«Ермак. Телохранитель»

Ермак. Телохранитель (fb2) - Ермак. Телохранитель [СИ с изд. обложкой] 1801K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Игорь Валериев

Игорь Валериев Ермак ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

Посвящается любимой жене Людмиле.

За её терпение и поддержку.

Автор искренне благодарит всех участников литературных форумов "В Вихре Времен" и "Самиздат", чья критика, замечания и советы позволили улучшить данную книгу, особенно: Акимова Сергея Викторовича, Орлова Александра Сергеевича, Черепнёва Игоря Аркадьевича.

Пролог

— Ложись!!! — с этим криком я схватил цесаревича за плечи и, рванув на себя и вниз, бросил наследника на палубу, навалившись на него сверху.

Пока остальные застыли в оцепенении, Тур и Леший прыгнули вперёд и уже под раздавшиеся с острова выстрелы повалили генерал-губернатора и князя Барятинского. Тур и хозяин Приамурья при падении одновременно вскрикнули.

"Здорово я ребят натаскал за два года. Как быстро среагировали", — самодовольно подумал я и осёкся, увидев кровь на спине Тура и лице генерал-губернатора.

В то же мгновение раздался ещё один залп и у борта справа рядом с носом рухнули два атаманца, которые никак не отреагировали на мой крик и продолжали стоять в полный рост, успев только вскинуть к плечу винтовки. "Не жильцы, — подумал я. — Так раненые не падают". Кроме атаманцев, схватившись за грудь, на палубу повалился штабс-ротмистр Волков. Есаул Вершини и доктор Рамбах присели, а капитан Самохвалов застыл столбом.

Цесаревич энергично завозился подо мной, пытаясь меня скинуть с себя.

— Ваше Высочество, лежите спокойно. Это нападение. Не поднимайтесь, — скороговоркой выпалил я в лицо побледневшему Николаю. — Лежите! Здесь непростреливаемая зона получается.

Я сполз с цесаревича и огляделся. Картина была удручающей. Хотя до острова оставалось еще метров триста, два слаженных и многочисленных залпа, спрятавшихся в кустах бандитов нанесли ощутимые потери.

Из четырёх атаманцев, которые были на баке, трое были мертвы, четвёртый лежал на спине и при выдохе у него на губах надулся кровавый пузырь. Были ранены Тур и генерал-губернатор. Остальные атаманцы и Ус, который был по видимому мне борту, укрылись, спрятавшись за борт. Что творилось на другой стороне парохода, я не видел. Но будем надеяться, что Лис и Чуб уцелели.

Князь Барятинский на четвереньках уже подобрался к убитому атаманцу и вытаскивал из-под него винтовку. "Вот это реакция у генерала, — подумал я. — Подтверждает на деле его сиятельство, что золотое оружие в этом времени просто так не давали".

Я расстегнул клапан подсумка и достал наш индивидуальный медицинский пакет. "Доктор! Доктор!" — позвал я фон Рамбаха. Когда тот сфокусировал на мне свой взгляд, бросил ему пакет.

— Доктор, перевяжите генерал-губернатора. Он ранен.

Доктор осмысленно кивнул, подобрал сверток, подполз на коленях к Корфу и начал разворачивать медпакет.

— Тур! Тур! — окликнул я Антипа. — Ты как?

Верхотуров повернул в мою сторону голову.

— Нормально всё, Ермак. Только перед глазами плывёт.

— Тур достань медпакет и отдай доктору. Он тебя сейчас перевяжет.

— Леший, аккуратнее. Смещайся вдоль борта, не застывай на месте, — крикнул Вовке, который уже вёл огонь по засаде, укрываясь бортом и перемещаясь вдоль него после каждого выстрела.

Пока я осматривался и раздавал первые распоряжения, Николай лежал на спине и внимательно смотрел на меня.

— Тебе совсем не страшно, Тимофей? — внезапно задал вопрос цесаревич.

— Страшно, Ваше Высочество, ещё как страшно. Вы пока полежите. А мне надо в чувство капитана привести.

Резко выдохнув, я вскочил на ноги и, сделав пару шагов, прыгнул на капитана парохода, уронив его на палубу. Сделал я это вовремя. По стенке кают вновь забарабанили пули. Наверху раздался звук разбитого стекла.

"Стёкла в рубке разнесли", — подумал я, развернув капитана лицом к себе.

— Господин капитан, вы меня слышите? Господи капитан!

Глаза на бледном с синюшным отливом лице Самохвалова бессмысленно уставились на меня.

"Шок! Причём конкретный! Да здравствует интенсивная терапия! Будем клин клином вышибать!" — подумал я и закатил капитану пару оплеух.

— Ты хрен водоплавающий, якорь тебе в зад. Ты меня слышишь? — заорал я в ухо капитану.

Самохвалов очумело затряс головой и с испугом посмотрел на меня.

— Ты должен сейчас меня бояться! Понял, сцука! — я выхватил из крепления метательный нож и, скорчив зверскую рожу, приставил его остриё к глазу капитана. — Если ты сейчас не сделаешь то, что я тебе прикажу, я тебе глаз выколю!

По вискам капитана поползли капли пота, но взгляд стал более осмысленный.

Я поднялся и рывком за ворот поднял с палубы капитана.

— Бегом в рубку, — я толкнул Самохвалова в спину, заставляя его быстрее перебирать ногами.

Пробежав вдоль борта, добрались до трапа, который вёл наверх. Подталкивая капитана, поднялись в рулевую рубку с разбитыми стёклами и отверстиями от пуль в стене. На огромном в человеческий рост, рулевом колесе мёртвым грузом обвис рулевой. Отвалив тело в сторону, я поставил к колесу капитана.

— Слушай сюда! Правишь вон туда между островом и берегом в пойму, — я указал направление ножом. — Всё понял?

— Как смеешь так со мной разговаривать, казак? — лицо капитана стало багроветь.

— Отлично! В себя наконец-то пришли, ваше благородие. — Я убрал в разгрузку нож. — Живы останемся, принесу вам все мыслимые извинения. А сейчас правьте туда, куда я указал и на полном ходу.

— Мы можем там сесть на мель и застрять!

— Ваше благородие, главная задача спасти Государя Наследника. Целостность парохода — полная ерунда. Там в пойме нас казаки прикроют, и цесаревича можно будет на берег эвакуировать.

— Хорошо! — окончательно пришедший в себя Самохвалов, подошёл к раструбу переговорной трубы и заорал. — Механик, механик полный ход, самый полный.

Я выскочил из рубки и скатился вниз по трапу. Увидев испуганные глаза матроса Прошки, крикнул ему: "Двух рулевых, что с "Ермака" перевели, мухой в рубку". Прошка развернувшись, побежал под навес на баке.

Всё это время, пока я разбирался с капитаном парохода, судно продолжали обстреливать. С носа корабля редко стреляли, оставшиеся в живых и целые Леший, есаул Вершинин, князь Барятинский, а также подскочившие на нос по правому борту Чуб, Ус и два атаманца.

Корабль между тем начал резко набирать ход, поворачивая к правому берегу и подставляя для обстрела левый борт. С юта и из-за левого борта защелкали выстрелы, находивших там атаманцев и Лиса. Пароход-конвоир также стал набирать ход, пытаясь обойти "Вестник" и закрыть его собой. С него также затрещали выстрелы винтовок.

Я, пригибаясь, подбежал к цесаревичу и упал на палубу. Та бухта каната, на которой я сидел и свёрнутый канат носового якоря создали небольшой непробиваемый для пуль щит, где разместились уже перевязанные Корф и находящийся без сознания Тур, доктор Рамбах, а также перебравшийся к ним наследник престола.

— Ваше Высочество, судно начало поворот направо, переберитесь дальше за канаты, чтобы не попасть под обстрел.

Я резко встал на колено и, приложив винтовку к плечу, посмотрел на быстро приблизившийся остров, до которого оставалось метров сто. Над головой свистнула пуля, и я непроизвольно пригнул голову.

— Аленин!? — я услышал басовитый рык Барятинского.

Повернув голову на окрик, увидел князя, пригнувшегося за бортом и перезаряжающего подствольный магазин винтовки Лебеля. Вид у его светлости был грозен. Борода распушилась, глаза из-под густых бровей сверкали, по левой щеке от виска стекала струйка крови.

— Куда пароход повернул, говори?

— В пойму к нашему берегу, там Государя Наследника можно будет на сушу переправить под защиту казаков. Их там больше полусотни.

— Молодец! Правильно решил! — Барятинский, вставив десятый патрон в ствол, задвинул затвор. — Братцы, защитим Государя Наследника! Огонь по супостату!

Вслед за князем, приподнявшись над бортом, открыли огонь все защитники носовой части парохода. Я вскинул винтовку и прицелился в мелькнувший за кустом на берегу силуэт. Выстрел. Перезарядка. Сместился левее на шаг. Поиск цели на берегу. Вспышка из кустов. Аккуратно под срез целимся. Выстрел. Из кустов выпала винтовка.

"Вестник" между тем, набрав приличную скорость, прошёл ближайшую к острову Разбойный точку и начал отдалятся от засады, заходя за затопленный остров. Пули все ещё стучали, впиваясь в борта, стенки кают. Но обстрел стихал, становясь реже.

"Ермак" почти догнал пароход цесаревича и начал сбавлять ход. С него велась интенсивная стрельба по месту засады. Судя по частоте выстрелов, потерь с нашей стороны на конвоире почти не было.

Тут, я краем глаза заметил, что Николай хочет подняться на ноги.

— Ваше Высочество, лежите, ради бога. Не хватало ещё, чтобы в вас попали.

— Не много ли на себя берёшь, Аленин? — Бледное лицо Николая стало наливаться кровью. — Все воюют, а я прячусь, как какой-то жалкий трус.

— Ваше Высочество, уже пять ваших атаманцев из конвоя погибли, чтобы вы остались живы. Не делайте их гибель бессмысленной.

— Тимофей прав, Государь Наследник, — раздался слабый и тихий голос генерал-губернатора. — Укройтесь, пока не добрались до безопасного места. Вы должны остаться живым. И это не трусость.

Я, заметив, как из кустов засады выскочили три бандита, стреляя вслед пароходу, выцелил крайнего и свалил его. Раздавшиеся следом с палубы ещё несколько выстрелов уложил на песок и оставшихся двух нападавших.

Пароход в это время начал сбавлять скорость и, пройдя полузатопленный остров, вошёл в пойму, наматывая на колесо траву. Раздался треск, пароход дёрнулся несколько раз, сбивая всех стоящих с ног, и встал окончательно. Гребное колесо ещё молотило по воде, выбрасывая за кормой кучу ила. Через несколько секунд раздался треск и колесо остановилось. Я приподнялся с палубы, оглядываясь по сторонам.

"Ну что ж, могло быть и хуже", — подумал я. Судно с маху вошло на заливные луга метров на пятнадцать. Полузатопленный остров прикрыл пароход от засады на острове Разбойный, до которой было метров двести пятьдесят. "Ермак" дав задний ход, резко тормозил, стараясь не войти на затопленный луг, и также перекрыть директрису стрельбы для бандитов.

На берегу, куда упиралась пойма реки, столпились верховые и пешие казаки Черняевского округа, часть из которых продолжала стрелять в сторону островов, а часть, в основном пешие, спускались к воде. Над водой разносились матерные конструкции Митяя Широкого.

— Уфф, кажется, отбились, — пробасил Барятинский, поднимаясь на ноги и передёргивая затвор винтовки. — С русско-турецкой войны так не веселился.

— Тимофей, поинтересуйтесь у капитана, как будем переправляться на берег, — буквально прошептал генерал-губернатор, с восковым лицом и посиневшими губами.

"Серьёзно дедушку Корфа задели" — подумал я, полностью распрямившись. Стрельба стихла. Я повернулся и, наклонившись, спросил, у продолжавшего лежать цесаревича.

— Разрешите выполнять, Ваше Императорское Высочество? — спросил я Николая.

— Иди, выполняй, Тимофей. Только не грози больше Аркадию Зиновьевичу глаз ножом выколоть, — усмехнулся наследник престола.

— Ваше Императорское Высочество, вы пока не вставайте. Мало ли что. Остров с засадой рядом, — как можно проникновенней попросил Николая, после чего повернулся в сторону казачат, которые находились на носу.

— Леший, Ус, Чуб прикрыть Государя Наследника. Лис, осмотри места, откуда нас смогут огнём достать.

Отдав приказания ребятам и убедившись, что Вовка, Феофан и Устин прикрыли цесаревича, я сделал где-то шесть шагов к трапу на капитанский мостик, когда раздался панический крик Лиса: "Ермак, на два часа дерево, двести шагов!"

Повернув голову направо, сразу зафиксировал взглядом высокое дерево на острове Разбойный, в кроне которого темнело что-то крупное. А потом в том же месте глаза резанула вспышка на солнце.

— Лис, стреляй!!! — заорал, понимая, что с дерева Николай виден как на ладони и не прикрыт казачатами. Я полуобернулся и, увидев, что Николай лежит на том же месте, сделал назад два шага, а потом, как вратарь, прыгающий в девятку за мячом, разрывая мышцы на ногах, толкнул своё тело вверх-вправо, перекрывая возможную траекторию пули.

Время как всегда в таких ситуациях замедлилось. Моё тело зависло в верхней точке прыжка, а выстрела всё не было.

"На хрена мне это надо?" — успел подумать я, как тупой и сильный удар в левую сторону груди выбил из меня дух, а потом наступила полная темнота. Как упал на палубу, я уже не почувствовал.

Глава 1. Встреча Государя Наследника

Двадцать третьего июня тысяча восемьсот девяносто первого года ранним утром к пристани станицы Черняева подходил, дымя черным дымом из единственной трубы, пароход "Вестник" под штандартом цесаревича в сопровождении однотипного конвоир-парохода "Ермак". Через несколько минут на станичную землю должна была ступить нога второго по значимости человека в Российской империи — Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича и Великого Князя Николая Александровича Романова.

В апреле месяце в станицу пришло предписание из канцелярии генерал-губернатора Приамурья, в котором сообщалось, что в июле тысяча восемьсот девяносто первого года станицу, возможно, посетит Цесаревич. В управлении Черняевского округа начались горячие денёчки. Атаман Савин за два месяца похудел килограмм на пять и осунулся лицом.

В начале мая в разговорах о подготовке к встрече цесаревича впервые мелькнула мысль, а не показать ли цесаревичу мою школу и выучку казачат. После этого заболела голова и у меня. Стал готовить программу показательных выступлений в лучших традициях спецназа, а также вылизывать силами учеников "Казачьей школы станицы Черняева" дом-казарму и полигон. Вот таким образом обозвали мою школу атаман и станичные старейшины. Как финансировать учёбу, так сами, а как показать цесаревичу, так станичная школа.

Изначально по плану Цесаревич должен был прибыть во Владивосток в июне тысяча восемьсот девяносто первого года. Но происшествие в Японии, когда наследник получил по голове саблей от "тронутого" самурая-полицейского, способствовало сокращению японской программы. Утром в субботу одиннадцатого мая тысяча восемьсот девяносто первого года Николай Романов прибыл во Владивосток, где пробыл одиннадцать суток.

Первое, что сделал Цесаревич по прибытии во Владик — объявил Всемилостивейший Его Императорского Величества Александра III Манифест: "В ознаменование посещения Сибири Любезнейшим Сыном нашим, Государем Наследником Цесаревичем и Великим Князем Николаем Александровичем, желая явить милость нашу тем из отбывающих ныне в Сибири наказания, в силу судебных приговоров, ссыльных, кои по день прибытия Его Императорского Высочества в пределы Сибири распределены в установленном порядке, повелеваем: первое — ссыльнокаторжным, которые добрым поведением и прилежанием к труду достойны снисхождения, уменьшить назначенные судом сроки каторги до двух третей, бессрочную каторгу заменить срочною на двадцать лет; второе — осуждённым за преступления, содеянные в несовершеннолетнем возрасте, в каторжные работы менее четырех лет, ныне же перечислить в разряд ссыльно-поселенцев…

Этот манифест уже две недели висел у сборной станичной избы на "доске объявлений", как я про себя называл этот укрытый козырьком от непогоды деревянный щит. Казаки читали и витиевато — матерно излагали своё мнение. Общий смысл звучал — "послабление царя варнакам к добру не приведёт".

"Казачий телеграф" с опозданием в несколько дней, сообщал в станицу о событиях, связанных с нахождением Государя Наследника на земле Приамурья. Их было очень много, Николай Романов активно участвовал в социально-политической жизни губернаторства.

С моей точки зрения, из всех событий наиболее значимой была закладка станции Владивосток, как начало Великого Сибирского Пути длинной в восемь тысяч километров, который должен был соединить территории Дальнего Востока и сибирских областей с сетью внутренних рельсовых сообщений Российской империи. Второе, начало строительства сухого дока для ремонта военных кораблей во Владике.

Двадцать четвёртого мая в станицу дошли сведения об огромном успехе представителей молодого Уссурийского казачьего войска. В селе Никольское (будущий город Уссурийск) Его Высочеству был представлен взвод казачат-уссурийцев в возрасте от восьми до четырнадцати лет. Стройный и молодцеватый вид этого взвода, проявленная ими лихость в скачках и джигитовке вызвали одобрение Николая. Ещё позже стало известно, что Цесаревич благодарил командира казачьего дивизиона полковника Глена: "Благодарю Вас, полковник, казачата представились молодцами, телеграфировал о них отдельно Государю Императору, благодарю ещё раз". Так же Цесаревич упомянул, что "среди уссурийских казаков чувствует себя как дома".

Данное известие привело к тому, что атаман Савин и старейшины окончательно решили, что казачья школа станицы Черняева будет представлена цесаревичу. "Необходимо, чтобы и среди амурских казаков Государя Наследник чувствовал себя, как дома", — озвучили итог своего решения старейшины.

Для меня и казачат начался настоящий ад. С полигона мы не вылезали с рассвета и до заката. Хорошо хоть на наше питание из станичной казны средства выделили. И, слава богу, из контролирующих лиц был один вахмистр Шохирев, который никуда не лез, а лишь смотрел и, как говорится "мотал информацию на ус".

Ещё хорошей новостью была информация о том, что в Благовещенске, на скачках первоочередного дивизиона Амурского полка, которые прошли после парада в присутствии наследника, их победителем оказался Василий Чуев. Именно он, ещё в тысяча восемьсот восемьдесят девятом году во время состязаний казаков-малолеток показал лучшую джигитовку, а теперь служил первый год в Амурском конном полку.

Сегодня, весь подготовительный ад к встрече цесаревича закончился, и я, возглавляя двухшереножный конный строй казачат школы, сидя на любимом Беркуте, ждал встречи с Николаем Романовым.

Пароходы подходили к построенной для встречи наследника Государя пристани. В позапрошлом году, после сдачи испытаний на зрелость в Благовещенской гимназии, я возвращался в станицу на барже, которую тянул пароход "Ермак". Во время этого плавания убедился, что этот деревянный пароход с гребным колесом в корме имеет низкую осадку и способен подходить к самому берегу. Но руководство Черняевского округа решило перестраховаться и построило деревянную пристань.

На берегу, рядом с построенной для встречи будущего императора аркой собралось больше пятисот человек встречающих. Кроме жителей Черняева, приехали делегаты из станиц Толбузина, Ольгино, Кузнецова, со всех выселок и заимок, входящих в Черняевский округ. Все в нарядных одеждах. На конях два десятка моих казачат, да десяток лучших казаков наездников, отобранных со всего округа. Все остальные пешие.

"Вестник" и "Ермак" аккуратно притерлись к причалу у станицы. После небольшой паузы на доски причала по переброшенному с парохода трапу вышел цесаревич, а за ним по "табелю о рангах" стала выстраиваться свита. Поскольку однотипные пароходы имели по десять кают, то в относительном комфорте первого класса на них могли разместиться человек двадцать, поэтому свита была небольшой.

Сидя на Беркуте, я смотрел как к атаману Савину, стоящему с хлебом-солью на цветном рушнике, покрывающем поднос, неторопливым шагом подходил худощавый молодой мужчина с усами, но без запомнившейся мне по тому миру бородке. Одет цесаревич был в белый френч с золотыми погонами с царским вензелем, белую фуражку, темно-синие брюки-галифе, заправленные в сапоги. Подойдя к склонившемуся в поклоне атаману, Николай, сняв фуражку, перекрестился, затем отломил кусок хлеба и, макнув его в соль, отправил в рот.

За цесаревичем к караваю подошёл приамурский генерал-губернатор, командующий войсками Приамурского военного округа, а также наказной атаман Приамурских казачьих войск генерал-адъютант Корф. Сверкая золотыми адъютантскими погонами и аксельбантами, Корф также снял белую фуражку, перекрестился и, разгладив свою знаменитую бороду-бакенбарды на две стороны, вкусил хлеб-соль. После чего, надев фуражку, забрал у атамана поднос с хлеб-солью и передал назад кому-то из свитских. В этот момент раздался приветственный рёв собравшихся на берегу казаков и казачек.

Я, глядя на эту картину, судорожно прогоняя в голове те сведения, которые мне были известны о будущем царе Николае Втором, пытался определиться в своём отношении к нему, а также пытался понять стоит или не стоит делиться с ним информацией из будущего.

Кивая приветственно головой, цесаревич в сопровождении свиты и окружившей его толпы прошёл через арку, увитую зеленью и лентами. Приблизившись к нашему конному строю, который стоял отдельно за встречающими и за аркой, он отделился от свиты. Не дожидаясь пока он подойдет, я дал казачатам команду: "Слезай". А когда мои орлы застыли с левой стороны своих коников, подал команду: "Смирно-о-о!". Докладывать к цесаревичу не вышел, так как мне такого указания не было, а всё руководство станицы вертелось рядом с будущим императором.

Николай в одиночку пошел вдоль первой шеренги, останавливаясь перед каждым казачком, внимательно его разглядывая. Строй казачат, кажется, перестал дышать. Скосив влево взгляд, я увидел, как старшаки и мальки, перед которыми останавливался цесаревич, как будто, вырастали на пару-тройку сантиметров. Начав с левого фланга, через некоторое время наследник российского престола дошёл до моего места в строю. Внимательно осмотрев спокойным взглядом меня с ног до головы, таким же спокойно-скучающим голосом произнёс:

— Так вот ты какой, Тимофей Аленин. И что ты и твои ученики могут мне показать…

— Ваше Императорское Высочество, — оторопев от такого начала, я попытался, не дрогнув голосом, доложить, — в двух верстах от станицы находится казачья школа станицы Черняева, в которой воинскому делу обучается двадцать казачат в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. На территории школы есть полоса препятствий, спортивный городок и оборудованное стрельбище. На этой базе учащиеся школы могут показать Вам свои умения и навыки. Рискну предположить, что такого Вы не видели ни в одной из станиц, которые уже посетили.

В этот момент к строю подошла свита цесаревича, а генерал-губернатор Корф, услышав конец моего доклада, поинтересовался:

— Ваше Императорское Высочество, о каком показе умений и навыков рассказывал Вам этот молодой казак?

— Уважаемый, Андрей Николаевич, — наследник трона, чуть развернувшись, взял генерал-губернатора Приамурья под локоть. — Вы услышали конец доклада от очень известного на Амуре молодого казака, о котором мне все уши прожужжал князь Ухтомский и начальник моего конвоя атаманцев есаул Вершинин.

— И чем же он известен?

— Об этом лучше услышать из уст князя. — Николай повернулся к свите. — Эспер Эсперович, подойдите к нам, пожалуйста. Перед нами тот самый молодой казак Аленин стоит, о котором вы так много мне рассказывали и, кажется, собираетесь о нём даже в книге о нашем путешествии упомянуть.

От свиты отделился и направился к будущему императору, мужчина лет тридцати, среднего роста, с ухоженными усами и бородой, единственный в свите одетый в гражданский фрак, рубашку, жилет, брюки и ботинки. Подойдя к цесаревичу и генерал-губернатору, мужчина поинтересовался:

— Вы звали меня, Ваше Высочество?

— Звал, Эспер Эсперович. Вот, Ваше сиятельство, полюбуйтесь, — Николай указал на меня правой рукой, как Ленин с броневика. — Это Тимофей Аленин! Прошу любить и жаловать!

— Эспер Эсперович, чем же знаменит сей казачок? Просветите! — В разговор вмешался генерал-губернатор Корф.

— Ваше превосходительство, как только наша экспедиция вступила на землю Приамурья, а особенно после посещения Благовещенска, при общении с местными жителями я стал часто слышать о молодом казаке Аленине из станицы Черняева. При этом, повествуют о нём, как о былинном герое. Какие подвиги ему приписывают, спросите вы?! Первый. В четырнадцать лет, будучи раненым, в одиночку уничтожил двадцать одного китайского бандита. Второй. Как очень меткий стрелок из винтовки на мишени может нарисовать буквы. Третий. Уничтожил с десятком молодых казачат огромную банду самого Золотого Лю, отобрав у него золото.

— Подождите, Ваше сиятельство, — генерал-губернатор жестом руки также попросил князя остановить речь. — Получается, это ты нашёл тела барона с баронессой Колокольцевых и их дочери?

Корф уставился на меня немигающим взглядом, и мне показалось, что в его зрачках начал полыхать огонь.

— Так точно, Ваше превосходительство. Извините, но мы не знали, что может произойти такая трагедия. У нас был обычный учебный выход. О том, что Ваши родственники и их сопровождение идут по тропе от Зейской пристани нам на встречу, мы не знали, поэтому и не смогли помочь.

— А что можешь сказать о Золотом Лю?

— Ваше превосходительство, я не знаю, откуда взялись такие слухи. Банду Золотого Лю уничтожила Албазинская сотня под командованием ротмистра, точнее подполковника Печёнкина.

— Ври, ври, да не завирайся, — генерал-губернатор разгладил рукой свою шикарную двойную бороду-бакенбарды. — Я всё-таки генерал-губернатор Приамурья. Неужели, сопляк, думаешь, что меня какой-то ротмистр смог обмануть?! Знаю я, как всё было на самом деле. Доложили те, кому положено. Но не всё! Твоей фамилии не звучало в докладе.

Корф посмотрел на цесаревича Николая и, как бы спросив разрешения, вышел перед строем казачат.

— Полюбуйтесь, Ваше Императорское Высочество, вся первая шеренга на отличных ухоженных конях, в новенькой форме, портупеи неизвестной конструкции, но смотрятся красиво. Таких ладных казаков строевого разряда не всегда увидишь! Как я понял, все из первой шеренги участвовали в бою с бандой Золотого Лю?! Взгляд дерзкий и смелый. Орлы!

Генерал-губернатор сделал паузу.

— Кто нашёл мою племянницу?

Строй казачат, который застыл монолитом вместе с конями, перестал дышать. Сложилось впечатление, что и кони превратились в статуи.

— Я, Ваше превосходительство, — ответил Владимир Лесков с позывным "Леший" и вытянулся, будто аршин проглотил.

Корф подошёл к Лешему. Достав из бокового кармана мундира часы, сверкнувшие на солнце золотом, генерал-губернатор, взяв правую руку Вовки, вложил часы в ладонь молодого казака.

— Спасибо, тебе казак, если бы не ты, и косточек бы не осталось моих кровиночек Лизаньки и внучки Настеньки для похорон!

Губернатор Приамурья снял фуражку и перекрестился.

— И всем остальным выражаю свою благодарность! — произнёс генерал-губернатор, одев фуражку и отдав честь.

— Рады стараться, Ваше Превосходительство!!! — рявкнул строй учеников школы.

"Не одну неделю тренировались", — подумал я.

— Что же, если с этим вопросом разобрались, надо как-то выдвигаться на учебную базу. Я правильно, Тимофей, назвал место обучения? — Перевел на себя внимание цесаревич. — Князь Кочубей, организуйте нашу доставку к школе.

Эти слова были обращены к высокому, худощавому ротмистру в форме Кавалергардского ее величества полка. Услышав Николая, ротмистр, коротко кивнув головой, взял под локотки атамана Савина с протоиреем Ташлыковым и вывел их в сторону от окружившей Николая свиты.

"Вот и решился вопрос о том, что захочет посмотреть Государь Наследник", — подумал я про себя.

Цесаревич Николай, отметив, что опять завладел всеобщим вниманием, обратился к князю Ухтомскому:

— Эспер Эсперович, закончите повествование о героических свершениях казака Аленина. Эта информация с каждым новым его подвигом становится всё интереснее и интереснее.

Князь Ухтомский, склонив в вежливом поклоне голову, продолжил:

— Итак, господа, я остановился на разгроме банды Золотого Лю и получении в качестве трофеев золота. В среде казаков ходят ещё страшилки в виде отрезанных голов и ушей бандитов, якобы представленных в качестве доказательства разгрома банды.

— Не совсем страшилки, ваше сиятельство, — прервал князя генерал-губернатор. — В мою канцелярию действительно доставили для опознания голову Лю Ханьцзы по прозвищу Золотой Лю. Голова неплохо сохранилась, и Лю был опознан. Про уши также, что-то говорили, но утверждать не буду. Не вникал в эту тему глубоко.

— Боже мой, какая мерзость и дикость! — Цесаревич передёрнул плечами. — Варварство какое-то! Но, продолжайте, князь.

— Хорошо. Продолжаю. Следующий подвиг казака Аленина — это уничтожение огромной стаи красных волков, которая напала на обоз с товаром торгового дома "Чурин и Ко".

Князь Ухтомский потёр рукой лоб, как бы сосредотачиваясь и что-то вспоминая.

— Если проанализировать все слухи об этой эпической битве, то можно сделать следующие краткие выводы. Первое. Непонятно за какие заслуги Чурин нанял в охрану молодых казачат, а не опытных казаков. Второе. Несмотря на свою молодость, они уничтожили огромную стаю волков, чуть ли не в сто голов. Третье. Потерь среди людей в обозе не было. Четвертое. Красные волки казачат не трогали, потому что те заветное слово знают. И последнее. Аленин убил вожака и большую часть волчьей стаи, спас обозного старшину, а ещё вылечил от бешенства и антонова огня казака, которого искусал волк.

— А можно узнать — сколько реально было волков? — задал вопрос штабс-ротмистр в форме лейб-гвардии Гусарского его величества полка.

— Отвечайте, Аленин. Свита ждёт! — усмехаясь, попросил или приказал Николай.

— Шестьдесят один волк. Из них нашим охранным десятком было убито сорок один. Остальных уничтожили обозники. Лично пристрелил четверых. Вожак был убит мною и волк, который запрыгнул на плечи старшине обоза и попытался перегрызть ему шею. У казака бешенства и заражения крови не было. Я прочистил ему от гноя места укусов и наложил повязку. Такого нагноения не было бы, если бы укушенный давал ежедневно себя перевязывать или менял повязку сам. За трое суток тот перевязок не делал, из-за чего началось сильное воспаление. Заветное слово от красных волков — это народная сказка.

— Чётко, кратко, ёмко! Молодец казак! — Эти слова произнёс суровый генерал-майор Свиты Его Величества с огромной бородой и золотым оружием "За храбрость". — Шестьдесят волков — это много. А если они ещё и атакуют тебя, то страшно. Не допустить потерь — достойно.

— Владимир Анатольевич, давайте дальше князя Ухтомского послушаем. Насколько я помню его предварительные рассказы, мы еще не всё услышали о геройстве Тимофея, — прервал генерал-майора цесаревич.

— Что ещё можно рассказать? — князь снова потёр лоб. — Автор песен "Казачья", "Есаул", "Кавалергардская", "Русское поле" и "Любовь казачки". Год назад единственным из экстернатов сдал восьмым в потоке по результатам испытания на зрелость в шестиклассной Благовещенской мужской гимназии. Подготовился самостоятельно. Как уже успел уточнить здесь у батюшки Александра, Тимофей закончил только два класса при местной церкви. Создал свою школу по подготовке молодых казачат. Результаты деятельности учащихся этой школы вы уже слышали. Пожалуй, всё!

В разговоре возникла пауза, которую прервал генерал-майор Свиты Его Величества:

— Действительно, былинный герой. И когда только успел столько дел сотворить? Лет то тебе сколько, казак?

— Семнадцать, ваше превосходительство. А все перечисленные события произошли за последние три года.

— Выглядишь значительно старше.

В этот момент к цесаревичу быстрым шагом подошёл князь Кочубей.

— Ваше Императорское Высочество, через десять минут сюда будут доставлены оседланные кони, а также двуконная коляска и два тарантаса.

— Отлично! — Николай, приняв доклад князя, обратился ко мне. — А тебе, Тимофей Аленин, сколько времени надо для организации показа?

— Через десять минут в полевой форме и с оружием отряд будет стоять на окраине станицы для выдвижения к учебной базе в Ермаковскую падь. Показ умений и навыков будет начат сразу при прибытии. Разрешите дать команду?

— Разрешаю, — будущий император вяло махнул мне рукой и повернулся к свите.

Я же, повернув голову налево, громко скомандовал: "Садись!"

Казачата обеих шеренг слажено и синхронно, как роботы-автоматы перебросили поводья на холки коней, затем, не касаясь стремян, почти одновременно взлетели в сёдла. Я, оказавшись в седле, выехал из строя на корпус вперёд и, повернувшись к строю, громко и чётко скомандовал: "Смирно! Через десять минут все в полевой форме, с походным снаряжением и с оружием стоим конными в двухшереножном строю у начала тропы в Ермаковскую падь. Вопросы, есть?"

Дождавшись дружного ответа от казачат: "Никак нет". Скомандовал: "Направо — МАРШ!"

Мои ребята по команде развернули коней направо, после чего отряд в две колоны шагом направился от пристани в сторону станицы. Дождавшись прохождения отряда, я, развернув коня, пристроился замыкающим. Моё снаряжение было на хуторе, но, вспомнив мудрую армейскую мысль "подальше от начальства, поближе к кухне", решил не рисковать и направился к месту сбора отряда. Что может ещё прийти в голову наследника российского престола не известно. Лучше держаться в отдалении.

"Так что, бережёного бог бережёт", — подумал я, направляя коня следом за ребятами.

Между тем казачата, отъехав от свиты и толпы встречающих метров на тридцать, вернее всего, по команде Ромки Селевёрстова с гиканьем и свистом рассыпались в разные стороны. Каждый из мальчишек широким намётом полетел к своему двору переодеваться и вооружаться.

Через десять минут два десятка казачат в полной боевой выкладке и тревожным набором в перемётных сумках стояли в строю у начала тропы-дороги в сторону Ермаковского хутора. Увидев, что в начале улицы появилась двуконная коляска, в которой белым пятном кителя и фуражки, выделялся цесаревич, я дал команду на выдвижение и возглавил строй.

Когда нашу колону догнала коляска с цесаревичем, дал команду запевать песню. Ребята на два голоса задорно грянули "Казачью". После её окончания из конца колоны сопровождения наследника звонкие женские голоса затянули "Каким ты был…". Оглянувшись назад, чуть съехав с тропы, я увидел, что за цесаревичем и его свитой тянется целый поезд из верховых, телег, тарантасов, на которых ехали встречавшие наследника Государя казаки и казачки Черняевского округа.

Казачата без моей команды запели "Есаула". Когда они смолкли, казачки запели "Терскую лезгинку", мои за ними затянули "Скакал казак через долину…". Две версты под песни пролетели быстро. Впереди показался хутор, а у меня в голове возник серьёзный вопрос: "Где я всех размещу?" На хутор решил не заезжать. Если цесаревич захочет посмотреть дом-казарму, заедем на обратном пути. Сейчас же, если остановиться перед хутором, то образуется затор.

"Не на том зациклился, — подумал я. — Впереди полигон и показуха. Лишь бы всё прокатило. А то меня атаман Савин и старейшины съедят без лука, как капитана Кука".

Глава 2. Показуха на полигоне

Проехав до полигона, дал команду Лису построить отряд перед полосой препятствия. Сам с тройкой Тура стал руководить размещением на полигоне свиты и приехавших казаков и казачек Черняевского округа, которых прикатило под двести человек. Когда закончили эту суматоху и подъехали к отряду, перед ним уже спиной к строю, а лицом к полосе препятствий стоял цесаревич с генерал-губернатором Корфом и генерал-майором Свиты Его Величества, который являлся, как успел выяснить князем Барятинским — начальником императорской охоты, обер-егермейстером Высочайшего двора и другом императора Александра III. Также рядом с Государем Наследником стоял контр-адмирал Басаргин. За этой четвёркой стояли флигель-адъютант Его Величества князь Оболенский, князь Кочубей, штабс-ротмистр Волков, князь Ухтомский, а также доктор фон Рамбах и художник Гриценко — лица, лично избранные императором для неотлучного сопровождения Его Императорского Высочества в путешествии. Там же стояла пятёрка атаманцев конвоя-охраны. Старшим среди сопровождения наследника был князь Барятинский.

Эту информацию о главных представителях свиты цесаревича я успел узнать от есаула Вершинина. Этот казачина размером больше Митяя Широкого, с внешним видом истинного арийца, только с бородой отвечал за безопасность наследника. За десять минут, что я ждал казачат на месте сбора, есаул успел мне разъяснить ху из ху в свите, а также, что мы можем, а что не можем делать на полигоне в присутствии Наследника Государя.

Спрыгнув с Беркута и кинув повод Ромке, направился к цесаревичу и окружающей его свите. Обернувшийся штаб-ротмистр Волков, увидел меня и, сделав шаг к наследнику, что-то сказал ему. Николай развернулся и сделал приглашающий жест. Свита расступилась, и я подошёл к наследнику престола.

— Объясните, Тимофей, что это за сооружения и для чего они нужны? — спросил меня Николай Романов, когда я встал рядом с ним.

— Ваше Императорское Высочество, мы называем эти сооружения полосой препятствий, которые могут встретиться в бою. При их прохождении у казачат вырабатываются: сила, выносливость, ловкость и быстрота реакции. Также приобретаются навыки и умения для боя в пешем порядке.

— Тимофей, но казаки в основе своей предназначены для конного боя. Зачем все это? Вы же относитесь ко второй Черняевской сотне Амурского конного полка, а не к пешему батальону и пешим казачьим ротам? — поинтересовался генерал-губернатор Корф.

— Ваше превосходительство, слушая рассказы старейшин и станичников, которые участвовали в боях на Амуре, сделал для себя выводы, что конных боёв практически не было. В горах, сопках, в лесу или на заболоченных равнинах конным не повоюешь. Когда готовился к сдаче испытаний на зрелость в гимназии, специально изучал рельеф Приамурья. Анализ показал, что около пятидесяти процентов площади губернаторства занимают горы и возвышенности, покрытые лесом, двадцать процентов тайга и около тридцати процентов равнины, большая часть из которых заболочены и залиты водой. Только в Зейско-Буреинской равнине, которую называю "Амурскими прериями" встречаются участки поверхности, где можно вести конные бои, и они составляют не больше десяти-пятнадцати процентов рельефа Приамурья, — я замолчал, переводя дыхание.

— Продолжайте, Тимофей. Очень интересно! — поторопил меня князь Барятинский, посмотрев на меня заинтересованным и внимательным взглядом.

— Из проведенного анализа пришёл к выводу, что местность, изрезанная глубокими распадками и марями, горами и высокими сопками, непроходимой тайгой и затопленными равнинами не позволяет использовать в полную силу коня. Как следствие, в большинстве случаев вести возможные боевые действия мне придётся во время службы в Амурском полку в пешем порядке. Поэтому я подумал, что было бы неплохо соединить стандартное обучение конного казака и пластуна. Мне дед много рассказывал о кубанских пластунах, и о том, как они воевали в Крымскую войну, об их хитростях и военных ухватках.

— Интересный и оригинальный вывод. Продолжайте, Тимофей, — прервав меня, бросил реплику князь Барятинский.

— Потом мне в руки попался журнал "Русский вестник" за тысяча восемьсот шестьдесят седьмой год, в котором была статья генерал-майора Фадеева. В данной статье Его превосходительство рекомендовал формировать отборные батальоны пластунов из охотников. По его мнению, метко стрелять, можно научить любого рекрута, но нельзя научить бесшумному передвижению по местности, умению долго и неподвижно сидеть в засаде, а потом сделать только один меткий выстрел, или незаметно подкрасться для этого выстрела, запоминать каждую тропинку на местности и уверенно на ней ориентироваться.

Я перевёл дыхание и сделал глубокий вздох.

"Боже мой, я спокойно разговариваю с будущим императором российским, с князем и личным другом Александра III, который имеет второй классный чин в табеле о ранге и с генерал-губернатором — царём и богом этих мест. — Мысль во время паузы молнией пролетела в моей голове. — В той жизни так высоко не залетал! Надо за языком следить!"

— Если посмотреть на амурских и уссурийских казаков, то большинство этим требованиям отвечают, так как охота основной казачий промысел, приносящий достаток в этих местах, — продолжил я.

— Поясни, Тимофей, — вид у Николая уже не был скучающе-благодушным. В его взгляде я увидел интерес к тому, что я рассказывал.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество. Этой весной в станицу приезжали чиновники из канцелярии генерал-губернатора для переписи населения Черняевского округа и анализа его хозяйственной деятельности. Меня атаман Савин привлекал, как дополнительного писаря для оформления отчетных документов. Картина получилась следующая: в восьми станицах и хуторах округа сто тридцать четыре двора, в которых проживает восемьсот четырнадцать жителей из них четыреста тридцать восемь мужского пола. Кроме одиннадцати мещан все казаки, приписанные к Амурскому конному полку. В рабочем возрасте сто девяносто мужчин и сто пятьдесят девять женщин. На двор в среднем приходится шесть душ обоего пола и одна целая четыре десятых работника. На службу в Амурском конном полку по строевому и запасному разряду записано сто пятнадцать казаков. Отведенных земель округу четыре тысячи сто десятин, из которых сто тридцать десятин занято усадьбами и выгоном, тысяча семьдесят десятин покосами, семьсот пятьдесят десятин пашнями. Из пахотной земли состоит под посевами в этом году только четыреста двадцать десятин. Остальные — лес. Посевы и огороды дают только пропитание и немного выращенного на продажу. Поэтому основной заработок казаков Черняевского округа составляют охотничьи трофеи.

— Могу подтвердить, Ваше Императорское Высочество, — Корф вклинился в мой доклад уверенным голосом. — По представленной мне из канцелярии статистики — по земельному довольству Черняевский округ находится в самых невыгодных условиях в губернаторстве, без сомнения, вследствие неимения удобных для земледелия земель в соседстве Амура.

— И что же даёт по твоему мнению, Тимофей, для становления воина охотничий уклон в хозяйстве казаков Черняевского округа? — поинтересовался цесаревич.

— Я думаю — определённые навыки, которые можно будет потом применить в пешем бою. Для выслеживания разведки или мелких групп противник это опыт следопыта. В нашем отряде лучший следопыт Лесков Владимир, которому его превосходительство генерал-губернатор часы вручил. Он с шести лет с отцом на охоту ходит. Любой след читает.

— Да… Хмм… — горестно вздохнул генерал-адъютант Корф.

— Охота на крупного хищника, например, тигра или медведя, — продолжил я, — требует не только внимательности, но смелости и решительности. Это сказывается на формировании твёрдого характера, а также меткости. Неудачный выстрел может стоить очень дорого, включая и саму жизнь. Мой дядька Тимофей погиб на охоте. Его тигр задрал. Иногда, во время охоты приходится стрелять на бегу, подчас не целясь, навскидку. Данный навык чрезвычайно нужен и в боевых условиях. Таким образом, охота формирует особые качества, сродни тем, что присущи пластунам — качества пешего разведчика, быстрого и эффективного, сильного и меткого в ближнем пешем бою.

Я замолчал и посмотрел на цесаревича.

— Что скажете? — Николай поочередно посмотрел на Корфа, Барятинского и Басаргина.

— При первом рассмотрении, ничего нового для требований к воинским умениям казаков пеших батальонов Амурского, Уссурийского и любого другого казачьего войска, — начал генерал-губернатор Корф. — Но выкладка о том, что только десять-пятнадцать процентов земель Приамурья пригодно для ведения конных боевых действий заставляет задуматься. Дам команду офицерам Генерального штаба из моего Приамурского военного округа проанализировать эту информацию.

— А мне интересна мысль — объединить навыки и умения ведения боевых действий конных казаков и пластунов. — Произнёс князь Барятинский. — Может получиться оригинальный вид войск — казачьи драгуны.

Князь задорно рассмеялся, из-за чего его борода заколыхалась на груди.

— Считаю, что мы заговорились, — подытожил цесаревич. — Пора посмотреть на полосу препятствий в действии. Что мы увидим, Тимофей?

— Ваше Императорское Высочество, старший десяток обучен проходить полосу препятствий с винтовками и снаряжением, младший без оружия, но со снаряжением небольшого веса. Полосу проходят парами, соревнуясь друг с другом. По окончании полосы препятствий вооружённые казачата выходят на линию огня стрельбища, оборудованного в овраге. Мишени изготовлены из чурбаков, поставленных друг на друга и падающих при попадании. Поэтому махальные не предусмотрены. Огонь казачата открывают самостоятельно при выходе на линию. По окончании стрельбы, проходящая полосу пара возвращается бегом на место старта.

— Ваше Императорское Высочество, я против стрельб с нарушением требований Наставления восемьдесят четвертого года, — вмешался в разговор командир конвоя есаул Вершинин.

В синем мундире Лейб-Гвардии Атаманского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полка, высокой черной барашковой шапке с султаном из белых перьев, с витыми погонами есаул со своими мощными габаритами выглядел на фоне цесаревича весьма внушительно.

— Алексей Львович, увольте меня от своей мелочной опеки, — раздражённым голосом произнёс цесаревич. — В Индии во время охоты на гепарда, вы меня чуть до нервного срыва не довели. Что мне здесь-то может грозить, скажите?!

Цесаревич побледнел, на скулах заиграли желваки. Было видно, что он с трудом сдерживает гнев.

"Бедный есаул, — подумал я. — Быть телохранителем у первых лиц государства — это жуть. Проще "убится аб стену или выпеть йаду".

— Всё, есаул Вершинин, я ваше мнение принял к сведению, но смотреть прохождение препятствий будем со стрельбами. — Цесаревич говорил, будто бы заколачивая каждое слов. — Аленин, начинайте показ!

— Слушаюсь, Ваше Императорское Высочество! — Я принял самую молодцеватую свою стойку "смирно". — Сколько пар запускать?

— А что ты планировал нам показать? — вопросом на вопрос ответил наследник.

— Прохождение полосы препятствий двумя-тремя парами. Показ всем отрядом комплекса боевых приёмов и ударов кинжалом, шашкой, а также кинжалом и шашкой одновременно. После этого, отряд, разбившись на пары, покажет условные бои один на один с оружием и без него. Небольшие сценки по захвату языка. Снятие часового. Выучку коней для пешего боя. На десерт конная рубка лозы младшим десятком.

— Отменно подготовились! — Барятинский, положив левую ладонь на эфес золотого георгиевского оружия, правой рукой достал из кармана мундира платок и вытер вспотевший лоб. — Такой программы для встречи гостей я и в военных училищах не видел, не говоря уж о юнкерских. Начинайте, Тимофей, а то солнце припекать начало.

— Слушаюсь, Ваше высокопревосходительство. — Я чуть переступил с ноги на ногу, ещё больше вытягиваясь во фрунт.

— Ваше Императорское Высочество, вам со свитой лучше пройти вперёд и вправо шагов шестьдесят. Вон туда, к началу ограждения стрельбища, — я вытянутой рукой показал направление движения и конечную точку перемещения. — С того места Вам будет хорошо видно и прохождение полосы препятствий и стрельбу. А есаул Вершинин может направить двух атаманцев на линию огня, для контроля стрельбы учениками казачьей школы.

— Хорошо, Тимофей. Пойдёмте, господа.

Цесаревич двинулся к указанному мною месту. За ним потянулась свита. Проходящий мимо меня есаул Вершини, сверкнул из-под бровей голубыми глазищами и благодарно кивнул головой.

Я вернулся к застывшему строю отряда и дал команду: "Слезай". Казачата спешились и, застыв, вопросительно уставились на меня.

— Лис, Тур, Леший, Шило, Сава и Сыч, вы парами идёте по полосе. Следующая пара стартует, досчитав до ста пятидесяти. Не торопитесь. Основная задача пройти препятствия чисто, без срывов и падений. Кто промажет по мишени — тому дополнительно четыре часа занятий на прицельном станке! Стреляйте по ближним чурбакам на 200 шагов. В дальние чурбаки, на 300 шагов разрешаю стрелять только Туру и Лешему. Всё понятно!

Дождавшись ответных кивков шести казачат, я продолжил.

— Дан, с остальными, вон там, — я указал на незанятую народом площадку метрах в двадцати от начала полосы, — из лошадей составите "вагенбург", а то нашу коновязь заняли. Потом в две шеренги строитесь на линии старта "тропы разведчика". Всё! Время! Разойдись!

Отдав команду, пошёл к атаману Савину, старейшинам и видным казакам округа, которые небольшой кучкой стояли метрах в десяти от нашего строя. Краем глаза, отдавая команды казачатам, видел, как Савин старался незаметно для цесаревича и свиты подозвать меня к себе.

— Господин атаман, — обратился я к Савину, подойдя к казакам.

— Что там, Тимофей? Что Государь Наследник говорит? Не томи! — атаман, тяжело вздохнув, снял фуражку и вытер рукавом пот со лба.

— Всё хорошо, Иван Митрофанович. Его Императорское Высочество дало согласие посмотреть все наши выступления.

— Хорошо ему. Мы тут все извелись, а он спокойно с самим Государем Наследником разговаривает, да с генералами. Я слова все забыл, которые неделю учил, когда цесаревичу хлеб-соль вручал, а он десять минут чего-то рассказывал! — Атаман повторно вытер пот со лба. — А кто второй то генерал в свите да контр-адмирал? Генерал-губернатора Корфа мы знаем.

— Его высокопревосходительство, генерал-майор Свиты Его Величества князь Барятинский — начальник императорской охоты, обер-егермейстер Высочайшего двора и личный друг императора Александра III. Он старший в свите цесаревича.

— Ох, боже ты мой, — испуганно выдохнул дед Митрофан Савин.

— А морской генерал — это контр-адмирал Басаргин. Состоит в свите Его Императорского Высочества, флаг-капитаном. Был флагманом отдельного отряда кораблей, на которых Цесаревич совершил плавание от Триеста до Владивостока.

— Господи, начальство то какое, — тяжко вздохнул старый Подшивалов Феофан.

— Ты это! Не подведи, Тимофей! За честь станицы и округа отвечаешь! — дед Давыд Шохирев в волнении теребил правой рукой свою роскошную бороду. — А то пошли на поводу у Митяя Широкого с твоей показухой. А вдруг Наследнику не понравится?

Вперёд выдвинулся вахмистр Ширяев, раздвигая казаков своими широченными плечами.

— Господа казаки, обсуждали же всё на сходе. Поверьте, всё будет хорошо. Что видел Наследник Государя в других станицах, кроме Никольской? Встретили с хлебом-солью, лучшие наездники показали джигитовку. Вручили подарок Наследнику, получили отдарки. И всё! А тут — целая казачья школа станицы Черняева. А чему казачат в ней учат — сейчас увидите. Я когда эту показуху, как это Тимофей называет, полностью увидел неделю назад, то обалдел. Такого точно, нигде не увидишь. Так что всё будет лепо. Наследнику Государя точно понравится!

— Дай бог, дай бог! — атаман Савин перекрестился, а за ним дружно перекрестились все казаки. — Беги, Тимофей, казачата уже построились.

Я развернулся и побежал к своим, но был остановлен окриком одного из атаманцев, который взмахом руки показал мне, что меня ждёт цесаревич. Развернувшись, побежал к наследнику.

— Что-то мы заждались, Тимофей. Давай начинай! — Цесаревич приветливо махнул рукой, показывая, чтобы я встал рядом с ним.

Я развернулся и, увидев, что Ромка Селевёрстов смотрит на меня, дал ему команды, выученными в отряде жестами спецназа: "Двое" и "Вперёд". После этого подошёл и встал рядом с наследником.

— Что ты сделал, Тимофей, подняв руку вверх показав пальцами "виктория — победа", а потом этой же рукой махнул вниз? — спросил меня цесаревич.

— Ваше Императорское Высочество, в бою, особенно в засаде, не всегда можно общаться голосом. Вот мы и придумали язык жестов. Я же подал команды: "Двое" и "Вперёд".

— Интересно, и сколько команд в языке жестов вашего отряда? — поинтересовался наследник.

— Тридцать основных. И комбинации из них, — ответил я.

— Действительно, интересно, — задумчиво произнёс князь Барятинский.

Между тем, Лис и Тур, получив команду, вышли на старт и спрыгнули в траншею. Остановились на секунду, а потом, выпрыгнув из неё, побежали через участок с воронками. В траншею спрыгнули Леший и Шило.

Первая пара прошла участок воронок, затем песка и болота с пнями и добежала до рва глубиной в косую сажень с земляным валом. Прыжок в ров, внизу Лис, подсаживаемый Туром, прыгнул вверх и зацепился за конец пенькового каната, который находился на высоте двух метров от дна рва. Быстро перебирая руками, выбрался на вал. Перебросив из-за плеча винтовку, держась за ствол и ремень винтовки, Лис опустил её прикладом вниз. Ждущий внизу Тур ухватился за приклад и с помощью Ромки быстро выбрался наверх.

— Эх, как?! Ловко! — нарушил стоящую в свите тишину, воскликнул князь Кочубей.

Завал из деревьев, оплетенных верёвкой, в десять метров был следующей преградой, которую Антип Верхотуров и Ромка Селевёрстов быстро преодолели. Подбежав к канаве с водой шириной четыре метра и глубиной до метра, Лис и Тур прыжком перенеслись через неё при помощи шестов, подвешенных над канавой на перекладине.

— Чисто обезьяны, — усмехнулся в бороду князь Барятинский.

Тур и Лис, преодолев канаву, упали и стали преодолевать ползком участок в двадцать метров под верёвками на кольях, натянутых на высоте около сорока сантиметров.

— Точно — пластуны! — снова пробасил князь Барятинский.

Первая пара, преодолев ползком препятствие, поднялись и побежали по перекинутым брёвнам через ров глубиной два метра с водой на дне и шириной метров шесть. Потом был участок длиной в десять метров с малозаметными силками и спотыкачами.

Дальше деревянные стенки, имитирующие дзоты с амбразурами различных размеров. Тур и Лис, подхватив с земли по солидному голышу, заменяющие гранаты, запустили ими в имитацию.

— А это, что за препятствие? И зачем твои ученики камни бросали? — поинтересовался цесаревич Николай.

— Ваше Императорское Высочество, на этом препятствии ученики школы учатся бросать трехфунтовые гранаты, попадая в цель.

— Ещё и гренадёры! — усмехаясь, пророкотал Барятинский.

Тур и Лис на следующем препятствии спрыгнули в траншею, из которой два хода сообщения вели к чучелам для снятия часового. Достав кинжалы, они резко приблизились к чучелам из бревен, обвязанных канатами, и нанесли удары.

— Я понял, что казачата сняли часовых, но почему чучела в ямах? — спросил генерал-губернатор Корф.

"Вот об этом я не подумал. До окопных войн ещё больше десяти лет", — пролетела в моей голове мысль.

— Чтобы труднее было подбираться, — ответил я первое, что пришло на ум.

— А реально, ученикам школы приходилось снимать часовых? — поинтересовался Корф.

— Так точно, ваше превосходительство. При нападении на лагерь Золотого Лю я и Селевёрстов Роман, один из проходящих полосу препятствий в первой паре, сняли по часовому кинжалами, — ответил я.

— Это было чуть меньше двух лет назад. Сколько же вам было лет? — продолжил блиц опрос-допрос генерал-губернатор.

— Мне было почти шестнадцать, Селевёрстову четырнадцать. Большинству казачат из старшей группы тринадцать.

— Таких подробностей о возрасте казачат, уничтоживших банду Золотого Лю, мне не докладывали. Я думал, что вы казаки-малолетки. — Корф затеребил рукой одну из половинок своей бороды. — А сколько времени казаки обучались?

Я отметил мысленно, что генерал-губернатор назвал нас казаками. Такая оценка в глазах хозяина Приамурья дорогого стоила.

— С Романом Селевёрстовым мы занимались чуть больше года, с остальными почти полгода, — ответил я.

В этот момент стартанула пара Лешего и Шило. А на исходный рубеж, спрыгнув в траншею, вышли Раздобрев Савватей и Савин Евгений.

Надолбы и колья, расставленные на участке длиной метров десять, Лис и Тур прошли быстро, после чего как кошки по пазам и скобам поднялись на самый верх пятиметровой деревянной стены из стоймя вкопанных бревен, с которой спустились с помощью канатов, прикрепленных на другой стороне стены.

— А данное препятствие для каких целей? — спросил меня князь Барятинский.

— В Приамурье много пусть и небольших гор, а за Амуром их еще больше в приграничье. На этой стене казачата учатся лазить по горам и преодолевают страх высоты, — ответил я.

— Вершинин, а из атаманцев кто-нибудь по этой стене взберётся? — спросил есаула цесаревич.

— Если прикажут, мои атаманцы влезут, куда угодно, — мрачно ответил начальник охраны Николая.

— Ваше Императорское Высочество, у нас около месяца уходит на изучение прохождения препятствий по одному. Полную полосу казачата начали проходить больше чем через два месяца тренировок. А в полном вооружении и снаряжении только через год. При этом в полевой форме учеников школы предусмотрена специальная ременная система, которая позволяет прикреплять к ней всё снаряжение и вооружение, чтобы оно не мешало и равномерно размещалось по телу.

Я встрял в разговор, чтобы цесаревич, не, дай бог, не заставил свою охрану штурмовать стену или попытаться пройти всю "тропу разведчика". Только травм мне не хватало.

— И кто же придумал это снаряжение? Портупеи, которые были на казачатах при встрече, кто придумал? — спросил генерал-губернатор.

— Вместе придумывали, — ответил я. — Вариантов было много. Попробуем образец. Не понравилось, делаем другой. А парадная портупея больше для красоты.

"Не так и много вариантов было, — подумал я про себя. — Больше подгоняли РД под перемётную сумку и остальную мелочь. Но об этом лучше не говорить".

— И кто же эти эксперименты финансировал? — спросил генерал-губернатор Корф.

— Из казны школы. На учебных выходах занимались охотой. Трофеи продавали. Помогали семьи казачат. Из станичной казны также немного помогали, сначала атаман Селевёрстов, потом атаман Савин. Официальной возможности помогать больше, у них не было.

— Понятно! — усмехнулся Корф, разгладив на две стороны свою бороду. — Шельмец. Значит, золото у Лю всё-таки взяли. Орлы!

— Вы о чём, Андрей Николаевич? — поинтересовался цесаревич.

— Это я своим мыслям, Ваше Императорское Высочество.

"Фууу! Пронесло! — подумал я. — А Корф, отличный дедок".

Пока мы, можно сказать, "беседовали", первая пара пробежала наклонные лестницы, перепрыгнула двухметровый забор, прошла бревна высотой три метра с площадками для спрыгивания. И теперь Лис и Тур ползли с помощью рук и ног по горизонтальным канатам длиной шесть метров, натянутых на деревьях на высоте четырёх метров.

— Ваше Императорское Высочество, считаю такую полосу препятствий очень полезной для обучения воинов Российской империи. — Тон князя Барятинского был серьёзен. И сам он выглядел при этих словах серьёзным и задумчивым.

— Тимофей, какой общий вес вооружения и снаряжения у казачат, которые проходят сейчас полосу препятствия?

— Где-то полпуда, ваше высокопревосходительство. Но могут и с большим весом, — ответил я.

— А сколько им лет?

— В основном шестнадцать.

— Хмм… А выглядят старше и значительно более развитыми физически для своих лет.

— Ваше высокопревосходительство, старшая группа тренируется два года, младшая год.

— Интересно! Большинство прошедших медкомиссию рекрутов из крестьян в двадцать один год физически выглядят намного хуже, — озадачено произнес князь.

"Ага! Проходил медкомиссию каждый второй или третий, да ещё откармливать надо было этих рекрутов с полгода, — подумал я. — Некоторые мясо в каше или щах первый раз за многие годы увидели". Вслух, конечно, я эти мысли не озвучил.

— А здесь, Ваше Императорское Высочество, чуть ли не дети по возрасту проходят сложные препятствия, которые не каждый солдат или казак строевого разряда пройдет. — Продолжил Барятинский, показывая рукой на три пары казачат, проходящих полосу.

Тур и Лис уже ноздря в ноздрю бежали по наклонной стене из слег, чтобы спрыгнуть в отверстия с высоты около четырех метров, оказавшись в канаве с песком.

Пока цесаревич задумчиво рассматривал полосу препятствий, по которой с интервалом шли две пары казачат, Тур и Лис добрались до линии огня стрельбища, где их ждали два атаманца из конвоя цесаревича.

Достав из подсумков пачку с пятью патронами, Ромка и Антип зарядили свои винтовки. Передёрнули затворы и, взяв в распор ремень винтовки, приняли стойку для стрельбы стоя. Через пару секунд почти одновременно прогремели два выстрела. Вдали с двух мишеней, состоящих из трёх чурбаков, поставленных неровно друг на друга для меньшей устойчивости, слетели верхние чурбаки.

— Какое расстояние от линии огня до пораженных мишеней? — задал мне вопрос князь Барятинский.

— Триста шагов, ваше высокопревосходительство, — ответил я.

— Отличная стрельба после такой физической нагрузки, — отметил генерал-губернатор Корф.

Свита цесаревича начала активно обсуждать результаты прохождения полосы препятствий и стрельбу первой пары. Я же думал о том, какой фитиль вставить Ромке, за то, что тот стрелял в дальнюю мишень, нарушив мой приказ.

Лис и Тур, между тем разрядили винтовки под бдительным контролем атаманцев и побежали к началу "тропы разведчика". Так же удачно отстрелялись оставшиеся две пары и заняли своё место в строю перед полосой препятствий.

— Что дальше, Тимофей? — обратился ко мне наследник.

— Показ в составе отряда комплекса боевых приемов с оружием, Ваше Императорское Высочество, — ответил я.

— А ты вашим языком жестов отсюда можешь дать команду отряду?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество.

— Тогда, командуй.

"Не сталкивались вы, ваше высочество с показухой в советской, а потом российской армии, — подумал я. — Всё давно продумано и отрепетировано, даже такой вариант с подачей команды жестами".

Я поднял правую руку над головой, сделав круг над головой, а потом этой же рукой указал место полигона почти напротив свиты, где при подготовке к возможному выступлению, голышами были отмечены места размещения каждого участника показухи. Цесаревича и свиту на место, где сейчас они стояли, я отправил по заранее разработанному сценарию.

Отряд, увидев сигнал, веером сорвался с места и занял отрепетированные места в разомкнутом строю в четыре колонны по пять человек. Казачата с винтовкой за спиной, шашкой и кинжалами, застыв на пару секунд, по резкой команде Ромки "Начали!", с выдохом выдернули из ножен кинжалы, принимая боевую стойку. А дальше понеслось представление для гостей, которое в моём прежнем времени можно было увидеть в частях спецназа по праздникам.

Не желая сильно удлинять показательные выступления, мы отработали для боёв с кинжалом, с шашкой и ими обоими комплексы по пятнадцать движений. Начальная боевая стойка, блок — удар с первым шагом. Три шага вперёд с концентрированными ударами на громком выдохе, защита и поворот на девяносто градусов налево для кинжала, направо для шашки, ещё два шага с защитой и последующим ударом.

Потом разворот на 180 градусов и по этой же траектории возвращение назад с концентрируемыми ударами холодным оружием на разных уровнях, блоками защиты и с дополнительными ударами ног. С кинжалом и шашкой комплекс был рассчитан на четыре шага вперёд в различных стойках, с последовательными ударами и приемами защиты, потом две колоны поворачивались налево и делали шаг, а две колоны направо и также делали шаг. При возвращении колоны снова смыкались.

Конечно, той невероятной синхронности выступлений китайских и корейских больших коллективов по боевым искусствам, гимнастике, танцам в том моём времени, мы за два месяца тренировок не добились, но всё же показуха прошла на очень высоком уровне. Особенно для этого времени. Да и в будущем смотрелось бы данное выступление очень недурственно.

Цесаревич и его свита зачаровано глазели, как двадцать казачат, словно единый механизм с концентрированным выдохом единообразно рубят, колют, защищаются, наносят удары кинжалом, шашкой, руками и ногами. Скорость движения у ребят также была высокой.

Гул, который висел над полигоном, создаваемый многоголосой толпой во время прохождения учебных пар по полосе препятствий, внезапно стих при начале этого выступления, после первого резкого выдоха участников.

Закончив выступление, которое прошло почти в полной тишине, ребята замерли на исходной позиции, перед этим резко вложив кинжал и шашку в ножны.

Последовала команда Лиса: "Оружие, на землю!". По этой команде казачата, перекинув из-за спины винтовки, сделав шаг правой ногой вперёд, положили оружие справа от себя. Выпрямились и, перекинув через голову перевязь портупеи шашки, сделали ещё раз шаг вперёд и положили её на землю. Выпрямившись, застыли по стойке смирно, только с кинжалами за поясом.

"Кругом!" — скомандовал Ромка, и мальки со старшаками, сделав одновременный поворот на 180 градусов, выбежали из прямоугольника, где лежало оружие и построились в пять квадратов по четыре человека. Квадраты застыли лицом к свите в шахматном порядке, как цифра пять в виде точек на кубике игральной кости.

"Начали!" — скомандовал Селевёрстов и казачата, развернувшись в четвёрках лицом друг к другу, приступили к новому показательному выступлению.

В каждой четвёрке двое вышли в центр квадрата и начали рукопашную схватку с нанесением ударов руками и ногами, захватами и бросками. После окончания краткой схватки, пары встали на место. В бой вступили вторые пары. В каждой четвёрке схватки происходили по разному сценарию. Старшаки ногами работали по верхнему уровню. Мальки выше бёдер ударов ногами не наносили.

После окончания рукопашного боя, в центр вышли пары, вооруженные кинжалами и началась имитация ножевого боя спецназа. Над полигоном опустилась полная тишина.

"Щенки, млять! Поубиваю…, - если бы кто услышал мои мысленные матерные конструкции, то узнал бы много новых слов. Даже Тимоха, где-то в глубине сознания начал поскуливать. — Говорил же, чтобы работали кинжалами в ножнах! Нет, надо вые…ся. Сцуки, поубиваю…".

Чувствуя, как по спине начали стекать капли пота, я смотрел на показательные ножевые бои в пяти группах казачат и молил бога, чтобы всё обошлось без порезов и более серьезных травм. Скорость имитации ударов, их блокировка клинком или рукой была высокой даже у мальков.

Наконец и этот эпизод показательных выступлений закончился. Я перевёл дыхание. Дальше по сценарию вероятность получения травмы была значительно ниже. Между тем четвёрки показали различные способы снятия часовых, захвата языка. Старшаки также показали, как часовой отбивается от трёх одновременно нападавших противников.

Представление вышло зрелищным. В толпе окружившей место выступления то и дело раздавались вскрики и ядрёные комментарии, после наиболее эффектных ударов, от которых "нападавшие" разлетались как кегли в боулинге.

Представление закончилось, и казачата заняли свои места в пяти четверках, развернувшись лицом к цесаревичу и его свите.

"К оружию!" — рявкнул Лис, и учащие школы через несколько секунд стояли у своих винтовок и шашек.

"Оружие, поднять!" — прозвучала новая команда Ромки.

Выступающие, синхронно поднимая с земли сначала шашку, потом винтовку, вооружились и застыли.

"В две шеренги, становись!" — новая команда Лиса, обозначившего место построения. После, казалось хаотичных перемещений, ребята застыли в неподвижном строю.

Среди окруживших, в некотором отдалении от цесаревича и свиты, казаков и казачек раздались редкие крики "любо", но быстро смолкли.

Цесаревич Николай, в какой-то задумчивости, смотрел на строй учеников казачьей школы станицы Черняева, потом, мотнув головой, обратился ко мне:

— Тимофей, попроси кого-нибудь из казачат подойти ко мне.

— Шохирев Георгий, к Его Императорскому Высочеству, бегом! — скомандовал я.

Шах сорвался из строя и, не добежав до цесаревича пяти-шести шагов, перешёл на строевой шаг. Остановившись за два шага от цесаревича, вытянулся и чётко доложил: "Ваше Императорское Высочество, Шохирев Георгий по вашему приказанию прибыл!"

— Покажи свой кинжал, казак, — приказал цесаревич Шаху.

Шохирев, вынув из ножен кинжал, протянул его наследнику Государя рукояткой вперёд. Николай взял кинжал, сделав знак другой рукой, дёрнувшемуся есаулу Вершинину, оставаться на месте.

Цесаревич аккуратно провёл пальцем по кромке лезвия и попробовал остроту кончика кинжала.

— Тимофей, у всех учеников школы в строю боевые кинжалы? — спросил меня наследник, возвращая Шаху кинжал и взмахом руки отправляя Шохирева в строй.

— Так точно, Ваше Императорское Высочество. В течение последнего года мы постарались, чтобы у всех учеников школы были однотипные кинжалы, которые в тысяча восемьсот сороковом году были приняты на вооружение казаков тогда ещё Черноморского казачьего войска. Они очень удобные, — ответил я.

— Я не о том хотел спросить, Тимофей. Все эти выступления, приёмы, бои ученики школы проводили с настоящим, боевым оружием?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Применение боевого оружия в учебных схватках заставляет концентрировать внимание на каждом своём движении и движении условного противника. Навыки при этом запоминаются и заучиваются быстрее.

"Всё это так и есть, — успел подумать про себя. — Ребята на занятиях действительно работают с боевым оружием. Но гораздо медленнее. А сегодня ножевой бой и остальные показательные схватки должны были показывать с кинжалами в ножнах. Ладно! Прощу неслухов. Эффектно получилось! И замечательно, что без травм!"

— И сколько времени вы затратили на подготовку этих выступлений? — поинтересовался цесаревич.

— Два месяца, Ваше Императорское Высочество, — ответил я.

— Очень зрелищно получилось! Очень…! — вступил в разговор Барятинский. — Поверьте, цесаревич, я вместе с вашим батюшкой посетил много воинских частей и военных училищ, где показывали примеры выучки солдат и офицеров. Но такого эффектного, точнее эффективного владения холодным оружием не видел. Никаких лишних движений: удар, удар-защита, защита и удар. Здорово!

— Как неплохой фехтовальщик, — заговорил, молчавший всё время князь Оболенский, — также отмечаю эффективность показанных связанных движений и ударов с защитой, как кинжалом, так и шашкой. А техника двойных защит и ударов шашкой и кинжалом, чем-то даже похожа на испанскую школу боя со шпагой и дагой. И совсем не похожа на казачью крутку и рубку шашкой. Кто вам составил эту последовательность боя, Тимофей?

— Мне кажется, я знаю ответ, — усмехнулся князь Ухтомский.

— Большую часть я. Мне дед не только нашу технику боя шашкой на коне показал, но и много ухваток кубанских пластунов, которые дед узнал во время Крымской войны. — Я сделал паузу, будто собираясь с мыслями. — Также у всех казачат есть свои семейные ухватки. Так постепенно и сложилось то, что вы увидели. У нас на это дней десять ушло.

— У мастеров фехтования жизнь уходила на создание своей школы боя, а тут десять дней и что-то необычное и новое получилось, — вновь заговорил "молчун" князь Оболенский.

— Да и остальные выступления выглядят по-новому и необычно! — Цесаревич как бы подвёл итог возникшей дискуссии. — Что, Тимофей, ты ещё хотел показать?

— Ваше Императорское Высочество, мы подготовили ещё конный показ использования лошадей для пешего боя. Из конного строя в две колоны перестроение в "вагенбург", где учащие школы имитируют отражение противника под прикрытием лошадей. Выдвижение из "вагенбург" обратно в две колоны и имитация отражения нападения, когда казаки укладывают лошадей на землю для защиты и ведут ответный огонь, лежа и укрывшись за лошадью. И в заключение показательная рубка лозы верхом младшими учениками школы. Но, — я, немного развернувшись, развел руками, показывая ими на толпу, которая полукругом охватывала цесаревича и свиту сзади. — Места для этого выступления не осталось.

— И что все ученики школы научили за два месяца своих коней ложиться на землю? — заинтересованно спросил князь Кочубей.

— Ученики все, но не за два месяца, — ответил я. — Старшее отделение ещё два года назад стали учить своих коней ложиться. Младшие при начале обучения год назад. Трудностей много было. У меня мой Беркут хлеб с солью очень любит, а поклон делать и ложиться стал только за морковку. У Савина Евгения конь лег на стремя, которое тот не закрепил сверху на седле, и после наотрез отказался ложиться. Пришлось Евгению коня менять.

Цесаревич, слушая меня, достал из кармана кителя часы и, откинув крышку, посмотрел на циферблат. Щёлкнув закрывшейся крышкой, убрал часы обратно в карман.

— Тимофей, я думаю, что и показательные выступления с конями, были бы не менее зрелищными, но места для них увы нет. Да и нам пора выдвигаться дальше. Кроме того, надо уделить внимание старейшим казакам станицы. — Николай повернулся к есаулу Вершинину. — Алексей Львович, из коляски пусть доставят мне саквояж с наградами.

Николай, его свита и я вместе с ней двинулись к атаману Савину и старейшинам, которые уже слились с толпой. Увидев, что наследник пошёл в их сторону, атаман Савин и протоирей Ташлыков вышли на три шага вперёд. За ним вышли все старики-старейшины станицы Шохирев Давыд, Савин Митрофан, Раздобреев Афанасий, Подшивалов Феофан и Гусевский Ион.

Цесаревич не доходя двух-трёх шагов до атамана и батюшки Черняевской церкви, остановился и поднял руку вверх, прося тишины. Стоящий над полигоном гул, мгновенно стих.

— Господа казаки Черняевского округа! — Начал Николай. — Я рад и очень доволен встречей, которую вы все мне оказали. Могу теперь сказать, что и среди амурских казаков чувствую себя как дома. Особо отрадно было увидеть воинские навыки учащихся казачьей школы станицы Черняева, их призовую стрельбу и отменное владение холодным оружием.

Цесаревич обернулся и сделал рукой знак есаулу Вершинину, чтобы тот подошел поближе. Командир конвоя, подошел к наследнику Государя, держа в руках расстёгнутый саквояж, который успел принести один из атаманцев. Николай заглянул внутрь и достал золотую медаль на Аннинской ленте.

— Атаман Савин, за активное участие в военной подготовке будущих умелых и отважных казаков Амурского конного полка, жалую Вас золотой медалью "За усердие" на Аннинской ленте.

Наследник Государя прикрепил медаль на мундир Савина, который с покрасневшим лицом и выпученными глазами застыл столбом перед Николаем.

"Вот это да, — обалдело подумал я. — Сразу через три предыдущих по статусу награды атаман перескочил".

— Покорно благодарю, Ваше Императорское Высочество! — натужно выдавил из себя, находящийся в изумлении Савин.

Цесаревич милостиво кивнул головой и, повернувшись к свите, огорошил меня вопросом: "Тимофей, ты говорил, что школа была создана при другом атамане?"

— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Решение о создании школы для казачат принимали атаман Селевёрстов и старейшины станицы.

— Казак Селевёрстов здесь? — Николай обратился к застывшей толпе встречающих. — Пусть подойдет ко мне.

Пётр Никодимович, который в своём парадном мундире с нашейной серебряной медалью "За храбрость" находился в первом ряду казаков, стоящих за старейшинами, несколько неуверенно двинулся к цесаревичу. Потом, перейдя на строевой шаг, подошёл к Государю Наследнику и доложил:

— Ваше Императорское Высочество, старший урядник отставного разряда Селевёрстов, по вашему приказанию прибыл!

— Молодец, старший урядник Селевёрстов! За организацию школы по подготовке казачат к дальнейшей службе жалую Вас золотой медалью "За усердие" на Анненской ленте.

Цесаревич прикрепил медаль, которую подал есаул Вершини, на мундир дядьки Петро, лицо которого стало не менее изумленным, как до этого было у атамана Савина.

— Покорно благодарю, Ваше Императорское Высочество! — ответ Селевёрстова на милость наследника был более уверенный, чем у его свата атамана Савина.

— Ваше Высокопреподобие, отец Александр, — обратился цесаревич к Ташлыкову, — передаю вам в дар наперсный крест, освященный на службе в Казанском соборе — храме русской воинской славы. Службу и освящение проводил Новгородский, Санкт-Петербургский и Финляндский, Свято-Троицкия Александро-Невския лавры священно-архимандрит отец Никанор.

— Благодарю Вас, Ваше Императорское Высочество! — Ташлыков с поклоном взял из рук Николая богато украшенный серебряный крест на цепочке и, поднеся крест к губам, поцеловал его.

После этого батюшка Александр, взяв крест за основание, благословил им цесаревича Николая со словами: "Благословен Бог Наш всегда ныне и присно…".

Цесаревич после благословения протоирея Ташлыкова подошёл к старейшинам. Через пару минут у основателей станицы Черняева на груди заалели Аннинской лентой серебряные медали "За усердие".

После награждения старейшин цесаревич, сделав знак рукой всем награждённым и свите следовать за ним, направился к строю казачат. Остановившись перед серединой первой шеренги, Николай подозвал к себе Вершинина и заглянул в саквояж, после чего позвал меня к себе. Когда я браво подскочил к наследнику, Николай произнёс:

— Я хотел бы наградить всех участников этих замечательных показательных выступлений, но достойных наград у меня только пять. Тимофей, тебе выбирать, кого награждать. Справишься?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество, — и развернувшись к строю, скомандовал. — Ученики школы Селевёрстов, Верхотуров, Подшивалов, Шохирев, Данилов выйти на два шага из строя!

Названные мною казачата разом сделали два шага вперёд и застыли перед первой шеренгой.

— Почему они? — поинтересовался цесаревич.

— Селевёрстов — лучший боец без оружия, обучает этому молодой десяток, Верхотуров всё хозяйство школы на себе везёт, Подшивалов проводит конные занятия, Шохирев лучший фехтовальщик, а Данилов проводит занятия с мальками по общеобразовательным предметам.

— Понятно, — улыбнулся цесаревич. — Решил преподавательский состав школы наградить. Молодец!

Будущий император подошёл к Ромке Селевёрстову и, повернувшись к есаулу Вершинину, который как тень следовал за Николаем справа от него и на шаг сзади, запустил руку в саквояж. Достав кинжал с рукоятью из чёрного дерева в ножнах, обтянутых черным бархатом, украшенных металлическим прибором с вытравленными изображениями диких животных в лесу и стилизованного растительного орнамента, цесаревич обнажил клинок. Далее наследник, поворачивая клинок, показал его казачатам. За это время я успел увидеть, что прямой, однодольный, обоюдоострый, с боевым концом копьевидной формы и длинной около 20 сантиметров клинок был покрыт вытравкой. На одной из голоменей в обрамлении стилизованного растительного орнамента была надпись: "Врагу страшенъ, хозяину покоренъ", на другой — "Златоустъ".

Цесаревич вложил клинок в ножны и вручил его Ромке.

— Покорно благодарю, Ваше Императорское Высочество! — приняв кинжал и вытянувшись во фрунт, гаркнул Лис.

Остальные казачата, получив кинжалы, также чётко поблагодарили наследника Государя за полученные награды.

Цесаревич, вручив последний кинжал Данилову Петьке, отдал честь и скомандовал: "Встать в строй!" Казачата, развернувшись кругом, встали в строй.

— Ученики Черняевской казачьей школы, благодарю за службу! — громко и чётко произнёс будущий император.

— Рады стараться, Ваше Императорское Высочество! — дружно и чётко ответил строй казачат.

— Вольно! — скомандовал цесаревич и повернулся к свите. — Теперь осталось решить, как наградить Аленина Тимофея.

Николай подошёл и вопросительно посмотрел мне в глаза.

— Что хотел бы получить в награду начальник казачьей школы станицы Черняева? — будущий император как мальчишка задорно улыбнулся.

Я озадачено застыл молчаливой статуей. Такого поворота в общении с наследником я не ожидал. Выручил, неожиданно для меня, атаман Савин.

— Ваше Императорское Высочество, — волнуясь, произнес окружной атаман. — Дед Тимофея Аленина завещал ему поступить в Иркутское юнкерское училище.

Савин, сконфузившись от своего поступка, замолк. Вперёд выступил князь Барятинский.

— Думаю, что ходатайства от Наследника Государя для поступления Тимофея в училище необходимости нет. Он и сам легко пройдет все испытания. Я пока с ним общался за время выступлений, не раз ловил себя на мысли, что говорю минимум с обер-офицером.

— Согласен с Вами, ваше сиятельство, — веско произнёс генерал-губернатор Корф. — Я думаю, в казне генерал-губернаторства найдется две тысячи рублей в год для дальнейшего развития школы. Но чтобы в ней обучались казачата со всего Черняевского округа. А хорунжего Аленина надеюсь скоро увидеть в списках Амурского конного полка.

"Вот это удружил, дедушка Корф, — подумал я про себя. — Подарочек-награда, однако!"

— По поводу ходатайства, — усмехнулся цесаревич, — проблемы не вижу. А пока, за усердие вручаю, Тимофей Аленин, тебе эти часы.

Будущий император, подойдя к Вершинину, достал из распахнутого саквояжа, часы в золотом корпусе и вложил их мне в руку. Я как мои казачата браво рявкнул: "Покорно благодарю, Ваше Императорское Высочество!"

— Тимофей, я не смог наградить всех твоих учеников и чувствую себя несколько неуютно.

После этих слов, на меня накатила моя "чуйка" на опасность, только гораздо сильнее. Застыв на несколько секунд, я, не задумываясь, ляпнул: "Ваше Императорское Высочество, разрешите первому десятку сопровождать на пароходах Вас и вашу свиту. Через двадцать пять вёрст вверх по Амуру будет удобная бухта, где мы сойдем. А о сопровождении в конвое Вашего Императорского Высочества казачата будут рассказывать своим внукам".

Глава 3. Спасение цесаревича

Я сидел на бухте каната, опираясь на "Гевер", стоящий между ног. В голове была полная пустота. Под журчание забортной воды, струящейся у борта парохода "Вестник" я отдыхал, сбрасывая невероятное нервное напряжение от общения с цесаревичем и его свитой.

"И зачем я влез во всё это?" — в очередной раз подумал я, вспоминая события двухчасовой давности.

Накатившее чувство опасности во время разговора с Николаем, когда он спросил меня, как наградить всех казачат, заставило попросить включить их в конвой на небольшой участок маршрута путешествия цесаревича.

Государя Наследник, махнув рукой, с улыбкой разрешил и под руку с протоиреем Ташлыковым прошествовал к коляске. По его распоряжению всем надо было проследовать в станицу на обеденную службу, а после обедни и трапезы наследник престола планировал отправиться дальше вверх по Амуру.

За цесаревичем потянулась вся свита кроме меня, есаула Вершинина и генерал-губернатора Корфа. Когда все направились за наследником престола, а я хотел отойти к строю казачат, Корф сзади взял меня под руку и не дал двинуться с места. Вершинин, передав саквояж одному из атаманцев, присоединился к генерал-губернатору.

— Тимофей, к чему эта просьба, — хозяин Приамурья, с неожидаемой силой развернул меня к себе лицом. — Я заметил, что после вопроса Наследника, ты изменился в лице. Оно у тебя стало какое-то мёртвое. А потом это странное предложение. Обычно, встречавшие Цесаревича казаки, провожают пароходы по берегу. Пока есть такая возможность. Тебе что-то известно об опасности, которая может грозить Государю Наследнику?

— Никак нет, Ваше превосходительство, — я мысленно поёжился от взгляда есаула, на лице которого явно читалась мысль перерезать кому-нибудь глотку. — Мне ничего не известно, но накатило чувство опасности. У меня уже один раз такое было при разгроме банды Золотого Лю. Если бы не прислушался тогда к этому ощущению, сейчас бы здесь живым не стоял.

— Такое чувство и мне знакомо. На Кавказской войне возникало неоднократно, — генерал-губернатор скосил взгляд на свой орден Святого Георгия четвертой степени, который в единственном числе был на его груди. — Но зачем казачат в конвой на пароходы?

— Ваше превосходительство, после вопроса Государя Наследника, я подумал о том, что на пароходах в конвое мало казаков-атаманцев. И если будет нападение, то таким количеством отбиться будет сложно. А первый десяток казачат школы уже был в бою, и больше обучены воевать в пешем порядке из засад и укрытий.

— Ваше превосходительство, у меня в конвое десять атаманцев, вооруженных восьмизарядными винтовками системы Лебеля. Да мы за полминуты, если ещё один патрон в ствол добавить, девяносто выстрелов сделаем. А все атаманцы конвоя великолепные стрелки, — вступил в разговор есаул Вершинин. — Отобьемся. Ещё и револьверы есть. Да и казаки помогут, которые по берегу пойдут.

— Всё это замечательно, — генерал-губернатор снял фуражку и, достав белоснежный платок, вытер вспотевший лоб. — Но думаю, у Аленина, ещё какая-то причина была, попросить включить казачат в конвой?

— Ваше превосходительство, у меня промелькнула мысль, что если нападение будет, то вернее всего среди островов, которые начинаются верстах в четырёх от станицы вверх по Амуру. Особенно опасен для засады остров Разбойный и два острова напротив него. Фарватер судов проходит между островами. От острова Разбойный и пятидесяти шагов не будет. Фланговый огонь из засады может быть сильно губительным, — я глубоко вздохнул и продолжил. — Кроме того, острова покрыты кустарниками, есть немного леса, а самое главное остров Разбойный закрыт с нашей стороны другим островом и заболоченной поймой Амура. Ближе версты не подойдешь. Поддержки с берега не будет.

— Надо лоции у капитана посмотреть, — озабочено произнёс Вершинин. — Может быть, есть какой-то другой путь мимо этого острова.

— В этом году вода в Амуре высокая, — нарушая субординацию, перебил я есаула. — Возможно, получится обогнуть остров вдоль нашего берега. В этом случае возможный огонь будет вестись только с одной стороны.

Генерал-губернатор, вновь протёр вспотевший лоб платком, держа фуражку в руке.

— Господи, не допусти вреда Цесаревичу Николаю Александровичу, — Корф, истово перекрестился. За ним осенили себя крестным знамением я и есаул.

— Тимофей, сколько тебе времени надо, чтобы подготовить отряд? — обратился ко мне генерал-губернатор, одевая фуражку.

— Пятнадцать минут, Ваше превосходительство, — ответил я. — Необходимо заехать на хутор, чтобы переодеться и вооружиться мне, а казачатам получить ещё по пять пачек патронов. Остальное для трёхдневного марша у них уже с собой.

— Основательно, — хозяин Приамурья покрутил головой. — Отличная мобильность! Тогда поступим следующим образом. Аленин, ты со своими учениками выдвигаешься в станицу, где ждёте приказа. А мы с господином есаулом в перерыве между службой и трапезой организуем свой "совет в Филях". Всё ясно?!

— Так точно, — дружно и слажено прозвучали наши ответы с Вершининым.

Вот и хорошо. Пойдёмте, Алексей Львович, — генерал-губернатор взял есаула под руку. — А то у тарантаса, который оставили для меня, ваши атаманцы извелись, ожидаючи.

Перед тем как двинуться к экипажу, генерал-губернатор задал мне ещё один вопрос:

— Тимофей, а кто у вас в станице сможет разведать обстановку на острове?

— Ваше превосходительство, лучший следопыт и охотник в станице урядник отставного разряда Лесков, а среди казаков второй и третьей очереди наибольшим авторитетом пользуется вахмистр Шохирев.

— Очень хорошо, — задумчиво произнёс Корф, заканчивая разговор, и направился вместе с Вершининым к тарантасу.

Прибыв всем отрядом минут через двадцать в станицу, мы увидели столпотворение у Черняевской церкви во имя Сретения Господня. Счастливцев, попавших внутрь церкви, где проходила обеденная служба в присутствии цесаревича, было не много. Основная масса народу стояла перед церковью в ожидании, когда Николай выйдет, и можно будет ещё раз увидеть обожаемого Государя Наследника, а может даже удастся к нему прикоснуться.

Найдя свободное пространство рядом с церковью, где смогли разместиться оба десятка с конями, спешились и, наконец-то не спеша и не взахлёб, между ребятами началось обсуждение событий на полигоне.

— Ермак, часы покажи, — попросил меня сияющий, как надраенный самовар Ромка, который то и дело сжимал рукоять вручённого цесаревичем кинжала. С такими же сияющими лицами, на которых каждые десять-пятнадцать секунд возникали глупо-восторженные улыбки, были ещё четыре обладателя наград от наследника престола.

Я, сдвинув перевязь с метательными ножами, достал из левого нагрудного кармана рубахи часы в золотом корпусе с золотой цепочкой. На крышке красовался вензель императора. Щёлкнув кнопкой, откинул крышку, на внутренней стороне которой оказалась надпись "Hy Moser & Co".

— Эх-ты, с вензелем, да ещё и минутным репетиром, — восхищённо выдохнул командир мальков Мишка Башуров. — Ермак, а дай в руках подержать.

Я отдал Мишке часы, а сам посмотрел на вход в церковь. В этот момент на крыльцо церкви выскочил отец Дана приказный Данилов и буквально скатился по ступеням, ужом проскользнув в толпу. Через пару минут он вместе с Митяем Широким и дядькой Михайло Лесковым застыл у крыльца церкви с правой стороны.

"Кажется, скоро начнётся, по словам генерал-губернатора, "совет в Филях" — подумал я, слушая краем уха разговор среди казачат.

— В станице Иннокентьевской атаману Катанаеву, как гутарят, такие же часы Государь Наследник вручил…

— А в станице Пояркова десятилетнему Власу Тюменцеву, который проскакал, стоя в седле на голове и с вытянутыми вверх ногами, Государь Наследник только деньги вручил, а нам кинжалы…

— В Кумарской атамана Плотникова тоже часами с вензелем наградил…

— А у нас в станице Государь Наследник две золотые и пять серебряных медалей "За усердие" вручил, да ещё на Анненской ленте…

— Столько говорят он только во Владивостоке, Хабаровке, да Благовещенске награждал…

— А из казаков, по слухам, никому не вручил, только купцам гильдейским…

— Наша станица теперь на всё Приамурье прославиться…

— Ермак то теперь начальник нашей казачьей школы…

Я слушал трёп казачат, мысленно улыбаясь, а сам внимательно смотрел на вход в церковь. Трезвон колокола при целовании креста возвестил об окончании литургии.

Наследник российского престола под громогласные крики "Ура!" вышел на церковное крыльцо и, подняв фуражку, помахал ею над головой. Рёв толпы стал ещё неистовее.

Надев головной убор, Николай в сопровождении протоирея Ташлыкова, свиты, атамана Савина и старейшин направился через станичную площадь к трактиру, где был накрыт стол для трапезы.

Рядом с церковным крыльцом остались генерал-губернатор, князь Барятинский, есаул Вершинин, какой-то чин в белом мундире, фуражке и брюках. Видимо капитан парохода. К этой группе по команде Вершинина присоединились Митяй Широков и Лесков.

Совещание длилось минут десять. По его окончании члены свиты цесаревича отправились в трактир. Лесков куда-то побежал с площади по центральной улице станицы, а вахмистр Шохирев пошёл в нашу сторону.

— Ну что, баламут, — Шохирев от души заехал своей лопатой-ладонью по моей спине, да так, что я чуть не упал, — опять всех на уши поставил.

— Дмитрий, что там решили генералы? — я свёл лопатки, занывшие от дружеского приветствия вахмистра.

— Что решили? То и решили. Слушай. — Митяй наставительно указал на меня пальцем.

Из дальнейшего повествования Шохирева, я уяснил следующее. После обсуждения возможного нападения на пароходы и варианты этого нападения, генерал-губернатором Корфом при полном одобрении князя Барятинского было принято следующее решение.

Первое. О моём предчувствии опасности Цесаревича в известность не ставить. Тот ещё от покушения в Японии не до конца в себя пришёл. А здесь будет нападение, не будет. Гадание на ромашке. Но насколько возможно, на всякий случай решили подготовиться.

Второе. Десяток казачат для усиления решили включить в конвой. Шесть казачат, со мной включительно на пароход со штандартом цесаревича, пять казачат на пароход сопровождения.

Третье. Восемь атаманцев во главе с есаулом Вершининым, также располагаются на пароходе "Вестник". Из свиты на пароходе с Николаем остаются генерал-губернатор Корф, князь Барятинский, доктор фон Рамбах и штабс-ротмистр Волков. Остальные, чтобы не мешать, переходят на пароход-конвоир. Старшим на пароходе "Ермак" назначен контр-адмирал Басаргин. Кроме того, с "Ермака" на судно с наследником престола переходит пара речников, умеющих управлять пароходом. На всякий случай.

Четвёртое. Для разведки островов выделяется десяток казаков во главе с Лесковым, который убежал узнавать у Генки Савватеева, где тот лодку в пойме прячет. Сначала хотели на лодках до островов из станицы плыть. Да выгребать против течения долго придётся, не успеют казаки проверить острова до подхода к ним пароходов. Через час цесаревич по графику должен идти по Амуру дальше. А так казаки через лес по тропе, и дальше на лодке Савватеева острова и проверят.

В-пятых. Капитан парохода "Вестник" сказал, что если вода стоит также высоко, как две недели назад, когда он в Благовещенск шёл, то можно пройти и вдоль нашего берега.

В-шестых, сейчас Митяй начнет формировать полусотню казаков, которая пойдет за десятком Лескова для поддержки конвоя, если нападения на пароходы всё-таки состоится.

Слушая вахмистра, я всё больше мрачнел, так как моя "чуйка" с каждой фразой Митяя начинала верещать, как сирена сильнее и сильнее. При этом я не мог понять почему.

"Толковый план, который можно было придумать, если не ставить в известность цесаревича и не нарушать график передвижения пароходов. — Проносились мысли в моей голове. — Хотя я бы пароход-конвоир с казаками отправил бы сейчас вперёд, за час как раз все острова бы проверили и прочесали. Тем более как полусотня, если бой случится, конвой поддержит? Наш берег у островов — высокий обрыв, с него к реке не спустишься, а пойма залита. Кони в иле завязнут. Там только на лодке. А с берега стрелять, то до острова Разбойный все четыреста-пятьсот шагов будет. Чисто, попугать?! И не влезешь же со своими предложениями. Ладно, хоть мои предчувствия их превосходительства выслушали и хоть как-то отреагировали".

— Ты чего мрачный такой, Тимофей? — Ширяев ткнул меня кулаком в плечо. — Да мы в шестьдесят стволов, да если ещё твой младший десяток добавить, то в семьдесят кого хочешь, уничтожим.

И тут меня будто осенило, и я понял, что же меня терзало и мучило всё это время.

— Господин вахмистр, так получается при отъезде Государя Наследника в станице почти никого из боеспособных казаков не останется. Только старики, да казаки отставного разряда. И таких вместе с делегатами из других станиц и хуторов округа чуть больше полсотни наберётся.

— И что в этом такого? — спросил Митяй, с недоумением смотря на меня.

— А если не дай бог, нападение на конвой Цесаревича всё же случится. Что они будут делать?

— Что будут делать, что будут делать? Кто способен, винтовку за спину, на конь и галопом на выручку Государя Наследнику.

— И кто останется для охраны станицы?

— Да почитай никого и не останется. Казачки, дети, да старики, — уверенно ответил вахмистр. — Постойка, Тимофей, а ты к чему эти речи ведёшь?

— Помнишь, Дмитрий, разговор у купца Касьянова, когда он сказал, что какой-то главарь крупной банды хунхузов по прозвищу "Четырнадцатый Владыка Ада" заявил о желании отомстить за смерть Золотого Лю и назначил за голову подполковника Печёнкина цену в серебре по её весу.

— Помню. И причём здесь это и нападение на Цесаревича Великого Князя Николая Александровича?

— Касьянов уже тогда знал, что Лю убил я, а не тогда ещё ротмистр Печёнкин. А его банду в основном разгромили казачата и казаки станицы Черняева. Прошло почти два года с тех событий. Подполковник Печёнкин жив. А этот Владыка Ада мог узнать за это время, кто реально убил его друга.

— Ты хочешь сказать, что бандиты для вида обстреляют пароходы, а когда мы все помчимся спасать Государя Наследника, они нападут на станицу, чтобы отомстить за те события? — Шохирев в задумчивости стал пощипывать кончик уса. — А ведь такое может быть! И отпор варнакам, действительно, будет некому дать. Что же делать?

Я задумался: "Всё что я знал о хунхузах в том времени, и то, что узнал о них здесь, говорило о том, что нападение на станицу, а тем более на цесаревича маловероятно. Сейчас ещё действует запрет на причинение обиды иностранцам, как обычное положение хунхузских правил в крупных бандах. Именно поэтому Шисы Яньван или "Четырнадцатый Владыка Ада" объявил награду за голову подполковника Печёнкина, а не направил за ней своих головорезов. В Приамурье полно банд, которые не чтут никаких законов и правил. Полные отморозки. Этим абсолютно всё равно кого грабить и убивать. А Шисы Яньван, как о нём многие говорят, не жестокий, кровожадный разбойник, а вожак волевой и умный. Точнее сказать вождь, который силой своего духа в железной дисциплине держит войско, которое за него пойдёт в огонь и в воду. И войско это насчитывает до тридцати тысяч, если соберутся все банды, главари которых, говоря языком ХХ века, "ходят под Шисы". Отморозком его никто не считает. И взять на себя акцию по обстрелу пароходов с наследником российского престола — это если не подписать себе смертный приговор, то очень сильно осложнить своё существование. Не слишком ли большая цена за смерть своего друга — Золотого Лю?! Если бы ему надо было, его банда станицу раскатала бы без особого напряжения в любое время суток. Что сделали бы сто пятьдесят — двести бойцов станицы, включая казачек против его только гвардии, состоящей из тысячи отборных воинов, с огромным боевым опытом. Так что вряд ли будет нападение. Почему же у меня такое предчувствие опасности?!"

Казачата, которые внимательно слушавшие наш диалог, за время моего раздумья придвинулись ближе.

— Ермак, так на Его Высочество кто-то напасть хочет? — озвучил общую мысль казачат Ромка Селевёрстов.

— Не знаю. Когда Государь Наследник спросил меня, как остальных учеников нашей школы наградить, накатило чувство опасности. — Я повернулся к Вовке Лескову. — Помнишь, Леший, как я не хотел в лагерь Золотого Лю входить?

Дождавшись ответного кивка Вовки, продолжил: "Вот и предложил увеличить конвой Цесаревича нашим первым десятком. Остальное господин вахмистр уже сказал. А теперь о беззащитной станице подумалось, если нападение, не дай бог, всё же случится".

— Может генерал-губернатору Корфу доложить? — несмело прозвучало предложение Женьки Савина.

— Его превосходительству, главное безопасность Государя Наследника Цесаревича, — задумчиво произнёс Митяй. — Ему наши опасения за станицу при возможном нападении на Августейшую особу — мелочь, не стоящая внимания.

— Дмитрий, а давай так поступим, — я решительно рубанул воздух рукой. — Второй десяток мальков остается в станице и тройками перекрывает три возможных направления подхода бандитов: от острова Зориха, с тропы на Зейскую пристань и от Ермаковского хутора. Если заметят выдвижение отряда хунхузов, предупреждают станицу. Если, дай боже, всё пройдет спокойно, то по возвращению казаков десяток идёт с заводными конями нас встречать, когда я и старшаки высадимся с пароходов в 25 верстах выше по Амуру за Мунгаловским островом.

— Хорошо. Проблема с наблюдателями отпала, — одобрил мои слова Шохирев.

— А ещё, господин вахмистр, придётся вам до атамана и старейшин как-то довести мысль, что обмывать награды придётся позже, а пока надо вооружаться и ждать возможного нападения. А после отъезда Цесаревича телеги, слеги, колья, щиты подготовить, чтобы баррикадами пути в станицу перекрыть.

— Ха, нашёл проблему. Да я им скажу, что это ты такие указания дал и всех делов. Ты же для них теперь царь и бог. Ладно, Никодимыч Селевёрстов с его шейной медалью "За храбрость" мог по статуту золотую получить. Так Савин через три награды перепрыгнул, а старики через одну. — Шохирев, ехидно улыбаясь, снова ткнул меня своим кулачищем в плечо. — Похоже, у Государя Наследника других наград не было, вот он Савина и Селевёрстова, как гильдейских купцов сразу золотыми медалями наградил. И кто сыну Императора укажет на ошибку. Думаю, в канцелярии генерал-губернатора все бумаги оформят как надо.

Шохирев улыбнулся, а потом в буквальном смысле заржал. Я и казачата с непониманием уставились на вахмистра. Отсмеявшись, Митяй вытер в глазах выступившие слёзы.

— Вспомнил, с каким выражением лиц наши награждённые перед Цесаревичем стояли. Будто дети малые, которым сладкий петушок на палочке дали. Я стариков таких одновременно изумлённых, умилённых и счастливых никогда в жизни не видел. Кстати, Тимофей, мог бы и за меня словечко перед Цесаревичем замолвить. Шучу. Шучу.

Вахмистр резко стал серьёзным.

— В общем, предложения, Тимофей, толковые. Так и поступим.

По окончании разговора с вахмистром Шохиревым прошёл всего час, и вот я иду на пароходе "Вестник" вверх по Амуру в конвое будущего императора Николая II. Вместе со мной на пароходе цесаревича из учеников школы идут Лис, Тур, Леший, Ус и Чуб. Лучшие стрелки отряда.

Когда садились на пароход, есаул Вершинин сразу расставлял казачат и своих атаманцев по периметру борта парохода, нарезая сектора наблюдения и обстрела. Сделал это, на мой взгляд, толково. Я своим кроме этого напомнил ребятам о правилах прицеливания и особенностях стрельбы над водной поверхностью.

Цесаревич и остальные члены свиты, как только "Вестник" скрылся от взглядов провожающих казаков и казачек Черняевского округа, которые следовали за пароходами, пока берег давал такую возможность, разошлись по каютам, и на палубе наступила относительная тишина.

Я пока никого из начальства на палубе не было, на отведённом мне месте на носу присел на небольшую перевязанную бухту каната и отдыхал от сумасшедшего ритма встречи наследника. Уйдя в нирвану отдыха, чуть не проморгал есаула Вершинина, который спустился с капитанского мостика и направился в мою сторону.

Вскочил с бухты, закинул винтовку на плечо и принял стойку смирно.

— Что скажешь о пароходе? — спросил меня подошедший есаул.

"Деревянное корыто с колесом в том месте, где у Запора мотор, — подумал я про себя. — Не известно борта пулю выдержат? Стенки кают точно нет".

Я не успел ответить, так как в этот момент Цесаревича вышел из своей каюты без головного убора, одетый в простую полотняную рубаху, перепоясанную наборным ремнём и шаровары, заправленные в легкие кожаные ичиги. Я и есаул Вершинин развернулись в его сторону.

"А с правой стороны головы Николая и на темени в причёске ещё заметны проплешины на местах ран от ударов саблей в Японии", — подумал я.

В своё время немало прочитал различных версий об этом нападении. Для себя каких-либо окончательных выводов о причинах нападения японского полицейского так и не сделал. Логичными выглядели и официальная версия, и некоторые совсем уж экзотические, вроде той, что цесаревич Николай и его спутник принц Георг Греческий, изрядно поддавши, забрели в синтоистский храм и там, идиотски хихикая, начали колотить тросточками по священным для синтоистов храмовым колоколам. Пошли разговоры, люди возмутились, вот полицейский и не выдержал. Наказал охальника. По моему мнению, данная версия — хрень полная, но изложена логично и с причинно-следственными связями.

Николай осмотрел атаманцев и казачат, который цепью выстроились вдоль борта и внимательно рассматривали берег реки, мимо которого проходило судно. Следом за наследником из кают вышли князь Барятинский и генерал-губернатор Корф, также одетые по простому, можно сказать по домашнему. Цесаревич, кивнув им, направился в нашу сторону.

— Алексей Львович, объясните мне, — какой-то помолодевший непарадный Николай с напором обратился к есаулу, — что происходит? Почему часть свиты перешла на "Ермак", а здесь собрались все атаманцы. Почему все вооружённые стоят вдоль бортов? Объяснитесь!

Я смотрел на вытянувшегося во фрунт с побагровевшим лицом начальника конвоя, и мне его было искренне жаль. "Если сейчас дедушка Корф или князь Барятинский не вмешаются, — подумал я, — то я в них сильно разочаруюсь".

Личный друг императора не подвёл. Встав рядом с есаулом, князь невозмутимо произнёс:

— Ваше Императорское Высочество, выше по течению будет сеть островов удобных для нападения. Даже в лоциях один остров носит название Разбойный, а ещё один Разбойник. Мимо острова Зориха, мы уже прошли. Для Вашей безопасности мною и генерал-губернатором было принято решение о такой передислокации конвоя.

— Государь Наследник, — вступил в разговор генерал-губернатор, — именно в этих местах три года назад банда хунхузов пыталась увести станичный табун, а два года назад была разбита банда Золотого Лю. Как говорится: "Бережённого Бог бережёт". Пока вы находитесь на земле Приамурья, я отвечаю за Вашу безопасность.

"Молодцы, генералы! — промелькнула в голове мысль. — Настоящие, боевые. Не паркетные шаркуны!"

— Без твоего вмешательства, Аленин, как я думаю, и тут не обошлось? — усмехнулся в мою сторону Николай. — Интересную награду ты выбрал для учеников своей школы.

Цесаревич задумался. Я, есаул и оба его превосходительства замерли, ожидая дальнейшей реакции наследника.

— Хорошо, — произнёс Николай. — Раз решили Владимир Анатольевич и Андрей Николаевич так поступить. Пусть так и будет! Опыта у вас значительно больше в таких вопросах.

Цесаревич непроизвольно провёл правой рукой по волосам, которые скрывали полученные раны.

— Что ж, вернёмся к вопросам, которые я хотел задать Тимофею Аленину, но не хватило времени.

"Оказывается у наследника ко мне вопросы, — я напрягся. — Убереги меня, Всевышний, от вопросов начальства. Да ещё такого, начальства!"

— Тимофей, я ещё на вашей полосе препятствий обратил внимание на несколько необычное снаряжение и вооружение. Теперь время есть. Начнём с того, какими винтовками вооружен ты и твой старший десяток?

— Ваше Императорское Высочество, — я снял с плеча винтовку и двумя руками протянул её Николаю для показа. — Это новая немецкая комиссионная винтовка, которая называется, как мне сказали "Гевер 88". Заряжается пачкой с пятью патронами на бездымном порохе. Удобно перезаряжать, пачка любой стороной входит. Вставил её и пять выстрелов у тебя есть. Бой хороший, точность тоже. К недостаткам бы отнёс дороговизну патронов и в магазин через нижнее отверстие попадает грязь. А это может привести к задержкам при стрельбе. Поэтому при переходах магазин закрываем чехлом из материи, который быстро снимается.

— Лучше других винтовок? — поинтересовался цесаревич.

— Ваше Императорское Высочество, я могу сравнить только с карабином Бердана и восьмизарядной винтовкой Маузера, которые у меня есть. Если сравнивать с ними, то лучше. А вот если бы Гевер была размером как казачья винтовка, да ещё восьмизарядной. Цены такому оружию для казаков не было бы.

— Господа, кто-нибудь ещё знаком с данной винтовкой. Кто что может сказать? — Николай посмотрел на оставшихся с ним только трёх членов свиты.

— Так точно, Ваше императорское Величество, — есаул Вершинин кивнул головой. — Перед началом Вашего путешествия по указанию Его Императорского Величества конвой в ГАУ выбирал для данного путешествия оружие. Тогда пришлось пострелять из французских винтовок с подствольным магазином Лебеля и Гра-Кропачек. Отстрелялись из австрийской пачечной винтовки Манлихера, а также немецких Маузера и этой комиссионной Гевер. Если их все сравнить то Гевер обладает меньшим весом, большей скорострельностью. Выше разве что у Манлихера. Имеет более совершенный патрон, более компактный магазин. Как отметил Тимофей с усовершенствованной двухсторонней пачечной обоймой, которую можно вставлять любой стороной. В отличие от винтовки Манлихера, где у пачки надо найти "верх-низ". К числу недостатков, не озвученных Алениным, я бы ещё отнёс тонкий ствол Гевера с явно лишней "рубашкой" и несколько более медленное, чем у винтовки Манлихера, открывание затвора.

— И почему же, Алексей Львович, конвой вооружен винтовками Лебеля, а не этими? — Николай взял из моих рук винтовку и стал пристально её рассматривать.

— Ваше Императорское Высочество, нас в отборе оружия участвовало двадцать атаманцев и пятнадцать остановили свой выбор на винтовке Лебеля, включая меня. Удобнее она как-то к бою, к ношению. Отдача у неё меньше, газов и пламени при выстреле меньше. Да и восемь патронов в магазине и девятый в стволе. Так и выбрали. Перезаряжать дольше, но воевать приятнее.

— Господа, кто ещё что-то скажет о Гевер?

— Ваше Императорское Высочество, мне из моего военного штаба приходил доклад об испытании данной винтовки офицерами Генштаба. Основной вывод, по тактико-техническим данным Гевер тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года одна из лучших магазинных винтовок на настоящий момент времени в мире, — доложил генерал-губернатор Корф. — Я на стрельбище пару пачек расстрелял. Мне понравилась винтовка. Особенно мягкий спуск.

— Мне тоже винтовка понравилась, — князь Барятинский погладил свою шикарную бороду. — Я с вашим батюшкой изрядно патронов перевели, стреляя из неё. В этом году Мосин хотел что-то подобное на конкурс представить. А может уже представил. В путешествии не интересовался этим вопросом.

— Господа! Получается, я один из Гевер не стрелял?! Тимофей, ты позволишь?

С этими словами Николай начал отводить затвор, но, увидев патрон в стволе, вернул его на место. Вскинул винтовку к плечу и начал выбирать цель на китайском берегу.

— Ваше Императорское Величество, там чужой берег, — напряжённо произнёс князь Барятинский.

Цесаревич, прекратив целиться, опустил оружие стволом вниз.

— Действительно, не подумал. Перейдем на другой борт. — Николай развернулся кругом и сделал несколько шагов к правому борту.

У меня мелькнула в голове картина, как китайский папарацци прятался в кустах и успел заснять, как цесаревич выбирает цель на китайском берегу. А в вечерних выпусках газет заголовки, типа: "Наследник Российского престола расстреливает мирных китайцев…", "Кровавый зверь Романов готов убивать…" и т. п.

Встав за спиной Государя Наследника, наблюдая, как он целится и выпускает пять пуль в каменный валун на высоком песчаном берегу, от этих мыслей еле сдерживал улыбку на лице. Видимо пошёл откат от того психологического напряжения, который испытал за последние четыре-пять часов общения с будущим императором и его свитой.

Я находился в этом мире и чужом теле около трёх лет. Всё это время как теперь я для себя понял, случившееся со мной воспринимал как игровой квест. Несмотря на полученные ранения, эту жизнь серьёзно не воспринимал. Казалось, что это всё не со мной происходит. И сейчас эта игрушка выключится, и я окажусь в своём мире, где буду всё это вспоминать, как приятные приключения.

И только сегодня, в присутствии будущего императора Николая II, генерал-губернатора Корфа, о которых читал, видел их фотография в Интернете, я понял, что этот мир мой теперь навсегда. И это не игрушка, а жёсткий реал, в котором я уже неоднократно стоял на самом краю между жизнью и смертью. Кнопка "Reset" здесь не сработает. Перезагрузки не будет. И я сейчас реально, а не во сне разговариваю с Цесаревичем Великим Князем Николай Александровичем, будущим Николаем Кровавым. При правлении именно этого молодого человека, за спиной которого я сейчас стою, Российская Империя рухнет. На её обломках поднимется ещё более величественная Империя — Советский Союз, который также разлетится на осколки. И если в прошлой жизни, большую её часть я прожил пусть в самом большом, но осколке СССР, то теперь мне придётся увидеть крах Российской Империи и рождение нового мира. "Тихо, тихо! Спокойнее! — мысленно произнёс я про себя и глубоко вздохнул.

Николай отстрелялся, и, по моему мнению, очень не плохо. Повернувшись ко мне, цесаревич передал мне мою винтовку, со словами: "Действительно, хорошая винтовка. Только балансировка немного подводит. Вы правы, Алексей Львович. Я бы тоже выбрал винтовку системы Лебеля. Она как-то лучше в руках лежит".

После этих слов, Николай внимательно окинул меня взглядом и произнёс:

— Продолжим с вопросами. Тимофей у вас в чехле справа, что прикреплено к вещевому мешку? Линнеманновская пехотная лопатка?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество, лопатка, но не совсем Линнеманна, — я, держа в левой руке винтовку, правую руку забросил за спину и, расстегнув пряжку ремешка чехла на РД, достал лопатку.

— Как видите, Ваше Императорское Высочество, штык лопатки имеет пятиугольную форму. Копающая сторона штыка двугранная. Эти грани и боковые заточены, что позволяет не только копать, но и рубить, используя лопатку как топор. Длина всей лопатки три четверти, ширина штыка 6 дюймов, длина 7 дюймов. В станичной кузнице, конечно, не удалось точно выдержат эти размеры, но в приближении лопатку можно использовать как измерительный инструмент.

— Интересно, — князь Барятинский взял у меня лопатку и пядями измерил её длину. — Действительно, три четверти. А как ещё вы используете лопатку, Тимофей?

— Ваше высокопревосходительство, в основном лопатка используется для обустройства скрытой позиции, бивака: нарубить хвороста для костра, колышки для устройства палатки, выкопать яму для скрытого костра, прорубить проход в зарослях, зимой рубить лёд. Можно использовать как весло при переправе на плотах, даже как сковороду для приготовления пищи. Для боя в ограниченном пространстве, она даже эффективнее кинжала. При броске в цель также наносит куда больше повреждений.

— Интересно и несколько необычно слышать о таком применении обычной пехотной лопатки. — Цесаревич взял из рук князя лопатку, повертел её, попробовал остроту кромок граней штыка. — И казачата могут это показать?

— Так точно, Ваше Императорское Высочество. Разрешите?

Цесаревич кивнул головой, продолжая с задумчивым видом рассматривать мою лопатку.

— Тур, Леший, ко мне! — скомандовал я, стоящим ближе всех к нам казачатам.

Цесаревич, дождавшись, когда Верхотуров Антип и Лесков Владимир подойдут, задал вопрос:

— А почему Тур и Леший? Зачем эти клички?

— Ваше Императорское Высочество, иногда в бою необходимы мгновения, чтобы предупредить об опасности. Пока полностью произнесёшь звание и фамилию того, кого хочешь спасти. Его уже убьют. Вот и придумали в первом десятке короткие позывные-прозвища для боя и вне строя. Теперь в школе прозвище-позывной для боя ещё и как награда. Во втором младшем десятке, пока только шестеро заслужили. — Я посмотрел на Антипа и Вовку, которые, подойдя к нашей группе, застыли по стойке смирно.

— Верхотуров Антип, — я показал рукой на Антипа. — Позывной Тур, потому что крепкий как тур и в фамилии есть это сочетание букв. Лесков Владимир — позывной Леший. Он в лесу зашел за первый куст и будто растворился. Не видно его и не слышно.

— А у тебя какой позывной, Тимофей? — поинтересовался Государь Наследник.

— Сначала был Тоха от имени Тимофей, а потом весь десяток утвердил мне позывной Ермак.

— Эк, как! — удивлённо хмыкнул Барятинский. — Значит, десяток такой позывной дал? Это правда?

Цесаревич, генералы и есаул вопросительно воззрились на Тура и Лешего.

— Так точно! Шах, то есть Шохирев Георгий предложил такой позывной перед боем с бандой Золотого Лю, а мы все поддержали. Как говорят старейшины в станице, Аленины свой род от Ермака Тимофеевича ведут. А Тимофей для нас как атаман, — пробасил Тур, а Леший энергично кивнул головой, соглашаясь.

— Жалко Эспер Эсперович такой информации не слышит, — улыбнулся наследник престола. — Он бы замучил вопросами. Надо же потомок Ермака! Это правда, Тимофей?

— Не знаю, Ваше Императорское Высочество. В семье такое предание было. В станице старейшины не опровергают. Может быть и правда. Документального подтверждения нет.

Цесаревич задумался, потом ещё раз проверил остроту штыка лопатки, помолчал и, наконец-то, произнёс:

— Ладно! Об этом позже. А теперь, Ермак, пусть Тур и Леший покажут, как они с лопаткой бой смогут вести.

— Тур, Леший, первый комплекс боя с лопаткой. Исходная у общей стены кают. Приступить! — скомандовал я.

Антип и Вовка, развернувшись кругом, промаршировали к передней общей стене двух кают. Сняв с плеча винтовки, прислонили их к стенке. Достали, расстегнув ремешок чехла на РД, лопатки и встали на одной линии в двух шагах друг от друга.

Крутанув, взятой за конец рукоятки, лопаткой несколько раз, ребята застыли на мгновение по стойке смирно, опустив лопатку вниз. По тихой команде Тура казачата резко приняли боевую стойку и сделали три шага вперёд, нанося при каждом шаге на резком выдохе удары наотмашь: справа, слева, сверху.

Поворот налево, защитный блок левой рукой, удар лопаткой тычком. Отбив лопаткой слева направо и вниз, боковой удар левой ногой на уровне колена, перехват рукояти двумя руками и резкий удар лопаткой сверху вниз. Разворот кругом с одновременной защитой лопаткой от удара сверху, левая ладонь фиксирует плоскость штыка. Удар правой ногой в район груди и с шагом вперёд резкий удар лопаткой сверху. Поворот через спину направо, секущий боковой удар, на возврате перехват лопатки за рукоять у самого штыка, и пять быстрых коротких шагов вперёд с нанесением ударов лопаткой как ножом: справа, прямо, снизу, секущие крест на крест. Поворот кругом и казачата замерли по стойке смирно. Проделали всё это Тур и Леший, не смотря на небольшое раскачивание палубы, быстро, слаженно, почти синхронно.

— Изумительно! — Николай несколько раз хлопнул в ладоши. — Просто великолепно!

За цесаревичем зааплодировали есаул и генералы, а также вышедшие из кают доктор, штабс-ротмистр и спустившийся с мостика капитан парохода.

— Тимофей, так ты считаешь, что лопатка эффективнее в бою кинжала? — спросил генерал-губернатор Корф.

— Ваше превосходительство, если в бою один на один сойдутся равные по мастерству воины, вооружённые один кинжалом, а другой лопаткой, я бы отдал победу тому, кто будет с лопаткой. Если с шашкой и лопаткой, то тому, кто вооружен шашкой. Винтовкой со штыком и лопаткой, наверное, тому, кто вооружён винтовкой. Но здесь всё зависит от мастерства и удачи. И лопатка — это, всё-таки, шанцевый инструмент. Дополнительное оружие, когда другого под рукой не оказалось.

— Хотелось бы посмотреть на такие бои, — усмехнулся князь Барятинский.

— Ваше высокопревосходительство, шашек ни боевых, ни учебных нет. Не взяли с собой. А винтовки для показательного боя использовать жалко, можно ствол и цевье повредить. Может на судне найдётся черен и доска?

— Аркадий Зиновьевич, найдется то, о чём просит Тимофей на судне? — спросил капитана парохода Николай.

— Найдём, Ваше Императорское Высочество, — капитан повернулся назад и крикнул в сторону столпившихся у борта трём матросам. — Прошка! Бегом принёс дюймовую доску и запасной черен для багра.

В наступившей паузе, пока матрос Прошка в светло-серой парусиновой рубахе и штанах побежал на ют добывать озвученное, штабс-ротмистр Волков и доктор Рамбах подошли к цесаревичу.

— Ваше Высочество, я смотрю у казачат какие-то интересные вещевые мешки, — спросил Волков цесаревича. — Похожи на туркестанского типа, но сильно отличаются.

— Что по этому вопросу расскажешь, Тимофей? — Николай с интересом посмотрел на меня.

— Ваше Императорское Высочество, мы назвали его…

"Ранец диверсанта не подойдет", — судорожно пролетела мысль в голове.

— Ранец или заплечный мешок охотника, — продолжил я.

Расстегнув пряжку нагрудной лямки, снял ранец и поставил его на палубу перед собой.

— Общий объем мешка около получетверика. Разделён на три части. Основной большой и два небольших боковых. В правом боковом хранится, — я, присев, отстегнул клапан и начал доставать, — котелок с крышкой объемом в пять чарок. Их нам сделал наш кузнец в станице. В нём хранятся ложка, пакеты с сухими ягодами и травами лечебными, заваркой, трут, огниво. У меня ещё шведские спички Лундстрема в промасленной бумаге с чиркашем. Леска с крючками. А ниже также пара шаров сибирской мурцовки.

— Что это такое? — поинтересовался цесаревич.

— Это нутряной медвежий жир, скатанный в колобок вместе с сухарями, его можно таскать годами в мешке, — ответил я, — он прогоркнет, затвердеет, но когда пристигнет беда, от колобка наковыряешь крошек, разваришь в кипятке или так пожуешь. Еда горькая, конечно, тошнотная, но очень питательная, на ней можно продержаться много суток.

Я достал из отдела ранца в промасленной бумаге скатанный шар, развернул и показал его Николаю. Потом завернул мурцовку. Цесаревич передёрнул в отвращении плечами.

— Для нормальной еды, в левом разделе мешка в кульках есть крупа, сало, соль, бурдюк размером в один штоф с водой. Если вдруг окажешься в местности, где воды не найдешь или она не пригодна для питья. В центральном большом разделе мешка внизу смена белья и портянок и другие вещи, необходимые для похода. Сверху бурдюк с крепким двойного перегона самогоном, вместо антисептика. На плечевых ремнях, на левом расположены сверху отделения для трёх метательных ножей. Ниже подсумок, где хранятся средств перевязки, тампоны, верёвка перетянуть конечность, чтобы остановить кровотечение, косынка, чтобы подвязать руку или закрепить шину при переломе. На правом две сумки для пачек с патронами. Снизу мешка на ремешках прикреплена плащ-палатка. На правом боку ранца пришит чехол для лопатки. Местные казаки-охотники ранец оценили. Легкий. На три дня похода и больше носимых запасов вполне хватает. У тётки Ольги на их пошив очередь.

— Внушительно! — князь Барятинский, нагнувшись, взял котелок, поднял крышку и заглянул внутрь. — И сам мешок и то, что в нём лежит очень интересные образцы. Как мне кажется, не на одну военную привилегию можно предложений набрать.

В это время на палубу, где стояла наша группа, прибежал Прошка, неся в одной руке длинный больше косой сажени черенок, а в другой доску.

— Вот, Государь Наследник, принёс, — произнёс Прошка, на самом деле матёрый мужик лет сорока, который смущённо покраснел после своих слов.

— Разрешите, Ваше Императорское Высочество? — дождавшись кивка цесаревича, закинул РД на плечи, застегнув пряжку, и взял у матроса доску и черенок.

Дойдя до казачат, которые так и стояли, вытянувшись во фрунт, я передал доску Лешему, а черен Туру. Замерив на черенке длину винтовки со штыком, сделал отметину. Затем перевернул черен, упер его в палубу и скомандовал Туру: "Руби!". Антип взмахнул лопаткой и на уровне моей груди чисто без сколов перерубил черенок, чем вызвал дружный вскрик окружающих. После чего взял у меня черенок, который по размеру имитировал винтовку со штыком. Леший в это время прислонил доску к стене каюты.

Подхватив обрубок, я отошёл чуть в сторону и подал команду: "К бою!" Тур по этой команде принял стойку с черенком, предварительно, положив свою лопатку на палубу. Леший принял левостороннюю стойку с лопаткой в правой руке.

— Начали! — подал я следующую команду.

В течение минуты Тур атаковал Лешего, имитируя удары штыком в живот, грудь, шею, голову. Вовка, уходя с линии атаки, совершал из разных стоек отбивы уколов черенком рукой, лопаткой с последующим захватом черенка и обозначением удара лопатки. В некоторых атаках уколы отбивались лопаткой, и ею сразу же наносился удар. После 10 различных ударов, Тур и Леший поменялись оружием, после чего уже Тур отбивался от атак Лешего.

— Закончили! — скомандовал я.

Тур и Леший застыли по стойке смирно. Я подошёл к стенке каюты, к которой Леший прислонил под углом доску высотой с маховую сажень, шириной в две пяди и толщиной в дюйм. Встав посередине стены кают, я прислонил доску вплотную к стене и остался стоять рядом, придерживая доску за верхний обрез.

— Тур, Леший, к метанию лопатки и ножей с расстояния…, - я на миг сбился, прикидывая, где смогут встать на палубе казачата, — десяти шагов приступить.

Антип и Вовка встали напротив меня. Первым лопатку метнул Тур, за ним Леший. После этого также быстро по очереди отметали по три метательных ножа, достав их из крепления на левом наплечном ремне РД.

— Да! Вам только в цирке выступать. Лопатки и ножи, словно по линейке воткнули. — Князь Барятинский сделал шаг к цесаревичу. — Разрешите, Ваше Высочество!

Получив от наследника согласие, князь взял из рук Николая мою лопатку и, размахивая ею, изображая удары, вышел на линию, откуда метали Тур и Леший.

— Отлично сбалансирована, — князь покачал лопатку рукой, резко взмахнул и запустил её в мою сторону.

Отметив, что лопата летит не в меня, мне удалось не дрогнуть и удержать доску в исходном положении. Лопата, запущенная его сиятельством, с силой вонзилась в доску, которая не выдержала такого напора и треснула.

— Вот это бросок, Ваше Сиятельство! — Николай захлопал в ладоши. — Враг, несомненно, повержен.

— Страшное оружие, господа! — князь стоял на линии броска и, глядя на треснувшую доску, неверующе качал головой. — Действительно, страшное.

В этот момент над поручнями капитанского мостика показалась голова матроса, который прокричал: "Прямо по курсу остров Разбойный".

Взгляды всех на палубе скрестились на цесаревиче.

— Я думаю надо подняться к рулевой рубке и осмотреться. Аркадий Зиновьевич, у вас бинокль имеется? — спросил цесаревич.

"И куда ты прёшься? Чего тебе отсюда не смотрится? Здесь хоть спрятаться от огня есть где, — подумал я. — Нет, надо наверх лезть. Под возможные пули подставляться".

Цесаревич в окружении свиты направился в рубку капитана. Я же подойдя к Туру и Лешему тихо произнёс: "Всё, цирк закончился. Начинаем работать. Тур, если будет возможность, прикрывай генерал-губернатора, а ты Леший князя Барятинского. Хорошие генералы. Жалко будет потерять. Сейчас пробегите по нашим, проверьте кто какие себе укрытия подыскали. Напомните о прицеливании над водой. Потом возвращаетесь сюда".

Тур и Леший мотнули головой и разбежались по бортам. Разбежались, громко сказано. Пароход от носа до кормы был метров восемьдесят. Даже меньше. Я ещё раз прошёлся взглядом по баку, запоминая, где что лежит. В бою каждая мелочь пригодится. Особенно если за этой мелочью можно укрыться.

Острова между тем приближались. Пароход против течения узла три давал. Я как не вглядывался, никого на островах не видел. В этот момент на нос парохода вернулся Николай и его свита.

"Слава Богу, — подумал я. — А то вдруг реально обстрел судна будет. Здесь хоть есть где укрыться. А лучше бы, Николая совсем с палубы убрать, упрятав в трюм. Попробовать посоветовать что ли?!".

— Тимофей, посмотри. Может ты, что-нибудь увидишь, — князь Барятинский протянул мне бинокль.

Приложив бинокль к глазам, я справа налево стал осматривать берега и острова. На нашем крутом и высоком берегу казаков пока ещё не было видно. Первый небольшой полузатопленный остров около начинающей поймы был пуст. Остров Разбойный возвышался над гладью Амура песчаными отмелями, кустарниками и редким лесом. Я внимательно рассматривал его побережье с нашей стороны. "Где-то должны быть на берегу наша лодка. Времени же много прошло, — подумал я. — Где же лодка, где казаки?"

В этот момент из прибрежных кустов вниз к реке скатилось тело в зелёной казачьей форме. Казак с трудом встал, поднял над собой руки, попытался их скрестить и плахой упал лицом вперёд.

— Что там, Тимофей? — встревоженно спросил генерал-губернатор.

— Кто-то из наших казаков, не смог рассмотреть, кто конкретно, вывалился из кустов на берег, попытался подать сигнал и упал. По-моему на острове засада. Тревога!

Подтверждая мои слова, с нашего берега защёлкали частые выстрелы из берданок.

— Что будем делать, господа? — спросил цесаревич.

— Я думаю надо возвращаться, Ваше Высочество, — произнёс Барятинский. — Капитан Самохвалов, вы сможете развернуть пароход?

— Боюсь, ваше высокопревосходительство, что если и смогу, то очень рядом с островом и это займёт много времени. Проще дать задний ход.

— А если по пойме вдоль нашего берега пройти, Аркадий Зиновьевич? — спросил генерал-губернатор Корф. — Как мы раньше договаривались.

Острова приближались. Решения со стороны руководства всё не было. А секунды утекали, казалось с двойной скоростью. Леший и Тур вернулись и встали за моей спиной. Что-то начал говорить цесаревич, я же, поднеся к глазам бинокль, который всё ещё оставался у меня в руках, стал осматривать остров у китайского берега, который весь зарос высокой травой. Где опасность?

Выстрелы с нашего берега продолжались, но по кому стреляли казаки, я не мог определить. Наведя бинокль опять на остров Разбойный, до которого оставалось метров триста пятьдесят, стал внимательно разглядывать каждый кустик. Вдруг заметил световой отблеск от поверхности ствола. Второй. Третий.

"Млять, только бы успеть", — подумал я, бросая бинокль.

— Ложись!!! — с этим криком я схватил цесаревича за плечи и, рванув на себя и вниз, бросил наследника на палубу, навалившись на него сверху.

Пока остальные застыли в оцепенении, Тур и Леший прыгнули вперёд и уже под раздавшиеся с острова выстрелы повалили генерал-губернатора и князя Барятинского. Тур и хозяин Приамурья при падении одновременно вскрикнули.

"Здорово я ребят натаскал за два года. Как быстро среагировали", — самодовольно подумал я и осёкся, увидев кровь на спине Тура и лице генерал-губернатора.

В то же мгновение раздался ещё один залп и у борта справа рядом с носом рухнули два атаманца, которые никак не отреагировали на мой крик и продолжали стоять в полный рост, успев только вскинуть к плечу винтовки. "Не жильцы, — подумал я. — Так раненые не падают". Кроме атаманцев, схватившись за грудь, на палубу повалился штабс-ротмистр Волков. Есаул Вершини и доктор Рамбах присели, а капитан Самохвалов застыл столбом.

Цесаревич энергично завозился подо мной, пытаясь меня скинуть с себя.

— Ваше Высочество, лежите спокойно. Это нападение. Не поднимайтесь, — скороговоркой выпалил я в лицо побледневшему Николаю. — Лежите! Здесь непростреливаемая зона получается.

Я сполз с цесаревича и огляделся. Картина была удручающей. Хотя до острова оставалось еще метров триста, два слаженных и многочисленных залпа, спрятавшихся в кустах бандитов нанесли ощутимые потери.

Из четырёх атаманцев, которые были на баке, трое были мертвы, четвёртый лежал на спине и при выдохе у него на губах надулся кровавый пузырь. Были ранены Тур и генерал-губернатор. Остальные атаманцы и Ус, который был по видимому мне борту, укрылись, спрятавшись за борт. Что творилось на другой стороне парохода, я не видел. Но будем надеяться, что Лис и Чуб уцелели.

Князь Барятинский на четвереньках уже подобрался к убитому атаманцу и вытаскивал из-под него винтовку. "Вот это реакция у генерала, — подумал я. — Подтверждает на деле его сиятельство, что золотое оружие в этом времени просто так не давали".

Я расстегнул клапан подсумка и достал наш индивидуальный медицинский пакет. "Доктор! Доктор!" — позвал я фон Рамбаха. Когда тот сфокусировал на мне свой взгляд, бросил ему пакет.

— Доктор, перевяжите генерал-губернатора. Он ранен.

Доктор осмысленно кивнул, подобрал сверток, подполз на коленях к Корфу и начал разворачивать медпакет.

— Тур! Тур! — окликнул я Антипа. — Ты как?

Верхотуров повернул в мою сторону голову.

— Нормально всё, Ермак. Только перед глазами плывёт.

— Тур достань медпакет и отдай доктору. Он тебя сейчас перевяжет.

— Леший, аккуратнее. Смещайся вдоль борта, не застывай на месте, — крикнул Вовке, который уже вёл огонь по засаде, укрываясь бортом и перемещаясь вдоль него после каждого выстрела.

Пока я осматривался и раздавал первые распоряжения, Николай лежал на спине и внимательно смотрел на меня.

— Тебе совсем не страшно, Тимофей? — внезапно задал вопрос цесаревич.

— Страшно, Ваше Высочество, ещё как страшно. Вы пока полежите. А мне надо в чувство капитана привести.

Резко выдохнув, я вскочил на ноги и, сделав пару шагов, прыгнул на капитана парохода, уронив его на палубу. Сделал я это вовремя. По стенке кают вновь забарабанили пули. Наверху раздался звук разбитого стекла.

"Стёкла в рубке разнесли", — подумал я, развернув капитана лицом к себе.

— Господин капитан, вы меня слышите? Господи капитан!

Глаза на бледном с синюшным отливом лице Самохвалова бессмысленно уставились на меня.

"Шок! Причём конкретный! Да здравствует интенсивная терапия! Будем клин клином вышибать!" — подумал я и закатил капитану пару оплеух.

— Ты хрен водоплавающий, якорь тебе в зад. Ты меня слышишь? — заорал я в ухо капитану.

Самохвалов очумело затряс головой и с испугом посмотрел на меня.

— Ты должен сейчас меня бояться! Понял, сцука! — я выхватил из крепления метательный нож и, скорчив зверскую рожу, приставил его остриё к глазу капитана. — Если ты сейчас не сделаешь то, что я тебе прикажу, я тебе глаз выколю!

По вискам капитана поползли капли пота, но взгляд стал более осмысленный.

Я поднялся и рывком за ворот поднял с палубы капитана.

— Бегом в рубку, — я толкнул Самохвалова в спину, заставляя его быстрее перебирать ногами.

Пробежав вдоль борта, добрались до трапа, который вёл наверх. Подталкивая капитана, поднялись в рулевую рубку с разбитыми стёклами и отверстиями от пуль в стене. На огромном в человеческий рост, рулевом колесе мёртвым грузом обвис рулевой. Отвалив тело в сторону, я поставил к колесу капитана.

— Слушай сюда! Правишь вон туда между островом и берегом в пойму, — я указал направление ножом. — Всё понял?

— Как смеешь так со мной разговаривать, казак? — лицо капитана стало багроветь.

— Отлично! В себя наконец-то пришли, ваше благородие. — Я убрал в разгрузку нож. — Живы останемся, принесу вам все мыслимые извинения. А сейчас правьте туда, куда я указал и на полном ходу.

— Мы можем там сесть на мель и застрять!

— Ваше благородие, главная задача спасти Государя Наследника. Целостность парохода — полная ерунда. Там в пойме нас казаки прикроют, и цесаревича можно будет на берег эвакуировать.

— Хорошо! — окончательно пришедший в себя Самохвалов, подошёл к раструбу переговорной трубы и заорал. — Механик, механик полный ход, самый полный.

Я выскочил из рубки и скатился вниз по трапу. Увидев испуганные глаза матроса Прошки, крикнул ему: "Двух рулевых, что с "Ермака" перевели, мухой в рубку". Прошка развернувшись, побежал под навес на баке.

Всё это время, пока я разбирался с капитаном парохода, судно продолжали обстреливать. С носа корабля редко стреляли, оставшиеся в живых и целые Леший, есаул Вершинин, князь Барятинский, а также подскочившие на нос по правому борту Чуб, Ус и два атаманца.

Корабль между тем начал резко набирать ход, поворачивая к правому берегу и подставляя для обстрела левый борт. С юта и из-за левого борта защелкали выстрелы, находивших там атаманцев и Лиса. Пароход-конвоир также стал набирать ход, пытаясь обойти "Вестник" и закрыть его собой. С него также затрещали выстрелы винтовок.

Я, пригибаясь, подбежал к цесаревичу и упал на палубу. Та бухта каната, на которой я сидел и свёрнутый канат носового якоря создали небольшой непробиваемый для пуль щит, где разместились уже перевязанные Корф и находящийся без сознания Тур, доктор Рамбах, а также перебравшийся к ним наследник престола.

— Ваше Высочество, судно начало поворот направо, переберитесь дальше за канаты, чтобы не попасть под обстрел.

Я резко встал на колено и, приложив винтовку к плечу, посмотрел на быстро приблизившийся остров, до которого оставалось метров сто. Над головой свистнула пуля, и я непроизвольно пригнул голову.

— Аленин!? — я услышал басовитый рык Барятинского.

Повернув голову на окрик, увидел князя, пригнувшегося за бортом и перезаряжающего подствольный магазин винтовки Лебеля. Вид у его светлости был грозен. Борода распушилась, глаза из-под густых бровей сверкали, по левой щеке от виска стекала струйка крови.

— Куда пароход повернул, говори?

— В пойму к нашему берегу, там Государя Наследника можно будет на сушу переправить под защиту казаков. Их там больше полусотни.

— Молодец! Правильно решил! — Барятинский, вставив десятый патрон в ствол, задвинул затвор. — Братцы, защитим Государя Наследника! Огонь по супостату!

Вслед за князем, приподнявшись над бортом, открыли огонь все защитники носовой части парохода. Я вскинул винтовку и прицелился в мелькнувший за кустом на берегу силуэт. Выстрел. Перезарядка. Сместился левее на шаг. Поиск цели на берегу. Вспышка из кустов. Аккуратно под срез целимся. Выстрел. Из кустов выпала винтовка.

"Вестник" между тем, набрав приличную скорость, прошёл ближайшую к острову Разбойный точку и начал отдалятся от засады, заходя за затопленный остров. Пули все ещё стучали, впиваясь в борта, стенки кают. Но обстрел стихал, становясь реже.

"Ермак" почти догнал пароход цесаревича и начал сбавлять ход. С него велась интенсивная стрельба по месту засады. Судя по частоте выстрелов, потерь с нашей стороны на конвоире почти не было.

Тут, я краем глаза заметил, что Николай хочет подняться на ноги.

— Ваше Высочество, лежите, ради бога. Не хватало ещё, чтобы в вас попали.

— Не много ли на себя берёшь, Аленин? — Бледное лицо Николая стало наливаться кровью. — Все воюют, а я прячусь, как какой-то жалкий трус.

— Ваше Высочество, уже пять ваших атаманцев из конвоя погибли, чтобы вы остались живы. Не делайте их гибель бессмысленной.

— Тимофей прав, Государь Наследник, — раздался слабый и тихий голос генерал-губернатора. — Укройтесь, пока не добрались до безопасного места. Вы должны остаться живым. И это не трусость.

Я, заметив, как из кустов засады выскочили три бандита, стреляя вслед пароходу, выцелил крайнего и свалил его. Раздавшиеся следом с палубы ещё несколько выстрелов уложил на песок и оставшихся двух нападавших.

Пароход в это время начал сбавлять скорость и, пройдя полузатопленный остров, вошёл в пойму, наматывая на колесо траву. Раздался треск, пароход дёрнулся несколько раз, сбивая всех стоящих с ног, и встал окончательно. Гребное колесо ещё молотило по воде, выбрасывая за кормой кучу ила. Через несколько секунд раздался треск и колесо остановилось. Я приподнялся с палубы, оглядываясь по сторонам.

"Ну что ж, могло быть и хуже", — подумал я. Судно с маху вошло на заливные луга метров на пятнадцать. Полузатопленный остров прикрыл пароход от засады на острове Разбойный, до которой было метров двести пятьдесят. "Ермак" дав задний ход, резко тормозил, стараясь не войти на затопленный луг, и также перекрыть директрису стрельбы для бандитов.

На берегу, куда упиралась пойма реки, столпились верховые и пешие казаки Черняевского округа, часть из которых продолжала стрелять в сторону островов, а часть, в основном пешие, спускались к воде. Над водой разносились матерные конструкции Митяя Широкого.

— Уфф, кажется, отбились, — пробасил Барятинский, поднимаясь на ноги и передёргивая затвор винтовки. — С русско-турецкой войны так не веселился.

— Тимофей, поинтересуйтесь у капитана, как будем переправляться на берег, — буквально прошептал генерал-губернатор, с восковым лицом и посиневшими губами.

"Серьёзно дедушку Корфа задели" — подумал я, полностью распрямившись. Стрельба стихла. Я повернулся и, наклонившись, спросил, у продолжавшего лежать цесаревича.

— Разрешите выполнять, Ваше Императорское Высочество? — спросил я Николая.

— Иди, выполняй, Тимофей. Только не грози больше Аркадию Зиновьевичу глаз ножом выколоть, — усмехнулся наследник престола.

— Ваше Императорское Высочество, вы пока не вставайте. Мало ли что. Остров с засадой рядом, — как можно проникновенней попросил Николая, после чего повернулся в сторону казачат, которые находились на носу.

— Леший, Ус, Чуб прикрыть Государя Наследника. Лис, осмотри места, откуда нас смогут огнём достать.

Отдав приказания ребятам и убедившись, что Вовка, Феофан и Устин прикрыли цесаревича, я сделал где-то шесть шагов к трапу на капитанский мостик, когда раздался панический крик Лиса: "Ермак, на два часа дерево, двести шагов!"

Повернув голову направо, сразу зафиксировал взглядом высокое дерево на острове Разбойный, в кроне которого темнело что-то крупное. А потом в том же месте глаза резанула вспышка на солнце.

— Лис, стреляй!!! — заорал, понимая, что с дерева Николай виден как на ладони и не прикрыт казачатами. Я полуобернулся и, увидев, что Николай лежит на том же месте, сделал назад два шага, а потом, как вратарь, прыгающий в девятку за мячом, разрывая мышцы на ногах, толкнул своё тело вверх-вправо, перекрывая возможную траекторию пули.

Время как всегда в таких ситуациях замедлилось. Моё тело зависло в верхней точке прыжка, а выстрела всё не было.

"На хрена мне это надо?" — успел подумать я, как тупой и сильный удар в левую сторону груди выбил из меня дух, а потом наступила полная темнота. Как упал на палубу, я уже не почувствовал.

Глава 4. Разбор полётов

Я с трудом шёл, пытаясь пробить всем телом, окружающую меня чёрную субстанцию. Неожиданно в непроглядной тьме появилась маленькая точка-звёздочка, которая стала стремительно приближаться ко мне. При этом каждый вздох давался мне всё труднее и труднее. Было такое ощущение, что я лежу на спине, а сверху мне положили наковальню, которая стремится продавить мою грудь, особенно каким-то выступом, впившимся с левой стороны.

Звёздочка росла, дыхание становилось всё реже, а боль беспощаднее. Всё! Больше я не смогу под этой тяжестью вздохнуть ни разу. Звёздочка превратилась в белый туннель, в который я почти вошёл, рассекая вязкую темноту. Яркая вспышка. Кажется, я закричал и очнулся.

Я лежал на кровати в незнакомой комнате. В окна светило яркое солнце. Грудь стягивала тугая повязка. Каждый небольшой полувздох отдавался сильной болью в районе сердца. "Кажется, опять выжил, — подумал я и улыбнулся. — Промахнулась в который раз красавица с косой".

Через проём двери в комнату вошла Марфа-Мария и с усмешкой уставилась на меня.

— Что, герой, очнулся?

Я попытался, что-то ответить, но изо рта вырвался какой-то хриплый клёкот.

— Сейчас, сейчас! — засуетилась Мария. Взяв с тумбочки около кровати кружку и ложку, стала поить меня с ложечки какой-то горькой дрянью. Сделав пять-шесть глотков, терпя сильную боль в левой половине груди, попытался задать вопрос.

Мария, увидев мои потуги, прижала ложку к моим губам.

— Молчи. Сейчас всё расскажу, что знаю.

Поставив кружку на стоящую у кровати тумбочку и опустив в неё ложку, присела на табуретку.

— Когда ты прыгнул, закрывая Государя Наследника собой от пули, то, по словам доктора Рамбаха, тебе сильно повезло. Не в рубашке тебя Катерина родила, а в кольчуге! Я не сильно поняла все заумные слова доктора про траектории, углы попадания, рикошета, слышала, когда тебя повторно перевязывали, а я помогала, но пуля попала тебе в один из твоих метательных ножей на перевязи, а под ним ещё и часы Цесаревича оказались.

Мария протянула руку и вытянула выдвижной ящик тумбочки. Достав из него нож и часы, показала их мне.

"Вот это да!" — подумал я, рассматривая нож и часы. Судя по всему, пуля по касательной ударила в нож, согнув его. Нож раздавил корпус часов. Попытался представить траекторию пули и положение моего тела в прыжке, чтобы такое произошло. Получилось с трудом.

"Да-а-а, уж! Как сказал бы Киса Воробьянинов. Везение зашкаливает", — пронеслось у меня в голове.

— Так что, господин гвардии подполковник, отделались вы легко. Немного грудную мышцу повредило, даже сшивать ничего особо не пришлось, всего четыре шва наложили. Ещё ребра тебе сильно зашибло, да синячище во всю грудь, — продолжила Мария. — Доктор беспокоится, что может быть перелом рёбер и контузия легкого. Но я ничего такого не чувствую.

Мария протянула правую руку и её ладонь застыла над моей левой грудной мышцей. Знахарка закрыла глаза, склонив голову. Вены на её левом виске, который я видел, набухли и казалось запульсировали. На лбу выступили капельки пота. Через несколько секунд Мария встряхнула рукой, как будто сбрасывая с ладони что-то на пол, и глубоко вздохнула.

— Нет, ничего такого плохого не чувствую, — на выдохе с трудом произнесла она. — Через три-четыре недели всё будет в норме. Только шрам на груди останется. Но как говорится, шрамы украшают мужчину. Только что-то у тебя их уже многовато. В прошлой жизни столько же было, или больше?

— Нет. Где я? — с трудом выдавил из себя три слова.

— У меня. В комнате для больных. Ты теперь погорелец. — Мария невесело усмехнулась. — Сожгли хунхузы твой хутор. А у Селевёрстовых и так тесно. Не на полатях же тебе лежать. Вот и перенесли ко мне.

"Вот это номер! Хорошо, что ещё пару месяцев назад дедовы награды, шашку с кинжалом, документы, бумаги, деньги и настойку женьшеня перенёс к Селевёрстовым. Мальки очень любопытные были. Всё им надо было посмотреть, потрогать. А самородки, давно в схроне лежат, подальше от чужих глаз. Но добра много пропало. Книги, учебники, одежда, снаряжение, оружие… Ё моё!!! Можно сказать, я теперь гол, как сокол, но, слава богу, остёр как топор", — грустно усмехнулся про себя.

— Не переживай, Тимофей, — Мария погладила меня по голове. — Станичники помогут отстроиться. Тем более, если бы не твой младший десяток и станице бы не поздоровилось. А так отбились, почти без потерь.

Я вопросительно уставился на знахарку.

— На станицу тоже было нападение. С двух сторон. От Зорихи и с дороги от твоего хутора. Казачата предупредили. Успели улицы перекрыть телегами, кольями. Даже щиты собрать успели. — Мария тяжело вздохнула. — Из наших станичных никто не погиб. Пятеро казаков, да три казачки ранены. Из других станиц делегатов трое убито, да трое ранено. Отбились, слава Богу!

Марфа-Мария размашисто перекрестилась и продолжила.

— Убитые, правда, не при нападении на станицу, а когда на лодке остров Разбойничий проверяли. Туда Лесков пошёл, а с ним трое ольгинцев, привычных по островам, да плавням шариться. Михаила тяжело раненым нашли, не дорезали его, а ольгинцев всех побили. Как-то умудрились варнаки их и Михайло в ножи взять. Василий Карпов успел на берег выйти, там и умер. Как с такой раной шёл, до сих пор понять не могу. Ему сердце должны были пополам развалить.

Мария грустно вздохнула и перекрестилась.

— А у нас теперь не станица, а лазарет в осаде. Цесаревич из лучшей гостевой комнаты в трактире ни разу как туда его завели, не выходил. Засел там с господами офицерами. У Сычёва губернатор, адмирал, да штабс-ротмистр раненые лежат. Все тяжёлые, но жить будут. Доктор Рамбах так сказал. Третий генерал по станице носится, как наскипидаренный. Всех в бараний рог скрутить или на каторгу отправить обещает. Вокруг станицы патрули из казаков. Улицы заставами, да телегами перекрыты. Жуть! Не только я, старики такой суматохи припомнить не могут.

— Где хунхузы? — просипел я.

— Ушли варнаки. Кого не постреляли, те ушли. За реку ушли.

Мария положила руку мне на лоб, прислушалась к чему-то.

— Всё! Хватит разговаривать. Из твоих только Антип тяжело ранен, но оклемается. Ему доктор из свиты Государя наследника операцию сделал. Кольке Подшивалову плечо пуля по касательной задела. Вовке Лескову щепой лоб разодрало. Ромке кончик уха отстрелили. Будет теперь "Одноухим Лисом". Женька Савин упал на палубе неудачно и ногу подвернул. И всё. Все остальные целые. Давай спать!

Марфа-Мария склонилась надо мной и через мгновение, я утонул в её черных глазах, проваливаясь в забытьё.

В следующий раз очнулся, когда в комнате уже хозяйничал сумрак. Оглядел уже внимательным образом комнату. В ней я не был в первое посещение Марии больше двух лет назад. Повернув голову направо и налево, увидел, что широкая койка, на которой я лежу в комнате одна. Есть ещё пара тумбочек по бокам от кровати, большой стол, шкаф, и множество полок, на которых громоздились какие-то склянки. На натянутых вдоль стен веревках под потолком сушились пучки различных трав, приятный и несколько одуряющий запах, которых стоял в комнате.

"Видимо у Марфы-Марии это и приёмная, и лаборатория и койко-место для больных, — подумал я. — Меня в прошлый раз здесь на кровать не уложила, на лавку в передней комнате тулуп кинула".

Видимо услышав, как я завозился, в комнату вошла знахарка.

— Проснулся, гвардии подполковник? — с усмешкой спросила она. — Во время, сейчас поедим. А то ты более суток без крошки во рту.

— Не называй меня так, — с трудом ворочая языком, ответил я.

— Не бойся, Тимофей. Нет в доме и рядом никого. Одни мы. Тем более, мне вместе с тобой у психиатра или жандармов на допросе оказаться не хочется. И так два с лишним года с вопросами к тебе не приставала. Теперь ты в моей власти, ууу…, - изобразив, страшную по её мнению гримасу, Мария рассмеялась. — Пока не расскажешь, как в будущем лечат, не отстану.

— Расскажу, куда я денусь. Только я больше пациентом был. Немного знаю, как оказывать первую медицинскую помощь при ранении. И всё.

— Это тебе только кажется, что ничего не знаешь. Твой набор первой медицинской помощи, как ты его назвал в своей школе, уже все казаки с собой берут, когда на охоту собираются. А в последнюю поездку в Благовещенск на ярмарку все семьи в дорогу с собой брали. И в других станицах округа уже использовать начали. А ты говоришь, ничего не знаю. И руки теперь часто моют, и воду которую для питья отстаивают и кипятят. Я такого за пятнадцать лет, что живу в станице, добиться от казаков не могла. — Мария с грустью вздохнула. — А ты в школе ввёл такой порядок, и казачата понесли его в семьи. И прижилось. В этом году, ко мне и Сычёву ещё ни один пациент не обратился с расстройством желудка. Вот такая статистика.

Я внимательно посмотрел на Марию. Всё время, что я был с нею знаком в этом теле, меня мучило какое-то несоответствие её внешнего вида, речи, поведения уровню станичной знахарки. В тот раз, когда я ей открылся, больше говорил, а она слушала. Сегодня слушал я, и у меня всё больше возникало вопросов к Марии.

— Мария, а ведь ты из благородных?! — просипел я.

— А вот это, не твоего ума дело, — Мария-Марфа с усмешкой щёлкнула меня по носу. — Кто я есть, знал только батюшка Пётр, когда я пришла в станицу, Царствие ему Небесное, а теперь знает протоирей Александр. Да и то не всё. Для всех остальных я Марфа-Мария Соколова — станичная знахарка-бобылка тридцати семи лет отроду. Всё! Сейчас кормить тебя буду, а потом ещё немного поговорим.

После ужина, который состоял из куриного бульона, мелко порубленного куриного мяса и небольшого кусочка хлеба, была стеснительная для меня и привычная, при уходе за ранеными для Марии процедура оправления мною естественных надобностей.

— А теперь рассказывай, — Мария поставив рядом с кроватью табурет, грациозно присела на него. — У тебя там в твоём мире, тоже было нападение на Цесаревича и нашу станицу? Поэтому ты всех предупредил?

Удивительные глаза этой женщины черными омутами смотрели на меня в ожидании интересного рассказа.

— В том то и дело, Мария, что не было! Князь Ухтомский, в свите единственный в партикулярном платье, потом книгу написал о восточном путешествии Цесаревича Николая. В этой книге Государь Наследник в станицу Черняева прибыл ночью. По берегам горели костры. Цесаревича встречали казаки льготного разряда и казачата в конном строю. Государь Наследник разрешил устроить конные скачки при свете костров, во время которых один из мальцов упал вместе с конём и расшибся. Цесаревич отправился ночью дальше по Амуру только после того, как доктор Рамбах осмотрел упавшего казачонка и вынес заключение, что ничего страшного с ним не произошло. Никакого полигона не было, показухи нашей не было. И атаман станицы был другой. Фамилии не помню, но точно не Савин. И на станицу хунхузы не нападали!

— И как такое могло случиться? — глаза знахарки широко распахнулись.

— Не знаю, Мария. Возможно это не мой мир.

— В смысле, не твой мир?

— В моём мире, в будущем было создано много теорий о многомерности пространства, о параллельных мирах. Я в этом слабо разбираюсь. Но попытаюсь наглядно тебе объяснить, как я это понимаю. Возможно, совершенно неправильно. Принеси книгу.

Мария встала с табурета, дойдя до шкафа, взяла какую-то книгу и, вернувшись назад, показала её мне.

— Мария, ты знакома с трехмерной системой координат?

Увидев утвердительный кивок, подумал про себя: "А это шестиклассная гимназия, минимум. Ещё один вопросик к красавице-знахарке".

— Представь, к трём осям добавим ещё одну. И это будет ось времени. Относительно данной оси читаем трехмерную книгу, как бы переворачивая листы своей жизни и событий мира, в котором живёшь.

Мария утвердительно кивнула головой.

— А теперь представь, ось времени чуть-чуть отклонилась и появилась другая книга, где события пойдут другим путём.

Мария приставила к корешку указательный палец, покачала книгу и вопросительно посмотрела на меня.

— Согласно нескольких теорий, ничем не подтверждённых, можно совершить путешествие во времени, пронзая страницы книги своего времени вперёд в будущее или назад в прошлое. Но есть вероятность, что при этом произойдёт отклонение оси времени, и ты окажешься в другом вновь созданном мире, в другой книге, где всё пойдет по-другому.

— И что теперь будет, Тимофей? — Мария смотрела на меня с каким-то испугом.

— Не знаю. Понимаешь, я живу здесь три года и каких-либо отличий от моего мира на основании того, что помнил об этих временах, ранее не видел. Несоответствие началось, когда увидел, как на пристань за свитой Цесаревича выходят лейб-атаманцы конвоя. В моём мире их не было. А потом вспомнилось описание князем Ухтомским посещения Государем Наследником станицы. И стразу же пошли различия. Раннее утро, а не ночь. В конном строю только мои казачата и лучший десяток казаков округа. Не скачки, а наше выступление на полигоне. Там другому атаману часы вручили, здесь медалями нового и старого атаманов, да старейшин наградили. А дальше нападение на конвой Цесаревича и на станицу. Всё кувырком пошло. Такого в моём мире не было.

— И что будешь делать?

— Не знаю, Мария. Всё зависит от того, какое решение примет Государь Наследник. А генерал, который по твоим словам, как наскипидаренный по станице бегает, это его высокопревосходительство обер-егермейстер двора князь Барятинский, можно сказать лучший друг Императора. От его решения тоже много зависит. А что решит Его Императорское Величество, вилами на воде писано. Всё-таки нападение на наследника Российского престола. В общем, полный абзац!

Мария, закрыв рот ладонью, с тревогой смотрела на меня.

— Но ты же Государя Наследника спас? — произнесла она. — Тебя же награждать надо.

"Спаси меня боже от такого внимания Августейших особ", — подумал я про себя. Вслух же произнёс: "Поживём, увидим, какие награды будут".

В это время из сеней послышались звуки шагов, и через несколько мгновений проём двери в комнату закрыла могучая фигура Митяя Широкого.

— Очнулся, счастливчик! — прогромыхал Митяй. — Это надо же, чуть ниже или в бок и покойник, а так пулю почти в сердце словил и живой, даже рёбер не поломало. Даже не знаю, кто тебе ворожит, Тимоха, бог или дьявол! Не сильно болит?

— Терпимо, Дмитрий. Расскажи, как там всё было у островов и в станице.

— Да чего рассказывать. — Шохирев, взяв в передней комнате табурет, вернулся и присел рядом с кроватью. — Я когда с полусотней на берег к пойме у острова прибыл, Михаил Лесков, а с ним Васька Карпов, Матвей Наумов, да Лапин Трифон все из Ольгино на Разбойный уже уплыли на Савватеевской лодке. Да какой там лодке, на этой долблёнке вдвоём с трудом разместишься, как они вчетвером в ней до острова дошли, лично мне до сих пор непонятно. У ольгинцев на Разбойном, да на Большом землянки есть, где они в путину живут да рыбу заготавливают. Вот они и напросились как знатоки островов к Михайле, да удаль молодецкая в одном месте у них играла. Только же с первого срока службы пришли, даже женат никто не был.

— Что там произошло?

— Когда с "Вестника" эвакуировали цесаревича и всех раненых, включая твою бессознательную тушку, два десятка казаков на двух шлюпках с парохода Государя Наследника, да еще одна шлюпка с офицерами, матросами и двумя атаманцами с "Ермака" ушли на острова. Сам там не был, мы охраной Великого князя и раненых занимались. Но Никифор Селевёрстов потом рассказал, что, судя по следам, Михайло с казаками, какой-то один умелец прирезал. Они на пары разделились, разойдясь по острову. Так этот варнак сначала Михайло и Наума прирезал, а потом Карпа с Трифоном. Дядьке Михайло повезло, видимо что-то почувствовал в последний момент, дёрнулся, вот в сердце ему этот мастак-убивец и не попал. Михайло ещё живым нашли. Оклемается теперь, кровищи правда много потерял. А остальных наглухо. Как Васька Карпов с пробитым сердцем смог около десятка шагов сделать, упасть и встать? Не представляю! Не поверил бы, если б сам не видел!

— А вы по кому стрелять-то начали?

— Да Васька как из кустов-то вывалился, а потом встал и попытался сигнал подать, мы по острову и начали палить. В белый свет, как в копеечку. Не видели никого, да и конвой цесаревича хотели выстрелами предупредить.

— А сколько нападавших было?

— Судя по следам, не больше двадцати. Шестерых хунхузов казаки мёртвыми нашли. Ещё раненные были. На песке где их три лодки вытащены были, кровь нашли. В общем, кто живой остался, на чужой берег на трёх лодках ушли.

— И кто это был? — я вопросительно уставился на Митяя. — А на станицу кто напал?

— А вот это и мне интересно, — вахмистр почесал затылок. — Пока можно сказать, что хунхузы. У нас двое из нападавших на станицу ранеными захвачены. Один говорливый оказался из дезертиров. Да на другой берег сходили на пост китайский. Оттуда попросили асыни хафаня Лян Ксу, это который помощник офицера, к нам для опознания варнаков приехать. Лян не отказался, он же с Савиным кое-какие контрабандные дела ведёт. И картина интересная, но малопонятная получается.

Я кивком головы попросил Митяя быстрее продолжить рассказ. Да и Мария в нетерпении заёрзала на табурете.

— В общем, два дня назад на пост прискакал отряд хунхузов больше ста всадников. Китайские солдатики язык в одно место засунули. Двумя десятками против сотни не попрёшь. Со слов Ксу, командовал этим отрядом китаец с офицерской выправкой, будто бы правая рука Владыки Ада, про которого ты говорил. Но, Лян говорит, что это ложь. — Митяй сделал паузу, глубоко вздохнув.

— У атамана этой банды в ближниках было пять человек, все бывшие офицеры. В этом Лян клянётся. Тридцать лет служит и офицера от солдата отличит. Ни один из ближников не знал, как и их атаман тайного языка хунхузов. Лян Ксу его знает, так как на контрабандной спиртовой тропе сидит. С Золотым Лю он также дело имел. И самое главное. Всю эту сотню набрали в течение двух недель. Вооружили, одели, дали коней и оружие. Представь себе.

"Да интересная банда, — пронеслось у меня в голове. — Во всех хунхузских шайках, особенно в таких крупных, как у Владыки Ада, существует строгая иерархия и порядок. Банду возглавляет атаман, дальше его ближние "офицеры", гвардия, проверенные члены банды и новички, которые в банду принимают только по рекомендации, за редким исключением. Новички обязаны выдержать испытательный срок и пройти проверку боем. На время испытания новички не имели права на оружие".

— Задумался, Тимофей? Вот и мы задумались. Тем более, раненый хунхуз всё подтвердил. Сотню эту набрали месяц назад в небольшой деревушке под Хэйхэ, что напротив Благовещенска. При отборе предпочтение отдавали бывшим солдатам, конникам. Сотню сформировали быстро — дней за десять. Потом вооружили. Караван с одеждой, оружием, продуктами и табун лошадей пригнали прямо в деревню. Две недели назад эта банда пошла вверх по Амуру вдоль берега, пока не дошли до этого поста и нашей станицы.

Вахмистр замолчал, сжав свои кулачищи, так что костяшки побелели.

— Со слов пленного хунхуза, их атаман и почти все его офицеры на остров на лодках ушли рано утром. Одна полусотня в ночь у Зорихи переправилась на наш берег. Где они были, он не знает. Но по следам казаки позже определили, что эти варнаки в лесу за полигоном пряталась и всю твою показуху для цесаревича наблюдала. А потом перед нападением на станицу, они твой хутор спалили. Одни головёшки остались. И полигону досталось.

Митяй взял мою правую ладонь в свою лапищу и слегка с сочувствием сжал.

— А вторая полусотня, в которой был этот раненый варнак, через Амур у Зорихи переправились, когда пароходы с цесаревичем и его свитой прошли. У них задача была напасть на станицу от Амура, а другие должны были атаковать со стороны леса, от твоего хутора. Вот такие пироги и крендели.

Было видно, что вахмистр хотел завернуть хорошую такую матерную конструкцию, но постеснялся знахарки.

— Мальки твои, которых расставили, как ты советовал, обе полусотни обнаружили и казаков вовремя предупредили, — продолжил Шохирев. — Улицы щитами да телегами с кольями перегородили. Из-за этих укрытий, да из окон домов и отбились станичники.

Митяй задумался на несколько секунд, а потом продолжил.

— Честно говоря, из рассказов казаков складывается картина, что хунхузы особо не рвались поквитаться с нами, как ты предполагал. Получили в упор пару залпов и тут же разбежались. Будь ещё и моя полусотня в обороне станицы, мы бы эту банду в тонкий блин раскатали. Да и так из сотни, восемнадцать варнаков с коней ссадили. Остальные быстро-быстро за Амур утекли. Преследовать их побоялись.

— А как не побоятся, — перебила вахмистра Мария. — В станице почитай одни дети, казачки, отставники, да старики остались. Младший твой десяток сильно, Тимофей, отличился. И предупредил и половину варнаков они перебили. Преследовать рвались. Мишка Башуров кричал, что хунхузов на переправе ещё можно хорошо пощипать, а если те огрызнутся, то в станицу под защиту баррикад вернуться. Старики не пустили.

— И правильно сделали, что не пустили, — насупился Митяй. — Одно дело из-за укрытия стрелять, а другое дело врага преследовать, когда он в любой момент ответить может. Мальки, они и есть мальки.

— Мы такого же возраста были, когда лагерь Золотого Лю разгромили, — медленно произнёс я. — А потом помогли остаток его банды у истока реки Дактунак добить. А на переправе действительно можно было хунхузов проредить, чтобы больше не совались.

— Спорить не будем, Тимофей. Тем более, самое интересное я ещё не рассказал. — Шохирев выставил перед собой свою лопату-ладонь, призывая меня к молчанию.

— Лян Ксу рассказал, что когда банда вся собралась на посту после набега, их атаман со своими пятью офицерами, один из которых был ранен, собрались и уехали. После их отъезда один из бандитов сказал, что надо выбирать нового атамана и офицеров. В общем, где-то через два часа эта банда выбрала нового атамана и его ближников, потом забрала все продукты, что нашла на посту и ушла вниз по Амуру.

Я посмотрел на хитро замолчавшего Митяя и спросил:

— Ещё что-то интересное Ксу рассказал?

— Под деревом, с которого варнак тебя подстрелил, винтовку его нашли. Подстрелили бандита, когда он с дерева слезал, вот и обронил. То ли Лис, то ли его сиятельство попал. Они оба стреляли. Но это не важно. Винтовка очень интересной оказалось. Если бы ты слышал, как его сиятельство выражалось, когда ему её показали. Я столько много новых слов узнал.

— Что за винтовка? — спросил я.

— Охотничий манлихер с телескопическим прицелом. Так, кажется, если правильно запомнил. Князь её так назвал.

"Значит, мне не показалось, когда прыгал, что блеснул не ствол, а оптика. — Мысли заметались в мозгу, плавя его. — Вот и снайпер появился. Получается из рассказа Митяя, основной целью был Николай…? Зачем? Кому это надо было?"

Добила меня следующая фраза вахмистра.

— Ксы опознал эту винтовку и сказал, что ею был вооружён один из ближников атамана банды. При этом Лян не уверен, но ему показалось, что этот офицер-ближник был японцем, который пытался себя выдать за китайца.

"Всё, туши свет, сливай воду. Это сколько же версий теперь можно накрутить?" — подумал в смятении я, и на моих висках выступил обильный пот.

Заметив моё состояние, Мария взяв с тумбочки кусок чистого полотна, протёрла мне лоб и виски.

— Дмитрий, давай заканчивай. Тимофею нехорошо стало. Отдохнуть ему надо.

— Всё, закончил, — гигант поднял ладони вверх.

Встав с табурета, вахмистр уже собрался выходить из комнаты, но, хлопнув себя по лбу, резко развернулся.

— Ермак, я за чем приходил то. Меня дед прислал. Телеграфист проговорился, что в станицу на пароходах из Благовещенска следуют и завтра или послезавтра прибудут наш наказной атаман генерал-майор Беневский, с ним Албазинская и Черняевская сотни и жандармы. Чего рассказывать то будем? — Митяй как-то по-детски жалобно посмотрел на меня.

— Правду, Дмитрий, только правду, — усмехнулся я.

— Да ты чего, Тимоха. Нас же потом подполковник Печёнкин со свету сживёт, если все наши выкрутасы с разгромом банды Золотого Лю всплывут. Он же подполковником через это стал.

— Ну, до этого может дело и не дойдёт.

— Как не дойдёт. Атаман и старики скажут, что это ты предложил готовиться к возможному отражению нападения хунхузов из банды Владыки Ада, которая хотела отомстить за смерть Золотого Лю. Начнут спрашивать, что за месть. Тут всё и всплывёт. — Шохирев в этот момент был похож на большого испуганного ребёнка.

— Не меньжуйся, Дмитрий. И жандармы, и генерал-губернатор Корф давно правду знают. Мне об этом поручик Савельев сказал, когда приезжал с Джунг Хи и Мэй разбираться. А на полигоне и барон Корф рассказал, что ему всё известно о том, кто на самом деле Золотого Лю убил и даже о золоте, которое мы продали, а деньги поделили. — Про последнюю информацию я немного покривил душой. Но дедушка Корф определённо, что-то знал. Была же на полигоне его фраза: "Значит, золото у Лю всё-таки взяли. Орлы!" И цесаревичу ничего не рассказал.

— Ух ты, мать честная!!! — Шохирев в изумлении рухнул назад на табурет. — И ты молчал, Тимоха! Старейшины с утра как новость от телеграфиста узнали, ходят как в воду опущенные. Надеются, что их награждение Государя Наследником всё же оградят от гнева генерал-губернатора. А тот, оказывается, всё давно знает. Ладно! Я побежал. Надо деда и остальных стариков успокоить. Выздоравливай, Ермак!!!

Митяй, не смотря на габариты, практически бесшумно удалился из комнаты и дальше из дома.

— Устал?! — Мария заботливо протёрла мне лоб и виски. — Опять в пот бросило. Сейчас отвару дам и спи. Отдыхай. Во сне организм быстрее восстанавливается и лечится. Только будь готов, что завтра к тебе генерал, который друг императора придёт. Он ещё сегодня хотел с утра к тебе зайти, да я сказала, что ты ещё без сознания лежишь. А завтра точно будет.

"Вот успокоила, — думал я, выпивая из кружки, поданной знахаркой какой-то горький отвар. — Завтра меня его светлость князь Барятинский будет "пытать" с особой извращённостью. Ему же перед Александром III как-то оправдываться надо будет. Два покушения на наследника. И оба предотвратили, точнее не дали довести до конца, если в Японии всё происходило как в моём мире, посторонние люди. Я бы на месте есаула Вершинина мылил верёвку. Эх, не спросил у Дмитрия, как командир конвоя себя чувствует и выглядит! Вернее всего, хреново и бледно".

Эта была последняя связанная мысль, отвар подействовал, и я вновь провалился в сон. Проснулся ночью. Судя по темноте, времени было не больше двух часов. Сна ни в одном глазу. Больше суток продрых.

"Вот и прекрасно, — подумал я. — Надо всё обдумать в тишине и по полочкам разложить. Событий много и интересных произошло, информации, которую надо срочно проанализировать достаточно. Завтра, точнее сегодня будут "танцы" с князем Барятинским, потом чувствую с жандармами и дедушкой Корфом. С чего начать?"

Мысли заскакали галопом, я перепрыгивал с одной проблемы на другую, пока не заставил себя остановиться. Начнём с глобальных проблем, и будем опускаться постепенно ниже, решил я для себя.

Итак, начнём с вопроса — это мой мир или параллельный? Насколько это для меня важно?

Если мой мир, то имеющиеся в моём сознании пусть и в небольшом количестве послезнания пригодятся. Если не мой, то также пригодятся, но в меньшей степени. Но это на глобальном, стратегическом уровне. На тактическом уровне в любом случае пригодятся.

До прибытия в станицу цесаревича, я считал, что это мой мир. Несоответствия, которые вспомнились во время встречи Николая, могут говорить, как о параллельном мире, так и о том, что моё попадание в это время начало на него влиять.

Либо я в новом теле стал той точкой бифуркации, которая привела к разделению времени — пространства на два, а может быть и на множество потоков, в каждом из которых происходят разные события. Либо моё появление подобно брошенному камню в воду вызвало небольшие круги по воде, что привело к незначительным изменениям действительности.

И что мне это даёт? В принципе в ближайшее время ничего. Завтра, точно ничем не поможет. Поэтому данную проблему откладываем поглубже в сознании. Будет больше информации, будем думать.

Теперь проанализируем нападение на цесаревича и станицу.

Если рассматривать эти события с точки зрения мести Шисы Яньван за Золотого Лю чужими руками, то картина первоначально складывается очень логичной. Набрать людей на стороне, которые никак не связаны с основной бандой. Вооружить её. По деньгам, правда, выходит почти в три раза дороже, чем награда, которую Владыка Ада объявил за голову подполковника Печёнкина. Потом отвлекающее нападение на конвой Николая, куда устремятся все боеспособные казаки, а после этого атака с двух сторон на станицу. Сотни даже не особо опытных в военном деле бандитов, вполне хватило бы на детей, казачек и стариков, которые остались в незащищённой станице. Разор станицы и потери были бы страшными.

Но есть и нестыковки. Причём серьёзные. И это даже не офицеры, по словам Лян, во главе этой банды. Такого добра у Владыки Ада хватает. В его гвардии много бывших офицеров-дезертиров китайской армии. А вот то, что главарь банды в открытую называл себя правой рукой Шисы Яньван и не знает, как и его ближники-офицеры тайного языка хунхузов опровергает эту версию.

Шисы Яньван не дурак, и не отморозок, чтобы так осложнить себе жизнь нападением на конвой Николая. Если бы с цесаревичем, что-нибудь случилось, ранили или убили, то за Владыкой Ада не только подразделения восьмизнамённой армии императрицы Цыси охоту устроили, но я думаю, и Александр III по согласованию с Цыси какой-нибудь ограниченный контингент войск ввёл на территорию Китая для этой охоты. А Шисы Яньван не дурак, отнюдь не дурак. Иначе в таком авторитете среди хунхузов столь долгое время не ходил бы.

Тогда получается, основной целью нападения был наследник Николай?! А кому это выгодно? Зададим первый вопрос любого грамотного следователя. И здесь я полный ноль. Практически никакой информации об экономических, политических, дипломатических отношениях между китайской империей Цин, Российской империей, японской империей Мэйдзи, Королевством Чосон в эти дни я не помню, а точнее, и не знал.

Из всех послезнаний — скоро будет японо-китайская война из-за Кореи, где японцы разгромят китайцев. Договор, который японцы навяжут Китаю, сильно не понравится России, Германии и Франции, которые сейчас развивают обширные контакты с Китаем и поэтому воспримут подписанный договор как наносящий ущерб их интересам.

Насколько помню, Германия и Франция обратятся к японскому правительству с требованием отказа от аннексии Ляодунского полуострова, которая могла бы привести к установлению японского контроля над Порт-Артуром. Николай, который к этому времени в моём мире уже будет императором, при поддержке западных союзников оттяпает этот Порт-Артур как незамерзающий порт для России. А Япония, хоть и получит взамен с Китая дополнительную контрибуцию в 30 миллионов лянов серебра, воспримет это как унижение. В русско-японской войне за это унижение японцы хорошо отыграются.

"Эх, сейчас бы в Инете покопаться, — с сожалением о невыполнимом, подумал я. — Можно было бы хотя бы общую картину событий представить. А так всех знаний, как в анекдоте "говорили мне, учи матчасть". Но продолжим".

Предположим, что какая-то влиятельная группа лиц или лицо решилось совершить покушение на наследника российского престола. Цель — какая-то, несомненно, выгода в политическом и экономическом плане. И это могут быть представители любого государства, которые как пауки в банке дерутся за свои интересы в этом регионе. Даже не исключаю кого-нибудь из великих князей Романовых.

Итак. Набирается сотня хунхузов, которые должны выступить, как подручные Владыки Ада. Значит, кто-то знал о непростых взаимоотношениях Шисы Яньван и казаков станицы Черняева. И надеялся всё свалить на главаря самой мощной бандитской группировки. Про то, какие дивиденты и кому может принести удачное покушение, думать не буду. Информации для анализа нет.

Нападение на конвой. Здесь я уже участник и всё видел своими глазами, плюс информация от Митяя. Проанализируем. Около двадцати человек в ночь переправились на остров Разбойный и организовали там засаду. Значит, время передвижения пароходов цесаревича и распорядок встречи наследника в станицах знали.

Умельцы среди этих ребят были. Если верить Шохиреву, то один из засадников чуть ли не супер-ниндзя. Четырёх казаков прирезать, один из которых дядька Михайло, самый опытный лесовик в станице. А варнак к дядьке смог подобраться на расстояние удара ножом?! И это говорит о том, что работал мастер с огромным боевым опытом тихой войны. Тихо подкрался, тихо убил, тихо ушёл.

Второй умелец — снайпер, возможно японец, и его манлихер с оптикой. Эта машинка и для моего времени серьёзная вещь. Если бы не мой прыжок, то Николай вошёл бы в историю, как первая Августейшая особа, убитая из винтовки с оптическим прицелом, опередив президента Джона Кеннеди, пусть не царских кровей, но главу государства, на семьдесят два года.

Мысли перескочили на покушения глав государств и способы их осуществления. Если взять президентов штатов, то Линкольн, Гарфилд, Маккинли были убиты из пистолета и револьверов. Потом Кеннеди из винтовки с оптикой, а его брат опять убит из револьвера.

Эрцгерцог Фердинанд с супругой из пистолета, после чего грянула всемирная бойня. Кортеж Брежнева расстреливал Ильин из двух ПээМов. В Рейгана и папу Павла II опять стреляли из пистолей.

Если вспомнить покушения на Александра II, дедушку Николая, то в него три раза стреляли из револьверов, и три раза пытались взорвать, последний раз удачно для террористов.

"Кхе, а Николай мог войти в историю, не только как первый застреленный из винтовки с оптикой, но и как первый из глав государств и его ближайших родственников, кому голову саблей проломили", — усмехнулся я про себя.

Ладно, вернёмся к покушению. С точки зрения выходца их XXI века, организовано оно было непрофессионально, я бы сказал в надежде на удачу. Цесаревич, после того как из виду скрылись провожающие из станицы, ушёл в каюту. И, кстати, мог и не выйти из неё при прохождении островов. В кого тогда стрелять?

Но это мои рассуждения с точки зрения будущего и полученного боевого опыта разведчика и диверсанта. Не думаю, что Николай не выскочил бы из каюты, услышав выстрелы. Сейчас другой менталитет. Это в моём времени охрана сразу уводит тело из зоны обстрела, прикрывая его собой, а охраняемое тело при этом не рыпается и не пытается совершать подвиги. А здесь?! Николаю захотелось осмотреть остров с капитанского мостика, где ждёт возможная засада, и все попёрлись туда. У охраны даже мысли не возникло об опасности, хотя есаул Вершинин — главный телохранитель информацию о возможном нападении знал.

Дальше, больше. По пароходу открывают огонь, а атаманцы конвоя как стояли столбом, так и остались стоять. Только успели винтовки к плечу вскинуть. Ни один об охраняемой тушке не вспомнил. Кстати, сколько их в живых всего осталось? Пятерых в виде покойников видел. Не спросил у Дмитрия, но для такой охраны и террористов не надо.

Не помню точно, кто на Александра II нападал в одном из покушений, но во время прогулки не далеко от Зимнего дворца в императора стреляли пять раз. Судя по всему, либо Александр II хорошо качал маятник, уходя от выстрелов, либо террорист был косоруким и косоглазым. Но где была охрана?

А при последнем покушении, когда Александр II был ранен и потом скончался от ран. Как должна быть организована охрана, если телу разрешают пойти полюбоваться на захваченного первого террориста, а второй в это время кидает следующую бомбу?

Хотя о чём говорить, сам в своё время восхищался действиями Александра III, когда император и императрица оказывали помощь пострадавшим при взрыве и крушении царского поезда, сравнивая их с современными для моего времени правителями. Как говориться, пока не побываешь в шкуре "телохранителя", коим стал вопреки своим желаниям, легко восхищаться глупостями охраняемого тела.

Одним словом, птица удача накрыла своими крылами пароход "Вестник". Иначе так легко бы не отделались. А так цесаревич остался живым. А кому была бы выгодна его смерть, будем посмотреть. Но, если честно, даже перед собой, в этот гадюшник совсем лезть не хочется. Будем надеяться, что минует меня сия доля. Завтра, точнее сегодня, надеюсь, будет больше информации, тогда и будем дальше думать.

А сейчас, последний вопрос, какого хрена я прыгнул, закрывая Николая от пули? Уважением как правитель он у меня абсолютно в том мире не пользовался. Как человек и семьянин тоже. Даже делая скидки на то, кем и когда были написаны впечатления-воспоминания от общения с императором Николаем II, то в них даже как о человеке мало хороших отзывов. Точнее, почти нет. А то, что всю свою семью, которую реально любил, за собой к смерти привёл? Этого я, хоть убейте, не понимаю. Я бы за семью кому хочешь, горло перегрыз! Как говорилось в моём времени: "пусть меня судят трое, чем несут четверо".

За то время, что пообщался с будущим императором, увидел человека, которому до чёртиков надоело играть роль Государя Наследника при общении с чернью. Искренний интерес у Николая проявился пару раз, да и то, касаемо оружия. А так, как говорят французы — "нобле́с обли́ж", то есть власть и престиж накладывают известную ответственность.

"Это я сделал…, - где-то в далёком уголке моего сознания слабо прошелестел голос Тимохи. — Я знал, что ты не любишь Государя Наследника, но он же сын Помазанника Божьего. Его надо было спасти любой ценой!"

"Млять, Тимоха, за ноги тебя да об угол, — мысленно ответил я. — Ты чего с ума сошёл. Зачем?"

— Тебе не понять, гвардии подполковник, — ответил мне мой сосед по сознанию. — Ты человек грядущих времен, переживший предательство правителей, падение и распад своей страны. В тебе нет уважения к государям этой Империи, да и своей тоже. Ты же мысленно цесаревича называл только Николашкой. Мало того, ты уже приговорил его к подвалу ипатьевского дома.

Голос моей молодой сущности слабел и словно отдалялся, появилось ощущение того, что времени, когда мы можем быть вместе, почти не осталось, и я всполошился.

— Тимоха! Тимоха, ты где?

— Всё! Я ухожу. Ты жив остался. А я там, на пароходе погиб. Прощай…

— Не уходи, Тимоха! Не-е-ет!!! Тимоха…

А в ответ тишина. Что-то щёлкнуло в голове. Было такое ощущение, что от моего сознания отделилась какая-то часть. Будто бы воздушный шарик вздулся над теменем, а потом отделился и улетел.

За два последних года Тимоха очень редко проявлял себя. Но иногда мы с ним общались. А теперь что? Всё!!! Сознания настоящего хозяина тела больше нет! Кажется, я заплакал. По щекам потянулись нити слёз. Я остался один. С этой мыслью я провалился в забытьё.

Очнулся от того, что кто-то осторожно тряс мою ногу. Открыв глаза, столкнулся взглядом с улыбающейся Марией.

— Ну, ты и горазд спать, господин подполковник. Больше двенадцати часов задавил. Давай-ка займемся утренними процедурами, а то скоро его сиятельство нагрянет.

— Доброе утро, Мария! — улыбнулся в ответ красавице знахарке.

В течение двадцати минут я был умыт, накормлен, напоен. Судно-утку также использовали по назначению. Только закончили все процедуры, как передняя комната наполнилась шумом от входящих людей, а в проёме появился доктор Рамбах.

— Ну что, герой, очнулся. Молодец! Сейчас осмотрим рану. Мария Петровна, снимите бинты, пожалуйста.

"Какое милое отчество у нашей знахарки. Так и просится строка на ум "люблю тебя Петра творенье", — прикалывался я про себя, ожидая болезненной процедуры перевязки. На удивление данное действие прошло значительно легче, чем я себя настраивал. Доктор и знахарка аккуратно посадили меня в кровати, и пока Рамбах поддерживал мою тушку, Мария быстро размотала бинт и одним движением, почти безболезненно сняла тампон с груди. Скосив влево вниз взгляд, я увидел здоровенный, во всю мою левую грудную мышцу синячище черно-бурого цвета и запекшуюся корку небольшой рваной раны с четырьмя швами-стежками из нити.

— Замечательно! Заживление идёт просто замечательно! — Рамбах передав меня для поддержки знахарке, стал осторожно пальпировать грудную мышцу. — Мария Петровна, вы просто обязаны передать мне рецепт вашей мази. Удивительно быстрая регенерация поврежденных тканей. Чуть больше суток прошло, а рана практически затянулась. И кровоподтёк выглядит как будто недельной давности.

— А вы что скажете, больной? — обратился уже ко мне доктор. — Как самочувствие.

— Доктор, смерть, как и всякая деятельность, требует навыка. Видимо у меня в который раз была неудачная попытка приобрести такой навык. Теперь вот грудь левая болит и правая лопатка.

— Он ещё шутить изволит, — доктор строго погрозил мне пальцем. — Да вы, мой дорогой, как сказала Мария Петровна при повторном осмотре и перевязке уже в этой комнате, не в рубашке, а в кольчуге родились. Да-а… В кольчуге. А на спине у вас также хороший ушиб. Видимо когда на палубу упали, ударились там обо что-то. Не от удара о ровную поверхность такой синяк бывает.

После этих слов последовала процедура наложения мази и тугой повязки. Окончив перевязку и уложив меня на место, доктор подошёл к проёму двери и шутливо произнёс: "Ваше высокопревосходительство, пациент к приёму готов".

Тут же в комнату ворвался князь Барятинский, сделав рукой знак, чтобы все вышли, приставил табурет к кровати и грузно опустился на него. Место в проёме занял есаул Вершинин с бледным лицом и синюшностью под глазами, на которого князь не обратил внимания.

— Тимофей Аленин, в первую очередь хочу поблагодарить тебя за спасение Государя Наследника, — я увидел, как от этих слов вздрогнул Вершинин. — А во вторую очередь хотелось бы из первых уст услышать всё, начиная с твоего предложения ввести в конвой Его Высочества десяток казачат.

Я поглубже вздохнул и начал свой рассказ. За исходную точку взял свою "чуйку" на опасность, из-за которой предположил возможность нападения на цесаревича и станицу, о Золотом Лю и желание Владыки Ада отомстить за его гибель. Рассказал, как с вахмистром Шохиревым решили защищать станицу, если нападение всё-таки случится. После этого последовал мой ночной анализ причин и результатов покушения на Николая и нападения на станицу. Возможность причастности кого-либо из Великих князей дома Романовых, конечно, опустил.

Мой монолог длился минут десять. Всё это время князь внимательно слушал, ни разу не перебив и не задав даже одного вопроса. Когда я закончил, его сиятельство задумалось на несколько мгновений, а потом произнёс: "Кому выгодно, говоришь. Это мы постараемся выяснить".

— Ваше высокопревосходительство, в этом я вряд ли смогу Вам хоть чем-то помочь. У меня нет и сотой доли информации, которая необходима, для определённых выводов.

— У меня знаний и информации, конечно, побольше, чем у тебя, но у меня в голове не укладывается ни само покушение, ни то, что кому-то это может быть выгодно. — Барятинский запустил правую ладонь в свою роскошную бороду и крепко сжал кулак. — Ничего, разберёмся. Узнаем кому выгодно! Его превосходительство Шебеко — заведующий полицией и командир Отдельного корпуса жандарм телеграфировал, что сюда уже отправлены для расследования лучшие силы министерства внутренних дел.

"Оба-на угол шоу! — мысленно отреагировал я на фразу его сиятельства. — Я-то думал всё закончится приездом жандармов с Благовещенска или Хабаровки, а тут ребята посерьёзнее прибудут. Может, и до правды докопаются. Только вряд ли. Правда, вернее всего, за Амуром, а то и за дымкой японских островов, а может быть и на острове, который виден через Ла-Манш.

Князь Барятинский между тем продолжил:

— Сегодня пришла телеграмма от Его Величества. Император требует разобраться в произошедшем покушении и доложить для принятия им решения. Также в телеграмме указывает немедленно направить Наследника в столицу, обеспечив безопасность. Поэтому завтра по приходу двух пароходов с казаками мы немедленно отправляемся дальше. К сожалению, из-за твоего ранения мы не можем тебя взять с собой. Но по твоему выздоровлению, как я думаю, Его Величество Александр III призовёт тебя к себе для награждения. Да и казачата твои без наград не останутся.

Князь сделал паузу и посмотрел на меня.

— Что-то хочешь сказать, Тимофей?

— Не за награды старались, Ваше высокопревосходительство.

— То, что не за награды, понятно. Но где так стараться научились? Ты, Владимир Лесков и Верхотуров Антип спасли цесаревича, меня и барона Корфа. А ты можно сказать Государя Наследника трижды спас. Первый раз когда на палубу уронил, потом пароход увёл из-под обстрела, а затем собой закрыл от пули. Кстати, а почему капитана заставил пароход вперёд гнать на всех парах, а не реверс и задний ход дать.

"И чего отвечать, — задумался я. — Рассказать, что при проводке колон, что в Афгане, что в Чечне и в других горячих точка всех водителей инструктировали до слёз: при нападении, если машина на ходу, водитель обязан на полной скорости покинуть зону поражения. И прорывались в основном вперёд".

— Я не знал, ваше высокопревосходительство, как много уйдёт времени, чтобы пароход после реверса машины назад пошёл и куда он за это время доплывёт. Поэтому и указал капитану Самохвалову идти вперёд под защиту казаков, — терпя боль, вздохнул поглубже и продолжил. — Мне бы извиниться перед капитаном, Ваше высокопревосходительство?!

— Не перед кем извиняться тебе, Тимофей. Убит Аркадий Зиновьевич. Когда пароход уже вошёл в пойму, успел дать команду в трубу на реверс машины, после чего ему пуля в висок прилетела. Матрос-рулевой рассказал.

Плечи князя как-то устало сгорбились. Вздохнув, его сиятельство перекрестилось: "Упокой, Господи, душу раба Твоего новопреставленного Аркадия и остальных воинов, и прости им вся согрешения вольная и невольная и даруй им Царствие Небесное".

— Возвращаясь к вашему старанию и умениям, Тимофей. Твои казачата умело вели бой на пароходе и никого не потеряли во время его. Раненые не в счет. А в конвое из девяти атаманцев вместе с командиром, только трое в живых остались. И если бы не вы, никого бы не защитили. Что скажешь, есаул? — Князь Барятинский развернулся всем телом к Вершинину.

На атаманца было больно смотреть. И так бледный, Вершинин побледнел ещё больше и как-то съежился в размерах.

— В Японии охрану Государя Наследника прое…, здесь прое…

Дальше шёл непередаваемый армейский фольклор с применением флотских терминов. Если всё, что сказало его сиятельство, можно было бы перевести на русский литературный язык, то кратко получилось бы: "Не умеющие ничего лейб-атаманцы конвоя, которые родились в результате скрещения мутантов различных зоологических видов, не смогли обеспечить безопасность наследника российского престола. А всех их умений хватило только на то, чтобы бесславно погибнуть".

Закончив длительный и экспрессивный монолог, побагровевший князь, глубоко вздохнул и уже спокойно продолжил:

— Ладно, есаул. Не обижайся. Нервы не выдержали. Жалко атаманцев. Но тебе не обидно, что считай мальчишки выполнили вашу службу?! Вот теперь думай, что будем докладывать Его Величеству. В Японии рикши, здесь казачата!!!

Его сиятельство вновь начало заводиться. Чтобы сбить этот накал, я спросил князя:

— Ваше высокопревосходительство, а как себя генерал-губернатор Корф чувствует?

— Хорошо. Старый воин ран не боится. Пуля, которую барон в плечо получил, сначала через Верхотурова Антипа насквозь прошла. Поэтому у генерал-губернатора больших повреждений нет, но кость задета. Из-за этого он так плохо на пароходе и выглядел. С Туром твоим тоже всё хорошо будет. Доктор Рамбах отличный хирург. Операцию сделал по высшему разряду.

— Это хорошо, — я довольно улыбнулся.

— Ладно. Смотрю, у тебя испарина выступила. Отдыхай. Завтра с цесаревичем к тебе зайдем перед отплытием.

С этими словами его сиятельство покинуло комнату и дом, уводя с собой своё сопровождение.

— Ты как, Тимофей, живой? — спросила с улыбкой, вошедшая в комнату Мария.

— Живой, Мария, живой. Когда пойдешь раненых проверять, попроси Ромку, чтобы он ко мне пришёл.

В этот день больше никто меня посещениями кроме Ромки не беспокоил. Следующим утром стандартные процедуры и ожидание цесаревича.

Ближе к обеду рядом с домом, судя по звукам, остановилось несколько экипажей и через некоторое время в сенях затопало множество ног. В проёме двери показался Николай.

"Ндя, лечить с помощью Бахуса душевные переживания вещь, конечно, хорошая, но вредная для здоровья, — подумал я, глядя на хорошо припухшее лицо Государя Наследника — Тем более в нашей глуши его любимого портвейна не найдешь. Что же господа пили?".

— Как чувствуешь себя, Тимофей? — прозвучали первые слова Николая.

— Жить хорошо, если не умер, Ваше Императорское Высочество, — бодро ответил я.

— Да, Тимофей. Жить хорошо. Спасибо тебе. Ты спас мне жизнь и неоднократно. Мне сказали, что ты выжил только чудом. Можно посмотреть на нож и часы?

— Конечно, Ваше Императорское Высочество, — я попытался дотянуться до верхнего ящика прикроватной тумбочки, но со стоном упал назад на кровать.

— Я сам. Лежи, Тимофей. — Николай подошёл к тумбочке и достал из ящика нож и часы. Долго смотрел на них, а потом произнёс:

— Тимофей, можно я заберу это себе. На память.

— Берите, Ваше Императорское Высочество.

Никогда в той жизни не хранил вещей, которые напоминали мне о моих ранениях. Многие себе как талисман или оберег вынутые из тела пули, осколки на шею вешали. Я этого не понимал. Поэтому с ножом и часами расстался, можно даже сказать, с удовольствием, которое увеличилось после следующих действий Николая.

Подойдя к косяку двери, Николай обратился к кому-то в передней комнате: "Я прошу Вас, князь возьмите эти вещи". Произошла смена предметов из рук в руки, после чего Николай, подойдя ко мне, положил мне в правую ладонь какой-то предмет.

— Это мой личный подарок за всё то, что ты совершил для меня. Ещё раз спасибо. Я буду просить папа", чтобы он достойно наградил тебя и учеников твоей школы. Если бы не ты и они, погибло бы ещё больше людей.

Я поднял руку и рассмотрел в ладони шикарные часы в богато украшенном драгоценными камнями золотом корпусе. В них сразу чувствовались шарм и элитность. Поднеся часы ближе к глазам, я на крышке увидел надпись Patek Philippe & Co.

— Эти часы подарил мне на совершеннолетие папа".

— Ваше Императорское Высочество, я не могу их принять, — я протянул часы Николаю. — Это подарок. А подарки не передаривают.

— А я тебе их и не подарил. Я их обменял на другие часы и нож. Думаю и папа", и мама", меня поймут. И ещё, Тимофей, я вспомнил, что папа" перед началом моего путешествия дал указание и приказом по Военному ведомству в Николаевском кавалерийском училище образована казачья сотня, где ты мог бы обучаться. Я, правда, не знаю всех тонкостей поступления и обучения, но буду рад тебе помочь.

— Огромное спасибо, Ваше Императорское Высочество, но это военное училище и у меня не хватит образовательного ценза, чтобы в него поступить.

А про себя подумал: "Это ещё и в столице учиться два года. Где деньги, Зин? Нет, уж нам бы что попроще. Хотя, заманчиво".

— Я думаю, что этот вопрос мы сможем урегулировать, — продолжил цесаревич.

— Ваше Императорское Высочество, разрешите мне в этом году всё же поступить в Иркутское юнкерское училище! Если рана позволит.

— Ради бога, Тимофей. Я думаю, так будет даже лучше. Всё можно будет решить переводом. Хотя, вернее всего тебя к этому времени вызовет к себе для награждения мой папа". Там всё и обсудим. Но всё же, я для тебя написал письмо-прошение для начальника юнкерского училища в Иркутске, — Николай достал из кармана пакет и положил его на тумбочку.

— Огромное спасибо, Ваше Императорское Высочество. Я вам очень благодарен. Разрешите мне для Его Императорского Величества подарок с вами передать.

— У тебя для папа" подарок есть? — несколько удивлённо поинтересовался Николай.

— Надеюсь, Его Императорскому Величеству понравится. Попросите, чтобы хозяйку дома позвали с настойкой. И если доктор Рамбах здесь, попросите его также прийти сюда.

— Владимир Константинович, — обратился в проём двери Николай. — Вы всё слышали? Позовите хозяйку и вместе с ней зайдите сюда.

Не прошло и двадцати секунд, как в комнату вошла Мария, неся в руках бутыль с настойкой женьшеня, которую вчера принёс Ромка. За Марией в комнату зашёл доктор, который не мог оторвать взгляда от аптекарской банки объемом в четверть, в которой настаивался огромный корень панцуя.

— Господи, Мария Петровна, это правда, что я сейчас вижу. Мои глаза меня не обманывают? — благоговейно произнёс Рамбах. — Сколько ему лет?

— Я считала круги несколько раз, но каждый раз получались разные цифры. От ста девяносто семи, до двухсот двух, — ответила Мария, склонив голову в поклоне перед наследником престола.

— Что это, Владимир Константинович? — поинтересовался Николай.

— Ваше Императорское Высочество, это чудо! — Казалось, что доктор лопнет от переполнявших его чувств. — Я об этом слышал. И то, как о мифах. Никогда не думал, что придётся лицезреть своими глазами. Это чудо!!!

— Доктор, если можно поподробнее.

— Ваше Императорское Высочество, это настойка корня "небесного" панцуя или женьшеня, которому двести лет. О целебных свойствах данной настойки можно только предполагать.

— И насколько это будет полезно для здоровья? — вновь поинтересовался цесаревич.

— Ваше Высочество на Востоке настойку из женьшеня считают панацеей от всех болезней, продлевающей жизнь и молодость. Чем старше корень, тем ценнее настойка и сам корень. У нас в России я встречал корни не старше двадцати лет. А здесь двести лет. Это какая-то сказка!!! Такого не бывает!

— И эту сказку, продлевающую жизнь и молодость, Тимофей, ты хочешь передать Его Величеству в подарок? — тихо спросил меня цесаревич.

— Да, Ваше Императорское Высочество.

— Спасибо…

Глава 5. Путь в училище

Я стою в коридоре первого этажа двухэтажного каменного здания Иркутского юнкерского училища. Только что, мой вчерашний спаситель старший урядник Филинов в сопровождении сотника Забайкальского казачьего войска зашёл в кабинет, на двери которого висит табличка с надписью "Начальникъ училища полковникъ Федоровъ А.В.".

Мимо меня снуют группы вольноопределяющихся. Вот прошли трое с желтыми погонами. Типичные русаки. Кажется это гренадеры из московских полков. После того, как Тимоха исчез из моего сознания, в мундирах и погонах разбираться мне стало значительно труднее. Вот прошли двое кавказской наружности, если не ошибаюсь, эриванец и апшеронец с Кавказа. А вот эти трое нордической внешности, судя по погонам и мундирам из полков Прибалтийского края. "Надо же, горячие кавказские и финские парни в одном флаконе собрались. Сладкие парочки твикс", — усмехаясь про себя, думал я, наблюдая за коридорной суетой.

Вдоль стен коридора, так же как и я, жмутся, ожидая вызова в класс на экзамен, штатские в гимназических тужурках, в штатских костюмах и даже в чиновничьей форме, то ли судебного ведомства, то ли казначейства или банка. Надо запоминать и изучать виды форм и знаки различий. В цивилизацию попал. Иначе можно оконфузиться. И ещё, хорошо, что погон на мне нет, хотя я и в форме Амурского казачьего войска, а то бы рука уже отвалилась козырять. Но обо всём по порядку.

После прощального посещения цесаревичем и его отбытия в столицу под усиленной охраной, я ещё где-то три дня пролежал в постели. Потом начал понемногу вставать и делать кое-какие разминочные упражнения, в основном лёжа. К этому времени жандармский десант из Благовещенска и Хабаровки перевернул вверх дном всю станицу, не опросив, наверное, лишь бессловесную живность. Меня три раза посетил, задавая вопросы, но более подходящим будет термин — допрашивая, мой старый знакомый уже штабс-ротмистр Савельев. На все его расспросы я отвечал максимально правдиво. Какие им были сделаны выводы, для меня осталось тайной.

Перед своим отплытием в Хабаровку меня навестил генерал-губернатор Корф, от которого я узнал, что им дано распоряжение построить помещение для школы казачат на околице станицы. А полосу препятствий, спортивный городок организовать на площадке для занятий с казаками-малолетками, чтобы и приготовительный разряд занимался. Всё за счёт казны губернаторства. Дом и подворье мне также отстроят в станице за счёт казны. Нечего бирюком на отшибе жить.

Я искренне поблагодарил барона Корфа, думая про себя, что не дело бросать родовое гнездо. С другой стороны, если поступлю в училище, где окажусь дальше не известно. Слова Николая о возможном вызове в столицу к Александру III я помнил. А что придёт в голову императору о моей дальнейшей судьбе — это гадание на кофейной гуще. И если в станице будет место, где можно будет голову свою приклонить, то это прекрасно. А про Ермаковскую падь ещё подумаю. Земля-то там моя после принятия присяги будет.

Следующие действия и слова генерал-губернатора меня просто добили. Барон вручил мне три письма-прошения к начальнику Иркутского училища — своё, от князя Барятинского, генерал-майора Беневского и произнёс: "После прошения Государя Наследника данные письма как бы и не нужны, но пригодятся, если ты, Тимофей, всё-таки решишь поступать в училище в этом году. Но тогда тебе надо, не смотря на ранение, поторопиться. До начала приёмных экзаменов осталось чуть больше месяца, а дорога дальняя. Может быть, успеешь выздороветь, и медицинская комиссия тебя пропустит. Надеюсь вскоре увидеть тебя офицером в списках Амурского конного полка".

Ещё через пару дней после визита Корфа я перебрался к Селевёрстовым. Мария своей тайны, не смотря на множество бесед между нами о медицине будущего, так и не открыла. А ещё через три дня на пароходе в станицу прибыл Арсений Тарала, который стал для меня как будто для Золушки принц на белом коне и с хрустальной туфелькой в руке. С его помощью на пароходе "Амур" я мог дойти до Сретенска, а дальше с купеческим караваном Чурина и Ко до Иркутска.

Было много споров о необходимости и возможности моего путешествия и поступления в училище в такой физической форме и с Арсением, и с дядькой Петро, который на подмогу вызвал Марфу-Марию. Но удалось убедить всех.

Двенадцатого июля девяносто первого года я на борту парохода "Амур" отправился в поход за офицерскими погонами. За месяц надо было успеть пройти две тысячи вёрст. Оставлял я станицу с легким сердцем. Одной из причин была та, что в последние дни меня начало терзать чувство вины перед станичниками. Появление моей матрицы сознания в теле Тимохи Аленина привело в большей степени к негативным последствиям для жителей моей станицы и округа в вопросе сохранения их жизни и здоровья.

При разгроме банды Золотого Лю пятнадцать казаков из Албазинской сотни погибло, да больше десятка серьёзно ранено было. Из станичников один казак погиб, да один тяжело ранен был. При нападении на цесаревича и на станицу трое ольгинцев погибло, да трое раненых, а из станичников одиннадцать раненных. Из них Антип Верхотуров и дядька Михаил Лесков тяжело.

Вот и терзала меня совесть, отыгрываясь за мешок с золотыми самородками. "По твоей вине гвардии подполковник, казаки погибли. Сидел бы на…опе ровно, ничего бы и не случилось. Нет, надо было свою исключительность показывать, мир изменять…", — шептала мне эта мадам, заставляя мучиться и искать оправдания.

Поэтому, оставив за бортом пристань станицы, я вздохнул с облегчением. Не будет меня в станице, не станет точки притяжения различных бедствий для неё. Тем более, Митяй Шохирев, придя проводить меня, рассказал, что начальником школы для обучения мальков, старшей группы и казаков-малолеток назначен именно он. Ромка Селевёрстов и старшие троек иду к нему замами по обучению. В образовательный процесс, которым старшаки будут руководить, Дмитрий особо лезть не будет. А нарушителей дисциплины очень убедительно приструнит.

К октябрю деньги из казны генерал-губернатора придут. Казаки от сельхоз работ освободятся и за пару недель всё возведут и здание школы, и полигон перенесут. Так что к концу октября занятия в школе начнутся. И мне дом с подворьем заодно отгрохают. Я усмехнулся про себя, вспоминая, каким заботливым и даже можно сказать нежным был этот гигант при расставании на пристани. В последние месяцы мы с Дмитрием сильно, не смотря на десятилетнюю разницу в возрасте, сдружились. И за свою школу я теперь был спокоен.

По пути в Иркутск произошло только одно интересное событие — встреча в Албазино с пароходом "Ермак", тянущим баржу, на которых разместились возвращающиеся с охраны цесаревича офицеры и казаки Амурского полка, а также группа высокопоставленных чиновников из МВД и корпуса жандармов.

Последние, от кого-то узнав, что я присутствую в Албазино, быстро меня нашли и устроили блиц опрос-допрос. Если штабс-ротмистра Савельева можно было назвать неплохим специалистом в этой области, то представшие передо мной зубры сыска и следствия, были супер профессионалами. За два часа меня осмотрели, обнюхали, вывернули наизнанку, завернули обратно. Заставили вспомнить всё, включая те моменты, на которые не обратил внимания и, казалось, не помнил. В конце концов, будто пропущенный через стиральную машину, мясорубку, а заодно асфальтоукладчик был отправлен восвояси.

После беседы с этими мастерами у меня сложилось впечатление, что тайна нападения на конвой цесаревича продержится недолго. Тем более со стороны раненого генерал-губернатора Приамурья барона Корфа им будет оказано любое содействие. Барон такую плюху со стороны неизвестного пока лица или группы лиц вряд ли простит. Тех хунхузов, что нападали на станицу и пароходы цесаревича возьмут в оборот быстро даже на китайской стороне. Но это уже, слава богу, не мои заботы.

Ещё одной неожиданностью стало знакомство с Наказным Атаманом Амурского казачьего войска генерал-майором Беневским и командиром Амурского казачьего полка полковником Винниковым. И Аркадий Семёнович Беневский, и Григорий Васильевич Винников, которые также находились на "Ермаке" оказались милейшими людьми, несколько не чурающиеся общения с молодым казаком. Когда полковник Винников узнал, что его начальство уже предоставило мне письма-прошения для начальника Иркутского училища, то немедленно написал аналогичное и выразил надежду, что скоро хорунжий Аленин примет полусотню в его полку.

Также Винников отметил, что ему понравился Черняевский опыт продолжения военного обучения казачат после двухгодичной школы, которую они в станицах обычно заканчивают к десяти-двенадцати годам. И он постарается добиться такого же, как в Черняева обучениям молодёжи во всех станицах, не смотря на сопротивление казаков. Тем более, три года назад в Приамурье отдали на откуп продажу спиртного в поселениях станичному управлению. Прибыль с этого в станичную казну идёт. Найдут станичники средства на продолжение обучения своих детей. Должны же понимать пользу от этого. Чем лучше подготовлен казак, тем больше шансов у него выжить в бою. Аркадий Семёнович данную мысль командира полка целиком и полностью поддержал.

Дальнейшее путешествие происходило без каких-либо ярких событий, нарушений и обострений движения купеческого каравана. В Сретенске расстался с Аркадием, который со словами "потом отдашь", увеличил моё благосостояние на триста рублей, доведя его до пятисот пятидесяти семи рубликов, не считая копеек. В Чите я очень-очень дёшево по сравнению с ценами Благовещенска обновил свой гардероб, пользуясь скидками для работников Торгового дома "Чурин и Ко". А двадцать второго августа девяносто первого года в полдень прибыл на пристань Иркутска, пройдя через Байкал и по Ангаре на пароходе "Сперанский". Около месяца назад по этому маршруту данный пароход доставил в столицу Иркутского генерал-губернаторства Николая и его свиту.

С ворохом вещей, сам не заметил, как оброс ими за месяц путешествия в комфортных условиях то на пароходе, то на телеге, где под мои вещи было выделено место, я стоял на пристани, решая куда пойти. Хорошо, что лошадиную силу с собой не взял, оставив дома Беркута и Чалого на развод в табуне Селевёрстовых.

"Посмотрим, куда кривая вывезет", — подумал я, взвалив на плечи РД, вещевой мешок, а также винтовку. Ещё один сидор взял в левую руку. Со слов приказчика, который сопровождал товар Чуринского дома, я уже был в курсе, что в гостиницы и постоялые дома Иркутска можно не соваться. Все они забиты представителями торговых домов, так как сейчас пик навигации по сплаву грузов, а также, переводя на язык будущего, абитуриентами в юнкерское училище и их сопровождением. А так как я опоздал на неделю к началу экзаменов, то могу даже и не рассчитывать найти в этих заведениях спальное койко-место. Даже караван Чурина сейчас перегрузится с парохода на телеги и уйдет из города. Ночевать будут по-походному за городом.

С учетом этой информации и совету приказчика попёрся на окраину того конца города, где проживали казаки Забайкальского казачьего войска. Может, кто приютит.

Было не особо жарко, я бы даже сказал для августа прохладно, но навьюченный вещами, я скоро при движении задышал как паровоз. Также почувствовал, как под козырьком фуражки стал собираться пот на лбу.

Я шёл по улицам и вертел головой по сторонам, Видно было, что город строится. Чуть больше десяти лет назад в Иркутске произошёл пожар, во время которого сгорело полгорода. Сильно пострадала центральная часть, лучшие постройки, все гостиные дворы и ряды, почти все общественные и казенные учреждения со своими делами и архивами, почти все учебные заведения и библиотеки. Сгорели четыре церкви, синагога. Юнкерское училище тоже превратилось в головёшки. И теперь оно располагалось в уцелевшем во время пожара двухэтажном каменном строении бывшего госпиталя. Все эти новости я узнал от словоохотливого приказчика купеческого каравана, пока следовал с ним в Иркутск.

Город восстанавливался, но местами на улицах все ещё были видны участки земли, заросшие кустарником с остатками обгоревших строений. И было много строек. Я пока добрался до улицы, где начинались казачьи дома, чей внешний вид не говорил о достатке, скорее наоборот, насчитал восемь строительных площадок по возведению различных зданий. Причем шесть строили из кирпича и минимум в два этажа.

Посмотрев вдоль улицы из деревянных домов, увидел, что через три дома от меня из калитки вышел казак и стал с помощью топора поправлять забор. Быстро подойдя к нему, я поздоровался:

— Здорово живёте, дядька!

— Слава Богу, казак. С чем пожаловал? — крепкий мужчина в заношенной, но опрятной форме Забайкальского войска, в рубахе без погон вогнал в столб лезвие топора и неторопливо оглядел меня с ног до головы.

— Хотел узнать можно ли по улице у кого место для жилья снять дней на десять? — задал я вопрос, также рассматривая казака, которому по внешнему виду можно было дать и тридцать, и пятьдесят лет. Всё дело было в бороде и усах с сединой, которые закрывали его лицо. А также в глазах, которые были, как у не раз битого судьбой человека.

— Что-то не разберусь я в тебе братец. Ты малолетка или строевой. Где погоны?

— Мне ещё семнадцать лет, дядька. Я приехал поступать в юнкерское училище.

— А я подумал, что ты на первом сроке службы. Постарше и покрепче своих лет выглядишь.

— Жизнь дядька заставила, и повзрослеть, и возмужать раньше срока.

— Давай знакомиться, казачок. Филинов Игнат Петрович старший урядник 1-го пешего батальона Забайкальского казачьего войска. Можешь меня дядей Игнатом или дядькой Игнатом звать, еже ли тебе так удобней. Я на Дону родился. Потом батьку в Забайкалье по жребию перевели.

— Аленин Тимофей из станицы Черняева на Амуре. Если, дядька Игнат, будете Тимохой звать, не обижусь, — улыбнулся я, пытаясь принять какое-то подобие строевой стойки. Из-за кучи вещей сделать это не удалось.

— Вот и познакомились. Три рубля за десять дней постоя осилишь, Тимоха.

— Осилю, дядька Игнат.

— Тогда дальше и искать нечего. Проходи в избу. Сейчас расположу тебя. Не боись, не стеснишь никого. Один я, бобылём живу. Как жена с дитём малым сгорели во время великого пожара. Так один и живу.

"Теперь понятно, почему у него глаза, будто пеплом присыпаны. Не дай Бог, если ещё и на его глазах сгорели", — подумал я, протискиваясь в открытую дядькой для меня калитку.

— Вот в доме, который стоял на этом месте и сгорели. Не смог через огонь к ним пробиться. Так и погибли мои Настенька да Фролушка, — казак тяжело вздохнул и резким рывком выдернул топор из столба. — Пойдем в избу.

В сопровождении казака с крыльца зашли через сени в переднюю комнату избы. Месторасположение комнат, печи, летней терраски были несколько другим, чем в избах станицы Черняева. В доме был порядок, но по каким-то неуловимым признакам сразу стало понятно, что женская рука отсутствует. Такой же порядок был у меня в доме-казарме, и он разительно отличался от домашней обстановки в доме Селевёрстовых.

— Винтовку с шашкой вешай рядом с моими. Мешки на лавку пока положи. Потом разберёшь. — Дядька Игнат дождался, когда я выполню его указания, и позвал во вторую комнату. — Спать будешь на этой кровати. Тумбочка при ней в твоём распоряжении. Какие надо вещи повесишь в шкаф. Питаться будем с одного стола. Разносолов не обещаю, но щи да каша с хлебом будет. Устраивает?

— Всё устраивает, дядька Игнат. Спасибо, что приютили.

— Ну, раз устраивает. То доставай чистое исподнее, если нет, то постираешься. Щёлок есть. И пойдем в баню. Суббота же сегодня. Баня с утра томится. А остальное после бани решим.

Боже мой, баня! Последний раз ополаскивался полностью в Сретенске, и то бегом. Народу в помывочную было много. А тут баня! Быстро достав из мешка новое, чистое исподнее, шаровары и рубаху для домашнего ношения, портянки, устремляюсь следом за дядькой Игнатом.

До бани путь оказался не близким. Пришлось спускаться на задах огорода к Ангаре, где и стоял на берегу сруб бани. И было их по берегу множество. А что, вода недалеко. Да и после пара окунуться в реку, это же непередаваемое удовольствие.

Зашли в предбанник. Разделись.

— Да, не слабо тебя жизнь потрепала, Тимоха. Это откуда же у тебя такие отметины. А эта совсем свежая! — палец Игната чуть не уперся мне в левую мышцу груди.

— Хунхузы, дядька Игнат, хунхузы. На Амуре с ними часто приходится сталкиваться. Давайте попаримся. А потом я расскажу.

— Давай, казак, попаримся, — Игнат Петрович продолжал с изумлением рассматривать боевые отметины на моём теле: свежий шрам с чуть затянувшейся кожей на левой мышце груди, борозда по ребрам на правом боку, две отметины с двугривенный на простреленном правом плече, да на спине под правой ключицей. Как он выглядит, рассмотреть в зеркале так и не смог. Но не маленький. Над левой бровью и далее по виску шрам большей частью скрывался в волосах.

Вошли в хорошо натопленную и выстоявшуюся баню, и сразу же погрузились с дядькой Игнатом в пучину приятного, сухого, жаркого воздуха, пока еще не насыщенного ароматами разнотравья. Пахнет слегка лишь деревом от разогретых бревенчатых стен, дымком сгоревших дров да березовым листом от распаренных веников.

Дядька Игнат берёт ковш, в котором уже настоян какой-то травяной отвар. Сливает из него часть отвара в другой ковш поменьше, куда уже зачерпнул горячей воды. Взмах ковшом, раскаленные камни зашипели, и по бане поплыл аромат, какой не учуешь и в парфюмерной лавке.

Я окатил небольшой полок холодной водой, и дядька Игнат, надев какую-то бесформенную шляпу из шерсти, типа фетра в моём времени, забрался на него и лег на живот, подложив под лицо распаренный свежий веник. Я уселся на лавку рядом с полком, вдыхая банный дух, пахнущий березовой рощей. Сижу и нежусь в приятном и обволакивающем тепле.

Чувствую, что прогрелся. Обильный пот стекает по телу ручейками.

— Тимоха, поддай из другого ковша кваском, — попросил меня расслабленным голосом дядька Игнат.

Клубы пара и пары с запахом хлеба и мёда заполнили баню. Чувствуя, что уши начинают скручиваться в трубочку, а волосы потрескивать, уселся прямо на пол.

— Ох, хорошо. Благодать какая! — раздалось с полка.

Я между тем начал тереть кожу, скатывая с неё грязь колбасками. Как же хорошо. Действительно благодать!

— Тимоха, подай ковш с холодной водой, попросил меня дядька Игнат.

Я подал казаку ковш с водой, который он, сняв подобие шляпы, вылил себе на голову. Подав мне назад ковш, шляпу и веник, дядька Игнат произнёс:

— Бери колпак, рукавицы вон на лавке лежат. Попробуй в два веника пройтись.

Надев колпак на голову, рукавицы, макнул поданный веник в деревянную шайку, где лежал, распариваясь еще один.

Что ж, начнем священнодействие. Попариться в прошлой жизни я очень любил. У Селевёрстовых банная суббота также была в почёте. Но там мне с Ромкой доставались обычно остатки пара.

Встав перед полком, начал легонько навевать вениками на дядьку Игната горячий воздух, чуть-чуть касаясь ими тела казака. Прогнав несколько раз волну горячего воздуха от спины к пяткам и обратно, под охи и вздохи дядьки, положил ему один веник на спину и ударил вторым.

— Ох, Тимоха, хорошо то как. Давай, ещё!

Я вошёл во вкус. Усилил удары веником, потом перешёл на удары двумя вениками, прижимая горячий воздух к телу дядьки Игната, растирая его. В общем, пошла настоящая банная утеха!

Подбавив парку и окунув веники в шайку, заставил казака перевернуться на спину и продолжил веселье.

— Всё, дядька Игнат, не могу больше!

Бросив веники в шайку, стянув с головы колпак, а с рук рукавицы, положил их на лавку и выскочил в предбанник. Усевшись на лавку, стал жадно глотать прохладный воздух.

Через несколько секунд мимо меня пронёсся красный как рак, распаренный дядька Игнат, ухая и постанывая. Прошли мгновенья, и раздался громкий бултых и довольное упоминание Бога, его матери и ещё какой-то матери.

"Да… Только русский человек, входя в нирвану, может одновременно молиться и материться", — подумал я, выглядывая наружу из предбанника.

Дядька Игнат лежал на мелководье в Ангаре, хлопая по воде руками и бултыхая ногами, наслаждаясь прохладой воды. Я прикрыл дверь и снова уселся на лавку, блаженствуя и чувствуя, как бешеный стук сердца стал потихоньку приходить в норму.

Через пару минут в предбанник ввалился мой арендодатель койко-места и, разбрасывая холодные брызги, шлепнулся на лавку рядом со мной.

— Ну, Тимоха, спаси тя Бог! Уважил — давно так не парился. Ну да я тебя не хуже испарю.

— Дядька Игнат, я после ранения ещё не полностью оправился. Так что пожалей меня, — улыбаясь, ответил я.

— Так, Тимофей, может и не надо больше? — озабоченно спросил казак, выжимая бороду.

— Нет, чуток ещё можно, — ответил я.

— Тогда уже лучше, ты сам, — дядька внимательно посмотрел на мой свежий шрам на груди, который стал красно-синего цвета. — А то, как бы хуже не было. И я, дурак, не подумал.

Несмотря на опасения, второй заход в баню закончился тем, что дядька Игнат всё-таки отходил меня вениками, после чего я минуты три лежал в прохладных водах Ангары, получая немыслимое удовольствие.

Потом был ещё один заход хозяина бани, который я пропустил, его наслаждение паром и водными процедурами. После этого мы помылись, замочили грязное белье и распаренные во всём чистом вернулись в избу.

В избе нас дожидался самовар, который ещё не успел полностью остыть, и на его разогрев с помощью заранее заготовленных лучин, ушло немного времени. Хороший чай после бани, что может быть лучше! Поставив на стол, принесённый с улицы пыхтящий самовар, дядька Игнат, добавил к нему тарелку с оладьями, плошку с мёдом, заварной чайник в грелке-накидке и чашки с блюдцами.

"Слава богу, будем пить чай, а не чай-сливан с добавками муки и прочего", — с удовольствием подумал я, после чего пошёл потрошить свой мешок, где лежали дорожные продукты.

Убрав, выложенные мною на стол шмат сала, кусок копчёного окорока и полкаравая хлеба в кухонный закуток перед печью со словами "вечером поедим", дядька Игнат, скороговоркой прочитав "Отче наш" и размашисто перекрестившись, сел за стол, пригласив меня сделать тоже самое. Чай был разлит по чашкам, после чего началось активное восстановление нарушенного водно-солевого баланса в организме после бани.

После первой чашки чая, которую выпил, выливая порциями в блюдечко, налил вторую. Попробовав оладьи с мёдом, не выдержал и задал вопрос:

— Дядька Игнат, неужто сам такую вкуснотищу испёк?

Казак смутился, потом сделал глоток чая из блюдца и произнёс:

— Соседка Дарья, сеструха моей жены угостила. Мы со свояком, когда на сёстрах женились, дома рядом поставили. Им во время пожара повезло. Все живы остались. Вместе потом и отстроились. А чуть больше года назад свояк Григорий по весне в Ангару бросился спасать мальца, который, катаясь на льдине, перевернулся. Мальца достал и спас, в свой тулуп завернул, пока до избы нёс, а сам весь заледенел. Сгорел потом в лихоманке, — дядька замолчал, уйдя мыслями в себя, потом продолжил. — Вот и помогаем друг другу.

Я чуть не ляпнул о возможности их дальнейшего совместного проживания, как казак продолжил:

— Как три года со смерти Григория минует, так и сойдёмся с Дарьей. Она же почти копия моей Насти. И сынок ихний, племяш Ванятка в том же месяце, что и мой Фрол родился. Так и будем жить.

Дядька Игнат тяжело вздохнул.

— Ну, а теперь, Тимофей, рассказывай, откуда у тебя столько отметин.

"Что ж, в бане помыли, чаем напоили, скоро накормят и спать уложат. Надо за это хозяина уважить", — подумал я и начал рассказ о своих злоключениях-приключениях в этом мире.

Рассказал практически всё. Но на всякий случай про бой с бандой Золотого Лю поведал в отредактированном под подполковника Печёнкина варианте, а про нападение на цесаревича вообще решил промолчать. Прямого указания молчать не было, но практически всеми официальными лицами, начиная с генерал-губернатора и ниже было рекомендовано "особо не распространяться". Говоря по-другому "молчать в тряпочку". Поэтому дойдя до событий прибытия в станицу цесаревича, замолчал.

— Чего примолк? Рассказывай, как цесаревича собой закрыл, — дядька Игнат хитро посмотрел на меня, поднося блюдечко с чаем к губам. — Рассказывай, Ермак. А то может мне всё переврали. Тут же из первых уст услышу.

Я в состоянии грогги уставился на казака, который потихоньку тянул чай из блюдечка. Ошеломление было зашкаливающим, за максимум возможного.

— Что удивлён, Тимофей? — Игнат Петрович поставил блюдечко на стол и разгладил бороду с усами. — Всё очень просто. Тут при прибытии Государя Наследника в город наши казаки забайкальцы гулеванили, которые амурцев в охране цесаревича сменили. Вот от одного из них, моего троюродного брательника, и услышал рассказ о том, что молодой амурский казак Тимофей по прозвищу Ермак спас цесаревича, закрыв его своей грудью. Пуля попала бы в сердце, но в кармане Ермака лежали, подаренные наследником освящённые в Исаакиевском соборе часы и пуля не смогла пробить их. Так Святая Богородица спасла и Государя Наследника, и казачка, который жизни своей не пожалел. Такая вот, ядрёна-матрёна, история! Всё, правда?

По окончании монолога дядьки Игната мне можно было поставить диагноз — информационная контузия. Видя моё состояние, урядник Филинов продолжил моральное издевательство надо мной.

— Я когда твои раны в бане увидел, особенно свежий шрам на груди, сразу и понял, что ты и есть Тимофей по прозвищу Ермак. Ну что, угадал?

— Угадали, дядька Игнат, — приходя в себя, выдохнул я.

— Тогда рассказывай. И всё подробно рассказывай. Или запретили?

— Как бы и не запретили, но настоятельно рекомендовали особо не распространяться.

— И кто же такое рекомендовал, — поинтересовался Игнат Петрович.

— Самый старший из тех, кто со мной разговаривал на эту тему, был его высокопревосходительство князь Барятинский. Генерал-губернатор Корф так же в беседе со мной упомянул об этом.

— Эх ты, ядрёна-матрёна! Какое начальство высокое с тобой говорило! А с цесаревичем тоже говорил?

— Разговаривал, дядька Игнат.

— А много? — интерес казака был неподдельный. Глаза засверкали, казалось, всё его естество хочет больше, подробнее узнать об августейшей особе.

— Около двух часов в общей сложности выйдет, — ответил я.

— А правда, что пуля в часы освящённые попала и не пробила их?

— Нет, дядька Игнат, это уже выдумали. Пуля сначала в метательный нож попала. Их у меня на ремне ранца на левой стороне три штуки в общем чехле было. Нож раздавил подаренные цесаревичем Николаем Александровичем часы. Благодаря только этому и жив остался. Мышцу на груди не сильно разворотило, но ушиб был ого-го какой. Два первых дня дышал через раз на полвздоха, а встать только через неделю смог. А про то, что часы в Исаакиевском соборе освящены, никто не говорил, к слову.

— И всё-таки Богородица вас обоих хранила! — Филинов истово перекрестился. — Если бы не защитница семьи Помазанника, и цесаревич, и ты погибли бы. А часы покажь?

— Дядька Игнат, у меня их вместе с ножом цесаревич на память поменял на другие часы, которые ему Император на день совершеннолетия подарил.

Эти слова я произносил, идя к ранцу, из которого достал завёрнутый в тряпку и упакованный в кожаный мешочек подарок цесаревича. Достав часы, я положил их на стол перед Игнат Петровичем.

— Красота-то какая! — Филинов аккуратно указательным пальцем провел по камням на верхней крышке часов, которые образовывали вензель цесаревича Николая. — Дорогущие камни наверное! Чай для сына императора делали?

"Дорогущие! — подумал я про себя. — Бриллианты не по одному карату. Надо будет ячейку в банке снять и часы, и деньги основную часть туда положить. Если конечно поступлю в училище. Всё же на неделю опоздал. Тут и прошения могут не помочь".

Дальше наше чаепитие плавно перетекло в ужин, во время которого я узнал, что старший урядник 1-го пешего батальона Забайкальского казачьего войска Филинов служит в Иркутском училище, командуя казаками, которые ухаживают за лошадьми учебного заведения.

Как выяснилось из разговора, пять лет назад в училище пришёл новый сотенный командир войсковой старшина Химуля, под командованием которого Филинов служил почти пятнадцать лет назад в одной из сотен пешего батальона. Какую услугу оказал в своё время Филинов своему командиру, казак не рассказал, но Химуля, которого перевели в училище из Амурского казачьего полка, где он в то время служил, нашёл Игната Петровича, почти спившимся. После гибели жены и сына, смог дядька Игнат отстроиться, но дальше моральных сил не хватило. Стал заливать горе горькой, чем дальше, тем больше. Химуля, говоря современным языком, вывел своего бывшего подчинённого из запоя и пристроил рядом с собой в училище.

К войсковому старшине Химуле этим утром и должен был я обратиться по протекции дядьки Игната, передав для начальника школы письма-прошения о моём поступлении в училище. Но старший урядник Филинов своего начальника не нашёл и поэтому обратился в коридоре училища к сотнику Забайкальского казачьего войска. Что-то быстро рассказав ему, Игнат Петрович достал из большого вощённого конверта одно из писем показал его сотнику, потом показал рукой на меня, подпирающего стену. Закончилось всё тем, что сотник взял конверт из рук урядника, заглянул в него, достал ещё пару писем и, покрутив головой, вошёл в кабинет, на двери которого висела табличка с надписью "Начальникъ училища полковникъ Федоровъ А.В.".

Урядник Филинов проскользнул в дверь следом за сотником, но через несколько мгновений вышел обратно. Подойдя ко мне, дядька Игнат вздохнул и произнёс:

— Жалко его высокородия Владимира Никитовича не нашёл, но сотник Головачев тоже хороший командир. Я ему всё объяснил. Теперь будем ждать.

* * *

Начальник училища, числящийся по гвардейской пехоте полковник Алексей Васильевич Федоров, сидел в кабинете с мрачным видом. Вчера допоздна засиделся за игрой в вист в офицерском собрании. И последние три порции коньяка были явно лишними.

"Черт бы побрал эти экзамены, — раздражённо подумал полковник. — Даже в воскресенье от них покоя нет. В коридоре шум, гам, толпы народа снуют. Скорее бы это вавилонское столпотворение закончилось, и училище зажило по нормальному и установленному распорядку дня".

В это время раздался стук в дверь, который вызвал болезненную и недовольную гримасу на лице полковника. Дверь распахнулась, и в кабинет зашёл обер-офицер училища сотник Головачев.

— Господин полковник, разрешите войти?

Вслед за сотником в дверь просочился старший урядник Филинов. Сотник увидев, что полковник смотрит ему за спину, обернулся и сделал знак уряднику выйти. Когда тот вышел, Головачев продолжил:

— Господин полковник, разрешите доложить?

— Что случилось, Николай Павлович? Неужели урядник выпивший, и я выиграл спор у Владимира Никитовича, которому уже пять лет.

— Никак нет, господин полковник. Филинов пять лет в рот ни капли спиртного не берёт. Боится сорваться и подвести господина войскового старшину.

— Так что же произошло?

— Филинов обратился ко мне в коридоре с просьбой передать письма прошения о поступлении в училище семнадцатилетнего казачка.

— Бог мой, Николай Петрович, экзамены уже начались неделю назад. У нас на сорок пять мест этого года заявлено больше ста кандидатов. Какой ещё казачок?! Тем более не из урядников или вольноопределяющихся действующих полков.

— Господин полковник, я ответил также, но урядник передал мне большой конверт с письмами-прошениями. Посмотрев только несколько из них, я вынужден обратиться к вам для решения.

— Что ж, давайте посмотрим прошения, — полковник протянул руку.

Сотник, подойдя к столу, вручил начальнику училища большой конверт для бандеролей с лежащими в нём письмами в маленьких конвертах.

— Однако, — хмыкнул полковник, высыпав письма на стол перед собой. — Что-то я не припомню такого количества писем-прошений за одного кандидата. Тут пасьянс разложить можно. Тем более как они хорошо легли. Все сургучом вверх и от кого письмо неизвестно. Разложим пасьянс, Николай Петрович?

Сотник, вытянулся по стойке смирно и произнёс:

— Господин полковник, я уже видел отправителей на трёх конвертах. Поверьте, это будет интересный пасьянс.

— Заинтриговали, господин сотник. Ох, заинтриговали! — чувствуя, что мрачное настроение куда-то уходит, заменяясь интересом и азартом, полковник Федоров перевернул конверт первого письма. — Итак, надворный советник Бекетов, директор Благовещенской женской гимназии. Слышал много хорошего о Петре Ивановиче. Но при чём здесь казачок и женская гимназия. Не подскажете, Николай Петрович?

— Теряюсь в догадках, господин полковник, — сотник, чуть расслабившись, стоял перед столом Федорова.

— Следующее письмо, — полковник перевернул следующий запечатанный сургучом небольшой конверт. — Надворный советник Соловьёв директор Благовещенской мужской гимназии. Это уже ближе. Так следующий. Ооо!!! Полковник Винников?! Действительно, интересный казачок. За всё время, что Григорий Васильевич, командует Амурским казачьим полком, ни разу не удосужился написать прошение по кому-либо из кандидатов на поступление. А за три года из его полка поступало казачьих урядников и вольноопределяющихся человек десять. И сейчас, насколько помню, трое учатся, и одному из них полковник опекуном приходится.

— Дальше будет ещё интереснее, господин полковник, — ухмыльнулся сотник.

— Хорошо… Переворачиваем следующий конверт. — Полковник присмотрелся к печати на сургуче и быстро перевернул конверт. Прочитал и непроизвольно поднялся из-за стола.

— Его высокопревосходительство обер-егермейстер Высочайшего двора князь Барятинский, — сипло произнёс Федоров, ворочая шеей в, будто, ставшем тугим вороте мундира. — Вы об этом хотели сказать, господин сотник?!

— Никак нет, господин полковник, я видел письмо от Наказного Атамана Амурского казачьего войска генерал-майора Беневского, — вытянулся во фрунт сотник. — Кто же там ещё-то?!

— К чёрту пасьянсы, — прорычал полковник, быстро перевернув все конверты. Прочитал и без сил опустился в кресло.

— Его Императорское Высочество, Великий Князь Николай Александрович, генерал-майор Беневский, генерал-губернатор Корф. — Тихо произнёс Федоров. После чего ударив кулаком по столу, буквально прошипел. — Что это за семнадцатилетний казачок за которого Государь Наследник просит?

Полковник сломал сургуч конверта и достал письмо цесаревича. Пробежал глазами, после чего протянул лист сотнику.

— Полюбуйтесь, Николай Петрович. Да читайте, читайте! Я уже наизусть запомнил. Уважаемый, Алексей Васильевич! Прошу принять посильное участие в приёме в ваше учебное заведение Аленина Тимофея Васильевича. Я заинтересован в его судьбе. Цесаревич Николай. — Полковник поднялся из-за стола, упёршись в него руками. — Каково? И что делать будем? Экзамены уже неделю идут. Отказать Государю Наследнику!

Сотник Головачев молча стоял перед столом, держа в правой руке письмо Государя Наследника, который к тому же Верховный атаман всех казачьих войск России. Отвечать начальнику училища не было необходимости. Полковник любил рассуждать вслух.

— Так, успокоимся. Посмотрим, что остальные пишут. — Федоров сел за стол и стал суетливо вскрывать остальные письма, быстро просматривая их.

— Фуух!!! Всё отлично, Николай Петрович, — радостно выдохнул полковник, прочитав очередное письмо. — Оказывается, наш казачок ещё год назад экстерном окончил шестилетнюю гимназию в Благовещенске и с очень хорошими баллами. Бекетов его новым Ломоносовым считает. Так что казачку сдавать только один экзамен по русскому языку не ниже, чем на семь баллов. И всё! И, слава Богу!!!

Полковник поднялся из-за стола и подошёл к окну кабинета. Простояв около тридцати секунд перед окном, Федоров развернулся лицом к сотнику и спросил:

— Николай Петрович, как вы думает кто этот казачок, за которого такие особы ходатайства пишут?

— Господин полковник, как мне сказал урядник Филинов, это тот самый казак по прозвищу Ермак, который собой закрыл Государя Наследника при нападении хунхузов на пароход цесаревича.

— Николай Петрович, так вы считаете, что те слухи, которые ходят по городу о нападении на Цесаревича, правда?

— Может быть не в полном объёме. Но как говорится, дыма без огня не бывает. Тем более, ни Государь Наследник, ни кто-либо из его свиты, когда находились в Иркутске, данные слухи не опровергли. Да и охрана в таком количестве, которую внезапно затребовали. Мне мои бывшие сослуживцы по Первому конному полку рассказали, что вместо сборной солянки со всех полков из георгиевских кавалеров в двадцать казаков, две сотни полка отправили на смену конвоя из амурцев. И тех больше двух сотен было. От казаков Амурского полка все слухи и пошли, господин полковник.

— Хорошо. Позовите ко мне этого Аленина. Познакомимся, а потом направите его к нашему врачу на осмотр. Намекните Валерию Николаевичу, что если и есть какие-то ограничения по здоровью у Аленина, то их как бы и нет.

— Слушаюсь, господин полковник. Разрешите выполнять?

Увидев разрешающий кивок головы начальника училища, сотник развернулся кругом и, печатая шаг, направился к двери.

* * *

Я стоял рядом с урядником Филиновым и ждал результатов рассмотрения начальником училища моих писем-прошений, почти не сомневаясь в успехе. В руке у меня был ещё один конверт, в котором лежали моя метрика, метрика отца и его послужной список, собственноручное жизнеописание и свидетельство о сдаче испытаний на зрелость за шестиклассную Благовещенскую мужскую гимназию.

Но прошло пять минут, десять. Из кабинета начальника училища никто не появлялся. Я уже начал беспокоиться, когда на пороге кабинета выросла фигура сотника, который призывно махнул мне рукой.

Зажав конверт зубами, я быстро согнал все складки на мундире в одну за спиной и, взяв в руки конверт, быстрым шагом направился к сотнику. Подойдя к обер-офицеру, хотел начать доклад, но сотник рукой показал, чтобы я быстрее проходил.

Зайдя в кабинет и сделав два строевых шага вперёд, я вытянулся по стойке смирно и доложил:

— Ваше высокоблагородие, Тимофей Аленин по вашему приказанию прибыл!

Сидящий за столом полковник мужчина лет сорока с начинающей седеть шевелюрой и усами, внимательно оглядел меня с ног до головы, после чего негромко, но жёстко произнёс:

— Расскажите о себе, господин Аленин.

Дальше последовал мой монолог-рассказ о себе любимом, который и полковник, и сотник выслушали с искренним вниманием. Уточняющие вопросы, просмотр моих документов и через десять минут общения я в сопровождении сотника прибыл на медкомиссию в лице единственного надворного советника, худощавого и подвижного мужчины лет сорока, который лицом был вылитый Антон Павлович Чехов. Такая же прическа, борода, усы и, конечно же, пенсне.

Заполнив моими данными карточку, доктор приступил к осмотру, который провёл быстро, но тщательно. Если быть откровенным, то я своё физическое состояние оценивал на четвёрку с минусом. Полного восстановления организма ещё не произошло, не смотря на все упражнения и дыхательные гимнастики, которым меня обучил в своё время Джунг Хи. Надо было видеть глаза пассажиров парохода, когда я начал их практиковать во время путешествия по Амуру. Да и работники Чурина, сопровождавшие караван не раз крутили пальцем у виска, когда утром и вечером видели мою медитацию и упражнения.

Но как бы то ни было, окончательного функционирования организма в полном объеме я ещё не достиг, и мне надо было для этого ещё две-три недели. Тем не менее, доктор, поинтересовавшись, откуда столько шрамов от ранений и выслушав ссылку на хунхузов, к поступлению в юнкерское училище признал годным и допустил к сдаче экзамена.

Как успел мне объяснить сотник, для поступления в училище мне достаточно сдать один экзамен по русскому языку не ниже 7 баллов. Это напомнило моё время, где окончившим школу с золотой или серебряной медалью для поступления в военное училище, также надо было на "отлично" написать сочинение. Если не получил "отлично", то сдаешь все экзамены в общем порядке.

Кроме того, со слов сопровождавшего меня сотника, я узнал, что если до присяги 6 декабря в день Святого Николая Чудотворца сдам экстерном экзамены по военным предметам за общий класс, то смогу продолжить обучение сразу в старшем, специальном классе.

В общем, та информация, которую я получил полтора года назад в Благовещенске, подтвердилась с небольшими изменениями и дополнениями. Но реально есть возможность уже в следующем году получить погоны хорунжего. Попахать для этого конечно придётся, но поставленная цель таких трудов стоила.

После медицинского осмотра под присмотром сотника я был доставлен в канцелярию, где под удивлённым взглядом делопроизводителя, который щеголял в форме подпоручика восточно-сибирской артиллерийской бригады, сдал документы и написал заявление на приём в училище.

Подпоручик с простой фамилией Петров, но трудно произносимым именем отчеством — Илларион Илларионович моё заявление принял и, наверное, долго потом его бюрократический мозг размышлял, кого ж к нему лично приводил обер-офицер училища. Принять кандидата на сдачу экзаменов после недельного опоздания к их началу?!

На этом мои мытарства закончились. Сотник Головачев сказав, чтобы завтра в девять ноль-ноль я был рядом с кабинетом делопроизводителя, удалился, а я направился к месту квартирования.

На следующий день как-то буднично сдал экзамен по письменному русскому. В кабинете делопроизводителя получил листок с номером кабинета для сдачи экзамена, подойдя к которому никого рядом с дверью не увидел. Постучав в дверь и открыв её, увидел, что в кабинете находится хорунжий Иркутской конной казачьей сотни, который пригласил меня войти.

Как выяснилось, хорунжий Михаил Федорович Коршунов станет моим преподавателем, если я напишу сочинение "Молодое поколение в комедии Грибоедова "Горе от ума"" на оценку не ниже 7 баллов. Времени на это мне отводится четыре часа. Вручил проштампованные листы для черновика и беловика и предложил выбрать любую парту.

Четыре часа пролетели быстро. Я с каким-то азартом разбирал по косточкам молодое поколение Грибоедова — Чацкого, Сонечку Фамусову, Молчалина. Описывал противостояние либералов и консерваторов первой половины девятнадцатого века. Хотя и сейчас в этом мире по данному вопросу ничего не изменилось, но писать об этом я не стал. В общем, канва сочинения была следующей: представления Чацкого революционны и оттого отторгаемы большинством. Взгляды же старой Москвы чрезвычайно сильны, потому что поддерживаются огромным количеством молодых людей. Поэтому борьба старого и нового предстоит нешуточная. Кто из нее выйдет победителем? У автора, как и у меня, есть свои предположения. Однако рассудить героев комедии может только время.

Набросав всё сначала на черновике, потом написал чистовик и вручил его хорунжему. За время моего написания в кабинет пару раз заходили два штабс-капитана и войсковой старшина. Из их разговоров с хорунжим, я понял, что все остальные кандидаты русский письменный сдали еще неделю назад и им интересно, для кого же организовали отдельный экзамен.

"Вот что значит телефонное, точнее право писем-прошений. Есть у тебя письмо с просьбой принять в училище от Августейшей особы. И ты считай, стопроцентно принят, — думал я, слушая краем уха эти разговоры. — Для тебя даже отдельный экзамен организовали. Нет, никто и разговаривать не будет. Ничего в этом мире не меняется. Интересно, а если бы я в том мире заявился на своё первое поступление в ДВОКУ с письмом от Министра обороны или от кого-нибудь из членов ЦК КПСС, меня бы приняли?"

Вечером от пришедшего со службы Филинова узнал, что сочинение я написал на восемь баллов и могу считать себя поступившим в училище. Завтра меня ждёт вахмистр Чернов, который в училище командует нижними чинами, вольнонаемными и отвечает за всё хозяйство училища. Если я соглашусь, то в течении недели, что осталось до начала занятий надо будет помочь в хозяйственных работах. В этой группе уже есть три согласившихся счастливчика, с усмешкой пояснил мне урядник.

В первый же день я понял усмешку дядьки Игната. Гонял нас вахмистр в хвост и в гриву. В обед нашу группу кормили как на убой, но к вечеру еле-еле приползал к Филинову. И так, неделю. Мне показалось, я за эту неделю даже похудел.

Кроме меня, в группу счастливчиков вошли двое вольноопределяющихся с Восточно-Сибирских линейных батальонов и один гражданский гонористый шляхтич лет двадцати. Звался сей гордый отпрыск польского дворянства Казимир Заславский. Неоднократно за неделю слышал от него, как я должен быть горд тем, что на меня обратил свой взор и соизволил говорить потомок князей Заславских-Острожских, которые в родстве пусть и по женской линии были с королевской династией Пястов.

В общем, за неделю совместной деятельности этот княжеский потомок достал всех окружающих. Мы узнали, всё о его родословной, о том, что его семья была одна из двадцати двух семей шляхтичей, которых в 1668 году Сибирский приказ расписал служить в сибирских городах. Бывает, что неприязнь к человеку возникает с первого взгляда. Вот и у меня к юнкеру-шляхтичу и видимо у него ко мне возникла обоюдная неприязнь.

Первого сентября, пусть "не первый раз в первый класс", но в десять ноль-ноль на доске объявлений вывесили приказ со списками поступивших в училище. Я себя быстро нашёл в этом списке по алфавиту. Моя фамилия была первой. Рядом с приказом висело объявление, что в 12.00 поступившие будут "введены в училище".

"Что ж, осталось чуть меньше двух часов до того момента, как я переступлю порог альма-матер. Я снова курсант, точнее юнкер!" — подумал я, отходя от доски объявления.

Глава 6. Дружеская беседа

Высокий и грузный мужчина стоял перед окном кабинета на третьем этаже северо-западного ризалита Зимнего дворца. За стеклом в сгущающихся сумерках и водной взвеси над хмурой Невой еле проглядывался золотой шпиль Петропавловского собора. Небольшой дождь барабанил по карнизу, стекая ручейками.

Император Александр III, развернувшись от окна, направился к кожаному глубокому креслу, расстегивая верхние пуговицы на мундире.

— Владимир Анатольевич, ты считаешь, что покушение на Николая в Японии — это дело только одного ненормального самурая? — задав вопрос князю Барятинскому, император тяжело опустился в кресло. — Уфф, как же этот церемониал иногда утомляет. Родного сына не могу встретить, как хочется!

— Александр Александрович, до определённого момента, я считал именно так. — Барятинский почесал пальцем свежий шрам на лбу. — Но теперь думаю, всё намного сложнее. cui prodest? Кому, каким силам в Японии было бы выгодно убийство наследника престола Российской Империи?

— И кому? — император поудобнее устроился в кресле.

— Я думаю, Александр Александрович, тому, кто в окружении микадо считает, что война между нашими империями именно сегодня принесёт победу Стране восходящего солнца.

— И ты думаешь, такие люди есть в окружении Императора Муцухито?

— Я думаю, имеются. И в Тайном совете, и в Кабинете министров Японии, и в парламенте, и тем более в Генеральном штабе армии. В любом правительстве всегда есть и будет партия войны, которая кормится с войны и желает её. Микадо, начав переустройство политической, законодательной, исполнительной, судебной и военной систем своей страны очень быстрыми темпами превращает Японию в ведущую державу на Востоке.

— Это так! Как бы ни было для нас неприятно! Разве мог кто-нибудь предположить двадцать с небольшим лет назад, что принц Сати за эти годы приведёт Японию к такому успеху и в политическом, и в экономическом плане.

— А с этими успехами, Государь, растут и амбиции. Барон Корф сообщил мне, что его генштабисты получили информацию о высокой вероятности начала в ближайшее время войны между Китаем и Японией. Цель Японии контроль Королевства Чосон и захват острова Формоза. Счастливый Принц, точнее император Муцухито по совету своего Генштаба к шести гарнизонным дивизиям добавил седьмую гвардейскую и довёл численность пехоты до ста двадцати тысяч человек. И это не ополчение, а регулярная армия, которую усиленно обучают. Кроме того, эти дивизии начали перевооружать на свои винтовки. Заметь, Александр Александрович, свои винтовки калибра 8-мм с восьмизарядным магазином под стволом. В общем, почти та же винтовка Гра-Кропачека, только японская и с японскими 8-мм патронами на бездымном порохе.

Император встал из кресла, молча сделал пару шагов до секретера, из шкафчика которого достал коробку с сигарами, две серебряных рюмки и небольшую фляжку. Вернувшись к креслу, поставил всё на стол. Налив из фляжки в рюмки тёмно-коричневой жидкости, одну подвинул князю Барятинскому. После этого, открыв коробку, достал сигару и, проделав все необходимые манипуляции, прикурил.

Сев в кресло и выпустив клубы сигарного дыма, император тихо спросил:

— Владимир Анатольевич, думаешь, рискнут напасть?

— В настоящий момент, думаю, что нет. Всё время, что вместе с Ники находился в Японии, я не заметил каких-либо признаков охлаждения отношений японцев к русским, начиная от императора и заканчивая обычным рикшей. — Барятинский задумался, что-то вспоминая. — Хотя наш представитель в Токио Дмитрий Егорович Шевич докладывал о неспокойной внутриполитической обстановке и распространении среди японцев ксенофобских настроений. Говорил, что в ноябре девяностого года было даже нападение на российское посольство. Также до приезда цесаревича в уголовное законодательство Японии так и не ввели статьи, предусматривающей наказание за нападение на представителей царских семей и миссий иностранных государств. Но я никаких волнений или нападок в прессе не увидел! Нас везде принимали очень хорошо. Позволяли полностью использовать все возможности портов для приведения кораблей в порядок после длительного перехода. В общем, всё как раньше. И тут как гром среди ясного неба — это нападение!

Князь протянул руку к рюмке, но, передумав, достал из коробки сигару. Обрезав гильотинкой кончик, прикурил от длинной спички. Выпустив клуб дыма, Барятинский продолжил.

— Понимаешь, Государь, одна ненависть к чужеземцам, на которую постоянно ссылались и микадо, и принц Арисугава, и другие японские высокопоставленные лица мне кажется недостаточною причиной для того, чтобы этот Санцо решился на подобные действия. Кроме того, для этого ненавидящего всех чужеземцев полицейского не было недостатка в возможности раннее удовлетворить свою злобу и ненависть. Отсу и озеро Бива ежедневно посещают многочисленные иностранцы. — князь вновь затянулся сигарой, покатал дым во рту и выпустил его. — С другой стороны, мысль, что мотивом преступления являлась ненависть именно к русским, по моему мнению, просто абсурдна. Начиная с Кульджинского кризиса, больше десяти лет мы имеем доброжелательную позицию Японии по отношении к Российской империи. Наши моряки и путешественники популярны в японских портах, потому что они щедры и обходительны. Ни одна из газет не отнеслась отрицательно к визиту цесаревича. Везде в Японии Ники принимали с огромным уважением и восторгом. Поэтому, что-то здесь не так! Не верю я в полицейского, который из-за ненависти к чужеземцам, своей целью выбирает наследника Российского престола. Хоть убей, не верю!

— Ты, Владимир Анатольевич, ещё не знаешь, но министр внутренних дел Японии Сайго Цугумити, министр иностранных дел Аоки Сюдзои и министр юстиции Ямада Акиёси ушли в отставку. Губернатор префектуры Сига, в которой расположен город Оцу, Оки Мориката уволен. А их всех можно было назвать сторонниками мира с Россией и ведущими игроками "русской партии" вокруг Муцухито.

Александр III задумался, направив невидящий взгляд в стену кабинета над головой князя. Через несколько секунд императора взял в руку подвернувшуюся на столе серебряную блюдце-пепельницу, повертел её, а потом с налившимся кровью лицом, сжав кулак, смял в бесформенный ком.

— Если бы Ники был убит, я не знаю, как бы я поступил! — император-миротворец бросил ком серебра на пол. — Не знаю!!!

— Если бы объявил войну Японии, то боюсь, мы бы проиграли, — Барятинский выдержал бешеный взгляд императора всероссийского и тихим голосом продолжил. — Вспомни, Государь, события десятилетней давности. Тогда для похода на Пекин планировалось перебросить корпус в двадцать пять тысяч человек при 100 орудиях. Какие цифры дало Морское ведомство?

— Около пятидесяти пароходов и более трех с половиной миллионов рублей расходов.

— Тогда твоему отцу удалось отстоять в нашу пользу многие статьи Ливадийского договора, потому что заручились выгодными условиями нейтралитета Японии в возможной войне с Китаем. Договорились с японцами о снабжении кораблей углем и продовольствием, а также о ремонте их во время войны. И всю зиму восьмидесятого — восемьдесят первого годов наши корабли зимовали в обустроенных портах Нагасаки и Иокогаму. Это произошло из-за того, что Владивосток и бухта Золотой Рог смогли бы вместить все собранные в Тихоокеанскую эскадру двенадцать кораблей, включая два броненосных, и присоединившиеся потом к ним три корабля Сибирской флотилии и пароход Добровольного флота "Москва", но содержать и обслужить нет. Во Владивостоке тогда и сейчас нет сухого дока, а небольшие и плохо оборудованные мастерские располагают сегодня не более чем 300 работниками, две трети из которых составляли матросы Сибирской флотилии. А если будет война с Японией, где разместятся наши корабли? Бухта во Владивостоке зимой замерзает. Снабжать войска по Амуру и Уссури весной и осенью до ледостава и во время ледохода не сможем!

Барятинский поискал глазами на столе сосуд, куда можно было бы стряхнуть пепел от сигары. Не найдя искомого и усмехнувшись, глядя на пепельницу-комок, лежавшую на полу, продолжил свой монолог.

— Государь, одно дело представлять, как обстоят дела на Дальнем Востоке по бумажным отчётам, другое дело увидеть всё своими глазами. Наши дела там, в военном отношении — полный швах. В первую очередь это касается сухопутных сил, чей численный состав за эти десять лет почти не изменился. Я посмотрел у барона Корфа отчёты. Мы всё так же можем выставить для обороны Приамурья лишь две бригады и больше десяти Восточно-Сибирских линейных батальонов, ну ещё три-пять тысяч казаков. Если считать гарнизон Владивостокской крепости со всеми сапёрными частями и артиллеристами, то максимум наберётся около двадцати тысяч. И исправить это положение до окончания строительства железной дороги практически невозможно. Своими силами жители Восточной Сибири и Дальнего Востока не могут обеспечить продовольствием и резервами даже расквартированные в мирное время части. — Князь в волнении стряхнул пепел сигары прямо на пол и продолжил. — Личный состав, вооружение, боеприпасы приходится доставлять морем из Одессы и Кронштадта, что обходится достаточно дорого и требует значительных временных затрат.

— Ты мне ещё, Владимир Анатольевич, напомни об отсутствии у нас перевалочных баз, о том, что морские перевозки уязвимы во время военных действий, — усмехнулся Александр III.

— И это тоже, но самое главное малонаселённость этого края. На два миллиона квадратных вёрст Приамурского генерал-губернаторства всего восемьсот тысяч жителей, из них пятьсот тысяч в Забайкалье, в Приморской области около ста восьмидесяти тысяч человек, в Амурской меньше ста тысяч и на Сахалине около пятнадцати тысяч. Представляешь, Александр Александрович, всего один человек на три квадратных версты.

— Читал я доклад генерал-губернатора Приамурья за прошлый год. Цифры ты приводишь верные. Но прирост то есть. Каждый год численность увеличивается, — император окунул кончик сигары в рюмку с коньяком и с удовольствием затянулся.

— Как бы всё, что освоили и все эти увеличения не потерять. Объяви ты войну Японии из-за смерти Ники, боюсь, всё бы и потеряли. В Приморской и Амурской областях из трехсот тысяч жителей, только пятьдесят тысяч русские. А местным инородцам, что русский белый царь, что японский микадо как я увидел всё равно. Лишь бы налогов меньше брал, и жить не мешал. Вот и представь, Государь, сто двадцать тысяч обученной пехоты и пятьдесят тысяч всего русского населения на территории двух областей Приамурья, которая по размерам раза в два или три больше всех островов Японской империи. А там сорок миллионов проживает и на одной квадратной версте должны прокормиться сто двадцать пять человек. Разница ощутимая — ноль целых три десятых человека на версту и сто двадцать пять. При этом площадь обрабатываемой и вообще пригодной для чего-либо земли в Японии не больше пятнадцати процентов. Александр Александрович, получается одна квадратная верста пригодной земли в Японии, должна прокормить больше тысячи человек. В такой ситуации хочешь, не хочешь, а начнёшь смотреть на земли соседей.

— Я понимаю, Владимир Анатольевич, слабость нашего положения на Дальнем Востоке, поэтому и принял решение о прокладке железной дороги через всю Сибирь до Владивостока, — император пыхнул сигарой. — Это будет железная аорта мира и войны. Только когда мы эти восемь тысяч вёрст построим?! Так что пока вся надежда на крепость Владивосток и Тихоокеанский флот, который мы сможем там собрать.

Князь Барятинский вслед за Александром III выпустил изо рта клуб табачного дыма и задумчиво произнёс.

— Владивосток — большая стройка, где из восьми с чем-то тысяч жителей только три тысячи русских. Дата, когда крепость будет полностью обустроена, и в ней будет стоять полный гарнизон, под большим вопросом. Даже год определить трудно. А вот с флотом уже начинаются проблемы. Десять лет назад нам хватало пяти-шести броненосцев в Жёлтом море, чтобы Япония и Китай чувствовали жёсткую руку Российского Императора в Тихом океане.

— И что же изменилось сейчас? О чём мне мой брат не доложил? — император с интересом посмотрел на своего друга.

— Я не знаю, о чём тебе докладывал Великий князь Алексей Александрович, но даже мне далёкому от Морского ведомства человеку было видно в Японии, что микадо усиленно строит флот, причём современный флот.

— Поподробнее, мой друг, поподробнее…, - Александр III подался всем телом из кресла в сторону князя.

— На сегодняшний день у Японии имеются такие старички как казематный броненосец "Фусо" и броненосные корветы "Хией" и "Конго", появились свеженькие однотипные бронепалубные крейсера "Такчихо" и "Нанива". В этом году введён в строй броненосный крейсер "Чиода". В восемьдесят восьмом Япония заложила ещё три типовых бронепалубных крейсера нового типа "Мацусима". Два из них "Ицукусима" и "Мацусима" заложенные во Франции уже спущены на воду и скоро войдут в строй. Третий — "Хасидатэ" строится под присмотром французских кораблестроителей на верфи Йокосука. За месяц до нашего прибытия в Японию его спустили на воду.

Кроме того, Андрей Николаевич сообщил мне, что по непроверенным до конца данным Япония собирается заказать в Англии два эскадренных броненосца, а также новейший бронепалубный крейсер. С вводом их в строй, нам будет уже тяжеловато создавать паритет сил на Тихом океане.

— Эскадренные броненосцы, тем более, английской постройки, это серьёзный аргумент, — император запустил левую ладонь в бороду и задумался.

Князь, попыхивая сигарой, с сочувствием смотрел сквозь дым на своего царственного друга.

— Придётся барона Стааль просить узнать поподробнее об этих броненосцах, ему в Лондоне быстрее удастся получить необходимую информацию. — Александр III глубоко вздохнул. — Умеешь, Владимир Анатольевич, настроение поднять. Было две печали, получи ещё одну.

— Государь, кто не думает о будущем, тот его не имеет, — усмехаясь в бороду, ответил главный придворный охотник.

— Набрался за путешествие азиатской философии, — император добродушно улыбнулся.

— Не нравится азиатская, Ваше Императорское Величество, получите немецкую. Будущее должно быть заложено в настоящем. Это называется планом. Без него ничто в мире не может быть хорошим. Георг Кристоф Лихтенберг.

— Немецкая пунктуальность и оrdnung. Без плана и порядка не построишь хорошего будущего. Как бы соблюсти порядок и выполнить все эти планы в нашей российской действительности? — Александр III вновь стал серьёзным. — Ещё чем-то хочешь обрадовать?

— У меня сложилось мнение, что микадо твёрдо нацелился на Корею, надеясь на наш нейтралитет в этом вопросе. Получив под свою руку Королевство Чосон, Япония получит плодородные почвы и решит проблему с продовольствием, а, получив неистощимые минеральные богатства на территории Кореи, получит освобождение своей промышленности от сырьевой зависимости на иноземных рынках. Но, боюсь, что, получив всё это, Япония может посмотреть и на нашу территорию. Как говориться, аппетит приходит во время еды.

— Такой вариант возможен, — император поискал глазами, куда бы затушить сигару и, чертыхнувшись, поднялся из кресла и направился к своему большому рабочему столу. Вернувшись оттуда с ещё одной пепельницей Фаберже, Александр III поставил её на столик и затушил сигару.

— Но если Император Муцухито заинтересован в нашей благожелательности в отношении своих планов по Корее, почему он позволил свершиться нападению на Ники? — спросил князя Самодержец Всероссийский, усаживаясь в кресло.

— Не думаю, что он был в курсе. Ему этот инцидент не выгоден. Об этом говорит то, что он лично прибыл на корабль с извинениями, а такого прецедента в истории Японской империи ещё не было. Да и трюм "Памяти Азова" заполнен, наверное, на половину подарками от жителей Японии для Ники в знак извинения за случившееся. Так что моё неверие в полицейского, который из-за ненависти к чужеземцам, своей целью выбирает Ники, основывается только на предположении, что в окружении микадо есть, назовём её "партия войны с Российской Империей". Но это только моё предположение. — Князь тяжело вздохнул и загасил в пепельнице сигару. — Тем более, как ты сказал часть основных игроков "партии мира с Россией" в Японии оказалась выбита. И это большая потеря для нас и удача для противоположной стороны, если она существует.

— А из Китая от вдовствующей императрицы Цыси или императора Цзайтянь в истории покушения на Ники каких-либо следов, по твоему мнению, не проглядывается? — поинтересовался император, взяв в руки рюмку с коньяком. — Тем более, второе нападение осуществили бандиты, пришедшие с территории Китая!

— Если бы мы сцепились с Японией, тётушка и племянник прыгали бы выше крыши своего дворца в Пекине от радости. — Зло усмехнулся князь. — А следы могут найтись, если наша разведка и дипломаты установят связи между китайскими и японскими сторонниками необходимости войны России и Японии именно сегодня, пока мы не укрепились более основательно на Дальнем Востоке. Хотя, как по мне, то плодородные земли и мягкий климат Кореи, куда предпочтительней Уссурийской и Амурской тайги. Кстати, о хунхузах, которые напали на пароход цесаревича что-нибудь слышно? Как там комиссия работает?

— Известно. Двадцать семь человек из нападавших бандитов пойманы и допрошены. Вся информация, которую ты мне изложил в телеграмме, подтвердилась. Сотню набрали, вооружили, привели к станице Черняева и дали команду напасть с двух сторон. После неудачной атаки и возвращения в Китай, те, кто набирал сотню уехали, а оставшиеся выбрали нового атамана и его подручных решили дальше жить вольной бандитской жизнью, благо и снаряжение, и вооружение получили богатое, — Александр III невесело усмехнулся. — Знаешь, как их поймали?

— Нет, мне этого неизвестно. Но думаю, наши казачки отличились.

— Не угадал. Рано утором перед крыльцом городской ратуши Благовещенска сторож обнаружил двадцать семь связанных бандитов и голову двадцать восьмого, через проткнутые ушные каналы которой был продёрнут кожаный ремешок с прикреплённым футляром. Внутри футляра оказалось письмо, в котором в изысканных выражениях с соблюдением всех дипломатических протоколов Шисы Яньван или Владыка Ада приносит извинения мне и моему сыну в том, что какие-то неизвестные ему лица воспользовались его именем при столь неприятном инциденте. В знак своего уважения к императору и его семье, он передает в руки Российского правосудия оставшихся в живых бандитов, которые совершали нападение на станицу Черняева и пароход Ники.

— Интересный ход со стороны бандита. Эффектный и эффективный. И себя в глазах разбойничьей братии не уронил, сдав властям, да ещё чужой страны таких же бандитов, но которые пытались его подставить. А, написав письмо самому Императору и Самодержцу Всероссийскому — вознёсся, наверняка, в бандитских кругах до невероятных высот! Вот шельмец-дипломат! — главный егерь императорского двора громко расхохотался.

— Да, дожил. Уже с китайским бандитом дипломатическую переписку веду! — Улыбнулся Александр III, а, потом, не выдержав, также расхохотался, чуть не расплескав коньяк в рюмке, которую продолжал согревать в ладонях.

— По какому поводу веселье? — в кабинет тихо вошла Мария Фёдоровна, одетая в красное бархатное платье, отделанное черными кружевами и вышивкой с использованием черного агата и оникса, которое очень гармонично смотрелось рядом с мундиром Александра III на церемонии встречи наследника.

— Ваше Императорское Величество…, - вскочил из кресла князь Барятинский. За ним грузно поднялся император.

— Владимир Анатольевич, оставь церемонии. Тем более я хотела поговорить с тобой как с нашим другом, — императрица подошла к мужу и взяла из его рук рюмку с коньяком, а потом, взяв со стола фляжку, встряхнула её.

— Судя по всему, выпить, ещё не успели. Это хорошо.

Мария Фёдоровна взяла со стола звонок и позвонила. Когда на пороге комнаты появился и почтительно застыл лакей, произнесла:

— Бокал красного.

Пока лакей ходил за вином, князь подвинул ещё одно кресло к столику, в которое плавно и грациозно присела Мария Фёдоровна. Словно из воздуха возник слуга и поставил перед императрицей бокал ее любимого Шато-Лафит восьмидесятого года.

— Как же я сегодня устала…, - Мария Фёдоровна пригубила из бокала, после чего поставила его на стол. — Надо было в Гатчине встречу Ники устраивать.

— Дорогая, мы же говорили об этом, — невесело усмехнулся Александр III. — Для очень большой группы лиц была бы неудобна встреча наследника из путешествия в Гатчинском дворце. Им пришлось бы возвращаться в ночь в столицу на поезде.

— А теперь неудобно нам. Не люблю я Зимний дворец. Быстрее бы завтра домой уехать, — императрица сожалеюще вздохнула. — И Ники какой-то странный. Я сейчас с ним почти час разговаривала наедине. Он сильно изменился. Замкнулся, стал раздражительней, и я увидела, что он чего-то боится!

— Ваше Императорское…, - начал Барятинский, но был прерван императрицей:

— Владимир Анатольевич, мы же договаривались?!

— Хорошо, Мария Фёдоровна. Я думаю, на Ники сильно повлияли покушения на его жизнь. Если в Оцу он ещё храбрился, делал вид, что ничего страшного не произошло, то во время нападения на пароход мне кажется, что-то в нём надломилось. Он почти двое суток потом не выходил из номера постоялого двора в станице, где заперся с князьями Кочубеем и Оболенским. Те изредка появлялись из номера в остекленевшем состоянии, а Ники вышел только вечером третьего дня. Почти трезвым, но страх из него не вышел.

— Там было страшно?! — спросила императрица, достав из рукава и прижав небольшой кружевной платок черного цвета ко рту.

— Страшно, Мария Фёдоровна, очень страшно. Если в Японии никто и понять не успел, что произошло, то под таким обстрелом как на пароходе я последний раз был во время русско-турецкой войны, тринадцать лет назад. — Барятинский замолчал, а потом одним махом опрокинул коньяк из рюмки в рот. — Если бы не казачата из станицы Черняева, ещё бы больше народа погибло. А Ники, и я вряд ли остались живы.

— Владимир Анатольевич, то есть всю информацию, которую ты мне прислал по Тимофею Аленину и учениках его школы, ты подтверждаешь? — Император внимательно вглядывался в лицо своего друга. — И в этой информации всё изложенное — правда?! И я обязан спасением сына молодому казаку в возрасте семнадцать лет?

— Если честно, Государь, то трижды обязан! — князь аккуратно поставил пустую рюмку на стол.

— Поясни…, - Александр III посмотрел на князя с недоумением. Мария Фёдоровна также недоумённо вопросительно смотрела на Барятинского.

— Когда Аленин обнаружил засаду на острове, он крикнул "ложись" и каким-то приёмом уронил Ники на палубу и закрыл его собою сверху. Я потом смотрел следы пуль на стене каюты, напротив которой стоял Николай. Если бы его не сбили с ног, то в него попали бы. Это раз! — князь показал императору и императрице оттопыренный указательный палец. — Кстати, и меня, и барона Корфа по этой команде казачата также сбили с ног. Если бы молодой казак Верхотуров Антип не уронил барона и не принял на себя пулю, то тебе Александр Александрович пришлось бы искать нового генерал-губернатора Приамурья.

— До сих пор не могу поверить, что молодые люди, почти дети, смогли такое совершить, — произнесла Мария Фёдоровна, промакивая платком слезинки в уголках глаз.

— Мария Фёдоровна, я видел всё собственными глазами, но и мне до сих пор не верится. Можешь себе представить, пятнадцатилетний малец, который ниже меня на голову и легче пуда на два, одним движением сбивает меня на палубу. А через две-три секунды после этого уже ведёт ответный огонь из винтовки по напавшим бандитам. При этом высунулся из-за борта, прицелился, выстрелил и спрятался. Сделал, пригнувшись и присев вдоль борта два-три шага вправо или влево, высунулся, выстрелил. А в это время атаманцы конвоя только глазами хлопают! Троих из них убили, когда эти горе-охранники ещё винтовки с плеча не скинули!

Князь в раздражении замахнулся, чтобы ударить кулаком по столу, но сдержал удар, и после глубокого выдоха продолжил.

— Второй раз, Аленин и цесаревича, и нас остальных спас, когда корабль из-под обстрела вывел. О покойных плохо не говорят, но капитан парохода Самохвалов, как и многие гражданские люди под обстрелом впал в оцепенение, из которого его оригинально растормошил Тимофей, перед этим сбив с ног и спася от пуль. В общем, молодой казак заставил капитана исполнить все необходимые действия по выведению парохода из зоны обстрела, да ещё и не забыл в рубку корабля направить запасных рулевых. Жаль Аркадия Зиновьевича, он, когда пароход уже за остров скрылся и на заливные луга выскочил, дал команду на реверс машины. В этот момент ему в висок пуля прилетела. Царствие ему небесное!

Барятинский перекрестился, за ним осенили себя крёстными знамениями император и императрица.

— А третий раз Аленин спас Ники, когда закрыл его собой от пули. — Продолжил рассказ князь. — У меня и сейчас перед глазами стоит эта картина. Тимофей пошёл в капитанскую рубку, чтобы по моему приказанию решить вопрос об эвакуации с парохода и тут панический крик одного из казачат: "Ермак, на два часа дерево!" Тимофей повернул голову, кажется, крикнул, чтобы стреляли, а сам, оглянулся на нас, сделал два шага назад и прыгнул. Я ещё ни разу в жизни не видел, чтобы человек с места мог так высоко и в бок прыгнуть. Этим прыжком Аленин перекрыл направление выстрела бандита и пуля, которая предназначалась Ники, попала в него.

— Боже мой, милостивый, благодарю тебя, что спас моего сына…, - императрица наложила на себя крест и начала тихо читать молитву Деве Марии о спасении от беды.

— И как же Аленин остался жив? — спросил император.

— Я уже телеграфировал, Государь, чудом, только чудом. Пуля попала в металлический нож, который вместе ещё с двумя были прикреплены у него на плечевом ремне ранца слева на груди. Под ножом оказались часы, которые Ники вручил Тимофею за показательные выступления его учеников. Кстати, Ники эти часы и нож поменял на хронометр Патека, которые, Александр Александрович, ты ему на совершеннолетие подарил. Не ругай его, это благородный поступок.

— Господи! Какие часы?! О чём вы? — Мария Фёдоровна закончив молитву, энергично вступила в разговор. — Да я этого мальчика, который спас Ники хоть всего часами увешаю. Саша, мы должны достойно наградить Тимофея Аленина. При покушении на твоего отца Комиссаров только руку подбил вверх с пистолетом у Каракозова. Тем не менее, Александр II в тот же день наградил его орденом Святого Владимира и возвёл в потомственные дворяне с присвоением фамилии Комиссаров-Костромской. А здесь, как Володя говорит, этот молодой казак нашего Ники трижды спас. Один раз вообще собой закрыл от пули. Времени-то сколько уже прошло?! А мы не наградили!

— Государь, я тоже считаю, что Аленина надо достойно наградить, и остальных казачат тоже. Особенно, ещё Верхотурова Антипа, который барона Корфа собой закрыл. Все ученики из школы Аленина достойно себя вели во время боя. А самое главное все живыми остались, при этом врага победили. А из десяти атаманцев пятеро погибли, и ничем в бою не помогли, да и остальные мало в отражении нападения поучаствовали. Того, кто в Ники стрелял, либо я, либо казачок Селевёрстов Роман убил или подранил. Под деревом, откуда он стрелял, трупа не нашли, но крови много было. О винтовке с телескопическим прицелом и о том, что из неё вернее всего японец стрелял, я уже сообщал по телеграфу.

— Какой ещё японец?! — вскинулась императрица.

— Об этом Минни, я тебе потом расскажу. Это один из фактов, одной из версий кто мог организовать покушения на сына и наследника. — Император последним из присутствующих за столом, осушил рюмку коньяка. — А по награждению Аленина и других казачат я думал. Сейчас я могу казачат наградить только серебряной медалью "За храбрость" с ношением на груди. Но считаю такую награду, особенно для Аленина и Верхотурова недостаточной. Поэтому буду собирать Георгиевскую Думу и ставить перед ней вопрос о возможности достойного награждения молодых казаков.

— И что хочешь просить? — поинтересовался князь.

— Святого Георгия. А там как Дума решит.

— Саша, но ты же можешь наградить, никого не спрашивая, орденом Святого Владимира и возвести Аленина в потомственное дворянство? — утвердительно спросила императрица.

— Минни, дорогая, я думал об этом. Даже попросил, чтобы мне собрали информацию о потомственном дворянине Комиссарове-Костромском.

— И что интересного представили? — спросила мужа Мария Фёдоровна.

Князь Барятинский также с интересом и тем же вопросом в глазах посмотрел на императора.

— Хорошего ничего. Не пошло шляпных дел мастеру потомственное дворянство впрок. В 1867 его определили юнкером в Павлоградский второй лейб-гусарский полк. В этом элитном полку новоиспечённого дворянина не приняли. Поставить себя и завоевать уважение тот не смог. Запил, прославился как бесшабашный кутила. Через десять лет в чине ротмистра вышел в отставку. Живёт в пожалованном отцом имении в Полтавской губернии. Продолжает пить. Сейчас у него большие проблемы со здоровьем.

Император грустно усмехнулся. Взял со стола фляжку, взболтнул и с глубоким вздохом поставил на место.

— Вот и боюсь, как воспримут вновь испечённого дворянина Аленина?!

— Государь, а может быть Тимофея, после того как он оправится от раны пригласить в столицу? Устроить в гимназию или кадетский корпус, чтобы он закончил 8 классов. А потом в Николаевское училище, во вновь созданную казачью сотню. В ней-то ему будет легче войти в дворянскую среду, — предложил императору князь. — Тем более Аленин возможно потомок Ермака Тимофеевича. Тогда среди казаков-дворян у него дополнительно авторитет прибавится.

— Владимир Анатольевич, неужели ты в эту нелепицу поверил? — удивлённо спросил император.

— Государь, все старейшины станицы подтвердили, что Аленины свой род от Ермака ведут. Тимофей в Черняевском округе уже прозвище Ермак получил. А ты знаешь, что в казачьей среде шутить такими вещами не принято. Надо будет через донцов попытаться выяснить, какая есть информация об Алениных на Дону. В принципе это не особо важно! Важно то, что мальчик, точнее юноша очень перспективный. Он видит новое в привычных нам предметах.

— И что же такого нового он увидел? — поинтересовался император.

Мария Фёдоровна хотела что-то сказать, но, передумав, молча посмотрела на Барятинского.

— Александр Александрович, даже не знаю с чего начать, — князь задумался. — В первую очередь хотел бы отметить, что у каждого из учащихся школы станицы Черняева в ранце охотника, который также представляет интерес для внедрения его в войска, есть набор для оказания медицинской помощи. В него входит бинт с подушечкой из паутины и перетёртой коры ивы, которые, по мнению, доктора Рамбаха способствуют заживлению ран. Кроме этого, травные и ягодные сборы от простуды и различных воспалений. Этими наборами уже год, как пользуются почти все казаки Черняевского округа на Амуре. И без них, я, имею ввиду подготовленных бинтов, доктор Рамбах, не смог бы оказать быстро медицинскую помощь раненым. Возможно, барон Корф и раненый Антип Верхотуров истекли бы кровью до того, как доктор смог добраться до своих медицинских запасов в каюте под выстрелами бандитов.

— Об этом ты мне не телеграфировал, — с упреком произнёс Александр III.

— Государь, я много чего интересного увидел у Аленина и его учеников. Понимаешь, всё это как бы и есть в войсках, но здесь всё продуманней, эффективней я бы сказал. И ранец, и пехотная лопатка, и плащ-палатка, и котелок, и система физической подготовки. Именно, система. А его полосу препятствия, пусть и в упрощенной форме надо вводить в подготовку солдат. Все ученики школы выглядят значительно крепче своих ровесников, которых я видел в других станицах Приамурья.

— Так, дорогие мои, — вмешалась в разговор Мария Фёдоровна. — Давайте-ка мы все эти тонкости военного дела отложим на потом. Со спасителем сына, что думаешь делать, Саша? Что решил?

— А он сам всё решил, — усмехнулся Александр III, глядя как на него в недоумении, уставились друг и жена. — Владимир Анатольевич, где ты думаешь, сейчас находится Тимофей Аленин?

— Ты, хочешь сказать, что этот пострел, не смотря на рану, умудрился поступить в училище? — неверующе спросил императора Барятинский.

— Да! Четыре дня назад пришла телеграмма, в которой мне сообщили, что Тимофей Васильевич Аленин, сдав письменный экзамен по русскому языку на восемь баллов, зачислен в Иркутское юнкерское училище в казачий взвод. — Император взял левую ладонь жены и ласково погладил её. — Поэтому, Минни, до августа следующего года ничего я предпринимать не буду. Пускай Аленин закончит, если сможет училище. Получит звание хорунжего. А до этого времени решим, как наградить и его, и других казачат. Награда, клянусь тебе, будет очень щедрой и достойной!

— Хорошо! — Мария Фёдоровна ласково улыбнулась, став обычной домашней женщиной, а не императрицей. — Тогда давайте думать, что делать с Ники.

— Мария Фёдоровна, если вы о его страхе, то он скоро пройдёт. — Барятинский своими словами попытался успокоить переживающую мать. — Такой страх смерти у многих появляется после первого боя. И у меня он был. Ники справится. Должен справиться.

— Маша, пойми. До этого все Ники любили, боготворили, — вступил в разговор император. — И вдруг есть люди, которые хотят его убить! Ничего переживёт это. Пройдет у него этот страх! Пройдет!

— Ладно, этот страх пройдёт. А вторая проблема?! — императрица раскраснелась, глаза её начали гневно сверкать. — Проблема с его любовью к этому "гессенскому цветочку" Алисе?! Хватит нам сестрицы Эллы замужем за твоим братом!

— Машенька, успокойся! — Александр III хотел взять в свои ладони ладонь жены, но та выдернула руку.

— Не успокоюсь! Я не хочу, чтобы у будущего наследника Российского престола была склонность к смертельным кровотечениям.

— Маша, но у нас мало доказательств того, что принцесса Алиса Гессенская является носительницей этого заболевания, — примиряюще начал император, но был эмоционально прерван своей женой.

— Смерть её брата Фритти от внутренних кровотечений, когда он упал из окна, это не доказательство?! — императрица с вызовом посмотрела на мужа. — А письмо брата матери герцога Олбани, где Леопольд утешает Великую герцогиню Гессенскую словами, что он рад тому, что мальчику не придётся испытать тех мук, которые испытывает герцог из-за своего заболевания. И что умер герцог от простого ушибы колена, после которого не смогли остановить внутренне кровотечение. Этого тебе мало?! Ты такой судьбы для внука желаешь?!

— Государыня, содержание письма герцога Олбани к своей сестре мы знаем со слов и недостоверно. Факт того, что брат Алисы умер от гемофилии тоже под вопросом. Официальная версия смерти Фритти — летальный удар виском о перила лестницы во время падения. — Барятинский говорил тихо и размеренно, пытаясь сбить накал императрицы. — Достоверным является только то, что дядя Алисы герцог Олбани являлся носителем гемофилии.

— Дорогая, мы втроём читали копию диссертационной работы Фридриха Хопфа "О гемофилии, или наследственной склонности к смертельным кровотечениям", — также тихо и спокойно начал говорить император. — Да есть возможность того, что Алиса больна и является носителем этой болезни. Но возможно и нет?!

— А я не хочу такой возможности! — на грани истерики воскликнула Мария Фёдоровна. — Понимаете, не хочу!

— Минни, успокойся! — Александр III чуть-чуть повысил голос. — Мы же не допустили, чтобы Ники и Алекс встретились, когда этот цветочек приехал на шесть недель к сестре в гости. А потом сына отправили в путешествие в надежде, что он забудет своё детское увлечение.

— Не забыл! — всхлипнула императрица.

— Не забыл, — как эхо повторил Барятинский. — В каюте на корабле постоянно ее портрет в рамке на столике стоял. Да и потом Ники его везде носил с собой. На расстоянии любовь только сильней становится.

— Господи, помоги! — Мария Фёдоровна истово перекрестилась. — Сделай так, чтобы королева Виктория, как она хочет, соединила браком принцессу Алису Гессенскую с другим своим внуком, старшим сыном принца Уэльского Альбертом-Виктором. Сделай так, господи! Помоги королеве! Пускай они свою гнилую кровь между собой смешивают!

— Дорогая, не говори так! Девочка ни в чём не виновата! — Александр III встал из кресла и приобнял жену. — Тем более, про Эдди каких только слухов не ходит. Некоторые его Джеком-Потрошителем считают.

— Вот и пускай между собой разбираются! — Мария Фёдоровна прижалась к мужу. — Дыма без огня не бывает. Слухи на пустом месте не родились бы, и они сами по себе характеризуют отношение подданных британской короны к юному принцу. А нам в семье такой крови не надо!

— Минни, может мне с Сергеем поговорить, чтобы он на жену повлиял? — поглаживая плечи жены и целуя её в макушку, спросил император. — А то мне её активность не нравится в этом сватовстве. Да и бабушка Элли недовольна.

— Что он может сделать! — императрица зло усмехнулась. — Он жену принять православие семь лет не мог заставить. А вот то, что Элла или теперь Елизавета Фёдоровна это недавно сделала, меня настораживает. Лишь бы не уговорила сестру сделать такой же шаг. Ники то считает, что единственным препятствием в его женитьбе является нежелание Алекс перейти в Православную церковь. Он мне сегодня об этом сказал.

— Может быть, Ники всё рассказать?! — князь Барятинский глубоко вздохнул. — Должен же он понять всю свою ответственность как Государь Наследник перед престолом?

— Боюсь, это не поможет, — императрица потерлась щекой о ладонь мужа, лежащую на правом плече. — Он слеп и ничего не видит из-за своей любви.

— Ладно, подумаем ещё над этой проблемой, — Александр III горько вздохнул. — Владимир Анатольевич, ты завтра с нами?

— Ваше Императорское Величество, я почти год семьи не видел…

— А я по тебе и твоим советам за год соскучился, — невесело усмехнулся император. — Ладно, неделю тебе на встречу и отдых с семьей, а потом жду в Гатчине.

Александр III взял со столика фляжку и налил по полной себе и князю.

— Маша, Володя, давайте выпьем за то, чтобы всё в наших семьях было хорошо, поменьше огорчений и побольше радостей…

— Хитрюга ты, Саша, хитрюга, — усмехнулась Мария Фёдоровна. — Нашёл же слова, за которые разрешу тебе выпить ещё одну рюмку.

Император, императрица и князь Барятинский подняли свои ёмкости и опустошили их.

— Александр Александрович, а почему такие жёсткие ограничения, — шутливо продолжил разговор Барятинский, поставив пустую рюмку на столик. — Чем ты свою дражайшую половину разгневал, что она такое наказание ввела.

— Ох, Володя, если бы я. Врачи ругаются. А Саша их гонит от себя, — с упрёком произнесла императрица.

— Да ну их, клистирных трубок. Не переутомляйте себя, Ваше Императорское Величество, не курите, не пейте спиртного, меньше ешьте. Скоро дышать запретят?! А это?! Больше отдыхайте. Вам надо на воды! А работать, кто будет?!

— Саша… Посуду не порть. А то сейчас чувствую, ещё одной рюмки лишимся. Не нервничай. — Мария Фёдоровна, успокаивающе погладила руку мужа, в которой тот держал рюмку. — Вот, Владимир Анатольевич, посмотри на этого мальчишку. Такое ощущение, что он до сих пор боится докторов. Гонит их от себя, а сам иногда за сердце держится. Думает, что этого не вижу. А обследоваться не хочет!

— Кстати, о докторах и лекарствах. Государь, Ники не говорил, какой подарок Аленин просил передать для тебя, — спросил императора Барятинский.

— Нет. А что за подарок?

— Настойку из корня женьшеня, которому больше двухсот лет. Доктор Рамбах, когда аптекарскую бутыль с этой настойкой и корнем увидел, впал в какой-то мистический экстаз. Потом к нему князь Ухтомский присоединился. Всю обратную дорогу они на эту бутыль, как на икону молились.

— И что действительно ценная вещь? — заинтересовалась императрица.

— Рамбах говорил, что это панацея от всех болезней. Ухтомский вторил ему. А по ценности?! Оба утверждают, что цена этой настойки соответствует стоимости золотого песка, если его насыпать в эту бутыль. А это больше пары пудов получится.

— Интересный подарок! Аленин что настолько богат, что может себе позволить такие подарки дарить? — нахмурился император.

— Откуда, Государь. Он же сирота. А в последнем нападении на Николая, хунхузы его хутор сожгли. Ники мне рассказал, что когда Тимофей передавал ему этот подарок, он как-то очень многозначительно посмотрел на твоего сына. При этом Ники почему-то подумал, что эта настойка очень скоро пригодится в вашей семье.

— Может быть Георгию поможет? — с затаённой надеждой спросила Мария Фёдоровна.

— Не знаю, тут я не советчик, — князь задумчиво почесал шрам. — А вот думается мне, что твой, Государь, крестник Бадмаев в этом вопросе должен лучше всех разбираться. Он сейчас в столице?

— Нет, в экспедиции. Но к концу сентября должен вернуться, — ответил император.

— Ничего страшного. Настойка всё равно будет готова только к концу ноября. Так Аленин сказал.

— Да, казак Аленин, ты меня заинтересовываешь всё больше и больше…, - задумчиво произнёс Император и Самодержец Всероссийский.

Глава 7. Снова курсант

С чего начинается служба в военном училище? На этот вопрос ответит правильно только тот, кто прошёл через это. Также выяснил для себя, что ничего за сто лет не изменилось. Как и в Рязанском десантном училище, так и в Иркутском юнкерском первый день учёбы начался с получения формы.

После того, как в полдень построили, и начальник училища поздравил всех тех, кто поступил в этом году в данную кузницу офицерских кадров, нас разбили по отделениям и "ввели в училище". Введение заключалось в том, что мы под руководством портупей-юнкеров поднялись на второй этаж, где располагались спальные помещения для взводов. Мою группу из пятнадцати человек завели в большое помещение на тридцать коек. Пятнадцать коек с левой стороны у глухой стены были единообразно и идеально заправлены. Пятнадцать с правой стороны, где были окна на улицу, горбились свернутыми в рулон матрасами, в которых виднелись подушки и одеяла. Кровати были поставлены так, чтобы между ними поместился один столик-шкаф на двух юнкеров. В ногах кровати стояли табуреты. Также в комнате было место для двух небольших столов на пять-шесть человек и две пирамиды для оружия, которые сейчас стояли пустыми. Незаметно оглядевшись, я отметил наличие вешалок при входе в комнату и полок под головные уборы. Знакомая до слёз умиления картина!

В данной комнате состоялось наше дальнейшее знакомство как, я уже успел узнать, с взводным и отделенным портупей-юнкерами. Со старшим взводным портупей-юнкером я даже успел два дня назад познакомиться. Точнее меня с ним познакомил старший урядник Филинов.

Вообще, недельная добровольная работа в училище, мне много дала в плане знакомств и получения первичной информации, что сильно помогло на первом этапе обучения. Как позже выяснил четверо вольноопределяющихся, которые поступили в училище, как и я, сдав только один экзамен, отказались от чести помочь альма-матер на хозработах. Не принято-с!

— Господа юнкера, я ваш взводный старший портупей-юнкер Забелин Митрофан Иванович. — Вперёд вышел высокий усатый казак на вид старше двадцати пяти лет, одетый в мундир, шаровары, поясной ремень, высокие сапоги, бескозырку и с шашкой на боку. На шашке я отметил наличие офицерского темляка — черного, прошитого по краям серебром, с распушённой в конце серебряной ки-стью. При представлении юнкер, имевший на белых погонах с золотым галуном три белых с красной полосой лычки, как в кино про белогвардейцев резко кивнул головой, щёлкнув каблуками начищенных до зеркального блеска сапог.

А это ваш отделенный младший портупей-юнкер Сафонов Василий Петрович, — представил Забелин небольшого роста юнкера с тунгуско-бурятскими чертами лица, на плечах которого были погоны с двумя нашивками-лычками.

— С сегодняшнего дня вы все приписаны к конному казачьему взводу, — продолжил Забелин. — Сейчас вы без суеты выбираете, кто на какой кровати будет в дальнейшем спать. Складываете на неё у кого есть с собой вещи, которые занимают ваши руки. После этого идём в цейхгауз получать обмундирование. Вещей будет много. Задача до вечера подогнать и оборудовать служебную и домашнюю формы. Также получите постельное белье. Вопросы?!

В ответ наша группа нестройно прогудела, что вопросов нет. Получив команду выбирать койко-место, я быстро направился к кровати, которая находилась в середине помещения и далеко от ближайших окон. "Зимой теплее будет", — подумал я про себя.

Раскатав матрас и положив свернутое одеяло и подушку в голову кровати, я присел на ложе, на котором мне придётся спать минимум год. Класть на кровать мне было нечего, так как все свои вещи на хранение оставил у дядьки Игната, а часы цесаревича и большую часть денег положил в арендованную Филиновым в Сибирском банке ячейку. Мне из-за возраста арендовать ячейку не удалось, а дядька Игнат наотрез отказался хранить у себя дома часы самого Наследника Российского престола и такую кучу деньжищ. Вот и пришлось уряднику стать арендатором ячейки в банке.

Вдоль стены, где стояли не заправленные кровати, быстро разбредались остальные юнкера. Вскоре народ разобрался, кто и где будет спать. Споров не возникло. Сказалось то, что из всех вновь поступивших — "молодых людей с вокзала", так называли штатских абитуриентов, было только двое — я и ещё один юноша в тужурке гимназиста. Остальные были вольноопределяющимися и урядниками полков Сибирского, Енисейского, Иркутского, Забайкальского казачьего войска. С Амурского и Уссурийского войска, судя по форме, никого не было. Но я успел у старшего портупей-юнкера Забелина узнать, что младший портупей-юнкер Сафонов родом из станицы Буссе и до поступления в училище был урядником в Амурском конном полку в третьей Благовещенской сотне. И в старшем классе есть ещё двое юнкеров из Амурского конного полка, которые служили в четвёртой Поярковской сотне. В общем, по меркам Сибири и Дальнего Востока не то что земляки, а почти родственники.

Наличие такого количества служивых людей, привело к тому, что они быстро разобрались с местами в спальне, скучковавшись по войсковому и земляческому принципу. Видимо поэтому, моим соседом по столику-шкафу между кроватями стал гимназист. Штатский к штатскому так сказать. На мне хоть и была форма Амурского казачьего войска, но погон не было.

Чтобы не тянуть время со знакомством, протянул соседу руку и представился:

— Тимофей Аленин, казачий сын из станицы Черняева Амурского казачьего войска.

Гимназист робко протянул в ответ руку и смущённо произнёс:

— Алексей Васильев. Из обер-офицерских детей. Отец — капитан в отставке. В своё время участвовал в штурме крепости Геок-Тепе в Туркестане, где был ранен и награждён георгиевским оружием "За храбрость". После излечения был переведен во Второй Восточно-Сибирский линейный батальон, но через пару лет раны дали о себе знать и его отправили на пенсион.

Я не сильно сдавил расслабленную ладонь Алексея и с улыбкой произнёс:

— Очень приятно познакомиться. А в казачий конный взвод-то как попал? В нём почти все казаки.

— Места в пехотных взводах не осталось. Пришлось в конный взвод идти. Не ждать же ещё год! А там может и место освободится. Отец с начальником училища договаривался о возможном переводе во время учёбы.

"Видимо, временный попутчик", — успел подумать я, как наш дальнейший разговор прервал младший портупей-юнкер Сафонов, который дал команду строиться в коридоре в колонну по два. Спустившись на первый этаж, наше отделение прошло по коридорам, пока не остановилось перед дверью с надписью "цейхгауз". Как в коридоре, так и во всех остальных помещениях училища, мимо которых мы проходили, стояла непривычная после экзаменационного шума тишина, и не было ни души.

На стук в дверь склада портупей-юнкера её открыл изнутри бородатый, разбойничьего вида казак, одетый в мундир с нашивками вахмистра на погонах и шевроном на левом рукаве за сверхсрочную службу. На мундире были видны две серебряные медали "За усердие" на Станиславской и Аннинской лентах и медаль "За храбрость" четвёртой степени на Георгиевской ленте. Окинув наше отделение мрачным и звероватым взглядом, этот вылитый разбойник шире раскрыл дверной проём.

— По одному подходим к столу, получаем комплект формы, забираем и выходим. Потом заходит следующий! — прорычал казак-каптенармус и скрылся внутри помещения склада.

Некоторые из юнкеров переглянулись между собой с чувством какого-то дискомфорта и страха в глазах. Я, улыбаясь про себя, подумал, что в этом случае внешний вид каптенармуса совсем не соответствует внутреннему содержанию. Я два раза помогал, говоря языком будущего, начальнику вещевого склада Астафьеву Семёну Васильевичу с подготовкой к приёму нового набора юнкеров. Разбирали по размерам обмундирование, сортировали по видам формы. Оба раза работа заканчивалась нашим совместным чаепитием с выпечкой, во время которого я слушал приправленные юмором рассказы о жизни училища и боевом прошлом этого добродушного человека. Но весь внешний вид дядьки Семёна говорил о том, что перед вами натуральный зверь-унтер, который спуска не даст.

Юнкера потянулись по одному на склад, выходя из помещения, через три-пять минут с охапкой обмундирования. Когда подошла моя очередь, и я зашёл на склад, дядька Семён улыбнулся мне и пальцем показал мне на две аккуратно сложенных кипы формы, которые отдельно лежали на лавке в углу.

— Бери левую, — тихо произнёс он. — Другую заберешь, когда второй раз придёте.

Я кивнул головой и молча пошёл к указанному набору, думая про себя: "Знакомство с тыловиками всегда приносит положительные дивиденды, что в моём мире, что здесь".

После первого похода за формой был второй, во время которого мы получили оставшееся обмундирование, включая шинели и папахи. Данную форму мы разместили в индивидуальных подписанных шкафчиках, находящихся в отдельной комнате, которую я для себя обозвал каптёркой по аналогии с рязанским десантным училищем.

Вернувшись в спальное помещение, стали разбираться с полученными комплектами служебной и домашней формы. Примерив свою, я в очередной раз убедился, что есть профессионалы в своём деле. Всё обмундирование, которое подобрал каптенармус Афанасьев сидело как влитое. Глаз-алмаз!

Остальным повезло меньше. Особенно оказался неудачливым мой новый сосед. У гимназиста пригонка обмундирования была самая поверхностная. Поэтому ни одна его часть не соответствовала размерам его тела. Брюки были невероятно широки и длинны, рубашка и мундир напоминали халат. Погоны уныло свисали, причём упорно держались не на плечах, а где-то в районе груди. Но всего хуже произошло с сапогами — они были на пару размеров больше. А это грозило в будущем стёртыми в кровь ступнями. "Шпаков не любят в училище все, даже обслуживающий персонал, — подумал я. — Надо как-то выручать соседа, а то выглядит как полное чмо".

Решить вопрос с формой Васильева, удалось относительно быстро. Подойдя к портупей-юнкеру Сафонову, я испросил у того разрешения сходить вместе с жертвой обмундирования к портному и сапожнику, которые были на территории училища. Получив его от своего отделенного командира, который с трудом сдерживался от смеха, глядя на чучело гороховое, которое называлось юнкером Васильевым, мы с подопечным вышли в коридор. За только что закрытой дверью грянул оглушающий хохот.

— Это они надо мной смеются?! — спросил красный как помидор Алексей.

— Над тобой, — не стал скрывать очевидного. — Твой внешний вид, действительно, смешон. К тому же только ты да я в отделении "молодые люди с вокзала". Так что все шутки и пряники нам доставаться будут. Готовься к этому.

— Я слышал выражение "с вокзала", но точно не знаю, что оно обозначает. Поясни? — продолжающий багроветь цветом лица Васильев вопросительно посмотрел на меня.

— Шпаки мы с тобой, гражданские, а они все уже воины, присягу принявшие. Поэтому и "с вокзала".

— Какой же ты гражданский. Ты в форме выглядишь, будто родился в ней.

"О том, что форму ношу, если учитывать обе жизни больше тридцати лет, я тебе говорить не буду", — подумал я, а вслух произнёс.

— Когда больше пяти лет назад в бою с хунхузами погибли мои родители, остались только я и мой дед. Дед у меня был заслуженным воякой, и он очень хотел, чтобы я поступил в это училище. Гонял меня в хвост и в гриву, пока живой был. Вот и привил любовь к воинскому виду.

— А у меня отец пытался мне преподать воинские науки, но маман была против. Она хотела, чтобы я врачом стал. Планировала, что по окончании Губернской гимназии я поступлю в Томский университет на медицинский факультет. А я переходные экзамены в восьмой класс завалил. И здесь на вступительных экзаменах по русскому языку не смог 7 баллов набрать. Пришлось все экзамены сдавать. Маман сильно расстроилась, а отец, наоборот, радуется.

Выслушав данную душеспасительную историю, судя по всему маменькиного сынка, повёл Алексея к дядьке Семёну, может быть удастся обменять форму. Иначе на её ушивание и подгонку уйдет куча времени. Открывший на мой стук дверь каптенармус Афанасьев с большим трудом сдержал смех при виде юнкера Васильева, но сдержанная улыбка растянулась в бороде и усах от уха до уха. При этом лицо дядьки Семёна приобрело такой жуткий вид, что Алексей непроизвольно сделал шаг назад.

— Господин каптенармус, разрешите обратиться? — отрапортовал я, приложив ладонь к срезу бескозырки.

— Обращайтесь, юнкер, — лицо Афанасьева вновь расплылось в зверской улыбке. — Под защиту что ли взял такого доброго молодца?

— Так точно!

— Молодец, юнкер! И как я так мог ошибиться с размерами?!

Дядька Семён еле сдерживался, чтобы не заржать. Вид испуганного, покрасневшего Васильева в мешком висящей на нём форме был действительно комичен.

— Ладно, заходите. Что-нибудь придумаем, — каптенармус Афанасьев пропустил нас внутрь склада и закрыл дверь.

К ужину Васильев выглядел уже более менее похожим на юнкера. Чтобы носить военную форму, нужна не только привычка, но и умение, без чего человек, будь он юношей или взрослым, выглядит в форме только переодетым штатским. Помню, как часто в кино мне бросалось в глаза неумение носить форму у артистов, играющих роли солдат и офицера. В общем, ставить "воинский вид" юнкеру Васильеву придется ещё долго.

На ужине в общей столовой всего училища увиделись с остальными двумя отделениями. В них также в глаза бросились несколько юнкеров, на которых форма сидела как на корове седло. Ужин сытный и питательный — каша, хлеб, чай.

Когда вернулись в спальное помещение, продолжилась подгонка формы. Потом тренировались в правильном складывании формы на табуретах перед сном. Вечерняя перекличка, общая вечерняя молитва. Читали её портупей-юнкера, остальные как могли, пытались попасть с ними в такт. Немного свободного времени и сладкая команда: "Отбой".

Утро началось с подъема и мыльно-рыльных процедур. Потом прибыла пара парикмахеров. И все были подвергнуты стрижке практически под ноль с оставлением небольшого чуба. Как позже выяснилось, чуб оставляли только в казачьих конном и пешем взводах. В пехотном стригли под "три нуля". Традиции, которые успели сформироваться с момента создания училища, однако-с! После стрижки и дополнительных водных процедур в умывальной комнате, столовая, молитва и чай.

После чая нас выстроили в коридоре, и повели в оружейный цейхгауз получать винтовки. Цейхгауз размещался в отдельном небольшом помещении училища, пристроенного к основному зданию. Зайдя внутрь, увидели в деревянных стойках, блестящие маслом казачьи винтовки, на которых висели подсумки для патронов и шашки. На тех стояках, к которым нас подвели, под каждой винтовкой на рейке белели бумажки с фамилиями каждого из нас.

После того, как принесли оружие в казарму и разместили в пирамиде, пришло время завтрака. Опять каша, хлеб, чай

Потом была чистка оружия. Мне достался винтовка пусть и не новая, но в хорошем состоянии. Моему соседу-гимназисту и здесь не повезло. Ствол ему достался ушатанным напрочь. Но в этом вопросе я ему помочь не мог ничем. Почищенное оружие, подсумки и шашки были размещены в пирамиде на пятнадцать мест, которая находилась в спальном помещении.

После обеда, на котором к уже привычной для нас небесной пище — молитве, а также уже привычной земной — каше и хлебу, добавились насыщенные мясные щи и компот вместо чая, мы познакомились с нашим взводным офицером. Точнее обер-офицером, который являлся куратором или наставником нашего взвода. Взводным я его назвал для себя. Мне удобнее было всё ещё использовать термины из прошлой жизни, несмотря на пять лет, прожитых в этом мире.

Моим взводным офицером оказался сотник Головачев Николай Павлович, который ранее служил в Первом конном полку Забайкальского казачьего войска. Невысокого роста, весь какой-то квадратный из-за ширины плеч с буденновскими усами сотник на послеобеденном построении рублеными фразами поздравил нас с поступлением в училище. Выразил надежду на то, что все стоящие перед ним с честью перенесут тяготы, лишения учебы и станут офицерами. На этом знакомство закончилось, а портупей-юнкерам взводным была дана команда до конца дня решить вопрос со всей формой молодых юнкеров. Завтра с утра будет строевой смотр, после обеда строевые занятия. Остаток дня занимались приведением в нормальный вид мундира, брюк, шинели, папахи.

Третий день в училище оказался насыщенным. Строевой смотр продлился долго. Начался ещё до завтрака и продлился до обеда. Сотник Головачев внимательно осматривал каждого юнкера. Делал замечания и давал время на устранение. И так по каждому виду формы. Два вольнонаемных портных помогали быстро устранять замечания.

После обеда познакомились с ещё одним обер-офицером училища. Им оказался куратор пехотного юнкерского взвода капитан Рунский Николай Петрович. В отличие от нашего взводного капитан был высоким, стройным и подтянутым. Все его движения, жесты и повороты представляли собой поистине строевую поэзию. Изящество, лёгкость и отчётливость движений мог понять и оценить только военный глаз. Такую красоту строевой подготовки в моём времени можно было наблюдать только в роте почетного караула кремлёвского полка. Четыре часа длилось наше знакомство, и всё это время мы изучали азы шагистики под руководством этого блестящего в строевом отношении офицера.

Наконец ужин и мы уставшие ввалились в спальное помещение, где нас ожидал сюрприз в виде юнкеров старшего класса. Сегодня, оказывается, был день их возвращения из отпуска. Наши портупей-юнкера бросились здороваться с одноклассниками, а мы застыли толпой около входа в помещение.

Я рассматривал старших юнкеров, одетых в парадную форму, стройных, подтянутых и выгодно отличающихся от нашей братии, одетых в домашнюю форму.

"Неплохо здесь поставлено обучение, если за один год привили юнкерам такой бравый воинский вид, — подумал я. — До капитана Рунского, конечно, им далеко, но в мою бытность в РВВДКУ такой выправки и за четыре года учёбы многие однокурсники не добились. Хотя строевая была не главным предметом, но всё же, всё же".

В этот момент в помещение вошёл сотник Головачев. Тут же последовала команда: "Смирно-о-о!". Все застыли, вытянувшись во фрунт.

— Знакомимся?! — сотник обвёл помещением взглядом. — Это, хорошо. Знакомьтесь! А портупей-юнкера доведут до молодых традиции взвода.

Произнеся эту фразу, Головачев развернулся кругом и вышел.

— Вольно! — скомандовал взводный портупей-юнкер Забелин.

"Что же, посмотрим, какие традиции в казачьем взводе Иркутского юнкерского училища и какой тут цук и цуканье, — подумал я. — В воспоминаниях Маркова, Дутова о своём обучении в Николаевском кавалерийском училище, которые прочитал в своём времени, описание цука не очень привлекательно выглядит. Особенно катание "корнетов" в туалет на своём горбу. Но оба отмечали, что такого в "царской сотне" не было. Там были свои, казачьи традиции. Хотя о чём я?! Со слов цесаревича "царская сотня" только ещё формируется, а здесь уже традициям семнадцать лет".

* Цук — в дореволюционной России система неуставных взаимоотношений, сложившаяся в кадетских корпусах и военных училищах, заключающаяся в издевательствах, насилии, оскорблениях и других формах унижения над новобранцем его старшими товарищами.

Между тем, по команде "вольно" старшекурсники, мне так удобнее было их называть про себя, образовали что-то напоминающий двухшереножный строй в глухом углу помещения, при этом пятеро из них, взяв табуреты, сели за стол перед строем. Двое из них имели по три лычки на погонах, трое по две. Но ни взводный, ни отделенный портупей-юнкер в этот президиум не попали.

Вперёд вышел портупей-юнкер Забелин и произнёс:

— Господа юнкера, с сегодняшнего дня, вы все по традициям казачьего взвода училища получаете звание "казак", которое будете носить до окончания первого класса. К каждому из вас будет прикреплён "хорунжий". Такое звание имеют все учащиеся второго класса. "Майоров", то есть оставшихся на второй год обучения, в нашем взводе нет. Теперь позвольте представить вам "Совет охраны казачьих традиций", который разрешает все возникшие споры на уровне юнкеров, не требующих вмешательства офицеров.

Забелин сделал несколько шагов в сторону, открывая нашему взору стол с советом.

— "Полковник" совета старший портупей-юнкер Баженов Николай Андреевич.

Сидящий в центре президиума, старший портупей-юнкер встал из-за стола, кивнул головой и щелкнул каблуками. После чего сел на место. Дальше прошло представление всего совета: двух "войсковых старшин" и двух "есаулов", по окончании которого поднялся старший портупей-юнкер Баженов и произнёс.

— Господа юнкера младшего класса, наш совет по традиции был выбран в день выпуска нашими предшественниками, которые стали хорунжими и подхорунжими казачьих войск. Основной целью цука в нашем взводе является воспитание и поддержание в своих "молодых" казачьей лихости, любви к боевому прошлому и славе казачьих войск. Но шлюсс, шенкеля и воинский вид, соответствующий выпускнику Иркутского училища мы развивать вам будем жёстко. Теперь по одному подходите к столу, чётко представляетесь и кратко рассказываете о себе для знакомства. Всё ясно?!

* Шенкель — в кавалерийской посадке часть ноги ниже колена (икра), прилегающая к бокам лошади. Служит для управления лошадью ногами (дать шенкеля).

* Шлюсс — сжимание седла коленями и ляжками как условие прочной посадки.

Дождавшись нашего нестройного ответа "полковник" сел на место. После этого, по его указанию юнкера стали выходить к столу и кратко докладывать о себе: откуда родом, из какого полка прибыл, сроки службы. Скоро подошла моя очередь. Подходя к столу, я отметил, что "полковник" и "войсковые старшины" переглянулись между собой.

— Казачий сын Аленин Тимофей Васильевич, уроженец станицы Черняева Амурского казачьего войска. Семнадцать лет. Сирота. Поступил по образовательному цензу. До этого экстерном сдал экзамены за шесть классов Благовещенской мужской гимназии. Здесь сдал экзамены по русскому языку на восемь баллов.

— И всё? — поинтересовался ещё один старший портупей-юнкер, сидящий за столом, который был представлен, как "войсковой старшина" Пляскин.

— Точно так. А что ещё рассказать? — ответил я.

— Понимаешь, юнкер, мы здесь будем жить одной семьей. Поэтом мы должны быть уверены в каждом. И что-то утаивать от своих братов нельзя. А к тебе есть вопросы! — продолжил Пляскин.

— Какие?! — спросил я, а про себя подумал: "Вот это разведка у старшекурсников работает. Только прибыли, а уже о каких-то нестыковках моего поступления в училище узнали. Неужели Филинов сдал?! Я же его просил никому не говорить!".

— Каким образом, тебя допустили до экзаменов, если ты опоздал на неделю к их началу? — поинтересовался Баженов.

— У меня были рекомендательные письма, — ответил я.

— От кого? И отвечай подробнее. Мы что из тебя клещами всё вытаскивать должны? — недовольно произнёс ещё один "войсковой старшина" младший портупей-юнкер Хорин.

"Ладно, всё равно со временем всё выплывет", — подумал я, а вслух произнёс.

— Рекомендательные письма были от директора Благовещенской женской гимназии надворного советника Бекетова.

Сзади меня раздалось несколько смешков. Не обращая на них внимания, я продолжил:

— Директора Благовещенской мужской гимназии надворного советника Соловьёва, командира Первого Амурского конного полка полковника Винникова, военного губернатора и командующего войсками Амурской области, наказного атамана Беневского, генерал-губернатора Приамурья Корфа, Его Высокопревосходительства князя Барятинского и Государя Наследника Великого князя Николая Александровича.

По мере моего перечисления авторов рекомендательных писем смешки и другой шум в помещении стихал. Когда я закончил, наступила звенящая тишина. На лицах большинства старшекурсников было выражение полного изумления.

— Вот это ничего себе! — озвучил общее состояние окружающих, один из старшекурсников, высокий казачина лет двадцати пяти, очень похожий на актёра, сыгравшего Григория Мелехова в фильме "Тихий Дон".

— И ты это можешь доказать? — откашлясь, спросил Пляскин.

— Все письма у начальника училища, — ответил я.

— Снимай мундир и нательную рубаху! — громко скомандовал "полковник" Баженов.

"Хорошо, — подумал я. — Сниму, и так уже однокурсники косятся на мой шрам на виске слева над бровью. Короткая стрижка, однако. Всё равно скоро в баню. А там и все остальные шрамы увидят".

Я расстегнул ремень, снял мундир, а потом стащил с себя нательную рубаху, которую до этого не снимал во время сна и умывания. В помещении опять установилась полная тишина, которую прервал "полковник" Баженов.

— Серьезные отметины. Больно было?

— Не жалуюсь. А отметины хунхузы поставили — ответил я и, подумав, добавил — Они тоже не жаловались.

— В смысле? — влез в разговор Пляскин.

— Покойники не жалуются.

— И много покойных хунхузов было? — поинтересовался Баженов.

Я задумался, подчитывая. До боя с китайскими солдатами было тридцать, потом семь моих китайцев, пятеро под вопросом. Их можно на меня и Ромку записать. При нападении на цесаревича, двое точно моих, и один под вопросом: убитый или раненый. "Тридцать девять подтверждённых и шестеро под вопросом", — используя терминологию будущего, ответил я.

— В смысле, подтвержденных и под вопросом? — ошалело спросил меня "полковник".

— Тридцать девять убитых мною подтверждены свидетелями и участниками тех событий, а по пятерым есть вопрос, кто убил, так как в них кроме меня ещё попали. А один неизвестно, убит был или только ранен.

В спальном помещении после моих слов опять наступила звенящая тишина.

— Охренеть! И не встать! Тридцать девять хунхузов-покойников! Больше взвода! — опять прозвучали слова юнкера, так похожего на актёра, сыгравшего Григорий Мелехова в моём мире.

Портупей-юнкер Баженов вышел из-за стола и подошёл ко мне. Провёл пальцем по свежему шраму на моей левой грудной мышце и утверждающе произнёс: "Значит Ермак, который спас цесаревича — это ты?!"

Теперь в осадок от удивления пришлось выпадать мне.

"Хорошо. О моём участии в спасении цесаревича можно было догадаться, но откуда мой позывной здесь известен. Две с лишним тысячи вёрст от станицы до Иркутска. Интернет и телефония отсутствует. Особо о нападении не должны были говорить, по указанию генералитета. Опять "казачий телеграф" сработал"?! — в смятении думал я.

— Чего молчишь? — задал очередной вопрос Баженов.

— В спасении цесаревича от нападения хунхузов я участвовал. А боевое прозвище или, как мы называем между собой, позывной Ермак мне дали ученики казачьей школы станицы Черняева, — подбирая слова, осторожно ответил я.

— Ты Государя Наследника собой от пули закрыл? — Баженов не спрашивал, а утверждал.

— Так получилось, — ответил я, думая про себя, что не рассказывать же всем, что не я это прыгнул, а Тимоха — моя погибшая вторая сущность.

Мой ответ как будто прорвал плотину тишины, и вокруг разом загомонило три десятка человек. Не сразу, но всеобщую говорильню, которая в основном сводилась к возгласам удивления, вопросам и эмоциям, "совету" удалось остановить. Мне дали команду одеться, и обязали сделать подробный рассказ-доклад о нападении на цесаревича, после окончания процедуры знакомства. Вернувшись в строй-толпу своего отделения, получил несколько восторженных ударов по плечам и изумлённо-восторженный взгляд юнкера Васильева.

Когда после окончания процедуры знакомства я кратко рассказал о нападении на цесаревича, потом о моей, точнее уже нашей с первым десятком школе в станице, вскользь упомянул о разгроме банды Золотого Лю, как и о схватке с красными волками последовало интересное решение "совета". Общим голосованием старшего класса с учётом вынесенного советом предложения, мне впервые в истории взвода было единогласно присвоено звание "хорунжего" в младшем классе с обязательством сдать экзамены по военным дисциплинам до присяги, чтобы быть официально переведённым в старший класс училища. Так закончилось наше знакомство, и начались обычные учебные будни.

Дни полетели один за другим — подъем, туалет, зарядка, утренние процедуры. Затем молитва, чай, занятия, завтрак, занятия до и после обеда. Ужин. Вечерний цук по тренировке шенкелей и шлюсса со стороны старшекурсников. И только два часа перед сном мы были предоставлены сами себе. Я в это время зубрил учебник по тактике, которой отводилось семь часов в неделю, уставы, учебники по фортификации и военной топографии. Так же мне необходимо было до присяги освоить и сдать за младший класс военные администрацию, гигиену и законодательство, методику обучения низших чинов и иппологию. Присяга в отличие от остальных юнкерских училищ в Иркутском принималась не в октябре, а шестого декабря в день Святого Николая Чудотворца — небесного покровителя училища. Так что у меня было три месяца. А по такой дисциплине как сведения об оружии, я и сам мог рассказать больше, чем было написано в учебнике.

Из всего начального этапа обучения мне больше всего запомнилось наше первое занятие в манеже по верховой езде. Специально для нашего взвода в училище содержалось сорок коней, уход за которыми осуществляли казаки. А старшим над ними был дядька Игнат Филинов.

Когда наше отделение прибыло в манеж, там нас уже дожидался ещё один офицер училища сотник Коршунов Михаил Фёдорович, который перешёл на данную должность из Иркутской конной казачьей сотни. Похожий на Лермонтова и внешностью, и телосложением молодой сотник оказался отличным кавалеристом и педагогом, в чём мы очень быстро убедились.

В небольшой манеж вывели наших коней, породу которых я определить не смог, что-то среднее между башкирской и алтайской. Практически все жеребчики были в холке на ладонь, а некоторые и на две повыше привычных мне амурцев и монголов. Хотя, мой Беркут был такого же роста.

Кони были поседланы только попонами, которые туго обтягивали их спины. Взобравшись на доставшегося мне жеребчика, я с трудом охватил его шенкелями. "Сейчас увидим, кого охлюпкой гоняли, чтобы научить крепко сидеть на коне", — подумал я.

За почти пять лет пребывания в этом мире, я стал неплохим конником и надеялся не осрамиться на выездке. Тем более, по первому разряду еще два года назад джигитовку на соревнованиях сдал.

Пока первая смена из восьми юнкеров, в которую я вошел, шла шагом по кругу манежа, всё шло благополучно, но едва сотник подал команду "рысью", как двое из нас почувствовали определённые неудобства. На втором круге один из них слетел с коня.

Дальше началось избиение младенцев. Коршунов, пощипывая краешек уса и злорадно усмехаясь, приказал нам завязать узлом поводья на шее у коней и расставить руки в стороны на уровне плеч. В такой позе и я после команды "рысью" почувствовал себя не в своей тарелке. Когда перешли на галоп, стало чуть легче держать равновесие, но тут казаки внесли в манеж барьер для прыжков и установили его на нашем пути. Опытные и выдрессированные кони шли как заведённые по кругу, совершенно не обращая внимания на своих беспомощных всадников. На этом упражнении в опилки манежа легла половина смены. Мне данной участи с трудом удалось избежать, так как дед в своё время также заставлял ездить с разведёнными в сторону руками и управлять конём одними шенкелями. Но вот прыгать через барьер в такой позе, да ещё без седла! До такого изуверства даже мой дед не додумался.

Дав нашей смене роздых, сотник принялся за вторую, в которой сразу отличился юнкер Васильев, который только с третьей попытки смог взгромоздиться на коня. Слетел или "зарыл репу" Васильев уже при попытке его жеребчика по команде перейти на рысь и, как следствие, к последующему упражнению допущен не был, а пересажен на деревянную кобылку-станок. Таких станков рядом с ареной манежа располагалось пять штук. Там за него взялся кто-то из нижних чинов, показывая и объясняя правильную посадку.

Закончив со второй сменой, Коршунов снова принялся за нас. Опять поводья узлом на шее лошади, руки в сторону и галопом по кругу. Только теперь добавили еще один барьер. А потом ещё один. Скорость движения по кругу сотник, благодаря кнуту, который появился в его руке, сильно увеличил. И очень скоро умные кони косили свои выразительные глаза на то и дело, шлепающиеся тела на землю. Не избежал данной участи и я, поняв смысл фразы "полковника" Баженова, что "шенкеля и шлюсс нам будут ставить жёстко". "При такой учёбе, кентавром очень быстро станешь", — подумалось мне.

Кентаврами — не кентаврами, но через полгода таких занятий все стали очень хорошими наездниками, даже Леша Васильев, которому это стоило огромного количества ушибов при падениях. Парень оказался сильным духом, не смотря на то, что пришёл в училище маменьким сынком. Через месяц учёбы, когда в пехотном взводе освободилось место, он наотрез отказался переводиться, чем значительно повысил свой авторитет среди однокурсников.

Очень хорошие отношения у меня завязались с сотником Головачевым, который оказался фанатом боя холодным оружием. Его владение шашкой, кинжалом и пикой вызывали восторг и восхищение. В училище был отлично оборудованный зал для занятия фехтованием. Где-то через пару недель учёбы, Николай Павлович застал меня в зале поздно вечером, когда я с разрешения портупей-юнкера Сафонова, восстанавливая свою физическую форму после ранения, "танцевал" свои ката с двумя учебными шашками.

Вместо ожидаемого нагоняя, взводный попросил меня ещё раз показать всю ката, после чего, взяв из стойки две учебные шашки, показал как бы он рубил и колол в трёх связках ката. Потом был учебный бой в защитном снаряжении из пяти схваток. Выиграть мне удалось только одну, и только из-за того, что перешёл на нижний уровень, в перекатах работая шашками по ногам сотника.

Расстались очень довольные друг другом. После этого события часовые занятия с Головачевым по вечерам стали проводиться не реже двух раз в неделю. И если один на один Николай Павлович допускал некоторые вольности в общении, то в официальной обстановке сдирал с меня стружку куда чаще, чем с остальных. Но я был готов терпеть и куда большие придирки, так как обращение сотника с пикой граничило с чудом. Если бы в реальном бою сошлись сэнсэй боя на шестах, у которого я обучался в моём мире, и сотник Головачев, то на мастера Чжао я не поставил бы и копейки. При этом, Николай Павлович с удовольствием передавал мне свои знания.

Кроме того, в личном общении выяснилось, что сотник родом с кубанской станицы из семьи потомственных пластунов. В Забайкальское войско был распределён после окончания Оренбургского казачьего училища. Мои мысли о создании небольших групп охотников для разведки в тылу врага и нанесения этими группами точечных ударов на коммуникациях противника были восприняты Головачевым с горячим одобрением. В связи с этим, взводный оказывал мне посильную помощь в разработке, точнее в привязке применения тактики диверсионно-разведывательных групп будущего в современных реалиях.

Ещё одной фишкой Николая Павловича был трюк с разрубанием глиняной пирамиды. На занятиях по рубке, сотник четырьмя ударами шашки справа налево разрубал пирамиду с такой чистотой, что она не сдвигалась с места ни на миллиметр. Затем Головачев слева направо разрубал её ещё на четыре части, после чего она продолжала по-прежнему стоять. Девятым ударом он заставлял взвиваться в воздух все разрубленные части. Это было настолько эффектно, что курсанты, точнее юнкера каждый раз застывали от такой картины с открытыми от изумления ртами. Мне это напоминало кадры из фильма "Зорро" с Ален Делоном, где главный герой разрубал свечки.

Мне этот фокус удался только к концу выпуска, да и то после того, как Головачев разрешил уряднику Филинову принести из дома мою фамильную булатную шашку, которую оставил, как и другие вещи, у дядьки Игната на сохранение. Против булата глиняная пирамида не устояла. Это тебе не шашки-селёдки образца тысяча восемьсот восемьдесят первого года, бывшие в училище на вооружении.

С другими обер-офицерами, которые вели у нас занятия, отношения сложились ровными. Благодаря их помощи я ещё в середине ноября сдал экзамены по военным наукам за младший класс и приказом по училищу был переведён в старший. После этого на законных основаниях стал "хорунжим" в своём взводе, получив для цуканья "казака" Васильева, которому и так помогал, чем мог.

В свою заслугу к этому моменту мог отнести создание по моей инициативе "кружков взаимопомощи". Надеюсь, это начинание также станет традицией конного взвода училища. Многие юнкера, особенно из урядников имели слабую учебную подготовку по предметам, не относящихся к военной науке. Поэтому из вольноопределяющихся взвода были отобраны юнкера, имеющие высокие баллы по окончании гимназий. Они стали заниматься в свободное время с отстающими во взводе по общим дисциплинам. А те, кто имел высокие баллы по военным дисциплинам, стали подтягивать отстающих в этом направлении. Данное новшество, одобренное на "совете охраны казачьих традиций", позволило в короткое время значительно поднять успеваемость обоих отделений взвода.

Наступило шестое декабря — день принятия присяги. Занятия были прекращены ещё четвёртого числа. Два дня ушло на приготовление к присяге и последующему после неё балу.

Центральным помещением для принятия присяги и танцев служила большая зала — огромная и двухсветная, в которой весь состав училища, собираясь для парадных построений, занимал едва ли её четвертую часть.

Вдоль одной из стен залы, шла галерея белых колонн, наверху же имелись хоры для оркестра. На стенах залы висели под потолком огромные портреты государей из дома Романовых. По стенам, на белых мраморных досках, золотыми буквами сияли имена бывших юнкеров, погибших при защите Отечества с описанием их подвигов. Досок было немного, но они за семнадцать лет появились. Помимо этого, в больших шкафах, стоявших вдоль стен, находилась библиотека училища, насчитывавшая около трёх тысяч томов. Около ста, из них я успел прочитать.

Принятие присяги и последующий бал юнкерского училища был значимым событием в Иркутске. На него должно было прибыть всё военное начальство во главе с хозяином Иркутского генерал-губернаторства генерал-лейтенантом Горемыкиным, яркие представители местного бомонда и истеблишмента, бывшие юнкера и родственники учащихся.

И вот этот момент настал. Посреди зала стоят четыре накрытых скатертями стола, перед которыми стоят мои однокурсники. Перед первым столом, за которым разместился архиепископ Иркутский и Нерчинский Вениамин со служками, выстроена в трехшереножном строю самая большая группа юнкеров, принимающих присягу. За вторым столиком стоит католический ксендз, за третьим — лютеранский пастор, за четвёртым — мулла. Перед этими столами стоят небольшие группы юнкеров по одному-три человека.

Я стою в строю православных однокурсников в полной парадной форме и, подняв два пальца правой руки вверх, повторяю слова присяги на верность Государю и Отчизне, которую торжественно мощным басом читает войсковой старшина Химуля.

"Его врагов телом и кровью, в поле и крепостях, водою и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах и в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление…", — тожественно произношу я и чувствую, как в горле непроизвольно образуется ком, который не могу проглотить.

"Не первый раз же приношу присягу. Но если сравнить присягу в Псковской учебке и здесь! То по торжественности момента это время побеждает. Даже меня старого циника торкнуло!" — подумал я и продолжил за Химулей.

"Всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мною начальником во всем, что к пользе и службе государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание и все по совести своей исправлять и для своей корысти, свойства и дружбы и вражды против службы и присяги не поступать…, - сглотнув вязкую слюну, продолжил. — В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий.

В заключение сей клятвы целую слова и крест Спасителя моего. Аминь".

По окончании произношения текста присяги, юнкера подходили к столу для благословления в зависимости от вероисповедания своих пастырей. Потом перед тремя отделениями, в которые перестроились юнкера, с поздравительной речью выступили генерал-губернатор Горемыкин и полковник генерального штаба Макаревич, который в конце сентября сменил полковника Фёдорова.

Речь генерал-губернатора и нового начальника училища была встречена одобрительными аплодисментами гостей, которых собралось больше двухсот человек. На фоне парадных генеральских и офицерских мундиров, сияния драгоценностей дам высшего света Иркутска особо радовали юнкеров праздничные наряды представительниц Иркутского института благородных девиц, местного маленького Смольного и воспитанниц сиропитательного дома Медведниковой.

В качестве хозяев и распорядителей праздника выступали юнкера старшего класса, при этом для приглашения они располагали двумя билетами на каждого. Мы, как принимавшие присягу, имели право пригласить только родственников. Но этим правом, воспользовалось от силы пять-шесть юнкеров, и все они оказались жителями Иркутска. Васильев обещал обязательно познакомить меня с родителями и сестрой, которые прибыли на это торжественной мероприятие.

После поздравления начальства по традиции следовал ранний праздничный обед. В столовой, в которой были размещены дополнительные столы, размещались юнкера, военное руководство Иркутского генерал-губернаторства, бывшие выпускники училища. Остальные гости размещались в специально освобожденных и подготовленных помещениях училища рядом со столовой.

Меню также было традиционным по случаю рождественского поста: царская уха с рыбной кулебякой, на второе рыбное заливное, грибная подлива с гречей и на сладкое — постный медовый торт с ягодами и орехами. Для тостов, полагавшихся за обедом, каждому юнкеру полагалась бутылка хмельного мёда.

Первая здравица в столовой, которую по традиции произносил генерал-губернатор, была, конечно, за государя императора, после чего оркестр иркутского пехотного батальона исполнил национальный гимн, сопровождаемый хоровым пением всех присутствовавших и громким троекратным "ура". Второй и последующие тосты следовали за училище, бывших и настоящих юнкеров и т. д.

Признаться, я был шокирован тем духом единения и кастовости, которое возникло за столами. Общий хлеб да соль между юнкерами, генералами, офицерами округа и теми офицерами, которые окончили училище раннее, создало в столовой искреннюю и тёплую атмосферу братства между старшим и младшим поколением. В том моём времени, такое единение возникало, как правило, только за столом со своими ребятами, с которыми неоднократно ходил в разведку, в бой и был на сто процентов уверен, что любой из них прикроет спину.

После обеда вернулись в зал, где на хорах разместился оркестр, и уже присутствовали пообедавшие гости. Начался бал. Танцевали в основном юнкера старших курсов, господа офицеры и гости дворянского сословия. Васильев представил меня родителям и сестре, симпатичной такой девице лет семнадцати, с нужными округлостями в необходимых местах. С этой девушкой я станцевал один раз вальс, которым открывался бал. Это было единственное, что едва мог изобразить. Слава богу, ноги партнёрше не оттоптал.

За месяц до присяги у нас было проведено пять уроков танцев. На трёх уроках усатые мальчики танцевали с усатыми мальчиками, что явно не повышало эффективность занятий. И на два занятия были приглашены прекрасные девушки из института благородных девиц, в который вот уже лет десять принимали девушек не только из дворян, но и из семей священников, купечества и промышленников. Последние могли стать хорошими жёнами для будущих офицеров из казаков, которые составляли около сорока процентов юнкеров училища в этом году. Да и дворян в училище хватало. В основном они учились в пехотном взводе, который готовил офицеров для регулярного войска.

Одним словом, два последних занятия танцами, в присутствии прекрасного пола, прошли весело и продуктивно с точки зрения поддержания дальнейшего знакомства. С точки зрения обучения танцами мои успехи продвинулись только до освоения вальса, который танцевал ещё в прошлой жизни, а вот полонез, котильон, которые были обязательными к изучению, не считая всяких полек, мазурок, кадрилей, венгерок прошли пока мимо меня.

Поэтому станцевав один танец с сестрой Алексея, всё остальное время бала я простоял, любуясь тем, как танцевали другие. Особенно меня поразили несколько аристократических пар пожилого возраста, которые все танцы исполняли с той самой старинной грацией, которую я видел в сценах бала оскароносного фильма Сергея Бондарчука "Война и мир". Для себя решил, что до выпуска кровь из носа научусь танцевать основные танцы. Ката запоминаю легко, неужели перед танцевальными па спасую. А то так и выпускной бал пройдёт мимо.

На следующий день было первое увольнение в город. Как и в моём времени одновременно отпускалось не больше тридцати процентов юнкеров. С моего отделения в разряд счастливчиков попал Васильев, как единственный иркутянин, я, так как на меня было письмо-просьба с приглашением в гости от семейства Васильевых, и ещё трое юнкеров с такими же письмами.

В училище существовала и такая традиция — в первое увольнение отправлять только тех, у кого есть родственники или знакомые в Иркутске, от которых поступили письма-просьбы. На следующие увольнения письма-просьбы также были приоритетны для выбора кандидатов на выход за ворота училища.

Проведя около четырех часов в семействе Васильевых, я был за это время обласкан родителями за ту помощь, которую оказал Алексею во время учебы. Особенно был благодарен отец, так как бывший капитан не был уверен в том, что мямля сын сможет продержаться в училище до присяги. Тем более в казачьем конном взводе.

Во время обеда мы с Алексеем удивили его родителей и сестру своим аппетитом. Не смотря на сытное питание в училище, есть хотелось постоянно. Нагрузки были большие. Всё что съедали, сгорало моментально. А по традициям училища, вход в лавку на территории альма-матер, где продавались различные вкусняшки, нам был закрыт до принятия присяги.

После обеда я исполнил пару-тройку песен под гитару. Алексей родителям сдал мою историю жизни со всеми потрохами. После романса "Кавалергарды" постарался быстрее ретироваться из гостей, так как увидел в глазах сестры Алексея разгорающееся пламя долгой и чистой любви. Мне же честно сейчас хотелось грязной и быстрой. Пять лет в теле молодого человека, в последнее время с ярко выраженным спермотоксикозом, говорили о том, что эту проблему как-то надо решать. Тем более образ Мэй в моём сознании и воспоминаниях стал каким-то расплывчатым. Её лица я уже не мог себе представить. Да и возможность нашей встречи и продолжения отношений по теории вероятности была равна нулю. Поэтому влюблённость в корейскую принцессу постепенно сходила на нет.

Со слов старшекурсников мы знали, что в городе есть один из публичных домов, в который по давним традициям ходят юнкера. Не знаю, достоверна информация или нет, но ни одного подхватившего венерическую болезнь, за последние десять лет, по словам старшекурсников, отмечено не было.

С учётом этого, два следующих увольнения, полученных с помощью писем-просьб семьи Васильевых посвятил походу в дом платной любви. Пару часов у Васильевых, потом жрица плотских утех и банька у дядьки Игната. Удавалась подгадать так, чтобы увольнение было в субботу во второй половине дня. К моему приходу дядька Игнат успевал протопить баню, придя со службы. И пускай при свете свечи париться было не особо комфортно, но после банного чаепития с урядником Филиновым возвращался в училище довольным и чистым душой и телом.

В конце января произошло событие, которое чуть не стоило мне вылета из училища. Будучи назначенным официальным "хорунжим" у "казака" Васильева я получил разрешение у взводного по вечерам натаскивать Алексея по фехтованию. С данным предметом у моего подопечного дела обстояли неважно.

Очередное вечернее занятие подходило к завершению. Мне вместе с Алексеем оставалось нанести ещё по пятьдесят уколов на точность в голову манекена, когда в фехтовальном зале появилась группа юнкеров пехотного взвода во главе с Казимиром Заславским. Именно он доставал своей гонористостью на добровольных недельных хозработах после поступления в училище. За эти полгода учёбы мы пересекались только в столовой и на принятии присяги.

— Господа, посмотрите, кто здесь находится? Сам великий Аленин! — гроза бандитов и спаситель Государя наследника! — глумливым тоном произнёс Заславский. — Только что-то его величество не торопится отблагодарить спасителя сына. А может быть, и не было никакого спасения?! Наврал, ты всё своему взводу, Аленин!

— В моём роду привыкли отвечать за свои слова, — напряжённо ответил я, думая про себя: "В чём-то Заславский прав. Больше полугода прошло с момента спасения Николая у острова Разбойный, а никаких плюшек для меня и казачат со стороны Александра III не последовало. И генерал-губернатор Корф молчит. Мог бы Антипа Верхотурова хотя бы наградить, тот всё-таки тяжелую рану получил, закрыв губернатора собой. Обидно!"

— Не хотите ли на дуэль вызвать за мои слова, юнкер Аленин! — надменно улыбаясь, произнес Заславский. — К сожалению, не выйдет. Вы мне не ровня! Но если хотите, то могу поучить вас владению эспадроном без защитной одежды. Если конечно не струсите?!

Я стоял и смотрел на Казимира, который только что нанёс мне два оскорбления и по всем понятиям юнкерских негласных правил о чести, я должен был принять поединок. В Иркутском юнкерском училище понятие достоинства и защиты юнкерско-офицерской чести культивировалось, как и во всех подразделениях Российской армии. Ходили слухи, что император собирается узаконить офицерские дуэли.

Но на настоящий момент, принятие мною вызова, практически со сто процентной гарантией означал мой вылет из училища. Да дуэли на эспадронах между юнкерами с моральной точки зрения в училище всеми воспринимались положительно, но с юридической точки заканчивались для участников дуэли отчислением от обучения.

Я уже собирался ответить на вызов, когда прозвучал голос сотника Головачева.

— И что здесь происходит? — поинтересовался мой взводный, бесшумно появляясь из темноты зала в небольшой круг света от трёх свечей в канделябре, где мы с Васильевым занимались с манекенами.

— Ваше благородие, юнкера Аленин и Васильев проводят дополнительное занятие по фехтованию с вашего разрешения, — отрапортовал я, приняв стойку смирно с шашкой в руке. Рядом застыл Алексей.

— Вас Заславский я спрашивать не буду, так как всё слышал. — Головачев вышел в круг света и стал внимательно рассматривать Казимира и, стоящих рядом с ним четырёх юнкеров из пехотного взвода.

— Всё те же лица, — констатировал сотник. — Казимир Заславский, вам так хочется вылететь из училища. Или вы считаете, что ваш отец сможет защитить вас от любого наказания? Молчите?! Правильно!

Головачев замолчал, качнулся пару раз с пятки на носок, после чего продолжил.

— До вас Заславский мне нет никакого дела, но вот ваша провокация вызова на бой без защиты на эспадронах юнкера моего взвода заставляет меня принять следующее решение.

Мы все застыли изваяниями, ожидая, какое же решение принял сотник.

— Юнкер Аленин, юнкер Заславский, — дождавшись, когда мы встанем перед ним, Головачев продолжил. — Назначаю вам учебный бой в защите из пяти схваток. Для приближения к реальным условиям боя Заславский выбирает для боя саблю, Аленин шашку. Через пять минут начало боя. Одеть защиту.

Когда мы встали с Казимиром друг напротив друга, его сабля и моя шашка покоились в ножнах. Это тоже была одна из традиций училища. Так начинались соревновательные бои между юнкерами трёх взводов на выявление лучшего фехтовальщика училища. Пехотный взвод бился учебными саблями, казачьи взвода шашками.

— Начали! — резко прозвучала команда сотника.

Казимир выхватил свой клинок и попытался при помощи диагонального удара снизу вверх нанести мне поражение в схватке. Я сделал резкий шаг в сторону и назад.

"Кто же тебя такой удар показал, чуть ли не японская техника йайдзюцу, три раза ха-ха, два раза хи-хи?" — подумал я, когда моя шашка вылетела из ножен, и клинок ударил снизу плашмя по запястью противника, где была шнуровка защиты руки от ударов.

"Не то оружие, и не та техника у тебя Казимир!" — додумал я мысль, когда продолжая движение, задел кончиком шашки ухо Заславского. Шаг вперед. Не нужно было делать такого глубокого выпада. Обратным движением сверху вниз по диагонали я хлестанул сбоку плоскостью клинка в районе колена правую ногу противника, где также была шнуровка защиты, а самой защиты как таковой не было. Ещё полшага вперед, и мой кулак с зажатым эфесом шашки остановился в пару миллиметрах от носа противника.

Я сделал шаг назад и отсалютовал шашкой. Заславский попытался шагнуть, но его правая нога, по незащищенному месту которой пришёлся удар, подломилась, и он опустился на колено. Потом звякнув о поверхность пола, упала сабля. В удар по незащищённому запястью я от злости также вложился прилично. Хоть и плашмя, но боль сейчас у Казимира адская.

Мой противник попытался встать, упершись в пол левой рукой, но у него ничего не получилось. Правая нога не слушалась. При этом Казимир не издал ни звука. "Молодец! Крепкий парень. Терпит. А боль то сильная! — подумал я. — Чего только ко мне привязался?! Я его вообще не трогал, да и о его существовании успел забыть".

— Судя по всему, продолжения боя не будет, — произнёс Головачев. — Господа юнкера, помогите своему товарищу. Снимите снаряжение и отведите в спальное помещение. Сделайте компресс изо льда или снега. Скоро боль отпустит. И ещё, Заславский — если вас это утешит. Если в начале обучения юнкер Аленин выигрывал у меня от силы один бой из десяти, то на сегодняшний день я с трудом выигрываю три-четыре учебных схватки у него.

Дождавшись, когда юнкера пехотинцы и Васильев выведут из зала, прыгающего на одной ноге Заславского, сотник повернулся ко мне и устало спросил:

— Аленин, обязательно было бить по незащищённым местам? Мог бы не так сильно выводить из строя.

— Ваше благородие, с холодным компрессом через пару часов всё практически пройдет. Я же плашмя бил. Это просто сильный ушиб. Извините, но за пять схваток точно бы не выдержал и нанёс какое-нибудь увечье.

— Понимаю тебя, Аленин, но будущий офицер должен всегда держать себя в руках. Да и отец у юнкера Заславского действительно большой вес в Иркутске имеет. Но в отличие от сына человек чести. Так что думаю, сегодняшний урок Казимиру пойдёт на пользу. Да и тебе тоже.

— Спасибо большое, ваше благородие. Если бы не вы, я был бы вынужден принять вызов юнкера Заславского.

— И российская армия лишилась бы очень перспективного офицера казачьих войск, — перебил меня Головачев. — Всё иди спать. Время уже позднее. Скоро команда отбой прозвучит.

Ворочаясь на койке после команды отбой, я долго не мог заснуть, понимая, что тонким краем сегодня разошёлся с вероятностью вылета из училища. Наконец усталость взяла своё, и я заснул, чтобы проснуться от команды: "Взвод подъем! Тревога! Построение на первом этаже в полной военной форме через пятнадцать минут!"

Ещё находясь во сне, мой мозг на подсознательном уровне выдал информацию, что это не учебная, а боевая тревога. За всю свою предыдущую жизнь, много раз просыпаясь-поднимаясь по боевой тревоге, научился отличать нюансы подачи именно этой команды.

Через пятнадцать минут в шинелях с башлыками на плечах, папахах, с оружием и снаряжением застыли в двушереножном строю на первом этаже. Рядом по коридору выстроились остальные два взвода. Кроме сотника Головачева, который был дежурным офицером по училищу, других офицеров ещё не было.

В застывшем строю почти всех терзал вопрос, что же случилось. Версий пока одевались, прозвучало много, но что же произошло на самом деле, не знал никто. В этот момент с улицы в коридор зашёл Филинов и побежал в комнату дежурного по училищу. Через некоторое время он пробежал обратно. Когда Филинов начал открывать входную дверь, я, тихо спросив разрешения у старшего портупей-юнкера Забелина разрешения, подбежал к старшему уряднику и быстро спросил:

— Дядька Игнат, что случилось?

— Александровский централ и пересылка взбунтовались! Всю охрану вырезали и постреляли. Сейчас под две тыщи вооружённых каторжан на Иркутск прёт! — успел эмоционально ответить мне Филинов и выскочил на улицу.

"Вот это номер! — изумленно думал я, возвращаясь в строй, где меня нетерпеливо ожидали юнкера. — В моем мире такого события вроде бы не было. Хотя это сейчас не важно. Что может сотворить толпа вооружённых уголовников, пускай даже не две тысячи, а двести зэков, я себе представлял очень хорошо. И в самом Иркутске чуть ли не каждый второй ссыльный. Это была…опа, с большой буквы!"

Глава 8. Бунт

Я встал в строй на своё место и тихо произнёс:

— Бунт в Александровском централе и пересыльной тюрьме. Охрану перебили. Каторжники идут на Иркутск.

Информация по цепочке тихой волной пошла по шеренгам влево и вправо, пока не достигла последних в строю. После этого строй юнкеров вновь замер монолитом.

"Что мне известно об Александровском централе и пересыльной тюрьме, — думал я, попеременно напрягая мышцы тела, чтобы они не застывали при стойке смирно. — В принципе ничего. Не интересовался этим вопросом. О том, какие сейчас армейские подразделения есть в Иркутске для отражения данной опасности, также информации практически не имею. Как-то не сложилось узнать за время учёбы, да и не до этого было. Единственно, что могу предположить, что наш конный казачий взвод юнкеров, вернее всего прикрепят к Иркутской казачьей сотне".

Мои размышления прервались приходом офицеров училища. В клубах морозного воздуха в коридор вошёл начальник училища в сопровождении сотенного командира войскового старшины Химули, и остальных обер-офицеров. Из комнаты дежурного по училищу появился сотник Головачев, который подал команду "смирно" и поспешил с рапортом к полковнику Макаревичу.

Выслушав рапорт Макаревич, повернувшись к строю, и не отнимая правой руки от среза папахи, произнес:

— Господа юнкера, по приказу генерал-губернатора Горемыкина личный состав училища приведён в боевую готовность для участия в подавлении бунта каторжан Александровского централа и пересыльной тюрьмы. Конный взвод под командованием сотника Головачева поступает в распоряжение сводного отряда иркутской казачьей сотни, под общим командованием войскового старшины Химули. Пешие взвода остаются в расположении училища до особого распоряжения генерал-губернатора. Вольно!

Отдав команду, полковник Макаревич повернулся к офицерам и произнёс:

— Господа офицеры, проследуем в мой кабинет для постановки задач.

После того как офицеры потянулись за начальником училища, строй юнкеров чуть расслабился. Воспользовавшись моментом, я повернул голову налево и тихо спросил юнкера Васильева, который стоял через одного человек от меня:

— Алексей, а каторжан в централе и на пересылке много может быть?

— Тимофей, — Васильев склонил голову вперёд, чтобы увидеть меня. — Я точно не знаю, но слышал, что централ рассчитан на тысячу каторжан первого разряда. Там в основном содержаться осужденные без срока, а в пересыльной тюрьме ещё больше народа содержаться может. Оттуда в основном дальше в Сибирь каторжников отправляют. На Нерчинскую каторгу и другие.

Юнкера в строю внимательно слушали наш диалог.

— А охраны там много было? — спросил я.

— К чему этот вопрос, Тимофей? — тихо спросил старший портупей-юнкер Забелин.

— Если каторжане охрану перебили, надо же знать, сколько им оружия в руки попало, — ответил я.

Тихий гул согласия с моим вопросом прокатился по строю.

— Точно не скажу, — ответил Васильев. — Надзирателей человек пятьдесят, а сколько солдат в конвойной службе не знаю. Рота точно должна быть.

"Не слабо, — подумал я про себя. — Минимум сто пятьдесят стволов, а, вернее всего, больше".

— Я интересовался историей Александровского центра и пересыльной тюрьмы, — раздался голос "хорунжего" Волкова, будущего или уже настоящего первого поэта Приамурья. — Если пригнали новый этап и прибыли команды, чтобы этапировать каторжан дальше, то и две роты наберётся.

С данным юнкером, у которого опекуном был командир Амурского конного полка полковник Винников, у меня были несколько натянутые отношения. До моего поступления Леонид Волков был "звездой" училища. Всем юнкерам было известно, что как начинающий поэт, во время обучения в Гатчинском сиротском институте императора Николая I он сочинил стихи в честь прибытия императрицы Марии Фёдоровны. Данный поэтический опус был милостиво принят августейшей особой. Кроме того, императрица порекомендовала познакомить Леонида с известным поэтом Аполлоном Майковым, который благословил будущего юнкера как начинающего талантливого стихотворца.

В своём времени в Интернете попались несколько стихотворений поэта Приамурья. Я не особый ценитель виршей, но данное четверостишье Леонида Волкова мне запомнилось:

Я видел одетый вечерним туманом

Холодный, сердитый Байкал.

Как дикий степняк под казачьим арканом, —

Он злобно и тяжко дышал…

С моим появлением в училище и распространением информации о моём авторстве нескольких песен, которые начали быстро распространяться по Приамурью и Забайкалью, "звезда" Волкова несколько потускнела. Поэтому наши взаимоотношения, из-за некоторой ревности со стороны Леонида назвать дружескими можно было с трудом.

— Это ещё с сотню винтовок, — произнёс Забелин. — И на складах централа и тюрьмы, что-то должно быть. Однако-с, неплохой арсенал у каторжан собраться может.

— У нас если сложить казачью сотню, наш взвод, да еще ополченцев из иркутских казаков шашек двести пятьдесят наберётся. Разметаем эту сволочь в клочья, — тихо вступил в разговор "войсковой старшина" Пляскин.

Над строем взвода пронёсся одобрительный гул.

"Порвать в клочья — это, конечно, замечательно, — подумал я. — Только как бы такие шапкозакидательские настроения не стали нам всем боком. Не знаю и не представляю, какое сопротивление могут оказать местные каторжане, но в СССР был организован спецназ внутренних войск, основной задачей которого на первом этапе являлось обезвреживание лиц, захвативших заложников. В первое время, как правило, во время бунтов на зоне.

Далее, с учётом криминализации общества задачи расширились, обезвреживались уже организованные преступные группы, ликвидировались вооруженных формирований. Страна узнала и увидела как спецназ и войска МВД пресекают массовые беспорядки, борются против терроризма и прочее. Помню, при командировке в Чечню пересекался с офицером вованом, который носил краповый берет. Много за рюмкой чая он рассказал историй про зверства и хитрости зеков, и какой он сложный противник, когда чувствует свою силу. При этом, об экзаменах на получение крапового берета какие только легенды не ходили".

Мои размышления прервал сотник Головачев, который, подойдя к нашему взводу, скомандовал:

— Взвод, смирно! В составе сводного казачьего отряда выдвигаемся по тракту в Александровский централ. В течение получаса осуществить полную подготовку к маршу. Портупей-юнкерам проконтролировать, чтобы все были надлежащим образом экипированы к трех-четырёх дневному походу. Вопросы?! Вопросов нет. Вольно! Разойдись!

После команды сотника началась организованная суматоха. Оседлать лошадей. Набить необходимым для похода перемётные сумки. Дополучить патроны. Дополнительно утеплиться.

Во время подготовки, удалось переброситься парой слов с дядькой Игнатом, который пообещал мне, что если отряд пойдет мимо его дома, то он забросит в сани обоза, который под его руководством будет сопровождать наш отряд мой "Гевер", все патроны к нему и ранец.

Где-то через час наш взвод в двухшереножном конном строю ожидал построения всего отряда на окраине города, откуда начинался наезженный тракт до централа. Этот путь был улучшен и расширен после того как Александровский централ сгорел около трёх лет назад. И на постройку новой тюрьмы были брошены большие силы Иркутского губернаторства. Тогда и была расширена и прорублена вместо тропы практически прямая дорога от Иркутска до централа. И она была короче, чем путь по Ангаре. С учетом того, что последнюю неделю снегопадов не было, можно было рассчитывать, что ускоренным маршем за светлое время отряд сможет пройти около семидесяти вёрст до места бунта. Если кто по дороге не встретится.

Пока собирались, "по казачьему телеграфу" дошла информация, что о бунте в Александрвском централе и пересылке сообщил прискакавший в город один из ссыльных, который уже считался "исправленным" и жил в селе Александровское. Пересылка сожжена, тюрьма захвачена. По словам информатора, зэки перебили всю конвойную команду и тюремных смотрителей. Куда они пойдут дальше можно только предположить. Связи по телеграфу с тюрьмой нет, а сейчас и с селом Усолье прервалась. Соответственно, и со всеми городами, что по телеграфной линией за Усолье располагались, связи нет. Наш сборный отряд, как самый мобильный отправлялся на разведку.

В предрассветном сумраке отряд начал движение. Вперёд ушла иркутская сотня, за ней чуть больше полусотни казаков из собранного ополчения, потом наш взвод, за которым следовал обоз. Когда мы проезжали мимо саней нашего училища, урядник Филинов показал мне знаками, что моя просьба выполнена, всё что я просил, он взял.

Когда зимнее солнце стояло в зените на одной из полян, рядом с трактом был организован большой привал, во время которого был приготовлен и съеден кулеш, коней напоили, растопив снег, переседлали их. Через два часа отряд двинулся дальше.

Температура, не смотря на солнечный день, стала опускаться и мороз стал ощутимо пробираться под обмундирование. То и дело приходилось отрывать образовавшиеся сосульки с башлыка, там, где он закрывал рот. Темп десять минут шагом, пять минут рысью и небольшой привал через два часа уже не согревал. Говорить тоже не хотелось. Всё что можно с Васильевым, который ехал рядом со мной, мы уже обсудили. Во время привала обсосали все возможные версии бунта и наших дальнейших действий. Отсутствие достоверной информации, привело к игре фантазий, которые в основном сводились к полному разгрому каторжан, где все подвиги совершает наш взвод.

Это мне сильно не нравилось. Не понравилось и то, как был организован большой привал. Охранения поляны, где расположился отряд, практически, не было. Иркутская сотня отдельно, ополченцы отдельно, наш взвод и обоз также отдельно. Боевых задач подразделениям на отражение возможного нападения противника поставлено не было. Ни войсковой старшина Химуля, сотенный командир училища, которого назначили командиром сводного отряда, ни кто-либо из других офицеров-командиров не обозначил боевые позиции подразделений, полосы огня и дополнительные секторы обстрела.

У меня повторно сложилось мнение, что каторжан считают задохликами, которых чихом убить можно. А среди бессрочников почти все осуждены за убийство, разбой и другие тяжкие преступления. Терять им практически нечего, а наказание за бунт вряд ли будет для них суровым.

Данное мнение сложилось у меня после рассказа юнкера Васильева, единственного во взводе иркутянина, о бунте ссыльных поляков, который произошёл в этих местах двадцать пять лет назад. Тогда, по его словам, на строительстве Кругобайкальского тракта работало большое количество ссыльных из Польши. Как потом выяснилось на следствии, часть поляков-каторжан решила обезоружить конвой и пойти дальше в Забайкалье, где они хотели освободить других ссыльных, работающих на строительстве тракта, и бежать через Монголию в Китай в надежде найти английские корабли, чтобы через Америку вернуться в Европу.

Двадцать четвертого июня тысяча восемьсот шестьдесят шестого года одна из култукских партий польских каторжан численностью около пятидесяти человек напала на своих конвойных. Нападение было успешным. Завладев оружием и захватив лошадей, бунтовщики отправилась дальше по тракту на почтовую станцию Амурскую, где также разоружила солдат, испортили телеграфное сообщение с Иркутском, и с примкнувшими к ней людьми двинулась далее. По пути профессионально разрушали телеграфную связь и мосты. Все свои силы во время движения бросили на захват вооружения, повсеместно запасаясь огнестрельным оружием и боеприпасами.

Боевые действия, в которых были задействованы такие силы Восточно-Сибирского генерал-губернаторства, как Иркутский казачий полк, Иркутский Губернский батальон, первая и третья конные бригады Забайкальского казачьего войска, конная артиллерия и большие отряды ополчения крестьян велись долго. Только двадцать пятого июля в долине реки Темник в последней стычке остатки бунтовавших поляков, расстреляв все боеприпасы, сдались. Ещё дольше разыскивали разбежавшихся восставших по тайге.

Перед военно-полевым судом предстало почти семьсот человек, и только семеро были приговорены к смертной казне, из которых только к четверым приговор был приведён к исполнению. Да и то, по словам Алексея, помилование и к этим четверым опоздало на месяц.

"И чего терять при таком законодательстве и судопроизводстве взбунтовавшимся каторжанам? — думал я про себя, мерно покачиваясь в седле. — А вот погулять и оторваться на неожиданной воле они могут славно и сопротивление оказать сильное. Понятно, что среди ссыльных поляков было много офицеров и дворян, но и многие урки знают за какой конец надо брать оружие".

Ещё засветло вошли в село Александровское, которое встретило нас улицей с большим количеством изуродованных, раздетых и закоченевших трупов. Основную массу составляли мужчины, но встречались и женские, и детские тела. Несколько домов было сожжено. Далее виднелось пожарище, которое осталось от пересыльной тюрьмы. Большие двухэтажные деревянные бараки, которые были окружены частоколом со сторожевыми вышками, превратились в головёшки.

Иркутская сотня ушла на рысях к тюремному посёлку Александровского централа, который был огорожен кирпичной стеной. Ополченцы, наш взвод и обоз остались в селе. Казаки быстро разбились на пары, тройки и разъехались по селу проверять дома. Мы же по команде сотника Головачева выехали на центральную площадь села, где спешились и занялись осмотром копыт лошадей, состоянием сбруи. Вид у юнкеров был мрачный, лица некоторых, включая юнкера Васильева, выделялись синюшной бледностью. Кое-кто давил в себе рвотные позывы. Мне и самому, честно говоря, было неуютно. Такого количества трупов в одном месте я давно не видел.

Очищая копыто своего коня от ледышек, набившихся под подкову, я продолжал осматриваться по сторонам. И в какой-то момент увидел между двумя избами, как из-за ближайших к селу деревьев, которые росли метрах в трехстах от плетней, разделяющих земельные участки, показалась большая группа людей, одетая в каторжанскую одежду. Хотел предупредить взводного, но в этот момент услышал громкий свист нескольких человек и обнаружил, как в сторону каторжан, растягиваясь в лаву, из-за изб выметнулось казачье ополчение. Несмотря на глубокий снег, продвигались, охватывая каторжан полукругом, казаки достаточно быстро.

Головачев, увидев это, вскочил в седло, поднялся на стременах и приложил к глазам бинокль. Через несколько секунд, сотник облегчённо выдохнул и произнёс:

— Слава богу, сдаются!

Вскоре на площади стало тесно от скопившегося народа. Ополченцы привели около двухсот человек каторжан, большинство из которых были с обритыми на половину головами. Как пояснил кто-то из казаков, такую стрижку носили каторжане, осуждённые без срока, при этом казак был удивлен отсутствием на бритых кандалов.

Прискакавший Химуля дал команду Головачеву сводить взвод юнкеров в централ. При этом сотенный командир выглядел бледноватым. Буквально через десять минут мы поняли, по какой причине войсковой старшина имел такой вид.

Въехав двумя колонами на тюремный двор, мы увидели на двух створках входной двери в главный тюремный корпус тела двух распятых человек. Руки у них были подняты вверх и чуть разведены чуть в стороны. Ладони были прибиты к дубовым створкам большими, коваными гвоздями. Такими же гвоздями были прибиты ноги в районе щиколотки. Судя по форменным штанам, это были сотрудники тюремного ведомства. Мундиры отсутствовали, а нательные рубашки убитых были в крови на местах разрезов и ожогов. Головы были опущены на грудь, У одного покойного волосы на голове были длинные, с красивою проседью, второй был лыс.

"Судя по потёкам замерзшей крови на двери, прибивали живыми", — подумал я, оглядываясь вокруг. Картина была настолько ужасна, что даже я с трудом сдерживал рвотные позывы. Некоторые юнкера не выдержали и, сползя с седла, метали на землю обеденный кулеш.

Кроме распятых на двери, во дворе лежало кучей огромное количество трупов солдат, большинство которых были раздеты до исподнего. Сверху на трупах лежали кандалы.

"Что-то я не помню про такие зверства каторжан в Сибири, — металось у меня в голове. — Хотя об Александровском централе и пересыльной тюрьме узнал только здесь, когда поступил в училище. О восстании поляков-каторжан в шестьдесят шестом году впервые услышал сегодня от Алексея. Но такое количество жертв, да ещё убитых с таким зверством, точно бы отразилось в учебниках моего времени. Ленский расстрел вошёл. А здесь, чувствую, будет беспощадное уничтожение бунтовщиков".

Ко мне на негнущихся ногах подошёл Васильев, вытирая тыльной стороной перчатки рот, и, задрав голову вверх, спросил:

— Тимофей, как можно такое сотворить? Они что — звери?

Я склонился с седла и, еле сдерживая гнев и ярость, тихо произнёс:

— Алексей, в каждом человеке сидит зверь. Если ты умеешь его сдерживать и им управлять, то тебя можно считать нормальным человеком. А если нет?! Если нет, то получаются вот такие ужасы!

Я обвёл рукой полукруг, предлагая юнкеру Васильеву ещё раз осмотреться вокруг.

— И наша задача, как я считаю, таких людей-зверей уничтожить. Уничтожить, как бешенных животных.

Я почувствовал, что сам готов сорваться в истерику. Пару раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Наш дальнейший диалог прервала команда сотника Головачева "подготовится к движению". Через минуту взвод покинул тюремный двор.

До глубокой ночи к селу и централу из леса выходили каторжане, поселенцы, которых опрашивали, сортировали, приставляли к работам. Ситуация была критической. На пожарище пересылки, в полусгоревшем селе и из-за разгромленных помещений централа практически не осталось мест, где можно было бы разместить и обогреть более полутора тысяч человек. Так же их чем-то надо было накормить, напоить, включая дополнительно почти двести лошадей. При этом, около двухсот солдат, вмести с работниками тюремного управления были убиты восставшими. Конвойной службы и надзирателей не осталось.

Поздно вечером, после того как разместились в одной из камер централа, узнали от Забелина и Сафонова, которые были приглашены на совещание при командире сводного отряда Химули последние новости.

Бунт поднял новый этап, который прибыл несколько дней назад. В данном этапе почти все были осуждены без срока, в основной своей массе за убийства и разбой. Присутствовала даже целая шайка из сорока человек, которая больше двух лет третировала Костромскую, Ярославскую и Вологодские губернии. Сожженные поместья, зверски убитые помещики, крестьяне. Бандиты не жалели никого. Эта банда и стала зачинщиком бунта, когда по распоряжению начальника тюрьмы Лятосковича с прибывшего этапа сняли кандалы.

Еще при бывшем начальнике тюрьмы, а теперь иркутском тюремном инспекторе Александре Петровиче Сипягине в Александровском централе произошла своеобразная революция в системе содержания каторжан. Вместо розог, карцеров и кандалов тогда еще надворный советник Сипягин предложил арестантам работу, не только интересную, но и выгодную: две трети доходов шло на улучшение быта, а третья часть копилась и выдавалась при освобождении. Естественно, из Александровской никто не пытался бежать. Большие партии отправлялись с одним-двумя надзирателями на работы в отдалённый Николаевский завод, на строительство дороги. И жили там как совершенно вольные люди.

В прошлом году Александр Петрович получил чин коллежского советника и был назначен иркутским тюремным инспектором, а начальником Александровской каторжной был назначен его верный преемник, в прошлом участник польского восстания надворный советник Лятоскович.

Иван Ипполитович меньше чем за год организовал такие порядки в централе, что пище и одежде каторжан завидовали окрестные крестьяне, а также школе, театру и оркестру, которым дирижировал сам начальник тюрьмы. При Лятосковиче также не использовались розги, кандалы и карцеры. При нем никогда не закрывались двери камер в тюрьме. И главное, чего он достиг за это время, все арестанты трудились. Кто-то был занят на хозяйственных работах, кто-то шил по заказу военного ведомства. Даже "Иваны" централа не противопоставляли себя новому начальнику тюрьмы. Именно Лятоскович, с длинными волосами с проседью, и был одним из распятых на створках двери в централ. Второй — начальник пересылки.

Сплоченная общим разбойным прошлым шайка варнаков под руководством своего главаря с кликухой Могила некоторое время потратила на уточнение местных порядков, а двое суток назад бандиты как-то смогли снять часовых на вышках, перебить всех солдат в караульном помещении. Захватив в заложники начальника пересыльной тюрьмы, заставили сложить оружие оставшихся солдат-конвоиров, которых было ещё более шестидесяти человек.

После захвата пересылки варнаки, прикрываясь заложниками из офицеров и руководства пересыльной тюрьмы, добились того, что бы к ним на переговоры вышел Лятоскович и офицеры гарнизона централа. Их бандиты также взяли в заложники и заставили отдать команду на разоружение солдат.

Когда солдаты сложили оружие, начался кровавый кошмар. К новому этапу, состоящему из трёхсот человек, из старожил централа и пересылки для бунта практически никто не присоединился. Но и этих трёхсот хватило, чтобы убить в общей сложности почти четыреста человек. Весь гарнизон централа, большинство жителей села Александровское и многих каторжан, которые попытались остановить непотребные зверства.

Сегодня утром эта банда, собрав небольшой обоз из имевшихся в селе и тюрьмах саней, нагрузив их продуктами, ушла в сторону большого села Усолье, где хочет пополнить обоз, побольше вооружиться за счёт сельчан, а потом прорываться вдоль Сибирского тракта в более обжитую часть России.

К этой банде присоединилось около пятидесяти человек из политкаторжан. Эти хотят через цинскую Монголию и дальше через империю добраться до моря. Дежавю истории двадцати пятилетней давности. И ещё пятьдесят с чем-то каторжан из бессрочников пошли на реки Илим и Лену, чтобы стать свободными старателями.

Всю эту информацию от каторжан, которые не поддержали бунт, получил коллежский советник Сипягин, который прибыл в централ вместе с иркутской казачьей сотней. Он же и руководил дальнейшим распределением вернувшихся в централ каторжан, которые засели в ближайших лесах, боясь, что их могут не за что пострелять солдаты и казаки, которых бросят на подавление бунта.

Ранним утром, пережив в камере не лучшую ночь, мы вместе с иркутской сотней и обозом, еще в темноте направились в Усолье. С Сипягиным осталось ополчение из казаков, которое должно было после прихода роты из резервного батальона, отправиться на поиски каторжан ушедших на Илим и Лену.

До Усолья напрямую через замершую Ангару было около двенадцати вёрст. От Васильева узнали, что данное село большое, имеется солеваренный завод, где работают и каторжные и наемные работники. Этот завод дает основной доход. Есть много производств по обработке кожи. Часть жителей занимаются крестьянским хозяйством, извозом, лесным промыслом, а наиболее зажиточные держат постоялые дворы на Московском тракте. Есть почтовая и телеграфная станция. В общем, есть где и чем поживиться зэкам. А мы идём почти с суточным опозданием.

Как я, да и другие предполагали, в Усолье мы пришли к шапочному разбору, а точнее опять к головёшкам и трупам. Поселение, которое находилось на острове Красное, было практически полностью уничтожено. Солеваренная каторга на острове Варничный, обнесённая высоким забором, где работали "испытуемые" в кандалах, а "исправляющиеся", жившие в селе на левом берегу Ангары выстояла.

Начальник каторги рассказал Головачеву и взводным портупей-юнкерам, а потом эта информация дошла и до нас, что попытку напасть на острог они отбили легко. Когда в Усолье ночью начался грабёж и разбой, начальник острога попытался организовать нападение с частью конвойной команды на бунтовщиков, надеясь на то, что жители села поднимутся, но отряд попал в грамотную засаду. Потеряв десять человек, были вынуждены вернуться в острог. Совершенно не ожидал начальник тюрьмы такого от бандитов. Кто-то ими грамотно командовал.

Не смотря на то, что в селе и округе проживало больше трех тысяч жителей, отпора почти никто не дал. Больше половины жителей из ссыльных и отбывших срок каторжан. Те просто не поняли сначала, кто к ним пожаловал. Отдельные выступления коренных сибиряков и казаков, а также охраны купеческих домов подавлялись бандитами беспощадно. В общей сложности больше ста двадцати человек убито, около двухсот девушек и женщин изнасиловано. Больше всех не повезло благородным дамам и их дочерям в санатории "Усолье". Их потом всех убили.

Та часть банды, которая заявила о себе как о политической, в составе чуть больше полсотни человек, в разбое и убийствах не участвовала. Быстро собрали обоз из полутора десятка саней, вооружились тем, что нашли в ближайших домах обывателей, загрузились всем необходимым для дальнего похода и ушли в сторону Иркутска почти двое суток назад. К ним присоединилось несколько ссыльных из участников Кругобайкальского восстания шестьдесят шестого года. Особенно опасным было то, что двое из ушедших ссыльных раннее были офицерами войска польского. Именно по их указанию были срублены телеграфные столбы и увезен с собой провод. Четверть века чёртовы пшеки жили здесь, почти родными стали, а появился шанс, не смотря возраст и семьи, ушли. Узнали мы о возмущениях начальника каторги.

Связи нет. Сообщить об обстановке по телеграфу нет возможности. Рано утром, ещё по темноте, отправили посыльных в Иркутск. К вечеру должны добраться. Большая часть бандитов, около трёх сотен вчера к вечеру ушла по Московскому тракту в сторону Красноярска. Народ в Усолье от увиденных зверств, стал заводиться. Варнаки своим звериным чутьем почувствовали, что им может стать плохо, вплоть до летального исхода, ушли из села от греха подальше. Как начальнику сказал, кто-то из местных ссыльных, эти бандиты пошли на село Голуметь. Дорога по рекам Белая, Большая Белая и Большая Иреть наезжена. А Голуметь намного богаче Усолья. Там только купцов сорок восемь человек числиться, из них половина первогильдейские. Богатство Голумети происходило от торговли с монгольскими купцами, которые обменивали в селе кожи и ткани на мыло и соль с Усольского солеваренного завода.

Химуля, как командир сводного отряда принял решение с иркутской сотней преследовать основную банду, а наш взвод отправился за меньшей частью. Преследуем её уже четвертый день. Собрав, что можно для длительного похода в Усолье вышли ещё до полудня. Через час были в Тельме, где каторжане хорошо пограбили суконную мануфактуру, найдя на складе все необходимое для зимних переходов. Сожгли телеграф, срубили столбы, провод опять забрали с собой. Убитых и изнасилованных, слава Богу, не было.

Начальник суконной мануфактуры, поглядев на наше обмундирование, дал указание выдать юнкерам, завезённые на склад для снабжения Забайкальского войска, длинные тёплые полушубки, в которых можно ездить верхом, теплое нательное бельё, портянки и самое главное, унты. Это было очень кстати. Морозец кусал серьёзно, и в шинельках, да в сапогах очень быстро зубы начинали выбивать чечётку. В сани обоза дополнительно было загружено несколько больших отрезов парусины, которые можно было использовать для изготовления мест для ночлега на свежем воздухе. А по моей просьбе кинули небольшой рулон белой марлевой материи. Пригодится для маскировки, да и на бинты, если что пойдёт.

Потеряв в Тельме где-то часа два на дополнительные сборы, двинулись дальше по тракту. Вскоре следы показали, что бунтовщики свернули с тракта на дорогу к Елани. Дойдя до большого села, узнали, что политические особо не зверствовали и не наглели. Основная масса села из ссыльных. Сопротивления не оказало, даже помогло. Бандиты забрали оружие, боеприпасы, которое смогло найти, и ушли в сторону села Большежилкино.

До этого села мы добрались уже в сумерках. Вой и плач, доносившийся из множества домов, сказал нам, что в данном месте всё прошло не так гладко, как в предыдущих. Сложившуюся обстановку разъяснил староста села. Варнаки два дня назад вошли в село и встали на постой с целью переночевать. Всё бы обошлось спокойно, да кому-то из бандитов сладкого захотелось. Полез на дочку одного из Жилиных, а их семья вместе с родственниками пятьдесят две избы в селе занимают.

В общем, когда Якова, который за дочь заступился, убили, то вскинулись остальные его родственники, да и другие сельчане поддержали. Только не готовы были убивать, а каторжане готовы. В результате почти сорок убитых селян, есть и раненые. Пару десятков девок бандиты в отместку за нападение на них попортили, да и жёнкам многим досталось.

Варнаки же поутру забрали всё оружие, которое ночью реквизировало, навалили добра на сани и ушли. Обоз у них большой получился. Почти три десятка саней. Ушли в сторону заимки Салоты, как её называли буряты или Целоты, как прозвали русские.

С учетом того, что во многих домах отпевали покойников, и эта ночь оказалась для отряда нерадостной. Хорошо хоть в тепле спали. И лошади под крышей ночь провели. Мне вообще повезло. Так как я весь день провёл в головном дозоре, на ночь меня в караул не поставили. Выспался.

С утра к сотнику Головачеву, который контролировал нашу подготовку к отправлению, подошёл один из сельчан — крепко сбитый мужик лет сорока.

— Ваше бродие, дозволь слово сказать.

— Обращайся.

— Ваш бродь, — мужик снял папаху с головы. — Дозволь мне с сыном с вами пойти. Хотим отомстить варнакам. И ещё мужики хотят. Вы не бойтесь, мы обузой не будем. На санях пойдем. Заодно и овса с сеном на прокорм вашим лошадкам возьмём, да и для господ юнкеров хороших продуктов прихватим. Нас два десятка набирается. На десяти санях и пойдем.

Я стоял рядом, слышал весь разговор и увидел, как пропали морщины на лбу командира. Это была отличная для нас новость. Обоз взвода состоял всего из четырех саней. А овса и сена надо было много. По нормам в сутки коню приходилось овса два гарнца, это около шести с половиной литров, да сена шестнадцать фунтов, а это хорошая охапка весом в семь килограмм. Посчитайте, сколько надо только фуража на тридцать пять коней в сутки. В общем, с нашим обозом, мы могли продержаться трое, максимум пять суток. При этом даже на пятые сутки риск потери лошадей был почти сто процентный. А за бандитами мы должны будем, вернее всего, идти по территории, где населения нет. Нет населения, нет фуража для лошадей и продуктов для нас. Так что предложения сельчан было не то, что в тему, а спасением для нашей миссии.

— Ваше бродие, вы не бойтесь, — продолжил мужик. — У нас лошадки крепкие. И груз увезут, а если понадобится, и под седлом могут ходить. Можем даже по две запрячь в сани.

"Вот это дело, — думал я про себя, слушая монолог сельчанина. — С таким обозом, у нас есть возможность догнать зэчар. Если кто-то думает, что сани будут задерживать передвижение отряда, тот глубоко заблуждается. Ещё в детстве узнал в своём мире от старых настоящих казаков-кавалеристов, друзей моего деда, что всадник на коне едва ли сможет догнать конную повозку или сани, как это мы нередко видим в фильмах. Если только на очень короткой дистанции. А если тележка или сани пароконные (что обычно и бывает), то и вовсе никогда. Не верите? Возьмите тяжеленный рюкзак, килограмм этак на тридцать, взгромоздите его на себя и попытайтесь посоревноваться с товарищем, который тянет за собой такой же груз или даже в два раза больше, но на тележке или санках. Не сомневаюсь, что он оставит вас далеко позади".

— И ещё, Ваше бродие, — мужик понизил голос чуть ли ни до шепота. — Сельчане слышали, что варнаки между собой гутарили и пшекали, что пойдут по реке Китой до Тункинской долины и Тункинского острога, там у них какой-то важный политкаторжан сидит из пшеков.

— Расстояние большое? — поинтересовался сотник.

— Вёрст сто пятьдесят будет. Может чуть больше. Если метели, аль пурги не будет, дня за три дойдём, — ответил первый доброволец, почёсывая макушку под папахой.

Сборный отряд выдвинулся через час. Вперёд в головной дозор, как и вчера, Головачев оправил портупей-юнкеров Пляскина, Хорина и меня. Потом взвод, за ним обоз из пятнадцати загруженных саней. Ещё раньше на тройке Головачев отправил посыльного в Иркутск с сообщением о возможном нападении политкаторжан на Тункинский острог. Если подмога и не успеет прийти по тракту через Култук и далее вдоль реки Иркут, то хоть по телеграфу предупредят конвойную команду в остроге.

В Целотах были через два часа. Сделали последний привал в условиях жилья. Варнаки и здесь отметились. Клубничка, видимо им понравилась. На заимке из сорока домов идейные преступники перепробовали всех симпатичных женщин и девиц. Пополнили обоз и двинулись дальше. Питание "клубникой" сократил временной разрыв между нами на пять-шесть часов. И к нам присоединилось еще трое саней с десятью мстителями. Ночь провели уже на реке Китой, пройдя по ней вёрст тридцать. Бандиты, какие на хрен борцы за свободу, после того, что они сотворили, своим обозом пробили хорошую дорогу в снегу.

До острога варнаков за трое суток не догнали, но разницу в расстоянии сократили с двух суток до четырёх часов. Именно через четыре часа наш отряд прибыл к острогу, считая с того момента, как он был захвачен каторжанами. Точнее по требованию бунтовщиков, начальник острога вынужден был расковать и выпустить за стены тюрьмы двадцать семь политических преступников. В случае невыполнения этих требований подошедшая банда обещала спалить посёлок, который вырос вокруг острога и перебить всех жителей.

Начальник острога — коллежский асессор Никитин, извещённый по телеграфу о тех зверствах, которые сотворили бунтовщики в Александровском централе и Усолье, принял решение выполнить требование бандитов. Выпихнул за ворота даже тех политических, которые выходить не хотели.

— Представляете, господа, — обращаясь больше к сотнику, Никитин рассказывал громко, чтобы слышали стоящие рядом юнкера, — Я Брониславу Шварцу, который был одним из организаторов январского восстания в Царстве польском в шестьдесят третьем году, говорю — выходите, господин революционер, за вами друзья прибыли. А тот не хочет. У него через три месяца ссылка заканчивается. Правда, еще один с кличкой Зюк, выбежал за ворота с радостью. А ему сидеть всего два месяца оставалось.

— Александр Павлович, о подмоге есть какая-нибудь информация, — спросил начальника острога Головачев.

— Мне телеграфировали ещё два дня назад, что к нам вышел сводный отряд из Иркутского батальона. Но когда он подойдёт?! А у меня в гарнизоне всего четыре десятка человек. Половина из "инвалидной команды". Вот такие у меня бойцы.

Начальник острога, который вышел к нашему отряду, когда мы заехали за стены тюрьмы, продолжал вещать:

— Даже не знаю, что и делать. Варнаки ушли около часа назад. Двигаются по дороге, которая их выведет на тракт вдоль Иркута. По этому тракту в основном бурятские улусы Нурай, Хабарнуты, Тутхул, Хэлтэгэй, Улан-Горхон, а дальше дацан "Дэчен Даржалинг" на реке Кырен. Ну а после дацана еще верст шестьдесят и граница с империей Цин, куда тракт уходит и заканчивается у озера Хубсугул. Там в основном идет обмен и торговля с китайскими и монгольскими купцами.

— Ваше благородие, а другая дорога есть, по которой можно обогнать бандитов? — задал я вопрос, понимая, что нарушаю правила субординации. Но иначе данный асессор будет перечислять свои беды и сомнения ещё полчаса.

Никитин от моего вопроса, как будто споткнулся и завис. Через десять секунд, он обернулся и, найдя глазами надзирателя, попросил:

— Голубчик, найдите мне Бургеда, — после чего пояснил сотнику. — Это наш местный лучший охотник. Он здесь все местные тропки знает.

После этого, начальник острога продолжил повествование, из которого выходило, что он просто не имел возможности оказать сопротивление бунтовщикам, и сделал всё возможное, чтобы кровь не пролилась. Хорошо, что вызванный охотник нашёлся быстро. И через десять минут мы знали, что есть дорога через замершее болото, но пройти там можно только одноконь. Зато выйдем к улусу Жэмhэг часа через полтора-два, даже раньше, а там есть удобное место, где можно перекрыть тракт. А бандитам в обход по тракту до этого места часа четыре-пять идти. Они же со скоростью пешехода пойдут. Сани грузом заняты. Половина варнаков пешком идёт. Но это если беглые по тракту в Китай двинутся. А могут и по реке Иркут пойти. Но это вряд ли. Кони у них сильно устали, да и бандиты многие поморозились, кашляют.

Я смотрел на сотника Головачева и мысленно сочувствовал ему. Тяжело принимать решение, выбирая или, или.

— Бургед, а Иркут мы перейдём раньше, чем там смогут пройти беглые? — спросил охотника сотник.

— Раньше, ваше благородие. Если они с дороги свернут, чтобы по Иркуту идти, то на месте, где мы его переходить будем, появятся самое раннее через два час, а мы если сейчас выйдем, то через полчаса доберемся.

— Тогда поступим следующим образом, — сотник нашел глазами старшего из приставшего к нам обоза "мстителей" Акима Жилкина. — Аким, распрягайте сани и верхами следуете за нами, как перейдём Иркут, хоронитесь на берегу и ждёте пару часов. Если варнаки по реке не пойдут за это время, возвращаетесь обратно. Если пойдут, то обстреляйте их издалека и по нашим следам идёте за нами, чтобы сообщить.

Подошедший Жилкин молча выслушал сотника, после чего произнёс:

— Ваш бродь, я посыльного пошлю, а сами за варнаками следом пойдём. Будем их пощипывать. А если за три часа не пройдут, то вам на помощь двинемся все. Всё же их теперь под сотню набралось.

— Господин сотник, я с вами отделение нормальных солдат под командованием унтер-офицера отправлю, — вступил в разговор начальник острога Никитин. — Десяток лошадок мы найдем. Не всех бандиты увели. А шагом они за вами поспеют.

Минут через двадцать отряд двинулся вперёд. Я ехал за проводником Бургедом и думал о том, что сегодня эта гонка за беглыми закончится. За три дня, если считать от села Большежилкина, мы почти догнали эту партию картожан, но далось нам это тяжело. Особенно лошадям. Идущий подо мной жеребчик по кличке Чёрт, прозванный так юнкерами за свой зловредный нрав, еле перебирал ногами. Пятые сутки в пути, начиная от Иркутска. По всем нормам всем нашим лошадям был нужен минимум суточный отдых, а лучше двое суток. Заболевших среди юнкеров не было, но человек пять обморозили кто нос, кто щёки, а кто-то и то, и другое. Спасибо опыту обозников, которые прихватили гусиный жир. А то обморозившихся было бы больше.

Наконец-то переход закончился и вышли на наезженный тракт. Позади на Иркуте остались все "народные мстители". Отделение солдат с посадкой на коне, как собака на заборе, замыкало колонну. Я осматривался по сторонам, пытаясь определить, где можно сделать засаду. О том, что мы обогнали варнаков, говорило отсутствие следов на тракте, покрытого небольшим слоем наметённого ветром с обочин снега.

Догнав проводника-охотника, благо на тракте можно было и двум саням разъехаться, спросил:

— Бургед, а где место удобное для нападения на обоз каторжан, о котором ты говорил?

— Шагов через пятьсот балка пологая будет, там летом небольшой ручей протекает. Идет поперёк тракта и дальше к вон той рощице, — проводник указал на виднеющуюся слева от тракта метрах в трехстах вперёд и в метрах ста от дороги небольшую группу деревьев. — Там можно будет укрыться. А позёмка за пару часов наши следы скроет.

"Грамотно. Хорошая фланговая засада получается, — подумал я, прикидывая, где разместить группы нападения, прикрытия, наблюдателей и зону полного огневого поражения. — Только, кто мне даст возможность командовать? Но своё мнение Головачеву обязательно доведу. Всё-таки мы с ним столько времени провели в училище, разрабатывая различные тактики действия малых групп казаков в тылу врага. И где Бургед такому научился?! На дорогах пошаливал?"

Действительность оказалась еще лучше. Балка была пологой, но глубокой. Шла не только до рощицы, но и дальше. На фланге можно было разместить двадцать пять человек с интервалами метров по пять, что позволяло организовать зону уверенного огневого поражения метров в сто пятьдесят — двести по тракту. Как раз на такое расстояние растянется обоз. До дороги от места засады было метро сто двадцать. И располагался тракт чуть ниже небольшого холма, за которым проходила балка. Стрелять сверху вниз всегда удобнее, чем наоборот. В общем, "молот" хоть и с одной стороны, но получался внушительным. "Наковальня", в которой оставалось ещё пятнадцать стрелков, считая отделение солдат, позволяла не пропустить бандитов вперёд по тракту. А заметить, что её, что "молот" будет проблематично. Я хотел предложить Головачеву накинуть сверху на папахи юнкеров и солдат куски белой материи.

По моему мнению, противник, попавший в такую засаду, может предпринять только следующие действия. Первый вариант — увеличить скорость движения, организовав огневой отпор, и попытать выйти из зоны сплошного поражения. В этом случае противник с ходу попадает под удар "наковальни", а разгром завершает "молот", нанося удары с фланга по противнику. Тем более, если поразить лошадей в санях, которые рванут на прорыв, то можно закупорить тракт. По снежной целине особо не ускачешь. А если поразить лошадей в конце обоза варнаков, то получится классический огневой мешок.

Второй вариант у бунтовщиков — организовать оборону, принять бой и попытаться уничтожить засаду с фланга. Второй вариант, обычно, имеет место при существенном перевесе противника в огневой мощи сил и средств, как в нашем случае, при этом свои боевые порядки противник организует в сторону "молота". В решающий момент, когда силы противника связаны "молотом", "наковальня" наносит сокрушительный и неожиданный удар в тыл боевых порядков противника. Бежать по целине в сторону от тракта, где нет засады, значит умереть уставшим. Пулю не обгонишь.

Сотник Головачев, которому я нарисовал на снегу схему засады и рассказал о возможных вариантах наших действий и противника, принял её без каких-либо изменений. Разместил юнкеров вдоль балки, обозначил каждому сектора обстрела. Я раздал куски материи и показал, как лучше всего разместить на голове. Командовать "наковальней" оставил унтер-офицера с его отделением и ещё пятёркой юнкеров, сам разместился в середине фланговой засады. Спутанные лошади остались на дне балки, пережёвывая овёс из подвешенных торб. Оставалось только ждать и молить Бога, чтобы бунтовщики не пошли по реке Иркут.

Лежу в первой ячейке, которую оборудовал в корнях деревца, выкопав небольшой окоп в снегу. С другой стороны вторая позиция. Ещё через три метра третья. До всех можно добраться ползком через прорытые траншеи. Перед выходом из Тункинского острога получил разрешение от сотника взять с собой мой "Гевер 88", сотню патронов в пачках и ранец. Свою казачью винтовку отдал Васильеву и патроны к ней. Его ствол остался в обозе. Дядька Игнат и остальные сверхсрочники училища, которые нас сопровождали, остались в Тунке.

Протёр холстиной затвор, убирая образовавшийся иней. Потом почистил все патроны, доставая их из пачек. Снарядил магазин. Остальные пачки сложил в подсумки. Холодновато, но полушубок, унты и тёплое бельё позволяло не стучать зубами. Тем более на дно ячеек положил нарубленного лопаткой лапника. Нашлась парочка низкорослых елей. Лежал и с легкой грустью вспоминал свой гибрид из шкур красного волка, который был у меня. Жалко всё сгорело на хуторе. В нём было бы куда теплее. Время тянулось медленно. Но, наконец-то вдали по тракту показалось пятно, которое, увеличиваясь в размерах, говорило о том, что идёт большой обоз.

"Кажется, нам повезло, — подумал я. — Сейчас наш длительный забег закончится. Надоела эта погоня. Надеюсь, что будем просто уничтожать этих зверей. Слава Богу, в это время толерантностью и не пахнет. А, насмотревшись всех тех ужасов, которые совершили бунтовщики, вряд ли у кого из юнкеров дрогнет рука. И сотник — наш человек! У него даже в мыслях не возникло, что надо выйти и предложить бунтовщика сдаться. Команда от него была — огонь на поражение".

Я через целик и мушку отслеживал проходящих мимо меня каторжан. Скоро первые сани достигнут отметки, после которой мы откроем огонь. "Даже головной дозор вперёд не отправили, — подумал я. — Совсем нюх потеряли ребята". Ещё чуть-чуть и можно стрелять. Я взял на мушку возницу десятых по счету спереди саней. Первые сани пересекли, обозначенную Головачевым линию открытия огня. Выстрел! Возницу снесло из саней. Его тело упало между оглоблей и сани остановились. Справа и слева от меня заговорили винтовки юнкеров. Огонь был убийственным.

Теперь будем выполнять поставленную Головачевым задачу — отстреливать наиболее активных каторжан. Если по моим утверждениям отстреливать офицеров в первую очередь при засадах в тылу врага, когда мы с ним разрабатывали тактику ведения боя в этих условиях, сотника корёжило, то по каторжанам он сам мне поставил такую задачу и разместил рядом с собой в цепи ячеек засады.

Смотрим, кто начал проявлять активность. Жаль, рядом нет корректировщика. Но отсутствие оптики на винтовке, позволяло самому оценивать ситуацию.

Ага, вот кто-то замахал руками, что-то выкрикивая. "Наш клиент!" — подумал я, навел мушку и мягко потянул на спуск. Выстрел. Одним руководителем стало меньше.

Кто ещё? Мой взгляд начал скользить вдоль обоза бунтовщиков. Ещё один стал что-то кричать и показывать рукой на наши огневые позиции. "Нет, организованной атаки нам не надо!" — успел подумать я, пока тело на автомате делало свою работу. Выстрел и каторжанин, получив пулю в лоб, разбрызгав затылком, слетел с обочины тракта, на который успел забраться.

А дальше понеслось. Каторжане через снежную целину попёрлись на нас по пояс в снегу, стреляя из всего, чем были вооружены. "Наковальня" сработала отвратительно. Десяток солдат и пятёрка юнкеров стреляли во фланг бунтовщикам, но их точность была нулевой.

Я слился со своей винтовкой в одно целое и долбил, как из пулемёта, пытаясь охватить, как можно больший сектор и, еле успевая менять пачки патронов, передёргивать затвор. Остановился только после того, как целей не осталось. Последних бил уже чуть ли не в упор, метрах в двадцати. Проверил подсумки. Осталось три пачки от двух десятков. "Семьдесят пять выстрелов. За тридцать убитых могу голову отдать. — Подумал я. — Сорок процентов пораженных целей. Обалденный для скоротечного боя результат".

Я, расслабившись, растянулся на лапнике и прижался горящей щекой и лбом к холодному прикладу винтовки, вдыхая запах сгоревшего пороха. Давно я так не стрелял. Спасибо, винтовочка, выручила. Могли нас смять каторжане. Ещё чуть-чуть и смяли бы. Очнулся от голоса сотника.

— Ермак, оглоблю тебе в…., - Головачев, застыв заиндевевшей фигурой надо мной, поперхнулся и продолжил. — Много видел хороших стрелков, но то, что творил сегодня ты…

Сотник снял с усов иней и лёд, откашлялся и продолжил:

— Теперь верю, что можешь, стреляя, буквы рисовать на мишенях. Спасибо, тебе. Если бы не ты, могли бы и потерпеть поражение.

— Ваше благородие, отбились и, слава Богу, — ответил я, вставая и попытавшись принять стойку смирно.

Сотник, ничего не говоря, сграбастал меня в объятия.

— На награду обязательно представлю, — прошептал мне на ухо Головачев. — Молодец! Спасибо тебе!

Пошли доклады от портупей-юнкеров. Отделались можно сказать легко с учётом трехкратного превосходства каторжан-бунтовщиков и хренового действия "наковальни". Двое убитых и пять человек раненых юнкеров. Мой "казак" Васильев, благодарю тебя Господи, остался жив. В ранце у меня было три комплекта перевязочных материалов. Использовал их для тех, кто, по моему мнению, мог выжить.

Не дай вам Бог, делать такой выбор. Перебинтовать того, кто, возможно, выживет и не сделать этого с тем, кого "списал" из живых. Впервые, за всю свою жизнь в этом мире попросил закурить. Затянулся папироской и ничего не почувствовал. Грамм бы двести неразбавленного спирта! Чувствую, и это не поможет. Всего полгода прожил с ребятами, а как тяжело их терять!

После оказания помощи, цепью двинулись к тракту, проверяя по пути убитых или раненых бунтовщиков. Заметив, как старший портупей-юнкер Забелин склонился над одним из лежащих каторжан и достал кинжал, выстрелил по телу бунтовщика на вскидку. На мой выстрел сбежались юнкера, которые были рядом, и подбежал, продираясь через сугробы, сотник Головачев.

— Что случилось? — спросил взводный.

— Ваше благородие, лучше будет, если все каторжане погибнуть от пуль. Не к чему резаные раны. Найдётся много защитников нашим борцам за свободу. Чтоб их черти жарили…

Головачев задумался, а потом выдал конкретный приказ:

— Живой, не живой, проверять стреляя!

Когда добрались до тракта, прозвучало еще пара-тройка выстрелов контроля. На дороге встретились с солдатами и юнкерами, которые были в "наковальне". Если юнкера имели бледный вид, то солдаты конвоя выглядели героями Советского Союза. Как же участвовали в уничтожении противника.

Я подошел к пшеку, который пытался организовать и, можно сказать, организовал атаку на засаду. Рядом остановился унтер, старший над отделением конвойных и, глядя на труп лет двадцати пяти-тридцати мужчины, во лбу которого было отверстие от моей пули, а затылка не было, произнёс:

— Дурачок! Ему оставалось два месяца до окончания ссылки! А теперь Юзеф Пилсудский — покойник! Зачем ему это надо было?

— Кто? — ошарашено произнёс я.

— Юзеф Пилсудский, он же Виктор, Мечислав и Зюк. Какие-то ещё есть клички. Хороший парень, но свёрнутый на Польше от моря до моря. За что и сидел.

"Неужели это будущий маршал Пилсудский — глава возрождённого Польского государства, основатель польской армии, победитель Тухачевского, — мысли в моей голове метались со скоростью пули. — Это что, я завалил автора конференции "Междуморья", которая должна была простираться от Чёрного до Балтийского моря, благодаря чему должно было избежать в Центральной Европе доминирования Германии или России. Охренеть… Кажется, история началась усиленно меняться. Я, что убрал с доски истории будущего диктатора Польши?!"

— А ты чего такой, как будто апостола или саму Богородицу увидел? — спросил меня унтер.

— Похоже, я раздавил бабочку…

— Бабочку? Зимой? Да ты шутник, однако!

Глава 9. Воля Государя

Я сидел около окна вагона и смотрел как медленно для меня, скорость не превышала сорока километров в час, проплывает пейзаж Ленинградской, прошу прощения, Санкт-Петербургской губернии. До прибытия в столицу, по словам проводника, осталось два часа. Я открыл крышку хронометра, подаренного, точнее данного в обмен цесаревичем. Прибудем в шестнадцать ноль-ноль.

Не смотря на хмурую погоду и моросящий дождь за окном, моё настроение было радостным и приподнятым. Я в который раз за последние сорок дней скосил взгляд на свой погон, где золотом горели две звёздочки и литера "А.". "Ещё раз, здравия желаю, господин хорунжий Амурского казачьего войска! Вот и выполнил я первый этап своих планов и наказа деда. Стал офицером. Меньше года прошло с момента моего поступления в Иркутское юнкерское училище. Как быстро пролетело это время!" — подумал я, вспоминая наиболее яркие события учёбы после нового года.

После разгрома обоза беглых политкаторжан у реки Иркут, наш взвод вернулся в училище. К этому времени в родные стены возвратились два пехотных взвода юнкеров, которые участвовали в погоне и разгроме основной банды бунтовщиков. Как выяснилось из разговоров, разошлись наши подразделения буквально на пару часов, когда мы свернули с Московского тракта, а пехота, состоящая из роты резервного батальона и двух взводов училища, проследовала к селу Усолье на помощь отряду войскового старшины Химули.

Дальше у них был бой в селе Голуметь, где надолго застряли разгулявшиеся бунтовщики, творя беспредел и ужас. Химуля и командир сотни не нашли ничего лучшего как влететь в село, предполагая, что вслед за казакам должна была войти пехота. Всё бы хорошо, но бандиты открыли огонь из домов. Потом их атаман Могила, как позже выяснилось, бывший офицер гвардеец, организовал отпор и пехоте, которая была вынуждена под огнем рассыпаться с тракта в цепь по целине и залечь.

В этом бою отличился юнкер Заславский. Когда казаки под обстрелом стали выбираться назад на дорогу из села, Казимир увидел, как войсковой старшина Химуля, отступающий последний упал с коня, после этого попытался подняться, но свалился на землю вновь. Поймав за узду рысившего мимо жеребчика с пустым седлом, Заславский, вскочив на коня, намётом понёсся к упавшему командиру. По дороге за повод поймал ещё одного коня без всадника. Подлетев к войсковому старшине Казимир, соскочив с коня, смог взвалить и посадить в седло Химулю. В этот момент убили коня Заславского и юнкер был вынужден бежать рядом с конём, на котором еле держался раненый сотенный командир училища. Казимир почти добежал до своих, но тут его сразила пуля. Обозлённые потерями казаки, солдаты и юнкера, на одном дыхании ворвались в село вновь и на этот раз уничтожили всех сопротивлявшихся каторжан. В этом им стали усиленно помогать жители села, которые устали от творимых варнаками зверств.

А в большой зале училища после этих событий появилось девять новых белых мраморных досок, на котором золотом были вписаны фамилии юнкеров, которые не успели стать офицерами, но отдали жизнь, защищая жителей Иркутского генерал-губернаторства от зверей в человеческом обличии. Все они были награждены серебряными медалями "За храбрость" с ношением на груди, а на одной из табличек было написано: "Заславский Казимир Александрович, награжден Знаком отличия Военного ордена Святого Георгия четвертой степени за спасение офицера".

Вспоминая, как выглядит таблички на стене залы, я непроизвольно вздохнул. Жалко ребят. И Казимира жаль. В том бою он был тяжело ранен, был задет позвоночник. Прожил ещё почти три месяца. Дождался награждения, после чего тихо угас в течение недели.

Теперь мне почему-то думалось, что мы могли бы стать с ним друзьями. Он же просто хотел проявить свою исключительность, ведя так себя в училище и нашем с ним конфликте. Вот и проявил её — в бою. Спас командира, а сам все же погиб.

Химуля остался жив, но до окончания обучения мы его не видели, так как войсковой старшина находился на излечении. Пуля, войдя в спину, пробила ему грудную клетку с правой стороны. Ранение было тяжёлым, с осложнением.

Не обошли наградами и нас — оставшихся в живых. Ещё десять юнкеров, включая меня, были награждены серебряными медалями "За храбрость" с ношением на груди. Всё-таки данный бунт каторжан вошёл в историю Иркутского генерал-губернаторства как очень кровавый. Обыватели, которые помнили восстание поляков в шестьдесят шестом году, говорили, что по количеству убитых и зверствам, что творили нынешние преступники, два этих бунта нельзя даже сравнивать.

Дело в том, что местные крестьяне и казаки, включая инородцев, очень не любят беглых каторжан и других варнаков, которые творят воровство, разбой, насилие над женщинами. Поэтому убийство беглецов и разбойников не редкость в Сибири. Последние лет тридцать их просто стреляли, как зверьё. По закону надо было бы ловить и сдавать в полиции, но, по мнению, сибиряков буйных и наглых легче и надёжней пристрелить. Поэтому в последние годы каторжане вели себя тихо, даже во время побегов. Проще попросить, чем украсть или разбоем взять.

Тем более, местные жители искренне жалели этапируемых арестантов, подкармливали их во время прохождения через села, несмотря на законы, запрещающие такие действия. И конвой не мешал этому. Денег на этап выдавалось в самый обрез, поэтому от подарков жителей кормились в пути не только каторжане, но и конвой, который их охранял.

Да и всевозможных бродяг, бредущих по дорогам, тоже кормят. Хотя каждый знает — среди них беглых почти половина. Но, они же идут тихо, мирно, никого не трогают. А некоторые особо сердобольные граждане в заборах своих хуторов даже специальные окошечки делают с полочкой, на которую для любого проходящего кружку молока ставят, накрытую ломтём хлеба, или варёные яйца кладут. Такой обычай сохранялся даже в СССР до конца шестидесятых-семидесятых годов двадцатого столетия.

Народ здесь живёт по принципу: не делай ему зла, и он к тебе по-доброму отнесётся. Видимо, за последние годы сложившееся благолепие в отношении с каторжанами и ссыльными несколько расслабило местных, вот они и не оказались готовыми к тому насилию и кошмару, которые случились при этом бунте. Только в селе Большежилкино попытались дать отпор, но головорезы, спаянные кровью оказались сильнее.

При вручении наград на общем построении училища, меня настигла благодарность дедушки Корфа. Полковник Макаревич, вручив мне серебряную медаль "За храбрость", сделал паузу, а затем зачитал приказ Приамурского генерал-губернатора. После чего поздравил ещё раз и рядом с серебряной медалью прикрепил золотую, по приказу за "совершённые подвиги в бою". Чуть позже, можно сказать автоматом, мне прилетели две лычки портупей-юнкера.

Я посмотрел вниз на свой мундир. "Красивые медали и о многом говорят, — подумал я. — Даже при производстве в офицерское звание разрешается носить".

Данная награда "За храбрость", была учреждена в тысяча восемьсот седьмом году и предназначалась для награждения нижних чинов иррегулярных войск и военизированных формирований за отличия в боевых действиях, а также за подвиги, проявленные в схватках с нарушителями общественного порядка и хищными зверями, как в военное, так и в мирное время. Медаль на георгиевской ленте и имеет четыре степени достоинства: серебряная медаль меньшего размера для ношения на груди; такая же золотая медаль для ношения на груди; серебряная медаль большего размера для ношения на шее; такая же золотая медаль для ношения на шее.

Я ещё раз полюбовался на профильное изображение императора Александра III на обеих медалях. "Жалко, что надпись "За храбрость" на обратной стороне медали, — подумал я. — Но, может царь-государь на приёме ещё чем-нибудь наградит. А то, что-то он дёшево жизнь своего сына ценит. Всего лишь золотая нагрудная медаль". Я усмехнулся, вспоминая о том, как меня душила не жаба, а некоторая обида на императора и цесаревича после награждения по приказу дедушки Корфа.

Еще ценным и памятным для меня на последнем этапе обучение стало завершение небольшой, совместной с сотником Головачевым работы "Тактика боевых действий малых казачьих групп в тылу противника". Данный письменный труд был оформлен мною по требованиям диссертаций двадцать первого века. Введение, в котором описал актуальность данной темы, рассмотрел краткие исторические примеры действий отрядов во вражеском тылу со ссылками на петровский корволант, партизанские отряды Отечественной войны двенадцатого года, задачи, цели, теоретическую и практическую значимость. Дальше шли две главы. В первой теоретическое описание данных боевых действий с исторических времен и до пластунских команд Кавказской войны с семнадцатого по шестьдесят четвертый год и Русско-турецкой войны семьдесят седьмого — семьдесят восьмого годов. Во второй главе шли предложения по тактике действий малых групп "охотников" из казаков и солдат по ведению разведки, устройству нападений на штабы, колонны, склады, обозы противника. Виды засад, огневого контакта, тактика взятия языков и такое прочее с рисунками, схемами и описанием действий. В заключении постарался написать явные выигрыши от таких военных действий. Труд получился небольшим, всего на сотню листов, но мне и сотнику Головачеву понравился. Полковник Макаревич, ознакомившись с работой, дал приказание сделать несколько копий.

В мае месяце были сданы экзамены, после чего все отправились в летний лагерь, который располагался в пяти километрах от города на реке Ушаковка. Там юнкера конного взвода жили по общему распорядку дня с пехотными. Контрольные манёвры проводились для первого курса рядом с селом Усолье, после второго в районе Байкала.

И вот традиционное построение выпускников по окончании манёвров и смотра в летнем лагере. В развернутом двухшереножном строю стоит тридцать восемь человек. Четверо юнкеров старшего курса погибли, а пятеро были ранены. С учетом пропущенных занятий из-за лечения все раненые остались на второй год обучения, становясь "майорами". Но такое "майорство" было почётно как в глазах юнкеров, так и руководства училища. На младшем курсе погибло пять человек и шестеро были ранены.

После команды "смирно" фронт юнкеров обошли взводные офицеры и раздали каждому выпускнику царский приказ о производстве, напечатанный на двух страницах, где каждый юнкер мог найти своё имя и полк, в который вышел.

В сопровождении начальника училища к строю вышел генерал-губернатор Горемыкин, и не спеша начал обходить ряды, пристально вглядываясь в лица будущих офицеров. Останавливаясь то около одного, то около другого юнкера, расспрашивая об их семьях и полках, в которые они выходят. Дойдя до левого фланга, он отошёл к середине фронта и, хорошо видимый всеми, обратился к юнкерам.

— Благодарю вас, господа, за прекрасные манёвры и смотр!..

— Рады стараться, Ваше превосходительство! — слажено, громко и радостно рявкнули мы в ответ.

Это был последний ответ юнкеров. Вслед за этим они становились офицерами либо старшими унтер-офицерами, так как Александр Дмитриевич сделал два шага вперёд и громким голосом произносил магическую фразу чудесного превращения:

— Поздравляю вас, господа, с производством в офицеры и в подофицеры!

Окончившие двухгодичное юнкерское училище по первому разряду производились при выпуске в офицеры по XII классу табеля о рангах: подпоручик в пехоту, корнет в кавалерию и хорунжий в казачьи войска. Окончившие училище по второму разряду выпускались в старших унтер-офицерских званиях: подпрапорщиками, эстандарт-юнкерами и подхорунжими должны были дожидаться производства в офицеры в своих частях. В нашем выпуске только пятеро, включая меня, закончили училище по первому разряду.

Оглушительное "ура" и строй сломался. Вверх полетели бескозырки. Потом толпой идём в бараки, где на кроватях уже лежит новая парадная форма, в которую смыв грязь и пыль под рукомойниками, все спешно переодеваются. После этого один за другим выходим к уже ожидавшим у входа в лагерь извозчикам, чтобы ехать в Иркутск.

Перед отъездом навсегда из летнего лагеря на стенах и потолке бараков, изнутри, каждый вновь произведённый, по традиции, красками полковых цветов записывал своё имя и полк, что делало внутренность летних помещений живописной. Надписи эти начальство не стирало, и они оставались на многие годы.

Ещё одной традицией были выборы "полковника", "войсковых старшин" и "есаулов" в новый "Совет охраны казачьих традиций". Также осуществлялся официальный перевод "казаков" младшего курса в "хорунжие". Всё это происходило ночью перед днём выпуска.

Традиционный обед вновь произведённых офицеров и старших унтер-офицеров назначался на другой день после производства, в одном из лучших ресторанов Иркутска "Россия", который располагался в здании гостиницы на углу улиц Большой и Амурской. На прощальном обеде присутствовали в качестве почётных приглашённых гостей начальник и обер-офицеры училища, с которыми в этот день бывшие юнкера по традиции переходили на "ты".

После ресторана на следующий день выпускники в последний раз приезжали в родные стены, где присутствовали на молебне в училищном храме, а затем снимались всем выпуском у фотографа, являвшегося в училище. Снимки всех выпусков, на которых молодые офицеры и подофицеры фигурировали в парадной форме, затем вешались в проходном помещении училища, ведущего в столовую.

Когда сделали снимок и бывшие юнкера потянулись на выход, меня окликнул полковник Макаревич:

— Хорунжий Аленин!

— Я, господин полковник, — ответил я, разворачиваясь в сторону начальника училища и вытягиваясь во фрунт.

— Пройдёмте ко мне в кабинет.

В кабинете полковник достал из сейфа конверт и протянул его мне. Увидев на сургуче оттиски печати Министерства императорского двора, непроизвольно вытянулся по стойке "смирно" и с легким хрустом сломал розовый сургуч. Достал письмо и прочитал две строки: "Жду на прием. Александр". Подумав, протянул листок начальнику училища.

— Не надо, хорунжий, — остановил меня движением руки Макаревич. — Я примерно в курсе, о чём в письме идёт речь. Мне предписано и на это выделены деньги, немедленно по окончании обучения и присвоения звания отправить вас на почтовых в столицу. Государь желает вас видеть.

После этих слов, полковник достал из сейфа ещё один пухлый конверт большего размера и протянул его мне.

— Здесь предписание, подорожная и денежные средства. Вам следует со всей возможной скоростью прибыть на приём к Его Императорскому Величеству. До этого посетить в Министерстве императорского дворца генерала от кавалерии графа Воронцова-Дашкова.

Я вынырнул из воспоминаний. Позади была почти сорокадневная дорога на почтовых и поездах. Сейчас впереди Московский вокзал, извозчик, гостиница, где надо привести в себя в порядок с дороги и отдохнуть. А завтра на прием к графу Воронцову-Дашкову.

— Ваше сиятельство, хорунжий Аленин по предписанию прибыл, — закончив фразу доклада, я сделал три шага вперёд и положил на стол графа лист, в котором стояла его подпись.

Генерал от кавалерии в парадном мундире, который был буквально усыпан наградами, взяв в руки предписание, прочёл его, внимательно оглядел меня, после чего произнёс:

— Два дня на то, чтобы построить новый мундир. В таком перед государем стыдно появляться. Через два дня в полдень жду в кабинете. Адъютант всё подскажет. Можете быть свободны.

Я резко кивнул головой, развернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета. "Краткость сестра таланта. Вот это генерал! Почти как Михалыч в исполнении Булдакова. Пять предложений и весь прием. И интересная задача про мундир", — подумал я, закрывая за собой дверь. Поворачиваясь назад от двери, чуть не столкнулся с адъютантом Воронцова-Дашкова, который протягивал мне конверт.

— Здесь деньги и адрес портного, который вас ждёт. Ещё какие-то вопросы есть?

— Никак нет, господин подполковник, — ответил я адъютанту графа.

— Тогда действуйте, хорунжий. Времени не так уж и много.

Сев в фаэтон извозчика, который подвозил меня до здания министерства, и остался ждать нового пассажира недалеко от входа министерства, я вскрыл конверт. Прочитав адрес, сказал его водителю такси на конной тяге, а, пересчитав деньги в конверте, задумался. Пятьсот рублей на построение мундира. Вот это дерут деньги в столице. Какие же материалы на форму идут?! Мой парадный мундир, в котором сейчас находился, вместе с фуражкой, ремнём и сапогами обошёлся мне в девяносто три рубля. И я не экономил, хотя это было на девятнадцать рублей больше, чем мой месячный оклад, как полусотника в Амурском конном полку.

Хорошо, что денег для прибытия на прием к императору, которые получил в конверте, было достаточно, чтобы уверенно чувствовать себя в дороге. Но в столице надо срочно урезать расходы. Неизвестно, что меня ждёт дальше.

"Для начала, надо найти гостиницу подешевле, — думал я, трясясь по мостовой на извозчике. — Два рубля за сутки — это очень много. Да и обед в ресторане при гостинице обошелся не дёшево. Рубль за обычный обед: первое, второе, салат, десерт, без изысков, пускай и вкусно. Надо будет расспросить извозчика. Этот в отличие от привокзального запросил всего двадцать копеек, а не пятьдесят, которые содрал предыдущий шельмец. Может, подскажет чего. В моём времени таксисты были ещё и живыми справочниками о жизни города".

Портной, который представился Александром Ивановичем, имел внешность представителя национальности, которая издревле занималась данным трудом, а, увидев в его глазах всю боль еврейского народа, понял, что "Абрам Исаакович" — настоящий мастер своего дела.

Так оно и оказалось. Десять минут быстрых замеров, выбора материала и меня заверили, что завтра к полудню всё будет готово, включая сапоги, шарф и ремень плечевой портупеи, которые также доставят сюда. Проводил меня портной со словами: "Передайте Его высокопревосходительству, что Александр Иванович Берман всегда рад услужить Его сиятельству и всем тем, кто приходит по его рекомендации".

Извозчик, дожидавшийся меня на улице, довёз до новой гостиницы, ознакомившись с которой, я решительно переехал в неё. Рубль в сутки, а условия для проживания практически такие же. При этом в номере был большой шкаф, где уместились все мои вещи: родной РД, оружие, чемодан, саквояж с всякими мелочами. Успел за год, обрасти шмотками.

К еще одному достоинству новой гостиницы я бы отнёс трактир, который по содержанию и обслуживанию соответствовал разряду кафе-ресторан моего времени. Ужин в нём обошёлся в тридцать копеек с чаевыми. Запечённая картошка с мясом, салат, малосольные огурчики, чай со сдобой. Всё вкусно и порции приличные по размерам. Еле съел.

Чтобы убить время накупил газет и отправился в номер знакомиться с периодикой. Познавать современный мир через печатные издания. Гулять идти не хотелось, так как обилие офицеров на улице, причём почти все старше по званию, за время проезда в пролётке заставляло козырять то и дело. Эх, выйти бы в партикулярном платье, прогуляться по Невскому. Не положено-с!

На следующий день провалялся до обеда в кровати. Что-то эта длительная дорога меня совсем расслабила. Делать ничего не хотелось. Видимо пошёл откат за все те нагрузки, которые я успел перенести в этом мире. Такая апатия преследовала меня дней десять последних. Возможным был и вариант защитной реакции организма на предстоящий прием у императора. Как я понимал для себя, на этой встрече Александр III объявит свою волю в моём отношении. И дальше, чтобы я ни хотел сделать, придётся делать то, что тебе приказал Его Величество. Как говорится, попала белка или собака в колесо, пищи, но беги. Я улыбнулся, вспомнив анекдот на эту тему: "Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.

— Какую песню петь, барин?

— Погоди, нога попала в колесо.

— Но-о! Нога попала-а в колесо-о-о!"

Через час борьба с ленью закончилась, я встал, привел себя в порядок, спустившись в трактир, пообедал. Дёшево и вкусно, после чего на извозчике отправился к Александру Ивановичу.

"Да, всё-таки Абрам Исаакович, ну не ассоциировался у меня портной с именем Александр Иванович, мастер с большой буквы, — думал я, разглядывая себя в большом зеркале. — Точнее будет так — МАСТЕР. Буквы все заглавные".

Из зеркала на меня смотрел подтянутый, стройный, с широкими плечами офицер, со строгим, даже несколько угрюмым выражением лица. "Кого-то вы мне батенька напоминаете, — я более внимательно всмотрелся в своё теперь лицо. — Точно, вспомнил. Если молодому Гойко Митич приклеить усы, которые я отпустил за полгода, и постричь, то получится моя копия, или я копия Виннету — сына Инчу-Чуна или Чингачгука Большого Змея. Только такой рельефной мускулатуры нет. Поменьше мышца, поменьше". Поправив ремень плечевой портупеи, к которой уже прикрепил свою родовую шашку с офицерским темляком, я улыбнулся своему отражению, получив улыбку в ответ.

— Я смотрю, вам понравилась, Ваше благородие, моя работа, — обратился ко мне портной. — Вы знаете, почти все хвалят работу Александра Ивановича Бермана. Мой прапрадед носил фамилию Хаят, то есть портной. Наша семья долго жила в Европе. Но по приезду из Германии в Россию мой отец получил паспорт на фамилию Берман. Почему? Так я вам не скажу. Отец не был похож на медведя.

Я не вслушивался в болтовню портного, который продолжал вещать о начале жизни в России, как им пришлось стать выкрестами. Думал о том, что в таком виде, действительно не стыдно предстать перед императором.

— Сколько я вам должен, уважаемый? — прервал я поток красноречия портного.

— Только для вас, триста рублей, — ответил Александр Иванович и, судя по внешнему виду, приготовился торговаться.

— Замечательно, — зайдя за ширму, где я переодевался, достал из кармана деньги и, отсчитав необходимую сумму, передал их Берману. После этого, с помощью портного разместили на новом мундире медали и, попросив отправить на номер гостиницы моё "старое" обмундирование, вышел на улицу. Надо обмять новый мундир.

Немногочисленные прохожие оглядывались на молодого казачьего офицера, одетого в темно-зеленый мундир со стальными чешуйчатыми эполетами, на которых золотом горели две звездочки с литерой "А." и двумя медалями на георгиевской ленте на груди. Но больше всего вызывала удивление черная барашковая папаха с непривычным для столицы длинным мехом. Быстро устав от этого внимания, через квартал от мастерской взял извозчика и поехал в гостиницу. Погуляли, однако!

На следующий день стоял в приёмной графа Воронцова-Дашкова и ждал приема, которого не случилось, так как генерал от кавалерии вышел из своего кабинета и приказал следовать за собой. Извозчик, поезд до Гатчины, какой-то навороченный экипаж, запряжённый четвёркой лошадей, и вскоре передо мной открылась громада любимой императорской резиденции.

Я стоял по стойке смирно в одном из приёмных залов в бельэтаже Арсенального каре Гатчинского дворца. Напротив меня в трех шагах стоял император Александр III, за которым разместились императрица Мария Фёдоровна и большая группа свитских. До начала оглашения указа, который зачитывал император, князь Барятинский и цесаревич Николай, находящиеся в свите, успели ободряюще мне улыбнуться. Словно сквозь вату в ушах, заглушая бухающие удары сердца, до меня доносились слова самодержца: "Божьей милостью, МЫ Александр Третий, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая. Нашему хорунжему Амурского конного полка Тимофею Аленину. В воздаянии отличного мужества и храбрости, оказанных Вами в делах против неприятеля, утверждая определённую по удостоянию Георгиевской Кавалерской Думы, генерал-губернатора Приамурья, по представленной НАМИ власти, награду за то, что в бою под станицей Черняева… спас ценой собственной крови Государя Наследника… Всемилостивейше пожаловали МЫ вас в пятнадцатый день сентября тысяча восемьсот девяносто второго года Капитулу данным, Кавалером Императорского Военного ордена НАШЕГО Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвертой степени…".

Закончив оглашать указ, император подошёл ко мне и, взяв с подушечки, поданной кем то из свитских с погонами генерал майора Свиты Его Величества, орден прикрепил его мне на мундир, успев шепнуть мне на ухо: "Спасибо тебе за сына, Тимофей".

— Служу Престолу и Отечеству! — на автомате ответил я.

Если сказать, что я находился в полном ступоре и ауте, то это ничего не сказать. Была у меня слабая надежда на орден Владимира четвёртой степени и потомственное дворянство. Были прецеденты. Но чтобы Святого Георгия! Об этом я даже и не мечтал. Для моих девятнадцати лет и происхождения — этот орден был запредельной наградой.

Между тем, император уступил место графу Воронцову-Дашкову, который довёл до всех присутствующих, что мне, как потомственному дворянину волей Его Императорского Величества выделяется пятьсот десятин кабинетных земель в районе реки Зея Амурской области. При этом, в первую часть дворянской родословной книги Санкт-Петербургского губернаторства я буду внесён под фамилией Аленин-Зейский, с гербом и печатью. Не успел я отойти от такой новости, как вперёд вышла императрица и сообщила, что она дарует мне небольшое имение-мызу, недалеко от Гатчины.

"Всё! Сливай воду, туши свет, — подумал я. — Отблагодарили, действительно, по-царски. Высоко взлетел, как бы только падать с такой высоты не пришлось. Разбиться можно".

Церемония закончилась. Царское семейство направилось на выход из зала. Я уже вздохнул с облегчением, но рано радовался. Ко мне подошёл князь Барятинский и огорошил сообщением, что Его Величества ждут меня на приём в узком кругу.

Пройдя за князем несколько коридоров, зашёл за Барятинским в небольшое помещение, в центре которого за столом с чайной посудой разместилось всё царское семейство с детьми, кроме Георгия, и с ними граф Воронцов-Дашков. Увидев данную картину, я снова впал в ступор. В прошлой жизни один раз довелось видеть президента Ельцина, когда он вручал мне звезду Героя России в Георгиевском зале Кремля. Но пообщаться с гарантом Конституции не удалось. На небольшом фуршете, организованном для награждённых, он не присутствовал. А здесь чаепитие с царской семьёй. "Только бы какой-нибудь косяк не упороть, — подумалось мне. — К таким церемониям и в таком кругу я точно не готов. Но будем посмотреть, так кажется, говорят".

— Проходите, Тимофей, садитесь за стол, — усмехаясь в бороду, видя моё замешательство, и указывая на свободный стул, пробасил император.

Я деревянной походкой подошёл к столу и присел на краешек, указанного стула, отмечая про себя, с каким интересом меня рассматривают Ксения, Михаил и маленькая Ольга.

Как будто бы из воздуха материализовалась пара слуг в роскошных ливреях, которые быстро, не пролив и капли, наполнили чашки чаем, а потом также незаметно испарились.

— Расскажите о себе, Тимофей, — с ласковой улыбкой обратилась ко мне императрица.

— Ваше Императорское Величество, — я вскочил из-за стола и принял стойку смирно.

— Тимофей, не надо вставать. Рассказывайте сидя. Мы просто пьём чай и беседуем, — мило улыбнулась Мария Фёдоровна, а Ольга, насмешливо фыркнула, но тут же, опустив голову, уставилась в свою чашку под укоризненным взглядом матери.

Я вновь присев за стол, начал повествование о своей жизни. Рассказал о своей семье, о гибели дядьев и родителей, о пропавшей без вести сестрёнке. В этом моменте рассказа императрица промокнула платочком глаза, а Ксения и Ольга с жалостью смотрели на меня. Дальше рассказал о смерти деда и его наказе стать офицером, о том, как стремился выполнить данное завещание, об учебе, о станичной школе казачат, экстернате и поступлении в юнкерское училище.

— Тимофей, а почему о своих воинских подвигах не рассказываете? — поинтересовался Его Высочество Михаил, глядя на меня восторженными глазами. — Мне брат поведал, как вы и другие казачата геройски сражались на пароходе. Вот здорово!

— Простите меня, Ваше Императорское Высочество, но ничего хорошего в войне нет. У нас на Амуре, можно сказать, идёт вялотекущая война с различными бандитами, которые приходят из империи Цин. И потери среди казаков бывают большие. И как на всякой войне тебя окружает грязь, страх, боль и кровь. Не думаю, что про это надо рассказывать.

— Что-то никакого страха я в тебе не увидел, Тимофей, во время боя, — включился в разговор цесаревич Николай.

"А была, не была, — подумал я про себя. — Давал себе слово не использовать больше песен из будущего, но лучше, чем стихами Юлии Друниной на вопрос цесаревича не ответишь. Только чуть-чуть отредактирую. Я всё же мужского рода". После этого с чувство произнёс четверостишье поэтессы-фронтовика:

Я видел столько раз бой рукопашный,

Пять наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

— Кхм, — будто бы поперхнулся князь Барятинский.

— Лучше и не скажешь, — задумчиво произнёс граф Воронцов-Дашков. — Действительно, тот ничего не знает о войне.

— Это всё?! — заинтересовано спросила Великая Княжна Ксения.

— Да, — Ваше Императорское Высочество. — Одно четверостишье пришло на ум, когда Государя Наследник задал мне вопрос во время боя на пароходе, страшно ли мне? Честно говоря, стихов я не пишу.

— А как же, Тимофей, вы пишете свои песни?

— Не знаю, Ваше Императорское Высочество, — ответил я. — Они как-то сами на ум приходят вместе с музыкой.

— Но я слышала, что одну песню для своей названной сестры вы по заказу написали?

— А что оставалось делать, Ваше Императорское Высочество?! Если бы не написал, то меня домой бы и на свадьбу не пустили, — ответил я, подумав про себя, что мою личность, судя по всему, просветили как под рентгеном, если такие мелочи всплыли.

— А я хочу, чтобы для меня Тимофей написал песню, — заявила княжна Ольга, и её серьёзный вид заставил вновь всех рассмеяться.

Видя, как ребёнок надулся, я решил его порадовать ещё одной песней из будущего. Сто бед — один ответ. Где стихи, там до кучи ещё одна песня.

— Ваше Императорское Высочество, я готов исполнить для Вас песню. Если бы ещё музыку.

Словно по мановению волшебной палочки в комнате появился лакей, который передал мне в руки гитару. Проверив, как она звучит, я запел.

От улыбки хмурый день светлей,

От улыбки в небе радуга проснётся…

Поделись улыбкою своей,

И она к тебе не раз ещё вернётся.

И тогда, наверняка, вдруг запляшут облака,

И кузнечик запиликает на скрипке…

С голубого ручейка начинается река,

Ну, а дружба начинается с улыбки.

Когда я закончил петь все куплеты детской песенки, заменив лампочки на звёздочки, на лице Ольги сияла улыбка, озаряющая всё вокруг, да и остальные сидящие за столом улыбались можно сказать до ушей, только у старших мужчин из-за растительности на лице это было не так заметно.

— Тимофей, — обратилась ко мне императрица. — Эту песню вы не сейчас сочинили.

— Да, Ваше Императорское Величество. Её я сочинил давно. Я хотел исполнить данную песню, как подарок своей сестре, когда она вернётся с родителями с ярмарки. Она любила дарить мне подарки, которые специально для этого покупали отец и мать, а эта песня была бы отдарком. Но не суждено. Родители в той поездке погибли, а сестра пропала.

Я замолчал. Увидев, что Ольга опять начала мрачнеть, быстро продолжил, обращаясь к ней.

— Ваше Императорское Высочество, эту песню никто до этого не слышал. Ваша улыбка так похожа на улыбку моей сестры, которую я вернее всего, никогда не увижу, поэтому эта песня для вас.

"Боже мой, что я несу. Это же дочь императора! Вот, мля сравнил!" — подумал я, после чего вскочил на ноги и произнёс.

— Извините, Ваши Императорские Величества! Я, кажется, что-то не то говорю.

— Всё нормально, Тимофей. Садитесь, — махнул рукой император, а Мария Фёдоровна, вновь промокнула глаза платочком.

Великая княжна Ольга, посмотрев на родителей, задала вопрос:

— Значит это моя песня, точнее для меня?!

— Да, Ваше Императорское Высочество, эта песня для вас, — ответил я, радуясь каким удовольствием, озарилось лицо младшей дочери императорской четы.

— Дети, — поднимаясь из-за стола, произнесла Мария Федоровна. — Нам пора. Вас ждут занятия.

Не смотря на явно читаемое неудовольствие на лицах, Ксения, Михаил и Ольга поднялись, попрощались и вышли из комнаты следом за матерью. Николай, посмотрев на отца, который, как и все остальные мужчины поднялись из-за стола, провожая императрицу с младшими детьми, произнес:

— ПапаА, я, пожалуй, тоже пойду. У меня дела.

Дружелюбно улыбнувшись мне, цесаревич, не заметив недовольства, отразившегося на лице императора, вышел из комнаты в другую дверь.

Когда император, а за ним князь и граф вновь заняли место за столом, по взмаху руки самодержца аккуратно на стул присел и я.

— Тимофей, скажите, вы довольны наградой? — спросил меня Александр III.

— Так точно, Ваше Императорское Величество, — ответил я, вскочив со стула и вытягиваясь во фрунт. — Не смел о таком и мечтать.

— Садитесь и не вскакивайте больше. Нам надо поговорить. — Император дождавшись, когда я сяду за стол, продолжил. — Какие у вас дальнейшие планы?

— Вернуться в полк, Ваше Императорское Величество, и приступить к службе.

— Мечтаете обучать свою охотничью команду тактике боевых действий малых казачьих групп в тылу противника? Так, кажется? — император смотрел на меня с вопросительным выражением лица, а князь Барятинский встав из-за стола, сделал несколько шагов к секретеру, откуда вернулся, держа в руках стопку листов. Когда он положил её на стол, я по титульному листу увидел, что это наша с Головачевым работа.

— Так точно, Ваше Императорское Величество, хотелось бы, но не знаю, как на это командование полка посмотрит, — осторожно ответил я.

— И вы уверены, что такая тактика себя оправдает? — задал вопрос Барятинский.

— Для получения разведывательной информации о расположения противника, захвата в плен солдат и офицеров противника для добывания других необходимых сведений, хватит небольшой группы "охотников" в три-пять человек. И того вооружения, которое сейчас есть у казаков достаточно, — я сделал паузу. — Правда в таких "охотничьих" вылазках в настоящее время, есть и недостаток. Невозможно быстро передать полученную информацию, особенно при маневренной тактике ведения боевых действий. Но если это будет позиционная война, то сутки — двое на доставку полученных данных, особой роли играть не будут.

— А какого и для чего вооружения не хватает? И почему вы думаете, Тимофей, что будут позиционные войны? — поинтересовался самодержец.

— Ваше Императорское Величество, я начну со второго вопроса, — чуть удобнее устраиваясь на стуле, ответил я. — Стремительное развитие и усовершенствование оружия, которые происходит в последнее время очень скоро, по моему мнению, приведёт к новым условиям ведения боевых действий, что приведёт к тому, что воющие армии начнут зарываться в землю. Уже сейчас полевая артиллерия способна наносить ущерб войскам противника, не сравнимый с предыдущими войнами. Четырехфунтовая полевая пушка гранатами, шрапнелью и картечью с её скорострельностью и дальностью обстрела буквально выкосит наступающие не только колонны, но и стрелковые цепи, к которым уже вынужденно стали переходить во время боев в последнюю русско-турецкую войну, для снижения потерь.

— Очень интересно, Тимофей, но попрошу сделать паузу, — Александр III поднялся из-за стола, дошел до большого письменного стола, который стоял в углу комнаты и вернулся назад с коробкой и пепельницей.

— Угощайтесь, господа, — произнёс государь, усаживаясь за стол, на который поставил открытую коробку с сигарами и пепельницу.

Дождавшись, когда император, князь и граф закурят, повинуясь разрешающему жесту самодержца, я продолжил.

— Также в последнее время на вооружение многих стран поступают магазинные винтовки. В результате их применения плотность огня возрастает многократно, и от этого будут расти потери с обеих сторон. Также в одном из журналов "Военный сборник" в библиотеке училища я прочитал об испытаниях пулемёта Хайрема Максима, в которых и вы Ваше Императорское Величество приняли участие.

— Признаться, Тимофей, пулемёт меня не впечатлил, — император затянулся сигарой и, выпустив клуб дыма, продолжил. — Бешеный расход патронов, которых у нас и так не много. Да и масса приличная, если не ошибаюсь около пятнадцати пудов. А на треноге, как-то не серьёзно.

— Не ошибаетесь, Ваше Величество, — пыхнув сигарой, произнёс Барятинский.

— Поэтому, рассматривали применение данного пулемёта только для обороны крепостей или на кораблях, — продолжил государь. — А у тебя, Тимофей, другое мнение?

— Ваше Императорское Величество, в настоящий момент господин Максим в основном предлагает пулемет на тяжёлом лафете с большими колёсами и большим бронещитом. Это вызвано тем, что планирует его применять с учетом современной тактики. Практически, с открытых или слабо защищенных даже в крепости или на кораблях позиций. Для этого и служит такая мощная защита пулемёта и пулеметного расчета. Но его можно значительно облегчить, если оставить сам пулемёт, к нему небольшой лафет, противопульный щиток и использовать его в деревоземляных огневых точках или, по-другому, долговременных замаскированных огневых точках.

— В каких точках? — несколько удивлённо спросил Воронцов-Дашков.

Я осмотрелся по сторонам и увидел на письменном столе, к которому ходил император, листы бумаги и письменный набор.

— Ваше Императорское Величество, разрешите взять бумагу и карандаш с того стола. Я быстро попытаюсь нарисовать кое-что для наглядности, — обратился я к императору.

— Разрешаю.

Быстро дойдя до стола, я взял несколько чистых листков бумаги и карандаш. Вернувшись, стал сосредоточенно рисовать. До хорошего художника или чертежника мне конечно далеко, но на первом листе, который я представил через несколько минут, можно было признать пулемёт Максима тысяча девятьсот десятого года выпуска: фронтальная проекция, вид сбоку, сверху и трехмерное изображение.

— Вот, Ваше Императорское Величество, примерно таким я вижу будущее пулемёта Хайрема Максима. Уменьшенные лафет и бронещиток снизят вес раза в три, что позволит достаточно быстро перемещать пулемёт на поле боя расчетом из двух человек. С треногой, по моему мнению, будет больше проблем, да и защита от пуль отсутствует. Стрелять из него можно будет из окопа при обороне или лежа за ним, при поддержке наступающих цепей. Для кавалерии можно будет установить пулемёт на повозке с хорошими рессорами, запряженной двумя или тремя лошадьми.

— И как же стрелять через головы лошадей? — недоумённо спросил князь.

— Ваше Высокопревосходительство, пулемёт устанавливается сзади повозки и направлен он назад по ходу движения, — я взял чистый лист и быстро набросал схему тачанки. — Представьте себе, в атаку идёт, допустим, эскадрон, на его флангах двигаются повозки с пулемётами. Чуть вырвавшись вперёд, они разворачиваются, и пулемёты открывают перекрестный убийственный огонь по противнику, расчищая проход для кавалерии. — Рассказывая, я продолжал схематично изображать на листке ход боя.

— Интересно, очень интересно, — государь передвинул по столу оба листка к себе и стал внимательно рассматривать их. Пауза несколько затянулась. Наконец император оторвался от изучения моих художеств и произнёс: "А что там по огневым точкам?"

— Ваше Императорское Величество, применение нового оружия, как я уже говорил, заставит зарываться в землю в обороне. Вот схематический рисунок деревоземляной огневой точки или кратко ДЗОТ. Данное оборонительное сооружение позволит защитить от шрапнели и картечи. Да и гранатой будет опасным только попадание в бойницу, — сглотнув набежавшую слюну, я продолжил. — В дзоте можно будет размещать пулемет. Правда, необходимо будет его переводить на патроны из бездымного пороха. Если использовать дымный, то видимость будет нулевой, да и пулемётный расчет может угореть. А вот это схема обороны батальона. Кружочками со стрелками на ней указаны дзоты, а стрелки обозначают сектора обстрела.

С этими словами я передал листки Александру III. Не мудрствуя, нарисовал схему обороны мотострелкового взвода, заменив в описании взвода ротами, добавив по два пулемёта-дзота на роту. Большего количества на современном этапе вряд ли кто и представить себе может. Как думаю и этого окажется очень много. Сейчас пересчитают количество пехотных батальонов в российской армии, перемножат на предложенное число пулемётов. Прикинут, какой это расход денег, и сколько ещё для пулемётов патронов надо будет. И всё! Кина не будет! Электричество кончилось. И шлёма Александра Македонского нам не видать.

Между тем императора, который изучал мои новые художества, встав из-за стола, окружили князь и граф. Меня стало нервировать, что всё это происходило в полном молчании. За минуту, что прошла с момента передачи листков государю, не было произнесено ни слова.

— Тимофей, а почему линия окопов, насколько я понял из рисунка, изображена зигзагом? — нарушил молчание Воронцов-Дашков.

— Ваше Превосходительство, если артиллерийский снаряд попадет прямо в окоп, то осколки или картечь поразят при разлёте только небольшую его часть. Если же траншея будет прямой, то участок поражения будет значительно больше. — Про ударную волну говорить не стал, так как не знал, известен такой термин сейчас или нет. Да и слишком умным выглядеть не хотелось.

— А каким образом обеспечивается такой большой сектор обстрела из дзота? Надо будет пулемёт переставлять? — задал вопросы Барятинский.

— Ваше Высокопревосходительство, но можно же разработать такой лафет, который позволит водить стволом градусов на тридцать-сорок пять, — я руками изобразил движение пулемётчика. — Это уже дело инженеров-оружейников.

— Вернёмся к моему первому вопросу, — вступил в разговор император, а его тяжёлый взгляд, направленный на меня, заставил занервничать сильнее. — Так какого и для чего вооружения не хватает для действия малых групп в тылу противника? Вот таких пулемётов?

— Ваше Императорское Величество, — я с трудом подавил в себе желание вскочить из-за стола. — Если идти в рейд для уничтожения какой-то большой цели, например, склада, штаба или ещё чего-то такого подобного, в составе полусотни или сотни казаков, то пара повозок с пулемётами, конечно бы, не помешали. Но я хотел говорить о другом. На вооружение принята трехлинейная винтовка образца тысяча восемьсот девяносто первого года: пехотная, драгунская и казачья. Нам в училище прибыло несколько штук пехотных и казачьих. Во время летних манёвров опробовали их. Казачья неплохая. Только точность боя хуже, чем у пехотной. Да и полегче бы её. Но пять патронов и один — большая разница для боя. Это всё перевешивает. На Амур бы побольше таких винтовок.

— Это все?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество. Мне в "Военном сборнике" попалась заметка об испытаниях датской самозарядной винтовки, конструкции Расмуссена.

— Было такое, — перебил меня Барятинский. — Механизм заряжания, конечно интересный. Но перегрев ствола, плохая балансировка, кучность, опять же большой расход патронов. Не впечатлила.

— А вас, Тимофей, что в данной винтовке заинтересовало? — взгляд императора всё ещё оставался тяжёлым и давящим.

— Я подумал, что на базе данной винтовки можно создать ружье-пулемёт, которое могло бы значительно усилить огневую мощь малых групп "охотников", что позволило бы значительно повысить эффективность их деятельности по уничтожению сил противника в его тылу.

С этими словами, я передал Александру III ещё один листок с эскизом оружия, в котором лет через десять легко бы узнали пулемёт Мадсена. Ствол, снабженный поперечным оребрением по всей длине в перфорированном кожухе с рядами овальных отверстий, ствольная коробка с магазином сверху, приклад, сошки.

Государь внимательно просмотрел рисунок. Склонившиеся над ним князь и граф рассматривали мой эскиз нового для них и раритета для меня оружия не менее тщательно.

— Какой вес ружья и сколько патронов в магазине? — оторвав взгляд от листа и, посмотрев на меня, спросил Барятинский.

— Думаю, чуть больше полпуда получится, а патронов — тридцать, Ваше Высокопревосходительство.

— Да, на патроны, Тимофей, вы не скупитесь, — с усмешкой произнёс Воронцов-Дашков.

— Ваше Превосходительство, я точно не знаю, во сколько обходится казне новый патрон для трехлинейной винтовки, но думаю не больше пятнадцати копеек. Даже если, расстреляв один магазин, удастся убить только одного вражеского солдата, то Российская армия окажется в выигрыше.

— Поясните, — хищно улыбнулся мне граф.

— Годовое содержание солдата обходится минимум в двести рублей, не считая затрат на его обучение. Четыре с половиной рубля против двухсот. Выгода очевидна. Тем более, если стрелять по плотному строю, с одного магазина можно вывести из строя пять-десять солдат.

В комнате раздался дружный смех трех "старых" вояк, из которых двое были награждены золотым оружием "За храбрость".

— Да, выгода очевидна, — вытирая, появившиеся в уголках глаз слёзы, произнёс Барятинский. — Не даром с купцами, Тимофей, общался.

"Точно под рентгеном просветили всю мою жизнь", — пронеслось у меня в голове.

— Ещё какие-то мысли есть, Тимофей? — император, отсмеявшись, положил лист с эскизом в общую стопку. Голос самодержца был спокоен, но я почувствовал, как его переполняют эмоции. Только вот какие?

— Никак нет, Ваше Императорское Величество, пока нет! — я вскочил из-за стола и принял стойку смирно.

— Обнадёживает, слово пока, — усмехнулся государь. — Тимофей, сейчас вас проводят в помещение, которое отвели для вашего проживания. Дня три-четыре вы плотно пообщаетесь с Владимиром Анатольевичем по вопросам, которые сегодня были озвучены, а также по другим вопросам и с другими лицами.

Император сделал паузу, а потом продолжил.

— Кстати, сколько копий вашей работы по тактике имеется?

— Было три, Ваше Императорское Величество. Одна у меня, она сейчас находится в гостинице, где я остановился. Второй экземпляр остался у сотника Головачева — обер-офицера Иркутского училища, а третья копия была передана полковнику Макаревичу — начальнику училища.

— Илларион Иванович, дайте распоряжение, чтобы вещи хорунжего Аленина доставили во дворец.

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, — граф, который занял свое место за столом, склонил голову.

— Тимофей, после вашего общения с его сиятельством, вам будет предоставлен отпуск на три недели для ознакомления со своим имением. После этого прибудете во дворец. А теперь можете идти, — самодержец сделал разрешающий жест рукой.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — я, развернувшись в сторону открывшейся двери, в которой показался лакей, направился в его сторону.

* * *

— Что скажите, господа? И попрошу без чинов! — спросил император, задумчиво барабаня пальцами по полированной столешнице, когда хорунжий Аленин вышел из комнаты, и дверь за ним закрылась.

— Государь, я проиграл спор Владимиру Анатольевичу, — Воронцов-Дашков сожалеюще вздохнул.

— О чём был спор? — заинтересовался император.

— Мы поспорили с Илларионом Ивановичем, что хорунжий Аленин обладает даром видеть известные вещи совершенно с другой стороны, — ответил за графа Барятинский.

— И в чём же заключается новый взгляд Аленина на общеизвестные вещи, Илларион Иванович? — император внимательно посмотрел на графа.

— Да во всем, что он представил в виде рисунков, и о чём говорил, — Воронцов-Дашков указал на стопку листов перед императором, где находилась работа по тактике, а сверху недавно нарисованные рисунки. — Про тактику боевых действий малых казачьих групп пока говорить не буду. Мы её уже обсуждали. Но возможное вооружение "охотничьих" команд ружьями-пулемётами, заставляет взглянуть на данную работу по-новому.

— А зигзагообразные окопы и эти деревянные земляные огневые точки, — вступил в разговор Барятинский. — Сколько средств мы сейчас тратим на строительство крепости Осовец и других?! А если вот такие дзоты и окопы, да в не одну линию заранее построить на второстепенных направлениях рядом с крепостью. Дерева и земли у нас хватает.

— А в дзотах и орудия, те же четырехфунтовки поставить можно. В этом случае им никакая шрапнель и картечь не страшна, — усы графа задорно встопорщились.

— Что, застоялись старые боевые кони, звук трубы услышали? — усмехнулся император.

— Есть немного, Государь, — ухмыльнулся Воронцов-Дашков. — А то одни хозяйственные заботы.

— Завтра после обеда, ко мне подъедет Пётр Семёнович, — произнёс император. — После его доклада обсудим с военным министром данные вопросы. Возможно, Аленин ещё какие-то идеи подкинет. А пока сделаем следующее…

Александр III запустил пальцы правой руки в бороду и начал задумчиво теребить её. Через несколько секунд, произнёс.

— Илларион Иванович, отправьте депешу в Иркутск, сотника Головачева вместе с работой по тактике направить в Санкт-Петербург. Подумайте в какую часть его определить, лучше ко мне в конвой. И наградите. Указ я подпишу. Пусть рядом на глазах будет.

— Будет исполнено, Ваше Императорское Величество, — переходя на деловой тон, чётко ответил граф.

— Владимир Анатольевич, как обстоят дела у Хайрема Максима?

— Он сейчас под крылом британского банкира Натаниэля Ротшильда, и англичане заинтересовались в его продукции, — немедленно ответил князь.

— Какова стоимость лицензии на выпуск пулемётов?

— Не могу сказать, Государь, но выясню.

— Выясните, Владимир Анатольевич, — задумчиво произнес император. — А вы, Илларион Иванович, отпишите нашим дипломатам в Данию поинтересоваться, как обстоят дела у господина Расмуссена.

— Хотите, Государь, наладить выпуск пулемётов у нас? — спросил Воронцов-Дашков.

— Пока об этом говорить рано, надо всё обдумать, просчитать. Но покупать у англичан такое оружие, боюсь, будет накладным. Надеюсь, никто не забыл слова Генри Джон Темпла, лорда Палмерстона, который в одна тысяча восемьсот сорок восьмом году в своей речи в парламенте сказал: "Как тяжело жить, когда с Россией никто не воюет". Знаменательное утверждение, не правда ли? Причём, я уверен, в мире не один он так думает.

— Это так, Государь, — Барятинский согласно кивнул головой.

— Я сделал всё, чтобы Россия не вела войн и становилась сильнее и экономически, и политически. Но за почти четверть века с последней большой русско-турецкой войны, может быть, мы что-то упустили? Может быть, готовимся к прошлой войне?

— Ваше Императорское Величество, неужели на Вас так повлияли слова Аленина? — вскинулся Воронцов-Дашков.

— Не знаю, Илларион Иванович, не знаю. Но этот молодой хорунжий так уверенно говорил, будто бы видел такую позиционную войну и такие рейды "охотников" в тыл противника.

— Так может…, - Барятинский сделал неопределённый жест рукой.

— Нет, Владимир Анатольевич, я слишком благодарен этому молодому человеку. Он спас жизнь моему сыну, его настойка женьшеня значительно помогла как мне, так и Георгию. Сегодня он заставил меня и вас задуматься о новом виде боевых действий в будущем или уже в настоящем. И у меня на него большие планы. Так что, будем работать с хорунжим Алениным. И на этом, на сегодня всё, господа!

Глава 10. Усадьба

Я вышел из комнаты, где только что закончился мой приём у Александра III. Чувствуя себя как выжатый лимон, на автомате двигался за широкой спиной лакея, которой уверенно перемещался по запутанным коридорам, лестницам и комнатам дворца. Наконец наш путь закончился. Мой проводник остановился посреди богато обставленной комнаты.

— Ваш номер, Ваше благородие, — услышал я первые слова моего "Сусанина".

"Вот это да! — я огляделся по сторонам. — Это что, мне здесь жить три-четыре дня? Обстановка как в музее. Попали вы господин хорунжий! Где здесь спать? Есть? Туалет где? Мать моя, женщина! Лучше в казарму!"

Я почувствовал, что потихоньку начинаю впадать в панику. "Я же отсюда даже выйти самостоятельно не смогу. И как обращаться к "Сусанину"? По форме, кажется, лакей первого разряда. Любезный? Милейший? Еще обидится! Я полгода заучивал форму полков, а дворцовую униформу пробежал поверхностно. Кто же знал, что придётся оказаться в такой обстановке!" — мысли летали в голове, заставляя нервничать больше и больше.

— Что-то ещё? — с учтивым поклоном спросил лакей.

— Эээ…, - начал я, не зная, как же правильно обратится к этому дворцовому служащему, чья форма выглядела, куда богачей моей и на груди было наград в два раза больше чем у меня.

— Лакей первого разряда Ивушкин Иван Иванович, — поняв мои затруднения, представился проводник.

— Иван Иванович, подскажите, где я нахожусь и как здесь всё это…, - промямлил я.

— Ваше благородие, вы находитесь на антресолях Кухонного каре дворца, где целых две анфилады отведены для помещений разных лиц, приезжающих по служебным надобностям и остающихся на ночь, — с достоинством и некоторым высокомерием произнёс Ивушкин. — За вами закреплён лакей второго разряда Завьялов Николай Петрович, который подойдет через некоторое время и всё вам объяснит. Разрешите откланяться. — С этими словами, Иван Иванович, поклонившись, вышел из комнаты.

"Ну и ладно, — подумал я, глядя в удаляющуюся спину аж целого лакея первого разряда. — Не впервой себя "деревней" ощущать. Если вспомнить моё первое посещение Москвы проездом в первый курсантский отпуск из Рязани. Ходил по Красной площади с открытым ртом, хотя Благовещенск деревней не назовешь. Питером и его величием, когда позже побывал в нём, также был шокирован и очарован. А теперь буду проживать, пусть и три дня, в Гатчинском дворце. И, Бог его знает, кто в этой комнате бывал, ночевал и какая у неё история".

Мои размышления прервал прибывший лакей Завьялов, который в отличие от Ивушкина оказался намного моложе, имел меньше наград и снобизма. Данный субъект доходчиво объяснил мне условия времяпрепровождения в данном номере, что мне положено, где и чем пользоваться.

Вечером, когда в комнате зажглись лампы, в отведённый мне номер пришёл граф Воронцов-Дашков, который передал мне в красивой папке наградные бумаги на орден, потомственное дворянство, усадьбу и земельный участок.

Во время беседы без чинов, Илларион Иванович, объяснил свой приход вызванным интересом к моим рассуждениям на приеме у государя. Так как у него во дворце комнаты в Арсенальном каре, где он проживает, когда остается в Гатчине, а время ещё раннее, он и решил нанести визит.

"Ага, вот делать нечего генералу от кавалерии лично переться к хорунжему, — подумал я про себя, когда граф объяснял причину своего визита. — Адъютанта мало. Хотя какой адъютант, тот целый подполковник. Лакея хватило бы. Кажется, зря я вылез со своими прожектами. Хотел как лучше, а получилось, по словам Черномырдина, как всегда".

Но приход Воронцова-Дашкова оказался и очень полезным для меня. Граф подробно рассказал мне всё о моих новых правах и обязанностях, как георгиевского кавалера, потомственного дворянина и хозяина усадьбы, а также земельного участка. Последний, судя по схеме и карте, располагался как раз там, где мыла золото банда Лю, и куда я с казачатами ходил в охрану с партией старателей купца Ельцова. Результат тогда был очень хороший. Золота в виде песка и самородков за месяц намыли на десять тысяч. Ельцов хотел застолбить этот участок за собой. Но может я и ошибаюсь. Посмотрим на месте. Когда-нибудь!

Герб нового дворянского рода Алениных-Зейских мне понравился. Шлем, щит, какие-то узоры. Илларион Иванович, долго и много рассказывал, что обозначает каждое изображение и его цвет на моём гербе. Но всё, что я запомнил из этого геральдического бреда — мой девиз: "Жертвенность и храбрость". Теперь мне ещё дворянские рода и их гербы изучать. Не было печали!

Рассказ графа о моём имении и обрадовал, и огорчил. Как оказалось, императрица подарила мне усадьбу, которой с тысяча восемьсот сорок шестого года владел коллежский советник Афанасьев, построивший на участке в девять десятин каменный дом, жилые флигели, конюшни, скотный двор, каретник, ледник, сараи, огороды, фруктовый сад, парники. После Афанасьева и его наследников усадьбой два года владел управляющий Куклин, но что-то у него не пошло и он вынужден был продать её около года назад казне, считай Марии Фёдоровне.

В этом месте повествования Воронцова-Дашкова, мне пришла в голову мысль, что видимо царская чета ещё год назад планировала меня так щедро наградить, и ждала, когда я получу офицерский чин, чтобы награда была выше и весомее. "А Куклину, видимо сделали предложение, от которого тот не смог отказаться", — подумалось мне.

В обслуживании усадьбы были задействовано, по словам Иллариона Ивановича, шесть лиц мужского пола и шесть женского. Кроме того, на двухстах пятидесяти восьми десятинах земли, которые были отведены под усадьбу, находилась, ранее владельческая деревня Курковицы, состоящая из двенадцати дворов, в которых проживало двадцать пять лиц мужского пола и тридцать женского. При этом ни один из земельных наделов до настоящего времени временнообязанные крестьяне этой деревни в собственность не выкупили.

"Это что же получается, тридцать лет прошло с отмены крепостного права, а крестьяне так без собственной земли и остаются. Второе поколение уже "свободными" растет. Вот это мля засада. Меня, что решили помещиком сделать? — не знаю, заметно ли было это со стороны, но в этом месте рассказа графа я буквально кипел внутри. — Домечтался мля о родовом гербе в виде АК-103 в окружении пяти гранат Ф-1 на фоне цвета "хаки"?! Три раза ха-ха-ха! А в придачу ещё пятьдесят пять душ, точнее с учетом обслуги шестьдесят семь не хочешь?! Барин, мать твою!"

Окончательно меня генерал от кавалерии добил сообщением, что дней через десять моя соседка по усадьбе княгиня Трубецкая будет устаивать прием в своем доме-дворце в Елизаветово, и меня наверняка пригласят на данное мероприятие. Получив ещё и такую информацию, моё желание знакомиться с усадьбой упало ниже нуля, а в голове роились только пятиэтажные матерные конструкции.

Потратив на меня почти два часа, его сиятельство удалилось. Зачем он приходил, я так и не понял. Не для того же, чтобы принести бумаги и объяснить их сущность. И это сильно нервировало.

"Если провести аналогию из моего времени, — думал я. — Спас я, например, дочку ЕБН и меня молодого лейтенанта приглашают одного на награждение в Кремль. Вручают в Георгиевском зале орден "Мужества". Потом беседа-чаепитие в составе семьи Ельцина и в присутствии руководителя администрации президента, а заодно управляющего всеми финансами семьи гаранта Конституции в одном лице, плюс еще личный друг ЕБН, даже не знаю, кого на этом месте представить. После этой беседы-приема оставляют ночевать в Кремле и тут, главный финансист семьи и руководитель администрации приходит в номер летёхи — дел мол нет, спать рано, да и бумаги вот принёс. Сейчас тебе расскажу, что в них. Вам верится? Ой, как тяжело!". Это и нервировало. Чего хотел от этой встречи граф? Версии, кроме той, что его сиятельство пытался понять или срисовать мой психопортрет во время этой беседы, на ум не приходило.

Ужин, принесённый лакеем Завьяловым, немного успокоил. Потом сон на неудобном диванчике за раздвижной ширмой. С утра был разбужен моим ангелом хранителем в этой музейной клетке Николаем свет Петровичем, с помощью и по подсказкам которого осуществил ВСЕ утренние процедуры. Потом утренний чай и начались мучения ожидания. За два часа до завтрака изучил всю обстановку в комнате. После завтрака изучил уже все трещинки и пятнышки. Всё чаще стали приходить мысли, что напрасно я вчера решил довести до самодержца некоторые сведения из будущего. Пять лет назад, я даже и помыслить не мог, что судьба приведет меня на прием к Александру III, и я смогу именно первому лицу в государстве доложить своё видение действия малых казачьих, считай диверсионных групп в тылу врага и кое-какие мысли об их вооружении.

"По-моему даже переборщил, — думал я, нарезая круги по комнате. — Надо мне было с окопной позиционной войной лезть, про пулемёты эти говорить. Но с другой стороны, может хоть какой-то толчок в нужном направлении будет. Без окопов и пулемётов в будущих боевых действиях тяжело будет. Только боюсь, российские оружейные заводы выпуск таких сложных механизмов сейчас не потянут. Точно не помню, но даже основную массу трехлинеек на первом этапе перевооружения во Франции, кажется, делали. А станкач и ручной пулемёт как бы пригодились. Ну да ладно. У генералов головы большие, пусть думают, специалистов привлекают".

Я сел в кресло и несколько раз глубоко вздохнул. Надо успокоиться. Чего мне, в принципе бояться, если не угодил императору. Как говорилось в моём времени "дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут". Здесь в Сибирь ссылают, а я дальше на Дальний Восток домой поеду. Второй день во дворце, а как мне всё здесь уже надоело. Эти проходные музейные комнаты. С моими рефлексами постоянно с двух сторон ждешь нападения. Всё время хочется в какой-то угол забиться. И постоянно боюсь до чего-либо дотронуться. Не дай бог сломаю или уроню.

"Шиза начинает косить наши ряды, — устало подумал я. — И как это в книгах попаданцы стремятся встретиться с первым лицом в государстве и своими советами из будущего перекроить мир. Нет, мне такой мазохизм не нужен. Всё, гвардии подполковник, собрались, медитируем и успокаиваемся".

Я выпрямился в кресле, оторвавшись от спинки, соединил ноги, сложил предплечья на бедрах, сжал кисти в кулаки и начал дышать, как учил меня Джунг Хи. Постепенно успокоился, мысли перестали метаться в голове, а потекли ровно и спокойно. Так и просидел до обеда. Не знаю, с чьей кухни меня кормили, но каких-либо изысков не было. Чуть лучше, чем в училище.

После обеда, окончательно успокоившись, прикинул, о чём ещё могу поведать в беседах князю Барятинскому и иным, по словам императора, лицам. В своё время, набросал кое-какие заметки о создании оружия из будущего на современном этапе. К сожалению, все записи сгорели вместе с хутором. В отличие от остальных бумаг и ценного имущества, которые перенёс из своего дома-казармы к Селевёрстовым, данные записи остались на хуторе. Часто их просматривал, дополнял, правил. Память не Интернет, нажал кнопочку клавиатуры, и информация перед глазами на мониторе. Прикидывал, как осуществить новшества на практике, но в основном всё упиралось в состояние промышленности Российской империи в конце девятнадцатого века.

Только попав в училище и дорвавшись до библиотеки с книгами, справочниками и периодикой, понял, на сколько дела хуже, чем читал об этом в будущем. Если с чем-то крупным, например артиллерией и бронёй для кораблей дела еще обстояли ни шатко, ни валко, то всё то, что требовало высокоточного оборудования, по сравнению с Европой было почти в зачаточном состоянии. Уже в Иркутске убедился в этом на практике, когда попытался сделать, можно сказать, простейший для моего времени оптический прицел кронштейного крепления, как на мосинку и СВТ-40, образца тысяча девятьсот сорокового года. Понятно, полвека разницы. Но не промышленное же производство. В ручную хотя бы один экземпляр можно сделать. Тем более денег готов был выложить для этого немерено. Ну, с полтысячи рублей точно. Не срослось. И с оптикой, и с изготовлением. Не нашлось мастера и технологической базы.

Поэтому для себя во время длительного пути от Иркутска до Петербурга решил, что если появится возможность, то буду просить вооружить "охотничьи" команды новыми казачьими мосинками и на перспективу ручными пулемётами Мадсена. Ещё одно новшество — оптический прицел. Всё остальное — пустые мечтания и вероятность более раннего появления "нового" вооружения у будущих противников.

Опять накатили мысли о своей ошибке на вчерашнем приеме у императора. Боролся с ними до появления под вечер князя Барятинского, который принёс стопку листков, карандаши и попросил изложить свои мысли о том, как изменится тактика малых групп в тылу врага при их вооружении ружьями-пулемётами. После чего ушёл, а я до поздней ночи под светом свечей, так как электрическое освещение в комнате отключили, перерабатывал схемы выведения из строя тыловых учреждений, военных объектов противника, дезорганизации работы транспорта.

На этом моменте запнулся, а потом описал возможность уничтожения рельсовых путей вместе с эшелонами, используя мины на основе динамита. Про время изготовления тротила не помнил, да и по запалам были вопросы. Но электрическое освещение дворца позволяло думать о том, что создание электродетонатора и подрывной машинки вопрос времени. А может быть, уже есть что-то подобное. На лекциях в учебке инструктора упоминали об истории их создания, но, сколько времени то прошло. В памяти по этому вопросу — провал.

Закончив писанину, перечитал её, кое-что поправил и, сложив всё в оставленную князем папку, сунул её под подушку на диване. Раздвинув ширму и затушив свечи, лег спать. С утра побудка Завьяловым и дальше по накатанной дорожке. Туалет, чай, завтрак, ожидание. Слава Богу, в этот день князь Барятинский посетил меня почти сразу после завтрака, прочитал мои измышления и сообщил, что мы отправляемся в Ораниенбаум. Дорога на поезде. Полковник и подполковник с аксельбантами Генштаба, встречающие нас и полигон.

Время, которое провели на полигоне, пролетело как один миг. Впервые наяву, а не на фото увидел пулемёт Хайрема Максима на станке и артиллерийском лафете. Даже дали выпустить из каждого по половине ленты патронов. Как сказал император, не впечатлило. Нет, станкач, конечно, нужен российской армии, да и мне бы пригодился в задумках по созданию ДРГ. Может быть действительно лучше тренога, а не колёсный лафет. В будущем ДШК и Утёс на треногах в Афгане были.

Когда увидел винтовку Расмуссена, то тихо выпал в осадок. Ничего общего с тем, что видел на фото в своём времени. Похожими были только коробка с механизмом подачи патронов и самозарядки. Может быть, я в будущем видел на изображениях более поздний вариант данной винтовки?! Тем не менее, как говорится семь бед — один ответ, с учетом того, что уже нарисовал и показал на приеме императора, рассказал полковнику по просьбе Барятинского, как вижу ружье-пулемёт на базе этого механизма, и по-новому изобразил эскиз пулемёта Мадсена. Особенно представителя генштаба впечатлило оребрение ствола для увеличения площади воздушного охлаждения ствола.

А дальше была песня для души. С подполковником, который встречал нас на вокзале, отстрелялись по мишеням из пехотных и казачьих мосинок на двести, четыреста и шестьсот шагов. Удивило отсутствие деревянных накладок сверху на стволе винтовки, после интенсивной стрельбы ствол быстро нагрелся, обжигал пальцы, из-за чего было не комфортно целиться. Если на первых двух дистанциях я совсем немного уступил сопернику, то на шестистах шагах взял реванш, благодаря тому, что стрелял лежа, положив винтовку на мешочек с песком, чем вызвал совершенно не ожидаемый мною восторг оппонента.

В рамках возникшего единения души поведал Алексею Васильевичу, в голове осталось только имя отчество данного офицера, свои сокровенные мысли об оптическом прицеле. По его просьбе нарисовал эскиз ПУ-1940 (прицела укороченного, понятно какого года). Потом был или поздний обед, или ранний ужин в офицерском собрании стрелковой школы, и мы с князем вернулись на поезде в Гатчину.

В поезде его сиятельство попросил меня отобразить на бумагах ещё какие-либо соображения о возможных новшествах в ведении боевых действий. Подумав и руководствуясь предыдущими соображениями, плюнув на всё, взял и описал поздний бронепоезд. А что?! До его применения меньше десяти лет осталось. Броня у России есть, поезда есть, железные дороги также в наличии. Тот, что в САШ во время Гражданской войны использовался, пойдёт как младший брат.

После того, как закончил излагать на бумаге свои измышления, в душе поселилась какая-то грусть. Не знаю почему, но пятая точка или чуйка стала подавать какие-то сигналы. Но, снявши голову, по волосам не плачут. Глядя, как Барятинский убирает в папку мои умозаключения, подумал, что так и до Петропавловской крепости недалеко. Нет, надо со всеми нововведениями заканчивать.

В своём номере-комнате получил поздний ужин. Потом сон, а после завтрака на следующий день мне было доведено через лакея Завьялова, что до обеда я могу на поезде проследовать до станции Елизаветинской, а оттуда на извозчике до своей усадьбы. Моё затворничество закончилось раньше, чем я ожидал, но я этому был искренне рад. Даже знакомство с имением-мызой уже не пугало.

Поезд пришёл без опозданий. Носильщик занёс в вагон мои вещи, которые доставили из гостиницы во дворец, но увидел я их, только садясь в поезд в Гатчине. Кстати, РД так и не усмотрел в вещах. Правда, пока ехал в поезде успел убедиться в том, что практически все вещи из РД, не связанные с боевыми действиями, спокойно покоятся в чемодане. Судя по всему, князь Барятинский или граф Воронцов-Дашков решили более внимательно ознакомиться с моими "оригинальными" вещами, типа ранец, плащ-палатка, котелок и индивидуальный медицинский пакет. И прочее по мелочи, ременная сбруя для РД, подсумки для патронов, крепления для метательных ножей.

По приезду в Елизаветино, нанятый за рубль извозчик воодушевлённо сообщил, что быстро домчит до моей усадьбы. Тут чуть больше десяти вёрст будет. Проезжая через Дылицы кучер, этого средства передвижения с одной конной тягой, даже не знаю, как его правильно назвать, то ли коляска, то ли пролётка, показывая на огромный дом-дворец с колоннами, поведал мне, что домина принадлежит барыне Трубецкой. Далее была спокойная наезженная дорога в две колеи без всякой мошкары и прочего жужжащего и летающего. Середина сентября! Солнышко светит! Ещё тепло! Лепота! Я ехал и отдыхал от того напряжения, которое испытывал во дворце и наслаждался окружающим пейзажем.

Вскоре доехали до развилки, и словоохотливый извозчик сообщил мне, что одна дорога ведет к усадьбе, а вторая в Курковицы. Узнав, что от деревни есть дорога к моему новому дому, попросил провезти меня через поселение, как уже узнал от графа, моих должников. Лучше бы я этого не делал. Такого убожества я ещё не видел. Обветшалые срубы домов, размером чуть больше, чем на хуторе Алениных была баня. Попавшиеся по дороге крестьяне и крестьянки одетые в какую-то рванину, низко кланялись, завидев меня, сидящего, в пролётке. И полная безнадежность на их лицах. Добили увиденные босоногие детишки лет шести-семи. Все трое худые, с большими головами, искривлёнными ногами. Бесспорно — это был ярко выраженный рахит.

Извозчик, увидев выражение моего лица, испуганно замолк и до самой усадьбы хранил молчание. Я же глядя в напряжённую спину "таксиста" впал в какое-то оцепенение, пытаясь удержать в себе разгорающуюся ярость. Пришел в себя, когда коляска остановилась, а извозчик, каким-то дрожащим голосом произнёс, сняв с головы колпак: "Прибыли, Ваше благородие".

Я, придя в себя, огляделся. Да, усадьба впечатляла. Здоровенная треххэтажная домина с множеством пристроек. Великолепный сад, виднеющийся огород с парниками, небольшой пруд перед домом. На фоне начинающего садиться солнца выделялись крылья ветряной мельницы, стоящей шагах в трехстах от основного здания. Из флигеля к коляске быстрым шагом выдвигался мужчина лет сорока, одетый в сюртук, белую рубашку, брюки, заправленные в сапоги. Щёки приближающегося субъекта украшали шикарные бакенбарды. Подойдя ко мне, успевшему вылезти из данного средства передвижения, мужчина учтиво поклонился и представился:

— Добрый день, Ваше благородие, управляющий усадьбы Сазонов Александр Иванович.

— Здравствуйте, Александр Иванович, — я внимательно посмотрел на управляющего, и первым впечатлением остался доволен. Взгляд прямой, без раболепия. Одежда явно не новая, но чистая и аккуратная. Держится с достоинством. После краткого осмотра управляющего, продолжил.

— Хорунжий Аленин. Новый хозяин данной усадьбы.

— Меня уведомили, Ваше благородие. — Сазонов снова поклонился. — Рад вашему прибытию.

Отвечая, управляющий со скрытым интересом рассматривал меня. Я делал то же самое. Реально Сазонову и дальше управлять моим имением или мызой, как её здесь называли. Если не выяснится, что управляющий несколько злоупотребляет своими обязанностями. Хотя если такое выяснится, то, честно говоря, даже не знаю, что и делать. Вряд ли за три недели, что мне отвёл на знакомство с усадьбой государь, успею найти кого-то другого.

"Ладно, о плохом думать не будем, но то, как живут в Курковицах, заставляет задуматься о компетентности Александра Ивановича", — данная мысль заставила меня ещё раз внимательно осмотреть управляющего.

Сазонов с честью выдержал мой взгляд, хотя я и заметил, как он непроизвольно вздрогнул. Как мне сказал в училище сотник Головачев после подавления бунта: "Аленин, нормальный ты юнкер — добродушный как бы, любишь хорошую шутку в исполнении других, да и сам не прочь пошутить, песни поёшь, заслушаешься. Улыбнёшься — само обаяние! Все девки — твои! А вот посмотришь иногда, не знаю, в чём секрет, но жутко становится так, что тянет штаны проверить на предмет сухости. Вроде и лицо не сильно меняется, но взгляд… Волосы на затылке сами приподниматься начинают. И понимаешь — вот она смерть твоя! Не надо, Аленин, так смотреть, если перед тобой не враг!"

— Ваше благородие, что пожелаете с дороги?

— Александр Иванович, а баня в усадьбе есть?

— Как не быть, Ваше Благородие. Отличная новая баня. Последний из владельцев рода Афанасьевых, при котором она была построена, очень попариться любил.

— Вот и замечательно. Дайте распоряжение, чтобы воды нагрели, пыль дорожную смыть. А вот в субботу попаримся.

— Слушаюсь, Ваше благородие. А что на обед приготовить?

— На ваше усмотрение, Александр Иванович. Я нетребователен в пище. Было бы сытно. И по вещам распорядитесь.

— Будет исполнено.

Пока я разговаривал с управляющим к нам подошёл молодой босоногий парнишка лет двенадцати-четырнадцати в холщовой рубахе и таких же штанах, который восторженно смотрел на мою форму и награды.

— Митька, быстро отнёс вещи Его благородия в дом, — скомандовал ему Сазонов.

Дождавшись, когда пацан выгрузит вещи, я расплатился с извозчиком, получив от него: "Благодарствую, Ваше благородие". Только после этого направился за управляющим на осмотр внутренностей дома. Было как-то неудобно морально. Теоретически я знал, как должен себя вести его благородие со своей дворней или наемными слугами, но на практике давалось это с трудом. "Тяжело, тебе придётся, товарищ гвардии подполковник, — думал я про себя, следуя за Сазоновым. — Какой из тебя на хрен дворянин и барин. И не откажешься от такого подарка! Какое у меня должно быть поведение представляю, но претит. Ладно, что-нибудь придумаем. Три недели, надеюсь, быстро пролетят. А дальше домой в полк?! Хотя в это уже верится с трудом. Какое-то не понятное обхаживание и задаривание моей персоны со стороны царствующей семьи".

Следующие два часа ушли на осмотр усадьбы. Обстановка в доме была богатой. Конечно, с дворцовой не сравнить, но, на мой взгляд, была на высоком уровне. Скотный двор, конюшня, сараи, огород и сад порадовали чистотой, ухоженностью. Было видно, что здесь трудятся от зари до темна. За время ознакомления, выяснил у управляющего, кто работает на усадьбе. Оказалось, что кроме Сазонова и ещё одной работницы на мызе царствовал семейный подряд. Кухаркой и домоправительницей была Степанида женщина пятидесяти лет, которая была в дворовых девках ещё при первом из Афанасьевых. Её брат Прохор с семейством, плюс муж старшей из его дочерей с детьми занимались различными работами. Всего двенадцать человек. Кроме Сазонова и Митьки, младшего из сыновей Прошки, так называл Прохора Сазонов, пока никого больше не видел. Все на работах в поле. Идёт сбор урожая.

Потом была баня. Точнее я быстро ополоснулся теплой водой в шикарном банном помещении. Действительно, последний из Афанасьевых попариться любил. И в моем времени данное сооружение для банных утех имело бы успех. Достаточно сказать, что топилось оно по белому. Печь была сложена из кирпича, с трубой. В каменке, куда заглянул, сверху лежали зеленые голыши жадеита. "Не нефрит, как у богачей и олигархов в моём времени, но также изрядно", — подумал я.

Потом в кабинете, так это помещение я назвал для себя, и которое мне очень понравилось, познакомился со Степанидой. Монументальности этой женщины позавидовала бы и Нона Мордюкова, на которую кухарка была немного похожа. В кабинет Степанида с огромным заставленным посудой подносом в руках вошла как ледокол. Я побоялся, что она сейчас меня вместе со столом просто снесёт, но швартовка к столу прошла успешно. Стол начал быстро сервироваться. Сноровка домомучительницы оказалась на высоте. Почему домомучительницы? Да от тарелок шёл такой одуряющий запах вкуснотищи, а этот монумент женского рода продолжал сервировку, не давая до них добраться. Наконец-то, услышал: "Кушайте, барин!" И ледокол с огромной кормой выплыл из кабинета.

Я пододвинул к себе тарелку с первым блюдом и убедился, что мои глаза и нос меня не обманули. Это был настоящий, классический борщ. И даже мозговая косточка присутствовала в тарелке. Это просто — фантастика! Целый год моей пищей в училище были в основном щи и каши. В станице борщ также, почему-то не варили, хотя свекла росла. Мелкая только была. Размером с крупную редиску. Поэтому последний раз борщ я ел в прошлой жизни.

В общем, дальше была феерия вкуса нормальной здоровой пищи. Борщ со сметаной, косточка, из которой мозговое вещество было выбито и намазано на кусок теплого ржаного хлеба. Пара рюмок толи водки, толи хорошо очищенного самогона. Водку в этом мире первый и последний раз пил у Касьянова во время обеда. Поэтому опыта для определения качества и названия представленного мне для употребления продукта не было. А здесь, увидев борщ, не удержался. Да и стресс, накопившийся за время пребывания во дворце, надо было снять. Степанида также принесла еще два графинчика с настойками. Одну по запаху определил как вишнёвую, вторую опознать не смог. Но пробовать их не стал. После борща был запеченный в небольшом горшочке картофель с мясом. Тарелка с квашеной капустой, огурчиками. Ещё под это дело рюмочка и полная лепота! На сдобу и предложенный Степанидой чай сил уже не хватило.

Когда домоправительница всё также молча, лишь изредка бросая на меня взгляды, убрала со стола, что-то буркнув на моё спасибо, я решил, что на сегодня впечатлений достаточно. За окном было уже темно. Обед поздним получился, но вкусным. Поэтому, сказав, пришедшему в кабинет Сазонову, что завтра с утра займемся бумагами по усадьбе, направился спать. Шикарная перина на кровати, мягкие подушки, невесомое одеяло. Упал на кровать и заснул мгновенно и крепко, будто бы в родном доме.

Утро началось с пробежки на восходе солнца, а потом около часа отрабатывал ката с шашкой и кинжалом. На мои упражнения, раскрыв рот, смотрели обитатели усадьбы, пока собирались, кто ехать в поле, кто на огороды, кто пасти пяток коров. Последние, двойняшки малец и девчушка лет пяти-шести, отправились за коровами с хворостинами в руках только после хороших подзатыльников от Митьки.

Закончив зарядку, отнёс оружие в кабинет, а потом направился баню, где ополоснулся, чтобы не смущать окружающих своим голым торсом. Закончив утренние гигиенические процедуры, направился в так полюбившееся помещение. "Хорошо то, как, — думал я, открывая дверь. — Больше полутора месяцев не было зарядки. Сорок дней дороги, потом жизнь в гостинице, во дворце. Уже жирок завязываться начал".

Зайдя в кабинет, плюхнулся на стул за столом. Мечтательно потянулся и тут же принял пристойный вид, так как в кабинет со стуком вошел Сазонов.

— Разрешите, Ваше благородие, — управляющий с кипой каких-то амбарных книг в руках застыл около двери.

— Проходите, Александр Иванович, книги положите на стол, а сами возьмите стул и присаживайтесь ближе.

— Я лучше постою, Ваше благородие, — произнёс управляющий, выкладывая передо мной книги.

— Александр Иванович, давайте определимся в следующих моментах, — я подпустил в голос командный металл. — Если я что-то прошу, то просьба эта к исполнению обязательна. Это первое.

Увидев, что управляющий внимательно и даже с каким-то страхом слушает меня, я продолжил

— Поскольку я хочу во всем детально разобраться, и время терпит, то и разговор нам с вами предстоит долгий. Обстоятельный. Вы что же, так и будете стоя его вести? И подбегать всякий раз, когда в книги заглянуть потребуется? Так что взять стул и сесть рядом со мной за стол вам все равно придётся. Это второе. Первый момент, я надеюсь, запомнили?

— Запомнил, Ваше благородие.

— Вот когда Вас в строй поставят да в мундир обрядят, тогда и будете меня благородием величать, а пока этого не произошло я для вас — Тимофей Васильевич. И это третье.

— Благодарю Вас, Тимофей Васильевич, — в глазах управляющего я увидел какое-то облегчение и появившийся потом проблеск уважения.

— Тогда, Александр Иванович, — продолжил я, усевшись за стол и дождавшись, когда рядом расположиться управляющий. — В наказание и позавтракаете со мной, и пообедаете. Это четвёртое.

— Всегда были бы такие наказание, — усмехнулся Сазонов.

После такого налаживания взаимопонимания началась плодотворная работа над документацией и бухгалтерией, отражающей финансово-хозяйственную деятельность на усадьбе. Прервались лишь дважды на завтрак и опять поздний обед, которые предоставила Степанида, явно удивленная моим распоряжением накрыть на двоих.

В прошлом мире всю мою финансово-хозяйственную составляющую жизни представлял домашний бюджет, когда был в неженатом состоянии. В женатом им заведовали жёны. На службе вопросами вещевого, продовольственного и прочего снабжения как-то не пришлось заниматься. Не считая одного раза. Тогда после окончания операции в Первомайске нашу группу офицеров и солдат двадцать второй отдельной бригады специального назначения вертушками доставили в Ханкалу на базу. На следующий день должна была прибыть какая-то группа шишек из Москвы, и нам было приказано быстро привести себя в порядок для их встречи. Потрепало нас тогда сильно, так как основной удар прорвавшихся из Первомайска боевиков прошёл через наши позиции.

С бумажкой от какого-то тыловика из штаба направился с группой бойцов на центральный вещевой склад Ханкалинской объединённой группировки, где меня встретил старший прапорщик с мордой, об которую коня убить можно. Ознакомившись с принесённой бумагой тот начал мне объяснять, что я полностью неправ, если надеюсь по данному документу, что-то получить у него на складе. Выслушав весь этот монолог, я просто достал из разгрузки эргэдэшку, вырвал кольцо с предохранительной чекой, и, отпустив спусковой рычаг, засунул гранату за пазуху этому большому хомяку. Посмотрев в его выпученные от страха глаза, взял его за плечо и резко развернул к себе спиной. После этого, придав ударом ноги в пятую точку ускорение, отправил "страшного" прапорщика вдоль стеллажей с вещёвкой.

Я тогда стоял и смотрел, как метрах в десяти от меня извивался на полу, не удержавшийся на ногах прапорщик, и пытался достать из-за пазухи гранату. Через несколько секунд он затих, а под ним образовалась лужа. Никакой жалости у меня к этой кучи жира не было, одна только злость. Неужели у данного индивида и мозги салом заросли. Он не видел, что перед ним стоят бойцы, которые только что вернулись из боя. Изгвазданные, в прорехах и крови бушлаты, разодранные штаны, лица и руки еще не отмытые от порохового нагара. В том бою из сорока человек наших двух групп мы потеряли трех офицеров и двух солдат, еще шестеро бойцов были ранены. Двое тяжело. Но перед нашими позициями остались восемьдесят четыре трупа боевиков, не считая раненных и пленных. А этот козел!..

Всю новую форму мы тогда получили. Достав у прапора из-за пазухи гранату, я объяснил ему, что это "пустышка", которая иногда требуется при зачистке помещений, если надо взять пленного. Но если за то время пока я этот муляж привожу в исходное состояние мои бойцы не получат того, что нам выписали в штабе, то в ход пойдет настоящая. При этом всё имущество прапорщик должен будет предоставить лично. Конечно, за промежуток времени, пока я установил назад чеку и рычаг, прапор всё не смог нам выдать, но он очень старался. У меня даже сложилось мнение, что бедолага похудел килограмм на десять за ту небольшую часть суток, что пообщался с нами.

За эту "шутку" чуть не завернули моё представление на звание Героя России. Но вступился тогда ещё генерал-лейтенант Трошев — командующий Объединённой группировкой российских войск в Чечне. По слухам, Геннадий Николаевич в своей манере объяснил главным тыловым шишкам Ханкалинской группировки, что очень желает их видеть всех вместе с подчинёнными на передовой и в отличной физической форме. И он всеми силами будет этого добиваться. Это если всё перевести на нормальный язык.

Вспомнив этот эпизод из своей прошлой жизни, украдкой посмотрел на Сазонова. Надеюсь, к нему таких экстремальных мер применять не придется. После чего опять стал внимательно вслушиваться в отчёт о деятельности управляющего. Из того, что он мне доложил до завтрака, я понял, что усадьба приносит чистый доход в среднем около двух тысяч рублей в год. Всё зависит от урожая. На настоящий момент Сазонов готов передать мне две с половиной тысячи рублей, которые были получены в прошлом году. С учетом переработки и продажи нового урожая со всеми затратами и налогами будет получено минимум такая же сумма.

"Неплохой годовой доход даёт именице, — подумал я. — Это ещё три моих годовых содержания как хорунжего. Да вы теперь богач, батенька! Только вот, что с крестьянами в Курковицах делать? Такой нищеты я ещё не видел!"

О том, откуда взялось такое бедственное положение общины, я узнал от Сазонова после завтрака. Оказалось, что, не смотря на то, что в настоящий момент в Курковицах проживало двадцать пять лиц мужского пола и тридцать женского, ревизских душ было только двенадцать по числу дворов. И на каждую такую душу отводилось только три с половиной десятины земли. Для сравнения в Амурском войске казаку было положено двадцать.

Из объяснений Александра Ивановича я узнал, что обозначает понятие "ревизская душа", после чего мне стало более ясным выражение "мертвые души". Произведения Гоголя, как и других классиков в школе не читал, ограничиваясь чтением критических статей, на основании которых и писал потом сочинения. Да и в более зрелом возрасте классики как-то для чтения не шли.

Сазонов также раскрыл мне глаза и на суть крестьянской реформы тысяча восемьсот шестьдесят первого года, когда ознакомил с актом "Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости". По этому нормативному документу все крестьяне переставали числиться крепостными, но теперь стали считаться временнообязанными, потому что получив личную свободу бывшие крепостные не получили свободно и безвозмездно основные средства для своей деятельности, то есть землю.

Помещики в результате реформы Александра Освободителя остались собственниками всей принадлежащей им земли. Крестьяне могли выкупить земельный надел, который помещик обязан был им выделить. Каждая местность устанавливала свой минимальный и максимальный земельный надел. В Петербургской губернии он соответствовал, именно, трём с половиной десятинам на ревизскую душу. Выкупить свой земельный надел крестьяне должны были в течении сорока девяти лет, для чего государство выделяло им ссуду под шесть процентов годовых. Двадцать процентов суммы за надел ревизская душа должна была внести сразу, а остальные восемьдесят процентов в течение установленного манифестом срока.

До тех пор, пока вся сумма не была погашена, крестьяне считались временообязанными и должны были отбывать барщину или платить оброк. Сумма оброка для каждой губернии устанавливалась отдельно. Как ни странно, но самые высокие оброки были назначены в Петербургской губернии, хотя большая часть земель здесь считалась неплодородной. В черноземных губерниях оброк был значительно ниже.

Во временнообязанном состоянии, крестьяне должны были находиться, пока не завершалась сделка по выкупу земли. Поначалу этот срок не был оговорен, но в декабре тысяча восемьсот восемьдесят первого года, по прошествии двадцати лет принятия Манифеста об отмене крепостного права, установили конкретный срок и постановили, что к январю тысяча восемьсот восемьдесят третьего года все временнообязанные крестьяне должны быть переведены на выкуп. То есть оставшуюся невыплаченную часть за наделы государство выплачивало помещикам, а крестьяне становились должниками казны под те же самые шесть процентов годовых.

Это было значительным послаблением для крестьян, если бы не обычная статистика. Чтобы хоть как-то свести концы с концами семье из четырех-пяти человек на одну ревизскую душу и оплачивать растущие долги было необходимо шесть-восемь десятин земли. И земли нормальной, а не той, что коллежский советник Афанасьев нарезал своим крестьянам после реформы. Наделы были отгорожены помещичьими землями от угодий, которые были жизненно необходимы в хозяйстве: леса, крупного ручья для водопоя живности и пастбищ. Вот и приходилось общине деревни Курковицы арендовать эти земли за высокую плату.

Последний из Афанасьевых цену аренды поднял, Куклин увеличил её ещё больше. В результате этих действий община впала в крайнюю нищету и долги перед казной. За аренду моей земли тоже прилично должны, только отдавать нечем. Особенно добила информация, что где-то через месяц после сборов налогов большинство жителей деревни Курковицы разойдутся по губернии кусочничать. Иначе до весны не доживут. В этом году из этих похождений не вернулось в общину две девки, да один пацан. Может где-то и пристроились, а может и сгинули. Крестьяне молчат.

От этой информации во время обеда, который прошёл в молчании, мне еда в горло не шла. Понимаю, что я как бы не виноват в таком положении общины. До такого состояния её мои предшественники довели. Но и что делать, пока не знал. Точнее не знал, как правильно помочь крестьянам. Чтобы данная помощь пошла не во вред.

"А интересно получается, — думал я, безразлично поглощая какое-то жаркое, не чувствуя его вкуса. — В книгах попаданцы легко экономику страны перестраивают чуть ли не за пару лет. А здесь сидишь репу морщишь и не знаешь, что делать с пятьюдесятью пятью душами бывшей владельческой деревни. Да ещё и о двенадцати на усадьбе думать надо. Хотя здесь ситуация не критическая, но особого достатка не увидел, даже у управляющего".

Отправив после обеда Сазонова готовить копию схемы земельного участка, на которую завтра планировал нанести пахотные земли, наделы крестьян, пастбища и прочее, сам остаток вечера посвятил думам о Куковицах. Решив, что утро вечера мудренее, лег пораньше спать.

Следующий день посвятили с управляющим объезду моих земель и уточнения плана их использования. На заранее нарисованной Александром Ивановичем схеме каких-либо исправлений вносить, практически, не пришлось. Чем больше я общался с этим человеком, тем больше он начинал мне нравиться своей профессиональной компетентностью, ответственностью и щепетильной честностью.

С учётом этого, вечером я дал команду Сазонову разработать в течение пары дней проект по выведению из нищеты деревни Курковицы с одновременным поднятием дохода от имения. Отдавая такое распоряжение, я злорадно про себя улыбался. Просто я использовал старый армейский способ — сам не решай, предложи подчиненным, а потом из их предложенных решений выбери наилучшее. Хорошо обдумай, добавь свое, а решение задачи снова на ретивых нижестоящих по служебной лестнице переложи. Успех достанется тебе, а в случае неудачи крайних искать легко. А мне тем более — управляющий-подчинённый только один имеется.

На следующее день после завтрака Сазонов, удивив меня скоростью исполнения, представил заказанный мною проект. Ознакомившись с бумагами, я озадаченно посмотрел на Сазонова, который стоял перед столом.

— Александр Иванович, скажите, вы кому-нибудь из моих предшественников предлагали осуществить данные мероприятия?

— Да, Тимофей Васильевич, и не однократно.

— И почему, никто из них не пошёл на это?

— Потому что, данный проект единовременно требует больших затрат, которые смогут вернуться не ранее, чем через пять лет и то при благоприятных погодных условиях. В случае неурожая, данный срок будет увеличен. Если же деньги вкладывать постепенно, то результаты растянуться ещё на более длительный срок. Поэтому ни Афанасьевы, ни Куклин на это не шли. Им главное было получить больший доход с минимальными вложениями и быстро.

— Интересно, очень интересно, Александр Иванович. Берите стул, присаживайтесь, будем разбираться.

Если кратко, то Сазонов предложил погасить долги казне за наделы общины деревни Курковицы. Затем установить на наделы твёрдую цену без всяких процентов. Ввести наделы в общий план пашен. Крестьяне будут отрабатывать стоимость долгов за свои участки и урожай на них наёмным трудом. В общем, тот же оброк и барщина, но по фиксированным расценкам, которые будут учитывать заинтересованность крестьян в своём труде.

С учетом того, что в общине осталось всего по одной кляче на два двора, а конная тяга из четырёх голов, которая имелась в имении, имела возраст старше двенадцати лет, управляющий предлагал закупить жеребца и двух, а лучше трёх кобыл жмудской породы. Эти лошадки и для полевых работ хороши, и для езды в упряжке или верхом. Выносливы, неприхотливы и хороший приплод дают. Также приобрести хороший металлический трёхлемешный колёсный плуг, борону. На этой базе создать, что-то типа МТС в истории СССР, а точнее плуговую артель, которая будет обрабатывать и землю имения, и крестьян. Да и в соседних деревнях и имениях можно будет заработать.

С помощью двузубой сохи и косули, которую сейчас в основном использовали, можно было разрыхлить землю пашни до двух-четырех вершков. Но при этом крестьянам приходилась "двоить" или даже "троить" землю, иными словами, производить двукратную и трехкратную вспашку. Предлагаемый к закупке плуг позволял производить вспашку глубиной до шести вершков за один проход, но требовал минимум двух лошадей в упряжке.

Плужная обработка полей по найму в последние годы стала развиваться во многих губерниях. Труд плугарей высоко оплачивается, так как качество пахоты намного лучше, чем при сошной обработке. И это приводит к значительному увеличению урожая. В округе же данной услуги пока никто не предлагал.

Все предложенные мероприятия сопровождались расчётами, включающие затраты, инвестиции, ожидаемые дивиденды от этого. В общем, цифры, проценты, дебет, кредит, прибыль, убыль. Разовые затраты были приличные, почти годовой доход имения. Но по прикидкам Сазонова, всё должно было отбиться в течение пяти лет, а дальше приносить значительную прибыль имению, увеличив чистый доход до двух с половиной — трёх тысяч рублей. То есть почти на тридцать процентов. При этом, Александр Иванович гарантировал, что материальное положение крестьян, как в Курковицах, так и в имении значительно улучшиться.

— Что ж, интересный проект. Выкладки и расчёты убедительны. Но есть одно но…, - я увидел, как лицо управляющего из радостно-одухотворённого стало превращаться в трагически-разочарованное. "Да с такой яркой мимикой, отражающей чувства, жуликом и мошенником, Александр Иванович, вам не быть. На первой же афере попадётесь. Но это только мне на пользу", — эти мысли пронеслись в моей голове, пока я держал "мхатовскую паузу". Ладно, надо продолжать, а то сейчас мой управляющий совсем расстроится.

— Почему, Александр Иванович, вы рассматриваете только выращивание зерновых?

— Тимофей Васильевич, но сама мыза как бы изначально была нацелена на это. А имеющаяся в имении мельница, позволяет практически вдвое увеличить стоимость зерновых, реализуя их уже в виде крупы и муки, — Александр Иванович начал оживать прямо на глазах. За свой проект он готов был стоять горой.

— Из ваших расчётов я понял, что при трёхполье в сто пятьдесят десятин планируется основной упор сделать на выращивание овса с получением наивысшего из зерновых урожая сам пять, то есть около шестидесяти пудов с десятины. Потом следует отбор двенадцати пудов лучших семян для нового урожая, а сорок восемь пудов идёт на крупу. При средней цене, составляющей сейчас полтора рубля за пуд овсяной крупы, пятьдесят десятин, засеянных озимыми и яровыми, дадут доход около трех с половиной тысяч рублей в год. И это не считая прибыли с других культур и прочего.

— Всё верно, Тимофей Васильевич. В настоящее время, при трехполье мы имеем возможность обрабатывать только восемьдесят десятин. Не хватает рабочих рук, да и инвентарь не позволяет. А плату наемным работникам Куклин установил очень низкую, на которую никто не соглашается. Я же самостоятельно её изменить не имел право. Из нормальных работников усадьбы мы имеем Прохора, его старшего сына и зятя, — управляющий замолк, а потом осторожно спросил. — А какие у Вас предложения, Тимофей Васильевич?

— Александр Иванович, что Вы скажите по поводу выращивания картофеля?

— Так сразу и не скажу, — управляющий задумчиво потёр переносицу. — Мы в имении засеваем три осьминника. Но это для своих внутренних нужд. И то, только из-за того, что Афанасьевы любили её кушать, а Степанида хорошо может "чертово яблоко" приготовить.

— А почему "чертово яблоко"? — поинтересовался я, перебив Сазонова.

— Так из-за созвучности немецкому "крафт тойфельс", что переводится как "чертова сила", — ответил управляющий. — Большинство крестьян до сих пор отказываются сажать картофель. В ближайших имениях я не слышал, чтобы кто-то выращивал его на продажу.

— А какой урожай "чертового яблока" в имении?

— Семь-восемь пудов с осьминника.

"Чуть больше ста килограмм с сотки, — перевёл я для себя в привычную меру измерений. — Маловато. Даже я, будучи пенсионером в своём времени, в последние годы засаживая сотку для того, чтобы поесть молодого картофеля, получал не меньше ста пятидесяти килограмм. А из меня агротехник был ещё тот".

— Какая стоимость картофеля при продаже? — спросил я.

— Где-то полтора рубля за пуд, — ответил Александр Иванович.

— Когда я ехал в Петербург, мне попалась статья, что можно собирать более ста пудов картофеля с десятины. Подумайте, Александр Иванович, над перспективами.

Я смотрел на Сазонова, который был похож на зависший компьютер. Кажется, моя информация немного выбила его из привычного состояния.

— Мне надо обдумать эту информацию, — наконец произнёс он.

— А я и не тороплю, Александр Иванович. Обдумайте, узнайте больше информации, просчитайте. Возможно, и появиться необходимость внести изменения в ваш проект. Кроме того, есть ещё одно предложение.

Управляющий внимательно смотрел на меня.

— Как я увидел в отчёте, цена на сливочное масло, которое вы реализуете в Ямбурге, составляет шестнадцать рублей за пуд. Какое количество коров мы сможем прокормить, Александр Иванович, на наших землях с нормальным питанием в течение года?

— Боюсь, Тимофей Васильевич, к нашим имеющимся пяти, максимум ещё три-четыре. Рабочих рук не хватает. Не сможем достаточного количества сена на зиму запасти. В этом году точно. Сенокос давно прошёл. Если только закупать корма.

— А если предложить крестьянам аренду коров с правом их последующего приобретения. Допустим, что в течение пяти лет они должны будут ежегодно сдавать с коровы в имение десять пудов масла. Остальной надой идёт в личное пользование крестьян. С учетом виденного мною в Курковицах состояния домов и дворов, содержать пока коров в имении. Построить для них общий теплый коровник. За каждой коровой закрепить один двор общины. А за пять лет и крестьяне отстроятся, если мы им по нормальной цене лес предложим. Как Вам такой ход?

"Ой, мама мия, кажется, Сазонов завис окончательно, и сегодня я от него вряд ли что разумное услышу, — подумал я, глядя на остекленевшие глаза Александра Ивановича. — Община конечно тоже коллективное хозяйство, но совмещение социалистического и капиталистического способов ведения дел требует длительного осмысления".

Решив окончательно добить управляющего, я произнёс: "На все эти мероприятия я готов выделить озвученную Вами сумму".

Всё! Сливай воду, туши свет! Сазонов, находясь в заторможенном состоянии, поблагодарил меня, сгрёб со стола листки со своим первоначальным проектом и удалился из кабинета деревянной походкой. Я же с чувством выполненного долга взял шашку, кинжал и отправился на тренировку. Потом был обед, а на закате я посидел на пруду с удочкой. Поймал с десяток карасей-сковородников, которые отнёс Степаниде с просьбой-указанием приготовить их завтра по любому её вкусному рецепту, чем вызвал довольную улыбку своей суперкухарки.

На следующий день, после моей зарядки Сазонов отпросился уехать на пару дней, как я понял из его слов для консультаций у знающих людей по выращиванию картофеля, и по изготовлению, хранению, реализации довольно больших объемов сливочного масла. Для данной операции им была задействована, имеющаяся в усадьбе повозка, которую я про себя обозвал, когда первый раз мы с Сазоновым объезжали имение, бричкой. Возможно, это был и другой экипаж. Также выделил Сазонову, по его просьбе три рубля.

Этот и следующие два дня прошли в приятном ничегонеделанье. Тренировался. Ловил карасиков в пруду. Получал последний ультрафиолет Петербургского солнца. Знакомился с остальными жителями усадьбы. Судя по всему, Сазонов успел слить какую-то информацию из наших с ним планов, поэтому все обитатели усадьбы относились ко мне восторженно-предупредительно.

Через три дня, ближе к вечеру, вернулся из поездки управляющий. Его вид соответствовал коту, который объелся толи сметаной, толи колбасой. Заверив меня, что завтра, в крайнем случае, послезавтра, он представит новый проект развития усадьбы и деревни Курковицы, повизгивая от нетерпения, умчался в свою комнату во флигеле. Я же отправился на пруд. За эти три дня различные блюда из карасей мне не успели надоесть. Да и погода была изумительной, даря окружающим последнее тепло "бабьего лета". Отдых закончился следующим утром, когда Сазонов сообщил мне о приглашении на приём к княгине Трубецкой в имении Елизаветино.

"Ну что же, господин хорунжий! Завтра первый выход в высший свет", — подумал я, рассматривая карточку с текстом о желании видеть меня на встрече в узком кругу.

Глава 11. Светская жизнь

Я ехал вместе с Сазоновым на заднем сиденье брички, для себя решил, что именно так буду называть эту повозку, которой управлял нарядно одетый Сёмка, старший из сыновей Прохора. Такой же кряжистый и крепкий в кости как отец, Семён в свои двадцать с небольшим лет выглядел здоровенным мужиком, только без бороды. Усы пока тоже были редковатые.

В данную поездку, как кучер он попал в качестве награждённого за ударный труд. Это я так перевёл для себя обоснование Александра Ивановича, почему именно этот работник будет извозчиком моего личного транспорта при поездке в имение княгини Трубецкой. "Сёмка хорошо работал, Сёмку надо поощрить, поэтому Сёмка на Воскресную службу в церковь попадёт и невесту там найдёт. Девку ядрёную, здоровую, да работящую. Которая и в имении пригодится", — прикалывался я про себя, слушая Сазонова. Сам же управляющий напросился со мной на Божественную литургию, плюс к этому ему надо было ещё что-то обсудить с управляющим имения Трубецких по агротехнике.

Полученное вчера с утра приглашение на приём, хотя и предсказанное графом Воронцовым-Дашковым, выбило меня из душевного равновесия. Поэтому даже от бани, которую так ждал целую неделю не получил удовольствия. Выход в свет в этом времени много значил, а весь мой опыт — бал на присягу в училище, да несколько посещений дома Васильевых в Иркутске. А здесь приём в доме-дворце у целой княгини. И не простой княгини.

Со слов Сазонова узнал, что Трубецкая Елизавета Эсперовна — фрейлина императрицы Марии Александровны, хозяйка известного парижского салона, посредница в налаживании русско-французских отношений в семидесятые годы этого столетия. Её отец — князь Эспер Белосельский-Белозерский был товарищем Лермонтова по лейб-гвардии Гусарскому полку, привлекался по делу декабристов, но был оправдан. Муж, князь Трубецкой Пётр Никитич был племянником несостоявшегося "диктатора" декабристов — князя Сергея Петровича Трубецкого.

В тысяча восемьсот пятьдесят втором году Петр Никитич приобрёл для жены это имение, расположенное в деревне Дылицы, которая получила более благозвучное название Елизаветино, в честь императрицы Елизаветы Петровны, когда-то бывавшей в ней. Трубецкие переделали усадьбу, построив дом-дворец, который я видел неделю назад, проезжая через неё.

В церкви во имя Владимирской Божией Матери, куда мы сейчас направлялись, находится семейная усыпальница семейства Трубецких, где покоился князь и старший сын, умерший в младенчестве. В усадьбе княгиня жила исключительно летом. Остальное время она проводила в Санкт-Петербурге или за границей. В этом году она посетила своё имение недавно, поздно приехав из-за границы, и давала первый приём, на который стремились попасть все дворяне близлежащих имений. Из столицы также приезжало много народу. Даже сам император с семейством посещал этот дом.

Чем больше я узнавал от управляющего о семействе Трубецких и приёме, куда был приглашён, тем меньше мне хотелось на нём побывать. "Не мандражируй, гвардия, — мысленно говорил я себе. — Не боги горшки обжигают. Прорвёмся. Главное помнить всё о поведении на светских приемах, которое преподавали в Иркутском училище. Если где и промелькнёт "дерЁвня", спишется на малый срок моего дворянства. А здесь могут и полезные знакомства образоваться! Но лучше бы домой, в станицу, в полк".

Наконец подъехали к Владимирской церкви, на площади перед которой собралось много средств передвижения на конной тяге. Потом была служба. В этом мире я мог себя охарактеризовать, как идущего по пути к вере. Почти двухмесячное не посещение церкви, особого дискомфорта у меня не вызвало, но два часа Божественной литургии выстоял, можно сказать, с удовольствием. Причастился. Поцеловал крест в конце службы и с каким-то облегчением на душе вышел из церкви. На лицах Сазонова и Сёмки, в отличие от меня, яркими мазками было написано полное умиротворение и душевный покой. Вот что значит истинная вера.

Во время службы, управляющий показал мне княгиню Трубецкую, которая стояла в первых рядах молящихся. Что можно сказать?! Маленькая собака, всю жизнь щенок. Или сзади пионерка, спереди пенсионерка. Хотя и спереди, выглядела куда моложе своих лет. Лет сорок пять, может чуть больше. Хотя приближалась к шестидесяти годочкам и была матерью шести детей. А энергии, которая от неё исходила, могла бы позавидовать восемнадцатилетняя девица.

До приема, который был назначен на два часа пополудни, оставалось ещё много времени. Поэтому решили убить его объездом имения Трубецких. Сазонов, который проводил экскурсию, довел до меня, что княгиня владеет почти тремя тысячами десятин. На порядок больше, чем у меня. Охоту, ветряную мельницу, кузницу, лавку, постоялый двор, почтовую станцию и десять дач, хозяйка сдаёт в аренду.

Дальше услышал от Александра Ивановича, местные сплетни. Трубецкая очень любит роскошную жизнь, денег не считает и устраивает блестящие балы в столице и здесь в имении. Не терпит конкуренции. Многие рассказывают, когда княгиня, чтобы затруднить другим семействам устройство бала, скупала цветы по высокой цене сразу во всех садоводствах Петербурга и его окрестностях. Но такое безумное растранжирование денег привело к тому, что доходов от медных заводов, которые Трубецкой достались от прабабушки, уже стало не хватать. Отсюда и аренда, и продажа доходного дома в столице.

Объезжая различные хозяйства, принадлежащие княгине, отметил для себя, что в моём имении порядка и чистоты больше. О чём сказал Сазонову, вызвав у него довольную улыбку. Так как ещё в начале поездки предупредил управляющего, что по новому проекту серьёзный разговор будет завтра, то всё это время Александр Иванович развлекал меня хозяйственными байками на примере имения Трубецких, а также местными сплетнями. Четыре часа прошли незаметно, что я отметил по хронометру цесаревича, и наша бричка вовремя подъехала к парадному входу в дом, точнее всё же во дворец. Настолько монументальным и красивым выглядело это здание.

Придерживая дедовскую шашку, поднялся по лестнице к двери, которая распахнулась при моём приближении, и я был встречен лакеем в парадной ливрее с шикарной бородой. Прошёл в холл, где ещё один лакей принял мою парадную, начёсанную папаху. Шашку решил оставить, так как, не смотря на данное себе обещание выучить различные танцы, выполнить его не смог. Не было времени. Да и занятий танцами, кроме тех, когда нас готовили к балу после присяги, больше в училище не было. Поэтому максимум, что мог изобразить — старый добрый вальс.

Увидев большое, два с половиной на полтора метра зеркало, подошёл к нему. Да, "Абрам Исаакович" или Александр Иванович Берман — большой мастер своего дела. Тёмно-зеленый двубортный мундир, обшлаг, воротник (закругленный) и борта обшиты жёлтым шелковым шнуром с петлицами серебристого цвета по одной на воротнике и по две на обшлагах. Серебренные чешуйчатые эполеты с золотыми звездами и литерой "А.". Укороченные шаровары тёмно-зеленого цвета с желтыми лампасами с сапогами без шпор. Офицерский шарф золотого цвета и портупея с шашкой. Волевое лицо, строгий и пронзительный взгляд. Красавец! Прямая угроза женскому полу! "Тем более с женским вопросом надо что решать, — подумал я. — Быстрее бы определилась моя дальнейшая судьба и место службы. А там можно и по лебедям за грязной и платной любовью сходить". Подмигнув своему изображению, по подсказке лакея направился верх по лестнице.

Поднявшись на второй этаж, попал в большой зал, где уже находилось человек сорок-пятьдесят. Мелькали платья, веера, сверкали драгоценности. Среди чопорных партикулярных мужских костюмов, типа смокинг, я увидел только пару военных мундиров. "И это называется небольшим приёмом", — успел подумать я, как ко мне подлетела прекрасная небольшого роста шатенка с голубыми глазами и осиной талией, которую подчеркивало строгое и одновременно богато украшенное драгоценными камнями платье.

— И от кого доблестный Георгиевский кавалер будет отбиваться своей шашкой в этих стенах? — с улыбкой спросила меня девушка.

— О, прекрасная незнакомка, вы не поверите, но от сказочных наяд, которые своей божественной красотой меркнут перед вами, — с учтивым поклоном ответил я.

— И чем же они вызвали ваш гнев, — незнакомка подняла и раскрыла веер, спрятав за ним улыбающиеся лицо.

— Боюсь, они захотят пригласить меня на танец и в этом случае, моя шашка спасёт меня, — увидев удивлённо округлившиеся глаза и симпатичный ротик, продолжил. — Понимаете, есть люди, которым медведь на ухо наступил, а есть, которым слон ноги оттоптал. Я отношусь к последним. Единственно, что смогу станцевать, так это вальс, да и то с грацией бегемота. Только шашкой и приходится защищаться.

По мере произнесения данных фраз, на лице прекрасной незнакомки удивлённое выражение стало переходить в улыбающееся состояние. А когда она услышала мои последние слова, то не выдержала и рассмеялась в полный голос. В результате её заразительного смеха на нас обратили внимание почти все присутствующие в зале. При этом практически все мужчины стали улыбаться, а вот некоторые из матрон посмотрели осуждающе.

— Да! Никогда бы не подумала, что услышу такое признание от офицера, да ещё Георгиевского кавалера, — девушка сложила веер и, указывая им на меня, продолжила. — Вы должны немедленно представиться, чтобы я занесла ваше имя в свой дневник.

— Хорунжий Аленин-Зейский, Тимофей Васильевич, — я вновь склонил голову в учтивом поклоне.

— За свою правдивость и остроумие, вы достойны награды. Я — княжна Мария Петровна Трубецкая, для вас с этого мгновения Мари, — произнесла девушка, протянув мне руку для поцелуя.

— Ваше Сиятельство, — с почтением приложился к этой изящной и правильной формы ручке. — Это большая честь для меня.

— Если вы еще раз назовёте меня не Мари, то я лишу вас награды, хорунжий!

— Слушаюсь, сиятельная Мари, — я вытянулся во фрунт и пожалел, что у меня мягкие казачьи сапоги без шпор. А то бы сейчас щёлкнул каблуками и позвенел бы шпорами.

— Сиятельная Мари, — медленно, словно смакую каждую букву, произнесла красавица. — Так меня ещё никто не называл. Очень приятно-с. Вы, хорунжий, заслужили ещё одну награду, но какую, я пока ещё не решила. А сейчас вас ждёт бой, но не с наядой, а с драгуном сумского полка.

Девушка с шаловливой улыбкой показала веером мне за спину. После этого жеста, я несколько резковато развернулся, смещаясь в сторону. К нам решительной походкой и с каким-то отрешением на породистом лице направлялся эстандарт-юнкер в форме Сумского драгунского полка. Насколько я знаю по информации этого времени — единственный регулярный кавалерийский полк, размещенный в Москве. И служили в нём одни богатые буратины. Действительно богатые.

Эстандарт-юнкер подойдя, окинул меня каким-то высокомерно-презрительным взглядом. Правда, когда взгляд скользнул по моим наградам, в глазах мелькнула зависть. После этого, он повернулся к девушке и скучающим голосом произнёс:

— Мари, ты не познакомишь нас?!

— Алекс, с удовольствием. Хорунжий Аленин-Зейский Тимофей Васильевич. Ему я только что даровала право, называть меня Мари. — Княжна строго посмотрела на юнкера. Потом повернулась ко мне и, показывая веером на драгуна, произнесла далее. — А это граф Алексей Алексеевич Белёвский. Мой хороший друг, которому также дано право звать меня Мари.

Пока девушка представляла мне графа, тот из-за её спины буквально прожигал меня взглядом. "Ой, как тут всё запущено", — подумал я и постарался придать взгляду саму доброжелательность.

— Приятно познакомиться, Ваше Сиятельство, — я склонил голову в коротком поклоне.

Ответить граф не успел, перебитый Мари.

— Господа, вы здесь пообщайтесь, узнайте лучше друг друга, а отлучусь ненадолго, меня зачем-то мамА зовёт.

Произнеся со скоростью сто двадцать слов в минуту данную фразу, княжна развернулась, взмахнув подолом платья и показав туфельки, после чего быстро направилась к хозяйке имения.

Я с улыбкой на лице проводил глазами этот огонь в юбке, а когда повернулся к графу, то наткнулся на его бешеный взгляд.

— Господин хорунжий, может быть, Вы объясните мне вашу улыбку сейчас и то легкомысленное общение с княжной, которое я наблюдал несколько минут назад! И что Вас связывает с Мари?! — Белёвский буквально кипел, но слова, которые он произносил, были холодными, как лёд.

Я же, глядя на него, чуть не расхохотался, настолько граф мимикой, интонацией был похож на Ипполита из фильма "Ирония судьбы", когда он разбирался с Лукашиным, в каких тот отношения с Надеждой. Еле сдерживая, готовую расплыться по лицу лыбу, постарался ответить со всей серьёзностью.

— Ваше Сиятельство, я мог бы Вам сказать, что это только моё дело, — и увидел, как голова графа дёрнулась от этих слов, как от пощёчины. — Но, судя по всему, Вы сильно влюблены в Мари, а она, видимо, дала повод считать вам себя несколько большим, чем её друг.

Граф, с языка которого уже были готовы сорваться слова, после которых всё шло бы к дуэли, дослушав меня замер. А потом сдержанно произнёс: "Это так!"

— С княжной мы познакомились пять минут назад. Я новый сосед Трубецких по моему имению, которое расположено рядом с деревней Курковицы. Княгине Трубецкой я ещё даже не представлен, хотя прибыл по её приглашению. Мари меня перехватила.

Пока я произносил эти слова, то видел, как граф оттаивает прямо на глазах. "Вот уже и улыбка на лице появилась. Неужели все влюблённые такие придурки, — подумал я про себя, делая паузу в разговоре. — Хотя интересно было бы на себя со стороны посмотреть, когда был влюблён в Мэй. Общий срок жизни к шестидесяти годочкам тогда приближался, а всё равно вёл себя как идиот. Психовал, ревновал к каждому столбу".

— Надеюсь, я ответил на Ваш вопрос, что меня связывает с княжной, Ваше Сиятельство?

Алексей Алексеевич с радостной улыбкой кивнул мне головой.

— По поводу улыбки, с которой я смотрел вслед Мари, то могу только сказать, что на этот ураган и торнадо в юбке по-другому смотреть не возможно. Но самое главное, чтобы эту улыбку она не увидела, иначе будет плохо.

— Это уж точно, — с каким-то облегчением, но обречённо произнёс граф. — Она меняется каждые пять минут общения. И никогда не знаешь, что она скажет дальше. Но как вам удалось за столь короткое время добиться того, чтобы княжна позволила называть её Мари? Я такой чести добился через два месяца общения.

В голосе Белёвского опять зазвучали ревнивые нотки, а сам он опять стал похож на Юрия Яковлева в роли Ипполита. Усмехаясь про себя, ответил: "Я честно ей признался, что не умею танцевать, а шашка мне нужна на приёме, чтобы избежать возможности попасть впросак из-за незнания танцев. И сделал это в шутливой форме, чем заслужил награду — обращаться к ней Мари. Кстати, Ваше Сиятельство, она обещала наградить меня ещё раз за то, что я назвал её сиятельной Мари. Княжне очень понравилось, так что берите на вооружение".

— Спасибо. И почему мне такое словосочетание не пришло в голову, — граф сожалеюще помотал головой. — Но как получилось, что Вы не умеете танцевать?

— Ваше Сиятельство, в той среде, где я родился и вырос, бальные танцы не учат. А в Иркутском училище смог лишь чуть-чуть освоить вальс.

— Постойте-ка, со своей ревностью я был на взводе. И немного прослушал Ваше представление. Так вы тот самый казак Аленин, который цесаревича собой закрыл во время нападения, — заметив, как я замялся с ответом, граф продолжил. — Не беспокойтесь, хотя награждение и было закрытым, и о нападении на Наследника на Амуре, как бы, не принято говорить, но весь двор об этом знает. Тем более я состою в свите Великого Князя Сергея Александровича, а Мари — фрейлина у Елизаветы Фёдоровны. Весь московский двор год назад был поражён Вашей смелостью и самоотверженностью.

* Великий Князь Сергей Александрович — родной брат императора Александра III.

* Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна — жена Великого Князя Сергея Александровича, при рождении Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадтская. Старшая сестра будущей русской императрицы Александры Фёдоровны — "гессенской мухи", жены Николая II (в реально истории).

"Нет, ну что творится-то, — подумал я. — Куда не плюнь, в царскую семью попадёшь или в тех, кто особо приближен к их телу".

Граф между тем протянул мне руку и произнёс:

— Господин хорунжий, с этого момента я для Вас просто Алекс! Вы принимаете мою дружбу?

— С удовольствие Алекс! Если Вы не против, то я для вас Тимофей. ТимотЕ, на французский манер, как-то длинновато, поэтому предпочитаю более короткий английский вариант — Тим.

— Хорошо, Тим. Принимается, — граф с ощутимой силой сжал мою ладонь.

А у меня в голове пролетела мысль: "Надо было Тимати представиться, а потом хип-хоп или рэп исполнить. Точно и не помню стиль его песен. Но как бы охренели окружающие! Вот это был бы настоящий шок. А потом меня сразу в дурку". Мои мысленные приколы, как отходняк от удачно предотвращённого конфликта, прекратила княжна, которая, подойдя к нам, с явным удивлением смотрела на моё рукопожатие с графом.

— Смотрю, Вы перешли на ты? — заинтересованно спросила Мари.

— Да, сиятельная Мари, мы теперь говорим друг другу Алекс и Тим, — широко улыбаясь, произнёс Белёвский.

— А господин хорунжий, уже и некоторой информацией поделился. Не так ли Тим?

— Увидев, как Вам понравилось сочетание "сиятельная Мари", рассказал об этом Алексу, чтобы и он мог порадовать вас.

— Подхалим и льстец, — произнесла княжна и тихонько рассмеялась, прикрывшись веером.

Дальше было знакомство с хозяйкой имения, которой я был представлен совместно Мари и Алексом. После пяти минут общения с княгиней Трубецкой, я быстро определил в кого характером и неуемностью пошла Мари. А ещё после дополнительных пяти минут общения я был полностью согласен с Алексом, который наедине, мать и дочь встречали и общались с другими гостями, сообщил мне мнение света о Елизавете Эсперовне. Если кратко, то внешностью похожа на маркизу эпохи Людовика XV. Все отмечают отличное образование и большой ум, одаренность с пикантностью и оригинальностью. Трубецкая создала себе определённую роль и в Париже, и в Санкт-Петербурге. Многие считают, что княгиня знает все последние новости. Кто с нею говорил, не мог ею нахвалиться.

Неудивительно, что её салоны посещали и считали себя друзьями такие известные личности и политики, как близкий сподвижник Наполеона III, получивший прозвище, "вице-император" Эжен Руэр, а за ним первый президент Третьей французской республики Мари Тьер. Премьер-министр Великобритании лорд Генри Палмерстон и Светлейший князь, канцлер Российской империи Горчаков были частыми гостями княгини.

Как понял из информации, которую на меня обрушил граф, найдя свежего и неискушённого слушателя, "Lison", как обыкновенно звали Трубецкую близкие ей люди, до сих пор играет видную роль в Петербурге. Политические сплетни для каждого дипломата главное кушанье, а в салоне Трубецкой сосредотачиваются наисвежайшие слухи.

Во время беседы с Алексом, которая периодически прерывалась моим знакомством с другими гостями княгини, я узнал, что граф в начале следующего года получит чин корнета и должность адъютанта у Великого Князя Сергея Александровича, а пока он, можно сказать, только числится в Сумском полку, выполняя различные поручения своего воспитателя князя. Пару дней назад он вместе с Мари приехал из Москвы на несколько дней в Елизаветино, чтобы соприсутствовать на приёме у Трубецких. Великокняжеская чета их отпустила в небольшой отпуск.

После этого, последовал рассказ целого ряда сплетен о жизни Московского двора, из которых я понял не больше двадцати процентов. В смысле, смог определить только пятую часть лиц, о которых шло повествование. Алекс же в дворцовой жизни чувствовал себя, как рыба в воде. Да и Мари, которая вместе с матерью дирижировала приёмом, стараясь не пропустить своим вниманием и заботой никого из гостей, выглядела, не смотря на молодые годы, опытным профессионалом в светской жизни. Я, если бы не мой новый друг, вернее всего, постарался бы сразу же после представления хозяйке слинять с этого праздника. Теперь же с таким гидом было даже интересно наблюдать за светской жизнью.

Особенно меня обрадовали слова Алекса, что данный приём у Трубецких можно охарактеризовать больше, как званый обед для соседей, а не бал. Вот если бы мы сейчас находились на бал-маскараде, который Трубецкая даёт поздней осенью в столице, то мне бы с моим неумением танцевать на таком мероприятии, было бы нечего делать.

— Mon ami, прошлой осенью в столице за пять дней, я побывал на пяти балах, — вещал мне Алекс. — Юсуповы, Шерметьевы, Долгорукие, Воронцовы и, наконец, бал у Трубецких. Я танцевал всё. Полонез, вальсы, мазурки, кадрильи, польки, франсез, котильон. Четыре ночи я веселился, как только мог. На каждом балу у меня была новая партнёрша и не одна. Но тут я увидел её. Мою Мари. И мир для меня сузился до её фигуры, её глаз и губ.

"Нет, влюблённость — это диагноз", — успел подумать я, как восторженное излияние графа было прервано леденящим душу голосом.

— Чьей фигуры? Чьих глаз и губ? — вид княжны в гневе, или играющей гнев, в этом тяжело было сразу разобраться, меня, если честно, напугал. А бедный Алекс застыл перед Мари, как кролик перед удавом.

"Теперь я точно знаю, кто в их семье будет главным, — подумал я про себя. — И напрасно, Алекс, думает, что он ухаживает и чего-то добивается. Его уже рассмотрели, оценили, признали годным и теперь как телка ведут на верёвочке к венчанию, постепенно приучая, отнюдь не к ведущей роли в семейных отношениях".

— Мари, я рассказывал Тиму о нашей первой встрече на балу, — как-то жалко выдавил из себя Алекс.

— Четыре ночи я веселился, как только мог?! На каждом балу у меня была новая партнёрша и не одна?! Это тоже обо мне?!

"Ого, сейчас будет суперторнадо, — пронеслось в голове. — И как мы не заметили княжны? Умеет же незаметно подойти".

— Алекс в наказание, Вы лишаетесь права открыть сегодняшние танцы со мной. А Тиму, я обещала ему ещё одну награду. Он будет танцевать первый вальс. И именно со мной, — капризно произнесла Мария Петровна.

— Сиятельная Мари, сжальтесь, — начал я, пытаясь отбиться от такой награды. — Неужели Вы хотите выглядеть смешной рядом с таким неумёхой, как я.

— Данный вопрос не обсуждается, — твёрдо произнесла княжна, но, увидев, как начал багроветь граф, произнесла. — Все остальные танцы, Алекс, ваши.

Цвет лица Белёвского начал приближаться к нормальному, но мне от этого было не легче. А дальнейшие слова Мари заставили меня запаниковать.

— После вальса, Тим, я Вам представлю мадмуазель, которая будет вашей парой на сегодняшний приём. Так решили мы с мамА.

"Надо бежать, — это была первая мысль, которая пришла в голову. — Какой из меня кавалер. Ещё эти танцы. Надо было держать перед собой слово — выучить хотя бы ещё мазурку и польку. Или полонез и котильон. Что теперь делать?"

— Тим, да не волнуйтесь вы так. Один танец в качестве награды. Алекс, вы же сохраните шашку моего кавалера во время танца? — дождавшись ответного кивка графа, княжна продолжила. — Надеюсь, мои туфли останутся целыми.

"О, женщины, коварство Ваше имя, — думал я, снимая портупею с шашкой и передавая их Алексу. — Как легко вы манипулируете нами. Целый граф стоит, как лакей с моим оружием в руках. И я как дурак сейчас буду танцевать!"

Протянув руку в белой перчатке княжне, и взяв ее ладонь, направился к центру зала, куда уже начали стекаться пары. Зазвучала музыка и я закружился с Мари под волшебную мелодию вальса. Отдаться полностью танцу не получилось, не смотря на прекрасную партнёршу, которая чудесно чувствовала и музыку, и мои не очень уверенные движения. В общем, ноги не оттоптал, ни в кого не врезались. И всё благополучно завершилось.

Вернувшись на место, где ждал Алекс, глубоко и с облегчением выдохнул: "Уфф… Сиятельная Мари, лучше в атаку на неприятеля, чем пережить ещё раз такое напряжение!"

— Не прибедняйся Тим, танцуешь ты очень хорошо. Просто стесняешься того, что можешь совершить ошибку. От этого и зажатость. — Княжна перевела дыхание. — Вам надо взять еще несколько уроков и вальс вы будете танцевать великолепно. А дальше и остальные танцы легко выучите.

— Это всё в далёком будущем, — я повернулся к Алексу и взглядом попросил вернуть оружие.

— Тим, откуда у тебя такое сокровище, — граф чуть-чуть вытянул шашку из ножен, показывая мне клеймение на лезвии.

— Эта шашка и в пару к ней кинжал, сделанный этим же мастером, передаётся в нашей семье от деда к старшему внуку, — ответил я, принимая в руки, переданный Алексом клинок. — Надеюсь, что и у меня когда-то будет старший внук, которому я передам нашу семейную реликвию.

— А у тебя, Тим, уже есть на примете избранница? — тут же включилась в разговор Мари.

— Мне пока рано об этом думать, — попытался отшутиться я, но не тут-то было.

— Об этом думать никогда не рано, а то потом поздно будет. И ты, Тим, не забыл, что тебе подобрана пара на сегодня? — раскрасневшаяся Мари, сердито притопнула по паркету каблуком туфельки. — А возможно, и не только на сегодня!

— У нас — у казаков, конечно, выбирают будущую жену в основном родители. Но я, сиятельная Мари, будучи теперь круглой сиротой, надеюсь выбрать себе суженую самостоятельно, — несколько раздражённо ответил я, но лучше бы промолчал. На меня обрушился град слов, и краткость явно не была сестрой таланта княжны.

Из пятиминутного сверхскоростного монолога Мари я выделил следующую суть. Выбор супруга-супруги родителями — основа дальнейшей счастливой жизни создаваемой семьи. Если у меня нет родителей, то мне необходимо прислушаться к мнению княгини Трубецкой, которая соединила много пар. Анна Васильевна фон Дерфельден юная и прекрасная шестнадцатилетняя девушка. Это у неё первый выход в свет. И я буду бездушной скотиной, если испорчу ей праздник. После яркой речи Мари и Алекс унеслись танцевать мазурку, а я стоял столбом и тихо приходил в себя. "И я считал, что Семёну Савину крупно не повезло, что он женился на моей названной сестре Анфисе Селевёрстовой, — подумал я, вздыхая. — Да Анфиса по сравнению с Мари, божий одуванчик. Бедный граф. Действительно, любовь зла".

Вернувшаяся Мари огорошила меня, что сейчас приведёт знакомиться Анечку, а Алекс, когда княжна ушла, дал краткий расклад по мадемуазель Дерфельден. Анна была дочерью офицера, который погиб во время русско-турецкой войны. Мать умерла от инфлюэнцы, когда девочке было пять лет. Анну взял к себе на воспитание младший брат отца — Христофор Платонович фон Дерфельден, который сейчас в звании полковника занимает должность помощника командира Лейб-гвардии Уланского Ея Величества полка, стоящего в Петергофе. Дерфельден ещё в тысяча восемьсот восемьдесят шестом году приобрёл в окрестностях Сиверской мызы имение Маргусы, вблизи старинной деревни Куровицы. Последние четыре года Дерфельдены приглашаются на прием в Елизаветино. В этом году своё первое приглашение получила и Анна.

— Говорят, очень милая барышня. А вот и они, — граф посмотрел мне за спину.

Я развернулся и обомлел. "Да что же это твориться-то такое в этой жизни?! — металось у меня в голове. — В станице Марфа-Мария почти копия моей первой жены, а сейчас в сопровождении Мари к нам моя вторая супруга из того времени направляется. Полное зеркальное отражение Татьяны Арнтгольц в молодости, только глазища зелёные как изумруды, да белокурые волосы натуральной блондинки".

Девушки подошли. Мари начала представление. Что-то сказала Анна и я выключился из реальности. Если Марфа была похожа на мою первую жену, то Анечка фон Дерфельден была полной копией Светланы — второй моей супруги в течении целых десяти лет. Та же улыбка, мимика, выражение лица, фигура, походка, жесты. А голос? Я закрыл глаза, когда Анна произнесла ещё несколько слов, и понял, что слышу свою Светленькую. Такого не бывает, но это случилось. Передо мной было точное, до малейших деталей воплощение моей жены из будущего.

Дальнейший вечер прошёл в каком-то тумане. Были ещё танцы, потом обед, где за столом я сидел рядом с Анной-Светланой и ухаживал за ней. После длительного застолья играли в фанты. Мне досталось задание исполнить романс. За первой песней последовала по просьбе слушателей вторая, потом третья и так целый час. Потом мы танцевали вальс. И чем ближе приближалось время к окончанию вечера, тем больше обстановка вокруг казалась мне нереальной. Мало того, что вокруг меня костюмированный бал-маскарад, так еще и погибшая жена общается со мной. После десяти лет совместной жизни Светлана ушла от меня к начинающему олигарху. Через два года они оба погибли во взорванном автомобиле.

"К черту эти взгляды окружающих, — думал я. — Сам понимаю, что веду себя неадекватно. Но вас бы на моё место! Только бы с ума не сойти. Уже два или три раза еле удержал себя, чтобы не назвать Анну — Светиком, Светленькой, цветочком. Надо держаться. Но крышу сносит капитально".

Продержался. Анечка вместе с её тётей Маргаритой Александровной, которой я был представлен, убыли на коляске в своё имение в наступивших сумерках. Девушка робко выражала желание остаться ещё на немного. Но её тётя оказалась волевым и жёстким воспитателем молодого поколения. Я же проводив девушку, на некоторое время вернулся в зал, где выразив восторг от приёма княгине Трубецкой, по моей просьбе благожелательно был ею отпущен. На крыльцо, провожая меня, вышел Алекс.

— Жалко, что ты, Тим, так рано уезжаешь. Мы все рассчитывали ещё на пару-тройку романсов в твоём исполнении. А Мари просто требует некоторые романсы записать в альбом. Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то обвенчана… Какие замечательные стихи. Так что с тебя долг перед Мари. А она из-под земли достанет, — улыбаясь, протянул мне руку граф.

— Я дня через три обязательно приеду, Алекс. Иметь долг перед Мари чревато для здоровья. Вы кстати, сколько ещё поживёте у княгини? — спросил я, пожимая руку Белёвскому.

— Ещё дней десять.

— Значит, и ко мне в гости успеете приехать.

— Обязательно, Тим, приедем. А ещё, возьмём и Анечку с собой привезём, — увидев, как я вздрогнул, Алекс смеясь продолжил. — Никогда ещё не видел, чтобы стрела Амура разила сразу и безвозвратно. Видел бы, Тим, себя со стороны.

"Хотелось бы на тебя посмотреть, если бы ты встретил свою жену из будущего, которая умерла, — подумал я. — Мля, какая-то несуразица получается. Там в будущем я тоже давно уже умер. Всё. Надо отдохнуть и переварить встречу с Анной".

— Буду очень рад видеть вас всех, — через силу улыбаясь, ответил графу. — До встречи.

— До встречи, — Алекс коротко склонил непокрытую голову, а я козырнул, приложив ладонь к своей парадной папахе.

Повернувшись, начал спускаться по лестнице к бричке, которая уже стояла перед входом. Когда сел на сиденье, рядом примостился дожидавшийся меня Сазонов.

— Как отдохнули, Тимофей Васильевич? — поинтересовался управляющий.

— Очень хорошо, Александр Иванович. Можно сказать замечательно, — ответил я.

— Судя по прощанию на лестнице, вы очень близко познакомились с графом Белёвским?

— Да. Познакомился. И возможно, скоро он вместе с княжной Трубецкой приедут ко мне в гости. Надо подготовиться к встрече, Александр Иванович.

— Всё подготовим в лучшем виде. Не волнуйтесь, Тимофей Васильевич. А то, что вы попали в ближний круг графа — это замечательно.

— И чем же замечательно-то, Александр Иванович?

— Как я слышал, мало кто может похвастаться, что внука Александра Второго называет Алексом.

— Какого внука Александра Второго?

— Граф Белёвский — незаконнорожденный сын Великого Князя Алексея Александровича. Вот и получается, что он внук императора Александра Второго.

"Млять, день сюрпризов. Жена Анютка-Светка. Новый друг — внук императора. Его невеста — княжна. Чего ещё для счастья не хватает?! Всё! Хочу в Урюпинск!"

Утро было тяжёлым. Поздно лёг и долго не мог заснуть. Перед глазами стояла Анна-Светлана. Какие выверты делает природа?! Сходство было просто поразительным! Долго пытался представить себе, как такое могло произойти, пока не вспомнил, что прабабка Светланы была родом из Ленинградской области. Среди разговоров родственников второй жены часто мелькало, что Света копия прабабки в молодости. Но такой фамилии, как фон Дерфельден я не слышал, иначе бы запомнил. А вот то, что прабабушку звали Анной, и она была из дворян, Светленькая мне рассказывала. В общем, заснул поздно с мыслю, что кто-то там на верху интересно тасует колоду жизни, если я умудрился здесь в новом теле встретиться с прабабушкой моей жены из предыдущей жизни в будущем. Вот такое пересечение линий судеб!

Спал всего часа три, но режим решил не нарушать. Получасовая пробежка, ката с холодняком, водные процедуры. Мысли об Анне-Светлане во время зарядки были уже не такими сумбурными. Сознание как бы приняло информацию, что это прабабушка моей жены из предыдущей жизни.

Потом чай с выпечкой. И далее работа по новому проекту Сазонова. Управились быстро, до завтрака. Что значит человек профессионал в своём деле. Предполагаемые три направления в финансово-хозяйственной деятельности имения и деревни Курковицы были прописаны обстоятельно, со схемами и подробными расчётами. Зерновые оставались в прежних объемах, добавилось выращивание картофеля и молочная ферма с маслобойней. Всё должно было увеличить чистый годовой доход имения до трех с половиной — четырёх тысяч рублей. Сумма инвестиций практически осталась на прежнем уровне. Цены за работу наёмным работникам были приемлемыми. С учетом намечаемого объёма работ в осенне-зимний период, не говоря уж о следующей весне, большинство крестьян из деревни будут обеспечены возможностью неплохо заработать в усадьбе. Надеюсь, что кусочничать или на промыслы в эту зиму никто в Курковицах не пойдёт.

— Александр Иванович, проект отличный на мой неискушённый взгляд. Его одобряю. Финансирование утверждаю. Единственный вопрос, — я посмотрел на управляющего. — А откуда у меня взялся доход за прошлый урожай и почему он не был передан в казну?

— Тимофей Васильевич, насколько до меня довели информацию, Вы являетесь владельцем усадьбы с октября прошлого года. Поэтому и доход за прошлый год ваш. Долги за аренду земель крестьян из Курковиц, также к Вам перешли. Я сейчас бумаги принесу, — управляющий поднялся со стула.

— Не надо, Александр Иванович. Сидите. Я сейчас.

Поднявшись из-за стола, я дошел до комода-секретера, где лежали мои документы. Достав папку, которую мне передал граф Воронцов-Дашков, нашёл в ней дарственную на усадьбу. "И что мне стоило прочитать её самостоятельно?! — промелькнуло в голове. — Действительно, я владелец усадьбы с первого октября тысяча восемьсот девяносто первого года. Получается, меня уже год назад наградили, только я об этом ни сном, ни духом. Молодцы, Величества!"

— Хорошо, один вопрос отпал, — я вернул папку в секретер и возвратился за стол. — Остался последний. Откуда, Александр Иванович, у вас такие познания в экономике, агротехнике и по другим наукам?

— Тимофей Васильевич, — управляющий встал из-за стола, но я жестами заставил его сесть обратно. — Я родился в купеческой семье, но в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году третью гильдию упразднили и нас перевели в сословие мещан. Отец жилы последние рвал, но смог обеспечить моё поступление и обучение в коммерческое училище в Санкт-Петербурге. Из восьми классов я смог закончить семь. Из-за смерти родителей от холеры, был вынужден бросить обучение, так как у меня на руках осталась младшая сестра. Но новую программу обучения принятую в училище, которая расширяла знания в области техники и технологии, можно сказать, прошёл полностью. Например, мы изучали происхождение товара, его химические и физические свойства, насколько товар доброкачественный, технологии его производства и хранения. Это относилось почти ко всем производимым пищевым продуктам.

— Это просто великолепно, Александр Иванович, — я был поражён уровнем образования управляющего для такого небольшого имения. — Тогда, извините, ещё один вопрос. А как вы оказались в должности управляющего данного имения.

— Коллежский советник Алексей Яковлевич Афанасьев был каким-то образом знаком с моим отцом. Узнав о моей с сестрой беде, он предложил мне в пятнадцать лет должность помощника управляющего, который был уже в солидных годах. Через три года я стал самым молодым управляющим среди всех имений в округе. И в общей сложности, уже двадцать пять лет служу этой усадьбе, которая стала для меня родным домом.

— А где ваша сестра? — поинтересовался я.

— Она давно замужем. Живёт в Ямбурге. Муж купец второй гильдии. Две дочки и сын. Племянник и племянницы моя самая большая радость. Мою жену и дочку Бог прибрал. Такое ощущение, что холера бич нашей семьи. Отец, мать, жена, дочь.

— И как давно умерли Ваша жена и дочь?

— Уже двенадцать лет. Время-то как летит, — тяжело вздохнул управляющий.

— И за это время вы не нашли никого, кто мог бы заменить их? — я запнулся. — Извините, ради Бога, за этот вопрос.

— Ну что вы, Тимофей Васильевич. Боль утраты осталась. Но она уже не такая острая. А заменить? Вы знаете, два года назад познакомился с очень милой женщиной. Она проживает в Ямбурге, рядом с домом зятя и сестры. Вдова, дочке шесть лет. Младше меня на пятнадцать лет. Но мы как-то быстро нашли общий язык.

— Так в чём же дело, Александр Иванович?! Женитесь!

— Есть сложности. Кристина находится под опекой брата и проживает у него. Вдовой она стала на пожаре, когда сгорел их с мужем доходный дом и всё имущество. А брат её хоть и православный ингерманландец, но условие поставил как… В общем, он отдаст за меня Кристину, если я построю в Ямбурге доходный дом, который будет приносить не меньше пятисот рублей ежегодного чистого дохода. По его словам, если меня турнут из управляющих, где головы свои прислоним.

— Александр Иванович, требования брата вашей избранницы, я бы назвал очень разумными. А в чём сложности?

— Мои сбережения составляют шестьсот рублей. Они сейчас крутятся в коммерции зятя. Требуется ещё триста рублей, чтобы построить дом с обозначенным доходом. Ямбург небольшой город. Основной вид дохода отдача домов в наём расквартированным войскам. Сейчас там квартирует батальон гренадерского императора Франца I полка и уездная инвалидная команда. Сильная конкуренция. Поэтому требуется хороший дом. А занимать у зятя, мне не хочется. Хотя он обещал помочь.

"Как-то маловато сбережений у господина Сазонова. Он куда деньги тратит, если один живёт?" — подумал я, слушая управляющего.

— Александр Иванович, а сколько вы получаете за службу. В отчётах я только общую сумму видел за всех работников усадьбы. И признаюсь, меня поразила насколько данная цифра небольшая.

— Двести пятьдесят рублей в год, Тимофей Васильевич.

— Но этого мало!

— Данное жалование положил мне Алексей Яковлевич двадцать два года назад. С тех пор оно не менялось. С сестрой нам вполне хватало. Потом она вышла замуж. Когда женился и появился ребёнок, признаюсь, хотел просить повышения суммы. А после смерти жены и дочери мне было достаточно и этого. Даже откладывать удавалось.

— Что же, Александр Иванович! Принимаю командирское решение. Триста рублей возьмёте из моих денег. Считайте это подарком на свадьбу. На ней мне видимо не придётся побывать. Жалование ваше увеличиваю до пятисот рублей. Остальным работникам повысите сами из расчёта того, что меня устроит ежегодный доход от имения на пятьсот рублей меньше, чем вы обозначили в проекте.

— Тимофей Васильевич! Ваше благородие! Спасибо! Вы не пожалеете! — у вскочившего из-за стола управляющего в глазах стояли слёзы. — Я отработаю!

"Скажите, Шура, честно, сколько вам нужно денег для счастья? — пронеслось у меня в голове. — Оказывается триста рублей сразу, да еще добавить по двести пятьдесят ежегодно".

Не смотря на попытку мысленно пошутить, в горле образовался какой-то ком, когда смотрел на сияющего управляющего, который был искренним в своих благодарностях и обещаниях.

После плотного завтрака, с чувством выполненного долга решил прогуляться по дому. Всё время, что прожил в усадьбе, использовал только две комнаты: кабинет и спальню. Неторопливая прогулка по этажам и комнатам добавила хорошего настроения. В день приезда в усадьбу я с Сазоновым, можно сказать, пробежался через дом и мало что запомнил. А сейчас детально рассмотрел обстановку каждой комнаты, отделку стен, потолков, мебель. И чем больше я проходил комнат, тем сильнее мне начинал нравиться этот дом. Огромное спасибо императрице за столь роскошный подарок.

Зайдя в одну из комнат, с удивлением обнаружил в ней библиотеку. Как выяснилось через несколько минут осмотра книг, очень неплохую библиотеку. Не знаю, по какой причине Сазонов пропустил данную комнату во время первичного осмотра усадьбы, но в том, что добрался до этого информационного сокровища только через неделю, винить надо было только самого себя. У управляющего не поинтересовался, дом во второй раз решил обойти только сейчас. Сказалась привычка жить в небольшой квартире. У родителей была двухкомнатная, которую они мне и оставили. А потом жил в дедовом доме. По габаритам такой дом в этом времени у любого более-менее крепкого хозяина-крестьянина, не говоря уж о казаках. Вот и жил целую неделю в двух комнатах. Мне было достаточно.

Остаток дня и весь следующий день провёл в библиотеке. Глушил двухмесячный информационный голод. Сазонов всё это время пропадал по делам проекта. Кратко сообщил мне, что крестьяне в Курковицах с большим воодушевлением приняли предполагаемые нововведения и хотели бы лично отблагодарить доброго барина. От него же узнал, что эту библиотеку собрал ещё старый Афанасьев, а его наследники и Куклин сюда даже не заглядывали. Заверив Александра Ивановича, что я обязательно в его сопровождении посещу Курковицы, отправил его дальше вершить великие дела на экономическом, финансовом и хозяйственном фронтах усадьбы.

В среду с утра полчаса бега, а потом закрутился в танце с шашкой и кинжалом. Краем глаза заметил, что на дороге к имению появился какой-то экипаж, запряжённый парой лошадей. Останавливаться не стал, продолжая отработку ката. Через пару минут карета или ландо с поднятым верхом остановилась во дворе усадьбы, но из экипажа никто не показался. Я, закончив кату и опустив оружие к земле, подошёл ближе.

Дверца, вернее всё же, кареты белого цвета, в которую были впряжены такой же масти кони, распахнулась, и из неё выпрыгнул, улыбающийся Алекс.

— Тим, мы решили сделать тебе сюрприз. Не дожидаться тебя сегодня у Трубецких, а приехать с утра пораньше самим, — с этими словами граф распахнул дверцу кареты шире и подал руку внутрь.

Через несколько мгновения на лесенке кареты стояла улыбающаяся Мари. Белёвский помог княжне спуститься на землю и вновь протянул руку в внутрь кареты. Через пять ударов сердца на земле передо мной стояла та, о которой я часто думал последнее время — Анечка фон Дерфельден.

— Как тебе, Тим, сюрприз, — подошедший граф хлопнул меня по плечу.

— Просто бесподобный, Алекс, — я с трудом оторвался от созерцания прекрасной девушки, переведя взгляд на графа. — Вы — молодцы! Сиятельная Мари, я сегодня собирался посетить Ваш дом, но увидел чудо, когда ваша обворожительная улыбка разогнала тучи над моей усадьбой. Искренне рад вашему приезду.

Высказав приветствие Алексу и Мари, я вновь повернулся к Анне-Светлане и с чувством произнёс: "Ваш приезд в мой дом Анна Васильевна — это то, о чём я даже не мог мечтать!"

— Представляешь, Мари, а мы, оказывается, исполнили с тобой то, о чём некий индивид даже мечтать, не смел, — граф встал рядом с княжной, которая взяла его под руку. — А всего-то съездили вчера в Маргусы и убедили Маргариту Александровну отпустить Анечку на несколько дней к нам в гости. И может вы на ты перейдёте?!

— Я с удовольствием, Анна, — не зная, куда деть руки с оружием произнёс я, глядя на покрасневшую девушку.

— Я тоже, рада, Тимофей, — услышал я тихий ответ.

— Вот и замечательно, — улыбаясь, произнёс Алекс. — А теперь объясни, Тим, что это мы видели, когда подъезжали к усадьбе. Это было что-то завораживающее. Я никогда не видел таких упражнений с холодным оружием. Какой-то смертоубийственный танец, точнее танец смерти. И как я сейчас вижу, оружие боевое, а не учебное.

— Извините за мой внешний вид, — только сейчас я сообразил, какая на мне одежда. Хорошо хоть в нательной рубахе, а не с голым торсом. — На рассвете у меня гимнастика. Я пробегаю где-то шесть-семь вёрст, а затем тренируюсь с оружием, выполняя придуманные в станичной казачьей школе различные комплексы боя с воображаемым противником.

— Но я такого нигде не видел, хотя неоднократно бывал на тренировках и выступлениях казаков из Его Величества Конвоя.

— В каждом казачьем войске свои традиции, свои ухватки. В Амурском и Уссурийском казачьих войсках начались небольшие изменения в обучение казаков из-за специфики территории и возможных боевых действий на ней с вероятным противником. По границе живут китайцы с их кунг-фу, японцы с их буси-до и специфическими военными навыками. Корейцы, которые помешаны на единоборствах "субак" и "тхэккён". У казаков свои умения да тайные ухватки, которые имеются в каждой семье. Вот в нашей школе и попробовали объединить всё лучшее из различных боевых единоборств. Для начала придумали комплексы упражнений без оружия, потом с оружием. По ним я и тренируюсь, когда выпадает возможность.

— Тимофей, а ты можешь ещё раз показать этот комплекс упражнений?

Для обладателя голоса, которым был задан вопрос, я был готов луну с неба достать. А тут ката показать.

— Анна, с большим удовольствием. Только давайте пройдём чуть дальше. До той площадки. У меня там за неделю как-то само собой место образовалось для проведения физических занятий.

Развернувшись, я увидел Сазонова, обряженного в шикарную ливрею, в которой он выглядел очень представительно. Рядом с флигелем стояли Степанида и Пелагея — средняя дочь Прохора. Женщины были одеты в нарядные платья, о которых я и не подозревал. Я изобразил управляющему какой-то жест рукой, который в моём понимании должен был отразить необходимость срочной организации встречи гостей. Сазонов на этот жест торжественно кивнул головой, развернулся и направился в дом. За ним отправились Степанида и Пелагея. За моей спиной раздался приглушённый смешок. Я повернул голову и увидел, как Мари безуспешно пытается сдержать лезущий из неё смех.

— Тим, а что это было? — княжна попыталась повторить мой жест.

— Мари, я ещё когда уезжал с вашего приёма предупредил своего управляющего, который тогда был вместе со мной, что ты и Алекс, возможно, приедете ко мне в гости. Вот и попытался показать ему, что гости приехали.

Трубецкая не выдержала и рассмеялась, за ней зазвенела смехом Анна, потом не выдержал Белёвский. В конце присоединился и я.

— Ой, Тим, если бы ты видел себя со стороны, — всхлипывая от смеха, произнесла княжна. — Поворачиваешься, видишь своего управляющего, делаешь круговое движение кинжалом, как будто кому-то голову сносишь. А твой Сазонов важно так кивает и уходит. Ой, не могу больше смеяться.

— Мари, а ты знаешь моего управляющего?

— И я его знаю, — вступил в разговор граф. — Он частый гость у Демидыча — управляющего в имении княгини. Они там какие-то способы выращивания зерна постоянно обсуждают. Занятный дядька. Только в этом году пару раз его видел. Но таким важным ни разу. Вот что форма с людьми делает.

Пересмеиваясь, дошли до моей площадки для зарядки, где уже была установлена лавочка для качания пресса, макивара, чучело для фехтования, а два дня назад установили подставку, на которой разместилась пирамида из глины, сделанная по моему описанию. Хотел показать гостям по их приезду фокус Головачева. Надеюсь, сейчас не опозорюсь.

Для начала показал одну из самых сложных и зрелищных ката, где присутствовали и удары ногами по верхнему уровню, акробатические прыжки с сальто, хорошая проходка с быстрыми ударами. В общем, для показухи и эффектности самое то. По окончании ката показал трюк с разрубанием глиняной пирамиды. Четырьмя ударами шашки сначала разрубил пирамиду справа налево, потом четырьмя ударами слева направо. Слава Богу, пирамида при этом не сдвинулась ни на миллиметр. Последним ударом заставил все разрубленные части взлететь в воздух. Раскрытые в изумление рты гостей, особенно ротик одной особы, стали для меня самой высокой наградой.

— Представляете, Алекс, обычной шашкой, которая стоит сейчас в казачьих войсках на вооружении, этот трюк проделать не удалось ни разу. А семейная реликвия позволяет таким образом разрубить пирамиду. Кстати, вот кинжал, о котором я говорил, — произнёс, протягивая графу кинжал.

— Ни в обиду будет сказано, Тим, но тебе бы в цирке выступать. Это что непередаваемое словами. Удивительно! — граф попытался указательным пальцем проверить остроту лезвия кинжала и тут же неверяще уставился на порез, из которого показалась капелька крови.

— Осторожнее, Алекс, оружие очень острое, — запоздало предупредил я, после чего повернулся к девушкам, которые так и продолжали стоять в каком-то обалдени. — А что скажут самые прекрасные девушки на свете?

Как и ожидал, первой ответила Мари.

— Тим, я не нахожу слов. Эти твои прыжки, удары ногами, свист рассекаемого оружием воздуха! А эта рубка пирамиды?! Я сначала не поняла, что ты делаешь. Пирамида же даже не шелохнулась! А потом раз и кусками взлетела в воздух!

Анна промолчала, но её восторженные и блестящие от влаги глаза, которыми она смотрела на меня, были мне ценнее множества слов.

— Дорогие гости, а теперь прошу пройти в дом, вложив оружие в ножны, которые лежали на лавочке, попросил я. — Я сейчас приведу себя в порядок и присоединюсь к вам. А пока попрошу насладиться той выпечкой, которой к чаю меня балует моя домомучительница.

— Почему домомучительница? — удивлённо спросила Анна.

— А как Степаниду можно назвать, когда она накрывает на стол? Делает она это, Анечка, медленно, обстоятельно. А от запаха сдобы во рту уже столько слюны, что ещё чуть-чуть и захлебнёшься!

Гости дружно рассмеялись и направились в сопровождении Митьки на встречу с домомучительницей, а чуть ли не бегом бросился в баню. Ополоснулся. В доме быстро переоделся в парадную форму и в таком виде сел за стол, где меня дожидались гости. Кстати, давясь слюной.

После чая неугомонная Мари потребовала экскурсии по дому, которая завершилась в зале на втором этаже, где стояло пианино. Обнаружив это "маленькое фортепьяно", княжна тут же организовала для меня урок танцев. И Мари, и Анна, обе музицировали, но роли распределились быстро. Мари за пианино, Анна в учителя и партнёра по танцу. Урок затянулся до завтрака, но я бы до обеда был согласен его продлить с такой учительницей.

После завтрака мне пришлось заносить в альбом Мари, который она привезла с собой стихи тех романсов, которые я пел у них на приёме. При этом выяснилось, что находясь неадекватном состоянии после встречи Анны-Светланы, я выдал в этом мире романс "Напрасные слова" Ларисы Рубальской и Давида Тухманова, "Признание" на стихи Николая Заболоцкого, а ещё спел оба куплета песни "Русское поле". "Кавалергардов" также пришлось записывать. Когда записывал эти стихи, узнал от Белёвского, что командир Кавалергардского полка барон Артур Александрович фон Гринвальд, услышав эту песню первый раз, поклялся, что при появлении автора в их офицерском собрании, он лично будет поить его лучшим шампанским до тех пор, пока автор сможет сидеть за столом. Уланы и гусары дико завидуют кавалергардам, что у тех появилась песня, которая уже стала гимном полка. А я если захочу обпиться лучшим шампанским, могу посетить офицерское собрание кавалергардов.

Поэтическая часть встречи гостей была прервана Сазоновым, который войдя в комнату, где мы находились, сообщил, что прибыл фельдъегерь от министра императорского двора. Вошедший следом за управляющим курьер передал мне запечатанный конверт, за который я расписался в какой-то ведомости. Вскрыв конверт, достал лист бумаги и быстро пробежал глазами написанное.

— Что там? — поинтересовалась княжна.

— Увы, сиятельная Мари, видимо мой отпуск закончился. Завтра к к двум пополудни должен прибыть в Гатчинский дворец на приём к его высокопревосходительству графу Воронцову-Дашкову.

— Какая жалость, — печально произнесла Анечка фон Дерфельден, но эти слова заставили моё сердце радостно сжаться.

Узнав у курьера расписание поездов до Гатчины на завтра, отправил его под опекой Сазонова, который должен был хорошо накормить и напоить фельдъегеря. Несмотря на полученное известие, дальнейший визит гостей прошёл радостно, весело и закончился уже в сгущающихся сумерках. Самым замечательным для меня были полученные адреса проживания Анечки, куда я мог писать для неё письма.

Глава 12. Охрана императора

Я замер, слившись с деревом. Мой собранный с бора по сосёнке костюм из черного цвета шаровар, широкой рубахи, ичиг и маски-шапочки с прорезями для глаз и рта того же цвета, надежно скрывали мою тушку в ночной темени. Кожу вокруг глаз и губ я зачернил сажей на гусином жире. Выдать меня мог только блеск глаз.

Чтобы соорудить этот наряд, напоминающий одеяние ниндзя из фильмов и спецназа ФСБ, пришлось потратить целый день, включая поездку в столицу. Шапочку-маску сшил сам. Теплое бельё, которое было поддето под данную форму, также купил в Питере. На улице конец сентября, а мне добираться до дворца придется долго. Прямой путь не всегда верен. Поэтому "нормальные герои, всегда идут в обход", как говорил Ролан Быков в роли Бармалея в фильме про Айболита. Диверсанты в основном придерживаются этого правила.

Мимо меня по дороге, освещая путь каким-то ручным фонарём или лампой, протопал парный патруль из Гвардейского пехотного отряда Почетного конвоя. До меня донеслось.

— И кому надо было почти всех на охрану в ночь выгонять. Завтра же в караул заступать.

— И не говори. Ходим как дураки. А толку то…

Патруль скрылся из вида. Подождав еще минуту, внимательно вслушиваясь в ночную тишину, я перемахнул пешеходную дорожку и, упав на землю, застыл, сканируя окружающую обстановку. Тихо. Осторожно приподнялся и от дерева, к дереву потихоньку двинулся вперёд. Дальше Адмиралтейские ворота со сторожевой будкой и невысокий забор, который может быть препятствием только для детей.

Эти сторожевые строения со шлагбаумом и колоколом, вызывали у меня сожалеющую улыбку. Деревянное сооружение, ночью освещаемое фонарём. Часовой дальше круга света от фонаря в темноте ничего не видит. Сам является прекрасной мишенью. Стены от пуль не защитят. Мне бы сейчас ребят из моей бригады. Всю бы царскую семью из дворца на руках вынесли, никто бы не чухнулся.

Ладно, посторонние мысли в сторону. Солдатики с испуга могут и на поражение пальнуть. Впереди ворота и часовой в будке. Сместился подальше в сторону и спокойно перебрался через ограду. Дальше вдоль Белого озера осторожно добрался до террасы-пристани, на которой находился ещё один парный патруль. Пришлось залечь и надолго. Мимо этих ребят просочился по-пластунски. Полз минут тридцать. Основательно задубел. Турецкая беседка и очередной патруль остались справа от меня, а я наконец-то добрался до кухонного каре Гатчинского дворца. Теперь осталось незаметно проникнуть внутрь.

Русское разгильдяйство было на моей стороне. Одно из окон первого этажа каре, не смотря на запрет, было приоткрытым. По миллиметру, опасаясь скрипа и возможной засады, открыл створку и, не услышав кого-либо находящегося в комнате, осторожно переместился в помещение. Осталось самое сложное. Незаметно добраться во дворце до цели. Судя по известной мне схеме помещений, мне осталось совсем немного. Теперь бы вскрыть тихо дверь в коридор, а там по ситуации.

Осмотрев, насколько позволял лунный свет, проникающий через окно, помещение, понял, что попал в какую-то подсобку. Вёдра, щётки, ещё что-то из инвентаря. Судя по потолку, комната была под лестницей. Хорошо, что с окном, а не глухое помещение. Теперь дверь. Удача и здесь не покинула меня. Использовать примитивные отмычки, которые я изготовил, вспоминая те несколько занятий, которые были проведены на сборах, посвященных проникновению в помещения террористов, не пришлось. Дверь открылась, и я оказался в коридоре, пытаясь сориентироваться, где же нахожусь.

Появившееся впереди пятно света, заставило меня укрыться за ближайшей стенкой коридора. Кажется, влип! Я вслушивался в приближающие шаги. Идёт один человек. Это уже легче. Мимо меня прошел человек в ливрее лакея, который держал в руке лампу. Шаг вперёд, слабый удар в основание черепа. Еле успел подхватить лампу и тело. "Минут пять-десять есть, — подумал я, задув лампу. — Подождём и обработаем клиента. Лишь бы его инфаркт миокарда, вот такой рубец, не хватил".

Когда лакей очнулся, руки у него были связаны, во рту был заранее приготовленный мною кляп. Находились мы уже за ширмой в ближайшей проходной комнате, где как я убедился, никого не было.

— Милейший, сейчас Вы отведете меня к комнатам, где располагается, — я склонился к уху и произнес, к кому меня надо провести.

Затравленный взгляд пленника, наполнился ужасом, и он потерял сознание.

"Нет, дорогой друг, мы так не договаривались, — подумал я, осуществляя реанимационные мероприятия, приводя клиента в сознание. — Так-то лучше".

— Любезнейший, ты всё равно сделаешь это. Не надо доставлять себе боль, — произнёс я, увидев, что лакей пришёл в себя. После этого нажал одну из точек на теле, которую мне в своё время показал Джунг Хи.

Всего он показал мне их пять. При нажатии их последовательно, человек начинал ощущать нарастающую дикую боль. Сам лично перенёс три точки. После четвёртой потерял способность что-либо соображать и готов был сделать всё, о чём бы меня не попросили. Если же нажать пятую, то, по словам старого корейца, у человека в организме начинались необратимые изменения, и тот умирал. Но до этого он становился марионеткой в руках, проводившего данную "акупунктуру".

Пленнику хватило одной, после чего мы направились к моей цели. После того, как лакей показал головой на необходимую мне дверь, он направился в страну Морфея. Я аккуратно пережал ему сонную артерию. Видимо, бесшумно уложить на пол отрубившееся тело мне не удалось, так как нужная мне дверь стала открываться и из неё показалась рука с фонарём. "Страна не пуганых идиотов", — успел подумать я, смещаясь за открывающуюся дверь.

Вышедший из двери офицер, увидев лежащее тело лакея, направился к нему. Перемещение за спину, дозированный удар, ловля падающего фонаря, и у меня на руках две отключившейся тушки. Матерясь про себя, затащил тела в комнату. После чего, подобрав фонарь, и, зайдя в помещение, аккуратно закрыл дверь. Подняв фонарь повыше, осмотрел свои жертвы.

"Нда, лакей первого разряда с кучей наград и целый жандармский подполковник, — крутанул головой. — Повеселились, однако, господин хорунжий. Ладно, работаем дальше".

Связал руки за спиной подполковника, посадил его на стул. Кляп в рот засовывать не стал, но рот завязал, попавшимся в комнате полотенцем. Поставил на стол лампу-фонарь и, придвинув стул, сел напротив офицера. Оставалось только ждать. Минут через двадцать заметил по задрожавшим векам и изменению ритма дыхания, что жандармский чин начал приходить в себя. Когда он открыл глаза, то, увидев мою голову в маске, дёрнулся назад и чуть не свалился со стула. Ожидая такой реакции, я удержал мебель с подполковником вравновесии, после чего произнёс.

— Алексей Павлович, не пугайтесь — это я, хорунжий Аленин. Если вы дадите мне слово офицера, что не будете каким-либо образом предупреждать охрану, я Вас развяжу. Вы даёте слово офицера? Если да, то кивните!

Последовал кивок подполковника, и я развязал верёвку и полотенце на адъютанте Главного начальника Охраны генерал-майора Свиты Его Величества Петра Александровича Черевина.

— Как Вам удалось пробраться сюда, хорунжий? — подполковник Мозалев энергично растирал запястья. — И снимите этот колпак с головы.

— Господин полковник, до самого дворца, если честно, особых трудностей не возникло. В самом дворце потребовалась помощь. Пришлось обратиться к лакею первого разряда. К сожалению, не успел узнать его фамилии, — я стянул с головы шапку-маску и указал ею на тихо сопящего носом вынужденного гида-проводника до нужного мне помещения.

— Он хоть живой, хорунжий?

— Могу привести в чувства, но лучше пускай полежит пока. Я его сильно напугал. Кляп вынешь, точно в истерике заголосит. Подождём утра. Тем более до рассвета осталось чуть больше часа.

— Может сейчас разбудить Его превосходительство? Он мне приказал поднять его с постели, как только Вас, хорунжий, поймают, — толи со мной, толи сам с собой посоветовался Мозалев.

— Не поймали же! А какой ваш начальник бывает, когда его поднимают, чтобы сообщить неприятное известие, Вам, господин полковник, лучше знать. Я своё дело сделал, — сказав это, я откинулся на спинку стула.

Начинало немного потряхивать от адреналиновогоотходняка. Нервишки пощекотал сегодня ночью хорошо. Охране императора хоть и предписано стараться задерживать подозрительных лиц, а стрелять только в случае явной угрозы для охраняемого лица. Но, по Чехову даже в театре "если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в четвёртом оно обязательно выстрелит". А здесь ночь, нервы на взводе и оружие в руках.

Почему-то вспомнился анекдотический случай в мотострелковой части, на территории которой наш отряд спецназа был на время операции расквартирован. Новый набор призывников, которых привезли в часть покупатели, оказался в своём большинстве из представителей среднеазиатских республик СССР. Но хочешь, не хочешь, а некоторым из них через пару месяцев пришлось идти в караул. Наблюдал из раскрытого окна кабинета следующую картину. Боксы с боевой техникой. Мимо ворот важно прохаживается молодой боец, с автоматом на плече и подсумком для магазинов на ремне. Часовой на посту. Весь важный от возложенной на него ответственности.

Вдруг на площадку выруливает целый майор — замполит полка. Редиска в нравственном отношении, полная. Большой любитель поиздеваться морально над бойцами. Здесь решил, как позже выяснилось, проверить несение службы в карауле молодым пополнением.

— Стой, не ходи сюда, — часовой снял с плеча автомат.

Охреневший от такой команды замполит делает еще несколько шагов в направлении часового. После этого, часовой передёргивает затвор, наводит автомат на офицера и ласково так говорит: "Всё! Последний раз идёшь".

Замполит бухнулся плашмя на бетонку там, где стоял. Попал в лужу с разводами ГСМ. Пролежал в ней минут десять, пока не пришёл разводящий со сменой. Добили меня слова разводящего: "Товарищ майор, так они у нас без патронов в первые караулы ходят. Как бы чего не вышло".

Вот и мне ночью, когда крался мимо постов и патрулей, очень не хотелось чтобы чего-нибудь вышло. Понятно, что здесь в Гвардейский пехотный отряд почётного конвоя, Дворцовую полицейскую команду с её секретной частью, Дворцовую роту, да и в Собственный конвой отбирали лучших из лучших. Но ружьё-то могло стрельнуть! А всё генерал Черевин. Развёл меня в разговоре на слабо, как последнего мальчишку, Хотел уже вспомнить подробно тот разговор, чтобы понять, как попался, но тут адъютант Петра Александровича произнёс: "Боюсь, час или полтора до пробуждения не сыграют большой роли. А получить от Его превосходительства дополнительное недовольство из-за нерасторопности мне как-то не хочется. С Вашего позволения, хорунжий, я пройду в спальню и разбужу Петра Александровича".

— Не смею Вам мешать, господин полковник. А я пока займусь лакеем. В порядок его приведу.

Пока я приводил в себя жертву принудительного усыпления, в конце данного процесса услышал неразборчивый разговор на повышенных тонах, доносившийся из апартаментов главного охранника императора. Через несколько минут в комнату-приемную вошел генерал, одетый только в брюки и нательную рубаху. Осмотрел комнату, задержав взгляд на лакее, который никак не хотел сидеть на стуле, пытаясь съехать на пол.

— Прошёл всё-таки все посты и патрули?! Молодец! К обеду подробный рапорт со схемой, где и как пробирался. Какие силы охраны видел. Охарактеризуешь действия каждого. Это в первую очередь. До конца недели подробную записку с предлагаемыми мерами по улучшению охраны дворца. Илларион Иванович говорил мне, что у Вас, Аленин, есть какие-то интересные мысли. Можете идти. И лакея с собой прихватите.

— Слушаюсь, Ваше превосходительство, — я подхватил под мышки проводника, который находился в шоке и никак не реагировал на окружающую обстановку, вытащил бедолагу в коридор. Закрывая ногой дверь в комнату, услышал рык Черевина: "Ширинкина ко мне! И мышь не проскочит?! Все силы бросим?! Он мне ответит…". Дальше не разобрал и сосредоточился на приведение в себя моего "Сусанина". Через тридцать секунд взгляд моей жертвы стал осмысленным. Увидев меня, он попытался рвануть в сторону, но я его удержал.

— Всё, успокойся, пошли, покажешь дорогу на выход из каре, — я сделал шаг по коридору и увидел, как лакей судорожно замотал головой и застыл, как столб. Хорошо, что в этот момент из кабинета вылетел подполковник Мозалев.

— Господин полковник, — обратился я к адъютанту генерала. — Доведите до милейшего, чтобы он вывел меня из каре.

Лакей начал буквально оживать на глазах, хотел что-то произнести, но был остановлен почти криком жандармского подполковника.

— Проводить хорунжего на выход из дворца. Что вылупился?! Это было ученье для дворцовой охраны. Понял, болван? Выполнять!

"Хороший видать фитиль Алексей Павлович получил. Ишь понёсся, как наскипидаренный", — подумал я, глядя на удаляющегося по коридору быстрым шагом Мозалева. Потом повернулся к лакею.

— Ну что, милейший, показывайте, где здесь выход. Не лезть же мне опять через окно. Тем более уже почти рассвело.

* * *

— Входите, Илларион Иванович, и присаживайтесь — император указал графу Воронцову-Дашкову на одно из кресел, стоящих вокруг стола.

— Благодарю, Ваше Величество.

— Без чинов, Илларион Иванович. Что у нас по подготовке отъезда цесаревича на Дальний Восток?

— Всё идёт по плану, Государь. Готовятся указы, распоряжения. Формируется команда, которая будет помогать осуществлять Цесаревичу управление наместничеством.

— Есть какие-то трудности?

— Государь, ваше решение передать Наместнику власть по всем частям гражданского управления в крае, верховное попечение о порядке и безопасности, а также ближайшая забота о пользах и нуждах русского населения в сопредельных с ним зарубежных владениях, требует тщательной проработки всех предварительных решений. Кроме того, Вы передаёте Наследнику все дипломатические сношения по делам наместничества с соседними Китаем, Японией и Кореей. Ему же вверяете командование морскими силами в Тихом океане и войсками в крае. С учётом этого, идёт отбор кандидатур, которые войдут в Особый комитет Дальнего Востока для решения самых важных дел. Определяются их полномочия, обязанности. А трудности? Они есть, да и как им не быть. Впервые наместником назначается наследник престола и в столь юном возрасте.

— Мой дядя Михаил Николаевич…, - начал император.

— Ваше Императорское Величество, — перебил, что не часто позволял себе делать граф в беседах с императором. — Великий князь Михаил Николаевич стал наместником Кавказа в тридцать лет, имея за плечами большой опыт командования военными частями во время боевых действий.

— Я помню, Илларион Иванович. В двадцать два года Великий Князь получает орден Святого Георгия четвёртой степени за сражение при Инкермане, в тридцать один золотую драгунскую саблю "За храбрость". В тридцать два года награжден орденом Святого Георгия второй степени и золотой шпагой с изумрудами и надписью "За окончательное покорение Кавказа". Если бы в наградах не был пропущен Святой Георгий третий степени, то дядя стал бы пятым во всей российской истории награжденных всеми степенями этого ордена после Кутузова, Барклай-де-Толли, Паскевича и Дибича, — император задумчиво замолчал, а потом продолжил. — Как бы мне хотелось иметь такого сына, а не дядю!

— Государь, для того Вы и назначили наследника наместником. Пусть на Дальнем Востоке и не ведутся боевые действия, но обстановка неспокойная, требующая ежедневных решений. Постепенно цесаревич наберётся опыта и станет Вам помощником в управлении государством.

— Илларион Иванович, Ваши слова да Богу в уши. Нет пока в Ники интереса к государственным делам. Тринадцать лет по специальной программе обучали, а толку. Ему бы только с преображенцами и лейб-гусарами гулять, да по балеринам таскаться. С весны к этой Кшесинской ходит. Докладывают, до утра у неё дома веселится. Минни на это спокойно смотрит. Ей, такое ощущение, кто угодно, лишь бы не Алиса Гессенская. Но весь придворный entourage возмущается, что выбор наследника пал на танцовщицу. И своё назначение наместником Ники воспринял, как наказание и ссылку. Что делать, не знаю?!

— Извечная проблема отцов и детей, Государь. Но с учётом ответственности перед империей, этот вопрос в царской семье имеет государственный масштаб.

— Что посоветуешь-то, старый друг, — император тяжело вздохнул.

— Надеюсь, что самостоятельное дело и в таких объемах заставит цесаревича проникнуться государственными делами. На него ляжет груз ответственности за развитие Дальнего Востока, в то время, когда началось строительство Транссибирской железной дороги. По окончании строительства данного пути на окраину империи можно будет относительно быстро перебросить войска и грузы. Английские газеты уже предрекают, что Сибирская дорога, — Воронцов-Дашков, вынул из папки, которая лежала перед ним на столе, листок и прочитал. — "Сделает Россию самодовлеющим государством, для которого ни Дарданеллы, ни Суэц уже более не будут играть никакой роли, и даст ей экономическую самостоятельность, благодаря чему она достигнет могущества, которое не снилось еще ни одному государству".

Император на это лишь хмыкнул.

— Какой здесь простор для государственной деятельности, Государь, — граф мечтательно закатил глаза к потолку.

— Дай бог, Илларион Иванович, дай бог, — Александр Третий поднялся с кресла и подошёл к окну. Помолчав, произнёс не оборачиваясь. — Менять ничего не будем. Наместником Дальнего Востока Ники быть. Там ему балеринок тяжелее найти будет, да и Алису свою забудет. Продолжаем готовить отъезд. Что у нас по срокам начала поездки?

— Планируем на конец января будущего года. Как раз к открытию судоходства на Амуре подгадаем, а Ангару и Байкал по льду обоз пройдёт. Далее до Владивостока к маю доберутся.

— Всё-таки решили резиденцию наместника перенести во Владивосток?

— Да, Государь, считаем, что так будет удобнее и для дипломатической работы, и для командования морскими силами. Строительство самого Владивостока и крепости, также будет удобнее контролировать.

— Хорошо. Одобряю, — император повернулся от окна и вернулся за стол. — Что по охране Ники?

— Как и планировали, для цесаревича Вашим именным указом будет сформирован Его Императорского Высочества личный конвой из казаков Приамурья. На время путешествия будет сформирован отряд из Вашего Собственного конвоя, Государь. Кроме того, добавим специалистов из Дворцовой охраны полковника Ширинкина.

— Командиром конвоя планируете назначить хорунжего Аленина?

— Я бы назначил. Князь Барятинский также одобряет эту кандидатуру. Но есть одно но. Аленин отказался от этой чести.

— И почему он это сделал? — брови Александра Третьего удивлённо поднялись вверх.

— Считает, что для данной должности не будет иметь достаточного положения и уважения среди офицеров и казаков конвоя. И это отрицательно скажется на сохранении жизни наследника. А вот личную секретную охрану цесаревича возглавит с удовольствием, — ответил граф.

— Что же, в уме этому молодому офицеру не откажешь, — хмыкнул император. — Не удивлюсь, если он уже кого-то предложил командиром конвоя.

— Вы проницательны, Государь, — улыбнулся Воронцов-Дашков. — Предложил — подъесаула Головачева Николая Павловича, обер-офицера Иркутского училища. По Вашему указанию он следует в Петербург. Должен прибыть дней через десять.

— Что о нём узнали?

— Из семьи потомственных кубанских пластунов. По первому разряду окончил Оренбургское училище, потом служил в Первом конном полку Забайкальского казачьего войска. Переведён в обер-офицеры Иркутского училища. Отличный наездник. В совершенстве владеет холодным оружием. Это его трюк с разрубанием глиняной пирамиды показал Аленин графу Белёвскому. Искренне предан царской фамилии. Каких-либо сведений о неблагонадёжности Головачева не имеется, — кратко доложил граф.

— Хмм… Интересная кандидатура. Надо подумать. С Алениным его связывает дружба, Илларион Иванович?

— Можно сказать и так. Но точнее Головачев стал наставником Аленина. Много занимался с ним индивидуально. Вместе написали работу по тактике. Думаю, это и послужило тому, что Аленин назвал фамилию данного офицера.

— Значит, Аленин собирается у Головачева занять тоже место, что полковник Ширинкин у Петра Александровича? И своих казачат планирует к себе в секретную часть забрать?

— Планирует, Государь?

— А знаете, Илларион Иванович, ведь может получиться неплохой тандем. Но над кандидатурой Головачева я ещё подумаю. Как он прибудет в столицу, ко мне на приём.

— Слушаюсь, Государь, — его сиятельство склонил голову в поклоне.

— А как проходит обучение Аленина у Евгения Никифоровича? — с улыбкой поинтересовался император.

— Государь, здесь ещё не известно, кто кого учит. Петр Александрович наверняка Вам докладывал.

— Докладывал и докладывает. Очень генерал Черевин настаивает, чтобы хорунжего Аленина окончательно перевели в его подчинение. А Евгений Никифорович, если первоначально после первого проникновения во дворец этого молодца очень на того обиделся. То теперь полковник Ширинкин желает видеть хорунжего у себя в секретной службе. Чем Аленин так себя проявил, кроме трёх проникновений во дворец, что его пытаются к себе перетянуть на службу мой главный охранник и его помощник?

— Позвольте, Государь, доложу краткую обобщающую выдержку обучения Аленина у полковника Ширинкина, — получив кивок согласия от самодержца, Воронцов-Дашков продолжил. — Около двух месяцев назад Аленин был отозван из отпуска и направлен на обучение в службу генерал-лейтенанта Черевина, так как первоначально отъезд наследника на Дальний Восток планировался в ноябре этого года. Через три дня ознакомления с документацией, регламентирующей организацию охраны дворца, Аленин в присутствии Петра Александровича высказал своё мнение о недостаточности и ошибках организации охраны. Его спор с генералом Черевиным вылился в первое проникновение хорунжего во дворец и в покои Петра Александровича. При этом силы охраны вне дворца были усилены в три раза.

— Это мне рассказывали и неоднократно. Кого-то из лакеев, захваченного Алениным, пришлось перевести в Зимний, так как тот стал бояться ночью ходить по Гатчинскому дворцу, — улыбнулся император. — Да и подполковник Мозалев, говорят, по ночам теперь плохо спит.

— Первое проникновение Аленина во дворец привело к тому, что были переработаны схемы постов, патрулей. В ночные патрули решено ввести собак. Уже решён вопрос по породам собак, псарне, работникам. Затраты, Государь небольшие. Так же по предложению Аленина в суточный наряд уже введена группа немедленного реагирования. Основная задача данной группы усиливать тот участок охраны, где произошло чрезвычайное происшествие. Проведённые учебные игры, показали намного большую эффективность новой схемы охраны. Несколько попыток проникнуть во дворец пластунов-одиночек из Кубанского дивизиона не увенчались успехом.

— Об этом, Илларион Иванович, генерал Черевин мне подробно докладывал, — недовольно поморщился Александр Третий.

— Хорошо, Государь. Продолжу. После второго и третьего проникновения во дворец Аленина, нам пришлось переделывать всю внутреннюю охрану и пропускную систему. Мы считали, что введение пропусков с фотографиями для работников дворца и расставленные одиннадцать постов в Арсенальном каре достаточная мера для охраны Вас и вашей семьи внутри дворца. Аленин это опроверг. Ему понадобилось два дня и поездка в столицу, чтобы купить парики, накладные бороды, соответствующую одежду и, меняя с их помощью свой внешний вид, сделать в салоне фотографии двух разных лиц. Потом хорунжий самостоятельно изготовил очень похожие пропуска на стекольщика и работника обслуживающего телефонные линии.

— Таких подробностей Петр Александрович, мне не рассказывал, — заинтересовался государь. — Продолжайте, Илларион Иванович.

— Как телефонист, Аленин среди белого дня, не скрываясь, смог пройти до бельэтажа Кухонного каре, где были размещены для учений посты охраны, как в Арсенальном каре. На антресоли его не пустили, сказав, что здесь телефонных линий нет. При этом никаких подозрений хорунжий не вызвал и спокойно покинул дворец. А по пропуску стекольщика этот "революционер" обошёл всё каре и никто его не задержал. Настолько убедительным было поведение, внешний вид Тимофея и пропуск. При этом, в рабочем ящике стекольщика, который хорунжий носил с собой под двойным дном лежали восемь сальных свечей, имитирующих динамитные шашки, со вставленным и уложенным специальным образом огнепроводным шнуром. Укладка шнура позволила бы "революционеру" удалиться на безопасное расстояние.

— Значит после этих прогулок хорунжего, количество постов в Арсенальном каре было увеличено? — перебил графа император.

— Да, Государь. Кроме того, пришлось менять все пропуска, добавив к фотографиям описание внешности, рост, вес, цвет волос, глаз. Так же добавив в бумагу пропуска и записи некоторые незначительные и незаметные тонкости, о которых кроме охраны внутренних постов никто знать не будет.

— Таким образом, как мне довёл Пётр Александрович, за последние два месяца в моей охране, благодаря Аленину, произошло больше изменений, чем за одиннадцать лет, — грустно усмехнулся император. — А дворец всё больше начинает походить на осаждённую крепость!

— Да, Государь. Князь Барятинский был прав, когда говорил, что Аленин видит то, что не замечают другие. За первые два дня обучения Тимофей вычислил почти всех секретных агентов охраны из службы Ширинкина. Военная выправка, оказывается, выдает, и револьвер, который одежду топорщит. Его предложение со сторожевыми будками…

— Илларион Иванович, об этом ни слова, — раздражённо произнёс император. — Ладно, пост чуть ли не в спальне у меня, но эти железные короба с бойницами перед дворцом?! Это чересчур! Про меня итак уже в Европе пишут, как о гатчинском узнике-затворнике. Давайте ещё морские орудийные башни на всех подъездах к дворцу поставим!

— Ваше Императорское Величество, — упрямо продолжил граф. — Но эти железные короба, как Вы их назвали, снаружи будут обшиты деревом. Так же покрашены. Всё отличие от имеющихся сторожевых будок — по-другому развёрнуты, чуть больший размер и скрытая дверь, которая закрывается во время нападения. Потом открываются бойницы на все четыре стороны, и часовой имеет возможность вести круговой огонь, находясь в хорошо защищённом помещении. А если по совету Аленина в будке хранить опечатанный ящик с десятью заряженными револьверами, то и огневая мощь такого поста будет значительной.

— Илларион Иванович, этот вопрос больше не обсуждается! — в голосе императора начали звучать нотки гнева. — Вы что серьёзно собрались войсковые операции во дворце проводить? Бои с крупными силами противника?

— Ваше Императорское Величество, если есть хоть какой-то шанс нападения на дворецтаким образом, надо его рассмотреть и принять меры.

— Всё граф, я не желаю больше ничего слышать по этому предложению. Давайте обсудим следующий вопрос по делам в Приамурском генерал-губернаторстве. Как Андрей Николаевич отнёсся к тому, что ему теперь негласной нянькой при Ники быть?

* * *

— Господа, сегодняшнее занятие будет посвящено обучению стрельбе, — я прошелся вдоль одношереножного строя, состоящего из свободных от дежурства шести агентов секретной части дворцовой полиции. — Кстати, вижув ваших глазах ухмылку. Видимо, вы считаете, что умеете стрелять?!

Только то, что я уже почти месяц занимался со всеми агентами секретной части рукопашным боем и успел сбить с них спесь великих бойцов на кулачках, не позволило стоящим передо мной шумно выразить своё мнение. Так же сдерживающим фактором сказалось присутствие на стрельбище полковника Ширинкина, которого я пригласил для некоторой демонстрации, которая Евгению Никифоровичу должна понравиться. Полковник был единственным в форме, агенты и я в партикулярном платье.

Вообще, когда по приказу почти два месяца назад из имения прибыл на приём к графу Воронцову-Дашкову, был нокаутирован известием, что очень скоро цесаревич Николай направится на Дальний Восток наместником, а мне его охранять. С учётом этого, я направляюсь на обучение к главному охраннику ЕИВ генерал-лейтенанту Черевину, а также начальнику дворцовой полиции и её секретной части полковнику Ширинкину.

На приёме у графа я впервые услышал о секретных агентах, имеющихся в охране императора. Что-то такое мог предположить по аналогии с организацией службы охраны первых лиц в моём времени, но реально с данной службой познакомился после представления Евгению Никифоровичу.

Вохрану императора и его семьи входило множество подразделений, общей численностью около двух тысяч человек. Среди этой толпы на дворцовую полицию отводилось чуть больше полутора сотни человек, из которых пятьдесят составляла "охранная стража" из секретных агентов. Данные сотрудники, не отличающиеся внешне от прочей публики, должны были дополнить надзор наружной полиции, держа под постоянным наблюдением два-три первых ряда публики, окружавшей царя. При сопровождении императора, "наблюдатели" должны были нести службу на ключевых постах, используя метод "цепного хождения" на путях возможного следования царя. Этот метод предполагал, что агентура передвигается постепенно на всем протяжении один за другим на близком расстоянии от царя и являясь его непосредственной личной охраной. Также эти ребята вели открытое наружное наблюдение, отслеживая лиц "разыскиваемых, обвиняющихся и обвиненных по политическим целям, поднадзорных и подозреваемых". Это была одна категория агентов — "наблюдатели".

Другую составляли "сыскари", которые осуществляли оперативно-розыскную деятельность в местах высочайшего присутствия, собирая сведения обо всех живущих и приезжающих в резиденцию и окрестности. Это уже были старшие секретные агенты. Их должность предполагала самостоятельную деятельность. Они должны были быть способными играть роль офицеров, купцов, дачников или путешественников, действовать под видом дворников, посыльных, наемной прислуги (швейцаров и лакеев). При этом агентам категорически запрещалось "раскрываться", они должны были играть частных лиц, защищающих государя. Секретная агентура располагала своими извозчиками, несколькими хорошими верховыми лошадьми. Вооруженыбыли секретные агенты револьверами и кастетами, но оговаривалось, что их употребление возможно только в исключительных случаях.

Сегодня по расписанию одна из свободных от дежурства групп "наблюдателей" должна была отработать ежемесячные, обязательные стрельбы из револьвера русской версии Смит-Вессон с укороченным стволом, изготовляемого в Туле специально для полиции. К данному занятию, не именно с этой сменой, а по содержанию, я готовился около двух недель. Для этого опять пришлось отпрашиваться на поездку в столицу и тратить свои деньги, которых становилось всё меньше. Оружейные магазины Петербурга меня порадовали, и я стал обладателем пары револьверов Леона Нагана тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года выпуска и трехсот патронов к ним.

Немного поработал с ударно-спусковым механизмом обоих револьверов, делая спуск легче и мягче. За неделю на этом стрельбище расстрелял больше двухсот патронов, вспоминая и вновь нарабатывая навыки стрельбы по-македонски. Есть версия, что этот термин происходит от македонских борцов за свободу, которые использовали сразу два пистолета или револьвера во время Балканских войн тысяча девятьсот двенадцатого и тринадцатого годов.

На страницы газет термин "стрельба по-македонски" впервые попал в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Тогда в Марселе членами Внутренней македонской революционной организации, которые также любили пользоваться одновременно двумя огнестрелами, были убиты югославский король Александр и министр иностранных дел Франции Барту. С середины тридцатых годов стрельбе по-македонски, то есть стрельбе на ходу из двух пистолетов (или револьверов) по движущейся цели, начинают обучать в США агентов ФБР, а в Англии — агентов оперативных отделов Скотленд-Ярда. С тысяча девятьсот сорок второго года стрельбу по-македонски начали культивировать розыскникиСМЕРШа.

В военном спецназе СССР пистолетчиков специально не готовили, но специалисты были. Мне в той жизни повезло. На моём боевом пути попался офицер, чей отец служил в СМЕРШ и был одним из тех чистильщиков и волкодавов, как Таманцев по прозвищу "Скорохват", которого описал Богомолов в своём известном произведении. Он и учил искусству стрельбы из двух пистолетов своего сына, а тот поделился этими знаниями со мной, молодым лейтенантом, только пришедшим в бригаду. В одном отряде мы прослужили с ним три года, пока выслуживший все сроки майор не вышел на пенсию. Как двигаться, как оружие держать, как целиться и стрелять — наработал под его руководством до автоматизма, на уровне интуиции. На практике, правда, ни разу не использовал полученные навыки. Дистанция, с которой приходилось работать в бою, больше для автомата подходила. А при зачистке, гранату в дверь, потом очередь. Но упражнение "качание маятника" дало много для развития реакции, оценки общей картины боя, интуитивных действий, когда реагировал на опасность замеченной периферийным зрением.

Все эти воспоминания пролетели в голове, пока стоял перед строем и держал паузу.

— Что же, господа, давайте посмотрим, что вы умеете, — я повернулся к Ширинкину. — Господин полковник, разрешите начинать.

— Начинайте, хорунжий, — Евгений Никифорович разрешающе махнул рукой.

— Господа, налево. На огневой рубеж, шагом марш. — Дождавшись, когда агенты займут место каждый напротив своей ростовой мишени, расположенных в сорока шагах, я продолжил. — По команде, вы все быстро достаете оружие и самостоятельно открываете огонь. На всё про всё, включая шесть выстрелов, вам отводится пятнадцать секунд. Посмотрим, как вы умеете быстро и метко стрелять. Главное всё-таки метко. Вопросы? Вопросов нет. Приготовиться!

Я достал из кармана подарок цесаревича и открыл крышку. В это время ко мне подошёл Ширинкин.

— Тимофей Васильевич, такого упражнения нет в наставлении по стрельбе. Что вы хотите мне показать.

— Господин полковник, чуть позже всё увидите. Разрешите продолжить?

— С учётом того, что вы уже натворили… Продолжайте.

— Господа, начали! — скомандовал я стрелкам, посмотрев на циферблат часов.

Агенты выхватили, точнее я бы сказал, торопливо достали кто откуда укороченные револьверы, встали в стойку, чуть развернувшись к мишени, и сильно согнув руку в локте, подняли Смит-Вессоны на уровень глаз. Загрохотали выстрелы. Над шеренгой стреляющих поплыл дым от сгоревшего пороха.

"Да, ничего со временем не меняется. Что сейчас, что позже — та же дуэльная стойка. Здесь, правда, руку, в которой держат оружие, сильно сгибают в локте, — думал я, глядя то на стреляющих, то на ход секундной стрелки. — Кто пишет наставления по стрельбе из револьвера, или потом из пистолета, того же Макарова, они каким видят бой. Идёт офицер в атаку. Остановился, картинно развернулся полубоком, вытянул руку, выстрелил. И пошёл дальше или побежал. Всё. Время".

— Закончить стрельбу. Оружие убрать, — дождавшись, когда агенты спрячут револьверы, продолжил. — К мишеням шагом марш.

После того, как по раскисшей от прошедшего недавно дождя земле дошли до мишеней, начался индивидуальный разбор стрельб. В принципе, отстрелялись неплохо. Только у двоих осталось по одному неизрасходованному патрону. Тремя попаданиями отметились все. Один из агентов, усатый крепыш, попал в холщовую мишень, на которой был нарисована фигура в полный рост, целых пять раз. Шестой выстрел сделать не успел. При возвращении от мишеней, которые обслуживающие сегодняшние стрельбы солдаты, ремонтировали, заклеивая с помощью бумаги и клейстера пробоины, агенты оживлённо и радостно переговаривались. Полковник Ширинкин, который вместе с нами осматривал мишени, лучился довольствием. По современным требованиям смена агентов отстрелялась отлично, при этом в два раза перекрыв норматив по времени.

— Как Вам результат, Тимофей Васильевич? — спросил меня Евгений Никифорович, когда мы вернулись на огневой рубеж.

Я сделал унтер-офицеру, который командовал солдатской командой на стрельбище, заранее обусловленный жест и только после этого ответил Ширинкину.

— Господин полковник, по требованиям и нормативам смена агентов отстрелялась отлично. Но для тех, кто охраняет Его императорское величество и его семью, данного результата, считаю недостаточным. Стрельба, стоя на месте и по одной неподвижной мишени сильно отличается от той ситуации, при которой агентам не дай Бог придётся применять оружие. Как я думаю, нападающий на охраняемую персону вряд ли будет стоять на месте. А если он хороший стрелок, то застывший на месте охранник — прекрасная мишень.

— И что Вы предлагаете, хорунжий? — заинтересованно спросил Евгений Никифорович. Остальные агенты, которые стояли передо мной, также с любопытством посмотрели на меня.

— Господин полковник, сейчас за моей спиной расставляются мишени. Одна из них обозначенная листом бумаги красного цвета — охраняемая персона, белыми листами обыватели, желтыми — охрана. Сколько мишеней будет, я не знаю, последовательность их расстановки мне также не известна. С унтер-офицером было обговорено, что охранников должно быть не больше восьми.

— И что дальше, хорунжий?

— А дальше, господин полковник, как только обстановка из мишеней будет готова, вы даёте мне команду и засекаете время, за которое я смогу уничтожить охрану и охраняемое лицо. Господам агентам надо показать, что может сделать хороший стрелок.

— Интересно. Я бы даже сказал очень интересно, — полковник оглядел своих людей, потом бросил взгляд за мою спину на стрельбище. — Кажется всё готово. Право будет увлекательно посмотреть, что вы сможете сделать, Тимофей Васильевич, с таким количество мишеней. Кстати, из чего вы собираетесь стрелять?

— Мне и самому любопытно, господин полковник, как всё получится, — ответил я, сосредотачиваясь на стрельбу. — А из чего буду стрелять, сейчас увидите. Я готов, господин полковник.

Ширинкин достал из кармана часы и, открыв крышку, стал следить за стрелками.

— Стрелять, — резко скомандовал Евгений Никифорович.

Я, отбрасывая левой рукой полу пиджака, ею же выхватил один револьвер из кобуры за спиной, а правой рукой из открытой кобуры на левом боку. Одновременно с этим я разворачивался кругом через правое плечо. Заканчивая разворот, уже держал пару наганов перед собой, сцепив большие пальцы, и открыл из них огонь. Смещаясь на полусогнутых ногах влево, я, стреляя то из левого, то из правого револьвера, поражал желтые пятна на мишени. Поразив все шесть, оставшиеся патроны выпустил одновременно в красный лист мишени, разорвав его в клочья.

— Стрельбу закончил, — произнёс я, выпрямившись и опустив стволы изделия Леона Нагана в землю.

— Десять секунд! — восторженно озвучил моё время Ширинкин. — Это невероятно! Тимофей Васильевич, почему вы раньше не показали свою очень оригинальную и эффективную манеру стрельбы?

— Подходящего оружия не было, господин полковник. Мишени смотреть пойдём?

— Чего их смотреть, — мрачно произнёс крепыш, который пять раз поразил свою цель во время стрельб. — Я и отсюда вижу, что все желтые мишени поражены, а у красной головы не осталось. По секунде на брата получается. Так и револьвер достать не успеешь.

— Это вы правильно, Горелов, подметили. По секунде на охранника, — Ширинкин кивнул головой, как бы соглашаясь с произнесёнными словами. — Тимофей Васильевич, а из чего Вы стреляли?

— Револьверы конструкции Леона Нагана тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. Размером почти, как и полицейский Смит-Вессон, но легче. Калибр три линии. Спуск при самовзводе несколько тяжеловат. Но если чуть подработать пружину, то нормально. Самое главное к нему патроны на бездымном порохе.

— Интересный револьвер, — Ширинкин крутил в руках один из моих наганов. — И где Вы такой приобрели?

— В столице, господин полковник. Для этого и отпрашивался у Вас две недели назад.

— Может быть для нашей службы приобрести такие? — задумчиво произнёс Евгений Никифорович.

— Агенты уже привыкли к смит-вессонам. И у этих револьверов спуск мягче, чем у нагана. Лучше бы к ним партию патронов на бездымном порохе изготовить.

— А зачем же Вы тогда приобрели эту пару, Тимофей Васильевич, да ещё за свой счёт? Получили бы для занятий штатные?

— Честно говоря, господин полковник, искал что-то поменьше и полегче, чем наши коротыши. Так как думаю о необходимости вооружить каждого агента парой револьверов. Шесть выстрелов — это мало. К сожалению, ничего подходящего не нашёл. А эти револьверы как-то в руку легли. Не захотелось их выпускать. Да и для скрытого ношения они лучше приспособлены. Вы же не заметили мою пару? Именно для этого показа, я и просил Вашего разрешения прийти на занятия в партикулярном платье.

— А каким образом Вы их носите, Тимофей Васильевич, — поинтересовался Ширинкин, возвращая мне револьвер. Агенты, затаив дыхание, вслушивались в нашу беседу.

— Мне по моим рисункам сшили два пистолетника, — я откинул полу мешковатого пиджака и вставил в открытую кобуру револьвер, застегнув через отверстие фиксирующий ремешок на шпенёк клепки. — Один я закрепил с боку, а второй на спине. При этом, ольстра сшита, чтобы оружие носить внутри брюк.

Пока я всё это рассказывал, вложил второй наган в кобуру на спине и зафиксировал его ремешком.

— Оригинальное решение, хорунжий, — Евгений Никифорович подойдя, пощупал мою кобуру на боку. — А кто Вас так научил стрелять? Откуда такая манера стрельбы стразу из двух револьверов.

— Господин полковник, я подумал, что после шести выстрелов секретный агент остается безоружным, так как за то время, что он будет перезаряжаться, его убьют. А за ним убьют и охраняемое лицо. Самое простое решение дать охраннику второй револьвер, что увеличит его огневую мощь в два раза.

— Вы считаете, Тимофей Васильевич, что может возникнуть такая ситуация, когда секретному агенту понадобиться стрелять больше, чем шесть раз?

— Господин полковник, в жизни случается всякое. Я оказался здесь только из-за того, что мало кто мог представить ситуацию с нападением хунхузов на пароход, где находился цесаревич.

— В этом вы правы, хорунжий. А если такая ситуация может возникнуть, то к ней надо готовиться. Извините. Продолжайте.

— Слушаюсь. Получив в руки два револьвера, я стал думать о том, каким образом их можно использовать одновременно в огневом контакте. Так методом проб и ошибок за две недели тренировок здесь на стрельбище и получил такую манеру ведения огня. Только всё это ещё сыровато. Надо продумывать дальше. Пробовать другие варианты.

— Сыровато говорите?! Может и сыровато, но высокая эффективность. Двенадцать выстрелов в цель, в движении, за десять секунд! По всему этому, — Ширинкин сделал круговой жест рукой. — Жду завтра подробный рапорт от Вас. А сейчас заканчивайте занятия, переодевайтесь и встречайте на вокзале подъесаула Головачева. Сегодня его на приём ждёт император. Извозчик Вам выделен. Пропуск на подъесаула выписан.

Закончив занятие, я переоделся в форму и на выделенном извозчике направился на вокзал. Встреча на перроне с подъесаулом Головачевым, была радостной для нас обоих. Но откровенно поговорить мы смогли только в комнате, которую мне предоставили для временного проживания, пока прохожу обучение у Черевина и Ширинкина.

— Судя по всему, Тимофей Васильевич, своему повышению в звании и награждению орденом Станислава третьей степени, я обязан Вам, — Головачев, сидя за столом, на котором я, с учётом отсутствия денщика, быстро соорудил лёгкий перекус из бутербродов и чая, с какой-то отцовской улыбкой рассматривал меня.

— Николай Павлович, насколько я знаю, решение о Вашем награждении принимал Его Императорское Величество. Тем более Ваша выслуга уже позволяла это сделать. А орден?! Я думаю, вы его заслужили! Это подтвердит любой юнкер, который был с Вами в том походе.

— Кто бы мог подумать, — подъесаул усмехнулся. — Чуть больше полугода назад я писал ходатайство на награждение юнкера, который своей стрельбой по бунтовщикам подарил нам победу. А теперь передо мной сидит Георгиевский кавалер, потомственный дворянин Аленин-Зейский.

— Николай Павлович, не издевайтесь…

— Тимофей Васильевич, я не издеваюсь, — перебил меня Головачев. — Я констатирую факты. И прекрасно понимаю, что если бы Вы не произнесли мою фамилию на приёме у Государя, то никаких изменений в моей судьбе не было бы. Кстати, не подскажете, чего мне ждать? Кроме того, что через пару часов придётся предстать перед Его Императорским Величеством, мне ничего не известно.

— Насколько до меня довели, Государь хочет с вами лично пообщаться, перед тем как принять решение о назначении Вас командиром Его Императорского Высочества Государя Наследника личного конвоя.

— Неожиданно! — только с силой сжатый кулак правой руки, так что побелели костяшки, выдало волнение подъесаула. — А что это за подразделение?

— Николай Павлович, в ближайшее время будет обнародован указ о назначении цесаревича наместником Дальнего Востока. Для его охраны будет создан личный конвой наследника. Он будет состоять из лейб-гвардейских взводов казаков Кубанского, Забайкальского, Амурского и Уссурийского войск. Штатное расписание ещё утрясают, но предварительно: командир конвоя, три помощника, казначей, четыре командира взводов и сто шестьдесят казаков. Кроме того, будут приданы секретные агенты в количестве тридцати человек.

— А какую должность займете Вы, Тимофей Васильевич?

— Одного из Ваших помощников, который будет отвечать за работу секретных агентов и личников цесаревича.

— Вы так уверены в моём назначении?

— Не знаю почему, но уверен Николай Павлович. Более подробно обсудим всё после высочайшей аудиенции. А теперь давайте перекусим, а потом направимся во дворец. Теперь надо пройти много охранных регламентов прежде, чем попадешь на приём к Государю.

Эпилог

Я стоял на том же месте палубы парохода "Вестник", на которое упал, когда в меня попала пуля выпущенная, предположительно, японским снайпером. Она предназначалась будущему императору Николаю Второму, но я её принял на себя. Точнее прыгнуть на пересечение траектории пули тело заставил его настоящий хозяин — Тимоха Аленин. После этого его составляющая ушла, а в этом теле осталось только моё сознание.

Я провожал глазами дерево на острове Разбойный, откуда стрелял снайпер. Высокая сибирская лиственница постепенно удалялась по левому борту назад по ходу парохода. В этот раз "Вестник" шёл по высокой воде через фарватер между островами.

За спиной раздался скрип открываемой двери. Я резко повернулся. Из дверного проема вышли двое казаков-личников Кубанского взвода. За ними на палубу появился цесаревич. С боков к нему сразу пристроилось двое казаков, которые стояли по бокам двери каюты.

"Хоть что-то начало получаться, — подумал я, глядя на эти перестроения. — Просил же Головачева набрать во взвод кубанцев молодёжь. Нет, млять. Две трети — заслуженные казаки-бородачи старше тридцати. А их попробуй, переучи?! Счас! Сопляк какой-то будет вразумлять их конвойной службе. Мы чай уже кто два, а кто и три раза на сверхсроке отслужили. И в других взводах, чувствую, будет такая же хрень. Как же, в лейб-гвардии должны служить только лучшие из лучших".

— Ваше Императорское Высочество, Вы слишком рано вышли из каюты, — между тем я обратился к Николаю.

— Аленин, как ты мне уже надоел своей опекой за эту дорогу! — наследник смотрел на меня с усмешкой. — Дай и мне посмотреть на то место, откуда в меня стреляли.

— Вон та лиственница, Ваше Высочество, — я указал рукой на отдаляющееся дерево.

Цесаревич, а теперь и Наместник Дальнего Востока Николай Романов прикрытый с четырёх сторон коробочкой из казаков, долго смотрел на исчезающее в дали дерево. Передёрнув плечами, наследник спросил, стоя ко мне спиной.

— Тимофей Васильевич, а о чём Вы думали, когда прыгали на перехват пули?

"Что отвечать? На хрен мне всё это нужно?! Такая реальная была мысль. Не поймёт будущий император. А о чём помышлял тогда Тимоха, как-то в мозгах не сохранилось", — промелькнуло в голове, и я ответил.

— Не успеваю. Об этом успел рассудить, Ваше Императорское Высочество.

Николай резко развернулся. Внимательно посмотрел мне в глаза и протянул мне свою правую ладонь.

— Спасибо, Тимофей Васильевич! Ещё раз спасибо!

— Ваше Императорское Высочество, я вознаграждён за те события выше всякой меры. Но самая важная награда — Ваша благодарность, — ответил я, аккуратно сжав ладонь цесаревича.

— Не льсти, хорунжий Аленин-Зейский. До царедворцев тебе далеко. И такое поведение тебе не идёт. На нос парохода пройти теперь можно, личный телохранитель?

— Да, теперь можно.

Вместе с цесаревичем, которого в коробочку взяли личники, направились на бак. Захлопали двери кают. На палубу начала выходить свита Николая. Первым вышел генерал-лейтенант Духовский. Как мне было известно от графа Воронцова-Дашкова, он вернее всего, заменит барона Корфа. По последним сведениям, здоровье дедушки оставляло желать лучшего. Ранение сказалось. Пока же Сергей Михайлович был старшим свиты Наместника. И к нему и к барону Корфу у меня были пакеты, запечатанные личной печатью императора. Илларион Иванович ещё раз довёл до меня, что в них содержится указание не чинить мне препятствий и оказывать полное содействие в личной и секретной охране цесаревича. Такое вот высокое доверие со стороны императора. Мне вспомнилась последняя встреча с Александром Третьим перед отъездом и его слова.

— Тимофей Васильевич, думаете — зачем мне нужен в окружении Ники человек, который показал, что я ему могу полностью доверять?

Вопрос был настолько неожиданным, что я даже не оценил с ходу сказанное Государем — "человек, который показал, что я ему могу полностью доверять". А это было личное доверие императора — одна из высших оценок в Российской империи. Данная оценка дороже любых званий и орденов.

— Молчите? Правильно! Слишком мало у Вас информации. Личная охрана Николая — основная Ваша задача, Тимофей Васильевич. Я Вас очень прошу, сохраните мне сына!

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество.

— Есть ещё одна задача. Постарайтесь всё-таки установить, кто совершил предыдущее покушение на Ники. Я понимаю, что это несколько глупо просить. Целая комиссия из ведущих сыщиков и следователей министерства внутренних дел не выяснила. Но Ваше умение видеть в обыденности новое, заставляет меня надеяться на успех и в этом направлении Вашей деятельности.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — ответил я, а про себя подумал: "Такими темпами мой девиз "Жертвенность и храбрость" очень скоро будет высечен не только на гербе, но и на могильной плите".

От воспоминаний меня отвлёк цесаревич.

— О чём задумались, Тимофей Васильевич? Близких вспомнили?

— Да, Ваше Императорское Высочество. Почти два года в станице не был. Как они там?

— Скоро увидите.

— Это так. Где-то, через час прибудем к станице.

— Куда планируете взять свой десяток казачат. Точнее уже казаков лейб-гвардии.

— Ещё не решил, Ваше Императорское Высочество. Всё будет зависеть от того, каков будет набор казаков в остальные три взвода конвоя и тех, кого предложат в секретные агенты. После отбора, экзаменов и буду решать.

— С Николаем Павловичем это обсуждали.

— Обязательно. Он полностью меня поддержал в этом вопросе, — несколько покривил я душой.

С Головачевым у меня сложились прекрасные отношения начальник-подчинённый. Но вот по вопросам комплектования конвоя, секретной части и методики их обучения, иногда доходило до ора. Мои нововведения из будущего он принимал с трудом. Что уж говорить об остальных кубанцах-конвойцах. В большей степени они воспринимали только парадные функции своей службы.

— Может быть, остановимся в станице на ночь? — поинтересовался цесаревич.

— Ваше Императорское Высочество, я бы с большим удовольствием, но по регламенту, нам отведено пять часов на стоянку и все мероприятия в станице Черняева. Единственно, прошу Вашего разрешения отлучиться на час, чтобы встретиться с семейством Селевёрстовых. Дядька Петро и тётка Ольга мне заменили отца и мать. А названная сестра родила племянника.

— Думаю, за один час со мной ничего не случится. Тем более в станице, чьи жители один раз спасли мне жизнь, — ответил, улыбаясь, цесаревич. — Разрешаю, Тимофей Васильевич.

Николай повернулся к свите и подозвал казначея конвоя сотника Еремина и что-то произнёс ему на ухо. Сотник быстро ушёл и вернулся, держа в руках шикарный черкесский кинжал. Все это время, на палубе царило молчание. Цесаревич взял у казначея кинжал и протянул его мне со словами.

— Передадите кинжал своему племяннику от меня. На зубок. Так, кажется, у вас говорят?

— Благодарю, Ваше Императорское Высочество. Это большая честь.

— Полно, Тимофей Васильевич. Надеюсь, что Ваш племянник вырастет справным казаком и защитником престола.

— Ещё раз благодарю, — я склонил в поклоне голову.

— Вот и хорошо. Я же пока пообщаюсь с Сергеем Михайловичем, — сказав эту фразу, цесаревич отошёл от меня к свите. А я остался у борта парохода, сжимая в руке кинжал.

Чуть меньше двух лет назад я в конном строю ожидал прибытия будущего императора в станицу. Тогда я думал, как мне относиться к этому человек. За это время я узнал много нового из жизни царского дома, системы управления государством, аристократии и её месте в империи. Сам стал потомственным дворянином. Но чем больше узнавал, как живёт простой народ, тем больше думал о том, как облегчить его участь. Но каким путём? Революция? В этом мире Англия и Франция её уже пережила. Легче народу не стало. Только огромные жертвы среди населения.

Почти пять лет назад я ставил перед собой задачи, которые значительно перевыполнил. Сейчас я стал человеком, который находится в близком окружении будущего императора, которого ещё живой и здравствующий Александр III Миротворец пытается научить разумно править. Может быть, в этом шанс или основная цель моего попадания в это время и в этот мир. Попытаться всё исправить без того кровопролития, которое было в моём времени. Поживём — увидим.

Оглавление

Пролог

Глава 1. Встреча Государя Наследника

Глава 2. Показуха на полигоне

Глава 3. Спасение цесаревича

Глава 4. Разбор полётов

Глава 5. Путь в училище

Глава 6. Дружеская беседа

Глава 7. Снова курсант

Глава 8. Бунт

Глава 9. Воля Государя

Глава 10. Усадьба

Глава 11. Светская жизнь

Глава 12. Охрана императора

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg