«Тёмный пакт (СИ)»

Тёмный пакт (СИ) (fb2) - Тёмный пакт (СИ) 1803K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Извольский (Angel Delacruz)

Глава 1

— Я умер? – вырвалось у меня, едва вынырнул из забытья и осмотрелся по сторонам.

– Непростой вопрос, – покачал головой незнакомец напротив.

На меня смотрел седой мужчина европейской внешности. Его стильная стрижка и полуофициальный деловой костюм совсем не соответствовали окружению – мы восседали за грубым деревянным столом в круглом зале каменной башни, за окнами которой виднелись звезды.

— Вопрос простой, как и варианты ответа, – сдержанно проговорил я, пока совершенно не понимая, как себя вести. И не понимая, что вообще происходит.

– Мне отвечать с эссенциальной точки зрения? Или экзистенциальной? Или вовсе начнем с вопроса «что есть сущее?» – позволил себе покровительственную полуулыбку собеседник. – Чай, кофе? Может быть что покрепче?

Проигнорировав вопрос, я осмотрелся по сторонам. Неплохой закидон сознания. Что со мной произошло — инсульт? Кирпич на голову упал? Или то, что я видел на последних секундах жизни действительно произошло в реальности?

— Кирпич никогда и никому просто так на голову не падает, — усмехнулся странный незнакомец.

Услышав цитату, я сам улыбнулся шире, окончательно перестав обращать на собеседника внимание. Улыбнулся без веселья. Да, удивительный выверт сознания – оказаться в башне средневекового замка, наблюдая за окном пейзаж бескрайнего космоса. Еще и незнакомец этот – в пиджаке, потертых джинсах и кедах.

Где я сейчас? Все, уже на небесах? Или еще на больничной койке, увешанной датчиками? А может так и лежу на грязном кафельном полу, где упал совсем недавно?

Незнакомец между тем пружинисто поднялся. Запахнув пиджак, он подошел ближе и протянул мне руку, так что я поднялся, отвечая на рукопожатие.

-- Меня зовут Астерот, – произнес неожиданный собеседник.

Миг – и моя кисть оказалась словно в кипящем масле. Улыбка с лица Астерота исчезла, и он внимательно – даже оценивающе, смотрел на меня. Я старался не показывать боли, но чувствовал, как невольно дергается от напряжения щека – ощущение, что с руки пластами слезает кожа, а плоть отделяется от костей словно хорошо проваренное мясо.

От неожиданного и странного собеседника исходила аура могущества и нечеловеческой силы. Любые мои действия сейчас – попытка вырваться или прописать ему левой в челюсть обречены на неудачу – с необычайной четкостью, первобытным звериным чутьем – благодаря которому тысячи лет выживали мои предки, понял я. Кисть все сильнее терзала чудовищная боль беспощадного пламени, и только гордость не позволяла просить его прекратить.

– Предлагаю относиться серьезнее к разговору, – мягко сказал Астерот, – и не ставить под сомнение реальность происходящего. Договорились?

Он отпустил мою руку и боль моментально пропала. Остался лишь пугающий фантом воспоминания.

– Договорились, – произнес я негромко.

– С реальностью происходящего разобрались. И поздравляю – второе испытание ты прошел.

«Уже второе?»

– Теперь с вопросом, – продолжал Астерот, – судьба твоей телесной оболочки. Там, где ты ее оставил, она пока жива. Твой дух – здесь, тоже жив. Точно не хочешь ничего выпить? – поинтересовался Астерот.

– Лучше перейдем к делу, – пожал я плечами, присаживаясь обратно. И только сейчас глянул на руку. Все в порядке, кожа здоровая, кисть целая – не обуглена и не дымится. Но при воспоминании о боли я вздрогнул, и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Несмотря на кажущуюся бредовость происходящего мучительное испытание оказалось именно тем, что заставило меня безоговорочно поверить в происходящее. Не зря люди просят их ущипнуть, чтобы проверить снится им происходящее или нет – боль лучшее подтверждение реальности.

– Важное уточнение. Если наш разговор не увенчается успехом, твое тело окажется мертво – уже окончательно. А твой дух отправится туда, куда и был направлен – в очень, очень плохое и недружелюбное место, – внимательно посмотрел на меня Астерот, изучая реакцию.

– Вопрос.

– Внимательно.

– От чего я умер? Там?

Астерот вдруг посмотрел на меня нечеловеческим, демоническим взглядом – отчего я невольно вздрогнул. Но почти сразу он моргнул, возвращая себе человеческий облик.

– Так это было на самом деле?

– Это было на самом деле, – покладисто кивнул собеседник. – Мы сейчас разговариваем с тобой потому, что в двух мирах причиной двух смертей  была излишняя самоуверенность.

Вот оно что. Излишняя самоуверенность – дернул я щекой со злостью. И вспомнил, события последних часов, которые привели к моей гибели. Началось все с того, что…

…уперев локоть в стол и положив подбородок на ладонь, с максимально возможной внимательностью я слушал директора департамента внутреннего контроля. Старательно при этом воспроизводя выражение лица Джина Уайлдера из мема «Ну давай, расскажи мне…».

Безопаснику, в недавнем прошлом прокурорскому работнику, выражение моего лица не нравилось, так что он с трудом сдерживался. Мне, в свою очередь уже было не просто плевать – его искренние эмоции, вкупе со злобными ужимками, начинали забавлять все больше.  Интереса к предмету разговора, да и вообще к происходящему не было. Если сам собственник хочет потерять бизнес, доверившись такой команде эффективных управленцев, то могу лишь пожелать ему удачи на пути и сойти с этого веселого паровозика.

– Артур Сергеевич, что же вы молчите? – когда безопасник закончил обличительную речь, выразительно и недобро улыбаясь поинтересовался исполнительный директор холдинга – он же двоюродный брат собственника.

– Ну а что ему говорить? – неприятным голосом произнесла Ангелина Владимировна, финансовый директор.

Эх, Ангелина Владимировна… Я отстранено скользнул глазами по симпатичному лицу финансового директора – результату тщательной работы хирургов. Невольно взор спустился вниз, задержавшись взглядом на красном камне медальона в манящей ложбинке, открытой весьма смелым декольте делового костюма.

И ведь еще полгода назад она, обращаясь ко мне, говорила куда более приветливо – особенно во внерабочее время. Но за последние месяцы вся ее страсть и влечение совершенно неожиданно для меня трансформировалась в жгучую ненависть, густо перемешанную с показательной неприязнью, отвращением даже.

Камень медальона Ангелины вдруг едва-едва запульсировал – в такт ударам сердца. Удивленно подняв глаза, я обомлел – на меня смотрели два темных провала, в которых алым светилось два жгучих огонька. Столкнувшись с самым настоящим демоническим взглядом, я обомлел. Видимо, мое лицо изменилось – все присутствующие обернулись на финансового директора. Крепко зажмурившись, я сморгнул наваждение – и встретился с совершенно обычным взглядом холеной деловой леди.

«Это еще что на меня нашло?»

– Молчит, – между тем всплеснув руками, презрительно повторила финансовый директор холдинга, больше не являющаяся по совместительству моей любовницей.  – И так понятно, что вся логистика у нас – говно!

Исполнительный директор и безопасник покивали синхронно – как болванчики, и также синхронно посмотрели на собственника, взглядами и короткими возгласами выражая полное согласие с позицией финансового директора.

«Вот это подача» – мысленно удивился я, уже забыв об удивительной галлюцинации – мало ли что привидится терзаемому стрессом большого города менеджеру. Зато от меня не укрылось, как собственник поморщился, не прекращая пристально разглядывать свои ногти.

Несмотря на неожиданные галлюцинации, настроение становилось все лучше. Я не хотел идти на конфликт, честно – был план посидеть, покивать, а потом просто покинуть столь славную организацию. Без слов было понятно, что сейчас я ухожу в отпуск, из которого на рабочее место уже не вернусь. Но если они решили меня показательно размазать… Говно, значит. Ладно, не я это начал – принялся было закипать, но моментально одернул себя. Спокойствие, только спокойствие.

– Ну тогда хоть скажите спасибо, что во всем этом дерьме прикрываю вас я! – конец фразы произнес раздельно и с выражением. Вот не удержался – даже интонацию цитаты воспроизвел.

– Да ты что себе позволяешь, щ-щенок! – взвился безопасник. Он же, кстати, по совместительству – в недавнем прошлом сослуживец исполнительного директора холдинга.

– У-ух ты! – показательно ясным взором посмотрел я на безопасника. – Вы значит за старую псину будете?

Этого бывший прокурорский работник не выдержал, и под грохот упавшего кресла вскочил на ноги – еще больше ярясь от моего насмешливого взгляда. За улыбкой я сам спрятал злость и даже ярость.

– Сядь… те, Анатолий Борисович, – поднял, наконец, взгляд от своих полированных ногтей собственник. Безопасник кивнул, поднял кресло и присел – едва не во фрунт вытянувшись. Не прекращая, впрочем, буравить меня взглядом, в котором мешалась откровенная злоба и возмущение.

– Артур, – посмотрел на меня собственник, – будь добр, объяснись по существу.

– По существу чего?

– По существу доклада Анатолия Борисовича, – недовольно дернул губой собственник.

– Вы сами этот доклад читали? – по взгляду понял, что не читал. – Я пробовал и не вижу смысла обсуждать эту дичь, которая лишь для имбецилов годится.

– Ты… ты следи за языком, молокосос, – вновь взъярился безопасник. Отвечать я ему не стал, только похлопал ладонью уточкой, демонстрируя бывшему государеву человеку свое к нему отношение. В ответ безопасник недвусмысленно выругался, намекая на физическое воздействие, на что я ему сам с улыбкой пообещал вскрыть лицо, уже не стесняясь в выражениях.

– Артур! – хлопнул ладонью по столу собственник, еще и позвав емким возгласом падшую женщину.  – Ты доиграешься сейчас, – нахмурился он, не очень-то и испугав, впрочем.

Я доиграюсь? Дружище, да это у тебя уже с бизнесом серьезные проблемы! И почему только я доиграюсь – безопасник ведь первый начал?

Какая несправедливая избирательность.

– Валерий Евгеньевич, – спокойным голосом начал я. – Сейчас лето, самый пик сезона, а мне сразу две аудиторские проверки залупили. Одна с аутсорса, ладно хоть грамотные ребята, а вот вторая от собственной безопасности, там более печальная история. Скажите, это нормально?

Собственник, поджав губы, посмотрел на безопасника – в процессах он соображал достаточно и понимал, что в пик сезона грузить логистику аудитом, тем более параллельным, весьма спорное решение.

– Он ворует деньги Компании! – не выдержал безопасник, приведя железобетонный, как ему казалось, аргумент. Зря он так – настолько на госслужбе привык в одни ворота играть?

– Смотрите, вот вы не только обзываетесь, показывая уровень своей культуры, но и пустыми обвинениями кидаетесь, –  покачал я головой, – а я могу рассказать, за что вас из органов поперли, основываясь на реальных знаниях. За воровство в том числе – причем за беспардонно наглое. Мерить всех под свою гребенку неправильный подход, Анатолий Борисович. Вот вы как думаете, Валерий Евгеньевич? – обернулся я к собственнику.

Безопасник примолк, покраснев как рак под внимательным взглядом удивленного собственника. Зато остальные двое загомонили возмущенно, рассказывая и показывая на толстую подшитую кипу бумаг на столе.

– Ну хорошо, доклад аудиторов с аутсорса на собрание почему-то не принесли, почитаем что есть, – взял я толстый документ, и пролистав с десяток страниц, открыл – будто бы случайно, в нужном месте. – Итак: «…получается, едет четыре наемных машины грузоподъемностью полторы тонны. Итого четыре ходки, шесть тонн товара. Вопрос – почему мы не можем вызвать шеститонную фуру для доставки этих клиентов одной ходкой, сэкономив на оплате трех ходок наемных машин…»

Захлопнув доклад, я с показательной брезгливостью бросил его на стол.

– Клиенты с жестким ограничением по времени, доставка у всех строго с утра, иначе нас на штрафы выставят. И в центре города – вы представляете грузовой шарабан у Казанского собора, перегородивший Невский, чтобы две коробки в кафе выгрузить? В этой писульке подобной ересью каждая страница пропитана, причем этим Пинкертонам, – кивок на безопасника, – все объяснялось на пальцах. Я этот детектив, – еще раз тронул пальцами доклад, – даже не дочитал, у меня кровь глазами хлынула. Анатолий Борисович! – с вызовом глянул я на бывшего прокурорского работника. – Вы теперь в бизнесе, а здесь надо прикладывать хотя бы минимум интеллекта в работе, чтоб дураком не выглядеть.

Безопасник готов был меня убить прямо сейчас – по глазам заметно. Улыбнувшись, заговорщицки ему подмигнул. «Сделал гадость – весь день на сердце радость». Может быть я энергетический вампир, но чужие, горящие по моей вине задницы, всегда поднимали настроение.

Под возмущенный гомон собравшихся собственник – как и я ранее, двумя пальцами – еще более нарушив душевное равновесие безопасника, взял толстый документ. Открыв, он начал бегло просматривать страницы.

– Но раз уж собрались, давайте по существу, – перешел я на деловой тон. – На мое место решили продвинуть нового человека. Он стажируется даже, отдел ему собственный выделили, коммерческих перевозок. Три месяца работает, расходы на отдел уже к миллиону, из которых половина – его зарплата. Выручка коммерческого отдела? Ноль целых, ноль десятых рублей. Кто же он, этот талантливый менеджер? Ваш младший сын? – посмотрел я в глаза исполнительному директору.

Старший сын которого, кстати, уже не менее успешно трудился в отделе продаж.

– Но ваш сына работает, ничего сказать не могу, клиентов ищет, даже в командировки ездит. В Москву! – выразительно поднял я палец вверх. – В интернете тоже ищет…

Исполнительный директор занервничал, увидев мое выражение лица. Но не догадался из-за чего.

– …но ищет не клиентов и не заказы. По традиции моего департамента айтишники каждый месяц предоставляют в общий доступ траффик всех работников. Лидеры запросов нашего дарования, который придет ставить логистику на ноги после меня – проститутки Питера, проститутки Москвы. Надо же как-то время в командировках проводить…

Безопасник уже сидел красный как рак, исполнительный директор теперь от него особо не отличался.

– Господа, здесь частный капитал, не госкомпания – тут Аллах денег не дает, их зарабатывать надо. Но вы, видимо, этого не понимаете, – еще раз открыто улыбнулся я коллегам, всем видом показывая, что собираюсь откланяться.

– Артур, – попробовал меня остановить собственник, – не торопись.

– Да я не тороплюсь. Заявление напишу последним днем отпуска, сегодня зайду в отдел кадров, –  хлопнув ладонями по столу, я все же поднялся. – Удачи вам с этими блаженными, Валерий Евгеньевич.

Насчет передачи дел даже не переживал – банда эффективных только рада будет поскорее от меня избавиться. По поводу возможных проблем тоже не беспокоился – холдинг работал в черно-белую, и меня проще с миром отпустить и забыть.

– Артур, – коротко произнес собственник, взглядом указывая мне сесть обратно.

– Знаете что…

– Что?

– В Ростове, шикарные плюхи… Размером, с бо-ольшую печать, –  я даже показал какие плюхи в Ростове. И подмигнув собственнику, направился к двери, напевая: – В Москве [восхитительно] нюхать, в Челябинске только торчать…

Так и напевая привязчивый мотив, спустился с управленческих небес четвертого офисного этажа на первый, где располагались большинство кабинетов моего департамента. Оказавшись в коридоре, шел, размашисто открывая одну за другой двери и громко хлопая в ладоши, привлекая внимание. Из кабинетов выглядывали сотрудники, провожая меня недоуменным взглядами.

– Собрание! Общее собрание! – повысив голос, прокричал я на весь отдел.

– Когда, Артур Сергеевич? – спросил кто-то.

– Десять минут назад началось. Быстрей, быстрее, всех жду!

Еще раз похлопав в ладоши, прошел в центр помещения – по пути забрав из рук и положив на станции несколько трубок, а после кратко рассказал, что с организацией мне больше не по пути, и это дело надо обмыть всем департаментом так, чтобы не стыдно было вспомнить. Озвучил экшн-план, назначил ответственных за организацию банкета, распределил задачи и бюджеты, а после направился к себе в кабинет.

Заканчивать карьеру здесь было немного грустно, но, во-первых, я тут уже и так на одном месте засиделся.  Во-вторых – были очень уж заманчивые планы на ближайший год – пусть все острова давным-давно открыты, на значительном большинстве из них я пока еще не был. Мне тридцать пять лет, а режим работы двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю утомил, честно. У меня за последние три… или четыре? месяца даже нормального секса не было. Это вообще законно?

Кстати о законном.

– Светик, чай сделаешь?

Секретарши у меня не было. Как правило, чай я мог сообразить себе и сам, но когда встречал гостей или проводил совещание здесь, на земле, а не в штатных переговорных – просил помочь с кофе-чаем девчонок. Никто не отказывался, даже более того – пользуясь царящей у нас свободной атмосферой, постоянно слушал намеки о том, что мне не мешает почаще прибегать к чужой помощи. Вот и сейчас воспользовался служебным положением – пока можно.

Когда Света принесла чай, подарив застенчивую улыбку, невольно проводил ее взглядом – задержавшись на обтянутых юбкой аппетитных бедрах.

– Артур Сергеевич, хотите тортика к чаю? – заглянула в кабинет Вика – так, чтобы я смог оценить ее обтягивающее красное платье. – У меня день рождения сегодня, я вот принесла.

«Нет, Вика, спасибо, я не ем тортики»

– Почему про день рождения я не знаю? Неси конечно.

Озарив кабинет яркой улыбкой, Вика убежала за тортиком.

На работе никаких отношений, особенно с подчиненными – так гораздо проще существовать в корпоративном пространстве. Случай с финансовым директором не в счет – там я был просто поставлен перед фактом после одного из совещаний, оставшись с ней наедине в кабинете.

Но ведь я здесь уже, по сути, больше не работаю.

Остался только один вопрос. Света или Вика? Света, несмотря на юный возраст удивительно грамотна в работе, зато в обычном общении напоминает трепетную лань. И гораздо ближе к тому типажу, который мне нравится. Вика – роковая женщина, привлекательная опасной красотой. А еще у нее день рождения.

Это будет сложным решением.

Я себя недооценил. В десять вечера, заставляя воздух звенеть от смеха мы укладывали в телегу не менее звенящие пакеты у кассы гипермаркета. Мы – это я, Вика и Света. Оставив девушек у входа ждать такси, я решил сбегать в уборную.

Белый кафель, нержавейка раковин и с гулким треском мигающий свет в пустом помещение – из шести или семи ламп работало только две. Но я справился даже без помощи фонарика и уже через минуту мыл руки.

– Черт! – не удержался я от возгласа и даже вздрогнул от неожиданности, когда увидел в зеркале за спиной чужое отражение.

Резко обернувшись, столкнулся взглядом с Ангелиной. Как она вообще здесь оказалась? Видимо очень задело Ангелину Владимировну произошедшее, что аж здесь решила со мной поговорить. И ведь придется, судя по всему, отношения сейчас выяснять.

Отношения выяснять не пришлось. Ангелина шагнула вперед, закрывая глаза на несколько секунд. А когда открыла – я встретился с уже знакомым, так испугавшим меня на собрании демоническим взглядом. Изящная рука с длинными ногтями – успел заметить красно-черный, в цвет глаз маникюр, метнулась к моему горлу. Удара не последовало – но в лицо мне была брошена фраза на незнакомом и грубом , по-настоящему чужом языке.

Грудь от плеча до пояса хлестнуло плетью невыносимой боли, взорвавшейся где-то внутри – но я застыл как изваяние, не в силах даже застонать. Рот едва-едва дергался, как у выброшенной на берег рыбы, тело стало ватным, абсолютно непослушным. Под черепом взорвался очаг боли, и появилось чувство, что мозг превратился в кипящую лаву и сейчас вместе с кровью выходит из носа, глаз, ушей.

– Закончить земной путь в обоссанном сортире. Какая печальная судьба, – негромко проворковала Ангелина, мягко коснувшись моей щеки. – Но еще страшнее то, что ждет тебя впереди, малыш…

Прежде чем рухнуть перед ней на колени, я успел заметить раздвинувшиеся в хищной улыбке карминовые губы – обнажившие острые, нечеловеческой формы клыки. Когда падал на пол лицом вперед с удивительной ясностью осознал, что все – я умер.

Глава 2

— Она не человек? – проговорил я.

– Она не человек, – подтвердил Астерот. – И благодаря ей ты сейчас здесь.

После этих слов я нешуточно напрягся и даже коротко глянул по сторонам. В голове словно вживую прозвучали слова демонессы, обещающую мне после смерти еще более страшную участь.

— На этот счет можешь не переживать, – заметив мое состояние, успокоительно произнес Астерот. – Убившая тебя тварь одна из младших слуг моей жены, с которой мы сейчас… в состоянии раздела имущества.

Услышанное немного успокоило. Немного, потому как ничего просто так не делается. И если расположившийся напротив меня Астерот перехватил мою душу, значит я ему для чего-то нужен. Причем явно не для того, чтобы угостить напитком в этом странном замковом зале. Как знать, не окажется ли уготованная им для меня роль страшнее того, что прочила демонесса?

В XVII веке, когда в британском флоте столкнулись с острой нехваткой матросов, преступникам часто ставили выбор – или тюрьма, или служба на парусном корабле. Умные люди без раздумий выбирали тюрьму – кормят вкуснее, условия содержания лучше, да и соседи по камере приличнее. Так что может вечное забвение будет гораздо лучше приготовленной для меня участи?

Демон напротив меня молчал, глядя с полуулыбкой. Да, он же читает мои мысли как открытую книгу — вдруг вспомнил я и успокоился.

— Испытания еще продолжаются или мне уже можно услышать вводную? — поинтересовался я.

– Информация о множественности миров для тебя откровением не будет, – ровным голосом проговорил Астерот.  -- Как и об измерениях каждого мира. Сейчас углубляться не буду – если ты справишься с задачей, мы сможем продолжить разговор на эту тему. К тому же лишняя информация тебе не нужна – от магистров-ментатов я смогу закрыть лишь малую часть твоего сознания.

Демон коротко взмахнул рукой, и над грубым столом возникла проекция планеты Земля.

– Твое измерение. Убившая тебя демонесса была слишком самоуверенна, поэтому я смог перехватить тебя прежде, чем ты оказался в… очень неприятном месте.

«Из-за самоуверенности демона» – прищурился я, глядя на Астерота. Я то думал, что причиной смерти стала моя излишняя самоуверенность.

– В возникшей ситуации ты действовал в рамках своего мира, – произнес он в ответ на мои мысли и сделал еще одно короткой движение. Изображением Земли раздвоилось, и теперь планеты было две.

– Это также один из средних планов твоего мира, – вышла на первый план другая проекция планеты. – В этом слое находится небезразличный мне… человек, чья физическая оболочка неожиданно умерла. Мне нужно, чтобы ты вселился в его тело и прожил его жизнь.

– Его дух тоже умер? – после краткого раздумья задал я вопрос.

– Его дух возродится в твоем теле.

Воу. Зарабатывал на старость я, а тратить значит будет кто-то другой. Не такой жесткий обман как у пенсионного фонда, конечно, но даже более обидный.

Астерот мягко пошевелил пальцами, масштаб проекции увеличился, приближаясь скачком, и вот я уже смотрю на панораму улицы. Изображение сфокусировалось на молодом худощавом парнишке. Узкое скуластое лицо, модная прическа с деланным беспорядком волос. Школьник самый настоящий – выглядит не старше шестнадцати. Вот только смотрит на мир цепко, с хищным прищуром голубых глаз. По-взрослому смотрит.

– Ему четырнадцать, – подтвердил Астерот, – и он был излишне самоуверен.

– Если его дух не умер, как и мой… рокировка обязательна? – не мог не спросить я.

– Да. Я слишком упустил ситуацию в этом измерении, и сам он не справится – ему не хватит опыта и выдержки, а излишняя самоуверенность сыграет злую службу.

– Не справится с чем?

– Со своей жизнью. У него впереди не так много вариантов, среди которых ни одного хорошего. И ни одного, который бы меня устроил.

– В моем теле он справится? – кольнула меня забота от оставшемся там моей физической оболочке – с которой я, если честно, все еще воспринимал себя как одно целое.

– Думаю, что жизнь с двумя женами для него будет более трудным испытанием, чем убийство одной обиженной демонессы из нижнего плана, – усмехнулся Астерот.

Вот так вот. С двумя женами, значит. И на мои деньги, которые я пятнадцать лет зарабатывал. Информацию о двух женах я воспринял с долей обиды, но параллельно еще почувствовал облегчение после услышанного об убийстве демона. Туда милой Ангелине и дорога.

– Что предстоит мне в его теле?

– Долгий и непростой путь. Который, не скрою, будет сложно пройти – и твоя полная смерть будет считаться невыполнением нашего соглашения. Ты согласен?

Прямо передо мной в воздухе соткалось изображение листа контракта. Время вопросов прошло – я почувствовал это интуитивно. Глянув в глаза Астерота я понял, что каждый следующий вопрос может стать последним.

Вглядевшись в лист, внимательно прочитал контракт – благо текста не так много. Князь Астерот обязался обеспечить перемещение моего духа в тело, избавляя от участи мученичества в геенне огненной, куда я был отправлен демонессой из нижнего плана бытия. Артур Волков обязался прожить жизнь во вверенном ему теле, соблюдая законы божьи и человеческие так, как понимает их.

«Божьи и человеческие», значит – мысленно усмехнулся я, вспомнив демонический взгляд Астерота.

– Я согласен.

Неожиданно на изображении листа бумаги, в нижнем правом углу, возникла огненная линия, расчерчивая мою подпись.  Вот так вот, подписал контракт с дьяволом.

– Не с дьяволом. Если использовать привычную тебе систему координат, то с архидемоном, – улыбка у Астерота вышла такой, что у меня по спине мурашки пробежали.

Впрочем, собеседник почти сразу вернул себе человеческий вид, так что пугающая на подсознательном уровне аура пропала. Короткий жест и замершее изображение с парнишкой уменьшилось, и я теперь вновь смотрел на изображение планеты. Вот только теперь отображалась политическая карта мира.

– Развитие этого измерения пошло по другому пути с 1900 года, – начал говорить Астерот. Я же в это время внимательно рассматривал карту и архидемон, увидев мой нескрываемый интерес, сделал паузу.

Зеленый цвет. Российская Конфедерация, причем раскрашенная разными тонами – с ярко-выраженной территорией метрополии, и явно обособленными участками, вероятно автономными территориями в европейской части, а также на Дальнем и Среднем Востоке. Оу, и Япония в составе. Неожиданно.

Красный цвет. Британская Империя. Сам остров, и многочисленные сохранившиеся колонии – Индия, Канада, Австралия, анклавы на Ближнем и Среднем востоке, значительные владения в Африке.  И, надо же – территория Канады увеличилась, занимая почти все Западное побережье Северной Америки. Герцогство Калифорния под эгидой британской короны. Сильно.

Голубой цвет. Трансатлантическое содружество. Испания, Франция и США – территория которых была значительно купирована, без Западного побережья и Техаса. Кроме того, американо-франко-испанский союз контролировал Западную Африку и страны Магриба – бывшие французские колонии, а также часть Латинской Америки.

Темно-синий Цвет. Европейский союз. Германия, Италия, Австрия, Богемия, Венгрия, страны Бенилюкса и Скандинавия. Почти как в нашем мире, за исключением Франции, Испании и Польши. Зато в этом мире ЕС прирос территориями Турции и Палестины.

Азия и Африка напоминали лоскутное одеяло. Кроме территорий Большой Четверки и более-менее привычных очертаний национальных государств из моего мира, часто присутствовал серо-стальной цвет.

«Территория, находящаяся вне юрисдикции «Организации Объединенных Наций» – присмотрелся я. Это еще что за зверь? Неужто корпорации?

Широкая серо-стальная полоса территорий, кстати, ограждала Европейский Союз от Российской Конфедерации. Балканы, Румыния, часть привычной Польши. Которая, кстати, потеряв в одном месте, приросла в другом – в этом измерении включая Прибалтику и называясь Речью Посполитой. Практически Великопольша от моря до моря, как им предки и завещали – только на минималках.

– По другому пути это измерение твоего мира пошло в 1900 году, с появлением на свет первого одаренного. Но за точку бифуркации – развилки, можно взять 1916 год. Княгиня Фредерика фон Валленштайн, дева пятнадцати лет отроду, уничтожившая файерболом в битве на реке Сомме английский танк Марк-I. На тот момент Фредерика была не самой лучшей и не самой сильной одаренной, но именно ее имя осталось в истории.

В шестнадцатом году на фронтах войны у Антанты было техническое превосходство, перевес сил и стратегическая инициатива, а у Тройственного союза – одаренные. После применения магии Первая мировая война превратилась в битву богов и титанов – и если до этого война велась за право владеть миром, то после шестнадцатого года началась война за само выживание.

Центральная Европа была превращена в выжженные земли, а война закончилась в 1923 году. Победителей в привычном смысле в ней не было. Англия, Россия и Франция были готовы заплатить огромную цену за победу над Германией и Австро-Венгрией, где появились одаренные. Австро-Венгрия и Германия же предпочли почетный проигрыш полному уничтожению. Несмотря на более продолжительный и жестокий конфликт, ни одна Империя после Первой мировой не погибла столь разрушительно, как в твоем варианте. Российская устояла на краю пропасти, преобразовавшись в Конфедерацию, а Австро-Венгрия, Германская и Османская стали сооснователями Европейского союза, потеряв в территории и влиянии. Самый главный результат мирового соглашения – по итогам войны Англия, Россия и Франция получили своих одаренных.

Из-за возникновения Европейского союза на сорок лет раньше, Второй мировой в этом измерении не случилось. Поэтому экономика США – единственного ее бенефициара в твоем измерении, не получила так необходимый ей трамплин. Экономический кризис, поддерживаемое англичанами восстание латиноамериканцев на юге, франко-канадский конфликт и битва за Техас подкосили Штаты. Так что в этом измерении в Северной Америке дела лишь чуть лучше, чем в Африке или Китае, где в открытую ведут борьбу за ресурсы Империи и Корпорации. В Трансатлантический союз Соединенный Штаты вступили совсем недавно, и на правах младшего партнера.

Несмотря на неслучившуюся Вторую мировую, локальные конфликты не прекращались по всему миру. Вошедшие в силу одаренные – страшный противник на поле боя, но даже они могут отступить перед большими или подготовленными батальонами – так что наука и техника развивалась гораздо быстрее, чем в твоем измерении. Именно из-за наличия магии – поиска способа ей противостоять, техника ушла далеко вперед от уровня твоего мира.  В то же время, из-за отсутствия глобальных конфликтов и войны на уничтожение уровень жизни в Большой Четверке покажется тебе непривычно высоким. Многие обыватели первого мира не знают не только лишений, но и забот – у них есть постоянный безусловный доход и возможность очень долгой и здоровой жизни.

Без разрушительной Второй мировой войны, с вынесенными на другие континенты разборками сильных уже в шестидесятых годах двадцатого века уровень жизни первого мира достиг уровня двадцать первого века твоего измерения, а сейчас далеко опережает. Но война всегда требует жертв, и это послужило толчком к развитию генетики и евгеники.

– Создание сверхчеловека?

– Не совсем. Эволюция человека. Если в твоем измерении нацисты озвучили цель избавиться от худших грубым способом, то в этом слое мирового пугала не возникло, а Европейский Союз, вышедший из Первой Мировой пусть почетным, но проигравшим, работал с другой стороны – не уничтожая, а улучшая. Но кроме изменения генетического кода был создан новый вид.

– Неосапианты, – пробормотал я невольно, вспомнив старый мультик.

– Неасапианты, – поправил меня Астерот. – Искусственно выращенные неандертальцы, усиленные разного рода имплантами. Именно они, являясь ограниченно разумными, составляют основу всех штурмовых подразделений и частей, предназначенных для противостояния одаренным.

Не обращая внимания на мое нескрываемое удивление, Астерот продолжал:

– Кроме того, в этом измерении не было слома колониальной системы и борьбы за всеобщее равенство под знаком гуманизма. Поэтому жестокость окружающего мира может тебя шокировать, будь к этому готов. В этом измерении много контрастов – от беззаботных обитателей рая, которые не знают, что такое лишения, до жителей второго и третьего мира, чья жизнь ничего не стоит, а «…правосудие для всех» лишь насмешка сильных.

Здесь всеобщие права человека подразумевают лишь плава человека из первого мира. Перед смертью у тебя будет некоторое время, чтобы познакомится со своим новым телом и некоторыми реалиями мира. Это все, что сейчас я могу для тебя сделать. Удачи.

– Перед какой смертью? – только и успел выговорить я.

Миг в тягучей серой пелене, растянувшийся во времени и пространстве рывок, и я вдруг осознал себя сидящем на стуле в приемной напротив холеной, очень неприятного вида женщины.

– Как погиб? – произнес я чужими губами.

Произнес я. На английском. Но это были не мои слова – я оказался в чужом теле. Причем в роли наблюдателя, бесплотного духа. Очень страшное и пугающее чувство бессилия – как в воплотившимся в реальность кошмаре.

Тот, в чьем теле я был, посмотрел на полицейского рядом. Сержант Ольгерд, сидевший на самом краешке гостевого кресла директорского кабинета, опустил взгляд. Чувствовал он себя неуютно и что сказать, не знал. Тот, в чьем теле я был, перевел взгляд на директора. Майя Александровна, сухая женщина с неестественно прямой спиной, знала, что сказать. И неудобства, как напарник отца, никакого не ощущала.

Осознание происходящим появлялись из глубин памяти. Не моей памяти – нынешнего владельца тела. Я видел и чувствовал его мысли, а он судя по всему даже не догадывался о моем присутствии. Или не замечал, ошарашенный ужасной новостью.

– Олег, я понимаю твое горе и поверь, искренне и глубоко ему сочувствую. До конца недели я освобождаю тебя от занятий. Указание подготовить соответствующее распоряжение дам сейчас же, – лишенный всяческих эмоций голос директора центра образовательной подготовки был также сух, как и она сама.

Еще не до конца осознав происходящее, Олег снова перевел взгляд на напарника отца.

– Как его убили? Когда?

Сержант снова опустил взгляд, поведя неестественно широкими – в стандартном облачении патрульного, плечами. Вздохнув, он открыл было рот, но директор опередила.

– Господин сержант, не могли бы вы довезти юношу домой? Если нет, я сейчас вызову ему такси.

– Да. Могу.

Заметно было, что простые ответы на простые вопросы давались сержанту Ольгерду сейчас гораздо легче.

– Тогда не смею больше вас задерживать. Олег, еще раз прими мои глубочайшие соболезнования, я скорблю вместе с тобой.

Облегченно вздохнув и тут же смутившись этого, напарник отца торопливо поднялся, громко захрустев сочленениями брони. Я в чужом теле тоже машинально встал, машинально кивнул, машинально двинулся к выходу на ватных ногах. Невероятное ощущение. Я сживался с телом, чувствовал его, но оно мне не принадлежало – я просто не мог влиять на происходящее.

Коридор был пуст, гулкие тяжелые шаги сержанта отдавались эхом. Шагая, Олег невидящим взглядом смотрел перед собой, смаргивая настырные слезы.

«Рано или поздно это обязательно случится. Ты знаешь, что должен делать. И помни – в жизни рассчитывай всегда на самый худший вариант, так будет гораздо легче со всем справиться, а победы окажутся легче» – возник перед внутренним взором моложавый мужчина в черной форме полицейского. Широкие скулы, короткие светлые волосы – худощавый паренек почти его копия. Взгляд спокойный, и удивительно грустный. Как у того, кто понял жизнь. Воспоминание произвело впечатление не только на меня – Олег сжал зубы, расправил плечи и спрятал эмоции за маской невозмутимости.

Миновав пустые – время занятий, коридоры подготовительного центра, я (мы) с гремящим позади сочленениями доспехов сержантом вышли на улицу. Патрульный автомобиль был припаркован совсем рядом с широким крыльцом. Не глядя на провожатого, Олег сел на пассажирское сиденье и уставился в окно.

– Восточный район, второй квартал, строение двадцать девять, –  адрес напарник отца знал.

Двигатель мягко завелся и автомобиль двинулся с места. Двинулась и метка на отображенном на проекции лобового стекла маршруту. Почти сразу исчезла позади зелень парка с белым забором образовательного центра, и патрульная машина проехала к КПП на административной границе районов. Ее пересекли без остановки – сержант лишь включил на пару мгновений сирену, и переведя управление в ручной режим, объехал куцую очередь в пять машин.

Картина за окном сразу разительно изменилась – на смену заборам со спрятавшимися за ними аккуратными особняками пришла равномерная нарезка улиц и серо-бетонные свечи однотипных домов. На улицах периодически встречались прогуливающиеся люди. Восточный район был русскоязычным, являясь достаточно благополучным – с обязательным условием положительного социального рейтинга адаптации для возможности проживания. Согласно статистике, не более двенадцати процентов населения Восточного жили на гарантированное пособие и днем тут, в отличие от других окраин Высокого Града, можно было передвигаться практически без опасения за свою жизнь.

Миновав два квартала безликого муравейника высоток, патрульная машина подъехала к одной из них. Когда машина остановилась у нужного дома, и система навигации оповестила о прибытии, молчавший весь путь Олег посмотрел на напарника отца.

– Мистер Ольгерд, как это случилось? Когда?

Напарник еще раз громко сглотнул.

– Олег, кхм… – замялся Ольгерд, но после заговорил мерзким дежурным тоном: – Все подробности запрещены к разглашению в связи с проведением внутреннего расследования по произошедшему… инциденту. Организацию похорон возьмет на себя служба патрульной полиции, все подробности узнаешь, как только будут завершены следственные действия. С тобой обязательно свяжутся в ближайшее время.

Олег не сдержался – презрительно дернув щекой, отчего Ольгерд невольно вздрогнул. Исподлобья глянув на замявшегося сержанта, Олег кивнул и вышел из машины. Поднявшись в квартиру, он, едва закрыв за собой дверь, отбросил маску невозмутимости, по-звериному закричал, завыл, выплескивая всю свою тоску и боль.  Мне было при этом очень неловко – я невольно стал свидетелем очень личного, причем не мог уйти в другую комнату или переключить канал.

Прокричавшись, выплескивая в вое и рыданиях боль потери, парень кое-как взял себя в руки. Забившись в угол, он поднял левую руку и легким нажатием активировал меню личного кабинета. Да, победивший киберпанк – думал я, глядя на возникшую прямо в воздухе проекцию.

Выйдя в сеть, Олег вышел на новостной портал территории Волынского протектората. Нигде упоминания о гибели полицейских, тем более в элитном районе Града, не было. Просмотрев всю ленту новостей за минувшие сутки и не увидев искомого, Олег вышел из Сети.

Забившись в угол, он долго плакал, уткнувшись лицом в колени. Чуть погодя, перебравшись на кровать, парень провалился в забытье, периодически выныривая и снова засыпая с отголоском отчаянной надежды на чудо – разбитая ваза склеится, мама найдется, а отец вернется со смены.

Проснувшись вечером, Олег бесцельно побродил по комнате и остановился у окна, вглядываясь в вечерние сумерки. Квартира была на последнем, двенадцатом этаже, и из окна открывался неплохой вид. Дом стоял на перекрестке двух основных магистральных проспектов. Проспект Вишневецкого, проходя через весь Восточный район уходил в Южные. Там было темно – в прямом и переносном смысле. Редкие фонари заканчивались на границе районов, и за КПП царила тьма, разбавленная лишь парочкой подсвеченных линий наземки да яркими оазисами света на высоте. Немногие в Южных могли себе позволить оплачивать счета за освещение, а те, кто мог, обитали как можно выше от земли, занимая целые этажи зданий.

Проспект Валленштайн прямой широкой лентой уходил в сторону Центральных районов, прямо на гору, давшую название молодому городу. Там света было несоизмеримо больше – холмистая местность сияла многочисленными лентами монорельсов, уличной иллюминацией, подсветкой особняков. На самой горе и вовсе сверкало буйство красок – сегодня там проходило сразу несколько крупных ивентов, в том числе международный конкурс певцов ртом. Там сейчас должен был быть его отец – обеспечивать охрану правопорядка – подумал Олег и заскрипел зубами.

Я по-прежнему находился в роли стороннего наблюдателя с ограниченным доступом – чувствуя эмоции и осознавая мысли паренька. Олег же размышлял о том, что вчера ночью у отца точно была не левая подработка: он сам сказал вечером, что попросили подмениться. Согласился отец с удовольствием, смена предстояла хорошая – патрулирование на Горе, синекура; знай сдерживай зевоту да любуйся с завистью на особняки администрации комиссариата и усадьбы аристо.

Раз смена числилась официальной – а не одна из постоянных полулегальных подработок в арабском гетто, значит погиб отец при исполнении. И патрульная служба не только возьмет на себя все затраты по организации похорон, но и до грядущего совершеннолетия будет перечислять Олегу пособие по утере кормильца. Сумма небольшая, всего двести кредитов в месяц, но этого хватит на оплату аренды квартиры здесь, в Восточном квартале. Переезжать в более неблагополучные районы желания у Олега не было совершенно – элементарно опасно для жизни и здоровья.

Справившись с эмоциями и горечью утраты, Олег начал прикидывать расходы. Аренда квартиры сто шестьдесят кредитов в месяц. Обязательная оплата Сети – еще пятнадцать, плюс пятнадцать вирт. Остается десять кредитов, которых в месяц на еду никак не хватит, даже если питаться только порошковыми сублиматами. Десять кредитов в месяц даже на качественную воду не хватит.

До окончания обучения в Высшей школе образовательного центра оставалось пять полных месяцев. Один месяц обучения стоил триста пятьдесят кредитов, плюс еще пятьдесят на оплату обязательных дополнительных занятий. Сто пятьдесят кредитов – пять месяцев оплаты проезда. Минимум сотню на еду. Две тысячи двести пятьдесят кредитов. И заработать их он сейчас легальными способами не может. Вся его подработка в вирте – буст нубов на Арене, могла принести не больше пары сотен кредитов в месяц, и то если из капсулы не вылезать. А если не вылезать из вирта, то вниз поползет рейтинг социальной адаптации, что совершенно нежелательно для завершения обучения.

У отца были деньги. Много – Олег знал об этом. Но доступ к его счетам он может получить не раньше первого совершеннолетия, после пятнадцатилетия – через полгода. А эти полгода надо как-то прожить.

Олег вздохнул, придя к неутешительном выводу – придется распродаваться. А также придется забыть про дополнительные занятия, доступ к обучающим сетям и занятия в тренажерном центре Охранного Корпуса по специальной программе. Еще раз прокрутив в уме варианты, Олег смирился с продажей накопленного за пять лет на Арене имущества. На два месяца поддержания необходимого минимума от привычной жизни хватит, а за это время он что-нибудь придумает.

Быстро, будто боясь передумать, Олег жестом активировал проекцию меню личного терминала. И тут же вздрогнул всем телом и шепотом выругался, вместо привычного меню увидев оповещение:

«Ваш аккаунт и личный кабинет гражданина ограниченно заблокирован, доступ к операциям закрыт. Оставайтесь по месту регистрации и ждите прибытия представителя службы социальной адаптации»

Глава 3

Доступ к счетам заблокирован, к подтвержденному аккаунту в социальных сетях заблокирован. Чувствуя, как крупно дрожат руки, Олег на ватных ногах дошел до кровати.

Вот так вот. «Всегда рассчитывай только на худшее» — вновь прозвучали слова погибшего отца. Я только поразился его проницательности – паренек уже распланировал все на полгода вперед, а тут такая подстава.

Несмотря на ошарашившее оповещение, Олег не потерял присутствия духа. Парень открыл тумбочку и достал небольшой плоский блок, похожий на внешний хард. Путем сложных манипуляций с личным терминалом отодвинул его в сторону. Потом из открывшегося вживленного под кожу чипа достал провод с разъемом, и подключил его к загадочному плоскому блоку.

Минута ожидания, и в воздухе вновь возникла проекция. Выглядела просто и функционально – собранные из крупных пикселей слова, древний вид меню. Несколько движений, и Олег активировал состояние «сон».

Я наблюдал за происходящим с удивлением, а Олег в это время достал из тумбочки очки, внешне похожие на стрелковые. Надевая, он коснулся концов дужек так, что те почти сразу превратились в тонкий обруч, смыкающийся на затылке. Олег не убирал пальцев, пока не раздался короткий звуковой сигнал – очки начали интегрироваться, подстраиваясь под его Сеть.

Подобные очки с проекцией дополненной реальности и интегрированной обманкой стоили серьезных денег на черном рынке, вот только благодаря отцу Олегу они достались бесплатно. Проблема приобретения состояла не столько в стоимости, сколько в возможности найти.  После того, как очки дополненной реальности начали массово заменяться имплантами в сетчатку или, как у большинства населения Территории, проекционными контактными линзами, подобные очки постепенно уходили в небытие, как когда-то исчезли смартфоны. Уходили в небытие в благополучных районах – население тех же Южных поголовно ходило в подобных — без обманок, естественно. Публике с отрицательным социальным рейтингом не то что импланты, обычные линзы были не по карману – не предусмотрены уровнем социального пакета.

Для Олега, с его регистрацией личного АйДи на линзы, использование очков, тем более с обманкой, было незаконным поступком -за это грозил штраф и административное взыскание с падением социального рейтинга, но что еще хуже – несмываемое пятно в личном деле. Но парня сейчас это не сильно волновало – потому что, насколько я понял по эмоциям, делал он подобное далеко не в первый раз. И сейчас ему было очень важно узнать причину блокировки собственного аккаунта.

Все мысли парня буквально занимало возмущение – отец! погиб! при исполнении! В этом случае не должно быть блокировки личного АйДи и аккаунтов, и тем более, указания оставаться по месту регистрации и дожидаться социалов.

Совсем скоро Олег еще один раз услышал мелодичный сигнал, сообщивший о готовности девайса к работе. Все, теперь со включенной обманкой для всего информационного пространства он спал. Если целенаправленно искать будут, сильно не поможет, но кому он нужен сейчас, чтобы целенаправленно его АйДи отслеживать?

Завтра утром прибудет соцработник и проводит его в Южный квартал в приют или интернат — в зависимости от покрытия страховки. Ограниченная блокировка подразумевала домашний арест — и до утра у Олега было время для того, чтобы попробовать узнать, что же все-таки случилось и попробовать избежать отправки в гетто.

Совершив еще несколько манипуляций, Олег вновь активировал личный терминал, но теперь вошел в Сеть уже под левым аккаунтом, зарегистрированном на одного из жителей Южного гетто. Функционал у этой личной учетки был ограниченным, но доступ к новостям имелся.

На местных порталах все было пусто. Но так не бывает — когда погибают полицейские, и об этом нет никакой информации вообще. Олег открыл уже десяток вкладок, и вскоре нашел искомое – на русских сайтах. Затаив дыхание – с бьющимся сердцем, парень вчитался в одну из проходных, не вызвавших особого интереса у конфедератов новостей на желтом сайте:

ШОК! Наследник княжеского рода Юсуповых причастен к гибели пяти патрульных полицейских Волынского протектората!

Ранним утром четверга Высокий Град всколыхнула трагическая весть -- во время патрулирования Центрального района уничтожены пять силовиков: трое полицейских и двое бойцов Охранного Корпуса. Но стоило только информации начать распространяться, как вступили в работу цензоры, и все имеющиеся о происшествии сведения исчезли из информационного поля. Несмотря на завесу тайны над происшествием, нашему изданию удалось добыть больше сведений.

В Градской Страже сообщили, что сотрудники полиции погибли от руки юного князя Юсупова, Андрея Яковлевича, который якобы возвращался в принадлежащий дипломатической миссии Российской Конфедерации особняк с приема у генерал-протектора Волынского протектората Станислава Каминского. Происходил вояж юного князя после полуночи, и, по мнению полицейских, аристократ вел себя подозрительно. Полицейские попытались применить силу и задержать наследника княжеского рода Юсуповых. Итог оказался печален – машина патрульных уничтожена и причинен значительный ущерб городской собственности. Сам его сиятельство от комментариев отказался, как и пресс-служба княжеского рода.

Есть основание предполагать, что в случившемся виновны сами так называемые правоохранители – во время патрулирования элитного района превысившие свои полномочия: проверенный источник в Градской страже сообщил нашему изданию под условием анонимности, что прорабатывается, в том числе, версия, что сотрудники правопорядка пытались ограбить принадлежащий дипмиссии особняк. Якобы, операция давно была ими спланирована, и лишь неожиданное появление его сиятельства Юсупова, который воспользовался гостевым домом, нарушило планы недобросовестных правоохранителей…

После того как Олег прочитал часть текста, случилось что-то странное и страшное.

Словно темные щупальца метнулись вокруг, окрашивая мир в серые цвета, а из утробы паренька раздалось самое настоящее рычание. Это не было безумием, хуже – скорее холодная всепоглощающая ярость. Усилием воли парень справился с собой, сжав кулаки так, что ногти впились под кожу.

Я не слишком представлял реалии этого мира. Но даже мне информация о том, что группа полицейских решилась ограбить особняк, в котором случайно оказался возвращающийся с приема князь, казалось натянутой, как сова на глобус. А посмотрев несколько размытых фотографий с места событий – превращенную в обуглившуюся железку патрульную машину на площади, я согласился с глотающим слезы парнем – вряд ли это было ограбление.

Вероятно, его сиятельство решил побузить на улице, а несколько холопов в форме сделали попытку его урезонить. Деньги у рода Юсуповых наверняка водятся – поэтому ущерб муниципалитета они покроют, как моральный, так и материальный. Думаю, что и начальнику Градской стражи, открестившемуся от своих сотрудников, тоже хватит.

Несколько минут потребовалось Олегу, чтобы прийти в себя. После этого я увидел еще один уровень интернета, по исполнению и наполнению весьма похожий на наш даркнет. Работал он также значительно медленнее, чем легальная сеть, но вскоре Олег нашел обсуждение произошедшего. Комментариев было достаточно, самых разных – но общая картина становилась понятна. «Псы» – как здесь называли полицейских, прибыли на вызов в ресторан, где немного побуянил юный наследник, рассорившийся со своей спутницей. Дело дошло до рукоприкладства, полицейские пытались попробовать решить дело миром. По словам очевидца, только один из них, когда вокруг заплясало огненное торнадо, успел достать оружие.

Олег жадно вчитывался в комментарии, пытаясь восстановить картину произошедшего. За это время, уже в который раз, в углу экрана появилось оповещение о сообщении. Я уловил краем мысли паренька – об этом аккаунте знали немногие, и опять же, немногие могли вообще ему сюда написать.

Стараясь сдержать слезы, парень несколько раз глубоко выдохнул, стараясь принять обычный вид. Собравшись с силами и натянув маску невозмутимости, он ответил на сообщение.

– И куда пропал? – проекция широкого и располагающею румяного лица появилась перед глазами.

Выражение лица у Степана всегда было чуть удивленным – что вкупе со сметанными щечками и чмокающим разрезом губ придавало ему вид добродушного и неуклюжего увальня. Вот только купиться на его внешность могли только те, кто совсем Степана не знал.

На вопрос друга-напарника Олег не ответил, просто пожал плечами. Говорить сейчас что-либо не хотелось. Даже Степе.

– Олега, тема есть, бабла срубить по легкому.

Парень снова промолчал. Лишь дернул вопросительно подбородком.

– Триста минимум, – продемонстрировал Степа широкую улыбку. Несмотря на ямочки на его пухлых щеках, выглядела она по-настоящему хищной.

– Каждому?

– Каждому.

– И как можно заработать триста кредитов по-легкому?

– Можно и больше, дружище. Гораздо больше. Ты вписываешься?

– Подробности?

– Надо жизнь показать двум инфантилам.

Олег лишь дежурно хмыкнул.

Триста кредитов – хорошие деньги. Но риск – когда наложено ограничение по перемещению, неоправданно велик. В то же время он и так уже ограничен, к тому же попал в прицел адаптантов – а это практически приговор. Надежда только одна: работающие в службе адаптации специалисты как привратники ада или рая – могут впустить, а могут и выпустить. Могут сломать жизнь, а могут поднять ее на недосягаемую – для обитателей социального дна, высоту. Нужны лишь деньги, и свободные от учета триста кредитов на руках лишними точно не будут. К тому же они могут помочь найти заинтересованного человека, который за долю в отцовских накоплениях попробует вытащить его счет из блокировки раньше, чем наступит совершеннолетие Олега. Шанс призрачный, но все же…

– Олега, ты чего завис? Ты в теме?

– Да.

– Через два часа, «На углу». Валеру не забудь.

Почему древний, кургузый Глок-17 отец называл Валерой, он никогда не говорил. Олег не спрашивал, чтобы лишний раз не привлекать внимание – пистолет он уже брал с собой несколько раз, и все время по просьбе Степы. Несколько раз брал без спроса, а вот на стрельбище, в том числе и с этим Глоком, они с отцом катались регулярно.

Пистолет спрятался в поясной кобуре, сдвинутой назад и скрытой широкой толстовкой, а нож уместился в ножнах на голени. Накинув капюшон, Олег вышел на улицу. Через полчаса он уже сидел в небольшом кафе «На углу», попивая чай. Забегаловка была расположена у самой границы Второго квартала и Южных. Здесь постоянно паслась колоритная публика – патрульные, таксисты, сутенеры, проводники.

Сейчас посетителей было чуть больше чем обычно.  Только заметив это, Олег понял, что связано это с песенным конкурсом, на который в Высокий Град съехалось достаточно народа с материка – как называли здесь Европу первого мира. Поэтому, именно в эти несколько дней, возможности заработка вырастали в разы – кроме обычных, знающих маршруты с расценками посетителей, на Территорию съезжалось в поисках впечатлений стадо непуганых идиотов – как называл подобных пассажиров Степан.

Волынский протекторат представлял собой часть бывшей территории Польши, о принадлежности которой во время второго раздела, в начале восьмидесятых годов, не смогли договориться Речь Посполитая и Российская Конфедерация. Сам же прецедент протекторатов был создан раньше – при решении иммиграционного кризиса. И так как каждое государство в то время взяло на себя обязательства, то именно эта территория совместным решением польского и российского правительства была выведена из-под эгиды ООН и отдана корпорациям, силами которых иммиграционный кризис и преодолевался.

Будучи созданными по образу и подобию остальных протекторатов, Волынский протекторат и сам Высокий Град были очень популярны у особого рода туристов. Искушенных отдыхом жителей первого мира влекла возможность пожить пару дней без оглядки на социальный рейтинг. Несомненное преимущество Территории Восточных протекторатов, кроме отличающей их цивилизованности – здесь можно было приобрести все то, что в Европе покупать было нельзя без учета в рейтинге. Наличные деньги для обычных людей уже давно исчезли из обращения в первом мире, здесь же это не было препятствием – осуществить покупку помогали проводники.

– Здорово, – присел напротив парня за стол Мустафа.

Олег приветственно кивнул. Именно Мустафа сегодня будет расплачиваться по счетам там, где это можно сделать, а также договариваться об оплате там, где нельзя сделать это напрямую.

Мустафа жил на гарантированное пособие, что обязывало его проводить не менее восьми, но не более двенадцати часов в вирте ежедневно. Из-за гарантированного пособия и регистрации в Южных у него не было причин бояться за свой социальный рейтинг – ниже уже некуда, дальше только отказ от пособия и криминал. Зато именно в вирте он смог, не без помощи многочисленных родственников, устроиться на работу в Метелицу, поэтому у него был достаточно высокий рейтинг, чтобы появляться даже в Восточном квартале Высокого Града.

– Ты в курсе происходящего?

– Инфантилы, двое вроде, – сморщился Мустафа.

К жителям первого мира отношение на территориях протекторатов было своеобразное. Смесь ненависти и презрения – эти люди, чьим единственным достоинством было лишь место рождения, имели в жизни то, о чем любой негражданин мог только мечтать. Здоровье, красоту, социальное обеспечение, безусловный доход, позволяющий просто жить и наслаждаться жизнью. В то же время инфантилы находились словно в золотой клетке, будучи ограничены во многом социальным рейтингом. И появляясь на территориях, они словно погружались на глубину к акулам под защитой своей блестящей и дорогой клетки.

– Кто, откуда? – поинтересовался Олег.

– Двое, больше ничего не знаю, – покачал головой Мустафа.

– А больше и не надо, – Степа появился неожиданно. Удивительная его способность, учитывая, что сам он большой, широкий и громкий.

– Докладываю, други. Два белых гражданина, из Франции.

– Сраные лягушатники, – непроизвольно вырвалось у Мустафы.

– Хотят очень много всего посмотреть и попробовать, – даже не обратил внимания Степа, – начинаем предположительно с Ямы, дальше как пойдет. К шлюхам их точно ведем, также возможны прогулки под луной и прочие незабываемые приключения. Наши гости уже готовы выезжать из отеля, явку подтвердили, поэтому Мустафа – подряжай извозчика.

– Сколько?

– Часов шесть минимум, вполне вероятно, что на всю ночь. Доставка туда-обратно. На КПП желательно договориться – я сегодня только на «SE4» смогу, это другой конец географии.  По деньгам таксисту – для начала полтинник. Дальше как сложится.

Кивнув, Мустафа поднялся и пошел к группке земляков в углу зала – искать машину. Настоящих таксистов, конечно, там не было – все городские службы такси эксплуатировали беспилотные автомобили, но в Южных очень редко можно было увидеть их стандартную желтую окраску. Один из максимально популярных и почти легальных способов заработка – после обмена кредитов на натуру, конечно, в Южных был частный извоз. Им и промышляла значительная часть обитателей, не обремененная обязательным виртом, идущим в связке с минимальным гарантированным пособием.

Олег проводил Мустафу взглядом и посмотрел на Степу. Тот встрепенулся.

– Сегодня ночь возможностей, Олега – если получится, с этих пассажиров можно срубить столько, что триста на рыло мелочью покажутся!

Глаза Степы горели энтузиазмом. В душе Олега, правда, отражения он не нашел – все его мысли заполняла черная тоска. Но парень, надо отдать ему должное, не показывал своих чувств и сосредоточился на деле.

– Ты их знаешь?

– Да, я одного из них уже водил два раза. Но без особых изысков – только у нас, в Восточном. Он распробовал, так что сегодня они заряжены по-полной, а с деньгами у них полный порядок.

– Нас только трое?

– Этого мало?

– Я для информации.

– У тебя отец дежурит сегодня?

– Нет.

– А как-то он может…

– Степа, нет. Не может.

Вышло резковато.

– Окай, окай, май ангри гай, – Степа внимательно посмотрел на Олега, но спрашивать ничего не стал. – Ладно, через Мустафу пробьем – зафиналить их по-любому надо бы.

«Зафиналить» – означало после расставания и расплаты подогнать возможность подзаработать и полиции – когда туристы провоцировались на мелкое правонарушение, и расставались с немалой суммой денег в обмен на отказ от составления протокола.

Олег на ремарку Степана кивнул, отвернувшись, стараясь выглядеть невозмутимо. Напарник на его состояние внимания больше не обращал, копаясь в сети и решая задачу по поиску сговорчивых патрульных, готовых прибыть на запах денег ближе к утру.

– Степ, зачем тебе все это? – мысли старающегося отвлечься Олега забрели в самом неожиданном направлении.

– Не понял?

Олег знал, что Степан стараниями отца поступил аж в императорскую гимназию в Петербурге, но после второго курса приехал в Волынский протекторат – место, где родился, как волонтер «Красного креста». Здесь и остался – обитая на территории уже почти два года.

– У тебя бабушка в Екатеринодаре, отец в киевской администрации, мать с отчимом в Швейцарии. Мог бы давным-давно уже уехать отсюда, и жить как люди. Зачем ты здесь?

– Сын-червяк спрашивает отца: Пап, ты в яблоках жил? Жил. И как там? Прекрасно. А в апельсинах? Вообще рай! Пап, а чего мы сейчас в говне живем? Есть такое слово – Родина, сынок, – быстро проговорил Степа анекдот и коротко заржал.

Олег даже не улыбнулся, Степа, глядя на него, тоже перестал смеяться.

– Окай, окай. А ты думаешь, почему тебя отец еще отсюда не отправил?

– Кому я нужен в Европе?

– Россия тебя чем не устраивает?

– У отца там не все ладно, ты же знаешь.

– Олега, друг. Ты же не тупой, честно. Я правда не считаю чужие бабки, но между прочим отец вкладывает в тебя каждый год столько денег, что за глаза хватило бы состряпать целую грядку родственников, даже московских, и пойти по программе возвращения соотечественников, ты не думал об этом?

«Вкладывал» – мелькнула с горечью мысль. Но, несмотря на тоску утраты, Олег встрепенулся – об этом он как-то не думал. Действительно, кроме оплаты образования в центре подготовки, на которые парень худо-бедно зарабатывал сам в вирте, все свои заработки отец вкладывал в дополнительное образование сына. И сумма ежемесячно получалась более чем серьезная. Конечно, на зарплату простого патрульного подобного обеспечить он бы не смог, но его официальный оклад не шел ни в какой сравнение с неофициальными подработками. Без которых оплачивать полное образование Олега возможности никакой бы не было.

– Кому мы там нужны, Олега? – между тем продолжал Степа, – вот приеду в Европу – хоть к трансам, хоть в Союз, и что? Гением родиться не повезло, так что кем я там, массажистом пойду – старперам передергивать, или официантом? А свое дело с нуля начинать, так окупаемость после выплаты кредита только моим детям светит, и то не факт. Двадцать лет в загоне прожить, чтобы начать получать хоть какой-то доход? Который, к тому же, мне в любой момент из налоговой перекрыть могут, еще и дело вшить? А с рейтингом что делать – за развлечениями на территории кататься? Так смысл тогда отсюда уезжать?

– В России с рейтингом гораздо проще. Тем более в Вольных княжествах.

«Вольные княжества». Те самые автономные территории по границам Конфедерации, даже на политической карте отличающейся цветами от метрополии – сделал я себе отметку.

– Окай, май стьюпид гай, – продемонстрировал Степан губами дребезжащий звук, даже закатив глаза от непонятливости собеседника. – Проще, не спорю. То есть даже в Вольнице ты спокойно идешь такой в центр развития и покупаешь себе программу адаптации тела под возможности своего арена-перса? Не, ну купить ты ее может и купишь, но что фээсбэтменам расскажешь, которые тебя из разгонной капсулы сразу вынут?

– А… да уж нашел бы, что сказать.

– Ага, нашел бы… – глумливо передразнил Олега Степан, – а зачем? Зачем что-то придумывать и вилять, если здесь ты и так можешь делать то, что считаешь нужным, без необходимости отчитываться перед кем-либо? Здесь окно возможностей шире, понимаешь? Да, дети мои, если доживу, будут в первом мире жить и учиться, но для того чтобы они жили хорошо, стартовый капитал и даже титул я собираюсь заработать здесь.

– Мужчины, сорян что прерываю, но может уже начнем? Зарабатывать? – Мустафа уже стоял за спиной Степы в ожидании, – карета подана.

Глава 4

В салоне древнего минивэна стоял густой дух благовоний и арабских напевов.  Везде, где можно, висела ткань с бахромой, а на торпеде было несколько проекций, изображающих гордых муджахидов с АК-43, а также Мечеть Парижской Богоматери.

Олег зарубился бы на любую сумму, что Мустафа специально для спесивых французов нашел подобного извозчика, ностальгирующего по Нарбоннскому халифату шестьдесят восьмого. В ходе ликвидации которого и возник Трансатлантический франко-испанский союз: в большинстве цветных гетто протекторатов население до сих пор искренне верило, что совсем чуть-чуть не хватило, чтобы старая Европа пала под натиском халифата.

Таксист, судя по стеклянным глазам, был не первый день под веществами. На его профессиональных навыках, впрочем, это не отражалось — машина в безаварийном стиле ехала туда, куда надо, а большего от него и не надо было.

Из всех троих сильнее всех волновался Олег – его, заряженного обманкой и оружием сразу по нескольким статьям, серьезно беспокоил проезд через КПП в Южные. Мустафа на вопрос только рукой махнул – не волнуйся мол, все под контролем.

Я же в это время, абстрагировавшись от волнения парня, наблюдая за происходящим со стороны, стоило лишь взгляду парня скользнуть по Степану, пристально всматривался в обманчиво-добродушного пухляка.

Олег, в теле которого я оказался, удивил несмотря на возраст. Этот худощавый, даже щуплый паренек обладал весьма незаурядными способностями – чего стоит только ясность мыслей при расчетах будущего. И даже несмотря на тяжелую потерю, его спокойная работа с обманками. При всем при этом, Олег не замечал очевидного – того, что Степа его банально и беззастенчиво использует, впрочем как и Мустафу, подставляя вместо себя. Только один Степан находился на территории кварталов легально — как волонтер «Красного креста» и не нес никакой ответственности за происходящее. При этом получая еще и максимальную прибыль – я не верю, что доход от туристов он делит по-честному.

Пока я размышлял, поражаясь удивительной доверчивости одного и наглости другого, машина заехала в глухой переулок. Минута ожидания и с другой стороны улицы появилось приземистое желтое такси – официальное. Наш извозчик, игнорируя возмущенно замигавший индикатор нарушений ПДД, подъехал почти вплотную к дверям такси. Оба туриста под приветственные и громкие возгласы Степана быстро пересели в микроавтобус, и извозчик тронулся, напоследок показав датчику парковки интернациональным жестом средний палец. Желтое такси осталось на месте, в ожидании возвращения туристов.

– Меня вы уже знаете, это Олег, это Мустафа, – заговорил между тем Степа. — Парни, знакомьтесь, это Жан, это Жак.

Олег, обернувшись на туристов, кивнул. Оба были невысокого роста, темноволосы и кучерявы — типичные французы. Олега и Мустафу они наградили отстраненно-заинтересованными взглядами жителей первого мира, приехавших посмотреть на папуасов.  Извозчика Степан представлять не стал, но тот вообще мало внимания обращал на происходящее.

— Господа, прошу вас, – протянул туристам Степа очки точь-в-точь как те, которые были на Олеге, – обязательный предмет гардероба протекторатов.

-- Это же не балаклава? – продемонстрировал эрудированность тот, которого Степа назвал Жаком.

– За балаклавой вам в исторический музей – мы тут не настолько технологически оторваны, – рассмеялся Степа.

Олег отвернулся, вглядываясь в окно – парень удивлялся, как Степа свободно общается с людьми. Судя по обрывкам мыслей, которые я выхватывал, паренек кажется – при всей своей цепкой хватке, был нелюдимым и даже стеснительным.

– Активная защита, все работает? – поинтересовался Жак, примеривая аксессуар.

– Да, ни одна камера вас не идентифицирует.

Французы, нацепив очки, начали негромко переговариваться, наблюдая за пейзажами за окном. Перевод их беседы Олега сейчас не интересовал. Если бы личная сеть была активна, слушать бы пришлось – встроенный в имплант переводчик автоматически переводит чужую речь, глуша ее для восприятия и передавая вибрацией звуки напрямую. Но личный айди Олега сейчас был заблокирован обманкой, и французская речь отображалась перед глазами бегущей строкой в дополненной реальности.

Олег, нервничая, практически не всматривался в текст перевода – машина подъезжала к КПП и он все больше нервничал. Несмотря на то, что Мустафа был железно уверен в водителе, Олега вид обдолбанного извозчика не вдохновлял. Но, несмотря на его опасения, все прошло благополучно – на КПП оказались полицейские-земляки таксиста, который лишь махнул им рукой и проехал на территорию другого района под шлагбаум без намека на досмотр и даже сканирование.

Французы тут же оживились. Еще бы, посмотреть было на что – после одинаковых серо-бетонных коробок Восточного района Южный поражал контрастом нищеты и криминала. Многочисленные зажегшиеся в ночи вывески – от дешевых ламповых до полноценных голопроекций, соседствовали со щербатыми фасадами, щурящимися выбитыми окнами. В некоторых из пустых проемов мелькали отсветы живого огня.

Одежда шатающихся по улице людей также привлекала внимание: от ярких костюмов чернокожих щеголей и кожи с камуфляжем блатных молодчиков, до откровенного рванья и минимума одежд уличных проституток, среди которых встречались как чернокожие обоего пола, так и белые, вконец опустившиеся личности.

Зазвенело стекло и хлопнули пробки – Степа, открыв пару бутылок с наркопивом кислотно-зеленого цвета, протянул их туристам. В салоне сразу потянуло духом каннабиса. В этот момент машина медленно ползла совсем рядом с одной из проституток. Когда та, одетая лишь в рваные черные колготки и кислотного цвета майку, оказалась достаточно близко от машины и попыталась заглянуть в окно, туристы загалдели громче, возгласами выражая отвращение. Но всматриваясь с болезненным любопытством.

– Эй-эй, парни, спокойно, вы со мной! – тут же проговорил Степан, успокаивая их – девочки будут не с улицы.

– Ты обещал, Степан.

– Жак, мы с тобой уже давно знаем друг друга. Если я обещал, что сделаю по высшему разряду, значит сделаю.

– Это точно будут настоящие русские блондинки? Учти, как в прошлый раз ты меня больше не проведешь!

– Жак, в прошлый раз были плохие девочки? Нет, вот видишь. В этот раз я договорился, они специально для тебя во время процесса споют «Боже, Царя храни»!

Успокоенные, французы вернулись к осмотру проплывающих за окном достопримечательностей. Извозчик, планомерно накручивающий круги по району, то и дело кидал вопросительные взгляды на Степана. Тот же периодически посматривал расфокусированным взглядом в пространство – в видимый только ему интерактивный интерфейс. После очередного отвлечения он чуть кивнул сам себе и сам поймал взглядом таксиста, едва заметно кивнул.

«Готово» – тут же беззвучно шепнул он, обращаясь к Олегу.

Микроавтобус, еще попетляв по улицам, подъехал к «Яме» – большому торговому центру. Бывшему торговому центру – сейчас этажи флагманского молла Южных районов занимали совершенно разные заведения, все под контролем местных группировок и банд. Здесь можно было как продать практически все, так и купить – от человека и психоактивных веществ до оружия и новой личности.

Машина остановилась максимально далеко от общей парковки, на которой кучковались группы мутных личностей.

– Выходим парни, выходим! – легко выпрыгнул Степа на асфальт, разминая ноги. Олег с Мустафой выбрались следом и застыли, ожидая пока туристы осмотрятся вокруг.

– Друзья, минутку внимания! – поднял Степа обе руки с раскрытыми ладонями в знак важности произносимого. – Послушайте, это очень важно.

Туристы внимательно слушали.

– Мы сейчас находимся в Южных. Тут не работает глобальная RecFace, здесь вы не получите штрафа за анонимность действий, и здесь вы можете найти впечатления, какие никогда не найдете дома. Законы первого мира здесь больше не властны над вами, их тут нет. Цена за это – опасность для здоровья и даже жизни, которая стоит здесь не очень дорого. Но! Вы гости, а гостям тут рады. Законов тут нет, но есть простые правила поведения – главное их соблюдать.

Правило первое и единственное – никуда не теряйтесь от меня и делайте так, как я говорю. Если вдруг что, запомните – в Южных работает закон фонаря. Видите, мы стоим в круге света? Если окажетесь вне освещенных улиц, ваше здоровье и сбережение подвергнутся большой опасности. Жители Южных очень рады гостям – вы привозите сюда деньги и возможность заработать, но большинство из них не откажутся просто забрать не только все ваши деньги, но и органы. В темноте улиц правило гостеприимства Южных не действует.

Чтобы не нарваться на проблемы на ровном месте, ни с кем сами не говорите. Ни с проститутками, ни с вышибалами, ни с барменами. Только через меня – здесь не действует закон, но действуют правила поведения. Нарушать их не надо, а…

– Степан, мой друг, ты повторяешься! Мы все поняли! Давай, веди нас навстречу приключениям! – Жак махнул рукой с почти пустой бутылкой. Тут же он сосредоточил внимание на ней, и одним большим глотком допил остатки.

– Куда выкинуть? – посмотрел турист на Степана.

– Прямо здесь бросай. Давай, давай, здесь можно не только это!

Видно было, что сознание выбравшегося в чужой и дикий мир Жака сопротивлялось столь кощунственному поступку. За подобное в его системе координат можно было не только штраф схлопотать, но и получить несмываемое пятно в личное дело – француз банально боялся, не в силах перешагнуть через себя.

– Здесь вам не там, – со смехом произнес Степан и, выхватив из рук Жана бутылку, разбил ее об асфальт.

Не завыли сирены, не пришло оповещения на личный терминал – и второй турист, Жак, чуть подумав, вдруг размахнулся и с силой бросил бутылку на землю.

Громкое «Вау!» от обоих французов сопроводило разлет осколков. Эмоции у туристов били через край – уже от одного осознания безнаказанности подобных действий сносило крышу, а пары наркопива лишь добавляли радости и счастья.

– Э-э, вы че творите, мрази! – послышался пропитый голос.

К группе приближалось две закутанные в лохмотья фигуры. На одном из незнакомцев была замызганная оранжевая жилетка муниципальной службы. Он продолжал говорить сиплым голосом – уже больше непечатными выражениями.

Олег внимательно глянул на французов. Понимали они явно не все – вряд ли интерпретатор переводчика справлялся с выражениями типа «ща набалдажник вскрою» и «херабора гомодрищенская», но оба туриста были явно испуганы.

– Дружище, дружище, мы готовы все уладить! – закричал Степа, загораживая туристов.

– Я те ща улажу! – не встретил муниципал понимания. Более того, в руке дворника показался видавший виды кухонный тесак, покрытый ржаво-бурыми пятнами.

Олег был готов к подобному развитию событий – сделав два быстрых шага вперед, он направил на агрессивного дворника пистолет.

– Э, э, ребят, я же ничего, я не против! – тут же попятился тот и едва не упав, споткнувшись, бросился прочь. Второй тоже отбежал на десяток метров, но вдруг остановился, с угрожающим воплем потянувшись за пазуху. Моментально грохнул выстрел и выскочившая из Глока гильза запрыгала по асфальту. Дворник в жилетке даже не глянул на упавшего товарища, лишь дернулся, ускоряясь в желании как можно быстрей скрыться за помойкой.

– Уходим, уходим, – потянул за собой туристов Степа. Олег, то и дело поглядывая на недвижимое тело, двинулся следом, убирая пистолет.

– Одно из правил поведения Южных – если на тебя лезут с оружием без предварительного разбора, ты свободен в действиях самозащиты, – пояснял ошалевшим французам Степа, – теперь вы понимаете, что здесь все серьезно? Пойдемте еще пива возьмем, надо стресс запить.

– Он его действительно убил?

– Так просто взял и убил? – на разные голоса голосили туристы.

– Да, взял и убил, что тут такого? – спокойно покивал Степан. – Вон бар, надо еще пива взять.

– Он его убил, – ошарашенно произнес оцепеневший Жак, не в силах сдвинуться с места.

– Слушайте, да здесь постоянно кого-то убивают, что же вы так разнервничались, – голосом любимой бабушки продолжал увещевать Степан, подхватывая французов под руки.

Когда все пятеро входили через двери молла – когда-то автоматические, а сейчас разбитые и навечно застывшие в открытом положении, Олег, идущий последним, оглянулся. Он смог разглядеть, что упавший, якобы получивший пулю, и слупивший со Степы за представление пятерку кредитов на двоих с местным дворником, уже поднимался.

После первых глотков алкоголя в баре туристы слегка расслабились. Залив шок наркопивом, они вскоре уже практически безбоязненно взирали на местную колоритную публику. Спокойствия и развязности французам постепенно добавляло осознание, что они здесь не одни пришлые – то и дело в пестрой толпе мелькали жители первого мира, также прибывшие в Яму за развлечениями. Некоторые, уже потеряв контроль, зажигали на танцполе в компании как друзей-подруг, так и местных работниц индустрии отдыха – выглядящих на порядок лучше, чем уличные проститутки.

Пока туристы накачивались наркопивом, приходя в себя, а Степан пел им на уши чудные истории, Олег с Мустафой стояли рядышком, в готовности отшить мутных личностей, если таковые появятся. Но двое туристов в сопровождении адекватных проводников никого не привлекали – благодаря международному ивенту сегодня в Яме было достаточно пассажиров при деньгах и даже без сопровождения.

Слова об опасности, сказанные Степой, были произнесены для настроя и атмосферы. Для гостей из первого мира Яма была абсолютно безопасна.  Несмотря на всю ненависть к обитателям рая, они несли на территорию деньги – очень большие деньги, и дураков, способных как-то им навредить, не находилось. В случае любого несчастного случая проводилось пристрастное расследование не только полицией, но и теневыми владельцами районов, поэтому страшная участь однажды покусившихся на пришлых нескольких идиотов отпугивала потенциальных нарушителей неписанных правил.

Но французы этого не знали, иногда с опаской оглядывались по сторонам. Впрочем, уже через полчаса туристы были вновь готовы к впечатлениям. Мустафа к этому времени исчез – пошел искать зрительские места на арене. Яма не зря называлась Ямой – все самое интересное происходило здесь на трех подземных этажах, бывших когда-то спортивными клубами и помещениями паркинга. И именно за развлечениями нижних этажей и прибыли сюда туристы.

– Степан! Настоящий кровавый спорт, Степан! Ты обещал! – с пьяной настойчивостью повторял Жан, то и дело тыкая в Степу пальцем с французским маникюром.

– Все что обещал, сегодня получите. Если я обещал, значит я делаю, – подхватил Степа под руки туристов.

Олег пристроился чуть впереди, во избежание – французы вместе с алкоголем и намешанным в него веществами приобрели бодрость духа и готовность не только к впечатлениям, но и к самостоятельным приключениям, чего проводникам было совершенно не нужно.

До арены Ямы добрались быстро – спустившись по пандусу на нулевой этаж, прошли по коридорам и оказались в помещении бывшего фитнесс клуба. Здесь в части пола была с некоторой долей аккуратности пробита огромная дыра, как раз под размер бассейна, находившимся этажом ниже. Арена-бассейн, в котором со времени тестовой прогонки при постройке здания не появлялась вода, была закрыта куполом пуленепробиваемого стекла. Для антуража в получившейся чаше были установлены парочка рифленых транспортных контейнеров, старый погрузчик, несколько штабелей из деревянных ящиков и паллет. Кафель на стенах во множестве мест был выщерблен пулевыми отметинами, на полу виднелись застарелые бурые пятна. Особенно привлек туристов тянущийся широкий след, теряющийся за одним из входов.

На экраны Арены транслировалась информация о предстоящих сегодня поединках. Время высокорейтинговых боев еще не пришло, но Степа с туристами начал бурное обсуждение участников и коэффициентов ставок. Туристов рейтинг бойцов не интересовал совершенно – они впервые вживую присутствовали на кровавом спорте, и сильно возбудились от осознания предстоящего действа. Очередная дуэль ожидалась совсем скоро, и туристы пожелали попробовать удачу в ставках.

– Мустафа! Друг мой, ставочку сообрази! – обернулся Степа, на котором двумя пьяными бесами висели французы.

– Сколько?

– Жак сотню на красного, а Жан сто десять на синего.

«Сто, мать его, десять!» – прочел я удивление мелочности туриста в глазах Мустафы, прежде чем тот отправился к терминалам букмекерской конторы.

На Арене между тем в ближнем, синем углу, появился один из бойцов, разминаясь. Это был невысокий парень в деловом костюме и видавшим виды пистолет-пулеметом в руках. Появление поединщика зрители встретили приветственным гомоном.

Олег – и я вместе с ним, коротко всмотрелся в незнакомого бойца. Лицо с нездоровой кожей, не первой свежести мешковатый костюм, явно надет для пущего антуража. Реальный персонаж разительно отличался от того белого воротничка с нулевым пока рейтингом, который надменным взглядом взирал на зрителей с экранов. Наверняка новичок из Южных, или даже из трущоб, подписавший с промоутером контракт сразу на несколько боев, чтобы счета семьи оплатить. А может просто в банде первую кровь попробовал, и на кураже шальных денег захотелось.

– Олега! – на этот раз Степа легко освободился от настойчивых туристов – оба француза направили все свое внимание на человека, которому сейчас предстояла смертельная схватка. Степан подошел к Олегу и заговорил ему прямо в ухо, прикрывшись ладонями – чтобы туристы не слышали.

– Олега, эти дятлы себе хотят девочек первого класса – русских блондинок, ты слышал, наверное, а еще мальчика. Мальчика желательного большого, черного и полноприводного обязательно. Сделай прямо сейчас, а то я смотрю сегодня в Яме народа столько, что потом придется этим доказывать, что третий сорт не брак.

– Ты один тут как, справишься? Может Мустафу дождаться?

– Да нормально все, они ручные, я думал хуже будет.

– Ладно, я пошел.

– Давай, братиш, не подведи.

Кивнув, Олег направился к выходу, где аккуратно просачиваясь, а где проталкиваясь через пребывающих зрителей – в зависимости от их статуса. Покинув по пандусу нулевой этаж, он поднялся по широкой лестнице на второй. Здесь в одном из крыльев молла располагались бордели – в парочке витрин танцевали местами одетые работницы индустрии плотских развлечений, некоторые заведения не поскупилось на голограммы в человеческий рост. Стены везде были украшены граффити разного качества, изображающих в большинстве случаев женщин разной степени одетости.

Олег прошел мимо нескольких заведений, игнорируя зазывающие оклики и даже стряхнув с себя парочку настойчивых рук. Он направлялся в «Лядскую Лавру» не только потому, что это заведение выделялось антуражем – все девочки и мальчики заведения носили униформу, намекающую на принадлежность к служителям церкви. И не столько потому, что качество услуг в Лярве отличалось в лучшую сторону от большинства местных борделей – не считая заведений третьего этажа, конечно. Олег шел туда, потому что знал в этом заведении всех администраторов, что позволяло заработать лишних кредитов, которые, как известно, никогда не лишние.

Зайдя в небольшую дверцу, охранявшуюся двумя бугаями в инквизиторских рясах, под которыми угадывалось спрятанное оружие, Олег оказался в огромном помещении с высокими арочными сводами. Сразу же его окружило пространственным звучанием приятной мелодии, поодаль послышался мелодичный смех привлекательных смоковниц; одна из них, приветливо махнув рукой, скрылась на балконе, с которого открывался невероятный вид скалистого берега моря.

Естественно, помещения борделя было не настолько большим, да и моря за балконом не было – эффект достигался установленными голо-экранами.

– Приветствуем тебя в нашей обители, путник! Желаешь ли ты… – буквально полилось в уши бархатный голос. Впрочем, почти сразу дежурный оттенок голоса изменился: – Олежа, привет! Ты ко мне по делу, или мы наконец-то с тобой покувыркаемся, мой сладкий?

За стойкой администратора, стилизованной под окружающий антураж, сидела Зоряна. Впрочем, она уже стояла, профессиональным жестом уместив грудь на стойке так, что та была вот-вот готова выпрыгнуть из тугого корсета.

– По делу, – стараясь смотреть девушке в глаза, кивнул Олег.

Они с Зоряной когда-то учились в одном классе средней школы. Потом Олег перешел в высшую, а Зоряна нет – ее отец потерял работу, и не смог оплачивать обучение. Теперь девушка работала в Лярве и оплачивала не только обучение своей сестре, но и кредиты отца.

– Олежек, сладкий, ну что ты все по делу, да по делу? Может все-таки договоримся? Я уж так и быть поработаю, специально для тебя. И скидочку сделаю!

Олег только покачал головой. Но я уловил тень его мысли о том, что в других условиях он не стал бы вот так прерывать разговор.

– Тебе жалко пятьдесят шесть кредитов на свою школьную любовь? – кокетливо улыбнулась Зоряна.

– Пятьдесят шесть? Ты меня по туристическим расценкам что ли считаешь? – не мог не переспросить Олег.

– А по каким еще тебя считать? Ты же у нас белая кость, из Восточного района.

– Зорь, за пятьдесят шесть кредитов меня в вирте половина вашей богадельни ублажать будет.

– Так это же в вирте, сладкий, – покачала головой девушка.

Зоряна еще в средней школе была предметом вожделения для большей половины класса. Вот только она уже в то время цену себе знала, и в ответ на искренние ухаживания влюбленного парня только посмеялась.

После того, как в квартиру семьи Зоряны постучались адаптанты, одним росчерком пера опустив несколько человек на социальное дно, девушка оказалась на панели, но не потерялась и здесь. Быстро поднявшись до администратора и прекратив торговать телом, последние полгода Зоряна провела за стойкой борделя как старший администратор, постепенно прибирая к рукам молодых девочек и понемногу забирая каналы мелких наркодилеров.

В Лярву в это время зашло еще несколько человек, сразу перехваченных дежурной девочкой, которая повела их в зону ожидания, выразительно зыркнув на Зоряну.

– Ну не хочешь как хочешь, – сразу изменила девушка тон на более деловой. – Рассказывай, сладкий, только быстренько.

– У нас со Степой два европедика в попутчиках, надо исполнить их по максимуму. Хотят двух блондинок русских – только чтобы без обмана, и одного черного, чтоб большой был и заднеприводный при необходимости.

– Где я тебе двух блондинок со знанием русского найду?

– Мне в другое место идти?

– Ой, да ну тебя! Марьянка будет, и Блажена вернется из-под пана лейтенанта скоро, ее перекрасим быстро, – прикинула Зоряна для себя, – еще какие пожелания?

– Да больше нет, в общем-то. Накидывай по максимуму от стандартной ставки, на сколько наглости хватит – пассажиры при реальных деньгах. Будем через пару часов.

– Ой, сладенький, я тебя люблю, – обрадовалась Зоряна грядущему заработку. – Подумай про скидку, солнце, – стрельнула она напоследок глазками.

– Угу, – буркнул Олег, разворачиваясь к выходу.

Парень вышел из борделя, сразу окунувшись из приятного лаунжа в гомон Ямы, сдобренный смесью запахов алкоголя, дыма, веществ, немытых тел и ядреных духов местной публики. Перепрыгивая по несколько ступенек, Олег спустился на первый этаж, направляясь к пандусу. Внутри у него появилось тягучее тревожное ощущение, и по пандусу к арене он почти бежал.

Бой уже закончился – труп «костюма» с многочисленными пулевыми отверстиями на груди как раз выволакивали из чаши. Олег бросил на него только мимолетный взгляд, ощутив холодок страха в груди – судя по организованной группе, окруживших Степу, Мустафу и испуганных туристов, тревожное предчувствие его не обмануло.

Вокруг, явно предвкушая интересное действо, на некотором расстоянии начали собираться заинтересованные зеваки, отвлекаясь даже от бесновавшегося в красном углу победителя минувшего боя.

Олег подошел к сгрудившейся толпе как раз в тот момент, когда квадратный чернокожий тип в арафатке закончил говорить. Испуганные французы, избавившись от хмельной удали, под его взглядом были готовы провалиться под землю. Степа, обычно невозмутимый, также явно нервничал – яркие пятна румянца лишь подчеркивали его побледневшее лицо.

Во внушительной группе чернокожих оппонентов Олег с удивлением заметил знакомое лицо. Это был Халид – бригадир двух точек по продаже секс-услуг и веществ в районе «трех дураков», где они пару раз пересекались. Халид едва заметно кивнул Олегу, но тут же перевел взгляд на чернокожего, который буравил взглядом одного лишь Степу.

Пауза затягивалась, а Олег внимательно перескакивал взглядом по недружелюбным лицам. Он не понимал, как в группе из черного гетто оказался Халид: молодой сириец был не на последних ролях в молодежной банде, контролирующей практически весь Юго-Запад Высокого Града, а эта публика с черным гетто обычно никаких дел не имела.

– Джон, да? Слушай, Джон, согласен, косяк на нас. Мы готовы заплатить, давай решим вопрос, – заговорил между тем Степа.

– Степан, да? – скопировал интонацию Джон. – Слушай, Степан, косяк реальный, деньгами такое не решишь. То, что это иблисово семя тут своим поганым ртом…

Радикальность суждений и упоминание иблисого семени чернокожим громилой как-то объясняло нахождение рядом с ним Халида – чернокожие оказались братьями-мусульманами. Но никак не проясняло ситуацию – в черных гетто Града никаких последователей джамаатов из Центральной и Западной Африки давно не было – ушли из города, будучи вытесненными как раз сирийцами. Олег, пользуясь секундной паузой, пока на Степу лились непереводимые идиоматические выражения, шагнул вплотную к Мустафе, спросив почти беззвучно.

– Что было?

– Да этому дятлу, – короткий кивок на одного из туристов, – не понравилось, как на него из этой коблы смотрят. Включил потомка африканского колонизатора, обозвал их по-разному.

– И все?

– Плюнул еще пару раз в них.

– Дебил, ептыть. Хорошо хоть ботинком не кинул.

– …только кровью это смыть можно, Степан.

– Э, друг, нет-нет извини! Ты не в своем протекторате, тут Территория, тут закон есть. Это турист, к ним другое отношение – они сюда деньги приносят. Он оскорбил, он заплатит – все по-честному, люди видели, люди подтвердят.

Толпа зевак становилась вокруг все плотнее. Загалдели – даже те, кто не видел. Но подтвердить были готовы. Олег быстро скользнул взглядом по сонму лиц; никого из праворадикалов, хоть бы даже из отморозков из Свободы в толпе видно не было, а это было очень плохо – поддержки можно не ждать.

– Э, Степан, нет. Кто их сюда привел – ты. Кто за них ответственен – тоже ты. А этот, – Джон между тем выразительно глянул на туриста, – оскорбил не только меня, но и моих предков.

– Серьезно? – шепнул Олег Мустафе.

– Про обезьян что-то лопотал, было дело, – ответил тот, с явным презрением во взгляде на чернокожего. В уничтожении Нарбоннского Халифата активно участвовали британские колониальные части, набранные в большинстве из африканских провинций, так что отношения черных и арабов – выходцев из Магриба, были далеко не дружественными.

– Закон для них, и для тебя. Отвечай за их слова, Степан. Вон там, – показал Джон на Арену.

Окончание его фразы тут же были подхвачено гомоном толпы зевак, почувствовавших предвкушение развлечения. Олег пробежался глазами по окружающим – мелькнула мысль, что как-то уж слаженно раздались крики.

Степа задумался – румянец на его щеках налился сильнее, заиграли желваки. Олег знал, что Степан уже два раза выходил на арену, одержав две победы. Вот только в его статистике это не отображалось – лишняя информация, как считал сам Степан.

Олег легким движением руки развернул перед глазами информационное окно. Он уже отправил запрос по скану лица чернокожего громилы, и на периферии зрения давно мелькало оповещение о завершении поиска по учетным записям соцсетей. Профиль Джона был не только в «Бойцовском Клубе» и «Арене», но и в глобальном рейтинге. Олег лишь охнул мысленно, увидев количество и винрейт реальных поединков.

Лучше уж Степе сейчас дать себе показательно большие пальцы отрубить – их хоть пришить, хоть регенерировать. Правда после такого позора не регенерируешь авторитет. Дорога Степе в Южные будет закрыта, но зато живым останется. И судя по его виду, он также чекнул профиль собеседника и внутренне согласился пожертвовать авторитетом ради жизни.

– Понимая наш разный уровень, я готов выставить вместо себя замену, – произнес вдруг Джон.

Окружающие его спутники расступились, и вперед вышел смуглый парень. Кандидат, предложенный Джоном, был совсем молод – даже не старше Олега. Практически идеальные черты лица – как у дженериков, которых изредка можно было встретить на Территории. Вот только для этого молодого парня кроме генетиков явно поработали поколения предков, находившихся на иерархической вершине и выбиравших себе в жены самых красивых наложниц.

Данные в соцсетях на юного воителя под ником «Амин» отсутствовали. А вот профиль на арене был создан, причем пока с нулевой статистикой. Все моментально встало по своим местам – и отказ Джона от денег, вкупе с навязчивой идеей смыть оскорбления кровью; и согласованность действий в толпе – сгрудившиеся вокруг зеваки, подзуживаемыми заводилами, уже в голос требовали кровавого решения, хотя в Яме такое практиковалось нечасто. И даже присутствие Халида среди чернокожих становилось понятно.

Юный аравийский аристократ вышел на охоту за первой кровью. Родственники его наверняка о похождениях не в курсе – модная забава золотой молодежи по всему миру совершенно не пользовалась популярностью у их родителей. Столь разношерстная группа поддержки, которая использовалась для того, чтобы обеспечить ему достойного кандидата, лишь подтверждала самодеятельность юного аравийца. Француз кстати тоже мог не просто так среагировать – может и этот инфантил в деле? Олег перевел взгляд на испуганного кучерявого туриста, и все-таки решил, что тот в процессе вряд ли участвовал.

– Откажешься, мы все равно возьмем свое, -прозрачно намекнул Степану Джон.

Степа явно нервничал. Соглашаться на поединок с молодым аравийцем – а это наверняка был представитель если не саудовской, то катарской аристократии, означало смертельный риск. Но не столь гарантированный, как в случае с Джоном.

Аравиец не одаренный – владеющие магией одаренные были только в аристократии Большой Четверки. Но остальным, кто обладал влиянием и силой, оставалась генетика и импланты.  Наверняка у юнца был полный набор, усиленный тренировками. Вкупе, конечно же, с желанием начать список побед с русского: несмотря на то, что армия Конфедерации покинула полуостров, в заочном споре уступив британцам, это можно было считать пирровой победой – Колониальная администрация боролась до последнего аравийца. Умывшись кровью – и своей и противника, русские ушли с полуострова, но смогли сохранить за собой морскую базу на Сокотре, так что болезненное поражение не превратилось в жесткую оплеуху и полную потерю влияния в регионе.

– Уважаемый, – вдруг выступил вперед Мустафа, пристально глянув в глаза аравийцу. – Отец знает, что ты, юный амир, собрался стать муджахидом? Но если что-то пойдет не так, и вместо муджахида ты станешь шахидом, нам ведь придется перед ним за это отвечать. Или ты за это ответишь? – перевел взгляд Мустафа на Джона. – Или все будем перед его отцом отвечать?! И ты, и ты, и ты, – начал Мустафа, тыкая пальцем в зевак. Что характерно те, на кого он показывал, сразу пытались исчезнуть из первых рядов. Но те, кто стоял позади, продолжали требовать схватки.

– Мой отец знает, что я здесь. И никому за мое решение отвечать перед ним не придется, – выступил вперед юный аравиец. Весь его вид выдавал сдерживаемый гнев – глаза сощурены, губы поджаты. – Так ты выйдешь на арену, или готов поджать хвост как собака и умереть на коленях?

Степа тяжело сглотнул – Олег явно видел, как заходил у него кадык на шее. То, что ситуацию мирно решить теперь не удастся, становилось ясно. Но и умирать Степану тоже совершенно не хотелось.

– Я готов, – негромко произнес Степа.

Пусть юный амир и дженерик, шансы против него есть – в отличие от поединка с Джоном. Степан добавил что-то еще, но Олег не расслышал – все перекрыли крики собравшейся толпы. Спонтанные бои случались на Арене, но довольно редко, и наблюдать за ними было едва ли не интереснее чем за контрактными бойцами – ведь буквально только что вон тот самый парень или девушка стояли рядом с тобой, а сейчас бегают от смерти за стеклом.

Олег вдруг столкнулся глазами со Степой.

Широкое лицо друга и напарника перекосила напряженной гримасой, в глазах стоял самый настоящий страх.

– Заменишь? – прочитал по губам Олег.

«Нет»

«Нет!»

«Нет-нет-нет! Не делай этого!» – попытался достучаться я до разума парнишки. Потому вспомнил, что для того чтобы я появился в его теле, он должен умереть. А если сейчас он меня услышит, откажется и не умрет? Я так и проведу всю сознательную жизнь сторонним наблюдателем? От этих мыслей мне стало по-настоящему страшно.

Несколько долгих мгновений Олег и Степа смотрели друг на друга.

Я видел, что Степа боится. Олег же напряженно размышлял. На удивление, он принимал решение рационально. Ход его мыслей был таков – утром к нему приходят адаптанты и практически гарантированно выписывают билет на социальное дно – пособие и вирт. Да, можно будет попробовать с ними договорится, но сейчас – отойдя от первого шока потери, парень понимал – это будет сложно. Покушение на жизнь князя Юсупова – это черная метка для отца и для самого Олега.

Сейчас же появлялся удивительный шанс выкупить себе билет в нормальное будущее – пусть и со смертельным риском.

Олег поднял руку, жестом попросив у Джона минутную паузу и шагнул вплотную к Степе.

– У тебя сколько на кармане, максимум?

– Да черт его…

– Степа!

– Куска три может наскребу.

– Поставишь все на меня? Тебе десять процентов с выигрыша.

– Братиш, я себе только ставку заберу обратно, – даже задрожала нижняя губа Степы.

Три тысячи. Даже если рассчитывать на самый низкий кэф, прибыль будет больше десятки – а это хорошие деньги. Новый АйДи – с рейтингом выше нуля, и возможность начать жизнь с чистого листа в другом протекторате.

– Ставь на меня.

– Сейчас сделаю. Спасибо, братишка, – с жаром прошептал Степан.

Олег кивнул и отошел, оборачиваясь к Джону.

– Ты выставил вместо себя бойца, – заговорил между тем Степан. – Вместо меня также выйдет другой. Вот он, – показал Степан на Олега.

– Что, в натуре что ли?  – удивился вполголоса Мустафа. – Ну Олега, ну ты дебил…

Глава 5

— Ты в натуре такой дурной? Или ты герой? Не, ну какой дебил, вот где таких берут, а? – не унимался Мустафа, расхаживая по комнате, где они вместе с Олегом ожидали выхода на арену.

– Я лучше него на арене.

– Это головняк Степы. Он прикрыл тобой свою жопу, ты понимаешь?

– Да.

— Он накидывает нам по триста кредитов, а сам забирает в три раза больше. Он использует нас, как гандоны, Олег!

С Мустафой, кстати, лично я был полностью согласен.

– Мне нужны деньги, – спокойно ответил паренек.

– Всем нужны. Но только дебилы впрягаются за чужие жопы! Олега, еще можно отыграть назад, они не в своем праве.

– Я лучше Степы, и я не проиграю.

— Да у вас со Степой винрейт одинаковый!

— Ну конечно, мы же в одной пати бегаем. А так я намного лучше, и шансов у меня больше.

— Дерьма у тебя в башке больше! Послушай притчу: падает дирижабль. На борту из пассажиров Иванов, Грицко и Рабинович. Из кабины пилот: Надо срочно уменьшить вес, или разобьемся! Выкинули все что можно. Из кабины снова: спасайте корабль, надо еще совсем немного веса сбросить. Иванов орет: «За Расcею матушку!», и кидается за борт. Пилот снова, мол давайте, совсем еще чуть-чуть облегчить надо. Грицко орет: «За Расcею матушку!», и выкидывает за борт Рабиновича!

Олег, откинувшись в кресле, посмотрел на Мустафу полуприкрытыми глазами.

– Это ты к чему рассказал?

– К тому, что ты дебил! Откажись, я все решу сейчас, не будет поединка!

-- Слушай, Мустафа, ты секундантом пошел со мной, чтобы мозг выедать?

– Я пошел, я! Где Степа?

Паренек только кивнул, не отвечая. Очуметь выдержка у парня – когда он горевал об отце, этого не было заметно, а сейчас, перед лицом смертельной опасности, абсолютно спокоен.

И вместо него мне надо прожить здесь жизнь?

– Ай, – лишь махнул рукой Мустафа, продолжая расхаживать по комнате. – Олега, ты…

Открылась дверь, и в комнату зашел распорядитель арены. Перед собой он держал простой пластиковый поднос, как из фастфуда. Впрочем, вероятно оттуда поднос и был. На нем лежал видавший виды пистолет Макарова и два магазина с патронами.

– Заказывали. Принимайте.

Большинство выступавщих на арене приходили со своим, но у тех, кто не мог, было право на бесплатное оружие. Олег поднялся, забирая пистолет. Оттянув затвор, он критически присмотрелся, хмыкнув – похоже, ПМ не чистили со времен корейской войны семьдесят девятого. Вставив магазин и дослав патрон, Олег поставил оружие на предохранитель.

– Он хоть стреляет?

– Ни разу не жаловались.

– Было бы кому жаловаться.

– Свое оружие имеется? – пропустил мимо ушей шпильку распорядитель.

– Да, сканируйте, – показал Олег распорядителю Глок, а чуть позже нож.

Правила допускали использование двух пистолетов, как и холодного оружия. Тем более холодного оружия.

– Что там у… как его кстати? – задал не менее важный вопрос Мустафа.

Распорядитель ответил не сразу – сначала сбросил информацию о вооружении Олега в сеть.

– Назвался Амином, – пожал он плечами чуть погодя, легким жестом правой ладони проведя по левому запястью, и продемонстрировал участникам экран, с которого смотрел поясной портрет молодого аравийца в белых одеждах.

– Олега, да это блудняк реальный! Я тебе говорю…

– По оружию у него что? – раздраженно поморщился Олег.

Распорядитель движением пальцев увеличил экран, акцентируя внимание на оружии. Вооружен Амир был компактным бельгийским FN, с интегрированным блоком кинетического щита.

– Гранаты нельзя, да? – спросил Олег, зная, что получит отрицательный ответ.

– Правила поединков на нашей арене использование гранат не предусматривают. Напоминаю, что нарушение правил, которые вы подписали пятнадцать минут назад, ведут к применению мер наказания, в том числе ликвидации участника. Список мер вы можете найти в тексте правил. Желаете еще раз ознакомиться с документом?

– Да в курсе я, просто спросил.

– Моя помощь еще требуется?

– Когда выход?

– Начало поединка через семь минут, на арену можете выходить уже сейчас, не покидая пределы синего угла.

– Больше вопросов нет.

Распорядитель вышел, а Олег обернулся к Мустафе.

– Да подожди ты, – тут же пришлось ему поднять руку, прерывая словесный поток – Мустафа нервничал так, как будто это ему предстояло выходить на арену против упакованного по максимуму противника. А нервничать было отчего – кинетический щит был не просто дорогой, а очень дорогой игрушкой, защищая даже от калибра 7,62 в упор. Площадь его была чуть больше квадратного метра, напоминая по форме щит римских легионеров, так что при стойке на полусогнутых ногах он закрывал бойца полностью.

– Мустафа, будь другом. Сходи, поставь на меня триста кредитов из своих. Если не сыграет, заберешь их у Степы – он мне как раз обещал триста за сегодняшний прогон. Сделаешь?

– Хорошо.

– Все, иди уже. Я не проиграю, верь мне.

– Удачи, Олега.

– Угу.

Мустафа вышел, Олег двинулся следом. Только Мустафа двинулся направо, к лестнице, а паренек налево, к находившемуся рядом выходу на арену. Подождав, пока охранник откроет массивную дверь, он вышел в чашу, стараясь не наступать на подсыхающий кровавый след, оставшийся от «костюма».

Глухо скрипнула за спиной дверь, отделяя его от остального мира.

Олег уже был здесь. Тысячи раз выходил сюда на одиночные дуэли. Вот только первый раз он попал сюда в реальности, а не в виртуальном пространстве; на «Арене», как и в «Городских боях», существовало ограниченное количество лицензированных карт, и все площадки реальности повторяли их. Не была исключением и эта, предназначенная максимум под формат поединков три на три.

Олег заметил, как после закрытия двери поменялось восприятие действительности – накрывший чашу плексигласовый колпак был звуконепроницаемым, полностью изолируя площадку. Бросив взгляд наверх, на мутную непрозрачную поверхность купола, парень на миг представил, как выглядит с той стороны, где бесновались многочисленные зрители.

Представил и постарался забыть, вернувшись взглядом к осмотру арены. То, что у аравийца нет импланта на усиление слуха с эхолокацией, он не надеялся. А усиленное имплантами восприятие, вкупе с технологиями дополненной реальности покажут аравийцу местонахождения противника, стоит тому произвести даже незначительный шорох.

Продолжая осматриваться, парень в очередной раз продумывал свои действия. Постепенно он подмечал, что реальная площадка чаши бывшего бассейна отличается от виртуальной. Здесь были более выщербленные стены со следами многочисленных заплат, хрустела под ногами бетонная крошка. Деревянные ящики и контейнер также неуловимо, но отличались от знакомых декораций.

По мере того как Олег подмечал эти мелкие детали, на него вместе с осознанием реальности происходящего накатывал липкий страх. Ведь в этот раз – если проигрыш, то все, конец. Несколько раз глубоко вздохнув, паренек попытался успокоиться. Не получилось – спина стала мокрой, руки ощутимо задрожали, а сердце уже стучало где-то в горле.

Да, вот тебе и спокойствие, и расчет – подумал я.

Олег – теперь уже полностью осознав во что ввязался, присел на корточки, прислонившись спиной к деревянному ящику. Держа в руках оба пистолета – Глок в левой, а ПМ в правой, он упер локти в колени, спрятав лицо в ладонях. Сердце все не успокаивалось, руки начали мелко дрожать в мандраже.

Когда через несколько минут прозвучала сирена минутной готовности, парень поднялся. Когда и как это произошло, он сам не понял, но липкий страх незаметно ушел, а сам Олег оказался настроен на рабочий лад. Даже мысли успокоились, а переживания по поводу возможной гибели переместились далеко на второй план. Мельком отметив свое состояние, Олег выглянул в один из проходов. Противника видно не было. Значит или-или – стрельнул глазами парень по местам возможного нахождения аравийца.

В тот момент, когда прозвучал пронзительный ревун начала боя, Олег начал стрелять в противоположную стену из ПМ – туда, где вероятнее всего находился аравиец.  Судя по виду, тот не был левшой, значит вероятнее всего уйдет правее. Там выгоднее, да и с кинетическим щитом чего ему бояться.

В быстром темпе разрядив первый магазин, Олег перезарядился и кинул его на железный контейнер. В несколько прыжков парень сменил позицию, снова выпуская все имевшиеся пули. К частью, ПМ не подвел – отстрелявшись без единой осечки. После последнего выстрела полетел вместе с пустым магазином – все туда же, в сторону железного контейнера. Чтобы шуму было побольше.

Когда пистолет и магазин еще только летели, Олег уже бежал. В правой руке у него вместо ПМ теперь был нож. В нужный момент Олег притормозил в падении, выскакивая из-за железного контейнера. Противник мог быть сейчас в двух местах. Вся проблема была лишь в том, чтобы угадать в каком из них. Парень угадал. И даже успел метнуть нож, прежде чем упасть. Очередь аравийца всколыхнула воздух над головой, но тут же пули ушли вверх.

Кинетический щит, который защищал аравийца, был практически прозрачным. И наверняка он на тренировках не один и не два раза смотрел в лицо тем, кто стрелял в него, приучаясь без страха отражать щитом пули. Вот только к броску ножа он, к счастью для Олега, оказался не готов – машинально увел оружие совсем немного в сторону, на рефлексах защищаясь от летящего предмета.

Рухнувший на пол Олег уже стрелял, практически по линии пола. Щит приподнялся совсем чуть-чуть, но этого хватило – брызнула кровь и раздался треск ломаемых пулями костей. Аравиец, несмотря на то, что поймал ногами четыре пули, пришел в себя практически моментально. Вот только Олега на месте уже не было, и очередь из FN лишь выбила крошку из пола.

Аравиец благодаря имплантам и дополненной реальности знал, где находится Олег. Тот уже был практически в своем углу. Оказавшись за синей линией, он сразу поднял руку ладонью вверх, подтверждая, что не будет добивать противника, если тот сдастся. Аравиец в это время попробовал передвигаться самостоятельно, но морщась от боли прополз всего пару метров. Не принимая предложения,  о котором оповестил звуковой сигнал, он в ярости расстрелял оба магазина примерно в том направлении, где сейчас находился Олег. Пули прошивали деревянные ящики, вышибали искры из контейнера. Парочка даже после рикошетов прискакало по полу к укрывшемуся пареньку.

Молодой аравиец не привык проигрывать. Он даже не думал о том, что после того как кончатся патроны, его можно легко добить. Олег и сам об этом не думал – когда противник расстрелял последний магазин, еще раз поднял руку. Аристократы – пусть и не одаренные, пусть из британских колоний – не те люди, с которыми можно ссориться в этом мире, убивая молодую поросль.

Несколько невероятно долгих мгновений ничего не происходило, а потом сверху обрушилась какофония звуков – противник сдался, изоляцию с арены сняли.

По правилам Олегу полагалось минута на выражение радости и прием поздравлений от толпы. Но из открывшийся двери в синем углу его достаточно активно поманил нежелающий показываться на глаза охранник, поэтому парень, даже не посмотрев на зрителей, покинул чашу.

Охранников оказалось сразу трое – кроме дежурного, еще двое выступили из-за закрывшейся двери. Один из них быстро и без особых церемоний разоружил паренька. Сразу последовал ощутимый тычок в спину, и вся группа двинулась по коридору. Лестница наверх осталась по правую руку – парня вели к лифту. После очередного тычка к открывшимся створкам, Олег серьезно занервничал – не совсем понимая, что происходит.

Поехали вместе с ним на лифте только двое. Очередной жесткий тычок в бок практически сразу намекнул об излишнем любопытстве, и Олег больше не пытался откровенно смотреть по сторонам.

Я чувствовал, как нервничает парень. Сам же я переживал гораздо сильнее – а если он сейчас должен был умереть, и этого не случилось? Что тогда мне делать? Или его сейчас убьют? Учитывая, что чувствовал и воспринимал мир тактильно я так, как если бы тело было мое, перспектива смерти пугала – это ведь, как минимум, может быть больно.

Лифт между тем направляется на пятый, последний этаж Ямы. Олег никогда не поднимался даже на третий, не говоря уже о пятом.

Мягко остановившаяся кабина распахнула створки. Тычка в этот раз не последовало – парень шагнул вперед заранее, и, не оборачиваясь на охранников, двинулся вперед по примыкающему коридору.

Пятый этаж разительно отличался от нижних уровней Ямы. Здесь было чисто, а белые стены и элементы металлического декора создавали ощущение стерильности. В своем типичном для городских окраин наряде Олег чувствовал, что выглядит здесь чужеродным элементом. Как и шагающие позади охранники, облаченные в броню.

Пройдя несколько дверей без табличек, Олег был остановлен окликом у одной из них. Шагнув вперед, охранник подождал немного, расфокусированным взглядом глядя в только ему одному видимый интерфейс, и зашел первым. Следом – после очередного дежурного тычка, переступил порог парень, за ним сразу же вошел второй охранник.

Кабинет был обставлен деревянной мебелью. Из настоящего дерева. У одной из стен стоял кулер с водой. С настоящей, артезианской водой. На столе стояла кружка с чаем, и рядом блюдце с дольками лимона и яблока. Настоящего лимона и настоящего яблока.

Олег, пораженный увиденным – натуральные продукты могли себе позволить очень немногие, даже не сразу обратил внимания на хозяина кабинета. Тот, впрочем, внимания особого и не привлекал – ни внешностью, ни одеждой. Обычный серый человек лет сорока, встреть такого в Восточном квартале, глаз не зацепится.

На появление гостя, впрочем, хозяин кабинета также не отреагировал. Сидел себе и сидел, вглядываясь в видимые только ему одному образы дополненной реальности перед глазами. Сам Олег внимания к себе старался не привлекать – по царившей вокруг обстановке он понимал, что влияние сидящего за столом распространяется не только на криминальные южные районы. Как бы даже и в комиссариате это не последний человек, а может даже и в самом протекторате.

Ожидание затягивалось. Олег продолжал стоять перед столом, аккуратно рассматривая интерьер.

– Мне нравятся такие резкие мальчики как ты, – неожиданно проговорил хозяин кабинета. – Но не совсем понятно, как ты исполнил это со своим рейтингом, и вот это мне не нравится. Объясни, так что бы я все понял и не потерял время.

– Зарабатываю бустом нубов до легенды с любого ранга на рейте в пять ппл.

– Не настолько коротко, мой хороший, и человеческим языком.

– Вместе с тиммейтами за деньги помогаем тем, кто хочет на Арене получить ранг «Легенда» в рейтинговых боях пять на пять. Нас четверо, поднимаем с самого низа любого рака… неопытного игрока, – моментально исправился Олег под жестким взглядом. – После выполнения для следующего клиента постоянно приходится сливать ранг, поэтому винрейт только пятьдесят пять.

– Вот прямо так и любого.

– Любого.

– До «Супер Новы» понятно. Но до «Легенды» как, там же алгоритм подсчета рейтинга совсем другой?

– Даем возможность совершать результативные действия. По фрагам сложнее, приходится по сложности почти как сегодня исполнять, но дело опыта.

– Зачем кому-то получать «Легенду», если он не соответствует рангу?

– Крылышки навсегда остаются в профиле аккаунта. К тому же на «Легенде» большинство гораздо слабее, чем на «Супер Нове» – туда ведь можно прямой доступ покупать, и открывается премиум экипировка, она реально решает. А до «Супер Новы» без доступного эквипа только на скиле тащить.

– Зачем нужны вы, если доступ к «Легенде» можно и так купить?

– Во-первых, это в десять раз дороже, чем наши услуги. Во-вторых, после сотрудничества с нами в профайле хорошая статистика. В-третьих, купленный ранг виден в профайле, это считается зашква… напрямую купленные ранги не очень уважают.

Хозяин кабинета ненадолго задумался, после, будто ставя точку в размышлениях, хлопнул ладонью по столу.

– Значит так. У тебя сейчас будут проблемы с аравийцем и с адаптантами – я знаю кто твой отец, и что за история приключилось с русским мажором. Для тебя я вижу лишь два реальных пути – или бежать с территории, или присоединиться к сильной организации. Ты мне интересен – если решишься работать на меня, приходи на арену, или к девочке своей подойди из борделя. Скажешь, что к Хозяину. Свободен.

Кивнув, продемонстрировав небольшой поклон, Олег развернулся и вышел из кабинета. У черного выхода, куда привели его охранники, они же заставили его подождать. Кого ждали, стало понятно минут через пятнадцать – когда неподалеку появился Степа. Глаза напарника горели, а сам он источал радость и энтузиазм. Видимо, размер выигрыша на ставках оказался настолько хорош, что Степа даже не мог удержать чувства в себе.

«Мустафа увез» – одними губами ответил Степан на вопросительный взгляд Олега, удивившегося отсутствию французов. Чуть погодя подъехала машина миссии «Красного креста», в которую и погрузились Олег со Степой.

Парень при виде машины миссии сдержанно обрадовался – значит выигрыш в тотализаторе определенно немаленький, что Степа даже машину миссии вызвал как такси.

– Братишка, красавчик! – едва захлопнулась дверь, громко закричал Степа, обнимая Олега.

Парень думал о том, какая же сумма досталась ему, и в какую сторону бежать из протектората – в Конфедерацию или ЕС. О том, чтобы искать покровительство у этого «Хозяина» у Олега даже не мелькнуло мысли – он понимал, что тот легко сдаст его аравийцам, если те предложат хорошую цену.

Я думал о том, что Олег удивительно трезво оценивает ситуацию. А еще немного о том, что Степа переигрывает.

Сам же Степан явно думал о прибыли – разряд парализатора застал Олега врасплох.

Наверное, он сейчас почувствовал тоже самое, что и я в последние часы – полное ощущение тела вкупе с невозможностью малейшего самостоятельного движения. Убравший с лица радость и улыбку Степан присел рядом.

– Олега, ты был хорошим другом. Спасибо тебе, братиш, – улыбка растянулась на все широкое лицо.

Вновь в худенькое тело ударил парализатор, и меня трясло до тех пор, пока сердце не остановилось.

Олег умер. Надеюсь, его дух улетел в другое измерение – в гипермаркет, у дверей которого ждали меня веселые Вика и Света. Очень переживаю и опять-таки надеюсь, что Астерот не соврал – парень проживет счастливую жизнь и не потеряет всего того, что я успел заработать.

Я же по-прежнему оставался в его теле, уже физически мертвом.

Стало еще страшнее – если до этого я чувствовал все, что происходило с пареньком, то сейчас – когда из тела ушла жизнь, было ощущение, что меня с ног до головы обкололи обезболивающим.

По мере того, как тянулись минуты, мой разум заметался в клетке безжизненной оболочки. Внутреннее состояние, если честно, постепенно приближалось к панической истерике.

Если что-то пошло не так, и план возрождения не сработает? Тело умерло, а я навсегда в нем останусь? Если меня так и закопают, это что, теперь навсегда? Что со мной будет, когда труп начнет разлагаться – останется мой дух привязан к скелету, или…

Вскоре машина остановилась. Глаза умершего Олега оставались открытыми, и я видел все, что происходит. Степан исчез, а двое молчаливых санитаров грубо кинули меня на каталку и повезли по длинному коридору.

Привезли в морг, где и бросили на каталке в едва освещенной морозильной камере.

Провести несколько часов в морге – то еще испытание. А если разум еще заключен в мертвом теле – в чужом мертвом теле…

Это были часы, которые я никогда не хотел бы вспоминать. Поэтому, когда открылась массивная дверь и вспыхнул яркий свет, даже обрадовался. Вот только когда меня увезли в соседнее помещение и положили на операционный стол в центре зала, паника вернулась с новой силой. Похоже, я теперь буду знать, как от страха сходят с ума люди.

Словно океанской волной меня накрыл животный, всепоглощающий ужас – потому что в руках у одетых в белых халаты специалистов были хирургические инструменты. По обрывкам фраз, взглядам и замеченному вскользь оборудованию я понял – меня сейчас разберут на органы.

Скальпель главного по разделке вошел в безжизненное тело чуть ниже шеи и скользнул вниз, вскрывая грудь и живот. В этот момент раздался громкий хлопок – такой, что все присутствующие мгновенно оказались дезориентированы. В помещении появилось несколько темных фигур, двигающихся быстро и слаженно – практически моментально все белые халаты оказались уложены на пол и, судя по всему, успокоены парализаторами.

Надо мною склонился молодой офицер с зелеными каплями имплантов в глазах. На нем был функциональный комбинезон, усиленный броневыми вставками, а в руке компактный пистолет-пулемет. А еще он разговаривал с трупом, причем по-русски.

– Не волнуйся, свои, –  похлопав по плечу, глянул он на меня. Еще и кивнул успокаивающе при этом.

– Вашбродь, с падальщиками что делать? – обратился к моему «собеседнику» один из пришельцев. Точно офицер оказался, я не ошибся, еще и «ваше благородие». Неужели действительно русские?

– Семенов, Накамура! – после секундного раздумья офицер обернулся и пнул кого-то на полу. – Всех мразей допросить пристрастно, после уходите по второму варианту. Остальные со мной, пакуем пассажира.

– Домой летим, – успокаивая, снова похлопал мне по плечу офицер.

Меня очень быстро одели в комбинезон, практически не отличавшийся от облачения неожиданных спасителей. Разнился цветом – у них темные, у меня серый и без усиливающих броневых вставок.

Когда поднимали и выносили, я успел увидеть, что означало допросить с пристрастием: у резавшего меня человека из уха торчал высокотехнологичный штырь, явно считывающий мыслеобразы напрямую. Семенов крепко держал вивисектора за плечи, а сидящий рядом Накамура внимательно смотрел в экран небольшого лэптопа, к которому и был подключен штырь в голове пленника. Сам допрашиваемый выглядел очень плохо – он дергался в конвульсиях, изо рта и носа у него текли слюна, сопли и кровь. После пережитого зрелище меня не удивило, не шокировало, даже больше того – можно признать, что очень порадовало.

Спасители двигались тесной группой – я при этом передвигался как мешок на плече одного из них.

Перед глазами мелькнула территория миссии Красного Креста, глухой салон машины. Быстрая езда по городу, несколько остановок, каталка – и вновь я еду по коридору. Судя по форме нескольких мельком увиденных людей, я оказался в государственном учреждении. В дипломатической миссии Российской Конфедерации – догадался я, когда увидел герб на одной из дверей. Узнаваемый, но в то же время непривычного вида – здесь он отличался от варианта в моем мире.

Меня доставили в лазарет, и оставили в отдельной палате – причем не на каталке, а уже на широком операционном столе. Даже простынь не потрудились кинуть. Кроме суетящихся рядом со мной специалистов, в палате появилось несколько сторонних гостей – один из них, в парадном мундире, прошел в угол, где и устроился в кресле, ожидая.

Остальные осмотрели меня ближе, и после отмашки главного одетые в белые функциональные комбинезоны специалисты, используя серьезного вида аппаратуру, приступили к работе.

В меня втыкались иголки, мигали многочисленные датчики, переговаривались специалисты – и через некоторое время я стал ощущать себя. Причем очень странно – невесомо, и по-прежнему инородно. Перед глазами все подернулось серой пеленой, вокруг появились блуждающие всполохи, и мой дух неожиданно разъединился с телом. Теперь я ощущал себя плотными лоскутами мрака, которые среди серой пелены взвихрились, и вдруг закружившись вихрем, собрались в единое целое.

Мир закружился, приобретая вес и реальность. Когда я вместе с первым вдохом распахнул глаза, увидел напротив лицо мертвого паренька. Причем его тело очень быстро истончалось, усыхая. Не больше минуты – и на соседнем операционном столе уже взвихрилась горстка праха, исчезая в небольшом водовороте.

Произошедшее поражало – механику я осознал постфактум. Насколько понял, мой дух обрел живую форму в виде лоскутных сгустков мрака, полностью скопировав форму убитого тела, а после покинул мертвую оболочку и воплотился в новой копии. Как феникс.

Нет, не так. Феникс восстает из пламени. Я же восстал из праха.

Очень странное ощущение.

Меня между тем перенесли на кровать у стены, осмотрели и даже напоили. Внушительный господин в парадном темно-синем мундире выслушал доклад главного специалиста по оживлению и вышел, даже не глянув в мою сторону.

Следующие несколько часов меня осматривали, сканировали, кормили, поили. И когда удостоверились, что я реагирую на внешние раздражители, задали несколько простейших вопросов. Имя, фамилия, кто-откуда – все стандартно и даже без дежурного интереса. Явно проверяли, сохранил ли я разум и насколько адекватно реагирую на происходящее и внешние раздражители.

Что вокруг происходит, я абсолютно не понимал. Все то знание, что осталось у меня от памяти Олега, никак не могло помочь в происходящем – если об укладе жизни на территориях протекторатов остались какие-то сведения, то вот с конфедератами парень ни разу не сталкивался. Но мысли об этом были далеко не на первом плане – я был ошеломлен и неожиданным воскрешением, и тем, что окружающие меня специалисты восприняли это как должное.

Вечер и ночь превратились для меня в пытку. Рядом постоянно находились люди – наблюдатели в белом, скрывающие лица за медицинскими масками. Они часто интересовались моим самочувствием, пытались втянуть на беседу. Меня понемногу кормили, поили, успокаивали и говорили, что теперь все будет хорошо.

Наверное, это было бы необходимо для Олега. Для меня – побывавшего в гостях у архидемона, не особо. К факту смерти и воскрешения я был готов, поэтому произошедшее наоборот принесло больше облегчения, чем шока.

Внимание на внешние раздражители в лице сиделок я обращал не сильно. Занимался больше тем, что пытался освоить память Олега. Это было непросто; я пробивался словно сквозь тягучую пелену, причем каждое усилие, каждое воспоминание отдавалось сильной болью в висках, затылке, темени – казалось, что мозг пронзают раскаленные штыри. При этом я не мог отказаться от чужой памяти и чужого знания – это была как ноющая и заживающая рана, которую невозможно не тревожить и не обращать на нее внимания. Как разваливающийся зуб – когда терпеть боль уже невозможно, а обезболивающие не помогают.

К утру с меня сошло семь потов, я вконец обессилел – словно истязаемый пленник после ночи в застенках инквизиции. Наблюдатели-сиделки контролировали меня, несколько раз предлагали снотворное, но я отказывался. Результат того стоил – новый рассвет нового для себя мира я встретил, открыв практически все аспекты памяти, доставшиеся мне по наследству. И только после этого провалился в тяжелый, беспокойный сон.

Глава 6

Проснувшись, некоторое время лежал не открывая глаз. И по-настоящему наслаждался самостоятельным дыханием. Невероятное чувство.

Проведенные в чужом теле, еще и в роли бесплотного наблюдателя двенадцать часов едва не стоили мне полной потери душевного равновесия. Особенно в морге — еще немного, и конфедераты воскресили бы к жизни пускающего слюни дурачка, напрочь лишившегося разума. Я даже вздрогнул, отгоняя прочь пугающие воспоминания.

Воистину, по краешку прошел – меня даже в холодный пот кинуло от запоздалого страха.

Избавившись от неприятных мыслей, я продолжил наслаждался жизнью: чувством собственного тела, ощущением чистых простыней и свежестью воздуха.

Судя по суете вокруг – не открывая глаз, я слышал находящихся рядом специалистов, мое пробуждение не прошло незамеченным. Вскоре меня деликатно тронули за плечо и предложили завтрак. Открыв глаза, я столкнулся с предупредительным взглядом молодой сиделки.

Девушка. Лет двадцать пять. Черты лица идеальны, но больше всего притягивают взгляд необычные глаза – огромные, и с фиолетовой радужкой.

Внимательно рассмотрел наряд сиделки – уже ставший привычным функциональный комбинезон, как и на окружающих меня ранее специалистах, вот только… более женственный. Невысокий каблук, обтянутый плотной тканью силуэт, клинообразный вырез декольте — неглубокий, но необычайно манящий. Особенно учитывая приятные округлости, которым явно тесно в плену футуристической формы.

«Нелидова А.» – на русском гласила нашивка на ее груди.

Для медсестры не осталось незамеченным то, как я ее рассматриваю – почувствовав внимательный взгляд, я отвлекся и посмотрел девушке в ее удивительные фиолетовые глаза. Не удержался, и приветливо улыбнувшись – чувствуя, как трескаются ссохшиеся губы, подмигнул.

В ответ получил недоуменный взгляд, едва заметный наклон головы и чуть приподнятую бровь. Не сразу понял в чем дело. Дошло лишь через пару секунд.

Я – это не я. Мой откровенно заинтересованный взгляд явно выбивается из образа, ведь я — внешне, теперь четырнадцатилетний подросток.

«Мне уже скоро пятнадцать!»

— Вы слышите меня?

Упс, она что-то говорила?

— Простите? – сделал вид, что смутился. Без особых усилий, щеки действительно загорелись прилившей кровью.

«Нелидова А.», оказывается, в очередной раз поинтересовалась насчет завтрака. Отказываться не стал, и уже через минуту сидел на кровати, а на подносе передо мной стояла каша и йогурт.  Каша на настоящем молоке. Йогурт с натуральными фруктами.

Я не Олег, но ночь пыток стоила того – мне удалось весьма плотно сжиться с его памятью. Дух парня улетел -- очень надеюсь на это – в соседний мир. Я больше не испытывал его эмоций, но догадывался, что сейчас Олег был бы поражен – в протекторатах подобный натуральный завтрак мог позволить себе лишь ничтожный процент населения. Причем вопрос даже не в средствах на счету. Даже при наличии больших денег не каждый мог достать натуральные продукты – важную роль играло не только богатство, но и социальный статус. «Не по Сеньке шапка» – примерно так все здесь и работает.

После того, как приветливая и предупредительная «Нелидова А.» убрала посуду, она вышла – впервые за сутки оставив меня в одиночестве. Ненадолго – дверь отворилась, и в палату зашло двое. Один из гостей, представительный господин в мундире, был мне уже знаком. В прошлый раз видел его мельком, находясь живым духом в мертвом теле, поэтому особого внимания не обратил. Сейчас же рассмотрел внимательнее.

Мундир пожилого чиновника больше не казался излишне вычурным – как украшенные золотом позументов наряды генерал-адмиралов нашего мира. Костюм напоминал функциональные комбинезоны местных специалистов – эргономика и футуристичный крой, в то же время сохраняя ретроградный дух. В моем мире так выглядели облачения высших должностных лиц в хорошей космической фантастике, воплощенной на экране.

Второй гость оказался значительно моложе, в похожем наряде – но даже без намека на регалии, украшающие мундир чиновника. По сравнению с седым гостем выглядел он неприлично молодо, осматривая меня легким и ясным взглядом. Глядя на него я вдруг понял, что таким же взглядом он может смотреть и на то, как булавка глубоко под ноготь заходит. Опасный парень.

– Тайный советник Собственной Его Императорского Величества канцелярии граф Безбородко, Александр Александрович, – представился седовласый чиновник.

– Специальный агент Федеральной Службы Безопасности ротмистр Демидов, Андрей Сергеевич, –  в свою очередь произнес оскорбительно молодой безопасник.

«Охренеть» – даже в мыслях у меня это прозвучало слишком громко.

– Э… Олег Ковальский. Здравствуйте… -по-настоящему растерялся я.

В памяти Олега напрочь отсутствовали не только намеки на возможность воскрешения из мертвых, но и малейшие причины того, что им (уже мною) могли заинтересоваться подобные люди.

Тайный советник – это третий ранг российского Табели о рангах. Люди в таком звании решают, как будут жить миллионы подданных государя-императора и граждан Конфедерации. Тайный советник Собственной канцелярии – это не просто высший эшелон власти, для такого как я это заоблачный уровень, стратосфера буквально!

Так, стоп. Надо успокоится, выдохнуть. Еще раз выдохнуть, и посмотреть на мир новым взглядом.

За несколько секунд проанализировав свои чувства – включая растерянность, я списал это на эхо памяти Олега. Ну пришли ко мне комитетчик и граф, который уровнем влияния может соперничать с любым министром одной из четырех ведущих мировых держав, что в этом такого? Граф Безбородко обычный человек – две ноги, две руки, внутри воды больше чем две трети.

Пиететом перед вышестоящими на социальной лестнице я никогда не страдал, так что сейчас даже слегка устыдился всплеску эмоций, и приветственно кивнул неожиданным гостям.

– Прошу простить, но… я не могу понять, чем вызвал интерес столь влиятельных особ.

Чиновник и специальный агент переглянулись, впервые прямо обратив друг на друга внимание. Несмотря на успокаивающееся волнение растерянности (и возрастающее деловое напряжение) я все же заметил, что оба они относятся друг к другу как к неизбежному злу. Между тайным советником и специальным агентом, казалось, даже словно невидимая стена воздвигнута.

– Обладание запретным даром для вас недостаточная причина? – не скрывая интереса поинтересовался ротмистр Демидов.

– Запретный дар?

Видимо, мой взгляд им обоим многое рассказал, поэтому чиновник с агентом переглянулись снова.

– Ваш опекун поставил вас в известность о наличии у вас… особого дара?

– Мой опекун? Мой отец ничего не говорил и не… – начал было я, но оказался прерван.

– Ваш отец? – едва обозначил улыбку тайный советник. – Господин ротмистр, – повернулся граф к специальному агенту.

Демидов кивнул, и взял небольшую паузу. Всего несколько секунд – видимо размышляя над тем, как строить разговор.

– Для полного понимания происходящего всеми участниками беседы, – посмотрел на меня ротмистр. – Вы Олег Ковальский, белый мужчина, четырнадцать полных лет, место рождения – Волынский протекторат.

«Так точно» – взглядом подтвердил я.

– Рейтинг социальной адаптации сто десять, рейтинг лояльности тридцать три.

«Верно» – сверился я с воспоминаниями Олега.

– Оконченное с отличием обучение в средней школе, в этом году успешное поступление в Высшую школу при администрации Восточного района.

«Да. да…» – уже немного раздраженно подтвердил я очевидное.

– Отец Войцех Ковальский, сержант патрульной полиции Высокого Града, погиб при исполнении обязанностей. Мать Анжела Ковальская, без вести пропавшая с две тысяча шестнадцатого года. Все верно?

–  Все верно, – только и кивнул я, еще раз сопоставляя сказанное с воспоминаниями Олега.

– Олег Ковальский вымышленное имя, – неожиданно огорошил меня ротмистр. – Настоящее – Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг. Вы родились в Санкт-Петербурге, и ваш отец – князь Петр Алексеевич Юсупов-Штейнберг. Войцех Ковальский – отставной вахмистр Гвардейского Жандармского эскадрона, по поручению князя выполнявший обязанности вашего опекуна.

– Оу, – беззвучно выдохнул я.

Кажется, жизнь начиналась понемногу налаживаться.

– Вы незаконнорожденный, но князь в завещании упомянул вас и даровал право на родовой герб Юсуповых-Штейнберг с левой перевязью, также называемой бастардовой, – добавил ложку дегтя ротмистр.

Да, не так все радужно, как хотелось бы. Но уже право на герб в этом мире значит очень, и очень многое. Так, стоп. Он же что-то говорил про запретный дар…

– Ваше появление на свет стало в некотором роде неожиданностью для многих, – начал было ротмистр, как вдруг осекся после едва заметного полувзгляда тайного советника. Граф явно не хотел сейчас касаться этой темы, и специальный агент удивительно четко уловил эмоциональный посыл, уводя рассказ в сторону:

– После первичной инициации у вас обнаружилось предрасположенность к искусствам, связанных с Темной магией. Вы один из одиннадцати в подтвержденной мировой практике, на кого в младенческом возрасте получилось наложить заклятие слепка души, – произнес Демидов, продолжая разрушать все то хорошее, что я надумал себе после известий о гербе и княжеском роде.

Темная магия, запретный дар. Применение темных искусств было запрещено резолюцией Совета Безопасности ООН, и каралось строго – вплоть до смертной казни.

Олег – а теперь и я, практически ничего не знал об особенностях магии и талантах одаренных. Сведения об этом в общедоступную сеть просачивалось слишком мало. Вероятно, потому что любопытным, сующим носы в дела одаренных, очень быстро этот самый нос обрубали, причем сразу по шею.

Даже «шок-контента» и фейковых новостей по теме одаренных было немного – как понимаю, это очень опасная тема в моем новом мире. Зато о темной магии – о ее запрете, знали все. Об относительно недавней – двадцати лет не прошло, резолюции ООН по использованию темной материи, по любому случаю трубили из каждого утюга. По темным искусствам писали книги, снимали сериалы и составляли самые разные конспирологические теории в многочисленных ток-шоу популярных каналов.

Да, дела. Мало того, что незаконнорожденный, так еще и с запретным даром.

Вот это поворот – мысленно поморщился я, чувствуя, как вдруг возносившая меня на самый верх общества вагонетка неожиданно ринулась со свистом вниз. Даже мысли о том, что благодаря темному искусству я выжил и смог быть воскрешен, прошли незаметным фоном.

Несмотря на расстройство, старался держаться невозмутимо – легко пришло, легко ушло как говорится. Но обуревавшие чувства полностью скрыть был не в силах. Какая судьба уготована мне? Клетка у вивисекторов? Существование в загоне, или…

– Алексей Петрович, насколько понимаю ваш опекун не поставил вас в известность ни о вашем происхождении, ни о предрасположенности к темным искусствам. Так? – правильно понял мое состояние Демидов.

– Да, – коротко ответил я, думая совсем о другом.

«Алексей Петрович». Как непривычно. Олег, Алексей, а сам я вообще привык себя Артуром считать. И ощущать на тридцать пять, а не на четырнадцать.

«Уже почти пятнадцать!» – подсказал мне внутренний голос.

«Да заткнись ты нахрен!» – подсказал уже я внутреннему голосу.

Да, просто не будет.

Пока размышлял, мои собеседники обменялись парой негромких фраз – которых я не расслышал.

– Будьте любезны, ротмистр, – легким кивком ответил Демидову тайный советник.

В свою очередь благодарно кивнув графу, ротмистр вновь повернулся ко мне. И когда он начал говорить, я навострил уши – потому что специальный агент начал рассказывать вещи, которые в этом мире узнать дано далеко не каждому:

– Большинство одаренных оперируют силой четырех стихийных элементов, так называемой элементарной магией. Но кроме этого, повсеместно распространенного дара, есть и другие искусства. В том числе Темная магия, доступная одержимым.

В отличие от магии стихий это более сильное, но в то же время более опасное и сложное в освоении искусство. Темная магия запрещена резолюцией Совета Безопасности ООН, как вы знаете, – ротмистр сделал паузу, чтобы удостовериться что я действительно об этом знаю. – Так говорят несведущие люди. На самом деле, запрещено всего лишь два вида Темной магии – демонология, в том числе все виды призыва, и так называемый дар проклятья, или проклятый дар.

«Запретный дар» – такой термин употреблял Демидов, говоря о моих способностях. Запретный, а не проклятый – так что может быть все еще не так плохо…

– Согласно вашему генетическому паспорту, именно в демонологии и даре проклятья вы можете достичь небывалых успехов.

Вздохнув, я даже сильно расстраиваться не стал – лишь мысленно дежурно выругался. Грязно. Но как оказалось, все самое интересное только начиналось:

– Все, что вы услышите далее, относится к секретной информации, прошу иметь это ввиду, – ровным голосом продолжал Демидов. – Запрет двух видов искусств Темной магии – дипломатическое поражение Российской Конфедерации. Очень болезненное – именно мы добились на этом поприще значительных успехов, далеко опередив остальные страны Большой Четверки.

Мировой запрет легального использования способностей одержимых – демонологов и чернокнижников, серьезно ударил по нашей обороноспособности. Но как вы понимаете, никто не будет отказываться от столь сильного оружия, поэтому изучение Темной магии ушло в тень, простите за невольную тавтологию. Да, демонология и проклятый дар изучаются по-прежнему не только в России, но и в других странах – теперь это лишь происходит без ненужного освещения.

– Алексей, – перебил вдруг ротмистра тайный советник, – вы обладаете зачатками уникального дара, который необходимо изучать и развивать. По личному указу государя-императора каждый одержимый должен быть поставлен на учет и проходить адаптированный курс обучения. Для обсуждения этого я и нахожусь здесь и сейчас.

– По личному указу президента Российской Конфедерации Федеральная служба безопасности является курирующей структурой, в чьем ведении обучаются и совершенствуются в своим искусстве одержимые граждане Российской Конфедерации, – произнес Демидов. Причем специальный агент умудрился сказать это так, что вроде бы и не перебил тайного советника – поймав его краткую паузу, но при этом явно помешав графу продолжить.

Незримая стена между присутствующими практически зримо накалилась.

Мои же мысли после услышанного на краткий миг смешались в кучу, словно взбалтываемый в шейкере коктейль. Впрочем, почти сразу же – практически озарением, я определился с системой координат.

Государь-император и президент Российской Конфедерации – это одно и то же лицо. Как только это знание появилось из чужой памяти, я понял в чем дело. Собственная императорская канцелярия и ФСБ – напрямую подчиняющиеся государю структуры, в некоторых аспектах деятельности сталкивающиеся на одном поле и при этом явно соперничающие. От этого осознания сразу стала понятна и показательная неприязнь императорского тайного советника и федерального агента.

– Вы, как обладатель герба и признанный потомок князя Петра Алексеевича имеете безусловную возможность поступления в высшие императорские учебные заведения, – мягко произнес граф Безбородко, справившись с секундной вспышкой раздражения и похоже смирившись с присутствием специального агента как свыкаются с писком комара. Как оказалось, зря. Стоило только графу сделать паузу, ротмистр вновь заговорил:

– Где у вас несомненно будут проблемы как с сокурсниками, так и с окружением –высшие императорские учебные заведения не то место, где с распростертыми объятиями примут вчерашнего плебея. Если называть вещи своими именами, – открыто улыбнулся Демидов. – Необходимо еще учитывать то, что именно Федеральная служба безопасности способствовала вашему обучению и развитию с самого момента рождения, – ротмистр вновь едва улыбнулся, – и вряд ли в перспективе это останется тайной для ваших будущих однокашников… в высших императорских учебных заведениях, – выделив интонацией, добавил он после небольшой паузы.

«С самого момента рождения», значит. Получается, что обнародованное завещание князя стало сюрпризом для Канцелярии, но никак ни для конторы – мысленно усмехнулся я. Вот ведь… как их там этот обреченный называл? Фээсбэтмены, как есть.

Обреченный – это Степа, если что. За Олегом должок ему немалый остался. Олег в другом мире, так что отдавать мне придется по собственному разумению.

– Вы дворянин с правом на собственный герб, – прежним мягким тоном произнес граф Безбородко, бросив очень короткий, но весьма говорящий взгляд на оппонента. – Для аристократа даже мысль о перспективе тесного сотрудничества с подобной организацией…

Граф не договорил, но в его тоне слышалось ледяное презрение действительного императорского чиновника к шпикам из жандармского ведомства.

Да они меня уговаривают! – пришло неожиданно понимание. Получается, мне сейчас необходимо сделать выбор между императорской службой или обучению и карьере под эгидой федералов?

Картина все более прояснялась. И сейчас я понял, почему именно я в этом теле, а не отчаливший к моим (вот обидно до сих пор) накоплениям парнишка. Опекун, отец, право на герб – информация, которая шокировала бы Олега, для меня шла фоном. Биологический отец, опекун, неизвестная мать – это были абсолютно чужие люди. В размышлениях я сосредоточен сейчас только на личной выгоде, и лишние эмоции мне не мешают. Но показывать полное безразличие было бы неправильно, поэтому я решил взять паузу за счет естественных вопросов.

– Кто моя настоящая мать и где она сейчас?

– Вашу мать звали Надежда Иванова, – ответил ротмистр. – Она из мещан, являлась одной из самых сильных одержимых в мире. Была представлена ко двору, имеет государственные награды и привилегии. По принятой ранее как основной версии, Надежда не смогла справиться со своим даром, и почти сразу после вашего рождения покончила жизнь самоубийством, наложив на вас заклинание слепка души.

Демидов сделал паузу, и глядя жестким взглядом – не обратив внимание на откровенно предостерегающий жест графа, продолжил:

– Информация о связи Надежды с князем Петром Алексеевичем стала широко известна в узких кругах совсем недавно – после публикации его завещания. И считаю нужным предупредить – будьте готовы, что о смерти вашей матери циркулирует большой спектр самых разных слухов.

После слов ротмистра тайный советник поджал губы и коротко глянул на оппонента – с выражением, не предвещающим тому ничего хорошего. Демидов на графа Безбородко не посмотрел, но настрой точно почувствовал – я заметил это по его блеснувшему сталью взгляду.

Сам я в это время думал о том, что моя биологическая мать могла ведь и не самостоятельно отойти в мир иной. Из-за невозможности контролировать одержимость, или из-за того, что стала неудобной фигурой для «моего» отца, или для его политических противников. Или противников неполитических… да, дела.

С каждой фразой, с каждой крупицей знаний я словно делал шаг вперед по натянутому над пропастью канату. Впереди густая мгла – неизвестно, получится ли выйти на твердую землю. И развернуться теперь никак – вперед и только вперед.

После всего услышанного мыслей о том, что можно попробовать откосить и забыть, как страшный сон, даже не появилось. Каждый одаренный (или одержимый) – это ценный государственный актив. А уж если я в числе известных в мире лишь одиннадцати уников, то любая моя попытка попросить «дяденьки, а можно мне просто пойти домой» закончится вполне обыденно и печально. Или наоборот, очень даже нетривиально – вполне может быть. Но в том, что закончится плохо – сомнений нет.

Тайный советник и специальный агент между тем внимательно на меня смотрели.

Императорский чиновник сохранял беспристрастный вид, но я – с удивительной ясностью усилившейся эмпатии, чувствовал его недовольство. Причем направленное не на внешний раздражитель, а больше вглубь – тайный советник был раздражен как будто даже самим собой.

Всего несколько секунд размышлений, и я понял почему. В привычной графу Безбородко системе координат жандарм из ФСБ не стоил даже толики его внимания. Где Собственная Его Императорского Величества канцелярия, и где какой-то шпик, тем более всего лишь ротмистр – это же абсолютно разные, несопоставимые уровни.

Готов поспорить, что граф Безбородко прибыл сюда, на территорию – не ради меня. Вчера я видел его в другом, явно парадном мундире, и скорее всего его визит в протекторат случайно совпал с операцией по моему освобождению.

Тайный советник мужик явно непростой – на этой должности ответственность серьезная и ум немалый нужен, это не министр культуры и спорта. Но сейчас он явно совершил просчет. И видя, что я не завилял хвостом только от одного упоминания перспектив герба и императорской гимназии, явно не знает, что делать. Ну не уговаривать же меня на глазах у оскорбительного молодого жандарма из ФСБ?

Показательная молодость ротмистра, кстати, также сыграла злую шутку – передо мной сейчас сидел один из влиятельнейших людей в Конфедерации, а специальный агент прямо при нем спокойно гнул свою линию, еще и показательно делая акцент на обособленности императорских и федеральных ведомств.

Натянутый над пропастью канат привел меня на развилку, покрытую очень и очень тонким льдом – по которому мне сейчас предстояло пройти.

Иногда обыденный с виду диалог бывает сложнее смертельной схватки.

Вдох, выдох. Ладно, погнали.

– Господа. Мне всего четырнадцать лет, и кроме Восточного района Высокого Града и нескольких гетто жизни я больше не видел. Все это время, насколько понимаю, меня вели специалисты федеральной службы безопасности, обеспечивая мое обучение, – посмотрел я на Демидова, и тот спокойно кивнул. – Так получилось, что я вырос в определенной среде, в которой аристократия представляется чем-то мифическим и недостижимым, как чудеса из детских сказок, – посмотрел я в свою очередь на тайного советника.

Граф Безбородко едва сощурился, внимательно меня разглядывая. Как занимательный экспонат.

– Остаться под эгидой федеральной службы для меня сейчас кажется самым очевидным и простым решением. Ведь я не воспитывался в дворянской среде, и среди аристократов без должного образования и знакомств буду выглядеть жалко. В то же время – кровь не водица, а от княжеского герба, пусть и с бастардной лентой, отказываться поступок весьма глупый.

Демидов показательно хмыкнул – причем явно соглашаясь, Безбородко еще более сощурился – по-прежнему меня разглядывая, скрывая чувства за кривой усмешкой.

– Я сейчас полностью не понимаю даже того, каким образом возвратился к жизни после смерти, как вы узнали о том, что я умер и меня начали разбирать на органы, как меня нашли офицеры из вашей группы быстрого реагирования. Я не представляю, что есть темная магия, даже еще не знаю кого именовать ваше превосходительство, а кого ваше высокопревосходительство…. Вопросов десятки, если не сотни, а от меня уже требуется сделать судьбоносный выбор. Поэтому самый главный сейчас вопрос – есть ли у меня возможность получить немного времени на то, чтобы осознать происходящее и принять взвешенное и логичное решение?

После моих слов наступила тишина. Тайный советник и специальный агент внимательно меня рассматривали, уже не скрывая интереса.

– Ваше сиятельство? – вдруг повернулся к Безбородко Демидов. Граф, несмотря на уже показательную, небрежную неприязнь, все же ответил ротмистру взглядом -вопросительно изогнув бровь.

– Елисаветград. Отправить его к княгине Анне Николаевне на год, пусть закончит высшую школу. Без раскрытия факта происхождения, а уже после первого совершеннолетия наш подопечный примет решение.

«Ах ты ж сукин сын!» – на миг лицо графа потеряло беспристрастное выражение, и его эмоции я считал словно открытую книгу.

– Соглашусь, пожалуй, – после короткой паузы ответил Безбородко и сразу повернулся ко мне, возвращая себе привычную невозмутимость. – Вы удивительно верно охарактеризовали себя в возникшей ситуации, поэтому я склонен поддержать предложение ротмистра.

«Елисаветград. Княгиня Анна Николаевна. Год в школе».

Звучало привлекательно на фоне всего услышанного ранее, но я чувствовал – есть подвох. Все точно будет не так просто, как звучит, и грядущий год вряд ли покажется легким.

С другой стороны, у меня будет целый год перед тем, как выбирать из перспектив работы в федеральном ведомстве или императорской службой. Или и вовсе попробовать соскочить – но это уже из области фантастики. Мне надо жизнь прожить в «вверенном теле», и пока контракт не выполню, путь на другой глобус закрыт. А скрыться от двух столь могущественных организаций в этом мире задача нереальная, если трезво оценивать положение вещей.

– Алексей Петрович, – прощаясь, кивнул мне граф Безбородко. – Ротмистр, легенда и организация на вас, – посмотрел он на специального агента, уже поднимаясь.

– Так точно, ваше сиятельство, – незамедлительно встал со своего места и ротмистр. Договаривал он уже в спину – тайный советник вышел из помещения.

«Легенда?»

– О твоем происхождении будут знать считанные единицы, – заговорил Демидов после небольшой паузы. – В их числе, княгиня Анна Николаевна.

Анна Николаева Юсупова-Штейнберг. Мою биологическую мать здесь звали Надежда Иванова. Значит Петр Алексеевич заделал меня на стороне, а в завещании одарил признанием и правом на герб. После такого глупо предполагать, что Анна свет Николаевна будет рада моему появлению.

Мда. Необходимой к усвоению информации свалилось на меня настолько много, что простейшие логические цепочки выстраивались с большим запозданием.

– Ты прибудешь в Елисаветград в имение к Юсуповым как сирота, отцу которого князь пообещал покровительство во своей время службы в… в Туркменистане, допустим, – ротмистр говорил не торопясь, явно на ходу собирая мою новую историю. – Через месяц, в сентябре, ты пойдешь в частную гимназию барона Витгефта, в выпускной класс. По окончании обучения, после выпуска, мы – со всеми заинтересованными лицами, вернемся к разговору о дальнейшем твоих перспективах.

– Как быть с моим… даром? – осторожно поинтересовался я

– В гимназии есть специальный класс для обучения особенных одаренных и одержимых. Иногда бывает так, что лучше всего прятать что-то тайное на самом виду.

«Прятать тайное на самом виду». Еще один нюанс, который явно может выйти мне боком – по интонации Демидова понял я, но переспрашивать не стал. Слишком было много других, более важных вопросов.

– Княгиня сейчас в имении одна, все ее дети проводят каникулы в Европе, а последний фаворит отставлен неделю назад. Перед школой у тебя будет несколько спокойных недель и наставник для того, чтобы подтянуть необходимые знания и манеры поведения в непривычном тебе обществе. Спрашивай, – увидел невысказанный вопрос в моем взгляде ротмистр.

– Удивительная осведомленность о жизни княжеского рода, – пожал я плечами.

– В ведении моего отдела находится Высокий Град. В том числе я держу на контроле и твое дело, так что ничего удивительного. Подобной информацией о других княжеских родах Империи я не обладаю, – чуть склонил голову Демидов. Взгляд его при этом говорил совершенно иное. Увидев, что я понял его правильно, ротмистр усмехнулся, но быстро вернул себе серьезный вид, продолжив:

– Олег Ковальский – имя потрачено, это ненужный след из прошлого. Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг – перспектива будущего. Тебе пока – еще как минимум год, рано жить под этим именем.

Завещание Петра Алексеевича наделало много шуму в столице, поэтому даже просто взять другую фамилию и жить под своим настоящем именем тебе не рекомендуется: появление в окружении княгини Алексея Петровича вызовет совершенно ненужный интерес. Именно поэтому будь готов, что твоя легенда будет не очень комфортна для проживания в гостях у Юсуповых – дабы не вызывать ненужного интереса и подозрений.

«Настоящее имя» – усмехнулся я. Усмехнулся краешком – думая о том, что еще один подводный камень показался на виду. «Не очень комфортна для проживания» – замечательная формулировка. Очень даже говорящая, можно сказать.

– Документы и подтвержденную легенду тебе сделаем в течении двух дней – вплоть до дальних родственников, пары административных штрафов и даже упоминания в сети. От тебя сейчас мне нужно лишь имя. Или могу выбрать сам – тебе есть разница, под какой личиной прожить следующий год?

– Артур Сергеевич Волков, – с грустной полуулыбкой озвучил я свое новое «вымышленное» имя.

– Ну что ж, Артур Сергеевич. Добро пожаловать в новую жизнь.

Глава 7

Пробуждение в первый самостоятельный день новой жизни оказалось неожиданным. Уж очень неожиданным.

Проснулся оттого, что в ванной комнате кто-то громко избавлялся от содержимого желудка. Полежав немного, не совсем понимая — чудятся мне звуки или слышатся на самом деле, отрыл глаза.

Да, нахожусь все там же – в выделенной мне комнате загородной усадьбы Юсуповых-Штейнберг под Елисаветградом, куда прибыл вчера вечером. Приподнявшись на кровати я – сквозь предрассветный полумрак, всмотрелся в дальний угол комнаты. Дверь ванной оказалась приоткрыта, и оттуда с новой силой начали раздаваться изгоняющие внутренних демонов заклинания.

Судя по интонациям и тональности звуков, перемещаемых едва слышными стонами и тяжелым дыханием, кто-то очень сильно перепил.И этот кто-то был женского пола – услышал я болезненный протяжный возглас, сопровождавший звучный шлепок тела о кафель. Видимо, смена позиции у белого трона не удалась.

Желание узнать кто находится в ванной комнате отсутствовало. Категорически – ну блюет и блюет кто-то, пусть его. Ее, вернее. Главное, чтобы убралась за собой — закрыл я голову подушкой и перевернулся на другой бок.

Полежал не более минуты – сон не шел. Тело молодое, сил полно – и даже несколько часов сна оказалось достаточно для того чтобы вновь почувствовать себя свежим и бодрым.

Несомненный плюс – я ведь уже напрочь забыл, как это – проводить по двое-трое суток на ногах, не теряя времени на сон, потому что оно слишком дорого. Причем без потери тонуса, наслаждаясь жизнью. Единственный момент, с которым не мог свыкнуться в новой ипостаси — телосложение; непривычно низкий рост, тоненькие, как тростинки, руки ноги. В связи с этим испытывал определенные неудобства рассинхронизации — вчера, к примеру, долго пытался открыть дверь, машинально вместо ручки хватая воздух. Раза с пятого только получилось.

Доведенные до автоматизма движения сбоили — так бывает, когда едешь на машине с ручной коробкой передач и переключая скорость начинаешь думать о своих действиях и не можешь вспомнить, с какой передачи снял, а какую надо включить. Приходилось привыкать заново двигаться и ориентироваться в пространстве – к примеру, не пригибаясь там, где так и так прошел бы в своем новом теле.

Откинув в сторону подушку, я лег на спину. Закинув руки за голову и абстрагировавшись от неприятных звуков из ванной, всмотрелся в лепнину потолка, вспоминая.

Прибыл в усадьбу я вчера, поздним вечером. Встретили меня… как дорогого гостя. Внешне. На деле, буквально кожей чувствовал исходящее от княгини презрение. Анна Николаевна – невысокая, статная женщина, показалась лишь на пару минут, чинно поздоровавшись и после перепоручив меня прислуге.

Княгиня при встрече со мной улыбалась очень приветливо, при этом глядя как на полное ничтожество. Тоже уметь надо, плюсик ей. Хотя, о чем это я -- у аристократов подобные навыки с молоком впитываются, без этого в высшем свете свою нишу не занять.

Вспоминая мимолетную встречу с княгиней, размышлял. Опять же, различие в восприятии мира мной и Олегом. Если бы сам парень был здесь, он наверняка принимал бы происходящее близко к сердцу. Мне же холодное презрение, даже нескрываемое омерзение княгини было из разряда «ехало-болело».

Более того – я ее прекрасно понимал. В некотором роде даже сочувствовал – родовая иерархия четко выстроена и структурирована, активы поделены, а тут всплывает завещание гульнувшего муженька, а чуть погодя и нежданчик в виде признанного бастарда. Более того, всплывает из небытия таким образом, что по высочайшему повелению княгиня обязана обеспечить радушный прием, не показывая на людях истинного ко мне отношения.

В том, что повеление высочайшее, не сомневался. Это не бахвальство, просто констатация факта – и чем раньше это признаю, тем легче будет жить. Никогда не старался завышать свои достижения, умения и заслуги, но при этом и не занижал. Даже если эти способности, в данном случае, достались мне просто по праву рождения, а не тяжелым трудом или учебой.

Да, в общем не позавидуешь Анне свет Николаевне. Но это ее головная боль и ее проблема. У меня же и своих хватает.

Последние два дня промелькнули ярким калейдоскопом. После беседы с графом Безбородко и ротмистром Демидовым я целый день проходил медицинские обследования. Череда анализов, тестов, десятки докторов – как привычных по общению и действиям, так и напоминающих экстрасенсов повадками.

Личного терминала у меня больше не было. В ходе воскрешения – когда в вихре лоскутных всполохов восстановилось мое тело, оно оказалось в дефолтном состоянии, без вживленных в левое запястье имплантов.

Линзы с проекцией мне тоже никто не предлагал. На мой вопрос ответ был дан отрицательный. Причем без пояснений – не положено. Сюрпризом стало – память явно говорила о том, что в первом мире линзы и глазные импланты дополненной реальности, интегрированные с аккаунтом в Сети, распространены повсеместно. Даже более того – у каждого гражданина и подданного был личный помощник фамильяр с ИИ – выполнявший за владельца многие обязанности гражданина, а также берущий на себя лишние заботы. Оплата коммунальных счетов, заполнение холодильника, подписки в Сети, бронирование билетов, даже сделки купли-продажи недвижимости – большинство текущих дел владельца выполнял или подготавливал фамильяр, а его хозяину оставалось только подтверждать намерения и наслаждаться жизнью.

С отсутствием доступной Сети я смирился. Понимая, что это значительно ограничивает меня в действиях – память Олега подсказала. Я уже полностью сжился с его воспоминаниями, воспринимая их полностью легко и как свои. Память со знаниями остались, а чувства и эмоции парнишки ушли. И хорошо – потому что в данной ситуации, лишившись доступа к Сети, он точно бы запаниковал. Меня же пока даже привычный по старому миру информационный голод не трогал – необработанных знаний в голове и так накопилось на неделю вперед. Не разгрести.

Покинул территорию дипломатической миссии я в этот же день. Ближе к ночи ко мне заявилось несколько сопровождающих, вручивших небольшой чемодан со сменой белья и набором одежды на все случаи жизни. После чего мы вместе с молчаливым конвоем ехали несколько часов на посольской машине. Потом закрутилась карусель пересадок – перелет на бизнес-джете с дозаправкой, вновь наглухо тонированный микроавтобус, снова частный аэродром.

Сопровождающие меня фээсбэтмены менялись, но все были неуловимо похожи друг на друга – телосложение, пластика движений, даже рост одинаковый. «Генетический паспорт» – вспомнил я услышанную фразу, рассматривая очередных конвоиров, похожих как братья из ларца.

В ночной беспокойной полудреме в голову лезли самые разные мысли. К примеру о том, что в полки лейб-гвардии Российской Империи новобранцев отбирали по внешнему виду. В Семеновский – высоких голубоглазых блондинов, блондинов невысоких и курносых(!) в Павловский, брюнетов покрасивее лицом в Измайловский, пострашнее – в Гренадерский, а допустим в Московский полк забирали рыжих.

Традиции отбора сохранились? Или просто совпадение, что за неполные восемь часов все сопровождающие меня нижние чины ФСБ одинаковы ростом, манерой поведения и телосложением? А если не совпадение, то их отбирают при приеме на службу, специально выращивают или уже корректируют хирургически после отбора?

«Генетика. Евгеника» – вспомнил я слова Астерота. «Генетический паспорт» – как вживую прозвучал обрывок фразы Демидова из недавнего разговора. «…уже в шестидесятых годах двадцатого века уровень жизни этого измерения достиг…»  – вновь Астерот.

Я попал в сословный мир, в котором не было слома колониальной системы. Это уже самостоятельный вывод, тут же продолженный логической цепочкой: при непрекращающихся локальных конфликтах войне по всей периферии первого мира здесь не было великих потрясений. И здесь невозможно перемещение по социальной лестнице так, как у нас – когда в двадцать ты продаешь ваучеры у проходной завода, а в сорок уже решаешь, как будет жить страна. Вернее, возможно – но не на потоке.

Интересно, рост вес и внешние данные закладываются при зачатии?

В полудреме, как это часто бывает, лезли в голову казавшиеся гениальными мысли. Потом уже, с пробуждением, они могут показаться глупыми, но глядя в иллюминатор я упивался своей догадливостью. Ведь если, к примеру, задать всем членам какого-то сословия определенные рост и телосложение, можно экономить государственные деньги путем единообразия размеров формы и амуниции. Тем более, что здесь корректировка генетического кода не запрещена, как в нашем мире.

Пока мы переходили по бетонке взлетно-посадочной полосы от одного бизнес-джета к другому, я даже головой помотал, пытаясь очистить голову. И недоумевая, к каким безумным выводам пришел во время короткого полета.

Сказывалась прелесть новизны – любая мысль или незначительная деталь уводила меня в такие дебри рассуждений и предположение о незнакомом мире, что избавиться от них было далеко непросто.

Когда взлетали, и под крылом мелькнул удаляющийся аэродром на фоне заалевшей полосы рассвета, смог немного разгрузиться. Несмотря на темноту во время перелетов, я примерно ориентировался – запутывая следы, меня прокатили по всей европейской части России, перевозя из одного аэропорта в другой.

Предпоследним пунктом отправления стал железнодорожный вокзал Царицына, куда меня доставили под утро. И откуда на скоростном поезде я должен был отправился в Елисаветград.

На вокзале, покинув микроавтобус с немногословными комитетчиками, предварительно был нагружен краткими, но емкими инструкциями. И когда за спиной захлопнулась дверь, впервые оказался предоставлен сам себе. Наверняка за мной присматривали, конечно, но к взгляду большого брата я и в своем мире привык, так что даже не думал об этом.

Оставшись наедине с окружающим миром, испытал сразу три потрясения.

Первое – на вокзале не было некрасивых людей. Тихая российская провинция встретила меня так, словно на улицы Царицына выпустили калифорнийскую массовку сериала «Спасатели Малибу».

Оглядываясь вокруг, я понял – в этом мире мы стали не только красивее одеваться, но и просто стали красивее. Вернее, нет, не так. Женской красотой и в моей старой России никого не удивишь, а вот здесь просто не было некрасивых людей с внешними дефектами – слишком низкого, высокого роста, с непропорциональными фигурами и неправильными лицами.

Второе – вокруг был повсеместный бизнес-класс.

Я привык к цивилизации. Вернее, к ее благам. Последние пятнадцать лет у меня был неплохой доход, позволяющий в обмен на упорную работу обеспечивать себе комфортный уровень жизни. Здесь же… я почувствовал себя так, словно купил горящий пакетный тур за копейки на Черное море, а привезли меня в лакшери отель на Карибах.

Оглядываясь по сторонам, я смотрел и удивлялся небольшим деталям, подчеркивающим плюсы от обладания подданства или гражданства Конфедерации. Дьявол кроется в деталях, а вокруг деталей было множество – непривычная ненавязчивость таксистов, повсеместная чистота и организованность навигации и общественных пространств, широкие улицы и удобные пешеходные зоны – следствие чего кажущаяся немноголюдность. Да всеобщая вежливость, в конце концов – высокий уровень жизни просто не допускает в себя образ жизни низших социальных страт. Тем же, кто готов с этим поспорить, всегда были готовы ответить полицейские. Особого рода потрясение я испытал, увидев на лице стража закона приветливую улыбку, когда он терпеливо объяснял что-то испаноговорящему туристу. Непринужденно улыбающийся при исполнении патрульный полицейский – одно это вызвало у меня культурный шок.

Оглядываясь вокруг, гуляя по привокзальной площади и вокзалу в ожидании отправления, я вспоминал слова Астерота. Да, действительно, при внешнем сходстве уровень жизни меня откровенно поразил. Не только высокий уровень – но и воспоминание о ничтожно низком, существующем совсем недалеко отсюда, в «родном» протекторате, а также других похожих местах.

На контрасте воспоминаний Олега о жизни в Волынском протекторате разница была еще более заметна. Здесь, в этой России, уровень жизни был многократно выше. Понятие эконом-класс напрочь отсутствовало – да, кроме обычных в продаже были билеты первого класса, но то стандартное, что я получил за небольшую сумму, тянуло на самолетный бизнес-класс моего мира.

На потрясение от малозаметных, но в то же время столь значительных отличий между мирами наложилось еще одно происшествие в поезде, когда в вагоне-ресторане поезда я увидел нацистскую символику на мундирах.  На несколько секунд даже застыл как столб, не веря глазам – но быстро взяв себя в руки, прошел и присел за столик неподалеку, присматриваясь.

Рядом со мной расположилась компания армейских офицеров. И среди них двое в черной форме, с узнаваемыми значками дивизии СС «Мертвая голова» – адамова голова, оплывший череп на скрещенных костях. Причем ни у кого из присутствующих удивления господа в черных кителях не вызывали. Я словно оказался в московском метро конца девяностых, когда по нему свободно разгуливали молодчики со свастикой.

У подавшей мне чай официантки поинтересовался ненавязчиво, не знает ли она к каким родам войск относятся господа офицеры – особливо те, что в черных мундирах. Шок у среднего возраста дамы вызвал вопросом не меньший, чем был мой после лицезрения эсэсовской эмблемы на черной форме. Но официантка лишь на мгновенье показала удивление, после чего рассказала, что в интересующей меня компании офицер в зеленом берете принадлежит к пограничным отрядам, юные гости ресторана в светлом – юнкера Елисаветградского кавалерийского училища, а господа в черных с серебром мундирах – офицеры знаменитого 5-го Александрийского бронекавалерийского полка.

Получив ответ, дальше расспрашивать не стал. Чай допивал без удовольствия – черные мундиры напротив порушили все удовольствие от процесса. Расплатившись наличными деньгами, которые на территории Конфедерации были вполне в ходу, вернулся на свое место и зашел в Сеть через общий терминал. И удивился вновь. Как оказалось, череп и скрещенные кости на фоне мальтийского креста – давняя и широко известная эмблема русских гусар Александрийского полка, полученная еще в ходе наполеоновских войн.

Из местного аналога википедии узнал, что вообще гусары исстари отличались от других кавалерийских, а ныне бронекавалерийских частей армии отвагой и презрением к опасности. При этом Александрийский полк – официально еще в девятнадцатом веке прозванный «Бессмертными гусарами», участвуя во всех войнах сначала Империи, а после и Конфедерации, выделялся безбашенностью даже на фоне остальных разведывательных и штурмовых частей императорской армии.

Черные, они же бессмертные гусары, своей выражавшей презрение к смерти эмблемой гордились, всячески ее подчеркивая в форме и экипировке, а ныне и раскраске боевых машин. Даже на здании офицерского собрания в Николаеве – куда из города Калише переехал штаб полка после потери Российской Империей Царства Польского, по старой традиции по-прежнему висел металлический череп с подсвеченным красным огнем глазницами.

По запросу на меня вывалились тысячи картинок – от вековой давности изображений статных воинов в черно-серебряных доломанах и отороченными красной поддевкой ментиках, до современных бойцов, отдаленно напоминавших ССО-шников российской армии в полном обвесе. Присутствовали в том числе фотографии с мест недавнего аравийского конфликта – из-за которого, опосредственно, в частности и был убит Олег, а я оказался в его теле.

После ознакомления с исторической справкой стало понятно крайнее удивление официантки вопросу – в моем мире на меня могли бы посмотреть также, если бы спросил о войсковой принадлежности господ в тельняшках и голубых беретах.

Как обычно бывает, серфинг в Сети завел меня совсем далеко от первоначального интереса. Всю дорогу я провел у голо-экрана, изучая информацию о новом мире. Поэтому вечером на перрон вокзала Елисаветграда вышел слегка осоловевшим и с шумящей головой – от потока необходимых к усвоению знаний. Обязательно необходимых – потому что, как выясняется, одинаковые на вид в двух мирах вещи могут нести противоположный смысл и наполнение. От вызывающей неприятие эмблемы у меня дома, до легендарного и уважаемого символа здесь – и так ведь во многом.

Голова буквально кипела – поэтому вечером, даже не почесавшись от показательного презрения и недовольства княгини, я долго не мог заснуть, ворочаясь на кровати. Периодически засыпал, но после ярких снов в полубреду – в которых по моргу миссии Красного Креста за моим бесплотным духом гонялись черные гусары каркающе покрикивая на немецком, а по посольству «Нелидова А.» преследовала меня с большим шприцом, сверкая фиолетовыми глазами, просыпался и вновь размышлял о новом для себя мире и моем в нем месте.

По-настоящему заснул только под утро, и вот тебе на, сюрприз – поморщился я от очередного продолжительного «буэ» из ванной комнаты.

Спасибо тебе добрый человек за прекрасное пробуждение. Кстати, может эту синявку мне специально княгиня подослала, чтобы пробуждение было изысканно-приятным? Да нет – почти сразу отогнал я мысль – не верю, что Анна Николаевна может быть настолько мелочна и неизобретательна. Предположу, что она совсем по-другому продемонстрирует мне свое отношение, более изощренно. В том, что это точно случится, я кстати даже не сомневался.

Неожиданная гостья между тем притихла, и продирающих до глубины души звуков больше не раздавалось.

Откинув одеяло, легко соскочил с кровати. Боже, как прекрасно вновь вернутся в юность, пусть и пограничную с детством! Состояние – как у космонавта перед взлетом, хоть сейчас через тесты на орбиту.

Надев футболку и легкие штаны – из натуральных тканей, как подсказала мне память Олега необходимость удивиться, я осмотрелся.

Так. Входная дверь приоткрыта. На замок я не закрылся, и это явно было опрометчивым решением. Быстро подойдя в выходу, выглянул в коридор.

Ну да, часов шесть-семь утра, никого рядом. Кнопки вызова прислуги также не наблюдалось. Да я и сам был на месте прислуги: имение Юсуповых-Штейнберг поражало размерами и великолепием, прямо скажем. Вот только даже несмотря на темноту и усталость я вчера догадался, что апартаменты мне выделили в крыле, предназначенном для проживания обслуживающего персонала.

Из ванной, кстати, звуков по-прежнему больше не доносилось.

Алкоголь, вернее его неконтролируемые возлияния – страшная тема. Особенно последствия. «Зато вчера было весело» – это конечно хорошо, но умереть захлебнувшись рвотой – не столь уж редкое происшествие.

Интереса к происходящему в ванной у меня по-прежнему не имелось, но движимый беспокойством за жизнь и здоровье неизвестной гостьи я решил все же посмотреть, как она там.

Думаю, обслуга тоже люди, и после праздника жизни кто-то просто перепутал двери. Или наоборот, специально проследовал в нежилое помещение – зная, что здесь никто не живет и гостей не предполагается. Не думаю, что о моем грядущем визите трубили в каждом уголке усадьбы.

Дверь ванной была приоткрыта, и едва толкнув створку, я заглянул внутрь.

«Статья» – коротко охарактеризовал я увиденное. Передо мною валялось без сознания «от восьми до пятнадцати с лишением права занимать определенные должности до двадцати лет».

Меня посадить могут только за то, что я в дверном поеме стою – моментально сработал инстинкт самосохранения, и появилось желание оказаться как можно дальше отсюда. «А вот и нет!» – торжествующе возразил голос разума. Мне самому еще и пятнадцати нет – постоянно забываю об этом, оглядывая окружающий мир с позиции тридцатипятилетнего циника. И постоянно ошибочно полагая, что мир на меня смотрит также.

Только после того, как осознал безопасность нахождения рядом с полуодетой девушкой, смог спокойно рассмотреть возмутительницу спокойствия. Горничной на вид было ну никак не больше шестнадцати. Одета так, словно только что из клуба – короткое смелое платье, отброшенные в экстазе объятий с унитазом лабутены с красной подошвой.

Утихомирившаяся гостья – избавившись от излишка алкоголя в желудке, свернулась калачиком и лежала на мягком коврике для ног. Весь пол, да и она сама были… не очень чистыми, прямо скажем.

Даже несмотря на неприглядную экспозицию, было заметно, что девушка красива. В шестнадцать лет вообще некрасивых не бывает, но – избавившись от дамоклова меча грядущей статьи за несовершеннолетнюю, я присмотрелся внимательнее. Округлившаяся там, где надо фигура – привлекающая внимание даже несмотря на юношескую еще угловатость. Длинные ноги, рассыпавшиеся по полу иссиня-черные волосы, правильные черты бледного – на контрасте с темными волосами, лица.

Олег на моем месте может быть даже слюнку пустил. Я же спокойно, без лишних эмоций рассматривал горничную, нарушившую мой покой. Сомнений в том, что это приблудившаяся обслуга, у меня не возникло. На вокзале Царицына я поглядел на уровень жизни людей, и красота и наряд юной горничной у меня удивление не вызывали.

– Это ж сколько выпить надо было… – негромко буркнул я.

Осторожно – стараясь не вляпаться, приблизился к перебравшей обслуге.

Брезгливо поморщившись, присел, осматривая бессознательное тело. Дышит. В состоянии тяжелой алкогольной интоксикации, но помощи врача вроде не нужно прямо сейчас.

Позвать кого-нибудь? Самый правильный вариант вроде бы. Но. Если для девушки это будет стоить работы? Я вспомнил Зоряну – которая своим телом купила будущее младшей сестре. Если эта подгулявшая девчонка также в непростой ситуации, а работа для нее билет в нормальную жизнь?

Ошибки совершают все. Ну перепила, с кем не бывает. Если я сейчас позову местного главного по обслуге, карьере и репутации девочки может наступить бесславный конец.

В ситуациях, когда мог сломать другим жизнь – к примеру, уволить сотрудника предпенсионного возраста за пограничный поступок, всегда действовал по правилу одного шанса. Один шанс исправиться – если проступок не уголовщина конечно, я всегда давал. А после – если не срабатывало, действовал уже жестко и без душевных терзаний.

– Эй, подруга? Ты жива? – даже не надеясь на результат, я потрепал горничную за плечо.

Предсказуемо безрезультатно. Освободив лицо от волос, достаточно бесцеремонно приподнял веко. И увидел яркий глаз удивительного цвета – королевская синь или даже ультрамарин. Интересно, это имплант, линза или запланированная мутация?

Осмысленного выражение в необычного цвете глазу не наблюдалось. Но гостья среагировала – что-то невнятно пробурчав, попыталась отмахнуться. Очень неловко, с большим трудом, и даже без возможности к полностью осмысленным движениям.

«Пусть тут валяется?» Холодно, да и оставлять живого человека в таком состоянии, на столь грязном полу и коврике тоже не следует. Приняв решение, бесцеремонно поднял девушку и загрузил в ванную. Реакции практически не последовало – очередное невнятное бормотание и попытка устроится поудобнее.

Когда начал поливать ее из душа, попыталась выбраться. Также неудачно – видимо, утренняя гостья дошла до пустующей – по ее разумению комнате, на автопилоте. Который, доведя ее до ванной отключился, а сама она перешла в глухое бессознательное состояние.  Так бывает – в невменяемом состоянии люди добираются до дома, и открыв входную дверь, обретают на коврике в прихожей покой на несколько часов, не реагируя на внешние раздражители вовсе.

Споласкивая горничную я надеялся, что она очнется. Но даже на контрастный душ, к моему расстройству, девушка не реагировала. Да, тем хуже для нее перспектива пробуждения –  снял я с приблуды мокрое и грязное платье. Не обращая внимания на небольшую девичью грудь – ну почти не обращая, закутал бессознательную незнакомку в пушистое полотенце и отнес на кровать.

Доставшееся мне тело Олега было легким. Но сильным – надо сказать, что тренировки парня, занимавшегося по программе корректировки возможностей под способности арена-перса впечатляли.

Выйди я своем прежнем обличие против паренька – и на себя не поставил бы. Дома, в своем мире, я два раза в неделю поколачивал грушу и друзей на тренировках, так что представлял наши общие возможности в сравнении. Нет, конечно если мы будем на ринге, в перчатках и рамках правил, я бы его массой задавил, но в настоящей схватке против него у меня шансов не было. Даже с оружием. Вернее, тем более с оружием – которым Олег в свои четырнадцать владел на запредельном для моего понимания уровне.

Скорость, реакция, выносливость и главное умение – в активе у худощавого подростка было много всего разного. На миг я даже смутился от осознания того, какое тело оставил в наследство своему преемнику. Но только на миг – потому что в моем окружении, мое старое тело актив весьма ценный. И в моем мире нет одаренных и усиленных имплантами, а также достижениями генной инженерии противников.

Мысли о рокировке помогли не обращать внимание на подопечную – которая, будучи помытой и вытертой, оказалась на моей кровати. Очень красивая юная девушка – бросил я взгляд на рассыпавшиеся по подушки темные волосы. Пришлось преодолеть соблазн задержать в руках одеяло, рассматривая обнаженную гостью. Но человек существо разумное, и способен не идти на поводу естественных желаний, поэтому – не пользуясь предоставленными возможностями, торопливо накрыл девушку.

Мда, «вверенное тело» отреагировало предсказуемо. Перчику добавили еще непрошенные размышления. О том, что в принципе – находиться я буду здесь в статусе гостя, поэтому если в усадьбе все горничные столь милы и симпатичны, вполне можно будет замутить с кем-нибудь интрижку. Без сбрасываемого напряжения знакомиться с новым миром будет непросто, да.

Тяжело вздохнув – немалого усилия стоило сосредоточится на чем-либо ином, чем стоящий перед глазами образ напившейся гостьи, направился в ванную комнату.

Если уж принял решение не подставлять красотку, то надо до конца доделывать. И оставлять беспорядок в ванной комнате не получится. Позвать кого – раскрыть накосячившую горничную.  Ждать пока она проснется и заставить убрать за собой? Я не в президентском люксе, у меня здесь совмещенный санузел, всего один. А без утреннего душа начинать день не привык. Тем более если это первый самостоятельней день в новом мире.

Выдохнув и выругавшись – помянув добрым словом юную гулящую особу, взял тряпку и быстро привел ванную в порядок. После принял душ, и с поднявшимся настроением был готов направился навстречу новым знаниям и впечатлениям.

Когда чистил зубы, услышал, как в комнату завалилась немаленькая делегация.

«Блин, этого только не хватало!» – единственное что приличное подумал я. Остальное было о себе – не догадался закрыть дверь, и симпатичной синявке, которую черт в эту дверь привел.

Мое решение помочь горничной было спонтанным. За нее – ее карьеру, репутацию, если честно я не переживал вовсе. Каждый сам выбирает свой путь, и накидываясь выпивкой до состояния слюнявой свиньи, она должна быть готова нести ответственность за свои поступки. Даже если не думала об этом, опрокидывая очередной шот или коктейль.

Было одно «но». Взявшись за любое дело, я привык выполнять его качественно, и, что немаловажно – завершать. Поэтому поставить крест на своих действиях с переносом бесчувственного тела и помывкой изгвазданной ей ванной комнаты, не завершив аферу с сокрытием поступка напившейся девчонки, был не готов. И вследствие этого очень быстро появился в комнате, из одежды и экипировки имея при себе лишь обмотанное на бедрах полотенце и зубную щетку в руке.

«Ух ты» – удивился я.

Присутствующие, кстати, удивились не настолько сильно. Но тоже удивились.

Всех четверых навестивших меня поутру гостей зрелище спящей девушки на моей кровати явно не оставило равнодушными.

Эмоции высокого и худого как жердь местного управляющего – видел его вчера, имя не запомнил, выражали сдержанное удивление и холодный интерес.

Анна свет Николаевна оказалась раздражена – презрение ко мне мешалось с неясной злобой. Ее чувства даже без обострившейся эмпатии для меня тайной не были. И опять же – я ее прекрасно понимал. Возникающий в размеренной жизни неудобный участник раздела наследства, еще и живое напоминание измены мужа. Который в первую же ночь в гостях тащит в свою кровать местную прислугу – вот у меня от такого поведения бы тоже полыхнуло.

И кстати. Гормоны, бурлящие в моем юном теле еще не угомонились, поэтому я невольно засмотрелся на хозяйку всего окружающего великолепия, впервые получив возможность хорошо ее рассмотреть.

В своем старом мире и в старом теле, случись возможность выбирать между доступностью юной горничной или попыткой завладеть вниманием такой женщины как княгиня, без раздумий попытал бы счастья на втором варианте. Анна Николаевна невероятно красивая женщина, привлекательность которой подчеркивают стать и манеры.

Но это конечно все просто размышления, помогающие преодолеть общую нервозность от происходящего. И взгляд княгини вышиб все мысли о ее привлекательности – заметив мое пристальное внимание, она резко посмотрела на меня.

Столкнувшись с прямым взглядом только сейчас понял, что и у княгини глаза непривычного, нечеловеческого цвета. Насыщенная желтизна, но не звериная с зеленью – как у кошек или змей, а темнее, ближе к оранжевому. Подобный нереальный цвет глаз я встречал за последние несколько дней уже третий раз. Фиолетовый у сиделки «Нелидовой А.» в посольстве, ультрамарин у валяющейся на кровати бессознательной горничной, и вот сейчас глубокий желтый оттенок у княгини. Все остальные виденные люди обладали вполне обычными глазами. За исключением спасшего меня офицера конфедератов – но у него явно просматривались зеленые капли имплантов, здесь же естественная радужка с ненатуральным цветом.

Снова мелочь, отличная от моего родного мира увела мысли в сторону от происходящего. Странный выборочный цвет глаз наверняка важная вещь, но не здесь и не сейчас, продолжил я осматривать неожиданных гостей.

Третий из них был коренастым дядькой с широким красным лицом и бульдожьими щеками.  На профессора похож – прищуром, аурой даже. Смотрел он без сильного удивления. «Ну лежит девка в кровати у мальца, что в этом такого?» – словно прочитал я его мысли. Краснолицый профессор, также как и долговязый управляющий усадьбой, обозревал происходящее со сдержанным интересом. Только вот если главному распорядителю дел в княжеском имении были интересны подробности произошедшего, то профессорский интерес был направлен на меня и только на меня.

Четвертым гостем оказался Мустафа. Несмотря на чужую внешность – его лицо неуловимо изменилось, явно с помощью косметической хирургии, я легко узнал взгляд старого знакомого. Мой недавний партнер по незаконным делишкам в протекторате одобрительно, напоказ даже, покивал выразительно – мол «Олега, красавчик, быстро сориентировался».

Присутствие сирийца меня не удивило – я помнил, что он часто являлся компаньоном Олега в прошлом, и неудивительно что Мустафа оказался связан с ФСБ. Уверен, что именно как наблюдатель или помощник от федералов он и прибыл сюда. Кстати, Мустафа как бы и не «товарищ майор» окажется – учитывая мою уникальность в роли государственного актива.

– Что здесь происходит? – зазвенел льдом голос Анны Николаевны.

– Ваше высочество… – попробовал я было перевести внимание княгини. Мустафа после моих слов скривился как от запаха дуриана.

– Ваше сиятельство, – синхронно с подсказкой-шевелением его губ исправился я. Чуть не оконфузился – потому что Мустафа прибавил к «ваше сиятельство» уточняющее междометие.

Но что говорить дальше, я не знал, лихорадочно соображая.

– Я требую от вас ответа, что за девка лежит в вашей кровати и как она там оказалась, –  словно молотком по латуни чеканку отбивая, произнесла княгиня.

– Ваше сиятельство, у каждого человека есть право на личную жизнь… – попробовал я было перевести происходящее в иную плоскость выяснения.

Это сработало бы в случае, если б я находился в своем теле и равном окружении. Но перед княгиней сейчас стоял вооруженный зубной щеткой четырнадцатилетний подросток, устроивший непотребство на ее территории, в ее доме! Был бы кто другой, она может быть и закрыла глаза, но я ведь был беспардонным приветом из прошлого, бельмом на глазу рода.

Не слушая, княгиня порывисто двинулась вперед. Мне хватило ума не пробовать ее остановить. Подойдя к кровати, Анна Николаевна рывком сдернула с бедняжки горничной одеяло.

Секунда, другая, третья. Отпущенное одеяло упало, а ко мне обернулась самая настоящая фурия.

Раньше подобное я видел только в кино – глаза княгини превратились в два горящих огнем провала, а кисти объяли языки пламени. Верхняя губа Анны Николаевны ощерилась, а на лице появилось маска ярости.

В этот момент вновь сработал инстинкт самосохранения – как было совсем недавно с Астеротом. Тот самый инстинкт, который тысячи лет помогал моим предкам выживать. Еще секунда и я труп – мелькнуло отчетливое понимание.

В этот раз от моих действий ничего не зависело – не надо было терпеть боль, и находить нужные слова – я просто смотрел в глаза собственной смерти. Сам я не мог сделать ничего, но в этот момент начало действовать мое тело. Начало действовать, несмотря на полную неподвижность – мобилизуя возможности и способности организма. Я стоял как стоял, но время вдруг словно остановилось, замирая во мгновенье. Все вокруг подернулось серыми всполохами и мглистой пеленой, в которой ярким пятном горела фигура княгини.

В остановившимся мгновенье остались только мы вдвоем – и при этом я принял более удобную оборонительную стойку. Не знаю, сколько прошло времени. Вероятно, всего несколько секунд – но они показались мне вечностью.

Объявшее кисти княгини пламя постепенно исчезло, глаза потухли – став просто чуть темнее, храня память о плескавшемся в них огне. Я моргнул, и серость вокруг приобрела прежние оттенки яркого мира. Может быть показалось, но вроде прямо перед глазами мелькнуло два черных, истончающихся в воздухе лоскутных языка.

Инстинкт самосохранения, кстати, сработал не только у меня. Ввалившейся вместе с княгиней ко мне в комнату троицы не было видно. Но я чувствовал их присутствие – худой и длинный как жердь управляющий лежал в углу, стараясь вжаться в стену за шкафом, Мустафа и профессор предпочли ретироваться в коридор.

Тишину нарушило пьяное бормотание моей гостьи – которая заворочалась и попробовала вернуть на себя одеяло. По тому, как княгиня накрыла девушку, я догадался – в моей кровати лежит вовсе не горничная.

«Цвет ее глаз» – всплыло в памяти красивое название одной из книг моего мира.

Да, необычный цвет глаз, как оказывается, в этом мире точно значит очень и очень много. И похоже – судя по вновь разгорающемуся огню во взгляде Анны (вот уж действительно свет) Николаевны, я очень крупно встрял.

Глава 8

Выражение лица княгини не предвещало ничего хорошего — никому. Но, к счастью для всех присутствующих, она смогла взять себя в руки. Разгорающееся в глазах пламя погасло, окутавшие кисти всполохи истончились.

– Через полчаса жду вас обоих у себя в кабинете, – процедила Анна Николаевна и направилась к выходу.

Когда княгиня проходила мимо, в лицо дохнуло жаром – словно у большого костра оказался. Серьезного усилия стоило остаться на месте и сохранить невозмутимость – и по краткому, едва заметному взгляду княгини я вдруг понял, что она наблюдала за моей реакцией.

Следом за Анной свет Николаевной комнату покинул управляющий. Выбирался из угла он на четвереньках, а мне не хватило ума отвести взгляд. На то, что управляющий всерьез испугался за свою жизнь и забился в угол мне было все равно. Я думал совершенно о другом, просто вперившись взглядом в пространство. Как назло, именно в точку, где гарцевал на четырех костях седовласый господин. Столкнувшись с ним взглядом, мысленно выругался — вот так на ровном месте получил еще одного врага.

Худой как жердь дядька был насквозь знакомой и узнаваемой породы – обитатель курятника. Пихать ближнего, гадить на нижнего и подмахивать вышнему. Вышколенный и любезный с руководительницей (или правильнее – хозяйкой?), с подчиненными он наверняка строг и предвзят. И не зная о моем истинном статусе, проблем может принести гораздо больше чем княгиня. Она до мелких пакостей точно не опустится, а вот этот товарищ наверняка сподобится. Трусливые и злопамятные до мелочей люди – очень опасные противники.

Важный вопрос, но подумаю об этом позже – продолжал я смотреть сквозь поднявшегося и торопливо, суетливо даже выходящего в коридор управляющего, который очень умело прятал злобу во взгляде.

Анна Николаевна сказала, что нам обоим необходимо быть у нее через полчаса. Обоим, это как понимаю вместе с прекрасной незнакомкой, которая посапывает под одеялом. Мне ее на себе что ли принести?

Мустафа и краснолицый профессор, кстати, в комнату заходить не торопились. Да, сами себе они не враги, как понимаю. И не желают даже приближаться к «горничной» на моей кровати.

Мда. «Анна Николаевна, вы все не так поняли».

Дочь? Почти наверняка. Отлично я выступил тогда с «каждый имеет право на личную жизнь», что при наличии голого и пьяного в стельку тела на кровати сложно трактовать двусмысленно. Мда, инцест дело семейное — прекрасно я начал обживаться на новом месте.

Ладно, посмеялись сквозь слезы и хватит — оборвал я лезущие в голову мысли. Если станет совсем невмоготу, можно будет… Что можно будет? — тут же жестко спросил сам себя. Принять решение и сократить годичный срок, выданный мне ведомствами на раздумья?

Без вариантов. Легко не будет нигде. Я незаконнорожденный – и если буду работать на федералов, мне об этом будет вслух напоминать каждый второй. Если на имперцев – каждый первый, но молчаливо. Поэтому стоит отставить пораженческие мысли в сторону и разбираться с происходящим здесь и сейчас, не рассчитывая пути отхода. Отступать некуда, позади Москва.

«А вот Кутузов Москву оставил» -- подсказал мне внутренний голос.

В очередной раз подсказав внутреннему голосу заткнуться, я вышел в коридор к ожидавшим меня профессору и Мустафе.

– Олега, я тебе говорил, что ты… – начал было сириец, но осекся после моего взгляда.

Мустафа сильно изменился. Не только внешне, но и в плане отношения к миру – если в протекторате он мимикрировал под окружающую действительность, не выделяясь из безликой и опасливой толпы, то сейчас излучал внутреннюю уверенность.

Да, здесь его принадлежность к федеральному ведомству – не покрытая полным мраком тайна, поэтому уверенности и внутреннего достоинства в его действиях и словах точно прибавилось. Особенно на фоне присутствия рядом краснолицего профессора, явно принадлежащего к конкурирующему ведомству.

– Барон Максимилиан Иванович фон Колер, – слегка склонил голову профессор. – Алексей Петрович, с сегодняшнего дня по указу графа Безбородко я ваш мастер-наставник и навигатор.

Открыв рот, но не найдя что сказать, я просто кивнул.

– Рад знакомству, – смог наконец произнести хоть что-то. Замялся не из-за удивления или робости, а от свалившихся на голову вводных.

– Предлагаю отложить знакомство на более поздний срок, и встретится после того, как вы вместе с княжной Анастасией закончите разговор с Анной Николаевной, – покладисто произнес профессор. – Пока же думаю вам стоит привести себя в надлежащий вид, – взглядом он указал на зубную щетку у меня в руке.

Да, надо бы – мысленно согласился я с ним, но зайти обратно в комнату не успел. В коридоре появилось еще одна незнакомка. Судя по цвету глаз – пугающе светлых, практически белесых, принадлежала она к числу обладающих магическим даром.

Прошагавшая мимо и даже не глянувшая на нас сударыня была неуловимо похожа на Анну Николаевну – только чуть постарше. Сестра наверное – подумал я, провожая ее глазами. И наверняка именно она должна привести в чувство «княжну Анастасию» на моей кровати.

Догадка оказалось верной – вот только увидеть, как лечат алкогольную интоксикацию с помощью магии я не сумел. Машинально шагнул вперед, но незнакомка резким движением захлопнула дверь прямо перед моим носом.

– Алексей Петрович, – негромко произнес профессор, когда воздух успокоился от потрясшего стены удара. – Предлагаю воспользоваться моим гостеприимством.

Выбора у меня особо не было – коротко посмотрел я на зубную щетку в руке, и мы втроем двинулись прочь. Мустафа посмеивался, я с интересом оглядывался по сторонам, Максимилиан Иванович сохранял показательное спокойствие.

Помещение в этом же крыле усадьбы, в которое он меня привел, удивило размерами. Барону выделили апартаменты с гостиной, несколькими спальнями, даже балконом с выходом на галерею.

– Воспользуетесь? – поинтересовался у меня Максимилиан Иванович, указывая на вполне обычный с виду шкаф-купе. Благодарно кивнув, я открыл дверцу.

Предсказуемо, никаких вешалок и развешанных костюмов внутри не было. Только прет-а-порте принтер. Загрузочная воронка, ростовой сканер, пустая ниша для готовых предметов гардероба.

– Максимилиан Иванович, подскажите как мастер-наставник… – негромко поинтересовался я, отправляя в приемную воронку зубную щетку. Коротко мигнуло – оповещая о переработке изделия в ноль.

– К вашим услугам, Алексей Петрович, – скрывая смешинку о взгляде, ответил незамедлительно барон.

– Я не знаток порядков и норм поведения высшего общества Российской Конфедерации, к которым несомненно относитесь и вы, и княгиня. Мне нужен совет по поводу формы одежды на предстоящую беседу.

Мустафа, кстати, без приглашения уселся за стол и уже помешивал кофе в чашке – явно своей бесцеремонностью стараясь произвести впечатление на фон Колера. Тот на сирийца внимания не обращал, опять же показательно, и задумался над моим вопросом.

– Вы уже зачислены в штат Елисаветградкой гимназии имени Александра Витгефта, а разговор предстоит весьма серьезный. Думаю, форма гимназиста в этом случае подойдет больше всего.

– И безопасней будет, – хмыкнул Мустафа.

– Ваш невоспитанный друг на удивление прав, – кинул фон Колер. – Одно дело покалечить мою прислугу, другое – гимназиста.

«Покалечить?»

– Прислугу? – удивленно приподнял я бровь.

– Вас не предупредили? – в свою очередь ответил зеркальным жестом профессор.

По моему взгляду он понял, что нет – не предупредили. Я, кстати, смог сдержаться. Плюсик мне – потому что в моей прошлой жизни очень просящаяся на язык резкая фраза выглядела бы от тридцатипятилетнего менеджера вполне естественно, а вот от четырнадцатилетнего подростка не уверен.

Начинаю привыкать постепенно.

– Я предупрежден только о том, что федеральное ведомство предоставит новую версию моей прошлой жизни, – сдержанно ответил я. – Больше информации никакой не получил, кроме адреса усадьбы Юсуповых и денег на карманные расходы.

– Юсуповых-Штейнберг.

– Что? – не понял я.

– Вы находитесь в имении княжеского рода Юсуповых-Штейнберг, главой которого является Анна Николаевна. К княжескому роду Юсуповых, главой которого является Феликс Феликсович, Юсуповы-Штейнберг больше прямого отношения не имеют.

«Пресс-служба княжеского рода Юсуповых», – всплыло в памяти. Где я это видел или слышал?

– Будьте впредь внимательней, подобные ошибки могут привести к серьезным последствиям, – мягко добавил Максимилиан Иванович.

– Буду внимателен, благодарю, – кивнул я, и тут же озвучил одну из догадок, – как понимаю, вы направлены его высочеством Александром Александровичем…

– Его сиятельством, – поправил меня фон Колер.

«Да как вы мне все сиятельно дороги…» – полыхнуло у меня на мгновение раздражение. Но вспышка прошла очень быстро – медведей в цирке учат на велосипеде кататься, а уж запомнить формы обращения светского этикета мне большой сложности не составит. Надо просто это сделать, безо всяких раздумий и мысленного нытья – приняв правила поведения.

Если на приеме с озвученным строгим дресс-кодом собрались джентльмены в смокингах и цилиндрах, одиночка в гавайской рубахе и стоптанных кедах будет выглядеть глупо. И в лучшем случае подвергнется насмешкам и получит роль шута – поэтому как мне старомодные титулованные расшаркивания и не нравятся, выбора просто нет. Или принимать правила, или становится парией.

– Прошу прощения, – изобразил я извиняющийся кивок. – Как понимаю, вы направлены его сиятельством с целью обучить меня в том числе и правилам поведения в незнакомом мне обществе.

– Все верно, – кивнул барон.

– Тогда будьте любезны, поясните ремарку про «прислугу».

Мустафа после этой моей фразы внимательно посмотрел с легким прищуром. Удивленно: я довольно легко и без усилий перешел на стиль общения, больше подходящий в разговоре с профессором – чего привыкший к другому «Олегу» сириец явно не ожидал.

– Я прибыл в Елисаветград, подписав годичный контракт с гимназией Александра Витгефта, и буду официально читать Славянское язычество. Неофициально – теорию темных искусств.

Однако – поджал я губы, новым взглядом посмотрев на барона.

– По организованной для вас…для нас коллегами легенде, – продолжал фон Колер, – вы сын давнего соратника почившего Петра Алексеевича. Поступаете в гимназию под моей протекцией, оттого что князь персонально меня попросил позаботиться о вашем будущем.

Княгиня Анна Николаевна милостиво предоставила мне гостеприимство в имении, вы же – официально, будете проживать здесь в качестве моего личного помощника. Несмотря на то, что озвученная легенда не нравится мне и наверняка не привлекает вас, не могу не признать, что задумка коллег вполне облегчит и логически объяснит наше частое совместное времяпрепровождение.

Акцент профессора на «не нравится ни мне и не вам» я показательно не заметил. Но хорошо запомнил.

– С этим ясно, благодарю, – кивнул я. – Еще один важный вопрос. Господин Демидов упомянул, что моя легенда будет… не совсем так скажем сиять положительной репутацией. Какие моменты еще я должен знать по этому поводу?

– Большое количество нелицеприятных слухов, – по-моему, смутился Максимилиан Иванович. Лицо у него, по крайней мере, покраснело еще сильнее.

– Каких же? – поинтересовался я.

Барон молчал несколько секунд, и заполняя паузу заговорил Мустафа.

– Для начала, ты прибыл сюда из Гонконга, где обучался в частной школе. Откуда тебя вежливо попросили из-за не очень хорошей репутации.

– Не очень хорошей репутации? – вздохнул я, понемногу начиная закипать.

Фон Колер отвел взгляд, Мустафа лишь пожал плечами – мол не я это придумал.

Еще раз глубоко вздохнув и протяжно выдохнув, я зажмурился на краткий миг, а после посмотрел на Мустафу прямым взглядом.

– Господа, через двадцать минут меня ждет Анна Николаевна. Мы все это время так и будет заниматься словесным онанизмом, или кто-то из вас все же соблаговолит разъяснить мне происходящее кратко и по делу? По моему разумению, – повысил я голос, не давая заговорить синхронно вскинувшимся «наставникам», – вы оба прибыли сюда от ваших ведомств для того чтобы направлять и помогать мне, а не для того чтобы иметь мой мозг многозначительными паузами. Я услышу сейчас полную версию, или мне уже надо думать как связаться с вашим начальством, дабы рассказывать о том, что дело не клеится оттого что исполнителям, то есть вам, идея «не нравится»?

Лицо фон Колера побагровело, Мустафы вытянулось. Чувства обоих меня не сильно волновали, и в этом также было мое отличие от Олега. Парень перед бароном наверняка бы робел, а с Мустафой… Тут было даже гораздо сложнее. Не только дружеские, но даже и приятельские отношения коллег очень мешают в работе в случае если один становится руководителем второго. Сложно давать задания и требовать ответа и отчета беспристрастно, если подчиненный с тобой привык, допустим, пиво по пятницам пить.

Мустафа и Олег, кроме постоянных совместных делишек, побывали в нескольких весьма щекотливых ситуациях. А совместное нарушение закона, как известно, связывает достаточно крепко. Но для меня сириец был чужим человеком – я ведь не Олег. И интерес у меня сейчас только один – личный. Все эти «дружище, ну мы же с тобой когда-то ух!» я и раньше, в другой жизни, мог легко откинуть в сторону в рабочем общении, а сейчас тем более.

– Мы поняли друг друга? – вопрошающе склонив голову, для пущего эффекта я еще и руки в сторону развел. Зря – пришлось подхватывать едва не свалившееся полотенце.

– Мы поняли друг друга, Алексей Петрович, – проговорил фон Колер. – Я готов дать вам ответ по всей картине происходящего, только будьте любезны – запустите печать одежды, а то аудиенция к княгине может быть сопровождена трудностями.

Полотенце, кстати, для работы сканера снимать было не обязательно. Мои точные размеры и общественный принтер мог рассчитать, даже если бы я стоял в мешковатой робе. Простой общественный принтер, без доступа к Сети – этот же агрегат, как понимаю, в отличие от общественных и вовсе уже имел доступ к моему базовому аккаунту.

Полученных от Олега знаний для работы с принтером оказалось вполне достаточно. Открыв интерактивное меню, убедился – мой аккаунт, с размерами и доступам к уровням нормативной одежды и униформы Конфедерации, принтер видел. В разделе «Форменная одежда» вариант «Форменный костюм «Гимназии имени барона Александра Витгефта» для 1-го года обучения» был единственным в списке активных. Присутствовало еще два подпункта «Спортивная форма гимназиста» и «Полевая форма гимназиста».

Ниже увидел несколько архивных, серых табличек. Глянул, оценил – действительно, хорошо поработали над легендой – в списке было сразу несколько школ британской Калифорнии и даже одна Гонконгская, откуда я недавно якобы прибыл.

Негромко загудев, принтер выдал классический костюм с эмблемой Гимназии на лацкане, форменную рубашку и красно-оранжевый галстук – все прямо на вешалке, идущей в комплекте. Как и вставленные в ботинки шнурки – обувь появилась из нижнего зева камеры готовой одежды. Нижнее белье, как и носки, к наряду гимназиста также прилагались.

Выбросив полотенце в окно переработки, куда ранее отправилась зубная щетка, я начал одеваться.

– Максимилиан Иванович, можете начинать рассказ, – попросил я, натягивая штаны.

– Мне пришлось покинуть Петербург совсем недавно из-за неприятной истории. Несомненно, вы услышите ее отзвук в нелицеприятных слухах о моей связи с юной студенткой высокого рода. Именно согласие быть вашим наставником и гарантировало мне то, что происшествие было замято, – сдержанно произнес фон Колер.

Оборачиваться я не стал, но беззвучно хмыкнул – ай да господин барон, красавец какой. Учудил со студенткой, а когда булки загорелись, его услугами воспользовались цепкие господа из Собственной Е.И.В. канцелярии.

Так и не оборачиваясь, застегивая рубашку, я усмехнулся. «Не нравится мне», надо же! Припомню господину барону я это при случаю, точно припомню. Никогда не был злопамятным – просто злой и память у меня хорошая, а в общении и работе с карьеристами это важно.

В высшем же свете важность шпилек и простых на первый взгляд фраз не может быть недооценена. Даже безобидная ремарка может быть оскорбительнее плевка в лицо – и оставлять это никак нельзя. Если принимаешь правила игры, конечно. Впрочем, Максимилиан Иванович продолжал рассказ, так что мысли о мести за его показательное ко мне пренебрежение я оставил. На время.

– По созданной коллегами легенде, – я не видел, но догадался что профессор кивнул на Мустафу, – вы подвержены тягой к нарушению дисциплины, а также запятнали свою репутацию продажей наркотиков.

Плохо. Вот это очень плохо – скривился я, словно от дольки лимона.

– Факты продажи подвержены?

– Нет, все на уровне слухов серого сегмента Сети.

Серый сегмент Сети. Могло быть и хуже.

Всемирная паутина – в том понимании, к которому я привык в родном мире, здесь отсутствовала. Сеть – официальная, полностью контролировалась правительствами, являясь государственным элементом управления, как федеральные телеканалы в России. Повестка дня на новостных и развлекательных порталах, в справочниках, энциклопедиях формировалась согласно политике партии – не только в Российской Конфедерации, но и в других странах Большой Четверки.

Порталы других стран были полностью открыты к посещению, но если уделять время чужим ресурсам (за исключением развлекательно-популярных) больше чем посконным, это могло привлечь ненужное внимание Агентства Национальной Безопасности.

Какая ирония – АНБ, полностью контролирующее российскую Сеть, в этом мире появилось в Российской Конфедерации, а не в США. Впрочем, у всех остальных – Европейского союза, Трансатлантического содружества и Великобритании были аналогичные контролирующие службы для своих сегментов домашней Сети.

Кроме первых двух уровней – свой и чужой, был еще серый сегмент Сети, еще называемый «грязным». Если продолжать аналогию с российскими каналами – в своем роде аналог Рен-ТВ, только потяжелее. Здесь уже присутствовали «шок-контент», откровенная дичь, и даже легкая противоправная деятельность. Контролировался, конечно, серый сегмент государственными ведомствами также полностью. И именно в нем наличествовала грамотно составленная информация о моих похождениях в прошлой жизни. Причем наверняка названия учебных заведений, которые я по легенде посещал даны в заметках неверно – не те, где действительно в учетных данных значилась мое имя. Так что раскрытия истории можно не бояться – думаю, что господа из ФСБ сделали все красиво.

Тот же, кто рискнет копать глубоко насчет меня, совершит большую ошибку. В мире полностью контролируемой Сети – с регистрацией по биометрии, сохраняющей любые следы истории активности пользователей, попытки раскопать мою историю сразу станут явными, и привлекут ненужное внимание. Риск того не стоит – даже в Волынском протекторате активность положительного гражданина в сером сегменте сети может принести ему проблемы с рейтингом. Здесь же, в Конфедерации, посещение грязного сегмента может аукнуться еще хуже. Тем более, что Сеть и «товарищ майор» все помнит. Вернее, если по духу нового для меня мира – «господин ротмистр». Так что можно быть вполне спокойным – те, кто будет черпать слухи обо мне, серым интернетом и ограничатся.

Был еще темный, глубокий сегмент Сети. Именно в нем Олег искал информацию о подробностях гибели отца – но только одно его посещение уже грозило серьезными последствиями. При воспоминании о ярком пиксельном тексте на темном фоне, и нелегальном форуме я вспомнил. Новостная заметка, «Трагедия в Высоком Граде». Именно наследник рода Юсуповых убил моего опекуна. Сразу же в памяти прозвучали слова фон Колера: «Род Юсуповых-Штейнберг к роду Юсуповых больше отношения не имеет».

Больше не имеет отношения, значит. Раньше, получается, имел.

Сразу два вывода из сопоставления.

Первое. Еще один камешек к тому, что в теле Олега сейчас я, а не сам парнишка. Олег любил Войцеха Ковальского как родного отца, и наверняка на ближайшие годы месть наследнику Юсуповых стала бы для него смыслом жизни. Мне, опять же, что убийца, что убитый – люди посторонние, и это знание жить и мыслить не сильно помешает.

Второе. Подобных совпадений не бывает. А если даже бывает, то это уже не совпадения. Я вспомнил холодный взгляд специального агента Демидова. Молодой по сравнению с графом Безбородко ротмистр был хищником не менее опасным, чем тайный советник.  Даже, учитывая методы, может даже и поболе.

ФСБ ведет меня с момента рождения. Уверен, что убийство наследником Юсуповых моего «отца», и последовавшее воскрешение – часть ведущейся ими партии. Даже если действительно это совпадение, но оно уже наверняка встроено в план происходящего со мной.

Интересно, Безбородко знает о том, что моего опекуна убил именно наследник рода Юсуповых? Если еще нет, это значит, что у него очень плохие аналитики.

Или я переоцениваю свою значимость? Да нет вроде, и присутствие на разговоре именно тайного советника, его эмоции, как и все последующие со мной действия по создании легенды это подтверждают. Или мое участие просто элемент клановых разборок, а я очередная карта, даже не козырная?

Вопросов много, ответов пока нет. Но надо работать над этим.

– Еще что-то по теме я должен знать? – поинтересовался я задумчиво, завязывая красно-оранжевый галстук. Гриффиндорф практически – хорошо хоть герб не похож совершенно, у гимназистов Витгефта орел и солнце, а не лев из популярной у меня дома серии книг.

– Может быть вам еще интересно, что господин Мустафа по легенде состоял в подчинении у вашего отца, и также обладает не лучшей для общества Елисаветграда репутацией, даже учитывая его статус.

«Какой статус?» – обернулся я с молчаливым вопросом во взгляде.

– Ваш денщик, – ответил за сирийца Максимилиан Иванович, а Мустафа лишь развел руками и кивнул подтверждающе.

– Ясно, благодарю, – поправил я галстук и одернув пиджак, наблюдая за собой в отражении. На меня смотрел бледный худой подросток, с красными от румянца щеками. Выбивался из образа взгляд – слишком, наверное, взрослый. Но убирать и добавлять волоокости не стоит – трудное детство, недавние потрясения – и так сойдет.

Весьма положительный момент в том, что я оказался в окружении общества, абсолютно незнакомым с прежним Олегом. И мне совершенно не нужно подстраиваться под его старую модель поведения. Можно жить так, как привык – с поправкой на возраст и отношение окружающих, конечно.

Ровно через полчаса после утренней встречи с Анной Николаевной я стоял у двери ее рабочего кабинета. Как сюда попасть, подсказал и даже проводил Мустафа – в его личном терминале был план поместья с предметным указателем. У меня вот личного терминала до сих пор не было – еще один вопрос, который надо срочно решить.

Постояв немного, собираясь с мыслями, я стукнул два раза в дверь, по привычке уже отметив что материал – натуральное дерево.

Тишина.

Хм. Наверняка если сейчас зайду без спроса, буду отчитан как маленький и выставлен в коридор ожидать. Подождав секунд пятнадцать, постучался еще раз, и только после этого услышал «войдите».

Анна Николаевна расположилась за рабочим столом, внимательно глядя в немалых размеров монитор. Судя по внимательному взгляду и эмоциям, дела там серьезные. На мое появление княгиня не отреагировала, продолжая изучать что-то на экране.

Не привлекая внимания и не занимая предназначенные для гостей места, я встал недалеко от двери, заложив руки за спину.

Стоял и спокойно думал о том, что определение «как мальчика» для меня уже не работает как раньше. Если для того, старого меня подобное ожидание с показательным безразличием могло показаться оскорбительным, то здесь и сейчас я – простой гимназист на ковре у княгини. Могу и постоять, и подождать без потери достоинства. Небольшой, но плюсик.

За долгим ожиданием потянулись секунды, складываясь в минуты. Неудобства никакого ожидание мне не доставляло – сведений, которые надо обдумать, информации, которую надо усвоить, очень много. Так много, что иногда хочется воскликнуть: «Астанавитесь!» и взять так необходимую мне паузу.

Княгиня, кстати, на меня внимания не обращала абсолютно. Краем глаза то и дело на нее поглядывая, я видел – действительно занята. Явно именно она занимается прямым управлением делами рода – судя по напряженной ауре. Она, как показалось, даже забыла про меня, пока пару раз погружалась в чтение или писала ответы или приказы – и тогда комнату заполнял тихий шелест клавиш под ее тонкими пальцами.

Вокруг происходило столько странного и неожиданного, что обострившуюся эмпатию, позволяющую определять чувства других, я принял спокойно и без удивления. Очень удобно – чувствовать искренние эмоции и настрой собеседника. Интересно, остальные одаренные и одержимые также обладают подобной способностью, или это определенный эксклюзив?

Обязательно надо будет поинтересоваться у «мастера-наставника и навигатора» Максимилиана Ивановича. Сделать это только необходимо осторожно и невзначай – вдруг действительно эксклюзив, тогда лишняя огласка способности ни к чему.

Минут через двадцать ожидание наконец было прервано. Дверь кабинета распахнулась без стука и в кабинет зашла княжна Анастасия. При взгляде на девушку я подумал о том, что увидь ее впервые в нормальном состоянии – мысли о том, что она принадлежит к обслуге, ни в жизнь бы не возникла.

– Мама́, звала? – негромко произнесла вошедшая, в слове «мама» делая ударение на французский манер, на последний слог.

На меня она, кстати, внимания обратила не больше чем на предмет мебели. Хотя точно заметила – но единственный брошенный взгляд даже не коснулся толком, пройдя вскользь.

Зато я, пользуясь тем что на меня не смотрят, беззастенчиво разглядывал девушку.

Осанка, выражение лица – даже с показательной маской вины, манеры, взгляд – в движениях черноволосой девушки читалась порода. Причем не показательная «элитарность», которая прет у тех, на кого неожиданно свалились большие деньги. У вошедшей властные манеры казались естественными, ей не надо было обучатся вести себя как аристократ, она была им с рождения – как и ее предки на протяжение десятка поколений.

Вот только заметен ее врожденный аристократический флер был только сейчас, а не при первой встрече в моей ванной, когда темноволосая сударыня скорчилась на коврике, забывшись в тяжелом сне опьянения. Этиловый спирт не просто уравнял юную небожительницу с обычными людьми, он низвел ее до уровня бессознательного организма. Да, будь девушка не настолько пьяна, подобной – кажущейся сейчас глупой ошибки, я бы не допустил.

Юная княжна по-прежнему держалась настороженно, при этом всеми силами стараясь сохранить непринужденный вид. Она не знает обстоятельств, которые привели к вызову для нее лекаря – понял я. Того, что она была обнаружена матерью в чужой кровати в, так скажем, небрежном виде, ей никто не рассказал. Одаренная лекарка, так похожая на княгиню, думаю не сочла нужным, остальные – прислуга, вероятно просто не рискнули.

Заметив пристальное внимание, девушка второй раз скользнула глазами в мою сторону. Причем опять посмотрела не на меня, а на занимаемое мною место.

По ауре легкого презрения, отсутствию интереса и легкой настороженности я предположил, что возможно юная черноволосая красавица приняла меня за пострадавшего в процессе ее гулянки, и пришедшего требовать моральной компенсации безымянного гимназиста.

Анастасия, внимательно глядя на мать, выждала паузу и как ни в чем не бывало двинулась через кабинет в сторону кресла. Анна свет Николаевна в этот момент наконец отвлеклась от монитора и наградила дочь таким взглядом, что юная княжна словно пощечину получила. Девушка дернулась даже, вытягиваясь по струнке и отходя на несколько шагов – мысль занять гостевое кресло она оставила моментально.

Княгиня, откинувшись на спинку стула, посмотрела на дочь бесконечно усталым взглядом.

О, я хорошо знаю подобное состояние – когда у тебя невероятно много проблем, ты их переводишь в задачи, решая одну за другой, и думаешь, что все плохо… а потом бац, и узнаешь – оказывается только что была белая полоса, а настоящие проблемы еще только начинаются. Но при этом, вместо того чтобы спасать положение, ты вынужден заниматься всякой ерундой, которая возникает на ровном месте, по чужой глупости. Причем если не обращать внимания, то именно эта мелочь способна вырасти в очередной, огромный снежный ком.

Голая дочь в кровати незваного гостя конечно не ерунда, но настроение и эмоции княгини я четко считал – для Анны Николаевны это сейчас было далеко не первостепенной проблемой. Не первостепенной, но несомненно важной.

– Рассказывай, – ледяным голосом произнесла княгиня, обращаясь к дочери.

После ее слов в ушах зашумело и меня повело враздрай по отношению к окружающему пространству. Княгиня словно задействовала генератор поля вестибулярной стимуляции – когда человеком можно управлять с пульта, как игрушечной машинкой. Даже в нашем мире такие есть – как достижения науки. Здесь же, видимо, способность одаренных.

Вновь среагировало доставшееся мне тело, активируя способности – перед глазами мелькнули сполохи как у летчика при перегрузке, только серые, и ощущение чужого контроля пропало.

Анастасия рядом со мной также попала под воздействие княгини. Она явно оказалась ошарашена подобным тоном и ментальным напором. Отступив на шаг, юная красотка зарумянилась, но почти сразу побледнела как полотно и начала говорить.

– Мама́, мы с друзьями спонтанно приняли приглашение князя Андрея посетить Высокий Град, куда прилетели из Ниццы. Несколько дней провели в Волынском протекторате, а вчера вечером прибыли в Елисаветград. Здесь мы немного повеселились в салоне у мадам Белоглазовой. Прошу простить, в нарушение запрета я позволила себе буквально пару коктейлей, а после…

Черноволосая княжна замялась. Очень кратко, но емко изложив предшествующие обстоятельства, она оказалась в тупике – не думаю, что в ее памяти остались детали того, как она оказалась в родном имении.

Можно сейчас постоять пару минут, наблюдая как попеременно краснеет и бледнеет девушка, но толку от этого – кроме лишних эмоций, точно не будет.

– Анна Николаевна, вы все не так поняли. Позвольте объясниться, – произнес я, заполняя паузу.

Взгляд ультрамариновых глаз впервые оказался направлен прямо на меня. Княжна смотрела так, словно заговорила часть меблировки. Княгиня – после увиденного, воспринимала меня более внимательно. Правда, гораздо более недоброжелательно.

– Объяснитесь, – процедила Анна Николаевна.

– Утром был разбужен звуками из ванной. Заглянул и увидел там, – легкий кивок в сторону стоявшей рядом девушки, – неожиданную гостью, в состояние алкогольного опьянения, до бессознательности. Я принял ее за подгулявшую горничную, сполоснул под душем и перенес на кровать. Иначе действовать не мог, это было бы… негигиенично по отношению к княжне и к чистой кровати.

«Принял меня за горничную?» – говорили ультрамариновые глаза напротив.

Это она еще остальное не осмыслила – подумал я про себя, понимая, что за утро нажил себе третьего серьезного врага. Но продолжал:

– После уборки беспорядка в ванной я принимал душ, и в этот момент появились вы со спутниками. Сказанная мною фраза была в контексте озвученных догадок о принадлежности гостьи к горничным, поэтому я пытался отвратить от нее опасность увольнения, ошибочно приняв за прислугу. Все произошедшее заняло не более пяти минут, и иных толкований и домыслов мои слова и увиденная вами картина иметь не могут. Готов подтвердить свои слова ментальной проверкой, – добавил я под пристальным взором княгини.

Княжна Анастасия, кстати, судя по ауре, уже вполне осмыслила и представила картину в подробностях. Я чувствовал, что она готова превратиться в разъяренную фурию – но смотрел только на княгиню.

– Пшел вон, – сказала, и тут же забыла обо мне Анна Николаевна, оборачиваясь к дочери.

Фраза стеганула хлыстом и повисла в воздухе.

Я же лихорадочно размышлял, что делать. Чем выше уровень, тем острее зубы хищников – забыл я об этом, непозволительно расслабившись. Княгиня наверняка изначально рассчитывала поставить меня на место. На полагающееся мне по ее мнению место, которое находится в каморке неподалеку от уборной. Лишь ее явная загруженность проблемами и шок от встречи с дочерью в столь неожиданных обстоятельствах подтолкнули ее к тому, чтобы сделать это так топорно.

Уверен, будь у нее немного времени и чуть больше спокойствия, в подобном униженном положении я непременно оказался бы совсем скоро. И даже без случившегося. Причем наверняка оказался бы продумано, и без возможности маневра. Так что мне, наверное, даже стоит поблагодарить судьбу, что все так получилось – быстро и спонтанно.

Княгиня, не дождавшись в течении нескольких секунд ответа или действий с моей стороны, посмотрела с неприязненным прищуром. Выигрывая время на размышления, я нахмурился в задумчивости и даже обернулся показательно – глянув, не стоит ли за моей спиной кто-либо.

– Это мне было? – с показательным удивлением поинтересовался я, наблюдая как взметают брови княгини в гримасе сиятельного недовольства.

Развернуться и уйти? Это значит утереться и расписаться в статусе.

Попытаться как-то возразить? Все идущие на ум слова, кажущиеся правильными для меня старого, из уст подростка прозвучат глупо, и цели не достигну. Только смешным покажусь.

– Пошел. Вон, – глаза княгини опасно сузились, когда она повторила сказанное, уже глядя мне прямо в глаза.

– Благодарю за урок. Я хорошо запомню ваше гостеприимство, – изобразив полупоклон, медленно проговорил я, разворачиваясь к выходу.

По общественному восприятию мне всего четырнадцать. В другом статусе и другом возрасте подобное поведение не прокатило бы, но сейчас вариант действий и ответа – в цейтноте, наверное, я выбрал самый лучший.

Но несмотря на решение попытаться тихо уйти и сохранить лицо, сдерживаемая ярость окутала взор темными сполохами. Неожиданно появилось четкое представление – открыть дверь я сейчас могу даже не прикасаясь к ней. Причем так, что ее просто вынесет с петель. И больших усилий мне стоило сдержаться от разрушений.

Медленно я повернул ручку, перешагнул через порог и уже на выходе обернулся.

– Честь имею, – произнес я всплывшую из глубин памяти фразу и еще раз поклонился княгине. Даже улыбнулся, хотя кривоватая гримаса больше напоминала звериный оскал.

Показательно аккуратно закрыв за собой дверь, пошагал прочь. Покинуть усадьбу Юсуповых-Штейнберг я собирался как можно скорее, и в ближайшее время –  минимум год, сюда не возвращаться

Глава 9

Истерично суетиться и показательно убегать прочь из имения не стал. Мальчик что ли? Четырнадцатилетний, хм…

Не спеша вернулся в выделенные Максимилиану Ивановичу покои, поинтересовался насчет завтрака. Пока накрывали стол, перекинулся с Мустафой парой ничего не значащих фраз. И только после трапезы, уже за кружкой чая, перешел к серьезному обсуждению.

— Господа. Прошу вас отыскать гостиницу или апартаменты в пределах города, желательно не очень далеко от гимназии. Согласуйте в ведомствах бюджет как можно скорее. Если оперативно это сделать не получится, оплату за первый месяц произведите из собственных средств, наверняка у вас есть предусмотренная статья на непредвиденные расходы.  Переехать нам необходимо… максимум через три дня. Но желательно сегодня-завтра.

Фон Колер, пока я говорил, внимательно на меня смотрел. Его эмоций я кстати не ощущал. Хм, а ведь и у Мустафы эмоциональную ауру я также больше не чувствовал.

Да, оба моих спутника далеко непросты – я и так об этом догадывался, сейчас же еще больше утвердился во мнении.

– Позвольте поинтересоваться, в чем нужда подобного поиска? – сделав маленький глоток кофе, поинтересовался Максимилиан Иванович.

– Княгиня отказала мне в гостеприимстве. Можно конечно рассмотреть вариант с тем, что вы, Максимилиан Иванович, останетесь жить в имении, а я буду являться сюда на занятия. На ваше усмотрение.

Барон недовольно поморщился. Показательно. Как я заметил, владел он собой отменно — сохранить невозмутимость у него не получилось лишь в случае, когда вынужден был самостоятельно рассказать о своих шашнях со студенткой. Хотя может там не интрижка, а настоящая любовь, и от этого столь серьезное смущение? Впрочем, мне это не важно.

Между тем фон Колер коротко переглянулся с Мустафой. И, невиданное дело, оба вперились в меня одинаково осуждающими взглядами.

– Алексей Петрович, – произнес барон.

– Олег, – одновременно сказал Мустафа.

Мои спутники вновь переглянулись, и сириец чуть отстранился, всем видом показывая, что говорить стоит фон Колеру.

— Алексей Петрович, вариант с убытием из имения Юсуповых-Штейнберг рассматривать мы не можем.

— Почему же? — спокойно поинтересовался я.

– Я надеюсь вы не забыли причину столь сильного к вам интереса?

– Нет, не забыл. Но пока не думал об этом, миа кульпа, -- добавил я извинение ради приличия.

– Елисаветград город небольшой. И найти здесь место с подобной материальной базой, тем более такое где мы сможем без боязни огласки изучать и совершенствовать ваши способности, нетривиальная задача.

«С материальной базой», «без боязни огласки». Внушает, конечно. Но менять решение покинуть усадьбу не собирался, поэтому двоим товарищам напротив меня придется напрячься. Только я набрал в грудь воздуха, подбирая нужные слова, как фон Колер заговорил, опережая.

– Алексей Петрович, давайте так. Вы нам сейчас детально расскажете, что произошло между княжной Анастасией и вами, а мы вместе подумаем и решим, как загладить вину перед княгиней.

Оу. Ну да, спутникам-наставникам я же ничего и не объяснял. И формируют картину произошедшего они из того, чему стали свидетелями.

– Вопрос отказа в гостеприимстве решен. С княжной Анастасией, – пресек я попытку возразить, – у нас не произошло ничего из того, что вы себе надумали. Моей вины перед княжной и княгиней нет, отказать нам в гостеприимстве – личное решение Анны Николаевны. Останемся здесь, в усадьбе, мы только в случае ее извинений, чего не предвидится.

– В случае извинений? – приподнял бровь фон Колер.

– Вы все правильно поняли, господин барон. Поэтому прошу сосредоточится на необходимости нашего переезда в самое ближайшее время.

– Позвольте мне попробовать самому переговорить с Анной Николаевной? – внимательно посмотрел на меня профессор.

– Как я могу вам это запретить? – пожал я плечами. И почти сразу ответил на его молчаливый вопрос: – Еще раз. С княжной Анастасией нас связывает знакомство в несколько минут, а все увиденное – истолковано превратно.

Фон Колер, оставив на столе чашку с недопитым кофе, вышел.

– Да. Олега, дела… – протянул Мустафа.

– Ты в каком звании? – не принимая предложенный тон, поинтересовался я.

– Специальный агент, – посерьезнев, ответил Мустафа.

– Звание в смысле – капитан, майор, лейтенант?

– ФСБ гражданская организация, у нас нет воинских званий. Обычная разрядная сетка.

– Как так? Демидов же ротмистр?

–  Воинские звания сохраняют те, кто пришел из армии и флота – если не уволены со службы, конечно. Ротмистр может работать в ФСБ, но ротмистром ФСБ от этого он не становится.

– Ясно. Мустафа… Мустафа же?

– Ну а как? – усмехнулся сириец. – Это ты у нас тысячеликий Олег-Алексей-Артур, а я просто Мустафа.

– Окей, – кивнул я, собираясь продолжать. Но осекся на полуслове:

«Окей?» – вопросительно смотрел на меня собеседник.

Оба-на, вот это я накосорезил. Здесь не англоцентричный мир, и привычное мне «ОК» здесь, по крайней мере на территории Конфедерации, не распространено повсеместно. Французский-немецкий-русский в приоритете по линии Лиссабон-Петербург-Токио, а английский в ходу в британских колониях.

Да, осторожнее надо быть, шпионы валятся на мелочах.

– Тренируюсь, по легенде, – беззаботно пожал я плечами, вспомнив об архивной истории посещения школ в Гонконге и британской Калифорнии.

– Ясно, – покладисто кивнул сириец.

Интересно, считывает Мустафа эмоции также, как и я? Если да, то это очень плохо. Не критично, конечно, но пристальное внимание навязанного постоянного спутника – единственного, знающего предыдущего Олега, мне совершенно не нужно. В этом случае придется кооперироваться с фон Колером и сливать Мустафу – чтобы прислали другого фээсбэтмена. Но это на совсем крайний случай – с бароном слишком близко дружить желания большого нет.

– Мустафа, как мне получить личный терминал?

– Он перед тобой. Я теперь твой личный терминал.

Денщик же, да. Выполняющий личные поручения. Ординарец, стюард – можно по-разному назвать.

– Другие варианты есть? – посмотрел на свою левую руку.

– Подождать до шестнадцати лет. Но это неточно.

– Подробнее.

– При успехах, или наоборот провалах в обучении, срок получения личного терминала может быть увеличен.

– А если серьезно?

– Я вполне серьезно, рисковать не стоит.

– Рисковать?

– Тебе доступна Сеть со стационарных терминалов. Все, что требуется оперативно и нельзя доверить общественной Сети, помогу сделать и узнать я. Ученикам элитных учебных заведений Конфедерации запрещено иметь личные терминалы с прямым доступом в Сеть до момента окончания обучения. Я конечно могу организовать тебе левый терминал, но импланты нейрошунтов просто так не спрячешь, а рисковать практически неминуемым отчислением ради бесконтрольного входа с Сеть… стоит оно того?

Обдумав услышанное, я подумал, что смысл в отсутствии у обучающихся личных терминалов есть. По сути, это те же смартфоны, только с гораздо большим функционалом. Без них нет отвлечения от учебы, лишних соблазнов и самое главное – ненужной огласки. Как говорил на российском ток-шоу один популярный голливудский актер: «Я был очень туп в свои четырнадцать, но у меня не было ни фейсбука, ни твиттера, поэтому об этом мало кто знал».

Даже в моем мире многим деятелям, в том числе государственным, социальные сети испортили карьеру или подмочили репутацию – в том числе не только своей собственной деятельностью, но и активностью детей. Здесь же, в сословном мире репутация имеет гораздо более серьезное значения, а за оскорбления часто приходится отвечать кровью. Да, дуэльный кодекс никто не отменял – он лишь совершенствовался с годами.

В общий доступ легальной Сети, – продолжал я «вспоминать», – лишней информации об аристократах попасть было практически нереально, тем более информации о несовершеннолетней молодежи. Изнутри это контролировалось нормами поведения – отсутствием активности в социальном пространстве Сети, а также присмотром родственников. Снаружи – законами. Обсуждение, а тем более вторжение в частную жизнь одаренных новой аристократии этого мира, было под строжайшим запретом.

Закон «О вторжении в частную жизнь» работал, и работал очень хорошо. Даже если «княжна Анастасия» в пьяном виде шла домой по главной городской улице, распевая в чаде кутежа и угара матерные частушки, все увиденное свидетелями вместе со свидетелями и остается. Максимум, щупальца слухов расползутся на пару кварталов среди соседней, родственников и знакомых. Но и то – с оглядкой. Связываться с Девятым отделением Собственной Е.И.В. канцелярии, занимающимся контролем информации, дураков не было. А ведь кроме государственного ока были еще и юристы высоких родов, которые очень быстро помогали расстаться со всеми сбережениями и приятными жизненными перспективами.

Порочащую аристократов информацию можно было найти только в двух местах. Первое – в темном, глубинной сегменте. Но учитывая его нелегальный статус, посещали черную Сеть совсем не за «скандалами-интригами-расследованиями». Поэтому заметного урона чести даже жареные новости в этом сегменте принести не могли, будучи прерогативой очень небольшого числа пользователей.

Кроме этого, неприятные новости и фотографии могли всплыть в сером, грязном уровне Сети. В двух случаях – активизировавшиеся слабоумие и отвага борца за доступность правды, которые оперативно сменялись тюремным заключением, или вовсе жирной точкой в жизненном пути. Либо, жареная информация оказывалась в Сети с подачи самих аристократов в ходе интриг, или даже клановых войн. В которых – при эскалации конфликта, в ход уже шло все что можно.

В памяти всплыли очередные «воспоминания»: Олег, относительно недавно, в ходе серфинга на большой глубине натолкнулся на заметки очень и очень пикантного содержания, порочащие честь сразу двух графских родов. Мда, на фоне этого пассаж княжны Анастасии, если она просто засветилась в подобном состоянии на людях, кажется детской прогулкой – подумал я, вглядываясь в мыслеобразы ставших уже моими воспоминаний.

Олег, благодаря стараниям отца-опекуна, знал намного больше, чем средний обыватель. Знал он и о том, что система распознавания лиц ни в одной точке планеты программно не замечает аристократов. Негласный кодекс. Здесь, в этом мире, подобных неписаных, но жестких правил, существовало гораздо больше чем у нас – во многих аспектах жизни.

Так что уверен – сведения о княжне Юсуповой-Штейнберг, замеченной в непотребном виде, нигде не появятся дальше прямых свидетелей. Но информация о ее… ошибке, так скажем, с сохраненными в ручном режиме фото и видео подтверждением, уже есть у очень и очень многих. И, если представится случай, будет пущена в ход.

Знания, доставшиеся от Олега, накладывались на элементарную логику, с которой я вполне дружил – и картина окружающего мира вырисовывалась достаточно четкая.

Пока раздумывал о конфиденциальности высших каст общества, и осмысливал перспективу провести следующий год-два без личного терминала, вернулся фон Колер.

– Алексей Петрович, Анна Николаевна ждет вас, – произнес барон, едва переступив порог. Выглядел Максимилиан Иванович устало – словно вагон разгрузил, а не с княгиней беседовал. Хотя готов поверить – энергии в разговоре с княгиней он мог потратить не меньше, чем на погрузочно-разгрузочные работы.

Кивнув барону, несколько секунд посидел, размышляя. Не знаю, как повел бы себя Олег в данной ситуации. Со мной осталась полностью его память, но не эмоции. Может быть, он импульсивно отказался бы, и разговаривать с княгиней не стал. А может и нет.

Да, дело дрянь – вопрос с княгиней, который я уже считал было решенным, возник снова. Не очень люблю возвращаться к уже закрытым делам. И тем более, не люблю менять принятые решения. Но категоричность – первый приют неудачников, поэтому компромиссы наше все.

Взрослые ведь люди. Мне и вовсе уже почти пятнадцать.

Задумчиво пожав плечами, жестом показал Мустафе на выход. Сириец молча поднялся и последовал вперед. Несмотря на то, что дорогу я примерно помню, пусть не расслабляется – раз назвался денщиком.

И кстати. Имя Мустафа – в декорациях родных березок, мне не нравится. Как специальный агент ФСБ отнесется к тому, что у него появится новый оперативный позывной? Как придумать новое имя для ординарца? Тоже легче легкого, идеи на поверхности лежат, в классике. Имя слуги Арамиса я забыл. Но помню, что у Атоса – Гримо, у Портоса – Мушкетон, а у гасконца – Планше.

Планшет! Почему бы и нет, и звучит неплохо – весело глянул я на сирийца. Мустафа в этот момент думал о своем, и заметив его сосредоточенное выражение лица, озвучивать пришедшую в голову идею я не стал. Понял как-то вдруг, что все происходящее сейчас действительно серьезно – и если я с княгиней не договорюсь, видимо нас ожидают некоторые трудности. Даже не ощущая эмоции проводника, я заметил, что он крайне напряжен.

Странная ситуация. С одной стороны, у меня буквально информационный голод от недостатка сведений – коснись любого конкретного дела или проблемы. С другой, информации в общем настолько много, что в голове просто не хватает оперативной памяти для того, чтобы осмыслить даже малую ее часть.

И сейчас – по виду Мустафы, по желанию фон Колера договориться с княгиней, понимал – я явно что-то упустил. Что-то очень серьезное.

С такими мыслями и подошел к дверям кабинета княгини. В этот раз стукнул два раза и зашел сразу. Перспектива вновь общаться с Анной Николаевной мне претила – но я сумел отставить эмоции в сторону, подходя к разговору с холодным разумом. Несмотря на это, в ушах периодически еще звучало сочное «Пшел вон». Поэтому если сейчас Анна Николаевна выставит меня за дверь, можно будет уже с чистой совестью сообщить мастерам-наставникам что попытка примирения не удалась.

Княгиня за порог меня не выставила. В кабинете она была уже одна. Сидела откинувшись в кресле, внимательно на меня глядя. Под ее пристальным взглядом я не торопясь прошел к столу, и присел в гостевое кресло.

За Анной Николаевной наблюдал краем глаза, рассматривая портрет цесаревича Алексея за ее спиной, стилизованный под работы художников восемнадцатого века. На картине, кстати, наследник трона был в черной форме Александрийского полка бессмертных гусар, в списках которого видимо числился.

Пока смотрел на будущего правителя одной шестой части суши даже не заметил, как молчание затягивалось. Мне пауза неудобств не доставляла, в отличие от княгини – только обратив на нее внимание, я ощутил взрывную гамму чувств – от настороженной опаски до раздраженной злости.

Ух ты! Княгиня то и не знает, что говорить.

Не знаю, какие аргументы приводил фон Колер, но Анна Николаевна наступила на горло собственной песне – в буквальном смысле слова, и вызвала меня для того, чтобы извиниться. Но сделать это сейчас просто физически не может, не в силах перешагнуть через себя.

Устроившись в кресле поудобнее, я положил руку на столешницу и дробным перестуком выбил ритм имперского марша из звездных войн. Вместе с княгиней вздрогнули одновременно.

Она – от удивления моей наглости. Я – от запаха денег. Звездные Войны, Гарри Поттер, Оттенки серого – в этом мире ничего подобного нет, и это же золотая жила! Золотая жила, для разработки которой нужны деньги, и немалые – тут же осадил я себя. Забыли пока, к тому же далеко не факт, что популярные в моем мире истории выстрелят здесь.

Кстати, хорошо, что не стал углубляться в размышления, подвиснув совсем ненадолго – судя по виду и эмоциональной ауре, выстрелить в меня уже была готова сама княгиня.

Да, я бы подобному поведению у себя в кабинете и сам был не рад.

Ладно, раз сама она говорить не может – явно не зная, как начать, придется ей помочь. Обиду я запомнил, записал и забыл – при случае верну, сейчас же мне открытый конфликт не нужен.

– Четырнадцать, почти пятнадцать лет я жил в Волынском протекторате и знать не знал о том, что Войцех Ковальский – мне не отец, а назначенный опекун.

Говорил я медленно, глядя над плечом Анны Николаевны. Она смотрела прямо на меня, внимательно слушая.

– Всего три дня назад бойцы специального подразделения армии Конфедерации спасли меня от смерти и вывезли с территории протектората. Почти сразу у меня состоялась беседа с высокопоставленными чиновниками из Собственной Его Императорского Величества канцелярии и Федеральной службы безопасности Российской Конфедерации. В ходе беседы я узнал, что Петр Алексеевич Юсупов-Штейнберг – мой биологический отец.

Княгиня – внешне, сохраняла невозмутимость. Но ее эмоции бушевали огненным смерчем – словно гоночный болид, перевернувшийся на скорости триста километров в час.

– Тайный советник от канцелярии и специальный агент ФСБ в беседе со мной были заинтересованы в том, чтобы я выбрал организацию, под эгидой которого буду служить государю-императору, – кивком показал я на портрет монарха, висевший рядом изображением цесаревича.

– Оба беседующих со мной господина преследовали разные цели, но в одном были единодушны – предлагая сразу принять полагающиеся мне герб и титул.

Сделав паузу, дав несколько секунд княгине на осмысление, я продолжил:

– Не могу точно сформулировать причину, но делать это я пока не готов. Возможно… возможно, – еще раз повторил я, – от полагающего мне герба я откажусь. Не потому что благородство или иные чувства, нет. Не очень люблю находится на коротком поводу у других. Видите, я с вами предельно откровенен, – переведя взгляд с портретов монархов, впервые посмотрел я в глаза княгине.

Старый, но действенный прием – делать вид, что избегаешь чужого взгляда, а после прямо смотреть в глаза. Княгиню взгляд отвести не заставил, конечно, но она слегка сощурилась, и едва-едва кивнула, отдавая дань моей прямоте.

– Я вам неприятен. Вы мне безразличны. Sad, but true, – пожал я плечами.

Это ей, чтобы не расслаблялась слишком сильно.

– Вариант с проживанием в вашем имении меня совершенно не прельщает, но это не мой выбор, и не мое решение. Вы выставили меня из кабинета как мальчика…

«Сам-то ты кто сейчас? Большой дядечка?» – мысленно спросил я сам себя.

… подавальщика в кабаке, – тут же исправился. – И я вынужден реагировать, потому что нельзя никому позволять вытирать об себя ноги. Согласны?

Княгиня, не отводя взгляда, сцепила пальцы и медленно изменила позу, положив локти на стол.

– Вы необразованный и беспардонно наглый молодой человек, – медленно проговорила она.

– Я должен был сказать «согласны, ваше сиятельство?» – моментально догадался я. Память Олега помогла.

– Именно, – едва кивнула княгиня.

– В том, что не образован – вины не чувствую. Не я такой, жизнь такая. Обвинения в том, что беспардонно наглый – отвергаю. Вот если бы я спросил «согласны?», обладая навыком светской беседы, это была бы сознательная шпилька. Я же просто сделал ошибку. Так что, согласны, ваше сиятельство?

– Согласна, – кивнула княгиня.

«Ну и?» – выжидающе глянул я на нее.

– В недавней нашей беседе я вела себя излишне резко, и возможно вышла за рамки.

Пять секунд. Десять.  Сохраняя молчание я продолжал смотреть в глаза княгини.

«Это что, все?» – через полминуты задал всем своим видом невысказанный вслух вопрос.

Речь вообще-то шла об извинениях. Компромисс компромиссом, но так это не работает. Как кость собаке бросила, и…

– Для Алексея Петровича Юсупова-Штейнберга это ничтожно мало, признаю. Для Артура Волкова – уже непозволительно много с моей стороны. Согласны?

Вот же ж… И не поспоришь. Один-один.

В тот момент, когда я невольно усмехнулся и покачал головой – признавая ее правоту, княгиня деликатно отвернулась. Причем в моих мыслях в этот момент прозвучал голос Смехова: «Для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер слишком мало…» Все, точно Мустафа теперь Планшетом будет.

Ладно, это раунд закончили. Начинаем следующий.

– В моей судьбе сейчас два явных интересанта – Канцелярия и ФСБ. Я, как уже говорил, сейчас даже слабо представляю в какой мир попал. Мне не хватает знаний, опыта, образования. Я даже не знаком с текстом завещания, в котором упомянут.

Впервые во взгляде княгини промелькнул интерес.

– Я не уверен, что через год, который мне отвели на знакомство с новым для меня миром, я приму титул. Как вы возможно знаете, я…

Пауза. Темная магия – совсем не то, о чем говорят вслух, я это прекрасно понимал.

– О ваших способностях мне известно, – кивнула княгиня. Говорила она, кстати, уже вполне деловым тоном, а ее эмоции слегка улеглись.

– Прекрасно. Если знаете, значит не можете не понимать, что собственная судьба целиком мне больше не принадлежит. Но. То, что мое – отдавать я не намерен.

Губы княгини сжались в тонкую линию, побелев, а сама она напряглась.

– Я не знаю, что по завещанию мне полагается к титулу и гербу. Может быть кроме титула это еще и доля в наследстве…

Не ошибся. Анна Николаевна смогла внешне сохранить невозмутимость, но ее эмоции мне рассказали – в завещании князя мне полагается не только герб, перечеркнутый лентой незаконнорожденного.

– При этом я понимаю, что мое вступление в свои права может нести вашему роду серьезные проблемы. И готов предложить сделку.

Настало время княгини смотреть мне в глаза с немым вопросом.

Пять, десять секунд. Когда дождался ответного молчаливого «Ну и?» от нее, удовлетворенно кивнул и заговорил.

– Я хочу ознакомится с завещанием Петра Алексеевича. После этого мы можем обсудить варианты – к примеру, замена моей доли на денежную или консолидированную имущественную компенсацию. Возможно – еще раз, возможно, я и вовсе буду готов отказаться от титула. Вопрос цены.

– Несмотря на юные годы, не могу не отдать дань вашей деловой хватке, – медленно произнесла Анна Николаевна.

– Тяжелое детство, дефицит игрушек, – пожал я плечами. – Приходилось книги читать.

– Можете многого добиться и превратиться в опасную фигуру. Если доживете, – улыбнулась уголком губ княгиня. Взгляд ее при это оставался серьезным.

Не понял, это вот сейчас была прямая угроза с ее стороны? Но уточнять не стал, обдумаю это позже. Вновь демонстративно пожал плечами, уже без комментария.

– Я подумаю над вашим предложением, – после небольшой паузы произнесла она, снова откидываясь на высокую спинку кресла.

– Когда я смогу ознакомится с завещанием? Или чтобы узнать размер моей доли мне необходимо обратиться к наставникам?

– Я могу с этим помочь, и ваши наставники будут лишними в этом… нашем семейном деле, – с некоторым усилием произнесла княгиня. –  Но для вас же будет лучше, если мы вернемся к этому вопросу во время ближайших школьных каникул. К этому моменту я смогу сформировать для вас предложение.

– Через… три месяца? – не смог я скрыть удивление.

– Что-то не так? – также искренне удивилась княгиня.

– Срок на формулировку предложений еще могу понять и принять. Но три месяца ждать, чтобы ознакомится с текстом завещания?

– При всей похвальной деловой хватке, вам не хватает ни знаний, ни опыта, ни образованности. У нас впереди как минимум год. Именно столько вы выиграли себе время на раздумывание? Три месяца не играют никакой роли, тем более что у вас не будет возможности уделить вопросу своего наследства должного внимания.

Глядя мне в глаза, княгиня – судя по ее виду и эмоциям, вдруг осознала, что я не понимаю, о чем речь.

– Когда вы использовали поле подавления, это заметили только я и фон Колер, – уже другим тоном произнесла она.

«Когда это я использовал поле подавления?» – мысленно спросил сам себя. И тут же получил ответ, вспомнив ярость княгини и объявшее ее пламя, потухшее тогда, когда мир передо мною окрасился в серую пелену, расчерченную теневыми всполохами.

– Применение своих способностей при неинициированном источнике… – медленно произнесла собеседница. И дальше заговорила, уже не скрывая удивление: – Вы этого не знаете?  Использование своих способностей при неинициированном источнике может быть очень опасно. Смертельно опасно. Для вас, – внимательно смотрела Анна Николаевна, делая паузы мне на осознание сказанного.

Оу-оу-оу. Снова появилось стойкое желание воскликнуть «Астанавитесь!»

Даже в груди защемило грустью о прошлой жизни. Заливисто смеющаяся Вика, улыбающаяся Света – специально сделавшая вид, что покачнулась – для того, чтобы прильнуть ко мне на пару мгновений. От осознания, что не могу вернуться на другой глобус – где нет вот этого вот всего, стало тоскливо.

Но при всей накатившей тоске по прошлой жизни информацию о смертельной опасности воспринял совершенно спокойно. Еще одна вводная – уже настолько привык к шокирующим новостям, что появился некий фатализм. Даже азартный интерес – а чем еще меня сможет удивить этот мир? Княгиня между тем продолжала:

– Инициация источника до достижения шестнадцати лет – лотерея, самая настоящая русская рулетка. Думаю, первые три месяца – с учетом загруженности в школе, точно не то время, когда вы сможете думать о разделе нажитого мною имущества. У вас и кроме этого будет достаточно забот.

«Нажитого мною имущества».

Вот это поворот. Если я правильно понял полыхнувшую сейчас злость и обиду, Петр Алексеевич подложил женушке самую настоящую свинью. Но даже и без четкого восприятия ее эмоций, об этом можно было догадаться даже на акценте, который княгиня сделала на слове «мною».

– Все настолько печально? – поинтересовался я.

Княгиня не ответила. Но, с учетом того, что ее глаза полыхнули пламенем, я понял – она прекрасно поняла подтекст вопроса. Поняла то, что я имел ввиду совсем не свои проблемы. И ее ответ – в горящем самым настоящим огнем взгляде, получил самый исчерпывающий. Кстати, в этот раз смог не вздрогнуть от неожиданности.

Наверное, мне даже стало ее по-человечески жалко. Но эмоции отдельно, дела отдельно – это взрослая жизнь. Особенно с этими акулами. Нет, не так. Тем более с этими акулами. It’s all  about business, как говорят прагматичные англосаксы.

– Можно обсудить вопрос о моем переезде, – предложил я.

Отнюдь не из чувства жалости предложил. Пожалел и забыл – это не мои проблемы. Просто жить целый год под одной – пусть и большой, крышей с ненавидящей тебя владетельной аристократкой…

– К сожалению, этот вариант не рассматривается.

– Почему же?

– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…  Вы удивительно хваткий молодой человек, но при этом вам не хватает ни знаний, ни опыта, ни образованности… ни даже логики.

Вот сейчас обидно было – про логику. По больному бьет. Тем более обидно, что про отсутствие образования и знаний сам подтвердил вслух – теперь наверняка часто это слышать от нее предстоит. Оценивая состоявшийся разговор, уверен – княгиня не обладает эмпатией на том уровне, который появился у меня. Но она женщина, и явно безошибочно считала, что эти слова трогают меня за живое.

Отвечать не стал. Проглотил, но запомнил – ждал продолжения.

– Вы разве не задумывались о том, почему за использование темных искусств во всех странах Первого мира введена смертная казнь?

«Ч-черт…»

– Не задумывались, – кивнула княгиня. – Так что, Артур, ступайте скорее к Максимилиану Ивановичу, и дабы не поддаться одержимости, учитесь, учитесь и еще раз учитесь. В точности так, как завещал нам святейший патриарх Владимир.

В моем мире учиться завещал тоже Владимир, но работавший чуть по другому профилю. Подумал об этом вскользь – старался лицо держать.

Ладно, Анна свет Николаевна, я научусь – и еще отвечу тебе достойно. Но потом.

Поблагодарив кивком княгиню за информацию, поднялся и направился к выходу.

– Артур! – окликом был остановлен у самой двери.

– Это была наша с вами первая, пробная сделка. От меня – уже озвученная информация, от вас – жду обещание.

– Слушаю внимательно.

– Держитесь подальше от Анастасии.

– Обещаю держаться от княжны Анастасии как можно дальше, – низко склонил голову я, скрывая улыбку. И уже приоткрыв дверь, обернулся.

– Ваше сиятельство. Бонусом, нижайшая просьба.

– Слушаю внимательно.

– Пусть княжна Анастасия также держится от меня подальше.

Широко улыбнувшись, вышел в коридор и закрыл за собой дверь. После того как щелкнул замок, постоял несколько секунд. Не зря – услышал приглушенный звукоизоляцией двери звук удара. Или ладошкой о стол саданула, или в стену что-то кинула.

Два-два.

Еще раз улыбнувшись, развернулся и двинулся прочь, барским жестом подозвав ожидающего поодаль Мустафу.

О разговоре с княгиней уже не то, чтобы забыл – отложил в сторону. Теперь мне надо узнать – из-за чего, действительно, за использование темных искусств положена смертная казнь. Догадок было много – в популярной массовой культуре тема темных искусств активно освещалась – сериалы, кино, книги. Но использовать информацию из масс-медиа в оценке подлинной подноготной темной магии – как изучать работу полиции, основываясь на сериалах «Ментовские войны».

А ведь еще одна новая вводная – о смертельной опасности использования способностей при неинициированном источнике. Еще бы знать, что такое источник…

«Вангую, друг Горацио, впереди тебя действительно ожидает еще много сюрпризов», – подсказал мне внутренний голос. Впервые сразу и не нашелся, что ответить.

Глава 10

Глухие звуки ударов эхом отдавались под сводами. Две фигуры — коренастый смуглый сириец, и тонкий белокожий подросток вихрем кружились по площадке спортивного зала.

Анна Николаевна Юсупова-Штейнберг, урожденная Разумовская, расположилась на галерее и наблюдала, как занимается этот… ублюдок. Княгиня удивилась своим чувствам и эмоциям, сосредоточившись на странной заминке. Возникший из небытия привет из прошлого оказался весьма неприятен и болезненно обиден.  Настолько, что она даже не сумела сразу размазать его тонким слоем грязи. И сейчас это подспудное к нему снисхождение, даже терпимость, удивило княгиню.

Между тем на площадке снизу в затянувшемся поединке сириец по-прежнему не атаковал, лишь отражая натиск противника. Он еще периодически подсказывал – резким окриком, жестом, даже взглядом. Подросток молчал – в краткие мгновенья пауз было видно, что он уже измотан, на пределе сил. Но несмотря на это, поединок по-прежнему продолжался на скорости, недоступной человеческому глазу.

На скорости, которой обладают лишь усиленные имплантами бойцы армии Конфедерации. Хотя никаких имплантов у него точно не было. Сверхъестественные способности противники при этом тоже не использовали.

Худощавый, болезненный на вид юноша – вечно бледный, пытающийся скрыть высокое нервное напряжение, оказался неожиданно колючим и хватким. Неприятно удивившись при знакомстве, но представляя обстоятельства жизни в протекторате, Анна Николаевна даже, наверное, его жалела.  Но эмоции отдельно, дела отдельно. Chacun pour soi, et Dieu pour tous. Каждый за себя, один Бог за всех – как говорят расчетливые французы. Пусть Господь пожалеет слугу своего, а Анна Николаевна ограничится лишь молитвой о спасении его души.

Которую — молитву, судя по безрассудной прыткости юноши придется читать очень и очень скоро.

«Тайный советник». Несмотря на кажущуюся уверенность, граничащую с опасной самоуверенностью и рассудительность, этот ублюдок наговорил столько лишнего и опасного для себя, что у княгини теперь было достаточно пищи для размышлений.

Тайный советник – Безбородко или Ушаков. Скорее всего Александр Александрович –  Волынский протекторат его родная вотчина. Пусть даже этот… этот ублюдок находится в десятке потенциала русских одержимых, стал бы граф сразу с ним общаться напрямую, еще и без обиняков высказывать заинтересованность? Одержимые, тем более не на территории метрополии – прерогатива ФСБ, и вмешательство канцелярии уже выглядит странно.

Да пусть даже – по потенциалу, этот ублюдок самый способный в мире одержимый, не стал бы Безбородко вмешиваться. Адепты темных искусств — сильное, но часто одноразовое оружие. Никто еще не смог научиться полностью использовать свой потенциал, сохранив при этом разум.

Не стал бы граф иметь с ним дело. Просто так не стал бы.

Значит, с ним может быть связано что-то еще. Теперь вопрос. Если это действительно так, стоит игра свеч?

Безумная догадка ударила вдруг, словно хлыстом, яркой вспышкой озарения. Двенадцать лет назад, на ее последнем балу у государя-императора. Глупая, но отчего-то запомнившаяся ей шутка канцлера Корбелова. Тогда Анна не придала услышанному значения, но случайно брошенная фраза глубоко запала в память, и даже сейчас звучала как вживую.

А если… да нет, не может быть. Но если… если это действительно так, можно будет отдать ему Анастасию. Кровного родства у них нет.

«Ты готова поставить на карту все?» — спросила сама себя княгиня. Это была шутка. Всего лишь глупая шутка — вместо ответа подумала Анна Николаевна.

Игра стоит свеч – после недолгого раздумья безоговорочно решила княгиня.

Сейчас, чтобы просто остаться на месте, ей надо бежать в два раза быстрее. Максимум, что у нее есть – еще десять, пусть даже пятнадцать лет. Не больше.

Николай и Александра, а тем более Анастасия, не справятся. Ни по отдельности, ни тем более вместе. Их просто сожрут -- слишком много у рода Юсуповых-Штейнберг «союзников». Видеть как угасает, или даже исчезает собственный род – страшная пытка. Поэтому если есть хоть маленький шанс вырваться из безумной карусели, надо рискнуть и попробовать.

Если это была не шутка.

Пух! Дробный, не прекращающийся уже четверть часа перестук ударов пресек звонкий шлепок – сириец наконец атаковал, причем издевательски. Худое тело подростка после оплеухи сложилось, как потерявшая нити управления кукла и отправилось в полет.

Анна Николаевна даже поморщилась, когда прокатившийся по полу подросток, полностью потерявший ориентацию, врезался в гребной тренажер. Поморщилась, правда, княгиня от того, что в полете бледный юноша снес кадку с ее любым фикусом.

Несколько секунд подросток лежал на полу, после чего попробовал подняться. Для того, чтобы продолжить наблюдать за ним, Анна вынуждена была сделать небольшой шажок вперед. Ошеломленный юноша между тем подтянул под себя колено, со стоном – беззвучным, но Анна чувствовала его, подогнул локти и попытался встать. Почти получилось. Опорная рука поехала, и он упал, ударившись лицом о пол.

Княгиня было презрительно дернула уголком губ, но юнец после падения перекатился, и плавным движением поднялся – видимо вернув себе контроль над телом и ориентацию в пространстве. В этот момент он поднял взгляд, глядя прямо на княгиню.

Растрепанные светлые волосы, прищуренный взгляд, алые кляксы крови на щеке и подбородке. Внешне Анна сохранила невозмутимость. Но сердце словно попало в сжимающиеся щупальца тисков.

Перед ней стоял Петр – точь-в-точь, как двадцать лет назад, когда он дрался за нее на дуэли в первый раз. Год ненависти и три еще более ранящего безразличия не смогли убить воспоминания. Этот… этот, между тем, не отводя взгляда сделал пару шагов, и неожиданно поднял кадку с фикусом. Когда он отвернулся, разворачиваясь к сирийцу, княгиня вздрогнула – словно нить порвалась со звоном.

«Он эмпат» – поняла она вдруг со вспышкой ярости. Причем эмпат неопытный, сырой, но невероятно высокого уровня, а значит… значит… Порывисто отвернувшись, Анна Николаевна пошла, почти побежала прочь. Она даже не заметила, что на перилах остались оплавленные отметины от ее рук.

Покинув фитнесс-зал и миновав холл спортивного комплекса усадьбы, едва скрывающая ярость княгиня направилась через парк к главному зданию. Не обращая внимания на услужливого управляющего, она практически бегом поднялась по лестнице и направилась в свои покои. Туда, где находился ее второй, личный рабочий кабинет.

Проходя через гостиную, она уже шагала не так быстро. Прогулка по парку помогла собраться с мыслями и привести в порядок эмоции. Относительно – невозможно сразу укротить бурю, тем более пламенеющую – княгиня была мастером огненной стихии.

Жан-Поль – проверенный, и совсем недавно нанятый мальчик из эскортного агентства, эмпатом к его сожалению не был. А опыта общения с княгиней ему не доставало – потому что внешне она обуревающих ее чувств не выказывала. И еще он не видел ее пламенеющего взгляда, подойдя со спины.

– Ma chérie, когда же мы наконец…

Прочувственная фраза прервалась на полуслове – раздался дикий крик, и объятая пламенем фигура покатилась прочь, с силой ударившись в стену. Короткий взмах, и простейшим импульсом Анна потушила занявшиеся огнем гардины, под которыми корчилась в конвульсиях фигура. Несчастный умер быстро, от болевого шока – его правая рука уже превратилась в пепел, а одна сторона тела выглядела так, словно его долго жарили над костром, не переворачивая вертел.

Равномерные вдох-выдох, вдох-выдох – совсем как учили на первом курсе Академии, когда аколитки овладевали искусством контроля энергии. С последним выдохом Анна полностью взяла себя в руки, и внимательно посмотрела на обезображенное тело в углу. И поморщилась от запаха паленой ткани и горелого мяса.

Уже через минуту в ее покоях был начальник службы безопасности.

– Несчастный случай, – кивнула Анна на дымящееся тело. – Соболезнование, компенсация, прошу – сделайте все как полагается, Роман Игоревич. – Скажите… ну, в ванной с электроприборами обращался неосторожно, и…

– Я разберусь, ваше сиятельство, – спокойно кивнул начальник службы безопасности княжеского рода.

Убийство легального эскортника в родовой усадьбе – даже для славящейся жесткостью нравов английской аристократии поступок неординарный, не говоря уже о российской. Пусть и в Вольных княжествах, славящихся свободомыслием и широтой нравов. Но Роман Игоревич поступок хозяйки комментировать не стал, ожидая дальнейших распоряжений.

Анна же, глянув на безопасника, замерла. Она едва-едва вернула себе душевное равновесие, но сейчас почувствовала, как вновь перехватило дыхание. Перед ней стоял самый настоящий профессионал экстра-класса, служивший еще ее деду. И выбравший службу главе опального рода взамен блестящей карьеры, которую ему прочили после успешно проведенного десанта в Анкоридже.

– Роман Игоревич.

«Неужели это действительно правда?» – лег еще один камешек в фундамент казавшегося изначально бредовым предположения.

– Весь внимание, – когда пауза затянулась, скрестил руки за спиной безопасник.

Княгиня молчала. Если она действительно права в своей дикой догадке… После того, как она велит узнать все подробности и слухи о связях Петра пятнадцать лет назад – в предполагаемую дату рождения этого… этого, она может получить ответ. Если соратник и кровный брат ее деда действительно остался с ней из-за рождения этого.

Вот только добровольно ли он остался, или в приказном порядке? И настолько ли он ей верен, чтобы информация осталась только между ними двумя? И сможет ли он – при условии непоколебимой верности роду организовать поиск так, чтобы не привлечь ненужного внимания?

Никаких поспешных решений. Ей надо очень многое обдумать.

– Спасибо вам, Роман Игоревич, за все что делаете для рода и для меня лично. Организуйте уборку здесь как можно быстрее, а как закончите, вызовите ко мне господина Кальтенбруннера. Будьте любезны.

Развернувшись на каблуках, княгиня – провожаемая внимательным взглядом серо-стальных глаз с капельками неактивных армейских имплантов, зашла в свой кабинет. Присев в кресло, она активировала проекцию голо-экрана, и внимательно всмотрелась в изображение.

Здесь, в реальном времени, на объемной карте части Европы и Азии отображалось все, что есть у рода Юсуповых-Штейнберг. Двигались по карте машины транспортной компании, подсвечивались объекты недвижимости, торговые площади, складские терминалы, а также принадлежащие роду три завода, с отображением всего хода производства. При желании, можно было увеличить масштаб и посмотреть на работу любого исполнителя – от рядового оператора до управляющего.

Глядя на свой – созданный своими и только своими руками холдинг, Анна Николаевна думала об условиях сделки. Избавиться от проблем, но сохранив капитал и прибыль – непростая задача. Но вполне решаемая. Причем, судя по хватке, просто так этого… неожиданного гостя не объедешь, и придется прорабатывать сразу несколько вариантов.

Разных по исполнению, но одинаковых по результату – выбор без выбора. Скорее всего, пугающая догадка о происхождении ублюдка чепуха, но он и без этого сможет помочь роду, взяв на себя его проблемы. Забрать себе ненужные ей сейчас проблемы, обеспечив так нужную ей отсрочку

Глава 11

«Бойся своих желаний» — говорили умные люди.

В детстве моим любимым героем был ведьмак Геральт. В школе я даже писал сочинения по аннотациям, а сам в это время зачитывался сагой про охотника на чудовищ. Не без того, конечно же, чтобы не мечтать попасть в похожий мир и овладеть подобными способностями.

Чуть погодя, уже повзрослев, в очередной раз перечитывая книги и уже играя в популярные игры, посмотрел на Геральта немного по-другому. Если отбросить все лишнее, то ведьмак – это созданная под конкретную цель машина, мутант на веществах. Профессиональный убийца на сильнейшем допинге. Впрочем, данное озарение моей любви к ведьмаку не поколебало.

Кроме этого долго – очень долго, я недоумевал. Сжившись с Геральтом и принимая его проблемы как свои, я никак не мог понять почему ведьмак – при всех открывающихся возможностях, совершенно, даже оскорбительно не амбициозен. У него было невероятно много возможностей, милость монарших и влиятельных особ, а он – раз за разом оказываясь в полушаге от влияния и власти, всегда возвращался на большак к упырям и утопцам.

Не сразу, но с годами я понял — Геральт понимал суть окружающего мира гораздо лучше юного меня.

Ганфайтера, каким бы он специалистом в своем деле не был, никто и никогда не пустит к настоящему влиянию и власти. Чем выше твои способности, тем чаще и хм, глубже, тебя банально будут использовать. Беловолосый убийца монстров просто не желал менять иллюзию свободы на самый настоящий короткий поводок.

Можно быть лучшим в мире (одним из), служить в сильнейшей армии мира, убивать десятки, сотни противников в любых уголках планеты, а потом бац – одна ошибка, или вовсе очередная реформа, и вот ты уже устраиваешься на работу в охрану. Пусть даже это охрана высших должностных лиц – но ты будешь ходить и молчать как дисциплинированный сторожевой пес, выполняя команды. Страдающий одышкой пожилой господин, или боящаяся мышей леди могут быть в сто, тысячу, миллионы раз опаснее для окружающих людей, чем охраняющий их профессиональный убийца, способный свернуть за доли секунды шею любому в зоне прямой видимости.

Примерно эти мысли промелькнули у меня в тот момент, когда я лицом встретился с фикусом – непонятно что делающим в спортивном зале, а после причинил механические повреждения гребному тренажеру.

Мустафа – мой Планшет, оказался самым настоящим демоном. Нет, демон — неверное определение. Иносказательная суть этого слова — в моем мире, здесь имеет вполне реальную основу. Стать самым настоящим демоном — это ветка развития, доступная лишь одержимым. Вернее, апофеоз развития и в то же время печальный конец пути.

Сириец ни одержимым, ни одаренным не был. Зато его психоматрица позволяла грузить организм имплантами практически на уровне неасапианта. Вероятно, именно поэтому его заметили в ФСБ – и сейчас бывший пустынный сокол, гроза британской колониальной армии, занимается тем, что извлекает из скучной рутины моих тренировок хоть какие-то для себя развлечения.

Не выходить из себя у меня получалось только размышляя о том, что истинным ганфайтерам настоящая власть недоступна. Весьма помогало сохранять душевное равновесие – даже получая обидные, болезненные и неотразимые плюхи. Как обычно, Мустафа ввалил мне показательно неторопливо -- так, чтобы я успел понять, что и как он делает, но при этом не смог среагировать.

Может действительно демон в человеческом обличье?

Когда пытался подняться, оскользнулся. Окровавленная ладонь поехала, и я со всего маху влепился лицом в пол, после чего неожиданно вышел из боевого транса. И моментально ощутил направленное внимание княгини. Да, я уже и забыл, что она наблюдает за тренировкой – давно стоит, не ушла еще, надо же.

Поднявшись перекатом, запрокинул голову и посмотрел в глаза Анне Николаевне. Даже вздрогнул – настолько сильными оказались направленные на меня ее эмоции. Изумление, злость, тоска, страх, и… надежда?

Когда взгляды разошлись, я не удержался и крупно вздрогнул – нас на пару секунд словно связала невидимая нить, сейчас звонко лопнувшая. Анна Николаевна тоже что-то почувствовала – краем глаза я заметил, как она дернулась.

– Неплохо. Но ты можешь лучше, – подошел ко мне Мустафа.

– Если б я имел коня, это был бы номер… если б конь имел меня, я б, наверно, помер, – только и прошептал я выученный еще в детском садике стишок.

Последние восемь дней для меня превратились в настоящую карусель утомительного, упорного труда. Я так не крутился даже тогда, когда по молодости мне не хватало опыта, и приходилось тратить на работу по пятнадцать часов ежедневно, семь дней в неделю. А еще ведь необходимо было выкраивать время на развлечения – в ущерб сну.

Даже несмотря на подобный опыт, если бы не готовность доставшегося мне подросткового тела, я бы просто не вытянул такого ритма – ни физически, ни морально.

Только в процессе тренировок начал понимать, какую работу проделал опекун Олега. Парень с малых лет сражался на Арене – в виртуальности, после чего занимался в тренажерном центре, подтягивающем возможности тела под возможности персонажа. Кроме этого, Олег хорошо учился. Не зубрил ради оценок, а именно учился – опекун не только сумел мотивировать его на интерес, но и расширил программу вплоть до чтения Илиады в оригинале, еще и с последующим дискурсом.

Так вот, возвращаясь к мутантам на веществах. К моему ужасу, сбылись детские мечты. В несколько извращенном виде, конечно, но… распишитесь и получите, как говорится. Я, конечно, не мутант… но обладаю иными, отличными от человеческих способностями, и сейчас плотно сижу на сильном допинге.

Одаренным полагался магический дар. Само слово уже несло в себе теплый, положительный оттенок. Одержимость – даже на слух агрессивней, злее, опаснее.

Одаренные не только многократно превосходят обычного человека возможностями, но и защищены практически до неуязвимости – доспех духа, каменная кожа, стихийные щиты и защитные ауры – все это позволяет чувствовать себя в безопасности. Кроме того, у каждого одаренного – обладающего золотом любого ранга выше третьего, в наличии парашют телепорта. Это не считая еще уровней защиты последнего шанса, типа ледяной глыбы у адептов водной стихии.

В отличии от одаренных у одержимых нет никакой защиты. Только шкура демона, но ее создание – это лотерея, настоящая русская рулетка. И без прокачанной специализации демонолога русская рулетка лишь с одним отсутствующим патроном в револьвере, в отличии от оригинальной версии развлечения.

Одержимые отличались от одаренных так, как пилот вертолета отличается от пилота самолета. Даже далекие от авиации люди способны увидеть разницу между ними. Самолет хочет летать по своей природе, а их пилоты олицетворение ясноглазых рыцарей неба.

Вертолет – конфликт сил и средств управления, лишь тонкая грань равновесия между которыми позволяют этой адской машине подниматься в воздух. Пилотирование вертолета – это доли секунды на реакцию, когда малейшая ошибка или промедление оборачивается неминуемой катастрофой. Упрощенно, полет на самолете – это как поездка на велосипеде. Полет на вертолете – удержание равновесия на стоящем велосипеде, держа при этом ноги на педалях. Это еще если без маневров.

Инициированные одержимые – как вертолетчики, которые отправились в свой первый, и единственный полет длиною в жизнь. Мой начался еще до инициации, в тот самый момент, когда я смотрел в горящие глаза княгини. Тело, активизировавшее способности, теперь не принадлежало мне полностью – я ведь был одержимым.

Все способности темных искусств в первую очередь были направлены на то, чтобы уничтожить своего владельца. При этом в любой схватке даже самый способный одержимый сражался в первую очередь за контроль над своими способностями. Противник всегда был в приоритетах строчкой ниже.

Из всех близких к магии только одержимые занимались боевыми искусствами ради того, чтобы выжить. Для остальных умение владеть своим телом было статусной обязанностью – дуэли ведь никто не отменял.

Одержимых сторонились. Да и сами одержимые в большинстве – как я уже сам понял, не стремились к широкому круг общения. В большинстве своем, но были и исключения – фон Колер показывал мне вечерами репортажи мировой светской хроники, и как оказалось при любом дворе было немало тех, кто смог укротить свою одержимость. Был, правда, один нюанс: те, кто полностью брал под контроль свои способности, останавливались в развитии. Становясь при этом еще и полностью предсказуемыми противниками, что как известно при должном уровне подготовки и планировании не оставляет шансов в поединке.

Понемногу узнавая подробности темных искусств от фон Колера, я понял почему именно в России достигли таких успехов в их освоении. Постоянный внутренний конфликт, сама парадигма «придумать себе неприятности, чтобы их преодолеть» идеально вписывались как база для освоения темной стороны магии.

– Можешь лучше, – повторил между тем Мустафа. – Но результат радует, завтра попробуем без ускорителей.

Скрывая облегчение, я кивнул. И взглядом попросив разрешения, доковылял до скамейки и грузно опустился на нее, с удовлетворением вытянув ноги.

Последнюю неделю я плотно – даже активнее чем американские летчики, бодрящиеся амфетамином, сидел на препаратах, ускоряющих метаболизм и восприятие мира. Плюс к этому, в дозе большей чем американские гимнастки принимал аналог как понимаю метилфинидада – препарата для контроля поведения и достижения концентрации.

Забыл сказать. Да, конечно же, у меня был выбор. Целых три варианта.

Можно было просидеть несколько месяцев в четырех стенах, дожидаясь пятнадцати лет. Избегая при этом эмоциональных всплесков и переживаний – не давая возможности одержимости вырваться на свободу. Вариант не подходил, потому что это остановка развития. Контроль одержимости – как спорт высших достижений. Если ты устал, в любой момент можешь сесть и отдохнуть. Но есть нюанс – в этом случае ты никогда больше не станешь первым.

Следующий вариант – плотно присесть на психоактивные препараты. Несколько месяцев на веществах, выжигающих эмоции и радость жизни, взамен – концентрация внимания и безопасность перед одержимостью. В возрасте, когда окончательно формируется базовая личность, смерти подобно. Вернее, нет, не так. Это путь в сон разума – есть очень большой шанс встретить первое совершеннолетие лишенным человеческих эмоций и эмпатии биороботом.

И последний вариант – загрузить организм на полную. Мустафа с фон Колером составили карту приема препаратов – жесткую, многократно более сильную, чем во втором варианте. Но гораздо короче: первый курс девятидневный, а вот дальше по состоянию и результатам.

Этот вариант предполагал дать мне костыль. Даже не костыль, а альпинистский ледоруб – вместе с предложением отправляться карабкаться по склону самому, а не добраться до вершины на канатной дороге.

Многоступенчатая система приема препаратов и тренировок, призванная помочь мне справляться с организмом в критических ситуациях, управляя концентрацией внимания и своим телом. Часто действуя при этом на запредельной, нечеловеческой скорости – и следствие чего, в условиях постоянного дефицита времени на принятие решений.

Тренировки в зале начинались с утра, после чего плавно перерастали в теоретические занятия с фон Колером. Начало занятий с бароном кстати вовсе не всегда означало, что Мустафа прекращал меня бить.

Последнюю неделю я был загружен двадцать часов в сутки – отупением изматывающей работы необходимо было заглушить активировавшиеся способности. И похоже, это получилось – я только сейчас понял, что вышел из боевого транса сам, без помощи своего Планшета.

Минувшая неделя промелькнула ярким калейдоскопом – вроде недавно вышел из кабинета княгини, моргнул, и вот я уже здесь, сижу и пытаюсь понять сломаны ли у меня ребра.

– Мустафа, – негромко позвал я, оглядываясь. Спарринг неожиданно закончился еще до того, как появился фон Колер, и я не мог не воспользоваться возможностью задать несколько вопросов.

Конечно, об этом можно было спрашивать и в присутствии барона, но я всегда старался минимизировать чужие знания о себе. Или, хотя бы, разделять их.

– Слушаю, – подошел ближе Планшет.

– Укорители, это вообще законно?

– Это совсем незаконно, – открыть улыбнулся сириец, внимательно меня осматривая.

Понятно, почему незаконно. Смертельный для неподготовленного человека стимулятор, ускоряющий реакцию и увеличивающий выносливость. При этом позволяющий полностью контролировать эмоции – искусственно отправляя в так называемое состояние «холодного разума» и контроля времени, позволяя ненадолго становится способным противостоять одаренным. При наличии хорошей экипировки, конечно же.

– Вот меня и интересует, до какой именно степени незаконно, – уточнил я, удобнее устраиваясь на скамейке.

– Зависит от обстоятельств, – обозначил легкую улыбку Мустафа.

На некоторое время повисла пауза.

«Ну же» – взглядом попросил я у сирийца продолжение.

– Что позволено Юпитеру, не позволено быку. Аристократу за использование ускорителей не грозит даже общественное порицание, – заговорил Мустафа.

– А для тебя? – задал я провокационный вопрос.

– Как специальному агенту мне ничего не грозит.

– Если ты не будешь специальным агентом? Гипотетически.

– Случайные люди распространением ускорителей не занимаются. А каждому герою, решившему рискнуть заиметь большие и легкие деньги, всегда находится применение.

– Применение?

– Этот вопрос – прерогатива господина барона. Он сам тебе все объяснит в ближайшее время. Если же говорить об ускорителях – я никому бы не советовал с ними связываться.

– Даже так, – протянул я, думая о «применении».

Всегда найдутся те, кто из-за желания выпить шампанского пойдет на риск. Ни в одной из стран Первого мира не была отменена смертная казнь, но серьезность наказания за нарушения многих законов не останавливала тех, кто желал получать от жизни все и сразу. Поэтому кандидаты на «применение» были всегда, даже в благополучных странах. Это не говоря уже о втором и третьем мире, где человеческая жизнь ценилась гораздо меньше.

Факт того, что человеческая жизнь в этом мире, вернее человеческая смерть, используется как инструмент, я уже знал: слишком много высвобождается в процессе энергии. И даже в ходе бесед с бароном понял – не было большим секретом для общества то, что Корпус Смерти – как называли в Конфедерации некромантов, всегда испытывает нужду в человеческом материале. И некромантия, кстати, не была запрещена ни в одной из стран Первого мира.

За прошедшую неделю я жадно поглощал информацию, практически не задавая вопросов. Ведь очень часто тот, кто задает вопрос рассказывает о себе непозволительно много – а занятия с фон Колером не давали мне повода к информационному голоду. Поэтому очень важный вопрос, почему в отличие от той же некромантии демонология и дар проклятья запрещены в Первом мире, и даже более того – караются смертной казнью, пока оставался без ответа.

Барон появился в этот раз не как обычно. Даже если не обращать внимания на то, что он значительно припозднился. Несмотря на то, что внешне он сохранял невозмутимость, и его эмоции по-прежнему были мне не доступны, я заметил – фон Колер сильно напряжен.

Обычно после его прихода занятия продолжались, но сегодня фон Колер жестом отозвал Мустафу в сторону, и они коротко обменялись парой фраз. За это время дежурный целитель Юсуповых-Штейнберг, опять же вопреки обыкновению, занялся мной еще до первичной лекции барона, которую я обычно слушал в любом состоянии.

Сириец же после короткого разговора с бароном кивнул мне, и, удивительное дело – направился в раздевалку. Я, как только целитель закончил приводить меня в порядок, по жесту фон Колера двинулся следом. Через пару минут – приняв душ и переодевшись, вместе с бароном уже шагал по аллеям парка к одному из корпусов усадьбы.

Фон Колер молчал, я ничего не спрашивал. Зачем, если сейчас и так все узнаю. И вероятно узнаю немало интересного.

Насчет интересного не ошибся – понял, когда фон Колер открыл дверь, пропуская меня вперед. В комнате, похожей на зал для совещаний за круглым столом расположился ротмистр Демидов, Андрей Сергеевич. Специальный агент кивком поприветствовал меня, и указал на стул. Фон Колер уселся на равном удалении от нас, так что просто трехсторонние переговоры получаются.

– Артур, наша встреча санкционирована его сиятельством графом Александром Александровичем, и Максимилиан Иванович присутствует здесь как гарант осведомленности Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, – без предисловий начал ротмистр.

Неплохо так начал.

– За последние восемь дней ты показал просто ошеломительный результат, прими мои поздравления, – неожиданно зашел с другой стороны Демидов.

Да, вот такой я молодец – кивком согласился я со специальным агентом. Ни следа эмоций от него. Или сознательно постоянно закрыт от других, или Мустафа доложил. Хотя и то и другое вероятно верно.

– Ты подтверждаешь свою уникальность, – продолжал между тем ротмистр. – Даже более того, удивляешь.

Ничего не говоря, я и с интересом посмотрел на ротмистра.

– Нет оснований не верить Анне Николаевне и Максимилиану Ивановичу, поставивших нас в известность о том, что ты использовал поле подавления уровня доступного лишь одержимым, достигшим третьего золотого ранга.

«Нет оснований не верить?» Это он так пошутил сейчас? – бросил я взгляд на фон Колера. Барон мой взгляд не заметил, что странно – потому что ротмистр сейчас…

– Артур, не удивляйся, я еще не закончил, – Демидов, в отличии от фон Колера на мой взгляд отреагировал. – Дело в том, что за минувшие дни у тебя не произошло ни одной попытки срыва или самопроизвольной активации способностей. Такого просто не бывает. При неинициированном источнике для четырнадцатилетнего подростка это из разряда невозможного. Как и предположение о том, что слова Максимилиана Ивановича и Анны Николаевны не соответствуют действительности.

Наша работа заключается в том, чтобы не отвергать возможность невозможного, поэтому нашу организацию так и не любят в… обществе, – все же позволил себе предназначенную барону шпильку Демидов. Вернее, предназначенную тому, кому фон Колер будет докладывать о содержании беседы.

– Теперь понимаешь, что мои слова про твою уникальность не были дежурным реверансом? – поинтересовался ротмистр.

«Невозможно для четырнадцатилетнего подростка». Ну конечно, все просто потому что психика моя совсем не соответствует четырнадцати годам. Поэтому и ни одной попытки срыва. Даже более того – наверняка ведь княгиня думает, что это фон Колер погасил созданное мной поле подавления, а барон наоборот считает, что мои действия пресекла Анна Николаевна. А на самом деле в тот момент, в комнате, из серого сумрака я вышел самостоятельно!

– Последние три дня вы занимались с Мустафой Аляминым принимая вместо ускоряющих психостимуляторов пилюли с сахаром.

Так-так-так. Стоп. Еще раз – прокрутил в уме я фразу Демидова.

– А-астанавитесь…

Да, я все же сделал это – произнес вслух.

– Понимаю ваше удивление, – кивнул ротмистр.

– Но… холодный разум, боевой транс…

– Это ваше самостоятельное достижение.

– Ускорители отсутствовали полностью?

– Практически, лишь самый минимум – разогнать вас до боевого транса. Понимаете, ваша уникальность сама по себе ничего не значит. Мы вели вас с самого детства, и видите результат – помноженные на волю и многолетний упорный труд и обучение, ваши способности имеют весьма внушительный фундамент. Будь у вас инициирован источник, экзамен на первый, если даже не на второй ранг, вы могли бы сдавать уже сейчас.

От услышанного испытал смешанные чувства. Конечно, облегчение – сидеть на веществах радости не приносит, даже несмотря на возможность полностью обновить организм; разум-то не обновишь. Но кроме облегчения, почувствовал настороженность и даже тревогу: просто так подобные разговоры не ведутся. Да и вряд ли бы Демидов стал приезжать сюда просто для того, чтобы засвидетельствовать мне свое удивление.

Как показали дальнейшие слова ротмистра, я был прав:

– Коллеги из Его Величества Канцелярии, – кивок в сторону фон Колера, – предоставили нам весьма ценную информацию. Это… бомба замедленного действия в мировом масштабе. Если, конечно, мы сможем ее получить, как и возможность использовать.

При упоминании мирового масштаба я пристально посмотрел на фон Колера. Шашни со студенткой значит, ну-ну. И столь умело разыгранное смущение – даже покраснеть ведь тогда сумел. Обычный профессор, даже темных искусств, попавшийся на интрижке с подопечной не обсуждает бомбы замедленного действия мирового масштаба. Тем более, не обсуждает их как уполномоченный представитель Собственной Е.И.В. Канцелярии.

Но в тот момент, когда я только перевел взгляд на барона, понял – даже без слов могу рассказать ему о своих догадках. Поэтому вытворив сложную фигуру, словно отказывающийся от лягушки журавль, кашлянул и побарабанил еще пальцами по столу, демонстрируя нервное напряжение.

И да. Такие как я тоже не обсуждают бомбы мирового масштаба. За исключением одного случая – если сами являются исполнителями.

– Артур.

– Слушаю внимательно, – прекратил я маскировать догадку о роли и статусе фон Колера за маской напряжения, и посмотрел на Демидова прямо.

– В Высоком Граде Волынского протектората через полторы недели произойдет нелегальный выставочный турнир, сопряженный с закрытой вечеринкой для избранных.

– Как это связано со мной? – дежурно поинтересовался я, в принципе заранее зная ответ. По поводу моих последних дней жизни я рассказывал на беседах, больше напоминающих допросы после воскрешения поминутно – и о том, что после поединка в «Яме» некий господин с позывным «Хозяин» пригласил меня заходить на огонек, я не промолчал.

– Ответственный за организацию вечеринки – Герхард Шикльгрубер, он же Герхард Мюллер, более известный в Высоком Граде как Хозяин.

Ну да, несложно было догадаться.

– И вы предлагаете мне вернуться в протекторат и обратиться к Мюллеру по старой памяти чтобы поучаствовать в этой закрытой вечеринке? Вернее, в нелегальном турнире?

– Именно так.

– То есть, – решил я подытожить, – Канцелярия узнает супер секретные сведения о… вероятно важных гостях на вечеринке, и мне надо добыть какие-то сведения или…

– Ничего добывать нет необходимости. Тебе нужно лишь поучаствовать в турнире, и потом, возможно, подтвердить увиденное.

– Перед кем?

– Перед заинтересованными людьми. В идеале без огласки.

– Не очень понимаю.  Я – единственный, кто способен попасть на этот турнир и вечеринку? Вот так легко пришел и попал?

– Турнир тематический, проводится в честь начала учебного года. Так что да, сложностей с попаданием не будет, учитывая твой возраст. Насчет первого вопроса. Да, ты единственный, кто сможет попасть на эту вечеринку. Из наших сотрудников там не будет никого. Абсолютно никого, и никто не сможет тебе помочь.

Ротмистр говорил это таким тоном, как чиновник рассказывает о том, что он против коррупции, успешный спортсмен осуждает допинг, а лоббист табачных компаний агитирует за здоровый образ жизни.

– Все ясно, – прервал я пытающегося достучаться до меня ротмистра.

Понятно, что на этой вечеринке точно будет не один и даже не два агента ФСБ – если была бы только парочка, Демидов с таким выражением «никого-никто» не повторял бы раз за разом.

– Возвращаясь к вопросу. Почему именно я?

– Твой будущий герб. То, что ты должен увидеть через неделю, сможет пригодиться нам не ранее чем через десять-пятнадцать лет, когда ты будешь обладать силой и влиянием. Безотносительно ведомства, – короткий взгляд на барона, и вновь прозрачные глаза смотрят на меня: – Я не зря упомянул, что это бомба замедленного действия. Кроме того, шанс ее использовать, будем честны, невысок. Мы с коллегами свои ордена получим сразу, а вот для тебя выгода негарантированная.

– То есть мне орден полагаться не будет?

– Будет. Если ты перед операцией определишься с решением о том, под чьей эгидой начать службу государю-императору. Сейчас твой статус несколько усложняет…

– Может денежное вознаграждение?

– Обсуждаемый вопрос, – кивнул ротмистр. Фон Колер, кстати, в этот момент посмотрел на меня с нескрываемым одобрением.

– Турнир – кровавый спорт?

– Да. У всех участников будет защита, кроме того на площадке предполагаются дежурные целители. Стандартная смертность на мероприятии такого формата не более двадцати процентов – убийство противников не самоцель.

«Не более двадцати процентов?!» Да и действительно, ни о чем.

– Твоя гибель на турнире крайне нежелательна, – не обратил внимания на мою гримасу Демидов. – Мы, конечно, тебя вытащим, но это будет сопряжено со значительными трудностями, и возможно будет стоить жизни и легенды нашим людям. После окончания турнира Шикльгрубер гарантированно продаст тебя аравийцам, и именно после осуществления сделки мы уже вмешаемся.

В ином случае спрашивать я бы не стал – и так понятно. Но здесь вопрос жизни и смерти, поэтому лучше выглядеть глупо и все же уточнить.

– Моя гибель подразумевает воскрешение?

– Максимилиан Иванович в случае согласия ответственен за создание нового слепка души на тебе. И, Артур, хочу напомнить.

– Да.

– Это дело государственной важности.

– Угу, – кивнул я, опуская взгляд и положив подбородок на сплетенные пальцы.

Пока думал, ротмистр и барон молчали, не мешая мне. А думал я долго.

Десять-пятнадцать лет.  Негарантированная выгода. Возможность болезненного проигрыша. И зачем это мне? Дома я даже улицу переходил, если видел пьяные и шумные компании на тротуаре. Нужны мне проблемы на ровном месте? Самая лучшая драка это та, которую ты сумел избежать.

– Я согласен, – изрек я после продолжительного размышления.

«Ну Олега, ну ты дебил…» – как вживую прозвучал голос Мустафы из воспоминаний.

Нерациональное решение. Неправильно. Но в то же время… рациональное и правильное.

Я – в прошлой жизни, никогда бы самостоятельно не прыгнул с парашютом или не полетел на вингсьюте. Именно по желанию, для развлечения. Зато, допустим, в клетке к акулам спуститься – почему бы и нет? Безопасная опасность манит.

В Первую мировую гвардейские офицеры, в том числе аристократы, шли в атаку впереди пехотных цепей. В этом мире, когда Первая мировая закончилась, аристократы – благодаря магии, в первых рядах и остались.

Да, дома я колотил в зале грушу и других людей, но это совершенно не то. В этом мире выражение, что решение вопросов насилием удел варваров, неприемлемо. Никто просто не поймет. А если кто-то поймет, на дуэль вызвать может – здесь это в порядке вещей до сих пор. Поэтому сейчас мне просто надо проверить себя.

– Прекрасно, – кивнул ротмистр. – Максимилиан Игоревич, после наложения слепка души мы готовы начать работу по обеспечению операции.

Фон Колер кивнул и степенно поднявшись, двинулся к выходу из зала совещаний. За весь разговор он, кстати, ни слова не проронил. Шагая за бароном понял, что направлялись мы в подвал здания. И пока спускались по лестнице я четко почувствовал – именно сейчас получу ответ на вопрос, почему за использование темных искусств введено наказание смертной казнью.

Когда барон открыл массивную дверь камеры, я первым шагнул вперед. Находившегося в заточении узника видел впервые. В тот момент, когда столкнулся со взглядом необычных, неестественного цвета глаз и почувствовал ауру обреченности, без лишних слов осознал причину так давно волнующего меня вопроса.

Глава 12

— Способности делятся на два вида: созидание и разрушение. Для созидания нужна энергия. Самая распространенная, доступная и легкая в освоении – это энергия стихий. Именно ее операторов, наделенных даром, количественно больше среди всех, обладающих сверхчеловеческими способностями. Стихийное созидание – первое из высоких искусств, которое стало доступно человечеству…

– Максимилиан Игоревич, а покороче и попроще можете объяснить? – неожиданно перебив профессора, поинтересовался пленник.

Фон Колер едва заметно вздрогнул. Прервавший его заключенный лишь едва улыбнулся, блеснув яркого, ультрамаринового цвета глазами:

— Всегда мечтал вам об этом сказать.

С незнакомцем, кстати, я был согласен. Барон в своих лекциях страдал… не то, чтобы излишним словоблудием, но он не передавал знания окружающим, а скорее разговаривал сам с собой, получая истинное удовольствие от процесса.

– Уж простите, когда если не сейчас, – извиняющимся жестом развел руками пленник.

– Эх, Сережа, Сережа, – с искренним, как мне показалось, сожалением вздохнул фон Колер, — если бы ты уделял моим лекциям больше внимания, не оказался бы сейчас здесь.

Пленник в этот раз промолчал. Он подтверждающе пожал плечами, а после опустил взгляд и принял равнодушный вид.

Эмоции чужих людей я безошибочно чувствовал, когда они были направлены именно меня. Сейчас же незнакомец даже не обращал на меня внимания, но при этом я уже явственно ощущал окутывающую его ауру безнадежной тоски.

— Вам решать, Алексей Петрович, — вдруг обернулся ко мне барон. – Как популярно по последней моде в кругах молодежи, спрошу: правда или действие?

Мустафа, княгиня, Демидов – все, кто был в курсе моей личности, называли меня Артуром. И только фон Колер, при отсутствии лишних ушей, продолжал именовать меня на «вы», обращаясь «Алексей Петрович». Подчеркивая наше -- пусть и не гарантированное, будущее сословное равенство.

Пока я мельком подумал об этом, ощутил, что после слов барона невозмутимый на вид пленник вдруг преисполнился отчаянной надеждой. Его чувства были настолько сильны, что я не выдержал.

– Давайте перейдем к действию, а правду оставим на потом.

– Уверены, Алексей Петрович?

То, что находящийся в камере пленник обречен, сомнений у меня не вызывало. Как и то, что именно его жизнь послужит средством для создания слепка души на мне – подобного тому, что спас мне жизнь совсем недавно. И я просто не смогу со всем вниманием слушать профессора, ощущая рядом чужой страх смерти.

– Уверен.

– Ваш выбор, – даже, как мне показалось с уважением, покивал фон Колер. – Ну-с, начнем.

А вот после последней его фразы я напрягся. Барон покивал с уважением, но это было похоже на уважение перед слабоумием и отвагой.

Неожиданно воспрянувший духом пленник поднял взгляд и несмело улыбнувшись, легким шагом подошел к барону. Белый мужчина, не старше тридцати – уже внимательно осмотрел я его. Одет так, словно только прибыл с великосветского приема – только пиджака и галстука не хватает. Мельком глянув на запонки и часы, я мысленно прикинул стоимость. Неплохо.

– На Петра как похож, – впервые глянул на меня незнакомец. Он хотел было что-то спросить у барона, но фон Колер взглядом заставил его замолчать.

– Прощай, Сережа, – мягко проговорил Максимилиан Иванович.

– Прощайте, Максимилиан Иванович, – склонил голову пленник.

Барон шагнул вперед, и взявшись за воротник рубашки, резким жестом дернул ткань в стороны, так что по полу покатилось несколько пуговиц. Фон Колер, не снимая полностью рубашку с обреченного, просто разведя отвороты, положил ладони на плечи пленнику и оглянулся на меня.

– Сюда встаньте, Алексей Петрович, – показал барон взглядом место поодаль чуть в стороне от себя, по правую руку. – Опуститесь на одно колено, подбородок вверх. Вот так, постарайтесь не шевелиться.

«Дышать-то можно?»

– Дышать можно.

«Я это вслух сказал?»

– Помолчи… те, пожалуйста, – раздраженно буркнул фон Колер, отворачиваясь. Хорошо, что отвернулся – потому что лицо у меня застыло в глуповатом, надо сказать, выражении.

Ладони барона уже потемнели и подернулись дымкой – просачивающейся даже сквозь покрывающую их тонкую ткань рубашки. Фон Колер напрягся, и неожиданно стал словно выше ростом, а вокруг него возникла пугающая до ужаса аура. Пленник в этот момент растерял невозмутимость – я видел, как лицо его все же перекосила испуганная гримаса. Он даже попытался зажмуриться, но вдруг дернулся словно от электрического разряда и широко раскрыл глаза. Причем явно против воли; из его тела сразу ушла плавность жизни – так выглядят люди на картинках неопытных еще художников. Деревянно, плоско, ненатурально.

Верх рубашки уже пошел прахом, и сейчас я видел, что руки фон Колера объяты темными лоскутными всполохами, словно кислота прожигавшими кожу. Распахнутые глаза жертвы вдруг ярко полыхнули синим пламенем, которое моментально укротилось, а чуть погодя в нем проявились темные, чернильные языки. Несколько секунд, и фигуру пленника полностью окутали всполохи синего пламени, которые почти сразу стали чернильно-синими, а после и вовсе полностью потемнели.

Фон Колер, находясь в состоянии высочайшей концентрации, плавя и сжигая черным пламенем кожу пленника повел ладонями вверх по плечам, шее обреченного, уже касаясь лица. Страшное зрелище, но я смотрел не отрываясь.

Еще одно явное напряжение сил, и барон немного подался назад. Совсем немного, но в этот момент мне… нет, не по ушам ударило. Истошный и пронзительный вопль раздался словно из другого измерения, или астрала – я слышал его, но при этом понимал, что это точно не местный, естественный звук.

Вновь где-то за кромкой реального мира раздался крик обреченного на смерть, и еще один. Барон в этот момент еще больше подался назад, отнимая руки от лица пленника. При этом к его ладоням оказалась словно приклеена призрачная маска. Барон в буквальном смысле вытягивал дух из тела – отступая назад совсем по чуть-чуть, он   удерживал призрачную, сотканную из черных лоскутов фигуру, отделяющуюся от тела обреченного. Призрачную фигуру, в которой концентрировалась вся жизненная энергия жертвы.

Я наблюдал за происходящим, забыв как дышать. Еще несколько секунд, и вот уже фон Колер высоко поднял руки. Его ладони по-прежнему были на лице вытянутой из тела призрачной фигуры, которая сейчас дрожала в темно-сером мареве. Вновь зазвучал инфернальный вой – громко, так что меня словно током ударило. Но крик постепенно становился тише – по мере того, как бледнела, истончалась лоскутная тень, теряя форму человеческого тела. Как густой дым на легком ветерке. Нет, не так – присматриваясь, понял я свою ошибку. Призрачная фигура не истончалась – энергетические всполохи словно втягивались в маску.

Я, не отрываясь, смотрел на происходящее, но краем глаза заметил, что тело пленника постепенно превращается в прах. Вся жизненная сила и энергия, что присутствовали в одаренном, сейчас полностью сконцентрировались в руках барона. А именно – в посмертной маске, которая все сильнее наливалась глубоким мрачным отсветом.

Крики умирающего прервались, и лишь на периферии слышимости я ощущал словно шелест, приглушенное перешептывание. Но сконцентрироваться на этом не успел – барон обернулся ко мне. Я невольно вздрогнул – лицо у фон Колера было бледное, белее мела. И от этого еще более сильно на нем выделялись абсолютно черные глаза, которые заполонил мрак.

– Я ослабил его, насколько можно. Удачи в бою, – негромко, и вполне обычным своим голосом произнес фон Колер.

Никогда. Никогда больше я не стану никого жалеть в этом мире. Если еще хоть раз появится мысль пренебречь знаниями, то…

– Сосредоточься, просто не будет, – вдруг резко произнес барон.

Вовремя он. Я собрался, и даже кивнул:

– Поехали.

Когда барон плавным, но быстрым и резким движением прислонил маску мне к лицу ощущение было – на краткий миг, словно кожи коснулся тонкий и мокрый полиэтиленовый пакет. Но почти сразу чувствительность тела полностью пропала, а я осознал себя в черной пустоте, в виде призрачного силуэта среди бескрайнего ничто. Приготовился было к отпору – но ничего не происходило.

Секунда, две, три… Вот оно, началось. Возвращая чувствительность, от лица по телу начала растекаться чистая энергия. Ощущения подобны тому, как теплеет внутри от выпитого алкоголя. Теневые всполохи, возвращающие чувствительность, опускались от лица вниз по шее, груди. Руки ноги, теперь спина – проходя по кругу, и в последнюю очередь задний отдел шеи и затылок.

Яркая вспышка, и я вновь полностью ощущаю и осознаю себя, по-прежнему находясь в абсолютной пустоте. Вот только сейчас я был не один. В меня словно по всему телу вцепились коготки, пытаясь разодрать, утянуть за собой в абсолютное ничто. На миг я ужаснулся перспективе, но практически сразу сосредоточился, сопротивляясь чужой умирающей душе.

Состояние абсолютной собранности и концентрации – совсем как тогда, когда в теле Олега сидел на Арене, ожидая начала поединка. Опаска перед неизведанным пропала, а я полностью успокоился – фон Колер сказал, что максимально ослабил противника, поэтому мне просто надо решить поставленную задачу.

Все происходящее дальше напоминало призрачный армреслинг, только вместо рук были щупальца, которыми противник цеплялся за осколки своей оболочки. Несмотря на напряжение момента я видел и безошибочно чувствовал что сильнее. Появилось внутреннее спокойствие – мне предстояло много грязной и сложной работы, которую просто необходимо выполнить.

Ошибся. Не предстояло.

Передо мною вдруг возникла призрачная фигура невероятно красивой женщины, от которой повеяло теплом и любовью. Ее аура оказалась настолько сильной, что чужое, сопротивляющееся окончательной смерти сознание мигом сдуло прочь, словно невесомую пыль порывом ветра. Последний пронзительный крик растворился в окружающей пустоте и оставил призрачное тело, сотканное из лоскутов энергии, в мое единоличное пользование.

Еще миг, и я открыл глаза, осознав себя стоящим на одном колене на холодном бетонном полу камеры.

«Я всегда буду рядом» – еще звучал в ушах шепот незнакомки. Хотя кто это, я догадался с легкостью – наверняка настоящая мать Олега. Узнала ли она, что в его теле чужая душа? Вероятно, нет – очень уж наполнены настоящей любовью ее прощальные слова. Разумный ли это был дух, или только слепок чужой памяти? Если она разумна и узнает, что я не Олег, как отреагирует?

– Похвально быстро, – отвлекая от мыслей, протянул фон Колер, одобрительно поджав губы.

Отвечать я пока не стал. Перед глазами все еще стоял прекрасный образ с искренней любовью во взгляде, и я всеми силами пытался закрыться, абстрагироваться от мира. Это – Олега, личное. А также уже мое, как ни крути. И появившееся видение, играючи отправившее в небытие чужую душу, совсем не то, о чем нужно знать присматривающему за мной барону.

– Не волнуйтесь, Алексей Петрович, – негромко произнес фон Колер, заметив мою сосредоточенную отстраненность. – Ваши мысли я могу читать так явно лишь тогда, когда нахожусь в астральной форме. И тогда, когда объект чтения открыт так же, как и вы перед поединком, даже без активации ментальной защиты.

– Следующее занятие мне очень хотелось бы посветить именно практике ментальной защиты, – ровным голосом проговорил я.

– Всенепременно, – кивнул барон. – Как ваше самочувствие?

Прикрыв на мгновенье глаза, прислушался к себе.

– Легкость… даже эйфория, – негромко озвучил я. – Радость, природа которой мне пока не очень понятна. Облегчение. Отсутствие усталости. Словно заново родился, – открыв глаза, осмотрелся я по сторонам.

Удивительное чувство.

Впрочем, меньше чем за минуту эйфория прошла – энергетический слепок чужой души, из которого эта самая душа оказалась изгнана, оставив только энергию, интегрировался с моим телом, растворившись в нем.

Все, сохранился.

За счет чужой жизни. Даже более того – за счет жизни одаренного. Вот он и ответ, почему применение способностей темных искусств карается смертной казнью.

– Максимилиан Иванович.

– Слушаю вас.

– Это же было смертельно опасно для меня. Этот… Сергей, – кивнул я на кучку праха среди остатков одежды, – он же всеми силами пытался воспрепятствовать мне.

– Сережа был одаренным мальчиком. В прямом и переносном смысле, – кивнул фон Колер своим воспоминаниям, – но завладеть твоим телом, тем более поработить или даже изгнать разум он бы не смог. Максимум – забрал бы тебя с собой.

– То есть я сейчас мог умереть полностью и бесповоротно.

–  Именно так.

– А вы…

«Не предупредили» – хотел сказать я. Но не сказал – профессор даже переспросил меня, уверен ли я в первичном действии, а не в правде. Мда, если я еще хоть еще раз…

– Что я? – с полуулыбкой поднял бровь фон Колер, заполняя паузу.

– А вы не опасались того, что если обреченный на смерть заберет меня с собой, у вас будет выговор от руководства за сорванную операцию?

– Сережа был одаренным, а не одержимым – даже без предварительной подготовки вы сильнее, потому что это игра на нашем поле. Ну а кроме того… – барон на мгновенье задумался. – Послушайте историю. В отделе кадров Тайной канцелярии сидят двое сотрудников: опытный в возрасте, с чистым столом, и молодой, недавно начавший карьеру, буквально заваленный стопками личных дел. Опытный сотрудник, отвлекаясь от чтения утренней газеты, предлагает свою помощь, и конечно же получает благодарное согласие. После чего берет ровно половину дел со стола молодого, и закидывает их в шредер. «Но как же так, я ведь еще даже не просмотрел этих кандидатов!» – изумленно восклицает молодой. «Нам в Тайной канцелярии неудачники не нужны», – отвечает ему на это опытный, и возвращается к прерванному чтению. Доступно объяснил? – после небольшой паузы поинтересовался фон Колер.

Намек профессора, кстати, прекрасно понял, и в принципе – принял. И этот его короткий рассказ еще раз подтвердил мне, что участие в турнире на территориях протектората – мое правильное решение. Аристократия этого мира более явно, чем у нас, находится на вершине мира, отделившись от низших сословий, и при этом готова умирать, защищая свое высокое положение. И показательная легкость, с которой барон позволил мне подвергнуться смертельной опасности здесь в порядке вещей, а отказ от риска в некоторых ситуациях может неприятно удивить окружающих, отразившись на репутации.

– В наш век цифровизации личные дела в Тайной канцелярии хранятся на бумаге, в папках? – поинтересовался я. Намек барона прекрасно понял, вот только в ответ захотелось фон Колера поддеть. Но тот в ответ лишь улыбнулся:

– Вот именно, Алексей Петрович, вот именно. В наш век цифровизации – какое удачное определение, кстати, в Тайной канцелярии личные дела хранятся только(!) на бумажных носителях, во избежание, так сказать. Но имейте ввиду – это информация внутреннего пользования.

Мда, поддеть не получилось.

– Благодарю за доверие, – кивнул я. – Что ж, настало время правды. Продолжите лекцию здесь, или вернемся в зал?

Фон Колер после этих слов как-то странно на меня глянул.

– Что-то не так? – спросил я.

– Хм. Видите ли, Алексей Петрович, не могу не признаться – вы сумели меня удивить.

«Удивить?» Ну да, действительно. О смерти неизвестного «Сережи» я не то, чтобы забыл… Просто больше волновался о том, что мне неожиданно помогла мать Олега, и сопутствующих этому проблемах.

– Я, наверное, должен был поинтересоваться кто это, и почему именно он? – кивнул я на кучку праха.

– Вам не интересно?

– Это не первоочередной интерес, но конечно же я желаю знать кто это был, и какие обстоятельства способствовали тому, что он оказался здесь.

– К теме нашей сегодняшней лекции это имеет прямое отношение. Сергей Готфрид. В недавнем прошлом – мой ученик, подающий весьма серьезные надежды. Вот только он решил не двигаться по дороге обуздания одержимости, ограничившись использованием стихийного дара.

«Одержимость и одаренность связаны между собой?»

Вслух спрашивать не стал – фон Колер сильно не любил, когда его перебивали. Любой уточняющий вопрос – об очевидном, часто приводил к тому, что уже ранее сказанное нудно повторялось несколько раз. И если обычно барон делился информацией разными словами, по сути повторяя одно и тоже, но хоть как-то разнообразя объяснение, то после ненужных на его взгляд вопросов банально переключался в режим заевшей пластинки.

– У вас несомненно возник вопрос о связи одаренности и одержимости, – произнес между тем фон Колер. –  Это действительно так. Каждый одержимый может освоить искусство управления стихией и стать одаренным. Даже более того – развивая навыки управлениями стихиями, можно укротить собственную одержимость.

Но есть нюанс. Любой, абсолютно любой одержимый, может стать одаренным. Но ни один развившийся до получения первого ранга одаренный никогда не сможет стать одержимым.

«Получается, что я могу избавиться от одержимости?»

– Освоив контроль и концентрацию, каждый одержимый может овладеть искусством управления стихиями. В этом случае, правда, настоящих высот не достичь – тем, кого коснулась одержимость, выше пятого ранга не подняться.

Фон Колер сделал паузу, дожидаясь пока я взглядом дам понять, что усвоил сказанное, и продолжил:

Последние годы после резолюции ООН, запрещающей изучение темных искусств, освоение управлением стихией для нас необходимое условие. Потому что чернокнижникам, как и демонологам, приходится маскироваться под слабых одаренных. Основная стихия, которой учатся владеть одержимые – огонь. Он близок к темной ветке развития «разрушение», а для того чтобы скрывать темные искусства достаточно получения первого ранга способностей стихийного огненного мага. Как правило, демонологи останавливаются на первом, чернокнижники могут развивать владение огнем вплоть до третьего, без потери сил в основных талантах.

Сережа был очень способным учеником, но во время прохождения практики на факультете стихий он решил выбрать синицу в руках. Четвертый серебряный ранг водной стихии. Его потолок.

Фон Колер замолчал, сделал два шага к кучке истлевшей одежды и выудил из нее запонку, а также перстень с гербом.

Неожиданно. Я прекрасно помнил, как оценил часы и запонки пленника. И готов поклясться – перстня на руке обреченного не было. В кармане лежал? – пришло вдруг на ум простейшее объяснение.

– У одаренных негласная традиция – иметь при себе отличительный знак ранга, сопряженный с гербом – если герб есть, конечно же. У нас негласная традиция этот знак забирать.

Барон продемонстрировал мне запонку, на которой я даже на таком удалении заметил римскую цифру «IV» на синем фоне. Запонка оказалась брошена в кучу полуистлевшей одежды, а вот перстень полетел ко мне. Поймав, я раскрыл ладонь, изучая его. Печатка в виде синего щита, а поверху, как и на запонке, серебряная римская цифра «IV».

Четвертый серебряный ранг управления водной стихией. Просто и понятно.

– Почему он оказался здесь, обреченным на смерть? – кивнул я на кучку праха.

– Вот этого я не знаю, – пожал плечами фон Колер, – приехал по моему запросу, а в разнарядке причину приговора не указывают. В новостях ничего не было, да я сейчас и не слишком слежу за хроникой.

Это мне показалось лукавством – барон, который свободно участвовал в обсуждении «замедленных бомб мирового масштаба» никак не может не держать руку на пульсе событий в государстве. Хотя дальнейшие слова фон Колера вполне убедили меня в том, что о причинах приговора Сергею Готфриду он действительно мог не слышать:

– Четвертый ранг, даже серебряный, совсем не тот уровень владения, который помогает добиться многого благодаря своим способностям. Сережа был способным учеником, но он всегда искал легкие пути – обещающие мало работы, и несопоставимо более высокий результат. Такие пути как правило предполагают опасность, и видимо очередная ставка не сыграла. Может быть стал жертвой клановых разборок, может купил жизнью благополучие семье.

– Благополучие семье?

Никогда не стеснялся переспрашивать. Одно дело задавать уточняющие вопросы по известной теме, а совсем другое – по тому, чего совсем не понимаешь.

– Сережа из мещан. А как ты уже знаешь, ни один одаренный не может существовать сам по себе, без привязки к роду либо императорской службе. Государь-император дает гарантии долгих лет жизни и стабильность, но не обещает славы и богатства. Принося же присягу верности одному из владетельных родов шанс увеличить свое влияние и благосостояние несоизмеримо выше. Как и уровень риска, конечно же.

– Он очень спокойно отнесся к своей смерти, – глянул я на кучку праха в истлевшей одежде.

– А как еще ему было относиться, кроме того как принять ее с достоинством? – показательно не скрывая удивления, посмотрел на меня фон Колер. – К тому же не забывайте, ему ведь выпал шанс, пусть и призрачный, забрать вас с собой. Сережа за него и уцепился.

Опустив взгляд, я всмотрелся в перстень на ладони.

– Где мне его хранить? С собой носить, или как трофей на стенку повесить?

– Алексей Петрович, – даже с некоторой укоризной протянул фон Колер.

– Да? – посмотрел я на барона.

– Ваше небрежение извиняет только то, что вы росли в протекторате. Перстни одаренных это традиция близкая к культу, поэтому впредь старайтесь не высказываться вслух в подобном тоне. Чревато, знаете ли. Этот артефакт, – продолжал барон, – выдается после подтверждения своего первого ранга, в торжественной между прочим обстановке, – фон Колер поднял левую руку, и вдруг на его безымянном пальце появилось призрачное массивное кольцо, формируясь из серых лоскутов. – Перстень остается с владельцем навсегда, и видоизменяется с каждым полученным рангом.

До конца перстень на пальце профессора не материализовался – барон опустил руку, и кольцо растворилось, как не было. Я не успел заметить ни ранг, ни даже цвет щита – только темное свечение вокруг гербового поля.

Пока храните в шкатулке. Редко кто становится обладателем подобных трофеев в столь юном возрасте, не пройдя инициации. После того как получите свой первый ранг, уже будете знать, что с ним делать. Итак, мы остановились на том…

– Максимилиан Иванович.

– Да? – прервался профессор темных искусств, явно демонстрируя недовольство. Кроме вопросов об очевидном, он очень и очень не любил, когда его прерывали.

– Почему перстень мой трофей, а не ваш?

– Мне нравится этот вопрос, – даже улыбнулся фон Колер. – Но ответ вы дадите на него себе сами. Итак, способности делятся на два вида: созидание и разрушение…

Барон, по своему обыкновению, вновь начал пространную лекцию. Долгую, и в этот раз весьма нудную – даже несмотря на важность озвучиваемых тем.

В своих догадках, кстати, я оказался прав лишь частично. Применение темных искусств – доказанное или ставшее достоянием широкой общественности, действительно карались смертной казнью в тех случаях, когда ценой становилась жизнь одаренного. Которая как компонент была необходима для создания большого количества заклинаний высших рангов у чернокнижников. Поэтому действуя даже под эгидой государства – любого из Большой Четверти, каждый чернокнижник, получается, всегда находился у правительства на коротком поводке.

Демонологам для применения способностей жизнь одаренных была не нужна. Им столь серьезное наказание грозило по иным причинам – они использовали заемную силу, будучи самыми настоящими операторами и повелителями сущностей из иных планов мира, а не заклинателями. И цена ошибки в управлении демонами была очень и очень высока – настолько, что каждая ошибка каралась смертной казнью. Впрочем, по оговорке фон Колера я понял, что из ошибившихся демонологов выживал кто-то очень редко.

Кроме того, много времени в своей лекции барон уделил этикету. Вкратце если, то слово заклинание в «приличном» обществе употреблять категорически не рекомендовалось. Повелители стихий использовали определение «конструкт», сходное по смыслу. Потому что элементарная, стихийная магия, базировалась только на созидании.

В то же время, в узком обществе одержимых считалось моветоном называть одаренных повелителями – элементарные маги могли повелевать только в своей песочнице, как со всем чувствующимся классовым пренебрежением пояснил барон. Настоящие повелители – именно одержимые, которые по-настоящему управляют и повелевают, используя чужие ресурсы, силы и даже души.

Кроме всего этого, фон Колер наговорил еще много слов, но более ничего важного я не почерпнул. Когда мы закончили, барон вспышкой самого настоящего адского пламени (как мне показалось) уничтожил оставшиеся от Готфрида вещи – в том числе так привлекшие меня запонки и часы, оставшиеся лужицей расплавленного металла.

После мы покинули камеру и направились было обратно в спортивный зал, но на пути нас ждал посыльный княгини.

– Артур Сергеевич, – склонился в полупоклоне дюжий молодец из охраны, с размахом плеч словно у богатыря из былинных сказок. – Анна Николаевна просила передать, что была бы рада видеть вас сегодня на ужине.

Неожиданное приглашение. Еще и сформулировано неожиданным образом.

Только посыльный закончил говорить, как я подавил желание глянуть на фон Колера. И после этого удивленно прислушался к себе.

Не нравится мне это. Очень не нравится. Не приглашение не нравится, а моя на него реакция. Понятно, если бы на моем месте оставался Олег – и ему, учитывая возраст и неопытность в данном случае просто необходим совет или банально иллюзия поддержки. Но мне-то это зачем? Тем более что понятно – отказываться от приглашения княгини не рекомендуется ни в коем случае.

Нет, конечно можно выразительно глянуть на фон Колера, и барон расскажет богатырю из охраны, что программа тренировок у меня настолько серьезно загружена, что нынешним вечером мне полагается только смузи из сельдерея, здоровый сон, а всякие волнения наоборот, противопоказаны. Но ежу понятно, что это будет отмазка, и хорошего отношения княгини ко мне не прибавит. Мне оно, собственно, не сильно и нужно, но зачем на ровном месте обострять конфликт?

Так почему я, словно испугавшись ответственности решения, едва не глянул на фон Колера в поисках поддержки? Начинаю сживаться с ролью четырнадцатилетнего парня?

«Тебе уже скоро пятнадцать!»

«Ну в пятнадцать-то совсем другое дело, ума палата сразу прибавляется», – пошел я на этот раз в разговоре со внутренним голосом другим путем, и похоже поставил его в тупик.

Понятно, что на меня часто посматривают с удивлением, из-за несоответствия суждений и образа подростка. Опасность в этом сейчас только одна – меня по-настоящему начнут принимать всерьез. Что может сильно усложнить жизнь. Получается, что мне необходимо выдержать тонкую грань. Не прогибаться лишний раз перед чужим авторитетом, при этом не слишком выделяясь, но и не повторять того, что исполнил только что. Как это вообще произошло? – продолжал я злиться на самого себя. Неужели фон Колер в этом случае помог бы мне принять правильное решение? Тем более что оно в единственном числе, без вариантов?

– Передайте сиятельной Анне Николаевне, что почту за честь принять приглашение, – едва склонил я голову. Не перед терминатором с простецким лицом, а демонстрируя почтение к княгине.

– Девятнадцать ноль-ноль, Красный зал главного корпуса. Обратитесь к любому из прислуги, вас всенепременно проводят.

Вот это не оговорка, а тонкий намек, что приходить без Планшета. У Мустафы в личном терминале вся план-схема немалой усадьбы есть, и найти Красный зал с его помощью я могу без особого труда.

Еще более неожиданный поворот даже, чем само приглашение – настолько явно посоветовать мне приходить одному, без спутников. Или я уже загоняюсь на ровном месте?

После того, как посыльный удалился, мы с фон Колером направились в его апартаменты. Барон явно ждал от меня вопросов, или комментариев.

Не дождался.

Времени до ужина оставалось совсем немного, и его я потратил в интерактивном каталоге прет-а-порте принтера. Помощи у барона просить не стал, уже примерно представляя моду нынешнего века, которая от нашего не сильно и отличалась. Может быть чуть больше в сторону официоза и мундиров – потому что столь сильного разрыва между элитой и армией, как у нас, не произошло. И все признаки национального русского костюма остались как и в начале двадцатого века – имея в основе темно-зеленый мундир с воротником стойкой. Опционально черный или белый китель для морских прогулок, синий доломан с ментиком для верховой езды, и конечно же шинель – которую, правда, следует не забывать оставлять в гардеробе.

К высшему обществу здесь я не принадлежал (пока), еще и будучи при этом выходцем из другого мира. Из территорий протектората – которые для жителей Первого мира были совершенно другой реальностью, чужим измерением. Поэтому без опаски нарушить этикет остановился на вполне нейтральном варианте – синие джинсы, плотная черная водолазка и темно-серый пиджак.

Ни Мустафа, ни барон мой наряд никак не прокомментировали. Я же почувствовал себя в привычной одежде уверенно. Обычный офисный кэжуал словно наделил меня дополнительными очками харизмы и стойкости. А мой юный возраст хорошо сочетался с этим, возможно провокационным для более старших лет, наряде.

Красный зал удивил. Небольшая уютная гостиная, в оформлении которой красного практически не было. Внимание сразу привлек немалых размеров камин, над которым висел щит с гербом Юсуповых-Штейнберг. Кроме герба, на стенах расположились головы охотничьих трофеев и холодное, явно недешевое оружие. Предварительно сервированный для ужина стол пуст, а примечательная, видимо ожидающая только меня компания собралась на нескольких диванах у камина.

В центре, конечно, сама Анна Николаевна – в строгом темном платье, закрывающем шею и руки полностью. Анастасия стояла слева за плечом княгини, в таком же строгом по духу платье. Взгляд княжны скользнул в сторону приоткрывшейся двери, но ультрамариновые глаза посмотрели сквозь меня, и никаких направленных эмоций я даже не почувствовал. Холодное равнодушие.

С княжной мы, кроме памятного знакомства, уже встречались несколько раз – случайно, в коридорах усадьбы и аллеях парка. Судя по всему, девушка после своего вояжа попала под домашний арест, и пределов имения больше не покидала. Обе наши встречи проходили одинаково – ни малейший толики внимания в мою сторону.

Может быть это черта характера юной черноволосой княжны, либо Анна Николаевна хорошо умеет убеждать, но Анастасия внимания на меня обращала даже меньше, чем на прислугу. Вернее, вовсе не обращала. Вот и сейчас, едва глянув сквозь меня, вернулась к разговору с матерью.

Зато остальные двое мое появление показательно заметили. Белокурый худощавый юноша в форме поднялся со своего места. Двубортный черный китель с золотыми пуговицами и якорями на воротнике-стойке, широкий белый ремень и белые же перчатки. Морской кадетский корпус – определил я, потому как форму военных учебных заведений фон Колер мне за минувшие дни не только показывал, но и заставлял изучать, ориентируясь в многообразии мундиров и отличительных знаков.

Морской кадетский корпус – еще раз повторил про себя. Что-то при этом шевельнулось смутной догадкой, но ухватить я ее не успел, столкнувшись взглядом с сыном княгини. Кадет смотрел приветливо, не скрывая интереса. При взгляде на него я почувствовал легкую неправильность. Понял почти сразу же – потому что очень и очень часто видел похожего товарища последние дни после перевоплощения. В те моменты, когда смотрелся в зеркало.

Сидевшая рядом с кадетом девушка вставать не стала, но развернулась, открытым жестом вытянув руку вдоль спинки дивана. Она была в строгом наряде, вероятно являвшимся формой одной из частных закрытых школ – бордовый китель-жакет, клетчатая юбка, форменный бант красного цвета на светлых волосах. Единственное откровенно-красное кстати, в этом Красном только по названию зале.

Всегда мечтал о брате. А здесь и брат сразу, и сестра – развернувшаяся ко мне на диване девушка также была очень похожа на… меня. Законные дети Петра Алексеевича, значит. И первое мое впечатление о них оказалось обманчиво.

Стать и внутренняя уверенность, вместе с аурой официоза обманчиво завысили их возраст в моих глазах. И кадет, и воспитанница школы благородных девиц были одного со мной возраста или даже младше – лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Кроме того, глаза у обоих обычно голубые – без неестественного отсвета, который появляется после инициации. Или близняшки, или разница в год – подумал я, осматривая неожиданных биологических родственников.

Анастасия выглядела старше всех нас. Держится как взрослая, даже слишком показательно – и скорее всего ей шестнадцать, не больше. Слишком уж пытается подчеркнуть свой статус одаренной. Может и вовсе еще шестнадцати нет, и только перешла на второй год обучения, пройдя инициацию.

Юная княжна, глядя необычными глазами, видя обращенное на меня внимание всех остальных «родственников», все же впервые глянула прямо в глаза. Без тени эмоций, ровно-изучающе. Ни намека на ярость, которую я чувствовал во время первого разговора с княгиней, на котором Анастасия присутствовала.

– Знакомьтесь, – ровным голосом заговорила Анна Николаевна. – Артур Волков, наш гость на ближайший год. Артур личный помощник Максимилиана Ивановича, и совсем недавно зачислен в штат воспитанников Высшей школы имени барона Витгефта. А это мои младшие дети, Николай и Александра, – улыбнулась княгиня, плавным жестом показывая на белокурых близнецов.  – Ну а с Анастасией вы уже знакомы, хотя и не были представлены.

– Рад знакомству, – шагнул вперед кадет, протягивая мне руку. Белокурая девочка за его спиной в этот момент приветливо улыбнулась. Это настолько хорошая игра, или они действительно так открыто-благожелательны к незнакомцу, которого мать назвала гостем?

В тот момент, когда ответил на рукопожатие кадета, княгиня заговорила вновь. И сумела удивить, даже ошарашить всех присутствующих. Меня в том числе:

– Артур вымышленное имя, подаренное нашему гостю жандармским ведомством, вместе с весьма сомнительной легендой. Настоящее – Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, и это сын Петра Алексеевича.

Николай ощутимо вздрогнул, юная гимназистка за его спиной широко распахнула глаза. Но удивление младших членов семьи ни шло ни в какое сравнение с реакцией Анастасии, чей взор на миг вспыхнул синим пламенем.

– Прошу за стол, – Анна Николаевна легко, одним движением, поднялась с дивана. Проводив ее глазами, я столкнулся со взглядом Николая. Смотрел тот без явной неприязни, больше с усилившимся интересом. В ответ я неопределенно пожал плечами – мол, сам не ожидал, что так получится.

Самое юное здесь белокурое создание и вовсе несмело улыбнулось, поднимаясь. Лицо же Анастасии словно окаменело, и справившись с эмоциональной вспышкой, она вновь перестала обращать на меня какое-либо внимание.

За столом устроились интересно. Во главе, естественно, расположилась Анна Николаевна, по левую руку Анастасия и Александра, по правую Николай. Причем мне княгиня указала место рядом с ним, напротив девушек. Странно, я ожидал, что окажусь напротив княгини, с другой стороны стола. Получилось так, словно и не отделен от остальной части семьи.

– Завещание Петра Алексеевича стало достоянием узкого круга лиц совсем недавно, – заговорила княгиня, – и стало сюрпризом как для меня, так и для… Алексея.

Княгиня неожиданно едва-едва улыбнулась, впервые с того момента как мы сели за стол прямо обратив на меня взгляд.

– Всю свою сознательную жизнь Алексей не знал о том, что связан… с нашей семьей, – сделала многозначительную паузу княгиня. Информация для него, – уже смотрела на своих детей княгиня, – стала не менее неожиданной, чем и для вас, и для меня. Надо отдать ему должное – столкнувшись с шокирующей новостью, Алексей не стал принимать необдуманных решений. Год, который он проведет у нас, он выторговал себе как время на раздумья.

Княгиня прервалась, вновь посмотрев на меня.

– Раздумья о чем, мама́? – холодно поинтересовалась Анастасия.

– По завещанию, составленному Петром Алексеевичем, Алексею полагается право на герб Юсуповых-Штейнберг, с бастардной перевязью. А также доля в наследстве.

За столом воцарилась полная тишина. Я не видел взгляда Николая, но чувствовал его напряжение. Анастасия, все же отлично владевшая собой, сейчас смотрела на меня, сознательно не скрывая всю гамму чувств. Приязни среди них не было. И только белокурый ангел напротив глядела распахнув глаза с надеждой – на то, что сейчас все будут радоваться новому родственнику, а не ссориться.

– За время, которое есть у Алексея, он планирует закончить первый год обучения в гимназии барона Витгефта, пройти инициацию, а после уже принять решение. Отказаться ли от полагающегося ему герба и имущественной доли взамен на вознаграждение, либо… стать частью нашей семьи.

Воу. А она умеет удивить – причем я, наверное, даже гораздо больше изумился, чем остальные присутствующие. Был бы дома, в прошлой жизни – кашлянул бы, или хмыкнул показательно. Здесь уже привык, что подобные проявления чувств не приветствуются в высшем обществе, поэтому так и сидел с каменным лицом.

– При посторонних людях прошу обращаться к нашему гостю по имени Артур, дабы избежать кривотолков, – проговорила княгиня. – Анастасия, тебе отдельная просьба – так как вы обучаетесь в одной гимназии, при необходимости оказывай Алексею посильную помощь.

Выражение лица княжны при этом явно рассказало о том, что она думает о возможности «посильной помощи». Но лишь краткий миг – девушка, возвращая себе холодно-отстраненный вид, кивнула.

– Конечно, мама́.

Не знаю каким образом, но Анна Николаевна видимо отдала команду – потому что двери открылись и в проеме появилась прислуга с подносами и блюдами. Я на это даже не обратил внимания. Ко мне вернулась недавняя смутная догадка – причем вернулась уже знанием.

Морской кадетский корпус. Именно так – просто Морской кадетский корпус, а не Его Императорского Высочества наследника цесаревича Морской корпус.

В моей России в феврале семнадцатого года оркестры разучивали парадные марши, и шилась форма по эскизам Васнецова для торжественного входа войск в Константинополь. Который, как и проливы, должен был отойти Российской Империи. В это самое время, когда Россия была в шаге от по-настоящему великой победы, открывающей дорогу на вершину мира, первым из царской семьи нарушил присягу великий князь Кирилл, двоюродный брат Николая, перейдя на сторону Государственной думы вместе с возглавляемым Гвардейским экипажем, флотской элитной частью лейб-гвардии. Великий князь Кирилл был одним из многих, кто нацелился в то время на высшую власть – активный дележ которой среди высшего руководства страны и армии привел по итогу к гибели монархии.

В этом мире февраля семнадцатого не случилось. Именно в семнадцатом. Сведения, на которые я натыкался были обрывочными, скудными, а глубже я еще копать не пробовал. Опасался ненужного внимания и вопросов, да и времени пока не было – задача не первостепенной важности. Но с большой долей уверенности предполагал, что без смуты под конец Первой войны не обошлось, и наверняка амбициозный великий князь Кирилл попытался и здесь отжать себе власть, опираясь именно на флотских офицеров. Как следствие – просто Морской кадетский корпус, а не вот это вот все.

Хотя может я и не прав, а все гораздо роще – наличие одаренных с начала двадцатого века наверняка кардинально повлияло на тактику сражений. Не совсем уверен, но думаю к тому что «большой корабль равно большая цель» здесь пришли гораздо раньше, чем у нас. Вообще по устройству и истории Российской Конфедерации у меня было немало вопросов. Вплоть до лежащих на поверхности – почему Конфедерация, а служба безопасности – федеральная. Но опять же, все это вопросы не первостепенной важности.

Романовы в этом мире по-прежнему на троне, но ни одного Кирилла в списках, новостях, исторических справках я не видел. Здесь Первая мировая длилась дольше, и гораздо жестче – по мере вхождения в силу одаренных. И, вполне вероятно, именно жестокость ведения войны позволила династии Романовых сохранить за собой трон. Учитывая еще, что уже в начале двадцатых годов у стран Антанты – России, Англии и Франции начали появляться свои одаренные, присоединяясь к местной аристократии. В основном это были те, кто безошибочно понял, что Тройственный союз даже несмотря на наличие одаренных войну на уничтожение не выдержит.

Но. Это все были мои догадки. А вот доподлинным знанием было то, что ни Морской кадетский корпус, ни гимназия имени барона Витгефта не принадлежат к категории учебных заведений первого и даже второго эшелона. То есть это не те места, куда отправляет учиться отпрысков высшая российская владетельная аристократия. Более того, гимназия в которой мне предстояло учиться, пользуется отнюдь не самой лучшей репутацией. А княжна ведь, как только что узнал, обучается именно в ней.

Форма белокурого ангела напротив, по-прежнему смущенно мне улыбающегося, также не вызывала отклика в памяти. А значит и учебное заведение, где числится самая юная из Юсуповых-Штейнберг к элитным также не принадлежит. Безоговорочно уверен – по той теме фон Колер меня два дня гонял.

Княгиня, кстати, молодец. Без шуток.

Конечно, я не принял всерьез и безоговорочно ее неожиданную подачу про «стать частью семьи». Но и в корне отметать сразу не стал – потому что Юсуповы-Штейнберг явно не на вершине родовой российской аристократии, мягко говоря, и для княгини банально дешевле может быть на полном серьезе со всей проснувшейся родственной любовью принять меня в семью, минимизировав издержки. Что в свою очередь не исключает и того, что выждав лет пять, а может быть даже все десять-пятнадцать, она выключит родственные чувства и оставит меня без штанов. Или еще хуже, под монастырь подведет.

Сложно это все. И с каждым новым знанием понимаю и принимаю – Олег бы здесь точно не вывез. Да, там он прибавил себе двадцать лет, но ведь… эх, ладно, пора уже забыть об оставшихся в том мире перспективах и накоплениях.

За столом между тем потекла неспешная и вначале несмелая беседа, но атмосфера понемногу разряжалась. Чему прямо способствовала княгиня – играя радушную хозяйку, и демонстрируя мне явное расположение. При всем при этом она еще подарила мне удивительный взгляд, и, по-моему, даже вложила несколько своих мыслей. Мол, «улыбаемся и машем, но ведь ты умный мальчик, а мы с тобой вдвоем все понимаем…»

Поэтому перестав грузить голову тяжелыми размышлениями, я просто отдал должное мастерству повара – сомневаюсь, что на кухне княгини работает пищевой принтер, а не живые виртуозы кулинарного дела.

Николай, как и Александра, вели себя благожелательно и приветливо. Здесь опять же я без иллюзий – их благожелательность, даже искренняя, может быть выключена в одно мгновенье. Мир здесь гораздо жестче, чем кажется на первый взгляд.

Одна Анастасия в разговоре участвовала мало, обращаясь лишь к младшему брату и сестре, по-прежнему не показывая в мою сторону ничего, кроме холодного равнодушия.

Как хорошо, что в ближайшее время мне предстоит просто съездить пострелять, стараясь попасть в цель, и при этом избегать того, чтобы другие попали в меня. Удивительно, но перспектива скорого участия в смертельном сафари кровавого спорта у меня даже некий энтузиазм вызвала – хоть голову разгрузить.

Господи, как же я ошибался.

Глава 13

— What is the purpose of your visit to the Protectorate Volyn? – откинувшись  в кресле, прокручивая между пальцами мой айди, с ленцой поинтересовался сотрудник визового контроля.

«Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ» – возник у меня сильный соблазн ответить, как можно более тщательно выговаривая слова. Сдержался.

– Там написано, – по-русски произнес я, показав взглядом на карту-носитель в руках пограничника.

Личного терминала у меня не было, поэтому я проходил в том числе и визуальный контроль. Правда, двигаясь по практически пустому зеленому коридору.

—  Jaki jest cel pańskiej wizyty w Protektoracie Wołyń? – выпрямившись на стуле, уже по-польски спросил уязвленный моим вызывающим поведением пограничник.

– А!? Не, не понимаю я, – уже не удержался, и все-таки копируя интонацию процитировал я памятную сценку из кино моего мира.

Официальными языками общения в Волынском протекторате были английский и польский. Поэтому сотрудник визовой службы, в принципе, в своем праве. Хотя русский наверняка знал. Как знал и то, что и я могу легко на английском говорить.

Конечно, можно было и нормально ему ответить, но препятствовало этому несколько факторов.

Во-первых, передо мной сидел поляк, а я – по легенде, выходец из британской Калифорнии. Пусть и получивший недавно гражданство Российской Конфедерации. И если у поляков с русскими отношения были вполне нормальными — с учетом географии, конечно же, то с британцами все обстояло сложнее.

После окончания Первой мировой Россия потеряла Царство Польское при активном участии британцев, которые — пользуясь смутой в России, создали в стране полностью контролируемую администрацию. Ослабленным Австро-Венгрии и Германии в то время было не до этого, а вот британцы, нацелившись на возрождение Речи Посполитой на словах, а по факту традиционно неся управляемый хаос, явно собирались сражаться со всем окружающим миром в Восточной Европе. Причем сражаться до последнего поляка.

Как понимаю именно тогда, в середине двадцатого века, только из-за британцев Польша и не попала в первый мир. Сменив название на Речь Посполитую, с претензией на Великопольшу, она осталась во втором — ни в Европейский Союз, ни обратно в Российскую Империю, ставшую Конфедерацией ее не пустили британцы, а как самостоятельной державе путь в большой мир ко взрослым дядькам полякам был заказан – никто в здравом уме себе конкурентов плодить не будет. И так Большой Четверке явно тесно на планете – даже я это уже понял, с весьма ограниченным доступом к информации. Поэтому естественно, о любви между островными англосаксами и рядовыми поляками речи не шло, даже совсем наоборот. Вернее, существовала односторонняя нелюбовь -- большинству англосаксов на чувства поляков было по большему счету плевать. Хотя шутки про «польского сантехника» ходили именно с их подачи, почти как и в моем мире.

Во-вторых, причиной моего показательного небрежения был сословный фактор. У меня отсутствовал личный терминал, и пограничник просто обязан был спросить меня о цели визита. При этой проверке важен не ответ даже, а сам факт диалога – это у меня еще от Олега знания. Пограничник обязан был спросить, а я при этом не обязан отвечать. И тем более в такой форме, словно отчитываясь перед ним.

Дома, у себя в родном мире, я бы подобным совершенно не запаривался. Мне и официанта, как и дворника, не переломится поблагодарить за работу искренним спасибо. Но здесь, к сожалению, не там.

Мой новый мир сословный, и это просто одна из многих случайных тренировок. Я ученик высшей школы Конфедерации, гражданин одной из четырех держав. Держава по-английски – «Power», сила. Передо мной же сидит рядовой исполнитель из нижнего мира, который, пусть и без умысла, посмел требовать у меня отчета. Не здесь, и не сейчас, но в подобной и похожей ситуации любое другое поведение – кроме высокомерного удивления чужой наглостью, может принести мне репутационный ущерб.

Пограничник, выдержав максимально возможную паузу – старательно играя мне на нервах, но при этом пройдясь по лезвию – я ведь мог и старшего смены позвать, требуя ответа, просканировал карточку с визой. Пока он по-прежнему старательно медленно – насколько возможно, вносил данные, мимо проследовала шумная компания молодежи.

Отвлекаясь, присмотрелся –  две девушки и три парня.  Заметив изучающий, пристальный взгляд, одна из девушек на миг замерла, сама меня рассматривая.

Я же немного подзавис. Очень примечательная, и привлекательная внешность. Яркие голубые глаза, смуглая – не загорелая, а именно смуглая кожа, иссиня-черные прямые волосы, несколько заметных веснушек на носу. Не удержавшись, я приветливо подмигнул. Девушка в ответ подарила мне белоснежную улыбку, засмеялась и двинулась дальше, догоняя своих.

Улыбалась она мне, кстати, как маленькому, смеялась тоже. Опять я неверно оценил ситуацию. Это для меня «старого» они молодежь – восемнадцать лет всем плюс-минус. Я же для них сам как «молодежь».

Никак привыкнуть не могу к несоответствию собственного восприятия мира и его ответного отношения. И не принимать это отношение на свой счет – мне тридцатипятилетнему такая снисходительная улыбка и смех как обидная и злая шутка, а мне четырнадцатилетнему совсем наоборот.

Шумную компанию, кстати, никто не проверял и не собеседовал дежурным диалогом. Судя по идеальным лицам и фигурам – аристократы или дженерики. И кто-то из оставшихся четверых спутников улыбнувшийся мне девушки точно охранник и ходячий личный терминал – как мой Планшет. Может даже и не один.

– Welcome to  the Protectorate  Volyn, – отвлекая от созерцания обтянутых тугой тканью удаляющихся женских бедер, ровным голосом произнес между тем пограничник, отдавая мне карту айди.

– Сэнк ю вери мач, – широко улыбнулся я. Забрав карту, одновременно работающую как паспорт, виза и кошелек, двинулся к выходу из терминала.

Уже сидя в такси, внимательно осматривался по сторонам. Смотрел как гость, а не как недавний житель, ограниченный в правах вплоть до отсутствия возможности покинуть территорию.

Сейчас я прибыл сюда как Артур Волков. Все свидетели и участники событий в миссии Красного Креста – когда я мертвый лежал на каталке в операционной, перестали существовать. Все, кроме Степы. Надеюсь, и Степан не сильно задержится на этом свете. А кроме него – и то бездоказательно, о моей «смерти» никто и не знал.

Ответственными фээсбэтменами все было подготовлено идеально. Даже исчезновение Мустафы в новую историю укладывалось: по дополненной легенде именно он помог мне в краткий срок договориться с сотрудником социальной адаптации и вытащить сбережения отца. На которые я сумел приобрести себе новую, совсем недешевую личность. Очень важный момент, на самом деле: здесь, в протекторате, проверить истинность легенды Артура Волкова гораздо проще. И можно найти гораздо больше информации без последствий для себя, нежели если задаться такой целью в Конфедерации, где контроль Сети строже.

Сбережения моего опекуна, кстати, со счета ушли на самом деле. Интересно, обращены в доход государства или списаны как «прочие расходы» в отчетной ведомости?

По дополненной легенде, именно из-за покупки новой личности, я в протекторат и вернулся. Якобы у меня после необдуманного приобретения не осталось денег на жизнь, а Герхард Мюллер, он же «Хозяин», в нашем разговоре недвусмысленно намекнул на возможность дохода. Кроме этого, возвращение в протекторат имело и второе дно, условно вымышленное: горячее желание увидеться со Степой, который, как ни крути, кинул меня на серьезную сумму, выигранную на ставках.

Поэтому для всех я въезжал в протекторат как турист-инфантил, которых здесь любят, ценят и уважают. И доят, конечно же. А для узкого круга заинтересованных лиц – по типу Мюллера, как чудесным образом вырвавшийся из серьезной передряги счастливчик, который по собственной глупости оказался на мели и которому нужны деньги.

Причем нужны весьма и весьма – расходы для поддержания жизни в первом мире невелики лишь на взгляд родившегося в первом мире. Безусловный базовый доход мне никоим образом не полагался – потому что гражданство сменил недавно. Суммы же даже для простого обеспечения обычной жизни в любой стране Большой Четверки были велики. Разница между мирами совсем как дома – когда две бутылки пива в Швейцарии стоят больше, чем недельная заработная плата трудящегося на разборке кораблей в Бангладеше.

Личность Артура Волкова требовала неподъемных – для недавнего жителя протектората, денежных средств. Еще один реалистичный момент легенды в том, что якобы я обманчиво-бездумно распорядился деньгами. Словно неожиданно получивший в наследство квартиру обыватель, а на вырученные от ее продажи деньги купивший машину премиум-класса. И только после покупки узнавший, что одна стоимость страховки автомобиля практически сопоставима с собственным годовым доходом.

Перед Мюллером должен был предстать весьма способный, но ограниченный в дальновидности юными годами парень, сумевший в невероятной ситуации схватить удачу за хвост. И не сумевший этой удачей грамотно распорядиться, глупо сливший все деньги на высокий, но неподъемный как оказалось статус.

Так что несмотря на недавние обстоятельства, вынудившие меня покинуть протекторат, именно за реалистичность новой личности я был спокоен. И даже отдал должное ответственным сотрудникам – которые сумели столь хорошо залегендировать незапланированные изменения.

– Вы приехали, – сообщил приятный женский голос, когда такси остановилось у широкого крыльца гостиницы. Дверь открылась, и я вышел на улицу, щурясь от яркого утреннего солнышка.

Постоял немного, с интересом осматриваясь. Центральный район разительно отличался от остальных районов Высокого Града. Это был сеттльмент первого мира на территории бесправия.

Волынский протекторат расположился на бывшей территории Польши, и администрация в большинстве здесь состояла из поляков. При этом вокруг явно чувствовался британский стиль. Даже более того, все кварталы центрального района были выстроены в английском неоклассическом стиле, и назывались по именованию престижных районов Лондона – Найтсбридж, Челси, Белгравия, Ковент-Гарден.

Сверяя окружающее с памятью Олега и «вспоминая», вновь столкнулся с тем, что память парнишки, накладываясь на мой опыт, приводила к неожиданным выводам и новым знаниям.

Польша, здесь Речь Посполитая, в круг благополучных стран в этом мире не попала. Зато ее элита – лавирующая между интересами Британии, России и в меньшей степени Европейского Союза, билет в лучшие условия жизни себе приобрела. В том числе и чиновники комиссариата, обитавшие в Волынском протекторате. Это была самая настоящая колониальная администрация, в первую очередь ориентированная на собственное обогащение.

Как отличались районы Высокого Града, разнилось и отношение поляков к англичанам. Если рядовые граждане к Британии и англичанам относились с явной неприязнью – чему я только что был свидетелем на визовом контроле, то все, достигшие финансовой независимости, были ориентированы на переезд на остров или в благополучные колонии. И патриотический флер, с которым обращались к народу польские политики, заканчивался ровно в том месте, где начинались личные интересы этих самых политиков. Это было видно во всем, во всех мелочах. Даже инфраструктура элитных кварталов Града позволяла свести контакты с туземным населением к минимуму, и выезжать за границу района только по служебной необходимости.

Постояв еще немного, вдыхая воздух несвободы и осматривая пустынные улицы, я направился в гостиницу. Самый экономный вариант в Центральном районе – отель Холидэй Инн Высокий Град. Даже здесь соответствие легенде – в средствах серьезно я ограничен, с собой на «белом» счету шесть сотен кредитов всего.

Оказавшись в холле, неторопливо прошел вперед и осмотрелся. Из живых сотрудников – лишь дежурный администратор, скучающий за стойкой. На меня он внимания не обратил. Я на него тоже: персональное личное обслуживание стоит дорого, а я всем своим видом показывал, что мне в нем необходимости нет.

Еще один элемент заметного отличия уровня жизни. В России – как помню по Царицыну и Елисаветграду, автоматизация процессов сведена к минимум. Вернее, нет, не так. К минимуму сведено ее видимое вмешательство.

Массовая роботизация и автоматизация гарантированно ведут не только к упрощению, но даже и регрессу массового же общества. Шагнувшая в постиндустриальную эпоху Россия, как и остальные страны Большой Четверки, смогли справиться с вызовом роботизации. Правда мы, как обычно, пошли своим путем.

В Евросоюзе и Трансатлантическом содружестве гражданам работать было не обязательно, получая достаточное для комфортной жизни пособие. Которого хватало не только на обеспечение жизни, но и на поддержание комфортного уровня. Работа в Союзе и Содружестве приносила дополнительный доход, причем вакансий на всех не хватало. Как в Великобритании с этим обстоит Олег не знал, я еще узнать не удосужился. В России же любому совершеннолетнему подданному необходимо было отработать на благо общества четыре месяца в году, а вот гражданину – все шесть. С выходными, правда, и четырехдневной рабочей неделей.

Это было обязательно для тех, кто не связан службой или постоянной работой по контракту. Для подданных существовала еще и всеобщая воинская обязанность. Но в довольно щадящем режиме: трехмесячная служба, а после регулярные воинские сборы, больше напоминавшие собрания клубов по интересам.

Граждане Российской Конфедерации, кстати, в отличие от подданных от воинской повинности были освобождены. Занимательная система, когда государь-император и президент Конфедерации представлены в одном лице. Зато созданы условия, когда как ни крути, а любая оппозиция в такой системе будет представлять интересы правителя на троне.

Закончив отвлекаться на размышления о судьбах мира, я подошел к терминалу и по карте айди активировал бронь. Потом нашел взглядом лифт и двинулся к нему, покатив за собой чемодан. Поднявшись в номер – открыв замок все той же айди картой, даже не разбирая вещи поставил чемодан в угол и сразу прошел к интеркому.

– Слушаю вас, – моментально отозвался голос робота.

– Горничную в номер шесть один три, пожалуйста-пожалуйста, – проговорил я и не дожидаясь ответа, нажал кнопку отбоя вызова. Двойное пожалуйста, кстати, работало как кодовое слово.

Автоматизация автоматизацией, но древнейшие профессии по-прежнему требовали человеческого участия. В Польше проституция не была легализована – в отличие, кстати, от Европейского Союза. Соответственно, не была легализована проституция и в Волынском протекторате. Но за проститутками все целенаправленно ехали именно на территории – потому что проститутки в ЕС и в протекторатах разнились как безалкогольное и обычное пиво.

Вирт, кстати, в первом мире – за исключением Трансатлантического франко-испано-американского содружества, распространен не был. Самостоятельно я его и попробовать не мог – терминала и нейрошунта не было. Но это и к лучшему – в традиционных обществах ЕС, России и Британии, оказывается, удовлетворение сексуальных потребностей в вирте считалось сродни утренней мастурбации в душе – даже обсуждать подобное было не принято. Олег, привыкший в протекторате к иному, наверняка бы сильно удивился. А вот для меня ситуация с подобным отношением привычна, и вполне укладывается в картину своего старого мира.

Горничная, которая уже наверняка направлялась сюда, нужна была мне, впрочем, отнюдь не для успокоение юношеских гормонов. На территории протектората, где отслеживались все перемещения личности и аккаунта, именно эта категория обслуживающего персонала – таксисты и горничные, практически все и всегда подрабатывали выполнением деликатных поручений по передаче информации. Той информации, которую нельзя было доверить Сети.

Кроме турнира, который должен был состояться в самое ближайшее время, у меня были и самостоятельные дела здесь. Планируемая встреча со Степой, конечно – но это опционально и далеко не первостепенной важности. Самое главное – мне нужны были свои люди. Нужны как воздух те, кому я мог если не довериться, то хотя бы на них положиться. Ладно, пока просто опереться – снизим требования на первое время.

У меня нет в этом мире ничего – ни долговременных связей, ни добровольных обязательств других передо мной. И сейчас мне нужны такие люди, которые будут преданы лично мне. Где искать таких людей? В моей ситуации обзавестись такими спутниками вариант только один – тянуть их следом за собой с самого низа, доставая со дна. Преданность в этом случае почти гарантирована – потому что моя неудача отправит их туда, откуда я смог их поднять.

Первым в моем потенциальном списке был Гекдениз Немец. Один из нашей четверки, вместе с которой мы занимались бустом нубов на Арене. Четвертого участника нашей, Андрея Шилова, я не рассматривал – он был старинным приятелем Степана, и о нем я знал мало.

Немец же был конченым. Не в плане человеческих качеств, а исходя из жизненных перспектив. Несколько лет назад погибли его родители, а сам он попал в прицел социальных адаптантов.  Как это часто бывает, имущество семьи разлетелось по заинтересованным людям, а сирота оказался в интернате.

Практически двухметровый – к своим семнадцати, светловолосый голубоглазый парень с турецким именем и чешской фамилией по происхождению был датчанином. Немногословный, в нашей пати он выполнял роль дежурного танка, и дежурного же смертника. Гибель в вирте – процедура не из приятных, но по нашим правилам вынужденная гибель, в интересах команды, увеличивала размер доли в общем вознаграждении.

Гек, как мы называли датчанина, копил деньги на совершеннолетие. Говорил, а тем более рассказывал о себе он всегда мало, и на контакт шел с неохотой, но я знал, что парень хочет вернуться в реальную жизнь. Причем на эту цель он начал собирать уже во второй раз – как однажды по секрету сообщил мне Степа, накопленные за первый год в интернате Геком деньги изъяли после внеплановой проверки. Изъяли вернее не деньги, а терминал-обманку с чужой личностью и кредитами на счету. Проступок серьезный, и со вполне щадящего режима Немец перешел в график жизни «12/4/8», где двенадцать часов уделялось вирту, четыре полагалось на общественно-полезную деятельность, а оставшиеся восемь – личное время.

В этом режиме задача по накоплению необходимой на выход из цепких лап адаптантов суммы усложнилась многократно, но скандинав с турецким именем и чешской фамилией не сдался, продолжая с завидным упорством долбить скальную породу возникшего перед ним барьера. Пусть и сменив кирку на молоток со стамеской.

– Тук-тук-тук, – в тон мыслям раздался звонкий голос одновременно со звуком открываемой двери. Шагнувшая через порог девушка, увидев меня застыла, словно натолкнувшись на невидимую преграду.

– Ой… прошу прощения, я, наверное, не туда…

– Заходи, – только и произнес я, жестом показав горничной закрыть дверь.

Щелкнул замок и девушка в приметном белом переднике сделала два неуверенных шага. Впрочем, в ее оценивающем опытном взгляде неуверенности не было и в помине. В эмоциях же преобладало удивление.

Да, сложно мне будет здесь с такой внешностью первое время – хмыкнул я про себя. С другой стороны, молодость – это недостаток который быстро проходит, поэтому надо просто немного потерпеть. Еще одна подстава от Астерота – зрелый разум просто не позволял мне по второму разу насладиться чудесными годами юности.

Работать надо. Упорно и много, чтоб не съели.

Жестом подозвал горничную ближе – не в прихожей же объясняться. И направляясь к креслу, якобы случайно задел вазу с декоративным цветком.

– Ай-ай-ай, какой я неуклюжий, – с показательным расстройством покачал головой, на несколько шагов отступая от разлетевшихся по полу осколков. – Приберешься?

– Всенепременно, пан Артур, – кивнула девушка, но с места даже не двинулась, ожидая продолжения.

– Мне нужно такси на перекресток «трех дураков», чтобы к десяти вечера быть уже там.

Примерно с девяти открывались точки сбыта веществ. К десяти как правило первый вал покупателей уже спадал, и я смогу выдернуть Халида, курирующего перекресток, на пару минут. Именно через сирийца я хотел выйти на Гекдениза. Хотя бы попытаться узнать дистрикт протектората, в котором он обитает. Ну а в идеале сразу вытащить датчанина из интерната – у Халида точно были подвязки у адаптантов, я «помнил» об этом.

Был, конечно, вариант загрузить задачей Мустафу, но по некоторому размышлению я от него отказался. Если парни-жандармы играют с шагом в десять-пятнадцать и даже тридцать-пятьдесят лет, то моя просьба о помощи с освобождением из тюрьмы социальной службы обреченного скандинава сыграет со мной же злую шутку. Кто положится на то, что Гекдениз в процессе не получит обязательства в первую очередь перед ФСБ – и в нужный момент сделает не то, что нужно мне, а совсем наоборот.

Так что если хочешь сделать хорошо – тем более с поиском своих людей, делай это сам, решил я сам для себя. Уже давно кстати решил, еще в прошлой жизни.

– Ясновельможный пан хорошо представляет себе опасность посещения Южного района? – отвлекая от мыслей, поинтересовалась горничная.

– Не волнуйся, ясновельможный пан хорошо представляет какие уж-жасные вещи происходят в Южном районе.

Девушка кивнула, и забрав из ниши в стене вполне обычные метелку с совком, прошла к разбросанным осколкам. При очередном шаге она замерла, выверено изогнулась, совсем чуть-чуть, и глубоко вздохнула. Замерев, отведя при этом плечи немного назад, она подарила мне заинтересованный взгляд. В глаза я ей не смотрел, потому что в результате отточенной позы и движения тонкая ткань блузки натянулась на верхних девяноста, ставя в опасность целостность скрепляющей пуговки.

– Это все, чего желает ясновельможный пан? – хорошо заметив мое внимание, улыбнулась девушка, и показательно медленно наклонилась, убирая осколки. При этом эффектно продемонстрировав свои нижние девяносто.

– Да, это все, – прикрыл я глаза и отвернулся от греха подальше.

Различные услуги, в том числе и «такси» на неподконтрольную системе социального рейтинга территорию – отдельная статья доходов для администрации любого отеля в протекторате. И счет за разбитую вазу, а также за услуги дежурной горничной будет включать в себя именно оплату заказанной машины до района «трех дураков». Все придумано до нас – как говорится, и благодаря памяти Олега я был полностью в курсе всех необходимых нюансов. Никакой проводник не нужен, который обычно брал подобные бытовые моменты на себя.

Из-за спины между тем послышался еще один выразительный вздох. Выразительно-недвусмысленный.

Я говорил уже, что у меня в прошлой жизни нормального секса не было последние несколько месяцев? Плюс по всему этому юное тело, в котором – после прекращения тренировочного восьмидневного безумного трипа буквально бушевали гормоны… Но нужно мне сейчас это приключение? Хотя если не сейчас, то когда? И где, в Елисаветграде?  Размечтался – учитывая мой возраст, там подобное без серьезно проработанной операции с выделением значительных ресурсов невыполнимо. И то не факт, что удастся сохранить инкогнито. Риски репутационные, опять же, слишком велики. И вообще если сбросить накопившееся напряжение, это поможет мне принимать решения на холодную голову – прямо в ходе размышлений переобулся я.

– Пани? – обернулся я к девушке.

– Да? – не разгибаясь, обратила на меня волоокий взгляд горничная.

– Я штатный журналист школьной газеты, и в процессе написания статей собираю материал для своей книги, посвященной теме влияния социокультурного статуса на особенности взаимоотношений людей разного возраста и пола. У меня к вам чисто корреспондентский вопрос, не против?

– Какой же? – выпрямилась слегка озадаченная горничная. Но машинально вновь исполнила плечи назад со вздохом, а я при этом вновь невольно зацепился взглядом за многострадальную пуговку на блузке.

– Пан Артур?

– Ах да… вопрос, корреспондентский. Пани, как вы относитесь к случайным сексуальным связям?

Глава 14

— Как я отношусь к случайным сексуальным связям? – крыльями взметнулись густые ресницы. – Категорически не приемлю! – с очередным выразительным вздохом сделала ко мне маленький шажок горничная.

– Достойная позиция, — уважительно кивнул я, глядя ей прямо в глаза. – Вы могли бы раскрыть ее более полно в ходе глубокого интервью?

Сам сделал шаг ближе, и едва-едва касаясь бархатной кожи, повел ладонью по щеке девушки, опуская вниз на шею и…

– Особенно если это случайные связи с несовершеннолетними, – моя рука оказалась перехвачена и будто случайно прижата к тугой груди. – Ясновельможный пан ведь в курсе, что законы против подобных связей, даже если это единение любящих душ? И закон настолько суров, что даже за фривольный разговор с вами бедная девушка может отправиться за решетку.

Рука, полежав на притягательном полушарии, оказалась отведена в сторону, а горничная, сверкнув глазами, медленно отпрянула.

— Какая печаль, — справившись с голосом, шагнул я вперед, снова оказываясь рядом.

— Я дорожу своей работой, ясновельможный пан, а интервью на такую спорную тему может сильно повредить репутации бедной девушки, – с превеликим расстройством произнесла горничная, а после медленно облизнула губы. Сделала она это так, что я невольно вздрогнул, а по позвоночнику мурашки пробежали.

– Искренне жаль, что мы не сможем с вами встретиться и обсудить столь волнующую нас обоих тему, -- с показным сожалением проговорил я, доставая карту айди. Несколько легких движений, и над карточкой появился интерактивный экран. Еще касание, и вот уже открыто окно заметок.

Быстро пробежавшись пальцами по виртуальной клавиатуре, горничная сделала пару шагов назад. Мгновением позже, подарив мне на прощанье многообещающий взгляд, она упорхнула, не забыв прихватить мешок с осколками вазы.

«СЗ, 53/11-195» – посмотрел я на оставленный текст заметки. Северо-Запад, пятидесятая серия домов. Забавно, как раз совсем неподалеку центральный офис службы социальной адаптации. Самый настоящий портал в чистилище – даже арка входа невольно намекает.

Северо-Западный район был условно-польским, и не очень благополучным. Небольшой полуостров на излучине реки, огороженный высоким забором, отделяющий его от центральной части города. С Северным, благополучным польским районом Северо-Запад связывало всего два КПП с достаточно серьезным уровнем контроля.

И что получается? То есть мне по велению, хм, сердца, нужно будет проехать через весь город? – спросил я сам у себя. Да ну нет – переться так далеко, проще будет кого другого найти.

«Но ведь она такая… такая…» – попытался вмешаться внутренний голос, но голос разума оказался сильнее.

Так, стоп. Вспомнил: Северо-Запад с Южными связывал монорельс, проходящий без остановки через благополучные западные районы, где в том числе селились рядовые подданные британской короны. А вообще Северо-Западный район использовался как площадка отдыха и развлечений благовоспитанной публики из среднего класса, которая не желала связываться с экстримом Южных. И эти два анклава нижнего мира были напрямую связаны между собой, при этом максимально не соприкасаясь с благополучными западной и самой северной частями города.

Офис адаптантов, опять же. Если сумею найти общий язык со сговорчивой девушкой, появится возможность решать напрямую некоторые вопросы. В плену обязательного вирта находится достаточно много грамотных людей, которые мне в будущем не помешают. Прямой поиск в Сети здесь не работает – все вопросы, которые подразумевают обход законов, решаются или лично, или через левые аккаунты. С последним мне не вариант, а вот лично, если удастся с пани договориться…

Удивившись, насколько банальное желание плотских утех стимулирует генерацию идей, несколько смутился даже. Разум остался со мной прежний, тридцатипятилетний. Но – даже в тридцать пять, поднимаясь и спотыкаясь на карьерной лестнице, я временами оставался беззаботным подростком, способным горы свернуть ради весенней влюбленности. Сейчас же, получив новое тело, понял – приоритеты развития будет удерживать невероятно сложно, потому что давление бушующих гормонов на принятие решений критично велико.

Да и ладно, прорвемся.

Заказав скромный, но сытный обед в пищевом принтере, быстро заточил бесцветный брикет со вкусом курицы и завалился на кровать. Двухминутная медитация и вот я уже телепортировался через сон в вечер. Приняв контрастный душ, бодро выскочил из ванной и оставляя на полу мокрые следы, пошел переодеваться. На ходу свернул комком полотенце и закинул в приемный зев прет-а-порте принтера. Попал.

Через пару минут моя одежда из натуральной ткани была аккуратно уложена в чемодан, а вместо нее на кровать брошена совсем другая.

Олег практически никогда не пользовался общественными одежными принтерами. Только школьную форму себе заказывал, после зачисления в списки учебных учреждений. В остальном выбор моделей одежды для жителя протектората весьма и весьма ограничен. А появиться на людях в стандартной одежде – приговор репутации. Приговор для тех, конечно же, кто промышлял – как Олег, в свободных от надзора зонах.

В молодежных бандах и группировках повсеместно использовалась дополненная форма городских охотников. Еще один популярный здесь вид спорта. Если очень условно, то командные бои-соревнования, занимавшие нишу ММА в моем мире. Только вместо октагона заброшенные окраины и городские кварталы, а также возможность применять подручные средства. Не смертельный спорт, но жесткий и даже жестокий – лучшие реплеи всегда на высших строчках рейтингов местных видеохостингов.

Первым из экипировки охотников натянул плотное, облегающее термобелье. Надевалось непросто, но будучи одет, совершенно не чувствовал неудобств. Подстроилось, как вторая кожа. У Олега такого не было, кстати.

Далее ботинки, штаны и куртка. Все в темных тонах, с защитными вставками и многочисленными функциональными карманами. По виду что-то очень похожее на экипировку мотоциклиста, с явно читающимся агрессивным стилем протеста благополучному миру. Да, в таком вполне можно кататься по раскиданным булыжникам полуразрушенных городских кварталов без боязни травмироваться. Настоящим городским охотникам в экипировке полагался еще и глухой шлем, но молодежь банд и группировок головным убором традиционно пренебрегала.

Полностью одевшись, повел плечами, привыкая к обновкам, а потом подошел к зеркалу. И выругался беззвучно.

У Олега в прошлой жизни имелась статусная экипировка охотников – используемая как постоянная одежда. Вот только это были поношенные, купленные с рук вещи – никто из обитателей свободных зон новую одежду-экипировку себе позволить не мог. По общему виду получался не Марти Макфлай в оригинале 2015 года, конечно, но похожая небрежность: большинство функционала доступной молодежи протектората экипировки уже пребывало в нерабочем состоянии. Курки носили расстегнутыми, дополняя наряд обычными толстовками, тяжелые ботинки менялись на обычные кроссовки.

Я же сейчас, во всем с иголочки, буду выглядеть как яркая новогодняя елка среди грязного снега замусоренного пустыря. Да, печальная история – видимо все грамотные фээсбэтмены, работающие над обеспечением моего выхода, в момент планирования одежды выходили на кофе-брейк.

Впрочем, иных вариантов не было, поэтому расстраиваться сильно не стал – лишнее это. Сосредоточился на дальнейших сборах.

Оружия, в отличие от одежды, у меня с собой никакого не было. Дело поправимое – в лавке Халида разживусь. Зато вопрос наличных денег решен – достал я из чемодана небольшой пакет с монетами. Нумизматика и коллекционирование монет – значимые увлечения в любой части этого мира. Даже необходимое, если часто приходится оплачивать товары и услуги не со своего официального счета.

В золотых и серебряных рублях у меня с собой была сумма примерно на тысячу кредитов. Хорошие деньги для Южных, и ничтожно малые для того, чтобы выкупить у адаптантов Гекдениза. Но за него я собирался платить вовсе не деньгами: спасибо опекуну Войцеху, память Олега оказалась просто кладезем по-настоящему бесценной информации.

Закончив сборы и подготовку, в ожидании извозчика бесцельно побродил по комнате, а после встал у окна, наблюдая за панорамой вечернего города. Номер находился на третьем этаже, но здание стояло на горе и отсюда открывался неплохой вид.

Прямо передо мной расстилался проспект Пилсудского. Проходя через весь Центральный район, широкая магистраль заканчивалась у видимой даже отсюда полосы контрольных пунктов, ведущих в неблагополучные районы. Там, сразу за высокой стеной, ограждающей центр города, заканчивались свет и цивилизация.

Отель стоял совсем недалеко от границы, а вид из моих окон открывался только на неблагополучные районы – бронировал самый дешевый номер. Впрочем о том, что не могу насладиться светом жизни элитной части города, не жалел. Есть предчувствие, что насмотрюсь еще за этот визит.

Ожидая заказанное такси, с отстраненным интересом наблюдал, как через КПП со стороны Южных к отелю приближается примечательная полицейская машина. Массивный кургузый внедорожник с автоматической турелью позади, спрятанной в глухой полусфере, и с забранными внешними решетками окнами. Раскраска не стандартная черно-белая, а серая с черным – точно не патрульная полиция. Залесский дистрикт – рассмотрел я вскоре эмблему с крупной зеленой четверкой на двери, когда машина остановилась у здания. Отдельный отряд, починяющейся ведомству природных ресурсов, а не министерству внутренних дел. Рейнджеры – как называли они себя сами, и колхозники – как снисходительно именовали их в Градской страже. Иногда к «колхозникам» добавляя другие эпитеты.

– Добрый вечер, – зазвучал в комнате мелодичный голос. – Пан Артур, в холле вас ждут сотрудники службы охраны природных ресурсов Залесского района.

Оу! – с удивлением покачал я головой.

Неожиданно. Сервис, что называется – практически зеленоглазое такси. Это такие парни как Степан, не обладая внушительным ресурсом вынуждены оперировать услугами извозчиков заведений подобных «На углу», в отеле же Центрального района логистика доставки к развлечениям налажена не в пример более серьезно.

Двое рейнджеров ожидали меня в холле. Закованные в броню массивные фигуры – похожие на омоновцев в полной экипировке, только шлемы полностью глухие. И красный, привлекающий внимание отсвет активных визоров через темные забрала. Как глаза демонов светятся.

– Артур Волков? – глухим голосом, измененным интерпретатором, поинтересовался рейнджер с сержантским значком.

Отвечать не стал, просто кивнул.

– На вас поступила устная ориентировка от правонарушителя, задержанного в районе площади Славянского единства. Могли бы вы проехать с нами на место для выяснения обстоятельств?

Снова просто кивнул. И не дожидаясь приглашения, направился на улицу. Рейнджеры, поскрипывая сочленениями доспехов, двинулись следом.

В машине устроился на заднее сиденье. Когда хлопнули двери, патрульный автомобиль – дежурно мяукнув сиреной, развернулся и поехал по Пилсудского в сторону Южных. Стоило нам пересечь КПП – без досмотра, естественно, как машина сразу замедлилась. С шелестом опустилась салонная перегородка и сержант с переднего пассажирского места повернулся ко мне. Легкое касание шлема в области виска, и глухое забрало исчезло.

– Только до «трех дураков»? Обратно едем? – голос сиплый, под стать неприятному мясистому лицу.

– Да, туда, к волшебной лавке. Обратно не едем.

– Охрана, сопровождение?

– Не надо, благодарю.

Упс, вырвалось. «Благодарю» было точно лишнее. Хотя… да нет, я еще далеко не в том статусе, чтобы самостоятельно устанавливать правила общения. Если Билл Гейтс придет на работу в килте, станет законодателем мод в своей корпорации. Если в нарушении строгого дресс-кода в килте придет на работу обычный клерк, это будет его большой ошибкой. Так что выделяться и устанавливать свои правила – пока не для меня.

– Подождать?

Хотел было сначала отказаться, потом подтвердить, а после осекся на полуслове и даже руку поднял, словно требуя пару секунд на раздумья.

Изначально я собирался зайти в лавку к Халиду, потом отправиться на своих двоих к платформе монорельса. Но сейчас подумал – а зачем мне вообще шляться по темной площади, приключения искать?

Память Олега настойчиво подсказывала, что необходимо зарядиться обманкой у Халида, «сменив личность», и не отсвечивать настоящим лицом. Но это память и мировосприятие Олега, а мне зачем? Личность Артура Волкова со мной всего на год, и за репутацию бояться нечего. Тем более, если господа-жандармы создали мне имидж изгнанного из элитного учебного заведения наркобарыги.

– Сейчас я в лавку Халида, если через час не появлюсь, зайдите и помогите выйти. После того, как закончу в лавке, мне нужно на платформу монорельса. Хочу прокатиться и осмотреть туристические достопримечательности города.

– Подождать час, а после отвезти на станцию монорельса, – кивнул рейнджер, чуть улыбнувшись после «достопримечательностей». – Что-нибудь еще?

– А «что-нибудь» есть? – вспомнил я значение слова.

– Конечно.

– Да, давайте посмотрим.

Сержант обернулся и быстро ткнул две кнопки сверху, над стеклом. Почти сразу зашипели сервоприводы и две панели в стене пассажирского отсека мягко отъехали в стороны, открывая интересное зрелище.

Поднявшись – высота салона позволяла, я прошел к открытым полостям, рассматривая оружие. «Изъятое», но еще не сданное. Ассортимент богатый, глаза даже разбежались. Все что душа пожелает, от современного русского «Рокота», до потертого Нагана. Вдруг мой взгляд натолкнулся на Глок. Семнадцатый, точь-в-точь как тот, что остался у охранников «хозяина». Только сейчас вспомнил, что оружие мне ведь в тот вечер не вернули. Это как я тогда взволнован был, что забыл про отцовский пистолет?

На этой мысли неожиданно споткнулся. Потому что уже начал полностью отождествлять себя с прошлым Олега. Запомним, но подумаю об этом позже – кивнул сам себе, снимая с держателя пистолет. Достал магазин, проверил наличие патронов, осмотрел ствол. Чистое оружие, ухоженное.

Глок отправился за спину – в специальный кобуру-карман куртки, а я обернулся к стенду с холодным оружием. Кастеты, ножи – лишнее сейчас. Да и отберут все равно, без вариантов – когда к Хозяину приду на турнир записываться, на подобные мероприятия со своим не пускают. И получится ли потом забрать – большой вопрос, так зачем лишние траты? Пистолет конечно тоже отберут, но перемещаться по городу в одиночку без огнестрела точно не стоит.

Холодное оружие, кстати, в нижнем городе ценилось очень и очень высоко. Если огнестрел – банальный инструмент нападения и защиты, то все колюще-режущее – в первую очередь признак статуса. Так что по цене, допустим, кинжала Ферберна-Сайкса или «Мстителя 1870» можно целую тележку штурмовых винтовок приобрести. Сам я, кстати, в номенклатуре боевых ножей дома не разбирался, а вот Олег знаток оказался весьма изрядный.

Взгляд вдруг натолкнулся на портативный парализатор скрытого ношения – в виде браслета, интрегрирующегося с личным терминалом или курткой охотников. Чувства при испытал смешанные – именно таким, думаю, меня Степан и убил.

– Разлоченный? – обернулся я к сержанту, показывая на широкий браслет.

– Да, – просто кивнул тот.

Обычная гражданская версия позволяла дать лишь небольшой разряд – без опасности убить. Этот парализатор уже перепрошитый, с убранными ограничениями. Хоть мегавольта из старого мультика создавай – что со мной Степа и сделал, в принципе.

Надев браслет, перевел его на ручное управление – терминала то нет. Настраивать пришлось еще и куртку, чтобы рукав расходился при активации браслета, открывая путь выдвигающему жалу. Сделал несколько пробных движений, изгибая кисть подобно человеку-пауку. Все работает убийственно четко, заряд почти полный. Напоследок взял из выемки на стенде еще один магазин для Глока – больше не было, и обернулся к сержанту.

– Сколько?

– Двести пятьдесят за все.

Недорого – моментально прикинул я, вспоминая цены, в которых Олег ориентировался очень хорошо даже без калькулятора валют личного терминала. Даже не то, что недорого – дешево совсем.

– Почему такая щедрость?

– Догадайся с одного раза, – ровным голосом произнес сержант.

Догадался, и действительно с первого раза: даже самый большой город, когда речь идет о любой определенной деятельности, оказывается удивительно маленьким, причем все в нем друг друга знают. Это аксиома.

Войцех Ковальский постоянно брал левые подработки, так что наверняка пересекался с рейнджерами. Колхозники и градская стража друг друга недолюбливали, но перед лицом безнаказанной элиты – такой как наследник Юсуповых, уничтоживший патруль, неприязнь эта казалось мелкой.

– Понял, – просто кивнул я, доставая из потайного кармана на поясе золотую монету номиналом в двадцать пять рублей.

– Двадцать пять рублей, Катерина золото, минус двести пятьдесят кредитов, – произнес рейнджер.

Вообще эту популярную в расчетах монету называли по-разному, самое приличное – «Катька золотарь». Но в присутствии любых конфедератов подобные неуважительные к русской императрице слова могли стать серьезной ошибкой. В иных случаях даже ошибкой фатальной.

Говорил сержант кстати сейчас не для меня – для себя: после этих слов он расфокусировал взгляд, всматриваясь в одному ему видимую дополненную реальность, и быстро отсчитал сдачу. Бумажными деньгами – английские фунты, пара франков и даже один засаленный доллар.

Машина между тем уже выехала на нужную площадь, и прямо по грязной раскатанной поляне, бывшей некогда ухоженным газоном, подъехала к торцу погруженного во тьму здания. Свет не горел ни в одном из окон, а у крыльца стояли две бочки, в которых чадил живой огонь. Народ вокруг сразу рассосался – рейнджеров не любили гораздо сильнее чем городских патрульных и старались держаться от них подальше.

Кивнув сержанту, я взялся за дверную ручку.

– Олег, – обратился ко мне патрульный.

Не открывая дверь я обернулся, вопросительно глянув.

– Степана в городе нет, если ты за ним.

– Информация есть? – тут же поинтересовался я, прикидывая оставшуюся наличность.

Знания – одна из твердых валют в этом мире, где твой легальный информационный интерес контролируется почти полностью, и представляют ходовой товар с соответствующей стоимостью.

– Из протектората он улетел, в Москву, Цюрих или Барселону. На каком рейсе не знаю, но приехал в аэропорт в этом промежутке, других вылетов тогда не было.

– Сколько?

– Нисколько.

– Понял, спасибо, – кивнул я и нагнулся, рассматривая нужное мне здание в небольшое окно-бойницу двери. Я хорошо знал, как перемещаться здесь, чтобы не попадать под взор систем наблюдения. Но нужно было еще обойти вон тот угол…

– Эта камера не работает, – показал на торец здания сержант. – Если за угол пойдешь, на рынок, уже нужна обманка.

– Нет, я только к Халиду.

Сержант кивнул и бросил мне арафатку пустынной расцветки. Поблагодарив кивком, я намотал ткань на манер шарфа и выпрыгнул из машины. Едва сделал первый шаг, как вздрогнул от волнения.

В первый раз я испытал подобное чувство – очень и очень тонкого льда под ногами, в разговоре с Демидовым и Безбородко. Второй – во время беседы с княгиней, когда мы оговаривали условия нашего совместного существования.

Сейчас я снова в ситуации, когда любая, даже малейшая ошибка может иметь катастрофические последствия. Причем вокруг теперь не цивилизованный, а совсем другой, дикий мир, где – в отличие от предыдущих случаев, слова уже ничего не значат. Здесь они часто бывают даже лишними – русский, английский, польский, французский – местные обитатели не факт, что хорошо знают хоть один из языков. В первую очередь здесь котируются действия.

Площадка перед лавкой была пустынна – при появлении массивного внедорожника на рубчатых колесах местная «дворовая знать» рассосалась по периметру освещенного огнем круга. Но я чувствовал на себе многочисленные взгляды из кустов и щербатых провалов окон первых этажей. Наверняка у курируемой Халидом лавки была очередь, но соблюдать нормы вежливости я не стал – по статусу не положено. Патрульная машина в качестве такси уже подразумевает важность визита, и игнор интересов всякой швали.

Поднявшись на крыльцо, громко постучался в оббитую жестяными листами дверь – со следами ударов и даже пулевыми отверстиями. Почти сразу с резким стуком распахнулось смотровое окно.

– Zamknięte! – мерзким скрипучим голосом рявкнул кто-то изнутри по-польски, и окошко тут же захлопнулось. Устало вздохнув, я с силой ударил по двери несколько раз. Ногой засадил, с чувством.

Да, подъезжать на полицейской машине к одной из самых ходовых точек по продаже грязных веществ – пользующихся популярностью у самых низов Южных – было не очень хорошей идеей, признаю. Но не уходить же.

Окошко вновь приоткрылось, но отповедь я опередил – грязно выругавшись, завладевая вниманием привратника.

– Скажи Халиду, что Олег Ковальский пришел. Не передашь если прямо сейчас, он из тебя чучело потом сделает, – добавил я после очередной короткой, но смачной тирады.

Ответа не последовало, окошко захлопнулось, а я остался ждать. Отойдя на несколько шагов, выбрал менее заплеванный пятачок и отвернулся от двери, осматриваясь вокруг. Пока препирался у двери из-за облаков выглянула Луна, и погруженные во тьму Южные посеребрило мягким светом.

Осматривая окружающие площадь трущобы перекопанных улиц – с мелькающим то тут, то там живым огнем, поразился насколько все это похоже на город, в котором ведутся боевые действия. И наткнувшись взглядом на скульптурную группу в центре давным-давно вырубленного сквера, поразился насколько она выбивается из грязного облика нижнего города. Три высоких фигуры, герои былых времени.

Вновь память Олега, наложившаяся на мои знания дала неожиданный эффект, и я поразился простоте и эффективности работы британцев из местной администрации.

В центре когда-то красивого сквера высился монумент из трех скульптур, отображавшие героев Наполеоновских войн. Русский, польский и чешский полководцы: Раевский, Домбровский и Радецкий.

Про батарею Раевского знают почти все и в моем мире. Второй – поляк Домбровский, участвовавший в восстании против России, а потом один из главных идеологов и значимых командиров польской части наполеоновской Великой армии. Воевавший с русскими, а после капитуляции в войне получивший от императора Александра чин генерала уже русской армии, и ставший польским сенатором. Третий – чех Радецкий, командовавший объединенной армией русских, немцев, шведов и австрийцев в сражении под Лейпцигом, или «Битве народов», которая и сломила хребет наполеоновской империи.

Этот мир – не англоцентричный, и сражение у бельгийской деревеньки Ватерлоо здесь на слуху только у историков. А вот по-настоящему великая битва, окончательно положившая конец претензиям знаменитого корсиканца, здесь известна каждому вне зависимости от страны проживания.

Глядя на увековеченных славянских полководцев поразился простоте решения. Статуи национальных героев ставятся в район, который априори должен стать неблагополучным. После, в результате наверняка форсируемой подачи славянская площадь в народе приобретает название «трех дураков». И вроде сделано все с претензией на уважение к памяти истории, а на выходе эффект сильнее, чем от ковровой бомбардировки.

Русские приходили править в Польшу в течении последних трех веков – в восемнадцатом, девятнадцатом и двадцатом. Приходили при любом правителе, строе и состоянии своего государства. Даже в моем мире есть вероятность, что в двадцать первом веке они вернутся в Польшу снова, а здесь и вовсе велит само провидение и география. Британцы явно это понимают, и сейчас усиленно превращают территорию страны во враждебную для России.

Отвлекая от тяжелых мыслей раздался резкий стук, и вновь смотровое окно распахнулось.

– Оружие есть? – поинтересовался все тот же скрипучий голос.

– Удиви меня сразу всеми тупыми вопросами, чтобы время не терять, – не скрывая раздражение долгим ожиданием, ответил я. И демонстративно сплюнул. Звучно, но без слюны – в этом мире раскидываться биологическими жидкостями чревато последствиями.

Почти сразу заскрипел засов, и тяжелая дверь приоткрылась.

Машинально, скрывая даже от самого себя легкий мандраж, поправил воротник – жестом Эрика Кантона. Хороший жест, рабочий – успокоился моментально. После прошел внутрь, где оказался в решетчатой камере, образующий страховочный предбанник. Перед дверью меня ожидал тип мерзкой – по стать голосу, наружности. За его спиной, за толстыми прутьями решетки, в полутьме холла я увидел сразу несколько широких силуэтов.

– Оружие сдать надо, – проскрипел привратник.

– Сдавать сам будешь, анализы. Голову мне не делай, веди уже, – последнюю фразу я произнес в более прямом и грязном оформлении.

– Не положено, – усмехнулся тип, обнажая гнилые зубы. Как у него пахнет изо рта, я почувствовал даже на таком расстоянии.

– Тебе сказано привести меня к хозяину, а не оружие забирать. Я сейчас уйду, а когда Халид узнает зачем приходил, сам начнет меня искать. Но ты уже будешь жить отдельно от своих бубенцов. Веди, я сказал! –  повысил голос я.

Будь я на обычном такси, разговор шел бы совершенно иначе. Но сейчас мне по-другому просто нельзя – местная шваль как голодные звери, позволишь хоть немного слабины, сразу будут искать как в тебя вцепиться и отгрызть немного.

– Как знаешь, – когда пауза слишком затянулась, развернулся я.

– Эй-эй, подожди, – шагнул вперед привратник, схватив меня за плечо. И почти сразу же он истошно взвыл от боли, а уже через мгновенье с глухим стуком врезался в решетку.

– Ты думай… – начал я с нормальных слов, после доступно рассказав о поступках и их последствиях, а после закончил, – куда лапы свои тянешь, животное. Мы идем, нет? – это уже отступив на шаг от поскуливающего привратника и обращаясь в окружающий полумрак.

Давая время на раздумье – в последний раз, я показательно брезгливо отряхнул предплечье, за которое меня попытался схватить мерзкий тип. Одна из теней, маячивший поодаль приблизилась к решетчатой двери, скрипя доспехом.

– Не дергайся и веди себя прилично, – проговорил дюжий охранник. – Понял?

– Я же просил все глупые вопросы на улице оставить, – хмыкнул я.

Проходя мимо пытающегося подняться привратника, наступил ему на кисть. С силой вдавил каблуком, плавным рывком перенеся вес тела полностью на ногу, дробя тонкие кости. Неприятный тип, как память Олега подсказала, так что раздавшийся вопль слушал без сожаления. Реакции охраны не опасался – этот опарыш посмел меня тронуть, так что претензии мне серьезные будут предъявлены только если я его убью или совсем покалечу.

На замок, кстати, дверь в решетке не была закрыта – сирийцы чувствовали в Южных себя как дома, не опасаясь никого и ничего. Со мной пошли сразу двое массивных охранников, облаченных в старую списанную полицейскую броню – сейчас такие модели даже в африканских протекторатах патрульные не носят.

Один из сопровождающих двигался впереди, второй позади. Но прежде чем пропустить меня, недвусмысленно приподнял пистолет-пулемет Федорова с немыслимо-несуразным количеством тактического обвеса – только подствольного гранатомета не хватало. В другой, менее напряженной ситуации, я бы мог и рассмеяться, глядя на охранника: думаю случись что, стрелять из старичка Федорова наверняка он будет по-сомалийски, в гангста-стиле – подняв высоко оружие над головой, еще и повернув боком.

Халид расположился в полуподвальном помещении, оборудованном под кальянную. На широком низком столе перед ним внушительная груда денег. Монеты, бумага, айди карты – все вперемешку. Чуть поодаль горкой лежали кубики темного пластилина и рассыпанная трава, похожая на сушеную ромашку.

Показательно громко скрипнули сочленения доспехов, когда охранники остановились. Мне при этом в бок уперся ствол оружия, но в этот раз я только поморщился, дерзить не стал.

Молодой сириец сидел во главе стола, и пересчитывал крупную стопку купюр, не торопясь раскладывая по разным пачкам и номиналам. Сделав пометку в обычном бумажном блокноте, когда закончил, он наконец поднял глаза.

– Ты очень нагло и рискованно себя ведешь, – сверкнул сириец темными глазами.

С Халидом мы пересекались всего несколько раз, и краями. Меня в то время трогать лишний раз по-настоящему опасались – это я уже сейчас вдогонку понял. Опасались из-за отца, конечно же, который имел очень серьезный вес и репутацию в неблагополучных районах.

И сейчас сириец смотрел на меня с нескрываемым интересом. Потому что если я столь нагло повел себя лишь на остатках репутации Войцеха, то совершил явную, и непростительную ошибку. И ему нужно будет меня показательно одернуть, показав высоту берегов, на которые я в ошибочной наглости замахнулся.

– Ассалам Аллейкум, – не заморачиваясь правильным выговором, произнес я.

– Аллейкум Ассалам, – также дежурно ответил Халид, едва качнув головой.

– У меня есть к тебе денежное предложение, – уверенно, но с показным и почти детским гонором произнес я.

Сириец вновь едва-едва покачал головой, в этот раз с расстройством. Моя подача его явно не впечатлила. Но я на это и не рассчитывал – мне нужен был разговор наедине.

– Я теперь учусь в элитной школе, в хорошей школе, и моим старшим одноклассникам нужен хороший товар, – ровным голосом произнес я, выделив интонацией два раза повторенное «в школе», а также «старшим одноклассникам».

«Башар» – поймав взгляд Халида, произнес я беззвучно. И почти сразу же добавил: – Поэтому очень хотел бы поговорить с тобой наедине, обсудить детали поставок.

Сириец замер как изваяние. Во взгляде его читался вопрос, и я едва заметно кивнул.

Башар учился в моей средней школе, на два класса старше. В семье Халида с ним связывали серьезные надежды – парень не должен был касаться криминала, и ему предстояла вполне легальная карьера. Первое поколение сирийцев подмяло под себя Южные, вытеснив банды черного гетто, а второе поколение семьи должно было продвигаться вверх – к свету и легальной силе.

Но один из совсем юных кандидатов закончил свой путь в туалете клуба «Пацифика», умерев от передоза некачественного вещества – как было сказано в официальной сводке.  В реальности же сирийцы забрали в морге труп юноши, в которого в упор выпустили целый магазин из штурмовой винтовки. И ни на исполнителей, а тем более на заказчиков, у сирийцев до сих пор не было даже намека.

Поэтому напряженный как струна Халид, бросив пару быстрых фраз на арабском, поднялся и поманив меня за собой, вышел из комнаты. Двинувшиеся было следом охранники замерли на месте после его останавливающего жеста.

Миновав несколько темных коридоров и слабо освещенных лестничных маршей, мы с сирийцем оказались в небольшом помещении. Обычный – светлый и уютный офисный кабинет руководителя. Окон только нет и воздух спертый. Но присев в мягкое кожаное кресло, Халид включил вытяжку. Загудело так, что я понял – система шумоподавления грубая и сердитая, так что никто лишний ничего лишнего не услышит.

– Я правильно понял? – поинтересовался Халид.

– Да. Я знаю кто исполнил, и кто заказал твоего брата.

Сказал я это уже совершенно другим тоном. Детский гонор прочь, как и показательную наивность. Сейчас нам предстоит серьезный, и деловой разговор.

– Сколько? – только и спросил Халид.

– Цена не в деньгах. В одном из интернатов адаптантов нашего протектората находится Гекдениз Немец, мой напарник по пати на Арене. В каком, не знаю. Он на режиме двенадцать-четыре-восемь. Его нужно вытащить в течении трех дней и поселить в отель «Бангкок» до того момента, как я его не заберу. Максимум – месяц, но думаю смогу сделать это раньше.

Время я взял с запасом. Мало ли.

Халид практически не раздумывал – ему потребовалось лишь несколько мгновений на осмысление услышанного, после чего сириец кивнул.

– Я согласен. Если он жив, и режим действительно двенадцать-четыре, в течении трех дней Немец будет в отеле «Бангкок», в президентском люксе – он там один и никогда не занят. Если его режим стал строже, а интернат не в протекторате, срок может быть увеличен, но не более чем на неделю.

Халид тоже время с запасом взял. Впрочем, вполне обоснованно.

– Договорились, – кивнул я.

Сириец после моего ответа спокойно мазнул взглядом, но я чувствовал обуревающие его эмоции. В ориентированной уже на легальный бизнес семье он был совсем не на первых ролях, и сейчас кроме искреннего желания покарать убийц брата в информации видел еще и трамплин для себя.

– Исполнила твоего брата сержант стражи Анжела Шиманская. Обеспечивал отход и прикрытие мой отец, Войцех Ковальский. Заказал Эдгар Уэлч.

Несколько секунд потребовалось Халиду для того, чтобы просто воспринять услышанное. Уэлч, начальник отдела кадров патрульной полиции Града, даже для контролировавших Юг города сирийцев был птицей слишком высокого полета.

– Заказал из-за сына, – продолжил я. – Точно не знаю, что произошло, но Винни Уэлч и твой брат ввязались в нехорошую историю. Старший Уэлч просто полностью зачистил всю информацию, чтобы не пострадала репутация сына. Винни сейчас в Новой Шотландии, в Европу в ближайшее время вернется вряд ли.

Халид, уже не скрывая эмоции и волнение, думал.

– Это очень и очень серьезное обвинение, – медленно проговорил сириец.

– Шиманская расскажет, – только и ответил я, подсказывая очевидное решение.

– Я узнаю, – кивнул Халид.

Да! – мысленно воскликнул я с облегчением. Это был очень тонкий момент, и я на него рассчитывал – парень собрался разобраться сам. Иного исхода для меня не было, конечно же, потому что мне нужна была и сама Шиманская – живая, желательно здоровая. Но не соберись Халид брать дело в свои руки, нужный мне вариант его действий стоил бы дороже.

Хорошо, что сириец понимает – если самостоятельно разберется с этим делом, вистов в семье приобретет гораздо больше, чем просто за переданную информацию. Разберется – не в смысле самостоятельно разберется с Уэлчем, а организует проверку и сбор доказательной базы.

– Халид.

– Да.

Так, собрались и погнали дальше дергать ниточки.

– Мой отец, как и Шиманская – слепые исполнители. Ты же не будешь искать штурмовую винтовку, из которой стреляла Анжела, чтобы наказать и оружие. Они выполняли задание, не зная кто цель. Вспомни, как все случилось. Именно поэтому отец мне и рассказал – потому что произошедшее неправильно. И будь уверен, знай отец и Анжела кто цель – Башар был бы жив.

Сказал, и замолчал. Пусть подумает – если надо, еще раз повторю.

– Продолжай, – после долгой паузы произнес Халид.

– Если ты хочешь, – прервал я готового что-то еще сказать сирийца, – чтобы в будущем мы сохранили деловые отношения, мое дополнительно условие – жизнь Шиманской, отдай ее мне. Еще раз повторю, ты же не будешь искать винтовку, из которой она стреляла. А если бы отец и Анжела не понимали, что их отправили на грязное дело, ни я, ни ты бы никогда об этом не узнали.

– Я подумаю над твоими словами, – сдержанно кивнул Халид.

Сразу не отказал – совсем отлично. Удивительно, но все получается гораздо проще, чем я просчитывал. Так, не сглазить бы. Хотя любое суеверие разбивается о грамотную подготовку и планирование, а с этим у меня в порядке, времени было вагон:

– Халид, есть один очень тонкий момент. Недавно погиб мой отец, скоро погибнет Шиманская, сегодня я пришел к тебе – это видели многие, а максимум через полгода будет наказан Уэлч. Знающие люди могут связать эти события, если поставят такую цель, – перевел я пока разговор на другую тему.

– Могут, – согласился Халид.

– Я действительно учусь в элитной школе вместе с аристо, и для того чтобы исключить кривотолки ты в течении года будешь поставлять мне товар. Самое лучшее – слезы и райскую пыльцу. Качество должно быть космическим, лучше, чем у поставщиков колбас на русский императорский двор. Все детали, – заранее пресек я вопрос, – обговоришь с Планшетом, это брат Мустафы, который работает на меня. По ценам также все обговоришь с ним.

Вот так вот вам, ребята. Ладно четырнадцатилетний парень еще проглотил бы созданную вами… как там Демидов сказал? «Легенду, не очень комфортную для проживания в высшем обществе». Где я там наркотой банчил, в британской Калифорнии?

Получите и распишитесь, что называется.

Я троллингу учился во время рождения свободного интернета, когда можно было даже то, что нельзя – и это ведь еще только начал. Не знаю, как фээсбэтмены будут обеспечивать поставки и что делать с полученными веществами, и даже знать не хочу. А на все возникающие по этому делу вопросы пусть отвечают те, кто придумывал мое новое прошлое. Как затраченные на товар деньги в отчетности проводить пусть тоже подумают. Будут знать, что…

Так, спокойно, спокойно – остановил сам себя. Да, сложно сохранять беспристрастность, когда тобой помыкают как маленьким, но сейчас я что-то совсем горячиться начал, увлекся. Мешает – тем более мне надо сейчас окончательно решить вопрос со вторым кандидатом в свои люди.

– И тебе, и мне нужно навсегда убрать Шиманскую из жизни, – произнес я. – Я готов променять на твою помощь в этом еще одно знание, которое поможет тебе разобраться с Уэлчем без помощи семьи.

В этот раз Халид уже не сумел сдержать заинтересованный блеск во взгляде.

– Шиманская умрет в патруле, обеспечение операции на тебе. Мое условие – с ней без насилия, допрос только с сывороткой, без сканирования – это принципиально. Новая личность для нее моя забота, айди и билеты я передам. Как только Анжела умрет для всех остальных, и расскажет тебе об операции, я заберу ее. После ты получишь знание, которое поможет не просто убить Уэлча, а размазать его и полностью уничтожить. А когда Уэлч будет кончен, все близкие поймут, что и с Шиманской – твоих рук дело.

Молодой сириец думал долго. По лицу его не смог бы ничего сказать даже самый лучший в мире физиономист. Я же был эмпатом – пусть и без претензий, но прекрасно чувствовал все эмоции Халида.

Получилось. Да, да, и еще раз да – в этот раз у меня все получилось.

– Новую личность Шиманской передам тебе через Планшета в конфиденциальном конверте, – произнес я после продолжительного молчания. – Обо всем этом будут знать только двое – ты и я. Сама Анжела попадет в стесненные обстоятельства, а я ей как будто помогу – это долг моего отца. О моем прямом участии в организации ее стирания она догадываться не будет.

Халид не отвечал – но я чувствовал, что он уже согласен. Просто марку держал.

Может мне здесь в покер начать играть? Миллионное дело ведь. Нет, дурацкая мысль. Там, где миллионы – серьезные люди. И вряд ли в этом мире кто-то будет играть на такие деньги без защиты от эмпатов. А если кто-то и будет, то меня в этот круг просто не пустят, кандидатов на разделку «рыбы», не только покерной, без меня хватает – так просто не пустят.

Просто не пустят, но зайти сам я намерен – иначе просто не вывезу.

Так что сейчас, словно продолжая продвигаться по опасной трясине, куда меня привел памятный разговор с Демидовым и Безбородко, я словно тщательно проверяю каждую болотную кочку, прежде чем на нее наступить. Проверяю прочность, чтобы не окунуться в черную воду с головой, сделав необдуманный шаг.

– Халид. Знаешь, почему я пришел к тебе, а не к старшим семьи? Потому что это именно мы с тобой – молодые львы. Мы, а не они. Ты согласен? – открыто улыбнулся я.

По ответной улыбке Халида понял – в эту сторону идти можно. Правда, время для этого шага еще не пришло. Пока не пришло.

Глава 15

От предложенного Халидом сопровождения отказался.

Мое очередное, на первый взгляд нерациональное решение. Одиночная поездка на монорельсе в Южных, особенно когда предлагали охрану, конечно глупость. Такая же глупость, как и согласие участвовать в странном ивент-турнире.

Не знаю, что за озвученная закладка на десять-пятнадцать лет, и какие цели преследуют ФСБ и Канцелярия, отправляя меня на кровавый спорт. Любая догадка — это палец в небо. Пусть даже предположение будет истинным, я об этом не узнаю – поэтому не стану и гадать. Зато я точно знаю цель своего участия во всем происходящем.

Я еще чужой в этом мире. И мир чужой для меня.

У меня дома тысячи добровольцев едут не на свою войну просто ради интереса, попробовать себя и свои силы. Риск ради риска, не принимаемый обществом. Я сейчас в совершенно ином мире – сословном, где даже мысль о всеобщих одинаковых правах человека вызовет, мягко говоря, недоумение. Дуэли здесь в порядке вещей, а неготовность рискнуть жизнью ради чести будет просто не понята, и не принята окружающими.

Дома я жил в гораздо более тепличных условиях торжества прав человека и ценности жизни. Поэтому во избежание нежелательных последствий мне надо как можно скорее привыкать к тому, что окружение вокруг враждебно и воспринимает смертельную опасность как нечто само собой разумеющееся.

Где, как не в Южных, привыкать к новым правилам новой жизни?

Причем очень уж серьезной опасности сейчас мне не грозит – шанс наткнуться на откровенных беспредельщиков невелик. С остальными проблемами я вполне справлюсь. Тем более, что в нижнем городе действует неписанный кодекс правил поведения, не нарушая который вполне можно сохранить жизнь, здоровье и даже деньги.

Мне сейчас, образно, просто надо подойти к краю пропасти и заглянуть вниз, чтобы удостовериться – страха нет. А если есть, то научиться с ним справляться.

Закон фонаря, кстати, о котором говорил Степа французам, для меня здесь не действует. Был бы одет по-другому, сработало бы — а в одежде городских охотников я уже совсем не гость в нижнем городе. Но спина у меня пустая – эмблема группировки отсутствует, так что одной опасностью меньше.

Размышлял я обо всем этом в ожидании поезда, стоя на платформе монорельсовой дороги, куда меня довезли рейнджеры. Легкий ветерок с шелестом нес по перрону мусор, поскрипывала частично оторванная металлическая табличка с названием станции. Электронное табло здесь уже давно не горело – лишняя трата энергии.

Людей на платформе было немного. В основном человеческий мусор; полностью опустившиеся люди – те, которым недоступен даже вирт. Они и были большей частью клиентами лавки с веществами. От меня старались держаться подальше – наверняка многие видели на чем именно я приехал к платформе.

Прежде чем расстаться, с Халидом мы еще выпили чаю, обсуждая нюансы дела Уэлча-Шиманской, и вышел от него я под прибытие поезда — движение по монорельсу было бесперебойным, по расписанию. Так что не успел даже утомится ожиданием на перроне, как вдали раздался громкий гудок, а через миг платформа осветилась ярким лучом прожектора прибывающего состава.

Распахнулись автоматические двери, и я зашел в заплеванный вагон с разрисованными стенами. Несколько стекол разбито, осколки рассыпаны по полу. Сегодня уже разбили — потому что в депо обычно поезда приводили в порядок.

В вагоне народа, как и на перроне, также было немного. Но мое появление не осталось без внимания — я сразу почувствовал направленные на себя взгляды. Оборачиваться пока не стал. Прошел немного в другую сторону – от чужих агрессивно-заинтересованных глаз, и только устроившись на сиденье, осмотрелся.

«Эгей, красавчик! Очень рада тебя видеть!»

Мое – и Олега, знание французского ограничивалось стандартным набором фраз типа «паркуа па» и «экскьюзе муа, же му си пердю». Личного терминала с переводчиком больше не было, поэтому понять из услышанного ничего не смог. Но хотел бы верить, что массивная -- в обхвате как три меня, черная женщина лет двадцати произнесла именно это.  Хотел бы верить, но не получалось – даже без эмпатии чувствовалось, что меня только что оскорбили.

Слова знойной – как по размеру, так и по яркой цветастой одежде дамы поддержало трое спутников. Один из них поднялся, даже сделал шаг вперед. И остановился, наткнувшись на мой изучающий взгляд.

Нашивка на куртке в виде головы человека-леопарда, понизу голубой флаг с тонкой горизонтальной черной полосой. Бечуаналенд, колония Великобритании на юге Африки – подсказала память Олега. Бичи, если по-русски – цветные представители небольшой диаспоры, занявшей никому не нужные трущобы остатков гетто, в которых раньше обитали отторгнутые Европой черные мигранты. За этой частью города – выселками даже, Олег не следил. Но думаю, бичи стремительно набирают силу, раз уже в такой малом количестве катаются по Южным. Или просто именно эти четверо слишком безрассудно отважные для живого мира, и скоро мир это исправит.

Знойная черная женщина между тем вновь что-то сказала, и снова по-французски. Я присмотрелся к ней – юная, огромная, громкая, напористая. Пока говорит, бичи помалкивают. Свита – догадался я, притом нанятая – потому что эти три гаврика переселенцы из британской колонии, а мадам говорит на французском. Кстати, она вполне может быть и американкой – к примеру, из Нового Орлеана, в котором совсем недавно наводили порядок после наводнения и последующей потери управления над городом.

Разбираться в нюансах нового мира – отличных от моего старого, было невероятно интересно. Впрочем, ситуация явно требовала пристального внимания – на ноги поднялись остальные спутники мадам. Всем видом при этом показывая, что готовы проверить меня на крепость, а мои карманы на наличие денежных средств.

Я мог на русском попросить вести себя прилично, приведя пару дежурных аргументов о нормах и правилах поведения в городе – и тем самым полностью купировать чужой интерес. Мог достать пистолет и демонстративно проверить наличие патрона в стволе – с тем же эффектом.

Не сделал ни того, ни другого. Наоборот, я отвел взгляд.

В дикой природе самцам горилл нельзя смотреть в глаза – они интуитивно чувствуют соперника и могут сорваться в агрессию. Здесь, в нижнем городе, отвести взгляд наоборот – как приговор.

Со стороны агрессивно-шумной компании словно тумблер отщелкнули – послышались крики, смешавшиеся в громкий визгливый гомон, в котором мадам голосила на французском, а ее спутники перешли на африкаанс. Ну да, свита при хозяйке на английском говорить не смеет, а знаний французского явно не хватает.

Довершая список нелепых поступков, я встал и торопливо двинулся в другой вагон. Позади словно стая гиен взвыла – «свита» устремилась за мной. Не оглядываясь, я вжал голову в плечи, а с новым воем ускорился.

Вихрем пробежав по составу – межвагонных дверей не было, и весь поезд можно было пройти насквозь, я уткнулся в переднее панорамное стекло. Поезд беспилотный, монорельс на высокий опорах, вид снизу красивый – что сразу не сел сюда, столько всего прекрасного упустил.

Затормозив, врезавшись плечом в толстое стекло, развернулся к ухающим преследователям уже с пистолетом в руке.

– Еще шаг и стреляю! – громко крикнул я.

Меня не услышали. Или услышали, но не поняли. Или услышали, поняли, но просто не успели остановиться – охотнику всегда сложно понять, что он стал дичью.

Грохот выстрелов наполнил вагон, отражаясь эхом от стен и мешаясь со звоном падающих гильз. Запахло порохом, а чуть позже весь окружающий шум перекрыл истошный болезненный вой на одной ноте.

Первого бича остановил исполнив стрельбу по-мозамбикски, второй получил дабл-тап в грудь, а третий преследователь – уже контролируемую пару. Первый и третий, рухнув на пол, признаков жизни не подавали, а вот второй отползал – отклячив зад, он уткнулся лицом в грязный пол, и с воем передвигался как сломанная гусеница, обреченно елозя ногами.

Семь патронов. Непозволительная и нерациональная роскошь расхода боеприпасов. Да, конечно работает аксиома «если стреляешь один раз, стреляй и второй – чтоб наверняка», но умений и подготовки Олега хватило бы на и три выстрела, чтобы сразу вывести из строя всех бичей.

Я сейчас в реальном времени «вспомнил» свои умения. Стрельба по-мозамбикски, несмотря на схожесть названием с гангста стилем по-сомалийски, технически сложный элемент практики. Для начала останавливающий дабл-тап, он же «бам-бам», в корпус, и сразу после третий контрольный, в голову. Или в уязвимую шею – при наличии закрытого шлема. Второй бич получил дабл-тап в грудь, без контрольного. Но сам по себе идеальный сдвоенный выстрел – сложнейший элемент. Олег владел им прекрасно – так что выпущенные первые пять пуль сторонний неопытный свидетель произошедшего мог принять за три выстрела. Последнего же преследователя я удалил из жизни контрольной парой. Два быстрых и прицельных выстрела, в отличие от сливающегося в один дабл-тапа.

Проходя мимо ползущего гусеницей раненого, выстрелил вниз не глядя. Стоны стихли – попал. Что и требовалось, специально целился интуитивно, взглядом не искал.

Прежде чем уходить, заставил себя остановиться и осмотреть дело рук своих. Двое валялись ничком – открывая взглядам крупные эмблемы на спинах в виде головы человека-леопарда. Первый убитый лежал навзничь, поодаль от остальных – откинутый попаданиями. У него единственного был бронежилет, и двойной выстрел в грудь отбросил его, заставляя согнуться, а третья пуля вошла под небольшим углом над верхней челюсть, разворотив всю нижнюю часть лица.

Заставляя себя смотреть, я постоял немного, разглядывая посмертную гримасу на лице, и удивительно белые – на фоне густой, африканской черноты кожи, белки глаз, уже подернутых мутной поволокой.

Любой в Южных, кто гонится за тобой с угрожающим криком точно не ангел, и не кормит в парке белочек с ладони по выходным. Но быстро убить трех человек – сознательно и специально спровоцировав их на агрессию, тоже нелегко. Но мне без этого никак. Совсем уже скоро настанет момент, когда без моей готовности жертвовать чужими жизнями – в своих интересах, умру я сам. Это не догадка, а знание – на основе опыта, и анализа ситуации.

Я сейчас – тройным убийством, решил свою сложную проблему; у меня были способности и умения. Не мои, Олега. И я словно оказался на краю пропасти, которую надо перейти по канату без страховки. Казалось бы, что может быть проще – идти вперед, держа центр тяжести своего тела в вертикальной плоскости, проходящей через натянутый канат. Тем более я знаю, что умею это делать. Вот только в моем случае знания без практики бесполезны. Так что свою первую пропасть я сейчас перешел. Сожаления, что удивительно, никакого – к не гнушающимся гоп-стопу и разбою людям у меня свои счеты, еще с прошлой жизни.

Возвращаясь по вагонам в обратном направлении, по сторонам особо не смотрел и о чужой реакции не беспокоился. Несомненный плюс нижних территорий – адвокат здесь не сильно востребованная профессия. Если за тобой с криками бегут трое, загоняя в угол, а после того как ты достаешь пистолет и предупреждаешь, они не останавливаются – никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не докажет, что ты не прав.

Правда, с таким расходом патронов я могу пустым до нужного места доехать.  Причем трофеи с убитых собрать нельзя. Вернее, прямо не запрещено – даже закон и полиция против не будут, если возьму сейчас с любого из тел оружие. Но после этого я лишусь продиктованной кодексом поведения в Южных неприкосновенности, и уже мне вполне безнаказанно могут проломить голову, чтобы перераспределить собранные трофеи. Причем будут в своем праве: защита – это одно, присвоение – совершенно другое.

Трупы бичей так и останутся на полу вагона дожидаться похоронной бригады. А если их кто-то оберет, сам станет мишенью – наверняка на следующую станцию дежурный патрульный экипаж уже выехал, а содержимое карманов и организмов убитых полицейские градской стражи считают своей собственностью.

Проходя по вагонам, пистолет я держал в руке, пока не убирая – меня ждала еще одна тренировка. Очень и очень неприятная.

Массивная мадам, колыхая невероятной ширины бедрами, обтянутыми золотыми блестящими лосинами, грузно бежала в другой конец состава. Можно было конечно понять, простить и отпустить. Можно, но не нужно – двинулся я следом.

Теперь встреча произошла у заднего панорамного окна поезда. Беглянка сипло дышала, опираясь на поручень. С ее крупной оттопыренной нижней губы упала и прилипла к подбородку ниточка вязкой слюны. Да, знойная женщина пробежала сначала половину поезда за мной – отстав и не выдержав скорости свиты, а после ей пришлось убегать по всему составу обратно. Для столь тяжелой комплекции – серьезное испытание.

– Здорово! – фальшиво улыбнувшись, поприветствовал я чернокожую мадмуазель.

Настроение упало просто в ноль, ниже плинтуса. То, что мне сейчас предстояло сделать, вызывало на порядок более сильное неприятие, чем недавнее тройное убийство.

– Здравствуйте, – проговорила по-русски с сильным акцентом знойная дева.

Сильного страха у нее не было. Вернее, был конечно – естественный, за свою жизнь. Но это дежурный страх, без обреченной паники. Вероятность того, что я окажусь беспредельщиком и сейчас ее порешаю, она конечно осознавала. Но чернокожая мадам, надо отдать ей должно, держалась прямо и с достоинством.

– Мне показалось, что ты меня оскорбила и у нас есть повод подраться.

– Don’t understand, speak…

Резкий удар мыском в голень, чуть пониже коленной чашечки, и почти сразу в лицо, уже кулаком. Небрежно и не очень сильно – даже не кулаком, а пистолетной рукоятью. С чавканьем лопнули полные губы, и дева рухнула на колени.

– Any  problem,  madam? Can I  help you? – с наигранным участием поинтересовался я.

– No,  thank  you. No problem, – с трудом сплюнув густую кровь, ответила знойная мадмуазель.

– Enjoy yourself, – коротко поклонился я, прощаясь.

Отходил спиной, соблюдая осторожность. Эмоции знойной мадам читались без труда – но к моему удивлению, разочарование, видимо своей ошибкой, явно преобладало над направленной на меня злостью. Все стандартно – если ты привык бить незнакомых, случайно встреченных на улице людей, будь готов что и самому прилетит.

Дальнейшая поездка прошла без приключений, но с активным самокопанием. В прошлой жизни я родился и вырос с осознанием того, что нельзя поднимать руку на женщин. Здесь, в этом мире, ситуация совершенно иная. И в нижнем, и в самом высшем обществе девушки этого мира вполне обычный, часто смертельный противник.

Служба в армии стран первого мира до сих пор прерогатива мужчин. В Британии, России и чуть меньше в Европейском Союзе по-прежнему сильны устои традиционного общества начала двадцатого века. И порядок нормы, что в семье работать должен один мужчина, обеспечивая семью, а женщина – заниматься чем-то лишь для своего удовольствия, не только сохранился, а значительно преумножился благодаря техническому прогрессу и росту общего благополучия.

Но это касалось только среднего класса первого мира. В протекторатах и среди одаренных аристо женщины участвовали в разделе власти и влияния наравне с мужчинами. На территории корпораций это было связано с низким, почти животным уровнем жизни – когда границы между людьми стирались настолько, что бал правила нелюдь. В обществе аристо также женщины уже во многих областях выходили на первый план. Этому была совершенно другая, и очень простая причина – мужчины оказались менее способны к овладению стихийной магией. При этом на каждого одаренного мужчину приходилось не менее трех способных к магии женщин. Вот среди одержимых наоборот преобладали мужчины, но одержимых и было намного меньше, чем адептов элементарной магии.

Невидящим взглядом глядя на яркие огни Западных районов, проплывающих за окном поезда, об убийстве трех ганста бичей я уже почти забыл. Зато избиение знойной мадам все не давало мне покоя. Не скажу, что вот прямо сам себе противен стал, но тяжело.  Плюс осознание, что надо привыкать – дуэли даже между школьниками разного пола здесь в порядке вещей. И это не первая, и далеко не последняя женщина в этом мире, которую я ударил.

Когда за окном мелькали яркие огни последних западных кварталов Града, мысли перешли на другую тему. Понемногу привыкая к новому миру и новому телу, я постепенно осознавал всю глубину замысла Астерота. Дьявольски расчетливого – пусть даже он и назвался всего лишь архидемоном. Но дьявол ведь кроется в деталях, причем малейших – и раз за разом я натыкался на них.

После гибели физической оболочки и воскрешения слепком души каждому чернокнижнику приходится осознавать себя заново, свыкаясь с новым телом. Все зависит от уровня наложения слепка души, но даже при самом сильном в воскрешенном теле остаются лишь мышечная память базовых движений и базовые же рефлексы. Поэтому не приходится по новой учиться держать чашку и ложку. При этом память о наработанных навыках остается лишь на уровне подсознания – тело к ним сразу еще не готово, и старые знания необходимо будить. Здесь уже играет роль уровень умения наложившего слепок.

День за днем акцентируясь на воспоминаниях жизни и программы обучения Олега, я постепенно понимал, что парень был нагружен подготовкой и учебой раз в пять выше, чем обычный подросток. Для него – ничего не видевшего кроме протектората, это было не таким очевидным, а я вот вспоминая обстоятельства его юности осознал, что Войцех готовил просто вундеркинда-терминатора.

Я – как наблюдатель, находился в теле Олега почти сутки перед его смертью. После воскрешения целую ночь сживался с его памятью. Занятия с фон Колером помогали мне узнавать об этом мире что-то новое, а тренировки с Мустафой – вспомнить, осознать и «заново» овладеть умениями чужого тела.

Забитые в меня (в Олега) на уровне рефлексов навыки обращения с оружием, как и умение рукопашного боя, в ходе недавнего безумного марафона тренировочного трипа проснулись, вернувшись полностью.

Были с единением памяти тела и моего разума, правда, некоторые проблемы. Дома, в прошлой жизни, иногда случались ситуации, когда мне не хватало оперативной памяти, причем буквально. Допустим, пытаюсь развернуться в заставленном машине дворе, на телефоне конференц связь совещания и вызов от механика на удержании, по радио говорят о результате футбольного матча, который я не смотрел, а подруга отвлекшись от зеркала в солнцезащитном козырьке спрашивает, что я ей подарю на грядущую важную знаменательную дату.

«А какая у нас знаменательная дата?» – вопрос без ответа, который как пресловутая соломинка, что ломает спину верблюду. Все, синий экран смерти – что я вообще здесь делаю и какую педаль надо нажимать чтобы машина поехала? В свое оправдание – как правило, тормозил я в подобных ситуациях не больше нескольких секунд.

«Дорогой, мы ведь уже целых два месяца вместе! Так что ты мне подаришь?»

Ребут, и поехали снова – рычаг передачи куда-нибудь вперед, нажимать надо на самую правую педаль, механика сбросить-перезвоню, совещание на удержание, ставка сыграла, подарю сковородку, что за глупый вопрос, малыш, я сейчас занят немного! Приходил в себя быстро, но состояния подобного ступора отлично помню.

При занятии с Мустафой, когда я «вспоминал» свои прежние навыки, подобные казусы, особенно поначалу, случались часто. Но ни подозрения, ни даже удивления со стороны моего мастера-наставника не вызывало, потому что подобное при воскрешении тела слепком души в порядке вещей.

Олег, сам того не осознавая, в детстве выполнял программу подготовки самого настоящего уникума. Причем такая программа обучения не стандарт для детей аристо – это я понял уже, общаясь с фон Колером. Почему так произошло с воспитанием парня, и зачем – я не знал. Но решение о плотной подготовке Олега точно принимал не опекун Войцех. Не его уровень. Так что невероятно высокий и загруженный уровень обучения подростка еще один немаловажный вопрос, который надо записать-запомнить и задать при случае.

Плавно затормозив, поезд – подаривший мне столь реалистичную возможность тренировки, остановился, распахивая двери. Вдохнув чистый ночной воздух, я поправил арафатку, открывая лицо и пошагал по платформе к лестничном маршу. Здесь, на Северо-Западе, район благополучнее Южных, и за перемещение с закрытым лицом вполне можно уехать с дежурным патрулем в участок.

Полицейская машина, кстати, у перрона стояла, беззвучно отсвечивая проблесковыми маяками. И поезд стоял долго – патрульные наблюдали, как работники труповозки выносят тела из вагона. Меня никто даже не окликнул. Дикий Запад, как есть.

До пятьдесят третьего квартала прогулялся пешком. Здесь, в принципе, по району теоретически гулять также было небезопасно. Но по сравнению с Южными, Северо-Запад просто остров благополучия. Как Южное Бутово или Колпино – тоже ночью и в одиночку можно найти приключения.

Вот только в моей прогулке был нюанс – если недавно в вагоне поезда мне, чтобы нивелировать конфликт, достаточно было просто достать и показать оружие, то здесь за меня работала куртка городского охотника. Подойти ко мне вряд ли кто осмелится со сложными вопросами, кроме членов молодежных группировок. Но таких здесь встретишь не часто, к тому же обычно разборки все в Южных происходят.

Пока шел к нужному дому прогулочным шагом, мимо, притормаживая, два раза проезжали патрульные автомобили. Но полицейские не останавливались, просто удивленно меня рассматривая. О том, что я Артур Волков, гражданин Конфедерации, они знали: «показал лицо – рассказал о себе». И, наверное, просто хотели вживую посмотреть на неожиданную диковинку.

Во втором экипаже, кстати, кто-то из патрульных меня узнал – я почувствовал всплеск самых разных эмоций. Занимательно – видимо патрульный что-то сказал напарнику, я почувствовал это по новой яркой гамме чувств, а после машина быстро уехала. Наверняка связываться не захотели – когда от рук аристо погибает патрульный, а после в протекторате появляется его сын с новой, причем дорогущей личностью, даже дураку станет ясно – дело пахнет керосином, и лучше держаться подальше.

Одиннадцатый дом пятьдесят третьего квартала ничем не отличался от того, в котором Олег жил последние несколько лет. Пройдя в холл, вместо лифта поднялся по лестнице и уже вскоре забежал на пятый этаж. Первые четыре занимали соты капсул, а уже здесь располагались небольшие квартиры-студии.

Пани горничная открыла дверь почти моментально, словно ждала у двери. Хотя размер студии настолько мал, что здесь в любом месте будешь находиться рядом с дверью. Едва больше десяти квадратов, в которые уместилась кровать, небольшой шкаф, душевая кабина и откидной столик с коробкой пищевого принтера. И с опущенной со стены кроватью в квартирке оставалось совсем немного места для того, чтобы передвигаться по этому великолепию.

Но интерьер и размер конуры-студии меня занимал несильно. Пани открыла мне дверь в невесомом пеньюаре, при взгляде на который у меня почти моментально из головы выдуло все мысли. Кровообращение в мозгу оказалось нарушено – все резервы активно устремились гораздо ниже. Ненадолго – широко улыбнувшаяся горничная вдруг серьезно испугалась.

Причину боязни понял только тогда, когда она помогала мне повесить в шкаф куртку. Ну да, в экипировке охотника горничная в отеле меня не видела, а сейчас это стало для нее неприятным сюрпризом. Впрочем, девочка оказалась умная – оглядев новенький, с иголочки наряд, она успокоилась. Наверняка решила, что я мажор-конфедерат, который на спор или для острых ощущений купил экипировку, выехал в опасный район, сделал пару селфи и скоро вернется в свой рай первого мира, хвастаясь подвигами в трущобах и рассказывая о доступных проститутках на территории. Последнее я уже додумал, ощущая легкую смесь обиды, презрения, злости.

Через полчаса я лежал на кровати, глядя в низкий – едва выше двух метров, потолок. И переживал один из немногих моментов, когда жалею, что не курю.

Очередная жесткая подстава моего нового мира. Интересно, Олег бы с этим справился безболезненно? Я помню, как будучи в его теле, осознал, что парень – несмотря на убийственную эффективность навыков, стеснителен и нелюдим. Смог бы он спокойно отнестись к тому, с чем я столкнулся только что?

Эмпатия страшная вещь. Держать в объятиях молодую девушку, чьи совершенные очертания форм подчеркивает эротичный лунный свет; наблюдать, как плавно качаются в ночи груди, как прижимается к тебе пылающее тело, при этом совершенно безразличное к процессу.

Абсолютно никакой фальши в действиях пани визуально заметно не было. Никто из мужчин не смог бы заподозрить ее в актерской игре. Мысли я читать не умею, но судя по эмоциональному фону, за минувшие полчаса она успела мысленно обсудить с подругами новый сериал, прикинуть расходы и месячный бюджет, цвет лака для ногтей и тысячи других не менее важных вещей. Вместе с чувственным «Да-а! Да-а! Еще! А-а! ДА! ДААА!!!» –  просто убийственная смесь.

Сил и желания, изначально, у меня хватило бы не только на всю ночь, но и на следующий день, тем более что пани заранее сообщила –  на работу завтра ей не надо. Но – учитывая ее живые, направленные на все что угодно кроме меня эмоции, через полчаса мы закончили упражнения и лежали на смятых простынях. Девушка что-то дежурно мурлыкала – «ты такой зверь, р-р-р, у меня никогда в жизни ничего похожего не было», я не обращал внимания.

Совсем скоро пани уснула, а я так и лежал, глядя в потолок. Нет, дома у меня был секс с, так скажем, умелыми и знающими свою цену леди. Но понимая, что весь процесс – актерская игра, я вполне получал удовольствие. Фальши явной нет, и ладно. Сейчас же, вживую переживая чужие отстраненные эмоции, словно на тренажере позанимался, не больше – как замена фитнессу.

Утром беспокойство пани ощущалось все сильнее.

– Ясновельможный пан уже собирается уходить? – поинтересовалась она осторожно.

– Да, –  просто ответил я, забирая из шкафа куртку. Даже тянуться не пришлось – квартирка настолько маленькая, что встав с кровати только руку протянуть.

– Сколько?

– Триста сорок, ясновельможный пан, – опустила глаза девушка.

– Э… триста сорок чего? – так и замер я с курткой на одном плече.

– Кредитов, ясновельможный пан, – беспокойства стало больше.

– Стоп-стоп-стоп, – покачал я головой, – давай немного поподробнее. Я в общем-то не скряга, но за триста сорок кредитов меня в Лярве вся богадельня….

До конца не договорил – пани захлестнуло приливной волной испуга и даже паники. А я в этот момент понял, в чем дело.

Упоминание Лядской Лярвы, куда доступ есть далеко не у всех обитателей Южных, сказало горничной многое. И ее беспокойство в том, что я не просто инфантил-турист, а могу доступно рассказать всем и каждому о своем праве носить экипировку охотников, подтвердилось.

Триста сорок кредитов – это очень много. Мне Зоряна за пятьдесят шесть предлагала ночь, со скидкой правда. А Зоря – девушка с такой репутацией, что помани она, половина авторитетов Южных в очередь встанет. Рядом между тем разыгрывалась самая настоящая трагедия – пани упала на колени и зарыдала.

– Вы же турист, пан Артур, мне за вас процент надо отдать, это не мне деньги…

Теперь точно понятно все. Ну да, кто бы мог подумать, что мой визит останется тайной. Если мне залесских рейнджеров как такси подогнали, то и курирующий работу с клиентами администратор отеля наверняка знает, что я в гости к горничной пришел.

Будь я совершеннолетним, обслужили бы меня прямо в номере, но связываться с сексуальными утехами несовершеннолетнего гражданина Конфедерации… даже среди прожженных дельцов таких отмороженных точно нет.

Наконец-таки надев и поправив куртку, я присел рядом со скованной страхом пани. Ну да, сейчас вполне могу заплатить ей по стандарту, и буду в своем праве. Но требования занести полагающийся процент от трехсот сорока – таксы, положенной инфантилам при визите к ней домой, с девушки никто не снимет.

– Сколько тебе идет с этой суммы?

– Сорок, – пискнула пани.

Да они… охамели, мягко говоря. Я не люблю отдавать деньги кому-то просто так, на бедность – сколько бы это ни было. Принципиальный вопрос, и эту оскорбительно грабительскую таксу я запомню.

Достав золотую монету с Катериной, добавил несколько серебряных и положил на стол. И в первый раз почувствовал яркие и искренние эмоции, направленные на себя. Впрочем, страх пани еще никуда не ушел.

– Малыш, у меня к тебе один очень важный вопрос, от которого сейчас зависит твоя жизнь и здоровье.

Короткий всхлип и вновь волна настоящей, животной паники. Пани попыталась что-то сказать, но не смогла.

– Скажи мне. Ты снимала?

Почти моментально голова девушки мелко дернулась, отрицательно качнувшись.

– Н-н-нет, – задрожала ее нижняя губа. – Я н-н-н-не стала, к-к-к-когда ув-в-ви…

Писать видео она не стала, когда увидела мою куртку. Какая молодец.

– Все, все, спокойно, я все понял, – погладил я девушку по спутанным со сна волосам. – Все хорошо, я тебе верю.

Достав из кармана мятую пачку бумажных денег – полученную от рейнджера сдачу, положил ее на туалетный столик.

–  Это лично тебе. Не нервничай так, – снова погладил я ее по волосам.

Покинул квартирку позже, чем планировал. Стресс минувшей опасности, а также искренняя горячая благодарность образовали удивительный коктейль чувств и эмоций у пани. Поэтому в принципе, заряд бодрости я получил мощнейший. На улицу вышел осоловелый и слегка покачивающийся, оставив девушку в полубессознательном состоянии на груде смятого постельного белья. Имя ее так и не узнал, кстати. А в ссылке на свой базовый аккаунт, который она мне записала в айди карте, с трудом ориентируясь в пространстве, был только цифровой код – именной адрес здесь прерогатива лишь высокого сословия.

Утром город просыпается, а мафия засыпает. При дневном свете передвигаться по нижним районам безопаснее – можно даже позволить себе в одиночку прогуляться в Южные. Но при дневном свете не работает и большинство заведений, а улицы пустынны.

Яма, впрочем, работала круглосуточно. Доехал я до нее на легальном такси – подтвердив четыре раза адрес, полностью прослушав предупреждение об опасности посещения неблагополучного района, и заплатив по двойному тарифу.

Не везти меня беспилотный автомобиль не мог, но владельцы официального желтого парка делали все, чтобы их машины в Южные не заезжали. Правильно делали, в принципе.

Стекла такси тонированы не были, и меня в салоне хорошо видно. Так что доехал без приключений – неписанный кодекс все тот же – автомобили с пассажирами не трогают. Зато когда желтый кэб отъехал с парковки Ямы, на огромной, запрещенной в благополучных районах скорости, за спиной я услышал улюлюканье и стук камней по металлу. После того, как машина пересечет КПП – днем у легального такси на это есть все шансы, это ночью может не доехать, авто точно направится на ремонт в гараж.

В офис Мюллера, или как он сам просит называть себя «Хозяина», не пошел. Вряд ли у этого товарища много свободного времени, чтобы сразу уделить мне внимание. Направился в Лярву – работал бордель обычно часов до одиннадцати утра, поэтому Зоряну рассчитывал там застать. Мюллер сказал обратиться к ней – так что моя бывшая одноклассница наверняка даст ему знать, и я уже подойду к назначенному времени.

За стойкой сидела молодая, но цепкая – судя по манерам и говору девочка. После того, как она осмотрела мой наряд, и оценила деловой тон просьбы позвать Зоряну, вся напускная приветливость из ее вида пропала. Прибыли не видать, так что интерес ко мне был для нее лишним. Когда незнакомая администратор повела меня вглубь помещения, оценил ее наряд – кроме корсета на ней были лишь черные кожаные стринги и высокие сапоги. Доведя меня до длинного коридора, девушка показала на дверь в самом конце. И презрительно фыркнула, заметив мой изучающий взгляд на своих бедрах.

Зоряна нашлась в небольшой коморке, за рабочим столом. В момент, когда я зашел, широкий и тонкий экран монитора слабо светился, а моя бывшая одноклассница сидела прикрыв глаза, откинувшись на спинку креста. Скулы заостренные, лицо осунувшееся и бледное – не спит полноценно наверняка, уже которые сутки. Или которые месяцы и годы.

При моем появлении девушка услышала скрип двери. Да, так и есть – утомлена до предела. Причем я ей искренне посочувствовал – знаю это состояние, когда увлекает в беспамятство сна, а тебе надо поднять веки, которые тяжелее чем чугунная гиря.

Мутноватый взгляд больших зеленых глаз с трудом сфокусировался на мне. Несколько секунд молчания, пока переданный зрительный образ обрабатывался мозгом явно уставшей девушки.

Раз. Два. Три – медленно моргнула Зоряна.

– Олег. Олег! – взвизгнув, соскочила она с кресла, невесомо порхнув ко мне.  – Олежа, привет!

Зоряна повыше меня, и объятия оказались весьма приятными – учитывая ее стандартный для всех девушек Лярвы корсет. Но развлечения с горничной помогли мне тем, что сейчас могу не уделять внимания приподнятым корсетом полушариям. Ну, почти не уделять.  Впрочем, гораздо больше привлекательной груди и пламенных объятий меня занимали ее эмоции. Очень неожиданно искренние эмоции.

Надо же, оказывается все предыдущее общение Зори со мной не напускное, не игра. Моментально прокрутив в памяти все, что знал и помнил о ней Олег, я понял, что девушка последнее время считала парня кем-то вроде младшего брата. Хоть мы учились в одном классе средней школы, Зоряна была на три года старше. Да, не все в протекторате зарабатывают на обучение детей стабильно, так что разница в возрасте в классах встречается весьма ощутимая.

Зоряна совсем не обращала на меня внимания в школе – хорошо помню робкие попытки «своих» ухаживания. Но уже здесь, в Южных, Зоря относилась к Олегу совершенно по-другому.  Как подсказывает мне опыт, девушка просто прикипела к парню как к единственной ниточке, связывающей ее с памятью благополучного мира. И по-доброму завидовала – а белая зависть дорогого стоит, редкая вещь.

– Олег, а люди говорят, что… – отстранилась взволнованная девушка.

– Люди много говорят. Не верь, – подмигнул я.

– Олег…

– Зорь…

Мы заговорили одновременно, и одновременно замолчали – открылась дверь, и в кабинет заглянула уже знакомая девица.

– Ух ты, романтика какая, – восхищенно произнесла она, всплеснув руками. Неискренне сказала – я почувствовал неприятные, холодные эмоции. Как от змеи.

– Что-то важное? – поинтересовалась Зоряна, отстранившись от меня совсем немного.

– Нет, но….

– Дверь закрой с той стороны.

– Конкуренция? – поинтересовался я деловым тоном, когда дверь захлопнулась.

– Да, – просто ответила Зоряна.

Как-то после этого сразу волшебство момента радостной встречи пропало, и окружающая реальность вступила в свои права – вокруг снова были стены тесной конуры борделя на дне обитаемого мира.

– Зорь, мне нужно к…

Словно «хозяин» употреблять не хотелось. Олег бы еще мог его так назвать, но я… Какой из этого управляющего помойкой хозяин? Но о том, что местного авторитета зовут Герхард Мюллер, Зоряна могла не знать.

– К хозяину? – избавляя от неприятной необходимости, договорила девушка за меня.

– Да.

– Он упоминал о тебе. Сейчас я… – с трудом сдержала зевок Зоряна, – в общем, сейчас все сделаю  

Глава 16

Совсем скоро я уже стоял в знакомом кабинете. И анализируя свои чувства, вспоминал визит сюда после поединка с аравийцем.

Мюллер, как и в прошлый раз, долгое время не обращал на меня внимания. Если впервые столь показательное безразличие — особенно для Олега, выглядело внушающе, то я сейчас только посмеивался про себя. Понятно, конечно, что сидящий передо мной человек, пусть и выглядит как затюканный жизнь клерк обладает огромной властью в городе, но такие методы… Размышлял я об этом без пренебрежения к хозяину кабинета, правда. У каждого свои причуды, а смех над противником до добра не доводит.

Да, я уже заранее записал Мюллера в противники. Демидов сказал, что после турнира тот продаст меня аравийцам, а это явно недружественное действие. Даже если Мюллер агент ФСБ, он настолько глубоко законспирирован, что в ближайшие годы мы точно в одной команде не сыграем. Но агент он вряд ли, наверняка аналитики федералов просто просчитали его действия. Или вовсе подтолкнули, вплоть до того, чтобы самим попытаться купить меня под личиной аравийцев, молодого представителя аристократии которых я сильно оскорбил своей неожиданной победой.

– Итак, – наконец оторвался от экрана Мюллер. – Слушаю вас, молодой человек.

Памятуя прошлый опыт общения, быстро и коротко рассказал о том, в каких стесненных обстоятельствах оказался из-за необдуманной покупки новой личности, а также о возникшей сильной нужде в деньгах.

Собеседник слушал молча, периодически кивая. И когда я закончил, заговорил устало, словно мое общество его раздражало:

– Сегодня вечером в Республиканском дворце состоится великосветское мероприятие, на которое ты явишься вместе со своей подружкой. Светанешь лицом, будешь вести себя прилично, но корчить опасного парня, набивать цену. Люди соберутся серьезные, постарайся не разочаровать.

Для меня время сейчас словно замедлило свой бег. Я успевал услышать, разложить на отдельные слова и фразы речь Мюллера, проанализировать и наложить на считываемый фон его эмоциональной ауры. Этому упражнению меня фон Колер научил, на последнем занятии по ментальным практикам.

— Завтра, уже после благотворительного бала, поучаствуешь в групповом турнире. Это не кровавый спорт, за здоровье не переживай – правила близки к городской охоте. Ивент предстоит закрытый, среди зрителей будут аристо.

Благотворительный бал, групповой турнир. Правда. Не кровавый спорт, без вреда здоровью. Ложь. Ивент закрытый. Правда. Среди зрителей будут аристо. Правда. Ложь. Нет, правда… вот сейчас не понял.

– Ты очень подходишь к нужному типажу участников. Если хорошо покажешь себя, мы с тобой будем работать дальше.

Подхожу. Правда. Мы с тобой будем работать. Правда и ложь. Снова смешанное чувство. Здесь я понял в чем причина: после турнира он собирается продать меня аравийцам, и фраза «мы с тобой будем работать дальше» вполне отражает планируемое Мюллером.

Вот по поводу аристо и грядущего турнира у меня знаний никаких не было. В этом контексте я также почувствовал правду-ложь, но о причинах догадаться не могу, информации не хватает. Сам Мюллер, кстати, уже отвернулся к экрану, показывая, что разговор окончен.

Да, мир здесь, особенно нижняя и верхняя его части, устроен чуть по-другому. Только что была постановка задачи, а не собеседование о приеме на работу. Собеседование уже состоялось в тот день, когда меня привели в этот кабинет, и сам хозяин предложил мне на него работать. Я предложение принял и пришел. Вот так просто.

Олег бы на моем месте послушно развернулся и вышел без слов. Но я не Олег. И было еще кое-что: пока говорил и слушал, пытался полностью прочитать эмоциональный фон собеседника. Получалось не то чтобы плохо, но как-то размыто. Я не мог понять, кто же сейчас передо мной – действительно серьезный человек, или просто декоративный болванчик, посаженый как ширма людьми из комиссариата, не желающими лишний раз светиться.

– Что по оплате?

Прозрачные, чуть навыкате глаза посмотрели на меня с нескрываемым удивлением.

— Мальчик, ты вместе с гражданством Конфедерации бессмертие купил?

«По акции в подарок дали, дядь» — мысленно ответил я.

— Сами сказали быть резким и дерзким.

– Не со мной, малыш, – мелькнула явная угроза в тоне.

Мне сейчас все же полагалось выйти, но я остался стоять.

Пауза. Уже целых несколько секунд.

Если он реальный душегуб… если забрался на столь высокий этаж и занял это кресло самостоятельно, то финита ля комедия -- вдруг с необычайной четкостью понял я.

– Оплата деньгами. Все, свободен, – сказал, как плюнул, Мюллер.

Мне сейчас реально повезло. Я – по откровенной дурости, просто из чистого азарта сейчас будто сделал важную и необдуманную ставку. Без выгоды, на интерес причем – просто орел или решка. Зачем? Зверя подразнить? Давай подожжем и посмотрим, бомбанет или нет?

«Олега друг, что это было? Ты в натуре такой дурак?» – как обычно в таких случаях словно вживую раздался в ушах голос Мустафы.

Сам в это время, глядя Мюллеру в глаза, кивнул особым образом – вызвав дополнительный шквал негативных эмоций. Голову не то что не склонил, наоборот даже подбородок чуть вздернул, при этом медленно моргнув. Вроде как и подтвердил что понял-принял, но взгляд при этом получается как на… ну, на что-то неавторитетное, прямо скажем.

Показательный жест – это меня Мустафа научил факультативно. Как понимаю специально учил, чтобы я мог выводить из себя фон Колера на лекциях – который от подобного по-настоящему раздражался. Мюллер также мой жест оценил. Я, чтобы действительно не будить зверя, показательно вжал голову в плечи, а после и вовсе склонился в почтительном полупоклоне. По ярким эмоциям прочитал – Мюллер поверил, что я действительно забылся и только сейчас осознал грозящую от него опасность.

Мышь. Он просто серая мышь, которому насыпали в лоток немного власти. И от безнаказанности этот мышь начал считать, что почтительное, даже подобострастное отношение окружающих заслуга его и только его.

Следующие несколько часов я провел на диванчике в ожидании Зоряны. Расплачивался за свою проверку – девушка неожиданно оказалась нагружена внезапно появившейся кучей заданий и неотложных дел.

Вышли из Лярвы мы с ней только ближе к двум дня. Зоряна, взбодрившаяся энергетиками, сонной уже не выглядела – только темные круги под глазами выдавали ее хроническую усталость. Обитала она в Яме, как оказалось – на третьем этаже был отдельный коридор с жилыми помещениями. После обеда, не принимая возражений, отправил ее спать – несмотря на дозу энергетика, уснула она моментально.

Я время провел не зря – отлучился ненадолго из квартиры, купил подержанный планшет с левым аккаунтом и весь день серфил по Сети, впитывая информацию как губка.  Ближе к девяти вечера Зоряна проснулась по будильнику, и развила бурную деятельность. Уже совсем скоро мы оказались – по ее пропуску, на четвертом этаже молла.

Здесь царили свет и цивилизация – я словно в Москве на Никитской улице оказался. Сверкающие витрины, магазины, салоны. С уклоном, конечно, в особую атмосферу – среди костюмов и платьев встречались целые секции секонд-хенда с подержанными вещами, экипировкой охотников в том числе. Оглядываясь по сторонам, рассматривая многочисленных прохожих, я понял теперь откуда на улицах Южных берутся парадно и дорого одетые прохожие, выглядящие среди трущоб словно знаменитые щеголи конголезских Киншасы и Браззавиля моего мира.

– Постой, – придержал я Зоряну, которая целеустремленно тащила меня в дальний конец коридора с элитными секциями.

– Олег, нам надо уже…

– Подожди немного, – мягко произнес я, при этом потянув ее за руку и останавливая.

– Но…

– Я недолго.

Зоряна осталась стоять в проходе, как вкопанная. Да, удивилась – по моим ощущениям, в ней бушевали чувства предвкушения, как у ждущего Новый Год маленького ребенка. При этом я ей воспринимался словно нечто бессловесное – действительно как послушный младший братик, и сейчас сумел удивить.

Сам, не оглядываясь на девушку, зашел в ближайший магазин. Пиджаки, брюки, рубашки и футболки, многое из натуральных тканей. Хм, даже носки в продаже, бессистемно разные.

Прет-а-порте принтеры никто не отменял. И костюмы из натуральных тканей стоят нереально дорого, смысл их печатать заранее?

Поведя руками по одной из вешалок, словно перебирая колоду карт, наткнулся взглядом на эмблему своего «бывшего» калифорнийского колледжа. И понял – прет-а-порте принтеры никто не отменял, да. Но натуральные ткани слишком дороги для протекторатов, к тому же есть ограничения – подобную футболку может распечатать только тот, у кого есть допуск базового аккаунта к такой одежде. А это значит, что камеры переработки в отельных принтерах элитных районов не работают на уничтожение, а одежда потом изымается и продается в магазинах.

И после моих измышлений и догадок сейчас остался сейчас остался всего один, самый главный вопрос. Зачем мне это знание сейчас, когда впереди светский раут, а после смертельная схватка, условия которой для меня пока полностью неизвестны?

Покачав головой, немного злясь на себя, я вышел из торгового павильона. Успев поймать полупрезрительный взгляд продавца – который видимо подумал, что я расстроился из-за стоимости одежды.

Зоряна вновь подхватила меня под руку и потащила по коридору. Совсем скоро мы оказались в хорошем салоне, и меня приняли в оборот. Парикмахер и пара стилистов, работавших с настоящим, причем разлоченным прет-а-порте принтером. Не спрашивая ни об оплате, ни о пожеланиях, меня очень быстро переодели в классический костюм. Причем баснословно дорогой – для Южных, и полученный из принтера по моим размерам, так что сел идеально. Яркий красный галстук мне не очень понравился, но выбора не было – мои пожелания на этот счет оказались проигнорированы.

– Волосы или линзы? – томным голосом поинтересовался командующий процессом стилист с несуразной высокой прической и грубым имплантом вместо одного глаза.

– Что волосы или линзы?

– Ваш идентификационный цвет на сегодня алый, – томно произнес собеседник. – Кроме галстука необходим еще один элемент, это или красные линзы в глаза, или покраска нескольких локонов в красный, как отличительный знак. Выбирайте уже, поскорее, – чуть истерично закончил стилист.

Ходить с красной гривой – перспектива, конечно, далеко не лучшая. Но позволять устанавливать себе в глаза непонятные линзы еще хуже. Согласившись на покраску, совсем скоро я был полностью подготовлен – причесан и одет с иголочки. С прической, кстати, не все так плохо – действительно всего несколько прядей, и не сильно аляповато даже. Стильно, модно, молодежно.

Когда из соседнего помещения появилась Зоряна, не сдержал восхищенного восклицания. На девушке было ярко-алое бальное платье, обтягивающее до бедер, а дальше спускающееся вниз пышными оборками.  По атласу летящими узорами выделялись лепестки цветов. Платье длинное – в пол, но полностью оголенные плечи и смело приоткрытая упругая грудь девушки притягивали взгляд, создавая иллюзию полуобнаженности. Руки Зоряны скрывали шелковые перчатки до локтей, на белоснежной шее каплями крови поблескивало рубиновое ожерелье; в пышной, уложенный профессионалами прическе, волнами спускающийся на плечи, вплетены ярко-алые, под стать платью, цветы.

Блестящие от волнения глаза девушки сверкали, влажные губы чуть приоткрыты. Я теперь понял причину ее восторженного ожидания – видимо каждого участника турнира сопровождает на торжественный бал одна из девушек-эскортниц.

Ну да, меня как ни одень на светское мероприятие, я буду привлекать внимание только своей серостью и незаметностью. Если иметь ввиду обычную одежду, конечно, а вскользь сказанное Мюллером определение «великосветский» павлиньих нарядов и номерных роб не подразумевает. Так что яркая спутница вполне логична – для того, чтобы в толпе предстоящего мероприятия всегда можно было заметить, обсудить, и даже пощупать будущих гладиаторов. Осмотреть и обсудить для того, чтобы сделать ставку – ведь это кровавый спорт. А ставки на нем популярное развлечение не только в нижнем мире.

Вот только странная правда-ложь об аристо наблюдателях все еще не давала мне покоя.

– Ты великолепна, – улыбнулся я взволнованной Зоряне.

Легкий румянец на скулах налился ярче, уже естественной краской. Девушка просто засветилась восхищением и тщеславием, предвкушением счастья касания небосвода, на который она раньше могла лишь смотреть.

Да, это для меня предстоящий выход в свет… в полумрак, скорее, просто очередная проверка своих способностей и грязное дело, которое нельзя доверить никому другому. Для нее – возможно один из самых ярких моментов в жизни.

Когда мы с Зоряной покидали салон – через заднюю дверь, я заметил, как внутрь зашла очередная пара. Девушку узнал – одна из проституток Лярвы. Спутник ее, невысокий коренастый крепыш, был мне не знаком. Нюхом чую – такой же участник, как и я.

Постаравшись забыть, насколько это возможно, о предстоящем турнире, попытался вести себя легко и непринужденно. Зоряна очень хотела праздника, так пусть получит свою минутку счастья.

Без лишних глаз мы покинули Яму, и сели в глухой минивэн, припаркованный к выходу вплотную боковой дверью. Конфиденциальность гостей Республиканского дворца обеспечивалась вполне на уровне. Пусть даже это гладиатор и эскортница, вызванные лишь для борьбы со скукой представителей высшего света.

Минивэн кружил по району довольно долго, после чего заехал в одну из глухих арок. Я знал это место – старый дом на границе южных и центральных районов. Ограждающая стена проходила прямо через него, и строение использовалось как своеобразное посольство – в том числе для провоза грузов и путешествия важных гостей нижнего мира в верхний, и наоборот.

Судя по наклону салона, мы заехали в подвал, где, в полумраке, очень быстро пересели в самый настоящий лимузин. Зоряна при виде белоснежной, блестящей хромом машины совсем расцвела.

Лимузин степенно выехал из подвала – словно покидая шлюзовую камеру связи двух миров, и мы оказались на освещенных улицах центра. Несколько минут езды по пустынным проспектам, и лимузин покатил по узкой дороге парка.

Совсем скоро деревья расступились, и мы выехали на широкую, заставленную многочисленными машинами площадь. Искрящийся огнями дворец даже мне показался центром погруженного во тьму парка, его бьющимся светящимся сердцем. Восторг Зоряны при виде всего сверкающего великолепия вообще был трудно описуем.

Открылась дверь лимузина, и слуга в ливрее склонился в предупредительном поклоне.  По широкой лестнице поднимались десятки прибывших на бал людей, и мы с Зоряной влились в их поток. Девушка с возбужденным любопытством озиралась по сторонам, то и дело сжимая мою руку. При этом старалась держаться с показательным высокомерным достоинством – и не выглядеть впервые попавшей на прием такого уровня провинциальной девочкой.

Моя юная и красивая спутница, в своем броском алом платье, притягивала взгляды. Похотливые в том числе. На меня также обращали внимания – особенно учитывая, что я по виду младше и ниже ростом. В главном зале собралось множество гостей – и на меня обрушилась какофония эмоций, перекрестных взглядов, перешептываний. Кто-то и вовсе не скрываясь обсуждал мои перспективы – я понял это по обрывкам фраз, пусть и завуалированно смягченных.

Гости восседали за столами – светское мероприятие началось уже давным-давно. Это наш приезд был к назначенному времени – мы тут не гости, а декорация.

Присесть нам было негде, смотреть как другие поглощают еду и питье тоже не очень интересно, и я потянул было Зоряну гулять по залам. Но она в этот раз сама повела меня – на балконную галерею. Наверняка по инструкции – догадался я, увидев в толпе яркие платья эскортниц. Платья все были практически одинаковые, различаясь только разным спектром цвета – в тон галстуков, покрашенных прядей волос и ярких глаз сопровождающих спутников. Я скользнул взглядом по собравшимся в разных местах будущим соперникам. На восемнадцать и старше почти никто не выглядит – старшие школьники, студенты максимум.

Будущих участников собирали в одном месте – как на стенде. Гости благотворительного бала прохаживались мимо, и интересом нас осматривая. Ажиотажа не наблюдалось – мы, завтрашние гладиаторы и сопровождающие эскортницы, не были гвоздем программы. Просто одно из многочисленных развлечений.  Как мимы и огнедышащие факиры в парке, акробаты, соблазнительные танцовщицы в укромных альковах… Да вот хоть парусные лодки в пруду – присмотрелся я на горящую фиолетовым отсветом поверхность водоема. Ветра не было, паруса лодок безвольно обвисли, и рулевым приходилось галанить – активно дергать пером руля туда-сюда, чтобы лодки кружились по воде, как заказано.

– Что? – отвлекся я на слова Зоряны, в которых сквозила неожиданно неприкрытая злость.

– Экворея виктория. Дискосома красная, – повторила девушка, чуть сжав мою руку и показывая вдоль перил. Поодаль от нас расположилась пара с двумя высокими бокалами шампанского. Дама была в платье, полностью открывающем спину – и на ее коже люминесцентным светом блистала живая татуировка в виде красно-зеленого, расправившего крылья дракона.

– Осама Симомура, профессор Дальневосточного университета, – негромко проговорила Зоряна. – Первый, кто вывел люминесцентный зеленый белок из медузы Эквореи виктории. И я знаю, каким образом сделана живая татуировка вон у той… дамы. Олег, почему так? Я умнее, красивее, слышала о теории де Фриза и Коржинского, а эта дура даже слово «флуоресцентный» с первого раза не выговорит! Но почему-то ноги перед всяким дерьмом мне приходится раздвигать, а эта соска на татуировку тратит столько, сколько я за всю жизнь не заработаю!

Вот что ей сейчас ответить?

Дама с татуировкой в этот момент засмеялась, некрасиво запрокинув голову. Вдруг она резко, как галка, повернулась в нашу сторону, почувствовав взгляды. Смотрела как… как я совсем недавно на Мюллера, что уж там. Даже хуже – я хоть в нем человека видел, а эта как на противных зверюшек, вызывающих брезгливый интерес.

Такая же эскортница как Зоряна, только уровень выше. А вот спутник ее одаренный – смотрит желтыми, как у Анны свет Николаевны глазами. Татуированная дама между тем презрительно фыркнула, и показав на нас пальцем что-то сказала спутнику, еще раз обидно засмеявшись. При этом она широко открыла рот – будто невзначай демонстрируя язык с популярным в определенных кругах пирсингом.

– Хочешь, убью ее для тебя? – негромко поинтересовался я, прикрыв рот рукой, чтоб по губам никто не прочитал.

– Конечно хочу, – быстро ответила Зоряна.

Оу, я вообще то из вежливости спросил – не думал, что она согласится.

– Не прямо сейчас только, – приподнявшись на цыпочки, снова шепнул я в ухо девушке.

Меня окатило благодарной волной теплоты, практически моментально сменившейся ледяным холодом смерти. Резко обернувшись, встретился взглядом со смуглым азиатом. Невысокий, ростом даже пониже меня.

Вторая пара, в которой спутница выше кавалера. Но на девушку я даже внимания не обратил – смотрел только на азиата. Агрессии в его взгляде никакой не было, но смертельная опасность ощущалась невероятно густо – хоть рукой черпай из воздуха.  В окружающем мире на пару мгновений остались только мы вдвоем, приглядываясь друг к другу.

Он смотрел абсолютно без вражды, с отстраненным интересом – как смотрит хороший снайпер сквозь прицел на потенциальную цель. И был не в костюме, а в темном военном мундире без знаков различия. Цвет идентификации – багровый, гораздо темнее нашего с Зоряной алого. И вместо яркого пятна галстука, как у меня, бордовый воротник стойка – совсем как на парадном мундире королевских гуркхских стрелков. Непальцев, которые служат в британской армии и не являются наемниками, причем конкурс отбора двести человек на место.

В моем мире русские и гуркхи на поле боя никогда не встречались. Надо будет по случаю узнать, случалось ли подобное в этом. Потому что характеризовать личные качества непальских горцев можно коротким анекдотом: «Бойцы гуркхи, узнав о том, что десантирование предстоит с высоты в две тысячи метров, на брифинге попросили пилота снизиться хотя бы до пары сотен метров. Как потом оказалось, их просто не поставили в известность, что прыгать надо будет с парашютами».

Знаю я обо всем этом не памятью Олега или благодаря уроком фон Колера – это мое из прошлой жизни. В оружейном шкафу у меня висит (висел) изогнутый боевой нож кукри, привезенный из Непала. Непальцем и непалкой деланый, как говориться.

Отвлекая от дуэли взглядов, толпа ахнула – в воздухе возникло огромное голо-изображение. Поняв, что происходит, пристально вглядываться не стал – уже видел это однажды, когда в теле Олега находился на Арене Ямы.

В транслируемом раз за разом ролике лицо аравийского аристократа не было закрыто – и по толпе прошел негромкий гомон. Да, организаторы превью явно сумели удивить и привлечь внимание зрителей. Причем грамотно смонтированный ролик демонстрировал смертельный поединок со всех сторон, в динамике –  моя отвлекающая стрельба, рывок, эффектное скольжение в падении, принесшее победу. Момент, когда пули попадали аравийцу в ногу, показали и вовсе в замедленном темпе крупным планом.

Я в этот момент не выдержал и сжал кулаки, беззвучно выругавшись. Очень сильно захотелось кого-нибудь убить. В интернетах моего мира в таких случаях можно услышать сакраментальное тікай з городу, тобі… конец, в общем. Но. Теоретически я понимал, что сейчас мне никуда не убежать. Идентификатор лиц работает, и о том, что я нахожусь здесь, семья аравийского аристократа узнает совсем скоро. Если еще не знает. И бежать мне смысла нет – как только окажусь вне зоны влияния Мюллера, меня сразу возьмут. Это если прогнозировать развитие ситуации.

Об этом размышлял хоть со злобой, но все же отстранено – думая о том, как повел бы себя в случае, если бы не знал о планируемой продаже аравийцам. И о том, что спецы ФСБ должны меня в этот момент вытащить. Да никак бы не повел, выбора просто нет – только участвовать в турнире, а после надеяться, что Мюллер подарит новую личность. Пытаться пошуметь здесь просто назло? Так среди гостей как минимум десяток одаренных, не считая полной сотни охраны – меня просто размажут.

В этот момент толпа вновь ахнула – теперь вместо голо с моей победой транслировался бой стоявшего напротив меня непальца. Я тоже отвлекся от мыслей, посмотрел. Как большинство не охнул, конечно, когда на экране стало понятно, как ножом кукри можно легко отделить голову от тела, но впечатлился.

Обернувшись к горцу, демонстративно поджал губы и поднял большой палец. Непалец в ответ уважительно поклонился. Мне после этого даже полегче стало. Абсолютно невозмутимый азиат, никак не реагирующий на оценивающие взгляды, держался естественно и совершенно спокойно. И только сейчас я обратил внимание на его спутницу, которая до этого воспринималась лишь добавочной декорацией.

Девушка, как и держащая меня под руку Зоряна много выше кавалера. Бордовое платье удивительно подходило смуглой бронзовой коже, в волосах цвета воронова крыла вплетены черные розы, на контрасте ярко сверкают небесно-голубые глаза.

Я ее узнал – это была мельком встреченная в зеленом коридоре аэропорта мулатка. Девушка, когда я на нее посмотрел, недвусмысленно показала мне свое недовольство. Она явно была расстроена, что я обратил на нее внимание так поздно – и всем видом дала понять, что никогда мне этого не простит. Я только извиняющееся улыбнулся и плечами пожал – мол, что ж поделать. Смуглая красавица моментально сбросила с себя оскорбленно-неприступный вид, звонко рассмеялась и послала мне воздушный поцелуй. По-моему, она единственный встреченный человек за очень долгое время, кто не прогибался или не пытался прогибать под себя мир, а просто и откровенно наслаждался жизнью.

Из главного зала донеслись звуки венского вальса, и некоторые из присутствующих на галерее потянулись внутрь. На проекции между тем продолжали транслироваться кадры с возможностями всех будущих участников схватки. Мне, несомненно, полезнее было бы посмотреть и изучить, но я чувствовал тоскливое внимание Зоряны, обращенное в блистающий золотом праздника зал.

– Пойдем потанцуем? – поинтересовался я у спутницы.

– Нам надо здесь находиться, на смотровой площадке, – тут же ответила она.

– Брось ты. Если очень хочется, то можно, к тому же мы ненадолго…

Это был не протест против правил – Мюллер прямо намекнул, что стоит удивить и привлечь к себе внимание.

– Я не умею танцевать, – совсем негромко и едва слышно произнесла Зоряна.

– Я тебя научу чуть позже, – произнес я, вызвав еще один прилив надежды радости и грядущего счастья.

– Зорь, отойду на пару минут, – отпустил я руку девушку и чуть придержал ее. – Не волнуйся, все под контролем.

Под заинтересованными взглядами вышел со смотровой площадки галереи, и двинулся через редкие группы танцующих. Туда, где совсем недавно видел бордовое платье и водопад черных как смоль волос.

Подошел к смуглянке в тот момент, когда широколицый мужчина во фраке замер в изящном жесте – протягивая руку, готовясь увлечь ее в танец. Непальский горец, сама дисциплина, стоял поодаль у стены, внимательно наблюдая за девушкой. Может это туземная принцесса? Да нет, кожа смуглая, но азиатских черт нет вовсе – скорее квартеронка. Африка или Латинская Америка.

– Миледи, – изобразил я учтивый поклон, протягивая ей руку.

Широколицый господин во фраке очень удивился, когда я беспардонно его оттеснил – не плечом конечно же, а просто завладев вниманием девушки. К тому же я не просто грубо, а совершенно дерзко и немыслимо нарушал бальный этикет – но вот на что на что, а на это мне точно сейчас глубоко наплевать.

– Юноша, леди уже приняла приглашение, и… – на английском произнес господин.

– Кто здесь? – показательно вздрогнул я, посмотрев в яркие голубые глаза смуглянки. И быстро оглянулся по сторонам, демонстративно не замечая мужчину рядом. – Оу, – наконец наткнулся я взглядом на соперника. – Мне кажется миледи сама может ответить, и не вам указывать ей как жить и что делать.

Человек, который скоро должен сказать «Аве Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!», может себе позволить и выйти за нормы поведения. Смуглянка после моего возмутительного пассажа – как я и ожидал, взяла меня за руку. Сделав несколько плавных шагов, мы вырвались из окружающего мира и закружились в сказочном калейдоскопе танца. Я, правда, ощущал на себе полный злобы и даже ненависти взгляд широколицего господина во фраке, но настроение мое от этого лишь улучшалось.

Сделал гадость, весь день на сердце радость.  Люблю это дело.

– Ты неожиданно хорош, – на чистом русском произнесла смуглянка. – Барон Нидермайер вероятно расстроится тем, что…

Для того, чтобы посмотреть ей в глаза, приходилось прилично так задирать подбородок. Что за жизнь, почему я не попал в это тело на пару лет позже?

– Frankly, my dear, I  don’t  give a damn, – прервал я смуглянку знаменитой в моем мире фразой, которую можно перевести как «честно говоря, моя дорогая, мне наплевать».

По реакции девушки не понял, написала ли Маргарет Митчелл здесь Унесенных ветром, и стали ли в этом мире слова Ретта Батлера культовыми. Но партнершу по танцу сумел приятно удивить.

– Ты мне все больше нравишься, – звонко рассмеявшись, снова на русском произнесла она.

– Ты мне тоже, – на ее родном языке ответил я. То, что смуглянка не эскортница уже понял. Во-первых, я не чувствовал ее эмоционального фона; именно поэтому, кстати, не сразу обратил на нее внимание, рассматривая непальского горца. Во-вторых, обычная девочка по вызову не стала бы так демонстративно отказывать барону. Не в этом мире и не в этой жизни – так что думаю, социальное положение у голубоглазой мулатки очень высоко.

Кстати душой не покривил – она действительно мне понравилась. И танцевала гораздо лучше меня.

– Через несколько лет думаю будешь достоин того, чтобы я обратила на тебя внимание, – произнесла смуглянка. По мне она в этот момент лишь скользнула взглядом – в ритме танца девушка осматривала бальный зал, буквально купаясь в чужих взглядах и наслаждаясь вниманием.

– Всего несколько лет? Миледи, вы мне льстите. Дотянуться до небес – нетривиальная задача.

–  Такому одаренному как ты, не составит труда найти лестницу в небо, малыш. Даже несмотря на то, что ты так юн, и ты мужчина.

Говорила она прямо и откровенно, без цели обидеть. Интересно только, как она узнала, что я одаренный? А просто узнала – не чувствует моего эмофона, как и я ее.

– У меня есть и несомненные преимущества, – покачал я головой.

«Малыш» и вот это вот все обидно было, а просто так оставлять подобное я не желал.

– Какие же?

– Миледи не будет против, если для понимания сути ответа я расскажу пошлый анекдот?

– Твоя леди будет только за.

Ну, раз леди только за, потом пусть не расстраивается. И я рассказал кратко предысторию о полицейском, обращающегося к мочащемся с моста в Темзу господину в смокинге и цилиндре. И только сделав паузу – по взгляду удостоверившись, что этого анекдота смуглянка не слышала, привел финальный диалог:

– Sir, you mustn't do that! I fucked you! Sir, but the law… I fucked your law! Sir, but our queen… I  fucked  your  queen! Oh, my  Lord!

Сразу после последней фразы все рассеянное внимание партнерши обратилось на меня, а во взгляде уже читалось некоторое уважение. На русском диалог прозвучал бы примерно так: Сэр, вы не должны этого делать! Имел я тебя! Сэр, но законы… Имел я законы! Сэр, но наша королева… Имел я твою королеву! Самый сок этого чисто английского анекдота в том, что последующее восклицание «Oh, my Lord» в данном случае можно трактовать двояко – и как эмоциональное «О Господи!» и как обращение «О мой король!»

– И какие же твои преимущества раскрывает этот занимательный рассказ?

– Его главным героем может быть только мужчина, – улыбнулся я.

Симона де Бовуар свой «Второй пол» здесь точно не написала – видимо в обществе, сохранившем и преумножившем традиционное преклонение мужчин перед женщинами, в феминизме не было нужды. Так что не готовая к столь коварному удару смуглянка даже с ритма сбилась, едва не наступив мне на ногу.

– Преклоняюсь перед твоей смелостью. Не могу только понять, отвага это или слабоумие.

– Несколько лет – небольшой срок. Поживем увидим, – легко ответил я, подмигнув.

Музыка венского вальса понемногу стихала. Отпустив черноволосую красавицу из танцевальных объятий, я галантно поцеловал ей руку – сейчас особенно четко ощущая множество направленных на меня взглядов.

– Oh, my Lord! – с придыханием, явно дурачась, воскликнула смуглянка, и тут же исполнила глубокий реверанс.

Я при этом кожей ощутил, как беззвучно ахнула толпа. Вот она, та самая закладка. «В нашем деле совпадений не бывает». Думаю, для того чтобы я оказался в зеленом коридоре аэропорта в то самое время, когда там проходила голубоглазая красавица с волосами цвета воронова крыла, у которой в телохранителях ходит непальский гуркха, работали десятки, если не сотни человек секретных служб российского государства.

Дальнейший бал запомнился только ощущением витрины. Я был словно зверь в зоопарке, которого осматривали, приценивались и обсуждали. После бала нас с Зоряной на уже знакомом лимузине отвезли в отель. «Гранд Будапешт», лучший в городе.

Отвезли не из-за того, что хотели подарить комфорт люкс-класса, а потому что в заведении подобного уровня, как и в окрестностях, полностью отсутствовали камеры – обеспечивая гостям частную жизнь.

Когда восторги Зоряны при осмотре номера утихли, она собралась было в ванную, освобождаться от боевой, то есть бальной раскраски. Но я жестом остановил девушку, и подошел к проигрывателю.

Шостакович свой Второй вальс – известный во всем мире как русский, в этом мире к моей радости написал. Когда зазвучала чарующая с первых нот музыка, Зоряна застыла, не в силах поверить в происходящее.

– Зоря, все очень просто, – подошел я, заключая девушку в объятия. – В вальсе партнер и партнерша выполняют одинаковую последовательность движений, с разницей в один такт….

До пятнадцати лет – в своем мире, я занимался бальными танцами. Вообще любой мальчик в мире бальных танцев предмет повышенного внимания – гендерной перекос значителен, поэтому к женскому интересу я привык значительно раньше сверстников. Результатов достиг, не без этого. В танцах, конечно же: успешно ездил на соревнования по всему миру, на радость и себе, и родителям, обеспечившим меня подобной возможностью.

Закончилась бальная сказка темным промозглым вечером, когда я очень смачно выхватил от гопников в колодцах петроградских дворов, по которым возвращался к метро, после того как проводил домой девушку с романтической прогулки. Причем меня не только избили, но и хорошо покуражились. Шок от произошедшего, а еще больше от собственного бессилия что-либо изменить в тот вечер был настолько велик, что танцы я забросил на много лет, а через три дня – когда смог нормально вставать с кровати, полез в интернет искать ближайшее место, где меня научать качественно бить других людей.

Зоряна, кстати, оказалась на диво способной ученицей – уже через четверть часа мы кружились с ней по гостиной, и я смотрел в блестящие от возбуждения радости глаза.

Нельзя, наверное, так поступать – слишком больно ей будет возвращаться обратно в свой мир. Но сейчас я имел возможность подарить ей хотя бы несколько минут счастья, и просто не мог этого не сделать.

В какой-то момент пространство вокруг вдруг растянулось, сливаясь взвесью смешанных красок, и я почувствовал, что падаю. В последние несколько секунд перед тем как заснуть понял – газ, или что-то другое, усыпившее меня как общий наркоз от анестезиолога.

– Открыли глаза, мальчишки и девчонки! – через мгновенье вечности раздался громкий пронзительный крик, и меня вдруг хлестко ударило что-то по руке, прямо по костяшкам пальцев. Очень неприятно и больно – будто бильярдным кием приложили.

– Открываем глазки, протираем глазки, – продолжала кричать мерзкая тварь визгливым женским голосом. – Вставай, вставай, вставай, штанишки надевай…

Ненавижу, когда будят столь бесцеремонно. В последний раз такое со мной проделывали без риска для жизни лишь мои командиры. И наряд дурным криком «Рота, подъем!»

С трудом подняв тяжелые веки, первое что увидел – широкий металлический браслет на левом запястье. Он него тянулась тонкая длинная цепь, собранная в кучку на столе. Другой конец цепи крепился к такому же браслету. На тонком запястье маленькой изящной руки – и увидев алый маникюр даже сквозь муть остатков беспамятства сразу понял, кто со мной рядом.

Я безвольно развалился на стуле, в тяжелом медикаментозном сне уронив лицо в обычную школьную парту. Подняв голову, смаргивая пелену перед взором, осмотрелся – ощущая удивление и даже шоковое состояние многих окружающих.

Всего участников должно было быть пятнадцать. Неожиданный сюрприз – в классе находилось пятнадцать скованных пар. Да, вечер (или утро уже) перестает быть томным, а грядущее мероприятие обещает стать гораздо более интересным, чем было туманно заявлено в начале

Глава 17

Осматриваясь по сторонам, постепенно приходя в себя, начал ощущать непривычную тяжесть на плечах и спине. Словно плотный неопреновый жилет под рубашкой. Движений правда не стесняло, но непривычно.

Вместе с вернувшимися ощущениями тела исчез мутноватый туман перед глазами, я и осмотрелся снова, уже ясным взглядом. Большое светлое помещение школьного класса, три ряда парт. Мое место оказалось в самом дальнем углу класса, у стены. Вроде плюс — и осмотреться могу, и орущая мерзость, продолжавшая будить всех уже далеко.

За партами пятнадцать пар в одинаковой школьной форме. Да, нас переодели – все парни в темных-синих пиджаках, белых рубашках и светлых, песочного цвета штанах. Идентификация по оттенку галстука и волосам, в этом все по-прежнему. Девушкам сменили вечерние платья на белые блузки и темно-синие юбки. У всех также крашеные локоны самых разных расцветок – синие, зеленые, желтые, бирюзовые, белые, вся гамма. Поодаль, правда, сидело две пары с черными волосами. Одна из девушек знакомая смуглянка, рядом с которой невозмутимый непальский горец. Багровые локоны в водопаде волос черноволосой красавицы терялись; в этом организаторы явно непродуманно поступили – все остальные участники гораздо лучше отличались друг от друга.

Хотя какая разница, здесь ведь все равно все против всех?

Почувствовав мой взгляд, смуглянка обернулась. И почти сразу – удивив до крайности, подмигнула, а после сверкнула веселыми глазами и подарила ослепительную улыбку. Уделив мне всего несколько мгновений, почти сразу девушка опять обернулась к доске, где стояла разбудившая нас визгливая мразь.

Это была высокая женщина в простых очках, длинном пиджаке и обтягивающей короткой черной юбке. Даже слишком как мне кажется обтягивающей. Простая прическа — туго стянутые назад в хвост волосы, на ногах белоснежные кроссовки с розовым котиком. В руке учительница держала длинный кавалерийский стек, равномерно похлопывая им по передней парте.

Участники-девушки, между тем одна за другой приходя в себя, начинали волноваться. Слышались сдержанные восклицания, сдавленные стоны и даже редкие рыдания – когда эскортницы понимали, в роли кого здесь оказались. Зоряна, очнувшись, рывком подняла голову и собралась было встать, но я перехватил ее запястье, заставив остаться на месте. При касании наших рук стукнули браслеты оков, заставив вздрогнуть – взгляд замолчавшей учительницы остановился на нас.

Небольшой наклон головы, брезгливая гримаса, и она отвела глаза. Пронесло.

Волноваться пристального вниманию были причины: у нашей «учительницы» сразу два весомых аргумента убеждения. Два вооруженных корпората по сторонам от доски. Оба в легкой броне, стандартной для ЧВК, работающих в Африке и песочнице – странах Персидского залива. В руках бойцы держали направленные на нас АК-68.

– Здравствуйте ребята, — поприветствовала всех учительница. — Меня зовут Клаудия, и я рада видеть всех вас сегодня, на нашем открытом уроке выживания. Давайте поприветствуем друг друга!

Или она хорошая актриса, или действительно у нее кукушка немного не гнезде — оценивающе посмотрел я на визгливую мразь, после проведенной бесцеремонной побудки переобувшуюся в благожелательную «учительницу». Сейчас она, глядя из-под очков, с показным расстройством осматривала собравшихся.

– Знаете, ребята, сколько у меня было классов, но такой недружный в первый раз, – покачала Клаудия головой. -- Что, никто не хочет поприветствовать меня и своих одноклассников?

– Послушайте, я не понимаю, что происходит, – произнесла одна из девушек под молчаливое одобрительные эмоции остальных эскортниц. – Со мной никто не договаривался, и я не давала согласие на…

– Не давала согласие на участие? – ахнула учительница.

– Нет, – покачала головой девушка.

Идентификационный цвет – черный. Темные волосы, черный широкий галстук. Ее напарник, также жгучий брюнет, только зубами скрипнул, бросив весьма говорящий взгляд на свою привлекшую внимание Клаудии напарницу. Он кстати, самый крупный и старший по виду здесь. Но не самый умный точно – иначе просто не дал бы партнерше задавать столь глупые вопросы.

– Как тебя зовут, моя милая?

– Божена, – явно волнуясь, настороженно произнесла девушка.

– Божена, солнышко, в моем классе порядки таковы – когда задаешь вопрос, надо вставать со своего места, – слова учительницы лились сладкой патокой.

Божена торопливо кивнула и поднялась с места. Парты стояли тесно, так что ей пришлось выйти в проход – иначе место не хватало. Клаудия в этот момент уже обернулась к своему столу, взяла тонкий полупрозрачный планшет и в несколько легких движений вывела на экран список.

– Божена Кински, в списках есть, – удивилась учительница. – Так что, моя дорогая, ты не хочешь участвовать в моем открытом уроке?

За приветливой улыбкой и сладким тоном учительницы скрывалась явная угроза. Божена не отвечала. Когда девушка едва-едва повела взглядом, осматриваясь словно в поисках поддержки, я заметил, что губы у нее уже мелко дрожат.

Клаудия глубоко вздохнула и покачала головой. Дальнейшее произошло очень быстро – пиджак распахнулся, из кобуры вылетел пистолет и почти сразу плюнул белым, едва заметным в дневном свете пламенем. Я даже успел машинально рот приоткрыть – гулкий грохот не так по ушам ударил.

Отброшенная выстрелом Божена упала, согнувшись в позе эмбриона, прижимая руки к животу. Ее черные кеды с белой резиновой подошвой скреблись по полу, из открытого рта рвался беззвучный крик.  В наступившей тишине явно было слышно, как ударилась о металлическую ножку парты покатившаяся гильза. Машинально опустив взгляд я заметил еще один отличительный признак – кеды у участников также разных цветов. Посмотрел на свои – ну да, ярко-красные конверсы.

Еще обратил внимание, что брюнет-напарник Божены с места не двинулся, даже не обернувшись к упавшей. Тонкая цепочка, связывающая оковы на запястьях, размоталась, но длины еще достаточно. Метров пять точно есть – прикинул я.

Дальше произошло нечто неожиданное. Шейный платок учительницы оказался снят и полетел в сторону, следом отправился пиджак. Под платком оказался широкий ошейник с короткими шипами, под пиджаком блестящее латексное платье, поверх которого ремни наплечной кобуры. Ну да, то-то мне слишком обтягивающей юбка учительницы показалась, совсем не соответствующей образу.

Пистолет лег на столешницу, и преобразившаяся учительница оглядела класс уже новым взглядом. Удостоверившись, что все внимание приковано к ней, она взяла планшет и продемонстрировала нам список. Имя «Божена Кински» подкрашено ярко-желтым, даже опасно оранжевым.

– Добро пожаловать на урок выживания, дамы и господа, – новым, холодным голосом произнесла Клаудия. – Как вы можете видеть, имя Божены открашено предупреждающим желтым цветом, это означает ранение. Долго с таким не живут…

В этом я был с учительницей согласен. Если сейчас Божена не попадет на операционный стол, жить ей не более получаса, и то прогноз с большим запасом – пуля в живот не самое лучшее, что может случится из ранений.

…но много времени у нас нет, поэтому Божене мы поможем, – закончила эта безумная женщина, за какие-то несколько минут преобразившаяся по манере общения от истеричного фельдфебеля до заботливой учительницы, а сейчас представшая в образе БДСМ-госпожи.

Забрав со стола пистолет, Клаудия подошла в раненой девушке и выстрелила два раза. Худенькое тело дернулось от попаданий, изо рта вырвался булькающий хрип. Взглянув на планшет, учительница выругалась – имя Божены еще было в красной полосе, постепенно темнеющей. Состояние стало тяжелее, но девушка еще не умерла.

– Человек удивительно живучая тварь! – удивилась Клаудия, поглядывая то на валяющееся без движения тело, то на экран планшета с выделенным красным фамилией. Выругавшись на английском, обтянутая латексом учительница всадила в Божену сразу несколько пуль. Худенькое тело раз за разом дергалось, но по побагровевшему, а после вдруг ставшему серому имени на экране планшета я увидел – умерла Божена после самой первой пули.

Вернувшись к столу, Клаудия накинула на себя пиджак и небрежно намотала на шею платок, скрывая шипастый ошейник.

– Итак, ребята, начнем наконец урок, – вновь сладкий как патока голос. – Как вы можете видеть на примере бедняжки Божены – выживание в безразличном взрослом мире сложная задача. Согласны, мои дорогие?

В классе повисло молчание, все пристально смотрели на Клаудию.

– Я спросила вы согласны со мной, шлюхины дети?! – рванул воздух истеричный возглас, а метнувшийся молнией стек звучно щелкнул по ближайшей первой парте. Расположившийся на первой парте крепыш с темно-зелеными волосами – именно его я видел в салоне Ямы, даже не шелохнулся, когда ему в лицо прилетели капельки слюны.

Зоряна от резкого крика испуганно дернулась, пришлось вновь успокаивающе сжимать ей руку. По классу между тем раздался нестройный гомон, выражающий согласие.

– Херня не слышу! – крик Клаудии сорвался на истошный визг, и стек метнулся снова. Хлесткий удар, и голова сидящей на соседней парте блондинки с распущенными фиолетовыми волосами дернулась, откидываясь назад – я увидел несколько капель крови в воздухе из разбитого носа. Но практически сразу девушка вновь уже сидела с прямой спиной, никак не показывая боли и стараясь не привлекать к себе внимания.

– Согласны! – уже громче и слаженнее прозвучал хор голосов. Девушка с фиолетовыми волосами и разбитым носом кричала громко, я ее услышал.

– Очень рада, котятки, очень рада, – вернулась к образу доброй учительницы Клаудия. – Итак, мои дорогие, прежде чем расскажу про правила, вы должны кое что увидеть.

Сделав несколько шагов, стараясь не наступать в вязкую кровь на полу, Клаудия схватила тело Божены за волосы и поволокла к доске. Цепь на запястье безвольно болтающейся руки натянулась, и брюнет вынужден был выйти к доске вместе со своей мертвой напарницей.

– Подними ее, мой хороший, – промурлыкала Клаудия, с показательной брезгливостью отпуская волосы мертвой девушки. Брюнет сразу же подхватил под руки тело Божены и поднял, показывая ее нам словно сломавшуюся куклу.

– Благодаря продукции корпорации МедТех, у вас, котятки, есть удивительный шанс выжить даже в самых сложных условиях, – заговорила Клаудия.

Быстрым жестом она задрала свое латексное платье – отлипавшее от кожи с неприятным чмокающим звуком, и из ножен на внутренней стороне бедра достала небольшой плоский клинок. Несколько взмахов, и остатки разрезанной блузки Божены полетели на пол. Под ней обнаружилось нечто напоминающее спортивное нижнее белье – плотный обтягивающий топ телесного цвета, по виду действительно похожий на неопрен гидрокостюма. В облегающем топе было несколько отверстий от пуль, но крови вокруг не видно – лишь вспененная лазурная жидкость.

– Кто знает, что это? – с вопросом обернулась к нам Клаудия.

Молчание.

– Как обычно, лес рук… – вздохнула учительница. – Ну же, мои хорошие. Кто ответит, тому подарю пулемет, – вдруг кокетливо улыбнулась она.

Резкий, едва уловимый звук движения – это непальский гуркха дисциплинированно поднял руку.

– Ты у нас…

Горец моментально поднялся, и едва кивнул:

– Наик Ракеш Рана.

– Слушаю тебя, Наик.

– На Божене Кински экипирован активированный индивидуальный реанимационный комплекс, известный как «Холодное сердце», или «морозилка» в разговорной речи.

– И-и-и призовой пулемет уходит на вторую парту! – восторженно захлопала в ладоши Клаудия. – Молодец Наик, можешь сесть. Итак, мои дорогие, – вернулась вниманием к остальным учительница, – на Божене действительно экипирован индивидуальный реанимационный комплекс «Холодное сердце», который в случае критического состояния организма погружает носителя в анабиоз, заменяя кровь специальным раствором, охлажденным до околонулевой температуры.

Олег о комплектах последнего шанса, подобных холодному сердцу, знал. В армии конфедератов аналоги таких назывались подснежниками. И я сейчас жалел, что не ответил сам – пулемет в хозяйстве никогда не лишний. Но что сделано, вернее не сделано, уже не исправишь.

Клаудия между тем покрутила пальцем, словно мешая чай в стакане, посмотрев при этом на держащего Божену брюнета. Тот кивнул, и начал разворачиваться вокруг своей оси. Я присмотрелся к парню – выглядел он неважно. Покрасневшее лицо, крупные бисеринки пота на лбу.

– Да не сам, девку свою крути, идиот! – взвизгнула Клаудия, всплеснув руками. При этом полы пиджака взметнулись. На краткий миг стало хорошо заметно, что после того как она доставала клинок из ножен на бедре, собранное почти на талии латексное платье обратно не стянула. Нижнего белья на Клаудии, кстати, ни было.

– Вот так, солнышко, все верно, – вновь зазвучал слащавый голос, когда брюнет перехватил Божену и показал нам ее спину. При этом парень ощутимо покачнулся, и едва устоял на ногах. Было ему сейчас явно не очень хорошо – словно вот-вот сознание потеряет. Переводя взгляд с явно плохо чувствовавшего себя брюнета на мертвую Божену, я пытался уловить все самое важное. Да, на спине дополнительно плотная накладка, на ней подсвеченные символы. Наверняка сведения о состоянии Божены.

Подождав несколько секунд, Клаудия заговорила вновь:

– Холодное сердце корпорации МедТех гарантирует погружение в так называемый «безопасный» анабиоз на срок не меньший, чем сорок восемь часов. В случае физической смерти организма, при работе морозилки, успешные реанимационные действия в течении этого времени будут невозможны лишь в случае критического повреждения мозга. Да-да, имейте ввиду, котятки, что стрелять друг-другу в голову – очень дурной тон в среде гладиаторов. Очень-очень дурной, если это конечно же сделано специально, и такие действия чреваты нелюбовью всего нашего дружного сообщества.

Демидов в памятном разговоре предупреждал, что вероятность смерти участников не более двадцати процентов, и это самая верхняя планка. Вопреки расхожему мнению – что сейчас, что в Древнем Риме гладиаторы никогда не были расходным материалом – слишком дорого обходилась покупка, подготовка, содержание, рекламное продвижение. Гладиаторские поединки и групповые схватки редко заканчивались смертями, а между собой гладиаторы общались очень даже неплохо и вели вполне обычную жизнь. Даже гладиаторы-рабы не были особо ограничены в перемещениях по городу и своих занятиях – в свободное от работы время, конечно же. Бойцы древних арен были в своем роде звездными личностями – как сейчас бойцы смешанных единоборств в моем мире.

Пока я размышлял об этом Клаудия, вновь меняя облик, выругалась и рванула труп Божены из рук брюнета. Одеревеневшее от холода тело упало, а Клаудия поднесла к голове девушки ствол пистолета. Я от неожиданности широко открыл глаза, а Зоряна наоборот едва слышно взвизгнула и прижалась ко мне, понимая – сейчас эта мразь вышибет обреченной эскортнице мозги.

Выстрела не последовало. Клаудия застыла, прислонив один палец к уху.

– Поняла. Так точно. Будет сделано, – кивнула невидимому собеседнику Клаудия, и обернулась к нам: – Итак, слушаем сюда. Кроме режима реанимации в холодном сердце есть и противоположная функция. Когда вы находитесь в запретной зоне локации, она активируется.

Клаудия показала на лицо брюнета, которые уже с большим трудом держался на ногах. Ему явно не хватало воздуха – он открывал рот словно выброшенная на берег рыба. В этот момент Клаудия вскинула руку с пистолетом и начала стрелять. Пули рвали тело парня, который откинутый отдачей врезался спиной в стену. Вхолостую щелкнул вставший на задержку затвор, замерший в крайнем заднем положении. Клаудия небрежно бросила пистолет на уже лежащие вповалку тела Божены и сползшего по стенке на пол брюнета. Имя его так и не видел – на планшете высветилась еще одна строчка багровым, но далеко сейчас экран, прочитать не смог.

Парень, несмотря на полученные в грудь практически десяток пуль, еще не умер. Есть усиливающие импланты? Или действительно стечение обстоятельств – ведь случается, что человек в ложке супа может утонуть, а иногда обоймы патронов не хватает.

Выругавшись, Клаудия подошла к одному из корпоратов и достала из его набедренной кобуры пистолет. Все-таки брюнет заряжен усилениями – понял я, когда бешеная истеричка пнула тело парня ногами, заставляя перевернуться, а после сощурилась – я в этот момент увидел отблеск работы сканера в импланте ее глаза. Приставив ствол к груди брюнета, Клаудия выстрелила. Ну да, имплант под сердцем – звук характерный раздался, когда девайс оказался уничтожен.

Пистолет вернулся в кобуру безмолвного корпората, который осматривал класс цепким внимательным взглядом, держа свой АК наперевес. На действия Клаудии он даже внимания не обратил.

Я перевел взгляд на убитых. Оба они – и парень, и Божена, вчера (или позавчера, долго я в беспамятстве был?) присутствовали на смотровой галерее Республиканского дворца. И ролик с брюнетом тоже крутили, занимательный. Но меня все же не оставляет ощущение, что состоявшееся только что представление разыграно специально.  Для полного вовлечения зрителей, так сказать. О том, что за нами наблюдают сейчас десятки, если не сотни глаз я был уверен. Вряд ли больше – зрелище все же эксклюзивное, не для широких масс.

Клаудия между тем снова сняла с себя пиджак и набросила его на трупы. Платок полетел следом, туда же и очки. И только после этого женщина, вновь с липким резиновым звуком, опустила свое тугое платье с талии на бедра.

– Шутки кончились. К-котятки, – дернула она верхней губой, ощерившись. –  Слушаем внимательно и запоминаем, два раза не повторяю не повторяю. Итак, каждый из вас представляет здесь свой дистрикт Волынского протектората. Организаторы турнира любезно предоставили всем холодные сердца, но в случае смерти воскрешать вас или нет, решают ваши хозяева. Хозяин этих ущербных от них отказался, но один из зрителей купил им жизнь. Теперь у этих организмов новый хозяин, а пар осталось всего четырнадцать, поздравляю вас. Похлопали.

Практически моментально раздались дисциплинированные дружные аплодисменты, сдобренные лязгом тонких цепей. Но когда Клаудия заговорила снова, хлопки моментально стихли.

– Сегодня вас ждет кровавый спорт в режиме смертельного матча Арены, локация – «Колледж Хэррингтон». Время матча – полтора часа. После финального звукового сигнала… – Клаудия подняла руку, и за окном громко раздался корабельный ревун, заставив поморщиться, – любые агрессивные действия запрещены.

Как вы заметили, личный терминал у вас отсутствует. Каждой паре выдается один ассистант, – приподняла Клаудия свой тонкий полупрозрачный планшет.

Я отсутствие терминала не мог заметить – у меня его и так не было. Но судя по тому, как зашевелился народ, для некоторых услышанное оказалось сюрпризом – не все еще полностью пришли в себя, или просто были слишком вовлечены в происходящее.

Клаудия между тем сделала короткое движение и планшет исчез, а в руке неадекватной ведущей мероприятия оказалась плоский круг сантиметров пять в диаметре. Учительница прикрепила его на запястье, короткая пауза интеграции, движение рукой – и на расправленной ладони оказался прежний планшет.

Клаудия застыла, всматриваясь в экран на своей ладони. Я, пользуясь секундой затишья, подумал о том, что передо мной визуальное воплощение школьной мечты – затянутая в латекс плохая учительница. Но только визуальное воплощение, поведение ее мне категорически не нравилось. Мысли об опасности сбывающихся желаний мелькнули мельком, больше я все же обращал внимания на экран планшета в руках безумной фурии. Она уже коснулась круга на запястье, где находились кнопки управления и отрегулировав размер проекции до максимального, обернулась к нам, поднимая руку.

– Первое и самое важное здесь карта.

На экране планшета высветилось изображение локации. Олег, кстати, давным-давно бы узнал ее и без произнесенного названия – по пейзажу за окном. Я понял где нахожусь только после прямого упоминания. Локация «Колледж Хэррингтон», или просто школа, создана для групповых смертельных матчей и достаточно популярна в вирте. Соответственно, популярна также и в реальном кровавом спорте.

Пристально к изображению не присматривался – «знал» локацию достаточно хорошо. Не как свои пять пальцев, конечно – школа предназначалась для групповых смертельных матчей, наша же команда бегала больше на основных площадках рейтинговых боев пять на пять.

– Локация разделена на десять зон. По истечении каждых десяти минут с начала матча одна из зон становится закрытой для нахождения, и в ее пределах начинает действовать горячее дыхание, одна из дополнительных функций в вашем жилете с холодным сердцем. Как это действует вы видели на примере… – Клаудия обернулась и пнула ногу мертвого брюнета. – Первая минута легкий дискомфорт, после явное недомогание и болезненные ощущения, на третьей минуте дезориентация в пространстве, после чего клиническая смерть. Всем ясно?

Удовлетворительно кивнув после дружного ответа, Клаудия продолжила:

– Условия победы – остаться единственной выжившей парой, необязательно в полном составе. Если по истечении полутора часов в локации остается в живых более одной пары, победитель определяется по рейтингу. Его вы можете увидеть здесь, – открыла учительница вторую вкладку планшета со списком имен. Оба выбывших участника черной пары сейчас находились в самом конце.

– На карте в течении нескольких минут вы можете видеть место гибели соперников, – вновь первая вкладка, увеличение масштаба, так что стали заметны две пульсирующие красные точки, практически наложенные друг от друга. При все более кратном увеличении рядом с каждой появилось отведенные чуть в сторону имена. Причем цветовое исполнение шрифта идеально – сразу понятно, что здесь погибли двое из черной пары. Да и яркость букв информативна – имя брюнета пока темнее и ярче, чем у погибшей раньше него Божены.

– У каждой пары участников на ассистанте будет отмечено местонахождение предназначенного только им контейнера с набором первичной экипировки. Кроме двух бутылок воды, аптечки и стимуляторов, в контейнере находится оружие.  Это может быть все что угодно, от поварского ножа до снайперского комплекса. По первичному плану матч начинается в тот момент, когда последняя пара достигает контрольной точки и вскрывает предназначенный контейнер. Остальные все это время обязаны находится рядом со своими контейнерами, и покинуть точку привязки лишь после сигнала о начале матча. Вы можете попробовать сделать это раньше, но при этом активируется горячее дыхание вашего холодного сердца.

Клаудия после этих слов расплылась в улыбке, которая не предвещала ничего хорошего:

– Будьте готовы – на нашем матче не действуют никакие правила, кроме одного –  нельзя пытаться разорвать связывающую вас цепь. И… у нас будет работать аукцион! Каждый из наблюдающих за вашими действиями зрителей может предложить действие-лот. Если он не будет перекуплен, то действие будет исполнено. Будьте готовы – лот преждевременного начала матча один из самых популярных последнее время.

В случае форсированного старта выбор всех вышедших отсюда ранее участников свободен – стремиться за своей экипировкой, попробовать подловить других в засаде – все что угодно. Еще раз, и последний: в этом матче нет никаких правил, кроме одного – нельзя рвать цепь. Всем все ясно?

Дружное согласие – все всё поняли.

Клаудия, демонстративно затягивая время – играя на нервах присутствующих, дошла до стола и выдвинув ящик, достала стопку тонких кругляшей. С громкий стуком положив ее на столешницу, она растянула плоские широкие таблетки ассистантов по столу, словно колоду карт.

– Порядок вашего выхода также определен – рейтингом ставок, а также выкупленными лотами аукциона. Итак… первая пара. Цвет идентификации – сангрия, Саманта Дуглас и Наик Ракеш Рана!

Не знал, что подобный темный оттенок красного называется сангрией.

Смуглянка вместе с непальским горцем поднялись с места еще до того, как Клаудия начала говорить и быстрым шагом оказались рядом с ней. Ведущим в паре был гуркха – браслет кандалов на его левой руке, у смуглянки на правой. И именно девушка протянула руку, после чего Клаудия уверенным жестом прикрепила ей таблетку ассистанта на запястье.

Не задерживаясь ни на секунду, Саманта и Наик выбежали из класса. Вел непалец – а смуглянка, как я заметил, особым образом подобрала цепь – чтобы в случае чего контролировать ее длину. Как поводок – пришло на ум сравнение.

– Следующая пара…–  начала была Клаудия. И замолчала.

Из-за закрытой двери некоторое время слышались звуки быстро удаляющихся по коридору шагов, но вскоре стихли. Мгновения потянулись томительно долго. В классе стояла мертвая тишина. Мне даже понемногу начало казаться, что слышу удары собственного сердца.

– …цвет идентификации – шартрез. Ингеборга Леймане и Андреас Керн! – ровно через минуту закончила фразу Клаудия.

Шартрез? Вполне обычный светло-зеленый – бросил я взгляд на галстуки сорвавшейся с места пары. Также ведущий парень – в оковах левая рука, у девушки правая. И также девушка протянула руку для крепления таблетки ассистанта.

Селадон, Альба, Циан, Янтарь, Лайм, Ниагара, Олива – пары уходили одна за другой. Из всех оттенков цветов, которые для меня казались вполне обычными цветами радуги, по название знал только один – Олива. Цвет фиолетовой пары, девушке из которой стеком Клаудия разбила нос, оказался Индиго.

– …цвет идентификации – шатран. Лена Новак и Якуб Сковрон!

Сидевшая у окна ставшим почти пустым класса пара подскочила, быстро подбегая с Клаудии. Парень, несмотря на типично польское имя-фамилию, был чернокожим. Коротко стриженый, со злым взглядом близко посаженных глаз. Белки мутно-желтые, прямо в цвет галстука и покрашенного ежика волос – болен чем-то, поэтому в смертельной схватке участвует?

Едва желтая пара получив ассистант подбежала к двери, как раздался пронзительный рев сигнала, оповещающего о начале матча.

– Выкуплен лот форсированного старта, матч начался, поздравляю! – улыбнулась Клаудия.

В классе нас осталось всего четыре пары. Сразу после прозвучавшего сигнала словно напряжение сгустилось – ведь те участники, что уже получили оружие, вполне могут выдвинуться нам навстречу, и безоружные противники – легкая добыча. Так что очередность выход оставшихся – вопрос победы или поражения. Жизни и смерти.

Мы сейчас находились в комнате брифинга. Это отдельный класс на самом краю карты в небольшом двухэтажном лабораторном здании. Для того чтобы его покинуть, необходимо спуститься по металлической пожарной лестнице, оббежать здание по глухому коридору между стеной и ограждающим всю локацию забором. После этого оказываешься на стоянке – на которой стоит несколько школьных автобусов, а слева от широкой парковки расположено футбольное поле с невысокими каркасными трибунами.

Спрятаться – если ты без оружия, и двигаешься со стороны лабораторного здания, практически негде. Зато если ты с оружием, вся площадка превращается в полигон для отстрела. Достаточно просто занять позицию на краю школьного сквера, среди беседок и раскидистых дубов, встречая безоружных бегунков. Или набивать легкие фраги с другой стороны, у школьного гаража или здания спортзала. В общем, перспективы для оставшихся отличные – причем минутный интервал выхода никто не отменял.

Буквально через десяток секунд после ревуна, ознаменовавшего старт матча, послышались выстрелы. Сначала гремящая пулеметная очередь. Еще одна. Еще. Короткая автоматная отсечка. Загрохал дробовик, а после наступила тишина. Снова две коротких очереди, звук пожиже. В ответ длинная пулеметная очередь, заглушенный расстоянием предсмертный крик. Захлопал пистолет, громыхнул дробовик. Раз, другой.

Началось веселье.

Стрельба слышалась из главного корпуса школы – вероятно в нем и находились контейнеры с первичной экипировкой участников. И именно сейчас там уже началась активная схватка – выстрелы то звучали, нарастая волнами, то наступала полнейшая тишина.

Экран планшета Клаудии то и дело посверкивал оповещениями – участники матча умирали один за другим. Стараясь не привлекать внимания, я вытянул шею, присматриваясь – как минимум четыре пары, вместе с убитыми в классе черными, уже выбыли из борьбы.

Предпоследней покинувшей класс парой стали японцы с розовыми волосами. Цвет идентификации – фуксия, как назвала его Клаудия. Самые низкорослые из участников – даже ниже непальца и меня. Точно японцы, не китайцы и не корейцы – это я точно знаю, благодаря памяти Олега. Он в этом разбирался, в отличие от меня.

Да, я совсем не удивился, когда предпоследними класс покинули не мы с Зоряной. Девушка, по мере того как таяли надежды на скорый выход, все сильнее нервничала. Периодически, когда она загоняла себя до крайней степени, мне приходилось раз за разом сжимать ее руку. Уверенно, успокаивающе, словно говоря: «Не бойся, все будет хорошо».

Наша последняя очередь выхода – случайность? Просто повезло так, или имя этому везению барон Нидермайер, у которого в бальном зале я увел из-под носа Саманту? Если так, то вот она – цена вызывающего поведения. И ее надо быть готовым платить.

В тот момент, когда оба японца покинули класс, я начал разгонять страх и жалость к своей несчастной судьбе. Задавшись целью, сделать это несложно, поэтому через полминуты уже сам себе поверил – будучи на грани панической истерики. Даже слеза навернулась.

Прошедшие с начала матча четыре минуты – это очень много. Карту локации я прекрасно знаю, а до предназначенного контейнера с экипировкой мы просто не сможем добраться – если не случится чудо. Вариантов выбора всего два – или все же попытаться, побарахтавшись и умереть уставшими, или… Или едва сев за стол бросить на красное все свои фишки.

– …цвет идентификации – алый. Зоряна Смит и Артур Волков, – уже спокойным голосом произнесла Клаудия.

За партой мы просидели лишние мгновения. Зоряна ждала, что первым встану я – за все прошедшее время она словно поверила мне, ожидая моих действия. Я же, не справившись с нервами, находился на грани того, чтобы не сорваться в истерику и не заорать с просьбой к маме забрать меня отсюда.

Присмотревшись и увидев мое состояние – глаза на мокром месте, дрожащие губы, Зоряна внутренне ахнула – я хорошо это почувствовал. Она за краткое мгновенье осознала, что я теперь – не тот удивительно уверенный парень, успокаивающей ее во время брифинга. Я был теперь напуганным мальчиком, пользы от которого сейчас откровенно мало.

Обреченно вздрогнув, девушка поднялась первой и только следом встал я, подбирая связывающую нас цепь. Зоряна торопливо пошла вперед, я двинулся следом – собирая цепь на ходу. Прошли больше половины класса, но неловкое движение и растянувшаяся цепочка упала, зацепила угол парты второго ряда. Мы шли быстро, так что потянули за собой сразу несколько столов и стульев. С грохотом упала парта, загремели стулья, один из которых тоже упал мне под ноги.

Испуганно вскрикнув – заметавшись взглядом между Зоряной и Клаудией, я торопливо дернулся, освобождая связывающую нас цепь. Выругавшись от страха и раздражения, наконец-то справился, и быстро обернувшись, торопливо шагнул вперед. Опять неудачно – споткнулся о лежащий в проходе стул и едва не упав, пробежал несколько шагов вперед.

Из состояния близкому к истерике до полной концентрации сумел перейти за долю секунды. Двигался теперь словно навстречу сильному ветру – с большим усилием. Но и время приостановило свой бег – я словно в замедленной съемке видел, как расширяются глаза охранника-корпората. Расширяются, и тут же теряют фокусировку – удар в челюсть, в который я вложился полностью, отправил бойца в глубокий нокаут.

Корпорат стоял прямо передо мной. Клаудия слева, чуть позади него. Да, удар ногой с разворота – не самое лучшее, что можно посоветовать в рукопашном бою. Но иного выбора у меня не было – учитывая уже поднимающего свой АК второго корпората, расположившегося у окна.

Подняв левую руку, перекидывая через себя мешающуюся цепь, в пируэте разворота правой я выхватил из кобуры отправленного в беспамятство охранника пистолет. В тот момент, когда ногой ударил в голову Клаудии, уже перекинул флажок предохранителя вверх, направляя оружие на второго корпората.

Это была незнакомая мне модель, с автоматическим режимом стрельбы – как оказалось. Все пятнадцать или даже семнадцать пуль ушли одной очередью, отбросив корпората на окно. Забрало поднято, глаза его вижу – живой, но явно ошеломлен.  Получить в грудь несколько пуль – остальные от отдачи ушли вверх, удовольствие малоприятное. Но броня выдержала, и охранник снова поднимал автомат.

Выполняя скольжение – самого низкого ранга, просто очень быстрое движение без искажения времени и пространства, я пробежал несколько шагов и прыгнул обеими ногами вперед. В краткий миг полета подумал о том, что если длины цепи не хватит, Зоряна останется без руки.

Корпората вынесло из окна в ореоле крошки толстых стекол. Хорошо, что не все пули в него попали – не будь стеклопакет разбит, не факт, что охранник вылетел бы. А тягаться с ним один на один, без оружия и в ограниченном пространстве – плохая затея.

Резко развернувшись увидел, что Клаудия встает. Всек я ей хорошо, пяткой точно в нос – она ведь еще затылком в стену ударилась, отлетев от удара. Тоже импланты, также высокий уровень выживаемости.

Брошенный пистолет ударил ей прямо в висок, ломая кость – дернувшись, истеричная мразь снова откинулась от удара, спиной опять влетев в стену. Патронов больше не было, но тяжелый пистолет около килограмма весит – настоящая убойная сила.

– Автомат! – закричал я.

Зоряна – душка, поняла еще даже до того, как я рот открыл. Поймав брошенный ею АК, подобранный с отправленного в нокаут охранника, я высунулся в окно. Короткая очередь, и шевелящийся, распластанный звездой на брусчатке тротуара корпорат дернулся, затихнув. Пули пробили доспех как бумагу – автоматическая винтовка АК-68 выбор настоящих штурмовиков, и легкая корпоративная броня для нее не преграда.

Поодаль, метрах в полутораста, краем глаза уловил розовый росчерк. Две фигуры, что есть силы бегут к забору школьного парка, удаляясь по диагонали. Плавно подвел целик мушки в район ног первого, выбрал упреждение, потянул спуск. Непривычно легкий – реагирует моментально. Отдача ударила в плечо, бегущий упал как подломленный и прокатился несколько метров. Вновь прицелился, и еще одна короткая очередь – в лежащего, чтобы наверняка. Вдруг он просто от неожиданности упал? От попаданий тело дернулось, чуть прокатившись. Точно не встанет.

Девушка-японка во время моей стрельбы споткнулась, но на ногах удержалась. Пробежав по инерции еще несколько шагов, она заполошно осмотрелась. Розовой паре оставалось пересечь небольшую площадку уже за стадионом – до безопасности парка им не хватило десятка метров. Метаться японка не стала, паниковать тоже. Выпрямившись, она обернулась в мою сторону, на звук выстрелов.

Флажок предохранителя на одиночную стрельбу, вдох, плавное нажатие на спуск, толчок в плечо, грохот выстрела.

«Что я чувствую, когда стреляю по людям? Отдачу» – по случаю подсказал мне внутренний голос.

Белая блузка расцвела красной кляксой, отброшенная японка упала навзничь. Выдох. Ну что, погнали наши городских – матч начался

Глава 18

Осмотрев улицу, я отбежал от окна и подхватил лежащий рядом с Клаудией пистолет. Несмотря на пробитый рукоятью череп, она уже приходила в себя — зашевелившись, попыталась что-то сказать.

Рывком задрал ей тугое платье – почти до пояса, и выдернул из ножен на бедре клинок, сунув его в карман своего пиджака. Лежащая в этот момент дернулась, пытаясь свести вместе ноги, прикрываясь.

-Тихо, тихо, – только и шепнул я, похлопав Клаудию стволом пистолета по окровавленной щеке. После коротко глянул, как Зоряна пытается добраться до содержимого подсумков отправленного в нокдаун первого корпората. Безуспешно пытается, что неудивительно.

Всего две мелочи, сделавшие возможным мое продемонстрированное только что выступление.

Первое – неактивный режим полной готовности легкого доспеха. Хорошо, что в корпорациях есть эффективные менеджеры. Именно благодаря им пятнадцать безоружных юных гладиаторов с пристегнутыми к ним цепями эскортницами не повод активировать ресурсоемкий режим полной готовности доспеха. Отчеты, отчеты, объяснительные и лишение премий за перерасход – люблю их, в лысину бы поцеловал. В любой организации, где есть эффективный менеджер, есть возможность эту организацию эффективно нагнуть; именно из-за идеологии оптимизации и торжества эффективной экономии дополнительные воротниковые броневые пластины спрятаны в горжете, а шлем не в глухом режиме, так что я смог попасть корпорату кулаком в скулу.

Второе — его расстегнутая кобура. Не стоит недооценивать предсказуемость тупизны – и слишком самоуверенная Клаудия, когда добила брюнета из черной пары, просто не застегнула кобуру как положено, убирая обратно взятый у охранника пистолет. И я смог достать оружие, чего никак не смог бы сделать при закрытой кобуре – доступа не было, она бы просто не открылась.

Поднявшись и закинув автомат за спину, я двумя быстрыми и резкими ударами – сверху вниз, подошвой, сломал Клаудии лодыжки. На всякий случай, чтобы не вздумала за нами гонятся.

– Олег!

Обернулся, поймал брошенный предмет. Сытый металлический звук — моментально поменял магазин на полный. Кобура открыта, так что Зоря только запасной магазин к пистолету смогла достать — подсумки же недоступны.

Коротко глянул на флажок предохранителя — по значкам интуитивно понятно. Сверху три белых точки, снизу одна, в центре красная. И переведя флажок в самый низ, на одиночный огонь, только собирался кинуть пистолет Зоряне, как замер.

– Что? – обернулся я к хрипло заговорившей Клаудии. Две сломанных ноги ее взбодрили, поэтому она осматривалась уже вполне адекватным взором.

-- Тебе конец, ублюдок.

Плохо. Очень плохо.

– Ты найди сначала, – провокационно дерзко бросил я.

– Найду, – пообещала Клаудия.

«Совсем дурная» – покачал я головой с расстройством. Нет, я понимаю, сотрясение мозга и все такое, но кто подобные вещи вслух говорит? Промолчала бы – и мне руки не пачкать, и ей легче было бы месть вершить.

– Нет-нет-нет, прости, я не…

Совсем дурой она не была, и все поняла по моим глазам. Даже попыталась отстраниться, откатиться – понимая, что совершила ошибку. Я быстро присел, прижал ствол ей под подбородок и нажал на спуск. Выстрел, и Клаудия дернулась всем телом, рывком выгибаясь.

Поднявшись на ноги, выругался. Наполовину обезглавленная женщина пыталась ползти – точно имплантами загружена. Не знаю, убил ли я ее, или она как курица без головы еще может полчаса по кругу бегать; но на всякий случай пришлось потратить еще один патрон – если собрался убить пообещавшего отомстить тебе человека, надо до конца доделывать.

Перебросив пистолет Зоряне, подхватил со стола красную таблетку нашего ассистанта. И почти сразу ощутил на себе холодок смерти.

– Выходим! – закричал я, с заполошной неуклюжестью сорвавшись с места. Прыжком рванулся к доске, потом перекатом к двери, открывая ее плечом. Зоряна выбежала за мной практически на четвереньках, и не в силах затормозить ударилась в стену, болезненно ойкнув. И вскрикнула еще раз – когда я дернул за цепь, оттаскивая девушку из видимого через проем двери сектора. Рывком ее кинуло по мне, и Зоряна упала, проехавшись по полу. Подскочив, я помог ей приподняться, усаживая к стене. Машинально смахнул со щеки девушки крупную каменную пыль, которой был усыпан пол.

Выстрела не последовало, но ошибки точно быть не может. Чужой взгляд на себе я отчетливо почувствовал.

– Снайпер, – только и пояснил я ошарашенной спутнице.

Зоряна кивнула. Не поднимаясь, она подогнула ноги, усаживаясь спиной к стене. Я передал девушке ассистант, который она быстро прикрепила на запястье. Я в этот момент достал из-за спины и чуть довернул АК. Широкий прямоугольный магазин выполнен из прозрачного пластика, позволяя контролировать расход патронов. Больше половины есть, еще два магазина к моему удивлению смогла достать Зоряна. Вообще корпораты расслабленными были, на такую удачу я совсем не рассчитывал – у охранявшего нас наемника даже броня не полностью оказалась настроена на ограниченный доступ.

Пока я распихивал магазины от АК по карманам, Зоряна уже прикосновением – по отпечатку пальца, активировала и настроила ассистант. Ну да, кто бы сомневался – зона стадиона и лабораторного здания, где мы находились, подсвечена желтым светом. До запрета нахождения здесь осталось меньше пяти минут.

– Рейтинг, – коротко бросил я, и Зоряна тут же перелистнула страницу.

Первые в списке смуглянка с непальцем. Имя горца, кстати, окрашено оранжевым – серьезное ранение. И это хорошо. Вторые – Шартрез, Ингеборга Леймане и Андреас Керн.

В этот момент вдали послышались заглушенные расстоянием и стенами здания выстрелы. «Оу-оу-оу!» – даже мысленно удивился я – какой активный там замес. И хорошо, что нас там сейчас нет.

Экран ассистанта в этот момент коротко мигнул оповещением, и зеленая пара поднялась на первое место. При этом сразу три имени окрасились в серо-голубой цвет. А в самом низу списка мое внимание привлекли две строчки. Полностью черные.

Холодное сердце не работает, смерть окончательная. Лена Новак из желтой двойки, Кевин Армстронг – из пары Ниагара. Первые невозвратные жертвы.

Вдали загремел длинной очередью пулемет. Почти сразу одна за другой вниз прилетело сразу две окрасившихся в серые строчки, и пара Сангрия снова оказалась на первом месте, опередив Шартрез.

– Пойдем, – поднялся я на ноги, потянув за собой Зоряну.

Девушка от касания вздрогнула и отстранилась. Оставшись сидеть, она вдруг взглянула на меня наполнившимися слезами глазами.

– Олег… что же теперь будет… – прошептала она, только сейчас начиная осознавать, чем грозит убийство ведущей матча и – возможно, одного корпората.

Сделав шаг ближе, я приподнял напарницу, но она поднималась с трудом, безвольно обмякнув от осознания произошедшего, а также оцепенев от пришедшего следом панического страха. Присев рядом, я обнял Зоряну и погладил ее по волосам.

– Все будет хорошо, обещаю. Верь мне, – поцеловал ее в лоб.

Зоряна сидела на полу, подогнув ноги, я стоял на коленях. Поэтому мог смотреть на нее сверху вниз.

– Все. Будет. Хорошо, – глядя девушке в глаза снова повторил я. – Верь мне. Веришь?

– Верю, – кивнула взявшая себя в руки девушка.

– Вот и отлично. Идем, идем, – потянул я ее за собой. – Так, стоять.

В отличие от Саманты, очень грамотно решившей проблему с оковами, Зоряна даже не озаботилась тем, чтобы собрать тонкую цепочку. Отложив АК, я быстро собрал цепь в бухту. Бросил на пол, снова собрал – показывая Зоряне последовательность простых движений.

– Если я прыгаю, перекатываюсь, бегу или кричу, бросай, – показал я собранную в бухту петель цепь. – Держишь левой рукой, контролируешь длину – как собачий поводок. В правой руке пистолет – если в прямой видимости появляется любое тело, и у тебя есть даже малая доля уверенности что попадешь, стреляй сразу. У тебя одиночные, – показал ей на предохранитель. – Поняла?

– Поняла.

– Если цель далеко, и ты не уверена, что попадешь, привлекаешь мое внимание. Тихое слово «вижу» или легонько трогаешь за плечо, если есть опасность что кто-то чужой рядом.

– Поняла.

– Ассистант в режим карты.

– Поняла.

– Как только появляется сообщение о смерти, докладываешь местоположение.

– Поняла.

– Рок-н-ролл.

– Что?

– Погнали, говорю. Вперед, и с песней.

– С Богом, – прошептала Зоряна, быстро перекрестившись. С учетом массивного пистолета, переложенного для этого в левую руку, выглядело восхитительно.

Я кашлянул, не сдержавшись от неожиданности. Меня, подписавшего контракт с архидемоном, думаю не все высшие силы согласятся поддерживать. По-крайней мере сам бы я обращаться за помощью в этот верхний план бытия точно бы не стал, учитывая личность своего основного сейчас делового партнера.

– Ты что? – удивилась Зоряна.

– Не обращай внимания. Ты чудо, – еще раз поцеловал я ее в лоб, для чего пришлось приподняться на носках. – Вперед, вперед!

Пока приводили в порядок чувства Зоряны, проводили брифинг и запрашивали помощь небесной кавалерии, потеряли целую минуту. До закрытия территории оставалось три – что, с учетом снайпера, очень печальная история.

Входная дверь была распахнута настежь. Я осторожно выглянул – металлическая лестница, узкий бетонный коридор. Никого.

Загремели ступеньки под ногами – спускались мы быстро. Если за углом гости, дело дрянь. Но выходить аккуратно не вариант – у нас оставалось меньше трех минут, а оказываться в запретной зоне опасно – я помнил дезориентацию брюнета и крупные капли пота у него на лбу. Пробежав до угла, очень быстро выглянул.

Площадка пустая. Путей только два – оббежать здание и налево, пытаясь мимо каркасных низких трибун обогнуть стадион и скрыться в парке. Либо направо, через автобусную стоянку. Через трибуны безопаснее – меньше обзора со стороны школы. Именно поэтому туда и направились японцы. Но у нас сейчас просто нет времени – совсем скоро стадион с парковкой станут запретной зоной. А напролом соваться – приговор.

– Зоря.

– Да.

– Сейчас на счет три мы бежим. Так, как ты не бегала никогда быстро до этого.

– Поняла.

– Если кричу падай, ты прыгаешь ногами вперед. Как подкат в футболе.

–  Подкат как?

«…..!»

– Прыгаешь ногами вперед, скользя по земле.

– Поняла.

– Готова?

– Да.

– Руку.

Зоряна послушна протянула руку, и левой я перехватил ее запястье. Главное, когда начну разгоняться, чтобы она успевала перебирать ногами.

– Зоря.

– Да.

Еще раз выглянув из-за угла, я осмотрелся. Внимания на себе не почувствовал, но надеяться на то, что снайпер нас не заметит – глупо.

– Я потяну тебя за собой. Главное тебе – не упасть, не коснуться руками земли. Ноги сами вынесут, просто не мешай стремительном движению, – говоря, я отвел девушку назад, на дистанцию разбега.

Вдох.

– Раз.

Выдох.

– Два.

– Вдох.

– Три.

Мы побежали, все больше ускоряясь. Из-за угла на просматриваемое место вылетели вихрем, а через десяток метров я уже вновь вошел в низкоранговое скольжение, увлекая за собой Зоряну. Десять, двадцать, тридцать метров – желтые туши трех школьных автобусов все ближе.

Не хватило совсем немного – понял я, почувствовал цепкое ледяное касание чужого взгляда.

Выстрел.

– Падай! – за мгновенье до него крикнул я.

Пуля прошла выше. По асфальту мы проскользили словно по льду, залетев под автобус и укрывшись за колесом.

Мои форменные штаны были плотными, ткань сродни джинсе, даже крепче. Помог и магазин от АК в кармане. Так что на штанине появилось только несколько дыр и модная в моем мире потертость – понемногу окрашивающаяся красным. Зоряна упала, выставив руку с пистолетом – и скользила на четырех точках опоры – рукоять, кеды и моя поддерживающая рука. Как я ни старался удержать девушку, несколько метров она все же катилась в полном контакте с асфальтом. Юбка в скольжении задралась и порвалась, все правое бедро сплошная красная ссадина – в маленьких, набухающих капельках крови, как и запястье с содранной кожей. Больно страшно – в глазах Зоряны моментально набухли крупные слезы.

Зато живые. Оба.

Попасть по стремительно бегущему человеку с расстояния трехсот-четырехсот метров – задача, мягко говоря, непростая. Звука выстрела я не слышал – вряд ли винтовка крупнокалиберная, и дальность прямого выстрела не более тех самых четырехсот метров, которые отделяют нас от корпуса школы. Так что падать и оставлять кожу на асфальте, решение спорное. В моем мире спорное – здесь же я видел, что как минимум у брюнета черной пары есть усиливающие импланты. И если кто-то занял позицию со снайперской винтовкой, значит уверен в себе. Поэтому вполне реально, что сейчас на позиции просто машина, для которой вероятность попадания даже по сложной цели из разряда «выстрелил-забыл».

– Вперед, вперед, – потянул я за собой Зоряну. Девушка всхлипнула от боли, но и только – сжав зубы, последовала за мной. Пробежавшись вдоль автобуса, я остановился рядом с передней складывающейся дверью. Удар ногой, еще один. И еще. Расшатав створки, смог организовать проход внутрь салона. По ступенькам заползли, не разгибаясь. И ползком же, к водительскому месту.

Школьный автобус здесь как военная техника – с кнопки заводится. Сиплый хлопок, басовитый кашель разбуженного двигателя, почти сразу сменившийся ровным тарахтеньем.

В этот раз я почувствовал не леденящее, направленное касание чужого взгляда, а просто холодок опасности. Грязно выругавшись, дернул рычаг коробки передач назад и рукой вдавил педаль газа за секунду до того, как борт автобуса начали рвать пули. Не снайпер, очередями кто-то садит.

Педаль я вдавил рывком, до пола, но несмотря на резкое движение трансмиссия автоматической коробки передач сгладила эффект – автобус тронулся с места плавно и не торопясь, разгоняясь неспешно как океанский лайнер.

Гремело и скрежетало железо, пули рвали корпус машины как плотную бумагу. Руль я не держал, максимально вжавшись в пол, просто продолжая давить на педаль. Автобус ехал все быстрее и быстрее, двигатель ревел как тракторный мотор. Рывок, пол дернулся – явно пробило одно из колес. Сразу легкий удар – минус стадионный забор.

Автобус не остановился – желтая махина набрала скорость и ехала сейчас по газону поля, просто уходя чуть в сторону – немного завалившись на левый бок из-за пробитых колес. А я впервые за несколько секунд осмысленно представил, куда мы едем.

– Держись за меня! – крикнул я изворачиваясь, схватив руль правой рукой.

По автобусу больше не стреляли – или уехали из сектора обстрела, или патронов жалко. Тормозить было поздно – удар, рывок, и корму автобуса словно на трамплине подбросило. Впрочем, трамплин и был – за который сработали невысокие трибуны стадиона. Въехав на них задом, автобус подскочил и взлетел в воздух. Инерция разгона была настолько велика, что при взвившейся в воздух корме передний бампер ударился в землю, задний еще больше задрался, но после словно с размаха, как праща, задняя часть автобуса приземлилась в землю. Хорошо мы у кабины – будь сзади, нас бы расплющило об пол.

Автобус заскользил по земле, практически не затормозив – здесь небольшой уклон под горку, к парку. Еще сильный, сминающий корпус удар – это влетели задом в глубокую дренажную канаву перед забором. Теперь уже кабина взлетела в воздух, на краткий миг автобус встал вертикально вверх, глядя фарами в небо. Я повис, держась за руль, Зоряна медленно сползала, вцепившись мне в талию. Затрещала ткань пиджака, вскрик – пальцы девушки скользнули, но я успел перехватить ее левой рукой– на газ нажимать больше не требуется. «Вы приехали».

Заскрипев, автобус начал медленно заваливаться на крышу. Я успел выругаться, Зоряна завизжать. Удар, брызги стекла, шипение вырывающегося воздуха.

– Ух ты, – только и сумел произнести я. Живы, и даже почти здоровы – автобус, ненадолго встав вертикально, медленно завалился на крышу.

Зоряна пыталась встать, касаясь ногами пола, я продолжал висеть, схватившись за руль. Мотор, кстати, еще работал, колеса крутились. Потолок стал полом, но несмотря на деформировавшийся салон и рвущие совсем недавно обшивку пули мы уцелели. Почти уцелели – коротко выругался я, увидев глубокую рану на бедре Зоряны – видимо одна из железок прилетела. Причем прилетела почти только что – как раз сейчас из раны потоком хлынула кровь.

Отпустив руку, я приземлился на заскрежетавшее битое стекло. Первым делом осмотрелся по сторонам. Никого не видно – автобус лежит рядом с забором парка, от школы нас закрывает несколько раскидистых дубов.

Торопливо сорвал с себя галстук, развязал и перетянул Зоряне ногу, затягивая жгутом. После, несколькими резкими рывками, оторвал у себя рукава и разорвав по швам, перевязал рану. Бледная как пергамент девушка в это время уже активировала ассистант. На ногу она старалась не смотреть, по бледным щекам текли слезы.

Я коротко глянул на карту. Рядом с нами близких отметок о смертях нет – только в противоположном конце карты. Есть надежда, что поблизости пока никого.

– Олег… Олег, – прошептала побелевшими губами Зоряна.

– Все будет хорошо, малыш. Верь мне, я ведь пообещал. Ты не умрешь, на тебе подснежник, скоро все кончится, и ты проснешься в теплой постели, – торопливо приобняв девушку, произнес я.

Быстро отстранившись, снова осмотрелся по сторонам.

– Олег…

– Не переживай. Просто потерпи немного, скоро все закончится, – погладил я Зоряну по волосам и снова посмотрел на карту.

Мы у левого крыльца школы, теоретически можно попробовать добраться до контейнера – Клаудия говорила, что там есть стимуляторы и аптечка. Наверняка не бинт с перекисью – так что Зоряну можно будет подлатать. Но сначала надо выбраться из автобуса.

– Как ты? Идти можешь? – спросил я у девушки. – Нам до аптечки надо добраться.

Она, не отвечая, свернула окно ассистанта и покачала головой, протягивая мне руку. Ну да, не попробуешь не узнаешь.

Бежать Зоряна точно не могла. Только хромать – на силе воле, правда; с трудом двигаясь, стараясь не наступать на негнущуюся ногу.

Кое-как мы дошли до середины салона. Автобус покинули через одно из окон – пригибаясь, выходя в деформированный проем прямоугольника. Взглядов чужих я пока не чувствовал, и – как зубной врач не обращает внимания на боль пациента, которого не берет анестезия, также безразлично к чужому страданию потащил Зоряну за собой. Мужественная девочка – больно ей невероятно, но она даже стонать старается через стиснутые зубы, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Не задумываясь, как ей сейчас плохо – больше по сторонам оглядываясь, старался заставить девушку передвигаться как можно быстрее. Цена сострадания сейчас – жизнь, так что тут выбирать надо.

Короткий хромой марш бросок, и мы оказались в декоративном лабиринте кустов. Девушка по-прежнему мужественно молчала, лишь изредка едва-едва тоненько постанывая, когда наступала на практически не слушавшуюся ногу. Хромала она уже полностью самостоятельно – при входе в зеленый лабиринт я держал наготове оружие.

Честно, не знаю, как вообще может передвигаться Зоря – я бы с такой раной уже или сознание потерял, или в Вальхаллу отправился. Девушка же еще в сознании, и даже выполняет все то, что я ей говорил – контролирует длину цепи, активирует ассистант. И, что самое главное – идет самостоятельно. Но… с этим надо что-то делать. Из-за ее ранения мы сейчас не участники, а цель.

Резкий звук заставил нас обоих вздрогнуть. Десять минут прошло, одна из зон стала запретной. Зоряна, по-прежнему бледная как полотно, активировала ассистант. Я только выдохнул зло. Следующая по плану зона – спортивный зал и гостевая парковка перед фасадом школы. Как раз то место, где находится предназначенный нам контейнер с лутом.

Раздался плотный, приближающийся шелест сверху, и я вскинул АК. Стрелять не стал – с неба упал квадрокоптер с красным крестом на брюхе. Щелкнули зажимы и красный крест отделился – к брюху дрона был прикреплен контейнер, упавший на гравий дорожки. Это оказалась полевая аптечка, причем не какая-то, а британской колониальной армии.

– Спасибо тебе добрый человек! – не удержался я, обращаясь к небу.

По губам прочитают, и слова дойдут до адресата. До того, кто воспользовался возможностью аукциона и купил нам аптечку – еще раз спасибо за оценку нашего выступления, как говорится.  Торопливо рванув крышку, посмотрел на содержимое. Сердце ухнуло в пятки, вспышка обиды и злости – контейнер пустой. Неужели злая шутка?

Нет, не шутка. Контейнер не пустой, просто в нем далеко не весь комплект. Лишь самое необходимое сейчас – достал я широкую полосу заполненного биогелем толстого пластыря. Жестом махнул Зоряне, и она послушно легла на спину. Разрезав ножом Клаудии багровую, почти черную от крови ткань, содрал с полосы биогеля защитную пленку, прикладывая к открытой ране.

Вспенилась голубая жидкость заполняя порез, полезла наружу вся набившаяся грязь. Дождавшись, пока биогель полностью войдет в контакт с телом, плотным самоклеющимся бинтом замотал Зоряне все бедро от самого колена. И последнее – карандаш шприца. Подтолкнуть девушку, заставляя чуть повернуться, через ткань прижать к ягодице, нажать. Ждем тридцать секунд, поднимается.

– На ногу не наступай, – предупредил я Зоряну. – Хоть на одной прыгай, чтоб не разошлось, пока биогель полностью не схватит.

Уходя от разбитого автобуса, миновали зеленый лабиринт – в котором я благодаря памяти Олега легко ориентировался. Без приключений пересекли метров двести и залегли среди раскиданных валунов ландшафтного дизайна, у декоративного выгнутого дугой мостика. Удачное место – позади высокий бетонный забор ограничивающий локацию, слева распадок низины парка, хорошо просматриваемый, справа вид на лабиринт, из которого мы пришли. Прямо перед нами школа, но торец стены красного кирпича практически глухой – лишь одинокая дверь, ведущая на кухню.

Последующие семь минут провели без движения. Это смертельный матч, цена ошибки велика – и менять выгодную позицию без нужды совершенно не стоит. А задача красиво выиграть рейтинговое соревнование у меня не стоит – выжить бы.

К счастью, риск при выходе из опасной зоны себя оправдал – и заведомо проигрышная ситуация превратилась в выигрышную позицию: приехав на автобусе сюда, мы оказались в стороне от остальных событий. И как по мне, если без нас оставшиеся гладиаторы друг друга перестреляют, это будет здорово.

За то время, пока лежали, по-прежнему часто гремел пулемет. У него за собой бесконечная тележка патронов и несколько стволов на замену, не понимаю? – мысленно спросил сам себя. Пусть даже было два-три короба, давно должны были кончится – по ощущениям больше тысячи патронов расстреляно, садит как казенными не под отчет.

Да все просто, по воздуху патроны прилетают – сам спросил, сам ответил: бушующий с пулеметом непалец наверняка получает посылки дронами. Имя горца, кстати, по-прежнему окрашено в оранжевый цвет серьезного ранения.

Патроны присылают, а аптечку нет? Оранжевый цвет – это как пуля в животе у Божены – рана серьезная. Занял где-то позицию и лупит в белый свет? Или ведет беспокоящий огонь? Вряд ли – потому что самой первой в рейтинговом списке – смуглянка Саманта, с шестью убийствами. Если горец где-то окопался на одном месте с пулеметом, смуглянка должна быть рядом, так что немного картина происходящего не сходится.

В живых осталось всего четыре полные пары, а также две неполных – Шартрез и Шатран. Из первой Андреас Керн был жив, но тяжело ранен, а вот Ингеборга – наглухо, как и Лена Новак из Шатрана. Уже в списке четыре окончательных трупа, а еще ведь не факт, что все, кого в этом мире задержал анабиоз холодного сердца, будут возвращены в жизни.

– Вижу! – вдруг шепнула Зоряна.

Вскинувшись, посмотрел налево, по направлению ее взгляда. Как раз половинка Шатрана – Якуб Сковрон, чернокожий парень с желтыми волосами и болезненными глазами. Бежал он один, цепь намотана на левую руку, второй наручник пустой.

– М-мать! – произнес я ошарашенно.

Клаудия сказала, что попытка разорвать цепь ведет к моментальному наказанию, и это единственное правило. Других нет, и если я без последствий в матче завалил ведущую и вывел из строя обоих охранников корпоратов, то почему нельзя сделать что-то менее выдающееся? Например, отрубить погибшему напарнику руку… или помочь отправиться напарнику в анабиоз, если он будет против подобной перспективы.

Желтоволосый Якуб находился от нас метрах в двухстах. Он передвигался короткими перебежками, внимательно осматриваясь. В руках дробовик со сложенным прикладом, через плечо портупея с длинными красными бочонками патронов 12-го калибра.

– Ждем, – едва слышно шепнул я Зоряне. – Лицо в землю, не смотри на него.

Даже не обладая эмпатией можно почувствовать на себе чужой взгляд.  Поэтому я смотрел больше по сторонам. Алгоритм простой – если кто-то есть рядом, и убьет Якуба, то я прикончу его убийцу. И осматриваясь по сторонам, внимания в этом случае чернокожему с желтыми волосами и глазами немного уделяю – чтобы не почувствовал мой взгляд. Мне он сейчас к тому же не опасен – даже если у него пули в дробовике, против АК на такой дистанции… я его как мишень на стрельбище исполню, хоть с лежки, хоть с высокой стойки безо всякой опаски.

Резкий звук снова заставил вздрогнуть. Даже знаешь время, а не привыкнуть никак – очередная зона становится закрытой. Когда Зоряна продемонстрировала экран ассистанта, фыркнул беззвучно – кто-бы сомневался, конечно там, где мы. Весь парк и плац перед школой.

Якуб замер, спрятавшись в корнях дуба. Затаив дыхание, я тоже ждал. Тянулись долгие секунды, складываясь в минуту.

– Ах ты ж… сучка крашеная, – не выдержал я вскоре.

Если желтоволосый решил просидеть под корнями дуба до момента, когда закрытие зоны будет близко, и только потом рвануть к границе – дело дрянь. Если честно, я сам так хотел сделать, но наличие противника во фланге мешает.

Что делать? Дать пару очередей – корни дуба не проблема, пятно белой рубашки и желтых волос я вижу. Но это значит обозначить позицию. А если…

В этот момент Якуб, избавляя меня от мук выбора, выбрался из укрытия и побежал – прямиком к школьной двери. Я прицелился – не в него, а в дверной проем. Это единственный вход в школу – манит и пугает одновременно. Зайти через него, и дальше лабиринты кухни, столовая, кабинеты – можно хорошо затеряться. Но то, что это единственный вход с этой стороны одновременно и пугает.

Якуб явно думал также, но вместо того чтобы оббегать школу – подставляясь под многочисленные окна фасада, решил рискнуть. Забежав на крыльцо, он отрыл дверь и зашел внутрь. Течение времени для меня снова замедлилось – через полукруг прицела я наблюдал, как медленно-медленно желтоволосый заходит в помещение, держа наизготовку дробовик. Секунда тянулась вечностью – я ждал до последнего момента, ожидая выстрелов изнутри.

Не дождался – легкое касание спуска, короткая очередь. Пули ударили желтоволосого в бок, отшвырнув на стол из нержавейки. Дверь осталась открытой, теперь через нее просматривается часть кухни.

Никого, кроме неподвижного тела.

– Ждем, – только и прошептал я Зоряне.

Мне не нравилась эта дверь, и очень не хотелось туда идти. Но обходить школу или двигаться туда, откуда пришел Якуб, не хотелось еще больше.

Три минуты. Четыре. Семь. Девять.

– Олег, – не выдержав, прошептала Зоряна.

– Сидим, – негромко ответил я. – Жить в запретке можно минуты три. Сразу не идем, ждем.

Десять минут. Резкий протяжный звук, и все вокруг словно залило густым желтым светом. Несколько прожекторов сверху – вероятно на дронах, с направленными неоновыми лампами обозначили очередной закрытый участок.

Первый десяток секунд совсем ничего не ощущалось, никакого дискомфорта. Потом появилось ощущение, словно в инфракрасной сауне – становилось все теплее и теплее. При этом я физически чувствовал, как нервничает напряженная Зоряна. Да, мне легче – и умирал уже один раз, да и знаю, что относительно рядом команда спецов конфедератов, готовая меня вытащить.

Становилось все жарче, чуть погодя бросило в пот.

– Зоря терпи, пожалуйста. Потерпи немного, девочка ты моя хорошая, совсем чуть-чуть, – начал негромко приговаривать, выцеливая дверной проем.

Прошла минута, пошла вторая. Где-то далеко активно захлопали выстрелы – не менее пяти стволов. Автоматы, винтовки, пистолетный перехлест – опять пошла вода горячая.

Пока остальные активно где-то убивали друг друга, мы с Зоряной медленно умирали в запретной зоне. Перед взором словно муть появилась, пришлось встряхнуться, сбрасывая пелену. Еще немного, и смысл нахождения здесь исчезнет –  я просто не смогу прицелиться.

Только собирался окликнуть Зоряну и подняться, как в проходе появилась фигура. Шаг, другой – и вот уже противник выглядывает, держа наготове самозарядный карабин. Да! Не зря я поддался паранойе. Это пара Циан – светло-голубые, ядовито-лазурного цвета волосы и галстук. Как зовут их не запомнил, да и не важно.

Сейчас главное терпеть. Внимательно осмотрев залитый желтым светом закрытый сектор, парень обернулся – и я наконец увидел за его плечом движение. Напарница. Стрелять начал сразу же, очередями с отсечкой по три патрона. Парню хватило одной, а девушка исчезла из поля зрения – и я теперь бил через стену, ориентируясь по едва замеченному на миг движению.

Метр кирпича пробивает только трехлинейка, но стена здесь и не метр кирпича – пули из АК ее прошивали. Продолжал стрелять я уже на бегу – мы вместе с Зорей мчались к двери. Льющийся пот застилал глаза, ноги словно ватные – но силы еще были, и то, что добегу я знал. Зоряна! – мелькнула мысль. Конечно, биогель штука эффективная, да и стимулятор я вколол, но ведь…

Обернулся и облегченно выдохнул. Выглядела Зоря, конечно, краше в гроб кладут – бледная, лицо в бисеринках пота с прилипшими мокрыми волосами, но бежит и падать не собирается. В этот момент изнутри здания раздалась стрельба.

Пулемет. Опять пулемет, да что за жизнь! Причем совсем рядом – я слышу, как звенит металл кухонных столов от попаданий. Резким злым очередям отвечали гулкие выстрелы – совсем рядом с дверью.

Я ошибся с этим сидением в засаде. Надо было уходить по парку, в любую сторону. Одинокая дверь в торце – слишком заманчивая цель. И сейчас придется входить в помещение, где как минимум два противника, а мы почти полностью дезориентированы. Выбора никакого нет – я ошибся еще с оценкой времени и возможностей. Едва прошло две минуты, а уже чувствую, что еще немного и упаду без чувств.

На школьную кухню мы залетели как два пьянющих в умат человека. Наверное, это нас и спасло – вовремя упав, ушли с линии огня, и пулеметная очередь смела со столов несколько кастрюль и сковородок. Распластавшись, я положил АК на пол – выцеливая ноги противника. Ножки столов высокие, просматривается все помещение, но никого не видно, где он?

Рядом захлопали выстрелы – свалившаяся рядом Зоряна противника видела. Раненая девушка пары Циан, которую через стену я все-таки зацепил, и которая отстреливаясь от пулеметчика гуркха заползла в угол. Она была вся в крови, но пыталась в нас прицелиться, держа винтовку непослушными руками. Не удалось – несколько выпущенных Зоряной пуль ударили ей в грудь, отправляя в анабиоз.

Гуркха оказался сверху. Непалец в тот момент, когда мы ввалились в помещение и упали на пол, запрыгнул за стол – и сейчас был уже рядом. Мелькание, грохот выстрелов, сдавленный крик – все произошло за доли секунды. Через мгновенье я уже лежал в луже крови, пытаясь понять, что произошло.

Во взгляде Зоряны еще теплилась жизнь – один глаз при этом закрывал светлый локон. Убрав волосы, я столкнулся со взглядом девушки. Она попыталась что-то сказать, но подбородок мелко задрожал и замер, а изо рта хлынула кровь. Почти сразу же, впрочем, остановившаяся.

Зоряна несколько мгновений назад прыгнула кошкой, закрывая меня от выстрелов гуркха. Инстинктивный, но глупый поступок – в других условиях. Сейчас же спасло меня то, что ручной пулемет у непальца облегченный, с коротким стволом – как бельгийский Миними моего мира. Поэтому попадания не превратили нас в мясную заготовку фарша; и кажется очень похоже на то, что я вообще отделался без единой царапины.

Непалец же получил длинную очередь из АК – и сейчас лежал, разорванный пулями. Да, удача мое второе имя, специально такое везение не придумаешь – только в реальности возможно. Артур «Счастливчик» Волков – так и запишите.

«На надгробии запишут» – ехидно подсказал внутренний голос.

Дуракам и новичкам везет, и пока буду считать себя новичком, – ответил я ему.

Понемногу осознавая окружающую действительность, после прошедшей в волоске от меня смерти, я вдруг замер с открытым ртом, заметив замотанную красным бинтом руку убитого непальца. И ошарашено выругался: левой кисти у гуркха не было. Обрубок, обработанный биогелем и примотанный бинтом к сошкам пулемета. Получается, что добравшись до контейнера с экипировкой непальский горец отрубил себе руку – наверняка еще ножом-кукри, чтобы дать возможность Саманте действовать свободно? А сам, закинувшись стимуляторами, вышел на свободную охоту с пулеметом?

«Узнав о том, что предстоит прыгать с высоты в две тысячи метров, бойцы гуркхи…» –  и далее по тексту. От осознания безбашенности непальского горца испытал еще больший шок удивления, чем при взгляде на одинокого Якуба, который вполне мог убить свою напарницу – вспомнил я злые болезненный глаза чернокожего.

Вновь раздался резкий звук сирены оповещения.

– В локации матча осталось двое участников! – торжественно прозвучал усиленный громкоговорителем голос.

Поднимаясь, столкнул с себя пожертвовавшую ради меня жизнью Зоряну. Одеревеневшее от действия холодного сердца тело откатилось, а я сел на колени и активировал ассистант на ее руке. Россыпь красных точек на карте – и последняя довольно далеко, в правом крыле школы. Это хорошо, но все равно надо сматываться отсюда.

Второй оставшийся в живых участник – Саманта Дуглас, кто бы сомневался. Но больше предстоящего поединка меня заботило ближайшее будущее; за последнее время я наговорил Зоряне слишком много ободряющий вещей, и не выполнить обещания… я не могу теперь ей не помочь. Но смогу ли, успею – ведь меня после турнира выкупят у Мюллера аравийцы – если уже не выкупили здесь, в качестве зрителей и участников аукциона.

– Вперед, вперед, – прикрикнул я сам на себя, как до этого подгонял Зоряну.

Впереди оставалось совсем немного веселья, а после меня ждет очень много сложных дел

Глава 19

Наблюдающий за ходом смертельной схватки мужчина расположился за столом в ложе для важных персон. Выглядел он лет на тридцать, одет был в неброский классический костюм. Его вытянутое овальное лицо, с чуть припущенными уголками глаз, можно было назвать истинно-аристократическим; часто шли в ход комплименты о «задумчивом» выражении. Недоброжелатели, впрочем, говорили о его не подвергнутой генетической модификации и косметической хирургии внешности совсем иное — упоминая лошадей, упрямство и глупость. Вслух, правда, в зоне влияние Короны озвучивать подобное никто не рисковал, а в границах Британии даже и в мыслях – без ментальной защиты.

Поодаль за спиной наблюдающего за матчем гостя расположились телохранители, два одаренных повелителя стихий. Оба в черных мундирах «Blues and Royals» – знаменитого полка британской дворцовой кавалерии. От гвардейцев веяло силой – весь закрытый этаж ложи они могли превратить в пыль за считанные секунды. А сопровождающий мужчину полуэскадрон, расположенный поблизости, в течении нескольких минут был способен разнести в клочья весь недавно построенный стадион – огромная чаша которого, словно блестящая летающая тарелка, расположилась в живописных предгорьях Карпат.

Ни у кого другого в этом зале не было рядом телохранителей — правила посещения верхней ложи просто не допускали присутствия охраны; здесь могли находиться лишь члены «Хантер-клуба». Но для мужчины, за спиной которого стояло два капрал-кавалериста дворцового королевского полка, в совершенстве освоивших управление стихией, таких правил не существовало.

Гость с типично англосаксонской внешностью расположился за одним из лучших столов ложи. Через панорамное стекло он, в отличие от остальных присутствующих, вниз на площадку практически не смотрел. Происходящее мужчина наблюдал лишь на персональном голо-экране перед собой. Наблюдал с высочайшим недовольством. Раздраженно-усталое выражение демонстрировать на лице не составляло никакого труда – потому, что происходящее ему не очень нравилось. Не нравилось не то, что происходило сейчас на площадке, а не нравилась необходимость играть предназначенную самому себе роль. И скрывая искренний интерес от всех остальных, британец внимательно следил за развитием событий в локации снизу.

Когда Саманта, фурией свалившись со второго этажа колледжа, прикончила сразу троих участников и осталась наедине с юным андердогом, по помещению прошел легкий гомон. Собравшиеся гости, соблюдая нормы поведения, все же старались показать, что действия девушки вызывают у них восхищение. Вместе, конечно же, с дежурным осуждением поступков юной леди.

Британский аристократ внимания на потуги присутствующих не обратил. Будучи почетным членом «Хантер-клуба», для всех остальных он прибыл сюда для того, чтобы показательно отчитать зарвавшуюся девушку. На деле же, скрывая эмоции за маской раздражения, мужчина внимательно и с искренним интересом наблюдал за грациозной красавицей, которая с пугающей легкостью отправляла в анабиоз противников одного за другим.

Отвлекаясь от действий Саманты, британец приблизил изображение, внимательно рассматривая как убивший гуркха Волков приходит в себя. Отложив свою штурмовую винтовку, мальчишка быстро осмотрел непальца на предмет трофеев. Видно было, парень раздумывает – брать или не брать пулемет. Не стал, также оставил лежать и карабин пары Циан – лишь поднял оброненный своей мертвой напарницей пистолет, убирая его за пояс. И застыл.

Видно было, что мальчишка в замешательстве – камеры выхватили крупным планом его лицо, на котором отчетливо читалась внутренняя борьба. Наблюдающий за происходящим аристо нахмурился — не совсем понимая в чем дело. Но когда Волков подобрал дробовик с тела чернокожего Якуба и за три выстрела избавил свою напарницу от кисти руки, освобождаясь от оков цепи, британец понял в чем дело. И пожал плечами — регенерация кисти совершенно несложная процедура, чего он переживал так? В хорошей клиники восстановить руку минутное дело.

Молодой и глупый — неужели раз привязался к своей спутнице, не хватило ума показать, что она тебе безразлична? Теперь все зрители видели, что паренек переживает за девушку. И было в этом зале несколько человек, которых это знание серьезно порадовало. Подтверждая догадки британца, со столов поодаль раздался гомон – стоимость эскортницы после увечья упала, и за нее принялось активно торговаться сразу несколько человек.

Светловолосый юноша в это время, мелькнув приметными красными прядями модной прически, выбежал из кухни и стремительно побежал по коридорам. Продолжавший наблюдать за ним британец, хорошо знакомый с картой локации, одобрительно поджал губы. Ясно было, что паренек отлично ориентируется в здании. Оценив место гибели последних участников, он точно понимал – близко соперницы нет, и старался как можно быстрее сменить позицию.

Через несколько минут последняя зона на улице должна была стать запретной, и оставшимся участникам оставалось передвигаться лишь в стенах здания. Волков, стремительно покинув хозяйственный корпус, целенаправленно двинулся на верхние этажи. Пристально наблюдавший за ним британец вновь приятно удивился, даже едва кивнув, потому что мальчишка шел в башенку бельведера на западном крыле.

Решение на первый взгляд спорное -- это была удачная позиция для снайпера в начале матча, но сейчас, когда улица стала запретной, не самый лучший выбор. Но британец видел и понимал – в отличие от Саманты, победа Волкову не нужна, тот хотел лишь выжить в матче. И позиция в смотровой башенке удобна тем, что ее можно покинуть в любой момент, перебежав по крыше – откуда через чердачные окна легко уйти сразу в несколько мест здания.

Поднимался по лестнице юноша быстро, но осторожно. Миновав очередной пролет, Волков ошарашенно застыл. Пристально наблюдающий за ним британец вновь кивнул удовлетворенно; если до этого момента у зрителей и сохранялось подозрение, что юный гладиатор обладает мягко скорректированной с детства психикой – позволявшей ему действовать без эмоций, как машина, то сейчас они полностью развеялись.

Труп Андреаса Керна висел на своем галстуке на последнем лестничном пролете. Тело – то, что от него осталось, было избавлено почти ото всей одежды и некоторых частей. Зрелище неприятное, и Волков оказался явно ошеломлен.

Британец краем уха услышал негромкий гомон обсуждения. Еще с того момента, как юный андердог убил Клаудию – бессменную ведущую смертельных матчей с участием молодежи под эгидой «Хантер-клуба», зрители обсуждали, адекватно он воспринимает реальность, или его спокойствие и рассудительность следствие корректировки психики. Выполняющий роль распорядителя зала Герхард Мюллер в эти моменты точно прибавил себе седых волос, так что сейчас буквально расцвел от облегчения. Потому что выставлять своим бойцом биоробота на смертельный матч – очень дурной тон, и это грозило серьезными неприятностями.

Светловолосый мальчишка между тем очень быстро пришел в себя после ужасающего зрелища – миновав растекшуюся по ступенькам кровавую лужу, он выглянул на смотровую площадку.

– Давай, шагай! – уловил британец чей-то нетерпеливый возглас с соседних столов.

Саманты в это крыле здания не было – девушка находилась неподалеку от спортзала, внешне беззаботно двигаясь по коридорам. Ее беспечность была ширмой; девушка напряжена и настороженна, при этом внимательно сканируя окружающее пространство. Со стороны это, впрочем, заметно не было – смуглая черноволосая красавица выглядела словно на увеселительной прогулке. Даже учитывая автоматическую винтовку в руках.

Волков, как понял за время наблюдения британец, кроме касания чужого взгляда никаким чутьем больше не обладал. Выйдя на площадку, мальчишка вновь показал искрении эмоции – при виде трупа Ингеборги. Леймане перед смертью пыталась ползти с перебитыми ногами, оставляя широкий кровавый след. Убили девушку, размозжив в кашу голову прикладом ее же винтовки, которая валялось поодаль в луже крови, с разбитой оптикой.

Снайперов в гладиаторском сообществе не любят – и Якуб Сковрон, который с животным зверством прикончил Ингеборгу, мог не опасаться никакого порицания. За убийство девушки-снайпера – а вот насчет Лены Новак, которую Якуб прикончил в самом начале, чтобы освободиться от цепи, чернокожий может выхватить немало проблем. Причем проблемы могут возникнуть очень скоро – британец краем уха слышал, как торговались за жизнь Якуба двое членов клуба. Один из них хотел приобрести чернокожего чтобы наказать, второй наоборот – как достойный экземпляр гладиатора в свою коллекцию.

Подобные «детские» матчи всегда вызывали интерес среди членов клуба, считаясь в своем роде ярмаркой талантов. Уроки выживания проводились всего несколько раз в год, и в них участвовала подающая надежду молодежь протекторатов, громко заявившая о себе на подпольных аренах кровавого спорта.

Пристегнутые к участникам и доступные к покупке эскортницы серьезно добавляли зрелищу перчика и колорита, так что подобные матчи в «Хантер-клубе» пользовались несомненной популярностью. Но сейчас зрители понемногу гомонили, сетуя на то, что оба оставшихся участника так далеко друг от друга. Что, с учетом явной осторожности юноши, убивало все напряжение столь динамичного до этого зрелища.

Шли минуты. За это время оказалось выкуплено сразу несколько лотов – один из них оказался жизнью напарницы Волкова. Зоряна Смит, покупатель – Вольфганг Риттер фон Нидермайер, безразлично бросил взгляд на статистику британец.

Не подозревающий о происходящем в высокой ложе Волков все это время по-прежнему находился на смотровой площадке. Саманта все также в поиске перемещалась по первому этажу. Британец, когда перевел изображение своего голо-экрана на девушку, вновь нацепил на себя маску сдержанного раздражения и недовольства.

Голубоглазая мулатка вдруг обернулась на резкий звук из-за спины, вскидывая оружие. Но это оказался всего лишь дрон – к которому снизу был прикреплен планшет со схемой здания в разрезе. И на плане пульсировала алая точка – в районе смотровой площадки бельведера. Саманта всмотрелась в план и приподняла правую руку, едва-едва шевельнув пальцами – благодаря того, кто отправил ей гонца-дрона. Квадрокоптер улетел, исчезнув в открытом окне, а девушка легким бегом направилась к лестнице на второй этаж.

Британец переключил изображение на Волкова. Мальчишка занял выгодную позицию, но против Саманты с ее чутьем шансов у него никаких нет – она может его прямо через стену расстрелять, благо здесь наверху они почти картонные. Но Волков вдруг встрепенулся, напрягшись. Через несколько мгновений мальчишка поднялся и бесшумно двигаясь, плавным движением выпрыгнул в окно.

Наблюдающий за ним мужчина смог сохранить невозмутимость. И даже маска раздраженной усталости на его лице не дрогнула, но в голове появился вопрос: «Как?» Неужели мальчишка почувствовал приближение Саманты? Это же… невозможно – в мыслях усмехнулся британец, лучше других знающий, что ничего невозможного в мире нет.

Отступающий Волков уже торопливо пробежался по крыше, и выбив одну из чердачных дверей, спустился по лестнице в здание. Двигался он так, словно ожидал противницу в любом месте, что высокородного аристократа слегка успокоило. Но только слегка – подобного не могло случится. Не могло случится с обычным человеком.

Саманта уже поднималась по лестнице на смотровую площадку. Изуродованный труп Керна она проигнорировала, на мертвую Ингеборгу глянула лишь мельком. Не стараясь даже скрыть раздражение, смуглая красавица осуждающе покачала головой.

С соседних столов раздался гомон, показательно громкий. Специально для высокого гостя. Дабы тот, случись что, подтвердил бы Саманте – произошедшее не было насмешкой, пустышкой – что часто практиковалось в отношении других участников смертельных схваток.

Девушка еще раз осуждающе покачала головой и подняв голову посмотрела – как показалось, прямо в глаза зрителям. Порывисто развернувшись, Саманта двинулась прочь. Трупу Керна в этот раз немного внимания она все же уделила, брезгливо передернув плечами.

Сбежав по лестнице, Саманта целенаправленно направилась в холл школы. Эта зона к концу матча должна была остаться единственной не закрытой для нахождения. Волков сейчас был далеко, и девушка его присутствия не чувствовала – так что двигалась быстро и безбоязненно.

Выйдя в широкий зал с высоким потолком, Саманта замерла.

– Белый танец, дамы приглашают кавалеров! – весело крикнула смуглая девушка. – Жду тебя в холле. Или ты уже не такой смелый, как вчера?

Всего несколько мгновений, и усиленный звонкий голос разнесся по всей локации. Саманта едва улыбнулась – подобное было против правил, и таких преференций никому не полагалось. Но девушка все просчитала – во-первых, в матче не было правил, а во-вторых, среди организаторов турнира не оказалось дураков, что решились бы оставить ее призыв лишь в стенах зала.

Британский аристократ почти сразу перевел изображение на светловолосого андердога.

«На месте стой!» – мысленно обратился он к пареньку.

Волков замер, словно послушавшись. Вновь ясно читаемые душевные метания, и принятое решение – паренек поднялся и целенаправленно двинулся вперед. Британец в мыслях уважительно выругался – мальчишка начинал ему нравится.

Легким бегом миновав два коридора, Волков оказался неподалеку от центра здания. Дальше, с истинной кошачьей грацией он перекатился несколько раз, передвигаясь практически бесшумно и вот уже оказался совсем рядом с холлом. Британец видел, что парень вошел в скольжение – плохенькое, безранговое. Двигался он так, что вполне можно было смотреть за ним угадывая движения и вполне обычному человеку.

Увидев в холле Саманту, Волков словно врезался в невидимую стену. Девушка стояла в самом центре зала и демонстративно держала оружие на отлете. Когда парень остановился, она внимательно его осмотрела и жестом показала – железки в сторону. Штурмовая винтовка в руках парня для нее – при соблюдении элементарной осторожности, опасности не представляла. Но даже сейчас Саманта рисковала, полностью оправдывая свою репутацию.

Волков, впрочем, дураком не был. И после того как черноволосая красавица откинула оружие в сторону, положил на пол свое – винтовку и пистолет. Саманта широко улыбнулась и сделала книксен, приглашая на танец. И почти сразу стряхнула с себя всю доброжелательность, демонстративно вставая в боевую стойку. Едва-едва Волков кивнул и видом показал, что готов к рукопашной схватке, как оказался в нескольких метрах поодаль – получив удар ногой и проехавшись по бетонной пыли с щедро рассыпанными в этом месте пулеметным гильзам.

Перекатившись, мальчишка прыжком поднялся на ноги. И, удивительное дело, от следующего удара Саманты сумел уклониться. Легкая заминка, и разъярившаяся на краткий миг девушка хлесткой серией отправила парня в полет к противоположной стене. Поднимался тот тяжело. Внимательно наблюдающий за действом британец видел – без переломов не обошлось.

Саманта быстрым шагом, вновь показательно забыв об осторожности, уже оказалась совсем рядом. С рассыпавшимися по плечам волосами и блестящими глазами она казалась воплощением валькирии, даже богини войны. Поодаль по столам прошлось волнением восхищенного гомона – не один британец обратил на это внимание.

Приблизившись к уже кое-как поднявшемуся Волкову, девушка уперлась ладонями в стену, прижавшись к нему практически вплотную. Британец заметил, как – стремительным жестом, незаметным обычному глазу, мальчишка сунул руку в карман пиджака. Там ее и оставил – Саманта сказала пареньку несколько слов, причем встав так, что ее лицо не было доступно ни для одной камеры.

Мальчишка после сказанного смуглой красавицей едва вздрогнул, а после глаза его расширились от удивления. Саманта, в отличие от напряженно наблюдающего за происходящим аристократа, даже не заметила, как в этот момент он достал руку из кармана пиджака. Пустую руку. Еще несколько слов и Волков, криво улыбнувшись, кивнул. Девушка отошла на несколько шагов, и почти сразу парень опустился перед ней на одно колено.

– Миледи, – поцеловав протянутую руку, произнес юноша признавая поражение.

– О мой лорд! – шутливым тоном воскликнула Саманта. И повторила глубокий реверанс – точь-в-точь, как исполненный ею на вчерашнем балу. Подарив недавнему партнеру и противнику на прощание ослепительную улыбку, девушка развернулась и направилась прочь, покидая локацию под звук знаменующего конец матча горна.

Волков остался на месте. Парень старался держаться прямо, но было видно, что дается ему это с трудом. Наверное, мальчишка даже несмотря на полученные от Саманты удары смог бы покинуть локацию самостоятельно. Но заработало холодное сердце, отправляя его в беспамятство. Постепенно теряя ориентацию и сознание, Волков сполз по стенке и замер.

Для того, чтобы показывать крайнее раздражение, наблюдающему за процессом британцу вновь не потребовалось даже играть – хлопнув по столу, он выключил голо-проектор. Поднявшись, аристократ подошел к одному из своих телохранителей и что-то негромко сказал. Кивнув, капрал-кавалерист быстрым шагом покинул помещение. Британец же осмотрелся.

Входной билет на мероприятие составляла сумма в миллион английских фунтов. Сумма одинаковая для всех, вне зависимости от состояния и положения в обществе – гарантируя равную борьбу на ставках и в аукционе. Именно миллион, не больше и не меньше, необходимо было внести на депозит и потратить во время мероприятия. Неиспользованный остаток не возвращался, но можно было покинуть стадион в серьезном плюсе, выиграв на ставках. А можно было без единого шиллинга, как представитель варшавского офиса Линклейтерс, который прибыл сюда явно по контракту с аравийцами: все свои свободные средства он сразу же направил на покупку Артура Волкова. Наверняка в зале находился еще один, а может быть даже двое представителя ведущих мировых адвокатских контор – на всем, что касалось репутации, шейхи обычно не экономили. И победивший молодого амира на подпольной арене парень по сумме своего выкупа и гонораров исполнителям становился буквально золотым мальчиком. Но в этом случае у аравийцев не было выбора – с подачи заинтересованных лиц история с проигравшим молодым аристократом уже стала очень широко известна в узких кругах. Так что для шейхов получить дерзкого мальчишку превратилось в дело принципа.

Скользнув взглядом по залу, британец ощутил исходящий от специалиста Линклейтерс самый настоящий страх.  Как и от барона Нидермайера – этот господин, уязвленный поведением Волкова на балу, даже влез в краткосрочные долги, чтобы попасть на мероприятие. Хотя вполне возможно, это лишь ширма – и появление барона организовано также на аравийские деньги. Вглядевшись в широкое лицо массивного мужчины, британец задержался на нем взглядом на долю секунды.

Нидермайер все понял правильно. Внешне сохраняя спокойствие и показательную неторопливость – по принятой в клубе манере поведения, барон тем не менее подошел со всей возможной стремительностью.

– Поздравляю с прекрасной покупкой, барон, – произнес британец, улыбнувшись одними губами. – Хорошая девушка, мне она понравилась.

– Благодарю, ваше королевское высочество, – склонил голову барон, – для меня будет честью подарить ее…

Британец уже не слышал – развернувшись, он двигался прочь из высокой ложи. Теперь мужчина улыбался не только губами – смятение барона ему по-настоящему понравилось. После начала соревнования, когда юрист из Линклейтерс выкупил жизнь Волкова, а Нидермайер купил парню последнее место выхода, британец поставил весь свой миллион на паренька, чем вызвал самый настоящий панический ужас у обоих. Принц любил музицирование, но больше всего он обожал игру на чужих нервах.

Многие провожали уходящего британца взглядами исподтишка. Его совершенно неожиданное прибытие на мероприятие удивило членов элитного клуба, в котором он не появлялся более пяти лет. Но цель визита ясна как день – Саманта, взбалмошная леди, также совершенно неожиданная для многих решившая развеять скуку в смертельном матче. И когда британец ушел, среди гостей возникли острожные пересуды – закончилась ли свобода экстравагантной девушки, чьи поступки удивляли весь высший свет уже не первый год?

Через четверть часа сидя в кабинете королевского люкса, британец нетерпеливо ожидал гостя. Гостью. Но в тот момент, когда дверь распахнулась и в кабинет быстрым шагом зашла Саманта, он увидел мигание оповещения коммуникатора. Кивнув девушке – указывая на кресло, принц ответил на вызов.

– Да. Да. Нет. Нет, пусть не переживают, – улыбнулся британец. – Да, этот… как его, Волков? Скажи, что он мне совершенно безразличен. Постой… добавь еще, что я хоть так и сказал, но лично ты не уверен в этом. И еще добавь, что он конфедерат, пусть и с купленным гражданством, но даже так на их месте было бы глупо играть с огнем. Но это уже озвучь как собственное мнение.

Не дослушав собеседника, британец завершил вызов, усмехнувшись. Линклейтерс не зря одна из ведущих мировых адвокатских контор: менее чем за четверть часа сумели найти выход на очевидного наследника трона после столь неожиданной ставки и поинтересоваться, не идут ли против его интересов, выкупая для аравийцев мальчишку.

Всего пара фраз, и теперь в аврале цейтнота десятки облеченных влиянием и властью людей будут решать, как поступить – пожертвовать прибылью или серьезно рискнуть. Ведь ставки невероятно высоки: шейхи всегда платят по счетам многократно выше стандартной планки, а это хорошие деньги. Очень хорошие деньги, – смакуя, повторил про себя удовлетворенный неожиданным эффектом британец.

– Я слушаю, – произнесла в этот момент Саманта, привлекая внимание собеседника.

Британец, не отвечая, выдвинул несколько ящиков стола в поисках чего-то. Не найдя, недовольно дернул щекой и поднял взгляд, встретившись с яркими васильковыми глазами.

– Я хочу услышать… – с напряжением в голосе вновь заговорила девушка.

– Защиту поставь пожалуйста, – прервал ее британец.

Саманта удивленно взметнула брови, но спорить не стала – сконцентрировавшись, повесила над столом под потолок туманную полусферу. Дополнительно ко всему многоуровневому колпаку, ограждающему королевский люкс.

– Продолжай, – кивнул мужчина.

Девушка глубоко вздохнула, стараясь справиться с раздражением, и вновь заговорила.

– Я прибыла сюда, послушно изображая веселящуюся обезьянку для всей этой слюнявой братии престарелых онанистов и….

– Сестренка, прошу… –  поморщился британец.

– …и сейчас я хочу знать, зачем выполняла твою просьбу, – не обратив внимания на явное недовольство собеседника, закончила девушка.

– О том, что это была моя просьба, в ближайшие лет десять, а может быть даже двадцать или тридцать будут знать только двое – ты, и я.

Абсолютно непохожие брат и сестра, некоторое время сидели в молчании, глядя друг другу в глаза. Саманта ни словом, ни жестом не показала отрицания или согласия. Но собеседнику это не было нужно.

– Сделала ты это затем, что твое участие в этом турнире стало последней каплей для его величества. Для всех остальных людей – и для него в том числе, сейчас я выражаю тебе недовольство семьи. Крайнее недовольство. Уже сегодня вечером официально ты направишься домой в Порт-Элизабет, под домашний арест. Неофициально – в Австралию, в закрытый пансион. На самом же деле со всей возможной секретностью ты будешь перевезена на тренировочную базу Черного Дозора, где и проведешь все оставшееся до рождества время, совершенствуя свои способности.

Лицо Саманты сохранило беспристрастность, но собеседник очень хорошо почувствовал обуревавшие ее эмоции. Наблюдал с интересом – но девушка справилась. И только холод льдов всех северных морей, зазвеневший в голосе, говорил о ее чувствах:

– Благодарю, ваше королевское высочество, что…

– Саманта, – жестко сказал принц, заставляя ее замолчать. – Я не хочу, чтобы ты проиграла возвратному синдрому и стала по-настоящему одержимой. Это нужно не только мне, но и тебе тоже.

– Я контролирую себя и никогда…

– Знаешь, – перебивая девушку, повысил голос принц, – что сказал мне Эдвард, когда ему было пять лет и Анна отобрала у него любимую игрушку? Эдвард сказал: «Противные девчонки, никогда ни на ком не женюсь!»

Саманта открыла было рот возразить, но собеседник не дал:

– Ссылка на полгода в Шотландию, – в голосе британца послышались стальные нотки, – не просто будет выглядеть наказанием, это и будет самым настоящим наказанием за твое поведение. О том, что эти месяцы для тебя – определяющие в работе с одержимостью, также будем знать лишь мы двое.

Раздраженно махнув рукой, уже не скрывая злости обуревающих эмоций, мужчина активировал голо-экран. Но его жест заставил Саманту вздрогнуть – за последние лет пять она никогда не видела брата, столь открыто выражающего свои чувства.

– Смотри, – показал ей на экран собеседник.

Запись и последующее воспроизведение ивентов смертельных матчей было строжайше запрещено уставом «Хантер клуба». Но принц из британской королевской семьи, второй в очереди наследования трона – не тот человек, для которого существуют запреты и уставы.

Саманта, еще раз бросив взгляд на кузена, всмотрелась в экран. Не отрывая взгляда, она дисциплинированно смотрела почти целую минуту на то, как в помещении класса Артур Волков и Зоряна Смит ожидали своей очереди на выход. И когда второй корпорат вылетел в окно, а Клаудия получила пистолетом в голову, даже улыбнулась. И чуть нахмурилась, после того как Волков выпустил в голову ведущей две пули.

– Наконец кто-то пришиб эту тварь, – когда изображение остановилось, пожала плечами Саманта, обращаясь к брату. – Надеюсь, по поводу этого шайка престарелых говнюков…

– Саманта!

– …надеюсь никто сильно не расстроился? Нет, вот и отлично.

– Ты ничего не поняла? – холодным голосом поинтересовался мужчина.

– Резкий мальчишка, мне он понравился, и…

– Смотри, – вновь прервал собеседницу британец и перемотал видео до того момента, где Клаудия убирала пистолет корпората, не застегнув кобуру. – Это что такое?

– Излишняя самоуверенность, – фыркнула Саманта.

– Вот именно, – согласно кивнул принц. – Вот именно, – еще раз внятно повторил он.

– Послушай, оттого что одна сумасшедшая дура наконец-то пораскинула мозгами по своей глупости не повод к тому… чтобы…

Саманта замолчала на полуслове, глядя на экран с новым изображением. Увеличенным, где припертый ею к стене Волков держал руку в кармане пиджака. Сам пиджак – окровавленный, с оторванными рукавами, мгновением позже появился на столе. Британец показал девушке взглядом на карман и медленно развернув ткань, достал оттуда плоский клинок.

– Ты даже не заметила, как он ускорился и взял нож! – закричал мужчина, громко ударив рукой по столу. – Захоти мальчишка, и оставил бы тебя там нашинкованную, как говядину в венгерском гуляше, – британец нарочно не сглаживал краски.

– Он… я не…

– Ему четырнадцать лет, и у него неинициированный источник, ты хотела сказать? Но он находясь в статике вошел в скольжение, а ты этого даже не заметила! А если бы… если бы он был под контролем одного из высших одержимых? Ты умерла бы навсегда, насовсем, сестренка! Пуф, все -тебя нет, и никакой слепок души не помог бы! Как ты там недавно сказала? Одна сумасшедшая дура по своей глупости пораскинула мозгами?

Бронзовая кожа Саманты посерела – девушка, к удовлетворению брата, наконец осознала, что именно в действительности могло произойти совсем недавно. Дрожащей рукой взяв нож, она даже в смятении поднялась с места.

– Мне кажется, недавняя свадьба Эдварда удалась. В особенности фата невесты, со смыслом получилась… а ты как думаешь, сестренка? – прежним, абсолютно спокойным голосом без тени лишних эмоций поинтересовался собеседник.

Девушка не ответила. Поджав губы, она сильнее сжала в руке клинок.

– Что ты сказала ему перед тем, как мальчишка сдался?

– О том, что я ему сказала, в ближайшие лет десять, а может быть даже двадцать или тридцать будут знать только двое. Он, и я, – ровным голосом ответила Саманта.

Британец только усмехнулся. Девушка, не прощаясь, развернулась на каблуках и собралась было снять пелену полога.

– Сэми, – окликнул ее кузен.

Его единственная по-настоящему любимая сестра, Элизабет Саманта Мари-София, герцогиня Родезийская, самый настоящий enfant  terrible, несносный ребенок британский королевской семьи; или, как ее называли последние годы – черная принцесса, застыла на несколько секунд, словно раздумывая – оборачиваться или нет.

– Спасибо, что выполнила мою просьбу, – произнес мужчина ей в спину.

Девушка даже не обернулась. Сняв пелену порога, она порывисто пошагала к двери. Мужчина даже взглядом ее не проводил – знал, что против решения семьи, а тем более против него, Саманта не пойдет.

Соответствуя собственной репутации, выходя из кабинета – двигаясь навстречу грядущему добровольному заточению в шотландский горах, Саманта позволила себе с чувством хлопнуть дверью. Так, что вздрогнули стены отеля и опасно для окружающих напрягся весь полуэскадрон охраняющих принца гвардейцев.

С чувством закрытая Самантой дверь едва не вылетела из коробки, приоткрывшись от инерции удара. Один из гвардейцев заглянул в кабинет и увидев, как принц успокаивающе махнул рукой, аккуратно прикрыл створку.

Сам оставшийся за столом мужчина на грохот даже не обратил внимания – его мысли уже практически всецело занимала истинная цель визита в этот забытый богом протекторат. От таких приглашений, которое он получил еще полгода назад, не отказываются. И сейчас принц думал о том, каким образом будет обеспечивать свое инкогнито в предстоящей встрече русский цесаревич.

«И что такое она все же сказала мальчишке?» – в последний раз подумал британец перед тем как забыл об этом. Одно сложное дело, во время которого неожиданно удалось еще и привести в чувство Саманту, сделано, пора было переходить к следующему

Глава 20

Полностью черные глаза, без радужки и белка. Блестящие, словно глянец камня — взгляд, от которого душа уходит в пятки. Глаза совсем рядом, горячее дыхание на лице, прижавшееся гибкое тело. И слова… слова…

Что она мне сказала?

Попытка вспомнить вызвала практически физическую боль. Прорываться сквозь пелену беспамятства было невероятно тяжело. Взор застилала размытая муть – я все никак не мог сконцентрировать взгляд и понять, где нахожусь. Попытался приподняться, но от легкого движения по телу прострелило болью, навалилась тяжесть мышечной усталости.

Господи, как мне это все дорого-то, а?! Когда я смогу нормально выспаться без пробуждений с того света, непрошенных высокородных пьяных гостей, необходимости едва пробудившись вставать и бежать куда-то чтобы убить или постараться не быть убитым? Гоняют меня как мальчика по углам все кому не лень!

«Да-да, уже не мальчик, тебе ведь почти пятнадцать» – подсказал внутренний голос.

С ответом я не церемонился – прямо, коротко и экспрессивно сказав куда стоит ему идти.

– Что? — появилась передо мною темная тень, заслоняя светлую муть.

«Я это вслух сказал?»

После вопроса с той стороны окружающего мира и вспышки удивления я немного пришел в себя. Сморгнув несколько раз, попытался сесть. Мне почти сразу помогли, аккуратно подхватив за плечи и приподнимая.

– Видишь меня? – поинтересовался ровный голос. Наконец-то сфокусировав взгляд, я увидел уже знакомые зеленые армейские импланты. Интересно, спецы конфедераты второй раз прибыли в протекторат, или после первого моего освобождения здесь и дожидались?

Звук распахнутой двери, буханье шагов, поскрипывание амуниции.

– Вашбродь, карета в пути, подлетное время пять минут, – произнес кто-то сбоку.

— Вернулся? — поинтересовался офицер, глядя мне в глаза.

Не отвечая, я осмотрелся. Лежу, вернее уже сижу, на кушетке в светлом помещении, похожем на больничную палату. На тюремную больничную палату. В стенах художественные дырки от пуль, на полу инсталляция из двух тел в доспехах. Присмотрелся — современная легкая броня, используемая в большинстве наемниками ЧВК Европейского союза. Еще чьи-то ноги в такой-же броне видны на полу коридора через распахнутую дверь.

Напротив офицер конфедератов, держит снятый шлем в руке, внимательно на меня смотрит. Поодаль еще один боец, совсем рядом второй – только вошедший, сообщивший про карету. Все в легкой броне красно-черной расцветки, стандартной для британской колониальной армии. Похоже, парни-конфедераты тоже в троллинг умеют.

– Вроде очнулся, -- прислушиваясь к своему голосу, ответил я офицеру.

Тот протянул руки, приобнимая меня за плечи и вдруг резко дернул. Мой истошный крик заметался среди звуконепроницаемых стен. Когда воздух закончился, я только захлопал открытым ртом – не в силах вздохнуть от непереносимой боли.

Офицер потеснился, а рядом оказался стоящий до этого поодаль боец. На его левой стороне груди я заметил небольшую эмблему – пронзивший череп кинжал, обвитый змеей, голова которой вылезала из глазницы. Знак означал, что передо мной полевой фельдшер – и в паузах между убийством людей он может кому-нибудь наклеить пластырь на ранку или дать таблетку аспирина.

– Терпи казак, атаманом станешь, – вполголоса подбодрил меня оттесненный в сторону медиком офицер-конфедерат.

Несколько секунд, пара резких движений и боль ушла – фельдшер очень быстро вколол мне анестетик, а открывшиеся раны в шее и под лопатками залил голубым раствором тут же спаявшего раны биогеля. Офицер, единственный без шлема здесь, пристально наблюдал за мной. В руках конфедерат держал рывком снятый с меня жилет холодного сердца, со свисающими окровавленными шлангами, которые еще совсем недавно были вживлены в мое тело.

Интересно, а нельзя было сначала обезболить, а потом выдирать с мясом подснежник? – с раздражением подумал я.

– Зато в себя быстро пришел, – вновь произнес офицер, обращаясь ко мне. Мысли он точно не читал, просто вопрос в моем взгляде читался хорошо.

Но не поспоришь – в себя пришел действительно очень быстро.

Передо мною лег уже знакомый функциональный костюм, похожий на футуристическую повседневную одежду, которую я видел в компьютерных играх. Пока одевался, до конца пришел в себя, уже осознавая окружающую действительность довольно четко и без тяжелой мути, мешающей мыслить.

«Мы с тобой одной крови. Ты, и я» – зазвучали словно вживую слова Саманты, которые она произнесла, глядя на меня самым настоящим демоническим взглядом.

Так, стоп. Не о том думаю – ведь карета подана. А это значит, что сейчас…

– Мы сейчас куда? – посмотрел я на офицера, в глазах которого ядовито-зеленым светом ярче обычного загорелись активные импланты. Перед взором у него сейчас командирский интерфейс, по загруженности ничем не отличающийся от мельтешения сотен плашек на мониторе топового рейдера в онлайн-играх моего мира.

– Домой летим, – произнес конфедерат, поднимая шлем.

– Стойте, – соскочил я с кровати.

– Постойте, ваше благородие, – моментально поправил меня боец, сообщивший о показавшейся на горизонте карете. «Постойте, ваше благородие» – это мне так необходимо к офицеру обращаться, если что.

– Подождите, – даже не обратил внимания я на его реплику, – у меня здесь еще…

Дальнейшее произошло за доли секунды. Я увидел, как офицер-конфедерат коротко глянул на фельдшера. Зачем смотрел, и так понятно – усыпить обратно неожиданно воспротивившейся объект, для незамедлительной организации его безопасного перемещения в указанное место согласно полученному приказу.

Ясно было, что сейчас, на откровенно чужой территории бойцы действуют согласно жесткому хронометражу, и разборки с моими хотелками в план операции точно не входят. Вот только я с подобным был категорически не согласен – потому что обещал Зоряне, что заберу ее.

При этом я отчетливо осознавал, что против группы спецназа конфедератов у меня не было никаких аргументов. И от отчаяния, от вмиг накатившей злости на весь мир вдруг сотворил что-то похожее на поле подавления, которым остановил разъяренную княгиню совсем недавно в Елисаветграде.

Мир вокруг окрасился в серое, замелькали лоскутные всполохи мглы, а я повел рукой в сторону шагнувшего ко мне фельдшера. Боец отлетел в сторону, словно запущенный из рогатки оловянный солдатик и ударился в стену с такой силой, что там остался вмятый отпечаток фигуры.

– Я сказал стоять! – разнесся мой голос, отражаясь от стен также, как совсем недавно метался здесь истошный крик, когда конфедерат грубо снял с меня жилет подснежника.

Сам я в этот момент оказался будто у черной манящей бездны. И лишь титаническим усилием, в самый последний момент смог остановиться перед тем как нырнуть в нее. Словно всадник, сумевший поднять на дыбы коня у края глубокого каньона. Для всех остальных этот момент уместился не более чем в доли секунды, я же моментально покрылся потом – от страха того, что едва-едва не шагнул за порог опасного безумия.

Возвращаясь в яркий мир, выныривая из серой пелены, я осмотрелся. Офицер стоял чуть покачиваясь, ошеломленно открыв рот. Он смотрел на меня, сморщившись от боли и шока. Ну да, он единственный тут без шлема, а я видимо немного переборщил с голосом – из ушей конфедерата текла кровь. Откинутый в сторону фельдшер уже поднимался. Не очень уверенно, правда, но главное что жив.

– У меня остались здесь еще неоконченные дела, – с трудом сохраняя спокойный голос, заговорил я, – и мне сейчас нужна ваша помощь. Имя, звание? – обратился я к офицеру.

Спрашивая, добавил немного силы убеждения во взгляд, совсем чуть-чуть – по урокам фон Колера. Не сработало – импланты в глазах конфедерата сверкнули. Ну да, ментальная защита, кто бы сомневался. Но офицер заговорил, представившись:

– Штабс-капитан Измайлов, ССпН.

– Мы где? Высокий Град?

– Да, – вытирая текущую по скуле кровь, кратко ответил он.

Фух. Если бы находились в другом месте, было бы сложнее. Но кто знает, в городе ли еще Зоряна?

– Послушай, капитан. У меня здесь в протекторате осталось двое близких людей, и их надо забрать, – безапелляционным тоном произнес я.

Говорил так прямо, недвусмысленно намекая на свое более высокое сословное положение, специально и осознанно. В иной ситуации подобное при обращении к гвардейскому штабс-капитану армии Конфедерации могло показаться весьма глупым поступком. Но я только что едва не испепелил всех здесь присутствующих явно высокоранговой способностью, против которой не сработали щиты доспехов. Так что это придавало серьезного веса и моему мнению, и главное форме его выражения.

– У меня приказ незамедлительно доставить тебя в Конфедерацию, – только и сказал в ответ Измайлов.

Сомневаться в моем праве разговаривать с ним в подобном тоне он не стал, но и потворствовать моим желаниям явно не намеревался.

– Понимаю. Еще раз повторяю, у меня здесь – в протекторате, сейчас находится два человека, которых нам надо забрать с собой. И если мы…

Говоря, ненадолго прервался, слизнув пот с верхней губы. Солоноватый привкус – кровь что ли? Быстро провел лукой по лицу, посмотрев на пальцы. Вздрогнул, невольно передернув плечами – отлично, после того как я справился с соблазном шагнуть в манящую тьму, у меня через поры кожи не пот, а кровь выступила. Но это было совсем мгновенное отвлечение – я продолжал говорить:

– …если мы не заберем с собой моих людей, они могут умереть. И смерть – не самое плохое, что с ними может случиться.

О том, что мое внимание к Зоряне не останется незамеченным я догадался еще в те минуты, когда сидел затаившись на смотровой башенке. Если поздний старт выкупил Нидермайер, а я нахожусь на перевалочной базе, с которой меня должны доставить покупателям, вполне реально что свое раздражение моими поступками или Нидермайер, или аравийцы могут выместить также и на девчонке. Да и на датчанина могут выйти легко, учитывая наш разговор с Халидом – если сириец купится на легкие деньги. Или если его убедительно спросят серьезные люди.

– У меня приказ. Ты понимаешь это? – выпрямившись, спросил штабс-капитан, уже полностью придя в себя после зубодробительного контакта с моим полем подавления.

– Свяжись с командиром, прямо сейчас.

– Хорошая шутка, – дернул щекой Измайлов.

Ну да, они в общем-то автономно здесь, и вообще в форме с опознавательными знаками британской колониальной армии. Доставить меня домой, как догадывался, должны были через одно из независимых княжеств в Галиции, или через вольный город Корбин. Попытка же отсюда сейчас связаться с Россией, это как автограф оставить с номером части и подтвержденной электронной подписью: «здесь был штабс-капитан Измайлов, командир РГ ССпН армии РК».

Ситуация патовая, и мне нужны были аргументы. Причем очень срочно; и такие аргументы, чтобы не называть фамилии Демидова или Безбородко – что было бы возможно действенно, но весьма глупо.

Конфедераты рядом со мной уже подобрались – еще несколько секунд, и меня просто выключат, никто со мной разговаривать больше не будет. Решали мгновения – я чувствовал вокруг концентрацию внимания и присутствие еще нескольких бойцов в коридоре – щиты, ментальная защита, быстрая скоординированная атака и я просто не смогу ничего сделать.

– Через год, может быть чуть больше, я получу титул и… какую-то власть, это точно. Если сейчас вы меня вырубите, потом увезете отсюда, а мои близкие погибнут или пострадают… все свое приобретенное влияние я употреблю на то, чтобы пострадали и ваши близкие люди. И твои, капитан, и твоих бойцов. Ланнистеры всегда платят свои долги, – случайно от волнения я даже вставил цитату из своего мира, – так что мой ответ будет очень и очень жестким. Заплачу вдвойне. Уверяю вас – все что я сейчас сказал, мне совершенно не нравится, но мне придется отвечать за свои слова. Цена выполнения приказа и может быть карьеры, капитан – это жизнь и здоровье твоих близких, и близких твоих подчиненных. Ты видел мои способности сейчас, так что наверняка понимаешь, какими силами я смогу овладеть в дальнейшем. Выполняй приказ или помоги мне. Решай, капитан.

Тишина повисла такая, что я отчетливо слышал свое дыхание.

– Если твоя карьера пострадает, возьму к себе заместителем службы безопасности рода, – после недолгого раздумья добавил я.

– Почему заместителем? – глухо, из-под шлема, поинтересовался один из бойцов. Тот самый, который именовал капитана «его благородием».

– Кто ж незнакомого человека во главе личной службы безопасности сразу поставит? – удивился я.

– Имена, –  прерывая на полуслове, произнес принявший решение Измайлов.

– Зоряна Смит и Гекдениз Немец. Где девушка не знаю, Немец должен быть в отеле «Будапешт» в президентском люксе. Если его там нет, не ищем и не ждем, уходим только с девчонкой. И узнать – там Немец или нет, желательно не оставляя следов.

В том, что Зоряна в протекторате, я не был уверен. И если сейчас мне скажут, что ее здесь нет, придется поверить. А после проверить: в то, что я говорил капитану, мне приходилось верить самому. И, как это не было бы неприятно, пришлось бы действительно отвечать за свои слова в будущем. При условии, конечно, что я действительно добьюсь хоть какого-то влияния или власти.

К счастью, Измайлов решил рискнуть карьерой – он-то мне точно поверил, особенно после того что я исполнил с полем подавления.

– Слышали? Работаем, – коротко обернулся штабс-капитан к бойцу, который до этого сообщил о карете. Конфедерат стремительно выбежал из кабинета, а капитан уже коротким, говорящим жестом показал фельдшеру на одно из тел в легкой броне.

Несколько быстрых манипуляций, и медик вскрыл управляющий блок доспеха, воткнув туда обманку. Брызнул сноп искр, тело дернулось, но все было в порядке вещей – мгновениями позже медик начал избавлять охранника от брони, перебрасывая мне элементы легкого доспеха.

– Командир, у нас гости, – раздалось из переговорника. Капитан по-прежнему был без шлема, поэтому передача прошла в том числе обычным голосом: – Полиция, двое, заезжают во двор.

Я уже был в нагруднике, а медик-конфедерат помогал мне соединить поножи и ботинки. Сзади из распределительного блока по-прежнему немного искрило, но я знал, что ничего страшного не происходит. Так и должно быть, пока вторая обманка не воткнута – а это нужно делать после того, как я полностью окажусь в чужом доспехе.

– Садыков, – только коротко и сказал Измайлов в переговорник. И напряженно посмотрел на меня. Я уже стоял, пытаясь завести надетый шлем в крепления. Не очень получалось, но помог фельдшер – с истинной тактичностью специалиста медицины катастроф он просто вбил шлем в крепления горжета. Удар был настолько силен, что я аж присел, едва удержавшись на ногах. Почти сразу последовал еще один ощутимый удар в спину – медик воткнул в управляющий блок еще одну, вторую обманку. Мутноватое стекло забрала перед взором сразу прояснилось до кристальной чистоты, а понизу на периферии зрения пошла полоса загрузки интерфейса взводной тактической сети.

Конфедераты, и я вместе с ними, уже торопливо покидали больничную камеру. Замелькали коридоры, лестницы, на которых встретилось несколько тел в броне корпоратов. Вдруг, проскочив в очередную дверь, покидая царство светлого пластика и блестящей нержавейки мы оказались в помещении – богато обставленном, в викторианском стиле.

Главенствующее место здесь занимал совещательной стол с укрепленной над ним эмблемой. Не дворянский род, стилистика не та – скорее всего какая-то посредническая организация, выкупившая меня для аравийцев. Ну да, так и есть: подтверждая мои догадки, у стены стоял десяток человек в классических костюмах. На адвокатов похожи – видимо, местный персонал. Сразу не заметил я их потому, кстати, что они судя по виду не то что дышать, моргать боялись.

За оббитым бархатом креслом во главе стола восседал конфедерат с открытым забралом. Знакомый разрез глаз – боец Накамура, который совсем недавно в ходе экспресс-допроса превратил мозг кромсавшего меня прозектора в кипящий студень. Сейчас работающий в глубокой Сети конфедерат расположился словно паук в проводах. Он был почти напрямую – через два страховочных блока, подключен к информационному терминалу организации, в здании которой мы находились.

В этот момент полоса загрузки визора перед глазами дошла до конца, и мир вокруг расцвел яркими красками дополненной реальности взводной тактической сети. Через стены я увидел окрашенные зеленым контуром силуэты конфедератов, красные фигуры патрульных полицейских, подходящих к ним тройку бойцов во главе с Садыковым, а совсем далеко маячила метка приближающейся летающей машины.

– Ты здесь? – отвлекая, обернулся ко мне Измайлов. Голос его звучал безо всяких помех. При этом на грани слышимости, специально с ослабленным звуком, раздавались переговоры бойцов Садыкова, которые уже подошли к патрульным.

– Здесь, – без задержки ответил я.

Штабс-капитан жестом показал Накамуре опустить забрало. Я при этом только вздрогнул – ломать информационный терминал так, каким образом это делал японец, и одновременно находиться во взводной тактической сети, это примерно то же самое, что читать каждым глазом разный текст. Голова после такого болеть будет жутко, но японец выполнил приказ беспрекословно.

– В президентском номере отеля «Будапешт» четыре часа назад зарегистрирован постоялец Денис Иноземцев, –  прозвучал в переговорнике голос Накамуры.

Короткий взгляд-вопрос капитана, и я кивнул, подтверждая, что это именно тот, кто нам нужен. После услышанного я успел мысленно порадоваться, а еще отметить фантазию Халида.

Сириец совершенно недвусмысленно переиначил имя датчанина – Гекдениз Немец. И кстати, только теперь я понял почему Измайлов приказал японцу опустить забрало – стоящим у стены господам данная информация была бы лишней. Накамура между тем продолжал, говоря быстро, но ровным и спокойным голосом:

– Зоряна Смит, погибла в результате несчастного случая вчера вечером, тело утилизировано в Градской больнице сразу после заключения судмедэкспертизы.

«Как погибла? Она же…»

На мгновенье я вздрогнул от накатившего отчаяния неизбежного, но почти сразу внимательно посмотрел на штабс-капитана. Его глаз за опущенным забралом не видел, эмоций не чувствовал – работали метальные щиты доспехов, но по едва заметному жесту понял, что тот показал японцу продолжать.

– Незарегистрированное социальной службой тело, полностью соответствующее антропометрическим показателям Зоряны Смит доставлено сегодня ночью в дом Вольфганга Ритера фон Нидермайера, чья резиденция считается неофициальным посольством торгового союза.

Торговый союз. Корпорация Ганза – после усиления Трансатлантического содружества набравшая в Европе немалую силу. Действовала Ганза официально от Европейского Союза – со штаб-квартирой в Антверпене, но по факту большей частью работала в интересах британской Короны, которой и была выпестована.

Измайлов снова посмотрел на меня, не поднимая забрало. Короткое оповещение на периферии зрения – мы с ним оказались наедине, на выделенном канале. Штабс-капитан молчал, но спрашивать ему даже ничего не требовалось. Невысказанный вопрос и так повис в воздухе – хватит ли мне предполагаемой власти и влияния, чтобы пойти против настолько серьезных соперников.

А я и не знал, если честно. Тайный советник Е.И.В. Собственной канцелярии, уговаривающий меня перейти под крыло императорского ведомства, это конечно сильно, но… Ганза, Британия, Европейский союз…

– Работаем, – без тени сомнения произнес я. Словно ва-банк пошел и все фишки на стол бросил. Как там Князь Тьмы при заключении контракта сформулировал – жить по законам божьим и человеческим?

– Работаем, – эхом повторил Измайлов, отключая выделенный канал связи.

Накамура очень быстро свернул подключение. Очень быстро – с учетом того, что одно неверное движение на таком уровне погружения могло банально выжечь ему мозги. Упаковав блоки предохранителей, взлома и дешифровки, японец отсоединился от сети, поднимаясь.

Когда мы выбегали из помещения, направляясь на широкую лестницу, я обратил внимание, что господа у стены по-прежнему не моргают. Армейский парализатор, он один такой – только сейчас понял я причину их почти полной неподвижности. Почти полной, потому что зрачки понемногу шевелились.

– Садыков!

– Здесь, командир.

Снова значок выделенного канала, только для нас со штабс-капитаном.

– С Иноземцевым сюрпризы ожидаются как с девчонкой? – уточняя, спросил меня Измайлов.

«Да, нет, возможно?» – заметались в мыслях варианты ответов. Учитывая, что мы еще и бежали по коридорам особняка, направляясь на верхний этаж, думалось отлично.

– Маловероятно, – коротко и почти сразу нашел я самый близкий к истине ответ. Возможно, что датчанин под крылом – потому что если за меня взялись вплоть до малейших контактов, то Халид уже все рассказал. Но все же это действительно маловероятно, и сильно сомневаюсь, что в отеле засада – я то сам вот он, здесь, бери не хочу. Другое дело, если бы мое местоположение не было известно заинтересованным лицам…

– Отель «Будапешт», президентский люкс, Денис Иноземцев. Вывезти домой, на связь только с нашей территории, работаешь автономно, – также на бегу отдал Садыкову приказ штабс-капитан.

– Принял, – коротко ответил тот и отключился. Практически моментально из взводной тактической сети пропали иконки статуса трех бойцов, а в дополненной реальности яркие контуры их фигур потускнели, теперь практически не привлекая внимания.

Красные силуэты патрульных, кстати, также уже приобрели тусклый розовый свет и теперь находились в сидячем положении. В своей же машине упакованы, понял я по положению тел. Вопрос только – почему конфедераты так спокойно действуют, словно у себя дома? И вывели из строя патрульных прямо на улице, даже не заботясь системами видеонаблюдения?

Ответ на вопрос получил почти сразу, как мы выбежали на плоскую крышу особняка, где была оборудована терраса с садом. Дом находился на Горе, самом элитном районе Высокого Града, и здесь просто отсутствовали системы слежения и видеонаблюдения, гарантируя обитателям конфиденциальность частной жизни.

Как раз в тот момент, когда мы оказались на крыше, из приоткрывшихся автоматических ворот особняка выезжала патрульная машина. Садыков со своими бойцами, как я понял решил лишний раз не импровизировать и доехать до гостинице на транспорте, который никто и не подумает остановить. Подтверждая мои догадки, на крыше полицейской машины заработал проблесковый маячок.

Да, опасаться им нечего – учитывая уровень технической оснащенности конфедератов, вскрыть доступ к Сети Градской стражи тройке Садыкова не составило никакого труда. Сейчас они везде будут проходить проверку «свой-чужой», не вызывая никаких подозрений до времени окончания дежурства экипажа. К тому же наверняка бойцы уже организовали сейчас себе легендированное задание в системе на патруль или проверку в отель «Будапешт», и на некоторое время выпали из доступа диспетчера градской стражи.

Обо всем это я подумал мельком, переводя взгляд с удаляющейся патрульной машины. Напрягся было, подумав о реакции датчанина – предупредил его Халид, что я намерен его вытащить, не предупредил? Но отвлекать Измайлова не стал – конфедераты не дети, точно разберутся. Тем более не стал отвлекать, что штабс-капитан явно позволил себе лишние эмоции. «Кодексъ чести русскаго офицера» в этом мире по-прежнему являющейся в Конфедерации армейской библией говорил, что сила офицера не в порывах, а в нерушимом спокойствии. Предполагаю, что вспышка штабс-капитана не должна была стать достоянием гласности, но он видимо в динамике событий просто забыл отключить выделенный канал связи со мной.

Сначала я не очень понял причину экспрессивной вспышки Измайлова. Хотя свалившаяся с небес машина, признаю, внушала – массивный летательный аппарат, по размеру сравнимый с крокодилом Ми-24, только более массивный и приземистый. И в отличие от вертолета в воздухе машину держали винты в широких крыльях. Блеснув солнечными бликами на плексигласе кабины, аппарат довольно быстро, но в то же время с некоторой кажущейся вальяжностью в вираже со снижением завис над крышей, медленно опускаясь.

Пилот конвертоплана был в массивном авиационном шлеме, с почти полностью закрывающим лицо солнцезащитным щитком. «Поручик Файнзильберт» – подсказал мне визор тактической Сети. Через остекление кокпита было хорошо видно, что поручик широко и ярко – почти как блики солнца на кабине, улыбается во все тридцать два.

Судя по всему, пилот был из числа сынов Израилевых – потому что яркую, и совершенно неполиткорректную тираду штабс-капитана Измайлова можно было уместить в две фразы. Первая касательно всего народа: «Евреи и импровизация, что же могло пойти не так?», а вторая по поводу самого поручика: «Как этот не очень умный человек вообще принадлежит к народу, который забирает больше четверти всех Нобелевских премий?»

Файнзильберт, судя во всему, разъяренного штабс-капитана не слышал.

– Командир, там вообще никого не было! – доложил поручик голосом, в котором сквозила радость выигравшего в лотерею миллионы и миллионы. – В дальнем ангаре взяли, почти без охраны стоял!

На террасе между тем появилось не менее пяти бойцов – отряд видимо получил от Измайлова команду покинуть здание. Конвертоплан уже завис в метре от крыши, мягко откинулась аппарель. На бегу к гостеприимно распахнутому брюху я присмотрелся к эмблеме на боку машины.

Сразу после взгляда интерфейс дополненной реальности подсказал мне, что машина принадлежит британской армии. Название «Blues and Royals» мне ничего не сказало, а вот из дальнейшего текста маркера понял, что это конвертоплан королевской дворцовой кавалерии.

Сопоставив слова Измайлова, довольный вид пилота и окружающую обстановку я примерно догадался, что произошло. Поручик с приданными бойцами, получив задание по-тихому умыкнуть любой летательный аппарат, чтобы покинуть на нем Высокий Град, нашел практически бесхозную машину элитной части британской армии на расположенной неподалеку базе ПВО Войска Польского. Как там оказался этот конвертоплан и почему рядом не было британских гвардейцев другой вопрос; но вот вспышку штабс-капитана я более полно начал понимать тогда, когда подумал о следующей нашей цели – посольстве Ганзы. Ладно еще, если наглые и не представившиеся наемники разносят офис транснациональной корпорации средь бела дня, но если они делают это на машине полка британских королевских гвардейцев…  Мне почему-то кажется, что это немного нагло. А может быть даже и не немного.

Пока размышлял об этом, отряд Измайлова уже погрузился в машину. Всего в конвертоплане, включая меня, оказалось десять человек. В десантном отделении расположились бойцы, двое из которых были со снайперскими комплексами, двое с тяжелым оружием. Остальные с полуавтоматическими винтовками плавных обводов – SA-99 в компоновке булл-пап, с магазином позади спускового крючка. Стандартные винтовки вооружения британской армии, в отличие от снайперских комплексов и тяжелого оружия, разнообразного словно в вольном наемном отряде.

Когда штабс-капитан стремительно двинулся в кабину к пилоту, машина уже поднялась и в пологом вираже легла на заданный курс. На заданный ранее курс – понял я, когда Измайлов оказался в кабине и почти сразу последовал очередной разворот.

Вообще военный конвертоплан над Высоким Градом – нерядовое явление, и точно привлечет ненужное внимание. Но мне кажется, что приличная временная фора у нас есть. Особенно если конфедераты сделали все грамотно там, где умыкнули машину. Если же сейчас поднимется тревога… как мы будем уходить из города, даже не представляю.

Расположившийся за штурвалом поручик машину вел словно гонщик формулы один – не знаю, или у него манера такая, или Измайлов приказал поторопиться. Но меньше чем через полминуты мы уже резко ухнули вниз, приземляясь. Лететь оказалось совсем недалеко – особняк Нидермайера также наверняка в пределах Горы находится. В ушах коротко щелкнуло, привлекая внимание – Измайлов наконец вырубил выделенный канал, и сейчас я оказался в общей взводной тактической сети.

Быстро упала грузовая аппарель и трое поднявшихся конфедератов – с однообразно-стандартными винтовками, во главе с Измайловым выдвинулись на улицу. Бойцы с тяжелым оружием и снайперскими комплексами остались на месте. Чтобы преждевременно внимания неуставным разношерстным вооружением не привлекать – догадался я, глянув на улицу.

Конвертоплан приземлился у самого крыльца особняка, поднимая густую пыль с гравийных дорожек и заставляя колыхаться декоративно выстриженный кустарник. Из дверей широкого крыльца выбежало два охранника в броне с фиолетово-желтыми эмблемами бельгийской ЧВК «Barbarians». Корпораты держали наготове оружие и были явно напряжены, но никакой агрессии пока не проявляли.

Измайлов, пригибаясь от воздушных потоков винтов конвертоплана, подбежал ближе и махнул рукой, привлекая внимание одного из охранников. Дальнейшее произошло очень быстро – одна, а следом вторая фигура улетели прочь, врезаясь в стену особняка. Рядом со мной пространство всколыхнулось движением – сидевшие до этого конфедераты стремительно вскочили с мест, рванувшись на улицу, в ушах зазвучали крики команд, загрохотали выстрелы.

Конфедераты ринулись вперед, словно сорвавшаяся с цепи стая некормленых неделю ротвейлеров, которых с оскорблениями издевки поманили куском сочного мяса. Летели клочьями камни стен особняка, мелькали силуэты – один за другим бойцы забегали в здание. Перед глазами мелькал калейдоскоп контуров фигур – едва конфедераты визуально наблюдали противника, система целеуказания выводила в визор его проекцию для всех, но почти сразу же красные контуры фигур окрашивались в неактивный розово-серый.

Заскочив следом за яростно атаковавшей группой в здание, благодаря дополненной реальности визора легко ориентировался в дыму и клубах пыли, выбитой из размолотых в бетонную крошку стен. Зоряна нашлась в медицинском кабинете, в капсуле. Судя по показаниям, девушка была уже реанимирована, но восстановительных мероприятий не проводилось – рука не регенерирована, грудь в повязках.

Подскочивший медик очень быстро осмотрел капсулу, а после резко выдернул сразу несколько проводов. Не заморачиваясь кодами доступа, он просто вскрыл крышку, не обращая внимания на брызнувшие искры и сигнал аварийной опасности. Еще раз осмотрев искалеченную девушку, он поднял ее на руки и передал мне.

Веса Зоряны я практически не почувствовал – усиленные псевдомышцы экзоскелета приняли нагрузку на себя; благодаря броне я мог вообще ничего не ощущать, но для более реального осознания своих возможностей небольшое усилие веса на руки все же передавалось.

Также быстро как вошли в здание, мы его и покинули – только сейчас медик-конфедерат находился совсем рядом со мной, готовый в случае чего прийти на помощь, закрыв от чужих атак и меня, и девушку. Впрочем, никакой активности охрана особняка не предпринимала.

Когда я с бесчувственной Зоряной на руках оказался на улице и оглянулся, понял почему никто нас не атаковал – здание практически перестало существовать, больше чем наполовину превратившись в руины.

Под резкие крики Измайлова тесной группой конфедераты заскочили в конвертоплан, который начал медленно подниматься еще до того, как последний из бойцов запрыгнул на аппарель. В переговорнике по-прежнему стоял непрекращающийся гвалт, в котором я ориентировался не очень хорошо, улавливая лишь отдельные доклады и команды. Взводная тактическая сеть по индивидуальным настройкам отсекала все лишнее – и бойцы отряда слышали только то, что предназначалось им. Я же был сторонним наблюдателем и на меня обрушились переговоры всего подразделения.

Плавный взлет машины вдруг прервался – мы словно на преграду натолкнулись. Гулко подвывая, взревели двигатели, пол заходил ходуном. По всему периметру десантного отсека загорелось аварийное освещение, сопровождаемое ревом тревоги, на нескольких экранах замелькали предупреждающие сообщения о нарушении прав доступа.

Несколько несвязных выкриков, рев в переговорнике – и схлопнувшиеся створки между десантным отсеком и кабиной были открыты растянувшими их двумя бойцами, предварительно выбившими из стен пневматические доводчики. Словно вычленяя отдельные картинки в безумной суматохе вокруг я увидел, что Файнзильберт пытается справиться с управлением, метаясь в пилотском кресле словно угорь на сковородке. На месте штурмана расположился Накамура с разложенным лэптопом, пытаясь победить сопротивляющийся несанкционированному доступу конвертоплан.

Измайлов обернулся ко мне, и через миг у меня перед глазам возникла объемная схематическая голограмма карты Высокого Града, на которой ясно было видно, как в нашу сторону движется звено вертолетов патрульной полиции, а по улицам мчится сразу несколько машин – как градской стражи, так и залесских рейнджеров, вооруженных гораздо лучше патрульной полиции. Явно столь полная информация благодаря Садыкову, который подключился в городской полицейской Сети и сейчас должен подъезжать к отелю – догадался я.

Но нас хотела видеть не только полиция Града и рейнджеры – Накамура постепенно справлялся со взбунтовавшимися системами британского конвертоплана, и на карте одна за другой появлялись загоризонтные метки приближающихся перехватчиков с идентификаторами Войска Польского. Штабс-капитан, между тем быстро отдав несколько указаний бойцам, обратился ко мне с едким вопросом:

– Ну что, будущий владелец титула и власти… есть идеи, как нам вылезти из всего этого дерьма

Глава 21

Расположившийся за столом широкоплечий, массивный как медведь мужчина глубоко вздохнул и сверкнув глазами — в прямом смысле слова, посмотрел на бригадного генерала напротив. Хозяин кабинета был настолько широк в плечах, а аура власти его так сильна, что казалось он и сидя в кресле возвышается над вытянувшимся во фрунт армейским офицером.

Генералу на несколько мгновений показалось, что сейчас потолок кабинета вместе с небесами разверзнутся и взвихрится вокруг пугающий смерч из молний. Небеса не разверзлись. Молнии не засверкали. Выдохнув, хозяин кабинета спокойно заговорил, чеканя слова.

– Итак. Штабс-капитан Измайлов, при подготовке к выполнению поставленной задачи по эвакуации «объекта повышенного внимания» из Волынского протектората, вместе со своим отрядом проник на николаевский склад Ростеха и украл двенадцать комплектов доспехов из партии, которую мои чиновники продали Европейскому Союзу. На доспехах еще не стояли идентификационные метки, и твой капитан каким-то образом смог перепрошить их, интегрировав в действующую тактическую сеть бельгийских колониальных отрядов. Так?

– Так точно, ваше императорское…

– Далее, – едва не сорвался государь, — твой бешеный капитан отправился в Высокий Град, где обезвредил охрану офиса Линклейтерс, не допустив ни одной жертвы ни среди адвокатской стаи, ни среди охраняющих их сотрудников корпоративной безопасности. Чисто сработал, объект освободил. Однако…

Бригадный генерал едва-едва приоткрыл рот, попытавшись вставить комментарий, но встретившись взглядом с государем, благоразумно промолчал.

… для эвакуации Измайлов за каким-то… хм, интересом, угнал конвертоплан британской гвардии(!), который странным образом оказался в ангаре части ПВО Войска Польского.

Император говорил ровным голосом, но интонацией давал понять, что не просто глубоко удивлен, а по-настоящему шокирован решениями и действиями штабс-капитана.

– После этого этот твой… Измайлов, – сдержал государь крепкий эпитет, – разнес в клочья посольство Ганзы. Одиннадцать трупов барбарисок, ни одного гражданского… отлично сработал, как считаешь? Орден может ему за это, Аннушку третьей степени?

Барбарисками в России традиционно называли наемников из ЧВК «Barbarians». Учитывая, что компания была бельгийская, а доспехи Измайлова проходили метку как имущество Свободной армии – бельгийских же колониальных сил, ситуация приобретала особую пикантность. Причем шансов на то, что бельгийцы смогут отследить происхождение доспехов со склада «Ростеха» не было — совсем недавно два отряда Свободной армии понесли в Конго значительные потери в небольшом междусобойчике с французским Иностранным Легионом. В результате было утеряно много имущества, которое постепенно всплывало в разных концах света — и Измайлов, судя по всему, использовал метки именно утерянной в Конго брони колониальных сил.

Бригадный генерал, кстати, благоразумно посчитал вопрос об ордене риторическим. Он счел за лучшее не отвечать, сохраняя полнейшую неподвижность и не шевелить даже глазами.

— Пока штабс-капитан ровнял с землей офис Ганзы, какой-то не менее отмороженный башкир из его отряда захватил сразу две машины экстренных служб протектората и направился в Кобрин. С ветерком и огоньком поехал, сверкая люстрами! – хлопнул ладонью в сердцах по столу государь.

Прапорщик Садыков был татарином, но бригадный генерал вновь проявил благоразумие и поправлять царя не стал.

– Твой же… Измайлов, разнеся в клочья посольство Ганзы, вдруг оказался в не совсем благоприятной ситуации, окруженный со всех сторон. И что он сделал? А что еще делать, давай отправимся в аэропорт и угоним самолет аравийцев, взяв в заложники экипаж и пассажиров, которые не зарегистрировались по прилету, желая сохранить инкогнито. Отличная идея! Дальше что было?

-- В сопровождении атмосферных перехватчиков Войска Польского, а после самолетов объединенной армии Европейского Союза, Измайлов повел захваченное воздушное судно в Средиземноморье и посадил его на воду на границе территориальных вод Сирийской Арабской Республики. После приводнения штабс-капитан реквизировал мимо проходящую частную яхту, на которой «объект повышенного внимания» был доставлен на базу Российского Императорского Флота в Тартусе.

Император собирался еще раз хлопнуть ладонью по столу, но сдержал руку, просто покачав ей в воздухе. Еще раз с шумом втянув в себя воздух, он громко выдохнул и выпрямился в кресле. И только после посмотрел своему генералу в глаза.

– Скажи, Александр Васильевич, а он мог реквизировать другую яхту? Чтобы мне не слышать потом о твоих, вернее своих, цитата, «бешеных невоспитанных солдафонах», которые самым бесцеремонным образом нарушили отдых одной статс-дамы, которая нажаловалась напрямую императрице? – в голосе царя очень хорошо читалось все, что он думал о дамах, которые жалуются императрице на «бешеных невоспитанных солдафонов».

Учитывая создавшуюся ситуацию с преследованием и ажиотажем вокруг угона самолета, решение Измайлова реквизировать именно принадлежащую российским аристо яхту, учитывая ее экстерриториальность, возможно было единственно верным для выполнения задания и недопущения пленения отряда и объекта. Но врожденное чутье опасности подсказало бригадному генералу, что и в этот раз отвечать на вопрос государя точно не следует. Он по-прежнему сохранял полную неподвижность, только по виску у него катилась одинокая капелька пота.

Российский император замолчал на несколько мгновений. В воздухе в этот момент словно наэлектризовалось напряжение. Хотя так оно и было на самом деле, потому что оперировал царь универсальной стихийной силой, повелевая молниями.

– И весь это удалой азартный танец был для чего? Чтобы вывезти из Волынского протектората вместе с объектом однорукую проститутку и социальный труп? – задал вопрос своему генералу верховный главнокомандующий.

– Так точно, ваше императорское величество, – признал очевидное бригадный генерал.

Император собирался было сказать что-то, но вдруг позволил себе короткое высказывание, отражающее всю степень его удивления. А после, осознавая абсурдность целей, следствия и результата он вдруг расхохотался – громко и искренне.

Пока в кабинете звучал веселый смех, по виску генерала стекала вторая капелька пота.

Отсмеявшись, государь вытер слезу из уголка глаза, вновь возвращаясь в рабочее состояние. И в этот момент засветилась мягкая подсветка на одном из стоящих на столе старомодных телефонов. Этот аппарат, мигающий сейчас оповещением, был красного цвета.

– Догадываешься, кто это? – поинтересовался Император, добавив генералу третью капельку пота на висок. – Вот сейчас спросит меня его величество: «Александр Михайлович, а не твои ли это гарные хлопцы намедни шороху навели в Волыни?». Что мне отвечать? Может соврать, как думаешь? А, Александр Васильевич?

Русский царь посмотрел на телефон, на другом конце которого ожидал разговора английский король и устало покачал головой. Через мгновенье глазами показал своему генералу на дверь:

– Будь добр, в приемной подожди.

Четко развернувшись на месте, бригадный генерал князь Александр Васильевич Кузнецов быстро покинул кабинет верховного главнокомандующего.

Ожидая в приемной, присаживаться Кузнецов не стал – так и стоял неподалеку от двери кабинета, руки за спиной, ноги на ширине плеч. Направленные на себя взгляды князь замечал, но внимания не обращал. А смотрели на бригадного генерала многие из ожидающих аудиенции у царя. И в глазах присутствующих читались самые разные чувства – от искреннего сопереживания до откровенного злорадства. Последнего было больше.

Выскочка, еще недавно безымянный офицер, а ныне пожалованный княжеским титулом бригадный генерал, стремительно сделавший карьеру и возглавивший совсем недавно созданные – после опыта аравийского и сомалийского конфликтов отдельные, подчинявшиеся напрямую российскому императору Силы Специального Назначения, не нравился при дворе многим. Особенно учитывая благосклонность государя к презиравшему все авторитеты оскорбительно молодому генералу, ставшего для многих приближенных ко двору самым настоящим бельмом в глазу.

В долгом томительном ожидании прошло пять минут. Десять. Тридцать.

– Александр Васильевич, вас ожидает Его Императорское Величество, –  наконец раздался голос гофмаршала, и лейб-гвардейцы караула распахнули двери кабинета.

Царь сидел за столом уже совершенно в другой позе – развалившись в кресле и подперев кулаком подбородок. Появление Кузнецова он словно и не заметил, погруженный в тяжкие думы.

– Знаешь, Александр Васильевич, – через несколько минут вдруг словно очнулся государь, посмотрев на своего генерала. – Мне тут недавно историю одну рассказали. Вот смотри. Есть чиновник в Петербурге, живет, работает, осваивает казенные средства на благо города. И выводит, как оказалось, копеечку малую в офшоры кипрские, в фирму «Центр поддержки творчества». Себе в карман совсем понемногу отводит, осторожно.

Есть у чиновника еще жена. Загляденье супруга – красивая, образованная, творческая – рисует, романы дамские пишет, музицирует. И вот жена чиновника создает фирму, там же, на Кипре, допустим «Творческий центр». Казенные деньги между тем понемногу ручейком в офшор уходят, и вот в «Центре поддержки творчества» чиновничьем их уже немало натекло.

Жена, которая рисует музицирует, или ее художники к этому моменту создают шедевр. Банан, прибитый гвоздем соткой к доске. Ах, какой прекрасный образец современного искусства, говорят эксперты в области, какая замечательная инсталляция! Инсталляция, мда… знаешь, что это такое?

– Никак нет, ваше императорское величество, – предусмотрительно соврал генерал.

– Плохо, Александр Васильевич. Просвещу раз так, как мне недавно Вильгельм в Берлине рассказал: если ты кому-то нагадил под дверью и убежал, это инсталляция. А если ты нагадил, накрыл газетой, поджег и позвонил в дверь чтобы посмотреть, что получится – это перфоманс. Доступно?

– Более чем, ваше императорское величество.

– Считай приобщился теперь к самой высокой культуре. Так вот, прибитый к доске банан. Выставляется он значит на аукцион где-нибудь в Каннах. Стоимость – сто тысяч золотых рублей. Продавец – «Творческий центр», покупатель – «Центр поддержки творчества». Все, банан куплен, эксперты оргазмируют фонтаном похвальбы, а деньги казенные теперь не ворованные, а чистые, сработали на поддержку творчества. Бери и пользуйся не боясь разоблачения. Совсем недавно было, мне намедни об этом тезка твой, Александр Васильевич из ФСБ рассказал. Интересная история?

– Весьма интересная, ваше императорское величество.

– Так дальше слушай. Я как об этом узнал, бросил в сердцах, что за такое надо к стене за, хм, место одно прибить. Догадываешься что дальше было?

– Догадываюсь, ваше императорское величество.

– Правильно догадываешься. Александр Васильевич, как мне потом Безбородко доложил, целое совещание собрал. Решали, пошутил я или нет. Переспросить-то не судьба ведь оказалось, и таки прибили по итогу. Изверги какие, – покачал головой царь осуждающе.

Чуть погодя император вздохнул, и вновь в кабинете воцарилось молчание. После долгой паузы государь вдруг порывисто поднялся и принялся расхаживать по кабинету. Несколько минут он мерил шагами помещение в глубокой задумчивости, после присел обратно в кресло. Заговорил он уже ровным и деловым тоном:

– Георг уже знает даже то, что это именно твои бойцы накуролесили. Ганза и бельгийцы не в курсе, да и никто им об этом не расскажет. История оказалась с душком, особенно британская машина в польском ангаре – ее там не должно было быть. Мы с Георгом договорились о произошедшем… не обращать внимания, так скажем. Мелочь, несуразица. Пока забыли.

Сегодня вечером я лечу в Туркестан, там Императрица новый медицинский центр открывает, просила присутствовать. Потом в Персию, Японию, а после на Тихоокеанский саммит. В Петербург вернусь через одиннадцать дней.

Сегодня свяжешься с графом Игнатьевым, Игорем Анатольевичем. Мне нужна вся информация о том, что происходило в Волынском протекторате в эти дни. Не знаю, как и чем, но ты должен меня удивить – потому что твой отбитый на всю голову Измайлов, когда куролесил, случайно в какой-то странный клубок ткнул. При этом информацию надо собирать очень аккуратно. И Игорю Анатольевичу передай, что в Волыни еще МИ5 будет копать, постарайтесь плечами не толкаться. Ювелирно надо сработать, это ясно?

– Так точно, ваше императорское величество.

– Действуй.

Князь Кузнецов было развернулся, но был остановлен окликом Императора.

– Да, забыл совсем. Где твой бешеный капитан сейчас?

– На гарнизонной гауптвахте Екатеринодарского…

– Спрятал что ли?

– Так точно, ваше императорское величество, – предусмотрительно не соврал бригадный генерал.

– В Японию отправь, в глаза ему посмотреть хочу.

– Будет сделано, ваше…

– О банане и гвоздях, я еще не договорил. Если твой Измайлов мне внятно и доступно не расскажет, зачем он такую карусель устроил ради калечной проститутки и асоциального элемента, я его жандармам отдам в работу, тезке твоему в ФСБ. Понял?

– Так точно, ваше императорское величество.

– Работай, раз понял

Глава 22

— Через год, на моей земле, – сверкнул черными глазами Амин.

– Через год, на твоей земле, – подтвердил я время и место предстоящего реванша.

Чуть склонив голову, по-прежнему глядя в глаза юному аравийцу, я развернулся и не прощаясь пошагал по крылу… самолета, конечно, но совершенно непривычного по виду. Этот аппарат был отдаленно похож на космический шаттл, по концепции напоминая только разрабатываемые в моем мире пассажирские лайнеры с возможностью вертикального взлета и посадки.

Технический прогресс здесь во многих отраслях – благодаря непрекращающимся локальным конфликтам с применением магии, а также жестоких войн корпораций за ресурсы, ушел далеко вперед. И при множественной схожести и даже идентичности я очень часто чувствовал себя так, словно оказался в далеком будущем.

Совсем рядом с приводнившимся летательным аппаратом аравийцев на лазурной воде покачивалась яхта. Также футуристичных очертаний и плавных обводов, но подобные яхты я и дома в достатке наблюдал. Даже получше, побогаче и посовременнее видом.

Перешагнув с крыла на выдвинутый трап я усилием удержал равновесие — яхта, едва я оказался на борту, мягко, но неумолимо начала разгоняться, разворачиваясь к далекой дымке берега. Обернувшись в последний раз на летающий офис аравийцев, едва удержался от того, чтобы не повторить слова Гены Бобкова, которые он кричал уплывающему в туман плоту с братьями Алиевыми.

Сдержался – потому что с юным амиром мы теперь… почти деловые партнеры, можно сказать. По крайней мере я точно рассчитываю на очень неплохой гешефт в будущем.

«Дожить только надо» – подсказал внутренний голос.

Бросив последний взгляд на приводнившийся в Средиземное море летательный аппарат я надел шлем и посмотрел вверх, уже через дополненную реальность тактического визора. Атмосферные перехватчики Войска Польского уже давным-давно прекратили сопровождение, а вот несколько машин Европейского Союза над нами все еще висели. Но, как понимаю, в сирийских водах преследовать нас никто не будет. И даже не потому, что это подконтрольная Конфедерации территория, а потому что яхта не государственная и не корпоративная. Судно принадлежит кланам одаренных, и выведено из-под юрисдикции государств. Именно поэтому ее и выбрал объектом захвата штабс-капитан. Вернее не захватил, а реквизировал для собственных нужд.

О суверенных кланах одаренных, которые поддерживали общественный договор лишь с правителями стран Большой Четверки, я знал не так немного. И даже не предполагал, почему Измайлов, не опасаясь последствий, так уверенно решил захватить именно клановую яхту – причем идущую под швейцарским флагом. Но ответ получил довольно быстро, потому что в просторной кают-компании стал свидетелем говорящей сцены.

Штабс-капитан без шлема стоял перед красивой женщиной в откровенном купальнике. Полупрозрачное парео лишь подчеркивало очарование совершенной фигуры, а особого шарма придавало то, что властная сударыня находилась в ярости. Парео, кстати было светло-зеленым, как июньская трава, а купальник более темный, яркий – под цвет горящих магическим огнем глаз.

— Ты чем думал, капитан!? Это яхта клана Майер, и ее захват — скандал мирового уровня, тебя государь-император за это на виселицу отправит! — цедила женщина, как гвозди забивая.

С каждым словом магическое пламя в ее взоре разгорался все сильнее. Остановившись в проеме двери, я постарался максимально не привлекать к себе внимания. Как и двое бойцов-конфедератов неподалеку, которые не снимая шлемов старались косплеить предметы меблировки.

Неожиданно раздался громкий щелчок оповещения голосовой связи и в кают-компании зазвучал неубиваемо-веселый голос поручика Файнзильберта, уже явно обосновавшегося в рубке.

– А ничего так лоханка, командир. Куда путь держим?

– Отойди от границы территориальных вод и в дрейф положи, -- быстро ответил Измайлов, тут же глянув на одного из конфедератов у стены. Судя по тому, что поручик больше ничего не спрашивал, ему по внутренней связи сообщили сразу, что штабс-капитана пока лучше не беспокоить. Тот уже посмотрел на разъяренную женщину напротив.

– Ваша светлость, выполняя задание государственной важности, я принял решение реквизировать на время принадлежащую клану Майер яхту «Паллада», так как по долгу службы знаю, что это судно используется для конфиденциального отдыха лиц, принадлежащего к российской аристократии.

В помещении повисла тяжелая тишина. У меня в этот момент заработала логическая цепочка – есть транснациональная одаренная аристократия кланов, есть национальная одаренная аристократия кланов, а есть одаренная родовая аристократии на императорской службе. Судя по тому, что капитан обратился к женщине «ваша светлость», он даже знает кто она такая. Раз упомянул дело государственной важности, значит оба на императорской службе. А судя по тяжелому молчанию, озвученные Измайловым аргументы обезоружили разъяренную женщину. Почти обезоружили, оставив один, действенный во все времена и эпохи – раздался звонкий шлепок хлесткой пощечины.

Выместив часть своей злости таким образом, ее светлость направилась к выходу – с развевающимся за спиной крыльями парео. Следом за ней поспешила растрепанная и взволнованная свита из нескольких человек, один из которых был в не очень уместно выглядящем здесь деловом костюме.

Бледный Измайлов, с красным следом пощечины на лице обернулся ко мне. Штабс-капитан открыл было рот, видимо собираясь поблагодарить меня за совместные приключения и предоставленную возможность за столь краткие сроки познакомиться со многими интересными людьми. Но его прервала вдруг вернувшаяся светлейшая княгиня. Или герцогиня, если ориентироваться по обращению «ваша светлость».

– Что за девушка в медблоке, капитан? – сходу поинтересовалась женщина.

– Зоряна Смит, житель протектората с низкой социальной ответственностью, эвакуированная нами из посольства Ганзы в Волынском протекторате связи с опасностью для ее жизни.

– Эвакуированная. Из посольства Ганзы, – медленно проговорила ее светлость.

– Так точно.

– В Волыни нет посольства Ганзы.

– Эвакуированная из резиденции, считающейся неофициальным посольством Ганзы.

– Ганзейцы против не были? – иронично приподняла бровь женщина.

– Мне пришлось быть убедительным, – сдержанно ответил Измайлов.

Стоявший за спиной женщины господин в деловом костюме в этот момент шагнул вперед, тихим шепотом привлекая ее внимание. В его руке засветилась проекция ассистанта, и я со своего места смог увидеть горячие новостные кадры, снятые с борта вертолета, который парил над развалинами особняка Нидермайера.

Посмотрев мельком на экран, женщина перевела взгляд на Измайлова и даже не нашлась сразу, что сказать. Лишь покачав головой, она открыла рот, потом закрыла, а после снова посмотрела на экран. Там уже кадры новостей сменила текстовая информация, явно из открытой только что почтовой рассылки. По мере чтения брови хозяйничающей на яхте дамы поползли вверх.

– Пойдем, в медблок проводишь, – обратилась женщина к капитану. Словно отвечая на невысказанный вопрос, ее правая руку окуталась языками зеленого пламени силы. Зеленый цвет, стихия жизни, которой оперировали целители.

На меня, к счастью, внимания так никто и не обратил. Нет, конечно мне не сложно отвечать за свои решения и поступки, и я спокойно могу посмотреть в глаза что Измайлову, что этой незнакомой мне даме. Вот только спокойствие я тоже люблю, так что пусть разбираются пока сами. Мне еще как минимум с фон Колером разговаривать, и даже не знаю, сойдет ли мне с рук все то, во что вылился мой визит в протекторат.

Через полчаса часа я расположился на застекленной части верхней палубы со стаканом безалкогольного мохито. Предупредительный стюард был совершенно не заметен, но стоило лишь напитку закончиться, а мне подумать о том, что было бы неплохо повторить, второй стакан уже появился на столе.

Присутствие Зоряны почувствовал сразу, как только она появилась в ресторане. Оборачиваться не стал, тем более сейчас наблюдал за тем, как над кормой яхты парит конвертоплан, в который споро грузятся конфедераты. Машина также принадлежала аристократической вольнице – только уже не клану Майер, а Шмидт. Тоже швейцарскому.

В моем мире Швейцария массово известна приснопамятным ножом, часами и сыром. Менее – вековой репутацией наемников, небольшой, но боеспособной армией, а также своими банками, безоговорочно соблюдающих определенные традиции.

Вновь, не обладая должным количеством информации, я начал совмещать опыт, реалии своего мира и осколки знаний в памяти Олега, пытаясь понять, что происходит.

У меня дома именно швейцарские банки помогали не желающим лишнего внимания людям – «уважаемым людям», конечно же, – анонимно хранить ценности. Любые, от золота погибших империй до произведений искусства.

Репутация швейцарских банков, «частных банкиров», была непоколебима и в этом мире. Но здесь не рушились с крахом колоссы империй, не шагала по Европе армия нацисткой Германии, после чего многие произведения искусства оказались не у законных владельцев (часто «законных», потому что не первых по счету). Не говоря уже об огромном количестве поменявшего хозяев благородного металла, который как известно любит тишину.

В этом мире швейцарцы вышли на другие уровни, при этом также став незаменимыми в своем роде. В первую очередь это была наемническая деятельность – и если в моем мире швейцарская гвардия охраняла только Ватикан, то здесь многие прибегали к услугам обладающих безукоризненной репутацией наемников, сохраняющих верность нанимателю в любой ситуации. В отличие от большинства корпоративных ЧВК, которых перекупить – банально вопрос цены.

И самое главное, в этом мире существовал сформированный в середине XX века институт кланов одаренных, которые признавали власть монархий по старой арагонской формуле: «Мы, равные тебе, клянемся признавать тебя, равного нам, своим королем и правителем, при условии, что ты будешь соблюдать все наши свободы и законы; но если нет, нет».

Вестфальский мир, который в моем мире ознаменовал начало новой эпохи – эры господства государств, здесь значительно изменился за невероятно короткое время. И одаренные, владеющий магией аристократы кланов теперь держали ответ только перед тем правителем, кого признали первым среди равных.

До вестфальского мира свободу аристократии и вольных городов от централизованной власти защищали каменные стены. С появление артиллерии и книгопечатания они пали, как и стены личной свободы. Здесь, в этом мире, в XX веке они были возведены снова – только теперь опирались на фундамент магического дара аристократии.

Кланы одаренных аристократов и правители государств в этом мире снова, как и раньше, одноранговые партнеры. При этом большинство кланов национальные, как госкорпорации в моем мире. Они условно подчиняются законам государства, платят высокие налоги и в обязательном порядке социально активны; при этом обладают суверенитетом, имея право отвечать за свои действия только перед монархом.

Землями кланов в Российской Конфедерации были обозначенные на карте Астерота светлым территории в Восточной Европе и на Дальнем Востоке, привлекшие мое внимание еще в памятной беседе. У британцев столь явного разделения не было – они и так создали свою колониальную империю силами частных компаний, и у них все было посложнее чем в России. Кланы на первый взгляд казались более самостоятельными, но при всем управляемом хаосе в колониях и сопредельных землях подчинялись короне даже более полно, чем российские царю.

В Европейском Союзе клановых земель вообще не было, а национальные кланы обитали в городах, получивших статус вольных – Аугсбург, Инсбрук, Гент, Милан, Мюнхен, Зальцбург, в возрожденном как торговое сердце Европы Амальфи, и некоторых других.

События же с кланами в Трансатлантическом содружестве и вовсе пока не поддавались спокойному описанию. Стоит только сказать, что за последние десятилетие Объединенное правительство атлантов – состоящее из испанской монархии, французского правительства и сената США гораздо более полно, чем в государствах Большой Четверки интегрировались с одаренными, меняя традиционное общество под свои нужды. Вплоть до того, что совсем недавно атланты легализовали полигамию – то есть и многоженство, и многомужество. Легализовали пока только для одаренных, но и в обычном обществе атлантического содружества уже появились серьезные предпосылки к изменению института брака.

Кроме признающих власть монархов (и только монархов) национальных кланов существовали еще и кланы транснациональные. Обладающим гораздо менее сильным авторитетом и влиянием чем национальные. Среди транснациональных кланов свою нишу занимали и швейцарские. Которые в этом мире являлись посредниками в делах сильных так же, как и швейцарские банки в моем мире, помогавшие влиятельным людям анонимно хранить и пользоваться своими накоплениями. При этом швейцарские кланы здесь, насколько понимаю, также гарантировали максимальную степень надежности и секретности представителям финансовой и политической элиты, которые обращались к ним как к посредникам.

Конвертоплан швейцарского клана Шмидт, который забрал отряд Измайлова, беспрепятственно доставит бойцов штабс-капитана в любое указанное место. И, наверное, спрашивать клан Шмидт о том, кто был нанимателем будет только английский король – именно на его территории произошло выступление отряда. Швейцарцы же переадресуют вопрос Измайлову… а далее тот своему начальству. По итогу, как понимаю, о произошедшем будут разговаривать английский король и русский царь. И возвращающиеся сейчас по аэродромам базирования самолеты Европейского Союза, как давно прекратившие сопровождение перехватчики Войска Польского, ничего сделать с кланами не смогут. Даже непонятно, в чье посольство ноту протеста подавать, а обезличенную представителям клана Шмидт нести – насмешка над собой в первую очередь.

Этот мир другой. У меня дома, для того чтобы провернуть подобное, задействованы толпы людей и звучит много слов, таких как «права человека», «банковская тайна», «политическое убежище», «защита демократических ценностей». Здесь же все проще и честнее. Как в компьютерной игре ГТА – с кучей полицейских машин на хвосте доехал до точки сохранения, спрятался в гараже и сразу про тебя все забыли, как не было. За исключением английского короля, который сейчас…

Черт, боязно мне что-то.

Получается, что кроме английского монарха, который уже наверняка задает вопросы швейцарцам, остальные демонстративно утерлись. ЕС в данном случае хоть выступил как наблюдатель, а вот Польша… Речь Посполитая, вернее, оказалась сейчас в роли Пакистана моего мира. Когда территорию этой страны, ядерной державы кстати, без спроса посетил американский спецназ, ликвидировал неугодного США человека, а после ретировался. Правительство же американское впоследствии даже не озаботилось даже формальными извинениями за свое поведение.

Так что за реакцию Речи Посполитой, а также насчет Бельгии и посольства Ганзы я в общем-то не переживал. Было бы еще посольство официальное, могли быть проблемы. Но особняк барона использовался без официального статуса, а я гражданин Конфедерации. Нидермайер же – если копнуть, участник нелегального подпольного турнира. Так что даже если корпораты узнают, что их особняк разобрали русские, спрашивать постесняются – совершенно не их уровень.

И вот на этом – завершая мои логические рассуждения – все хорошее заканчивалось, потому что разнесено посольство Ганзы было на гвардейском британском конвертоплане. Спасибо жизнерадостному поручику Файнзильберту – действительно, «евреи и импровизация, что же могло пойти не так?»

И вот то, что по этому поводу решат король и император, уже может иметь для меня самые тяжелые последствия.

«Ты пока даже не аристо, так что тебя скорее всего просто повесят» – подсказал внутренний голос.

«Спасибо дорогой» – поблагодарил я, наблюдая как удаляется машина клана Шмидт.

Зоряна, кстати, уже подошла совсем близко. Она двигалась осторожно, совсем маленькими шажками, словно отказываясь верить в окружающую реальность. Глаза как блюдца, внутри бушуют эмоции – и стоит мне сейчас обозначить только намек на улыбку или теплый взгляд, как Зоряна наверняка прыгнет мне на шею и расплачется.

Нельзя. Один раз уже показал искренние чувства, итог до сих пор в развалинах лежит.

Безразличным изучающим взглядом я посмотрел на Зоряну, и глазами показал ей на стул рядом. На непослушных ногах, деревянно двигаясь, она подошла. Присела. Несколько раз попыталась что-то спросить, но голос ее не слушался – Зоряна только открывала и закрывала рот, не в силах задать вопрос.

Не, я так не могу – не настолько еще черствый. Сидела она рядом, поэтому я протянул под столом руку и сжал ее ладонь. Правую – только что регенерированную. Зоряна после этого крупно вздрогнула, по щекам потекли крупные слезы. Ну да, конспирация просто отличная – поэтому я уже не стесняясь приобнял девушку. Она беззвучно плакала, я смотрел вслед удаляющемуся конвертоплану, уносящему прочь отряд конфедератов.

Когда машина превратилась в едва видную точку на горизонте, а после исчезла, я обернулся к бармену. Попросил еще один мохито, но уже алкогольный – Зоряна взрослый возрастной ценз явно проходила. Да и вряд ли стюард посмел бы возразить.

Девушка уже почти полностью пришла в себя, но сидела напряженная как струна. Понять ее чувства можно – так, наверное, будет чувствовать себя очнувшийся в раю грешник. Когда она открыла глаза, первым кого увидела наверняка была целительница. Причем такого высокого ранга, что могла в глазах Зоряны не за ангела, сразу за богиню сойти. Да и само окружение – яхта, предупредительные стюарды, вышколенная охрана, лазурная вода бликующая на солнце.

Весь окружающий антураж по уровню на порядок превосходил виденный Зоряной в Республиканском дворце бал. Второй раз в жизни, за столь краткий промежуток времени, девушка оказалась в иной реальности, которая из протектората была ей недоступна также, как другие измерения миров. И чтобы заглянуть за изнанку своего ареала обитания, девушке ведь пришлось заплатить жизнью.

Наверняка у Зоряны сейчас были сотни вопросов, но я хранил молчание. Она, молодец, дисциплинированно ничего не спрашивала – поговорить с ней я собирался позже. Без лишних ушей.

Распахнулась дверь ресторана, и внутрь зашла распоряжающаяся на яхте «ее светлость». Она уже сменила бикини и парео на другой костюм. Который, надо сказать, впечатлял не менее чем купальник. Функциональное облачение сродни моему футуристическому комбинезону, только при всей современности напоминало смесь жокейского наряда и мужских камзолов восемнадцатого века – черные сапоги с высокими голенищами, белоснежные обтягивающие штаны, темно-зеленый китель с воротником стойкой и золотым шитьем. Роскошные волосы забраны в хвост, выражение лица сосредоточенное и деловое. Едва «ее сиятельство» присело к нам за стол, перед ней сразу появился бокал с напитком. Поставивший его предупредительный стюард исчез моментально, как не было.

Некоторое время посидели в молчании, во время которого «ее светлость» внимательно меня разглядывала. В один из моментов я почувствовал на коже головы словно щупальца, даже, наверное, аккуратные мягкие лапки. Правда, стоило лишь вопросительно глянуть на сидящую напротив женщину, как она даже в извиняющемся жесте пожала плечами.

– Вот ты значит каков, Алексей Петрович, – протянула наконец целительница.

– Ваша светлость, прошу простить, но… с кем имею честь?

– Наедине можешь называть меня… Еленой Владимировной. По-родственному, – улыбнулась женщина. Родственного, кстати, в улыбке ничего не было – деловая приветливость, не более.

Мне не то, чтобы не понравилась ее улыбка… Просто пришло осознание, что не меняя выражения, она может как помочь мне возвыситься, так и подтолкнуть к пропасти. Даже, наверное, туда закинуть. Коротко обернувшись я глянул на Зоряну, но девушка догадалась и до этого – она уже поднималась.

Когда в ресторане мы остались наедине – три стюарда (откуда только взялись) также покинули помещение, «ее светлость» снова улыбнулась.

– Ты мне нравишься, – чуть приподняла бокал целительница.

– Вы мне тоже, – отсалютовал я своим безалкогольным напитком в ответ. Слово «пока» благоразумно не добавил.

Ее светлость хмыкнула и быстро проговорила что-то по-французски. Я уловил только интонацию смысла – мол молодой да ранний, но палец в рот уже не клади.

– Это может быть ошибочным впечатлением, – пожал я плечами. – Я сейчас как…

Хотел сказать «как крот на свету», но споткнулся. Слово неблагозвучное, да и сама вырисовывающаяся картинка потерянного крота несуразна. Себя уважать надо… Летучая мышь? Хм, как-то тоже не очень. Но паузу долго не держал, нашелся быстро:

– … как ночной обитатель, которого из глубокой тьмы вытащили на яркий свет солнечного дня. Мне сейчас несколько сложно ориентироваться и в связи с этим я могу произвести неверное первое впечатление.

– Из тьмы на свет, – вновь повторила свою первую улыбку целительница. – У тебя есть чувство слова. Ценю.

– Елена Владимировна, пользуясь случаем. По-родственному, – острожное произнес я.

– Да-а… – с нескрываемым интересом протянула ее светлость.

– Все произошедшее с захватом яхты связано с тем, что штабс-капитан Измайлов выполнял задачу по моей эвакуации. И именно из-за моих действий, только из-за моих действий, вернее, его отряд оказался в сложной ситуации, из которой капитан смог блестящим образом найти выход. Прошу…

Я хотел было попросить о том, чтобы весь негатив от действий Измайлова перенаправить на меня, как на основного виновника событий, но был прерван прыснувшей, а после и вовсе звонко рассмеявшейся целительницей.

– Не обращай внимания, – безуспешно сдерживая веселье, покачала головой собеседница. Но все же добавила через несколько мгновений: – Вот представь, я вернусь в Петербург, и меня…да хоть у графини Клейнмихель на приеме спросят с участием: «Ах Элен, душенька, мы уже слышали эту дикую ужасную историю! Как это произошло?»

Елена, называвшая свое имя как Helen, на французский манер, снова не выдержала и засмеялась. Но все же смогла взять себя в руки.

– …меня спросят, а я отвечу со всей серьезностью: «Как это произошло?.. Блес-стяще!»

После слов ее светлости я сам, несмотря на напряжение момента, не смог сдержать улыбку. Целительница отпила из бокала, справляясь с накатившей смешинкой и чуть погодя уже посмотрела на меня серьезным взглядом.

– Тебе четырнадцать?

– Да.

– Выпускной класс, в этом году инициация?

– Да.

– Аннет уже сосватала тебе свою Настеньку?

«Чего-чего простите?» – примерно так, не справившись с эмоциями, мимикой и взглядом спросил я. Причем, несмотря на свое крайнее удивление успел заметить в голосе целительницы явно пренебрежительное отношение к «Настеньке».

– Еще нет? – удивилась собеседница. И на несколько секунд задумалась, явно уйдя в себя.

– Раз уж ты так просишь за этого… господина Измайлова, столь бесцеремонным образом нарушившим мой покой, можешь ему помочь. Выполнишь одну мою просьбу… по-родственному.

Отвечать я не стал, просто коротко склонил голову, подтверждая, что готов выслушать «просьбу».

– В феврале в Петербурге состоится бал дебютанток. Составишь пару Ольге, моей младшенькой. Да, имей ввиду – когда ты предложишь Ольге роль кавалера, мне это демонстративно не понравится, и сей моветон послужит поводом для нешуточного скандала.

С каждым словом «родственницы» я все явственнее чувствовал опутавшие себя нити чужих интересов. Холодные плети связывали меня словно по рукам и ногам, при этом я абсолютно четко понимал – в ближайшее время я не просто не смогу порвать спеленавшую паутину, но даже и сколь-нибудь отклониться от направления, в котором меня тянут. Причем тянут совсем разные люди, и в разных направлениях. Как бы не порвали при этом в тряпки.

В то же время после слов целительницы меня отпустила хватка чудовищного напряжения – «ее светлость» так спокойно рассуждает обо мне и февральском балу, что маячившая все это время на горизонте виселица начинает понемногу подергиваться дымкой, исчезая.

– Как только представится возможность, сразу дерзну предложить мадемуазель Ольге свою кандидатуру как кавалера на бал дебютанток, – снова кивнул я.

Целительница хотела что-то ответить, но я не договорил.

– …если доживу, – обозначил я все же свое беспокойство.

Ее светлость взметнула брови, и после еще раз продемонстрировала нормальную, живую улыбку.

– Всенепременно доживешь, я в этом уверена, – ответила чуть погодя женщина.

У меня было еще много вопросов – как, например, найти младшую дочь целительницы, но видимо она решила, что я справлюсь и без ее подсказок.

– Я уже позвонила Катерине, нажаловалась на этого несносного капитана. Пойду исправлять, пока государь не приказал его расстрелять, – поднимаясь из-за стола, женщина в третий раз улыбнулась настоящей – живой, а не деловой улыбкой.

До меня не сразу дошло, что «позвонила Катерине» означает «позвонила Императрице». Хм, ну да, мы вообще сегодня со все сторон удачно приземлились – что в посольстве Ганзы на британской машине, что в аэропорту к аравийцам, что здесь с этой яхтой.

Ее светлость между тем едва отойдя от стола, обернулась.

– Я видела, как ты танцуешь. Неплохо, но… это не уровень для Ольги. Ты способный мальчик, но надеюсь не будешь против, если я пришлю тебе учителя танцев?

Категорически против – мысленно ответил я. И так под боком фон Колер, Мустафа и вынужденная домовладелица Анна свет Николаевна. Добавить к этому еще и «учителя танцев» от дамы, которая может позвонить напрямую Императрице с претензией на действия офицеров императорской армии? Спасибо, но нет.

Вот только… как бы я не был категорически против, отказаться мне никак нельзя. При этом соглашаться тоже нельзя. Загвоздка не в тесноте работающего в чужих интересов моего окружения, а в плане сохранения самостоятельности. И сейчас надо отказаться, согласившись. Только как это сделать?

– Учитель прибудет в конце декабря, и останется только на новогодние каникулы, – неожиданно уступила мне ее светлость, прерывая повисшую паузу.

Не просто неожиданно уступила, а очень неожиданно. Решила не начинать «родственное» общение, сразу попытавшись грубо меня нагнуть?

– Уроки танцев данные настоящим профессионалом мне точно не помешают, поэтому буду весьма признателен, ваша светлость, – даже поднялся я из-за стола, поблагодарив целительницу.

– Настоящим профессионалом, значит, – задумчиво протянула собеседница, очень внимательно меня осматривая. – Предупреди Аннет, чтобы не стало для нее сюрпризом, – явно мысленно себя одернув, вдруг улыбнулась собеседница. – До встречи, Алексей Петрович.

– До свидания, Елена Владимировна, – по-родственному попрощался я.

С вернувшейся вскоре Зоряной все оставшееся время – до того, как яхта не пришвартовалась в Тартусе, так и просидели за столом в молчании. После замелькала уже привычная мне карусель перелетов и пересадок, круговорот сопровождающих лиц и вновь чистые улочки Царицына и уже знакомая вокзальная площадь.

Сопровождающие нас покинули, наделив суммой на карманные расходы и указанием встретиться в зале ожидания с Маратом Садыковым. Судя по всему, тот самый Садыков, который был ответственен за эвакуацию датчанина Гекдениза, который уже стал Денисом.

Несмотря на разговор с целительницей, и ее далеко идущие планы, я по-прежнему нервничал. Периодически даже вздрагивал от резких звуков, находясь в сильнейшем напряжении. Ежесекундно я ожидал нарушения алгоритма доставки, и, наверное, даже темного подвала. Ведь все то, что случилось в протекторате и позже…

Конечно, состоявшийся разговор с ее светлостью, ни фамилии, ни титула которой я так и не узнал, внушал некоторую уверенность… Но лишь некоторую. Есть ведь еще и император всероссийский, который сейчас наверняка решает вопрос с английским королем. И вполне может быть, что выводы будут по типу: «Мда, такие бойкие ребята нужны России… но не в таком количестве, расстрелять».

Все же, несмотря на тяжелые мысли и переживания, я не оставил незамеченным как ошарашенно оглядывалась вокруг Зоряна. Если оказавшись на яхте девушка чувствовала себя попавшей в рай, с целительным ангелом в лице ее светлости, то сейчас осматривалась вокруг словно прогуливалась по садам Эдема.

Для меня порядок и приветливость первого мира уже были знакомы и даже привычны, а вот девушка испытала самый настоящий культурный шок. Гораздо более сильнее чем я в первый раз, оказавшись на территории Конфедерации – потому что сам я повидал больше, чем девчонка. Зоряна же кроме стерильного технофашизма протектората, а после грязного киберпанка нижнего города, за все свои годы не знала никакой другой жизни.

До поезда времени у нас было немало, билеты куплены, поэтому я сознательно не торопился, прогулявшись с девушкой по привокзальной площади, дав возможность ей полной грудью подышать воздухом свободного и благожелательного к своим обитателям мира.

Марата Садыкова в зале ожидания увидел сразу. Едва мы с Зоряной прошли через высокие двери, как я почувствовал пристальное чужое внимание. Обернувшись, увидел в дальнем углу мужчину – чья гражданская форма одежды не скрывало того, что это военнослужащий. Выправка, манеры, все понятно с полувзгляда. Но на татарина из отряда Измайлова я посмотрел лишь мельком, вглядываясь в стоящую рядом капсулу поддержания жизнедеятельности, которая в народе называлась «живой гроб».

Те, кто перешагнул невозвратный порог старости – с потерей жизненного тонуса, часто выбирали вариант удалиться из окружающего мира в виртуальную реальность. Насовсем удалиться. Капсулы поддержания жизнедеятельности обеспечивали существования человека долгое время – без контакта со внешним миром, пока он тихо не затухал. В определенный момент свет перед глазами жителя виртуальной реальности гас, и осознанная личность пропадала из всех миров.

Подобное – с добровольным удалением из реальности, происходило больше в благополучном первом мире. В протекторатах ситуация была несколько иная – я знал об этом от опекуна Войцеха. Это не являлось совершенно секретной информацией, но и не предназначалось для общественного знания; в капсулах содержались консервы – люди, чей биоматериал использовались для лечения других.

Напечатать, допустим, печень на лицензионном принтере в протекторате выходило много дороже, чем достать ее у попавшего в цепкие когти адаптантов человека с минусовым социальным рейтингом, который при уходе в минус терял имя и прошлую жизнь. Тем более если нужно было напечатать печень нелегально – гораздо проще достать ее из банки консервов. Также в протекторатах заканчивать в капсулах жизнь могли просто лишние для общества люди самых разных возрастов, тихо угасая. Или люди, неудобные для других, более влиятельных персон.

Когда мы приблизились, я всмотрелся в истощенное лицо, которое могло бы принадлежать столетнему старцу, тибетскому монаху вне возраста или узнику концлагеря. Статус на информационной панели не показывал, на месте ли все детали организма у датчанина. Но если в ближайшие месяцы он самостоятельно сможет ходить – это будет маленькая победа. Даже если удастся получить помощь целительницы такого уровня, как ее светлость, восстановившая руку Зоряне: возвращение контроля над списанным телом гораздо более сложная процедура, чем банальное восстановление конечности.

Датчанин, кстати, даже говорить не мог, просто шевелил глазами. И его режим нахождения в вирткапсуле «12/4/8» точно не соответствовал действительности – только сейчас подумал я, обратившись к воспоминаниям Олега. Потому что в любое время, когда Олег заходил на Арену, датчанин в вирте присутствовал.

– Потрепало тебя, – произнес я обращаясь к иссушенному до состояния полутрупа парню, стараясь чтобы голос не дрогнул.

Веки датчанина чуть опустились. «Да». Коротко и лаконично – по-другому он отвечать и не может сейчас.

–  Скоро бегать будешь.

Еще одно движение век. Не опустившихся в этот раз, но задрожавших.

Криво улыбнувшись датчанину, с трудом нацепив на лицо именно улыбку, а не гримасу, я отошел на шаг и наконец отвернулся от живого трупа. На превращение которого в человека предстояло затратить очень много времени и сил.

Да, дела. И пора, наверное, подвести итог моего путешествия в Волынь.

Подтвержденный смертельный поединок с аравийцем. Через год.

Подтвержденное участие как кавалера неизвестной мне Ольги на бале дебютанток – который судя по одному лишь названию является мероприятием самого высшего, буквально заоблачного света.

Подтвержденный интерес голубоглазой смуглой красавицы Саманты, которая без сомнений принадлежит к числу сильных мира сего.

Подтвержденное сотрудничество с одним из наркоторговцев элиты криминального мира Высокого Града. Не то, конечно, чем стоит гордится, но тоже результат.

И еще подтвержденное высочайшее недовольство. Момент, когда Измайлов отчитается о событиях в мельчайших деталях и ко мне придут с вопросом «что это вообще было?», все ближе. Нутром чувствую.

А самое главное, я везу с собой в Елисаветград первых двух человек своей будущей команды. Эскортница из нижнего города и социальный труп. Да я просто чертов гений по вербовке персонала!

Все это время, пока размышлял, стараясь не смотреть на мумию в капсуле, некогда бывшую жизнерадостным скандинавом, на периферии зрелища звучал частый лай. И меня неприятно щекотало чужое агрессивное внимание – обернувшись, я увидел маленькую пушистую собачку на руках у дамы, активно разговаривающей с подругой.

Ручной шерстяной клубок выглядел бы симпатично, если бы не агрессивное ко мне отношение. Пасть оскалена, глазки смотрят зло и бесстрашно. Я честно не хотел, но машинально ответил – ментально, поймав взгляд декоративной собачки. Но почти моментально отвел глаза, понимая, что тявкающий миниатюрный барбос не сильно виноват в моих проблемах. Практически сразу комнатная собачка издала звук зажеванной патефоном пластинки и, по-моему, с ней случилась неприятность. Судя по возбужденным крикам и крайнему удивлению хозяйки, даже не одна.

Мне, наверное, должно было стать стыдно. Но ничего не могу с собой поделать. Может действительно энергетический вампир, «сделал гадость – весь день на сердце радость»?

Отвернувшись от удивившихся конфузу собачки разволновавшихся дам, я улыбнулся сам себе. Когда начинал в прошлой жизни, условия у меня были… не сказать, что многим лучше. Прорвемся.

«Наверное» – предусмотрительно добавил внутренний голос.

Глава 23

«Дом, милый дом», — так и подмывало воскликнуть меня, когда машина поздним вечером заезжала в ворота. Люблю уезжать, люблю возвращаться, а в этом мире кроме имения Юсуповых-Штейнберг в предместьях Елисаветграда нет другого места, которое я пока могу назвать домом. Пусть и с большой натяжкой. С очень большой натяжкой.

На освещенном крыльце нас дожидалась компания из нескольких человек. Мустафа, фон Колер, несколько молодцов из охраны – широкоплечих и одинаковых с лица, а также худой как жердь дворецкий. Тот самый, который на четвереньках в ужасе покидал мою комнату во время приступа ярости княгини. Господин Кальтенбруннер, как его здесь все называли.

Ни хлеба, ни соли видно не было. Даже приветствий особых не последовало – едва я только выпрыгнул из микроавтобуса, как замерший было профессор сбежал по ступенькам и внимательно всмотрелся мне в глаза.

– Пойдемте, – неожиданно произнес фон Колер, бесцеремонно увлекая меня за собой.

Оставив на крыльце Мустафу, Зоряну, Садыкова с каталкой капсулы и открывшего от удивления рот Кальтенбруннера, мы с профессором едва не бегом поднялись по ступеням крыльца.

Максимилиан Иванович шагал чуть припадая на левую ногу, но я едва за ним поспевал. Оказавшись в собственных апартаментах профессор плотно закрыл дверь, еще и щелкнув замком. После обернулся ко мне, глядя внимательно и напряженно.

— Раздевайтесь, Алексей Петрович.

– Что, простите? – невольно вырвалось у меня.

– Куртку сними… те, – веско произнес фон Колер даже не дожидаясь окончания моей фразы.

Чувствуя нарастающее нервное напряжение, я потянул вниз молнию и быстро скинул плотную куртку. Под взглядом барона снял и водолазку термобелья. Когда фон Колер уже не скрывая эмоций выругался — звучно, на немецком, — я понял, что дело дрянь.

На моем правом плече расплылась клякса темной татуировки — хаотичная вязь, словно попавшая на поверхности молока капля чернил. Причем яркие, темные плети виднелись под кожей не как нанесенная сверху мастером татуировка, а как след от гематомы, какие бывают после сильных ушибов.

Паутина вязи концентрировалась в основном на предплечье, поднимаясь выше, а отдельные плети заходили на ребра и за спину. И в некоторых ростках кляксы тьма мрака была настолько яркая, что казалось живой.

– Рассказывайте, – только и покачал головой фон Колер.

Периодически поглядывая на пятно тьмы, я как можно более полно рассказал, что сделал в больничной камере. Чувствуя серьезность момента, без утайки поведал о том, как применил силу своего запретного дара для убеждения конфедератов. Рассказал, как были пробиты щиты доспехов бойцов, как усилием справился с явственно подступающим безумием, и как на лице из пор кожи вместо пота выступила кровь.

Фон Колер выслушал молча. После он тяжело, по-старчески вздохнув, присел за стол и крепко задумался. Повисло молчание.

-- Это… очень серьезно? – поинтересовался я.

Барон еще помолчал, потом покачал головой и посмотрел мне в глаза.

– Дело в том, что этого… не может быть.

– Ауаээ… – невнятно издал я неопределенный звук. – Ну да, аргумент.

– Раздевайтесь полностью, надо посмотреть есть ли еще пятна.

Уже без возражения я скинул оставшуюся одежду, и барон меня внимательно осмотрел. Потом показал глазами в сторону ванной комнаты. Ну да, душ мне принять точно не помешает, хотя выданная конфедератами функциональная одежда и помогла сохранить относительную свежесть тела.

Прежде чем идти в душ, я напечатал себе в принтере смену белья и простой спортивный костюм. Фон Колер на мои действия внимания не обращал – барон сидел за столом, погрузившись в глубокую задумчивость.

На удивление сохраняя спокойствие, я – не слишком торопясь, долго стоял под контрастным душем, меняя стылый холод на обжигающий жар. Старался при этом не обращать внимания на кляксу тьмы на теле. Присмотрелся уже, когда вытирался. Да, тьма живая – и кажется, что червоточины… да что кажется, так и есть: пробивают себе дорогу, увеличивая пятно поражения. Очень и очень медленно, но верно.

Рассматривая в зеркало хаотичную вязь, которая в других условиях могла бы показаться крутой самобытной татуировкой, я почистил зубы, оделся и вышел в гостиную. Шагал как на плаху. Фон Колер сидел все в той же позе – почти роденовский мыслитель. Но когда я присел напротив, он поднял взгляд и подобрался.

– Не буду сейчас объяснять подробно. Лишь важные детали, – медленно проговорил профессор.

Я согласно кивнул – мне сейчас подробно точно не надо. Поскорее бы узнать что, почему, и можно ли сделать так, чтобы мне за это ничего не было.

– Инициация проходит после достижения возраста в полных пятнадцать лет не просто так, – начал фон Колер издалека.

Он, кстати, сильно погорячился насчет того, что анонсировал лишь озвучку важных для меня сведений. Барон объяснял долго, и ну очень обстоятельно. Я, в принципе, его слышал, но не слушал – потому что почти сразу понял, в чем дело. Критическая масса знаний накопилась, так что ответ – недоступный при этом профессору, пришел легко.

Инициация источника по достижению определенного возраста по аналогии сродни езде на мощном спортивном байке. Для взрослого научиться азам нет ничего сложного, а вот десятилетний ребенок будет придавлен тяжелым мотоциклом едва сняв его с подножки, не справившись с весом. А тринадцатилетний подросток, оседлавший байк, может легко убиться – опрометчиво разогнавшись и не справившись с управление в повороте. Это если совсем грубо подытожить смысл объяснений профессора.

Детская психика отличается от взрослой. И разбуженные способности темных искусств до инициации источника опасны для ребенка – можно утонуть в бездне, потеряв разум. Это для одержимых. Стихийные одаренные могут банально уничтожить свое тело избытком зачерпнутой в источник силы или просто убить себя бесконтрольным применением способностей, выбросив с заклинанием всю свою жизненную энергию вместе со стихией.

В памятной беседе после первого воскрешения Демидов часто употреблял по отношению ко мне выражение «уникальный». Тогда мне показалось это оговоркой. Ротмистр упомянул, что я один из одиннадцати известных в мире одержимых, на кого в младенчестве смогли наложить слепок души. Это не уникальность, просто редкая особенность. Не знаю, правда, сколько всего одержимых – если их количественно много, то подобная особенность может быть даже весьма редкой. Но это не точно уникальность – и ошибся ли ротмистр, или просто не сказал мне всего, тоже тот еще вопрос.

И я действительно могу много не знать о себе и о своих наследственных, возможно действительно уникальных способностях, известных ротмистру. Это предположение, а вот данность в том, что я действительно уникален – о чем кроме меня здесь не знает никто. В отличие от обычных юных одаренных и одержимых, моя психика уже полностью сформирована и гораздо менее податлива.

Может быть об этом и говорил Астерот, когда упоминал что Олег просто не справится? Он по одному только рождению обладал невероятно сильными способностями… вернее, обладал возможностью их изучить, укротить вернее. И не «доброжелатели» вокруг, а именно скрытое пока могущество дара есть именно то, что он бы не вывез, просто не в силах освоить подобную силу.Да, Олег по физическому развитию и вложенным в него знаниям был действительно юным вундеркиндом-терминатором, но я то помню его глубоко спрятанное смущение и неуверенность. Да хоть перед той же Зоряной в школе, когда он одно время пытался к ней подкатывать.

Фон Колер между тем продолжал вдумчиво объяснять мне природу возникновения черного пятна на моем теле. Я старательно демонстрировал повышенное внимание и кивал в нужных местах. При этом сам уже давно понял все то, к чему подводил барон. Понял даже немного больше: в тот момент, когда едва не шагнул в бездну, это была не внешняя угроза для меня, а внутренняя. Разбуженная даром одержимости тьма сформировалась и укрепилась в моем теле, при этом отсеченная разумом, растекаясь сейчас под кожей живым паразитом.

Барон серьезно опасался за мой разум – по его словам, я в любой момент мог подвергнуться безвозвратной одержимости. Вот что это такое, я не совсем понял, но именно сейчас не суть важно – потому что моя психика, мой разум, уже по возрасту защищен. И настоящую опасность живая тьма представляла с другой стороны – она может захватить тело изнутри. Избежав участи превращения в тронутого тьмой безумца, я рискую превратиться в агрессивно-опасную тварь, в теле которой будет как в клетке метаться бессильное повлиять на поступки сознание.  Если не…

– Выжечь во мне тьму, – эхом повторил я сказанные бароном слова.

Осекшись, Фон Колер замолк. Вновь повисло долгое молчание – профессор внимательно смотрел на меня, даже не скрывая напряженных раздумий.

– Я могу сейчас вызвать тревожную группу и нас незамедлительно доставят в Москву, где в Тайной академии Темных искусств лучшие специалисты в области одержимости помогут, с очень большой долей вероятности, справиться с твоей проблемой.

«Гарантированно помогут» – перефразировал я про себя. Барон сейчас в предположениях держит в уме незащищенную детскую психику – а на самом деле этой проблемы не существует. Но в его словах чувствуется отторжении идеи. Присутствовало в его фразе нечто такое, на что я невольно обратил внимание: «лучшие специалисты», сказанное с явным оттенком пренебрежения.

– Это неподходящий для меня вариант? – просто поинтересовался я.

Профессор отвернулся и выругался. Вновь по-немецки. Хотя может быть он и не ругался в прямом смысле слова, просто язык такой – грубый и не пластичный, совсем как взрослая психика.

– Знаешь, почему одержимые еще существуют? – приняв решение, вдруг посмотрел мне в глаза барон.

Я незамедлительно мысленно выругался, потому что ответ на вопрос увидел в его взгляде. Интонации, напряжение барона. Божечки, вот это поворот.

– Одержимые всех стран объединяйтесь? – ответил я вопросом на вопрос.

«Мы с тобой одной крови. Ты, и я» – фраза Саманты, сейчас как вживую прозвучавшая в ушах, заиграла новыми, гораздо более яркими красками.

Фон Колер помолчал, а чуть погодя кивнул.

– Очень… емкая фраза. У вас есть чувство слова, Алексей Петрович.

Ну еще бы – мысленно фыркнул я. Вы мне только трибуну дайте, я уж как начну глаголом жечь с опытом целого, непрожитого здесь века. С плеч же в этот момент словно тяжкий груз спал. Как и дикое напряжение, рассосавшееся после осознания возможности избавится от пятна тьмы. Волнение оставалось конечно, но уже дежурное.

– Я состою на императорской службе, и далеко не последнее лицо в Собственной Его Императорского Величества канцелярии, – проговорил барон, вновь подачей и тоном заставив меня насторожиться. – То, что я вам сейчас скажу, может стоить мне… карьеры, как минимум.

– Слушаю со всей возможной внимательностью, – заполнил я короткую паузу, за что был удостоен сердитым взглядом из-под густых бровей.

– Одержимых гораздо меньше, чем владеющих стихийным или универсальным даром. Одержимые сильнее чем одаренные, и именно благодаря этой силе мы еще существуем – не будь ее, нас давным-давно уничтожили бы стихийные маги. Именно наша сила – гарант выживания. Если вы попадете в ТАТИ, где темные искусства изучают в первую очередь одаренные, то… о нас, о нас всех, я имею ввиду, могут узнать больше. И если это случится фундамент нашей силы, наша защита, может пошатнуться.

– Я понял, о чем вы, Максимилиан Иванович. Варианты есть?

– В данный момент я вижу только один вариант – выжечь тьму в вашем теле здесь и сейчас.

– Есть какие-то препятствия этому? Я просто не понимаю вашей настороженности…

– Не совсем препятствие, Алексей Петрович. Подобное может сделать только сильный стихийный маг огня. И кандидат у нас с вами сейчас, учитывая необходимую конфиденциальность, лишь один.

– Анна Николаевна?

– Именно так.

– В чем именно загвоздка? В ее нежелании, или вы не уверены, что она сможет сохранить произошедшее в тайне?

– Алексей Петрович, – устало, словно утомленный детской непосредственностью взрослый, покачал головой барон. – Вы, очень и очень возможно, в будущем будете принадлежать к роду Юсуповых-Штейнберг, поэтому сомневаться в неразглашении произошедшего Анной Николаевной даже не стоит. В случае ее… честной игры.

«Оу-оу-оу, похоже становится горячо»

– В чем же стоит сомневаться?

– Уничтожая тьму, Анна Николаевна может сжечь ваше сознание. В процессе уничтожения очага вы будете вынуждены не сопротивляться ей, и если Анна Николаевна замыслит от вас избавиться, никакой слепок души не поможет вам после этого вернуться из-за кромки.

– М-может найти другого высокорангового мага? – поинтересовался я машинально. Как выяснилось, зря, потому что фон Колер посмотрел на меня с явным осуждением:

– Алексей Петрович, вы как ребенок, право слово…

«Вот сейчас обидно было»

-…я вам только что рассказал о цеховой солидарности, рискуя не только карьерой, но и жизнью, а вы предлагаете воспользоваться услугами одаренного, не причастного ником образом к семейным делам? Анна Николаевна, несмотря на всю питаемую к вам неприязнь, женщина умная, и способна поставить интересы рода над личной обидой. И есть очень большая вероятность, что…

Профессор как обычно ударился в пространные рассуждения. Он, похоже, тоже энергетический вампир. Только в отличие от меня вытаскивает из людей эмоции своей дотошностью и даже нудностью. А может, кстати, моя вредность также признак предрасположенности к темным искусствам и того, что я легко осваиваю способности даже без инициации?

– …поэтому я предлагаю незамедлительно поговорить с Анной Николаевной.

От того, как барон безапелляционно произнес последнюю фразу, меня бросило в холод – вместе с еще одной догадкой.

– Максимилиан Иванович, – ровным и спокойным голосом поинтересовался я. – Скажите, а если я откажусь от разговора с Анной Николаевной и последующего риска, если…

– Когда, – поправил меня фон Колер.

– …когда она согласится. И если я откажусь, вы ведь не доставите меня в Академию, верно?

– Алексей Петрович. За сто лет еще ни один одержимый не умер своей смертью, и по всем прикидкам наш дар позволяет жить столько, что впору говорить о грядущем техническом бессмертии. И вы можете считать общество одержимых закрытой кастой, к которой принадлежите по праву рождения. Если… если вы не согласитесь просить помощи Анны Николаевны, я буду вынужден вас убить, здесь и сейчас. Несчастный случай – пытался вам помочь, и не справился. Так бывает – люди часто умирают весьма неожиданно.

– Предельно честно, – покивал я, поджав в задумчивости губы.

– На том стоим, – в ответ пожал плечами барон.

После этой фразы разговор закончился. Я сидел и неспешно размышлял о жизни, наслаждаясь тишиной и покоем, фон Колер будто бы чего-то ждал. Как оказалось по прошествии четверти часа, ждал он Анну Николаевну. Не знаю, каким образом барон с ней связался – может пока я душ принимал, но княгиня зашла без стука. Замок кстати ей совсем не помешал – видимо, в своем имении нет ничего такого, что может противится воле хозяйки.

Зайдя в комнату, княгиня внимательно осмотрелась и не здороваясь, присела за стол.

– Анна Николаевна, сложившаяся ситуация требует от нас…

Княгиня видимо знала только то, что барон позвал ее по важному делу. Потому что начал он издалека, объясняя в своей манере долго и нудно.

– Максимилиан Иванович, – невежливо прервал я его на полуслове. – Анна Николаевна, – обернулся уже к княгине.

Анна Николаевна сохранила бесстрастное выражение лица. Но я прекрасно почувствовал, что она удовлетворена тем, как я бесцеремонно помешал фон Колеру углубиться в дебри рассуждений.

– Максимилиан Иванович, – обернулся я уже к профессору. – Я благодарю вас за честность, и прошу дать нам с Анной Николаевной возможность поговорить наедине. Мне необходимо обсудить с ней дела рода.

Княгиня хмыкнула и на ее лице появилась полуулыбка. Барон в этот момент даже побледнел от вспышки ярости, которую он, впрочем, все же сумел сдержать в себе. Я напряженно наблюдал за ним – потому что, не скрою, опасался что профессор попробует прикончить нас обоих здесь и сейчас. Вероятность мала, конечно, но все же, все же.

– Алексей Петрович. Анна Николаевна, – поднялся было фон Колер.

– Нет-нет, Максимилиан Иванович, не утруждайтесь. Это ведь ваши покои, а мы с Анной Николаевной думаю пройдем к ней в кабинет. Анна Николаевна?

Черт, я как обычно забыл сколько мне лет. И если в прошлой жизни такая подача выглядела бы естественно, то от подростка – столь наглым образом застроившего своего мастер-наставника, еще и указывающего княгине что ей стоит сейчас делать, выглядело все это… неожиданно.

К счастью, стерпели оба. Фон Колер еще сильнее побледнел от сдерживаемой ярости, а Анна Николаевна еще отчетливее продемонстрировала улыбку. В этот раз явно специально для барона. Чувствую, все очень непросто в их отношениях. И возможно, столь откровенная неприязнь появилась тогда, когда фон Колер уговорил или даже заставил княгиню извиниться передо мной; а может быть и раньше.

Вместе с княгиней мы вышли из покоев барона, и в молчании пошагали в ее рабочий кабинет. Хотя… свернули совсем в ту сторону, куда я до этого ходил пару раз. Куда направлялись я понял, когда пришли – мы оказались в кабинете действительно рабочем, а не показательно-выставочном, в котором княгиня принимала нас с Анастасией.

– Здесь… – выразительно посмотрел я по сторонам.

– Здесь все сделано так, что происходящее в этих стенах недоступно для чужих ушей, – холодно произнесла Анна Николаевна.

– Даже если Максимилиан Иванович силой всей организации, в которой… состоит на императорской службе захочет узнать, что здесь происходило? – все же поинтересовался я.

– Даже если этого захочет сам государь-император, – кивнула княгиня. – Я слушаю.

Возможно, так жестоко оставлять за бортом фон Колера не следовало, понял вдруг я. Потому что Анна Николаевна смотрела на меня без особой приязни, скорее даже наоборот. Это абсолютно чужой и не питающий ко мне никаких положительных чувств человек. Барон хотя бы… хотя бы что? – переспросил сам себя, и не нашел никаких положительных черт в позиции барона. Он заинтересован во мне как в объекте, плюс цеховая солидарность. Княгиня также заинтересована во мне, плюс «родственная» солидарность.

– Анна Николаевна, вам знакома некая Елена Владимировна?

Начал разговор совсем не так, как планировал – потому что холодный душ безучастного взгляда княгини меня освежил в достаточной мере. Я снова среди опасной трясины и снова необходимо как можно скорее нащупать почву под ногами. И глядя в глаза молчавшей собеседницы, я добавил:

– Елена Владимировна, сильная целительница, вращается в самом высшем обществе, к ней обращаются «ваша светлость. И еще она вела беседу со мной, цитирую: «по-родственному».

Княгиня после моих слов вдруг побледнела как полотно, и на фоне пергаментной белизны ее кожи еще ярче оттенились пламенные всполохи в глазах. Оу-оу, похоже я сейчас как в улей палкой ткнул. Как бы даже голову в пасть льву не засунул – напрягся я, видя нескрываемое удивление княгини.

– О чем же вы разговаривали с Еленой Владимировной? – звенящим от напряжения голосом спросила Анна Николаевна.

– Дело в том, что наша встреча произошла в не очень благоприятной обстановке. Отряд, эвакуировавший меня со враждебной территории, был вынужден захватить принадлежащую клану Майер яхту, на которой отдыхала Елена Владимировна.

– Откуда вас эвакуировали, Алексе… Артур? – вовремя поправилась княгиня, прервав меня.

– Из Волынского протектората.

– Посольство Ганзы тоже… вы? – даже откинулась на спинку стула Анна Николаевна.

– Да там не только посольство, – пожал я плечами со вполне искренним расстройством. – Еще много всего набралось, и я если честно боюсь что меня государь-император велит вздернуть за это.

– Вы гражданин, а не подданный. Поэтому вздернуть вас могут только по решению суда, – утешила княгиня.

– Ну, это совсем меняет дело, – с показательной благодарностью кивнул я, вызвав едва заметное шевеление уголка губ княгини.

– Так о чем же вы с ней разговаривали? – голос вновь едва подрагивает.

– Елена Владимировна получила от меня уверение, что я буду сопровождать ее младшую дочь Ольгу на петербуржский бал дебютанток в феврале. И в связи с этим она собирается прислать мне учителя танцев. Сюда, на время новогодних каникул.

В этот раз княгиня сумела сохранить спокойствие, но я кожей чувствовал – она напряжена как струна.

– И это все?

– У нас было совсем немного времени, – кивнул я. Но мгновение раздумья, и все же решился открыть все карты: – Елена Владимировна задала еще один вопрос.

– Какой-же? –  словно рысь перед прыжком подобралась княгиня.

– Во избежание кривотолков, снова процитирую: «Аннет уже сосватала за тебя свою Настеньку?»

«С-сука» – прочитал я по губам Анны свет Николаевны.

Несколько долгих минут сидели в молчании.

Спрашивать о том, кто такая Елена Владимировна, и почему «Аннет» должна была по ее мнению сватать мне «свою Настеньку» не стал. Даже если получу ответ, то никак не буду уверен в том, что он близок к истине. Поэтому зачем лишний раз пробовать на прочность едва появившийся кредит отношений?

– Анна Николаевна, – прервал я слишком затянувшееся раздумья княгини. – Дело в том, что это не все, что я хотел вам сказать.

– Да? Продолжайте, – уже с нескрываемым интересом обернулась ко мне княгиня.

– Когда… я оказался в центре неблагоприятных обстоятельств, во время эвакуации из протектората, мне пришлось применить силу своего запретного дара. Это имело неприятные последствия, которые грозят мне физической смертью в самое ближайшее время.

Я сделал небольшую паузу, но по эмоциям и лицу княгини невозможно было ничего прочитать, поэтому продолжил.

– Как сказал Максимилиан Иванович, необходимо выжечь пятно тьмы из моего тела. Со слов профессора сделать это можете только вы, гарантируя сохранение произошедшего в тайне, потому что вы заинтересованы во мне как в активе рода. О том, что в процессе вы можете выжечь мой разум, он также предупредил. Но, опять же с его слов, выбора у меня нет, так как при любом другом раскладе возможно распространение ненужной информации об особенностях темных искусств.

Я перевел дыхание, глядя в глаза княгини и закончил:

– Барон фон Колер недвусмысленно предупредил, что попытка изыскать любой иной вариант действий может закончиться для меня несчастным случаем. Выбора как такового у меня нет – лишь просить вас помочь справиться с тьмой у меня в теле. При этом надеяться на то, что вы предпочтете оставить меня в живых.

– А разговаривать при Максимилиане Ивановиче ты не стал, потому…

– …что несчастный случай, как понимаю, произойдет не только со мной, но в скором времени и с вами – вы ведь также уже в курсе необычности моих способностей.

Княгиня, внимательно глядя мне в глаза, задумалась. Меня же молний пронзила догадка – Измайлов, докладывающий о моем ему ультиматуме. Получается, что информация уже вышла за пределы осведомленности нескольких лиц. Хотя что это я… Фон Колер же знает об участии Измайлова, а отряд спецов наверняка напрямую подчиняется организаторам моей эвакуации, курирующим именно темные искусства. Поэтому утечка информации вряд ли возможна – да и от Измайлова могут банально избавиться. Произошедшее останется в тайне, если не произойдет чего-то невероятного – к примеру, сторонний от интриг жандармов и канцелярии высокопоставленный чин или даже сам Император лично не вызовет штабс-капитана, чтобы допросить с особым тщанием, при этом вникая в самые мелкие детали. Да ну, бред – у царя других дел достаточно, для подобного специально обученные люди есть.

Анна – которая действительно свет, судя по пламенеющим глазам, Николаевна, хранила молчание. Я, уже практически не нервничая и не переживая, обернулся к стене рассматривая родовой герб. На огненных львов на щите смотрел с интересом, подмечая мелкие, незамеченные ранее детали. На смену переживаниям пришел самый настоящий фатализм – ну а что мне сейчас трепыхаться? Как в русской рулетке – я уже нажал на спуск и жду, или-или. Бежать куда-то? Да куда я убегу, смешно.

В точности так, как совсем недавно на балу в Республиканском дворце я вновь оказался в безвыходной ситуации, в которой от меня больше ничего не зависело. Вот только отряда конфедератов за забором больше не было, и сейчас моя судьба висит на тонком волоске решения княгини.

Сохранить мне жизнь, с неясной перспективой пользы для рода в будущем, или просто расплавить мне мозг, убив без возможности воскрешения слепком души. При этом княгиня не может не понимать – наш разговор наедине значит то, что мы теперь с ней в одной лодке. И если я умру, то фон Колер будет вынужден постараться сделать так, чтобы произошедшее осталось тайной для всех. Сможет он в родовом имении княгини совладать с ней? Вряд ли. Но приобретать столь могущественного врага путем избавления от меня… та еще дилемма сейчас у Анны Николаевны.

Хм, – споткнулся я вдруг об одну из своих мыслей. Вопрос. Фон Колер, когда только что рассказывал мне о возможной опасности… Не планировал ли он то, что княгиня просто выжжет мне мозг и дело уберут в архив? Если, как он говорит, произошедшее со мной «невозможно», а я – не кривя душой, уже по-настоящему непредсказуем, может быть проще от меня избавиться? Да, и почему я поверил ему безоговорочно о том, что окружающий мир спит и видит, как уничтожить одержимых? Может я надумал лишнего, а барон просто решил избавиться от меня руками княгини из-за произошедшего в протекторате?

Черт, да никакой тьмы уже не надо – сейчас голова от сонма догадок просто взорвется, как упавший на асфальт с высотки арбуз.

– Анна Николаевна, – медленно протянул я. Понимая, что сказав то, что сейчас собираюсь озвучить, целенаправленно кидаю все фишки на красное.

– Мама́, звала? – одновременно с моими словами прозвучал из-за спины девичий голос.

Я даже не оборачиваясь понял, кто пришел. Княгиня поверх моего плеча посмотрела в сторону двери и глазами показала чуть в сторону. Анастасия, когда подошла и встала в указанном месте, очень удивилась моему присутствию. Но быстро справилась с собой. Я же на краткий миг с интересом задумался о том, каким образом княгиня вызвала старшую дочь.

– Вы что-то хотели сказать, Алексей, – отвлекла меня Анна Николаевна.

«У-ух ты». Я, значит, уже не Артур, а Алексей. Очень интересно.

– Да, прошу прощения, – кивнул я и встал, чуть отойдя от стула.

Пара недоуменных взглядов устремилась на меня. Но сидеть мне было некомфортно – княжна стоит, а я в кресле. Постоим вдвоем.

Внутри к победившему фатализму прибавилась толика спокойствия. Если бы княгиня решила меня списать прямо сейчас, стала бы она звать Анастасию? Обращения Алексей вместо Артура, опять же.

– Анна Николаевна, я подумал о том, что Максимилиан Иванович, озвучивая мне возможность неблагоприятного исхода ваших действий, именно на него и в тайне и рассчитывал.

Княгини понадобилось несколько долгих секунд, чтобы осмыслить услышанное. После она кивнула, поджав губы.

– Возможно, возможно. Раздевайтесь, Алексей.

Под удивленным ярким взглядом черноволосой княжны я снял с себя верх спортивного костюма. Княгиня наблюдала за мной с интересом, Анастасия с удивлением. Но когда я снял футболку, обе забыли обо мне как о личности, разглядывая пятно тьмы.

– Присаживайтесь, – произнесла Анна Николаевна и показала на пуфик у стены. – Или даже лучше будет лечь, – протянула задумчиво княгиня, осматриваясь в поисках места.

– Постоять могу? – глянул я на предложенный вариант, представляя себя на нем.

– Если выдержите, – пожала плечам Анна Николаевна.

– Я попробую.

– Хорошо, – даже не стала спорить княгиня. – Только… – прикусила она губу, осматривая черное пятно, – если будете терять сознание, постарайтесь падать лицом вперед. Мне так будет сподручнее завершить начатое, со спины гораздо удобнее работать.

– Буду падать, обязательно учту.

Княгиня мягко взяла меня за предплечье и вывела в самый центр кабинет.

– Вы знаете, что я сейчас буду делать?

– Знаю только то, что вы сейчас будете выжигать пятно тьмы. Никакими другими подробностями не владею.

– Настя, – кивнув мне, посмотрела на дочь княгиня.

Юная княжна подошла ближе. Настолько, что я почувствовал ее дыхание, а необычного ультрамаринового цвета глаза оказались совсем рядом. Анна Николаевна между тем отпустила мою руку и зашла за спину. Ее горячие, почти обжигающие ладони легли на чистую кожу вокруг пятна тьмы.

– Сейчас Анастасия… слегка тебя заморозит, – перешла на «ты» княгиня. – Прошу, не противься ей. Можно конечно обойтись и без этого, но это хоть как-то избавит от совсем серьезных болевых ощущений. Постарайся не потерять сознание. Готов?

– Всегда готов, – негромко ответил я.

Юная княжна положила руки мне на плечи – высоко, ближе к шее. Ее ладони также обжигали, только в отличие от прикасаний Анны Николаевы жгли морозным холодом.

– Настя, начинай.

Я глубоко вздохнул, отключая все ментальные барьеры. Сразу почувствовал, как на меня бурным потоком хлынули эмоции внешне сдержанной княжны. Видимо ей – для того чтобы исключить опасность убить или превратить меня в ледяную скульптуру, также пришлось открыться. Бросив короткий взгляд на яркий румянец, проступивший на молочно-белой коже, я быстро отвел глаза. Когда твоя жизнь руках юной одаренной, лучше ее не смущать лишний раз. И так волны горячего девичьего стыда обжигают не меньше, чем жар от ладоней княгини или морозный холод, постепенно проникающий в тело.

– Твоя кровь стынет. Холод, который ты впустил в себя, заморозил кровь, но не пробудившуюся в тебе тьму, – зазвучал позади спокойный голос Анны Николаевны. Ее ладони постепенно двигались, накрывая пятно на моей коже.

–   Тьма не здесь, она внутри. И сейчас будет больно, – предупредила княгиня. – Постарайся не кричать.

Анна Николаевна не соврала. Кожу в месте касания ее рук жгло все сильнее, а чуть погодя в меня словно плеснули раскаленный металл, который потек по венам, обжигая и выжигая. Наверное, я бы закричал – если бы не ультрамариновые глаза совсем рядом, с заметным оттенком жалости. Так что я только открыл рот и сипло выдохнул, хоть так спасаясь от мучительной боли.

Проникающий под кожу жар становился все сильнее, ноги задрожали, подкашиваясь. Но я продолжал стоять, с трудом удерживая равновесие. Взгляд помутнел и единственное, что сейчас видел с необычайной четкостью – яркое пятно синих глаз совсем рядом.  Позади зазвучал озабоченный голос княгини, постепенно переходящий в крик. Я старался держаться из последний сил, но накатившую темноту беспамятства встретил даже с долей облегчения – настолько тяжело было терпеть мучительное жжение по всему телу.

Пришел в себя лежащим на спине. На грани слышимости звучали голоса, постепенно становясь громче. В тот момент, когда я понял, что вот-вот и уже смогу различать слова, наступила тишина. Фразу оборвали словно на полуслове.

– Очнулся, – произнесла княгиня.

По ее тону я понял, что говорила только что Анастасия, а мать жестом заставила ее замолчать. Открыв глаза, я увидел сверху выпуклости груди и понял, что лежу на ногах княжны как на подушке. Вновь абсолютно закрытый эмоциональный фон, никаких намеков на чувства и эмоции. Взгляд девушка отвела, но скулы вновь тронул румянец, сейчас правда не такой яркий как совсем недавно.

Поморщившись, я с трудом поднялся. Посмотрев на плечо, вздрогнул – кожу теперь вместо темного пятна покрывала корка подсохшей, местами черной крови. В трещинках коросты раны посверкивали искры живого огня. Руку и всю правую сторону груди жгло, но это была… хорошая боль, боль заживающих ран.

– Тьмы в тебе оказалось неожиданно много, – заговорила княгиня. – Это было… непросто, но я справилась. Несколько дней придется потерпеть, а после огонь сам прекратит свое…

Пока Анна Николаевна говорила, я, поймав взглядом одну из искорок огня, вдруг понял, что стоит мне захотеть, и она перемещается вместе с моим взглядом. Сосредоточившись, направляя потоки энергии, я собрал зудящий жар в одном месте и усилием повел его по руке, к ладони.

При этом я морщился от усилия и боли, но остановится уже не мог. Княгиня, замолчав на полуслове с открытым ртом, наблюдала как над моей поднятой ладонью колышется жаром воздух, а после загорается совсем маленький огненный шарик. Вся чужая магическая энергия выходила из меня, словно вытаскиваемый стоматологом больной зуб. Нет, даже как спица из руки после сложного перелома.  Еще несколько секунд, и у меня над ладонью висел шар живого огня размером с теннисный мяч.

Пламя обжигало, и я сморщился от боли, чувствуя, как жжет покрасневшую, уже покрывшуюся волдырями кожу ладони. Княгиня быстро сделала шаг вперед, и забрала с моей ладони живой огонь, который моментально истончился, исчезая в ее руке усвоенной энергией.

– Что-то не так? – сиплым голосом поинтересовался я, углядев во взгляде княгини, как мне даже показалось, капельку безумия. – Все хорошо? – добавил я.

– Все просто отлично, Алексей, – вернулась к состоянию невозмутимости Анна Петровна. – Все просто замечательно, за исключением одной вещи: то, что ты только что продемонстрировал, считается невозможным.

– Ага, – только и кивнул я, соглашаясь. – Простите, а попить есть что-нибудь?

О том, что «это невозможно» я уже где-то слышал. Когда Анастасия поднесла мне бокал с водой – судя по форме предназначенный для мартини, и я сделал несколько глотков, в голове немного прояснилось. Сразу вспомнил, что о «невозможном» слышал от фон Колера совсем недавно.

Вновь изогнувшись, посмотрел на предплечье, пытаясь заглянуть еще и на лопатку. Кожу по-прежнему покрывала подсохшая корочка раны, в трещинах которой розовела сукровица и набухали алые капельки крови. Вот только жжение ушло вместе с огнем, и теперь со мной осталась лишь саднящая, вполне обычная боль.

– Анна Николаевна.

– Да-а… – протянула она.

Княгиня уже полностью пришла в себя и выглядела в точности, как и в самом начале нашего разговора. Оказавшаяся за спиной Анастасия также спряталась в скорлупу ментальной защиты, и я теперь даже не чувствовал ее присутствия.

– Спасибо, – сказал я совсем не то, что хотел сначала.

Отвечать Анна Николаевна стала. Она лишь улыбнулась показательно-холодно, едва-едва кивнув. Ну да, это было дорого и эксклюзивно, понятно все. Через несколько мгновений я наткнулся на недоуменный взгляд княгини. Не могу понять, что она от меня хочет, притом смотрит так, словно я сейчас реально накосячил… а ну, да.

– Анастасия, – обернулся я к девушке, которая совсем недавно сидела на полу, положив мою голову себе на ноги. – Благодарю вас за помощь.

Юная княжна в ответ на мои слова даже бровь не повела, разглядывая родовой герб на стене. Ну да, предсказуемо. Правда, ее безразличие выглядело бы гораздо внушительней, если бы не тронувшие скулы пятна румянца.

– Анна Николаевна, – снова заговорил я, возвращаясь в потерявшейся было мысли. – Скажите, вы незаметно для меня вызвали сюда Анастасию. Сможете также позвать моего мастер-наставника Мустафу?

– Ты хочешь поговорить с ним по поводу барона?

– Да, – просто ответил я.

Княгиня в этот раз обошлась без тайных способностей. Она просто достала таблетку ассистанта и активировав ее, несколькими легкими жестами что-то написала на экране проекции планшета.

– Мустафа будет ждать тебя в гостевом доме, в саду.

Снова кивнув, я попятился было к двери. Только открыл было рот для очередного дежурного «спасибо», знаменующего прощание, как щелкнул замок и в проеме двери я увидел знакомого уже молодца из охраны поместья.

– Вас проводят. Если доживете до завтрашнего дня, жду на семейном ужине, – перейдя на прежний официальный тон, неожиданно позволила себе шутку Анна Николаевна. – Нам надо многое обсудить, – вновь голос ее стал холодно серьезен.

До сада я не дошел. Дорогу нам с сопровождающим преградил фон Колер, расположившийся на выходе из коридора. Барон взглядом попросил молодца из охраны отойти в сторонку. Тот напрягся, почему-то посмотрев на меня, и я кивком подтвердил. Подойдя ближе, барон поднял руку и над нами повисла полупрозрачная полусфера, отсекающая свет и звуки окружающего мира.

Глядя на фон Колера, я ожидал самого худшего. Но вдруг с изумлением понял, что передо мной сейчас стоит самый настоящий усталый старик.

– Максимилиан Иванович, а сколько вам лет? – неожиданно для самого себя поинтересовался я. Профессор не ответил, но криво усмехнувшись выпрямился и старческая безнадега в его позе, осанке и мимике пропала.

– Алексей Петрович, вы сейчас хотите встретиться с Мустафой, чтобы он вывел вас на Демидова, а тот помог вам избавиться от меня в своем окружении? – ровным голосом произнес барон.

– Если честно были такие мысли, – кивнул я.

– И вы собрались это делать, не переговорив перед этим со мной, – удивленно поднял бровь фон Колер.

– Я не думаю, что господин ротмистр прилетит сюда моментально, как волшебник в голубом вертолете, – пожал я в ответ плечами. – И после того как я попросил бы Мустафу организовать мне встречу с ротмистром, обязательно обсудил бы с вами все волнующие меня вопросы.

– Волшебник в голубом вертолете, –  хмыкнул профессор. – А если бы, гипотетически, мы бы с вами откровенно обсудили все острые вопросы и нашли взаимовыгодные компромиссы? О чем бы вы тогда говорили с господином ротмистром?

– За время визита в протекторат у меня набралось материала достаточно, чтобы сформировать немалое количество волнующих вопросов помимо вашего ультиматума, Максимилиан Иванович.

– Вам не понравился мой ультиматум?

– Мне не нравится, когда у меня отсутствует даже иллюзия самостоятельности. Я прекрасно понимаю, что вы можете здесь и сейчас сровнять с землей все имение Анны Николаевны, но даже с осознанием этого не собираюсь ходить у вас на короткой веревочке, господин барон.

Про «здесь и сейчас сровнять с землей» я конечно польстил, но сделал это сознательно. В разговоре с серьезным противником всегда лучше перехвалить, чем принижать его способности. Любое необдуманное «одним полком за два часа» всегда заканчивается катастрофой, это аксиома.

– Ах вот оно что… – неожиданно полностью успокоился профессор. – Вы просто быстро повзрослели, Алексей Петрович.

– Весьма вероятно, Максимилиан Иванович.

– Демидов уже практически здесь. Менее чем через четверть часа он, как вы выразились, «прилетит в голубом вертолете».

– Это связано с тем, каким образом я покинул протекторат?

– Опосредственно. Дело в том, что командовавший специальным отрядом штабс-капитан Измайлов сразу по пересечении границы был самым настоящим образом спрятан своим непосредственным начальством. Межведомственные разборки, не думаю, что это сильно необходимая сейчас вам информация, – отреагировал на мой взгляд барон, – и у господина Демидова сейчас нет той информации, которой вы поделились со мной. Нет информации о ваших методах убеждения командовавшего группой офицера, я имею ввиду.

Фон Колер помолчал несколько секунд, давая мне возможность обдумать услышанное, после продолжил:

– Алексей Петрович. Сейчас только я, и может быть еще Анна Николаевна, ваши настоящие союзники. И покровительство герцогини Мекленбург, на которое вы рассчитываете, можно рассматривать больше как опасность, а не как благо для вас. Это я заявляю вам, продолжая наш так неожиданно прервавшийся честный разговор.

Герцогиня Елена Владимировна Мекленбург, значит. Учтем, – подумал я про себя. Вслух же спросил:

– И даже после произошедшего демарша с моей стороны мы с вами сможем поддерживать наши деловые… союзнические отношения на прежнем уровне?

– Несомненно, – кивнул барон.

– Вы меня убедили, Максимилиан Иванович. В разговоре с господином ротмистром сейчас я точно не буду ратовать за то, чтобы он поспособствовал исключению вас из моего круга общения.

– Рад, что вы отказались столь благоразумным юношей.

– Благодаря вашей откровенности, Максимилиан Иванович.

– На том стоим, Алексей Петрович, на том стоим, – кивнул фон Колер и поднял руку, готовясь снять защиту.

– Нюансы предстоящего разговора с господином ротмистром, как и его возможные вопросы, думаю нам стоит обсудить в иной обстановке, – ответил он на мой вопросительный взгляд, все же снимая завесу полога.

«Оу» – только и проговорил я беззвучно, оглядываясь по сторонам.

– Анна Николаевна, с Алексеем Петровичем мы пришли к полному взаимопониманию, – сохраняя полное спокойствие, произнес фон Колер.

Княгиня едва заметно шевельнула рукой и вооруженная, облаченная в доспехи пятерка бойцов разошлась по сторонам, исчезая за углом. Поймав горящий огнем взгляд я благодарно кивнул. Анна Николаевна показательно этого не заметила, отворачиваясь и направляясь по своим весьма важным делам. Вот только кисти рук ее по-прежнему были подернуты маревом горячего воздуха. Ну, я еще не родственник, но уже актив рода – можно подытожить отношение княгини.

Господи, как я устал от всего этого. А еще ведь с Демидовым разговаривать, тщательно выверяя каждое слово, жест, интонацию. Кроме того, надо решить с ним вопрос вознаграждения за мое участие в турнире – та еще война предстоит, с этой темы я просто не слезу. Так что сейчас – кто бы мог подумать? – я уже мечтаю о том моменте, когда просто пойду в школу.

Первый учебный день совсем скоро, и совсем скоро я смогу с чистой совестью минимум половину дня маяться дурью – знания, доставшиеся в наследство от Олега, мне это наверняка позволят. Главное – мысленно предостерег я сам себя, не ошибиться со школой как в прошлый раз, когда поездку в протекторат я воспринял как сафари, которым можно насладиться, убежав на время от проблем

Глава 24

В помещении находилось человек пятьсот, не меньше. Как под копирку все: приподнятые подбородки, ровная осанка — словно полутысяча идеально выполненных восковых фигур. Приглушенный свет в зале, отсутствие светлых тонов в оформлении, темная синяя форма. Лишь россыпь красно-желтых бантов, словно намек на приближающуюся золотую осень, привносила яркость окружающего мира сюда, в с стены главного здания гимназии имени барона Витгефта.

В последнее время часто появляясь на улицах российских городов я уже обвыкся с ощущением, что нахожусь на съемочной площадке сериала о спасателях Малибу – просто не наблюдая рядом некрасивых людей, не прошедших кастинг. Здесь же и сейчас я находился среди, не побоюсь этого слова, идеально красивой молодежи. Генетическая модификация творит чудеса -когда еще до рождения ребенка можно подкорректировать внешность в лучшую сторону, при этом оставив и даже выделив черты рода.

Кроме себя, заметил среди присутствующих не больше десятка человек, внешность которых обыденно-дерзко выглядела на фоне красоты остальных. Причем красоты настолько идеальной, что окружающие сливались фоном и среди них выделялась как раз вполне обычная внешность. Девушек вокруг было как минимум три четверти от общего количества. Я словно оказался на собрании подготовительных курсов претенденток на получение звание мисс Вселенная.

Увиденному поразился, но сильно не удивился. Гимназия Витгефта предназначалась только для тех, кто владеет даром, а о гендерном перекосе, когда на одного одаренного мужчину приходится три девушки, я уже знал. Да, насчет количества присутствующих с внешней модификацией я кстати мог и ошибаться. Подвергнутых генетической коррекции вокруг может много меньше чем я предполагаю, а окружающая молодежь просто от природа красива. Аристократия, селективный родовой отбор и все такое.

Несмотря на количество присутствующих ни перешептываний, ни даже обычного при столь большом скопления людей фона шорохов слышно не было. Все собравшиеся под сводами зала сохраняли абсолютную тишину, восседая в полной неподвижности и внимая директору гимназии Жаровой Марьяне Альбертовне. Речь, которую она произносила, не отличалась для меня особой новизной, сколько прослушал подобных в прошлой жизни. Но изюминка тем не менее была – удивительная честность, свойственная сословному обществу.

– …здесь и сейчас вы находитесь на первой ступеньке лестницы, доступной лишь десятой процента населения нашего мира. Это ваше право по рождению, и только вы сами решите, как им распорядиться, – вещала директор.

Марьяна Альбертовна была благообразной женщиной с ясными глазами и смешными кудряшками, с которой — несмотря на ее кукольную внешность, я предпочел бы пересекаться пореже.

Слухом между тем зацепился за «десятую процента». В моем мире население приближается к восьми миллиардам, с начала восьмидесятых увеличившись практически вдвое.  Точных данных о населении в этом мире у меня не было, но я предполагал, что именно на комфортной планке восьмидесятых – на четырех миллиардах человек, численность здесь и стабилизировалась. Без слома колониальной системы и контролем первого мира за вторым – не говоря уже о внешнем управлении над третьим, взрывного роста точно здесь не произошло. Одна десятая процента населения – это четыре миллиона одаренных на весь мир. Очень примерная оценка, конечно же, но другой у меня нет.

Четыре миллиона владеющих – много или мало? Немного, но и немало — подвел я про себя итог примерному анализу оценки численности тех, кто управляет этим миром. И вернулся вниманием к речи директора. А она уже замолчала: пока я мысленно прикидывал масштабы мира одаренных, часть присутствующих уже, получив необходимые наставления, поднималась. Дернулся было сам, но понял — на выход направляется только первый год обучения первой ступени, около сотни тринадцатилетних подростков.

Всего в российских высших школах обучались пять лет. Во всех — как предназначенных для одаренных, так и для обычных подростков. Образование в Конфедерации серьезно отличалось от того, к какому привык я у себя дома. Но порядком обучения обычных людей я не сильно интересовался, больше углубившись в вопрос образования одаренных. Для которых во всех странах Большой Четверки действовала практически идентичная система.

Двухгодичная первая ступень Высшей школы, причем второй год – мой как раз, назывался «выпускным». И это был не обычный учебный год, а нечто большее – вместо летних каникул ученики проходили инициацию и практику, отдыхая лишь пару недель в августе.

Следующий, третий по счету год, был посвящен обучению владению силой и контролю источника. Обучение обычных предметов в этом году было задвинуто в угоду освоению дара. В начале третьего года обучения -- после первичной практики, а также в конце его, ученики сдавали первые экзамены подтверждение на ранги.

После уже начиналась вторая ступень высшей школы, также двухгодичная. И четвертый с пятым по счету года были заполнены как обучением магических искусств, так и являлись подготовительной ступенью к получению образования в университетах и военных академиях.

– Первый год покинул свои места, и сейчас я могу быть более откровенной, – продемонстрировала директриса ангельскую улыбку.

«Куда уж откровенней» – хмыкнул я про себя.

– Гимназия имени барона Витгефта, как вы знаете, является лидером рейтинга частных императорских школ, – мягко проговорила директриса.

«Она блаженная или сейчас так пошутила?..» – успел мысленно возмутиться я конфликтом слов и реальности.

– По итогам последних пяти лет мы по-прежнему находимся на почетном третьем месте. С конца, – добавила директриса. Когда она снова улыбнулась, практически все присутствующие расцвели улыбками в ответ. – Вы все принадлежите к ничтожно малому количеству избранных, но и среди одаренных есть те, у кого власти и влияния по праву рождения гораздо больше, чем у вас. И учатся они в других, более престижных по сравнению с нашей гимназией заведениях.

«А не обманула насчет откровенности» – продолжил я мысленный диалог.

В этот момент скрипнула дверь и в зале появился опоздавший гимназист. В отличие от остальных присутствующих был он несколько растрепан. Пиджак явно не по размеру – маловат, явно с прошлого года. Застегнут только на одну пуговицу, в распахнутых полах видна небрежно заправленная рубашка. Галстук повязан криво, на голове беспорядок давно не стриженых вихрастых волос, заспанное лицо. Причем лицо не корректированного дженерика, а вполне обычное. Как у меня и десятка подобных «обычных».

Мне вдруг стало по-настоящему завидно. Сам я всегда, как бы не стремился стильно одеваться, без серьезных усилий выгляжу невнятно. И если я появлюсь здесь в таком виде, то буду похож на жалкое пугало. Этот же товарищ выглядел и вел себя так, словно костюм его результат труда десятка портных и стилистов – для того, чтобы выглядеть хорошо, ему не требовалось никаких усилий. Судя по возникшему рядом эмоциональному фону, подобные мысли возникли не только у меня, но и у большинства присутствующих.

В полнейшей тишине запоздалый гость покрался вдоль стены, демонстративно высоко поднимая ноги, делая вид что совсем не замечает устремленных на него сотен взглядов. Носки у него, кстати, были разного цвета, а на ногах вместо форменных ботинок бело-синие теннисные кеды.

Директриса наблюдала за удивительным экземпляром «гимназиста необыкновенного», чуть склонив голову. Тот, уже миновав несколько рядов, углядел свободное место на скамье и быстро присел. Оказавшаяся рядом миниатюрная девушка с огромными глазами чуть-чуть повернула голову, оглядывая вихрастого парня. Он же в ответ на ее взгляд прижал палец к губам и негромко цикнул. Так как тишина в зале стояла полнейшая, это его «тсс» разнеслось по всему залу.

– Валерий, – мягко сказала директриса. – Я могу продолжать?

Гимназист изобразил крайнее удивление тем, что его заметили, но почти сразу замотал вихрастой головой, подтверждая все что угодно – от полного согласия до нижайших извинений.

К моему удивлению, никаких дальнейших действий в отношении странного Валеры директрисой сделано не было, и она действительно продолжила:

– Рейтинг является бесстрастным мерилом успешности. Наша гимназия не обладает достаточной материальной базой для того, чтобы всерьез конкурировать даже за попадание в первый эшелон середняков. При этом конкурс в мое учебное заведение необычайно высок. Задумывались ли вы, почему? – прошлась она взглядом по рядам, на которых сидели все ученики выпускного класса первой ступени.

Ответа не было, но директриса его и не ждала.

– Потому что я, мои дорогие, не мирюсь с неудачниками. Каждый мой ученик, не достигший успеха – это мое поражение и оскорбление лично мне. Да, наша гимназия находится в самом низу рейтинга. Но по большей части это из-за спортивных результатов.

Спортивные результаты в словах директрисы сейчас подразумевали не только спорт. Потому что успехи в спортивных состязаниях, как и в развитии магических способностей, проходили в рейтинге совсем рядом. И за определением «спорт» крылось соперничество между школами в том числе и во владении магическими способностями.

– Полученное у меня образование, – продолжала директриса, – может открыть вам дорогу в самые лучшие учебные заведения, императорские в том числе.  В университетских рейтингах почти все мои выпускники находятся на самом верху. Да, мало кто здесь обладает даром, который позволит переступить ступеньку выше шестого ранга, а о золоте на этом уровне большинство из вас сможет только мечтать. Но я буду работать с каждым своим учеником, для того чтобы вы смогли подняться по лестнице как можно выше. Раз уж у вас есть ключик дара, который открывает вам дорогу к вершинам мира, его необходимо использовать на полную.

По короткому жесту директрисы понялась с мест часть учителей, выводя из зала мой – второй год обучения первой ступени. Также примерно сотня человек, как и в первом. В зале теперь оставались только гимназисты с инициированным источником. Интересно, что еще из откровений услышат они от директрисы?

Проходя мимо Анастасии я посмотрел на княжну, но она – предсказуемо, – на мой взгляд даже не обратила внимания. Когда вся толпа второго года покинула зал, нас разделили на несколько потоков, разводя по коридорам. Но шли все пять классов в здание первой ступени, который находился обособленно от полигона и корпусов второй ступени.

Шагая среди гомонящих гимназистов я оглядывался по сторонам. С некоторым волнением даже. Вновь оказаться в школе было интересно – с учетом того, что со мной сюда вернулся и опыт прожитых лет. С возрастом происходят не только вещи, в четырнадцать…

«Мне уже почти пятнадцать!»

…лет кажущиеся ужасными. Да, когда начинают нравиться оливки и черный шоколад, хорошего конечно мало. Оценка вкусовых качеств пива и коньяка тоже не то, о чем мечтаешь в четы… в пятнадцать лет, но это уже не так плохо. Самое главное – что с возрастом и опытом может прийти мудрость. Не все ее находят по уводящей из юности дороге, конечно, но шанс тем не менее велик.

Неоспоримое достижение опыта перед молодостью – это избавление от узконаправленного юношеского максимализма. Сразу после этого приходит понимание, что и другие люди оказывается немного, но понимают в этом мире. И позиция «есть два мнения – мое и неправильное», с каждым годом кажется подходящей лишь в ограниченном количестве ситуаций.

Главное следствие из этого – умение самостоятельно и без принуждения читать инструкции, уставы и наставления до еще того, как принимаешься за дело. До начала, никак не после, когда что-то не получается или когда оказываешься в ограниченном пространстве без интернета, а из текста, чтобы убить время, есть только инструкция.

За последние несколько дней я внимательно изучил устав гимназии и закон об образовании, обе его версии – для подданных и для граждан. С законом, кстати, получилось непросто. Интернет нашего мира по сравнению с местной Сетью уже начал казаться мне Карибами в расцвет пиратства – практически полная свобода, с учетом легко достигающейся анонимности, ну или смены масок на крайний случай.

Здесь все было гораздо строже. И хотя в Конфедерации отсутствовало такое понятие как социальный рейтинг, с моим доступом найти полную версию закона через поисковик я просто не смог. То, что мне было доступно напоминало «краткое содержание» для тех, кто не хочет читать классику, но желает ухватить соль отношений между Татьяной, Онегиным и Ленским. Поэтому чтобы прочитать обе версии закона, пришлось привлекать Мустафу-Планшета.

Сириец, кстати, был сильно расстроен как своим новым позывным, так и необходимостью обработать поставки веществ, но принял информацию стоически. И с ним мне все же было легче общаться, чем с фон Колером после памятных разборок.

Когда прилетел Демидов, тот еще разговор произошел, и по общему итогу я сумел сохранить паритет в отношениях. Причем получилось это так, словно я смог удержаться на стыке притяжения сразу нескольких крупных магнитов, причем именно их силу притяжения для этого и использовав. Ну или смог раскорячиться как знаменитая корова в самолете, тут уж как посмотреть. Тем более, что дело мое еще в подвешенном состоянии – как я понял по нескольким вскользь брошенным фразам ротмистра и намекам фон Колера в последующие дни. Но сильно уже не переживал, привык.

Так что сейчас, двигаясь среди толпы будущих одноклассников, я был неплохо подготовлен с теоретической точки зрения. Проблемы были в другом. Я банально забыл, как общаться с подростками. И если в разговорах с такими хищниками как Демидов или фон Колер моя часто проглядывающая «взрослость» не вызывала удивления, то в общении со сверстниками может стать именно той мелочью, на которую обратят ненужное внимание. Да и вообще, даже по обрывкам фраз рядом – вроде на русском все разговаривают, но оттенки тона, интонации, интересы – мне мало понятны. А опыт Олега, выросшего в протекторате, тут не помощник – даже наоборот.

Кроме этого я уже чувствовал, как непросто будет в окружении столь большого количества красивых девчонок. В моем классе был двадцать один ученик – я уже по головам посчитал, из которых пятнадцать – девушки. Каждая из которых хоть сейчас на обложку журнала, причем без предварительной работы с фотошопом.

Если б еще на меня никто из них не обращал внимания, было бы попроще. Но нет – к моему удивлению, практически каждая успела осмотреть меня как минимум с интересом, а несколько взглядов я и вовсе назвал бы многообещающими. От таких говорящих намеков любому, кто хоть сколько разбирается в оценке женского интереса стало бы понятно, что свести тесное знакомство мне возможно практически с любой из одноклассниц. И в этом-то и вырисовывается проблема.

Подержаться за ручку, поцеловаться – даже, возможно, по-взрослому, – это максимум, на что я могу рассчитывать ближайшие несколько лет. С учетом привычки, что в прошлой жизни даже случайное свидание в большинстве заканчивается вопросом: «Ко мне или к тебе?», общаться с одноклассницами мне точно не стоит. В нужном месте желания точно не пересекутся.

Но то, что интерес есть, это точно. Не только ко мне, но и к остальным парням в классе. К ним понятно, богатство или родословная, а то и все вместе. Но я то каким боком попал в прицел внимания незнакомых девушек, явно принадлежащих к высшему обществу? Пусть и к среднему его эшелону, если вспомнить слова директрисы. Попал несмотря на то, что на лице у меня видно отсутствие генетической модификации, а сам я настолько залетный в этом кругу, что с полувзгляда заметно любому. Как, впрочем, и появившийся в зале Валера – вдруг догадался я. Которому директриса даже замечания не сделала после его эффектного появления в зале.

Пока размышлял о заботивших меня проблемах, мы уже в сопровождении учителя пришли и располагались в предназначенном нам непривычно просторном классе, больше напоминавшем аудиторию. Стараясь не сильно привлекать внимание, я сразу отправился на дальнюю парту. В крайнем ряду, только в этот раз – в отличие от недавнего турнира, приземлился у окна. Учитель сопроводивший нас понаблюдал как мы рассаживаемся, после озвучил несколько элементарных вещей – о статусе сегодняшнего дня как подготовительно-ознакомительного, а также о необходимости выбора старосты, после чего покинул помещение.

Миниатюрная девушка с необычайно большими глазами – та самая, которой показал сохранять тишину растрепанный Валера в зале совсем недавно, поднялась и осмотрела присутствующих.

Сейчас, по положению устава гимназии, должны были состояться выборы старосты класса. Притом, что сам «класс» в гимназии был несколько аморфным образованием. Нам, одноклассникам, предстояло встречаться друг с другом пять дней в неделю только по три часа, посещая основные предметы. Предполагалось, что каждый ученик утром час тратит на физическую подготовку, а после к восьми утра прибывает на учебу. Здесь класс встречался в полном составе, присутствуя на обязательных предметах. Причем шли они в связке – к примеру, в понедельник и четверг часы были заняты изучением Истории, Географии и Политологии, а во вторник в обязательном расписании стояли Социология, Философия и Искусства – современные и классические.

После завтрака каждый составлял свое расписание сам, посещая профильные предметы – химия, физика, биология, анатомия, латынь, основы бизнеса, история религий и прочие. У каждого из предметов был необходимый минимум, обязательный к изучению, но никто не заставлял становиться специалистом широкого профиля. Набирая должный уровень эрудиции, каждый из учеников должен был концентрировался на изучении трех-четырех, максимум пяти предметов – обязательных для поступления в университет.

Особняком еще стояли спортивные занятия – кроме утреннего часа, полагалось не менее двенадцати часов в неделю – с выбором определенного вида спорта. Кроме этого, было еще обязательное членство в одном из клубов гимназии, на который также тратилось не менее часа в день. Со спортом, выборными профильными предметами и клубам день был занят до вечера. Причем формально посещаемость гимназиста никто не контролировал. Зато очень пристальное внимание уделялось результатам и общим рейтингам.

По итогу подобной системы образования воспитывались индивидуалисты, при этом заточенные на работу в команде – потому что задачи по основным предметам в большинстве подразумевали совместное выполнение, и общую оценку. И староста класса выступал в роли свадебного генерала – при этом неся ответственность и являясь организующим звеном. Как президент Германии моего мира, о котором вообще мало кто знает. Не просто его имя, а вообще знает о существовании подобной должности.

– Предсказуемо ни одного кандидата на должность старосты не наблюдается, – с легкой грустью произнесла миниатюрная девушка.

Что-то мне подсказывает, что в прошлом году именно она была старостой класса. После ее слов повисла тишина. Сейчас, по положению устава, каждый из гимназистов должен был представиться, в несколько слов охарактеризовав себя, после чего должно было состояться тайное голосование.

Оглядывая одноклассников, я просто не верил своему счастью. Ни одного кандидата в старосты не наблюдалось. Более того, когда я встал с места – поднятые руки здесь не работали в привычном смысле, на меня с удивлением посмотрели практически все. Как на блаженного.

– Артур Волков. Хотел бы выдвинуть свою кандидатуру на роль старосты класса.

«Боже, спасибо тебе за этого идиота!» – прочитал я в глазах девушки.

– Хм… – нахмурилась прошлогодняя староста, оглядывая меня с ног до головы. – Ты новенький?

– Нет, старенький, – не сдержался я. – Мне почти пятнадцать лет.

Несколько человек хмыкнуло, а ясноглазая девушка зарделась. Задавая глупый вопрос, будь готов получить глупый ответ – неужели она этого не знает? Более того, даже собиралась было огрызнуться, но под моим внимательным взглядом взяла себя в руки.

– Как считаешь, почему именно ты должен стать старостой класса?

«Потому что другого кандидата не наблюдается», – мог бы я сказать. Но не сказал.

– Потому что я ответственный и пунктуальный, эрудированный и образованный, в меру амбициозный, адекватно воспринимаю мир и прямо сейчас готов дать десятки вариантов понятных мотиваций, которые при этом не могут претендовать на то, чтобы соответствовать настоящей действительности.

Последнюю фразу сказал специально, но никто даже внимания не обратил – все одноклассники воспринимать мои слова перестали на «эрудированном», максимум на «амбициозном». Хотя нет, бывшая староста единственная кто внимательно слушала, и даже сейчас собралась задать вопрос.

– Этого достаточно или мне продолжать собственную презентацию? Недостаток один, я пока не совсем хорошо танцую, – прервал я не успевшую открыть рот большеглазую одноклассницу, – но ко мне из Петербурга скоро прибудет один из лучших учителей бальных танцев в России.

Да кстати, если уж зашла речь о танцах – правила этикета, как и общественная деятельность, также были обязательными в процессе обучения. И балы гимназистов проходили достаточно часто, являясь весьма важными мероприятиями – что подразумевало умение танцевать. Хорошо танцевать.

Девушка между тем задумалась, потом оглядела негромко гомонящий в стиле «ну может закончим поскорее» класс и задумчиво кивнула.

– Думаю, Артур весьма полно ответил на вопрос. Еще кандидаты есть?

Предсказуемо, больше кандидатов не оказалось.

Голосование проходило через ассистанты – каждому ученику полагалась своя таблетка. Но это не было аналогом личного терминала – выход в Сеть отсутствовал. Из связи с внешним миром за стенами гимназии была возможность лишь добавить контакт ординарца. Также присутствовал доступ к справочным сайтам международной студенческой организации, в которую входили все учебные заведения для одаренных.

Результат голосования оказался предсказуемым – двадцать один голос за Артура Волкова. Да, я тоже голосовал сам за себя – так нельзя было делать лишь при отсутствии других кандидатов.

После выбора старосты формальная обязательная часть закончилась, и класс практически в полном составе покинул помещение. Некоторые одноклассницы по-прежнему кидали на меня взгляды, в которых читался интерес. Но количество их все же поуменьшилось – тронутый слабоумием и отвагой самец не та человеческая особь, которую самка инстинктивно может рассматривать в качестве кандидата для продолжения рода.

Через минуту в классе осталась лишь большеглазая девушка. Мне кажется, она даже передо мной вину чувствовала – за то, что снял с нее бремя старосты. Помявшись немного, она все же желания помочь не изъявила. Быстренько придя в себя, скомкано попрощалась и удалившись. Мне еще показалось, что едва сдержалась от того, чтобы не перекрестить меня на прощание.

Я же остался наедине со своей победой. Странные люди – там, где видят обязанности, не видят возможности. Там, где видят ответственность, в упор не замечают привилегии. Да, староста ответственен напрямую перед директором и учительским советом за весь класс… но ведь если ты грамотный царь, хоть немного, то никогда не будешь плохим – для этого есть бояре. А уж мне, после десятилетия в корпоративном серпентарии, найти виноватых и скинуть с себя ответственность плевое дело.

Должность старосты – это ведь в первую очередь свобода. Потому что староста единственный в классе человек, которому необязательно членство в клубах. А это только положенный по умолчанию час в день, а если со всеми факультативами и проектами брать, то минимум пятнадцать-двадцать в неделю. Выкинуть практически сутки из семи в наличии – невиданная щедрость, мое время сейчас стоит дороже.

Дома, находясь в должности руководителя я работал всего два раза в месяц – защита бюджета, план и факт. Все остальное время, за исключением форс-мажоров, нечастых важных переговоров и презентаций, тратил время на себя любимого – развлечения, спорт, самообразование.

Не думаю, что здесь будут серьезные отличия. Главное вложиться в фундамент, наладить процессы, назначить ответственных, а после наслаждаться свободным временем. К тому же у меня есть важное преимущество – мне совсем не нужно, чтобы одноклассники меня любили. Потому что большеглазая девушка, как понимаю, использовала методы «вежливо попросить», повторяя раз за разом для достижения результата, у меня же немного другой принцип работы. И сейчас я собирался начинать вступать в выборную должность. Вот только экран ассистанта, когда я его открыл, сообщил что назначение мое не утверждено.

Немного грустная история. Сообщение ниже гласило, что только после того, как во всех пяти классах второго года обучения выберут старост, моя кандидатура будет утверждена директором. Бред же – возмутился было я: перевыборов все равно не будет, и…

«И хватит уже ныть, теперь ты снова в бюрократии» – подсказал внутренний голос, и я моментально успокоился. Когда находишься в организации с коллективом больше ста пятидесяти человек, часто приходится отключать логику и не апеллировать вслух к здоровому смыслу, чтобы не услышать: «Думать тебе еще рано – ты исполняй пока». Вот и я сейчас, обретя поистине стоическое спокойствие свернул недоступное пока меню управления классом и открыл раздел спортивной ассоциации.

Сейчас у меня не было неотложных дел, и появилось время более подробно рассмотреть давно интересующий меня вопрос. А именно – в этом мире не было такого понятия как спорт номер один. Да, футбол тут не обрел даже тени привычной популярности. Наверное потому, что залог его распространения в моем мире – всеобщая доступность. Для игры в футбол нужна просто площадка, а ворота и даже мяч всегда можно собрать из доступных материалов. Здесь же, в сохранивших зависимость от метрополий колоний, жители всегда могли получить молотки для крокета или биты для крикета. Кроме этого, уже в конце двадцатого века здесь началось активное внедрение виртуальной реальности в массы.

Так что в этом мире не существовало спорта, о перипетиях соперничества в котором знали бы практически все. Здесь было большое количество конкурирующих за внимания зрителя лиг и федераций, а приоритет внимания зрительского интереса оказался мне непривычен – к примеру гораздо большей популярностью чем футбол пользовалось регби.

Несмотря на искренний интерес, все же эта спортивная тема нужна была мне не просто так. Студенческий спорт здесь развит не в пример больше, чем у меня дома, и пользуется серьезной популярностью.

Все учебные заведения стран Большой четверки объединяла Ассоциация студенческого спорта. И изучая на ее сайте список проводимых под эгидой ассоциации соревнований, я словно попал на канал «Евроспорт»: горные лыжи, академическая гребля, водное поло, конное поло, гольф, лакросс, теннис, регби, волейбол, стрельба, фигурное катание, парусный спорт… Отдельной строкой выделялось фехтование, в том числе историческое. Вид спорта, тесно связанный с дуэльным кодексом – именно разборки с помощью острых железок часто выбирали для себя те, кто не обладает магическим даром, или одаренные не достигшие полной силы.

Разглядывал список спортивных дисциплин я внимательно. Членство в одной из команд гимназии было обязательным для всех, и от этого не откосить никоим образом – поэтому я полез копать дальше, выбирая себе специализацию на ближайших год.

Горные лыжи и парусный спорт в гимназии отсутствовали. Гор рядом нет, моря тоже. Печальная история – в оба вида спорта я, как говорится, могу умею практикую. Академическая гребля, как и предполагалось, без вариантов – конкурс в команду гимназии выше, чем в Нахимовское училище.

Остальные командные виды спорта сразу в сторону. Команда дело такое, там можно как друзей найти, так и врагов. Мне же сейчас, по здравому размышлению, не нужны ни те ни другие – Артуру Волкову жить еще год, а как оно дальше сложится, неизвестно.

Гольф? Точно нет, не мое. Беговые лыжи? Свят-свят-свят, спасибо родной школе. Будем, значит, стрелять – принял я решение. Практическая стрельба здесь есть, а с умениями и способностями Олега сложностей в этом у меня не предвидится.

Пока выбирал вид спорта, в котором предстоит стараться делать успехи, отстаивая честь гимназии, в остальных классах уже закончили шоу под названием «выборы старосты». Узнал я об этом, когда ассистант оповестил, что всех назначенцев ждут на общем собрании.

Глава 25

Ассистант в стенах учебного заведения не только можно, но и нужно было носить с собой. Поэтому я выдвинулся из класса, держа в руке планшет, периодически ориентируясь по карте. Пришел последний, но к назначенному времени не опоздал.

Присутствующие будущие старосты, стоило только войти, все посмотрели на меня. Три девушки, по типажу схожие с миниатюрной девушкой, место которой в этом году занял я. То есть те, кто не смог отказаться понести общее бремя. А вот четвертый «коллега» удивил: это оказался тот самый растрепанный Валера, который произвел молчаливый фурор своим появлением.

Судя по заинтересованному взгляду, мое присутствие здесь для него также стало неожиданностью. Валера сидел на одном из кресел, растекшись, но при моем появлении подобрался, напоминая движениями заинтересованного суриката, а после и вовсе поднялся, подходя ближе.

— Так-так-так, – склонив голову, покровительственным тоном протянул он, глядя на меня сверху вниз.

Что за жизнь, и этот пусть ненамного, но выше – даже несмотря на то, что явно без генетической модификации живет.

– Друг мой, у меня есть обоснованное подозрение, что… – начал было Валера многозначительно.

— Кто здесь? – испуганно вздрогнул я и осмотрелся по сторонам, показательно не замечая вихрастого парня. – Леди, не подскажете, мне послышалось или тут что-то скрипело? – обратился я к девушкам за столом.

После моих слов все трое застыли изваяниями. И все трое одновременно вздрогнули, когда Валера громко засмеялся.

– А ты хорош… — протянул он, после чего я обернулся.

Встретившись со взглядом серо-стальных глаз я понял, что соперничество на ближайших год мне обеспечено. Стараясь делать это максимально небрежно, я пожал плечами и покровительственно подмигнул. В ответ Валера широко улыбнулся и чиркнул себе большим пальцем по горлу, после чего направил на меня указательный палец, имитировав выстрел. Я в ответ лишь слегка склонился, изобразив рукой насмешливый изящный финт в сторону двери, показывая куда ему стоит идти.

— Петушиться закончили? — раздался негромкий голос директрисы.

– Мы…

– Мы еще…

-- даже…

– …не начинали…

– …петушиться, – в один голос закончили мы с Валерой, поначалу было сбившие друг друга.

В этом мире слово «петушиться» не несло никакого серьезного негативного оттенка. Тюремный быт здесь был совершенно чужд обществу, и то же понятие шансон означало авторские песни, а не напевы в три аккорда о натянутой ушаночке или романтике на киче. И кстати почему-то я железно уверен – если кто-то в местном обществе попытается способствовать продвижению блатной культуры, максимально скоро окажется от общества огражден.

Между тем директриса после нашего синхронно-общего ответа раздраженно дернула щекой. Быстрым шагом она прошла к забывшим как дышать девушкам, и поочередно забрав у них печати ассистантов, подтвердила назначения. После того как гимназистки торопливо покинули помещение, остались мы втроем. Директриса при этом не делала никаких движений в нашу сторону, просто внимательно разглядывая меня, а после Валерия.

– Итак, молодые люди, – ровным голосом начала она. – Вместо того, чтобы показывать свои амбиции в сенате, вы решили оставить общественную жизнь гимназии в стороне.

В голосе директрисы сквозило накрываемое огорчение, сильно сдобренное раздражением. Ну да, если она прочно занимает кресло гимназии по бюджету и положению явно несопоставимой ресурсом даже с частными школами середняками, в то же время сохраняя конкурентоспособность, то наверняка отлично понимает все нюансы обучения. И мотивы нашего общего решения выдвинуться на должность старосты класса для нее полностью прозрачны.

Насчет сената, кстати. Частная гимназия для одаренных – это совсем не то место, где отсутствует амбициозная молодежь. Но должность старосты никакого простора для удовлетворения амбиций не дает –  для этого есть клубы, от членства в которых мы оба столь успешно откосили.

Именно через клубы проходили выборы в сенат, составленный из учеников гимназии. И именно юные сенаторы катались с миссиями по стране и миру, а также участвовали в общественно полезной деятельности, в том числе имея вес и влияние при принятии решений о том, как будет жить учебное заведение. Своеобразная тренировка перед выходом в плавание взрослой жизни.

– Марьяна Альбертовна, – начал было Валера, но был прерван резким жестом.

– Валерий Георгиевич! – показательно поджав губы, продемонстрировала свое крайнее недовольство директриса. И заговорила, чеканя слова: – Вы оба прекрасно знаете, как велико для меня значения рейтингов учебных заведений, и при этом решили самоустраниться от участия в общественной жизни гимназии.

«Оба?» – крайне удивился я. После странной фразы директрисы мне стало понятно только то, что сейчас я один здесь чего-то не понимаю.

– Решили, какие молодцы, – ядовитым голосом продолжила директриса. – Но раз такие умные оказались, предупреждаю – тогда жду от вас спортивных успехов. Не будет побед в золотой императорской сетке…

– Марьяна Альбе… – Валера мигом растерял всю расхлябанность. Вид у него стал такой, словно ему прямо сейчас необходимо коня на скаку остановить, а он внезапно не готов.

– Не будет побед в золотой императорской сетке, – повторяя, повысила голос женщина, перебивая мигом посерьезневшего юношу, – я вам с инициацией по волчьему билету подарю. А ваши родители, Валерий Георгиевич, – еще сильнее повысила голос директриса, – мне только спасибо за это скажут. Вы, оба, все поняли?

– Поняли, – только и повторил Валера, подходя и протягивая ассистант для активации должности старосты. Стоило директрисе коснуться таблетки и подтвердить права доступа, как вихрастый парень почти моментально исчез из кабинета.

– Вы меня поняли, Артур Сергеевич? – перевела на меня взгляд директриса.

Был, конечно, вариант покивать и сделать как Валера. Но по кратко-здравому размышлению я отказался – во-первых, Марьяна Альбертовна может почувствовать фальшь, а во-вторых происходящее мне не очень понятно. А я всегда руководствовался принципом, что лучше задать вопрос и выглядеть дураком, чем выглядеть дураком уже из лужи, в которую приземлился.

– Если честно, Марьяна Альбертовна, я совершенно не понял причину вашего огорчения, а также того, почему именно от меня требуется участие в общественной жизни гимназии, как и спортивные победы.

– Аэуа… – издала краткий невнятный звук Марьяна Альбертовна. Но ее замешательство длилось лишь краткий миг. – Хотите сказать, что Максимилиан Иванович вам ничего не объяснил? – ровным тихим голосом произнесла директриса. Тон ее при этом не оставлял сомнений в том, что кому-то совсем скоро придется попасть под залп критики по-настоящему тяжелой артиллерии.

– Для того, чтобы я сейчас не находился среди информационном вакуума в процессе данного обсуждения, Максимилиан Иванович не наделил меня абсолютно никакими сведениями, – кивнул я.

«Абсолютно никакими» выделил сознательно – фон Колер последние дни особенно усердствовал в своей нудной дотошности, так что пусть теперь отдувается от разъяренной директрисы. Да, я такой.

– Вы любите проигрывать, Артур Сергеевич? – неожиданно поинтересовалась Марьяна Альбертовна.

– Нет, – просто ответил я.

– Проигрывать не любит никто. Победитель всегда только один, проигравших много больше. В учебных заведениях императорского рейтинга существует негласная традиция распределения тех, кто может выигрывать. В ваш выпускной год у меня в гимназии оказалось всего два человека – вы и Валерий. И вместо того, чтобы принимать участие в жизни гимназии, вы оба решили самоустраниться от общественной деятельности.

Кажется, я начал понимать – совсем немного, правда. То, что озвучила сейчас директриса было похоже на систему драфта игроков в НХЛ – когда клубы, занявшие низкие места в таблице предыдущего сезона, в следующем имеют первоочередное право на выбор молодых талантов.

– Мне не понятно вот что… – проговорил я, глядя в глаза директрисе, – в пяти классах выпускного года более ста человек. И среди них только двое тех, что может выигрывать?

– Вы не поняли, Артур Сергеевич. Среди ста моих учеников второго года есть весьма способные. Вопрос не в том, кто может. Вопрос в том, кто не побоится выигрывать. Все еще не понимаете? – внимательно посмотрела на меня женщина.

– Прошу простить, но не совсем.

– Доля сильных – выигрывать. Победой сильного никого не удивишь, зато поражением…

– Оу, – теперь уже была моя очередь удивляться. Проглотив сразу несколько удивленных возгласов, я удивленно взирал на собеседницу. И постепенно начинал осознавать, о чем вообще речь.

Еще на собрании директриса сама предельно откровенно сказала, что ее гимназия не принадлежит к числу тех, кто находится на верхних строках императорского рейтинга. И здесь уже начинается взрослая жизнь – да те же дуэли разрешены с момента достижения пятнадцати лет, после первого совершеннолетия. Самостоятельные в смысле разрешены, до этого момента все происходит лишь с согласия родителей.

И ведь действительно, для того что выигрывать недостаточно умения – надо еще не боятся это делать. Здесь все играют вдолгую. В пятнадцать лет перед многочисленными зрителями расстроив на общественной трибуне или спортивной площадке его императорское высочество, к примеру, в двадцать пять с его легкой руки можно уехать на глухую погранзаставу без обратного билета, попрощавшись со столичной карьерой. А то еще и с женой или семейным благополучием – зависит от степени нанесенной обиды.

Не зазорно проигрывать только сильному или равному, во всех остальных случаях проигрыш – несмываемое пятно на репутации. Даже из интересующихся спортом мало кто помнит, кого побеждали немцы в футболе перед своими чемпионствами, зато все помнят, как они проиграли Южной Корее.

И те же аравийцы собирались варить меня двое суток в котле, не давая умереть в процессе не из-за того, что такие кровожадные звери, а оттого что кто-то из недоброжелателей рода активно вбрасывал информацию о проигрыше молодого наследника. У нас с Амином, когда в самолете мы договорились о реванше, было пара минут перекинуться словами, и юный амир позволил себе немного откровенностей.

Вот только сейчас остается только один вопрос, который я сегодня вечером задам фон Колеру – почему директриса, которая по должности ориентируется в высшем обществе как рыба в воде, считает меня тем, кто должен принести ей победы, не боясь при этом за свое будущее.

Мое удивление от осознания услышанного было столь велико, что отметив у Марьяны Альбертовны ассистант, я покинул кабинет и направился в парк, разделяющий корпуса гимназии. Здесь попытался было изучить состав класса, но смотрел на буквы и не видел слова – думая о только что услышанной информации.

Директриса ошиблась в моем статусе? Или действительно я могу вести себя на все деньги, не опасаясь последствий? И если это так, то почему?  Ответ на этот вопрос связан с кем – с моим отцом, или с матерью, о которой в памятной беседе Безбородко не дал Демидову даже упомянуть? Или это все следствие моих способности?

Голова понемногу уже начинала гудеть от мыслей. Я был так погружен в раздумья, что даже не сразу заметил, как по совсем недавно тихой тенистой аллее мимо с гомоном двигаются сразу несколько групп гимназистов, активно переговариваясь.

Словно из-под воды вынырнув, я осмотрелся по сторонам. Ну да, вот стайка учеников первого года, вот группа гимназистов с подсвеченными магией глазами. Но все одинаково возбуждены предвкушением.

Глянув вслед удаляющимся компаниям, я поднялся. Вдали, со стороны небольшой рощи слышался гомон большого количества голосов. Мимо меня торопливо прошли две гимназистки-пятикурсницы с зелеными волосами. Глаза подсвечены зеленым – целительницы, притом активирующие силу источника в состояние готовности. На меня они, кстати, даже внимания не обратили. Интересное дело – видел я их в первых раз, а уже привык что в стенах гимназии любая девушка как минимум оглядывала меня с интересом, впервые увидев.

Спрашивать у случайных людей что происходит не хотелось, но я догадался заглянуть в ассистант. В общем разделе появилось непросмотренное общее мероприятие – все предыдущие оповещения об открытых дверях клубов и собраний по интересам я давно снес, бегло просмотрев и пометив как прочитанное.

Хм, однако – поняв в чем дело, поджал я губы. На малой арене через несколько минут должна состояться дуэль. Неожиданно – сразу вот так, в первый день.

Ни хлебу, ни зрелищам я не чужд, поэтому свернул ассистант и направился в сторону малой арены. Малой она была только по названию – потому что предназначалась для одиночных дуэлей. Выглядела же внушительно: каменная чаша в стиле древнеримского амфитеатра, с минимальным вмешательством современных технологий. Даже тенты выдвигаются механически и выглядят аутентично. Современной была лишь едва заметная напитанная силой сетка, ограждающая площадку для защиты зрителей.

Дуэльный кодекс в этом мире существовал уже официальный, а не в форме рекомендаций как в начале двадцатого века. Дуэль являлась непростым по организации мероприятием, но одно из преимуществ школ для одаренных было в том, что формализм и бюрократия в поединках сведены к минимуму – каждый обучающийся заранее подписывал все необходимые документы. И если обычным аристо прежде чем попытаться убить друг друга в отместку за нанесенную обиду необходимо было устраивать долгую процедуру с выбором места и переговорами секундантов, то в гимназии подобные вопросы были минутным делом.

Малая арена могла вместить все пять сотен обучающихся гимназистов, но народа было значительно меньше. Кто-то уже покинул гимназию, направившись наслаждаться последним днем свободы, кто-то просто не счел происходящее интересным. На скамьях присутствовало не более полутора сотен человек, расположившихся группками. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я пробрался на относительно свободное пространство и уселся на скамью, наблюдая за происходящим.

На песке арены стояло несколько человек. Среди них внимание сразу привлекали две участницы, облаченные в облегающие комбинезоны с плотными защитными вставками. Соревновательная форма гимназии, наподобие того функционального костюма, в который меня два раза наряжали спецы конфедераты при эвакуации.

Одна из девушек, высокая блондинка, стояла ко мне лицом. На ее белоснежной, не знавшей загара коже выделялись яркие синие глаза. Четвертый курс – сощурившись, я рассмотрел римскую цифру на ее предплечье. Нашивка синего, даже лазурного цвета в тон глаз – блондинка адепт стихии воды.

Вела она себя абсолютно спокойно, отстраненно глядя в пространство. Как раз сейчас одна из преподавателей гимназии – судя по зеленому в мантии, наставник целителей, дежурно спрашивала у нее об извинениях. Блондинка вопрос проигнорировала, на преподавателя даже взгляд не бросила.

Вторая участница стояла ко мне спиной. Тоже девушка. Лица не видно, зато привлекательную фигуру обтягивающий наряд подчеркивал весьма и весьма – оценивающе мазнул я взглядом по линии талии и бедер. Третий курс, нашивка ультрамаринового цвета. Стихия – лед. Брюнетка, лица не видно; волосы стянуты в тугой хвост, опускающийся практически до пояса. С нарастающим беспокойством я присмотрелся в стоящей ко мне спиной гимназистке. Да ну нет, не может быть – сказал я сам себе, открывая ассистант и разворачивая условия дуэли:

Обидчик: княжна Наталья Разумовская

IV курс, стихия – вода, II серебряный ранг

Оскорбленный: княжна Анастасия Юсупова-Штейнберг

III курс, стихия – лед, II бронзовый ранг

Быстро вторым окном открыл дуэльную статистику гимназии. Анастасия без рейтинга – ни одной официальной дуэли. Разумовская третья по своему году обучения и двадцать первая в общем по гимназии. Мда. Одиннадцать поединков, ни одного поражения.

Понизу информационного меню дуэли в это время начали появляться новые подробности – по мере того как преподаватель в целительской мантии задавала дежурные вопросы. Статус дополнялся: плашка «оскорбление неумышленное/оскорбление умышленное» вспыхнула, после чего активным оказалось только «оскорбление умышленное».

Сразу несколько пунктов с возможностью извинений потускнели, после чего появилась информация о том, что повод вызова на дуэль не разглашаемый, степень оскорбления самая высшая – пятая. Стоило только появиться этой информации, как по периметру силовой сетки замелькали искорки – ограждение все больше напитывалось силой.  По периметру площадки поверху загорелось предупреждающим красным отсветом – дуэль проходила по пятому магическому разряду, то есть без каких-либо правил. И это значит, что можно было использовать все свои способности и заклинания.

Несмотря на столь жесткое определение, вероятность летального исхода в таких дуэлях на порядок ниже чем в испытании, в котором я участвовал совсем недавно. Стихийные маги не обладают возможностями сохраняться слепком души, как одержимые, но многократно более защищены. И после инициации первое что они изучают – это самая разнообразная защита. В том числе защита последнего шанса – которой есть невероятно большое количество вариантов, от ледяной глыбы скрывающей заклинателя на несколько минут, до телепорта по маяку. В случае активации этой защиты дуэль по правилам считалась проигранной, и проигравший должен был либо принести извинения – в случае если его вызвали, либо счесть вопрос дуэли исчерпанным.

Еще изучая законы, положения и устав гимназии, я смотрел статистику – мировую, к которой благодаря Планшету у меня появился доступ. И согласно статистическим данным, участие в дуэли было не опаснее, чем полет на самолете – да на горнолыжной трассе рискуешь больше.

Несмотря на эти мысли, в спину Анастасии я сейчас смотрел с самым настоящим волнением. Да, девушка мне совершенно никто, мы с ней никоим образом не друзья и не приятели, даже не ситуативные союзники – скорее наоборот, в некотором роде противники. Но я за нее искренне переживал, как переживаешь пусть за нелюбимую, но команду своей страны на международной арене.

Место я выбрал довольно свободное, и пока наставник целителей задавала дежурные вопросы, рядом пристроилось еще несколько компаний. Прямо за спиной, через скамью, уселись два парня с огненными нашивками третьего курса. Они негромко, но возбужденно переговаривались. Я не прислушивался, полностью обратив внимание на происходящее на песке площадки, как вдруг слова за спиной заставили напрячься.

Время для меня остановилось – за краткий миг я успел осознать все то, что слышал только что, но не слушал. Доли секунды, и я уже вспомнил, разложил на отдельные слова и фразы, сложил снова, осознал о чем речь и проанализировал.

«– Люблю, когда телочки дерутся. – Извращенец. – А еще круче, когда дерутся сестры. – Не пробовал с девушкой познакомиться, а не в вирте онани... – Да ладно, ты просто завидуешь, что эта влюбленная дурочка не из-за тебя…»

Разумовская и Юсупова-Штейнберг сейчас дерутся на ринге из-за парня, а еще они сестры – от осознания догадки я резко развернулся, оглядываясь. Столкнувшись со мной взглядом, близнецы в изумлении даже подскочили с мест. Невероятно похожие, лица усыпаны веснушками, глаза с оранжевым отсветом стихии огня внутри. Оба на третьем курсе – римская тройка в языках пламени на рукаве. И сейчас близнецы смотрели на меня ошарашенно.

В принципе, на лице у меня хорошо читалось, что я слышал часть их беседы. А еще я в этот момент осознал, что их слова не были предназначены для чужих ушей – потому что разговаривали они телепатически. И только теперь я понял чувства фон Колера, когда он однажды попросил меня мыслить потише. Рыжие близнецы не озаботились даже элементарной защитой, а возможность нахождение рядом мага-ментата просто не просчитали.

Один из огненных подростков явно собрался мне предъявить за вмешательство в их мысленную беседу. Судя по выражению лица и эмоциональному фону произошедшее его неприятно удивило. Но даже не успел рыжий раскрыть рот, как неожиданный удар в бок заставил его согнуться. При этом бивший его брат явно перепугался: я успел заметить, что его мелькнувший кулак был напитан маревом раскаленного воздуха – чтобы наверняка пресечь возможность неосторожной фразы.

– Наш разговор не предназначался для чужих ушей, а высказанные мнения являются оценочными суждениями, предназначенными лишь для узкого семейного круга, – заговорил вырубивший брата близнец.

Веснушки на его побледневшем от напряжения лице стали видны ярче, глаза еще сильнее полыхнули пламенем – ну да, в удар он вложил неготовую сырую силу, вон брат до сих пор в себя прийти не может, раз за разом открывая рот в попытке вздохнуть.

– Но мы были неаккуратны, и я прошу простить моего брата за вольность в суждениях и определениях, – закончил близнец.

Его брат, кстати, все еще лежал выпучив глаза, изображая береговую рыбу. Да, это тот самый, которому нравится кэтфайт в исполнении сестер, а вырубил его более рассудительный – явно во избежание недоразумений.

Сохраняя невозмутимость, я перешагнул несколько пролетов и оказался совсем близко к напряженному рыжему.

– Принимаю ваши извинения…

– Максим Дорошкевич.

– …Максим. В свою очередь хочу сказать, что я не могу с легкостью читать даже открытые мысли – просто с вашей стороны это было слишком… громко.

Огненно-рыжий Дорошкевич кивнул, отрицая наличие ко мне претензий. Мы – под сиплые вздохи уже пытавшегося подняться брата пожали друг другу руки, после чего я попрыгал по рядам на свое место. Пришедший в себя близнец – судя по всплеску эмоций, хотел было возмутиться, но отхватил еще одну оплеуху от братца-рыжего, который с помощью применения семейного насилия повел брата прочь от греха подальше.

Произошедшее меня серьезно удивило – не желающий со мной ссориться инициированный маг огня, сходу принесший извинения. Однако – начинаю себя чувствовать «мальчиком-который-выжил», в буквальном смысле.

Но подумаю об этом позже – на арене уже осталось только трое: Разумовская, Анастасия и целительница. Впрочем и преподавательница, что-то негромко сказав напоследок, уже покидала площадку.

На песке остались стоять две девушки.

Светловолосая Наталья впервые продемонстрировала интерес к происходящему – обернувшись к Анастасии, она улыбнулась и что-то негромко сказала. На ее идеально красивом лице эта улыбка, вместе с выражением, произвела пугающее впечатление. Это было показательное презрение к противнику, демонстрирующее уверенность в собственном превосходстве.

Анастасия на словесный выпад не ответила, даже не шелохнувшись в ожидании сигнала к началу схватки. Прозвучала негромко сирена, после – уже сильнее, второй раз, и еще громче в третий – знаменуя начало поединка.

И ничего не произошло. Обе дуэлянтки остались на месте, присматриваясь друг к другу. Несмотря на показательное презрение Разумовской к противнице пренебрежения у нее точно не было – блондинка напряженно застыла, медленно поднимая руки.

Анастасия по-прежнему сохраняла неподвижность, явно не собираясь атаковать. Трибуны затихли в ожидании – кто-то неподалеку от меня попробовал было заговорить, но на него моментально зашикали. Между тем вокруг Разумовской начали формироваться сразу несколько вихрей, напитываясь водой и подхватывая песок арены.

«Да что ты стоишь?» – едва не крикнул я черноволосой княжне, а вдруг потом понял, почему она не атакует.

Вода и лед. Лед легко превращается в воду, как и наоборот. Защищаться всегда легче, чем нападать, а Анастасия рангом ниже – она ведь совсем недавно прошла инициацию. Скорее всего ей атаковать первой опасно, а вот направленную в себя стихию воды она может отразить, и возможно даже использовать. Но ведь все равно это проигрышный путь – дать возможность противнику спокойно готовить атаку, не сбив заклинания. Это лишь возможность потянуть время, и не проиграть раньше. О чем она вообще думает? – переживал я, глядя на песок арены.

Разумовская в этот момент уже полностью вскинула руки и оказалась в окружении трех водяных смерчей, один из которых начал постепенно превращаться в элементаля. Среди лазури его водянистого тела прослеживались грязные плети взвихрившегося с поверхности площадки песка.

Вода и песок, вместе совсем как струя гидроабразивной резки, которая режет металл как горячий нож масло – подумал я за миг до того, как в Анастасию полетела сразу очередь небольших водяных стрел.

Все пролетели мимо, ударившись в защитную сетку – Анастасия уже исчезла, оставив на месте где стояла лишь несколько снежинок, телепортировавшись на десяток метров в сторону. И практически сразу неподалеку от нее ударил сверху водный молот. Песок взметнулся с такой силой, словно снаряд прилетел – да и воронка нехилая осталась.

Еще один взрыв, и еще – Анастасия уклонялась так быстро, что за ней не успевал взгляд. В очередной раз Разумовская промазала совсем чуть-чуть. Едва не попавшая под прямой удар Анастасия отлетела к самой стене Арены, в полете звездой раскинув руки ноги.

Я уже поднялся с места, даже не замечая этого, и почувствовал обиду горечи поражения. Как оказалось, ошибся – Анастасия, прокатившись по площадке в вихрях взметаемого песка, вскочила на ноги. Сразу три водяные стрелы уже летели в нее, но княжна выставила руки и перед ней один за другим оказалось три ледяных обломка. Вода стрел превращалась в лед на лету и сосульки катились дальше по инерции, со звоном разбиваясь о стену площадки.

Разумовская все еще стояла на месте, вот только теперь рядом с ней был элементаль и всего один вихрь – второй был использован на падающие молоты, один из которых едва не прибил только что Анастасию. Оставшийся кружащийся вихрь – именно из него Наталья вынимала воду для стрел, стал гораздо меньше, а вот элементаль уже направился в сторону Анастасии.

Княжна осталась стоять на месте, выдержав паузу до последнего – я не успел заметить, как и что она сделала, но результат удивил – раздался очередной взрыв, а когда песок осел, на месте элементаля стояла нижняя часть ледяной скульптуры, а на Разумовскую сверху падали огромные ледяные сосульки. Ни одна из них, впрочем, не долетела до земли – блондинка подняла руку и ее словно накрыло сферой зонтика, по которой веером фонтана брызгала вода, орошая песок вокруг.

На лице Разумовской вновь появилась презрительная усмешка. Несмотря на созданные стихийные вихри выглядела она ничуть не уставшей, а вот Анастасия напротив – по моему впечатлению, девушка с трудом держалась на ногах.

Взрыв упавшего совсем рядом молота не прошел даром – лицо пергаментно-бледное, и на белой коже подбородка и шеи заметна яркая струйка крови из носа. Поза настороженная, напряженная – в любой момент ждет атаку. Разумовская же не спешила, наслаждаясь моментом.

Особенности применения сил стихий я знал лишь отдаленно, но сейчас по увиденному и эмоциям гомона вокруг начал немного понимать подноготную происходящего. Вода и лед, родственные стихии. Когда они встречаются, действо разворачивается словно в коллекционной карточной игре, когда встречаются два умелых игрока с заранее известным типом похожих колод. И часто победителем становится тот, кому выпадает право первого хода – потому что его оппонент может строить свою игру, просто отвечая на известные угрозы. Это при условии равного умения и силы колод, конечно же.

Здесь и сейчас при известной силе и возможностях уровень противников явно неравен. По условию дуэльного кодекса Разумовская могла заявить об отсутствии желания оскорбить, или заявить оскорбление непреднамеренным, и тогда Анастасия должна была бы атаковать первой. Для нее это был бы почти гарантированный проигрыш, но Разумовская решила с противницей поиграть – признав преднамеренное оскорбление. И сейчас растягивала время схватки, в буквальном смысле издеваясь на черноволосой противницей.

Снова блондинка подняла руки, вспыхнули лазурью глаза. Рядом с ней начали вновь формироваться несколько водяных вихрей. Вот только в этот раз Анастасия не стала дожидаться, атаковав в момент создания заклинания. Острое ледяное копье сорвалось с ее руки, а над ареной раздался громкий девичий крик – как в теннисном матче с участием Шараповой.

Атаку Разумовская отразила с некоторым трудом – она заслонилась одним из водяных смерчей, который разлетелся ледяными осколками, так что блондинке пришлось отпрыгнуть. Анастасия бросилась вперед – телепортация, прыжок, скольжение – и разрывая дистанцию, черноволосая княжна оказалась совсем рядом с Разумовской, попытавшись ее ударить. Не очень удачно получилось – грациозно уклонившись, блондинка атаковала сама и черноволосая княжна отлетела прочь.

Над ареной зазвучал звонкий смех – Разумовская уже откровенно издевалась над противницей. Анастасия перекатилась по песку, вскочила на ноги и едва успела уклониться от очередной стрелы. Вторую приняла на ледяной щит, третья пролетела мимо, четвертая попала. Я в первый раз увидел, как работает личная магическая защита – время для меня словно замерло, и в момент попадания я заметил, как вспыхнула бледно синим место попадания. Отсвет прошелся по всей фигуре Анастасии – ее словно облегала энергетическая пленка ледяного доспеха, который сейчас в месте касания водяной стрелы пошел сеточкой трещин.

Разумовская вдруг стремительно сорвалась с места разрывая дистанцию и с разворота ударила противницу ногой в грудь. Анастасия отлетела на несколько метров, прилетев спиной в стену ограждения. Ее пластичный ледяной доспех сразу покрылся более густой паутиной трещин. Девушка мешком приземлилась на песок, сложившись кулем, а когда попыталась подняться, я заметил нитку густой крови, свисающую из ее носа и губ.

Разумовская уже бежала к противнице, готовясь нанести завершающий удар. И вдруг дружно ахнули все присутствующие – с невиданной прытью вскочив на ноги, Анастасия швырнула сразу два ледяных копья, с обеих рук. Это было заклинание серьезной мощи, и разложенное на многочисленные стоп-кадры мгновение показало мне, что силу для заклинания княжна взяла из своего защищающего жизнь доспеха. Пластичная, едва видимая энергетическая пленка рывком слетела с тела Анастасии, преобразовываясь в ледяные копья.

Разумовская к такой самоубийственной, и оттого сильной атаке была просто не готова – она вышла валять противницу в грязи потешной забавы, а оказалась на ринге смертельной схватки.

Оба копья с громким звоном, пронесшимся над всем парком, пробили защиту блондинки – одно вырвало крупный кусок плоти из левого бока, второе вонзилось в правое плечо. Размером ледяное копье было с небольшое бревно, и правая рука оказалась практически отделена от тела. Разумовская продолжала бежать – вернее, ее ноги еще неслись вперед, а туловище уже откидывало назад.

Мелькнули изящные сапожки, и изломанное тело приземлилось на песок. Разорвавшее левый бок девушки копье ударилось в защитную сетку на противоположной стороне арены, а второе осталось торчать в теле. При падении оно подогнулось, заставляя выгнуться почти оторванную руку с размолотым в кашу плечом под немыслимым углом.

Я вынырнул из скольжения – раскадровка перед взором закончилась, и время побежало с привычной скоростью. Разумовская, в краткий миг превратившись из королевы арены в худенькую, изуродованную девушку валялась на песке, дергаясь в рваных конвульсиях. Под ней расплывалась лужа крови, из развороченного плеча и шеи хлестала потоком кровь. В наступившей тишине раздались громкие крики – из выходов на площадку бежало сразу с десяток человек. Среди них я заметил двух студенток с зелеными волосами.

Анастасия выглядела так, что краше в гроб кладут – по-моему, держалась на ногах она на одной силе воли. Даже не думая, я шагнул в проход между секторами и начал быстро спускаться вниз. С края площадки черноволосая княжна еще больше была похожа на саму смерть – глубоко впавшие щеки, белая кожа, синяки под потухшими глазами. Видимо, для того чтобы пробить щиты противницы, она вложила в свое последнее заклинание и частицу жизненной силы.

Все подбежавшие целители окружили затихшую Разумовскую – я почти сразу почувствовал отзвук сильных заклинаний. В умирающую буквально вливали потоком сырую силу, грубо штопая и собирая по частям тело, чтобы сохранить в нем жизнь. При этом к Анастасии никто не подошел – вероятно руководствовались тем, что на ногах стоит и ладно.

Я же, заметив, как понемногу закатываются глаза княжны, не заморачиваясь открытым спуском спрыгнул на песок арены, подбегая к Анастасии. Вовремя. Успел подхватить ее на руки в тот самый момент, когда она безвольно начала оседать.

Кожа девушки была холодной, как лед. Наклонившись, я прислушался к ее дыханию – едва-едва ощутимо. Пульс практически не прощупывается.

Над ареной стояла пронзительная тишина – в которой громко слышались возгласы борющихся за жизнь Разумовской целительниц. Одна за другой из окружившую изуродованную блондинку круга вываливались гимназистки с нашивками пятого курса – видимо не обладая достаточным умением, они просто использовались преподавательницей как батарейки с силой. Крики становились громче, призывая держать потоки, соединять, мешаясь периодически с резкими выразительными возгласами.

Несколько долгих десятков секунд звенящего напряжения, и преподавательница вдруг отвалилась от Разумовской, явно пытаясь прийти в себя. Блондинка больше не билась в конвульсиях, кровь не хлестала. Так и сидя с Анастасией на руках, я присмотрелся к Разумовской. Глаза закрыты, но импульса смерти я не почувствовал – жива. Выглядит, правда, как барби-франкенштейн – собирали и штопали ее быстро и на скорую руку.

Еще через полминуты с неба упал конвертоплан – белый, с красным крестом на брюхе. Выскочившие медики торопливо погрузили находящуюся в беспамятстве блондинку в машину, которая сразу же поднялась, взметая тучи песка в воздушных потоках от винтов. И только после этого я дождался целительницу, которая соизволила подойти к Анастасии.

Высокая худощавая женщина в возрасте, даже не думавшая скрывать свою неприязнь. Ко мне в том числе. Одежда в крови, как и руки, на лице мелкие багровые капельки брызг. Да, собирать по частям то, что осталось от Разумовской было явно непросто.

К Анастасии целительница не притронулась – только бросила презрительный взгляд, аж дернулась верхняя губа и полыхнули зеленым глаза. На меня преподаватель внимания не обратила. Развернувшись, так что мантия взметнулась, она последовала на выход.

Как только целительница покинула площадку, рядом присела одна из пятикурсниц. Зеленые волосы растрепаны, глаза сверкают зеленым же отсветом, на щеке и кителе длинная клякса крови. Гимназистка кстати тоже на меня внимания не обратила, осматривая Анастасию. Та сейчас присутствовала в мире только частично. Веки девушки подрагивали, глаза открыты, но осмысленности в потухшем взгляде не видно.

– Истощение источника, почти полное, – после краткого осмотра подвела вердикт пятикурсница. – Друг?

На вопрос я не ответил, неопределенно пожав плечами – мол, понимай как хочешь. Девушка с зелеными волосами только хмыкнула.

– Энергией поделишься? Я пустая, все слила на Разумовскую.

В голосе и эмоциях целительницы я почувствовал что-то похожее на уважение. Но не понял – то ли к Анастасии, сумевшей разобрать противницу в столь невыгодных условиях, то ли к своей наставнице, которая Разумовскую смогла собрать по частям.

– Поделюсь, – подтвердил я.

Зеленоволосая взглядом показала мне положить княжну на песок, и расстегнула молнию на ее куртке. Потом она довольно бесцеремонно оттянула вниз ворот белоснежной майки, сейчас насквозь мокрой от пота, прислонив к середине груди свою ладонь. По взгляду целительницы я положил на нее свою руку, а вторая ладонь зеленоволосой легла сверху.

– Готов?

– Готов.

Сразу после того как кивнул, из меня словно рывком часть силы вытянули – я почувствовал себя встряхиваемым полотенцем. Уши заложило, рука обвисла беспомощной плетью, ноги – несмотря на то, что сидел на коленях, задрожали, а дыхание перехватило.

– Грубовато, прошу извинить, – дежурным голосом произнесла целительница.

Обращалась она не ко мне, к Анастасии – девушка вскинулась словно от разряда дефибриллятора.

– Потерпи, сейчас все разойдется и придешь в норму.

«Держи ее!» – это уже мне, беззвучно. Послушавшись, перехватил девушку, с трудом справляясь с конвульсиями гибкого тела.

– Вот, вот, все проходит, – дежурно успокаивала целительница Анастасию. Княжна вдруг дернулась в последний раз, словно ее тело хотело выгнуться дугой. Но было видно, что сдержалась сама, серьезным усилием.

– Побудь здесь минуту, прямоток очень неприятная процедура, если что поможешь ей подняться и уйти, – глаза целительницы-гимназистки оказались совсем рядом.

– Почему кроме тебя ей никто не оказал помощь?

– Меня недостаточно? – расстроено посмотрела на меня зеленоволосая.

– Достаточно. Но… – взглядом я показал на внушительную группу целительниц, которые покидали арены.

– Я тебя не знаю, – внимательно глянула на меня зеленоволосая.

– Я тебя тоже, – хмыкнул я.

– Настя моя подруга, – ее ангельскому спокойствию, кстати, можно только позавидовать.

– Я гость Анны Николаевны, и не могу назвать себя другом Анастасии.

– Вот даже как?

– Так.

– Так это ты?

– Хм. Я.

– Ясно, – кивнула зеленоволосая самой себе, – Настя для сильного удара полностью сняла защиту, это не поощряется. И завтра ее ждет вызов на учительский совет.

– Исключат?

– Нет, просто грубо изнасилуют в мозг, и накидают общественно-полезной деятельности.

– Это стоило того? – оказал я на большое кровавое пятно, к которому уже шли несколько разнорабочих в форме персонала гимназии.

– Вряд ли кто в ближайшее время рискнет дать ей повод к дуэли, – пожала плечами зеленоволосая, посмотрев на Анастасию. – Раз она на такое пошла, думаю, стоило. Не дура вроде.

Приходящая в себя княжна после этих слов распахнула глаза, выразительно глядя на зеленоволосую. А после, посмотрев на меня уже осмысленным взглядом, вдруг заговорила.

– Не обращай внимания, это как после наркоза, она еще не совсем владеет своими эмоциями, – заглушая голос княжны, произнесла зеленоволосая, успокаивающей положив руки ей на плечи.

Анастасия же зло выдохнула, и отвернула полыхнувший ультрамарином взгляд. Пользуясь этим, зеленоволосая посмотрела на меня с нескрываемым интересом. И если смысл тирады Анастасии можно было ужать в одно слово «зачем», то во взгляде скрывающий торжествующую улыбку целительницы читался вопрос, а не из-за меня ли эта дуэль.

– Нет, не из-за него, – зло произнесла княжна, бессильно барахтаясь и пытаясь встать. – Но теперь… – попыталась она даже оттолкнуть мои руки.

Анастасия не врала – дуэль действительно была не из-за меня. Но это ее «но теперь» я прекрасно понял – потому что сейчас, под взглядами сотен глаз мы сидим на песке арены, и судя по эмоциям девушки происходящее может оказаться неприятным поводом для пересудов. Княжна в это время все еще пыталась одновременно меня оттолкнуть и подняться на ноги, а я этого даже не замечал почти, погруженный в мысли.

– Слушай, не истери, пожалуйста, – машинально ответил я, перехватывая слабенькую руку.

Эти детские истерики и обидки уже напрягают если честно. И так проблем куча, еще взбалмошной девушке потакать – не уж, спасибо. К тому же сегодняшние события с Валерой и братцем-рыжим достаточно серьезно повернули для меня картину окружающего мира и моего в нем положения. Поэтому даже не обратив особого внимания на два изумленных взгляда, я осмотрелся по трибунам, а после вернулся вниманием к княжне.

– Будут пытаться поддеть, говори мне, я сам обосную всем и каждому что молчание-золото без такого самопожертвования, –  глянув в глаза Анастасии, показательно осмотрел я ее, а после кивнул на лужу впитавшейся в песок крови неподалеку.

– Но…

– Что «но»? Эта Разумовская двадцатая в рейтинге дуэлянтов школы, я пачку таких разберу, – без какого-либо бахвальства прервал я Анастасию.

– Тебе четырнадцать всего, – с интересом протянула зеленоволосая.

Я резко обернулся, но по взгляду понял – целительница сейчас совсем не силу имела ввиду, а возраст порога самостоятельности в дуэлях.

– У меня фон Клер опекун, он разрешит, – без тени сомнений прокомментировал я.

Про то, что мне скоро пятнадцать упоминать не стал. А вот об остальном говорил действительно без бахвальства – потому что обладатели второго серебряного ранга мне точно не соперники. Я, когда хлестнул плетью подавления по отряду Измайлова, исполнил что-то явно выше третьего золотого, да и в схватке с Самантой выдержал ее натиск даже без применения способностей.

Немного практики в ближайшее время – одно, ну максимум два простых и убойных заклинания подучить – надо будет сегодня же напрячь фон Колера, и могу двигаться вверх по таблице рейтинга. Мне это не нужно, конечно, но если желающие найдутся, придется.

Да и торопливые извинения братца-рыжего намекают на то, что кандидатов в ответчики у меня будет немного.

– Ты безродный, от тебя вызов никто не примет, – приходящая в себя княжна уже не скрывала злости.

Кстати мою способность победить любого гимназиста на дуэли она сомнению даже не подвергала. Явно знает о моих способностях, вот только интересно откуда? От матери?

«Я безроден, а ты бездарна» – хотел было ответить колкостью в ответ, но удержался. Истине не соответствует – я точно не безроден, а рассерженная княжна явно не бездарна. Наталья Разумовская подтвердит, если что.

– Насть, по уставу ученики все равны в стенах гимназии, поэтому и процедура дуэлей по упрощенке, – вместо меня ответила зеленоволосая.

– Тебе помочь до дома доехать? Или будешь исполнять сильную женщину, пытаясь сама справиться? – уже начал я терять терпение.

– Пошел ты.

Зеленоволосая громко хмыкнула, уже с трудом сдерживая смех.

– Инна, проводи меня пожалуйста до… – повернулась к ней княжна, демонстративно не замечая меня. Несмотря на то, что еще у меня на руках барахтается.

– Настен, прости, мне бежать пора, и так Адольф голову снимет за то, что с тобой задержалась.

Почему-то я сразу понял, что Адольфом зеленоволосая назвала суровую целительницу. Махнув княжне рукой и незаметно мне подмигнув, Инна вскочила и легко побежала к выходу.

– Так что, такси?

– Сама справлюсь, – порывисто отвернулась княжна. Да, силенок нет, но руки мои откинула и поднялась. Двигается, как пьяная, правда, но стоит ведь на ногах! Стояла – я успел ее поймать в самый последний момент перед тем, как она едва не исполнила нырок в песок.

– Слушай, я не могу отыграть время назад и остаться сидеть на скамье трибуны, когда ты пыльным мешком на песок упала, – негромко сказал я, встав так, чтобы никто не смог по губам прочитать. – Ты тоже мне не сильно нравишься, но если я сейчас уйду и оставлю тебя здесь кружить как яхту без руля, будет выглядеть довольно глупо. Как считаешь?

Не ответила. Но больше не сопротивлялась, и мы вместе – я поддерживал княжну за руку, направились к выходу из арены.

Да, похоже быт простого гимназиста может оказаться и поинтереснее развлечений в протекторате

Глава 26

От гимназии до имения ехали по тенистым улочкам пригородов Елизаветграда меньше десяти минут. Когда машина остановилась у ворот, Анастасия попыталась выйти сама. С первой попытки не удалось, со второй тоже — как раз мне хватило времени обойти вокруг такси и помочь ей.

Руки мои она отбрасывать не стала, помощь приняла, но видом показала, как это ей неприятно. Я сильно расстраиваться на стал, и когда княжна утвердилась на ногах остался стоять на месте. Наблюдал, как она пошагала к каменной арке, в которой спряталась калитка. Если так демонстративно реагирует, пусть сама справляется – решил я, глядя как девушка идет, пошатываясь.

Попала – хмыкнул я, когда княжна вписалась в каменную арку, даже не зацепив края. Все же пришла в себя более-менее, и выглядит просто как пьяный человек, у которого не хватает сил казаться трезвым.

Подождав, когда Анастасия войдет, двинулся следом. Пройдя через калитку, увидел охранника имения, сунувшегося было к княжне. Та только рукой раздраженно махнула, отгоняя непрошенного помощника и двинулась в сторону главного здания по аллее. Покачивалась еще, но прямую линию почти выдерживала.

Я постоял, понаблюдал за ней. При этом машинально еще раз скользнул взглядом по привлекательной фигуре, обтянутой дуэльным костюмом. Мое откровенное внимание не осталось незамеченным со стороны охранника, но на его выразительный взгляд я даже не отреагировал. Еще раз посмотрел вслед Анастасии и направился в дальний конец парка, к излучине реки.

Подходя к раскидистым ивам на берегу, внимательно присматривался – насколько знаю, Зоряна после обеда как правило здесь гуляет. Девушку явно тяготило нахождение под крышей имения Юсуповых-Штейнберг, и она как можно больше времени старалась проводить в парке. Гуляла с датчанином на свежем воздухе, совмещая приятное с полезным.

Зоряна нашлась под сенью раскидистой ивы на расстеленном покрывале, рядом стояла корзина с фруктами и лимонной водой. Моя бывшая одноклассница и недавняя напарница лежала на животе, читала книгу, болтала ногами и ела вишню. Одна, без Гекдениза. Странно – датчанину требовался постоянный уход, и на кого можно было его оставить я даже не представлял.

Почувствовав мое приближение, Зоряна едва не подавилась ягодой, но выплюнула косточку и вскочила на ноги, одергивая легкий светлый сарафан.

— Артур, привет! – искренне обрадовалась она, подбегая ко мне и обнимая.

Олегом она перестала меня звать после первого же напоминания, и ни разу не ошиблась. Хотя за последние дни мы виделись не так часто, как хотелось бы – фон Колер устроил мне еще один тренировочный трип на семь дней.

По науке, он все делал правильно – потому что это якобы могло помочь моему незащищенному разуму. Вот только о том, что опасности для моего разума никакой нет, в этом мире знал только я один. И это была не та информация, которой стоило делиться, чтобы откосить от тяжелых тренировок. Поэтому семь дней провел в режиме зубодробительных занятий подобных тем, какими грузили меня наставники перед поездкой в протекторат.

Вчера и позавчера был серьезно озадачен подготовкой к первому учебному дню, поэтому Зоряне внимание уделял по остаточному принципу. Девушка, кстати, большая молодец – явно замечала мое состояние, и никак не докучала.

Она же все это время плотно занималась реабилитацией датчанина — у Юсуповых-Штейнберг в поместье числился свой доктор, который осмотрел пациента и составил план восстановления. Нефорсированного и без магического вмешательства. На этот план Зоряна и ориентировалась, каждый день выкатывая коляску в парк, гуляя с Геком и следя за активацией внутривенного питания по расписанию.

— А где… — поинтересовался я, покрутив головой по сторонам.

– Марат с ним гуляет.

– Марат? -- усиленно закрутились у меня в голове шестеренки. И только после удивленного взгляда Зоряны я понял, кто ушел с датчанином.

– А, Марат!

– Да, Марат.

Марат Садыков, воин отряда Измайлова, который командуя тройкой бойцов вытащил Немца-Иноземцева из отеля «Будапешт», а после уже в одиночку сопроводил его до Царицына, где встретился с нами.

Получается, он еще здесь?  Больше недели солдат ССпН армии Конфедерации находится в поместье и не отозван? Очень странно.

Зоряна в этот момент, отвлекая меня от размышлений, едва слышно кашлянула. Только тут я понял, что мы так и стоим, держа друг друга в объятиях; девушка при этом смотрела на меня чуть сверху вниз. Я вдруг почувствовал, как внутри у нее бушуют эмоции, внешне почти незаметные – лишь грудь порывисто поднимается. Причем летнее платье было Зоряне немного узковато, а тонкая ткань буквально кричала, что нижнее белье под сарафаном отсутствует. Она специально так, по старой памяти одевается?

Зоряна в этот момент увидела – куда, и главное как я посмотрел. Чувствуя, что загорелись щеки, я отступил на шаг. Девушка тоже отпрянула, немного скованно, и только наши руки не сразу разомкнулись.

– Артур, – протянула Зоряна, отводя взгляд. Ее скулы, кстати, тоже румянцем тронуло.

– Да? – сглотнул я, возвращаясь в рабочее состояние.

– Можно мне как-то в город выйти?

– Тебе кто-то запрещает? – машинально спросил я, подобравшись.

Но секундный порыв бежать и наказывать – того, «кто посмел» запретить, моментально затих, когда сам понял в чем дело. Зоряны в этом мире вообще не было. Даже билет на поезд ей был куплен как «Артур Волков и спутница». Да, этот мир все продолжает преподносить сюрпризы. Тогда, возвращаясь из протектората, я об этом особо не думал – настроение было как на ступенях помоста к гильотине, а вот сейчас понемногу начинал осваивать произошедшие события.

– Зорь, – вдруг осенило меня догадкой.

– Что?

– У тебя же в Граде семья осталась? – только сейчас вспомнил я.

– Да, – просто кивнула Зоряна.

После ее ответа мне стало немного стыдно. Девушку вытащил, но совершенно забыл о том, как она вообще оказалась там, откуда мне ее пришлось забирать. В оправдании самому себе могу сказать, что я не то чтобы забыл, а просто не знал об этом. Это было в памяти Олега, которая как внешний жесткий диск – к ней надо обращаться за подсказкой.

С Зоряной же до событий на турнире сталкивался только в Яме – когда еще Олег был жив, а сам я находился в роли безмолвного и бесправного наблюдателя в его теле. И учитывая события последующих суток я просто напрочь забыл о бывшей однокласснице парня, к которой он когда-то питал трепетные чувства.

– Все нормально с ними, – между тем грустно улыбнувшись, заговорила Зоряна. – Моих денег, оставленных там, на год минимум хватит. За это время отец точно работу сможет найти. Я для них умерла, за меня уже страховку получили. И пока у меня нет никакой безопасной возможности, чтобы рассказать им о том, что я жива.

Я открыл было рот, но Зоряна опередила – коснувшись руки, она на краткий миг сжала мою ладонь.

– Спасибо тебе.

– Пожалуйста, – просто пожал я плечами.

Спасибо от нее было по настоящему искренним. Она ведь еще совсем недавно была девушкой из нижнего города, а это синоним бесправия. Последний год на самом дне общества явно отучил Зоряну пользоваться эмоциями при осмыслении происходящего в ее жизни, научив при этом основываться лишь на реалиях.

Без эмоций, только голые факты. Которые говорят о том, что девушка попала в стесненную, даже безвыходную ситуацию. У меня был выбор – оставить ее в протекторате или забрать с собой. И, чувствую сейчас по ее эмоциям, Зоряна как никто другой осознает – варианта «забрать ее с семьей» для меня просто не существовало.

Насчет связи с родными тоже все правильно понимает: здесь и сейчас она находится даже без личности, находясь в стенах поместья как в тюрьме, пусть и комфортабельной.

– Зорь, а что с одеждой? – уже по-новому взглянул я на сарафан, который явно не подходил ей по размеру.

Магазинов здесь нет. Прет-а-порте принтеры для Зоряны недоступны – личности то нет никакой. После понимания этого мне стало неприятно за недавние мысли о том, что столь фривольный вид – узковатый сарафан и показательное отсутствие бюстгальтера, ее самостоятельный выбор стиля.

– Да, прошлась тут по прислуге, пособирала немного, – улыбнулась Зоряна.

– Зорь, прости, я серьезно занят был. Реально голова гудела, но пожалуйста – в следующий раз, когда подобные проблемы появляются, не молчи.

–  Артур, я на второй день хотела к тебе подойти, но ты целый день на тренировках был на этих ужасных, – помотала головой Зоря. – Я как увидела… Брр. Полтора часа вечером кружила вокруг зала, потом просто решила не отвлекать. Да ладно, – манула она рукой, – сама разобралась со всем. Вижу, что у тебя непросто все сейчас, вот еще по мелочам отвлекать.

И эта девушка мне говорит, что у меня все непросто.

– Ты просто чудо.

– Я знаю, – несмело улыбнулась Зоряна.

«Кому только такое чудо достанется» – эмоции ее были так сильны и открыты, что я легко догадался, что она хотела добавить. Но сдержалась, не сказала – потому что умная девушка, я ей уже говорил об этом.

Ободряюще подмигнув, показал ей на покрывало. Подогнув ноги, она села боком с одного конца, я скинул ботинки и устроился по-турецки с другой стороны. Для этого пришлось отодвинуть книгу в сторону.

– Анна Каренина? – удивленно прочитал я название.

– Удивительная книга, – кивнула Зоряна. – Третий раз перечитываю, все как в первый.

– Я не смог, если честно.

– Все приходит с возрастом, – позволила себе пошутить Зоряна.

Ну давай, расскажи мне о возрасте – не удержался я, глянув на нее выразительно. Зоряна конечно поняла мой взгляд совершенно превратно. Смутилась, покраснела, опустила взгляд – воу, да она подумала, что я обиделся на намек на свои «почти пятнадцать»

– Экранизаций больше, чем у Валленштайн, – произнесла чуть погодя Зоряна, и добавила: – Правда, по Валленштайн комиксов больше рисуют, но ненамного.

Захлопнув книгу и отложив ее в сторону, я невольно хмыкнул – похоже, история о Фредерике Валленштайн, которая уничтожила файерболом английский танк на реке Сомме в шестнадцатом году, заняла в массовой культуре этого мира нишу Супермена. По которому действительно в моем мире по комиксам перевес, но у романа Толстого экранизаций в два раза больше.

– У меня есть к тебе серьезный разговор, – начал я издалека.

Зоряна не ответила, только кивнула с облегчением. Ну да – это я «чуть-чуть занят» был, а она наверняка с самого первого дня этого серьезного разговора ждет. Я вздохнул, потому что разговор предстоял действительно серьезный. И непростой.

– Так получилось, что я сейчас совсем не тот человек, которого ты знала.

Сказал совершенную правду, опять же понятную в этом мире лишь только мне. Но по смыслу подходило и для того, чтобы озвучить Зоряне. Потому что для нее я сейчас совершенно другой человек – не бывший одноклассник, который по мелочи обувал приезжих инфантилов в протекторате, а вхожий в высшие круги гражданин Конфедерации. Высота, по меркам реально смотрящей на мир девушки, для нее недосягаемая. Такая, прикоснуться к которой она не помышляла раньше и в самых смелых мечтах, я твердо уверен в этом.

Зоряна в ответ на мои слова ничего не сказала, только кивнула – причем я почувствовал ее нарастающее напряжение. И даже страх, самый настоящий.

– Наше совместное участие в турнире меня… впечатлило. Думаю, сейчас подходящий момент для того, чтобы сказать тебе спасибо.

– За что? – с трудом справившись с голосом, шепотом девушка. Напряжение ее только усиливалось, а страх становился все сильнее.

– За то, что не думая закрыла меня от пуль.

Зоряна вздрогнула – видимо, старалась не возвращаться в памяти к недавним событиям, а сейчас мои слова словно сняли внутренний блок. С силой сжав зубы, девушка кивнула, подтверждая, что помнит.

– Оле… Артур, – даже от волнения она слегка сбилась, впервые перепутав имена. – По сравнению с тем, что…

– Неважно, – покачал я головой. – Поверь, я умею оценивать чужие действия, и здесь вопрос не сравнения. Так что спасибо.

Зоряна кивнула, ожидая продолжения.

– В ближайшее время я могу сделать тебе новую личность и гражданство Конфедерации… ты же русская?

– Русская.

Она сейчас… не то, чтобы соврала, но сказанное было не совсем правдой. И Зоряна увидела все по моему взгляду. Глаза ее расширились, но спрашивать она ничего не стала – неужто поняла, что я считываю правду-ложь?

– Русская, – неуверенно кивнув, повторила девушка и добавила: – Эрзянка.

– Эрзянка?

– Финно-угорский народ.

– Да? А я думал… хм, неважно. Зорь, а скажи что-нибудь по-эрзянски? – невольно задал я дежурный вопрос.

– Адя симемс, – без раздумий произнесла Зоряна.

– Оу, – удивился я тому, как она моментально ответила. – Это что значит? Зорь… – протянул я, когда девушка смущенно потупилась.

– Пошли выпьем, – произнесла она, не поднимая взгляд.

– Мм… – внимательно присмотрелся я к смущенной Зоряне. – Да, дело интересное. Так вот, о чем я… могу сделать тебе гражданство Конфедерации. Устроишься где-нибудь на хорошую работу. И это не работа в протекторате, здесь уровень жизни гораздо выше. Будешь жить, а не существовать. Семью к себе перевезешь, опять же. И может быть мы с тобой когда-нибудь встретимся и выпьем.

– Второй вариант? – подняла взгляд Зоряна.

– По поводу второго варианта ясностью поразить не могу. Я уже не тот, кого ты знала. А кто – пока даже сам полностью не осознаю, сплошная туманность и неопределенность. Но мне нужны люди, которым смогу довериться в делах. Те, кто будет рядом со мной и кто будет мне помогать.

– Согласна, – кивнула Зоряна.

– Я еще не договорил, – покачал я головой. – Дело такое, что ставки в этой игре высоки. Насколько, ты видела совсем недавно, когда штабс-капитан захватил яхту статс-дамы русского императорского двора. Цена ошибки такова, что мы оба можем умереть молодыми.

– Я соглас…

– Зорь, – снова прервал я ее. И в этот момент почувствовал, что напряжение и страх из эмоций девушки ушли. Это что, она боялась что я сейчас банально скажу ей давай до свидания?

– Послушай меня пожалуйста сейчас, очень внимательно.

– Слушаю, – подобравшись, кивнула девушка.

– Очень внимательно послушай.

– Очень внимательно слушаю.

– Ты станешь моим человеком. Твоя жизнь будет принадлежать мне, целиком и полностью. Цена этого решения не только личная свобода: находится рядом со мной будет банально опасно для жизни. Я хочу, чтобы ты это понимала. Если мы сейчас попрощаемся… не сейчас, но в течении пары дней, которые мне потребуются чтобы пробить тебе новую легенду, то у тебя будет возможность вести спокойную и размеренную жизнь. Второй такой возможности не будет, потому что тебя могут воспринимать как ту, через кого на меня можно надавить. Как это было совсем недавно, и цена вопроса оказалось посольство Ганзы в Граде. Если ты решишь выйти из игры позже…

– Артур.

– Что?

– Хватит меня уговаривать. Я согласна.

– Я предупреждал.

– Я поняла.

– Хорошо, – произнес я, и замолчал, внимательно глядя на Зоряну.

– Я. Все. Поняла.

Уже абсолютно спокойна, и даже светится как будто внутренней радостью.

– Хорошо. Как там… адя симемс?

– Типа того, – несмело улыбнулась Зоряна.

– Но перед этим еще один важный момент.

– Слушаю внимательно.

– Если ты теперь человек моей команды, то все твои проблемы становятся моими. Поэтому будь добра, чтобы с такими вопросами как отсутствие одежды по размеру, ты не разбиралась кустарно. Даже если нас нечасто будут видеть вместе, то, что ты ходишь в обносках с чужого плеча это в первую очередь урон моей репутации.

– Прости. Исправлюсь.

– Еще есть подобные моменты, которые мне стоит узнать?

– Нет.

– Никто из местной прислуги над тобой не насмехается, не мешает жить, не демонстрирует показательное презрение?

– Даже попыток не было.

– Ты сейчас соврала, – очень хорошо почувствовал я ложь в словах Зоряны.

– Ты спрашивал о прислуге, – пожала плечами девушка.

– Кто?

– Господин Кальтенбруннер позволял себе неоднозначные высказывания. Не прямо, намеками.

– Ясно. Прямо сейчас не разберусь, но попозже мне подробнее расскажешь, ему обязательно аукнется – как только я определюсь со своей ролью здесь. Что-то еще?

– Н-нет, – не очень уверенно произнесла Зоряна. Но после моего выразительного взгляда вдруг испугалась, словно опасаясь за результат нашего еще не подписанного договора: – Местная хозяйка демонстрировала мне презрение, но это дежурно было с ее стороны, думаю даже без умысла.

– Хозяйка – это Анна Николаевна?

– Нет, ее сестра.

– Какая сестра? – не очень понял я. Никакой сестры Анны Николаевны я не видел, и не слышал.

– Женщина, очень похожая на княгиню, только совсем редко в здании появляется. Я ее всего три раза видела здесь, в парке. Целительница, – добавила Зоряна.

После этого я вспомнил – утром, когда проснулся после визита пьяной Анастасии, в мою комнату за ней пришла целительница, действительно похожая внешне на Анну Николаевну. Видел я ее тогда мельком, да и отходил после первого самостоятельного применения способностей – неудивительно, что забыл напрочь.

– Это все?

– Да.

–  Хорошо. Ладно, пойдем попробуем в город выбраться.

– Я без личности, это же опасно может быть.

– Решим, не волнуйся, – только отмахнулся я. – Давай собираться.

Зоряна посмотрела недоверчиво, после чего кивнула. Пока я обувался, она быстро собрала фрукты и покрывало в корзину. После сразу направились в главный корпус, но здесь я столкнулся с неожиданными проблемами. Фон Колер еще не вернулся из гимназии, а Мустафы нигде не было. Вообще не было – никто его не видел, а запросы на его терминал от выловленных мною слуг оставались без ответа. Даже Кальтенбруннер – которого я увидел мельком в коридоре и остановил окликом, ничего не знал.

– Его благородие Максимилиан Иванович убыл в гимназию утром, и покамест не возвращался. Где господин Салах, не имею ни малейшего понятия. Ваш ординарец покинул поместье еще до рассвета, никого не предупреждая, – холодно ответил управляющий, глядя сквозь меня.

Первый раз я столкнулся с тем, что Мустафа отсутствовал в зоне досягаемости. Неожиданно, непривычно и наверняка связано с моими похождениями. Все же с возвращения из протектората десять, даже одиннадцать дней прошло – кто бы там не занимался оценкой последствий, уж должен решение был принять по мне.

– Голубчик, ко мне еще есть вопросы? – прервал мои размышления Кальтенбруннер.

Неприязнь в его голосе чувствовалась неприкрытая. Ну да, сухой как жердь дядька невзлюбил меня еще с того момента, как мы столкнулись взглядами в комнате – когда он на четвереньках пытался покинуть кабинет, в котором свирепствовала Анна Николаевна.

О том, что княгиня успокоилась именно из-за моего поля подавления, управляющий не знает. Даже о том, что я может быть скоро войду в род Юсуповых-Штейнберг Кальтенбруннер не догадывается. Это человек курятника, и если бы подозревал о моих способностях и происхождении, хвост бы точно столь демонстративно не поднимал, в том числе на Зоряну. Которая, любому ясно, моя протеже.

Да, наверняка Кальтенбруннер хороший специалист в организации жизни княжеского имения, но в некоторых моментах точно мышей не ловит – глянул я на тонкое лицо с ярко выраженной гримасой недовольства.

Неприязнь, кстати, уже взаимная – и я ведь сознательно не поблагодарил его за ответ, заставив подождать во время паузы, взятой мною на размышления. Переспрашивать ему сразу неудобно, а правила вежливости не позволяют вот так прямо развернуться и уйти. Я все же гость княгини. Пусть и демонстративно не обласканный ее благосклонностью, даже наоборот.

– Простите, вы что-то сказали? – ясным взглядом наивного юноши глянул я на Кальтенбруннера.

– Голубчик, ко мне есть еще вопросы? – немного раздраженно повторил вопрос управляющий.

– Конечно! К вам… по вам, вернее, у меня накопилось немало вопросов, – с самым серьезным видом, на который был способен, кивнул я, чем весьма озадачил Кальтенбруннера. – Только вот хотел бы задать их Анне Николаевне, – словно сильным ударом вгоняя гвоздь в доску по самую шляпку, закончил я.

Распорядитель невольно выпрямился и даже чуть вздрогнул. Любой человек его породы всегда напрягается при упоминании начальства, а тем более в контексте обсуждения собственной персоны.

– Подскажите, когда ее светлость располагает свободным временем? – не преминул оттоптаться я на свежей ране беспокойства управляющего.

– Анна Николаевна сегодня утром кардинально изменила свое расписание и убыла по важным делам в Петербург, – произнес Кальтенбруннер.

– Да? Какая досада. Будьте любезны, милейший, доложите Анне Николаевне о том, что я нижайше прошу ее уделить мне немного времени, – улыбнулся я.

– Всенепременно, голубчик, всенепременно, – чуть склонился Кальтенбруннер.

Улыбка моя стала еще шире, когда глаз управляющего дернулся.

– Благодарю, – машинально я повторил жест, которому меня научил Мустафа, чтобы раздражать фон Колера: вздернутый подбородок и намек на кивок, одновременно прикрывая при этом глаза. И даже при обратной разнице в росте получилось так, словно я посмотрел на Кальтенбруннера сверху вниз.

Развернувшись, направился обратно в холл, где ожидала меня Зоряна. Мыслей выбраться в город сегодня я не оставил, но надо было решать как-то по-другому, без Мустафы. Вариант только один, и…

– Артур Сергеевич, – окликнул меня Кальтенбруннер.

– Да? – обернулся я.

– Вам сегодня днем прибыла бандероль. Желаете осмотреть?

«Ах ты мерзкий старикашка» – не скрывая эмоций, еще раз улыбнулся я.

– Конечно желаю, – убрал я улыбку с лица, уже по-другому посмотрев на Кальтенбруннера. Вдруг еще что забыл?

Если управляющий княжеским имением и забыл что-то еще, то виду не подал. Сохраняя показательное спокойствие, он высоко вздернул подбородок и прошествовал в холл, где остановился в ожидании. Я не очень понял, как он отдал распоряжение, но уже через полминуты из коридора появился запыхавшийся слуга с небольшой коробкой, опечатанной почтовой лентой с вензелями и орлами.

Приняв посылку, я глянул на Кальтенбруннера. Управляющий, столкнувшись со мной взглядом, моментально вспомнил, что у него еще есть очень много неотложных дел. Отойдя в уголок, я присел на диван и поставил коробку на журнальный столик. Зоряна, которая сидела неподалеку, на меня внимательно посматривала, но даже не подумала встать и подойти самой. В очередной раз убеждаюсь, какая она молодец.

С некоторым трудом справился с упаковкой – нож попросить не додумался, а снова подниматься было лениво. Так что совсем нехудожественно разорвав такие красивые почтовые ленты, открыл крышку. Внутри в футляре застывшего пенного материала лежало несколько предметов.

Горка монет, золотых и серебряных. Сморщил было лоб, не понимая в чем смысл. Не тридцать три серебряника же, даже на вид не соответствует. Но чуть погодя узнал монеты – деньги, который были со мной в протекторате. По идее, коллекционных монет здесь чуть больше, чем на пятьсот кредитов должно остаться.

Отдельно еще в фигурных выемках материала лежали перстень, айди карта и банан. Желтый, спелый, даже по виду вкусный, аж слюнки потекли. Его я и взял первым, покрутив в руках. Снял кожуру, откусил. Судя по всему, из императорской кухни.

Да, люблю бананы, а еще больше люблю бананы из естественной среды, которые не едут через океан зелеными, желтея после в камерах газации. Этот вызревал самостоятельно на пальме, даже по форме видно – кожура без ярко-выраженных ребер, практически идеально круглая, как и сам плод.

Отложив наполовину съеденный банан, достал карту-носитель. Ногтем сковырнул пленку засохшей крови, активировал проекцию экрана. Да, это именно то, что подумал – моя айди карта, с которой в протекторат недавно мотался. Кровь интересно на ней чья? Этот носитель своего айди я в последний раз помню в кармане костюма, на котором присутствовал на балу в Республиканском дворце Высокого Града. А костюм с меня сняли в номере отеля, где нас вместе с Зоряной усыпили.

Снова взяв банан, заточил его до конца – чтобы не отвлекал, и отложив в сторону кожуру, вернулся к айди, открывая меню. Быстро посмотрел статусы и не усмотрел никаких изменений. Открыл личный счет, и громко хмыкнул.

Двадцать три тысячи семьсот девять кредитов – валюты протектората. Откуда сумма, почему не круглая? Сбережения опекуна Войцеха? Не факт, но… скорее всего – кивнул я сам себе. Вторая сумма выглядела лучше. Десять тысяч золотых рублей.

Это, видимо, обещанное вознаграждение за участие в турнире. Сумма не оговаривалась, но могло быть и лучше. Десять тысяч золотых рублей это… тут я задумался, сопоставляя знания из памяти Олега со своим представлением об этом мире и его ценах. Если на привычные мне деньги, за участие в турнире я получил примерно двадцать миллионов рублей. Вроде много, но… футболист премьер-лиги почти такие же деньги в России за месяц зарабатывает, не подставляясь под пули. Хотя те, кто подставляется, получают за месяц раз в сто меньше. Кто на что учился, собственно – кому людей профессионально убивать, кому мяч профессионально пинать. Черт, но я то под пули подставлялся на потеху толпе, как футболист – все же пришел к окончательному выводу, что сумма меня не устраивает.

Оценив количество имеемых наличных средств, убрал айди карту в специально предназначенный для этого карман пиджака. И только после посмотрел на предмет, который заинтересовал меня больше всего.

Массивный перстень. Серебряный, без изысков, с пустым щитом на печатке. Осторожно вынув перстень из выемки, я присмотрелся к пустому щиту. И невольно вздрогнул, почти сразу почувствовав несильное жжение в пальцах. Даже не жжение, а скорее зуд желания надеть кольцо.

Подумал немного – стоит оно того, или дешевле будет просто в сторону отложить?

Надел. Выбора, в общем-то не было: отложу в сторону, меня потом также в сторону отложат. Печально, но факт.

Пустой щит на несколько мгновений ожил пламенем, языки которого на миг раскрасили печатку в оранжевые и красные горизонтальные полосы, после чего отсвет пропал. Это что значит? Я проверку прошел и перстень меня признал, или наоборот? Черт его знает… И самое что плохое – я не уверен, что если начну спрашивать об этом, получу правдивый ответ.

Сняв перстень и убрав его в карман, закинул кожуру от банана в коробку и негромко попросил Зоряну подождать. Отнес уже пустую посылку в комнату и переоделся в джинсы-футболку-кеды. Когда через несколько минут вернулся в холл, обрадовался. На ловца и зверь бежит, как говорится – у выхода на крыльце стоял Садыков с коляской капсулы.

Выйдя через высокие двери, я подошел к конфедерату. Кивнув ему вместо приветствия, посмотрел на Гека. Тот с первой встречи сильно не изменился – все та же мумия, вот только во взгляде жизни стало побольше. Совсем немного.

– Здорово! – бодро поздоровался я с датчанином, опутанным шлангами капельниц и датчиками. Тот в ответ даже головой едва кивнул, надо же. Успех.

– Как дела?

«Дела отлично», – сказали шевельнувшиеся на подлокотнике пальцы.

– Вот видишь, говорил же – скоро бегать начнешь.

«Конечно начну», – вновь опустились веки.

Да, датчанин упорный, я это хорошо помню. И может быть даже месяца через три на ноги встанет самостоятельно.

– Марат… Марат же, да? – посмотрел я в глаза конфедерата. Армейские импланты сейчас у него были неактивны, и странной формы темная радужка глаз притягивала взгляд.

– Не Марат, а господин подпоручик, – поправил меня Садыков. И тут я вспомнил, что он уже однажды исправлял меня, в поезде – когда мы из Царицына ехали в Елизаветград. Вот только тогда он сказал мне обращаться к нему «господин прапорщик».

Ошибся что ли? – глянул я на Садыкова, а тот едва заметно усмехнулся. Значит не ошибся – был прапорщиком, стал подпоручиком. Интересно, а ему с новым чином банан также прислали? – невольно хмыкнул я, вспоминая странный фрукт в посылке.

– Поздравляю, господин подпоручик, – кивнул я, с трудом поборов желание ехидно ответить. Все же конфедерат был в курсе моего ультиматума Измайлову, и когда исправлял меня никакого высокомерия в голосе не чувствовалось. Этот татарин вроде не такой наглухо отмороженный, как угнавший британский конвертоплан поручик Файнзильберт, но тоже весело на мир смотрит.

– Нужна помощь и совет, – добавил я, все еще ни в силах отвести взгляд от неактивных армейских имплантов в его глазах.

– Слушаю внимательно, – посерьезнел Садыков.

Подумав немного, я коротко изложил интересующие меня вопросы – озвучив желание выйти в город вместе с Зоряной, и мешающее этому отсутствие Мустафы рядом. От подпоручика же хотел узнать, безопасно ли мне расхаживать по улицам города вместе с Зоряной, у которой пока даже нет собственной личности. И прокатит ли в этом случае ее статус «Спутница Артура Волкова»

Подумав совсем немного, Садыков попросил немного подождать. Пара минут, и удивительно быстро застроив сразу несколько человек из обслуги поместья он зарядил их заботой о датчанине. При мне добился от них подтверждения графика вслух – Гекдениз в основном питался внутривенно в автоматическом режиме, но расписание все же необходимо было контролировать.

Когда коляска с датчанином покатилась в парк, новоиспеченный подпоручик ненадолго оставил нас. Вернулся он уже переодевшимся, представ перед нами во всей красе парадной формы – лихо заломленный оливковый берет и мундир песочного цвета, с черным воротником стойкой. Колодка наград, кстати, у господина подпоручика внушала, притягивая взгляд не меньше, чем глазные импланты.

– Поехали, господин гимназист, – подмигнул мне Садыков, показывая на ворота усадьбы. Так и двинулись – я в джинсах и футболке, Зоряна в сарафане с чужого плеча – от этого, правда, на ее фигуре только выигрывавшем, и подпоручик в парадном мундире.

Не думаю, что его здесь забыли. И тем более не думаю, что получив увольнение в отпуск подпоручик самостоятельно решился безвылазно сидеть в поместье Юсуповых-Штейнберг. Скорее всего он остался здесь приглядывать за мной, и наверняка указание было по типу «действовать по обстоятельствам». Так всегда говорится, когда цель не совсем ясна, а приказ отдать надо.

Так что сейчас, судя по эмоциям Садыкова, он сознательно создал обстоятельства для того, что ему необходимо вместе с нами направиться в город. Украдкой присматриваясь к подпоручику, я уверился – недавно получивший следующий чин офицер желает это дело культурно отметить и сейчас получил для этого возможность.

Вызванное Садыковым такси уже ждало, но перед воротами я жестом попросил его остановиться – не люблю, когда остаются недосказанности.

– Так что с Зоряной? Ей безопасно появляться на улицах города в безликом статусе?

Садыков, надо отдать ему должное, несмотря на свое явно хорошее настроение ерничать не стал и ответил серьезно.

– В принципе, практически безопасно. Она до сих пор статусом числится твоей спутницей, так что никто целенаправленно не станет узнавать историю личности. Это возможно в случае если вы сами привлечете внимание. Дебош там устроите, – все же позволил себе весело хмыкнуть Садыков.

– Дебош это не к нам, – покачал я головой.

– Другие устроят, а вы будете мимо проходить, и заметут под одну гребенку. Проверят в участке, и уже начнут задавать вопросы.

– И поэтому…

– И поэтому вы сейчас идете гулять по городу под приглядом офицера, к которому ни один полицейский чин приближаться не станет без лишней нужды, – ответил еще больше повеселевший подпоручик.

Судя по эмоциям, ему всерьез опостылело сидеть в имении. И лично сопровождать он нас совсем не собирается, догадался я причине его веселья. Не ошибся – еще в такси мы обменялись контактами, так что теперь Садыкова я мог вызвать через айди в любой момент, и его присутствие рядом для подстраховки совсем не требовалось.

Машина высадила нас в центре города. Садыков напоследок сказал, что будет держать нас на контроле в зоне двухминутной доступности. Перед тем как направиться в сторону улицы с ресторациями, он еще попросил сообщить как закончим гуляние, чтобы проконтролировать наш отъезд в имение Юсуповых-Штейнберг.

Проводив готового отдыхать душой подпоручика взглядами, мы с Зоряной двинулись в недавно отстроенный Пассаж. Торговый центр напомнил мне Пассаж петербургский – длинная галерея с прозрачным потолком, многочисленные магазины, кафе, салоны, банки, даже кинотеатр.

Несмотря на многочисленность предложенных развлечений, большей посещаемостью пользовались именно магазины одежды. Да, вещи здесь печатались в прет-а-порте принтерах, но культура шопинга этому миру была совершенно не чужда, это я уже давно узнал.

В магазинах одежды наряды покупались и при необходимости печатались прямо на месте. Приобретался, вернее, не сам комплект одежды, а доступ к его печати. Причем печати сразу нескольких экземпляров – количество предлагалось на выбор или по средствам. Покупалась при этом одежда популярных брендов, недоступная базовым аккаунтам – и я сам уже давно намеревался немного пополнить гардероб.

Статус Зоряны как «спутницы» никого не удивлял – часто при покупках люди желали сохранить конфиденциальность. Анонимность здесь не была препятствием – наряды могли как напечатать готовые в магазине, так и выдать ключ-карту доступа на любое количество копий, которую можно было использовать в любом общественно принтере.

При этом возможность купить в магазине флэшку с доступом к принтеру не останавливала многих людей от того, чтобы приобретать наряды именно в магазины. Важен был сам процесс – примерка, оценка, смена нарядов; группы людей с пакетами знаменитых брендов встречались в галереи Пассажа повсеместно, никого не удивляя.

Все это нам объяснил предупредительный продавец магазина одной из крупных сетей. Стоило мне только сказать, что я приезжий и гражданство получил недавно, как консультант даже устроил нам обзорную экскурсию по залу.

Стоило только нам оказаться среди царства доступных нарядов, я заметил неприкрытое ожидания счастье в глазах Зоряны, и посоветовал ей ни в чем себе ни отказывать. Воистину, дарить подарки иногда приятнее, чем их получать – думал я, чувствуя эмоции спутницы. Перед тем как разойтись по разным отделам, еще попридержал перехватившую мою спутницу девушку консультанта. Попросил ее не сильно стесняться соизмеряя цену при выборе одежды, на что продавец уверила, что сделает все по высшему разряду.  После этого мы с Зоряной разделились – ее увели в женские секции, я остался в мужских.

Мне, на то чтобы пополнить гардероб, понадобилось не более часа – ознакомился с коллекциями, послушал консультанта, рассказывающего о влияниях и веяниях моды. Пользуясь безразмерностью инвентаря – все покупки умещались в памяти айди, приобрел себе одежду и обувь на все случаи жизни. Напечатанные для примерки экземпляры, кстати, безжалостно отправлялись в приемную воронку принтера, из чего я подтвердил давно сделанный вывод – технология такова, что стоимость печати тут минимальна, а основная оплата идет за название марки одежды.

Разгулявшись неожиданно сам для себя, увеличил список доступной для собственного аккаунта одежды довольно прилично. Зато теперь и в пир, и в мир как говорится – прямо сейчас хоть на охоту, хоть на императорский бал – только прет-а-порте принтер найти перед этим.

Зоряне времени потребовалось больше. Но, что удивительно, ненамного – я уложится в час, она даже на два не растянула.

– Если ты вдруг хотела меня поразить, то у тебя более чем получилось, – подмигнул я девушке, когда она появилась передо мной в новом наряде.

Идеально подходящее по размеру летнее платье, больше похожее на тунику и римские сандалии Зоряну преобразили – теперь на нее откровенно оглядывались. Она привлекала внимание еще и потому, что в лице девушки отсутствовала инкубаторская идеальность, а выраженная асимметрия ее самобытную красоту даже подчеркивала. Придавала изюминку, похожую на эффект улыбки Мона Лизы.

После моего комплимента Зоряна зарделась. Она, кстати, снова начала беспокоиться, а я даже не сразу осознал, чего именно. Только подтверждая покупки через айди, понял причину беспокойства и волнения. Сумма удивила – впрочем, моя доля в покупках была немалая. На обеспокоенный взгляд Зоряны я только подмигнул, не выказав удивления заоблачной стоимостью. Я, конечно, бережливый, но сегодня расходы сознательные – как подарок после пережитого риска. Да и на общем фоне сильно по карману не ударило, потратили не больше двухсот рублей.

«Золотых рублей» – попробовал было возмутиться внутренний голос, но я его не поддержал. Более того, мы только начали – после были магазины спортивных товаров, где кроме одежды для спорта приобрели по велосипеду, которые должны были доставить в течении двух дней. Впрочем, когда я назвал адрес куда именно надо доставить, сразу пообещали привезти сегодня вечером.

Здесь же, в спортивном магазине, Зоряна увидела купальники и очень умело попросила пригласить ее на пляж. Пользуясь случаем тут же устроила примерку купальников, заставив меня пережить несколько волнительных минут. После был намек на посещение магазина нижнего белья, но туда я отправил девушку одну – душа поэта точно такого бы не выдержала. После сводил Зоряну в ювелирный – словно желая возместить сегодняшними бонусами ужасы стерильного киберфашизма протектората корпораций, в котором она провела всю сознательную жизнь.

Заканчивали вечер в ресторане. Японском – здесь, в этом мире, суши в России также обрели свою нишу популярности. Я дома японскую еду не сказать, чтобы сильно любил, а Зоряну повел сюда за новизной – суши девушка видела впервые в жизни. С палочками, под моим руководством, научилась обращаться довольно быстро, и мы совсем скоро банально объелись.

Когда Зоряна отошла на минутку, я откинулся на стуле, думая о том, что жрать надо меньше. И почувствовал легкую щекотку чужого внимания. Это были закрытые эмоции одаренных – понял я, настороженно оборачиваясь.

Оказалась ложная тревога: приличная группа гуляющих гимназистов, среди которых подруга Анастасии. Компания сидела в другом конце ресторана, лица не очень хорошо видно, но зеленую гриву узнал легко.

В этот момент к столику вернулась Зоряна. На нее – и на меня, как ее слишком молодого спутника, и так кидали заинтересованные взгляды. Зоряна же, пока шла через зал, явно решила добавить горячего. Подойдя ближе, она наклонилась – грациозно изогнувшись, – взяла со стола салфетку и вытерла несуществующую капельку у меня на щеке. После чего, пощекотав мне лицо упавшими локонами, улыбнулась и присела напротив.

То, как именно она это сделала – пластика движений и эмоциональный посыл, моментально отмело версию о выгуливаемом младшем брате, если она и была у наблюдающих за нами гостей ресторана. Эмоции зависти с другого конца зала я и вовсе читал все более явно. Да ребят, это вам не просто за ручку держаться – хмыкнул я, глядя на взволнованную Зоряну. Несмотря на уверенность действий, она переживала – вдруг я расстроюсь устроенным представлением. Но я ее сомнения развеял, многозначительно усмехнувшись.

Закончив с суши и вызвав такси, я позвонил Садыкову. Судя по голосам на заднем фоне, подпоручик весьма интересно проводил время. Сопровождать нас обратно желания не высказал, а я не настаивал.

В имение приехали уже затемно, и по-хорошему усталые. В здание сразу не пошли, решив погулять по парку, наслаждаясь ночной прохладцей и тишиной. Почти не разговаривали, и вполне естественно получилось, что остановившись полюбоваться молодой луной мы долго целовались на скамейке под сенью деревьев. После, когда белая туника Зоряны стала уже откровенно мешать общению, торопливо пошли, почти побежали ко мне к комнату.

Зоряна держала меня за руку, когда я открывал замок. Толкнув дверь плечом, я пересек порог уже обнимаясь с девушкой. Слыша сдавленный шепот, чувствуя горячие губы и держа в объятиях гибкое тело, я понял, что сейчас окажусь в самой настоящей сказке. По эмоциям Зоряны я очень хорошо понимал, что впереди не заменяющий тренировку или фитнесс дежурный секс, это будет…

Чужое присутствие почувствовал за миг до того, как раздалось сухое предупредительное покашливание. Подобравшись, оглянулся – ожидая всего, вплоть до прямой агрессии.

На моей кровати сидела Анастасия. Глаза княжны в темноте посверкивали ультрамариновым магическим отсветом, а эмоции чувствовались даже сквозь защитную скорлупу, которая обычно ее закрывала идеально.

Зоряна при виде княжны вздрогнула, испугалась. Сначала было вцепилась мне в руку, после отпустила, с явным усилием. Я шагнул к стене и включил свет. Мы с Зоряной невольно сощурились, а вот княжна на яркий свет не отреагировала – она поднялась с кровати и сделала пару шагов в мою сторону. На Анастасии был деловой костюм с юбкой, неброские, но дорогие украшения – причем судя по виду, родовые. Выглядит так, словно только что с собрания акционеров или похожего по смыслу сборища.

По мере приближения девушки я все явственней чувствовал ауру пробирающего до костей холода. Когда Анастасия остановилась рядом вдруг понял, что бурлящие у нее внутри эмоции настолько сильны, что княжна едва держит себя в руках.

– Оставь нас, будь добра, – коротко посмотрела Анастасия на Зоряну.

Несмотря на объявший ее вполне закономерный страх, Зоряна сначала взглядом попросила у меня разрешения. И только когда я кивнул, склонилась в полупоклоне.

– Да, ваша светлость.

Анастасия в буквальном смысле сверкнула глазами, провожая взглядом Зоряну. И шагнув ближе ко мне, подняла руки, устанавливая защитный купол. Сразу после сотворения заклинания княжна побледнела и даже чуть покачнулась, а на лбу у нее выступила испарина. Да, сфера безмолвия достаточно энергозатратная, и для княжны ее постановка серьезное испытание. Впрочем, на неудобства от выплеска энергии Анастасия не обратила внимания, глядя мне прямо в глаза.

– Анна Николаевна сегодня утром была вызвана в Петербург, где ее арестовали жандармы Третьего отделения, – подрагивающим от напряжения голосом произнесла Анастасия.

– По какому поводу? – поинтересовался я.

– Пока не знаю, – покачала головой княжна. – Нам надо поговорить.

– Говори, – просто ответил я.

– Не здесь. В рабочем кабинете. Пойдешь?

Ух ты, вот это поворот! Однако, как мы заговорили… И ведь если я сейчас скажу нет, она просто развернется и уйдет.

На раздумья мне потребовалось много времени. Очень много, больше десяти секунд. Анастасия, несмотря на напряжение от удержания сферы, ждала. Я же за это время вспомнил весь сегодняшний длинный день: разговор с директрисой, извинения братца-рыжего, дуэль Анастасии и показательное презрение к ней целительницы, отсутствие Мустафы с фон Колером, посылка и ее содержание, и вот теперь неожиданная разговорчивость обычно не замечающей меня княжны.

Вдруг словно событийный вихрь закружился в сознании, все более полно собирая понятную конструкцию декораций окружающего меня мира – до этого закрытого стенами поместья Юсуповых-Штейнберг. Пришло ясное понимание, что сейчас предстоит делать выбор, от которого зависит вся моя дальнейшая жизнь.

Посылка как подтверждение: обезличенный перстень с полыхнувшими цветами неизвестного герба, полная оплата по старым счетам – сбережения опекуна Войцеха, и сумма за участие в турнире. И как по заказу отъезд Мустафы и отсутствие фон Колера. Наверняка, чтобы никто из заинтересованных сторон даже намеком не смог повлиять на мое решение.

– Пойдем, поговорим, – кивнул я.

Анастасия сняла закрывающую нас сферу и ощутимо покачнулась. Ох ты, если бы я подождал еще совсем немного, она могла вообще без чувств упасть. Да, разговор сейчас точно простым не будет – еще раз уверился я.

Донельзя взволнованная Зоряна ждала в коридоре, и я взглядом и жестом показал ей подождать в моей комнате.

Пока шагал следом за княжной, двигаясь по уже знакомым коридорам в рабочий кабинет Анны Николаевны, покоя не давал только один вопрос – при чем здесь, чтоб его так, банан? Откуда они вообще узнали, что я бананы люблю? Неужто от Астерота привет

Глава 27

Уже больше пяти минут я сидел в ожидании, а Анастасия была полностью погружена в многочисленные экраны. Вероятно, проверяла защиту помещения от прослушивания. В своих догадках я утвердился, когда девушка прошлась вдоль стен, добавляя магической энергии в кристаллы накопители.

Вернувшись за стол, княжна вновь села в высокое кресло Анны Николаевны. Чувствовала себя она в нем… по-моему, не очень уютно. Точно не комфортно, а вот почему именно, я даже не догадывался.

Некоторое время посидели в молчании. Я собрался было начать выбивать пальцами ритм имперского марша, как уже делал однажды во время разговора с княгиней, но в последний момент удержался. Видно, что Анастасия не сознательно ждет, действуя мне на нервы затянувшейся паузой, а погрузившись в глубокую задумчивость осмысливает предмет предстоящего разговора.

Прошло еще несколько минут. Княжна вдруг встрепенулась, осознав, что в молчании мы сидим уж очень долго.

— Анна Николаевна арестована в Петербурге жандармами Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, – негромко произнесла Анастасия. Словно для того, чтобы наконец самой осознать произошедшее.

– Чем занимается Третье отделение?

– По больше части преступлениями против трона в Вольных княжествах.

– А по меньшей части?

Вопрос почему-то застал Анастасию врасплох. Она лишь пожала плечами, не найдя что сразу ответить.

— Особо важными делами, вероятно, – произнесла княжна.

Я все же не удержался, и выбил на столешнице ритм имперского марша.

– Есть предположения, за что она могла быть задержана?

– Арестована, – поправила меня Анастасия.

— Арестована, — кивнул я.

— Она пока не знает.

– Ты с ней говорила?

– Да, -- только и кивнула княжна. На краткий миг она коснулась цепочки, в оправе которой пряталась немалых размеров капля амулета. Декольте блузки у Анастасии было высокое, и приметный камень я видел лишь пару раз мельком, но догадался что этот амулет нечто вроде родового магического передатчика.

– И после состоявшейся с Анной Николаевной беседы у нас с тобой появилась тема для разговора.

– Именно так, – кивнула Анастасия.

Я выпрямился в кресле, взглядом показав, что собственно начала этого разговора жду уже давно. Княжна несколько долгих секунд смотрела прямо на меня – причем магический огонь в ее глазах потух. После и вовсе отвернулась, тяжело вздохнув. Да она просто не знает, с чего начать – понял я. Стало очевидно, что если собеседницу не подтолкнуть, мы так долго еще топтаться будет, словно на краю десятиметровой вышки бассейна, боясь прыгнуть в воду.

– Тебе помочь? – не сдержался я.

Глаза Анастасии полыхнули магическим синим, и княжна резко повернулась в мою сторону. Да, по поводу «помочь» явно двусмысленно получилось – я ведь изначально имел ввиду помощь с началом разговора.

– Мне не надо помогать! – звонким голосом произнесла девушка.

– Прекрасно, – пожал я плечами, не скрывая облегчения.

Анастасия на краткий миг ощерилась гримасой хищницы, но моментально взяла себя в руки. Я видел, как сжались ее кулачки, как она выпрямилась в кресле и посмотрела на меня горящим взглядом. Повеяло морозным холодом, и я демонстративно поморщился как от несильной боли – вдруг сейчас увлечется, и превратит меня в ледышку ненароком.

Вроде справилась со вспышкой странной, немотивированной злости – постепенно брала себя в руки, успокаиваясь.

– Анна Николаевна совсем недавно считала, что наш род сможет продержаться еще не менее пяти лет. За это время она хотела с помощью браков –  моего, Николая и Александры, укрепить позиции нашей семьи.

– В чем она ошиблась?

Спросил без какого-либо намека или задней мысли, но Анастасия приняла это за насмешку. Черт, да что за детский сад? – выругался я про себя, видя вновь загорающиеся глаза девушки.

– Я имею в виду, где оказался прокол в плане. Почему пять лет не прошло, а ее уже арестовали, еще и за преступление против трона, – мне даже пришлось поднять руку, миролюбиво обратив открытую ладонь к княжне.

– Она даже не намекнула, а у меня только общие догадки, – покачала головой княжна.

– Может быть тогда стоит рассказать мне содержание разговора с Анной Николаевной, а после уже продолжить беседу? И все же поговорить предметно? – поинтересовался я.

Анастасия глубоко вздохнула и подобралась. Когда она заговорила, уже с первых фраз я понял, что с трамплина она прыгнула. Смогла пересилить себя.

– Анна Николаевна сообщила мне совсем немногое. Мама́ последний год не участвовала в светской жизни и ее арест наверняка связан с нашими активами. За то время, пока будет идти следствие, вряд ли нас тронут – она предположила, что у нас еще есть несколько спокойных несколько месяцев, пока ей не предъявлено официальное обвинение. После начнется падение, а мы можем потерять все.

– Все это что? Титул, герб… дар? – последнее сказал для красного словца, но Анастасия не отреагировала предсказуемо. Это что значит, и дар можно потерять?

Княжна между тем подумала немного, после чего повернулась к монитору и пальцы ее зашелестели по виртуальной клавиатуре, а над столом возникла проекция с активами рода.

«А неплохо!» – сообщил мне внутренний голос, когда я разглядел в интерактивной схеме два завода, логистические терминалы, несколько отелей на азовском побережье, а также разветвленную сеть перевозок транспортной компании.

– У нас есть несколько императорских подрядов, а транспортная компания работает по контрактам с Министерством обороны Конфедерации. В случае, если Анна Николаевна пойдет под суд, то найдется немало могущественных врагов, которые воспользуются происходящим. И если все это смогут разрушить и отобрать, или мы станем банкротами, роду существовать совсем недолго. Мы одаренная аристократия, и действительно можем потерять все – или собственный герб, или дар.

Все же дар можно потерять? Получается, что да. Но несмотря на важность этого интересного вопроса, уточнять я не стал, вернувшись к насущному обсуждению:

– Я здесь причем? Как могу помочь?

– Анна Николаевна сказала, что если ты станешь частью семьи, то появится шанс не только сохранить, но и преумножить все то, что у нас есть.

– Каким образом я войду в род, и почему после этого появиться шанс выжить?

– Ты примешь титул князя Юсупова-Штейнберг, и в случае осуждения Анны Николаевны станешь главой рода.

– У-ух ты! – сознательно эмоционально выдохнул я, за что был награжден презрительным взглядом Анастасии.

Да, столь явная демонстрация явный моветон. Вот только ты сама, моя дорогая, сверкая глазами выглядишь ничуть не лучше, – это я уже подумал достаточно громко, без ментальных барьеров защиты. Судя по тому, как вздрогнула княжна, она оказалась удивлена. Даже, скорее, поражена – изумленно на меня глядя.

«Не знала, что я эмпат?»

– Не догадывалась, что такой сильный, – негромко сказала княжна.

– Второй вариант моего вхождения в род? – спросил я, уже в принципе догадываясь об ответе.

– Более удобный для всех, и в то же время более сложный по исполнению. Это наша с тобой помолвка, – с застывшем выражением лица произнесла Анастасия.

– И после свадьбы, если она состоится, я все равно окажусь в иерархии рода выше тебя, – медленно проговорил я, начинаясь догадываться о причинах бури эмоций, сдерживаемых Анастасией.

– Да, – просто ответила она.

– Третий вариант есть?

– Есть. Ты сейчас встаешь, покидаешь наш дом и никогда больше сюда не возвращаешься, – холодно произнесла Анастасия.

– Четвертый вариант?

– Четвертого варианта нет.

– Сериосли? – вновь не сдержал я эмоции.

– Что? – быстро переспросила Анастасия.

– Серьезно?

– Хоть серьезно, хоть с улыбкой, – покачала головой княжна, – четвертого варианта нет. И для всех нас будет замечательно, если ты выберешь…

Что она от меня хочет, было очевидно, поэтому я даже не дал ей договорить.

– Ты не подумала о том, что я смогу сейчас встать и уйти, чтобы вернуться? Хотя бы как знамя на чужом флагштоке в руках тех, кто придет уничтожать твой род, – ровным голосом поинтересовался я.

Не думала. Конечно, мама́ внезапно арестована, а в прощальном письме – практически из горящего танка, дает задание поговорить с непонятным незаконнорожденным приживалой, посулив ему место главы рода, которое Анастасия уже считала своим. Тут у более взрослого и битого жизнью человека может все аналитические способности красной пеленой вышибить.

– Удивительно, правда? – подлил я масла в огонь. – Есть много на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, – повторил фразу, не так давно сказанную мне Анной Николаевной. – А думала ли ты о том, что я могу вернуться не как знамя в чужих руках, а самостоятельно, чтобы забрать то, что принадлежит мне?

Глаза Анастасии загорелись ровным глубоким светом, кисти рук покрыла пелена голубоватого отсвета. Да, перегнул – девушка явно напряжена, сейчас еще ввалит мне ледяной стрелой на эмоциях. Успокаивающе подняв руки, я посмотрел в горящие глаза и медленно произнес:

– Следующий вопрос. Не думала ли ты о том, почему твоя мама́, так показательно небрежно ко мне относившаяся, вдруг возжелала возвести меня на место главы твоего рода. Это ж-ж-ж неспроста, согласна?

Об этом Анастасия тоже совсем не думала, как рассказало мне ее выражение лица.

– Ты знаешь о содержании наших с Анной Николаевной двух бесед? – поинтересовался я.

– В общих чертах, – негромко ответила Анастасия.

– В последний раз в разговоре тет-а-тет мы остановились на том, что после осенних каникул она ознакомит меня с активами твоей семьи, и я возможно выберу себе откуп от вашего рода. Об этом говорила?

– Нет, не говорила. Почему через два месяца, а не сейчас?

– Потому что… у меня много других дел, – вовремя исправился я. Не рассказывать же княжне, что я адепт темных искусств, и в ближайшее время в планах моих наставников лишь школа и тренировки, помогающие избежать невозвратной одержимости.

– В чем должен был заключался откуп? – заметив, как я споткнулся на середине мысли, спросила княжна. Она наверняка подумала, что я не хочу говорить о размере или форме выкупа. И это хорошо.

– Если честно, мы это практически не оговаривали. Может быть деньги, может активы. Причем я подозреваю, что мне были бы отданы именно те активы, которые приносят твоему роду много проблем. Даже не подозреваю, а уверен в этом – сам бы я точно так сделал. Не думаю, что Анна Николаевна глупее меня.

– Она благороднее, – поправила меня Анастасия.

«Ух ты, вот сейчас не понял. Это что такое было?» – мысленно удивился я, вслух же озвучил немного по-другому:

– Вот-вот. А я как сказал? – от моей улыбке княжну передернуло. – Послушай, у меня просьба есть.

– Слушаю.

– Вопрос вроде серьезный, как и разговор – поэтому давай и разговаривать серьезно. Сказки о благородстве аристо можешь фермеру Ипполиту рассказать, который на Кубани подсолнухи выращивает.  Он поверит.

Княжна ничего не ответила, но смотрела на меня говорящим взглядом.

– Так что? Продолжим по-взрослому, или мне необходимо ждать возвращения фон Колера, чтобы выйти через него на графа Безбородко и уже с его помощью попробовать организовать свидание с Анной Николаевной, и с ней все обсудить, не с тобой?

Взгляд Анастасии стал не менее говорящим, но эмоции кардинально изменились – легкость и уверенность, с которой я упомянул общение с тайным советником девушку поразила.

– Продолжим, – кивнула княжна.

– Прежде чем продолжим, – эхом ответил я, – скажи пожалуйста: говорила ли тебе Анна Николаевна что-либо еще?

– Нет, – слишком быстро ответила Анастасия.

Эмоций ее я не чувствовал, но мне ведь «почти пятнадцать», опыт есть жизненный. Поэтому догадаться, что княжна соврала было очень легко.

– Как я могу серьезно с тобой разговаривать, если ты даешь мне обрывочную информацию?

– Анна Николаевна велела мне доверять тебе, и сказала, что ты сейчас наша единственная надежда, – отведя взгляд, произнесла княжна.

Сильно я не удивился, потому что чего-то такого и ожидал.

– Итак, – устроился я поудобнее в кресле, – резюмируя. Для сохранения твоего рода сейчас озвучено всего два рассматриваемых варианта. Первый – я становлюсь его главой. Второй – мы венчаемся, и я становлюсь его номинальным главой. Верно?

– Верно, – признала очевидное Анастасия.

– И вот тебе продолжение: я становлюсь главой рода, через некоторое время все становится слишком плохо, мне рубят голову, а после Анна Николаевна выходит из-под следствия оправданной. Как тебе идея?

Судя по виду Анастасии, она об этом совершенно не думала. Ну да, слишком сильно переживала, когда узнала, что положение главы рода ей не светит, и я этому виной.

– С моей помощью твоя семья избавляется от проблем, а Анна Николаевна сможет дальше планировать спасение рода через браки Николая и Александры. Знаешь, будь у меня выбор, сам бы так сделал. А я же говорил тебе, что не считаю Анну Николаевну глупее себя?

– Говорил, – беззвучно, одними губами, произнесла Анастасия.

– И вся эта ситуация, устроенная в стиле «бежим, некогда объяснять»… Анна Николаевна знает, что я эмпат, но не знает насколько сильный. Может именно поэтому ее беседа с тобой проходила очень быстро, и сейчас ты больше переживаешь не о том, что твой род может быть уничтожен, а о том, что ты уже не станешь его главой.

Анастасия вновь сверкнула глазами, но я еще раз успокаивающе поднял руку.

– Давай без эмоций. Это не обвинения, тем более сам я в подобной ситуации возможно вел себя также. Так что сейчас речь совсем не об этической, а о практической стороне вопроса. Это надеюсь понятно?

Отвечать княжна не стала, только кивнула. Я же задумался.

– Быть или не быть, вот в чем вопрос… – протянул я чуть погодя, рассуждая вслух. – Знаешь, в чем для меня здесь самая засада?

– Не знаю, – ровным голосом ответила взявшая себя в руки Анастасия.

– Джон всю жизнь строил дома и ковал мечи, но стоило ему всего лишь раз уединиться за сараем с овцой, и никто и никогда больше не назвал его ни строителем, ни кузнецом.

Рассказав эту жизненную притчу, я вновь ушел в себя. Ситуация мне категорически не нравилась. Хотелось выругаться, разломать что-нибудь или сделать большую гадость. Эмоции во мне сейчас бушевали не меньше, чем у княжны, когда она поджидала меня в комнате совсем недавно.

– Ты это к чему? – не дождавшись продолжения, спросила ледяным голосом Анастасия. Щеки ее немного заалели, впрочем, когда она все же поняла почему именно Джона никто и никогда больше не будет называть кузнецом.

– Ты знаешь, что мне полагается по завещанию Петра Алексеевича?

– Знаю, – кивнула княжна.

– Уверен, об этом уже знают многие. А теперь представь, что я сейчас встаю и ухожу. И…

– И… – не сразу поняла Анастасия. Но все же поняла, судя по взгляду.

– Для всех остальных, кто в курсе происходящего, в первую очередь я Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, признанный сын своего отца. И если я отойду в сторону, оставив в сложной ситуации свой род на погибель, то меня больше никто и никогда не будут принимать всерьез, а моя дальнейшая судьба – мячики подавать за игровым полем. Предателей не только не любят, их еще и презирают.

Вновь пауза. Анастасия была далеко неглупой, просто совсем недавно над ее разумом верх взяли эмоции. Сейчас же княжна ухватывала и понимала все мои мысли с лета, еще до того, как я заканчивал фразы.

– Как думаешь, какой из вариантов мне больше подходит? Предавать или подставлять шею?

Отвечать Анастасия не стала, но кивнула, признавая очевидное. Вновь на несколько долгих минут воцарилось тяжелое молчание.

– Что, ваше сиятельство, мне кажется оба мы в тупике?

– Не думала, что скажу подобное, но тебе правильно кажется, – сама уже забарабанила пальцами по столу Анастасия.

– Слушай, я не стал сразу спрашивать… но вот вопрос: почему если я вхожу в род, то становлюсь вторым человеком после Анны Николаевны? Ты же старше, а у нас не патриархат.

– Потому что Юсуповы-Штейнберг императорский род, а я урожденная Юсупова.

– А я Юсупов-Штейнберг?

– Именно.

– А Юсуповы?

– Это клан, а не императорский род.

– Клан – это национальная одаренная аристократия? Вольные княжества? – переспросил я.

– Да.

– А Юсуповы-Штейнберг сейчас императорский род, и ты как урожденная Юсупова не сможешь стать главой при условии вхождения меня в род.

– Да.

– Так не сходится, – покачал я головой. – Без меня ты старшая в роду после Анны Николаевны.

– Еще раз: ты Юсупов-Штейнберг.

– А Николай и Александра? Они ведь также урожденные Юсуповы-Штейнберг?

– Я чистая, как и ты.

– Они грязные?

– Тройное оплодотворение через митохондриальную ДНК, доступное только для императорских родов. Это гарантированный дар и генетическая коррекция, но лишь шестой ранг владения силой как предел. Поэтому я в списке наследования выше и Николая, и Александры.

Понятно. Что ничего не понятно.

– У меня к тебе есть предложение, – протянул я в задумчивости. – Давай мы сейчас заключим с тобой временный союз. На несколько часов. После этого ты мне откровенно расскажешь все о ситуации в роду Юсуповых-Штейнберг, и получишь от меня не менее откровенный комментарии по поводу всего того, с чем я столкнулся сам. И уже после, надеюсь, у нас появятся дельные идеи – потому что ни один из вариантов развития событий не устраивает ни меня, ни тебя. Согласна?

Анастасия прикусила нижнюю губу, невидящим взглядом потухших глаз глядя в стену. Она была согласна, я почувствовал – просто думала, с чего начать.

– Только пожалуйста, расскажи действительно полно и откровенно. Чтобы у меня не возникало вопросов, почему сестра Наталья так тебя не любит.

Остывший было взгляд княжны полыхнул синим пламенем – явно я сумел ее удивить.

– Откуда ты об этом знаешь?

– Mydarling, I'm old sick monkey and… – привычной фразой из прошлой жизни ответил я, желая абсолютно честно сказать, что я старая больная обезьяна и достаточно повидал за все свои годы. Не договорил, потому что Анастасия на «дорогушу» ответила по-французски. Смысл понял по интонации – мол, настоящие леди говорят на романских языках, а не на английском. Не совсем уверен, но вроде как услышал что-то и про плебеев.

– Так откуда ты об этом знаешь? – уже на русском переспросила Анастасия. – Или у нас не откровенный разговор?

– Услышал в мыслях близнецов Дорошкевичей по время дуэли.

– Ясно, – кивнула Анастасия. После она открыла было рот начать рассказ, но натолкнулась на мой взгляд.

– Пока мы будем с тобой обсуждать историю и перспективы, можешь дать задание проверенному человеку?

– Какое задание?

– Надо узнать, не появлялся ли в информационном пространстве банан.

– Банан?

– Да, банан.

Помолчали немного.

– Я конечно могу, но…

– Мне сегодня днем пришла посылка, заклеенная почтовой лентой с орлами и вензелями. Внутри была немалая сумма денег, которую мне задолжала канцелярия, перстень и банан.

– Задолжала… канцелярия его величества?

– Да.

– Перстень фамильный?

– Щит пустой.

– Но… – Анастасия эмпатией не владела, но она была женщиной, и словно чувствовала договоренности. А может это еще эхо нашей связи – с того момента, как она помогала матери чистить тьму во мне.

– Когда я взял перстень, на щите ненадолго зажглись горизонтальные красные и желтые полосы.

На краткий миг меня окатило морозной аурой, почти сразу пропавшей – словно одеяло накинули и тут же рывком стянули. Анастасия явно поняла, что значат эти цвета. Переспрашивать я ее не стал, тем более что княжна предостерегающе посмотрела на меня и повернулась к экранам, снимая защиту кабинета.

– Слушаю, ваше сиятельство, – раздался хриплый голос, в котором сквозила смертельная усталость. Судя по интонациям, вызванный человек едва-едва заснул.

– Роман Игоревич, доброй ночи. Мне нужно, чтобы вы прямо сейчас узнали не появлялся ли в информационном пространстве банан.

Вместо ответа раздалось покашливание. Ну да, разбуди ночью человека и спроси о новостях о банане, тут любой удивится.

– Прошу прощения … банан?

– Да, вы все правильно поняли. За последние месяцы, знаковые события, где фигурирует банан. Как только будет информация отправляйте мне на почту.

– Анастасия Юрьевна…

– Я жду, Роман Игоревич, это срочно, – прервала собеседника княжна, заканчивая разговор.

Несколько минут после этого ей потребовалось на то, чтобы восстановить защиту. Еще минуту на размышления, а после она начала говорить.

Для начала княжна довольно полно рассказала о различиях между национальной аристократией одаренных, которая составляла суверенные кланы, и состоящими на императорской службе родами одаренных. Разницу между независимыми кланами и императорскими родами я и так понимал, но тем не менее не перебивал и слушал внимательно. И после уже пошла конкретика.

Анна Николаевна была урожденной Разумовской. Влиятельный клан Разумовских владел обширными землями здесь, в границах упраздненной в середине двадцатого века Херсонской губернии.  Теперь это была территория Вольных княжеств, принадлежащих кланам и лишь формально подчиняющихся законам Конфедерации.

Елисаветград при упразднении губернии, в числе нескольких других городов, остался в статусе императорского города – именно поэтому здесь находились государственные учебные заведения. А вот волости и уезды, окружающие Елисаветград, принадлежали в большинстве Разумовским. И граничили с владениями Юсуповых, с которыми Разумовские находились далеко не в лучших отношениях.

Первый брак Анны Николаевны состоялся с представителем клана Юсуповых, и именно в нем была рождена Анастасия. Этот брак был первым шагом к примирению двух могущественных кланов. Вот только что-то пошло не так; совсем скоро после рождения Анастасии случилось знакомство Анны Николаевны с Петром Штейнбергом, поручиком лейб-гвардии Ее Величества Кирасирского полка, одной из элитных частей русской императорской армии.

Развод Анны Николаевны с мужем состоялся по ее инициативе. Анастасия обмолвилась об этом достаточно скупо, но весьма емко. Из брошенных княжной фраз следовало, что вместо планируемого примирения между Разумовскими и Юсуповыми отношения между кланами стали гораздо холоднее чем были до этого. Кроме того, сама Анна Николаевна оказалась под прицелом сильного недовольства обеих сторон. Если не сказать более, потому что событие было громким. Очень громким – и обратно в клан Разумовских ей путь был заказан.

Брак с Петром Штейнбергом должен был стать морганатическим – супруг по положению находился гораздо ниже Анны Николаевны, но в дело по какой-то причине вмешался сам император, после чего Петр Алексеевич получил титул князя Юсупова-Штейнберг и собственную вотчину на немногочисленных императорских землях бывшей Херсонской губернии.

Когда Анастасия об этом рассказала, я лишь покивал. Все лежит на поверхности – вместо двух влиятельных кланов на вольной территории, выступающих вместе, для центральной власти несомненно выгоднее два влиятельных враждующих клана. И имперский род Юсуповых-Штейнберг, во главе которого стоит урожденная Разумовская, как пощечина обоим владетельным семействам. Интересно вот только, сама Анна Николаевна принимала решение о разводе, или это была «просьба» из Петербурга?

Княжна между тем продолжала рассказ. Несколько лет после громких событий было прожито в полном согласии, как вдруг грянул гром – вероятно, Анна Николаевна узнала о моем рождении. После случившегося супруги стали полностью чужими людьми. Но до того, как потерявший расположение жены Петр Алексеевич сгинул в провинции Герат – во время очередного обострения соперничества русских, британцев и персов в постоянно тлеющем Афганистане, Анна Николаевна успела родить еще двоих, Николая и Анастасию. Уже пользуясь услугами Императорского института Евгеники, гарантировавших дар планируемым детям.

Когда Анастасия об этом рассказывала, я почувствовал некую недоговоренность и спросил уточняюще. Ответ удивил: оказывается, одаренные женщины могли относительно безопасно для себя родить лишь трех детей. Причем сила дара первого была самой высокой, далее значительно уменьшаясь. Именно поэтому при рождении второго и третьего с недавнего времени повсеместно использовали тройное оплодотворение, в связи с чем уже существовало вполне официальное деление на чистых и дженериков.

Кроме того, по намеку Анастасии понял, что не только измена моего биологического отца могла быть причиной разлада в отношениях супругов. Княжна думала, что испорченные отношения были следствием слабости дара Петра Алексеевича.

– …а он был очень слабым одаренным, – эхом донеслись до меня слова Анастасии, которая продолжала говорить, пока я осмысливал услышанное.

– Какой стихии? – переспросил я, и сразу же пожалел об этом. Вот кто меня за язык тянул?

– Огонь, третий золотой ранг. Это дно, как он в лейб-гвардию попал я не…

Анастасия замолчала, что-то почувствовав. Я тоже молчал – вдруг не спросит.

– Ты что-то знаешь, – произнесла княжна, внимательно на меня глядя.

– Нет, – не покривив душой, ответил я.

– Но догадываешься, – кивнула Анастасия.

В этот раз отвечать я не стал, только пожал плечами – мол да, догадываюсь.

– Ну и? – не отрывала от меня взгляда своих необычных глаз Анастасия. – У нас вроде не одностороннее соглашение об откровенности?

– Мне кажется, Петр Алексеевич был гораздо сильнее.

Третий ранг владения стихией огня. Я хорошо помнил, как фон Колер рассказывал о том, что именно огненную стихию выбирают одержимые чернокнижники для того, чтобы замаскировать свою силу.

– Так что причина повышенного внимание ко мне не только в личности моей матери, которую я не знаю. Но и возможно в отце, которого я тоже не знаю, – усмехнулся я, сознательно уводя тему разговора в другую сторону. Петр Штейнберг был гораздо сильнее, чем третий золотой ранг владения огненной стихией, а уточнять догадку думаю не обязательно. Даже для соблюдения взаимной откровенности.

– При чем здесь твоя мать? Это была… – Анастасия осеклась на полуслове.

– Договаривай уж, – попросил я княжну. – Что ты о ней знаешь?

– Со стороны твоего отца это была случайная связь с девушкой свободных нравов, – ледяным голосом произнесла Анастасия.

– Угу, – кивнул я. – Скажи, ты веришь, что бросивший вызов двум могущественным кланам поручик лейб-гвардейского полка, недавно возведенный лично императором в княжеское достоинство, мог заделать ребенка путем случайной связи с девушкой легкого поведения?  Оу, допускаешь такую возможность, по глазам вижу, – продолжил я. – А поясни мне тогда пожалуйста еще одну занимательную вещь: есть ли связь между герцогиней Мекленбургской и кланами Разумовских, Юсуповых и родом Юсуповых-Штейнберг?

– Н-нет, – покачала головой почему-то вдруг побледневшая Анастасия. – Это опора трона, и мы с ними никак не…

– Почему тогда Елена Владимировна, герцогиня Мекленбургская, совсем недавно разговаривала со мной, как она выразилась, «по-родственному?»

Анастасия после моих слов выглядела так, словно только что получила по лицу звонкий шлепок планшетом.

– Вот-вот, я тоже не знаю почему, – покивал я.

Нарушая воцарившуюся тишину, раздался негромкий сигнал оповещения. Анастасия быстро открыла почту и за несколько секунд прочитала сообщение. После повернула экран ко мне.

В письме от «Романа Игоревича З.» находилась краткая выжимка по запрошенной информации. Несколько броских заголовков, и резюме о недавнем событии в мире современного искусства – проданный на аукционе за сто тысяч золотых рублей обычный банан, приколоченный гвоздем к доске. После шло дополнение-комментарий о том, что согласно источникам Романа Игоревича, с бананом имела место схема отмыва краденых из казны денег. И еще слухи о том, что провернувший дело петербургский чиновник оказался подобно банану прибит к стене. Причем за весьма интересное место.

Почувствовав неприятный зуд чуть ниже живота, я вспомнил содержимое посылки – гвоздя вроде не было. Но перепроверить не мешает. Внимательно перепроверить. Блин, а я ведь его сожрал. Это вообще законно?

– Ну и? – вздрогнув, отгоняя лишние мысли, поинтересовался я у княжны, вернув ей недавнее выражение.

– Что ну и?

– Что думаешь по этому поводу? – хмыкнул я.

– Думаю, что банан в посылке был не просто так, – мило улыбнулась Анастасия, на миг надев маску наивной дурочки.

– Спасибо, сам бы я не догадался, – вполне искренне поблагодарил я девушку.

– Что, мы по-прежнему в тупике? – после долгой паузы поинтересовалась уже натуральным голосом Анастасия, устало откидывая в кресле. – Есть идеи или предположения?

– Предположений куча, – покивал я. – Вплоть до того, что Анна Николаевна сейчас пьет чай вместе с императором, и слушает нашу беседу, ожидая к какому решению мы с тобой придем. Вот только идей новых у меня пока так и не появилось…

Анастасия молчала. Я тоже, глядя в пространство и закусив губу. Вспоминал.

Как там у меня в контракте с Князем Тьмы условия прописаны? Прожить жизнь по законам божьим и человеческим

Глава 28

Живописная местность в Трансильвании, в окрестностях замка Бран, была пустынна. По причине того, что здесь вот уже неделю проводил свой досуг румынский принц Мирча. Официально. Неофициально принц в этот вечер принимал гостей, подобных которых замок Бран никогда не видывал за свои более чем восемь сотен лет истории. Принц Мирча обладал родственными связями с двумя из присутствующих; мать принца, королева Мария Румынская, она же Мария Александровна Виктория Эдинбургская, была по отцу внучкой британской королевы Виктории, по матери внучкой русского императора Александра II.

В отличие от очевидного наследника британского престола принца Майкла Кентского, и великого князя Алексея, русского цесаревича, третий гость принца с румынским принцем родственных связей не имел.

Инициатор этой опасной для всех участников встречи флорентийский герцог Алессандро Медичи, владеющий даром первый гонфалоньер справедливости новой эпохи, не имел с остальными родственных связей, но весьма тесно вел дела с румынским принцем, который обеспечивал гарантию инкогнито встречи. И сейчас, когда принц Мирча оставил гостей, итальянский герцог, британский принц и русский цесаревич остались за круглым столом втроем.

Несколько минут наследники трех Империй — британской, российской, и торговой – итальянцы вновь забирали себе все средиземноморье, провели в молчании. Лишь отзвук магии говорил о том, что каждый из присутствующих использует силу дара для того, чтобы проверить окружающее пространство.

Все приветственные речи давно были сказаны еще принцем Мирчу, поэтому стоило только британцу и русскому в ожидании посмотреть на итальянца, как тот поднялся из-за стола.

При этом стало ее более заметно, что герцог выглядит гораздо старше русского и британца. В то же время молодые по сравнению с ним наследники были облачены в строгие военные мундиры, а седой итальянец одет весьма демократично: пиджак, потертые джинсы и кеды. Отойдя немного от слота, герцог широким жестом активировал голограмму с картой мира, где по его воле одна за другой начали проявляться цветом страны Большой Четверки.

Зеленый. Занимающая большую часть Евразии Российская Конфедерация.

Красный. Британская Империя, над которой никогда не заходит солнце.

Голубой. Претендующее на достижение британцев Трансатлантическое содружество. Менее спаянное центральной властью, чем земли британской короны, но сопоставимое по размеру территорий – Испания, Франция, Соединенные Штаты, обширные владения в Африке, анклавы в Латинской Америке и практически весь Индокитай.

И только после этого на карте появился темно-синий цвет Евросоюза, который на фоне предыдущих трех Империй казался совсем незначительным. После того, как часть Европы окрасилась темно-синим, появилось несколько клякс оставшихся за Евросоюзом колоний – бельгийские, итальянские и германские в Африке, голландские в Индонезии, скромные пятна османских территорий в песочнице Ближнего Востока.

Обернувшись к принцу и цесаревичу герцог подождал немного, а после приподнял правую руку, и вокруг его кисти закрутился серый вихрь. Несколько мгновений, короткий жест, и вихрь словно липкая паутина оказался брошен на карту. Усиливая впечатление ассоциации с паутиной, серые липкие щупальца начали расползались по Земле, обозначая территории, контролируемые корпорациями. В сравнение с владениями Большой Четверки серого цвета было совсем немного, но вот способ демонстрации вызывал настороженность.

Закончивший с визуализацией карты итальянский герцог продемонстрировал легкий поклон и присел обратно за стол.

– Прошу простить за столь… вызывающе-ярмарочное представление, но иногда одна демонстрация стоит тысячи слов, — улыбнулся герцог, поочередно глянув на русского и британца.

– Мы увидели все, что необходимо, – посмотрел на русского кузена британский принц, и когда цесаревич кивнул, повернулся обратно к герцогу: – Можете переходить к делу.

– Русские и британцы уже более двух сотен лет ведут свою Большую игру, для того чтобы решить, кто из вас имеет больше прав владеть этим миром. Именно поэтому, как Первый гонфалоньер справедливости, я пригласил вас обоих сюда, как наследников трона.

Британец, который в очереди наследования был вторым, сохранил невозмутимость. Лишне слова были не нужны — все собравшиеся здесь понимали, кто именно станет вскоре королем. Итальянец в этот момент обернулся к огромной проекции карты.

— Как и сто лет назад, перед Великой войной, Франция, Россия и Британия владеют большей частью обитаемого мира. Мира, который создали итальянцы, — добавил герцог после небольшой паузы.

Итальянец выдержал еще одну паузу, но русский и британец хранили молчание, ожидая продолжения.

– В одна тысяча пятьсот двадцать седьмом году Медичи покинули Флоренцию, а фра Николо Макиавелли покинул этот мир. Через пять лет после этого была опубликована его инструкция как править миром, под названием «Государь». В этом же году последний гонфалоньер справедливости Алессандро Медичи сложил свои полномочия, а должность была упразднена. Итальянцы окончательно оставили этот мир вам.

Прошло пять сотен лет. Сегодня реальных кандидатов осталось всего… трое. Как и сто лет назад.

Итальянец сделал паузу, глубоко вздохнул и сел вполоборота к карте.

– Россия, -- ярче загорелась территория Конфедерации. – Великобритания, – красным вспыхнули территории Империи. – И… корпорации, которые мы между собой уже называем Гидрой, – закончил итальянец, после чего опутавшая мир серая паутина блеснула сталью.

Отвернувшись от карты, герцог еще раз внимательно глянул на наследников империй и продолжил.

– После окончания Великой войны было понятно, что все только начинается. В мире осталось сразу три центра силы, что очень много. Это, прямо скажем, неустойчивая система; три претендента – это уже конец стабильности. И с самого момента подписания мирного договора и Стихийного пакта все понимали, что следующая война не за горами.

Закончив Первую мировую войну, мы уже начали готовиться ко второй. Все ждали большую войну, под стать Большой игре, – итальянец выдержал паузу, но наследники по-прежнему молчали. – При этом также все думающие люди прекрасно понимали, что во время Великой войны мы остановились на пороге Рагнарека. И поклонникам методов Винни и Вилли не давали разгуляться те, кто видел войну на уничтожение своими глазами.

Алессандро Медичи прервался и продемонстрировал еще один поклон, извиняющийся. Все же Уинстон Черчилль был знаковой фигурой для англичан, а кайзер Вильгельм приходился пусть дальним, но родственником как британскому принцу, так и русскому цесаревичу.

– После Великой войны все ждали, когда наконец русский медведь и британский лев сойдутся в схватке. Но мы ждали… в предвкушении, – выделил интонаций итальянец последнее слово. – Всем было понятно, что победитель будет править миром. Но никто не ждал повторения войны на уничтожение, когда с лица земли исчезали целые города, а огромные пространства становились безлюдными выжженными землями.

– Вы, – посмотрел на британца герцог, – опоздали с аннексией Соединенных Штатов, потому как боялись что русские заберут себе весь Ближний Восток и Иерусалим. – Вы, – посмотрел итальянец на цесаревича, – промедлили в Афганистане, потому что опасались получить вязкую войну и потерять проливы с Константинополем. И пока никто из вас не мог решиться сделать первый шаг, случился французский, простите, Нарбоннский халифат.

Русский и британец сохранили невозмутимость, хотя итальянец затронул очень болезненную для обоих тему, в результате которой проигравшими оказались обе Империи.

– Финт французов, когда они вместе с испанцами создали в Европе управляемых хаос, заполонив свои южные города мигрантами, оказался неожиданным для всех. И для нас, в том числе, – признавая просчет, кивнул Медичи. – С помощью угрозы управляемого Нарбоннского халифата французы и испанцы создали Трансатлантическое содружество, и агрессивно превратили тройку претендентов уже в четверку.

Но это была ошибка. Иезуитская ошибка, которая вероятно для нашего мира будет стоить не меньше, чем кажущаяся выгодной Иуде сделка, приведшая его в Гефсиманский сад.  До начала Нарбоннского Халифата мы, европейцы, заняли место в партере, а сейчас оказалось, что наш театр находится в центре охваченного пожаром Рима.

Трансатлантический союз стремительно набирает силу, и в ближайшие несколько лет в нем искусственно на первые роли будут выдвинуты Соединенные Штаты.  Вы, – обратился герцог Алессандро к принцу Майклу, – получите свою войну в Калифорнии и Канаде. Вы, – повернулся он к цесаревичу Алексею, – уже совсем скоро, катастрофу в Восточной Европе, а также новую головную боль на Ближнем востоке и на Кавказе.

Легким жестом итальянец заставил вспыхнуть отсветом территории Европейского Союза, привлекая к ним внимание.

– Европейский Союз готов согласиться на любой романский язык в качестве языка официальных документов. Тем более французский мне нравится гораздо больше, чем русский или английский, – улыбнулся итальянский герцог. – Но Трансатлантическое содружество обречено на поражение. Если бы у жаждущих реванша французов и испанцев было лет пятьдесят, можно было верить в успех их начинаний, но у них нет даже и тридцати.

Мы, жители старого мира, не желаем участвовать в большой войне. Мы отошли в сторону, ожидая торжественного объявления победителя и находились в готовности аплодировать и кидать шапки вверх на параде – вне зависимости от того, русская или британская гвардия будет снова входить в Париж.

В случае прямого конфликта Британии и России у нас сохранялась бы эта возможность. С возвышением же Трансатлантического содружества Европа вновь станет полем битвы, и это неприемлемый для нас вариант.

В Трансатлантическом союзе понимают – чтобы избежать роли уничтожаемых статистов, одаренные Европейского Союза буду вынуждены примкнуть к одной их сторон. Вероятнее всего это будет Великобритания, в меньшей степени – Россия, но ни в коем случае не картонно возглавляемый американцами Трансатлантический союз. Настоящие лидеры атлантов прекрасно понимают и то, что по количеству одаренных в грядущем и неминуемом конфликте соотношение будет один к трем. Пугающее соотношение, вот только у Антанты в Первой мировой одаренных не было вовсе. И атланты готовятся к грядущей войне, делая ставку не на владеющих стихийной силой.

Сколько у нас всего одаренных? Стихийный пакт ограничил численность владеющих даром, но мы пока даже близко не подошли к границе. Да, нас почти три миллиона, но сколько готовы выйти на поля сражений? При этом среди готовых к бою в большинстве сейчас именно клановая аристократия, которая личные интересы ставит выше государственных, в чем вы сможете убедиться весьма скоро.

Итальянец после последних слов внимательно посмотрел на русского цесаревича, и Алексей едва заметно кивнул. Грядущая смута в Вольных княжествах не была ни для кого секретом, потому что Гордиевый узел противостояния нескольких кланов назревал уже давно. Отвернувшись от русского, итальянец посмотрел на британца:

– Великобритания завоевала половину мира, используя силы частных компаний. И как апофеоз – создание вами Гидры корпораций, как идеального инструмента управления третьим миром. Но создавая управляемый хаос, вы выпустили джинна из бутылки.

Развитие генетики и биоинженерии уже привело к тому, что простые солдаты корпоративных армий уже по силе сравнимы с одаренными третьего золотого ранга. Думаете это алармистская блажь старого итальянца? – усмехнулся герцог, заметив в глазах принца и цесаревича удивление. – Ваше императорское высочество, вам доложили о количественном соотношении потерь на аравийском полуострове? Ни одно боестолкновение с участием русских одаренных пятого ранга не закончилось безоговорочной победой. Уже это должно настораживать, а уж если вы изучите кто именно противостоял вашим солдатам…

Вы же, ваше высочество, можете ознакомится с потерями SAS в Кашмире в ходе недавней, совершенно секретной, – легко улыбнулся Медичи, – операции. Горный укрепрайон защищали наемники из Азии, и несмотря на то, что вы достигли цели, цена победы может показаться обескураживающей при глубоком анализе.

Забрав себе силу и власть над миром, мы, владеющие, почему-то решили, что кроме горстки одержимых у нас не будет достойных противников в ближайшему будущем. Одаренные были усыплены осознанием своей силы, и не заметили противника, которого сами же и вырастили. Это уже вопрос жизни и смерти нашего мира, а также привычного нам порядка.

При этом нам пока не по кому бить. Гидра уже выпущена, но у нее много голов, кроме того пока она управляется именно одаренными. И действует, в большинстве, в интересах одаренных. Среди которых никто не будет стрелять себе в ногу, тем более учитывая ваш конфликт за власть над миром, который можно завершить лишь провозгласив имя единственного победителя.

В то же время нам очевидно, что Соединенные Штаты не позже чем через десять лет превратятся в полностью контролируемую корпорациями территорию, а французы – вставляя нам палки в колеса и мешая возрождению средиземноморского рая, погрузят Север Африки обратно в каменный век. В Испании же всего неделю назад уже возрождена инквизиция. И хотя это собрание престарелых святош пока больше напоминает клуб по интересам, лет через двадцать, если мы так и будет оставаться в бездействии, одаренные будут гореть на кострах. Начнется новая охота на ведьм, которую будут вести Псы, выращенные во славу Господа в лабораториях корпораций.

Не менее очевидно, что кажущиеся свободы атлантов, с той же полигамией которая сейчас у всех на устах, скоро сменятся стерильным фашизмом – всему нашему мир грозит стать территорией, находящейся вне юрисдикции Организации Объединенных Наций. Весь мир – протекторат.

Конечно, это вопрос не завтрашнего, а послезавтрашнего дня. Но это вопрос жизни и смерти, и именно поэтому я просил вас обоих, как будущих правителей этого мира, принять мое приглашение.

Нам, европейцам, безразлично на каком языке будут печатать официальные документы – на русском или английском. Но прежде чем вы по-родственному станете решать, кто именно будет править этим миром, давайте для начала попробуем его сохранить. Я позвал вас сюда, чтобы обсудить это, и предложить подписать трехстороннее соглашение о сотрудничестве.

Стихийный пакт был подписан девяносто лет назад, и он себя уже исчерпал. Одаренные – битая карта. Более полусотни лет тешить себя в праздности, и самим создать тех, кто готов тебя уничтожить – это приговор.

Вы согласны выслушать и обсудить условия, которые мы – Старая Европа, предлагаем вам – будущим главам титанов, для совместной борьбы против атлантов? Согласны обсудить путь сохранения нашего мира, обсудить… условия Темного пакта

Глава 29

Глава 29

— Скоро рассвет, – произнесла Анастасия, и на несколько мгновений зажмурилась, надавив ладонями на глаза.

Я сидел, уперев локоть в стол, и глядел на голограмму карты с изображением активов рода Юсуповых-Штейнберг. Пока княжна пыталась справиться с усталостью, позволил себе зевнуть.

Анастасия отняла руки от лица как раз в тот момент, когда я беззвучно изображал Короля льва на скале с раскрытой в реве пастью. Девушка фыркнула, демонстрируя свое отношение к моим манерам. Я зевнул второй раз, уже не сдерживаясь.

– Ты категорически не хочешь отдавать мне свое место главы рода, – встряхнувшись, посмотрел я ей в глаза.

– Какой ты догадливый, — протянула княжна. Но под моим тяжелым взглядом уже сама подняла обращенные ко мне ладони. – Все, молчу-молчу, продолжай.

Ночь была тяжелая, и в процессе обсуждения мы пару раз подходили к самому краю наших условно-нейтральных отношений. Но справились, до драки не дошло, зато теперь позволяли себе больше вольностей в общении.

– Ты не хочешь отдавать мне свое место главы рода, – сознательно медленно повторил я уже откровенно назло ей. – Мне при этом твой род, честно сказать, не нужен. И если еще вчера я легко согласился бы на вменяемый денежный выкуп и исчез в тумане с глаз твоих, то сейчас этот вариант не сработает. Нормальной жизни после подобного кажущегося предательства мне точно не будет. Согласна?

Княжна кивнула, и в глазах ее сверкнула едва видимая вспышка.

— Значит надо сделать так, чтобы мы оба с тобой попытались остаться в плюсе. Я должен остаться рядом с родом и возможностью забрать себе причитающуюся часть наследства, ты должна стать во главе рода. Но для этого…

— Род надо спасти. И сделать это мы сможем только с помощью твоего происхождения, — продолжила Анастасия.  Да, мы с черноволосой княжной уже настолько спелись, что она с лета подхватывает мои мысли, заканчивая фразы.

–  Попробовать спасти. Значит нам сейчас надо… подписать взаимовыгодный договор. Вот только сделать этого нереально, потому что я тебе не верю… что?

– Клятва на крови, -- пожала плечами Анастасия.

– Э… это типа магия крови?

– Э… – передразнила меня княжна. – Да, это типа магия крови. Ты не знал?

– Милая девушка, я приехал сюда из столь далеких мест, где о магии в общем даже не слышали, – не соврал я, – а ты мне тут про клятвы крови рассказываешь. Хочешь сказать, что если мы сможет сформулировать свои ободные хотелки и заложить их в договоре…

– Клятва крови будет гарантией его выполнения.

– Если ее нарушить?

Отвечать Анастасия не стала, но по ее выражению лица я понял, что нарушать клятву крови не лучшая идея.

– В школу уже пора собираться. – сдержал я очередной зевок. – Сколько у нас времени говоришь, пара месяцев еще?

– Вероятно.

– Сегодня… вечером встречаемся, обсуждаем текст договора. Я после уроков сформулирую. Ты справишься за день?

– Если ты хотел поразить меня своим искрометным юмором, у тебя получилось. Давно таких нелепых шуток не слышала, – кивнула княжна, откидываясь в кресле.

– Давай, до свидания, – не став отвечать на шпильку, просто сказал я, поднимаясь.  Веселье, похоже кончилось, и впереди маячило много работы.

А кто-то ведь сейчас с двумя женами гуляет, причем на мои же деньги – позволил я себе совсем немного погрустить о несправедливости мира. Или миров? Или всего сущего?

Начата выкладка продолжения саги - книга "Варлорд. Восточный пакт"

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg