«Эль Корасон»

Кирилл Бенедиктов ЭЛЬ КОРАСОН

Это легенда о драгоценности, затмившей собой все чудеса Нового Света. Много веков назад жрецы безымянного народа, обитавшего в горных долинах Анд, поклонялись ей как воплощению Орла, Пожирающего Души. Покорившие безымянный народ инки назвали ее Глазом Пачакамака, Властелина Всего Сущего, и отвели ей украшенный золотом придел в главном храме своей империи. Испанцы, сокрушившие инков, потеряли в борьбе за обладание ею больше доблестных воинов, чем пало при штурме заоблачных цитаделей Вилкабамбы. Они дали ей имя El Corazon, что значит «Сердце».

Так станем называть ее и мы.

1.

Дождь начался, когда капитан Анненков добрался до перевала Понго-Понго. Точку перевала отмечала бесформенная груда камней высотой в рост человека, на местном наречии - апачета. Древний индейский обычай велел проходившим здесь путникам оставлять камень или принесенную из долин горсть земли в знак благодарности божеству - покровителю горных троп. Само божество - какое-нибудь вытесанное из базальта идолище поганое - наверняка пряталось неподалеку, в укромной расщелине или пещерке. Ревниво следило оттуда за капитаном: положит он скромное приношение в общую кучу или пренебрежет.

Капитан пренебрег.

И немедленно за это поплатился. Божество разгневалось, затопало каменными ногами, зашумело, засвистело разбойничьим посвистом. Поднялся ветер, небо, только что прозрачное и бездонное, затянуло тяжелыми фиолетовыми тучами с багровой окантовкой, беззвучно заблистали молнии. На капот «Мегги» упали первые крупные капли дождя.

– Чертова кукла, - выругался капитан по-русски. - Только ливня мне и не хватало!

Он осторожно выжал сцепление и, подтормаживая, повел «фордик» по круто спускающейся вниз дороге. Дорога и в лучшие времена была так себе: неровная гранитная кладка времен инков, совершенно неприспособленная для колесного транспорта двадцатого столетия. Теперь же, под проливным дождем, и вовсе напоминала смертельный аттракцион в цирке Барнума.

– Железка американская! - бормотал Анненков, чудом удерживая «Мегги» на скользкой дороге. - Вот только попробуй снова заглохнуть, на детали разберу!

Впереди яростно сверкнуло, открылся усеянный крупными валунами склон, а за ним черный провал - ущелье реки с непроизносимым Индейским названием. Ник утверждал, что десять лет назад специально выписанные из Англии инженеры перебросили через ущелье стальной мост новейшей конструкции. Мост этот столь широк, хвалился Ник, что по нему могут проехать в ряд четыре грузовика «Даймлер Моторен Гезелынафт». Строительство обошлось недешево, зато теперь хлопок с плантаций сеньора де Легисамо без задержек попадает на склады Трухильо, откуда на баржах сплавляется в Манаус.

В небесах снова беззвучно вспыхнул ветвистый электрический разряд. В его неверном свете тускло блеснули свинцом покореженные останки громоздкой металлической конструкции, торчавшие из каменной осыпи, словно осколки вставной челюсти сказочного великана.

– Это, что ли, мост? - недоуменно спросил сам себя капитан, протирая свободной рукой глаза. - Ох, не нравится мне этот мостик…

Разглядеть в деталях, что произошло с мостом, не удавалось - дождь рушился с неба сплошной серой завесой. Но и увиденного при вспышке было достаточно, чтобы понять: по тому, что от него осталось, не проедут не только тяжелые грузовые повозки, но даже маленькая и верткая «Мегги» капитана Анненкова.

Мост был взорван.

Капитану приходилось видеть взорванные мосты. Но то, что было привычно на войне, здесь, в самом сердце погруженной в вековой сон сьерры, смотрелось дико.

«Землетрясение, - подумал Анненков. - Они в здешних краях не редкость… тряхнуло, как следует, мост и развалился…»

Странно, однако: неделю назад он получил телеграфическую депешу от Ника, и о землетрясении не было ни слова. Впрочем, о катаклизмах иного рода тоже.

– Да и какая разница? - вслух спросил себя капитан. - Землетрясение или нет, на ту сторону мне все равно не перебраться…

Между взорванными опорами в скале была вытесана ровная и широкая площадка. Достаточно широкая, чтобы «Мегги» могла развернуться. Капитан включил фонарик и сверился с картой: от моста, помеченного двойной пунктирной линией, уходило две дороги. Одна вела в горы, к перевалу Понго-Понго (по ней он только что спустился), другая же петляла вдоль реки и упиралась в городишко Трухильо, милях в десяти к северу. Прежде, до того как посланцы Туманного Альбиона возвели в этих диких горах свой чудо-мост, единственный путь к родовому гнезду семьи де Легисамо пролегал через Трухильо.

– Для бешеной собаки семь верст не крюк, - философски заметил Анненков, разворачивая машину. - Еще бы посветлее было, с ветерком домчались бы…

Тьма, окутавшая горы, казалась непроницаемой - возможно, из-за того, что сгустилась в самый разгар светлого весеннего дня. Не сильно помогали и фары, их слабого света хватало только на то, чтобы выхватывать из темноты предметы, расположенные не дальше двух-трех футов от капота машины. К тому же владелец гаража, продавший Анненкову «Мегги», содрал с капитана лишние пятьдесят долларов за специально приспособленный к горным условиям «форд». На капот обычной модели-А присобачили дополнительный бензобак, а на панель установили простой краник. Когда машине требовалось выйти на длинный крутой подъем, краник поворачивался и горючее самотеком поступало в мотор. Поначалу Анненков слегка обалдел от такой изобретательности, но вскоре понял, что по здешним дорогам никак иначе не проедешь. Не разворачивать же машину и ползти на подъем, врубив задний ход - хотя внизу, в предгорьях, капитану довелось наблюдать и такое экзотическое зрелище.

Именно из-за приваренного к капоту бензобака, мешавшего, честно говоря, обзору, Анненков и не разглядел вовремя стоявшего прямо посреди дороги однорукого индейца. А когда разглядел, тормозить было уже поздно.

Анненков резко вывернул руль. Индеец стоял посреди дороги, как каменная статуя, сжимая в своей единственной руке здоровенный тесак-мачете.

Машина пошла юзом, нога сорвалась с.педали, и Анненков почувствовал, что «Мегги» кренится вправо, в сторону пропасти. От края ущелья дорогу отделяло добрых двадцать футов, но ощущение все равно было не из приятных. Под колесами «форда» отвратительно скрежетало. В боковом зеркальце отражалась фигура однорукого индейца - мерзавец даже головы не повернул, чтобы посмотреть, что сталось с едва не сбившей его машиной…

Потом «Мегги» остановилась - гораздо ближе к обрыву, чем хотелось бы Анненкову, но все-таки достаточно далеко. Капитан привычно хлопнул себя по бедрам, проверяя, на месте ли пистолеты, толкнул дверцу и выбрался из машины.

– Эй, амиго, - крикнул он индейцу, - сделай одолжение, уйди с дороги!

Индеец наконец соизволил посмотреть на капитана. Был он невысок, коренаст, кривоног. Длинные, мокрые от дождя волосы падали ему на плечи. Одет индеец был, к удивлению капитана, в мундире солдата республиканской гвардии. На груди блестели пришитые вкривь и вкось огромные южноамериканские ордена. Пустой рукав кителя болтался на ветру, как серо-зеленое знамя.

– Ну, красавец! - восхитился капитан. - Еще и герой, наверное! А с дороги все равно уйди…

Индеец раскрыл рот и что-то произнес. Ветер дул из-за спины Анненкова, так что слов он не расслышал. Зато увидел, как рука с мачете поднялась и снова опустилась, подтверждая отданный приказ.

Из-за пелены дождя выступили серые, размытые тени. Двинулись по дороге к капитану, держа перед собой какие-то длинные палки.

Толпа приблизилась, обтекая неподвижную фигуру Однорукого со всех сторон. Низкорослые, сутулые люди, по большей части индейцы или метисы, одетые в странную смесь военной формы и рваных обносков национальной одежды. Дикая карикатура на армию - разбитую, ободранную, вооруженную чем попало. К длинным палкам, как видел теперь капитан, были прикручены широкие лезвия мачете - получалось что-то вроде самодельных алебард. Двое-трое «солдат» несли топоры. Шагавший впереди разбойничьего вида метис держал в руках винтовку.

Все происходило в полном молчании, но выражение угрюмых, озлобленных лиц не позволяло сомневаться в истинных намерениях приближавшихся.

– С пониманием, - хмыкнул капитан и вытащил пистолеты. Пистолеты у капитана были замечательные. На левом бедре висел кольт сорок пятого калибра, на правом - тяжелый маузер, трофей Великой войны. Во время бойни в Мазурских болотах офицер кайзеровской армии Людвиг фон Ратценау, размахивая этим самым маузером, лихо спрыгнул в обороняемый восемнадцатилетним юнкером Анненковым окоп. Спрыгнул - и напоролся на штык юнкерской винтовки. Анненкову к тому времени уже доводилось убивать врагов, но издали. Фон Ратценау оказался первым немцем, которого он прикончил в рукопашном бою. Потом Анненков долго блевал, скорчившись на дне окопа - мерзкий запах из распоротого живота убитого немца забивал ему ноздри, мешал дышать. Затем юнкер на дрожащих ногах приблизился к поверженному врагу и, следуя инструкции, тщательно обыскал его. Все найденные у фон Ратценау документы сдал в «особую часть», а маузер с готическими рунами на рукояти оставил себе. Оружие оказалось что надо, мощное и безотказное. По странной привычке давать имена полюбившимся ему предметам или механизмам Анненков назвал маузер «Потапычем» - в честь своего ротного, вологодского мужика немереной силы и медвежьей свирепости.

– А ну, стой, раз-два! - скомандовал капитан по-русски и для доходчивости добавил по-испански: - Стоять, голодранцы!

Разбойник-метис нехорошо ухмыльнулся и поднял винтовку. «Потапыч» плюнул огнем, тяжелая пуля срикошетила о камень у ног метиса и с визгом унеслась куда-то в дождь.

Лязгнула, упав на дорогу, винтовка.

Толпа остановилась, затем попятилась.

– Вот это правильно, - одобрил Анненков. - Целее будете, ребята!

Однорукий индеец что-то гортанно крикнул. Над головами серых людей взлетел, рассекая ливень, его мачете.

Что-то черное, вылетев из-за завесы дождя, ударило капитана в плечо. Правая рука мгновенно онемела - четырехфунтовый «Потапыч» теперь оттягивал ее, точно гиря.

– Ах, вот как! - рявкнул, зверея, капитан. - Ну, сучьи дети, вы первые начали!

Вскинул кольт и начал сажать в толпу пулю за пулей, стараясь целиться в ноги.

Все решилось в первые десять секунд. Невидимый капитану пращник еще дважды метал в него свои каменные заряды, но больше ни разу не попал. Толпа откатилась назад, оставив на земле воющих от боли и страха раненых. Паническое отступление удивительным образом не задело Однорукого - он по-прежнему торчал посреди дороги, как высеченный из гранита истукан.

– Что, дядя, - сказал ему Анненков, - помогли тебе твои ляхи? Индеец не ответил - наверное, потому, что не читал «Тараса Бульбу».

Правильнее всего было бы пристрелить его тут же, не сходя с места. В конце концов, именно он едва не сбросил автомобиль капитана в пропасть и натравил на Анненкова свой разношерстный сброд. Да и что сложного - попасть в неподвижную мишень такого размера в десяти шагах. Правда, барабан кольта опустел, но из четырнадцати зарядов «Потапыча» истрачен был только один, а правая рука понемногу начинала оживать. Вот только Анненков по непонятной причине не мог заставить себя выстрелить в Однорукого.

Теперь индеец смотрел на капитана не отрываясь. Взгляд у него был тяжел, пригибал к земле. «Гипнотизирует, - подумал Анненков, - шаман чертов…»

Он встряхнулся, как выбравшаяся из пруда собака. Напряг мышцы, сжался в тугую пружину, превратился в автомат для убийства. На автоматы гипноз не действует.

Ствол «Потапыча» медленно начал подниматься.

Широкий, лягушачий рот индейца искривился в досадливой гримасе. Видно, Однорукий не ожидал, что белый человек сумеет защититься от его чар.

Ослепительно сверкнула молния. На мгновение капитан увидел отчетливо отпечатавшийся на иссиня-черном фоне грозового неба силуэт индейца, словно бы обрамленный голубоватым электрическим сиянием, а потом перестал видеть вообще. Перед глазами заплясали белые огни, резко запахло озоном. Анненков зажмурился, отступил к машине, держа «Потапыча» наготове. Ощутил спиной ребро открытой дверцы «форда», остановился.

За спиной у него загремели выстрелы.

Капитан быстро присел, укрывшись за верной старушкой «Мегги». Зрение понемногу возвращалось к нему, он уже различал уходящую во тьму дорогу и извивающихся на ней раненых, похожих на перерубленых лопатой червяков. Вот только Однорукого на дороге больше не было.

В уши ударил стремительный топот копыт. Откуда-то сзади, от руин взорванного моста, налетели всадники на огромных черных конях, пронеслись мимо «форда» и помчались дальше, топча раненых и стреляя в воздух. Всадников было всего четверо, но их атака была так яростна, что Анненкову показалось, будто по дороге проскакал целый эскадрон. Спустя минуту один из всадников вернулся и спрыгнул с коня перед «Мегги», откинул назад капюшон черного плаща.

– Мистер Анненкофф, я полагаю?

«Англичанин, - определил капитан. - Выговор мягкий, южный, похож на девонширский… Скачет лихо, сразу видно, что из кавалеристов… Гусар?»

– Девонширский гусарский полк? - спросил он, поднимаясь. «Потапыч» смирно смотрел в землю, но его показное равнодушие могло обмануть только тех, кто не знал капитана Анненкова. Впрочем, англичанин был как раз из последних.

– Драгунский, - невозмутимо поправил гордый бритт. - Но в Девонширском гусарском служил мой кузен. Ланселот Стиллуотер, лейтенант королевских драгун, к вашим услугам.

«Непросто ж тебе, бедняге, было с таким имечком в драгунах», - мысленно пожалел Стиллуотера Анненков. Расправил плечи, представился:

– Анненков Юрий Всеволодович, капитан лейб-гвардии Уланского полка. Не трудитесь запоминать отчество, мистер Стиллуотер, можете называть меня просто Юрий.

– Отчего же? - слегка изогнул бровь Ланселот. - Очень приятно, Юрий Всево-ло-до-витч!

Экзотическое father's name капитана далось ему с трудом, но он справился. «Никовы штучки, - подумал Анненков. - Муштрует своих наемников, насаждает русский дух, не удивлюсь, если метисы у него тут по воскресеньям в лапту играют».

– Прошу простить наше опоздание, - Ланселот обозначил короткий извиняющийся кивок. - Вашу телеграмму из Санта-Крус мы получили, но не рассчитали, что вы так быстро переберетесь через перевал. К тому же вчера мятежники взорвали мост, мы не успели вас предупредить…

– Мятежники? - переспросил капитан. - В сьерре опять бунтуют крестьяне?

– Крестьяне бунтуют всегда, - Ланселот неопределенно махнул рукой. - На этот раз все иначе. Восстают целые провинции. Во главе мятежа стоит индеец, называющий себя Тупак Юпанки Второй, или Инкарри. Претендует на происхождение из древнего царского рода.

– Самозванец, конечно, - усмехнулся Анненков. - Что ж, теперь по крайней мере понятно, откуда взялись эти разбойники. Кстати, ваш Тупак, случайно, не однорукий?

– Нет, - если Стиллуотер и удивился вопросу, то никак этого не показал. - Инкарри молодой мужчина без каких-либо физических недостатков, пожалуй, чересчур светлокожий для индейца. Говорят, он руководит восстанием из скрытой в горах древней крепости. В наших местах, во всяком случае, он не появлялся.

– Так значит, это работа мятежников? - Капитан махнул рукой в сторону покореженных опор. - Странно: у тех, кто на меня напал, даже ружей не было.

Англичанин пожал широкими плечами.

– Тут неподалеку работала экспедиция из Североамериканских Соединенных Штатов. Геологи. Мятежники разграбили их лагерь, утащили кое-какое оружие, пять ящиков с динамитом. Вполне достаточно, чтобы взорвать мост. Думаю, у них еще осталось кое-что про запас.

Анненков прищурился.

– Как же вам удалось переправиться? Вы ведь из поместья, верно?

– Выше по реке - старый подвесной мост. Индейцы его не тронули, они никогда не поднимут руку на то, что построили инки. Нам придется воспользоваться этим мостом, чтобы попасть на плато. Приготовьтесь, Юрий, вас ждет не совсем приятная прогулка.

– Я сюда не гулять приехал, - отрезал капитан. - А машина по вашему подвесному мосту проедет?

Ланселот Стиллуотер надул щеки, будто собираясь фыркнуть от смеха, но, будучи джентльменом, сдержался. Ответил бесстрастно:

– Не беспокойтесь, Юрий, эту проблему мы как-нибудь решим. - И неожиданно добавил по-русски: - Авось!

2.

Поместье «Холодная гора» раскинулось у подножья острого, как бритва, пика, увенчанного голубоватой короной вечных снегов. Место было удивительно живописное - дорога ныряла в рощи апельсиновых деревьев и заросли рододендронов, огибала озера с неправдоподобно прозрачной водой, бежала мимо ослепительно-белых полей хлопчатника. Небо стремительно светлело, грозовые тучи уходили на восток, туда, где за отрогами Кордильера Бланка раскинулись бескрайние просторы дождевых лесов.

Несмотря на изрядную высоту над уровнем моря, здесь буйно цвели гибискус, пахистахис и мальва, окружая старый, выстроенный в колониальном стиле дом бело-розовым облаком. Облако это отражалось в искусственном пруду, живо напомнившем Анненкову парки Гатчины или Царского Села.

Никакой ограды у дома не было, только аккуратно подстриженные колючие кусты, между рядами которых виднелись широкие проходы. Ни малейшего намека не то что на фортификационные сооружения, но даже на скромный палисад. А впрочем, то же самое было и в русских усадьбах, сожженных мужичками в 1917 году. От кого отгораживаться, когда вокруг все свои?

Анненков притормозил и выключил зажигание. По широкой аллее быстрой, подпрыгивающей походкой шел к нему высокий сухопарый человек в белом костюме.

– Юрка! - крикнул он по-русски. - Юрка, кот-обормот, приехал все-таки!

Капитан вылез из «форда» и пошел ему навстречу, по-медвежьи расставив руки.

– Коля! Сколько ж не виделись, а? Ведь, почитай, лет восемь?

– С Константинополя, Юрка! С самого Золотого Рога. Ты - во Францию, я - в Румынию, так и не встретились больше.

Обнялись. Ник благоухал дорогим французским одеколоном, и Анненкову стало неудобно за свою пропахшую потом и бензиновой гарью куртку.

– Пойдем, Юрка. - Ник небрежно махнул рукой - из кустов, как чертик из табакерки, выскочил маленький смуглый человечек в темно-зеленой форме. - За машину свою не волнуйся, ее в гараж поставят. Ну, давай, нечего на дороге стоять. Сейчас ванну с дороги примешь, переоденешься, и я тебя нашему гранду представлю.

– Вещи мои в машине, - забеспокоился капитан. - Распорядись, чтобы доставили.

– Юрка! Не болтай чепухи! Я уже обо всем позаботился. Два костюма тебе приготовил, деловую тройку и вечерний смокинг, по последней лондонской моде. Примеришь, а если что не так, наш портной в два счета подгонит.

– Портной? - изумился Анненков. - Здесь?!

– Что мы, хуже других? - обиделся его спутник. - Вон, у соседей, семьи Эспиноса, даже cinema собственная имеется. Они там новейшие ленты Голливуда крутят - с Валентине, Гретой Гарбо! Ты ведь, Юрка, думаешь, верно, что мы тут в дикости да запустении живем? А у нас здесь цивилизация, мон шер.

Анненков незаметно усмехнулся. Николай Александрович Стеллецкий, его старший товарищ по юнкерскому училищу, всегда имел склонность к преувеличениям.

Они вместе воевали на германском фронте, вместе сражались с краснопузыми в Крыму, вместе голодали в богатом и негостеприимном Константинополе. И везде Стеллецкий оставался верен себе: все, происходящее вокруг, он рассматривал как некий грандиозный спектакль, поставленный исключительно ради того, чтобы поразить его воображение. Возможно, поэтому он никогда не отчаивался, считая уныние не только смертным грехом, но и черной неблагодарностью по отношению к Великому Режиссеру. В 1923 году, когда Анненков подписал контракт на работу грузчиком на сахарном заводе в Марселе, Ник принял предложение сомнительного авантюриста Шторха и отправился в Бухарест, чтобы войти в состав боевой группы, целью которой была организация вооруженного восстания против власти большевиков. После этого капитан несколько лет ничего не слышал о своем друге; среди эмигрантов во Франции ходили слухи, что Шторх оказался агентом ГПУ и сдал доверившихся ему офицеров чекистам. Однако год назад Анненков, обретавшийся в ту пору в Новом Орлеане, неожиданно получил от Стеллецкого письмо. Ник сообщал, что жив и здоров, служит в армии одной южноамериканской страны в чине полковника, но поскольку занятие это совершенно неприбыльное, зарабатывает себе на жизнь, охраняя крупного хлопкового плантатора.

«Приехал бы, что ли, - писал новоиспеченный полковник, - здесь есть, где развернуться, особенно с твоими талантами. Пейзажи опять же просто великолепны, закаты над океаном поражают воображение! А какие здесь женщины, Юра! Поглядев на них, ты забудешь и француженок, и китаянок! Все гибкие, опасные, как пантеры, а в глазах - черный огонь! Приезжай, не пожалеешь, а я тебя пристрою на какую-нибудь синекуру…»

Судя по обилию почтовых штемпелей, письмо было написано давно и упорно гналось вслед за капитаном по всему свету. Анненков перечитал его дважды и спрятал в небольшую деревянную шкатулку, служившую ему архивом. За то время, пока письмо искало капитана, судьба Стеллецкого могла не раз круто измениться, и Анненков не был уверен, что найдет старого друга по указанному адресу. К тому же у него в кои-то веки появилась приличная работа - он обучал стрелковому делу молодых бездельников из богатых семей Нового Орлеана, - и бросать ее ради призрачной карьеры в далекой Южной Америке казалось нелепым.

Все изменилось одним ненастным осенним вечером. К Анненкову, коротавшему время в баре на набережной, подошел шикарно одетый хлыщ и, затушив сигарету в стоявшем перед капитаном блюдце с оливками, сообщил, что с ним хочет поговорить дон Витторио. Дон Витторио возглавлял один из самых серьезных гангстерских кланов города, и в другое время капитан отнесся бы к этой информации с должным вниманием. К несчастью, в тот вечер Анненков находился в скверном расположении духа, к тому же он очень любил оливки. Дело кончилось тем, что хлыщ, потеряв широкополую шляпу, вылетел из дверей заведения на ярко освещенную набережную. Той же ночью люди дона Витторио подстерегли капитана, возвращавшегося в свою маленькую квартирку на улице Лафайет.

Дон Витторио послал к строптивому русскому четверых. Все они считались хорошими стрелками и убежденными трезвенниками. Капитан Анненков был одинок и пьян. Спасла его только привычка носить пистолеты в расстегнутых кобурах.

В последовавшей перестрелке двое гангстеров были убиты, еще двое позорно бежали с поля боя, сам же Анненков отделался сквозным ранением икры. Впрочем, скрываться от полиции пришлось именно ему. Он покинул Луизиану, пересек Карибское море и нашел временное пристанище на Ямайке. Там, лежа на кровати в дешевой, кишащей клопами гостинице, он вспомнил о письме Ника и решил написать ему ответ.

– То-то и видно - цивилизация, - усмехнулся капитан. - Единственный приличный мост - и тот взорван. Пришлось перебираться по каким-то висячим лианам…

– Взорвали мост - ерунда! - возразил Стеллецкий. - Отстроим новый. Главное сейчас - не дать этой сволочи укрепиться на нашем берегу реки. Тебе Ланселот уже рассказывал про Инкарри?

– Индейский вождь? Да, говорил. А я, знаешь ли, тоже встретил тут одного индейца - без руки. Удивительный тип. Натравил на меня каких-то своих разбойников, пришлось пострелять. А потом взял и растаял в воздухе, представляешь?

Стеллецкий неожиданно помрачнел и крепко взял товарища под локоть.

– Юра, ты про этого однорукого лучше пока не упоминай… Постой, а Ланселоту ты о нем успел рассказать?

Анненков пожал плечами.

– Да. Но он, кажется, не обратил внимания…

– Это ты с ним еще в покер не играл. Морда каменная, глаза холодные, никогда не поймешь, какая у него карта на руках. Эх, жаль, конечно, что ты так сразу проболтался, но теперь ничего не воротишь. Все равно - больше никому про однорукого ни слова, d'accord?

– Ну хорошо, - согласился Анненков. - Надеюсь, ты мне все объяснишь?

Стеллецкий отпустил его руку.

– Разумеется, Юра, разумеется. Только не прямо сейчас, ладно? Это разговор долгий, не на один час… к тому же непосредственно касающийся твоих будущих обязанностей. Понимаешь, о чем я?

– Нет, - честно ответил капитан и вдруг рассмеялся. - Колька, старый черт, а ты все такой же! Тайные общества, загадочные манускрипты… Когда же ты наконец остепенишься?

Они уже подходили к дверям дома. Высокая, в два человеческих роста, арка, выложенная красным кирпичом, была увита зелеными побегами плюща. Над аркой красовался старый, прибитый к стене огромными гвоздями щит с гербом рода де Легисамо. Вставший на дыбы леопард когтил улыбающееся солнце.

– Добро пожаловать, мон шер, - Ник толкнул деревянную и довольно ветхую с виду дверь, она легко распахнулась перед ними. - Уверяю, ты не будешь разочарован.

За дверью находился внутренний дворик - патио, непременный атрибут колониальных домов. Нежно журчал фонтан. По отполированным мраморным плитам двора плясали подгоняемые легким ветерком лепестки роз.

– Красиво, - одобрил Анненков. - Особенно вот эта деталь мне нравится.

Он указал на резную деревянную галерею, нависавшую над патио. Ее почти скрывали спадавшие с крыши пышные лозы винограда.

– Правда? - обрадовался Стеллецкий. - По-моему, очень живописно. Восемнадцатый век, между прочим. Орнамент делал знаменитый резчик из монастыря Сан-Кристобаль…

– Пулемет там хорошо встанет, - перебил его капитан. - Даже маскировать не надо.

– Пулемет? - переспросил Ник. - Ну да, ты сразу о деле… Хвалю, Юра, хвалю.

На затененной галерее мелькнуло что-то белое. Платье?

– Там девушка, - вполголоса сказал Анненков. - Смотрит на нас.

– Это, верно, Лаура, - улыбнулся Стеллецкий. - Племянница гранда, очень милая девочка. Ей всего пятнадцать. Она еще немного диковата, старается не попадаться никому на глаза.

– А где же остальные? Ты писал, что в поместье будет полно гостей…

– Сейчас время сиесты. Дамы отдыхают… ну, или прячутся на галерее. А хозяин еще с вечера уехал с гостями к водопадам: здесь неподалеку исключительно красивые водопады. Они должны были уже вернуться, но, видно, задержала гроза.

– А эти водопады - они на вашей стороне реки? - рассеянно спросил Анненков, следя краем глаза за перемещением белого платья. Теперь он видел еще тонкую смуглую руку, теребившую тяжелую виноградную гроздь.

– На нашей, на нашей, - засмеялся Ник. - Не волнуйся, с ними пять парней Ланселота.

– Это значит, что в поместье осталось трое охранников, - заметил капитан. - Твой англичанин сказал, что их всего дюжина. Четверо поехали встречать меня, пятерых ты отправил сопровождать хозяина. Так?

– Юрка, Юрка! - покачал головой Стеллецкий. - Да я один стою всех этих бездельников. Пока я здесь, «Холодной горе» ничего не угрожает.

Капитан обернулся и внимательно посмотрел на старого друга.

– С пониманием. Только зачем, в таком случае, тебе понадобился я?

Они вступили в тень галереи, и Анненков потерял из виду следившую за ними девушку.

– Терпение, мон шер, скоро ты все узнаешь… Нам сюда, в это крыло. Дом большой, заблудиться в нем несложно, поэтому поначалу я буду твоим Вергилием. Твои комнаты - на первом этаже, с окнами в сад. Вот ключ, дверь откроешь сам.

Комнаты оказались небольшими, светлыми и уютными. В гостиной стоял круглый стол и три кресла. Стеллецкий жестом радушного хозяина предложил Анненкову присесть.

– Здесь есть все, что необходимо для жизни. В спальне - платяной шкаф, твои костюмы висят там. Есть отдельная ванная комната, дверь в нее ведет тоже из спальни. Шнур над кроватью - для вызова слуг, не стесняйся дергать несколько раз, эти бездельники обычно спят или шляются где попало. Вот здесь - внимание! - бар. Выбор напитков, как видишь, достоин ресторации Палкина. Если захочется холодного оранжада, дергай шнур - принесут прямо с кухни. Там, между прочим, стоит настоящий аппарат Одифрена, так что продукты всегда свежайшие. Впрочем, вечером ты сам убедишься. Хозяин сегодня дает торжественный ужин.

– По поводу моего приезда? - удивился капитан. - Что ж ты про меня наговорил?

– Не волнуйся, Юра, ты здесь ни при чем. Вечером прибывает некто фон Корф, важная шишка из германского посольства. У них с грандом секретные коммерческие дела…

Стеллецкий достал из бара пузатую бутылку и плеснул в стаканы прозрачной, терпко пахнущей жидкости. Протянул один Анненкову.

– Ну, со свиданьицем, Юрка! Вот уж не чаял, что встретимся! Капитан опрокинул свой стакан и скривился.

– Чем это ты гостей потчуешь, Ник? Самогонкой, что ли?

– Зачем самогонкой? - обиделся Стеллецкий. - Натуральная писка. Та же водка, только виноградная, вроде итальянской граппы. Одичал ты в странствиях, Юрка, потерял нюх…

– Нюх-то я как раз не потерял… - Анненков повел носом над пустым стаканом и скривился еще раз. - А водки нормальной у вас здесь, конечно, не держат?

– Да откуда здесь водка! Пшеницу-то никто не растит…

– Ничего, - капитан скинул куртку, отстегнул ремень с пистолетами, аккуратно повесил его на кресло. - Я из Штатов привез пару бутылок «Смирновской», вечерком раздавим. Вот что, ты допивай свою писку, а я сейчас, с твоего позволения, приму ванну.

Пока ванна наполнялась горячей водой, Анненков, не спеша, разделся перед зеркалом, присел на обтянутую зеленым бархатом козетку, вытянул левую ногу и помассировал ее. Левой ноге капитана хронически не везло. В германскую войну Анненков сломал ее, упав с лошади; при обороне Перекопа на нее плеснуло горящей нефтью; в Марселе верткий, как угорь, алжирец ударом подкованного ботинка выбил капитану мениск. Излишне уточнять, что пуля нью-орлеанского гангстера, разумеется, тоже попала в левую икру. Порой ногу начинало ломить так, что капитану хотелось ампутировать ее и заменить протезом из кожи и дерева. Но сейчас, благодаря тому, что последние километры пути Анненков проделал верхом и не давил постоянно на педаль сцепления, дела обстояли вполне прилично.

Он забрался в ванну, с наслаждением вытянулся в полный рост, закурил толстую кубинскую сигару и некоторое время лежал без движения, лениво стряхивая пепел в массивную бронзовую пепельницу на высокой ножке. Когда сигара была выкурена почти до конца, в дверь коротко постучали и на пороге появился полковник Стеллецкий - без пиджака, со стаканом в загорелой руке.

– Вылезай, Юрка, - не терпящим возражений голосом заявил он. - Хозяин вернулся.

3.

Дон Луис Серра де Легисамо, владелец поместья «Холодная гора», был полноват, но подвижен. Чертами бледного лица он напоминал древнего римлянина - твердый подбородок, прямой нос, крутая линия надбровных дуг. Иссиня-черные, зачесанные назад волосы пятнала седина - оттого дон Луис напомнил капитану любимого отцовского пса, спаниеля Ратмира: окрас «перец с солью».

– Месье Анненкофф, - почему-то по-французски обратился он к гостю, - добро пожаловать в мой скромный chateaux. Очень рад вашему приезду, месье Стеллецкий много о вас рассказывал…

Рукопожатие оказалось неожиданно крепким - Анненков даже поморщился.

– Это большая честь для меня, - ответил он, сразу переходя на испанский. - Я поражен красотой вашей усадьбы…

– Бросьте, - рассмеялся дон Луис. - Вы же еще ничего не видели… Впрочем, Ланселот уже доложил мне, как лихо вы расправились с бандой разбойников у моста.

Стеллецкий кашлянул.

– Это, скорее всего, та самая шайка, что сожгла дом падре Карта-ги. Мерзавцы, сброд…

– К сожалению, в наших краях сейчас неспокойно, - словно извиняясь, проговорил де Легисамо. - Именно поэтому я и попросил Ника разыскать надежного и опытного офицера, которому можно доверить охрану поместья. Впрочем, о делах мы поговорим позже. Пойдемте, господа, я представлю сеньора Анненкова дамам.

Дамы обнаружились в гостиной. Стройная брюнетка с точеной фигурой и пышной волной рассыпающихся по плечам волос и тоненькая голубоглазая блондинка в розовом платье. При взгляде на нее капитан ощутил какое-то неясное беспокойство - будто бы он уже встречал раньше эту блондинку в розовом, но никак не мог вспомнить, где и при каких обстоятельствах.

– Моя жена Мария, - представил ее хозяин. - Мария, это сеньор Анненков, о котором ты уже, несомненно, слышала от Ника. Еще один твой соотечественник, дорогая… Да-да, Мария у меня тоже русская, ее родители переехали в Южную Америку еще до войны с немцами.

– Очень рада, сеньор Анненков, - Мария улыбнулась, показав ослепительно-белые, ровные зубы. - Я почти не говорю по-русски, совсем все забыла…

Акцент у нее и вправду был ужасный.

– Что вы, - капитан поймал ее тоненькую ладошку, поднес к губам и осторожно поцеловал. - Мне кажется, я вновь очутился в салонах Санкт-Петербурга!

– Это заслуга Ника, - Мария кокетливо стрельнула глазками в Стеллецкого. - Он заставляет меня упражняться в русском языке ежедневно!

– Теперь у тебя будет еще один собеседник, сердечко, - мягко перебил ее дон Луис, беря Анненкова под локоть и подводя его к брюнетке. - Познакомьтесь, это моя кузина, сеньорита Миранда Эстефания Гарсия Кордеро.

Сеньорита Миранда протянула капитану узкую, унизанную золотыми браслетами руку.

– Вот и новая жертва «Холодной горы», - без улыбки произнесла она, вглядываясь в лицо Анненкова своими непроницаемо-черными глазами. - Вы, должно быть, не знаете, сеньор: каждый, кто попадает сюда, остается здесь навсегда. Это место проклято.

«Ого! - подумал капитан. - Эк она сразу!»

– Не сомневаюсь, - сказал он, прикладываясь к ручке Миранды. - Куда можно, уехать от таких божественно прекрасных женщин?

Брюнетка усмехнулась.

– Что ж, не принимайте это близко к сердцу - я пошутила.

– А я - нет, - капитан наконец отпустил ее ладонь. - Я был серьезен, как никогда.

– Русские офицеры очень галантны, - быстро сказала Мария. - Ах, как я жалею, что не побывала в Санкт-Петербурге до этого ужасного переворота! Папа рассказывал мне, какая в те времена была интересная жизнь… Балы, светские рауты… Мой папа был дипломатом, служил в консульстве в Бразилии. Он часто вспоминал, какую шикарную жизнь они вели в Петербурге с мамой. С тех пор я иногда вижу сны о России… о той, прежней России…

– Мария у нас мечтательница, - снова извинился дон Луис. - Вечно витает в облаках. Я для нее даже башенку специально выстроил в саду - чтобы сидела поближе к небу и мечтала…

Неслышно приблизился слуга с подносом, на котором стояли наполненные золотистым шампанским бокалы.

– Не подумайте дурного, - Миранда взяла бокал и снисходительно поглядела на покрасневшую Марию. - Она мечтает вовсе не о рыцаре на белом коне, тем более, что такой рыцарь у нее уже есть. - Быстрый, как укол рапиры, взгляд в сторону де Легисамо. - Заветное желание нашей маленькой принцессы - вернуться в эту ужасную холодную Россию. Скажите, Юрий, правда ли, что у вас там на улицах лежит такой же снег, как здесь на вершинах высоких гор?

Анненков наклонил голову, давая понять, что оценил юмор Миранды.

– Не сомневаюсь, сеньорита, что вы уже спрашивали об этом моего друга Ника. И он наверняка дал вам самые исчерпывающие ответы. Отчего же вы ему не верите?

Брюнетка сделала крошечный глоток шампанского.

– Во-первых, я вообще не очень доверяю мужчинам. Спрашивая нескольких мужчин об одном и том же, можно добиться, по крайней мере, приближения к истине. А во-вторых, дорогой Юрий, неужели вы способны заподозрить меня в банальности? Ника я довожу расспросами о том, ходят ли по улицам русских городов дикие медведи.

