«Дивизион»

Дивизион (fb2) - Дивизион [СИ, незавершенка] 967K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Алексеевич Лозицкий

Николай Лозицкий ДИВИЗИОН

Часть 1

15 июня 1981 года. Понедельник.

В 10–45 командир артиллерийского дивизиона 207-го мотострелкового полка, подполковник Абросимов, был вызван в штаб. Командир полка, полковник Синишин, приказал ему готовить дивизион к участию в планируемых учениях "ЗАПАД-81". Абросимов уже участвовал в учениях, правда масштабом поменьше, и имея определенный опыт, стал убеждать командира полка, что ему обязательно нужен дополнительный бензовоз, с полной цистерной солярки.

— Ну зачем вам еще один бензовоз, у вас в дивизионе своих три!

— Так у меня и техники много. Для БТРов и ЗИЛов нужен бензин, а самоходкам — солярка. Чтоб на всех хватило, как раз и нужен дополнительный бензовоз на шасси КРАЗа, с цистерной на восемь тонн.

— Ну, у вас и аппетиты!

— Это не у меня, я бензин и солярку не пью. А без топлива где-нибудь станем, так нам это долго будут вспоминать. Вы ведь знаете, какой там будет бардак в начале, снабженцы что-то промухают, а мы окажемся крайними, надо поддержать честь полка.

Синишин принял полк недавно, а до этого служил на должности начальника штаба танкового полка. Он понимал, что Абросимов прав, да и вопрос о чести полка был для него важен, поэтому, поворчав для порядка, бензовоз пообещал.

Довольный тем, что вопрос с бензовозом решен положительно, Абросимов направился в дивизион, где в это время проходили занятия.

Абросимов был кадровым офицером, ростом немного ниже среднего, сухощавый, с внимательными серыми глазами, он был прекрасным офицером-артиллеристом. Полностью придерживаясь принципа А.В.Суворова "Тяжело в учении, легко в бою" он не любил другой распространенный армейский принцип "Мне не нужно чтоб ты служил, нужно чтоб ты мучался". Фанатично преданный своей профессии, он любил службу, при всей дури существовавшей в армии. Требовательный и даже жесткий командир, он был легким в общении человеком и не отмахивался от проблем своих офицеров и солдат.

Когда его офицеры-"двухгодичники"[1] пожаловались ему, что из-за вечерних совещаний они не успевают поужинать и купить себе что-то на завтрак, он их стал отпускать на ужин, а начальнику штаба полка сказал, что они выполняют его срочное поручение. То, что необходимо, он утром сам доводил своим офицерам.

Звали его Николай Макарович, но в дивизионе за глаза его звали "наш Суворович".

Путь от штаба полка, до большого двухэтажного здания казармы, в котором располагался дивизион, проходил почти через всю территорию военного городка.

Абросимов не спеша шел и пытался понять, почему именно его дивизион командование решило привлечь на учения. Вся проблема заключалась в том, что дивизион только год назад получил самоходные гаубицы. До этого на вооружении стояли буксируемые гаубицы Д-30. К тому же, новых машин управления, положенного по штату комплекса 1В12, на базе МТЛБ, в дивизионе еще не было, а оставались машины колесного комплекса 1В17. Попытки Абросимова и начальника артиллерии полка, подполковника Синицина, прояснить вопрос в штабе дивизии, ни к чему не привели.

Начальник артиллерии дивизии, полковник Василевский, им сказал, что в комплектации машин приборами нет никакой разницы, так что не надоедайте, когда придут новые машины управления, тогда и получите. Единственным полезным результатом обращений стало то, что в конце февраля этого года дивизион первым в дивизии получил передвижной разведывательный пункт ПРП-3 "Вал", на шасси БМП. Это была, конечно, конфетка. Кроме привычных приборов разведки и наблюдения, стоявших в КШМках командира дивизиона и командиров батарей, ПРП-3 имел небольшую разведывательную РЛС, позволяющую обнаруживать цели на расстоянии до шести километров и специальную установку для стрельбы осветительными ракетами.

Вздохнув, Абросимов подумал, что даже если какой-нибудь раззвездяй в полковничьих или генеральских погонах и накосячил, выбрав для участия в учениях его дивизион, обратного хода уже нет. Так что теперь нужно думать, как лучше выполнить этот приказ.

Офицеры дивизиона сообщение о выезде приняли по-разному. Командиры батарей, кадровые офицеры, все капитаны, отреагировали спокойно, а молодые лейтенанты, в основном — "двухгодичники", были даже довольны. Они были молоды, еще мало служили, а поиграть в "войнушку", да еще на боевой технике, кто же откажется от такого. Они еще не знали, что придется немало попыхтеть и попотеть.

Поставив задачи офицерам по подготовке техники и личного состава к погрузке, Абросимов с начальником штаба, майором Васильевым, занялся подготовкой документов. Необходимо было выписать и получить со складов снаряды для орудий, патроны к стрелковому оружию, сухой паек, найти бревна и проволоку для крепления техники на платформах и сделать много других дел, больших и маленьких.

Погрузка в эшелон проходила в нормальном режиме. Как обычно было много крика, в попытке перекричать рев двигателей, мата, не обошлось без пинков особо медлительным и нерадивым.

В этот же состав грузилась зенитная батарея "Шилок" из соседнего 205-го полка, тоже отправляющаяся на эти учения. Командир батареи, капитан Профатилов, доложился Абросимову, как начальнику эшелона. Был сформирован сводный караул, для охраны техники в пути, назначены начальники караулов.

Вагоны для личного состава были не пассажирские, а наскоро оборудованные деревянными нарами, грузовые. Офицеры посмеивались: "как в 41-м на войну едем".

Наконец, к вечеру четверга, 18 июня погрузка была закончена, все разместились по местам и эшелон тронулся. Не спеша, постукивая на стыках и покачиваясь на стрелках, эшелон уходил на север. Свежий вечерний ветер задувал в открытые двери вагонов, приятно охлаждая разгоряченные дневным солнцем и напряженной работой тела. Напряжение стало понемногу спадать, в офицерском вагоне доставались домашние запасы, на сложенных ящиках был накрыт стол, появилась одна бутылочка, затем вторая и потекла неторопливая дорожная беседа с занятными историями из жизни, шутками и анекдотами. К слову сказать, атмосфера в дивизионе сложилась хорошая, иногда случались дружеские посиделки, когда отмечался чей — то день рождения или другой праздник, что не мешало старшим офицерам требовать с младших службу "на полную катушку". Пили в норму, которую каждый знал себе сам, поэтому никаких эксцессов в пьяном виде никогда не было. Еще одним из правил "Суворыча" было: " В этой жизни невозможно совершенно не пить, только нужно очень хорошо знать, с кем, когда и сколько!"

Эшелон шел не спеша, обходя крупные города и подолгу простаивая на небольших разъездах и полустанках. Чтобы не скучать, каждый придумывал себе какое-то занятие. Командир разведвзвода из батареи управления дивизиона лейтенант Гелеверя например, установил в солдатском вагоне стереодальномер и устроил соревнование среди дальномерщиков (хотя участвовать мог любой желающий). Первым призом была большая коробка шоколадных конфет, вторым — коробка поменьше, третьим — большая шоколадка. Имелось и несколько утешительных призов в виде маленьких шоколадок. Хотя сначала некоторые недоумевали, зачем тренироваться на стереодальномере, ведь есть прекрасный лазерный дальномер, навел, нажал кнопу и получил точное расстояние. На что Гелеверя отвечал, что лазерный дальномер зависит от источников питания, которые требуют периодической подзарядки, а стеродальномер хоть постарее и не такой точный, но на средних дальностях в хороших руках может показать результаты не хуже. К тому же их в дивизионе — девять штук.

При этом он показывал на своего дальномерщика сержанта Сорочана, который при его словах согласно кивал головой.

Соревнования вызвали большой интерес, сформировались команды от каждой батареи и группы болельщиков. Главным судьей избрали Абросимова, рефери на ринге, т. е. у дальномера, были лейтенант Гелеверя и сержант Сорочан.

Было проведено несколько этапов, занимавшие последние места выбывали.

За этим соревнованием из своего вагона с завистью наблюдали зенитчики, так как у них доступа к своей технике не было. Оставалось только участие в роли болельщиков.

К концу второго дня пути были определены победители, которым и вручили вкусные призы, тут же совместно и съеденные.

21 июня 1981 года. Воскресенье

Утром 21 июня 1981 года к рампе[2] железнодорожной станции Сенкевичевка, находящейся километрах в пятидесяти от советско-польской границы, подошел для разгрузки воинский эшелон. Это, впрочем никого не удивило. Все знали "военную тайну", что в этом районе планируются большие военные учения "ЗАПАД-81". В соседней Польше маршал Ярузельский конфликтовал с профсоюзным движением "Солидарность" и желая пригрозить "антисоветским и антисоциалистическим элементам" руководство СССР решило "поиграть мускулами". К тому же не исключалась возможность, в случае необходимости, перехода войсками границы и восстановления "социалистической законности" по подобию Чехословакии в 1968 году. Чтобы избежать бардака 1968 года, когда вводились сформированные из "партизан"[3] части, в этот раз решили обойтись кадровыми военными. Однако, собирать всю группу войск задействованную в учениях приходилось "с бору по сосенке" из частей Прикарпатского и Западного округов.

Прибывший дивизион входил в состав 207-го Гвардейского мотострелкового полка, и имел на вооружении самоходные 122-миллиметровые гаубицы "Гвоздика",[4] в этом же эшелоне прибыла батарея зенитных самоходных установок "Шилка"[5] из соседнего 205-го полка. Части находились в одном военном городке и офицеры хорошо знали друг друга.

Рампа оказалась коротковатой для такого эшелона, вся техника не смогла сразу выгрузиться, пришлось гонять состав по станции, чтобы отцепить освободившиеся платформы и подать под разгрузку оставшиеся. Слава Богу, в этой каше из рева двигателей, матов, клубов дыма выхлопов, жары и двигающихся САУшек и ЗСУшек никто не пострадал, к вечеру колонна техники была вытянута на дороге и готова к маршу.

Кроме восемнадцати "Гвоздик" в колонне были восемь КШМок, четыре, командира дивизиона и командиров батарей на базе БТР-60 ПБ,[6] три, старших офицеров батарей, на базе ГАЗ-66, и машина начальника штаба дивизиона на базе ЗИЛ-131, ЗИЛы с боеприпасами, бензовозы с соляркой и бензином, плюс выдавленный командиром дивизиона подполковником Абросимовым дополнительный КРАЗ с соляркой. Этот бензовоз играл еще одну роль в замыслах командира дивизиона — он имел однотипный с "Гвоздикой" двигатель. Имея большой опыт, Амбросимов четко усвоил — надо быть готовым ко всему. Поэтому на учения дивизион выходил обеспеченным по полному штату. Даже вода была набрана во все термоса, и конечно он не забыл про полевые кухни и хлебопекарный блок. Зенитчики пристроились следом и имели в своей колоне шесть "Шилок" последней модификации с запросчиком "свой-чужой", ППРУ "Овод",[7] комбатовский БТР, транспортно-заряжающие машины, на базе ЗИЛ-131, а также всю остальную технику которая необходима зенитчикам чтобы успешно выполнять свою задачу по прикрытию самоходного дивизиона от воздушного нападения. Замыкал колонну УАЗик медиков.

Для получения указаний, офицеры собрались у КШМки (командно-штабной машины) командира дивизиона. До них были доведены порядок движения, интервалы между машинами, позывные, основные и запасные частоты для радиосвязи. Экипаж командно-штабной машины командира дивизиона, стоящей в голове колонны, уже закончил привязку к местности. В то время спутниковой навигации не было, и для определения своих координат на местности применялся простой, но достаточно надежный метод. Машина с оборудованием топопривязки, устанавливалась в точке, координаты которой с достаточной точностью можно было определить по карте. Например, тригонометрический пункт, перекресток дорог или другой ориентир, имеющийся на карте и на местности. Запускались высокоскоростные маховики- гироскопы, которые за счет инерции сохраняли свое положение при изменении направления движения. На планшет ложилась карта, на точку начала движения устанавливалось перо самописца, которое и отчерчивало весь маршрут движения.

В любой момент можно было снять с карты координаты своего местонахождения и не заблудиться в незнакомой местности, ночью или в тумане. Но основное его назначение было — получение точных координат огневой позиции (ОП) и наблюдательного пункта (НП), что необходимо для ведения артиллерийской стрельбы с закрытых огневых позиций. Такое оборудование, кроме КШМки командира дивизиона было установлено и на других машинах системы управления, у командиров батарей и старших офицеров батарей.

Наконец колонна тронулась. Растянувшись длинной железной змеёй, лязгая гусеницами, она поднимала в воздух тучи пыли. Дождей давно не было и прокаленная солнцем земля, под гусеницами превращалась в мельчайшую пыль, оседавшую толстым слоем на броню и придорожные деревья. Через пару часов колонна свернула с шоссе в лес. Дальше путь лежал по лесным дорогам. В лесу скорость движения упала, уменьшилась и пыль. САУшки и ЗСУшки, как большие животные, неторопливо протискивались по узкой лесной дороге, иногда задевая за склонившиеся пониже ветки деревьев. Стемнело, механики-водители ориентировались теперь по еле видным габаритам впереди идущих машин. Приборы ночного вождения не включали, так как не было необходимости в светомаскировке.

В одном месте колонне пришлось метров двести пробираться через полосу очень густого тумана. Все внимание водителей и командиров было сосредоточено на том, чтобы не допустить столкновения машин в колонне, поэтому никто не обратил внимания на странный импульс, вычерченный пером курсопрокладчика.

Наконец, уже за полночь, колонна прибыла в конечную точку своего маршрута.

Это была широкая лощина, заросшая по краям высокими соснами. Деревья росли достаточно редко, между ними можно было свободно расположить технику, а раскидистые кроны, шумящие в высоте, обещали защиту от палящего солнца днем.

Поступила команда размещать технику. Медленно, задним ходом, машины вползали под деревья и глушили двигатели. После целого дня рева двигателей и лязга гусениц наступившая тишина казалась оглушительной. Постепенно лес, напуганный незнакомыми громкими звуками, вернулся к своей обычной ночной жизни. Тихонько бормотала протекавшая невдалеке речка, где-то ухала сова и все это, как покрывалом, накрывал мерный шорох шевелящихся под ветром крон деревьев.

Указанное место предназначалось для стоянки техники, их должны были встретить и указать место для лагеря, где в палатках им предстояло прожить предстоящий месяц. Однако, почему-то их никто не встретил. Перо топопривязчика остановилось в том месте на карте, где им и положено было находиться, да и местность соответствовала карте, ошибки быть не могло. Решив разобраться с этими непонятками с утра, Абросимов отпустил офицеров отдохнуть, назначив сбор в 6-00 у своей КШМки.

22 июня 1981 года. Понедельник.

Офицеры начали собираться минут за десять до назначенного срока. Стоя под деревьями они негромко переговаривались, некоторые курили и все с недоумением прислушивались к звукам, доносившимся с запада. Начавшуюся в три часа ночи канонаду сначала приняли за раскаты грозы, но через время стало ясно, что это не гроза, а звуки разрывов артиллерийских снарядов. На слух, шла массированная артиллерийская подготовка, как перед наступлением.

К звукам канонады добавился еще какой-то звук. Он становился все громче, превращаясь в гул сотен авиационных моторов. Наконец над лесом появился и сам источник гула. В небе показались винтомоторные самолеты, они летели с запада на восток. Самолетов было очень много. Волна за волной они проплывали над головой. Освещенные восходящим солнцем, сверкая стеклами остекления кабин, они хорошо были видны на фоне розовеющего неба. По виду они напоминали немецкие пикирующие бомбардировщики Юнкерс-87, виденные в кинохрониках о Великой Отечественной войне, прозванные нашими солдатами "Лаптежниками" за неубирающиеся шасси, закрытые большими гондолами обтекателей. Разговоры смолкли, все смотрели на небо. Наконец кто-то сказал: "Что за хрень такая, кино, что ли, снимают". Лейтенант Гелеверя поднес к глазам бинокль, висевший у него на шее. При восьмикратном увеличении самолеты было видно очень хорошо и без труда различались на крыльях фашистские кресты.

Передавая бинокль из рук в руки, офицеры всматривались в небо.

Все повернулись к Абросимову.

— Честно говоря, сам не пойму, в чем дело — произнес он.

Офицеры сдержанно, вполголоса, стали высказывать свои предположения о происходящем. Если это кино, то как с ним увязать артиллерийскую стрельбу на границе, если война, то с кем? Неужели для того, чтобы войти в Польшу, потребовалась такая мощная артподготовка. Включили радиостанции.

В КШМке, кроме УКВ станции Р-123, была и коротковолновая станция Р-130.

Пройдясь по диапазонам, радист недоуменно доложил, что на УКВ выше 37 мегагерц вообще тишина, от 28-ми до 37-ми мегагерц слышна немецкая речь, возможно работают танковые радиостанции, так как насколько раз произносилось слово "Панцер", что на немецком — танк, а весь КВ диапазон забит немецкой речью и станциями, работающими морзянкой.

Пока судили да рядили, с востока тоже донеслась канонада, однако это было больше похоже на бомбежку. Разрывы были такой силы, что даже земля подрагивала под ногами. Все это не укладывалось ни в какие разумные версии.

Начальник штаба Васильев дал команду строиться. После его доклада, Абросимов поздоровался, дал команду "Вольно" и сказал:

— что бы ни произошло, мы должны помнить, что являемся офицерами и солдатами Советской армии, и должны с честью выходить из любых непредвиденных ситуаций. Исходя из неопределенности обстановки, приказываю:

— солдатам и офицерам получить боеприпасы к стрелковому оружию, оружие зарядить и быть готовым к его применению;

— немедленно начать подготовку орудий и ЗСУ к боевому применению, подготовить снаряды, заряды и уложить в боеукладку орудий. Подготовить весь имеющийся боезапас. О готовности доложить к 10–00;

— из числа водителей выставить боевое охранение по периметру нашего расположения, на расстоянии 500 метров от него;

— из взводов управления и разведвзвода организовать четыре разведгруппы, численностью по десять человек, включая водителя и стрелка БТРа;

— Командирами разведгрупп назначаются старший лейтенант Лучик, лейтенанты Гелеверя, Денисенко и Омельченко. В 8-30 разведгруппам прибыть для получения боевой задачи;

— командиру зенитной батареи, капитану Профатилову, обеспечить защиту дивизиона с воздуха. Огонь открывать только при явной атаке противника;

— произвести тщательную маскировку, с использованием штатных и подручных средств. Передвигаться только по лесу, не выходя на открытое пространство. Вопросы есть?

Основной вопрос конечно был: "Что же все-таки происходит?" Но все понимали, что командир знает не больше них.

— Вопросов нет! Разойдись. Капитан Профатилов, останьтесь.

Офицеры разошлись по своим подразделениям.

— Товарищ капитан, — обратился Абросимов к Профатилову, — что это за новая машина у вас в батарее?

— Это передвижной пункт разведки и управления ППРУ-1 "Овод", предназначен для разведки воздушных целей и управления силами и средствами ПВО полка. Находится в непосредственном подчинении начальника ПВО.

— Если это машина управления начальника ПВО, то как она оказалась у вас в батарее?

— По приказу начальника ПВО, придана нам на время учений. Дело в том, что в расположении полка невозможно наблюдать групповые цели, по причине отсутствия таковых. Здесь же, я думаю, недостатка в групповых целях не будет, вот начальник ПВО и отправил с нами "Овод", чтоб экипаж потренировался, в условиях максимально приближенным к боевым. Все-таки тренажер, есть тренажер, а работа по реальным целям, это несколько другое.

— Объясните подробнее взаимодействие ППРУ с вашими ЗСУ.

— РЛС "Шилки" обнаруживает цели на расстоянии до двенадцати километров, при современных скоростях это меньше минуты полетного времени. РЛС "Овода" обнаруживает цели на расстоянии до сорока пяти километров и распределяет их по ЗСУ, указывая для каждой машины азимут, высоту и скорость приближающихся целей. Поэтому экипажи ЗСУ имеют больше времени на подготовку к стрельбе, и каждая установка воюет не сама по себе. Это позволяет, например, исключить обстрел одной цели несколькими установками, когда это не нужно. Или наоборот, сосредоточить огонь нескольких установок по особо важной цели.

— Какой опыт работы у экипажа ППРУ и можете ли вы работать с этой машиной?

— "Овод" получен в полк недавно, поэтому опыта у экипажа мало, в основном на тренажерах. У меня опыта работы именно на ППРУ еще меньше, но его принципы не очень отличаются от батарейного пункта управления ПУ-12, так что думаю, особенных проблем с этим не будет. К тому же сейчас экипажем "Овода" являются операторы моего ПУ-12, который остался в полку. Вместо него сейчас в батарее обычный БТР. Так что, думаю, справимся.

— Хотелось бы надеяться! Примерно в пятистах метрах на северо-запад есть высотка, отметка 235,4, берите ПРПУ и разворачивайте его на вершине этого холма. Тщательно замаскируйтесь и начинайте контроль воздушной обстановки. Проводную связь к вам подтянут, радио пока не используйте. Об особо интересных моментах докладывать немедленно мне или начальнику штаба. Все понятно?

— Так точно!

— Выполняйте.

Профатилов направился к себе в батарею. Проходя, он видел, что везде кипит работа.

Для тех кто не знает, поясню, что техника во время хранения находится на консервации, стволы орудий изнутри смазаны толстым слоем смазки. Чтобы можно было стрелять, необходимо эту смазку тщательно удалить. Это нелегкая задача занимает немало времени. Представьте, что вам нужно почистить ружье с длинной ствола в четыре метра. Снаряды тоже хранятся в смазке и без взрывателей. Нужно очистить их от смазки, ввернуть взрыватели, закрепить их от самопроизвольного отворачивания накерниванием. Хотя взрыватели взводятся в момент выстрела, картина когда человек сидит и лупит молотком по снаряду в районе взрывателя, не для слабонервных. Уже подготовленные снаряды и гильзы с зарядами[8] необходимо погрузить в САУ и закрепить в креплениях боеукладки.

Зенитчики тоже занимали подготовкой своих ЗСУ-шек. Установив зарядную машинку, они набивали длинные металлические ленты снарядами и укладывали их в зарядные ящики пушек. При скорострельности 3500 выстрелов в минуту, четыре ленты по 500 снарядов улетали меньше чем за минуту, а весь боекомплект машины составлял 2000 снарядов.

Солдаты и офицеры получали патроны к автоматам, снаряжали магазины и укладывали их в подсумки. Разведчики получили еще по две гранаты РГ-42.

Работа кипела, но не было слышно обычного в таких случаях разговора, дружеских подначек и смеха над удачными шутками. Продолжавшаяся на западе канонада и пролетавшие иногда на небольшой высоте самолеты всех тревожили, поэтому работали молча, сосредоточенно, разговоры велись вполголоса и по делу.

Через 10 минут, из-под деревьев, медленно, стараясь не задеть соседние машины, порыкивая непрогретым двигателем, выбрасывавшим клубы черного дыма, пополз МТ-ЛБ передвижного пункта разведки и управления ППРУ-1 и направился на северо-запад. Вслед за ним бежали два связиста, разматывая с катушки полевой телефонный кабель.

Еще через полчаса Амбросимов получил первый доклад от Профатилова, он докладывал, что видит на радаре массовую засветку целей, не отвечающих на запросы "свой-чужой". Практически строго на восток, на удалении 40 км он наблюдает групповую цель, судя по перемещению засечек целей там идет воздушный бой, но смущает два обстоятельства: скорости целей не превышают 400 км/час и ни одна из целей не отвечает на запрос о госпринадлежности.

Лейтенант Гелеверя.

Времени на сборы было в обрез. Меня конечно удивило распоряжение Абросимова идти в разведку не на моем ПРП-3, который для этих целей и предназначен, а на БТРе отделения связи. Хотя ПРП-3 был получен в дивизион в конце февраля этого года, я уже успел изучить эту машину. Сделанный на базе БМП, передвижной разведывательный пункт был по самую крышу напичкан полезными для разведки приборами. Здесь был лазерный дальномер, приборы для ночной разведки и даже небольшая радиолокационная станция, правда, вооружение было слабовато, всего один пулемет ПКТ. Возможно, именно это и сыграло решающую роль при принятии решения командиром. Все-таки, по огневой мощи, БТР со своим КПВТ, заметно сильнее ПРП. Ну, что же, на чем приказали, на том и поедем. Пока водитель и башенный стрелок моего БТРа снаряжали патронами ленты для КПВТ и ПКТ, я построил свой взвод. Когда шли от Абросимова, я уже наметил, кого возьму с собой. Конечно сержанта Сорочана, он помимо того, что отлично работает с дальномером, прекрасно развит физически, имеет зоркий глаз и к тому же, неплохо стреляет из автомата и пулемета. Обязательно сержанта Мавроди, командира отделения связи, пару радистов с переносными радиостанциями, чтобы можно поддерживать связь с броником, когда придется удалиться от него, рядовых Петренко, Самойлова и Крюкова. Конечно группа маловата, но еще водитель и пулеметчик БТРа, итого со мной десять человек. Объявив, кто идет со мной, я стал изучать полученную карту. Лесной массив, в котором мы находились, был очень большой. На западе, он начинался почти от государственной границы, проходившей по реке Буг, и тянулся на восток почти сто километров, на юг от нашего расположения до границы леса было километров семьдесят, а на север он уходил на территорию Белоруссии и уже за пределами карты, очевидно переходил в знаменитые белорусские леса, место базирования партизан. Конечно, это не была сибирская тайга, где на сотни километров не было населенных пунктов. По лесу были разбросаны хутора, деревеньки и городки, проходили дороги, даже несколько крупных шоссе. Крупными населенными пунктами были: на северо-западе, почти у границы, Владимир-Волынский, на востоке — Луцк, на севере — Ковель. Было много речек, в основном небольших, извивавшихся на карте причудливыми голубыми петлями.

Изучая карту, я невольно прислушивался к канонаде на западе, она то притихала, то усиливалась. Я пытался понять, что же с нами произошло, но внятного объяснения произошедшему не было. В школе и институте я много читал фантастики, там иногда попадались такие ситуации, когда герой оказывался в прошлом. Начиная с Уэллса и "Янки при дворе короля Артура" эта тема периодически возникала в литературе, но ведь это фантастика! Хотя других, более разумных объяснений сложившейся ситуации не было. По всему, было похоже, что мы переместились ровно на сорок лет назад, и попали в 22 июня 1941 года, в момент начала Отечественной войны. В этом случае становится объяснимым канонада боя на границе, пролет армады самолетов с немецкими крестами на крыльях и бомбовые разрывы на востоке, куда пролетели эти самолеты. Если исходить из этих предпосылок, то нам будет несладко. Хотя конечно наша техника и оружие превосходили немецкую, того периода, но все-таки, самоходка не танк, броня у неё противопульная и даже 20-миллиметровые пушки немецких танков Т-II могли ее пробить. Конечно при попадании из нашей "Гвоздики" в немецкий танк, от него мало что оставалось и КПВТ БТРов должны были пробивать их броню, однако основной немецкий танк Т-III уже был "не по зубам" пулеметам БТРов, а стоявшие на нем (в зависимости от модификации) 37-ми или 50-миллиметровые пушки представляли уже серьезную угрозу. И что самое плохое, боеприпасов было мало, а взять их здесь было негде. Крупнокалиберный пулемет ДШК, выпускавшийся в это время, имел калибр 12,7 миллиметра. По идее, патроны от противотанковых ружей, калибра 14,5 миллиметра, должны были подойти к КПВТ, но, по моему, в войсках эти ружья появились только в конце 41-го года. Патрон к АК-74 был еще даже не создан. Единственное, что немного утешало, пулемет ПКТ был разработан под винтовочный патрон, использовавшийся еще в знаменитой "трехлинейке" Мосина. Эти патроны должны здесь быть, но на оккупированной территории, в конце концов, и они кончатся. Проблема со снарядами возможно могла решиться за счет использования боеприпасов к 122-мм орудиям довоенного выпуска, но где бы найти тот склад, на котором они есть! Оставался один выход, постепенно перевооружаться на трофейное оружие.

Острым был вопрос и с топливом для техники, немцы использовали в основном бензиновые двигатели, так что для заправки БТР и ЗИЛов можно было использовать трофейный бензин, а вот с дизтопливом могли возникнуть большие проблемы, имеющиеся в бензовозах одиннадцать тонн, погоды не делали.

Пока я работал с картой, бойцы нарубили веток и закрепили их на БТРе, так что он стал походить на большущий куст. Это было явно не лишним, так как уже пару раз появлялся немецкий самолет разведчик Фокке-Вульф 189А, называемый в книгах о войне "рамой". Имея два фюзеляжа, он и правда походил на рамку.

За этими делами я чуть не прозевал время сбора. Быстренько погрузившись на броню мы тронулись к КШМке Абросимова. Хотя мы и не опоздали к назначенному сроку, но прибыли последними. БТРы Денисенко, Омельченко и Лучика уже были на месте, а они со своими людьми стояли перед машиной командира.

Построив своих разведчиков, я доложился о прибытии для получения боевой задачи.

Абросимов был собран, серые глаза смотрели строго и внимательно.

Разложив на столе карту он попросил нас подойти поближе. Мы, все четверо, были "двухгодичниками" и он нас иногда называл "студентами".

— Ну что скажете, студенты, — обратился он к нам.

Видя, что остальные молчат, я коротко изложил свою версию происходящего.

— Ну ты и загнул, — покрутил головой Абросимов — прямо научно-фантастический роман.

— Других версий, в которые укладывались бы прошедшие события, у меня нет.

Окончательно определиться мы сможем, только проведя тщательную разведку.

— Ну а теперь слушайте свою боевую задачу.

— Ваши группы отправятся в разные стороны, группа Гелевери — на запад, группа Денисенко — на север, группа Омельченко — на восток, а группа Лучика вернется назад по нашему маршруту. Во время поиска, соблюдать особую осторожность, в боестолкновение с противником не ввязываться. Помните, вы разведка. Вы должны пройти на мягких лапах и все узнать. Нам нужно в первую очередь определиться, где мы находимся, какое сейчас время, что происходит вокруг. Погоны снять, одеть маскхалаты, личные документы сдать начальнику штаба. Связь держать постоянно. Основные и запасные частоты, а также позывные получите у него же. Ну, с Богом, хлопцы.

Собрав документы у своей группы, я вместе со своими оставил их у Васильева.

Записал частоты для связи и позывные. Позывной дивизиона был "Гвоздика", мне же достался позывной "Буссоль". Попрощавшись с ребятами, мы погрузились на броню и тронулись в путь.

На запад уходила неширокая, то ли просека, то ли старая, заросшая невысоким кустарником, дорога. На карте ее не было, и куда в конце она нас приведет, мы не знали. Но сейчас она шла в нужном нам направлении. Вся группа расселась сверху на броне, сектора наблюдения были распределены заранее. Достав самодельную гарнитуру на длинном кабеле, я подключился к внутреннему переговорному устройству. Самоделка имела то преимущество, что имела один наушник, оставляя второе ухо свободным. Имея связь с водителем и пулеметчиком, я в то же время слышал, что творится вокруг. Основным неудобством были ветки деревьев, которые так и норовили нас хлестнуть.

Дорога, иногда делая небольшие изгибы, шла пока в нужном направлении, и часа полтора мы проехали без приключений, только звуки канонады на западе постепенно становились все отчетливей и сильнее. Дорога стала заворачивать вправо, впереди показался просвет между деревьев. Остановившись, мы спешились и растянувшись в цепочку по фронту стали осторожно приближаться к просвету. Это оказалась поляна, на которой перекрещивались несколько дорог.

Дороги были в основном малонаезженные, кроме одной. Подходившая к поляне с юга, она уходила на север. Видно было, что по ней в последнее время было интенсивное движение, скорее всего грузовых автомобилей.

Вызвав на связь "Гвоздику", я попросил разрешение проверить эту дорогу, высказав предположение, что конечным ее пунктом может быть военный объект или склад. В то время в народном хозяйстве, тем более в западных областях, присоединенных к СССР в 39-м году, автомобилей было очень мало, а чтобы так накатать дорогу, по ней должны проехать не один десяток машин, которые были, в основном, у военных.

Получив разрешение, мы направились на север, вглубь леса. Скорость держали небольшую, чтобы иметь возможность спрыгнуть с БТРа прямо на ходу. Мы проехали уже километров семь, когда за очередным поворотом увидели ворота.

Точнее это были рамки, сколоченные из тонких стволов деревьев, с натянутой на них колючей проволокой. Створки были прикручены проволокой к деревьям, стоявшим на обочине. От этих деревьев, в обе стороны, вглубь леса, уходил забор из колючей проволоки. Слева от ворот, внутри изгороди, стоял "грибок" для часового, однако никого под ним не было. Приказав бойцам залечь, я остался сидеть на броне за башней. Громко, чтобы было хорошо слышно, я сказал пулеметчику.

— Кравченко, покрути башней, чтобы все увидели на ней звезду.

Башня плавно повернулась влево, затем вправо.

— Эй, есть кто живой, выходи — еще громче крикнул я.

Какое-то время стояла тишина, затем послышалось шевеление в придорожных кустах и на дорогу вышел, отряхиваясь, человек в советской военной форм, с кобурой на поясе, на петлицах у него было по одному квадратику. Я спрыгнул с брони и подошел к нему.

Поправив фуражку, он приложил к ней руку и представился:

— Начальник караула, младший лейтенант Коровин.

Отдав честь, я тоже представился:

— Командир разведвзвода, лейтенант Гелеверя.

Еще до выезда, на инструктаже, была разработана легенда, что мы — секретное подразделение, вместе с новой секретной техникой, можно сказать с опытными образцами, проводим испытание в полевых условиях. Легенда была конечно хилой, но хоть как-то объясняла невиданную здесь технику и оружие. Эту легенду я и поведал Коровину. Он же мне рассказал, что его караул от военной комендатуры г. Горохов, охраняет военный склад. Заступили они вчера вечером, а ночью произошла перестрелка караула с неизвестными людьми, пытавшимися подобраться к складу. Сегодня с утра услышали канонаду, увидели самолеты и вот теперь не знают, что дальше делать. Ни радио, ни телефонной связи с комендатурой у них нет. Оказывается, таких временных складов в этом лесу было несколько. Со своим караулом он бывал на них, правда, что на каком хранится, точно не знал.

— Скорее всего, на ваш склад наткнулась небольшая группа немецких диверсантов, имеющая другое задание. Иначе бы вы так просто не отделались. В какое время началась артиллерийская стрельба и пролетели самолеты?

— Канонада началась в 3-00, самолеты появились около 6-00.

Мы сверили часы и оказалось что мои показывают день недели — понедельник.

— У вас неправильно идут часы, сказал Коровин, сегодня воскресенье, 22 июня.

— Год-то хоть 41-й? — пошутил я.

— Конечно — с улыбкой ответил он.

Мои "Командирские" часы его заинтересовали, я сказал, что такие делают в Чистополе, специально для офицеров, потому и называются "Командирские".

При слове "офицеры" Коровин как-то странно на меня посмотрел, и в его взгляде появилось сомнение.

— Разрешите посмотреть ваши документы, — обратился он ко мне.

Не сразу поняв, что его смутило, я лихорадочно думал, что такого я ляпнул, что возбудил в нем подозрение? Скорее всего, его насторожило слово "офицеры", ведь в этот период в Красной Армии не было "офицеров", а были "командиры". Мысленно дав себе пинка, за то что не следил за своими словами, я стал выкручиваться из этой щекотливой ситуации.

— Наши документы остались в штабе дивизиона, ведь мы выполняем разведзадание, а вот немецкие диверсанты, точно бы показали бы вам документы, им рисковать своими головами, болтаясь в зоне боевых действий без документов, смысла нет. Что же касается так смутившего вас слова "офицеры", то здесь в глуши, вы многого не знаете. Мы поближе к Москве, и знаем, что планировалось ввести погоны и назвать командиров — офицерами. Но думаю, в связи с началом войны, эти реформы будут отложены на какое-то время.

Не знаю, поверил ли он мне, скорее не очень, но и на немцев мы не были похожи. Поразмыслив, он вероятно решил сейчас не идти на конфликт с неизвестными последствиями, поскольку сила была на нашей стороне, а быть начеку и посмотреть, какие будут мои дальнейшие действия. Скорее всего, при случае он доложит о таких обмолвках особистам, но сейчас спорить со мной ему было не с руки.

— Вы думаете, это война? — задал он волнующий его вопрос.

— Война.

Как нам ни казалось, что такое невозможно, мы все-таки оказались в прошлом, на 40 лет назад. Здесь была настоящая война, где в любой момент можно погибнуть, получить ранение, попасть в плен. Скорее всего, мы больше не увидим своих родных и близких. От осознания этого факта становилось не по себе. Но сделать ничего было нельзя, раз уж попала собака в колесо, пищи, а беги. Остается только показать, на что мы способны и успеть залить побольше горячего сала немцам за шиворот. Эта мысль позволяла сохранять самообладание.

Меня, конечно, страшно разбирало любопытство, что же хранится на этом складе, но видя настороженность начальника караула, я решил, сначала не давить на него, а попытаться склонить к сотрудничеству. Я видел, что он растерян, не знает, как ему быть дальше и что делать в сложившейся обстановке и решил сделать вид, что мы уезжаем.

— Ну ладно, товарищ младший лейтенант, счастливо оставаться, а нам свое задание нужно выполнять.

Конечно, был риск, что он просто попрощается с нами, и мы уедем ни с чем, но уж больно растерянно выглядел этот начкар. Остаться опять самим в этом лесу в полной неизвестности. К тому же, его, вероятно, очень беспокоила ночная перестрелка с неизвестным противником. Мне даже его стало немного жаль. И я не ошибся в своих расчетах.

— Товарищ лейтенант, а как же мы, что нам делать?

— Ну, не знаю, — с задумчивым видом начал я, — из Гороховской комендатуры теперь вряд ли приедут. Немецкие самолеты сильно бомбили город. У вас есть два варианта, либо ждете распоряжений из своей комендатуры, либо выполняете новые распоряжения старшего по званию, ведь в уставе написано, что выполняется последнее приказание. К тому же, исходя из обстановки, вы так и будете охранять этот склад, но, подчиняясь командиру нашего дивизиона.

— Разрешите подумать?

— Конечно, но времени на размышление вам, не более пяти минут, мы и так задержались.

Подойдя через пять минут, Коровин сказал:

— Я согласен, временно, перейти в подчинение командира дивизиона.

— Хорошо, а теперь расскажите, что же за склад вы охраняете?

— Точно не знаю, вечером не успел осмотреть, а утром не до этого стало, а раньше на этом складе мы не стояли.

— Ну, пойдемте, посмотрим, сейчас в хозяйстве любая мелочь пригодится.

Мы вместе прошли на территорию склада. Часовые службу несли исправно.

Хотя они прекрасно видели, кто идет, по уставу останавливали нас окриком:

— Стой, кто идет?

— Начальник караула.

— Начальник караула ко мне, остальные на месте.

Коровин подходил к часовому, после его разрешения подходили и мы с Сорочаном.

Склад представлял из себя участок леса вдоль дороги, обнесенный колючей проволокой, закрепленной на стволах деревьев. Ровными рядами стояли штабеля деревянных ящиков разных размеров. По тому, как они были сложены, было видно, что это, во всяком случае, не артиллерийские боеприпасы. Изучение маркировок на ящиках подтвердило наши предположения. Это был склад стрелкового оружия и боеприпасов к нему. В одном штабеле лежали ящики с самозарядными винтовками СВТ-38, в другом- с автоматами ППД, в третьем — с пулеметами ДП. Отдельно стояли штабеля ящиков с патронами. Хранившимся здесь оружием можно было вооружить целый полк.

— Ваши бойцы вооружены винтовками Мосина, — уточнил я у Коровина.

— Да и по десять патронов на каждого, точнее, осталось штук по пять на винтовку.

— Как обращаться с ППД знаете?

— На занятиях изучал разборку и сборку, но опыта стрельбы нет.

— Вскрывайте ящики с ППД и патронами к ним. Вооружите ими караул. У каждого должно быть по два снаряженных диска с собой и по сотне патронов в запасе. Если необходимо, проведите занятия по изучению оружия. Используйте отдыхающие смены и пять моих бойцов.

— Разве мы имеем право, распоряжаться этим имуществом? Ведь не было никакого приказа!

— Товарищ младший лейтенант. Если вы не поняли, началась война! Фашистская Германия напала на СССР! По законам военного времени вы обязаны выполнять приказы старших по званию. Вы что думаете, если на вас нападет более крупная группа немецких диверсантов, вы с трехлинейками сможете от них отбиться? Да они передушат вас как котят! Тем более, что я не предлагаю вам разбазаривать оружие, а приказываю усилить огневую мощь вашего караула. Кто в карауле умеет работать с пулеметом?

— Я и еще два человека.

— Тогда соберите пять пулеметов ДП, снарядите по три диска. По периметру отройте стрелковые ячейки, возле ворот установите пулеметы, вы со своим будете резервом. В ячейках создать запас патронов.

В это время мы подошли к ящикам с гранатами.

— Раздайте по пять гранат и по десятку выложите в каждой ячейке. На перевооружение вам — один час, ячейки должны быть готовы через два часа.

Все понятно? Вопросы есть?

— Все понятно, вопросов нет.

— Отдавайте необходимые распоряжения и подходите ко мне, поработаем с картой. Выполняйте!

— Есть!

— Сорочан, выдели пять человек в помощь караулу, броник разверните, на расстоянии пятьсот метров на дороге выставить боевое охранение с рацией. Для нас подготовьте десять ППД и по паре снаряженных дисков на каждый. Из пяти пулеметов — два возьмем с собой. В БТР загрузите по цинку патронов на каждый автомат и десяток цинков с пулеметными патронами, они должны подойти для ПКТ. Об исполнении — доложить!

— Есть!

Отдав распоряжения, я сел на ящик и достав карту стал ждать Коровина.

Эти склады не давали мне покоя. Для чего их здесь разместили? Ведь если есть стрелковое оружие, могут быть и артиллерийские склады, склады с горючим, продовольствием! Но почему почти у границы? И тут я вспомнил! Незадолго до отъезда, по совету Абросимова, я купил книгу воспоминаний генерал-майора Петрова, который начинал войну как раз в этих местах. Дивизион, в котором он был старшим на батарее, стоял под Владимиром-Волынским. Эта книга сейчас лежала в моем чемодане у старшины дивизиона. В ней описывались предвоенные дни и первые месяцы войны. Там-то я и читал, что по планам советского командования, после объявления Германией войны и проведения мобилизации, именно в эти районы должны были прибывать части для получения вооружения, боеприпасов и техники. Неожиданное нападение без объявления войны, перечеркнуло все эти планы, но на наше счастье, склады остались.

Подошедший Коровин доложил, что оружие подготовлено и роздано бойцам, короткие занятия по обращения с ППД проведены, ячейки откапываются, к сроку будут готовы. Пригласив его подойти ближе, я развернул на ящике карту и попросил показать, где еще находятся склады. Поизучав минут пять карту, он стал указывать места, делая привязку к населенным пунктам.

— Более точно сказать не могу, на вашей карте нет тех дорог, по которым обычно нас возили.

Отметив предполагаемые районы на карте, я пошел к БТРу доложиться по радио в дивизион. Вызвав "Гвоздику", попросил пригласить к рации "Первого". Минут через пять из наушника послышался голос Абросимова:

— Первый на связи, докладывайте.

Как мог кратко, я доложил о складе, о предполагаемых местах нахождения других складов, о том, что караул склада подтверждает, что сегодня 22 июня 1941 года.

Сказал и о книге Петрова и о своих выводах.

Через пару минут, необходимых чтобы разложить карту, я стал диктовать координаты складов. По окончании, он дал команду ждать дальнейших распоряжений.

Выбравшись из БТРа я присел на пустой ящик от патронов, установленный расторопными разведчиками под деревом, на манер скамеечки.

Ко мне подошел Коровин.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться?

— Присаживайтесь, товарищ младший лейтенант, — указал я ему на соседний ящик — какие будут вопросы?

— У вас отличное оружие, зачем вы берете себе еще и ППД?

— Хороша наша Маша, но на нее мало патронов! — усмехнулся я. — Мы ведь не на войну ехали, у нас опытные образцы и наших патронов нам хватит минут на пять хорошего боя. Вы тоже патроны экономьте, хоть у вас здесь их ящики, но война только начинается, а подвоза уже не будет.

— Как не будет? — удивился Коровин — скоро подойдут наши части, и мы погоним немцев, будем бить врага на его территории!

— Мне бы самому хотелось, чтоб так и было. Однако могу только сказать, война будет долгой и тяжелой, но мы выстоим, разобьем немцев и дойдем до Берлина. Очень многие погибнут и многое будет разрушено. Не спрашивайте, откуда мне это известно, все узнаете в свое время. Но то что я вам сказал, хорошенько запомните. Как бы ни сложились наши судьбы, где бы вы ни оказались, знайте, мы все равно победим. И чем больше каждый из нас сделает, тем быстрее придет победа!

Коровин задумался, а меня позвал радист:

— Товарищ лейтенант, "Гвоздика" на связи!

Забравшись в броник, я нацепил на голову наушники и позвал дивизион:

— "Гвоздика" "Гвоздика", я "Буссоль", прием.

— "Буссоль", я "Гвоздика". Ваша информация подтверждается другими группами. Продолжайте движение по определенному ранее маршруту. Караулу — продолжать несение службы, от нас подойдут машины за оружием и привезут им продовольствие. При появлении наших отступающих — концентрировать их в районе склада. Для организации связи оставьте одного человека с радиостанцией. Как поняли? Прием.

— "Гвоздика", я "Буссоль", Все понял, выполняю. Дайте позывной для оставляемой станции. Прием.

— "Буссоль", я "Гвоздика". Позывной для склада — "Роща -1". Прием.

— "Гвоздика", я "Буссоль", Все понял. Конец связи.

Выбравшись наружу, я подозвал Коровина и передал ему приказание командира дивизиона.

— Товарищ младший лейтенант, вам все понятно?

— Непонятно, о каких наших отступающих идет речь?

— Немцы, после прорыва или обхода линии обороны укрепрайонов, будут двигаться по хорошим дорогам. На карте видно, что такие дороги идут в направлениях на Ковель, Луцк и Горохов. А остатки наших частей будут пробираться на восток по лесам. Не исключено, что они на вас наткнутся.

— Неужели вы думаете, что немцам удастся продвинутся так далеко?

— Немецкая тактика заключается в том, что ударными группировками по хорошим дорогам они быстро продвигаются вглубь нашей территории, отрезают пути снабжения, а потом добивают окруженные части, оставшиеся без боеприпасов и горючего. Поэтому я вам и говорил, что патроны надо беречь.

Позвав сержанта Мавроди, я приказал ему взять одну Р-108, усилитель УМ-2 и организовать связь с дивизионом. Место для станции определили в окопчике начальника караула. Развернув рацию и подключив УМ попытались вызвать дивизион, однако нас, очевидно, не слышали. Только после того, как подключили антенну бегущей волны, связь появилась. При подготовке к отъезду на учения, я приказал провести контрольно-тренировочный цикл всем аккумуляторам радиостанций и теперь проблемы с ними не было. Давая инструктаж радисту, я приказал ему беречь ресурс аккумуляторов и на передачу работать только в случае крайней необходимости.

За всеми этими делами время пролетело незаметно, однако часы показывали уже полчетвертого. Солнце переместилось на юго-запад и нужно было поторапливаться. Попрощавшись с Коровиным, мы погрузились на броню и двинулись. Доехав по дороге до уже знакомой поляны с перекрестком, свернули на запад и снизив скорость продвигались в сторону границы. Впереди, в семи-восьми километрах должна была проходить дорога Владимир-Волынский — Горохов.

Не доехав до дороги чуть больше километра, мы услышали в той стороне гул авиационного мотора, а затем разрывы бомб и пулеметную стрельбу. Подъехав к дороге на расстояние в метров триста, загнали БТР между парой густых дубов.

Взяв пулемет ДП, мы с Сорочаном и еще тремя бойцами, осторожно направились к дороге. Добравшись до опушки, увидели, что на дороге стоит небольшая колонна, из четырех машин, которую штурмует пара "мессершмиттов". Две машины, развороченные бомбами, горели, а две другие "мессеры" добивали пулеметным огнем. Возле машин лежали тела, то ли убитых, то ли раненых, а один человек, лежащий на спине в неглубокой ямке, метрах в двадцати от дороги, стрелял по самолетам из винтовки. Видно было опытного солдата. Движения его были уверенны, целился он тщательно, но стрельба результата пока не давала.

Немецкие летчики очевидно его видели, но хотели сначала поджечь оставшиеся машины, оставив наглого стрелка на закуску.

Опушка была метрах в двухстах от дороги, солнце, хотя и светило нам навстречу, было еще высоко, и пролетавшие почти над дорогой самолеты были хорошей целью.

— Ну что Сорочан, причешем немного фрицев?

— Как прикажете, товарищ лейтенант!

Хотя Абросимов и приказывал нам избегать боестолкновений с противником, но это же были не наземные части, к тому же руки так и чесались проучить обнаглевших немцев. Рядом оказалось очень удобное дерево с развилкой, в которую Сорочан и пристроил пулемет. Проверив установки прицела, он зарядил оружие и стал ждать очередного захода "мессеров". Уверенные в своей безнаказанности, они проводили штурмовку на минимальной скорости и высоте. Начиная стрельбу издалека, они затем проносились на самой колонной. Как раз в такой момент Сорочан и выпустил по ведущему длинную, на полдиска, очередь. Самолет дернулся, за ним появился шлейф и круто отвалив в сторону он стал набирать высоту. Вероятнее всего, мы ему повредили систему охлаждения и пока двигатель не остановился, летчик хотел подняться повыше. Я крикнул: "Быстро уходим!" Схватив пулемет мы, как лоси, ломанулись вглубь леса. И как раз вовремя. Разозленный летчик второго самолета прошелся пулеметной очередью по опушке, а затем развернувшись, стал догонять своего ведущего. Поняв, что самолеты удаляются, мы вернулись на опушку.

Дерево, с которого стрелял Сорочан, было все посечено пулями.

— Метко стреляет гад, — сказал Сорочан дрогнувшим голосом.

— Ну ты, положим, не хуже — подбодрил я его.

На дорогу, к машинам, начали собираться уцелевшие, лежавшие до этого в кюветах и ямках. Подошли и мы. Крепкий старшина, со светлыми волосами и густыми пшеничными усами на загорелом лице, забросив за спину винтовку, из которой он стрелял по самолету, руководил работами. Сначала, заметив нас, люди насторожились. Но увидев, что мы держим оружие за спиной и ведем себя спокойно, успокоились тоже. Подойдя ближе, я спросил: "Кто старший?" Старшина представился — старшина Таращук. Оказалось, это взвод обеспечения одного из дивизионов, прикрывавших Владимир-Волынский укрепрайон (УР), направлялся на склады боепитания во Владимире-Волынском, за снарядами. Ехавший в первой машине лейтенант, командир взвода — погиб. Две оставшиеся машины чудом уцелели. Конечно кабины и кузова были посечены пулями, но двигатели завелись и колеса целы. Пока мы помогали грузить в кузова убитых и раненых, старшина Таращук рассказал, что ДОТы УРа и поддерживающие их дивизионы не дают немцам переправиться через Буг. Однако, незавершенность строительства огневых точек УРа, позволяет немцам мелкими группами просачиваться в наш тыл и обстреливая, пытаться сеять панику. А действующие немецкие диверсионные группы одновременно, перед началом обстрела, вывели из строя всю проводную связь с вышестоящими штабами. На прощание мы подарили Таращуку пулемет и три диска с патронами.

— Ну теперь гады, пусть прилетят, — погрозил он кулаком в небо.

Мы расстались, а на дороге остались сгоревшие остатки машин и бурые, быстро темнеющие пятна крови раненых и убитых. Первых раненых и убитых виденных нами так близко.

Мы направились к своему БТРу. Все шли молча, внимательно вглядываясь в темнеющий лес. Настоящая война становилась суровой явью. Если б мы не отбежали в лес, то сейчас у нас тоже могли быть убитые или раненые. С непривычки, от этих мыслей, неприятный холодок пробегал по коже. Услышанная информация о просочившихся немцах, заставляла с особенным вниманием всматриваться в глубину леса. Дело усугублялось тем, что в основном, мы были уроженцами степных районов. Лес был нам мало знаком. Если раньше мы в него и попадали, то ненадолго. У нас, в Краснодарском крае, лес только в горах. Иногда я ездил с друзьями в район Хадыженска или Горячего Ключа собирать грибы и кизил. Но то был мирный лес, максимум, что нам угрожало — заблудиться.

Встретивший нас Мавроди ворчал:

— Претесь через лес как слоны, вас за километр слышно!

Мавроди, хоть и был моим земляком, с Кубани, вырос в предгорном районе, где лес был частью их жизни. Летом, во время каникул, он с такими же пацанами и кем-то из родителей, уходили в лес на несколько дней, представляя себя, то партизанами, то разведчиками. Став постарше, ходил с отцом на охоту.

— Не бурчи! — сказал я — Назначаю тебя старшим Лешим, будешь нас всех учить, чтоб мы в лесу были как тени. А то действительно, разведка, а ходим по лесу как туристы!

Пока пришедшие рассказывали о наших похождениях, я связался с дивизионом и доложил о том что узнал, умолчав, правда, о нашей стрельбе по самолету.

Через время, вышедший на связь нач. штаба Васильев, приказал возвращаться к складу и сказал, что машины сегодня не придут а ночевать мы будем у склада.

Погрузившись на броню мы тронулись в обратный путь. Вечерело, солнце опускалось все ниже и в лесу становилось сумрачно. Все внимательно вглядывались в мелькающий по сторонам лес. Хотелось до наступления темноты добраться к складу.

У склада мы были уже в сумерках. При подъезде я связался с нашей рацией на складе и предупредил, что мы скоро подъедем, чтобы нас в темноте не обстреляли.

По приезду нас ждал горячий ужин из каши с тушенкой и чая. Только сейчас мы почувствовали, как проголодались. Наскоро поужинав, я приказал загнать БТР внутрь ограждения и развернуть передом в сторону ворот, а сам с Коровиным, пока окончательно не стемнело, пошел проверить, как выполнены окопы и несется служба часовыми.

За время нашего отсутствия по периметру было вырыто несколько стрелковых ячеек в полный рост, которые соединялись между собой неглубокими ходами сообщения. В ячейках были сделаны ниши, в которых выложены запасные диски к ППД и гранаты.

— Я вижу, вы поняли, — сказал я Коровину — что теперь у нас основная задача — оборона склада. Часовые должны нести службу в отрытых ячейках, готовые в любой момент принять бой. Завтра необходимо почистить периметр от кустарника на расстоянии двадцать метров от ограждения, чтоб к забору невозможно было подкрасться незамеченным. Ходы сообщения необходимо углубить, хотя бы до одного метра. Если какие будут вопросы, я в БТРе.

Стемнело, мы стали устраиваться на ночлег. Солдаты, разложив брезент, чистили оружие. Я тоже разобрал и протер свой ПМ (пистолет Макарова), пару раз для тренировки, разобрал ППД. Распределив, кто в какое время дежурит в башне у пулеметов, я забрался в БТР, сел на командирское место и собрался спать. Уставшее тело требовало отдыха, после сытного ужина мысли ворочались в голове медленно.

Последнее, что я подумал перед тем как уснуть, что другие группы нашли что-то более важное, поэтому машины и не пришли. Как оказалось позже, так и было.

Прапорщик Мисюра.

Хотя никто пока так и не понял, где и как мы оказались, ясные и четкие команды Абросимова немного успокоили людей. Да и работа не оставляла много времени на размышления. Я тоже трудился как пчелка. В первую очередь, нужно было снабдить уходящие разведгруппы продуктами и боеприпасами, затем выдать боеприпасы остальным. Не забывал я и о необходимости приготовления пищи. Война войной, а голодный солдат — плохой вояка. К тому же, за время путешествия в вагонах, сухпай уже всем надоел, хотелось нормальной еды. За всеми этими хлопотами, я не замечал как бежало время. Неожиданно сзади раздался голос:

— Товарищ прапорщик, вас командир дивизиона зовет.

Обернувшись на голос, я увидел белобрысого, невысокого солдата, в неуклюже сидящей форме, топорщащейся из-под ремня.

— Ну вообще молодняк оборзел! Товарищ солдат, вас что, не учили, как нужно обращаться к старшему по званию?

Видя мое недовольство, солдатик одернул гимнастерку, поправил пилотку и подтянувшись, четко кинул руку к виску.

— Товарищ прапорщик, разрешите обратиться?

— Ну вот, это другое дело, а то не артиллерист, а какой-то стройбатовец! Обращайтесь!

— Товарищ прапорщик, вас срочно вызывает командир дивизиона, подполковник Абросимов.

— Понял.

— Разрешите идти?

— Идите.

Четко повернувшись, солдат сделал несколько шагов почти строевым шагом, а потом, перешел на неторопливую рысцу, имитируя бег.

Может и зря я на пацана напустился, но расслабляться сейчас нельзя.

Быстрым шагом я направился к КШМке комдива, гадая, зачем я ему понадобился, да еще так срочно.

Абросимов уже ждал меня.

— Виктор Петрович. Ты один из немногих в дивизионе имеешь реальный боевой опыт, поэтому для тебя есть особое задание. Дело вот в чем. Сейчас капитан Профатилов сообщил, что с востока в нашу сторону движется странная цель. Предположительно, это подбитый немецкий бомбардировщик, идет на маленькой скорости с постоянным снижением. По расчетам Профатилова, он может упасть километрах в пятнадцати от нас. Нужно бы посмотреть на этот самолет и если получится, взять пленного. Послать мне больше некого, огневые взвода заняты, разведчики уже убыли, так что бери пять человек своих водителей и на БТРе Профатилова выдвигайтесь к предполагаемому месту падения аэроплана.

Действуйте аккуратно, на рожон не лезьте. Если кто-либо раньше вас будет на месте падения, к самолету не приближайтесь. Нам сейчас нежелательно контактировать даже с нашими, пока не разберемся в обстановке. Позывной у тебя будет "Брикет". ППРУ Профатилова стоит на горке, так что связь с ним у тебя должна быть нормальная. Времени на сборы практически нет, так что максимум через десять минут, вы должны уже быть в пути. И еще, постарайтесь свести необходимый радиообмен до минимума.

Получив приказание командира дивизиона, я соединился по телефону с "Оводом", попросил у капитана Профатилова наведения на предполагаемую точку вынужденной посадки, а также договорился о частотах для радиосвязи. Зайдя по дороге в расположение зенитчиков, где меня уже ждал БТР, я забрался на броню и мы покатили за моими бойцами. Пока солдаты грузились на броню, я приказал кинуть в БТР по паре вскрытых цинков с автоматными и пулеметными патронами. Сев на место командира, я дал команду "вперед". Стараясь не отклоняться от указанного зенитчиками направления, БТР бодро бежал по лесной дороге. Километров через семь мы выехали на берег реки Луга. В этом месте река была не сильно широкой, метров сорок-пятьдесят, хуже было то, что берега были топкими, болотистыми.

Ниже по течению был небольшой песчаный пляжик, удобный для выезда. Хотя спустится в реку можно было и здесь, я, на всякий случай, решил немного запутать наши следы. Поэтому, проехав по берегу вверх по течению с полкилометра, мы въехали в реку и БТР, бодро пофыркивая водометом, поплыл по течению к выбранному мной пляжу. Уверенно выбравшись из воды, поблескивая мокрыми бортами, броник двинулся дальше. Проехав еще километров пять, мы остановились и стали ждать появления самолета. Все навострили уши, прислушиваясь. Даже башенный стрелок БТРа высунулся из люка. Самолета нигде не было видно и я уже собирался связаться с "Оводом", когда сначала услышал, а затем увидел идущий с заметным снижением двухмоторный самолет с четко видимым крестом на фюзеляже и свастикой на хвосте.

— Юнкерс-88, — сказал башенный стрелок.

