Александр Семеникин Уральских гор хозяин
ПРОЛОГ
Из недописанного дневника, страница первая:
Момент когда все началось, я помню достаточно отчетливо — ожидание автобуса на поселковой остановке, смартфон с открытой книгой, приглушенный разговор покупателя и очередного толи продавца, то ли владельца приостановочного ларька. В какой-то момент времени боковым зрением замечаю некий диссонанс окружающего мира — слишком большую скорость приближающегося большегрузного авто и его опасную траекторию. И в ту же секунду на меня накатывает яркое и необычайно острое ощущение дежавю.
Я как словно наяву пережил, как грузовик сперва впечатал мою тушку в остановочный столб и протащил по стене ларька, круша стекло, пластик и в первую очередь — меня самого, а затем остановился воткнувшись в растущий рядом с остановкой вяз. Ужас и невыносимая боль от разбиваемого в хлам тела затопили сознание, а потом оно банальнейшим образом оторвалось и словно в низкопробном фильме зависло над происходящим. Мыслей не было, я отстраненно, словно происходящее меня и не касалось вовсе, наблюдал как из парящего радиатором, бортового зила выскакивает водила — молодой парнишка, а из полуразрушенного ларька двое мужиков постарше и все они начинает что то там кричать. Как собирается толпа беспрерывно щелкающих гаджетами людей. Как возятся с моей затихающей тушкой, пытаясь то ли помочь, то ли понять живое перед ними лежит тело или уже труп…
А потом меня перекинуло. Не знаю как описать это место, по ощущениям это была какая то тьма, где не было даже пространства, в время остановилось. И в этой тьме присутствовало НЕЧТО. Некая сущность, перед которой я почувствовал себя букашкой на столе энтомолога. Что это было — Бог, коллективный разум, инопланетное существо?! Я не знаю и скорее всего не узнаю никогда. Могу сказать, что только что ЭТО была личность, живой разум.
Помню что был диалог. Слова, рождаясь в глубине сознания, непонятным образам как бы материализовались, а потом так же исчезали. Из той беседы четко запомнились три вещи:
Первая: у меня есть выбор — вернуться туда откуда меня сдернули — в испускающие последние стоны бренные останки. Или пожить еще некоторое время — отправиться в путешествие. Далекое, далекое путешествие длинною в жизнь. Куда то в семнадцатый век и с какой то "миссией". Зачем, почему… что за "миссия"… почему я, буду ли я один или с кем то… почему я то в конце концов, а не какой ни будь спецназовец или крутой технарь, двигатель прогресса?!! Этих подробностей моя память не сохранила.
Выбор, ясное дело был очевиден.
Вторая: у меня будет год чтобы завершить свои дела и хоть как то подготовиться.
Третья: ничего материального взять не получиться. Только то что за сорок с лишним лет накопилось в моей бедной головушке… ну и то что я успею за год туда запихнуть.
Вот собственно и все.
Вспышка, или что то вроде этого и я опять на остановке, за несколько мгновений до начала событий. Упругая воздушная, непонятно откуда взявшаяся стена отбрасывает меня вглубь остановки и в тот же момент знакомый грузовик таранит место где я только что стоял, а затем вписывается в ларек и тормозит врезавшись в дерево. Треск стекла и пластика, крики людей — вся картина смазывается, а на сознание опускается благодатная отрешенность.
Остатков самообладания мне хватило на то чтобы развернуться, дойти обратно до дачи, отзвониться по дороге начальству, проблеяв что мол заболел что то, температура и все такое прочее и пару дней меня на работе не будет (благо начальник — мужик нормальный и понимающий и потому отношения в коллективе ровные и без лишних напрягов) и выпить стакан народного противошокового средства.
После чего я упал на диван и вырубился напрочь.
Из недописанного дневника, страница вторая:
Проснулся с тяжелой головой и ломотой во всем теле. Кое как поднялся "на оправку", сполоснул лицо выпил пару стаканов холодной воды. Стало чуть полегче.
Глянул на часы.
— Ого, почти сутки валялся. Память услужливо нарисовала яркую картинку вчерашних событий. Знатно передернуло.
Сижу, пытаюсь осмыслить произошедшее, получается плохо. Со мной приключилось нечто, что именно я решил после довольно долгих умственных упражнений.
Итак меня либо чем то хорошо торкнуло — может галлюцинации, может шок от пережитого. Если это так то это ненадолго и меня рано или поздно (лучше конечно рано) отпустит.
Второй вариант похуже: все по серьезному — я капитально слетел с катушек и меня ждет уютная палата, добрые медбратья со шприцами, рубашка с длинными рукавами и прочие радости дурки. Неприятно, но не смертельно. И тоже рано или поздно закончится.
Ну и третий вариант: все что произошло — произошло в реальности и я попал по настоящему. Впереди год жизни, а затем непонятное продолжение, где я должен куда то отправиться и что то там сделать.
Чтож буду надеяться на первое, но морально готовиться ко второму и (что очень нежелательно) — к третьему варианту.
* * *
Спустя сутки (чувствовал себя не таким уж и разбитым — поел, размялся на грядках ну и прочее дачное) позвонил соседу, попросил отвезти в город. По дороге выслушивал рассказ из третьих уст о вчерашних событиях, о том как на зиле с автобазы отказали тормоза и тот снес остановку, как парнишку (неделя за рулем) в полицию забрали, и все сопутствующее. Показал на планшете фотки с места событий.
Рассказал ему под восторженные ахи и охи свою версию событий. С некоторыми купюрами разумеется — все же в дурку неохота никак.
На следующий день на работе честно признался что наврал (накатило что то), сказал что на самом деле чуть не отправился на тот свет из-за аварии и два дня отходил от шока используя народные антидепрессанты. Показал фотки, что переслал сосед, да и в ютубе к тому времени кое что появилось. Был отмечен начальственной похвалой за правдивость отправлен на рабочее место исполнять должностные обязанности.
Из недописанного дневника, страница третья:
Наверно надо о себе рассказать немного (хотя это наверное надо было с самого начала сделать). Фамилию и имя называть не буду — мало ли что, у меня тут остался кое кто все таки). Город по этой же причине тоже не назову.
Биография моя самая что ни наесть обычная — родился, учился, отслужил как все. Работал как все. Женился, не сложилось, развелся, детей не было… повезло правда что бывшая не оказалось стервой и разошлись мы вполне мирно, без зацепок и дележки — у кого что было до брака, тот то и получил. Да и не было что делить то особо, мы тогда и не владели ничем фактически, жили то с моими родителями, то с ее… ну да ладно об этом.
Сейчас мне слегка за сорок, из близких родственников только сестра с племянницами в другом городе. Работаю за разумные деньги системным администратором в небольшой компании. Вот пожалуй и все.
Итог скудный, но уж что есть то есть.
* * *
Спустя несколько дней во мне окрепла уверенность что все пойдет по третьему варианту — уж очень яркими и четкими были впечатления и выработался какой то фатализм и словно бы отстраненное отношение. Поразмыслив, я решил готовиться именно такому развитию событий. Тем более особо в этом мире меня особо ничего и не держало — как говорится "ни котенка, не ребенка".
Ну а раз решил, то и время терять не стал — есть у меня такая черта в характере.
Перво-наперво, уволился с работы, это было пожалуй самым неприятным моментом. Расставаться с хорошим коллективом, который у нас складывался не один год было… тяжеловато.
Потом пообщался с сестрой. Она, работая на немаленькой должности в какой то крутой торгово-производственной компании, уже давно предлагала мне бросить "заниматься ерундой" и идти в бизнес. Причем идти не простым наемным работягой, а типа "партнером" — средства для этого у меня были.
Кстати о средствах — от родителей мне осталась отличная квартира в центре и обустроенная дача в хорошем поселке недалеко от города. Город у нас кстати не маленький, не Москва конечно, но народу побольше миллиона будет, считай мегаполис. С сестрой (тоже кстати разведенка), обитавшей в столице, мы жили ровно, без зацепов. Вопросами раздела имущества она меня не доставала, зато доставала другими вопросами — время от времени она наседала на меня с предложениями сменить трешку на двушку, и с появившимся капиталом вступить в "дело". Не то чтобы "дело", которое она предлагала было провальным, скорее наоборот — как никак в вопросе она разбиралась от и до (а иначе как бы она неплохую, по нынешним временам карьеру?), но мне было то неохота менять устоявший уклад, то откровенно лень.
Так вот сообщив сестре что я в принципе "готов" и даже уже уволился, попросил найти мне нормального риэлтора, который не кинет и хорошую страховую контору.
На удивленный вопрос — зачем, честно ответил, что чуть не попал в дтп и что это чуть — считанные сантиметры, и живописно описал что бы со мной было, стой я но пол шага ближе. Выслушал охи и ахи, сказал что не то чтобы боюсь, но все же хочу застраховать жизнь и здоровье случись что и все такое прочее. На самом деле, я предполагал что в путешествие я отправлюсь тем же способом что попал "на собеседование" к той неведомой сущности — то есть что то со смертельным исходом (не знаю почему была у меня такая уверенность). И мне хотелось оставить что то после себя своим близким.
Пообещала помочь.
Из недописанного дневника, страница четвертая:
Пока все идет "на ура". Квартиру я выгодно обменял, в обмен на трехкомнатную в центре получил однокомнатную в спальном районе — в отличном надо сказать состоянии и очень-очень хорошую доплату (больше чем ожидал — словно помогал кто-то, шучу!!!). Заодно продал дачу. Жалко было до слез — сколько трудов ее стоило обустроить родителям, сколько лет они, а потом и я ею занимались?! Словно кусок от сердца оторвал. Глядя на цифирки в банковской выписке слегка припух от количества знаков.
Полученную сумму разделил на три части:
— первая часть (самая маленькая) должна обеспечивать меня всем необходимым в течении года (еда, одежда, коммуналка, транспрорт и пр.)
— из второй части я намеревался финансировать подготовку к "путешествию"
— третья часть (самая большая) предполагалась якобы для "вложения в бизнес", а на самом деле предназначалась сестре после моего убытия в пункт назначения.
Она кстати, когда прознала про мои шебуршания с недвижимостью (ну еще бы не узнать, риэлтор который все это проворачивал был от нее), интересовалась все ли в порядке у меня с головой, и точно ли я не пострадал в аварии. На что я ответил что раз уж я пребываю в статусе безработного и ничем не занятого человека, то могу приехать для освидетельствования. Намекнул что могу перевести ей "капитал" прямо сейчас, так сказать для ненавязчивого контроля. Был обозван всякими ласковыми, но слегка обидными прозвищами за сомнения в родной сестрице, но приглашение погостить получил весьма настойчивое.
Пообещал приехать, заодно сказал, что "вот прям сейчас" становиться акулой капитализма не готов, хочу мол слегка передохнуть и что немаловажно попробовать себя в творчестве. Да! Да! В именно в творчестве. В каком? — хочу мол попробовать себя в прозе, займет эта попытка меньше года, а потом, в случае неудачи, я весь ее с потрохами.
Уфффф…
* * *
Что самое интересное не наврал ведь… почти. Отдыхать я действительно поехал. Не в знойные страны, и даже не в пошлую Турцию, а недалеко — в санаторий местного значения на берегу большой реки. С красивыми видами, ароматным лесным воздухом, четырехразовым питанием, баней и массажем (в том числе его разновидностями, не декларируемыми в публичном прейскуранте — мне же как никак работа предстоит).
Неделя ушла на отдых, обдумывание и составление плана действий.
Доопдумывался я вот до чего: о предстоящем мне "деянии" — сколько мне будет отпущено времени, один я буду или нет, что предстоит сделать (ну там мировую масонскую ложу вырезать на благо мира или двинуть прогресс семимильными шагами), будет ли в процессе оказана помощь или нет — я не знаю (а может просто не помню) практически ничего. Поэтому готовиться буду к единоличному автономному плаванию.
В соответствии с этим решением и стоит строить планы на год.
Сделать предстоит немало — собрать, обработать и умять в голове немало информации, освоить кое какие ремесленные навыки, помоделировать того сего. А липовая идея с написанием книги послужит, по идее, неплохой маскировкой.
* * *
Итак семнадцатый век.
Для России это время когда царь Петр, за свои деяния прозванный Великим, вытаскивая страну из восточной дремы и ломая хребтом об колено, задавал ей вектор и импульс последующего развития. С неуемной энергией рубил плотницким топором (коим владел виртуозно) окно в Европу, не обращая внимания на отлетающую кровавую стружку (окно то он прорубил, а вот ставни, ограждающие страну от западных (отнюдь не добрых) сквозняков, повесить то ли не захотел, то ли просто не успел).
Время, когда сквозь чреду войн и дворцовых переворотов, через закабаление большей части населения, расправившая плечи Россия прирастала землями и народами.
Время, когда на глобусе почти не осталось белых пятен, а основные (играющие основную роль в двадцать первом веке) государства или уже образовались, или имели четкие тенденции к образованию.
И в этот омут событий и свершений мне предстоит нырнуть с головой.
Что изучать, чему учиться, какие знания умения и навыки будут полезны в это время?!! И самое главное — что я смогу освоить за неполный год?!!
Для начала стоило отсечь все лишнее. Например я нисколько не военный и уж тем более не спецназовец и никогда им не стану — не тот характер. Значит армии мне не водить и лезть в полководцы нечего. В России (была у меня уверенность что "быть" мне придется непременно в России, не знаю почему) и без меня достаточно будет кому приносить стране славу русского оружия — легендарные Суворов и Ушаков, Румянцев и Кутузов.
Двигать вперед науку?! Ммм… можно конечно, но вот заниматься кабинетной работой "затмевая величем разума" Ломоносова, Лебница и иных великих…? Чего то не лежит душа к такому, да и тех же школьных "научных" дисциплинах я не особо в свое время преуспел, перебиваясь с четверок на тройки.
Кстати, интересно в каком виде я там буду существовать — как человек, как паразит в человеке или как свободный от плоти дух? Что то сущность-разум об это ничего не сказал… или может я просто не помню…
Ну да ладно. Предположим, что буду чем то гуманоидным, в ином случае можно и не готовиться, а тупо доживать оставшийся срок наслаждаясь всячески…
Продолжу, пожалуй. Что у нас там в семнадцатом веке, в целом по стране? — начало горнозаводского дела, освоение Урала и Сибири. На носу эпоха пара. В Англии паровые машины Ньюкомена уже качают воду из шахт, а в России первая, "действующая огнем" машина, трудами "механикуса" Ивана Ползунова, появляется ажно в 1763-м году. Потом Ползунов конструирует серьезный, на 32 лошадиных силы, паровой привод для дутья плавильных печей, но чахотка забирает его в иной мир за неделю до пробного запуска его детища. Машина, отработав три месяца, ломается и… ее меняют на обычный привод от водяной мельницы. Изобретение, которое может двинуть вперед отечественную промышленность, оказывается никому не нужным и отправляется на склад. То же происходит и с первым поездом Черепановых. То же — с творениями великого русского изобретателя Кулибина — судном с водометным движителем, арочным мостом (по которому Эйлер проверял свои расчеты). Все это оказалось не нужным и не нашло своего применения в жизни страны.
Еще хуже были шли дела у крестьян, и в следствие этого — в делах аграрных. Русский крепостной мужик большую часть своего времени отрабатывал барщину, а оставшееся время пытался выжить, возделывая свой небольшой надел примитивной сохой, которую тащила полудохлая от постоянного голода лошадка.
Ну да хватит о грустном.
Как мне уже видилось — военным и ученым мне не стать, в политику лезть опасно для жизни, купцом тоже не хочу. Остается аграрное дело и ремесло.
Тема сельского хозяйства мне в общем то близка, как никак с самого сопливого детство при земле. Дача, которою занимался еще с родителями, в колхозе пришлось немного поработать, пасеку дед держал и меня ко чему научил. Добавить чутка теории и на селе я по идее не пропаду.
Что касается ремесла… тут не так радужно, но более перспективно. Руки у меня, к счастью, не из одного места растут. Да и вообще если мужик в солидном возрасте не умеет починить простейшие вещи (в своей среде обитания), шкаф там поправить или ходовку на машине перебрать, то значит это не мужик, а пшик.
Я не фанат металла и механизмов, как некоторые знакомые, но кое чему к сорока годам научился. Буду развивать эту область знаний и умений.
Итак, цели ясны, задачи определены, ресурсы имеются. За работу, Товарищ![1]
Из недописанного дневника, страница пятая:
… прошел месяц.
Как то пафосно получилось, ну да ладно, продолжу пожалуй.
За это время в моей однушке появились — два современных компьютера хорошей производительности и объема памяти, принтеры — лазерный и цветной струйный по отдельности, а так же принтер для 3D печати, стеллаж с книгами и распечатками, и стеллаж для готовых моделей. Из квартиры ушла вся посуда, кухонная техника и почти вся лишняя мебель. Мдяя… ошибся я с жильем — надо было ограничиться продажей дача, а жить в прежней трешке, ограничившись завещанием. Чтож, из песни слов не выкинешь, буду доживать как есть.
Записался на полдня помощником слесаря (пришлось приплатить, мужики в цехе удивились), осваиваю токарный станок, присматриваюсь к зуборезному и фрезерному станкам. Кое какие заказы в цех подкидываю сам.
Накупил пластилина, на 3D принтере напечатал малюхоньких кирпичиков, моделирую печь-вагранку, готовлюсь моделировать Томасовский конвертор… мартеновскую печь боюсь не потяну, так умну в голове общие приципы и размеры на всякий случай.
Отработал кое какие травяные рецепты в основном на водочной основе — жить хочется долго и с минимумом болячек. С травами я и раньше был "на ты", а сейчас интересуюсь уже предметно.
Пытаюсь варить бумагу в купленом за немалые деньги, домашнем автоклаве — пока не получается, то ли сырье не то, то ли давления не хватает…
Застраховал жизнь и здоровье на два года. Страховка получилось дорогущей, но… если что сестре перепадет не мало.
* * *
… прошло три месяца
Токарь из меня как из коровы балерина, фрезеровщик — как балерина из коровы-инвалида. Мужики меня терпят только потому что часто проставляюсь, ну и материалы порчу в основном свои.
Ковыряю теорию паровых двигателей — котлы огнетрубные и водотрубные, коловратники и двигатели Стирлинга… голова скоро лопнет. Пытаюсь мерить знания практикой. Получается плохо, особенно касаемо построения моделей по собственным расчетам и собираемых из деталей, распечатанных на принтере. Болит обваренная паром рука.
Наверное, буду заказывать расчеты на стороне.
* * *
… прошло еще три месяца
Большая часть отпущенного "на земные дела" срока кончается. Не успеваю катастрофически. В цех больше не хожу — общие принципы работы некоторых станков уяснил, а мастером мне за оставшийся срок не стать. Подкидываю мужикам время от времени заказики.
Купил секстан, пробую себя в качестве навигатора (как никак многие "нужные" места запоминаю в виде координат). Хожу по музеям, чаще всего в геологический, заказал несколько минералов по интернету (успеют дойти интересно или нет?).
Волевым усилием прекратил сбор и обработку информации по сельскому хозяйству — ибо время поджимает. Мастерю всякое интересное из "ютуба".
Деньги, выделенные на подготовку, кончаются.
* * *
До времени "Ч" остается месяц.
Съездил к родным… лучше бы не ездил. На душе тяжело и муторно.
Подготовку прекратил — всего не освоишь, оставшееся время буду перебирать в голове то что напихал в нее на протяжении одиннадцати месяцев.
А для стимуляции умственной деятельности буду хорошо и вкусно питаться, гулять, ходить на "массаж" и все такое прочее.
Из недописанного дневника, страница шестая:
Ну вот и собственно и все. С памятного момента прошел триста шестьдесят четыре дня.
Завтра все решится, прав я был, потратив все это время без пользы для ЭТОЙ жизни, или все это время я шел на поводу собственных фантазий.
Что то меня колотит не по детски.
Из недописанного дневника, страница седьмая:
Сегодня время "Ч".
Вчерашний мандраж прошел, на душе спокойно.
Все прибрал. Принял ванну, выпил чашечку кофе, одел все чистое. Пора наверное и на выход…
Часть первая. Ворон
Также и времени нет самого по себе, но предметы
Сами ведут к ощущенью того, что в веках совершилось,
Что происходит теперь и что воспоследует позже
И неизбежно признать, что никем ощущаться не может
Время само по себе, вне движения тел и покоя.
1724 год по Р.Х. 8 сентября.
На берегу реки, что связывает седой Урал с европейской частью России стоял струг. Время было ночное, да и разразившаяся гроза плаванию не способствовала. Но главной причиной остановки были события, происходившие на борту: на корме, в небольшой каютке, рожала женщина.
Роды были тяжелые и долгие, повитуха, взятая сопровождать роженицу, уже опасалась за исход и прислушивалась к разговорам за дверью каюты — хозяин струга был нравом крут и на расправу скор. Но в какой то момент времени, родовые муки прекратились и мир огласил плач новорожденного человека.
— Топор давайте, пуповину резать![2] И воду, воду несите! — выскочившая бабка, чьи усилия не прошли даром, обратилась к стоявшим около мачты людям, и получив требуемое, метнулась обратно в каюту, бросив напоследок — хозяин, сын у тебя, знатно кричит, богатырь!
И никто из присутствующих не мог предположить, что перед самым рождением, вместе с очередным выхлестом молнии, из далекого будущего принесет сознание человека. Колесо истории, переехав случайно оказавшуюся на дороге пылинку, казалось даже и на йоту не отклонилось от намеченного пути…
* * *
Последнее что помню — накатывающийся сзади визг тормозов и истеричный автомобильный гудок.
Боль, длившаяся казалось целую вечность, сменилось благодатной тьмой окутавшей сознания мягкой и глухой пеленой небытия.
* * *
Темнота. Какой то вихрь или водоворот — не знаю.
Вернулась боль, но она была не такая как предыдущая. Она была по ощущениям чем то смутно знакомым, давно забытым. Спустя какое то время через нее прорезались звуки детского плача. Пришло понимание что я присутствую при чьих то родах, причем не просто присутствую, а фактически участвую, чувствую все то что чувствует только что родившийся младенец.
А затем сознание закрутило и отбросило в сторону.
Очнулся от того что было очень холодно и мокро. И темно. Попытался встряхнуться, но тело ощущалось как то непривычно. Очень, очень непривычно.
Покричать что ли попробовать?
— Каррр… Звук, который вырвался из моей глотки меня не то что поразил — шокировал. Это что, млять за такое?! Глюки у меня или что?! Ну ка еще раз..
— Кхаррр… От такой подляны я впал в прострацию, не осталось ни чувств, ни мыслей. А потом сознание, не перенеся шоковой нагрузки, выключалось.
В следующий раз очнулся я от ощущения некоего полета.
Хотя полет оказался никаким ни "некоим", а самым что ни на есть реальным. Птица, в которую меня забросило, летела куда то по своим делам. Птичья личность, в момент моего пробуждения, была отодвинута куда то далеко на задний плаг, и я оказался наедине с собой где то под облаками (ну так мне в тот момент показалось). Я и в той то жизни с высотой не дружил, а в новой, после всего перенесенного — тем более. Естественно, первое что сделал — запаниковал и никем не управляемый организм полетел, кувыркаясь, вниз.
Страх парализовал все тело, вплоть до блокирования физиологических инстинктов, я наверное, в тот момент даже обделаться не мог. Это нас и спасло — бывший хозяин тела, видать на чистом инстинкте выживания, вырвался на свободу, кое как выровнял полет и мы шлепнулись на землю (чувствительно, но не смертельно).
Человек — тварь живучая и адаптивная. После того как отошел от шока мы с птицем стали бодаться у него в голове. Оба были напуганы, он — внезапным вторжением в его птичью жизнь чего то ужасного и неведомого, я — всем пережитым, оба мы были голодны и хотели пить. Поэтому, спустя некоторое время, мы договорились (если это понятие применимо к птице), притерлись и пернатая тушка, в которой теперь обитало две личности, поковыляла к воде.
* * *
Летим на рекой. Точнее летит ворон… или ворона (мои орнитологические познания так далеко не заходили, главное что самец), в общем птица крупная птица темного окраса. Я лечу на правах пассажира, что дает мне возможность поразмышлять.
После того как мы с родным владельцем птичьего организма слегка притерлись, попили, поели, полетали в тестовом режиме, я направил птица к стругу, и мы затихарились на крыше каюты — надо было добывать информацию где и когда я нахожусь, и кто эти люди к которым меня забросило.
Слушая разговор, я понял что в жизни, кроме невыносимой боли, ужаса и прочих неприятных вещей что мне пришлось пережить существуют и светлые моменты.
Из подслушанных разговоров выяснилось, что главным на струге был немолодой, высокий и широкоплечий мужик. Все окружающие обращались к нему либо статусу — хозяин, либо по имени отчеству — Акинфий Никитич.
Акинфий Никитич отдавал распоряжения, главным из которых было установить на берегу реки памятный крест в честь благополучного разрешения от бремени супруги Евфимии и
рождения сына, коего нарекли в честь деда — Никитой.
Промелькнувшее в разговоре название реки — Чусовая, имя и отчество хозяина струга, упоминание креста (который и в той истории стоит и поныне) — все это сложилось в картину, которую можно назвать одним словом — Демидовы.
* * *
Именно с них началось в России горнозаводское дело и одна из самых известных династий русских промышленников, основавших в России многочисленные заводы и промыслы.
А началось все в далеком 1695-м году, когда тульский кузнец Никита, звавшийся в то время Антуфьевым, оказал услугу проезжавшему через Тулу "птенцу гнезда Петрова" — Петру Павловичу Шафирову. У Шафирова сломался дорожный пистолет, знаменитого немецкого мастера Кухенрейтера, и московскому чиновнику посоветовали отдать оружие в починку кузнецам-оружейникам, среди которых самым умелым считался Никита. Спустя некоторое время, Шафиров вновь проезжал через Тулу и позвал кузнеца, для того чтобы забрать дорогой пистоль. Принесенное Никитой оружие было в полной исправности и царев порученец не мог нарадоваться, но когда он собрался достать кошель и расплатится с мастером, тот неожиданно остановил высокого гостя и сказал:
— Так что, ваша милость этот пистоль, не твой, а моей собственной работы — и достав второй, точно такой же пистолет из под полы, продолжил — у того что вы мне изволили испортилась затравка и я ее исправить не мог. Не угодно или Вашему Превосходительству взять двух пистолетов вместо одного, потому что вина моя, так я и поплатиться должен![3]
Так шутить с вельможей было небезопасно, но Никита рискнул и Шафиров по достоинству оценил его шутку. Осмотрев пистолеты, он убедился, что они ничем не отличаются друг от друга. В восторге от работы кузнеца были все присутствующие.
Спустя некоторое время была встреча с царем (коему Шафиров рассказал о тульском мастере), который не побрезговал зайти к кузнецу в гости и поработать в его кузнице, алебарды изготовленные по царскому заказу и первые фузеи, которые кузнец повез в Москву. Именно там, когда оказалось что привезенные ружья лучше чем хорошо выделанные иностранные, но при этом обойдутся казне гораздо дешевле, царь, расцеловав Никиту в лоб, сказал:
— Постарайся, Демидыч, распространиться свое дело, а я тебя не оставлю.
С этого и началось возвышение тульских кузнецов: сперва был поставлен завод на реке Тулице, на котором Антуфьевы производили оружие и боеприпасы, а затем в 1702-м году, царь Петр жалует мастерам (коих уже называет Демидовыми) Невьянский и Верхотурский казенные заводы на Урале (бывшие в ту пору, из-за плохого управления, в совершенном разорении). Так было положено основание огромной торгово-промышленной "империи", просуществовавшей без малого три сотни лет.
Демидовы основали десятки рудников, заводов и фабрик, владели землями по всей России, а также десятками тысяч работных людей. Они строили мосты и дороги, судоходные каналы и пристани. Поставляли в казну оружие и боеприпасы, торговали железом как в России, так и за ее пределами. Об их успехах, кои достигались зачастую путем преступлений и злодеяний, ходят легенды. Династия Демидовых дала миру известных немало выдающихся личностей. Среди них были промышленники и государственные деятели, меценаты и ученые, моты и чудаки, а среди многочисленных потомков были и такие что породнились с королевскими домами Европы.
В общем есть о чем подумать. Судьба (о! придумал как называть сущность, которая отправила меня в это "приключение") связала меня с третьим сыном Акинфия — самым достойным представителем третьего поколения Демидовых, родоначальникам ни в чем не уступавшем. В "той истории", он унаследовал третью часть основанного отцом и дедом богатства. При этом, к концу жизни выпуск железа на его заводах превышал по объему все демидовские заводы до раздела между сыновьями. Жестокостью нрава он превосходил и отца и деда — работных и крестьян он давил со страшной силой. Крестьяне, которых он покупал целыми селами, предпочитали смерть и шли на бунт лишь бы не попасть в демидовскую кабалу. А в своих уральских владениях он вел себя как типичный барин-самодур того (а если подумать то и нашего) времени — кутил, жестоко наказывал за малейшие провинности, обманом закабаливал людей. При этом слыл человеком просвещенным, переписывался с Вольтером, интересовался археологией, а также покровительствовал искусству и наукам.
А сейчас будущий магнат лежит в люльке, пускает пузыри и непрерывно присутствует у меня в голове в виде главного вопроса русского человека — что делать?!
Кое какая коммуникация между нами имеется — Никита "радует" меня своими младенческими ощущениями, которые я перестаю чувствовать, лишь отлетев от него на изрядное расстояние. Если этот процесс обоюдный, то общаться мы сможем.
Вот только прожить всю оставшуюся жизнь в этой пернатой тушке мне очень, очень неохота.
* * *
Струг идет вверх по Чусовой. Насколько я помню (спасибо прочитанным в процессе подготовки книгам) Акинфий, с женой и родившимся сыном возвращается в свои уральские владения. Идет 1724-й год. В следующем году умрет Петр Первый, а вслед за ним, ненадолго пережив царя, с которым многие годы был в дружеских отношениях, покинет этот мир и "отец-основатель" Никита Демидов, и Акинфий станет единовластным владельцем огромного дела.
Ему предстоят свершения и потери, тяжба и "война" с известным государственным деятелем и историком Василием Татищевым. Расследование Демидовских преступлений, из-за которого Акинфий едва не лишится всего, ибо на руку уральский заводчик, скажем прямо — был нечист и в выборе средств для достижения своих целей не стеснялся даже таких дел, за которые иному бы на его месте светила дыба и казнь.
Впереди Уральские горы, а пока заводчик предается заботам о новорожденном сыне и жене, по отношению к которой он, судя из их разговоров, самый настоящий подкаблучник.
На третий день путешествия, мне уже поднадоело следовать за стругом в режиме поспал-полетал-поел-догнал-послушал. Никитка большей частью спал, а меньшей — подбрасывал мне ощущения то голода, то сытости, то чего то мокрого и теплого… брр… Ну и какие то цветные пятна перед глазами и временами — смутные образы происходящего вокруг. А на мою попытку напеть ему мысленно колыбельную малыш испугался и заревел так, что его долго не могли успокоить. Пожалуй стоит подождать пока младенец не начнет воспринимать мир более менее четко.
1724 год по Р.Х. Октябрь месяц.
Нижнетагильский завод.
Ну вот мы и дома. Из хороших новостей — мы с Никиткой привыкаем друг к другу, он уже не плачет когда я посылаю ему какой нибудь образ, а я все более чувствую его ощущения.
Из плохого — меня несколько раз чуть не прибили. Камни, палки, собачьи клыки — у птицы в месте компактного обитания "гомо злодеус" врагов оказывается не мало. Надо как то выходить из ситуации.
1724 год по Р.Х. Декабрь месяц.
С жильем определился — недалеко от завода нашел дерево с большим дуплом, выгнал прежнего владельца — благо тот габаритами и силой поменьше меня был. В солнечные дни (если нет надобности искать еду) прилетаю к господскому дому, построенному Акинфием, сажусь на железный гребень украшающий конек кровли и жду, когда на меня обратит внимание "подопечный". Малыш со всем своим окружением, обитает в горнице на втором этаже, ему тепло. Если не спит, то "засекает" меня практически сразу, стоит мне присесть.
Он уже хорошо видит — мы с удовольствием рассматриваем собственные пальчики, когда руки не примотаны к телу пеленкой, и начинает различать звуки.
А по ночам, в дупле мне холодно и тоскливо.
1725 год. Апрель.
Ну вот и долгожданная весна наступает, а то я уже думал что мне кирдык — под конец стало совсем голодно. Пришлось даже отменить на какое то время общение с Никитой — не хотел чтобы малыш чувствовал мое голодное и замерзшее брюхо.
Солнышко начинает прогревать землю, на белый свет выползают жучки, паучки и иные вкусные создания, а мой коллега по организму начинает испытывать смутные, но волнительные желания.
И вот на фоне просыпающихся природы и инстинктов, случилось примечательное событие. В один из особо ясных и солнечных дней, Евфимию с няньками, шествующими из церкви домой, встретил отец семейства. Я, по своему обыкновению, в это время сидел на крыше, и транслировал малышу картинку — свое мутное отражение от железной кровли. Акинфий, взял на руки моего подопечного, и в какой то момент картинка передалась и ему.
Какое то время мы втроем смотрели на одно и то же, а потом когда я это понял, то рванул с крыши так что только пятки, пардон, крылья засверкали, краем сознания отметив безмерное удивление неожиданного собеседника.
Честно говоря я порядком струхнул — а ну как заводчику пережитое не понравится, и он прикажет отстреливать всю пернатую живность?!
Прошлявшись, по окрестностям завода два дня, и не заметив никаких тревожных признаков, на третий день прилетел на насиженное место. Семейство было в сборе. Дите почивало на руках у няньки, а папенька и маменька мирно беседовали за обеденной трапезой.
По окончании обеда, нянька передала драгоценный сверток Евфимии и удалилась. Никита, видимо почувствовав мое присутствие проснулся, завошкался и я уже готовился начать наше обычное общение, как меня торкнуло.
Пришла какая-то непонятная уверенность в том именно сейчас произойдет, я слетел со своего насеста и уселся на раму приоткрытого окна.
— Кхарр — поздоровался я с оцепеневшими от удивления присутствующими.
Маменька, будучи женщиной решительной и не пугливой (а чего пугаться то, эка невидаль — ворона прилетела), потянулась, чтобы запустить каким ни будь предметом в нахальную птицу, но была остановлена Акинфием. Заводчик смотрел на меня внимательно и жестко. Вся моя уверенность улетучилась и стал лихорадочно думать что делать дальше. Прислушался к себе, в животе от страха засосало… прислушался к Никите, ощутил нечто похожее на удивление и смутное чувство голода…
О! Ребенок голоден. С трясущимися поджилками влетаю в горницу, аккуратно присаживаюсь на краешек стола. Очень, очень медленно подхожу к удивленной матушке и как можно деликатнее тюкаю ее клювом в грудь, и показываю клювом на ребенка, благо в этот момент он радостно улыбается, и отхожу чуть в сторонку.
Ноль реакции, на меня все также удивленно пялятся. Повторяю операцию. Потом еще раз. Кажется начинает доходить. Первым до смысла пантомимы дочухал Акинфий.
— Мать, а ну дай грудь дитю — приказал глава семейства и той ничего не оставалось как выполнить указание. Никитка, которому видать передалось мое голодное состояние (а я был голоден почти всегда), вцепился в материнскую титьку и жадно зачмокал.
Посчитав что для первого раза общения хватает, я решил откланяться и прихватив со стола кусочек хлебца, рванул наружу.
* * *
На следующий день прилетаю в благодушном настроении с намерением продолжить знакомство. В горнице, окромя родителей присутствует еще одна персона, знакомая покамест только визуально, а именно пастырь людских душ или если говорить попроще — поп Спасо-Преображенской церкви. То что первая в Невьянске церковь была Спасо-Преображенской я помнил еще из "той" жизни, когда изучал материалы по Уралу, а то что это поп понятно из разговора. И чем дольше длился разговор, тем меньше он мне нравился.
Акинфий делился с попом семейными тайнами, точнее одной пернатой тайной, которая должна была быть строго для семейного употребления.
— Что ж ты творишь, дубина?! Сейчас он тебе наговорит… вот вот это самое и наговорит… и это то же. Что-о-о?! Бесовская птица?! Ах тыж пенек бородатый, что бы ты понимал… Изловить говоришь… ага так я и дался, чтобы ты потом на мне свое знание экзорцизма проверял практикой.
Заворочался и заплакал потревоженный Никитка, что перевело разговор в более практическую плоскость. Запахло ладаном — похоже поп приступил к исполнению своих обязанностей, дом оне освящяют после меня видите ли…
Улетал в крайне поганом настроении. Забился в свое дупло. На душе было тяжело и муторно.
Вот так оно и бывает — вроде начало что то получаться и хлоп, человеческая придурь спускает все достигнутое в выгребную яму. Хотелось найти Акинфия, подлететь и вцепившись в морду всеми когтями, раздирая ее в мясо и яростно долбя клювом орать: "Что же ты натворил, дурень?! Тебе для долгой и счастливой жизни только обвинения в колдовстве не хватает, а? Али ты другие грехи замолил и тебе каяться больше не в чем? Небось про то как серебро тайком плавил или людей пачками топил в подвале невьянской башни попам не рассказываешь, чурбак уральский? Или как варнаки, тобою прикормленные, людей, места рудные нашедших, на тот свет спроваживают?
На другой день, долго летал вокруг завода в раздраенных чувствах и злился. Краем сознания отметил что летаю сам — сосед по организму забился куда то в дальний угол и не отсвечивал. Похоже становлюсь единоличным владельцем пернатой тушки.
Под конец дня придумал месть и полетел на завод. Аккуратно пробрался на свое место.
Ага, старший Демидов был дома и рядом с сыном. Ну чтож — получи фашист гранату. Сформировал сложный образ: сперва себя смотрящего на Акинфия с немым укором, затем нарисовал картинку (в основном из кадров старого советского фильма "Высота") — огромная домна и полыхающая огнем чугунная река. Привязал картинку к мирно сопящему Никитке и отослал, через него дурному папаше. Затем еще раз укоризненно посмотрел на заводчика, коего полученный образ пробрал до самой глубины его кузнецкой души и взмахом крыла стер картину будущих свершений его наследника.
Улетал удовлетворенный и довольный оттого что не мне одному теперь гадко.
Неделю не появлялся в пределах невьянской вотчины — летал на юг, в сторону Нижнего Тагила. Что то во мне изменилось — хищник подлетевший ко мне с гастрономическими целями, после того кая на него чуть не набросился с целью выместить злобу, шарахнулся прочь так как будто перед ним пушка выстрелила.
Спустя некоторое количество дней потянуло обратно, на сердце навалилась тоска и скука по подопечному. Прилетел, уселся на свое законное место, пообщался с обрадовавшимся Никиткой, чувствую он тоже скучал.
Пока жил вольной перелетной птицей придумал план, как втереться опять втереться в доверие — буду использовать во благо Родине людские предрассудки.
* * *
Ночью, без зазрения совести подглядывал в окна, убедился что все необходимое имеется и довольный улетел спать.
На следующей день дождавшись когда владелец заводов, газет, пароходов (… эээ газет и пароходов у него нет и не будет, а вот у его наследника будет и то и другое), влетел в окно, нагло шлепнулся на стол и оповестил о своем прибытии громким Каррр. Акинфий вылупился на меня так словно в первый раз увидел. Ну чтож приступаем.
Пристально смотрю ему в глаза, а затем так же пристально смотрю в красный угол, где стоят иконы, Распятие и теплится лампадка. Потом опять в глаза заводчику и требовательно каркаю, посылая образ креста. Акинфий тупит и повторяю цикл снова. Поняв, наконец что от него хотят, Акинфий приносит крест и ставит его на стол передо мной. Подхожу, смиренно склоняюсь, опустив клюв, и медленно-медленно прикладываю голову к распятию.
Гром не грянул, молнии не сверкнули, меня не разорвало в исходящие серным дымом кровавые клочья и не утянуло в адскую бездну, из которой, по мнению некоторых несознательных личностей я выбрался. Акинфий почесал в раздумье голову, а затем пошел и закрыл дверь на засов.
Бинго!
Приступаю ко второму пункту. Формирую образ книги, на котором написано — Библия и посылаю его Демидычу, знаю что указанная книга в доме присутствует (правда не в этой комнате), не зря же я в окна подглядывал и довольный полученным результатом улетаю, оставив Демидыча дозревать.
Спустя сутки, в уже традиционное обеденное время, сижу на своем законном месте и наблюдаю умилительную картину — семейство при наличии обеденного стола и отсутствии свидетелей.
Залетел, вежливо каркнул, здравствуйте мол. Никита присосался к материнской груди, папаша степенно вкушает щи, судя по запаху со свежею баранинкою и кислою капусткою. Точнее вкушал, пока не прилетела пернатая и хвостатая проблема. Все сыты и довольны, кроме меня разумеется. Походил по столу, поводил клювом туда-сюда.
Напомнил Акинфию про книгу. Хозяин Урала поднялся, вышел из комнаты и спустя некоторое время вернулся, неся в руках здоровенный том. Хотел было положить на стол, но я этот момент продумал заранее — каркнул неодобрительно, переслав картинку заставленного стола — негоже мол Писание рядом с мисами ставить.
— Мать, прибери стол — заводчик забрал у женщины драгоценный сверток и та споро выполнила указание, убрав снедь и протерев стол чистой тряпицей.
После того как Библия была положена на стол, я встал между книгой и Акинфием и сделал этакое круговое движение головой — открывай, мол.
Что у нас тут, ага книга Бытия, кошусь глазом на Акинфия, давай мол, покажи грамотность. Тот понял с первого раза (а понимание то налаживается…) и завел речитативом: "Глава первая. Вначале сотворил…
— Карр! И головой так полукруг словно старницы переворачиваю. Акинфий понятливо переворачивает страницу
— Глава вторая. Так совершены небо и земля..
— Карр!
— Глава четвертая… глава пятая… шестая… седьмая… восьмая…
Оно самое — Кхар!.
— И вспомнил бог о Ное, и о всех зверях, и о скотах…
По прошествии сорока дней Ной открыл сделанное им окно ковчега и выпустил ворона, чтобы видеть, убыла ли вода с земли, который, вылетев, отлетал и прилетал, пока осушилась земля от воды.
— Карр… Подхожу к открытой книге и аккуратно указываю клювом на слова: "Ной", "выпустил", "ворона". Смотрю на Демидыча — Ну что понятно, дурила?!
— Акинфий, никак птица про потом нам вещает? — подала голос, молчавшая до этого Ефимия
Ну вот зачем о плохом то сразу, а?! Что же тебя сразу на крайности потянуло, глупая баба?
Поворачиваюсь в ее сторону, смотрю в глаза и выразительно так головой из стороны в сторону поворачиваю — нет мол, не потоп. Ишь чего удумала! Делом лучше бы делом занял, вон у младенца пеленки полные, ему то ничего, а мне малоприятно.
Кстати о пеленках… подлетел, посмотрел в глаза и начал клювом дергать одеяльце, в которое был завернут Никита, одновременно транслируя в окружающий мир ощущение которое чувствовал через подопечного.
Еще раз поглядел, еще раз подергал…
— Фимушка, перепеленай Никитку — попросил жену Акинфий, да и сама она что такое почуствовала и занялась исконным женским делом. Я же вернулся к отцу семейства, и мы продолжили литературные исследования…
— Карр..
— Исход? — Карр!
— Числа? — Карр!
— Левит? — Карр!
— Второзаконие?.. Иисус Навин?.. Книга судей?.. Руфи?.. Первая книга царств?.. Вторая книга царств?..
— Третья книга царств? — Уффф, добрались наконец то — Кар! И клювом вверх-вниз машу.
— И сказал Илия Фесвитянин, из жителей Галаадских, Ахаву… а воронам Я повелел кормить тебя там… И вороны приносили ему хлеб и мясо поутру, и хлеб и мясо по вечеру, а из потока он пил…
Стоп! Повторяем! Тыкаю клювом в предложения с упоминанием моего вида.
— Воронам повелел…. Вороны приносили… Э-э-э… не понял.
Смотрю на него требовательно — чего тебе еще непонятно? Будет бесовская птица ажно самого Илью пророка, коему вы о дожде молитесь, кормить или нет?! Да еще и по Божьему повелению?! А?!
Ну то то же, дошло наконец.
Акинфий был хоть и из низкого, считай крестьянского сословия вышел, умом обладал по тем временам развитым и гибким.
С одной стороны, вывод о неправильных взглядах отца Ферапонта в области орнитологии он сформировал быстро.
С другой стороны теперь придется серьезно поработать, чтобы удовлетворить его интерес к необычному представителю птичьего племени так чтобы и рыбку съесть и на кол не сесть — Демидыч мужик нравом крутой, он людям головенки сворачивает, что уж о вороне говорить.
Кстати о рыбках, времени мы потратили не мало и пустое брюхо напоминало о себе все громче и решительнее. Как можно более четко передаю окружающим свое чувство голода и разрываю контакт.
Примечания
1
«Наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи! За новые победы коммунизма!» — Слова Никиты Хрущова на 22-ом съезде Коммунистической партии Советского Союза в 1962 году.
(обратно)2
Вот как пишет об этом этнограф Зеленин в работе «Восточнославянская этнография»: «… у мальчика перерезают пуповину на топоре; русские делают это на колодке для плетения лаптей, а иногда на книге, дабы новорожденный вырос мастером своего дела или грамотным человеком».
(обратно)3
Для того чтобы понять юмор кузнеца, надо знать, что затравкой в кремниевых пистолетах называлась не деталь, а расходный материал, с помощью которого в каморе поджигался порох. С таким же успехом кузнец мог сказать: "В пистолете при починке промок порох, а я порох ремонтировать или производить не умею".
(обратно)
Комментарии к книге «Уральских гор хозяин», Александр Викторович Семеникин
Всего 0 комментариев