– Это правда, - расхохотался Стеллецкий. - Всю душу уже из меня вынула медведями своими!

– Ни за что не поверю, что столь прелестная сеньорита способна вынуть из тебя душу, - Анненков со значением посмотрел на Миранду и глянул на Стеллецкого: - Тем более, что у тебя ее, как известно, нет!

Бокал с шампанским выпал из пальцев Миранды и звонко разлетелся на куски у ее ног.

– Простите меня, - пробормотала побледневшая девушка. - Я такая неловкая…

– На самом деле неловок я, - смутился капитан. - Мог бы поймать бокал на лету.

– Для этого, мон шер, нужно было на него смотреть, - ехидно заметил Стеллецкий. - Хотя бы краем глаза.

«Неужели ревнует? - подумал Анненков. - К Миранде? Вот так номер!»

На несколько мгновений в гостиной воцарилась та особая неловкая тишина, которая способна испортить даже самый приятный вечер. Положение спас хозяин дома, с учтивой улыбкой поклонившийся маленькому крепышу, затянутому в расшитый серебром мундир.

– Дамы и господа, позвольте представить вам майора Хорхе Гутьерреса. Этот блестящий офицер выполняет в наших краях специальное поручение правительства. Мы встретились сегодня на водопадах, и сеньор Гутьеррес оказался столь любезен, что принял мое приглашение присоединиться к нашему обществу.

– Сеньоры и сеньориты, - хрипловатым баритоном проговорил майор, кланяясь. - Польщен и очарован. Нет, не очарован - ослеплен!

– Что за специальное поручение? - сразу же поинтересовалась ожившая Миранда. - Или это секрет?

Жесткие усики Гутьерреса слегка шевельнулись.

– Никаких секретов, во всяком случае от вас, богини! Я занимаюсь картированием местности. Геодезическая съемка. Звучит скучно, я знаю, но уверяю вас, это настоящее приключение. Не далее как два дня назад я вернулся из ущелья Уанкай, если вам о чем-то говорит это название…

По-видимому, ущелье и впрямь пользовалось у обитателей поместья дурной славой, потому что Мария ахнула и прикрыла рот тонкой ладошкой, а Миранда удивленно подняла брови. Гутьеррес, явно довольный произведенным на дам впечатлением, повернулся к Анненкову и Стеллецкому.

– Сеньоры, прошу меня извинить. Я не успел представиться…

– Ничего страшного, майор, - вальяжно проговорил Ник. - За вас это уже сделал наш хозяин. Полковник Стеллецкий, капитан Анненков, к вашим услугам. Так что вы там рассказывали про Уанкай?

Де Легисамо тронул Анненкова за локоть.

– Ущелье Уанкай считается в наших краях гиблым местом. Поживете у нас подольше - услышите много жутких историй. А пока прошу меня извинить: с минуты на минуту должен прибыть фон Корф…

– …целые россыпи костей, - достиг ушей капитана напористый баритон Гутьерреса. - В основном, конечно, животного происхождения, но среди них я заметил и несколько человеческих. Все они были превосходнейшим образом обглоданы…

– Какие ужасы вы рассказываете, майор! - воскликнула Мария. - Здесь же дети!

– Тетя Мария, - еле слышно пробормотал чей-то смущенный голосок. - Я уже не ребенок…

– Лаура, - вмешалась Миранда, - тебе и впрямь незачем слушать подобные истории. Давай-ка лучше я познакомлю тебя с нашим новым гостем, капитаном Анненковым.

Капитан медленно обернулся. Миранда едва ли не силком тащила к нему худую, смуглую девочку в пышном белом платье. Платье было роскошное, расшитое крупным жемчугом, вот только с полудетской внешностью своей хозяйки оно совершенно не сочеталось. Анненкову приходилось видеть, как удачно подобранные наряды меняют облик девочек-подростков, делая их взрослее и соблазнительнее, но здесь был явно не тот случай.

– Сеньор капитан, - Миранда говорила подчеркнуто серьезно, но в глубине ее темных глаз мелькали веселые искорки. - Разрешите представить вам любимицу нашей семьи, юную Лауру Крус Сауро де Легисамо.

Любимица семьи смотрела себе под ноги и поднимать глаза на капитана явно не собиралась.

– Это вы были на галерее? - спросил Анненков. - Прятались за виноградными лозами?

У Лауры покраснели уши.

– Почему вы так решили? - тихо пробормотала она. - Вам тетя сказала?

– Я вас видел, сеньорита. Солнце как раз освещало галерею, а ваше прекрасное платье просвечивало сквозь листья.

Девочка закусила губу.

– Так я и знала! Ненавижу это платье! Ненавижу!

– Лаура! - строго произнесла Миранда. - Пожалуйста, веди себя, как подобает воспитанной девушке. Что подумает о нас сеньор Анненков?

– Если бы не вы, кузина, - казалось, Лаура с трудом сдерживает слезы, - если бы не вы, я бы никогда не надела это ужасное платье! Никогда в жизни!

Капитан подобрался, как перед атакой. Женские слезы были для него страшнее иприта.

– Милая Лаура, - сказал он как можно мягче. - Ваше платье великолепно, как, впрочем, и вы сами. Если вы не сочтете эту просьбу чересчур дерзкой, я просил бы вас подарить мне сегодня танец. Уверяю вас, я не самый плохой партнер по эту сторону Атлантики.

Пунцовая от смущения Лаура пробормотала что-то неразборчивое и спряталась за широкую спину разносившего напитки слуги.

– Да вы просто светский лев, капитан, - протянула Миранда, испытующе глядя на капитана. - Держу пари, что бедная девочка будет считать минуты до начала танцев.

– Я никогда не заключаю пари с женщинами, - улыбнулся Анненков. - Гораздо разумнее сразу же признать свое поражение.

– Какая-то у вас капитулянтская позиция, - недовольно пожала плечами брюнетка. - Смотрите, как бы я с вами не заскучала!

– Уверен, что вас всегда сумеет развлечь майор Гутьеррес. Миранда надула губки.

– Фи, капитан, вы всегда такой грубый? Анненков не успел ответить.

– Военный атташе посольства Германии, барон Отто фон Корф, - провозгласил мажордом. Голос у него был зычный и гулкий, как у северного оленя в период гона.

– Юрка, - Стеллецкий ткнул приятеля локтем в бок, - а ты помнишь, у нас в училище был такой фон Корф? У него папаша еще служил в кавалергардах…

– Да не может быть! Что ж здесь, по-твоему, парижский салон?

Это там, знаешь, в один вечер можно повстречать половину своих петербуржских знакомцев…

– Вот увидишь, - зловещим шепотом проговорил Ник. - Если окажется тот самый фон Корф - ты мне ставишь бутылку «бурбона».

Насколько помнил Анненков, юнкер фон Корф был типичным остзейцем - высоким, тощим, с худым неприятным лицом и тусклыми глазами. Человек, появившийся в зале вслед за мажордомом, более всего напоминал кота - большого, сытого, с добродушной, но хитроватой мордой. Одет он был в цивильное и на военного походил мало.

– Не он, - хмыкнул Анненков. - Кстати, мы не договорились, что ставишь ты в случае проигрыша. Имей в виду, писку твою я пить больше не стану!

– Там видно будет, - разочарованно проворчал Стеллецкий. - Эх, а я-то уверен был, что это - наш…

Пока военный атташе раскланивался с доном Луисом, дамы, нисколько не смущаясь присутствием Анненкова и Стеллецкого, потихоньку обсуждали достоинства и недостатки нового гостя.

– По-моему, господину барону стоило бы заняться своей фигурой, - негромко заметила Миранда. - Я беспокоюсь за судьбу его пиджака.

– А что с его пиджаком, тетя? - в голосе Лауры прозвучало неподдельное любопытство.

– Боюсь, он сейчас треснет, - поджала губы брюнетка. Лаура прыснула.

– Недобрые! - Мария легонько шлепнула девочку веером. - Посмотрите, какой у господина барона веселый взгляд! Не сомневаюсь, он всех нас чудесно развлечет!

– Я бы на твоем месте на это не рассчитывала, моя дорогая. У колбасников грубое чувство юмора. Это тебе не французы и даже не русские! - заметила Миранда.

– Тише, тише! - угрожающе прошептала Мария. - Он идет сюда… или, лучше сказать, катится?

Барон действительно приближался. Объемистый живот плыл по воздуху, словно цеппелин. Золотая цепочка от часов, спадавшая в широкий карман брюк, позвякивала при ходьбе.

– Дамы, - поклонился он, утопив подбородок в жирных складках шеи. - Господа офицеры! Я поражен, обнаружив в столь диких краях такое изысканное общество!

– Здравствуйте, барон, - сказал Анненков. - Простите мое любопытство: вы, случайно, не выпускник юнкерского училища в Санкт-Петербурге?

Фон Корф, казалось, совсем не удивился вопросу.

– Нет, капитан. Я никогда не был в Санкт-Петербурге. Однако упомянутое вами училище заканчивал мой дальний родственник по отцовской линии, тоже фон Корф. Знаете, нас, фон Корфов, довольно много в разных частях света. Мы - как это по-испански? - весьма плодовиты!

Лаура захихикала.

– Вы напрасно смеетесь, сеньорита, - добродушно заметил барон.

– Представители высшей расы должны заботиться о своем воспроизводстве. Чем больше здоровых и крепких детей произведут на свет женщины Германии, тем лучше для Рейха.

– О Господи, - негромко сказал Стеллецкий по-русски. - Так он из этих…

– Вы знакомы с расовой теорией доктора Ганса Гюнтера, господа?

– чувствовалось, что барон оседлал своего любимого конька. - Это величайший ум нашего времени! Вам, дамы, я бы тоже порекомендовал ознакомиться с его трудами, ибо доктор уделял особое внимание проблеме упадка нравственности и распада крепкой нордической семьи!

– Что вы говорите? - проворковала Миранда. - И что же говорит ваш Гюнтер о распаде семьи?

– Я больше не выдержу, - шепнул Стеллецкий Анненкову. - Пойдем и немедленно выпьем, Юрка, иначе я этому борову наговорю гадостей. Ты же знаешь, я колбасников с самой войны ненавижу…

– Интересно, здесь только шампанским потчуют? - поинтересовался капитан. - А как насчет чего-нибудь покрепче?

– Что-нибудь покрепче, сеньор капитан, я предложу вам у себя в кабинете, - проговорил внезапно возникший дон Луис. - Постарайтесь незаметно исчезнуть после ужина, хорошо? Ник покажет вам дорогу…

4.

– Итак, капитан, - де Легисамо пододвинул к Анненкову украшенный затейливой резьбой ящичек из красного дерева, - наконец-то пришло время поговорить о делах.

Капитан молча открыл ящичек. Там, похожие на маленькие тугие снаряды, лежали сигары. Судя по темному загару листа, бразильские.

– Кананера, - подтвердил дон Луис. - Мой тесть работает управляющим табачными плантациями семьи Мендоза в Баие.

– Благодарю, - Анненков размял сигару, понюхал ее, щелкнул серебряной гильотинкой.

«Интересно, - подумал он, - насчет сигар ему тоже Ник нашептал?»

Лет десять назад, сидя в грязном, прокуренном подвале Исмаилбея на Пере, они с Ником пили дешевую, вонючую ракию и строили планы на будущее. В этих планах присутствовали роскошные яхты, тропические острова и знойные мулатки. «Пить мы будем исключительно ром, - говорил Ник, - крепкий ямайский ром! А курить станем сигары и непременно бразильские - «гавана» сладковата да и слаба. Мы же с тобой привыкли к дрянному турецкому горлодеру, нам только бразильские сигары и подойдут…»

– Вы, вероятно, хотели бы узнать, отчего сеньор Стеллецкий настаивал на вашем срочном приезде? - проговорил дон Луис.

Анненков, раскуривавший сигару, ограничился утвердительным кивком.

– Дело тут вот в чем. В ближайшие дни я должен покинуть поместье. Николай Александрович любезно согласился меня сопровождать. Однако оставить «Холодную гору» без охраны я не могу, особенно сейчас, когда крестьяне бунтуют по всей сьерре.

– И вы готовы возложить охрану вашего поместья на меня? - спросил капитан. - Дон Луис, мы с вами познакомились несколько часов назад. Я, конечно, польщен таким доверием, но вы не находите этот шаг несколько… неосмотрительным?

– Не нахожу, - коротко ответил де Легисамо. - Сеньор Стеллецкий поручился за вас, а ему я доверяю полностью. Николай Александрович - человек чести.

– Разумеется. И все же мне кое-что неясно. У вас есть Ланселот Стиллуотер - превосходный офицер, надежный, храбрый. Почему вам понадобился человек со стороны?

– Вы сами ответили на свой вопрос, - усмехнулся дон Луис. - Мне нужен именно человек со стороны. Ланселот всех здесь знает, и все знают его. Иногда это плюс, а иногда минус. Сейчас, скорее, минус.

– Вы ему не доверяете? - прямо спросил Анненков. Де Легисамо прикрыл глаза.

– Не то чтобы я ему не доверял… но я слишком хорошо знаю его слабости. А что хуже всего, их знаю не я один.

«Не доверяет, - сделал вывод капитан. - Подозревает, что Ланселот работает на кого-то еще?»

– Видите ли, Юрий, если бы речь шла только об охране поместья, мне вполне хватило бы Стиллуотера. Собственно, я уже поступал так несколько раз, однако сейчас я рискую гораздо большим, нежели просто старинный фамильный дом и хлопковые плантации.

Анненков молча ждал продолжения. Де Легисамо побарабанил пальцами по подлокотникам кресла.

– Обстоятельства складываются так, что я вынужден оставить здесь свою жену, Марию. Раньше, возвращаясь в столицу, я всегда брал ее с собой. Мария еще так молода, ей скучно в нашей глуши… Но эта моя поездка слишком опасна.

Капитан решил, что пора брать инициативу в свои руки.

– Дон Луис, - сказал он решительно, - я не имею привычки лезть в чужую жизнь, однако если вы действительно собираетесь нанять меня для охраны «Холодной горы», то прошу вас выражаться яснее.

– Муж моей кузины Миранды… - начал де Легисамо и осекся, увидев удивленно поднятые брови капитана.

– Помнится, вы представили ее как «сеньориту». Или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь, - вздохнул хозяин. - Она была замужем недолго, а в двадцать лет обращение «сеньора» способно расстроить девушку больше, чем мы, мужчины, можем себе представить… Дело в том, что Миранда - вдова.

– Вот как, - глубокомысленно произнес Анненков.

– Ее муж, ныне покойный генерал Мануэль Эрнандес Прадо по прозвищу Цезарь, был в числе тех, кто пытался защитить законную власть во время прошлогоднего переворота. Вы наверняка слышали об этих событиях…

Анненков благоразумно не стал его разубеждать.

– К несчастью, мятежники одержали верх. При штурме президентского дворца генерал погиб. Миранда осталась совсем одна, и я предложил ей пожить у нас в поместье… Понимаете, капитан, она мне даже не совсем кузина… скорее, дочь… все-таки двадцать лет разницы. Именно поэтому я чувствую определенную ответственность за ее судьбу.

– Ваша поездка в столицу как-то связана с делами Миранды?

– Да, напрямую. У генерала Прадо остались в столице влиятельные друзья. Они должны помочь ей вернуть деньги Цезаря. Кроме того, я бы хотел, чтобы Миранда уехала в Соединенные Штаты или в Европу. Но, разумеется, это станет возможно только в том случае, если мне удастся решить вопрос с наследством генерала Прадо.

– С пониманием, - кивнул капитан. - Однако в чем же вы видите опасность?

– У Цезаря остались не только друзья, но и могущественные враги… Вы позволите не вдаваться в подробности?

– Как вам будет угодно, - ответил Анненков. - Значит, вы берете с собой кузину, но не берете сеньору Марию. Из соображений безопасности.

– Это не так, - в черных глазах де Легисамо сверкнули гневные искры. - Миранда тоже останется в поместье. Вам придется охранять троих.

– Марию, Миранду и Лауру? Что ж, не могу сказать, что этот контракт мне не нравится.

– Очень хорошо, - дон Луис откинулся на спинку кресла и запыхтел сигарой. - Как вы понимаете, я нанимаю вас для того, чтобы ни с одной ничего не случилось. Вообще ничего, капитан.

Анненков задумался.

– То есть, если одна из них оступится на лестнице и сломает ногу, вы посчитаете это моей недоработкой?

– Именно, - усмехнулся де Легисамо. - Вижу, вы действительно все схватываете на лету. Возможно, у вас есть и другие вопросы?

– Сколько человек вы берете с собой?

– Мы едем вдвоем… я и сеньор Стеллецкий. Конечно, до железной дороги нас будут сопровождать трое всадников Стиллуотера, но они вернутся на следующий день. Таким образом, в вашем распоряжении окажутся все охранники поместья. Ланселот станет вашим заместителем. Вы согласны?

Капитан прищурился.

– Кажется, мы не обговорили вопрос оплаты.

– Я заплачу вам две тысячи североамериканских долларов за месяц работы. Согласитесь, это хорошие деньги, капитан.

Анненков пожал плечами.

– Хорошие деньги за месяц постоянной работы. Но вы, как я понял, собираетесь нанять меня как сезонного рабочего - только на время вашего отсутствия. Меж тем мои расходы на дорогу составили не менее пятисот долларов.

– Расходы я возмещу, - проворчал де Легисамо. - Что же касается постоянной работы, все зависит от того, как вы справитесь с заданием. Разумеется, место сеньора Стеллецкого я вам обещать не могу…

Капитан укоризненно покачал головой, и дон Луис немного смутился.

– Да вы и сами наверняка не станете на него претендовать. А вот что касается старины Ланселота…

– Послушайте, - перебил его Анненков, - я совершенно не собираюсь лишать места никого из ваших людей. Я просто хочу знать, есть ли мне смысл соглашаться. Я человек небогатый, зарабатываю на жизнь, чем умею. А умею я, главным образом, воевать.

– Я знаю, - кивнул дон Луис. - Сеньор Стеллецкий рассказывал мне о вашем боевом прошлом.

– Пока я не очень понимаю, что от меня требуется. Окоротить бунтующих крестьян - это я могу. А нянчиться с тремя девицами, извините, не по моей части.

Де Легисамо помрачнел. Отложил сигару, поднялся с кресла и нервно заходил по кабинету.

– Нянчиться не нужно! Ваша задача - оградить их, и в первую очередь, Марию, от грозящей опасности!

– О которой я до сих пор не имею ни малейшего представления, - холодно заметил Анненков.

– Я расскажу, - пообещал хозяин поместья. - Ваше право - верить мне или нет, но я расскажу вам все.

Капитан выпустил в воздух сиреневое колечко ароматного дыма, откинулся на спинку кресла и приготовился слушать.

– Начало этой истории уходит в глубь веков, - предупредил де Легисамо. - Вы видели наш герб над воротами?

– Леопард и солнце. Это имеет какое-то отношение к нашему делу?

– Имеет. Мой предок, Мансио Серра де Легисамо, участвовал в знаменитом походе Писарро на столицу империи инков, Куско. Это было четыреста лет тому назад…

Рассказ дона Луиса де Легисамо

Великий город поразил воображение испанцев. Их передовой отряд захватил главный храм инков, Кориканчу, облицованный тяжелыми плитами золота. Во внутреннем дворе Кориканчи испанцы нашли удивительный сад - и деревья, и цветы, и початки кукурузы в нем были искусно выкованы из золота и серебра. Там было еще много великолепных сокровищ, но моему прадеду повезло: он первым сорвал со стены изображение - огромный золотой диск с длинными волнистыми лучами, изображавший солнце. Весил диск не менее шестидесяти килограммов, и как мой предок с ним управился, одному Богу известно. Впрочем, Мансио владел сокровищем недолго: в ту же ночь он проиграл свою добычу в кости другому солдату, чье имя затерялось в веках.

Кстати, этот проигрыш принес моему прадеду сомнительную славу: с тех пор появилась поговорка «Проиграть солнце прежде, чем оно взойдет». Мало кто из историков не упомянул об этом случае, но никто не знал, что Мансио Серра де Легисамо все-таки сумел ухватить фортуну за рукав.

Уже под утро он поставил оставшееся у него золото против странного кристалла, найденного одним из конкистадоров в дальнем приделе Кориканчи. Кристалл этот был размером с куриное яйцо; если бы речь шла об алмазе или изумруде, его ценность ни у кого не вызвала бы сомнения. Но даже самые образованные соратники Писарро не могли определить, что это за камень. Он, например, менял цвет - от рубинового до темно-синего. Кроме того, он носил следы обработки, но слишком грубой, явно снижавшей его стоимость. В общем, тот, кто поставил на кон этот кристалл, не слишком-то хорошо представлял, сколько он может стоить. И не очень-то переживал, надо полагать, когда мой прадед кристалл выиграл.

К утру Мансио стал владельцем El Corazon - так он назвал свой трофей. Действительно, камень немного напоминал сердце: он слегка заострен снизу, а сверху в нем есть ложбинка - по всей видимости, след искусственной обработки. Что с ним делать, прадед не знал. Королевский казначей, сопровождавший отряд, отказался оценивать кристалл и не включил его в реестр захваченной в Куско добычи. После своего знаменитого проигрыша Мансио остался нищим: у него не хватало средств, чтобы жить, как пристало кабальеро, и он был вынужден продать своего коня. По тем временам это был большой позор. Однако прадед довольно скоро обнаружил, что Е1 Corazon приносит удачу в азартных играх. В его записках этому посвящено несколько страниц, но описание довольно запутанно, и понять, как именно помогал ему камень, нелегко. Мансио считал, что кристалл каким-то образом влиял на «гуморы» противника и заставлял того ошибаться - идти не с той карты, например, или сбивал ему руку при броске костей. При этом он каждый раз менял цвет, становясь то нежно-жемчужным, то багряным, то небесно-голубым. Опасаясь обвинений в колдовстве, прадед спрятал El Corazon в мешочек из плотной ткани, который носил под рубашкой. Талисман служил ему верой и правдой, и спустя каких-то полгода мой предок изрядно разбогател. Он, конечно, старался играть осторожно, поэтому время от времени проигрывал - в этом ему тоже помогал камень. Со временем Мансио решил, что кристалл обладает чем-то вроде разума; во всяком случае, он пытался с ним договариваться, объясняя, чего именно он хочет от того или иного противника. Та часть записок моего прадеда, где рассказывается о попытках наладить контакт с талисманом, зашифрована примитивным шифром: Мансио хорошо понимал, что от разговоров с камнем недалеко до идолопоклонничества, а в те суровые времена можно было попасть на костер и за менее тяжкие преступления…

Волновался он не напрасно. В последние годы жизни моего прадеда, когда о кристалле и его волшебных свойствах стало известно многим, святые отцы действительно попытались обвинить Мансио в колдовстве, но прадед сумел добиться встречи с епископом Сьюдад-де-лос-Рейес, и после этого его уже не тревожили. Как ему удалось переманить на свою сторону могущественного отца церкви, осталось неизвестным; вряд ли речь идет о банальной взятке, потому что, хоть Мансио и был уже очень богат, церковь весьма неохотно шла на такие сделки. Я же считаю, что к этому моменту Мансио уже понял: камень можно использовать не только в азартных играх. Косвенно это доказывает его женитьба на племяннице вице-короля, пятнадцатилетней девице, только что приехавшей из Испании. Прадеду к тому моменту исполнилось сорок семь лет, по меркам шестнадцатого века он стоял на пороге старости. Однако вице-король был совершенно очарован Мансио; после пышной свадьбы он подарил молодоженам только что отстроенный дворец в Лиме. В этом дворце Мансио Серра и окончил свои дни; в могилу его свела не болезнь, а предательский удар кинжалом. Неизвестный убийца напал на прадеда, когда тот выходил из собора после воскресной мессы; надевать доспехи, идя в церковь, считалось дурным тоном, и кинжал легко пробил расшитый золотом колет, перерезав цепочку, на которой висел мешочек с кристаллом. Нет сомнений, что целью нападения был именно камень; убийца попытался сорвать мешочек с шеи Мансио, но тот сжал кристалл в руке так сильно, что позже двое взрослых мужчин долгое время не могли разжать его пальцы. Убийце пришлось спасаться бегством, и камень остался в нашей семье. Мансио умер через несколько часов после того, как его принесли во дворец. El Corazon достался его молодой вдове, прекрасной Эсмеральде.

Капитан выдохнул ароматный дым.

– Прямо какой-то роман с приключениями, дон Луис. Вы считаете, все это действительно имело место?

Де Легисамо пожал плечами.

– Ну конечно. Вам, верно, нелегко представить себе картину того далекого века. Человеческая жизнь ценилась дешево, а сокровища - дорого. К тому же люди были крайне суеверны, и поверить в то, что какой-то камень может служить вместилищем могущественной магии, им было проще, нежели нам с вами в конфликт «Я» и «СверхЯ», или как там у господина Фройда…

– Не читал, - мотнул головой Анненков. - Значит, камень достался вашей прабабке. И ей, конечно, тут же подфартило в азартных играх?

Хозяин поджал губы.

– В шестнадцатом веке дамы не играли в бридж, капитан. У меня нет никаких сведений о том, что сеньора Эсмеральда умела пользоваться магическим кристаллом. Единственное, что достоверно известно, молодая вдова пользовалась любовью и уважением всей христианской общины Сыодад-де-лос-Рейес. Возможно, El Corazon и помогал ей, но ни подтвердить, ни опровергнуть это нельзя. Через три года после убийства Мансио она удачно вышла замуж во второй раз. Ее избранником стал граф де ла Роса, весьма толковый администратор, присланный из Испании наводить порядок в новых колониях. Он настолько влюбился в мою прабабку, что согласился даже оставить ей фамилию первого мужа - так что до конца своих дней она звалась Эсмеральдой Серра де Легисамо. Лет пять или около того супруги жили душа в душу, но затем случилась беда. Пока граф де ла Роса инспектировал отдаленные провинции, воры, проникшие во дворец, похитили El Corazon буквально из-под носа у прабабки. Когда Эсмеральде доложили о пропаже, она так разнервничалась, что упала с высокой лестницы и сломала ногу. Вернувшийся домой граф нашел ее в постели, бледной и несчастной. Он поклялся во что бы то ни стало разыскать наглых грабителей и заставил алькальда города бросить все силы на поиски преступников. Вскоре выяснилось, что заказ на похищение El Corazon получили двое жителей Сыодад-де-лос-Рейес из числа обедневших конкистадоров. Одного из них нашли в канаве с ножом между ребер, зато второй, бежавший на побережье, был изловлен и предстал перед де л а Росой. Граф, для которого возвращение реликвии было не только делом чести, но еще и делом семейным, учинил ему допрос с пристрастием, но так ничего и не добился. Вор умер в тюрьме. Донья Эсмеральда не простила этого графу де ла Роса, и до конца жизни отношения между ними оставались весьма прохладными. El Corazon пропал на долгие двадцать лет…

– Позвольте, я попробую угадать дальнейшее, - прервал Анненков затянувшуюся паузу. - Вы отправляетесь в столицу, оставляя в поместье две свои самые большие ценности - сеньору Марию и этот ваш кристалл. Поскольку полковник Стеллецкий едет с вами, вы хотите поручить охрану поместья человеку со стороны, который едва ли покусится на ваши сокровища. По какой-то причине старина Ланселот не подходит для этой миссии. Возможно, вы опасаетесь, что он решит завладеть кристаллом. Верно?

Дон Луис, прищурившись, смотрел на него сквозь сизый сигарный дым.

– До того как поступить ко мне на службу, сеньор Стиллуотер был правой рукой Мигеля Эспиносы, каучукового барона из Манауса. Страшный человек этот Эспиноса, алчный и безжалостный. Но дело, собственно, не в его личных качествах, а в том, что его прадед, Хуан Эспиноса, был тем самым удачливым воином, который сорвал Е1 Corazon с груди Инки Тупака Амару, последнего властителя Вилкабамбы.

– Я не очень силен в здешней истории, - признался Анненков. - И уже начинаю путаться.

– Вилкабамба - горное королевство, где инки правили еще почти полвека после завоевания их страны испанцами. Маленькое, но очень хорошо защищенное. Туда, в заоблачные твердыни, каким-то образом попала похищенная у моей прабабки реликвия. Я полагаю, что верховный жрец Вилкабамбы выкупил ее у грабителей или, точнее, у их заказчика. А может, он сам и был этим заказчиком, теперь уже до правды не докопаешься. В течение двадцати лет после похищения Е1 Corazon все испанцы, посещавшие королевство, отмечали исключительное миролюбие и радушие его правителей. Посланцы вице-короля, отправлявшиеся в горную страну с намерением запугать последних инков и добиться от них безоговорочной капитуляции, возвращались в Сьюдад-де-лос-Рейес совершенно очарованными увиденным и превращались в горячих сторонников мирных переговоров. Вице-король долго не мог понять, в чем дело, но потом кто-то из миссионеров упомянул о большом кроваво-красном кристалле, который вносили в зал для аудиенций на золотом блюде. Поскольку к этому времени слухи о чудесных особенностях El Corazon распространились по всей стране, сложить два и два оказалось несложно. Вице-король призвал к себе графа де ла Росу, который, несмотря на довольно почтенный возрасту все еще горел желанием вернуть драгоценную реликвию и заслужить прощение своей супруги. Сначала граф собирался отправиться за кристаллом самостоятельно, но пошатнувшееся здоровье вынудило его поручить эту миссию некоему Ордоньесу, иезуиту с весьма сомнительной репутацией. Про этого Ордоньеса известно, что он всегда предпочитал действовать в одиночку. Но на сей раз он почему-то изменил своему правилу и взял себе в помощники юного Гаспара Эспиносу.

– Мне кажется, вы говорили, что того Эспиносу звали Хуан, - заметил Анненков.

– Нет, Хуаном звали его старшего брата, лейтенанта кавалерии. Гаспар же был не воином, а монахом. Эспиноса и Ордоньес прожили в Вилкабамбе несколько месяцев и были допущены ко двору Великого Инки Титу Куси. Судя по воспоминаниям Гаспара, Инка был образованным и умным правителем, благоволившим к испанцам. Впрочем, нельзя исключать, что такое впечатление объяснялось воздействием чар кристалла. Однако Ордоньес всячески избегал встреч с Инкой, тем самым возбуждая в правителе Вилкабамбы любопытство. В конце концов Титу Куси приказал ему явиться во дворец; Ордоньес не посмел ослушаться, но прибыл в скромном рваном рубище, подпоясанный веревкой с шипами, весь в шрамах от самобичевания. На Инку его внешний вид произвел огромное впечатление; он не догадался, что истинная причина, заставившая иезуита облачиться во все эти вериги, заключалась в стремлении оградить себя от колдовского влияния El Corazon, и принял его за святого. Как выяснилось позже, совершенно напрасно: при первом же удобном случае Ордоньес отравил Инку, похитил сокровище и попытался скрыться. Индейские воины настигли его у переправы через реку Апуримак, переломали руки и ноги и в таком виде доставили обратно в горную крепость. Там его несколько дней пытали, а потом забили камнями на площади. Гаспар Эспиноса избежал столь страшной участи лишь потому, что находился все это время при наследнике отравленного короля, молодом принце Тупак Амару, и ничего не знал о коварных планах иезуита. Впрочем, ему тоже досталось, его жестоко избили и даже отрезали бронзовым ножом мочку уха, но, учитывая судьбу Ордоньеса, можно считать, что он еще дешево отделался. Молодого монаха с позором выгнали за пределы королевства, и он вернулся в Сьюдад-де-лос-Рейес. История ужасной гибели Ордоньеса всколыхнула общество; голоса, призывавшие раздавить последний очаг сопротивления инков, раздавались все громче. Самым ярым сторонником карательной экспедиции стал Хуан Эспиноса, чей авторитет среди солдат был очень высок. Я подозреваю, что главная причина, толкавшая его на поиски приключений, крылась в рассказах младшего брата о волшебном кристалле. Во всяком случае, когда испанские отряды форсировали Апуримак и разбили индейскую армию в горных ущельях, Эспиноса-старший не стал тратить время на поиски спрятанного золота, как это сделали многие из его соратников. Взяв с собой десяток верных всадников, он бросился в погоню за Инкой Ту-пак Амару, настиг его в непроходимых дождевых лесах на восточных склонах Черной Кордильеры и пленил. Приближенных Инки испанцы перебили, а его самого в цепях доставили в Сыодад-де-лос-Рейес. На первых же допросах выяснилось, что El Corazon Хуан Эспиноса забрал себе. Разумеется, графу де ла Роса это не понравилось. Он приказал дерзкому лейтенанту немедленно вернуть семейную реликвию дома де Легисамо, но тот ответил надменным отказом. «Я и мои люди проливали кровь, чтобы пленить мятежного Инку, - заявил Эспиноса. - Все, что захвачено в этом походе, принадлежит нам, за исключением королевской десятины. Ее я готов выплатить золотом».

Де ла Роса был в бешенстве. Не для того же он искал El Corazon столько лет, чтобы отдать его в руки какому-то проходимцу! Трудность заключалась в том, что формально он никак не мог заставить лейтенанта вернуть ему кристалл. То, что двадцать лет назад драгоценный камень в форме сердца принадлежал вдове Мансио Серра де Легисамо, не играло никакой роли - ведь Эспиноса действительно завладел им в честном бою. Не играло для всех, кроме самой Эсмеральды. Моя прабабка вцепилась в графа, как бультерьер, требуя, чтобы он вернул ей камень. Судя по всему, она была женщина с норовом, и де ла Роса рассудил, что, выбирая между нарушением закона и постоянными домашними ссорами, следует предпочесть первое. Он заплатил каким-то наемникам, те под покровом ночи проникли в дом Хуана Эспиносы и зарезали его спящим. Поскольку кристалла при нем не оказалось, наемники принялись обыскивать дом, и за этим занятием их застал кто-то из слуг. Началась паника, кто-то опрокинул свечу, в доме возник пожар… В суматохе младшему брату Эспиносы, Гаспару, удалось ускользнуть незамеченным. На следующий день во время торжественной мессы в соборе Всех Святых он публично обвинил графа де ла Росу в убийстве Хуана. Назвал и мотив - стремление завладеть сокровищем.

Дон Луис взял со стола изящную золотую вазочку, сплетенную из нешироких полосок металла. Повертел в руках.

– Так было положено начало кровавой вражде двух семей, де Легисамо и Эспиноса, каждая из которых заявляла о своих правах на волшебный кристалл. Для вас сейчас важно, однако, только одно - Ланселот Стиллуотер долгие годы работал на человека, в жилах которого течет кровь Эспиноса.

– И вы полагаете, он может воспользоваться вашим отсутствием, чтобы вернуть своей семье древнюю реликвию?

– Я обязан предусмотреть все варианты, - холодно ответил де Легисамо. - Вы устраиваете меня больше. Вы не имеете никакого отношения к четырехсотлетней войне, которую ведут вокруг драгоценности наши семьи. Вы вообще принадлежите к другой культуре, как и полковник Стеллецкий, впрочем. Для вас El Corazon - просто камень, не имеющий к тому же рыночной стоимости. Вдобавок вы человек отважный, привычный к насилию и крови. Если потребуется защищать кристалл с оружием в руках…

– Вы забываете о сеньоре Марии, - перебил его Анненков. Дон Луис махнул рукой.

– Разумеется, нет! Я ни на мгновение не перестаю о ней думать. Но тут как раз все просто. Я действительно вас не слишком хорошо знаю, капитан, и не могу питать никаких иллюзий на ваш счет. Нельзя закрывать глаза на тот факт, что она тоже русская, а соотечественников на чужбине всегда тянет друг к другу. Моя страховка - Ланселот Стиллуотер. Он не даст вам ни малейшего шанса договориться с Марией за моей спиной. Как видите, я абсолютно откровенен с вами.

Анненков хмыкнул.

– А что если Ланселот сам давно уже заглядывается на вашу жену и ждет подходящего случая, чтобы сцапать ее и сбежать куда-нибудь на Амазонку?

– Если это случится, я готов съесть все свои сигары, - спокойно ответил де Легисамо. - У Стиллуотера есть одна особенность, делающая его идеальной дуэньей. Десять лет назад, когда сельву сотрясали каучуковые войны, его захватила в плен банда Красавчика Рамиреса, злейшего врага Мигеля Эспиносы. Бандиты Рамиреса искалечили Ланселота, изрезали его ножами и бросили в реку на съедение пираньям. Стиллуотера спасли индейцы, он выжил и жестоко отомстил своим обидчикам… но перестал испытывать интерес к женщинам. Прошу меня простить, капитан, я не любитель копаться в грязном белье, но эта история имеет непосредственное отношение к вашему заданию.

– Бедный Ланселот, - пробормотал Анненков. - Значит, ему вы поручаете охранять Марию, а мне - кристалл? Что ж, неглупо…

– Нет, - отрезал дон Луис. - За безопасность Марии, так же, как за сохранность El Corazon, отвечаете вы. Отвечаете головой. Стиллуотер будет подчиняться вам.

– А это еще почему?

– Очень просто. Ланселот знает здешние края, как свои пять пальцев. Если он что-нибудь натворит, то легко сумеет уйти от расплаты, скроется где-нибудь в глуши. Вы - другое дело, вам деваться некуда.

Капитан подумал, похрустел пальцами.

– С пониманием, - отозвался он наконец. - Знаете что, дон Луис… Ваше первоначальное предложение ни к черту не годится. Десять тысяч долларов - за меньшую сумму я ваши сокровища охранять не буду.

Де Легисамо крякнул.

– Имейте совесть, капитан! Десять тысяч - за две недели работы?

– Что ж, - пожал плечами Анненков. - Если вы цените этот ваш кристалл дешевле - я уже не говорю о вашей прекрасной жене, - можете поискать другого специалиста.

– Думаете, взяли меня за горло? - вкрадчиво спросил дон Луис. - Думаете, если узнали все мои тайны, то можете диктовать мне свои условия?

Капитан извлек из кармана зубочистку и принялся задумчиво ковырять в зубах.

– Хорошо, капитан, вы получите свои десять тысяч, - внезапно сказал де Легисамо. - Но только в том случае, если безопасность кристалла… и моей жены, разумеется… будет соблюдена на все сто процентов. Если же, не приведи Господь, с ними хоть что-нибудь случится, я сам оторву вам голову. Вот этими руками.

Из вежливости Анненков взглянул на руки хозяина дома.

– Договорились, - буркнул он, поднимаясь. - Теперь, пожалуй, самое время взглянуть на вашу семейную реликвию.

5.

Темные коридоры старинного колониального дома наводили на мысли о привидениях и прячущихся в густой тени наемных убийцах. Анненков мимолетно пожалел о том, что оставил пистолеты у себя в комнате.

Дон Луис уверенно шел впереди с керосиновой лампой в руке. Лампа раскачивалась от ходьбы, и размытые тени, будто огромные темные крылья, метались по дубовым панелям стен. Пол под ногами похрустывал и скрипел, и эти звуки наполняли душу капитана какой-то смутной, безотчетной тоской - точно так же скрипели рассохшиеся половицы в папенькином доме на Выксе, когда мальчик Юра тайком пробирался ночью в библиотеку, чтобы, забравшись с ногами в старое кресло, погрузиться в волшебный мир заморских стран. И ведь все сбылось, все получилось именно так, как хотелось тогда, в детстве: и дыхание снегов Арктики, и влажная жара джунглей, и бескрайние морские просторы - все это было в его жизни, только почему-то не принесло ни радости, ни счастья. Если бы после дальних странствий можно было вернуться в старый, пахнущий травами и сушеными грибами дом, распахнуть окошко в яблоневый сад, уснуть под треск кузнечиков и уханье филина в дальнем лесу…

– Пришли, - неожиданно сказал де Легисамо, останавливаясь. Перед ним темнел узкий дверной проем. Хозяин поместья повесил фонарь на вбитый в массивную притолоку крюк и принялся греметь ключами. - Подземелье старинное, это часть винных погребов, построенных еще в семнадцатом веке. Здесь я храню самые ценные вещи, доставшиеся от предков. Оружие, индейские реликвии, редкие книги, некоторые письма. Ну и, разумеется, El Corazon.

Ключ мягко провернулся в замке. Слишком мягко - Анненков ожидал страшного скрежета. Дон Луис толкнул дверь и бочком протиснулся внутрь.

– Входите, капитан, - позвал он из темноты. - Лампу можете не брать, здесь электрическое освещение.

Что-то щелкнуло, и помещение за дверью залил мягкий золотистый свет. Анненков шагнул через порог и остановился, осматриваясь.

Больше всего комната напоминала склеп. Склеп этот, однако, совсем не выглядел мрачным: стены задрапированы ярко-желтыми портьерами, на полу - пушистый белый ковер из ламьих шкур. Посреди комнаты, на обтянутом алой парчой возвышении, сверкал гранями куб из толстого стекла. Анненков подошел, вгляделся - за стеклом, искусно подсвеченная электрическими лампочками, мерцала изумрудными глазами дивной красоты золотая маска.

– Жемчужина моей коллекции, - с гордостью проговорил дон Луис. - Мой дед выкопал ее в одной из глиняных пирамид на побережье. Ей по меньшей мере две тысячи лет. - Хозяин взглянул на капитана и сообщил: - Кристалл хранится в сейфе, который я заказывал в Германии, у самого Круппа. Там два замка: один открывается ключом, другой - шифром. Вскрыть сейф, не зная шифра, невозможно.

Анненков скептически хмыкнул.

– В Штатах я читал об умельцах, вырезавших сейфовые замки бунзеновской горелкой. Современная наука творит чудеса, дон Луис.

– В «Холодной горе» нет бунзеновских горелок, - сухо ответил хозяин. - Сейф можно только взорвать, но в этом случае грабители не уйдут живыми… видите, какой здесь потолок? При взрыве он просто сложится, как карточный домик. Мы, между прочим, довольно глубоко под землей…

– Я вижу, вы все продумали, - похвалил его капитан. - Так где же ваше сокровище?

– Прошу, - торжественно произнес де Легисамо, откидывая золотистую портьеру. - Я не стал…

Тут он осекся и замолчал. Анненков заглянул ему через плечо.

За портьерой действительно был спрятан вмурованный в стену сейф. Массивная металлическая дверца, изготовленная на заводах Круппа, выглядела очень внушительно - если не обращать внимания на дыру с гладкими, словно бы оплавленными краями, располагавшуюся в пяти дюймах ниже диска шифро-замка. Дыру, в которую можно было просунуть кулак взрослого мужчины.

– Сайта Мария, - слабым голосом произнес дон Луис. - Это еще что такое?

Анненков сочувственно кашлянул.

– Похоже, ваш сейф вскрыли, - заметил он. - Мне очень жаль, но, кажется, работы для меня в этом доме больше нет.

Де Легисамо покачнулся и судорожно ухватился за стену.

– Это невозможно… - пробормотал он. - Трехдюймовая легированная сталь… никакая горелка не в состоянии…

– А кроме кристалла вы что-нибудь там хранили? - спросил Анненков.

– Да, - сразу же ответил де Легисамо. - Письма… оригинал мемуаров прадеда… ничего, что могло бы заинтересовать вора…

– Ясно. Давайте все же посмотрим. И вот что - я не советовал бы вам совать руку в дыру. Если замок не поврежден, лучше открыть дверцу обычным способом.

– Конечно, - согласился дон Луис. - Смотрите, капитан, вот этим ключом открывается механический замок…

Ключ повернулся в замке беззвучно. Дрожащие пальцы де Легисамо потянулись к диску.

– Теперь нужно набрать последовательность из семи цифр: 9 2 4 2 9 18.

– Не слишком сложная последовательность. Девятка и двойка повторяются дважды.

– Я вкладывал в нее определенный смысл. Теперь нужно еще раз повернуть диск до упора против часовой стрелки… вот так… и тогда дверца откроется.

Раздался громкий щелчок. Дон Луис неуверенно потянул ручку на себя. Массивная дверца отворилась неожиданно легко.

– Н-да, - резюмировал Анненков. - Нашего вора интересовали не письма…

Дно сейфа покрывали пожелтевшие от времени листы тонкой бумаги. Сверху на них было небрежно брошены несколько пухлых конвертов. Больше в сейфе ничего не оказалось.

– Боже всемогущий… - проговорил де Легисамо дрожащим голосом.

Капитан протянул руку и осторожно потрогал края дыры. На ощупь металл казался холодным и очень гладким, словно отшлифованным.

– Чем они это сделали? - проговорил Анненков задумчиво. - На бунзеновскую горелку вроде непохоже…

– Какая разница? - в отчаянии махнул рукой дон Луис. - Какая, черт возьми, разница, если El Corazon исчез?

Анненков пожал плечами.

– В общем-то, вы правы. Это не самый важный вопрос. На вашем месте меня бы куда больше интересовало, когда был вскрыт сейф.

– На моем месте? - горько переспросил де Легисамо. - Вы весьма тактичны, капитан.

– Я всего лишь реалист. Пока камушек хранился в сейфе, я мог рассчитывать на неплохую работу. Те, кто его похитил, вытащили у меня из кармана десять тысяч долларов.

Некоторое время де Легисамо непонимающе смотрел на него, потом вдруг схватил за отвороты пиджака и начал с силой трясти.

– Найдите El Corazon! Полковник Стеллецкий намекал, что вы служили в русской контрразведке. Найдите кристалл, капитан, и вы получите куда больше десяти тысяч! Я щедрый человек, я обеспечу вас до конца жизни, только верните мне El Corazon!

– Уберите руки, - ледяным тоном скомандовал Анненков. Де Легисамо немедленно отпустил его пиджак. - Я очень не люблю, когда на меня кричат, дон Луис. Запомните это, если хотите, чтобы я взялся за эту работу.

– Хорошо-хорошо, - поспешно согласился хозяин дома. - Простите меня, я совершенно потерял голову. Так вы поможете мне, капитан?

Капитан отодвинул его в сторону и просунул руку в сейф. Вытащил один из конвертов, оглядел, потом зачем-то понюхал и положил обратно.

– Я ведь не сыщик, дон Луис. А здесь нужен именно сыщик, какой-нибудь Пинкертон. Сокровище ваше украли. Вполне возможно, что это произошло довольно давно, и сейчас оно уже украшает собой декольте какой-нибудь дамочки из семейства Эспиноса…

Де Легисамо скривился еще сильнее.

– Нет! Это решительно невозможно! Вчера, перед тем как отправиться к водопадам, я спускался сюда и открывал сейф. El Corazon был на месте.

Капитан присвистнул.

– Что ж, в таком случае наше положение не вполне безнадежно. Скажите, а вы вообще часто приходили сюда… полюбоваться?

К большому удивлению Анненкова, де Легисамо зарделся.

– Не то чтобы часто… но, в общем, время от времени… скажем, раз или два в неделю…

Слова давались ему с таким трудом, будто хозяин поместья признавался в каком-то мелком, но постыдном грешке.

– В котором часу вы отпирали вчера сейф? - продолжал допытываться Анненков. Нельзя сказать, что допрос несчастного де Легисамо доставлял ему удовольствие. Во время обороны Крыма капитан несколько месяцев служил адъютантом генерала Климовича, начальника Особого отдела армии Врангеля, вдоволь нагляделся на методы работы контрразведки и почти всегда сочувствовал ее клиентам. Но дон Луис напросился сам. Перспектива возвращаться на побережье несолоно хлебавши ничуть не прельщала Анненкова.

– Около трех пополудни, - промямлил де Легисамо. Выглядел он совершенно раздавленным. - И пробыл здесь около получаса… Но я совершенно точно помню, что запер сейф.

– Разумеется, заперли, - успокоил его капитан. - В противном случае вору не пришлось бы проделывать такую дыру.

– Да, конечно, конечно, - дон Луис сжал руками виски. - Проклятье, я совершенно потерял способность логически мыслить…

Капитан обошел помещение, внимательно разглядывая развешенные по стенам экспонаты.

– Здесь где-нибудь есть вторая дверь? - спросил он. - Какой-нибудь потайной ход или что-то в этом роде?

Дон Луис у него за спиной закашлялся.

– Нет, здесь нет… Сюда ведет только один путь - тот, которым пришли мы.

– Что значит - здесь нет? - перебил Анненков.

– Ну, есть нечто вроде старого подземного хода, который когда-то выводил из второго зала винных погребов к беседке в парке… Понимаете, моя прабабка, женщина очень властная, страшно пилила своего мужа за тягу к спиртному… А прадед…

– С пониманием. Где этот второй зал?

– За лестницей есть такая неприметная дверь… Капитан почесал бровь.

– У кого еще есть ключи от двери в подвал? Де Легисамо слегка помедлил с ответом.

– У Кристобаля, мажордома. Но он, разумеется, не стал бы спускаться сюда без моего позволения.

– Давайте не будем спешить с выводами. Кто-нибудь кроме вас знал, какая комбинация открывает дверцу сейфа?

На этот раз дон Луис отреагировал мгновенно.

– Конечно, нет! Я хранил эти цифры в глубочайшей тайне…

– И открыли секрет первому встречному, - мягко укорил де Легисамо Анненков. - То есть мне.

– Ну так сейф в это время уже был вскрыт. Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните. Нет, Юрий… вы позволите называть вас Юрий?., человека, который имел бы одновременно ключи от двери и от сейфа, в поместье нет.

– Однако у вора были ключи от двери в подвал. Если помните, она была заперта.

– Кстати! - де Легисамо хлопнул себя по лбу. - То-то мне показалось странным…

И он бросился к выходу из комнаты, нашаривая на связке нужный ключ. Анненков поспешил за ним следом.

– Он слишком легко поворачивается, - пробормотал де Легисамо, вращая ключ в замке. - Там всегда что-то заедало, иногда мне даже казалось, что эта чертова дверь больше не откроется… А теперь все идет, как по маслу…

– Как по маслу, - задумчиво повторил Анненков. - Ну-ка, ну-ка…

Он извлек из кармана спичечный коробок, вытащил спичку и, мягко оттеснив дона Луиса, вынул ключ из замка. Аккуратно, стараясь не сломать, ввел спичку в замочную скважину, потыкал ею туда-сюда…

– Дайте-ка лампу, - не то попросил, не то приказал он. Де Легисамо сдернул с крючка свою керосинку, поднес почти к лицу капитана. Тот внимательно осмотрел спичку: на желтоватой древесине можно было различить темные разводы.

– Масло, дон Луис. Замочек-то наш смазывали, причем не очень давно…

– Зачем? - удивился де Легисамо. - Все равно скрипа пружин никто бы не услышал.

– Вот и я думаю - зачем? - сокрушенно признался Анненков. - И честно вам скажу: не знаю.

– А сможете узнать?

Во взгляде влажных черных глаз дона Луиса было что-то невыносимо щенячье. Капитан отвернулся.

– Пока что я не могу дать вам никаких гарантий. Кстати, как звали вашего батюшку?

– Батюшку? - оторопел хозяин дома. - Хуан Матиас де Легисамо… но какое отношение?..

– Да никакого. Просто неудобно: вы меня по имени, а я вас «дон Луис». Уж лучше я буду вас по русскому обычаю именовать, по имени-отчеству: Луис Иванович.

По страдальчески сморщившемуся лицу хозяина дома было видно, что сейчас он готов на все.

– Вы, вероятно, не понимаете, Юрий… Этот кристалл - гордость и достояние нашего рода. Но помимо этого он имеет некую особую ценность… лично для меня.

Анненков задумчиво покрутил в руках спичку.

– Это я понял. И сдается мне, вы кое-чего не договариваете.

Де Легисамо раздраженно дернул плечом - свет от фонаря немедленно заплясал по старым каменным стенам.

– Ничего такого, что помогло бы вам в вашем расследовании. Достаточно знать, что El Corazon для меня крайне важен. У вас есть хорошая возможность заключить самый выгодный контракт в вашей жизни, так не теряйте же времени!

– О контракте поговорим позже. Для начала мне нужно будет переговорить с Николаем Александровичем. Что же до вас… можете сделать так, чтобы никто не покидал дом в течение хотя бы суток?

– Ну разумеется! - встрепенулся дон Луис. - Так вы думаете, есть шанс, что кристалл все еще в доме?

Капитан бросил последний взгляд на мерцающий стеклянный куб, под которым покоилась бесценная золотая маска, и повернулся спиной к сокровищнице.

– Давайте действовать, Луис Иванович, - сказал он. - А просчитать шансы всегда успеем.

6.

В гостиной танцевали. Электрический свет был погашен, горели лишь свечи в высоких канделябрах, расставленных по углам утопавшего в тенях зала. Маленький оркестр наигрывал томительную аргентинскую мелодию, качавшую на своих волнах три пары, державшиеся на порядочном расстоянии друг от друга. Капитан уселся в кресло у самой двери и принялся вычислять, кто есть кто. В ближайшей к нему паре он узнал только мужчину - похожий на кота Отто фон Корф по-хозяйски обнимал за талию полноватую девицу, туго затянутую в творение портного-минималиста. В центре зала весьма откровенно изгибались Хорхе Гутьеррес и Миранда, а совсем уже в дальнем углу - краю теней - долговязый Ланселот Стиллуотер бережно прижимал к себе юную Лауру Крус Сауро де Легисамо. Никаких следов Стеллецкого, как, впрочем, и Марии, Анненков в гостиной не обнаружил.

– Бокал вина, сеньор? - вкрадчиво произнес чей-то тихий голос у него за плечом. Анненков скосил глаза. Рядом с креслом склонился в почтительном полупоклоне то ли индеец, то ли метис в зеленой ливрее. В руках его дрожал металлический поднос с бутылкой и двумя бокалами. Вина Анненкову не хотелось, но ничего другого странный официант предложить явно не мог.

– Валяй, - разрешил капитан. Темная, густая, как венозная кровь, жидкость полилась в бокал. Несмотря на дрожащие руки, индеец (или метис) ухитрился не расплескать ни капли. Лицо у него было очень сосредоточенное. Когда Анненков кивнул ему - отчасти в знак благодарности, отчасти намекая, что больше не нуждается в обществе, - официант старательно улыбнулся, обнажив редкие и не вполне белые зубы.

– Хорошее вино, сеньор, - проговорил он. - Погреба нашего хозяина славятся на всю страну.

– Я запомню, - пообещал Анненков. - Да, кстати, милейший, не видел ли ты полковника Стеллецкого?

Официант, продолжая улыбаться, покачал головой.

– Нет, сеньор. Прошу прощения, сеньор.

Поднос в его руках по-прежнему ходил ходуном, бутылка опасно подрагивала.

– Иди и поищи, - велел капитан, сопровождая слова взмахом руки. - Как найдешь, доложи, что сеньор Анненков желает немедленно с ним переговорить. Понял?

– Понял, сеньор, - официант мелко-мелко закивал, приобретя удивительное сходство с китайским болванчиком.

Он поклонился и принялся пятиться в тень. Капитан, у которого беседа с официантом вызвала почему-то слабый приступ гадливости, скептически повертел в руках бокал и поставил его на широкий деревянный подлокотник кресла. Вина категорически не хотелось. Хотелось ледяной водки или, на худой конец, виски со льдом.

Музыка наконец смолкла. Лаура, высвободившись из объятий Стиллуотера, устремилась к выходу. Гутьеррес и Миранда вежливо раскланивались друг с другом, и только фон Корф не спешил убирать пухлые ладони с талии своей партнерши.

Когда Лаура проходила мимо кресла Анненкова, капитан протянул руку и схватил девушку за тонкое запястье.

– Прошу прощения, сеньорита, - проговорил он, поднимаясь, - вы не могли бы уделить минуту вашего драгоценного времени?

Даже в полутьме гостиной было видно, как побледнело лицо Лауры.

– Вы меня напугали! У вас в Сибири так принято - прятаться, а потом набрасываться исподтишка? Вы так на медведей охотитесь, да?

– Не обезьянничайте, Лаура, - строго сказал Анненков. - Оставьте плоские шутки про медведей вашей тетушке… Лаура, мне нужна ваша помощь.

– Помощь? - девушка недоверчиво сощурилась. - Тетя говорила, что вы будете теперь вместо дяди Ника. Будете защищать нас от кровожадных индейцев и бунтовщиков. Чем же я могу вам помочь?

Капитан улыбнулся.

– Я не уверен, что смогу заменить дядю Ника, милая Лаура. И тем не менее я хотел бы кое о чем вас спросить.

Глядя на порозовевшие щеки Лауры, он с удовлетворением отметил про себя, что испуг у нее прошел. Теперь девушка казалась заинтригованной.

– Ну так спрашивайте! - капризно заявила она и надула губки. - А что это у вас тут? Вино?

И прежде чем Анненков успел что-либо сказать, схватила бокал и поднесла к губам.

– Ой, какое вкусное! Ничего, что я из вашего бокала? Тетушка такая злюка, никогда не разрешает мне выпить больше пары глоточков…

Капитан машинально обернулся.

– Ваша тетя совершенно права, - произнес он тоном заправского ментора. - В столь юном возрасте вино пить вредно…

– Да ну вас, - Лаура махнула на него рукой. - Я вот только чуточку пригублю… Да, вы что-то хотели у меня спросить…

– Вы слышали об амулете, который называют El Corazon?

– Это старинная реликвия нашей семьи…

– Вы ее видели? - продолжал давить Анненков. - Я имею в виду саму реликвию, а не ее изображение?

Губки Лауры задрожали.

– Да… нет… не помню… кажется, дядюшка показывал его мне, но это было давно, несколько лет назад… А почему вы спрашиваете?

Капитан взял ее тонкие, словно вырезанные из прозрачной бумаги, пальчики и осторожно поднес к своему лицу. Лаура не сопротивлялась - наверное, решила, что галантный сеньор Анненков собирается их поцеловать. Но мгновения все текли, а капитан по-прежнему задумчиво глядел на руку девушки, ничего не предпринимая.

– Вы ведь левша, не правда ли?

Лаура фыркнула и вырвала руку. Глаза ее сузились и стали похожи на лезвия обсидиановых ножей.

– А вы всегда так оригинально начинаете ухаживать за девушками? Анненков вздохнул.

– Как ни прискорбно, я не ухаживаю за вами, Лаура. Я пытаюсь понять, могли ли эти изящные пальчики проделать дыру в бронированном ящике, в котором дон Луис хранил El Corazon.

Девушка тоненько вскрикнула.

– Не может быть!

Капитан не успел воспользоваться ее замешательством. За спиной Лауры выросла длинная фигура Ланселота Стиллуотера.

– Друг мой, - произнес англичанин с едва уловимой насмешкой, - мне кажется, вы напугали нашу юную леди. Время позднее, и маленьким девочкам пора спать… Кстати, а что это вы пьете, сеньорита?

– Разбавленное вино, - Лаура быстро облизнула губы. Вина в бокале оставалось разве что на донышке. - Не говорите тете, хорошо, дядя Ланс?

Стиллуотер сделал страшные глаза и выразительно посмотрел на капитана.

– Я все-таки хотел бы знать, - с нажимом проговорил он, - чем вы так напугали Лауру. Я отчетливо слышал ее крик.

Девушка опустила глазки и принялась ковырять пол носком туфельки.

– Да ничего такого, дядя Ланс… просто сеньор Анненков рассказывал мне страшную историю… про привидения…

Стиллуотер вдруг цепко взял капитана за локоть.

– Вы позволите? Лаура, пожалуйста, никуда не уходи. Заинтригованный Анненков двинулся вслед за англичанином. Когда Ланселот Стиллуотер наконец повернулся к нему, в глазах его плескалось холодное британское бешенство.

– Вас что, не предупредили? - яростно зашипел он. - Лауре нельзя пить! Ни капли!

– В самом деле? Нет, никто мне об этом не говорил. Она что, больна?

Видно было, что Стиллуотеру ужасно хочется ответить какой-нибудь резкостью, но традиционное английское воспитание все-таки взяло верх.

– Да, черт возьми! Больна! Но хозяева дома предпочитают делать вид, что все Б порядке, и я не виню их за это. Я целый вечер пасу эту маленькую дрянь, и тут вы с вашим вином! Какого дьявола вам вообще пришло в голову ее угощать?

– Эй, полегче, старина, - дружелюбия в голосе Анненкова заметно поубавилось. - Никто ее не угощал. Бокал стоял себе на кресле с тех самых пор, как его принес индеец.

– Какой индеец? - Стиллуотер нахмурил брови. - Я не видел никакого индейца!

– Ну, официант. Очень навязчивый. Все время улыбается и кивает…

У Ланселота глаза полезли на лоб.

– Официант-индеец? Вы уверены?

– Ну, разумеется. А вы что, хотите сказать, что в поместье нет официантов-индейцев?

Несколько секунд Стиллуотер смотрел на него, как на помешанного.

– Черт, я все время забываю, что вы не из здешних… Конечно, нет - с самого Каменного Пира. Впрочем, вы ведь эту историю наверняка не слыхали…

– Ну так расскажите да побыстрее, пока наша дама не заскучала окончательно.

– Двести лет назад слуги «Холодной горы» - тогда здесь еще держали индейцев - замыслили заговор против дона Сармьенте де Легисамо. Поскольку мечи и тем более ружья индейцам иметь категорически запрещалось, они припрятали в укромных уголках усадьбы множество каменных топоров - страшное, надо сказать, оружие в умелых руках. Дождались подходящего момента - свадьбы одной из хозяйских дочек - и, когда гости как следует перепились, принялись крушить им головы. По счастью, старый Сармьенте всегда таскал с собой два заряженных пистолета; это спасло ему жизнь и помогло подавить бунт, но семнадцать испанцев все-таки погибли. С тех пор в поместье служат только метисы, причем из числа самых проверенных. Вы, вероятно, перепутали, Юрий Всеволодович.

– Вот что, Ланселот, - Анненков незаметно для самого себя перешел на командный тон, - разыщите мажордома и узнайте, кому он поручил снабжать гостей напитками. А я пока доведу до конца разговор с сеньоритой де Легисамо.

Стиллуотер возмущенно распушил усы, но капитан не дал ему возразить.

– Поверьте, старина, это не моя прихоть. В поместье кое-что произошло, и дон Луис попросил меня в этом разобраться.

– All right, Юрий Всеволодович. Надеюсь, вы знаете, что делать. «Обиделся, - подумал Анненков, глядя на окаменевшее лицо лейтенанта королевских драгун. - Джентльмен хренов…»

Вслух он сказал:

– Да, кстати, распорядитесь, чтобы усилили охрану поместья. Хрящеватые уши Стиллуотера напряглись, словно у взявшей след охотничьей собаки.

– Готовится нападение? Кто вам об этом сказал?

Анненков покачал головой.

– Нет, дружище, речь не о внешней угрозе. Мне нужно, чтобы «Холодная гора» превратилась в мышеловку: отсюда никто не должен выскользнуть. Это возможно?

В глазах англичанина мелькнуло разочарование.

– Сложно. Территория слишком велика… впрочем, я прикажу парням взять под наблюдение северную и западную дороги - кроме как по ним из поместья не выберешься. Можно, конечно, попробовать пройти через топи… но для этого нужно быть либо сумасшедшим, либо самоубийцей. Погодите, погодите! Вы говорите: в поместье что-то произошло, так? И хотите закрыть все входы и выходы, чтобы кто-то не улизнул? Неужели кто-то решился ограбить нашего хозяина?

Капитан холодно улыбнулся.

– Ваша проницательность делает вам честь, Ланселот. А теперь, ради всего святого, начинайте принимать меры.

Он отвернулся от Стиллуотера, ощущая сильнейшее замешательство. Да, разумеется, он сообщил англичанину вполне достаточно, чтобы тот догадался, что произошло в поместье. Но не слишком ли быстро Ланселот сложил два и два?

В следующую секунду связное течение его мыслей прервалось. Капитан увидел Лауру.

Лаура танцевала.

Оркестр в гостиной наяривал разухабистую мелодию, но девушка танцевала совсем в другом ритме. Казалось, она слышит какую-то тайную, звучащую только для нее музыку. Ее тоненькая фигурка изгибалась в волнах этой музыки, словно растущая на дне стремительного потока ниточка водоросли. Глаза у Лауры были закрыты, на пухлых губах блуждала бессмысленная улыбка. Глядя на нее, Анненков почему-то вспомнил представление театра марионеток, виденное им в Неаполе лет семь назад.

– Лаура! - он схватил девушку за руки и слегка встряхнул. - Лаура, с вами все в порядке?

Но уже ясно было, что не все. Изо рта Лауры стекал тонкий ручеек слюны. Кожа побелела, под ней выступили вздувшиеся синие трубочки вен.

И внезапно, как по команде, оборвалась музыка. Лаура упала на капитана, словно та же марионетка, которой невидимым ножом перерезали ниточки.

– Доктора! - крикнул Анненков, оборачиваясь. Из гостиной уже спешили к ним Отто фон Корф и маленький майор Гутьеррес. Майор на бегу вытаскивал что-то из внутреннего кармана своего серебряного мундира. Подбежал, рванул лиф роскошного платья Лауры - жемчужины, как горох, брызнули в разные стороны, застучали по паркету.

– Держите голову! - свистящим шепотом приказал он Анненкову. - Выше, выше, вот так!

В руке его угрожающе блеснул металл. В первое мгновение капитану показалось, что Гутьеррес сжимает в пальцах стилет, но это оказалась всего лишь ложка, которую майор ловко просунул между зубов Лауры.

– Чтобы язык не откусила, - деловито объяснил он. - У нас в полку был случай…

Завершить рассказ он не успел. Лаура изогнулась, привстала… и ее вырвало прямо на щегольский мундир Гутьерреса. Ни на ее белое платье, ни на вечерний смокинг Анненкова, к счастью, не попало ни капли.

– Мьерда! - прошипел сквозь зубы майор. Он выпрямился и брезгливо отбросил ложку. - Да девчонка просто перепила!

Как будто услышав его слова, Лаура открыла глаза.

– Змея! - отчетливо произнесла она, указывая на Гутьерреса. - Санта Мария, это же констриктор! Папа, папочка, забери меня отсюда! Я боюсь эту ужасную змею, папочка! Ну, где же ты? Дядя Ник, не бросай меня! Я буду хорошей, правда-правда! Только убери от меня эту страшную змею!

Майор в замешательстве отступил на шаг. Анненков слегка потряс Лауру за плечи.

– Девочка, здесь нет никаких змей!

– Есть! - неожиданно завизжала Лаура. - Они повсюду! Повсюду! И вон там, и тут! И вы… - она обернулась и в ужасе уставилась на капитана. - Вы тоже змея! Зачем вы сжимаете меня своими кольцами?

Безумный огонь, пылавший в глазах девушки, заворожил Анненкова. «Ничего себе припадочек, - мысленно восхитился он. - Неудивительно, что старина Ланс так разнервничался…»

Отто фон Корф шагнул к Лауре и неожиданно отвесил ей увесистую оплеуху. Голова девушки мотнулась из стороны в сторону.

– Так поступают с истерическими женщинами, - спокойно объяснил немец. - Как правило, помогает очень хорошо.

Лаура, однако, оказалась исключением из правил. Она не только не пришла в себя, но и попыталась вцепиться зубами в пухлую ладонь военного атташе.

– Ящер! - вскрикнула она. - Огромный ящер с перепончатыми крыльями!

Миранда, черная и стремительная, оттолкнула фон Корфа и опустилась перед девушкой на колени.

– Лаура! - позвала она, крепко сжав виски девушки. - Лаура, девочка, ты меня слышишь?

– А ты - пума! Хищная, безжалостная пума! Ты хочешь разорвать меня на куски!

– С ней часто такое происходит? - вполголоса спросил Анненков у Миранды.

– Такое - впервые. Она что-нибудь пила?

– Да, выпила бокал вина. Стиллуотер сказал, что она больна… Миранда наградила капитана свирепым взглядом.

– Больна, только не тем, о чем вы думаете! Во всяком случае, она не эпилептик. Год назад она потерялась в Черных Топях, отстала от всех во время охоты и едва не утонула в трясине. Когда ее нашли, она была без сознания, потом долго бредила, рассказывала про огромных змей, про какого-то духа, который вытащил её из болота… С тех пор у нее случаются нервные припадки, и алкоголь их провоцирует.

– Ну-ка, Юрка, подвинься, - сказали за спиной у Анненкова по-русски. Капитан обернулся. В дверях стоял Ник, одетый в простые черные брюки и черную же рубашку навыпуск.

– Сейчас я ею займусь, - пообещал он. - Я под Каховкой полкового врача подменял…

Он наклонился и легко, словно перышко, поднял девушку на руки. Лауру колотила крупная дрожь, в уголках рта видна была красноватая пена.

– Ну-ну, малышка, - успокаивающе проговорил Стеллецкий, поглаживая ее по растрепавшимся волосам. - Дядя Ник здесь, все будет хорошо…

«Интересно, - подумал Анненков, - каким зверем она наречет Ника?»

Но маленькая паршивка спутала ему все карты.

– Дядя Ник, - прошептала она, прижимаясь к груди Стеллецкого. - Как хорошо, что ты здесь… ты пришел… ты меня спас… я ведь, знаешь, заблудилась в этих пещерах… тут кругом одни змеи и ящеры, такие страшные… Я тебя звала-звала… ты почему не шел? Ты представляешь, все кругом такое прозрачное, все видно насквозь… и тебя тоже видно насквозь, я вижу твое сердце… оно бьется там, под ребрами, такое смешное, как маленький красный комочек… Ты же меня любишь, дядя Ник?

Миранда выразительно фыркнула. Стеллецкий смущенно обвел взглядом всех присутствующих.

– Конечно, люблю, конфетка моя… а теперь пойдем, дядя Ник отнесет тебя домой, и ты немного поспишь.

– Я с вами, если позволите, - неожиданно предложил фон Корф. - В молодости я обучался медицине в Тюбингенском университете.

– Пожалуй, я тоже пойду, - сказал Анненков. - Да и ваша помощь, Миранда, будет совсем не лишней.

– Разумеется, - холодно ответила сеньора Прадо. - Я не настолько стерва, чтобы оставить любимую племянницу наедине с двумя гвардейскими офицерами и одним военным атташе.

7.

Рассвет застал капитана в библиотеке. Здесь было чисто, уютно, имелись удобные столы красного дерева. На одном из таких столов стояла пузатая бутылка «Баллантайна» и три высоких стакана. Еще одна бутылка (пустая) помещалась между четвертым и шестым томами «Истории Рима» Моммзена. Пятый том, место которого занимала бутылка, пребывал в руках Ланселота Стиллуотера. Британец, казалось, с головой ушел в древнеримскую историю, периодически отрываясь от нее лишь для того, чтобы сделать очередной глоток виски.

– Индеец хотел отравить меня, - убежденно заявил Анненков. - То, что бокал взяла Лаура - досадная случайность, не более. Вино предназначалось мне.

– Бессмысленно! - покачал головой Стеллецкий. - Зачем кому-то, пусть даже твоему демоническому индейцу, тебя травить? Ты в поместье меньше суток, отношения ни с кем испортить не успел. Одно из двух: или вино здесь вообще ни при чем, или отравить изначально хотели не тебя…

Он потер хрящеватую переносицу.

– И ты знаешь, это какое-то странное отравление… Сначала я ужасно испугался за Лауру, но потом убедился в том, что ничего по-настоящему страшного с ней не происходит. Галлюцинации - да, сильные и яркие, но от галлюцинаций ведь еще никто не умирал… Кстати, после того, как фон Корф дал ей морфин, они необъяснимым образом прекратились. Если галлюцинации - побочный эффект, тогда непонятно, какой эффект основной. В общем-то, за исключением рвоты…

– От которой в основном пострадал мундир Гутьерреса, - добавил Анненков. Стиллуотер на мгновение оторвался от своего Моммзена и пробурчал что-то одобрительное.

– Вот именно! - Стеллецкий многозначительно поднял вверх указательный палец. - Остается предположить, что тебя просто хотели скомпрометировать. Предположим, ты приглашаешь на танец… м-м… например, сеньориту Кордеро и в самый романтический момент… м-м… травишь ей в декольте. Натурально, скандал. Возникает вопрос, кому это могло понадобиться.

Анненков задумчиво повертел в руках стакан. Виски оставлял на стеклянных стенках маслянистые следы.

– У тебя здесь есть лаборатория? Помнится, ты всегда был неравнодушен к химии.

Ник досадливо махнул рукой.

– Лаборатория - слишком сильно сказано! Так, каморка… Все реактивы приходится выписывать из столицы, поэтому о серьезных исследованиях я и не мечтаю… Но для такой экспертизы хватило бы и моих скромных возможностей. Впрочем, я почти уверен, что это был не яд.

– Что же тогда?

– Джентльмены, - Ланселот Стиллуотер с треском захлопнул книгу. - Исходя из того, что я узнал от вас о галлюцинациях сеньориты де Легисамо, в вино мог быть подмешан отвар из айяуаски.

– Айя… чего? - переспросил Анненков.

– Айяуаска, - терпеливо объяснил англичанин. - На местном языке означает «лиана душ». Еще ее называют «путь мертвых», потому что считается, будто человек, попробовавший ее отвар, отправляется прямиком в мир духов.

– Индейские суеверия, - хмыкнул Ник. - Я что-то такое слышал. Эта лиана содержит наркотик, верно?

Стиллуотер поднес к губам бокал, отхлебнул виски и немного посмаковал его во рту.

– Я бы поостерегся назвать это просто суеверием, Николай Александрович. Как вы знаете, в свое время мне пришлось повоевать в Амазонии. Тамошние индейцы используют айяуаску едва ли не каждый день. Саму лиану они называют натема, или йаге, и считают вместилищем божественной силы. Заготавливают ее так, как у нас в Англии дрова для камина: около каждой хижины всегда валяются три-четыре вязанки. Собирать ее, кстати, имеют право только мужчины. Однако лиана - это еще не все. Чтобы приготовить из нее священный напиток, нужны листья кустарника, называемого чакруна. Листья эти считаются вместилищем света, и собирают их только женщины. Когда листья и куски лианы бросают в котел и варят, сила соединяется со светом и получается айяуаска. Действует она на всех по-разному, однако галлюцинации с участием огромных рептилий бывают почти всегда. Честно говоря, я и сам пробовал это зелье. Вдоволь нагляделся на всякую мерзость…

– Очень познавательно, - одобрил Анненков. - Вот только я уверен, что в бокале, который дал мне этот чертов индеец, было настоящее вино, а не какой-то отвар из лианы.

Стиллуотер иронически изогнул- бровь.

– Вот как? Должен заметить, что если бы вам поднесли стакан с чистым отваром, вас вывернуло бы наизнанку от одного только запаха. Вероятно, тот, кто хотел вас отравить, вначале приготовил эссенцию, а затем смешал ее с вином.

– Вряд ли ваши дикари из джунглей на это способны, - ухмыльнулся Ник. Встретился глазами с Анненковым и осекся: - Что ты так смотришь, Юрка? Думаешь, это я у себя в лаборатории такими вещами занимаюсь?

Анненков перегнулся через стол и стукнул свой стакан о край стакана Стеллецкого.

– Нет, конечно. Но ведь твоей лабораторией мог воспользоваться кто-то другой…

Повисло напряженное молчание. Наконец Стиллуотер вежливо кашлянул.

– Джентльмены, я хотел бы напомнить вам, что таинственное отравление сеньориты Лауры - только одна из трех загадок, которые нам предстоит решить.

– Кстати, он прав, - с облегчением подхватил Стеллецкий. - Самое главное - кто и как взломал сейф и похитил кристалл.

– И куда делся проклятый индеец, - добавил Ланселот. - Кристобаль клянется Мадонной, что никого не посылал относить напитки в гостиную после полуночи. К тому же, как вы сами убедились, Юрий Всеволодович, индейцев среди слуг нет.

Первое, что сделал Стиллуотер после того, как велел своим головорезам закрыть входы и выходы из поместья, это согнал всех слуг на кухню, выстроил в шеренгу и показал Анненкову. Капитан несколько раз прошелся вдоль жалкой пародии на строй, придирчиво разглядывая смуглые лица, но никого даже отдаленно напоминающего давешнего индейца не обнаружил.

– Похоже, что мы в тупике, господа, - вздохнул Анненков. - Предположим, что вино отравил индеец; это возможно, хотя мы не знаем, для чего он это сделал и даже кого он хотел отравить. Но кто вскрыл сейф? Тоже он? Ни за что не поверю, что после такого дерзкого ограбления он задержался бы в поместье хотя бы на минуту. Да и потом, здесь на каждом шагу полно слуг, которые прекрасно знают друг друга и мгновенно вычислят чужака. Он должен был чувствовать себя зайцем в волчьей норе… Если, конечно, он не невидимка…

Неожиданно скользнувшая где-то на периферии сознания мысль заставила его замолчать. Анненков вспомнил, как растаял в воздухе однорукий индеец, встретившийся ему у взорванного моста. «Невидимка, - повторил он про себя, будто пробуя это слово на вкус. - А почему бы и нет?»

– Слушайте, Ланселот, - спросил капитан, пристально глядя на англичанина. - Помните, вчера у реки я рассказывал вам об одноруком индейце?

Стиллуотер небрежно кивнул и принялся раскуривать сигару. Анненкову показалось, что он нарочно прячет глаза.

– Он исчез, - с нажимом произнес капитан. - Растворился, стал невидимым. Я думал, что мне это показалось в горячке боя. А теперь начинаю сомневаться.

Англичанин равнодушно пожал плечами.

– У вашего официанта тоже не было руки?

– Да нет, с ним все было в порядке. Однако я хотел бы, чтобы вы рассказали мне побольше об Одноруком. Сдается мне, вы его знаете.

– Допустим, знаю, и что с того? В этих краях немного найдется людей, с которыми Ланселот Стиллуотер хоть раз да не встречался на горных тропах.

Стеллецкий тяжело вздохнул.

– Расскажите ему, Ланселот. Стиллуотер недовольно откашлялся.

– При крещении его назвали Хенаро, но настоящее, индейское, имя его - Руми, что значит «Камень». В молодости он служил в армии, говорят, был героем. А потом во время войны с колумбийцами ему шрапнелью оторвало руку, и он вернулся сюда, в горы. Община была готова его принять, ему даже построили дом, но он отказался от него и ушел жить в пещеры, где когда-то народ чачапояс хоронил своих мертвецов. Там он и жил, среди засушенных трупов, и в деревнях начали поговаривать, будто бы Руми стал брухо - колдуном. Брухо делятся на черных и белых: первые насылают порчу, вторые ее снимают - так вот, крестьяне считали, что Руми делает и то, и другое. Он мог сначала ради забавы напустить на какого-нибудь работника страшную болезнь, а потом, когда вся община соберет за него выкуп, вылечить…

– Ланселот, - проникновенно сказал Анненков, - ну вот вы англичанин, просвещенный мореплаватель, человек двадцатого столетия. Неужели вы верите в эти сказки?

– Я верю своим глазам, - отрезал Стиллуотер. - Я видел, как люди, подыхавшие от кровавого поноса, выздоравливали, стоило проклятому колдуну обкурить дымом дурмана вылепленную из глины фигурку… Вы же готовы допустить, что индеец стал невидимым… Потом он поссорился с главой клана Эспиноса, хозяином земель, на которых стояла деревня его общины…

«Ага, - подумал капитан, делая мысленную пометку в воображаемом блокноте. - Вот и второй претендент на сокровище!»

– …и вынужден был бежать. Предполагают, что где-то в своих странствиях он встретил молодого Инкарри и убедил его в том, что Золотой Трон инков только и ждет, пока юноша из угасшего много лет назад рода Атауальпы объявит его своим.

– Появление Хенаро - плохой знак, - прервал его прислушивавшийся к их разговору Стеллецкий. - Я не совсем понимаю, зачем ему понадобилось играть в свои игры под носом у человека, который, не задумываясь, отправит его на каторгу.

– Что же он натворил? - осторожно спросил капитан. - И почему дон Луис должен отправить его на каторгу? Насколько я понимаю, к семейству Эспиноса он питает не самые теплые чувства?

Стиллуотер фыркнул, но промолчал. Стеллецкий бросил на него укоризненный взгляд и снова потянулся к бутылке «Баллантайна».

– Это старая история и довольно мрачная. Здесь не любят ее вспоминать…

Рассказ Ланселота Стиллуотера

Глория Васко д'Эспиноса была младшей дочерью Мигеля Эспиносы, хозяина плантации «Солнечная долина». Красавица каких мало. В тринадцать лет отец отправил ее в пансион благородных девиц мадам Колиньи в Манаусе. Там, в городе, распустившемся на болотистых берегах Амазонки, подобно ослепительно-белому цветку, в торговом сердце каучуковой и хлопковой империи, она и встретила молодого дона Луиса.

В те времена я состоял на службе у старого дона Мигеля, в той же должности, что сейчас у де Легисамо. Сказать, что старик ненавидел своего соседа, значит не сказать ничего. Древняя вражда двух соперничавших семейств усугублялась тем, что молодой и предприимчивый дон Луис торговал хлопком куда успешнее конкурентов, постепенно оттесняя Эспиноса куда-то на задворки хлопкового бизнеса. Сам дон Мигель торговлей не занимался, препоручив ведение дел своему старшему сыну Себастьяну Антонио, дураку и пьянице. Понятно, что «Холодная гора» обставляла «Солнечную долину» по всем статьям, а дону Мигелю оставалось только скрежетать зубами.

Во встрече Глории с доном Луисом тоже был виноват хлопок. Де Легисамо прибыл в Манаус, чтобы заключить крупный контракт на поставку большой партии товара. После того как бумаги были подписаны, посредник пригласил его и покупателя отобедать к себе домой. Дочь посредника училась в том же пансионе, что и юная Глория. И именно в этот день Глория д'Эспиноса гостила у своей подруги по случаю какого-то праздника - я уж и не помню какого. Молодые люди увидели друг друга… а дальше все произошло, как в пьесе моего знаменитого соотечественника Билла Шекспира. Две равно уважаемых семьи… в Вероне, где встречают нас событья…

Их роман был бурным и кратким. Прежде чем встревоженные воспитательницы успели сообщить Эспиносе о том, что его дочь тайно встречается с мужчиной из враждебного клана, дон Луис попросту выкрал Глорию из пансиона и увез в столицу. Там они сразу же обвенчались. Свидетелем со стороны жениха был молодой и блестящий офицер Мануэль Эрнандес Прадо, позже получивший прозвище Цезарь.

Старый дон Эспиноса, надо отдать ему должное, действовал очень быстро. Велел мне собрать самых отпетых головорезов, заплатил каждому вперед и самолично бросился в погоню за дерзким соседом. Мне он доверить операцию не захотел и оставил охранять поместье. Впрочем, я на него не в претензии, потому что из этой затеи ничего путного не вышло.

Легенда гласит, что разъяренный Мигель Эспиноса с отрядом отборных головорезов почти нагнал дочь и ее жениха на ступенях собора, но был вынужден отступить перед стальной цепью верных Мануэлю Прадо штыков. Тогда Эспиноса кинулся к своему старинному другу епископу Сыодад-де-лос-Рейес, требуя признать женитьбу недействительной. Начались долгие и утомительные переговоры. Дон Луис с благородством истинного влюбленного предложил главе семейства Эспиноса забыть старые обиды и связать себя клятвой вечной дружбы. Старик поначалу ни о чем не хотел слышать, но потом, видно, сообразив, что де Легисамо совершенно потерял голову от любви, поставил условие: он снимет все возражения против брака дона Луиса со своей дочерью в обмен на El Corazon. И дон Луис, к его великому удивлению, согласился!

Они вернулись в сьерру вместе - странный отряд, состоявший из наемников Эспиноса и солдат, посланных полковником Прадо для охраны дона Луиса и его юной жены. А потом дон Луис простился с Глорией и отправился в свое поместье, чтобы забрать древнюю реликвию рода де Легисамо и отвезти ее в «Солнечную долину». Глория осталась с отцом: Мигель Эспиноса поклялся, что как только кристалл окажется у него в руках, он тут же отдаст распоряжение о подготовке к свадебному пиру. Насколько я знал старого мошенника, он не собирался обманывать недавнего врага - сокровище рода де Легисамо было для него важнее любимой дочери. Однако судьба распорядилась иначе…

На следующее утро после возвращения из столицы Глория исчезла. Поехала покататься на лошади и не вернулась. Не вернулся и сопровождавший ее слуга. После полудня старый дон Мигель погнал нас на поиски. К несчастью, в сьерре слишком легко потеряться и слишком сложно кого-то найти. Мы обнаружили тело Глории лишь к вечеру следующего дня. Она была по грудь закопана в землю и вся покрыта татуировками. Очень искусными, но… омерзительными. До сих пор я иногда вижу их во сне и просыпаюсь в холодном поту и с бешено бьющимся сердцем. Еще она была раскрашена красной и черной краской, которая выглядела точь-в-точь как засохшая кровь.

В сьерре слухи разносятся быстро. Дон Луис узнал о гибели своей любимой в тот же день и примчался в «Солнечную долину» после захода солнца, один, без солдат, но и без El Corazon - видимо, заподозрил старого дона в обмане. А Эспиноса, который и так-то чуть с ума не сошел, увидев Глорию изукрашенной этими адскими рисунками, рассвирепел и велел затравить де Легисамо собаками. Обвинил его в том, что дон Луис якобы подослал к Глории убийц - специально, чтобы не отдавать тестю свое сокровище. Совершенно обезумел. Тогда-то я и оказал дону Луису первую услугу - пустил загонщиков вместе с собаками по другой дороге. Де Легисамо сумел добраться до «Холодной горы» целым и невредимым, а мои парни неожиданно наткнулись на слугу, который сопровождал Глорию в тот страшный день. Он был уже все равно что мертвый - лежал под высоким скальным гребнем с переломанными руками и ногами, весь ссохшийся от жажды и палящего солнца, но перед тем как отдать концы, успел рассказать о том, что случилось с хозяйской дочкой. По его словам, выходило, что в ущелье милях в двух от господского дома дорогу им преградили индейцы, человек двадцать. Все они были вымазаны красной и черной краской, а вел их однорукий Руми. Индейцы стащили Глорию и ее слугу с лошадей, связали и бросили на землю. Слуге повезло - он сумел перепилить свои веревки острым кремнем и отполз в безопасное место. Глории, однако, он помочь не успел - явился негодяй Руми и принялся наносить ей на кожу свои богомерзкие татуировки. Девочка, понятно, кричала и плакала, но ей дали глотнуть какого-то питья, и она успокоилась. Такую вот, полусонную, блаженно улыбавшуюся, ее и закопали в землю - опустили в неглубокую расщелину и забросали сверху мелкими камнями. Слуга, спрятавшись в своей расщелине, видел, как индейцы вымазали Глорию краской и принялись водить вокруг нее какой-то дьявольский хоровод. Он немного разбирался в индейских делах, потому как сам был полукровкой, и все твердил, что они исполняли очень древний обряд поклонения матери-земле. Раньше, при инках, так иногда приносили в жертву детей - опаивали дурманной настойкой и закапывали по пояс в землю. Сначала слуга надеялся, что к ночи индейцы разойдутся и ему удастся освободить Глорию, но потом что-то его сильно напугало, и он удрал. До дома, правда, так и не добрался - в темноте оступился и упал со скалы. Я так и не узнал, что заставило его бежать, не разбирая дороги. Мне показалось, что от увиденного он слегка спятил. Бормотал что-то о духах и гигантских змеях, выползающих прямо из земли. По дороге в усадьбу он умер. Думаю, ему повезло - останься он жив, старый дон Мигель наверняка содрал бы с него живьем шкуру. Зато не повезло самому дону Мигелю - через несколько дней его хватил удар, и он, проболев пару месяцев, отдал Богу душу.

Во главе клана встал Себастьян Антонио, работать на которого мне совершенно не хотелось. Я расторг контракт, сел на коня и поехал в «Холодную гору», предлагать свои услуги дону Луису. Что же до однорукого Руми, его так и не поймали. Я мог бы это сделать… но Мигель Эспиноса умер, а Себастьян Антонио предпочел выписать из столицы целый отряд сыщиков. Конечно, они никого не нашли. Искать индейца в сьерре совсем не то, что ловить сутенеров в притонах Гуаякиля. К тому же Руми не был дураком и тут же бежал на восток, в Монтанью, сумрачный край дождевых лесов на восточных склонах Кордильер. Там, говорят, до сих пор живут племена, спасавшиеся еще от инкских армий…

Англичанин замолчал и некоторое время сосредоточенно пыхтел сигарой. Капитан разглядывал дно пустого стакана.

– Теперь ты понимаешь, почему упоминать об Одноруком при доне Луисе было бы нетактично? - мягко спросил Стеллецкий.

– Надо было промолчать?

– Чертовски жаль, что я не успел его подстрелить там, у реки, - задумчиво проговорил Стиллуотер. - Одной проблемой сейчас было бы меньше.

– Может, этот индеец и колдун, но вино Юрке подсунул кто-то другой, - Ник с сожалением вытряс из бутылки «Баллантайна» последние капли виски. - Кто-то, у кого было две руки. И мне кажется, господа, что сейф в подвале тоже вскрыл человек, у которого с руками было все в порядке.

– О, да, - согласился Анненков. - Продырявить трехдюймовую сталь не каждому под силу.

Стиллуотер поджал губы.

– Сталь хорошая. Настоящее немецкое качество. Кстати, о немцах: вы не находите странным, джентльмены, появление здесь этого тевтонского борова фон Корфа?

– Не узнаю тебя, Ланселот, - усмехнулся Ник. - Обычно ты более сдержан в своих характеристиках.

Англичанин не принял шутливого тона. Взгляд его прозрачных, слегка навыкате глаз замораживал, как дыхание арктической вьюги.

– Я не считаю себя вправе сдерживаться, когда речь идет о шпионах, Николай Александрович. Отто фон Корф - военный атташе? All right! Но где вы встречали, джентльмены, военного атташе, который едет в забытый Богом медвежий угол ради того, чтобы договориться о поставках хлопка? Заметьте, даже не сукна для своей армии - хлопка! По-вашему, с этой пустячной миссией не могли справиться толстозадые немецкие чиновники, которые протирают штаны в торгпредстве?

– Сдается мне, вы не очень-то любите немцев, - заметил Анненков.

– Напротив, - холодно возразил Стиллуотер. - Моя младшая сестра замужем за профессором из Ганновера, так что с тевтонами я в некотором родстве. Кроме того, у меня нет причин ненавидеть какой-либо народ вообще. Но я чрезвычайно не люблю национал-социалистов.

– Этих шутов гороховых? - удивился капитан. - Бросьте, они ничего из себя не представляют. Я сталкивался с этой публикой, когда жил в Берлине. Их поколачивали все, кому не лень - коммунисты, социал-демократы, просто бюргеры из предместий. И потом, какой из фон Корфа национал-социалист?

– О, - сказал англичанин, подняв палец к потолку, - весьма важный. Я разговаривал с ним вчера вечером. Он, очевидно, рассчитывал произвести на меня впечатление и сыпал фамилиями. Гитлер, Гесс, Крупп - со всей этой публикой он накоротке. Может быть, он просто хвастает, не знаю. Но поверьте мне, джентльмены, этот господин вовсе не военный атташе.

Анненков с трудом подавил зевок. В высокие окна библиотеки уже вовсю светило солнце.

– Я знавал нашего военного советника в Белграде, - проговорил капитан. - Еще до февральского переворота. Так вот, он тоже не производил впечатления человека, имеющего отношение к армии. Однако же, будучи искусным дипломатом, принес империи немало пользы.

– Никакой он не дипломат, - махнул рукой Стиллуотер. - Он ученый, скорее всего, историк. Но при этом убежденный национал-социалист.

– Если он и ученый, то какой-то странный, - возразил Стеллецкий. - За ужином он объяснял мне, что мы живем не на поверхности Земли, а в какой-то внутренней полости, небольшом пузыре воздуха внутри безграничной скалы. Представляете? А в межпланетном пространстве вроде бы полно льда, и когда ледяные глыбы сталкиваются в небе, у нас происходят всякие катастрофы. Ну не бред ли?

– Бред, - не стал спорить Анненков. - Но я так и не понял, к чему вы клоните, господа. Хотите сказать, что эта сытая морда незамеченной пробралась в подвал и непонятным образом вскрыла сейф с сокровищем? Честно говоря, не верю.

Повисло молчание. Потом Ник с грохотом обрушил свой пустой стакан на полированную поверхность стола.

– Да кто угодно это мог быть, понимаешь? Кто угодно! Мы здесь сидим, ломаем головы, а зачем? Все равно ведь ничего не вычислим! Нужно действовать, господа!

Он рывком поднялся, оттолкнув кресло.

– Предлагаю немедленно обыскать весь дом! Чертов индеец не мог никуда деться…

– Тогда следует взять с псарни собак, - предложил Стиллуотер. - Жаль, что в «Холодной горе» не держат специально натасканных псов. У старого дона Мигеля Эспиноса, помнится, таких было штук шесть.

Анненков недоуменно взглянул на него, надеясь, что англичанин шутит, но тот, судя по всему, был совершенно серьезен.

– Обойдемся без собак, - отрезал капитан, вставая. В голове у него после бессонной ночи и выпитого виски слегка шумело. - Сейчас половина шестого утра. К девяти мы должны закончить обыск в доме. Ланселот, среди ваших парней есть охотники?

– Охотники? - слегка озадаченно переспросил Стиллуотер. - Да, есть один парень с востока, он прежде зарабатывал себе на жизнь охотой на ягуаров.

– Отлично. Тогда отправьте его искать следы. Если похититель успел улизнуть, мы должны хотя бы знать, куда он направился. А если не успел - тем лучше. Мы возьмем его до полудня.

В холодных глазах Ланселота Стиллуотера мелькнуло что-то похожее на уважение.

– Есть, сэр! - ответил он и поднялся. - Думаю, с вами мы сумеем вернуть El Corazon…

8.

Полковник Николай Стеллецкий

Юрка ничуть не изменился с того памятного утра, когда мы прощались с ним в пропахшем рыбой и специями порту Константинополя. Нет, конечно, годы взяли свое - и щетина у него теперь была не иссиня-черная, как когда-то, а словно бы из алюминиевых проволочек, да и вообще он исхудал, стал поджарым, как волк, превратился в тугой узел мускулов и нервов - его энергичная, резкая манера держаться особенно бросалась в глаза на фоне сонной жизни поместья. Но внутри он остался все тем же надменным мизантропом, которым был все годы нашего знакомства - начиная с юнкерского училища. Он никогда не ставил людей слишком высоко, считая их недалекими и даже тупыми созданиями - разумеется, не по отдельности, а en masse. В этом смысле они с Ланселотом нашли друг друга: англичанин тоже не сходил с ума от любви к человечеству. И если поначалу Ланс относился к Юрке настороженно, то после обыска усадьбы стал смотреть на него, как на равного. Видимо, лейтенанту королевских драгун никогда не приходилось видеть, как работают русские военные контрразведчики.

Правда, пропавшее сокровище мы так и не нашли. Юрка расстроился - он всегда переживал, когда что-то складывалось не так, как он задумал или надеялся. А я едва ли не обрадовался. С Луисом мы знакомы лет шесть, еще с приснопамятного мятежа в Параибо, и все это время тень фамильного сокровища висит над ним, словно наложенное проклятие.

Как-то в Байресе я толковал с одним тамошним поэтом, забавным близоруким юношей, похожим на завсегдатаев «Бродячей собаки», с которыми я водил дружбу в Петербурге - звали его, кажется, Хорхе. Этот поэт, воздав должное дрянному аргентинскому рому, рассказывал мне о странных предметах, способных магнетически притягивать к себе мысли человека - мало-помалу они завладевают его воображением и становятся для несчастного единственной реальной вещью в мире. Отчасти это похоже на страстную влюбленность, объяснял он, когда все твои помыслы и чувства прикованы, словно каторжник к ядру, к образу любимой. Судьба каждого, кто найдет такой предмет - Хорхе называл его «заир», - сильнейшая психологическая зависимость, а потом неизбежное безумие. Иногда мне казалось, что Е1 Corazon стал для Луиса таким заиром. Когда мы достаточно сблизились - испанцы и креолы, как правило, искренни и открыты в дружбе и в этом здорово похожи на нас, - он открыл мне тайну загадочного талисмана, принадлежавшего роду де Легисамо. Я осторожно намекнул Луису, что он мог бы проверить свойства камня на мне. Для чистоты эксперимента я предложил ему записать, чего именно он хочет от меня добиться, а бумагу с записью спрятать в сейф и предъявить лишь после того, как желаемое будет получено (или, соответственно, не будет). Риска в этом я не видел решительно никакого: лет пятнадцать назад в Петербурге модный восточный лекарь Бадмаев с сожалением констатировал, что я почти невосприимчив к гипнозу. Однако Луис наотрез отказался использовать древнюю реликвию, чтобы внушить мне какую-либо идею, сказав, что это несовместимо с его представлениями о дружбе. Я, разумеется, не стал настаивать, поскольку не сомневался: в глубине души он и сам прекрасно понимает, что его сокровище представляет собой всего лишь большой кристалл горного хрусталя причудливой формы. Но Луис продолжал вести себя так, будто был совершенно уверен в чудесных свойствах кристалла - например, уверял меня, что его успехи на поприще торговли хлопком самым тесным образом связаны с древней реликвией. В иные дни он беспрерывно твердил о своем чудесном камне - и должен признаться, что я с трудом сдерживался, чтобы не наговорить ему резкостей.

Впрочем, в это время наша дружба уже обрела черты своеобразного делового партнерства - я взял на себя решение вопросов, связанных с безопасностью его хлопкового бизнеса, и получил некую, не слишком большую, долю в доходах от продажи товара. Поэтому я считал необходимым держать свои критические замечания при себе. Так продолжалось несколько лет, пока наконец в жизни Луиса не появилась Машенька.

Они познакомились в Баие осенью 1929 года, а уже спустя три месяца Луис привез Машеньку в «Холодную гору» и объявил о том, что они поженились. Кумушки на соседних плантациях, конечно, долго не могли успокоиться: де Легисамо считался в округе завидным женихом. Многие наследницы креольских родов были бы счастливы пойти с ним под венец, однако сам Луис не обращал на них никакого внимания; виной тому были трагические события его юности. И тут вдруг - неожиданно для всех! - он привозит откуда-то жену, да к тому же не креолку, а русскую. Разумеется, пошли пересуды. К счастью, Машенька, благодаря своему кроткому нраву и природному очарованию, сумела склонить на свою сторону даже самых рьяных своих противниц и была принята в местное общество. Тут-то Луис вновь принялся твердить мне о своем чудесном кристалле. Мол, только благодаря ему такая красавица, как Машенька, вообще обратила внимание на старого, потрепанного жизнью Луиса де Легисамо. Он уверял меня, что проводил целые ночи, умоляя El Corazon о помощи, прежде чем Машенька согласилась выйти за него замуж. Вполне возможно, что так оно все и было, но я впервые позволил себе твердо указать своему другу и деловому партнеру, что ему не следует увлекаться подобными идеями и особенно рассказывать о них посторонним. Тонкая, ранимая натура Машеньки, несомненно, восприняла бы этот досужий вымысел как болезненный и, пожалуй, даже предательский удар. Кому приятно узнать, что его выбор был сделан не самостоятельно, под влиянием чувств или рассудка, а в результате каких-то магических манипуляций? И пусть даже это полная чушь, одно только подозрение, что любимый человек способен на подобные козни, может омрачить даже самое светлое чувство…

Все это я изложил Луису, надеясь, что здравый смысл в нем возобладает над властью древнего предрассудка. Но вышло скверно: он решил, что я считаю его сумасшедшим да вдобавок позволяю себе вмешиваться в его личную жизнь. Мы поссорились и даже дрались на дуэли; стрелком Луис оказался никудышным, а я прострелил ему шляпу (само собой, специально) и на том успокоился.

Однако после этого случая он перестал быть со мной откровенен. Да и вообще замкнулся, ушел в себя, стал нелюдим. Меня это. не слишком огорчало: я считал, что чем меньше времени мой друг и партнер проводит со своими собутыльниками, тем лучше для дела. А вот Машенька сильно переживала. Именно в это время мы с ней очень сблизились, как только могут сблизиться заброшенные судьбой на край света соотечественники… и как-то само собой вышло, что странная мания де Легисамо стала постоянной темой наших разговоров. Луис и Машеньке рассказывал о кристалле - опуская, конечно, трагические детали своей первой неудавшейся женитьбы и пикантные подробности ухаживания за ней самой. При всей романтичности натуры Машенька, разумеется, ни секунды не верила в сказки о старинных индейских амулетах, способных подчинять волю и чувства людей. Но легенда показалась ей очень красивой, а сам кристалл понравился еще больше. Она даже умоляла мужа, чтобы тот позволил ей носить Е1 Corazon на цепочке как украшение, но Луис, обычно ни в чем ей не отказывавший, на этот раз уперся. «Кристалл будет храниться в сейфе, - отвечал он, - и ты никогда его не наденешь». Я думаю, Луис боялся, что талисман принесет Машеньке несчастье, ведь он уже стал однажды косвенной причиной гибели Глории, но объяснить этого жене по понятным причинам не мог. Непреклонность де Легисамо только разжигала Машенькино желание сорвать запретный плод, и кто знает, чем бы это все кончилось, если бы мне не пришла в голову простая, но очень удачная мысль. Я посоветовал Машеньке заказать у столичных ювелиров точную копию камня и хранить сей факт в тайне от всех, кроме, разумеется, самого Луиса. Тогда, появляясь в свете - если можно назвать этим словом сборище безнадежно провинциальных плантаторов и членов их семей, - она сможет блистать, считаясь хозяйкой баснословно дорогой безделушки, ради которой многие семьи готовы прозакладывать свой дом и всю свою родню в придачу.

Машенька пришла от моей хитрости в восторг и без особого труда уговорила Луиса оплатить эту маленькую мистификацию. Мне пришлось несколько раз съездить в столицу - сначала найти надежного ювелира (контора «Мозес Лазарсон и сыновья»), затем разместить заказ, консультировать изготовление подделки (оригинал, мне, конечно, никто с собой взять не позволил, пришлось довольствоваться рисунками), заплатить двойную цену за то, чтобы Лазаревны сохранили все в строжайшем секрете - в общем, несколько месяцев у меня хлопот был полон рот, а что в результате? Машенька пару раз надела фальшивый Е1 Corazon, покрасовалась перед плантаторами и их женами, произвела фурор в высшем обществе Манауса. И совершенно охладела к очаровательному украшению. Впрочем, сердиться на нее за такую ветреность я не мог, поскольку к этому времени отношения наши несколько изменились. Луис все больше отдалялся от жены, всецело поглощенный своим бизнесом, и Машенька чувствовала себя одинокой и покинутой. И хотя по-прежнему не знала ни в чем отказа, мне она казалась редкой и нежной птицей, запертой в золотой клетке. Такой клеткой стала для нее белая башенка, выстроенная де Легисамо в некотором отдалении от хозяйского дома; Машенька говорила, что коридоры и темные залы старой усадьбы наводят на нее меланхолию. От восточного флигеля к башенке вел крытый переход, обшитый кедровыми панелями, но у Машеньки был и отдельный вход. Сначала она перебиралась в башню только на время отлучек мужа - а Луис по-прежнему часто уезжал то в Манаус, то в столицу, и если в первые месяцы после женитьбы он возвращался из этих разъездов, пылая нетерпением и страстью, то уже через год стал задерживаться там гораздо дольше, чем требовали дела. А потом генерал Прадо попытался совершить переворот и был убит во время штурма президентского дворца. Темная история с этим мятежом: достаточно сказать, что люди, пришедшие после его подавления к власти, состояли в том же тайном обществе, что и Цезарь, поэтому представили дело так, будто бы генерал защищал закон и порядок и погиб, исполняя свой святой долг. После смерти генерала поползли слухи о миллионах, осевших на его счетах в европейских банках в результате каких-то очень успешных тайных сделок. Думаю, это миф: не представляю, чем нужно было торговать Цезарю, чтобы сколотить эти миллионы. Но латиноамериканцы склонны к преувеличениям и легко верят в сказки, которые сами же и придумывают - именно поэтому в столице никто не сомневался в том, что генерал Прадо покинул этот мир сказочно богатым человеком: Охотников за наследством Цезаря сыскалось предостаточно; из-за их настойчивости молодая жена генерала, Миранда, была вынуждена искать убежища в «Холодной горе». Вскоре после ее появления стало ясно, что симпатия, которую Луис питает к кузине, далеко выходит за рамки того, что можно считать родственными чувствами. Машенька окончательно перебралась жить в башню… а мне был дарован ключ от ее дверей.

Я рассказываю всю эту долгую историю лишь для того, чтобы объяснить, почему исчезновение талисмана совсем меня не расстроило. Похоже, эта штуковина действительно обладала магическими свойствами, только не теми, о которых говорилось в легенде и в которые верил мой друг и партнер. Мне кажется, что таинственный кристалл окутывала атмосфера какого-то неясного зла, что-то вроде тени невообразимо далекого прошлого, губительная для светлых и чистых чувств. Ничем иным я не могу объяснить внезапное охлаждение Луиса к своей молодой жене - охлаждение, бросившее нас с Машенькой в объятия друг друга, но сделавшее жизнь в «Холодной горе» напряженной и полной скрытых противоречий. В своем грехе я, как, впрочем, и большинство грешников, стремился винить не себя, а некие непреодолимые обстоятельства, и тут El Corazon пришелся как нельзя более кстати. Долго я уговаривал себя, что если бы не эта каменюка, де Легисамо не сошел бы с ума и не разлюбил Машеньку, а я избежал бы горестной необходимости соблазнять жену друга и делового партнера, прикрывая собственную страсть рассуждениями о духовной помощи и человеколюбии. Конечно, исчезновение кристалла, похищенного чьей-то дерзновенной рукой, уже не могло изменить ситуацию, но мне было бы спокойней знать, что злое волшебство кристалла никогда больше не повлияет на судьбы близких мне людей.

Поэтому, если я переживал из-за чего-то тем памятным утром, то вовсе не оттого, что, перевернув вверх дном всю усадьбу, мы так и не обнаружили следов пропавшей драгоценности. По мне, всем стало бы только лучше, если бы она провалилась в ад. Видите ли, вскрытый сейф в сокровищнице де Легисамо - это, прежде всего, прокол в моей работе, ведь пока мы с Луисом не уехали в столицу, за безопасность «Холодной горы» отвечаю я. Так что в то утро я нервничал ничуть не меньше, чем другие участники поисков, хотя мотивы наши были несколько различны. И уж совсем мне стало худо, когда Ланселот обнаружил в высохшем колодце за псарней труп индейца в черно-зеленой форме официанта.

9.

Лицо индейца успели попробовать на вкус какие-то мелкие грызуны, но основные черты еще угадывались, и Анненков решил, что труп принадлежит тому самому «слуге», который настойчиво предлагал ему выпить вина.

Ланселот Стиллуотер присел рядом с ним на корточки и внимательно осмотрел повреждения.

– Шея сломана, - сказал он, пыхнув папиросой. Серый столбик пепла упал на щеку индейца. - И голова пробита чем-то тяжелым, видите?

– Вижу. По-моему, сперва его стукнули как раз по голове.

– А потом сбросили в колодец? Да, похоже на правду. Капитан оглянулся. Трое слуг, помогавших вытаскивать труп из колодца, опасливо жались поодаль.

– Полагаю, никто ничего не видел и не слышал. Но я бы на всякий случай опросил людей.

Ланселот хмуро кивнул.

– А ведь в «Холодной горе» такое впервые, Юрий Всеволодович. У соседей бывало: подерутся пеоны, иногда кого-нибудь насмерть зарубят… А здесь - никогда.

Анненков перевернул труп и принялся исследовать его карманы.

– Так ведь и драгоценности такие, я полагаю, здесь раньше не пропадали.

Тяжелыми шагами подошел Стеллецкий, остановился в двух шагах от тела, кашлянул.

– Дон Луис хочет поговорить, - сообщил он в пространство. Капитан извлек из правого кармана сюртука бедняги-официанта маленькую железную шкатулочку, не без труда открыл ее, осторожно понюхал содержимое.

– Что за черт? Вы про это нам рассказывали, Ланселот? Айя… хуа… ну, вы поняли?

Англичанин мельком заглянул в шкатулочку и скептически усмехнулся.

– Нет, это просто кока. Местные жуют ее, чтобы поддержать силы. Смешивают с известью и жуют. Здорово помогает от горной болезни.

– Дон Луис хочет поговорить, - повторил Ник. Анненков наконец взбесился.

– Так пусть приходит и разговаривает! - рявкнул он. - Мы делом заняты! Время не ждет!

– Он сейчас у Лауры. Она все еще не пришла в себя. Стиллуотер покачал головой.

– Мне очень жаль, сэр. Я обязан опросить слуг. Судя по всему, этого бедолагу прикончили незадолго до рассвета, так что есть небольшой шанс, что убийца не успел уйти далеко.

– Если он вообще уходил, - буркнул Анненков, поднимаясь. - Я думаю, что он все еще в доме. И индейца убрали как раз поэтому.

Стеллецкий наморщил лоб.

– Ты хочешь сказать, что похититель и человек, который дал тебе яд, разные люди?

– Именно. Индеец, скорее всего, просто выполнял поручения преступника и знал его в лицо. Когда необходимость в помощнике отпала, преступник поспешил от него избавиться.

– Согласен, - Ланселот закурил новую папиросу. - Но почему вы так уверены, что убийца все еще здесь? Может, он давно уже удирает с камнем в кармане по направлению к столице?

Анненков пожал плечами.

– Интуиция. Да еще, быть может, тот факт, что этот тип пытался меня отравить уже после того, как кристалл был похищен из сейфа. Логики в этом поступке никакой, поскольку я вряд ли представлял для похитителя какую-то опасность. А это значит, что убийца вынашивает новые планы, о которых мы, господа, пока что ничего не знаем. И это обстоятельство, скажу честно, меня несколько нервирует.

Ник выразительно хмыкнул.

– Будь так любезен, изложи свои соображения гранду. Он, знаешь ли, тоже нервничает.

Капитан вытянул из кармана брюк стальную луковицу часов, откинул крышку и некоторое время что-то считал, шевеля при этом губами.

– Сейчас половина одиннадцатого. Я обещал, что мы возьмем похитителя до полудня, а теперь нам нужно искать еще и убийцу. Хорошо, мы пойдем к дону Луису, тем более что в комнатах Лауры, кстати, обыск еще не проводился. Но на все разговоры с ним у нас есть полчаса. Ланселот, что там ваш охотник?

Англичанин пожал плечами.

– Охотится. Если кто-то пытался бежать из усадьбы сегодня на рассвете, он его найдет. Ну, или, по крайности, найдет следы.

– Время не ждет, - повторил Анненков. - Ладно, Ник, пойдем пообщаемся с Луисом Иванычем.

Комнаты Лауры располагались в северном крыле усадьбы, под самой крышей. Идти туда пришлось по памятной капитану деревянной галерее, увитой виноградом.

– Скажи, Ник… - Анненков остановился, сорвал темно-фиолетовую ягоду, кинул в рот, разжевал и выплюнул за перила - показалось кисло. - А что за дела у вас с грандом в столице?

Стеллецкий помрачнел.

– На рожон лезет гранд, вот что. Помнишь, у нас в полку был такой Саша Авцоев, его еще Овцой звали?

Капитан кивнул и сорвал еще одну ягоду. Эту даже пробовать не стал, покрутил в пальцах и выбросил.

– Так вот, Овца… вроде спокойный же был мужчина, рассудительный, а как доходит до боя, в него словно бес вселялся. Да ты же сам его знаешь… То папироски под огнем курит, то в одиночку на роту немцев скачет с шашечкой. В общем, на рожон лез Овца. Напомнить, чем кончилось?

– Вроде убили его, - равнодушно сказал Анненков. - Так что в столице?

– Ты меня чем слушаешь? - обиделся Ник. - Я же тебе русским языком объясняю: гранд хочет предъявить права на наследство Цезаря, а это, между прочим, двести миллионов фунтов стерлингов.

– А он имеет на них право?

– В том-то и дело, что нет. Наследница - Миранда, но ей никто не позволит прикоснуться к деньгам. У генерала Прадо было слишком много влиятельных друзей, которые тоже не прочь откусить от пирога. Луис собирается с ними договориться.

Капитан с интересом посмотрел на товарища.

– И это ты называешь «лезть на рожон»?

– В столице свои порядки. Такая страна. Если какой-нибудь столичный хлыщ заявится сюда, в сьерру… ну, вот как этот дурачок Гутьеррес, например… ему придется соблюдать законы сьерры, понимаешь? Нельзя, скажем, нанести визит Эспиноса, а потом сразу, поехать к де Легисамо, это считается ужасным оскорблением обоих семейств. В столице еще хуже. Там свои могущественные кланы, которые на аристократов сьерры плевать хотели - в основном это профессиональные военные. Они могут даже происходить из старых креольских родов, но принадлежат уже совсем другому миру. Пока был жив Цезарь, Луиса в этом мире… терпели. Но теперь, когда он остался один, с ним церемониться не станут. Прихлопнут, как комара. Я говорил ему! Я много раз говорил ему, но он ничего не хочет слушать. И все из-за этой кошки, Миранды!

– Миранды?

– А ты еще ничего не понял? Гранд влюблен в нее по уши, а она вертит им, как хочет. Понятно, если его Миранде пришла в голову блажь получить деньги покойного мужа, он в лепешку расшибется… Похоже, этим все и закончится.

– Но ее можно понять, - заметил Анненков. - Двести миллионов фунтов - деньги немаленькие. Значит, Луис собирается лезть прямиком в пекло, а ты, конечно же, должен прикрывать ему спину?

Стеллецкий мрачно кивнул. Желваки ходили у него на лице, словно поршни паровой машины.

– Дело-то не во мне… Машку жалко, понимаешь? Вот закопают час с грандом, а о ней кто позаботится?

Он судорожно вздохнул и отвернулся.

– Ты поэтому меня сюда вызвал? - очень спокойно спросил Анненков. - Из-за нее?

– Сначала - нет, - извиняющимся тоном пробормотал Ник. - То, первое письмо… я же его написал давно, еще до всей этой истории с наследством. А потом, когда ты ответил, тут уже - да, тут надо было что-то предпринимать. Мы с ним, знаешь, как ругались? Он не хотел ждать, рвался в столицу, как будто у него под хвостом горчицей намазано… Потом, правда, успокоился, согласился потерпеть до твоего прибытия.

– Почему? Миранда хватку разжала? Стеллецкий нехорошо усмехнулся.

– Эта разожмет… Нет, ее-то как раз бесило, что поездка откладывается. Но гранд, похоже, что-то там для себя решил, а своих решений он не меняет. И знаешь что? Сдается мне, это «что-то» наверняка было связано с его ненаглядным камнем.

– Так «сдается» или наверняка?

– Доказательств у меня нет. Просто я за эти годы неплохо его изучил. Если он каждый вечер спускается в подвал, значит что-то просит у камня.

– Понятно. Ладно, пошли, он там заждался нас, наверное…

В комнатах Лауры было полутемно и пахло лекарствами. Девушка лежала на большой постели под марлевым балдахином, один полог которого был свернут до потолка. У кровати сидел дон Луис - бледный, осунувшийся. За его спиной стояла Миранда, узкие ладони ее покоились на плечах де Легисамо, будто она только что массировала ему шею.

– Пожалуйста, тише, - прошептала она. - Девочка только что уснула.

– Что же она до этого делала? - удивился Анненков. Миранда посмотрела на него как на идиота.

– Металась в бреду. Несла какую-то дикую чушь про разбитые зеркала и прячущихся в колодцах мертвецов…

– Что? - ахнул Ник. - Откуда она знает?..

– Не кричи, ради всего святого! - зашипела Миранда. Дон Луис неуверенно повел плечами, словно желая высвободиться, но пальчики с накрашенными черным лаком коготками держали крепко. - О чем она знает?..

– Сеньорита, - ровным голосом сказал Анненков, - полчаса назад мистер Стиллуотер обнаружил в пустом колодце тело того самого человека, который вчера в гостиной подал мне отравленное вино. Даже если вам об этом уже сообщили, то откуда о трупе может знать Лаура?

Миранда отшатнулась, словно Анненков помахал у нее перед носом дохлой крысой.

– Святая Мадонна! Какое ужасное совпадение!

Де Легисамо все-таки нашел в себе силы и поднялся. Под глазами у него темнели круги.

– Невероятно, господа! Совпадение и вправду чудовищное, но вы должны понимать…

– Это не совпадение, - громко и отчетливо произнес чей-то голос. Все, включая капитана, вздрогнули от неожиданности. - Не совпадение, отнюдь.

– Дорогой Отто, - укоризненно произнес дон Луис. - Вы так тихо себя вели, что мы забыли о вашем присутствии…

– Я никогда не произвожу лишнего шума, - с достоинством ответил фон Корф, появляясь из-за балдахина. В руках у него была склянка черного стекла и устрашающих размеров шприц. - Инъекции, которые я сделал несчастной девочке, несомненно, помогут. Как видите, она уже спокойно спит. Однако как ученый я весьма расстроен тем обстоятельством, что не могу и дальше изучать феномен воздействия айяуаски на психику представителя средиземноморской расы.

10.

Барон Отто фон Корф

Проклятая латинка отключилась только после четырех кубиков морфина. Если бы солдаты Рейха обладали такой сопротивляемостью к седативным средствам, их боеспособность повысилась бы на порядок! Разумеется, все это легко объяснялось беспримерным всплеском активности коры головного мозга и центральной нервной системы, стимулированным айяуаской. Я много слышал об этом удивительном наркотике, но ни разу не видел его в действии. И уж конечно, меньше всего я ожидал столкнуться с ним здесь, в «Холодной горе», куда прибыл по совершенно иному поводу.

Когда де Легисамо, отводя взгляд и отвратительно потея, сообщил мне о том, что Ключ Души украден, мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не пристрелить негодяя на месте. Мерзкий лжец, как и все латины! Признаюсь, сначала я заподозрил дона Луиса в том, что он специально сымитировал похищение кристалла, чтобы набить цену. Потом одумался - поднимать, собственно, было уже некуда. Коды к номерным счетам в банках Цюриха и Женевы, которые я привез в эту глушь, стоили больше, чем целый вагон золота. Другое дело, что воспользоваться ими де Легисамо не мог - требовалось одобрение остальных членов Триумвирата, президентом которого некогда был Мануэль Гарсия Прадо по прозвищу Цезарь. Надеюсь, вы понимаете, что в таких делах нельзя работать без страховки - ведь получи хозяин «Холодной горы» все и сразу, он легко мог поддаться соблазну оставить кристалл себе, а меня сбросить в одно из бездонных ущелий, которыми славятся эти места. Сейчас, когда повсюду бунтуют крестьяне, такую смерть легко списать на мятежников. Поэтому мы договорились, что я отвезу кристалл в столицу и там в лабораторных условиях проверю его подлинность. Если дон Луис окажется настолько глуп, чтобы всучить мне подделку, бесполезные коды останутся у него в руках, а наше торгпредство предпримет все меры, чтобы затруднить доступ его хлопку на европейские рынки. Ссориться с Рейхом опасно, и де Легисамо об этом хорошо знает.

В случае, если кристалл действительно окажется одним из трех утерянных Ключей, я сообщу об этом в Берлин, и после того, как дипкурьеры Рейха увезут из страны ее величайшее сокровище, использую все свое влияние, чтобы надавить на Триумвират. Никаких гарантий - друзья покойного Цезаря слишком много о себе мнят, чтобы послушно исполнять чужие приказы, даже если эти приказы исходят из Берлина. И все же шансы на успех предприятия есть, по той же самой причине: ссориться с Рейхом опасно.

Все это я обдумывал, разумеется, не раз и не два, но только теперь, глядя на безобразно потеющего дона Луиса, отчетливо осознал: если и есть в «Холодной горе» человек, которому невыгодно исчезновение кристалла (кроме меня, разумеется), то это дон Луис.

Вторая мысль, которая мелькнула у меня в голове, пока я слушал бессвязные объяснения де Легисамо - противник нанес упреждающий удар! Кто-то знал о моем приезде в поместье и о том, что истинной целью этого визита будет совсем не заключение договора о поставках хлопка. И что самое главное - этот кто-то хорошо представлял себе, что такое утерянные Ключи!

Кем мог быть этот неведомый противник, я даже не смел догадываться. За долгие годы, проведенные мной в поисках артефактов исчезнувших с лица земли цивилизаций, я привык к тому, что пропитанная упадническим еврейским духом наука Запада отрицает существование Ключей. Верить в их магическую силу мог только посвященный. Но кто же, кто? На первый взгляд, никто из собравшихся в поместье не подходил на эту роль. Я испытал настоящий страх, представив себе, что кто-то из Великих Неизвестных сейчас находится где-то рядом. Ходят слухи, будто бы сам фюрер признавался, что нервничает в присутствии Великих. Если они наводили ужас на гения германской расы, то что говорить обо мне?..

Арийская наука в лице таких авторитетов, как доктор Ганс Гюнцлер и Фридрих Штоффхаузен, неопровержимо доказала, что в период, предшествовавший гибели Северной Атлантиды, или Туле, в магических практиках гиперборейцев использовались артефакты, условно называемые Ключами. Таких Ключей было три - Ключ Тела, Ключ Души и Ключ Мертвой Материи. Каждый из них давал своему хозяину власть над одной из ипостасей человеческой натуры. Вероятно, после гибели великой Северной цивилизации, один из утерянных Ключей был принесен в Южную Америку тем отрядом атлантов, которые пятнадцать тысяч лет назад основали на берегах озера Титикака таинственный город из циклопических плит.

Разумеется, для того, чтобы обнаружить Ключ, потребовались годы кропотливой работы. И даже они не дали бы результата, если бы не непростительная для военного человека - хотя и сыгравшая в данном случае положительную роль - болтливость генерала Мануэля Гарсия Прадо. Нельзя отрицать, что этот чванливый и самовлюбленный латин обладал определенными деловыми качествами, позволившими ему взять под контроль всю систему военных поставок как из Рейха, так и из других стран Европы. Разумеется, он был у нас частым гостем - например, самолично приезжал поглядеть, как на заводах Круппа куется сверхсовременное оружие для будущих великих побед арийской расы. Во время одного из таких визитов, отмечая подписание выгодного контракта в ресторане «Король Фридрих» на Альбертинштрассе, он рассказал представителю Круппа историю о таинственном амулете, принадлежащем одному из его друзей - историю, больше похожую на сказку. Человек Круппа одновременно работал и на Главное управление имперской безопасности, поэтому на следующий же день отчет о разговоре лег на стол самого Гейдриха - он всегда старался вникать в мелочи. У меня в Берлине до сих пор хранятся несколько скрепленных листков бумаги с пометками шефа РСХА, сделанными красным карандашом. Рассказ об амулете подчеркнут трижды; надпись на полях гласит: «Отто, не та ли штука, которую вы искали в Мексике?».

У Гейдриха великолепная память. Я действительно участвовал в мексиканской экспедиции доктора Гюнцлера - печальном примере того, как даже самые выдающиеся умы, опираясь на неверную изначально посылку, могут завести дело в тупик. После того, как экспедиция, израсходовав свой немалый бюджет до последнего пфеннига, вернулась из тропических лесов Южной Мексики с неубедительной коллекцией нефритовых безделушек, даже вожди партии, покровительствовавшие Гюнцлеру, пришли в ярость. Несмотря на все свои прошлые заслуги, доктор был отстранен от дел и переведен на незначительную должность консультанта Музея Древностей в Берлине. Я сочувствовал старику, но помочь, разумеется, ничем не мог - к тому же после падения Гюнцлера пост руководителя проекта «Утерянные Ключи» доверили именно мне. Правда, это было весьма сомнительное повышение: проект балансировал на грани закрытия, финансирование неуклонно срезали, и требовалось поистине экстраординарное везение, чтобы добиться видимых результатов в этих неблагоприятных условиях.

Бумага Гейдриха все изменила. Со свойственной мне энергией я подключил к делу людей из дипломатического ведомства, военной разведки, министерства торговли и даже нескольких репортеров. Эта сплетенная мной паутина стоила несравнимо меньше, чем самая скромная из экспедиций старины Гюнцлера, потому что каждый входивший в нее человек работал, в основном, за идею. Итог же оказался несравнимо более впечатляющим: через полгода я уже точно знал, что древняя реликвия рода де Легисамо не что иное, как Ключ Души. Более того, я разработал изящный план, согласно которому генерал Прадо должен был принести нам Ключ собственными руками, в обмен на некоторые торговые преференции. Но тут - очень несвоевременно - Цезаря прикончили во время мятежа. Подозреваю, что это могли сделать и свои. Латины крайне завистливы, и прочие члены Триумвирата наверняка считали, что генерал Прадо их обделяет. Так оно, конечно, и было, вот только смерть Цезаря не сделала Триумвират богаче. Предусмотрительный генерал оформил свои швейцарские вклады очень хитрым образом. Для того, чтобы получить разрешение на их использование, требовалось одобрение Триумвирата, но сами коды к счетам хранились у цюрихских адвокатов и считались собственностью генерала. Чтобы выстроить новую комбинацию, потребовалось время. Решающий этап операции несколько раз откладывался, и вот теперь, когда этот потеющий идиот сообщил мне, что кристалл украли (судя по всему, всего лишь за несколько часов до моего приезда), я чувствовал всю горькую иронию ситуации. Чувствовал - но ничего не мог исправить…

Изучение свойств айяуаски, которой отравили девицу, на некоторое время помогло мне отвлечься от горестных размышлений. По своей природе я не могу долго сидеть без дела. А поскольку заниматься изучением чудесных свойств Ключа Души я, по понятным причинам, не мог, пришлось сконцентрироваться на айяуаске. Наблюдения за впавшей в некую разновидность эпилепсии девицей позволили мне сделать несколько весьма важных выводов, которые я предпочел бы обнародовать перед более достойной аудиторией. Однако тупость некоторых присутствовавших в комнате персон в буквальном смысле вывела меня из равновесия. К сожалению, я действительно несколько более импульсивен, чем следовало бы идеальному арийцу. Возможно, виновата кровь прабабки-австриячки.

– Извольте объяснить, барон, - сухо заметил Анненков. - Что вы имеете в виду, говоря о том, что бред Лауры о мертвецах в колодце и найденный мистером Стиллуотером труп не совпадение?

Фон Корф презрительно щелкнул пухлыми пальцами.

– Айяуаска, - проговорил он, будто пробуя слово на вкус. - Лиана духов. Она отправляет сознание человека в свободный, не скованный узами материи полет. Перемещает астральное тело, как выразились бы европейские оккультисты. Теперь вы понимаете?

– Был у меня один знакомый оккультист, - мрачно сообщил Стеллецкий. - Помер в Константинополе от сифилиса.

Барон пропустил его слова мимо ушей.

– Девушка действительно видела труп в колодце. Точнее, астральное тело девушки его видело. А вот каким образом она поддерживала связь со своим отделившимся астральным телом, находясь в состоянии припадка - вопрос куда более интересный. Я полагаю, что айяуаска стимулирует какие-то неизученные пока центры коры головного мозга, которые отвечают за… ну, назовем это, если угодно, телепатией. Интересно, что по мере того, как я глушил ее нервные реакции морфином, радиус этой телепатической связи уменьшался. На двух кубиках она видела уже только то, что происходит в доме, на трех - стала рассказывать о разбитых зеркалах…

– А при чем здесь зеркала? - сразу же спросил Анненков. - Разве в доме есть разбитое зеркало?

– Да, кстати, - очнулся от оцепенения дон Луис. - Это очень плохая примета, поэтому слуги всегда очень быстро меняют зеркало, даже если на нем маленькая трещина…

– Тогда велите слугам заменить зеркало в дальней комнате, - немец раздраженно махнул рукой. - Там стоит такое большое трюмо, за которым наша милая фройляйн, очевидно, прихорашивалась по утрам. Боюсь, правда, сейчас это невозможно. Зеркало в трюмо не просто разбито, господа. Оно - как это будет по-испански? - расплавлено.

11.

– Да, - констатировал Ник, обойдя трюмо со всех сторон. - Кто-то потрудился на славу.

Почти в самом центре зеркала зияла неровная черная дыра, с почти оплавившимися гладкими краями. От него к деревянной раме шла паутина трещин, мелких и побольше. А по краям почерневшего стекла виднелись отпечатки огромных ладоней - как будто кто-то уперся в зеркало раскаленными докрасна металлическими перчатками.

– Призрак из Зазеркалья, - неожиданно сказала Миранда. Стеллецкий подозрительно посмотрел на нее.

– В детстве я очень любила слушать страшные истории… знаете, дети друг друга пугают? Так вот, там была история про привидение, которое выходило из Зазеркалья. И после него тоже оставались вот такие следы.

Она подошла и осторожно дотронулась до стекла - видно было, что прикосновение к поверхности зеркала ее разочаровало.

– Холодное, - удивленно протянула она. - А кажется, будто сейчас закипит…

Анненков смотрел на зеркало, по-птичьи склонив голову набок.

– Ладони, - проговорил он задумчиво. - Отпечатки ладоней…

– А что с ними такое? - не понял Стеллецкий. - Ну, большие, да. Так люди разные бывают. Вот у нас в полку служил такой унтер-офицер, Андрюха Шмидт, так у него…

– Они одинаковые, - перебил его Анненков. - Видишь, большой палец и тут, и там - справа? Знаешь, что я думаю? Это наш друг Однорукий.

– Кто-кто?

Капитан обернулся. Дон Луис стоял перед ним неестественно прямой, как на параде. Лицо его, и без того бледное, казалось теперь фарфоровым.

– Однорукий индеец, - со вздохом ответил Анненков. - Я столкнулся с ним, когда спустился с перевала. Вам, верно, неприятно слушать о нем…

Хриплый смех, вырвавшийся из груди де Легисамо, заставил его замолчать.

– Неприятно? - с нехорошей интонацией повторил дон Луис. - Скажите, капитан, а вам неприятно было бы повстречать в кафе господина Троцкого или кто там у вас устроил этот кошмарный переворот? Послушайте, мы с вами не дети. Я не верю в существование вечной любви или вечной ненависти, но этого ублюдка я ненавижу. И если потребуется покарать его ценой собственной жизни, я не стану раздумывать ни секунды.

– Вполне возможно, что вам представится шанс с ним разобраться. Судя по этим отпечаткам, он был здесь совсем недавно… Господин барон, когда вы увидели разбитое зеркало?

Фон Корф пошевелил усами.

– Часа два назад… Да, с большой степенью вероятности около десяти. Я зашел в эту комнату, поскольку здесь имелся удобный стол, на котором можно было разложить медикаменты, и…

– Кто еще сюда заходил? - перебил его Анненков. Он наклонился к самой дыре и осторожно подцепил с вывернутого наружу зеркального языка какую-то бурую нитку.

– Я, - Миранда, казалось, уже пришла в себя от пережитого потрясения, но голос ее казался ломким, словно стекло. - Помните, когда мы ночью принесли Лауру из гостиной, я выходила за подсвечниками. Так вот они стояли как раз здесь, на окне.

– И вы ничего не заметили? - гнул свою линию капитан. - Вы вообще обращали внимание на трюмо, когда искали подсвечники?

– Ну… да. Знаете, даже если я на него не смотрела специально, не, заметить такое просто невозможно.

Анненков снова извлек из кармана свои стальные часы.

– Это означает, что в три часа ночи с зеркалом все было в порядке. А в десять утра оно уже выглядело так, как сейчас. Вот что, Луис Иванович, ваш кровник почти наверняка прячется где-то в поместье.

Де Легисамо с ненавистью посмотрел на изуродованное зеркало.

– Вы ведь обыскали весь дом, господин Анненков! Почему же вы его не нашли?

Капитан щелкнул крышкой часов.

– Ну, во-первых, не весь. Мы не осмотрели апартаменты Лауры, а Однорукий, скорее всего, прятался именно здесь. Должен признать, это моя ошибка. Я вообразил, что если в первой комнате столько народу, то преступник просто не посмеет находиться поблизости. Кроме того, мы не стали беспокоить вашу жену, Луис Иванович. Она до сих пор еще не спустилась из своей башенки, прислуга уверяет, что у нее болит голова…

– Что за бред! - прервал его де Легисамо. - Вы должны обыскать все! Невзирая на чьи-то больные головы! Немедленно ступайте и обыщите башню!

Холеное лицо Ника Стеллецкого при этих словах будто окаменело.

– Хорошо, - быстро сказал капитан, - я сейчас же поднимусь на башню. И вот что еще: кем бы ни был человек, похитивший кристалл, он не только вор, но и убийца. Труп в колодце - лучшее тому доказательство. Я настаиваю на том, чтобы и хозяева, и гости поместья носили с собой огнестрельное оружие. Возможно, это позволит нам избежать новых жертв.

– Поддерживаю господина капитана, - раздался чей-то хрипловатый голос. Анненков круто развернулся на каблуках: в дверях стоял майор Гутьеррес. Его черные волосы блестели от бриолина, оскверненный ночью мундир был чист и отутюжен.

– Я всегда ношу с собой револьвер, - продолжал майор. Он расстегнул висевшую на поясе кобуру и продемонстрировал всем присутствующим небольшой «бульдог» с красиво отделанной красным деревом рукояткой. - Прекрасная машинка, настоящее американское качество!

– Вы позволите? - спросил Анненков, протягивая руку. - Никогда не видел эту модель…

Гутьеррес чуть помедлил, однако все же вложил «бульдог» в раскрытую ладонь капитана. Тот внимательно осмотрел оружие, повертел, зачем-то заглянул в дуло, провел пальцами по рукоятке и со вздохом сожаления отдал майору.

– Согласен с вами, - кивнул он. - Выглядит как настоящее произведение искусства. А каковы боевые характеристики?

Майор довольно ухмыльнулся и убрал револьвер в кобуру.

– Великолепные! Барабан разряжается за шесть секунд, а точность боя просто поразительна. С пятидесяти ярдов попадаю в медную монетку, каково?

Анненков шагнул в сторону, и Гутьеррес увидел зеркало. Ухмылка медленно сползла с его лица.

– Святой Георгий! Что это?

– Руми Однорукий, - де Легисамо произнес эти слова с таким отвращением, как будто выплюнул жабу. - Слыхали об этом мерзавце, майор?

Гутьеррес покачал головой.

– Нет, не приходилось. Но я ведь не местный… А что с бедной девочкой? Вчера она была совсем плоха…

– А вы не знаете? - язвительно осведомилась Миранда. - Впрочем, вы так быстро исчезли с поля боя…

– Мне нужно было спасать мундир! К тому же мне показалось, что сеньорита просто выпила лишнего.

– Ей подсыпали в вино наркотик. Если бы не господин барон…

– Бросьте, бросьте, - перебил Миранду фон Корф. - Счастливое совпадение, что я когда-то интересовался эффектом айяуаски.

Жесткие усики Гутьерреса шевельнулись.

– И что же вам известно об айяуаске?

– Вряд ли больше, чем вам, - любезно улыбнулся фон Корф. - Разве вы не тот самый Хорхе Гутьеррес, который сопровождал экспедицию профессора Брукхаймера из Йельского университета?

Майор прищурился, глаза его стали холодными и колючими.

– Поразительная осведомленность, господин барон. Да, я имел честь помогать экспедиции профессора. Но я выполнял свои непосредственные обязанности - наносил на карту берега реки Карони. Что касается айяуаски, то ею занимался исключительно профессор.

– И он не делился с вами результатами своих изысканий? Совсем не похоже на старину Брукхаймера…

– Он говорил, что шаманы используют ее как лекарственное средство, - неохотно проговорил Гутьеррес. - Вроде бы они считают, что болезнь - это зловредный дух, который прячется или в теле человека, или где-то поблизости, а увидеть его можно только с помощью айяуаски. Есть колдуны, которые пьют отвар сами, впадают в транс и видят, где затаился злой дух. Но для этого нужно иметь определенные способности. Поэтому чаще всего айяуаску дают выпить больному, чтобы он, путешествуя в мире духов, рассказывал бы обо всем увиденном шаману.

– Великолепно! - обрадовался фон Корф. - Все-таки общение с профессором Брукхаймером не прошло для вас даром… Так вот, с нашей милой фройляйн произошло примерно то, о чем вы сейчас нам рассказали. Она нанесла визит в мир духов и пыталась об этом рассказать, вот только рядом не оказалось шамана, который смог бы истолковать увиденное ею.

– И о чем же она вам поведала?

– О, ничего особенно любопытного, - отмахнулся атташе. - Впрочем, можете сами с ней поговорить, когда она проснется. Вам наверняка должно быть известно, что люди, принимающие айяуаску, помнят о своих переживаниях и после выхода из транса.

– Не думаю, что это хорошая идея, - резко сказал Стеллецкий. - После тех испытаний, которые выпали на долю Лауры, было бы бесчеловечно заставлять ее вспоминать все это. Кстати, я настаиваю на том, чтобы мы ни на минуту не оставляли ее одну. Если убийца бродит где-то рядом…

– Черт возьми! - вскинулся де Легисамо. - Хороши же мы с вами, господа! Столпились здесь, как бараны, а ведь дверь из коридора не заперта!

– Натурально, не заперта, - подтвердил майор. - И у постели нашей юной сеньориты нет даже сиделки.

– Господа, - вмешался Гутьеррес, - надеюсь, вы позволите мне охранять юную сеньориту. Раз уж прекрасная Миранда обвиняет меня в том, что я бежал вчера с поля боя, то долг чести велит мне искупить эту оплошность. К тому же, как вы видели, я вооружен.

Анненков положил руку на плечо Ника.

– Предлагаю согласиться. Не знаю, Луис Иванович, где Ник нужен вам, но я хотел попросить его помочь мне в одном очень важном и деликатном деле.

– Вы собирались осмотреть башню, - напомнил де Легисамо.

– Именно туда я сейчас и направляюсь. Но предварительно я хотел бы сказать пару слов господину Стеллецкому, и желательно наедине.

Дон Луис развел руками.

– Вы ведете расследование, Юрий, не я. Делайте, что считаете нужным.

Анненков коротко кивнул присутствующим и вышел из комнаты. Стеллецкий, помедлив, последовал за ним.

– Ты совершенно прав, - шепнул ему капитан, когда они, пройдя мимо разметавшейся на постели Лауры, оказались в полутемном коридоре. - За девчонкой нужно приглядывать.

– Тогда какого черта!.. - начал Стеллецкий, но Анненков зашипел на него, словно рассерженный кот, и Ник замолчал.

– Я не хочу, чтобы убийца знал, что ее охраняет кто-то из нас. Пускай уж лучше Лауру стережет этот павлин Гутьеррес. А вот кто будет приглядывать за ним - это нужно продумать…

– Что, в коридоре торчать? Извини, Юрка, по-моему, ты глупость придумал!

– Как по-твоему, Однорукий исчез из комнаты с зеркалом? Это последняя комната анфилады, дверей там нет. Если Луис, Миранда и фон Корф неотлучно находились рядом с постелью Лауры, он должен был каким-то образом проскользнуть мимо них. Только не говори мне, что он на самом деле умеет становиться невидимым!

Стеллецкий энергично потер пальцами виски.

– Черт, после виски голова, как ватная… Погоди, получается, он через окно ушел?

– А что тут удивительного? Галерея идет вокруг всего дома. Уверен, девчонка и сама частенько через окно шастала. Так что следить нужно в первую очередь за окном. Думаю, Ланс или кто-нибудь из его людей вполне для этого дела подойдет. А ты мне пока вот с чем помоги…

Капитан осторожно достал из кармана толстую бурую нить.

– У тебя в лаборатории микроскоп имеется? Сдается мне, эта ниточка может привести нас к похитителю кристалла.

Ник уважительно взглянул на Анненкова.

– Ты историями о Шерлоке Холмсе в юности не увлекался? А то, знаешь, очень похоже.

– Нет, - отрезал Анненков. - Холмс не по моей части. Зато я читал жизнеописание американского изобретателя Томаса Эдисона.

– А при чем здесь… - начал было Стеллецкий, но капитан не дал ему договорить.

– И прошу тебя, побыстрее! Про Эдисона я тебе как-нибудь потом расскажу.

12.

Башенка, построенная доном Луисом для своей жены, стояла в глубине сада, метрах в двухстах от западного флигеля. Была она двухцветной - от фундамента до уровня второго этажа шла кладка из дикого, камня, темно-красного, оттенка запекшейся крови, а выше начинался тот же белый песчаник, изрезанный причудливыми узорами в стиле мавританских памятников Андалусии.

Капитан взбежал на крыльцо, дернул язычок металлического звонка. Дверь распахнулась неожиданно быстро, словно хозяйка давно стояла за ней, поджидая гостей. Мария куталась в белую ажурную шаль, хотя в доме было совсем не холодно.

– Как хорошо, что вы пришли, Юрий…

Отступила в глубь темной залы, словно заманивая. Анненков невольно залюбовался ее точеной шеей.

– Мария, - позвал он, не двигаясь с места, - постойте! Она обернулась. Посмотрела выжидающе.

– Мы ищем преступника, Мария, человека, убившего слугу-индейца и выкравшего El Corazon. Убийца может прятаться где угодно. Мне бы не хотелось, чтобы вы подвергали себя опасности, поэтому давайте сделаем так: я пойду первым, а вы будете держаться за моей спиной.

По губам Марии скользнула неуверенная улыбка.

– Вы шутите, Юрий? Убийца - здесь? Но я все утро не покидала башню, если бы сюда зашел кто-то посторонний, я уж, наверное, заметила бы.

Анненков пожал плечами и вытащил из кобуры кольт.

– Он не станет расхаживать по дому открыто. Он прячется, как тать в ночи, но если мы внезапно наткнемся на его убежище, может и напасть. Поэтому слушайте меня и будьте умницей - держитесь за моей спиной.

К его удивлению, Мария не стала спорить. Просто отошла в сторону, предоставив ему возможность идти вперед, размахивать своим кольтом, играть в героя. Анненков немедленно почувствовал себя идиотом.

– Башня в три этажа, - сказала Мария. - Внизу только этот холл и котельная, но она закрыта, а ключ у Ника. На верхних этажах по две комнаты. Прятаться тут особенно негде, разве что на чердаке.

– На чердаке? - быстро переспросил Анненков. - Вы туда поднимались?

– Сегодня? - удивилась сеньора де Легисамо. - Нет, конечно. Что мне там делать?

– Вот с него и начнем. Впрочем, если хотите, можете остаться здесь, внизу.

– Нет уж, Юрий. Это все, конечно, полная чушь, и никого вы там не найдете, но я вас одного не брошу. А вдруг вы споткнетесь в темноте?

Мария оказалась права. Осмотр чердака ничего не дал. Это было довольно просторное помещение, освещаемое двумя маленькими треугольными оконцами. И капитан с трудом мог представить, чтобы в крохотную треугольную дырку сумел пролезть кто-нибудь крупнее двенадцатилетнего подростка.

Поиск в комнатах также не принес никакого результата. Анненкову удалось осмотреть три комнаты из четырех, в последнюю Маша его самым решительным образом не пустила. «Это моя спальня, - очаровательно потупив глазки, объяснила она. - Прошу вас, капитан, будьте джентльменом! К тому же, я там сегодня ночевала, и уверяю вас: под кроватью у меня никто не прячется».

– Хотите выпить, Юрий? - Мария, казалось, пыталась загладить свою несговорчивость. - У меня здесь неплохой бар.

– Что ж, время почти два, можно и позволить себе. Неплохой бар, говорите? Хм, действительно…

– Сама я, разумеется, почти не пью, - застенчиво улыбнулась Мария. - Но на всякий случай держу… для гостей.

«Ага, - подумал капитан, - Похоже, я догадываюсь, для каких гостей!» Вслух он сказал:

– Полагаю, если мы с вами выпьем по стаканчику виски с содовой, большого греха не будет. Честно говоря, устал я за сегодняшнюю ночь, как собака, извините за грубость…

– Извиню, - засмеялась Мария. - Но только если вы немедленно спрячете куда-нибудь ваш ужасный револьвер, он меня пугает… Вот вам ваш виски с содовой, пейте и отдыхайте. А я, если хотите, развлеку вас какой-нибудь пустой болтовней.

– Очень хочу, - серьезно ответил Анненков. - Только вместо болтовни я предпочел бы услышать вашу историю. Как вы, русская девушка, оказались в этих забытых Богом краях? Меня и самого изрядно помотало по свету, но я бродяга по натуре. К тому же все, что я любил, осталось в России, а значит - безвозвратно погибло…

Звякнули в бокале кубики льда.

– Тогда вы знаете, каково это - потерять все, - вздохнула Мария. - Моя мать была богатой наследницей, очень богатой. Дед, которого я никогда не видела, сделал состояние на поставках для армии во время турецкой войны. У него был огромный особняк в Петербурге, вилла в Крыму, земли в Херсонской губернии… Для меня сейчас это просто экзотические названия, а ведь я могла бы там жить! Жить и чувствовать себя полновластной хозяйкой!

– Ну, не знаю, - задумчиво проговорил Анненков. - По мне, так и здешние места очень даже ничего. Что вам мешает чувствовать себя хозяйкой «Холодной горы»?

Губы Марии изогнулись в презрительной усмешке.

– Этого клочка земли?.. Да и потом, дорогой Юрий, я ведь здесь не совсем хозяйка.

– А кто же?

Мария не ответила - может быть, просто не услышала вопроса. Взгляд ее затуманился, будто она смотрела куда-то далеко-далеко с вершины своей башни.

– Говорили, что отец женился на моей матери из-за денег. Чепуха! Она была невозможно, невероятно красива - я только ее бледная тень. А отец, блестящий молодой дипломат, происходил из старого, благородного, но совершенно обнищавшего рода. Ради него она отвергла многих состоятельных женихов. Понятно, им завидовали, конечно, люди в злобе своей твердили, что моего отца понять нетрудно, но то, что заставило мою мать связаться с такой голытьбой, навеки останется загадкой. А у них просто была любовь, огромная, чистая любовь… Сплетни безумно огорчали отца, и он стал добиваться назначения в какую-нибудь далекую страну. В результате его направили в российское консульство в Бразилии, и мама, конечно же, поехала вместе с ним. Я была совсем еще маленькой, мне смутно помнится, как мы плыли на огромном белом пароходе через безбрежный, страшный океан… Потом мы несколько лет жили в Рио-де-Жанейро, и это были лучшие годы моей жизни. Дед присылал нам деньги, много, очень много денег, но даже и без них жалованья консула Российской Империи вполне хватало, чтобы жить на широкую ногу… и вдруг случился этот ужасный переворот. Отец потом очень злился на деда, потому что тот так и не поверил, что большевики - это надолго, и не стал переводить деньги за границу. А когда понял, что ошибся, было уже поздно. Они все конфисковали. Дед умер от удара зимой восемнадцатого года, не в силах пережить этот кошмар. Отец получил от большевиков предложение представлять в Бразилии их ужасную Совдепию, но, конечно, отказался. Для нас начались тяжелые годы, годы скитаний, годы нищеты… Впрочем, что я вам рассказываю, вы наверняка знакомы с такой жизнью лучше меня. Но отец сделал все, чтобы спасти нас. Он работал, не покладая рук, спал по четыре часа в сутки, использовал все свои блестящие способности и в конце концов добился многого. Бедная мама, к сожалению, не выдержала испытаний. Пять лет назад она скончалась от мозговой лихорадки. Для отца это был тяжелый удар…

Она вытащила из ридикюля белоснежный батистовый платочек и быстрым аккуратным движением промокнула уголки глаз. Потом схватила стакан и решительно отхлебнула.

– А потом к нам в Баию приехал дон Луис…

Мария де Легисамо, в девичестве Малютина

Дом семьи Мендоза по праву считался самым роскошным в Баие, и сегодняшний прием должен был продемонстрировать всем, что табачные короли Бразилии, невзирая на страшный кризис, поразивший мир после «черной пятницы» на Уолл-стрит, по-прежнему крепко стоят на ногах. Белый зал, где ломились от яств длинные столы, освещался двенадцатью выписанными из Франции люстрами, каждая из которых представляла собой уменьшенную копию знаменитой люстры из парижской Grand Opera. Вдоль стен замерли тридцать лакеев, готовых по первому знаку прийти на помощь любому гостю. Посреди всей этой роскоши Маша чувствовала себя очень скованно.

– Не робей, Мари, - тихонько прошептал ей на ушко папенька.

– Ты должна произвести впечатление. А будешь стоять в уголке и трястись, как заячий хвостик, никто на тебя и не посмотрит.

«Ну и слава Богу», - подумала Машенька, и тут же устыдилась: как она может так думать, как смеет так подводить папеньку? Ведь он так заботится о ней, он столько денег потратил на ее праздничное платье, на ее украшения, на модистку и парикмахера… «Это твой первый бал,

– сказал папенька, - и ты должна быть на нем лучшей. Ты очень красива, доченька, почти как мама (тут его голос на мгновенье прервался), но сегодня ты должна быть ВЕЛИКОЛЕПНА. Понимаешь меня, Мари?»

Машенька понимала. Папеньке удалось невозможное: старый Педру Альвареш возвысил его, сделал первым управляющим-непортугальцем в истории семьи, нарушив все существующие традиции. Но положение папеньки оставалось шатким - завистников в Бразилии было не меньше, чем в далекой снежной России, и он ужасно боялся вновь потерять все. Некоторое время папенька не без успеха играл на бирже, но кризис, потрясший мировую экономику, уничтожил все его капиталы. С тех пор он лелеял мечту выдать Машеньку за богача. Желательно за кого-нибудь из клана Мендоза. И когда Педру Альвареш объявил, что устраивает самый пышный прием в двадцатом столетии, папенька решил использовать свой шанс и разорился на платье, прическу и модистку.

Вот только Машенька самым позорным образом трусила и мешала осуществлению далеко идущих папенькиных планов.

– Иди, - незаметно подтолкнул ее папенька. - Вон там, видишь, собрались девушки? Твоя подружка Розалинда с ними, подойди и заговори с ней. А там, глядишь, молодые люди наконец наберутся смелости и пригласят вас на танец.

И Машенька пошла. Ей казалось, все на нее смотрят, и она так переживала, что поскользнулась на натертом воском паркетном полу и полетела носом вниз, судорожно пытаясь ухватиться за воздух. Но не упала - кто-то аккуратно поддержал ее за туго стянутую корсетом талию.

– Осторожнее, сеньорита! Я не знаю, куда вы торопитесь, но вряд ли это место находится под паркетом.

Машенька подняла глаза, в которых уже начинала скапливаться предательская влага. Перед ней стоял невысокий, начинающий лысеть мужчина лет сорока, немного похожий на римского патриция с рисунков Карлетти. В глазах мужчины бегали веселые искорки, и Машенька, разумеется, тут же решила, что он смеется над нею.

– Я благодарна вам, сеньор, за помощь, однако если бы вы убрали свою руку с моей… с моего платья, было бы куда лучше.

Мужчина немедленно исполнил ее просьбу и вежливо поклонился.

– Луис де Легисамо, к вашим услугам, сеньорита.

«Испанец, - подумала Машенька. - Говорят, они все такие жестокие. Не то что добряки-португальцы».

– Могу ли я просить вас оказать мне честь и составить пару в следующем танце? - снова блеснул глазами испанец.

Машенька гордо вскинула голову.

– Сожалею, сеньор, но следующий танец уже обещан, - это была беспардонная ложь, разумеется, но слова сами срывались у Машеньки с языка. - Позвольте пройти!

– Будьте же милосердны, - взмолился де Легисамо, изящно отступая в сторону. - Подарите мне танец после того, который вы так опрометчиво пообещали!

– Я подумаю, сеньор, - сказала Машенька, чувствуя себя настоящей королевой. - Возможно, я потанцую с вами.

И поплыла к Розалинде и ее подругам, уже ни капельки не беспокоясь о том, смотрит ли на нее старый Педру Альвареш.

Вышло все чрезвычайно удачно. Машенька два раза протанцевала с какими-то мелкими клерками и дождалась-таки своего испанца. Музыканты как раз заиграли аргентинское танго, совсем недавно получившее статус приличного танца, и де Легисамо закружил ее так, что Машенька даже забыла, ради чего она, собственно, явилась на бал.

– Я ослеплен вашей красотой, - шепнул ей Луис, когда она, переводя дыхание, приходила в себя после танго. - Ничего подобного я никогда не видел. Еще один танец, умоляю!

После третьего танца Машенька отчетливо почувствовала, что их пара становится предметом всеобщего внимания. Розалинда и ее подруги бросали на нее косые взгляды, папенька, обсуждавший с другими управляющими свои скучные дела, смотрел недоуменно, седые брови Педру Альвареша сердито наползали на переносицу. Но ей уже было все равно. К концу бала Машенька влюбилась. Ну, может быть, не совсем влюбилась, но увлеклась несомненно.

В следующее воскресенье де Легисамо нанес им визит. Позже Машенька узнала, что перед этим Луис пригласил папеньку в самый дорогой ресторан Баии, где между коньяком и десертом папенька выторговал себе недурное вспомоществование в виде ежеквартальных отчислений с продаж хлопка де Легисамо на бразильском рынке. Когда Машенька выяснила все эти подробности - не сразу, далеко не сразу! - ей стало ужасно неприятно. Показалось, что ее продавали и покупали, словно племенную кобылу. Возможно, это и стало первой трещинкой в их с Луисом отношениях - парадоксальным образом раздражение, поднявшееся у нее в душе, обратилось не на папеньку, который, собственно, и начал этот позорный торг, а на мужа, хотя понятно было, что влюбленный де Легисамо меньше всего думал о том, как бы не прогадать.

Может быть, думая о сделке, которую Луис заключил с ее отцом, Машенька просто не могла отделаться от мысли, что для ее мужа такие договоренности не внове. Ведь двадцать лет назад он пообещал отдать старому Мигелю Эспиноса величайшее сокровище своего рода в обмен на руку и сердце его дочери Глории.

– Одну минуту, - прервал Машеньку капитан. - Откуда вам стало известно о Глории? Ведь муж не делился с вами такими подробностями, верно?

Машенька отвела взгляд.

– Миранда мне рассказала. Я после этого так долго плакала! Ужасно жалко эту Глорию, но и меня ведь тоже жалко… Знаете, у меня такое чувство, что он до сих пор любит свою мертвую невесту, а я ему понравилась только потому, что чем-то ее напоминаю…

– Вы ничуть не напоминаете Глорию, - мягко возразил Анненков. - Я видел ее портрет у Луиса Ивановича в кабинете. Ничего общего. Если уж кто-то и похож на нее, так это Миранда.

Машенька сердито фыркнула.

– Миранда! Вот уж кто хорошо его понимает. Двоюродная сестра… Если б Луис не был ее кузеном, она уже давно бы меня со свету сжила. Верите?

– С пониманием, - кивнул Анненков. - Значит, вы здесь глубоко несчастны?

Машенька немедленно зарделась.

– Ну, не то чтобы совсем… Просто мне очень не хватает участия, ласки, любви… вы мужчина, потому не поймете. Вы можете жить хоть на необитаемом острове, и если у вас будет сеть, чтобы ловить рыбу, и печка, чтобы ее коптить, вы будете счастливы. А женщинам нужно куда больше… мы без этого не можем существовать…

– И все это вы получили здесь, в «Холодной горе», - утвердительно проговорил капитан. - Однако без участия вашего мужа.

Глаза сеньоры де Легисамо превратились в две колючие ледышки.

– Вам обязательно говорить гадости?

– Я всего лишь называю вещи своими именами, - поклонился Анненков. - Если вас это задевает, я готов принести свои извинения. Но я веду расследование и вынужден обходиться без светских условностей.

– Да, это ужасно, - сокрушенно вздохнула Машенька. - Сердечко пропало… Я всегда так называла его - сердечко. Луис так им дорожил, так дорожил…

– Если хотите, чтобы я нашел это «сердечко», отвечайте на вопросы, - посоветовал капитан. - Меня можно не стесняться, я здесь человек новый и вряд ли задержусь надолго… Итак, вы пытались намекнуть на то, что в поместье нашелся некто, заменивший внезапно охладевшего к вам мужа, так?

– Ну, допустим… но вы же не скажете об этом Луису? Анненков глубоко вздохнул. Когда он наконец смог ответить, голос его звучал спокойно и ровно, как обычно:

– Моя задача - отыскать пропавшую драгоценность. Если ради этого придется вытащить из пекла чертову бабушку - я это сделаю. Если для того, чтобы вернуть El Corazon, придется рассказать вашему мужу о вашей измене, я это сделаю. Другое дело, что я считаю подобный вариант весьма маловероятным. Вас это устроит?

– Что ж, - Маша пожала худенькими плечами, - по крайней мере, честно. Да, Юрий Всеволодович, я действительно нашла здесь одного человека… впрочем, что значит: «нашла»? Я его и не искала вовсе. Это была встреча, вы понимаете, что это такое?

– Смею надеяться. И как долго продолжается весь этот треугольник? Пожалуйста, не лгите.

– С прошлого года. Луис, конечно же, кое о чем догадывается, но Миранда не дает ему скучать.

– И все-таки еще один вопрос я обязан вам задать. Постарайтесь ответить на него честно.

– Постараюсь, - с вызовом откликнулась Машенька. - Спрашивайте, господин сыщик!

– Почему вы так спокойно отнеслись к тому, что вашего мужа взяла в оборот Миранда?

На мгновение Машенька растерялась. Взглянула испуганным зайчонком, но быстро справилась с нахлынувшими эмоциями.

– А что я могла сделать? Она в «Холодной горе» не чужая, ее здесь все с детства знают и любят, а я выскочка, да к тому же иностранка. Ко мне тут не очень хорошо относятся… Мне даже казалось, что меня извести хотят… ну, убить. Там, в старом доме, так жутко, особенно по ночам… Я поэтому и попросила Луиса, чтобы для меня построили эту башенку.

– Это произошло до того, как у вас начались отношения с Николаем Александровичем?

Машенька сокрушенно вздохнула.

– Ну вот! А сами говорили, что не будете больше об этом спрашивать… Если вы хотите выведать, не для того ли я выпросила у мужа башенку, чтобы спокойно встречаться с Ником, то нет, не для того. Башню построили два года назад, через год после моего приезда в поместье. Можете спросить у Луиса, он помнит, какие у меня случались ночные кошмары, когда я ночевала в старом доме.

– Что за кошмары? - деловито поинтересовался Анненков. Маша передернула плечами.

– Ну, всякие… Огромные длинные коридоры, и топот за спиной - кто-то за мной гонится, но обернуться и посмотреть нельзя, иначе смерть… Зеркала, затягивающие, как омут… Огромные змеи, выползающие из-под старых кроватей… Туман, в котором шевелятся какие-то исполинские, ужасные тени…

– Очень интересно, - вежливо сказал капитан. - А здесь, в башенке, кошмары, стало быть, прекратились?

Машенька недоуменно кивнула - она как будто и сама была поражена таким результатом.

– Да, сразу же. Иногда я стелю себе кровать прямо на крыше, под плотным пологом, чтобы насекомые не налетали со всей долины на свет…

– А доступ в башенку есть только у тех, кто владеет ключами, не так ли?

– У меня, у Хуаниты - это служанка. И у дона Луиса. Но он сюда уже очень давно не заходит…

– Вы забыли Николая Александровича, - подсказал Анненков.

– Ну да. В общем, четыре человека. А почему вас это интересует?

Капитан пожал плечами.

– Потому что тот, кто похитил сокровище и убил индейца-официанта, возможно, попытается добраться до вас.

Сеньора де Легисамо побледнела. Анненков отметил про себя, что она вообще очень легко переходила из крайности в крайность - словно где-то внутри у нее было спрятано реле, мгновенно переключавшее эмоции.

– Зачем?

– Ну, хотя бы затем, что в поместье было два кристалла в форме сердца, верно? И один из них, изготовленный столичным ювелиром Лазарсоном, должен находиться у вас.

На этот раз Машенька даже не вздрогнула.

– А, эта подделка? И вы всерьез полагаете, что кто-то на нее польстится?

– Для начала мне не мешало бы на нее посмотреть, - заметил Анненков. - К тому же я ведь так и не сподобился увидеть настоящий El Corazon. Надо хотя бы на копию взглянуть.

– Что ж, - Машенька гордо вытянула шею и стала похожа на балерину, танцующую Маленького Лебедя. - Извольте. Я покажу вам…

Она поднялась с кресла, прошла мимо капитана, обдав его едва уловимым запахом цветочных духов, и скрылась в дальней комнате.

– Милая Маша, - крикнул капитан ей вдогонку. - Я совершенно не собирался вас обижать…

Из комнаты донесся резкий деревянный стук - видимо, Машенька дернула на себя ящик шкафа. Загремело что-то тяжелое.

– Где же эта стекляшка? - приговаривала сквозь сжатые зубы сеньора де Легисамо. - Я же точно помню, что она была в этой шкатулке… неужели… нет, неужели…

Прошло пять минут. В комнате по-прежнему стучали, швырялись вещами и ругались сквозь зубы. Наконец возня прекратилась и на пороге возникла Машенька - очень растерянная. В руках у нее был пустой деревянный футляр.

– Юрий Всеволодович, - с трудом произнесла она, не решаясь сделать шаг по направлению к Анненкову. - Юрий Всеволодович, кто-то украл ее… мою копию…

Капитан подошел к ней, мягко вынул из безвольной руки футляр, потом, деликатно подталкивая, усадил в кресло. Налил в стакан на два пальца виски.

– Пейте, - приказал он. - И постарайтесь взять себя в руки. Самое страшное вам уже не грозит.

Зубы Машеньки стукнули о край стакана.

– Что? - робко спросила она, глядя на капитана снизу вверх испуганным котенком. - Самое страшное?

– Убийца действительно был здесь, - успокоил ее Анненков. - И оставил вас в живых.

13.

– Вот что, старина, - сказал капитан, глядя в прозрачные голубые глаза Ланселота Стиллуотера. - Мне позарез нужен человек, который мог изготовить копию ключа от башни сеньоры Марии. Сдается мне, вы такого человека знаете.

Стиллуотер моргнул.

– Знал, - с нажимом произнес он. - Знал - так будет правильнее. Тот индеец, которого нашли в колодце… Я, честно говоря, сразу понял, кто это, хотя лицо у него и выглядело неважно. А говорить вам не стал, чтобы не отвлекать от поисков. Крестьян вы все равно допрашивать не смогли бы - они по-испански говорят с пятого на десятое. Пока вы сидели в башне, я навестил деревню, навел кое-какие справки. Звали его Хорхе, он у них был на все руки мастер. И слесарь, и механик…

– И официант, - задумчиво добавил Анненков. - Как выяснилось.

– Вот это как раз удивительно. Наряди официантом какого-нибудь крестьянина, дай ему в руки поднос - он ведь двух шагов пройти не сумеет. А Хорхе единственный из всей деревни жил когда-то в городе, в Трухильо, работал там в баре. Понимаете, к чему я клоню?

– Тот, кто подослал его ко мне с бокалом отравленного вина, прекрасно знал, что Хорхе справится со своей ролью. Это никак не мог быть человек со стороны, так?

Стиллуотер пощипал ус.

– Более того, это должен быть кто-то, очень хорошо знающий крестьян. К примеру, я помнил, что этот парень чинил в «Холодной горе» сломанные замки, но о том, что он подавал кружки в баре, узнал только сегодня, от старосты.

– А что за человек староста?

– Индеец как индеец, жуликоват, но в меру. Желаете с ним поговорить? Он, кстати, один из немногих деревенских жителей, кто хорошо говорит по-испански.

– Хотелось бы, - вздохнул капитан. - Вот только покидать поместье мне сейчас никак нельзя…

Англичанин оттопырил нижнюю губу.

– Я предусмотрел это и прихватил старосту с собой. Он сейчас на кухне со слугами. Уплетает хозяйскую ветчину.

– Черт возьми, - сказал Анненков почти растроганно. - Ланселот, иногда мне кажется, что вы читаете мои мысли раньше, чем они появляются у меня в голове!

Капитан уже успел убедиться, что туземцы по большей части выглядят почти одинаково - во всяком случае, на европейский взгляд. Небольшого роста, коренастые, жилистые, с короткими шеями и обожженными беспощадным горным солнцем коричневыми лицами. Все они носили черные или серые пончо и войлочные островерхие шапки. Староста исключением не был, разве что шапка у него оказалась цветастая, расшитая желтыми и красными нитями. Когда Стиллуотер и Анненков вошли в кухню, он торопливо вскочил с деревянной скамьи и низко поклонился, утирая тыльной стороной ладони жирный от снеди рот.

– Говоришь по-испански? - рявкнул Анненков на старосту, подходя к нему вплотную. Тот вздрогнул и вжал голову в плечи:

– Да, сеньор…

– Кто дал Хорхе форму официанта? Отвечай быстро, говори правду!

– Не знаю, сеньор…

Краем глаза капитан увидел, что слуги, с опасливым любопытством наблюдающие за допросом, стараются отодвинуться подальше.

– Ланселот, - сказал он по-английски, - закройте, пожалуйста, двери и проследите, чтобы никто не улизнул.

– Хорхе делал ключи для замков? - продолжал он допрос.

– Да, господин.

– Кто из господ в поместье заказывал ему ключи?

– Не знаю, господин…

– Врешь, собака, - капитан резко отбросил полу пиджака и расстегнул кобуру «Потапыча». При виде огромного пистолета глаза индейца испуганно расширились.

– Молодая сеньора, господин… Но это было давно…

– Кто еще?

– Не знаю, господин…

– Вы бы отошли, Ланселот, - медленно проговорил по-испански Анненков, вытаскивая «Потапыча». - Мозгов тут сейчас будет - по всей комнате…

Староста икнул и вдруг повалился на колени.

– За что, господин? Я ничего не сделал! Я знаю, что Хорхе изготовил ключи для молодой сеньоры, потому что она посылала за мной, чтобы спросить, кто в деревне может справиться с этой работой! Но больше я ни о чем не знаю, правда! За что?

– За то, что ты укрываешь убийцу! Тебе известно, кто нарядил Хорхе официантом, ведь ты же сам рассказал убийце, что бедный парень работал в баре в Трухильо!

Коричневое лицо старосты сделалось пепельно-серым.

– Нет! - сдавленно прохрипел он. - Он сам все знал! Он все про всех знает! Я ничего не говорил ему, клянусь…

– Кто - он? - Анненков ткнул ствол «Потапыча» старосте под подбородок. - Однорукий?

Староста с видимым усилием сглотнул скопившуюся во рту слюну.

– Эх, сеньор… - горько сказал он. - Однорукий… Это же сам Руми, понимаете? Могучий колдун! Кто я против него? Мышь! Он приходит, когда хочет, и уходит, когда ему вздумается. А те, кто встают у него на пути, быстро умирают… и никто в деревне не смеет перечить Руми. Если бы он пришел к Хорхе и сказал ему: «Вот, бери это, надень и иди в поместье», - тот так и сделал бы…

– Вот ведь хитрая бестия, - покачал головой Стиллуотер. - Заметьте, он ведь до сих пор ни в чем не признался!

Анненков хмыкнул.

– Нам от него не признание сейчас нужно, а факты. А скажи-ка, скользкий ты наш, откуда Руми раздобыл форму официанта? Только не говори мне, что из воздуха наколдовал - не поверю.

Староста укоризненно посмотрел на него снизу вверх.

– Ну подумайте сами, господин, откуда же он мог ее взять?

– Намекаешь, что он украл ее здесь, в поместье?

Индеец выразительно пожал плечами. Капитан вздохнул и убрал маузер в кобуру.

– Значит, твой Однорукий - великий колдун, - задумчиво проговорил Анненков, глядя куда-то сквозь индейца. - Он приходит в деревню, разгуливает по поместью, и никто не может его остановить. Так?

– Выходит так, господин…

– Но ведь должен же он где-то жить? Даже колдунам нужна крыша над головой, верно? У кого останавливался Руми, когда приходил в деревню?

Капитан стрелял наугад, но попал в яблочко. Староста задрожал, как заяц.

– Господин! Да если бы я его не пустил, он наслал бы на всю мою семью страшные хвори! Вот когда Хорхе заартачился и потребовал за ключ двойную плату, у него тут же кровавый понос начался…

– Ну-ка, ну-ка, - перебил его Анненков. - Стало быть, Однорукому ключ тоже Хорхе делал?

Индеец затравленно поглядел на него, но не произнес ни слова. Капитан поскреб подбородок, попутно отметив, что не мешало бы побриться.

– И это случилось совсем недавно, так? Несколько дней назад?

– Не знаю, господин… Стиллуотер разочарованно крякнул.

– Ну все, теперь точно ни в чем не признается… Народ тут упрямый, ничего никогда не скажут. Удивительно, что вам из него удалось хоть что-то вытащить…

– Ты мне здесь дурочку-то не валяй! - рявкнул внезапно Анненков. Индеец вытянулся по стойке «смирно» и застыл, не в силах отвести взгляд от налившегося кровью лица капитана. - Ты уже своего колдуна со всеми потрохами мне сдал, понятно? Теперь мне без разницы, будешь ты отпираться или нет. Вот открою сейчас двери - иди на все четыре стороны!

Капитан взмахнул рукой, указывая на завороженно внимавших его речи слуг.

– А вы все задержаны до окончания расследования! Мистер Стиллуотер, распорядитесь отвести всех, кто слышал наш разговор со старостой, в подвал и запереть там.

– За что, сеньор? - немедленно воскликнул толстый, румяный повар, нервно комкавший в руках испачканное жиром полотенце. - В чем мы провинились?

– Кто-то из вас помогал вору и убийце Руми, - не раздумывая, заявил Анненков. - Нет сомнений, что этот кто-то сразу же доложит своему однорукому приятелю о том, как наш друг староста раскрыл все его секреты. А я не хочу, чтобы этот уважаемый человек пал жертвой собственной откровенности и желания помочь следствию. У старосты отвалилась челюсть.

– Постойте, сеньор! - крикнул прятавшийся в углу рослый метис с большим мясницким ножом в руках. - Если кто-то здесь и водил дружбу с Одноруким, то это он, старый Фелипе! Он и сейчас пытался мутить воду, все на бунт нас подбивал! Чего Руми ему нашепчет, то он здесь нам и выкладывает! Говорит, мол, скоро сьерра снова индейской станет, а господ всех на деревьях перевешают…

Анненков укоризненно покачал головой.

– Аи, как нехорошо! Подстрекательство к мятежу! Не знаю, как тут у вас, а у себя в полку я за такие вещи на месте расстреливал.

– Пожалуйста, господин! - на индейца было жалко смотреть. - Я никого не подбивал, лишь передавал то, о чем рассказывал в деревне Руми…

– А кто болтал, что Инкарри со своей армией сюда идет? - мстительно перебил его метис. Другие слуги, как показалось Анненкову, смотрели на него неодобрительно. - Кто пугал: мол, придет Инкарри, так «Холодную гору» дотла спалит. А что с доном Луисом обещал сделать? Это ж сказать страшно - живым закопать в землю!

– Не губите, господин Ланселот! - индеец, почуяв, видно, что от Анненкова снисхождения ждать не приходится, обернулся к англичанину. - Я все расскажу, что знаю! Руми поначалу Хорхе отличал, говорил, что Инкарри такие слуги надобны. Это потом уж парень возгордился, за ключ стал цену ломить вдвое.

– А ты откуда знаешь? - подозрительно спросил капитан. - При тебе, что ли, торговались?

– Да нет, - махнул рукой староста. - Сам Хорхе и рассказал, когда кровавый понос его одолел. Прибежал ко мне, трясется весь, белый, как покойник, и говорит: «Курака [Курака - старший, вождь (кечуа)] Фелипе, скажите господину Руми, чтобы снял с меня порчу, я, говорит, ему все бесплатно сделаю!». И за живот то и дело хватается. А ведь Руми-то у меня не все время гостевал, он осторожный, опасается долго на одном месте сидеть… Я и говорю: «Чури [Чури - сынок, племянник (кечуа)], где ж я тебе сыщу сейчас господина Руми? Что ж ты ему такое сделал, что он на тебя этакую страсть наслал?». Ну, тут Хорхе мне все и выложил. Как ему господин Руми велел сделать с отливки ключ, да не простой, а хитрый, с подвижной осью, а Хорхе, дурень, осмелился у него плату потребовать, как за два обычных ключа. Ну, Руми разгневался и порчу-то на парня и навел.

– По отливке? - переспросил Анненков. - А сам ты эту отливку видел?

– Нет, не видел, Руми ее с собой носил, а потом разбил. Но Хорхе говорил, что отливка была не очень хорошая, как будто тот, кто ее мастерил, никогда раньше этакого не делал. Если б, говорит, я не был такой умный да смекалистый, нипочем бы с такой работой не справился… Хвастун он был, Хорхе, пустой человек, даром, что племянник.

Капитан выразительно приложил палец к губам. Староста немедленно замолчал.

– Где ты нашел Однорукого? Ты ведь нашел его, верно? Ведь кто-то вылечил Хорхе от кровавого поноса?

– Нет, господин, Руми тогда сам пришел, повезло парню, не успел он совсем кровью изойти.

– У Однорукого есть убежище, - перебил его Анненков. - И ты знаешь, где оно находится.

– Откуда мне знать? Болтают, что он в горах в пещерке живет, но где та пещерка, никому не ведомо…

– Возможно, сейчас он говорит правду, - шепнул капитану Стиллуотер. - Однорукий хитер, как травленый лис, он никому не выдаст свою лежку. Я бы спросил по-другому…

Он вдруг выпучил глаза и быстро-быстро заговорил со старостой на странном, певучем языке здешних жителей. Лицо старосты оживилось, он торопливо закивал и ответил англичанину на том же мелодичном наречии. Капитан распознал только имя «Руми».

– Он говорит, что чаще всего Однорукий появлялся в деревне со стороны Черных Топей. Это гиблое место, болота, через которые даже в сухой сезон опасно ходить. А уж сейчас…

Ланселот оборвал фразу на полуслове. Где-то совсем рядом ударил выстрел. Потом еще один. И еще.

– Похоже, самое интересное мы с вами все-таки пропустили, - усмехнулся Анненков. В каждой руке у него уже было по пистолету. - Хорошо бы успеть в зал до того, как опустят занавес.

14.

Капитан торопился напрасно: когда они выскочили в патио, представление было в самом разгаре. На галерее гремели выстрелы, звенели битые стекла, слышалась отборная солдатская ругань на русском, испанском, а также на неизвестных Анненкову наречиях. Понять, кто с кем сражается, было решительно невозможно - виноградные лозы скрывали детали происходящего лучше всякой маскировки. Где-то на уровне окна спальни Лауры из просветов между плетями винограда валил густой черный дым. «Еще спалят все поместье к чертовой бабушке, - мелькнуло в мозгу капитана. - Вот ведь, называется, в гости заехал…» Стиллуотер, видно, подумал о том же, потому что, пробегая мимо застывшего в немом изумлении слуги (рот приоткрыт, глаза-пуговицы таращатся на окутанную огнем и дымом галерею), схватил его за плечо, трудноуловимым движением развернул вокруг оси и сильно толкнул в спину с криком:

– Пожарную команду, быстро!

– У вас тут и пожарные свои? - хмыкнул капитан, но ответа не получил - в то же мгновение по мраморной плите патио между ними, взвизгнув, шваркнула пуля. Ланселот огромным прыжком пересек зону поражения и привалился спиной к стене.

– Юрий, сюда! - хрипло каркнул он.

Анненков на бегу с двух рук выстрелил по галерее - пули срезали тяжелую виноградную лозу - и нырнул в спасительную тень.

– Я - в дом, а вы контролируйте двор! - крикнул он Стиллуотеру. - На случай, если кто-нибудь решит спрыгнуть сверху.

Ланселот прорычал что-то утвердительное. Выглядел он довольно зловеще - волевой подбородок выдвинут вперед, словно корабельная пушка из люка, крепкие белые зубы оскалены, как у почуявшего драку бойцовского пса. Ствол зажатого в волосатой лапе англичанина «смит-и-вессона» хищно обшаривал пространство патио.

Капитан ударил плечом в дверь, вкатился в прохладу дома. Огромный холл был пуст. Отчетливо дребезжали стоявшие в углу рыцарские доспехи - не иначе как облачение прадедушки Мансио Серра, проигравшего «солнце». Забрало съехавшего набок шлема украшала свежая вмятина - след от залетевшей со второго этажа пули.

– Порвали два баяна, - сквозь зубы прошептал Анненков, перебегая к широкой дубовой лестнице, ведущей наверх. - Ну, ребята, пора прекращать этот балаган…

Бесшумно подняться по лестнице не удалось - рассохшиеся ступеньки предательски скрипели под ногами. Как назло, выстрелы наверху смолкли, и негромкие шаги Анненкова прозвучали во внезапно упавшей на дом тишине, как каменная поступь командора.

– Эй, - раздался сверху голос Стеллецкого, - на лестнице! Не высовывайтесь! Гад за углом засел, всю галерею простреливает!

Анненков извлек из кармана дорожный несессер, открыл, развернул зеркальце так, чтобы было видно, что происходит на галерее. Осторожно поднял футлярчик над головой.

Война в Крыму, все в дыму. В таком дыму если и можно попасть в цель, то лишь с очень серьезной помощью госпожи Удачи. Скорее всего, именно по этой причине перестрелка и продолжалась так долго - противники друг друга не видели и стреляли по большей части наугад. «Что же делать, если в городе нет других развлечений», - некстати вспомнилась капитану старая американская шутка.

– Ник, - крикнул он по-русски, - вы с кем там воюете?

– С Одноруким, будь он неладен! Рука одна, а палит, сволочь, за целый взвод!

– Расстояние от лестницы до того угла, за которым он прячется?

– Футов пятнадцать… по-нашему, метров пять-шесть. Ты это к чему, Юрка?

Анненков быстро убрал «Потапыча» в кобуру, перекрестился и вновь вынул пистолет.

– Попробую прорваться. Постарайтесь мне в спину не пальнуть, орлы.

– Да ты с ума сошел! Он же тебя в упор застрелит! Юрка, слышишь, не смей!

– С Богом, - прошептал капитан и рванулся вперед, перепрыгивая через две ступеньки. Выскочив на галерею, он тут же принялся стрелять с двух рук, не забывая при этом считать патроны. Если Однорукий и вправду скрывался за углом, то высунуться навстречу такому шквальному огню он просто не посмел. Анненков беспрепятственно достиг места, где галерея поворачивала, огибая угол дома, бросился на пол, перекатился к балюстраде, не прекращая стрелять… Напрасно - никаких врагов за углом не обнаружилось.

– Ушел твой Однорукий, - крикнул он, оборачиваясь. Ник уже спешил к нему, размахивая «смит-и-вессоном». - Только вот куда?

– Спрыгнул? - задыхаясь, спросил Стеллецкий. Капитан покачал головой.

– Внизу Ланс, он его живым не выпустит.

– Тогда вперед! Гутьеррес с Пабло караулят у лестницы, мы его в клещи возьмем!

Настороженно озираясь, они пошли по затененному виноградом проходу. Окна, выходившие на галерею, были забраны ставнями из тонких дощечек, наподобие деревянных жалюзи. Ставня третьего по счету окна болталась на одном гвозде, с механическим стуком ударяясь о стену. В раме торчали острые, похожие на кривые клыки, осколки стекла.

Анненков ухватился за ставню, потянул на себя, оторвал.

– Перед окном не становись, - прошипел Стеллецкий. Капитан размахнулся, ударил что было сил оторванной ставней, выбивая засевшие в раме стекла. Потом несколько раз выстрелил в окно, стараясь не высовываться из-за угла.

– Нет там никого, Ник.- Может, он специально окно разбил, а сам дальше по галерее ушел.

– Это вряд ли. Толку ему вокруг дома бегать? Ему к выходу прорываться надо…

И, словно подтверждая слова полковника, в глубине дома вновь загремели выстрелы.

– Пошли! - бросил Анненков и перемахнул через подоконник. Дверь, ведущая из комнаты в коридор, была распахнута настежь.

– Alerta! - донесся откуда-то голос Гутьерреса. - Пабло, не высовываться!

Грохот выстрела. Сдавленный стон - так стонут раненые в живот. Капитан выскочил в узкий, темный коридор и побежал по направлению к светлому проему двери. Стеллецкий тяжело топал сзади.

Коридор заканчивался обнесенной балюстрадой площадкой. На ней в луже крови лежал незнакомый Анненкову метис в военной форме. Гутьеррес, став на одно колено, стрелял из своего «бульдога» в пролет лестницы.

– Колдун подстрелил Пабло! - крикнул майор, не оборачиваясь.

– Прикройте меня, я иду за ним.

– Я с вами, - крикнул Анненков. - Три ствола лучше, чем один. Гутьеррес недовольно заворчал, пружинисто вскочил на ноги и бросился вниз по ступеням. Капитан последовал за ним.

– Куда ведет эта лестница?

– Откуда я знаю? Я здесь такой же гость, как и вы.

В следующую минуту Анненков узнал эту лестницу - именно по ней вел его вчера ночью дон Луис. Двумя пролетами ниже за тяжелой дубовой дверью хранятся сокровища коллекции де Легисамо.

– Подземный ход! - вырвалось у капитана.

– Какой еще ход?

– Там, внизу… Дон Луис говорил, что из винных погребов можно по тайному лазу попасть в парк! Колдун наверняка собирается уйти по нему.

– Не успеет! - азартно крикнул Гутьеррес. Он мчался вниз, перепрыгивая через три ступеньки. - Я его вижу!

«Бульдог» в руке майора трижды плюнул огнем. Анненков успел увидеть мелькнувшую внизу черную фигуру с развевающимися длинными волосами. Раздался короткий крик, потом грохот закрывающейся двери.

– Проклятье! - выругался Гутьеррес. - Я ведь подстрелил его! Точно говорю - подстрелил!

– Не волнуйтесь, - Анненков преодолел последний пролет лестницы, подошел к двери и подергал тяжелое бронзовое кольцо. - Далеко он подстреленный не уйдет. А дверь мы сейчас откроем…

Он отошел на несколько шагов, поднял «Потапыч» и трижды выстрелил туда, где должен был находиться засов. Из двери полетели щепы.

– Эй, ворюга! - крикнул капитан. - Сдавайся по-хорошему…

– Крепкая дверь, - заметил Гутьеррес, остановившийся на площадке перед последним пролетом. - Я бы на вашем месте не пожалел патронов.

Анненков выстрелил в четвертый раз.

Он не успел понять, что произошло.

Дверь сорвало с петель и швырнуло прямо на него. Под кирпичным сводом подвала бушевало белое пламя. Оглохшего от грохота капитана отбросило назад, и он крепко приложился затылком о каменную ступеньку.

Как ни высоко ценил Анненков боевые качества своего маузера, представить, что все это натворил один-единственный выстрел, было выше его сил.

Впереди что-то тяжело ухнуло, и огромный пласт кирпича и известки обрушился с потолка погреба, погасив огонь. В лицо капитану ударил порыв горячего ветра.

Гутьеррес, пошатываясь, спустился с лестницы, прошел мимо Анненкова и приблизился к завалу.

Капитан попытался подняться, цепляясь за стену. Кто-то подхватил его сзади под локти и рывком поставил на ноги. Анненков обернулся и увидел Стеллецкого. Губы Ника смешно и беззвучно шевелились.

– Не слышу ни черта! - крикнул капитан. - Контузило меня, понимаешь?

От крика в ушах у него словно бы лопнул пузырь.

– Нет, не контузило, - добавил он уже тише. - Просто оглох, когда в лоб дверью получил…

Анненков и Стеллецкий подошли к полуобвалившейся арке, за которой когда-то располагался винный погреб. Гутьеррес, опустившись на корточки перед завалом, рылся в кирпичных осколках.

– Как обидно, господа! - бормотал он себе под нос. - Кто бы мог подумать, что негодяй решит уйти с таким шумом!

– Смотрите, - сказал Стеллецкий, вытаскивая из-под завала обгоревший кусок пончо. - Похоже, это все, что осталось от нашего друга - Однорукого…

– Откуда он вообще появился? - спросил Анненков, вглядываясь во тьму взорванного погреба. - Неужели все-таки вернулся к Лауре?

– Именно! - Ник потряс закопченной тряпкой. - Мы едва его не схватили, но он, каналья, верткий, как угорь! Жаль, что тайна кристалла умерла вместе с ним…

– А вот и нет! - голос Гутьерреса звенел. - Справедливость торжествует, друзья мои! Смотрите!

Майор поднялся с колен, держа в руках какой-то темный предмет. При ближайшем рассмотрении это оказался мешок из грубой ткани, прожженный в нескольких местах. Сквозь обугленные прорехи виднелось что-то большое и блестящее.

– Вот оно! - Гутьеррес двумя движениями разорвал мешок и извлек на свет его содержимое. - Сокровище дома де Легисамо!

В его ладони покоился крупный, розоватый кристалл, формой напоминавший сердце.

15.

– Нехорошо, очень нехорошо с вашей стороны, сеньор Гутьеррес! - с притворной строгостью заявила Миранда, протягивая майору бокал шампанского. - Лишать нас своего общества сразу же после столь блистательного подвига! Неужели вы не можете задержаться в «Холодной горе» еще на пару дней?

Майор галантно поклонился красавице.

– Сожалею, сеньорита, но я человек военный. Геодезическая съемка района должна быть проведена в срок, установленный Генеральным штабом. Я покину поместье на рассвете. Впрочем, пребывание здесь было столь пленительно, что я с удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством через несколько месяцев, если, конечно, вы по-прежнему захотите меня видеть.

– О чем разговор, дорогой Хорхе! - дон Луис дружески приобнял майора за плечи. - Вы всегда будете самым желанным гостем этого дома, клянусь! Мы так вам обязаны: я, моя жена и моя кузина… Хорхе, теперь вы для нас больше, чем друг - вы член семьи!

У Гутьерреса заблестели глаза.

– Это великая честь для меня, сеньор! Я никогда не забуду ваших слов.

Он поднял бокал с шампанским, отсалютовал им собравшимся в гостиной и сделал большой глоток. Все зааплодировали.

– Дорогой майор, - смущаясь, проговорила Лаура, - скажите, а как вам удалось найти El Corazon? Конечно, вы уже рассказывали эту историю… но я тогда лежала без чувств и все пропустила.

Девушка была еще очень бледна, вокруг глаз ее темнели круги. Впрочем, Анненков находил, что некоторая трагичность в сочетании с простым черным платьем ей даже к лицу.

– Ну, рассказывать, собственно, нечего, сеньорита. Пока вы лежали без чувств, негодяй Однорукий проник в вашу спальню.

– Дева Мария! - ахнула Лаура. - Но зачем?

– Милая, - нравоучительным тоном заметила Миранда, - есть вопросы, которые лучше не задавать. Особенно мужчинам.

– Думаю, этого мы уже никогда не узнаем, - нимало не смутившись, ответил Гутьеррес. - Возможно, нужно было посмотреть, что он станет делать, но я не хотел рисковать вашей жизнью. Я забыл сказать, что стерег ваш покой, спрятавшись за балдахином. Когда Однорукий подошел и склонился над вами, я выскочил из укрытия и схватил его поперек туловища.

– Вы такой смелый! - прошептала Лаура. - Он же мог вас убить! Гутьеррес недовольно поморщился.

– Конечно, следовало сразу же ударить его рукояткой револьвера по затылку. Но мне, признаться, показалось нечестным поступать так с калекой… и, как выяснилось, напрасно. Этот калека силен, как ягуар, даром, что у него нет одной руки. Он боднул меня головой в подбородок, потом каким-то чудом вывернулся из захвата и хлестнул по глазам чем-то вроде тонкого ремня. От неожиданности я выпустил его, и он тут же метнулся к двери. Я ничего не видел - дьявольская плеть обожгла глаза, - поэтому выстрелил наугад. На шум прибежал сеньор Стеллецкий, потом к нам присоединился бедняга Пабло… кстати, как он?

– Выкарабкается, - благодушно прогудел фон Корф. - Эти метисы поразительно живучи…

В гостиной повисла неловкая тишина.

– Благодарю, - в голосе Гутьерреса зазвенел металл. - Вообще-то, господин барон, в моих жилах тоже течет индейская кровь.

– Я говорил как естествоиспытатель и врач…

– Прошу вас, сеньор Гутьеррес, продолжайте! - взмолилась Лаура.

– Втроем мы оттеснили мерзавца на галерею. Там в дело вмешался храбрый сеньор Анненков, и Однорукий понял, что ему не уйти. Тогда он решил прорваться в винный погреб, где загодя оставил заряд динамита.

– Но откуда же он взял динамит? - скептически ухмыльнулся фон Корф. - Если я правильно вас понял, это был какой-то индейский знахарь, шаман. Допустим, айяуаску в вино он подмешать мог, но динамит?

– Из лагеря североамериканских геологов, - подал голос Ланселот Стиллуотер. - Бунтовщики выкрали там пять ящиков с динамитом. Большая часть ушла на то, чтобы взорвать мост, через который мы доставляли хлопок в Трухильо, но небольшой заряд Однорукий, видимо, сумел пронести в поместье.

Гутьеррес развел руками.

– Возможно, он хотел всего лишь завалить за собою старый подземный ход, но не сумел правильно рассчитать длину запала. Злодей погиб при взрыве, однако украденный им кристалл, к счастью, уцелел. Таким образом, сеньорита, у этой истории, как видите, счастливый конец.

– Очень трогательно, - шепнул Анненков Стиллуотеру. - Но мне почему-то кажется, что эта история далеко не закончена.

– Что вы хотите этим сказать, Юрий Всеволодович? - вполголоса осведомился англичанин. - Думаете, у Руми могли остаться сообщники?

Капитан огляделся по сторонам.

– Давайте отойдем, Ланселот.

Их тактического отступления никто не заметил - собравшиеся в гостиной были слишком увлечены рассказом Гутьерреса.

– У меня есть одно железное правило, Ланселот, - сказал капитан Анненков. - Пока я не увидел труп врага, я считаю его живым.

– Вы полагаете, что Однорукий все подстроил? Но зачем тогда было оставлять кристалл?

Анненков внимательно посмотрел на англичанина.

– Вообще-то я предполагал, что вам известно о существовании копии кристалла, изготовленной столичным ювелиром Лазарсоном. Копия эта хранилась у донны Марии и исчезла приблизительно в то же время, что и само сокровище.

Стиллуотер крякнул.

– Меня трудно удивить, но вам это удалось. Я был уверен, что все секреты поместья мне хорошо известны…

– Не все, - жестко перебил его капитан. - Впрочем, я надеюсь, что до окончания расследования вы ни с кем не станете делиться этой информацией.

– Подобное предупреждение излишне, - голос Стиллуотера похолодел. - Значит, вы думаете, Гутьеррес обнаружил копию?

– Уверен. И очень сомневаюсь, что Однорукий погиб при взрыве. Готов держать пари: когда слуги разберут завал, ничего, кроме пончо, под ним не обнаружится.

– Но черт возьми! Почему же тогда мы бездействуем?

– Торопиться уже нет смысла. Руми добился своей цели: после взрыва вы отозвали людей, патрулировавших границы поместья, и он мог беспрепятственно покинуть пределы «Холодной горы». Гутьеррес считает, что Однорукий ошибся с длиной запала, а по мне так наоборот - он рассчитал все превосходно. Обрушившийся свод лишил нас возможности последовать за ним, а Руми, подкинув нам фальшивку, спокойно выбрался из-под земли в парке и ушел вместе с настоящим кристаллом.

Стиллуотер пощипал ус.

– Я слыхал, что русские все фаталисты, но не предполагал, что до такой степени.

– Фатализм здесь ни при чем. Я просто не сразу до этого додумался: удар дубовой дверью по лбу не слишком способствует интеллектуальной деятельности. А теперь наша единственная надежда - что Однорукий не станет уходить далеко, пока не дождется…

В дверях гостиной показалась внушительная фигура фон Корфа, и Анненков замолчал.

– Плетете интриги? - ухмыльнулся барон. - Когда Англия и Россия объединяются, Германии следует насторожиться!

– Ох уж мне этот тевтонский юмор, - процедил сквозь зубы Стиллуотер, когда фон Корф величественно проплыл мимо них и скрылся за углом. - Признаюсь, этот толстяк действует мне на нервы. Исключительно неприятный тип! Между прочим, кристалл пропал в ту ночь, когда он появился в поместье.

– В тот день сюда приехало много гостей, - заметил Анненков. - И я в том числе. Я понимаю, на что вы намекаете, Ланселот, у Руми, скорее всего, действительно был сообщник. Однако далеко не факт, что это наш толстый немецкий друг.

– Вы кого-то подозреваете? - деловито осведомился Стиллуотер. - Есть конкретные соображения?

– Да соображений-то сколько угодно, - вздохнул капитан. - Но прежде нужно попытаться вернуть кристалл.

– Вы же сами сейчас сказали, что Однорукий ушел!

– Помните, что говорил нам староста? Колдун всегда приходил в деревню со стороны Черных Топей. У него там схрон. Почти наверняка он останется там до завтрашнего утра. А это значит, что у нас впереди целая ночь.

Некоторое время Стиллуотер молчал. Потом сказал, глядя в сторону:

– Соваться в Черные Топи в темноте - верная смерть. Там и днем-то не пройдешь. Если Руми и вправду ушел на болота, мы его уже не поймаем.

– Тем не менее я пойду, - отрезал капитан. - Не думаю, что здешние трясины опаснее Мазурских болот.

– Одного я вас не пущу, - сказал Ланселот Стиллуотер мрачно. - Но мне придется предупредить дона Луиса.

– А вот этого не надо! Чем меньше народу будет знать о том, что я отправился ловить Однорукого, тем лучше. Вот что, Ланселот, не изображайте из себя рыцаря. Я прекрасно справлюсь сам, а для вас найдется работа и в поместье.

– Думаете переупрямить девонширца? - хмыкнул Стиллуотер. - Нет уж, пойдем вместе. Пусть однорукий мерзавец испытает на своей шкуре, что такое союз Англии и России!

Анненков вытащил из кармана свой стальной хронометр.

– Сейчас восемь пятнадцать. Ровно в девять встречаемся у конюшен. Болотные сапоги у вас найдутся?

17.

Хуже всего была вонь - сложная смесь ароматов гниющих растений, разлагающейся органики и извергаемых болотом миазмов. Анненков замотал лицо мокрым носовым платком, но тошнотворные запахи пробивались даже через ткань. В остальном же Черные Топи оказались не таким уж адским местом - унылая кочковатая равнина, протянувшаяся до самых предгорий. Правда, любоваться пейзажем капитану пришлось недолго - выглянувшая было луна уже к полуночи спряталась за плотно закрывшими небо тучами. Это обстоятельство делало поиски почти бессмысленными, и Анненков подумал, что духи здешних мест явно покровительствуют Однорукому.

– Никого, мы здесь не найдем, - хмуро проговорил Стиллуотер, когда они выехали на каменистый участок земли, слегка выступавший из болота. - Даже днем бы не нашли, а в такой темноте и подавно.

– В какой стороне ущелье Уанкай? - спросил капитан, поворачиваясь в седле.

– Дайте сообразить… Вон там, к северо-северо-востоку. А почему вы думаете, что он ушел именно в ущелье?

Анненков пожал плечами.

– Не знаю… интуиция. Дон Луис говорил, места там страшноватые, да и Гутьеррес рассказывал про горы костей. Где же еще прятаться злому колдуну?

– Хм… ну, может, вы и правы. Так что - туда?

– Туда, - решительно сказал Анненков и тронул поводья. Низкорослый буланый конек, выбранный для него Ланселотом, послушно потрусил по невидимой в темноте тропе.

Анненков и Стиллуотер почти не разговаривали, так что единственным звуком, по которому можно судить о присутствии другого, было чавканье, издаваемое копытами их лошадей. Когда конек капитана остановился перед заполненной водой бочажиной, чавканье смолкло, и Анненков понял, что остался один.

– Ланселот! - негромко позвал он. - Эй, старина, вы где? Ночь молчала.

– Ситуация, прямо скажем, хреновая, - сказал капитан сам себе. - Варианта два - либо где-то сзади была развилка, и мистер Стиллуотер свернул в темноте не туда, либо он тихо утонул в каком-нибудь омуте. Во второе верить не хочется, так что остается вариант номер один.

Он похлопал конька по холке.

– Вопрос: возвращаться ли нам назад или продолжать поиски в направлении ущелья? Что скажешь, коняга?

Анненков соскочил на мягко спружинившую под ногами кочку и прошел вдоль бочага. Пути дальше не было.

– Ну, Горбунок, вот проблема и решилась. Это не англичанин свернул не туда, это мы с тобой не по той тропке пошли. Что ж, будем возвращаться…

Но вышло только хуже. Буланый брел в темноту, руководствуясь одному ему понятными соображениями, иногда останавливаясь, словно бы раздумывая, не повернуть ли назад. Довольно скоро Анненков потерял всякое представление о том, куда они движутся. Время от времени ему чудилось, что он слышит в ночи голос Ланселота Стиллуотера, и он принимался громко насвистывать «A Long Way to Thipperery», но англичанин не отзывался. В конце концов капитан сообразил, что сбивавшие его с толку звуки издает какой-то обитатель топей, и свистеть перестал.

В бесплодных и бессмысленных скитаниях прошло часа два.

Потом луна неожиданно выглянула в просвет между тучами, и осветила блеснувшие черным склоны исполинских гор. Капитану показалось, что на черном фоне слабо мерцает красная искорка, похожая на отблеск далекого костра.

«А ведь я вышел верно, - удивленно подумал Анненков. - Вон та расщелина - наверняка и есть ущелье Уанкай… Вот только добраться до него будет непросто…»

В холодном лунном свете было видно, что равнина вплоть до самых гор покрыта темными зеркалами стоячей воды. От островка твердой земли, на которой стоял буланый, ее отделяла плотная стена тростника.

– Ладно, Горбунок, - сказал капитан, спрыгивая с седла на землю. - Попасись тут покамест, а я схожу на разведку.

Он вытащил из притороченной к седлу сумки легкие и прочные болотоходы - подарок предусмотрительного Стиллуотера - и натянул их на сапоги. Потопал ногами, проверяя, не сваливаются ли широкие, сплетенные из лозы лапы - и решительно углубился в заросли тростника. Луна, словно дожидавшаяся этого момента, вновь нырнула за тучи, и на Черные Топи упала непроглядная тьма.

То, что в этой тьме Анненков все же наткнулся на схрон Однорукого, можно было бы назвать чудом, если бы только это не было результатом методичного прочесывания участка болот, примыкавшего к ущелью Уанкай. За время поисков капитан успел возненавидеть все на свете. Болотоходы помогали не провалиться в трясину, но этим их полезные функции и ограничивались. Ходить в них было непросто, во всяком случае, с непривычки. Несколько раз Анненков поскальзывался и падал в жидкую грязь, в которой копошилась какая-то невидимая в темноте живность. К предплечью немедленно присосалась крупная пиявка - капитан, кривясь от отвращения, оторвал ее и бросил под ноги. К тому моменту, когда обнаруженная им буквально на ощупь тропа вывела Анненкова к небольшому каменистому островку среди болот, капитан промок насквозь и чесался от бесчисленных укусов мелких обитателей топей.

На островке совсем недавно кто-то был - в круге, выложенном из крупных камней, чадил заваленный мокрым тростником костер. Именно пробившийся сквозь миазмы болот запах дыма и вывел Анненкова к убежищу Руми.

Капитан, вытащив «Потапыч», внимательно обыскал островок. Кроме затушенного костра и убогого тростникового шалаша, здесь больше ничего не было.

Но Однорукий прятался где-то рядом, Анненков это чувствовал.

«Он услышал, что я иду, и ушел с островка, - решил капитан. - Скорее всего, он двинулся в сторону ущелья - до него совсем рукой подать. Что ж, проверим!»

– Ну, - громко сказал он по-испански, - сейчас я покончу с тобой! Я вижу, где ты прячешься!

То, что догадка его верна, он понял, спустившись по каменистому склону к воде. В темноте вдруг зашлепали удалявшиеся шаги. У Однорукого не выдержали нервы.

– Эй, однорукий дьявол, - крикнул Анненков по-испански, - лучше сдавайся, я тебя все равно живым отсюда не выпущу!

Из темноты донеслось приглушенное ругательство. Судя по звуку, Однорукий опережал капитана шагов на двадцать.

– Я ведь тебя пристрелить могу, как куропатку, - продолжал увещевать противника Анненков. - Ты шумишь так, что на всю округу слышно! Не стреляю, потому что убивать не хочу.

– Лжешь! - крикнул Руми. - Не стреляешь, потому что боишься, как бы я не утонул вместе с Глазом Пачакамака!

– И это тоже, - не стал спорить капитан. - Но если ты отдашь мне кристалл, я отпущу тебя на все четыре стороны, клянусь!

Чавкающие шаги впереди затихли. «Стоит на кочке, осматривается», - подумал Анненков. Хотя вряд ли: чтобы осматриваться в такой непроглядной тьме, нужно иметь глаза совы.

– А куда мне идти без него? - донесся голос индейца. - Мой господин послал меня, чтобы я принес ему сокровище. Если я вернусь к нему с пустыми руками, он скажет: ты, Руми, ни на что не годен, лучше тебе полежать под скалой, подождать, пока на тебя сбросят большой камень. Вот как скажет мой господин, Инкарри.

Пока он говорил, капитан приблизился к нему шагов на пять - во всяком случае, он искренне надеялся, что движется в правильном направлении.

– Извини, Руми, - вздохнул он, поводя перед собой стволом «Потапыча». - Отпустить тебя с камушком я тоже права не имею, сам понимаешь.

Нажал на спусковой крючок - не столько, чтобы попасть, сколько надеясь увидеть силуэт врага при вспышке выстрела. Над топью прокатился громовой раскат. С таким грохотом стреляли, наверное, аркебузы первых конкистадоров.

И ничего. Метнулись в стороны крылатые серые тени - то ли птицы, то ли летучие мыши, - на мгновение высунулись из темноты скрюченные мертвые деревья, торчащие из топей, и мир снова окутала тьма. Если Однорукий и вправду находился где-то там, впереди, то он слишком хорошо прятался.

– У тебя много патронов, Эль Капитано? - как ни в чем не бывало осведомился он, когда эхо выстрела затихло в ночи. Хохотнул противным, скрежещущим смехом.

– Достаточно, приятель. Можешь не считать выстрелы - я всегда таскаю с собой запас.

– Молодец, - похвалил индеец. - Ты был хорошим солдатом у себя на родине?

«Где же он прячется? - лихорадочно соображал Анненков. - Судя по голосу, градусов на двадцать правее того дерева, которое я вроде бы видел прямо перед собой… Но ведь он же не идиот, наверняка схоронился за какой-нибудь кочкой».

– Как я тебе отвечу, Руми? - серьезно проговорил он. - Плохие солдаты не выживают в той мясорубке, через которую я прошел. А хорошие солдаты не проигрывают битву за свою родину.

– Нет, ты хороший солдат, - не согласился Однорукий. - Я видел, как ты убивал моих людей у моста… Но скажи, Эль Капитано: зачем тебе Глаз Пачакамака? Ты хоть понимаешь, что это такое?

Анненков подумал, одновременно пытаясь бесшумно передвинуться в ту сторону, откуда вроде бы раздавался голос.

– Ловушка, - сказал он наконец. От того места, где засел Однорукий, его отделяло не больше десяти шагов. - Это ловушка для душ.

– Правильно, - удовлетворенно проговорил индеец. - Ловушка. И ты в нее попал.

Анненков почувствовал, как под ногами проваливается земля. Невозможно, невероятно - с его болотоходами можно было пройти, не замочив портянки, половину Сиваша, что уж говорить о здешних вымороченных топях - но он все-таки проваливался, падал в неизвестно откуда взявшуюся яму. С мерзким хлюпаньем хлынула туда же, в подземную полость, холодная болотная жижа. Капитан раскинул руки и попытался упасть на трясину крестом, но это удалось лишь отчасти. Левая рука действительно зацепилась за что-то, напоминающее толстый корень, правая, в которой Анненков сжимал маузер, ушла в грязь. Внизу страшно урчало и взревывало. Капитан отчаянно молотил ногами, но теперь болотоходы только мешали. Никакой тверди, на которую можно было встать, внизу не было - судя по всему, Анненков провалился в западню, что-то вроде гигантского короба из ветвей, с которого вовремя сняли крышку. «Вот сейчас снова накроет, - флегматично подумал капитан, - и будет мне в буквальном смысле слова крышка». Чертов индеец его перехитрил. Так действовали полесские мужики, уходя от наступающих армий Гинденбурга: прокладывали по-над топями обманные гати, а сами заманивали немцев, уходя одним им ведомыми тропами. Где-то над самыми бочагами гати неожиданно заканчивались, передовые отряды немцев останавливались, на них начинали напирать задние, и под тяжестью скопившихся солдат сплетенные из ивняка гати медленно погружались в трясину.

– Вот и все, Эль Капитано, - сказал Однорукий. Анненков по-прежнему не видел его, но судя по голосу, индеец находился где-то совсем близко, шагах в трех-четырех. - Барахтаешься? Молодец. Мужчина должен сражаться до конца, должен быть сильным.

Анненков судорожно цеплялся за корень - левая рука немела, пальцы, впившиеся в дерево, казались ломкими и хрупкими. Он знал, что стоит разжать пальцы - и он уйдет в бездну с головой. Он повернул голову на звук голоса и немедленно хлебнул вонючей холодной жижи.

– Позволь, я помогу тебе, - предложил Руми. Анненков наконец увидел его: темное бесформенное пятно в окружении таких же пятен тьмы. Но у этого пятна в чернильном сгустке, означавшем руку, что-то смутно поблескивало. Металл.

– Прощай, Эль Капитано, - торжественно проговорил Однорукий, и металл блеснул снова. Наверное, где-то наверху все же пробивался сквозь тучи слабенький лунный свет, потому что иначе этот блеск объяснить было невозможно. Анненков услышал свист и тяжелый, стонущий удар. Корень, за который он держался, вздрогнул и спружинил, а пальцы ощутили прикосновение ледяного металла.

«Мачете! - мелькнуло в мозгу Анненкова. - Он хочет отрубить мне пальцы!»

Руми досадливо крякнул и вновь занес мачете над головой. Было ясно, что на этот раз Однорукий не промахнется.

Капитан разжал пальцы быстрее, чем осознал, что делает.

Мачете с глухим стуком ударило в корень. Анненков выбросил вверх левую руку, в отчаянной попытке перехватить огромный нож. Пальцы скользнули по металлу, сорвались…

Бездна под ногами издала торжествующий рев.

Капитан повалился на левый бок, из последних сил помогая себе ногами. Один из болотоходов, кажется, свалился с ноги, но непонятно было, лучше стало от этого или хуже. Анненков заорал, дернулся, пытаясь вывинтиться из мягкого капкана болота, и все-таки сумел выпростать на поверхность правую руку, сжимавшую маузер. Несколько раз рванул спусковой крючок.

Отдачей от выстрела его вбило в топь с головой. А потом на капитана сверху обрушилось что-то мягкое и тяжелое.

Анненков вцепился в Однорукого свободной рукой, потянул вниз, на глубину - тот почему-то не спешил тонуть, как будто был наполнен изнутри воздухом, - судорожными движениями подмял под себя, и пока индеец не ушел совсем глубоко, выбрался на край западни, используя тело врага, как ступеньку. Выбравшись, он долго лежал лицом вниз, сотрясаясь всем телом, с омерзением выплевывая забившую горло болотную жижу. Потом кое-как поднялся на колени, привалился спиной к ближайшей кочке и принялся чистить маузер, поминутно сплевывая и матерясь.

В таком положении и нашел его на рассвете Ланселот Стиллуотер, осторожно выехавший на утыканную мертвыми деревьями болотистую проплешину, посреди которой зияла наполненная черной, вязкой на вид водой квадратная яма.

– Вы вовремя, Ланселот, - сказал ему Анненков. - И хорошо, что с лошадью. Веревка есть? Отлично. Нам придется понырять.

18.

– Прежде всего, - сказал капитан Анненков, - я хотел бы с вами попрощаться. Вряд ли мне представится такая возможность после того, как я закончу свой рассказ.

– Это еще почему? - подозрительно спросил дон Луис. Он спустился в гостиную в охотничьем костюме, не успев переодеться после проводов Гутьерреса.

– Да, Юрка, что это ты придумал? - поддержал его Стеллецкий. Ник, в отличие от хозяина «Холодной горы», выглядел по-домашнему: мягкие фланелевые брюки, теплый белый свитер из шерсти альпаки. В руках Стеллецкий рассеянно вертел пузатый бокал с виски.

– Расследование завершено, - пожал плечами Анненков. - Больше мне здесь делать нечего. И я не думаю, что кто-то из вас захочет пожать мне руку.

– Сеньор капитан нас интригует, - тонко улыбнулась Миранда. - Вполне в духе английских детективных романов, которые так замечательно пишет эта… как ее… миссис Кристи.

– О, так даже интереснее! - поддержала ее Машенька. - В этих романах сыщик обязательно собирает всех в одной комнате, запирает двери, а потом объявляет…

Тут она сделала большие глаза, смешно свела к переносице брови и с выражением произнесла:

– Преступник среди нас, господа!

Стеллецкий громко рассмеялся, но смех его прозвучал одиноко.

– Предлагаете закрыть дверь? - без улыбки осведомился Анненков. - В таком случае следует кое-кого подождать; собрались еще не все.

– Так значит, это правда? - быстро спросил дон Луис. - Преступник действительно один из нас?

Прежде чем ответить, капитан немного подумал.

– Нет, - сказал он наконец.

– Тогда зачем вся эта комедия с запиранием дверей? Не понимаю!

– Ваша жена уже ответила на этот вопрос. Так интереснее.

– Ну-ну, - скептически хмыкнул дон Луис. - И кого же мы ждем?

– Ланселота Стиллуотера. И, возможно, еще одного человека. Впрочем, я могу начать свой рассказ и без них. Предлагаю всем наполнить бокалы: история, которую вам предстоит услышать, довольно долгая.

Рассказ капитана Анненкова

С самого начала я допустил ошибку, которая едва не завела все расследование в тупик. Я очень долго не мог поверить, что кристалл горного хрусталя, который прапрапрадед нашего любезного хозяина выиграл в кости, действительно обладает какими-то особыми свойствами. Должен признаться, что я всегда был большим скептиком, чем, например, мой друг полковник Стеллецкий, но даже он в магию кристалла не верил. То, что полковник был лично заинтересован в том, чтобы считать El Corazon простым куском кварца, я понял далеко не сразу.

А ведь разгадка истории лежала буквально на поверхности - достаточно было поверить в магические свойства драгоценности рода де Легисамо. Тогда все сразу вставало на свои места…

Дон Луис неоднократно упоминал, что для эффективного использования талисмана нужны особые способности. Это второй ключ к разгадке, на который, к моему стыду, я тоже не обратил поначалу должного внимания.

Дело в том, что сокровище дона Луиса не выполняло желания в буквальном смысле этого слова. Оно вообще ничего не выполняло - его функция заключалась совсем в другом. И здесь я должен поблагодарить господина барона: без его потрясающих познаний в этой области я вряд ли вышел бы на след.

Я не знаю, правда ли El Corazon создали атланты, как говорит господин барон. Но кто бы это ни был, они создали машину для записи души.

Что представляет собою душа, мы не знаем. Но если вообразить, что это некие колебания волн, подобные звуковым, то их можно будет записать на подходящем для этого материале, в точности так, как Томас Эдисон записал музыку на пластинках для своего фонографа. Мне кажется, что El Corazon и есть такая пластинка, фонограф и еще что-то, для чего у нас пока нет названия. Он воспринимает мелодию человеческой души и сохраняет ее внутри себя. И там, внутри, эта мелодия постоянно звучит, не затихая ни на мгновение. Когда первый владелец сокровища, Мансио Серра де Легисамо, использовал его для выигрыша в карты или кости, он по простоте своей думал, что волшебный кристалл сбивает руку противника или заставляет его идти не с той масти. На самом деле талисман просто записывал мелодии душ тех, кто сидел с Мансио Серра за одним столом. И даже, наверное, не мелодии целиком - потому что, если моя догадка верна, для того чтобы записать полноценную копию души, требуется время, - а только наиболее «громкие» их ноты: азарт, алчность, стремление выиграть любым способом, честным или нечестным… А сам Мансио, желая своим противникам проигрыша, каким-то образом влиял на эти ноты, искажал их звучание, превращал музыку в какафонию. И вот еще что очень важно - копия души, запечатленная в кристалле, сохраняет связь со своим оригиналом! Поэтому те, кто садился играть с хозяином талисмана, все время проигрывали. Их души поневоле входили в резонанс с колебаниями кристалла, а руки совершали те действия, которые были выгодны Мансио Серра. Если бы прапрапрадед дона Луиса как следует разобрался в свойствах доставшегося ему сокровища, он вообще мог бы не играть в азартные игры - достаточно было посидеть за обедом с каким-нибудь богачом, и тот совершенно добровольно отдал бы ему все свое состояние… Впрочем, под конец он, наверное, все-таки кое о чем догадался и сам: об этом косвенно свидетельствует история с епископом Сьюдад-де-лос-Рейес и дочкой вице-короля. Однако догадался он или нет, рассказать наследникам о свойствах кристалла Мансио не успел, поэтому всем последующим владельцам сокровища приходилось разбираться с кристаллом самостоятельно.

Вот и выходит, что дон Луис колол королевской печатью орехи. Вместо того, чтобы использовать кристалл там, где он действительно мог пригодиться - в общении с деловыми партнерами, например, - де Легисамо проводил ночи напролет, разговаривая с машиной, которая ничем не могла ему помочь в его бизнесе. Зато El Corazon послушно записывал все движения души самого дона Луиса, так что к моменту его знакомства с Машей Малютиной копия, хранившаяся в кристалле, по сути, ничем не отличалась от настоящего, живого де Легисамо…

– Но как же моя торговля хлопком? - возмущенно фыркнул дон Луис. - Вы же не станете отрицать, что я никогда не добился бы таких превосходных результатов, если бы не El Corazon!

– Должен вас разочаровать, - ухмыльнулся Анненков. - Ваши достижения в бизнесе - исключительно ваша заслуга. Магия здесь абсолютно ни при чем. Я знавал некоторых дельцов в Соединенных Штатах, которые верили, будто их миллионы - результат особо теплого к ним отношения со стороны Господа Бога. Если вам нравится уподобляться этим джентльменам - пожалуйста, но, с моей точки зрения, кристалл никак не может повлиять на котировки акций на бирже.

– А превосходные контракты, которые я заключал с покупателями в Манаусе? - не сдавался дон Луис. - Ведь отчего-то же они выбирали именно мой хлопок!

– Поймите одну простую вещь: El Corazon не работает на расстоянии. Вы всегда брали его с собой на деловые переговоры?

Де Легисамо заметно смутился.

– Нет… я вообще старался не выносить его лишний раз из дому. Поездка в Баию была исключением, поскольку дела требовали, чтобы я задержался в Бразилии надолго.

– Кстати, о Баие. Когда вы ухаживали за вашей будущей женой… вы надевали El Corazon?

Де Легисамо вскочил с кресла, будто подброшенный пружиной.

– Не стоит задавать мне таких вопросов, сеньор капитан! Я хорошо к вам отношусь, но подобное любопытство выходит за рамки приличий!

– А ведь я вас предупреждал, - вздохнул Анненков. - Мало кто из вас захочет пожать мне руку, когда я закончу свой рассказ… Сядьте, дон Луис. Сядьте и постарайтесь вести себя по-мужски. Вы наняли меня для того, чтобы я нашел вашу драгоценность - я это сделал. А теперь, будьте добры, позвольте мне закончить. Хоть вы и не ответили на мой вопрос, я могу предположить, что и во время ухаживаний за сеньоритой Марией кристалл оставался у вас дома. Или в отеле. Это так похоже на вас, дон Луис - прятать свое сокровище от посторонних глаз. И именно поэтому я утверждаю: в том, что Маша Малютина приняла ваши ухаживания и согласилась выйти за вас замуж, нет никакого волшебства. Вы сами очаровали молоденькую девушку, вы сами произвели благоприятное впечатление на ее отца, а те мольбы, с которыми вы обращались при этом к кристаллу, только добавляли новые штрихи к записанному где-то на хрустальных гранях El Corazon портрету вашей души.

В наступившей тишине стало слышно, как прерывисто дышит Машенька.

– Это… правда? - спросила она, пряча глаза. - Юрий Всеволодович, то, что вы сейчас сказали - это правда? Камень действительно никак не мог повлиять на мое решение?

– Если бы ваш муж брал его с собой во время ваших встреч - мог бы. Но он этого не делал. Такой ответ вас устраивает?

– Боже, - еле слышно прошептала Машенька; Анненков не сразу сообразил, что она произнесла это по-русски, - милый божечка, почему, почему я не подумала об этом раньше?

– А что бы это изменило, сеньора? - жестко бросил капитан. - Вы не стали бы мстить мужу? Не стали бы красть El Corazon? He использовали бы его, чтобы приручить…

– Юрий! - крикнул Стеллецкий, делая шаг по направлению к Анненкову. - Если ты сейчас же не замолчишь, я тебя…

И осекся, увидев в руке капитана огромный «Потапыч».

– О, маузер! - уважительно произнес Отто фон Корф. - Отличное оружие, одобряю ваш выбор, герр капитан!

– Признателен, - слегка поклонился Анненков. - А ты, Ник, держи себя в руках. Я не намерен устраивать здесь голливудский боевик со стрельбой, но если кто-то из вас попытается мне помешать, я буду вынужден защищаться.

Некоторое время в гостиной стояла напряженная тишина. Дамы, как завороженные, широко раскрытыми глазами смотрели на выдающийся ствол «Потапыча», косвенно доказывая тем самым справедливость теории австрийского психоаналитика.

– Не соблаговолите ли объясниться? - откашлявшись, спросил наконец дон Луис. - Вы уверяете, что закончили расследование. Однако вместо того, чтобы предъявить нам преступника, начинаете грозить расправой. Согласитесь, это более чем странно!

– Преступника я вам тоже предъявлю, - усмехнулся капитан. - Но прежде потребую от вас еще немного терпения. Многим из вас будет неприятно услышать то, что сейчас прозвучит. Возможно, кое-кто захочет заткнуть мне рот. Надеюсь, «Потапыч» охладит их горячие головы…

Рассказ капитана Анненкова (продолжение)

О волшебных свойствах кристалла Маша Малютина узнала от своего мужа. А узнав, захотела, естественно, убедиться в них на собственном опыте. Но так как дон Луис всячески противился тому, чтобы Маша носила El Corazon, сделать это оказалось непросто. Впрочем, и не так сложно. Сделать восковой слепок - не проблема для девушки-, знакомой с техникой подделки печатей. Ключ от подвала Мария заказала тому же метису-слесарю Хорхе, который ставил замки в двери ее башни. Не думаю, что его молчание обошлось слишком дорого; правда, в конечном счете от метиса все равно пришлось избавиться, но это уже совсем другая история. Что же касается сейфа, то именно Маше не составляло никакого труда разобраться в открывавшей его последовательности цифр. Эти цифры - 9 2 4 2 9 1 8. Двадцать четвертое сентября двадцать девятого года. День, когда дон Луис познакомился со своей будущей женой на приеме во дворце клана Мендоза. Совсем незадолго до этого дня Маше Малютиной исполнилось восемнадцать лет…

Наверное, дон Луис не раз вспоминал при Маше этот день. Да Маша и сама призналась мне, что поначалу они отмечали дату знакомства как своего рода личный праздник. Конечно, это было еще до того, как она узнала постыдную тайну его сватовства…

Итак, Маша сумела добраться до сейфа и открыла его. Вероятно, это произошло в одну из отлучек дона Луиса из поместья. Во всяком случае, у нее было время, чтобы познакомиться с кристаллом поближе. И, разумеется, получше узнать своего мужа.

И это «знакомство» все изменило! Как и подавляющее большинство девушек, Маша любила не столько самого дона Луиса, сколько свое представление о нем. До того как взять в руки El Corazon, Маша видела в муже рыцаря без страха и упрека, блестящего кабальеро, благородного потомка конкистадоров. А проведя ночь наедине с его замурованной в кристалле душой, с ужасом поняла, что вышла замуж за нелюдимого неврастеника, снедаемого болезненной страстью к давно умершей возлюбленной, считающего самого себя стариком, никчемной развалиной, готового воспользоваться любыми средствами, чтобы приворожить приглянувшуюся ему молоденькую девочку… Не думаю, что Маша сразу поняла все, что открыл ей кристалл. Имя Глория, например, ничего ей не говорило, и только годы спустя Миранда рассказала ей о трагической судьбе первой невесты дона Луиса. Но даже не зная чего-то наверняка, она убедилась, что совершила роковую ошибку, доверившись де Легисамо. То, что произошло в ту ночь, господа, называется «разочарованием». Не имеет значения, что сам дон Луис не сделал ничего, чтобы его молодая жена в нем разочаровалась; такие вещи сплошь да рядом происходят и там, где вовсе нет никакого колдовства. Жена может случайно найти письма своего мужа, адресованные не ей; муж, боготворящий свою супругу, может получить от друзей или шантажистов неопровержимые доказательства ее неверности. Прошлое почти каждого из нас таит множество страниц, о которых мы с удовольствием бы забыли. И всегда существует шанс, что те, кто любит нас, те, кто верит нам, могут наткнуться на эти мрачные, неприглядные страницы…

Суммируя: прикоснувшись к заключенной в кристалле душе своего мужа, Маша почувствовала себя пленницей сумасшедшего. Что было делать? Возвращаться в Баию к отцу? У нее не было никакой уверенности в том, что отец примет ее с распростертыми объятиями. Выдав дочь замуж за преуспевающего хлопкового плантатора, он не только поправил свое финансовое положение, но и стал весьма уважаемой фигурой в обществе Баии. Страшно представить, что случилось бы с его репутацией, если бы дочь спустя несколько месяцев вернулась в родительский дом, пытаясь оправдать свое поведение тем, что ее муж оказался душевнобольным… Нет, этот путь не для нее!

Тогда Маша составила план. Ключевым пунктом этого плана являлась подмена настоящего кристалла на поддельный, который совершенно официально должны были изготовить для нее в столице: Конечно, можно было просто убедить дона Луиса в том, что El Corazon следует отдать ей… теперь, когда она нашла доступ к сейфу, это не выглядело такой уж нереальной задачей… однако Маша не решилась на такой шаг. Возможно, потому, что до конца не представляла себе, какие силы заключены в кристалле. К тому же ей не хотелось, чтобы подозрительный дон Луис знал, что его сокровище больше ему не принадлежит. Так что вариант с подменой выглядел самым разумным. Конечно, де Легисамо согласился заказать копию талисмана у столичных ювелиров не по собственной воле. Но он слишком привык советоваться с кристаллом, а мысль о том, что кристалл может подчиняться кому-то еще, в голову ему не приходила.

Остальное, в общем-то, было делом техники.

Получив в свое распоряжение точную копию драгоценности рода де Легисамо, Маша выждала какое-то время и подменила кристаллы. Таким образом, душа дона Луиса оказалась полностью в ее власти, и она не замедлила этим воспользоваться. Неожиданное охлаждение между супругами, возведение башенки с отдельным входом - все это результат магии El Corazon. Подсознательно Маша хотела оказаться как можно дальше от своего мужа, но так как бежать ей было некуда, де Легисамо стал гораздо чаще уезжать по своим торговым делам. Талисман не действовал на расстоянии, и поначалу не до конца выгоревшая страсть к жене вспыхивала в доне Луисе всякий раз, когда он оказывался за пределами «Холодной горы». Тогда он возвращался, летя к Маше, как на крыльях… и вновь с размаху бился о стеклянную стену равнодушия. К тому же, возвратившись, он каждый раз убеждался в том, что ожившие было чувства вновь угасали, и эти метаморфозы мучили его больше, чем могли бы изматывать самые ожесточенные скандалы и ссоры. Поэтому дон Луис стал задерживаться в своих поездках подолгу, и Маша столкнулась с новым врагом - одиночеством.

По-видимому, именно тогда она и решила проверить свойства кристалла на моем друге, Николае Александровиче Стеллецком.

Ник Стеллецкий

Юрка был моим другом, мы истоптали плечом к плечу сотни верст во время Великой войны, вместе били германцев и краснопузую сволочь, я выхаживал его, когда он болел испанкой и потел бурым кровавым потом, а он вытащил меня, контуженного, из гиблых топей Сиваша, мы делили с ним коней, оружие и женщин, мы были друг другу ближе, чем могут быть братья… и все равно сейчас я готов был его убить. Он не имел права говорить то, что говорил! Сидя на краю стола, покачивая ногой в тяжелом американском ботинке, держа меня - именно меня! - под прицелом своего маузера, он говорил, говорил, говорил… Бесстрастно, как учили нас в университете мэтры юриспруденции, sine ira et studio, размеренным, глуховатым голосом… Боже, как я ненавидел его в эти минуты! Я пригласил его сюда, в «Холодную гору», я сделал все, чтобы гранд дал ему работу, я помог ему выбраться из того дерьма, в котором он оказался после Нового Орлеана - и чем он мне отплатил? Каждое слово его было точно гвоздь, и гвозди эти он забивал прямо в сердца - мое, Машенькино, гранда… до остальных он, правда, пока не добрался, но и Миранда, и фон Корф сидели неподвижно, боясь пошевелиться, как будто пленные при приближении расстрельной команды. Когда он обвинил Машеньку в том, что она подменила кристалл, мне с трудом удалось подавить в себе звериное желание броситься на него, стащить со стола и избить в кровь. Остановило меня только то, что реакция у Юрки всегда была лучше - прежде чем я добрался бы до его горла, он прострелил бы мне ногу из своего маузера.

Но когда он заявил, что Машенька якобы испытала магию кристалла на мне, я вдруг почувствовал себя, как на фронте, когда безразлично, убьют тебя или нет - главное, что надо идти в атаку, матерясь и крича, расстреливая черные фигуры врагов и захлебываясь ни с чем не сравнимым упоением битвой. Я медленно - почему-то хотелось все делать медленно и красиво - двинулся к нему через гостиную, и плевать мне было на его маузер, меня, как броня, защищала моя ненависть к нему и любовь к Машеньке. И я уже почти подошел к Юрке, когда он лениво, почти нехотя, положил маузер рядом с собой на край стола, взглянул мне в глаза и сказал все тем же сухим, как ветка в осеннем лесу, голосом:

– Остановись, Ник.

И я остановился. Не потому, что перестал испытывать к нему ненависть, вовсе нет. Просто что-то внутри меня, где-то глубоко в мозгу, приказало моему телу замереть с занесенной на весу ногой. Клянусь, это был не я! Я по-прежнему хотел добраться до Юрки, но препятствие, неожиданно выросшее у меня на пути, казалось непреодолимым. Отчасти это походило на то, как если бы я уткнулся в прозрачную, невидимую стену, только вот стена эта была не передо мной, а у меня в мозгу. Лучше я объяснить не могу.

– Теперь вернись на место, - произнес Юрка. Меня бросило в дрожь. Это был все тот же Юрка Анненков, которого я знал тысячу лет, только теперь я почему-то реагировал на его голос, будто дрессированный пес в цирке Дурова. Я побрел назад на негнущихся ногах, боясь случайно встретиться взглядом с Машенькой.

– Я не гипнотизер, господа, - Анненков поднял руку, предупреждая вопросы. - Это - El Corazon. Лучшее доказательство тому - избирательность воздействия. Если бы я отдал тот же самый приказ господину барону, ничего бы не произошло. К счастью для господина барона, его душу кристалл еще не проглотил. А вот мой друг Ник уже там, со всеми потрохами.

С этими словами он вытащил из-за пазухи какой-то сверток и небрежно кинул его на стол рядом с маузером. Сверток упал с костяным стуком, и этот звук отчего-то показался мне куда противнее, чем скрип стекла о стекло.

– Что это? - сипло каркнул дон Луис. Он потихоньку выбирался из кресла, двигаясь какими-то рваными, механическими движениями, словно заводная игрушка. Взгляд его был прикован к свертку, как бывает прикован к сочащемуся жиром окороку взгляд голодного бедняка.

– Да, - кивнул Юрка. - Это именно то, о чем вы думаете, дон Луис. Ваше сокровище.

Готов поклясться, что последнее слово он произнес с плохо скрываемым отвращением.

– Дайте, - прохрипел гранд, вытянув вперед руку с растопыренными пальцами. Мой товарищ отмахнулся от него, как от курицы.

– Сядьте на пол, - приказал он, - и скрестите ноги по-турецки.

Со стороны могло показаться, что де Легисамо ударили под колени. Он опустился на ковер и принялся неловко подбирать под себя коротковатые ноги. На лице у него при этом застыло выражение совершеннейшего недоумения.

– Вот оно, ваше сокровище, - повторил Юрка. - Вы проводили с ним много времени, дон Луис, слишком много! Вы разговаривали с ним, делились своими мечтами и желаниями, вы сделали его своим союзником в бизнесе и любви, и в конце концов ваше сокровище вас сожрало. Ваша душа сейчас там, в этом чертовом кристалле, я слышу ее музыку! И пока кристалл при мне, я могу заставить вас сделать все, что угодно. Поверьте, дон Луис, это несложно. И твоя душа, Ник, тоже там. Мария могла добиться своей цели, используя обычные женские чары, но она предпочла помощь амулета. Я не знаю, сумела бы она приручить Ника, если бы не камень. Господа, я знаю моего друга - он не из тех, кто затевает интрижку с женой своего босса, стоит тому отлучиться по делам. Полковник Стеллецкий - настоящий русский офицер, и честь для него не пустой звук. В его грехопадении виновен ваш драгоценный El Corazon - ну и сеньора де Легисамо, разумеется. Она получила то, что хотела - отомстила обманувшему ее мужу, держала его на расстоянии, а себе завела верного рыцаря, готового ради нее на любой подвиг. Ведь так, Маша?

И тут я в первый раз взглянул на Машеньку - осторожно, краем глаза. Взглянул - и обомлел. Лицо ее застыло белой алебастровой маской, а в глазах была ненависть.

– Вы подлый человек, Юрий Всеволодович, - раздельно произнесла моя любимая. - Я доверилась вам, а вы меня предали.

К моему удивлению, когда Юрка ответил ей, в его голосе звучало смущение.

– Я предупреждал вас, Маша. Я говорил, что если мне придется вытащить из пекла чертову бабушку, я это сделаю. Не моя вина, что вы заварили всю эту кашу вокруг кристалла. Но я никогда не говорил, будто вы одна виноваты в том, что здесь произошло. Позвольте, я все-таки закончу свой рассказ…

Рассказ капитана Анненкова (продолжение)

Владея кристаллом, сеньора де Легисамо чувствовала себя настоящей королевой «Холодной горы». Но наслаждаться тайной властью ей пришлось недолго. В столице вспыхнул мятеж, стоивший жизни генералу Прадо. Молодая вдова генерала, двоюродная сестра дона Луиса, которую Маша видела до того только на свадьбе, переехала жить в поместье.

Конечно же, Маша попробовала приручить Миранду так же, как мужа, Ника и, возможно, Ланселота. Однако у нее ничего не вышло. Почему? Точного ответа у меня нет. Есть только версии. Возможно, Миранда, по сравнению со своим двоюродным братом и Ником, оказалась орешком покрепче. Для создания полноценной «копии» души требовалось время, а его-то Миранда Маше и не дала. Как бы то ни было, коса нашла на камень. Миранда сразу почуяла, что в поместье творится что-то странное. Ее кузен не обращал внимания не только на свою молодую жену, но и на ее шашни со своим другом и партнером по бизнесу. А Миранда очень хорошо знала, чем заканчиваются подобные треугольники. Однажды дон Луис просто не вернется из очередной деловой поездки или сломает себе шею на охоте, и «Холодная гора» вместе со всей торговлей хлопком достанется Марии и ее любовнику. Такой расклад Миранду, конечно же, не устраивал, и она объявила Марии войну. Типично женскую войну, в искусстве которой она могла дать сто очков вперед своему покойному мужу, гениальному стратегу и тактику по прозвищу Цезарь.

Перипетии этой войны мне неизвестны. Однако известен итог - стороны подписали пакт о ненападении и договорились сотрудничать. По-видимому, Миранда сумела каким-то образом загнать Марию в угол, и та была вынуждена раскрыть ей тайну кристалла. Сначала Миранда, разумеется, ей не поверила - но, увидев своими глазами, как подчиняются воле новой родственницы дон Луис и Ник, поняла, что наткнулась на невероятное по силе воздействия оружие. Поняла - и предложила Марии сделку. В обмен на молчание Мария должна была одалживать ей кристалл - может быть, речь шла о периоде в несколько дней или даже недель. Миранде El Corazon понадобился для того, чтобы убедить де Легисамо помочь ей в получении наследства Цезаря - двухсот миллионов фунтов стерлингов, лежащих на номерных счетах в швейцарских банках. А чтобы Мария не чувствовала себя жертвой шантажа, Миранда пообещала ей, что как только деньги окажутся у нее в руках, она уедет в Европу вместе с двоюродным братом. Мария же останется в «Холодной горе» с Ником - она ведь, кажется, именно этого и добивалась?

Мария, конечно же, согласилась - а что еще ей оставалось делать?

– и даже научила Миранду управлять кристаллом. Все произошло так естественно, что дон Луис и сам не понял, каким образом поменял свое отношение к столь рано овдовевшей кузине. Он принялся готовить почву для переговоров о возвращении денег Цезаря его вдове - и сразу же попал в поле зрения германского посольства. Ваш выход, господин барон.

– Мне скрывать нечего, - ухмыльнулся фон Корф. - Я с самого начала заявлял, что прибыл сюда в поисках артефакта, известного как Ключ Души. Если в вашем свертке именно он, я готов приобрести его у законного владельца за приемлемую цену. Двести миллионов фунтов стерлингов!

И он захохотал, донельзя довольный своей шуткой.

– Совершенно верно, - кивнул Анненков. - Чтобы получить наследство Цезаря, де Легисамо должен был отдать El Corazon. Сам он никогда не пошел бы на такую сделку… но его уже давно никто не спрашивал. Тот кристалл, с которым он продолжал советоваться в подвале, был всего лишь искусной подделкой, изготовленной ювелиром Лазарсоном, а настоящий El Corazon переходил от Марии к Миранде и позволял этим дамам контролировать все происходящее в поместье. Так что дон Луис ответил согласием на щедрое предложение господина барона и пригласил его приехать в «Холодную гору». Он рассудил, что предъявлять претензии Триумвирату куда сподручнее, имея в резерве козырную карту в лице покровителей из Берлина. Вас, Миранда, он в свои планы не посвящал, потому-то вы так бесились, не понимая, какая сила удерживает вашего кузена от беспрекословного подчинения кристаллу. А ведь на самом деле дон Луис отнюдь не сопротивлялся, просто выбирал наиболее эффективную стратегию для выполнения вашей воли.

– Санта Мадонна, - спокойно произнесла Миранда. - А я-то уж беспокоиться начала: не обманула ли меня моя свояченица?

Она сидела на краешке козетки, необычно строгая и собранная. Роскошные черные волосы были заколоты в пучок на затылке.

– Значит, вы подтверждаете, - не то спросил, не то сказал Анненков. Миранда выразительно пожала плечами.

– Какой смысл отрицать? Я никому не желала зла. Если бы не эта маленькая дрянь, все остались бы довольны…

Миранда Эстефания Гарсия Кордеро, вдова Цезаря

Я так и знала, что маленькая дрянь сдаст нас всех. Жаль, что я не сумела избавиться от нее раньше. Но племянниц обычно не душат во сне подушкой и не травят мышьяком - хотя стоило бы. Я собиралась отправить Лауру в Манаус, в пансион благородных девиц мадам Колиньи, а для этого нужны были деньги, и значит, следовало снова давить на Луиса. Честно говоря, я просто боялась делать это лишний раз - после того, как я заставила его вмешаться в спор за наследство моего покойного мужа, он стал совсем дерганый. Стерва Мари четыре года распоряжалась его душой, нимало не задумываясь о том, как это отражается на его здоровье… но я-то так не могла! Я любила Луиса, пусть и не так, как Цезаря, но все-таки любила. Когда я забрала его у Мари, он был совершенно опустошенный, выпотрошенный, как каплун, которого готовятся набить яблоками к Рождеству. Казалось, надави на него чуть посильнее - и он сломается, сойдет с ума или решится на самоубийство. Мне стоило больших трудов вновь пробудить в нем интерес к жизни, и пусть для этого мне пришлось переступать через себя, нарушать законы земные и небесные, ложиться в постель с собственным кузеном - я ни о чем не жалею! Та сломанная марионетка, которую я обнаружила в «Холодной горе» год назад, никогда не справилась бы с соратниками Цезаря по Триумвирату. Я вылечила Луиса, отогрела его бедное замерзшее сердце, вернула ему радость борьбы и подарила новую цель. Не скрою, иногда мне казалось, что он не слишком торопится решать вопрос с наследством, и я немного подгоняла его… теперь-то я знаю, что он просто хотел подготовить свою атаку на Триумвират как следует. Мой Цезарь бы это понял. Он вообще очень тепло относился к Луису, жалел его, считал непутевым, слишком привязанным к давно умершей Глории… Мне кажется, если Цезарь видит сейчас меня с небес, он не должен слишком на меня сердиться. Он не может не видеть, что я хотела только добра.

Если бы не Лаура! Она вмешалась в нашу игру, как злой ребенок, который мстит взрослым за недостаточное внимание и, улучив момент, сбрасывает со стола все карты. Я все тянула с ее отправкой в пансион, а эта дрянь тем временем ухитрилась влюбиться в Ника Стеллецкого!

Она ходила за ним, как хвостик, она глядела ему в рот и едва только не вешалась ему на шею на глазах у гостей и слуг. Ник, разумеется, не обращал на нее никакого внимания - он был уже давно накрепко привязан к Мари и ни на кого другого смотреть не хотел. Другая бы на месте Лауры смирилась - но маленькая дешевка оказалась настырной! Она стала следить за Ником, очень быстро выяснила, у кого он проводит ночи, а потом каким-то образом узнала про кристалл. Подозреваю, что ей рассказал о нем ее дружок Однорукий. Почему-то он выделял ее из всех обитателей поместья. Может быть, потому, что они были чем-то похожи - привычкой все время скрываться в тени, бесшумно перемещаться по дому, подслушивать и подглядывать… Когда Однорукий, тихо, как змея, проскользнул в поместье, среди слуг сразу поползли слухи: мол, Руми вернулся, чтобы отомстить хозяину за давнюю обиду. Что за обида, известно никому не было, но ведь для этих бездельников нет ничего слаще, чем чесать языками, особенно перемывая косточки господам. Луис, конечно, ничего не знал - при нем-то старались не болтать, помнили еще, каков бывает хозяин в гневе. Ну и я поначалу не очень верила, а потом столкнулась с ним лицом к лицу, и как раз из-за этой соплячки… Однажды я застала Лауру в своей спальне - как она проникла туда, уму непостижимо. Эта дрянь обладает удивительным даром бесшумно перемещаться по всему дому, закрытых дверей для нее, по-моему, не существует. Но моя спальня - это святыня, заходить туда без моего согласия никому не позволено! Я разъярилась, вытащила соплячку в коридор и там несколько раз ударила ее - несильно, просто, чтобы поставить на место… Лаура отшатнулась, вскрикнула - и тут из темноты бесшумно выскользнул какой-то мерзкий демон. Однорукий! Он зашипел на меня, как разъяренная пума, глаза налились кровью, и, глядя на его дьявольскую рожу, я испугалась. Стыдно в этом признаваться, когда в тебе течет кровь двадцати поколений благородных кабальеро, завоевателей и администраторов, склонявших головы только перед королем. Когда в свои двадцать лет ты уже изведала и славу, и власть, пусть даже эти слава и власть были завоеваны твоим мужем.

Но как они смотрели на меня, эти блестящие гвардейские офицеры, когда мы шли с моим Цезарем принимать поздравления от самого Эль Президенте! Я хорошо помню, как все заискивали перед Цезарем, как соратники пытались добиться его благосклонности, подлизываясь ко мне… Пусть в глазах толпы моя власть была лишь отражением того великолепия, что окружало моего мужа, я-то знала, что Цезарь любит меня больше всех на свете! И он сделает все, что я захочу - стоит мне только пожелать. Потому что, когда мы оказывались с ним наедине, за закрытыми дверями, где никто не мог нас увидеть, он переставал быть грозным Цезарем и превращался совсем в другого человека, очень нежного, любящего и боготворящего свою возлюбленную. То есть меня.

И вот я, Миранда Эстефания Гарсия Кордеро, перед которой стоял на коленях могущественнейший человек страны - я испугалась какого-то грязного индейца! Позор! Я взвизгнула и спряталась в своей спальне, дрожа, как замерзшая на горном ветру лама. А когда немного успокоилась, то сделала два важных вывода: во-первых, слухи о том, что однорукий Руми разгуливает по поместью, как по собственному дому, оказались правдой; а во-вторых, Лаура почему-то пользуется его покровительством. Конечно, можно было сложить два и два уже тогда, но я была слишком напугана и слишком зла на Лауру. А ведь Однорукий вернулся не просто так! Он пришел за сокровищем де Легисамо, он пришел, чтобы забрать El Corazon! И с помощью Лауры это ему почти удалось…

Рассказ капитана Анненкова (окончание)

Благодарю, сеньорита. Почти так все и происходило. Только Руми, конечно же, не разгуливал по поместью, как по родному дому - это преувеличение. Он прятался в деревне, в доме старосты, которого запугал до полусмерти, и подбивал тамошних крестьян на бунт. На землях же «Холодной горы» появлялся только в исключительных случаях, опасаясь людей Стиллуотера. Встреча, так испугавшая Миранду, была, скорее, случайностью, хотя, возможно, Однорукий специально караулил у дверей ее спальни, пока Лаура обыскивала комнату в поисках кристалла.

Отношения между Лаурой и Руми долгое время оставались для меня загадкой. Потом, однако, я вспомнил рассказ Миранды о том, как Лаура чуть не утонула в болоте и ее спас некий добрый дух. Вчера я убедился в том, что Однорукий знает Черные Топи как свои пять пальцев - и понял, кто был тем самым «добрым духом».

Они действительно очень походили друг на друга - оба одинокие, всем чужие, обреченные прятаться в тени. Шестнадцатилетней девочке нужны приключения, таинственные встречи, игры с переодеваниями - все это появилось в ее жизни после встречи с Руми. Однорукий быстро завоевал расположение Лауры, рассказывая ей волшебные истории и показывая фокусы, на которые был большой мастер. В конце концов Лаура призналась ему в своих чувствах к полковнику Стеллецкому и пожаловалась на то, что дядя Ник совсем не обращает на нее внимания. Тогда-то Руми и посвятил ее в тайну кристалла - сказал, что у дона Луиса есть верное средство, которое поможет Лауре отбить Ника у тетки Марии и привяжет его крепче любого приворотного зелья. Лауре нужно только выяснить, где хранится кристалл, а добыть его Руми поможет…

И Лаура выяснила - вот только пошла по ложному следу. После того, как Миранда спугнула ее, застав в своей спальне, девочка принялась следить за доном Луисом и довольно быстро выяснила, где находится сейф с кристаллом. Дверь в сокровищницу задержала Однорукого ненадолго - он поручил Лауре сделать восковую отливку и заказал ключ тому же злополучному Хорхе, который уже делал эту работу для сеньоры Марии. Кстати, Лаура плохо справилась со своим заданием, отливка вышла неважной, и вряд ли у Хорхе получилось бы изготовить сложный ключ со скользящей осью, но у него, судя по всему, хранилась старая заготовка. Сейчас уже невозможно восстановить все детали - я не знаю, почему Хорхе вдруг решил потребовать двойную плату. Возможно, в качестве компенсации за свою предусмотрительность. Вышло, однако, совсем не так, как предполагал недалекий слесарь. Руми разозлился и припугнул Хорхе «порчей» - на самом деле, очевидно, просто подсыпал ему какой-нибудь отравы в питье. Насмерть перепуганный индеец был вынужден просить прощения у могущественного брухо и поклялся выполнять все его приказы. Несколько дней спустя Однорукий воспользовался столь опрометчиво данной клятвой…

Дальше все было делом техники. Однорукий смазал замок маслом - я обнаружил в замке следы масла и воска в ту же ночь, когда мы с доном Луисом спускались в подвал - и проник в сокровищницу.

Я окончательно уверился в том, что преступление совершил индеец, когда увидел нетронутые витрины с древним золотом. Как сказал мне Ланселот Стиллуотер: «Индейцы никогда не поднимут руку на то, что сделали инки». С точки зрения Руми, хозяин дома оказал древним ювелирам большую честь, поместив их изделия за стекло, на красивый бархат, под лучи электрических ламп. Господин барон объяснил мне, что золото ценилось инками не как драгоценный металл, а как божественная эманация, которой следовало оказывать соответствующие почести. Поэтому-то Однорукий и не прикоснулся к хранившимся в витринах экспонатам, ограничившись лишь спрятанным в сейфе кристаллом. Держу пари, если бы преступление совершил белый человек, он наверняка бы прихватил с собой пригоршню золотых украшений или, по крайней мере, ту великолепную маску с изумрудами.

Но, черт возьми, даже зная, что кражу совершил Руми, я все равно не понимал, как именно он это сделал! Не понимал, пока Ник не познакомил меня с результатами химического анализа того волокна, образец которого я снял с зеркала в комнатах Лауры. Если помните, господа, и сейф, и зеркало подверглись воздействию одной и той же субстанции. Чем бы ни была эта субстанция, одно несомненно - она плавила и сталь, и стекло, но при этом не оказывала никакого воздействия на найденную мною нить. Существует известный анекдот о том, как к Томасу Эдисону пришел проситься в ученики некий студент, одержимый идеей создания всеобщего растворителя. Эдисон выгнал невежу, заявив, что если такой растворитель будет разъедать любой материал, его попросту не в чем будет хранить. Так вот, субстанция, которую использовал Руми, чтобы вскрыть сейф и оставить следы на зеркале, безусловно в чем-то хранилась. К счастью, в лаборатории Ника оказалось достаточно реактивов, чтобы определить, что это были за волокна. В здешних горах, господа, растет неприхотливый колючий кустарник, известный ботаникам как Euphonteria Montagna, а местным жителям как «сети дьявола». Попавшая в него лама, как правило, не может выпутаться и погибает от голода, поскольку листья и ветви Euphonteria несъедобны даже для этого всеядного животного. Зато «сети дьявола» абсолютно невосприимчивы к огню, поэтому иногда из них плетут ограды вокруг домов - считается, что дом, окруженный такой изгородью, уцелеет, даже если пожар охватит всю деревню. Из этого же кустарника инки изготавливали сосуды, в которых хранили свой легендарный «жидкий огонь». Так называлось вещество, при помощи которого мастера инков размягчали огромные каменные глыбы для строительства дворцов и храмов. Многие из этих глыб весом до нескольких сотен тонн имеют десятки выступов и углов, к каждому из которых идеально точно подогнан соответствующий каменный блок. Качество отделки, немыслимое даже для современной техники! А ведь в распоряжении мастеров инков были только бронзовые инструменты - и «жидкий огонь»!

К несчастью для Руми, кристалл оказался подделкой - впрочем, Лаура об этом знать, конечно же, не могла. Наш колдун попал в пикантную ситуацию - все кругом (исключая, разумеется, Марию и Миранду) были уверены, что похищен настоящий El Corazon, в то время как речь шла о краже куска горного хрусталя стоимостью не больше ста долларов. Дон Луис, между прочим, пообещал заплатить мне десять тысяч, если я найду пропавшее сокровище и вора - а между тем сам вор понятия не имел, где это сокровище спрятано. Что было делать бедняге Однорукому? Любой другой на его месте постарался бы скрыться, но Руми был не из таких. По каким-то причинам, известным лишь ему одному, он решил использовать для поисков истинного кристалла меня. Но поскольку он все-таки был колдуном и, стало быть, думал не совсем так, как мы, то решил мне немного помочь. С помощью все того же бедолаги Хорхе, который мог попасть в поместье, не вызывая подозрений, Руми подсунул мне бокал вина с разведенным в нем отваром айяуаски - как видите, Отто, я уже научился правильно произносить это слово! Как мне любезно объяснил господин барон, шаманы в джунглях дают больным выпить этого отвара, а потом слушают их бред и определяют, где прячутся вызывавшие болезнь злые духи и кто навел на их пациентов порчу. Что-то в этом роде собирался проделать и Руми, только я подозреваю, что он хотел использовать меня в качестве сыщика в мире духов. Возможно, впрочем, что он пытался убить одним выстрелом двух зайцев, убирая с дистанции наиболее опасного соперника: впади я в транс у всех на глазах, это самым драматическим образом скомпрометировало бы меня перед доном Луисом. Конечно, мне обеспечили бы надежный уход… и совсем несложно было бы подстроить так, что у моей постели дежурила Лаура. Ей-то я и разболтал бы все секреты, которые открыли мне духи…

– Почему же колдун сам не мог найти кристалл с помощью айяуаски? - недоверчиво спросила Миранда.

– Я тоже задавал себе этот вопрос, сеньорита. В общем-то, это было бы логично. Но еще логичнее - с самого начала использовать айяуаску, не прибегая к помощи Лауры. Если же Руми этого не сделал, значит, очевидно, просто не мог.

– Ничего удивительного, - пророкотал господин барон. - Айяуаскеро испокон веков делились на черных и белых. Белые могут пить айяуаску сами и путешествуют по миру духов в обличье летучей мыши или птицы-нырка. Но таких всегда было очень немного, потому что считается, будто у магов-людей в мире духов есть могущественные враги. Черные, которых гораздо больше, умеют погружать в транс и отчасти управлять путешествиями других людей. Наш однорукий друг, несомненно, относился к числу черных.

– Вот видите, - пожал плечами Анненков. - Ларчик просто открывался. Вполне вероятно, дьявольский план сработал бы - однако снова вышла промашка, и опять по вине Лауры, которая выпила предназначавшуюся мне айяуаску. В результате на поиски кристалла в мире духов устремилась именно она.

– Ага! - воскликнул фон Корф. - Теперь я понимаю, что означал весь этот delirium про бесконечные коридоры и мерцающее в темноте сердце! Девочка искала потерянный Ключ Души!

– Собственно, рассказывать мне больше почти не о чем. Пока я искал El Corazon, сопоставляя данные перекрестных допросов… простите, я имел в виду, беседуя с различными участниками событий… Однорукий пытался подобраться к Лауре. И в конце концов у него это получилось.

– Как - получилось? - поразилась Миранда. - Ведь героический майор Гутьеррес спас нашу девочку из лап негодяя!

Анненков задумчиво поскреб подбородок, на котором уже начала пробиваться жесткая, синеватая щетина, потом наклонил голову, словно к чему-то прислушиваясь.

– Думаю, сеньорита, на этот вопрос лучше отвечать не мне. Если вы потерпите буквально еще одну минуту…

Но так долго ждать не пришлось. Не успел капитан договорить, дубовые двери гостиной с грохотом распахнулись, и в зал не вошел, а ввалился Ланселот Стиллуотер с каким-то мешком через плечо.

– Леди и джентльмены, - объявил он, с трудом переводя дыхание, - прошу простить мой вид… Черт возьми, я давно не охотился на лис, но эта скачка была круче!

Стиллуотер свалил свою ношу на пол и придержал за веревку, туго стягивающую джутовую ткань. Дамы ахнули. Из мешка, гневно сверкая черными, как отверстия оружейных стволов, глазами, торчала голова майора Гутьерреса.

– Майор? - слабым голосом спросил по-прежнему сидевший на полу дон Луис. - Почему вы в таком виде?

Гутьеррес не удостоил его ответом - только брезгливо дернул жесткой щеточкой усов.

– Похоже, он такой же майор, как я вице-король Индии, - усмехнулся Ланселот Стиллуотер. - Когда я его догнал, он ехал в компании дюжины бандитских рож, и могу поклясться, многих из них я уже видел раньше. Это те самые мятежники, что взорвали мост над Урубамбой, а он у них - самый главный.

– Английская собака! - с едва сдерживаемой ненавистью проговорил лжемайор. - Ты сдохнешь, как и все твои дружки-оккупанты! сьерра просыпается, англичанин! Когда вас начнут вешать, в сьерре не хватит деревьев!

– Зачем вы влезли в эту игру? - укоризненно спросил его Анненков. - Захотелось пощекотать нервы? Такому человеку, как вы, не к лицу самому бегать с револьвером. Конечно, Однорукий бы один не справился, но вы же могли послать ему на помощь кого-нибудь другого, не так ли?

Пленник не удостоил его ответом.

– Признаться, я не ожидал от вождя мятежа такой неосмотрительности, - продолжал капитан. - Видимо, El Corazon действительно был слишком важен для наследника трона инков. Сокровище наконец попало к Однорукому, но без посторонней помощи он вряд ли сумел бы выбраться из поместья. Благодаря Ланселоту Стиллуотеру «Холодная гора» превратилась в настоящую мышеловку. Тогда майор Гутьеррес… прошу прощения, тот, кто выдавал себя за майора Гутьерреса… решил, что пришла пора включиться в игру. Он остался дежурить у постели Лауры, а потом устроил настоящий спектакль со стрельбой и погоней. В конце концов героический майор вернул дону Луису его сокровище, чем заслужил его безмерную благодарность. Но что гораздо важнее, после этого триумфа патрули, охранявшие выходы из «Холодной горы», были отозваны, и Руми получил возможность беспрепятственно выскользнуть из поместья вместе с талисманом.

– El Corazon у меня, - бесцветным голосом сказал дон Луис.1

– То, что вам вернул Гутьеррес… прошу прощения, я по привычке… это подделка, та самая, которую изготовил Лазарсон и которую вы последние годы хранили в своем чудо-сейфе. Настоящий кристалл остался у Однорукого. Когда стало ясно, что Руми больше никто не ищет, его настоящий хозяин посчитал, что пришла пора покинуть гостеприимное общество.

– Ого, - присвистнул Стиллуотер. - Значит, я таскал на плече коронованную особу? Что ж, прошу прощения…

– Инкарри? - недоуменно поднял брови Отто фон Корф. - Так это вас генерал Прадо хотел сделать новым Эль Президенте? Это для ваших отрядов он закупал оружие у Круппа?

– Генерал Прадо был великим человеком, - гордо ответил майор. - Если бы его не убили, страной бы уже правили законные наследники инков. Но генерал пал жертвой тех, кого он считал своими друзьями, тех, кто лгал ему, строил козни у него за спиной. Оружие, купленное генералом, не дошло до наших солдат. Я был слушателем военной академии, где генерал Прадо читал курс тактики. Из уважения к своему учителю я велел Руми не трогать его женщину, когда стало ясно, что Глаз Пачакамака хранится именно у нее. На этом мы потеряли драгоценное время, и сокровище вернулось к вам, белые собаки.

– Не волнуйтесь, Ваше Величество, - перебил его капитан Анненков. - Оно вернулось ненадолго.

Он соскользнул со стола и, встав боком к собравшимся в гостиной, развернул сверток. На зеленое сукно выпал прозрачный камень размером с куриное яйцо.

– В этой древней штуковине, - сказал капитан Анненков, - заперты души бесчисленного множества людей. Ник, дон Луис, Ланселот, Мансио Серра де Легисамо, половина мужчин из клана Эспиноса… Но это только на поверхности. Там, в глубине, столько безымянных душ, что ими можно заселить целый город. И мне это не нравится.

Он взял лежавший рядом «Потапыч» и, держа его за ствол, поднял над поблескивающим в свете электрических ламп хрустальным сердцем.

– Я отпускаю их на свободу, - сказал капитан Анненков, обрушив тяжелую рукоять маузера на голубоватую поверхность кристалла.

– Нет! - закричал неожиданно тонким голосом дон Луис, протягивая к нему руки. С места он, впрочем, так и не двинулся, как будто невидимые цепи приковывали его к полу.

Раздался громкий треск. El Corazon разлетелся на сотни мелких осколков, с сухим паучьим шелестом посыпавшихся на дорогой персидский ковер. Пока осколки сыпались, в гостиной стояла мертвая тишина.

– Не может быть, - выдохнула наконец Маша. Алебастровая бледность ее лица понемногу сменялась розоватым румянцем. Как будто Галатею вдохнули наконец искру жизни. - Все кончилось? Это и правда был El Corazon?

– А ты разве не чувствуешь, милая? - строго проговорила Миранда. - Сколько раз я думала, каково же это будет - разбить чертову игрушку… Вот, значит, как…

– Я тоже хотела, - слабо улыбнулась Маша. - Много, много раз хотела… и никогда не могла решиться…

Ланселот Стиллуотер кашлянул и слегка покачал головой.

– Бьюсь об заклад, вы не ожидали от наших дам такой реакции Юрий Всеволодович. Я лично полагал, что они как минимум попробуют выцарапать вам глаза. В любом случае, вы мужественный человек!

– Что бы вы понимали, Стиллуотер, - с плохо скрываемым презрением произнесла Миранда. - Это был протез, понимаете? Вместо того, чтобы полагаться на свою красоту, на свои чары, на умение кружить голову вам, баранам, мы были вынуждены использовать это… эту подделку!

– Чудовищно непрактичное решение! - перебил ее фон Корф, грузно выбираясь из кресла. - Вы горько разочаровали меня, герр Анненкофф! Я оказывал вам всяческую помощь в надежде, что вы будете содействовать мне в получении этого артефакта! Ключ Души необходим Рейху, необходим партии и лично фюреру! А вы… вы его уничтожили! Впрочем, вы, русские, всегда были варварами! Разрушать - о, это у вас получается превосходно!

– За всех не говори, колбасник, - мрачно бросил Стеллецкий. Он медленно приближался к россыпи хрустальных осколков, бывших некогда драгоценностью рода де Легисамо. - А то ведь мы тоже можем вам кое-что припомнить… как вы нашим краснопузым деньжат подбрасывали, чтобы они в войсках за мир агитировали… здесь небось так же хотели сработать?

Продолжая бормотать, он опустился на колени и погрузил пальцы в затухающий хрустальный блеск.

– Швайне, - негромко сказал господин барон, но Ник его услышал. Несколько мгновений он еще стоял на коленях, перебирая осколки, потом замер. Даже под белым свитером было заметно, как напряглись его мускулы.

– Ага, - удовлетворенно пробормотал он, поднимаясь во весь рост. - Швайне, значит. С пониманием, как говорит Юрка…

И наотмашь, открытой ладонью, хлестнул господина барона по широкому красному лицу.

– О! - поднял брови Ланселот Стиллуотер. - Международный конфликт!

Отто фон Корф, ставший похожим на перезревший помидор, слепо шарил рукой на поясе, пытаясь найти то ли шпагу, то ли пистолет.

– Вы безоружны, господин барон, - подсказал ему капитан Анненков. - Так что советую извиниться - я Ника знаю, он немчуру не любит. Даже драться не станет - ухо откусит, и все дела.

Фон Корф зашипел, как рассерженный индюк, и принялся замысловато ругаться по-немецки, но его уже никто не слушал, потому что в этот момент Лжегутьеррес неожиданно запел высоким и очень чистым голосом. Слов не понимал никто, кроме, возможно, Стиллуотера, но это было совершенно неважно. Как неважным казалось то, что пение это не сопровождается музыкой, и то, что сам певец стоит, завернутый в дурацкий джутовый мешок.

Сутти куита айсариспа Кайльяй самуни, Пачамама Йавар конкор льясучуспа Чай йа тамуни, Пачамама…

Имя призывая твое, я направляюсь к тебе, Пачамама; на кровоточащих коленях я приближаюсь к тебе, Пачамама; обрывая цветы панти, я склоняюсь перед тобой, Пачамама… Золотой камень в одеждах из радуги, звездный цветок, Пачакамак… небесное озеро, серебряный кувшин, Господин, Который Все Видит, взгляни на нас, Пачакамак, солнечное тепло, дающее жизнь, детей своих не оставь, Пачакамак…

Инкарри замолк, и в наступившей тишине вдруг громко хлопнула дверь.

– Дон Луис, - негромко сказал капитан Анненков.

И правда - пока все слушали песню, хозяин поместья куда-то исчез. Даже Ланселот Стиллуотер, недреманное око «Холодной горы», осматривался по сторонам с самым недоуменным видом.

– Луисито! - крикнула Миранда, бросаясь к дверям. - Луисито, mi corazon, постой!

Зацокали вниз по лестнице ее каблучки. Мария беспомощно переводила взгляд со Стеллецкого на Анненкова. В глазах у нее блестели слезы.

– Все позади, - сказал ей капитан Анненков. - Все уже прошло, Маша. Все прошло.

Он засунул маузер в кобуру, одернул пиджак и, не торопясь, подошел к окну гостиной. Из окна открывался чудесный вид на долину - подстриженные кусты, голубое зеркало пруда, заросли бело-розовых мальв. От усадьбы к близким горам протянулась прямая, как стрела, дорога, и по этой дороге, прильнув к шее прекрасного белого жеребца, бешеным галопом скакал всадник в охотничьем костюме.

Из слез, что я пролил, Возник источник; Влагой моей печали Другие утоляют жажду…

Журнал «Если», № 6, 2006

Оглавление

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

8.

9.

10.

11.

12.

13.

14.

15.

17.

18.

Журнал «Если», № 6, 2006

Реклама на сайте