— А ты откуда знаешь?

— Я, товарищ прапорщик, авиацией с детства увлекаюсь, даже в училище хотел поступать, да на медкомиссии зарубили!

— Ну да, а теперь в ПВО служишь! Как там у вас говорится? Сами не летаем и другим не дадим!

— Я бы с удовольствием в авиации служил, даже в БАО[9], лишь бы к самолетам поближе, да кто меня в военкомате спрашивал!

Самолет продолжал снижаться, было видно, что один двигатель не работает и из него тянулся небольшой шлейф дыма, но огня не было видно. Второй двигатель работал с перебоями, но еще тянул машину, которая быстро теряла высоту. Снижаясь, самолет кренился то на одно, то на другое крыло, похоже, что пилот искал место, куда можно попытаться посадить самолет. Немного развернувшись, вероятно летчик увидел там подходящую площадку, самолет скрылся за холмом. Через время послышался скрежет и глухой удар. Однако взрыва не последовало, значит, можно было предположить, что посадка произошла более или менее успешно.

Выдерживая направление к месту приземления, БТР вынужден был двигаться по бездорожью, но два двигателя и четыре ведущих моста позволяли поддерживать приличную скорость. Выскочив на вершину холма, я в бинокль увидел в 2–3 километрах на запад лежащий на брюхе самолет. За то небольшое время, пока мы его не видели, самолет сильно изменился. Лопасти винтов были согнуты, хвост самолета валялся метрах в пятидесяти от фюзеляжа, очевидно, чтоб не скапотировать, летчик сажал самолет на хвост, чтобы первый удар пришелся именно на него. Хотя хвост и отвалился, зато фюзеляж был практически не поврежденным, если не считать разбитого остекления штурманской кабины, и нижней кабины стрелка. Людей возле самолета видно не было. Приказав водителю подъезжать со стороны левого крыла, я внимательно наблюдал за самолетом и обстановкой вокруг него. Верхняя кабина самолета не пострадала, заросли густого кустарника смягчили удар о землю. Вдруг в стеклянном фонаре кабины, я увидел человека. Открыв кабину он вылез на крыло и развернувшись, стал вытаскивать из кабины тело другого летчика. С трудом вытащив его, он уложил тело возле крыла, а сам опять полез в кабину. Наклонившись внутрь, он стал вытаскивать еще одно тело. Вероятно, изнутри ему кто-то помогал, так что вскоре и второе тело лежало возле крыла. Обессиленный, он опустился на землю рядом с ними. Неожиданно зашевелился ствол пулемета, торчавшего из задней части кабины. Посмотрев в бинокль, я увидел, что один из летчиков пытается снять пулемет с турели. Этого нельзя было допустить, и я дал команду водителю на максимальной скорости подъехать к самолету. Ревя обоими двигателями и пуская клубы сизого дыма 70-ка, подлетела к самолету буквально за какой-то десяток секунд. Летчик сидевший на земле, видно не отойдя от тяжелой посадки, практически не оказал сопротивления. А стрелка в кабине очень впечатлила короткая очередь КПВТ, данная по задней части фюзеляжа. Соскочившие на землю бойцы, взяли летчиков на прицел. Помахав сидящему в кабине, я крикнул: — Ком! Ком! Аккуратно, стараясь не делать лишних движений, он выбрался из кабины и спустившись на землю поднял руки. Разоружив и связав обоих, я проверил лежащих не земле. По тому, как они лежали, было видно, что "двухсотые". На всякий случай проверив пульс, я еще раз в этом убедился. Забрал их документы и оружие.

Оставив бойцов охранять пленных, я связался с дивизионом и доложил обстановку. Амбросимов приказал осмотреть самолет и не задерживаясь, возвращаться в расположение. Обходя самолет, я увидел многочисленные дырки на правом крыле. По вывернутым вверх краям можно было предположить, что ниже самолета, ближе к правому двигателю, разорвался крупнокалиберный зенитный снаряд. Своими осколками он повредил двигатель. Забравшись на крыло, я заглянул в кабину, и отметив про себя, что бензином не пахнет, залез внутрь бомбардировщика.

В кабине было четыре места. Два в верхнем фонаре, вероятно пилота и стрелка-радиста, так как рядом находилась радиостанция, в носу фюзеляжа, перед разбитым сейчас остеклением, находилось место штурмана, там же был еще один пулемет, искореженный ударом. Нижняя кабина стрелка вместе с пулеметом была полностью снесена ударом об землю. Возле места штурмана и нижнего стрелка темнели пятна крови. Скорее всего, они погибли от осколков этого же снаряда. Запасные короба с патронами хоть и разлетелись по кабине, уцелели. Сняв с турели единственный уцелевший пулемет, я позвал солдат и передал им пулемет и все найденные короба с патронами. Оглядев кабину, на предмет, что тут еще может пригодиться в хозяйстве, и можно быстро снять, я увидел возле места штурмана большой планшет. Похоже полетная карта! Ладно, командир сказал не задерживаться, так что пора ехать домой.

Загрузив летчиков в БТР и приказав бойцам не допускать общения между пленными, я устроился снаружи, свесив ноги в командирский люк и облокотившись на пулемет. Уже переваливая через холм, я оглянулся и увидел вдалеке полуторку, появившуюся из леса, но броник нырнул вниз, и подробнее рассмотреть я ничего не успел. Эта полуторка меня заинтересовало, поэтому остановив броник у подножья холма, я, прихватив с собой одного из бойцов, вернулся на вершину, и пристроившись за густым кустом, стал наблюдать.

Появившаяся из леса машина, подпрыгивая на кочках, довольно-таки быстро ехала к упавшему самолету. В кузове сидело с десяток бойцов. Видно было, как их мотает на кочках. Не доезжая до самолета метров пятьдесят, машина остановилась. Из кабины выскочил человек в фуражке, вероятно офицер. Солдаты выпрыгнули из кузова и разворачиваясь в цепь, стали полукругом охватывать самолет. Один из солдат, с пулеметом ДП, остался в кузове, поставив сошки пулемета на кабину.

Хотя прибывшая группа захвата действовала достаточно грамотно, их ожидало разочарование. Ну что ж, кто не успел, тот опоздал! Через время из-за самолета появился офицер, и стал внимательно рассматривать следы, оставленные колесами нашего БТРа. Пора было сматываться. Доехав до речки, мы повторили тот же трюк, запутав следы, а выбравшись на противоположный берег и немного отъехав остановились. Нарубив веток, мы вернувшись, чтобы разровнять и замести свои следы на берегу. Усложнив, таким образом, задачу возможной погоне, уже не задерживаясь, направились в дивизион.

Возле КШМки комдива, кроме Абросимова и Васильева, нас уже ждал начальник разведки капитан Суховей, которому мы и передали пленных. Рассказав командирам подробности нашей поездки, в том числе и о полуторке, я поинтересовался, кому сдавать трофеи. На что Абросимов удивленно заметил:

— Как кому? Ты ведь у нас главный завхоз, тебе и принимать трофеи.

Я построил солдат, Абросимов поблагодарил нас за службу и отпустил.

Уже подходя к расположению своего взвода, я почувствовал запах свежеприготовленной каши и с удивлением вспомнил, что из-за всей этой беготни ни мои солдаты, ни я, с утра еще не ели. Этот промах нужно было немедленно исправить!

Часть 2

Старший лейтенант Лучик.

Этот год, хоть он был и не високосный, оказался для меня неудачным. Окончив семь лет назад университет, по специальности "химик", я отработал пять лет в школе, в которую попал по распределению, вернулся домой и два года назад смог устроится на хорошую работу, дежурным оператором на химический завод. Работа была непыльная, пульт управления находился в отдельном здании, на втором этаже. В смене было по два человека, стоял стол для настольного тенниса. Мы во время смены частенько играли, поглядывая на приборы и прислушиваясь к аварийной сигнализации. Платили неплохо, словом, жизнь налаживалась. В этом году мне исполнялось тридцать лет, после тридцати в армию уже не забирали. После очередных сборов, получив звание старшего лейтенанта, я надеялся, что в армию я так и не попаду. Но не тут-то было! В середине января я получил повестку из военкомата. Явившись туда, я узнал, что меня призывают на два года. Все что я добился — летело коту под хвост. Хотя по закону я имел право вернуться на то же место работы, с которого уходил в армию, но кто же уступит мне такое теплое местечко. Короче, жизнь круто развернулась, и уже через неделю я принимал взвод управления второй батареи этого дивизиона. За прошедшие годы я практически забыл все, чему учили на военной кафедре. Хорошо, что в дивизионе были еще офицеры-двухгодичники. Все они были моложе меня, т. к. были призваны сразу после окончания ВУЗов. Конечно, было тяжело привыкать к новой жизни, но постепенно я втянулся в новый распорядок и даже появился какой-то интерес. Из бывших студентов особенно выделялся Миша Гелеверя. Если остальные изучали только то, что положено по должности, то он всегда старался узнать по больше. Приставал с вопросами по артиллерийской стрельбе к кадровым офицерам, уточнял тонкости при выполнении огневых задач. Может быть это кому-то и не нравилось, но комдив Абросимов поощрял его интерес. Это давало свои плоды. На зимних стрельбах он, единственный из "двухгодичников" отстрелялся на отлично. Точно подготовив данные, он уже вторым снарядом попал прямо в указанную цель, чем удивил присутствовавшего на НП начальника штаба дивизии.

— Кто этот лейтенант? — спросил он у командира дивизиона.

— Командир разведвзвода батареи управления лейтенант Гелеверя — ответил тот.

— Кадровый?

— Нет, "двухгодичник", прошлой осенью прибыл в дивизион.

— Очень неплохо стреляет для "двухгодичника". Отметьте благодарностью в приказе по результатам стрельб.

Много помогал он и мне. Часто сидя в классе мы вместе разбирали непонятные для меня вопросы.

Вообще отношение к "двухгодичникам" в дивизионе, было хорошее. Все кадровые офицеры были настроены доброжелательно по отношению к нам. Хотя в общении между собой командиров батарей, чувствовалась некоторая напряженность. Я не мог понять, в чем причина, пока Гелеверя мне не объяснил:

— Мы "двухгодичники" для них не конкуренты. Нам не нужны ни должности, ни продвижение по службе. Отслужили два года и ушли. А каждый кадровый офицер хочет продвинуться в должности и получить звание повыше.

Подумай, четыре командира батарей, все капитаны на капитанской должности, а майорская должность начальника штаба дивизиона только одна, конкуренция!

В подтверждение своих слов он рассказал мне историю, произошедшую в одном из соседних полков, когда один из капитанов, считавшимся лучшим другом другого, узнав, что не его, а его друга, собирают назначить начальником штаба дивизиона, пошел к парторгу и заявил, что отзывает свою рекомендацию в партию, так как его друг алкоголик и его надо не повышать по должности, а гнать из армии поганой метлой. Не ожидавший такого предательства, его друг впал в запой, но и этому должность не досталась. Назначен был другой офицер, из соседнего полка.

Конечно, это уже крайний случай, но симптоматичный.

Все бы было нормально, но эта поездка на учения опять выбила меня из колеи.

А тут еще и непонятные явления в виде артиллерийской канонады и армады немецких самолетов. Получив приказание готовить разведгруппу, я поплелся в батарею. Командир батареи капитан Кравцов занялся огневыми взводами, сказав мне:

— Бери свой броник и людей из своего взвода, выберешь сам. На шоссе не суйтесь, старайтесь больше двигаться лесом. Если видите что-то непонятное, спешивайтесь в цепь, БТР сзади прикрывает. С собой обязательно бери радиста со 108-й рацией. Остальное думай сам, я занимаюсь техникой…

Построив взвод, я объявил, кто поедет со мной. Раздав задания, кому что делать, я направился к Михаилу посоветоваться.

Увидев меня, он отложил карту, которую изучал и улыбнулся:

— Ну что Ваня, готов к труду и обороне?

— Нет еще, пришел спросить, может, что подскажешь.

— У самого голова кругом от последних событий, ну да расскажу, что сам делаю, а ты выбирай. Патронов возьми побольше, броник замаскируйте ветками, видишь мои как стараются. 108-х раций возьми штуки три, пару усилителей УМ-2 и по два комплекта аккумуляторов. Еды возьми на три дня, воды в термосы.

— Слушай, ты как в экспедицию собираешься!

— Все это за плечами не носить! Броник повезет! Ты будешь действовать сам, если что случится, помощь может и не успеть. Так что надейся только на себя и своих бойцов! А запас карман не тянет! Распредели каждому сектор наблюдения и сигналы оповещения, чтоб в случае чего не орали дурным голосом. На шоссе не лезь, старайся двигаться просеками и лесными дорогами.

— Про шоссе мне Кравцов говорил.

— Правильно говорил. Короче, Ваня, готовься к худшему, тогда не пропадешь. А как оно повернется дальше, никто не знает. Да, перенеси с планшета топопривязчика наш пройденный маршрут себе на карту. При выезде запиши показания спидометра БТРа. Колея от колонны осталась заметная, так что по километражу будешь ориентироваться, где ты находишься.

Поблагодарив за советы, я пошел к себе на батарею собираться.

В 8-20 я подъехал к КШМке Абросимова. Денисенко и Омельченко уже были здесь. Через пять минут подъехал и Гелеверя. Увидев нашу маскировку, Абросимов похвалил нас, а Денисенко и Омельченко сделал замечание:

— Вы что, на прогулку собрались? Команда тщательно маскироваться вас не касается? После получения задачи не уезжать, пока не сделаете нормальной маскировки БТРов.

Получив задачу, мы сдали Васильеву документы, выписали частоты и позывные для связи. Мне достался позывной "Луна", Гелевере — "Буссоль", Денисенко — "Стержень", Омельченко — "Помело", который правда ему немного не понравился.

Сев впереди башни, я опустил ноги в люк над командирским сиденьем. Ноги упирались в спинку сиденья, а в случае опасности можно было просто спрыгнуть вниз.

Было уже около 9-00, солнышко начинало припекать, но ветки маскировки давали небольшую тень, скорость была небольшой, легкий ветерок овевал лицо, так что ехать было даже приятно. Наш след был хорошо заметен на дороге. Держа скорость около 10 километров, мы не спеша ехали по лесу. Эта поездка была бы приятной прогулкой, но звуки канонады с запада и пролетавшие на разной высоте самолеты напоминали, что все-таки мы не на прогулке! Дорога шла по густому лесу, иногда выскакивая на небольшие полянки и опять ныряя в лес. Прошло уже больше часа, и вдруг, при выезде на очередную полянку, БТР остановился.

— Что случилось? — спросил я водителя, наклонившись к люку.

— Товарищ старший лейтенант, посмотрите на дорогу!

Я стал внимательно рассматривать дорогу впереди. Сначала я ничего не понял, а когда понял, холодок пробежал у меня по спине. Глубокие следы нашей колонны, ясно видимые при въезде на поляну, постепенно становились все мельче и незаметнее, и с поляны в лес входила дорога уже без наших следов! Взяв с собой двух солдат, я медленно пошел по дороге через поляну. За нами оставались нормальные следы. Перейдя поляну, мы вошли в лес и тщательно осмотрели дорогу.

Следов нашей колонны не было абсолютно. Единственное, что нам удалось обнаружить, это старые, уже оплывшие следы от конной телеги.

— Как говорила девочка Алиса, все страньше и страньше! — пробормотал я.

Вернувшись к БТРу я вызвал дивизион и доложил Абросимову об увиденном.

Он помолчал минут пять, очевидно обдумывая мою информацию и сказал:

— Продолжайте движение до станции Сенкевичевка. По прибытию на станцию, доложить обстановку. Маршрут теперь выбирайте из условий соблюдения максимальной скрытности передвижения. При возникновении сложных ситуаций, докладывать немедленно. Задача ясна?

— Так точно!

— Выполняйте!

Прежде чем тронуться дальше, я стал внимательно изучать карту.

В принципе, нам теперь не обязательно придерживаться старого маршрута и двигаться параллельно шоссе. По лесным дорогам мы могли выйти прямо к станции. Большим неудобством было то, что нам нужно было пересекать шоссе Горохов — Луцк. Но его пересекать нам пришлось бы в любом случае. Вскоре такая лесная дорога нам и попалась. Свернув на нее мы поняли, что дальше на броне не поедешь. Ветви деревьев опускались очень низко и так и норовили смахнуть нас на землю. Опустившись в люк, я занял командирское место, а солдатам приказал занять места в десантном отделении и смотреть по сторонам через боковые приборы наблюдения.

Наконец, через два часа пути, впереди показался просвет. Взяв с собой трех солдат и радиста со 108-рацией, я отправился на разведку. Пройдя по дороге метров тридцать, мы вышли на опушку леса. Перед нами было шоссе Горохов — Луцк.

Дорога проходила по невысокой насыпи. Между дорогой и лесом была полоса, поросшая невысоким кустарником. Такой же кустарник был и с той стороны дороги, а дальше опять начинался лес. Лесная дорога, по которой мы приехали, выйдя на опушку, сворачивала влево и пройдя по опушке метров 150, пересекала шоссе, которое в этом месте делало поворот. Поворот был и с правой стороны, но расстояние до него было больше, метров триста.

В это время раздался звук авиационного мотора, пулеметные очереди и над нашими головами, на бреющем, пролетел "мессершмитт". От неожиданности мы попадали под кусты. Однако самолет стрелял не по нам. Из-за поворота вылетела полуторка. Гудя мотором и дребезжа от натуги, она неслась по шоссе. Неожиданно она резко остановилась, водитель и пассажир выскочили из кабины и залегли в кустах возле дороги. Подкравшийся "мессер" обстрелял машину из крыльевых пушек.[10]

Очереди прошли справа и слева от машины, не причинив ей вреда. Лишь только самолет стал удаляться, люди быстро прыгнули в машину, двигатель которой не глушили, и резко рванув с места, помчались по шоссе. Видно было, что такой трюк они проделывают не первый раз. Но в этот раз далеко уехать им не удалось. Быстро развернувшись, "мессер" зашел со стороны солнца, круто спикировал, и ударил по машине из фюзеляжных пулеметов. Очередь прошлась вдоль по машине, выбивая щепу из кузова и раздирая фанеру кабины. Машина заглохла, вильнула и съехав в кювет остановилась. Из кабины никто не появился. Заложив крутой вираж, летчик любовался своей "работой". В бинокль было видно, как он скалит зубы в довольной усмешке.

Я читал, что немецкие летчики, пользуясь отсутствием в воздухе нашей авиации, гонялись даже за одиночными машинами. Теперь подтверждение этому я видел собственными глазами. У него были еще две бомбы, но он не стал их тратить на одиночную машину. Играя с машиной, как кошка с мышонком, летчик, очевидно, получал от этого удовольствие, а когда игра надоела, просто добил добычу.

Убедившись, что самолет улетел, мы бросились к машине. Подбежав, мы увидели, что водитель и пассажир-лейтенант, оба мертвы. Проверив полевую сумку лейтенанта, мы нашли в ней только личные письма офицера.

Что заставляло их нестись под обстрелом, было непонятно. По мне, так пересидели бы немного, бензин или патроны у немца кончились бы, да и поехали дальше.

Перенеся тела к лесу, мы похоронили обоих под приметным дубом. Пробитые пулями и залитые кровью личные документы, вынутые из нагрудных карманов, я завернул в бумагу и уложил в сумку офицера. Если останемся живы, напишу их родственникам, как они погибли и где похоронены. Ведь кроме нас этого никто не видел. А сколько таких, погибших в начале войны, числится пропавшими без вести!

Выйдя на перекресток, я вызвал БТР, и убедившись, что на шоссе нет приближающихся машин, дал команду пересечь шоссе. Бодро гудя двигателями, броник вывалился из леса, проскочил по опушке и перевалив дорогу скрылся в лесу. Дорога шедшая в сторону станции была пошире, ветви деревьев склонялись не так низко и мы опять расселись на броне. От шоссе до станции по карте было около километра. Вскоре лес стал редеть и мы подъехали к опушке.

Остановив БТР, я стал на башню и в бинокль начал рассматривать открывшийся вид. Между лесом и станцией расстилался широкий луг, поросший редкими невысокими кустиками. Очевидно, он использовался для выпаса домашнего скота, т. к. сейчас на нем паслось стадо коров, голов сорок. Вскоре я увидел и пастуха, лениво шедшего по лугу и помахивающего длинным кнутом. Собак с ним не было, а гул нашего двигателя он очевидно не услышал. Хотя само село, по здешним меркам, было большим, железнодорожная станция была небольшой. Одноэтажное здание вокзала, размерами примерно 8 на 15 метров, старой, может быть даже дореволюционной постройки, выглядело опрятным и ухоженным. Имелась даже водонапорная башня из темно-красного кирпича, высотой метров двадцать пять. Недалеко от вокзала, из густых садов торчали крыши нескольких домиков, вероятно, там жили станционные работники. На территории станции никакого движения людей не наблюдалось. От станции до окраины села было метров триста. Хатки села скрывались за густыми ветвями садов. На некоторых огородах работали люди.

Рассматривая станцию и прилегающую к ней территорию, я обратил внимание на некоторую неправильность ландшафта. Присмотревшись внимательнее, я понял, что вся территория станции заставлена штабелями ящиков, небрежно прикрытых маскировочными сетками. В некоторых местах, то ли сетки не хватило, то ли ветер ее поднял, углы ящиков было очень хорошо видно.

Сев на башню, я задумался, как тут лучше поступить. Местность открытая, даже бегом ее быстро, а тем более незаметно, не преодолеешь. Выбрав место, где деревья сада особенно близко подходили к забору, я указал его водителю и сказал:

— Сюда поставишь броник, чтоб наши ветки казались продолжением сада, но в то же время башенный стрелок имел наилучший обзор. Идешь на максимально возможной скорости, однако на коров старайся не наезжать.

Построив солдат, я повел их к последним кустам опушки и стал ставить задачу.

— Сейчас рывком будем выдвигаться к станции. После остановки, Абитов и Степанов с рацией, занимают верхний этаж водонапорной башни и осуществляют наблюдение за окружающей местностью. Галенко и Шостаков с рацией идут со мной. Остальные занимают круговую оборону в указанных мной местах. Во время движения наблюдать в своих секторах и за воздухом. Без моей команды огонь не открывать. Скорость движения будет максимально возможной, так что держитесь крепко. Вопросы есть?

— Вопросов нет.

— Десять минут на подготовку радиостанций и проверку оружия.

Набрав скорость еще в лесу, наш БТР буквально выпрыгнул из кустов и громко гудя моторами понесся к станции, оставляя за собой сизый шлейф выхлопа. Испуганные коровы, задрав хвосты, бросились в рассыпную, стараясь быстрее убраться с дороги этого огромного, быстро несущегося и при этом страшно рычащего куста. Пастух, открыв рот от изумления, выронил свой кнут, а потом, опомнившись, бросился со всех ног вслед за коровами. Подлетев к указанному месту, броник резко затормозил и солдаты, как горох ссыпавшись на землю, разбежались выполнять поставленные задачи. Через пару минут все были на местах. Небольшая заминка вышла только с водонапорной башней. Висящий на входной двери замок пришлось сбивать прикладом. Мы с Галенко и Шостаковым направились к зданию вокзала. Центральную часть здания занимал зал ожидания, он же и кассовый зал. Вход в него был через две двери. Одна дверь выходила на перрон, вторая на маленькую площадь перед вокзалом. Через эту дверь мы и вошли внутрь и осмотрелись. Несколько дверей из внутренних помещений были закрыты. Небольшое окошко кассы тоже.

Вдруг одна из дверей открылась и в зале появился пожилой мужчина в форменной тужурке и фуражке с красным околышем. В его густых усах было несколько хлебных крошек. Скорее всего, своим появлением мы прервали его обед.

— Вы кто? — спросил я его.

— Я начальник станции, — с достоинством ответил он, — а вы кто?

— Командир взвода управления отдельного дивизиона старший лейтенант Лучик.

— Чем могу помочь пану офицеру?

— Я хотел бы подробнее узнать о ящиках, сложенных на территории станции и осмотреть их.

— Те ящики целую неделю разгружали военные. Как я знаю, они почти на каждой станции отцепляли от состава по одному-два вагона, а после разгрузки собирали в состав уже пустые вагоны. Последняя разгрузка была в пятницу. Обещали прислать солдат для охраны, но так никто и не появился. А теперь герман напал, то они никому наверно и не нужны!

— Мы осмотрим ящики.

— Та пожалуйста, вы ж военные.

Пройдя к штабелям, я стал рассматривать маркировку, нанесенную на ящиках. По маркировке выходило, что это были артиллерийские боеприпасы. Чтобы окончательно убедиться в этом, мы вскрыли один из ящиков. Действительно, в нем находились снаряды.

— Ну ни фига себе, — подумал я — если бы хоть одна бомба упала на эти ящики, то не только от станции, но и от села, остались бы одни головешки.

Оставив пост наблюдения на водокачке, я собрал своих солдат, роздал им по листку бумаги и карандашу, дав задание переписать маркировки и пересчитать ящики в каждом штабеле. Вызвав по радио дивизион, я доложил обстановку и рассказал о снарядах, сказав что сейчас точно пересчитываем, каких снарядов сколько.

Почти час мы считали ящики. В результате оказалось 300 ящиков 152-мм, 500 ящиков 122-мм, 500 ящиков 76-мм снарядов. Результаты подсчета были доложены в дивизион.

Через пол часа меня вызвал Абросимов и сказал:

— Машины за боеприпасами придут к 20–00. К этому времени постарайтесь организовать людей для погрузки. Вывозить будем всю ночь, сколько успеем. В первую очередь грузить наш калибр. Задача ясна?

— Так точно!

Легко сказать, но где их взять, этих людей. Наши ящики весом почти по сто килограмм. А 152-мм еще тяжелее. А ведь надо не только поднять их в кузов, но и хорошо уложить. Придется обращаться к начальнику станции. Очевидно увидев в окно, что мы направляемся в сторону вокзала, он сам вышел нам навстречу.

— Ну что, пан офицер, посмотрели?

— Посмотрели, хочу и вам кое — что показать.

Подойдя к открытому нами ящику, я приподнял крышку и спросил.

— Знаете, что это?

— Как не знать, воевал в первую мировую!

— Представляете, что будет, если все это взорвется!

— Большая беда будет!

— Вы можете нам помочь с людьми для погрузки, наши машины придут к вечеру, а людей у нас нет. Ведь это и в ваших интересах избавиться от такого опасного соседства. Чем больше будет народу, тем быстрей управимся.

— Я понял, пан офицер. Соберу сколько смогу. Вы правы, такое соседство нам ни к чему.

— Пока есть время, подготовьте и десятка два толстых досок, длинной метра по 4, что бы по ним волоком затягивать ящики в кузов.

Он пошел к домикам станционных рабочих, через время оттуда выскочил мальчуган и побежал в сторону села. Только теперь я обратил внимание, что на окраине села собралась небольшая толп любопытных, в основном женщин, которым хотелось узнать, что же происходит, но и подойти ближе они боялись.

Наблюдая в бинокль, я видел, как они окружили подбежавшего мальчугана, а через время стали быстро расходиться, опасливо оглядываясь на станцию.

Начальник станции сдержал свое слово. К тому времени, как стемнело, возле станции собралось человек пятьдесят. В основном крепкие мужики, лет сорок — сорок пять, но были и молодые парни. Принесенные доски были аккуратно разложены возле указанных мной штабелей. Вскоре из леса послышался гул двигателей. Первой появилась ЗСУ-шка. Не доходя до станции она повернула направо и заняла позицию на вершине небольшого холма. Крутанув туда-сюда башней, она замерла, только тарелка локатора продолжала вращаться. Следом за ней из леса показались 131-е ЗИЛы. Подойдя к станции, колонна остановилась.

Из головной машины появился мой комбат Кравцов. Доложившись ему, я указал, к каким штабелям подгонять машины. Началась погрузка. Все работали молча и сосредоточенно. Груженные машины немедленно уходили в ночь не дожидаясь остальных. Оказывается, Абросимов приказал во всех точках поворота маршрута поставить регулировщиков, так что заблудиться было невозможно.

К часу ночи наш калибр был весь вывезен и начали грузить 152-мм, но подбежавший солдат передал распоряжение Абросимова грузить 76-мм снаряды, а 152-мм оставить на потом. К утру все было закончено. Первые лучи солнца осветили развороченную колесами луговину. Шатаясь от усталости наши помощники расходились по домам. Поблагодарив за помощь, мы попрощались с усталым, но довольным начальником станции, погрузились в свой броник и поехали за уходящей колонной. Все устали так, что даже не хотелось есть. Пожевав сухарей, солдаты стали устраиваться подремать. Только отдохнувший водитель, которого я в двенадцать часов снял с погрузки и отправил отдохнуть, был бодр.

Как рассказал мне капитан Кравцов, часть снарядов отвезли в дивизион, а основную массу складировали в большом овраге, на пол пути от станции.

Последние машины с 76-мм снарядами приказали не разгружать. Они должны были идти к Гелевере.

— Интересно, — подумал я, — зачем это Мишке 76-миллиметровые снаряды?

Под убаюкивающий звук мотора броник мягко покачивало и облокотившись на радиостанцию я не заметил как задремал.

Часть 3

23 июня. Лейтенант Гелеверя.

Проснулся я от того, что кто-то тормошил меня за плечё. Светящиеся стрелки часов показывали 18 минут первого. Оказывается, заступивший в полночь на дежурство у пулеметов Сорочан, вылез из БТРа проветриться и услышал какие-то непонятные звуки. Постепенно они приближались, и Сорочан решил разбудить меня. Высунув голову в люк, я затаил дыхание и прислушался. Продолжавшаяся весь день канонада стихла, в верхушках деревьев шумел ветер. Однако в шум ночного леса добавлялись другие, непонятные звуки. Слышался мерный топот, позвякивание металла. Отправив Сорочана поднимать остальных, я перебрался на место водителя и включил прибор ночного вождения. Этот прибор работал в инфракрасной части спектра и его мощный инфракрасный прожектор был не видим простым зрением. На зеленом экране прибора хорошо была видна дорога на расстоянии 150 метров, т. е. практически до поворота. Звуки становились все громче и громче. Уже разбирались удары конских копыт о землю. Вскоре из за поворота показалась первая лошадь. Сидящий на ней человек был вооружен ППД, висевшим у него на груди. Вслед за ним шла четверка лошадей, тащившая небольшую пушку. За ней виднелась еще одна четверка с орудием. Оставив Сорочана наблюдать, я выбрался наружу и стараясь не шуметь, отправился к находящемуся недалеко окопчику Коровина. Он уже был у пулемета и напряженно вглядывался в темноту.

— Что за шум? — шепотом поинтересовался он.

— Скорее всего, наши отступающие, орудия на конной тяге.

— А как вы определили? Темно ведь, ничего не видно.

— На БТРе есть специальный прибор, позволяющий видеть в темноте.

— Ух ты! — как мальчишка удивился он.

— Будьте на готове, но без моей команды огня не открывать!

Возвратившись в БТР, я продолжил наблюдение за приближающейся колонной.

Вскоре колонна была у наших ворот. Ехавший впереди, очевидно командир, спешился, и подсвечивая себе фонариком с синим светофильтром, стал рассматривать ворота и дорогу. Аккуратно открыв водительский люк, я высунул голову наружу и громко крикнул.

— Всем стоять, не двигаться! При попытке сопротивления, открываю огонь на поражение!

Фонарик погас, но человек продолжал оставаться на месте. В колонне защелкали затворы, но никто не стрелял.

— Эй, в колонне, я что, неясно сказал?

Повернувшись назад, стоящий у ворот крикнул.

— Отставить! Не стрелять!

— Кто командир? Подойдите ко мне! — скомандовал я.

Солдаты Коровина приоткрыли ворота, а он сам провел вошедшего в ворота к БТРу. Открыв боковой люк я пригласил подошедших в машину. Закрыв люк, я включил внутреннее освещение. После темноты, неяркий свет плафонов казался ослепительным. Привыкнув к свету, я стал рассматривать вошедшего, он рассматривал меня, а Коровин крутил головой, с любопытством рассматривая внутренности БТРа.

— Командир разведвзвода 207-го отдельного дивизиона, лейтенант Гелеверя. — представился я.

— Командир второго огневого взвода, первой батареи, первого дивизиона 87-й стрелковой дивизии, лейтенант Гаранин.

Гаранин нам рассказал, что артиллерийские дивизионы 87 СД поддерживали доты укрепрайона. Прорвавшиеся немецкие танки вышли в район огневых позиций дивизиона. Вторая батарея дивизиона успела развернуть орудия и даже подбить один танк, но была полностью уничтожена. Орудиями первой батареи, огневая позиция которой была не далеко, было подбито два танка. Но прямым попаданием танкового снаряда было уничтожено одно орудие. Танки ушли в сторону Владимира — Волынского, по дороге наткнувшись на огневую позицию третьей батареи, где потеряли еще два танка. Третья батарея потеряла одно орудие и офицеров, убитых снарядом, разорвавшимся возле буссоли. Связь с командиром дивизиона и командирами батарей, которые находились в ДОТах УРа была потеряна. Собрав уцелевшие передки второй батареи, уцелевшие три орудия третьей батареи и погрузив на них раненых, артиллеристы укрылась в ближайшем лесу, оставив на месте ОП пост, для встречи посыльных или командования дивизиона. Снарядов осталось пятнадцать штук на все шесть орудий.

Прибывший на ОП, в единственной уцелевшей машине взвода обеспечения, старшина Таращук, сказал, что Владимир — Волынский захвачен немцами, их обстреляли немецкие мотоциклисты, повредив вторую машину.

Орудия, 76-мм пушки Ф-22 УСВ, в порядке. Гаранин, бывший старшим офицером на батарее и командир первого огневого взвода, младший лейтенант Рябоконь, остались единственными офицерами. После того, как до вечера связь с командованием дивизиона не восстановилась, а посланные в УР посыльные не вернулись, он принял решение двигаться на восток. По пути к ним присоединились человек тридцать, пограничники и солдаты из тыловых служб 87 СД. Стрелковое оружие — карабины и винтовки, три автомата ППД и два пулемета ДП, но патронов крайне мало, а некоторые солдаты из тыловиков, вообще без оружия.

Услышав фамилию Таращук, я подумал, не тот ли это старшина, которого мы встретили вчера на дороге.

Дав команду Гаранину — размещать людей на отдых, а Коровину — пополнить прибывших боеприпасами и раздать винтовки тем из прибывших, у которых не было оружия, я стал вызывать дивизион.

Ответивший мне радист дивизиона, сказал, что со мной будет разговаривать "Второй". Рассказав нач. штаба Васильеву все, что мне стало известно от Гаранина, я спросил, какие будут дальнейшие указания.

Через десять минут мне было приказано организовать размещение прибывших.

С рассвета начать формирование боеспособных подразделений, назначить командиров из числа сержантов. Утром машины подвезут снаряды, продовольствие и заберут раненых. Для встречи машин организовать пост на поляне с перекрестком.

Вдоль дороги, проходящей с севера на юг, выставить посты, которые встречали бы отступающих солдат и направляли их в район сбора у склада.

Взяв четыре человека у Коровина, и шесть человек у Гаранина, я сформировал пять постов. На перекресток я направил Мавроди с радиостанцией и Самойлова.

Приказав Сорочану развезти на бронике посты, а затем возвращаться к складу, я направился посмотреть на прибывших людей.

Артиллеристы Гаранина, по сравнению с остальными, действительно представляли из себя воинское подразделение. Разместив между деревьев орудия, одни кормили лошадей, другие готовили ночлег. Распоряжения младших командиров выполнялись быстро и без пререканий. Хотя все смертельно устали, никто не отлынивал от работы. Среди приблудившихся царил разброд. Кто-то пытался развести костер, не слушая ругавшихся соседей, говоривших о светомаскировке. Пришлось призвать их к порядку, пригрозив расстрелом на месте, за не выполнение приказа в боевой обстановке. Спать больше не хотелось, и я опять вернулся к складу, ждать возвращения Сорочана. Всю ночь к складу подходили люди, по одному, по двое и целыми отделениями. К рассвету вернулся и Сорочан, привезя на броне еще человек пятнадцать, облепивших БТР как муравьи.

К счастью, почти у всех прибывших был с собой сухой паек, так что проблема питания пока была решена. Вскоре пост на поляне сообщил по радио, что два наших ЗИЛа направились к нам.

Я доложился вылезшему из головной машины командиру моей батареи управления, капитану Котову и представил ему Коровина и Гаранина. Поздоровавшись с нами, Котов указал Гаранину на машины и сказал:

— Разгружайте снаряды, а мы пойдем осмотримся.

В сопровождении Коровина и меня он отправился к складу. Осмотрев вырытые ячейки, он дал указание Коровину вырыть еще несколько ячеек, указав места и сектора обстрела из этих ячеек. После этого мы уже вдвоем отправились к Гаранину.

— Товарищ капитан, откуда снаряды?

— Из лесу вестимо! — пошутил он, — Ваня Лучик отличился. Нашел на станции Сенкевичевка целый склад боеприпасов и организовал местных жителей на погрузку. Целую ночь вывозили. 76-мм сначала хотели оставить, но ты сообщил, что появились пушки, так что вывезли все.

— И сколько наших снарядов?

— Пятьсот ящиков.

В каждом ящике по два выстрела, итого тысяча, но поделив эту тысячу на восемнадцать орудий дивизиона, я получил всего по пятьдесят пять с хвостиком, снаряда на орудие, что с имевшимся у нас пол-БК[11] не составляло даже двух боекомплектов!

— Да, вроде много, а поделишь на всех, получается кошкины слезы!

— Маловато, но из слов начальника станции следует, что такие склады создавались практически на всех станциях и полустанках железнодорожной ветки на Луцк. Так что сейчас наши группы проверяют эти полустанки, лишь бы немцы на них не наткнулись раньше нас.

— А как Денисенко и Омельченко?

— Они проверили переданные тобой сведения о складах и нашли их. Еще один склад тяжелого стрелкового оружия, склад с ГСМ и склад вещевого имущества. Так что приедешь в дивизион, переоденешься форму этого времени, а то на нашу форму смотрят с подозрением. Сейчас старшина отбирает там необходимое обмундирование.

— А кроме складов?

— Потеряв время на поиск складов, Денисенко успел дойти только до шоссе Владимир — Волынский — Луцк. На дороге были в основном беженцы из приграничных районов. Их периодически бомбили и обстреливали немецкие самолеты, хотя видели, что военных на дороге нет. Омельченко вышел к дороге Горохов — Луцк, километрах в десяти от Луцка. Сам Луцк сильно бомбили немецкие самолеты, виден был дым от многих пожаров. Понаблюдав за дорогами, они вернулись к обнаруженным складам и ночевали там.

Так, разговаривая, мы подошли к расположению артиллеристов Гаранина. Снаряды уже были разгружены с машин и орудийные расчеты занимались подготовкой их к стрельбе. Уже подготовленные снаряды грузили на передки орудий.

Начавшего доклад Гаранина, Котов выслушал и приказал построить личный состав на дороге.

Построение заняло минут пятнадцать. Хотя артиллеристы построились за пять минут, приблудившиеся строились медленно, ворча и переругиваясь между собой.

Контраст был разителен. Бодрые, подтянутые, уже успевшие зашить порванное во время боя обмундирование артиллеристы и хмурые, помятые, в рваной форме, приблудившиеся, мало походившие на солдат регулярной армии.

Оглядев строй, Котов начал говорить:

— Товарищи! Начавшаяся вчера война будет тяжелой и долгой. Используя внезапность, а так же превосходство в силе и техника, немецкие войска продвигаются вглубь нашей территории. Мы не будем отступать! Это наша земля и мы будем драться за неё до конца. Сейчас вступает в силу суровый закон войны:-либо мы их, либо они нас! Приказом командира дивизиона, я, капитан Котов, назначен командиром сводного отряда, который будет сформирован из вас. Как командир, я обязан и буду строго требовать соблюдения воинской дисциплины и уставов. По законам военного времени не выполнившие приказ, паникеры и мародеры будут расстреливаться на месте! Сейчас прошу подойти ко мне офицеров и младших командиров от младшего сержанта и выше.

От артиллеристов подошли лейтенант Гаранин, мл. лейтенант Рябоконь, старшина Таращук и восемь сержантов, очевидно, командиры орудий. От пехотинцев подошли два младших лейтенанта и человек десять сержантов и младших сержантов. Офицеры оказались из штаба 87 СД. Тот что повыше, мл. лейтенант Голиков, был командиром взвода комендантской роты, а невысокий, в круглых очках, мл. лейтенант Степушкин был помощником нач. фина. дивизии. Вместе они вывозили финансовые документы в тыл, но машины были обстреляны просочившимися немцами, а подошедшие немецкие танки расстреляли машины практически в упор. Укрывшись, с оставшимися в живых солдатами в лесу, они вскоре встретились с артиллеристами Гаранина и присоединились к ним. Сержанты были из разных частей 87 СД и застав погранотряда.

Назначив Гаранина командиром батареи, Голикова командиром сводной роты, а Степушкина, заместителем командира роты, Котов приказал им назначить командиров взводов из сержантского состава и через два часа предоставить ему списки личного состава по подразделениям, с указанием военной специальности каждого, а так же сведения о наличии оружия и боеприпасов.

Представив личному составу вновь назначенных командиров и приказав выполнять поставленную задачу, Котов, позвав меня с собой, направился к нашему БТРу. Доложившись по рации в дивизион и получив новые указания, он выбрался к уже построенной нашей группе и сказал:

— Командир дивизиона ставит перед вами новую задачу. Вы должны разведать на дороге Владимир-Волынский — Горохов наиболее удобные места для нападения на колонны немцев. Возможны два варианта, полное уничтожение колонны и захват колонны с последующим уводом ее в лес. Хотя оперативная обстановка в общих чертах нам понятна, при возможности захватите "языка", желательно офицера.

Задача ясна? Вопросы есть?

— Задача ясна! Есть просьба.

— Какая?

— Разрешите у Гаранина взять пару лошадей и забрать с поста на перекрестка сержанта Мавроди.

— А зачем лошади?

— Хочу организовать головной дозор из двух человек на лошадях с радиостанцией. При встрече с противником, они заранее нас предупредят, им в лесу легче будет укрыться, и скорость движения будет выше, чем при использовании пешего головного дозора. Лесные дороги узкие, а если наткнемся, например, на танки, то пока мы развернемся, они разделают нас, как Бог черепаху!

— Согласен, разрешаю. А ездить на лошадях кто ни будь умеет?

— Умеют!

— Хорошо, пол часа на подготовку и выступайте, для замены Мавроди возьмите человека у Голикова.

Идея конного головного дозора возникла у меня еще ночью, когда я увидел лошадей Гаранина. Поговорив со своими солдатами, я узнал, что четверо имеют опыт верховой езды, а рядовой Брыль, до армии, даже работал в колхозной конюшне. Сам-то я, как городской человек, с десяти лет гонял на мопеде, в двенадцать отец первый раз разрешил проехать на машине, а опыт верховой езды у меня ограничивался пятью минутами сидения на спине смирной лошадки, которая была в подсобном хозяйстве нашей школы.

Не знаю в чем причина, то ли Таращук нас узнал и рассказал Гаранину о подаренном пулемете, то ли что еще, но Гаранин жадничать не стал и выделил нам двух лошадей, принадлежавших ранее погибшим офицерам второй батареи. Лошади были ухоженные и под седлами.

Через пол часа мы тронулись в путь. Впереди, покачиваясь в седлах, ехал наш головной дозор. Над висевшей за спиной рацией торчал хлыстик "Куликовки", задевавший иногда за ветки деревьев. По дороге мы связались с постом на перекрестке, поэтому Мавроди уже ждал нас у дороги. Он отвел прибывшего вместо него солдата в оборудованный ими окопчик. Я тоже пошел посмотреть, как они тут устроились.

Оказывается, Мавроди не терял время даром. За стволом упавшего дерева они вырыли окоп, от него тянулся неглубокий ход сообщения в другой окоп, за стволом толстого дуба. От стоявшей в небольшой нише радиостанции, на дерево поднимался кусок полевого кабеля, использованного вместо штатной антенны.

Получилась приличная огневая точка, из которой можно было держать под прицельным огнем все дороги, выходившие на поляну.

Похвалив Мавроди за полезную инициативу и дав инструктаж остающимся, мы вернулись к БТРу и взобравшись на броню, тронулись дальше, свернув на дорогу, идущую на запад. Отправив дозор вперед, мы следовали за ними на дистанции 350–400 метров. Часа через два, дозор доложил по рации, что вышел к опушке леса.

Съехав с дороги в ближайшую прогалину и оставив в БТРе водителя и башенного стрелка, мы пешком двинулись к опушке. Не доходя до опушки метров 150, обнаружили просеку, идущую по лесу параллельно шоссе. На просеке нас встретил один из бойцов головного дозора, который охранял привязанных лошадей. Сегодня мы вышли к дороге немного южнее, чем вчера. Граница леса шла под небольшим углом к дороге. Слева, примерно в полукилометре от нас, возле моста через небольшую речку, расстояние между лесом и дорогой было метров сто, возле нас — уже метров двести, а дальше увеличивалось до пятисот метров. По дороге, гудя моторами, двигалась немецкая механизированная колонна. В тяжелых грузовиках со скатанными брезентовыми тентами ехала пехота, бортовые машины везли какие-то ящики, прошли колесные тягачи, тащившие пушки артиллерийской батареи.

Солнышко припекало по-летнему, поэтому мундиры солдат были расстегнуты, рукава закатаны до локтей, танкисты, торчащие из открытых люков весело перекрикивались с пехотой. Все были очень довольны. Еще бы! Ведь они считали, что Красная армия уже разбита и уже через месяц, в крайнем случае, через два, они будут гулять по Москве.

Пространство между лесом и дорогой представляло из себя заболоченную низину. Вероятно, когда строили насыпь для шоссе, отсюда брали грунт. Разливавшаяся весной речка затапливала эту низину водой. Сейчас, после долгой жары, воды не было, но густо растущий камыш не оставлял сомнений, что на технике здесь не проедешь. Мы двинулись вдоль опушки к мосту, чтобы рассмотреть по лучше подходы к нему, на случай необходимости взрыва моста.

На краю леса я забрался на старый густой дуб и укрывшись в его листве стал в бинокль рассматривать мост. Построенный еще в старые времена, каменный двух-пролётный мост, хотя и был шириной метров шесть, выглядел внушительно.

Чтобы его взорвать требовался не один килограмм тротила. Рассматривая среднюю опору, стоящую на небольшом островке я увидел ниши на теле опоры. В эти ниши как раз можно будет уложить взрывчатку, правда добираться до опоры придется вплавь. Берега речки были не высокие, от полутора до двух метров, но обрывистые.

Вдоль реки, по обоим берегам, проходили грунтовые дороги, точнее даже сказать слабо набитые колеи от крестьянских телег, на которых вероятно вывозили скошенное сено с заливных лугов и лесных полян. На нашей стороне, глубже в лес, из за изгиба реки образовался небольшой песчаный пляж. Чистая прозрачная вода так и манила к себе. Но вода манила не только нас. Неожиданно, один из колесно-гусеничных бронетранспортеров, свернул с дороги и направился в нашу сторону. Я быстро слез с дерева и рассредоточившись на опушке мы подготовили оружие и стали ждать дальнейшего развития событий. Приближавшийся бронетранспортер, раскрашенный камуфляжными разводами, был похож на наш БТР-152, только вместо задних колес у него были гусеницы. Десантное отделение сверху закрывалось брезентовым тентом, который сейчас был скатан и уложен за кабиной водителя. У закрепленного на турели пулемета, закрытого небольшим щитком, виднелась голова пулеметчика.

Проехав мимо, БТР остановился в тени деревьев, возле пляжа. Открылись бронированные дверцы и на землю стали выпрыгивать немцы. Их было десять человек, включая одного офицера. Они были вооружены карабинами, только офицер и пулеметчик имели автоматы МП-40, со складным металлическим прикладом.

Не знаю, откуда это взялось, но в кино и книгах о войне, эти автоматы называли "шмайсерами", хотя правильнее было бы называть их "Фольмерами", по фамилии конструктора. Автомат конструктора Шмайссера МП-41 появился позже и хотя по конструкции механизма был похож на МП-40, но имел деревянный приклад, как у ППШ. Офицер начал что-то быстро говорить построившимся солдатам. Окончив речь, он отошел в сторонку и стал раздеваться, аккуратно укладывая свою одежду на кусок брезента, расстеленный на земле одним из солдат, вероятно, его денщиком.

Пулеметчик с грустным видом разделся до пояса и вернулся в БТР к пулемету, а остальные, аккуратно составив карабины в козлы, стали раздеваться и громко гогоча прыгать в воду. Офицер на них прикрикнул и оглянулся в сторону дороги.

Пляж и часть реки со стороны дороги прикрывал выступ леса, и офицер, очевидно, не хотел, чтобы их купание заметил кто-то из проезжающего по дороге начальства.

Пулеметчик, развернув пулемет в сторону леса, вскоре отвернулся к берегу, с завистью глядя на плескавшихся в воде сослуживцев, и лишь изредка поглядывал в сторону леса.

Момент захватить "языка" был очень удобный и я решил его не упускать. Шепотом объяснил свой замысел бойцам и мы осторожно стали приближаться к немецкому БТРу. Задача захвата БТРа облегчалась тем, что стремясь максимально укрыть машину в тень, водитель остановился вплотную к лесу, а задние двери десантного отделения оставались открытыми. Подползшие к БТРу вплотную, Мавроди и Сорочан вихрем ворвались в десантное отделение. Мавроди ударил не успевшего среагировать пулеметчика по голове тяжелым магазином ППД, а Сорочан, развернув пулемет, направил его на купающихся немцев. Тут и мы появились, держа находящихся в воде под прицелом и отсекая их от одежды и оружия. В общем, как говорится, "Картина Репина "Приплыли"!

Нужно сказать, что хоть я и изучал немецкий язык в школе и институте, знания немецкого у меня были, прямо скажем, слабые. В голову лезли лишь "хальт", "цурюк" и "хенде хох". Но на первое время хватило и этого. Стоящие в воде с поднятыми руками, немцы с ужасом смотрели на неизвестно откуда появившихся русских солдат в маскхалатах. Подойдя к одежде офицера, я снял с его портупеи кобуру с пистолетом, которую повесил себе на ремень, и забрал автомат. Проверив карманы, я вынул его документы и складной нож. Позвав офицера, я приказал ему одеться. Кусками найденной в БТРе веревки всем немцам связали руки. Офицера мы погрузили в машину, а остальных привязали к деревьям метрах в десяти от опушки. Стрелять мы не могли из-за близости шоссе, а резать ножами связанных пленных у меня не поднялась рука. Надо было быстрей убираться отсюда, так как могли появиться и другие желающие освежиться. Пока бойцы собирали и грузили оружие и одежду, я сел в кабину и стал изучать ее. На первый взгляд кабина походила на кабину "Газона" ГАЗ-51. Я повернул ключ в замке зажигания, на панели приборов ожили стрелки. Дальше ключ не проворачивался, значит стартер включается по — другому. Наклонившись ниже, я увидел такую же, как на "Газоне", педаль стартера. Придавив ее посильнее, я услышал, как стартер начал заводить двигатель. Через пару секунд двигатель завелся и ровно зарокотал.

Порядок включения передач был нарисован на большом пластмассовом набалдашнике рычага коробки передач.

— Мавроди, следи за пленным, Сорочан, остаешься у пулемета. Все сели?

— Все!

— Ну, тогда поехали.

Выжав тугую педаль сцепления, я включил первую передачу и увеличив обороты, плавно тронулся с места. В свое время я изучал вождение на наших стареньких школьных "Газончиках", приходилось трогаться и с грузом, и на подъем, так что особых проблем с вождением немецкой машины не было. Правда из-за тяжести самого БТРа и гусеничного привода, машина оказалась очень неповоротливой и в управлении больше напоминала ЗИЛ-157. Вскоре мы разогнались до двадцати километров, правда трясло при этом немилосердно и разговаривать, без риска откусить себе язык, было не возможно. Оставив дозор наблюдать за шоссе, я подогнал машину к нашему БТРу и заглушил двигатель. Вот теперь можно было заняться пленным и проверить, что же за трофеи нам достались. Открыв найденную в машине полевую сумку офицера, я обнаружил там карту, таблицы стрельбы для 105-мм гаубицы IeFH-18, личные письма и фотографии, а так же, изданный для солдат и офицеров Вермахта, немецко-русский разговорник. На фотографиях, бравый вояка позировал на фоне Эйфелевой башни, разбитых французских и польских танков. На одной из фотографий была семья, строгий отец, чопорная мать, два мальчика по старше и две девочки по младше. Увидев, что я рассматриваю это фото, немец сказал, что это его семья: отец, мать, брат и сестры. Оставив карту и разговорник, я спрятал остальные документы обратно в сумку и открыл его офицерскую книжку. Для допроса я использовал разговорник. Лейтенант Курт Зоннеман был командиром взвода управления одного из дивизионов немецкой 44 пехотной дивизии. Части этой дивизии, вместе с танками 14 танковой дивизии, после захвата Владимира — Волынского, наступали в сторону Луцка и Горохова. Ему была поставлена задача оборудовать наблюдательный пункт в двух километрах севернее Горохова. Привыкнув к легким победам во Франции и Польше, измученный жарой и всепроникающей пылью, он позволил себе немного отклониться от маршрута, чтобы искупаться.

Мавроди доложил, что же нам досталось. Кроме пулемета MG-34 и примерно 2000 патронов к нему, имелись восемь карабинов системы "Маузер" со штык — ножами, подсумки с патронами к ним, два автомата МР-40, с запасными снаряженными магазинами, пистолет Вальтер Р-38, с запасной обоймой, три цейсовских бинокля, буссоль, стереотруба, пять катушек с полевым кабелем, четыре телефона и две радиостанции.

— А какой у вас пистолет, — спросил Мавроди, — кобура больше чем у Вальтера.

Расстегнув кобуру, я вынул трофейный пистолет. Это оказался Люгер-08, более известный под названием "Парабеллум", с удлиненным стволом, как я потом узнал, довольно редкая, так называемая "артиллерийская" модель. Вынув магазин, я снял пистолет с предохранителя и передернул затвор, проверяя, нет ли патрона в стволе.

Я знал, что на немецких пистолетах флажок предохранителя для стрельбы поднимается вверх, в отличии от наших, на которых флажок нужно опустить вниз. Как разбирать пистолет, я, конечно, не знал, но зарядить и выстрелить, с этим проблем не было.

Пока мы с помощью Курта, изучали трофейное оружие, естественно не давая его немцу в руки, прошло часа два. Вызвавший меня пост у шоссе, сообщил по радио, что к нам едут "гости". Приказав им быстро сниматься и догонять нас, мы двинулись вглубь леса. Вскоре нас нагнали наши конники и Крюков, пересев ко мне в БТР, рассказал, что происходило за это время на дороге.

Примерно через полтора часа, наши пленники, оставленные в лесу, сумели освободиться и бросились к дороге. От вида девяти голых мужиков, в одних трусах бегущих к дороге, размахивающих руками и что-то орущих, немецкая колонна даже на время остановилась. Из небольшого открытого броневика, типа нашего БТР-40,с пулеметом и хлыстом радиоантенны, появился офицер. Голая команда построилась, и один из них, вероятно, старший по званию, стал докладывать офицеру, показывая рукой на речку и лес. Выслушав его, офицер скрылся в машине. Минут через двадцать подъехал еще один броневик, с небольшой открытой башней, из которой торчало дуло малокалиберной пушки, в сопровождении четырех мотоциклов с коляской. На каждом мотоцикле сидело по три солдата, а на двух колясках были закреплены ручные пулеметы. Вероятно, в первом броневике ехал не маленький чин, потому что чертиком выскочивший из подъехавшего броневика офицер, бегом побежал с докладом. Получив команду, он вернулся к уже построившимся своим солдатам и стал ставить им задачу. Разведчик насчитал всего четырнадцать солдат, двое из них сели в броневик, остальные расселись на мотоциклах, и возглавляемый броневиком отряд тронулся в сторону леса.

Сообразив, что это погоня за нами, Крюков вызвал меня по рации.

Конечно, немцев было больше чем нас, все с автоматами, два пулемета, пушка на броневике, но не тащить же их за собой к складу. Вскоре попалась поляна, подходящая для выполнения моего замысла. Загнав наш БТР задом в лес, и замаскировав его срубленными ветками, я проехался по поляне, уничтожая следы от колес. Трофейный БТР я поставил на противоположной стороне поляны, развернув его передом к подходившей дороге. В нем у пулемета остался один Сорочан. Задние дверки оставили открытыми, чтобы создать впечатление, что БТР, в спешке нами брошен. Лошадей и пленного отвели подальше в лес, чтоб не пострадали от случайной пули. Остальные расположились по периметру поляны и замаскировались. Я с пулеметом ДП залег за выворотнем, расчистив себе удобную амбразуру.

Экипаж выехавшего на поляну броневика увидел одиноко стоящий БТР, с открытыми дверками и задранным в небо пулеметом. Мотоциклы, один за другим въезжая на поляну, брали оставленный БТР в полукольцо. Спешившиеся мотоциклисты, к которым присоединились офицер и водитель броневика, взяв оружие наизготовку, стали осторожно приближаться к БТРу. Однако наводчик броневика и пулеметчики в колясках остались у пулеметов. Дальше медлить было нельзя. Прицелившись, я ударил очередью по ближайшему пулеметчику. Увидев, как пулями его отбросило от пулемета, я перенес огонь на второго пулеметчика. Короткая очередь с нашего БТРа свалила наводчика броневика.

Попав в огненный мешок, немцы, в первые же секунды, потеряли восемь человек. Но надо отдать им должное, остальные залегли и открыли по лесу огонь, не жалея патронов. Поднявшийся Сорочан срезал очередью офицера, пытавшегося укрыться в броневике… Буквально за две минуты все было кончено.

Выйдя на поляну, я крикнул:

— Выходите.

Из леса стали появляться мои бойцы.

— Все живы? Раненые есть?

— Есть!

Из леса показался Петренко, зажимавший левой рукой кровоточащую рану на правом предплечье. Пуля, пробила навылет мягкие ткани, но кость была не задета.

Перевязывая постанывающего раненого, Мавроди приговаривал:

— Не стони! Тебе еще повезло, немного правее и пуля раздробила бы кость, а эта царапина до свадьбы заживет!

Возбуждение боя ушло и навалилась неприятная волна слабости. Облокотившись на капот броневика, я старался не показать, что у меня дрожат колени, хотя и видел, как дрожат руки пытавшихся закурить бойцов. Запах крови мутил голову и от мысли, что при другом раскладе, сам мог бы лежать бездыханный на этой поляне, хотелось куда-то спрятаться, чтоб не видеть этого леса, этих трупов. Если бы это был страшный сон, и можно было проснуться!

Но я был офицер и отвечал за жизни своих солдат. Они мне верили, и я не мог обмануть их доверие. Взяв себя в руки, я приказал проверить, нет ли раненых среди немцев и собрать их документы и оружие. Раненых не было, конечно, в таком бою, в упор, раненые маловероятны.

Собрав документы и оружие убитых, мы оттащили трупы в лес и забросали их ветками. Два мотоцикла, на которых стояли пулеметы, были сильно повреждены. Из пробитых бензобаков вытекал бензин, несколько пуль повредили двигатели и шины, два же других были целы. Броневик был тоже в нормальном состоянии, если не считать промокшее от крови сиденье наводчика. Внутри мы обнаружили несколько канистр с бензином, полный боекомплект снарядов к 20-миллиметровой пушке, патроны к пулемету и автоматам. Имевшаяся в нем радиостанция тоже была в полном порядке. Бросать такое добро было просто жалко, тем более, что приборы показывали почти полные баки горючего. С водителями проблем не было. Все мои бойцы умели водить машину, хотя у некоторых не было водительских прав. Ну да здесь встреч с ГАИ не предвиделось, а для других у нас имелись полные магазины убедительных аргументов. Закатив поврежденные мотоциклы в лес, мы расселись по машинам, и двинулись к складу. Теперь у нас была целая колонна. Впереди на лошадях ехал головной дозор, следом катили бронетранспортеры, наш и трофейный, замыкал колонну броневик.

Сидя на броне, я в уме подсчитывал трофеи.

Итого мы имели: "языка", БТР, броневик с пушкой, два мотоцикла, три пулемета, шестнадцать автоматов, три пистолета, ну и по мелочи, патроны, телефоны, радиостанции.

Уничтожено: два мотоцикла, пятнадцать солдат и офицер.

Хорошо погуляли!

Добравшись до склада, я стал докладывать Котову, но он меня прервал:

— Забирай пленного и отправляйся в расположение дивизиона. Абросимов срочно хочет тебя видеть. С тобой убывают все твои бойцы. Трофеи, которые вам не нужны, оставишь здесь.

— У меня один человек с рацией на посту у перекрестка.

— Возьмешь одного связиста у Гаранина, по дороге сменишь.

Вернув лошадей Гаранину, я поблагодарил его за прекрасных лошадей, взял ожидавшего меня связиста и мы тронулись в дорогу. К перекрестку мы подъехали уже в сумерках. Пока мой радист рассказывал прибывшему, как работать с радиостанцией, стемнело. Приказав размещаться в десантном отделении, я сел на командирское место, водитель включил прибор ночного вождения и мы поехали.

Солдаты открывали консервы, пытаясь перекусить на ходу, а я с удивлением подумал, что мы целый день не ели и есть не хотелось. Сей час же, я почувствовал такой голод, что кажется, съел бы слона!

— Возьмите, товарищ лейтенант, — услышал я за спиной.

Повернувшись, я увидел Сорочана, протягивавшего мне открытую банку перловой каши с тушенкой.

— А вы?

— Всем хватит, даже немцу банку открыли, лопает, аж за ушами трещит.

Я никогда не любил тушенку, тем более, перловку, к тому же холодную. Но сейчас эта каша казалась мне вкуснее маминых пирогов! Да, не зря говорят, что голод не тетка!

После еды, глаза стали слипаться и я начал клевать носом, на мгновение засыпая и тут же просыпаясь. Меня удивляло, что водитель был бодр. Заметив мой взгляд, он виновато улыбнулся и сказал:

— Мы с Кравченко, пока вас ждали в лесу, и поесть успели, и подремали по очереди, отдохните немного, а перед дивизионом я вас разбужу.

Конечно, они сделали не совсем правильно, но с другой стороны, не отдохни они тогда, сейчас тоже были как сонные мухи. Обернувшись, я увидел, что всех, кроме Кравченко, свалил сон.

Что бы не уснуть, я стал размышлять, зачем я так срочно понадобился командиру дивизиона, и не заметил, как провалился в сон.

Часть 4

24 июня. Лейтенант Гелеверя.

Дорога по ночному лесу не позволяла развивать большую скорость, так что в дивизион мы прибыли уже за полночь. Немного вздремнув по дороге, я чувствовал себя достаточно отдохнувшим, а прохладный ночной воздух развеял остатки сна.

Найдя Абросимова, я доложился и стал ждать, что же будет дальше.

За эти дни Абросимов изменился. Похудевшее лицо и красные воспаленные глаза, говорили о том, что отдыхать ему пришлось очень мало. В уголках губ залегли две глубокие складки, но глаза смотрели так же внимательно и строго. Он, как и все остальные офицеры, уже был одет в форму времен начала войны. В черных петлицах поблескивали по три "шпалы".

Абросимов приказал мне подождать, пока он освободится. Над разложенной картой, офицеры штаба дивизиона и командиры батарей обсуждали предстоящую операцию. Как я понял, планировалось нанести удар по колоннам немцев на дороге Владимир — Волынский — Луцк. В операции участвовали все три батареи дивизиона. Обсуждение уже подходило к концу, командиры батарей, получив задачу, уходили в свои подразделения и вскоре у карты остались командир и начальник штаба, который и позвал меня.

— Ну, студент, рассказывай о своих приключениях, — устало пошутил Абросимов.

Коротко я рассказал о захвате пленного и о бое на поляне. Немного помолчав, он спросил:

— А почему захваченных немцев не убил, а привязал в лесу? Не было бы проблем с погоней.

— Не смог я резать пленных, да еще и связанных, — честно ответил я.

— Ладно! Как говорится, победителей не судят! Какие наши потери?

— Один легко раненный в руку.

— А какие трофеи?

Я перечислил, что нам удалось захватить, упомянув и об убитых в бою немцах.

— Да, неплохой баланс у тебя получается!

— Немец пока еще не пуганный, нас считает дикарями, армия которых разбита. Вот и получает по мордасам. Жаль только, что так долго продолжаться не будет.

— Это точно. Учатся они быстро. А пленный где?

— В БТРе сидит, ребята сторожат!

— Ну ладно, с пленным разберемся позже, а сейчас слушай новую задачу.

Подойдя к карте, он жестом пригласил меня подойти ближе.

— В настоящее время, немцы подошли к Луцку и Горохову. Скорее всего, завтра их возьмут. Оборона там слабенькая и противостоять механизированным частям немцев она долго не сможет. Мы сейчас стараемся вывезти максимально возможное количество боеприпасов со станций железнодорожной ветки на Луцк. Но нам катастрофически не хватает людей. Собранная вами сводная рота, это конечно кое что, но проблемы полностью не решает. По нашим данным, в районе села Бубнов, в песчаном карьере, немцы организовали лагерь военнопленных, в котором находится около пятисот человек. В основном, это вполне боеспособные солдаты и офицеры, хотя есть и раненые. Этих пленных необходимо освободить.

Сложность заключается в том, что само село находится в двадцати километрах от Владимира — Волынского, и придется дважды пересекать железную дорогу и шоссе. Кроме того, в самом селе находится гарнизон немцев, которые могут вызвать себе подкрепление их города. Выполнение задачи по освобождению пленных, поручается тебе. Продумай, что тебе необходимо, через два часа доложишь свои соображения. А пока сдайте пленного, получите у старшины новую форму и переоденьтесь.

Возле нашего БТРа меня встретил сержант Горбатко, вместе с остававшимися в дивизионе солдатами моего взвода. Они уже были переодеты, в петлицах у него было по три треугольника, принесли и нам новую форму. Прибывшие со мной показывали им наши трофеи и рассказывали о наших приключениях.

Переодевшись в новую форму и закрепив в петлицы по два "кубаря" я достал карты, свою и трофейную, и стал изучать район Бубнова. На нашей карте карьер был, а на немецкой — не было, хотя карта казалась более подробной, даже были нанесены некоторые лесные дороги и просеки, которых не было на нашей карте.

Поразмыслив, я понял, в чем дело. Карьер, скорее всего, появился недавно. Из него могли брать песок для строительства ДОТов укрепрайона, и немцы не успели нанести его на свои карты, а наши карты снимались после войны, поэтому карьер на них есть. Сам карьер находился километрах в полутора севернее окраины Бубнова, еще в двух километрах севернее, шоссе Владимир — Волынский — Горохов пересекало железную дорогу на Сокаль. Еще одним препятствием была река Луга, шедшая параллельно шоссе. Сплошной лес шел только до реки, дальше лес переходил в отдельные группы деревьев и луга, поросшие кустарником. Вероятно, немцы не зря выбрали это место для лагеря. В случае побега, создавалось максимальное количество препятствий по пути на восток, к лесу. Конечно, группа из трех-пяти человек могла добраться до карьера, но после уничтожения охраны, необходимо вывести пятьсот безоружных людей в лес, а ведь там были и раненые. Даже при движении напрямую, дорога к лесу заняла бы часа два.

Я долго прикидывал различные варианты и вскоре понял, что без использования трофейной техники и немецкой формы, нам не обойтись. В общих чертах план выглядел так. Два БТРа нашего взвода и два грузовых ЗИЛ-131 выдвигаются в район склада. Там мы грузим на ЗИЛы оружие и боеприпасы, часть переодевается в немецкую форму, садится в трофейную технику и все вместе выдвигаемся в район переезда. Переправившись через Лугу, переодетая группа по шоссе пересекает железную дорогу и двигается к карьеру. Подъехав вплотную, уничтожает охрану лагеря, и построив людей в колонну, изображая конвой ведет их в лес. Здесь здоровым раздается оружие, раненые и больные грузятся на освободившиеся ЗИЛы и мы возвращаемся к складу, где происходит окончательное формирование и вооружение.

По два человека на мотоциклы, по трое в броневик и БТР, итого десять человек.

Девять комплектов солдатского обмундирования у нас было, необходима была еще офицерская форма, но ее можно было снять с пленного офицера. При необходимости, оставшиеся в лесу БТРы должны были заблокировать дорогу и обеспечить проход колонны к лесу. Четыре расчета с РПГ должны были прикрывать нас от танков, если оные объявятся. Детали придется уточнять на месте.

Так как отведенные мне два часа заканчивались, я отправился на доклад к Абросимову. Выслушав мой план, он стал задавать уточняющие вопросы.

— Какое оружие предполагаете взять для пленных?

— Самозарядные винтовки, их на складе больше чем ППД, да и солдатам они должны быть лучше знакомы. К тому же дальность стрельбы у них больше.

— А как вы будете разговаривать? Кто знает немецкий язык?

— Я немного знаю, но конечно не на столько, чтобы сойти за немца. Возможно в сводной роте найдется кто-то, кто знает язык, если нет, то буду ругаться по немецки, а когда сильно пристанут, придется стрелять. Это одно из слабых мест плана.

— Хорошо! Предложенный план принимаю. Если что-то пойдет не так, действуйте по обстановке. Два расчета гранатометчиков возьмешь из взвода связи. Машины — из взвода обеспечения. Старшина переоденет немца и заберешь его форму. Котову я скажу, чтоб оказал тебе содействие, но поторопитесь, они сегодня тоже будут хулиганить на Гороховской дороге. Как будете готовы, сразу выступайте. Когда мы начнем на дорогах, думаю, немцам будет не до вас и это вам поможет. Зря не рискуй и береги людей! Выполняйте!

— Есть!

Поняв, что мы можем не застать Котова, пока доберемся, я сразу же связался с ним по радио, попросив поискать знающих немецкий язык, и если такие окажутся, оставить их у склада. Как мы не торопились, но уже стало светать, когда наша колонна тронулась в путь. Впереди шел мой БТР, следом два ЗИЛа и замыкал колонну второй наш БТР. Быстро светлело, дорога была знакома, и вскоре мы добрались до поляны — перекрестка. На посту нам сообщили, что еще ночью батарея Гаранина и сводная рота выдвинулись к дороге на Горохов. Вероятно, Абросимов хотел одновременно ударить по обеим дорогам.

Добравшись к складу, мы увидели опустевший лагерь, лишь десятка два человек занимались приготовлением пищи, строительством землянок и другими хозяйственными делами. В основном это были легкораненые, которые не захотели уезжать в дивизион. Наши трофеи стояли в целости и сохранности там, где мы их и оставили. Возле землянки Коровина нас ждали четыре человека, трое рядовых и плотного телосложения, белобрысый младший сержант. Он то мне и доложил, что они оставлены по приказу Котова, как знающие немецкий язык. Честно говоря, я не ожидал, что таких окажется аж четверо. Хорошо бы хоть один-два, думал я.

Вызывая их по очереди в БТР, для разговора наедине, я хотел составить мнение о каждом. Ведь нам вместе идти в бой.

Сержант, Виктор Ланге, оказался из поволжских немцев и по немецки разговаривал бегло. До начала войны он служил в одном из полков 87-й СД.

Второй вошедший, рядовой Савельев, оказался москвичем. Когда я спросил, откуда знание немецкого, он рассказал мне, что десять лет, с 27-го по 37-й жил с родителями в Берлине. Его отец, сотрудник нашего торгпредства, в 37-м году был вызван Москву, обвинен в работе на немецкую разведку и расстрелян. Мать отправили в лагеря, а его в детский дом. После окончания ФЗУ при заводе, его в мае 41-го года призвали в армию. Он тоже служил в 87-й СД. На немецком он разговаривал свободно. Рядовые Телегин и Миронов разговаривали похуже. Знание языка объяснялось тем, что матери обоих преподавали немецкий язык. Они были из пограничников, но служили на разных заставах.

Офицерскую форму я отдал Савельеву, они с Зонеманом оказались примерно одинаковой комплекции, только сапоги оказались немного маловаты. Пришлось их ему одеть на босую ногу, ну да марш-бросков пока не предвиделось. Мне подошла форма фельдфебеля. Конечно не очень приятно одевать чужую грязную форму, но времени на стирку и глажку не было.

Савельев стал рассказывать и показывать, как немцы приветствуют друг друга, как определить воинское звание офицеров и солдат. После этого импровизированного инструктажа я распределил людей по экипажам.

За руль мотоциклов сядут Самойлов и Крюков, к ним в коляски к пулеметам — Телегин и Миронов. Водитель Голубев, Савельев и я поедем в броневик, я в башне возле пушки и спаренного пулемета. Водитель Малышев, Ланге и Сорочан у пулемета, в трофейном БТРе. В нем же размещалась разведгруппа из трех человек, во главе с Мавроди. Так как времени на изучение немецких радиостанций не было, в трофеях были установлены наши Р-108, использовались только немецкие штатные антенны. Горбатко я назначил старшим в бронегруппе, остающейся в лесу. Объяснив каждому его действия и убедившись, что все поняли, что от них требуется, мы заняли места в машинах и тронулись в путь. Пока мы занимались "маскарадом", солдаты караула и привлеченные Коровиным солдаты из сводной роты, погрузили в ЗИЛы двести винтовок и боеприпасы. Тяжело груженные ЗИЛы потянулись за нами.

Согласно немецкой карте, дорога вдоль которой располагался склад, километрах в восьми севернее, пересекалась с дорогой, выходившей к реке Луга недалеко от Бубнова. На карте было обозначено, что в этом месте имеется брод через реку, который и был нам нужен. Дело в том, что здешние речки, хоть и были не слишком глубоки, тем более в летнюю жару, имели невысокие, но обрывистые берега. Наши БТР-70 могли их форсировать практически в любом месте, а вот немецкая техника плавать не умела, и нуждалась в мостах или бродах.

Через три с половиной часа пути, впереди показался просвет. Все это время, я беспокоился о наших мотоциклистах. В лесу могли еще находиться наши солдаты.

Оставалось только надеяться, что грозный вид нашей колонны охладит горячие головы и удержит желающих чесануть из пулемета по мотоциклистам. Но к счастью, пока все шло нормально. Глухая канонада в районах Луцка и Горохова уже воспринималась как привычные звуки, пролетающие группы бомбардировщиков направлялись к Луцку, даже появлявшийся иногда разведчик "Фокке-Вульф 189А" не задерживался над лесом, направляясь в сторону переднего края. Да и что его могло заинтересовать в собственном тылу? Прячущихся в лесах людей скоро голыми руками переловят доблестные немецкие солдаты, так что тратить на них время нет смысла. Правда скоро их мнение кардинально изменится!

Не доезжая опушки, колонна остановилась. Мы отправились на рекогносцировку.

На опушке леса не оказалось удобных для наблюдения деревьев, зато за рекой стоял старый высокий дуб, в ветвях которого можно было спрятать целый взвод. Короткими перебежками, прячась за кустарником, мы добрались до этого дуба. Забравшись повыше и укрывшись в густой листве, мы стали рассматривать местность. Перед нами, на расстоянии примерно полтора километра, по насыпи проходило шоссе. За ним, через два километра, виднелась высокая насыпь железной дороги. Чуть левее и дальше, торчал шпиль костела и водонапорная башня станционной водокачки, это и был Бубнов. Влево, на расстоянии километра четыре, шоссе поворачивало, пересекало речку Лугу и исчезало за краем леса. Вправо, километрах в трех, оно пересекало железную дорогу и скрывалось за железнодорожной насыпью. Возле переезда стоял небольшой домик, или как их называют, будка. Понаблюдав за ним, я обнаружил возле него солдат, значит, переезд охранялся. По карте, необходимый нам карьер, находился прямо напротив нас. Форсировать реку и переехать через шоссе не составляло труда, а вот перевалить через высокую железнодорожную насыпь, имевшую крутые склоны, не получилось бы. Да и странно бы выглядел такой маневр. Движение по шоссе было небольшим. Изредка проезжали машины с солдатами и грузами, проскочила легковая машина, в сопровождении трех мотоциклов и БТРа с солдатами. При том что вчера, на этой же дороге, но южнее и ближе к Горохову, мы наблюдали очень интенсивное движение. Это показалось мне странным, но посмотрев на карту, я вспомнил, что пленный Зонеман рассказал, что одна переправа немцев была в районе Устилуга, через неё войска направлялись к дороге Владимир-Волынский — Луцк, а вторая была возле Мовников и с неё войска выходили на Гороховскую дорогу, но южнее, возле Павловки. Участок между Владимиром — Волынским и Павловкой шел практически параллельно границе, поэтому и большого движения на нем не было, основная масса наступающих войск текла по дорогам на восток.

Но как говорится, баба с возу, кобыле легче! Нам такой расклад был только на руку. Проходившая через брод дорога за рекой раздваивалась. Одна дорога шла напрямую к шоссе, а вторая поворачивала вправо и постепенно приближаясь к шоссе, соединялась с ним почти возле переезда.

Вернувшись к машинам, я указал Горбатко места расположения остающихся БТРов, а расчеты гранатометчиков, отправил к дороге, приказав занять позиции в кустарнике вдоль дороги, на расстоянии 150–200 метров от неё.

"Ряженые" заняли свои места и наша маленькая колонна двинулась в сторону дороги. Впереди ехали мотоциклисты, затем наш броневик и замыкал колонну БТР.

Вскоре мы выбрались на шоссе и не спеша покатили в сторону переезда. Подъехав ближе, мы увидели, что переезд охраняют шесть солдат при двух мотоциклах. Мотоциклы были развернуты так, что пулеметы могли простреливать дорогу в обе стороны. Один солдат с автоматом на плече, очевидно караульный, ходил вокруг будки, остальные отдыхали как могли. Двое дремали, растянувшись на брезенте под ближайшей яблоней, а трое играли в карты, сидя на скамейке в тени будки.

Караульный скользнул по нам взглядом и отвернулся, вид колонны не вызывал у него никаких подозрений. Остальные, занятые своими делами, даже не обратили на нас никакого внимания.

Метрах в ста от переезда, от шоссе ответвлялась покрытая щебнем дорога на Бубнов, на которую мы и свернули. Росший по обеим сторонам дороги негустой лес, с одной стороны, скрывал нас от переезда, с другой, позволял незаметно подъехать ближе к карьеру. Проехав полтора километра, мы свернули вправо и остановили машины в тени деревьев. БТР подогнали задом к лесу, чтобы незаметно выпустить в лес разведгруппу Мавроди. Голубев открыл капот броневика и стал изображать ремонт. Савельев, как "офицер" уселся на расстеленный брезент в тени деревьев.

Через час вернулся Мавроди и рассказал, что карьер находится за лесом, на расстоянии пятьсот метров от последних деревьев. Дорога от него идет практически параллельно нашей и соединяется с ней возле Бубнова, но впереди, метрах в трехстах, есть вырубка, по которой можно попасть на дорогу к карьеру. Охрана лагеря, 16 солдат и офицер. Два солдата находятся на невысоких вышках с пулеметами, двое автоматчиков патрулируют сверху карьера. Солдаты живут в большой палатке, офицер, в палатке по меньше. Скорее всего, караул привозят из Бубнова и смена происходит вечером.

Погрузившись в машины, мы двинулись к вырубке, а по ней углубились в лесок.

На вырубке нас встретил один из разведчиков группы Мавроди и доложил, что минут пять назад, к карьеру подъехал небольшой грузовик с брезентовым тентом, привез еду для караула. Появление грузовика ломало наши планы. Если смена караула должна быть вечером, то до прибытия нового караула никто не будет интересоваться судьбой старого караула, а вот не возвращение во время грузовика, повезшего продукты, вызовет беспокойство гарнизона в Бубнове. А это гарантированная погоня и бой, во время которого среди безоружных пленных будут большие потери. Пришлось замаскироваться и ждать, когда грузовик уедет. К счастью, грузовик задержался не долго. Выгрузив несколько термосов, водитель сел в кабину и машина поехала в сторону Бубнова. Караул занялся обедом. Сначала один из солдат отнес тарелки с едой в офицерскую палатку, а затем стал выдавать в котелки еду, выстроившимся в небольшую очередь, солдатам. Подождав, когда грузовик скроется из виду, а караул приступит к обеду, мы выехали из леса и направились к карьеру. По плану, Савельев должен был отвлечь внимание офицера, мы с Сорочаном убирали часовых у пулеметов на вышках, Телегин и Миронов уничтожают из пулеметов пеших патрульных, а остальные берут на прицел оставшихся солдат. Я хотел захватить еще несколько комплектов немецкой формы, поэтому приказал сразу не стрелять в тех, кто не окажет сопротивления.

Когда мы уже подъезжали к карьеру, я увидел, что один из солдат метнулся к офицерской палатке, очевидно сообщая командиру о прибытии неизвестных гостей.

Все остальные занимались едой, и к оружию никто не потянулся. Нас встретил вышедший из палатки пехотный лейтенант. Выбравшись из броневика, Савельев неторопливо направился к стоящему у палатки офицеру. Поздоровавшись, и перекинувшись парой фраз, он развернулся и так же неторопливо направился к броневику, на ходу разговаривая с начальником караула. Тот был вынужден идти за Савельевым. Не знаю, о чем они разговаривали, но когда они оказались возле борта броневика, я ударил очередью по дальней вышке. От неожиданного грохота над головой, лейтенант присел, и тут же упал на землю от удара рукояткой пистолета по голове. В это время Сорочан, Телегин и Миронов расстреливали свои цели.

Из обедавших только один, бросив на землю котелок, успел схватиться за оружие, за что и был смертельно обижен Мавроди, всадившим в него короткую очередь.

Остальные, видя такое развитие событий, смирно подняли лапки кверху, некоторые даже с котелками. Пока остальные раздевали и связывали пленных и собирали оружие, я направился к краю карьера. Так как я был одет в немецкую форму, то прихватил с собой Мавроди. Подойдя к краю карьера, я чуть не задохнулся от страшной вони, поднимавшейся снизу. Как мне потом рассказали освобожденные, немцы не разрешали перемещаться по карьеру, и все естественные надобности приходилось справлять на месте. Не разрешалось даже вставать, только лежать и сидеть. Несколько человек, которые пробовали протестовать, были расстреляны и брошены тут же. Из за стоявшей жары, в не продуваемом ветром карьере образовался такой запах, что сшибал с ног. Трудно было себе представить, как в такой вони могли находиться люди.

Набрав в грудь воздуха, я подошел к самому краю и крикнул вниз.

— Всем пока оставаться на местах, средним и младшим командирам подойти к воротам!

Услышав стрельбу и увидев как, летят щепки от вышек и падают стоявшие на них часовые, все поняли, что к ним пришло спасение. Правда моя немецкая форма немного сбила их с толку, но появившийся следом Мавроди, в советской форме с ППД в руках, все расставил на свои места.

Когда я подошел к воротам, перед ними уже стояла небольшая группа людей. Старшим по званию был раненый в голову капитан, двое старших лейтенантов, пять лейтенантов и с десяток сержантов и младших сержантов.

Планируя операцию, я думал переодеть часть освобожденных в немецкую форму, чтобы они тоже изображали конвой, но глядя на осунувшиеся, небритые лица, я понял, что этот вариант не пройдет. Даже если их побрить, сногсшибательный запах выдаст нас с головой, а устраивать баню было не когда, да и не где.

Войдя в уже открытые ворота, я представился:

— Командир разведвзвода 207-го отдельного дивизиона, лейтенант Гелеверя.

— Командир роты 32-го полка 87-й СД капитан Короткевич — представился капитан.

— Товарищ капитан, постройте пожалуйста людей.

Как старшему по званию, я не мог ему приказывать, но обстоятельства этого требовали и капитан, понимая это, не стал лезть в бутылку. Когда все построились, я сказал:

— Товарищи! По приказу командира дивизиона подполковника Абросимова, наша группа прибыла освободить вас из немецкого плена. Времени у нас очень мало, поэтому сейчас вы строитесь в колонну по четыре и выдвигаетесь к лесу.

Мы изображаем ваш конвой, поэтому не обращайте внимания, если мы будем на вас ругаться и обзывать вас по немецки. Все должно быть правдоподобно. Десять человек не способных самостоятельно передвигаться мы можем разместить в БТРе, остальных, если такие окажутся, придется вести в колонне.

Я понимаю, что вы голодны и хотите пить, но еще раз повторю, у нас нет времени. Продукты караула вам раздадут на ходу. Вопросы есть?

— А что будет с караулом?

— После вашего выхода из карьера, караул будет расстрелян.

— Не нужно тратить на них патроны, отдайте их нам, мы с ними разберемся!

— Мавроди, приведи пленных.

Оставшихся в живых пленных, уже без обмундирования, подталкивая автоматами, разведчики повели в карьер. Толпа пленных перед ними расступалась, образуя широкий проход. Оставив немцев посреди карьера, разведчики вернулись к воротам.

Толпа на мгновение замерла, а потом как волна нахлынула и поглотила немцев. Когда через минуту люди отхлынули, на земле остались неподвижные тела охранников. В первый момент подобная расправа меня покоробила, но узнав потом, какие издевательства чинили охранники, я понял этих людей.

Короткевич и другие офицеры из пленных, начали выводить из карьера людей, строя их в колонну, а я прислушивался в к начавшейся на востоке канонаде. Я узнал звук наших "Гвоздик", значит, дивизион дождался таки достойную цель и открыл огонь.

Звуки канонады и радовали и беспокоили меня. С одной стороны, устроив большой тарарам на Луцкой дороге, дивизион притягивал к себе немецкие войска, с другой стороны, поняв, что дорога заблокирована, часть сил, скорее всего тыловые подразделения, будут отправлены в обход, как раз по той дороге, по которой мы будем двигаться. Следовало поторапливаться, чтобы успеть укрыться в лесу, до появления немецких колонн.

Неспособных самостоятельно передвигаться, оказалось четверо, их разместили в БТРе, остальные раненые могли идти сами. Короткевич объяснил, что те тяжелораненые, которые были в начале, не смогли выжить в таких условиях, поэтому остались только те, у кого были легкие ранения.

Хотя все стремились побыстрей убраться подальше, скорость колонны получалась не большой, сказывалось двухдневное голодание. Колонна растянулась почти на двести метров. В голове шел наш броневик, с развернутой в сторону колонны пушкой, по бокам двигались мотоциклы, а замыкал колонну БТР с Сорочаном у пулемета. Шедший в голове колонны капитан Короткевич, был предупрежден, что после железнодорожного переезда нужно брать левее и двигаться по полевой дороге, удаляясь от шоссе, поэтому сразу после переезда мы остановились, пропуская колонну, а Савельев направился к немцам, охранявшим переезд, чтоб отвлечь их внимание. Он уже вошел в роль немецкого офицера, поэтому держался уверенно. Во время пути запах немного выветрился, но все еще оставался сильным. Немцы демонстративно зажимали носы, отворачивались и кричали "руссише швайне". Угрюмо, не поднимая головы и не обращая внимания на выкрики немцев, люди старались быстрее миновать опасный переезд. Один из немцев направил автомат на колонну, собираясь выстрелить. Резким окриком Савельев остановил его, сказав, что он торопится и ему некогда будет возиться с ранеными или убитыми пленными, так что убирать их с дороги и закапывать, чтоб не воняли придется самим караульным. Такая перспектива им не понравилась и немец опустил оружие.

Колонна перевалила железнодорожную насыпь и запылила по грунтовой дороге.

Попрощавшись с солдатами, Савельев занял место в броневике и мы обогнав колонну, опять возглавили ее. Уже подъезжая к реке, наш броневик дал два коротких сигнала клаксоном, это была команда группам гранатометчиков оттягиваться к лесу.

Колонна пленных уже больше чем на половину скрылась в спасительном лесу, когда на дороге появился головной дозор немцев. Пять мотоциклов с колясками и легкий танк не спеша катили по шоссе. Мы не успели совсем немного. Ускорить движение мы не могли, да и поспешное бегство сразу бы нас раскрыло. В голове с бешенной скоростью пролетали варианты выхода из такой ситуации. Решение пришло неожиданное и не обычное. Вызвав по рации Сорочана, я приказал ему обогнать колонну и перегородить БТРом дорогу на той стороне реки, всех кто не успеет к этому времени скрыться в лесу — направить в воду, пусть моются и стирают обмундирование. Мотоциклы я направил на фланги, чтоб они могли держать реку и находящихся в ней под прицелом пулеметов. Наш броневик поставили боком к реке, развернув башню в сторону купающихся. Савельеву я объяснил, что он, якобы не выдержав вони, решил отмыть "русских свиней". Возможно такое решение было не лучшим вариантом, но могло и прокатить, сбив немцев с толку.

Доехав до перекрестка напротив брода, дозор остановился, и три мотоцикла направились к нам, постепенно разъезжаясь и беря нашу группу в полукольцо, при этом не закрывая директриссу стрельбы оставшимся не дороге. Не доезжая до нас метров двести, крайние мотоциклы остановились, беря нас на прицел пулеметов, а ехавший в центре, порыкивая двигателем, направился к нам. Не доехав метров десять, мотоцикл остановился и из коляски выбрался унтер — офицер. Разглядев, что перед ним младший по званию, Савельев остался ждать приехавшего возле броневика. Верхняя пуговица на мундире у него была расстегнута и вообще, он изображал спокойно отдыхающего человека. В который раз за сегодняшний день, я ему мысленно аплодировал, какого талантливого актера потерял театр!

Как мне потом рассказал Савельев, между ними состоялся разговор примерно следующего содержания:

— Здравствуйте, господин лейтенант.

— Здравствуйте.

— Разрешите узнать, что у вас здесь происходит и не нужна ли вам помощь.

— Спасибо, помощь не нужна, а здесь мы купаем "грязных русских свиней" потому что от них такая вонь, что я и мои солдаты не можем дышать, а нам их еще далеко конвоировать. Наверное, солдаты на переезде поделились с вами впечатлениями, которые они получили, когда мы гнали этот сброд мимо них?

— Да уж, поделились. А можно на них взглянуть, мы еще не были в боях, и я не видел русских пленных.

— Насмотритесь еще, они сейчас в плен попадают тысячами, но если есть желание, то пожалуйста.

Они вместе подошли к берегу, и унтер минут пять разглядывал моющихся и стирающих обмундирование людей.

— А вы не боитесь, что они убегут, ведь лес рядом?

— От пули не убежишь, четыре наших пулемета одним видом отбивают мысли о побеге, да и куда им бежать, фронт уже далеко, а здесь рано или поздно их опять поймают, или убьют, а так они имеют шанс сохранить свою жизнь.

— А вы разве не знаете, что в этих лесах находится как минимум целая дивизия русских?

— Нет, в первый раз слышу!

— Да, да. Не далее чем три часа назад, они, на дороге к Луцку напали на танковую колонну и полностью уничтожили ее, а потом сбили десяток бомбардировщиков, вызванных погибающими танкистами.

— Это просто кошмар, неужели такое может быть?

— Да, да. Дорога на Луцк перекрыта, поэтому нас и направили по этой дороге.

— Благодарю за ценную информацию, будем осторожнее.

— Разрешите идти, господин лейтенант, я спешу, ведь пока мы разговариваем, наша колонна стоит.

— Не смею задерживать вас и удачи.

— Благодарю вас, господин лейтенант.

Попрощавшись, унтер сел в коляску и мотоциклы, уже резвее, поехали к шоссе.

Увидев, что мотоциклы благополучно возвращаются, танк и остававшиеся на шоссе мотоциклы двинулись дальше. Не став дожидаться, пока они скроются за поворотом, я дал команду двигать в лес.

В лесу нас встретил Горбатко и остававшиеся с ним разведчики. Напряжение немного спало и я почувствовал, как у меня дрожат колени.

— Ну вы и напугали нас, товарищ лейтенант! Я думал все, пипец, сейчас будем драться с головным дозором, а подошедшая им на помощь колонна раскатает нас в блин. — сказал Горбатко.

— Не ссы в трусы, мама новые не купит! — проворчал я. — Драться-то будем, но не в этот раз.

В глубине леса бывшие пленные получали оружие и патроны. Все они были возбуждены, на усталых, небритых лицах, играли улыбки. Глаза блестели. После плена почувствовать в руках привычную тяжесть оружия, ощутить себя частицей силы, а не безответной скотиной, это дорогого стояло. Хотя оружия на всех не хватало, это не снижало общий настрой. Они опять были у своих, и получили возможность отомстить врагу, за тот позор и унижения, которым они подвергались в плену.

Связавшись с дивизионом по радио, после короткого доклада о произошедших событиях, я получил распоряжение направить освобожденных людей в сопровождении одного БТРа к деревне Луковичи, где будет проходить их формирование, а самому, с трофейной техникой и остальными БТРами возвращаться к складу.

Взяв с собой Горбатко, я отправился на поиски капитана Короткевича.

Нашли мы его очень быстро. Оказывается, он, не теряя времени, уже формировал роты, назначая командирами рот уцелевших офицеров. Командиры взводов назначались из числа сержантов. Передав Короткевичу распоряжение командира дивизиона двигаться к Луковичам, я представил ему Горбатко, который будет их сопровождать. Вырвав из общей тетради десятка два листов, я отдал их Короткевичу вместе с парой карандашей, для составления списков личного состава.

Тепло попрощавшись, мы расстались, и уже через пятнадцать минут наша маленькая колонна катила к складу, ставшему, практически, нашей второй базой. Всю дорогу меня донимал один вопрос, что же такое наши наворотили на Луцкой дороге, что немцы приняли наш дивизион за целую дивизию? Конечно, приятно осознавать, что немцы нас боятся, но с другой стороны, для уничтожения дивизии не используют полк, а как минимум тоже дивизию. Такой расклад сулил нам в будущем большие неприятности, ведь реальное соотношение сил было другим, но мысль, что эта дивизия не попадет на фронт и это замедлит продвижение немцев на восток, согревала сердце.

Часть 5

23 июня. Старший лейтенант Лучик.

По прибытию в дивизион, я доложился Абросимову и коротко рассказал о выполнении задания. Видно было, что он очень доволен тем, что мы нашли снаряды. Разрешив нам отдыхать, он приказал прибыть через три часа для получения нового задания.

Вернувшись в батарею, я увидел, что возле нашего БТРа собрались солдаты и офицеры огневых взводов, и расспрашивают моих бойцов о нашем рейде.

Прервав эту "пресс конференцию" я сказал:

— Ребята, имейте совесть! Мы ночь не спали, а отдыха нам дали только три часа!

Народ стал расходиться. Завалившись в выделенные нам палатки, уставшие солдаты практически мгновенно уснули, и только громкий храп раздавался изнутри.

Я же отправился спать в офицерскую палатку, приказав разбудить меня через два с половиной часа.

Мне показалось, что я только коснулся лицом подушки, а меня уже дергали за ногу. Приказав солдатам собираться, водителю — заправить БТР, я, приведя себя в порядок, отправился к Абросимову.

— Товарищ подполковник, старший лейтенант Лучик прибыл для получения боевого задания.

— Товарищ старший лейтенант, вы ведь по гражданской специальности — химик?

— Так точно.

— Это очень хорошо! Дело в том, что в обнаруженном лейтенантом Омельченко, складе ГСМ, находятся бочки с различным топливом. Но какого качества диз. топливо и какое октановое число бензина, мы определить не можем. Вы должны выехать на склад и определить, пригодно ли топливо для наших двигателей.

— Товарищ подполковник, но я ведь просто учитель химии, а не специалист по ГСМ, к тому же, для такого анализа необходимо оборудование!

— Ну, с оборудованием, любой дурак определит! Вы ведь прекрасно понимаете, что нет у нас такого оборудования, да и специалистов других нет! Думайте, как обойтись подручными средствами. Выполняйте!

Нанеся на свою карту место расположения склада, я направился к своему БТРу.

— Легко сказать, — думал я — а как сделать? Ведь у меня нет ничего, ни реактивов, ни оборудования, даже простейшего ареометра, и то нет!

От пришедшей в голову мысли, я даже остановился. Ну конечно же, ареометр.

Если нет возможности определить качество топлива химическими исследованиями, значит нужно определить его плотность и сравнить с плотностью имеющегося у нас топлива!

В принципе, ареометр представляет из себя обыкновенный поплавок, с грузиком на нижнем конце, чем ниже плотность жидкости, в которую он опущен, тем глубже он в нее погружается.

Вернувшись в батарею, я стал сооружать ареометр из корпуса от шариковой ручки. Для грузика использовал свинец, выковырянный из винтовочной пули.

Вскоре прибор был готов и отградуирован на нашем бензине и нашей солярке.

Теперь можно было ехать на склад ГСМ и определять, какое же топливо там.

Часа через полтора мы подъезжали к складу. Топливо хранилось в металлических бочках, стоявших прямо на земле, из чего было понятно, что склад не предназначался для длительного хранения. Бочек было очень много, но наша задача облегчалась тем, что они были расставлены большими группами, вероятно в зависимости от типа топлива, хранившегося в них. Что находится в бочке, можно было примерно определить по запаху.

Открыв бочку из ближайшей группы, мы налили литров пять в ведро. По запаху это был бензин. Плотность его была выше, чем нашего бензина, значит, октановое число должно быть ниже и соответствовать нашему шестьдесят шестому или даже шестьдесят второму. То, что он достаточно медленно испарялся с пальца, подтверждало это. Для наших БТРов и ЗИЛов такой бензин не очень годился, хотя, в крайнем случае, ездить было можно. В следующей группе бочек был такой же бензин. Жидкость, налитая в ведро из бочек третьей группы поставила меня в тупик. Запах ее не был похож ни на запах бензина, ни на запах диз. топлива. Все по очереди стали обнюхивать ведро. Наконец кто-то сказал:

— Вообще-то, похоже на керосин.

Точно! Я вспомнил, как бабушка зажигала керосиновую лампу, когда отключали электричество. Лампа пахла очень похоже. Для чего в армии могли использовать керосин, мне было не понятно, не для ламп же. Один из солдат вспомнил, что где-то читал о том, что раньше трактора и тягачи работали на керосине. Если это было действительно так, то все становилось на свои места. Керосин был и в двух следующих группах бочек. Затем опять пошли бочки с бензином, и лишь в конце ряда оказалось три группы бочек с соляркой. Она оказалась приличного качества и по плотности практически не отличалась от нашей.

Вызвав дивизион, я доложил, что задание выполнено и получил приказание возвращаться. Так как уже вечерело, на сегодня новых заданий вероятно не предвиделось. Прибыв в расположение, я отправился с докладом в штаб. Рассказав о результатах своих исследований, я замолчал.

— Да, жаль, что бензин не высокого качества, можем быстро посадить двигатели БТРов — произнес Абросимов, — ну да на безрыбье и сам раком станешь.

И солярки маловато!

Уже стемнело, так что мыться в речке и ужинать пришлось в полной темноте. Ужин порадовал. Картошка с мясом, после консервов сухих пайков, казалась невероятно вкусной. Вероятно, наши тыловики смогли наладить хороший контакт с местным населением, иначе, откуда бы взялось свежее мясо и картофель. Взяв пустой котелок, я направился к кухне, поблагодарить старшину за вкусный ужин, а заодно и попросить добавки. Старшина от похвалы расплылся в довольной улыбке, но к великому моему сожалению, добавки не было.

После хорошего ужина настроение было прекрасным. Улегшись на расстеленный брезент, я пытался анализировать прошедшие дни. Делать это на сытый желудок было очень трудно. Мысли в голове текли медленно, глаза все время норовили закрыться. После бессонных ночей и нервного напряжения, не верилось, что есть время просто отдохнуть. Мои бойцы уже давно "давили массу", похрапывая и посапывая на разные лады. Иногда во сне кто-то стонал. Усталость брала свое и перебравшись в палатку я тоже заснул, надеясь, что сегодня удастся поспать хоть часа четыре. Однако, этим надеждам не суждено было сбыться. Без десяти двенадцать меня поднял прибежавший посыльный, сказав, что Кравцов вызывает всех на общее построение. Выбравшись из палатки, я увидел, что зам. ком. взвода уже строит солдат. Наскоро умывшись и приведя себя в порядок, я выслушал его доклад и повел строй в расположение батареи.

24 июня. Старший лейтенант Лучик.

Оказывается, пока мы мотались по лесам, штаб дивизиона разработал план нападения на одну из немецких колонн, двигающихся по дороге Владимир — Волынский — Луцк. Местом засады был выбран участок дороги, где шоссе дважды пересекало реку Турья, делающую широкую петлю. Расстояние между мостами составляло около полутора километров. Примерно в километре от дороги и параллельно ей тянулась кромка леса, с густым подлеском. Планировалось, в первые секунды боя взорвать мосты, заблокировав колонну на этом участке. Остановившаяся колона уничтожалась огнем прямой наводкой орудий дивизиона. Фланговые прикрытия должны были помешать возможным попыткам немцев форсировать реку, с целью нанесения удара во фланги огневых взводов. Места установки орудий уже были размечены взводами управления первой и третьей батарей. Мой взвод, после занятия огневыми взводами своих позиций, вместе со взводом управления первой батареи, занимал место на левом фланге. Необходимо было к утру успеть окопаться и тщательно замаскироваться. Все это нужно было сделать незаметно, используя для движения только приборы ночного вождения, любая другая подсветка — запрещалась.

Времени было в обрез, поэтому движение началось немедленно.

Колонна, двигающаяся по лесу в полной темноте, представляла из себя какое-то сюрреалистическое зрелище. Темные туши самоходок, покрытые пятнами камуфляжной раскраски и ветками, глухо рычащие и плюющиеся дымом выхлопов, гремящие посверкивающими в свете звезд траками гусениц, казались сказочными чудовищами, пробиравшимися через лес.

К рассвету все были на позициях. Технику замаскировали нарубленными в глубине леса ветками. Поднявшийся от реки туман, дал дополнительное время для маскировки отрытых окопов. Все замерли в ожидании.

Успокоившиеся лесные обитатели занялись своими повседневными делами, не обращая особого внимания на неподвижную технику. Только лесные пичуги, прыгая по броне, с любопытством заглядывали в стекла перископов и прицелов.

Пользуясь моментом, пока стоящий над рекой туман закрывает нас от дороги, я еще раз прошелся по своим окопам. Ребята постарались замаскироваться. Вынутый при рытье окопов грунт, был уложен на брустверы и аккуратно закрыт снятым дерном. Некоторые даже не поленились выкопать с корнями небольшие кусты, благо песчаный грунт позволял это сделать без особенных усилий, и отрыв окоп, размещали этот куст уже на бруствере. Ближе к реке я разместил гранатометчиков с РПГ, метрах в ста от них расположились остальные. Бронник замаскировали на кромке леса, чтоб он мог поддержать нас огнем башенных пулеметов.

Пока позволяла обстановка, я решил наведаться к Денисенко, взвод которого окопался рядом. У них на позициях, я с удивлением обнаружил два пулемета ДШК, установленные в свежеотрытых ячейках.

— Сань, а это чудо ты где добыл?

— Так мы же нашли склад тяжелого пехотного вооружения, там и позаимствовали. Только весят много, на броню затаскивать тяжело и крепить его там не удобно. Приходится пулемет снимать со станка и убирать внутрь, а станок просто привязывать веревками. Зато патронов пока — хоть завались, КПВТ-шные ведь экономить приходится.

— Ну силен, бродяга!

— А ты как думал? Как говорится, у воды быть и не напиться!

Вернувшись, я занял место в окопчике, где уже расположились Галенко и Шостаков с рацией.

С рассветом на дороге началось движение. Лучи поднявшегося солнца слизнули остатки тумана и дорога стала отлично видна. По ней на восток катились немецкие войска. Тяжелые грузовики везли в кузовах ящики с боеприпасами и солдат, конные упряжки тащили легкие пушки, а гусеничные тягачи буксировали тяжелые 105- и 150-миллиметровые орудия. Иногда, пыля по обочине, колонну обгоняли штабные броневики и группы мотоциклистов. Грузовики сменяли небольшие, штук по 10–15, группы танков. В основном это были легкие танки Т-1 и Т-2. Глядя на эту гудящую змею, ползущую по дороге, становилось даже немного жутковато.

В поле, возле насыпи дороги стояло несколько разбитых, закопченных "полуторок" и перевернутых телег, с мертвыми, уже раздувшимися, лошадьми. Валялись чемоданы, узлы и ящики с нехитрым скарбом беженцев, проходивших по этой дороге еще вчера.

Солнце поднималось все выше и выше, а команды на открытие огня не было.

Становилось жарко, к тому же полчища комаров стали атаковать залегших в окопах солдат. Курить было нельзя, поэтому отмахивались ветками, опустившись по глубже в окоп.

Не зря говорят, что хуже нет, чем ждать да догонять. Время тянулось как резиновое. Возбуждение немного спало, в окопах начались негромкие разговоры, кто-то даже похрапывал, примостившись на дне окопа.

Ближе к двенадцати, движение на дороге стало ослабевать, а затем прекратилось совсем. Последняя машина скрылась из вида и наступила странная, после многочасового гула, тишина.

— Ну, вот, досиделись, — подумал я, — немцы будут обедать, а мы продолжать кормить комаров.

Однако перерыв был небольшим. На пустой дороге показалось три мотоцикла. Протарахтев по дороге, они скрылись из вида. Вскоре с запада послышался гул танковых двигателей. На дороге появились три танка Т-2. Первый шел посреди дорожного полотна, второй — с небольшим интервалом и уступом, примерно на пол корпуса влево, с развернутой влево башней, третий — за вторым, с уступом вправо и башней, развернутой вправо. Танковый взвод в головном дозоре означал, что колонна пойдет серьезная. Прогрохотав по дороге, танки скрылись из вида, и опять наступила тишина. Не успел замолчать гул прошедшей тройки, как слева донесся рокот танковых двигателей, подходила основная колонна.

Скорее всего, немцы подтягивали части второго эшелона к Луцку, где неожиданно для себя, натолкнулись на упорное сопротивление наших войск.

При виде подходящей колонны, у меня похолодело в животе, как будто я разом проглотил пол кило мороженного. Немцы двигались, как на параде. Идеально выдерживая скорость и держа минимальный интервал, не более десяти метров, танки катили по шоссе. В бинокль хорошо было видно танкистов, высунувшихся из открытых люков. Считая танки, я не мог понять, почему колонна имеет такое построение. После четырех — пяти легких танков Т-2 шли пятнадцать — шестнадцать средних танков Т-3. Вероятно, структура немецких частей значительно отличалась от нашей. Даже здесь, на расстоянии более километра от шоссе, чувствовалась вибрация почвы, создаваемая шедшей колонной. От этой, ползущей по дороге, железной змеи, как от кошмарного чудовища, веяло ужасом и смертью. Казалось, нет такой силы, которая могла бы ее остановить.

Засмотревшись, я даже вздрогнул, когда услышал в наушниках:

— Всем, "Заря".

Это означало, что работаем по этой колонне. Операция проходила так, как и планировали. Когда головной танк въехал на дальний от нас мост, взорвался фугас из четырех 152-х милиметровых снарядов, заложенный ночью. В тот же момент, взорвался второй такой фугас, под ближним к нам мостом. Шедший в этот момент по мосту танк, взрывом сбросило в воду. Следующий за ним, успев затормозить, остановился на краю разрушенного пролета, но получив сильный удар сзади, от шедшего за ним танка, тоже нырнул с моста. Дивизион открыл беглый огонь по остановившейся колонне. Первым залпом были уничтожены восемнадцать танков, ни одно орудие не промахнулось! Наши тяжелые снаряды, с взрывателями, установленными на фугасное действие, проламывали бортовую броню и взрывались внутри, вызывая детонацию боекомплекта. От этих взрывов, танковые башни срывало с погонов и они, взлетев высоко в воздух, кувыркаясь падали на землю. Дорога превратилась в настоящий ад. Потерявшие от страха голову танкисты, пытались выбраться из машин и скрыться за насыпью дороги. Правда, не все поддались панике. Несколько машин, развернув башни, открыли огонь по нашим самоходкам. Но из короткоствольных 50-миллиметровых танковых пушек, на дистанции около километра, невозможно было быстро пристреляться, а осколки разорвавшихся даже вблизи снарядов, не представляли угрозы, к тому же таких шустрых было не много, и их уничтожали в первую очередь. Легкие броневики пытались съехать с дороги, чтобы укрыться, но имея большой радиус поворота, не могли это сделать за один прием, а пока маневрировали, их разбивали. От разрыва снаряда внутри, листы брони разворачивались в разные стороны, превращая корпус в невиданный, жуткий металлический цветок.

Головные танки, из остановившейся на противоположном берегу колонны, тоже открыли огонь по нашим самоходкам, остальные стали съезжать с насыпи дороги, занимая более удобное положение для стрельбы. Хотя это были легкие танки Т-2 и снаряды их 20-миллиметровых пушек могли нанести вред САУ только при прямом попадании, им не дали развернуться и пристреляться. Через пять минут, когда на дороге уже не осталось ни одного целого танка, третья батарея, довернув вправо, открыла огонь по вернувшимся танкам головного дозора, а первая и вторая батареи стали обстреливать продолжение колонны за мостом, постепенно перенося огонь вдоль дороги. Вскоре и там загорелось несколько машин. Тяжелые снаряды гаубиц, разрываясь рядом с легким танком, срывали гусеницы и разбивали катки, приводя его ходовую часть в полную негодность. Поскольку у находившихся в этой части колонны было больше времени оценить обстановку, они начали разбегаться, стараясь убежать как можно дальше от дороги и укрыться в кустарнике. В бинокль я увидел, как за рекой, километрах в двух от моста, пытается развернуться немецкий артдивизион 105-мм гаубиц. Это была уже реальная опасность. К счастью, эту попытку немцев заметил не только я. Орудия первой батареи перенесли огонь по немецким артиллеристам. В результате обстрела, там загорелось несколько тягачей а часть орудий была попросту разбита.

Хотя "Гвоздики" и имели только противопульную броню, она хорошо защищала расчеты и орудия от действия осколков немецких снарядов, ведь именно от осколков несли наибольшие потери расчеты полевых орудий. Прямые попадания в орудие, все-таки были довольно редки, а вот снаряд, разорвавшийся рядом, мог осколками уничтожить весь расчет.

Около трех десятков немцев, подгоняемые офицером, направились в нашу сторону, очевидно намереваясь зайти в тыл батареям и попытаться уничтожить орудийные расчеты. С собой они тащили четыре пулемета МГ-34. По их поведению сразу было видно опытных вояк. Рассредоточившись, короткими перебежками, они приближались к реке. Нельзя было допустить, чтоб они заняли удобные позиции на берегу реки, тогда они смогут спокойно нас обстреливать из пулеметов и карабинов, ведь огонь из наших ППД на этой дистанции, будет мало эффективен. Я с ужасом понял свою ошибку. Размещая солдат, я по привычке сделал это так, как будто они по — прежнему вооружены АК-74. Нужно было что-то срочно предпринимать! Позвав по рации Денисенко, я объяснил ему ситуацию. Шурик врубился моментально и уже через минуту солидно застучали его ДШК. Нас поддержали пулеметы БТРов. Огонь был настолько сильным и неожиданным, что потеряв десятка два солдат, и бросив пулеметы, немцы быстренько попрятались по кустам, открыв в нашу сторону огонь из карабинов. Но это уже было не так страшно.

Разрывы снарядов второй батареи добрались до группы бензовозов. Из пробитых осколками цистерн стал разливаться горящий бензин. Увидев это, немецкие солдаты, бросая технику, стали убегать. Вскоре один из бензовозов взорвался, облив струями горящего бензина все, что оказалось поблизости. Через время, глухо бухнув и выбросив вверх грибовидный столб, взорвался второй бензовоз. Дорогу заволокло черным дымом. Немцам уже стало окончательно не до нас.

Над лесом взлетели красная и зеленая ракеты, что означало — отходить. Сидевшая ближе к берегу, и до этого не обнаружившая себя группа гранатометчиков, стала ползком и короткими перебежками оттягиваться к лесу, соединяясь с остальными. Заметив это, залегшие в кустах на берегу реки, фрицы усилили огонь. Их пулемет на какое-то время прижал наших солдат к земле, но вцепившиеся в него ДШК, быстро заткнули немца.

У каждой батареи был свой маршрут отхода, и лишь в глубине леса, на широкой просеке, все должны были собраться в общую колонну.

Соблюдая маскировку и прикрывая друг друга мы оттянулись к лесу, погрузились на броню, и пристроившись за последним орудием первой батареи, скрылись в лесу.

У всех было приподнятое настроение. Сегодня мы воочию увидели всю мощь нашего оружия. Конечно, на боевых стрельбах я видел разрывы наших снарядов, но там стреляло одно орудие и после реальной пристрелки, дальнейшая стрельба велась на "запиши", т. е. по вводным руководителя стрельбы. Сегодняшний бой, когда за пять минут было уничтожено больше ста единиц вражеской техники, — это было НЕЧТО!

Когда колонна дивизиона уже вытянулась на широкой просеке, в воздухе показался самолет — разведчик "Рама", а вскоре появилась восьмерка Ю-87. Вероятно, кто-то из разгромленной колонны сообщил о нападении и немцы решили уничтожить наглецов, сделавших им такую "каку".

Приказав всем укрыться в БТРе, я через приоткрытый люк продолжил наблюдение.

Привыкшие к полному отсутствию средств ПВО у наших войск, "Юнкерсы" не спеша становились в круг, готовясь к бомбометанию. Снизу за их маневрами чутко следили тонкие стволы четырех "Шилок". Когда ведущий сделал крен, собираясь перейти в пикирование на цель, все четыре ЗСУшки открыли огонь. Вероятно, цели у них были распределены, потому что трассы впились в фюзеляжи сразу четырех самолетов. Висевшие на внешней подвеске бомбы, у одного из них взорвались, превращая бомбардировщик в огненный шар, а за тремя потянулись черные хвосты дыма. Остальные самолеты шарахнулись в стороны, но им не удалось уйти. Последовал еще один залп "Шилок", еще два огненных цветка распустилось в небе, а два самолета чадно дымя, клюнули носом и устремились к земле.

Сообразив, что сейчас на нас посыплются осколки взорвавшихся самолетов, я захлопнул люк. По броне несколько раз сильно ударило и на крышке люка, которую я только что закрыл, появилась приличная вмятина. Увидев ее, Шостаков заметил:

— Вовремя вы голову убрали, товарищ старший лейтенант!

— Да, а кое кто, когда я всех загонял внутрь, ворчал, что не даю им посмотреть!

Было б вам сейчас кино, железякой по башке!

Когда от мощных взрывов вздрогнула земля, я успокаивающе сказал:

— Сбитые "Юнкерсы" врезались в землю и взорвались!

Выждав еще немного, я выглянул из люка. Вокруг БТРа валялись мелкие и крупные остатки самолетов, на броне было несколько небольших вмятин и царапин, однако, ни приборы наблюдения, ни пулеметы не пострадали.

Не ушел от расплаты и самолет разведчик. Покончив с "Юнкерсами", ЗСУшки ударили по нему. Конечно, это выглядело не так эффектно, он просто выпустил шлейф дыма из горящих двигателей, упал с лес и взорвался. Удивительно, но никто из летчиков не выпрыгнул с парашютом. Скорее всего, от "Шилок" досталось не только самолетам, но и экипажам.

Дивизион успел пройти уже около пятнадцати километров, несколько раз меняя направление движения, и замаскироваться в лесу, дожидаясь темноты, когда высоко в небе опять загудел самолет разведчик. Боясь опуститься ниже, он нарезал круги, пытаясь обнаружить тех, кто сегодня так сильно обидел доблестную немецкую армию и знатно пощипал героев "Люфтваффе". Через время, видя, что по нему не стреляют, он опустился ниже, но все его попытки нас обнаружить были тщетны, дивизион растворился в лесу, как кусок сахара в стакане горячего чая.

Часть 6

24 июня. Лейтенант Гелеверя.

Солнце клонилось к закату. День, оказавшийся таким длинным и насыщенным событиями, заканчивался. Часа за два мы должны были добраться до склада, так что имелось время немного подумать о том, что произошло за эти дни и что нас ожидает в будущем. Правда, за весь день у нас во рту не было маковой росинки и очень хотелось есть. Мелькнула мысль, что с таким режимом питания, недолго и язву желудка заработать, однако тут же подумалось, что до язвы нужно еще дожить, а что то железное в организм, с гораздо худшими последствиями, сейчас можно заработать намного быстрее. Чтобы как-то заглушить голод, я стал грызть сухарь, размачивая его во рту.

Может от голода, а может от усталости и увиденного в карьере, мысли в голове крутились не очень радостные. Нет, я конечно понимал, что попытка дивизиона двинуть на восток, как только стало понятно, где и в каком времени мы находимся, скорее всего, окончилась бы полным провалом. После первого же боя, оставшуюся без снарядов и горючего технику, пришлось бы бросить, так как даже взорвать ее было бы не чем. Так же я понимал, что нам просто сказочно повезло, мы наткнулись на склады с оружием, топливом и нашли боеприпасы к орудиям. Понятно было, для чего Абросимов приказал освободить пленных. С пехотой должна воевать, в первую очередь, пехота! Малочисленные взводы управления не смогут надежно защитить самоходки при столкновении с большим количеством немецкой пехоты. Ведь достаточно десятка фрицев, просочившихся в тыл, чтобы гранатами вывести из строя наши самоходки. Но сейчас, я бы, собрав все силы в кулак и загрузившись по максимуму горючим и боеприпасами, попытался двинуть к своим, направив вперед конную разведку и пехоту. При столкновении с противником, огнем орудий дивизиона расчищать дорогу и опять двигаться вперед. Поразмыслив, я понял, что у этого плана тоже есть свои слабые места. Помимо угрозы столкнуться в прифронтовой полосе с немецкой ударной группировкой, с весьма печальными для дивизиона последствиями, нужно было учитывать еще один неприятный аспект. Из документов и мемуаров было видно, что в этот период управление войсками было практически потеряно. Из-за отсутствия надежной связи, штабы не знали, где находятся войска, которые, в свою очередь не знали, где находятся штабы. Посыльные с донесениями и приказами катастрофически опаздывали. Короче, выбравшись из окружения, тут же можно было оказаться опять в окружении. Наступающие части немцев пытались остановить любой ценой, забыв о какой либо тактике и не жалея техники и людей. Подходящие подкрепления тупо бросали в бой, разбивая их о бронированные лбы немецких штурмовых колонн. Поэтому никто не мог дать гарантию, что выйдя в расположение своих войск, дивизион не был бы брошен затыкать очередной прорыв немцев. А попытка доказать необходимость немедленной эвакуации в тыл — расценивалась бы как дезертирство, со всеми вытекающими последствиями. Результат опять тот же — брошенная или разбитая техника, попавшая в руки врага.

Хотя, как инженер, я прекрасно понимал, что развитие техники определяется не только полученными образцами, но и во многом, знанием технологий. Например, получив в руки транзисторный приемник, нельзя ожидать, что при технологиях начала сороковых годов, возможно быстрое налаживание производства этих приемников или хотя бы самих транзисторов. Отсутствие необходимых технологий не позволит этого сделать, хотя направление движения мысли будет получено. Конечно, кое что из легкого вооружения и некоторые инженерные решения можно было использовать и сейчас, поэтому дарить все это немцам, как-то не хотелось!

Решение задачи, по успешному выходу дивизиона к своим, кроме обеспечения самого выхода, должно гарантировать немедленную эвакуацию техники в тыл. Но для этого необходимо подключать очень больших начальников! Одним из возможных вариантов было решение отправить к нашим часть собранной пехоты с батареей Гаранина. С ними можно было передать образцы нашей техники, например радиостанцию Р-108, ее проще уничтожить, если возникнет угроза захвата немцами. Командир этого отряда, по выходу в расположение наших войск, должен был добиться встречи с командирами уровня начальника разведки армии или его заместителями, так как время принятия решения и сроки организации коридора для успешного вывода и отправки дивизиона в тыл, должны быть минимальными. Сама отправка — желательно литерным железнодорожным эшелоном. Связь и согласование времени и места выхода, могла осуществляться по радио. Для шифрования радиограмм можно было использовать, например, книгу "Правила стрельбы и управления огнем наземной артиллерии", которые были в полевых сумках у каждого офицера дивизиона. Одна из таких книг должна быть передана с посылаемым отрядом. Для шифрования использовался очень простой способ. В четырехзначной группе, первые две цифры — номер строки на странице, последние — номер буквы в строке. В первой и последней группах — номер страницы, по которой ведется шифрование. Однако, не смотря на эту простоту, он обеспечивал очень высокую надежность, так как каждая радиограмма шифровалась по новой странице, что исключало повторение соответствия: буква — цифровая группа. Развитие событий по этому сценарию, при удачном раскладе, позволило бы нам с минимальными потерями прорваться к своим, сохранить технику и оставить немцев с носом.

Наше сегодняшнее нападение на колонну, делало и этот вариант практически не возможным. Обозленные немцы возьмутся за нас очень плотно и не сегодня, так завтра. Чтобы избежать окружения и разгрома, дивизиону придется, как "соленому зайцу", мотаться по лесам, тратя драгоценное горючее и теряя найденные склады. Как говорится, "Куда ни кинь, всюду клин". Все это мне очень и очень не нравилось, и я не мог понять логику Абросимова при принятии такого решения.

По приезду на склад, я решил обсудить эту тему со своим комбатом Котовым. Послужив немного под его началом и сравнив с другими командирами батарей, я понял, как мне повезло попасть именно к нему. Офицер в третьем поколении, его дед и отец тоже были офицерами, он ничуть не походил на "Сапога" — "ширинком к выходу". Его энциклопедические знания, причем не вершки, как можно было бы предположить, позволяли разговаривать с ним, практически на любую тему, от оружия до музыки.

Естественно, большая часть его интересов была связана с артиллерией, причем не только современной. На занятиях, он часто делал исторические экскурсы, показывая, как развивалась сама артиллерия и методы ее боевого применения. Будучи от природы отличным педагогом, он умел построить весь процесс так, что нам казалось, будто именно мы сами додумались, до какого ни будь интересного метода.

Щедро он делился с нами тонкостями выполнения таких задач, как создание и перенос огня от репера, позволявшем без предварительной пристрелки надежно поражать нужные цели, или о сложном, поэтому мало применяемом методе стрельбы на рикошетах, очень эффективным при стрельбе по укрытой в окопах пехоте. По нашим должностям, такие задачи для нас не были обязательными, но будучи большим профессионалом, он старался приблизить нас, насколько это возможно, к своему уровню, а не махнуть рукой, мол "пиджаки", что с них взять!

Пока я так предавался размышлениям, наша колонна добралась до склада. Проезжая по его территории, я увидел семь больших немецких грузовиков, и обратил внимание, что у всех на дверках кабин были пулевые пробоины. В два грузовика солдаты грузили оружие и боеприпасы. Ближе ко вторым воротам стояло еще четыре грузовика, но не бортовые, а с большими фургонами, типа наших КУНГов.

Значит, Котов тоже вернулся с добычей!

Найдя Котова, я доложился ему. Выслушав, он сказал:

— Потери есть?

— Нет, все живы.

— Очень хорошо, тогда переодевайтесь, корми своих людей, сам поешь, а потом все подробно расскажешь. Есть-то наверняка хотите?

— Как стая зимних волков! Попадется слон, обглодаем до косточек!

— Ну, слона не обещаю, а каши пока вдоволь.

Мы переоделись, поели, оставив Сорочана за старшего, и взяв с собой Голубева, я отправился к Котову.

Он сидел под навесом из брезента, за столом, сложенным из пустых ящиков. Из таких же ящиков вдоль стола были сделаны скамейки. На столе лежала развернутая карта, с краю стояла тихо шипящая рация.

Увидев меня, Котов улыбнулся и спросил:

— Наелись, за слонами гоняться не будете?

— Наелись, напились и на бок повалились.

— Это хорошо, что настроение у тебя бодрое, только валяться сейчас некогда.

Присаживайся и рассказывай, как сходили.

Внимательно слушая мой рассказ, он иногда задавал уточняющие вопросы. В общем, было видно, что он доволен тем, что задание нами выполнено и при этом мы не потеряли никого из людей. Когда я рассказывал о том, что немцы считают нас целой дивизией, он грустно улыбнулся. Свой рассказ я закончил словами:

— Товарищ капитан! Вы кадровый военный, имеете бóльший опыт, и я хотел бы с вами посоветоваться.

— Я тебя слушаю.

Изложив ему свои мысли, по поводу вариантов развития нашей дальнейшей судьбы, я попросил объяснить мне, в чем я не прав, и почему Абросимов принял решение о нападении на колонну.

— Во многом ты конечно прав. И в том, что немцы не спустят нам разгром своей колонны. И в том, что не стоит бежать, сломя голову на восток, тоже. Сейчас в линейных отделах НКВД в основном сидят те, кто в мирное время занимался поиском "шпионов" и "врагов народа" среди своих. Любые непонятности они рассматривают как подтверждение твоей вины. К тому же действует негласное правило, что лучше расстрелять пару — тройку невиновных, чем пропустить одного шпиона. Мой дядя, например, начинал войну как и ты, командиром разведвзвода, только севернее, в Белоруссии. Когда он с остатками своего взвода вышел из окружения, следователь в фильтрационном пункте назвал их немецкой диверсионной группой, пытающейся пробраться в наш тыл. От неминуемого расстрела их спасло чудо. В этой дивизии оказался его товарищ по училищу, который не побоялся опознать и поручиться за дядю. Его вернули в строй, назначив командиром огневого взвода, а через две недели, они опять попали в окружение. Провоевав всю войну и закончив ее в Праге, дядя не любил вспоминать эти первые, самые горькие, месяцы войны. Лишь иногда, приезжая к нам в гости, он засиживался допоздна за столом с моим отцом, и рассказывал некоторые случаи. Что же касается решения Абросимова я, конечно, могу только предполагать. Вот скажи, когда ты первый раз столкнулся с немцами, тебе было страшно?

— Конечно было! Особенно там, на поляне, где мы устроили засаду. Хотя точнее сказать, мне стало очень страшно, даже немного потряхивало, когда уже все закончилось.

— А сейчас ты боишься встретиться с ними?

— Ну, на рожон не попру, а в принципе, бить их можно, хотя не скажу, что очень просто.

— Вот видишь, после первых удачных боев, у тебя появилась уверенность в своих силах. Ты понял, что не так страшен бес, как его малюют. А ведь у нас в дивизионе, все необстрелянные. Расчеты всего один раз, на зимнем полигоне, стреляли боевыми снарядами. Представь, какая была бы неразбериха, и какие потери, столкнись дивизион на марше с танками немцев. А сейчас они своими глазами видели, как от их выстрелов взрываются и горят вражеские танки, слышали, как стучат осколки и пули по броне их орудий. И я думаю, большинство, так же как и ты уяснили, что не так уж и страшны эти танки, особенно, если суметь выбрать для себя выгодную позицию.

Конечно, Абросимов рисковал, но на войне нельзя без разумного риска. Главное, чтобы теперь у вас, уверенность не превратилась в глупую самоуверенность. А еще по этому поводу, в одной умной книге сказано: "Плоть слаба, а дух силен". Понял?

— В общем-то понял.

— Еще какие вопросы будут?

— Скорее не вопрос, а просьба. Нам бы автоматов, штук десять, ДП — штуки три и СВТ-шек, штук пять. Ну и патронов, естественно.

— А куда делось оружие, что вы уже брали на складе?

— Пленным отдали. Мы ведь все равно на склад собирались, а им пригодится!

— ППД и ДП понятно, а зачем вам еще и СВТ?

— Понимаете, товарищ капитан, в кино обычно показывали, что почти все немцы вооружены автоматами. На деле я вижу, что автоматов не так и много, в основном винтовки и карабины, пулеметов еще много! ППД, в принципе, неплох при стычке на коротких дистанциях, а чуть дальше, его эффективность падает, один треск. Немцы же, из своих винтовок и пулеметов, вполне могут нам шкурку попортить. Так что нужен адекватный ответ.

— Убедил! Сейчас напишу записку Коровину, чтоб выдал все, что вам нужно.

Получив записку, я позвал Голубева, приказал ему отнести записку Сорочану и возвращаться ко мне.

— Ну, еще вопросы будут?

— Будут! Расскажите, как Вы сходили? Я вижу, вернулись с трофеями.

— В принципе, нормально, но захватили не совсем то, что хотелось.

В коротком рассказе Котова, события развивались следующим образом.

Не рискнув выводить батарею Гаранина на прямую наводку, он нашел в лесу, километрах в четырех от дороги, большую поляну, где и развернул батарею. Правда, для обеспечения наименьших прицелов, пришлось обрезать несколько макушек у деревьев на противоположной стороне поляны и орудия установить на расстоянии пяти метров друг от друга, иначе они просто не размещались на поляне.

Идея заключалась в том, что артиллерийским огнем "откусить" голову колонны, а когда она скроется из вида основной колонны за поворотом, захватить эти машины.

Рано утром, на дороге показалась голова первой колонны. Впереди проехал головной дозор на мотоцикле, следом шла легковая машина, типа УАЗика, с гофрированными боковинами и запасным колесом на капоте. За ней тянулась вереница тяжелых машин, бортовых и с фургонами.

Первый залп батареи лег с недолетом. Введя корректировки, Котов вторым залпом накрыл колонну на дороге. Головные машины, увеличили скорость, пытаясь вырваться из-под обстрела. Когда попавшая под обстрел часть колонны скрылась за поворотом и немцы, посчитав что вырвались, вздохнули с облегчением, из придорожных кустов вылетела граната и упала перед легковушкой. Но немцы-то не знали, что из гранаты не выдернута предохранительная чека! Увидев гранату, водитель резко вывернул руль вправо и машина, едва не перевернувшись, слетела с насыпи и остановилась. Водитель грузовика не мог так быстро сманеврировать. Надавив до отказа на педаль тормоза, выпученными от ужаса глазами, он смотрел на приближающуюся гранату. Колонна остановилась. Но граната не взорвалась, а из придорожных кустов наши бойцы открыли огонь по кабинам грузовиков, стараясь не повредить двигатели и шины. Вскоре все было кончено.

Заминка вышла с мотоциклом, его экипаж, развернувшись, открыл стрельбу из пулемета, да выскочившие из кузова одной из машин солдаты, успели установить под ней пулемет. Мотоциклистов уничтожили из ДП, а под машину катнули "Феньку"[12].

Водителя легковушки застрелили, а сидевших в ней капитана и лейтенанта, связали и погрузили в один из грузовиков. Поврежденную гранатой машину, у которой в кузове оказались палатки и матрацы, убрали на обочину, а остальные отогнали в лес.

Немцы на дороге, видно так и не поняли, откуда по ним ведется артиллерийский обстрел, который прекратился так же внезапно, как и начался.

Уже к обеду сводный отряд Котова был у склада. Стали разбираться, что же за добыча им досталась. Оказалось, что они захватили полевую артиллерийскую мастерскую. В одном из фургонов стояли два небольших станка, в другом была оборудована слесарная мастерская. В третьем фургоне располагалась электростанция с кабелями для подключения станков. Четвертый фургон был оборудован под кабинет командира. В нем находился большой стол, спальное место, пара шкафов для одежды и даже, отгороженный легкой перегородкой, санузел. Это значит, чтоб господин офицер не утруждал себя лазанием по лестнице, буде ночью ему захочется справить нужду.

Часть грузовиков перевозили ящики с готовыми зап. частями к немецким орудиям, другие были загружены различными металлическими заготовками. Здесь были прутки и шестигранники различного диаметра, листы различной толщины и еще много всякого железа, необходимого для ремонта орудий. В одной из машин, закрепленные в транспортных лежаках, находились десять баллонов с азотом, а в ящике — шланги высокого давления.

Видя, что Котов не очень доволен трофеями, я поинтересовался, что его расстраивает.

— Да я ума не приложу, что можно со всем этим делать. Грузовики еще можно использовать для перевозки боеприпасов. Два из них уже грузятся оружием, для твоих освобожденных, а что делать с фургонами?

От этих слов, я даже подпрыгнул на ящике.

— Как что делать? Да в фургонах — самое ценное. У нас сейчас даже простой напильник не найдешь, я думаю, и во всей округе нормального инструмента не сыщешь, а тут целая мастерская. Разрешите ее тщательно осмотреть, и я вам скажу, что мы можем делать на этом оборудовании.

— Пойдем, посмотришь. — с сомнением в голосе сказал Котов.

Честно говоря, я не ожидал, что Котов не поймет всей ценности его трофеев. Очевидно, сказалось то, что обычно командиры особенно не заморачиваются с ремонтом техники и вооружения. В полку есть для этого специальные службы.

При обнаружении какой либо неисправности, вызываешь ремонтников, если возможно, они устраняют поломку на месте, если нет — тащат неисправную технику к себе. Мы же оказались оторваны от всех тыловых структур и теперь, даже элементарную гайку не где взять. Не говоря о более серьезном ремонте.

Забравшись в первый фургон, я стал осматривать станки. Это оказались токарный и универсальный фрезерный. На них можно было выполнять практически все операции по металлообработке, единственным ограничением служил размер обрабатываемой детали. В ящичках шкафов, закрепленных на стенах, я обнаружил разложенные с немецкой аккуратностью резцы, фрезы и сверла различного диаметра. В уголочке я увидел электро-точило.

Не удержавшись, я тихонько выругался. Удивленно посмотрев на меня, Котов спросил:

— Что-то не так?

— Да нет, все настолько так, что даже зло берет. Это настоящий цех, только очень маленький.

Во второй машине я обнаружил широкий верстак, с двумя тисками, большими и маленькими. В стоящем у противоположной стены шкафу, хранились инструменты.

Ключи различных размеров, напильники, от грубых до маленьких надфилей, пилы по металлу и запасные полотна к ним, были так же аккуратно разложены по ящичкам. Окончательно сразила меня, обнаруженная в одном из нижних ящиков, большая электродрель.

Все это богатство — абсолютно новое, как говорится, муха не сидела.

Котову наверно надоело смотреть, как я перебираю железки и слушать мои "Ух ты!", "Ух ё!" и он спросил:

— Ну и что со всем этим делать, и кто со всем этим умеет обращаться!

— Делать можно, практически все, еще бы сюда электросварку, и можно даже небольшие пробоины в броне заделывать. А насчет того, как с этим добром обращаться, то чесслово обижаете, товарищ капитан. Не все же наши "двухгодичники" — химики, как Лучик. Например, Денисенко оканчивал Донецкий "Политех", что-то связанное с машиностроением. Среди освобожденных могут найтись токари и фрезеровщики, тот же Савельев в ФЗУ учился. Я тоже, по образованию инженер механик и различные метода металлообработки изучал. К тому же, на "Тридцатке" в Мелитополе, где мы два месяца были на практике, я даже получил корочки токаря третьего разряда.

— Что за "Тридцатка"?

— Завод "Имени Тридцатилетия ВЛКСМ", "Тридцаткой" его местные называют.

Пойдемте, посмотрим на электростанцию, что за зверь. Ведь без нее станки работать не будут.

В фургоне с электростанцией, царил такой же немецкий порядок. Посреди фургона располагалась сама электростанция, состоящая из четырехцилиндрового двигателя и генератора. Ближе к кабине водителя находился бензобак, литров на сто. Электрические кабели были аккуратно намотаны на небольшие барабаны, закрепленные на стене. Возле двери висел большой распределительный щиток с разъемами для кабелей и пакетными выключателями. В аккуратных рамочках висели инструкции, скорее всего по запуску и обслуживанию. Слово "инструкция" напечатанное крупными буквами, в особенном переводе не нуждалось. Ведь мое слабое знание разговорного немецкого, в какой-то степени объяснялось тем, что в институте, мы в основном занимались переводом технической литературы.

— Двигатель, наверное от "Мерседеса" — сказал Котов.

— Я думаю, скорее "Опель". "Мэрсы" в то время в основном были шести цилиндровые. "Фольксваген" — с воздушным охлаждением, а здесь есть водяной радиатор.

Осматривая генератор, я нашел на нем шильдик. Генератор оказался трехфазный, с напряжением между фазами 220 вольт, мощностью восемь киловатт. Видимых повреждений ни на двигателе, ни на генераторе не было. Уровень топлива в баке, как было видно в трубке уровнемера, достигал максимальной отметки. Моя уверенность, что электростанцию удастся запустить, крепла с каждой минутой.

— Что рассказывают господа офицеры? Куда это они так торопились с утра?

— А кто будет с ними разговаривать? Мой немецкий не настолько хорош, чтоб вести с ними беседы, а всех знающих немецкий язык, ты забрал. Просмотрел только личные документы и найденную у них карту. Кстати, судя по нанесенной на ней обстановке, Луцк они еще не взяли. А вот Горохов у них и скорее всего, через Берестечко они будут прорываться на Млинов и Дубно. В дивизион я доложил эту информацию.

Возле машины нас ожидал старшина Таращук. Подождав, когда мы спустимся на землю, он подошел, четко козырнул, и обратился к Котову.

— Товарищ капитан! Ваше распоряжение выполнено. Две машины загружены оружием и боеприпасами. Водители и личный состав группы сопровождения построены и ждут ваших приказаний.

— Хорошо, я сейчас подойду. Передайте, чтобы пленных привели к штабной палатке. Кстати, их хоть покормили?

— Конечно! Мы же не звери какие!

Котов пошел инструктировать отъезжающую группу, а направился к своему броннику, чтобы взять своих знатоков немецкого.

Мои орлы, сытые и довольные, расположившись на пустых ящиках, чистили полученное оружие.

Как всегда, когда руки заняты, а язык свободен, солдаты негромко болтали, перескакивая с темы на тему. Увидев меня, Сорочан подскочив, скомандовал "Смирно" и доложил:

— Товарищ лейтенант! Взвод занимается чисткой оружия.

— Вольно! Вижу, чем занимаетесь.

Глядя на хитрую и довольную физиономию Сорочана, я понял, что мои солдатики либо нашкодили, либо что-то сперли.

— Ну выкладывай, что это ты такой довольный.

Сорочан приподнял тряпку, лежащую на ящике и я увидел пять снайперских прицелов, лежащих под ней. Оказывается, они наткнулись на ящики со снайперскими СВТ и пять штук забрали себе.

— Что могу сказать? Молодцы. Как только появится возможность, пристреляем.

Кстати, не забудьте почистить и трофейное оружие! Сержант Ланге.

— Я!

— Назначаю вас старшим в группе переводчиков! Заканчивайте с оружием и через пять минут я жду всю группу у палатки командира отряда.

— Есть!

Направляясь к навесу Котова, я увидел впереди себя, двух немецких офицеров, конвоируемых красноармейцами. Меня удивило, как смешно шли эти офицеры.

Обычно так ходят модницы, носящие длинные и узкие юбки. Подойдя ближе, я увидел, что ноги немцев связаны короткими веревками, на манер пут у лошадей, которые позволяли им передвигаться только мелкими шагами. Смешно семеня, немцы к тому же поддерживали брюки руками. Вероятно, бдительные конвоиры забрали у пленных поясные ремни и срезали пуговицы на брюках.

Доведя пленных до навеса, один из конвоиров, высокий черноволосый младший сержант, приказал им остановиться. Я остановился в сторонке. Вскоре ко мне подошли наши переводчики. Пока Котова не было, я рассматривал немцев.

Невысокого роста худощавый капитан, даже придерживая руками сползающие брюки, старался держаться гордо. Худой и высокий лейтенант, наоборот, сутулился, стараясь быть незаметнее. За время, прошедшее после пленения, он, вероятно, вспомнил всю пропаганду о страшных, диких русских, и решил, что сейчас его будут убивать. Только присутствие командира удерживало его от истерики.

Доложившись подошедшему Котову, младший сержант и второй конвоир отошли немного в сторону. Махнув рукой, подзывам нас к себе, Котов спросил:

— Кто будет переводить?

— Телегин и Миронов. Ланге и Савельев — контролируют и при необходимости помогают.

— А почему так?

— У Телегина и Миронова знания языка хуже. Им полезно лишний раз потренироваться.

— Хорошо! Начнем.

Хотя немцы и могли уже договориться между собой, Котов приказал конвоирам отвести лейтенанта метров на пятьдесят в сторону, чтобы он не слышал нашего разговора с капитаном. Решив, что его уже ведут на расстрел, лейтенант побледнел, его губы задрожали. Капитан, глядя на него, что-то брезгливо ему сказал.

— Что он говорит?

— Чтобы вел себя, как подобает немецкому офицеру, — перевел Телегин.

Капитан Гюнтер Штокман, оказался командиром артиллерийской ремонтной мастерской 44 пехотной дивизии Вермахта. Кроме того, что уже и так было известно из его документов, он ничего не хотел говорить. Когда ему сказали, что жизнью поощряются только согласившиеся на сотрудничество, он имел наглость предложить нам свои услуги посредника в переговорах с немецким командованием. На вопрос, о чем могут быть переговоры, не смутившись ответил, что о нашей сдаче в плен. Конечно, такое предложение ничего кроме смеха у нас не вызвало.

— Господин капитан. Вы понимаете, что отказавшись сотрудничать, тем самым подписали себе смертный приговор и я буду вынужден вас расстрелять?

— Да! И я готов умереть за Великую Германию!

— Ну, что же, Вы сами выбрали свою судьбу! Раздевайтесь.

— Зачем?

— Ваш мундир вам больше не понадобится, а нам он еще пригодится.

Солдаты вызванного Котовым отделения, отвели раздетого Штокмана к изгороди и расстреляли.

Не знаю, то ли он действительно был такой фанатик, то ли надеялся, что мы его так пугаем, но до последнего момента он стоял гордо выпрямившись, сохраняя на лице пренебрежительную усмешку. Такое мужество врага достойно уважения.

На лейтенанта, расстрел его командира, произвел убойное впечатление. От страха у него отказали ноги, и конвоирам пришлось тащить его к столу под мышки. Но язык у него работал нормально, так, что Телегин и Миронов не успевали переводить.

Оказывается, он, лейтенант Фриц Хазе, в мастерской отвечал за изготовление новых деталей и станки с электростанцией находились в его ведении. И вообще, послушав его, так получалось, что его, бедного инженера, чуть ли не насильно забрали в армию.

Он же, весь белый и пушистый, ни разу не выстрелил в русских солдат, сочувствует коммунистам и чуть ли не лучший друг Тельмана. В общем "Дружба — Фройндшафт".

Слушая его быструю, сбивчивую речь, я не удержался от замечания.

— Ну что тут сказать, хазе, он и есть хазе!

— Это ты о чем? — спросил Котов.

— "Хазе" — по-немецки — заяц! А заяц он и в Германии — заяц. Кстати, вот вам и специалист по металлообработке. Я думаю, он будет очень стараться, если ему пообещают сохранить жизнь.

На вопрос, куда двигалась мастерская и какое у них было задание, Хазе рассказал, что вчера на огневые позиции роты артиллерии одного из пехотных полков их дивизии, напали русские танки. Все шесть 75-мм пушек LeIG-18 были уничтожены.

Две оставшиеся 150-мм пушки SIG-33 успевшие сделать только по паре выстрелов и подбившие один из танков, тоже были уничтожены огнем из танковых пушек.

Мастерская должна была попытаться отремонтировать хотя бы часть разбитых орудий, т. к. целый полк остался без артиллерии.

На карте он указал район, между селами Печихвосты и Княже, где это произошло.

У меня появилась одна мысль, которой я поделился с Котовым.

— Товарищ капитан. Я где-то читал, что в районе Броды находился наш 15-й механизированный корпус. Не оттуда ли эти танки? Если оттуда, то на немецкие огневые позиции они нападали уже на последних каплях горючего. Вот бы туда организовать экспедицию с топливом. Несколько танков нам бы не помешали.

— Доложим Абросимову, что он решит.

Больше ничего интересного Хазе нам не сообщил. По требованию Котова он написал расписку о добровольном сотрудничестве с командованием РККА. Позвав конвоиров, Котов приказал им отдать лейтенанту ремень и пуговицы, но глаз с него не спускать.

Стемнело и бойцы, позвякивая котелками, потянулись к кухням. Котов пригласил меня поужинать с ним и я, естественно, не стал отказываться.

Не успели мы съесть и по паре ложек, как прибежал Крюков.

— Товарищ капитан! Разрешите обратиться?

— Обращайтесь!

— Вам и лейтенанту Гелевере, приказано прибыть к 23–00 в штаб дивизиона, который находится сейчас на одном из хуторов в пяти километрах восточнее села Шельвов.

Наскоро поужинав, Котов разложил карту и подсвечивая фонариком, стал прокладывать маршрут, а я побежал готовить свой бронник к выезду.

Мои солдаты успели поужинать и теперь грузили в БТР оружие и боеприпасы.

Через пять минут погрузка была закончена и я доложил подошедшему Котову, что мы готовы к движению.

— Разворачивайте БТР, поедем через Дорогиничи. Там мы должны встретится с капитаном Короткевичем, который подъедет на БТРе Горбатко.

Как говорится, в тесноте да не в обиде, поэтому все разместились внутри. Водитель включил прибор ночного вождения, и зарычав двигателями БТР двинулся в ночь.

Развернувшись на командирском сиденье, Котов сказал:

— Всем, кроме башенного пулеметчика, разрешаю отдыхать.

Вот это правильно! Хоть пару часиков подремать! Вымотавшиеся за день солдаты, получив такую команду, заснули почти мгновенно, как будто их выключили тумблером. Я еще немного поерзал, устраиваясь поудобнее на жестком сидении и тоже уснул.

А БТР, гудя и мягко покачиваясь, уносил нас в ночь, навстречу неизвестности.

Часть 7

24 июня. Ст. лейтенант Лучик.

Немецкий самолет разведчик кружил над лесом, а под густыми кронами деревьев кипела жизнь.

Расчеты САУшек и ЗСУшек банили орудийные стволы, тщательно очищая их от порохового нагара. Конечным результатом этого действа было то, что ствол внутри блестел, по выражению старшины, "как котовы яйца", а на чистой белой тряпке, которой был обернут деревянный пыж, пробиваемый через ствол, не должно было оставаться и следа нагара. Тяжелую и обычно не любимую работу, расчеты сейчас делали если не с радостью, то с каким-то подъемом. Воспоминания недавнего боя, первого настоящего боя в их жизни, были очень свежи, выброшенный в кровь адреналин еще поддерживал возбужденность.

Тяжелая физическая работа способствовала скорейшему израсходованию этого самого адреналина, так что, по окончанию гигиенических процедур у гаубиц, все уже более или менее успокоились.

По распоряжению Кравцова, шесть человек из моего взвода я направил в боевое охранение, разделив их на три парных поста с радиостанциями и разместив на указанных грунтовых дорогах, в километре от места стоянки дивизиона. Остальные занимались чисткой оружия, обсуждая события прошедшего боя. В общем, классическая картина — "Отдых после боя".

Почистив оружие, солдаты уселись ужинать, пригласив и меня. Я отказался и отправился по — ближе к КШМке, надеясь узнать последние новости.

У штабной машины я увидел прибитый к дереву небольшой щит, на котором был закреплен свежий "Боевой листок", возле которого уже стояло несколько солдат и офицеров. На этот раз замполит не пожалел половину листа ватмана. Больше всего мне понравился рисунок, изображавший ведущую огонь самоходку и горящие в дали немецкие танки. Что же касается текста, то он, как всегда, был щедро пересыпан призывами и цитатами из материалов прошедшего весной 26 съезда КПСС. Саня Денисенко, что-то выписывал в свой блокнот, значит, будут очередные головоломные вопросы нашему замполиту.

Денисенко замполитов не любил. Вообще-то их мало кто любит. По — моему, так он все немного сдвинутые. Из всех политработников полка, единственным человеком, с которым можно нормально разговаривать, был недавно присланный секретарь парторганизации. И то, я думаю, потому, что до этого служил у "летунов", а там взаимоотношения другие. Во всяком случае, так мне рассказывал офицер — авиатор, любовник моей квартирной хозяйки. Наш же замполит, капитан Домнич, имел "позывные" — "Брёвнич" или "Шпала". Иногда еще его называли "Начальник паники".

Нелюбовь Денисенко к политработникам, имела странную, я бы даже сказал, несколько извращенную форму. Он тщательно изучал и конспектировал все материалы съездов и пленумов, готовя по ним каверзные вопросы. Этими вопросами, как тяжелыми снарядами, он сбивал наших политработников с гладких и накатанных рельсов их докладов. Получив "в лоб" такой вопрос, любой политработник на какое-то время терял дар речи, и в наступившей тишине слышно было как скрипят шестеренки у него в голове. Но придраться было не к чему. Как нерушимым щитом, Шурик прикрывался цитатами из первоисточников, тут же демонстрируя, где это написано в книгах. Это очень нервировало наших политработников, превращая любое их выступление в ходьбу по минному полю.

Говорят, что "Бревнич" даже ходил жаловаться к Абросимову, и тот ему ответил, что как к офицеру, у него к Денисенко претензий нет. Что же касается политчасти, то у него самые полные конспекты и если уж командир взвода, у которого других дел не в проворот, может так тщательно готовиться, то политработникам это сам Бог велел и докладчикам нужно самим лучше изучать такие важные материалы.

Поболтав еще немного, я решил все-таки поужинать и вернулся к своему БТРу.

Круживший над лесом самолет разведчик, израсходовав горючее, ушел на Запад, унося с собой звук нудного завывания двигателей. Сразу все почувствовали себя свободнее.

Я успел поужинать и чистил свой ППД, когда прибежавший посыльный передал, что Абросимов приказал всем офицерам собраться у его машины.

Подходя к КШМке, я увидел, что почти все уже собрались. Нач. штаба Васильев, построив прибывших офицеров на небольшой полянке, доложился Абросимову.

Не смотря на покрасневшие от недосыпания глаза, наш командир выглядел бодрым и довольным.

Поздравив всех с боевым крещением, он стал ставить очередную задачу. Обойдя стороной село Шельвов, взводы управления должны были блокировать хутор, находящийся в пяти километрах восточнее. После проверки хутора, к нему подтягивались огневые взвода и управление дивизиона.

Проверку, я так понял, решили провести "на живца", используя небольшую группу солдат и офицеров, изображавших окруженцев.

К блокированию хутора необходимо было подойти со всей серьезностью, так как в этих районах было сильно влияние ОУН, и хозяин одинокого хутора вполне мог оказаться их осведомителем.

Конечно, воевать с нами они бы не стали, но могли сообщить немцам о нашем появлении. Тут он был прав. Я сам видел в селе Магеров, памятник погибшим от рук бандитов ОУН, где последние погибшие датировались 1954-м годом, через девять лет после окончания войны. Кстати, сами местные говорили, что активистов и коммунистов убивали и позже, чуть ли не до 1960-го года, просто хоронили их уже на общем кладбище.

Еще не стемнело, когда мы окружили хутор, расположенный на широкой поляне среди леса.

Сам хутор состоял из двух жилых домов и нескольких сараев. В стороне, возле опушки леса, стояли еще два больших сарая.

Поскольку мы оставили БТРы почти в километре от хутора, его обитатели либо не слышали, либо не обратили внимания на шум наших двигателей. На хуторе шла привычная вечерняя суета. В одном из сараев нетерпеливо мычала корова, которую нужно подоить и напоить. В другом сарае повизгивали свиньи, требовавшие еды. Негромко фыркали стоящие в стойле лошади. Картина была самая мирная, и не верилось, что где-то идет война, о которой напоминала только погромыхивающая на востоке канонада.

Доложив по радио о том, что заняли позиции, мы получили приказ следить за хутором и не допустить, чтоб кто-либо покинул его. Вскоре я увидел, как из леса появилась группа, человек десять, офицеров и солдат и направилась к хутору. Навстречу им вышел мужик, лет сорока пяти, с длинными повислыми усами, одетый в серую домотканую рубаху и такие же штаны. Поздоровавшись с подошедшими военными, он замолчал, ожидая дальнейшего развития событий. Хотя разговор слышно было плохо, долетали только обрывки фраз, можно было понять, что пришедшие просили еды и ночлега. Хозяин в дом приглашать не стал, а предложил ночевать в одном из сараев на опушке, добавив, что еду скоро приготовят и принесут. Военные направились к указанным сараям, а хозяин вернулся в дом. Минут через пять из дома выскочил мальчишка, лет двенадцати и, прячась за сараями и кустарником, направился к лесу, практически туда, где мы залегли. Как только он углубился в лес и перестал оглядываться назад, его схватили.

При допросе, он сначала начал нам рассказывать, что якобы идет искать заблудившуюся корову, но когда сержант Горидзе, страшно выпучив глаза, и поигрывая перед его лицом здоровенным штыком от СВТ, сказал "- Нэ будэщ говорит правду, парежу всэх на шашьлик", — угрюмо насупился и замолчал.

— Ну ладно, Вано, хватит пугать мальчишку! Как тебя зовут? — обратился я уже к пленнику.

— Станислав. — сделав ударение на польский манер, ответил он.

— Ты поляк?

— Мать полька, а отец — украинец.

— Так вот, Станислав, если расскажешь правду, куда и для чего тебя послали, то тебя и твою семью я не трону.

Пошмыгивая носом, он на короткое время задумался, а потом обратился ко мне.

— Побожись, что не сделаешь плохого моей семье!

Вспомнив наставления и подзатыльники бабуси, я ему ответил.

— Хлопчик, в Евангелии сказано, не клянитесь ни землею, ни небом, ни жизнью своей, но пусть твое слово будет твердым. И еще сказано, не поминай имя Господа всуе. Так что божиться я не буду, но даю тебе слово офицера, что если ты нам поможешь, то твою семью я не трону.

Удовлетворенный моим ответом, он стал рассказывать. Хотя я с трудом понимал его сбивчивый рассказ на смеси польского и украинского языков, в общем, понял следующее.

Отец послал его на соседний хутор, находящийся километрах в трех, к "дядьке Богдану", который был проводником ОУН. На том хуторе базировалась боевая группа ОУН из десяти человек. Этот "дядька", приходящийся им каким-то дальним родственником по отцовской линии, держал в страхе всю округу, заставляя сообщать ему обо всех, кто приходил на хутора. Один из хуторов он сжег, убив хозяина — поляка, не сообщившего ему о группе окруженцев, ночевавших на хуторе.

Обычно, таких окруженцев, какими представились наши офицеры, размещали в тех отдельных сараях, кормили и поили, не жалея самогонки. Когда же они засыпали, прибывшие за это время боевики, нападали на спящих военных. Кого убивали сразу, кого отвозили немцам в Торчин, где уже стоял их гарнизон. В общем, опасения Абросимова подтверждались.

Доложив по радио в дивизион, я стал ждать дальнейших распоряжений. Честно говоря, я не знал, что можно предпринять в такой ситуации. Наше кольцо вокруг хутора и так было достаточно редким, и снять из оцепления людей для отправки к базе ОУН было не возможно. Вскоре радист передал распоряжение Васильева, ждать начальника разведки, который направился к нам.

Появившийся начальник разведки дивизиона, капитан Суховей, подробно расспросил мальчишку о ОУНовцах. Чем они вооружены, как передвигаются между хуторами.

Затем, отведя в сторону, стал подробно инструктировать. Напомнив, в конце инструктажа, что от него зависит жизнь его родных, он отправил его к "дядьке".

Хлопец рысцой побежал по лесной дороге, а мы стали готовить "горячую" встрече дорогому дядюшке.

— Товарищ капитан, а вы не боитесь, что пацан все расскажет ОУНовцам? — спросил я у Суховея.

— Я не думаю, что они ему дороже собственной семьи. А потом, он явно не глуп, и понимает, что для него и его семьи предложенный нами вариант выгоден при любом раскладе. Победим мы, значит, он нам помогал, вдруг, что-то пойдет не так, и победят бандиты, он тоже может сказать, что не знал о нашем существовании, а приказание сообщать о появлении окруженцев, их семья выполнила. Эти хуторяне, только с виду такие забитые и тупые, а свою выгоду понимают сразу! Жизнь научила!

Помнишь, как в "Чапаеве" дед говорил: "Белые придут — грабют, красные придут — грабют. Куды бедному крестьянину податься?" А в этих местах, за последние годы, столько раз власть менялась! И тех, кто плохо соображает, давно постреляли!

Засаду мы подготовили на небольшой полянке, метрах в пятистах от хутора. Я предложил Суховею сыграть "под немцев", чтобы взять бандитов без стрельбы. Если же они окажут сопротивление, расстрелять их из автоматов и ПКТ. БТР установили так, чтобы в прибор ночного вождения видеть поляну, а его фары хорошо эту поляну освещали.

Пока шла подготовка, окончательно стемнело. Легкий ночной ветерок шуршал кронами деревьев, создавая внизу небольшой сквознячок. Хорошо, что он дул нам в лицо, помогая маскировке и относя назад неистребимый запах бензина и горячего двигателя. Иначе, в чистом воздухе ночного леса, да еще не прокуренным носом, его можно было бы учуять из далека.

Часа через полтора, еле слышно защелкала 123-я радиостанция, установленная в БТРе, это передовой дозор двумя короткими и одним длинным нажатиями на тангенту, сообщал о появлении гостей. Такая сигнализация была выбрана потому, что даже тихий шепот в микрофон, мог демаскировать наших солдат.

Через время на дороге показались бандиты, сидящие на соломе в двух телегах. Вооружены они были, в основном винтовками, хотя из первой телеги торчал раструб ДП, а другой пулемет держал в руках один из сидевших во второй телеге. Указав на него башенному стрелку, я приказал валить его первым, если начнется заваруха. В этой же телеге, сзади, ехал и пацан.

Когда повозкам оставалось метров тридцать до БТРа, мы включили фары, ослепив сидящих в телегах, и Суховей громко крикнул: — Хальт! Хенде Хох!

От неожиданности лошади шарахнулись, но возницы удержали их на месте. Крепкий мужик, перепоясанный портупеей, вероятно, тот самый "дядько", первый поднял руки и крикнул по немецки.

— Битте, нихт шиссен![13]

Да, если он хорошо знает немецкий, наша затея выдать себя за немцев может провалиться. Поэтому, дальше Суховей стал командовать на ломанном русском.

— Мальчать! Все палажить аружия, руки за голова, становится на дорога, лицо ко мне! Кто не виполняйт, того эршиссен!

Возможно, его имитация и не была безупречна, но бандитам и в голову не могло прийти, что они встретят здесь красноармейцев, на технике, да еще и командующих на немецком.

Не давая бандитам опомниться, Суховей продолжал командовать.

— Все лечь на земля! Лицо вниз! Кто оказивайт сопротивления, эршиссен!

Из темноты стали выскакивать наши бойцы и сноровисто вязать руки и ноги лежащим на земле бандитам. Те, кто пытался поднять голову, чтоб лучше рассмотреть происходящее, немедленно получали прикладом по спине. Не прошло и минуты, как вся банда была повязана, начался тщательный обыск и конфискация всего, что можно использовать как оружие. Из кобур на поясе и карманов пиджаков было извлечено несколько пистолетов и револьверов, разных моделей, а за голенищами сапог было найдено десяток ножей.

Увидев нашу форму и звездочки на пилотках, бандиты разразились страшным матом, но пара ударов по яйцам самым горластым, от которых ругань превращалась в жалобное скуление, заставили всех остальных замолчать.

Отведя меня в сторону, Суховей приказал.

— Возьми пять человек и на броннике смотайтесь на бандитский хутор, обыщите его, вдруг что найдете интересное, но аккуратно. Хоть пацан и говорил, что их десять человек, но мало ли что, вдруг у них на хуторе еще кто-то есть. Мы сейчас повезем пленных в штаб, а ты найди Стаську, он где-то недалеко спрятался, как я и велел, и выдвигайтесь. В случае чего — связь по радио. Но не задерживайтесь, на 24–00 командир назначил совещание всех офицеров дивизиона. Понял?

— Так точно!

— Выполняй!

Подводы с пленными, сопровождаемые конвоем, вскоре скрылись из вида, а не поляне появился Станислав, незаметно соскользнувший с телеги и спрятавшийся в лесу в начале заварухи. Подозвав его к себе, я пошел с ним к БТРу и помог забраться внутрь, где уже сидели пятеро моих бойцов. Во время недолгого пути, я успел немного расспросить мальчишку, поскольку он уже не дичился и отвечал охотно.

— Как твои родители отреагируют на то, что мы захватили ОУНовцев? Ведь их главарь — ваш родственник.

— Я думаю, что мама даже обрадуется.

— Это почему?

— Потому, что убитый бандитами поляк, о котором я рассказывал, был мужем ее младшей сестры. Она успела убежать и теперь прячется с детьми на нашем хуторе.

— Почему же тебя отец отправил к бандитам?

— А что делать? — грустно, совсем по взрослому, вздохнул он. — Бандиты, если нет сообщений, сами ночью проверяют хутора. Если находят военных, убивают хозяев хутора, и сам хутор сжигают, как я вам рассказывал. А нам некуда больше бежать!

— Да, как у вас тут все перепутано!

Хутор, к которому мы подъехали минут через пятнадцать, был довольно большим. Пять крепких домов стояли в ряд, образуя короткую улицу. За ними виднелись сараи и сараюшки хозяйственных построек.

Жильцы хутора наверняка слышали гул нашего двигателя, да и собаки во дворах дружно лаяли, гремя цепями, но ни в одном их темных окон, не зажегся свет. Стас указал на средний дом, пояснив, что в нем жил его "дядька". Остальные бандиты обычно размещались по два — три человека в соседних домах.

Оставив БТР на опушке, мы, разделившись на две группы по три человека, обошли лесом хутор и стали осматривать многочисленные хозяйственные постройки, постепенно приближаясь к жилым домам. В каждой группе была рация, позволявшая держать связь между группами и БТРом.

Стаса я оставил в БТРе, приказав не высовываться, чтоб его не увидел, кто ни будь из хуторян.

Передвигаясь от сарая к сараю, мы пока не обнаружили ничего интересного. Одни сараи стояли пустые, в других лежала солома или сено, в третьих хранился всякий сельскохозяйственный инвентарь. Практически все сараи стояли открытыми, в крайнем случае, двери были подперты колышком. Поэтому я сразу обратил внимание на большой сарай, недалеко от дома главаря банды, ворота которого были заперты на большой висячий замок. Такие еще называют "амбарными". Подойдя к дверям, мы стали шепотом совещаться, как лучше открыть этот замок, чтоб не особенно нашуметь. Неожиданно из за двери послышался негромкий женский голос.

— Товарищи, товарищи спасите нас!

Это было так неожиданно, что мы замолчали, а потом Галенко сказал.

— Товарищ старший лейтенант, там кто-то есть!

— Спасибо! А то б я сам не догадался!

Приблизившись к двери, я спросил.

— Кто вы?

— Мы жены командиров Красной Армии. Бандиты нас захватили и держат в этом сарае.

— Вы знаете, где ключ от замка.

— Он висит на гвозде, с правой стороны, метрах в двух от двери.

Вскоре мы обнаружили висящий на гвозде ключ, приличных размеров, под стать замку. Такой в кармане не поносишь.

Открыв дверь, мы зашли в сарай и включили фонари. Жмурясь и прикрывая глаза руками от яркого света, в сарае стояли с десяток молодых женщин.

— Старший лейтенант Лучик. — Представился я. — Кто у вас здесь за командира?

Ко мне подошла невысокая, темноволосая женщина и, протянув руку, сказала.

— Варвара Короткевич. Мой муж, капитан Короткевич, командир роты в одном из полков 87-й стрелковой дивизии.

Оставив бойцов снаружи, наблюдать за обстановкой, я, прикрыв свет фонаря полой маскхалата, прошел вглубь сарая.

— Как вы все здесь оказались?

Оказывается, все они, в начале войны, были отправлены автомобильной колонной не восток. По дороге колонну разбомбили немецкие самолеты. Кто уцелел, спрятались в лесу. Дальше пробирались пешком, по лесным дорогам. Прошлую ночь решили провести на одном из хуторов, где и были захвачены бандитами. Из сарая их не выпускали, но еду и воду давали.

— Что и в туалет не выводили? — не удержался я от вопроса.

— Нет, — грустно и немного смущенно ответила Варя. — Мы как кошки, выроем ямку, сходим в неё, а потом закапываем, чтоб не так воняло. Иначе в сарае задохнешься от вони.

— Как же так, вы жены командиров Красной армии, а бандиты вас не тронули?

— Ну, мы ведь не совсем глупые! Мы сказали, что работали медсестрами в Владимир-Волынском гарнизонном госпитале. Перевязку сделать и укол поставить мы все умеем, к тому же среди нас действительно есть врач.

Каждую из женщин один раз вызывали на допрос в дом главаря, но вопросы задавались, что называется, для протокола. Имя, фамилия, возраст, место жительства и пр.

В общем, как я понял, бандитам пока было просто не до них. Ночью банда отправлялась проверять близлежащие хутора, днем отсыпались и готовились к новым ночным набегам. С оружием бандиты не расставались и, еще какое-то оружие хранилось в доме главаря, в большом дубовом шкафу.

Приказав по радио второй тройке расположиться сзади дома, служившего бандитам штабом, мы направились к его крыльцу. Расположив солдат под окнами, я стал сбоку от дверного проема, чтоб не получить пулю, если кто-то решит стрелять через дверь, и постучал в нее прикладом.

— Эй, хозяева! Открывайте!

Из-за двери послышался женский голос.

— Кого там леший носит. Убирайтесь, а то собак спущу!

— Красная Армия пришла. Откройте дверь!

— Пошли вон! Нет уже никакой Красной Армии.

Это она, конечно, зря так сказала.

— Считаю до трех! Не откроешь, в каждое окно бросим по гранате. А чтоб не думала, что мы шутим, для начала постреляем твоих собак. Степанов, пристрели этих брехунов, надоели уже.

Раздались две короткие автоматные очереди, оборвавшие собачий лай.

Этого оказалось достаточно. Заскрипел отодвигаемый засов, дверь открылась и на пороге появилась крупная тетка в домотканой юбке.

— Что ж вы, ироды, собак моих побили!

— Так тетка, не выступай! А то ведь, за то, что вы у себя бандитов приютили и держите в плену жен командиров Красной Армии, мы можем весь ваш хутор запалить с четырех сторон.

Услышав это, тетка как-то сникла и уже другим тоном сказала.

— Та что ж мы против них можем, они все с оружием, попробуй им что против сказать!

— Кто еще в доме есть?

— Только моя дочка с двумя маленькими детьми, больше никого.

— Абитов, Степанов, проверить дом.

Солдаты, прикрывая друг друга, скользнули в дом. Вскоре Абитов вернулся и доложил:

— В доме молодая женщина с двумя детьми, больше никого нет.

— Ну что ж хозяйка, пойдем в дом, поговорим, как вы дошли до жизни такой.

Кроме кухни и большой общей комнаты, в доме еще имелись две маленьких спальни, в одной из которых на кровати сидела испуганная молодая женщина, прижимавшая к себе двух белокурых девочек, возрастом примерно четыре и шесть лет.

Хозяйка засуетилась, гремя чугунками.

— Садитесь за стол, вы наверно есть хотите. Может вам самогоночки налить? У меня хорошая, крепкая и чистая, как слеза.

— Ладно, хозяйка, не суетись. Собери что есть, нужно девчат покормить, голодные наверное.

Подойдя к большому дубовому шкафу, стоящему в зале, я спросил:

— Ключ от шкафа где?

— Пан Богдан с собой носит.

— Ну что ж, придется ломать. Топор есть?

— Ой, да зачем же вещь портить?

— А что делать, знали бы, что у Богдана ключ, забрали бы его.

— Так вы видели пана Богдана?

— Видели, видели. Сейчас его допрашивают, если уже не расстреляли.

— Так он уже сюда не вернется?

— Я думаю, из тех мест, где он скоро со своими бандитами окажется, на этот свет дороги нет. Так что давайте топор.

— Не нужно топор, я сейчас ключ принесу.

Известие, что "пан Богдан" к ним больше не вернется, по — моему, обрадовало хозяйку. Принеся ключ, она рассказала, что Богдан со своей бандой появился на хуторе перед самым началом войны. Поселившись в их доме, он стал оказывать знаки внимания молодой женщине, которая приходилась хозяйке не дочкой, а невесткой. Ее мужа, сына хозяйки, забрали, как и других молодых мужчин хутора, на работы в строящиеся укрепрайоны. На своих телегах они возили землю и камни, необходимые для строительства.

Слушая ее рассказ, я рассматривал внутренность открытого шкафа. Слева, в верхней части, была оборудована оружейная пирамида, в которой сейчас одиноко стояло гладкоствольное ружье. Справа, на полках лежали несколько револьверов и пистолетов, в основном, "Наганы" и "ТТ". Здесь же, в коробках и открытых цинках, лежали патроны, запасные обоймы и кобуры. Внизу, на всю ширину шкафа, стояли цинки с винтовочными патронами. Да, запасливый был дядя. На самой верхней полке стояла большая деревянная шкатулка, привлекшая мое внимание. Открыв ее, я увидел внутри стопку офицерских книжек и два ордена, "Звезду" и "Знамя". Вероятно, они принадлежали убитым бандой командирам Красной Армии.

— Мешки чистые есть? — обратился я к хозяйке.

— Есть, сколько нужно?

— Мешка четыре.

Хозяйка ушла за мешками, а я стал просматривать найденные документы. Боковым зрением я заметил, что Степанов направился в спальню, где сидела женщина с детьми. Это меня заинтересовало и, отложив шкатулку, я тихонько отправился за ним. Глазам моим открылась интересная картина. Присев на корточки, Степанов протягивал девочкам кусочки рафинада. Интересно, где он его держал? Глянув на мать, которая кивком разрешила взять угощение, дети схватили кусочки. Старшая, сразу засунула свой кусочек в рот, а младшая, стала с удовольствием облизывать свой, крепко держа в маленьких ручёнках. Под моей ногой скрипнула половица и обернувшийся Степанов, поймав мой удивленный взгляд, смущенно объяснил.

— Уж очень они на моих племянниц похожи. Возраст такой же и такие же беленькие.

За моей спиной раздался сдавленный всхлип и, обернувшись, я увидел хозяйку, смахивающую слезу с глаз.

Пока солдаты складывали в принесенные мешки оружие и боеприпасы, я вызвал нашу вторую тройку и приказал одному из солдат отвести женщин к бронику, а двоим подойти к дому, помочь нам нести мешки. Оружие уместилось в три мешка, а в четвертый, хозяйка нагрузила нам продукты. Несколько буханок свежего хлеба, домашней выпечки, пять штук больших шматков сала. В большую плетеную корзину она поставила трехлитровую бутыль самогона и несколько крынок с молоком и сметаной. Не рискнув отпустить от себя бутыль, я потащил эту корзину сам.

Время уже было пол двенадцатого, поэтому, кое как разместившись внутри бронника, мы тронулись в путь. Благо, ехать было не далеко и уже через пятнадцать минут мы остановились на поляне хутора Стаса, у тех двух сараев, стоящих на опушке леса.

За время нашего отсутствия, обстановка здесь разительно переменилась. На опушке стояло несколько БТРов. В глубине леса глухо ворчала АБЭшка,[14] а из-за брезента, занавешивающего двери сараев, пробивался электрический свет. Тут и там, группками стояли переговаривающиеся офицеры, ожидающие начала совещания. Найдя своего комбата Кравцова, я доложился о прибытии, а потом, подойдя с ним к Суховею, рассказал о результатах нашей поездки. Вернувшись к бронику, я увидел возле него удивленно озирающихся женщин. Здесь же стоял и не менее удивленный Стас.

— Шостаков, веди Стаса к родителям, а то наверняка они места себе не находят, а вы, барышни, с ними. Покушаете и приведете себя в порядок. Я думаю, горячую воду вам организуют хозяева. Как ты думаешь, Станислав?

— Та, добже, — стараясь быть солидным, как и подобает хозяину, ответил Стас.

— Ну, тогда вперед и с песней!

Увидев удивленные взгляды, добавил:

— Ладно, можно без песен.

Время приближалось к двенадцати, офицеры стали заходить в один из сараев. Туда же направился и я.

Часть 8

24 июня. Лейтенант Гелеверя.

Мне снилось, будто мы с отцом собрались на рыбалку. Он теребит меня за плече и говорит:

— Миша, вставай, Миша подъем!

Однако, открыв глаза, я увидел в тусклом свете внутренних плафонов, склонившегося надо мной Котова. БТР стоял на месте, двигатели работали на холостом ходу.

— Что уже приехали?

— Еще нет. Просто пересядешь в БТР сержанта Горбатко, а со мной поедет капитан Короткевич.

Выбравшись из БТРа, и поеживаясь от прохладного ночного ветерка, я направился ко второй машине. По дороге, глянул на часы, светящиеся стрелки которых показали 22–07. Блин, когда же закончится этот сумасшедший день.

Возле БТРа меня встретил Горбатко, доложивший, что личный состав отделения жив, здоров, оружие и боеприпасы в наличии, техника исправна. В общем, готовы выполнять любую поставленную задачу.

Чуть поодаль, я увидел одетого в солдатскую форму, но с тремя кубарями в петлицах, старшего лейтенанта, подпоясанного солдатским брезентовым ремнем, с ППД на плече. Подойдя к нему, я представился.

— Лейтенант Гелеверя, командир разведвзвода.

— Старший лейтенант Горовец, начальник штаба сводного батальона.

Мы расселись внутри БТРа, который, рыча двигателями, покатил вслед за головной машиной. Старший лейтенант на стал долго ждать и решил сразу "взять быка за рога".

— Товарищ лейтенант, я хотел бы с вами поговорить.

Обернувшись к нему, я увидел, какую кислую мину состроил Горбатко, сидящий за спиной старлея. Очевидно, бедного сержанта, уже по самое "не могу" достали этими разговорами. Между тем, старший лейтенант продолжал:

— Ваши бойцы отказываются отвечать на наши вопросы, ссылаясь на приказы командиров. Может быть, вы сможете ответить на некоторые из них.

Я уже примерно догадывался, о чем будут вопросы, но мне было интересно, что же конкретно так волнует старлея, поэтому я ответил:

— Пожалуйста, задавайте ваши вопросы, если я имею право на них ответить, я вам отвечу.

Старший лейтенант, обрадованный тем, что я не стал сразу ссылаться на секретность и запреты разглашения, задал самый главный для себя вопрос.

— Откуда вы?

— Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы узнать ваше мнение по этому поводу. Ведь, как я понял, вы успели не только поговорить с бойцами, но и осмотреть технику и оружие.

Не ожидавший встречного вопроса, старлей на некоторое время задумался, приводя свои мысли в порядок.

— Да, мы осмотрели вашу бронемашину и оружие ваших бойцов. Конечно, я имею в виду не те ППД, которыми они вооружены сейчас, а то оружие, которое хранится в дальнем углу десантного отделения, завернутое в брезент.

— И какие выводы вы сделали из этого осмотра?

— Выводы настолько невероятны, что в них не возможно поверить!

— Что же вас так удивило?

— Все! Во первых, сам вид бронемашины, я таких не видел!

— Ну, то что вы таких не видели, не говорит, что такого не может быть. По данным нашей разведки, у немцев уже есть похожие машины, правда, как говорится, у них и труба пониже и дым по жиже. Я имею в виду, что двигатели у них слабее, броня тоньше и вооружение не такое мощное. Но внешне, похожи на наши. Оружие тоже может оказаться экспериментальными образцами, которых вы не видели.

— Товарищ лейтенант, вы уходите от конкретного ответа. А как вы объясните заводские шильдики?

— Что вы имеете в виду? — я "включил дурака".

— На технике устанавливаются заводские таблички, с указанием года выпуска. Такую же табличку я нашел на радиостанции, стоящей в машине.

— И что же такого интересного, вы обнаружили на этих шильдиках?

— То, что подтверждает мою версию. На табличке бронемашины указан год выпуска, 1974-й, на шильдике радиостанции — год выпуска 1973-й. И самое главное! Даты выпуска на оружии, везде стоит 1975 год. Как вы это объясните?

— А какая ваша версия, о которой вы упоминали?

— Я считаю, — воодушевленно продолжил Горовец, — что после построения социализма, а затем и коммунизма в СССР, советская наука достигла таких высот, что люди научились управлять временем. А вы, по приказу партии, прибыли к нам на помощь! Только никто, кроме меня, не верит в такую возможность, говорят, что такого не может быть, — немного с обидой закончил он.

Этот старший лейтенант оказался не глупым парнем и пришел почти к правильным выводам. Становилась понятной такая его настойчивость в попытках получить от меня реальную информацию.

— Товарищ старший лейтенант, потерпите немного. Я думаю, что очень скоро наши командиры доведут до вас всю необходимую информацию. А насчет того, что может, или не может быть, то уверяю вас, если бы мне неделю назад сказали, где мы окажемся, то я бы тоже ответил, что этого не может быть, потому что не может быть никогда! Давайте лучше займемся делами более насущными. Вы, как начальник штаба, должны иметь списки личного состава со сведениями по военным специальностям бойцов.

— Да, такие списки у меня есть.

— Меня интересуют специалисты: танкисты, артиллеристы, саперы, зенитчики.

— По распоряжению капитана Короткевича, все специалисты внесены в отдельный список.

Горовец зашуршал бумагой, перебирая листки. Вот спасибо капитану, что не проигнорировал мою просьбу!

Найдя нужный листок, Горовец протянул его мне. На обоих сторонах листа, мелким, но четким почерком, были записаны данные на пятьдесят семь человек. Бегло просмотрев список, я удовлетворенно хмыкнул. По первым прикидкам, из этих людей, можно сформировать несколько полноценных танковых экипажей, были и артиллеристы, причем не только простые номера расчетов, а наводчики и командиры орудий. Кроме того, имелись водители автомашин и тягачей, номера расчетов зенитных орудий, и даже один младший лейтенант, авиационный техник, по фамилии Муркин.

Указав на его фамилию в списке, я поинтересовался у Горовца:

— С фамилией не ошиблись, может быть Маркин? И как он здесь оказался, ведь возле Владимира — Волынского нет аэродромов?

— Нет, фамилия записана правильно, так и есть, Муркин. Как он рассказал, их полевой аэродром находится в районе села Бужаны, километрах в пятнадцати южнее Горохова. Поскольку на воскресенье всех старших командиров отпустили домой, он, с разрешения своего командира, приехал во Владимир — Волынский для встречи с девушкой. Она дочка какого-то подполковника, а познакомились они зимой, в поезде, когда он ехал к месту службы. Почти пол года переписывались, и вот теперь, выбрав момент, он решил к ней приехать.

— А момент оказался неудачным!

— Да! Насколько я понял, он даже не успел с ней встретиться. В город приехал в субботу, поздно вечером, а с утра уже стало не до встреч.

— А как он в плен попал?

— Да так же, как и большинство наших, — помрачнел Горовец. Ночевал он в гарнизонной гостинице, рядом с комендатурой. Когда все началось, естественно, кинулся в комендатуру. Его выдали винтовку и отправили в сборную роту, ну а там, как обычно. Патроны кончились, немцы окружили, прорваться не удалось. Стреляться глупо, из плена хоть убежать есть надежда, а из могилы уже не убежишь!

— Товарищ старший лейтенант, а почему вы решили, что мы не немецкие диверсанты, например?

— А какой смысл немецким диверсантам освобождать нас из плена, да еще и вооружать? Логически неправильно!

Интересно, по разговору Горовец не похож на простого пехотного старлея! Виш, какие слова заворачивает: версия, логика. Я решил попытаться прояснить этот момент.

— Товарищ старший лейтенант, если судить по вашей речи, то вы не очень похожи на простого пехотного офицера!

Горовец смутился.

— Да, в общем-то, я проучился три года на физ-мате Московского университета, а в тридцать восьмом сказали, что командиры сейчас нужнее физиков и математиков.

Окончил годичные командные курсы, немного успел повоевать на финской, старшего лейтенанта и роту получил в начале этого года.

— А почему в пехоту, логичнее было бы математика учить на артиллериста?

— Как говорится, мысли высокого начальства — неисповедимы — с горечью усмехнулся он.

Видно не сладко было ему служить. Водку, скорее всего, не пьет, по бабам не ходок, к тому же умнее многих сослуживцев и командиров, а такое мало кому нравится. Близких друзей, скорее всего, нет, жениться не успел. Разговоры с сослуживцами, только по службе. В такой ситуации, у него должно быть либо хобби, типа рыбалки или охоты, либо пара больших чемоданов под кроватью с книгами и учебниками.

— Книг много дома осталось? — катнул я пробный шар.

— Много, — удивленно глядя на меня ответил Горовец, — три чемодана. А откуда вы знаете?

— Да так, просто проверяю свои логические рассуждения. Может вы и рыбку половить любите?

— Ну не столько половить, сколько посидеть с удочкой, поразмышлять, полюбоваться природой!

— В общем, сам процесс.

И я рассказал ему старый анекдот про рыбу, маленьких детей и любителей самого процесса. Он от души посмеялся этому "бородатому" анекдоту.

Вскоре БТР остановился и водитель, обернувшись ко мне сказал:

— Товарищ лейтенант, прибыли.

Выбравшись из БТРа, мы подошли к Котову и Короткевичу, стоящим у головной машины. Ориентируясь на громкий треск АБЭшки, наша группа двинулась к штабу. Хотя светила Луна, под деревьями было темно и мы периодически натыкались на стоящую в лесу технику. От ударов об нее лбом, спасало то, что экипажи находились возле машин. Негромкий разговор и позвякивание металла предупреждали об очередном препятствии.

Постепенно зрение адаптировалось и когда мы вышли на большую поляну, то при лунном свете вполне свободно смогли рассмотреть два больших сарая и стоящих возле них наших офицеров. Подойдя к ним ближе и поздоровавшись, Котов спросил, в каком из сараев находится штаб.

— В том, дальнем, который побольше, — ответил кто-то.

Зайдя в сарай, мы на какое-то время почти ослепли. После темноты ночного леса, свет электрических лампочек, освещавших сарай, был нестерпимо ярким.

Немного привыкнув к свету, я увидел большой, "П"-образный стол, за короткой перекладиной которого сидели Абросимов и Васильев. Стол был собран из створок ворот от сараев, закрепленных на деревянных козлах. Теперь становилось понятным, почему вход в сараи был завешен брезентовыми тентами со 131-х ЗИЛов. На столе была разложена карта. Вдоль стола стояли скамейки из досок.

В углу, на небольшом самодельном столике стояла рация и три полевых телефона ТАИ-43. Возле стола, на низеньком чурбачке, сидел радист в наушниках. В небольшое окошко, тоже завешенное куском брезента, наружу уходили провода линий связи и электрический кабель освещения.

Выслушав наш доклад о прибытии, Абросимов сказал:

— Капитан Котов и лейтенант Гелеверя, совещание начнется в полночь, до начала совещания вы свободны, а вы, товарищи офицеры, — глядя на Короткевича и Горовца продолжил он, — присаживайтесь, будем знакомиться.

Выйдя из сарая, Котов спросил:

— У тебя какие планы?

— Найду Шполянского, хочу с ним посоветоваться насчет одной идеи.

— Ладно, потом расскажешь результат. Только не опаздывайте на совещание, а то я вас знаю, увлекаетесь и за временем не следите.

Лейтенант Михаил Шполянский, в нашей батарее управления, командовал взводом связи. Коренной одессит, он после окончания Одесского института связи оказался у нас в дивизионе. Вообще, Мишка был уникальный кадр. В нем соединялись, казалось бы, не совместимые вещи. Начиная с того, что при своей фамилии и Одесском происхождении он был белобрысым, как какой-нибудь прибалт. Предприимчивый по натуре и не упускавший свою выгоду, был удивительно не жадным и подельчивым, но страшно не любил "халявщиков". Примером его деятельности была организация производства, ставших в это время модными, небольших цветомузыкальных установок в легковые автомобили. Не известно, где и каким образом он доставал детали, но сами установки собирали солдаты его взвода во время занятий. Реализация офицерам происходила по сложной схеме обменов на бензин, спирт, или другие ценные вещи, которые уже, в конечном итоге, продавались гражданским. Часть вырученных денег шла на приобретение новых радиодеталей, часть выдавалась солдатам. Привыкшие, что их труд используют, в основном "за бесплатно", солдаты очень ценили то, что им за их работу платят деньги и готовы были сидеть с паяльниками целыми днями.

Их заработки позволяли им нормально чувствовать себя в увольнении и курить не "Охотничьи", называемые "Болотной примой", а болгарские "Родопи" и "Опал". Презентовав и установив в личных машинах командира полка и полкового замполита "цветомузыки", Мишка получил негласное, но надежное прикрытие своим начинаниям от командования полка. В принципе, командиры не видели в его деятельности особенного криминала. Им самим приходилось отправлять солдат "на заработки" то на мебельную фабрику, чтоб вместо оплаты получить щиты ламинированной ДСП, из которых собирали стеновые панели в казарме, то в карьер, или на асфальтный завод, чтоб полученной щебенкой и асфальтом привести в порядок дорожки и плац. Ведь любая комиссия видела и оценивала результат, и ни кого не интересовало, какими способами и на какие средства сделана вся эта "красота". К тому же, эти "цветомузыки" дарили приезжающим с проверками офицерам, что тоже положительно сказывалось на их оценках полку.

Ко всему прочему, Миша был страстным радиолюбителем — коротковолновиком. Еще в институте он получил индивидуальный позывной, сам собрал трансивер, по схеме Кудрявцева, который был более известен по своему позывному, "UW 3 DI". В армии он частенько, вечером и ночью под видом занятий, работал со 130-й радиостанции телеграфом, а днем, на 123-й проводил связи ЧМ на 10-и метровом любительском диапазоне. Благо, позывной у него был настоящий, но говорил он при проведении связи, что работает из Одессы. На квартире, где он жил, у него был установлен приемник Р- 326, и он все сокрушался, что у него нет передатчика на самый интересный 20-и метровый диапазон.

Я тоже увлекался радио, и нас это сблизило. Правда, позывной я получил пока только наблюдательский, а в эфире работал с коллективной радиостанции при нашем городском ДОСААФЕ. В школе я занимался спортивной радиопеленгацией, или как ее еще называют, "Охотой на "Лис". Именно по вопросам пеленгации, я и шел посоветоваться с Мишкой.

Немцы очень активно использовали радиосвязь на КВ и УКВ, причем, зная об отсутствии средств радиоразведки и пеленгации у нас, они не особенно соблюдали правила радиообмена. Большое количество радиостанций и их активное передвижение часто приводило к тому, что частоты, выбранные для связи в различных подразделениях, оказывались одинаковыми, и тогда в эфире начинались разборки, кто главнее, а кому уходить на запасные частоты. При этом открытым текстом назывались номера частей и даже фамилии командиров.

Моя идея заключалась в том, чтобы создать в дивизионе группу радиоразведки и пеленгации. Знающие немецкий язык уже были, да и среди освобожденных пленных наверняка еще такие нашлись бы, а вот с пеленгацией возникала заминка. Дело в том, что пеленгатор, это по сути обычный радиоприемник, но со специальной антенной. Какие лучше использовать антенны, я и хотел узнать у Шполянского.

Свои поиски я решил начать у АБЭшки, там должен был находиться солдат, следящий за ее работой. Громкий треск ее двигателя являлся прекрасным ориентиром в ночном лесу, и нашел я ее быстро. Подойдя ближе, я увидел Шполянского, подсвечивающего переносной лампой и двоих солдат, что-то делавших у агрегата. Неожиданно звук двигателя стал намного тише, изменившись с звонкого тарахтения, на глухое, негромкое пыхтение, как у работающего двигателя обыкновенной автомашины. Послышались возгласы:

— Вставляй болты!

— Держи крепче!

— Ай, зараза, руки жжет!

— Закручивай гайки сильней!

После недолгой возни, солдаты расступились, и я увидел в свете переноски, чем же они занимались. Нужно сказать, что глушитель на двигателе АБЭшки был чисто символическим, поэтому во время ее работы стоял такой треск, что рядом не возможно было разговаривать. Сейчас же, Шполянский со своими бойцами закончил крепление дополнительного глушителя, который и изменил звук выхлопа.

Подойдя и поздоровавшись, я спросил:

— Что это вы тут химичите?

— Понимаешь, тезка, АБЭшка ночью работает постоянно, и Абросимов сказал, что у него, от ее треска, уже голова разваливается. Оттаскивать ее дальше в лес, тоже не выход, громкость не на много уменьшается, а одной катушки кабеля уже не хватает, да и собирать потом все дольше. Мы тут не далеко наткнулись на неисправную "полуторку", с нее и сняли глушитель. Фланец крепления его к двигателю оказался таким же, как на глушителе АБЭшки, так что и переделывать почти ничего не нужно!

Немного трубу подогнули, чтоб на земле лучше лежал. Зато смотри, какой эффект!

Эффект был, конечно, налицо. Уже метров с пятидесяти, звук был почти не слышен.

— Здорово получилось!

— А то! Чи мы не специалисты? — довольно ответил Мишка.

— Да ладно хвастать, пошли, разговор есть.

— Пойдем в мой броник, там и поговорим, а за одно и чайку попьем.

Распорядившись, на счет чая, Шполянский повел меня к своему БТРу, стоящему метрах в пятидесяти. Забравшись внутрь, он включил освещение и разложил откидной столик.

— Присаживайся, — он указал мне на сиденье, — сейчас бойцы чай принесут, а ты пока рассказывай, что за дело.

Я стал рассказывать ему свои мысли о радиоразведке и пеленгации. Внимательно выслушав, он на какое то время задумался.

— Да! Идея хорошая и я думаю, очень своевременная. Я взял с собой 326-й приемник, так что до 20 мегагерц мы можем слушать. Он же может работать второй точкой пеленгации вместе с приемником 130-й радиостанции, жаль тот работает только до 10 мегагерц, а от 20-ти до 52-х мегагерц, перекрывает приемник 123-й радиостанции, которые стоят в каждом БТРе, так что практически весь диапазон работы немецких радиостанций мы можем слушать, и почти во всем, пеленговать.

— А какие антенны лучше использовать.

— Да как на спортивном приемнике — пеленгаторе "Лес". Знаешь такой?

— Еще б не знать, я с ним сколько километров намотал по лесам и оврагам! Но он же коротковолновый приемник, а на УКВ обычно используют направленные антенны.

— Не забывай, что ваши "Лисы" работают в узком диапазоне частот, в котором можно сделать антенну с хорошей направленностью, а нам нужно перекрыть очень широкий диапазон. Для таких случаев есть антенны, называются логопериодические, но размером она будет больше БТРа! Так что рамочная плюс штыревая, однозначно. Весь вопрос, как с достаточной точностью определять координаты.

— Можно использовать буссоли. Нужно только продумать крепление антенн на них.

Вот чем соединять антенны с радиостанциями? Нужен коаксиальный кабель, да и провода для изготовления рамочных антенн нет.

— Есть и провод и кабель!

— Откуда?

— Ты помнишь, как на зимнем полигоне, все привезшие переносные телевизоры, пытались принять польские телестанции на свои штыревые антеннки? И как пытались сделать антенны из полевого кабеля?

— Конечно помню. Не фига у них не получалось!

— Вот я и запасся коаксиальным кабелем и проводом. Собирался делать в лагере зигзагообразные антенны, поднимать их на деревья, а кабель, как раз на снижение.

Я даже разъемов антенных припас! В этих лесах, говорят, ягоды много. Думал, что за готовые антенны, желающие будут расплачиваться со мной малиной и земляникой. Даже сахар и банки с крышечками взял! Зато, следующей зимой, мы бы были с вареньем!

В этом был весь Мишка Шполянский!

— Ладно, не трави душу! Удастся ли нам еще поесть варенья, одному Богу известно.

Разложив на столе тетрадки, мы стали рисовать схемы и обсуждать организацию взаимодействия пунктов радиоразведки и пунктов пеленгации. За разговором, время летело незаметно. Уже был выпит чай, когда глянув на часы, я обнаружил, что до начала совещания остается пять минут. Быстро собравшись, мы бегом рванули к штабу. Перед штабом мы остановились, немного отдышались и уже не спеша вошли в сарай и уселись на лавочку, рядом с Котовым, который выразительно посмотрел на часы. Сказать он ничего не успел, так как поднявшийся начальник штаба Васильев, скомандовал:

— Товарищи офицеры!

Все поднялись, а Васильев, повернувшись к Абросимову, доложил:

— Товарищ подполковник! Офицеры и прапорщики дивизиона собраны для проведения совещания. Отсутствующих нет. Начальник штаба дивизиона, майор Васильев.

— Вольно! Садитесь товарищи. Начнем совещание.

Часть 9

Лейтенант Гелеверя 25 июня

Все чувствовали, что это будет не обычное совещание. Хотя мысли о нашей дальнейшей судьбе постоянно крутились в голове, отсутствие полной информации мешало делать окончательные выводы. Мы, как младшие офицеры, многого не знали, поскольку каждый занимался своим делом.

Командование дивизиона наверняка знало больше нас, и я с интересом ждал новой информации. Абросимов начал говорить, все затихли, внимательно его слушая.

— Товарищи, как вы уже сами поняли, произошло невероятное, ничем не объяснимое событие. Мы оказались в 1941 году, попав как раз к началу войны. Это подтверждает окружающая обстановка и местные товарищи, командиры Красной армии, капитан Короткевич и старший лейтенант Горовец.

Короткевич и Горовец встали, представляясь. Я заметил, что Короткевич выглядит несколько растерянно, зато Горовец сиял как новый пятак. Еще бы, он оказался прав, ну или почти прав. В принципе, сами мы провалились во времени, или нас послали, особой роли не играло. У меня появилась мысль, что предложенную Горовцом версию, об отправке нас сюда руководством партии, можно использовать как рабочую легенду.

А что, вполне себе нормально. Партия и правительство послали нас на помощь нашим предкам. Наша задача доставить образцы новейшей техники и вооружения. Технология перемещения еще не до конца отработана. Как бывает, произошел небольшой сбой, и мы вывалились не совсем там, где надо, по времени и месту.

— Наше совещание — продолжал Абросимов, — будет проходить не совсем обычно. В старые времена, наши предки, ходившие на парусных кораблях, в случае возникновения сложных ситуаций обсуждали положение подобным образом. Суть заключается в том, что первыми свои варианты решения возникших проблем, высказывают офицеры, самые младшие по званию, что бы мнение старших офицеров не довлело над ними. Но есть одно отличие. На корабле, все находятся на ограниченном пространстве, и поэтому хорошо знают суть проблемы. Многие же наши младшие офицеры выполняли свои задачи в отрыве от основных сил дивизиона, и не имеют полной информации. Поэтому сейчас, начальник штаба доведет до вас общую обстановку в районе действия нашего дивизиона.

Поднявшись со своего места, Васильев начал доклад.

— В общем, не вдаваясь в подробности, вырисовывается следующая картина. Владимир-Волынский укрепрайон и части 87-й стрелковой дивизии, здорово потрепали наступающие на них немецкую 44-ю пехотную и 14-ю танковую дивизии. И сейчас сковывают их продвижение к Луцку, ведя бои с немцами в условиях полного окружения. Части 229-й пехотной и 13-й танковой дивизии, выдвинутые немцами в сторону Луцка, вероятно и попали в засаду нашего дивизиона.

Все это позволило нашим войскам закрепиться, и удерживать оборону в районе Луцка. Хуже обстоят дела южнее. 168-я и 75-я дивизии немцев окружили части нашей 124-й стрелковой дивизии. Найдя слабое место в нашей обороне, немцы ввели в прорыв 111-ю пехотную дивизию и развивают наступление в направлении Дубно. В настоящий момент уже захвачены Горохов и Берестечко. К вечеру сегодняшнего дня вероятен выход немцев к Дубно, что создает серьезную угрозу удара в южный фланг и последующего окружения наших войск в районе Луцка.

Дивизион оказался в сложном положении, но мы считаем, что нашей основной задачей является передача командованию Красной Армии вооружения и техники дивизиона, и исключение возможности попадания ее в руки немцев. В настоящий момент, с учетом обнаруженных боеприпасов и топлива, мы имеем по три БК на орудие и по две заправки на единицу техники. Весь личный состав вооружен стрелковым оружием этого времени, боеприпасов к которому пока в достатке. Хорошей новостью стало обнаружение на складе тяжелого стрелкового вооружения, патронов к ПТР, калибром 14,5 мм, которые подходят к нашим КПВТ, жаль только, что этих патронов не так много.

Потерь личного состава в дивизионе нет, имеются пятеро легко раненых. Кроме того, из освобожденных военнопленных сформирован батальон, в количестве пятьсот сорока человек, командовать которым назначен капитан Короткевич, а из собранных отступающих, сводный отряд численностью двухсот семидесяти человек, с батареей семидесятишестимиллиметровых пушек, командовать которым назначен капитан Котов. К сожалению, не удалось найти боеприпасов к "Шилкам", поэтому зенитные установки будут вести огонь в крайнем случае и в экономичном режиме, короткими очередями.

Слушая Васильева, я подумал, что как ни жаль, но найденные склады придется бросить, а я ведь даже не знаю, что там находится! Наш склад и то я осмотрел очень бегло. Поэтому, когда Васильев закончил доклад и спросил, есть ли вопросы, я поднял руку и спросил.

— А можно узнать подробнее, что находится на других складах, ведь кроме патронов к КПВТ, там наверняка есть масса интересных и полезных вещей.

— Кроме обнаруженного вами склада, найдены еще три. Вещевой, ГСМ и тяжелого стрелкового вооружения, который, как я понял, вас больше всего и интересует.

Порывшись в своих бумагах, Васильев достал листок, и стал зачитывать.

— Имеется тридцать крупнокалиберных пулеметов ДШК на универсальных станках Колесникова, сорок пять станковых пулеметов ДС-39 и пятьдесят пулеметов "Максим". Боеприпасы, калибра 12,7 мм, около ста тысяч патронов и калибра 7,62, почти полмиллиона патронов. Есть тридцать однозарядных противотанковых ружей, типа ПТРД, калибра 14.5мм, и шесть тысяч патронов к ним. Кроме того, имеются шестьдесят штук 50-мм минометов и такое же количество 82-мм минометов. Мин, по три тысячи, каждого калибра. Вот такое богатство. Еще вопросы есть?

У меня, да видно и у других, вопросов больше не было.

— Раз вопросов больше нет, начнем обсуждение ситуации и послушаем, что нам скажет командир хозяйственного взвода, прапорщик Мисюра, приготовиться лейтенанту Гелевере.

Вот досада! Я упустил из виду, что из младших офицеров, иду первый по алфавиту. Так что, пока Мисюра будет говорить, мне нужно привести в порядок свои мысли и набросать хотя бы примерный план своего выступления, а ведь так хотелось внимательно послушать, что скажет наш "зам по тылу".

Поднявшийся со своего места, прапорщик Мисюра смущенно откашлялся, собираясь с мыслями. Коренастый, широкий в плечах, с простым открытым лицом, он на первый взгляд, выглядел неуклюжим, глуповатым увальнем. Однако все в дивизионе знали его быстроту и отточенность движений и острый проницательный ум. Говорят, что он раньше служил в разведке, в Афганистане был тяжело ранен и уволен в запас по состоянию здоровью. Вернувшись домой, и немного поправившись, опять попросился на службу.

В дивизион он пришел, чтоб "пересидеть", пока освободится должность в разведбате, но пришелся ко двору, да так и остался. Офицеры и солдаты уважительно называли его, "наш зам по тылу".

— Положение дивизиона сейчас, — не спеша, тщательно подбирая слова, начал Мисюра, — очень не простое. Да, у нас есть пока боеприпасы и горючее. В обмен на керосин и вещевое имущество с найденных складов, удается снабжаться продуктами у местных жителей.

— Ага, вот откуда картошечка и свежее мяско у нас в рационе! — подумал я, — конечно, кто из крестьян откажется от армейских сапог или ботинок, которым в деревне сносу не будет, или от новенькой ХБ формы. А уж о керосине, то и говорить не чего. Он во все времена был в деревне большим дефицитом! Тем более, я думаю, курс обмена был очень привлекателен. Да, что и говорить, умен наш "зам по тылу".

— Однако, — продолжал Мисюра, — есть много "но"! Общая численность личного состава увеличилась в четыре раза. Уже сейчас нам приходится для обмена уезжать на десять — пятнадцать километров, так как на ближайших хуторах уже запаслись и керосином и обувью. К тому же свежие продукты долго не хранятся, а возить с собой живых поросят и кур, тоже не выход. Конечно, часть мяса мы коптим и засаливаем, а так же готовим запасы сухарей, но на одних сухарях и солонине много не повоюешь. Положение осложняется тем, что немцы тоже начали шастать по хуторам в поисках продовольствия. Пока только наша осторожность и тщательная разведка, позволяли нам уклоняться от встреч с ними. С каждым днем таких групп становится больше, а продуктов в хуторах меньше. Немцы выгребают все подчистую. Поэтому, долго оставаться на этом месте мы не можем. Да и после нашего нападения на колонну, немцы нам этого не позволят. Прорываться к своим, без предварительной разведки и договоренности с нашими передовыми частями, я считаю, неразумно. При такой попытке прорыва, наши могут принять нас за наступающих немцев, тем более, что вид нашей техники не знаком здешним солдатам. В результате, по нам будут стрелять и немцы и наши, что приведет к большим потерям в технике и людях. Поэтому, я считаю необходимым, срочно сформировать группу и отправить ее через линию фронта, для согласования места и времени прорыва дивизиона. Сам дивизион, все это время должен рейдовать параллельно линии фронта, на удалении пятьдесят — сто километров от нее. Отправляемая группа должна иметь частоты и коды для связи командования Красной Армии с дивизионом. У меня все.

— Хорошо, — сказал Васильев, — лейтенант Гелеверя, вам слово.

— В общем, я во многом согласен с тем, что говорил прапорщик Мисюра. Но, я предлагаю отправить на прорыв к своим, не группу, а целый отряд, человек двести пятьдесят, триста. Этот отряд мог бы взять с собой, например, пару наших автоматов с патронами и пару радиостанций, для образцов. Может быть, имеется какая-то техническая документация на самоходки и ЗСУшки, часть ее тоже можно было бы отправить с этим отрядом. Все образцы обвязываются взрывчаткой и при угрозе захвата немцами, уничтожаются. Запас боеприпасов можно везти на телегах, выменянных, или, в крайнем случае, конфискованных у местных крестьян. На некоторые телеги можно установить пулеметы, превратив их в подобие тачанок.

По выходу в расположение наших войск, добиваться возможности доклада о дивизионе в Москву. К Сталину, вероятно, не удастся сразу пробиться. А вот Берия, по-моему, более реальный вариант. Тем более, что, как правило, его ведомство курирует все новые разработки оружия.

Полоса, в которой дивизион может нормально передвигаться вдоль линии фронта, не такая уж большая, с севера нас подпирают белорусские болота, а с юга — степь, где дивизион как на ладони у немецкой авиации. Как лучше рейдовать дивизиону, в полном составе, или разбиться побатарейно, честно говоря, не знаю, и в том и в другом случае, есть свои плюсы и минусы. Возможно, то, что я сейчас скажу, не совсем патриотично, но я считаю, что для сохранения дивизиона, ему необходимо на какое-то время затаится, а отвлекать внимание немцев мог бы отряд, с шумом шарахающийся в немецком тылу. Целью этого отряда должны быть штабы, узлы связи, железнодорожные и автомобильные мосты, тыловые колонны и склады снабжения. Естественно, в составе отряда должна быть артиллерия. Я думаю, после нескольких удачных нападений, немцам будет не до поисков дивизиона, во всяком случае, искать его они будут не так активно.

Мое выступление получилось несколько сумбурным, ну да что успел собрать в голове. Я думаю, в конце можно будет дополнить то, что забыл сказать сразу.

В принципе, большого количества вариантов действий и не было, поэтому остальные выступавшие дополняли и развивали сказанное Мисюрой и мной. Был, например, предложен вариант прорыва группы связи на трофейной технике, или уж совсем фантастический вариант захвата самолета и полета на нам в Москву. Хотя были и более реальные предложения. Командир второй батареи, капитан Кравцов, предложил, чтоб отряд, направляемый для связи, возглавил один из офицеров дивизиона. Командир взвода зенитной батареи, лейтенант Громов, предложил отправить один из комплектов документации на ЗСУ и кого-то из офицеров зенитной батареи. Мое предложение затаиться, сразу принятое в штыки, постепенно находило понимание. Ведь действительно, частые перемещения дивизиона, шум от передвижения которого слышен на несколько километров, скорее выдаст немцам его местоположение. А учитывая большое количество националистов и усиленный поиск дивизиона немцами, любое наше передвижение будет известно противнику. Если же затаиться в каком-нибудь глухом углу, а население близлежащих хуторов блокировать, шансы обнаружения немцами дивизиона, уменьшатся. Конечно, ни о каких боевых операциях, на это время, не может быть и речи. Тут уж основная задача по передаче техники нашему командованию, вступает в противоречие со стремлением повоевать. К тому же, не очень большой, пешей, хорошо вооруженной и обеспеченной боеприпасами колонне, проще пройти к своим, так что бездействие основных сил дивизиона будет не долгим.

Обсуждение было в полном разгаре. Абросимов и Васильев, делали заметки в своих блокнотах, внимательно слушая выступавших. Сидевший неподалеку от них наш начальник разведки, капитан Суховей, достал из своей полевой сумки и положил на стол стопку небольших тонких книжечек, похожих на офицерские удостоверения. Беря книжки по очереди, он что-то записывал в свой блокнот и откладывал их в сторонку. Я наблюдал за этими непонятными манипуляциями, поэтому увидел, что, открыв очередную книжку, он внимательно посмотрел прямо на меня. Затем толкнул локтем Васильева и протянул эту книжку ему. Заглянув в нее, Васильев тоже внимательно посмотрел, несколько раз переводя взгляд то на меня, то внутрь открытой книжки. Наклонившись, он что-то прошептал на ухо Абросимову и передал ему открытую книжку. Глянув в нее, Абросимов тоже внимательно посмотрел на меня, закрыл книжку и положил ее рядом со своим блокнотом, что-то коротко сказав Васильеву. Суховей продолжил свою работу, но я часто ловил его заинтересованный взгляд. Я не понял, чем привлек такое внимание к себе, и почему это связано с какой-то книжкой. Но не будешь же удовлетворять свое любопытство прямо посреди совещания. Слушая выступающих, я отвлекся, и забыл об этих переглядках.

Прошло два часа, когда Абросимов объявил перерыв на двадцать минут. Хотя Абросимов не курил, он понимал, что у наших завзятых курильщиков уши уже в трубочку заворачиваются и никаких других мыслей, кроме как о сигаретке, в их головах уже нет. Офицеры, негромко переговариваясь, потянулись к выходу. Абросимов, Васильев и Суховей остались на своих местах. Не успел я подойти к выходу, как услышал голос Абросимова.

— Лейтенант Гелеверя, подойдите ко мне.

Я направился к ним. Абросимов, подождав, пока я подойду ближе, похлопал по скамейке рядом с собой и сказал:

— Присаживайся Миша, разговор есть.

Судя по такому началу, разговор предстоял неофициальный. Усевшись, я вопросительно посмотрел на командиров. Подвинув мне ту самую книжечку, которую он отложил ранее, сказал:

— Посмотри внимательно, и если сможешь, объясни.

Передо мной лежала небольшая тонкая книжечка, с надписью "Удостоверение личности командира РККА". Открыв ее, я на короткое время опешил. Первое, что сразу бросилось в глаза, моя фотография и фамилия "Гелеверя". Но рассматривая внимательнее, я понял, что фотография все-таки не моя, просто человек на ней очень похож на меня, ну или я на него. Да и имя, отчество были не мои. Я держал в руках документы на имя старшего лейтенанта Гелевери Ивана Прокофьевича, 1918 года рождения, уроженца села Новая Прага, Кировоградской области, командира батареи 36-го отдельного артиллерийского дивизиона.

Я думал, а отцы-командиры ждали моих комментариев. Увиденная мной офицерская книжка, явилась как бы катализатором и отрывочные до этого момента мысли и догадки в моей голове, сложились в некую, более или менее упорядоченную систему.

— В принципе, чего-то такого можно было ожидать, — начал я.

— Чего такого? — нетерпеливо начал Васильев, но был остановлен жестом Абросимова.

— Дело в том, что скорее всего мы находимся не в своем прошлом, как мы думали, а в параллельной реальности, что этот документ как раз и подтверждает.

— Что за параллельная реальность, объясни подробнее, — попросил Абросимов.

— В общем-то, мое мнение основано на чтении научной фантастики. Когда-то я читал такой фантастический рассказ, по моему, он называется "Эффект бабочки". Суть его заключается в том, что, попав в глубокое прошлое и случайно оступившись, главный герой раздавил маленькую бабочку. Это, казалось бы, совсем незначительное событие, вызвало кардинальные изменения в его времени. Но, если это так, то одним своим фактом попадания в прошлое, мы сильно изменим будущее, и может так случиться, что в этом будущем нам уже не будет места, по той простой причине, что многие просто не появятся на свет. Ведь их родители, не встретятся друг с другом. Соответственно, в 1981году нашего дивизиона, в том виде, каким он был в нашем времени, уже не будет, и петля времени не замкнется.

Поэтому, я считаю, что есть два более объяснимых варианта: либо с момента нашего появления возникает новая ветвь истории, либо миры существуют параллельно, например как провода в многожильном кабеле. По разным причинам время в одном мире может отставать или опережать время в другом мире. Также, миры могут быть похожими в своем развитии, а могут очень отличаться. Проводя дальнейшую аналогию с многожильным кабелем, в случае нарушения изоляции между жилами — мирами, происходит "пробой" и люди одного мира оказываются в другом. Мы попали в очень похожий на наш мир, но разница во времени между нашими мирами сорок лет. Кроме этого, существуют и другие отличия, не такие заметные, вот этот документ — одно из таких отличий.

— Давай поподробнее.

— В нашей реальности, события разворачивались следующим образом. Мой дед, который до революции был бедняком, имел пять братьев. Когда после революции всем наделили панскую землю, он с братьями организовал что-то вроде семейного кооператива. Пока другие продавали и пропивали полученную землю, братья с семьями много работали и к началу коллективизации смогли создать довольно крепкое хозяйство, в котором было больше десятка лошадей и коров, отара овец, конная косилка, три плуга, сеялка. Собирались покупать паровую молотилку. Когда грянула коллективизация, все это имущество забрал "комбед", который и возглавил созданный колхоз. От высылки в Сибирь спасло лишь то, что когда имущество кооператива разделили по братьям, получилось не так уж и богато. Дед, обиженный таким отношением, идти в колхоз не захотел. В 1933-м году, когда начался голод, он уже ослабевший от недоедания, пошел устраиваться на железную дорогу путевым рабочим, и пропал. Его старший сын, то есть, мой дядька, как раз Иван Прокофьевич, которому в ту пору было пятнадцать лет, пошел его искать и тоже пропал. В нашей реальности никаких сведений о них больше не было. Скорее всего, у них не хватило сил и они умерли в степи, хотя не исключен вариант, что кто-то их убил и съел. Такие случаи бывали в то время. В этой же реальности, скорее всего, семья деда успела перебраться и устроиться на железную дорогу, поэтому Иван остался жив и даже стал офицером. Хотя, могло быть и так, что в этой реальности не было такого голода. Я думаю, нужно подробно расспросить Короткевича и Горовца. Раз уж появились такие различия, значит, возможны и более серьезные отличия в наших историях. Кстати, откуда эти документы? Интересно было бы поговорить с их владельцем.

— Поговорить не получится. Эти документы Лучик нашел на соседнем хуторе, в доме главаря банды националистов, которую мы ликвидировали сегодня вечером. Так что, скорее всего, владелец этих документов был убит бандитами — ответил Васильев.

— А знаешь, Николай Макарович, — обратился он уже к Абросимову, — в словах Гелевери что-то есть. А я не мог понять, в чем дело!

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, взять хотя бы противотанковые ружья. У нас они появились в войсках в конце сорок первого, а здесь уже есть на складах. Или бомбардировщики Ю-87, "Лаптежники". У нас, если судить по документам, на этом участке фронта они не применялись, а здесь летают, сволочи. Да и самолет — разведчик FW-189A, называемый у нас "рамой", в нашей реальности появился на Советско-Германском фронте только к декабрю 41-го, а здесь он летает уже в июне.

Нужно сказать, что наш начальник штаба готовился этой осенью поступать в академию. Поэтому уже почти год прилежно писал конспекты, изучая историю Второй мировой войны по архивам и мемуарам. Вот поэтому он и обратил внимание на эти отличия.

— Необходимо действительно подробно расспросить местных офицеров, особенно уточнить, кто сейчас какие посты в руководстве занимает. А то будем рваться к Берии, а он здесь расстрелян как враг народа! Нужно заняться этим немедленно, без такой информации мы не сможем принять правильное решение — сказал Абросимов.

— Я больше не нужен? Разрешите идти? — подал голос я, видя, что командиров уже занимают новые задачи.

— Можешь идти, — отпустил меня Абросимов, — пригласи к нам Короткевича и Горовца, а нашим офицерам передай, пусть далеко не расходятся. О продолжении совещания будет объявлено дополнительно.

Выйдя из сарая, я с удовольствием, полной грудью, вдохнул свежий ночной воздух. Хотя в сарае и хватало дырок и щелей, спертость воздуха от присутствия большого количества людей, конечно чувствовалась.

Увидев Короткевича, я подошел к нему, обратился по форме и передал, что командир хочет видеть его и Горовца. Конечно, будь он одним из наших офицеров, я бы просто сказал ему, что командир зовет. Но в книжках писалось, что в Красной Армии очень болезненно относились к нарушениям уставного обращения, так что приходилось соответствовать. Хотя кто его знает, как у них тут в действительности. С тем же Горовцом я разговаривал запросто, хоть он и старше меня по званию, и не видно было, чтоб его хоть немного корежило. Затем, найдя Котова, я передал ему приказание Абросимова далеко не расходиться и ждать команды на продолжение совещания. Выполнив все поручения командира, я со спокойной совестью направился к группе наших двухгодичников, в которой рассмотрел фигуру Лучика. Потянув его за рукав, я увлек его в сторонку.

— Ваня, расскажи, что за бандитскую базу ты сегодня накрыл?

— Да какая там база! Пришли бандюки на хутор, всех запугали да и поселились. Такая база может быть на любом из хуторов.

— А что за документы ты нашел?

— Там были не только документы. В шкафу лежали два наших ордена и оружие.

А что тебя так интересуют эти документы?

— Одна из офицерских книжек принадлежит моему родственнику, дядьке по отцовской линии. Вот и интересно, откуда они могли здесь появиться.

Лучик коротко рассказал мне свою эпопею с захватом банды и освобождением командирских жен. Документы и ордена он сдал Суховею, а оружие и патроны оставил себе.

— Хочешь, пока есть время, сходим к моему бронику, я тебе покажу свои трофеи?

Прикинув, что быстро с Короткевичем и Горовцом командиры не разберутся, я согласился, и мы направились вдоль опушки.

— Слушай, Ваня, а женщины, которых ты освободил, они как, симпатичные есть?

— Четно говоря, особо не рассматривал. Женщины как женщины, а тебе какая разница, симпатичные или нет? Они же все жены офицеров.

— Эх Ваня, Ваня! Нет в тебе романтики! Ведь всегда приятнее освобождать от злодеев прекрасных дам, чем простых женщин.

— Да ладно тебе, подкалываешь. Сам посмотришь и решишь, есть симпатичные, или нет. Они сейчас на хуторе отмываются. Мисюра даже обмундирование им уже подобрал. Только обуви маленьких размеров у него здесь нет, но говорит, на складе должны быть несколько пар.

Вскоре мы подошли к Ваниному БТРу. Забрались внутрь, закрыли люки, Лучик включил освещение и стал выкладывать из простого конопляного мешка, свои трофеи.

Револьверы — в основном "Наганы" и один размером побольше, который я сразу взял в руки. Это оказался американский "Смит и Вессон", калибром примерно девять миллиметров, с откидывающимся в бок барабаном. Наганы оказались разных годов выпуска, от дореволюционных, с клеймом Тульского Императорского завода, до совсем новых, 1940-го года выпуска. Среди пистолетов, в основном наших "ТТ" мое внимание привлек большой пистолет. Рассмотрев его внимательнее, я понял, что это известный "Кольт 1911".

— Выбирай, что тебе нравится! — широким жестом показал Лучик на свое богатство.

— А не жалко?

— Да что мне их, солить что ли. Бери пока даю, а если совесть мучает, давай на что-нибудь поменяемся. — и он красноречиво посмотрел на болтающийся у меня на шее трофейный "Цейсовский" бинокль.

— Будем считать, уговорил!

Сняв приглянувшийся бинокль, я отдал его Ване. Немного подумав, расстегнул висевшую на левом боку кобуру, и вынул из нее "Вальтер" П-38.

— На, держи, — протянул я "Вальтер" Лучику, — только учти, грабить я тебя буду по серьезному.

— Да грабь, сколько влезет! — ответил Ваня, с удовольствием крутя в руках пистолет.

Видно он не ожидал от меня такой щедрости.

Я отобрал себе два "Нагана", один 1910 года, но в отличном состоянии и 1940 года.

Приглянувшийся мне сразу самый старый "Наган", 1905 года, оказался сильно изношенным, барабан болтался и плохо фиксировался. С сожалением я его положил обратно в кучу. Конечно же, я забрал "Смит и Вессон", хотя из боеприпасов к нему, были только те шесть патронов, которые находились в барабане. Аналогичная ситуация была и с "Кольтом", правда к нему имелся второй полный магазин. Взял я и один "ТТ" тот, что выглядел поновее. Ко всему этому я добавил сотни полторы патронов к "Нагану". Получилась немаленькая кучка железа, и я стал прикидывать, как же все это нести. Поняв мои затруднения, Лучик протянул мне сумку, точнее небольшой мешок, с крепкими, широкими ручками.

— Это еще моя мама шила, так что отдашь потом.

Я стал укладывать оружие в сумку.

— Ну вот, теперь осталось только обмыть взаимовыгодный обмен, но нечем!

— Как это нечем? — и отвернув лежащий на полу брезент, Лучик продемонстрировал мне приличных размеров корзину, в которой я увидел пару буханок хлеба, три шматка сала, пару крынок и победно торчавшее горлышко трехлитровой бутыли, заткнутое кукурузной кочерыжкой.

— Ух ты! — не удержался я, — откуда такие сокровища?

— Ну, мы ж спасаем прекрасных дам, нам за это и награда, — вернул мне мой подкол Лучик, — да это уже остатки роскоши. Большую часть отдал своим бойцам. Самогонку только не дал, маленькие еще водку пьянствовать!

— Нет, Ваня, пить сейчас не будем. Не время, да и Макарович унюхает, неудобно перед ним будет. А вот если ты мне во фляжку немного плеснешь, да дашь хлеба с сальцом, век твоей доброты не забуду.

Пока Лучик укладывал в сумку с оружием буханку хлеба и два шматка сала, завернутых в чистые холстинки, я приоткрыл люк и вылил из своей фляжки остатки воды. Вынув из горлышка бутыли кукурузную кочерыжку, служившую пробкой, Ваня аккуратно, стараясь не разлить ни капли, набулькал мне полную фляжку самогонки. Затем, достав откуда-то из за спины кружку и ложку, наложил из крынки свежей, густой деревенской сметаны и протянул мне.

— На, полижи сметанки! Я знаю, ты любишь. Сейчас хлебушка отрежу.

Да уж. Свежая сметанка, с мягким деревенским хлебом, это обалденно. А учитывая, что с момента ужина уже прошло довольно много времени, то вообще, божественный нектар. Я как-то рассказывал в нашей компании двухгодичников, что, бывая в гостях у бабушки, по месяцу мог не пить простой воды, чая или компота, а пил только молоко и ел сметану. Ваня видно запомнил это.

Пока я расправлялся со сметаной, Ваня изучал "Вальтер". Затем мы отправились на поляну. Руку мне приятно оттягивала сумка, на поясе побулькивала полная фляжка, как говорится "вечер удался"! Теперь нужно было найти Самойлова, которого я взял как ординарца и посыльного, чтоб он отнес сумку в броник.

Раньше, читая книги о войне, я удивлялся, почему это у всех офицеров были солдаты — ординарцы и посыльные. Здесь же я понял, что иметь при себе пару солдат, просто жизненно необходимо. Без них останешься без ног и горло сорвешь, да и не успеешь везде побывать лично. Таким умным оказался не я один. Практически все офицеры тоже обзавелись посыльными, поэтому группа солдат, ожидавших зова своих командиров, была не маленькая. Стоило только крикнуть, как тут же подбежал Самойлов. Передав ему сумку, я приказал отнести ее в бронетранспортер. Продукты он должен был отдать Сорочану, чтоб тот накормил бойцов, оружие сложить в деревянный ящик, в котором хранилась моя коллекция. Из этого же ящика, он должен был взять и принести мне "Вальтер" и "Парабеллум" с кобурами.

"Парабеллум" — пистолет конечно отличный, но уж больно велик и неудобен в носке. Поносив его день на поясе, я в этом убедился воочию. Всему виной был удлиненный ствол. 38-й "Вальтер" мне показался удобнее и "парабеллум" я убрал в ящик, для коллекции. Сейчас же я решил отдать его Мишке Шполянскому. Себе, жив буду, еще добуду, а ему будет приятно получить такой редкий пистоль.

Прошло уже около полу часа, а приглашения продолжить совещание еще не было. Офицеры, так же стояли группами, покуривая и не громко переговариваясь. Найдя Шполянского, я поинтересовался, когда он сможет отдать мне приемник, кабель и провод.

— Да когда хочешь! Хоть сейчас, хоть после окончания совещания.

— Давай сейчас.

— Сейчас так сейчас. Тогда я позову своего сержанта, он знает, где что лежит.

— Хорошо, зови сержанта, а минут через десять подбежит мой боец, пусть ему и отдаст все что нужно.

Пока мы ждали солдат, я выпытывал у Шполянского, чем у него можно еще поживиться.

— А что тебя конкретно интересует?

— Ну, например маленькие радиостанции, типа милицейских.

— А зачем тебе.

— Когда высылаешь дозоры, нужно иметь с ними связь. Р-108М хоть и не очень большая, но при пешем ходе не очень удобная, да и тяжеловата, а вот такие маленькие были бы в самый раз.

— Такого добра нет, сам бы с удовольствием взял, да негде было. Хоть они и на короткое расстояние работают, но частота почти сто пятьдесят мегагерц, никто здесь не запеленгует, да и шумоподавители на них есть. А вот парочку маленьких Р-126 могу тебе дать.

— А это что за звери, не знаю таких.

— Пехотные. Размером раза в три меньше Р-108, тридцать один канал в диапазоне 48–51 мегагерц. Немцы в этом диапазоне, по-моему, не работают. Дальность связи на "Куликовку" — полтора-два километра. Нормальные станции, как раз для дозоров.

Сержант Коломиец и мой Самойлов появились практически одновременно. Взяв у Самойлова "Парабеллум", я протянул его Шполянскому со словами:

— Держи презент от разведки.

Достав пистолет из кобуры, Мишка восхищенно присвистнул.

— Вот это вещь!

— А ты как думал. Разведка, это тебе не хухры-мухры! А этот пистоль, вообще редкая модель, артиллерийская, видишь ствол какой длинный.

"Вальтер" я переложил в свою кобуру, а освободившуюся отдал Лучику.

Довольный подарком Мишка, выделил мне не две, а четыре радиостанции Р-126, с полными комплектами ЗИП и аккумуляторами.

— Только подзарядить аккумуляторы нужно — напомнил он.

Рассказав Коломийцу, что отдать Самойлову, он также приказал выделить для переноски всего имущества в наш БТР еще одного бойца.

Не успели солдаты скрыться в лесу, как откинулся брезент на двери сарая и появившийся Суховей сказал:

— Товарищи офицеры, перерыв закончен. Продолжим совещание.

Часть 10

Лейтенант Гелеверя. 25 июня.

Офицеры расселись за столом, и через пару минут в сарае установилась полная тишина. До перерыва все успели высказаться, и теперь офицеры ждали, какое решение объявит командир дивизиона.

Откашлявшись и выпив несколько глотков воды из стоящей перед ним на столе алюминиевой кружки, Абросимов начал негромким хрипловатым голосом:

— Товарищи офицеры. Взвесив и обсудив все ваши предложения, командование дивизиона приняло решение о дальнейших наших действиях.

Первое. Для связи с Красной армией отправляется отряд под командованием майора Васильева. Из состава дивизиона в отряд выделяются: два радиста с радиостанциями и по два разведчика из взводов управления первой и третьей батареи. Остальной личный состав отряда, это бойцы роты выделяемой из батальона капитана Короткевича, под командованием старшего лейтенанта Горовца. Задача отряда: скрытно, не вступая в столкновения с противником перейти линию фронта и выйдя в расположение наших войск, передать командованию пятой армии сведения о месте выхода дивизиона, а также частоты и коды для установления радиосвязи с дивизионом.

Второе. Основные силы дивизиона совершают марш по маршруту: Пустомыты, Ольховка, Дебова Корчма, где мы пересекаем железную дорогу, Радомышль, Таровица, возле которой форсируем реку Стырь. К утру дивизион должен укрыться в лесу, расположенному севернее Подгайцев. Выход дивизиона в расположение наших войск планируется в районе Млинова. Маршрут выбран так, чтобы обойти большинство рек. Общая протяженность маршрута — около семидесяти километров. Говорю около, потому что пойдем сразу тремя колоннами, и у каждой будет свой маршрут.

Отряд капитана Котова будет теперь называться первым сводным батальоном, а батальон капитана Короткевича — вторым сводным батальоном. Батальоны займутся разведкой маршрута, а также, будут выполнять функции боевого охранения на стоянке и усиленных боковых дозоров при движении по маршруту.

Порядок движения следующий: В дневное время проводится разведка маршрута для дивизиона и батальонов, и определяются районы будущих стоянок. С наступлением темноты, дивизион совершает марш в выбранный район, занимает оборону и маскируется. При ведении разведки в бой с противником не ввязываться.

При столкновении с противником во время марша, боковые дозоры ударом во фланг и тыл обнаруженного противника, связывают его боем, давая дивизиону возможность оторваться от преследования, а так же стараются увести противника в сторону от основных сил дивизиона.

Теперь о кадровых перемещениях. На время отсутствия майора Васильева, начальником штаба дивизиона назначается капитан Суховей. В связи с переводом старшего лейтенанта Горовца в отряд майора Васильева, начальником штаба в батальон капитана Короткевича назначен лейтенант Иволгин, лейтенант Гелеверя назначается на должность начальника штаба в батальон капитана Котова. Теперь уточним детали и послушаем ваши предложения по реализации этого плана.

Да уж, назначение на должность начальника штаба, было для меня, прямо скажем, неожиданным. Я-то и взводом своим "порулил" всего чуть больше полугода, а тут батальон, считай больше трехсот человек. Хотя, в общем-то, решение командира понятно. Офицеров не хватает, батареи тоже не оставишь без офицеров, а местных командиров мы еще не знаем. Вот и придется доходить до всего самому. Не потому, что никто не захочет помочь, а просто потому, что у каждого своих задач, как всегда требующих немедленного решения, выше головы. Остается надеяться, что Котов не позволит мне совершать уж очень грубые ошибки.

Ладно, что это я раскис, кому сейчас легко! Хотя с другой стороны, в мирное время, на боевое слаживание батальона дается несколько дней. Нам же, практически за день, максимум два, необходимо из разношерстной вооруженной толпы создать боеспособное подразделение. От подобных задач голова шла кругом. Однако, решив не забивать себе голову грустными мыслями, я стал внимательно слушать.

Началась проработка деталей предстоящей операции. Тут уже главную роль играли кадровые офицеры, хотя и нам, двухгодичникам, удалось вставить свои "пять копеек". Я, например, предложил разделить батарею Гаранина и отдать три орудия Короткевичу, взамен на восемьдесят-сто солдат, в числе которых были бы "спецы".

Денисенко же предложил в каждом батальоне сформировать по минометной батарее из шести минометов. После обсуждения наши предложения были приняты, хотя с расчетами минометов и была некоторая напряженка. Точнее сказать, расчетов не было вообще, и их нужно было готовить. Постепенно, каждый офицер уяснял свою конкретную задачу. Перераспределялись техника и личный состав. Из нашего батальона и от Короткевича по одной роте переводилось в дивизион. Предполагалось, что во время марша эти солдаты будут ехать на броне и в случае столкновения с противником, спешившись, защитят САУ от пехоты противника. Нам также было приказано передать Короткевичу пять немецких грузовиков. Три из них должны были использоваться как тягачи для пушек, а два — для транспортировки боеприпасов к стрелковому оружию. Освободившихся артиллерийских лошадей было решено использовать для конных разведгрупп. Котов, обычно ворчавший на мою "хомяковатость" в отношении всякого железа, на этот раз превзошел меня, попросив у Абросимова десять пулеметов ДШК, пятнадцать ДС-39 и десяток противотанковых ружей, все с большим запасом патронов. Согласие было получено без проблем, так как командир дивизиона тоже прекрасно понимал, что пары КПВТ при встрече с серьезным противником было маловато. Не отставал и Короткевич, он даже попросил двадцать ДС-39. В конце концов, решили забрать все, что поместится в машины. Только на "Максимы" охотников не нашлось, хоть он и славился своей надежностью и неприхотливостью, но его вес в боевом положении в два раза превышал вес ДС-39.

К концу совещания у меня уже шла кругом голова. Десятки дел, записанные в тетрадь, ждали своего решения. Нужно было сформировать и отправить разведгруппы, погрузить и направить Короткевичу машины с оружием. Принять и распределить новых людей, получить и распределить по подразделениям тяжелое вооружение. Найти минометчиков и сформировать минометную батарею. Я не знал, за какое дело схватиться первым. Видя мою растерянность, Котов приободрил меня.

— Не дрейфь, Миша, прорвемся!

От его слов стало как-то легче на душе. Ну конечно прорвемся!

Совещание закончилось почти в шесть часов утра. Выйдя из сарая, все жмурились от первых, нежно розовых, еще ласковых лучей восходящего солнца. В лесу уже завели свое беззаботное щебетанье проснувшиеся птицы. Над поляной клубился густой утренний туман, который пропадет без следа, стоит солнцу подняться выше.

Послышались шаги, невнятный говор и из тумана появилась направляющаяся к нам странная процессия. Возглавлял ее мальчишка, лет двенадцати. Когда они подошли ближе, стало видно, что это женщины, одетые в нашу форму. Однако, на ногах у них были гражданские туфли, а в руках все они держали небольшие узелки, вероятно с одеждой.

Мальчишка, отыскав глазами Лучика, подошел к нему и сказал:

— Пан командир, вот привел ваших жинок.

Стоящий рядом Денисенко, с удивлением в голосе прокомментировал:

— Так ты Ваня, у нас теперь как Абдула! И которая из них Гюльчатай?

— Ошибаешься, я скорее, как красноармеец Сухов! — отшутился Лучик.

Офицеры весело рассмеялись, и лишь Короткевич с Горовцом недоуменно переглядывались, не понимая, при чем здесь какой-то Абдула и кто такой красноармеец Сухов.

В это время, стоявшая впереди группы женщина, вскрикнула, выронила узелок и с возгласом "Гриша" бросилась на шею к Короткевичу. Крепко обнимая его, она плакала, повторяя сквозь слезы:

— Живой! Живой!

Короткевич нежно гладил ее по голове, по вздрагивающим от рыданий плечам и тихим ласковым голосом успокаивал:

— Варюша, успокойся, не плачь! Конечно живой! Все хорошо!

Обняв, он увлек ее в сторонку, и продолжая успокаивать, шептал ей на ухо какие-то, только им двоим понятные слова.

Мы все застыли. Женщины, прижав к груди свои скромные узелки, со слезами в глазах смотрели на свою подругу, которой несказанно повезло, встретить в круговерти войны своего мужа. И была в их взглядах такая надежда, что и они, когда-нибудь, встретят своих близких живыми. Они еще не знали, сколько людей потеряет своих родных и через какие испытания придется пройти оставшимся в живых. Что в любой момент это хрупкое счастье, может разрушить пуля или осколок. Все это в полной мере понимали только наши офицеры. Как говорится, "Во многие знания — многие печали". И еще понимали офицеры дивизиона то, что у этих женщин есть хоть какая-то, хоть призрачная надежда встретиться со своими близкими, а у нас нет и этой надежды. Наши родители, жены, дети остались за чертой времени. От этих грустных мыслей так сжималось сердце, что было трудно дышать, ведь в возможность возврата домой никто уже не верил.

Затянувшуюся паузу разрядил капитан Суховей:

— Знакомьтесь товарищи. Это жены командиров Красной армии, которых наш старший лейтенант Лучик спас из бандитского плена.

Офицеры окружили женщин и стали знакомиться. Немного смущенные вниманием такого количества молодых командиров, женщины, впрочем, скоро почувствовали себя свободнее. Они видели доброжелательное отношение к себе, видели такую знакомую форму, и всем существом своей женской души понимали, что эти, совсем не знакомые им люди, теперь не оставят их в беде.

В это время из ворот штабного сарая появился Абросимов. Выйдя, он с удовольствием вдохнул свежий утренний воздух. Держа свою фуражку в руке, он подставлял голову нежным лучам утреннего солнца. Прикрыв глаза, он несколько секунд стоял, прислушиваясь к пению птиц. Наверное, ему вспомнилось что-то приятное, так как его лицо расслабилось и на губах появилась легкая улыбка.

Увидев его, Короткевич оставил жену и быстрым шагом направился к Абросимову.

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться!

Надев фуражку и проверив, правильно ли она сидит, Абросимов ответил:

— Обращайтесь.

— Среди женщин, освобожденных от бандитов, оказалась моя жена. Разрешите забрать ее в батальон. Она хороший врач и не будет обузой.

— Сейчас мы решим этот вопрос.

Абросимов направился к женщинам.

— Здравствуйте, барышни.

— Здравствуйте, товарищ командир. — в разнобой ответили те.

— Вот какое дело, — обратился к ним Абросимов, — в дивизионе, и в каждом батальоне, нам нужно организовать медицинскую службу. Вы можете нам в этом помочь?

На этот вопрос ответила подошедшая Варвара Короткевич.

— Я думаю, сможем. Среди нас три врача, два фельдшера. Остальные могут выполнять обязанности медсестер и санитарок. Нина Петровна Ступнева, — она указала на невысокую женщину лет сорока, — отличный хирург, с большим опытом.

Марина Штадель и я, тоже врачи, хоть и не хирурги, Марина стоматолог, а я терапевт.

Аня Локтева и Таня Бойко, отличные фельдшеры, по знаниям и опыту не уступят многим врачам.

— Отлично. Врачей распределим следующим образом. По одному врачу и две медсестры — в каждый батальон, а товарищ Ступнева с остальными останется в дивизионе. Вы назначаетесь в батальон капитана Короткевича, а товарищ Штадель — в батальон капитана Котова. Начальником медслужбы дивизиона назначаю товарища Ступневу. Подготовьте список медиков. Сейчас придет колонна, вы получите недостающее обмундирование и приступайте к работе.

Я толкнул локтем стоящего рядом Шполянского и тихонько спросил:

— Слушай, о какой колонне говорит командир?

Мишка недоуменно посмотрел на меня, а потом, сообразив, что мы приехали уже ночью, объяснил:

— Вчера вечером командир отправил нашего замполита в базовый лагерь, чтобы он к утру привел колонну ЗИЛов с боеприпасами и топливом. Ведь постреляли мы вчера не слабо, да и солярки сожгли немало. Нужно дозаправиться и пополнить боекомплект.

— Замполит ночью поведет колонну по лесу, — не поверил я своим ушам, — это же полный амбец!

— Командир отправил с Домничем нашего Дерсу, так что все нормально.

— Если Дерсу, то тогда действительно все будет нормально. А зачем тогда нужен был замполит?

— Но кто-то же должен быть "старшим машины". К тому же Абросимов разозлился на замполита, за "Боевой листок". Вот и отправил его подальше, хоть какая-то польза будет.

Мишка рассказал мне, что когда Абросимов прочитал изготовленный под руководством нашего замполита, "Боевой листок", в котором половина текста занимали призывы с упоминанием КПСС и ее двадцать шестого съезда, то был очень не доволен. Вызвав Домнича, он его хорошенько прочехвостил, напомнив при этом, что в настоящее время, КПСС, как партии, еще не существует, а есть ВКПБ, а до двадцать шестого съезда мы возможно и не доживем, если на каждом столбе будем развешивать объявления, кто мы и откуда тут взялись. Естественно, "дыню" замполиту он вставлял в своей КШМке, наедине, но некоторые слышали этот разговор.

Что же касается Дерсу, то так в дивизионе называли сержанта Василия Степанова. Василий, хоть и носил русское имя и фамилию, был из какого-то маленького народа в забайкальской тайге. Как и многие современные дети тайги, он окончил среднюю школу, но сумел сохранить знания и умения своих предков. В любом лесу, даже если он был в нем впервые, он ориентировался лучше, чем некоторые в собственной квартире. Небольшого роста, сухощавый, с плоским, невозмутимым лицом, он был очень вынослив. Во время первых марш-бросков, он тащил на себе по три, четыре вещьмешка и автомата. Однако, помощь оказывалась только тем, кто в ней действительно нуждался. К тому же потом он заставлял отрабатывать эту помощь в спортгородке, гоняя "слабаков" до полного изнеможения. В результате такой "помощи" вскоре все солдаты свое имущество доносили до финиша сами.

Так что, присутствие Дерсу в колонне, сводило шансы заблудиться практически к нулю.

Пока Абросимов разговаривал с женщинами, я тихонько обратился к Котову:

— Товарищ капитан, а может попросим себе еще и какого-нибудь фельдшера? Все-таки стоматолог — специалист узкого профиля.

Немного подумав, он кивнул, соглашаясь.

— Я решу этот вопрос, а ты пока поработай со списками личного состава, наметь, кого будем отдавать в дивизион и посмотри кого нам отдает Короткевич.

Оглянувшись вокруг, я не увидел Горовца и отправился на его поиски. Кто-то из офицеров подсказал мне, что Горовец с Васильевым зашли в штабной сарай и я направился туда. Не успел я нырнуть под полог, завешивающий вход, как сзади меня окликнули. Обернувшись, я обнаружил нашего дивизионного комсорга, старшего лейтенанта Горбачева. В руках он держал короткую толстостенную трубку.

— Гелеверя, ты ведь у нас комсорг батареи управления. Значит, теперь будешь комсоргом и в вашем новом батальоне. Собери комсомольцев, своих и кто есть из местных, проведите собрание. Дай каждому комсомольцу индивидуальное поручение по ведению политической работы. А это вам в помощь, наглядная агитация.

И он протянул мне трубку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась скрученными в рулон бланками "Боевых листков". Развернув рулон, я тихо выругался. Бланки были стандартные, отпечатанные в типографии. Они предназначались для использования во всех родах войск. Поэтому в "шапке" был изображен бравый солдат в каске, с АКМ-ом в руках, а так же танк, ракета на мобильной пусковой установке, боевой корабль, и над всем этим летели реактивные истребители.

— В чем дело? — недоуменно посмотрел на меня Горбачев.

— А ты сам не догадываешься? — я развернул перед ним один из листков.

— Нет! Обычный "Боевой листок".

— Хорошо! Вот я, например, простой солдат из этого времени, и объясни мне пожалуйста, что за форма с погонами, в которую одет боец изображенный здесь.

Что за оружие у него в руках? Какой танк здесь нарисован, мы таких в сорок первом не видели? Что за палка колбасы лежит на технике, похожей на артиллерийский тягач? И как могут летать самолеты, если у них нет пропеллера? А представь, сколько вопросов будет у немцев, если к ним попадет такой листок! Ты понял, о чем это я?

— И что теперь делать?

— Берешь ножницы и на всех листках обрезаешь "шапки", оставляя только надпись "Боевой листок", а внизу обрезаешь строчку с названием типографии, номером и датой заказа на печать. Свои-то я сам обрежу, а над остальными придется тебе потрудиться.

Горбачев отправился заниматься обрезанием, а я подумал, что, все-таки, усиленное занятие политработой, часто доводит мозг нормального человека до состояния брони. Ведь уже было замечание замполиту, и теперь на те же грабли наступает наш комсорг.

А с ребятами действительно нужно поговорить. Наверняка найдутся комсомольцы среди местных, их тоже нужно подключить к работе. Многие сейчас растеряны и подавлены силой немцев, которую они успели почувствовать на собственной шкуре.

Но мы-то знаем, что победа будет за нами. И эту нашу уверенность нужно передать здешним солдатам. Еще одним из шагов в этом направлении может стать прием центральных радиостанций СССР.

Поскольку сейчас радиовещание идет, в основном, на длинных и средних волнах, слушать его на коротковолновый 326-й приемник не получится, а вот, до сих пор лежащая в базовом лагере у старшины, моя "Спидола", как раз самое то. Нужно только достать где-то дополнительный громкоговоритель, чтоб саму "Спидолу" никто не видел. А то из-за этого небольшого приемника, с надписями латинскими буквами, точно примут за иностранного шпиона, со всеми вытекающими последствиями.

А так, динамик вынес на броню, кусок провода, вместо антенны, на дерево и пожалуйте слушать сводки "Совинформбюро" и речи руководства страны. Мы-то уже разбаловались, давай нам телевизионную картинку, да не простую, а цветную. Здесь же, живой голос из самой Москвы, это еще почти чудо. Но опять все упирается в Шполянского.

Решив, что за пять минут Васильев с Горовцом никуда не денутся, я отправился разыскивать Мишку Шполянского, которого через время и обнаружил возле его броника.

Выслушав меня, Мишка почесал в затылке.

— Отдельно динамиков у меня нет. Но перед отъездом мне попался неисправный мегафон, знаешь, какие используют при боевой работе на огневых позициях. Так вот, электрическая схема в мегафоне не работает, а громкоговоритель нормальный, я проверял. Могу отдать тебе этот мегафон, думаю, разберешься, как подключить его к твоей "Спидоле".

Забравшись внутрь своего бронетранспортера, он некоторое время гремел железками, а потом появился с мегафоном в руках. Протянув его мне, он сказал:

— На, и спасибо за идею. У меня ведь тоже есть приемник "Океан". Так что и мы сможем делать трансляцию радиопередач.

— А почему твой "Океан"? Ведь у замполита есть специальный приемник, по-моему, он так и называется "приемник замполита".

— Ага! Есть! Только он его поставил себе в кабинет, да там и забыл! Ладно, в принципе, приемник не такая уж большая проблема. Я знаю, что у некоторых солдат тоже есть приемнички, только маленькие, типа "Селги" или "Альпиниста". Так что и в батальон Короткевича сделаем радиопередвижку.

Позвав Самойлова, я отдал ему свою "добычу" а сам направился в штабной сарай.

Постучав костяшками пальцев по краю дверного проема, я вошел внутрь и спросил.

— Разрешите?

У стола стояли Васильев, Суховей, Короткевич и Горовец. Они рассматривали разложенную на столе карту. Васильев повернул голову в мою сторону.

— Гелеверя? Заходи. Что ты хотел?

— Уточнить списки личного состава, передаваемого нам из батальона капитана Короткевича.

— Подожди немного, мы скоро закончим. А впрочем, ты ведь теперь начальник штаба у Котова?

— Да.

— Тогда подходи сюда. За Котовым я уже послал, а пока его нет, ты принимай участие в нашей работе.

Подойдя к столу, я с интересом стал слушать. Как я понял, обсуждалось сразу несколько вопросов. По ходу дела, Васильев с Суховеем ставили задачи.

— Капитан Короткевич. Через час пришедшие с топливом и боеприпасами машины разгрузят. Вы, и лейтенант Гелеверя, берете по пять машин, десяток бойцов. Гелеверя, возьмешь своих разведчиков и оба БТРа. Собираете колонну и едете на склад тяжелого стрелкового вооружения. Там грузите пулеметы, минометы, боеприпасы, в общем, все, что вам нужно. Караул помогает вам в погрузке, в затем вместе с вами возвращается сюда. Здесь вас уже будет ждать капитан Котов. Забираете медиков и вместе с Котовым и его БТРами следуете в свой батальон. Для усиления батальона, вам передается, также, один БТР с экипажем из взвода управления третьей батареи. В батальоне разгружаете свои машины, сажаете в них роту лейтенанта Иволгина и отправляете в дивизион. Сам Иволгин остается о вас за начальника штаба батальона. Вторую роту перевезем позже. По этому пункту все понятно?

Прослушав наше "Да", Васильев продолжал:

— Лейтенант Гелеверя. У Короткевича забираете двадцать пять "спецов", — заметив мою разочарованную физиономию, он пояснил. — Не жадничай, Короткевичу "спецы" тоже могут пригодиться, а вы своих "приблудных" пошерстите, наверняка еще найдете специалистов. Да и не увезете вы больше, машины-то груженные "под завязку" будут.

Вы у себя разгружаете оружие, в 131-е грузите роту для дивизиона и отправляете в базовый лагерь. Пять трофейных грузовиков передаете Короткевичу. В три грузовика грузите боеприпасы к пушкам и расчеты. К ним же цепляете сами орудия. Командиром этой батареи будет младший лейтенант Рябоконь. Орудийные предки этих орудий, с лошадьми, тоже отправляются к Короткевичу. Два оставшихся грузите автоматами, патронами к ним и гранатами.

Обращаю особое внимание всех на маскировку машин и своего расположения. Скорость движения колонн, в дневное время, выбирать такой, чтоб не поднималась пыль от движения. По этому пункту вопросы есть? Какой вопрос у тебя Гелеверя?

— Товарищ майор. Но получается, что мы остаемся практически без автомашин. Фургоны мастерской загружены оборудованием, демонтировать его некогда, да и в дальнейшем оно нам еще очень пригодится, а две оставшиеся бортовые все не увезут. Нам бы еще хоть три 131-х ЗИЛа.

Задумавшись на некоторое время, Васильев ответил:

— Ладно, уговорил. Тогда сделаем так. Все имеющиеся у вас семидесятишести милиметровые снаряды, за исключением одного БК, отдадите Короткевичу. А из тех ЗИЛов, которые повезут людей в базовый лагерь дивизиона, три машины остаются в вашем распоряжении. На обратной дороге загрузите в них себе снаряды и продукты.

Такой вариант тебя устраивает?

— Устраивает.

— Еще вопросы есть?

Вопросов больше не было.

Раздался стук по дверному проему и в нем появился мой командир, капитан Котов.

— Разрешите присутствовать?

— Котов, заходи. Присоединяйся к своему начальнику штаба. Он потом доложит, о чем тут раньше был разговор.

Теперь заговорил Суховей.

— По прибытию в места расположения своих батальонов, вашей первоочередной задаче является организация разведки маршрутов. Протяженность маршрута сорок — пятьдесят километров. Места для днёвок выбирать с учетом возможности хорошей маскировки и пригодности отражения возможных атак противника при обнаружении дивизиона. Места днёвок батальонов выбирать в трех — пяти километрах от стоянки дивизиона. Подробные указания по взаимодействию с основными силами дивизиона получите на вечернем инструктаже. На разведку необходимо отправит по несколько разведгрупп. В каждой разведгруппе должно быть не более десяти человек. Места скопления противник, обходить стороной. При обнаружении группы противником, в бой не ввязываться, а постараться оторваться от преследования в лесу. Если небольшая группа немцев продолжит преследование в лесу, то ее разрешаю уничтожить.

Возможна встреча с подразделениями 124-й стрелковой дивизии, других частей, выходящими из окружения. Эти подразделения следует накапливать в лесах, недалеко от маршрута прохождения дивизиона. Во время марша, они присоединятся к нам.

Результаты разведки доложите мне лично. Встреча для доклада в 21–00 на лесном хуторе, в пяти километрах севернее села Пустомыты.

Дальше пошло уточнение таких деталей, как частоты для связи и опознавания, пароли, отзывы и сигналы. В обсуждении принял участие и Абросимов, вскоре вернувшийся в штаб. Все это записывалось в рабочие тетради. Мне давно уже не приходилось столько писать, как сегодня, поэтому к концу совещания, от непривычной работы, даже заболела рука.

Через час, прибежавший посыльный доложил, что машины разгружены.

Объяснив Котову, куда мы с Короткевичем отправляемся, я попросил у него разрешения забрать всех своих бойцов, мотивировав это тем, что здесь им работы пока нет, а каждая пара рук на погрузке не лишняя. Котов с этими доводами согласился.

Поскольку Короткевич поведет колонну, головной машиной мы поставили БТР сержанта Горбатко, с которым Короткевич был уже знаком. Мой БТР замыкал колонну.

Построив водителей и разведчиков, Короткевич провел короткий, но емкий инструктаж. Суть его сводилась к тому, что, во время движения строго держать дистанцию и скорость, задаваемую головным БТРом. Не растягиваться и не утыкаться в зад впереди идущей машины. При нападении на колонну не тормозить, а наоборот, увеличивать скорость. Повторил сигналы, передаваемые руками при движении в колонне. Особое внимание обратил на наблюдение по сторонам и за "воздухом".

Согласовав радиосвязь, мы разбежались по машинам и уже через пять минут наша колонна, рыча двигателями и выбрасывая в свежий утренний воздух клубы выхлопных газов, тронулась в путь.

До склада добрались без происшествий. Дорожная пыль, "прибитая" влагой утренних туманов, поднималась не сильно, что позволяло держать довольно высокую скорость. Склад, к которому мы подъехали, был похож по устройству на тот, который мы обнаружили, как брат — близнец. Те же ворота из жердей, скрученных проволокой. Та же "колючка" по деревьям. Начкаром был тоже младший лейтенант, правда, своей комплекцией он ничуть не напоминал Коровина. Ростом больше двух метров, с крепкими ручищами, оканчивающимися здоровенными кулаками, он походил на нашего командира противотанковой батареи, капитана Боброва. Который славился тем, что сам легко разворачивал стомиллиметровую противотанковую пушку МТ-12.

Автомат в его руках казался маленькой детской игрушкой.

Получив и ознакомившись с письменным приказом Абросимова, он вызвал разводящего, приказал снимать людей с постов и помогать нам в погрузке.

Колонна вошла на территорию склада, и развернув машины мы приступили к погрузке.

Четырех, самых хилых солдат, Короткевич отправил в боевое охранение, на пятьсот метров во все четыре стороны. На своих местах остались и водители с пулеметчиками в бронетранспортерах. Все понимали, что это необходимые меры предосторожности, поэтому никто не ворчал, что ему придется таскать железо за себя и за "того парня".

Начав погрузку, мы сразу же столкнулись с проблемой. Если грузить оружие в ящиках, как оно хранилось на складе, то его в машину помещалось очень мало. Навалом его грузить тоже было нельзя. Пулеметы, хоть и железные, но такой варварской транспортировки по лесным дорогам, изобилующим торчащими из земли корнями деревьев, не вынесут. Нам ведь в конце поездки нужен не металлолом, а нормальное, исправное оружие.

Выход подсказал Сорочан, назвав его "методом бутерброда". Идея заключалась в следующем. Поперек кузова, на расстоянии друг от друга, ставились ряды ящиков с патронами. Между ними, в один слой, "валетом" укладывались тела пулеметов и всякие прибамбасы из их комплекта. Сверху, теперь уже вдоль кузова, перекрывая пространство с пулеметами, ставились ящики с патронами. Таких слоев в кузове получалось два. Станки ДШК, сняв щитки, ставили боком. Такой метод позволил погрузить в машину двенадцать ДШК со станками и большим запасом патронов. Нашлось место и для трех машинок для снаряжения патронами пулеметных лент.

Аналогично погрузили ДС-39 и противотанковые ружья. С минометами особых проблем не было. Их брали всего по восемь штук, остальное пространство в кузове занимали ящики с минами. Две последние машины загрузили патронами 7,62х54, поскольку он был со стальной гильзой и мог использоваться со всеми пулеметами и винтовками этого калибра, в том числе, нашими башенными ПКТ. При погрузке, также учитывали, что треть оружия и боеприпасов нужно будет передать дивизиону. Естественно, сколько было можно, загрузили патроны в БТРы.

Два часа работали без перерывов, но погрузили все необходимое. Хотя в кузовах еще оставалось немного места, больше грузить не стали, так как рессоры ЗИЛов уже начали изгибаться в обратную сторону. А поломка хотя бы одного листа выводила машину из строя и лишала нас единицы и так недостающей техники. Затем, нарезав веток, укрепили их на машинах, превратив последние в огромные зеленые кусты. Разрешив пять минут покурить, Короткевич дал команду "по машинам". Глухо рыча двигателями, тяжело груженые ЗИЛы тронулись в обратный путь. Теперь скорость была не такая высокая. Подсохшие за это время дороги начали пылить, да и тяжелый груз не давал разогнаться по лесным дорогам, с торчащими из земли толстыми корнями деревьев, поэтому обратный путь до стоянки дивизиона занял в два раза больше времени. К тому же, приходилось несколько раз останавливаться и пережидать, пока уберется немецкий самолет — разведчик. Вероятно, немцы решили что мы за ночь переместились на восток, к линии фронта, поэтому разведчик, сделав пару кругов над лесом и при этом стараясь не опускаться слишком низко, уходил в сторону фронта.

Прибыв на хутор, мы с Короткевичем, нашли Абросимова и доложили о прибытии.

Передав четыре груженных машины, мы получили такое же количество пустых, в которые тут же перегрузили часть оружия, чтоб уменьшить нагрузку на рессоры остальных машин, а так же часть боеприпасов из БТР.

Пока происходила перегрузка, я нашел капитана Суховея.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться?

— Да, я слушаю.

— Хочу попросить отдать мне документы моего здешнего дяди.

— А зачем они тебе?

— Да я тут подумал, что поскольку свои документы мы показывать некому не можем, неплохо бы использовать здешние. А эти для меня, самый оптимальный вариант. Даже фотографию переклеивать не нужно. Ведь мало ли с кем придется столкнуться. Пока удавалось отбрехиваться тем, что мы в разведке, но при встрече с какой-нибудь отступающей частью, сохранившей командиров, такой вариант уже не пройдет.

— Вообще-то, правильно мыслишь, — доставая из своей сумки офицерскую книжку и протягивая ее мне, сказал Суховей. — Еще вопросы есть?

— Хотелось бы услышать совет по организации разведки, мне ведь раньше этим не приходилось заниматься.

— А свои мысли на эту тему есть?

— Есть-то есть, но правильные ли они.

— А что Котов говорит?

— Да не успел я еще с ним поговорить.

— Хорошее, выкладывай, что ты придумал.

— Ну, я думаю, ничего нового. Впереди идут три группы, две пеших и одна конная.

Конная посредине, пешие по бокам, на расстоянии 500–700 метров, чтоб была уверенная радиосвязь. Следом, на расстоянии один — полтора километра, следует группа в немецкой форме, на трофейных бронетранспортере и броневике. Она может пригодиться, если не будет возможности скрытно пересечь дорогу забитую передвигающимися войсками. Можно будет повторить номер с военнопленными, которых будет изображать солдаты разведгрупп и конвоем из броневика. Для связи со штабом, и возможной огневой поддержки, на расстоянии три-пять километров от последней группы, будет следовать БТР с группой огневой поддержки. В группе, на вооружении, ДШК и пара ДС-39.

— Для вас, учитывая, что только у вас есть трофейная техника и обмундирование, это неплохой вариант. Я думаю, после обсуждения с Котовым, его можно будет применить. Кстати, тебя уже ищут — и он указал мне на стоящего на опушке Сорочана, который бешено махал мне руками.

— Разрешите идти?

— Беги, беги.

Я рысцой рванул навстречу бегущему ко мне Сорочану.

— Товарищ лейтенант! Вас комбат обыскался! Колона уже готова, только вас нет.

Подбегая, я увидел у головной машины недовольного Котова, который демонстративно посмотрел на часы и махнув мне, мол, полезай за мной, стал забираться на броню. Не успел я мухой взлететь на БТР и пристроиться рядом с Котовым, как колонна, зарычав двигателями, тронулась.

— Ты где был?

— С Суховеем разговаривал.

И я рассказал Котову о моем разговоре с Суховеем и о полученных от него документах. Выслушав меня, Котов немного подобрел, но все-таки проворчал:

— В другой раз предупреждай кого-нибудь, где тебя искать.

Из за гула двигателей, при разговоре приходилось почти кричать, поэтому вскоре он прекратился сам по себе.

Колонна, стуча колесами по корням, не спеша двигалась по лесной дороге. Тяжелый БТР мягко покачивало и я, незаметно для себя, стал засыпать. Увидев, что я "клюю носом", Котов толкнул меня и знаками показал, чтоб я спустился внутрь и пару часов поспал. Это приказание я выполнил с большим удовольствием, и через минуту уже спал на сложенном брезенте.

Часть 11

Капитан Профатилов

Хуже нет, чем ждать да догонять. В этом я очередной раз убедился, оставшись "на хозяйстве" в дивизионе. Собственно говоря, весь дивизион ночью ушел на засаду, а здесь на базе остались кухни, транспортные машины, в общем, тылы. И я, с "Оводом" и двумя "Шилками", для защиты этого хозяйства от противника. Чтоб народ не скучал, я приказал экипажам ЗСУ откапывать капониры для своих машин. Места для позиций были выбраны с учетом возможности отражать нападение как с воздуха, так и бороться с наземным противником. Пока они зарывались в землю, связисты протянули к готовящимся позициям телефонный кабель от коммутатора, установленного в КУНГе начальника штаба дивизиона. Земляные работы расчеты ЗСУ- шеек закончили довольно быстро, все-таки грунт здесь не тяжелый. Копается легко и не сильно осыпается. После того, как машины были загнаны в отрытые капониры, замаскированы, подключена и проверена связь, экипажи получили час на отдых и обед.

После обеда начались тренировки. Расчет "Овода" учился определять размеры и характеристики цели по метке на экране, распределять несколько целей между ЗСУ.

Расчеты "Шилок", в свою очередь, тренировались в приеме информации от ППРУ, наведения на указанные цели. Правда, все это происходило "на сухую", без реальной стрельбы. Недостатка в целях не было. Немецкие самолеты появлялись в небе очень часто. Тяжело гудя двигателями, они несли свой смертоносный груз на восток, а затем возвращались на свои аэродромы. Больше всего в этой ситуации меня злило то, что мы оказался в положении лисы из басни Крылова, видит око, да зуб неймет.

Немцы же, обнаглели совсем. Если в первый день, опасаясь зенитного огня, они держались на высоте выше полутора километров, то сейчас высота их полета не достигала и километра. Так и подмывало спустить этих наглецов на грешную землю. Но не моги! Приказ сидеть и носа не высовывать, чтоб не демаскировать расположение дивизиона. Пытаясь найти хоть какой-нибудь выход, я анализировал доклады с "Овода" о пролетающих самолетах и внимательно следил за самолетами в бинокль. К концу дня удалось определить воздушный коридор, который проходил примерно в пяти километрах восточнее расположения дивизиона. Так же стало понятно, что последняя группа возвращается с бомбежки незадолго до заката солнца. Постепенно созрела идея, как можно прилично навалять "Люфтвафлям". Во время допроса пленных летчиков, стрелок-радист с немецкого бомбардировщика рассказал, что радиостанции самолетов работают в двух диапазонах. Коротковолновом, для связи с аэродромом, и УКВ, для связи между самолетами в воздухе, и связи между самолетами и наземными частями. Нужно было узнать у пленного точные частоты. Прослужив три года в ГСВГ, я надеялся, что смогу поговорить с этим немцем. Прихватив с собой начальника караула, лейтенанта Голубицина, я направился к землянке, где под охраной находились пленные.

Землянка, если можно так назвать большую яму, глубиной метра два с половиной, перекрытую жердями, располагалась на отшибе, чтоб пленные поменьше видели и слышали. Прапорщик Мисюра хотел сделать типа зиндана, в которых держат пленников на востоке, но близкие грунтовые воды не дали воплотить эту идею. Глубину ямы ограничили двумя с половиной метров, а над ней поставили палатку, в которой находился часовой. При необходимости, в яму опускали узкую, хлипкую лесенку, сделанную так, что при попытке выбраться двоим одновременно, она должна была просто развалиться.

Оказавшись на улице, немец какое-то время жмурился и вытирал слезящиеся от яркого света глаза, при этом он испуганно озирался по сторонам. Скорее всего, он боялся появления прапорщика Мисюры, который так напугал его на первом допросе. Я то сам при этом не присутствовал, но из рассказов знал, что когда вначале, немец пытался строить из себя "белокурую бестию", Мисюра пригрозил ему, что посадит голой задницей на каску, в которую перед этим выпустит змею. Немец оказался очень впечатлительными, с богатым воображением. Представив результат объявленной процедуры, он побледнел как мел и, отбросив свои замашки "сверхчеловека", подробненько рассказал все, о чем его спрашивали. Что и говорить, послужив "за речкой", Мисюра научился многим экзотическим штучкам. Хотя мне, я думаю, хватило бы и обычного полевого телефонного аппарата с индуктором. Главное покрепче прикрепить провода от телефона к пленному, чтоб они не отвалились, когда его будет трясти от индукционного тока. Ну, да это так, лирическое отступление.

Видя, что Мисюры поблизости нет, немец немного успокоился. Для разговора мы уселись под дерево, недалеко от землянки, на пустые снарядные ящики. Сначала разговор продвигался туго. Немец плохо понимал меня, да и я плохо улавливал смысл его быстрой речи. Да, блин, это не семидесятые годы, когда в Германии, в местностях, где стояли советские части, даже немецкие собаки понимали русский язык. Однако, постепенно в памяти всплывали, казалось бы давно забытые немецкие слова и обороты речи. Наш разговор сдвинулся с мертвой точки. Немец, наконец-таки понял, что меня интересует, и медленно произнося слова, стал отвечать. Когда он перестал тарахтеть, а стал говорить медленнее, я с удивлением обнаружил, что почти все, из сказанного им, понимаю. Оказывается, частоты радиосвязи самолетных радиостанций устанавливаются на устройствах запоминания частоты, примерно так, как это делается на наших стодвадцатьтретьих радиостанциях. Одновременно происходит настройка антенных согласующих устройств. В каждом диапазоне имеется одна рабочая и три резервных частоты. Выбор частот при работе, осуществляется простым нажатием кнопки на панели радиостанции, точнее на передатчике и приемнике, так как это отдельные блоки. Частоты меняются каждый день, по расписанию. Когда я поинтересовался, как можно узнать эти частоты, немец задумался, а затем задал встречный вопрос, для каких целей это нам нужно.

Конечно, я не стал ему говорить правду, что мы хотим заблокировать помехами их каналы связи во время нашего нападения, а сказал, что наши командиры решили их обменять на советских военнопленных, для этого нам и нужно связаться с немецким командованием и договориться об условиях обмена.

— Разве это возможно? — удивился немец.

— А почему нет? Конечно, вы, ефрейтор, птица небольшая, а вот ваш командир, капитан Людвиг фон Греттер, это другое дело. Аристократ, опытный пилот, полагаю, что за него можно выменять сотню простых пехотинцев. И думаю, что ваш командир будет вам очень признателен, за помощь в его освобождении.

Немцу, видно, уже страшно надоело сидеть в темной яме, каждую минуту ожидая смерти, поэтому он мне поверил. Ничего удивительного. Мы все с трудом верим в то, что умрем, и с легкостью доверяем тем, кто нам обещает жизнь! Обрадованный перспективами скорого освобождения, радист сказал мне, что в его блокноте, отобранном при обыске, есть расписание частот на эту неделю. Мол, обычно, частоты выдаются экипажам каждый день, утром, перед первым вылетом, но у него есть хороший знакомый на радиостанции штаба, который и дал ему расписание сразу на неделю, чтоб он мог настраивать свою радиостанцию вечером, а утром поспать лишние пятнадцать минут. Это было конечно очень интересно, но вся незадача заключалась в том, что документы пленных летчиков, капитан Суховей увез с собой. Объяснив это немцу, я сказал, что придется подождать. Уже настроившийся на скорое освобождение, немец погрустнел. Вдруг он встрепенулся и сказал, что есть еще одна частота, аварийная, которая не меняется, и назвал эту частоту, восемьсот килогерц. Да, это мог быть очень неприятный сюрприз. Мы бы спокойненько лупили по самолетам, считая, что лишили их радиосвязи, а они на аварийной частоте наводили бы на нас наземные войска! Пришлось сказать, что на эту частоту у нас нет передатчика. Хотя у нас действительно не было передатчика на эту частоту! Видя, мое разочарование, немец видно решил, что это из-за того, что не могу их быстренько отправить к своим. И даже стал меня успокаивать! Конечно же, я расстроился! Но только потому, что такая красивая идея, практически безнаказанно надавать Люфтваффе по мордасам, оказалась под угрозой! Выяснив все, что меня интересовало, я отправил немца обратно в яму, сказав начальнику караула, чтоб покормили пленных и дали возможность им помыться, отведя по очереди к речке.

Продолжая заниматься текущими делами, я прокручивал в голове различные варианты решения возникших затруднений. Если каналы связи в КВ и УКВ диапазонах мы гарантированно могли "забить" своими радиостанциями, аварийный канал нам был не по зубам. Для решения этой проблемы я пригласил вечером капитана Мошанова, командира отделения регламента и ремонта батареи. Светлая голова и золотые руки, позволяли ему творить настоящие чудеса, буквально оживляя технику, попавшую к нему на ремонт. Кстати, ремонтировал он не только военную технику. Зная о его талантах, ему тащили все, от утюгов до японских музыкальных центров и телевизоров, привезенных из заграничных командировок. Например, начальник штаба нашего артдивизиона, недавно вернувшийся из трехлетней командировки в Ливию, за ремонт своего телевизора, который не бралась ремонтировать ни одна мастерская в городе, расплатился с Мошановым отличным французским набором инструмента, в фирменном пластмассовом чемоданчике. И хотя Мошанову пришлось долго провозиться с этим телевизором, он был очень доволен. Ведь хороший инструмент был его слабостью. Когда он открывал свой сундук, специально сделанный нашими умельцами, у непривычного человека на некоторое время наступал ступор. Одних только отверток у него было почти полсотни, и все разные. Мошанов законно гордился своим инструментом, который собирал уже не один год, покупая или выменивая то, чего у него еще не было. Отношения с ним у меня сложились хорошие, так что в неслужебной обстановке мы были на ты, однако не впадали в панибратство.

Больше часа мы разбирали различные варианты нападения на самолеты немцев, но в любом варианте, узким местом была невозможность подавить аварийную частоту. В конце концов, мы пришли к единодушному мнению, что так необходимую нам радиостанцию, нужно просто снять с подбитого самолета. Ведь самолет, экипаж которого находится у нас, так и лежит на поляне. И есть большая вероятность, что его еще никто не "раскурочил". Лежит он в стороне от больших дорог, нашим отступающим некогда было этим заниматься, да и немцы, скорее всего, до него еще не добрались. Дело было за малым, съездить к самолету и снять с него радиостанцию. Потом, с помощью немца — радиста разобраться, как на ней работать. Ну а там, наш солдатик, гудя и дуя в микрофон, будет изображать "глушилку" работая на аварийной частоте! Ехать решили пораньше с утра.

Едва рассвело, я вызвал к себе начальника караула лейтенанта Голубицина. Пока посыльный бегал за ним, подошел и Мошанов.

— Лейтенант Голубицин, передаете пленного стрелка-радиста капитану Мошанову. Вы, товарищ капитан, как вчера и договаривались, берете мой БТР, комплект инструментов для снятия радиостанции, и три человека из своего отделения. Грузитесь с немцем в БТР и едете к сбитому самолету, водитель уже был возле него с прапорщиком Мисюрой, так что дорогу знает. Демонтируете радиостанции с самолета и привозите сюда. Снимать аккуратно, схему соединения блоков радиостанции зарисовать, чтоб можно было здесь ее опять собрать. В первую очередь снимайте аварийную радиостанцию, немец вам ее покажет. БТР возле самолета не держите, а замаскируйте где-нибудь неподалеку. Водитель и башенный стрелок остаются в БТРе и прикрывают вас в случае необходимости. Снятые блоки складывайте рядом с самолетом, когда закончите, подгоните БТР и погрузите. В случае появления противника, в бой не вступать, постарайтесь оторваться и запутать следы. Когда прибудете к самолету и когда закончите работы, доложитесь по радио. Ну, а если немцы прижмут, сообщайте, будем вас выручать. Задача ясна? Вопросы есть?

— Все понятно, товарищ капитан.

— Тогда выполняйте, жду ваших докладов по радио.

В принципе, такой подробный инструктаж Мошанову можно было и не давать, уж как демонтировать аппаратуру я сам мог бы у него поучиться, но порядок, есть порядок.

Мошанов уехал, а я не находил себе места, ожидая его доклада. Ведь это в планах все просто и красиво, а как получится на самом деле, неизвестно. Прошел час, пока радист с "Овода" доложил, что Мошанов прибыл на место и приступил к демонтажу. Через три часа последовал доклад, что группа возвращается. Еще через час десять, довольный Мошанов докладывал мне о выполнении задания.

— Товарищ капитан, ваше задание выполнено. Радиостанция с самолета демонтирована и привезена. Во время выполнения задания происшествий не случилось, весь личный состав и техника вернулись.

— Рассказывай, подробно, но коротко.

— Есть, подробно, но коротко. Немца мы забрали, загрузили ящик с инструментом, бойцы сели внутрь, я на броню, и поехали. Водитель дорогу запомнил хорошо, ехали так, как ехал Мисюра, с пол километра проплыли по речке, чтоб запутать следы.

БТР замаскировали метрах в семидесяти от самолета, в густом кустарнике. С одним из бойцов я сначала сходил к самолету на разведку. При осмотре обнаружил следы колес, и еще один интересный след, две узких гусеницы, а посредине след от колеса, похожего на мотоциклетное. Я сначала подумал, что это немецкий колесно — гусеничный бронетранспортер, но расстояние между гусеницами небольшое.

— Я читал, что у немцев в разведке использовались колесно — гусеничные мотоциклы, наверное следы этого мотоцикла ты и видел. Значит, немецкая разведка уже наведывалась к самолету. А следы колес могла оставить полуторка, про которую рассказывал Мисюра.

— Чтобы не тащить к самолету весь ящик с инструментами я, открыв его, позвал немца и сказал, чтоб он отобрал необходимые. Заглянув в ящик, немец конечно впечатлился.

— Ну да еще бы. Сам ведь говорил, что у тебя самый лучший набор инструмента в дивизии, а может и в армии! С каждой зарплаты что-нибудь покупаешь! Жена твоя не знает, сколько ты денег на железки тратишь! Ладно, похвастался ты перед немцем своим инструментом, дальше рассказывай.

— Немец отобрал несколько торцовых и рожковых ключей, бокорезы, большую и маленькую отвертки, с интересом рассмотрел крестовую отвертку, но отложил ее. На всякий случай я прихватил еще набор головок с трещеткой. Оставив немца снаружи, под охраной, я забрался в кабину и внимательно осмотрелся. Если кто и был у самолета, то радиостанцию демонтировать не пытались. Блоки радиостанции были закреплены на рамах невыпадающими болтами, слева и справа от места стрелка — радиста. Рядом с блоками обнаружились таблички, на которых были изображены схемы межблочных соединений для левого и правого борта. Но для того, чтоб их снять, нужно было высверлить заклепки крепежа. Как говорится, у нас с собою было, и уже через пару минут я жужжал небольшой ручной дрелью, принесенной солдатом из моего ящика. Затем в кабину залез немец. Держа перед собой снятую табличку со схемой, я указывал на изображенный блок, а он показывал его в натуре, объясняя его назначение.

— И как ты обходился без переводчика?

— А зачем переводчик? Слова: приемник, передатчик, антенный коммутатор, умформер, кабель — понятны любому, кто знаком с радиотехникой, а больших подробностей пока не требовалось. Но я, на всякий случай, записал названия блоков и перевод в тетрадку.

Сам демонтаж занял часа два, причем часть соединительные кабелей мы оставляли прикрученными к блокам, освобождая только один конец. И время сэкономили и путаницы потом, при сборке, будет меньше. Снятые блоки передавали наружу и укладывали возле самолета. В общем, сняли все, даже телеграфный ключ и переговорные пульты членов экипажа. Забрали все четыре шлемофона, правда, два в крови, придется отмывать. Сняли также рамы, на которых крепились радиостанции. Немец сказал, что в самолете имеется еще два аккумулятора, но добраться до них не получилось. Самолет лежит на брюхе, а люк доступа к ним находится внизу фюзеляжа. Так что нужно подумать, как запитать потом, собранную радиостанцию.

— Как вел себя немец?

— Не знаю, что ты ему пообещал, но помогал добросовестно. Показал даже, где находятся аварийные комплекты продовольствия, предложил забрать парашюты, короче говоря, старался быть полезным. Кстати, в этих комплектах, кроме шоколада и галет, есть очень интересная фляжка. По запаху и на вкус, коньяк.

— Да ерунду я ему пообещал. Всего лишь сохранить им жизнь и обменять на наших солдат.

— И он поверил? А что теперь скажешь?

— Скажу, что их командование не согласилось на обмен, пусть на них и злится. Но в живых придется оставить, может еще на что-нибудь сгодятся, хотя и хлопот с ними много.

— Ну да, корми, охраняй, не дай Бог убегут и доберутся к своим, тогда немцы на нас настоящую облаву организуют.

— Ладно, новые задачи будем решать по мере поступления, главное, вы удачно съездили. Теперь к делу. Как я понял, радиостанция питается от бортовой сети 27 вольт. Такое же напряжение и в бортовой сети наших БТРов. Разберите несколько снарядных ящиков, сбейте из них щиты, необходимого размера. На этих щитах и собирайте радиостанцию. Закрепим их сверху на БТРе, и подключим к его бортсети. А сейчас поешьте и принимайтесь за сборку и установку радиостанции. Сколько вам на это потребуется времени?

— Если собирать всю станцию, то часа три, а если собрать только аварийный комплект, то, я думаю, за час управимся.

— Сначала соберите и проверьте аварийный комплект, а насчет остальной станции, то может быть она нам и не понадобится. На этих частотах у нас есть чем поставить помехи. Как закончите монтаж, подключите к передатчику эквивалент антенны и проверьте его работу. Нормальную антенну пока не подключайте, чтоб не насторожить немцев. Надеюсь, что сегодня вечером нам удастся воплотить нашу задумку.

— Ты думаешь, сегодня будем уходить с этого места?

— Я почти уверен в этом! Шорох на дороге, наши навели неслабый, да и отсиживаться тут дальше не резон. Нам нужно уходить к своим, а с каждым днем фронт откатывается все дальше на восток. Так что, я очень надеюсь, что сегодня вечером Абросимов разрешит нам устроить немцам "прощальную гастроль". Конечно, лучше было бы завалить бомбардировщики утром, когда они идут на бомбежку, но после этого, часа через два, тут бы было не протолкнуться от фрицев, а так, мы имеем возможность за ночь убраться подальше. Хотя, если мы их уж сильно обидим, они могут броситься нас искать и ночью.

Стоявший до этого чуть в стороне и внимательно слушающий наш разговор, старший сержант Дроздов, тоже из отделения регламента, подошел ближе и обратился ко мне.

— Товарищ капитан, а может попытаться еще поводить немцев за нос, наводя их по радио на ложные цели?

— Молодец, сержант, правильно мыслишь! Да вот только сейчас это не получится.

У нас нет людей, которые хорошо понимают, а самое главное, говорят без акцента по немецки. Возможно, позже мы вернемся к твоей идее, а сейчас будем подстерегать, глушить и бить! Так что, не тяните время, через полтора часа жду от вас доклада о готовности аварийного комплекта к работе.

Мошанов, со своими бойцами направился в сторону кухни, а я стал прикидывать варианты размещения ЗСУшек. В предыдущие дни, немцы шли группами по десять- двенадцать самолетов, растянувшись по фронту на полтора — два километра. Поэтому я решил особо не мудрствовать, а установить все шесть "Шилкок" поперек воздушного коридора, на расстоянии восемьсот — девятьсот метров друг от друга. Конечно, для надежности поражения, хорошо бы стрелять в штатном режиме, из всех четырех стволов, но надо беречь боеприпасы. Придется стрелять очередями по десять снарядов, очередь из верхней пары стволов, следующая очередь из нижней пары.

С "Овода" доложили, что была связь с дивизионом, минут через сорок они должны быть в лагере. Пока было время, я наметил на карте места установки "Шилок", а затем отправился к КШМке начальника штаба, встречать подходящую колонну.

Вскоре послышался гул двигателей и лязганье гусениц, а минут через десять голова колонны появилась на дороге. Густо утыканные ветками с уже привявшей и запыленной листвой, машины сразу расползались на свои места под деревьями.

БТР Абросимова остановился недалеко от КШМ-ки начальника штаба. Подождав, пока Абросимов выберется наружу и приведет себя в порядок, я подошел к нему и доложился. Выслушав мой доклад, Абросимов сказал:

— Передавайте ваши обязанности коменданта лагеря прапорщику Мисюре и готовьте свою батарею к маршу. Вечером выдвигаемся. Подробности маршрута и порядок движения уточните у капитана Суховея, он теперь исполняет обязанности начальника штаба.

— А что с майором Васильевым?

— У него сейчас другая задача. Сформированный отряд, под его командованием, попытается прорваться через линию фронта, чтоб установить контакт с командованием пятой армии, а если получится, то и с руководством страны.

— Да, задача не легкая! И еще неизвестно, что труднее, перейти линию фронта или установить этот самый контакт!

Видя, что я не ухожу, Абросимов спросил:

— У вас ко мне есть еще какие-то вопросы?

— Мы разработали план, как нам немного проредить ряды Люфтваффе и я хотел бы его с вами обсудить.

Абросимов заинтересованно взглянул на меня.

— Ну что же, пойдемте в КУНГ начальника штаба и обсудим ваш план.

Поднявшись по лесенке вслед за Абросимовым в КУНГ, я разложил на столе свою карту и стал рассказывать, как мы хотим подергать Люфтваффе за хвост.

Внимательно меня выслушав, комдив на какое-то время задумался, а затем сказал:

— Ваш план неплох, и вполне реализуем. Как обстоят дела с боеприпасами? Ведь здесь негде взять такие снаряды. Может быть, их стоит поберечь для прикрытия дивизиона?

Честно говоря, я не ожидал такой реакции от Абросимова. Если есть возможность, не особо подставляясь, вломить фрицам, значит нужно использовать момент. В одном он конечно прав, таких боеприпасов мы здесь не найдем.

— Товарищ подполковник. При убытии на учения было получено по два боекомплекта на машину, это двадцать четыре тысячи снарядов. Для того, чтобы сбить такую низкоскоростную цель, как бомбардировщик этого времени, достаточно двадцати снарядов. Пусть мы собьем, хотя бы двадцать бомбардировщиков. Это все равно будет чувствительный удар для немцев. Да и такой случай нам вряд ли еще представится.

Видно было, что Абросимов колеблется. Я молча ждал его окончательного решения.

— Ну что же, я вчера видел работу ваших "Шилок". За несколько минут они свалили восемь бомбардировщиков и самолет-разведчик. И это работали четыре установки. Хотя, мне показалось, что они тратили на один самолет больше снарядов, чем вы говорите. Думаю, что шестью установками вы собьете все двенадцать самолетов первой волны, примерно за такое же время.

— Если они будут идти как обычно, то за три-четыре минуты мы их собьем.

— Хорошо. Даю вам разрешение на проведение этой операции. Но при одном условии. Расход не более тысячи снарядов. Как вы планируете вести огонь? Уложитесь в этот лимит?

— Стрельбу будем вести из двух стволов, чередуя верхние и нижние стволы, по десять снарядов на ствол.

— А может, все-таки, из всех четырех стволов, по десять снарядов на ствол в одной очереди. Плотность огня увеличится вдвое, при незначительном увеличении расхода снарядов. Хотя, вам как специалисту виднее. Если вы считаете, что достаточно очереди из двух стволов, стреляйте так. Что еще вам нужно для успешного выполнения этой задачи?

— Дело в том, что коротковолновые радиостанции стоят только в КШМках, т. е. для подавления немцев придется задействовать четыре машины.

Абросимов опять задумался, теперь уже на дольше. Я его понимал. Ведь передача мне КШМок командиров батарей и машины начальника штаба, могла очень негативно сказаться на управляемости дивизиона. Потерев пальцем переносицу, Абросимов взглянул на меня и спросил:

— А так ли уж необходимо глушить радиостанции самолетов? Пока немцы поймут, откуда к ним прилетело, все уже будет закончено. Поэтому предлагаю не усложнять, отказаться от радиоподавления, и действовать проще. Ваша батарея выдвигается в район обнаруженного вами воздушного коридора, занимает позиции и ждет предпоследнюю волну возвращающихся бомбардировщиков. Уничтожает эту волну и выдвигается еще на три километра на восток, навстречу последней группе. Ожидает подхода последней группы самолетов и тоже уничтожает ее. Затем имитируете отход на восток и, сделав небольшую петлю, идете в место встречи с дивизионом, к лесу возле села Пустомыты. "Овод" в сопровождении вашего БТРа, заранее выдвиньте вперед, чтобы он мог видеть обе группы самолетов, заодно определите места позиций установок. Даже если вы собьете не все самолеты, а хотя бы десятка полтора, и то будет хорошо. Для немцев, которые сейчас практически не несут потерь своей авиации, уничтожение сразу такого количества самолетов будет шоком. Летчиков, которые выбросятся с парашютами, в плен можно не брать, но и в живых оставлять не желательно. Для охоты на парашютистов и наземного прикрытия я выделяю в ваше распоряжение взвод пехотинцев, они скоро должны прибыть. Вы согласны с такими изменениями вашего плана?

— Согласен. Жаль только что столько работы проделано зря. И как теперь быть с нашими пленными, я ведь пообещал сохранить им жизнь.

— Я не считаю, что ваша проделанная работа бесполезно. Будем считать, что вы провели разведку. А снятая с самолета радиостанция нам вполне может еще пригодиться, как и эти пленные. Раз уж пообещали им жизнь, придется обещание выполнять. Еще вопросы есть?

— Нет.

— Тогда приступайте к работе. Времени у вас не так уж много.

— Разрешите идти?

— Идите.

Подходя к расположению батареи, я услышал веселые голоса. За первой "Шилкой" расположились офицеры батареи. Здесь же был и Мошанов. Командир первого взвода, лейтенант Громов, что-то увлеченно рассказывал, жестикулируя руками.

Увидев меня, появившегося из-за корпуса машины, он громко скомандовал "Товарищи офицеры!" и направился ко мне с докладом.

— Товарищ капитан. Четыре машины батареи прибыли из рейда. Задача по прикрытию сил дивизиона от вражеской авиации, выполнена. Во время выполнения задачи огнем установок уничтожено девять самолетов противника. Потерь среди личного состава — нет, техника в порядке, расход снарядов — восемьсот сорок штук. Командир первого взвода, лейтенант Громов.

Слушая доклад, я поймал вопросительный взгляд Мошанова, который знал, зачем я отправился к Абросимову, и едва заметно кивнул ему.

— Вольно! Это куда же вы столько снарядов выпалили? — сделав строгое лицо поинтересовался я у Громова. С перепугу в белый свет как в копеечку?

Не ожидавший такой реакции лейтенант смутился.

— Никак нет, не с перепугу. Стреляли штатно, четыре ствола, по двадцать снарядов на ствол.

— И как результат?

— От немцев только клочья летели!

— Ладно. Для первого раза молодцы! Главное не растерялись и всех немцев сбили. Но боеприпасы нужно экономить, я думаю, для бомбардировщиков достаточно очереди в десять снарядов из двух стволов.

Поняв, что за перерасход снарядов его ругать не будут, Громов повеселел.

— Подробный разбор боя проведем на предстоящем совещании, а сейчас построить личный состав батареи на поляне перед машинами.

Офицеры разбежались собирать личный состав, а Мошанов подошел ближе, вопросительно глядя на меня, и ожидая подробностей.

— Абросимов утвердил нашу операцию, но без радиоигр и с лимитом в тысячу снарядов. Посчитал, что мы и так сможем выполнить свою задачу. Я думаю, что он прав. Мы что-то перемудрили с этими помехами, как будто собрались всю воздушную армию уничтожать. А вообще, Абросимов очень интересный человек. От наших планов осталась, практически, только идея, все остальное он поменял. Но сделал это так, что создается впечатление, будто мы сами так и придумывали. Еще по ходу, как бы невзначай, дал несколько полезных советов и обещал подкинуть взвод солдат для охоты за сбитыми летчиками. Нашим-то бойцам, некогда будет этим заниматься. Да, не зря офицеры дивизиона его так уважают. Толковый командир.

Увидев, что люди уже построены, я кивнул Мошанову.

— Командуй.

Став перед строем, Мошанов скомандовал:

— Ровняйсь. Смирно!

Затем развернувшись в мою сторону приложил руку к козырьку и направился мне навстречу.

— Товарищ капитан! Батарея по вашему приказанию построена. Командир отделения регламента и ремонта, капитан Мошанов.

Закончив доклад, он отступил в сторону.

— Здравствуйте товарищи!

— Здрав желам таарщ каптан! — бодро рявкнул строй. Конечно, пусть не все, но четыре экипажа заслуженно ожидали от меня раздачи "пряников".

— Товарищи! Командир дивизиона, высоко оценил боевую работу экипажей, участвовавших в отражении налета вражеской авиации, и надеется, что личный состав батареи и в дальнейшем будет так же надежно защищать дивизион от воздушного противника. Командирам первого и второго взводов, в течение часа подготовить и передать мне списки на поощрение. Сегодня нам предстоит новое, не менее сложное задание. Необходимо уничтожить вражеские бомбардировщики, возвращающиеся с бомбежки. Враг, несущий на нашу землю смерть и разрушения, не должен остаться безнаказанным. Однако, хочу вам сразу сказать, что пополнить боезапас нам негде, поэтому, каждый выстрел должен наносить урон врагу, каждый выпущенный снаряд должен находить свою цель. В 16–00 офицерам и сержантам батареи прибыть ко мне для получения боевой задачи. Сейчас у вас есть время на обед и подготовка техники. Разойдись!

Строй рассыпался и уже через пару минут, позвякивая котелками, направился в сторону кухни, наводясь по вкусному запаху, распространяющемуся оттуда.

Мы с Мошановым отправились в мою палатку, где нас уже ждал обед. За обедом обсудили предложение Абросимова по изменению режима огня, но пришли к единому мнению, что лучше стрелять, двумя стволами по десять снарядов. Если кого-то не собьем сразу, потом можно будет добавить. Часов около трех, точнее четырнадцать сорок пять, послышался шум подходящей колонны. Отправив моего ординарца узнать, кто это подъехал, мы продолжали обедать, ожидая его возвращения. Минут через двадцать, голова немного запыхавшегося посыльного появилась в палатке.

— Товарищ капитан, разрешите доложить?

— Разрешаю. Что там за гости прибыли?

— Лейтенант Гелеверя привел колонну. Пять ЗИЛов с КУНГами, три машины с солдатами, одна единица брони, на гусках, и УАЗ-буханка. Говорят, Гелеверя нашел где-то целую разведбатарею из Новоград-Волынской дивизии.

Это было уже интересно, но понимая, что сейчас Абросимову не до нас, мы стали ждать дальнейшего развития событий.

Еще через пол часа в палатку опять заглянул мой ординарец.

— Товарищ капитан. Тут какой-то старший сержант привел людей и спрашивает вас.

Выйдя из палатки, я увидел строй солдат. Одеты они были в уже поношенную форму, только ремни снаряжения и оружие у всех были новые. Командовал ими невысокий, плотного телосложения, старший сержант, в такой же выцветшей гимнастерке, в старых, но ухоженных сапогах, с новеньким ППД, висящем на правом плече. Опытным взглядом старого служаки он сразу определил кто старший, и подойдя ближе, вытянувшись доложил.

— Товарищ капитан. По распоряжению командира дивизиона, взвод прибыл в ваше распоряжение. Командир взвода, старший сержант Рубакин.

— Сколько человек во взводе?

— Со мной — сорок один.

— Какое вооружение?

— Четыре пулемета ДП, пять автоматов ППД, у остальных винтовки СВТ. У каждого по четыре гранаты.

— Как с патронами?

— По триста на винтовку, по полторы тысячи на пулемет и по пятьсот на автомат.

— Обедали?

— Нет, не успели еще.

— С собой продукты есть?

— Нет.

— Тогда так. Даю вам тридцать минут на обед и получение пайка. Через пол часа жду вас на стоянке техники. Сидорчук, — позвал я своего ординарца, — покажешь дорогу в столовую, а потом в парк. Вопросы есть, товарищ старший сержант.

— Нет.

— Тогда вперед и с песней!

Сержант видимо понял мои слова буквально, и не успел строй отойти и десятка шагов, как я услышал его команду:

— Взвод! Запевай!

Видно взвод был сформирован недавно, и штатного запевалы еще не было. Кто-то надтреснутым тенорком затянул песню, ее подхватил нестройный хор. К счастью столовая была недалеко, так что команда "Отставить пение" не задержалась.

Я глянул на Мошанова, он стоял серьезный, но в глазах прыгали бесенята еле сдерживаемого смеха. Ну что же, это мои подчиненные знают, что у меня присказка такая, "Вперед и с песней". А вновь прибывший сержант понял все буквально, ну да ладно, песня в армии еще никому не повредила!

— Как ты планируешь их использовать? — кивнув в сторону ушедшего строя, спросил Мошанов.

— Посажу на броню. На каждую машину получается по пять человек. Четыре с винтовками, один с автоматом или пулеметом. После занятия огневой позиции, они располагаются по кругу, на удалении сто, сто пятьдесят метров от установки, образуя некоторое подобие боевого охранения. Будут следить за обстановкой и отстреливать спускающиеся на парашютах экипажи подбитых самолетов.

— Но это получается восемь машин.

— Правильно. Шесть "Шилок", "Овод" и БТР. А ты, со своим отделением и ТЗМками пойдешь в колонне дивизиона.

— Ну вот! Только собрался повоевать, а ты меня в тыл!

— Ты прям как мальчишка! Успеешь еще повоевать! Тем более, что здесь и нет тыла! Куда не повернись, один фронт. Да и что сломается, кто чинить будет? Куда мы без твоих золотых рук и светлой головы? — подсластил я пилюлю.

К 16–00 собрались офицеры и сержанты, командиры установок. В начале совещания лейтенант Громов подробно рассказал о бое "Шилок" с пикировщиками. После обсуждения, учитывая, что это был их первый настоящий бой, действия экипажей были признаны правильными. Насчет расхода боеприпасов, решили, что для таких целей очереди из двух стволов по десять снарядов будет достаточно. Если вдруг будет мало, потом всегда можно добавить. Я рассказал общий порядок действия батареи. На первом этапе, машины занимают определенные позиции, перекрывая воздушный коридор. "Овод", в сопровождении БТРа, располагается восточнее на два километра. При подходе первой волны самолетов в зону уверенного поражения, батарея открывает огонь, обстреливая цели от флангов к центру строя. Установки стреляют в два ствола по десять снарядов. Стрельба ведется в течении пяти минут, если все цели не будут поражены раньше. Затем десант грузится на броню и "Шилки" перемещаются на восток на три километра, занимая указанные заранее огневые позиции. При вхождении второй волны самолетов в зону огня, ведем стрельбу еще пять минут. Не зависимо от результатов стрельбы, через десять минут установки должны покинуть огневые позиции и через двадцать минут собраться в колонну, в небольшой балке южнее района ОП. "Овод" осуществляет контроль количества сбитых самолетов и присоединяется к колонне. Колонна примерно десять километров движется на юг, и развернувшись на запад идет к Пустомытам, для встречи с дивизионом. В голове колонны, на удалении пятьсот метров идет БТР, затем три "Шилки", "Овод" и опять "Шилки". Командиры расчетов должны показать десанту, как лучше разместиться на броне и потренировать солдат садиться на установку и покидать ее. Были определены новые позывные для радиосвязи. "Шилки" получили позывные "Оса-1" — "Оса-6", а ППРу так и остался "Оводом". В восемнадцать часов батарея начинала движение, к девятнадцати ноль ноль, установки должны были занять указанные им позиции, замаскироваться и быть готовыми к стрельбе. Попутно решалась куча всяких мелких, но от этого не менее важных вопросов, которые всегда возникают при подготовке к любой боевой операции.

После совещания все разошлись выполнять поставленные задачи. Солдаты подогнали ближе транспортно-заряжающую машину и стали грузить в нее мою палатку, разобранные столы и другое имущество. Поручив Сидорчуку проследить за погрузкой, я направился на стоянку техники, чтобы посмотреть, как там идет подготовка и тренировка десанта.

Тренировка шла полным ходом. Солдаты, уже поделенные на пятерки, карабкались на броню, занимая указанные им места, затем, по команде спрыгивали на землю и отбегая метров на десять, занимали позиции для стрельбы. Конечно, первые разы все это у них получалось довольно неуклюже. Мешали длинные винтовки и висящие на поясе подсумки с патронами. Но, как известно, русский солдат найдет выход из любого положения. Кто-то додумался первыми подсаживать на броню пару солдат без винтовок. Оказавшись наверху, они за стволы винтовок поднимали на броню остальных. Так получалось быстрее. Еще один рационализатор предложил закрепить на башне веревки, за которые можно было бы держаться во время движения. После десятка тренировок десантники научились быстро грузиться и еще быстрее скатываться с брони.

Оживление царило во всем лагере, снимались и укладывались палатки, получался дополнительный боекомплект. Кухонный наряд, подогнав полевые кухни прямо к берегу речки, чистил и мыл котлы.

Связавшись с "Оводом" я приказал им сниматься с позиции и прибыть в лагерь.

За сборами и хлопотами время летело незаметно, и вот взревели двигатели ЗСУшек и машины стали строиться в походную колонну. Во время марша я решил быть в "Оводе" а после занятия им позиции, перебраться в БТР.

В 17–45 колонна была готова к маршу. Возле "Овода" построились офицеры и командиры машин. Проведя краткий инструктаж, я напомнил им порядок движения и сигналы оповещения, действия при встрече с противником. В общем все, о чем положено инструктировать перед маршем.

В стороне стояли остающиеся, ну да им тоже недолго осталось. На 19–30 было назначено время начала движения основной колонны дивизиона.

Ровно в 18–00 батарея начала движение. Утыканные свежесрубленными ветками, машины напоминали большие островки кустарника, по какой-то причине снявшиеся с места и с приличной скоростью двигающиеся по проселочной дороге. Хотя, конечно, особенно мы и не гнали. Время еще было, а с увеличением скорости заметно увеличивалось количество пыли, что сводило на нет наши усилия по маскировке.

Через двадцать минут неспешного марша, наша колонна прибыла в район первой огневой позиции и "Шилки" стали расползаться в стороны, занимая определенные для каждой машины, позиции. Это место было выбрано еще и потому, что отсюда на восток начиналась холмистая местность, что позволяло разместить каждую установку на вершине какого-нибудь холма.

Через пятнадцать минут, получив доклады о готовности, наш "Овод" направился к находящейся в двух километрах впереди высотке, возле которой нас уже ждал ушедший ранее БТР. Установив "Овод" на вершине холма, экипаж занялся подготовкой машины к боевой работе. БТР установили на южном скате холма, недалеко от вершины, чтобы была возможность наблюдения и на восток и на запад.

К девятнадцати часам все было готово к "теплой" встрече гостей. Стоя на БТРе, я в бинокль разглядывал местность. Отдельные холмы, между которыми петляла полевая дорога, восточнее образовывали целую гряду, которая и была мною выбрана для размещения второй огневой позиции. Почти посредине этой гряды было два высоких холма, между которыми и проходила дорога. За грядой, параллельно ей проходила неглубокая балка, в которой и планировался сбор батареи после боя. Западнее, между нашей высоткой и позициями "Шилок" виднелась полоса леса, шириной около километра. Лес был не очень густой, в нем виднелись несколько просек, которыми можно воспользоваться при перемещении на новые огневые позиции. Слева лесок упирался в небольшую речку, а справа соединялся с еще одним лесным массивом.

Время до появления самолетов еще было, поэтому погрузив на броню пятерку солдат, закрепленных за БТРом, я поднялся на нем на правую горку и осмотрел местность за грядой. Все соответствовало карте. Я даже рассмотрел брод через речку, километрах в двух южнее. Вернувшись на холм к "Оводу", мы опять заняли свое место на южном склоне. Пока мы катались, солдаты отрыли небольшой окопчик, куда провели кабель и установили два телефона, один для связи с "Оводом", другой подключили к радиостанции и я получил связь со всеми "Шилками". Медленно тянулось время ожидания.

Обычно, в 19–45 немецкие самолеты уже появлялись, а сегодня, что-то их не было, хотя время уже перевалило за 20–00. Напряжение нарастало. Неужели вся наша подготовка зря? Или немцы изменили воздушный коридор?

Наконец в 20.25 с "Овода" поступил доклад:

— Есть групповая цель, одиннадцать отметок, азимут — девяносто пять, дальность — двадцать восемь, высота — восемьсот, скорость — триста пятьдесят.

Возможно, у немцев произошли какие-то изменения в планах, поэтому я решил не ждать две последние группы, а начинать с первых. Я еще раз в бинокль осмотрел огневые позиции батареи. Машины были замаскированы отлично. Даже мне, точно знающему места расположения установок, было трудно их обнаружить.

Меньше, чем через пять минут после доклада, над нашими головами прошли немецкие бомбардировщики. До вхождения в зону огня им оставались считанные секунды. Теперь все зависело от выучки экипажей наших "Шилок".

Еще мгновенье назад, казавшиеся совершенно безобидными, холмы превратились в вулканы, извергающие в небо пучки огня. Трассеры впивались в самолеты, некоторые в них гасли, некоторые, то ли пробив насквозь, то ли пролетев мимо цели, уходили выше в небо и гасли уже там. Зенитки уже перенесли огонь на следующие цели, когда до нас только донесся рев первого залпа. За ним последовал звук второго и все опять стихло. Все заняло не больше минуты. Теперь главное действие разворачивалось в небе. С самолетами, до этого казавшимися совершенно целыми, стало твориться невероятное. У одних отваливался хвост, у других целое крыло и они беспорядочно кувыркаясь устремились к земле. Третьи окутывались дымом, через которое сразу же начинало пробиваться пламя. Объятые огнем, они с воем падали на землю. Однако, один из самолетов, свалившийся в пике, перед самой землей смог выровнялся и попытался улизнуть, прижимаясь к земле. Две ближайшие "Шилки" опять рявкнули. В удирающий самолет с двух сторон впились трассы и он продолжил свой недолгий полет уже в виде разнокалиберных кусков, развалившись в воздухе. Через три минуты в небе не осталось ни одного самолета. Лишь пара парашютов, на которых опускались чудом успевшие выброситься летчики, медленно опускались на землю. А с земли поднимались чадные дымы от одиннадцати огромных костров, несколько минут назад бывших самолетами хваленного "Люфтваффе".

Потрясенные столь быстрым и жестким уничтожением немецких самолетов, бойцы нашего десанта стояли, открыв рты от обалдения. Лишь один, быстро опомнившись, тут же выдал длинную фразу с упоминанием Гитлера, его генералов, немецких летчиков, их ближних и дальних родственников, с витиеватым описанием их половой жизни различными способами, между собой и с различными животными. Пока он это произносил, остальные тоже успели опомниться и встретили окончание его речи громким хохотом. Старший сержант Рубакин, вытирая выступившие от смеха слезы, тем не менее, строгим голосом спросил:

— Товарищ боец! Вы где это научились так выражаться. Обычно такие мастера из флотских.

— Так точно, товарищ старший сержант, я и есть из флотских. После окончания школы пол года ходил матросом на буксире, в Одесском порту. Вы еще не слышали, как выражался наш боцман. То вообще песня! Как минимум десять минут и не одного повтора!

— А как же в пехоту попал?

— Как? Да как все. Родина сказала надо, комсомол ответил есть. Хотя на флоте от меня пользы бы больше было.

Веселье прервал телефонист.

— Товарищ капитан, "Овод" докладывает о появлении новой цели.

Интересно, что еще за цель. Вчера интервал между группами самолетов был около получаса, а сейчас прошло не более пяти минут. Схватив трубку, я услышал доклад оператора "Овода".

— Групповая цель, двенадцать отметок, азимут — девяносто пять, дальность — тридцать, высота — восемьсот пятьдесят, скорость — триста десять.

Так, через шесть минут вторая волна будет над нами. "Шилки" за это время не успеют поменять позиции. Вести бой на марше, тоже не лучший вариант.

Придется оставить установки на старых местах. Если немцы ничего не заметят, встретим их так же, а заметят, то попытаются либо уйти в сторону, либо набрать высоту, тогда будем действовать по обстановке. Схватив трубку телефона для связи с "Шилками" я отдал команду:

— Я "Овод". Всем "Осам" оставаться на местах. Групповая цель. Готовность пять минут. Работаем по прежней схеме.

Вскоре приближающиеся самолеты можно было рассмотреть невооруженным взглядом и это были не " Юнкерс-88". Высунувший голову в люк, ефрейтор Зуев, башенный стрелок нашего БТРа произнес:

— "Хенкель-111".

Поймав мой вопросительный взгляд, добавил:

— Точно, точно, товарищ капитан. Я макет такого самолета собирал в авиамодельном кружке. Наш преподаватель, где-то достал чертежи. Хотя обычно мы делали модели по чертежам из журнала "Моделист — конструктор". Очень интересный журнал. Кстати, в нем же читал, что в сорок первом году на штурмовики "ИЛ-2" уже устанавливались двадцатитрехмиллиметровые пушки ВЯ, так что и для наших "Шилок" могут быть снаряды. Во всяком случае, должно быть производство таких боеприпасов.

Я подумал, что нужно запомнить эту информацию по снарядам, а на досуге поспрашивать Зуева, может он еще что-нибудь интересное вспомнит, да и силуэты самолетов пусть нарисует, если разбирается. Мы-то учили силуэты и ТТХ "Фантомов" да "Миражей".

Пророкотав над нами, самолеты через тридцать секунд оказались в светящейся паутине огня "Шилок". Сейчас добивать пришлось три самолета, но все равно, ни один не ушел. Меня опять удивило то, что так мало парашютов появлялось в небе, в этот раз, всего четыре. Но тот же Зуев мне объяснил, что покидать бомбардировщик не очень удобно, поэтому в условиях малой высоты и нехватки времени спастись удается только самым шустрым. Но и им не суждено было долететь до земли живыми. Бойцы десанта "Шилок" открыли по парашютистам дружный огонь. Никто из приземлившихся летчиков уже не подавал признаков жизни.

Больше здесь было нельзя оставаться. Отдав команду "Осам" на смену огневой позиции, я в бинокль видел, как десант грузится на броню и "Шилки" начинают спускаться с холмов и исчезать в лесу. Вскоре они появились на ближней опушке и приминая невысокий кустарник покатили мимо нашего холма. Через двадцать минут после получения команды, ЗСУшки уже заняли новые огневые позиции и от них стали поступать доклады о готовности к ведению огня.

Мы замерли в ожидании. Солдаты вглядывались в небо на востоке, как будто они могли увидеть самолеты раньше локатора "Овода". Однако старший сержант Рубакин знал службу, напомнив каждому о закрепленном за ним секторе наблюдения. Бойцы разошлись по своим местам, но все равно изредка посматривали на восток.

Багровый диск солнца уже коснулся земли. В низинах и над речкой начали появляться первые космы тумана. Горизонт затягивала дымка. Небо на востоке темнело, набирая цвет и превращаясь из белесо-голубого, почти белого, в приятную глазу глубокую синеву. Скоро уже стемнеет, а немецких самолетов нет. Лишь одна небольшая группа из шести самолетов прошла в стороне, на расстоянии десяти километров. Больше немецкие самолеты так и не появились.

Зато появились гости с другой стороны. Прибежавший боец, наблюдавший с западной стороны холма, доложил, что к лесу подходит колонна немцев. Отдав команду сворачиваться, мы со старшим сержантом отправились посмотреть, кто же к нам пожаловал.

Голова подходящей колонны уже успела углубиться в лес. Вскоре на дороге, выходящей из леса, появились мотоциклисты разведки. Часть из них направились к куполам парашютов, которые белыми пятнами выделялись на фоне леса и кустарника. Остальные, отъехав от леса с полкилометра, остановились на дороге. Затем из леса выкатились три танка, с короткими стволами пушек, и, развернувшись в линию поперек дороги, остановились. На среднем откинулась крышка люка командирской башенки, из нее появился немец, в черном комбинезоне. Поднеся к глазам бинокль, он стал осматриваться.

А из леса продолжала вытягиваться колонна. Шесть грузовиков с солдатами натужно гудя моторами расползались вдоль опушки леса и останавливались метрах в пятидесяти друг от друга. Однако солдаты оставались в машинах. За грузовиками из леса появился бронетранспортер. Судя по "поручням" антенны зенитного излучения, торчащим у него на крыше, и нескольким штыревым антеннам, это была машина управления с радиостанциями. Затем на опушку выехала легковая машина, в камуфляжной раскраске, похожая по форме на наш "Москвич -401", только больше размерами, легкая танкетка и еще три машины с солдатами. БТР, легковушка и танкетка поехали к танкам, а грузовики остановились на дороге, недалеко от опушки. Танкист, рассматривавший окрестности в бинокль, выбрался из башни, спрыгнул на землю, и направился навстречу подъезжавшим машинам. Из правой передней дверцы остановившейся легковушки, выскочил немец и почтительно открыл заднюю дверку. Через какое-то время из нее выбрался пожилой офицер.

— Да, не маленькая, видно, шишка! — подумал я. Адъютант перед ним, чуть не стелется вместо ковровой дорожки, да и подошедший танкист тянется и ест глазами начальство.

Сверкнувшее в лучах заходящего солнца шитье на погонах, укрепили мои догадки. Не меньше, чем подполковник или полковник. А может даже и генерал! Плохо, что не знаю я их знаков различия. Ладно, дадим ему пока чин полковника, а если доберемся до него, уточним!

Меня раздирало от противоречивых желаний. С одной стороны, конечно, не плохо было бы захватить в плен, или, в крайнем случае, уничтожить такого высокопоставленного фрица, но с другой стороны, я прекрасно понимал, что коль немцы видели, как сбивают самолеты, значит основная колона находится не так уж и далеко. Косвенным подтверждением являлось то, как быстро они здесь появились.

Если мы сейчас ввяжемся в драку, к немцам скоро прибудет подкрепление, скорее всего, с артиллерией. Не дай Бог повредят одну из установок и она лишится хода! Попадание к немцам нашей "Шилки" перечеркнет всю пользу от нашего сегодняшнего боя. Уже через год они сделают что-то подобное, даже без РЛС это будет грозное оружие. Я читал, что они и сами к сорок пятому году придумали похожий зенитный танк, с счетверенной двадцатимиллиметровой пушкой. Попортила она тогда крови нашим летчикам. А если эта хрень появится на три года раньше, это же вообще полярный лис во весь рост.

Кроме того, сейчас все "Шилки" стоят далеко от колонны, к тому же, чтоб стрелять с вершины по наземным целям, нужно будет немного съехать с верхушки холма, чтобы корпус установки наклонился в сторону цели.

Подумав, я принял решение пока сидеть тихо, и посмотреть, что немцы предпримут дальше.

Интересное дело, хотя до немцев было далеко, мы все стали разговаривать шепотом. По радио, я приказал всем "Осам" сидеть пока тише, чем мыши под веником, и ждать. Без моей команды не стрелять.

Тем временем, на дороге, возле легковушки наметилось что-то типа совещания.

Подошли несколько офицеров от грузовиков и один из мотоциклистов. Выстроившись, они внимательно слушали полковника, который не спеша прохаживался перед коротким строем. Совещание было недолгим. Первым направился к своему мотоциклу мотоциклист. Четыре мотоцикла, парами, держа расстояние между группами метров триста, не спеша покатил по дороге в сторону гряды. Офицеры вернулись к своим машинам, но солдаты так и оставались сидеть в кузовах.

Адъютант, нырнув в машину, появился с большим биноклем в руках, который протянул полковнику. Тот стал рассматривать места падения самолетов. Адъютант же, все время смотрел в сторону уехавшей мотоциклетной разведки. Мотоциклы уже проехали между холмами и скрылись из виду за грядой. Вскоре из-за гряды взлетели три зеленые ракеты, а минут через пять появились возвращающиеся мотоциклы.

Ракеты послужили сигналом. Из грузовиков стали выпрыгивать и строиться солдаты. От каждой машины отделялись по две пары солдат, которые направились к местам падения самолетов. Остальные, развернувшись на опушке в редкую цепь, начали проческу леса.

Да! Прочесывать лес такой редкой цепью, еще и в наступающей темноте, все равно, что ловить черную кошку в темной комнате, тем более, если ее там нет. Хотя понять полковника тоже можно. Что-то же нужно докладывать наверх. Не будешь же говорить, что противник, который только что свалил две эскадрильи "Люфтваффе", как сквозь землю провалился, и никаких действий по его поиску не предпринято. А так, действия по поимке русских приняты, лес прочесан, а что нет результата — ну не повезло, не поймали, но очень старались. Герр оберст даже лично возглавил поиски!

Пустые грузовики уходили по дороге в лес, за ними скрылась легковушка с полковником, сопровождаемая БТРом и танкеткой. Вскоре на опушке остался один грузовик, танк и пара мотоциклов.

Солдаты, отправленные к местам падения самолетов, не горели желанием задерживаться, опускающаяся ночь торопила их. Вскоре все они собрались возле грузовика, погрузились, и машина с танком скрылись в лесу. Последними покинули опушку мотоциклисты.

Выждав еще минут десять, тронулись и мы. Конечно, звук двигателей и лязганье гусениц слышно далеко, но я надеялся, что холмы приглушат эти звуки, а наступившая темнота не позволит нас рассмотреть. Мы же двигались на ПНВ (приборы ночного вождения) не включая фар. Пока добирались до места сбора, "Шилки" уже вытянули колонну. Мы заняли свои места, и колонна покатила по выбранному ранее маршруту.

До дивизиона добрались без происшествий. Ни на нас никто не напал, ни мы не с кем не столкнулись. Хотя один раз я пропустил колонну, остановился, заглушив двигатель БТРа вылез на броню и минут пять прислушивался, не слышно ли погони.

На подходе к Пустомытам, связались по радио с дивизионом и доложились, что мы подъезжаем, чтоб нас не встретили "прямой наводкой".

Колонна дивизиона уже была готова к маршу, ждали только нас. Коротко доложив Абросимову результаты боя и причины нашей задержки я ожидал дальнейших приказаний.

— То, что задержались, это не очень хорошо. Но за сбитые самолеты и выдержку, хвалю. На время марша ваша батарея разделяется. Две установки пойдут в голове колонны, две и "Овод" в середине, вместе с вашими ТЗМками, а две оставшиеся, ближе к хвосту. Вы на своем БТРе можете выбрать свое место в колонне сами.

— Я думаю, с теми "Шилками" которые пойдут в голове.

— Хорошо. Занимайте места в колонне, через пятнадцать минут начинаем движение. Карта с нанесенным маршрутом есть у вашего капитана Мошанова.

Ровно через пятнадцать минут змея колоны, рыча двигателями и лязгая гусеницами, двинулась в темную неизвестность ночи.

Часть 12

Лейтенант Гелеверя

Проснулся я от того, что БТР резко затормозил, и меня по инерции понесло вперед. Спросонья, я стал хвататься, за что попало, пытаясь остановиться. Сверху раздался голос Котова, который, наклонившись к люку, отчитывал водителя.

— Мхитарян! Твою дивизию! Ты что, спишь! Чуть не врезался в машину!

— Э-э, товарищ комбат, я нэ сплю! Так, нэмного задумался.

— Будешь много думать, сниму с машины и отправлю в пехоту, землю копать! — уже остывая, привычно проворчал Котов.

Ох уж этот Мхитарян! Этот солдат постоянно попадает в залеты. Даже "губа" не помогает. Но свою машину любит самозабвенно! Это его пока и спасает. А также то, что водителей всегда не хватает. На БТР он попал перед самыми учениями, штатному водителю БТРа сделали операцию, аппендицит. А до этого Мхитарян был водителем на "хозяйке", роль которой исполнял 131-й ЗИЛ нашего дивизиона. Эта служба Мхитаряну очень нравилась. Машину свою он "вылизывал" постоянно и она блестела не хуже чем УАЗик командира полка. Кстати, его брали и на командирский УАЗик, но продержался он там недолго. При первом же выезде в город, высунувшись в окно, стал кричать понравившимся ему девчонкам:

— Барэв дзес дэвочки! Давайтэ познакомимся!

Комполка был в шоке. После отсидки трех суток на "губе", Мхитаряна вернули на "хозяйку". Как-то на его машине полетели подшипники передней ступицы и ее поставили не ремонт. Мхитарян превратился в "хвост" зампотеха. Не отставая, он клянчил запчасти. В конце концов, зампотеху это надоело, и он предложил отправить машину в ремонтный батальон, а Мхитаряна вместе с ней, чтоб там занимался ремонтом, и не надоедал. Услышав про рембат, Мхитарян стал просить:

— Товарищ капитан! Только нэ рэмбат! Я сам сдэлаю машину!

— Да как же ты сделаешь, если у меня подшипников нет!

— Нэ нада ваши падшибник, я сам все найду!

На следующий день, проходя по нашему автопарку мимо забора, за которым находилась территория рембата, я увидел летящую через забор переднюю ступицу от ЗИЛа. Следом за ней, через забор перемахнул довольный Мхитарян.

— Мхитарян, ты где это ступицу спер?

— Зачэм спер, товарищ лейтенант. Я нашел в рэмбате зэмляка, с ним договорился поменять ступицы. Им как раз вчэра притащили ЗИЛ с запоротым движком, так что его долго ремонтировать будут. А мнэ ездить надо! Сейчас поменяю ступицу, а свою поставлю на тот ЗИЛ.

На следующий день "хозяйка" уже была на ходу!

Так что единственная угроза, которая действовала на Мхитаряна, правда ненадолго, это то, что его снимут с машины и переведут в пехоту. А так как Мхитарян провинялся часто, то и угроза в устах комбата звучала уже привычно.

Буркнув себе под нос ругательство, в адрес горе-водителя, я выбрался наверх и сел рядом с Котовым.

— Проснулся уже? А я хотел через пятнадцать минут тебя будить.

— Да уж разбудили. Если бы не схватился за спинку, оказался бы под передней панелью. А вы как с брони не слетели?

— В последний момент успели схватиться. Ох уж, когда-нибудь выведет меня этот Мхитарян! Точно отправлю капониры рыть.

— Да ладно, горбатого могила исправит! Мне вот, пока спал, интересная мысль пришла.

— Как говорится — "У меня есть мысль, и я ее думаю!"

— Ну да, что-то в этом роде. Я все о разведке. Ведь в принципе, нам не особенно важно какие немецкие части будут идти днем по дороге. Нам важно знать, кто остановится на ночлег в населенных пунктах, мимо которых будет пролегать наш маршрут. Может просто развезти разведгруппы с радиостанциями к крупным селам и пусть наблюдают, кто остановятся в них на ночь? А мы потом, получая по радио от групп информацию, по ходу дела будем смотреть, проходить ли нам мимо села, или немного изменить маршрут и обойти это село подальше.

— А что. Мысль интересная. Теперь и я ее немного подумаю. А ты пока собирайся. Скоро будет перекресток, на котором колонна разделится. Мы свернем к складу, а ты, на своем БТРе, с тремя нашими машинами, поедешь к Короткевичу. Заберешь у него "спецов", которые переходят к нам и возвращайтесь. Хоть ты теперь и начальник штаба, но колонну в дивизион придется вести тоже тебе. Да и других дел невпроворот.

— Да мне собираться, что голому, подпоясался и пошел. А вот насчет других дел, то голова кругом идет! Столько надо сделать, а времени совсем нет, хоть разорвись!

— Вот и я о том же! Так что не задерживайтесь и по дороге клювом не щелкайте. Вокруг уже немцы, и напороться на неприятности можно в любой момент.

Вскоре колонна дошла до перекрестка. Котов попрощался с Короткевичем и наша часть колонны свернула к складу, а я, дождавшись свой БТР, идущий в хвосте колонны, забрался на броню и уселся на еще теплое место над командирским люком, на котором до этого сидел Сорочан.

Долгая дорога без происшествий расслабила солдат. Сидя на броне, они вели треп, что называется "ни о чем" лишь изредка бросая взгляды по сторонам. С одной стороны, я их понимал. За последние дни произошло столько всяких событий, которые хотелось обсудить, а они постоянно загружены какой-то работой, так что просто поговорить можно было только в дороге. Но с другой стороны, я понимал, что такая расслабленность в нашем положении до добра не доведет. Поэтому, нужно было навести порядок. Поманив Сорочана к себе, я похлопал по броне рядом с собой. Когда он уселся, я негромко начал его прорабатывать.

— Сорочан, что за бардак? Почему бойцы сидят, как будто к теще на блины едут! Почему не организовано наблюдение за воздухом и по секторам. Забыли, куда мы попали? Немедленно наведи порядок!

Осознав свое упущение, Сорочан рявкнул бойцам: — Чего в кучу сбились? Хотите, чтоб всех одной очередью срезали? Быстро рассредоточились по броне и разобрались по секторам наблюдения. Все свои сектора помнят, или кто забыл и ему повторить?

Солдаты расползлись по своим местам и дальше ехали молча, внимательно вглядываясь в лес.

Колонна шла медленно, но все-таки пыль поднималась, так что ехать в хвосте было еще то удовольствие. Пока добрались до расположения батальона Короткевича, мы стали походить на индейцев. В нашу "боевую раскраску" органично вписывались полосы от пота, текущего по лицу. При каждом движении с одежды слетали клубы пыли. В общем видок у нас был еще тот! Время поджимало, но нужно было хотя бы умыться. Озадачив Мавроди добыть воды, сам пока, снял гимнастерку и вытряхнул из нее пыль. Остатками воды из канистры стал умываться. Уже утираясь полотенцем, я услышал сзади голос.

— Кто здесь командир?

Обернувшись, я увидел лейтенанта, небольшого роста, в ладно сидящей форме, подпоясанного солдатским ремнем, с ППД на плече.

— Я командир. Лейтенант Гелеверя. — представился я, и отдав полотенце бойцу, стал одеваться.

— Лейтенант Иволгин. — представился он.

— Понятно. Значит это начальник штаба Короткевича, — подумал я, продолжая разглядывать Иволгина. Да, вид у него был как на картинке. Чистая, по-моему, даже отглаженная форма. Не верилось, что он недавно сидел в вонючей яме карьера. Добили меня блестящие, как будто только начищенные сапоги. И где только ваксу достал? Сапоги всегда были моим "больным" местом. Сколько я их не чистил, не натирал бархоткой, блестели они у меня ровно до тех пор, пока я не выходил на улицу. Казалось, что вся уличная пыль с ближайшей округи слеталась на мои свежее вычищенные сапоги, и уже через несколько шагов от моей работы не оставалось и следа. Сейчас же, после поездки на броне, в клубах пыли поднятой колонной, я вообще выглядел как замарашка.

Иволгин отвел меня на полянку, где уже находилось наше пополнение. Увидев нас, единственный среди них младший лейтенант, с крылышками в голубых петлицах, подал команду строиться. Построились быстро, видно было, что бойцы не новобранцы. Скомандовав: "Равняйсь, Смирно!" младший лейтенант направился нам навстречу с докладом.

Махнув рукой, Иволгин скомандовал "Вольно" и продолжил:

— Товарищи. Вы передаетесь в первый батальон. Лейтенант Гелеверя является начальником штаба этого батальона.

Передав мне список личного состава, Иволгин ушел.

Я разглядывал строй. Стоящий на правом фланге младший лейтенант, видно и был тем самым Муркиным. На бывшей совсем недавно новенькой форме, виднелись следы зелени от ползанья по траве. Такие же зеленые пятна, уже немного побледневшие от стирки были практически у всех, но на мое удивление, форма была в порядке. Ни дырок, ни оторванных пуговиц. У некоторых я заметил аккуратные швы, на местах порывов.

Оружия, кроме ППД висевшего на плече Муркина, ни у кого не было. Да это и понятно. Оружия у Короткевича пока мало, вот он и не дал его тем, кто переходит в наш батальон. Впрочем, это небольшая проблема. Кое-какой запас есть у нас в БТРе, а Муркину отдам один из тех ТТ, которые мне придарил Лучик. Ну что же, начнем знакомство.

— Равняйсь! Смирно!

Строй подтянулся и замер.

— Здравствуйте товарищи!

— Здрасть!

Да, непривычный ответ. Хотя, может сейчас, по уставу, именно так и должны отвечать?

— Вольно. Сейчас я буду вызывать вас по фамилии. Названный, выходит на два шага и четко докладывает: свою военную специальность, свою гражданскую профессию, у кого она есть и что он умеет еще делать. Например: красноармеец Пупкин, наводчик миномета, столяр, умею играть на гармошке. Всем понятно?

— Да!

— Но учтите, все заявленные вами умения будут мной проверяться, и если, например, кто-то скажет, что он меткий стрелок, и может на лету отстрелить комару яйца, а на самом деле слону в зад не попадет, то того я строго накажу. Уяснили?

В строю заулыбались и вразнобой послышались голоса: — Да! Понятно.

Начал я с Муркина. Он оказался ценным кадром. Как авиационный техник он разбирался в двигателях и вооружении истребителей, немного знал бомбардировщики, и до армии закончил ремесленное училище, получив специальность фрезеровщика. Кроме того, умел водить автомобиль. Короче, готовый командир мехмастерской, которую мы захватили у немцев. Дальше я вызывал по списку. За пол часа мы управились. В принципе, все оказалось даже лучше, чем я ожидал. Обнаружились три водителя, еще трое водительских прав не имели, но умели ездить. Из четырех минометчиков, которых можно было назначить командирами расчетов, организовывалась целая батарея из четырех минометов. Пара саперов, они же плотники. Используя трех механиков — водителей, двух командиров танка и еще несколько человек из танковых экипажей, можно было создать танковый взвод, оставалось только найти танки. Наводчиков, командиров орудий и нескольких номеров расчетов можно было передать Гаранину, или переучить на минометчиков. В наших условиях, так минометы и предпочтительнее. Нашлись даже повара и писари. И конечно, многие могли играть на разных музыкальных инструментах. В основном, конечно, на народных, типа балалайки и гармошки, так что ансамбль народной музыки можно было организовывать хоть сейчас.

Записав все данные себе в блокнот, я повел людей к БТРу. Возле него уже стояли наши разгруженные машины. Мавроди доложил, что недалеко обнаружен колодец и все канистры и пара термосов заполнены свежей водой. Приказав Сорочану раздать прибывшим имеющееся у нас в запасе оружие, и выдать лейтенанту Муркину пистолет ТТ с кобурой и запасной обоймой из моего ящика, я отправился к Короткевичу попрощаться. Лес вокруг хутора, где расположился штаб батальона, напоминал разворошенный муравейник. Туда-сюда сновали солдаты, таща на себе ящики с боеприпасами, тела и станки пулеметов, трубы минометов. Некоторые, устроившись под деревьями, счищали с оружия консервационную смазку. Подойдя к хутору, я услышал из одного из сараев пощелкивание машинок, снаряжающих пулеметные ленты. Короткевича я нашел в соседнем сарае. Разложив карту на снятой с петель двери, он ставил задачу своим офицерам. Увидев меня, он прервался, представил меня и спросил, какие у меня есть вопросы. Еще подходя к сараю, я слышал, как он спрашивал у кого-то, как дела с телегами. Это меня заинтересовало, ведь я и сам думал, как организовать транспортировку всех людей нашего батальона. Машин для этого катастрофически не хватало. Думал я и о телегах, которые можно было взять на соседних хуторах, но лошади не могут ехать со скоростью автомобильной колонны. Интересно, как решил эту проблему Короткевич, ведь у него людей больше чем у нас, а машин меньше.

— Вопросов нет. Зашел попрощаться. Да вот сейчас услышал про телеги, хотелось бы узнать, как вы их планируете использовать.

Все находящиеся в сарае посмотрели на меня с недоумением, мол, что тут непонятного.

— А как их еще можно использовать? Погрузим на них оружие, бойцов и поедем.

— Но ведь лошади не выдержат той скорости, с которой идет автомобильная колонна.

Все замолчали, обдумывая мои слова. А мне в голову пришла немного сумасшедшая идея. А что если телеги прицепить к машинам. Конечно, на скорости даже двадцать километров в час, трясти в таких прицепах будет немилосердно, но как говорится, лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Да и боеприпасов можно увезти намного больше.

Эту идею я и озвучил. Подумав, Короткевич с сомнением в голосе спросил:

— А машины потянут, они ведь тоже не пустые поедут?

— Потянут. Эта машина спокойно тянет гаубицу М-30, с полным кузовом снарядов для нее. Тут главное, чтоб телеги не развалились, все-таки они не рассчитаны на такие нагрузки. Нужно тщательно проверить колеса и смазать оси, да и по паре колес взять как запаски.

— А как цеплять телеги к машине?

— На машине есть специальное прицепное устройство, фаркоп называется, а у телеги на конце дышла нужно сделать крепкую петлю, желательно конечно металлическую. Кстати, я думаю, что одна машина потянет и пару телег.

Нарисовав на бумажке эскизик буксировочной петли, я попрощался и ушел, оставив Короткевича и компанию обсуждать выдвинутую мной идею.

Подходя к нашим машинам, я увидел, как Сорочан тренирует пополнение в посадке и высадке из кузова машины. По запыханному виду солдат и по тому, что это у них получалось уже довольно ловко, было понятно, что им пришлось потренироваться не один раз. Увидев меня, он прекратил тренировку, построил солдат и встретил меня докладом:

— Товарищ лейтенант, личный состав занимается изучением правил перевозки личного состава автотранспортом.

— Вольно. Всем построиться.

Теперь уже в строй стали и мои бойцы. Сорочан скомандовал:

— Равняйсь. Смирно. Товарищ лейтенант. По вашему приказанию личный состав построен.

— Вольно. Сейчас я распределю вас по машинам. В кузове каждой машины по бортам имеются откидные скамейки. В каждой машине назначается старший машины, в кузове, старший кузова, который следит за сигналами и дублирует их для следующих машин.

Старший первой машины, младший лейтенант Муркин.

— Я!

— Старший второй машины, сержант Мавроди.

— Я!

— Старший третьей машины, сержант Сорочан.

— Я!

Старшими в кузовах я назначил своих бойцов, знающих сигнализацию флажками, а в последнюю машину к Сорочану посадил еще и пулеметный расчет с "Дегтяревым".

Еще минут десять я рассказывал о действиях при различных ситуациях. Это конечно элементарные вещи, но лучше лишний раз напомнить, тем более, что, скорее всего, опыта передвижения в автотранспортной колонне у новичков не было.

После пятиминутного перерыва на "оправиться и покурить" наша маленькая колонна из БТРа и трех ЗИЛов начала движение.

Сидя над командирским люком БТРа, я иногда оборачивался на сзади идущие машины.

Пока все шло нормально, только бойцам постоянно приходилось уворачиваться от низко висящих веток. Надо было из пустых ящиков сделать скамейки вдоль середины кузова. Тогда и ветки б не мешали, и обзор у сидящих солдат был лучше. Да, не сообразил! Нужно будет это учесть в дальнейшем, мне ведь еще вести колонну с бойцами в дивизион.

Наш БТР шел метрах в пятистах впереди колонны, выполняя функцию и разведки и головной походной заставы. Мои глаза уже привычно обшаривали лес, а в голове крутились различные мысли. Конечно, телеги, как прицепы к ЗИЛам, может быть и выдержат пару переходов, но скорость развить не позволят. А вдруг придется удирать, а какая-то телега поломается и перегородит дорогу. Хорошо бы найти какие-нибудь автомобили, пусть даже без бензина или с неисправными двигателями, главное, чтобы колеса были на месте. Этот вариант интереснее. А где можно взять такие машины? Я вспомнил, что прибившиеся к нам младшие лейтенанты Голиков и Степушкин, как раз и ехали на машинах, когда их обстреляли немецкие танки. Значит, по приезду, нужно первым делом направить к этим машинам разведку, на немецком бронетранспортере, и если удастся, притащить их к складу. Да и по ходу дела, пусть по-над дорогой посмотрят, может попадется еще какой-нибудь транспорт. Теперь с разведкой. Если Котов согласится с моим предложением, то развезти группы по маршруту можно на одном из немецких грузовиков. Вглубь кузова, под тент посадить разведгруппы, а с краю, на виду, пару человек в немецкой форме. В сопровождение можно выделить немецкий броневичек, его двадцатимиллиметровая пушка будет не лишней, если вдруг что-то пойдет не так. За размышлениями время пролетело незаметно и вот уже показались ворота склада. Заехав на территорию и разместив машины я приказал Сорочану накормить людей, и прихватив с собой Муркина отправился к Котову. Проходя, мы видели, что на грузовики грузят оружие и боеприпасы. Расчеты подкатывали пушки к уже загруженным снарядами машинам. Судя по всему, скоро колонна двинется к Короткевичу. Вовремя мы успели, а то было бы сложно разъехаться с ней на узких лесных дорогах.

Котова мы нашли под навесом. Разложив на столе из ящиков карту, он что-то вымерял курвиметром, изредка прихлебывая из стоящей рядом кружки. Доложившись о прибытии и представив Муркина, я замолчал, ожидая, что скажет комбат.

— Вы обедали?

— Еще нет. Сорочан повел пополнение к кухне, а мы сразу к вам.

— Трофимов! — окликнул Котов солдата, сидевшего невдалеке на ящиках и подчищавшего хлебной корочкой котелок — Принеси лейтенантам обед.

Солдат отставил свое занятие, открыл рядом стоящий ящик, достал из него два новеньких, еще даже непоцарапанных котелка и неспешно потрусил в сторону кухни.

— О! Вы уже и новыми котелками разжились.

— А как ты думал? Котелок — первая вещь после оружия! Голодный много не навоюешь! Ладно, пока принесут обед, садитесь поближе, будем прорабатывать маршрут. Сначала, хотелось бы послушать ваши предложения. Кстати, я уже успел посоветоваться с комдивом по твоему методу ведения разведки на маршруте. Идея признана правильной и получено добро на ее реализацию.

— У меня, пока ехал, еще одна идея появилась.

И я рассказал Котову о возможности использовать телеги и неисправные автомашины в качестве прицепов, для перевозки людей и боеприпасов.

— Очень своевременные мысли! — похвалил меня комбат, — а я и так и этак прикидываю, как всех увезти за раз, уже хотел было приказать демонтировать оборудование из машин мастерской.

— Если все получится, то ничего демонтировать не придется. Конечно, основные запасы металла для заготовок бросим, хоть и жалко! А бензин из передвижной электростанции нужно разлить по бакам немецких машин.

Наш разговор прервался появлением Трофимова, принесшего в одной руке два котелка, а в другой, две кружки с чаем. Видя, как мы непроизвольно сглатываем слюну, Котов дал нам пятнадцать минут на обед, а Трофимова отправил на поиски Коровина, Гаранина, Голикова, Степушкина и сержанта Ланге.

В последний раз я подкреплялся еще ночью, у Лучика. Не знаю когда ел Муркин, видно тоже давненько, потому что кашу мы смолотили за пять минут. То, что я принял за чай, оказалось чем-то средним между травяным чаем и компотом. Чувствовался вкус мяты и еще каких-то трав, притом, что на дне кружки обнаружилось несколько вишенок. Не знаю, как кому, а мне этот напиток очень понравился. Жаль, что добавки не предвидится.

Мы успели поесть и уже не спеша прихлебывали чай, когда появились вызванные офицеры и Ланге. Быстренько допив, мы тоже подошли к столу.

Представив собравшимся Муркина, как нашего нового зампотеха, Котов попросил доложить о работе, проделанной офицерами к этому времени.

Первым начал докладывать Голиков. Он рассказал, что люди, предназначенные для отправки в дивизион, уже отобраны, из них укомплектованы три взвода, командирами взводов назначены сержанты из старослужащих. Оружие, боеприпасы и снаряжение получено. Нет сухого пайка, но все перед отъездом накормлены. Через двадцать минут закончится разгрузка машин, и можно будет отправлять эту роту в дивизион. Из пограничников создан разведвзвод, командиром его тоже назначен сержант — пограничник.

— Как фамилия сержанта?

— Серегин.

Обернувшись, Котов приказал Трофимову:

— Найди сержанта Серегина, пусть идет сюда. Продолжайте, товарищ Голиков.

— У меня все, товарищ капитан.

— Товарищ Голиков, расскажите подробнее о том, где остались машины, на которых вы вывозили документацию штаба.

Голиков переглянулся со Степушкиным и начал рассказывать.

— Мы шли колонной из четырех машин, в первой и последней — охрана, во второй и третьей — документация и по два человека сопровождения. Для большей скрытности мы ехали вдоль опушки леса. Когда на дороге появились немецкие танки и открыли по нам огонь, мы успели заехать в лес. Правда, вблизи не оказалось никакой дороги или просеки. Поэтому машины смогли продвинуться в лес всего лишь на пять — десять метров. В нашу сторону отправились три мотоцикла, но глубокая промоина, тянувшаяся между дорогой и лесом, помешала им подъехать ближе. Постреляв по лесу из пулеметов, немцы уехали дальше. Мы подождали, пока они уберутся, надеясь продолжить движение, но вскоре на дороге показалась целая колонна, так что пришлось уходить. Перед уходом мы разгрузили документы и закопали их в небольшом овражке, метрах в ста от опушки, а особо ценные и секретные документы сложили в два железных ящика и унесли с собой.

— Что же там было ценного и секретного?

— Списки личного состава, чистые бланки, печать.

— И где сейчас эти ящики?

— В моей палатке, под охраной.

Котов задумался, а Голиков со Степушкиным глядя на него, казалось, затаили дыхание.

Конечно, непорядок, что они сразу не доложили об этих документах, а с другой стороны, проявили разумную осторожность. Но я понимал их напряженность. При желании на них можно было таких "дохлых собак" навешать! Машины брошены, документация не вывезена, с противником в схватку не вступили. Если кто захочет, то сможет раздуть это дело до измены Родине и расстрела.

— Я считаю, что в сложившейся ситуации вы действовали правильно — начал Котов, и младшие лейтенанты перевели дух, поняв что карать их не будут, — меня сейчас интересует другое. В каком состоянии машины и сможете ли вы их найти.

— Когда мы уходили, машины были в порядке, даже бензин в баках оставался. Пулеметчики с мотоциклов попали несколько раз, но все повреждения ограничились расщепленными досками кузова и разбитыми стеклами. Поджигать машины мы не стали, чтоб не привлекать внимания немцев. Найти их, мы найдем, место запомнили, но дорога в прямой видимости, а по ней сейчас беспрерывно идут немецкие войска.

— А больше вам нигде не встречались брошенные машины?

— Встречаться не встречались, но, переходя одну из просек, мы видели следы, похожие на те, которые оставляют полуторки.

— Хорошо. После окончания совещания, пришлите ко мне двух человек, которые смогут найти оставленные вами машины. Товарищ Коровин.

— Да.

— Вы назначаетесь командиром второй роты. Ваш караул будет пополнен людьми из роты Голикова. Конечно, пока ваши роты не комплектные, но думаю, они пополнятся во время марша, за счет бойцов, отходящих сейчас на восток. Поэтому управление роты делайте сразу для полного штата. Пусть во взводе будет десять — пятнадцать человек, а в отделении три, четыре, но командир взвода и командиры отделений должны быть. Это касается и вас, товарищ Голиков. К шестнадцати часам жду вашего доклада о формировании рот. Склад придется бросить, поэтому перед уходом необходимо его еще раз тщательно осмотреть, не пропустили ли мы что-нибудь, что не стоит оставлять немцам, или что нам самим пригодится. Задача ясна?

— Да.

— Хорошо. Теперь докладывайте вы, товарищ лейтенант. — повернулся Котов к Гаранину.

Хотя Гаранин и старался не подавать виду, чувствовалось, что приказом отдать огневой взвод Рябоконя, он не очень доволен. Он доложил, что расчеты трех орудий, и боеприпасы погружены в машины. Орудия подцеплены к тягачам. У него осталось по тридцать снарядов на орудие, остальные боеприпасы отданы уходящему взводу.

— Насчет снарядов, не беспокойтесь, к вечеру должны подвезти. В группе, которая прибыла с начальником штаба, есть несколько номеров расчетов и минометчиков. Вам необходимо сформировать минометную батарею из четырех минометов, остальных людей используйте в пушечной батарее, обучив их как дублеров наводчиков и командиров орудий. Нужно организовать обучение так, чтобы практически любой номер расчета мог уверенно вести огонь прямой наводкой. Особое внимание при обучении нужно обратить на стрельбу по движущимся целям. Задача ясна?

— Да, товарищ капитан.

— Хорошо.

— Теперь с вами, товарищ Муркин. Вы будете отвечать за имеющийся в батальоне автотранспорт, а также за трофейную мехмастерскую. После совещания вам ее покажут. Одновременно, вы будете командовать вновь сформированным автотранспортным взводом. Командиры рот, вам необходимо найти у себя, как минимум по пять человек водителей или тех, кто хоть немного умеет ездить на машине, и направить их в распоряжение товарища Муркина. Это очень важно, без транспорта мы тут застрянем.

Сержант-пограничник, подошедший несколько раньше и стоя в стороне, ожидавший окончания разговора, подошел ближе, и четко кинув руку к виску, представился.

— Сержант Серегин. Прибыл по вашему приказанию.

Все повернули головы, рассматривая нового персонажа. Небольшого роста, наверное, чуть больше метр шестьдесят, он не выглядел щуплым. Под натянутой гимнастеркой угадывалось крепкое мускулистое тело. Светлые волосы выглядывали из-под выгоревшей добела фуражки. На загорелом, обветренном лице, выделялись ярко синие, какие бывают у детей и девушек, глаза, смотревшие спокойно и уверенно. На плече у него висел, уже довольно потертый ППД, с рожковым магазином. Видно свой, а не с нашего склада. На поясном ремне был подсумок, с такими же магазинами.

— Присаживайтесь к столу, товарищ сержант. Гаранин, Голиков, Коровин и Степушкин, вы пока свободны.

Названные командиры встали из за стола и козырнув, отправились в свои подразделения.

— Итак, товарищи, — сказал Котов, внимательно оглядывая сидящих за столом, — у нас сейчас две очень важные задачи. Первая — обеспечить батальон средствами передвижения. Для этого нужно пригнать те машины, которые оставил в лесу младший лейтенант Голиков, а так же постараться найти еще машины, чем больше, тем лучше.

План действий таков. Вы, товарищ Муркин, собираете всех, кто может управлять автомашиной, пусть даже и не очень хорошо. Если машину тащить на прицепе, нужно только немного подруливать, хотя, пока будут искать и доставлять машины, необходимо сделать несколько жестких буксирных сцепок. Вы, товарищ Ланге, берете Телегина и пару человек из найденных водителей, переодеваетесь в немецкую форму, будете изображать конвоиров. Берете один из немецких грузовиков, сажаете в него водителей, сами едете на полугусеничном бронетранспортере. Не доезжая до опушки, высаживаете людей. Пока водители готовят машины к движению, вы на бронетранспортере проедете вдоль опушки леса, может быть, вам повезет, и обнаружите еще машины. По готовности, водители докладывают вам по радио, только после этого вы подъезжаете к месту стоянки. Быстро выгнав машины из леса, строите колонну и уводите ее по просеке. Еще раз повторяю, сделать все нужно очень быстро, чтоб немцы не поняли, что происходит. Видя ваш бронетранспортер, они не станут стрелять, а подъехать ближе и поинтересоваться, чем вы занимаетесь, помешает промоина. На обратной дороге проверите, куда ведут следы, о которых упоминал Голиков. Если проехав десять километров по следам, машины не обнаружите, возвращайтесь назад. Задача ясна?

— Да! Да! — почти хором ответили Муркин и Ланге.

— Через час ваша группа должна выехать. Времени мало, поэтому я вас больше не задерживаю. Товарищ Ланге, пришлите сюда Савельева и Миронова, для них будет другое задание. Трофимов, а ты найди сержанта Мавроди, пусть мухой летит сюда.

Повернувшись к сержанту Серегину, Котов продолжил:

— Товарищ Серегин, как ваше имя — отчество?

Сержант вскочил, одернул гимнастерку.

— Серегин Андрей Трофимович. Зам. командира взвода. Девятая застава, третьей комендатуры, девяностого погранотряда.

Котов махнул рукой — Да вы сидите, сидите. — Подождав когда Серегин сядет за стол, продолжил, — Расскажите коротко, как воевали.

— Наша застава располагалась недалеко от села Кречев. В субботу вечером, закончив все дела, я отпросился у нашего начальника заставы, старшего лейтенанта Коломийцева, переночевать в Кречеве.

Увидев удивленный взгляд Котова, он пояснил:

— Я на этой заставе уже давно служу. За это время успел познакомиться с девушкой из села. Она дочка председателя сельсовета. Их семья переехала сюда в конце тридцать девятого, с Донбасса. Мы осенью собирались пожениться, а с понедельника, 23-го у меня начинался отпуск, и мы собирались с ней ехать к моим родителям, в Курск.

Рассказывая, Серегин опять переживал произошедшее и лицо его, то светлело, когда он говорил о своей невесте Любе. То становилось суровым и злым, когда он вспоминал, как вернувшись на заставу увидел только горящие развалины, или когда рассказывал, как у него на глазах погибали его товарищи.

— Коломийцев успел до артналета вывести людей и вынести оружие и боеприпасы. А потом мы целый день отбивали атаки немецкой пехоты. В первую атаку немцы шли, уверенные, что от заставы ничего не осталось. Мы их подпустили поближе и врезали из всех стволов. Много положили. А потом они вызвали огонь артиллерии и с полчаса били по нам из пушек. Второй раз они уже наступали короткими перебежками, но на бросок гранаты не добежал никто. После этого, фрицы целый час долбили нас минометами и опять пошли в атаку, которую мы тоже отбили.

Сколько всего за день было атак, я не считал. Осколком мины убило старшего лейтенанта Коломийцева, пулеметной очередью тяжело ранило его заместителя, лейтенанта Свиридова. Через два часа после ранения, Свиридов умер. К вечеру, уже в темноте, когда от заставы осталось пятнадцать человек, все раненные, пять человек — тяжело, до заставы добралось неполное отделение, присланное из погранкомендатуры, с приказом отходить к селу Мышув, где комендатура и располагалась. В Кречеве, куда я попытался пробраться, уже хозяйничали немцы. Любин дом стоял пустой, видны были следы торопливых сборов, возможно, они успели уйти на восток. К Мышуву мы добрались почти в два часа ночи, но комендатуры там уже не было, поэтому, решили двигаться на восток. Перевалив железную дорогу и переправившись через Лугу, остановились на днёвку в лесу. Там же похоронили троих умерших по дороге. В этом лесу мы встретились с уцелевшими пограничниками с других застав. Они, так же как и мы пробирались в комендатуру, а не найдя ее, шли на восток. По званию, я оказался самый старший, поэтому и принял командование. Привели в порядок оружие и себя, перевязали раненных, немного отдохнули. Вечером двинулись дальше. В эту ночь, наш дозор натолкнулся на ваше охранение и мы оказались здесь.

Серегин замолчал. Молчали и мы. Хотя рассказывал он вроде спокойно, но я видел, что его руки, лежащие на столе, были с такой силой сжаты в кулаки, что даже побелели.

По взгляду Котова, я понял, что он тоже это заметил.

— Ну что же, Андрей Трофимович, — заговорил Котов, — воевали вы хорошо, но война только начинается, и чтоб разбить врага, потребуется еще много усилий. А сейчас попрошу поближе к карте.

В это время подошли Савельев и Миронов, за ними подбежал немного запыхавшийся Мавроди. Котов взмахом руки прервал их доклад и подозвал к столу. Рассказывая, Котов указывал точки на карте остро отточенным карандашом.

— Конечной целью маршрута дивизиона, является лесной массив северо-восточнее села Подгайцы. Протяженность маршрута примерно восемьдесят пять километров. Наша колонна пойдет на правом фланге, южнее основной колонны. Дороги, как вы видите, в основном полевые, грунтовые и проходят либо через села, либо в непосредственной близости от них. Задача разведки, определить наличие, численность, вооружение вражеских подразделений, которые могут расположиться на ночлег в тех населенных пунктах, мимо которых будет проходить наша колонна. Необходимо сформировать пять групп по четыре человека: командир группы, радист и два разведчика-пулеметчика.

Места высадки групп: первая — район отметки двести тридцать пять у села Ядвиговичи, вторая — район отметки двести сорок семь и три у села Хубин, третья — отметка двести сорок четыре у деревни Дебова Корьчма, четвертая — отметка двести тридцать два северо-западнее Радомышля, пятая — отметка сто девяносто один у села Красное. Позывные групп — "Филин", номер соответствует номеру группы. Особо отмечаю, что выданные группам радиостанции ни в коем случае не должны попасть в руки противника. К каждой станции необходимо прикрепить по противотанковой гранате, которую взорвать при угрозе захвата. Группы будем доставлять на немецкой машине в сопровождении броневика.

Люди будут находиться под закрытым тентом в передней части кузова, а сзади будут сидеть два человека в немецкой форме. Водитель грузовика и экипаж броневика тоже должны быть в форме противника. Товарищ Савельев, вы как всегда наденете офицерский мундир. Товарищ Серегин, вы отвечаете за формирование и подготовку групп. Товарищ Мавроди, вы назначаетесь старшим колонны и отвечаете за доставку групп в указанные точки.

Дослушать до конца инструктаж разведчиков мне не удалось. Прибежавший от Голикова посыльный сообщил, что машины уже разгружены и можно отправлять колонну в дивизион.

Котов объявил пятиминутный перерыв и направился к своему БТРу, позвав меня с собой. Мы забрались внутрь. Присев на сиденье, Котов вполголоса сказал:

— Ты на своем БТРе с Сорочаном?

— Да.

— В дивизионе не задерживайся. Высадишь людей, заберешь снаряды, продукты и сразу возвращайся. Будьте все время начеку, особенно на обратной дороге, когда бойцов у тебя останется мало. Коровин мне доложил, что ночью, пока нас не было, один из секретов заметил группу людей, три или четыре человека хотели незаметно прокрасться к расположению. Их окликнули. Но они открыли огонь и скрылись в лесу. Возможно, это были националисты, а может и немцы. Я уверен, что они не прекратили поиски нашего дивизиона. Суховею скажешь, что никого из отправляемых в дивизион мы проверить не успели, времени не было, да и контрразведчиков у нас нет. Так что если сможет, пусть организует проверку сам. Ну, прощаться не будем, жду вас вскорости назад.

Выбравшись наружу, мы разошлись. Котов вернулся к столу, где его уже ждали разведчики, а я, вслед за ожидавшим меня посыльным, пошел собирать колонну в дивизион.

Часть 13

Лейтенант Гелеверя.

Идя за посыльным по территории лагеря, я обдумывал то, что мне сказал Котов.

Было бы странно, если бы немцы перестали искать тех, кто им так крупно насолил. Не обнаружив нас ближе к линии фронта, они вернутся к поискам в более глубоком тылу. А среди окруженцев, из которых сформирован наш батальон, наверняка есть вражеские агенты. К сожалению, работа контрразведчиков в художественной литературе описывалась очень мало. На память приходила, пожалуй, единственная на эту тему, книга Богомолова "В августе сорок четвертого", которую я перечитывал не один раз, восхищаясь работой офицеров военной контрразведки, "волкодавов" СМЕРШ, но там были профессионалы, а кто я, даже не любитель! Хотя, глядя на мои попытки изобразить "качание маятника в разножку", Котов посоветовал мне обратится к командиру полковой разведроты, капитану Анохину. За прошедшие месяцы нерегулярных тренировок, Анохин немного поднатаскал меня в скоростной интуитивной стрельбе из пистолета с обеих рук и силовом задержании, но методики такой подготовки были давно уже забыты, а то, что он мне преподавал, были его личные наработки. Поэтому, я прекрасно понимал, что мне еще очень далеко до профессионалов.

Итак, что я помнил по действиям немецких диверсантов и разведчиков в начале войны? То, что действовал батальон "Бранденбург", с началом войны развернутый в полк, солдаты и офицеры которого прекрасно говорили по-русски. Из явных проколов запомнились только скрепки из нержавеющей проволоки в документах. Часто еще упоминались сапоги, сверху выглядевшие как наши, но на немецкой ребристой подошве. Еще где-то читал, что ночевать в лесу у костра немцы не любили, а после ночевки в комфортных условиях, да еще мытья душистым мылом, пахли они не так, как настоящие окруженцы. Не так уж и много, хотя многие сейчас не знают и этого.

Вскоре мы вышли на поляну, на одной стороне которой, под маскировочными сетями, разместились мой БТР и три 131-х ЗИЛа. На другой стороне я увидел внушительный штабель ящиков и большую толпу солдат. Глядя на эти ящики, я вспомнил, что нужно будет загрузить в БТР десятка три автоматов с патронами, так как имевшийся запас был роздан пополнению привезенному мной от Короткевича. Увидев меня, командиры стали стоить людей. Раздалась команда "Становись" и уже через полминуты, толпа превратилась в ровный строй.

— Равняйсь! Смирно!

Навстречу мне вышел невысокий, плотного телосложения старший сержант.

— Товарищ лейтенант. Личный состав для совершения марша построен. Командир первого взвода старший сержант Рубакин.

— Здравствуйте товарищи!

— Здрасть! — бодро рявкнул строй.

— Вольно.

Мне показалось, что для трех взводов, о которых говорил Голиков, народу было многовато, и я спросил у Рубакина.

— Товарищ старший сержант, сколько всего бойцов?

— Сто двадцать три человека.

— Но младший лейтенант Голиков говорил мне о трех взводах.

— Так три взвода и есть, по четыре отделения. Еще даже и меньше штатного состава. В отделении с командиром десять человек, а не одиннадцать, как положено. Всего во взводе, с командиром взвода, по сорок один человек.

— Понятно, — подумал я, — мы-то с Котовым держали в голове штат 80-х годов, когда во взводе тридцать один человек и не знали, что в 41-м штат другой. Поэтому, исходя из предполагаемой численности, Котов и выделил машины. Хорошо еще, что старший сержант посчитал, что я удивляюсь неполным отделениям. Как бы он удивился, если бы я сказал, что во взводе должно быть еще меньше людей. Вот так на мелочах и проваливаются разведчики. Хотя, конечно, тяжело следить за каждым словом, тем более, когда не знаешь, как должно быть правильно. Ладно, с этим разобрались.

Однако, непонятно было то, как теперь всю эту толпу и гору ящиков увезти на трех машинах. У ЗИЛа две боковых скамейки, каждая на восемь человек, итого шестнадцать. Если соорудить посреди кузова скамейки из ящиков, как я планировал раньше, можно посадить еще шестнадцать человек, но ноги сидящих на бортовых скамейках не дадут возможности сесть нормально.

В общем, либо нужно просить еще одну машину, либо что-то срочно придумывать.

А поскольку я и сам знаю, что машины нет, остается только одно, что-то придумать, и как можно быстрее! Приказав открыть задний борт одного из ЗИЛов, я в задумчивости нарезал круги вокруг машины, сопровождаемый недоуменными взглядами бойцов. Затем забрался в кузов, прикидывая так и этак. Ничего не получалось! Я уже собрался сдаться и идти к Котову, чтобы он уменьшил количество бойцов, но неожиданно вспомнил, как мы с пацанами могли часами сидеть на краю крыши, болтая в воздухе ногами. Развернувшись на скамейке, я перебросил ноги за борт. Перед грудью оказалась планка, служившая ранее спинкой. А что, вполне удобно. Ноги даже нащупали какой-то упор. Заглянув вниз, я обнаружил закрепленную внизу длинную, вдоль всего борта, планку, шириной сантиметров пять. Поставил на нее каблуки, — вообще отлично! Повеселев, я оттолкнулся ногами от борта и изогнувшись спрыгнул вниз. Вот! В принципе, бойцы в экстренной ситуации тоже могут так покидать машину. Конечно, это против всяких правил и инструкций, что люди будут ехать, свесив ноги за борт, но в каких инструкциях сказано, как правильно перевезти сорок человек и кучу ящиков, на машине, у которой только шестнадцать посадочных мест!

Теперь, когда стало понятно, что делать, дело пошло быстрее. Разделив ящики на три части, солдаты грузили их в кузов, собирая, как из кубиков, импровизированные скамейки. В среднем ряду ящик ставился торцом, получалось что-то вроде спинки. Оставшиеся ящики разместили под откидными сиденьями. После этого начались тренировки по посадке и высадке. В сторонке, раздав флажки бойцам, назначенным сигнальщиками, Сорочан тренировал их в передаче сигналов. Я провел инструктаж с водителями и старшими машин. После его окончания, водители отправились на склад за оружием, и скоро вернулись, увешанные автоматами, как елки — игрушками. В руках они тащили два ящика с патронами. Все это сразу загрузили в БТР.

После пятой тренировки можно уже было сказать, что солдаты научились грузиться, после этого, сделали еще пару заходов по экстренной выгрузке. Тут появилась проблема. При спрыгивании с машины, некоторые роняли оружие. Подумав, я приказал максимально удлинить ремни и перебрасывать их через голову, чтоб автомат или винтовка висели справа, а ремень был на левом плече. В этом случае, даже выпущенное из рук оружие не улетало далеко.

Наконец погрузка была закончена. Конечно, все сорок человек не умещались в кузове машины. Поместилось, в какую тридцать четыре, в какую тридцать шесть, плюс по двое в кабины. Остальные разместились на БТРе.

Поскольку мы уже и так сильно задержались, больше никаких инструктажей я проводить не стал. Занял свое место на БТРе, и наша колонна тронулась. Порядок движения поддерживали такой же, как и утром, только расстояние между БТРом и машинами я сократил до ста метров.

Мы уже ехали больше часа. По бокам проплывал привычный лес, так и старавшийся смахнуть нас с брони своими ветками. Оглядываясь назад, я видел, что солдатам в машинах тоже достается от веток, но их немного спасали установленные тентовые дуги. Зато никто не дремал, а все внимательно смотрели, чтоб не получить по лицу веткой или мохнатой еловой лапой.

Я как раз в очередной раз оглянулся назад, когда БТР, вдруг резко затормозил. Посмотрев на дорогу, я понял причину остановки. Метрах в ста впереди, посреди дороги стоял человек, мало того, он был одет в офицерскую полевую форму советской армии с погонами на плечах. Правда, сколько звездочек было на погонах, я рассмотреть не мог. Увидев, что БТР остановился, офицер не спеша направился к нам.

Сказав Сорочану, чтоб отсигналил машинам остановиться, но не спешиваться, я спрыгнул на землю и направился навстречу. Следом за мной на землю ссыпались бойцы, занимая оборону вокруг БТРа.

Встретились мы метрах в пятидесяти от БТРа. Теперь я смог лучше рассмотреть своего собеседника. Ростом чуть выше среднего, где-то метр семьдесят пять, довольно крепкого телосложения. ПШ сидит как влитое, сразу видно свое, подогнанное по фигуре, а не с чужого плеча. На погонах — по две защитных звездочки, в петлицах — зеленые пушечки. все как положено, значит, коллега, и скорее всего кадровый, а не двухгодичник. Чувствовалось в нем, что-то такое, практически неуловимое, но всегда отличавшее бывших курсантов, от бывших студентов.

Четко кинув руку к виску он представился:

— Лейтенант Терехов. Сто тридцать второй артполк.

— Лейтенант Гелеверя. Артдивизион двести седьмого мотострелкового. А где находился ваш полк?

— В Новограде — Волынском, Житомирской области.

"Точно, — подумал я, — Именно в Новограде — Волынском, в артполку служит мой однокашник Витек Ремизов". А вслух сказал:

— А вы знаете кого — нибудь из двухгодичников в вашем полку?

Терехов понял, что это не простое любопытство и от того, что он ответит, зависит, как будут дальше развиваться события.

— Из семейных, всех, мы живем вместе в офицерском общежитии, холостяков тоже многих знаю, но не так хорошо.

— Можете мне перечислить фамилии семейных?

Терехов задумался и назвал шесть фамилий, среди которых прозвучала и фамилия Ремизова.

— Опишите мне, пожалуйста, например Ремизова.

Витька он описал довольно точно, даже назвал некоторые привычки и любимые словечки.

— Ну что, прошел проверку? — улыбаясь, спросил Терехов.

— Прошел.

— А вы откуда знаете Ремизова?

— Вместе учились и три года прожили в одной комнате в общежитии.

— Тогда понятно, где я вашу фамилию слышал, у Ремизова, когда его пацана обмывали.

— Да, он мне писал, что у него в феврале сын родился, Геной назвали.

— Точно!

Обнаружив общего знакомого, мы оба как-то сразу расслабились, и незаметно перешли на "ты".

— Михаил, — протянул я руку Терехову.

— Сергей — улыбаясь, пожал ее он.

— Слушай, а как вы сюда попали?

— Да, скорее всего, так же как и вы, — помрачнев, ответил Сергей, — только вам, наверное, больше повезло. Я смотрю и форму, и оружие смогли достать.

И Сергей коротко рассказал историю их злоключений. Оказывается, из их артполка, взяли часть разведывательной батареи, а именно, взвод звуковой разведки, с комплексом АЗК-5, и радиолокационную станцию наземной артиллерийской разведки СНАР-10 "Леопард". Этот огрызок, с командиром батареи, капитаном Погребным, направили на учения, вместе с дивизионом 152-миллиметровых гаубиц "Акация". После выгрузки в Сенкевичевке, колонна двинулась в район будущего расположения. До района оставалось всего около десяти километров, когда одна из машин звуковиков стала. Командир дивизиона приказал устранять неисправность и догонять колонну. Однако быстро устранить неисправность не удалось. Взболтавшийся осадок из бензобака забил все фильтры, и даже трубки бензопровода так, что их пришлось полностью разбирать и продувать. Капитан Погребной, ехавший на топопривязчике, УАЗике- буханке, и СНАР тоже остались. Пока ремонтировались, стемнело. Однако заблудиться не боялись, так как система топопривязки работала на всех машинах. Ночью, пробираясь по узкой лесной дороге попали в полосу плотного и какого-то светящегося тумана. А когда прибыли на место, ни дивизиона, ни даже его следов не обнаружили. Пытались связаться с дивизионом по радиостанции, но на вызовы никто не отвечал. Так как было уже поздно и все устали, палатки ставить не стали, а ночевали, закрывшись в машинах. Ранним утром все проснулись от канонады, а затем с удивлением наблюдали за пролетающими над головой, немецкими самолетами.

Опять пытались связаться по радиостанции хоть с кем-нибудь, но безуспешно.

Поняв, что помощи ждать не откуда и нужно рассчитывать только на свои силы, командир батареи приказал развернуть СНАР на ближайшей высотке и начать разведку.

Через некоторое время, лейтенант Перышкин, командир взвода радиолокационной разведки, третий из офицеров, доложил, что на западе, на пределе досягаемости станции, в районе границы, идет бой. Засечено больше десятка целей, предположительно танки. Так же наблюдаются разрывы снарядов больших калибров. В десяти километрах на восток, наблюдается скопление техники. Решили сходить на разведку к дороге, а после посмотреть, что за техника. Положение осложнялось тем, что патронов, кроме пистолетных к "Макаровым", не было. Правда, потом Погребной вспомнил, про две пачки автоматных патронов, которые он заныкал еще на прошлогодней осенней проверке, надеясь зимой поохотиться на полигоне. С охотой в тот раз, что-то не заладилось, а патроны пригодились.

Терехов и два солдата, которым Погребной выдал по пятнадцать патронов, отправились к дороге. Пролежав с биноклем в лесочке, недалеко от дороги, несколько часов, Терехов понял, что попали они не на съемки фильма, а на самую настоящую войну. Одежда, оружие проходящих по дороге людей, техника, а самое главное, реальные убитые и раненые после налетов немецкой авиации, не оставляли никаких сомнений. Об этом Терехов и доложил комбату, когда вернулся на место стоянки.

Там тоже время не теряли. За время их отсутствия, появились окопы по периметру, машины были замаскированы, а для СНАРа на высотке вырыли небольшой капонир и накрыли его масксетью. Экономя топливо, станцию СНАР включали редко и ненадолго. При одном из включений обнаружили, что скопление техники, обнаруженное ранее на востоке, исчезло, поэтому на разведку к этому месту не пошли. Зато было замечено периодическое движение техники по лесной дороге, по которой мы ехали сейчас. Капитан Погребной отправил к этой дороге Терехова, но кроме следов колес они ничего не обнаружили. Просидев возле дороги почти сутки, группа Терехова вернулась, не солоно нахлебавшись. Сегодня, включив СНАР, они увидели, что по дороге в их сторону движется колонна из четырех машин. Посадив Терехова с тремя бойцами в топопривязчик, Погребной отправил их на перехват колонны. Вот так и произошла наша встреча.

Я достал свою карту, и Терехов показал мне, где располагаются их машины.

— У тебя есть связь с Погребным?

— Есть. В УАЗике стоит 123-я, частоты определены, они будут постоянно на приеме.

— Тогда сделаем так. Связывайся со своим командиром и пусть он ведет свою колонну вот к этой точке, мы его будем там ждать. Сколько времени им потребуется?

— Я думаю, через полчаса они будут на месте.

— Тогда передавай место встречи и наши частоты для связи, а потом пристраивайся в хвост колонны. Пусть ваши поторапливаются, а то мы уже и так выбились из графика.

Терехов рысью рванул по дороге, а потом, свернув в лес, скрылся среди деревьев. Мы же, погрузившись на броню, продолжили путь. Минут через двадцать, показалась полянка, которую я указал Терехову как точку встречи. Не выезжая из леса, я остановил колонну, приказал заглушить двигатели и стал прислушиваться. Вскоре из хвоста колонны подошел Терехов.

— Ну что? — спросил я.

— Погребной сказал, что они уже на подходе.

— А как он вообще, ваш командир?

— Да нормальный мужик! Грамотный специалист, гоняет нас, конечно, но справедлив.

Есть у него один недостаток, любит "молодых строить", к нам это тоже относится. Но без фанатизма, а так, для порядка.

— Вот, вот, я этого и опасаюсь. Начнет меня "строить", придется с ним "бодаться", а у меня ни времени, ни настроения нет.

— Да не волнуйся ты! Он же не дурак, и ситуацию понимает.

— Посмотрим, посмотрим.

Вскоре послышался нарастающий гул двигателей и лязганье гусениц и на поляну, приминая кустарник, вывалилась МТЛБэшка СНАРА, а за ней выползли пять 131-х ЗИЛов с КУНГами. Веток маскировки ни на СНАРе, ни на машинах не было, но хоть догадались не соваться на центр поляны, а остановились вдоль опушки.

Мы с Тереховым направились к остановившимся машинам. С МТЛБ спрыгнул на землю офицер в полевой форме, и пошел нам навстречу.

— Капитан Погребной. — негромко сказал мне Терехов.

Но я уже и так догадался, кто к нам идет. Первое сравнение, что мне пришло в голову, глядя на капитана, это то, что он походил на матерого, опытного кота. Плотно сбитый, широкий в кости, с перекатывающимися под формой мышцами, он двигался удивительно легко. Движения были как бы неторопливы, но точны. Густые черные усы дополняли образ. В нем чувствовалась уверенность в себе и привычка командовать.

" Блин, сейчас этот котяра попытается меня "застроить", — подумал я. — Хотя, что еще можно ожидать от кадрового капитана, видящего перед собой летеху, да еще и "пиджака". Правда, я постараюсь обмануть его ожидания"!

— Лейтенант Гелеверя. Начальник штаба сводного батальона. — представился я.

— Капитан Погребной. Командир разведывательной батареи.

— Товарищ капитан. Я, с ротой из нашего батальона, направляюсь в расположение дивизиона. Поскольку мы уже и так выбились из графика движения, не будем разводить политесы. Доложите о количестве людей, состоянии техники и оружия.

Не ожидавший такого начала разговора, капитан, уже хотел было возмутиться моим приказом, но потом, наверное, сообразив, что должность начальника штаба батальона, все таки выше должности командира батареи, сдержался и уже с интересом глядя на меня, начал докладывать. Правда, первые мгновения вид у него был немного обескураженный, как у кота, который собрался съесть мыша, а тот принялся раздавать коту приказания. Но, быстро взяв себя в руки, он старался не показывать свои чувства, хотя в глазах я заметил хитринку, мол, покомандуй мышка, покомандуй, а моих кошачьих прав тебе все равно не отменить.

— В наличии тридцать пять человек личного состава, из них три офицера, раненых и больных нет. Комплекс АЗК-5 на пяти машинах ЗИЛ-131, станция СНАР-10 и топопривязчик на базе УАЗ. Техника в порядке, заправка семьдесят процентов. Вот с вооружением у нас слабовато. В наличии пулемет ПКТ, тридцать два автомата АК-74 и три пистолета ПМ. Но патронов, всего шестьдесят штук к автоматам и сорок восемь к ПМмам. К ПКТ патронов нет.

— Распорядитесь, пусть командиры экипажей получат с нашего БТРа автоматы ППД, патроны к ним и к вашему ПКТ, который стоит на СНАРЕ. На всех не хватит, но по три автомата на экипаж и цинк патронов к пулемету, дадим. Приводить оружие в порядок и набивать ленты придется уже на ходу. Сержант Сорочан выдаст оружие и расскажет порядок неполной разборки автомата и снаряжения магазинов.

Отдав необходимые приказания, Погребной, поглядывая на стоящие в глубине просеки машины с солдатами, спросил.

— Скажите, лейтенант, откуда у вас все это богатство? Оружие, боеприпасы и форма в лесу не растут и на земле не валяются!

— Ну, в некотором смысле, все вами перечисленное как раз на земле и валяется, правда сложенное в штабеля.

Увидев недоуменный взгляд капитана, я пояснил.

— Проводя разведку, мы нашли в лесах временные склады и смогли убедить охрану поделиться с нами. Так что у нас есть не только форма, оружие и боеприпасы, но и топливо. Правда, бензин и солярка не очень качественные, но ездить можно. Мы даже повоевать уже успели и трофеи взять. — и я похлопал рукой по висящей у меня, на немецкий манер, спереди — слева, кобуре с "Вальтером".

Сорочан сначала выдал пулеметчику цинк с патронами, а затем, разложив на земле кусок брезента, стал показывать разборку ППД. Показав пару раз, роздал каждому из пришедших по автомату, и проконтролировал, как разборка и сборка получается у них. В конце, показал, как снаряжать и присоединять круглые магазины.

— Только больше пятидесяти патронов в диск не набивайте, может перекосить в самый ответственный момент. Лучше чуть меньше, но надежнее. — поучал он.

Погребной, подойдя поближе, с интересом наблюдал за процессом обучения. Наверное, ППД были для него тоже в диковинку.

— Товарищ капитан. Сейчас двинемся, пусть ЗИЛы становятся в колонну следом за УАЗиком, а СНАР пойдет последним. Запишите частоты и позывные для связи на марше.

Вскоре наша колонна, став в два раза длиннее, тронулась. До расположения дивизиона добрались через час с небольшим, и главное, без приключений.

Подогнав колонну к штабу, я приказал спешиваться, а сам пошел к командиру дивизиона. Абросимов с Суховеем находились в КУНГе начальника штаба. Поднявшись по лесенке, я пару раз стукнул по стенке КУНГа и засунул голову в дверь.

— Товарищ подполковник, разрешите войти.

— Ну, наконец-то! Заходи, рассказывай, почему опоздали.

Доложившись Абросимову о прибытии, я коротко рассказал, как мы встретились с бойцами Погребного.

— Теперь понятно, почему вы задержались. А то Котов сообщил, что колонна вышла, а вас все нет и нет! Уже начали беспокоиться, не случилось ли чего, хотели вызывать вас по радио. Хорошо. Не буду тебя задерживать. Быстро грузитесь и назад. Прапорщик Мисюра обеспечит погрузку. Еще какие вопросы есть?

— Вопросов нет, но капитан Котов просил передать, что людей, отправленных к вам, мы не успели проверить. Может быть, вы успеете.

Абросимов повернулся к Суховею и тот включился в разговор.

— Сделаем, что сможем. Времени очень мало. Я вот другое хотел спросить. Мы ведь тебе документы твоего родственника дали, он старший лейтенант, а ты с двумя кубарями так и ходишь. Непорядок.

— Так меня же все в батальоне видели лейтенантом, а тут вдруг, бах, и сразу старший. Как такое объяснить? И так ошибку на ошибку лепим.

И я рассказал, как чуть не прокололся с количеством людей в стрелковом взводе.

— Интересная информация! Я например, тоже этого не знал. — заметил начштаба и продолжил:

— А насчет быстрого повышения в звании, то в батальоне можно сказать, что приказ был подписан еще до войны, а сейчас только передали по радио. Здесь, в дивизионе тебе его зачитали, поздравили и вручили новые кубики. Котов, на построении, пусть это объявит. Не будешь же ты всем в батальоне показывать свои документы, в которых написано, что старшего тебе присвоили еще год назад. Так что цепляй кубари и вперед! И еще, имей в виду, что вокруг наших расположений замечено непонятное шевеление неизвестных лиц. Было уже несколько стычек с боевым охранением. Неизвестные в бой не вступают, отстреливаются и удирают. Но нам эта суета очень не нравится!

— Котов мне говорил, что ночью кто-то пытался пробраться к складу, и была перестрелка с караулом.

— Вот именно. Так что на обратной дороге держите ушки на макушке. Тем более, что людей у тебя будет мало. Еще вопросы есть?

— Есть просьба. Теперь в дивизионе появился СНАР и звуковики, поэтому я хочу попросить свой ПРП. РЛСка на нем хоть и слабенькая, но ночью может нам очень помочь, да и пулемет лишним не будет!

— Ну что, товарищ начальник штаба, — Абросимов повернулся к Суховею — вернем "студенту" его технику?

— Насчет "студента", даже и не знаю, как быть, а вот старшему лейтенанту, да еще начальнику штаба батальона, я бы отдал. Она действительно не будет у них лишней — пряча усмешку, ответил Суховей.

— Все, уговорил! Забирай свой ПРП! — улыбаясь, сказал Абросимов.

И тут же согнав улыбку с лица, добавил: — И не забывай о том, что тебе сейчас рассказал капитан Суховей. Помни, враги шутить не будут!

Абросимов с Суховеем отправились принимать пополнение, а я занялся своими делами. Одну машину отправил на склад загружаться снарядами, вторую — за бензином и дизтопливом для ПРП. В третью загрузили продукты. Покормил своих бойцов и поел сам, договорившись с Мисюрой, что водителям ушедших под погрузку машин, оставят их порции.

Два часа пролетели в суете и сборах, и вот наша небольшая колонна уже готова к выезду. Впереди, как всегда, БТР, за ним грузовики с продуктами, снарядами и топливом. Замыкал колонну ПРП. Я отправился в штаб, доложить об убытии, но до КШМки не дошел. Мне встретился Суховей, выглядевший сильно озабоченным. Причина этой озабоченности вскоре выяснилась. Оказывается, исчез боец из роты, прибывшей от Короткевича. Хотя поиски пропавшего шли полным ходом, Суховей подозревал, что они напрасны. Скорее всего, исчезнувший был "засланным казачком" и сейчас пробирался к немцам. Оставалось только надеяться, что пока он доберется, пока немцы расчухаются — будет уже вечер. А ночью дивизион уйдет с этого места. Однако было видно, что на душе у Суховея неспокойно. Выслушав мой доклад, о готовности к маршу, он поинтересовался, продумал ли я свои возможные действия при встрече с противником. Конкретно сказать ему мне было нечего, а на мои слова, что на месте по ходу разберемся, он только покачал головой.

— Ты зря так считаешь! Самый лучший экспромт, тот, который подготовлен заранее. Ситуация может сложиться так, что командовать и разъяснять своим бойцам их действия, у тебя не будет времени. Поэтому они должны точно знать, как им поступать в той или иной ситуации, даже без твоих распоряжений.

— Но ведь все случаи не предусмотришь.

— Ты не понял. Конечно, каждый шаг не регламентируешь, но можно рассмотреть несколько, так сказать, базовых вариантов. Их немного. Вот подумай и скажи, какие варианты столкновений с противником могут быть у тебя во время марша?

Я уже начал немного злиться на Суховея. И так времени нет, а он устроил здесь учебу. Хотя, где-то в глубине души, понимал, что он прав.

— Я вижу два варианта, нападение на колонну из засады и встречный бой на марше.

— И твои бойцы знают, как они должны действовать?

— Ну, в общих чертах, — замялся я.

— Вот видишь! А ведь и в том и в другом случае, командовать тебе будет некогда, да и ты сам можешь быть ранен или даже убит. И будут твои бойцы метаться как куры по курятнику, когда туда заскочит лиса. Кстати, ты не вспомнил еще один вариант.

— Это какой же?

— Вы можете столкнуться с немецкой диверсионной группой, одетой в нашу форму.

— Но ведь такие группы действуют в прифронтовой полосе, на нашей территории, а мы в немецком тылу.

— Немцы нас ищут, а такая группа может тоже выдавать себя за окруженцев. Своя форма вызывает доверие и воспользовавшись этим они могут попытаться захватить языка, остановив, например, вашу колонну.

— Обычно, такие группы не очень большие, максимум десять, двенадцать человек. Неужели вы думаете, что они полезут против наших пулеметов?

— А ты подумай, как бы ты поступил на их месте, если тебе срочно нужен "язык".

Я задумался. По мере моих размышлений, подобная задача становилась не такой уж невыполнимой.

— Когда кто-то останавливает колонну, разбираться идет старший колонны. Если во время проверки документов отвлечь стрельбой солдат, то в принципе, можно оглушить старшего и утащить в лес. Дороги здесь узкие, а подлесок густой. Да, такой вариант может получиться, особенно, если пулеметчики не будут стрелять, боясь зацепить своего командира, а организовать преследование не удастся из-за малочисленности солдат в колонне.

— Вот видишь, ты до этого додумался в течение пяти минут. Фрицы не дурнее нас, да и поопытнее, а времени на подготовку к таким действиям у них больше. Так что ты хорошенько подумай и проинструктируй своих бойцов, как им действовать. Времени на это у тебя всего полчаса. Через тридцать минут жду твоего доклада по радио, что вы начали движение. Отнесись к этому серьезно, так как беспечность может дорого стоять.

— Ну да, утонешь, домой не приходи! — грустно пошутил я.

Хмыкнув, Суховей развернулся и направился к штабу, а я, обдумывая по дороге ситуацию, не спеша пошел к своим машинам.

Если рассуждать логически — думал я-то при столкновении с немцами, мы в первую очередь встретимся с их разведкой, мотоциклистами или, в крайнем случае, легким бронетранспортером. Нашей "семидесятке" они не противники, снесем без проблем. Но пока мы будем бодаться с разведкой, колонна должна успеть развернуться и удирать назад. ПРП развернется на месте, а вот ЗИЛам, скорее всего, придется ехать задним ходом до ближайшего места, удобного для разворота. БТРу с этим проще, кюветов здесь нет, а кусты подлеска он легко продавит своей массой. Итак, с первым вариантом пока все понятно.

Если кто попытается напасть на колонну, то вряд ли это будет большая группа.

Значит, при обстреле колонна просто увеличивает скорость, ведя огонь во все стороны. Для свободы маневра, дистанцию между машинами нужно увеличить, хотя бы до тридцати — сорока метров.

Мне не давало покоя то, что Суховей так акцентировал мое внимание на третьем варианте, встрече с переодетой диверсионной группой. Что это, перестраховка или интуиция, помноженная на опыт, как говорится, здоровая армейская паранойя? Хотя, — я усмехнулся про себя — после того как мы здесь оказались, я наверное не сильно удивился бы и встрече с какими-нибудь инопланетянами. Но на встречу с немцами шансов больше.

Итак, рассмотрим третий вариант. Немецкий диверсант, в форме, как минимум капитана или майора, изображая пост, останавливает нашу колонну. Обычно, головная машина подъезжает очень близко к посту, чтоб старшему колонны далеко не идти. Остальные машины выстраиваются за головной с минимальным интервалом. В расчете на это и будет строиться засада. Диверсанты не знают, откуда появятся машины, хотя могут услышать нас, шум наша колонна создает неслабый. Но людей в группе немного. Если разместить их вдоль дороги, они перехватят участок около сорока метров. Для одиночной машины или небольшой колонны этого достаточно. Рядом с офицером на дороге должны быть один или два бойца, и в кустах сидеть парочка на подстраховке. Как действовать нам в такой ситуации?

Во первых, к посту близко не подъезжать, а остановить БТР метрах в пятидесяти, да еще и развернуть его влево, чтоб башня была ближе к левой обочине. Своим корпусом он прикроет машины и появится возможность стрелять из бойниц правого борта. Часть экипажа БТРа, незаметно выбравшись через левый боковой люк, тоже контролирует обочины. За БТРом, прижавшись к левой обочине, останавливаются ЗИЛы, сохраняя дистанцию в сорок метров. В каждую машину нужно посадить еще по одному бойцу. При остановке, они с водителями залегают под машины и следят, каждый за своей стороной. А вот у ПРП пулемет смещен к правой стороне башни, поэтому он занимает позицию на правой обочине, контролируя ее. Два человека из экипажа страхуют свою машину от любителей бросать гранаты и прикрывают тыл колонны.

Ничего лучшего в голову не приходило, а бежать опять к Суховею, советоваться, тоже не хотелось. Вроде уже и сам не маленький.

Подходя к машинам, я увидел, что Сорочан, заметив меня издалека, строит солдат. Глядя на бойцов моего взвода, я только сейчас обратил внимание, как они изменились. Хотя прошло всего три дня, но за это время война наложила на них свой отпечаток. Это были уже не те беззаботные пацаны 80-х, а посуровевшие, видевшие смерть, воины. Приняв доклад сержанта, и скомандовав "Вольно", я рассказал бойцам их действия во время различных ситуаций. Затем, предложил высказывать имеющиеся мысли по улучшению предложенных мною вариантов. Предложений не было, лишь Сорочан сказал:

— Товарищ лейтенант, может в третьем варианте, мне лучше подстраховать вас снайперкой. Заберусь под БТР, меня не будет видно, а вы будете, как на ладони.

— И когда это ты успел винтовку пристрелять?

— Я сам не пристреливал, некогда было. Но читал, что снайперские винтовки шли пристрелянные уже с завода, так что если какая погрешность и будет, то на дальности пятьдесят метров, небольшая. Вы только постарайтесь стать так, чтоб не закрывать мне директрису.

Подумав, я согласился с его предложением. Стреляет Сорочан хорошо, так что толку от СВТшки будет больше чем от автомата.

Во время разговора я заметил, что солдаты изредка поглядывают на мои петлицы, наконец, Сорочан не выдержал и спросил:

— Товарищ лейтенант, так вас уже можно поздравить с повышением?

За всеми хлопотами, я уже и забыл, что по приказанию Суховея закрепил в петлицы еще по одному "кубарю", и теперь вроде как старший лейтенант. Пришлось объяснить бойцам, что так надо для дела, и рассказать версию, которую они должны будут говорить, если вдруг кто-то поинтересуется.

Распределив бойцов по местам, пару раз провели тренировку. Проходившие мимо с удивлением наблюдали, как по команде из машин начинали выскакивать бойцы и занимать оборону. После тренировок стало видно, что солдаты уяснили свои действия. Оставалось только надеяться, что в реальной ситуации они ничего не забудут и не перепутают. Доложившись по радио Суховею, я получил разрешение на выезд и наша колонна, плюясь дымом выхлопов, тронулась.

Часть 14

Лейтенант Гелеверя.

Наша колонна не спеша катила, по уже знакомой лесной дороге. В нагретом за день БТРе было жарко. Конечно, ехать на броне приятней, но из соображений безопасности в этот раз все сидели внутри. Спасало лишь то, что солнце уже клонилось к закату, и на дорогу падала густая тень от деревьев, да в открытые люки задувал ветерок. Под мерное гудение двигателей и мягкое покачивание, мои хлопцы непроизвольно начали "клевать" носом. Сказывалось постоянное нервное напряжение и хроническое недосыпание. Видя это, я приказал Сорочану разделить бойцов на две группы и по очереди подремать. Разрешил я отдохнуть и сержанту. Для вымотанного человека нет ничего приятнее команды на отдых, поэтому уже через пару минут счастливчики, которым выпало спать первыми, оглашали десантный отсек своим похрапыванием. Сам же в очередной раз прокручивал в голове наши действия в различных ситуациях. Меня не покидало ощущение, что что-то упущено. Наверное, я заразился от Суховея паранойей, хотя никогда раньше не думал, что такое может быть.

Решив, что нужно отвлечься, я стал внимательно смотреть на дорогу, надеясь, что скачущие в голове мысли, немного "устаканятся", однако, уже через пару минут поймал себя на том, что засыпаю. Мелькание деревьев по бокам действовало как спираль гипнотизера. Нет, так дело не пойдет, нужно заняться чем-то другим.

Посадив на свое место одного из бодрствующих солдат, я пробрался вглубь десантного отсека, открыл деревянный ящик со своей коллекцией, и стал перебирать оружие. Может это кому-то покажется смешным, но я мог любоваться хорошим оружием, как произведением искусства. Ведь действительно, в создание любого пистолета вкладывался талант не только конструктора, но и всех, кто принимал участие в разработке. От чертежника до слесаря. Думаю, поэтому оно и обладает такой притягательной силой. К тому же эта красота таила в себе смертельную угрозу, и от мысли, что одним легким движением твоего пальца, нажимающего на спусковой крючок, можно лишить человека жизни, становилось намного не по себе. Хотя сейчас, после того как самому пришлось стрелять, и убивать из этого оружия врагов, такие мысли ушли, куда то вглубь сознания. И теперь я уже смотрел на оружие, как мастер смотрит на инструмент. Красивый, опасный, но все-таки инструмент. Вот тут то, сидя над ящиком, мне и стало понятно, что меня так беспокоило. Продумывая действия своих бойцов, я забыл о себе. А ведь именно мне придется идти на встречу с предполагаемыми диверсантами! Нужно обдумать, как мне нужно выглядеть и как себя вести, если такая встреча состоится.

Наверное, лучше прикинуться этаким служакой, немного туповатым, но исполнительным и пока не принимавшем участия в боях. Поэтому "Вальтер" убираем, кобуру с "Наганом" цепляем на положенное ей место, на правое бедро. Но пока этот "Наган" вытащишь, тебя десять раз убьют, поэтому нужен маленький пистолетик для мгновенного применения. Думаю, мой табельный "Макарка" будет в самый раз. Его пристрою за ремень портупеи с левой стороны и чуть сзади, тогда он спереди будет прикрыт рукой, а сзади, складками гимнастерки. Стрелять мне из него придется левой рукой, что, в общем, не проблема, а вот снимать с предохранителя неудобно, поэтому патрон загоняем в ствол, курок аккуратненько спускаем и на предохранитель не ставим. Конечно, это против всяких правил, но при стрельбе самовзводом спуск у "Макарова" достаточно тугой, так что, случайно зацепив, не выстрелишь.

Останавливать нас будут, скорее всего, под предлогом проверки документов. Значит нужно и мне посмотреть их документы. Обязательно обратить внимание на отпечатки подошв. Почва здесь песчаная, так что они должны быть хорошо видны. Не будут же люди стоять столбами, обязательно потопчутся.

Пока вижу два варианта развиваться событий. Либо они попытаются меня захватить и утащить в лес, либо мне удастся уговорить их проехать со мной к складу, к которому мы якобы едем за оружием и боеприпасами. У них должна быть машина, ведь не пешком же они сюда будут добираться, да и пленного тащить на себе им врядли захочется. Буду смотреть по обстановке. Главное не перепутать, и не схлестнуться со своими, хотя, как говорил один умный кот, свои сейчас дома сидят, телевизор смотрят.

Стянув на пол кусок брезента, и став на него коленями, я стал пристраивать за пояс "Макарова". Получилось неплохо. Пистолет сидел крепко, но вынимался свободно.

Начавший поворачивать направо БТР, вдруг остановился. Сидевший на моем месте Петренко, обернувшись, сказал:

— Товарищ лейтенант, впереди на дороге люди.

Добравшись до прибора наблюдения, я стал осматриваться. Место для засады, если это была именно она, выбрано очень грамотно. В этом месте дорога делает правый поворот, и поэтому далеко не просматривается. В сорока метрах за поворотом стоят двое. Высокий худощавый, в командирской форме с капитанскими шпалами в петлицах, и пониже, но крепкий и широкоплечий сержант, с ППД на плече.

В голове защелкал арифмометр, подсчитывая наши плюсы и минусы в этой ситуации. Из минусов — то, что ПРП не сможет меня поддержать своим пулеметом, но зато диверсантам не видно всю нашу колонну, что снижает вероятность ее обстрела и правая обочина, до поворота, под контролем экипажа ПРП.

Оглянувшись, я увидел, что Сорочан уже сидит у приоткрытого левого бокового люка, бережно придерживая СВТшку с оптическим прицелом.

— Так, бойцы. Работаем по третьему варианту. Кравченко, передай на ПРП, пусть включат РЛСку и пошарят в округе, где-то недалеко должна быть чужая машина. Крюков, идешь с Сорочаном, твоя задача прикрывать его с тыла. Люк открываете синхронно со мной. Поехали!

Открыв верхний люк, я услышал прокатившееся по колонне троекратное шипение тормозов. Это водители стоп-сигналами передавали задним машинам вариант действий. Послышались легкие щелчки замков дверок и из кабин быстро, но тихо, стали выбираться солдаты, сразу же прячась под машины.

С БТРа я слазил не спеша, стараясь делать это как можно более неуклюже. В конце, якобы, даже не удержался и упал на четвереньки. Фуражка слетела с головы и откатилась к обочине. Поднявшись на ноги, я стал отряхиваться, затем поднял фуражку, тщательно сбил с нее пыль, осмотрел и надел на голову. Все это время незаметно шарил глазами по сторонам, стараясь обнаружить в кустах на обочинах присутствие засады. Представляю, каким клоуном я выглядел со стороны, ну да чем менее серьезно меня будут воспринимать, тем лучше для меня. Главное, не переиграть!

Быстро шагая по правой обочине, я направился к стоящим на дороге капитану с сержантом. Подходя ближе, я понял, что несколько ошибся в своих оценках. Капитан был не просто высокий, а очень высокий, метра под два. Сержант же, хоть и был ниже, где-то метр девяносто, из за своей ширины напоминал мне медведя, вставшего на задние лапы. Такого близко к себе подпускать нельзя, просто массой задавит и никакие приемчики не помогут. Да и он сам наверняка разным приемам обучен!

Не доходя несколько шагов остановился, одернул гимнастерку, перейдя на строевой шаг, приблизился к капитану, кинул руку к фуражке и представился:

— Старший лейтенант Гелеверя. Первый сводный батальон.

Глядя на меня сверху вниз, серыми, чуть на выкате, глазами, в которых читалось легкое презрение, капитан небрежно, вроде как отгоняя муху от уха, отдал честь.

— Капитан Иванов. Заместитель коменданта Гороховской комендатуры. Предъявите ваши документы!

Правой рукой я расстегнул левый нагрудный карман и достал свою офицерскую книжку. Держа ее в руке, попросил:

— Товарищ капитан, покажите и Вы свои документы.

Капитан едва заметно поморщился и левой рукой достал свои документы, не убирая правую руку далеко от кобуры. Передавая свои документы капитану, я подошел ближе и сместился немного вправо, так чтоб он оказался между мной и сержантом, который тут же прореагировал на мое действие, отшагнув назад и вправо, чтобы опять видеть меня. Передав правой рукой свои документы капитану, я левой рукой взял протянутую им офицерскую книжку и как бы случайно открыл ее точно посередине. Одного взгляда хватило, чтобы последний камешек мозаики стал на свое место. Делая вид, что внимательно просматриваю страницу за страницей, я весь обратился в слух, стараясь демонстрировать при этом полное спокойствие. Я ожидал, что капитан задаст мне какие-то вопросы, но толи диверсанты очень спешили, толи язык им нужен был очень срочно и они не собирались задавать никаких вопросов. Наблюдая из подлобья за поведением капитана, я заметил его быстрый взгляд мне за спину и не услышал, а скорее почувствовал сзади легкое движение. Правая рука бросила документы капитану прямо в лицо, а левая уже схватила рукоятку ПМ-а. Рухнув вниз на левое колено, и развернув корпус вправо, я три раза выстрелил. Здоровенный бугай, не иначе как родной брат сержанта, замер в метре от меня, с поднятой рукой, в которой держал немецкую гранату "колотушку". Выронив гранату, он схватился руками за грудь и стал оседать. В это время сзади бахнула СВТшка Сорочана. Сержант, начавший уже поднимать свой автомат, упал, успев таки нажать на спуск. Протарахтела короткая очередь и пули впились в землю буквально в полу метре от меня.

Боковым взглядом я заметил, что капитан уже почти вытащил из кобуры свой "ТТ".

Чуть развернувшись назад, несколько раз стреляю ему по коленям. По тому, как он свалился, я понял, что не промахнулся. Упав набок, я несколько раз выстрелил из нагана, который уже успел достать, по кустам, из которых раньше вылезло это чудо с гранатой и, перекатившись к начавшему приходить в себя капитану, ударил его по голове рукояткой. Началась беспорядочная стрельба. Башенный ПКТ обрабатывал кусты на левой обочине, сидевшие в БТРе бойцы через амбразуры поливали свинцом правую. Несколько раз стреляла СВТ. Пули срезали ветки кустарника и как палкой били по стволам деревьев. В конце коротко рыкнул КПВТ, и все стихло. Однако через несколько секунд вспыхнула стрельба за поворотом, возле колонны, но после пары очередей прекратилась. Продолжая двигаться на корточках, я поднял ТТ капитана, поставил его на предохранительный взвод и засунул сзади, за ремень портупеи. Перебравшись к сержанту, проверил его. Пуля Сорочана попала прямо в сердце, так что готов, сто процентов. Подобрав его автомат, внимательно наблюдаю за кустарником на обочинах. Сзади уже слышен топот подбегающих бойцов. И вдруг кто-то испуганно заорал:

— Товарищ лейтенант! Сзади!

Не раздумывая, падаю влево. Краем глаза успеваю заметить привставшего капитана и его руку с ножом, занесенную для броска. Правый локоть пронзает острая боль.

Зашипев сквозь зубы……я просыпаюсь!

Сердце колотится так, что казалось, сейчас выскочит из груди, правый локоть сильно болит, но я нахожусь на своем месте в БТРе, который, мерно гудя двигателями и плавно покачиваясь, катит по лесной дороге.

Блин! Твою дивизию! Это что, мне все приснилось? Ну, ни фига себе, герой-командир! Задрых самым бессовестным образом! Вот это пример моим бойцам!

Ругая себя последними словами, посмотрел на часы. Судя по ним, отрубался я ненадолго, минут на семь, восемь. Казалось бы, немного, но столько приснилось! Разминая болящий локоть, которым я, дернувшись во сне, приложился об угол радиостанции, украдкой осматриваю боевое отделение БТРа. Бойцы, если и заметили, что я засыпал, не подают виду. Бодрствующая смена уткнулась в приборы наблюдения, остальные спят.

Немного придя в себя и успокоившись, обдумываю сон. Конечно, в основном это полная ерунда. Вряд ли немцы действительно решатся вот так напасть на колонну прикрытую броней! Мало того, что БТР, утыканный ветками, смотрится солидно, а КПВТ вполне можно принять за малокалиберную пушку, так еще и ПРП гусеницами лязгает не слабее танка. Дураков среди диверсантов нет! Да и "Бранденбург" действует обычно в наших тылах, а не в немецком. Вот идея с запасным пистолетом, неплоха. Правда носить его, конечно, придется не за ремнем, а в кармане.

Не откладывая, пробираюсь к своему ящику с коллекцией, сняв "Вальтер" цепляю на ремень кобуру с "Наганом", а "Макарку", загнав патрон в ствол и поставив на предохранитель, засовываю в левый карман галифе.

Открыв бачок термоса, зачерпываю, с удовольствием, не спеша, смакуя каждый глоток, выпиваю кружку прохладной воды и возвращаюсь на свое место. Сон прошел, и хотя особой бодрости нет, но глаза уже не слипаются.

Через полчаса, на небольшой полянке сделали пятиминутный привал, на "оправиться и покурить", заодно поднял отдыхавших солдат, а бодрствовавшая ранее смена, с удовольствием завалилась на брезент.

И опять побежала навстречу лесная дорога. Приободрившийся и повеселевший Сорочан спросил:

— Товарищ лейтенант, через часик будем на месте?

— Эх Сорочан, Сорочан. Ты же знаешь, как я отношусь ко всяким прогнозам. Как только скажешь, что в такое-то время точно будешь, так обязательно что-то помешает!

В это время БТР в очередной раз повернул и резко остановился. Посмотрев вперед, я добавил.

— Ну, вот тебе и очередное подтверждение!

Впереди, метрах в ста от поворота, передом к нам, наискось, почти перекрывая дорогу, стояла машина. Вроде как ЗИС-5. Ну не фига себе! Это как называется? Сон в руку? То ли от воспоминания сна, то ли от общего возбуждения, сердце заколотилось. Чтобы немного успокоиться, я стал внимательно рассматривать машину в бинокль. Первое, что бросилось в глаза, отсутствие лобового стекла, вместо которого из рамы торчали только осколки. Не было стекол и в распахнутых дверках. Хотя кабина вроде целая, и скаты не спущенные, значит не пробитые. Интересно, как так могло получиться? Пока я разглядывал машину, Сорочан растолкал спавших бойцов.

— Так, Сорочан. Берешь троих и прочесываете правую обочину. Далеко в лес не углубляйтесь, расстояние между бойцами в цепи три-пять метров. Проходите за машину пятьдесят метров и возвращаетесь. Я с остальными пойду по левой обочине.

Лес вдоль дороги был достаточно густой, так что вглубь просматривался максимум на десять — пятнадцать метров. Если кто то и прятался в лесу, то именно на таком удалении, иначе дороги не будет видно. Не спеша, короткими перебежками попарно, прикрывая друг друга и внимательно наблюдая за окружающей обстановкой, мы продвигались вдоль дороги и вскоре оказались рядом с машиной. Рассматривать ее я пока не стал, решив, что сначала нужно проверить обочины впереди. Пройдя еще метров семьдесят и никого не обнаружив, я оставил двоих бойцов, приказав им следить за дорогой и лесом. Выглянувшему из за дерева на другой стороне дороги Сорочану, я знаками приказал также оставить двоих солдат и возвращаться к машине.

Вернувшись назад и пока не выходя из леса, стал рассматривать машину. Видно было, что она побывала в переделках. Стекол, ни лобовых, ни боковых, нет. Правая половина капота поднята, открывая взгляду двигатель, на вид вполне целый. Правда внизу виднелось пятно, с характерными ямками, которые оставляет на песчаной почве текущая сверху жидкость. Обе дверки распахнуты настежь, в кабине ничего примечательного нет, не считая небольших буроватых пятен на дерматиновой обивке сиденья. Дорога истоптана сапогами, но следов немецких рубчатых подошв не видно. Вокруг валяются какие-то тряпки, похожие на обрывки обмундирования и куски окровавленных бинтов. Приказав бойцу наблюдать за лесом, я вышел на дорогу, и махнув рукой, подозвал к себе Сорочана.

— И что ты думаешь по этому поводу — спросил я.

Сержант неопределенно хмыкнул и начал нарезать круги вокруг машины. Заглянул в кузов, осмотрел кабину, аккуратно приподняв при этом сиденье и отодвинув спинку. Затем сел на корточки и стал внимательно рассматривать машину снизу, с одной, а затем и с другой стороны. Подняв левую половинку капота, и засунув голову, осмотрел двигательный отсек. Выломав гибкий прутик, засунул его в горловину бензобака. Закончив осмотр, подошел ко мне.

— Машина, похоже, в рабочем состоянии. На двигателе повреждений не видно. Есть дырка в радиаторе, Скорее всего, от пули, но можно пережать пробитые трубки. Будет немного подтекать и придется чаще доливать воду. Вот бензина нет, видно ехали, пока не кончился. Всего их было человек семь, есть раненные, вероятно, один тяжело.

— А это ты откуда узнал?

— На той стороне, недалеко от дороги, срублены два небольших деревца, верхушки и ветки валяются, а стволы отсутствуют. Скорее всего, сделали из них носилки. А еще у них точно есть пулемет, немецкий МГ. В паре мест на песке есть следы от приклада.

— Почему ты считаешь, что именно МГ? Может просто на винтовку кто-то опирался?

— Нет, точно МГ. У него затылок приклада не похож на винтовочный.

— И куда же они все делись?

— Думаю, где-то недалеко в лесу затихарились. Мотор еще теплый, вода, вытекшая из радиатора, уже впиталась, но еще не высохла. Учитывая, что какое-то время они потратили, чтоб разобраться с машиной, пока делали носилки, то да се. Они где-то поблизости и убрались с дороги только потому, что услышали нашу колонну. Да и с носилками далеко не убежишь.

— И что ты предлагаешь, выйти на дорогу и покричать: "Мы свои! Выходите не бойтесь!"

— А зачем кричать, мы и так пошумим, пока машину на буксир брать будем. Нам такой тарантас тоже пригодится. Ну, а уж если они далеко удрать успели, или побоятся выйти, значит, такая их судьба. Но мне почему-то кажется, что они оставили наблюдателя, посмотреть, кто мы такие, и что будем делать с машиной.

— Ты машину хорошенько осмотри, нет ли сюрпризов. А то пристроят гранатку, веревочку от колечка к кардану привяжут, и загремим мы под фанфары.

— На первый взгляд, не видно, да и время на такие игрушки у них вряд ли было.

Но посмотрим повнимательнее. Мне вот только непонятно, как так получилось, что весь задний борт от пулевых пробоин как решето, а кабина практически целая.

— Как целая? Стекол ведь нет!

— Лобового, и в дверках нет, а небольшое стеклышко в задней стенке кабины целехонько!

Сорочан оказался прав. Заглянув в кабину, я действительно увидел узенькое стекло над спинкой сидений. Обойдя машину, стал внимательно рассматривать задний борт. Решето, это конечно громко сказано, но пару приличных очередей в него всадили! Став на заднее колесо, заглянул в кузов. Передняя стенка целехонька! Интересно, интересно! Вернувшись к заднему борту, стал его рассматривать более внимательно.

Такое впечатление, что стреляли почти в упор, от пояса. Потому-то передняя стенка и кабина не пострадали. Интересно, кому мог понадобиться такой маскарад? Если вдруг объявится экипаж этой машины боевой, нужно будет разобраться с этой загадкой. Почему-то мне кажется, что это ж-ж-ж неспроста.

Пока мы возились с машиной, сначала разворачивая ее и сталкивая с дороги, чтобы БТР мог ее объехать, а потом цепляя ЗИСок тросом к фаркопу бронника, пошумели мы изрядно и результат сразу же появился, в виде человека, в форме командира РККА, которого привели двое бойцов, оставленных в головном дозоре.

Честно говоря, я не заметил, как он вышел из леса. Увидел уже на дороге, когда его остановил дозор. Негромко окликнул Сорочана и глазами указал ему на подходящую процессию.

— Ну, я же говорил, что где-то поблизости прячутся — проворчал сержант.

Пока они приближались, мы успели немного рассмотреть этого товарища. Небольшого роста, но плотно сбитый, в полевой форме, из под пилотки видны серые бинты с бурыми пятнами засохшей крови. Такие — же пятна есть на воротнике и плечах. Спереди гимнастерка и галифе вымазаны буро — зеленым, значит, пришлось поползать на брюхе. Когда он подошел ближе, стали видны кубики младшего лейтенанта в петлицах, и эмблемы — саперные "топоры". На поясе кобура с "Наганом". Шел младлей как то неуверенно, его слегка покачивало и я уж подумал, что он выпивши, но когда он приблизившись, стал громко, но заикаясь представляться, стало понятно, что это последствия сильной контузии. Видно бедняге крепко досталось по голове!

— К-к-к-омандир са-а-а-перного в-в-звода м-м-м-ладший ле-ле-тенант Со-со-оболев!

— Начальник штаба сводного батальона, старший лейтенант Гелеверя. Вы не волнуйтесь, товарищ Соболев. Покажите Ваши документы, если они есть, и расскажите, как Вы здесь оказались. Я вижу у Вас контузия и трудно говорить, так что можно коротко, без подробностей.

Соболев достал из нагрудного кармана пакет из прорезиненной ткани, вынул из него документы и передал мне. Это были свеженькое удостоверение командира РККА и уже немного потертый комсомольский билет. Из документов стало ясно, что младший лейтенант в мае этого года закончил училище, а в начале июня был назначен на должность командира взвода саперной роты 406-го стрелкового полка 124 стрелковой дивизии. На скрепках комсомольского билета и удостоверения уже успели появиться легкие следы ржавчины, так что сомнений в подлинности у меня не было. Просмотрев документы, я вернул их Соболеву, который уложил бумаги обратно в пакет и спрятал его в карман.

Рассказ давался саперу тяжело. Заикаясь, он напрягался и из-за этого начинал заикаться еще сильнее. Я где-то читал, что заикам лучше не просто говорить, а как бы напевать, тогда заикание становится меньше. Предложил такой способ саперу. Сначала он сомневался, но попробовал. Действительно, речь его сгладилась и заикание стало не таким сильным. Приободрившись, он продолжил свой рассказ, из которого вырисовывалась следующая картина.

Двадцать третьего июня Соболев получил приказ взорвать мостик на реке Стрыпа, севернее Милятина, в котором располагался штаб 124 дивизии. К этому времени немецкие танки уже захватили Порицк, находящийся в десяти километрах севернее и существовала реальная угроза разгрома штаба. Подрыв этого моста давал время для перемещения штаба и организации хоть какой-то обороны на этом направлении.

Загрузив взрывчатку и десять человек из своего взвода в выделенный ЗИС-5, Соболев выехал к мосту. По дороге несколько раз попадали под авианалет, но все обошлось, и никто не пострадал. Подогнав машину к мосту, чтобы было ближе таскать тяжелые ящики с взрывчаткой, лейтенант приказал разгружать машину а сам полез под мост определять места укладки фугаса. Несколько ящиков уже успели сгрузить и затащить под мост, когда неожиданно появившийся "Мессер" сбросил бомбу. И надо же было тому случиться, что эта единственная бомба попала прямо в машину. Находящаяся там взрывчатка сдетонировала и разнесла машину на клочья. Погибли все бывшие неподалеку. Находившиеся в этот момент под мостом лейтенант и четверо бойцов уцелели, но получили контузии и на какое-то время оглохли. Оставшейся взрывчатки не хватало для полного уничтожения моста, поэтому Соболев решил взорвать хотя бы один пролет. Пока укладывали заряд, наверху разгорелась перестрелка прикрывающей мост пехоты, с немецкими мотоциклистами, пытавшимися захватить мост. Понимая, что немцы в любой момент могут прорваться, он отмерял кусок огнепроводного шнура всего на тридцать секунд.

Выскочив из-под моста, сапер и его бойцы понеслись прочь, что есть сил. Немцы стали по ним стрелять, в это время грохнул взрыв, ударная волна бросила лейтенанта на землю, а от удара по затылку каким-то обломком, он потерял сознание.

Очнулся Соболев уже ночью, в лесочке, километрах в трех от моста. Сюда его притащили двое оставшихся в живых бойца из его взвода. Лейтенант плохо слышал, кружилась и болела голова, в которой стоял неумолкающий звон. После нескольких шагов его начинало тошнить до рвоты. Поэтому ночевали в лесу, на берегу небольшого ручейка. К утру слух у лейтенанта немного восстановился, во всяком случае, уже не нужно было орать ему в ухо, чтобы он услышал, и бойцы рассказали, что взрывом удалось разрушить пролет моста, что не позволило технике немцев перебраться на наш берег. Однако, переправившись на лодках выше по течению, немецкая пехота сбила наш малочисленный заслон, и разобрав пару сараев в ближайшем хуторе, смогли к вечеру частично восстановить мост. Им даже удалось перетащить с десяток мотоциклов, но для машин и танков мост оставался непреодолим.

Не зная, что делать дальше, побрели к Милятину. Когда добрались, стало понятно, что шли сюда зря. В Милятине уже были фрицы. Решили двигаться на восток. Поскольку дороги и крупные хутора были забиты немцами, идти приходилось ночью, осторожно, да и лейтенант не мог быстрее. На дневку устраивались в лесу. На следующий день, они наткнулись на четверых бойцов из 622 стрелкового полка их дивизии, которые несли на носилках, сделанных из винтовок и плащ — палатки, своего командира роты, капитана Мясникова, которому очередью перебило обе ноги. Капитан потерял много крови и был почти все время без сознания, лишь иногда приходя в себя. А еще у них был трофейный пулемет МГ. При захвате этого трофея и был ранен капитан. И хотя никто, кроме капитана, толком не умел из него стрелять, тяжелую железяку тащили тоже. Дальше пошли вместе, а вскоре им повезло и они наткнулись на ЗИС, который не только был исправен, но и имел в баке бензин, да еще водителя и сержанта. Машина и ее экипаж были из хозвзвода штаба дивизии.

Получив приказ выехать в Горохов на продсклад, они решили ехать не по основной дороге, над которой постоянно висели немецкие самолеты, а по лесным проселкам. Добравшись до Горохова, они загрузились, и тем же маршрутом двинулись назад, но когда вернулись к Милятину, их обстреляла немецкая пехота. Хорошо еще, что стрелять начали издалека и они успели развернуться и скрыться в лесу. Пулями побило все стекла в кабине, но к счастью никого не зацепило. Попробовали вернуться к Горохову, но везде были немцы. Машину и груз бросить было жалко, а сжечь рука не поднималась. И они решили раздавать продукты нашим отступающим. За два дня почти все продовольствие было роздано и они собирались присоединиться к какой нибудь проходящей группе наших бойцов. В этот момент на них и вышла группа Соболева. Понимая, что на машине они могут двигаться намного быстрее, лейтенант решил погрузить раненного и ехать, пока не кончится бензин, хотя его было в баке не так уж и много. Сначала все шло нормально, а часа три назад, на одном из хуторов, мимо которого шла лесная дорога, они нарвались на немцев. Те увлеченно ловили курей и сначала не обратили внимания на машину. Однако, их заметил часовой, стоявший возле одной из машин, и до этого с интересом наблюдавший за ловлей сельской живности. Услышав звук мотора, он обернулся и рассмотрев кто едет в машине, что то заорал, вскинул винтовку и выстрелил. В ответ нестройно захлопали выстрелы из кузова. Немец упал, хотя вряд ли по нему смогли попасть стреляя из кузова скачущей по кочкам машины. А вот он, пока машина проезжая мимо не скрылась в лесу, успел выстрелить еще. Пуля звякнула, пробив крайнюю трубку радиатора, но водитель гнал, не обращая ни на что внимания. Беда не приходит одна, и через пять километров закончился бензин. Опасаясь погони, быстро сделали носилки и тут услышали шум нашей колонны. Решив, что если немцы и будут прочесывать лес, то вокруг машины и восточнее от нее, решили вернуться по дороге на запад, а затем уже свернуть в лес. Разместив раненого метрах в ста от дороги, Соболев с парой бойцов вернулся назад, чтобы понаблюдать, а в случае необходимости отвлечь на себя фрицев, давая возможность группе с капитаном оторваться от преследования.

Младлей был еще глуховат, но форма, а главное услышанная бойцами ненормативная лексика, как по науке называют обыкновенный мат, который в большом объеме присутствует при любой тяжелой работе, выполняемой сообща русскими, убедили их, что мы свои. И хотя увиденная техника им была неизвестна, Соболев решил выйти к нам.

— Где Вы встретили немцев? Сколько их? На каком транспорте?

— Если ехать по дороге, то по спидометру пять километров триста метров. Видел две грузовых машины, солдат примерно человек десять, может больше, сложно сказать, они же разбрелись по всему хутору. Там еще свиньи визжали и куры кудахтали, поэтому они нашу машину сразу и не услышали.

Достав карту, я понял в чем дело. Мы свои маршруты прокладывали так, чтобы не проезжать мимо хуторов, а старались их обойти. Хотя это и удлиняло путь, но позволяло сделать передвижение более скрытным. Соболев же, не имея карты, двигался по дорогам просто на восток, вот и наскочили на этот хутор. Нам же необходимо было, не доезжая до хутора пару километров, свернуть направо и обойти его по широкой дуге.

— Как Вы думаете, товарищ Соболев, бросятся фрицы за Вами в погоню?

— Я думаю, нет. У них сейчас дело поинтересней. Местью они не горят, так как мы вряд ли в кого попали. Так, напугали немного и сами напугались. Если только из любопытства, или им дальше ехать в эту же сторону.

— Хорошо, товарищ Соболев, командуйте своим бойцам, чтоб выходили к дороге. Мы вашу машину потащим дальше на буксире, в ней и поедете.

Младлей, обойдя БТР, на который посмотрел с нескрываемым интересом, вышел на дорогу и замахал рукой. Впереди, метрах в ста, раздвинулись кусты, и из них выскочил небольшого роста солдатик с трехлинейкой в руках. Забросив винтовку за спину, он порысил навстречу младшему лейтенанту. Из-за его небольшого роста, приклад винтовки при каждом шаге бил его по ногам. Пробежав так несколько метров, он догадался перекинуть ремень через голову. Теперь винтовка висела наискосок и, наконец, перестала бить его. Подскочив к Соболеву, боец выслушал его распоряжение и, развернувшись, побежал обратно.

Посадив Соболева за руль ЗИСа, мы с Сорочаном забрались на броник.

— Абитов, давай трогай потихоньку, через сто метров остановишься — наклонившись к водительскому люку скомандовал я.

БТР рыкнув, плавно тронулся, натягивая буксировочный трос, и ЗИСок покатился за нами.

— Абитов, ты резко не тормози, у ЗИСа тормоза механические, резко тормознешь, да они чуть прозевают, и ведут нам в зад.

— Да нам не страшно!

— Понятно, что нам не страшно, однако заслонки водомета нам могут погнуть и себе морду расквасят, а у них радиатор и так пробитый.

— Вы лучше им скажите, пусть не зевают, а я плавненько, Вы ж меня знаете.

— Знаю, знаю, поэтому и предупреждаю.

Остановившись и погрузив в кузов раненого капитана и остальных бойцов, мы двинулись дальше. Соболев остался в кабине, а за руль сел штатный водитель.

Наказав сильно не высовываться из люка, и при стрельбе сразу прятаться внутрь, я оставил Крюкова наблюдать за буксируемым ЗИСом. Мы же с Сорочаном свои люки закрыли.

До поворота, где я собирался свернуть, мы не доехали всего метров четыреста, как впереди показались немецкие машины, стоящие на обочине. Сердце екнуло и провалилось куда то вниз, а затем ускорилось, и, набирая обороты вернулось на свое место. В такт с его ударами в голове метались мысли.

Сколько их? Что делать! Прорываться? А если там большая колонна! А сзади у меня машины с бензином и снарядами! Мы с ПРП прорвемся, а как же они? Блин, в это окошко ни хрена не видно!

— Кравченко, ты выше сидишь, видишь, сколько машин у немцев?

— Вижу две.

Уже легче, значит подойдем ближе, и врежем из пулемета. Должно получиться!

Скорее всего, это были те фуражиры, на которых Соболев наткнулся в хуторе. И чего их сюда понесло? Решили погеройствовать и захватить пленных? Или намеривались обчистить еще один хутор? Ну что же, потом спросим, если конечно останется, у кого спрашивать.

Приняв решение, я немного успокоился. Интересно, машины стоят, а движения никого не видно. В кузове первой солдаты спокойно сидят ровными рядками, держа карабины между колен. Даже старший машины не вышел! Что творилось в кузове второй, плохо видно, но солдат в нем вроде нет. Наверное, им и в голову не могло прийти, что колонна с бронетехникой, а лязг гусениц ПРП слышно издалека, двигающаяся на запад, может представлять для них какую-то угрозу.

— Абитов, принимай правее, ближе к лесу, чтоб Кравченко было видно сразу обе машины, в пятидесяти метрах остановишься. А ты, Кравченко, как остановимся бей из ПКТ по кабинам и кузовам, но старайся аккуратней, чтоб двигатели не испортить. Остальные вываливаются в боковые люки, ваша задача, не дать возможности фрицам удрать в лес.

БТР, замедляясь, плавно остановился в пятидесяти метрах от головной машины. Лязгнули открывающиеся люки, выпуская наружу бойцов, а в башне загрохотал пулемет. Бивший в упор, он рвал пулями не успевших ничего понять немцев. От машин летели щепки, а над второй машиной вспухло какое-то белое облако. Вдруг раздался такой громкий визг, что даже заглушил грохот пулемета. Через несколько секунд визг оборвался, а затем замолчал и пулемет. Протарахтели две короткие очереди ППД, бахнула "светка" Сорочана и наступила тишина, нарушаемая лишь негромким ворчанием работающих на холостом ходу двигателей.

Через время из леса, возле немецких машин, появился Сорочан с бойцами. Держа оружие наготове, они осмотрели машины, и сержант махнул рукой, показывая, что все в порядке, "бобик сдох".

Выбравшись на броню, я услышал откуда то сзади — снизу голос Соболева.

— Тт-товарищ сс-старший ле-летенант, что сс-случилось?

Держа в руке "Наган" он выглядывал из-за кормы БТРа. Только тут я вспомнил, что мы тащим их на буксире. Из кузова, ощетинившись во все стороны винтовками, выглядывали встревоженные бойцы. Ну да, БТР выше и ветки маскировки закрывают им обзор вперед, вот они и не поняли, что же произошло. Ехали, себе, ехали, вдруг остановились и пулемет лупит. Хорошо еще, что не стали стрелять с перепугу, и не разбежались.

— Похоже, что это были ваши старые знакомые, но теперь уже не спросишь, были, да все кончились! Пойдемте, посмотрим.

Спрыгнув на землю, я направился к машинам, где уже хозяйничали наши бойцы, собирая оружие и документы убитых фрицев. За нами не спеша двинулся БТР.

Кравченко молодец! Сработал на "отлично"! Кабины и кузова — в решето, те кто в них были — в фарш, а двигатели даже не заглохли, так и остались работать на холостом ходу! Только водитель и пассажир второй машины, уже раненные, пытались спрятаться в лесу, но это им не удалось. В кузове этой же машины обнаружился источник визга — две здоровенных свиньи, со связанными ногами. Один из бойцов уже резал им горло.

— Крюков, они же уже и так мертвые!

— Нужно чтоб кровь хорошо сошла! Не пропадать же добру!

Вот от бывших здесь курей, остались только перья и кровавые ошметки.

Всего немцев было четырнадцать, из них один унтер и один ефрейтор. С унтера сняли автомат и полевую сумку, с остальных — карабины. Гранат нашли всего пять штук, ну да тыловики, что с них взять. Хотя пулемет у них был! Но выстрелить не успел! С пулеметчика сняли кобуру с 38-м "Вальтером".

Немцев оттащили вглубь леса. От вида растерзанных пулями тел, двоих солдат Соболева вывернуло, а мои ничего, морщились, конечно, но держались. А ведь в первый раз, когда захватывали броневик, почти все харчи метали! Да что там говорить, я и сам в тот раз едва сдержался.

Машины развернули, в головную, со 108-й радиостанцией, сел Сорочан и увеличившаяся колонна двинулась. Дальнейший путь прошел спокойно и уже через час я докладывал Котову о наших приключениях.

Примечания

1

"Двухгодичники"- офицеры, закончившие военную кафедру гражданского ВУЗа и призванные на службу сроком на два года.

(обратно)

2

Рампа — специальная платформа, позволяющая производить погрузку и выгрузку техники из железнодорожного состава непосредственно на землю.

(обратно)

3

"Партизаны" — призванные на военные сборы из народного хозяйства военнообязанные. "Партизанами" их называли за б/у обмундирование и проблемы с дисциплиной.

(обратно)

4

Самоходная 122-мм гаубица 2С1 "Гвоздика" (САУ — самоходная артиллерийская установка) начала поступать на вооружение в конце 70-х годов и имела вес 16 тонн, экипаж 4 человека, осколочно-фугасный снаряд весом 21,8 кг выстреливала на дальность до 15 километров при боезапасе 40 выстрелов. Запас хода- 500 км. Могла вести огонь с закрытых огневых позиций и прямой наводкой. При герметичном легкобронированном корпусе, защищавшем экипаж и орудие от пуль и осколков, она могла даже плавать, за счет перематывания гусениц, правда скорость при этом не превышала 5 км/час.

(обратно)

5

Зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 "Шилка" предназначалась для борьбы с низколетящими скоростными целями, имела вес 20,5 тонн, экипаж 4 человека.

Установленные на ней четыре 23-миллиметровые пушки имели такую плотность огня, что их снаряды, при стрельбе по танку, в считанные секунды уничтожали все внешние приборы наблюдения и связи, а попадая в ствол, пробивали в нем отверстия, делая непригодным для стрельбы. Дальность обнаружения цели составляла 12 км, а зона сопровождения целей начиналась с 10 км.

(обратно)

6

Бронетранспортеры БТР-70 предназначены для перевозки отделения мотострелков с их оружием и поддержки огнем при ведении боевых действий. Имеет на вооружении установленные во вращающейся башне спаренные крупнокалиберный пулемет КПВТ калибром 14,5 мм и ПКТ калибром 7,62 мм. Все его восемь колес — ведущие, имеет водометный движитель для плавания и легкобронированный герметичный корпус с системой фильтрации воздуха.

При установке дополнительного оборудования и радиостанций применяется, так же, как командно-штабная машина управления артиллерийским огнем и используется взводами управления артиллерийских дивизионов.

(обратно)

7

Для координации действия "Шилок" как раз и был предназначен передвижной пункт управления ППРУ "Овод", недавно полученный начальником ПВО 205-го полка и отправленный им на учения вместе с батареей ЗСУ для тренировки в условиях "максимально приближенным к боевым". Имея большую, до сорока пяти километров, дальность обнаружения целей, он распределял обнаруженные цели между ЗСУ батареи.

(обратно)

8

В 122-мм гаубицах применяется раздельно-гильзовое заряжание. Выстрел состоит из снаряда и отдельной гильзы с зарядом. В гильзе находятся картузы с порохом. Вынимая один или насколько картузов, формируется необходимый заряд, которым определяется скорость снаряда. Если картузы не вынимались, заряд называют "Полный", если вынут один картуз — "Первый" и так далее.

(обратно)

9

Батальон аэродромного обслуживания.

(обратно)

10

Мессершмитт-109 имел два пулемета калибром 7,92 мм. установленные в носовой части фюзеляжа и стрелявшие через винт, и две 20-мм пушки, расположенные в крыльях.

(обратно)

11

БК — боекомплект орудия, боеприпасы находящиеся непосредственно в боеукладке САУ, составляет для САУ "Гвоздика" сорок выстрелов.

(обратно)

12

Граната Ф-1.

(обратно)

13

Пожалуйста, не стреляйте!

(обратно)

14

АБЭ — агрегат бензоэлектрический — переносная электростанция, состоящая из бензинового двигателя и генератора.

(обратно)

Оглавление

Часть 1

Часть 2

Часть 3

Часть 4

Часть 5

Часть 6

Часть 7

Часть 8

Часть 9

Часть 10

Часть 11

Часть 12

Часть 13

Часть 14 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg