневато-желтую, с длинными узкими рукавами, и верхнюю, широкую, синюю, без рукавов, спадающую красивыми складками и подпоясанную узким наборным поясом. Пожалуй, так богато не одевался и вилик.

– Астиний просил научить тебя кой-чему… Что этот у тебя тут? – Лициний взял лежащую на небольшой полочке восковую дощечку, прочитал вслух: – Фуэро, фуэрис, фуэрит, фуэримус… Учишь?

Рысь молча кивнул, бросив неприязненный взгляд на нахального гостя. А тот, словно и не заметив, встал, заложив руки за спину, принюхиваясь, поморщил нос:

– Что это? Сальная свечка? Ну и вонь… Идем-ка лучше ко мне, там хоть… Ого! – Лициний вдруг посмотрел в угол, нагнулся… И поднял с пола блестящую серебряную монету. – Богато живешь! Денариями разбрасываешься, а я вот пока себе позволить такого не могу.

Рысь отошел к двери, лихорадочно соображая, что делать. Ловким движением руки перебить нахалу шею да броситься бежать? Пожалуй, так и придется поступить, иного выхода…

– Только не надо бросаться на меня, словно дикий зверь, – неожиданно улыбнувшись, замахал руками Лициний и внезапно понизил голос. – Это я спрятал свои монеты в твой тайник. Вилик не доверяет мне и часто делает обыски в комнате.

– Ты? Твои…

– Да, да… А что тут такого? Астиний как-то послал меня посмотреть, все ли в порядке в каморке будущего номенклатора. – Гость тихо рассмеялся. – Собрался бежать? Молчи, молчи, иначе зачем тебе деньги? Не бойся, я не выдам, даже наоборот…

– Наоборот?

– Я сам собрался бежать! – оглянувшись на дверь, прошептал Лициний. Красивое лицо его на миг озарилось решимостью, карие глаза смотрели настороженно и цепко.

– Ты? – изумленно переспросил Рысь.

– Да, Юний, я, – гость кивнул. – Я оскорбил хозяйку, и Авл, ее супруг, сослал меня сюда, сказав ей, что продал на каменоломни. Видишь ли, я помогал хозяину в коммерческих делах, и он не хотел бы меня терять, если бы не Клавдия, матрона. Вот уж поистине чудовище! Хозяин так и не смог ее уговорить, а вчера я узнал от Астиния, что Клавдия намеревается вскоре посетить виллу. Авл не станет ссориться с нею из-за меня. Казнит – и вся недолга. Клавдия очень любит смотреть, как распинают непокорных рабов. – Лициний тяжело вздохнул и положил руку на плечо Рыси. – Идем, Юний. Научу тебя заворачивать тогу… Хотя кто сейчас носит эти тоги? Разве что в Риме, во дворце императора Александра, куда так стремится попасть наш хозяин, Авл Галлий Флор.

– Ты сказал, что собираешься бежать, – войдя в комнату Лициния, напомнил Рысь.

– Да, собираюсь, – тихо подтвердил тот. – И как можно быстрее. Не очень-то хочется оказаться распятым, знаешь ли.

– Так, может… – Рысь почти поверил ему, но все же немного замялся.

– Бежим вместе? – В глазах Лициния вспыхнула буйная радость. – Ты это хотел предложить?

– Ну да.

– Бежим… Вот тебе моя рука. Мы исполним свое дело, клянусь Везуцием!

– Клянусь Семарглом, – пожимая протянутую руку, негромко повторил Рысь.

– Послушай-ка, Юний… А правду говорят, что твой отец был вождем, рексом?

– Да, – подняв глаза, коротко ответил Рысь и исподлобья взглянул на Лициния – зачем он это спросил?

Уже у себя в каморке юноша усомнился: а правильно ли он поступил, доверившись этому привилегированному рабу? Может, было бы гораздо лучше свернуть ему шею? А коли не свернул, то… то стоит быть готовым ко всему. Кто знает, может быть, сейчас, под утро, ворвутся в комнату вооруженные стражи, схватят, заламывая за спину руки… и тогда распинать на перекладине будут уже не Лициния, а его, Рысь! Впрочем, что сделано, то сделано. Что ж, если Лициний предаст, пусть ворвутся – еще посмотрим, кто кого! Ему-то, Рыси, терять совершенно нечего…

Никто не ворвался. И вилик целый день вел себя как обычно, а встретившийся у таблиниума Лициний, словно бы не узнавая сообщника, скользнул по его лицу равнодушным взглядом и, вдруг оглянувшись, весело подмигнул, тряхнув светлыми кудрями. Значит, вот так вот! Бежим!

Ближе к ночи Лициний вновь заглянул к Юнию-Рыси. Уже говорили не таясь, более конкретно обдумывая пути и возможности бегства. Идею Рыси насчет пути на восток Лициний отверг сразу:

– Сам подумай, что говоришь, Юний! Ты же с востока, значит, тебя и будут ловить на дороге в Ротомагус и вообще в той стороне, как и меня – на южной. У Галлия Флора много соглядатаев и тайных слуг, не забывай: он же эдил. Нам нужно всех их обмануть, поэтому мы пойдем на север, в Алауну, там сядем на корабль до Белгики, где и простимся. Я пойду на юг, в Нарбоннскую Галлию, а ты… похоже, направишься в колонию Агриппина?

– Да, – кивнул Рысь. – Думаю, мне туда. А не слишком ли долго будет делать такой крюк?

– Лучше уж пойти обходным путем, чем быть сразу же схваченным, – убежденно отозвался Лициний.

Они бежали через неделю после этого разговора, за пять дней до майских календ. Укрылись среди навоза в большой крестьянской повозке, потом, не доезжая до Августодурума, спрыгнули – возница как раз отошел к ручью напиться. Спрятавшись в кустах, переждали, пока воз отъедет, выкупались здесь же в ручье, выстирали одежду и разлеглись на траве, подставив тела яркому солнцу. Воздух был свеж, вокруг, насколько хватало глаз, тянулись пологие, покрытые зеленью холмы, изредка перемежавшиеся дубовыми и буковыми рощицами. Кое-где росли раскидистые корявые сосны, а взбиравшаяся по склонам холмов дорога – прямая, словно стрела, – уходила куда-то к морю, откуда изредка налетали порывы влажного соленого ветра.

– Там и в самом деле море, Лициний? – Приподнявшись, Рысь вытянул руку.

Лициний кивнул:

– Да.

Рысь вдруг напрягся, вглядываясь в участок дороги, оставшийся позади:

– Кажется, всадники… Погоня?

– Так быстро? Не может быть. – Лициний вскочил на ноги, всмотрелся и неожиданно громко рассмеялся. – Это не за нами. Смотри, они охраняют обоз. Да и вряд ли будут перекрывать эту дорогу – путь в никуда. А вот в Августодуруме – во-он, видишь стены? – так там наши приметы скоро будет знать каждый. Нам бы побыстрей его обойти.

– Так что же мы тут сидим? – удивился Рысь.

– Одежда же еще не высохла.

– Ну и что? Высохнет и на нас. – Юноша быстро натянул узкую, еще сырую тунику, чуть пахнущую навозом. Все же не удалось ее как следует отстирать. Ничего, по пути выветрится.

– Ладно, идем, – одеваясь, покладисто согласился Лициний. – Если встретится кто любопытный – мы с тобой вольноотпущенники, идем в Алауну наняться на земляные работы, там как раз строят стену.

Рысь молча кивнул, и беглецы быстро зашагали дальше. Не доходя до Августодурума, они свернули на лесную дорогу, быстро превратившуюся в узенькую тропинку, со всех сторон окруженную густыми зарослями. Солнечно-веселая липа, желтый дрок, клены вскоре сменились могучими дубами и сумрачными корявыми елями. Идти стало труднее – то и дело тропу преграждали овраги и поваленные ветром стволы.

– Ты и в самом деле знаешь, куда идти? – когда остановились немного передохнуть, спросил своего спутника Рысь.

Тот лишь ухмыльнулся:

– Конечно! Я же здесь вырос.

Ответ этот что-то не очень понравился Рыси, впрочем, он не стал ничего говорить. Подкрепившись прихваченными с виллы лепешками и вареным мясом, беглецы напились из ручья и продолжили путь. Так никто и не встретился им на пути до самой ночи, лишь где-то далеко слева вдруг залаяли псы, полаяли и перестали. А когда наступили сумерки, беглецы увидели невдалеке за деревьями ярко пылающий костер. Он горел, сухо потрескивая и рассыпая искры, прямо на тропе, и Рысь предложил обойти кустами.

– Не стоит, – отмахнулся Лициний. – Это всего-навсего пастухи-галлы. Заночуем у них в шалаше, тут слишком много волков.

В этот миг где-то совсем рядом громко залаял пес. Затрещали кусты, и Рысь поднял прихваченную по пути палку. Выскочив на тропу, собака – большой, белый, с рыжими подпалинами зверь – оскалила зубы и угрожающе зарычала.

– Стой, Карах, – закричали сзади.

Пес оглянулся, вильнув хвостом. Вышедший из лесу здоровенный детина не внушал Рыси никакого доверия: красноносый, до самых глаз заросший густой темно-каштановой бородою, одетый в браки, с перекинутой через плечо козлиной шкурой и увесистой дубиной в левой руке, он больше напоминал разбойника, нежели мирного пастуха. Впрочем, Лициний, похоже, очень даже ему обрадовался:

– Приветствую тебя, добрый человек. Не видал ли ты здесь поблизости кервезию, украшенную веточками омелы?

Рысь с удивлением оглянулся на своего спутника. Насколько он знал галльский, кервезия – шапка из оленьей шкуры. Никакой такой шапки у Лициния не было, тем более – украшенной омелой. Чего ж он тогда спрашивает? Заговаривает зубы? Или просто нашел подходящую фразу для начала беседы?

Пастух – или разбойник? – вдруг волшебным образом изменился. Придержав собаку, широко улыбнулся, словно встретил самых близких своих родичей, гостеприимно пригласил к костру.

– Идем, идем. – Лициний потянул Рысь за руку. – Тут мы перекусим и выспимся.

Пожав плечами, Рысь послушно пошел к костру – судя по всему, пока никакой опасности не было. У костра сидели еще трое галлов – все в браках, один, постарше, в козлиной шкуре, а второй, ровесник ребят, голый по пояс. Волосы того, что постарше, были зачесаны назад на манер конской гривы, на поясе его белели птичьи черепа. Странная мода.

Галлы молча пригласили гостей к костру, накормили вкусной мясной похлебкой с каким-то травами и напоили хмельным сидром. Поговорили так, ни о чем: о ценах, о видах на урожай, о погоде. Похоже, пастухи не отличались особым любопытством, да и Лициний у них ничего не выпытывал. А ведь, наверное, стоило хотя бы спросить дорогу да и вообще побольше узнать о всякого рода слухах.

– Вряд ли они что знают, – устраиваясь поудобнее в шалаше, шепнул Лициний. – Это же пастухи, серость. Живут тут с апреля и почти до самой зимы, пасут своих коз.

«Странное место для коз, – засыпая, подумал Рысь. – Лес один кругом, урочища. Где ж им тут пастись?»

Утром козопасы накормили ребят жареной дичью и, немного проводив, поклонились:

– Идите по этой тропе до самого болота, а там увидите.

«Что увидите?» – хотел было спросить Рысь, но Лициний уже потащил его прочь. Рысь все же остановился, оглянулся помахать на прощанье галлам, да те уже почти скрылись из виду. За плечами у одного из них, из-под распахнутой ветром козьей шкуры, виднелся длинный меч-спата в черных кожаных ножнах. Зачем пастуху меч?! Отбиваться от волков?

Лес неожиданно кончился, с обеих сторон потянулись луга, ручейки, пастбища, кленовые рощи. Рядом за густым кустарником журчал широкий ручей, через который был перекинут узенький мостик. Около мостика дорога раздваивалась – одна тропинка так и шла вдоль ручья, исчезая в лесу, другая, круто забирая влево, пересекала мостик и, заметно расширяясь, вела на вершину холма, где виднелись там и сям разбросанные хижины, крытые старой соломой.

Лициний остановился у мостика и почесал затылок:

– Нам, пожалуй, сюда, ведь пастух говорил: все прямо, не так ли?

– Да, так, – кивнул Рысь, и беглецы, напившись из ручья, дружно зашагали к лесу.

Могучие дубы и сосны быстро сменились ясенем, орешником, ивой и бузиной. Стало заметно сыро – под ногами зачавкала болотная жижа. Сделав еще несколько шагов, идущий впереди Лициний внезапно провалился чуть ли не по пояс! Вскрикнув, он схватился руками за траву и папоротники. Не теряя времени даром, Рысь лег на живот и постарался выдернуть парня из трясины.

Хорошо, тот погрузился неглубоко и через некоторое время все-таки выбрался на относительно сухое место. В трясине остался только щегольской башмак – не выдержав, лопнули поддерживающие его ремни.

– Так и знал, что в мастерской Арбония делают плохую обувь! – Посмотрев на голую пятку, Лициний яростно сплюнул и, с проклятьями сняв второй башмак, с размаху забросил его в трясину. Ну не идти же в одном?

– Да будет вам в помощь Везуций, юноши!

Ребята оглянулись и увидели перед собой неожиданно появившегося человека – немолодого мужчину с проседью в бороде, в длинном черном плаще поверх туники. На поясе незнакомца висел внушительных размеров кинжал, черные глаза смотрели настороженно и жестко.

– Видать, заблудились?

– Нет. – Поднявшись на ноги, Лициний вытер с лица пот, оставив на лбу жирную полосу грязи. – Я здесь не так давно потерял оленью шапку, кервезию…

– Ах кервезию…

– С веточками омелы.

– Что ж, – незнакомец серьезно кивнул. – Идите за мной, иначе утонете в трясине.

Рысь молча шагал последним. Конечно, ему очень хотелось узнать у Лициния, что за шапка такая, одно упоминание о которой делает всех встречных-поперечных добрыми и предупредительными. Поистине волшебная шапка!

Обойдя болото, путники оказались в урочище – глубокий овраг, бурелом, закрывающие небо огромные корявые дубы-великаны. Мрачное место.

Проведя ребят через болото, проводник исчез, словно провалился сквозь землю – вот только что был и нету. Бросив настороженный взгляд вокруг, Рысь приметил средь ветвей высоких деревьев быстро промелькнувшие тени. Человеческие, не звериные, тут-то глаз был наметан! Значит, провожатый был в лесу не один. Интересно, что он тут делал вместе с теми, что прятались на деревьях? Что это вообще за люди? Тоже пастухи?

– Нет, это всего лишь беглые рабы и колоны, – с усмешкой пояснил Лициний. – Такие же обездоленные, как и мы. Только они никуда не бегут, скрываются здесь.

– Так ты о них знал? – обиделся Рысь. – Почему ж не сказал раньше?

– Не думал, что они еще здесь. Ходили слухи, что до них добрались римляне. Заночуем тут. – Лициний кивнул на небольшую поляну. – Мы здесь в безопасности.

– В безопасности? – недоверчиво усмехнулся Рысь. – А эти беглые рабы не захотят нас ограбить?

– У нас есть что брать?

– Ну… сестерции, ассы…

– Брось, Юний! Это не такие большие деньги. Бывшие рабы предпочитают грабить купцов… Ты расслышал про оленью шапку? – последнюю фразу Лициний произнес на чисто галльском наречии, безо всякой примеси римских слов.

Рысь понимал галльский не очень хорошо, но понимал, набрался опыта еще на вилле, в чем, однако, сейчас не признался:

– Я ведь знаю лишь несколько фраз. А твои последние слова вообще не понял.

– Ах, так вот, – Лициний почему-то заметно успокоился и, оглядевшись, указал вперед. – Вон, охотничья хижина. Там и заночуем.

Интересная оказалась хижина. Большая, приземистая, сложенная из толстых бревен, с крепкой дубовой дверью, больше напоминавшая какой-нибудь амбар или… эргастул – тюрьму для непокорных рабов! И оконца такие же маленькие, под самой крышей, узкие, не пролезешь.

– Зайдем? – Отворив тяжелую дверь, Лициний застыл на пороге.

Рысь кивнул, готовый к… сам еще не понимая до конца, к чему. Однако вся его интуиция, весь инстинкт охотника и сына варварского вождя словно бы кричали: опасность! А ведь Лициний явно заманивает его в хижину! Вон как ласково улыбается, заходи, мол, увидишь, как тут здорово. Внутри и в самом деле оказалось неплохо: стол, очаг, сложенный из круглых камней и застланные сухой желтой соломой лавки-ложа. На одной из лавок был расстелен широкий козий плащ. Так и хотелось лечь, вытянуться. Рысь осмотрелся вокруг: не так далеко, за деревьями, что-то блестело. Озеро?

– Спать будем потом. – Он улыбнулся. – Сначала бы выкупаться.

– Выкупаться?

– Да, я заметил там, за деревьями, озеро.

– Озеро… – эхом повторил Лициний и с видимой неохотой кивнул: – Ну да, конечно. Идем.

– Погоди…

Рысь пристроился к углу дома, якобы справить малую нужду, едва не споткнувшись о прислоненную к стене крепкую палку. Улучил момент, когда Лициний уже отошел, быстро осмотрел дверь.

Крепка, надежна… А что это за выбоина – ручка? Не похоже… Юноша оглянулся… Ага! Если захлопнуть дверь и подпереть ее палкой, вставив один конец в выбоину, а другой воткнув в землю, то из хижины без посторонней помощи не выберешься ни за что! Странные приспособления для охотничьей хижины! Ладно…

В два прыжка Рысь догнал медленно идущего по тропинке Лициния, хлопнул по плечу:

– Ух, сейчас выкупаемся! Смоем грязь – хорошо.

– Да, – со вздохом согласился парень. – Только вот вода холодноватая.

– Ничего, в ручье холодней была. Ты куда, ведь прямо ближе!

– А там не пройти – трясина, я уже проверял. Давай обойдем лучше.

Рысь пожал плечами:

– Обойдем так обойдем.

Он посмотрел вперед и вдруг замер. Там на берегу кто-то стоял! Огромный, рогатый, в три человеческих роста… Идол! А ветви окружавших его деревьев были измазаны красным.

– Что ты там увидел? – Лициний подозрительно прищурился.

– Лес… – тихо промолвил Рысь. – Он почему-то красный.

– Да где красный-то? – возмутился Лициний. – Кажется тебе все, вот что… К тому же – закат.

И правда, клонящееся к закату солнце окрашивало вершины деревьев алым цветом крови. Красивый был закат, красивый… и страшный, уж слишком кровавый.

Искупавшись, Рысь натянул тунику и быстро пошел к хижине, так что чуть поотставший Лициний едва поспевал за ним, что-то приговаривая на ходу. А Рысь думал. Ситуация ему все больше не нравилась. Эти лжепастухи, мужик у болота… Они явно что-то охраняли. Путь? К чему, к идолу? А может, он напрасно сгустил краски – здесь всего лишь логовище беглых рабов? Очень может быть. Может быть, что и напрасно, а вдруг нет? Что же делать? Запереть самого Лициния? А если все не так? Он ведь потом обидится, а в другом случае поднимет шум – не явятся ли тогда сюда те, от болота? Нет, надо придумать что-нибудь похитрее… Что-то совсем простое… Что?

Рысь вдруг осенило. Снова зайдя за угол, он схватил палку и незаметно от своего спутника отбросил ее к кустам, так, чтобы можно было найти, если хорошо поискать.

Зайдя в хижину, оба уселись на лавки, доедая оставшиеся лепешки. Заметив стоявший в углу котелок с водой, напились.

– Вот теперь можно и поспать. – Потянувшись, Рысь улегся на лавку, накрывшись козьей шкурой. Сквозь прищуренные ресницы он внимательно наблюдал за своим спутником.

Тот не ложился, походил немного, взял котелок, обернулся:

– Пойду за водой к озеру. Вдруг ночью захочется пить?

– Иди, – смачно зевнул Рысь. – Только меня не буди потом, хорошо?

– Хорошо, Юний, не буду! – С довольной усмешкой Лициний прихватил с собой пустой котелок и вышел наружу.

Рысь тут же вскочил и, прислушиваясь к удаляющимся шагам, – а поищи, поищи палку, найдешь, но ведь далеко не сразу, – собрал в кучу всю разбросанную по лавке солому. Оторвал от туники рукав, набил соломой, аккуратно прикрыл все козьим плащом так, чтобы торчал кусок туники. Ну вот. В темноте должно сойти, если не подходить ближе. А зачем ему подходить?

Осторожно приоткрыв дверь, юноша бесшумно выскользнул из хижины и затаился за деревьями, напряженно вглядываясь в быстро густевшую полутьму. Ага, вот из кустов показался Лициний… с палкой в руках! Заглянув в хижину, что-то спросил, видимо, спит ли Юний, естественно, не дождался ответа и, осторожно прикрыв дверь, аккуратно подпер ее найденной палкой. Прятавшийся в темноте Рысь нехорошо усмехнулся: вот гад! Что ж, теперь нужно побыстрее смываться отсюда, все равно куда. Не теряя времени, юноша быстро пошел по тропе и уже возблагодарил было богов, за то что дали выбраться, как вдруг…

– Куда так спешим? – грубо спросили по-галльски.

– Ищу кервезию с веточками омелы, – на том же языке отозвался Рысь.

– А что, друид еще не пришел?

– Н-нет.

– А мы думали, сегодня начнется… Что ж, подождем. Будь осторожнее, друг! Иди вдоль ручья, а у загона повернешь налево. Тебе ведь в Августодурум?

– Ну да.

– Удачи… Слава Цернунну!

– Слава. Да охранит ваши пути Везуций.

Пожелавший удачи галл – молодой мужчина с рыжеватой бородкой и заплетенными в две падающие на грудь косички волосами – почему-то запомнился беглецу. Может быть, потому, что все прошло так удачно?

Выбравшись на дорогу к Августодуруму, Рысь так и не увидел, чем все закончилось там, у хижины. Узнал он о том лишь позднее, и то по слухам, распространяемыми «жаворонками» – воинами галльского легиона. Узнал и передернулся – выходит, он все же оказался прав.

Примерно в середине ночи к прятавшейся в глубине дубовой рощи хижине подошло несколько человек, среди них жилистый коренастый старик с длинной седой бородой, с тяжелым посохом в руке и золотым ожерельем на шее. Старик, похоже, был главным, ибо, подойдя ближе, разбудил пинком прикорнувшего у захлопнутой двери Лициния. Вспыхнули факелы.

– О, мой друид! – проснувшись, приветствовал тот. – Птичка уже в клетке.

– Он и в самом деле сын вождя? – сипло поинтересовался кто-то. – Не выйдет ли так, что мы принесем в жертву раба?

– Нет, – Лициний обиженно помотал головой. – Я несколько раз спрашивал вилика. – Убрав палку, он распахнул дверь. – Эй, Юний, вставай! Пора уже… Ну и сон у этого парня! Ничего, сейчас я его разбужу.

Вбежав в хижину, Лициний не показывался некоторое время, а когда вышел наружу, губы его дрожали, а лицо было белее меловых скал.

– Там… там…

Друид, оттолкнув его, вошел в хижину.

– Птичка улетела, – вернувшись, с усмешкой произнес он. – И ты, Лициний, теперь сыграешь роль беглого. Негоже оставлять Цернунна без жертвы!

– Негоже, – хором повторили все.

Все, кроме Лициния. Тот, повалясь на колени, плакал:

– Нет! Нет. Не надо! Не делайте этого… я еще пригожусь.

– Ты теперь пригодишься Цернунну, – благостно улыбаясь, друид кивнул остальным. – Берите его, хватит стоять без дела.

На рассвете, едва первые лучи солнца окрасили вершины деревьев, отрубленная серповидным мечом голова Лициния скатилась к ногам рогатого бога, а кровь и внутренности украсили ветви деревьев. Черных деревьев священной рощи секвонов.

Рысь этого, естественно, не увидел. Зато услышал, прикованный за ногу в караульном помещении «жаворонков».

– И вот, – заканчивал рассказ один из легионеров, с обветренным лицом и длинными седыми усами, – мы явились слишком уж поздно: жрецы уже успели принести в жертву красивого кудрявого парня.

– Да, не повезло бедняге.

– Не зря императоры запретили эту кровавую веру!

– И правильно сделали, – неожиданно вырвалось у Рыси. – А что, так никого из жрецов и не поймали?

– Как видишь, нет. Не доставили такой радости эдилу Галлию Флору. – Воин вдруг расхохотался. – Зато поймали его беглого раба.

Тут уж захохотали все. Рысь презрительно отвернулся, кляня себя последними словами: это ж надо, так глупо попасться – решил спросить дорогу в попавшейся по пути деревне… Спросил…

– Не кори себя, парень, – неожиданно утешил пленника седоусый. – Мы – местные и знаем тут все дорожки. Ни один пленный еще ни разу от нас не убегал, так что ты не первый и не последний.

– Все равно обидно, – со вздохом признался юноша.

Легионер снова засмеялся:

– Обидно будет, когда твой хозяин Авл Галлий Флор прикажет тебя распять, а он наверняка так и сделает. Впрочем, я видел здесь у нас, в Августодуруме, шатался некий Климентий Бовис, ланиста из Ротомагуса. А ведь, кажется, наш эдил очень любит деньги?

Так и случилось, как предсказывал седоусый. Буквально на следующий день беглый раб Юний по прозвищу Рысь был с потрохами продан ланисте за кругленькую сумму в две тысячи сестерциев. Вполне прилично для будущего гладиатора.

Глава 3 Май 224 г. Ротомагус Зверь

Медлить не время; меж тем свирепствует зверь и всем телом

Вертится, пастью опять разливает

Шипящую пену.

Публий Овидий Назон. Калидонская охота

Децим Памфилий Руф очень хотел стать дуумвиром, прямо ночей не спал, все думал: как? С одной стороны, он и так был человеком далеко не бедным, с другой же – все его богатство носило, мягко говоря, сомнительный характер. Кто говорил, что Памфилий когда-то грабил купцов в Белгике, кто-то дополнял: да, грабил, только не в Белгике, а на море, пиратствовал в теплых морях, пока не сколотил состояние, которое теперь приумножал спекуляциями зерном, перепродажей рабов и прочими нехорошими махинациями. Имели под собой хоть какие-то основания эти слухи, нет ли, кто знает, кроме самого Памфилия Руфа? А только рассказывают, был он раньше беднее нищего, а вернувшись из чужих земель, выстроил себе домину не хуже, чем у римских сенаторов, с колоннами, просторным атриумом, садом. На пороге выложенная мозаикой надпись: «Сальве» – «Будьте здоровы», рядом чернокожий привратник с ошейником на серебряной цепи. В доме библиотека, книг в которой не счесть: и обычные, свитками, и дорогие, с пергаментными листами. При книгах специальный раб – ученый грек, сам-то Памфилий грамоты не разумел, правда, довольно бойко болтал по-латыни и по-гречески, видно, нахватался где-то. Титул всадника – купил, вроде как выбился в аристократы, только вот аристократических манер так и не приобрел. Как был грубым мужиком, так и остался, хоть и женился на Сильвии Аристе – молодой вдове из знатного, но обедневшего рода. Сильвия оказалась куда как умнее мужа: тут же приобрела пару утонченных рабов-философов для обучения супруга хорошим манерам. Правда, толку от всего этого было мало… для Памфилия. Сама же Сильвия, вскоре махнув рукой на образование мужа, закрутила любовь сразу с обоими «философами», в чем и была уличена супругом, бита, но прощена: у Памфилия, при всех его недостатках, все же хватило ума не ссориться с местной аристократией. Что же касается рабов, то поначалу разобиженный супруг хотел их было казнить, да потом раздумал и продал в дальнее имение. Выгодно продал – «философы» стоили недешево, чем, в общем-то, и утешился. А супруга Сильвия, желая поскорее реабилитироваться, и предложила Памфилию в преддверье выборов городских магистратов устраивать для народа развлечения – гладиаторские бои, зверинец и прочее, что вообще-то уже давно делали более предприимчивые конкуренты Памфилия Руфа. На все требовались деньги, тратить которые Памфилий не очень любил, хоть и нельзя его было назвать таким уж скупцом. Одна аренда муниципального амфитеатра обходилась куда как дорого, а ведь еще приходилось покупать зверей, договариваться с ланистой – хорошо, хоть в Ротомагусе находилась гладиаторская школа. Ланиста, Луций Климентий Бовис, скоро превратился в приятеля и постоянного собутыльника Памфилия, от чего была обоюдная польза: ланиста имел постоянного спонсора, а Памфилий – гладиаторов со скидкой. Вот и сейчас, к примеру… Зачем Климентию казнить провинившегося гладиатора у себя в школе, когда можно это сделать в амфитеатре, прилюдно, порадовав толпу, которая, натешившись волнующим зрелищем, наверняка проголосует на муниципальных выборах за кандидатуру достойнейшего человека – всадника Децима Памфилия Руфа!

Рысь пока всего этого не знал, но догадывался, что привезли его в город не просто так и вряд ли для того, чтобы продать. Не такой человек был ланиста, чтобы спускать расшатывающие дисциплину провинности, а подготовка к побегу – иначе зачем прятать обломок боевого меча? – это и не провинность даже, а преступление, за которое наказание одно – смерть.

Повозка простояла у ограды не очень долго. Распахнулись ворота, из которых показался закрытый портшез со шторами из блестящей зеленовато-голубой ткани. Портшез несли на плечах четверо чернокожих рабов в ослепительно белых туниках.

Около повозки носильщики, повинуясь приказу хозяина, замедлили шаг. Рысь увидел, как из-за откинувшейся занавеси на него внимательно посмотрел толстомордый здоровяк с редкими, тщательно завитыми волосами. Видимо, это и был хозяин особняка, всадник Децим Памфилий Руф.

– Какой-то он тощий. – Здоровяк перевел взгляд на почтительно приветствующих его стражников и ухмыльнулся. – Похоже, на этот раз звери останутся голодными. Ну, что встали? Везите его за мной к амфитеатру.

Возница щелкнул кнутом, и влекомая парой мулов повозка с клеткой и сидящим в ней Рысью, поскрипывая колесами, не спеша покатилась по мостовой. Воины зашагали рядом. Впереди покачивались на плечах негров раззолоченные носилки, и бежавшие перед ними двое мальчишек в серебряных ошейниках громко кричали:

– Дорогу Памфилию Руфу! Дорогу всаднику Дециму Памфилию Руфу, устроителю гладиаторских игр!

Идущие мимо люди останавливались, почтительно кланялись. Впрочем, некоторые, одетые побогаче, просто отворачивались либо надменно задирали нос. Таких брал на заметку раб-номенклатор – молодой чернявый грек, идущий рядом с носилками.

– Дорогу всаднику Памфилию Руфу!

Заборы, тянувшиеся с обеих сторон улицы, сменились помпезными общественными зданиями, богато украшенными портиками с изящными колоннадами и статуями. Термы, библиотека, здание городских магистратов. Рысь смотрел на все это со смешанным чувством восхищения и зависти: на его родине, в лесах, всего этого, конечно же, не было, люди жили непритязательно и сурово, в любой момент ожидая нападения воинственных соседей, да и не только соседей – взять хоть тех же ободритов. Здесь же царил строгий порядок. Каждый мог спокойно заниматься своим делом, а всякий обиженный – не мстить обидчику, а подать на него в суд. Не было ни нападений врагов – по крайней мере, Рысь такого еще не видел, – ни страшного голода, ни прочей жути. Каждый свободный житель считался гражданином могущественной Империи, легионы которой стояли от Британии на севере до знойной Африки на юге, от Лузитании на крайнем западе, до Германии – на востоке. Каждый гражданин мог всерьез рассчитывать на защиту имперских законов. Многие бедняки даже не работали. Зачем? Ведь государство их и так бесплатно кормит и развлекает. Этого вот Рысь никак не мог понять – почему? Ну, ладно, старики и дети, но молодые здоровые мужчины пусть сами себе зарабатывают – на полях, в ремесленных мастерских, грузчиками. В конце концов, могут и в легионеры наняться, получить после службы землю. Нет, не хотят.

Миновав многолюдный форум, носилки, а вслед за ними и повозка свернули налево, к амфитеатру – огромных размеров полукруглому зданию с аркадами и колоннами, около которого уже толпился народ в драных туниках и браках – самого плебейского вида. Похоже, ожидали дармового зрелища.

Сойдя с носилок, Памфилий Руф скрылся в одном из боковых входов, откуда через некоторое время вышел и, что-то сказав стражникам, повелительно махнул рукой. Кивнув, те вытащили Рысь из клетки и повели к колоннаде амфитеатра, где под дальней аркой уже была открыта дверь. Пахнуло затхлостью и подземельем; пройдя по длинному полутемному коридору, освещенному чадящими факелами, стражники, не снимая цепей, втолкнули юного гладиатора в узкую сырую камеру. Захлопываясь, лязгнула обитая железными полосками дверь, и оказавшийся в полной темноте юноша ощупью опустился на охапку полугнилой соломы. Услышанные слова толстомордого Рысь явно не порадовали: зачем его сюда привезли, догадаться было несложно. Затравят зверями – всего-то и делов! Привяжут к столбу – жди, пока тебя сожрут, малоприятная перспектива. Рысь задумался. В общем-то, если нет другого выхода, гибель от когтей дикого зверя – вполне достойная для охотника смерть. В роду Рыси так многие умирали, и души их, несомненно, попали в иной мир при всем уважении богов. Да, это была бы хорошая гибель! Если бы он, Рысь, сражался – с оружием или пусть даже голыми руками. Однако привяжут к столбу… что же геройского в такой смерти? Один стыд. Значит, надо раздобыть оружие. Попросить ланисту? Гм… вряд ли он будет разговаривать с приговоренным к смерти рабом, не такой человек ланиста, чтобы зря тратить свое драгоценное время. Тогда что же? Юноша вдруг едва не подпрыгнул от радости: цепь! Ну да, сковывающая его цепь – она ведь вполне может превратиться в оружие. Рысь тщательно ощупал каждое сочленение, подергал – ну не может такого быть, чтоб эти старые железяки не проржавели! Чуть-чуть разогнуть… тяжело, но все же нужно постараться, это единственный выход. Ага, поддалась… еще чуть-чуть. Есть! Теперь аккуратно загнуть обратно, чтоб выглядела как целая… Может быть, попытаться бежать? Но при таком скопище стражи его поймают тут же, и уж тогда ничего не удастся сделать. Да и вообще, хлопотное это дело – побег, в чем Рысь уже имел как-то сомнительное удовольствие убедиться. Бегство требует тщательной подготовки, времени на которую, естественно, нет. В таком случае лучше не рисковать зря, достойная смерть – очень даже неплохой выход. Жаль только, не удастся отомстить Тварру и ободритам. Ничего, наверное, с ними можно будет сквитаться и на том свете. Да, на том, куда очень скоро он, Рысь, и попадет. И попадет как подобает воину!

Яркий солнечный свет слепил глаза, и Рысь никак не мог привыкнуть после темной каморки. Светлые волосы его смешно топорщились, разорванная туника спадала с левого плеча, скованные за спиной руки были привязаны к столбу, вкопанному в посыпанную желтым песком арену. Юноша поднял голову: вверху, сколько хватало глаз, сидели зрители, нарядные и не очень, богатеи-аристократы и откровенно нищие, на ближних рядах – мужчины и высоко, на самых крайних скамьях, – женщины. Всех их объединял азарт, предвкушение сладостно кровавой казни. Всадник Децим Памфилий Руф расстарался сегодня – устроил и просто звериный цирк, когда ученые лошади и леопарды показывали разные забавные штуки, и звериную битву, когда специально обученные венитарии, раздразнив хищников, приканчивали их эффектным ударом, и вот, наконец, казнь. Вообще-то казнь не была заявлена в программе, ее вставили лишь в последний момент, и это тем более интриговало. Многие зрители – а особенно зрительницы – задавали себе вопрос: кто этот красивый юноша, что стоит сейчас, привязанный к столбу, в ожидании лютой смерти? Может, это тот самый страшный преступник, что нападал во главе шайки на загородные виллы? Или не знающий жалости одиночка, насиловавший и убивавший женщин? А может быть, чей-нибудь домашний раб, угождавший любовным прихотям госпожи и потому посланный на смерть разъяренным хозяином? Мужчины больше склонялись к первой и второй версиям, женщины, естественно, к третьей. Вот все заволновались – на середину арены вышел глашатай, высокий молодой человек в изящном зеленом плаще-лацерне, накинутом поверх желтой туники и застегнутом ярко начищенной фибулой. Глашатай быстро произнес несколько фраз и, поклонившись, ушел.

– Что, что он там сказал? – заинтересованно переспрашивали женщины с дальних рядов – на ближние их, по традиции, не пускали.

– Сказал, что будут казнить какого-то варвара. Спустят голодных львов.

– И не львов, а тигров!

– Не варвара, а преступника из гладиаторской школы. Во-он и ланиста.

– Где?

– Внизу, в ложе, что рядом с куриальной. Смешной такой толстяк.

– Ага, вижу… Ой, смотрите, смотрите! И в самом деле – тигры!

– Не тигры, а тигр!

– Ну, и его одного вполне хватит.

– Боюсь только, что тигру-то явно не хватит – уж больно тощой преступник. А ну как не наестся да выпрыгнет на ряды? Говорят, в Риме были случаи.

– Да верь ты больше всяким россказням!

Сквозь распахнувшиеся ворота на арену, покачивая хвостом, не спеша вышел большой полосатый зверь и, принюхавшись, направился к Рыси. Юноша напрягся, как и всегда на охоте, встречаясь лицом к лицу с хищником – волком, медведем, рысью… Даже с лосем, тот-то как раз самый опасный зверь – двинет копытом или рогами, мало не покажется. Да и территорию свою охраняет ревниво, не то что волк или, скажем, медведь, те и просто припугнуть могут, лось же обязательно нападет.

Немигающе глядя прямо на юношу большими коричнево-желтыми глазами, тигр направился к столбу, и Юний, холодея от ужаса, рванул сковывающую руки цепь – поддалась! Не зря просил богов о помощи! Однако вряд ли это поможет уцелеть, скорее всего, лишь продлит агонию. Тигр! Это ведь не милая полосатая кошка…

Зверь неожиданно рыкнул, забил хвостом и метнулся вперед стремительной черно-желтой молнией. Смрадное дыхание его обдало бросившегося на вершину столба юношу. Ну, а куда еще было деваться? Тигр, как ни крути, и быстрее, и сильнее…

Рысь услышал, как засмеялись трибуны – еще бы, эдакая обезьяна на шесте. А тигр снова рыкнул, страшно и гулко, встал на задние лапы, перебирая передними по столбу. О, боги! Ну и когтища же у него были! Каждый – с человеческий палец. В такие попадись только…

Юний, подтянувшись, забрался повыше… Столб задрожал под лапами зверя, и жуткое рычание слышалось снизу. Вот тигр вонзил когти в столб – тот оказался крепким, – вот подтянулся, вот медленно, с видимой натугой, вытащил левую лапу – видать, когти застряли… Оп! Махнул – и едва не зацепил Рысь за ногу. Да, этот столб – не слишком-то хорошее место. Что же делать?

А зверь напирал снизу, из клыкастой пасти его остро пахло чем-то жутко неприятным, омерзительным, гнилым, Юнию казалось – смертью. Тигр дернулся… И юноша, спрыгнув с шеста, рванулся прочь… Позади взметнулась в небо рычащая тень – зверь прыгнул, и Рысь резко бросился влево, упал на песок, тут же поднялся, не дожидаясь, пока развернется пролетевшая мимо исполинская кошка, бросился в противоположную сторону – обратно к столбу… А сзади разъяренно рычала смерть!

Забежав за столб, Рысь в отчаянии ударил приблизившегося зверя цепью – попал в глаз, и тигр яростно зарычал, а зрители на трибунах довольно загудели:

– Так его, так!

– Покажи этой полосай кошке!

Ланиста переглянулся с устроителем игр, и тот благосклонно кивнул. Симпатии зрителей явно были на стороне молодого бойца, бесстрашно вступившего в схватку со зверем, разъяренным болью и голодом. Тигр заметался по арене – Юний вновь взлетел на вершину столба и, дождавшись, когда хищник вонзит в твердое дерево когти, вновь спрыгнул, вызывая явное одобрение зрителей. Впрочем, ясно было, что эта игра в кошки-мышки вот-вот закончится – ну не может человек тягаться с тигром. А жаль, зрители только разохотились.

Тигр метнулся молнией, и Рысь бросился в сторону, с ужасом ощущая за спиной сердитое дыхание зверя. Кажется, тот уже распалился не на шутку…

Трибуны гудели. Памфилий Руф поспешно наклонился к начальнику стражи и что-то приказал шепотом. Воин, кивнув, свесился к самой арене и, крикнув «Лови, парень!», бросил на арену собственный меч с коротким клинком и украшенной разноцветными камнями рукоятью.

Наклонившись, Юний подхватил меч и с разбегу взобрался на вершину столба. Тигр, рыча, подбежал ближе, поднялся на задние лапы, уперся передними в столб. Сейчас, сейчас… Ух, и гнусно же пахнет от этой полосатой падали! И как противно дрожит столб. Юний вдруг ощутил свое собственное дыхание – тяжелое, загнанное… Вот тигр вонзил в столб когти. Ага! Они у него снова застряли, и хищник недовольно зарычал, вытаскивая…

Больше Юний не стал дожидаться. Рванул вниз, слетел со столба с быстротой молнии, всадил меч в черно-рыжий полосатый бок и, вытащив клинок, бросился прочь, к трибунам. Истекая кровью, зверь яростно забился в конвульсиях…

Зрители орали, свистели, хлопали в ладоши, выражая восхищение интересной схваткой.

– Сзади! – вдруг, свесившись к арене, заорал какой-то богато одетый парень.

Рысь обернулся и похолодел: в открывшихся воротах показалась железная клетка, а в ней бился, пытаясь выскочить, сильный песочно-желтый зверь с мохнатой гривой. Лев! Один из везущих клетку людей наклонился… Ага, сейчас откроет…

Юний поднял голову, посмотрев на трибуны. Толпа взревела, отнюдь не хуже, чем разъяренные хищники, и в этом рассерженном реве Памфилий Руф четко уловил явное недовольство. И подозвал распорядителя:

– Убери зверя.

«Повезло, – не в силах отойти от внезапно навалившейся дрожи, подумал Юний. – И со столбом этим повезло, и – уж тем более – с мечом. Отблагодарить бы того, кто его кинул, да как найдешь?»

На арене показался глашатай:

– Устроитель игр, почтеннейший всадник Децим Памфилий Руф, спрашивает, достоин ли этот преступник жизни за свое мужество?

– Достоин свободы! – выкрикнула сверху какая-то девушка, впрочем, ее никто не услышал, кроме ближайших соседей.

– Достоин! – довольно закричали собравшиеся, а Памфилий Руф, встав и поклонившись во все стороны, сжал поднятую вверх руку в кулак.

Жизнь!

Подняв меч вверх, Ант Юний Рысь под оглушительный рев трибун гордо направился к выходу.

Глава 4 Май – июнь 224 г. Ротомагус Школьные распри

Так почему бы в ответ на обман не прибегнуть к обману,

Если дано нам от меча защищаться мечом?

Публий Овидий Назон. Переписка

Возвратившись обратно в школу, Рысь стал гораздо осмотрительнее. Во-первых, он попросил ланисту перевести его в другую камеру, на что хозяин школы, подумав, согласился: вообще-то он давно догадался, что обломок меча Рыси, то есть Анту, подбросили, просто хотел повысить дисциплину показательной казнью того, кто еще не стал гладиатором. Однако парень неожиданно проявил себя совсем неплохо, следовало признать. Смел, отчаян, упорен, сообразителен – из ученика с такими качествами можно вылепить отменного бойца, чем ланиста и занялся. Впрочем, он хотел добиться хорошего результата и от остальных «деревях», которых продолжали так называть несмотря на то, что все новички давно уже сражались тупым, но железным оружием. И тяжелым – раза в три тяжелей боевого.

Юноша вновь окунулся в полную тренировок и унижений жизнь гладиаторской школы. Тренеры и надсмотрщики выбивались из сил – это было видно по их изможденному виду. Учебные схватки становились все более интенсивными: один на один, пара на пару, отряд на отряд. Кареглазый иллириец Тирак, с которым Рысь теперь делил каморку, сказал как-то, будто слышал разговоры о том, что совсем скоро, в конце августа, всех гладиаторов школы выпустят на арену в честь праздника урожая.

– Судя по нашим схваткам, очень может быть, – согласился с приятелем Рысь и, ухмыльнувшись, добавил: – Я, кажется, знаю, кто будет устроителем игр.

– Ну, это все знают, – рассмеялся Тирак. – Толстомордый выжига Памфилий Руф – дружок нашего ланисты.

– Это ведь по его приказу стражник бросил мне меч, – Рысь вздохнул. – Может быть, не такой уж он и выжига?

Тирак потрепал друга по плечу:

– Да брось ты! Тебя спасли зрители – популюс романус, как уже двенадцать лет называют свободных жителей провинций. А Памфилий просто угадал их желание, еще бы не угадать – он же собирается стать дуумвиром! А для того задабривает избирателей… хотя я на его месте лучше бы задобрил римского прокуратора, наместника Лугдунской Галлии Марка Луниция Арбелла. Хотя тот, что и говорить, далековато.

– Скажи-ка мне, парень, одну вещь. – Зашуршав соломой, Рысь уселся на узком ложе. Они разговаривали, вернее, шептались в каморке ночью, когда всем полагалось спать. – Откуда ты так хорошо знаешь все городские новости? Ведь ты, как и все прочие, никуда не выходишь?

– Ну, это новички не выходят, – усмехнулся Тирак. – А что касается остальных… Черный Юбба, например, частенько подрабатывает охранником, когда кому-нибудь из местных нобилей требуется произвести впечатление на гостей из глуши. Знаменитый гладиатор Черный Юбба в охранниках – это звучит!

– А ты, я вижу, с ним неплохо сошелся?

– Да не сказал бы, что сошелся. – Иллириец пожал плечами. – Так, пересеклись пару раз, когда ремонтировали казармы – ланиста нашел где-то дешевый кирпич.

– Наверняка с помощью Памфилия Руфа.

– Ну да, как же без него-то? Поговаривают, что кирпич этот первоначально предназначался для городских стен.

В дверь вдруг сильно стукнули:

– Эй, шептуны! Если не угомонитесь, отведаете плетей.

Парни притихли. Знали: есть такие вредные надсмотрщики, что могут, сняв башмаки или кальцеи, осторожно подобраться к дверям казармы на цыпочках, подслушать – а что там болтают гладиаторы? Этот хоть оказался честным – предупредил.

– Ладно, спим, – махнул рукой Рысь. – Плетей не очень-то хочется. Поговорим завтра.

Завтра, как обычно, утро началось с тренировки, продолжавшейся с небольшими перерывами целый день. Облачившись в учебные – очень тяжелые! – доспехи, оттачивая удары, бились с чучелами: сначала с обычными, потом с вращающимися, затем стали сражаться парами. Рысь бы хотел с Тираком, но нет, в качестве напарника-ретиария ему достался бывший сосед – галл Автебиус, немало напакостивший когда-то. Такие, как Автебиус, хоть и сражались на арене всего-то пару раз, тоже участвовали в обучении новичков, а заодно и сами поддерживали форму. Галл оказался чрезвычайно подвижным и ловким – отбивая его наскоки, Рысь изошел потом. Видно было, что и Автебиус утомился. Внимательно следивший за схватками римлянин Плавт – один из немногих, кого искренне уважали гладиаторы, – похлопал по плечу Рыси жезлом:

– Передохните.

Сняв шлем, Рысь уселся на песок, недалеко от позорного столба, торчавшего почти в центре арены, и устало прикрыл глаза. Со всех сторон раздавался шум учебных боев – скрежетали о доспехи мечи, тяжело дышали тяжеловооруженные секуторы. Ретиариям, конечно, было полегче, но ненамного – поди-ка помаши неудобной и тяжелой сетью. Автебиус, похоже, так и не научился хорошо и ловко метать ее – больше надеялся на собственную подвижность да трезубец, которым, надо признать, действовал неплохо. Если б не затупленные концы, он давно бы уже распорол сопернику правый, не защищенный щитом бок.

Услышав чьи-то приближающиеся шаги, Рысь открыл глаза. Плавт уже стоял над ним – пора было заканчивать отдых.

Ант и сидевший рядом с ним Автебиус поднялись на ноги, принимая боевую стойку. Рысь почувствовал, как его резко качнуло вправо, потом еще раз, да так, что он не смог устоять на ногах и с шумом грохнулся наземь. А коварный галл, незаметно привязавший конец сети к правой пластине поножей соперника, торжествовал победу и сильно ткнул в грудь поверженного врага тупым трезубцем. Не выдержав такого позорища, Рысь вскочил, вырвал у Автебиуса его оружие и колошматил соперника до тех пор, пока тот не подбежал к Плавту. Если б римлянин был один, дело, скорее всего, закончилось бы ничем, но рядом с Плавтом стояли Эней и Лупус. Пришлось Рыси отведать плетей за «несдержанность и учиненную драку».

– Ничего, – вздрагивая под ударами плетки, шептал юноша. – Наступит еще и мой день. Наступит.

Пока же все обстояло по-прежнему: наглая, едва познавшая вкус настоящей битвы молодежь третировала новичков-«деревяшек». Естественно, ланисту вполне устраивал такой порядок: пусть гладиаторы ненавидят друг друга, а новички мечтают о первой схватке. Тем более немного до нее осталось – гладиаторские бои были назначены в конце августа, в день урожая, о чем заранее объявил устроитель зрелища Децим Памфилий Руф. Кто знает, сколько новичков останется в живых после первого же выхода на арену? Да и не только новичков. Рысь заметил: чем ближе становился день битвы, тем мрачней и задумчивее выглядел коварный галл Автебиус, а вот его дружок Савус, кимвр, наоборот, хорохорился, гордо выпячивая грудь. Впрочем, издеваться над новичками настроение не мешало ни тому ни другому. Особенно они развернулись, когда ланиста прикупил по случаю еще десяток молодых парней-варваров. Латынь и греческий те понимали плохо, а потому частенько получали тумаков, быстро превращаясь в предмет насмешек и издевательств. Впрочем, и про прежних «деревях» никто не забывал – они ведь еще не нюхали боя! Гладиаторская молодежь, подзуживаемая Автебиусом и кимвром, вела себя все более нагло, и требовалась большая осторожность, чтобы не попасться на удочку, не подставить себя и друзей. Впрочем, дружбы как таковой между новичками не водилось, да и вообще, она в школе не культивировалась – помешала бы сражаться, да и что было бы, если б все гладиаторы вдруг сговорились и стали бы заодно? Поэтому всяческие распри и соперничество в школе прямо поощрялось. Среди новичков кого только не было: тевтоны, иберы, саксы. Даже чернокожий эфиоп и тот каким-то образом затесался, правда тощ был невероятно, зато быстр и ловок, как кошка, – качества, весьма ценные для ретиария. Двое иберов даже попытались бежать, конечно же, неудачно – были пойманы и на следующий день казнены, в назидание другим распяты на перекладинах, вкопанных во дворе школы. Их трупы с выклеванными птицами глазами так и остались висеть, пока очень уж сильно не завоняли. Рысь все чаще возвращался к мысли о мести: это ведь по милости своих бывших соседей – а чьей же еще? – он чуть было не попался в когти разъяренного тигра. За такие дела стоило отомстить. Нужно было отомстить. Пока не поздно – кто знает, вернутся ли Автебиус и Савус с арены? И вернется ли он сам?

– Отомстить? – дождавшись ночи, шепотом переспросил Тирак. – Хорошая мысль.

– Вот и я говорю!

– Только глупая. Не обижайся. – Иллириец улыбнулся. – Я все же тут несколько дольше тебя, кое-что знаю лучше. Думаешь, почему они такие смелые?

Рысь задумался:

– Наверное, кто-то их поддерживает и в случае чего защитит?

– Ты прав, друг мой, – Тирак кивнул. – И этот «кто-то» – Марцелл Тевтонский Пес.

– Это тот самый, громадный? – удивился Рысь, услыхав имя самого сильного гладиатора школы.

Марцелл Тевтонский Пес на вид был даже страшнее и сильнее Лупуса. Огромные бицепсы, мускулистый торс и несоразмерно маленькая, бритая голова на толстой шее – вот он, Тевтонский Пес во всей своей красе. Плюс к этому огромные руки-клешни – говорят, он запросто ломал ими шеи врагов – и узкие, вечно прищуренные глазки, налитые злобой. В бою Марцелл был страшен и, к восторгу толпы, сражался иногда сразу с тремя ретиариями, причем всегда успешно. Да, имея такого покровителя, можно наглеть. Интересно, как Автебиус и Савус с ним сошлись?

– Как сошлись? – Тирак ухмыльнулся. – Да они постоянно прислуживают ему, словно домашние рабы, угадывают каждое желание. К тому ж Марцелл падок на грубую лесть.

– Падок?

– Не думай, место при нем уже занято. Лучше поискать другого покровителя… скажем, Ариста Фракийца или Черного Юббу – авторитета у них не меньше, чем у Тевтонского Пса.

Рысь насторожился:

– А что ты знаешь про них обоих?

– Да почти ничего, – помолчав, признался Тирак. – Фракийца ланиста перекупил в Лугдуне совсем недавно – тот был там «звездой», не знаю, как с ним и расстались.

– А, – перебил приятеля Рысь, – слыхал я эту историю. Кажется, римлянин Плавт рассказывал. Да, Фракиец блистал в Лугдуне, но тамошний ланиста неосторожно сел поиграть в кости с нашим.

– Да уж. – Иллириец тихонько засмеялся. – Действительно неосторожно. Наш-то тот еще плут. Ну, в общем, о Фракийце пока мало кто чего знает.

– А Черный Юбба?

– Эфиоп? Боюсь, о нем и совсем сказать нечего. Нет, боец он отменный, это без сомнений – немногие черные бьются в тяжелом вооружении, а этот, вишь… мирмиллон, секутор – не ретиарий… как я. – Тирак вздохнул.

– Ничего, – утешил Рысь. – Зато у ретиариев множество поклонниц. Вот какая-нибудь влюбится в тебя, выкупит у ланисты, и будешь ты жить-поживать в красивом доме, в окружении детей и наложниц да подумывать, не нанять ли, забавы ради, в охранники старого хрыча Анта по прозвищу Рысь?

Тирак засмеялся:

– Ну, скажешь тоже!

– А что? Вполне вероятная вещь.

– Которой может и не случиться, если мы не найдем себе покровителя, – подумав, вполне серьезно произнес иллириец. – Без этого нас точно заклюют. Впрочем, что говорить, ты ведь и сам уже испытал это на своей шкуре… да и я чуть-чуть. Знаешь, Ант, эта гадина Савус подставляет меня под плети при каждом удобном случае!

– Я видел, – мрачно кивнул Рысь. – И мы отомстим.

– Только прежде надо найти покровителя.

Они договорились тщательно собрать сведения об обоих «звездах», даже кинули жребий: иллирийцу достался Арист Фракиец, а Рыси – Черный Юбба, Юбба Молчальник, как еще его прозывали за скрытность и несклонность ко всякого рода беседам. Тираку оказалось легче – уже к полудню Рысь увидел его разговаривающим с рыжеволосым Фракийцем, причем общались оба вполне любезно, а Фракиец при этом во весь рот улыбался. Улыбка у него была неприятная, похожая на оскаленную пасть. Может, рот слишком большой, а может, зубы слишком крупные. Хотя какая разница, что за улыбка у человека? С Черным Юббой Рыси не везло: вечером юноша нарочно прошел мимо, даже, остановившись напротив, спросил что-то. Нумидиец, высоченного роста мужчина, просто обошел парня, полностью погруженный в свои мысли. Проигнорировал. Вот и попробуй тут заручись поддержкой. Правда, оставалась еще надежда на Фракийца, а в этом плане дела у Тирака, похоже, шли хорошо.

– Ну, как? – едва дождавшись ночи, затеребил приятеля Рысь.

Тот отвечал как-то уклончиво, а потом вдруг фыркнул:

– Ты не будешь смеяться?

– Нет, а что такое?

– Фракиец спит с мальчиками.

– Как это? Впрочем, я что-то такое слышал. И, значит…

– Завлекал меня к себе в гости – как и все «звезды», он живет один. Я насилу отвертелся. Кстати, он и про тебя спрашивал. Охранник, увидев нас, заржал, словно лошадь, я потом спросил почему. Тот и ответил: дескать, если перед битвой всем известным гладиаторам приводят на ночь женщин, то к Фракийцу – исключительно мальчиков, о чем знает весь Лугдун. Впрочем, среди римлян, не говоря уже о греках, это очень модное увлечение, – иллириец понизил голос. – Говорят, прежний император, молодой Элагабал, тоже…

Рысь покачал головой:

– Слушай, Тирак, откуда ты все про всех знаешь? Вроде бы мы с тобой ничем – ну почти ничем – друг от друга не отличаемся, но ты все всегда знаешь, а я нет. Почему так?

– Потому что я люблю разговаривать с людьми, а они – со мной. Даже стражники и ланиста. Скажу не хвастаясь: я умею говорить.

– А я, значит, нет? – обиделся Рысь.

– А ты нет, – качнул головой иллириец. – Не умеешь. Вот смотри, как ты говоришь – стоишь прямо, словно жердь проглотил, вместо того чтобы расслабиться, опереться на что-нибудь. Улыбаешься редко, а нужно часто, не особо и слушаешь, чаще говоришь сам, а это тоже плохо. Люди любят поговорить, что же ты затыкаешь им рот?

– Да я…

– А больше всего они любят поговорить о самих себе. Тут уж их никто не остановит. Понятно, я не имею в виду таких молчунов, как Юбба. Кстати, как с ним?

– Да никак, – честно признался Рысь. – Может, со временем что и выйдет.

Тирак вздохнул:

– Тяжелый случай. Ничего, завтра попытаюсь тебе помочь. Не с Фракийцем же договариваться?

Завтра у Тирака ничего не вышло. В полдень его вывели на середину арены и после щедрой порции плетей отволокли в карцер. Вот так. Ни за что ни про что. Даже никого ни о чем не уведомили в воспитательных целях. Тщетно Рысь пытался выведать хоть что-то у Плавта – тот пожимал плечами и отворачивался, дескать, все сделано по прямому приказу ланисты, который, проследив за экзекуцией, тут же сорвался куда-то в сопровождении верных слуг. Да-а, занятные пошли дела, ничего не скажешь!

Отрабатывая на чучеле удары, Рысь попытался припомнить весь вчерашний день приятеля и сегодняшнее утро. Не сделал ли он чего-нибудь этакого? Не привязывались ли к нему Автебиус с Савусом? Нет, похоже, не привязывались, по крайней мере никто из опрошенных юношей-новичков этого не видал. А видели только, как он говорил о чем-то с Фракийцем и сегодня с утра – с Черным Юббой.

– С Черным Юббой? – удивленно переспросил Рысь одного из «деревях». – Тирак разговаривал с Молчальником?

– Если ты называешь Тираком того парня, которого только что бросили в карцер, а Молчальником – длинного чернокожего типа, то да, они разговаривали, правда недолго и о чем – не знаю.

– А кто, интересно, знает? – Поблагодарив новичка кивком, Рысь отошел в сторону. – Наверное, только сам Черный Юбба.

Задумавшись, он неожиданно столкнулся с Автебиусом. Тот отпрянул, выругался и, не сдержавшись, буркнул:

– Что, хочешь последовать за своим приятелем-иллирийцем?

Рысь на мгновенье встретился с ним взглядом и понял: вот кто приложил руку к тому, что случилось с Тираком. Подлый галл и его дружок, не менее подлый кимвр Савус. Снаушничали, донесли – в первый раз им, что ли? Уж слишком независимо держался в последнее время Тирак… выходит, на свою голову. Кто же будет следующим? Опять Рысь? А галл коварно нарывался на драку, даже наступил собеседнику на ногу. Рысь уже было сжал кулаки, но вовремя остановился, вспомнив и о своих прежних схватках с Автебиусом, и о судьбе несчастного иллирийца. Нет, с этой подлой тварью ухо нужно держать востро! С наскока тут ничего не выйдет. Ладно… Увидев поблизости Плавта, Рысь быстро отошел к нему, стараясь находиться рядом во избежание возможных провокаций. Коварный галл усмехнулся и что-то шепнул подошедшему кимвру.

Они! Явно они. Несчастный Тирак… Но надо же что-то делать, вдруг ланиста решит поступить с иллирийцем точно так же, как поступил не так давно с Рысью – отдать на растерзание зверям? Как же узнать, в чем обвиняют парня? Неужто римлянин Плавт и впрямь ничего не знает? Или просто не хочет говорить с рабом? Да нет, он же сам бывший раб, гладиатор.

– Снова ты? – Римлянин с неудовольствием покосился на Рысь. – Ну не знаю я, почему твоего дружка отправили в карцер. И вообще, мой тебе совет: никогда не заводи здесь друзей, особенно сейчас. Вот станешь знаменитым бойцом, тогда, конечно, можешь себе позволить. – Плавт усмехнулся.

– Чего тут вынюхивает этот щенок? – загремел за спиной громкий голос Лупуса. Вот ведь принесла нелегкая!

Рысь быстро обернулся и, вспомнив поучения Тирака, произнес с самой любезной улыбкой:

– Я как раз тебя и ищу, могучий господин Лупус!

– Меня? – надсмотрщик удивленно выпятил челюсть.

– Ну да, тебя, уважаемый! – Рысь улыбнулся еще шире, хотя, казалось бы, куда уж шире? И так едва не лопались губы. – Запомнился тот удар кулаком, что ты показывал. Я вот, увы, его недостаточно хорошо рассмотрел.

– Ах не рассмотрел? – Лупус довольно переглянулся с подошедшим Энеем, греком. – Ну что делать, давай покажу. Стой прямо! И – йэхх!!!

На Рысь вдруг будто обрушился молот. Из глаз посыпались желтые искры, вокруг вдруг все потемнело… Но на ногах юноша все-таки устоял, чем вызвал у надсмотрщика нечто вроде уважения.

– Еще разок показать? – ухмыляясь, поинтересовался тот.

– Да, твой удар силен и резок, – придя в себя, уклончиво отозвался Рысь. – Отличный удар.

– Да уж. – Лупус довольно расхохотался и обернулся к Плавту: – Помнишь тот бой в Массилии, римлянин?

– Как не помнить? – Плавт хохотнул. – Знатная была драка. Сколько лет уже прошло с того времени, а до сих пор помнится.

– А сколько лет? – влез в разговор юноша.

– Много. – Плавт задумался. – Лет десять уже, а, Лупус?

– Да пожалуй, побольше.

– Вот бы и мне научиться так бить, – с восхищением произнес Рысь, стараясь смотреть на Лупуса чуть ли не с обожанием и любовью, что тому, надо признать, нравилось. – Один парень, тот, что сейчас в карцере, похвалялся, что умеет бить не хуже.

Лупус заржал, как конь:

– Кто умеет бить не хуже? Тот чернявый заморыш, которого завтра казнят?

– Казнят? – удивился Плавт. – За что же?

– За то, что подговаривал к побегу… вы даже не подумаете – кого!

– Кого же?

– Черного Юббу!

Все трое – Плавт, Эней и Рысь – в изумлении уставились на Лупуса:

– Не может быть!

– Может. Уходя, мне шепнул ланиста.

– А ему что же, сам Юбба сказал?

– Не сам, дождешься от такого Молчальника… Есть верные люди, они и услышали, передали.

– А ведь тот чернявый и Юбба и впрямь о чем-то шептались, – почесав черную бороду, вдруг припомнил грек. – Я еще удивился: вроде бы Молчальник ни с кем так долго не разговаривал. Ну, нет дыма без огня!

– Ах, вот, значит, как… – Рысь бочком отошел в сторону.

Времени оставалось мало – стоял тот самый час после тренировок, когда солнце уже зашло, но темнота еще не наступила. Пользуясь моментом, гладиаторы спешили заняться личными делами: кто-то мылся, обливаясь водой из стоявшей у эргастула бочки, кто-то жевал сохранившуюся с обеда лепешку, а большинство просто стояло, наслаждаясь краткими минутами отдыха. Черного Юббы нигде видно не было, наверное, отправился спать в свою комнату. Если так, жаль. Неужто не появится, ведь какой чудный вечер – оранжевый, нежаркий, тихий. Ага! Кажется, во-он его черная фигура маячит у самых ворот.

Рысь бегом пересек двор:

– Уважаемый Юбба, прошу на два слова, – запыхавшись, произнес юноша. – Мой друг, тот, что говорил с тобою, подло оболган.

Негр флегматично отвернулся.

– Ланисте сказали, что он подговаривал тебя бежать. Смотри, завтра возьмутся и за тебя!

Черный великан обернулся:

– Завтра. – И замолчал.

Рысь терпеливо переминался с ноги на ногу и был вознагражден следующим словом:

– Скажу.

Юноша с мольбой посмотрел эфиопу в глаза.

– Обо всем, – неожиданно улыбнулся тот. – Ланисте.

Закончив разговор, Черный Юбба повернулся и быстро зашагал к казарме. Рысь облегченно перевел дух. Судя по тому, что рассказывали о великане, его словам можно было верить. Однако не все дела еще сделаны… Ага, все тренеры-надсмотрщики на месте. Рудиарии, мать их за ногу…

– Господин Лупус!

– А, это снова ты. Что, еще раз показать удар?

– Хорошо бы, удар того стоит!

– Х-ха!

– Но я не о том. Тут один галл специально испортил оружие.

– Что-о?!!

– Ну да, он привязал к моим поножам сеть и пытался что-то с ними проделать. Это многие видели, а говорили, что оружие портить нельзя. Вот я и подумал…

– Как зовут этого подонка?

– Автебиус, уважаемый господин.

На следующее утро реабилитированного Тирака в карцере заменил подлый галл. Естественно, предварительно отведав плетей, чему были несказанно рады все новички, а Рысь поклялся, что и кимвр Савус не избежит такого же позора.

Не избежал.

Глава 5 Август 224 г. Ротомагус Счастливая

Так заходи отдохнуть в тени виноградной, усталый,

Коль тяжела голова, розами лоб увенчай,

И поцелуи срывай с девических уст без стесненья!

Публий Вергилий Марон. Трактирщица

Уж конечно же, Автебиус, злоковарный галл, быстро догадался, кому обязан карцером и плетьми. Догадался и затаил злобу. И раньше-то они с кимвром не жаловали Рысь, а уж теперь, после всего случившегося, прямо-таки возненавидели. Правда, Автебиусу хватало ума открыто этого не показывать – почувствовал, гад, что нашла коса на камень, однако при встрече с Рысью нет-нет да и прорывался сквозь презрительную ухмылку злобный волчий оскал. Они частенько шептались с Савусом, явно замышляя недоброе, впрочем, до конкретных пакостей дело пока не доходило: оба, почувствовав, что могут получить вполне достойный отпор, затаились на какое-то время, словно прячущиеся среди камней змеи, терпеливо поджидающие жертву.

Рыси с Тираком некогда было особенно следить за врагами. Бесконечные тренировки стали привычными и изматывали уже гораздо меньше, чем прежде, но ни на что, кроме совершенствования воинского мастерства, времени не оставалось. Почтенные, заслуженные гладиаторы – Марцелл Тевтонский Пес, Арист Фракиец, Черный Юбба – тренировались не меньше новичков – готовились к предстоящим схваткам. До праздника урожая оставалось меньше десяти дней. Ланиста Луций Климентий Бовис теперь постоянно, с утра до позднего вечера, торчал в школе, присутствуя на всех тренировках. Иногда по его приказу кто-нибудь из тренеров-рудиариев – Плавт, Эней или Лупус – прекращал бои новичков, требуя, чтобы все бойцы внимательно смотрели показательную схватку ветеранов. И в самом деле, тут было на что посмотреть и чему поучиться: опытные гладиаторы настолько виртуозно владели мечами, что захватывало дух. Рысь с завистью наблюдал, как легко и грациозно порхает короткий клинок в огромной лапище Тевтонского Пса, как жонглирует ножами Фракиец, как Черный Юбба раскрутил между пальцами дротик, так что тот превратился в сплошной мерцающий круг! И все это они проделывали без видимого напряжения, играючи, легко и красиво, с мягкой улыбкой, как и положено кумирам толпы. Судя по всему, искусству старых бойцов завидовали не только новички, но и рудиарии. Переминался с ноги на ногу Лупус, грек Эней цокал языком, а Плавт-римлянин не удержался-таки – выхватив меч, выскочил на арену:

– А ну, нападай, Фракиец!

Арист Фракиец, поджарый рыжеволосый мужчина лет тридцати, не глядя отбросил ножи за спину: клинки эффектно воткнулись в позорный столб. Молодежь восхищенно загудела. Что бы там ни болтали про Фракийца, однако бойцом он был замечательным, что и демонстрировал сейчас так, походя, даже с некоторой наигранной ленцою. Черный Юбба протянул ему гладиус, и Арист молнией ринулся на римлянина. Тот отступил, пропуская соперника слева, и тут же нанес быстрый удар, не менее молниеносно отбитый Фракийцем. Двор школы наполнился глуховатым звоном сталкивающихся клинков. Судя по течению схватки, обоим – Фракийцу и Плавту – вовсе не требовалось никакого защитного снаряжения, достаточно было меча. Боевого меча, именно такими они сейчас и сражались!

– Отбив! Отводка! – азартно комментировал грек. – А теперь атака… Сопровождение… Ага!

В один момент показалось вдруг, что Плавт уже готов выбить меч из руки Фракийца. И вот уже лезвие сверкнуло в воздухе… Сделав быстрый кувырок через голову назад, Арист ловко подхватил падающий меч левой рукой и воткнул в землю:

– Думаю, хватит… Ты еще очень неплохо дерешься, Римлянин! Не тянет на арену?

Убирая меч в ножны, Плавт с усмешкой покачал головой:

– Признаться, не тянет. Хотя и вспоминаю иногда… Но что мне теперь, в старости, до радостных воплей толпы? Это вам, молодым, приятно сияние славы. Спасибо за бой.

Фракиец отдал честь на римский манер – сжатым кулаком напротив сердца.

– А может, кто-нибудь из нас потягается с ветеранами? – неожиданно выкрикнул кто-то из-за спины Рыси. – Интересно, сколько продержится?

Круглое лицо ланисты вдруг озарилось хитрой улыбкой.

– И в самом деле! Неплохая мысль… Эй, Лупус, пари?

Лупус хохотнул, выпятив челюсть:

– Смотря с кем будет бой…

На середину арены вразвалку вышел Марцелл Тевтонский Пес, обвел взглядом притихшую молодежь:

– Ну что, нет смельчаков?

– Есть! – крикнули сзади.

Рысь сразу даже не понял, как очутился на арене, настолько резко его вытолкнули, так что юноша споткнулся и кубарем покатился по песку, вызывая бурю смеха. Отплевываясь, он оглянулся и заметил ехидную усмешку галла, потом поднялся.

– Что ж, ты сам напросился, парень, – презрительно скривился Тевтонский Пес. Огромный, с непропорционально маленькой головой, он напоминал несокрушимую скалу. И с этой скалой предстояло сражаться.

– До первой крови, – строго посмотрев на Марцелла, предупредил ланиста, подняв указательный палец.

Гладиатор с ухмылкой кивнул.

– Думаю, он продержится не дольше, чем пока я сосчитаю до десяти, – посмотрев на Рысь, засмеялся Лупус. – Хоть я и показывал этому парню удары, да вряд ли он сможет их нанести такому бойцу, как Тевтон.

– Вот как? – Ланиста неожиданно подмигнул Рыси. – Ставлю денарий против сестерция, что этот парень будет сражаться в три раза дольше.

– Пари?

– Пари!

Кто-то протянул Рыси меч. Ланиста и рудиарии с азартом приготовились наблюдать за зрелищем.

– Начали! – махнул рукой избранный судьей Плавт.

– Раз! – громко произнес Лупус.

Острое лезвие просвистело прямо над головой юноши-анта.

– Два!

Увернувшись от удара, Рысь резко выбросил меч вперед… Бесполезное дело: Тевтонский Пес отбил его, словно щепку.

– Три.

Тевтон, зарычав, бросился на соперника, по сравнению с ним выглядевшего, как тростинка на фоне огромного дуба. Надеясь только на свою ловкость, Рысь отскочил в сторону и, экономя силы, закружил вокруг соперника.

– Пять… Семь… – Лупус что-то загрустил. – Ну, давай же, Тевтон!

Марцелл Тевтонский Пес обиженно скривился, маленькие глазки его вспыхнули гневом. Он быстро проделал несколько выпадов, для его комплекции удивительно стремительных и ловких. Рысь был готов к чему-то подобному, так как вовсе не считал соперника толстой неповоротливой тушей. Проворно отскочив назад, юноша вдруг бросился прямо под ноги Тевтонского Пса, целя мечом в колено. Ага! Не тут-то было! Короткий удар ногой в грудь – так, что перехватило дыхание! Отлетев к позорному столбу, Рысь едва успел отдышаться.

– Тринадцать… Четырнадцать… – грустно продолжал свой отсчет Лупус. Жалко было проигрывать, хоть и сестерций – а все ж тоже деньги.

– Давай, давай, Рысь! – с азартом скандировали зрители. – Задай перцу Тевтону.

Ах так?! Тевтонский Пес с усмешкой рванулся в бой. Рысь, однако, был начеку, однако зря подставил меч под удар – выбитый неудержимой силой, клинок, жалобно звякнув, отлетел далеко в сторону. Тевтонский Пес радостно захохотал и, «благородно» отбросив меч, накинулся на безоружного соперника всей своей массой.

– Двадцать пять… двадцать шесть… Ну, пожалуй, все! Эй, Марцелл, не порви только его на куски, авось еще пригодится! Однако…

Тевтонский Пес злобно захохотал.

Чуть отклонившись назад, юноша неожиданно резко ударил его кулаком в горло. Захрипев, соперник тяжело опустился на землю. По всей арене пронесся гул.

– Я знал, что ты справишься. – Подойдя ближе, ланиста потрепал юношу по плечу. – Но в реальном бою постарайся никогда не терять меч, уж там-то пощады тебе не будет.

– Получи, Луций. – Лупус протянул ланисте сестерций.

– Не мне. – Ланиста вдруг отрицательно качнул головой и, взяв монету, вложил ее в потную ладонь Рыси. – Ты ее заслужил, парень. Пробей дырку и носи на шее, как-никак – первый заработок, талисман. Только перед боем не забудь снимать, иначе дорого это тебе обойдется.

Рысь ошалело крутил головой, еще не до конца веря в то, что произошло. Нет, в душе его не было радости – юноша слишком хорошо понимал, какого страшного врага сейчас нажил. Не сам, с помощью подставившего его галла. Во-он он ухмыляется, гад, знает, чем грозит Рыси эта сомнительная победа.

Тяжело поднявшись с земли, Марцелл Тевтонский Пес отряхнулся и, оглянувшись, внимательно посмотрел на Рысь, словно собираясь запомнить его на всю жизнь. Взгляд Тевтона был полон лютой злобы и ненависти.

Утром, за день до праздника урожая, перед выстроенными на плацу гладиаторами с торжественной речью выступил ланиста. Он говорил много, страстно и красиво, воодушевляя бойцов на гибель. Впрочем, нет, не на гибель – это было владельцу школы не очень-то выгодно – скорее на зрелищный самоотверженный бой, во время которого, несомненно, кто-нибудь и погибнет, как же без этого, на то они и гладиаторы, но смерть обязательно должна быть яркой и выразительной.

– Не забывайте о правилах чести, – напоминал ланиста. – Помните: главное правило – молчание. Объясняйтесь жестами, внимательно следите за жестами судьи. А коли уж упали на землю и оружие ваше, выбитое из рук, валяется рядом, что ж, делать нечего, признайте свое поражение, снимите шлем – я говорю не о ретиариях, тем нечего снимать – и подставьте горло под удар меча вашего собрата. Не обращайте внимания на крики и жесты зрителей, смотрите на судью: он передаст вам их волю. Завтра праздник. Кто-то из вас погибнет – это вполне достойная смерть, что бы там ни болтали, – а кому-то повезет больше, он сделается кумиром толпы и будет купаться в лучах славы. Помните: ваше будущее зависит только от вас, от того, как вы бьетесь – смело ли, изящно, красиво? Те из вас, кто тяжело вооружен, не вздумайте смешить народ прыжками и ужимками – то, что к лицу ретиарию, не украсит секутора или мирмиллона. Победители же, помните: с верхних рядов трибун на вас смотрят красивейшие девушки Галлии, каждая из которых будет мечтать провести с вами хотя бы одну ночь! Мальчишки будут завидовать вам и толпами ходить следом. Где бы вы ни появились – вас встретят рукоплесканиями, имена ваши будет знать каждый. Так не жалейте себя и сделайте все, чтобы завтрашний праздник удался! – Закончив речь, ланиста обернулся к стоявшему позади организатору игр: – Всадник Децим Памфилий Руф хочет сказать вам пару слов.

– Приветствую вас, бойцы! – выйдя вперед, громко произнес Памфилий. Ради такого случая он вырядился сразу в три туники из разноцветной заморской ткани: нижняя ярко-желтая, на ней синяя без рукавов, сверху ярко-голубая, складками, затканная золотыми цветами.

– Аве! – хором откликнулись гладиаторы.

Памфилий Руф пригладил завитые кудри:

– Завтра для вас великий день, и хочу сказать, что победители получат лично от меня богатые награды. Просто честно сражайтесь, я обращаюсь к молодежи, ибо умудренные опытом ветераны и так всякий раз демонстрируют и честь, и силу, и храбрость. Сегодня же для вас день отдыха. – Оратор торжественно обвел рукой въехавшие во двор школы телеги, груженные всяческой снедью. – Ешьте, пейте, веселитесь. Ночью вам подарят ласки красивейшие гетеры – я, всадник Децим Памфилий Руф, приготовил для вас эту радость.

– Слава Памфилию Руфу! – обрадованно поглядывая на телеги, закричали все. – Слава щедрейшему!

Порозовев от удовольствия, Памфилий в сопровождении ланисты и рудиариев прошествовал к выходу. В расположенном неподалеку доме хозяина школы почетного гостя уже ждал богато накрытый стол. Впрочем, и для гладиаторов тоже не поскупились: вареное, тщательно обжаренное до золотистой корочки мясо, тушеная рыба, овощи, политые гарумом – соусом из вымоченных в рассоле рыбьих внутренностей, мягкий пшеничный хлеб, оливки, фрукты. Вино – некрепкое, фалернское – было сильно разбавлено и больше напоминало чуть подкисленную воду. Хотя и такому все радовались.

– Подай-ка мне во-он ту рыбку. – Макая в вино кусочек хлеба, Тирак толкнул приятеля под локоть. Рысь вздрогнул – честно говоря, он тоже радовался сегодня и с удовольствием принял участие в трапезе.

– Вкусно! – Смачно прожевав рыбу, иллириец вытер ладони о тунику. – Хороша рыбка, жирная, совсем как у нас!

– Так ты говорил, у вас одни угри водятся! – подначил приятеля Рысь.

– Когда это я говорил? – с набитым ртом изумился Тирак. – Не мог я сказать такое.

Плотно поев в своих каморках, гладиаторы погрузились в дрему, тем более сладостную, что в обычные дни они не могли этого себе позволить. Рысь с Тираком проспали до самого вечера, впрочем, как и все. Лишь когда длинная тень от позорного столба пересекла двор, приятели вышли наружу. И увидели женщин. Они, наверное, только что пришли и стояли, сбившись в стайку, напоминая в своих легких туниках и полупрозрачных покрывалах разноцветных бабочек. Женщины эти вовсе не выглядели испуганными или смущенными, скорее наоборот – весело переговаривались со стражниками и смеялись:

– Ну, и где же ваши знаменитейшие бойцы? Не устали ли они спать в одиночку?

– Марцелл Тевтонский Пес, надеюсь, здоров? О, это такой сильный мужчина.

– А Черный Юбба? Девушки, это что-то!

– Говорят, здесь еще и Арист Фракиец?

– О, только не напоминайте мне о Фракийце. Полное разочарование – он больше любит мальчиков, а вовсе не нас.

– Что ж Памфилий не прислал ему…

– Прислал… И даже целых двух. Ого, смотрите-ка какие красавчики! Эй, парни, что пораскрывали рты? Иль не нравимся?

«Красавчики» – Тирак и Рысь и еще несколько подошедших к ним новичков – смущенно замялись.

– Ну, ну, не краснейте. – Одна из гетер вдруг бесстыдно задрала подол. – Не проходите мимо.

– Бросьте, девы, – охладил их пыл подошедший стражник. – Вас пригласили не для этих, еще не нюхавших арены юнцов, а для истинных воинов.

– Вот как? И где же они, эти истинные? Дрыхнут небось? Или пользуют мальчиков?

Гетеры подобрались разные, в общем-то весьма потасканные, несмотря на весь их крикливо-нарядный вид, что и понятно – вряд ли Памфилий Руф разорился бы на дорогих проституток. Впрочем, одна, совсем еще молоденькая черноглазая девица, была очень даже ничего, по крайней мере так показалось Рыси, когда девушка подошла ближе.

– Вы друзья? – откинув покрывало, поинтересовалась она сразу у обоих.

– Ну да, – кивнул иллириец и покраснел, видимо, застеснялся своих длинных локонов, тщательно завитых еще утром по приказу ланисты: ретиарии должны нравиться женщинам чисто внешне.

– Я Фелицата. А вас как зовут? – Девчонка стрельнула глазами. Симпатичная, пышноволосая, чернобровая. Такая гетерочка пойдет далеко, если, конечно, кроме внешней привлекательности, у нее еще есть и ум.

Приятели назвались и уже настроились было на дальнейший разговор, когда их собеседницу грубо позвала одна из женщин. Кивнув на прощанье, девчонка живо побежала к остальным, как раз вовремя – из казармы уже выходили гладиаторы. Первым неторопливо шагал скалоподобный Марцелл Тевтонский Пес, а чуть позади, словно шакалы, следующие за львом, гнусно ухмылялись Автебиус и Савус.

Подойдя к гетерам, Марцелл пристально осмотрел каждую, откидывая покрывала, да те и сами приняли самые выгодные позы, так что гладиатор озадаченно почесал затылок.

– Ты и ты, – Тевтонский Пес наконец сделал выбор в пользу ярко размалеванных грудастых девиц с осветленными волосами. Потом немного подумал. – И ты. – Волосатый палец его ткнулся в грудь Фелицаты.

Девчонка быстро оглянулась на новых знакомых и, вздохнув, поплелась вслед за Марцеллом и его прихлебателями. Интересно, для кого Тевтонский Пес ее выбрал? Для себя или для Савуса с галлом?

Строго соблюдая очередность, к гетерам постепенно подошли и остальные проснувшиеся гладиаторы. Многие были хорошо знакомы с женщинами – тут же зазвучал смех, посыпались шутки:

– Что-то у тебя волосы стали совсем седыми, Арданья!

– Какая же это седина, – обиделась гетера. – Я специально осветляла их на солнце.

– А у тебя, Ведиций, никак синяк?

– Всякое бывает в нашем деле. Так пойдешь со мной или синяк смущает?

– Лерция, Лерция, тебя ли вижу? Как ты похорошела, прямо расцвела. А где подружка твоя Фелицата? Ах, уже ушла. Жаль.

Тирак взял приятеля под руку:

– Пошли-ка еще перекусим, друг. Все равно женщины в этот раз не про нас. Ничего, скоро придет и наш день!

– Обязательно придет, парень, – засмеявшись, кивнул Рысь. – А как же!

Говоря так, юноша думал вовсе не о гетерах. Да и иллириец вдруг вздохнул, чуть прикрыв глаза.

В их каморке еще оставалась еда – вкусный белый хлеб, полкувшина вина, мясо, рыба, оливки.

– Хорошо живем, – поудобней устраиваясь на ложе, кивнул иллириец.

Поев, они еще немного поговорили. Тирак рассказывал о своей родине: о горах, о теплом бирюзовом море, о плодородных садах и богатых селеньях, о быстрых кораблях и морских битвах.

– Ты, наверное, и сам не раз грабил купеческие суда, – послушав, засмеялся Рысь. – Уж больно красиво рассказываешь.

– Нет, – с видимым сожалением отозвался Тирак. – Я был слишком мал, когда мое селенье разорили пираты. Так и оказался в рабстве. Сначала в Массилии, затем мой хозяин, чиновник, переехал в Лугдун, там влез в долги… И вот я здесь. Впрочем, я уже это рассказывал.

– Все равно, – Рысь покачал головой. – Тебя всегда интересно слушать.

– Учись и ты говорить красиво, – польщенно засмеялся иллириец. – Ну что, давай спать?

– Давай. Завтра будет тяжелый день, и, может быть… – Рысь не докончил фразу.

– Что ж ты остановился? – обеспокоенно спросил Тирак. – Хочешь сказать: может быть, нам не суждено остаться в живых?

– Может быть…

Каждый задумался о своем. Впрочем, мысли обоих юношей были схожими – о жизни и смерти, вернее, о той жизни, что, пожалуй, куда хуже смерти, несмотря на все хвастливые заверения старых гладиаторов и ланисты. Жить ради гибели на потеху толпе – а есть ли вообще в этом хоть какой-нибудь смысл?

Рысь проснулся от чьего-то прикосновения. Сначала даже не понял, вздрогнул, потом почувствовал, как кто-то ласково гладит его спину. Перевернулся, открывая глаза.

– Ну наконец-то! – послышался тихий девичий смех. – Это я, Фелицата, помнишь?

Юноша удивленно помотал головой:

– Ты… ты ко мне?

– К вам обоим. – Снова засмеявшись, девчонка откинулась на ложе и дотронулась ногой до спящего Тирака. – Эй, проснись, парень… Да что такое? И не разбудить.

Рысь тяжело задышал:

– Может быть, разбудим его позднее?

– Может быть… – Загадочно улыбаясь, Фелицата вдруг тихонько поднялась с ложа и быстро сбросила с себя тунику.

– У тебя когда-нибудь была женщина? – шепотом спросила она.

– Нет, – покраснев, честно признался Рысь.

– Значит, я буду первой.

Фелицата обняла его за шею, прижимаясь всем своим жарким телом. Ловкая, длинноногая, с маленькой изящной грудью, она в этот момент казалась красивейшей девушкой мира…

А потом юная гетера устало прилегла на ложе, и Рысь чувствовал тепло ее нежной кожи.

– Ой, – неожиданно проснулся Тирак. – Кто здесь? Ты, Рысь?

– Кто надо, – засмеялась девчонка. – А ну, иди сюда, соня!

Приятелям было хорошо с этой юной и веселой гетерой. Да и той, по-видимому, не было неприятно то, чем она сейчас занималась. Несколько раз Рысь порывался спросить девушку о Тевтонском Псе и его прихлебателях, но стеснялся: вдруг та обидится?

– С вами неплохо, – призналась вдруг девушка. – Сразу видно, что вы добрые парни, не то что тот здоровенный германец, брр! – Гетера поежилась, и Рысь ласково погладил ее по спине:

– Не бойся, уж мы-то тебя не обидим.

– А я вас и не боюсь. – Фелицата рассмеялась. – Вы такие милые. Обязательно приду к вам в следующий раз, если… Ой!

– Если завтра нас не убьют на арене, – глухо продолжил Рысь. – Чего ж ты застеснялась?

– Так… – Девчонка вздохнула.

Снаружи неожиданно послышался шум и громкие крики. Друзья встрепенулись.

– Это наши, – усмехнулась гетера. – Зовут всех – мы должны покинуть школу до полуночи. Прощайте. – Поднявшись, она натянула тунику и подошла к двери. – Пусть боги хранят вас. Надеюсь, очень надеюсь, мы еще увидимся. Ой… – Она вдруг обернулась на пороге и понизила голос: – Совсем забыла сказать, а ведь собиралась. Когда я была с германцем и его друзьями, – ну и гнусные же рожи! – они разговаривали о завтрашнем бое. Нас не стеснялись – мы ведь тоже не люди. Так вот, они договорились завтра вместе уничтожить кого-то, ужас какие у них при этом были глаза!

– А кого – не сказали?

– К сожалению, нет. – Девушка огорченно развела руками.

– Ну, об этом мы и сами легко догадаемся, – усмехнулся Рысь. – Спасибо тебе, Фелицата. Пусть твое имя – «Счастливая» – и впрямь хоть когда-нибудь принесет тебе настоящее счастье.

– Настоящее счастье? А в чем оно?

– Если б знать…

Дверь захлопнулась, полоска звездной ночи исчезла. Стражник задвинул засов. Где-то рядом гулко залаял пес. Рысь вытянулся на ложе и вздохнул. Если б и в самом деле знать, что же это такое – счастье?! Наверное, крепкий род, уважение друзей и врагов, любящая женщина. И все это пока в одном лишь слове – свобода! Говорят, ее можно получить и на арене.

Глава 6 23 августа 224 г. Ротомагус Праздник урожая

И покраснели мужи, поощряют друг друга и криком

Дух возбуждают, меж тем беспорядочно мечут оружье.

Публий Овидий Назон. Калидонская охота

– Слава всаднику Памфилию Руфу, устроителю зрелищ!

– Слава, слава Пафмилию!

Собравшийся у цирка народ, из тех, кто победнее, завидев тучную фигуру Памфилия, разорался не на шутку в ожидании милостыни и прочих подачек. Децим Памфилий Руф считался богатым и щедрым патроном, правда при одном условии – клиенты (люди, практически жившие за его счет) должны были угождать любым прихотям всадника. Ходили слухи, что как-то во время обеда он приказал ждущим во дворе клиентам для развлечения гостей затеять меж собой потасовку на манер гладиаторской, а потом оплатил синяки и шишки щедрой порцией бобовой похлебки и настоящим фалернским вином.

– Слава всаднику Дециму Памфилию Руфу, будущему дуумвиру!

Децим Памфилий, высунувшись из шикарных носилок, помахал собравшимся рукой и, оставив портшез у главного входа под присмотром могучих черных рабов, важно прошествовал на арену в сопровождении слуг и тут же прибившихся клиентов.

Денек выдался неплохой, ясный, но не жаркий – с близкого моря заметно тянуло ветерком, приносившим прохладу и неистребимый запах свежевыловленной рыбы. В бледно-голубом небе тут и там проплывали белые облака, что-то тихо шептали друг другу листья каштанов и вязов, в изобилии росших у амфитеатра, в кустах акации и дрока свиристели жаворонки.

Памфилий Руф, тщательно завитый (на самом деле так завивать волосы было модно лишь в таких замшелых и диких провинциях, как Лугдунская Галлия), в зеленовато-желтой шелковой лацерне, небрежно наброшенной поверх двух туник и застегнутой на правом плече красивой серебряной пряжкой, поднялся в главную ложу, приветствовав эдила и куриалов. Эдил, длинный сутулый старик, ради праздника вырядился в белую шерстяную тогу, по старинке, как было принято когда-то в Риме. Нынче-то и там редко встретишь кого-нибудь в тоге, ну разве что по очень большим праздникам.

Встав, эдил показал на Памфилия, еще раз представив собравшемуся в цирке народу устроителя сегодняшних игр. Впрочем, и не нужно было особо его представлять, все и без того знали. Народ постепенно заполнял трибуны: те, что пониже да поближе к почетной ложе, – состоятельные граждане, что повыше, – все прочие. Самый последний ярус, отдельно от мужчин, занимали женщины в ярких полупрозрачных накидках и туниках из тонкой ткани, прошитой серебряной и золотой нитью и почти не скрывавшей все женские прелести, у тех, конечно, кому было что показать.

Едва выйдя на арену с толпой других гладиаторов утренней смены, Рысь прикрыл глаза рукой, защищаясь от стоявшего почти прямо над головой солнца. На трибунах буйствовали краски – разноцветные туники, лацерны, пенулы, блистал желтизной песок под ногами. У каждого из «утренних» гладиаторов вместо меча была палка или хлыст – всех этих парней ланиста выпустил сейчас именно для разогрева. Разделившись на две команды, гладиаторы – все молодежь, вроде Рыси или Тирака, – по команде судьи в черном греческом гиматии выстроились друг против друга и, приветствовав зрителей, бросились в схватку.

Один из молодых воинов, недавно прибывших в школу, вдруг резко вырвался вперед, выбросив вперед палку, и засмотревшийся на зрителей Рысь едва успел отбить ее быстрым ударом хлыста. О, действовать им тоже, оказывается, было искусством, в чем сейчас убедился выскочивший вперед нахал: хлыст Рыси оставил на его левом плече длинную кровавую полосу.

– Так его! – подбодрил друга сражавшийся рядом Тирак.

Волосы иллирийца были тщательно завиты локонами и посыпаны золотой пудрой – ретиарий должен быть красив и нравиться женщинам, хотя что они видят-то со своей верхотуры? К тому же в данный момент вся гладиаторская молодежь не делилась на секуторов, ретиариев, гопломахов и прочих, да и какого-либо защитного снаряжения на них не было – одни набедренные повязки да палки с хлыстами.

Ага! Увлекшийся нападением Тирак вдруг резко отскочил назад, скривился от боли – кто-то достал его хорошим ударом в бок. Иллириец мог бы упасть, если бы не Рысь, ухвативший его за руку. Поблагодарив товарища взглядом, Тирак отдышался и вновь бросился в бой. А вот Рысь пропустил-таки тычок в грудь – да такой силы, что едва не лопнула кожа. Ах ты ж…

– Ну, ты, что ждешь, кусок дерьма? – смеялись на ближних трибунах.

Рысь неожиданно обиделся: ах, вы так? Посмотрим еще, кто из нас кусок дерьма! А ну…

Превозмогая боль, юноша извернулся, откатился в сторону, царапая о песок кожу… Несколько хороших ударов пронеслось мимо! Вот так-то! Теперь побыстрее пролезть, протиснуться между ногами беспорядочно топчущихся соперников – гладиаторов утренней смены еще нельзя было считать собственно гладиаторами. В основном тут и были недавно прибывшие в школу парни, ну и такие, как Рысь с Тираком, выпущенные, чтобы привыкали к арене.

Оказавшись позади всех, Рысь быстро вскочил, вырвал палку у зазевавшегося вражины, туповатого галльского парня, и хорошенько врезал тому промеж лопаток.

– Так его, так! – одобрительно закричали зрители.

Рысь на секунду вскинул глаза и увидел в почетной, украшенной разноцветными ленточками ложе тучную фигуру устроителя игр. Тот улыбнулся и, видимо, узнав юношу, помахал рукой. Ага… В этот момент судья подал знак к перестановке, и теперь борьба пошла по-иному: наиболее подготовленные новички, в том числе Тирак и Рысь, получили по длинному шесту, а их соперники – человек восемь – хлысты с металлическими кошками на концах. При хорошем ударе такой хлыст мог запросто вырвать изрядный кусок кожи… Вот, вырвал уже! Скользнул по спине иллирийца, хорошо, тот успел-таки извернуться…

– Давай, давай, кудрявый! – засвистели на нижнем ярусе. – Не спи!

Ах вы ж… Рысь, успешно отбиваясь шестом от наседавших вражин, – вот где пригодились уроки Плавта и Энея! – краем глаза заметил, что у его приятеля дела идут куда хуже. Поняв, что с Рысью им справиться трудновато, нападавшие весь свой пыл направили на Тирака, и тому пришлось несладко. Вертясь, как рыба на сковородке, иллириец отмахивался сразу от шестерых, окровавленные бичи свистели в воздухе, на трибунах уже вовсю заключали пари. Видя это, в ложе довольно улыбался ланиста.

Да, гладиаторский бой – каждый сам за себя, на арене нет и не может быть друзей. Сумел вызвать у кучи врагов страх? Хорошо! Соперники набросились на соседа? Еще лучше! Так и должен думать всякий, кто хочет выжить. Только вот Рысь так сейчас не думал. Может быть, вспомнил свой род, где все были за одного, а один – за всех, может быть, просто жаль стало Тирака, а скорее, даже не жаль, а неловко как-то вдруг почувствовал себя Рысь, словно бы вот сейчас предавалась их дружба.

– Давай, бей кучерявого! – к радости ланисты, вопили трибуны.

Рысь, удерживая на расстоянии двух оставшихся врагов, неожиданно схватил шест за конец, разбежался и, уткнувшись другим концом в песок, перелетел через головы парней, окруживших уже выдыхающегося Тирака. Обернулся, подмигнул:

– Ничего, продержимся!

Прыжок Рыси вызвал в стане врагов некоторое недоумение, зрители же довольно рукоплескали – такого они еще не видели, по крайней мере здесь, в Ротомагусе, провинциальном городке Лугдунской, «Косматой» Галлии, где большая часть населения до сих пор носила браки – и с трудом понимала латынь.

А они все стояли плечом к плечу, Ант Юний-Рысь и воспрянувший духом Тирак. Их шесты со свистом рассекали воздух над головами, не давая соперникам никакой возможности подойти ближе. Да те, похоже, и не собирались больше этого делать, лишь лениво помахивали своими хлыстами. Тупиковая ситуация разрешилась вмешательством судьи, по приказу которого глашатаи громко объявили обеденный перерыв.

Знать и богатые нувориши вроде Памфилия Руфа, поднявшись со своих мест, покидали амфитеатр на время обеда. Те же, кто был победнее, обедали прямо здесь, в цирке. Вездесущие мальчишки-торговцы, бегая по рядам, громко предлагали лепешки, разбавленное вино и печеную рыбу.

Гладиаторов утренней смены развели по камерам цирка. Принесли виноградные выжимки и кашу из заправленного льняным маслом проса. Посреди камеры на полу появилась деревянная бадья с водой…

– Вы неплохо показали себя. – Подошедший ланиста Луций Климентий Бовис одобрительно похлопал по плечу Рысь. – Прыжок с шестом – это был хороший трюк. Что ж, пока отдыхайте… Я прикажу принести вам мяса и вина. – Он направился к выходу и, лязгнув дверью, обернулся на пороге камеры. – Думаю выпустить вас и после обеда, в парные бои!

– Друг против друга? – сглотнув слюну, тихо осведомился Тирак.

– Нет, – ланиста покачал головой и расхохотался. – Ты будешь сражаться с Савусом, кимвром, а ты, Рысь, – с Автебиусом.

Рысь довольно вскинул глаза. Вот это дело! Проучить наконец зарвавшегося забияку-галла, встретившись с ним в открытом бою!

Бовис осклабился:

– Смотрю, тебе по душе этот будущий бой, Ант?

Рысь лишь молча кивнул.

Ланиста вышел, и не успели друзья отхлебнуть принесенного слугой вина, как вошел Плавт.

– Не советую вам пить перед боем, – с усмешкой заметил он. – Возможно, придется еще и выдержать групповую схватку.

– Как? – хлопнул глазами Тирак. – Ведь это же не по правилам!

Римлянин хохотнул:

– Так и выставлять вас, «утренних», в парный бой – тоже не по правилам, однако Бовис все же решил поступить по-своему. Сказать честно, вы просто будете тянуть время. Толстяк Памфилий заказал в Лугдуне пару могучих бойцов – сражаться с нашими, их-то все и ждут.

– А если они не приедут? – осторожно поинтересовался Рысь. – Мы так и будем сражаться целый день, с утра и до вечера?

– Возможно, – сухо кивнул Плавт. – Вы ведь гладиаторы, парни. Впрочем, – он неожиданно улыбнулся, – могу вас утешить: заказанные бойцы обязательно явятся, иначе ланиста из лугдунской школы заплатит нашему крупную неустойку.

– Да, – проводив глазами ушедшего римлянина, прошептал Тирак. – Хорошо бы они прибыли вовремя.

Вовремя лугдунцы, конечно, не прибыли, и хитрый ланиста принялся всячески тянуть время. Сразу же после обеденного перерыва на арене появилась шикарная колесница, запряженная четверкой белых коней. Колесницей самолично правил устроитель игр Децим Памфилий Руф, поверх парадных туник которого на этот раз была накинута роскошная, шитая золотом мантия, бордовая, под цвет колесницы. И мантию, и колесницу, и лошадей Памфилию предоставил напрокат ланиста. А где именно Бовис все это взял, оставалось только догадываться, поскольку ни колесницы, ни коней Рысь что-то в гладиаторской школе не видел. Правда, может быть, ланиста хранил все это у себя дома? После того как устроитель игр, красный от важности и осознания своего торжества, сделав несколько кругов, вновь поднялся в ложу, судья дал знак к началу нового боя, на этот раз – парного. Одновременно в разных концах арены сражались четыре пары, в том числе и Тирак – кимвр и Автебиус – Рысь. Все, как и обещал ланиста.

На этот раз приветственные крики звучали куда стройнее и громче, нежели утром, что и понятно – начинались серьезные игры. Рысь стоял в тяжелом закрытом шлеме с маленьким гребнем, с выгнутым как у легионеров, щитом, в сияющих на солнце доспехах, прикрывавших в основном правую руку с предплечьем и часть груди; живот и спина оставались обнаженными, чтобы соперникам было удобней нанести кровавые раны. Сквозь маленькие дырочки забрала юноша видел соперника – ретиария Автебиуса, хитрого, жилистого, в короткой тунике, с острым трезубцем и сетью. Рядом с ним в таком же наряде стоял и Тирак. Его завитые локоны были тщательно посыпаны золотой пудрой, так что шевелюра иллирийца сверкала не хуже, чем доспехи секуторов. Все пары разошлись по своим углам, и Рысь краем глаза заметил, как, поглядывая на Тирака, недобро усмехается кимвр.

Махнув белым платком, судья подал знак к схватке. Рысь быстро принял оборонительную позу, как учили, выставив вперед щит и левую, закрытой тяжелой металлической пластиной, ногу. Горячий, раскалившийся на солнце песок ощутимо жег голые пятки – все гладиаторы сражались босыми. Автебиус с нахальной усмешкой угрожающе закрутил над головою сеть, замедлил шаг, полностью концентрируясь на схватке… Какое смрадное дыхание у врага! Прям как у того тигра… Ушлый галл вдруг сделал длинный выпад трезубцем и едва не поразил соперника в живот. Подняв тучу пыли, Рысь резко бросился на колено, и удар пришелся в защищенное доспехом плечо. Раздался железный лязг. Автебиус отпрыгнул в сторону, закружил, стараясь занять такую позицию, чтобы солнце светило анту в глаза. Но и Рысь был уже не лыком шит – уроки Плавта и прочих не пропали даром. Живо проскользнув рядом с трибунами, он вызвал недовольный гул: считалось, что тяжеловооруженный гладиатор не должен прыгать и уклоняться, как ретиарий. Больше не прыгая, – а и незачем было: теперь-то против солнца оказался галл, – Юний удачно отмахнулся коротким мечом от налетевшей сети, кажется даже порвал ее. Публика – о, этот гул! – тут же освистала неловкого ретиария, и тот, закусив губу, снова закружил, помахивая длинным трезубцем. Резко завоняло потом, толпа загудела, подбадривая обоих бойцов. Рысь, как секутор, не мог достать соперника своим коротким мечом и, таким образом, вынужден был подлаживаться под все его действия. А хитрый Автебиус явно провоцировал соперника на спешку – скакал козлом, – вот откуда пот, вонища, – размахивал сетью, вызывая своими ужимками смех и благоволение зрителей. Впрочем, этот надоедливый гул постепенно уходил, словно бы улетал куда-то высоко в небо, и зрителей будто бы уже не было на трибунах, во всяком случае Рысь не слышал их воплей – во всем мире остались теперь лишь только двое – он и враг. Юнию приходилось несладно под тяжелым шлемом, хорошо хоть подшлемник впитывал пот, а иначе б…

Ретиарий опять наскочил, сверкнул в лучах солнца трезубец. Блеснул клинок – Юний ловко парировал атаку мечом. Затем еще раз… Лязг железа, топот ног и хриплое дыхание врага звучали музыкой боя. Галл нападал снова и снова, но Рысь отбивал все атаки. Однако, улучив момент, Автебиус, ловко извернувшись, вдруг неуловимым движением накинул сетку на шлем Рыси и, запутывая ее, забегал вокруг. Рысь почувтвовал, как тяжело стало двигаться, достал сеть мечом! Так… Трезубец! Не забывать про трезубец, хитрый галл зечем-то спрятал его за спиной… Да, мечом врага не достать, но ведь есть еще и щит – а им можно хорошо приложить! Рысь так и сделал – изо всех сил ударил щитом противника в бок. Автебиус пошатнулся, завыл, отскочил прочь, выпуская трезубец, на который ант тут же наступил ногой, медленно, но верно освобождаясь от сети. И тут разъяренный Автебиус сделал еще одну ошибку – поспешил, быстро наклоняясь к трезубцу. Якобы возившийся с сетью Рысь только того и ждал! Удерживая трезубец левой ногой, он ударил галла в живот тяжелой пластиной поножей. Зрители одобрительно загудели, впрочем, Рысь их не слышал, полностью поглощенный боем. Какие там зрители? Только двое… Только лязг железа, только дыхание врага и его загнанный взгляд, и кровь, и пот, и пыль, взлетающая с арены…

Автебиус не оправился от удара, согнувшись, повалился на землю и отполз в сторону. Разрубая остатки сети, Рысь подошел к нему и, наступив ногою на грудь, поднял меч. Ну, вот оно… Он горделиво посмотрел на зрителей, потом перевел взгляд на судью, а уж тот, четко угадывая симпатии публики, сжал руку в кулак – жизнь! Рысь усмехнулся, наблюдая за поверженным врагом. Пусть так, пусть жизнь… Зато какое наслаждение! Вот он, враг, жалкий, потный и грязный, в драной тунике, с окровавленным лицом. Тьфу!

Что-то весело кричал ланиста, устроитель игр Памфилий Руф размахивал обеими руками, рукоплескала толпа. Рысь улыбался под тяжелым шлемом. Вдруг зрители засвистели. Юноша повернул голову и увидел, как ретиарий Тирак, совершив гигантский прыжок, свалился едва ли не на голову секутору-кимвру, тут же упав на песок, пополз, извиваясь, словно змея, на потеху публике, потом, чудом проскользнув под разящим мечом соперника, ловко набросил на того сеть и с помощью трезубца завалил навзничь…

Судья снова показал кулак.

Жизнь… Что-то сегодня всем побежденным даровали жизнь, наверное ради праздника…

И вновь долгожданный отдых – холодная вода, лепешки, каша. А заглянувший в камеру в сопровождении Плавта Арист Фракиец принес только что закончившим бой гладиаторам целую корзину снеди:

– Ешьте! Видел, как вы сражались.

Римлянин же лишь отрицательно качнул головой:

– Не торопитесь нажираться, парни. Лугдунцев пока нет.

Рысь прислушался. Судя по хохоту зрителей, их сейчас развлекали специальные гладиаторы-шуты – пенгиарии, изображавшие какую-то жутко смешную сценку.

Вошел ланиста, окинул отдыхающих гладиаторов пристальным взглядом:

– Выйдете на групповой бой.

Да-а… Похоже, эти лугдунцы так и не явятся!

– Бой праздничный – до первой крови, – усмехнувшись, пояснил ланиста.

Многие гладиаторы заулыбались. Рысь заметил, как переглянулись Автебиус и кимвр. Видно, что-то затевали… Об этом и предупреждала та девчонка, Фелицата.

Ланиста хлопнул в ладоши:

– Ну, отдохнули? Пора на арену.

Публика встретила их рукоплесканиями и радостным воем. А когда из ворот под ложей показался Тирак, все верхние женские ярусы зашлись яростным визгом.

– Кажется, тебе везет, парень! – обернулся к нему Рысь. – Скоро ты сможешь выбирать из них кого хочешь.

Иллириец улыбнулся и помахал трибунам.

– Бой группа на группу. – Поднявшись в ложу, судья поклонился зрителям. – Командир группы «синих» – знаменитый Арист Фракиец! Приветствуйте!

Фракиец вышел на арену. Сильный, мускулистый, уверенный в себе, в сиянии доспехов, с синей ленточкой на руке… такой же, как и у кимвра Савуса.

– «Зелеными» командует… – судья намеренно сделал паузу, – Марцелл Тевтонский Пес!

Толпа зашлась в экстазе: кричали и улюлюкали мужчины, на верхних ярусах истошно визжали женщины.

Марцелл Тевтонский Пес, в тяжелых доспехах мирмиллона, в украшенном зелеными перьями шлеме с высоким гребнем и решетчатым забралом, важно прошествовал на середину арены и поднял вверх руку:

– Аве!

– Аве!!! – ответом ему был тысячеголосый гул зрителей.

Слуги быстро привязывали к доспехам и шлемам гладиаторов яркие ленты, зеленые и синие. Рысь скосил глаза – «зеленая».

– В честь праздника урожая бейтесь до первой крови! – напутствовал бойцов устроитель игр. Судья взмахнул платком…

Две группы бойцов, выстроившись в шеренги друг против друга, ведомые именитыми предводителями, рванулись в бой. Причем по знаку судьи сначала должны были сражаться люди малоизвестные, а уж затем, напоследок, два предводителя – Арист Фракиец и Марцелл Тевтонский Пес. И снова топот ног, и пыль, поднятая с арены, и рев трибун, и – веселье! Да, да, все бойцы сражались только весело, непринужденно, с радостью даже, ведь сказано было, объявлено с высокой трибуны – бой до первой крови, а значит, никто не погибнет, ну разве случайно… Кто оказался его соперником, Рысь не знал – шлем был с забралом, однако бился тот хватко, вызывая невольное уважение. Сверкнувший в лучах солнца меч яростно обрушился на Юния – тот подставил щит, и в свою очередь тоже нанес удар – такой же яростный, стремительный, звонкий… Попал в шлем… И тут же увидел, как прямо в его голову летит край щита, тяжелый, окованный сияющей медью, – попадет таким по шлему, мало не покажется… Рысь быстро пригнулся, пропустив край вражеского щита над головою, и, выставив вперед правую ногу, ткнул острием меча на миг приоткрывшего бок соперника, ощутив запах едкого пота, разивший из подмышки врага. Есть! Гладиаторские доспехи специально не защищали тело бойца полностью. Есть! Зацепил, и алые капли крови упали на желтый песок арены… Что ж, битва до первой крови…

Опустив меч, Юний, как и было предусмотрено правилами, сделал шаг назад, и, повернув голову, заметил одобрительный жест судьи… и что-то черное – быструю свистящую тень… Ах, гад! Побежденный метнул в него щит! Хорошо, Рысь все ж таки был охотником с детства – успел, среагировал, пригнулся…

А судья ничего не заметил, как и зрители, прикованные к поединку сильнейших – Фракийца и Тевтонского Пса…

А потом все сняли шлемы, и Рысь узнал подлеца – Савус… Что ж, следовало ожидать…

Фракиец и Тевтонский Пес – жаль, Рысь не видел их боя, был занят своим – довольно улыбаясь, раскланивались со зрителями – и у того и у другого были свои поклонники. Теперь они появились и у Тирака с Рысью.

Глава 7 Октябрь 224 г. Ротомагус Флавия

Многим то, чего нет, милее того, что доступно…

Публий Овидий Назон. Наука любви

После августовского сражения авторитет молодых гладиаторов Тирака и Рыси резко пошел в гору. Ланиста их привечал, велел поставить в каморку парней новые удобные ложа, даже лично пожертвовал бронзовый, на длинных ножках светильник. Одновременно с этим резко усилилась слежка, причем совершенно открытая. Хозяин школы вовсе не хотел лишиться подающих надежды бойцов – а вдруг да по глупости сорвутся в побег? – и всячески это показывал. Стражники, особенно пьяница Аманд, контролировали каждый шаг юношей, каждое их слово, по приказу ланисты частенько подслушивая у дверей. В числе других гладиаторов парни по-прежнему продолжали упорные тренировки под руководством ветеранов-тренеров – Плавта, Энея, Лупуса. Последний даже показал еще один удар, левой рукой снизу в корпус, – по всей видимости, Лупус когда-то был неплохим кулачным бойцом. Этот-то удар Рысь, улучив момент, и испробовал на кимвре Савусе, отомстив за предательское нападение во время игр. Савус по виду был намного сильнее анта, но даже он не устоял на ногах, а Рысь – что поделать? – получил за него десяток плетей, но, честно говоря, не очень из-за этого расстроился. Вообще же Савус с Автебиусом в последнее время вели себя тише воды ниже травы. Хитрый галл даже улыбался при каждой встрече, правда Рысь ему не верил и правильно делал. Марцелл Тевтонский Пес тоже вроде бы не проявлял открытой злобы, однако он и не общался с молодежью. Как и другие ветераны – Арист Фракиец и Черный Юбба, – он с разрешения ланисты отправился на побочные заработки: взялся охранять нового дуумвира Ротомагуса, всадника Децима Памфилия Руфа. Тот недавно вступил в должность и по такому случаю устраивал приемы для знати. В общем-то никакая дополнительная охрана ему не требовалась, гладиаторов-«звезд» он нанял лишь для престижа, как делали многие.

Когда Тевтонский Пес оказался за стенами школы, Автебиус и Савус явно приуныли, даже попытались было выместить злобу на новичках, да нарвались на недвусмысленное предупреждение Плавта. Во время учебных боев оба старались не оказаться в паре с Рысью или Тираком, впрочем, надсмотрщики не очень-то интересовались их мнением. Пару раз схватка анта и галла чуть было не переросла в настоящий бой, и лишь вмешательство тренеров предотвратило пролитие крови. И Рысь, и Автебиус получили для острастки плетей, после чего вновь приступили к усиленным тренировкам. В школе ходили упорные слухи, что всадник Памфилий Руф вновь собирается устроить игры на праздник сбора винограда. На этот раз, правда, игры обещали быть не такими представительными, как в августе, но, тем не менее, к ним необходимо было готовиться. Впрочем, гладиаторы всегда должны поддерживать форму: кто не поддерживал, обычно жил недолго.

Ярко светило бархатное сентябрьское солнце, отражаясь в учебных доспехах. Тяжело дышавший ант наконец снял шлем и вытер заливавший глаза пот. Только что закончилась очередная схватка, и молодые гладиаторы, пользуясь редкими минутами отдыха, с удовольствием расселись у дальней стены, подставляя усталые тела солнцу. Марк Домиций Плавт, подойдя к молодежи, принялся тщательно разбирать только что прошедший тренировочный бой. Всем – в том числе и Рыси – разбор поединка опытным наставником зачастую мог оказаться полезней не только наблюдения за боем, но и участия в оном. После, уже вечером, во время еды, Юнию вдруг привиделась лазурная ширь родного Нево – озера-моря, которое еще называли Альдейга. Поросшие ольхой и ивой берега широкой реки, холмы, покрытые густым лесом, вздымающиеся к небу сосны. И он, Рысь, совсем еще юный парнишка, с такими же ребятами, как он сам, пробирающийся по узкой звериной тропе. Они шли на лося – опасного и непредсказуемого в своей ярости зверя, правда, обладающего весьма вкусным мясом. Рысь шагал третьим, перед ним были еще двое – Белка и Ломоть. Белка – маленький, ловкий, Ломоть же – угрюмый, мускулистый, сильный. Правда, в роде Доброя его никто не любил: слишком уж хитер был Ломоть, хитер и злопамятен, вот Рысь забыл, как когда-то насмехался над ним, а Ломоть нет, помнил. Вот и сейчас, заметив у водопоя огромного быка с ветвистыми рогами, он не стал лезть вперед, а, ткнув локтем Белку, обернулся:

– Все мы знаем, как здорово стреляет из лука Рысь! Вот уж меток!

– И в самом деле, – кивнул Белка. – Давай-ка, Рысь, покажи нам, как надо…

Польщенный, Рысь наложил на лук стрелу, подкрался к зверю поближе… Тот вдруг захрипел, закосил налившимся злой кровью глазом – видно, почуял все-таки… Бросился, наклонив голову. Затрещали кусты, и земля задрожала под могучими копытами лося. Рысь успел-таки выпустить стрелу, попав зверю в бок, и тут же бросился назад, к сосне, на которую и взлетел разом со своими товарищами. Косясь красным глазом, лось вихрем понесся за ними, ударил рогами в дерево – забравшийся на самую вершину Рысь едва не слетел оттуда вниз головой. Посыпались сучья, а лось все не отступал, все терзал рогами толстый ствол. Хорошо, сосна оказалась мощной, зверь не смог справиться с ней, а к тому же Рысь, выбрав момент, все ж таки изловчился и выпустил вниз несколько стрел. Парочка попала в цель, и, издав жуткий рев, лось скрылся в чаще. Его не преследовали – себе дороже, лишь по возвращении в селение рассказали взрослым охотникам. Ломоть и Белка во время рассказа все нахваливали Рысь, а тот уже больше не ловился на лесть, понял, что к чему…

Сразу после еды явился Плавт. Посмотрел на Тирака и Рысь, усмехнулся каким-то своим мыслям…

– Завтра с утра прогуляетесь со мной в город, – понизив голос, поведал он. – Думаю, это будет для вас хоть каким-то развлечением – жизнь в школе довольно однообразна.

– В город? – переспросил Рысь. – И что мы должны будем там делать, надеюсь, не убивать кого-нибудь?

– А хоть бы и так, вам какая разница? – цинично усмехнулся Плавт и тут же успокоил: – Нет, на этот раз не убивать, всего лишь поможете мне привезти камни на ремонт дома.

– Ах, вон оно что, – Тирак не скрывал радости. – Конечно, поможем, и ты не пожалеешь, что выбрал именно нас.

– За работу получите несколько ассов, – еще больше воодушевил парней римлянин. – Можете завтра же их и потратить – купить вкусной еды, да мало ли…

– Да, – иллириец, улыбнувшись, кивнул, – уж куда потратить, найдем.

– Ну, а сейчас идите, оттачивайте удары, – напутствовал Плавт. – Если будет время, завтра покажу вам еще несколько.

Тирак засмеялся, а Рысь, вежливо улыбнувшись, задумался – слова римлянина показались ему несколько странными.

Закончив к вечеру все упражнения, друзья пошли в свою каморку и, перекусив пшенной кашей, вытянулись на ложах, подложив под головы свежей соломы. Они так и жили вдвоем – ланисте все никак не удавалось прикупить еще рабов для школы, что и понятно: никакой войны не было, а воинственные племена германцев, совершавшие свои набеги из-за туманного Рейна, сюда, к Секвоне, не доходили, так что не было и возможности захватить кого-нибудь из них в плен.

– Эх, и здорово, наверное, будет завтра, – поворочавшись, шепнул Тирак. – Я почти и не знаю города. Говорят, большой.

– Говорят, есть города и побольше, – улыбнулся Рысь. – Я, правда, таких не видал.

– Зато я видал! – Иллириец оживился, карие глаза его заблестели. – Медиолан, Аквилея, Массилия, Лугдун, Толоза…

– Ты был там рабом? – осторожно спросил ант.

– Не всегда, – Тирак с грустной улыбкой покачал головой. – А почему ты спрашиваешь?

– Ты знаешь многие города – знаешь и пути, – приглушенным шепотом отозвался Рысь.

– Побег? – так же тихо произнес иллириец и усмехнулся: – Напрасно надеешься. Во-первых, с нами будут стражники, во-вторых, у нас нет ни продуктов, ни денег, ну и в-третьих, нас схватят на первом же дорожном посту… как тебя, помнишь, ты рассказывал?

Рысь кивнул.

– Нет, по-моему, путь к свободе для нас лежит через арену, – продолжал Тирак. – Со временем можно стать тренером, как Плавт, Эней, Лупус… Если допрежь того не убьют, конечно… Да и что мы умеем делать, кроме как махать мечом? Ты знаешь какое-нибудь ремесло? Нет? И я нет. Ну, пахать землю смогу – только кто ж мне ее даст, эту землю? Хотя нет… Говорят, ветеранам-легионерам дают участки земли. Вот! Обретя когда-нибудь свободу, можно завербоваться в легионеры, правда, туда не очень-то охотно берут бывших гладиаторов.

– Почему? – удивился Рысь.

– Потому. – Тирак зевнул и, повернувшись на бок, засопел.

А вот Рыси не спалось. Он лежал с открытыми глазами, заложив за голову руки, и думал. Размышлял: и над словами Тирака, и над последней фразой Плавта, обещавшего показать им какие-то приемы владения мечом. Странно. Почему нельзя было обучить этому здесь, в школе? Или эти приемы настолько страшны? Странно… Юноша и сам не заметил, как заснул, провалившись в черные объятья Морфея. Спал спокойно, без сновидений, как и все гладиаторы, уставшие за прожитый день. Сколько у них осталось этих самых дней? До праздника сбора винограда? Или до какого-нибудь другого торжества?

Утром Плавт поджидал их у ворот школы. Солнце только что встало, и было довольно прохладно – молодые гладиаторы поеживались в своих драненьких туниках и плащиках из грубой ткани.

– Ничего, парни! – хохотнул один из сопровождавших их стражников, пьяница Аманд, младший братец ланисты. – Еще вспотеете, таская камни от дома Тарлиния.

– Помолчи-ка, Аманд, – недовольно оглянулся Плавт, и стражник засмеялся.

– Ничего, римлянин, у Тарлиния не только ты камни берешь, а и всякий, кому не лень. Вообще-то я на твоем месте поспешил бы, если не хочешь вернуться с пустыми руками.

Согласно кивнув, Плавт махнул рукой, и вся процессия – сам римлянин, два стражника и Тирак с Рысью – направилась прочь от гладиаторской школы по узкой и пыльной улице. Позади грохотала пустая телега с бородачом-возницей. Поначалу улицы были пустынны: школа находилась на окраине города, но чем дальше, тем становилось больше народу – ремесленники в темных туниках, спешившие на рынок торговцы, рыбаки, идущие за водой женщины с высокими кувшинами на плечах, приехавшие в город крестьяне – косматоголовые, нестриженые, в кервезиях и браках из козьих шкур.

– Эй, бракатые, – презрительно крикнул Аманд. – А ну, с дороги!

Крестьяне поспешно отпрянули в сторону, прижимаясь к длинному выбеленному забору. Один из них внимательно посмотрел на Рысь, и юноша, почувствовав на себе чужой взгляд, обернулся. На миг он встретился глазами с галлом – молодым мужчиной с чуть рыжеватой бородой и двумя косами, падающими на грудь. Галл тут же надвинул на глаза кервезию. Рысь отвернулся… и замер, едва не споткнувшись. Он вспомнил, вспомнил, где и при каких обстоятельствах видел уже этого рыжебородого парня! В лесах под Августодурумом, где галльские жрецы-друиды приносили своим богам кровавые жертвы! Он, Рысь, едва выбрался оттуда, едва не погиб! Ведь если б он не догадался вовремя о предательстве Лициния, то и его кишки украсили бы красные от крови ветви деревьев в черном лесу у болота! Хорошо, что Рысь запомнил пароль – «я всего лишь ищу кервезию». И этот парень – да, да, именно этот, Рысь никогда не жаловался на плохую память – показал ему путь. А теперь вот он здесь, в Ротомагусе… Или все же не он? Юноша резко обернулся… Рыжебородого не было! Все остальные «косматые» шагали себе вдоль ограды, а вот рыжего… Самое главное, и скрыться-то ему здесь негде, ограда достаточно высока, не перепрыгнешь. А дверь, небольшая калитка, приоткрыта! Словно бы специально ее открыли, чтобы впустить галла. Сообщники-слуги? Интересно, чей это дом? Рысь повернул голову – на ограде змеились кем-то поспешно выведенные красные буквы – «Памфилий Руф – вор». Памфилий Руф, всадник… Значит, кто-то из его слуг… Впрочем, а ему-то, молодому гладиатору Анту Юнию Рыси, какое до всего этого дело? Никакого, если говорить точно. Подумаешь, жрецы, подумаешь, жертвы, когда тут и сам не знаешь, доживешь ли хотя бы до январских календ или падешь на желтый песок цирковой арены, пронзенный трезубцем или мечом собрата-гладиатора?

И в самом-то деле…

Прогрохотав по мощеной улице, телега выехала на площадь и, едва разминувшись со встречным возом сена, свернула налево, догнала наконец ушедших далеко вперед гладиаторов, стражу и Плавта. Они уже почти достигли городской стены – каструма, пересекли весь город, довольно многолюдный по здешним меркам, еще раз свернули налево и оказались на пустыре, окруженном кустами жимолости и дрока. Именно окруженном, а не заросшем, ибо весь центр пустыря занимали какие-то развалины – поваленные колонны, битый кирпич, камни.

– Приехали, – обернувшись к вознице, римлянин махнул рукой.

Скрипнув осями, телега остановилась, медлительный вол принялся лениво жевать траву.

– Ну, что встали? – Плавт посмотрел на юношей. – Вот кирпичи, вот камни – грузите в телегу, да смотрите, выбирайте только целые.

Кивнув, Рысь и Тирак поплевали на ладони и принялись за погрузку. Дело оказалось не таким уж и легким – кое-где кирпичи приходилось прямо-таки выдирать из кладки, и юноши, чтобы не ободрать руки, обмотали их подолом туники. Стражники и Плавт маячили поначалу поодаль, а потом Аманд с римлянином и вовсе исчезли – видно, направились в ближайшее питейное заведение. Впрочем, обоим юношам было не до них – поднявшееся высоко в небо солнце уже ощутимо припекало плечи. Да-а, таскать тяжелые камни – занятие малоприятное. Кругом пыль, обломки, только и смотри, как бы не пропороть ногу. Тем не менее телега быстро наполнялась, вот осталось совсем чуть-чуть, и парни с воодушевлением переглянулись. Обоим было интересно, заплатит ли Плавт, как обещал, или обманет? Нет, вроде бы не должен, не такой человек римлянин. Уж если что обещал – даже и гладиаторам, – сделает. А на тот же асс можно будет купить чего-нибудь вкусненького – мяса, печеной рыбы, амфору изысканного фалернского вина…

– Эт-то еще что тут такое?

Рысь едва не уронил себе на ногу увесистый кусок мрамора. Обернулся: у края пустыря стоял отряд воинов городской стражи во главе с десятником в доспехах с поножами и сверкающем на солнце шлеме с пышным султаном. Все остальные стражники были одеты куда проще – в кожаные панцири, простые круглые шлемы, в руках – щиты и копья, на ногах – тяжелые солдатские калиги.

– Кто такие? – Колыхнув султаном на шлеме, декурион важно подошел к вознице и оставшемуся стражу. – И по какому праву грабите собственность господина Тарлиния?

– Мы… мы думали, здесь просто пустырь, – промямлил страж и, обернувшись, вдруг с облегчением улыбнулся, завидев, как из-за угла показались Плавт с Амандом.

– Что тут такое, почтеннейший? – подойдя ближе, осведомился римлянин. – Какой еще Тарлиний? Ах Тарлиний… Да, да, знаю такого. Он нам и разрешил, что может подтвердить… да вот, хотя бы наш дуумвир всадник Децим Памфилий Руф.

Десятник недоверчиво посмотрел на Плавта:

– Памфилий Руф вас знает?

– А как же! – римлянин улыбнулся. – И всегда все подтвердит.

– Что ж, – десятник нехорошо усмехнулся. – Если так, вам сильно повезло, ребята! Всадник Памфилий Руф как раз сейчас здесь неподалеку – проверяет таверны, так ли там торгуют и тем ли? Эй, Фабий! – он кивнул одному из своих воинов. – Быстренько слетай в таверну старого Витилена, там должны быть дуумвиры. Скажешь, у нас тут казус по поводу чужой собственности… ну, они знают.

Воин, вытянувшись, быстрым шагом направился прочь.

– Что ж, подождем, – усмехнулся десятник и вновь повернулся к Плавту: – Уважаемый, прикажи своим людям больше не таскать чужие кирпичи в телегу, быть может, ее скоро придется разгрузить.

– Вот это уж вряд ли, – поглядывая в сторону, нервно усмехнулся римлянин.

Солнце все так же сверкало в синем глубоком небе, весело отражаясь в доспехах и шлеме десятника. Рысь незаметно переглянулся с Тираком – кажется, они все здесь здорово влипли. Впрочем, это вина хозяев, а не рабов.

За углом послышались чьи-то громкие голоса, стук копыт, и наконец на пустырь в сопровождении стражника и вооруженных слуг верхом на белом коне выехал самолично благородный дуумвир, всадник Децим Памфилий Руф. Тщательно завитые кудри его покачивались в такт ходу лошади. Остановив коня, дуумвир спешился с помощью слуг и, поправив сползшую с плеча лацерну, грозно обернулся:

– Ну, где тут нарушители?

– Аве, Памфилий Руф! – громким голосом почтительно приветствовал всадника Плавт.

– А, Марк Домиций, – узнал дуумвир. – Как поживает наш друг Бовис, ланиста?

– Ничего, не помер еще, – пошутил римлянин. – Все мечтает пристроить куда-нибудь своих гладиаторов.

– Троих уже пристроил, – засмеялся Памфилий. – У меня работали, сторожами… Ты чего здесь?

Плавт пожал плечами:

– Да вот, уважаемый начальник стражи сомневается, имею ли я право прибрать этот старый, никому не нужный хлам. Ведь сам Тарлиний, кажется, разрешил мне.

– Ах да, – всадник повернулся к стражнику. – Это мой друг, Марк Домиций Плавт. Несчастный, сгинувший без вести Тарлиний действительно разрешил ему попользоваться здесь кое-чем, о чем уведомил лично меня, как должностное… э… как известного всем гражданина.

– А-а, – протянул десятник. – Ну, раз так, тогда никаких претензий…

Подойдя ближе, римлянин незаметно вложил в руку начальника стражи несколько сестерциев.

– Работайте, работайте, – враз подобрел тот. – И в самом деле, надо освобождать город от всякого хлама.

Поклонившись дуумвиру, десятник кивнул воинам, и те, следуя за ним, строем направились прочь.

– Фу-у, слава богам, – перевел дух Плавт. – Кажется, я кое-что должен тебе, Памфилий?

– Кое-что? – Дуумвир потер руки и задумался. Круглое краснощекое лицо его вдруг озарила улыбка. – Вот что, Марк Домиций… Как привезешь в свой дом эту телегу… вторую вези мне! Только не говори, кому везешь… Я бы и сам, конечно, мог бы послать людей, но у меня, как ты знаешь, много завистников, пойдут всякие пересуды… в общем, не хотелось бы. И так на ограде пишут всякие гадости. Узнаю кто, оторву руки! Так что вы уж постарайтесь.

– Не сомневайся, сделаем все, как ты скажешь, – с улыбкой заверил римлянин. – Чего привезти-то – кирпичи, мрамор?

– А и то и другое, – Памфилий осклабился. – И, может быть, даже не одну телегу. Видишь ли, с нами теперь будет жить воспитанница, Флавия, дочка моего погибшего друга Флавия Теренция Сильвестра, так что хочется несколько расширить дом, сделать пару пристроек, ну, ты сам понимаешь, все-таки молодая девушка…

С помощью слуг дуумвир взгромоздился на коня и, махнув на прощанье рукой, уехал.

– Ну вот, – недовольно буркнул Аманд, – нарвались. Теперь вози кирпичи этому выжиге. И ведь придется везти – деваться некуда.

Они возили кирпичи до вечера, пока совсем не стемнело. Под присмотром стражей оставшиеся на пустыре гладиаторы загружали телегу, а уж на дворе дуумвира ее разгружали домашние рабы. Последнюю телегу пришлось сопроводить до самого дома Памфилия, а Тираку с Рысью – еще и помочь разгрузить, чтоб быстрее. Разгрузили, что делать. Весьма просторный двор почтеннейшего всадника включал в себя и сад, и пруд с фонтаном, и беседки с золочеными крышами. Пару лет назад все это построил архитектор, приглашенный из самого Рима, чем Памфилий никогда не уставал хвастать.

Попросив у одного из слуг разрешения напиться, Рысь подошел к фонтану, зачерпнул ладонями воду…

– Я, кажется, не так давно видела тебя на арене цирка, – послышалось за спиной.

Рысь быстро обернулся. У фонтана стояла девушка в широкой безрукавной тунике приятного светло-голубого цвета, надетой поверх другой – узкой, с длинными рукавами, сшитой из полупрозрачной ткани. Голова девушки оставалась непокрытой – она находилась не где-нибудь, а у себя дома, судя по уверенности, с которой держалась. Светлые, как пшеница, волосы ее были тщательно уложены затейливыми кудряшками – как видно, в доме Памфилия имелся опытный раб-цирюльник. Глаза… глаза были бирюзовыми, такими же, как грозные волны Альдейги-Нево, великого озера-моря.

– Ну, что же ты молчишь? – засмеялась девушка.

– Да, я гладиатор, – моргнув, кивнул парень.

– Я запомнила тебя, ты славно бился! – Девчонка всплеснула руками. – Честное слово, здорово! Тебя ведь называют Рысь, так?

Юноша кивнул.

– Хорошее прозвище. Ты еще будешь биться?

– Конечно!

– Я обязательно приду смотреть!

– А как… как зовут тебя?

Девушка засмеялась:

– Флавия. Флавия Памфилия Сильвестра. Друг моего погибшего отца, всадник Памфилий Руф, недавно удочерил меня… я ему так благодарна.

– Флавия Сильвестра, – повторил Рысь. – Флавия…

Глава 8 Октябрь 224 г. Ротомагус Пирушка

Жаждет и мальчик вина, жаждет вина и козел.

Квинт Гораций Флакк

Плавт научил-таки парней некоторым хитрым приемам. Как оказалось, они имели не столько боевое значение, сколько, так сказать, зрелищное. Эффектные – на публику – выпады, красивые жесты, сверкание клинком в лучах солнца – все это было рассчитано на то, чтобы вызвать восхищение зрителей, не подвергая опасности самих сражающихся.

– Толпа вообще любит кровь. – Римлянин взял в руки меч. – А уж тем более – кровь гладиаторов, обладающую многими целебными свойствами. Говорят, она очень хорошо помогает при падучей, а если девушка, выходя замуж, воткнет в прическу шпильки, смоченные кровью убитого гладиатора, ее семейная жизнь непременно будет счастливой. Правда, сказать по-честному, что-то я не встречал в своей жизни счастливых семейных пар. – Плавт усмехнулся. – Либо муж пускается во все тяжкие, либо жена, а чаще – оба вместе. Лупанарии, притоны, оргии и все такое прочее… А ну-ка, ант, ударь, как я показывал!

Рысь, эффектно повертев над головой мечом, резко, со свистом опустил клинок и чуть задержал его, давая возможность Тираку парировать удар.

– Плохо! – покачал головой римлянин. – Совсем никуда не годится. Во-первых, слишком быстро, а зритель желает смаковать удары, а не пялиться незнамо на что, похожее на блеск молнии. Во-вторых, зачем ты, иллириец, подставил под удар свой трезубец? Этого не должно быть, коли уж вы договорились! Я же вам только что сказал: зритель любит кровь, жаждет ее, ради этого он и ходит на представления, так не лишайте же публику удовольствия. Не трезубец нужно было подставить в конце, а собственный бок: клинок лишь слегка скользнет по ребрам, разорвав кожу, – пустяк, а как приятно зрителям!

– Но… но ведь это – обман! – растерянно моргнул Рысь, и Плавт, хлопая себя руками по ляжкам, закашлялся от хохота.

– Ну да, обман, – отсмеявшись, он согласно кивнул. – Так и все красивые гладиаторские бои – обман, имитация настоящих сражений. Так же, как и театр. Вы же не будете утверждать, что актеры, убивающие друг друга на сцене, делают это взаправду.

– Ну да, вообще-то, – улыбнулся Тирак, толкая локтем призадумавшегося товарища.

Рысь постоял немного молча, подумал о чем-то, затем, повернувшись к напарнику, спросил:

– А что такое театр?

Тут уж заржали оба – и римлянин, и иллириец.

– Ну, ты и деревенщина, – покачал головой Плавт. – Не знать, что такое театр…

– Там, где я вырос, не было никаких театров, – набычившись, пробурчал юноша.

– Вот я и говорю. – Римлянин хлопнул его по плечу. – Настоящий варвар! Не обижайся, парень, это не какая-нибудь там правда, а самый настоящий факт. А ты чего лыбишься? – Плавт повернулся к Тираку. – Что ты так вцепился в свой трезубец, словно его у тебя сейчас собираются вырвать? Держи древко крепко, но вместе с тем и легко – иначе задушишь. И вот еще – почаще бей в шлем, в забрало.

– Но ведь…

– Напрасно ты думаешь, что от этого нет никакого толку. Толк есть, и еще какой! Эффект! Причем это совершенно безопасно для обоих. Удар, грохот, блеск – что еще надо зрителям? Каждый ведь хочет считать себя умным, вот и будут думать, что тупой ретиарий старается проникнуть трезубцем сквозь дырки забрала. Веселить толпу – тоже искусство… Кстати, у вас уже появились первые почитатели, даже среди падших женщин. Ежели таковые заявятся перед боем, будьте с ними вежливы и почтительны – потом пригодится. Ну, что смотрите? Сейчас покажу вам еще несколько ударов, изобретенных умными гладиаторами специально для того, чтобы тянуть время, а потом – за работу. Надеюсь, до вечера управитесь.

Иллириец улыбнулся:

– Управимся, господин, ведь не так уж и много осталось.

Плавт, по договоренности с ланистой, на целый день взял сегодня Тирака и Рысь, коих, в отсутствие собственных рабов, беззастенчиво использовал в личных целях. Гладиаторы убрали в небольшом саду урожай свеклы и яблок и выкопали бассейн, который сейчас обкладывали кирпичами и мраморной плиткой, взятой все с тех же развалин – частной собственности без вести пропавшего Тарлиния. Работали споро – неумение с лихвой компенсировалось молодым задором и силой. Никаких попыток бежать, естественно, не предпринималось: друзья считали, что для побега еще не пришло время. Вот накопят деньжат, спланируют все тщательно и тогда… Впрочем, для того надо еще выбраться из города – миновать ворота, а уж там-то стражники не дремлют, юноши понимали это. Как и то, что оба они теперь слишком известны, чтобы попытаться скрыться. Хитро и подло устроен гладиаторский мир – пока ты никому не известная «деревяха», тебя постоянно держат взаперти и следят за каждым твоим шагом, а когда уже ты стал знаменит, пожалуйста – можешь запросто отпроситься у ланисты на приработки, чаще всего в качестве почетной стражи, и вот тогда-то, казалось бы, беги, чего еще желать-то? Однако теперь известность, частенько отводящая на арене смерть, становилась обузой – именитых бойцов знала в лицо каждая городская собака. Даже на Рысь с Тираком уже оглядывались, хотя они только еще начинали свою карьеру, что уж говорить о более опытных бойцах! Став «звездой», гладиатор получал большие привилегии: мог вкусно есть, сладко пить, позволить себе любую – даже включая красивейших аристократок! – женщину. О, восторг толпы… Отказаться от него добровольно могут очень немногие. К тому же, в соответствии с возрастающим уровнем мастерства и популярности, возрастала и безопасность – не так уж часто гибли на арене «звезды», куда как реже, нежели легионеры в боевых действиях. «Звезда» приносила неплохой доход, и смерть ее была очень невыгодна ланистам, которые даже, бывало, подкупали и судей, и зрителей, чтобы те в нужный момент проголосовали за «жизнь». В общем, опытные гладиаторы бежать вовсе не стремились, тем более что карьеру можно было закончить человеком вполне обеспеченным и даже получить свободу. Многие получали. Правда, мало кто из них отваживался потом выйти в большой мир. Нет уж, лучше остаться при школе на почетной должности тренера-ветерана, как вот, к примеру, тот же Плавт, не устававший втолковывать работающим парням все вышеперечисленные премудрости, чтоб мотали на ус. Они и мотали.

Довольный – ребята сделали все хорошо и даром, – римлянин важно прохаживался по двору. Не очень-то большой был у него дом, скорее хижина, даже без атриума. Впрочем, разной утвари в доме хватало – и резное ложе, и разнообразные светильники, оружие, статуэтки. Правда, все это находилось в ужасном беспорядке, что и понятно: все дни напролет римлянин проводил в привычном для себя месте – в школе. Ведь именно ради гладиаторской жизни он когда-то добровольно отрекся от всех прав римского гражданина. Таких было немало – популярности гладиаторов завидовали все.

Видя хорошее настроение Плавта, Рысь, не прекращая работы, осторожно поинтересовался возможностью где-нибудь подработать, лучше всего – у всадника Памфилия Руфа:

– Он, говорят, богат и щедр.

– Что богат – это точно, – засмеялся римлянин. – Вот только насчет его щедрости я бы не сказал. Но выделываться он любит – так что, ежели хорошо покажете себя на ближайших играх, может, и наймет вас, чтобы похвастать перед именитыми гостями.

Рысь вздохнул: вот бы и в самом деле… Никак не выходила из его головы та светловолосая девушка, Флавия Сильвестра, воспитанница Памфилия. Красивая… И, кажется, добрая… А Плавт говорит: скоро любая будет мечтать провести ночь с таким, как Рысь. Юноша внезапно покраснел… Неужто правда? Интересно – и Флавия тоже? И ей будет все равно с кем – с Рысью, или с Тираком… или даже с Черным Юббой? Лишь бы был знаменит?

Друзья оказались у Памфилия гораздо раньше, чем предполагали, – буквально через неделю, что вызвало открытую ненависть у Тевтонского Пса и Фракийца. Те пока не считали настырную молодежь за конкурентов, а вот поди ж ты… Тевтон даже со злобы угостил хорошей затрещиной попавшегося под руку Автебиуса, да так, что тот отлетел далеко к забору и заскулил там, как обиженная собака. Обиделся он, естественно, не на Марцелла, а на Рысь с иллирийцем – ведь из-за них все! Полежав немного у забора, коварный галл поднялся на ноги и, бросив злобный взгляд на гордо удаляющихся за ворота Тирака и Рысь, угодливо улыбнулся проходившему мимо ланисте.

– Хорошие бойцы эти молодые ребята, – с наигранным восхищением, словно бы сам себе, сказал Автебиус, краем глаза заметив, что ланиста замедлил шаг и прислушался.

– Да, да, – галл быстро поднял глаза. – Из них выйдут отличные гладиаторы, публика уже сейчас любит их… И здорово будет заставить их биться друг с другом!

– А неплохая мысль, – уходя, буркнул ланиста. – В самом деле…

Тирак с Рысью не слышали этого. В сопровождении Плавта они уже направились к шикарному особняку всадника Памфилия Руфа.

– И чего это он вас позвал? – недоумевал по пути Плавт. – Неужели устал от более знаменитых? Вас ведь пока мало кто знает, хотя…

– Может, вспомнил, как я управился с полосатым зверем? – вслух предположил Рысь. – Это многие помнят.

– Ну да, – согласился римлянин. – И последний ваш выход был вовсе не плох. Наверное, толстяк устал от всем надоевших рож, захотелось чего-нибудь новенького.

– Да, так оно, скорее всего, и есть. – Рысь задумчиво улыбнулся, догадываясь, что есть еще одна причина – светловолосая, с глазами цвета бушующих волн. Неужели все ж таки попросила? Иначе б с чего…

Вечерело. Небо над Ротомагусом стало разноцветным, словно дорогая восточная ткань, – синие, красновато-пурпурные, темно-лазоревые и сиреневато-фиолетовые тучи снизу подсвечивало золотом клонящееся к закату солнце. Было тепло, как может быть тепло в октябре, да и листья на деревьях еще далеко не все пожелтели, многие оставались зелеными, блестящими от недавно прошедшего дождика.

Обутые в грубые башмаки из лошадиной кожи парни браво шлепали по лужам. Прохожие недовольно оборачивались, и кое-кто, узнав гладиаторов, уже радостно улыбался!

– Смотрите, смотрите! – шептались идущие позади мальчишки. – Те самые!

Слушать такое обоим приятелям было очень приятно, Тирак даже покраснел от удовольствия. Идущий впереди Плавт оглянулся и, ничего не говоря, усмехнулся – то ли еще будет, парни!

Вот наконец и пришли – знакомый глухой забор, ворота, покрытые ярко начищенными медными пластинками. Тут же открылась калитка – гостей явно ждали. Привратник – низенького роста, коренастый, но жилистый и, видимо, сильный, с приятным, обрамленным белокурыми волосами лицом – кланяясь, показал на посыпанную песком дорожку, ведущую к дому.

Проводив вошедших по узкому коридору-остиуму до атриума, управитель дома – высокий седой старик в нескольких дорогих туниках, надетых одна поверх другой, – вальяжно прошествовал в глубину дома доложить хозяину. Предоставленные сами себе гости, ничуть не смущаясь, немедленно уселись на стоявшие вдоль стен ложа с позолоченными ножками в виде звериных лап и от нечего делать принялись рассматривать обстановку. Богатую, надо сказать, обстановку – одна мозаика на полу, сложенная из разноцветных камешков, стоила немаленьких денег! А на полках, на специальных мраморных подставках, на обитых медными полосами сундуках чего только не было – бронзовые канделябры, покрытые изумительной чеканкой светильники на тонких золотых цепочках, раскрашенные и беломраморные статуи и статуэтки, и даже книги – и в деревянных цилиндрах, свернутые в виде свитков, и самые дорогие – в переплетах. Эти были разложены на самых видных местах. Хозяин дома, как и вся галльская знать, подражал римлянам, а у тех считалось хорошим тоном хвастать перед гостями своим богатством и вкусом.

– Сколько книг! – восхищенно щелкнул языком Рысь. – Этот Пафмилий Руф, видимо, очень образованный человек.

Плавт приглушенно расхохотался.

– Вряд ли он умеет читать, – шепотом пояснил он. – Впрочем, для такого богача это и не нужно – достаточно иметь грамотных да ученых рабов, а у Памфилия они имеются, будьте уверены. Привезены по особому заказу из самой Греции!

Тут уж усмехнулся Рысь. Он никак не мог понять прихотей и образа мыслей некоторых не столь умных, но жутко богатых римлян, по мнению которых ум и возможности человека должны были демонстрировать рабы. Если имеется у такого человека дорогущий раб-рифмоплет, то и его владелец считается настоящим поэтом и декламатором и, главное, сам в это верит! Ну не дурость ли?

Где-то в глубине дома вдруг послышался смех, потом – такой звук, словно кого-то сильно треснули по затылку ладонью, затем звон свалившейся с полки посуды, снова удар, приглушенный вопль… А вот в атриуме появился управитель и, важно кивнув, велел гладиаторам дожидаться хозяина.

– Ну, тогда я пошел. – Римлянин поднялся с ложа. – Вас я доставил, а в гости меня не звали.

Выпроводив гостя, старик повернулся к парням:

– Когда хозяин войдет, встаньте и поклонитесь. Потом не громко, но и не тихо приветствуйте: «Аве, Децим Памфилий Руф!» Поняли?

– Да уж, не деревенщины.

– Смотрите… Ваш ланиста – приятель хозяина, стоит тому шепнуть, и…

– Ой, вот только не надо нас стращать, дед, – нагло отмахнулся Тирак. – Мы ведь и так не знаем, останемся ли в живых хотя бы до лета. Счастье гладиатора переменчиво, знаешь ли…

Управитель замолк, видно, осознал всю глупость угроз.

– И тем не менее, – уходя, обернулся он. – Все ж таки постарайтесь быть повежливее.

– Постараемся, – коротко кивнул Рысь.

На этот раз они недолго оставались одни – вскоре послышался чей-то громкий уверенный голос и в атриум наконец-то вошел сам хозяин, всадник Децим Памфилий Руф. На щеках его играл бодрый румянец, поредевшую кудрявую шевелюру украшал изящный золотой венок.

– А! – увидев гладиаторов, воскликнул он. – Явились не запылились, голубчики.

Юноши поспешно вскочили и поклонились:

– Аве, Децим… Деций… Памнифий…

– Что, этот прижимистый сатир, ланиста Луций Климентий Бовис, при всех его доходах не мог вас как-нибудь поприличней одеть?! – не слушая приветствий, укоризненно воскликнул Памфилий. – И он еще смеет упрекать в скаредности меня, саму щедрость! Аргис! Аргис! – Всадник хлопнул в ладоши, и в тот же миг в атриум вбежал старик-управитель.

– Я здесь, хозяин.

– Возьми этих оборванцев, – Памфилий указал на опешивших гладиаторов. По их-то мнению, они были одеты не так уж и плохо: по указанию ланисты Лупус выдал им почти новые туники и пенулы. – И одень их так, чтобы мне не стыдно было перед гостями – без сомнения, лучшими людьми города!

Поклонившись, управитель кивнул юношам:

– Идемте.

Вслед за стариком Рысь и Тирак направились в гардеробную, расположенную справа от атриума. В узкой, но длинной комнате не было окон, лишь тускло горел изящный светильник на небольшой треноге. Взяв его в руки, управитель зажег еще несколько, так что в комнате стало заметно светлее.

– Ну… – Аргис задумчиво подошел к полкам. – Даже не знаю, что вам и подобрать. Впрочем, вы, кажется, рослые юноши. Ну-ка, иди сюда ты… – он подозвал Рысь. – Раздевайся. Ну, быстрее же!

Рысь быстро стащил с себя пенулу и серенькую, почти новую тунику, а потом с помощью старика-управителя облачился сначала в тунику светло-голубую, облегающую, полупрозрачную, а поверх нее – в синюю, просторную, складками, с вытканной по подолу золоченой каймой. Грубые башмаки на ногах заменили изящные сандалии с высокой оплеткой. Рысь украдкой глянул в медное, почти во всю стену зеркало – ну настоящий молодой господин! Всадник или, бери выше, сенатор! Если б не длинные волосы, и не сказать, что раб. Стрижка, изысканная прическа – примета свободных людей, это следует отметить: если вдруг бежать, то первым делом посетить цирюльника. Точно так же преобразился и Тирак – в палевой нижней и ярко-желтой верхней тунике с красным узорчатым поясом он выглядел истинным аристократом. Еще бы волосы уложить правильно, но уже не до того, некогда.

– Вот вам еще. – Аргис взял стоявшие в углу короткие копья и протянул гладиаторам. – Берите и пошли. Встанете в дверях столовой в красивых позах и будете приветствовать гостей. В случае драки вмешаетесь, растащите буянов, только смотрите никого не пораньте.

– Слушай, – на ходу шепнул приятелю Рысь, – а ты случайно не знаешь, как это – «в красивых позах»?

– Не знаю, – покачал головой Тирак и вдруг ухмыльнулся: – Думаю, об этом надо было спросить Фракийца!

– Вот уж кого не надо! – засмеялся Рысь, и иллириец, обернувшись, подмигнул ему:

– Кажется, где-то рядом слышался женский смех. Думается, в этом доме полно красивых девчонок!

– Полно, – вдруг погрустнел ант. – Только, как видно, не про нашу честь.

– Ничего, парень! Ведь совсем скоро мы станем сильно знамениты, и уж тогда поглядим, чьими будут девчонки в любом городском доме!

Столовая-триклиниум была еще пуста, когда ведомые домоправителем гладиаторы встали на свой почетный пост у дверей. Пока снаружи, но с появлением гостей они должны были перейти внутрь – Памфилий хотел, чтобы их не только видели, но и разглядывали и задавали вопросы хозяину. Хвастать так хвастать!

По всем помещениям дома из кухни тянуло такими вкусными запахами – отварного обжаренного мяса, рыбы, специй, – что у ребят невольно побежали слюни. Они, конечно, подкрепились перед уходом просяной кашей, да что там эта каша для молодых организмов?

Первым выразил общую мысль иллириец. Потянув носом воздух, он шумно сглотнул слюну и заявил, что хорошо бы было поесть:

– А то стой тут голодным да зыркай, как другие жрут!

– Да, – тут же согласился Рысь, – одним зырканьем сыт не будешь.

Тирак понизил голос:

– Кухня-то, похоже, рядом.

– Думаешь, стоит сходить на разведку?

– Почему бы и нет? Ты глянь, даже посуды еще на столах нет – кубков там всяких, бокалов.

– Обычно их после приносят… Впрочем, наверное, ты прав.

– Да не «наверное», а точно! Давай-ка я быстренько сбегаю.

– Нет, думаю, обоим не стоит, уж лучше кинем жребий.

Рысь сжал руку в кулак:

– По пальцам. Чет – я, нечет – ты.

– Давай, – азартно согласился Тирак. – И-и раз-два…

Он выбросил три пальца, Рысь – пять.

– Ну что ж, – ант улыбнулся. – Пойду прогуляюсь. Ежели что, скажешь – живот прихватило.

– Да уж найду что сказать… Ты только недолго там.

Рысь, усмехнувшись, пошел прямо на запах, словно вышколенный охотничий пес. Еще ориентировался по теплу: ага, в этой стороне холодно, значит, нет печки, не кухня, а вот тут уже теплее, теплее, теплее… А запах! Ухх!

– Сальве, уважаемые, – заглянув на кухню, громко приветствовал Рысь.

Судя по расставленным тарелкам и соусникам, собравшиеся вокруг печи люди – здоровенный мужик с разбойничьей кривоносой рожей, пара молодых рабов, совсем еще мальчишек, и две девушки – только что собрались перекусить и, завидев чужого, испуганно вздрогнули.

– Гостям в триклиниум, господин, – встав, поклонилась одна из девушек.

– Какой я вам господин?

Кривоносый с досадой хлопнул себя по ляжкам:

– Вот так всегда! Только сядешь пожрать, как тут же кто-нибудь явится. Судя по прическе, ты из новых рабов, парень?

– Я гладиатор, – скромно опустил глаза Рысь.

Все как жевали, так и застыли, аж зубы клацнули:

– Гладиатор?! То-то сморю, я тебя уже где-то видел… Постой, постой… Не тот ли ты парень, что сражался с тигром? Ну да!

– Он еще здорово бился на прошлых играх!

– Ну да, ну да, и мы тоже видели!

– Позволь пожать твою руку… И узнать твое славное имя, извини, что-то запамятовал.

– Рысь. – Юноша с удовольствием протянул кривоносому руку и представился уже на римский манер: – Ант Юний Рысь.

– А мне можно пожать? – широко распахнув глаза и порозовев, с придыханием попросил один из мальчишек.

– Жми, парень!

– И мне.

– И мне.

– И нам…

Поручкавшись со всеми обитателями кухни, Рысь этак ненавязчиво попросил чего-нибудь перекусить для себя и своего друга-ретиария, иллирийца.

Повар – тот самый, разбойничье-кривоносый, – без слов выложил на тарелку пару кусков мяса и вымоченный в вине хлеб:

– Конечно, угощайтесь, ребята. Надо же – на нашей кухне живой гладиатор! Кто бы поверил?

– А твой друг-ретиарий – это такой черненький, кудрявый, с золотой пудрой? – переглянувшись, поинтересовались девчонки.

– Ну да, – кивнул Рысь. – Его зовут Тирак.

– Ой! Мы ж про него знаем, такой душка. А где он? Что ж не зайдет?

– Некогда нам заходить, – признался юноша. – Хозяин ваш нанял нас, чтобы похвастаться перед гостями, а те вот-вот придут. Пора мне!

– Так приходите оба после… Придете?

– Попробуем. – Улыбаясь, Рысь взял блюдо с мясом и быстро пошел к триклиниуму.

Едва они успели проглотить куски и забросить опустевшее блюдо под стол, как показался Аргис и предупредил о скором приходе гостей. Юные гладиаторы подтянулись и, взяв в руки короткие копья, изваяниями застыли у входа в триклиниум.

Первый из приглашенных, плотный коренастый мужчина с грубыми чертами лица и короткой стрижкой, явился в сопровождении самого хозяина, как видно, встречавшего важных персон самолично. Одетый в несколько дорогих туник, гость на ходу сбросил подбежавшему рабу лацерну и, ведомый Памфилием, направился к столу.

– Садись, дорогой Марций, вот сюда, на почетное место! – улыбался хозяин. – Мой повар Армидус сегодня постарался, клянусь, ты не уйдешь недовольным!

– А я в этом и не сомневаюсь, дружище, – глухо рассмеялся гость и, понизив голос, добавил: – К тому же у нас, кажется, на сегодня несколько иные задачи. Он придет? – на слове «он» Марций сделал ударение.

– Обещал, – так же тихо отозвался Памфилий. – Правда, не очень уверенно.

– Еще бы, он не любит шататься по чужим домам и всячески это подчеркивает.

– Что и сказать – нелюдим… Зато дело свое знает.

– Слишком уж хорошо… Если придет, усадишь его на «консульское» место. Я сам начну разговор.

– Да уж, сделай милость. Ты же у нас умный!

Рысь краем уха слышал всю эту загадочную беседу, правда, не вникал, полностью погрузившись в собственные мысли. Ему стало вдруг интересно: придет ли к ужину Флавия? Или она, как многие провинциальные барышни, воспитывается в строгих правилах? Да, наверное, скорее всего так. Тогда вряд ли удастся ее увидеть. Жаль…

Вырвавшийся из атриума мальчишка-раб чуть не проскочил в триклиниум с ходу, однако бдительные стражи живо ухватили его за руку.

– Господин, к тебе рвется какой-то слуга, – заглянув в столовую, почтительно доложил Рысь.

Памфилий поднял глаза:

– Слуга? Что ему надо?

– Доложить.

– Что ж, пусть доложит. – Милостиво кивнув, всадник повернулся к гостю и небрежным тоном заметил: – Эти двое парней, что стоят у дверей, – молодые, но уже подающие надежды гладиаторы.

– То-то я не вижу сегодня Тевтонского Пса и Фракийца… Впрочем, ты поступил правильно, Памфилий, пригласив этих мальчиков именно сегодня. – Марций рассмеялся.

Вошел отпущенный Тираком слуга:

– Там у ворот стоит какой-то плохо одетый старик, по виду – нищий. Говорит, что зван к ужину.

– Так гоните его прочь!

– Постой, Памфилий. – Гость предостерегающе поднял руку и взглянул на слугу: – Как этот старик выглядел?

– Такой… – Мальчик задумчиво поскреб грязной пятерней затылок. – Неприятный, сутулый, с носом, как… как у старой вороны!

– Так-так! – Хозяин и гость переглянулись. – Он явился пешком или, может быть, на носилках?

– Н-не знаю… Но могу спросить у привратника.

Памфилий Руф раздраженно фыркнул:

– Раньше нужно было спрашивать, раб! Как он себя назвал?

– А никак… Да мы, честно сказать, и не спрашивали.

– Ах не спрашивали… А ну, подойди ближе! – Подозвав мальчишку, Памфилий влепил ему такую увесистую затрещину, что бедняга стрелой вылетел вон.

– Не спрашивали, так пойди спроси! – раздраженно бросил ему вслед всадник.

– Старик с большим носом… – задумчиво проговорил Марций. – А не тот ли это, кого мы ждем? Пойди-ка, дружище, сам…

Засопев, Памфилий кивнул и, подобрав полы туники, направился к выходу. Едва его тучная фигура скрылась в дверном проеме, как из полутемного коридора выглянули две любопытные девчонки-служанки. Выглянули, посмотрели на молодых гладиаторов и, хихикнув, исчезли. Тирак с Рысью заинтересованно переглянулись. Тут же послышался шум голосов – к триклиниуму в сопровождении приветственных возгласов медленно шествовал важный носатый старик, сутулый, в простой полотняной тунике, более подходящей какому-нибудь бедняку, и пенуле с заплатками на видных местах. Хорошо еще, что не в браках! Тем не менее, судя по показной радости, с коей нового посетителя встретили хозяин дома и его слуги, старик был действительно важным гостем.

– А вот, уважаемый господин, наши охранники на сегодняшний вечер, – угодливо улыбаясь, Памфилий указал на вытянувшихся парней. – Самые знаменитые молодые гладиаторы города!

– Эти-то мальчики? – скептически усмехнулся старец, буравя ребят маленькими цепкими глазками. – Да они, думаю, годны лишь для постельных игр.

– О, это опытнейшие бойцы. – Памфилий засмеялся. – Хотя – и для постельных игр… – он понизил голос, – стоит только сказать.

Остановившись, старик внимательно осмотрел обоих гладиаторов, сначала Тирака, а затем Рысь. Даже ощупал мускулы и гаденько засмеялся… впрочем, тут же взял себя в руки, вздохнул:

– Ты же знаешь, Памфилий, я не охотник до подобного рода развлечений. Лишь верная служба Империи – вот моя слабость!

Говоря так, мерзкий старик не сводил глаз с молодых гладиаторов, и Рыси стало как-то не по себе от всего этого. Старец вошел в столовую, где тут же послышались громкие приветственные возгласы Марция:

– Кого я вижу?! Публий Венций Мильс собственной персоной! Неужто уважаемый дуумвир решился-таки разбавить свое одиночество дружеской пирушкой?

– Не знаю, не знаю, – послышался в ответ старческий дребезжащий голос, – правильно ли я поступил.

– О, конечно же, правильно, драгоценнейший Венций! Даже самая умная голова хоть иногда да нуждается в отдыхе. Эй, гладиаторы! Велите слугам подавать на стол.

– Не слишком ли ты торопишься, Памфилий? Я смотрю, у тебя еще много пустующих мест.

– Мой самый почетный гость на сегодня ты, дуумвир Венций Мильс! – соловьем заливался Памфилий.

Другой гость, Марций, выглянул в коридор и мотнул головой гладиаторам:

– Вот что, парни, давайте зовите слуг, пусть тащат блюда… Так. – Он задумчиво посмотрел на обоих. – Вы еще здесь немного постойте, пока не придет еще один гость – высокий чернявый мужчина с густыми бровями, зовут его Лаций Элизий Марк. Вот его встретите как подобает и потом будете находиться в триклиниуме. Остальная шушера – клиенты – туда и так проберется, без особого почета. Все поняли?

Гладиаторы дружно кивнули.

– И вот еще что, – Марций огляделся и понизил голос. – Ежели старик о чем-то попросит, исполняйте все беспрекословно. Мы с Памфилием Руфом заплатим за все, и не сомневайтесь – щедро.

Ухмыльнувшись, гость присоединился к остальным. Рысь выглянул в атриум и громко позвал слуг. В тот же миг юные рабыни, одетые в прозрачные туники, почти не скрывающие тел, вереницей потянулись в триклиниум. Каждая несла серебряное блюдо со снедью – отварной телятиной, перепелами в вине, жареной и печеной рыбой, острым рыбным соусом-гарумом, солеными огурцами в меду и прочими изысканными яствами. К моменту подачи закусок успели несколько потасканных, немолодых уже мужчин – клиентов хозяина. Остальные явились чуть позже, очевидно, Памфилий позвал их лишь для многолюдства. И уже после всех вошел наконец тот высокий, черноволосый, бровастый, о котором предупреждал Марций. Судя по одежде – короткой шерстяной тунике, узким штанам, широкополой шляпе, дорожному плащу-пенуле, припозднившийся гость немало проскакал сегодня. Да и пахло от него соответственно – пылью дорог, дымом и конским потом.

– Аве, досточтимый господин! – разом гаркнули гладиаторы, да так, что вошедший вздрогнул.

– Хорошо кричите, парни, – усмехнулся он. – Только помните: громко кричит лишь тот, кому либо нечего сказать, либо есть что скрывать.

Сбросив слугам шляпу и плащ, Элизий вошел в столовую. Немного выждав, туда же ушли и Тирак с Рысью.

Судя по всему, веселье уже было в самом разгаре: по трое возлежавшие у стола гости уже изрядно набрались, по крайней мере почти все, кроме противного старика и недавно явившегося Элизия. На столе виднелись большие блюда с кусочками снеди, кратеры и амфоры с вином стояли рядом на специальных подставках. На золоченых треногах ярко горели светильники. По римскому обычаю, ложа лишь с трех сторон окружали стол, с четвертой же располагалось пустое пространство. Там как раз сейчас стоял один из рабов, светленький худосочный юноша с мелко завитыми кудрями, и нараспев читал стихи:

Знает кусты птицелов, и знает привычный удильщик Омуты, где под водой стаями рыбы скользят; Так и ты, искатель любви, сначала дознайся, Где у тебя на пути больше девичьих добыч.[1]

По мнению Рыси, читал парень очень красиво – громко и с хорошей дикцией, да и стихи были неплохи. Правда, декламатора никто особо не слушал – гости о чем-то болтали, смеялись, пили. Трезвыми выглядели только старик да Элизий. Впрочем, и Марций с Памфилием, похоже, лишь притворялись пьяными. Не так уж много они и пили, а частенько – всего лишь пригубляли. Специальный раб, стоя позади пирующих, следил за тем, чтобы их кубки и бокалы не пустовали, и ловко разбавлял дорогое фалернское вино теплой морской водой и эссенцией из лепестков роз. Впрочем, один из клиентов ухитрялся пить вино неразбавленным, и хозяин дома недвусмысленно погрозил ему кулаком, а потом, подозвав гладиаторов, шепнул, чтоб незаметно вывели пьяницу в атриум да передали слугам.

Кивнув, парни быстро подхватили незадачливого гостя под локти и, стащив с ложа, быстро уволокли прочь.

– Упился? – возник из темноты Аргис, управитель. – А, снова Каррикс! Кладите его к стене… Да не сюда, свалится еще в бассейн, дальше…

Домоправитель не выказал никакого удивления – похоже, подобное избавление от захмелевших гостей было здесь не в новинку.

С честью выполнив хозяйское поручение, молодые гладиаторы направились было обратно… Только вот не дошли. Замотанная в темную накидку фигура внезапно остановила их на полпути.

– Кого из вас называют Ант Юний Рысь? – свистящим шепотом спросила фигура.

– Меня, – так же тихо отозвался Рысь. – А что?

– Идем. – Ночная фея взяла его за руку и настойчиво потащила в сторону.

– Постой, постой, – заволновался Тирак. – А я как же?

– А ты пока охраняй, – послышался тоненький девичий смех. – Пока…

Покачав головой, Тирак улыбнулся:

– Что ж… поохраняю… Завидую тебе, друг!

Кивнув приятелю, Рысь пошел вслед за таинственной проводницей. Покинув атриум, они вышли на галерею и, миновав перистиль, оказались в длинной полутемной комнатке, довольно теплой, – видимо, под полом или в стене проходил горячий воздух. Плотные шторы, зеленовато-желтый свет золотого светильника, небольшой стол, креслице на золоченых ножках.

– Привела? – Сидящая в кресле девушка обернулась…

Рысь вздрогнул, увидев перед собой знакомые блестящие глаза! Флавия! В золотых волосах девушки отражалось пламя светильника.

– Ты можешь идти, Луанта. – Отпустив служанку, Флавия повернулась к юноше: – Ант Юний Рысь… – улыбнулась она. – Так, кажется, тебя зовут?

Рысь сглотнул слюну.

– Садись же, не стой. – Девчонка кивнула на маленькую скамеечку. – Расскажи мне про гладиаторов. Там все такие же знаменитые бойцы, как ты?

– Боюсь, что нет…

– Ты говоришь не совсем так, как римляне или богатые галлы, – неожиданно засмеялась Флавия. – Твой выговор отличается. Правда, только чуть-чуть, но все же… Откуда ты?

– Из далекой земли, – юноша вздохнул. – Моя родина так далеко отсюда… не знаю, как и сказать. За северными морями.

– Гиперборея? Я слышала про нее… Говорят, зимой там стоит страшный холод и даже вода становится твердой.

– Да, все так…

– Бедный… Как же ты там жил? И как оказался здесь?

Рысь усмехнулся:

– Как обычно оказываются в гладиаторах? Набег, плен, рабство… Как видишь, все очень просто.

– А я раньше жила с отцом… только он погиб. Ну, я рассказывала, ты знаешь.

– Расскажи еще, – несмело попросил Рысь. – Мне интересно слушать.

– Правда интересно?

– Правда.

Юноша хотел было сказать, что ему интересно все, что касается этой милой девушки, вся ее жизнь, друзья, родичи, забавы… Хотел было так и сказать, но почему-то постеснялся, замолк, лишь только чувствовал, как сильно забилось сердце.

На Флавии была лишь узенькая домашняя туника и легкие сандалии-солеа, полупрозрачное покрывало, наброшенное на плечи, блестело золотом узоров. Наверное, одна такая накидка стоит столько… сколько сам Рысь! Да, что и говорить, богатая девушка. Богатая наследница богатого рода. Что ей до нищего раба-гладиатора? И в самом-то деле, что? Неужели, подобно многим знатным матронам, она просто-напросто хочет переспать с ним, использовать, как используют модную безделушку? Нет, конечно же, переспать с такой девушкой Рысь явно не отказался бы, но… но не в качестве забавной игрушки!

– О чем ты задумался? Эй! – Флавия тихонько постучала по голове юноши стилосом.

– Ты грамотна? – поглядев на стилос, улыбнулся тот.

– Ну конечно! – обиженно фыркнула девушка. – Я же не совсем глупая. И даже пишу стихи.

– Стихи? – Рысь озадаченно заморгал.

– Скажешь: это занятие рабов? Ну и что же? А мне вот нравится… Хочешь… Хочешь, тебе прочитаю?

– Да, – прошептал Рысь.

Улыбнувшись, Флавия поднялась с креслица, поставив на край низкой скамейки ногу:

В час, когда рассвет золотит ветви сирени, Так прекрасно выйти к реке, окатиться Светлой прохладной водою. Юноша синеглазый, купаясь, срывает Желтые лилии, дабы подарить их Любимой, что пока лишь во снах…

Рысь улыбался. Никто еще никогда не читал ему стихов. Тем более – такая красивая девушка.

– Ну как? – дочитав, тихо спросила Флавия. – Только… если совсем плохо, не говори. Ладно?

– И очень даже неплохо, хорошо, даже очень! Мне понравились… Правда, я совсем не разбираюсь в стихах.

– Это ничего. – Девушка облизала пересохшие от волнения губы. – В стихах вовсе не надо разбираться, их надо чувствовать… сердцем. Вот как сейчас ты. Тебе правда понравилось?

– Да.

– Спасибо… – Флавия бросила на юношу полный искренней благодарности взгляд.

– Хорошо, что ты зашел, – прошептала она. – Ты такой славный… Я даже не думала. Вот… – она вдруг сняла с накидки серебряную застежку-фибулу, маленькую, изящную, с изображением профиля какого-то императора. – Это Марк Аврелий, – пояснила Флавия. – Всадник Памфилий Руф, мой опекун, обожает его деяния. Он неплохой человек.

– Марк Аврелий?

– Нет, Марк Аврелий давно уже умер. – Девушка засмеялась. – Я говорю о Памфилии. Он лучше, чем кажется, добрее, хоть и выглядит этаким провинциальным выжигой. Да, строг к рабам. Но – без излишней жестокости. Вообще, если бы не Памфилий, не знаю, что сталось бы со мной после смерти отца.

Где-то снаружи послышался высокий женский голос. Словно бы на кого-то кричали.

– Это Сильвия, супруга Пафмилия Руфа. – Флавия подошла к двери. – Женщина неплохая, но со странностями и в отношения с мужчинами склонная… как бы это сказать? – Девушка внезапно зарделась. – Ну, в общем, ты понимаешь, о чем я.

– Мне пора уходить? – шепотом спросил Рысь.

Девчонка кивнула:

– Да-да, пожалуй… Очень приятно было с тобой повидаться.

– И мне…

Поднявшись на ноги, парень хотел было приобнять Флавию – вот же она, стоит совсем рядом – и, может быть, даже поцеловать… Но постеснялся. Как еще воспримет все это девушка, которая оказалась куда лучше и воспитанней, нежели думал о ней Рысь? И вовсе не она, оказывается, упросила своего опекуна пригласить в дом молодых гладиаторов, Памфилий сделал это сам… Для того чтобы угодить тому мерзкому старикашке! Исполнять каждое его желание? Ну уж нет! Больно надо… В конце концов, что могут сделать с провинившимся гладиатором? Убить? Он и так постоянно ходит в обнимку со смертью.

Миновав перистиль, Рысь осмотрелся: где же, черт побери, атриум? Там, левее? Или вот здесь, прямо за колоннами? Да, скорее всего…

Опа! Кто-то вдруг закрыл ему глаза ладошками:

– Угадай-ка кто?

Неужели все-таки Флавия?! Нет, не похоже, слишком уж резко пахнет благовониями. Рысь обернулся и моргнул:

– Фелицата! Ты как здесь?

– Так же, как и ты, – улыбнулась девушка – маленькая, юркая, пышноволосая, со стройной фигуркой и блестящими черными глазами, бархатными, как теплая сентябрьская ночь. – Меня с подругами позвали развлекать гостей, – пояснила маленькая гетера. – Лерция с Арланией уже поют и танцуют, а я вот припозднилась… Ты не знаешь, где тут кухня? Очень пить хочется.

– Примерно знаю, – с улыбкой кивнул гладиатор. Он был искренне рад встрече, испытывая к юной гетере более чем благодарность. Если б не ее предупреждение, кто знает, как бы все обернулось на арене в тот день!

Взяв девушку за руку, он уверенно пошел на запах и не ошибся.

– А, опять ты? – с хохотом встретил его орудующий в паре и чаду повар. Кривой нос его покраснел, растрепавшаяся шевелюра напоминала вздыбленный загривок рассерженного медведя. – Заходи, заходи, угощайся! Всем буду хвастать, что кормил знаменитого бойца. Кто это с тобой? Неужто ты, Фелицата? Опять развлекаешь гостей?

– Сальве, Армидус, – поздоровалась девушка. – Это я попросила Рысь привести меня сюда – уж больно пить захотела.

– Может, и пожуешь чего-нибудь? – предложил повар.

– Пожалуй. – Фелицата кивнула и искоса посмотрела на гладиатора. – Составишь компанию? Ну, пожалуйста, а?

Армидус уже положил в тарелки крупные куски рыбы и, полив их гарумом, протянул гостям:

– Кушайте на здоровье! Можете даже пройти в мою каморку, думаю, тут сейчас будет слишком жарко. Вот-вот дойдет главное блюдо – вымоченная в молоке крольчатина! Эх…

Взяв большой половник, повар зачерпнул им из котла и скривился.

– Укроп! – выпучив глаза, заорал он на поварят. – Укроп где, я вас спрашиваю? О, дети сатиров! Укропа нет, и рассола в соусе маловато… Да я вас…

– Пожалуй, тут и в самом деле жарко, – усмехнулась гетера. – Идем же скорей поедим, Рысь. Стой, а вино? Армидус, ты не угостишь нас вином? – Она кивнула на изящный серебристый кувшин с чеканкой, изображавшей какую-то пикантную пляску.

Повар обернулся:

– Угощу, но не взыщите: тот кувшин не про вас – особое вино с Родоса, специально для сегодняшнего почетного гостя. Хозяин велел его не трогать ни в коем случае.

– Что, такое хорошее?

– Для ценителей, наверное, хорошее, – усмехнулся Армидус. – А на мой взгляд, так слишком уж кисло.

– Тогда ну его. – Фелицата помотала головой. – Налей-ка нам лучше фалернского.

– Фалернского? Губа не дура! Ладно, подставляйте кружки. Да, не забудьте вернуть блюда, боюсь, гостям не хватит.

– Вернем.

Рысь передернул плечами, вспомнив про мерзкого старика: смотри-ка, и вино для него особое, видно, и в самом деле важный гость. Фелицата уже открывала узкую дверь.

В каморке повара было темно, пришлось зажечь сальную свечку, вонючую, да, что поделать, других тут не было. Разгораясь, затрещал фитиль, дрожащее желтое пламя выхватило из темноты большой сундук с плоской крышкой и широкое, занимавшее почти всю площадь закутка ложе.

– Ну вот, наконец-то, – отпив вина, Фелицата сбросила с себя покрывало и потянулась. – Хорошо.

Рысь искоса посмотрел на нее. Надетая на девушку туника была настолько прозрачной, что прозрачнее, казалось, уже некуда – даже в тусклом пламени хорошо просматривалась маленькая упругая грудь.

– Что смотришь? – повернувшись к юноше, гетера обняла его за шею и крепко поцеловала в губы. – Ты думал, я так хочу есть и не знаю, где тут кухня? Дурачок… Ну, целуй же меня, целуй, не останавливайся…

Рысь почувствовал под своими ладонями тепло девичьего тела, ощутил ложбинку пупка…

– Постой… – Вдруг отпрянув, Фелицата быстро стянула с себя тунику и подмигнула юноше: – А ты? Впрочем, нет, сама…

Потом они, в конце концов, поели. Проглотили все, что принесли, – как видно, проголодались. Допили и вино…

– Ну, теперь, пожалуй, пора. – Девчонка довольно похлопала себя по голому животу и распорядилась: – Давай, отнеси блюдо на кухню, а я пока оденусь.

Рысь молча встал.

Проскользнув на уже опустевшую кухню, Рысь аккуратно поставил блюдо на полку, повернулся, чтобы уйти, и вдруг столкнулся в дверях со зверовидным привратником.

– Ищу повара, – улыбнулся тот. – Не видел?

– Нет. – Рысь покачал головой и вышел.

Повар и все его помощники уже находились в триклиниуме, потчуя пьяных гостей. Приглашенные музыканты наигрывали на флейтах и тамбуринах, танцовщицы колыхались в сладострастном ритме, а Тирак, глотая слюну, привалился к стене.

– Ну, наконец-то явился, – повернувшись, шепнул он. – А ко мне уже приставал этот старикан, звал к себе.

– Пойдешь?

– Ага, как же! Очень надо. Пускай сам Памфилий свою задницу и подставляет, раз ему от старика что-то нужно.

Рысь подмигнул приятелю:

– А хочешь познакомиться с одной девчонкой.

– Конечно! А что за девчонка? Красивая?

– Сам увидишь.

Возлежавшие на ложах гости хлопали в ладоши в такт движениям танцовщиц, не обращая никакого внимания на гладиаторов. Хотя нет – гнусный старик все же бросил на Рысь пару заинтересованных взглядов. Юноша отвернулся и краем глаза заметил, как, поднявшись с ложа, хозяин, всадник Памфилий Руф, громко крикнул слугам, чтоб тащили родосское вино для дорогого гостя. Услыхав про вино, старик обрадованно обернулся:

– Что, в твоем доме и в самом деле есть родосское?

– А как же?! – засмеялся Памфилий. – Я берег его специально для тебя, дорогой Мильс. Угощайся!

Слуга торжественно внес серебряный кувшин и, щедро плеснув Мильсу в кубок, поставил его на бронзовую подставку рядом. Прикрыв глаза, старик сделал длинный глоток, закусил пряным печеньем и отвалился на спинку ложа.

Музыканты играли все громче, и все бесстыдней становились танцовщицы, вот уже одна из них совсем скинула с себя тунику, а следом за ней и другие.

– Слава, слава дуумвиру Дециму Памфилию Руфу! – хором заорали клиенты. – Слава нашему великому и щедрому патрону!

Памфилий раскраснелся: видно было, что грубая лесть клиентов ему приятна. А девки все продолжали плясать, и уже вместе с ними закружились, понеслись в диком танце гости, да и сам хозяин. Музыкант – потный молодой парень – не покладая рук, отбивал ритм на тамбурине, его напарник-флейтист выводил незамысловатую мелодию, танцующие громко хлопали в ладоши и хохотали. Лишь двое не участвовали в общем веселье – плотный и коренастый Марций и старик. Марций пытался что-то кричать Памфилию со своего ложа, правда тщетно, а любитель же родосского вина так и лежал, недвижно откинувшись на спинку, и похоже, что спал. Рысь видел, как Марций, подняв бокал, дотронулся до старика рукой. Потом еще раз. Тот не реагировал. Нахмурившись, Марций быстро поднялся, влился в веселый эротический хоровод, явно игнорируя девушек, пробрался к хозяину и, обняв его за шею, что-то прошептал. Памфилий вздрогнул, переспросил и в ужасе оглянулся на старика.

– Попойку заканчиваем! – хлопнув в ладоши, громко объявил хозяин дома. – Рад был видеть всех – и тебя, Лиций, и тебя, Квадрильон, и вас, Борак с Камилом.

– Слава Памфилию Руфу! Слава!

– Хватит кричать, не видите – наш дорогой гость, дуумвир Публий Венций Мильс, устал и уже спит, – замахал руками Памфилий, румяное лицо его скривилось.

– Тсс! – Помогая хозяину выпроваживать захмелевших гостей, Марций приложил палец к губам.

Гости, кланяясь и благодаря, уходили. Кто сам не смог – тому помогали рабы, и не всегда корректно, грубо говоря, прогоняли в шею. Музыкантов с танцовщицами тоже выгнали, и Рысь в недоумении хлопал глазами – ведь только и началось самое веселье!

На шум явился Тирак, радостный и довольный, в одной лишь широкой верхней тунике, нижнюю, как видно, забыл впопыхах надеть.

– Ну, как тут? – взяв прислоненное к стенке копье, спросил иллириец.

– Да заканчивается все, сам видишь, – Рысь усмехнулся. – Ну, кинем жребий, кому провожать старика?

Тирак почесал затылок и вдруг ткнул приятеля локтем:

– Глянь-ка!

Ант обернулся: около неподвижно лежащего Мильса суетились хозяин и Марций. Они по очереди то хлопали его по щекам, то растирали виски – в общем, всячески тормошили, пытаясь разбудить.

– А старикан-то – мертвый! – тихо произнес вдруг Тирак.

– Иди ты! – не поверил ему Рысь.

– Да, клянусь Везуцием, мертвый! Что я, мертвяков не видал?

Его слова, вероятно, услыхали и те двое. Бросив возиться с мертвецом, они переглянулись и хмуро посмотрели на гладиаторов.

– Боюсь, вы узнали то, чего вам не надо знать, – нехорошо сощурился Марций.

– Боишься? – иллириец хмыкнул. – А вот и зря! Мы будем держать язык за зубами, к тому же поможем вам избавиться от трупа. Зачем сюда впутывать слуг?

Марций вдруг улыбнулся и оглянулся на своего компаньона.

– А парень говорит дело! Они ведь вдвоем, – он кивнул на притихших гладиаторов, – должны были проводить Мильса… так сказать, до постельки, хе-хе… Вот, и все будут знать, что проводили…

– Почти до самого дома, – немедленно продолжил Тирак, и Рысь подивился его находчивости в подобных делишках. Нет, вряд ли иллириец был когда-то простым крестьянином, скорей уж – пиратом. Впрочем, надобно показать и собственную нужность и преданность.

– Утром старика найдут с проломленной головой недалеко от ворот собственного дома! – быстро пояснил Рысь. – В Ротомагусе хватает разбойников, нечего шляться по ночам одному, без охраны.

– Но его ведь провожали гладиаторы? – вступил в игру Марций.

– Должны были провожать, господин, – Ант улыбнулся, – но не проводили.

– И не по их вине, – тут же дополнил иллириец. – Старик послал гладиаторов за портшезом и слугами, а сам остался ждать…

– И, на свою беду, решил немножечко прогуляться, размять старые кости…

– А кости разминал – в направлении лупанария пучеглазого Авдия, тот недавно приобрел новых мальчиков, а ведь известно, что именно к ним имел слабость несчастный.

– Да, подобная несдержанность никого не доведет до добра. Она, и только она причина всех бед.

Подведя итоги, Марций милостиво кивнул обоим парням, и те перевели дух. Похоже, пронесло, а ведь могли бы и пристукнуть, как лишних свидетелей.

– А ведь будет еще и разбирательство, – осторожно заметил Памфилий.

Марций вдруг расхохотался:

– Ты забыл, что я – эдил?! И именно я буду контролировать разбирательство по этому делу.

– А ведь и правда! – Памфилий Руф резко повеселел. – Как я мог позабыть про это? Жаль, конечно, что так вышло со стариком, он мог бы быть полезен в наших рядах.

– Если бы он в них вошел, – вскользь заметил Марций. – Так что, дружище Памфилий, может быть, и к лучшему, что вышло, как вышло.

– Может быть, – согласно кивнув, Памфилий обернулся к гладиаторам: – Ну, а вы что стоите, парни? Скоро уже и рассвет. А ну, быстренько схватили труп и… Эй, эй! Не так быстро! Я ведь еще должен провести вас через тайный ход.

Глава 9 19 октября 224 г. Ротомагус Армилустриум

Семь за Юстину, за Левию шесть, четыре за Лиду,

Пять за Ликаду и три кубка за Иду я пью.

Марк Валерий Марциал

Этот праздник был связан с легионами и войной, вернее, с окончанием военных действий, потому и назывался Праздник очищения оружия. Памфилий Руф, намереваясь провести в муниципию Ротомагуса своего человека на место второго дуумвира (взамен безвременно погибшего старика Мильса), вновь решительно напомнил о себе всем – очередными гладиаторскими играми. Посовещавшись с ланистой, на этот раз решили обойтись гладиаторами подешевле – выпустить для имитации толпы «деревях», а вместо таких признанных всеми «звезд», как Фракиец, Марцелл Тевтонский Пес или Черный Юбба, сделать ставку на подающую большие надежды молодежь.

Первоначально – стенка на стенку – должны были биться лишь одни «деревяхи», из тех, кто мало чего умеет и стоит, потому и само зрелище обещало быть хоть и не техничным, но в достаточной степени кровавым. Устроителям было наплевать, много ль новичков погибнет. Погибнут – и ладно, зато пойдет слава о щедрости дуумвира Памфилия Руфа. Ну, раз игры на этот раз планировались, так сказать, в усеченном варианте «для бедных», то и устроители особенно не расщедривались – так, выставили гладиаторам пару корзин со снедью, и все – никаких тебе изысканных яств, хорошего вина, гетер. Впрочем, последние явились сами, так сказать в добровольном порядке, – по приказу ланисты их не стали задерживать в воротах, пропустили сразу, а те уж знали, куда идти. Нет, на этот раз путь девушек, по большей части совсем еще юных, лежал вовсе не в комнаты прославленных гладиаторов. Молодежь – вот к кому они все стремились, и Рысь с Тираком были немало озадачены, когда в их каморку ввалилось сразу восемь девчонок. В основном, конечно, гостьи пришли к Тираку, ведь именно он был ретиарием и сражался без шлема, что давало возможность привлекать заинтересованные женские взгляды. Впрочем, и внешность Рыси они оценили тут же, даже чуть не вырвали у него изрядный клок волос, пытаясь выяснить, не крашеные ли они.

– Да не крашеные, девчонки, клянусь Везуцием! Скажи им, Фелицата, а то ведь они меня разорвут…

Фелицата лишь смеялась в ответ. Девушки (далеко не все из них были начинающими гетерами, хватало и девиц из вполне приличных семейств) принесли с собой вино и цитру и теперь, выпив вина, по очереди перебирали струны.

– А ну, кто может спеть? – Тирак ущипнул сразу двух.

Девчонки заверещали и тут же принялись шутливо трепать иллирийца, словно бы невзначай стаскивая с него тунику. Тот вовсю хохотал и особого сопротивления не оказывал, лишь выкрикнул:

– Э, нет, сначала песня! Верно, Рысь?

Ант кивнул. Его девушки почему-то явно опасались и заигрывали в основном с Тираком. Интересно почему!

– Потому, что ты слишком уж серьезный, – смеясь, шепнула ему на ухо Фелицата. – А ну-ка, попробуй рассмешить их!

– Рассмешить? – Юноша вскинул глаза. – Почему бы и нет? Дайте-ка сюда лютню!

– Это не лютня, а цитра, – передавая инструмент, улыбнулась одна из девчонок, сероглазенькая, с черными как вороново крыло волосами. – На, попробуй сыграй.

Взяв цитру, Рысь уселся на ложе и шутливо поклонился девушкам:

– Знаете, как медведь на свадьбу ходит?

– Нет!

– Покажи! Покажи!

Юноша зажал одну струну пальцем и потянул: послышался ноющий торопливый звук.

– Быстро идет, торопится, как бы без него все угощение гости не слопали… А вот – пришел…

Рысь рванул струну.

– Выглядывает из-за ограды – накрыт ли стол? Ага, накрыт – ух как заревел от радости! Ест… Пьет…

Юноша терзал струны, девчонки смеялись все громче.

– А вот уже наелся, напился – в берлогу идет пьяный, шатается… Опа! На пути ручей… Туда и свалился!

– Здорово, здорово! – Девчонки захлопали в ладоши. – Ты веселый парень, Рысь. А почему тебя так прозвали?

– Вообще-то я – Юний.

– Юний, почеши мне спинку!

– И мне!

– И мне!

Девушки задрали туники – свет сальной свечи выхватил из полутьмы оливковые тела… Эх…

– Я хочу быть сейчас с тобой, Юний…

– И я!

– Нет, я первая сказала!

У противоположной стены, на ложе Тирака, давно уже возились. Теперь наконец дошла очередь и до Рыси – девчонки со смехом и прибаутками повалили его навзничь, стащили тунику. Голенькая сероглазка уселась сверху, склонилась к губам юноши. Рысь со стоном обхватил руками стройные горячие бедра…

Прощались так же весело:

– Удачной вам битвы, парни!

– Не погибайте раньше времени, мы ведь еще к вам придем!

– Обязательно приходите, девчонки!

Приятели проводили девушек до самых ворот; уже давно стемнело, и было слышно, как перекрикивается на башнях стража. Веселые голоса и смех не замолкали и за стенами школы – девчонки все никак не могли успокоиться:

– Какой он славный, этот Тирак!

– И Юний тоже вполне ничего, веселый…

Пьяный, как всегда, стражник Аманд выпросил у ребят остатки вина. Хлебнул прямо из горла плетенки, рыгнул:

– Эх, парни, мне, что ли, в гладиаторы податься?

– А что? Чем плохо? Смотри, вон какие девки были!

– Не в одних девках счастье, парни, – наставительно помахал указательным пальцем Аманд. – Спасибо за вино… И вот еще что, – он обернулся и понизил голос, – знаете, что завтра вы будете сражаться друг с другом?

– Что?! – в один голос переспросили оба. – Ведь ланиста нам вчера обещал…

– Вам он обещал одно, а эдилу – другое, – тихо усмехнулся Аманд. В общем-то он и не был сейчас особенно пьян. – Короче, тссс… Я вам ничего не говорил.

Махнув рукой, стражник поплелся к воротам.

Девичий смех уже затих в глубине городских улиц, тихо стало кругом. В темном звездном небе медно-желтым тазом светилась луна, убогенькая такая, ущербная, однобокая.

– Вот те раз, – невесело усмехнулся Рысь. – И стоит после этого доверять ланисте?

Тирак хмыкнул:

– И кто тебе сказал, что ему вообще можно доверять?

Веселое настроение парней испарилось так же быстро, как и пришло. Выходит, им завтра придется биться друг с другом, и очень даже возможно – насмерть! Рысь заворочался на ложе, вспоминая, один за другим, все те эффектные приемы, которым научил их римлянин Плавт. Иллириец тоже не спал – тщательно расчесывал волосы большим деревянным гребнем. Тоже еще, нашел время! Лучше б поразмыслил, как завтра вести себя на арене!

Праздничный день выдался дождливым, тусклым. Да и что, честно говоря, это за праздник – окончание военных кампаний Империи? В Галлии, а тем более в Лугдунской, «Косматой», подвергшейся римскому влиянию менее других частей страны, его отмечали редко, даже «жаворонки», галльские легионы, не уделяли ему особого внимания. Просто так совпало, что нужно было выбрать нового дуумвира, и Марций с Памфилием решили задействовать все свои возможности. Очень уж им хотелось провести в муниципальные органы Ротомагуса своего человечка – некоего Гая Фелиция Ладана, серенького, неприметного клерка из знатной, но небогатой галльской семьи. Имя Фелиция уже красовалось на заборах рядом с именем Памфилия Руфа и Авла Марция Дурума. Многие – да почти все! – хорошо понимали, с чего это вдруг Памфилий вновь затеял игры, хмыкали в кулак, но, тем не менее, люди толпами шли к амфитеатру. Зрелища любили все, а уж гладиаторские бои тем более. Ко всему прочему примешивалось еще некоторое неизбывно-провинциальное чувство – дескать, вот и у нас, в Ротомагусе, ничуть не хуже, чем в далеком Риме.

Несмотря на холодный дождь, у входа в цирк уже с раннего утра собралась толпа празднично одетого народа – в римских дорожных шляпах с широкими полями, в обычных местных кервезиях, в надевающихся через голову плащах-пенулах, большинство в браках – холодно!

Находясь под сводами амфитеатра, Рысь, как и другие гладиаторы, слышал радостный шум толпы. Чувство азарта вновь постепенно овладевало им, и юноша не мог оставаться спокойным – обняв себя за плечи, ходил из угла в угол, пытаясь угадать, что сейчас происходит там, на арене. Вот за дверью камеры послышался топот множества ног – то шли на бой гладиаторы утренней смены. Рысь усмехнулся – теперь уж не он разогревал толпу перед настоящим зрелищем. Устав ходить, юноша улегся на солому, раскинув в стороны руки, и вдруг улыбнулся, вспоминая вчерашнее. Да, ничего не скажешь, весело было, молодцы девчонки! Вспомнилась Флавия, сверкающие бирюзовые глаза, волосы цвета спелой пшеницы, улыбка и нежный голос. Флавия… Да-а, эта девушка более чем нравилась Рыси… Да и он, кажется, не был ей безразличен. Впрочем, из этого еще ничего не следовало. Кто он? Всеми презираемый раб, пусть даже и знаменитый. Она же – богатая аристократка, приемная дочь дуумвира Децима Памфилия Руфа, в доме которого, однако, творились какие-то странные дела. Ни с того ни с сего во время пирушки помер вдруг старик Мильс, второй дуумвир, напарник Памфилия. Откинулся на подушки и помер, словно бы подавился костью или захлебнулся своим любимым родосским вином.… Стоп! Вино! Рысь вскочил на ноги и снова заходил по каморке. Именно вино! То самое, родосское, которое предназначалось лишь для угощения старика дуумвира. Серебряный кувшин принес на кухню привратник-галл. Да-да, именно он! Еще спросил про повара… И чего, спрашивается, интересоваться у постороннего? Да-да, именно этот кувшин привратник держал в руках, именно его он принес – Рысь теперь точно вспомнил. Принес… И сделал вид, что искал повара! Но ведь этот кувшин находился на кухне и раньше! Значит, привратник незаметно взял его, чтобы… чтобы подсыпать яду и отравить старика Мильса? Очень может быть, да не «может быть», а точно – все так и было, чтобы понять это, достаточно лишь сопоставить факты. И наверное, именно он впустил во двор того рыжеватого галльского парня с заплетенными в косички волосами! Иначе бы куда тот делся на пустой дороге? А парень-то связан со жрецами древних галльских богов, обожающих человечью кровушку! Рысь передернул плечами, вспомнив, как прошлым летом едва не угодил в ловушку. А ведь не заподозри он тогда Лициния, висели б и его кишки на ветвях «красных» деревьев. Юноша зябко поежился. Однако, что ему до всех этих разборок? Любитель мальчиков Мильс, похоже, был довольно мерзким типом, убили – нисколько не жалко, туда ему и дорога, а то, что творится в доме Памфилия Руфа, – проблемы самого Памфилия и его ближайших родичей… И тут Рысь вздрогнул: а ведь Флавия тоже была теперь родственницей дуумвира и жила в его доме! Значит, все, что происходило там, неизбежно касалось и ее. Этот привратник… Кто знает, что еще он замыслит? Надо как-то подсказать Памфилию, чтоб выгнал его немедля. Как? Ведь дуумвир ни за что не будет разговаривать на серьезные темы с гладиатором. Тогда надобно снова попасть в его дом и обязательно переговорить с Флавией, предупредить. Да, так и следует поступить…

– Твой выход, парень! – скрипнув дверью, в камеру заглянул ухмыляющийся Лупус.

И вот снова желтый песок арены, и натянутый над нею, трепещущий на ветру тент. И орущие зрители, и тяжесть доспехов и шлема. Капли дождя все ж таки попадали на арену, холодили живот и спину, мокрая рукоять меча-гладиуса скользнула в ладонь.

– А теперь – парный бой! Лучшие молодые бойцы, сделавшие себе имя в этом сезоне! – под рев толпы громко объявил глашатай. – Секутор Ант Юний Рысь против ретиария Тирака-иллирийца!

Судья в черном греческом плащике-гиматии поднял руку. Цирк затих, чтобы тут же взорваться воем. Рысь оглянулся и вздрогнул, увидев разжатую ладонь судьи, что означало битву до самой смерти. Это было нехарактерно для праздничных боев – с чего бы это ланисте рисковать подающими большие надежды бойцами? Неужто его подговорили подлые Автебиус и кимвр? Да нет, не так уж они и влияют на хозяина школы. Тут кто-то другой… Рысь бросил настороженный взгляд на почетную ложу. Памфилий, Марций, еще какие-то богато одетые люди… Марций вдруг отвел глаза. Марций! Памфилий и Марций! Ну как же было раньше не догадаться! Именно эти двое и упросили ланисту устроить смертный бой между двумя ненужными свидетелями. Ведь Рысь и Тирак – единственные, кто точно знает, что старый дуумвир Мильс погиб не на улице, а в доме Памфилия Руфа! Что ж, расчет неплохой – сейчас наверняка кто-нибудь погибнет, не Тирак, так Рысь. А потом… Потом можно будет расправиться и с оставшимся в живых. Так, между прочим, не привлекая излишнего внимания.

Острие трезубца звонко стукнуло в щит. Тирак, нарумяненный, с блестящим, умащенным благовониями телом, с завитыми локонами, щедро посыпанными золотой пудрой, давал понять, что пора начинать бой. Толпа засвистела, заулюлюкала:

– Не спи, секутор!

– Давай, покажи ему, иллириец!

С верхних ярусов голосили женщины – их было много, куда больше, нежели в прошлый раз.

– Ти-рак! Ти-рак! Ти-рак! – звонко скандировали они. Что поделать, именно презираемые мужчинами ретиарии в большинстве случаев являлись любимцами женщин.

Подставив щит под удар трезубца, Рысь повернулся, стараясь разрубить мечом взметнувшуюся в воздух сеть. Мокрая, она пролетела чуть ниже, нежели он рассчитывал, хлестнула по бедру. И снова серебряной молнией мелькнул трезубец, на этот раз удар пришелся в шлем, точно в забрало. В ушах Рыси раздался звон, в голове зашумело. Завыли, заулюлюкали зрители. И вот еще удар – тут уж ант подставил наплечный доспех и – нарочно, как учил Плавт – обнаженную часть живота. Скользнув вбок, трезубец разорвал кожу, оставив после себя кровавые полосы, словно тигр или медведь зацепил гладиатора своей когтистой лапой. Увидев первую кровь, зрители еще более возбудились, в адрес «неповоротливого» секутора с трибун посыпалась брань.

Покачивая трезубцем, Тирак отскочил в сторону и, вдруг улыбнувшись, кивнул: давай, мол, теперь твоя очередь. Со свистом пронеслась мимо сеть, и Рысь, выставив меч, рассек левое плечо иллирийца. Снова так, как учил римлянин. Со стороны казалось: нанесена страшная рана, а на самом же деле – всего лишь царапина. Увидев кровь на плече ретиария, верхние ярусы пронзительно завизжали, а гладиаторы закружились друг перед другом в боевом, все убыстряющемся танце. В изобилии сыпались касательные удары, лилась из царапин кровь, в азарте орали довольные зрители:

– Бей его, бей!

– А ну-ка, отними сетку!

– Слева заходи, слева!

– Да куда слева, козел, там же щит?!

– Кого ты назвал козлом, урод бракатый?!

– Смотрите, смотрите, он таки выпустил сеть!

Сделав неловкое движение – специально ли, нет ли, – Тирак уронил сеть на песок, а Рысь тут же наступил на нее и придавил краем щита. Пару раз дернув свое орудие и сообразив, что надежда вытащить его, увы, весьма слаба, иллириец решительным жестом отбросил сетку, возлагая надежды лишь на трезубец и небольшой кинжал. Теперь уж Рысь перешел в наступление, издав громкий – на публику – вопль, прыгнул вперед, насколько позволяла тяжесть щита и доспехов, взмахнул мечом, ожидая удара трезубцем… Никакого удара не последовало – Тирак запутался в собственной же сети, которую Рысь коварно придерживал. Запутался, упал навзничь – подскочивший ант ловко выбил трезубец. Тяжело дыша, иллириец развел в стороны руки… Глаза его, карие, с золотистыми искорками, встретились на миг с глазами Рыси. Ант вдруг остановился – холодея душой, понял, что сделал что-то не то. Еще бы… Поверженный приятель его валялся в грязи, и теперь все зависело от судьи и зрителей. Жизнь или смерть? А ведь это ему, Рыси, возможно, сейчас придется хладнокровно убить единственного друга. А Тирак все улыбался, на блестящем плече его запеклась темная бордовая кровь, грудь тяжело вздымалась.

Ветер развеял над ареной тучи, очистив небольшой кусочек лазури, проглянуло холодное октябрьское солнце. Тысячей искорок вспыхнула золотая пудра в волосах поверженного ретиария. Все затихли… Рысь обернулся к судье. Пусть только он попробует, пусть только покажет «смерть», тогда… Тогда он, Рысь, просто-напросто отшвырнет меч, а дальше уже все равно, пусть хоть разорвут на куски. В любом случае это лучше, чем подло убить друга…

К судье по трибунам пробирались юркие фигурки в разноцветных накидках. Одна, другая, третья… Тирак улыбнулся еще шире, картинно подставив под последний удар обнаженную грудь.

Рысь снял шлем – зрители приветственно закричали, но тут же притихли под строгим взглядом судьи. Тот обернулся к почетной ложе и, как показалось Рыси, недоуменно пожал плечами, словно бы говорил: ну, а что я могу поделать? Потом перевел взгляд на гладиаторов, на трибуны и, улыбнувшись, выбросил вверх кулак.

Жизнь!

Толпа рукоплескала.

Рысь подал приятелю руку, помогая встать, шепнул:

– И все равно я бы не стал убивать тебя.

– Я знаю, – улыбнулся тот. – Как и то, что судья никогда не решился бы пойти против мнения зрителей. Ты только посмотри, сколько здесь моих поклонниц! Неужто ты думаешь, они позволили бы ему…

– Ага, – Рысь кивнул. – Так вот почему ты прихорашивался всю ночь! Для поклонниц!

– Конечно, для них, – усмехнулся Тирак. – Не для тебя же!

Глава 10 Декабрь 224. Ротомагус Поединок

«Лихас, не ты ли, – вскричал, – мне передал дар погребальный?

Смерти не ты ли виновник моей?»

Публий Овидий Назон. Кончина Геракла

Зимой погода совсем испортилась – с моря дули пронизывающие злые ветры, приносили холодный дождь, иногда и пополам со снегом. Иллириец от подобной мерзости захандрил и, наверное, слег бы, если бы не бесконечные изнурительные тренировки, от которых, естественно, не освобождались даже «звезды». Впрочем, никого особенно и не надо было заставлять махать тяжелым учебным мечом – от этого зависела жизнь. Последний раз бои проводились в конце ноября, в честь дня рождения жены какого-то важного и богатого горожанина, давнего завистника и конкурента Памфилия, и с тех пор ланиста пока не находил применения своим гладиаторам, ряды которых значительно поредели. Гибли в основном «деревяхи», так что хозяин школы приказал Лупусу, Плавту и прочим поскорее научить новичков разным хитрым приемам. Впрочем, приказ этот явно запоздал. Выжившие постепенно становились опытными бойцами, те же, кому не повезло, – увы…

Рысь жил в постоянном ожидании какой-либо пакости со стороны ланисты – Памфилий с Марцием вряд ли так быстро успокоились, хоть молодые гладиаторы и держали языки за зубами, не говоря никому о том, что произошло в доме Памфилия Руфа. Никаких пакостей, правда, пока не следовало, может, и вправду эдил с дуумвиром решили оставить парней в покое, видя, что те молчат, словно рыбы? Хорошо бы, если так… Единственное, что тревожило Рысь, – каким образом сообщить Флавии о привратнике? Памфилий Руф больше не приглашал к себе молодых и в случае надобности обращался к ветеранам, таким как Фракиец, Марцелл Тевтонский Пес или Черный Юбба. Вообще-то сие пошло на пользу – Тевтонский Пес хотя многого не мог простить Рыси, уже не смел выступать против него открыто, что жутко огорчало Автебиуса и Савуса. Коварный галл со своим дружком-кимвром вовсе не забыли обид и по-прежнему ничего хорошего Рыси не желали. Правда, свой пыл они несколько поумерили – не действовали открыто, Автебиус даже радостно улыбался при встречах и, как и раньше, при любой оказии старательно угождал ланисте. Хозяин школы принимал его мелкие услуги вполне благосклонно и даже, склонив голову, вполуха выслушивал какие-то предложения, а уж коварный галл болтал без умолку:

– Не понимаю, чего ради держать нас, бойцов, без дела? Конечно, устраивать игры – дело дорогостоящее и охотников мало, особенно сейчас, зимой. Но ведь вовсе не обязательны игры, можно запродать парочку гладиаторов на чью-нибудь вечеринку…

– Учи ученого, – довольно улыбнулся ланиста. Его и самого все чаще посещали подобные мысли. Да и кого б они не посещали в данной ситуации – боев нет, а содержать школу все же на что-то надо. На что? Ранее накопленные средства, конечно, имелись, но они, как подкожный жирок, уж на совсем крайний случай. Устраивать закрытые бои для избранных нуворишей, таких, как тот же Памфилий Руф, – идея неплохая. Вот только как заставить их раскошелиться?

– А просто-напросто распустить слухи, – осторожно подсказал галл, массируя хозяину школы ступни. – Пусть богатенькие меж собой соревнуются – у кого бои лучше!

Ланиста кивнул – и в самом деле, у этого парня голова соображает!

– И еще хорошо бы составить какие-нибудь неожиданные пары, такие, каких не увидишь на арене, например Тевтон и иллириец.

Услыхав такое предложение, ланиста вдруг возмутился:

– Молчи, глупая твоя голова! Тевтон сожрет иллирийца и не подавится, а я лишусь прекрасного бойца, который к тому же притягивает на игры все женское население Ротомагуса!

– Так ведь вовсе не обязательно биться насмерть…

– Ты что, не знаешь Тевтона? Ему стоит только распалиться… Впрочем, – хозяин школы задумался, – сама идея, конечно же, недурна. Вот что, ты придумал, тебе и исполнять. Завтра отправлю вас с кимвром старшими на рынок – грузить на телеги кирпичи для школы. Вместе со стражей будете присматривать за новичками, заодно распустите слухи. Там, у таверны, всегда толпятся клиенты Памфилия Руфа – скажете, мол, некий богач из Бревиодурума нанял на две ночи лучших гладиаторов для услады гостей схваткой. Это, правда, не совсем законно, налоги-то не платятся – но… эдил Марций – дружок Памфилия и, думаю, закроет на это глаза… – Ланиста обернулся к привалившемуся к стене стражнику: – А ты что скажешь на это, Аманд?

Тот потянулся к кувшину с остатками вина, хлебнул.

– А то и скажу – изрядно придумано. Правда, не вами – я уже давно слыхал про такие штуки, вот только ты, братец, что-то побаивался их применить.

– Эдил – та еще собака, – угрюмо скукожился хозяин школы. – Придется взятку давать.

– Так дай! – Стражник с усмешкой пожал плечами. – Что ты ломаешься, словно юная девственница?

Он встал и, перевернув опустевший кувшин, постучал по донышку. Выбив на ладонь несколько капель, слизнул и со вздохом вышел на двор. К вечеру подморозило. Тихо кружась, падал снег, белая пороша засыпала лужи, покрывшиеся тонким ледком. У позорного столба корчился от холода привязанный за какие-то провинности гладиатор – совсем еще молодой парень с длинными светло-русыми волосами и узким заострившимся лицом. Несчастный уже посинел, глаза его сделались белыми от предчувствия неизбежной смерти. Аманд посмотрел на него, почесал затылок и, обернувшись, громко позвал ланисту:

– Эй, братец, твоя собственность скоро совсем окочурится у столба позора.

– Так вели его расковать, – раздраженно донеслось сквозь приоткрывшуюся дверь. – За всем только я должен присматривать, что ли?

Пожав плечами, Аманд сплюнул и медленно направился к кузнице, расположенной в самом углу обширного двора школы. Безрезультатно попытавшись дозваться кузнеца, – и где его собаки носят? – обернулся, услыхав за спиной чьи-то шаги.

– О! Рысь! – обрадованно воскликнул стражник. – Ант Юний. И что ты здесь ходишь?

– Так, – беспечно отмахнулся парень. – В уборную ходил… Ну и дерьма там! – Оглянувшись, он посмотрел на прикованного к позорному столбу новичка и, понизив голос, спросил: – И что такого он сделал?

– А, не знаю, – Аманд пожал плечами. – Просто братец за что-то на него взъелся… Лучше б и в самом деле заставил беднягу вычистить дерьмо – больше бы пользы было. Ты случайно не видал этого бездельника кузнеца?

– Кажется, он пошел в таверну. Обещался вскорости быть.

– В таверну? – радостно оживился страж. – Надеюсь, у него хватит ума захватить с собой кувшинчик хорошего вина, а, ты как думаешь?

– Наверное, хватит, – кивнул Рысь. – А тебе зачем кузнец?

– Да вон, расковать этого чудика, – Аманд показал на позорный столб. – Братец-то совсем про него бы позабыл, коли б я не напомнил.

– Так хозяин здесь? – вскинул глаза юноша.

– Здесь, – закашлявшись, отозвался стражник. – Сидит греется. Автебиус, галл, ему пятки чешет.

При упоминании хитрого галла Рысь тут же насторожился. Уж конечно, он не ждал от Автебиуса ничего хорошего. Интересно было бы знать, о чем это они беседуют с ланистой.

– Ничего любопытного. – Аманд хмыкнул в кулак, кратко пересказав все содержание разговора.

Выслушав его, Ант посмурнел – нет, никак не хочет угомониться коварный галл, все строит свои каверзы. И что он, Рысь, ему такого сделал? Наверное, зависть. Да, да, обычная рядовая зависть, которая даже более характерна для униженных и забитых людей, нежели для человека свободного. В самом деле, все бойцы в школе были рабами, по сути вообще не людьми, только в силу различных причин одним позволялось немножко больше, и вот это вызывало страшную зависть, быстро перераставшую в ненависть.

Закусив губу, Рысь бросил недобрый взгляд в сторону казармы, слева от которой часовой открывал ворота. За ними, переминаясь с ноги на ногу, маячила могучая фигура кузнеца Кардурия.

– Смотри-ка! – оживился Аманд. – Кажется, он и впрямь не пустой! Эй, Кардурий… Чего ж ты там стоишь-то? Иди же скорее сюда, друг!

Коварный галл привел-таки в исполнение свои планы! Не прошло и двух недель, как Рысь отправили в дом Памфилия Руфа – на этот раз в качестве не охранника, а бойца.

– Что ж, – собираясь, нехорошо улыбнулся юноша, – коли мне суждено погибнуть, ты, Тирак, знаешь, кому отомстить.

– Не беспокойся! – Иллириец порывисто обнял друга. – И все же хотелось бы, чтобы ты победил. К тому же подобные схватки редко бывают смертельными.

Рысь кивнул. Так-то оно так… Да вот, все же терзало сердце какое-то нехорошее предчувствие – уж слишком умильно улыбался сегодня с утра Автебиус.

В сопровождении стражников юноша дошел до знакомого дома. Привратник у дверей был все тот же – коренастый, с приятным лицом. Улыбнувшись вошедшим, он велел им подождать, а сам побежал в дом доложить хозяину.

– Входите, – вернувшись, кивнул он. – Гости еще только пришли, ваш гладиатор пусть пока подождет в эргастуле.

В эргастуле! Юноша вздрогнул. Ничего себе начало!

Темное длинное помещение с низким потолком и гнилой соломой, а уж запах… Потом можно будет отбить аппетит всем гостям. Что ж, это их проблемы. Пожав плечами, Рысь уселся на солому и, стараясь согреться, получше закутался в длинный шерстяной плащ. Хоть и потеплело на улице, растаял снег, превратившись в грязь, было серо, промозгло. Хорошо хоть, долго сидеть в эргастуле не пришлось – юноша даже не успел задремать, как снаружи загремели засовы.

– Выходи, – угрюмо приказал старый знакомый – старик-управитель. – А, это ты, – узнав юношу, он несколько подобрел. – Идем в дом – тебя покормят и приведут в порядок.

Покормят? Рысь повеселел – и в самом деле, неплохо было бы подкрепиться. Знакомым коридором они прошли в атриум и, свернув налево, оказались в длинном помещении с жаровней и ложем. Было тепло, даже жарко – кто-то только что подложил в жаровню углей. Рядом с ложем, прямо на полу, стояли миска с похлебкой и кубок с вином.

– Ешь, – кивнул управитель. – Только побыстрее, потом раздевайся и ложись.

Юноша так и сделал. Быстро умяв похлебку, он чуть пригубил вино – не стоило отяжелять себя перед боем – и, сбросив с себя всю одежду, две грубые туники и плащ, уселся на край ложа.

Почти сразу же явились две девчонки-рабыни – тоненькая светлоглазая и рыжая, приземистая, сильная. С собой они принесли небольшие кувшинчики и скребки. Безо всякого стеснения повалив юного гладиатора навзничь, они покрыли все его тело маслом, которое принялись старательно снимать скребками, очищая кожу от грязи. Рысь посмеивался – щекотно. Покончив с этой процедурой, рабыни стали натирать юношу благовониями – остро запахло мускусом, лавандой, еще какой-то травой… Рысь подложил под голову руки и едва не уснул, вздрогнул лишь, когда его бесцеремонно перевернули на спину, лениво приоткрыл глаза. Однако! Обе рабыни, уже полностью обнаженные, стояли перед ним.

– Хозяйка велела, чтоб ты выбрал кого-нибудь из нас, – пояснила рыжая.

Юний передернул плечами – любовь перед боем опасна, ненужное расслабление. Совсем ненужное… Но как бы не обидеть девчонок, верней, их хозяйку…

– Тебя как зовут? – поинтересовался Юний у другой, светлоглазой, с длинными русыми волосами и маленькой грудью.

– Вижу, ты уже выбрал, – усевшись на юношу сверху, девушка погладила его по груди. – Планта.

Рысь осторожно сжал ее тонкую руку:

– Встретимся с тобой после боя.

А через некоторое время юный гладиатор – безо всяких доспехов, в узкой набедренной повязке, с коротким мечом и щитом – уже стоял на краю атриума прямо перед бассейном. По краям на вынесенных ложах, кутаясь в плащи, расположились зрители – Рысь узнал эдила Марция и нескольких клиентов. Тут же был и ланиста, Луций Климентий Бовис. Кругленький, низкорослый, с бритым лицом и бегающим взглядом, он почему-то избегал смотреть на юношу, и Рыси это весьма не понравилось. Правда, уже в следующее мгновение он все понял – когда увидел медленно идущего от противоположной стены могучего гладиатора…

Да, это был он, Марцелл Тевтонский Пес, краса и гордость арены Ротомагуса, боец, не знающий усталости и поражений. Правда, Рыси уже как-то удалось однажды опрокинуть его…

– Битва до первой крови, – громко предупредил ланиста.

Рысь, едва заглянув в торжествующе-злобные глазки Тевтона, понял: все будет иначе. Какое там «до первой крови»! Тевтон не успокоится, пока не оторвет ему голову.

У них было абсолютно одинаковое оружие – короткие гладиусы, которыми гораздо удобнее колоть, нежели рубить, круглые галльские щиты с обитыми железом краями. Гости затихли, с интересом наблюдая, как сходятся бойцы. А те выжидали – никто не хотел нападать первым. Тевтонский Пес надеялся на свою выносливость и мощь, а Рысь – только лишь на удачу. Впрочем, не только – полученные в далеких лесах навыки борьбы не раз уже выручали его…

Опа! Тевтонский Пес не выдержал первый – метнувшись к сопернику, сделал длинный и красивый выпад, вызвав аплодисменты зрителей. Рысь едва успел отскочить в сторону и тут же перешел в контратаку – острие его меча наткнулось на щит Тевтона. Еще удар! Клинки скрестились, выбив искры… Тевтон был явно сильнее, и юноше приходилось вести себя с ним очень осторожно, не лезть на рожон, точно выбирать момент для удара. Жаль только, что Тевтонский Пес знал назубок все эти приемы и не давал использовать ни одного. Только Рысь пытался нанести укол – подставлялся щит, хотел ударить – удар с легкостью парировался клинком. Да, приходилось еще и смотреть под ноги, дабы не свалиться в бассейн с холодной дождевой водицей.

Выбрав момент, Рысь нагнулся и, резко выбросив клинок вперед, нанес удар под щитом врага. Удар был отбит, и вот уже Тевтон целой серией ударов меча оттеснил соперника к краю бассейна, дабы лишить свободы маневра. И Рысь поддался – а попробуй-ка противостоять бешеному натиску огромной горы мускулов. Тевтон злобно дышал, бритая голова его блестела от пота. Гости подзуживали его, шумели, и даже ланиста, казалось, поддался общему настроению. Злая мощь била из Тевтонского Пса неудержимым фонтаном. Рысь же казался уставшим.

– Дай ему по башке, авось проснется! – орали гости.

– Выкинь его в бассейн!

Рысь улыбался… Он чувствовал, как приходит к нему та сила, что выращивалась годами тренировок в далеких лесах у могучего Нево – озера-моря. Нет, не зря его так прозвали – Рысь: не столько силой берет этот зверь, сколько ловкостью и умом. На тебя надавили, так что не вздохнуть – поддайся, преврати силу врага в его слабость, обрати ее на пользу себе. Тевтон хочет столкнуть его в бассейн? А почему бы нет? Одно дело – свалиться туда внезапно и совсем другое – спрыгнуть самому, специально. Только вот отвлечь внимание… Ага! Вот оно! Хрястнув, с противным треском в руке юноши сломался клинок. Тевтон захохотал, прыгнул вперед, пытаясь сшибить соперника с ног, ударил щитом. Рысь именно этого ждал, правда, чуть-чуть не рассчитал – пошатнулся, в глазах потемнело, острие вражеского меча процарапало борозду на груди у самого горла. Юноша дернулся – еще бы немного, и… Впрочем, Тевтонский Пес явно собирался повторить натиск… Снова взмах клинком!

Рысь резко отпрянул назад и, нарочито нелепо взмахнув руками, повалился в бассейн, поднимая тучи брызг. По крайней мере, именно так все и выглядело со стороны, и Тевтон тоже попался на эту удочку – недоуменное лицо поверженного соперника, брызги… целая туча брызг.

– Добей! – азартно кричали зрители, ланиста благосклонно кивал, а в углу за колонной, не скрываясь, плакала Флавия.

Подойдя к краю бассейна, Марцелл Тевтонский Пес поднял меч, посмотрев на барахтающегося в холодной воде врага с торжествующей улыбкой… И так и не понял, что же случилось, когда внезапно восставший из фонтана в туче радужных брызг Юний, размахнувшись еще под водой, метнул в соперника щит, со страшной силой вонзившийся тому в переносицу…

Глава 11 Февраль 225 г. Ротомагус Домус Меус

Юноша, в первый раз представший на службу Амура,

Свежей добычей попав в опочивальню твою,

Должен знать тебя лишь одну…

Публий Овидий Назон. Наука любви

После гибели Тевтонского Пса Рысь зауважала вся школа, включая Фракийца и Лупуса. Оставшиеся без сильного покровителя недруги – Автебиус и Савус – поджали хвосты и теперь даже и не пытались пакостничать. Наоборот, хитрый галл стал подлаживаться к Рыси: то похвалит при всех, то сбегает за водой – поднесет напиться после жаркой учебной схватки. Они ведь все продолжались, эти бои на школьной арене, и все гладиаторы бились до изнеможения, потому что прекрасно знали: любая слабина чревата будущим проигрышем, а значит, смертью. Никто не давал себе пощады, и тренерам почти не приходилось подгонять бойцов, ну разве что самых молодых, недавно приобретенных ланистой.

Зима в Галлии нынче выдалась дождливой, с низкими серыми тучами и пронизывающим до самых костей ветром. Холодные дожди как зарядили в начале года, так и шли, почти не переставая, вызывая уныние в рядах гладиторов и всех сотрудников школы. Рыси, впрочем, такая погода нравилась – напоминала далекую родину, вот еще бы морозца да снегу! Рысь хорошо помнил, как здорово было нестись с горы на широких лыжах, подбитых волчьим мехом, пуская на ходу стрелы в мчащегося впереди зайца. А потом, упав в глубокий сугроб, хохотать с приятелями, валяться в мягком снегу, раскинув в стороны руки, и смотреть в высокое зимнее небо, голубое, с густыми белыми облаками, похожими на овсяный кисель. Да было ли это когда-нибудь? Снег, замерзшее озеро, белые вершины сосен? Рысь вздохнул и, проследив, чтобы молодежь вовремя сдала тяжелые учебные латы – теперь ему доверяли и это, – медленно направился в казарму.

Сразу после февральских ид, к дням поминовения усопших, резко потеплело. Дожди шли, но уже не так часто, сквозь разноцветные облака проглядывало веселое солнышко, набухали на деревьях почки, а кое-где уже зеленела свежая молодая травка. Грязно было кругом, сыро, но уже не холодно, а оттого приятно. Завидя солнечные лучи, все чаще улыбались гладиаторы, даже молодые, словно бы забывая свою печальную участь.

Один только хмурый человек оставался в школе – сам ланиста Луций Климентий Бовис. Он-то понятно отчего хмурился: наступили патерналии – дни поминовения успопших, и самое время было устроить бои-минусы – в честь недавно умерших (да хоть того же Мильса), но вот что-то охотников-устроителей не находилось. В общем-то понятно – не Рим все-таки, людишки поприжимистее. Хоть и хвалятся галлы своей азартностью и весельем, да все же гладиаторские бои – задумка римская, может, кто и хотел бы чего, да побаивался соседей А кому было на всех наплевать в силу своего богатства и власти, те ни в каких боях пока не нуждались, взять хоть того же Памфилия Руфа. Как стал дуумвиром да упрочил власть – так больше и не приходит в школу, видать, не нужны стали игрища, иногда лишь устраивает закрытые схватки для своих дружков да клиентов. Последние Памфилия боготворили, еще бы, тот – не как в Риме – частенько усаживал прихлебателей за один стол с важными гостями, правда только тогда, когда гости эти были приезжими и реального положения дел не знали. Разодетые в хозяйские одежды клиенты в таких случаях изображали местных аристократов, которые, что греха таить, не очень-то и водились с Памфилием, не без оснований считая того выскочкой и плебеем. И это несмотря на то, что супруга его, Сильвия Ариста, принадлежала к очень знатному галло-римскому роду, хоть и обедневшему. А иначе разве вышла бы она за Памфилия? Да ничуть не бывало! За этого-то проходимца…

– И чего это Памфилия прозвали Руфом? – сам себя спросил ланиста. – И вовсе он не рыжий. Может, из предков кто?

У самой казармы Рысь поправил накинутый на плечи плащ, застегнутый серебряной фибулой с профилем Марка Аврелия, подарком Флавии Сильвестры – девушки с чудесными глазами цвета морской волны. Что и говорить, Флавия юноше нравилась, и даже очень, жаль вот только, что никак не удавалось в последнее время встречаться. Рысь невольно улыбнулся, вспоминая, как целовались они как-то еще по осени, как раз в тот день, когда отравили старого дуумвира Публия Венция Мильса. Да полноте, целовались ли? Может, привиделось все? Как и объятия Фелицаты… и серебряный кувшин с родосским вином в корявых лапах привратника. Он, привратник, и отравил Мильса, тут и думать нечего! Зачем – неясно, да и, честно говоря, и не особо-то интересно знать. Единственное, хочется предупредить насчет привратника Флавию, от такого всего можно ожидать. Да еще тот рыжекосый парень… Тоже странный тип, явно связанный с привратником… и с друидами! А может… Может, именно по заданию друидов привратник погубил Мильса? Надо, надо поведать обо всем Флавии, а уж та пусть сама решает, предупредить ли опекуна, всадника Децима Памфилия Руфа, или нет. Хотя всаднику, похоже, совсем наплевать на Мильса, как и эдилу Марцию Дуруму, – здорово они замяли все это дело. Горожане и впрямь поверили, будто распоясавшиеся разбойники убили дуумвира рядом с таверной, пользующейся весьма пикантной известностью. Потому родичи и не стали поднимать шум. Да и чего им его поднимать, коли Мильс был известным скрягой и его смерть вызвала лишь вздох облегчения, а у некоторых и откровенную радость. А Памфилий с Марцием, хитрецы, даже не стали устраивать никаких игр в дни поминовения усопших, дабы лишний раз не привлекать внимание к гибели старика. Что ж, их дело…

– Какая у тебя красивая фибула! – восхищенно прищелкнул языком неведомо откуда взявшийся Автебиус. Смуглое лицо его расплылось в широкой улыбке.

Рысь не ответил – вот еще, разговаривать с подлецом – не больно-то и охота. Ишь, фибула понравилась. И в самом деле, красивая, с барельефом Марка Аврелия.

Вздохнув, Автебиус отошел. Вечерело, и по всей территории школы зажглись факелы. У ворот, кроме стражника и его собеседника – замерзшего мальчишки-раба, никого не было. Галл насторожился: с чего бы это Аманду болтать с рабом?

Когда он подошел, мальчишка уже убежал, а стражник довольно подкинул на ладони серебристый сестерций. Однако, богатые рабы в Ротомагусе пошли!

– Ты не в казармы? – Аманд обернулся к подошедшему гладиатору.

– Туда, – кивнул тот. – Что-нибудь кому-нибудь передать?

– Да. – Аманд вытащил из-за пазухи две деревянные дощечки, прижатые друг к другу и запечатанные воском. – Просили передать Рыси. Вероятно, любовное послание.

– Ах, он о нем уже вспоминал! – притворно воскликнул Автебиус. – Ну да, это от одной матроны…

– Интересно, от какой? – оживился стражник.

Галл помотал головой:

– Не скажу – не моя тайна. Ну, давай сюда послание, отнесу. Как раз собирался зайти сейчас к Рыси, так, ненадолго. Вина у него все равно нет, выпили…

– Нет? – разочарованно переспросил Аманд. – Жаль. А то бы и я с тобой на пару зашел. Ну, раз нет, так нет. Иди уж сам.

Кивнув на прощанье стражу, Автебиус отошел. Ни в какую каморку Рыси он, конечно же, не пошел, сначала заглянул к себе. Нагрев над пламенем светильника тонкую медную проволочку, аккуратно разлепил дощечки… Ага!

«АнтЮнийеслисможешьприходивечеромвдом вдовыКлиментииКапитолиныябудутамФлавия»

Флавия… Так-так… Мерзко усмехнувшись, галл отломил от ножки ложа тонкую щепку, затер «домус Климентиус» и вместо этого написал «домус меус» – «мой дом».

– Ну вот. – Он довольно потер руки и, выскочив на улицу, схватил за локоть бредущего из уборной парня – гладиатора из молодых.

– Стражник Аманд велел передать Рыси. – Автебиус вложил послание в ладонь юноши.

И, прежде чем парень что-то ответил, хитрый галл уже растворился во тьме. Скрипнула дверь казармы.

– Послание?! – обрадованно вскочил Рысь. – Так давай же его сюда, не стой.

Юноша молча протянул дощечки, и Тирак усадил его на свое ложе.

– Мне нельзя задерживаться, – испуганно дернулся парень. – Иначе…

– Ничего, ничего. – Иллириец похлопал его по плечу. – У нас – можно. Тем более, тебя послал стражник Аманд, так и скажешь, ежели что.

На вот, подкрепись! – Гостеприимный Тирак вытащил из-под ложа изрядный кусок окорока – вчера иллириец изображал охранника в одном знатном доме, оттуда и прихватил мясо.

– Домус меус, – быстро прочитав письмо, прошептал Рысь. – Завтра она будет ждать меня в своем доме!

– Кто – она? – обернулся Тирак. – А, та самая зеленоглазка?

– Надо срочно что-то придумать. – Ант возбужденно закусил губы. – Как выбраться?

– Поговори с Плавтом, – предложил Тирак. – Ему, кажется, требовались кое-какие работы в доме.

– С Плавтом? Да-да! Он поможет, уверен. Римлянин – неплохой человек.

А коварный галл с утра уже исподволь выпытывал у ланисты, что это за сборище будет вечером у эдила? Может, стоит предложить ему гладиаторов?

– Не стоит, – мрачно усмехнулся хозяин школы. – Я уже предлагал.

– Неужто отказался? – деланно возмутился Автебиус. – А мы с Рысью так надеялись подработать.

– Подработаете на арене в честь праздника Марса. – Ланиста сплюнул. – Если найду устроителя. А иначе придется продать вас всех и школу в придачу. Интересно, много ли выручу?

Галл сочувственно кивнул.

– Рысь, кстати, уже отпросился на вечер, – поднял глаза хозяин школы. – Подработает у Плавта… Хотя, конечно, тот не слишком раскошелится – у самого денег нет… Как, впрочем, и у всех нас… Эх, отправить бы вас хоть на какую-нибудь войну, что ли… а то корми. Нахлебники!

– Это точно, – с готовностью согласился Автебиус. – А может, всадник Памфилий Руф закажет на сегодня бойцов?

– Не закажет. – Ланиста мотнул головой. – Он сегодня ужинает у эдила Марция Дурума, а тот, сам знаешь, не раскошелится зря.

– Значит, Памфилий Руф будет сегодня у Марция. – Коварный галл поспешно спрятал довольную ухмылку.

Душа Рыси сияла под стать рыжему солнцу, садящемуся в синие облака. Плавт не подвел, римлянин – настоящий мужик! И даже не напомнил, чтобы не подвели его, – это само собой. В провинции все не так, как в Риме. В Риме, как рассказывал тот же Плавт, гладиаторами восхищались и одновременно презирали: показывать свою физическую ловкость и силу сродни торговле телом, и гладиаторы в этом смысле ничем не отличались от проституток. Впрочем, римляне презирали вообще всех, кто зарабатывал на хлеб своим трудом, исключая лишь юристов и ораторов. Здесь же, в Лугдунской, Косматой, Галлии, еще не до конца испорченной влиянием Рима, существовали несколько иные традиции. И к гладиаторам относились лучше – они тут пока были в новинку, и в самой гладиаторской школе порядки оставались более патриархальными, нежели, скажем, в Риме или куда более романизированной Нарбоннской Галлии. Правда, даже в Риме гладиаторы подрабатывали на досуге, так кто же мог запретить им это здесь?

Юноша поправил на плечах плащ – недешевый, сотканный из тонкой шерсти и выкрашенный в модный фиолетовый цвет. Хорошие бойцы вполне могли себе позволить и не такое. Жаль только, оружие им носить не разрешали, кроме как на арене, ну да Рысь, обладая знаниями «звериной борьбы», мог бы сделать бедным любого разбойника, осмелившегося напасть на него.

Вот недавно построенные термы с библиотекой и двумя бассейнами – хоть когда-нибудь бы там побывать! – вот площадь-форум, окруженная статуями и портиками, вот виа Цезариа, улица Цезаря, – именно так она называлась, как давно уже узнал Ант. На ней за высокой глухой оградой и располагался просторный дом всадника Децима Памфилия Руфа. Ну да – вот и ворота, а вот рядом на заборе всегдашняя надпись: «Памфилий Руф – вор». Интересно, кто это пишет? Как ни стараются слуги, а все не могут поймать. Только сотрут с утра, а к обеду вновь напишут. И кому, спрашивается, надо?

Так, теперь не оплошать. Юноша навострил уши – интересно, дома ли сам хозяин? Если дома, нужно сказать, что пришел от Плавта, за одной редкой книгой… Хотя, если Памфилий был бы дома, Флавия, наверное, не стала бы приглашать гладиатора в гости.

– Чего надо? – приоткрыв калитку, вызверился привратник – угрюмый, приземистый, с черной косматой бородищей почти до самых глаз. Корявые руки его висели чуть ли не до земли, в уголках рта желтели клыки.

– К хозяину, от Плавта-римлянина, – оглянувшись по сторонам, тихо пояснил Рысь.

– Нет хозяина!

Юноша возликовал, но не подал виду, лишь ловко просунул ногу в едва не захлопнувшуюся перед самым носом дверцу:

– Меня и без него здесь должны ждать. Подика доложи!

Привратник зло сверкнул глазами, но, тем не менее, велев подождать, послушно скрылся в доме – видно, не очень-то хотел ссориться с напористым гостем.

Юноша немного постоял у калитки, посмотрел в небо и широко улыбнулся, словно только что осознал, что вот-вот наконец встретится с той девушкой, которую… можно ли сказать – «любил»? Или она просто ему очень нравилась?

– Проходи, господин, – вернувшись из дома, ощерил клыки привратник. Видимо, его гримаса должна была изображать радушную улыбку.

Кивнув, Рысь миновал портик и быстро прошел в атриум, где его встретила служанка – смешливая девчонка из тех, что не так давно сидели с Рысью на кухне. Поклонившись, девушка жестом предложила следовать за нею. Обойдя бассейн, они прошли мимо украшавших атриум статуй и, не доходя до таблиниума, повернули направо.

– Сюда. – Служанка отдернула штору.

Поблагодарив, юноша вошел в небольшую комнату, освещенную изящным светильником на высокой подставке. Кроме светильника и небольшого столика, богато инкрустированного различными породами дерева, почти все помещение занимало широкое ложе на позолоченных ножках в виде лап какого-то когтистого зверя, застеленное голубым покрывалом. От боковых стен веяло теплом – как видно, в доме имелась система отопления.

Усевшись на ложе, Рысь принялся ждать, в нетерпении постукивая по полу пяткой. Мысли его витали где-то высоко в облаках, на губах играла мечтательная улыбка. Флавия… Вот сейчас она явится, улыбнется радостно, сверкая большими бирюзовыми глазами, и…

И все равно юноша вздрогнул, услыхав раздавшиеся в коридоре легкие шаги. Вот наконец на пороге возникла девичья фигура в длинной полупрозрачной тунике складками и накидке, закрывающей голову.

– Флавия! – Рысь вскочил с ложа.

Вошедшая без слов обняла его и потушила светильник. Оказавшись в темноте, юноша тут же ощутил на губах вкус поцелуя, почувствовал волшебную мягкость рук, стаскивающих с него одежду… Рысь тихо застонал! О, жаркое тело, мягкая шелковистая кожа, налитая любовным соком грудь, зовущий шепот… стон…

А потом тихо отдернулась штора:

– Я принесла вина, хозяйка!

– Хорошо, Марна. Поставь все на стол и зажги нам светильник.

Вспыхнуло желтое пламя. Довольно лежащий на спине юноша скосил глаза и обмер: та обнаженная женщина, что делила с ним ложе, вовсе не была Флавией!

Очень красивая, с тщательно завитыми и уложенными в замысловатую прическу волосами, она была намного старше Флавии, лет на десять, а то и больше, и…

– Что, мой хороший, что-то не так? – обернувшись, улыбнулась незнакомка. В серых с насмешливой искоркой глазах ее отразилось желтое пламя. Чужая, незнакомая женщина! Впрочем… Кажется, рабыня назвала ее хозяйкой. Так, значит, это… Рысь вздрогнул. Сильвия Ариста – вот кто это! Развратная супруга всадника Деция Памфилия Руфа! Вот так попал. Что же, однако, теперь делать?

– Выпьешь вина? – Погладив гладиатора по спине, Сильвия подала ему кубок и потянулась, словно тигрица. – Пей!

Рысь машинально выпил.

– Вкусно?

Юноша кивнул, хотя даже не почувствовал вкуса.

– Это фалернское… А ты вовсе не плох, мальчик, – женщина засмеялась. – Только пока еще неумел. Ничего, все еще впереди.

Обняв гостя за плечи, она властно привлекла его к себе и поцеловала в губы. Затем раскинулась на ложе, растянув в улыбке тонкие губы. Белые, словно жемчужные зубы ее были великолепны. Впрочем, как и все тело.

– Я красивая? – тихо спросила она.

– Очень! – обескураженный юноша вовсе не покривил душой.

– Тогда поцелуй меня в грудь… – попросила Сильвия. – Ну, смелей же! Вот так… Крепче… Теперь поцелуй ниже, еще ниже, еще… – Сладострастно застонав, женщина набросилась на молодого гладиатора так необузданно, словно не видала мужчин уже лет пять, а то и все десять.

Рысь даже несколько утомился, хоть и был тренирован, однако Сильвия вовсе не собиралась угомониться.

– Сейчас позовем рабыню, – весело подмигнула она. – Я знаю, одна и та же женщина быстро надоедает. Не бойся, Марна красивая. Она будет ласкать меня, а ты… ты разденешь ее и сделаешь все, что нужно.

– Но…

– Пей! – Сильвия Ариста вновь протянула юноше кубок терпкого, разбавленного подогретой морской водой вина.

Пока Рысь послушно пил, явилась служанка Марна, совсем еще молоденькая девушка, черноволосая и чернобровая, со смуглым телом и синими с искорками глазами. Забравшись на ложе, она склонилась над своей хозяйкой, целуя ту в шею и грудь, и, на миг оглянувшись, призывно кивнула юноше. Обняв девчонку сзади, Рысь быстро развязал ее пояс, задрал тунику, обнажив стройные бедра, а затем и вовсе стащил одежду с девушки. Погладив Марну по спине, крепко обхватил талию…

Потом они вместе пили вино, и, немного отдохнув, ненасытная Сильвия вновь притянула к себе Рысь… Нельзя сказать, чтоб это было юноше так уж неприятно. Сознание словно бы покинуло его, остались лишь страсть и желание, желание обладать этим стройным красивым телом… Рысь застонал, полуприкрыв глаза, чувствуя, как сзади нежно поглаживает его спину Марна… Ага, вот уже и не поглаживает – покусывает плечи, здорово, что там она еще может придумать?

Бешеный свист бича вдруг прорезал сладострастную полутьму, ожег спину. Юний среагировал с быстротой молнии: тут же развернувшись, нанес удар кулаком в челюсть. Вышло не очень убойно, скользяще, впрочем, было достаточно и этого. Нападавший упал, и, набросившись на него, Рысь быстро выхватил кнут и уже занес было руку для удара, как вдруг с ужасом узнал в поверженном всадника Децима Памфилия Руфа! Марна, заверещав, бросилась в сторону, Сильвия громко смеялась, бесстыдно расставив ноги.

Глава 12 Весна 225 г. Лугдунская Галлия Центурия

Все уничтожил огонь и засыпал пепел унылый.

Даже и боги такой мощи не рады своей.

Марк Валерий Марциал

Низкое небо плакало дождем, серым, злым и холодным, выл ветер, ветки в костре то трещали, разгораясь, то вновь, теряя неровное пламя, истекали белым сырым дымом. Рысь поежился, потянулся к дровам, хмыкнул: какие там дрова? Так, хворост. Мокрый, скользкий, в руки взять и то противно. Пошевелив костер длинной закопченной веткой, юноша оглянулся в поисках топора – нашел, правда, не римский, а недавно конфискованный в какой-то деревне, на длинном топорище из прочного граба, увесистый, каменный, с острым как бритва изломом-краем. Колоть таким – одно удовольствие. Обрадованный Рысь подобрал топор и, закинув топорище на плечо, направился к лесу.

Под ногами, обутыми в грубые башмаки из лошадиной кожи, зачавкала болотная жижа. Впрочем, может быть, тут и не было никакого болота, просто слишком уж долго шли дожди и земля прокисла так, что расплывалась теперь при каждом шаге. Нет, нельзя воевать в такую погоду, никак нельзя! А ведь приходилось – мятежники упорно не хотели сдаваться. Их и было-то меньше сотни – глупых самонадеянных галлов, по простоте душевной решивших вспомнить славные времена Верцингеторикса, прогнать из северной части Лугдунской Галлии римлян и самим стать властителями. Пустая затея. Хотя, как заметил Плавт, Рим переживал сейчас далеко не лучшие свои времена. Император не доверял легионам, и правильно делал: легионеры нередко смещали правителей, по этой причине на подавление мятежа в леса под Августодурумом было направлено лишь несколько центурий – из номерного «галльского» легиона и алаудов-«жаворонков». Число мятежников все время росло, хотя, чтобы разбить их, вполне хватило бы нескольких центурий. Если, конечно, не упустить время и не дать мятежу разгореться. А было похоже, что к тому все и идет: на дорогах уже вовсю грабили купеческие караваны, разбойники из дальних лесов обнаглели настолько, что едва не сожгли Алауну, в окрестных селениях объявились невесть откуда кельтские жрецы-друиды, вроде бы исчезнувшие еще во времена принципата – правления Августа. Неспокойно было в округе, искорка мятежа, вспыхнувшая в дальних лесах, уже перебросилась на племя секвонов, а от них не так далеко и до эдуев. Месяц, два – и заполыхает вся Косматая Галлия!

Легионов пока не дали, велели обходиться тем, что есть, в крайнем случае нанять кого-нибудь. Правда, деньги на это тоже не выделили, переложив сложности на плечи городских магистратов Бревиодурума, Арегенуса, Ротомагуса… Даже в этих городишках было не так много денег, что уж говорить о более дальних, таких, как Алауна или Кроциотонум. Зато в Ротомагусе имелась гладиаторская школа, о которой тут же вспомнили декурионы – члены городского совета. Первым догадался Марций, а уж его дружок, Децим Памфилий Руф, договорился с ланистой об отправке в действующие центурии нескольких десятков гладиаторов, хотя бы тех, которых не очень жалко. Рысь ланисте, конечно, было жалко. Он бы его и не отправил, ежели б юноша не подлежал казни за оскорбление римского гражданина – все того же Памфилия, которому, честно говоря, давно пора еще разок поучить уму-разуму свою беспутную женушку или наконец развестись с ней… Нет, развестись нельзя: слишком уж много финансовых потоков проходило через ее родичей, приходилось терпеть. Ну, а попавшегося гладиатора – в расход, да так, чтобы другим мало не показалось. Так бы и произошло, если б не поднялся мятеж в дальних селениях. Даже в самом Ротомагусе вдруг ни с того ни с сего вспыхнул пожар на городских стенах – выходит, у мятежников имелись сторонники в городе? Искре нельзя было дать разгореться. Скрипя зубами, ланиста выделил в одну из центурий нескольких «деревях», а Плавт надоумил спровадить туда же и Рысь – парень опытный, чего его зря казнить? Пусть пользу приносит, хотя бы даже финансовую, – владелец школы, не будь дурак, запросил за Рысь изрядную сумму у муниципалитета. Выплатили, куда делись? Правда, пришлось добавить еще кое-кого из опытных, центурион сказал: «желательно галла». Нашли и такого. Автебиус – как раз то, что надо! Тому, конечно же, подобное изменение судьбы пришлось совсем не по вкусу, однако кто когда спрашивал рабов? Молодежь же, «деревяхи» из недавно купленных, откровенно радовались: им-то все равно было, где погибать, на арене или от галльских мечей. Рыси тоже выбирать не приходилось. Совсем другое дело – Автебиус. Хитрый галл уже прикопил деньжат и собирался через пару лет выкупиться на свободу, став вольноотпущенником и – кто знает? – может быть, даже совладельцем школы. А ланиста вот как с ним обошелся! Иди-ка повоюй – в грязи, в болотах, в безвестности. Все легионеры глубоко презирали гладиаторов, хоть по необходимости и пользовались их услугами. В цирке все-таки были зрители, которые, особенно зрительницы, не давали погибнуть своим любимцам. С «косматыми» галлами подобные штуки не проходили, а центурион сразу же высказался в том смысле, что намерен посылать гладиаторов в самые опасные места в качестве живого щита или приманки. В общем, выжить было трудно, что очень хорошо понимал враз погрустневший Автебиус. Рысь же откровенно радовался. Конечно, не очень-то весело сидеть здесь, в грязи и холоде, поддерживая дурацкий костер, еле-еле дающий тепло, но все же лучше, чем быть распятым или обезглавленным. Ну, Сильвия!

Юноша выбрал сук потолще, замахнулся топором, ударил. Обрубок с хрустом отлетел в сторону. И в самом деле – хороший топор. А Сильвия… Сильвия Ариста… Вот это темперамент у женщины! Рысь покачал головой: он никак не мог понять, что же все-таки произошло в доме Памфилия Руфа? Ведь записку написала Флавия, и как так вышло, что вместо Флавии гостя встретила сама хозяйка дома? Вот уж поистине страстная женщина. Да еще служанка, как ее? А, и не вспомнить теперь. Но где же, интересно, была в тот момент Флавия? Прямо загадка какая-то. И Памфилий свалился, как мартовский снег на голову на далекой родине Рыси. Что же, Сильвия не могла поостеречься? На худой конец наказала бы слугам…

– Что, дружище, решил порубить дровишек?

Из крайней палатки выбрался Автебиус – взлохмаченный, длинноносый, хмурый, похожий на нахохлившегося воробья. Лагерь был выстроен по всем правилам римской военной науки – с пересекающими друг друга под прямым углом улицами, небольшой утоптанной площадкой-форумом, четырьмя воротами, валом, частоколом, рвом. Пройдя по перекинутому через ров мосточку, галл наклонился, помогая собирать нарубленные дрова.

– Думаю, эти поленья будут гореть гораздо лучше, – уголками губ улыбнулся Рысь. Он по-прежнему не доверял этому хитрому галлу, хотя тот в последнее время и не давал никаких поводов для подозрений.

– Несомненно, – Автебиус согласно кивнул и передернул плечами. – Ну и сырость же здесь!

– Что поделать – болотина.

Галл обернулся к нему и, посмотрев на фибулу с профилем Марка Аврелия, заметил:

– Не потерял еще свою застежку?

– Как видишь, – Рысь погрустнел, вспомнив о Флавии.

Интересно, знает ли она о том, что произошло в доме Памфилия Руфа? Наверное, знает: уж всяко доложила прислуга. И как так вышло? Даже самому непонятно. Ну, поначалу-то он думал, что перед ним именно Флавия, а вот потом… Потом некогда было и рассуждать.

В лагере пронзительный рожок заиграл утреннюю побудку. Все тут же пришло в движение – из палаток показались заспанные легионеры, на форум вышел центурион в ярко начищенном шлеме с красными перьями, взмахнул рукой, подзывая посыльного. Видно, собирался совет.

Рысь с Автебиусом подкинули в костер дров, уселись. Сидели, правда, недолго: объявили общее построение. Построились, скромненько встав позади легионеров, одетых в кожаные, усиленные металлическими накладками панцири.

Центурион, поджарый пожилой мужчина с седыми, коротко подстриженными волосами и широкими скулами, чем-то похожий на Плавта, такой же циник, звался Маний Теренций Капитон. Последнее прозвище означало «упрямый», и это было именно так. Легионеры за глаза называли своего командира не иначе как «наш упрямец», а иные и еще круче – «баран». Впрочем, Теренций был воином весьма опытным и побывал во многих передрягах.

Окинув построившихся в две шеренги воинов внимательным взглядом, центурион прошелся по форуму и, остановившись, щелчком сбил прилипшую к плечу соломинку.

– Вот что, – хрипловатым голосом произнес он. – Хватит отлеживать бока, парни! Вам не для того платят жалованье, и весьма неплохое, чтоб вы тут жировали. Сегодня придется поработать – думаю, это местечко больше уже никуда не годится. Сыро, болотисто, к тому же оно уже известно мятежникам. – Центурион ухмыльнулся и, почесав подбородок, ткнул пальцем в нескольких воинов помоложе: – Ты, Луций, и ты, Марк Арбоний, – к обеду отыщете новое место для лагеря. С собой возьмете кого-нибудь из этих бездельников-гладиаторов. – Губы Теренция презрительно скривились. – Они должны хорошо знать местность. Вперед!

Названные воины, вытянувшись, обернулись ко второй шеренге:

– Кто знает местность?

– Я, – сразу же откликнулся Автебиус, которому уж очень неохота было разбирать по бревнышку старый лагерь.

– Я тоже немного знаю, – вслед за ним произнес Рысь. Он очень хотел проявить себя в какой-нибудь схватке, хорошо понимая, что иначе у него возникнут проблемы – всадник Памфилий Руф вряд ли так скоро забудет нанесенное оскорбление.

– Отлично! – центурион довольно усмехнулся и обернулся к Марку и Луцию: – Вы! Можете взять лошадей, а эти, – он небрежно кивнул на молодых гладиаторов, – пусть пробегутся так.

Место для нового лагеря выбрали быстро: Рысь недаром странствовал здесь когда-то, спасаясь от кровожадных жрецов. Хорошее было место – на холме, вернее, на целой гряде холмов, тянувшихся до самого горизонта. Лес в низине хорошо просматривался, на самом холме росла кленовая рощица и рябина, внизу журчал ручей с вкусной прохладной водой. За ручьем, ближе к лесу, виднелась галльская деревушка – несколько крытых соломой и камышом хижин, загоны для овец и коров, кузница. Вполне мирная деревушка, даже красивая – кругом липы, небольшие сосенки, луг с молодой изумрудной травой, блестящей от росы и дождя.

– Снимайте панцири, – оглянувшись на гладиаторов, приказал один из легионеров, Луций, совсем еще молодой парень, ненамного старше Рыси, светловолосый, подтянутый, с выразительными карими глазами. – Пойдете к ручью – во-он там мальчишки поят коров, – узнайте у них, что за деревня. Будут спрашивать, кто такие, соврете что-нибудь.

– Скажем, что возвращаемся из Августодурума, с ярмарки, – кивнул Рысь и пояснил специально для легионеров: – Это здесь недалеко город.

– Да знаем, – вдруг хмыкнул Марк – коренастый и рыжий. – Не первый год в Косматой Галлии!

Сняв панцири, кожаные, старые, некрасивые, оба гладиатора быстро спустились к ручью.

Двое белобрысых мальчишек-пастухов посмотрели на них со страхом – видно, уже были наслышаны о мятежниках. Ежели б не коровы, то и сбежали бы.

Рысь улыбнулся как можно приветливее. Разговор начал Автебиус: галльский все же был его родным языком. Услыхав, что незнакомцы простые крестьяне, возвращающиеся из Августодурума в свое селение, ребята несколько осмелели и даже спросили про Августодурум: правду ли говорят, будто там целых три сотни жителей?

– Точно три, – важно кивнул Автебиус. – А то и побольше!

– Да не может быть! – Один из пастушков недоверчиво хлопнул себя ладонями по коленкам.

– Клянусь Везуцием! – побожился Автебиус.

– Как же они все там живут? – с удивлением хлопнул глазами мальчик – круглоголовый, сероглазый, нестриженый, как и все сельские галлы. – Эдакое-то море народищу!

Рысь не особо прислушивался к беседе, внимательно посматривая на коров. Один из бычков ему сильно не нравился. Упитанный трехлеток с острыми, чуть загнутыми назад рогами и широкой грудью, недовольно мыча, нагло отпихивал от воды остальных и искоса приглядывался к незнакомцам, роя копытом землю. Рысь по прежнему опыту знал: есть такие бычки, которых вроде бы и жалко забить, уж больно хороши как производители, а хлопот с ними не оберешься, потому как непредсказуемы да нахальны. Слушаются лишь одного-двух самых уважаемых пастухов, остальных же могут и на рога поднять, с них станется, особенно чужих не любят. Вон и этот – юноша покосился на быка – ишь глазищи-то закровавились, того и гляди кинется. Жаль, нет с собой меча или хотя бы кинжала. Рысь быстро осмотрелся и приметил возле самой воды увесистый камень. Ежели что…

Бык между тем замычал, наклонив голову, дернулся, поднимая холодные брызги.

– Ну и бычара у вас! – настороженно посмотрел на него Автебиус. – Самим-то не страшно?

– Армид? Да он вообще-то послушный. – Один из пастушков, темноглазый и длинный, опасливо покосился на быка.

– Говорил я, не надо было его сейчас брать, – тихонько прошептал другой, круглоголовый. – Подождали б до вечера, покуда Аррикс не возвратится. Эвон как он…

А бык и впрямь возбудился: ни с того ни с сего – у молодых быков это частенько бывает, – наклонив голову, он бросился на собравшихся. Автебиус успел отскочить в сторону, а вот стоявший ближе к ручью круглоголовый мальчик – нет. Увернуться-то он увернулся, да вот слишком уж неловко – упал, и бык, наклонив рога, попытался было боднуть несчастного и проткнул бы тому грудь, если б не Рысь.

Вот они, совсем рядом, острые рога, бык мычит, хрипло дышит – раздумывать некогда. Отвлекая животное, Юний метнулся в сторону и тут же отпрянул обратно – разъярившийся бык пролетел мимо, развернулся – тем временем Рысь подобрал с земли подходящий по размеру камень, который приглядел еще раньше. Снова отпрыгнул, уклоняясь от острых рогов. Бык разочарованно замычал, мотнул головой, кося налитым кровью глазом, забил копытом, поднимая коричнево-желтую пыль. Юний резко рванул вправо… затем влево – сила инерции протащила быка несколько шагов, и Рысь, быстро догнав животное, с силой огрел его камнем по голове. Дернувшись, бычок зашатался, передние ноги его подломились, налитые кровью глаза затянулись белесой пленкой. Вот еще дернулся, замычал – и завалился на бок.

– Что ж ты наделал?! – спрыгнув с дерева, в страхе воскликнул темноглазый. Потом повернулся к поднявшемуся с земли напарнику, замахнулся: – Все из-за тебя, Илекс! Лучше б уж Армид тебя забодал! Что теперь скажем старосте?

Илекс опустил голову, искоса посмотрев на быка: вдруг очнется?

Нет! Рысь ударил надежно.

– Похоже, мы лишние в их разборках, – шепнул ему галл. – Пойдем-ка, пожалуй.

– Да, – согласно кивнул ант. – Конечно, идем, да побыстрее – мы и так слишком уж здесь задержались.

Не прощаясь, гладиаторы быстро пошли обратно к холму. Что там кричали им вслед пастушата, парней не интересовало. Дело свое они сделали.

– Это Адалуй, деревня секвонов, – доложил легионерам Автебиус. – Мирная деревня, о мятеже там, похоже, еще и не слышали.

– Не слышали сегодня – услышат завтра, – ухмыльнулся Марк Арбоний. – Сколько там жителей?

– Два десятка мужчин, остальные женщины и дети.

– Большая деревня?

– Да, большая.

К вечеру на холме выстроили новый лагерь, все как полагается: прямые линии палаток, ров, вал, ворота. Центурион оказался прав, здесь и впрямь было куда лучше: сухо и местность просматривалась неплохо. Гладиаторам, как всегда, досталась самая крайняя палатка, у южных ворот, что выходили как раз на дорогу к деревне. Местные жители уже заметили лагерь и принесли на продажу молоко и овечий сыр. Многие легионеры с удовольствием покупали, продукты были свежими, да и просили за них дешево. Подошедшие к стенам галлы – косматые, в кервезиях и браках – рассказывали воинам разные охотничьи небылицы и громко смеялись, пытаясь перепрыгнуть ров. Один разбежался даже… Куда там! Под смех легионеров бедолага так и свалился в ров, уже заполненный холодной, отведенной из ручья водой. Второй смельчак, сняв кервезию, взял в руки длинный посох и, упершись им в обсыпку, легко перемахнул ров, что вызвало одобрительные возгласы его товарищей:

– Хорошо ты прыгаешь, Амнидикс! Прямо кузнечик.

Амнидикс довольно улыбнулся.

Стоя на страже у самых ворот, Рысь вздрогнул, хорошенько разглядев удачливого галла, – это был высокий и поджарый молодой парень с рыжеватой бородкой и двумя косичками, падающими на грудь. Тот самый, что приходил к привратнику Памфилия Руфа, когда был отравлен дуумвир Мильс! Или все же не он? Мало ли похожих людей? Да и косички эти встречались у «косматых» довольно часто. Нет, Рысь не мог ошибиться – память на лица у него была прекрасной. Хотя… Рысь хотел подойти поближе, да вовремя опомнился: он все же стоял на посту, покидать который не имел права под страхом самого жестокого наказания. Тем не менее, насколько возможно, юноша не спускал с Амнидикса глаз. А тот вел себя более чем странно! Да, он так же громко кричал, спорил, хохотал вместе со всеми, но этак незаметненько бросал внимательные взгляды на ров, вал с частоколом, ворота. Словно бы примечал, что к чему, даже несколько раз, пока совсем не стемнело, прошелся вдоль рва. Просто прогуливался? Или это извечное галльское любопытство? А вполне может быть, интересно стало человеку, что это за лагерь такой? Вот и ходил, присматривался, расспрашивал легионеров. Впрочем, не только один Амнидикс. Странно, но подобное поведение местных не вызывало у легионеров никаких подозрений, словно так и должно быть. Может, и впрямь должно? Рысь вспомнил пословицу «любопытный, как галл» и подумал, что, наверное, зря он так прицепился к рыжебородому. Мало ли похожих людей?

Стемнело уже, в лагере разложили костры, аппетитно забулькала в котелках бобовая похлебка, приправленная душистыми травами с ближайшего луга. Эх, луку бы туда добавить, чесноку, шафрана – куда вкуснее бы вышло, ну да и так сойдет, с конопляным маслом. Сменившийся с поста Рысь, поев, отошел от костра и задумчиво взглянул в темное небо, затянутое тучами. Дождь вроде бы перестал, хотя кругом по-прежнему было сыро. Правда, это место оказалось суше и под ногами не хлюпало, да и палатка не протекала, что уж совсем хорошо. Попробуй-ка поспи на мокром!

Ант лег, вытянув ноги, подложил под голову кожаный панцирь; по крыше палатки ударили крупные капли. Опять дождь… Что ж, весна. Луций рассказывал, что перед походом авгур предсказал хорошую, теплую погоду, которой вот что-то было пока не видно: то ли боги не хотели тепла, то ли авгур оказался плохим предсказателем. Сон не шел, и юноша осторожно перевернулся на бок: в тесной палатке, кроме него, находилось еще шесть человек, включая ушедшего на пост Автебиуса. Остальные гладиаторы – молодые, неопытные пацаны-«деревяхи» – уже спали, лишь Рысь ворочался с боку на бок. Тот парень с косичками все никак не давал ему покоя. Хотя, может, и зря юноша подозревал в нем лазутчика.

Поворочавшись, Ант выбрался из палатки, вздохнув полной грудью влажный ночной воздух. В черном бархате неба сквозь разрывы туч просвечивали кое-где тусклые желтые звезды. И дождь вроде бы кончился, да и потеплело уже, заметно – совсем не холодно было без плаща, в одной короткой тунике. Выходит, авгур предсказал верно? Тепло будет и сухо? Хорошо бы так. Все лучше, чем месить чавкающую под ногами грязь.

Откуда-то сзади подошли трое воинов, один из них был в высоком, украшенном перьями шлеме. Рысь вытянулся, узнав центуриона.

– А, гладиатор, – с усмешкой остановился тот. – Слышал, ты сегодня уложил кулаком быка?

– Повезло, – юноша смутился.

– А почему потом не явился на полевые занятия? – едко осведомился командир.

Рысь замолчал – он и сам не помнил почему. Что-то помешало. А, они ведь как раз выбирали место для лагеря, а потом перекусили, а затем…

– Будешь наказан, – веско произнес центурион. – Запомни, парень: все, чему тебя обучали в гладиаторской школе… – слова «гладиаторская школа» прозвучали примерно с такой же презрительной интонацией, как и «публичный дом», – …такое дерьмо, о котором в военном походе лучше сразу забыть. Не в прыжках и ужимках сила легионера и не в дурацком махании мечом, годным разве что для услаждения толпы, а в четком знании своего места и своего маневра, верно, ребята?

Качнув перьями, центурион посмотрел на сопровождающих его воинов, в одном их которых Рысь узнал Луция. Узнал и задумался: что же он-то не сказал сейчас командиру, чем был занят Рысь? Ведь мог бы… Хотя что для легионера гладиатор? Презираемый всеми раб, которого нужно как можно больше и эффективней использовать в воинском деле, не более того.

– На первый раз получишь десять ударов. – Центурион отвернулся и зашагал к воротам, четко печатая шаг тяжелыми сапогами-калигами.

Точно так же шли военным маршем все легионы, одним своим видом внушая страх и почтение. Можно запросто победить одного римлянина, можно десяток, сотню… Но легионы казались непобедимыми, незыблемыми, как прибрежные скалы. Рысь вздохнул, давно уже подавленный величием имперской армии. Сколько раз он спрашивал себя: если бы римляне пришли в его земли, то завоевали бы? Как сказать. Может быть, нет, а может быть – и заваевали б, на все воля богов. Понастроили бы везде укрепленных лагерей, быстро превратившихся в города – кастеры и дурумы, провели дороги… Нет, не только в воинском искусстве легионеров сила Рима, но еще и в организации всей жизни завоеванных провинций. И странно, но юноша замечал, что большинству – да, да, пожалуй, что и подавляющему большинству – галлов такое положение дел очень даже нравилось, особенно в последнее время, после эдикта императора Каракаллы, по которому все жители провинций получили права римских граждан. А римский гражданин – это не просто звучало гордо, это позволяло жить по общим законам, давало уверенность, что в случае чего за тебя вступится вся мощь легионов. Правда, сейчас в самом Риме положение было шатким. Как рассказывал Плавт, многие императоры оказывались настоящими чудовищами. Впрочем, таких очень быстро убивала собственная охрана, но в Империи не оставалось прежнего порядка – императоры быстро менялись, зажравшиеся жители Рима совсем не хотели работать и требовали лишь дармового хлеба и гладиаторских зрелищ. Как такое может быть, что люди ничего не хотят делать? И почему бы в таком случае их всех не прижать к ногтю? Даже Плавт не мог толком ответить на подобные вопросы, а только твердил что-то про какие-то права граждан, совершенно непонятные Рыси.

– Я видел, как ты стоял на посту!

Юноша вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял Луций – в блестящем панцире, в плаще и шлеме, с коротким копьем-ланцей, именно копьем, а не дротиком-пилумом, предназначенным лишь для метания. Кстати, как раз о пилуме Рысь давно хотел спросить, но пока для расспросов не было времени.

– Ты смотрел на «косматых» так, будто узнал среди них своего родственника, – пояснил Луций. – Можешь сказать почему?

Рысь усмехнулся:

– Мне показалось, будто один из них слишком уж пристально рассматривает укрепления.

– Молодой парень в козлиной шапке? – быстро переспросил легионер. – С рыжеватой бородкой и двумя косичками? Тот, что перепрыгнул через ров?

– Именно. Он вызвал у меня подозрения.

Луций вдруг рассмеялся:

– Не только у тебя, но и у меня тоже. И не один рыжий. Кажется, они все пришли сюда вовсе не затем, чтобы продать молоко. А как ловко придумано – перепрыгнуть ров, используя шест. И ведь перепрыгнут в случае надобности – центурия не легион, ров не так уж и широк, да и частокол, честно говоря, хиленький. – Легионер жестко посмотрел прямо в глаза Рыси. – Почему ты не доложил о своих подозрениях?

– Я думал, мне показалось. Не хотелось выглядеть посмешищем.

– А вот это ты зря. – Луций с осуждением покачал головой. – Теренций Капитон, наш командир, прав: чтоб выжить в походе, вам, гладиаторам, нужно забыть все свои глупые штучки. Надо же, оказывается, он не хотел выглядеть посмешищем! И нарушил одно из главных правил – обо всем подозрительном немедленно докладывать начальнику!

– Что ж, поди доложи, пусть меня накажут! – Рысь с вызовом сплюнул наземь. Луций вряд ли был намного старше, а выглядел так и вообще как мальчик-подросток. И этот будет его, Рысь, чему-то учить?

– И доложил бы. – Луций совсем по-детски, словно капризный ребенок, дернул плечом. – Однако я ему уже сообщил о подозрительных галлах. А вот после твоих слов моя подозрительность переросла в уверенность. Нет, не зря они присматривались к укреплениям лагеря!

– Если к шесту приделать пару перекладин, можно будет очень легко перемахнуть через частокол, – тихим голосом сказал Рысь.

Молодой легионер посмотрел на него с удивлением:

– А ты соображаешь, парень! Я-то, честно говоря… Пойду догоню Теренция, уж теперь ему точно нужно высказать все.

Кивнув, Луций побежал к воротам. Проводив его взглядом, Ант направился в палатку, спать… Но, видать, не судьба. Центурион и в самом деле оказался опытнейшим воином и на доклад Луция среагировал быстро. Нет, не затрубили рожки и трубы, вообще все произошло тихо – посыльные быстро разбудили всех воинов, и те, не зажигая костров, выстроились на плацу-форуме, освещаемом лишь дрожащим пламенем факелов и редкими звездами.

– Парни! – негромко произнес Теренций. – Эта ночь может оказаться для нас последней. А потому слушайте меня внимательно и не поднимайте шума.

Рысь был поражен тем, насколько четко действовала центурия, получив указания командира. Быстро притащили короткие копья и дротики, воткнули в землю перед частоколом так, что любой враг никак бы не миновал их, притушили костры и встали за ними, выставив перед собой щиты. Приготовили свое вооружение и приданные центурии легкие пехотинцы, в основном пращники. Лучников, как и во всей римской армии, было мало, что вызывало удивление Рыси – ведь лук со стрелами в умелых руках оружие грозное! Впрочем, пращники тоже были не лыком шиты и на спор лихо сшибали шишки с высоких сосен, вызывая лестные отзывы тяжеловооруженных легионеров, относившихся к легкой бездоспешной пехоте примерно так же, как секуторы и мирмиллоны к ретиариям.

Затихло все, лишь слышалось дыхание стоящих рядом солдат, да в лесу гулко заухал филин. Ни с того ни с сего… Рысь встрепенулся и навострил уши.

– Услышал чего? – обернувшись, шепотом спросил его Луций.

– Филин, – кратко отозвался юноша. – Он вовсе не так кричит… И собаки… Слышишь – в деревне залаяли! Знать, почуяли кого-то. Это селенье мирное, а чужаки… Думаю, от них всего можно ждать.

Луций кивнул, что-то шепнул стоящему рядом воину, тот тут же передал его слова другому. Так же по цепочке пришла команда приготовиться. Лязгнули вытащенные из ножен мечи. Тишина стояла кругом, и только кукованье кукушки разлеталось над лесом и лугом гулким затухающим эхом. Вот и она замолкла… Тихо… В очистившемся от туч небе все так же тихо сияли звезды.

И вдруг какая-то быстрая тень на миг затмила желтый свет звезд… Затем другая… И тут же послышался яростный вопль – перемахнувшие через частокол галлы наткнулись на копья и дротики.

Раздался громкий приказ командира, и за спинами легионеров ярким светом зажглись факелы, осветив и частокол, и вкопанные в землю копья, и корчившихся от боли «косматых». Нападавшие все прибывали и, увидев изготовившихся к отпору римлян, удивленно таращили глаза.

– Пригнись! – скомандовал центурион.

Легионеры пригнулись, давая возможность действовать пращникам и метателям дротиков. Попавшие в ловушку галлы заметались, завыли. Кое-кто из них выхватывал из земли дротики и с воплем бросался на ощетинившихся копьями римлян, прикрытых щитами.

Рысь впервые стоял в боевом строю, плечом к плечу с другими. Спокойная уверенность была в его сердце, все делалось по команде, четко – в этом состояла сила и легиона, и его части – центурии.

Нападавшим удалось кое-где прорваться, закипела схватка. И тут, повинуясь приказу командира, вся центурия пришла в движение, медленно и неумолимо оттесняя галлов к частоколу. Те рычали от злобы, но ничего не могли поделать: прорвать плотный строй больше не удавалось, а туда, где это удалось, Теренций неожиданно послал гладиаторов. Впрочем, почему неожиданно? Ведь именно гладиаторы, одиночные бойцы, там и были нужны.

Врезаясь в толпу врагов, Рысь взмахнул гладиусом, отбивая чье-то копье. Короткий меч приспособлен для колющего удара, рубить им было затруднительно, однако навострившийся в разных гладиаторских штучках Рысь использовал свое оружие и так и этак – колол, рубил, отбивал, видя, как горят ненавистью глаза «косматых». Вот на него набросились сразу трое, зажали в угол, радостно вопя, будто они уже победили. С легионером бы так и вышло, но не с гладиатором – неожиданно упав на колени, ант резко выбросил вперед меч, откатился в сторону, перерубив сухожилие жутко заверещавшему галлу, и тут же, подхватив с земли щит, вскочил, развернулся, одновременно ударяя щитом напавшего сзади. Стоящий впереди галл – огроменный, мускулистый, на две головы выше Рыси – страшно захохотал, обеими руками поднял над головой окровавленную дубину… Ант достал его в прыжке, проткнул острием меча горло. Галл захрипел, завалился навзничь. Переводя дух, Рысь оглянулся по сторонам – повсюду легионеры уверенно теснили нападавших, и, кажется, больше не было никаких отдельных схваток.

Хотя… Рысь увидел, как часть галлов, решив выбраться из устроенной центурионом ловушки, столпилась у южных ворот. Одни из «косматых» сдерживали легионеров, а другие рубились с защитниками ворот. Рубились яростно – видно, нападавшие очень хотели уйти. У бегущего к воротам Рыси промелькнула вдруг мысль, что эта схватка какая-то неправильная, вовсе не в духе галлов, которые совсем не ценили собственную жизнь, надеясь на лучшую – на том свете. Плавт рассказывал, что раньше, бывало, галльские жрецы-друиды частенько брали деньги в долг, обещая вернуть после смерти в том недосягаемо-прекрасном мире, куда стремился каждый галл… Должен был стремиться – по крайней мере, в данной ситуации, когда им не оставалось ничего лучшего, кроме как достойно встретить смерть. И тем не менее «косматые» упорно штурмовали ворота. Какие-то неправильные это были галлы. Или кое-кому из них очень нужно уйти?

Рысь увидел, как у самых ворот ожесточенно орудует мечом Луций. Шлем был сбит с его головы, светлые волосы растрепались, левую щеку и шею заливала кровь. Рядом с ним осталось только двое легионеров… всего лишь двое. Вот один пал, пронзенный копьем в горло, второй попятился от ударов огромной дубины, Луций же отбивался сразу от двоих нападавших. У него еще оставался щит, без которого молодой легионер не продержался бы так долго, действуя своим коротким мечом против длинных галльских. Рысь знал, что галлы были очень хорошими оружейниками и мечи их ничем не уступали римским, а скорее даже и превосходили.

– Держись! – прокричал Рысь, врубаясь в наседавшую толпу.

Впрочем, с этой стороны легионеров хватало, надо было пробиваться туда, к воротам. Оглянувшись, юноша схватил попавшееся под руку копье. Это оказалась старомодная гаста – достаточно длинная, крепкая и надежная. С гастой можно было рискнуть, что Рысь и проделал, с разбегу перелетев через головы орущих галлов точно так же, как они совсем недавно перелетали через ров.

Опа! Он приземлился рядом с Луцием и, подмигнув тому, выхватил меч:

– А ну-ка!

Двое с длинными мечами накинулись на него, что тоже было неправильно: галлы обожали поединки. Ах вот оно что! Рысь вдруг увидел за их спинами третьего – рыжебородого, с косичками! Именно его и прикрывали те двое. Однако думать было некогда: галлы орудовали мечами весьма проворно. Рысь едва успел присесть, как острое лезвие со свистом разрезало воздух. Короткий гладиус против двух длинных мечей… Надеяться приходилось только на умение и ловкость. Рысь немедленно отскочил в сторону, встав так, чтобы враги мешали друг другу, и немедленно напал первым! Мечи врагов столкнулись, высекая искры, и тут гладиатор, отбив очередной удар, поразил одного из противников в бок – тот захрипел, упал на колено. Опрокинув его ногой, юноша обернулся ко второму, с которым справился без особого труда – двумя ударами выбил меч и полоснул по горлу. Рысь обернулся, услышав, как вскрикнул позади Луций – удар тяжелой, окованной железом дубины раздробил его щит и опрокинул молодого легионера на землю, в груду окровавленных тел. Следующий удар неминуемо должен был размозжить ему голову. «Косматый» – полуголый, мускилистый, в покрытых брызгами крови браках – торжествующе закричал, а Рысь понял, что не успеет. Слишком уж далеко. Тогда он просто метнул меч, как показывал Плавт… Метнул плохо, и в голову галла попало не острие, а рукоять, однако враг пошатнулся. Дротик, который метнул центурион, завершил дело. Впрочем, все кончилось хорошо лишь для Луция с Рысью – ант вдруг с удивлением заметил, что все галлы куда-то исчезли, встревоженно огляделся и наконец увидел: они все же открыли ворота. Где-то за рвом, в лесу, заржали кони.

– Не преследовать, – приказал центурион. – Это может оказаться ловушкой, к тому же у нас очень мало лошадей. А ну, живо запереть ворота и ждать!

Потирая окровавленную щеку, поднялся на ноги Луций. Прихрамывая, подошел к Рыси, улыбнулся, положив руку на плечо:

– Тессарий Квинт Луций Агнус твой должник, гладиатор!

– Хорошее у тебя прозвище, – усмехнулся Рысь. – Агнус – ягненок!

– Видишь ли, мой отец отличался покладистым нравом, – несколько смущенно пояснил легионер.

За частоколом вставало красное солнце, освещая стройные ряды палаток и лежащие вокруг трупы.

– Раненых допросить, убитых закопать на лугу, – распорядился начальник. Обернувшись к Рыси, он намереваясь что-то сказать, как вдруг наступившую утреннюю тишь пронзил резкий звук рога!

Центурион поднял глаза на башню.

– Отряд! – доложил часовой. – Только что вышел из леса.

– К бою! – кратко приказал командир, и воины, поспешно оттаскивая трупы в сторону, заняли места на возвышении у частокола.

Рысь встал рядом с Луцием, обернулся, увидав в дальних рядах Автебиуса. Хитрый галл, кажется, не был даже ранен, как и сам Рысь.

– Нет, – всматриваясь в утреннюю туманную мглу, качнул головой Луций. – Похоже, это не «косматые».

Рысь тоже присмотрелся. Туман был не настолько густым, чтоб ничего нельзя было рассмотреть – виднелся и лес, и часть луга… и стройная колонна приближающихся воинов в блестящих панцирях, с темно-голубыми выпуклыми щитами.

– «Жаворонки»! – радостно воскликнули рядом. – Клянусь Везуцием, это же галльский легион!

– Похоже, не легион, центурия. – Луций внимательно посмотрел на идущих. – Хотя, нет, побольше… Но – меньше когорты.

– Да, – согласился Рысь. – Меньше. И намного меньше. Человек двести.

– Угу, тут не меньше, чем двойная центурия. – Легионер улыбнулся.

Рядом, приветствуя подкрепление, замахали руками и радостно засмеялись. Только вот Рысь не радовался, ему стало вдруг совсем не до смеха. Впереди манипулы пешком, как и их солдаты, шли трое – два центуриона в сверкающих шлемах. А рядом с ними, верхом на белом коне – всадник, тучный, упитанный, с непокрытой головой. Редкие, но тщательно завитые кудри его смешно покачивались, красное лицо изображало значительность и важность. Глаза внимательно смотрели на лагерь. Рысь поспешно спрятался за спины – он узнал всадника. То был дуумвир Ротомагуса Децим Памфилий Руф.

Открыли ворота, и сам центурион лично вышел встречать гостей. Приветственные крики гремели повсюду. Многие из центурии имели среди «жаворонков» хороших знакомых, тут же все разбрелись по лагерю, запалили костры. Начальство этому не препятствовало, понимало – людям нужно прийти в себя после ночной битвы.

Рысь, уж конечно, постарался держаться от новоприбывших подальше. Забрался было в палатку, однако вновь устроили построение. Все триста человек – центурия Теренция Капитона и манипул «жаворонков» – на лагерном форуме не помещались и встали на лугу, чтобы внимать вдохновенной речи Памфилия Руфа, столь же прочувствованной, сколь и косноязычной.

– Боевые товарищи! – почесывая живот, громко говорил Памфилий. – Друзья! Мы рады, что будем сражаться вместе с вами, как и вы рады, что будете сражаться с нами… То есть не с нами, конечно, а вместе с нами.

Поговорив еще немного о помощи богов и коварстве мятежников, совершивших столь наглую ночную вылазку, дуумвир, оглянувшись на своих центурионов и напомнив про данные наместником полномочия, тут же призвал к карательному набегу на ближайшую деревню, которую он полагал важным центром повстанцев.

– Видимо, придется и нам идти с ними, – покосившись на «жаворонков», тихо произнес Луций.

– Но ведь Адалуй – мирная деревня, – осторожно заметил стоявший позади Рысь. – И я думаю, деревенские никогда бы не осмелились на нас напасть – на свою же голову. Нет, вряд ли это они.

– А никто так и не думает. – Луций обернулся и насмешливо скривил губы. – Все всё понимают ничуть не хуже тебя. Просто опоздавшим к битве «жаворонкам» тоже нужна слава, а нашим важна возможность мести. Несчастная деревня. Честно говоря, мне ее жаль.

Между тем воодушевленные пламенной речью дуумвира легионеры с громкими криками строились в боевые порядки. Впереди за ручьем мирно поднимались к небу утренние дымки галльских хижин. На лугу у кленовой рощицы паслись коровы, слышно было, как в деревенской кузнице ударили по наковальне.

– Вперед! – взгромоздившись на лошадь, махнул рукой Памфилий, и послушные его воле войска, разделившись, быстро направились к обреченной деревне.

Центурия Теренция Капитона обходила селение вдоль ручья, слева; в центре и справа грохотали доспехами две центурии «жаворонков»-алаудов.

Когда подошли ближе к деревне, зашагали как на параде – так что, казалось, затряслась земля.

Увидев незнакомых воинов, выскакивали из хижин полуодетые жители в браках и звериных шкурах – как видно, римское влияние не слишком-то затронуло этих людей. Кое-кто, сообразив, бросился было к ручью – там беглецов встретила развернувшаяся центурия Капитона. Все еще испытывая гнев из-за подлой ночной вылазки врага, легионеры не знали пощады – бегущие из селения люди были тут же проткнуты ланцами, а центурия даже не замедлила шага. В деревне заиграл рог, призывая всех к обороне… Бедные беспечные галлы! Полтора десятка мужчин с рогатинами и луками – видимо, охотники – попытались организовать хоть какое-то сопротивление, даже умудрились затеять стычку. Они сражались яростно, все – старики, женщины, дети, не говоря уже о мужчинах. Солдаты Памфилия, поначалу рассматривавшие рейд как развлечение, потеряли с десяток человек и обозлились, после чего навалились на несчастных галлов всей своей массой. Окружив небольшие группы защитников, они быстро перебили всех мужчин, а потом началась потеха: убрав окровавленные мечи в ножны, легионеры принялись ловить женщин и девушек, тащить их в хижины. Командиры, созвав совет, приняли решение не брать пленных, что, на взгляд Рыси, было достаточно странно, учитывая меркантильность дуумвира Ротомагуса. Почему именно он привел алаудов? Наверное, по решению городского совета. Или даже по решению наместника всей Лугдунской Галлии! Если так, высоко взлетит Памфилий. Человек, проявивший в нужную минуту жесткость и решительность, с легкой руки наместника может пойти далеко, очень далеко. На то, как видно, и рассчитывает сейчас дуумвир, и не жестокостью вовсе вызван его жуткий приказ никого не щадить, а тонким и хитрым расчетом. Слухи о его решительности в подавлении мятежа наверняка очень скоро достигнут ушей наместника, а то и сенаторов в далеком Риме. И кому какое дело будет до того, что ведомые Памфилием Руфом алауды расправились-то вовсе не с мятежниками, а с мирными жителями? Мертвецы никому уже не расскажут, по крайней мере на этом свете. Значит, не пощадят никого. Так и велел сейчас дуумвир, лично бросая зажженный факел на соломенную крышу деревенской хижины.

У Рыси, как командира вспомогательного отряда, была во всем этом бесчинстве своя задача – следить, чтобы никто из секвонов не убежал. Для того и были расставлены по кустам вокруг деревни часть гладиаторов-новичков.

Подожженное в разных местах, запылало селение, черные дымы поднялись в высокое голубое небо. И, словно в насмешку, денек-то какой сегодня выдался славный! Светлый, прозрачный, теплый, с безоблачным, чистым небом и желтым, уже совсем по-летнему жарким солнцем. Наверное, кто-то из деревенских, просыпаясь утром, искренне радовался предстоявшему дню, благодарил богов, не зная еще, что этот теплый весенний день станет для него последним.

От огня пылавших кругом хижин стало жарко, да и солнце уже припекало почти как летом. В поисках добычи и уцелевших женщин легионеры громили амбары. Хоть и немного чего нашлось в деревне, – откуда здесь взяться большому богатству? – а, тем не менее, воины были рады и малому: нескольким серебряным монетам, случайно обнаруженным в глиняном горшке, узорчатому кувшину, скоту, наконец, – кое-кто уже с радостным воплем свежевал овец. В их числе Рысь заметил Автебиуса с окровавленными по локоть руками.

– А твой приятель-гладиатор не промах, – подойдя, с усмешкой произнес Луций.

Меч его так и находился в ножнах, на левой щеке кровавился подсохший шрам, полученный в ночной схватке.

– Он мне не приятель, – глухо отозвался Рысь.

– Кажется, меня теперь совсем перестанут любить девушки, – скривившись, посетовал воин. – Хотя, может быть, и наоборот… Пойдем к ручью сполоснемся. Или ты предпочитаешь оставаться здесь?

Рысь развел руками:

– Насчет ручья – хорошая идея, ужас как хочется пить!

Тропинка к ручью шла лугом – зеленым, с веселыми желтыми одуванчиками, средь которых тут и там валялись окровавленные девичьи тела, многие с отрубленными конечностями и головами. Рысь передернулся, стараясь на них не смотреть.

– Что отворачиваешься? – усмехнулся Луций. – Ты же гладиатор и давно привык к крови.

– Как и ты, – тихо заметил Ант. – Хотя, я вижу, тебе не очень нравится то, что здесь происходит.

– Верно, не нравится! – с какой-то яростью вдруг воскликнул легионер. – Но кого это интересует? Я воин. Сказано убивать – буду убивать, убивать во имя римского народа, как и ты, гладиатор, убивал своих друзей на арене цирка.

Рысь молча свернул к ручью, чтобы пройти напрямик, сквозь желтоватые заросли дрока. Оглянулся: Луций так и продолжал идти по тропинке, погрузившись в свои мысли. Солнце ощутимо напекло спину под кожаным панцирем – да, неплохо будет вымыться сейчас в ручье, окатиться холодной водицей, смывая пот и кровь. Рысь подошел к кустам и замер, почувствовав на себе чей-то взгляд. Рука гладиатора словно сама собой легла на рукоятку меча, ноги приняли устойчивую боевую позицию. Позвать Луция? Пустое! Вряд ли кто из галлов справится с цирковым бойцом. Бесшумно вытащив меч, юноша нырнул в кусты…

За ними в гуще травы, держась за ногу и постанывая, лежал тот самый местный пастушонок – круглоголовый, светленький, которого Рысь не далее как вчера спас от нападения быка.

– Прикончи меня, – увидев перед собой римлянина в панцире и шлеме, с вызовом бросил мальчишка. – Спорим, ты не сразу попадешь в сердце!

– Зачем? – снимая шлем, тихо спросил юноша.

Мальчишка моргнул, видимо, узнал своего спасителя и еще жалобнее попросил:

– Убей. Мне все равно не уйти. А ваши убили всех.

– Не уйти? – Рысь усмехнулся. – Через кусты и поле – да. А если по ручью, на лодке или челноке?

– Я туда и полз, – тихо признался парень.

– Так и ползи. Только не сейчас, ночью. – Рысь отвернулся.

– Постой, – позвал пастушонок. – Почему ты не убьешь меня, римлянин?

– Я не римлянин, – гладиатор отрицательно качнул головою. – Просто вынужден служить им. Пока…

Они вымылись в ручье – вода оказалась прохладной, а сверкающее в голубом небе солнце быстро высушило кожу. Потом Луций и Рысь вернулись в лагерь, Луций пошел к своим, а Рысь разложил костер, чтобы поджарить принесенное кем-то из «деревях» мясо. После битвы центурион разрешил всем отдыхать, естественно, кроме часовых. Часть воинов Теренций послал к пастбищу – свежевать и жарить овец. Воспользовавшись этим, Рысь вновь спустился к ручью и кинул в один из привязанных челноков изрядный кусок поджаренного на углях мяса. Почему бы не помочь несчастному парню? Ведь это сейчас совсем ничего не стоило. Журча, бежали вдоль берегов прозрачные воды ручья, на холме догорали хижины Адалуя – мирной деревни секвонов.

Глава 13 Весна 225 г. Лугдунская Галлия Фибула

Нет, уж лучше терпеть: жди и дождись своего.

А до поры не считай за позор ни брань, ни побои…

Публий Овидий Назон. Наука любви

То, что сделал всадник Памфилий Руф с несчастной деревней, вызвало результат обратный задуманному: если ранее мятеж только тлел, то после резни галлов вспыхнул с такой яростью, словно в костер плеснули масла. Но может быть, именно это и требовалось Памфилию и тем, кто стоял за ним, ведь, как объяснил Луций, чем больше крови, тем больше чести. Ну, подавил бы Памфилий Руф мелкий мятеж, и что? Ни славы особой с того, ни денег. Другое дело, когда восстание разгорится так, что жарко станет если и не в Риме, то уж в Лугдуне и Нарбоннской Галлии точно. Вот тогда и можно проявить себя во всей красе, вот тогда и лавры защитника отечества обеспечены, и почет, и императорская милость. На то, как видно, и рассчитывали Памфилий, эдил Марций… и тот ночной гость из Лугдуна, на вечеринке в честь которого был отравлен прежний дуумвир, мерзкий старикашка Публий Венций Мильс. И отравил его, скорее всего, привратник. И наверное…

Рысь даже бросило в жар от внезапно пришедшей в голову мысли. Так ведь, выходит, не просто так отравили Мильса. Тот, видно, не решился присоединиться к заговору Памфилия и Марция и вполне мог выдать их или каким-нибудь образом помешать разжиганию мятежа. За то и поплатился. Ай да Памфилий, не такой уж ты простачок! И супруга твоя… А может, всадник ее нарочно использовал? Подумав так, Рысь тут же хмыкнул. Ну да, как же! Больно надо чего-то там мудрить, чтоб прижучить провинциального гладиаторишку, бесправного и никому не нужного раба. Но Мильса-то отравили… и, выходит, по приказу Памфилия и Марция. Ну и получается, что Памфилий вполне мог использовать свою неверную супружницу, чтобы завлечь в сети неопытного в любовных делах гладиатора. Да-а… Но ведь письмо-то написала Флавия! Впрочем… Рысь вздохнул. Откуда это ясно, что Флавия? А вдруг сам Памфилий? Ну да, похоже, так оно и есть! Тогда все становится ясным. Расправиться с гладиаторами просто так – привлечь к себе внимание, а это, особенно в данный момент, заговорщикам вовсе не нужно. Лучше так вот, по-тихому. Рысь бы казнили, а потом нашли бы способ расправиться и с Тираком. Кому нужны лишние свидетели? Уж точно, не Памфилию с эдилом. Но тогда точно такой же опасности подвергается и Тирак. Хотя Памфилий-то сейчас здесь. А Марций? Надо бы предупредить иллирийца, да как? Впрочем, Тирак далеко не глуп, сам догадается.

Проворочавшись всю ночь, юноша лишь к утру забылся коротким тревожным сном. Казалось, только-только закрыл глаза, и вот уже рожки играют подъем.

– Вставай, Ант. – Проснувшийся Автебиус толкнул Рысь в бок.

Гладиатор тут же поднялся и вместе со всеми выбежал из палатки. Под звуки рожка воины выстроились на поляне перед центурионами и важно восседавшим на коне Памфилием Руфом. Красное восходящее солнце окрасило кровавым светом поредевшие кудри всадника, словно оправдывая семейное прозвище «Руф» – «рыжий».

Стараясь не попасться на глаза дуумвиру, Рысь быстренько пробрался на свое место – позади всех шеренг, как и положено гладиаторам, варварам и прочим.

– Друзья! – громко воскликнул Памфилий, да так, что едва не свалился с коня. – Мы были счастливы видеть вчера плоды нашего боевого братства! Деревня мятежников не продержалась и дня. Мы победили, и, без всякого сомнения, это была великая победа, клянусь Юпитером и Кибелой! Но, друзья мои, не стоит предаваться излишней радости – мятеж еще не подавлен. Еще таятся по урочищам и болотам отряды «косматых», еще плетут интриги их недобитые жрецы. Но мы, римские граждане, сделаем все, чтобы защитить отчизну от этих подлых людишек. Да, вчера мы славно повоевали, а сегодня… Сегодня, друзья, настала пора прощаться. Нехорошие вести принес посыльный сегодняшней ночью: мятежники окружили Кроциотонум, пусть небольшой, но все же наш город. И мы не позволим врагам взять его! Я и мои верные «жаворонки» отправимся туда прямо сейчас, а наши боевые друзья, воины уважаемого центуриона Теренция Капитона, пойдут на север, к Алауне, – врагов в тамошних лесах не так много, но они есть, и нужно выловить их всех до единого. Задача несложная, но трудоемкая. Тем не менее я уверен, что славный центурион Теренций и его верные воины выполнят ее с достоинством и честью!

«Жаворонки» одобрительно закричали. Закончив речь, Памфилий повернул коня и, оглянувшись на свой манипул, кивнул командирам: пошли, мол. Теренций Капитон, стоя у старого дуба, провожал уходящих алаудов презрительной усмешкой. Ну да, там, где пахнет славой и грабежом, – там Памфилий и «жаворонки», а его, Теренция, центурии предстоит вылавливать мятежников по болотам – занятие долгое, нудное и не сулящее ни славы, ни прибылей. Сиди себе в лесах да жди, пока отзовут. Тем не менее пришлось подчиниться приказу – сам наместник Лугдунской Галлии предоставил высшему чиновнику Ротомагуса широкие полномочия в деле подавления мятежа. А выше наместника лишь сенат да сам император. Жаль, жаль, что мятеж не такой большой, что обходятся пока мелкими центуриями, что не вступили в дело номерные легионы: уж теми бы Памфилий, морда штатская, не покомандовал бы, не позволили бы легаты. А так что ж… Чтоб ловить бродяг по болотам, конечно, легионов не надо. Вполне достаточно одной центурии и ее невезучего командира Теренция Капитона. И угораздило же попасться на глаза легату во время приезда наместника! Сидел бы сейчас в Лютеции – давно уже романизированном городке паризиев – и горя не знал. А что? Служба себе идет, скоро пенсия, двенадцать тысяч сестерциев, да участок земли – вовсе даже неплохо. Только вот пенсии лучше дожидаться в Лютеции, с ее тавернами и лупанариями. Что и говорить, пить вино и тискать веселых девок куда приятнее, нежели кормить комаров в болотах Северной Галлии. И ладно бы еще, была настоящая заварушка, тогда уж понятно. Но так вот, как сейчас… Центурион сплюнул под ноги и, тяжело вздохнув, велел сворачивать лагерь.

Сказать по правде, Рысь даже обрадовался такому повороту дела. На север? К Алауне? Да и ладно. Все равно куда, лишь бы не встретиться с Памфилием Руфом. А в центурии ничего себе, жить можно, да легионеры уже не так презирают пришлых, притерпелись, видно. Ну и новый приятель неожиданно завелся – Луций, Квинт Луций Агнус. Агнус… Рысь хмыкнул. Тот еще ягненочек!

«Жаворонки» уходили. Кое-кто весело кивал на прощанье знакомым из центурии Теренция, а кто-то откровенно улыбался. Еще бы, им-то повезло, в отличие от этих вот угрюмых парней, обреченных рыскать неизвестно сколько по лесам да болотинам, где ничего не найдешь, кроме одной лихорадки. Ну, да что поделать: приказы не обсуждаются, они выполняются. Беспрекословно!

Последняя группа алаудов, звеня амуницией, скрылась в кленовой роще. За тяжелой панцирной пехотой последовала легкая – пращники и метатели дротиков, за ней – обслуга. И вот тут-то Рысь заметил вдруг… Нет, показалось. А вроде… Бросив возиться с палаткой, юноша специально взобрался на вал и увидел, как, чуть косолапя, догоняет своих коренастый мужик, жилистый, с длинными, свисающими почти до самых колен руками. Вот он вдруг остановился, словно бы почувствовав взгляд Рыси, обернулся – черная косматая бородища, пронзительный блеск глаз, в уголках губ клыки. Он! Привратник! Ну, а почему бы и нет? Почему бы Памфилию не взять с собой верного слугу? Ага… Тогда интересно, где он прятался вчера?

– Ну и рожа! – Придерживая перевязанную руку, на насыпь ловко забрался Луций. – Да, да, я про того посланца, на которого ты сейчас смотришь.

– Посланца? – удивленно оглянулся Рысь.

– Ну да, – Луций кивнул. – Он явился ночью, во время второй стражи, я едва не заколол его, да тут вышел этот, кудрявый…

– Памфилий Руф.

– Ага, Памфилий… чтоб ему ни дна ни покрышки. Это из-за него мы будем торчать в глуши, в то время когда другие заработают себе добычу и славу.

– Не так уж и велика добыча у «косматых» галлов, – усмехнулся Рысь, глядя, как привратник исчезает за кленами.

– А вот тут ты не прав. – Римлянин помотал головой. – В самой занюханной хижине иногда попадаются такие изящные вещи! Золотые, серебряные… Галльские кузнецы ничуть не хуже римских.

Рысь промолчал. Для него лично все пока складывалось неплохо, вот только жаль несчастных секвонов – в конце концов, они ни в чем не виноваты. Впрочем, как выражается Плавт, это уже политика.

– И долго вы будете бездельничать, когда все остальные работают?

Оба парня вздрогнули, услышав недовольный голос центуриона.

– Эй! – махнул рукой тот. – Я вас спрашиваю! Кто будет сворачивать лагерь? А ну, живо ко мне, оба!

Быстро спустившись с насыпи, юноши вытянулись перед командиром.

– Тебе, как раненому, – центурион посмотрел на кровавый шрам, пересекавший всю левую щеку Луция, – лишняя ночная смена. А тебе, – он перевел взгляд на Рысь, – две смены и десять плетей. Все! Исполнять… Впрочем, постой-ка! – Теренций внимательно посмотрел на фибулу, которой был застегнут плащ анта. – Откуда у тебя это, гладиатор?

– Подарок, – честно ответил Рысь.

– Изящная вещь. – Центурион неожиданно скривил тонкие губы в улыбке. – Я видел такие в Риме. Кто это? Август? Коммод?

– Марк Аврелий.

– Говорят, хороший был император… не то что сейчас. – Не выдержав, Теренций презрительно сплюнул и, подумав, предупредил: – Последних моих слов вы не слышали!

– Конечно не слышали, – переглянувшись, разом кивнули оба.

Получив плетей – так себе били, не очень, – Рысь, как и положено, доложил об исполнении наказания центуриону и, получив в ответ кивок, бросился догонять своих – разобрав лагерь, центурия уже выступала в путь. На север, в Алауну!

Миновав кленовую рощу, вышли на широкую тропу. Кое-где под ногами хлюпала болотная вода. Слева виднелась дубрава, справа – заросли орешника и малины. Впереди на холме блестела под солнцем дорога. Самая настоящая, мощеная и чуть выпуклая – дабы не скапливалась дождевая вода. Идти по такой – одно удовольствие. Приунывшие было воины повеселели.

– Я и не думал, что в Косматой Галлии есть дороги! – радостно выкрикнул кто-то.

– Выходит, не такая уж она и косматая, Марк!

– Да уж… Наверное, тут и лупанарии найдутся?!

– А зачем тебе лупанарий, Кравт? Ты ж, говорят, мальчиков любишь?

– Плюнь в лицо тому, кто тебе это сказал!

Воины на ходу заржали. Рысь тоже улыбнулся, краем глаза замечая, как Автебиус потешается над молодым парнем, едва доставленным в гладиаторскую школу и волей ланисты посланным в центурию Теренция Капитона. Парень – звали его Сакс – совсем плохо понимал по-латыни. Голубоглазый, высоченный, с буйными рыжими кудрями – эдакая здоровенная неотесанная деревенщина. Видимо, его не так давно захватили в плен где-то на германских границах. Хитрый галл вполголоса учил его всяким ругательствам, выдавая их за слова с другим значением. Рысь хотел было вмешаться, да передумал: в конце концов, надо ведь хоть чем-то развлечься? Жаль, Луций не слышал, тому ведь не положено идти в рядах уцелевших гладиаторов, вернее, это гладиаторам не положено вместе со всеми. Как говаривал Плавт, что можно Юпитеру, то нельзя быку.

– Как центурион призовет тебя для приказа, – учил германца Автебиус, – ты встань перед ним ровно и поприветствуй: «Аве, апер авидус!» Это значит «Здравствуй, славный центурион!» Понял?

– Да, похоже, ничего он не понимает. – Рысь тихо засмеялся. – Зря ты с ним говоришь.

– Ничего и не зря, – обернувшись, подмигнул хитрый галл. – Повеселимся еще, вот увидишь!

Ант лишь покачал головой да и выкинул из мыслей и Автебиуса, и Сакса. Дорога вела вверх, на холм, с которого, если оглянуться назад, далеко, у самого горизонта, виднелись серые стены Кроциотонума. Наверное, там сейчас было жарко. Хотя нет – центурии алаудов не могли так быстро дойти. К вечеру дойдут в лучшем случае. Да и вечер скоро, пожалуй, – вон как припекает солнце, давно уже за полдень перевалило. Тепло, жарковато даже. Под ногами широкая дорога, по сторонам луга, холмы, перелески. Свежая изумрудная трава, зеленеющие деревья, небо цвета полевых васильков, какие во множестве росли когда-то на побережье Альдейги-Нево – озера-моря. Рысь вдруг вспомнил, как еще в детстве собирал в лугах цветы вместе с сестрой Добронегой. Глаза у Добронеги были, как и у братца, голубые, небесные, в волосах застряли сосновые иголки – к лугу шли лесом. Красивая была Добронега… Была…

– О чем задумался, братец? – нагнал Рысь Автебиус, видно, надоело потешаться над мало что понимающим Саксом.

Рысь отмахнулся:

– Да так…

Станет он изливать душу перед хитрым галлом, как же! Сколько тот ему в свое время крови попортил, правда сейчас чуть ли не в лучшие друзья набивается и, надо заметить, не вредит. Хотя тут повреди попробуй – центурион живо наведет порядок, а «вредителю» устроит такую жизнь, что мало не покажется.

Дорога круто нырнула с холма вниз, в лощину, заросшую бурыми папоротниками и чертополохом. Понесло болотной сыростью, гнилью, еще каким-то смрадом.

– Эй, смотрите-ка! – громко воскликнул идущий впереди Луций, показывая рукой на обочину.

Остановив марш, центурион лично подошел к указанному месту, присмотрелся, потом, обернувшись, подозвал гладиаторов:

– Там, в кустах… Вытащите.

В кустах лежал полуразложившийся обезглавленный труп. Судя по остаткам одежды, погибший был явно не из простых людей, да и кошель на поясе был полон. Автебиус даже прикусил губу – много бы он дал, чтобы покопаться в нем, да центурион и все остальные слишком уж пристально наблюдали за происходящим. Быстро вытащив труп из кустов, гладиаторы положили его на дорогу.

– Похоже, галльский торговец. – Достав из кошеля убитого несколько серебряных монет, центурион задумчиво подбросил их на ладони. – Разбойнички, больше некому.

– А может, друиды? – засомневался подошедший поближе Луций. – Я слыхал, они любят отрывать людям головы.

– Может, и друиды, – Теренций кивнул. – Не понимаю только, почему они не забрали деньги.

– Наверное, не успели. Спугнул кто-то.

– Впрочем, неважно. – Центурион подозвал обозных. – Возьмите кошель, вечером поделим как добычу.

Воины одобрительно заулыбались. Хоть и мало на всех выйдет, а все какой-никакой прибыток. И центурион на высоте: не присвоил находку под благовидным предлогом, нет – решил разделить между всеми, как и полагается поступать с военной добычей.

– Эй, дылда, – Теренций обернулся к германцу. – Выбрось мертвеца обратно в кусты, хоронить его – некогда возиться.

– Аве, авидус апер! – вытянувшись, браво отрапортовал Сакс, и вся центурия грохнула громоподобным смехом.

Теренций Капитон тоже улыбнулся:

– С чего ты взял, что я – жадный бык, парень? Ведь именно так ты меня назвал.

– Велишь высечь его, центурион? – с готовностью подскочил дюжий легионер.

– Его? – переспросил Теренций. – А его-то за что? Уж если кого сечь… А ну, вы двое, – он быстро обернулся к Автебиусу и Рыси. – Кто из вас двоих его подучил? Ну? Не хотите отвечать? Кравт, всыпь плетей обоим, чтоб наконец поняли, что находятся в действующей армии, а не в их паршивой гладиаторской школе!

– Он! – германец ткнул пальцем в грудь Автебиуса. – Он меня научить.

– Ах он? – центурион неожиданно расхохотался. – Тогда и тебе, парень, придется отведать плетей. Чтоб в следующий раз не выдавал своих! Кравт, на привале высечь всю эту троицу.

– Вот спасибо, – сам себе прошептал Рысь. – Всем троим и досталось. Главное, мне-то за что?

На этот раз уж хлестали как следует! Кравт так разошелся, что, наверное, Рысь потом не смог бы не только сидеть, но и лежать, не угомони усердного экзекутора вовремя подошедший Луций.

– Ну, хватит, хватит, Кравт, – подойдя, поморщился юноша.

– Не лезь не в свое дело, парень! Не слыхал, что приказал сотник?

– Слыхал… Только вот этот светловолосый гладиатор спас мне жизнь в схватке…

– И что с того? Х-хэк!

Удар был силен – Рысь дернулся под плетью и едва сдержал стон.

– Ну я же просил тебя, Кравт!

– Что мне с твоих просьб?

– Ну… хоть вот сестерций.

– Сестерций? – Плеть зависла в воздухе. – Что ж ты сразу-то не сказал? Так давай же его сюда побыстрей! А ты, парень, – Кравт потрепал Рысь по плечу, – уж сделай вид, будто и впрямь сидеть не можешь.

– Да уж сделаю. – Рысь поднялся на ноги. – Спасибо тебе, Луций.

– Не стоит. – Молодой римлянин улыбнулся. – Без твоей помощи обо мне вспомнили бы лишь в храме Венеры Либитийской в день объявления о моей кончине. Конечно, нет лучше участи, чем погибнуть за отечество… Но хотелось бы не в этой дыре! Ну, я пошел на стражу. Вечером увидимся.

– Конечно, – Рысь улыбнулся.

Вот уж и в самом деле не ждал, не гадал обзавестись другом-римлянином! И уж тем более легионером. Ну и парочка – легионер и гладиатор, трудно придумать что-то более несовместимое, чем уважаемый всеми воин и презираемый раб.

Простившись с Луцием, юноша уже дошел почти до палатки, как вдруг вспомнил о том, что оставил на месте экзекуции плащ. Ну да, больше негде – бросил наземь. Теперь придется идти. Не так плаща жалко, как фибулы. Подарок все ж таки. Рысь вздохнул: интересно, помнит ли еще о нем Флавия? И как потом объяснить ей все то, что случилось? Да-а, ситуация…

Плащ лежал там же, где и был брошен. Да и кому он нужен-то? Из грубой шерсти, местами продранный. Наклонившись, юноша подхватил плащ и похолодел – фибулы не было! Может, валяется где-нибудь рядом? Опустившись на колени, Рысь обыскал все вокруг – тщетно! Автебиус! Он ведь не так давно восхищался фибулой! Спросить прямо…

Найдя галла, Рысь получил отрицательный ответ.

– Фибула? Какая фибула? А, так ты что, ее потерял?

Врет, наверное. Только ведь как докажешь… А кто, кроме Автебиуса, вроде бы и некому… Хотя как это некому? А Кравт? Юноша вдруг с силой хлопнул себя по лбу. Ну конечно же! Кравт славился своей алчностью! Ну да, он польстился на фибулу, гад ползучий. Теперь и не вернешь, не признается. Найти его да спросить прямо? Ага, так и отдал. А тогда… Тогда зачем спрашивать? Просто проследить на марше, вдруг выплывет застежка? Потом улучить момент да незаметно и выкрасть, то есть не выкрасть, а вернуть свою собственную вещицу, тем более подаренную такой красивой и славной девушкой, как Флавия Сильвестра.

Утвердившись в своем решении, Рысь быстро направился в палатку – предутренняя третья стража была его, и следовало еще успеть почистить оружие и выспаться. Заснувший на посту, о чем неоднократно предупреждал центурион, плетьми уже не отделается.

– Гад этот Кравт, – лежа на циновке, стонал Автебиус. – И центурион тоже гад, и все гады.

– Ага, гады, – Рысь усмехнулся. – А ты на себя-то смотрел? Кто Сакса подучил, я, что ли?

Галл глянул исподлобья и отвернулся. Похоже, заснул. Еще бы – не так уж далека вторая ночная смена. Посмотрев на давно храпящего германца, Рысь прихватил панцирь с мечом и выскочил из палатки наружу. Оружие с амуницией и на свежем воздухе можно почистить, заодно посидеть у костра, послушать рассказы бывалых воинов да пообщаться с Луцием.

– Что-то ты долго, – заметил новый приятель, когда Рысь уселся у костра. – Небось общался со своими?

– Общался, – кивнул гладиатор и звонко прихлопнул ладонью усевшегося на коленку комара. – Ну и комарья тут! Что, Теренций не мог места получше выбрать?

– А не он выбирал, – усмехнулся Луций. – Памфилий.

– Памфилий? – Рысь вдруг почувствовал какой-то подвох во всем этом. Чувство это было пока еще не очень осознанное, но ширилось – и в самом деле, с чего бы это Памфилию так заботиться о римской сотне?

– Теренций имеет на Памфилия виды, – усмехнулся Луций. – Не за горами отставка. К тому же место не такое уж и плохое – ну, комары, да зато ручей рядом.

– Ага… И лес кругом! Впрочем, он здесь везде. Да, пожалуй, тут все места одинаковы, потому и Теренций сам не свой ходит – видно, решил ночью не спать, проверять стражу. Право слово, лучше б еще вперед прошли, до этой, как ее…

– Алауны.

– Да, до нее. Может, там леса не так много.

Ант покачал головой:

– Так же.

И впрямь, леса вокруг было… примерно столько же, сколько на далекой родине Рыси. Такой же густой, бескрайний, угрюмый. Правда, совсем другой: сосен совсем немного, елей почти нет, все больше дубравы да светлый бук, изредка, рощицами, березы и ясень, в низинах – бузина, ива.

С утра вновь потянулись леса, пересеченные разлившимися речками и ручейками. Местность стала более пологой, все меньше попадалось холмов, в низменностях дующий с моря ветер шевелил свежую, цвета изумруда траву, густо усеянную веселыми желтыми одуванчиками. По небу ходили белые облака и небольшие тучки, но дождя не было, и легионеры, радуясь тому, шагали быстро. Пройдя примерно половину пути до Алауны, у мерного столба повернули направо, на лесную дорожку, петлявшую меж тенистых вязов и лип. В кустах жимолости и малины радостно пели птицы, кое-где на тропу выползали ежи и, завидев людей, поспешно сворачивались в смешные щетинистые комочки. После полудня дорожка стала заметно уже, местами превращаясь просто в заросшую высокой травою тропу. Идти стало труднее, под ногами зачавкало – леса сменялись болотами, а к вечеру зарядил дождь. Крупные капли его стремительно падали с неба, превращая и без того сырую тропинку в месиво из воды и грязи. По обеим сторонам дороги, как назло, все так же виднелись поросшие камышом унылые болотные кочки. Да-а, на таких не разбить лагерь. Нечего делать, приходилось идти вперед, надеясь на центуриона, который, по-видимому, имел все же какой-то план. Однако болота никак не хотели заканчиваться, а уже стемнело, близилась ночь. Дабы подбодрить людей, Теренций велел запевать походную песню.

Ades, ades, inspirata, Verbis dulcibus ornata Nobis in loquendo![2]

– хриплыми голосами пели легионеры. И в самом деле, идти стало веселее, да и дождь чуть поутих, и голоса постепенно стали громче – орали уже на все болото. Да и как было не радоваться? Впереди, на фоне оранжевого края неба, чернотой замаячили высокие вершины деревьев. Дубы или вязы. А значит, твердая почва, где можно наконец разбить лагерь. Интересно, центурион заставит рыть ров?

Нет, на этот раз не заставил. Да и сложновато было бы рыть землю в густом лесу, тем более ночью. Под деревьями разбили палатки и ограничились лишь усиленным караулом. Осторожный Теренций не разрешил разжигать костры, поэтому поужинали наскоро, всухомятку. На этот раз Рыси выпало стоять в первую стражу, так что он и не снимал амуниции, не очень-то, надо признать, удобной для разного рода бытовых действий.

– В караул? – вынырнул из-за толстых стволов Луций.

Рысь даже вздрогнул – этак и невесть кто может объявиться!

– Да нет здесь никого, кроме нас, – засмеялся римлянин. – Теренций говорил только что: этот путь подсказал ему Памфилий Руф, он же и заверил в полнейшей безопасности. Теренций, правда, в полную безопасность вообще не верит – вот и костры не разрешил разжигать да и вообще громко разговаривать запретил. Хотя к чему? Место глухое, кругом болота, темень – тут и сам-то отойдешь подальше от лагеря, так не скоро разыщешь. – Луций пожал плечами. – Я так думаю, лишние караулы тут ни к чему, да и вообще караулы ни к чему – кто тут есть-то, кроме нас?

– Но ведь говорили про какие-то группы галлов, – осторожно возразил Рысь.

– Ха! – засмеялся римлянин. – Вот именно что – группы! А шайка бродячих галлов никогда не осмелится напасть на центурию. Тем более что и отыскать нас здесь не так-то просто, ну, разве что случайно наткнутся. А какой охотник бродит по лесу в дождь, да еще ночью? Так что зря осторожничает Теренций, всякого куста уже опасается. Видно, стареет.

– Ты стоишь сегодня? – поправляя амуницию, поинтересовался Рысь.

Луций снова засмеялся:

– А как же! Уж наш центурион не даст спать молодым! Моя – третья стража.

– Самая сонная.

– Ну да… Только не тогда, когда за шиворот падают холодные капли, да что там капли – струи! Ручьи!

И в самом деле, дождь вновь усилился, слышно было, как стучат по палаткам тяжелые капли… или, как их назвал только что Луций, струи. Ручьи!

Рысь передернул плечами:

– Ну, мне пора.

– Удачи! Смотри не спи, старик Теренций наверняка потащится проверять караулы. Ему хоть дождь, хоть вообще землетрясение.

– Охота пуще неволи.

Простившись с приятелем до утра, Ант торопливо зашагал к палатке центуриона и, с надлежащим почтением выслушав инструктаж, отправился на пост вслед за разводящим-десятником. Рыси, как гладиатору, досталось самое неудобное место – в небольшом, спускающемся к болоту овражке, по дну которого тек бурный мутный ручей. Ни присесть, ни прилечь, ни спрятаться в случае нужды. Да и сверху никакого прикрытия – ни плакучих ив, ни деревьев с широкими густыми кронами, одно черное с дождевыми тучами небо. Проводив глазами растворившуюся в темноте фигуру десятника, Рысь плотнее закутался в плащ и снова пожалел о потерянной фибуле: не надо было б заматывать да держать руками. Капли дождя тяжело хлестали по шлему, древко короткого копья-гасты давно намокло и стало противным и скользким, такие же мокрые ножны короткого меча неприятно холодили бедро. Да, пожалуй, тут не подремлешь даже при всем желании.

От нечего делать юноша спустился по краю оврага вниз, к самому болоту. Остановился, лишь почувствовав, как под ногами захлюпало и земля покачнулась. Темнота над болотом была не такой непроглядной, как в лесу, виднелись и камыши, и кочки, и уходящая в черноту ночи трясина. Вглядываясь в болотную мглу, Рысь вдруг подумал, что если через болото ведет какая-нибудь тайная тропа, то знающим ее ничего не стоит пробраться оврагом в лагерь и запросто перебить всех. Правда, вряд ли это кому сейчас нужно, ведь все силы мятежников брошены под стены Кроциотонума, куда и поспешил отряд Памфилия Руфа. А здесь так, только мелкие бродячие шайки… Однако даже и мелкая, пробравшись оврагом, способна натворить дел. Интересно, обследовал ли овраг центурион? Вряд ли, когда ему было этим заняться? А пост здесь выставил так, на всякий случай, и не опытных легионеров, а шваль, гладиаторов. Наверняка именно здесь окажутся в свои смены и Автебиус, и Сакс. Понятно – опытные воины перекрывают дорогу. Наверное, прав Луций: зря осторожничает центурион. Вряд ли кому сейчас есть дело до римских воинов. Разве что какой-нибудь разбойничьей шайке, надеющейся разжиться оружием. Так и те вряд ли нападут, несмотря на всю галльскую воинственность и бесшабашность: связываться с целой центурией себе дороже! Так что нечего тут пялиться в болотную тьму, чего там высматривать-то? Черных болотных духов? Рысь вдруг ощутил страх – ведь духи вполне могли напасть. Вынырнут из воды, схватят корявыми лапами, утянут в трясину! И на кого надеяться? На галльских или римских богов? Или все же лучше на своих? На Световита, Семаргла, Мокошь. Не зря же жрец Кердай приносил им в жертву самых красивых дев рода! Да, но то Кердай, а он-то, Рысь, какую жертву принес? Да никакой! Ничем не заслужил божественную милость. Впрочем, что у него есть-то? Можно, конечно, купить курицу… даже нужно! И как он не подумал об этом раньше? И даже лучше не курицу, а белого петуха. Нескольких белых петухов – Световиту, Семарглу, Мокоши. И Корвале – богине веси, племени, откуда была родом мать, Невдога.

Так, погруженный в свои мысли, юноша и не заметил, как пролетела смена. Очнулся лишь, ощутив чьи-то легкие шаги за спиною. Обернулся, сжав в руке гасту.

– Медиолан! – услышал тихое тайное слово, тут же, как велено, шепотом отозвался и сам:

– Лютеция!

Ага! Вслед за десятником показалась могучая фигура Сакса. И впрямь, центурион ставил к болоту одних гладиаторов. Значит, не осторожничал, так… Что б не закисали от безделья.

– Громко ответное слово не кричи, – обернувшись к германцу, уходя, предупредил Рысь. – Мало ли, подслушает кто?

Идущий впереди десятник хмыкнул. Ну да, как же, подслушает! В этот момент с болота донесся вдруг жуткий пронзительный вопль. Будто бы кому-то воткнули нож в брюхо и теперь медленно поворачивали, наматывая на клинок сизые кишки. Рысь вздрогнул, а десятник, обернувшись, громко расхохотался:

– Что, не слышал, как выпь кричит?

– Выпь? – переспросил юноша. – Ах да, выпь…

Легионер покачал головой:

– Ох уж эти мне гладиаторы!

А Рысь думал. Как кричит выпь, он очень хорошо знал. Вовсе не так. Этот жуткий вопль издала явно не выпь, а… Юноша очень хорошо знал кто! Это перекрикиваются враги – галлы.

Десятник тоже задумался. Некоторое время оба прислушивались – крик больше не повторился.

– Все же я доложу центуриону, – зевнув, сказал десятник. – Хотя, может, это и не галлы вовсе, а выпь.

Рысь не стал настаивать. Кто его знает, может, и вправду то была выпь. Поди разбери теперь – крик-то не повторялся. Тоже странно: выпь обычно несколько раз кричит. Хотя десятник обещал доложить командиру, Рысь поежился. Выпь не выпь, а спать что-то расхотелось. Забравшись в палатку, юноша вытянул ноги, но не спал – прислушивался. Видел, как уходил на смену Автебиус – Рысь, на всякий случай, предупредил его о криках, – как вернулся и улегся рядом Сакс. Интересно, доложил ли десятник?

С треском пронзив палатку, острие копья попало несчастному германцу в грудь – и тот, застонав, выгнулся в смертной судороге. Другое копье ударило слева, и проснувшийся Рысь еле успел откатиться в сторону. Что же десятник не доложил? Не успел или… Выхватив меч, юноша затаился… Кто-то, откинув полог, заглянул внутрь… И тут же захрипел, получив удар в горло! Отбросив еще теплый труп, Рысь выскочил наружу. Солнце еще не взошло, но яркие лучи его золотили восточный край неба, и в этом призрачном свете юноша явственно увидал шастающих по лагерю болотных страшилищ. Одно из них обернулось к юноше. Лицо болотного выходца было раскрашено кровью, косматые волосы воинственно топорщились, голая грудь блестела от грязи и пота, такой же грязью были покрыты браки, в руках чудище сжимало огромную секиру. Ударило!

Вжик!!!

Рысь увернулся, полоснув острием меча по груди вражины. Тот резко отскочил в сторону и завыл, угрожающе размахивая секирой.

«Никакие это не чудовища! – вдруг осенило юношу. – Галлы! „Косматые“ галлы. Мятежники! Они все-таки пробрались… И их много, пожалуй, больше центурии… А ведь Памфилий говорил лишь о небольших шайках…»

У палатки центуриона воинственно заиграл рожок. Уцелевшие легионеры выскакивали наружу и пытались выстроиться в боевой порядок. Получалось плохо. Попробуй тут выстройся, когда лес кругом да болотина. Центурион, видимо, понял это и громко приказал отходить к дороге. Да, пожалуй, это было сейчас наилучшим выходом. Построиться на тропе, ощетинившись во все стороны копьями, – тут уж никто не возьмет с наскока, никакая шайка, даже самая многочисленная. Но для этого нужно выставить прикрытие, такое, чтоб продержалось какое-то время, необходимое для отхода и построения.

Центурион вдруг заметил Рысь.

– Эй, гладиатор, – закричал он. – Живо бери своих и отправляйся к тропе. Не пропускай туда «косматых»! Жди, я пришлю подмогу.

Кивнув, юноша бросился в указанную начальником сторону. Мимо него пробегали легионеры. Повсюду слышался звон мечей, стоны раненых и ругательства, однако никакой паники не возникало – все видели, что центурион жив и весьма деятелен. Это, конечно, было не на руку нападавшим, что те, видимо, поняли, да только поздно. Центурион и его десятники уже успели организовать оборону. Часть воинов сдерживала натиск невесть откуда взявшихся галлов, большинство уверенно отходило к дороге. Наткнувшись на ожесточенное сопротивление, нападавшие поумерили пыл и даже не пытались преследовать отступающую центурию. Да и как бы они смогли это сделать? Кругом болота.

Рысь, Луций и несколько пращников затаились за деревьями, прикрывая отход основных сил. Галлы пытались обстреливать их из луков и даже ранили нескольких, тем не менее их попытка прорваться к дороге никакого успеха не имела. Нападая неорганизованной толпой, «косматые» все время подставлялись под удар пращников, а те использовали свое оружие с потрясающей воображение меткостью. Галлы ушли так же неожиданно, как и появились. Вот только что шныряли за деревьями их устрашающе разрисованные фигуры, а сейчас – глядь, и нет никого! Куда, спрашивается, делись? Словно бы сгинули.

– Они знают болотные тропы, – уверенно высказался Рысь. – И появились здесь неспроста.

– Думаю, они и ушли неспроста. – Луций хмыкнул, осторожно выглянув из-за щита. Нет, вроде бы и впрямь ушли. – Галлы славятся необузданностью и безрассудной храбростью, – обернувшись, пояснил он. – И вряд ли бы отступили, даже если бы всем грозила гибель. Значит…

– Значит, нападавшими командовал тот, – тревожным шепотом продолжил Рысь, – кто у них в большом почете, раз они его слушаются беспрекословно.

– Такое возможно в том случае, если их предводитель – друид. – Луций снова принялся осматривать лес, так и не веря до конца, что галлы ушли все до одного. – Знаешь, кто это такие?

– Знаю, – вспомнив кровавые деревья, сумрачно отозвался гладиатор. – Приходилось сталкивался. Друиды способны на все.

– Да, на многое… Особенно сейчас, когда ситуация в Империи оставляет желать лучшего. А ведь Лугдунская Галлия никогда не считалась цивилизованной провинцией. Наше влияние здесь слишком слабо.

– Ну да, – усомнился Рысь. – А как же города, законы, дороги?

– Городов хватает, – признал Луций. – Но еще больше – селений, куда не ступала нога римлянина и где еще до сих пор приносят свои кровавые жертвы друиды. Да и сходство даже богатых и образованных галлов с римлянами – чисто внешнее, в душе они по-прежнему варвары. Извини, если обидел.

– Ничего, я же не галл. – Гладиатор вдруг расхохотался. – Я – еще больший варвар!

Тут уж засмеялись все оставшиеся в живых.

– Надо послать вестника центуриону, – отсмеявшись, предложил Луций. – Доложить обо всем.

Так и сделали: один из пращников, самый быстроногий, оленем помчался вслед за центурией. Отсутствовал он недолго – вернулся с приказом догонять основные силы.

– Ну, правильно, – кивнул Луций. – Чего здесь сидеть? Вот только… я бы на месте центуриона попытался преследовать галлов. Хотя бы ради того, чтобы обезопасить себя от возможного нападения.

– Преследовать? – ухмыльнулся Рысь. – Ты так хорошо знаешь окрестные болота?

Римлянин задумался:

– Вообще-то ты прав. Слушай, а что ты привязал плащ какой-то веревкой? Где твоя знаменитая фибула?

– Да потерял где-то, – раздраженно отмахнулся Рысь. – Искал, искал – тщетно.

– Ничего, – Луций засмеялся. – Еще познакомишься с какой-нибудь богатой матроной, она тебе подарит столько фибул – девать будет некуда!

– Да взамен потребует кое-что! – зубоскалили остальные. – Хотя, говорят, гладиаторы в этом плане куда как прытки.

Рысь даже покраснел, хоть и не считал себя таким уж щепетильным. Отвернулся смущенно, махнул рукою – смейтесь, мол, смейтесь.

– У нас в Лациуме говорят: нет ничего глупее глупого смеха, – улыбнулся Луций. – Ишь, не знал, что в пращниках одни остряки собрались.

– А как же! Меткая острота – меткая рука.

Так, с шутками-прибаутками, догнали центурию, остановившуюся на вершине холма. Теренций Капитон самолично встретил вернувшийся почти без потерь арьергард. Луций, вытянувшись, доложил обстановку, и центурион, хмуро кивнув, переспросил, куда именно отступили галлы.

– В болото, мой командир! – подтвердил Луций.

Теренций скривился:

– Это ты так думаешь, что в болото, или своими глазами видел?

– Э-э… Рысь видел!

– Какая еще рысь? А, гладиатор… Ну, рассказывай, гладиатор, – центурион с усмешкой перевел взгляд на анта. – Так что ты там видел?

Немного поежившись под жестким взглядом начальника, Рысь кратко поведал и об овраге, и о болоте, и о собственных на этот счет предположениях.

– Предположения свои пока оставь при себе, – прервал его Теренций. – Так, говоришь, уверен, что «косматые» пришли через болото?

– И так же ушли, мой господин.

– Что ж, если так…

Центурион снова нахмурился и угрюмо посмотрел вдаль, туда, где над лесом медленно плыли тяжелые темно-синие тучи. Постоял так, заложив за спину заскорузлые, привычные к мечу руки, потом обернулся к Рыси и Луцию:

– Свободны… пока. Небольшой привал, затем скажу всем, что делать.

Успокоенные командиром воины разом попáдали в траву, пользуясь возможностью хоть немного отдохнуть после ночной битвы. Луций примостился рядом с Рысью, видно, лень было идти к своим. Впрочем, и гладиатор не торопился разыскивать Автебиуса… хотя чего его разыскивать-то? Во-он, не его ли рожа маячит у кустов?

А ведь Автебиус тоже заметил Рысь, не мог не заметить. Что же не подошел? То так в друзья набивался, а то…

– Старик, похоже, не в духе, – перебил мысли приятеля Луций. – Хотя, если б не он, вряд ли б мы устояли сегодня.

Рысь вздрогнул:

– Так ты думаешь, он заранее знал, что…

– Знать, конечно, не знал, но никому не доверял – точно! И ведь правильно делал.

Гладиатор не отозвался. Какая-то нехорошая мысль вертелась в голове и никак не хотела попасться на крючок, словно хитрая, испытывающая терпение рыбака щука. Поймать бы ее, да что-то никак. Устал, и этот еще, Луций, болтовней надоедает. Вот уж и впрямь, говорливы римляне, словно бабы на рынке.

Впрочем, на этот раз Луций надоедал болтовней недолго, и не по своей вине – центурион не дал своим воинам долго разлеживаться. Вроде только расслабились, как тут же запели рожки и прозвучали слова команды. Ну не давали покоя Теренцию Капитону сгинувшие в болотах галлы, и все тут! Разделив центурию на несколько небольших отрядов, он велел тщательно прочесать окружавший болото лес, конечно, не весь, а только те его участки, что прилегали к дороге, однако и так работы хватило всем. Луций, Рысь, а также Автебиус в ряду прочих оказались в центральной группе, которую самолично возглавил центурион – и тут уж никому никаких поблажек не было. Все, включая самых опытных ветеранов, буквально рыли носами землю, вынюхивая неизвестно что, словно специально обученные охотничьи псы. И ведь вынюхали-таки!

Неизвестно, кто первым обнаружил брошенную стоянку галлов, – то ли это был Луций, то ли кто-то из ветеранов, – однако, увидев вдруг разбросанные по всей поляне ветки, центурион поднял руку, останавливая не в меру разошедшихся воинов.

– И что такого тут приметил старик? – шепнул Луций. – Ну, ветки… И что?

– Он, видно, полагает, будто это остатки шалашей.

– А ведь не зря…

Рысь оглянулся и увидел, как осторожно и почти бесшумно окружали поляну легионеры. Как подобрался центурион, как привстал на цыпочки Луций, как Автебиус зачем-то взмахнул рукою… На поляне что-то звякнуло.

– За мной, – обернувшись, тихо приказал Теренций, и воины быстро пошли на поляну.

И в самом деле, эти ветки, явно срезанные острыми ножами, очень походили на остатки шалашей. А вот и кострище, и окровавленные ошметки… Видно, галлы были здесь не так уж давно!

Шедший впереди центурион вдруг остановился, наклонился и что-то подобрал из золы. Обернулся, подозвав к себе ближайшего легионера, а сам при этом почему-то смотрел на Рысь, и гладиатору очень не понравился его пристальный и холодный взгляд.

– Взгляни-ка на эту вещицу, дружище Кравт, – что-то протянув воину, тихо произнес Теренций. – Узнаешь императора?

– Коммод? Каракалла?

– Нет, дружище, это Марк Аврелий… Хороший был император. И, кажется, благодаря ему я теперь знаю, кто помог галлам проникнуть в лагерь. – Центурион задумался, затем позвал к себе легионеров и принялся их о чем-то расспрашивать. После чего еще немного подумал и вдруг показав пальцем на Рысь, приказал: – Убейте предателя, думаю, нам незачем с ним возиться.

Юний еще не успел ничего понять, как сразу с трех сторон в него полетели дротики. Ну тут уж сработал инстинкт охотника – не ждать нападения, а нападать самому, а если не можешь, уклоняться. Юноша быстро присел и, резко, словно пружина, выпрямил ноги, прыгнув назад и влево, ушел, укрылся в кустах. А затем почти сразу же, не ожидая ничего для себя хорошего, со всех ног бросился бежать, петляя, как заяц, и чувствуя позади горячее дыхание погони. Сердце его стучало, а на душе было так горько, как не бывало, наверное, еще никогда. Надо же! Его посчитали предателем! За что? Почему?

Ответа не было. Пока…

Глава 14 Весна 225 г. Лугдунская Галлия Шайка атамана-философа

Только со временем бык норовистый притерпится к плугу,

Только со временем конь жесткую примет узду.

Публий Овидий Назон. Наука любви

Он затаился в болоте, как делал когда-то еще там, дома, охотясь на мелкую дичь. Погрузился в грязную лужу, предварительно проверив дно, дышал через сорванную камышину и чувствовал со всех сторон тяжелую поступь легионеров. А те кружили вокруг болота, как коршуны над птичником, обшаривали кусты и овраги. Убежище оказалось так себе, и, будь у центуриона побольше времени, отыскали бы Рысь, можно не сомневаться. Или сам бы беглец выскочил, отряхиваясь от холодной водицы. Хоть и припекало солнышко, да все же зуб на зуб не попадал. Юноша молил богов: пусть преследователи уйдут, пусть уйдут… Не так была страшна смерть, как дурная слава, ведь в глазах всех он, Рысь, умер бы предателем, словно бы понеся заслуженную кару. Центурион даже не захотел выслушать его – зачем? Ведь ему и так было все ясно. А вот Рысь пока ничего не понимал.

Полежав в луже еще немного, он осторожно высунул голову и осмотрелся: похоже, легионеры все же ушли наконец. Беглец прислушался: с дороги доносились удаляющиеся шаги. Значит, решили больше не искать. Подумали, что утонул в болоте, или просто махнули рукой? Впрочем, какая разница? Теперь бы не столкнуться с галлами – ведь те наверняка бродят где-то поблизости.

Юноша вылез из лужи и, оглядываясь, побежал вокруг болота – согреться и обсушиться. Согреться удалось быстро – через какое-то время от беглеца уже шел пар, а глаза застилал едкий пот. Теперь самое время немного отдохнуть, осмотреться, подумать. Выбрав подходящую полянку с журчащим ручьем, Рысь сбросил с себя одежду и, выстирав ее, разложил на траве сушиться, после чего вымылся сам и принялся чистить панцирь – однообразные действия хоть как-то успокаивали нервы и не мешали думать.

Фибула! Откуда она взялась там, в брошенном становище галлов? Или кто-то из них, шагая по пятам за центурией, просто отыскал ее в лагере? А может, это просто похожая вещь, и центурион зря решился принять меры? Впрочем, понять его можно – от всего того, что происходило в последнее время с центурией, явно попахивало предательством. Говорили, что все мятежники ушли к Кроциотонуму, а они оказались здесь и едва не перебили всю римскую сотню. И если бы не бдительность центуриона, наверное, перебили бы, очень даже просто. Теренций Капитон не зря нервничал и не доверял никому… Так, может быть, он просто использовал эту найденную фибулу, которую еще не так давно с гордостью носил Рысь? Да, наверное, это была проверка, и подозреваемый ее не выдержал. А центурион просто воспользовался этим, чтобы успокоить своих людей, показать им – вот, предатель найден, и теперь ничего плохого с центурией не случится. Интересно, куда они направились? К Алауне? Или назад, к Августодуруму? Впрочем, это не так уж и важно. Куда важнее – что же ему, беглецу, делать дальше? Возвратиться назад, в школу? Исключено, Теренций наверняка доложит все Памфилию Руфу, да и есть ли смысл в возвращении? Ведь он, Рысь, сейчас свободен! Так же, как прошлым летом, когда вместе с Лицинием бежал с виллы. Однако тогда он довольно быстро оказался в лапах «жаворонков», чьи караулы стояли на всех перекрестках. А ведь было мирное время, а сейчас мятеж и караулы наверняка усилены. К тому же где-то рядом бродит манипул Памфилия Руфа, да и кто сказал, что этот отряд – единственный? Значит, пользоваться дорогами нельзя, нужно пробираться лесами. Знать бы еще куда! Вообще-то, коль уж выдался такой случай, надо как можно быстрее убираться из Галлии, наняться на какой-нибудь корабль, добраться до земель ободритов, отыскать, наконец, Тварра, отомстить за погибший род. Да, вот поистине достойное, угодное богам дело! Только как отыскать этих ободритов? Добраться до колонии Агриппина, а там уж надеяться лишь на милость богов? Может, они подскажут? Почему бы и нет, коли принести хорошую жертву? Но сначала выбраться отсюда, из этих болот. Выйти к морю, да-да – к морю, договориться с рыбаками, чтоб довезли до любой гавани, куда заходят купеческие суда, а уж там видно будет. При себе, правда, лишь несколько сестерциев, но, наверное, можно будет и подзаработать в той же гавани грузчиком или еще как-нибудь. Именно так и нужно сделать, это, пожалуй, лучший вариант. Дороги для беглеца закрыты, а лесных троп он не знает да и не может знать. Чем шастать по лесам, лучше к морю, не так уж оно и далеко, если идти на север – никак не минуешь.

Приняв решение, юноша повеселел и, подумав, снова бросился в ручей, поднимая брызги. В чистом голубом небе ярко светило солнце, прозрачная вода приятно холодила кожу, рядом в кустах желтого дрока радостно щебетали жаворонки. Искупавшись, Рысь выбрался из ручья и, выйдя на поляну, озадаченно почесал затылок. В траве не было ни одежды, ни амуниции. Может, это не та поляна? Ну конечно же не та! Юноша облегченно рассмеялся и повернулся обратно к кустам, решив начать осмотр от ручья. Мягкая трава приятно защекотала колени, впрочем, беглец успел сделать лишь несколько шагов, как вдруг заметил вышедшего из лесу незнакомца, чернобородого, с длинными волосами, перевязанными тонким кожаным ремешком, одетого в овчину и браки. В руках незнакомец держал короткое копье с широким наконечником в виде орехового листа, за поясом его торчал нож, размером, пожалуй, не меньше гладиуса. Кто этот человек? Местный охотник? Наверное, у него можно спросить дорогу.

Улыбнувшись, Рысь едва успел шагнуть, как прямо перед ним, просвистев, впилась в землю стрела.

– Стой где стоишь, – осклабился чернобородый. – Смею заверить, мои люди стреляют метко.

Несмотря на галльский внешний облик, «бракатый» говорил по-латыни довольно хорошо и правильно, лишь иногда вставляя кое-какие слова родного языка. Черные глаза его пристально рассматривали беглеца.

– Что тебе от меня надо? – Рысь скрестил на груди руки.

Чернобородый расхохотался:

– Ты красивый юноша, и, думаю, тебя можно будет выгодно продать.

– Напрасные хлопоты, – в свою очередь усмехнулся беглец. – Я и так не свободен. Боюсь, у моего хозяина возникнут проблемы.

– А это уже не мое дело, – резонно возразил незнакомец и, причмокнув губами, снова всмотрелся в лицо юноши. Посмотрел, почесал бороду и вдруг приказал подойти ближе. – Кажется, я где-то тебя видел. В каком-то городе… В Лугдуне или Ротомагусе. Впрочем, не буду гадать. Давай рассказывай – кто ты, откуда? Нет определенно, я тебя где-то видал!

– Я бежал от римлян, – пожав плечами, признался Рысь, рассудив, что скрывать ему особенно нечего.

Бородатый кивнул:

– Похоже на правду. И куда ж ты бежал?

– А, не знаю. Куда глаза глядят.

– Хм… Вот как? А ты, парень, не из беглых ли гладиаторов часом?

– Ты угадал, – усмехнулся Рысь. Незнакомец вовсе не производил впечатления какого-то официального лица. – Долго мне еще тут стоять?

Заметно повеселев, чернобородый обернулся и свистнул. И сейчас же на поляну выбралось с десяток оборванцев в овчинах и браках. Кто с луком, кто с коротким копьем, а кто и при мече. Ну и гнусные же у всех них были рожи! Алчные, грубые, покрытые шрамами и рубцами.

– Да-да! – бросив копье в траву, чернобородый хлопнул себя по ляжкам. – Ну точно – гладиатор. Летом я видел тебя на арене Ротомагуса, ты бился с какой-то полосатой кошкой. Было?

– Было, – беглец улыбнулся. – Может, вернешь одежду?

– Дайте ему одежку, – распорядился «бракатый», и кто-то из оборванцев швырнул Рыси тунику.

Натянув ее, беглец почувствовал себя гораздо уверенней, в конце концов, ему теперь не приходилось стоять перед всеми голым. Теперь можно было и обнаглеть:

– А оружие?

Предводитель бродяг зашелся смехом:

– А ты шутник, парень! Хотя… – он вдруг стал серьезным, – очень может быть, что ты его скоро получишь. Давно в бегах?

– Давненько, – Рысь не стал вдаваться в подробности.

– Замечательно! – снова засмеялся «бракатый». – Нам как раз не хватало хорошего бойца. Будь с нами, гладиатор!

– А вы кто – повстанцы?

Теперь уж загоготали все. Некоторые даже схватились за животы, повалившись в траву, словно бы юноша выкинул невесть какую смешную штуку.

– Повстанцы? – смеясь, переспросил бородач. – Воевать с Римом? Мы что, похожи на дураков?

– Похожи, – съязвил Рысь. – Смеетесь уж точно по-дурацки! Вместо того чтобы объяснить.

– Изволь, объясню. – Вожак махнул рукой, и смех стих. – Мы – вольные люди. Не пашем, не сеем, не торгуем, никому ничего не платим. Живем тем, что добудем сами. И неплохо живем, верно, ребята?

– Ах, – догадался наконец юноша. – Так вы разбойники!

– Можно сказать и так. Я – Гретоликс, а это мои люди. – Чернобородый горделиво выпятил грудь. – Позволь теперь узнать твое имя?

– Рысь.

– Вот!!! – Гретоликс хлопнул в ладоши. – Именно так тебя и звали на арене. Теперь ты будешь с нами, гладиатор!

– А если я…

– Откажешься? Ха-ха! – Вожак шайки насмешливо сплюнул. – Ты же не идиот, гладиатор, и хорошо понимаешь: у тебя нет выхода. Ты чужак, местности не знаешь и никуда не проберешься – тебя очень скоро поймают: римляне выставили войска по всему побережью.

Услыхав про побережья, беглец погрустнел. Похоже, и в самом деле никакого другого выхода не оставалось.

– А с нами ты продержишься долго, – продолжал уговаривать Гретоликс. – Подавив мятеж, большая часть римских войск уйдет, вот тогда можешь пробираться куда тебе надо. А пока – с нами. Не самый плохой вариант, а в твоем случае – вообще единственный.

– Судя по твоей речи, ты не всегда был разбойником, – усмехнулся Рысь.

– Да, я когда-то изучал философию в Александрии. – Гретоликс вздохнул. – Впрочем, вряд ли ты, как и эти славные люди, знаешь, что такое философия и где находится Александрия. Вернулся – а мои родители уже умерли и земли захватили нехорошие люди, которых, признаться, пришлось хорошенько проучить. Ну, гладиатор, ты с нами?

– С вами, с вами. – Рысь обреченно махнул рукой. – Похоже, мне и в самом деле больше некуда деться.

– Рад, искренне рад! – Гретоликс улыбнулся и, подойдя ближе, хлопнул юношу по плечу. – Ты не пожалеешь, парень. Нам так не хватает опытных бойцов. Сможешь научить кой-чему моих ребят?

Беглец усмехнулся:

– Запросто. Правда, воины обычно не очень-то ценят наше искусство.

– А мы не воины, – разбойничий атаман поднял с земли копье. – И, уж будь уверен, оценим. Правда, извини, оружие тебе пока не дадим, сначала проверим в деле.

Дело нашлось уже буквально назавтра. Устроив на лесной дороге засаду, разбойники ограбили обоз, отправленный в Алауну с одной из вилл. Собственно, даже и битвы-то никакой не было: понадеявшись на большое количество римских войск в округе, обоз выехал почти без охраны, за что и поплатился. Увидев выскочивших из леса «бракатых» да заступившего дорогу Рысь, обнажившего меч, обозники тут же разбежались. Догонять их никто не стал – больно надо! Прихватив с собой добычу – несколько бочонков с медом, ткани, копченую рыбу, пару амфор с вином, – шайка Гретоликса быстренько скрылась в лесу. «Косматые» бурно радовались, а вот их образованный предводитель грустил: добыча-то оказалась мизерной. Да и какой она могла быть сейчас, по весне? Вот если б осень, можно было бы надеяться и на свежее мясо, и на солонину, и на дичь. Впрочем, дичи и меда в лесу хватало, а ничего более ценного в обозе не оказалось.

– Думаю, то же самое мы найдем и в ближайших селеньях, – хлебнув вина, грустно покачал головой атаман. – Эх, вот если б напасть на виллу!

– Так за чем же дело стало? – Рысь подставил кружку, и кто-то из сидящих рядом разбойников наклонил амфору.

– А дело в наших небольших силах, – охотно пояснил Гретоликс. – На селение-то мы еще с горем пополам можем напасть или вот на небольшой обоз. Что же касается укрепленных вилл… Да там одной охраны в несколько раз больше, чем всех нас! А риск – он хорош, когда оправдан. Вот если б с кем объединиться… Арбай! – Атаман щелкнул пальцами, и молодой, заросший пегой щетиной разбойник поперхнулся вином.

– Слушаю. – Вытерев губы рукой, он поднял глаза.

– Пойдешь к Черной болотине, там должны быть мятежники. Найдешь Амнидикса, передашь мое предложение.

– А если не согласится?

– А то уже не твоя забота. Хотя, думаю, согласится. С чего бы Амнидиксу не согласиться, что он, мало раньше разбойничал? Да и сейчас, думаю, не прекратил. – Гретоликс задумался. – Вообще странно было увидеть его в рядах мятежников. Хотя уж кому никакого дела нет до политики, так это Амнидиксу. Вот если бы дело пахло большими деньгами… Впрочем, а кто сказал, что это странный мятеж ими не пахнет?

– Странный? – поднял глаза Рысь.

Атаман встрепенулся:

– Кто странный?

– Ты сказал: мятеж какой-то странный, – не отставал юноша. – Почему?

– Да так… – Гретоликс поджал губы. – Ты не вникай, гладиатор, это я о своем. Пей лучше, веселись. Эй, плесните-ка ему еще вина!

Замяв тему мятежа, предводитель шайки проводил глазами убежавшего с поручением Арбая и велел всем остальным отдыхать до вечера. Вечером Рысь должен был продолжить обучение разбойников владению мечом, а пока и в самом деле следовало отдохнуть, тем более что день выдался солнечный, жаркий.

Разбойничья берлога – именно так беглец именовал пристанище шайки – представляла собою большую яму, вырытую меж корнями высокого дуба и так искусно замаскированную, что, даже находясь совсем рядом, нельзя было обнаружить лаз. Впрочем, сейчас берлогой пользовались редко – тепло, да и в окрестной глуши можно было не опасаться случайных встреч с легионерами. Местных же разбойники не боялись, пусть те сами их боятся!

Прислонившись спиной к теплой шершавой коре дуба, Рысь чистил меч, вполглаза поглядывая на храпящих товарищей. Рожи у них, конечно, еще те, но все же нельзя сказать, что все эти «бракатые» были таким уж кончеными людьми. Кто-то из них, как когда-то Рысь, бежал с виллы, у кого-то легионеры сожгли деревню, а кого-то за долги продали в рабство. Хоть такое и запрещалось законами Рима, да здесь, в глуши, частенько действовали свои законы, а то и вообще никаких, одно лишь право дубины. У кого она больше, тот и прав! Владельцы вилл, пользуясь покровительством римлян, закабаляли крестьян, превращая их в зависимых арендаторов – колонов, ну а те, конечно, бунтовали. Таким образом, почва для мятежа в здешних забытых богами местах была самая благоприятная. И с чего бы это Гретоликс назвал мятеж странным? Он ведь далеко не дурак, этот образованный разбойничий вожак. Послушать его рассуждения бывало иногда весьма интересно и поучительно. Что же тут странного, в этом мятеже? Однако не менее странные дела творились с центурией Теренция Капитона.

Рысь принялся рассуждать: во-первых, совместно с алаудами Памфилия Руфа центурия Теренция жестоко расправилась с жителями мирной деревушки секвонов – так называли живущих в той местности галлов, как некоторых звали эдуями, а других – паризиями. Повода для такой расправы не было! Во-вторых, сам Памфилий отправил центурию в тихое вроде бы место. И в этом тихом месте коварные галлы едва не вырезали всех! И вырезали бы, коли б не бдительность опытного центуриона. Та самая бдительность, что ему, Рыси, вскорости вышла боком. Ну, это уже в-третьих… Ясно было, что о пути центурии знали. Знали, естественно, через предателя, за которого Теренций Капитон и принял Рысь, а может, и не принял, а просто пожертвовал им, чтобы успокоить воинов. А Теренций ли виноват? Тот ведь просто воспользовался найденной фибулой, может быть, похожей на ту, что была потеряна Рысью… А может быть, и той же самой! Тогда возникает вопрос: как она попала в становище галлов? Как вчера еще советовал Гретоликс, не надо путать причину и следствие. Разобраться бы только, что здесь причина, а что следствие. Для начала надо вспомнить, при каких обстоятельствах пропала эта самая фибула. Ну, тут и вспоминать нечего – во время экзекуции, когда снимал плащ. Кто тогда присутствовал? Кравт. Мог украсть застежку? Вполне. А вот потом расстаться с ней – вряд ли. Не такой это человек, ну разве что фибулу у него потом еще раз кто-то украл. Бред какой-то получается – вор у вора… Нет, надобно искать более простое объяснение. Самое простое – фибулы просто похожи. А если чуть посложнее? Посложнее получается, все же кто-то пытался его, Рысь, оклеветать. Кому же он так насолил… Кто мог украсть фибулу? Конечно же, Автебиус! Недруг Рыси еще со времен гладиаторской школы. Недруг и завистник. Ну да, он, скорее всего, и забрал тогда фибулу, хоть в том и не признался. Будет он признаваться, как же, скорее уже тогда задумал недоброе. А затем, увидев благоприятный момент, решил использовать – бросил. Бросил! Не зря же он махал рукой у становища, не пот вытирал и не отгонял мух! Бросил, чтобы, обвинив Рысь, отвести подозрение от себя. Ведь это он (или погибший Сакс) пропустил мятежников через овраг, другим путем те никак не смогли бы незаметно пробраться в лагерь. Что же они его не убили? А-а, наверное, хитрый галл, завидев выходящих из болота людей, просто-напросто спрятался в кустах и притаился. Если бы закричал, его бы, конечно, сразу убили. Трус! Трус и предатель. А он-то, Рысь, дурачина, почти поверил его лицемерному дружелюбию! А ведь стоило немного подумать, и все стало ясным как день. Хорошо, что в голову хоть иногда приходят умные мысли. Правда, Гретоликс говорит, что умная мысль – это та, что приходит вовремя. А может быть, все и к лучшему? Он, бывший гладиатор и раб, теперь наконец свободен! Только вот толку-то пока от такой свободы!

Рысь задремал наконец, разморенный вином и солнцем, и только вечером, когда длинные тени деревьев протянулись через всю поляну и оранжевое небо заполыхало закатом, юношу разбудил торжествующий возглас разбойничьего атамана.

– Молодец, Арбай! – не скрывая радости, кричал он, обнимая пегобородого парня. – Ты хорошо выполнил поручение. Впрочем, я и так знал, что Амнидикс согласится. Где, говоришь, расположена вилла?

– За дубравой, что почти сразу за Черной болотиной.

– А, клянусь Везуцием, знаю! Недалеко от дороги в Ингену.

– Да, там. Вилла Лонгина Аларга.

Вилла Лонгина Аларга располагалась на пологом холме близ кленовой рощи. Слева от холма, в ложбине, журчал широкий ручей, скорее даже небольшая речка, через которую был переброшен деревянный мостик. Справа зеленел молодой листвой орешник. Это было довольно красивое место, особенно сейчас, в мае. Из леса к вилле вела извилистая дорога, по краям ее виднелись распаханные, а кое-где уже и засеянные яровой пшеницей поля. На краю одного из таких полей, близ леса, и затаились разбойники. Теперь, учитывая людей Амнидикса – того самого рыжебородого парня, что имел какую-то тайную связь с привратником Памфилия Руфа, – их было не то чтобы много, но вполне достаточно для нападения на охраняемую виллу. Тем более что Гретоликс заранее разведал все подходы. Вокруг виллы тянулась ограда из скрепленных известковым раствором камней. Внутри, кроме окруженного колоннадой господского дома, располагались хижины рабов, амбары, конюшня, эргастул и прочие постройки, в числе которых и высокая башня, на которой сейчас маячил часовой, внимательно осматривающий округу. Хоть центр мятежа располагался гораздо дальше к востоку, обитатели богатых вилл принимали меры предосторожности, призванные уберечь от всякого рода напастей.

Впрочем, разбойников эти меры, похоже, ничуть не смущали.

– У них всего полтора десятка воинов, – усмехаясь, негромко пояснял Гретоликс. – Остальные – рабы и колоны, которых вряд ли будут вооружать.

– Да, но они могут послать за подмогой, – недоверчиво возразил Амнидикс. – Придется перекрыть все дороги.

– Не только дороги, но и все тропки. – Гретоликс согласно кивнул. – Людей у нас хватит.

– Людей-то хватит, но вот хватит ли у них сноровки?

– Не знаю, как у твоих, уважаемый Амнидикс, а у моих – вполне хватит!

Оба атамана расхохотались. Сжимая копье, Рысь стоял позади всех. Он старался лишний раз не попадаться на глаза Амнидиксу, рыжеватые косички которого запомнились юноше еще со времен прошлогоднего побега и всего, с ним связанного. Похоже, Амнидикс так и не узнал гладиатора. Впрочем, а даже если бы и узнал? И что с того? Мало ли гладиаторов развлекало время от времени всадника Децима Памфилия Руфа?

– Рысь! – Гретоликс обернулся и подозвал юношу. – Повозки готовы?

– Давно готовы.

– Что ж… – Разбойничий атаман, прищурившись, посмотрел в небо. – Пора. И да помогут нам боги.

Он взмахнул рукой, и три груженные выделанными шкурами повозки, запряженные медлительными волами, выбрались на дорогу и не спеша покатили к вилле. Первой из них, накинув на плечи рваное рубище, правил Гретоликс. Поскрипывая, вертелись колеса, сидевшие на облучках возчики лениво помахивали бичами. Припекало солнце, едва-едва дувший ветерок чуть шевелил листья кустарников и деревьев, сонно жужжали мухи. Перевалив через ухабы, повозки остановились перед запертыми воротами виллы. Гретоликс слез с облучка и, подойдя к створкам, пнул их:

– Эй, открывай!

– Кто такие? – выглянул в смотровое окошечко привратник, совсем еще молодой парень.

– Не твоего ума дело, – презрительно бросил разбойник. – Вилика позови, живо!

– Чего надо? – В оконце возникло пожилое морщинистое лицо, видимо, вилику давно уже доложили об обозе.

– Всадник Лонгин Аларг из Ингены приобрел эти кожи в Арегенусе и велел везти их на свою виллу. Ну и глушь тут у вас, со вчерашнего дня блуждаем.

Вилик недоверчиво осмотрел повозки и осведомился, не передал ли хозяин случайно какого-нибудь письма.

– Письма? – Атаман усмехнулся. – Конечно передал! На, читай… – Он протянул восковую дощечку – подделать послание такому грамотею, как Гретоликс, не составило особого труда.

Однако вилик был тот еще жук.

– А где же оттиск хозяйской печати? – прочитав письмо, тут же спросил он.

– А я откуда знаю? – раздраженно заорал разбойник. – Не хотите принимать кожи, не принимайте, увезем обратно, пускай потом хозяин сам с тобой разбирается. Заворачивай, ребята!

Возчики схватили волов за упряжь.

– Эй, постойте! – не на шутку испугался вилик. – Уж так и быть, заезжайте.

Заскрипев, отворились ворота, и повозки медленно вползли на просторный двор виллы.

– Да, ничего не скажешь, долгонько же мы проплутали, клянусь Везуцием! – взглянув на солнце, посетовал Гретоликс. – Может, прибавишь за труды пару сестерциев?

– А это ваши проблемы. – Вилик дребезжаще засмеялся. – Надо было получше дорогу спрашивать. Эй, чего там встали? – Он строго взглянул на возчиков. – Езжайте на задний двор, во-он…

Вилик протянул руку… Нож Гретоликса вошел ему прямо в сердце. И тут же один из возчиков, выхватив из повозки заранее приготовленный лук, метко поразил часового, маячившего на башне. Полетели в стороны кожи, прикрывавшие прятавшихся в повозках разбойников, засвистели стрелы, а у входа в дом немедленно завязалась драка. Повинуясь приказу Гретоликса, Рысь вместе со всеми побежал на задний двор – воины могли быть и там. Они там и были, правда, разбойников решили не дожидаться, а взяли с конюшни коней, умчались прочь и виднелись теперь далеко-далеко у леса. Впрочем, вот один как-то неловко дернулся в седле, завалился, схватившись за голову, видно, его настиг пущенный из пращи камень. Второго сбили дротиком, третий вроде бы прорвался в лес, и что там с ним сталось, знали теперь одни боги да люди Амнидикса, как раз и скрывавшиеся в лесу вокруг виллы. Между тем стычка у ворот уже заканчивалась. По сути, и сопротивления-то никакого не было, рисковать собственной шкурой ради хозяйского добра охотников находилось мало. Что же касается рабов, то те живо побросали работу и, собравшись в кучу у входа в дом, вполголоса переговаривались, искоса посматривая на нападавших.

– Мы не будем вас убивать и не причиним никакого горя, – с ухмылкой успокоил их Гретоликс. – И вообще скоро покинем вашу благословенную виллу.

– Убейте всех надсмотрщиков, – угрюмо оглянувшись по сторонам, посоветовал один из рабов – мрачного вида тип, полуголый, с бритой головой и следами плети на смуглой спине. – А как станете уходить, заприте нас в эргастуле, чтоб не подумали, что мы вам помогали.

– Хорошо. – Гретоликс кивнул и громко поинтересовался, не желает ли кто-нибудь из рабов примкнуть к его войску.

Многие невольники переминались с ноги на ногу, но в шайку никто так и не попросился.

– Зря надеешься, – подойдя ближе, пояснил Амнидикс, поправляя свои щегольские, падающие на грудь косички. – Хозяин виллы велит казнить каждого десятого, если хоть один раб убежит.

Гретоликс вздохнул:

– Что ж… Хотят оставаться рабами – пусть. Их дело, неволить не буду. Пойду потороплю своих. Кажется, настала пора загрузить телеги добром. Эй, гладиатор, давай-ка за мной.

Рысь усмехнулся и молча пошел вслед за предводителем шайки. Амнидикс проводил юношу подозрительным взглядом, но ничего не сказал.

Господский дом представлял собой роскошный двухэтажный особняк с атриумом, таблинием, библиотекой, баней, ларариями, кабинетом и спальнями для гостей и хозяев, комнатками слуг и служанок, еще каким-то узкими помещеньицами, средь которых вполне можно было бы заблудиться. Что, казалось, сейчас и происходило, судя по тому, как бестолково разбойники метались по всему дому. Кто-то из них тащил серебряное блюдо, кто-то – золотой светильник, кто – дорогую одежду, а кое-кто – целый сундук с драгоценностями, не особо, правда, большой, но тем не менее. Где-то совсем рядом послышался женский визг, тут же затихший.

– Эй, гладиатор! – Заплутавший Рысь обернулся и увидел Арбая. – Гретоликс велел тебе идти в библиотеку, помочь.

– Хорошо, – обрадовался юноша. – А где здесь библиотека?

– Во-он по той лестнице, а там по коридору направо. Да увидишь.

Кивнув, Рысь одним прыжком взлетел по узенькой лестнице и оказался в полутемном коридорчике, узком и длинном. Где-то впереди маячили смутные тени. Библиотека? Нет, кажется, это здесь, ведь Арбай сказал: направо… Или – налево? Да нет, направо, значит, сюда.

Юноша нырнул под арку. В небольшой комнате вдоль стен стояли полки с амфорами и небольшими изящными кувшинчиками – серебряными и бронзовыми. Перед входом, у стены с узким оконцем, находилось большое зеркало из полированной меди, рядом с которым на столике были разложены щипчики для выщипывания бровей, палочки для завивки, жаровня и благовония. На библиотеку это помещение уж никак не походило, скорее являлось альковом супруги или дочери хозяина виллы.

Рысь хотел было прихватить с собой пару безделушек, да раздумал – уж лучше потом отправить сюда остальных, все равно вся добыча будет разделена по справедливости. А вот в библиотеке порыться хотелось. Юноша полюбил книги еще в прошлом году, на вилле Галлия Флора. Гретоликс тоже был человеком грамотным, даже ученым, уж куда более ученым, нежели Рысь. Было бы интересно поговорить с ним в тиши библиотеки, среди застывшей мудрости книг. А может быть, ко всему прочему, вожак разбойников пояснил бы, почему это он считает мятеж странным? Рыси тоже хотелось это узнать.

Позади вдруг раздался шорох. Мелькнула быстрая тень. Резко пригнувшись, Рысь крутанулся на пятке, ладонью выбивая из вражьей руки направленный в его спину кинжал, и тот покатился по полу с жалобным звяканьем. Гладиатор с усмешкой вытащил меч… и застыл, удивленно моргая. Его соперником оказалась женщина, вернее, юная девушка, вряд ли старше самого Рыси. Рыжая, с распущенными волосами, она была одета в простую тунику с короткими рукавами, подпоясанную узеньким, безо всяких украшений поясом. В глазах девчонки – серых или светло-зеленых – явственно читалась смесь вызова и ужаса.

Рысь с усмешкой спрятал меч в ножны:

– А ты еще кто такая?

– Не твое дело! – Девушка бросилась было прочь, но гладиатор быстро схватил ее за руку: – Куда, дура? Хочешь, чтобы тебя изнасиловали сразу несколько человек?

– Пусти!

– Ну-ну… Иди, попробуй, уговаривать не буду. – Юноша картинно оперся на дверной косяк. – Ну, что же ты не идешь?

Словно в ответ откуда-то снизу, из атриума или ларария, снова послышался женский крик, сопровождаемый гнусным мужским смехом, причем смеялось несколько человек.

Девчонка закусила губу, блестящие глаза ее уперлись в лицо гладиатора.

– А ты? – тихо прошептала она. – Почему ты не набросился на меня и не изнасиловал прямо на том сундуке?

– Сундук слишком узок, знаешь ли. – Рысь цинично ухмыльнулся. – А я люблю удобства. Тем более у тебя, кажется, скулы слишком широкие, и нос чересчур уж длинный, и…

– Что?!! – смертельно обиженная незнакомка возмущенно стрельнула глазами. – Это мой-то нос – длинный?! Это у меня-то скулы широкие?! Да если хочешь знать, сам хозяин не считал за позор звать меня в…

– Да и какая-то ты худая, тощая, словно кошка, – продолжал издеваться гладиатор. В конце концов, почему бы и нет, ведь эта девица его чуть не убила!

– Худая?!

– Да и груди у тебя совсем нет.

– Нет? А это, по-твоему, что? – Одним движением девушка сбросила с левого плеча тунику, обнажив и в самом деле недурную грудь, пусть небольшую, но крепкую, с коричневым твердым соском.

– Сдаюсь, сдаюсь. – Рысь шутливо замахал руками. – Скажи твое имя, красавица!

– Да пошел ты…

Снизу послышались шаги и раскаты смеха, видно, кто-то из разбойников, натешившись с женщинами, поднимался по лестнице в поисках новой добычи.

– Рабы говорят, у здешней хозяйки была наперсница-служанка. Стерва, но чудо как хороша. Она, должно быть, прячется где-то здесь.

Девушка испуганно ойкнула.

– Прячься! – Не раздумывая, Рысь бросился к сундуку и откинул крышку.

– Но…

– Лезь живо, кому говорю! – Он выкинул из сундука тряпье.

Шаги быстро приближались, и девчонка, передернув плечами, сочла за лучшее последовать совету гладиатора. Едва тот успел захлопнуть крышку, как в комнату с факелами в руках ворвались разбойники, вперемешку люди Амнидикса и некоторые из Гретоликсовой шайки.

– О! – увидев Рысь, захохотал Арбай. – Ты уже здесь, гладиатор?

– А где же? Хорошо, что ты пришел, берись, потащим во двор этот сундук с книгами.

– Что ж, потащим. – Молодой разбойник с неохотой кивнул и обернулся к своим спутникам. – Вы подождите, я скоро.

Подхватив сундук, Рысь с Арбаем проворно потащили его к лестнице.

– А ничего, легкий, – радовался на ходу Арбай. – Я-то думал, куда тяжелей будет!

– Так там одни свитки. – Гладиатор беспечно улыбнулся. – Переплетенных книг нет.

– И дались же нашему вожаку эти книги! – осуждающе произнес разбойник. – Все могу понять – и жестокость его, и хитрость, и ум… Но книги? И кому только они нужны?

– Каждая немаленьких денег стоит, – пояснил Рысь.

Арбай рассмеялся:

– Ну, если так, то да. Слышь, гладиатор, мы там нескольких бабенок притащили в атрий, хочешь – присоединяйся.

– Красивые?

– Кто? А, бабы, что ли… Да ничего. Занять на тебя очередь?

– Займи… Только не думаю я, что успею подойти.

– А это уж твои дела, ждать не будем! – Громко захохотав, Арбай поставил сундук к повозке.

Со стороны виллы донесся вдруг пронзительный женский вопль, резко оборвавшийся на высокой ноте.

– Развлекаются, – завистливо произнес разбойник и просительно посмотрел на Рысь. – Ну, больше ничего не надо?

– Не надо, – махнул рукой гладиатор и, проводив взглядом радостно убегающего к вилле парня, задумчиво уселся на сундук.

Что же все-таки делать с девчонкой? Отпускать ее отсюда нельзя – нарвется на окружение. Если только переждать до вечера где-нибудь на территории виллы? Ведь к вечеру разбойники, ясное дело, постараются покинуть виллу. Чего ради им здесь сидеть? Римлян дожидаться? А вообще-то, что ему эта девка? Рысь вздохнул. Ну, вступился… Он, наверное, и за тех бы женщин вступился, которых сейчас по очереди насиловали в атриуме, так уж был воспитан с детства.

«Будь честен и храбр! – учил отец. – Но не менее, чем храбрость, воину к лицу благородство. Если можешь, защищай слабых – стариков, детей, женщин, если же не можешь – что ж, значит, ты уже не воин, тебе изменило счастье».

«Будь благороден, честен и смел! – Рысь словно наяву услышал вдруг голос отца, подло убитого ободритом Тварром. – Защищай слабых». Защищай… Защитишь тут, как же! Пожив в шкуре гладиатора, Рысь, конечно, стал вполне циничным и на многие вещи смотрел теперь проще, но все же… все же не мог видеть, как безнаказанно обижают детей или женщин. Ну, тех, кто там, в атриуме, ему уже не спасти, а вот ту, что сидит сейчас в сундуке…

Рысь тихонько постучал по крышке:

– Эй, слышишь меня?

– Да, – еле слышно откликнулась девушка.

– Ты можешь где-нибудь спрятаться, пересидеть до вечера?

– В доме?

– Нет, лучше бы не в доме. Где-нибудь во дворе или в саду.

– Есть одно местечко… Грот у ручья в глубине сада. Рядом с беседкой.

– Далеко это?

– Не очень.

Оглядевшись по сторонам, Рысь не заметил ничего подозрительного, вернее, никого. Никого, кто бы мог помешать осуществлению только что возникшего в его голове плана – видимо, все прорвавшиеся на виллу разбойники были заняты грабежом. Все, кроме тех бедняг, что были выставлены часовыми у ворот и на башне, да еще десятка полтора маялось в оцеплении, которое предусмотрительный Гретоликс пока снимать не советовал. Что ж, тем лучше…

Пошарив в телеге, юноша вытащил оттуда мужской плащ с капюшоном – пенулу и быстро распахнул крышку сундука:

– Вылезай. Живо!

Девчонка не заставила себя долго упрашивать, выпрыгнула, что твоя лань.

– Надевай! – Рысь швырнул пенулу. – Идем. Быстрее. Где твой грот?

– Там, в саду, за виллой.

Сопроводив девушку почти до ручья, парень остановился, осматриваясь. Вокруг, по обоим берегам узенького, с переброшенным изящным мосточком ручья, зеленели причудливо подстриженные деревья. У самого мостика располагалась увитая плющом беседка с колоннами и островерхой крышей, а за ней, у специально устроенного из круглых камней водопада, грот в виде небольшой пещеры. Странно – где же там прятаться? Впрочем, девчонке, наверное, виднее.

– Не вздумай бежать с виллы, – тихо предупредил Рысь. – По всем дорогам засады. Уж подожди до вечера как-нибудь.

– А вечером вы уйдете?

– Надеюсь.

– Вот никогда бы не поверила, что такое возможно, – неожиданно рассмеялась девчонка. – Чтоб меня спас разбойник!

– Я не разбойник, – скривился Рысь. – Я – гораздо хуже.

– Хуже? – Светло-серые – да, теперь было хорошо видно, что светло-серые, – глаза девушки округлились.

– Я гладиатор!

– Гладиатор?! – Девчонка всплеснула руками. – В самом деле?

– Прячься! – чуть ли не силой Рысь отвел ее к гроту. – И помни: до темноты не высовывайся.

– А если вы к вечеру не уйдете?

– Тогда я предупрежу. Тебя как звать?

– Лаэрта.

– Прощай, Лаэрта.

Повернувшись, гладиатор быстро зашагал прочь. Уже перевалило за полдень, и солнце жарило теперь еще сильнее. У ворот виллы несколько десятков разбойников в одних браках деловито грузили добычу на возы. Двое предводителей – Гретоликс с Амнидиксом – расслабленно стояли у входа в виллу и о чем-то со смехом болтали. Похоже, никто из них не планировал оставаться здесь до утра. Замедлив шаг, Рысь задумчиво посмотрел на них и почесал затылок. Помочь, что ли, грузить? Или… Юноша не успел придумать, чем же ему заняться, как не успели закончить свой разговор два атамана, а занятые погрузкой разбойники не завершили свою работу. Не до того стало – маячивший на башне часовой вдруг нагнулся и истошно закричал:

– Римляне!

Глава 15 Май – июнь 225 г. Лугдунская Галлия Повстанцы

Есть тут навесы в саду, кубки, розы, флейты и струны,

Тут и беседки, и тень тонких прохладных ветвей…

Публий Вергилий Марон. Трактирщица

Римляне! Откуда они взялись здесь, в этой забытой всеми богами глуши? Разгромив мятежников, пришли из-под стен Кроциотонума? Рассуждать было некогда, следовало срочно готовиться к битве.

– Закрывайте ворота! – деловито распорядился Гретоликс. – И занимайте оборону на стенах.

– Может быть, стоит отступить? – потеребив косы, тихо предложил Амнидикс. – Думаю, так было бы лучше.

– Мы не успеем отойти. – Атаман шайки покачал головой и добавил свистящим шепотом: – Пусть хоть кто-то останется прикрывать отход.

Амнидикс кивнул и посмотрел на башню.

– Да. – Гретоликс усмехнулся. – Пожалуй. Нам стоит взглянуть на легионы самим. Эй, гладиатор! – Он обернулся к Рыси. – Бери наших и занимайте оборону у ворот.

Отдав приказ, он вместе с Амнидиксом скрылся в доме, и почти тотчас же их фигуры замаячили на вершине смотровой башни.

Рысь с Арбаем и прочими, прихватив копья, кинулись к воротам и, задвинув мощный засов, расположились у самой стены на специальной приступке. Выглянув, юноша посмотрел вдаль и увидел наконец римлян. Их было много, очень много, два манипула, а то и когорта – человек шестьсот. Сверкая шлемами и наконечниками копий, они узкой змеей растянулись по дороге от дальнего леса и почти до ручья. Легионеры шли молча, хорошо слышна была их тяжелая поступь. Совсем немного осталось. Рысь усмехнулся: вот уж не ожидал, что прихотливая злодейка-судьба метнет его в ряды галльских повстанцев. Что ж, с этими людьми, пусть даже они разбойники и не по своей воле он попал сюда, он делил хлеб и воду и не собирался теперь их предавать. Сражаться так сражаться, пусть даже в данных условиях это верная гибель. И что с того? В глазах римлян – быть может, он столкнется в бою со свои знакомыми, тем же Луцием, – Рысь все равно оставался предателем. Что ж, у старого центуриона Теренция Капитона будет шанс убедиться в своей правоте. Лишь бы не схватиться с Луцием, не хотелось бы его убивать. А вот ежели в пределах досягаемости неосторожно покажется коварный галл Автебиус – вот с ним-то как раз неплохо будет сразиться!

Рысь про себя хмыкнул: в принципе, они все были для него чужаками – и римляне, и их противники-галлы. И наверное, совсем не стоило ввязываться в схватку, но уже поздно отступать. Как бы расценили сейчас галлы его попытку сбежать? Нет уж, совсем ни к чему еще раз навлекать на себя позор, куда больший, чем при побеге из центурии Теренция Капитона, – ведь тогда он, Рысь, не был ни в чем виноват. А если он попытается бежать сейчас, это будет именно предательство, какими бы там мотивами ни руководствовался гладиатор. Да, пожалуй, лучше погибнуть под мечом легионера, дорого продав свою жизнь. В конце концов, смерть на арене или в бою – какая разница? Ведь другой судьбы нет. А в бою – даже почетнее!

Рысь вытащил меч, всматриваясь в приближающихся легионеров. Вот сейчас они подойдут ближе, растекутся по округе, выстраиваясь в ряды; убыстряя шаг, ринется к воротам ударная группа, как всегда «черепахой» – подняв над головами квадратные выпуклые щиты. Щиты… А что-то их не видно, знаменитых римских щитов. Нет, вот, есть – но овальные, галльские. Ага, наверное, это алауды-«жаворонки»! Хотя нет, «жаворонки» тоже вооружены как обычный римский легион.

Рысь всмотрелся внимательнее, с удивлением отмечая про себя и отсутствие легионерских значков, и полную тишину, и какую-то странную неразбериху, – такое впечатление, что тяжелая и легкая пехота перемешались, чего быть не могло даже на марше. Римляне никогда бы не допустили подобного! Значит, это…

– Это не римляне! – послышался позади насмешливый голос Гретоликса. – Остыньте, ребята.

– Не римляне? – обернулся Арбай. – Тогда кто же?

– Думаю, об этом лучше спросить у Амнидикса.

Стоявший тут же Амнидикс усмехнулся:

– Кажется, я узнал там кое-кого. Это наши, возвращаются от стен Кроциотонума.

Неизвестные воины наконец подошли к воротам и остановились, требовательно затрубив в рог.

– Открывать? – обернулся Рысь.

Амнидикс кивнул:

– Открывайте. Я узнал своего старого знакомца Ладука и еще многих. Эй, Ладук! – громко закричал он. – Кажется, у Кроциотонума вам не улыбнулось счастье?

– Проклятые римляне стянули туда два легиона! – угрюмо откликнулся идущий впереди коренастый белокурый мужчина с приятным и хорошо знакомым лицом – привратник! Доверенное лицо всадника Памфилия Руфа, дуумвира Ротомагуса! Но ведь Памфилий Руф как раз и возглавляет подавление мятежа. Тогда как объяснить, что…

Гладиатор прямо-таки почувствовал гнилой запах предательства.

А люди Амнидикса уже открывали ворота, и первый отряд галльского воинства вошел на просторный двор виллы. Мятежники выглядели неважно – пробитые доспехи, грязные лохмотья вместо одежды, многочисленные раны под повязками с бурой запекшейся кровью. Видно, римляне потрепали их довольно сильно. Еще бы – два легиона против горстки повстанцев! Но – привратник… Кто-то из них ведет двойную игру – либо этот Ладук… либо сам Памфилий! А что нужно всаднику? Богатство у него и так есть, значит, власть. Ну да, власть… Два легиона – это не две центурии! Но кто же ему их дал, неужели наместник… или даже сенат и сам император?! Да, услыхав о почти полном разгроме отряда Теренция Капитона, сенаторы вполне могли принять такое решение, особенно если кто-то сильно преувеличил потери римлян. И этот «кто-то» – Децим Памфилий Руф! Как говорил когда-то Плавт: «Ищи, кому выгодно». Выгоден ли Памфилию разгром римской центурии? Еще как! Во-первых, мятеж в глазах обывателей стал куда более кровавым, а следовательно, тот, кто раздавит повстанцев, станет чуть ли не спасителем Империи! Ну и, во-вторых, именно под это дело Памфилий и выпросил легионы. Конечно, командование такими силами ему не доверят, на то есть легаты. Два легата и, в качестве советника, Децим Памфилий Руф, всадник… Впрочем, какой всадник? Наверное, уже сенатор! Или станет таковым в самое ближайшее время, как, наверное, и дружок его, эдил Марций. Ай да Памфилий, а ведь все прикидывался простачком… О, боги! Но ведь если рассуждать таким образом, то разгром центурии Теренция – дело рук Памфилия Руфа! Ну да, недаром же центуриона приводил в такое недоумение план, разработанный Памфилием. Да-да! Дуумвир специально отдал центурию на заклание! В своих собственных, далеко идущих целях! А теперь расправился наконец и с мятежниками. А чего ж? Надобность в них отпала.

– Римские собаки идут по нашим следам и вот-вот окружат, – между тем тихо произнес Ладук.

Амнидикс встрепенулся:

– Хочешь сказать: спасения нет?

– Не знаю, – вздохнул привратник. – За нами идет Ардакс, на него вся надежда.

– Друид?! – обрадовался Амнидикс. – Ну, тогда боги не оставят нас милостью.

– Не оставят… Лишь бы римляне не пронюхали, где мы. Пока эти твари кружат в болотах.

– Может, там и утонут.

– Может… Кто этот красавчик в римском плаще, что так лихо распоряжается моими воинами?

– Который? – Амнидикс обернулся. – Ах, этот? Это Гретоликс, разбойник, может, слыхал?

– Кто ж в здешних местах не слыхал про его шайку? Он что, тоже с нами?

– Пока да. Думаю, нам стоит поговорить подробней и в более уединенном месте.

Привратник кивнул:

– Согласен. Как раз к вечеру должен появиться друид.

Рысь краем уха слышал весь разговор, правда с пятого на десятое, поскольку его отвлекали приказы Гретоликса: что-то поднести, отвести возы от ворот и прочее. Значит, вот оно как! Пока не придется сражаться с римлянами неизвестно за что. Тогда, наверное, стоит все-таки попытаться исчезнуть поскорее с виллы. Ага, исчезнуть… И попасться в лапы римлян! Если верить привратнику, они как раз и рыщут в болотах, а это не так уж и далеко. Вот если бы знать тропы… Распросить кого-нибудь из местных? Нет, это может показаться подозрительным. Ха! А зачем приставать с расспросами неизвестно к кому? Ведь есть же эта девчонка, Лаэрта! Поди, так и прячется в своем гроте, не убежала еще. Да и как ей сейчас убежать?

Бросив в сторону мешок с награбленным добром, чтобы не мешал проходу воинов, юноша незаметно отошел к воротам, якобы заинтересованный пленниками, – у мятежников нашлись и таковые. Немного, с десяток… О, боги!!! Рысь не поверил своим глазам, увидев в числе пленников Луция! Впрочем, чего тут удивительного? Видно, сотня Теренция Капитона совсем перестала существовать изза предательства Памфилия Руфа! Руки молодого римлянина были связны за спиной крепкими кожаными ремнями, босые ноги сбиты в кровь, на плече – бурые пятна. Тем не менее высоко поднятая голова со шрамом на левой щеке, гордый презрительный взгляд, свойственный только римлянам – победителям половины мира.

Луций… Рысь поспешно отошел, краем глаза следя, куда же поведут пленных. Ах, ну да, конечно же, в эргастул, можно было сразу догадаться, а не маячить здесь без всякого дела. Впрочем, зевак кругом хватало.

Луция нужно выручать. Без сомнений! Все-таки друг, а предавать друзей – самое последнее дело. Правда, он, наверное, сам считает Рысь предателем. Ну, пусть пока считает. Значит, эргастул. Освободить пленников, скорее всего, не составит особого труда: мятежники-галлы – не римляне, никакой дисциплины у них нет, разве что в битве, и то как сказать. А уж что касается отдыха… Наверняка сейчас упьются вином, заведут какие-нибудь игрища, песни, веселье. Вот уж поистине удивительный народ: казалось бы, плакать надо, а они веселятся. Недаром многие образованные римляне считают галлов народом-подростком. Шумным, хвастливым, непосредственным. И впрямь словно дети. Какая уж тут дисциплина?

Проследив, как двое воинов заперли дверь эргастула на засов, Рысь усмехнулся. И в самом деле, в отношении галлов он оказался прав. Даже не выставили часового! Что ж, тем лучше… Осталось переговорить с девчонкой.

Быстро миновав задний двор, гладиатор вышел в сад – обширный, занимавший несколько десятков югеров земли. Стемнело, и кое-где уже раздавался стук топоров: мятежники рубили деревья для костров. Осторожно пройдя вдоль ручья, юноша отыскал мостик и грот и, остановившись невдалеке, позвал:

– Лаэрта! Эй, Лаэрта!

Из грота показалась лохматая голова девушки.

– Ты наконец пришел, гладиатор? – тихо произнесла она. – Я уже устала ждать. Ну, что стоишь? Заходи же.

Рысь посмотрел по сторонам и вслед за девчонкой протиснулся в узкий лаз… даже не лаз, а скорей коридор, выложенный мраморной плиткой. Где-то впереди виднелись желтые блики. Ага! Комната – довольно просторная, с небольшим столиком и низким ложем, застеленным дорогой тканью. На бронзовой треноге горел золоченый светильник. Неплохо устроилась, видно, давно знала про это убежище.

– Хочешь вина?

– Хочу… Ты знаешь окрестные болота?

– Знаю.

Лаэрта взяла стоявший рядом со столом кувшин и плеснула вина в глиняные кружки:

– Пей! И прошу тебя успокойся.

Рысь медленно выпил, не отрывая от девушки взгляда.

– А теперь ложись. – Лаэрта нежно обняла его за плечи и поцеловала. – У меня так давно не было мужчин! Ну, расслабься…

Юноша хотел было сказать, что сейчас не время, что, пока не поздно, нужно попытаться бежать, предварительно освободив из эргастула пленных, что…

Он ничего не сказал, ощутив ладонями девичье тело, трепетное и горячее, жаждущее любви…

Когда Юний покинул убежище, уже наступила ночь и мятежники, разложив костры почти по всему саду, жарили мясо хозяйских овец. Где-то громко смеялись, где-то слышались песни и пьяный женский визг – видно, галлы напоили-таки вином не успевших убежать женщин. Пару раз юноша чуть не наступил на прятавшиеся по кустам парочки. Вот и задний двор. Приземистое кирпичное здание – эргастул, тюрьма для провинившихся рабов, в которой сейчас находились пленники. В звездном небе ярко светила луна, красновато-желтая, как медный таз, и, наверное, такая же звонкая. Ну конечно же, никто эргастул не охранял. Какие там часовые, когда вокруг такое веселье?!

Усмехнувшись, юноша ухватил засов.

– Ну наконец-то! – засмеялись за спиной. – Хоть один трезвый и исполняющий свой долг воин.

Рысь быстро обернулся и увидел перед собой Гретоликса. Атаман-философ, в отличие от остальных, был деловит и собран.

– Вот что, гладиатор, – негромко произнес он, – бросай свой пост и иди за мной.

– А пленники?

– Да никуда они не денутся! К тому же я лично не отдавал тебе приказа их охранять, а на слова Амнидикса можешь наплевать и забыть. В конце концов, похоже, нам придется с ними расстаться, и гораздо раньше, чем ты думаешь.

– Вот как? – Юноша удивленно моргнул.

– Да, так. Но об этом чуть позже. Объявился друид, и мы хотим спокойно обсудить ситуацию, что, признаться, в этом лупанарии весьма тяжело. Хорошо, что я нашел тебя. Встанешь у входа в хозяйский кабинет и будешь отгонять всякую пьянь, чтоб нам не мешали. Задача ясна?

– Уж куда яснее, – усмехнулся гладиатор.

Они прошли вдоль горящих повсюду костров и, войдя в дом, по узкой лестнице поднялись на смотровую башню. Рысь с любопытством посмотрел вдаль, на залитые лунным светом поля, луга, перелески. Недалеко от ограды тускло блестел ручей, а за ним, за лесом и холмами, виднелись какие-то искорки.

– Костры римлян, – шепотом пояснил Гретоликс. – Их лагерь не так уж далеко, за болотами. Если утром выйдут, к полудню будут здесь.

– Так чего ж мы ждем?

– Посмотри туда. – Вместо ответа атаман взял гладиатора за плечи и развернул. И там тоже были оранжевые искорки – пламя далеких костров.

– И вон в той стороне, – показал рукой Гретоликс. – И там…

– Так что же, выходит, мы в окружении? – тихо поинтересовался Рысь.

Разбойник не стал скрывать:

– Выходит, так. Впрочем, есть у меня одна задумка… Всем нам не уйти, слишком много народу…

– Похоже, нужно поскорей избавиться от лишних.

Гретоликс пристально посмотрел на юношу и улыбнулся:

– Я всегда знал, что ты умнее, чем кажешься.

Они спустились вниз, в атриум, и Рысь встал часовым у входа в библиотеку, куда немного погодя вместе с Гретоликсом прошли несколько человек – Амнидикс, привратник Ладук, какой-то надменного вида старик в низко надвинутом на глаза капюшоне, с седой, тщательно заплетенной в косички бородой – видимо, это и был друид – и еще какой-то согбенный человечишко, тоже в накинутом капюшоне.

– Я вижу, наши дела не очень удачны, о, благородный друид! – донесся из библиотеки звучный голос Гретоликса.

Ну так и есть – друид.

– Тот, на кого мы надеялись, предал нас, – глухо ответил старец.

– Памфилий Руф – предатель? – разом воскликнули Гретоликс с Амнидиксом.

– Да! Он перехитрил нас, нарочно отдав нам на растерзанье лишь одну центурию, взамен же получил легионы!

– Которые, похоже, скоро доберутся до виллы.

– Ничего, и у нас найдется, чем прижать недостойного. – Друид засмеялся…

– Кстати, знаете ли вы, что Памфилий подослал сюда своего соглядатая? – вдруг поинтересовался старец.

– Соглядатая? И ты знаешь – кого?

Гладиатор навострил уши.

– Я покажу его вам, – усмехнулся друид. – Чуть погодя.

Снаружи послышался какой-то шум, и в атриум вошло с десяток галлов с факелами и копьями в руках. Столпились вокруг бассейна, недобро поглядывая на Рысь, загомонили. В дверном проеме показался Гретоликс.

– Твой меч при тебе? – взглянул он на стража.

Рысь пожал плечами:

– Ну да, как и всегда.

– Дай его мне на время.

Юноша вытащил клинок из ножен и протянул атаману.

– Ты все сделал правильно, Гретоликс. – Возникший за спиной разбойника друид резко отбросил назад капюшон и, указывая на Рысь, крикнул воинам: – Хватайте предателя!

Предателя?! Юний похолодел. Это он-то предатель? Впрочем, рассуждать было некогда. Рысь склонил голову, вообразив себя журавлем, да не просто стоящим – а пляшущим, вернее, вращающимся все быстрее и быстрее. Скопом бросившиеся на него враги попали под удары размашистых крыльев-рук, впрочем, они и без этого сталкивались друг с другом, мешали, падали под ноги – ведь Юний не стоял на месте, и нельзя было предугадать, кому, когда и в какой момент он нанесет удар. Вот отскочил в сторону один, столкнувшись с напарником, вот упал другой, завыл третий… Пожалуй, пора и выбираться, пока не опомнились…

Сделав очередной разворот, Юний сграбастал за шиворот одного из попавших под руку – кажется, это оказался привратник – и, используя инерцию раскрутки, с силой швырнул его в сторону нападавших. Впрочем, те были со всех сторон, так что не было никакого смысла выбирать какое-то определенное место, да вряд ли это было б возможным.

Оп! Привратник влетел в гущу врагов, а следом за ним, не теряя времени, бросился Юний, тараня попавшегося на пути воина головой в живот. Подпрыгнул, перескакивая через сунутое под ноги копье… и, получив сильный удар в спину, повалился на землю – кто-то ударил юношу тупым концом копья. Если бы острым – пронзил бы насквозь, такой силы оказался удар!

– Хватайте его, хватайте! – злобно брызжа слюною, закричал друид.

Впрочем, и кричать-то уже нужды не было: на распластавшегося по земле парня, не давая ему опомниться, навалилось с полдюжины человек. Заломив за спину руки, связали, и тут-то Рысь и увидел смеющегося гада с коротким копьем в руках. Это был Автебиус! Но как он очутился среди мятежников? Сбежал? Да нет, скорее всего сдался во время боя, когда погибла центурия. Что же он тогда не с остальными пленными, а на свободе?

Все эти мысли молнией пролетели в голове поверженного гладиатора, однако главное потрясение еще ждало его впереди.

Связанного юношу рывком поставили на ноги. Рысь покрутил головой, сплюнул и хотел было бросить что-нибудь презрительное Автебиусу, да вот что-то того не заметил. Зато наконец-то хорошо разглядел и друида, и того, согбенного, наконец откинувшего капюшон… и недоуменно потряс головой. Горбатый, сильно выступающий вперед нос, лысина с венчиком седых волос… Нет, не может быть… Никак не может…

Согбенный нехорошо усмехнулся:

– Вижу, узнал.

Рысь узнал, конечно. Но никак не мог поверить, узнав в спутнике друида старика Астиния, вилика из поместья всадника Авла Галлия Флора, прежнего хозяина юноши.

Глава 16 Июнь 225 г. Лугдунская Галлия Пленники

Что завтра нас ждет, что в грядущем – Кто это знает из нас?

Паллад

Его бросили в эргастул, где уже находились пленные легионеры. Те встретили новичка не очень-то приветливо – в тюрьме для рабов и так было не продохнуть. Гладиатор не сразу сориентировался в темноте, ему лишь удалось заставить соседей по несчастью чуть потесниться, чтобы улечься, подгребя под себя гнилую солому. Юноша поерзал, устраиваясь поудобнее, на руках и ногах его звякнули цепи.

– Что возишься? – недовольно буркнул один из пленников. – И тут не дадут выспаться!

– На том свете выспишься, Валерий! – кто-то хохотнул в углу, совсем рядом с Рысью.

Гладиатор встрепенулся:

– Луций?

В углу напряженно затихли.

– Луций, откликнись? Ты здесь или нет?

– Скорее здесь, нежели где-то еще, – через какое-то время с усмешкой откликнулся Луций. – Откуда ты меня знаешь?

Юноша не стал врать:

– Я – Рысь!

– Рысь?! – с удивлением воскликнул римлянин. – Вот уж кого я меньше всего ожидал здесь встретить. И чем же ты не угодил своим хозяевам?

– Напрасно ты так, – прошептал Рысь с горечью. – Ты поверил Теренцию?

– Почему бы и нет? – с вызовом бросил Луций.

– Что, этот парень – предатель? Давайте-ка, пока не поздно, свернем ему шею!

– Подождите! – властно приказал молодой римлянин. – Я и сам еще не во всем разобрался. Эй, гладиатор!

– Так он еще и гладиатор? Ну и сброд!

– Не мешай мне, Валерий. Я хочу поговорить с ним.

– Говори, Тессарий, – хмыкнул невидимый в темноте Валерий. – Кто ж тебе не дает?

– Если ты честен, – чуть помолчав, произнес Луций, – то зачем же тогда бежал?

– Не хотел, чтоб меня проткнули копьями! – честно признался Рысь.

– И я бы тоже не захотел! – не выдержав, со смехом вставил Валерий.

На этот раз Луций никак не реагировал на его слова, а поинтересовался, каким же это образом фибула Рыси оказалась в становище галлов.

Рысь усмехнулся:

– Можешь мне не верить, но ее подбросил Автебиус.

– Автебиус?! – с презрением вскричал Луций. – Ты знаешь, какой он оказался мразью?! Он предал нас, предал всю центурию. Мятежники, видно, схватили его в карауле, и он показал тропу к лагерю.

– Почти то же самое он сделал тогда, на болоте, – тихо добавил Рысь. – И если бы не центурион…

– Славный Теренций Капитон… Он погиб в битве.

– Старый упрямец наконец-то нашел пристанище! – снова вмешался Валерий, видно, ему сильно хотелось поговорить. – Как полагаешь, Луций, что с нами сделают «косматые»?

– Не знаю… Может, убьют…

– Тогда какой смысл было брать в плен? Я бы на их месте попытался получить за нас выкуп.

Рысь обратил внимание, как вольно ведет себя этот Валерий с Луцием – перебивает, постоянно встревает в разговор. Видать, это не простой легионер – милес грегариус, – а уж, по крайней мере, тессарий, как Луций, или даже – оптий, помощник и заместитель центуриона.

Луций засмеялся:

– Вот видишь, Валерий, ты уже сам ответил на свой вопрос. Выкуп… Да, наверное, и я склоняюсь к этой мысли. Недаром же «косматые» выспрашивали, какого мы рода!

– Мой отец – всадник Гай Валерий Прокл! – с гордостью заявил Валерий. – И я вовсе не собираюсь это скрывать.

– Ну, если на то пошло, то и за меня найдется кому заплатить, – хохотнул Луций. – А вот на твоем месте, Рысь, я бы задумался: заплатит ли за тебя ланиста?

– Заплатит, – гладиатор хмыкнул. – Куда он денется? Я ведь тоже в школе был не из последних и приносил ланисте хорошую прибыль.

– А вообще с этим гладиатором – дело темное, – зло пробурчал кто-то – не Валерий и не Луций, видно, только что проснувшийся пленник. – Я б не советовал вам болтать языками, ребята.

– Никто еще безнаказанно не называл болтуном Гая Валерия Прокла-младшего! А ну, повтори, что ты сказал!

– Вы еще тут подеритесь, – одернул Луций. – На радость врагам. Что же касается гладиатора, то я и не призываю вас слишком ему доверять. Поживем – увидим. А пока я, пожалуй, посплю.

– Вот это правильно, а то разболтались тут, ухари.

Все затихли, и тотчас же послышался храп. Рысь тоже вытянулся насколько сумел и закрыл глаза – пока есть возможность, следовало отдохнуть, вдруг уже завтра понадобятся силы? Заснуть ему, впрочем, не дали. Кто-то ухватил за пятку. Луций?

– Ползи сюда, в угол, Рысь. Пошепчемся.

Гладиатор поступил как просили: пополз, пока не уткнулся лбом в грудь римлянина.

– Осторожнее, – прошептал тот. – Ну, рассказывай. Как ты здесь очутился?

Рысь в двух словах сообщил про ватагу разбойников, ничего общего с мятежниками не имевшую и в общем-то оказавшуюся на вилле чисто случайно.

– Так уж и случайно? – хитро усмехнулся Луций.

– Не хочешь, не верь, – обиделся Рысь. – И знаешь, из-за чего я здесь сижу?

– Ну?

– Я – доверенный человек Памфилия Руфа! По крайней мере, именно так почему-то считают вожаки мятежников.

– Памфилий – тот еще тип, – помолчав, промолвил римлянин сквозь зубы. – Если хорошенько порассуждать, то это именно он завлек в ловушку нашу центурию, и если это доказать сенату, то…

– Не спеши с сенатом, Луций. Кажется, Памфилий Руф завлек в ловушку не только вас, но и мятежников. Вилла окружена легионами!

– Вот как?! – радостным шепотом воскликнул Луций. – А ты откуда знаешь?

– Сам видел.

– Ага… Значит, мятежники захотят обменять нас на своих людей. Не все так плохо!

– Не все, – согласился гладиатор. – Только ты сам сказал: поживем – увидим.

Снаружи внезапно послышались крики и резкий звук отодвигающегося засова. Сквозь распахнувшуюся дверь в темноту эргастула ворвался дрожащий свет факелов и блеск звезд ночного неба. Над смотровой башней невозмутимо висела медного цвета луна.

– Вставайте, лентяи! – Вошедшие галлы принялись пинать всех подряд. – Поднимайтесь, если не хотите, чтоб вас здесь прикончили.

Звеня цепями, пленники понуро поплелись на задний двор. В кузнице уже горело оранжевое пламя, дюжие молотобойцы раздували мехи, а рыжебородый кузнец нетерпеливо помахивал молотом:

– Быстрее, быстрее!

Как видно, многие здесь опасались прихода римлян, но в большинстве «косматые» все так же беспечно жгли костры, пили, орали, дрались, действуя по принципу: хоть одна ночь, да наша! А утром поглядим, что там за легионы! Может, и врут все вожаки, может, и нет никаких легионов, а у костров в дальних лесах греются не римские воины, а мирные галльские охотники и пастухи?

Пленникам расковали ноги, оставив цепи лишь на руках: похоже, предстояло куда-то идти и кое-кто из вожаков не хотел, чтобы пленные сковывали движение их небольшого отряда. Да-да, именно небольшого – его составляли Амнидикс с закинутыми за плечи косами, привратник Ладук да десятка полтора воинов. Пленники шли в середине, а впереди на белом коне, не оглядываясь, ехал друид. Рысь покрутил головой: они вышли через ворота в заднем дворе. Ни Гретоликса, ни его людей поблизости видно не было. А ведь они вроде бы тоже собирались сматываться? Отправились другой дорогой?

Гладиатору это вовсе не понравилось. То ли он привык к разбойничкам, то ли их философ-вожак вызывал у него невольное уважение, но без этих людей все вокруг показалось еще более угрожающе-чужим, холодным и жутким. Цинично и холодно сияла в небе луна, освещая серебряную траву луга, черные папоротники, камыши, лес – угрюмый и страшный. Деревья – дубы, буки, вязы – казались ожившими великанами древних преданий. Тихо было вокруг, даже ночные птицы не подавали голоса при появлении людей на лесной тропе, и лишь слышно было, как в отдалении шумятгулеванят оставшиеся на вилле галлы.

Идущий впереди Луций вдруг резко остановился, застыл, так что Рысь едва не сбил его с ног.

– Смотри! – кивнув, коротко шепнул римлянин.

Рысь обернулся и в серебряно-медном свете луны увидел позади, в охранении, знакомое лицо Автебиуса. Предатель был вооружен коротким копьем, на поясе его висел широкий кинжал. Встретившись взглядом с Рысью, он не отвел глаза, а лишь злобно усмехнулся. Что ж, каждый имеет право на свой путь. Лишь бы этот путь не был таким гнусным, а тропа жизни не была обагрена кровью товарищей, убитых по твоей вине!

Они шли долго – переходили болота, брели вдоль ручья, тащились узкими лесными тропками. Светало, над болотом и дальним лугом вставало сияющее желтое солнце, освещая горячими лучами изможденные лица путников – и тех, кто шагал своей волей, и пленников. Один из них, шедший за Валерием, вдруг споткнулся, не удержался на ногах и упал лицом в трясину – высоченный всклокоченный галл тут же ударил его копьем меж лопаток. Темная болотная жижа окрасилась кровью. Валерий бросился было к несчастному, но острие копья уперлось ему в грудь.

– Иди! – гнусно улыбнулся галл. – Твое время еще не пришло, рыжая римская собака!

– Собака – пусть так, – отойдя в сторону, шепнул Рыси Валерий. – Но почему рыжая?

Гладиатор усмехнулся: и в самом деле, Гай Валерий Прокл-младший вовсе не был рыжим, наоборот, коротко подстриженные волосы его были иссиня-черного цвета, как и покрывшая подбородок щетина. Валерий был парнем красивым, из тех, кто так нравится женщинам: высокий, мускулистый, с карими, с поволокой глазами. Постарше Луция, наверное, лет на пять, а уж про Рысь и говорить нечего. Рысь перед Валерием – мальчик.

Почти сразу после восхода, выбравшись из болота, путники немного передохнули, подкрепились, напились свежей воды из ручья и немедленно отправились дальше, в путь, ведомый, вероятно, лишь друиду и вилику. Так вот он, вилик-то, оказывается, в одной компании с друидом. А ведь и не подумал бы!

Юноша усмехнулся и внезапно похолодел, подумав о том, куда их могут вести. К жертвеннику?! Ужасная догадка, осенившая Рысь, неожиданно резко обострила все его ощущения. Юний уже не тащился за всеми, не обращая особого внимания на окружающую местность и стараясь лишь не упасть, нет, теперь он присматривался ко всему. Вот узенькая тропа, вот болото, вот камышовые заросли. Не те ли самые, где Рысь странствовал два года назад? А похоже! Очень похоже. Однако, что же делать? Выход один – бежать. Но как это сделать, когда руки скованы за спиной прочной железной цепью? Ковали на совесть – Галлия недаром славилась кузнецами.

– Луций! – улучив момент, негромко позвал юноша.

Римлянин обернулся, взглянул вопросительно: что, мол?

– Кажется, я знаю, зачем мы понадобились этим галлам!

– Зачем же?

– Думаю, нас принесут в жертву!

Луций побледнел, отвернулся, едва не споткнулся, но удержал-таки равновесие, памятуя о судьбе своего незадачливого спутника, недавно убитого высоченным галлом. А Рысь все осматривался, ему казалось, что он узнает даже некоторые деревья. А ведь в прошлый раз ему удалось уйти! Схитрил, запомнил тайное слово «кервезия» – шапка из оленьей шкуры. Может, и сейчас удастся выскользнуть? Не очень-то хотелось стать жертвой чужим кровавым богам. Уж лучше упасть лицом в болото, жаль только, оно уже кончилось. Ну, наверное, будет еще… И все же не стоило торопиться свести счеты с жизнью, отец ведь учил: пока есть хоть маленькая надежда, нужно бороться! И не сдаваться никогда, чего бы это ни стоило.

Между тем путники миновали заросший высокой травой луг и оказались в урочище – глубокий овраг, бурелом, закрывающие небо огромные корявые дубы-великаны. Да-а, знакомое место. А вот и хижина, хижина-ловушка, в которую когда-то чуть не угодил Рысь, – приземистая, сложенная из толстых бревен, с крепкой дубовой дверью и узенькими, не пролезешь, волоковыми оконцами. Не жилье – чистый эргастул. Похоже, пришли… Стальные обручи сдавили сердце юноши, но парень пересилил себя – не сдаваться, никогда не сдаваться и, даже если нет никакой надежды, бороться! Бороться и победить! Так. Только так…

– Ну, что встали, ублюдки? – Высоченный галл кивнул на хижину. – Заходите, располагайтесь. Вам даже принесут пожрать! – Он громко захохотал.

Подталкиваемые копьями пленники неохотно вошли в дом. Крепкий стол, сколоченный из толстых досок, сложенный из круглых камней очаг, а вдоль стен – широкие лавки.

– Ну, наконец-то выспимся! – Повалившись на лавку, весело закричал Валерий. – И пожрать дадут. Слыхали, что сказал длинный?

– Да, похоже, не так все и плохо, – согласился с ним какой-то пожилой воин.

– Неплохо?! – Луций усмехнулся. – Скажи им, Рысь!

– Боюсь, что напрасно вы веселитесь, парни, – покачал головой гладиатор. – Нас всех принесут в жертву галльским богам!

– С чего ты взял?

– Ни с чего. Знаю.

Пожилой вдруг вскочил с лавки и попытался с разбега ударить Рысь головой, но гладиатор просто отошел в сторону, и несчастный, с треском ткнувшись в стену, завыл и опустился на земляной пол. Земляной…

– А ну-ка… – Рысь присел рядом с пожилым. – Кажется, можно устроить подкоп.

– Да, но для этого нужно бы сначала расковать руки, – охладил его пыл Валерий и обернулся к своим: – А вообще, мне начинает нравиться этот парень!

– Так и спи с ним! – угрюмо буркнул пожилой. – Не лезьте только в мои дела – я уж точно ничего здесь копать не буду, лучше спокойно дождусь выкупа.

– Смерти своей ты дождешься, вот чего!

– Не вам за меня решать.

Валерий лишь махнул рукой.

Оставив пожилого в покое, он, Луций, Рысь и еще пара воинов уселись у очага. Остальные сгруппировались в углу, вокруг пожилого.

– Пожалуй, нам стоит говорить потише, – оглянувшись, шепотом заметил Луций.

– Согласен с ним. – Валерий тут же кивнул и посмотрел на Рысь: – Что ты там говорил про подкоп?

– Но ты ведь верно сказал про цепи!

– Ничего, копать можно и в цепях. Вопрос – куда потом девать землю?

– А может быть, стоит захватить кого-то самим и поторговаться? – неожиданно предложил гладиатор, и его идея пришлась римлянам по вкусу.

– Так и поступим! – решительно заверил Валерий. – В конце концов, что нам терять?

Услыхав донесшийся снаружи скрип засова, он мигом притаился слева от двери. Луций немедленно встал справа. Дверь распахнулась, и в хижину с узелком в руках вошел… парнишка лет двенадцати с круглым добродушным лицом и давно нестриженными светлыми волосами.

– Принес вам поесть. – Подойдя к столу, он деловито развязал мешок, достал оттуда сыр и лепешки.

Валерий переглянулся с Луцием: а представляет ли этот мальчишка хоть какую-то ценность? Судя по всему, нет. Так на что тогда он нужен? Оба римлянина как ни в чем не бывало подошли к столу:

– Говоришь, поесть принес? Молодец, да будут милостивы к тебе боги.

А Рысь… Рысь все всматривался в парня. Ведь, кажется, это…

Мальчик и сам бросил на гладиатора быстрый взгляд и вздрогнул. И тогда Рысь узнал его – это тот самый, которому он не так давно помог бежать из деревни, спаленной центурией Теренция Капитона!

Посмотрев на гладиатора, парень смущенно улыбнулся и, казалось, хотел бы поблагодарить, да вот не решился. Впрочем, взгляд его был красноречивее всяких слов.

– Не знаешь, долго ли нас будут здесь держать? – вскользь поинтересовался Рысь.

– Кажется, еще дня три, – обрадованно – или просто так показалось, что обрадованно, – отозвался мальчишка. – Друид будет три дня здесь кого-то дожидаться. Так говорят его воины. Уж скорей бы. – Мальчик вздохнул.

Рысь вдруг вспомнил, как его зовут: Илекс, ну да, Илекс, а второго… Как звали второго, постарше, темненького? Кажется, Арбил… Как бы исхитриться незаметно переговорить с парнем?

– Там… – Рысь кивнул на дверь, – никому не нужна какая-нибудь помощь? Может быть, что-то копать, ломать, строить?

– Нет, не нужна, – качнул головой Илекс. – Все делаем мы, крестьяне, чтоб он подавился нашей кровью!

Последняя фраза, видно, вырвалась у парня сама собой.

– Кто «подавился»? Друид? – немедленно осведомился Луций. – Смотрю, не очень-то ты его любишь.

– Ненавижу! – В глазах мальчика внезапно вспыхнул огонь. – Но еще больше ненавижу вас, римлян!

Схватив опустевший мешок, Илекс со всех ног бросился прочь. Никто ему не препятствовал.

– Вот так-то! – прервав всеобщее молчание, подвел итоги Валерий. – Кажется, все с ними ясно.

– Не все, – покачал головой Рысь.

И тут снова распахнулась дверь и появившиеся воины, схватив гладиатора, выволокли его наружу.

Глава 17 Июнь 225 г. Лугдунская Галлия Omnes, quantum potes, juva.[3]

Если кому по душе гемонийские страшные травы

И волхвованья обряд, – что ж, это дело его.

Предкам оставь колдовство – а нашей священною песней

Феб указует тебе чистый к спасению путь.

Публий Овидий Назон. Лекарство от любви

Рысь не сопротивлялся, справедливо рассудив, что если б его хотели убить, так убили бы уже давно. Расслабился, чувствуя хватку сильных рук мятежных галлов, усмехнулся даже, гадая, куда и зачем его тащат. Разъяснилось все быстро, как только юноша предстал перед пристальным взглядом вилика. Закутанный в черный плащ, в кервезии и косматых браках, старец ничуть не напоминал сейчас благородного управителя имением. Прищуренные глаза его пылали внутренним огнем, нос, казалось, еще больше искривился, как клюв хищной птицы, в руке бывший вилик держал изогнутый посох, украшенный высушенными головами цапель.

– Говорят, ты стал гладиатором, Юний? – с усмешкой поинтересовался Астиний.

– Говорят, – ответил юноша. – И не самым плохим.

– Все, что делается, на пользу. – Внимательно слушавший беседу друид покривил губы и враз погрубевшим голосом приказал: – Через две ночи ты будешь сражаться у нашего жертвенника. Если победишь всех, получишь жизнь.

– Сражаться? Что ж. – Рысь пожал плечами. – В конце концов, именно этим я и занимался в последнее время. Надеюсь, противники будут достойными?

– Не сомневайся.

Юноша поспешно опустил голову, стараясь не выдать своей радости. И в самом деле, душа его ликовала: он таки получил шанс… нет, не остаться в живых, но хотя бы умереть с честью, а это многого стоило. Погибнуть в бою, а не быть заколотым у подножия идолов, словно жертвенный бык, – о, боги, кажется, вы действительно иногда умеете быть милостивыми. Подумав так, Рысь ощутил сладостную теплоту, разлившуюся по всему телу, и тут вдруг его осенило. Раз он не отказался от схватки, то, наверное, имел право и кое-чего потребовать.

– И что ж тебе надобно? – ожег взором друид. – Надеюсь, не соблюдения дурацких гладиаторских правил? Поверь, в случае проигрыша ты умрешь обязательно.

– Думаю, и в случае выигрыша – тоже. – Юноша резко тряхнул головой. – Я не боюсь смерти. Как и все гладиаторы, я привык к мысли о ней. А вот потешиться напоследок хорошей дракой – почему бы и нет?

Друид внимательно посмотрел на него и удовлетворенно кивнул:

– Я знал, что наши желания совпадут.

– Мои друзья… – начал было Рысь.

– Не говори о них, – сурово перебил Астиний. – Наши боги давно заждались их, и я не вижу смысла тянуть. К тому ж все они истощены, а многие ранены, боюсь, схватка была бы непродолжительной и неинтересной. Клянусь, если б я не знал, что ты стал гладиатором…

– Тебе сказал об этом Автебиус? – невежливо перебил Рысь, рискуя навлечь на себя гнев. Впрочем, в его-то положении чего было бояться?

– Неважно, кто сказал, – покривился вилик. – Важно, чтоб ты знал, как тебе повезло!

– Да, – юноша согласно кивнул. – Погибнуть в бою – многого стоит.

– Вот видишь! – Астиний рассмеялся. – Чего не сделаешь для старых друзей?

– Я бы хотел спросить кое-что.

– Ну?

– Боюсь, я несколько подрастерял навыки вне арены. Мне б потренироваться, хотя бы пару раз.

– У нас нет тупых мечей, гладиатор!

– Сойдут и боевые.

– А боевых мы тебе не дадим, слишком уж это рискованно.

– Жаль, – искренне опечалился Рысь. – А такая чудная могла бы быть схватка. Ваши боги, несомненно, были бы очень довольны, да и зрители тоже.

Вилик задумался, пожевал губами и уже хотел было что-то сказать, но его перебил друид, спросив, достаточно ли будет для тренировки дубин или обломков копий.

– Вполне, – важно кивнул Рысь, в который раз сдерживая радость. Вот уж поистине, боги сегодня были к нему благосклонны. – И к ним парочку добрых воинов и какого-нибудь мальчишку – сбегать-принести-подать.

– Отыщется и то и другое, – захохотал друид. – Видишь, ничего для тебя не жаль! Только не проси в качестве доброго воина своего бывшего дружка Автебиуса, пожалуй, он нам еще пригодится.

– Спасибо и за то, что обещали, – поблагодарил юноша. – Когда можно будет начать тренировки?

– Ну, не сегодня же, на ночь глядя? Завтра с утра будь готов. – Дриуд обернулся к воинам и, махнув рукой, велел увести гладиатора.

Однако Рысь напрасно надеялся обсудить все с друзьями: хитрый жрец не дал ему такой возможности, велев разместить юношу не в хижине, а снаружи, у составленных кругом повозок. И как они сюда проехали сквозь трясину? Видно, где-то рядом проходила дорога или хорошо замаскированная гать. Отметив для себя этот момент, Рысь устало прислонился спиной к тележному колесу и смежил веки, сквозь ресницы глядя, как вздымается в вечернее небо оранжевое пламя костра. Кто-то уселся рядом, несильно ткнул кулаком в бок. Вздрогнув, юноша скосил глаза. Илекс! Парнишка улыбнулся, протягивая пленнику аппетитный кусок жаренной на углях баранины:

– Ешь.

Рысь поблагодарил кивком и, ощутив приступ голода, вонзил зубы в кусок мяса.

– Вкусно? – шепотом осведомился Илекс.

Юноша улыбнулся – еще бы!

– Подожди, я принес и пива. Наварили к празднику.

– А какой сейчас праздник?

– Праздник зеленой ветви, – ответил мальчик. – У нас в Адалуе его всегда весело праздновали… До тех пор, пока римляне не сожгли селенье.

– Зря сожгли, – убежденно произнес Рысь. – Себе только хуже сделали.

– У меня там погиб отец, – еще тише прошептал парень. – И сестры, совсем еще маленькие.

– А ты думаешь, римским легионерам очень нравится убивать мирных жителей? Или – что они захватили в вашем селении невиданные богатства? Впрочем, кое-кто, конечно, нажился… не из простых воинов.

– У нас тоже так. – Илекс вздохнул. – Раньше все решали жители сообща, но уже давно всем заправляет друид и его приближенные. Скорее бы уж его убили.

Рысь удивленно встрепенулся:

– Ты и впрямь желаешь смерти жрецу?

– Конечно, – убежденно отозвался мальчик. – Ведь он когда-то занял у моего отца немало серебра, обещал отдать на том свете. А ведь мой отец уже там… и, думаю, ему бы очень пригодились деньги, ведь мы не похоронили его как полагается.

– Да, – гладиатор согласно кивнул. – Так уж, видно, заведено – за все нужно платить, даже и на том свете.

– Помнишь Арбила? – вдруг спросил Илекс. – Ну, того парня, с кем я бежал.

– Темненький такой? Помню.

– Позавчера друид отправил его гонцом на тот свет. Сказать, чтоб готовились к встрече. Когда Арбила готовили к жертве, я попросил его передать поклон отцу и сестрам. Арбил обещал. Как ты думаешь, выполнил?

– Раз обещал, думаю, выполнил. Тем более, там ему нетрудно это сделать. А твой… Твой отец – кем он был? – быстро поинтересовался Рысь. – Наверное, человеком не бедным, раз у него водилось серебро?

– Он был кузнецом! – с гордостью отозвался Илекс. – Известным на всю округу.

– Да, секвоны славятся кузнецами, – тихо протянул Рысь, стараясь не упустить одну маленькую, только что возникшую в голове идею. Не упустил. Оглянулся по сторонам: галлы все так же сидели вокруг костра, шутили, ели жареную баранину, запивая ее пивом.

– Я слышал где-то недалеко звон наковальни, – осторожно произнес юноша.

Илекс кивнул:

– Да, здесь есть кузница – передвижная, на телеге.

– Здорово придумано, – улыбнулся Рысь. – А ведь твоему отцу, наверное, очень бы пригодились хоть какие-нибудь инструменты… щипцы там, пилки…

– Да-а, – мальчишка задумался. – Они б ему точно пригодились.

– Если хочешь, я бы мог ему их передать – ведь все равно погибну…

– А как же ты их прихватишь? – резонно поинтересовался Илекс. Видно было, что идея с инструментами пришлась ему весьма по душе.

– Я буду сражаться у жертвенника, вот бы ты их и спрятал там где-нибудь рядом…

– Я спрячу! – бурно возликовал мальчик. – И… и потом скажу тебе где. А ты про них не забудешь?

– Клянусь Везуцием, нет! Особенно в суматохе, когда ты поможешь отправиться на тот свет друиду.

– Друиду? – испуганным шепотом переспросил Илекс.

– Ну да. Ведь, кроме отца, у тебя там и мать, и сестры – а уж им бы пригодилось серебро, то, что должен друид. Ты бы очень сильно помог своим, если б решился…

– Я решусь! – встрепенулся парнишка и тут же обмяк. – Вернее сказать, попробую.

– Не надо пробовать, – тихо засмеялся Рысь. – Делай!

Наконец наступила праздничная июньская ночь – ночь веселья и жертвоприношений. Торжественно, с пением гимнов воины-галлы шли тайной тропой к озеру, в священную рощу. Следом за ними, подгоняемые стражей, понуро шагали пленники, для которых уже не было секретом, для чего им до сих пор сохранили жизнь. Для того, чтобы принести в жертву Цернунну – рогатому богу, высоченная статуя которого, освещенная медно-красной луной, отражалась сейчас в черных водах озера. Свет факелов делал ночь призрачно-нереальной, дрожащей, словно и вправду вот-вот должна была истончиться, исчезнуть перегородка между этим миром и тем.

Полуобнаженные воины стучали копьями о щиты; шипя, раздувалось пламя огромного костра, только что разожженное на берегу озера, слева от рогатого идола. Рядом с кострищем громоздилась просторная деревянная клетка, сколоченная из крепких стволов молодого ясеня. В эту клетку воины загнали пленников, и те уже догадались зачем. Сжечь! Сжечь врагов живыми – что может быть лучше? Правда, многие галлы считали, что прежде им нужно отрубить головы, ведь душа, согласно их поверьям, находится именно в голове. Так-то оно так, однако Цернунн любит пепел врагов, а враги без души – это издевка, а не жертва. Вызвать гнев бога плодородия – на такое мало кто мог решиться по собственной воле. Однако собравшиеся явно жаждали потоков льющейся крови, и было бы неразумно не учитывать их настрой. Друид задумчиво покрутил посох и улыбнулся. Он нашел выход! Как быть – сжечь пленников или отрубить им головы, – пусть решат боги. В конце концов, им легче договориться между собой.

Жрец стукнул посохом оземь и требовательно поднял руку:

– Слушайте меня, верные сыны богов! Этот римлянин, – он показал на Рысь, стоявшего на вытоптанной площадке рядом с рогатым идолом, – знаменитый и отважный воин! Девять наших воинов будут сражаться с ним до тех пор, пока он не умрет, и тогда по его внутренностям мы узнаем волю богов. Клянусь вам в этом Везуцием и Цернунном, да обрушится на меня небо, коли я что-то сделаю не так, да затопит меня море, да разверзнется земля под моими ногами.

– Пусть будет так! – потрясая оружием, громко закричали воины.

Рысь скосил глаза и почувствовал, как отлегло от сердца: в толпе он обнаружил Илекса. Как и все, с обнаженной грудью, тот стоял слева от жреца, у клетки. Все ж таки решился довериться друзьям гладиатора! Недаром Рысь уговаривал его почти весь вечер и, кажется, уговорил.

Ну, хотя бы одной заботой меньше. Теперь бы получилось с друидом.

Я в воздухе летал, На небо я смотрел… —

подвывая, неожиданно запел жрец, и стоящие позади него воины забили в бубны.

Был и дорогой я, И быстрой птицей.

Бубны заиграли еще громче, еще чаще, они звучали словно бурный рокот судьбы! Где-то в лесу вдруг послышались крики и пение, все обернулись, и жрец, закончив свою песнь, потрясая посохом, направился навстречу процессии. К озеру вышел десяток воинов, которые тащили на плечах привязаную к столбу обнаженную молодую девушку.

Рысь дернулся – он узнал бы ее из многих тысяч. Это была Флавия! Флавия Сильвестра, воспитанница и приемная дочь ротомагусского дуумвира всадника Децима Памфилия Руфа.

Так вот чего ожидали галлы все эти дни! Приходится признать: было чего ждать. Имея в руках Флавию, друид и его приближенные убивали сразу двух зайцев – мстили неверному дуумвиру и приносили Цернунну хорошую жертву. Девушка из знатной и богатой семьи – чего ж лучше?

Флавия… Рысь почувствовал, как закипает кровь.

– Ну, гладиатор. – Проследив, как вкапывают перед идолами столб с привязанной к нему девушкой, друид обернулся. – Бери меч! Настало твое время! Впрочем, погоди…

Жрец глухо захохотал и, обернувшись, приказал расковать Юнию руки и заковать ноги, что и было проделано каким-то проворным на железо парнем, по всей видимости, кузнецом или его подручным. Игра была неравной, но с этим уже ничего нельзя было поделать. Впрочем, гладиатор надеялся не на друида, а на Илекса. Однако, что они делают с Флавией? Отрубили голову белому петуху и, под жуткий звон бубнов, измазали петушиной кровью все тело. А Флавия так и не шелохнулась – видно, ее чем-то опоили. Да и сам жрец давно уже должен был подкрепиться варевом из колдовских трав. Что-то не подкреплялся. Забыл?

Отделившись от остальных, перед Рысью возник галльский воин с непокрытой головой и голой грудью. Он ударил мечом об овальный щит и презрительно сплюнул. Точно так же вооруженный гладиатор подался чуть влево, стараясь удержать луну за своей спиной.

– Начинайте! – громко скомандовал друид. – И да помогут вам боги.

Галл – тот самый высоченный верзила, что, не моргнув глазом, заколол копьем упавшего в болото римлянина, – выпятил нижнюю губу и побежал на гладиатора, словно сорвавшийся с привязи бык. Рысь отскочил в сторону, насколько позволяла цепь… Недостаточно! Сверкающий меч галла оставил на правой руке кровавую полосу. Горделиво выпятив грудь, галл занес руку для нового удара. Толпа взвыла от восторга. Рысь, согнув для устойчивости колени, короткими приставными шагами (насколько позволяла цепь) чуть сдвинулся в сторону… Галл бросился в атаку. Парировав удар, Юний, сдвинув ноги вместе, оттпрыгнул влево… и, уклоняясь от рывка соперника, тут же переместился в противоположную сторону, чувствуя тяжелое дыхание галла. Тот рванулся туда же… но слишком медленно, Рысь снова отпрыгнул, и рассерженный воин, что-то закричав, бросился на него как можно быстрее… и, наткнувшись грудью на острие меча, упал на колени. Изо рта его хлестнула черная кровь.

Недовольный друид – позади него стоял вилик – снова ударил посохом в землю. Рысь оглянулся – вымазанная петушиной кровью Флавия в свете факелов и луны казалась раскрашенной римской статуей.

Тем временем на площадке появилось сразу трое молодых воинов, справиться с которыми оказалось гораздо труднее. Хорошо, помогла полутьма, да и о луне гладиатор не забывал, и вот уже, используя оплошность одного из врагов, ранил того в руку. Второго же ударил щитом в голову – да так, что галл с воплем рухнул на землю, а Юний, звеня сковывающей ноги цепью, тут же бросился на третьего, хорошо понимая, что совладать с группой врагов можно только в атаке. Резко пахнуло потом и запахом навоза, враг оказался силен и массивен и дышал, словно разъяренный бык. Вот он размахнулся – Рысь, не дожидаясь удара, отскочил в сторону, но и соперник оказался не так-то прост, тут же переместился следом и, не давая пленнику передышки, нанес удар. Сильный, очень сильный, слишком сильный – такой, что клинок спаты, перерубив медное навершие щита, застрял в вязком дереве… И Рысь этим воспользовался, мигом прикончив врага. Кто-то из валявшихся на траве галлов, очнувшись, пытался схватить юношу за ноги – Юний огрел его щитом, обернулся… И узнал Автебиуса! Друид все же выпустил на бой коварного галла, за которым виднелось еще четверо воинов. Впрочем, те не спешили вступать в бой, как видно, жрец решил стравить двух гладиаторов. И впрямь, почему бы и нет? Ведь и Автебиус был опытным бойцом, правда легковооруженным ретиарием, но какая разница?

К тому же ноги Рыси были скованы цепью…

Мерзко ухмыляясь, – или это так казалось Рыси? – Автебиус первым нанес удар. Раздался лязг, полетели искры, и горячее дыхание врага обожгло лицо Юния. Коварный галл ударил еще раз, а затем, уклоняясь от выпада Рыси, отскочил в сторону, щурясь, словно вокруг была не ночь, а ясный солнечный день. Отблески оранжевого пламени отразились в длинном клинке спаты, и Рысь бросился в атаку, звеня сковывающей ноги цепью. Прыжок – удар, прыжок – удар! Славный звон битвы! Ага, Автебиус попятился, вот отпрыгнул влево – Юний снова нанес удар, а затем еще… И тут же чуть было не совершил ту самую ошибку, что и недавний соперник, меч которого застрял в щите. В этот раз хитрый Автебиус нарочно остался на месте, якобы готовый парировать удар своей спатой, но в последний момент ловко подставил щит. Рысь успел лишь чуть повернуть клинок, со звоном ударивший в обитое сияющей медью навершие… А коварный галл что есть силы приложил сверху спатой, так, что попавший меж ней и краем щита клинок Юния, жалобно хрустнув, переломился пополам.

С жутким хохотом Автебиус занес меч для удара… Рысь с яростью швырнул в соперника щит… Но и сам не удержался на ногах, зацепившись цепью о какую-то корягу. Сияющей молнией отлетел к костру звонкий клинок. Обезоруженный галл завыл от обиды, на миг обернулся – кто-то из воинов бросил ему копье. Вот только поймать его Автебиусу не удалось. Рывком усевшись на корточки, Рысь перевернулся кувырком вперед и, опершись на руки, резко выбросил вверх ноги, набросив сковывающую их цепь на шею врага, перевернулся несколько раз… Галл захрипел, глаза его вывалились из орбит. Ноги юноши словно сами собой закрутили цепь, сжимая Автебиусу шею. Тот дернулся… и затих. Умер.

Зрители взвыли.

– Молодец, – скривился жрец. – Но когда-нибудь всему приходит конец, не так ли?

Рысь обернулся и увидел перед собой еще четырех воинов – мускулистых и сильных, а главное, свежих, не то что порядком уже утомившийся пленник.

– Говорят, ты неравнодушен к этой девке? – Кивнув на привязанную к столбу Флавию, друид с гнусной ухмылкой взглянул на тяжело дышавшего гладиатора. – Что ж, передохни немного, посмотри, как мы займемся пока девчонкой…

Несколько дюжих воинов по знаку жреца заломили Рыси руки, связав их за спиной:

– Постой пока так, парень. Уж больно ты ловок.

Юноша дернулся и понял: напрасно.

А друид между тем подошел к вымазанной кровью жертве.

– Снимите ее, – распорядился он.

Галлы быстро отвязали девушку от столба и положили на каменную плиту у подножья рогатого идола. Ноги и руки девчонки, разведя в стороны, привязали к вбитым в землю кольям. Флавия дернулась, закричала вне себя от ужаса.

– Мы сделаем ее женщиной! – под довольный вопль присутствующих прокричал жрец. – Совокупимся во славу Цернунна, пусть этот год будет таким же плодородным, как и семя, оросившее лоно девственницы. Я войду первый, – гнусно ухмыльнулся друид. – А потом все, кто хочет.

– Слава друиду! – обрадованно закричали все. – Слава!

Даже старик-вилик – и тот обрадованно затряс бородой.

– Илекс?! – обернулся жрец. – Неси же скорей любовное зелье!

Илекс – ага, вот он, прятался за кустами, – прикусив губу, с поклоном поднес друиду большую серебряную чашу.

Передав чашу вилику, – видно, тот и в самом деле пользовался благоволением жреца, – друид обернулся к Рыси.

– Ну, парень, смотри же, как мы оскверним женщину твоей мечты! Точно так же, как вы, римские псы, оскверняли наших жен! Смотри внимательно – это будет последнее, что ты увидишь в этой жизни. Смотри! Астиний, подай чашу!

Рысь закусил губу, отметив, что принесшего чашу парнишки давно и след простыл. Молодец, воспользовался моментом. Ну, когда же этот гнусный друид выпьет зелье? Или сначала угостит вилика?

Нет, вот взял в руки чашу…

Жрец долго, с хлюпаньем пил, проливая на грудь густое зеленоватое варево, икнул… И вдруг, пошатнувшись, захрипел, уронил чашу на землю. Выплеснувшийся любовный напиток растекся по земле горькой дымящейся лужей, а забившийся в судорогах друид вскоре застыл гнусным нагим трупом.

– Великий друид мертв! – ругнувшись, возопил вилик. – Отравлен! Мальчишка! Где мальчишка?

Все вокруг загомонили, забегали: убийство жреца – такое не прощают боги. Где же и в самом деле парень?

– Он там, там! Я видел, как он побежал во-он в те кусты!

– Нет, не в кусты, а к болоту!

– К озеру, к озеру он рванул!

– В погоню, братцы!

Метались факелы, бегали взад и вперед сбитые с панталыку галлы, никому уже, похоже, не было никакого дела до пленников. Изловить убийцу друида – вот теперь главное! Воспользовавшись всеобщим замешательством, Рысь быстро пробрался к клетке, из которой уже выбрались расковавшиеся благодаря инструментам Илекса узники, которые теперь освободили от пут и цепей Юния.

– К озеру, – выкрикнул Рысь. – И осторожнее – здесь кругом болота!

Освободившиеся пленники не очень-то обращали внимание на его крики – бросились кто куда, большинство в лес, а Валерий и Луций – за Рысью, к жертвеннику и озеру. Все произошло настолько неожиданно и быстро, что никто и не думал задерживать их, ведь беглецы мчались в самую гущу воинов.

– Мальчишка побежал в лес! – громко орал на бегу Луций. – Скорее, ловите!

– Стой. – Схватив его за руку, гладиатор кивнул на распятую Флавию.

Римлянин понятливо усмехнулся:

– Забираем с собой девчонку?

– Ты поразительно догадлив, уважаемый гражданин Рима!

Перерубив ремни, беглецы понесли девушку к озеру, громко призывая всем скопом ловить беглых.

– Ну вот, наконец-то. – Погрузившись по шею в черные воды, Рысь перевел дух. – А где же наш друг Валерий?

– Здесь, в камышах. Давненько вас дожидаюсь. Ого – да вы с подругой! Кто это?

– Дочь Памфилия Руфа!

– Ну и дела, клянусь Юпитером и Юноной! А тот знает, где она?

– Думаю, должен был догадаться, – раздвигая левой рукой камыши, хмыкнул Рысь.

Валерий расхохотался:

– Ну, тогда у нас есть все шансы спастись!

– Если раньше нас не догонят галлы.

– Я думаю, эта девушка вовсе не безразлична нашему другу. – Луций ударил Валерия по плечу. – Иначе б с чего он так старался помочь ей?

– У вас, римлян, есть одна очень хорошая поговорка, – с нежностью глядя на медленно приходящую в себя Флавию, улыбнулся Рысь. – Всем, сколько можешь, помогай!

Глава 18 Июль 225 г. Лугдунская Галлия Слезы свободы

Труд завершен, – увенчайте цветами усталые мачты!

К пристани встал мой корабль, к той, куда правил я путь.

Публий Овидий Назон. Лекарство от любви

Странно, но за беглецами никто не гнался. Может быть, мятежники слишком увлеклись преследованием тех, кто побежал лесом, просто-напросто не обратив внимания на озеро, а может быть, тому была и иная причина.

– Думаю, они опасаются легионов, – оглянувшись, на ходу бросил Валерий.

Этот парень был не из центурии Теренция Капитона, а как раз из легиона и попал в плен во время неудачного разведывательного рейда.

– Легионы где-то здесь, рядом, – уверенно добавил он. – Наверняка их сдерживают только болота. И галлы не такие дураки, чтобы бежать за нами навстречу собственной гибели.

Рысь слушал Валерия вполуха, обеспокоенный состоянием Флавии. Девушка уже пришла в себя, но была еще слишком слаба для того, чтобы бегать по лесу.

– Давайте отдохнем хоть немного, – предложил гладиатор. – Все равно погони, кажется, нет.

Не дожидаясь ответа, он бережно усадил Флавию под липу и сам присел рядом. Валерий с Луцием устроились поодаль. Был тот самый предутренний час, когда еще не рассвело, но где-то далеко на востоке, за лесом, уже полыхали зарницы. Быстро светлело, и Валерий озабоченно поглядывал в сторону озера. Луций, в одной лишь набедренной повязке, зябко ежился – свою тунику он отдал Флавии, получив в ответ полный благодарности взгляд. Рысь и сам с удовольствием подарил бы девчонке весь мир, только вот в данный момент у него ничего не было, кроме узких галльских штанов и меча.

– Знает кто-нибудь, куда дальше идти? – Погладив девушку по волосам, гладиатор посмотрел на своих спутников, и те в ответ дружно помотали головами.

– По-моему, нам сейчас все равно, куда идти, – заметил Луций. – Лишь бы подальше от рогатого бога!

– Да, давайте поскорее пойдем, – подала голос Флавия. – Я уже отдохнула и постараюсь не быть вам обузой. – Она со страхом посмотрела в сторону озера, уже давно скрывшегося за деревьями и подлеском.

– Что ж. – Кивнув, Валерий поднялся. – Идемте!

Выломав слеги, беглецы направились в сторону встающего солнца, осторожно ступая по мягкому мху. Идти следовало осторожно – в любой момент их могла затянуть коварная трясина. Вот едва не ухнул с головой Луций, хорошо, Рысь успел протянуть ему палку. Шагавший впереди Валерий тоже не удержался, провалился почти до пояса. Правда, выбрался сам, без посторонней помощи. Взглянув на него, Юний расхохотался – уж больно уморительно выглядел римлянин: всклокоченный, чумазый, с ног до головы вымазанный липкой болотной грязью.

– А ты и сам не лучше! – Обернувшись, Луций показал язык.

– Ла-адно, – гладиатор со смехом махнул рукою. – Смотри лучше за дорогой, парень!

– Я и смотрю, а как же? – хохотнул молодой римлянин… и тут же ухнул в яму. Пришлось снова его вытаскивать, на этот раз всем троим.

– Уфф! – Выбравшись на относительно сухое место, Луций перевел дух.

Рысь с Флавией, опираясь на слеги, остановились рядом с ним отдышаться.

– Эй, чего встали? – обернувшись, крикнул Валерий. – Там впереди вроде как островок. Можно будет и передохнуть, и обсохнуть.

– А далеко до него? – поинтересовалась Флавия.

– Да примерно с пол-левки.

– Примерно две с половиной тысячи шагов, – усмехнулся Рысь. – Порядком! Ну, пошли, что ли?

Луций кивнул, и вся процессия похлюпала по болотине дальше. Идти стало заметно легче, под ногами уже было не так зыбко, а местами даже чувствовалась затянутая трясиной гать. Видно, когда-то к островку вела дорога. И, наверное, кое-кто мог знать этот путь.

– Ничего, – успокоил девушку гладиатор. – Мы же не до вечера там торчать собираемся. Выставим часовых да обсохнем, согреемся – смотри, вон какое солнце!

И в самом деле, пылающее жаркое солнце уже поднялось в небо достаточно высоко, и плечи ощутимо припекало. В камышах закрякали утки, а прямо из-под ног, с кочек, выпорхнули какие-то мелкие пичуги и, смешно пища, полетели к островку.

– Вот бы еще и поесть чего-нибудь! – снова обернулся Луций.

– Ты сначала выберись отсюда, – резонно возразил гладиатор. – А уж потом будешь о еде думать.

Римлянин фыркнул:

– О еде подумать никогда не поздно. У тебя же есть меч – вырубим дротики да подобьем какую-нибудь куропатку…

– Ага… И сожрем ее сырой вместе с перьями! Вкусно.

– Да уймись ты, Юний!

Флавия скосила глаза на Рысь:

– Как он тебя назвал?

– Юний. Так меня прозвали на вилле Галлия Флора – он купил меня в июне. А кое-кто еще называет меня Антом, но это неправильно, я не из антов. А как ты попала сюда?

– Ладук, привратник, оказался предателем, – вздохнула девушка. – Прискакал под утро, сказал, что хозяин велел мне срочно собраться и ехать – представляться наместнику. Я, конечно, обрадовалась, как дура, надела самые лучшие туники, завилась – и на тебе. Остановились отдохнуть на поляне, Ладук плеснул мне вина – и словно поплыло все перед глазами.

– Ясно. – Рысь погладил девушку по волосам, и та улыбнулась:

– Ты славный!

Гладиатор смущенно зарделся.

Впереди наконец показался остров, уже совсем рядом. Валерий выбрался на него первым, попрыгал, стряхивая с себя болотную жижу, обернулся, махнул рукой:

– Ну, что ж вы? Поспешите!

А никого и не нужно было уговаривать, все и так торопились оказаться наконец на твердой суше. Выбрались! Правда, никто не знал, сколько еще придется идти по болоту, но отдохнуть сейчас, хоть немного – уже одно это было здорово! Вытянутый островок, шириной шагов в двадцать, весь зарос жимолостью и дроком, а кое-где росли невысокие корявые сосны, скорее даже сосенки и такие же небольшие березки. Густая трава, мягкая и шелковистая, словно приглашала скорее улечься, широко раскинув руки.

– Озеро! – посмотрев в сторону сосен, вдруг радостно вскрикнул Валерий. – Клянусь Юпитером, озеро!

Внимательно осмотревшись по сторонам, они осторожно направились в указанную Валерием сторону. Конечно же, озером это можно было назвать с большой натяжкой, просто-напросто всего лишь большая лужа, однако с чистой водой. А чего еще можно было желать? Довольные беглецы утолили жажду и, сбросив одежду, принялись отмываться от грязи. Флавия целомудренно отвернулась, дожидаясь своей очереди.

– Будем караулить по одному, – предложил Луций. – Кинем жребий – кому сначала, кому потом. – Он сорвал с ближайшего дерева ветки и, обломив их, зажал в кулаке.

Короткая выпала Рыси.

– Ну что ж, – усмехнулся тот. – Зато потом высплюсь.

– Во-он там, на возвышении, хорошее место, – подсказал Валерий и кивнул на небольшой холмик в полсотне шагов от озерка, опутанный корявыми корнями сосны.

Туда-то Рысь и направился. И впрямь с холмика открывался вполне сносный вид на болото, и вряд ли кто смог бы подойти к островку незамеченным. Выбрав местечко поудобнее, юноша лег на траву, подставив обнаженную спину солнцу. Потом, вдруг передумав, откатился чуть в сторону, в тень, – этак, на солнце-то лежа, и обгореть можно. Протянув руку, гладиатор сорвал травинку, сунул в уголок рта, задумался. Сзади послышались шаги.

– Ну, наконец-то я тебя отыскала, – усаживаясь рядом, тихо произнесла Флавия.

– Я рад, – юноша улыбнулся. – Очень! Ты такая красивая…

Приподнявшись на локте, он вдруг пристально посмотрел прямо в изумрудные глаза девушки. Та не отвела взгляд, улыбнулась и, неожиданно обняв парня за плечи, крепко поцеловала в губы. Обалдевший Рысь прижался к мокрой тунике Флавии, а девушка все никак не отпускала его губы.

– Подожди, – наконец прошептала она и, улыбнувшись, быстро сбросила тунику. Вытянувшись, улеглась на траву среди желтых лютиков и сиренево-белых луговых фиалок.

Рысь скинул браки, погладил Флавию по животу, вокруг большой родинки около самого пупка, наклонившись, принялся целовать грудь. Девушка застонала и, обняв парня за плечи, закрыла глаза…

Обессиленный, Рысь наконец застыл… и вздрогнул, краем глаза заметив в траве чью-то тень.

– Ну и дела! – озадаченно присвистнули сзади. – Их по всему лесу ловят, а они вон что!

Юноша быстро схватил меч и вскочил.

– Илекс?! – Опустив клинок, он удивленно моргнул, увидев перед собой давешнего мальчишку в замызганных болотной грязью браках и короткой куртке из оленьей шкуры. Илекс озадаченно смотрел на Флавию.

– Что?! – Не выдержав, она показала парню язык. – Голых девушек никогда не видел?

– Не видел, – сглотнув слюну, признался мальчик, не отрывая взгляда от Флавии.

– Ну, смотри, – рассмеялась та. – Красивая я?

– Очень!

– Ладно, хватит вам. – Недовольный Рысь протянул Флавии тунику и перевел взгляд на Илекса. – Ты как здесь? Э-эй, не стой, отвечай же!

– Я сунул в руки мертвого друида кузнечные инструменты, – наконец отозвался мальчик. – Раз уж ты не смог передать их отцу. Амнидикс заметил, как я это делал, правда ничего не сказал – там сейчас такая суматоха.

– Кого-нибудь поймали?

– Да, – сухо кивнул Илекс. – Их отправили сопровождать на тот свет друида.

Рысь покачал головой. Говорили же дуракам: бегите к озеру.

– Амнидикс вспомнил обо мне, когда начали разбираться, как умер друид, но я ушел в болото. Я знаю эту дорогу – отца часто звали к святилищу, он был хороший кузнец. – Илекс вздохнул и неожиданно заплакал.

– Ну, что ты! – Флавия, надев-таки тунику, погладила его по голове. – Воины не плачут!

– Не плачут, – согласился мальчик. – Только вот не знаю теперь, что мне и делать? Селенье мое разрушено, родичи убиты, да и вообще в здешних местах мне теперь не жить – Амнидикс не простит мне смерти друида.

– Если его раньше не казнят римляне, – усмехнулся Рысь.

– А знаешь что? – предложила вдруг Флавия. – Давай-ка пойдем с нами.

– Пойдем, – вытирая слезы, согласился Илекс. – Только куда?

– Ну, выберемся из болота, а там придумаем что-нибудь, – утешала Флавия. – Можешь жить у нас, в доме всадника Памфилия Руфа! Да не смотри ты так, не рабом – вольным слугой, вместо Ладука, привратника.

– Не знаю. – Илекс задумчиво покачал головой, но реветь перестал, и Флавия отвела его к озеру – пусть парень вымоется и напьется.

Проводив их глазами, гладиатор вновь уставился на болото. Кажется, больше никаких сюрпризов не было. Все ж таки хорошо, что сюрпризом оказался Илекс, а не кто-нибудь из отправленных в погоню. Иначе беглецов поймали бы, и все из-за него, Рыси. Не смог с собой совладать, что поделать.

Однако, и Флавия хороша тоже… И в самом деле – хороша! Вот бы еще пришла…

И боги словно услышали слова юноши. Зашуршала трава, и из-за кустов показалась Флавия. Уселась рядом, погладив юношу по плечу, прижалась, заглядывая в глаза…

– Я хочу еще! – Она жарко поцеловала юношу в губы. – Еще, слышишь?!

Чувствуя на своих плечах нежные руки девушки, Рысь торопливо стащил с нее тунику…

С Илексом дело пошло быстрее. Парень хорошо знал здешние места, и ему не составило особого труда провести беглецов сквозь болота. Уже к вечеру зыбкая, чавкающая под ногами почва сменилась твердой лесной тропой, вьющейся меж зарослями орешника и малины. Раскидистые кроны деревьев, окрашивая солнечные лучи светлой зеленью, вздымались высоко в небо, их длинные черные тени резко выделялись на фоне бледных зеленовато-желтых папоротников. Перепархивая с ветки на ветку, вокруг весело щебетали птицы – жаворонки, коростели, малиновки; сладко пахло клевером и березовым соком. Слегка подкрепившись ягодами черники и голубики, которые в изобилии росли под ногами, беглецы попили воды из ручья и принялись устраиваться на ночлег. Место выбрали в орешнике, на самом краю глубокого оврага – тенистые кусты давали вполне надежное укрытие от чужих взглядов. Опасаясь возможной погони, костра пока решили не разжигать, хотя у Илекса и нашлось огниво.

– Перебьемся как-нибудь, – веско сказал Валерий, вполне справедливо заметив, что на свет костра много кто может выйти.

Нарвав травы, устроили лежбища, вновь кинули жребий, кому сторожить. Первая смена выпала Луцию.

– Прежде нужно решить, куда пойдем завтра, – напомнил Рысь. – Илекс, когда мы выйдем к дороге?

– К полудню, а может, и к вечеру, – тихо откликнулся парень. – Смотря как идти… Вам-то хорошо, а я вот боюсь, не схватят ли меня римляне?

– Не схватят, – успокоила Флавия. – Ведь ты же идешь с нами!

Луций обернулся к ним:

– А куда ведет та дорога?

– Из Алауны в Ингену и дальше на юг, говорят, к самому Риму.

– Всего лишь – в Нарбоннскую Галлию, – насмешливо поправил парня Валерий. – Да, у дороги сейчас полно наших.

– Лишь бы они не приняли нас за бродяг.

– Не примут. С воспитанницей Памфилия Руфа!

– Уж будьте уверены, я замолвлю за вас словечко. – Флавия расхохоталась.

Вслед за нею рассмеялись и оба римлянина, и даже Илекс чуть-чуть улыбнулся. Только вот Рыси что-то было не до веселья. Он вдруг с тоской вспомнил, при каких обстоятельствах в последний раз видел Памфилия, – вряд ли всадник так быстро забыл свой позор.

– Помнишь, Флавия, ты как-то прислала мне записку, – когда все улеглись, прошептал Рысь в самое ухо девушки.

– Какую записку? – недоуменно обернулась та и тут же вспомнила: – Ах, ну да… Я просила тебя, если сможешь, прийти в дом к одному из наших друзей, где в тот момент я находилась в гостях. Ты не пришел, и… Нет, Юний, – позволь именно так тебя называть, Рысь звучит слишком уж по-варварски, – нет, я не виню тебя ни в чем. Сильвия, супруга Памфилия Руфа, женщина страстная, и уж если кого захочет – добьется несмотря ни на что. Ты не первый, кто попал в ее сети.

– Но в записке был указан ваш дом! – тихо возразил юноша. – Я это отчетливо помню. С кем ты передавала письмо?

– С Парисом, мальчишкой-рабом… Но он не умеет читать.

– И, конечно, не знаешь, кому он передал твое послание?

– Сказал, что стражнику, а тот, мол, отдал какому-то гладиатору-ретиарию, Парис их всех знает, даже описал.

– Вот как? – удивился Рысь. – И кто ж это был? Черноволосый красавчик?

– Нет, по словам Париса, тот ретиарий был вовсе не так красив.

– Значит, не Тирак… Автебиус! – не сдержавшись, вскричал гладиатор. – Да, скорее всего – он. Что ж, он получил расплату за все.

– Памфилий потом рассказывал, что и ему кто-то прислал письмо с советом проверить, чем занята супруга во время его отсутствия, – вспомнила Флавия. – Он и проверил.

– А ты… – Рысь замялся. – А ты точно на меня не сердишься?

Вместо ответа Флавия крепко поцеловала гладиатора в губы и щелкнула по носу:

– Давай-ка спать, ладно? Завтра рано поднимемся, а тебе еще и дежурить.

Дежурить Рыси выпало в третью смену, под самое утро. Тихо было кругом, тепло, благостно, в небе ярко светила луна, россыпью сверкали желтые звезды, со дна оврага струился белесый туман. Где-то неподалеку вдруг хрустнула ветка – видно, пробирался какой-то ночной зверь, лиса или волк. Гладиатор покрепче сжал меч, но тут же расслабился: лиса и сама по себе не очень-то страшный зверь, а волки в такую пору на людей не нападают – сыты. Хруст повторился… Нет, не может зверь так шуметь! Юноша представил, что он и в самом деле рысь – ловкая и стремительная, бесшумно передвигающаяся на мягких лапах. Быстро скользнув по склону, гладиатор спустился на дно оврага и, скрываясь во тьме и тумане, пробрался туда, где слышался шум. Замер. По лесной тропе шли вооруженные люди!

– Да не может их здесь быть, Ладук, – послышался тихий недовольный голос. – Утопли твои беглецы, скорее всего, в болоте, клянусь Везуцием.

– Хорошо, ежели так, – ответил голос привратника. – А если нет? Нет, ребята, давайте-ка лучше поищем. Найти девку – наш единственный способ уйти отсюда живыми. Памфилий ее любит, правда по-своему. Отыщем ее – обменяем на нашу свободу, а нет, так придется нам худо. Ищите!

– А остальные? Она ведь убежала не одна.

– Остальных нужно будет убить, – гулко буркнул Ладук. – К чему нам лишние хлопоты? Делайте, что велел Амнидикс.

– Ему-то хорошо, по болотам бегать не надо.

– Молчи! И помни о римлянах. Пройдитесь вдоль оврага, а вы к орешнику. Да смотрите внимательнее – там есть где укрыться.

Рысь ужом проскользнул в папоротниках и затаился, всматриваясь в темные, размытые утренней полумглой фигуры. Вот у самого края оврага двое: привратник и еще кто-то. Пятеро направились вдоль края оврага, еще несколько человек – к орешнику. Жаль, их не перебить поодиночке, слишком уж много. В таком случае следовало спешить!

Нырнув обратно в овраг, юноша, как мог быстро, бросился к орешнику. Бежал бесшумно, как настоящая рысь, – уроки отца не пропали даром. Стараясь не шуметь, разбудил всех, шепотом пояснив:

– Враги!

Все поняли ситуацию без лишних слов и, убыстряя шаг, вслед за Илексом направились в сторону римской дороги. Лес вскоре закончился, потянулись луга, над которыми, слепя глаза, вставало желтое искрящееся солнце.

– Они нас заметят, как только выйдут из леса, – на ходу оценил ситуацию Рысь.

Валерий согласился с ним:

– Да, но, похоже, здесь нет другого пути.

– Точно нет, – обернувшись, подтвердил Илекс. – Вокруг одни болота.

– Тогда надо идти быстрее, – усмехнулась Флавия и вдруг прислушалась. – Впрочем, кажется, уже поздно.

Далеко позади послышались приглушенные расстоянием крики, в которых явственно сквозила злобная радость. Похоже, преследователи все ж таки напали на след.

– Что ж. – Луций сплюнул. – Теперь, как в детской игре «догонялки», – кто быстрее. Бежим?

– Бежим! – согласились все и резко прибавили шагу.

Позади слышались крики погони.

Они бежали так почти до полудня, пока Флавия с Луцием не начали задыхаться – Флавия, понятно, женщина, а Луций все же был ранен и потерял много крови, да и раны-то его едва затянулись. А галлы между тем нагоняли, их радостные крики слышались все ближе и ближе. Нет, всем вместе беглецам было не уйти.

– Я задержу их! – останавливаясь, прокричал Рысь. – Бегите!

Он обернулся к быстро приближающимся врагам, вытащив из ножен меч, ощутил позади чье-то дыханье.

– Я устал бегать, Юний, – встав рядом, улыбнулся Луций. – И останусь с тобой.

– Но у тебя же нет оружия?

– Как нет? А этот нож? – Римлянин показал широкий кинжал, прихваченный во время бегства от жертвенника.

– Лучше примотай его к древку, как сделал я! – неспешно подойдя к друзьям, наставительно произнес Валерий. – Время у нас еще есть. В качестве веревки Юний пожертвует свой пояс, а в тех кустах, думаю, найдется и подходящее древко.

– А, пожалуй. – Луций побежал к кустам.

– Почему ты не ушел с ними, Валерий? – вскинув глаза, осведомился Рысь.

Римлянин улыбнулся, карие, с поволокой глаза его гордо блеснули.

– Гай Валерий Прокл-младший еще никогда не был трусом! Мы сражаемся с мятежниками, не верными великому Риму. Умереть за родину – великая честь!

– Что ж, – засмеялся гладиатор. – Вы в лучшем положении, нежели я: у вас хоть есть за что умирать!

Тут уж расхохотался Валерий:

– А у тебя есть – за кого. Флавия – очень красивая девушка и, кажется, к тебе более чем благосклонна, не так ли?

Рысь вспыхнул. Он почему-то думал, что его отношения с Флавией останутся скрытыми ото всех. Оказывается, не тут-то было!

Они стояли втроем по колено в траве, в ожидании, быть может, своей последней схватки. Давно привыкший к неизбежности скорой смерти гладиатор искоса посматривал на товарищей – те выглядели вполне достойно, смеялись, шутили. Впрочем, они тоже были привычны к смерти. И у каждого было за что умереть.

– Вон они. – Луций со смехом махнул рукой, указывая на появившихся врагов во главе с клыкастым привратником. – Клянусь Минервой, сейчас здесь будет лихо!

– Ну, наконец-то повеселимся! – поддерживая его, хохотнул Валерий. – А то уже надоело ползать по болотам, подобно змеям.

Враги подходили ближе молча, не спеша, – куда теперь им было спешить? – в блестящих панцирях, с длинными мечами и короткими копьями. Неожиданно они остановились, не дойдя до беглецов двух десятков шагов. Привратник, демонстративно положив оружие в траву, пошел дальше один.

– Нам нужна девчонка, Флавия, а вовсе не вы, – подойдя ближе, с ухмылкой заявил он. – Отдайте ее и убирайтесь куда хотите.

– Увы, поздно, – пожал плечами Рысь. – Вам ее уже не догнать. Придется сражаться с нами.

– Хорошо. – Привратник кивнул. – Я предлагаю вам поединок!

– Поединок? – Трое беглецов переглянулись, а в глазах Рыси промелькнула на миг бурная радость. Поединок? Это было бы здорово!

– Согласны! – кивнул Валерий.

– Только одно условие. – Мятежник осклабился. – Поединщиком не должен быть гладиатор. – Он презрительно кивнул в сторону Рыси. – Удивительно, как его еще терпят в своей компании благородные римляне?

– Не твое дело, – взорвался Луций. – Впрочем, мы согласны на поединок. Если не гладиатор, то кто же?

– Кто-нибудь из вас двоих, пусть решит жребий.

Жребий выпал Луцию. Валерий скривился и вздохнул.

– Зря вздыхаешь, – тихо произнес Рысь. – Я бы не очень доверял этим галлам.

Он протянул Луцию меч, тот с благодарностью принял оружие, взамен вручив примотанный к древку нож. Так себе примотанный, кое-как. Покачав головой, гладиатор оставил в руке нож, отбросив в сторону ненужную палку.

Ого! Против Луция выступил сам предводитель повстанцев Ладук, бывший привратник Памфилия Руфа, предавший своего господина.

– За что ты убил старика Мильса, дуумвира? – неожиданно прокричал привратнику Рысь.

Тот вздрогнул, но, совладав с собой, бросил сквозь зубы:

– Старик слишком многое узнал. Сам виноват, не нужно было угрожать нам. Ну, римлянин! – Взмахнув мечом, он повернулся к Луцию. – Я с удовольствием вырежу из груди твое сердце и принесу его в жертву Цернунну!

– Посмотрим! – Улыбнувшись, Луций первым нанес удар, едва не выбив оружие из рук галла.

Тот не ожидал такого напора и принялся действовать весьма осмотрительно. Внимательно наблюдавший за ходом поединка гладиатор быстро разглядел в бывшем привратнике совсем неплохого бойца, ловко действующего мечом. Несмотря на первый успех, Луцию вскоре пришлось трудновато – давала о себе знать усталость, да и противник попался весьма умелый. Наметанным глазом Рысь сразу определил его тактику – взять измором, а вот понял ли ее Луций, было неясно. И вскоре римлянин начал явно слабеть, задыхаться, постепенно теряя силы. А вот уже и Ладук, издав торжествующий вопль, ринулся на врага, да с таким напором, что Луций не удержался на ногах, упал, под радостные крики мятежников, растянулся в высокой траве, среди лиловых колокольчиков и сладкого клевера. Отлетела в сторону спата, выбитая из руки римлянина могучим ударом. Захохотав, Ладук поднял над головой меч и со свистом опустил его на соперника…

Однако Луций не стал ждать удара, а, откатившись в сторону, проворно схватил упавшую на траву спату. Вжик! Лязгнуло железо… К немалому удивлению Рыси, Луций сноровисто – совсем не хуже гладиатора – отбил выпад привратника и в свою очередь нанес целую серию великолепных ударов – от железного звона загудело в ушах. Ладук яростно сопротивлялся, но, кажется, не рассчитал свои силы и начал уставать. Рысь догадался, что римлянин тоже это понял – заработал мечом еще активнее. И вот в какой-то миг клинок резко рванулся вперед, впившись в шею враг. Привратник захрипел и упал, обливаясь кровью. Луций обернулся:

– Уходим!

Галлы еще не поняли, что к чему, а беглецы уже неслись к зарослям дрока.

– Там разъединимся, – кричал на ходу Рысь. – И ударим с разных сторон.

– Так и сделаем, – на бегу улыбнулся Валерий.

Вопя от ярости, мятежники нагоняли бегущих длинными скользящими прыжками. Вот послышался характерный свист – это летели стрелы. У мятежников имеются луки? Тогда дело плохо. Нет, кажется, стрелы летят в мятежников! Рысь оглянулся на бегу…

И увидел выступающие из-за склона холма боевые порядки римлян! Выпустив стрелы, ушли в стороны лучники, освобождая дорогу легиону. Колыхались в воздухе золоченые значки и штандарты, пели трубы. Впереди на белых конях ехали двое всадников, в одном из которых Рысь сразу же признал Памфилия Руфа.

– А, вот и ты, гладиатор. – Памфилий остановил коня. – Говорят, ты храбро сражался и заслужил жизнь. Что ж, возвращайся назад в школу, уж ланиста угостит тебя на славу. Пей, гуляй, веселись!

Второй всадник, могучего вида мужчина с угрюмым лицом и властным взором, облаченный в блестящие латы, лениво тронул поводья. Колыхались на ветру высокие перья на его сверкающем на солнце шлеме, ярко-красный плащ небрежными складками падал на круп коня.

– Поступай с этим гладиатором как знаешь. – Он обернулся было к Памфилию, но сразу же перевел взгляд и неожиданно улыбнулся: – Рад видеть тебя живым, Валерий!

– И я рад встретить тебя, дядюшка. – Римлянин положил руку на плечо Рыси. – Это мой друг Юний. Он спас меня, и Луция, и даже приемную дочь всадника Памфилия Руфа.

– Сенатора Памфилия Руфа! – важно надувшись, поправил Памфилий.

– Вот даже так? – Валерий усмехнулся. – Ну, тогда тем более мой друг Юний достоин свободы, ведь он спас родственницу сенатора! А, что скажешь, дядюшка?

– Он получит свободу, – хмуро кивнул угрюмый. – Раз уж ты просишь об этом.

– Конечно прошу! И хорошо бы еще выдать хоть какую-нибудь награду моему другому приятелю, Луцию!

– Хорошо. Надеюсь, у тебя нет больше приятелей?

– Нет, дядюшка. Тогда – до встречи в лагере?

– До встречи. Там и пообедаем. Едем же дальше, Памфилий, кажется, там видели галлов.

– Кто этот человек, Валерий? – проводив глазами отъехавших всадников, тихо поинтересовался Луций. – Кажется, я его знаю.

– Конечно знаешь. – Валерий небрежно скривил губы. – Это мой дядя, Марк Луниций Арбелл.

– Что?! – Луций с силой ударил себя ладонями по коленкам. – Ты хочешь сказать, прокуратор Лугдунской Галлии сенатор Марк Луниций Арбелл – твой родной дядя?

– Вот именно!

– Тогда мы не зря бились! Эй, Юний, ты теперь свободен!

– Если на это пойдет ланиста.

– Ланиста?! Уж не думаешь ли ты, что какой-то там ланиста осмелится воспротивиться воле наместника? Ой, смотри, кажется, Флавия! Ну да, во-он, на пегом коне. Быстро скачет, и как только не свалится?

– Флавия! – бросившись навстречу девушке, закричал Рысь. По лицу его текли слезы. Слезы свободы… и, может быть, счастья?

Примечания

1

Публий Овидий Назон. «Наука любви», пер. М. Л. Гаспарова.

(обратно)

2

Приближайте, вдохновенно, Слов сладчайших украшенье, Нам на многое реченье! (обратно)

3

Всем, сколько можешь, помогай.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 . Май 224 г. Лугдунская Галлия, г. Ротомагус . «Деревяшки»

Глава 2 . Май 224 г. Ротомагус . Лето 223 г. Окрестности Августодурума . Красные ветви

Глава 3 . Май 224 г. Ротомагус . Зверь

Глава 4 . Май – июнь 224 г. Ротомагус . Школьные распри

Глава 5 . Август 224 г. Ротомагус . Счастливая

Глава 6 . 23 августа 224 г. Ротомагус . Праздник урожая

Глава 7 . Октябрь 224 г. Ротомагус . Флавия

Глава 8 . Октябрь 224 г. Ротомагус . Пирушка

Глава 9 . 19 октября 224 г. Ротомагус . Армилустриум

Глава 10 . Декабрь 224. Ротомагус . Поединок

Глава 11 . Февраль 225 г. Ротомагус . Домус Меус

Глава 12 . Весна 225 г. Лугдунская Галлия . Центурия

Глава 13 . Весна 225 г. Лугдунская Галлия . Фибула

Глава 14 . Весна 225 г. Лугдунская Галлия . Шайка атамана-философа

Глава 15 . Май – июнь 225 г. Лугдунская Галлия . Повстанцы

Глава 16 . Июнь 225 г. Лугдунская Галлия . Пленники

Глава 17 . Июнь 225 г. Лугдунская Галлия . Omnes, quantum potes, juva.[3]

Глава 18 . Июль 225 г. Лугдунская Галлия . Слезы свободы . . . .

Реклама на сайте