«Карибы»

Карибы (fb2) - Карибы [СИ] (Командир - 4) 1682K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Олег Евгеньевич Чупин

Олег Чупин КАРИБЫ

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1564 года от РХ

Трудовые будни в Заморской Руси начались, после встреч Нового года и Рождества, с организации подготовки к весенним рейдам «за зипунами». Продолжившимися 20 числа традиционным общим совещанием у адмирала командования флота. Обсудили как обычно общий план, наметили конкретные мероприятия. Из наиболее крупных, отправка в мае каравана из шести галеонов и рейсового клипера с золотом и иными драгоценностями из английской добычи в Россию. Да окончание, согласно расчетам, дноуглубительных работ в гавани Порт-Росса. Остальные мероприятия повторяемые из года в год, весенняя «охота» на корабли Серебряного флота и перехват по осени судов из метрополии, отправка по весне и возвращение осенью торговых экспедиций в Европу и Турцию, в последней маршрут несколько изменился. Предстоял заход на один безлюдный песчаный островок у побережья Северной Африки и встреча с благочестивым и уважаемым негоциантом из Алжира с передачей ему ненужного уральцам «живого товара» из Испании. Про обмен рейсовыми клиперами и иные постоянно повторяющие событие, в виде обучения флота и сухопутных подразделений, посевной со сбором урожая и так далее, не стоит и упоминать.

В этом году на весеннею «охоту» вышли пораньше, в середине апреля. Шли как обычно боевыми парами. Из девятки боевых пар все вернулись с призами. Шести парам особенно повезло, перехватили по кораблю из состава Серебряного флота притом, что половина из них были королевские, везшие в своих трюмах, причитающуюся монарху его пятую часть от всех доходов колоний Нового Света. Оставшиеся три двойки привели в гавань Новгорода-Испанского по крупной барке груженных местными товарами. Всего на четырех галеонах и паре каракк взяли трофеев, только драгоценными металлами и камнями на сумму свыше двух миллионов талеров, да еще товара на 660 000 талеров.

Вслед за «охотниками» Порт-Росс покинула «Касатка», взявшая курс на Родину до Архангеломихайловска, увозящая в своих трюмах большую часть английской добычи, а в кубриках около полусотни освобожденных из турецкой и берберской неволи соотечественников. Через сутки по следу клипера отправился отряд в шесть галеонов, имевших на борту остальных бывших невольников, так же не согласившихся на службу в Заморской Руси, как и их товарищи на «Касатке», идальго и простых испанцев, согласившихся перейти на службу Московскому царю, для чего и плыли в «далёкую, дикую Московию» и запрятанную в трюмах остальную часть английских трофеев. Эта шестерка галеонов предназначалась для списания из состава флота, в связи с заменой их на четверку легких и пару тяжелых фрегатов. Но пускать на слом, еще крепкие и мореходные корабли ни кто не будет. И в Архангеломихайловске вся шестерка пройдет ремонт и модернизацию, после чего продадутся купцам-акционерам «Московской-Туркестанской торговой компании» по льготной цене, да еще и в кредит. И будут бывшие испанские корабли возит в Европу русские паруса, канаты с веревками, пушнину да металлический изделия и иной товар.

Следующими, уже в начале мая, покинули Новгород-Испанский суда «турецкой» эскадры, увозящие в трюмах скованный «живой товар» из отказников от службы Московии и не прошедших психологический отбор «добровольцах» не принятых «витязями» всякую рвань и шваль, из экипажей и пассажиров захваченных весной 1562 года испанских судов. Всех их будет ждать на знакомом попаданцам, безлюдном песчаном острове, у берегов Северной Африки, адмирал берберских пиратов и по совместительству благочестивый, богатый и удачливый купец Мустафа-бей. А уж куда он пристроить свеже купленный «товар» одному только Аллаху известно, да прихотливым изгибам спроса на рабском рынке. Но весь товар будет продан Мустафой полностью и с прибылью, в рабах рынки Северной Африки нуждались всегда.

Последней в этом году, уже в середине мая, отбыла из родного порта «европейская» торговая эскадра, увозящая к Азорским островам на встречу с негоциантами из Ля-Рошеля колониальные товары из Нового Света. В этом году ля-рошельские торговые партнеры артельщиков не получать в качестве товара призовые суда, по причине их отсутствия. В прошедшем году «охоту» на испанцев не проводили, а английские трофеи, продали сразу же после дела, вместе с грузом погруженным в их трюмы.

Московское царство. Москва-Уральский уезд. Январь-август по новому стилю 1564 года от РХ

Прошли праздники начала года и начались будни. Развернулась полномасштабная подготовка ко Второму Туркестанскому походу. Готовили не только войска, но и новое, засекреченное от всех посторонних оружие и боеприпасы к нему. Полевые пяти дюймовые гаубицы и трехдюймовые пушки, автоматические картечницы, своей конструкцией очень напоминающие митральезу разработанную в миру попаданцев ДеВиттом Клинтоном Фаррингтоном. Орудий изготовили по шесть стволов, автоматических картечниц или сокращенно автокарт, собрали дюжину. Столько же наштамповали минометов и опять традиционного для России калибра в 82-мм. Не отстали от оружейников и боеприпасники, наделавшие, уже на вполне работоспособных линиях, которые при производстве снарядов, мин с патронами, прошли полноценные испытания на надежность и технологичность выпуска продукции. И напоследок преподнесли свой «подарочек» химики, передавшие на боевые испытания своё отравляющее вещество. К счастью для будущего противника не летального воздействия, а раздражающего. По слова Ивлева-старшего, это вещество по своему воздействию на человека походило на известные попаданцам милицейские «сирень» и «черемуха». Проверять на себе утверждения Сергея Глебовича ни кто естественно не захотел. Там где имеется ОВ, должны быть и средства защиты от них. И к гранатам со «слезогонкой», прилагались почти две с половиной сотни противогазов. Обычная резиновая маска, со стеклами очков и банкой фильтра на ней. К газовым гранатам, химики добавили, в качестве бонуса, почти тысячу свето-шумовых их «сестер», улучшенную копию самоделки Ивлева-младшего. Это конечно были не образцы из прошлого-будущего «витязей», но по ушам и глазам они била не слабо. Попавшим, при полевых испытаниях, под их воздействия степнякам, даже на открытой местности, мало не показалось.

К концу апреля подготовка была завершена и 3 мая от пристаней Петрограда отошли почти полтысячи разномастных и разновеликих кораблей, взявших, по выходу из дельты Урала в Каспий, курс к Туркестанскому берегу, на северо-восточную часть Красноводского залива в находящийся в этом месте Балханский залив и уж из него в сам Узбой или Аму-Дарью.

* * *

Не забывало руководство уезда и о скором прибытии «ответки» королевы Елизаветы на их рейд. Письмо, жалоба или ультиматум, должно было прибыть в Москву где-то в июне-июле этого года. И хотя и имеется у Полухина корсарский патент от Ивана IV, однако положить в эту «кашу еще один хороший кусок масла» не помешает. Вот и пошел верхом, налегке, с парой воинов сопровождения и имея в поводу по два заводных коня, к боярину Полуянову в Архангеломихайловск, гонец с грамотой, в которой предписывалось, по прибытию из Порт-Росса рейсового клипера с золотом, серебром и драгоценными камнями английской добычи, не мешкая, под надежной охраной доставить её всю в Москву, в отделения собственного банка. Где и передать груз на сохранение лично управляющему столичного филиала. А там делов-то, задержать наглов и успеть передать государю его долю «малую». Вот и маслице будет.

В преддверии этого события в конце мая ушли в столицу Черный с Воротынским. Прибыв в которую в третьей декаде июня, «витязи» застали прием привезенных английских трофеев в хранилище московского филиала банка. И уже через три дня, опять через царицу, получили аудиенцию у Ивана Васильевича. Перед этим за двое суток перевезли в подвалы государевой казны причитающуюся царю долю, огромную сумму в тридцать миллионов талеров серебром. Истины ради стоить добавить, что не вся сумма была в серебряной монете. Большая её часть состояла из золотых монет, слитков с изделиями из золота, серебря, драгоценных камней и тех же камней россыпью. Пока эти сундуки, сундучки, бочонки и мешки перевезли и рассортировав, уложили на предназначенные им места, прошли выше указанные двое суток, а тут и время аудиенции пришло.

Царь принимал своего одного из самых удачливых и не только в военном деле, воевод, в уже ставшим почти традиционном месте приема, своем личном кабинете, одетый без лишней помпы и почти просто. В темно-серую, простого покроя, но зато шелковую рясу, на пальцах рук виднелись штуки по три-четыре массивных перстня с самоцветами, причем в один из перстней был вставлен крупный изумруд явно уральской фасеточной огранки, а не шлифованный кабашон, как на иных жуковинах. Кроме государя и Черного с Воротынским в кабинете присутствовал Сукин Фёдор Иванович, главным казначей Казённого приказа, в закрома которого и упрятали привезенную уральскими боярами долю. По лицу казначея было видно, что он находился в несколько, мягко сказать, возбужденном состоянии. Чудные бояре с далекой яицкой украины опять сумели удивить этого опытного дипломата, грамотного финансиста и прожженного придворного. Постоянно внося в царскую казну огромные суммы, происхождения которых для самого Федора Ивановича было покрыто мраком, ибо ровные, одинаковые, зауженные к верху кирпичики слитков серебра, золота да кожаные мешочки с самоцветами не рассказывают, где их вынули из земли и откуда они прибыли на Русь. Да и посуда с фигурками различных животных, птиц и даже людей из отличного не отличимого от китайского фарфора и из крепкого, блестящего стекла, похожего на хрусталь, так же имели цену немалую и поступали в казну от этих же бояр. А тут еще и это. От такой суммы, Сукин до сих пор не мог прийти в себя. Это же надо, даже места не хватило, пришлось часть привезенного сокровища ставить на хранения в верхних комнатах Казенного приказа, в которых хранились менее ценные предметы царевой казны. Как обычно, эти украйные бояре привезли драгоценности и передали, без объяснения откуда такое богатство. Но однозначный царский приказ, хотя и устный, лишил Сукина не только языка, но и памяти, о только, что принятых сундуках, бочонках и мешках. И сейчас, казначей изнывая от любопытства, ждал государева повеления уральскому воеводе с его боярином, начать повествование о полученном сокровище. И Московский владыка его ожидания оправдал. После приветственных слов в адрес государя от прибывших бояр и обратных милостивых речей царя, последовал вопрос Ивана IV воеводе Черному о происхождении привезенного злато-серебра. Из речи воеводы и уточнений сопровождающего его боярина, Федор Иванович уяснил для себя, что по позапрошлому году людишки англицкой королевы разбойно захватили зашедший в их порт Портсмут поврежденный бурей корабль-галеон с товаром, принадлежащий их боярской братчине — клубу «Витязи». Команду повязали, да в каменоломню в рабство отдали, капитана казнили, корабль и товары забрали себе. Вот и выпросил воевода со товарищами государеву грамоту разрешавшую им отомстить разбойным немцам англицким. Переслали эту грамотку второму товарищу уральского воеводы, боярину Полухину, находящемуся с частью бояр и воинов за морем-окенаном, в неведомой большинству москвичей Заморской Руси. Тот, согласно государеву повелению, собрал людишек, сел на корабли, да и приплыл на этот остров Британию, где прошлись воины под его командованием, немного по берегу острова, да пожгли с десяток городов, в том числе и разбойный Портсмут. А уж деревеньки ни кто и не считал. Разбили посланное на них королевой англицкой войско, да и пошли на её стольный город Лондон. Перепугалась она и её советники этого похода русской рати, затеяли переговоры. По итогом которых откупились немалой суммой от, прямо таки новгородских стародавних ушкуйников. Вот в этом году и привезли дуван из неметчины в Москву. И часть, как добропорядочные подданные преподнесли государю в подарок от них сирых и убогих. Еще сообщил московскому правителю, сопровождающий воеводу боярин Воротынский, — «Уж часом не родственник князю Михайлу Ивановичу. Ой чудно, и боярина то же Михайлом Ивановичем кличут, вон государь его повеличал по имени и отчеству, уважил. Так этот боярин Воротынский, нет точно к князьям Воротынским по крови относиться», поведал, что едет через Нарву посланец англицкой королевы Лизаветы Первой Томас Рэндольф, везет требование об выдаче Англии головой всех подданных московского царя повинных в нападении на британское побережья Английского канал, его разграблении и разрушении, убийстве, ограблении и пленении его жителей. А так же возврат всего захваченного имущества и выплаты полумиллиона фунтов золотом за причиненные разрушения. Осерчал государь на такие известия. Велел молчать об услышанном. На чем и закончился прием. Бояре уральские были милостиво отпущены, а вскоре вышел из царского кабинета и Сукин.

И действительно, подтвердились слова Воротынского, не прошла и седмица, как в столицу въехал посланник английской короны. Затягивать прием не стали и через неделю после приезда послы английской земли были приняты царем. На аудиенции ультиматум от английской королевы Елизаветы I Ивану IV, передал, привезший его, личный посол её величества Томас Рэндольф, прибывший специально для вручения письменных претензий, о выдачи головами участников рейда на Англию с требованиями возмещения ущерба за разор поселений в пятьсот тысяч фунтов золотом. Требования указанные в ультиматуме, так же поддержал, присутствующий на приеме посол Англии в Москве и представитель английской «Московской компании» Антони Дженкинсон, как от имени государства, так и от имени компании.

Толмач тут же перевел послание. От таких слов побледней государь от гнева, осерчал очень, но сдержался, грамоту постыдную не порвал и казнить послов не повелел. Даже ответил пристойно, любая цензура пропустила бы сии слова, ответил по дипломатически, без матов. Вкратце смысл царской речи сводился к тезису, а не пошли бы вы господа хорошие обратно на свой остров и компанию забирайте, а вот её имущество оставьте Руси, за свою наглость и оскорбительные речи. На чем собственно аудиенция англичан и закончилась, послы и их сопровождение были выведены из Большой палаты.

Через семь дней, по царскому распоряжению были высланы их страны английские дипломаты. Рэндольф с Дженкинсоном, слугами и нагловскими купцами со своими приказчиками отбыли из Москвы в Ревель. Перед отъездом подьячий Посольского приказа, по поручению главы приказа Ивана Михайловича Висковатова, вручил Рэндольфу письменный ответ. В котором в вежливых выражениях, повторяя устную речь московского венценосца, послали королеву и парламент далеко и надолго. По существу очень вежливое письмо, но по смыслу прямое оскорбление британских властей.

По отбытию обоих послов с посольствами началось гонение на английскую «Московской компании». Компании запретили торговать в землях Московского царства, лишили права беспошлинной торговли, в том числе и при транзитном провозе товаров через территорию царства, закрыли их дворы в Москве, Холмогорах, Вологде. Конфисковали все имущество компании, в том числе строение самих дворов и строящуюся канатную фабрику в Вологде. Не успевшие удрать иноземные сотрудники компании были арестованы по обвинению в воровстве. И правда, пользуясь царским расположением и монополией на торговлей с Россией, англосаксонские купцы сильно завышали цену на ввозимые ими товары, и ощутимо занижали стоимость покупаемых ими русских товаров. Иногда ссылаясь на царев указ о монополии и привилегиях, забирая лен с пенкой почти задаром, отдавая крестьянам сущую мелочь от стоимости. Вот и припомнили им сейчас все эти прегрешения и многие другие. К счастью для наглов, суд ни одного не приговорил к смерти. Зато все осужденные попали в шахты Уральского уезда, пополнив собой постоянно уменьшающийся контингент работников шахт и карьеров.

Итогом всех этих перипетий стал полный разрыв дипломатических да и иных связей с Английским королевством. Благо до войны дело не дошло, и то по причине большого удаления государств друг от друга.

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1564 года от РХ

Начавшийся сезон ураганов принес с собой не только дожди, ветра и водяные валы на море, но и затишье в прибрежной торговле и в сообщении с метрополией. Колониальные испанские власти побережья материка и островов, как будто заснули, даже не обозначая какой-либо активности.

Русские поселенцы за прошедшие годы так же уяснили простую истину, с июня по октябрь в море лучше без нужды не суйся, и тоже ограничили до минимума выходы в море. Однако на суше, особенно на материке, подальше от морского берега, активная деятельность не затухала. В Порт-Ивановском анклаве, на реке Лизка, выше города по течению, приступили к разметке площадки под строительство металлоплавильного завода. Начать строительство решили со следующего года, когда подтвердится или опровергается информация о наличии на территории будущей Канады богатых месторождений железной и медной руды. Суда с геологическими экспедициями запланировали отправить в известные попаданцам точки выходов руд, по мере окончания ненастья на море. Тем более, что пока имеющаяся у «витязей» информация по месторождениям полезных ископаемых, ни когда не подводила.

Зато в остальных трех русских островных анклавах время бурь пережидали, не начиная какого-либо строительства. Выполнялись обыденные работы по достройке не доделанных зданий, ремонту городских строений и мостовых.

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1564 года от РХ

Началом навигации послужил уход в мае в Заморскую Русь «Белухи». В начале июня её место у главного пирса верфи заняла её ситершип «Касатка», вернувшаяся на место своего «рождения» с основной часть драгоценностей английской добычи и полусотней освобожденных из басурманской неволи православных соотечественников. Бывших невольников не задерживая в Архангеломихайловске отправили по местам их проживания, где они обитали до своего пленения. При необходимости заплатили корабелам за доставку и кормёжку пассажиров в пути. Да и самим возвращенцам выдали по паре ефимок на дорожные расходы.

Прибывшие сокровища сразу же, даже ранее отправки освобожденных по домам, по распоряжению руководства «витязей», перегрузили на речные суда и под надежной охраной увезли в Москву, где и передали на хранения в столичный двор «Русско-Азиатского коммерческого банка».

Через пару дней, после ухода за море рейсового клипера, со всех стапелей спустили на воду для достройки очередную четверку легких фрегатов, на освободившихся местах заложили следующий дивизион подобных кораблей. К середине августа фрегаты полностью достроили, укомплектовали экипажами, провели ходовые испытания с боевыми стрельбами и приняли в флотский строй под именами «Варисцит», «Волосатик», «Воробьевит», «Верделит», данных, как и их предшественникам, да и последующим легким фрегатам, по названию драгоценных, полудрагоценных и поделочных камней.

А перед вводом фрегатов в флотский строй, в начале августа, прибыли из Новгород-Испанского шесть галеонов с остальной частью прошлогодней английской добычи, остатками не согласившихся остаться на новых заморских землях освобожденных из османского и берберского плена подданных московского царя и согласившихся на службу идальго и простых испанских матросов с солдатами из пленных, с захваченных в позапрошлом году испанских судов. Несмотря на осень, ни прибывших людей, ни привезенное сокровища задерживать в Архангеломихайловске не стали. Трофеи переправили в Москву, а людей, бывших полоняников, как и их предшественников с «Касатки», отправили по местам проживания, испанцев на Урал. По воде иберы успели дойти только до Нижнего Новгорода, где их и прихватили морозы. В городе «мчавшегося оленя» бывшие моряки и солдаты прожили на Уральском подворье до установления санного пути, после чего, присоединились к санному обозу и уже в январе следующего года прибыли в Петроград. Весной шестьдесят пятого года вновь поверстанные боярские дети, бывшие идальго, с переданными им их новыми сюзеренами вновь закупленными боевыми холопами, из числа прибывших с ними бывших испанским матросов и солдат, ушли в Зауральские степи, на границу, во свежевыстроенные боярские остроги, усилив собой защиту неспокойной восточной, степной границы разрастающегося Уральского уезда Московского царства.

В начале сентября с лидером «Касаткой» в Порт-Росс ушел вновь построенный дивизион легких фрегатов, с оружием, порохом и иным боезапасом, заполнившими корабельные закрома. Трюмы клипера забили элементами силового набора для тяжелых фрегатов, парусиной с канатами и металлическими элементами рангоута, такелажа и корпуса для строящихся кораблей. В одном из пассажирских кубриков, среди других пассажиров рейсовика, в основном состоящих из выпускников этого года морских и сухопутных командных школ, возвратились в Заморскую Русь «индейцы»-попаданцы. Все шестеро прошли дополнительное обучение, по очереди побывали у вождя-шамана Аорсов Абеля, прилично, особенно женщины, «прибарахлились», в общем внешний вид «индейцев» рода Рось изменился разительно, да и не только внешне, изменение коснулись и их внутреннее «Я», поменяв цели проживания в этом мире. Правда, обе семьи, так и продолжали жить семейными тройками, при этом сменили место жительства, с поселка в джунглях будущей Венесуэлы, на город Рюрик-на-Тобаго, а главы семей и места вождей, на должности капитанов галеонов Тобагской эскадры.

Навигация в этом году так же окончилась традиционно, возвращением в Поморье с Кариб рейсового клипера «Белуха», привезшего в своих закромах добычу весны этого года, золото, серебро, драгоценные камни и часть товаров с перехваченных испанских судов.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1564 года от РХ

Очередной период ненастья закончился и Карибы стали оживать. Ушла на Русь в очередной рейс «Белуха», увозящая в глубине своего трюма весенние трофеи этого года, злато-серебро с драгоценные камни и часть товара с перехваченных кораблей Серебряного флота. Начали возвращаться ушедшие торговые эскадры. Первыми вернулись корабли из Европы, удачно распродавшие ля-рошельским купцам трофеи из испанского Нового Света. Вместе с золотом и серебром выручки, на флагмане привезли и «груз» иного рода, информацию из Европы, в основном из Англии и Испании с Францией.

* * *

На острове сменился хранитель королевской печати. Вместо старого Николоса Бэкона, занимавшего этот пост с 1558 года, королева назначила на пост хранителя королевской печати молодого и амбициозного Кристофера Хаттона. Конюший королевы Роберт Дадли, был пожалован в первые графы Лестер, а 23 апреля, в день святого Георгия, покровителя Англии, самой королевой был возведен в рыцари ордена Подвязки, с вручением темно-синей ленты и орденского медальона со Святым Георгием. Всех этих почестей Дадли, как было объявлено, удостоился за смелость, благородство и самопожертвование проявленные им при отражении пиратского нападение на южное побережье королевства. Презрев опасности он добровольно пошел в плен к пиратам, в обмен на отпущенных разбойниками простых подданных её королевского величества. И только благодаря его беспримерному мужеству и поистине христианскому самопожертвованию со смирением, проклятые пираты были выбиты с земель королевства.

Если две предыдущие новости были из разряда информационных, не несущих ни какой скорой угрозы попаданцам и их людям. То следующая заставляет задуматься о возможных последствиях и путях противодействию намечающемуся союзу. С начала этого года начались усиленные сношения дипломатов между Лондон и Мадридом, полетели личные послания монархов из Виндзорского замка в Мадридский дворец и обратно. Это жу-жу не спроста. Теперь вполне возможно было ожидать совместную карательную экспедицию на Тортугу. Благо, что по всей Европе начались религиозные конфликты между католиками и протестантами различных учений. В Англии пуритане, после ухода из страны вест-индских корсаров, начали открытое преследование католиков, обвинив последних в содействии врагам короны при налете на южное побережье, и они таки были в чем-то правы.

* * *

Таким образом, если Лондон и Мадрид договорятся о совместных действиях, ожидать объединенную англо-испанскую карательную эскадру можно было только в следующем году, скорее всего к его концу. К 1566 году религиозные и династические разногласия разведут короны Англии и Испании в разные стороны и договориться о чем-либо совместном у них вряд ли получится. Да и Франции на ближайшее время обеспечена гугенотская «веселуха» и ей будет не до затерявшегося где-то в испанском Новом Свете крошечного острова Тортуга. Тем более, что его обитатели приносят одни неприятности и убытки этим наглым соседям укрывавшимся от потомков галов на острове и за горными пиками Пиренеев.

* * *

В Испании король Филипп II так же усилий давление на своих подданных трактующих христову веру несколько отлично от Римского престола. Репрессии против морисков наложились на финансовые трудности страны, начавшиеся из-за непродуманной финансовой политики короля и его советников. Что стоит один перенос в 1561 году столицы из Толедо в Мадрид, потребовавший огромных затрат материальных ресурсов и финансов. Вблизи новой столицы, по распоряжению венценосца, с прошлого года начали возводить Эскориал, символический центр имперского владычества, сочетавший в себе королевскую резиденцию, монастырь и династическую усыпальницу. Все это означало начало новой эры в политике Испании. Амбиции Филиппа II значительно превышали возможности страны оплачивать их, несмотря на то, что серебро из Мексики и Перу несколько смягчали ситуацию. И всё же большая часть поступлений в казну была от налогов и акцизов, которая съедались двором, непродуманными расходами финансов на второстепенные цели и войной. В эти годы как раз велась жестокая, бескомпромиссная сухопутная и морская война, в общем успешная для Испанской короны, против берберийцев. Однако Их Величество видел в этой борьбе не только дело государственной важности, но и вопрос, в котором заинтересовано все христианство. Следую по пути своего отца, императора Священной Римской империи германской нации Карла V, король, ещё в большей степени смотрел на свою войну с берберскими пиратами, как на войну с Османской империей. Но если его батюшке в войне с Блистательной Портой везло, то нынешнему испанскому монарху не очень. Буквально в 1560 году османские адмиралы нанесли поражение испанскому флоту у берегов Туниса.

Не все спокойно было и в «Семнадцати провинциях» или Испанских Нидерландах. И если отец нынешнего короля Испании, был уроженцем Нидерландов и являлся для нидерландцев своим, местным, то Филипп II был для них чужой, иностранец, воспитанным в Испании. На все это наложился и конфликт элиты провинций с Мадридским двором и религиозный раскол, в котором король, как истинный и ревностный католик, начал решительную борьбу с протестантской ересью. Эта политика венценосца вызвала сперва недовольство, а затем и открытое выступление оппозиционно настроенных слоёв нидерландского дворянства и его аристократии. В оппозицию королю стали принц Вильгельм Оранский, графы Эгмонт, Горн и многие другие богатые и знатные жители Габсбургских Нидерландов. Оппозиционеры, в последствии, в апреле 1566 года, организовались в Союз соглашения («Компромисс»), от имени которого пятого числа этого же месяце, в Брюсселе, вручили петицию испанской наместнице, сестре короля по отцу, Маргарите Пармской, которая была внебрачной дочерью предыдущего монарха Карла V и его любовницы фламандки по происхождению Иоганны ван дер Гейнст. Петиция содержала требования о прекращение религиозных гонений, прекращение изъятия из законов исторических вольностей и созыва для решения возникших проблем Генеральных штатов. Мадрид ответил отказом. Все это впоследствии выльется в затяжную войну между оппозицией и монархом.

* * *

Не обошла протестантская зараза и Францию. После смерти в 1559 году короля Генриха II во Франции закономерно произошло временное ослабление королевской власти, три царствовавших друг за другом сына этого государя, были совершенно ничтожными правителями. Да и регентша, королева-мать Екатерина Медичи, так же не отличалась управленческими талантами. Этим обстоятельством и малолетством правителей воспользовались дворянство и города, чтобы вернуть себе прежние феодальные и муниципальные вольности. В свою очередь одна из разновидностей протестантства — кальвинизм, со своим политическим свободолюбием, пришёлся как раз к этому настроению группе дворян и верхушки горожан, получивших в истории общее название — гугеноты. Ныне правящий король Карл IX унаследовал свой трон в 1560 году в десятилетнем возрасте, после смерти старшего брата и короля Франциска II. В мае следующего года он был коронован, как и все его предшественники на французском троне, в кафедральном соборе города Реймса. До совершеннолетия монарха, страной управляла регентша, королева-мать Екатерина Медичи.

Не минули религиозные волнения королевство франков. Для предотвращения вооруженных столкновений канцлер короля Мишель де л, Опиталь рекомендовал венценосцу и регентше освободить участников протестантского Амбуазского заговора. Однако все усилия королевы-материи были тщетны. Попытки привести к согласию партию католиков, представленную Франсуа Лотарингским герцогом де Гизом и его братом Шарлем де Гизом, кардиналом Лотарингским, и партию протестантов, представленную Теодором Безой, принцами крови Антуаном де Бурбон и Людовиком Конде, не увенчались успехом. Гугеноты не шли ни на какое сближение с католиками. А тут ещё и резня гугенотов в ноябре шестьдесят первого года в городке Каоре. Даже заключенный, после убийства дворянином-гугенотом Жаном де Польтро, сеньором де Мере, одного из лидеров католической партии, командующего войсками Католической Лиги, герцога де Гиза, в Амбуазском замке мирный договор, при участии регентши Екатерины Медичи и графа Колиньи, между католиками и гугенотами, противостояние не прекратилось. Договор просто временно приостановил войну, установив хрупкое перемирие, но не решил всех проблем накопившихся в королевстве, в том числе и в вопросах религии.

19 августа 1563 года король Карл IX достигает совершеннолетия, но, однако реальная власть продолжает остаётся в руках его матери Екатерины Медичи. И по совету матери, монарх в марте этого года отправляется в так называемую Великую поездку по Франции, с целью показать короля народу и страну монарху, а также умиротворить таким образом королевство. Маршрут поездки проходил через самые горячие религиозные точки Франции, начиная с Санса и Труа в графсттве Шампани. В июне королевский кортеж прибыл через Мон-де-Марсан в Байонну. Таким маршрутом королева-мать преследовала две цели: увидеться с дочерью Елизаветой Валуа — королевой Испании, что удалось, и заключить договор с Испанией, что не получилось.

И хотя поездка пока не окончилась, уже в целом можно сказать, что умиротворить провинции королевства удалось.

* * *

Второй прибыло «турецкая» эскадра привезшая от берегов Северной Африки восемь сотен подданных русского царя и с побережья Леванта ещё более трех с половиной тысяч православных душ из других стран. Бывших рабов по отработанной программе приемки выгрузили в Новгород-Испанском на сушу, баня, еда, отдых в течение недели и проверка на благонадежность и профпригодность. Десятков шесть проверку на благонадежность не прошли и «ушли на жительство» в местную тюрьму, остальных распределили по анклавам в соответствии с их профессиями. Из этого привоза армию и флот «витязей» пополнили более чем семь сотен «новиков».

* * *

Последней подтянулась на рейд Порт-Росса возвратившаяся из Архангеломихайловска «Касатка», приведшая за собой, как наседка цыплят, второй дивизион легких фрегатов Тортугской эскадры в составе «Варисцита», «Волосатика», «Воробьевита», «Верделита».

* * *

Наконец, в середине декабря, закончили дноуглубительные работы в бухте Порт-Росс. Действительно бухта начала вмешать еще такое же количество крупных кораблей, которое она вмещала до проведения работ. Земснаряд перевели в бухту Десантная, где он приступил к увеличению глубины её будущего рейда. А работы на рукотворных островах и строящихся на них фортах резко форсировали, по причинам, как полной отсыпки самих островов, так и в свете поступившей из Европы информации о возможной совместной испано-английской карательной экспедиции на Тотугу.

* * *

Как только утихли в море шторма, из Порт-Ивана на север материка, к побережью, на котором в мире попаданцев расположена Канада, ушли две каравеллы, на которых давно ожидала установление погоды пара заранее снаряженных и укомплектованных геологоразведочных групп. Геологи шли по конкретным «адресам». В мире «витязей» именно в этих местах, на северном берегу острова названного европейцами Бель-Айленд в заливе Консепшен располагается крупное месторождение железной руды. А в северной части возможной провинции Нью-Брансуик, гипотетической Канады, залегает богатое месторождение медной руды. При подтверждении информации, становиться возможным добыча и перевозка сырья, практически из одного места, не сильно удаленного от основной транспортной артерии этого времени-моря.

Московское царство. Уральский уезд. Сентябрь-декабрь по новому стилю 1564 года от РХ

В середине года произошел разрыв отношений между Московией и Англией, в результате чего английская «Московская компания» была закрыта, сотрудники либо убежали, либо были арестованы и осуждены, имущество копании конфисковано в пользу государства. Кроме того казна страны единовременно наполнилась огромным количеством золота, серебра и драгоценных камней, из переданной уральскими боярами государю доли в английской добычи. Чем Иван IV не преминул воспользоваться. Средства из казны щедро пошли на комплектование, снаряжение и содержание вновь создаваемых стрелецких полков, строительство новых городов, возведение засечной черты на южной украине и строительство с ремонтом укреплений на других границах государства. Начали возводится государственные железоделательные, канатные, суконные, ткацкие, в том числе и парусиновые мануфактуры. Открываться на государевы кредиты кирпичные мастерские и печи по обжигу известняка, новые карьеры и каменоломни по всей стране, но в основном на юге царства.

* * *

В начале года на сторону Литвы перешёл боярин и крупный военачальник, фактически командовавший русскими войсками в Ливонии, ближайший приближённый и друг детства царя, князь Андрей Михайлович Курбский. Бросив на произвол судьбы свою жену с детьми, он ночью, со своими приближенными, спустился по веревки со стены Юрьева, где он воеводствовал и верхом добрался до польско-литовского стана, в котором и сдался врагам. В счет оплаты проживания, беглец выдал польскому крулю известные ему планы русского военного командования, самого Ивана Грозного и известных ему царских агентов влияния в Прибалтике. Уже в июле этого года король Польский и Великий князь Литовский передал во владение знатному русскому перебежчику в оплату за переданные сведения и на прожитие, поместья: в Литве получил староство кревское и до десятка деревень в Упитском повете, на Волыни вступил во владения городом Ковель с замком, местечком Вижва с замком, местечком Миляновичи с дворцом и почти тремя десятками сёл. Все эти имения были пожалованы беглецу «на выхованье», то есть во временное владение, без права собственности. Однако через три года Сигизмунд II Август утвердил все поместья в собственность за князем Курбским и за его мужскими потомками. «Добрые» и «свободолюбивые» соседние паны шляхтичи сразу положили глаз на добро нового соседа и начали совершать наезды «в гости», в сопровождении своих вооруженных слуг, на владения нового польского пана, захватывая его земли, нанося иные обиды свежеиспеченному князю литовскому. Вместе с Курбским на службу к литовцам и полякам перешли и его прихлебатели, которых набралась целая толпа приверженцев и слуг. Часть из них он назначил управлять своими многочисленными деревнями, селами, местечками, городами с замками и дворцами. И уже осенью этого года, после нарушения поляками и литвинами перемирия прошлого года, Курбский и часть его окружения обнажили оружие против России. Поскольку перебежчик прекрасно знал систему обороны западных рубежей, то войска Великого княжества Литовского неоднократно устраивали засады на русские отдельные отряды и одерживали победы. Во всех этих стычках принимали участие люди из окружения князя или даже он сам. Так в октябре князь Андрей самолично, во главе своих ближников, принял участие в осаде польско-литовским войском Полоцка, перешедшего под московскую руку в прошлом году. Да и истины ради, какая это была осада. Так подступили к ближним городских окрестностям, нарвались на засаду стрельцов из переведенной в начале сентября сего года в Полоцк четвертой стрелковой дивизии Тищенко, отгребли не по детски и быстренько смылись. Попробовали в другом месте, опять артиллерийско-стрелковая засада, большие потери в попавшем в огневой мешок вражеском отряде, отход. После чего осада, по донесению польско-литовского командования, была снята, в связи с подходим к московитам огроменного подкрепления, которому ими было нанесено поражение и уничтожено колоссальное количество татар, стрельцов и бояр. Но пришлось отступить из-за усталости воинов, уставших рубит московитов. В последующие годы Курбский продолжал участвовать в литовских и польских набегах на русскую землю.

По поводу измены Курбского было «сломано множество копий» при спорах, предупредить царя о предстоящей измене его ближника или нет. Победили сторонники не вмешательства. Их аргументы перевесили обоснования противной стороны. Вкратце аргументация сторонников не вмешательства сводилась к следующему: измена царева ближника из княжат, князя Андрея Курбского, наносить неоценимый по силе удар по вере царя к старой аристократии, которая уже сейчас начала активно противодействовать влиянию попаданцев на государя. Ведь изменит не какой-то боярин или кто-то из княжт, которым и так-то монарх не очень-то верил. Изменит его друг детских игр, ближайший сподвижник, выходец из московской аристократии. И более веры родовитым нет, если даже личный друг из их среды предал. То есть, объективно измена Курбского играла на усиления положения «витязей» при московском дворе и в целом в России. Да и просто не поверил бы Иван Васильевич наветам на своего товарища детства. А доказательств, которым поверил бы московский монарх, у «витязей» не было. Третьим аргументом шел милый московский обычай, под названием «доносчику первый кнут». Ложиться под кнут московского ката охотников среди попаданцев не нашлось. И четвертым, возможно, что и основным обоснованием, было заявление Воротынского, что его люди уже давно работают по Курбскому и сумели отрезать его от действительно важной стратегической да и части оперативно-тактической информации. В дело шло все и задержка или не доставление почты, дописка, а иногда и полная подмена писем, слухи передаваемые через княжеское окружения и «новости» от его, используемых в темную друзей и знакомых и иные способы поставки достоверной дезинформации. В итоги за прошедший год удалось сформировать у Курбского несколько отличное от действительности представление о делах и обстановке в Московском царстве. Так и получилось, что в отношении князя Андрея Михайловича Курбского история и в этом мире пока идет по уже пройденному в мире попаданцев пути.

* * *

Осенью шестидесяти тысячное войско крымцев во главе с самим ханом Девлет-Гиреем и двумя его сыновьями напало на рязанскую украину. Рывок, по другому назвать, пяти дневное пересечение Дикого поля многотысячной татарской конницей, невозможно, стал неожиданностью для сторожек. Сбив малочисленные отряды пограничников, Крымская орда вошла на земли Московского царства, осадила Переяславль-Рязанский и три-четыре дня штурмовала его. Царский воевода Алексей Данилович Басманов с сыном Федором возглавили оборону Рязани и успешно отбили все приступы. Однако татарские «загоны», разбежавшись по округе, сильно разорили земли между Пронском и самой Рязанью. Вот тут и сработал, хотя и с не конца достроенной сетью башен, оптический телеграф, башни которого успешно отбивались от кочевников. Во всяком случае, ни одного срыва передачи не было, хотя пару-тройку башен степняки умудрились захватить. Получив по телеграфу известие о набеге крымцев, начали стягиваться в рязанские места порубежные рати, в том числе и конный полк с артиллерией Уральского уезда. Пробыв шесть дней в рязанской земле и получив известие о подходе русских полков, крымский хан отступил в степи и попытался уйти в Крым. Однако уйти ему без потерь было не суждено. Вцепившиеся в татарскую орду как сторожевые псы, отряды русской конницы, вырывали из «тела» орды то один кусок-отряд воинов, то другой кусок-группа отбитого полона, то третий кусок — часть обоза с неживой добычей. Итогом стало, что Девлет-Гирей, не смотря на недовольство своего войска, когда на горизонте замаячили конные московские стрельцы с полевыми орудиями, приказал бросить почти весь полон и большую часть обоза, которая была на трофейных телегах, даже не успев по степному обычаю перерезать горло пленникам, дал приказ спешно, в седле, налегке уходить. Хан с воинами оторвался от московской рати и ушел с малыми остатками полона и добычей во вьюках за Кубань, куда русские полки лезть не стали. И так прибавилось хлопот по заботе об освобожденных пленниках, а тут лезть в «гости» к черкесам. Пришлось воеводам оставить преследование врага и поворачивать назад на север, домой.

Но без «живого товара» Крым в этом году не остался. Татары, по указанию хана, прошлись частым гребнем по предгорьям Кавказа и аулам всяких там разных черкесов, набрав полона даже больше, чем вывели из Руси. Правда белокурые, белокожие северянки стоят дороже, чем их темненькие товарки с кавказских предгорий. Но качество и цену товара можно компенсировать его количеством. Вот и компенсировали, забив рабский рынок Кафы и иных городов, черкешенками.

Позже, уже по снегу, один из татарских отрядов, численностью около четырех тысяч всадников, под предводительством ширинского мурзы Мамая вернулся в рязанские земли, но был полностью уничтожен в бою русскими войсками под командование воевод Алексея Басманова и князя Федора Татева. При этом назад в степь не вернулся ни один людолов, большая их часть осталась на поле сражения, порядка пяти сотен, вместе с их главарем Мамаем, взяли в плен.

* * *

В конце октября, уже вода в Сакмаре и даже Урале под утро прихватывалась у берегов ледком, возвратились из Второго Туркестанского похода части и подразделения ходившие под командованием Брусилова, на покорения Хорезма. Пришли с победой и большой добычей, оценённой в обшей сумме свыше трех с половиной миллионов ефимок серебром. Привезли много различных ремесленников, тут же разобранных в различные частные мастерские и мануфактуры, хозяева которых пристроили новых работников у себя на предприятиях в качестве закупов, хорошо, что хоть закупами оформили, а не обельными холопами, как пленных. Естественно за каждого ремесленника в уездную казну капнуло некоторое количество серебрушек, а из неё немного монет, с цены каждого работника, ушло и в государеву казну. Взяли в качестве добычи рабов из различных народов Ойкумены, тех, кто попал в рабство из московских земель, освободили прямо на месте их содержания. Лиц других наций, но православного вероисповедания, привезли в уезд, где с ними побеседовали монахи и по их рекомендациям большая часть привезенных православных так же получили свободу. С остальными рабами поступили по разному, с большей частью заключили ряд на закуп в холопы на двадцать лет. Меньшею часть, попавших в рабство за разбой, убийства, грабеж и иные преступления, фактически не меняя их статуса, юридически перевели, как пленных, в обельные холопы и загнали в шахты и карьеры. Перевезенных через море коней, в количестве более десяти тысяч голов, их начали перевозить на Урал еще в июле, передали специалистам-лошадникам, боярину Швидко с его боярами-коннозаводчиками. Уже через три года пойдут в кавалерию уезда и царства отличные боевые кони. В общем поход удался и закончился благополучно.

* * *

С осенним караваном с Руси, привезли на судах новую партию невольных переселенцев. Опять купленных у баронов и прочих «фонов» Померании и Мекленбурга их крепостных сервов. Проданных новгородскими купцами весь с водью и прочей карелой, плененных земляками торговцев, возможно, что и по заказу этих купцов, а то и сами купчики участвовали, так сказать, для снижения накладных расходов. Всего привезли почти четыре тысячи взрослых переселенцев обоего пола.

На земли уезда соседи не покушались, почти ежедневные пограничные стычки с мелкими бандами кочевников, постоянно пытающихся прорваться на русскую территорию и что-нибудь урвать себе, в учет нападений даже не брались. Жизнь в глубине территории уезда текла мирно, поселения строились, предприятия производили продукцию, купцы торговали, суда возили товары по рекам и Каспию.

Первого сентября начались как обычно занятия во всех учебных заведениях уезда, в конце месяца прошли собрания владельцев компаний и банка. Как и обговаривали в прошлом году, семейству Адашевых их долю прибыли перевели на именные счета в Московской конторе банка.

Хотя природа в этом году не баловала, но обижаться на урожай, только бога или богов гневить. Разветвлённая сеть агротехнических станций и укрепившаяся вера землепашцев в знания агрономов, помноженное на работу пахарей, стабильно выдавали в итоге приличные урожаи. Большую часть его, как обычно, оставили для внутреннего употребления. Меньшею часть распределила на продажу и на закладку про запас в «хлебные амбары» в центральных районах страны. Уже в начале этого года, в некоторых местах пришлось раскрывать эти хранилища и подкармливать из них голодающее население. Заодно собрали из семей голодающих «лишние рты», детей, которых весной перебросили на Урал и определили мальчиков в корпус, девочек в институт. Да и почти три сотни крестьянских и мещанских семей сманили к себе. Так же отправив их с весенним купеческим караванов в Уральский уезд. Правда, за почти всех крестьян пришлось выплачивать их долги помещикам, зато и крестьяне пришли уже закупами на десять лет и селились там, где им велели, а не там, где хотели.

Не успели оглянуться, вот и декабрь. С ним пришли заботы по запасанию на зиму «царской рыбы» да и другой рыбкой не брезговали. Празднование со всенародным гуляньем за счет уездной администрации Нового 1565 года, фейерверк, выступление приведенных их последнего похода в Туркестан канатоходцев, факиров, танцовщиков, в общем артистов нарождающегося народного цирка здание с шатрами которых начали строить в слободах Петрограда и Орска. Традиционно в начале января отправили в Москву рыбный обоз, рыбку для стола царя-батюшки, так и на столы боярам и простым москвичам.

Урал-Хорезм. Второй Туркестанский поход. Май-август по новому стилю 1564 года от РХ

Давно подготавливаемый Второй Туркестанский поход, с целью приведения в вассальную зависимость хана Хорезма, для обеспечения сырьём (хлопком) химической и ткацкой промышленностей, да и для пресечение в будущем разбоев на южных рубежах в закаспии. Отваливающие 3 мая на стрежень Урала, от сакмарских и вновь выстроенных уральских пристаней Петрограда почти пять сотен различных по виду и водоизмещению кораблей, выстроились в колону и покатились вниз по реке на встречу Хвалынскому морю.

На судах вышли в поход почти пятнадцать тысяч воинов. В полном составе шла пяти тысячная бригада пустынных конных стрелков Беркута, правда свой транспорт, верблюдов, они оставили в ППД, с собой взяли только одну сотню, суда не резиновые, да и маловаты, в основном лодки, паузки, ладьи и другие подобные суденышки с высокой осадкой. Остальных животных рассчитывали взять на месте высадки. В экспедиционный корпус входили два стрелецких полка второй стрелковой дивизии, отдельный полк морской пехоты, отдельные артиллерийские дивизионы: один пудовых «единорогов», для пролома стен, пара восьми фунтовых и четыре легких трехфунтовых. Две сотни легкой башкирской конницы, для разведки и дозора. Экспериментальные образцы оружия: по полудюжине пятидюймовых гаубиц и трехдюймовых пушек, по дюжине 82-мм минометов и автоматических картечниц, со своими, обученными их использовать расчетами. Да две сотни «химических гренадеров», вооруженных помимо укороченных «сакмарочек» с тесаками, химическими и свето-шумовыми гранатами, снабженные противогазами и очками с затемненными стеклами. Плюс команда связистов и пара сотен саперов. Вот и вышло под сто пятьдесят сотен бойцов в корпусе.

Экспериментальное оружие взяли в основном для продолжения его испытания. Где как не вдали от «цивилизованной» Европы с её метало-механическими мануфактурами и от её действительно хватких, с инженерной жилкой, ремесленников, испытать в боевых условиях новые орудия и снаряды, гранаты и отравляющие вещества. Только в отрезанной пустынями и полупустынями от Европы и иных более развитых стан Хорезме, сам бог велел в этой глуши проверить надежность оружия. Заводские и полигонные испытания, это одно, а использования орудий на войне, это совсем другое. Вот и планировали провести испытания по полной программе, стреляя до последней возможности, до предела надежности орудий, благо целей было много и разнообразных.

Уже через четыре дня не спешного хода, по, как на заказ спокойному морю, сборная эскадра пересекла Каспий, вошла в залив, известный попаданцам как Красноводский, с него прошли в другой мелководный залив, называемый в мире «витязей» Балханским, отделенный от большего залива полуостровом, где нашли устье единственной реки, впадающей в него. Длина меньшего, Балханского залива достигала порядка сотни километров, ширина на входе, в западной части доходила до пятнадцати километров, далее в восточной части залив постепенно сужался. Средняя глубина метр, полтора метра. Минимальная полметра, максимальная глубина два метра. Мелководность залива является следствием в падания в него Аму-Дарьи, выносящей в его акваторию огромное количество частиц грунта.

Прошли через залив без проблем, благодаря малой осадке судов. Даже наиболее крупные корабли участвующие в походе, уральские шхуны, два десятка которых шли в колонах, имели осадку, при максимальной загрузке, не более полутора метров. Около устья Аму-Дарьи или Узбоя, так назвалась долина и остатки русла реки когда-то текшей по нему в покинутом мире фестивальшиков, дождались подхода отставших судов и вошли в реку. По собранной информации длина реки со всеми её излучинами и изгибами составляет свыше семистам пятидесяти километров, достаточно быстрое течение, условно судоходна, русло неоднократно перегораживают пороги с водопадами, но на лодках проходима на всем протяжении русла, за исключением самых верховий. По берегам расположены многочисленные селения, как кишлаки так и города, прикрывающиеся мощными глинобитными стенами от вражеского нападения. Между ними, разбросанные на караванных путях, расположились караван-сараи. Но уже через десяток-полтора десятка километров от русла, природа разительно меняется. Заросли тамариска исчезают, сменяясь кустами саксаула, постепенно переходя в полупустыню и пустыню. С северо-запада река ограничивает песчаную пустыню Каракумы, на противоположном берегу вздымаются отроги плато Устюрт, по которому простираются каменисто-глиняные засушливые земли.

Проведенная на лодках разведка, позволила более точно установить фарватер и обозначить его вешками, по которому суда и вошли в Аму-Дарья. И по речному руслу, впереди длиннющей «змеи» двух колон эскадры, шли лодки, проверяющие фарватер и обозначающие его для остальных судов. Пока «путешествие» шло мирно. Перед взорами уральцев проплывали берега реки заросшие тростником, тамариском, ивой, далее, в долине реки, на характерных для древних рек, террасах виднелись купы деревьев. И уже только в бинокль, там где имелись разрывы в террасах, на самой границе видимости, виднелись кусты саксаула, более ни один кустарник не смог бы расти на, даже на взгляд, засушливой почве.

Изредка в береговых зарослях-тугая, мелькнет какое-то животное, над судами стремительно проносятся ласточки и сопровождая караван, летают чайки. Первое препятствие встретилось уже через полдня пути, недалеко от устья Узбоя, из дна реки выступали огромные обкатанные водой камни, меж которых с шумом текли речные струи, это встретился первый порог, имевшие в мире попаданцев имя Бургунско-Аджикуинских порогов. Первый речной порог преодолели хоть и не без труда, но всей эскадрой, не вытаскивая суда на берег. На второй день пути, вдали от берега, показался первый караван сарай, стоящий на караванной тропе идущей из глубины Каракум. Потом показались прямоугольники полей, прорезанные канавами арыков, по склонам террасы небольшие сады каких-то плодовых деревьев, расстояние не позволяло точно определить вид растущих в них деревьев. На самих террасах, иногда так же угадывались возделываемые участки, их наличие подтверждали водоводы тянувшиеся от реки наверх террасы к полям. Водоводы, по местному называемые чигирём, приводимым в движение тягловой силой ослов, верблюдов, а иногда и человека. Однако встречались колеса вращаемые течением самой реки и подающие воду к водоводу, расположенному на высоте не менее четырех метров. Именно этих существ вращающих ворот колеса, видали московиты с судов. Эти водоподъемное устройства виднелись двух типов, в виде колеса с ковшами, бравшего воду с реки или барабана с канатом, снабженным черпаками, поднимали воду на террасы речной долины. Чигири выстроившись в ряд, поднимали воду от речного русла, к полям долины, на речные террасы и на самый вверх террас, последовательно поднимая и передовая воду друг другу по керамическим и деревянным водоводам, стоящих на каменных или так же деревянных опорах.

* * *

Часто пошли стоявшие на обоих берегах небольшие кишлаки, население которых, при виде подходящих судов незнакомцев, убегало в раскинувшиеся у реки огромные заросли тростника с камышом и иных кустарников. Так шли, приставая к берегам только на ночевку, трое суток, когда путь преградила следующая преграда, второй порог. Около него, на высоком речном берегу, высились глинобитные стены городка, даже скорее простой военной крепости, со стен которой в пришельцев сразу же полетели стрелы, стоило последним приблизится на своих лодках.

* * *

Обстрелянный передовой дозор, скатился к основному ядру, а со шхун ударили восьми фунтовые «единороги», ядра которых через пару часов раздолбали глинобитные стены укрепления. Высадившимся морпехам, оставалось только перебраться через глиняный холм осыпавшихся стен и зайти во двор крепости. Еще через сорок минут охранный форт перешел в руки пришельцев. До вечера обустроились, даже перетащили через водопадик часть судов. За следующие четверо суток выматывающей работы, к ранее перетащенным корабликам, присоединились остальные суда, за исключением шхун, которые перетащить ни как не получалось. Еще одна ночь на этом месте и с утра вперед вверх по реке. В форте осталась сотня стрельцов с шести орудийной батареей трехфунтовок и все шхуны с экипажами.

Заодно, пока стояли, разжились у местных туркмен тремя сотнями верблюдов. Нет ни какого грабежа или конфискации, обыкновенная реквизиция с выплатой вполне достойной цены за животных. И от этого переката правым берегом, со стороны Каракумов, параллельно эскадре шли сперва четыре, потом пять, восемь, одиннадцать сотен всадников на верблюдах.

Дальнейший путь проходил вполне мирно, но не легко. Периодически приходилось преодолевать перекаты, останавливаться перед порогами, сгружать груз, перетаскивать суда через пороги, опять загружать и плыть далее до следующего каменного уступа перегородившего русло реки. И если бы они были не высокие, а то попадались водопады до семи метров в высоту. Так мучились более двух десятков дней. И вот перед взорами «путешественников» предстал первый участок спокойной воды, огромный плёс, да даже можно назвать очень большое озеро, раскинувшее свою водную гладь чуть ли не на всю Сарыкамышскую впадину, представляющую из себя плоскую равнину, похожую из-за обрамлявших её края утесов на вытянутую чашу размерами примерно полторы сотни километров на девяносто. За день пересекли участок озера, берега которого так же покрывали заросли вездесущего тростника, тамариска, прочих кустарников, небольшие рощи чинар, различных видов тополей и иных деревьев. На свободных от тугая местах крутятся чигири, так же как и в низовьях Аму-Дарьи подающих живительную влагу на поля. По берегу и в отдалении насчитали не менее полутора-двух десятков кишлаков, некоторые даже вполне крупные, с дюжину караван-сараев, видимо сюда стягиваются караванные тропы и из пустыни Каракум и с плато Устюрт. И вышли опять к руслу реки, в котором остановились на дневнику с ночевкой, дожидались идущих по берегу конных стрелков. Подошли отставшие пустынные драгуны и после совместной ночевки, с утра тронулись в дальнейший путь.

Снова потянулись заросшие берега, по ним часто накиданные кишлаки, видимо не зря путешественники проезжавшие эти места в XVI веке отмечали, что земли через которые они проходили густо населенные. Только еще обдумывая замысел похода, Брусилов прочитал, хранящиеся на ноуте Ивлева-младшего исторические исследования по Средней Азии, среди них была выдержка из рукописи хорезмийского автора Абульгазн, современника видимых по берегам дехкан: «…весь путь от Ургенча до Абуль-Хана был покрыт аулами, потому что Амударья, пройдя под стенами Ургенча, текла до восточного склона горы, где река поворачивала на юго-запад, чтобы направиться затем на запад и излиться у Огурчи в Мезандеранское море. Оба берега реки до Огурчи представляли сплошной ряд возделанных земель, виноградников и садов. Весной жители удалялись в горы, а во время комаров и слепней они отгоняли свои стада к колодцам, находящимся в расстоянии одного или двух дней пути от реки, к которой они приближались, лишь когда насекомые пропадали. Вся страна была очень многолюдна и в самом цветущем состоянии». Ему вторит английский купец Антоний Дженкинсон, знакомец «витязей», один из немногих достигший в это время Хорезма, буквально пару лет назад, описывающий большое пресное озеро там, где к XX веку мира «витязей» была пустыня, берега которого сильно заселены и застроены.

* * *

К концу вторых суток, со дня выхода из озера, на левом берегу Аму-Дарьи стали вырастать крепостные стены, это показалась большая, величественная крепость Ак-Кая — «Белая скала», стоящая на этом месте с XIII века.

В округе виднелись кучки глинобитных домишек, в полудюжине небольших кишлаков. На окружающих их полям виднелись нитки арыков ирригационной системы. Густая сеть водопроводящих каналов, между которыми располагались орошаемые земли, виднелась по обеим сторонам реки, насколько хватало взгляда. Среди них виднелось несколько сереньких округлых крыш мазаров. Берег в основном очинен от тугая и по нему высятся «визитные карточки» этой земли — чигири, поднимающие воду к арыкам. Здесь, на месте известного в XX веке, как Дарьялык, невдалеке от Арала, река делает поворот на запад и на её левом берегу выстроили Ак-Кая. Пройти под стенами крепости без боя не получиться, значить бой. Вся флотилии лодок, паузков и лодий пристала к берегу и под прикрытием стрелков Беркута приступили к разгрузки.

Задерживаться под саманными стенами этой цитадели ни кто не собирался, всех манили богатые города Хорезма, столица древний Ургенч, хотя и не великая, но старая с десяти вековой историей и богатая Хива или как её называли в древности Хийвак. А там возможно и Бухарское ханство со своей зажиточной столицей Бухарой, торговыми старинными городами Мерв, Самарканд, Коканд. В связи с этими обстоятельствами решили впервые применить в боевой обстановке новые гаубицы и пушки. До следующего утра подготовили позиции, соорудив из различных конфискованных мешков, бурдюков и корзин подобие небольших редутов в количестве трех штук. Отрыли силами согнанных дехкан траншеи для стрелков, орудийные дворики для новых гаубиц, пушек, минометов. И еще до полудня прозвучали первые выстрелы экспериментальных орудий. Первые же попадания пяти и трех дюймовых фугасных снарядов в крепостную стену дали ожидаемый «витязи» необходимый результат.

Снаряды просто вырывали из толстых стен куски глины, перемалывая её в пыль. На втором участке приступили к делу пудовые «единороги», двадцати пяти килограммовые ядра которых, хотя и не так эффективно, но тоже достаточно результативно начали разламывать сбитую глину стен.

Уже через час, участок стены, по которому вели огонь экспериментальные орудия был практически уничтожен. После чего гаубицы перешли на осколочные снаряды, пушки на шрапнель, перенеся огонь за стены крепости, по накопившемуся перед проломом противнику. Через минуту к пушкам с гаубицами присоединились минометы, накрывшие своими минами ряды хорезмийцев. Десять минут, за которые стрельцы успели перебраться через груды глину в которые превратилась стена, хватило на практически полное уничтожение готовых к отражению прорыва через пролом в стене сартов. Орудия с минометами прекратили стрельбу, стрельцы зачистили обстрелянный участок от живых врагов и поставив на ближайшую башня пост корректировщиков с охраной, пошли вглубь цитадели. При малейшем сопротивление обозначая местонахождения вражеских воинов ракетами, по которым корректировщики уже и наводили огонь гаубиц и минометов по полевому телефону через проброшенный связистами кабель.

Через полчаса, после входа русских в крепость через первый пролом, обвалилась стена на участке бомбардируемая ядрами «единорогов» и стрельцы легко, почти без сопротивления вошли на территорию цитадели, все резервы и даже воины со стен были сняты и брошены на отражения атаки уральцев у первого пролома, прямо под осколки и шрапнель орудий и минометов. Ещё чуть более часа гарнизон держался, и то благотворя тому, что командование штурмующих отчаянно берегло своих воинов и предпочитало расстреливать подозрительные здания или обнаруженное скопление вражеских воинов орудиями и ружьями, а не идти на них в рукопашную. А на корректировку орудийно-минометного огня нужно время. В итоге двух тысячный гарнизон крепости был практически полностью уничтожен, а Ак-Кая полностью была захвачена русскими и зачищена от ханских воинов.

Пришлось поучаствовать в этом деле и полудюжине автокартов. Уже под конец штурма, когда в глубине Ак-Кая стрельцы отстреливали и дорубали её последних защитников, с юго-запада появилось облако пыли, шло большое количество лошадей. А так, как появление сейчас коней без всадников было маловероятно, то Брусилов направил для прикрытия от кавалерийской атаки половину полка пустынных стрелков, всех у кого имелись верблюды, усилив их шестью автоматическими картечничами. Выдвинувшиеся навстречу уже появившимся точкам всадников, беркутовцы спешились и укрывшись за верблюдами приготовились в стрельбе. Четыре своих трехфунтовых «единорога» и выделенные автокарты, расположили на флангах, как раз на них имелись даже не холмики, а так «прыщи», но немного приподнимавшиеся над плоской равниной и позволяющие вести огонь с «господствующих вершин» этого «ТВД». Только уральцы успели занять позиции и приготовиться к стрельбе, как приспела пора открывать огонь. Вражеские всадники увидев противника еще ускорились, перейдя с рыси на галоп. Среди массы конников засверкали на солнце обнаженные сабли и мечи, раздался нарастающий визг атакующих степняков. Конная лава, стремительно приближалась, растекаясь по обоим флангам, стремясь охватить и окружить врага, используя своё видимое даже на глаз внушительное численное преимущество. Вот по этим «крыльям» и отработали в первую очередь картечничы, в то время, как «единороги» и «сакмарочки» пустынных драгун, практически снесли первые ряды атакующих. Не более десяти минут кручения рукояти, сопровождаемая оглушительным треском очередей и с угрозой охвата покончено. На флангах только редкие кони без седоков убегали от этого ужаса, запаха крови, сгоревшего пороха и непривычных страшных звуков.

Еще несколько мгновений и все митральезы повернули стволы на центр позиций и снова закрутились их рукояти, застрекотали очереди, пули которых поражали по две-три цели, пока не застревали в теле последней жертвы. Фланкирующий пулеметный огонь по плотным массам атакующей конницы всегда смертелен для наступающих. Расстрел продолжался с полчаса, хотя уже через десяток минут, атакующие начали пытаться повернуть коней назад и уйти от летящей в лицо и с флангов смерти. Еще через десять минут им это удалось и они пытались в свалке конских и человеческих тел пытались пробиться поскорее назад. Третий десяток минут, русские потратили на стрельбу по спинам пытавшихся скрытия вражеским всадникам. Уйти с этого поля смерти смогли единицы туркмен.

После боя установили и кто атаковал, почему, в каком количестве. На русские позиции в самоубийственную атаку, но они еще об этом не знали, бросили почти две тысячи своих воинов вожди туркменских племен эрсаров и човдуров по приказу бека Ак-Кая, повелевшего вождям явиться поскорей в крепость с племенным ополчением.

Итог закономерен. К вечеру крепость Ак-Кая с округой перешли под контроль пришельцев с севера. Заодно северяне посадили на коней и верблюдов еще полторы тысячи пустынных стрелков. Сейчас видимо пришла пора описать несколькими строками куда же зашел экспедиционный корпус уральцев.

* * *

Ханство Хорезм располагалось на перекрестке дорог, связывавших центры Средней Азии и прилегавших к ней стран со степным пространствами будущих казахских просторов и Восточной Европы. На момент похода Хорезм включал в себя земли низовья Амударьи, кочевья туркмен к западу и юго-западу от Мангышлака, туркменские племена в песках Каракум на север от Гюргена, Балханы и земли Узбоя, оазисы на севере Хорасана, к северу от Копт-Дага и Кюрен-Дага. Страну делила на две части обширная песчаная пустыня. Первая часть орошаемую Аму-Дарьей, называли Су-бою (сторона реки) и предгорья Копетдага, нарекли Таг-бою (сторона гор). Границы Хивинского ханства не были постоянными, они постоянно менялись. Изменение границ в основном зависели от политических событий в ханстве. В основном границы проходили вдоль степей казахских ханов, Персии, Бухарского ханства. На протяжении всего XVI века Хорез не был централизованным государством, ещё было сильно влияние племенной системы, ханство было рыхлой конфедерацией фактически независимых султанатов, под номинальной властью хана. С 1558 года ханом Хорезма был Хаджи Мухаммад-хан, десятый узбекский правитель из династии Шибанидов в Хорезмийском государстве. Его считали опытным и набожным правителем, которому удалось ослабить междоусобные войну, но и ему не было по силам добиться создания в Хорезме сильного централизации государства. Хотя верховную власть осуществлял хан, большим влиянием пользовались высокопоставленные чиновники инак, аталык и бий, а так же родоплеменая узбекская знать и в какой-то мере вожди туркменских племен и родов, поддерживающие достаточно тесные связи с узбекскими султанами. Ханство делилось на мелкие владения — вилайеты, которые управлялись членами ханской семьи, не желавшими подчиняться центральной власти. Эти обстоятельство было ещё одной причиной внутренних раздоров в стране, теперь уже внутри правящей династии.

Население ханства делилось на три группы, различавшихся по своим этническим, культурным и языковым признакам. Первая самая главная, доминирующая группа, переселившиеся из Дешт-и-Кыпчак в Хорезм узбекские племена. Большинство узбеков сохраняли кочевой образ жизни и деление на племена которых было более двадцати, из них четыре наиболее крупных племени: кият-кунграт, уйгур-найман, канглы-кипчак и нукус-мангыт играли огромную роль в ханстве. Но все больше и больше узбеков переходили на оседлый образ жизни, занимались обработкой земли, приобщались к ремеслам, торговле, строительству. Вторая группа, оседлые земледельцы-дехкане и ремесленники с торговцами, непосредственные потомки древних хорезмийцев, сартов, ассимилировавшихся с различными этническими группами. Оседлое население стояла в стороне от всех этих династических распрей, междоусобных войн и военных походов. К западу и к югу от оседлых районов ханства жила третья группа — туркменские племена, самые крупные из которых были: эрсары, иомуды, алили, салоры, човдуры, гоклены, текинцы. Основным занятием их было скотоводство в сочетании с земледелием. Во главе племен туркмен и узбеков стояли четыре инака. В ханстве проживали не только одни сарты, узбеки и туркмены, а и представители иных народов — казахи, иранцы, арабы и многие другие народности.

Кроме выше указанных этнических групп населения, в Хорезме, как и в других азиатских, да и европейских феодальных государствах были рабы. Рабы были самым низшим, бесправным слоем и они не входили в три основные этнические группы государства, да и к другим народностям ханства не примыкали. Рабами в основной массе были подданные Персидского шаха, Московского царя и иные полоняники из Восточной Европы, с приличным вкраплениями жителей иных земель Ойкумены. Рабский труд применялся во всех сферах труда в ханстве, но в основном труд раба применялся в домашнем хозяйстве. По большей части рабами становились военнопленные или купленные у работорговцев иноземцы, которым не повезло попасть в их руки. Но частенько рабами становились и жители Хорезма, за долги, либо за совершенное преступление. На протяжении всего XVI столетия, да и позднее, Хорезм являлся главным невольничьим рынком Средней Азии.

Главным богатством государства считалась земля. Она состояла из орошаемых-ахъя и не орошаемых-адра земель. В Хорезме существовали следующие виды землевладения: государственное-амляк или падашлык, частное — мульк или милк и религиозное-вакафное или вакуф. Сельское хозяйство основывалось на традициях прошлого и хотя возделываемые поля находились близко к пустыням, на красноземах и даже на засоленных почвах, урожайность была высокая. Урожай собирались дважды в год, после сжатия с полей пшеницы или ячменя, их обычно повторно засеивали джугарой (сорго). В связи с распространены в низовьях Амударьи засоления почвы, практиковалась смена вида посевов, то есть применялся севооборот. Ведущую роль играли зерновые культуры, кроме них в ханстве развивалось садоводство, виноградарство. Жители Хорезма в городах и сельских поселений совмещали с земледелие и ремёсла, однако большая часть население, около 95 %, было занято в сельском хозяйстве. На землях горожан в значительном количестве культивировался рис или по местному шоли, пользовавшийся большим спросом у населения. Жителями страны также выращивались кунжут, коноплю, фасоль, маш, просо, овес, лензигир, из семян которого вырабатывался масло, марену, чигин, для корма скота, лук, морковь, редьку, репу, огурцы, чеснок, в небольших количествах свеклу, а так же бахчевые — арбузы, дыни, тыквы.

Кроме полеводства в сельском хозяйстве большую роль играло отгонное и кочевое животноводство, разводили лошадей, верблюдов, волов, коров, овец с козами, которые являлись мерилом богатства наравне с владением землей. Так, например, пару лет назад туркмены племени эрсари перебили сорок сборщиков податей, посланных к ним ханом, и отказались платить зякет. В ответ на это ханскими властями был организован карательный поход против туркмен. Последним пришлось выселиться в безводную степь и уплатить тяжёлую дань — сорок тысяч баранов, по тысяче за каждого убитого сборщика податей. В дальнейшем эта дань превратилась в ежегодный налог.

Наибольшая часть посевных земель была во владении хана, беков и иных представителей высших сословий, мечетей и медресе, то есть духовенство, именно они были самыми крупными землевладельцами и на их землях широко применялась эксплуатация рабского труда. В Хорезме все крестьяне не зависимо от категорий были лично свободными. Однако часть из них находилась в пожизненной налоговой кабале, это означало то, что они находились в кабальном рабстве, являлись холопами. Их владелец не имел право продать их как раба, но хозяин имели право передать таких дехкан вместе с землей новому господину. Кроме «кабальных рабов» была прослойка «беватан» Это были крестьяне-дехкане которые обрабатывали государственные земли как издольщики независимо от их имущественного положения. Беватан был безземельный землепашец. Из такой прослойки редко кто имел свой земельный надел. Низшие чины придворной иерархии обладали земельными угодьями в пятнадцать-тридцать танапов, в то время как в собственности аристократии могло находиться от двухсот до пятисот танапов. Земли крупных землевладельцев города находились в издольной аренды у арендаторов — яримчи. Все посевные земли разделялись по трем типам. Первый, плодородной — аъло, землей площадью от десяти танапов и выше. Второй тип, площадью пять-десять танапов средней землей — авсот. И последний третий тип, один-пять танапов низкоплодородной солоноватой земли — адно. При этом первые два типа были во владении высшего сословия с духовенством, а третий тип обрабатывался свободными дехканами.

Так же существовало множество налогов и повинностей. Основным считался поземельный налог «салгуто» и множество других, в том числе и плата мусульманскому духовенству. Всего народ в ханскую казну платили около двадцати видов налога, что ложилось тяжелым грузом на плечи простого народа ханства. Кроме того, население привлекалось к обязательным общественным работам: «бегар» — от каждой семьи один человек дюжину дней в году должен был отработать на разных стройках, очистке оросительных каналов и так далее и тому подобное; «казу» — строительство каналов; «ички ва обхура казу» — очистка оросительных систем и дамб со шлюзами; «качи» — строительство оборонительных стен и плотин; «атланув» — участие с конем в ханской охоте. Эти повинности, связанные в основном с содержанием оросительных систем, так же были тяжелым бременем для трудового народа, ибо большинство из них были связаны с земляными работами и могли длиться много больше времени указанного в законе.

Ремесло в Хорезме было специализированным. Существовали специалисты, по какой либо выработке какого-то определенного изделия, хотя цехов с их системой взаимотношений, как в Европе, не существовало. Основной отраслью ремесла было ткачество. Ткали шелковые, полушелковые и хлопчатобумажные ткани.

Особое место в экономической жизни столичного города, равно как и всего Хорезма, занимала внешняя торговля. Несмотря на ослабление в данный период значения Великого шелкового пути, туркестанский регион продолжал оставаться важным звеном при осуществлении торговли между Востоком и Западом. Хотя внутренние раздоры, внешние войны, тяжелые налоги и повинности стали причиной разорения населения страны, что, в свою очередь, отрицательно сказалось на торговле. Торговля, как внутренняя, так и международная, все-таки процветала и давала огромные доходы хану, его приближенным с чиновниками, купцам и самим городам Хорезма.

Социальная обстановка в Хорезме, как и в других окружающих его государствах и племенах Туркестана и степного края, характеризовалась застоем. Это было связано с отставанием ханства и его соседей по региону от процесса мирового развития. Политическая раздробленность, господство натурального хозяйства, продолжающиеся внутренние распри, нападения чужеземцев привели к тому, что экономика страны была в упадке, а социальная жизнь протекала однообразно. Правители больше думали о своем благополучии, нежели о пользе для государства и народа. Соответственно и жители платили правителем той же монетой, не интересуясь кто сейчас хан и кому они платят налоги. Особенно это касалось оседлого городского и сельского населения.

* * *

От Ак-Кая корпус ушел только на рассвете четвертого дня после её падения. Гарнизон не оставляли, распылять на гарнизоны захваченных поселений, и так то не великие силы было не разумно. Уже через три часа пути начались мелкие стычки с конными хорезмийскими воинами, но дальше перестрелок дела не шли. Стрелы в обмен на пули, да еще из винтовок, не сильно равнозначный обмен по потерям. Стрела не всегда пробивающая доспех русского ратника, а винтовочная, да и ружейная пули, гарантированно пронзали кольчуги и иную защиту ханского нукера. Соответственно и соотношение потер явно было не в пользу хозяев. И так трое суток, мимо береговых зарослей — тугая, рощ, а иногда, особенно в начале пути, и достаточно крупных чащ ив, тополей, тамариска, джидды, чингиля перевитых кендырем и другими вьющимися растениями и сменяемые местами гигантскими зарослями камыша с тростником. И не только по берегам, но и на островах Аму-Дарьи. Вдали от реки изредка виднелись небольшие рощицы из пирамидального, серебристого, разнолистного или по местному туранга, тополя и карагача (вяза), являющегося самым крупным и красивым деревом в оазисе. Рощицы сменялись садами с яблонями, грушами, абрикосами, персиками и прочими плодовыми деревьями. Сады сменяли совсем небольшие плантации шелковицы.

В зарослях тугая пару раз мелькнули зайцы, по разу волк с лисой и дикий камышовый кот. Хотя по отзывам местных жителей в этих речных лабиринтах тугая водятся шакалы, барсуки, гепарды с тиграми, кабаны. Зато птиц в округе было в изобилии и разнообразная птичья мелочь, перепархивающая с ветки на ветку в береговых кустах и более крупные как-то, гуси-лебеди, бакланы, цапли. Как всегда носились над судами ласточки и чайки. Из прибрежных кустов вспархивали фазаны. И отлично слышимый под утро, но невидимый, тугайный соловей. В вышине, над караваном, нарезали круги соколы, коршуны, орлы. С рыбкой то же все было в порядке, её ловили прямо на ходу все время похода.

Наконец после полудня четвертого дня речного «путешествия», взорам, почти постоянно отражавшим налеты конницы русским воинов, открылись глиняные стены стоящего на берегу реки большого города. Еще час пути и под прикрытием артиллерии с передовых лодий, сперва высадились морпехи, потом подошли по суше драгун Беркута, и только потом началась высадка основных сил экспедиционного корпуса около стен древнего Ургенча. Время возникновения которого теряется во тьме веков. Но город упоминается в священной книге зороастрийцев-Авесте под названием «Урва», «Урга», а это как минимум второй век до нашей эры. Само же государство Хорезм, столицей которого является Ургенч, впервые упоминается в надписях Дария I, при котором оно входило в состав персидского государства. Неоднократно разрушаемый и стихиями и различными захватчиками город возрождался как легендарный Феникс, уж очень выгодное место занимал он на традиционных торговых путях региона. И сейчас этот богатый торговый город отделяла от пришельцев высокая, до десяти метров и толстая, до восьми метров саманная стена, опоясавшая весь город. Через определённый промежуток в стенах возвышались оборонительные башни, выступающие за пределы стен. В верхней части стен имелись зубчатые перила с узкими амбразурами, для стрельбы по врагу во время осады. Дополнял оборонительную систему укреплений ров, наполненный водой. Войти в город можно было через четверо ворот, створки которых были сколоченных из толстенных деревянных брусьев, прикрываемые парой стоящих по обе стороны арочных проездов мощных, высоких башен, из саманного кирпича, а над воротами виднелись смотровые галереи с бойницами. Проезд за арками ворот в сторону города прикрыт арочной крышей на одних воротах. На других, при очень длинных коридорах, несколькими куполами. На всех воротах, по сторонам коридоров, ведущих в город, располагались купольные комнаты, в которых жили часовые, располагалась таможня, судья-кази столицы, а над одними воротами тюрьма. Городские ворота также были частью общегородской защитной системы, и естественно все ворота находились под круглосуточной охраной и закрывались на ночь. Согласно восточного менталитета и традициям, створки ворот, «ударные» башни расположенные по бокам арок проезда и надпроездные смотровые галереи с декоративными зубцами наверху, были украшены красивыми, разноцветными кафельными плитками с аятами из Корана, а на самих створках ворота написали фрагменты из поэм и хвалебные изречения в адрес хана. За стенами вздымались в высь множество башен минаретов, среди которых выделялся шестидесятиметровый минарет Кутлуг-Тимура, виднелись купола многочисленных мечетей, в том числе соборной мечети Ак-мечеть, медресе инака Куглуг-Мурада и медресе инака Мухамад-Анина. Множество крыш — «шлемов» мавзолей, с бросающемся в глаза двенадцатигранным куполом, облицованным глазурованным кирпичом, венчающий мавзолей хорезмшаха Иль-Арслана умершего почти пять веков назад, и где-то среди них скромненько стоит один из самых почитаемых и посещаемых исламским паломниками, мавзолей Наджм ад-дин ал-Кубра, в переводе с арабского «Звезда религии», суфийского подвижника XIII века, считающегося основоположником течения суфизма в Хорезме. Блестят глазурной плиткой крыши и купола ханского дворца и дворцов его приближенных, утопающих в зелени садов. Если встать на возвышенность, то в бинокль, можно отлично рассмотреть плоские крыши домов простых горожан и престижных караван-сараев с их дворами, лавки и ряды на большом, богатом городком базаре.

Городская стена была вторым рубеж обороны. Первый проходил по оборонительным валам внешнего круга защиты, выстроенный так же, все из того же самана (кирпич, высушенный на солнце, размером 40х40х10 сантиметров). Между стеной и валом раскинулось поселение названное на Руси посадом, в котором не было высоких и богатых зданий. Виднелись только плоские крыши однообразных домиков жителей столицы ханства скромного достатка, дворики с крышами небогатых караван-сараев. Но и здесь виднелся небольшой базар со своими лавками, рядами и харчевнями-чайханами. Да и въезд в эту огромную махаллю, защищали, не так изукрашенные и с не такими высокими и мощными башнями, ворота, которых правда было пятеро.

Окрестности города поразили уральцев огромным количеством зелени, в садах, рощах и на рассеченных канавками арыков полях. Среди полей и деревьев, выделялось множество мини-крепостей, обнесенных толстыми, высокими, до пяти метров высотой, такими же как и везде в Хорезме, саманными стенами, сады, в которых скрывались загородные дворцы хана, его сановников, родственников и иных приближенных к монаршей особе лиц, а так же могущих себе это позволить богатых купцов. На их фоне, как то терялись невысокие и невзрачные, светло-коричневые глинобитные домишки окрестных дехкан, собранных в полудюжину пригородных кишлаков.

К северу от столицы виднелся обширный старый некрополь «360 святых». По одной легенде, в нем захоронены тела трехста шестидесяти исламских святых, в основном учеников пророка Мухаммеда, которых он послал во все концы света для проповедования ислама и велел вернуться обратно в Ургенч. По другой легенде, эти тела принадлежат исламским святым, принявшим мученическую смерть во время разрушения города войсками великого Чингисхана.

* * *

Ханские воины не приняв боя под стенами столицы, ушли под защиту её стен и валов со рвами. Дело в том, что Хорезм не имеет постоянного войска, вернее постоянных подразделений почти нет. Имеется личная дружина хана, его гвардия, ханские нукеры, городские и воротные стражники, нукеры из подвластных туркменских племен, несущие по ротации, за свой счет службу в столице. Эти племена туркменов несут нукерскую службу хану и обязаны участвовать в военных походах. И все. В случае войны или похода собирается племенное ополчение узбеков и тех же туркмен. Из-за особенностей быта ополченцев, в большинстве своём ведущих кочевой образ жизни, войско получается полностью конное. В случае большой войны дехкане призывались в пешее ополчение кара-чирик и аламан, а горожане в городское ополчение для защиты городских стен.

Как и всякое ополчение, вооружение войско отвратительное, особенно в пехоте, у которой преобладающее оружие, это топорики на довольно длинных рукоятках. Племенное конное ополчение узбеков и туркмен, сравнительно с пехотой, вооружена лучше. Каждый всадник имеет саблю или меч, висящий на ременном поясе кинжал и нож. У многих имеются луки, которыми они, так же как и саблей с мечами умело пользуются. При этом большинство клинков сабель и мечей, откровенно плохи, так как большею частью сделаны из железа. Малая часть воинов в основном ханские нукеры, царедворцы, их нукеры, племенная знать со своими нукерами, имеют отличные сабли и еще прадедовские мечи из очень хорошего хоросанского железа, а то и индийского, дамасского или того же хоросанского булата. Этим оружием дорожат и стоит оно не дешево. В защите используют шиты, различные металлические открытые куполообазные шлемы, кольчуги и производные от них — юшман, калантарь, а то и бахтерец. Правда полностью металлический доспех редко увидишь на каком-либо всаднике, в основном они защищены всякими разновидностями куяка. Стальные доспехи, как и оружие из булата, в основном прерогатива ханских приближенных, племенных предводителей и их нукеров. Все доспехи одевались на разноцветные, пошитые из различной материи халаты. В силу того, что в ханстве нет регулярной армии, нет и единообразной воинской формы одежды, доспеха и вооружения. Ополченцы вооружены тем, что у кого есть, носят тот доспех который имеют и одеты в одежды общие для всех жителей ханства и состоящий из высокой конусообразной шапки, одного, чаще двух халатов, кожаных брюк чамбары и неуклюжих на русский взгляд сапог. И если к большей части оружия, доспеха и одежды можно придраться, то к коням, особенно к тем на которых ездят туркмены, предъявить какие-либо претензии нельзя, ибо это знаменитые на Руси аргамаки. Вот с таким противником, правда достаточно многочисленным, только племенное ополчение могло дать не менее двадцати тысяч всадников, не подчищая до конца мобилизационный ресурс племен. Да не менее этого числа мог дать и сбор пехотного ополчения дехкан из столичной округи.

Соответственно в ханском войске нет и снабжения со службой тыла, в понимании «витязей». Каждый ополченец берет с собой все, что нужно ему для войны, в том числе и продовольствие. Для перевозки припасов они используют верблюдов. Десяток берет с собой одно-два животных и один из десятка отвечает за них, исполняя обязанности погонщика верблюдов. В связи с чем войсковой обоз сильно разрастается, ведь у вождей и ханских командиров так же имеется своё имущество перевозимое на верблюдах, да и не на одном. Сколько только одного продовольствия нужно навьючить на верблюдов, которого, при продолжительном походе все равно не хватить. Из-за обоза, вернее из-за скорости среднего верблюда, уступающего в скорости средней лошади, переходы войска очень замедляются. Сверх того, так как верблюды не могут с сопоставимой скоростью следовать за конницей, то в случае поражения, весь обоз неминуемо должен достаться победителю, и если сражение происходило в глубине пустыни, то большая часть Хорезмийской армии естественно должна погибнуть от недостатка продовольствия и воды, по причине его утраты. Нет, кажется, надобности прибавлять, что такая армия чтобы выжить и не умереть с голода, должна грабить все на своем пути, что ей попадется и не только съестное. Естественно не следует удивляться, что даже родственные ополченцам кочевые жители этих пустынь, при первом слухе о походе войска хана или его приближенных, немедленно удаляются в другую сторону, увозя с собою все свое имущество. Про скорость обоза пехоты речь вообще не идет, ибо он состоит из арб, в которые впряжены волы и движется со скоростью волов в среднем около трех километров в час.

* * *

В первый день ни какого штурма не было. Во-второй, и в третий, и в четвертый. За это время пришельцы с севера окружили Ургенч, прервав его сообщение с другими поселениями в ханстве и за его пределами. Силами согнанных аборигенов, в основном окрестных дехкан, обнесли столицу контрвалационной и циркумвалационной линиями, в виде цепи небольших редутов выстроенных из заполненных землей плетенных туров. Между укреплений и перед ними вкопали рожон или установили простые деревянные рогатки, затормозить основу ханского войска — кавалерию этих препятствий хватит. Да и пехотный строй она тормознёт и расстроит его ряды. В редутах установили артиллерию, как экспериментальную, так и «единороги», расположили в них для прикрытия орудий стрельцов. Наметили ориентиры, составили таблицы стрельбы, провели пристрелку.

На пятые сутки, по утру, выгнали в столицу парламентера, одного их окрестных ремесленников. Через полтора часа голову несчастливого невольного «герольда», выкинули, в окровавленном мешке, с вала посада. Уже через четверть часа «заговорили» орудия. Разбив дивизионы пудовых и восьми фунтовых «единорогов» по-батарейно и сведя батареи разных дивизионов в пары, во временные артиллерийские отряды, установили их против трех ворот и приступили к методичному разрушению их самих и прилегающие участки вала. По шесть двадцати четырех с половиной килограммовых и почти пяти килограммовых ядер в одном залпе, наносили большие повреждения необожженным кирпичам, из которых были сложены около воротные башни и галереи над арками входов, выламывая, откалывая от стен башен и галерей куски прессованной, пересушенной глины. Пару часов интенсивного обстрела и башни с прилегавшими к ним участками вала были благополучно превращены в высокие кучи сухой глины, погребшими под собой рухнувшие лишившиеся опор воротные створки. После разрушения ворот, «единороги» перешли на стрельбу бомбами и гранатами по собиравшимся, за разрушенными воротами, городским ополченцам. После подключения к обстрелу по четверке минометов на одни ворота, споро закидавшими минами площадки перед воротами и выходящие к ним улицы, в посад, через кучи глины на месте ворот, можно было входить беспрепятственно. Что и проделали полторы тысячи стрельцов, тремя отрядами по пять сотен. Но основной удар был нанесен через пару не обстреливаемых ворот. Взводные залпы, выкаченных на прямую наводку 122-м гаубиц, фугасными снарядами в этих воротах, напрочь вынесли створки. Еще взводный залп 76-мм пушек, поставленной на удар шрапнелью, окончательно расчистил дорогу паре тысячных штурмовых колон стрельцов, скорым шагом пошедших на приступ. На захваченных прикрывающих вороты башни выставили корректировщиков и поддержали огоньком штурмующих. За три часа посад полностью был занять уральцами, благо все резервы противника были брошены к разрушенным «единорогами» воротам, где они и остались, после их массированного обстрела артиллерией уральцев. Остатки защитников ворот, добили, ударившие с тыла стрельцы штурмовых колон. В боях за посад впервые приняли участие «химические гренадеры». В тесноте глинобитных дувалов и крохотных двориков с домишками, не причиняя огромных разрушений посаду, не было ни какой возможности выбить укрепившихся в них ополченцев и части дехканского ополчения. Вот и ввели разбитые на десятки обе сотни «химических гренадеров». После чего дело пошло веселее. Забросили или отстрелили из ручных мортирок химические гранаты и жди, когда из дыма полезут заходящие в кашле, блеющие, ни чего не видящие слезящимися глазами, не боеспособные враги. Да вяжи их спокойненко, не забывая оттаскивать от дымного облака и поливать лицо, при возможности, водой, чтобы не окочурились бы ненароком. Потом десяток входил в облако, окончательно зачищал территорию или помещение от противника и переходили к захвату следующей точки сопротивления. Так за три часа и привели к покорности все населения столичного посада.

* * *

Пока стрельцы штурмовали ургенчский посад, внешнею оборону осуществляла бригада Беркута с парой сотен башкирской конницы и всеми автоматическими картечницами. Разъезды башкир производили контроль дальних окрестностей столицы, вернее их даже назвать дозорами. Один полк бригады прикрывал полсотенными отрядами всадников на верблюдах ближние окрестности Ургенца. Остальные четыре полка со всеми полковыми и бригадными «единорогами», поддерживаемые всеми картечницами, встали в обороне по циркумвалационной линии. Полк морской пехоты остался в резерве около судов и орудий на контрвалационной линии.

Не зря отняли у штурмующих столицу Хорезма сил более четверти всего состава корпуса. После полудня, начали возвращаться в лагерь осаждающих сначала башкирские разъезды, потом стали стягиваться к основной части бригады дозоры пустынных стрелков, с информацией, с юга-запада, со стороны Каракум, на Ургенч двигаются порядка пяти-шести тысяч конницы племенного ополчения узбек и туркмен, по Аму-Дарье на лодках с столице поднимаются около двух тысяч пешего ополчения каракарпаков, а с востока, из-за реки и с севера, запада, юго-запада идут, без обозов, разрозненные отряды пешего ополчения. По предварительным подсчетам в общем количестве более десяти тысяч человек. По показанию языков, это бии собрали дехкан в ополчение и скоренько отправили их, даже без обозов, которые, должны подойти позже, на выручку осажденной столице. Решение напрашивалось само, бить врага по одиночки. И вниз по реке, на встречу каракарпакам, на судах ушел полк морской пехоты, усиленный одним отдельным дивизионом легких «единорогов». С задачей потопить из орудий лодки противника, основательно потрепав ополчение, не допустить их прорыва до стен Ургенча. Задача поголовного уничтожения каракарпак не ставилась, зачем уничтожать тех, кто будет вскоре приносить пользу своей работой. Да и мягко говоря негативное отношение каракарпаков к узбекам, так же играло на сохранение, по возможности, жизни их воинам. Будет кого из местных противопоставить против узбеков, туркмен и прочих аборигенов. Через Аму-Дарью, на её правый берег, начали переправлять два полка пустынных стрелков, под общим командованием Беркута, так же усилив их еще одним дивизионом трех фунтовых орудий. Остальные стрелки бригады, благо стараниями хорезмийцев к этому времени все они уже имели под седлом либо верблюда, либо коня, вместе с башкирами ушли на юго-запад. Перед пустынными драгунами и башкирами поставили задачу, наскоками обескровить и рассеять слабо вооруженных и почти не защищенных доспехами отряды дехкан. Разбегающихся собирать и гнать к основному лагерь под Ургенчем. Противника щадить, по тем же причинам, что и каракарпак. Оседлые сарты, основная рабочая сила в земледелии и уничтожать её будет не по-хозяйски. Стрельцам, додавливать сопротивление в посаде, благо оно было на последнем издыхании и выходит на циркумвалационной линию, занимать оставляемые стрелками Беркута позиции. Перед всеми четырьмя городскими воротами оставит артиллерийский заслон в составе пудовых и восьми фунтовых «единорогов», по четыре орудия каждого вида против каждых ворот. Каждый артиллерийский отряд прикрыть двумя сотнями стрельцов, еще две сотни оставить в качестве резерва заслонов.

Через час большая часть первоначальной части плана была выполнена. Сопротивляющиеся городские ополченцы разбиты, огромная махалля пригорода столицы перешла под контрой пришельцев. Перед всеми городскими воротами оборудовали заслоны с орудиями и стрельцами. Позиции снявшихся с внешней линии обороны конных стрелков, заняли подошедшие стрельцы, «единороги» с контрвалационной линии перетащили в циркумвалационную линию. Новые гаубицы с пушками и минометами оставили на месте, в их редутах. Беркут с двумя полками продолжал переплавляться через Аму-Дарью на её правый берег, а остальные три полка его бригады с башкирами, уже ушли в предписанном им направлении, навстречу дехканской пехоте. Морские пехотинцы подготавливали суда к рейду, устанавливали на них приданные «единороги» и готовились к отходу. В общем пока все шло по плану.

* * *

Но план немного поломали конные ополченцы кочевых племен, которые увеличив скорость, оторвались от обозов и сходу атаковали редуты внешней линии обороны. И соответственно нарвались на картечь артиллеристов и пули стрельцов, успевших занять оставленные беркутовцами позиции. Устлав равнину, расположенную перед позициями, телами людей и коней, кочевники отхлынули назад и до конца дня не предпринимали ни каких попыток повторить нападения. До конца дня, оба полка пустынных конных стрелков переправились на противоположный берег и ушли выполнять поручные им задачи. А морпехи, дооснастив свои суденышки до необходимых параметров, покатились вниз по Аму-Дарье, навстречу каракарпакскому ополчению, исполнять свои задачи.

С утра, противник, как истинные сыны степей и пустынь с полупустынями, что по сути одно и тоже, только воды нет, да растительность отсутствует, а так безлесое огромное пространство, на котором далеко видно и по которому можно долго скакать, решили устроить народную кочевую забаву под названием «степная карусель». Однако сперва орудийная картечь, потом пули «сакмарочек», когда ополченцы отъехали подальше и напоследок винтовочные пули, после еще одного увеличения расстояния до позиций руссов, поставили однозначную жирную точку на этой забаве. Преподнеся урок превосходства толкового огнестрельного оружия перед луком. Более в этот день ни какого шевеления в сторону русских позиций не было. К вечеру подошли разрозненные отряды пехоты, около трех тысяч «сабельной смазки» и стали обустраивать лагерь, наособицу от биваков узбекского и туркменского ополчения. Да и среди конницы не было одного стойбища, воины каждого племени расположились отдельной, своей племенной стоянкой.

На третий день, с утра еще подтянулась мелкими отрядиками около тысячи дехкан из ополчения и так же стали малыми отдельными биваками. День прошел так де тихо. Видимо вражеские военачальники ожидали подхода остального подкрепления. Но не дождались. Ни с юго-запада, ни с востока, из-за Аму-Дальи, ни по самой реке, больше не прибыло ни одного человека, видимо посланные подразделения «витязей» справились с поставленными перед ними задачами.

С рассветом четвертых суток противостояния между уральцами и подошедшими хорезмийцами резко ускорилось. Как только взошло солнце начались атаки на позиции московитов. Конные наскоки сменялись давлением пехотных рядов, которые в свою очередь перетекали в атаки конных лав. И все это под почти непрерывным ливнем из стрел. И откуда они их только столько набрали? Но к полудню, атаки сами собой прекратились. Взошедшее в зенит солнце непереносимо припекало и просто оставаться под его лучами было тяжело, хотелось в тень, в прохладу. Не то, что воевать под ним в доспехах, и просто в тяжелой одежде бежать в атаку было тяжко. Да и потери атакующих сказались. Только за половину этого дня, на полях и вокруг них, раскинувшихся перед позициями русских, осталось лежать, по самым скромным подсчетам не менее двух тысяч тел, которые до конца дня противник убрал. Уральцы не препятствовали этому, ни кому не хотелось нюхать вонь разлагающихся трупов, да и обычай похоронить покойника до заката солнца нужно уважать. И хорезмийцы справились с этой задачей. Еще до заката солнца все тела были убраны, снесены к выкопанным на ближайшем кладбище, мгновенно разросшемся, множеству нор-могил, в которые и опустили, как на конвейере, трупы, закутанных к какое-то подобие савана, под заунывные слова молитв мулл из загородных мечетей. Хотя и не все похоронные обычаи мусульман были совершены, но основные были соблюдены, а остальное наверное списалось на военно-полевые условия.

Пятый день начался с массового, с трех сторон, штурма укрепленной линии русских ханским ополчением. Да так, что пришлось вводить в действие новую артиллерию. Особенно страшен для обороняющихся был первый удар, когда атакующая конница, не смотря на огромные потери от огня всех видов русского оружия, смогли в некоторых местах прорваться до рожна с рогатками и тур редутов. Однако стрельцы устояли, удалось огнём новых орудий отсечь подкрепления к прорвавшимся всадникам, а самих их истребить пулями «сакмарочек» и в рукопашной схватке. В которой и понесли уральцы наибольшие потери в сражении за Ургенч. Пехота хорезмийцев даже не подошла и на полсотни метров к линии редутов. Потеряв несколько сот своих товарищей, дехкане организовано убежали от огрызающихся смертельными пулями укреплений северных пришельцев.

На втором наскоке, определили место нахождения командования этого воинства, да и не определить ставку военачальника было бы сложновато. И возвышавшиеся над этим местом копья с различными хвостами и кусками материи и снующие от него и к нему посыльные. Все указывало на кучку богато одетых, в дорогой броне и с таким же оружием всадников на прекрасных конях в богато изукрашенной сбруе, как на командующего этого войска со своими командирами. При отражении третьего приступа, накрыли эту группу шрапнелью и осколочно-фугасными. Результат огневого налета закономерен, ни одного живого человека или коня в радиусе полусотни метров от ставки. А потом русские ударили в бердыши, контратаковав бегущих от «злых» редутов, по выработанной привычке, дехкан. На плечах отступающих ворвались в их стан, из него, прикрываясь бегущими, погнали пехоту врага на биваки конного племенного ополчения. Одновременно причесывая биваки и их ближайшие окрестности шрапнелью, снарядами, минами и гранатами. И узбеки с туркменами не выдержали. Те, кто мог, развернув коней, бросив все, уходили из этого ада, спасаясь от неминуемой смерти.

К вечеру все было закончено. Те кто мог, бежали, кто не мог, того северные пришельцы повязали или они остались лежать на поле боя. Пришедшая к столице пехота, вся около неё и осталась. Часть, в количестве девяти сотен трупов, уже лежали закопанные в землю, с ними рядом лежали и бывшие узбекские и туркменские всадники в количестве тысячи двухста человек. На месте сражения, ожидали очереди присоединиться к своим подземным соплеменников, пять с половиной сотен тел бывших дехкан и тысяча шестьсот кочевых джигитов. Двадцать пять с половиной сотен землепашцев предпочли поднять руки, чем погибнуть за чужеплеменного правителя. Да и родственные правителю по крове узбекские и по духу туркменские воины, видимо то же не рвались сложить свои головы в его защиту, иначе почему бы из них более шести сотен покорно подставили шеи по арканы, а руки под вязки. А свыше двух тысяч кочевых душ, «смазав» свои пятки и копыта собственных коней, спасли бегством свои жизни, а не остались до конца защищать власть своего хана. Да и полный разгром племенного ополчения видимо их впечатлил. Хотя огромные потери племенной конницы в основном были обусловлены её неоднократными атаки прямо на позиции с автоматическими картечницами. С закономерным итогом атаки плотного строя кавалерии против станковых пулеметов.

Наскоро собрав пленных, оружие и иные трофее, в том числе весь обоз конной части ополчения, выставив часовых и охрану пленных, измученные уральцы попадали спать.

Утро началось с отправки части пленных, в основном кочевников, на копку огромного котлована общей могилы для хорезмийцев и большой ямы братской могилы для павших стрельцов. Другая часть, под присмотром русских, занялась сбором трупов, их разоружением, снятием доспехов и иных ненужных в могиле предметов. После этого, тела подданных хана, сносили к подготавливаемой могиле, в которой их во второй половине дня и закопали. Своих павших уральцы похоронили, после омовения, благо воды хватало, переодевания в чистые одежды и отпевания войсковыми священниками, под вечер.

Но не только сбором трофеев, трупов и похоронами последних, занимались в этот день победители. Часа через три после восхода солнца, к позициям экспедиционного корпуса, не торопясь выехал караван арб, влекомых впряженных в ярмо волами, это наконец прибыл обоз пехотного ополчения, привезший очень нужное московитам, в связи с резким увеличением едоков, продовольствие. Которое тут же и приспособили в дело, направив на приготовления пищи для пленных.

* * *

После полудня с низовья показался караван судов. Через часок суденышки начали причаливать к берегу у столицы Хорезма, с них начали сходить вернувшиеся после «свидания» с каракарпаками каспийские морские пехотинцы Уральского уезда. Рейд закончился удачно и почти без потерь со стороны морпехов. Не считать же потерями десятка два легко раненных бойцов. Зато встреченные в полутора днях пути от Ургенца лодки с ополчение каракарпаков были полностью потоплены огнем «единорогов» с пищалями. Выполняя приказ об уменьшении потерь среди низового ополчения, морпехи не добивали бултыхающих в водах Аму-Дарьи ополченцев и не расстреливали тех из них, кто успевал выбраться на берег. Но и не спасали, если субъект не хотел, что-бы его спасали. Вытаскивали из воды только тех, кто сам хватался за борта лодок уральцев. Да и таких спасенных набралось на шесть полноценных сотен, даже с гаком. Которых с трудом разместили на своих суденышках. Еще пару дней простояли на месте боя, поджидая отставшие отряды каракарпак, но кроме одного отрядика из десятка небольших лодочек, поднявшегося к месту битвы часа через четыре после её окончания, более ни кто не появился. Видимо беглецы, по берегу убежали вниз по реке и перехватывали своих единоплеменников, предупреждая их о грозящей опасности и рассказывали об участи основной части ополчения. А первый отрядик, просто не успели предупредить, вот он сдуру и влетел в засаду, из которой естественно не ушел не один. Хотя истины ради стоит добавить, что подавляющая часть экипажей лодчонок остались живы, пополнив собой ряды пленных.

* * *

На третий день вернулись из перехватов и пустынные драгуны с башкирами и тоже без убитых со своей стороны. Зато привели обозы пехотного ополчения и часть самих ополченцев, одномоментно ставшими пленниками, в общем количестве более четырех с половиной тысяч человек.

* * *

Пока подтягивались ушедшие на перехват хорезмийского ополчения подразделения и части экспедиционного корпуса, осажденные не сидели без дела. Каждый день они устраивали вылазки. Благо мощные заслоны перед городскими воротами быстро и результативно пресекали эти безобразия. С мелкими группами, спускаемыми со стен на веревках, тоже достаточно эффективно боролись. И как это не покажется странным, с помощью самих жителей столичного посада. Которые даже с видимым удовольствием предупреждали стрельцов о появлении очередной группки узбеков или туркмен в их махалле и указывали точное место нахождения этих джигитов. Национальный вопрос работает в полную силу и в XVI веке, как и в ХХ, да и любом другом. Значить расчет на него был верен.

* * *

Простояв в бездействии еще пару деньков после сражения в окрестностях Ургенча, дав отдохнуть уставшим бойцам, московиты на четвертый день, спозаранку, начали штурм столицы Хорезма. Первыми начали «беседу» с ханскими защитниками «единороги» установленные напротив ворот. За прошедшее с момента установки время, их расчеты превосходно пристрелялись по «своим» воротам и окружающие их сооружения, в ходе отражения многочисленных вылазок гарнизона. И теперь ни одно ядро, выпущенное из уральских стволов, не пропало даром. Чугунные шары весом почти в двадцать пять и пять килограмм, раз за разом ударяли в кирпич-сырец, выламывая из стены города и стен башен их куски. При попадании чугунных «гостинцев» в воротные створки, уже после третьего залпового попадания, стали ломаться брусья, из которых были сколочены створки. Через два с половиной часа все четверо городских ворот с прикрывающими их парами башен и участками стены возле них, перестали существовать. На их месте громоздились огромные кучи битого кирпича-сырца, окутанные глиняной пыль и клубами порохового дыма, пригнанного ветерком с позиций русских «единорогов».

Подтянутые в посад экспериментальные орудия, включились в обстрел, через два часа после начала «работы» «единорогов», приняв участие в артиллерийском «концерте». Брусилов сосредоточил их огонь на одном участке стены и прикрывающие его паре башен, замыкавших участок своими массивными «тушами». За час непрерывного обстрела обрушили обе башни и размолотили в кучу растрескавшихся сухих глиняный кусков саму стену. К этому времени, большая часть защитников города сосредоточилась около разрушенных ворот, остатки которых лениво штурмовали стрельцы. Вот на этих нукеров с ополченцами и перенесли огонь гаубицы, пушки и подключившиеся минометы. Переходя после рассеивания первой цели, на вторую, с неё на третью, потом на четвертую, с которой возвратились на первую и так обошли все цели по кругу три раза. Естественно ни чего этого без корректировщиков не могло произойти, вот и засели пара групп корректировщиков с прикрытием в городских башнях, захваченных штурмующими город, через пролом в стене, стрельцами. А пока продолжалось избиение ханского войска у городских ворот, стрельцы, морпехи и часть спешенных пустынных стрелков, быстренько зачищали от противника городскую стену с башнями, по обе стороны от пролома, до ворот, и закреплялись в паре прилегающих к пролому районах города. В течении полутора часов зачистили запланированный участков стены, огнем артиллерии частично уничтожили, частично рассеяли ханские войска, собранные перед бывшими воротами, для отражения атаки русов.

Штурмовыми отрядами захватили остатки всех четырех городских ворот и выбили противника из прилегающих к нему кварталов. После чего приступили к методичному занятию городских построек, при этом либо уничтожая противника, либо пленяя его, либо отдавливая врагов к центру столицы. Работы нашлось всем и стрельцам, и морпехам, и пустынным стрелкам, и артиллеристов всех видов орудий с минометами, и расчетам автоматических картечниц, полудюжину которых ввели в город, и «химическим гренадерам». Особенно отлично они проявили себя при зачистке подземелья ханского дворца, дворцов знати и иных подземным комнат с коридорами, например в тех же мазарах, с их обширными подземными этажами. Одна граната вниз, как можно подальше от входа и сиди жди, когда снизу полезут беспомощные «тараканы», которых вяжи, да отливай водой.

К шестнадцати часам, не смотря на отчаянное сопротивления ханских нукеров из числа телохранителей монарха, ханский дворец был взять и хан Хорезма Хаджи Мухаммад-хан вместе со своим гаремом и приближенными был пленен. А к закату под контроль русских перешла и вся столица. Правда последние очаги сопротивления, в паре мечетей, в том числе и в соборной мечети Ак-мечеть, были подавлены, уже по темноте. Подтянули «единороги» и при колебнувшемся свете костров, расстреляли их защитников несколькими залпами картечи. Живьем никого из обороняющихся взять не удалось. Зарядов не жалели, так, что здания сильно пострадали от чугунных пуль, ремонта не менее чем на полгода.

* * *

С утра много работы. И действительно, утро началось с сортировки плененных, сбору трофеев, определению пленников и горожан на работы по уборке трупов и мусора с городских улиц, восстановлению разрушенного, в первую очередь ворот и иных защитных сооружений.

При сортировке пленников, сначала отделили сановников и командный состав от рядовых пленных. Разбивать по нациям и племенам с родами сочли излишним, так меньше вероятность, что пленники сговорятся и организую побег с нападением на конвой. И если не знатный полон просто выгнали на работы, то с военачальниками и сановниками начали разбираться. Сперва уточняли кто, сколько может заплатить выкуп, кто родственники, то есть выясняли информацию по фигурантам. Потом за отобранных перспективных кандидатов взялись сотрудники контор самого Брусилова и Воротынского. Итогом их работы стало почти четверть сотни людей из местной знати, в том числе и среди туркменских вождей, согласившихся на сотрудничество и реально начавших помогать, пока советом, а иногда и действием.

Не забыли и плененного правителя Хорезма. С ним так же провели беседу. Сначала вытряхнули из него большинство захоронок, под видом уплаты выкупа, а после получения «калыма» в полной сумме, сделали Хаджи Мухаммад-хану интересное предложение — остаться на троне, но признать себя вассалом Русского царя и разместить на своей земле русское войско. Подумав дня три, хан согласился и начал потихоньку, под присмотром уральцев опять входить в руководство государством. Естественно его окружение сильно проредили, оставив из предыдущих сановников едва ли десятую часть. Остальных заменили на отобранных разведкой и контрразведкой чиновников из так называемого второго, а то и третьего «эшелона» власти.

* * *

Пока в столице велись эти танцы с бубнами вокруг хана и сановников, бригада Беркута при поддержке полка морской пехоты с парой дивизионов восьми и трех фунтовых «единорогов», по суше и по воде, пошли к Хиве, по пути заняв и приведя к покорности еще один небольшой городок, скорее даже кишлак, но обнесенный крепостной стеной и имеющий кроме базара еще и приличного размера мечеть. Как такового приступа не было. Только передовой дозор бригады приблизился к городским воротам, они распахнулись, из них вышла делегация горожан и сдала город. Прихватить городскую казну и немного продовольствия бригада с полком пошла далее и в конце пути уральцы вышли к предместьям Хивы.

Хива основанная в незапамятные времена, в древности была известна как Хейвак, во всяком случая впервые город упоминается в письменных источниках X века, как небольшой городок, расположенный на караванной дороге между Мервом и Ургенчем. Такое выгодное месторасположение не могло не сказаться на городе, и оно сделало Хиву значительным региональным торговым центром. И вот теперь перед глазами русских, подошедших к его мощным, высоким до восьми метров в высь, толстым по пять метров в ширину, саманным стенам, возвышающихся на берегу канала, отведённого от Аму-Дарьи, предстал раскинувшийся в этом глиняном кольце, не большой, но тем не менее богатый торговый город. Высокие стены, легкие угловые башенки на воротах, купола дворцов и минаретов, создают привычные силуэты туркестанского города середины XVI века. Вот торчит тридцати трех метровый минарет, по видимому принадлежащий стариной, построенной в Х веке, без купольной, пятничной мечети Джума. Видимо та неприметная крыша рядом с минаретом и есть мечеть, со множеством деревянных колон с вырезанными на них сурами Корана. Там же среди светло-серых крыш, затерялся и не приметный купол очень скромного и небольшого мавзолея Пахлаван Махмуда, поэта, народного героя, умершего в первой четверти XIV века, слава этого пиита, считающегося покровителем города, привлекает в Хиву его почитателей. И уже, вокруг мавзолея, начало образовываться целое кладбище его почитателей. А вот и купол с небольшим порталом, так же не огромного мавзолей шейха Сейид Аллауддина, умершего в позапрошлом веке. Вон видны навесы богатого хивинского базара, с лавками и чайханами по его периметру. Да что рассматривать этот город, надо войти в него, и посмотреть на его здания вблизи, потрогать все руками.

Стены Хивы, хотя и пониже и поуже стен Ургенча, тоже производили впечатление. Выстроенные из саманного кирпича, с выступающие за пределы стен, через каждые тридцати метровые участки, круглыми оборонительными башнями. Поверху стен шли зубцы с узкими амбразурами для стрельбы по врагу во время осады. Под стеной вырыт глубокий ров, так же выложенный утрамбованной глиной, по которому от канала пустили воду. Четверо городских ворот: Северные (Багча-Дарваза), Южные (Таш-Дарваза), Восточные (Палван-Дарваза), и Западные (Ата-Дарваза), также, как и в Ургенче, да и в любом другом городе, были частью защитной системы города. Арка проезда, закрытая сбитыми из толстых деревянных брусьев створками, прикрываемая по углам «ударными» башня, расположенными по обе стороны арочного проезда, с имеются над воротами смотровой галерей с бойницами между зубцами. В общем обычные для Хорезма и всей Средней Азии ворота, обычного туркестанского города. И очень крепенький орешек, «разгрызть» который без артиллерии было бы чертовки трудно. Благо стволы у подошедших северян имелись.

С ходу захватить город не удалось, да и сразу захватывать его с налёту по большому счету и не планировали. Так, что когда разведка обнаружила все ворота города закрытыми, ни кто не огорчился, а приступили к окружению Хивы. Уже к вечеру первого дня выхода к стенам поселения, началась классическая осада города, с постройкой внешней и внутренних линий обороны, устройством позиций для осадной артиллерии, которая закончилась через три дня штурмом.

* * *

Приступ начался с обстрела пары городских ворот восьми фунтовыми «единорогами». Ворота с башнями и небольшими, около десяти метров, участками стены прилегающих к воротным башням, продержались около двух часов, все-таки не столица и городская защита не такая мощная, как в Ургенче, хотя и ядра полегче. Однако с разрушением этих сооружений огонь не прекратился, просто бомбардировка была перенесена с ворот, на предворотные площадки и выводящие к выходам из города улицы. Пара полков спешенных беркутовцев, скорым шагом подошли к бывшим воротам и перемахнув через груды щебня и огрызки стен, вошли на территорию Хивы, где и закрепились в махаллах около ворот. Морские пехотинцы, вошедшие в след за этими полками, поднялись на городскую стену и принялись за её очистку от неприятеля. Усилив засевших в городе драгун ещё пятью сотнями стрелков на полк и дополнительными двумя батареями трехфунтовок, по одной к каждым бывшим воротам, Беркут дал команду на общий штурм Хивы. Два с половиной часа на неспешный, чтобы не нести лишних потерь, штурм, в общем-то небольшого, хотя и богатого города и к окончанию третьего часа приступа, Хива со всем своим добром, покорилась победителям.

* * *

Не отгуляв в городе даже традиционных трех дней после штурма, бригада, оставив в Хиве полк морпехов с дивизионом восьмифунтовок, ушла приводить под московскую руку окрестные кишлаки, загородные дворцы знати и богатых купцов, кочевья и даже троечку небольших городков. Все поселения присоединили без боя и взяв наложенную контрибуцию, вернулись в Хиву. Откуда еще выходили пару раз, в том числе и на правый берег Аму-Дарьи. Рейды тоже прошли без серьезных стычек, не считать же за них конфликты в нескольких туркменских становищах. Зато присоединились к контролируемой уральскими войсками территории, кочевья с поселениями не только на левом, но и на правом берегу Аму-Дарьи.

* * *

Города и крепости взяты приступом, а во время штурмов городские здания повреждаются, а уж ворота со стенами разрушаются в первую очередь. Но теперь города, это имущество победителей и требуется его как можно скорее прикрыть их от возможного вражеского нападения. Вот и бросили на восстановительные работы артели местных строителей, укрепив их пленными, для выполнение неквалифицированных работ на стройках. Благо запасы самана с плиткой в самой столице и её окрестностях имелись солидные, хватило на ремонт всего запланированного. Работали хорезмийские строители поистине ударными темпами, круглосуточно, даже ночью при свете костров и факелов. Две-три недели — и повреждения в стенах Ургенча, Хивы и Ак-Кая заделаны и стены смотрятся лучше прежних. Ворота опять стоят на своих местах и сверкают новенькой глазурью на плитках покрытия ворот. Зодчие из местных, руководившие ремонтными работами, четко знали свое дело и прекрасно разбирались в качестве строительного материала. В основе зданий обязательно использовался речной песок. Он не пропускал сырость, а при землетрясении играл роль амортизатора. Стены возводились из крупноформатного сырцового кирпича, который, не смотря на то, что являлся простой отформованной и высушенной глиной, действительно был очень прочен. На многих кирпичах стояли особые знаки-тамга, видимо знак качества, решили участвовавшие в походе «витязи». В качестве связующего состава при строительстве, мастерами использовалась простая сырая глина, прочно удерживающая даже сводчатые перекрытия из трапециевидных кирпичей во внутренних помещениях. Правда клиньями между кирпичами служили природные камни. Дерево почти не использовалось, в бедных на древесину здешних краях. Большим удивлением для уральцев стало начине в крепостях трубопроводов от ближайших арыков. Трубы из обожженной керамики диаметром пятьдесят-шестьдесят сантиметров служат верой и правдой долгие годы. Вот так еще до зимы и были восстановлены оборонительные периметры столицы, богатого торгового города и мощной военной крепости.

* * *

К середине июля 1564 года, вся территория Хорезма, за исключением отдаленных кочевий узбеков и туркмен, перешла под контроль русского экспедиционного корпуса. И в это же время начали малыми партиями сплавлять к устью Узбоя добычу, а трофейных коней, отнятых в оказавших сопротивления туркменских кочевьях, перегоняли небольшими табунками ещё с начала июля. В устье их грузили на специально переоборудованные для перевозки коней достаточно крупные суда и аккуратно выведя их из обоих заливов, перевозили через Каспий, где в дельте Урала выгружали в степи подконтрольной «витязям». Всего до ухода основной части экспедиционного корпуса перевезли десять тысяч двести с хвостиком, кобылиц и жеребцов. Жеребят отдельно не считали, боялись, что маленькие могут не перенести морское путешествие и погибнут, вот и не включали их в общий список трофеев. К счастью большая часть малышей не плохо перенесла водный путь, и уже на третий день, после высадки, весело скакали около матерей. В стоимость общего дувана конские табунки не вошли, шли отдельной строкой, да и по правде не во всем количестве, хорошо если только половина взрослых лошадей вошла в эту строку.

А общая добыча была огромная. И не только золото, серебро в монетах, слитках, посуде, а так же драгоценные камни, как россыпью, так и в изделиях. Большущее количество разнообразных и разноцветных тканей, от хлопчатой до парчи с шелком, как собственного производств, так и привозного. Множество отличных, разноцветных шерстяных и шелковых ковров, различных размеров, от молитвенного до огромных, закрывающих пол тронного зала хорезмийского монарха. Дорогие доспехи со шлемами и щитами, изукрашенные каменьями со златом-серебром, покрытых золоченной и по-серебрённой чеканкой. Сабли, мечи, кинжалы с булатными клинками, с нанесенными на них золоченной резьбой, с шикарными рукоятями из золота, серебра, слоновьего бивня или «рыбьего зуба», со вставленными в рукояти драгоценными камнями и в покрытых золотом и камнями ножнах. Луки индийские и турецкие в тисненных налучиях с такими же изукрашенными колчанами с десятком отборных стрел. Только около сотни сундуков с китайской посудой, от тончайшей фарфоровой, хотя уральцы и сами производят фарфор не хуже, но оригинал тоже пригодится, до не производимой на Урале посуды из оникса и лакированного дерева. Множество мешков с чаем, кофе, перцем и иными специями. И это только опись дорогих товаров. А ведь были и обычные товары и менее качественные брони с оружием, да и тот же хлопок, кипы которого вывозили еще и весной следующего года. Стоимость этой добычи, оценили на сумму трех миллионов семисот девяносто пяти тысяч ефимок серебром.

Правители Хорезма всегда были не чужды искусству и культуре, многие ханы собирали библиотеку, где хранились ценные книги. Ими нанимались переводчики с переписчиками, чтобы перевести книги с разных языков и написать их для ханской библиотеки. Вот теперь всё это хранилище мудрости начало менять своё местонахождения. Книги и свитки тщательно упаковывались, для предохранения от влаги, подписывались ящики и сундуки об их содержимом, составлялись описи в паре экземпляров, один из которых упаковывался вместе с грузом. Кстати, содержимое библиотеки в общую стоимость трофеев не вошло, ибо как можно было оценить эти книги со свитками. Вот и не стали заморачиваться, а запаковав отправили в Петроград не оценёнными и без внесение в список трофеев.

Взяли и живую добычу, которую хоть и внесли в списки, но их стоимость не сложили со стоимостью остальных трофеев. В её число вошло много различных ремесленников, в том числе и пара строительных артелей с семьями. Кроме строителей вывозились ткачи, кузнецы и златокузнецы-ювелиры, мастера медники по изготовлению медных ламп, блюд, кувшинов и иной посуды, мастера по производству глазурованной плитки, мастера по изготовлению и установке чигирей, с десяток оружейников и бронников, красильщики, кожевники и шорники, токари, мастера по варке мыла и даже с полсотни плененных туркмен-коневодов с их семьями, для ухода за захваченными лошадьми. Всего набрали порядка трех тысяч мастеров, выбрав почти всех специалистов в покоренной земле. Взяли в качестве добычи и рабов из различных народов Ойкумены. Тех, кто попал в рабство из московских земель, освобождали прямо на месте их обнаружения и тут же привлекали к работе, как знатоков языка, местных обычаев и обстановки. Таких набралось ни много, ни мало как более четырёх с половиной российско-православных душ. Лиц других наций, но православного вероисповедания, решили привезти в уезд. Пусть с ними попы да монахи разбираются. Этой категории набрали порядка трех тысяч православных душ. Остальных рабов в количестве более семи тысяч голов, просто перегнали на суда, да и переправили на Урал, а там разберутся, кого оставить в этом же состоянии, как обельных холопов, кого перевести в закупные холопы.

* * *

Вот и пришло время ухода на Родину основным силам корпуса со всеми собранными трофеями. В Хорезме, при дворе местного монарха Хаджи Мухаммад-хана, в качестве наместника Уральского воеводы Русского царства остался бригадный воевода Беркут. А чтобы ему было не скучно, то с ним осталась и вся его пяти тысячная бригада пустынных конных стрелков, усиленная всеми ходившими в поход отдельными дивизионами «единорогов», а именно: один пудовых «единорогов», для пролома стен, пара восьми фунтовых и четыре легких трехфунтовых. В Ургенце, вместе с Беркутом дислоцировался один полк, второй полк расположился в Хиве, остатки бригады и все отдельные дивизионы, достаточно вольготно, расположились в восстановленной крепости Ак-Кая.

Как полагается перед отъездом накрыли достархан, проводили товарищей достойно. И покатились суда с войсками и трофеями вниз по Аму-Дарье-Узбою до самого моря Хвалынского, а через него и до родных причалов Петрограда, куда караван и прибыл, без потерь 22 октября 1564 года.

* * *

А экспериментальные образцы оружия прошли испытания войной достойно и теперь у «витязей» при необходимости имелся в «рукаве» ещё один проверенный «козырный туз», для каких-либо житейских неожиданностей и это помимо принесенных ими «козырей» из ХХ века.

* * *

Но не все стрельцы прибыли домой, две сотни остались гарнизоном в крепости у порога на Узбое, да сотня, вместе с одной уральской шхуной с экипажем, остались на зимовку на месту будущего форта Красноводский, предполагаемый к закладке в бухте на берегу Красноводского залива, попаданцы решили так и назвать этот залив, как и в их мире, для будущей базы прикрытия устья Аму-Дарьи-Узбоя.

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1565 года от РХ

Традиционное расширенное совещание у комфлота наметило общие планы жизни и деятельности флота и анклавов. Перед самым заседанием пришло радио от «Конкистадора» о том, что в порт Веракруса в конце прошлого года пришло два нао, использованные под войсковые транспорты, с тысячей испанских пехотинцев на бортах, которые ни куда из Веракруса не пошли, а расположились в казармах городской стражи и в частных домах, аренду которых оплатила казна вице-короля Новой Испании. А буквально на днях, 7 января, на галеонах Серебряного флота прибыло еще три с половиной тысячи пехотинцев, которых «Конкистадор», по поручению вице-короля лично встречал и сопроводил до специально выстроенного в двух днях пути от Веракруса военного лагеря для вновь прибывших. Туда же он увел, так же по приказу дона Луиса де Веласко и Руиса де Аларкон и ранее прибывшую тысячу солдат. Хотя ни кому-ничего не сообщается, но согласно полученному им от полковника Диего де Альвареса, для передачи вице-королю письма, пехота направлена для уничтожение гнезд богомерзких пиратов обосновавшихся на Тортуге, Экспаньоле, Тобаго и на материке, севернее королевских владений во Флориде. Именно эти солдаты должны быть использованы в конце этого года для истребления еретиков тартаров на Тобаго и материке. Для чего вице-королю предписывалось собрать за счет средств Новой Испании пару эскадр и перекинуть эти четыре с половиной тысячи пехоты, разбив их на два отряда и снабдив отряды пушками с канонирами и огненными припасами, к гнездам разбойников, которые предать огню. А самих пиратов повесить за шею высоко и крепко. На пиратские базы на Тортуге и Экспаньоле не отвлекаться. Для их разгрома в конце года прибудет объединенная испано-английская эскада, командованию которой колониальной администрации необходимо оказывать полную поддержку.

Решение собрания было однозначно, начать подготовку для отражения нападений на уральские анклавы. Одним из пунктов этого решения было активизировать строительство фортов на рукотворных островах на месте бывших кос, отделяющих гавань Порт-Росса от пролива Тафтя, с его окончанием не позднее середины мая сего года. И конечно традиционные «охоты» боевых пар кораблей флота на испанские суда, весной из колоний в метрополию, а зимой в обратном направлении. Про рутинные дела писать и не стоит, ибо это займет не одну страницу текста.

* * *

22 марта в гавань Новгорода-Испанского зашла небольшая одномачтовая барка, шкипер которой, баск, передав для коменданта порта запечатанное письмо, со специальной негласной пометкой «для контрразведки», вскоре покинул порт, взяв на борт барки немного воды и свежих продуктов. В письме, переданном по адресу в Порт-Россе, от очень хорошего знакомого негоцианта, сообщалось для дона Мигеля, о прибытии в известную ему бухту одного островного негоцианта, уже ранее побывавшего в этой бухте. Назад он пойдет не ранее чем через неделю, ибо надо с прибылью продать привезенный из-за моря товар, «черное дерево» и получить за него достойную плату. И иногда платят за «черное дерево» не только звонкой монетой, но и другим товаром. А на его погрузку в корабельные трюмы прибывших четырех судов, тоже нужно время. Так, что не ранее чем через неделю, при самом хорошем ходе торговли, корабли островитян выйдут в море. Однако уже через два дня гавань Порт-Росса покинули две пары легки фрегатов, ушедших на перехват торговца «черным деревом» Джона Хоукинса, еще не ставшего ни адмиралом, ни героем разгрома Непобедимой Армады.

Прибывшие на южное побережье Эспаньолы, фрегаты разошлись двойками по разные стороны от укромной бухты, в которой стояли на якоре все четыре судна эскадры английских контрабандистов-работорговцев, с целью перекрытие путей ухода Хоукинсу по морю. И действительно, через пять дней, с момента прибытия русских кораблей, утром, нагловская эскадра закончив все дела, снялась с якорей, вышла из бухты и взяла курс на запад, вдоль побережья острова. Наблюдатели на второй паре «Рубин»-«Сапфир» заметило уходящие суда, фрегаты, на фоне берега, да со свернутыми парусами, остались незамеченными с проходящих намного мористее «англичан». О выходе радировали на первую пару «Алмаз»- «Изумруд». Вторая пара встретившись с догнавшими их фрегатами первой пары, поставив максимально возможное, в этой ситуации, количество парусов, пошли вдогонку за уходящими судами работорговцев. Нагловскую эскадру догнали часов около семнадцати в водах Наветренного пролива. Не стали вступать ни в какие переговоры, идя кильватерной колонной, сблизились на расстояния уверенной досягаемости огня корабельных «единорогов» и открыли огонь. Через полчаса избитые англосаксонские суда, с изорванными парусами и канатами такелажа, со сбитыми реями, стенгами и иным повреждением в рангоуте, спустили флаги. Призовые команды, высаженные на корабли со шлюпок, согнали разоруженные остатки экипажей в трюмы и взяли управление трофеев в свои руки. Еще до темноты вся восьмерка судов отдала якоря на рейде Новгорода-Испанский.

На утро началась проверка пригнанных призов, разгрузка их грузов, разборки с экипажами. В ходе которых узнали содержимое трюмов трофеев. Как и предполагали все внутренности судов были забиты какао, сахаром, кошенилью, индиго, табаком, кожами и другими колониальными товарами Нового Света на сумму не менее пятидесяти тысяч фунтов стерлингов серебром или около шестисот тысяч серебряных песо, да еще двести сорок тысяч песо в монетах, как в самих песо, так и в реалах. Сами суденышки, после ремонта тоже дадут немалое количество звонкой монеты при их продаже. В общем не плохо, с финансовой точки зрения, погоняли работорговцев.

Разборки с экипажами, всего сдались сто три человека, позволили составит целостную картину последнего рейса работорговцев. Еще в начале шестидесятых годов Джон Хоукинс организовал в Лондоне акционерное общество, для морской торговли, членами которого помимо него стали Бенджамин Гонсон — казначей флота, тесть Хоукинса, сэр Уильям Винтер-инспектор флота, сэр Лайнел Дакет и сэр Томас Лодж, оба «богатенькие буратина» из Сити. На средства общества Хоукинсом были снаряжены три судна: стодвадцатитонный «Соломон» под командованием самого Хоукинса, стотонный «Суоллоу» под командованием Томаса Хэмптона и сорокатонный «Джонас», а так же набраны команды на корабли. Суммарно экипажи всех трех судов не превышали ста человек, дабы избежать опасных болезней и других неприятностей от скученности людей на борту во время длительного плавания, которое планировали акционеры.

В октябре 1562 года Джон Хоукинс вышел с этими судами из родной гавани Плимута и взяли курс на Канарские острова, которые и посетили через полмесяца плавания. Здесь на острове Тенерифе «адмирал» эскадры встретился со своим другом Педро де Понте, долгие годы живущем на Канарских островах, одним из тех генуэзцем, что держат в своих руках всю торговлю неграми-рабами в испанских и португальских колониях Нового Света. Джон заранее готовясь в экспедицию и, не имея партнеров среди людей, занятых в торговле с Вест-Индией, вряд ли мог рассчитывать на успех предприятия. Именно поэтому он и обратился к своему старому приятелю де Понте, давно вошедшему в круг испанских и португальских купцов торгующих в Новом Свете. Англичанин рассчитывал, что его приятель составить ему протекцию для торговли с заокеанскими колониями. И не ошибся в своих расчетах, Хоукинс действительно получил от Педро де Понте инструкции и рекомендательные письма к его друзьям-торговым партнерам на Эспаньоле. Здесь же, в экипаж флагманского «Соломона», вошел рекомендованный де Понте лоцман Хуан Мартинес, способный провести корабли в Вест-Индию и вернутся обратно. Дойдя до западного побережья Африки, между, землями названными в мире попаданцев, Зеленым мысом и Сьерра-Леоне, Хоукинс добыл на побережье порядка трех сотен чернокожих невольников, которых благополучно довез до Экспаньолы, где в итоги и продал их с большой прибылью. Кроме того, он со своими судами, занялся пиратством и захватил несколько принадлежащих португальцам судов, сняв с них порядка девяти сотен негров невольников и товаров на сумму тридцать две тысячи дукатов. Благо, что суда и экипажи были отпущены живыми. Так же в этом рейсе нагловской эскадрой был захвачен большой португальский корабль, перевозящих пять сотен негров, товары на десять тысяч дукатов, правда снимать с него невольников и товары англы не стали, не было места на их кораблях. Хоукинс принудил капитан и экипаж, сопровождать его в дальнейшем путешествии на своем же судне. Хотя зная местные законы в отношении Нового Свете, что в Португалии, что в Испании, нельзя было с уверенность утверждать, что это были именно пиратские нападения. Вполне все эти донесения о нападениях англичан могли быть составлены для формального оправдания действий капитанов португальских судов. Ведь при всех «пиратских» нападениях ни один член команд захваченных судов не пострадал, а все «взятые на абордаж» корабли были возвращены их владельцам. Видимо хитроумные португальцы просто продали захваченных ими негров-невольников и европейские товары англичанам, а для своих властей придумали пиратские захваты и принуждение к переходу через Атлантику с грузом контрабандных черномазых невольников и товаров.

* * *

Прибыв на Эспаньолу, эскадра Хоукинса посетил три испанских порта на северном побережье: Изабеллу, Пуэрто-Плата и Монте-Кристи. Контрабандисты действовали осторожно, стараясь не привлекать к себе внимания властей колонии. Торговые сделки осуществлялись в большинстве случаев на основе бартера, за рабов англичане получали колониальные товары: жемчуг, имбирь, сахар, шкуры и иные дары заокеанских земель. Правда, официальным властям острова не понравилось, что в нарушения королевского указа, какой-то чужеземец занимается торговлей, даже не имея лицензии на торговлю в Новом Свете. И испанские власти направили воинский отряд, порядка сотни человек, под командованием Лоренсо Бернальдеса, с приказом прекратить незаконную торговлю, схватив или уничтожив нарушителей. Но сработали рекомендательные письма Педро де Понте к его деловым партнерам на Доминику. Вовремя прибывший гонец, предупредил Хоукинса и компанию о приближение отряда испанской пехоты и помог перегнать суда на южный берег остова, показав на его побережье укромную небольшую бухту, но вместившую все суда, даже осталось свободное место еще для пары посудин. Вот в этой бухте и закончили прерванные торговые сделки. В результате этой экспедиции, Хоукинс вернулся в Англию с трюмами, набитых колониальными товарами под самые люки, на всех четырех судах, в том числе был забит под «завязку» и португальский «захваченный» корабль, который после разгрузки своего трюма в Дувре, ибо родной для Хоукинс Плимут был разрушен до основания пиратами, беспрепятственно ушел в Португалию. Прибыль оценивалась под сотню тысяч фунтов стерлингов серебром.

Получив такую прибыль, летом прошедшего года Джон Хоукинс начал подготовку новой экспедиции. В этот раз к предприятию присоединились, помимо прежних акционеров, новые члены: государственный секретарь сэр Уильям Сесил, лорд адмирал Клинтон, граф Пемброк и Роберт Дадли — граф Лестер, конюший английской королевы и её фаворит. В спонсировании экспедиции приняла участия и сама королева Англии Елизавета I, предоставив для экспедиции один из своих старых кораблей — «Иисус из Любека». При этом помимо коммерческих дел Хоукинсу было поручено посетить недавно образованную французами колонию в Флориде, так как английское правительство проявляло живой интерес к возможности самим основывать колонии в Новом Свете. Теперь Хоукинс мог быть уверен в поддержке английским правительством своего предприятия.

18 октября этого же года Хоукинс, имея под командой эскадру из четырёх кораблей: семисоттонного королевского взноса «Иисус из Любека», стодвадцатитонного «Соломона», пятидесятитонного «Тайгера» и тридцатитонного «Суоллоу», с общим экипажем в полторы сотни моряков вышел из Дувра, Плимут пока так и не восстановился после учиненного в нем пиратами погрома, и снова направился к Канарским островам, где Хоукинс вновь встретился со своим приятием и теперь без сомнения торговым партнером, Педро де Понте. После посещения Тенерифе, англичане направились к африканскому побережью. Около которого, они опять загрузились чернокожими невольниками. Но в этот раз Хоукинс решил сэкономить и договориться со встреченными на побережье португальцами, которые предложили англам совместно взять штурмом город Бимба. Атака провалилось, из-за недисциплинированности европейцев и их жадности. Едва ворвавшись в город, англичане с португальцами, тут же бросились искать золото с самоцветами в домах жителей и не смогли организовать оборону, когда опомнившиеся местные жители контратаковали их. В результате боя из англичан погибло семь человек, включая капитана «Соломона» Филда, ещё почти три десятка матросов получили ранения. Захватить самостоятельно большого числа рабов у Хоукинса не получилось, и ему пришлось, как и в прошлый раз, закупить черных пленников у португальских работорговцев.

В январе уже этого года эскадра английских работорговцев взяла курс на запад, загруженная почти шестью сотнями невольников из Африки и многими товарами из Европы. Наконец в марте англичане достигли Вест-Индии, где дошли до знакомой по прошлому приходу бухты на южном побережье Экспаньолы, зайдя в которую бросили якоря и стали дожидаться прибытия покупателей на их товар. С целью оповещения покупателей о своем прибытии, Хоукинс отправил на берег к знакомым плантаторам, испанского торговца с Ямайки Кристобаля де Лерена, спасённого англичанами в Гвинеи, с сообщением о своём прибытии с обещанным в прошлый раз товаром. И началась торговля, которая продлилась, без помех со стороны властей, одиннадцать суток, ибо продавали чернокожих невольников и ночью, при свете костров. Плантаторам тоже было не выгодно задерживаться в этом месте. Накроют торг власти, не поздоровиться ни продавцом, ни покупателя, монаршую волю нарушают обе стороны Вот и шла торговля в любое время суток, по мере прибытия покупателей и его платы за товар. С места торговли, после распродажи всего привезенного товара и загрузки в трюмы груза, полученного в счет оплаты за него, ушли тихо, мирно и уже строили планы, какая будет прибыль или как потратить полученный заработок. А тут дьявол принес этих проклятых тартарских пиратов, разгромивших не так давно все южное побережье родного острова.

Разобравшись с командой, решили, большая часть, этой же весной уйдет, как товар, к берберским пиратам. Десятка два, в том числе и самого Джона Хоукинса оставят в Новгороде-Испанском, представили интерес для специалистов из «контор» «витязей». Особенно сам «адмирал», имевший отличные связи и в Англии, и в Португалии, и в Генуи.

* * *

«Охотничьи» пары в этом году вышли в море в середине апреля и не прогадали, их призами стали одиннадцать судов Серебряного флота, из которых пятеро были королевские галеоны с монаршей пятиной в тайных комнатах корабельных трюмов. А это почти половина государственных судов, входящих в весенний конвой этого года в метрополию и везущих драгоценные металлы и камни принадлежащих испанской казне. В этом году перехват осуществляли чуть ли не у «ворот» гаваней Картахены-де-Индиас, Номбре-де-Дьос и Веракруса. В паре случаев экипажи захватываемых кораблей еще видели на горизонте темные силуэты строений покинутых портов. В других случаях суда отошли подальше, но тоже не намного, только успевали скрыться за горизонтом признаки покинутого рейда, как появлялась пара быстроходных, маневренных и прекрасно вооруженных кораблей богомерзких тартарских пиратов и после положенного под нос судна ядра, начинали обстрел обреченного транспорта, если капитан сразу не спускал флаг с парусами и не ложился в дрейф, задраив орудийные порты и выстроив команду с пассажирами на палубе. В этом случае, имелась вполне реальная возможность, быть доставленными, без большого ущерба для здоровья, в разбойничье логово на Экспаньоле и после быть отпущенными, с высадкой на кубинский берег или на южное побережьем самой Доминики, всегда невдалеке от прибрежных городов. Естественно суда, на которых приходили в корсарский порт невольные «гости» и их грузы, переходили новым владельцам — тортугским пиратам. При сопротивлении большинство экипажа и пассажиров пропадали бесследно. И только немногие счастливчики, имеющие средства для выплаты выкупа, возвращались домой, после передачи пиратам определенных сумм, выставленных ими в качестве выкупа за пленника. А уж определенная репутация у тортугских «вольных мореплавателей» имелась и ни когда ими не нарушалась.

Вот и в этот раз купеческие суда, получив по курсу ядро, послушно спускали флаги с парусами и ложились в дрейф, поджидая шлюпки с призовой командой. Да и королевские галеоны, загруженные по максимуму и в основном попутным грузом, и не всегда отмечаемом в Каса де Контратасьон, были мало способны противостоять атакующей паре кораблей противника, превосходящих его и по мощи с дальностью артиллерийского вооружения, и по скорости, и по маневренности, и по мореходности. Вот и в последнее время, капитаны этих кораблей, в основном, тоже предпочитали сдаться при захвате. Но частенько гонор кабальеро, командующих галеонами, преобладал над осторожностью и тогда, галеоны принимали безнадежный бой. Но в эти рейды, только один капитан галеона, везший в «королевском трюме» из Картахены-де-Индиас, изумруды, алмазы с топазами и жемчугом, отважился сопротивляться, хотя его напарник, торговец-нао, покорно спустил флаг. А двадцати восьми пушечный галеон «Нуэстра Сеньора дель Кармен», на упавшее по его курсу ядро, ответил залпом правого борта, по идущему параллельным курсом пиратскому кораблю. В общем, только помог капитану идущего передовым «Рубину». Пока его мателот «Сапфир» занимался спустившим флаг «купцом», «Рубин» сблизился с «Нуэстра Сеньора дель Кармен», не дожидаясь когда его канониры перезарядят пушки, и спокойно, тройкой залпов, расстрелял его. Первый залп ядрами и крупной картечью по открытым орудийным портам. Второй ядрами и книппелями по такелажу с рангоутом, третий, перед самым абордажем, картечью по верхней палубе. Добавив, из пищалей и «сакмарочек» по находящимся на квартердеке командованию галеона. Абордаж. Через полчаса остатки экипажа с пассажирами сдались, а корабль со всем содержимым своих трюмов сменил владельцев. Еще сорок пять минут на исправление повреждений и четыре корабля берут курс, приведший их в конце пути в гавань Новгорода-Испанского.

Более всех повезло паре тяжелых фрегатов «Боярин»- «Ратоборец», которые перехватили отряд из трех судов, «купца» и пары королевских галеонов с монаршей долей от добытого в этом году мексиканского серебра, идущих из Веракрус. Капитаны всех трех кораблей, при полной поддержки команд и большинства пассажиров, не стали испытывать судьбу, а спустили флаги и дали возможность подняться на свои борта призовым командам, после чего передали командирам корсарских абордажников, бразды правления судами. А сами, как и большинство находящихся на суднах людей, были взяты под арест и до прибытия в порт Новгорода-Испанского, помещены в трюм. За что в последствии без выкупа были высажены на Кубе.

Остальным парам «охотников» тоже улыбнулась фортуна, и они привели по два приза. Год на суда-призы стал «урожайным». При обычной оценке грузов пригнанных призов, то есть почти по самой минимальной цене, общая стоимость добычи составила семь миллионов триста сорок пять тысяч серебряных песо, из них на долю трофейного золота, серебра и драгоценных камней и изделий из них приходилось пять миллионов сто тысяч песо серебром. И это без учета стоимости самих призовых судов и сумм возможных выкупов за состоятельных пленников, с оказавших сопротивления кораблей. Остальных плененных испанцев, со сдавшихся без сопротивления судов, уже через две недели, небольшими партиями на барках, развезли по побережью Кубы и южной части берега Доминике, где их и высадили благополучно на берег.

* * *

В мае начали уходить в рейсы торговые суда. Первыми ушли корабли в Турцию, увозя в своих трюмах захваченных английских матросов-работорговцев, для их продажи уважаемым Мустафе-бею и Ахмету-эфенди.

За ними вышла к Азорским островам «европейская» торговая экспедиция. Как обычно по вёзшая торговым партнерам из Ля-Рошеля накопленные трофеи из испанских колоний и призовые суда за прошлый год.

Крайним, 2 мая, покинул рейд Порт-Росса клипер «Касатка», увозящий в своих трюмах драгоценные металлы и камни, а так же часть товаров из весенней добычи прошлого года. Которую уже через две с половиной недели на рейде основной базы флота, заменила её «сестра» «Белуха», привезшая как обычно боеприпасы и металлические изделия для кораблестроения.

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1565 года от РХ

Пришедшее ненастье, как обычно, притормозило морские перевозки, а значит и приостановило почти всю деятельность на островах Нового Света и на побережье материка. Не избежали общей участи и русские анклавы в Заморской Руси, за исключением материкового Порт-Ивановского.

Еще в конце прошлого года на север, на территорию возможной Канады, отправилась пара геологических групп, с целью проверить информацию о наличии богатых месторождений железной и медной руды, на северном берегу острова известного попаданцам как Бель-Айленд в заливе Консепшен железа, а в северной части гипотетической провинции Нью-Брансуик, такой же Канады, медь. Информация подтвердилась и теперь на этих месторождениях развернулись подготовительные работы по началу добычи. А в самом анклаве, невдалеке от Порт-Ивана, на реке Лизка, выше по течению, приступили к строительству металлоплавильного и механического заводов. Годика через три-четыре, будут кили, шпангоуты и прочие бимсы, изготовляться в анклаве, из местной стали.

* * *

К апрелю 1565 года удалось установить какие такие бледнолицые в длинных одеяниях стояли за чероки, напавшими на земли анклава в 1562 году. Как и предполагали — испанцы, вернее их монахи иезуиты из миссии «Санта Мария» (Святая Мария) расположенной на севере Флориды на землям племени тимукуа, почти на границе с землями другого племени Флориды — апалачи, родственных по языку и соответственно крови, чероки. И если тимукуа были более-менее миролюбивы, вели оседлый образ жизни, проживая в круглых хижинах, покрытых пальмовыми листьями, в селениях огороженных прочным палисадом, но могущих и позавтракать своим врагом, хотя в основном их способами добычи пропитания была охота, рыбная ловля и собирание диких растений. То преклоняющие солнцу и считающие его престолом храбрых апалачи, были достаточно воинственны и могли быть использованы для нападения на территорию анклава. Хотя доказательств участия в нападении воинов апалачей не имелось, попробуй различи трупы врагов, кто, к какому роду-племени принадлежит, тем более племенных рисунков на убитых не было, шли в «усредненной» боевой раскраске. То по виновности иезуитов в подстрекательстве чероки к нападению на анклав имелись убедительные доказательства, а значит необходимо «алаверды», ответный поход в «гости», чтобы «поблагодарить» за пограничный инцидент, путем вежливого визита, и отправки виновных в подстрекательстве на нападения иезуитов в Чистилище и далее, куда они заслужили. И после доскональной подготовке, в самом начале июня, в пеший поход во Флориду вышли три десятка переброшенных из Порт-Росса «птенцов» Лазарева, в сопровождении шести десятков воинов поухатан, лично отобранных для похода Верховным Вождем их племенного союза Вахансонакоком.

Итогом похода стал разгром и сожжение внезапно напавшими на миссию «Санта Мария», с уничтожением большинства обитателей миссии, монахов-иезуитов, соседними индейцами из племен тимукуа и апалачи. Достаточно много оставленных на месте бойни следов, указывали на воинов этих племен, правда из каких родов были нападавшие, установить по следам было невозможно. А найти в многочисленных племенах, насчитывающих более сотни тысяч человек, совершивших это злодеяние воинов, практичности невозможно, да и кто даст конкистадорам искать нападавших среди воинов этих племен, во всяком случае не вожди индейцев. На том и успокоились испанцы. Правда поиски пропавшей пятерки монахов, в том числе и падре Себастьяна, главы миссии, не прекратили, продолжали искать в поселениях обеих племен, но так и не нашли.

Пока дон Педро Менендес де Авилес, будущий губернатор Флориды, искал пропавших отцов иезуитов в индейских поселениях, «моржи», в полном составе и пятьдесят семь их индейских союзника, с тремя трупами своих единоплеменников, уводили на север, почти вдоль побережья бушующего моря, «потеряшек» дона Педро, обходя деревушки местных индейцев. Поселения европейцев, в этот период на земле Флориды имелись только у французов — поселение Шарльфор, основанное Жаном Рибо в 1562 году в ходе экспедиции в Северную Флориду и Фор-Каролин, выстроенный в прошлом году Рене Гулен де Лодоньером, в который, после его строительства, начало переселятся население и гарнизон Шарльфора. Интересовались Флоридой и англичане, и даже направили, при поддержки королевы Елизаветы, экспедицию Томаса Стакли, для основания колонии. Но последний не пошел за океан, в неведомые земли, сочтя более выгодным для себя, занятие пиратством около побережья Ирландии, чем и занялся. Испанцы так и не смогли обосноваться на постоянной основе в этой земле, кроме миссии иезуитов и периодически то отстраиваемого, то покидаемого поселения в бухте Тампа, у испанской короны ни каких плацдармов на полуострове не было. Так, что нарваться на испанцев или иных европейцев в этих краях было почти невозможно. Однако, от шастающих по полуострову представителей многочисленных родов местных туземцев, приходилось постоянно скрываться, тормозя и так то не молниеносное движение.

В конце августа сводный отряд диверсантов вернулся в Порт-Иван, приведя пятерых «языков». И вскоре «гости» заговорили, в принципе, почти без принуждения, то есть без физического принуждения. Самой приятной неожиданность стало то, что падре Себастьян, заговорил первым и дал команду остальным своим подчинены отвечать на вопросы «принимающей стороны». Умный человек, просчитавший за время пути, что похитители все равно узнают у них все, что захотят, а при нужде и много больше. Так зачем из, в общем то открытой деятельности миссии, делать секрет. При этом причиняя лично себе огромные неудобства. Вот и начал говорить сразу, как стали спрашивать, о том, что монахи его миссии натравили соседних с русскими чероки на московитов, через родственных им апалачей, обещанием представителям обеих племен огромной и богатой добычи, по прямому распоряжению третьего по счету архиепископа Мексики Алонсо де Монтуфар, занимающего сей пост с 1554 года. По мнению главы миссии, архиепископ просто хотел выслужится и перед вице-королем и перед простым королем испанским, без приставки вице, изгнав руками краснокожих дикарей, дикарей белокожих. Ну что же де Монтуфар, Вы были у нас в гостях, теперь наша очередь идти к Вам в гости с визитом вежливости-решило руководство Заморской Руси.

«Гостей» иезуитов, после вежливого «потрошения», ликвидировать не стали, а перебросив, в начале следующего года в Порт-Росс, поместили в тюрьму, где и оставили на время в покое. Уж очень интересные связи, нарисовались у монахов, судя по их рассказам, среди колониальной администрации не только Новой Испании, но и вице-королевства Перу, и в аудиенсии Санто-Доминго, и в самой метрополии. Вот и приберегли до времени «ценный ресурс», попутно перепроверяя полученную от пленников информацию, а то и соврать ведь могут.

И если уж речь идет о Порт-Иване, то следует заодно упомянут и о событиях происшедших после указанных в заглавии главы дат. В середине октября провели первый спуск со стапелей на воду полноценного дивизиона тяжелых фрегатов. И тут же на освобожденных стапелях начали сваривать наборы следующей четверки кораблей этого вида. Спущенные фрегаты достроили на плаву, укомплектовали экипажами, провели ходовые испытания, стрельбы и 25 декабря ввели в строй флота «витязей» четыре новых тяжелых фрегата под именами: «Дружинник», «Воин», «Ратник», «Кмет».

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1565 года от РХ

Навигация в Архангеломихайловске началась с отбытия в русские анклавы в Америке рейсового клипера, загруженного разнообразными металлическими изделиями для кораблестроения. В начале июня у причалов верфи отшвартовалась прибывшая из Нового Света «Касатка», привезшая, помимо прочих даров американской землицы и «подарки» испанского монарха, в виде золота, серебра и драгоценных камней из весенней добычи прошлого года, с «охоты» на корабли серебряного конвоя.

Дня через четыре, после ухода «Белухи», порт покинули шесть галеонов, выведенных в прошлом году из боевого состава флота попаданцев и переданных в аренду, с правом выкупа, «Московской-Туркестанской торговой компании». Прибывшие в прошлом году, корабли разгрузили и облегчив по максимуму, вытащили на берег, где и провели за зимние месяцы полный ремонт, с заменой подгнившей обшивки, палуб, переборок, мачт и прочего рангоута. Заодно обновили и медную обшивку днищ, прибив на них новые листы меди. И как только Северная Двина освободилась, даже не до конца, от ледяного панциря, спустили на воду и до оснастили их, навесив паруса с такелажем, поставили с десяток мелких пушек для самообороны и нагрузили товарами для торговли в Европе. Дождавшись полной очистки речного русла от льда, торговая флотилия «Московской-Туркестанской торговой компании» вышла в свой первый рейс, благо купчие на корабли торговые партнеры тортуговцев из Ля-Рошеля оформили по всем правилам, проведя сделки через городские торговые книги. Да и остальные бумаги, начиная от судового журнала, разрешением на торговлю, до таких нововведений московитов, как грамотки-паспорта, для своих подданных, были в полном порядке. Одновременно со спуском торговых галеонов, спустили со стапелей и очередную четверку легких фрегатов. На освобожденных мощностях заложили пару легких и пару тяжелых фрегатов. Спущенный на воду дивизион легких фрегатов, как обычно доделали на воде, укомплектовали командами, провели все положенные испытания и введя в строй флота под именами «Гагат», «Гематит», «Гессонит», «Гранат», в сентябре отправили, под предводительством уходящей в Порт-Росс «Касатки», в главную базу флота «витязей» в Заморской Руси. На клипере ушли в Америку и вновь набранные черкасские казаки, для пополнения и замены в абордажной партии чайконосца. Прибывшая с Тортуги «Белуха» привезла большую часть казаков с «Гетман», вернувшихся по ротации в Россию и далее к себе домой на Днепр.

А до этого, весной, по высокой воде, вместе с иными металлическими изделиями, привезли из Сорска паровики для насосов в сухом доке. А так же локомобили на стапеля, для кузниц, дисковых, продольных пил, токарных, шлифовальных и иных станков. Применяемые приводы от воды, уже не устраивали Полуянова и его помощников. Зима очень уж долгая и с водными приводами сильно большие проблемы возникают при морозах. Вот и запросили паровики, которые этой весной и доставили. И уже к морозам попыхивали дымком локомобили, крутя и станки, и пилы лесопилок.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Вот и закончился очередной период ненастья. Море угомонилось, солнце, практически не закрываемое тучами, весь день жарило, выпаривая с суши излишки влаги. Ожили и прибрежные поселения региона, в том числе и русские анклавы.

Выполнить в срок решения общего собрания флагманов и капитанов флота, о вводе в строй фортов, выстроенных на месте бывших песчаных кос, отделяющих гавань Порт-Росса от пролива Тафтя, не представилось возможным по ряду причин. И в первую очередь нехватки работников на строительстве, переброшены в Новгород-Испанский, для укрепления его периметра и прохода в порт. И вот теперь, после окончания штормов, ударными темпами заканчивали строительство. Уже к 11 ноября форты полностью вступили в строй, достроенные, вооруженные крупнокалиберными двух-одно-полупудовыми «единорогами» и укомплектованные гарнизонами, наглухо запечатав входы на рейд Порт-Росса любым враждебным кораблям.

К ноябрь построили на стапели в Десантной бухте вторую землечерпалку для Порт-Ивана, заложенную в шестьдесят третьем году и отправили её под конвоем пары галеонов в Порт-Иван, в компании с полутора десятками выстроенных на двух стапелях Новгорода-Испанского трехмачтовых барок-рудовозов, для перевозки с вновь открытых на севере месторождений меди и железа, до строящихся металлоплавильного и механического заводов в портивановском анклаве. Заодно переправили с ними и «отбракованный материал» «турецкой» эскадры, те шестьдесят человек из последнего привоза выкупленных невольников не прошедших контроль на благонадежность. В шахтах и карьерах на добыче руды пригодятся и они.

На пришвартовавшейся к пирсам Порт-Росса «Касатке», прибыла замена ушедших по ротации черкасских казаков из абордажников чайконосца «Гетман». Прибывших, пропустив еще раз через медиков, назначили на корабль и не откладывая дело в «долгий ящик», приступили к тренировкам и слаживанию, замененной на три четверти, абордажной команды чайконосца.

Без проблем вернулись и торговые эскадра из Турции и Азорских островов. Привезших пожелание от Мустафы-бея, почаще и по больше получать партии «живого товара». Обосновавшийся в Турции «Крестоносец» — Теодорян, со своей группой, полностью перехватил имущество, связи и торговые дела покойного «дяди» Ибрагим-эфенди, так же поблагодарил за хороши, здоровый и сильный «товар». В этот год, привезли выкупленный полон в количестве аж семи с половиной тысяч человек. Правда подданных московского царя там едва ли была пятая часть. Очень много было армян, видимо сказалась национальность «Крестоносца» и его людей. Но истины ради, стоит отметить, что прибывшие армяне все остались в американских анклавах уральцев и балластом не стали, все нашли себе занятие приносящее пользу новой родине. Хватало и подданных Великого князя Литовского и короля Польского, разбавленных православными болгарами и сербами. Все прибывшие, в том числе и московиты, остались в поселениях Заморской Руси, что было впервые. Обычно некая часть выкупленных, родом из московских земель, возвращалась домой. Ля-рошельские негоцианты так же высказывали пожелание увеличить поставки товаров, хотя и так большая часть захваченных товаров реализовывалась через них. Но видимо, по их мнению, мало. Заодно привезли и последние известия об испанских и английских делах.

Мадрид договорился с Лондоном и теперь полным ходом идет подготовка к карательному походу в Вест-Индию к Тортуге. В обоих странах на корабли грузятся припасы, добираются команды, вербуются наемники для десанта и абордажных корабельных команд, фрахтуются купеческие суда под войсковые транспорты, для перевозки солдат десанта и воинских припасов. А пока король с королевой договариваются, кто возглавит объединенную армаду, но до конца августа так и не договорились. Однако гонцы с письмами монархов, так и шмыгают между Виндзорским замком и Мадридским дворцом.

* * *

Пришло очередное радио от «Конкистадора» о том, что адмирал Педро Менендес де Авилес по поручению вице-короля Новой Испании в начале декабря выйдет на двадцати судах на север континента, правда только четыре из них будут галеонами, остальные каботажная мелочь, в набег на владение попаданцев на материке, на Порт-Иван. Помимо судов с их артиллерией, на суда будут погружены еще две тысячи солдат испанской пехоты, семь сотен ополченцев-пехотинцев и дюжина полевых пушек. По приказу дона Луиса, алькальд кабильдо Веракруса, приступил к формированию второй эскадры, предназначенной для рейда на юг, до острова Тобаго, на котором, испанцам предстоит уничтожит засевших на нем пиратов и разгромить, сжечь их базу. Для этой цели выделялись два королевских галеона и полторы тысячи пехотинцев, прибывших из метрополии в конце прошлого года с полудюжиной полевых орудий. Городу необходимо предоставить для перевозки солдат и припасов не менее дюжины прибрежных барок и выделить пару сотен пеших ополченцев. Выход эскадры алькальда планируется в двадцатых числах ноября, а корабли дона де Авилеса, покинут гавань Веракруса к концу ноября. Как раз к этому времени должна прибыть, вышедшая отдельно от традиционного ежегодного каравана судов в Новый Свет, карательная испанско — английская армада. Точное количество судов в карательной армаде и численность экипажей с десантов, в настоящее время не знают даже в Мехико, письма из Мадрида пока не приходили. Эту информацию продублировали по радио во все русские анклавы.

* * *

Наконец в Веракрус прибыла каравелл, привезшая послание испанского короля Филиппа II к вице-королю Новой Испании Луису де Веласко и Руис де Аларкону, вице-королю Наварры, графу де Сантьяго, о прибытии в Новый Свет объединенной армады испанских и английских судов, для наказания подлых пиратов, окопавшихся на Тортуги и Эспаньоле, под командованием адмирала дона Альваро де Базан первого маркиза Санта-Крус, сеньора Висо дель Маркес и Вальдепеньянс, все-таки Мадридский двор переспорил, убедил Виндзорский замок, что адмиралом армады должен стать испанский гранд, а английский лорд, станет у него вице-адмиралом. С дополнительным указанием, оказать содействие кораблями, войсками и припасами президенту аудиенсии Санто-Доминго и командованию карательной эскадре. Так как прибывающая армада, будет временно, стоять в портах Санта-Доминго на Эспаньоле и Гаваны на Кубе, ведь аудиенсии Санто-Доминго подчинялась и Куба. Предписывалось немедленно, по получению письма, отправить пять сотен ополченцев-кавалеристов на Эспаньолу, где их дожидаются, привезенные еще прошлогодним конвоем из метрополии, лошади, успевшие полностью восстановиться, после долгого морского плавания, на лугах Доминго. Оказывается, почти шесть сотен лошадей завезли заранее, дополнительно к такому же количеству коников, прибывших на Эспаньолу с позапрошлым конвоем шестьдесят третьего года. О факте прибытия каравеллы с посланцем и содержании письма уже через день знали в Порт-Россе, радиосвязь опять сработала в пользу «витязей» и «Конкистадор» не затянул передачу полученных сведений.

* * *

30 ноября от «Конкистадора» по радио пришло еще одно сообщение о выходе из Веракруса двух эскадр, на север де Авилеса, на юг алькальда Веракруса. Количество судов и десантников на них соответствовало указанному в королевском указе. Вместе с ними в Санто-Доминго, вышел караван с подкреплением в пятьсот кавалеристов-ополченцев. В адреса Порт-Ивана и Рюрика-на-Тобаго, тут же ушли радиограммы с предупреждение о выходе на них карательных эскадр.

* * *

9 декабря прибыл на большой рыбацкой лодке связной кубинского резидента, с информацией о прибытии седьмого числа в порт Гаваны испанской эскадры из метрополии, для нападения на Тортугу. Командовал эскадрой дона Альваро де Базан с вице-адмиралом доном Хуаном Мартинес де Рекальде. А 10 декабря, до Новгорода-Испанского добрался гонец из Санта-Доминго, со сведениями о прибытии 8 декабря в гавань Санта-Доминго английской эскадры во главе с адмиралом сэром Эдвардом Файнс Клинтоном, первым графом Линкольн и вице-адмиралом сэром Уильямом Уинтером. А так же судов из Веракруса с пятью сотнями ополченцев-кавалеристов и транспортов из метрополии с таким же количеством кадровых конников испанской короны.

Через день из столицы аудиенсии поступила уточняющая информация о том, что практически перед самым уходом английская и испанская эскадры пошли отдельно друг от друга, соответственно с назначением на каждую своих национальных адмиралов. Но общее командованием армадой в бою будет осуществлять дон де Базан. Всего в обе эскадры входило более девяноста судов, имевшей на своих бортах более двадцати пяти тысяч человек команд, десанта, командования похода и обслуги. Правда большинство из них были, взятые под войсковые транспорты, купеческие суда, перевезшие через океан припасы армады, шесть тысяч испанской пехоты с полутысячей кавалеристов, и пять с половиной тысяч английских пехотинцев. К военным кораблям, предназначенным для эскадренного боя и поддержки десанта, относились галеоны, каракки, каравеллы, английские военные корабли, типа «Генри Грейс е» Дью» («Король Генрих милостью божьей»), общим числом в сорок восемь вымпелов.

* * *

Получившие подобные известия «витязи» приступили к наведению последнего «глянца» на свой план отражения нападения на базы. На Тортуге усилии артиллерией батареи в бухтах Десантная и Трезор, установив дополнительные орудия за недавно насыпанными флешами, выставили иные сюрпризы пришельцам. В Новгород-Испанском выслали в сторону испанских поселений дозоры. Такими же дозорами огородился на суше и портивановский анклав, дополнительно выставив сеть постов на юго-восточном побережье анклава и организовав от них до Порт-Ивана конную эстафету. Кроме того, выбросивший на юг щупальца морских дозоров, в виде неприметных барок. Точно так же поступили и на Тобаго, выслав в море суда для разведки подступов к острову и патрулирования побережья. Гавани Порт-Росса и Новгорода-Испанского покинули все фрегаты, галеоны, крупные каравеллы, вышедший флот, вместе с сюрпризами для карателей, ушел на восток, где и лег в дрейф за восточной оконечностью Тортуги, в виду её северного берега.

В проливе, у побережья Эспаньоле, в окрестностях Новгорода-Испанского, а потом и около входа в гавань и в самом проходе к порту, часто останавливаясь, медленно двигалась одномачтовая небольшая галера. Около её сновали дюжина ялов, то отходя от неё с принятым на борт каким-то бочонком и канатами, то возвращаясь обратно за новым бочонком, так, как предыдущий был утоплен, как и канат от него, второй конец которого передавался товарищам на берегу, которые его затаскивали в кустарники, попутно прикапывая канат в песке или оной грунте. Это впервые в истории устанавливались морские подводные мины. Мины представляли из себя герметично закрытые, обмазанные смолой деревянные бочонки с утрамбованными пятью десятками килограмм черного пороха. В качестве инициирующего заряда использовались стограммовые пироксилиновые шашки, подрывающиеся от электродетонатора. Бочонки притапливались с помощью каменного якоря, который ложился на грунт, на глубину двух метров, средней осадки кораблей данной эпохи. Над бочонком болталась на канате яркая щепка, указывающая примерное место нахождения мины. Электричество для подрыва детонатора передавалось с берега по двухжильному медному проводу, помещенному в изолирующую обмотку из резины, кабель прикреплялся к тонкому пенковому тросу, на который навешивались каменные грузила, благодаря которым трос с кабелем ложился на дно. Электричество для подрыва обеспечивали собранные в Сорске подрывные машинки. Всего вдоль побережья, с обоих сторон от входа в бухту Новгорода-Испанского, было установлено, на расстоянии от тридцати до семидесяти метров от береговой черты, по три десятка мин и дюжиной прикрыли проход в новгородоиспанский порт.

Заморская Русь. Порт-Росс, Новгород-Испанский. Декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

18 декабря с горы Караульная передали, из Наветренного пролива в пролив Тафтя входит большое количество парусов, практически закрывшие все водное пространство. С дюжину вымпелов отделилось и идет к северному берегу. Вот и дождались гостей.

Прибывшие «гости», заполнив лежавшими в дрейфе судами пролив между Эспаньолой и Тортугой, весь день ни чего не предпринимали. Только пришедшие с армадой мелкие одномачтовые барки и просто большие рыбацкие лодки, весь этот день шныряли вдоль берегов Тортуги у бухт Порт-Росс, Десантная, Трезор и около Новгорода-Испанского и его окрестного побережья. Кстати напротив бухты Трезор, в море, подальше от камней и прибоя берега, дрейфовали двенадцать судов, пара небольших галеонов английской постройки и десяток пузатых «купцов» под бело-красным «Святым Георгием».

Каратели проведя в первый день разведку, с утра приступили к действиям. Разбились на пять отрядов. Первый — у северного побережья Тортуги, на траверсе бухты Трезор. Второй-блокировал пушками десятка крупных испанских галеонов выходы из Порт-Росса, но даже не пытаясь сунутся под «единороги» прикрывающих проходы фортов. Третий отряд, в десяток больших каравелл под английским флагом, возглавляемые галеоном «Феникс», под вымпелом английского вице-адмирала, сунулся в бухту Десантная, но передовые корабли отгребли ядер от стоящих в бухте батарей, да так, что передовая каравелла затонула прямо на фарватере прохода в гавань, перекрыв проход в неё своим товаркам. Четвертый в составе одиннадцати английских военных кораблей и испанских галеонов, перекрыли вход в гавань Новгорода-Испанского, контролируя фарватер своими орудиями. Пятый, состоящий в основном из большей части транспортов с войсками, подошел максимально близко к северному побережью Эспаньолы, с обоих сторон от Новгорода-Испанского и начал высаживать на шлюпках и иной мелкоте, в его окрестностях пехоту и полевые орудия, под прикрытием пушек полудюжины галеонов испанцев и англичан.

Обороняющие как-то лениво обстреляли высаживающихся на побережье Доминго пехотинцев и отошли. После их отхода началось непонятное, часть транспортов и даже подошедших близко к берегу галеонов взорвались. Вернее мощные взрывы произошли у их бортов или под днищем. В проделанные в бортах метровые и более широкие дыры тут же хлынула вода и в течении максимум пяти минут, на месте транспорта или галеона из глубины моря торчали их мачты с сидящих на них гроздьями спасавшихся. Еще множество людей плавали вокруг них, хватаясь за различные обломки, а от середины пролива в сторону катастроф направлялись, разрезая водную гладь, плавники акул, учуявших попавшую в воду кровь, а значить поживу. И вскоре хищники появились меж барахтающимися людьми и началось их пиршество. Но такая картина была, если взрыв раздавался у борта. В случае взрыва под днищем, последствия для судна, его экипажа и пассажиров было плачевнее. От взрыва корабль подбрасывало и почти всегда ломало киль, после возвращения корпуса из воздушной стихии, обратно в морскую, судно складывалось по перелому и мгновенно уходило под воду, не оставляла над водой даже мачты, ложившиеся на дно или просто ломающиеся во время складывания.

Потеряв таким образом чуть ли не в одно мгновение почти полтора десятка судов с командами и десантом, испанцы и англичане сначала оторопели и застыли в бездействии. Потом начался экстренный драп от берега, с перерубанием якорных канатов, бросанием своих шлюпок, лодок и каноэ с людьми на воде. Потеряв еще с полдюжины судов, от подобных таинственных взрывов, каратели отошли от берега Эспаньолы и затихли.

* * *

Пока происходили описываемые события в проливе Тафтя, английские суда, находящиеся у бухты Трезор, так же не стояли без дела. Галеоны «Тигр» и «Дракон» подойдя к входу в бухту, попытались пострелять по берегу бухты. Однако возвышающиеся вокруг скалы не давали им возможность вести огонь по песчаному пляжу, образующему основную часть берега бухты. К этому времени с транспортников спустили массу корабельных шлюпок, взятых в Санто-Доминго рыбацких лодок и индейских больших каноэ, приведенные, как на буксире, так и привезенные на палубах судов. В них достаточно споро, что говорить о имеющейся практики, с бортов транспортов спустились пехотинцы и вся эта мелкая армада, начала втягиваться в проход к бухте Трезор. Обороняющиеся молчали, да их и видно то не было. Достаточно широкий проход вглубь острова, между скалами, закрывали густые заросли, в которых виднелся только один узкий коридорчик с вьющейся тропинкой. Первые шлюпки ткнулись в песок пляжа и на него стали выпрыгивать англосакские солдаты, тут же начавшиеся строиться в колонны. Вот в эти колонны и врезалась завывающая картечь, после слитного залпа, замаскированных в кустах орудий. Картечь буквально прорубила в рядах англичан просеки из мертвых и покалеченных тел. Ей помогали пули, от часто захлопавших ружейных залпов. Пока пороховой дым окончательно не заволок место боя, артиллеристы обороняющихся успели повторить картечный залп, имевший не менее убийственный результат, чем его предшественник. Одновременно по идущим по бухте каноэ и лодкам, в разнобой забабахали орудия, установленные каким-то чудом, на ограждающих пляж бухты скалах. Расчетам этих «единорогов» пороховой дым не мешал, ибо тут же поднимался вверх и сносился дующим ветерком, освобождая обзор наводчикам. И последние не подкачали. Парой ядер, а то и с первого выстрела, топили торопящиеся к берегу лодки, каноэ, шлюпки с десантом. Одного трех или максимум восьми фунтового ядра хватало чтобы гарантированно потопить какой-нибудь из этих «десантных транспортов». Спасшихся обычно почти не было. Только при случаях, когда роста солдата хватало, чтобы не захлебнутся в морской воде. Если рост был недостаточен, то пехотинец одетый в стальную кирасу, шлем, с мечем, многие с мушкетом и иным оружием, камнем шел на дно, выплыть с таким весом ему было нереально. И помочь, стоявшие на паре якорей, напротив входа в бухту «Тигр» и «Дракон», попавшему в кровавый переплет десанту, ни чем не могли, не доставали ядра их пушек до «единорогов» руссов, мешали береговые скалы. А избиение английской пехоты продолжалось. Но вскоре, те кто смог, ушли из неприветливой бухты, те кто не смог, остались в ней, и многие на веки. При подсчете потер, выяснили, что из первоначального полуторатысячного десантного отряда, на суда вернулись чуть более пяти сотен, остальные остались на острове и в бухте Трезор. Правда не вся тысяча погибла. Порядка шести сотен наглов, в разной степени целости, от совсем не пострадавших и до израненных картечью и пулями, сдались на милость победителям.

Более в этот день бриты на Тортугу на этом направлении не лезли, отложив штурм до более благоприятной ситуации. Однако на следующий день им стало уже не до атаки бухты Трезор и приступа обороняющих их батарей.

* * *

Отброшенные от берега Эспаньолы, англо-испанские мстители простояли до полудня, занимаясь спасением, на мелких одномачтовых барках и шлюпках, тех, из команд судов и их десантных партий, кого еще можно было спасти. После чего, отошли на запад, километров на десять от Новгорода-Испанского и начали новую высадку, которую и закончили уже в сумерках, почти не понеся потери. Под сотню раненных и десятков пять убитых одиночными выстрелами из мушкетов, хотя и задерживали высадку и очень нервировали десантников, но не оказали ни какого значения на уменьшения высаженных на берег сил. Следующий штурм пиратских гнезд отложили на завтрашний день.

С утра, третьих суток прибытия объединенной армады к Тортуге, англо-испанцы приступили к бомбардировки форта, прикрывавшего порт Новгорода-Испанского и батарей, обороняющих вход в бухту Десантная. Через полтора часа оглушительной орудийной пальбы, ответный огонь с форта потихоньку прекратился и сводный испано-английский отряд кораблей начал втягиваясь в горловину прохода в гавань Новгорода-Испанского, которую его авангард благополучно и прошел, во всяком случае передовой корабль вышел в воды портовой бухты, когда, опять раздались непонятные взрывы под и около кораблей. Идущий первым под «Святым Георгием» огромный стопушечный четырехмачтовый корабль «Соверин оф Сиз» («Повелитель морей»), получил пробоину в днище и в течении пяти минут лег на грунт гавани на ровном киле, так какподорвался уже в акватории порта Новгорода-Испанского. Его мателот, сорока пушечный галеон «Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пура-и-Лампиа-Консепсьон», затонул на выходе из пролива в бухту. Остальные мателоты нашли пристанище на дне входа и в водах около прохода к бухте.

Это снова сработало новшество в военно-морском деле, первые морские мины, в этой битве им пришло время пройти испытания в боевой обстановке. Как только с отметками, яркими щепками, висящих на пеньковых тросах почти над место установки мин, поравнялись галеоны и корабли противника, оба оператора минных заграждений, по очереди замкнули электроцепи данных мин. В разных местах, под днищем, у бортов, носов или кормы идущих под полными парусами кораблей, взмыли к верху столбы воды, дыма, щепок. Взрывы пятидесяти килограмм утрамбованного черного пороха, совмещенного с силой взрыва ста грамм пироксилина, гарантированно проломят днища с бортами любого судна данной эпохи, вот и пробивали они огромные пробоины в бортах, вырвал носы и кормы у пострадавших судов. В образовавшиеся в корпусе галеонов, огромные дыры, тут же хлынула морская вода. Мгновенно вода пролива заполнила внутреннее пространство кораблей. В течении семи-десяти минут все шесть боевых единиц, вошедших на минное поле, затонули. В зависимости от места нахождения пробоин корабли тонули по-разному. Получившие пробоины в днище, идя под всеми парусами, просто оседали в воду. Оставляла над водой до последнего времени стяги, развивающиеся на клотиках мачт. Получившие пробоины в борту, не спуская парусов, ложились на пострадавший борт и лежа на борту, скрывались в глубине. Получившие пробоины в носу, резко, на полном ходу, зарывались в море оторванным носом, и уходили в пучину, как и шли, с сильным креном вниз на носом. Получившие пробоины в корме, приняв в кормовые помещения воду, резко тормозили, оседали на корму и скрывались в морских волнах, до конца не моча бушприт. Напоследок, обнажив форштевень и как бы прощаясь с воздушной стихией, громко выпустив из баковых помещений остатки воздуха, уходили на дно. Повторное мгновенное уничтожение шести кораблей, совершенных таинственным способом, снова ввело противника в ступор, из которого их не вывел даже первый, после взрывов мин, залп «единорогов» внезапно ожившего форта и дополнительных батарей по остаткам кильватерной колонны, вытянувшейся напротив входа в бухту. Но в этот раз зависание длилось не долго, уже через пять минут началась артиллерийская дуэль орудий защитников с пушками кораблей нападающих. Но и этого хватило, чтобы еще пара ближайших к форту уральцев кораблей, английский тридцати пушечный галеон «Леопард» и тридцати двух пушечный испанский галеон «Нуэстра Сеньора дел Коро», получив по десятку крупнокалиберных ядер в борта, на палубу и по рангоуту, потеряв бушприты и по одной-две мачты, с выбитой по большей части артиллерией, с бортов обращенных к форту, остались на месте, когда менее пострадавшие их товарищи, огрызаясь огнем своих пушек, потихоньку уходили от опасного пролива, за которых скрывался пиратский порт. Нахватавшись на отходе ядер и бомб с гранатами, получившие не фатальные, но сильные повреждения в рангоуте и такелаже, каратели отошли из зоны действия береговых «единорогов» и приступили к ремонту повреждений и тушению небольших очагов возгорания. Оставшуюся без движения парочку, вскоре потопили, вызвав зажигательными бомбами с гранатами на них пожары, которые и завершили дело, добравшись до пороха в крюйт-камерах.

* * *

Стоящим у северного берега Тортуги, перед бухтой Трезор, «Тигру» с «Драконом» и транспортами, повторно штурмовать позиции ушкуйников не пришлось. По причине их атаки около 10 часов, подошедшей с запада большей части Тортугской эскадры «витязей». Отрезавшие судам противника отход в море и прижав их к берегу, фрегаты и галеоны с каравеллами попаданцев, во главе с «Палладой», по ходу, расстреляли из орудий всю дюжину английских «лоханок», превратив, те из них, что остались на плаву, после прохода всей эскадры, действительно в дырявые лоханки.

* * *

Пока происходили все эти события, отряд каравелл, продолжал состязаться в меткости с орудиями защищающими Десантную. Но превосходство в количестве стволов у англо-испанцев, медленно, но верно сказался. Замолкали одно за другим орудия защитников и нападавшие почти пошли на второй приступ бухты, когда с запада начала входит в пролив чужая, для иберов с наглами, эскадра в чертову дюжину вымпелов. Возглавляла колону трех и двухмачтовых судов, большая трехмачтовая каракка. Появление этих судов мгновенно пресекло любые действия нападавших, которые начали собираться в пару колонн, но при этом держась подальше от берегов Эспаньолы, у которых не понятно от чего погибло столько кораблей.

* * *

Появившаяся с запада, около 10 часов, эскадра ушкуйников состояла из старых, изношенных, непригодных для плавания судов. Впереди шла списанная, по причине ветхости, трофейная каракка, которой не придется гнить, как какому-то торгашу, её судьба погибнут, как боевому кораблю в бою, захватив с собой по возможности больше врагов. Трюмы судна набили сухими пальмовыми листьями, перемешанных с воском, смолой, варом, селитрой и серой, на эту смесь положили четыре бочонка черного пороха, прикрыли большими полотнища пропитанного селитрой холста, рассыпали по полотну порох. Из пушечных портов, грозно смотрели стволы крупнокалиберных орудий, роль которых играли, высверленные с выглядывающие в порты концов и покрашенные в черный цвет деревянные брёвнышки. Значительное количество таких же чурбаков, замаскировав под вид пушек, установили на палубе, под каждой чуркой поставили по несколько горшков с утрамбованным порохом, чтобы взрыв оказался еще сильнее. Все горшки и бочонки с порохом соединили запальными фитилями. Подпилили наполовину бимсы, и так то в не крепком наборе корпуса каракки. На палубе поставили несколько деревянных чурбанов, надев на них шапки и подобие одежды, чтобы издали они выглядели, как люди. Между, «людьми», расположили кувшины с пальмовым маслом, которым пропитали паруса каракки. В дополнение к чуркам, на шкафуте установили десяток наряженных в форму чучел, изготовленных более качественно, и, наконец, подняли над караккой адмиральский вымпел, принятый в испанском флоте, чтобы уж совсем всем было понятно, где «находится адмирал». Вместе с караккой, таким же образом, подготовили и сопровождающую её эскадру, состоящую из семи одномачтовых и пяти двухмачтовых старых барок, восемь из которых были захвачены уже в этом году. Для солидности на них нарастили фальшборта, настелили легкую верхнею палубу, построили из дерева и полотна имитацию ютовых и баковых надстроек, установили дополнительно по одной мачте-обманки. В итоге одномачтовики превратились в двухмачтовики, а двухмачтовики превратились в трехмачтовики. В наращенных бортах пробили орудийные порты. В которые вставили, покрашенные в черный цвет обрезки бревен, высверлив в них концы, выглядывающие из портов. В пространство между лже палубой и днищем забили сухими пальмовыми листами в смеси как на «флагмане», обрывками пропитанной селитрой тканей и тонкостенными кувшинами с маслом. Вот и готова эскадра брандеров. В команды брандерских судов были назначены «моржи», десяток на списанную каракку и по пять человек на барку. Которые покинули, на висячих в походе вдоль правых бортов каноэ, палубу брандеров, как только были поставлены паруса и суда «самоубийцы» направлены на колонну вражеских судов.

Прошедшие вдоль «опасного» побережья Эспаньолы, брандеры, развернулись и взяли курс на ближайшие к ним крупные боевые корабли неприятеля. И хотя каноэ с экипажами уже покинули борта обреченных судов, брандеры не остались без управления. На каждом из них находился рулевой, добровольно вызвавшийся на гибельную для него атаку врага. Ведь всегда найдутся достаточно смелые, но смертельно больные люди, которые за обеспечение своей семьи, согласны рискнуть своей жизнью. Хотя для их спасения, за кормой каждого брандера буксировался на тонком канате небольшой, легкий одноместный ялик, с закрепленном в его носу топориком для рубки каната и уже вставленными в уключины веслами.

Вице-адмирал испанской части армады дон Хуан Мартинес де Рекальдо, по воли случая взявший на себя командования крайней от Эспаньолы колонны испанских кораблей, увидел, что в его сторону двигаются паруса тринадцати трех и двухмачтовых кораблей, дал команду на отражения нападения кораблей пиратов. На испанских галеонах подняли паруса на фок мачтах и блинды на бушпритах и медленно стали сближаться с неприятельской эскадрой. Авангардный самый большой корабль, опознанный как каракка португальской постройки, имел три мачты, не классифицированный мателот две, за ним шел еще один не опознанного вида корабль с тремя мачтами, далее рассмотреть не давали паруса передних судов. На клотике фок мачты передовой каракки развивался адмиральский вымпел. Несмотря на то, что определить вид кораблей, следовавших колонной за своим флагманом, дон Антонио ни как не мог, это его ни сколько не насторожили и не обеспокоило. Мало ли у пиратов судов незнакомых очертаний, что стоить их самый первый корабль, по информации ставший сейчас флагманов пиратского флота. Просто таких судов он ранее не видел, большинство из них были небольшими, за исключением флагмана, по длине не больше барок, перевозящих товары в Новом Свете, но заметно выше их и с надстройками. Вражеская эскадра шла под всеми парусами, благо ветер был на их стороне. На палубе и шкафутах были видны пираты. Из портов и из-за бортов торчали жерла орудий. Ни какой суеты на палубах пиратских судов де Рекальдо не видел, что говорило об выучке и дисциплине разбойников. Только иногда промелькнет по палубе кто-либо из пиратов. За каждым из судов на бакштове буксировался не большой ялик. Не произведя ни одного выстрела, пиратские суда, следуя в кильватерной колонне вдоль эспаньолского побережья, развернулись и пошли линией в атаку на флотилию де Рекальдо, как будто прорываясь к блокированной главной пиратской гавани. Вице-адмирал не мог допустить прорыва пиратской эскадры в свой порт и дал команду своим кораблям идти на сближение с пиратами и его колонна попыталась развернуться в линию, чтобы встретить пиратов. Однако те не дали кораблям испанцев перестроиться и идя в фордевинде, используя остатки утреннего бриза, свалились с королевскими галеонами и каракками в абордаж. Но как то странно, без обычного в этой ситуации стрельбы картечью из орудий и мушкетов. Зато подчиненные дона Хуана не упустили свой шанс. Почти одновременно все испанские галеоны, поравнявшиеся с кораблями пиратов, дали картечные залпы по палубам разбойных судов и сами свалились с ними бортами, пошли на абордаж. Как полагается перед абордажем, испанцы метнули на палубу пиратских судов железные кошки и стали подтягивать корабли друг к другу за канаты, привязанные к кошкам. В последний момент, когда уже его корабль подтянулись к пиратской «посудине», оказавшейся флагманской караккой и такелаж кораблей перепутался меж собой, дон де Рекальдо понял, что казалось ему необычным на пиратском судне, полная неподвижность большинства пиратов. От столкновения большинство пиратов попадало, и де Рекальдо увидел, что это простые деревянные чурбаны, на которые надеты рваные шляпы и какое-то подобие одежды. Еще не осознав, какая опасность грозит ему и его кораблю, на одних инстинктах потомственного воина, дон Хуан дал команду любыми способами отойти от пиратского судна. Но испанцы не успели ничего сделать: из трюмов пиратского корабля вдруг вырвался огромный столб пламени, который мгновенное охватил весь пиратский брандер. О том, что пираты использовали брандеры дон де Рекальдо уже не сомневался. Пламя, из трюмов пылающего брандера, вырвалось на палубу, а с палубы мгновенно перебросилось на паруса, остальной такелаж и рангоут брандера. Испанцы, перескочив на палубу пылающего брандера, пытались, перерубив канаты от кошек, оттолкнуть его от борта своего галеона, однако пламя не давало им это сделать. Другие испанцы пытались разъединить такелаж своего корабля с пылающим такелажем брандера. Через пять минут, после начала пожара брандер внезапно взлетел на воздух, горящее просмоленное полотно облепило такелаж «испанца», засыпав его палубу массой горящих обломков и охваченный мощным пламенем, корабль вице-адмирала заволокло густым дымом. Заодно досталось и подходящему к другому борту вражеского «флагмана» галеону. Капитаны других иберийских кораблей так же в последний момент почувствовали какой-то подвох со стороны пиратов и попытались уклонится от абордажа вражеских судов. Но ни кому из них не удалось избежать объятий барок-брандеров, тем более что намного меньшие размерами, чем списанная каракка, они и взорвались быстрее, минуты через три-четыре, забросав своими горящими обломками и горючим содержанием своих трюмов палубы галеонов и воинских транспортов, к которым прорвалась тройка брандеров. Потуги команд испанских кораблей потушит пожары, ни к чему не привели. Пламя продолжало бушевать на галеонах и «купцах», охватывая суда все больше и больше. Первыми полыхали паруса, за ними загорался иной такелаж, занимался рангоут. Начинали дымиться доски палубы, появлялись на них первые языки пламени, разносимые по палубе горящим пальмовым маслом, вылившегося из заброшенных и разбившихся на палубах судов кувшинов, загруженных в трюмы брандеров и брызгами горящей смолы. Через тридцать-сорок минут раздался первый взрыв, взлетел на воздух восемнадцати пушечный галеон, пламя с его палубы проникло в крюйт-камеру. Следом за первым взрывом, как залпы салюта, раздались другие взрывы. Это взорвался порох внутри остальных двенадцати кораблей, и только один не вооруженный транспорт, перевозящий бочки с солониной, продолжал гореть. Из экипажей спаслись единицы, кто погиб при взрыве, кто утонул в проливе, а кого атаковали курсирующие в проливе акулы, которых в водах пролива и так было большое количество, а теперь привлеченных запахом крови, стало множество. Хотя вице-адмирал дон Хуан Мартинес де Рекальдо, с капитаном своего флагмана сорока пушечного галеона «Сан Бартоломе», офицерами и частью команды успели спустить адмиральский баркас со шлюпкой и отойти от борта обреченного флагмана, который, пылая как пионерский костер, вскоре рванул, разбросав по окрестностям пылающие и не горящие обломки своего корпуса и содержимого трюма. Расплетающиеся пылающие обломки, падая на оснастку и палубы соседних судов, поджигали их. На части из них команды смогли справиться с очагами огня, зато другая часть, быстро охватывалась огнем, чтобы через некоторое время самим взорваться от собственного пороха и поджечь своими горящими остатками оказавшийся рядом другой корабль.

Соответственно, из-за массированной брандерной атаки смешались построения и других судов, находящихся и в так то не широком проливе, в котором пылающие и взрывающие корабли с одной стороны и орудия фортов с другой стороны еще уменьшают пространство для маневра огромного количества судов. И вот после полудня, как раз ночной-утренний бриз сменился на дневной-вечерний бриз, и наконец полностью сгорело большинство подожженных судов, началась спасательная операция по спасению тех счастливчиков, которые выжили в огне и не попали в зубы акул. Приступили к наведению относительного порядка среди уцелевших кораблей армады, начали ремонт полученных повреждений. В это время, с востока, на «толпу» кораблей начали наплывать еще две кильватерные колонны вражеских парусов.

* * *

На находящиеся на одном месте, дрейфующее под минимальным количеством парусов, а то и вовсе стоящих на якорях, без парусов корабли адмирала дона Альваро де Базана первого маркиза Санта-Крус, сеньора Висо дель Маркес и Вальдепеньянс, и остатки английской эскадры во главе с адмиралом сэром Эдвардом Файнс Клинтоном, первым графом Линкольн, под всеми парусами, имея попутный ветер, накатывали две кильватерные колонны ушкуйников. Англо-испанская корабельная «толпа» не успела перестроиться в отрядах, как на них, вынужденных ставить паруса и лавировать против ветра, навалились фрегаты, галеоны и каравеллы русских. Перестроившись в одну колонну, корабли московитов стали проходит на расстоянии менее кабельтова, от пытавшихся построиться в строй судовой «толпы» противника, растянутой почти на все длину пролива Тафтя, при проходе которой, буквально засыпая эту толчею картечью, ядрами и брандскугелями. Благодаря скученности и повторяющему створению нескольких судов сразу, ни один снаряд не пропал даром, все они нашли свою цель. Залпы двадцати четырех и тридцати двух фунтовых карронад кораблей ушкуйников, установленных по две штуки на полубаках фрегатов с галеонами и на «Палладе», сметали с палуб испанских и английских судов все живое, обрывая такелаж и ломая рангоут. Урон командам вражеских кораблей был нанесен страшный. Картечь прошлась и по суетящимся на вантах и реях морякам, ставивших паруса, практически все они были либо убиты, либо ранее, что было почти равносильно смерти. Падение с высоты мачт на доски палубы или в воды пролива, давали очень мизерный шанс раненому на выживание. На шкафутах галеонов, попавших под карронадные выстрелы, в живых остались единицы. От попадания множества зажигательных снарядов, вражеские корабли начали вспыхивать один за другим. Попытки команд потушит начинающиеся пожары ни к чему не привели. Новые брандскугели, падающие на палубу, застревавшие в снастях и в бортах, вызывали все новые очаги возгорания, а прилетающие ядра, разбивали в щепки рангоут, фальшборта, надстройки, добавляя «легко усвояемой пищи» для языков огня. Да и просто убивая и калеча «морских пожарных». Пройдя вдоль всей испано-английской армады, корабли ушкуйников развернулись и часто меняя галсы, идя в крутом бейдевинде, начали возвращаться к месту сражения. При этом фрегаты, возглавляемые «Палладой», бросились вдогонку, за вырвавшимися из общей горящей свалки, судами противника. Последние пытались уйти от нагонявших их быстроходных корсарских кораблей, но их надежды уйти от них были тщетны. Все почти два десятка вырвавшихся англо-испанских судов, были догнаны и после обработки их палуб картечным «душем», взяты на абордаж. Истины ради стоит заметит, что среди взятых на абордаж призов не было ни одного боевого корабля, только войсковые транспорты, загруженные флотскими и армейскими припасами. Все призы с минимальной призовой командой, после предупреждения по радио коменданта города о скором прибытии в городской порт призов и описанию дополнительных опознавательных знаков, направились в порт Новгорода-Испанского, про вход в бухту которого, каратели совершенно забыли, им явно было не до блокады вражеской гавани, чем и воспользовались ушкуйники.

Пока ушкуйники догоняли, брали на абордаж, отправляли захваченные транспорты, испанцы и англичане сумели сформировать пару отрядов, на основе отряда, под командованием контр-адмирала дона Антонио Молдонадо де Альдана, блокирующего Порт-Росс, и каравеллного отряда, возглавляемого вице-адмиралом английской части объединенной армады сэром Уильямом Уинтером, пытавшимся прорваться в бухту Десантная. К которым присоединились огрызки основных, сумевшие вырваться из огненной гиены, бушующей на месте нахождения большей части судов карательной армады. И вот свыше двух десятков галеонов, военных английских кораблей, каракк и каравелл, вытянулись в две не равновеликие кильватерные колонны, под командованием вице и контр адмиралов и повинуясь старшему среди адмиралов, англичанину, стали удаляться от своих погибающих товарищей и от нагоняющих их пары отрядов кораблей противников, висящих буквально за кормами замыкающих кораблей. Со стороны сэра Уильяма это не было трусостью. Просто атаковать, как минимум равного по силам противника, идя на него против ветра, тогда как последний шел по ветру, это было равносильно поражению, ввязываться в безнадежный бой сэр адмирал не захотел. А вот атаковать врага имея ветер в парусах своих кораблей и соответственно заставив противника идти в бой против ветра, это можно было сделать. Что вице-адмирал Уинтер и пытался сделать. Уведя свои корабли за Тортуги и поймав таким образом ветер, атаковав, висящие у него на «хвосте» корабли противника, находящегося у побережья Эспаньолы пиратского флота, который будет вынужден сражаться с ним, имея встречный ветер спереди.

Уральцы разобравшись с призами, снова встали в две кильватерные колонны, «Паллада» с более быстроходными фрегатами в одной, более тихоходные каравеллы и галеоны во второй и пошли в третью атаку на вражескую армаду. Но увидев паруса удаляющихся на запад вражеских кораблей, сменили цель и прижимаясь к доминиканскому берегу, начали догонять бежавшего врага. Наблюдатели на сбродной армаде видимо проворонили приближение ушкуйников и теперь их фрегаты, опережая свои галеоны, имея ветер практически в корму, уже начали обходить колонны более медлительных вражеских кораблей, идущих с поврежденными парусами и попавшими в своеобразную ветряную тень от Тортуги, своих пылающих товарищей и парусов идущих сзади вражеских кораблей, так же отнимающих своими полотнищами немного ветра. И когда фрегаты, ведомые «Палладой», вышли к голове вражеских колонн, отставший отряд галеонов, как раз поравнялся с англо-испанским арьергардом. Враждебные колонны шли на расстоянии трех-четырех кабельтов друг от друга, при то, что между испанской и английской колонами было почти десять кабельтов.

Когда авангард ушкуйников поравнялся с идущими передовыми, обеими вражескими флагманами, вся эскадра ушкуйников повернув от доминиканского берега, прорезала линию баталий вражеских кильватерных колонн. Отрезав вражеский авангард с флагманами и их арьергард от основной части отрядов, а корабли кардебаталии еще и отрезали друг от друга.

Первым под раздачу попал испанский отряд. Продольные бортовые залпы картечью и ядрами, по корме и носу, вдоль палуб вражеских галеонов, каракк, каравелл и прочих кораблей, начисто снесли всех людей находящихся на верхней палубе, в том числе и капитанов с большинством корабельных офицеров и рулевых, перервав, переломав такелаж с рангоутом. Особенно не везучим испанским галеонам переломило по мачте, а на сверх невезучем «Сан Пабло», перебило бизань и фок мачты.

Следующей под раздачу попала английская колонна. Успевшие перезарядит свои «единороги» ушкуйники, так же прорезали её баталию фрегатами. Чуть припозднившиеся галеоны с каравеллами, отрезали авангард с арьергардом от кардебаталии, а её корабли друг от друга. «Приласкали» их, поставив в два огня, с кормы и носа бортовыми залпами картечи и ядер, перебив находившиеся на верхних палубах матросов с офицерами и капитанами, основательно повредив снасти, со снесением на некоторых кораблях мачт, а на галеоне «Элизабет» снова сбили аж две.

Догонять ушедший авангард в количестве пяти кораблей, из обоих колонн, ни кто не стал. Необходимо было заняться добиванием остановленных судов противника, чем фрегаты с галеонами и занялись, а каравеллы направились, переходя с галса на галс, к основной массе стоящих транспортов, большая часть которых весело горела или уже отгорела, разлетевшись на части от взрыва крюйт-камер или превратившись в потихоньку тонущие обгорелые судовые корпуса. Пощаженные огнем суда отползали подальше от горящих собратьев, пытаясь сделать это любым способом, вплоть до заведения на шлюпки концов и буксировки судов, что с «толстыми» «купцами» получалось откровенно плохо, но все-таки отодвигая их от плавающих костров.

Каравеллы ушли, а фрегаты с галеонами приступили к «потрошению» обездвиженной добычи. Каждый корабль наметил себе по жертве и приступал к её «разделыванию». Разрядив орудия одного борта по орудийным портам и палубам «жертвы», корабль тортугцев, наваливался на борт вражеского судна и к работе приступала абордажная команда. Правда дел для нею обычно было немного. Когда абордажная партия перескакивали на палубу испанского либо английского корабля, то оказывать им, какое-либо организованное сопротивление, особенно на верхней палубе, было практически не кому. Какое-то подобие сопротивление иногда оказывалось, на некоторых судах, только на орудийных палубах. Да и те обычно мгновенно подавлялись картечными залпами из пищалей и светошумовыми гранатами. Что в закрытых, небольших помещениях кораблей, действовало особенно эффективно.

К вечеру все девятнадцать захваченный галеонов, английских военных кораблей и каравелл, в сильно измочаленном состоянии, со переломанным рангоутов, с кое-как поставленным подменным такелажем, дотащились до порта Новгорода-Испанского, на рейде которого, с трудом пройдя через засоренный потопленными судами проход и застыли до утра, среди других ранее приведенных в порт призов.

* * *

Пока Тортугская эскадра добивала уходящие на запад корабли карателей, куча мала из горящих и поврежденных судов в проливе начала потихоньку распадаться. Часть судов взорвалась. Часть затонула. Часть все ещё пылала. Часть, чтобы избежать встречи с морских дном и с зубами акул, не смотря на повреждения, смогли добраться до побережья Эспаньолы, где и выбросились на берег или прибрежные отмели. Единицы, понесшие незначительный урон в оснастке, решили уходит на Кубу. Вот капитан одного такого «круглого» торгового судна, под «Святым Георгием», «Роза Корнуолла», то же решил уходить. Но переосторожничал, отклоняясь от все еще горящих и взрывающихся, разбрасывающих горячие обломки бывших собратьев по армаде и приблизился на недопустимое расстояние к недавно возведенным фортам Порт-Росса. За что тут же и поплатился. Рявкнули тяжелые крепостные «единороги» и многокилограммовые чугунные шары полетели в забывшего осторожность «купца». Ядра весом от сорока до десяти килограммов ударили в борта, по палубным надстройкам, такелажу с рангоутом. И если бортам, удары чугунных ядер, непоправимых видимых повреждений не нанесли, то надстройки разбивали в щепки, рвали такелаж, ломали рангоут. К счастью, как подумал капитан, не одну мачту не сбили и даже бушприт уцелел. Но его несчастье было впереди. Единственная двухпудовая бомба, выпущенная их «единорога» такого же калибра, почти промазала по судну, не попав в палубу, она ударила в правую скулу судна. И надо же было так подгадать случаю, что фитиль бомбы сгорел как раз в момент соприкосновения корпуса снаряда с носом «торговца». Раздался взрыв. Силой взрыва вырвало большой кусок борта, около носа, практически на уровне ватерлинии. В образовавшуюся большую пробоину ворвались воды пролива и пронеслись по нижнему трюму до кормы, по пути взламывая доски нижней грузовой палубы и врываясь в новые помещения, заполняя их водой. Зарываясь носом в воду, при этом, клонясь на правый борт, «купец» стал быстро погружаться, с наклоном на нос, в воды пролива. И уже через десяток минут на поверхности пролива почти ни чего не напоминало о недавно идущем паруснике. Только мелкие обломки дерева и иной легкий мусор покачивались на волнах.

* * *

Подойдя к этой «ораве» судов, каравеллы сами включились в отвод от пожаров не горящих судов, с взятием их команд в плен. Людей не хватало, благо, что из Порт-Росса, после потопления «Роза Корнуолла», вышла тройка барок с морпехами на борту, которые и стали брать под контроль призы и отводить их на рейд Порт-Росса. За теми десятком-дюжиной транспортов, которые успели отойти от общей массы и изо всех сил улепетывали в сторону Наветренного пролива, решили не гнаться. Тем более, что на некоторых из них палубы были забиты одетыми в кирасы и шлемы солдатами, над которыми поблескивали отполированные владельцами наконечники пик. И взять их на абордаж, экипажи каравелл, просто бы не смогли, из-за своей малочисленности, по сравнению с командами и десантом на уходящих судах. Да и потопить их артиллерией так же было проблематично, по причине малого количества орудий на каравеллах и их небольшого калибра. А на стоящих рядом «купцах» осталось так много «вкусного». В том числе и оба флагмана армады — испанский сорока пушечный галеон «Сан Мартин» и английский восьмидесяти пушечный корабль «Принс Ройял», хотя и разбитые и обгоревшие, потерявшие весь рангоут и такелаж, стоявшие с голыми мачтами и курящимися небольшими дымками, покинутые здоровыми членами экипажей, но имеющие в разбитых адмиральских и капитанских апартаментах монеты эскадренных и корабельных касс, а самое главное документы армады. Вот к ним в первую очередь и пошла пара барок, из вышедшей тройки. Уже через полчаса оба флагмана были взяты морпехами под контроль. Раненные перевязаны, в том числе и оба адмирала, документы и кассы собраны, остатки экипажей согнаны в одно помещение и взяты под стражу, очаги тления окончательно затушены. А еще через сорок минут, обе барки отвалили от бортов призов и направились обратно в Порт-Росс, увозя за своими бортами четыре кассы, все обнаруженные документы, и обоих адмиралов с остатками их штабов. Правда штабы были не в полном составе, а только те офицеры и обслуга, кто выжил и не сбежал.

* * *

Пока шла битва на море, высаженный на Эспаньолу испанский десант под командованием полковника дона Эрнандеса Хуана де Грихальвы, очень плохо переночевали на берегу. Солдаты постоянно просыпались от громких непонятных криков, звуках выстрелов, летящих из кустов и втыкающихся в спящие тела стрел, причиняющих, да же при легком ранении, жуткую боль.

С утра десант в четыре тысячи испанской пехоты, двух с половиной сотнях кубинских ополченцев, при двадцати четырех полевых пушках, прошел, под летящими из кустов пулями, стрелами и арбалетными болтами, от места высадки и ночевки, до города, где и остановились в пределах видимости городской стене. Подойдя к стене, дон Эрнандес сразу не стал бросать солдат на её приступ. В течение трех часов, под раскаты орудийных залпов, доносящихся со стороны пролива, испанцы возвели напротив городских ворот земляной бруствер, за которым и установили дюжину своих самых крупных двенадцати фунтовых пушек и начали обстрел ядрами створок ворот. В течение часа испанские пушки обстреливали ворота, измочалив брусья створок, но так до конца и не выбив их из арки, а присоединившиеся к ним мушкетеры, выстроившиеся в пять шеренг, обстреливали верх стен и боевые площадки городских бастионов. Мушкетный обстрел, из двух тысяч стволов, велся беспрерывно. Одна шеренга подходила на необходимое расстояние, делала залп, уходила, на её место заступала следующая шеренга. Пока одна шеренга стреляла, следующая ждала своей очереди, другие, отойдя от стены, заряжали мушкеты и в свою очередь опять выдвигались на огневой рубеж, для производства своего залпа. Защитники города ни как не отвечали на испанскую стрельбу. Они по возможности совсем не показывались испанцам.

За два часа испанцы сформировали пару тысячных штурмовых колонн. Изготовили достаточное количество штурмовых лестниц. И через час беспрерывной пальбы, штурмовые колонны, под прикрытием пуль мушкетеров и картечи, присоединившихся к ним остальных двенадцати трех и шести фунтовых пушек, побежали к городской стене. Удар наносился не по самим воротам, а по участкам стены, прилегающих к воротам с обоих сторон. В это время городские стены ожили. Стали раздаваться частые, но разрозненные выстрелы, от которых с пулей в груди или голове стали падать испанские офицеры и мушкетеры, находившиеся не только в зоне поражения мушкетов, но и намного дальше от этой зоны. Это вступили в дело егеря из егерской пехотной роты, вооруженные нарезными «уралочками». Одним из первых упал пораженных сразу тремя пулями дон Грихальва. Командование был вынужден принять капитан дон Хуан Понсе де Леон. Но егерская стрельба хотя и эффективная, но не заметная для основной массы атакующих, не могла их остановить. И только слитные картечные залпы расположенных на бастионах «единорогов», убавили атакующим прыти. Картечь прорубила в атакующих колонах просеки, буквально скосив шесть первых рядов. Однако штурмовые колонны, состоящие их обстрелянных на европейских полях пикинеров, не смотря на значительные потери от картечи, достигли стен и приставив к ним лестницы стали подниматься на них. В это время заговорили фанкирующие орудия бастионов. Своим фланговым картечным огнем, они смели со стен лестницы, с находившимися на них испанцами и прорубили широкие и длинные просеки среди солдат скопившихся под стеной. Очистив таким образом «мертвое», не простреливающее со стены пространство от конкистадоров. Во фронт атакующим продолжала лететь картечь бастионных «единорогов», с пулями, из залпов «сакмарочек» и пищалей стрельцов. И испанцы, не выдержав потерь, отхлынули, устлав свой путь отступления телами своих товарищей. На отходе вступила в дело, прибывшая шестиорудийная батарея двухпудовых «единорогов». Орудия которой подняли блоками на бастион, прикрывающий ворота справа, на котором их и установили. И вот теперь крупнокалиберные бомбы начали падать на позиции испанской двенадцати фунтовой батареи, пушки которой были уничтожены в три залпа. После чего огонь перенесся на остальные пушки и на мушкетеров. Вскоре все пушки испанцев были приведены к молчанию, а шеренги мушкетеров разогнаны, при этом изрядно подрядив их ряды осколками.

К этому времени капитану де Леону с оставшимися в живых офицерами, удалось привести отступивших пикинеров в относительный порядок и усилив их ополченцами, под прикрытием, вновь построивших в шеренги мушкетеров и тройки уцелевших шестифунтовок, пошли в повторную атаку. Менее стойкие, чем ветераны французской компании, ополченцы, подгоняемые солдатами, не смотря на потери, добежали до бастиона, прикрывавшего ворота слева и даже установили к нему лестницы, ими же и изготовленные во время подготовки к первому приступу и во время его проведения, по которым, под прикрытием мушкетных пуль, полезли пикинеры, вскоре завязавшие наверху бастиона рукопашный бой с обороняющими его стрельцами. В это время по скопившимся у лестниц испанцам и по самим лестницам, со стен, с обоих сторон от бастиона, удалили слитные залпы картечи из пищалей и пуль из «самарочек». Шквал металла положил множество конкистадоров, толпящихся под стенами бастиона, снес, переломав приставленные лестницы, с находившимися на них солдатами. И если ветераны все-таки устояли и даже начали заново устанавливать к стене сбитые, но уцелевшие лестницы, то ополченцы после картечной «метлы», сметшей их товарищей из пристенного пространства, бросились бежать от бастиона. При бегстве, смяв и увлекших с собой, подгонявших их пикинеров, моральное состояние которых, после понесенных потерь и так-то было не на высоте. А когда отворились ворота и из них выметнулась сотня кованной конницы и две сотни конных запорожцев, устремившихся в погоню за бегущими, бегство ополченцев переросло в панику. Которая передалась и остаткам пикинеров с мушкетерами и уцелевшим канонирам. Остановить бегущих и прекратить панику к этому времени было уже практически не кому. Снайперы-егеря сделали своё дело, выведя из строя своими «уралочками» 97 % офицеров и командиров ополченцев, которые были либо убиты, либо ранены. В том числе был убит и принявший командованием десантом, после гибели полковника де Грихальвы, капитан де Леон. Паника, как степной пожар, перекидывалась от одного подразделения испанцев к другому. Солдаты и ополченцы бросая оружия разбегались в разные стороны, не помышляя ни о каком сопротивлении.

Меньшая часть испанцев бросилась бежать в сторону пролива, к месту высадки десанта, где их, по их мнению, должны были ожидать транспорты, барки и галеоны со своими пушками. Большая часть, видимо наиболее обезумевшая, бежала вглубь острова. И быть бы испанским десантникам всем истребленным, так как вслед за конницей, на зачистку местности вышли и стрельцы, усиленные одной батареей трехфунтовых «единорогов», если бы не подоспевшая вовремя испанская кавалерия, пришедшая по суше из Санто-Доминго. Которая, жертвуя собой, сразу с марша, частями, мелкими группами, до полусотни шпаг, бросалась в самоубийственные атаки, на вставших в оборону две сотни стрельцов, усиленных орудийной батареей. Из всей тысячи вышедшей из столицы Эспаньолы всадников, назад вернулось менее половины и большинство из них были ранены и пешие, потерявшие лошадей в этих безнадежных атаках. Стрельцы специально целились только в седока, оберегая лошадь, чему благоприятствовало малое число кабальеро, атакующих русский строй, позволяющих подпустить их на дистанцию гарантированного попадания в точку прицеливания. Но все-таки иберийские всадники, дали возможность своей пехоте убежать от преследующих их кавалеристов противника, задержав, связав боем и их, и подошедшую им на помощь вражескую пехоту с артиллерией. И только благодаря мужеству испанской конницы, в Санто-Доминго сумели вернутся более полутора тысяч пехотинцев.

Пока русская кавалерия, при поддержки стрельцов, гнали испанскую пехоту, а потом отражали бешеные наскоки мелких отрядов конницы кабальеро, за стену вышли еще полторы сотни стрельцы, которые, построившись в шеренги, приступили к зачистке местности. Прижатые к стене и отрезанные от своих пикинеры, не поддавшиеся общей паники, увидев приближающиеся к ним стрелецкие цепи и видя нацеленные на них оружейные стволы со стен, не стали оказывать какого-либо сопротивления, а сразу сложили оружия и сдались противнику.

Ворвавшихся на бастион испанцев, обороняющие его стрельцы встретили бердышами. Легкие шпаги испанцев не могли противостоять тяжелым бердышам стрельцов. При парировании удара, они просто вминались в испанскую плоть и еще до выхода русской пехоты за линию городских укреплений, вражеские пехотинцы были сброшены с бастиона. Хотя нужно отметить, что бой с иберийцами был труден, частенько дело не ограничивалось бердышами и воины сходились грудь в грудь и тогда стрельцы пускали в дело сабли, ножи, кистени.

К месту высадки смогли добежать не все конкистадоры, но даже с учетом потер, на пляже их скопилось более тысячи человек, в надежде поскорее сесть в поджидающие их суда и отплыть с этого ужасного острова. Но их надеждам не суждено было сбыться. Вместо своих кораблей они увидели крейсирующие по проливу корабли ушкуйников, которые проходили мимо пляжа, конвоируя захваченные военные транспорты. И капитаны ушкуйников не упустили своего шанса. В мечущуюся по пляжу толпу идальго полетела картечь, ядра из корабельных орудий галеонов и фрегатов «витязей». Свинцовый ураган положил передовых, самых шустрых испанцев, находящихся на самом береговом урезе. Последующие орудийные залпы «витязей» не добавили оптимизма находящимся на пляже карателям. А когда к пляжу вышли передовые группы стрельцов и малая часть кованой конницы, у испанцев осталось только два выхода, либо погибнут на этом песке, либо сдаться на милость победителей. И большинство гордых кабальеро выбрало второй путь, стали бросать оружия и сдаваться в плен.

* * *

Последней жертвой этого сражения стали пять больших, свежепостроенных, трехмачтовых барок, приспособленных под военные транспорты, идущих из Гаваны на соединения с основными силами армады. Палубы барок были забиты кубинскими ополченцами в полном вооружении, они же теснились и в их трюмах, в последствии, таких бойцов, насчитали более пяти сотен душ. Вот эти то новенькие барки и влетели под вечер в пролив на всех парусах, прямо под стволы «единорогов» курсирующего у северного побережья Эспаньолы дивизиона легких фрегатов. Капитаны барок с их командами и пассажирами, поняв, что «против лома нет приёма», после первого же ядра под нос передовой барки, спустили флаги с парусами и легли в дрейф, поджидая призовые партии, которые не заставили себя ждать, быстренько подойдя на шлюпках к призам и поднявшиеся на их борта. Уже в темноте барки встали на якоря в проливе, не вдалеке от гавани Новгорода-Испанского, где и простояли всю ночь, под конвоем фрегатов захватившего их дивизиона. Чтобы на утро перевезти на шлюпках, малыми партиями десант на берег, где их будут ожидать конвойные и самим, по свету преодолев «слалом» прохода в бухту, войти на рейд города.

Заморская Русь. Порт-Иван. Декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Подготовившиеся к отражению рейда испанской эскадры, Логунов с Ивлевым-младшим, ждали сообщения о её прибытии, которое не заставило себя ждать. С юго-восточного побережье прибыла конная эстафета с известием о появившихся судах противника в количестве двадцати трех вымпелов, из них четыре больших галеонов, три каравеллы, остальные двух и одномачтовые барки. Допустить высадки вражеского десанта в районе города была ни как нельзя. Отлично вымуштрованная испанская пехота, гонявшая на полях сражения и французов, и итальянцев и всяких мавров с магрибцами-берберами, понеся большие потери, но используя численное превосходство, захватить окрестности Порт-Ивана. И хотя сам город им не взять, расположенные невдалеке верфь, стройки заводов, кирпичные заводики, крестьянские хутора и прочие объекты инфраструктуры, будут однозначно разрушены и могут пострадать люди. Как обычно не все покинут свою имущество, пожалеют его бросить или хотя бы оставить на время без присмотра.

Вот и вышла 14 декабря, на встречу неприятелю сводная эскадра кораблей, под общим командованием Логунова, в составе только построенных и проходящих испытания четырех тяжелых фрегатов «Дружинник», «Воин», «Ратник», «Кмет»; четырех галеонов, двух из конвоя земснаряда и пары из Портивановской эскадры с двумя входящими в эту эскадру каравеллами.

Встреча противников произошла рано утром 15 числа, у входа в залив Встречи. Испанцы шли длинной кильватерной колонной мористее, по отношению к двигающимся от входа двумя кильватерными колоннами русских. Левым отрядом фрегатов командовал Логунов, а правым, из галеонов и каравелл, Константин Ивлев. Стоя под ветром, и превосходя суда испанцев по скорости и в равных условиях, фрегаты первыми дошли до авангарда конкистадорской эскадры и атаковали идущие передовыми четыре галеона. Разобрав цели и поравнявшись с ними, с большой, для данного времени дистанции, в три кабельтова, открыли артиллерийский огонь по их пушечным портам, стремясь вывести из строя артиллерию вражеских галеонов, при этом потихоньку сближаясь с противником, пока не подошли на пистолетную дистанцию. К этому времени у всех галеонов противника были подавлены пушки правого борта, по которому и лупили ядра корабельных «единорогов» русских фрегатов. Прорезав по корме испанский строй, фрегаты дали продольные картечные залпы по корме и носу галеонов, очистив чугунной «метлой» палубы вражеских судов от членов команд и разнеся в клочья паруса с остальным такелажем и переломав рангоут, за исключением мачт. После которых, если на верхних палубах передового испанского галеона еще были видны признаки наличия экипажей, то на верхних палубах, его трех мателотов, попавших под сдвоенные продольные картечные залпы, ни каких моряков или солдат не наблюдалось. Если кто и шевелился на палубах, то это пытавшиеся отползти в безопасное место раненные.

Прорезавшие иберийскую баталию, фрегаты сделали разворот и повторили свой маневр, только на сей раз пересекли испанскую «нитку» перед носом практически остановившихся кораблей. Поприветствовав картечью из орудий своих бортов, вдоль палуб галеонов, мимо которых они проходили. После чего, как вежливые люди, аккуратненько приткнулись к борту жертвы и зашли в «гости». Приветствовать дорогих «гостей» на верхних палубах ни кто не стал, по причине отсутствия хозяев. С первыми испанцами абордажники столкнулись, когда сунулись вниз, в опердеки. Надо отдать должное, на всех судах изрядно избитые команды не посрамили честь кабальеро и сами атаковали ушкуйников. Отбив атаки и положив немногочисленных защитников орудийных палуб, морпехи пошли еще ниже, в самый низ кораблей. Но теперь вход в любое корабельное помещение предварял картечный выстрел из пищали или бросок, если помещение было большое, например трюмы, светошумовой гранаты, выпуск которых поставили на поток в Сорске. Правда и самих немного глушило, но не так, как испанцев, оказавшихся на месте взрыва. Через два с половиной часа, после первых выстрелов фрегатов по галеонов, избитые ядрами и картечью, с палубами полными трупов, с ошметками парусов, вся четверка галеонов карательной экспедиции перешла под контроль призовых команд русских.

Пока фрегаты «разгрызали» галеоны испанцев, русские галеоны и каравеллы занялись транспортными барками королевской армады. Противопоставить более крупным пушкам больших кораблей, капитаны каботажников ни чего не могли и приняли единственно правильное решение, бежать и по возможности в рассыпную. И побежали. Кто развернувшись и встав под дующий с суши бриз, распустив все паруса пытался уйти в море, если их догоняли, то судьба экипажа и десанта, в случае перевозки баркой солдат, была печальна. Корабль уральцев догнав беглеца, расстреливал его из орудий. Хватала двух, максимум трех залпов, чтобы барка начинала тонуть вдалеке от берега. Спасением врагов в ходе этого избиения ушкуйникам заниматься было некогда, надо было догнать и уничтожить очередного вражину. Больше повезло тем командам и пассажиров, чьи капитаны направили свои «скорлупки» к берегу. У тех имелись отличные шансы, при повреждении, а иногда еще и до обстрела, выбросить судно на берег и спастись от гибели бегством на сушу. Правда такие беглецы ни один не вернулся самостоятельно домой. Все были, либо пленены патрулями русских и их союзников поуатанов, либо уничтожены при сопротивлении.

Более менее целыми сумели уйти только следующие в арьергарде каравеллы, осуществлявшие охрану транспортов идущих в конце колонны. Кстати спаслись и эти транспорты. Капитаны идущих в «хвосте» судов сумели разглядеть, что происходит в голове их ордера и сделать правильные выводы-нужно бежать, что они и сделали. При том рискнули и встав под ветер, и на всех парусах стали уходить в открытое море.

Разгром армады был полный. Из двадцати трех судов в Векракрус вернулись только девять, в том числе две каравеллы, одна их товарка пропала где-то на просторах океана. Из почти четырех тысяч человек команд судов, солдатов, канониров и ополченцев десанта, в порт выхода прибыло три сотни ополченцев, шесть сотен солдат и порядка семи сотен душ из экипажей судов. Ни один канонир не вернулся, все они пропали со своими пушками в этом бесславном походе. К сожалению для Логунова с Ивлевым, сам адмирал Педро Менендес де Авилес спасся. Буквально за сутки до встречи он пересел на каравеллу «Бискайя», которая благополучно улизнула от кораблей ушкуйников и вернулась в порт Веракрус.

Заморская Русь. Рюрик-на-Тобаго. Декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Руководство тобакского анклава русских в городе Рюрик-на-Тобаго, так же как и их северный сосед на материке, выслали в море разведку и ждали прибытия карательной эскадры. Дозоры не подвели и принесли сведения о приближении испанской эскадры, но почему-то в составе пяти галеонов, трех каравелл и порядка двух десятков барок. Уже после сражения установили причину резкого увеличения карательной армады. Испанский монарх приказал принять участие в разгроме пиратской базы тартарцев на Тобаго, не только вице-королю Новой Испании, но и алькальду Картахены-де-Индиас дону Мартину де лас Аласом, которому на прямую прислал приказ о формировании эскадры, с обязательствам присоединится к прибывающей из Веракруса армаде, усилив её своими вымпелами. Что дон Мартин добросовестно и выполнил, отправив все находящиеся в порту Картахены-де-Индиас королевские галеоны, присовокупив к ним тройку принадлежащих колонии каравелл. В связи с чем, в отличии от Логунова, табагские «витязи» даже не планировали начинать отражения набега, атакой противника на марше, им элементарно не хватало сил, два галеона и пара каравелл, не считая с десяток барок, явно не те силы, с которыми можно атаковать более сильного и многочисленного врага. Зато они имели прекрасный, сильно вооруженный форт, прикрывающий вход в бухту и крепкую стену с орудиями в бастионах, огородивших город по периметру. Брать приступом которую, это заранее смириться с огромными потерями, которые колониальная администрация не может себе позволить, по причине отсутствия такого количества воинов. Да и осадной артиллерии в колониях так же не наблюдалось. Решение напрашивалось одно, сесть в осаду и разбить под стенами Рюрика-на-Тобаго сухопутные силы карательной экспедиции. Тогда и её корабельная составляющая часть уйдет, попробовав прорваться в гавань и получив по зубам.

И началась подготовка к осаде. Запасания продовольствия, воды, обучения небольшого городского ополчения. Выверка артиллерийских таблиц и схем огня. При необходимости пристрелка дымовыми ядрами. Осмотр стен и бастионов на предмет выявления просмотренных дефектов или повреждений. Заодно собрали в город из хуторов крестьян, а из деревушек, островных аборигенов, которые уже привыкли доверять своим белокожим соседям в вопросах обороны этого клочка суши.

20 декабря в порт вошла одна из барок, бывших в разведке, принесшая известия о приближении вражеской эскадры, которая на утро следующего дня и появилась в виду острова. Весь этот день дон Франсиско Эрнандес де Кордва, алькальд Веракруса, не предпринимал ни каких попыток к высадке. Небольшие одномачтовые барки крутились у побережья Тобаго, производя разведку, но ни разу не рискнули выкинут на берег разведгруппу. А за действиями испанцев, с суши, наблюдали небольшие дозоры конных стрельцов. Так что командующему Тобагской эскадрой и коменданту одноименного анклава Петину, оставалось только ждать следующего шага дона Франсиско, который не замедлил его сделать.

На рассвете 22 числа, вражеская армада пришла в движение и снявшись с якорей, перешла на пяток километров вдоль побережье, дальше от Рюрика-на-Тобаго, где снова встала, отдав якоря, на расстоянии полутор-двух кабельтов от черты прибоя, как раз напротив удобного для высадки песчаного пляжа. И уже через двадцать минут, после отдачи якорей, спустили с бортов шлюпки с каноэ, либо подтянули их за бакштов к корме. Еще через полчаса в шлюпках с каноэ расселись пехотинцев и высадка десанта началась.

Однако не всем пехотинцам из первой волны десанта суждено было дойти до берега. По идущим к берегу каноэ и шлюпкам, с небольшого прибрежного холмика, покрытого кустарником и расположенного метрах в пятидесяти от линии прибоя, полетели ядра шести трехфунтовых «единорогов», расположенные за флешами, возведенный ушкуйниками по всему побережью на десантноопасных участках берега. С первого залпа, ядра потопили три полных десантниками шлюпки. Второй залп вышел похуже, перевернулась от скользящего попадания по борту, только одно каноэ. Третий залп разбил еще тройку каноэ со шлюпкой, но уже пошло мелководье и многие попавшие в воду испанцы, хоть и по горло в воде, но смогли встать во всей броне ногами на дно и добрести по нему до берега. Правда бойцы из них в течении минимум часа были ни какие, и водицы горько-соленой наглотались основательно, и вымотались, бредя с вооружением и в полных доспехах по воде. Стоящие в отдалении от берега галеоны окутались дымом, донеслись звуки пушечных выстрелов и прибрежные кусты затрещали от попавших в них ядер, из корабельных пушек испанцев. Но ни одно из них не просвистело даже рядом с позициями русской батареи.

Из достигших берега шлюпок, ткнувшимися носами в песок, на пляж выскакивали испанские солдаты и бросились к обстреливающей их орудийной батарее. Прямо по набегающим испанца, с вершины холмика, ударила картечь и затрещали из кустов выстрелы «сакмарочек», скосившие первые ряды атакующих, что сильно затормозило бегущих солдат. Избежавшие смерти и добежавшие по склон холма на его вершину, воины, ни кого не нашли, кроме плетенных флешей и измятой травы с изломанным кустарником, противник ушел.

Получивший донесения наблюдателей об возможном уходе вражеской эскадры, Петин отправил в её сопровождение по суше шести орудийную батарею трехфунтовых «единорогов» конной артиллерии с прикрытием в полусотню конных стрельцов. Вот этот то отряд, заняв заранее подготовленные позиции и встретил огоньком высаживающегося врага. А после картечного залпа, пока пехотинцы противника находились в некотором ступоре, успели прицепить орудия и зарядные ящики к передкам и прикрываемые конными стрельцами, быстренько покинули засвеченные позиции.

Так как первая волна десанта понесла сильные потери в средствах высадки, то вторая волна состояла не только из шлюпок. Дон де Кордова рискнул пожертвовать малыми барками, которые впоследствии в течении шести дней все благополучно сняли с песчаных мелей, и двинул их к берегу, для высадки прямо с них десанта на пляж. Вскоре барки мягко ткнулись в песок прибрежных отмелей, с их носов стали прыгать на отмель, в воду, солдаты и ополченцы, бредя по грудь или по пояс в воде к берегу, держа над водой, на вытянутых руках оружие с порохом. В оставшиеся на плаву шлюпки, с крупных барок, погрузили канониров с шестью трех фунтовыми пушками. Кроме пушек испанцы загрузили в каноэ бочонки с порохом, ядра, картечь, пули. Выдвинувшие, почти на самое мелководье, галеоны, открыли по зарослям, подступающих к воде, огонь из своих бортовых батарей, прикрывая высадку десанта. К полудню, все силы десанта, в том числе и четыре двенадцати фунтовых пушки, доставленных со стен Картахены-де-Индиас, были на берегу и начали движение к городских укреплениям Рюрика-на-Тобаго. Всего испанские силы, высадившиеся на Тобаго, состояли из полутора тысяч пехотинцев, прибывших из метрополии и прошедших там несколько компаний; трех сотен пеших ополченцев, пара сотен была из Веракруса и одну сотню набрали в Картахене-де-Индиас, при десяти полевых пушках. Весь этот почти двух тысячный отряд, часам к пятнадцати-шестнадцати, добрался до городских стен, около которых и заночевал, предварительно оборудовав и укрепив лагерь, успев при этом построив напротив городских ворот насыпь, для батареи пушек. За которой и установили, уже ночь, при свете факелов, четыре двенадцатифунтовки и пару трехфунтовок. Остальные четыре трехфунтовки, расположили уже днем, за возведенными по утру, четырьмя не большими флешами.

Утром первой «сказала здравствуйте» обитателях города, укрывшаяся за насыпью, сводная батарея. И «поздравляла» горожан в течении четырех часов, вколачивая шары ядер в стены воротной башни и иногда в сами створки ворот, которые к концу четвертого часа все-таки сорвало с одной из верхних петель и они повисли наискось в воротной арке. Вот после разрушения одной из створок ворот и начался штурм.

Пока сухопутная часть карателей шла к городу, обустраивалась около него и ночевала, судовая составляющая экспедиции разделилась. Барки под охраной пары каравелл остались на месте высадки, а галеоны с каравеллой перешли ко входу в бухту Варяжская, на траверсе которой и легли в дрейф, в котором и простояли всю ночь и первую половину следующего дня. И лишь только после прибытия к ним малой барки, с известием о начале штурма города на суше, пошли, по ходу движения выстраиваясь в кильватерную колонну, ко входе в бухту. Вражеская эскадра встала на якоря при входе в пролив, ведущий в гавань города и затеяла артиллерийскую дуэль с фортом, прикрывающим проход в порт. Зря они это начали. Стоящие на бастионах форта крепостные двух пудовые «единороги», подкрепленные своими пудовыми и полупудовыми собратьями, быстренько объяснили, своими сорока килограммовыми чугунными ядрами, ошибку командования вражеской эскадры. Когда эти тяжеленные шары, совместно со своими более легкими «братьями», застучали по бортам галеонов, проламываясь через пушечные порты, в их орудийные палубы, разнося там всё в вдребезги, пока не успокаивались. Разбивая в щепки фальшборта и корабельные надстройки, при попадании в них. Переламывая мачты и ломая в лучину прочий рангоут, разрывая канаты такелажа и проделывая огромные прорехи в поставленных парусах или сбивая и сбрасывая на палубу реи со свернутыми парусами, при этом убивая и калеча матросов, попавших под них. В общем нанося невосполнимый, в походных условиях, ущерб галеонам. Уже через час, передовой галеон и следующий за ним мателот, были полностью лишены хода, артиллерии и выведены из боя. Галеонам досталось так, что остатки команд обоих кораблей спешно покинули их. Остальные три галеона с каравеллой споро покинули место боя, отрубив якорные канаты, благо что они в отличии от передовой пары не вошли в проход к Варяжской бухте, и смогли, на одних блиндах и косой бизани с фоком, отвернуть в противоположную от форта сторону и потихоньку уйти за пределы досягаемость его орудий. Но при этом, еще нахватавшись ядер, по самое не хочу. Да так, что идущей концевой в колонне каравелле, эти ядра стали фатальными. Всего пара сорока килограммовых «гостинцев», попавших при отходе в корму каравеллы, на уровне ватерлинии, проломили обшивку корабля и в образовавшиеся, хотя и не великие, около тридцати сантиметров в диаметре дыры, хлынула вода. Вскоре каравелла стала оседать на корму и в течении двадцати минут, покинутая экипажем, она затонула. Более, до самого конца осады, испанцы не пытались проникнуть в бухту на кораблях.

* * *

На сухопутном фронте дела у испанцев так же шли плохо. Идущая на приступ колонна пикинеров и ополченцев, прикрываемая пулями мушкетов и картечью с ядрами пушек, даже не дошла до стен. Отброшенная потоками свинца и чугуна, смявших передние ряды атакующих. Вторая попытка, так же закончилась на предыдущем рубеже. В этот день штурмов более не предпринималось.

Были отбиты с ощутимыми потерями для штурмующих и другие приступы в последующие дни осады, продлившейся более чем полмесяца. За это время испанцы потеряли при штурмах и от болезней более тысячи человек из состава экспедиции и были вынуждены снять осаду и покинуть остров. Кроме огромных потер и осознания дальнейшей бесперспективности осады города, большое влияние на решение о снятии осады, доном Франсиско Эрнандес де Кордва, капитанами кораблей и иными офицерами экспедиции, произвели вести о разгроме карательной армады у Тортуги, и втором поражении у Порт-Ивана, так же слухи о движении сильной пиратской эскадры к Тобаго, на выручку осажденным. А сталкиваться с крупными галеонами пиратов, какой-то новейшей конструкции, входящих в эскадру идущей на Тобаго, ни кому из капитанов испанской эскадры, да еще в ослабленном составе, не хотелось. И 7 января уже нового 1566 года, сняв с берега, под прикрытием корабельных пушек, остатки десанта, испанская эскадра убралась от острова не солено хлебавши, взяв курс на Картахену-де-Индиас.

Ровно через неделю, в гавань Рюрика-на-Тобаго, действительно вошла эскадра с подкреплением, в составе четырех тяжелых фрегатов, прошлого года постройки и двух галеонов, в прошедшем году сопровождавших земснаряд в Порт-Иван. В двадцатых числах января, все шесть кораблей покинули Тобаго, чтобы к середине февраля бросить якоря на рейде Порт-Росса.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Оглушительный разгром двух карательных армад у берегов двух русских анклавов и отражение нападения, с огромными потерями для нападавших, от третьего анклава, вызвало эффект разорвавшейся бомбы, сначала в Мехико, во дворце вице-короля Новой Испании, потом у его коллеги в столице вице-королевства Перу, Лиме, потом в других городах и поселениях Нового Света, подконтрольных испанской короне. А весной 1566 года рвануло и в Мадридском дворце, и в Виндзорском замке. Итогом стало затихание всякого поползновения со стороны колониальных властей в сторону русских анклавов в Америке и разрыв и так то непрочных отношений между Мадридом и Лондоном.

А обосновавшиеся на Тортуге и еще в трех городах Нового Света русские люди, кроме полученного морального удовлетворения, наработки огромного военно-политического капитала, получили и зримые материально-финансовые трофеи. Было захвачено, в разной степени повреждениями семьдесят пять корабля, правда большинство были торговые «круглые» суда купцов или разнообразные барки, но зато с трюмами набитыми воинскими и флотскими припасами разгромленных армад. По самым скромным прикидкам, стоимость припасов оценивалась в полмиллиона песо серебром. Да и сами суда, за вычетом расходов на их ремонт, тоже принесут кругленькую сумму в «кубышку» флота и «витязей». К призовым судам можно еще добавить затонувших на небольшой глубине и легших на дно, на ровном киле или с незначительном уклоном суда, например такие, как огромный стопушечный четырехмачтовый корабль «Соверин оф Сиз» и сорока пушечный галеон «Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пура-и-Лампиа-Консепсьон», затонувшие в акватории порта Новгорода-Испанского и лежащие на дне, почти строго горизонтально, на ровном киле. Вот с этой парочки и начнут подъём судов, за которые, после выемки их из царства Нептуна и ремонта, реально получить хорошую сумму в звонкой монете. Тем более, что проход в гавань Новгорода-Испанского, саму бухту и дно пролива, около прохода в бухту, необходимо расчищать от остатков затонувших в сражении судов, мешающих безопасному проходу в порт.

Собранные корабельные и эскадренные кассы составили семьсот шестьдесят три тысячи песо в звонкой золотой и серебряной монете, пошедшей так же, как и предыдущие суммы в «кошелек» «витязей».

Не стоит сбрасывать со счета и выкупы за попавших в плен трех адмиралов, из восьми участвовавших в операциях, из них четверо смогли сбежать от ушкуйников, а один контр-адмирал английской эскадры, сэр Гарольд Джеллико, командовавший отрядом судов, действующих у бухты Трезор, погиб в бою на своём «Тигре». А так же двухстапяти офицеров, правда сумма выкупов со всеми этими командирами ещё не оговаривалась, но тоже будет внушительная. В отличии от ничего не стоящей «черной кости», более шести с половиной тысяч душ плененных матросов, канониров, солдат и ополченцев, за большинство которых ни кто, ни какого выкупа не выплатить. Но ни чего и их, после фильтрации, пристроят к делу.

А так год в Карибах для русских закончился, хоть и с огромными, для «витязей», потерями, только погибло более двух сотен человек, да раненных не менее пяти сотен, все-таки испанская профессиональная пехота, да еще состоящая из ветеранов европейских компаний, серьезный противник, но с неплохой прибылью. Как в финансово-материалом плане, так и в аспекте укрепления своей репутации.

Королевство Польское, Великое княжество Литовская и иная заграница. Январь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Уже третий год шла война между Швецией и коалицией из Дании, Любека и Польши. До настоящего времени воевали противники так себе, не шатко, не валко. И если Датское королевство и вольный город Любек вели со Шведским королевством хоть какие-то боевые действия на море и на суше, то королевство Польша, ограничилось только формальным участия в войне. До сих пор не было ни одного сражения между польскими и шведскими войсками.

В ходе войны, сначала шведы в шестьдесят третьем году наваляли данам на море, правда ещё до официального объявления войны. Потом датский король Фредерик II, с двадцатью пятью тысячами наемников из профи захватил город Эльвсборг, отрезав Швеции выход к Северному морю. В ответ, шведский Эрик XIV, попытался отобрать у Фредерика, городок Хальмстад, но был отбит датскими войсками и ушел не солено хлебавши. На чем война на этот год и закончилась.

В следующем шестьдесят четвертом году, боевые действия опять начали шведы, зачем-то захватившие норвежские провинции Емтланд, Херьедален и Трёнделаг с городом Тронхейм. Однако вскоре были выгнаны норвежцами из Трёнделага, с трудом сумев удержать две первые провинции. Кроме того Эрик, четырнадцатый по счету с таким именем на шведском троне, умудрился на время оккупировать датскую провинцию Блекинеге, но датская наемная армия, превосходящая по своим боевым качествам шведское войско, набранное из бондов, то есть обычное ополчение, вскоре выбило крестьян с оружием из провинции, вернув её под руку Фредерика II.

Зато на море шведы поквитались с датчанами за свои неудачи на суше. В мае между островами Готланд и Эланд сошлись в бою флот датчан, под командованием Герлуфа Тролле и шведская армада, во главе с адмиралом Якобом Багге. Сражение закончили в ничью, однако Багге умудрился со своим кораблем угодить в датский плен. В связи с чем, командования над шведскими судами принял Август Клас Кристерссон Горн, который в августе этого же года, одержал убедительную победу над датчанами, у северной оконечности острова Эланд.

Так и шла война, то датчане, лично, или, если на море, то совместно с Любеком, наваляют шведам. То скандинавы надают люлей данам и их союзнику. Хотя в этом году на море удача явно улыбнулась шведам. Флот которых, во главе с адмиралом Горном, оттеснил союзный датско-любекский флот к побережью Германии, где и уничтожил его большую часть. После чего потрепал союзников у берегов Мекленбурга и у острова Борнхольм, обеспечив этими победами временное преимущество Шведского королевства в Балтийском море.

Тем более, переход в шведское подданства в 1561 году горожан города Ревеля и островов Даго, было равнозначно фактическому переходу под шведскую корону и большей части Эстляндии. Собственно война и началась то из-за Ревеля, на который претендовали все воюющие стороны, за некоторым исключение в отношении Любека, который вступил в войну из-за прижатия шведами люблинских купцов, как на своей территории, так и в торговле с Русью. Но и магистрат Люблина так же не отказался бы от владением Ревеля. Вот и настроил Эрика XIV против себя и польского короля Сигизмунда II Августа с польскими сенаторами, и датского монарха Фредерика II с его дворянством, и бургомистров Люблина с городскими ратманами. Благо пока Россия не ввязалась в эту войну, блюдя мир, заключенный в 1557 году, ознаменовавший окончание русско-шведской войны, начавшейся еще при покойном короле шведов Густаве I Ваза, в 1554 году. Но долго этот мир не продержится, либо Москва нарушит его, либо Стокгольм, да последний фактически и нарушил его, объявив, устами своего короля Эрика, о продолжении блокады, не смотря на мир, торговли через ставшую русской Нарву и даже пытавшийся её проводит, до появления на Балтике русской флотилии легких фрегатов. Не смотря, на успешную деблокаду Нарвы, Посольских приказ Русского царства, забросал короля Эриха грамотами-нотами с жалобами на беззаконные действия его людишек и причиненные ими обиды подданным русского государя. На которые шведская сторона практически ни когда не отвечала, но в архиве приказа копились копии этих грамот-нот.

Поляки не ввязывались в эту заварушку не из-за своего миролюбия, их аппетиты распространялись на всю бывшую Ливонию от Риги до Ревеля и далее на Нарву и Дерп. Причина была банальна, не было денег на длительную войну. Тем более, что рексу Польна приходилось оказывать финансовую помощь и своему второму трону, великому княжеству Литовскому, финансы которого в этом году совершенно рухнули. В начале сего года произошел еще один взброс, на этот раз последний, большого количества фальшивых литовских монет, поставивший жирную точку на литовских деньгах. И уже в июле, за предложение рассчитаться за товар и услуги литовскими грошами, начали реально давать в морду, если имели возможность. Так, что хождение грошей великого княжества было полностью запрещено и производилась их замена в обороте княжества монетами Польного государства.

Московское царство. Москва-Уральский уезд. Январь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Год начался для попаданцев удачно. В самом начале января государь утвердил своей грамотой полномочия воеводы Беркута, как наместника в вассальном Хорезмском царстве. На собравшемся, в этом же месяце в Москве, соборе владык русской православной церкви, среди прочих вопросов положительно решили два вопроса продавливаемые «витязями». В РПЦ было образовано новое архиепископство — Уральское, Ногайское, всея Сибири и Туркестана, на которое встал владыко Герасим, бывший до этого епископом Уральским и Ногайским. Вторым, шло принципиальное решение об образовании в РПЦ патриаршего престола. Для чего в Константинополе, при дворе Константинопольского Вселенского Патриарха, считающегося первым среди православных патриархов, началась работа по инициации образования на Руси патриархата. О чем и исходатайствовали в грамоте на имя патриарха Иосафа II, присовокупив немалое количества серебряных брусков, для продавливании решения всех четырех восточных патриархов об учреждении новой, пятой патриархии. Грамота в сопровождении посольства и даров ушла в июле к адресату. Правда, само ходатайство пришлось переделывать, так как патриарх Иосаф в январе сего года умер, и в феврале его сменил на патриаршем престоле новый патриарх Митрофан IIII.

* * *

Имелся и негативный для государства, но благоприятный для уральских бояр факт. В прошедшем году поздняя весна и холодное дождливое лето, оставило без урожая значительные территорий царства, семена просто сгнили прямо в пашнях. Вот и во второй раз пригодились государевы хлебные амбары, значительную часть которых «витязи» безвозмездно передали царю, да не пустыми, а с запасами зерна хлеба и круп. Вот и еще один «плюсик» заработали перед государем. Тем более, что и пополнять запасы зерна помогали и частенько за счет казны своей братчины.

* * *

В феврале государь указал первому товарищу уральского воеводы боярину Золотому, перестроить упраздненный еще в 1538 году и тогда же закрытый, Московский монетный двор, запущенные здания которого находились на улице Варварка в московском Китай-городе. Приспело время запускать в оборот собственные монеты из накопленного серебра.

С середины марта по начало августа, ударными темпами возвели кирпичное здание царского монетного двора, на месте двух снесенных полуразвалившихся избенок. Заодно казна выкупила пару прилегающих к двору домовых участков, огородив всю территорию кирпичной стеной, поверх которой натянули невиданную диковинку, колючую проволоку на железных штырях. За август установили, заранее изготовленные в Петрограде по монаршему распоряжению и привезенные в июне в столицу, прессы со штампами монет, горны, небольшой прокатный станок и иное оборудование. И первого сентября, с нового года, начали штамповать царские ефимки, тридцати граммовые серебряные монеты, достоинством в тридцать новых царских копеек, в отличии от ходивших ранее новгородской денги со всадником с копьем на аверсе и в два раза легкой по весу московской денги, с изображением всадника с саблей на аверсе. С ними планировали к ноябрю начать бить и однограммовые «чешуйки» серебряных царских копеек, монетки достоинством в две царские копейки (двушка), три (алтын), пять (пятак), десять (гривенник), пятнадцать (пяти алтынный) и двадцать (двух гривенник) царских копеек. В дальнейшем планировали пустить в штамповку монеты в пятьдесят царских копеек (пяти гривенник) и большой стограммовый серебряный рубль. С золотыми монетами государь велел пока погодить. Пускай население царства и купцы иноземные привыкнут к появившимся в обороте отлично изготовленным монетам Русского царства. А там придет пора и золотым полтинникам, рублям, пятирублевикам и червонцам, десяти рублевого достоинства. Наладивший производство монет Золотой, передав руководство Московским царским монетным двором уральскому боярину Родину Петру Романовичу, в январе следующего года, после аудиенции у государя и награды за все труды, отбыл к себе в Петроград.

* * *

Весной сего года, государь повелел, как и пять лет назад, собрать воевод-военачальников в Москве. К середине июня царская воля была исполнена, прибывшие избранные воеводы и начальники ратных людей, предстали перед государем, и были им озадачены поручением по разработке более лучшего устройства русского войска и как вести им войны с супротивниками, как полки водить, на биваках обустраиваться и многое другое необходимое в ратном деле. И начали военачальники думу думать, как обустроить воинство русское.

Итогом их дум стал «Устав ратной службы Русского царства», в котором под сильным нажимом царя вводились понятие личных воинских званий и нового построения войска, с новыми подразделениями, частями, соединениями определенной численности. Название новых подразделений, частей, соединений в основном опиралось на царевы беседы с «витязями» по устройству войска и на имевшиеся традиции. Вот и «родились» названия в царском войске его отдельных частей, как то — армия, корпус, дивизия, бригада, полк, когорта, сотня, полусотня, десяток. Так и понятия взятые у Римской и Византийской армий, как приемником их традиций Москвой-Третьим Римом, особенно это было заметно в личных воинских званиях:

Маршалы: старший воевода, Главный воевода.

Генералы: воевода бригады, воевода дивизии, воевода корпуса, воевода второго ранга, воевода первого ранга.

Старшие офицеры: трибун, подполковник, полковник, легат.

Средние офицеры: младший центурион, центурион, старший центурион, кентарх.

Младшие офицеры: прапорщик, младший опцион, опцион, старший опцион.

Старшины (фельдфебели): тессерариус, лохагос.

Сержанты: тетрарх, пентарх, декарх, старший декарх.

Рядовые: ратник, урядник.

Флотских званий этот Устав не вводил, в связи с официальным отсутствием данного вида вооруженных сил у страны.

Новое построение и ведение личных воинских званий, в течении десяти лет позволило полностью, даже на самых дальних украинах государства сломать местничество. А в центре уже на следующий 1566 год, в Ливонском походе, стрелецкие полки с кованой конницей поместного ополчения и легкими всадниками из служивых татар, шли уже в новых построениях и под командованием военачальников с новыми воинскими званиями, присвоенными именными царскими указами начиная с трибуна.

«Устав ратной службы Русского царства», вместе с принятым в шестьдесят первом году «Уставом о станичной и сторожевой службы» составили основу обороны Русского царства более чем на столетие вперед.

* * *

Бонусом к защите южных и юго-западных границ Руси, стало полностью выстроенная и начавшая функционировать сеть башен оптического телеграфа от Москвы до Рязани и Тулы, а от них протянувшейся вдоль строящейся Большой засечной черты. И опять здесь отметились уральские бояры. Все телеграфисты обучались в Петрограде, да и сами механизмы оптических телеграфов так же изготовили на заводах Уральского уезда.

* * *

В начале июля в столицу прибыло персидское посольство, которое на аудиенции передало письменную благодарность и богатые дары шаха Тахмаспа I, русскому государю за оказанное содействие в сокращении воинской силы узбекских правителей Средней Азии, постоянно нападавших на восточные пограничные земли его государства. В ответ, в виде жеста доброй воли и для укрепления добрососедских отношений, а заодно чтобы сделать «приятное» «дорогому брату» османскому султану Сулейману I Кануни, у которого с Персией велись почти непрерывные войны, Иван Васильевич повелел отправить в качестве дара сотню ручных пищалей, да огненного припаса к ним по десятку выстрелов на каждую. И впредь разрешил продавать безвозбранно персидского шаха людям огнестрельное оружие, весьма редкое на Востоке и зелье со свинцом для него. Правда и здесь имелась оговорка, продавать только устаревшие ручные пищали да такие же пушки, различного калибра.

* * *

В мае началось закрепление завоеванных земель в бывшей Ливонии. Для чего московское правительство начало поощрять массовый переезд купцов, мещан и иных людей в Нарву, Дерпт, Ригу и иные бывшие города конфедерации. Заодно переименовали Нарву в Ругодив, Пернау в Пернов, Дерпту вернули его старинное имя Юрьев, Раквере в Руковор и только Риге оставили её название. Потихоньку и другие города и деревеньки с замками и мызами получали новое русское, или переиначенное на русский лад названия.

Весной наконец полностью закончилось создание четвертой стрелковой дивизии Тищенко. Полностью укомплектованная, в Ямме-на-Желче даже имелся учебно-запасной полк в составе двух стрелковых батальонов, сотни кованой конницы и пары полевых артбатарей, вооруженная, обученная, слаженная, она была полностью готова к боевым действиям. Но пока все полки и подразделения оставались стоят в Полоцке, прикрывая от Литвы вновь вернувшиеся к Руси земли.

Дополнительно, с прицелом на неизбежное обострение русско-шведских отношений, летом, на судах, из Уральского уезда, перебросили в полном составе, со всеми тыловыми службами, первую дивизию к Ивангороду и Нарве. На Урале остались прикрывать границу третья стрелковая дивизия, пятая дивизия, состоящая из призывников срочников и шестая кадрированая дивизия, переведенная в разряд кадровых и начавшаяся потихоньку наполняться личным составом. Взамен неё к седьмой и восьмой кадрированым, начали закладывать вооружения, форму, снаряжение и иные запасы для девятой кадрированой стрелковой дивизии.

Базирующий на Нарву дивизион легких фрегатов в составе «Агата», «Аквамарина», «Александрита» и «Аметиста», сразу, ещё в осень прибытия к новому месту базирования, кардинально поменял соотношение сил в восточной Балтике, сорвав шведскую блокаду Нарвы. А когда к первому дивизиону фрегатов, присоединился второй дивизион их систершипов в составе «Беломорита», «Берила», «Бирюзы», «Бриллианта», дела на море, для врагов Ивана IV, стали особенно «кислыми». Правда шведский Ревель, давал флоту Эрика XIV явное преимущество при действиях в этом районе. Но пока боевых действий официально не велось. А так, если какое судно и пропадет на просторах моря, то кто знает куда исчезла «скорлупка». Потопла от природной стихии или постарались люди.

На острове Котлин, у Невского устья, выросла тройка русских каменный артиллерийских фортов, прикрывающих пару стапелей в эллингах, с кузницами, лесопилкой и иными цехами нужными для этой небольшой, в основном ремонтной верфи. В сторонке виднелись уходящие в воду помосты-пирсы, для швартовки четверки легких фрегатов. Гарнизон запасной базы Балтийской флотилии легких фрегатов, составлял свыше двенадцати сотен бойцов, из них пятьсот душ, были карибские ветераны из отдельного батальона морской пехоты, и батальон, в полтысячи стволов, так же прошедших карибскую «учебку» береговых стрельцов.

* * *

В этом году умер дружески настроенный к Русскому царству ногайский бий Исмаил, орда которого уйдя из степи между Уралом и Волгой, обосновалась в предгорьях Северного Кавказа, кочую по степям у подножия Кавказских гор. На ногайский престол вступил его сын Дин-Ахмет, отказавшийся от прорусского курса своего отца и сразу же направивший послов к крымскому хану, с предложением совместно захватить Астрахань. И уже в очередном осеннем набеге на южнорусские земли, под рукой Девлет-Гирея, шли отряды ногаев из орды Дин-Ахмета. Крымчаки окружили и осадили городок Болхов, стоящий в засечной линии. На выручку осажденному гарнизону вышла рать под командованием князей Телятевского Андрея и Хворостинина Дмитрия. Узнав о приближении к осажденным подкрепления, 9 октября Девлет-Гирей, не взяв ни одной души полона, снял осаду и ушел из-под Болохова в степи. В этом году Крым опять остался без русских пленников. Но голодными степные хищники не остались. На обратном пути к себе на полуостров, они со стороны московских земель вторглись на южные границы великого княжества Литовского и прошлись частным бреднем чамбулов по литовским украинам, не оставив после себя ни одного живого человека в попавшихся на их пути хуторах, деревнях и местечках. Могущие перенести долгий тяжкий путь до Крыма, пошли в колоннах на рабские рынки Тавриды, а трупы слабых, не способные идти, остались на родной земле.

* * *

На Урале жизнь не стояла на месте и власти с населением уезда все время были в движении, в работе. Заменённые по ротации казаки, прибыв из Америки и получив причитающие им жалование и вознаграждения, ушли к себе на Днепр с хорошим дуваном. С ними «на вольный Днепр» ушел и Подопригора с сотней своих боевых холопов. Перед ним поставили задачу создать собственный курень у запорожцев и начать перетягивать большинство черкасских казаков на сторону России.

В середине мая ушел караван со строителями, стройматериалами, продуктами, оружием и боеприпасами к сотне стрельцов, которые совместно с экипажем одной уральской шхуны, зимовали на месту будущего форта Красноводский. Строительство которого началось в конце мая в бухте на берегу Красноводского залива, как будущей базы-прикрытия устья Аму-Дарьи-Узбоя и далее по реке, к двум сотням стрельцов, стоящими гарнизоном в крепости у порога на Узбое.

В связи с отправкой большей части воинской силы с территории уезда, началось укрепление восточной границы. За теплый период выросли еще с десяток дополнительных каменных острогов на «испанской» линии, владельцами которых, стали перешедшие на русскую службу нищие испанские идальго, волею судьбы попавшими в плен к «витязям». К каждому острогу, и старым, и вновь построчным, переселили по паре деревень в десять дворов, для каждого боярского сына из бывших идальго. Заселив эти деревни обельными холопами из переселенных в уезд мужиков сервов из деревень переданных Иваном Васильевичем «витязям» на землях бывшей Ливонской конфедерации. К бабам этих сервов переселили пленных башкир и ногаев. А самим сервов, в новых дворах в Уральском уезде поджидали назначенные им бабы из числа башкирок и ногаек, попавшим в своё время в полон к уральцам. Попаданцы решили повторить в большем масштабе оправдавший себя эксперимент, уже однажды проведенном ими по ускоренной ассимиляции пленников. Для чего и назначался в каждой деревни староста из русских переселенцев, который и был ответственен, вместе с боярским сыном, на земле которого находиться деревня, за добросовестное проведение ассимиляции.

Наконец нашли в уезде месторождение серебра, вернее не только в уезда, а в Уральском регионе. Всего пока обнаружили три будущих прииска: первый на реке Реж, за Уралом, второй в долине реки Таналыка, третий близ истоков реки Уй, оба в пределах Уральского уезда. И если на Реже пока добыча была преждевременна, Сибирский хан однозначно не одобрит копания на его земле, то два последних начали разрабатывать, драгоценных металлов ни когда много не будет. При этом организуемый прииск на реке Таналык, передали в дар московскому монарху, все равно много стало в этой местности шастать чужих ушей и глаз. Услышат или увидят, что ненужное и донесут. Вот и неприятность на ровном месте получится. А строящийся прииск в истоках Уй, оставили себе. Народа там намного меньше, все-таки пограничье и доглядчиков московских дьяков там быть не должно.

В августе 1565 года состоялось памятное событие, произошел первый выпуск студентов из Петроградского университета. Более двух тысяч «молодых» специалистов, хотя в большинстве и действительно молодых людей, в основном парней, влились в хозяйство уезда. Из них более трех десятков, имеющих явную склонность к преподавательской и научной деятельности, остались в университете, пополнив редкие ряды преподавателей, этой действительно кузницы кадров для попаданцев. Выпускники освободили фестивальщиков от многих обязанностей, в том числе сократив до минимума время их преподавание студентам в университете. Да и в промышленность с сельском хозяйством и управлением предприятиями и уездами, так же пришло значительное подкрепление обученных и надежных кадров. Не осталась обиженная и церковь. В распоряжение первого архиепископа Уральского, Ногайского, всея Сибири и Туркестана, владыки Герасима, пришли сто три обученных кандидата в священники, которых быстренько, до января будущего года, оженили и рукоположив в пресвитеры, назначили на пустующие в большом количестве приходы. Полтора десятка вновь рукоположенных священников, весной шестьдесят шестого года, отбыли с молодыми женами в анклавы Заморской Руси, окормлять оторванную от Руси паству и нести истинное, православное слово божие окружающим язычникам.

В конце восьмого месяца в Хорезм, для Беркута, отправили пару разобранных уменьшённых, плоскодонных копий уральских шхун, вооруженных одним восьми и пятью трех фунтовыми морскими «единорогами», для патрулирования русла Аму-Дарьи. Вместе с этим судовым «конструктором» отправились и мастеровые, которые и соберут на месте эти речные шхуны, уже получившие название «Хорезмийских яхт». Заодно с караваном, Беркуту ушло и письменное распоряжение, начать набор местных жителей для формирование второй бригады пустынных конных стрелков. Но отсылать набранных рекрутов на Урал, для прохождения обучения и дальнейшей службы в зауральской степи. Да и в дальнейшем, пустынным конным стрелкам этого набора, в ближайшее десятилетие, не светило проходить службу в родном Хорезме.

* * *

В самом начале ноябре в Петроград прибыл гонец из столице, с грамотой Ивана IV, в которой указывалось, прибыть к средине декабря в Москву, для аудиенции у Русского царя, воеводе уральского уезда боярину Черному с боярами Басмановым и Брусиловым. Времени оставалось чуть-чуть и уже в последней декаде ноября, только-только установился санный путь, бояре вышли в столицу вместе с обозом, перевозящем царскую долю от прошлогоднего второго туркестанского похода, передачу которой задержали для перевода всей доли в серебряные монеты. Шли ходко, с частой сменой лошадей, но новому пути проложенному от Петрограда до Белова, от него на Казань, потом до Нижнего Новгорода, дальше по Оби в Москву, а там и столица, в которую и прибыли в конце первой декады декабря. И уже 15 декабря уральские бояре, в том числе и находившиеся в столице Граббе, Золотой и Родин, по повелению государя предстали пред его очами.

Аудиенция проводилась в Большом зале Грановитой палате, при всей Боярской думе и государевым дворе. Правда иноземных послов не пригласили, да им и так многие из присутствующих расскажут в красках о проведенном приёме.

Шестеро бояр, одетые и разряженных, как и полагается их статусу и положения, то есть богато, дорого, пышно и неудобно при носке, поднялись по металлическим плитам Красного крыльца, мимо золоченных каменных львов и живых краснокафтанных стрельцов, но так же застывших изваяниями, как и стоящие рядом с ними каменные статуи. Палаты и переходы, украшенные фресками, на христианские библейские сюжеты или нейтральными растительными орнаментами, тянулись, как и при прошлом проходе через них. Однако, с прошлого приема имелись сразу бросаемые в глаза отличия. Так ранее подслеповатые окна, едва пропускающие дневной свет через куски слюды, вставленных в переплет окон, теперь заменили одним, единым листом прозрачного стекла, вставленного в те же окна даже без переплета в оконной раме. Лестница, ведущая на второй этаж Грановитой палаты, была полностью заключена в зеркальные стены, состоящие из широких, высоких, выше человеческого роста, листов зеркал, так же как и оконное стекло, выделки фабрик Уральского уезда. Даже привычным к зеркалам «витязям» было неуютно идти между двумя рядами зеркал, когда слева, справа неоднократно отражаешься ты и твои товарищи. Эти же картинки, убегают вперед и назад, многократно отражаясь в листах полированного и покрытого амальгамой стекла. Что же чувствуют хроноаборигены впервые попавшие на эту зеркальную лестницу, можно представить, но побыть на их месте ни кому из поднимающихся по ступеням боярам не хотелось. Наконец прошли эту лестницу-коридор, поднялись на второй этаж, ещё одно помещение и остановились перед закрытыми дверями в зал, у входа в которой по обеим сторонам застыли статуями воины в черных кафтана. Буквально минуты через три, они открылись, выпустив боярина лет пятидесяти и «витязей» пригласили пройти в зал. Пройдя через распахнувшиеся двери, они попали в Большой зал, где прямо перед ними, на другом конце помещения, сидел на троне, полностью покрытом пластинами из слоновой кости с рельефными изображениями — двухголовых орлов, разных зверей, птиц, купидонов, сцен из древнегреческой мифологии и из Старого Завета, царь Руси Иван IV. Правда изображения были плохо видны, прикрытые сидящим на троне монархом. Зато сам государь был прекрасно видим, от Шапки Мономаха на голове, как сначала решили «витязи», однако более сведущий в этих вещах Граббе пояснил, что это был другой венец, известной как Шапка Казанская, символизирующую подчиненность земель бывшего Казанского ханства, русскому царю. Далее лежали на плечах и спускались на грудь бармы. Даже на вид, тяжелые, шитые золотом, украшенные самоцветами, золотыми пластинами и серебряными, покрытых эмалью медальонами, с изображениями религиозного характера. Под которыми был надет легкий шелковый опашень красного цвета, между его бортами выглядывал шитый золотом малиновый парчовый длиннополый кафтан. На ногах, из под края опашеня с кафтаном выглядывали носки темно-багровых сафьяновых сапог. В правой руке монарх держал костяной, выточенный из бивня и украшенный золотом с самоцветами скипетр. На груди, свисая с шеи на массивной золотой цепи, какого-то хитрого плетения, висел крест, выполненный из золота с обычным для крестов барельефом Христа. Как пояснил после приёма знаток Граббе, это были ещё одни регалии Московского двора, цепь «злата аравийского золота» и «крест честной животворящий», то есть крест, содержавший, как считали при дворе, частицу того самого Креста, на котором был распят Иисус Христос.

Сам зал тоже изменился. В окнах так же сверкали большие цельные листы стекла, потолок, подпирали колоны, покрытые пластинами сорской ямши, мрамора, малахита и иных уральских поделочных камней, сложенных умельцами в неповторяемый красивый орнамент, радующий глаз. С потолка свисали на позолоченных цепях полдюжины литых, покрытых сусальным золотом люстр, на дюжину свечей каждая, украшенные шлифованными линзами-отражателями из хрустального стекла. И красиво и часть света отражает вниз, увеличивая силу свечения люстры. Там и сям, вдоль стен, между покрытых восточными шерстяными пушистыми коврами лавками, высились подставки, с декоративными фарфоровыми и хрустальными вазами, украшенными небольшими букетиками цветов, изготовленных из покрытого эмалью золота с серебром и самоцветов.

Перед входом в зал и в самом зале вдоль стен стояли и сидели пожилые и старые, осанистые мужчины с длинными, седыми бородами, в шитых золотом парчовых и бархатных богатых длиннополых одеждах, в высоких бобровых или в более низких, отороченных собольим мехом шапках. Хотя хватало мужей и помоложе, но одетых так же дорого и не практично. Вот перед этой публикой и разыгрался спектакль. Зашедшие в зал уральские бояре были препровождены сопровождающим к трону, около которого, отвесив низкие поклоны, они остановились. В это время дворцовые слуги начали вносить в зал дюжину сундучков, которые, отрыв крышку, ставили полукругом перед троном. Сундучки содержали жемчуг и другие драгоценные и полудрагоценные камни, различные кубки и чаши из золота с серебром украшенные камнями, с выбитыми изречениями или растительным орнаментом, виднелась даже пара старинных литых чаш, с барельефами каких-то охотничьих сюжетов.

А один, даже не сундук, а так большой ларец, был доверху заполненный золотыми восточными монетами, в основном персидские ашрефи, да бухарские дирхемы, но попадались и индийские могуры, опознаваемые из-за прямоугольной формы и «червячков» надписей, а так же и «общепринятой» условно круглой формы, и арабские динары с арабской вязью сур из Корана. Пару больших сундуков наполняли дорогие, с позолотой и самоцветами на рукоятях и ножнах, сабли, мечи, кинжалы, тонкой работы, блестящие брони в виде, юшманов, колонтарьев и просто мелкозвенцатых кольчуг, шлемы различных восточных фасонов. Все это и преподнес Черный от имени боярства Уральского уезда государю в дар. При этом произнес верноподданную короткую речь. Монарх милостиво принял подарки. По знаку Ивана IV, откуда то из-за трона вышел подьячий и развернув свиток зачитал написанный на нем текст. Коротко, речь в царском указе шла о пожаловании княжеским титулов воеводу Уральского уезда боярина Черного Мечеслава Владимировича, за присоединение к царству огромных земель на юго-востоке государства, приведению под государеву руку местные племена, одержанные при этом победы, организацию городов, слобод и деревень, руководство ими, ежегодные большие поступления в государственную казну, огромный вклад в завоевание городов — Полоцк, Витебск, Рига и разгром столицы Литвы-Вильно. С этого дня именоваться боярину Черному, князем Белым, по имении заложенного им в новых землях города Белый, на реке Белая.

Ещё четыре указа зачитывал подьячий. Согласно которым были пожалованы княжеским достоинством еще четыре уральских боярина. Боярину Золотому за то же что и Черному, но без побед на Урале, вместо них указали организацию монетного двора и выпуска русских денег, теперь он именовался князем Уральским, по имении заложенного им в новых землях города Уральск, на реке Урал (Яик). Боярин Брусилов стал князем Турестанским, за приведения под руку русского государя Хорезмского ханства и за огромную помощь при взятии Полоцка. Боярин Басманов стал князем Рижским за завоевание Риги и её присоединение к Руси и за огромную помощь при взятии Полоцка. Боярин Полухин стал князем Поморским, за создание флота для Русского царства и успешные действия в Заморской Руси при защите православных людей и фактическое присоединение к России заморских земель. А неофициально, была доведена до «витязей» и ещё одна причина получения Полухиным княжеского достоинства — его рейд в Англию с примерным наказанием «англицких немцев за их великое небрежение государевой честью».

Так же всем «свежеиспеченным» князьям, царь пожаловал в Московском уезде небольшие «дачи», в одну небольшую деревушку, по три-пять дворов. Но главное, теперь вновь пожалованные московские помещики и русские князья, попали в «московские списки», открывающие им доступ к высшим государственным должностям. Царские указы о пожаловании титулов и жалованные грамотки на подмосковные деревеньки, передали награжденным и собственно на этом аудиенция закончилась. Но перед самыми прощальными поклонами, Иван Васильевич поманил Черного и тихонько спросил его.

— А скажи ка князь, — после этих слов царь усмехнулся, бросив быстрые взгляды на онемевших от таких новостей присутствующих в зале бояр, — твой боярин выполнить, что задумал.

— Выполнить государь. — Твердо ответил Мечеслав, сразу понявший о каком боярине спрашивает монарх.

— Передай ему, выполнить все и в срок, быть и ему князем.

— Исполню государь.

— А теперь ступай князь. — во весь голос сказал Иван Грозный.

Откланявшись и выйдя из Большого зала, «витязи» без заходов куда-либо, направились на своё столичное подворье, необходимо было срочно и без лишних ушей обсудить сложившуюся ситуацию. Мгновенное обострение отношений между «витязями» и старой московской аристократией, из-за царских пожалований, требовали адекватной реакции, для чего и было необходимо уединиться и обговорить, обдумать свежую информацию.

Пока шли по дворцу, потом до коней и ехали в московскую клубную резиденцию, Черный не переставал восхищаться царем. «Ай да Иван Васильевич, ай да сукин сын. Молодец. Нет право молодец, ГОСУДАРЬ. Вон как лихо щелкнул по носу «старичков» из своего окружения. Да и нас приблизив, сразу оградил от смыкания со старой аристократией. Они нам этого ни в жизнь не забудут. И нам огородил «стойло». Будете со мной, не обижу наградой. Вот в открытую сказал, что если в будущем году Слепцов Ревель возьмет, то быть ему князем Ревельским, нет скорее Колыванский, исходя из проводимой политики закрепление завоеванных земель в Прибалтике. А чуть, что против его воли сделаем, просто сдаст этим волкам.»

* * *

До конца года, вернувшийся в феврале этого году к одновременцам Михаил Немеровский, у которого за прошедшие годы, успели сложится не плохие торговые отношения с датскими негоциантами, по поручению руководства клуба сумел выйти на окружение датского короля Фредерика II, получил у него аудиенцию и предложил монарху весной следующего года купить у него полудюжину готовых к бою галеонов. Торговались долго и наконец достигли договоренности о продаже датской короне в мае 1566 года шести полностью снаряженных к походам и боям галеонов. В связи с отсутствием у Фредерика денег для оплаты кораблей, покупку Дания совершила в кредит, под заклад острова Борнхольм, в обеспечение сделки.

* * *

Все-таки в этом году Иван Грозный ввел с стране опричнину. Но введенная опричнина и известная попаданцам по их истории опричнина, имели некоторое различие. Во первых царь не уезжал из Москвы и продолжал править страной из Кремля. Во-вторых отдельный опричный полк не создавали, хотя сами опричники имелись, но это, в своём большинстве, скорее были этакими комиссарами при местных земских начальниках или управленцы-технари в опричных землях. В третьих, эта опричнина намного явно выражено несла финансово-экономическое направление. Только перечень отошедших под личное царское управление территорий даёт представление о целях затеянных мероприятий. Государь забрал в свой опричный удел: города Вологду, Вязьму, Суздаль, Козельск, Медынь, Великий Устюг, Архангельск, Архангеломихайловск с волостями и иные уделы, а так же все земли Уральского уезда. То есть к опричным территориям отошли все города с окружающими их землями, приносящие наиболее большое поступление в казну. Доходы со всех опричных земель теперь шли лично царю и тратились им по своему усмотрению. Таким образом все «витязи», как бояре Уральского уезда, враз стали опричниками, так как все они занимали хоть какую-то хозяйственную, административную или военную должность в уезде.

* * *

Пока первые лица руководства уезда ездили в столицу и обласкивались государем, их подчиненные выполняли свою привычную и для большинства хорошо знакомую работу. Тем более, что все собрания компаний были проведены, урожай собран, убран в закрома, итоги деятельности за год вчерне подбиты, ещё до отбытия руководства в Москву. В декабре половили в низовьях Урала из подо льда «царскую рыбу», не отказавшись и от простой рыбки. Большую часть оставили у себя. Меньшею, но зато лучшею часть, отправили в начале января следующего года, с ежегодным «рыбным» обозом в столицу. А перед этим, в конце декабря, попаданцы, оставшиеся в уезде, совместно встретили Новый 1566 год. Организовав праздник не только для себя, но и для населения своего уезда.

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1566 года от РХ

Традиционное январское совещания флагманов и капитанов флота, постановило, в этом году нанести максимальный финансовый урон Испании, в отместку за прошлогоднее нападение на свои анклавы. Да и пора уже мирятся с королем, для чего и стало необходимым, по возможности, полностью перекрыть перевозку ценностей из колоний в метрополию. Иначе Совет Индий и Каса де Контратасьон будут постоянно мстить за понесенные убытки. А так поставить их в безвыходное положение, полностью перекрыв поступления средств из Нового Света и предложить мир на более-менее приемлемых для Мадрида условиях. Как объект проведения операции определи Гавану, в её порту по весне собираются суда Серебряного флота со всех колоний, перехват которых, лишает испанскую власть, всего годового поступления средств из Америки.

Вторым значимым вопросом, рассмотренном на совещании, была проблема поднятия затонувших около входа в порт Новгорода-Испанского, в декабре прошлого года, испанских и английских судов. Вообще-то расчистка фарватера началась сразу же, на второй день, после разгрома карательной армады. И если у негодных для подъема судов, обобрав их, используя подводные колокола и водолазные костюмы, предварительно огородив место работ прочными сетями, для защиты от акул, просто взорвали корпуса. Потом подняв со дна и вытащив из воды их обломки. То с легшими на грунт на ровном киле или с небольшим уклоном и практически целыми, за исключением проломленных днищ, без повреждения килей, огромным стопушечным четырехмачтовый английским военным кораблем «Соверин оф Сиз» и сорокапушечным испанским галеоном «Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пура-и-Лампиа-Консепсьон», так поступить не решились, «жаба» задавила. Это ж сколько монет сразу в воду выкинут. И вот обозначив их настоящими, хотя и деревянными бакенами, начали на, к счастью свободных, стапелях Новгорода-Испанского, строить широкие, высокобортные, плоскодонные баржи с усиленным, хотя и из дерева, силовым набором. С которых и планировали начать подъем обеих кораблей. Согласно решения к концу апреля обе баржи должны быть готовы, а к концу мая оба корабля обязаны быть подняты и отбуксированы к стапелям, на которых они и будут установлены для ремонта.

Третьим проходил вопрос ремонта захваченных призов. И если некоторые «круглые» «купцы»-транспорты, требовали минимального ремонта, так залатать паруса, заменить канат или рею, починить фальшборт или надстройку, то другим необходим был более трудоемкий ремонт. Так оба флагмана армады, испанский сорокапушечный галеон «Сан Мартин» и английский восьмидесятипушечный корабль «Принс Ройял», были с разбитыми и обгоревшими надстройками, с дырами в бортах, полностью потерявшие весь рангоут и такелаж. Мачты правда уцелели, но большинство их все равно подлежало замене, по причине трещин от попадания крупных картечин и мелкокалиберных ядер. Работы было много, вот и пришлось решать, где, когда и какой трофей ремонтировать.

Четвертым рассмотрели, на прямую не относившийся к военному флоту, вопрос о проекте торгового судна, предложенного Логутовым. Который предложил переработанный проект голландского флейта следующего, в истории попаданцев, века. Ни каких бросающихся в глаза изменений, за исключением удлиненных фок с грот мачтами и чуток укороченными реями. Зато внутри изменения были существенными, так силовой набор из дерева, Валерий Адамович заменил на стальной, усовершенствовал штурвал с рулевой системой, снасти, по образцу используемых на «Палладе» и фрегатах. Чем уменьшил и так то не великую палубную команду до полутора десятков человек. А так флейт и остался каким и был вместительным, мореходным, достаточно скоростным, для данного типа судов, торговым кораблем. Решение по проекту было положительным-принять к постройки, при необходимости из них выйдут не плохие военные транспорты, для чего отправить одну копию чертежей и технологических карт на верфь «Архангела Михаила». Но пока данный тип судов на стапелях не закладывать, нет большой нужды, фрегаты более необходимы. Но подготовительные работы провести. То есть передать заказ с чертежами и техкартами, в Сорск, на изготовления силового набора для флейтов, «витязи» решили не мудрить и назвали эти суда так же, как и в их мире.

* * *

Захват Гаваны, особенно комбинированным ударом с моря и суши, пока был вполне осуществим. Это в последствии, в истории попаданцев, Гавана станет наиболее защищенным от нападения с моря портом, после постройка в конце этого, начале следующего века, фортов Кастильо де Лос Трес Рейес дель Моро и Кастильо де Сан-Сальватор де Ла Пунта полностью защитивших вход в гавань, прикрыв его своими стенами с пушками по обеим берегам прохода. А с суши город прикроет сеть фортов с опорой на перестроенный форт Ла-Фуэрса, образующий в своем плане правильный квадрат, окруженный рвом с водой, с четырьмя симметричными бастионами по углам, ощетинившимися жерлами пушечных стволов. Но в настоящее время Ла-Фуэрса пока небольшая крепость, которую уже брали приступом пираты в 1555 году и её перестройка, начавшаяся в 1558 году, идет в самом разгаре. Но уже и сейчас вдоль берегов Кубы патрулируют специальные военные галеоноы. А вход в бухту каждую ночь перегораживают тяжелой цепью, что делало проникновение в гавань даже для небольших судов невозможным. Да и рифы вокруг гавани, бывшие естественной преградой, так же ограждают порт от нежелательных визитеров. Все это в комплексе с возведенными фортами позволило в начале следующего века, мира «витязей», сделать Гавану самым безопасным и неприступным портом Нового Света.

А пока в 1555 году испанский король Филипп II встревоженный разграблением французами Гаваны, после консультаций с Советом Индий и Каса де Контратасьон, поручил опытному адмиралу Педро Менендесу де Аливес, не раз проводившим флоты с сокровищами через океан, разработать рекомендации для подобных случаев. Вот его рекомендации и легли в основу созданного свода правил мореплавания между метрополией и колониями, опубликованном в позапрошлом, 1564 году.

Согласно нового предписания Совета Индий, «сокровища должны были помещаться на охраняемые и вооруженные галеоны, чтобы защитить их от пиратов. Военные корабли должны были патрулировать море и защищать прибрежные поселения, особенно крупные, от нападений». Однако патрульных галеонов было мало и они базировались в Картахене, Гаване и Веракрузе. Как впоследствии оказалось, в истории попаданцев, расходы на содержание этих эскадр оказались слишком велики и непосильны для испанской казны, поэтому их упразднили. Видимо и в здешней истории патрулирование закончиться с этим же результатом.

Для понимания сложившейся ситуации, необходимо сделать небольшое отступление по сообщению между метрополией и колониями, с перевозкой европейских товаров и возвращением галеонов обратно, груженных золотом, серебром и иными дарами земли Нового Света. Пока от нападений пиратов Испания теряла до десятка судов в год, это считалось приемлемыми потерями. Хотя в реальности от штормов и ураганов, а также навигационных ошибок в иные года из судов конвоев гибло до 90 %.

Примерно с 1561 года испанцы, за редкими исключениями, посылали по два торговых конвоя в Америку. «Корабли собирались в порту Сан-Лукар-де-Баррамеда города Севиилья. Количество судов в конвое должно было составлять не менее десяти, в противном случае они не получали права на отплытие. Однако, как правило, их было от двадцати до тридцати, а в некоторых случаях значительно больше». В истории попаданцев, в еще не наступившем, в этой реальности 1589 году, для перевозки грузов только из Портобелло потребовалось девяносто четыре судна.

«Ограничения, установленные властями для трансатлантических переходов в составе флотов, были очень строгими. Корабли, водоизмещением менее сотни тонн, к плаванию в Вест-Индию не допускались. Каждое судно должно было нести на борту не менее четырех тяжёлых и шестнадцати лёгких орудий, а каждый человек, поднимавшийся на борт, — огнестрельное оружие. Два самых больших галеона назывались Capitana (корабль капитан-генерала — командующего флотом) и Almiranta (адмиральский корабль — второй флагман флота). Они были вооружены сильнее других и несли меньше груза, но именно на них возлагалась обязанность перевозить золото и серебро, как самые ценные из американских товаров. Для обеспечения безопасности в состав флотов со временем стали включать несколько небольших лёгких судов — авизо, в задачу которых входили разведка пути и своевременное предупреждение о грозящей опасности.

Каждый год из Севильи и Кадиса отправлялся флот, чтобы пересечь Атлантику. Достигнув Карибского моря, он разделялся.

— «Флот Новой Испании» (Nuevo Espania Flota) имел конечной целью Мексику, проплывая мимо Антильских островов и Гондураса. Обычно корабли достигали порта Веракруз спустя два-три месяца после отплытия из Севильи. Они прибывали на место только в марте-апреле следующего года, чтобы иметь возможность забрать серебро, добытое на копях в Мексике. Обратно отправлялись приблизительно в апреле-мае этого года, поскольку летом и в начале осени в Карибском море наступает сезон ураганов, делающий навигацию в Мексиканском заливе практически невозможной, и останавливались в Гаване, где ждали прибытие второго флота.

— «Флот Материка» (Tierra Firme Flotta) (после 1648 года назывался Los Galeones — «Флот галеонов») достигал Картахен-де-Индиас, отстаивался до весны, забирал золото перуанских копей, изумруды с острова Гренада, потом переходили в Портобелло, его главной задачей был погрузка сокровищ с копей Перу и Чили, которые доставляли в Панаму. Первоначально портом, куда он следовал, был Номбре-де-Диос, однако он был крайне неудобен, поэтому с 1596 года галеоны следовали к Портобелло, который был лучше защищен и имел более просторную бухту, а затем отправлялся в Гавану, где соединялся с «флотом Новой Испании».

Затем «Объединённому флоту» (более известному как «Серебряный» или «Золотой флот», из-за характера его груза, состоящего из золота, серебря, самоцветов и прочих даров Нового Света) предстояло совместное путешествие в Испанию через Багамский пролив, используя попутные ветры и Гольфстрим. «Объединённый флот» проходил вдоль американского побережья, затем огибал Бермудские острова и после этого двигался в строну Испании.

Система, созданная испанцами, не отличалась особой оригинальностью. Плохая погода, противные ветры или плохая навигация, опасность пиратов или какие-либо другие напасти постоянно заставляли испанский флот, посланный из метрополии, задерживаться в пути. Как только часть «флота Материка» прибывала в Картахену, на территории будущей Колумбии в мире реконструкторов, во все испанские поселения тихоокеанского побережья немедленно рассылались гонцы с вестью о необходимости сбора тех ценностей, которые скопились в Арике, Антофагосте, Кокимбо и Вальпараисо. Всё золото и серебро, добытое на копях Чили и Перу, доставляли в Лиму, откуда переправляли в Кальяо, где уже стояли галеоны «Флота Южного моря», готовые доставить сокровища в Панаму.

Перевозка занимала обычно три недели. В Панаме, тяжелогружёные мешки и сундуки, наполненные золотыми и серебряными слитками с монетами, перегружали на мулов и натоптанными тропами доставляли с Тихоокеанского на Атлантическое побережье. Многочисленный и хорошо вооружённый конвой затрачивал примерно 22 дня на пересечение Дарьенского перешейка.

В конце XVI века в «Серебряный флот» в среднем входило до 60 военных и торговых кораблей. «Флот Новой Испании» имел, по крайней мере, два тяжело вооруженных галеона, а «флот Материка», минимум шесть, поскольку нёс основную часть ценностей. В дальнейшем, из-за увеличения производства серебра на копях в Потоси и увеличения количества парусных кораблей во «флоте Материка», его стали называть просто «Флот галеонов».

Если торговые суда периодически оставались в Карибском море на зиму, то военные стремились как можно быстрее покинуть его, оставляя поселения незащищенными. Именно поэтому испанским властям пришлось создать целую систему защиты торговых коммуникаций. Она состояла из следующих боевых подразделений:

— «Флот Новой Испании» (Armada de Nueva Espana) — эскортировал галеоны от Веракруза до Гаваны (не стоит путать его с торговым флотом с тем же названием).

— «Флот Южного моря» (Armada del Маг del Sur) — от Перу до Панамы.

— «Флот защиты перевозок из Индий» (Armada de la Guardia de la Carrera de las Indias, с 1576 года). Состоял из 8 галеонов, трёх малых судов, 1100 моряков и 1000 солдат.

— «Флот Наветренных островов» (Armada de Barlovento) — создан в 1595 году для постоянной защиты поселений и коммуникаций в Карибском море, от Флориды до Малых Антильских островов. Главная задача состояла в поимке пиратов и защите торговых флотов.

— «Флот Открытого моря» (Armada del Mar Oceano) — постоянный атлантический флот, основанный в 1590 году. Состоял из 46 военных кораблей. Защищал побережье и торговые конвои от Испании до Индий.

— «Флот де Эстрехо» (Armada del Estrecho) — базировался в Кадисе, защищал Гибралтарский пролив и прибывающие из Индий корабли».

Вся эта система работала в истории «витязей» и отдельные её элементы начали внедрятся и стали работать и в данной реальности, с учетом отставания в датах, с уже известной попаданцам истории испанских конвоев из Америки в их мире. Из чего и выходило, что Гавана единственное место в Новом Свете, где гарантированно соберутся все суда Серебряного флота. И сразу же, с января, началась подготовка к рейду на Гавану.

Первоначально разведка, и «полетели» связные к резидентам обоих «контор» на Кубе, увозя шифровки с указаниями дополнительно перепроверить систему обороны порта и самого города Гавана. Начать создавать в пригородах и ближайших окрестностях запасы не скоропортящейся пищи, залегендировать эти склады и оформить их на подставные лица. Пригнать в окрестности побольше скота, в том числе и лошадей годных под седло в кавалерию.

Начались тренировки штурмовых подразделений, предназначенных для захвата Гаваны. Лазарев с его подчиненными отрабатывали тихий штурм форта, для чего им даже выделили для тренировки один из бастионов, с прилегающими участками стены, Новгорода-Испанского, а так же захват батарей, прикрывающих вход в порт Гаваны, подобрав на побережье участок, схожий с берегом, на месте нахождения батарей в Гаване. После ухода «моржей», на эти же стены начинали карабкаться морпехи, а как только гидродиверсанты покидали побережье, на этот же берег начинали высаживаться гидросолдаты, отрабатывая свои учебные задачи. Абордажники отрабатывали свои задачи по захвату с лодок, стоящего на рейде галеона. Оттачивали взаимодействие с командами галеонов ушкуйников, которые находясь в гаване, будут демонстрировать свои серьезные намерения по применению артиллерии, направив стволы своих орудий на штурмуемое судно. А при необходимости и пугнуть неприятеля, точнёхонько положив пару-тройку ядер в нужное место, да так чтобы своих не задеть.

Приступили к отработке учебных задач морские и сухопутные дозоры. Для чего переоборудовали в малые патрульные суда, десятка три небольших одномачтовых барок, а иногда и просто больших рыбачьих лодок, типа баркасов, установив на них по одному-три трех фунтовых «единорога» и гоняя назначенные на них команды, с целью обучения их обнаружению и недопущения отхода от побережья какого-либо гонца, на подобной небольшой «скорлупке». Те же задачи, по пресечению несанкционированного выхода в море, занимались и конные патрули, в десяток всадников, но только со стороны суши, патрулируя берег.

Да и команды фрегатов не стояли без дела, тренируясь в патрулировании берега на более дальнем расстоянии и в загоне «купцов» и иной «жирной» добычи в порт.

В общем вся Тортугская эскадра с приписанными к ней диверсантами, морскими пехотинцами и береговыми стрельцами занимались учебой под конкретные задачи, вытекающие из плана по захвату Гавану и весеннего, этого года, морского каравана судов в метрополию.

Наконец учеба и подготовительные мероприятия закончились и 2 апреля ушкуйники вышли в набег на Гавану, поступила информация, что первые суда каравана уже вошли в её порт.

* * *

Первыми на землю Кубы ступили «моржи». И если при захвате береговых батарей все прошло просто, подход ночью на барках к побережью, перед восходом солнца высадка на шлюпах двух полусотен диверсантов, на внешний берег мысов, образующих Гаванскую бухту. Под прикрытием густого леса и кустов, подход к позициям пушек, на рассвете штурм артиллерийских укреплений и стоящих рядом хижин, в которых спал гарнизон этих батарей. По утру передача, десантировавшимся на места их же высадки, морским пехотинцам, захваченных позиций с пушками. Марш-бросок с двумя сотнями морпехов, еще по одной сотни оставили на батареях, к Гаване и поддержка своих в занятии города с окрестностями и порта. То штурм форта Ла-Фуэрса прошел не так легко и буднично. Хотя подкупленная заранее парочка солдат крепостного гарнизона, каждый по отдельности, для подстраховки, перед рассветом провели на территорию крепости по сотне «моржей», еще две сотни «работали» в городе, занимая здания коменданта порта, кабильдо, дома местного алькальда, коменданта порта и иных чиновников. Проведенные купленными «добровольными» помощниками на городские укрепления, защищающие Гавану от нападений со стороны суши, брали эти укрепления, при помощи морпехов и стрельцов, под свой контроль, нейтрализовав их гарнизоны. И все в Ла-Фуэрса шло по плану. Сняли всех часовых на стенах форта, у дверей арсенала и казарм. Захватили арсенал, дом коменданта крепости, с домами проживающих в ней офицеров, арестовав их вместе с семьями и нейтрализовали солдат в одной из двух казарм. Уже приоткрыли калитку и впустили морских пехотинцев, которые начали брать под свой контроль всю территорию форта. И нужно же было в это время, одному из капралов, выйти до «ветру» что-ли, да не просто по быстрому, а экипированному почти по полной форме, хотя и без мориона и мушкета или пики, зато в кирасе и шпаге, прикрытых по причине ночной «прохлады» плащом. Вот и застрял, звякнув, в его спине брошенный нож, но не достал до сердца и успел перед смертью заорать капрал, правда тут же захлебнувшись собственной кровью, хлынувшей из пробитой вторым ножом горла. Но его услышали в казарме и когда Лазаревские «птенцы» ворвались в казарму, то их встретили, хоть и полураздетые, но зато со шпагами и кинжалами в руках испанцы. Вот и пришлось стрелять, благо стрельба в казарме с толстыми стенами, хоть и качественно глушит, как самого стрелка, так и окружающих, но зато и звук наружу через стены почти не доносится до населения города и воинов его гарнизона. Да и дым создаёт некоторые неудобства, да такие, что «моржи» кашляя выскакивали из клубов порохового дыма, заполнившего всю казарму. После рассеивания дыма, диверсанты снова вошли в казарму и приступили к её зачистке. В этот раз сопротивления им почти не оказывалось. Многие были или убиты или ранены, а остальные, хотя и целые, но ограничено боеспособны, глушануло их хорошо, да и порохового дыма изрядно надышались, вот и забивал их кашель, в перерывах между которых, они трясли головой и чистили пальцами уши, желая поскорее вернуть себе слух.

К утру правильный квадрат стен форта с наметившимися по углам четырьмя строящимися бастионами, полностью перешел под контроль тортугцев. Посты на верхней площадке крепости, обрывающейся одной из четырех стен в воды бухты, заняли переодетые под испанских солдат морпехи, поднявшиеся сюда по штормовым веревочным трапам, которые они по боевому, сразу же убирали к себе на вверх. А так для жителей города и стоящих на рейде экипажей судов ни чего не поменялось. Хотя город уже был опоясан цепью застав впускавших в него всех, но ни кого не выпускавших.

Зримым воплощением захвата Гаваны для горожан и гостей города, стал вход в городскую гавань полудюжины галеонов тортугцев, под своим флагом и молчание батарей на мысах и пушек Ла-Фуэрса, последние в конце концов «заговорили», но их ядра полетели в сторону испанских судов, а не ударили по галеонам неприятия. Вошедшие корабли ушкуйников, аккуратненько подошли к стоявшим на якорях «купцам» и высадили на их палубы, даже не абордажные, а призовые партии, взявшие в течении двадцати-тридцати минут под свой полный контроль «торговцев». Остатки команд купеческих судов, деморализованные неожиданным переходом на сторону нападавших форта, продемонстрировавшего свои намерения стрельбой установленных на нем пушек по бортам торговых нао, не оказали ни какого сопротивления. Видимо очень уж зримо представили члены команд, что сделают с их посудинами тяжелые пушки крепости, в случае оказания сопротивления.

Пока призовые команды брали «купцов», на галеонах ушкуйников подтянули тройки больших каноэ и шлюпок, буксирующихся на бакштовах за их кормой, спустили со своих бортов и палуб захваченных нао, штатные шлюпки и начали на них перевозить на берег пехотинцев, прибывших в порт на галеонах тортугцев. И вскоре весь десант оказался на пирсах. Доставленные на берег в первой волне высадки воины, сразу же разбегались по доведенным им на инструктажах местам и приступали к выполнению поставленных задач. Через два часа город, его окрестности и порт были под полным контролем ушкуйников, а еще через четыре часа все населения Гаваны и её «гости» были согнаны в собор, в монастырь святого Франциска Ассизского, в здания по периметру площади Майор, центра религиозной, административной, военной жизни города и даже на саму площадь, под открытое небо, правда на следующий день натянули над ней парусиновые тенты. А через тройку дней, основательно очистив жилища гаванцев от всего ценного имущества, женщин с детьми до десяти лет и стариков, начали отпускать по прежним местам жительства. Вот тут то и пригодились склады с продовольствием и пригнанный скот, пошедшие на кормление пленников, хотя, истины ради, стоить упомянуть, что в большинстве случаев горожане и иные задержанные питались за свой счет, оплачивая полученные продуты, из которых и готовили для себя пищу.

Почти два месяца Гавана была под властью флибустьеров. За это время жители и сам город были полностью «выпотрошены» и все ценности перешли либо в карман тортугцев, либо в карман допущенных ими до торговли продуктами негоциантов из кубинцев. Пленников, пробовавших бежать из захваченного города, перенимали или заставы и «секреты» в окрестностях города, или дозоры, посты и те же «секреты» на берегу. Особо удачливых, перехватывали уже в море, патрульные барки ушкуйников, круглосуточно патрулирующие, все эти два месяца, прибрежные воды у Гаваны и в акваториях её ближних и дальних окрестней.

За это время в порт вошли и остались стоять на его рейде, девяносто три судна, шестьдесят четыре из них принадлежали к Серебряному флоту и были, как обычно при переходах в метрополию, по максимуму загружены дарами благодатной американской земли, предназначенных для перевозки в Испанию. Среди этих шести десятков судов, была и вся дюжина королевских галеонов с монаршей пятиной, во главе с Capitana, галеоном капитан-генерала — командующего флотом и Almiranta, адмиральский галеоном — вторым флагманом Объединенного флота, перевозящих в своих «секретных трюмах» жемчуг, изумруды, золото и часть серебра, добытых в водах и копях Нового Света. Захваченные суда, с грузами малыми партиями не более чем в десяток вымпелов, перегонялись призовыми командами в Новгород-Испанский, где они и освобождали от груза свои трюмы и палубы с надстройками. А пригнавшие трофеи призовые команды, на барках, возвращались назад в Гавану за новыми судами.

Практически ни одни из зашедших в Гавану кораблей не оказал сопротивление при захвате, в том числе и большинство конвойных военных галеонов. Да и трудно, по большому счету, упрекать капитаном и офицеров с матросами торгового суда, заведшего после трудного перехода в надежный порт, иногда с кораблями пиратов за кормой, гнавшимися за ними до самого входа в гавань и отпугнутых только залпами береговых батарей, защищавших порт. В порту их встретило множество стоящих на рейде и у пирсов различных судов, в том числе и, военных по виду галеонов, с колышущимися над ними по ветру родными красно-золотыми кастильскими королевскими флагами. Еще час и можно сойти на берег. Отдохнуть, расслабиться за стаканов вина, с дешевой «красоткой» рядом. А тут вдруг, откуда ни возьмись, ставший на якорь корабль, окружают лодки и с них лезут на палубы, по виду, свои же испанские солдаты и начинают сгонять всех, именем капитан-генерала Объединенного флота на бак, где другие, такие же, по одежде, доспехам, оружию, испанские пехотинцы, вяжут руки назад, как каким-то преступникам и укладывают лицом на доски палубы, предварительно завязав глаза тряпкой. Мало кто отважится противостоять власти короля, олицетворяющей здесь и сейчас персоной дона капитана-генерала. Ни кому не охота быть обвиненным в мятеже, в королевском порту, под дулами пушек монаршего форта и военных галеонов Их Величества. Только какое-то подобие сопротивление оказали команды галеонов Capitana и Almiranta. Да же вошедшие с ними пять кораблей, так же сдались без боя, когда под их носами и кормами, бултыхнулись ядра, вылетевшие из жерло пушек Ла-Фуэрса, ясно объяснивших горячим головам на мателотах галеонов командующего Объединенным флотом и его заместителя, на чьей стороне играют канониры тяжелых орудий форта. Тем более, что корабли капитан-генерала дона Хуана де Бенавидес-и-Базан и его альмиранте дона Хуана де Леос, «лоцманы» пришвартовали к пирсу, а не оставили стоять на рейде, как основную массу судов, собравшихся в порту Гаваны. Большая часть офицеров галеонов во главе с донами Хуанами, капитанами кораблей, значительным количеством солдат абордажных команд флагманов, матросов их команд и всех пассажиров, почти сразу же, после швартовки, покинули борта флагманов и сошли на берег. Сошедших, как только они покинули набережную и скрылись от наблюдения вахтенных в проулках и улицах города, сразу, почти бесшумно, мгновенно задерживали и препровождали под арест в городскую тюрьму. Ослабленные, уменьшенные до минимума, остались только вахта и караулы при «потайных комнатах» с сокровищами, экипажи флагманов не сумели сдержать атаку «городских стражников», во главе с «новым коррехидором Гаваны», в сопровождении десятка гаванских «альгвасилов», которые буквально взяли штурмом борта галеонов Capitana и Almiranta. При этом не останавливались даже перед убийством осмелившихся противостоять им. А там, быстрая зачистка от редких матросов трюмов галеонов и их надстроек, нейтрализация вахтенных офицеров и светошумовухи через люки в капитанских каютах в «предбанники» «сейфовых комнат». И вытаскивание «оглушенных рыбин» в кирасах и морионах из «предбанника», с последующим освобождения их от доспехов с оружием, и вязкой рук и ног, пока не очухались.

Благодаря такой тактики потери тортугцы понесли минимальные, полтора десятка «двухсотых», и то треть из них погибли в так называемом быту (в основном по вине вина), а не в бою. И около полусотни раненных и больных. Да и испанская сторона так же потеряла не много, общие число погибших чуть-чуть перевалило за сотню, а раненных лечилось порядка четырех с половиной сотен. Зато пленных набрали огромное количество. Так, что пришлось сортировать и при уходе большую часть попросту бросить в Гаване. С собой забрали капитан-генерала дона Хуана де Бенавидес-и-Базан, альмиранте дона Хуана де Леос, капитанов и офицеров кораблей флота, с наиболее богатыми и знатными пассажирами. Которых через полгода содержания в Новгороде-Испанском, за почти символический выкуп, отпустили на Кубу. Правда обе спецконторы «витязей» поимели приличные «дивиденды» от невольных «гостей». А дон де Бенавидес-и-Базан увез с собой личное послание адмирала Тортугский флибустьеров королю Испании Филиппу II, с предложением начать переговоры о разграничении сфер влияния в Вест-Индии между Мадридом и Тортугой.

Наконец все возможные суда, которые теоретически могли войти в этот караван, пришли в Гавану и попали в руки ушкуйников, вместе с грузом, командами и пассажирами. Более флибустьерам в захваченном городе делать было нечего и настало время возвращение с трофеями на свои базы. 28 мая, захватив минимальные команды из специально отобранных и давших согласие на работу в пользу тартарцев плененных испанских моряков, для перегонки судов, в не сильно далёкий Новгород-Испанский, с такими же небольшими призовыми партиями ушкуйников, тортугцы начали покидать разграбленную, но целую Гавану, выводя из её порта захваченные призы. Забрали не только суда Серебряного флота, но и местные барки и иные «скорлупки» оказавшиеся в момент штурма в порту или зашедшие в Гаванскую бухту, во время владения городом ушкуйниками Вот на этих судах и увозили артельщики хабар добытый в Гаване, в том числе и всю артиллерию с городских и портовых укреплений. Зато по соглашению с алькальдом города, городские строения, в том числе и укрепления, хотя и разоруженные, остались целыми, не разрушенными и не сожженными.

Только к июню ушкуйники подсчитали и оценили привезенную из рейда на Гавану добычу. Только золота и серебра были захвачено на одиннадцать миллионов триста сорок тысяч серебряных талеров. Да товары с изумрудами и жемчугом оценили в десять с половиной миллионов талеров. И это не включили в сумму дувана стоимость призовых судов, буквально забивших не только гавань Новгорода-Испанского, но и все бухточки на северной побережье Эспаньолы. Так же не вошла в общую сумму, по причине задержки в получении прибыли, как и в случае с продажей трофейных судов, и стоимость выкупов за увезенных пленных, хотя и очень умеренных, но в общем количестве дающих ещё почти полмиллиона талеров. Не стоит сбрасывать со счетов и почти три сотни моряков, солдат и бедных пассажиров, отобранных орлами Воротынского и согласившихся переехать в Тартарию и поступить на службу к тамошнему монарху, согласно своим специальностей. Однако есть что везти на Русь, по осени и весне, рейсовым клиперам.

* * *

В середине мая, вышли из ставшего родным порта Новгорода-Испанского, торговые эскадры в Турцию и на Азорские острова. А через тройку дней, после их выхода, рейд Порт-Росса покинул рейсовый клипер, ушедший в Поморье, который уже в первой декаде июня у пирсов главной базы флота сменил его «товарищ» и «брат», такой же клипер, пришедший из Архангеломихайловска.

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1566 года от РХ

В июне, как обычно пришли ураганы и морские походы по всему региону были ограничены до минимума. Однако на берегу жизнь шла своим чередом.

Сроки, указанные в плане по подъёму кораблей в бухте Новгород-Испанского, были сорваны. До начала штормов успели поднять, отбуксировать и установить на свободном стапеле, только сорокапушечный испанский галеон «Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пура-и-Лампиа-Консепсьон», провозившись с его подъемом более месяца. Работы по вызволению из царства Нептуна стопушечного четырехмачтового английского военного корабля «Соверин оф Сиз» начались 12 июня, благо, что он лежал на дне уже в самой гавани и был защищен от волн, гуляющих в проливе во время бурь. Дополнительно, для уменьшения волнения, на время работ, вход в бухту перекрывали двумя рядами бон, об которые разбивались и гасли, прорвавшиеся из пролива, в горловину входа, волны. И через пять седмиц, «Соверин оф Сиз» занял своё место на втором стапеле. Оба корабля были полностью отремонтированы уже к февралю шестьдесят седьмого года. К апрелю этого же года закончили ремонт и обоих флагманов карательной англо-испанской армады, с двумя десятками, захваченных при разгроме этого флота, военных кораблей, галеонов и каравелл. Получившие в бою, менее тяжкие повреждения, «купцы»-транспорты, все были отремонтированы к середине апреля следующего года. Из семидесяти пяти захваченных судов армады, к окончанию сезона ураганов, были полностью отремонтированы более шести десятков. А тут ещё и «гаванские трофеи» в виде захваченных различных судов приплюсовывались. И перед «витязями» встала реальная проблема, куда девать эту уйму ненужных им «посудин». Пристроить у себя не реально, просто нет на все «лайбы» экипажей. Продать сразу, нет готовых документов на призы. Во-вторых, такая масса выставленного на продажу товара, обвалит на него цену. Вот и оборудовали в любом мало-мальски пригодной для стоянки бухточки временные места отстоя судов, назначая на них двух-трех сторожей, присматривать за трофеями пока их не пристроят.

Большую проблему создали пленные, огромное количество которых попали ушкуйникам при разгроме армады. И если с благородными имелся смысл возится и ради выкупа, и из-за интересов спецслужб. То куда девать простолюдинов и чем их занять, долго не могли решить. В конце концов на севере Эспаньолы создали бригады лесорубов и камнерезов, выгнав их, почти без охраны, в лес и в каменный карьер. Как не странно, сбежало едва ли с десяток человек, остальные, да же с неким энтузиазмом, трудились, валили деревья и откалывали, обтесывали камни. Хотя кормежка была отменная, особенно по сравнению с испанскими и английскими флотскими харчами, на работе сильно надрываться не заставляли. Выполнил установленную дневную норму, хорошо. Не выполнил, тут правда пайку урежут, но не оставят совсем голодным. Да и медики лечат, если поранишься или заболеешь. Тем более, если что-то умеешь делать, то можно и лишнею монету заработать, охрана не запрещала эти заработки, если они не шли в ущерб выполнения плана. Внесли свою лепту в пропаганду прелестей тартарского подданства и перебравшиеся в Новгород-Испанский с Тортуги, испанские ремесленники, из бывших пленных жителей городов Ла Исабела и Пуэрто-Плата, все-таки командования флота решило до конца очистить главную базу флота от бывших иностранных подданных, переселив их из Порт-Росса в иные поселения русских анклавов в Новом Свете, заменив их подданными Русского царя, советовали, своим бывшим соотечественникам, подумать о смене места жительства и перебраться в поселения этих странных пиратов. Своей нынешней жизнью, эти бывшие подданные Их Католического Величества были довольны, о чем открыто говорили пленникам, не забывая похвастать своим нынешним достатком. В итоги уже к середине декабря, подавляющая часть простых матросов и солдат, обратилась с ходатайствованием к командованию флота, об разрешении им проживания на землях тартарских анклавов и переходе в подданство тартарского монарха. И после соответствующей проверки кандидатов, большинству было разрешено поселится на тартарской территории Нового Света и сменить подданство. А не прошедших, по весне следующего года, ждали трюмы каракк «турецкой» торговой эскадры и «ласковые» «объятия» уважаемого берберского негоцианта Мустафы-бея, проживающего в «благословенном» Алжире.

Решивших поменять свою жизнь и не рискнувших это сделать, пленных испанских простолюдинов, за исключением не прошедших проверку, будущих «клиентов» Мустафы-бея, в первых числах января 1567 года, перевезли в материковый анклав, в котором они и остались, кто до конца своих дней, осев на одном месте, кто на некоторое время, переехав в последствии на другое место или сумевший накопить монет и выкупившись из холопства, вернуться на родину.

По другому отнеслись к почти шести сотням захваченных кубинцам, из экипажей и пассажиров пяти больших, свежепостроенных, трехмачтовых барок, влетевших под пушки кораблей тортугцев в самом конце сражения с англо-испанской армадой. И трех сотнях доминиканцев, из числа попавших в плен конных и пеших ополченцев Эспаньолы. С ними плотно поработали сотрудники контор Воротынского и Брусилова. Результатом их работы стало резкое увеличение агентурной сети на Кубе и Эспаньоле, когда, в ноябре этого года, после получения минимального выкупа, эти девять сотен пленных были депортированы по месту своего предыдущего проживания на Кубе и Эспаньоле. После чего, земли обоих островов, стали «прозрачны» для воротынцев и брусиловцев.

* * *

Рейд на Гавану принес определенные результаты не только ушкуйникам, в виде огромной добычи, но определенные выводы сделали и колониальные испанские чиновники. Уже через месяц, несмотря на периодически проносящиеся по гаванскому побережью ураганы, на мысах прикрывающих гаванскую гавань, начались подготовки площадок под строительства будущих фортов. Продолжилась реконструкция Ла-Фуэрса, ускоренными темпами строились угловые бастионы, перестраивались стены. К сентябрю, не смотря на опасность попасть в шторм, из Санто-Доминго и Сантьяго-де-Куба перебросили более трех десятков тяжелых пушек, батареями из которых перекрыли проход в порт Гаваны. В последующие пять лет вокруг гавани и города вырос пояс фортов, полностью перекрывших доступ любителям чужого добра к Гаване и её порту. В результате к 1572 году, Гавана превратилась, и в этой реальности, в один из самых защищенных порт и город в Новом Свете. Надежно защищенный от нападения, как с моря, так и от атак с суши.

* * *

В ненастный период в Рюрике-на-Тобаго, шли работы по ликвидации последствий прошлогоднего набега испанцев. Собственно работы начались еще в январе, сразу же, как остров покинул последний испанец. Хотя десятка два с половиной, после ухода основных сил, на острове все-таки выловили. Большая часть из них решили перед уходом поискать на острове добычи, меньшая часть, отстала от своих по иным причинам. И пока они бродили по Тобаго, карательная экспедиция снялась и отбыла восвояси, не вспомнив об отсутствующих. Видимо посчитали умершими. Трупы испанцев из десанта, еще долго находили на острове в самых неожиданных местах, куда они забрались больными и где их застала смерть.

За прошедшее время восстановили форт, стены и ворота города. Отстроили крестьянские хутора и оказали помощь аборигенам в строительстве их сожженных деревушек. Полным ходом шли ремонтные работы на паре трофейных галеонов, захваченных в сильно поврежденном состоянии при попытке штурма гавани. Полностью лишеные, артиллерией оборонявшихся, хода, с выбитыми пушками, покинутые командами, они застыли в проливе, ведущим в бухту Варяжская, но не утонули. Откуда и были через двое суток отбуксированы русскими к берегу, в дальний угол гавани, где и простояли все время осады, а после её окончания, на них и начался ремонт.

* * *

В Порт-Иване так же разбирались с последствиями рейда адмирала Педро Менендес де Авилеса. Проблемы с пленными, какая образовалась в Новгороде-Испанском, на материке не было. Их количество было меньше, а куда и к чему их пристроить нашлось сразу же. Стройки двух заводов поглотили пленных, а так же переброшенных с Эспаньолы бывших испанских матросов и солдат, как освобожденных, так и остававшихся под стражей.

К концу июня полностью отремонтировали четыре трофейных галеона, захваченных у испанцев при отражении прошлогоднего налёта. Хотя ремонт проводился на воде, не заводя ремонтируемые корабли на стапеля, но все-таки хорошая промышленная база местной верфи и наличие квалифицированных работников, позволила портиванцам отремонтировать свои призы намного раньше рюриковцевнатобаго.

Зато, забегая немного вперед, можно констатировать, 1566 год для Порт-Ивановского анклава прошел мирно. Не приходили, не только испанцы, но присмирели и приграничные племена индейцев. За весь год ни разу не нарушив границу земель анклава.

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1566 года от РХ

Навигацию в Архангеломихайловске открыла, ушедшая в Русь Заморскую, загруженная под завязку «Белуха», а в начале июня её, на рейде порта, сменила вернувшаяся из-за океана, «Касатка», привезшая трофеи 1565 года.

В июне вышли во второй свой рейс в Европу шесть галеонов «Московской-Туркестанской торговой компании», с трюмами загруженными российскими товарами, по уже проверенным в прошлом году адресам. В этот же месяц спустили на воду с двух стапелей легкие фрегаты, которых к концу августа достроили, укомплектовали экипажами и проведя все необходимые испытания, занесли в списки флота под именами «Жадеит» и «Жемчуг». На паре остальных стапелей, все ещё строились два тяжелых фрегата, заложенных в прошлом году, ввод которых в строй намечался в следующем году. В начале сентября «Жадеит» с «Жемчугом», с лидером «Касаткой» ушли в Порт-Росс, в который благополучно и прибыли. А закрыла навигацию этого года опять таки «Белуха», вернувшаяся из Нового Света с приличной частью весеннего хабара этого года из Гаваны.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1566 года от РХ

Зримым воплощением окончания сезона ураганов для обитателей Порт-Росса и Новгорода-Испанского стал уход в Россию «Белухи», увозившей за своими бортами немалую часть гаванских трофеев. А в начале ноября начали возвращаться и торговые экспедиции.

Первой вернулась эскадра с Азорского архипелага, как обычно удачно продавшая товар Ламприеру и Дювиньону со компанией. Заодно доставили до Фаяла шесть галеонов, из числа прошлогодних трофеев, полученных при разгроме карательной армады, около которого и передали их, с перегонными командами, Немеровскому Михаилу, для дальнейшего перехода до Дании. Где планировали продать их в кредит, под обеспечение недвижимостью, островом Борнхольм. Принципиальная договоренность о сделке, с датской стороной, имелась ещё с прошлого года.

«Турецкая» эскадра продав Мустафе-бею часть пленных простолюдинов англичан, дошла до Леванта, где в порту Триполи, в котором в этом году была назначена встреча с Ахмет-эфенди. Михайлов получил от «Крестоносца» информацию по Османской империи и почти две с половиной тысячи полона, в основной православных, с южных украин литовского князя и рекса Польна. С Московских земель не набралось и сотни человек. В последние годы, подданные Русского царя в рабах попадались редко, особенно свежего прихода, только что захваченные. Всех выкупленных православных, после проверки и сортировки, оставили в Руси Заморской, поселив в основном в Порт-Иване и Новгороде-Испанском.

В это же время, прибыл рейсовый клипер, привезший выпускников кадетского корпуса, морского курса, этого года и бывших студентов, покинувших альма-матерь в прошлом году. За прошедший год, бывшие студенты прошли дополнительную подготовку по профессии на производстве, госпитале, школах, шахтах, получили допуск к самостоятельной работе от практиков и теперь прибыли в Новый Свет, начинать жизнь почти с нового листа. За собой «Касатка», как мама-утка, привела «выводок» архангеломихайловской верфи этого года, в виде пары легких фрегатов, «Жадеит» и «Жемчуг».

К концу ноября, как будто договорившись, прибыли из Испании и Англии, корабли с выкупом за адмиралов и офицеров, командовавшими карательным флотом, погибшем в прошлом году у берегов Тортуги и Эспаньолы. И уже через месяц, всё плененное командования этой армады, после внесения выкупа, отправилось в Гавану, дожидаться весны и попутного ветра, для путешествия в Старый Свет. «Витязи» в накладе, от их ухода не остались. Кроме золота и серебра на семьсот тридцать тысяч серебряных талеров, сотрудники спецконтор получили в Европе несколько, как простых агентов, так и агентов влияния, готовых оказывать благородным людям, из числа тартарского дворянства, незначительные услуги, по мере своих возможностей. Тем более, до них довели информацию о высоком положении при дворе тартарского монарха командующего флота, обмолвившись несколько раз, назвав комфлота, князем, при чем, не только за глаза, но и при разговоре с самим Полухиным. То есть, у европейских дворян отложилось в головах, что они были в плену не у пиратов, а у дворян другой, хотя и далекой страны, коими командует герцог, возможно и одной крови с правящим тартарским государем. Новыми вербовками и «дружбой», брусиловцы и воротынцы не плохо улучшили позиции уральской разведки и контрразведки в Испании и Англии.

К началу декабря закончили восстанавливать последние суда из призов разбитой англо-испанской армады и трофеев приведенных из Гаваны. В том числе к середине декабря окончили ремонт и ввели в строй Тобагской эскадры, оба трофейных галеонов, стоявших в Рюрике-на-Тобаго.

В этом году даже не «охотились» на испанские суда идущие из Старого Света в Новый Свет. Отпала необходимость и военная, в виде дополнительных тренировок в этом году экипажей военных кораблей, и экономическая составляющая, в товарах, которые везли эти суда, русские анклавы нужды не испытывали, имелись приличные запасы. Так, что год закончился вполне мирно, без войн и хоть каких-то сражений.

Московское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1566 года от РХ

Год начался с активации русскими военных действий в Ливонии. Перед этим, в конце января, Москва объявила войну Стокгольму, за многочисленные обиды причиненные воинскими людьми шведского короля Эрика XIV, подданным русского государя, за последние пять лет. И уже в середине февраля три русских корпуса двинулись на земли Эстляндии и Лифляндии.

От Нарвы, вдоль побережья Финского залива, наступал первый корпус в составе первой уральской стрелковой дивизии, трех тысячного отряда легкой башкирской конницы, артиллерийского осадного парка и иных подразделений усиления. Всего в корпусе было чуть более пятнадцати тысяч человек, под общим командованием воеводы бригады Слепцова. После открытия навигации, ему переподчинялась Нарвская флотилии легких фрегатов, под командованием Ушакова. Целью наступления Слепцова была осада и взятие Ревеля. Его части прошли, как раскаленный нож через масло, расстояние от Нарвы до Ревеля, затрачивая на редкие приступы встречных укреплений не более двух суток. Без затей вынося ворота и снося стены вражеских замков и городков, огнем пудовых и полупудовых «единорогов», а затем зачищая развалины. Такими не спешными темпами, не отрываясь далеко от огромного обоза, войска, к концу марта, вышли к цели своего похода, Ревелю и приступили к его осаде.

От Пскова в бывшую Ливонию, широким фронтом входил двадцати тысячный корпус, под командой воеводы корпуса князя Серебряного Василия Семеновича, военачальника хотя и старого, но опытного и умного. Ему навстречу, от Риги и крепостей Западной Двины, так же широким фронтом, двигался воевода бригады Воротынским, из уральцев, с корпусом в составе второй уральской стрелковой дивизии, пятитысячного отряда легкой башкирской конницы, четырех тысяч черкасских казаков, третьего уральского полка кованой конницы, отдельных артиллерийских батарей с саперными сотнями и мелкими подразделениями усиления, из наёмных ливонских воинов. Всего в корпус входило порядка двадцати двух тысяч бойцов. Стрелковая дивизия, двигаясь по берегу Рижского залива, «щёлкала» как орешки прибрежные замки и городки и к весне полностью очистила побережье залива, почти до стен самого Ревеля, от враждебных русским воинских сил. Другая часть корпуса Воротынского, методически занимая одно поселение за другим, двигаясь навстречу полкам Серебряного, словно гигантский складывающийся веер, где роль «гвоздика» в ручке играл городок Друя, притулившийся на левом берегу Западной Двины, у впадения в неё реки Друйка, приводя жителей занятых селений под руку русского государя. И хотя городок находился на бывшей территории Великого княжества Литовского, со своей ролью «гвоздика» он справился. Однако находящаяся в нем малочисленная русская рать, не осталась в нем до конца и поучаствовала в деле прирастания Русского царства новыми землями. В свою очередь Псковский корпус, развернувшись в линию от Юрьева к Пскову и далее на юг до литовской границы, пошел к побережью Рижского залива, захватывая попутные городки, замки, мызы и деревушки с монастырями, оставляя в укреплениях небольшие гарнизоны стрельцов, для поддержания на занятых территориях законов Русского царства. Итогом наступления корпусов Воротынского и Серебряного стал полный переход, к середине апреля, под управление московских властей всей территории бывшей Ливонии от правого берега Западной Двины до побережья Финского залива, и от Рижского залива до русской границы. И если Рижский и Псковский корпуса свои задачи выполнили и достигли поставленных целей, осталось только дочистить окрестности поселений от ливонско-шведских дезертиров и откровенных разбойников, да встать постоянными гарнизонами в городках и замках. То для Нарвского корпуса, с блокадой Ревеля, только началось выполнение основной части его задач, в этой компании.

* * *

Продажа шести галеонов датскому королю Фредерику II, прошла успешно. Договор подписал не только сам монарх, но и от имени ригсрода (королевский совет) и ригсдага (сословно-представительское собрание) Датского королевства, его главы и члены. Короли приходят и уходят, а оба совета остаются и с них всегда можно потребовать оплату. Заодно Немеровский заинтересовал датчан, с их государем, возможностью купить, весной следующего, шестьдесят седьмого года, ещё свыше двух десятков полностью снаряженных артиллерией и пригодных к плаванию и бою английских военных кораблей, галеонов и каравелл испанской, португальской и английской постройки. Так, как у Фредерика II денег не было и на эту покупку, договорились, подписав предварительный договор о намерениях, осуществить сделку снова в кредит, под заклад, все того же Борнхольма. А пока датчанам предстояло осваивать покупки и готовить на их основе, к весне следующего года, экипажи, еще на два с половиной десятка кораблей.

* * *

К началу Ливонской компании 1566 года, на базе «витязей» в Гдовском уезде, в Ямме-на-Желче, закончилась перестройка укреплений и перевооружение крепости, со старых трофейных пушек и бомбард, на новые «единороги». Теперь постоянный гарнизон слободы составлял, две сотни стрелков и артиллеристов, при паре небольших патрульных коггов, охраняющих подходы к поселению в водах Чудского озера. И это помимо базирующегося в слободе запасного полка четвертой стрелковой дивизии.

Ливония. Штурм Ревеля. Март-август по новому стилю 1566 года от РХ

Осадившим Ревель русским войскам, город-крепость предстал во всей красе, одного из самых мощных и надежных фортификационных сооружений Северной Европы, раскинувшегося на холме Тоомпеа и около его подножия, неподалеку от удобной гавани, превращенной в прекрасный порт. Сам Ревель и его замок Тоомпеа или Вышгород, были обнесены высокой, до шестнадцати метров, толщиной до трех метров, крепкой городской стеной, сложенной из блоков серого плитняка, с сорока шестью мощными, круглыми оборонительными башнями, увенчанными коническими шатрами крыш. Протянувшейся вокруг города более чем на четыре километра с шестью воротами Нижнего города и тремя тоомпеаскими. Въезды в город укреплялись надвратными башнями, а помимо них, перед воротами дополнительно возвели еще и предмостные укрепления с одной-двумя небольшими круглыми башенками. Систему обороны ворот усиливали укрепленные водяные мельницы, находящиеся между главными воротами и предмостными укреплениями ворот Харью, Карья и Виру, Кроме того всю городскую стену опоясывала система рвов, которую дополняли запруды при водяных мельницах.

Из многочисленных городских оборонительных башен, при объезде городского периметра, в глаза бросались три башни. Со стороны моря, в северной стене, взгляд притягивала орудийная башня со ста пятидесяти пятью бойницами, которую за ее внушительные размеры, диаметр в двадцать пять метров и высоту двадцать метров, прозвали «Толстая Маргарита». Эта башня со своей более «тонкой», стройной, круглой «коллегой», с заостренным дугообразным карнизом, прикрывала «Большие Морские ворота», с тонко выбитым на них на граните, в стиле поздней готики, гербом города, выходящие в сторону гавани.

На обратной, южной стороне города, выделялась самая мощная орудийная башня в Северной Европе XVI века, защищавшей юго-западные подступы к Вышгороду, называемая «Кик-ин-де-Кёк». Гармоничная по пропорциям, башня одновременно контрастировала и органично входила в общую композицию башен замка. Круглая, массивная, завершенная небольшим выступающим карнизом, при диаметре в семнадцать метров, высотой в тридцать восемь метров, разбитой на шесть этажей и с толщиной стен в четыре метра, она сильно отличалась от других башен городской стены. С верхних этажей башни были прекрасно видны не только тылы вражеских войск, но и кухни ревельских хозяек. Отсюда и необычное название башни, которое в переводе с нижнесаксонского означает: «Посмотри в кухню».

Но даже над этой тридцати метровой башней, возвышалась другая сорока пяти метровая круглая башня, известная как «Длинный Герман», высившаяся в юго-западном углу замка Тоомпеа. Тем более, что к своим собственным сорока пяти, «Длинный Герман» добавил и сорок пять метров высоты холма Тоомпеа, на котором раскинулся на восьми гектарах, аристократический Вышгород, доминирующий над Реверем и так же, как и Нижний город, обнесенный мощными крепостными укреплениями. Сообщающийся с Нижним городом через пару, прикрытых надвратными башнями ворот, Пикк Ялг и Люхике Ялг. И там же, около южного склона Тоомпеа, на месте башни «Розенкранца» высился небольшой бастион, а рядом с башней «Кик-ин-де-Кёк», примостился полубастион. И вот эту неприступную крепость, ранее еще ни кем не взятую приступом, придется штурмовать Нарвскому корпусу армии Русского царства.

* * *

Подошедшие, почти перед самой распутицей, части и подразделения, вышедшие к городской стене, внешне не торопливо, но четко и споро, окружили Ревель и не откладывая на другой день, приступили к возведению контрвалационной и циркумвалационной линий, правда пока только её отдельные участки, для ограждения мест своих стоянок. И уже через неделю, не смотря на начавшуюся весеннею грязь, осаждающие, полностью отрезали город по суше от внешнего мира. И внешне не спеша, но систематически, каждый день, строили участок за участком внутренней и внешней оборонительных линий. Пока ни та, ни другая сторона не испытывали недостатка в продуктах, дровах или боеприпасах. Горожане успели создать некий запас, да и осадный припас в городе на складах имелся. А по открытию навигации, ревельцы очень рассчитывали на прибытие морем свежих припасов и подкрепления от «доброго» короля Эрика XIV. А русские успели притащить в свои лагеря весь сопровождавший их немаленький обоз с припасами, при этом топливо бралось в окрестностях, за счет «принимаемой стороны».

К окончанию распутицы контрвалационная и циркумвалационная линии были полностью построены и начался систематический орудийный обстрел городских укреплений. До этого стена обстреливалась от случая к случаю, по мере устройства артиллерийских позиций в предместьях. Хотя и сейчас и прежде, стрельба велась в первую очередь не для разрушения укреплений, а для пристрелки.

* * *

Начавшаяся навигация не оправдала возлагаемые на неё ревельцами надежд и не принесла им облегчения. Перед портом появились эти вездесущие русские скоростные военные корабли, перекрывшие путь в него и из него любым судам. Особенно эффективно они стали действовать через неделю, после своего первого появления, обосновавшись, в лежавшей в тринадцати километрах от Ревеля, на северо-восток, бухте. Из которой, при необходимости, на помощь дежурной паре, скоренько выскакивала остальная полудюжина кораблей, называемых московитами фрегатами.

Зато для русской рати навигация принесла начало морской блокады Ревеля, а через неделю, со времени появления флотилии фрегатов, под командованием Ушакова, у побережья Ревеля, невдалеке от осажденного города, на берегу, нашли подходящую бухту, в которой и оборудовали деревянные помосты пристани. В мире попаданцев на этом месте стоял порт Мууга. И буквально на пятые сутки в этот импровизированный порт вошли четыре некрупных когга, привезших осадные трех и двух пудовые «единороги» в количестве дюжины и трех дюжин, с ядрами, бомбами, в том числе и «особые», снаряженные пироксилином и порохом для них. Кроме осадных орудий с их припасами, в трюмах коггов был боезапас для других «единорогов», стрелкового оружия и продукты. А так же полсотни прошедших Карибы «моржей» со своим оружием и снаряжением.

Но не обошлось и ложкой дёгтя в бочке мёда, в виде «ревизионной комиссии» в лице знакомца Слепцова по Полоцкому походу, бывшего в нем обозным воеводой, князем Афанасием Ивановичем Вяземским, попавший после полоцкого похода в фавор к Ивану IV, при котором он теперь и служил в должности оружничего, ведавшего царской оружейной казной в чине боярина, с сопровождающими его подьячими и слугами. И уже через три дня Слепцов в очередной раз объезжал периметр осажденного города, сопровождая Вяземского и его свиту. К счастью небольшая кавалькада не привлекала внимание оборонявшихся, и осмотр проходил спокойно, без обстрела. Да и пояснения по городским укреплениям, князю давал начальник разведки дивизии, а заодно и всего корпуса. Славомиру пришлось только уточнять сведения по состоянию корпуса и его позициям. Вот и сейчас начальник разведки рассказывал оружничему о социально-экономическом положении Ревеля.

— В основном экономическое развитие города зависит от посреднической, меновой торговли между Россией, в большой степени через Новгород и Западной Европой. В связи с чем, одной из важнейших задач магистрата было обеспечение монополии в морской торговле верхушки немецкого крупного купечества. Из-за которой Ревель и лег, в свое время, под шведского Эрика XIV. Через городской порт в Западную Европу Ливония вывозила хлеб и иные свои товары. От нас через Ревель уходила пушнина, воск, рыба, сало, мед, смола, деготь, лен, пенька. От немцев к этим-кивок в сторону города — везли сукна, сельдь, вина, всякие изделия из металла, в том числе оружие, соль, которая перепродавалась не только в Ливонии, но и к нам и за море к чуди шведской. Местное германское купечество настолько обогатилось, благодаря перепродаже соли, что теперь даже иногда говорят, что «город построен на соли». Как везде у схизматиков, в городе имеются различные гильдии. Две из них являются наиболее влиятельные. Большая гильдию, объединившая в своих рядах крупных торговцев, богатых домовладельцев и иных состоятельных владельцы другой недвижимости, которых в городе около полутора сотен человек. Для своих собраний они даже построили специальное здание. Вторым по значению идет так называемый «Союз черноголовых», названный так по имени его покровителя, мавра святого Маврикия. В этот союз объединились холостые купцы-германцы, образовав свою организацию по военному типу. Так же, как и их старшие коллеги, выстроившие свое здание для собраний. Вот они и члены Большой гильдии и составляют конницу городского ополчения, естественно самую привилегированную часть среди ополченцев. Мелкие торговцев и ремесленники, имевших права бюргеров, так же создали свои профессиональные объединения, под названием цехи: золотых дел мастеров, портных, пекарей, мясников, плотников и так далее. По нашим сведениям цехов в городе насчитывает более семи десятков. Вот эти цехи, уже объединяются в гильдии. При этом различаются благородные цехи, состоящие в основном из германцев, они образовали Канутскую гильдию. Ремесленники-ливонцы с мелкими торговцами составили свою Олайскую гильдию. Кроме того имеется гильдия ремесленников из Тоомпеа, называемая гильдия святой Марии, или Домская гильдия. Однако среди горожан имеются противоречия. Магистрат активно поддерживает приехавших в Ревель германцев, которые стараются вытеснить ливонцев на более тяжелые и низкооплачиваемые работы. Аборигенов используют, как правило, в качестве рабочих-каменотесов, каменщиков на строительстве укреплений, крепостей, церквей и других сооружений, они работают кузнецами, пеньковщиками, разносчиками, лодочниками в порту, возчиками и так далее. То есть имеем явное противоречие между пришлыми германцами и иными немцами с одной стороны и местными ливонцами. Значительную часть горожан составляют бывшие сервы, бежавшие от притеснений немцев-рыцарей. Эти не имеют бюргерских прав и работают на самых низкооплачиваемых работах, различными поденщиками, чернорабочими, рыбаками, прислугой. Живя в подвалах, сараях, халупах в городе и в лачугах в пригороде, которые власти города, в преддверии осады снесли. Вот и второе противоречие между горожанами.

Кроме того в городе жили русские ремесленники и купцы. Однако в настоящее время часть из них бежала из города, оставшихся в городе, власти арестовали и поместили в городские тюрьмы. Некоторые наши беженцы из Ревеля, находятся в корпусе, оказывают помощь по мере своих возможностей. Имеем и еще один напряженный вопрос, связанный с противоречиями между дворянами из Вышгорода и бюргерами из Нижнего города, которые иногда переходят в вооруженные столкновения. Из-за чего между замком и городом была построена защитная стена. Ну и плюс религиозные противоречия, между католиками и протестантами. Монастырь Святой Бригитты до сих пор стоит в округе, а большинство горожан перешли в протестантство. Вот и не любят они друг друга, мягко говоря.

Так с объяснениями и объехали вокруг городских стен. Потом трапеза. С утра опять на позиции, теперь осматривали собственные укрепления и объяснял в основном Слепцов. А на шестой день, после приезда князь Вяземский со своей свитой отбыл на попутном транспорте в Нарву.

* * *

Пока длилась «ревизия», привезенные осадные «единороги» установили на позиции. Днем, в открытую, трех пудовые и дюжину двух пудовых установили напротив ворот Харью. В этот же день двенадцать двух пудовых выставили перед воротами Карья. Обе позиции противостояли юго-восточной части городской стены. Третий дивизион двух пудовых, в темноте расположили для обстрела башен Хеллемана и Мункадетагуне с прилегающими к ним отрезкам стены, расположенных к северу от Вируских ворот, не вдалеке от них. Сами ворота находятся в восточной части городской стены. Да по дивизиону полупудовых и пудовых «единорогов» выставили за турами перед воротами Нунна, в западной части стены города. В день отъезда Вяземского со компанией, началась артподготовка с установленных осадных батарей, за исключением восточной стены. Вируские ворота, укрепление которых состояло из главной башни, боковых башен и возведенным перед ними рондельем, с парой соседних башен, пока нападению не подвергались, оттягивания от них внимание обороняющихся к другим воротам и участкам стен. Орудийный огонь длился десяток дней, с каждым днем причинял воротным башням и стенам все большие и большие разрушения, вызывая к местам причиненных повреждений пристальное внимание обороняющихся и переброску всех их возможных резервов к местам возможных приступов.

* * *

Во время отвлекающей артподготовки, командование корпуса занялось подысканием дополнительных возможностей штурма города. Один из русских беженцев из Ревеля, Василий, работавший в городе каменщиком, поведал о том, что года три назад монахини монастыря Святой Бригитты, расположенного в шести километрах на северо-восток от города, на берегу речки Пирита, при её впадении в Финский залив, наняли его и ещё пару каменщиков для ремонта монастыря. Вот во время ремонтных работ он и нашел в подвале монастыря железную дверь, за которой начинался подземный ход, ведший за территорию обители. Вася пробежал по ходу, пока подземный коридор не ушел под воду. После чего «спелеолог» вернулся назад в подвал монастыря. Но судя по направлению, по которому вел ход, он должен закончиться где-то уже за городской стеной. Вот и отправился десяток «моржей» с оборудованием для подводного плавания и Василием, в качестве проводника.

Данный монастырь был основан в XV веке в честь Биргитты Гудмарссон, шведской святой, родившейся около 1303 года, происходившей из королевской семьи. В 1346 году она основала особый женский монашеский орден с культом страстей Христа и Марии, утвержденный в Риме в 1349 году. Во время своего процветания орден насчитывал семьдесят четыре монастыря, которые были рассеяны на территории от Финляндии, времени попаданцев, до Испании. Данный монастырь Святой Бригитты являлся самым крупным монастырским строением в Ливонии и был посвящен Деве Марии Ордена Святой Бригитты. Вскоре по названию монастыря, так же стала называться и вся его окрестность. Своеобразием данного монастыря является то, что в нём разрешалось кроме монашек, жить и священникам мужского пола, проводивших ежедневно богослужения и процессии. Всего в монастыре на время осады обитало восемьдесят пять человек, шесть десятков сестер и два с половиной десятка братьев из которых чертова дюжина были рукоположены в священники и восемь в диаконы. Вот в это каменное пятиэтажное здание в позднеготическом стиле, выстроенном в период с 1407 по 1436 года и прибыли поисковики. И если бы не Василий, то могли и не найти заветную дверцу. Однако проводник оказался на высоте и уже через полчаса, после прибытия, «моржи» распаковывали в подземном ходе свои вьюки и готовились к дальнейшему исследованию хода.

Через трое суток, полусотник диверсантов доложил Слепцову о выполнении задания и о нахождении выхода из подземелья в подвале башни Хинке, расположенных рядом с Вирускими воротами, с южной стороны. Место выхода малопосещаемое, захламленное какими-то деревяшками, видимо, судя по некоторым деталям, разобранной и неиспользуемой метательной машиной с башни. Затопленную часть хода, менее одиннадцати метров, легко можно поднырнуть и более, до самой двери в башню, полностью затопленных участков нет. Так, что провести через ход сотню, две воинов со всем оружием и снаряжением, после небольшой подготовки, вполне возможно.

К окончанию артподготовки, штурмовой отряд в составе полусотни «моржей» и двух сотен стрельцов был подготовлен и готов к штурму башни Хинке из под земли. Да и башням с ближайшими участками стены у ворот Харью, Карья и Нунна, особенно после применения трех и двух пудовых бомб, были нанесены сильные повреждения. Дело осталось за малым, началом общего штурма города, который и назначили на утро следующего дня. И в это время находящиеся в дозоре «Александрит» и «Аметист» по радио сообщили о приближающихся с севера-запада множестве парусов, держащих курс на порт Ревеля. Уже почти начавшийся штурм пришлось отложить, предупредив об этом всех участников приступа, в том числе и по радиосвязи.

* * *

Через какой-то час все остальные шесть фрегатов Нарвской флотилии, под командованием Ушакова, вышли на соединение с дозорной парой, отслеживающей передвижение шведской эскадры, уже стало возможным идентифицировать национальную принадлежность кораблей, движущихся к Ревелю. А еще через полтора часа, в след за фрегатами, под командованием Слепцова, вышел второй отряд судов в составе трех некрупных коггов и четырех не больших нефов, на которые погрузились три стрелецких батальона, в качестве абордажных команд, для поддержки фрегатов, в случае абордажной свалки.

Однако как такового морского боя не получилось. Пока Слепцов со своими «купцами» и абордажниками добрался до места сражения, его результат был уже предсказуем. Фрегаты Ушакова, пользуясь преимуществом в скорости, маневренности, количестве орудийных стволов и их дальнобойностью, не сходясь на близкое расстояние с судами шведской эскадры, расстреливали неприятеля из «единорогов». К моменту прибытия отряда Слепцова шведские ряды были расстроены и противник отказавшись от намерения пройти в гавань Ревельского порта, пытался спастись бегством, при этом добрая треть его судов либо горела, либо тонула, либо уже скрылись под водой. Еще с дюжину судов, беспомощно болтались на волнах со сбитыми мачтами, бушпритами, порванными парусами и переломанными веслами, на судах, где они имелись. Остальные пытались уйти от русских фрегатов, которые подобно гончим гонялись за ними, пока не «затравливали», лишая хода, или поджигая, или разламывая ядрами борта, из-за чего вражеские суда скоренько шли на дно. На долю команд слепцовских судов остался подбор из воды части спасавшихся скандинавов, да взятие на буксир лишенных хода шведских корабликов. Изредка неприятель пытался оказать сопротивление, но показательное уничтожение всей команды и десанта сопротивляющихся судов, вместе с самими кораблями, быстренько охладило очень «горячие» головы шведских парней. От ста процентного уничтожения, шведскую эскадру спасли опустившиеся на море сумерки, и последующая за ними ночь, в темноте которой, жалкие остатки вражеской эскадры сумели уйти от преследователей, отвлекшихся на их менее удачливых собратьев и затеряться на просторах Балтики.

Уже по темноте оба отряда русских кораблей без потер в кораблях и потеряв шестерых человек из команд и абордажных партий, вошли в бухту, временную стоянку московских кораблей, сопровождая и ведя на буксире более двух с половиной десяткой призов.

Итогом морской баталии стали полученные в качестве трофеев двадцать семь разнообразных торговых судов с грузом пороха, продуктов и иных воинских припасов и четыре тысячи семьсот сорок пленных шведских матросов и солдат с офицерами, которых, не задерживая в русском стане, отправили дальше, вглубь России, на подремонтированных трофейных судах.

* * *

Из-за попытки морского прорыва блокады Ревеля, скандинавами, общий штурм города был отложен на неделю. За которую опять разбили отремонтированные горожанами укрепления и окончательно стянули к трем воротам — Харью, Карья и Нунна, все имеющиеся резервы, даже были сняты воины с других, по мнению командования осаждённых, «спокойных» участков стены.

* * *

И вот наступило утро дня генерального штурма Ревеля. С раннего утра заговорили осадные орудия, а в 10 часов, неожиданно для осажденных ожил дивизион двух пудовых «единорогов», установленных около Вируских ворот. Первый же залп принес огромные разрушения городским стенам и башням. Что было удивительно для обороняющихся, но не было неожиданность для русских пушкарей, отправивших в городские укрепления «подарки» снаряженные пироксилином. После третьего залпа, в башнях Хеллемана и Мункадетагуне раздались взрывы, из их бойниц метнулись языки пламени, после которых повалил дым вперемешку с пылью. И не успели еще обломки снесенных крыш упасть на землю, как обе башни пошли трещинами и обвалились за периметр городских стен, полностью засыпав своими обломками участки рва перед собой. После обрушения башен, из подножия участка стены между ними, вылетели клубы пыли и стена, разваливаясь на куски, осела вниз, в облаке поднятого её пыли. Не успела осесть пыль, поднятая при падении стены и башен, как две полковые штурмовые колонны русских бегом преодолели предполье, перебравшись по остаткам укреплений через ров и разрушенные фундаменты башен со стеной, стрельцы бросились к Вируских ворот. Однако они уже были в руках штурмующих, захвативших их из башни Хинке, в которой московские воины, неожиданно появившись из подвала, сначала захватили саму башню, а после, рывком преодолев, по боевому ходу, участок стены от башни до южной воротной башни Вируских ворот, взяли и сами ворота со всеми их укреплениями. И пока пехота, двух стрелковых полков, перебирались через обломки башен и стены на территорию города, успели открыть ворота и через их проем в Ревель, начали втягиваться полторы тысячи кованной конницы трех стрелковых полков. Уже через полчаса бронированные колоны московских всадников мчалась по улицам Нижнего города по направлению к Вышгороду, в который и ворвались через ворота Пикк Ялг, взяв их набегом, в которых укрепилось пять сотен спешенных кавалеристов. Остальные две полутысячи разделившись, начали занимать ключевые места замка Тоомпеа. Одна из них с тыла захватила вторые вороты замка — Люхике Ялг. Третьи пятьсот всадников, так же со стороны, Вышгорода, штурмом взяли самое высокое строение Ревеля — башню «Длинный Герман».

Пока кованная конница брала под свой контроль ворота верхнего замка, остальные русские войска стремительно занимали Нижний город и городские стены с башнями. Разведывательные сотни, в конном строю захватили ратушную площадь, саму двухэтажную городскую ратушу, под знаменитым флюгером, который держит в руках фигурка воина «Старого Томаса» и находившихся вокруг ратуши, по периметру площади, здание тюрьмы с арестным домом, аптеку, важню, мясные и иные лавки. На самой площади, как обычно во всех европейских городах находился рынок. Занявший не только территорию площади, но захвативший и подвал ратуши, тянущийся под всем зданием. Около четверти всей ширины подвала занимал просторный аркадный ход-галерея, где разрешали торговать в дождливые дни. За аркадным ходом имелся еще и торговый зал, в который торговали в любую погоду. Этот же зал использовался властями города и как зал суда, рядом с ним была камера пыток, куда можно было пройти не только из торгово-судебного зала, но и по лестнице в стене, прямо из зала магистрата, где так же могли проходить судебные заседания. В ратуше разведчики взяли «тепленьким» обоих бургомистров города, большинство муниципальных советников и простых служащих ратуши, последние изображали активную деятельность, что-бы не попасть на городские стене в качестве ополченцев.

Егерским сотням доставлялось брать Большие и Малые морские ворота с обороняющими их башнями, в том числе и знаменитую «Толстую Маргариту». Удару в спину, уменьшенные гарнизоны башен, противостоять не смогли и уже через полчаса над всеми башнями взвились московские флаги, сигнализирующие о переходе укрепления или здания под контроль осаждающих.

Занимать остальные стены на севере, востоке и западе города, с прилегающими к ним городскими зданиями досталось пятитысячной орде башкир, легкую конницу которых и бросили против этих не могущих оказать достойного сопротивления удару с тыла объектов, по причине наличия на них единичных защитников. И спешенные башкиры справились с поставленной перед ними задачей, правда пограбив при этом горожан безбожно.

Уже к полудню подавляющая часть Нижнего города и основные ключевые укрепления Тоомпеа были захвачены русскими. За шведами остались с полдюжины башен Верхнего замка с частью строений внутри замка. Горожане удерживали ворота Харью, Карья и Нунна с обороняющими их укреплениями, небольшими прилегающими участками стены и расположенными рядом с воротами, на территории не превышающей и пятидесяти-шестидесяти метров, городскими постройками. Однако держатся ополченцам и наемным кнехтам оставалось не долго. Находясь под постоянным обстрелом, как с фронта, так и с тыла, в том числе с башен ворот Люхике Ялг и иных башен Вышгорода, они несли существенные потери, не имея возможность нанести врагу адекватный ущерб. Особенно обороняющимся поплохело, когда русское командование, вместе с дополнительными двумя батальонами стрельцов, ввело в город батареи трех и восьми фунтовых «единорогов» и установив их перед позициями ревельцев, буквально засыпали их градом ядер и гранат. Под которым те продержались три часа, а потом, узнав о пленении бургомистров со всем магистратом, захвате ратуши и большей части города с его укреплении, полностью капитулировали на милость победителей, даже не пытаясь, настойчиво, как это обычно происходило, выторговать какие-либо условия сдачи.

Шведы в Вышгороде продержались дольше, до темноты. Даже вступили в переговоры и пытались выторговать себе почетную капитуляцию, с оружием, знаменами и правом свободного выхода из замка и ухода. Однако, после ввода в замок полутора тысяч стрельцов с орудиями и пояснением скандинавам их дальнейшей перспективе, в случае не принятия условий безоговорочной сдачи на милость победителей и напоминания о разгроме деблокирующей эскадры с припасами и десантом, их командование приняло все условия московских воевод. Видимо шведский командующий хорошо знал о количестве имеющихся у его сюзерена судов и представлял, что в этом году Эрик XIV не сможет повторно собрать и направить эскадру для помощи Ревелю и его шведскому гарнизону.

* * *

Все вооруженные силы защитников города сдались московским войскам и были, после разоружения, выведены из города и поставлены временным лагерем на мысу, у морского берега. В течении восьми дней все пленные, не большими партиями были вывезены в Нарву и далее вглубь Русского царства. Победа была полной, но сам город и его порт полностью перешли под контроль победителей только к вечеру следующих суток. Которые потратили на зачистку замковых, городских и портовых строений, захват стоящих в порту судов, интернирование или арест их команд. Трофеи достались знатные, но назвать их точную стоимость пока не могли даже подьячие и писцы, приступившие к пересчету и оценки захваченной добычи. Хотя уже и сейчас было видно, что общая сумма монет, драгоценных камней, изделий из золота, серебра, различных товаров, превысить миллион талеров серебром.

* * *

И теперь самое время объяснить причины разрушения башен Хеллемана и Мункадетагун после третьего залпа бомб, хотя и начиненных пироксилином, но не могущих так быстро развалить две крепкие каменные башни, построенные с учетом противостояния артиллерийскому обстрелу. Слепцов воспользовался апробированным в Полоцке способом мгновенного разрушения городских укреплений путем закладки, при ремонте башен, пироксилиновых мин диверсионной группой, которую и направил, совместно с Брусиловым, еще в прошлом году, благо знал заранее о своём назначении, в Ревель, под видом немецкой артели каменщиков из Бремена. Прибывшие на немецком «купце», севшие в Бремене дюжина каменщиков, подмастерьев во главе с мастером, не вызвали ни какого подозрения ни у городских властей, ни у шведского командования. Город проводил невиданный ремонт своих укреплений, их модернизацию и строительство новых, и прибытие среди десятка других иногородних артелей, еще одной не вызвало к ней ни какого повышенного внимания. Для ремонта и модернизации вновь прибывшим, после заключения в магистрате соответствующего договора, выделили пару стоящих рядом башен Хеллемана с Мункадетагун и участка стены между ними. А для подсобных работ, передали два десятка арестованных русских, проживавших в Ревеле. Вот и отремонтировали «птенцы гнезда Брусилова» обе башни и стену, заложив в стены подвалов башен и в подошву под ремонтируемым участком стены бомбы, общим весом по три пуда пироксилина, правда не в одном месте, а распределенными на несколько зарядов. Провода для подрыва вывели к стоящему метрах в двадцати, небольшому, но крепенькому каменному домику двадцатилетней одинокой вдове мелкого торговца. Для чего даже пришлось выкопать в доме подвал, в который и вывели все три конца прикопанных проводов. В самом доме вместе с вдовушкой стали жить два «брата» подмастерья из бременской артели каменщиков, скрашивая ей время ночью и дневные часы досуга. Оба «брата», остались проживать у вдовы и после окончания ремонтных работ на башнях и стене, получения расчета и выезда «бременцев» к себе «домой» в Бремен. Артель оставила «братьям» часть своего багажа, в виде сундука с радиостанцией и ручного генератора с парой аккумуляторов для неё. В этом домике, в обществе вдовушки, «братья» и дождались начала осады, а потом и сигнала на приведения в действия зарядов. Которые благополучно и обрушили башни и часть стены в ров, создав для атакующих почти дорогу в город. А стрельба двухпудовых «единорогов» бомбами, начиненными пироксилином, была предпринята для прикрытия «работы» диверсантов. Пусть посторонние наблюдатели спишут взрывы башен и разрушение стены на удачные попадания очень мощных бомб московитов.

* * *

Захват башни Хинке прошел, как и планировалось, через обнаруженный подземный ход из монастыря Святой Бригитты. «Моржи» и стрельцы, раздевшись пронырнули десяток метров полностью затопленного хода, выйдя на сухое, достали из непромокаемых мешков, пропитанных каучуком, форму, оделись, вооружились, из них же вытащенным оружием, которое вместе с боеприпасы и другое снаряжение, перетащили в мешках через затопленное место. Без происшествий прошли по остальной части подземного хода, тихонько открыли, ранее уже открываемый спецназовцами дверь и попали в прилично захламленный подвал башни. Поднявшиеся из подвала диверсанты вырезали ополовиненный гарнизон Хинке, а потом стрельцы, пробежав по боевому ходу, преодолели не большое расстояние от башни до воротных укреплений, которые в течении пятидесяти минут захватили, как сами ворота, так и все воротные башни со стоявшим перед воротами рондельем. После перехода ворот в руки «моржей» и стрельцов, ворота были открыты и через них вглубь Ревеля пошли подразделения Нарвского корпуса.

* * *

Хотя Ревель с портом и окрестностями, как и остальная территория Эстляндии и Лифляндии, перешел под управления царских дьяков и подьячих, однако корпуса Слепцова не отводили назад в Россию, как и два остальных корпуса и они оставались в Прибалтике. Своим присутствием удерживая врагов от попыток отобрать у царя только что полностью завоеванные земли. Заодно и подчищали новый уезд от шаек разгромленных вражеских войск, дезертиров и простых разбойников. И надо отдать должное, до зимы, очистили подконтрольные земли от них.

* * *

В августе от государя прибыли две грамоты. Первая с повеление комкору в сопровождении отличившихся командиров и даже проявивших особо геройство рядовых бойцов, прибыть к началу ноября в Москву, в Разрядный приказ, где ожидать дальнейших распоряжений. Во второй объявлялась царская воля, подкрепленная решением боярской дымы, о переименовании вновь присоединенного к Русской державе города Ревель, в город Колывань.

Московское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1566 года от РХ

К августу сего года Москва завершила строительство Большой засечной черты, грандиозной укрепленной линии, которая протянулась от Рязани на Тулу и далее по Оке к Белеву.

Оборонительная линия состояла из отдельных участков — засек, представляющие из себя полосу леса в сорок-шестьдесят метров с просеченными деревьями. Для маскировки от татар, в глубине леса, на высоте человеческого роста подрубались деревья и валились по направлению «к полю», то есть вершинами в сторону вероятного появления степняков, при этом часть деревьев оставалась лежать на пнях. Метрах в пятидесяти от засеки, со стороны Руси или «как пригоже по рассмотрению» шла узкая дорожка-стежка, так, что по ней можно было проехать лишь одному конному засечному сторожу, по этой стежке никто, кроме сторожей, более не имел права проезда. От стежки было видно, в каком состоянии находится вал срубленных деревьев. Информация о состоянии засек заносились подьячими в дозорные книги засек. Таким образом в чаще лесов создавались линии своеобразных природных надолбов, между которыми и на которых лежали поваленные деревья, с не обрубленными сучьями, что делало невозможным продвижение не только конной, а местами даже пешей рати. На особо опасных участках, иногда вырывались замаскированные сверху ветками и травой ямы, с заостренными кольями на дне, так называемые «волчьи ямы», разбрасывались «колючки» и «чеснок», для повреждения копыт у лошадей и ступней у татар, настраивались, устанавливались «самострелы» и прочие хитрые ловушки, способные отпугнуть людоловов или хотя бы замедлить и усложнить их продвижение, а в случае удачи, даже нанести степнякам какой-либо урон.

При строительстве засечной черты всегда использовались местные естественные препятствия: реки, озёра, болота, овраги, включавшиеся в систему заграждений и укреплений. На открытых, безлесных промежутках выкапывались рвы, сооружались валы, с часто вбитым в них рожно, по верху вкапывались частоколы из заостренных бревен. Все эти и иные препятствия-засеки, часто чередовались между собой и дополняли друг друга. В усиление к ним на лесных дорогах, переправах и узловых местах устраивались укрепления — тверди, крепостцы, башни, а иногда и городки, которые вооружались пушками. Около укреплений или в них селились ратные люди.

Вдоль всей засечной черты, отступив от неё пять-шесть километров, протянулась нитка высоких, до десяти-пятнадцати метров, башен оптического телеграфа, с широкими каменно-кирпичными стенами, под толстой черепичной, конической крышей. Расстояние между башнями выдерживалось в пределах пяти-десяти километрах, в зависимости от места расположения башни и местных условий. Сама башня телеграфа, кроме функций связи, легко, при штатном гарнизоне в дюжину стрельцов, могла постоять в осаде и отбиться от небольшой орды, сабель в сто-двести.

Неподалеку от засечной линии, отступив не более чем на тысячу метров от неё, на расстоянии одного-двух километров друг от друга, располагались резервные сигнальные вышки, как правило, для этого использовались высокие деревья или курганы. С резервных вышек так же можно было подать сигнал о приближении татар.

На самой черте, иногда даже выступая за неё, устраивались дозорные посты на высоких деревьях, с этих «птичьих гнезд» сторожа попеременно вели наблюдение за местностью.

К 1566 году в засечную стражу входило около тридцати пяти тысяч ратных людей, находящихся под командованием засечных приказчиков, пограничных воевод и голов, которым подчинялись поместные и приписные сторожа.

Все укрепления черты, а особенно лесные, строго охранялись пограничными воеводами. С целью предотвращения пожаров, местному населению возбранялся сбор ягод и грибов в районе заповедных лесов, и само собой, строго запрещалась рубка леса и прокладывание новых дорог и троп. Для местных через засечную черту, в определённых местах, устраивались так называемые засечные ворота, тайные, охраняемые стежки, по которым можно было пешком преодолеть засеку. За порчу засечных сооружений и порубку леса, в заповедных лесах, взимался штраф, но могло последовать и более суровое наказание, при отягчающих, можно было лишится и головы.

Состояние лесных засек отслеживали специальные засечные сторожа, которыми обнаруженные повреждения немедленно устранялись, при необходимости создавались дополнительные завалы, а при невозможности восстановления старых завалов, строились новые препятствия. О чем так же делались записи в дозорные книги засек.

Покрывались расходы по укреплению засечной черты, её содержанию и оплаты засечной стражи, путем введения и собора с населения специальной подати — засечных денег.

Вот и объезжал сам царь Иван Васильевич, со свитой и в сопровождении пограничных воевод и голов, в течение месяца Козельск, Белев, Болхов, Алексин и другие «украинные города», осматривая новые крепости и полевые укрепления.

Как раз в конце августа, во время царской инспекции, и прошла засечная черта проверку в реальном деле. В этом году большие отряды самих крымчаков в поход на Русь не ходили. Однако это не помещало мелких отрядам татар из Тавриды и ногаям из северокавказских степей, пойти в набеги на Московские украины и обломиться. Ни одной банде людоловов не удалось проникнуть за линию укреплений. Все они либо навсегда остались в лесных завалах или перед рожном валов, либо ушли к себе в степи не солёно хлебавши.

* * *

В Уральском уезде за этот год огромных прорывов в технологиях не было. Хотя усовершенствование парового двигателя, прошло успешно и теперь не только по Уралу и его притокам шмыгали пароходики-буксиры количеством уже в десяток, но и по Самаре начала ходит четверка паровых буксиров, таскающих паузки от устья до Переволок-Подопригора и назад. Установили локомобили и на самих волоках и на Самара-Урал, и на Волжской Луке. К ноябрю этого же года полностью выполнили первоначальный план по строительству трактов и насыпей под железные дороги. Теперь все городки уезда оказались соединены построенными трактами от нижнеяицкого Уральска через острог Переволок-Подопригора на Петроград, Петропавловск, Медногороск, Орск и далее в Молотовск и Кортышев. От Петрограда через Урал до Котов — Соль-Илецкий. И опять от Петрограда до города Белый. Но не остановились на этом, а потянули нитки трактов далее от Переволок-Подопригора, по правому, степному берегу Самары к её устью на Волге и от Белого к замиренной Казани. С перспективой продолжить тракт до Нижнего Новгорода, Рязани и Москвы.

Не плохо шло и издательское дело. Кротова развернулась во всю ширь, используя все возможности для расширения печатного дела. Кроме издания газет с журналами, учебников и справочников, в этом году впервые начали выпускать художественную литературу, в понятии попаданцев. Хотя не обошлось без казуса. Хроноаборигены в основном принимали вымысел авторов книг, в своей основе так же представленных фестивальщиками, за реально происходящие события и приходилось постоянно объяснять, что это вымысел, а не реальные факты. Хотя те же сказки шли на «ура» и местные отлично понимали их. Не забыли и направление по снабжению Европы свежими памфлетами. Даже расширили количество языков на которые они переводились, добавив переводы на польский, чешский, болгарский, сербский, венгерский, датский, шведский. А уж сюжетами для памфлетов, кротовских работников, брусиловцы снабжали исправно и в большом количестве, благо власть имущих на западе сама давала обильный материал для сатирических листовок и книжечек. С мая сего года начали распространять подобные издания и в Османской империи. Особенно памфлеты имели успех в южнославянских землях турецких пашалыков, да ещё изданные на языках покоренных народов.

* * *

Государь сдержал слово и прибывшие к ноябрю в Москву, после окончательного замирения ливонских земель, командующие корпусов со своими командирами и особо отличившимися рядовыми воинами, были им приняты в Кремле и обласканы. Все получили следующий чин, земельные и денежные пожалования, царские подарки. А Слепцов вышел из Большого зала, князем Колыванским с пожалованием в Московском уезде деревушки в три двора при восьми четьи земли, да в окрестностях Колывань выделили дачу с двумя десятками деревень, небольшим городком и тройкой вассальных замков. Два других комкора, так же получили во вновь присоединенных землях приличные дачи. Да и остальных «витязей» Иван Васильевич не забыл, пожаловал по три-четыре села в бывшей Ливонии. И опять началось «переселение народов». Из Ливонии потянулись обозы с выселяемыми из поместий «витязей» ливонскими мужиками сервами и горожанами со всеми семьями, а на встречу им шли санные караваны с добровольцами переселенцами из мещан русских городов, выразивших желание перебраться с семьями и скарбом на новое место жительство и освобожденными из шахт и карьеров пленными ногаями, башкирами, калмыками, казахами и прочими степняками, доказавших «ударным трудом» своё «перевоспитание» и освобожденных из забоев и карьерных ям. В Прибалтики степняков ждали жены и семьи выселенных сервов, а последних в степях и лесостепях Уральского уезда ожидали вновь выстроенные дома с хозяйством и новыми женами из бывших кочевниц. Уже в третий раз проходило подобное «смешивания народов» и результаты себя оправдывали. Волей не волей люди разных национальностей переходили при обычном, повседневном общении на русскую речь и перенимали культуру своих русских хозяев.

* * *

И этот год прошел для уральцев мирно, если опять не брать в расчет стычки пограничников на восточной границы уезда с малыми бандами казахов и калмыков, регулярно поставляющие пополнения для шахт и карьеров «витязей». А в остальном все прошло по не однократно повторенному пути. Прибытие и отбытие весеннего каравана, между ними посевная. Летом торговля с восточными караванами в Петропавловске. Осенью выпуск в университете, корпусе и институте, начало нового учебного года. Осенний караван, проведения собраний пайщиков обществ и банка, отправка каравана. Сбор урожая и размещения его на хранение, с выделением части зерна для закладки в государевы амбары, как на территории самого уезда, так и вывозка в амбары расположенные на иных землях царства. Зимой лов «царской» рыбы в низовьях Яика и отправка, уже в январе следующего года рыбного обоза в столицу. А в конце декабря всеобщее веселье по поводу встречи «боярского» Нового года.

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1567 года от РХ

Первого января 1567 года на флоте «витязей» юридически была ликвидирована ушкуйничая вольница, правда фактически её никогда на флоте и не было. Но юридически с момента прихода «витязей» на Карибы и до сего года, их флот был артелью ушкуйников. И вот настала пора ликвидировать на флоте даже любой намек на разбойную вольницу, введением персональных воинских морских званий от матроса-новобранца до командующего флотом. При этом унифицировали морские звания с персональными званиями введенными в армии Русского царства.

Рядовые: матрос, старший матрос — ратник, урядник.

Сержанты: старшина третьей статьи, старшина второй статьи, старшина первой статьи, главный старшина — тетрарх, пентарх, декарх, старший декарх.

Старшины (фельдфебели): кондуктор, боцманмат — тессерариус, лохагос.

Младшие офицеры: гардемарин, младший мичман, мичман, старший мичман — прапорщик, младший опцион, опцион, старший опцион.

Средние офицеры: младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант, капитан-лейтенант — младший центурион, центурион, старший центурион, кентарх.

Старшие офицеры: капитан третьего ранга, капитан второго ранга, капитан первого ранга, капитан-командор — трибун, подполковник, полковник, легат.

Генералы: командор, контр-адмирал, вице-адмирал, адмирал, адмирал флота — воевода бригады, воевода дивизии, воевода корпуса, воевода второго ранга, воевода первого ранга.

Флотских званий соответствующих маршалам, мира попаданцев, и старшему воеводе с главный воеводой, царской армии, не вводили. Хотя сами звания и знаки их различия были разработаны. Но адмирал флота империи со старший адмиралом флота империи, без самой империи ввести не могли, как и самые старшие звания, Верховного адмирала Империи и Верховного воеводы Империи. Сперва необходимо создать саму империю, и фактически, и юридические, а потом и вводить имперские звания.

Так что традиционное январское совещания у комфлота, прошло под несколько измененным названием, «Совещания флагманов и командиров кораблей при командующем флотом». Заодно решили вопрос о проведении аттестаций личного состава флота и присвоения персональных воинских званий, с заключением с каждым человеком нового ряда-договора, уже, как с наёмными воинами флота Уральского уезда Русского царства. Правда кроме увеличенной постоянной оплаты, согласно ряда, осталась и доля в трофеях, но проценты от добычи и соответственно сумма каждого, была уменьшена, по сравнению с предыдущим договором артели ушкуйников.

Вторым вопросом рассматривали запланированный и в этом году повторный перехватить всего Серебряного флота, для усиления аргументации по убеждению Совета Индий и Каса де Контратасьон к заключению мира с тартарскими корсарами. Но соваться в Гавану было бессмысленно. За прошедшее время Гавану успели укрепить, перебросив из других городов артиллерию и нагнав пехоты. Нужно было иное место и такое место было найдено. Кроме Гаваны, «Соединенный флот» собирался, в ходе Атлантического перехода, весь только в одной гаване на каком-либо из Азорских островов. Но на каком острове и в какой бухте суда флота будут отстаиваться после перехода Атлантики, было неизвестно, ибо острова и порты менялись в каждый переход. Где будут отдыхать экипажи и пассажиры «Золотого флота» после океанского перехода, становилось известным перед самым выходом судов из Вераскруса и Картахены-де-Индиас с Номбре-де-Дьос. Соответственно об этом узнавали и в Мехико, во дворе вице-короля Новой Испании. В связи с чем «Конкистадору» было отправлено задание установить точное место сбора судов на Азорах. А пока неизвестно точное место стоянки флота, все равно необходимо начать подготовку рейдовой эскадры к походу к Азорским островам. Для обеспечения рейда, не позднее начала февраля, отправить на Азоры, кружным путем через Европу, разведгруппы, для уточнения обстановки и обновления сведений на всех островах архипелага. Не откладывая дело, на следующий день, приступить к подготовке групп и судов для перехода через океан и выполнения задания.

Третьей рассмотрели проблемку переброску двух с половиной десятков трофейных кораблей проданных в Датское королевство. Уже к апрелю товар должен был прибыть покупателю, в том числе и оба флагмана карательной армады, испанский «Сан Мартин», английский «Принс Ройял», а так же самый крупный стопушечный англичанин «Соверин оф Сиз», со своим испанским собратом по путешествию на дно Новгород-Испанской бухты, «Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пура-и-Лампиа-Консепсьон». Остальное время совещания ушло на решение текущих вопросов жизни флота и анклавов.

* * *

5 февраля, как и планировали в Европу и далее на Азорский архипелаг, ушли пять каравелл с разведгруппами. Следующими кораблями покинувшими Новый Свет, стали двадцать пять «посудин», ушедших к Михаилу Немеровскому, дожидавшегося эти корабли с перегоночными экипажами в Копенгагене.

В первой декаде апреля, как обычно, в Архангеломихайловск ушел рейсовый клипер, взамен него 3 июня в Порт-Росс вошел другой клипер, прибывший из Поморье. 10 апреля из Новгорода-Испанского ушла «турецкая» эскадра, увозя для продажи Мустафе-бею остатки пленных испанцев, не пригодившихся уральцам, и остатки англичан. Через пять дней после «турок», к острову Фаял Азорского архипелага, вышли суда с товарами для ларошельцев.

* * *

30 марта от «Конкистадора» пришло долгожданное короткое сообщение: «Терсейра, с его гаванями. Основная Ангра». Значить со стоянкой на Азорских островах определились. Остановятся в бухтах острова Терсейра, главная стоянка будет находится в гавани «Ангра» города Ангра, в которую зайдут флагманские галеоны капитан-генерала и альмиранте. Через неделю поступила ещё одна короткая радиограмма из Веракруса: «Королевские галеоны из порта вышли». И уже на следующий день, до полудня, Порт-Росс покинули корабли рейдовой эскадры, взявшие курс на Багамский канал, по нему в открытый океан, и по Гольфстриму до островов Азорского архипелага.

* * *

В этом году погода явно благоприятствовала путешественникам. За все время пути через Атлантику русской эскадры и следующему за ней «Серебряному флоту», ни разу не пришлось пережить настоящий шторм. Так, очень свежий ветерок и то попутный, только ускорял движение судов. Наконец на горизонте затемнили точки суши, по счислению это должны быть пара западных Азорских остров, Флориш и Корву. И правда, к вечеру прошли мимо скалистых кусков суши, покрытых густой растительностью, отдающей лазурью. Не зря название архипелага в переводе с португальского значиться, как лазурные, голубые.

Сам архипелаг состоит из девяти островов. Пары западных, мимо которых проходила эскадра, пяти центральных, к одному из них и держали путь русские корабли и двух восточных — Сан-Мигел и Санта-Мария. В этом веке и в будущем, до XX века включительно, архипелаг был главным перевалочным пунктом на мировых морских торговых путях. Откуда бы ни возвращались суда, из Америки, из Индии или Южной Африки, их путь лежал через вырастающие из морских вод, в просторах Атлантики Азорским островам. На них, в основном на центральных Терсейра, Хорхе и Пику, запасались провиантом и питьевой водой, экипажи и пассажиры отдыхали на твердой земле, перед крайним переходом в Европу, не зря острова называли «гостиницей, которую Господь поставил в самом подходящем месте океана».

Через месяц пути эскадра прибыла к цели своего пути-острову Терсейра, который наряду еще с четырьмя островами Фаял, Пику, Грасиоза, Сан-Жоржи, составляли центральные Азоры. Терсейра, самый восточный из островов центральной группы. Он расположен в ста сорока километрах северо-западнее острова Сан-Мигеля, входящего в западную группу Азор. По периметру остров составляет девяносто километров, длиной двадцать девять и шириной в девятнадцать километров, всего остров занимает площадь более чем четыреста два квадратных километра. Населен остров в основном выходцами с Португалии и Фландрии. Как и остальные Азорские острова, Терсейра образован деятельностью вулканов, четыре из которых расположены на острове, один из них действующий. Остров покрыт густыми лесами, особенно в западной части, что обусловлено преобладанием западных ветров, приносящих большее количество осадков.

Заселение острова началось в 1450 году и первые населенные пункты были расположены в районах «Кватро Рибейраш», «Порту Жудеу», «Прайя да Витория», так, как эти бухты были наиболее безопасными для высадки и экспорта продукции. Остров начинает играть важную роль в навигации, как порт для судов, которые привозили драгоценности и товары из Нового Света и Индии. Через него проходило множество товаров со всего мира. Частенько, именно в «Ангра», гавани города Ангра, вставали на якорь корабли пришедшие с Востока и американских колоний, и не только португальские, но и испанские, наполненные пряностями, золотом, серебром и другими дарами Азии и Нового Света. На острове имелось, кроме десятка прибрежных деревушек, два города. Первый Ангра, основанный в 1478 году Алвару Мартиншем, во время его экспедиции в Новый Свет, расположился на южном побережье острова, в гаване которого и планировали остановиться флагманы «Серебряного флота». Защита города откровенна слабая, вход в порт прикрывает пятиорудийная батарея, установленная за земляной насыпью, насыпанной на мысу у входа в гавань. Однако в мире попаданцев у прохода в бухту располагалась знаменитая военно-морская крепость, защищенная на западе и юго-западе мысом Монт-Бразилиа, строительство которой началось в 1596 году по приказу Филиппа II Испанского. И если с моря город был хоть как-то прикрыт, то с суши не было ни одного укрепления, прикрывавшего поселения от атаки врага. С суши горожане полностью полагались на защиту покровителя города, которым считается сам Иисус Христос. На восточной стороне острова вырос второй город Терсейра, Вила-да-Прая-да-Витория, основанный в 1480 году, название его переводится как «город на пляже победы». Это равнинный город, находился на высоте двадцати семи метров над морем. Береговая линия около города изрезана ветрами и прибоями, и представляет собой галечные пляжи и скалы. Единственный роскошный песчаный пляж раскинулся в бухте Прая-да-Витория, в которой расположился городской порт. Вила-да-Прая-да-Витория вообще не был защищен от нападения, ни с моря, ни с суши. Видимо горожане полностью рассчитывали на защиту покровителя города, расположенный в церкви Санта Круз, Животворящий крест. Хотя жизнь на острове, благодаря субтропическому морскому климату, было легкая, морозов здесь никогда не бывало, однако случаются сильные дожди и резкие смены погоды в зимние месяцы.

Захват гавани «Ангра» с городком Ангра, как и остальных гаваней и поселений Терсейра прошел быстро и почти без проблем, как будто зашли в свои порты, ни какого серьёзного сопротивления оказано не было. Те пушки, которые могли бы теоретически оказать сопротивление эскадре, были нейтрализованы высадившимися, по наводке разведчиков, как всегда ранним утром, «моржами». Которые, при поддержки, десантировавшихся вместе с ними морских пехотинцах, захватили не только позиции артиллерии, но и дома глав городских советов и старост деревень, в гаванях, у которых стояли данные деревни, должны зайти суда Серебряного флота. Уже к полудню весь Терсейра перешел под контроль пришельцев.

— Олег Михайлович — обратился Полухин к Стуликову — у тебя группы, где находятся?

— Одна здесь, Георгий Сергеевич, по одной на Пику и Сан-Жоржи, еще по группе на западных и восточных Азорах. На Фаяле мы стационарной резидентурой обзавелись. Вот на Грасиоза ни кого нет. Да там островок небольшой, на него редко когда судно зайдет. А чтобы из американского конвоя «посудины» заходили, не было такого ни когда.

— Так, ты укрепи все-таки группы на восточных и западных островах. Отправь к ним еще по одной каравелле с половиной групп. Вторые половины оставь на Пику и Сан-Жоржи. А с Терсейра группу и каравеллу перебрось на Грасиоза.

— Так пары раций товарищ комфлота не хватает.

— Олег Михайлович, возьмите их, вместе с радистами, у «моржей», я дам приказ. И еще, почему на Фаял резидентура есть, а на Терсейра нет?

— Не было необходимости Георгий Сергеевич. У Фаяла мы с ларошельцами торгуем, вот и прикрыли остров. А остальные нам не нужны были. Зато теперь на Тесейра сеть точно создадим. В этих условиях работать по вербовке агентуры одно удовольствие.

— Надеюсь и остальные острова прикроете. Этот архипелаг нам оставлять без агентурного прикрытия стало нельзя. Да и Канарские острова так же необходимо почтить нашим вниманием.

— С этого острова, после нашего ухода, многие переедут на другие острова, том числе и на Канары на ПМЖ уедут.

— Надеюсь. А пока прикроем этот архипелаг вашими мобильными группами.

— Будет исполнено товарищ адмирал.

На чем и закончился разговор комфлота со своим начальником разведки.

* * *

Суда Серебряного флота 1567 года не заставили себя долго ждать. Уже через семнадцать дней, после захвата русскими Терсейра, первые галеоны и «торговцы» начали заходить, небольшими группами, в гавани острова, армада, как всегда при переходе сильно растянулась. Однако в течение недели все суда вошли в порты Терсейра, где благополучно, почти по Гаванскому сценарию, и попали в руки ушкуйников. Некоторые отличия правда имелись. Так ни кто не преследовал испанцев, загоняя их в гавани, они сами мечтали побыстрей зайти в них и сойти для отдыха на берег. Пушки форта Ла-Фуэрса не плохо заменили «единороги» русских фрегатов и галеонов. Тем более орудия русских кораблей и использовались редко. В основном, испанские галеоны и прочие нао, морпехи брали на абордаж с баркасов и прочих рыбацких крупных гребных «корыт», дождавшись схода на берег большинства пассажиров и команды, где их и нейтрализовали, подставив под дула «сакмарочек» и трехфунтовых десантных «единорогов». Оставшаяся на корабле минимальная вахта, не имела ни малейшего шанса противостоять броску ушкуйников на палубу обреченного судна. Некие подобие боя произошли на галеонах капитан-генерала, альмиранте и тройке королевских галеонов, так же, как и флагманы, перевозивших самоцветы, золото и серебро королевской пятины. Солдаты свободной смены охраны сокровищ оставались на борту и оказали слабенкое сопротивление нападавшим. Штурмующие привычно расстреляли из пистолетов этих храбрецов и прорвавшись в капитанские каюты, забросали светошумовыми гранатами дежурные смены у «трюмов сокровищ», после чего вытащили оглушенных и ослепленных охранников.

Но захват флота не был для экипажей и пассажиров худшим вариантом их судьбы. Буквально на следующий день, после прибытия последних судов в гавани острова, разразился ШТОРМ, именно ШТОРМ большими буквами. Двое суток огромные валы летели по морю, наваливаясь на берег, пытаясь разломить его и смыть его куски в море. Однако, раз за разом сами разбивались о скалы и песок, откатываясь назад. А по окончанию бури, еще трое суток дул так называемый «Плотницкий» ветер, заставляющий море выносить на берег обломки разбившихся о прибрежные скалы кораблей. Судам конвоя и путешественникам повезло, они успели укрыться в безопасных бухтах. Хотя в истории попаданцев Серебряный флот этого года был почти полностью уничтожен прошедшей бурей, в числе погибших кораблей были и оба флагмана. В этой ветки истории, флоту и его командам с пассажирами повезло. Опасаясь тортугских пиратов власти колоний вытолкнули Объединенный флот в путь чуть раньше, чем в истории мира «витязей», чем невольно и спасли его, успевшего до начала шторма укрыться в безопасных местах.

На восьмой день, после окончания шторма, в и так забитую судами гавань города Ангра, вошли галеоны и каравеллы «европейской» торговой эскадры тортугцев. А через час командир отряда Седых докладывал Полухину.

— Товарищ адмирал корабли первого торгового отряда, после выполнения задачи прибыли в Ваше распоряжение, в соответствии с имеющемуся в пакете приказу. Докладывает командир отряда капитан второго ранга Седых.

— Здравствуйте Тарас Иванович. С прибытием. — Как шторм пережили? Как прошли торги?

— Без потерь. Укрылись в необитаемой бухте на Фаяле, переждали непогоду. Как стихло все, получили радио и пошли согласно приказа переданного радиограммой.

— Прекрасно. Ваши корабли товарищ кавторанг нам пригодятся, для обратного пути.

— От торговались отлично Георгий Сергеевич. Франсуа Ламприер в этом году не пришел, так его основной компаньон Жан Дювиньон забрал все, что привезли. Как обычно еще просил. Согласно инструкции, из вскрытого пакета, я ему предложил через пару месяцев наведаться повторно на Азоры, но прийти не как обычно к Фаялу, а зайти на Терсейра в Ангра, куда я приведу суда со второй партией товара в этом году. Он согласился. Так, что примерно через месяц-полтора, ларошельцы прибудут к нам в «гости».

— Примем, товара вон сколько. — кивнув Полухин в сторону судов, видневшихся в проеме окна. — А пока присоединяйся к нам, отправь своих, пусть помогут перебрать, отсортировать и оценить товар. Да начинай грузит на свои корабли отобранный товар, увезем к себе в Порт-Росс.

Эскадра проторчала на Терсейра до конца сентября, пережидая сезон ураганов на Карибах. За это время полностью разобрали, рассортировали, оценили хабар. Большая часть товаров, после перегрузки на другой корабль или перекладки в том же судне, отправилась в Европу, в трюмах «круглых» «купцов» из Ла-Рошеля или в проданных вместе с трофейным товаром, призовых судах. Заодно обыскали призы, и как обычно нашли немало захоронок и тайников с золотом, серебром, а то и с жемчугом и изумрудами.

Наконец к концу июля суда ла-рошельцев ушли к себе домой. Вместе с ними пошли и десяток трофейных галеонов с перегонными командами, груженные отобранными колониальными товарами. После расставания с эскадрой, своих торговых партнеров, русские корабли пошли далее на север, до конечной точки своего пути — Архангеломихайловска. Куда и доставили груз к середине сентября.

После ухода французов и перегонщиков, русская эскадра продолжала стоять в гаванях Терсейра. За время вынужденной стоянки окончательно «просеяли» пассажиров и команды судов, с приписанными к галеонам солдатами. Отобрали под три сотни кандидатов на переселение в «Тартарию», которых, при уходе на Тортугу, забрали с собой, вместе с обоими адмиралами, капитанами и большинством офицерами кораблей, а так же наиболее знатными и богатыми пассажирами. Остальных при уходе бросили в палаточных лагерях, построенных на Терсейра, на огороженных заплотами территориях.

С подданными Португальской короны, за причиненные неудобство, рассчитались малой частью трофейных товаров, оставив их при уходе на складах портов, в которых дислоцировалась эскадра. При этом объявив об этом заранее, во всеуслышание, и показав всем желающим их наличие, как перед уходом, так и при самом уходе. Показали товар с целью, что бы не присвоили его руководство городов и деревушек, в которых базировались русские корабли. А так все отлично. Пришли, ушли, за постой заплатили, ни кого из людей малолетнего Португальского короля Себастьяна I Желанного не обидели. Никаких претензий к «тартарцам» со стороны Порты быть не должно. А что испанцев обидели, так то иноземцы, какое до них дело двору Лиссабона. Правда и донести до Себастьяна I весть о захвате Терсейра было некому. Ушкуйники уже привычно перекрыли все сообщение острова с внешним миром. И если в гавани острова впускали все суда, то с Терсейра не выпускали ни кого, даже рыбаков, все эти четыре месяца просидевших без работы. Что естественно сказалось на рационе населения, но не сильно. Голодать ни кто не голодал, ни местные, ни пришлые «тартарцы», ни пленные испанцы. Так что уходящие «тартарские» корабли население Терсейра провожало, если не с грустью, то во всяком случае нейтрально, без всякой ненависти. А русские уходили с архипелага, отозвав свои каравеллы с разведчиками и оставив на всех девяти его островах негласных сотрудников своей разведки с новоприобретенной агентурой из местных жителей.

11 ноября корабли эскадры вошли в гавани Порт-Росса и Новгорода-Испанского, преодолев за месяц с небольшим путь от Азорских островов до Карибского моря, не потеряв к счастью ни одного корабля. Привезенные трофеи, с учетом уже проданных за звонкую монету товаров и призовых судов, оценили в сумму свыше 38 000 000 серебряных талеров. На чем и закончилась эпопея по перехвату Серебряного флота на Азорском архипелаге.

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1567 года от РХ

Сезон ураганов, в который раз уже прервавший почти всякое движения по морю между островами Карибского моря и материком, притормозил человеческую деятельность и на побережье, но в глубине материка человеческая деятельность продолжалась в обычном ритме. Соответственно большой активности в островных русских анклавах не наблюдалось. Единственное отличие жизни анклавов в этом году, было в переводе на усиленную готовность гарнизонов фортов и самих городов, в связи в уходом большей части флота в рейд к Азорским островам.

* * *

Зато в Порт-Иване в этом году имела место бурная деятельность. В конце мая на строящемся металлоплавильном заводе запустили три первые домны и выплавили первый металл. Правда выплавленный чугун весь пошел на выпуск ширпотреба, в виде различных размеров котлов, котелков, казанов, сковород, угольных утюгов, для глаженья белья с одеждой, и тому подобные. Так же в основном, на ширпотреб, в виде различных ножей, топоров, шил, иголок, всевозмлжных метизов и прочие, разошлось и все железо, полученное с домен. Эти так называемые «товары народного потребления», уже долгое время выпускались в Орском промрайоне и перевозка этих изделий через океан, из-за их низкой стоимости для конечного потребителя, была маловыгодная. Вот и решили развернуть производство этих товаров на месте.

К концу июня спустили на воду очередную четверку тяжелых фрегатов, 1565 года закладки, начав строить на освобожденных стапелях следующие четыре, подобных спущенных на воду, корабля, с планируемым вводом в строй в 1569 году. Снятые со стапелей на воду, тяжелые фрегаты, после достройки, получения экипажей, проведения всех необходимых испытаний, в середине декабря, под именами «Вещий Олег», «Князь Игорь», «Князь Святой Владимир Креститель», «Князь Ярослав Мудрый», вошли в состав Карибского флота «витязей».

Но особый «подарок» «витязям», преподнес их союзник, Верховный Вождь племенного союза поуатан, Вахансонакока, которые не нашел ни чего лучшего, как напасть на своих извечных врагов сасквеханноков, из народа ирокезов. В результате «витязи» получили на своих границах совершенно не нужную им войну с племенами ирокезов, длившуюся с перерывами полтора десятка лет. Правда получили в результате боевых действий и огромные новые земли в глубине континента и по атлантическому побережью, а заодно и остатки сасквеханноков, с примкнувшими к ним родственными и не родственными племенами аборигенов. Заодно, вместе с новыми подданными укрепили и пищевую безопасность анклава. Ирокезы и сасквеханноки в частности, были не такими уж и дикарями, как их представляли англичане с французами и прочими там разными голландцами со шведами, в мире Логунова. Эти племена индейцев имели развитое сельское хозяйство. Главной сельскохозяйственной культурой у них был маис (кукуруза), почти неизменно сопровождавшийся посадками бобов и тыквы. Кукурузные поля окружали селения сасквеханноков радиусом до девяти километров, занимая тысячи гектаров по всей территории контролируемой племенами ирокезов. Посевная начиналась в апреле и продолжался до середины июня. Сасквеханноки и их родичи ирокезы, собирали огромное количество кукурузы, которую хранили в зернохранилищах и с удовольствием продавали за товары белых людей в их поселения. При этом земледелием занимались преимущественно женщины, труд которых давал основные средства существования туземцев. Несмотря на это, мужчины племён с пренебрежением относились к земледельческому труду женщин и заставляли заниматься им пленников, выражая тем самым презрение к ним.

Делом мужчин была охота и войны, в виде набегов на соседние, даже родственные по языку, племена. Охота давала сасквеханнокам шкуры и мясо. Сезон охоты длился преимущественно в течении всей осени и первой половины зимы. Охотились они в одиночку или небольшими группами. При необходимости организовывались большие охотничьи отряды с участием всех взрослых мужчин селения, чаще всего для коллективной загонной охоты на оленей. При этом охотничьи угодья не были распределены между родами, оставаясь общеплеменной собственностью.

Весной и летом, мужчины, если не были заняты войной, занимались рыбной ловлей, а женщины и дети, по лету и осени, собирали дары леса. Собирательство имело большое значение в жизни ирокезских племен, они употребляли в пищу только одних ягод, свыше двадцати видов. Своеобразным видом собирательства, был сбор кленового сока. На сезон добычи кленового сока и варки сахара, селения пустели, жители переселялись в леса, где устраивали временные становища, в которых и вываривали сок.

Ремесла, которыми в большинстве занимались опять таки женщины, основное время которых уходило на возделывание земли и сбор дикоросов, было на низком уровне. Ткачество ограничивалось изготовлением из растительных волокон поясов и ремней. Сасквеханнокам уже было знакомо гончарное искусство. В своём быту они широко использовали деревянную и глиняную посуду, однако, её качество оставалось желать лучшего, особенно керамики. И с приходом русских окрестные племена забросили гончарное ремесло, полностью переключившись на покупаемую у пришельцев более прочную и красивую керамическую и металлическую посуду.

Все это Логунов вспомнил мимоходом, пока к нему на доклад шел начальник разведотдела Портивановского анклава Безродных Федор, один из воспитанников кадетского корпуса, первого его выпуска, закончившего спецотделение, по курсу «разведка и контрразведка». И сразу же после выпуска прибывшего в Заморскую Русь, в разведку флота, в которой отличился на Кубе, во время гаванского рейда. И с этого года возглавил вновь образованный разведотдел анклава.

— Разрешите Валерий Адамович. — произнес Безродный, стоя в дверном проёме кабинета.

— Проходи Федор Павлович к столу — по величал адмирал-губернатор своего главного разведчика. — Что по ситуации с ирокезами?

— В общем как мы и предполагали Валерий Адамович. Вахансонакока решил вспомнить сасквеханнокам старые обиды. Тем более, мы и сами ему помогли, разгромив врагов поуатан на южных границах племенных земель и обучив воинов его племенного союза, вооружив их, трофейным испанским оружием и защитив доспехами, взятыми с конкистадоров. Выбрал время, когда большинство воинов сасквеханноков ушли в набег на деловаров и отправил две с половиной тысячи своих воинов, под командованием своего брата Опечанкануга, на завоевание селений и земель соседей. В настоящее время все деревни сасквеханноков находятся под контролем его войск. Взяли селения легко, защитников почти и не было. Да и превосходство в оружии и доспехах сказалось. И все бы хорошо. Да вернулись из набега воины сасквеханноков и естественно не согласились со сложившейся ситуацией. Попытались выбить поуатан из своих деревень. Соответственно получили по зубам, нарвались на мушкетный огонь, понесли значительные потери и отошли. После чего не найдя ни чего лучшего, начали боевые действия против нас, как союзников своих обидчиков. Напали на пару застав, наши с трудом отбились. Индейцы отошли. Но вернуться однозначно. А вот, где? Это вопрос. Разведгруппы из числа наших и союзников, по округе разослали. Но пока ни какой информации от них нет.

— Что из себя представляют эти сасквеханноки?

— Да ирокезского языка народишко, от окружающих отличаются только большим ростом, крупным телосложением, пропорционально сложенны, так что они выглядят гигантами по сравнению со своими соседями. Отличаются воинственностью, вообще, как и все ирокезы. Сасквеханноки у местных имеют репутацию исключительно воинственных и боеспособных воинов, что они неоднократно демонстрировали, побеждая куда более многочисленных алгонкинских соседей. Как и все ирокезы, сасквеханнок живут в длинных домах, в которых размещается один род. Вся родовая группа ведет общее хозяйство и составляла основу хозяйственной и социальной организации своего племени. Длинный дом, не зря называется длинным, при ширине в шесть-десять метров и высотой до восьми метров, его длина зависит от числа очагов, наибольшая длина жилища больших родов, достигает целых девяносто метров. Постройка дома выполнялась коллективно, для чего созывается вся молодежь селения, с которой за работу рассчитываются угощением. Дом, строился в течении одного-двух дней. Покрывали корой деревянный каркас, вот и готово жильё. При этом такие постройки выполняют свои функции жилья лет десять-двенадцать, после чего строят новый дом, частенько в другой местности, в которую переселилось племя. Селения обычно состоит из одного-трех десятков длинных домов. Но могут быть и более крупные деревни. Последние года четыре, сасквеханнок, как и остальные ирокезов, начали огораживались территорию поселений высоким частоколом, для защиты от соседних племен, с которыми у них частенько идут войны. Вообще-то сасквеханноки, как и большинство окружающих нас аборигенов, не являются единым народ, скорее представлял собой племенной союз, включавший, как минимум, пять отдельных племён, называемых — охонгеоквена, унквехиетт, кайквариегахага, усквуквухага, сконондихаго.

— Федор Павлович, — перебил Логунов, Безродного. — Ты мне общую информацию об обычаях туземцев не рассказывай. Я их за последнее время и так не плохо узнал. Скажи сколько против нас аборигенов выступила, какие их силы?

— Сасквеханноки располагают порядка двух тысяч воинов, вооруженных луками, длинными духовыми трубками, стрелы и дротики, с каменными и костяными наконечниками, деревянными дубинками, каменными, костяными и медными ножами. Часть имеет на вооружении явно европейской выделки ножи, кинжалы, топоры и маленькие топорики, называемые ими томагавки, но из плохого железа. Единицы владеют мушкетами, но пороха мало и на длительный бой видимо не хватит. В качестве защиты используют доспехи из деревянных пластинок, плотно переплетенных бечевками, деревянные или костяные шлемы и большие прямоугольные, защищавшие воина с ног до головы или небольшие круглые деревянные щиты. И хотя это умелые, воинственные и боеспособные бойцы, но не имея тыла, в виде родовых селений, они не могут вести долговременные боевые действия. Но с другой стороны, отсутствие за их спинами собственных деревень, не привязывает этих туземцев к определенной территории. Помощь им может прийти только от родственных племен и родов ирокезов, обитающих на западе, в глубине континента. Там же они могут получить и продукты, и оружие, и подкрепление воинами. Кто из племен окажет им помощь и какое количество воинов-ирокезов присоединится к сасквеханнокам, сейчас сказать трудно. Как, я уже говорил, местные воюют друг с другом часто. Так, что даже близкие соседи-ирокезы, сасквеханнокам помощь вряд ли окажут. Скорее всего прибудут воины дальних ирокезских племен. По предварительным прикидкам, это порядка двух-пяти тысяч человек, смотря сколько племен откликнется на призыв о помощи. Будут месяцев через четыре-пять, не раньше. Соседи алгонкинского и сиуанского языков, помощи «гадюкам» не окажут. Еще с радостью помогут Вахансонакоку, с его воинами, добить «гадов».

— Вот, нам за эти четыре-пять месяцев лейтенант, и нужно решить проблему с сасквеханноками. Желательно перетянуть на свою сторону, хотя бы часть напавших.

— Ну привлечем местных, те же делавары с удовольствием поквитаются с обидчиками. Вскоре найдем, где напавшие затаились и разгромим их. Месяца через два, максимум три, проблему с сасквеханноками решим. А вот как перетянуть на свою сторону? Имеется одна мысль товарищ адмирал-губернатор.

— Слушаю Федор Павлович.

— Формой общественного устройства сасквеханноков и прочих ирокезов, является род. В основе его лежит коллективная собственность на землю, на охотничьи и рыболовные угодья. Поля являются родовой собственностью, обрабатывались они на коллективных началах. Род имеет право на своё особое родовое имя, которым обычно является название животного, птицы или растения. Все взрослые члены рода участвовали в родовом совете. Род избирает и смещает старейшину рода-сахема и военных вождей, и уже через них имел представительство в совете своего племени, а потом в совете племенного союза. В мирное время делами внутри каждого из рода и племени, занимаются сахемы. Род даже может усыновлять пленников или членов других племен, для замещения пропавших и убитых. Все сородичи связаны между собой обязанностью взаимопомощи, защиты и отмщения обид. Так вот, все эти права и обязанности передаются исключительно по женской линии, то есть род у сасквеханноков-ирокезов строго матрилинейным. В связи с этим огромную роль в избрании сахема играет старейшина-матриарх, прозываемая у них овачира. Она собирает совет женщин рода, на котором выдвигается кандидат на занятие места сахема, Который, как правило, был из среды пожилых заслуженных воинов. Сасквеханнококи не имеют постоянного, отдельного военного вождя, даже сахемы не обладают властью назначать военного вождя во время войны. Представители воином выбирают из своего числа, наиболее знаменитого своими успехами воина племени, в военные вожди, только на этот конкретный поход. Но при этом, так же как и при выборе сахема, овачиры могут влиять на результаты выборов. Так вот. Все женщины сасквеханноков находятся в плену у наших союзников, в том числе и все родовые овачиры. Осталось только договориться с Вахансонакоком о передаче нам всех овачир сасквеханноков и приступить к работе с ними. Часть откажется с нами сотрудничать, а часть пойдет на контакт и союз с нами. Вот уже они и перетянут на нашу сторону мужчин и воинов своих родов и племен. Правда кому-то из нас придётся вступить в тот или иной род сасквеханноков, путем усыновления родом. Так это не страшно. Зато получим еще одних, даже не союзников, а подданных его царского величества.

— Так что стоишь, иди выполняй свои предложения. И скажи, что бы вызвали ко мне Павла Валерьевича.

— Кого?

— Моего воспитанника, Поутанского Павла Валерьевича, Пакикинео сына-наследника Верховного Вождя племенного союза поуатан Вахансонакока. Пусть парень сам с отцом поговорить о срочной передачи нам всех захваченных овачир сасквеханноков, да и вообще всех плененных баб с девками.

На чем и закончилась данная беседа.

Итогом предпринятых руководством анклава мер, стал полный разгром и уничтожение большей части отрядов сасквеханноков и переход на сторону русских, воинов почти всех родов племени сконондихаго и части родов других четырех племен. Так, что подходящие отряды дальних ирокезских племен, приведенные посланниками сасквеханноков на помощь, уничтожались по отдельности, по мере подхода, без мобилизации всех подразделений анклава. Кстати разведка немного ошиблась, среди прибывшего подкрепления были воины и соседних ирокезских родов. Что дало основания на ответные визиты в селения этих соседей, воинов поуатан. В результате и сами жители селений, и селения, и принадлежащие роду земли поменяли хозяев.

К концу этого года территория Портивановского анклава расширилась на запад, вглубь материка до пятисот километров и под руку адмирал-губернатора перешли все берега залив Встречи и острова, расположенные в его водах.

В дальнейшем воины бывших сасквеханноков отлично послужили Руси. После того как через десяток лет подавляющую часть самим воинов и их жен с детьми, окрестил в русскую православную веру сам настоятель Портивановского округа отец Семион, бойцов вооружили и экспедировали трофейным оружием с доспехами, обучили и ни кто из туземных воинским отрядам не мог противостоять им. В открытом бою, рослые, крупного телосложения, прикрытые железными кирасами, морионами, поножами с наручами, вооруженные мушкетами и европейским стальным холодным оружием, они легко проламывали любой строй аборигенов, которые в единоборстве не могли почти ни чего противопоставить своим намного более крупным, лучше вооруженным и экипированным противникам. А техники нападения из засад и боя россыпью в лесу, бывших воинов-ирокезов и учить было не нужно. И уже внуки этих воинов, считали себя истинно русскими, православными, практически не владея языком своих предков, хотя и не забывали, поддерживать знания ирокезского языка им было необходимо по служебной надобности. Но в быту им уже не пользовались, предпочитая разговаривать даже между собой по русски. Чему не мало способствовала политика смешанных браков, поддерживаемая администрацией уезда и поощряемая царем.

* * *

В период бурь произошло еще одно событие, которое достойное упоминание. Во Флориду пришла французская эскадра под командованием галльского корсара Доминика де Гурга. Видимо по незнанию местных особенностей погоды, французы пришли в самый разгар сезона ураганов, как они сумели добраться до берегов Флориды, не потеряв ни одного корабля, было одним из чудес, время от времени случавшихся в мире. Организовали эту антииспанскую карательную экспедицию во Флориду, гугеноты, в отместку за разгром в 1562 году испанцами, под руководством адмирала Педро Менендес де Авилеса, французского протестантского поселения Жана Рибо, на этом же полуострове.

Дон Педро, сжегший селение, повесил всех взятых в плен в форте Кэролайн гугенотов, оставив для любопытных послание: «Повешены не как французы, а как еретике». За своими заботами, русские власти, в своё время, как-то не обратили должного внимания на факт уничтожения кабальеро Менендесом французских протестантов. Но ответный визит де Гурга во Флориду и взятия его людьми Сан-Матео (бывший французский форт Кэролайн), означал начала войны между испанцами и французами, во всяком случае в Новом Свете. Тем более, что де Гурга, при отплытии, так же перевесил всех плененных испанцев, оставив на них послание для де Авилеса: «Повешены не как испанцы, а как разбойники». Но для «витязей» самым тревожным был факт оказали помощи французам в налёте на испанцев, их давними друзья из флоридского племени тимукуа, во главе с вождём племени Сатуриба. И второй момент тревожил руководство анклавов, «галльские петушки» под это дело обязательно «ошибутся» и прихватят не только испанское имущество, если проворонишь их приближение к своему добру.

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1567 года от РХ

Навигация на Северной Двине и в этом году началась традиционно, с ухода за океан «Касатки», загруженной порохом, боеприпасами и корабельным набором. А через декаду, вслед за ней в Европу ушли и торговые галеоны «Московской-Туркестанской торговой компании». Взамен ушедшего клипера, прибыла из Порта-Росс его «сестра» «Белуха», привезшая четыре экипажа для строившихся фрегатов. Которые и спустили на воду со стапелей в начале июня, приступив к достройке на воде. На освободившихся стапелях заложили четверку легких фрегатов. В начале сентября достроенные и прошедшие все испытания, укомплектованные обученными экипажами фрегаты, под предводительством уходящей во второй в этом году рейс через океан «Касаткой», ушли в Порт-Росс, где и вошли в строй флота под именами — легкие фрегаты «Змеевик» и «Нефрит», а их тяжелые собратья «Стрелец» и «Гридень».

Вниз по течению Северной Двины приступили к строительству ещё пары стапелей с эллингами, на которых планировалось строительства флейтов, впрочем на них можно было строить и оба вида фрегатов.

В конце июня ушла в Новый Свет загруженная под «горловину» «Белуха», увозившая в своих трюмах в основном стальные силовые наборы тяжелых фрегатов и одного линкора. А в середине августа, вернувшаяся из Кариб «Касатка» встала под разгрузку, чтобы вскоре опять заполнить свои трюмы грузами и уйти за море-океан. Дней через пять, после возвращения рейсового клипера, на рейд порта вошли торговые галионы, с хорошей прибылью продавшие в Европе содержимое своих трюмов и привезшие золото с серебром выручки и закупленные европейские товары, которые не мешкая выгрузили на берег, а сами галеоны начали готовить к ремонту на суше.

К середине сентября в порт Архангеломихайловска, основательно разросшегося за последнее время, вошли десяток трофейных галеонов с перегонными командами, груженные отобранными колониальными товарами, полученных при рейде на Азорские острова. До ледостава успели разгрузить галеоны, снять с них все лишнее, а корпуса вытащить на берег, для ремонта и модернизации. Груз трюмов, за зиму развезли по Руси.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1567 года от РХ

В конце октября, под окончание сезона штормов, когда уже основные ураганы отбушевали своё на просторах Карибского моря и над раскиданными по его поверхности кусочках суши, в Порт-Росс из Архангеломихайловска прибыла, вторым в этом году рейсом, «Касатка», приведшая за собой, как мама-утка выводок утят, четыре фрегата. В самом начале ноября прибыл торговая эскадра из Османской империи, привезшая, как всегда, выкупленных православных османских рабов. Но в этот раз ни одного подданного царя Ивана IV среди выкупленных не было. Наконец Москве удалось надежно перекрыть свои границы от южных людоловов и уже два года на рабских рынках Азова, Кафы, Кезлеви и других крымских городов с их рынками рабов, пленники из Московии стали редким товаром. В основном их заменили православные обитатели южных земель объединенной польской и литовской короны. Которые и составили основную часть выкупов, из привезенных трех тысяч трехста пяти человек. Кроме них, «французские» торговцы из Нового Света, привезли сербов, болгар и валахов. Прибывшую партию бывших невольников запустил на медосмотр с дезинфекцией, в баню, переодели, дали отдохнуть и рассортировали, согласно имевшихся у них профессий. Личный состав флота пополнился на восемь сотен новиков, а большинство остальных, в конце декабря, перевезли в Порт-Иван, для постоянного проживания. Благо, там в связи с поражением сасквеханноков, образовалось приличное количество свободных женщин. Сотен пять пар, из вновь прибывших, разместили на землях Новгород-Испанского и Рюриковского анклавов.

11 ноября от Азорских островов вернулись корабли рейдовой и европейской торговой эскадр, благополучно доставившие в гавани Порт-Росса и Новгорода-Испанского, трофеи и пленников от разгрома Серебряного флота на Азорском архипелаге, добычу, без учета стоимости пленных, оценили на сумме свыше тридцати восьми миллионов серебряных талеров. На обратный переход от Азорских островов до Карибского моря, «витязи» затратили чуть более месяца, не потеряв ни одного корабля.

К концу декабря флот пополнился еще четырьмя тяжелыми фрегатами, пришедшими в главную базу флота из Порт-Ивана. Всего в этом году флот увеличился на шесть тяжелыми и пару легкими фрегатами. В связи с чем, четыре галеона запланировали перевести из боевых в торговые, для чего они вообще-то и строились.

Московское царство и окрестные государства. Январь-декабрь по новому стилю 1567 года от РХ

Год для Русского государства и «витязей» начался мирно. Ливонская война окончена победой. Большая часть бывшей Ливонии присоединена к царству. Линия раздела с Литвой прошла не менее чем в десяти верстах от левого берега Западной Двины. Граница спешно укреплялась, массово строились не большие, но хорошо укрепленные каменные артиллерийские форты, держащие под прицелом своих орудий большинство путей к реке и далее вглубь русской Прибалтики. В готовых фортах размещали русские гарнизоны. Пехота всех трех корпусов и конница «витязей» остались на зимовку в городах и замках присоединенной земли. Конница-поместное ополчение, служивые татары и наемные башкиры, ушли на зиму по домам. Пока ни каких неприятностей не предвиделось.

Однако звякнул и предупредительный звоночек. В прошлом году в Заволжье и на Севере был не урожай. Так, что пришлось государю снова раскрывать свои амбары и подкармливать подданных. Да и этот год, судя по началу весны, обещал повторения прошлогодней погоды. Усугубив холодами, продолжавшими держатся в Новгороде со Псковом и во всем Северо-Западном регионе, не смотря на уже наступившую весну. Да и вести пришедшие из-за границы не радовали, опять в припортовых германских городах появились признаки чумы. Срочно ввели карантины и оказалось очень вовремя. Уже среди первых весенних торговых гостей, одно судно притащило эту заразу. Посудину отправили на карантин на воде и после почти поголовной смерти команды, судно с трупами сожгли.

Зато другие зарубежные новости, по принципу у соседа корова сдохла, могли несколько приподнять настроение государя, испорченного сведениями о подступающих голоде, неурожае и чуме.

У Испанской короны, появилась ещё одна головная боль, и считай, что под боком. Весной Мадрид наконец смог подавить, начавшееся ещё в прошлом году, восстаний в Антверпене и Валансьене. Для чего в Нидерланды оправили армию под командованием герцога Фердинанда Альвареса де Толедо, герцога Альба, которая 22 августа вступила в Брюссель. Испанские гарнизоны расположились во всех крупных городах «нижних земель». Из страны побежали тысячи семей дворян и купцов, в том числе и Вильгельм Оранский с семейством. В сентября начались аресты среди нидерландских дворян, так были арестованы графы Эгмонт и Горн, бургомистр Антверпена ван Стрален. А испанское правительство для борьбы с мятежниками учредило «Совет по делам о мятежах». Но не смотря на то, что дворянство и купечество, в основном, пошло на сотрудничество с короной, а король отозвал из Нидерландов своего наместника, герцогиню Маргариту Пармскую, восстание продолжалось, просто чернь перестала прислушиваться к дворянам и богатому купечеству. Как продолжения сопротивления испанскому владычеству в Северной Голландии вспыхнуло крестьянское восстание. Переход восстания в Нидерландах от мятежа дворян в разряд бунта черни, обещало Мадридскому двору длительное, свыше четырех десятков лет «развлечение», под названием «нидерландская буржуазная революция».

Не все ладно было и во Французском королевстве. Утихшая было религиозная война между католиками, во главе с королем Карлом IX и гугенотами, под предводительством принца Конде и д» Андело, вспыхнула с новой силой. После того, как гугеноты попытались с помощью военной силы захватить короля в замке Монсо, где он находился с королевой-матерю и двором, выехав в него из Парижа. И только воинская выучка, преданность и стойкость швейцарской гвардии, под командованием полковник Пфайфера, спешно вызванной в замок, спасла короля и помогла ему прибыть в Париж. По дороге отразив не менее трех атак кавалерии протестантов, возглавляемых лично принцем Конде.

Литовские паны так же получили мятеж смердов. Восстали крестьяне Чернечгородка (Волынское Полесье), недовольные новыми повинностями и платежами, вводимые литовской шляхтой, по примеру своих соседей из Польши. С бунтом власти ВКЛ сумели справиться только к концу года.

Отправленные из Кариб, два с половиной десятка кораблей, в июне благополучно достигли Копенгагена, где и были проданы Немеровским датской короны, на условиях прошлогоднего договора, то есть в кредит, под обеспечение заклада в виде острова Борнхольма, сделку скрепили подписями короля, глав ригсрода и ригсдага. Теперь у датчан с их правительством и королем Фредериком II, с учетом прошлогодней покупки, имелись тридцать один боевой корабль, в том числе и стопушечный четырехмачтовый «монстр», бывший английский «Соверин оф Сиз», вошедший в датский флот под именем «Даненнберг». Теперь имея мощный флот и обученные экипажи, Дания могла доставить массу неприятностей своему противнику-Швеции. Но поход флота отложили на следующий год. Пока приводили корабли в боевое состояние, после океанского перехода, пока команды осваивали их, прошло лето, настала осень и Датская корона не решилась рискнуть «дорогой игрушкой», бросить её в бой против врага.

Если свои корабли король берег, то с легкостью бросил против шведов суда частных лиц, выдав им каперские свидетельства. Не отстали от своего союзника и вольный город Любек, так же выпустивший в Балтику своих корсаров, с патентами на захват вражеских кораблей, за подписями обоих бургомистров. Официально датские и любекские каперы базировались на Любек, но и иные порты ганзейских городов не отказывали им в пристанище. Подсуетились и русские власти, в лице воеводы Колыванского князь Слепцова-Колыванского, так же выписавшего полудюжину приватирских грамот. Русские корсары базировались на рижский порт.

В связи со взятием русскими Нарвы, Ревеля, Риги и иных портов бывшей Ливонии, подвоз зерна из них в Швецию прекратился. На Балтики остался единственный морской порт Гданьск, из которого польское и литовское зерно беспрепятственно, в огромном количестве уходило в Швецию. Вот каперы трех государств и перекрыли пути подвоза хлеба из Гданьска в Швецию. Да так надежно, что уже через полтора месяца цены на хлеб в Шведском королевстве взлетели в три раза и все равно его не хватало. Перед населением страны потомков викингов, явственно замаячил призрак голода. Ведь приватиры захватывали и топили корабли не только с зерном, а и с иным товаром, в том числи и с другими продуктами. А так же не брезговали и рыбацкими корытами, вплоть до лодок, если они попадались на пути корсаров.

Используя проблемы потомков норманнов, русские власти в конце мая снарядили и отправили на судах из Колывана экспедиционный корпус в количестве десяти тысяч пеших стрельцов и трех тысяч конных служивых татар, с осадным парком, для захвата Выборга и его окрестностей. И уже в середине августа воевода второго ранга князя Серебряный Василий Семенович доносил русскому монарху о взятии его войсками замка города Выборг и приведению под государеву руку жителей города и территории всего уезда, с расположенными на ней поселениями и населением.

Московское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1567 года от РХ

В начале года произошло событие, которое, в последствии, ещё более укрепило позиции уральских бояр при русском царе. 11 января Воротынский прибыл к Петроград и сразу с дороги, слегка перекусив, появился в кабинете Черного.

— Доброго здравия. Разрешите Мечеслав Владимирович.

— Приветствую Михал Иванович. Заходи. Когда прибыл? Что-то не докладывали о твоём приезде.

— Буквально с час назад.

— Что произошло?

— Неприятность большая. Мои люди вскрыли боярский заговор против царя Ивана.

— Это точно?

— Точно. Агентурные сообщения подтвердились. Примерно и круг обозначился. Формально во главе заговора стоит князь Владимир Андреевич.

— А реально кто руководить ими? Как с доказательствами?

— Земцы, их «головка» рулит. Имеются. Но нужно подсобрать ещё.

— Блин. Сука. Неймется этому Старицкому. Вроде уже ловили на измене, простили. Так нет, все подай, да подай ему шапку Мономарха. На кого заговорщики за рубежом ориентируются?

— На Сигизмунда Польского. Там и нас задевает.

— А мы то здесь причём?

— «Родственник» мой, князь Михаил среди них замечен.

— М-да. И правда сами себя высечь можем. Михаил Иванович числится в наших друзьях. Если его замажут, огромная тень и на нас упадет. Так. Продолжай сбор доказательств по заговору и его фигурантам. Особое внимание на их связи с иностранными государствами и Ватиканом. Сам знаю Михаил Иванович, что заешь ты, что и как делать. — пресек Черный попытку Воротынского возразить на его последние слова. — Но основное напомнить не мешает. Тезку своего с сыновьями срочно к нам в уезд вызывай. Под предлогом помощи в налаживании пограничной службы. Все концы от него к заговорщикам и от них к нему зачисти, по самому жесткому варианту. Не до сантиментов. Потом поговорим с князем Михаилом, прочистим ему мозги. Присматривай за фигурантами. Вдруг пока мы собираем на них компромат, они решать действовать. Для подстраховки срочно перебазируй на время в Москву, выпускные классы всех трех курсов спецотделения кадетского корпуса, вместе с преподавателями. Перебазироваться в полном вооружении. Под Москвой, в слободке у боярыни Граббе имеется мастерская-училище кружевниц, на территории которой стоят два двухэтажных дома-общежитие для работниц и учениц. Одно из них свободно. Вот в нем и разместим кадетов. Пусть до окончания расследования поживут в слободе. Часть кадетов, пускай постоянно в карауле находится, в нашем представительстве. Там до Кремля пара шагов. Минут за десять доскачут. Насколько знаю боярин Граббе свой переулок, Варварку и торг перед Кремлем уже камнем вымостил. Так, что в грязи застрять не смогут.

— Есть товарищ воевода. Исполним. Царя информировать будем?

— Не сейчас. После сбора необходимого количества доказательств к нему и пойдем. Но доказуха должна быть железобетонная. Сам знаешь отношение Ивана Васильевича к Бельскому и Мстиславскому. А пока молчок. Работаем только своими силами. Государственные службы не подключать. Использовать их периодически только в «темную». Все свободен Михаи Иванович. Исполняй.

— Слушаюсь. — с этими словами Воротынский вышей из кабинета Черного. На чем и закончилась данная беседа.

К июню основные фигуранты заговора были выявлены, их действия задокументированы. Князь Воротынский, с сыновьями приехал в Уральский уезд, для налаживания сторожевой службы, как гласила официальная версия его прибытия на Урал. А среди его челяди и слуг его друзей внезапно пронеслась коса смерти. Кто-то из них совершил грех самоубийства, кто помер от непонятной хвори, кого разбойники убили, а кому не повезло, утоп, выпал из верхнего окна господского терема (и чего его туда нечистый понёс), неустановленные всадники стоптали, а то, и в пожаре сгорели. Благо, что проживали в господских деревнях и кроме их двора, соседи не пострадали. Многие холопы исчезли, как сквозь землю провалились (сбежали видимо). Да и среди части бояр и боярских детей удельного князя Старицкого так же мор приключился. Многих из них господ прибрал к себе. А некоторые и вообще пропали без следа. Вчера был человек, а поутру его уже и нету.

Итогом расследование стал сбор доказательств измены в отношении двоюродного царского брата удельного князя Старицкого Владимира Андреевича, князя Ивана Дмитриевича Бельского, князя Федора Михайловича Мстиславского, боярина Ивана Петровича Челяднина-Федорова, епископов Казанского и Астраханского, Рязанского, Владимирского, Вологодского, Ростовского и Суздальского, Тверского, Полоцкого, Нижегородского, Псковского, Юрьевского и Новгородского архиепископа Пимена. А так же многих их слуг и служивых людей. Планы вооруженного мятежа в земщине были разработаны в мельчайших деталях. Согласно плана заговорщиков удельный князь должен был возглавить вооруженный мятеж своих сторонников. А Польский король обязался прислать ему в помощь войска и передать Старицкому во владение все земли, которые будут им отвоеваны у царя. Чтобы ускорить дело, Сизигмунд-Август послал на Русь в качестве лазутчика старого «послужильца» Воротынских, Козлова, ранее бежавшего в Литву. Лазутчик пробрался в Полоцк, где находился Челяднин, служивший городским воеводой и вручил ему письма. (После чего Козлов благополучно бесследно исчез, по дороге от Полоцка до Москвы). Круль Польши Сигизмунд II Август в своих посланиях не только обещал передать князьям и боярам земли, отвоеванные поляками у царя, но и договаривался с ними о выдаче Ивана Васильевич. «Много знатных лиц, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, передать великого князя вместе с его опричниками в руки королевского высочества, если только королевское высочество двинется на страну». Такие давал собственноручно писанные показания «пропавший» Козлов.

Нити от московских заговорщиков через Пимена, шли к богатому высшему духовенству и торговой знати Великого Новгорода и Пскова, чьи материальные интересы страдали из-за военных действий, идущих уже столько лет на традиционных торговых путях из России в Европу. Правда вятщие люди Новгорода и Пскова, мечтали перейти под руку не Польского короля, а Великого князя Литовского, передав ему не только себя но и оба города с поселениями и землями, входящих в эти уделы. К сожалению в этом, через Пимена, оказалась замещена и третья группа, из числа приближенных царя из опричников, которую возглавляли отец с сыном бояре Басмановыми, казначей Фуников, печатник Висковатый, царский оружный князь Афанасий Иванович Вяземский.

И опять проблема, как вытащить из числа заговорщиков опричной группы Басмановых. А то они так же, как и Воротынские, признали Константина Илларионовича Басманова своим, хотя и дальним, родственником. Тень негатива от местных Басмановых может упасть на «витязя» Басманова. Пока приняли решение отсечь эту группу от остальных заговорщиков. Просто зачистив людей их окружения Пимена знавших об их существовании. Благо, что Басмановы со товарищами общались исключительно с архиепископом и его людьми. Заодно прорядили окружение самих опричников, от знающих об их связях с новгородским духовенством. И в Новгороде и в Москве часть замазанных в измене слуг и служителей просто исчезли, что-бы появиться, как и их предшественники, номерным заключенным в застенках Петрограда.

23 июня в столицу прибыл воевода Уральского уезда князь Черный-Белый Мечеслав Владимирович со товарищами. И уже через два дня он был принять монархом. Аудиенция происходила в уже знакомом Мечеславу царском кабинеты. Государь был одет просто, по домашнему, в обычную льняную рясу, штаны, из такой же материли и легкие сафьяновые сапожки. Воевода так же оделся как можно скромнее, только-только соблюсти приличие, не порушив княжескую честь.

После приветствий монарха, Черный сразу перешел к делу, ради которого он и напросился на аудиенцию. Но сначала повел речь об прибытие, летом следующего года, делегации дворян Тартарии в Москву.

— Государь позволь прибыть в Москву, по лету будущего года лучшим людям царства Тартарского?

— Это где ты князь такое царство нашел?

— Государь, это нас так гишпанцы за океаном называют. Не стали мы всем рассказывать, что под твоей рукой государь ходим. Для обману схизматиков запустили слух, что мы подданные царя Тартарского, а само царство расположено ещё дальше на восход, чем Московия, где-то за Камнем и Сибирским царством. Вот злато серебро мы с гишпанцев за обиду кровную берем, а к тебе государь у них ни каких обид и нет.

— Хитро. Да наше бояре и приказные уже поди донесли об Вас католикам.

— Так не знают бояре и приказные откуда мы серебро, золото и самоцветы в твою казну везем. Считаю, и мы подтверждают, что это от торговли степной и заводов наших.

— Так боярин Полухин княжеским достоинством мной пожалован за наказание английского королевства. Все знают, что людишек Лизки Английской вы обидели.

— Так мы государь и в Москве и в Европе еще один слух запустили, что боярин Полухин возведен в княжеское достоинство за то, что установил отношения с Тартарским царством и нанял их корсаров для набега на Англию, что-бы отомстить за обиды причиненные людишками англицкими, твоим подданным государь.

— Поверили?

— Поверили государь. И у нас и в Европе. Куда они денутся. Убедительно рассказали и доказательства предоставили.

— Так князь, а зачем посольство то в Москве нужно?

— Так государь, вроде бы месть мы совершили. Всех виновных в истреблении наших родичей жизни лишили. Теперь Руси необходимо с гишпанским королем мир заключать. А с разбойниками монарх гишпанский разговаривать не будет. Хотя уже довели до его ушей, что за океаном не просто морские разбойники шалят, а Тартарские дворяне со своими дружинами во главе с герцогом. Но очень уж обида великая у гишпанского короля и его ближников на Тартарского царя накопилась. Вот и нужно от твоего имени государь предложить мир Гишпании. Якобы помер от мора царь Тартарский со всей своей семьёй и многими жителями. А оставшиеся бояре и дворяне Тартарские решили проситься под твою государь руку. Ты их примешь. И от своего имении, как новый владыка Тартарии, предложишь гишпанскому королю Филиппу II мир и дружбу. Конкретные условия мирного договора государь, после на Ваше рассмотрения предоставим.

— А где ты бояр и дворян Тартарских возьмешь?

— Государь так не всех наших бояр уральских на Москве видели. Пару-тройку найдем неизвестных. Вот они и будут изображать тартарцев.

— Уговорил князь. Согласен. Пуст приезжает «тартарское посольство». Приму ласково-усмехаясь проговорил Иван IV. — И просьбу их уважу.

— Разреши еще государь пару крепостиц заложить, для укрепления власти Руси над степью.

— Это, где и какие собрался ты городки строить?

— Первую на Волге, у начала волока на Дон, назовем Царской Крепостью. Вторую на Дону, у окончания волока, назовем Калач-на-Дону. И третьи — прикрыть волок чертой боярских острогов, для чего раздать земли в округе волока, в дачу служивым людям и наша боярская братчина, берется помощь вновь испоместивщихся боярам построить остроги-усадьбы.

— На Волге крепость заложить дозволяю. На Дону нет. Султан турецкий войной пойдет, если крепость выстроим. А в сиё время, сам князь знаешь, против османов нам не выстоять. То же самое и по боярским острогам-усадьбам вдоль волока. Не время.

— Будет исполнено государь. Хотя турки уже не те, что при предыдущем султане Сулеймане I Кануни. Сынок его Селим II Пьяница, сильно распустил своих визирей, пашей и прочих приказных людишек. Оттого и сила Великой Порты уменьшилась. Но действительно, пока не до такой степени, что бы можно было дразнить константинопольского «зверя». Извини государь, не подумав предложил крепостицу на Дону заложить.

— Вот видишь князь — изрек монарх довольным голосом — и у тебя промашка вышла. Хорошо, что я за тебя и твоих бояр подумал. Хотя об этом городке на Дону не забывал. Чтобы когда время наступить, можно было быстро выстроить эту крепость. Так же запаси лес, камень и иное, что необходимо для строительства острогов, вновь испоместивщимся боярам.

— Исполню государь. Крепость на Волге заложим и для городка на Дону стройматериалы в его верховьях запасем. А для усадебок, на Волге, в окрестностях новой крепости припасем.

— Так и сделал княже.

— И ещё об одном я хотел тебе государь донести один на один.

— Слушаю.

— Беда государь. Михайло Воротынским-младшим с его людьми, открыт заговор бояр против тебя.

— Что!

— Не гневайся государь. Выслушай, тут нужно спокойно все обсудить. И дать предателям проявит все свою сущность гнилую. Разреши я с допросными листами опрошенных ближних людишек злодеев, пояснения вести буду.

— Разрешаю-дал своё соизволения царь, с трудом сдерживающий гнев.

И на четыре часа растянулось доказывание московскому монарху измены его двоюродного брата, княжат с боярами и уговоров следовать плану «витязей», а не хватать сразу заговорщиков.

И только после того, как Иван Васильевич полностью принял план «витязей», Мечеслав перешел к последнему вопросу, легендирующему эту аудиенцию.

— Напоследок государь. Я подьячим сказал, что говорить с тобой буду про твоё посольство в Китай, для установления торговых отношений напрямую между нашими странами.

— Ох хитер ты князь Мечеслав. Так и быть поручу этим чернильным душонкам готовить посольства к ханьцам.

После этого аудиенция закончилась и Черный отбыл на подворье представительства. Одним из результатом этой беседы стало первое русское посольство в Китай, отбывшее в сентябре сего года под предводительством И. Петрова и Б. Ялычева.

* * *

В соответствии с утвержденным самим царем планом, было объявлено о сборе войск для похода на запад. И 21 сентября 1567 года, войско, во главе с царем вышло из Москвы. Благо и предлог придумывать не надо было. Поляки начали собрать войско в Литве.

О чем заговорщики донесли Сигизмунду Польскому: «Великий князь ушел с большим нарядом; он не знает ничего об сговоре и идет к литовской границе в Порхов. План его таков: забрать Вильну в Литве, а если нет, так Минск там же…».

Этой же во осенью, польский король Сигизмунд-Август II собрал в городе Радошковичи, Великого княжества Литовского, большую армию. Польско-литовские войска готовились вовсе не к защите Вильны или, находящегося недалеко Минска, не к борьбе с наступающими царскими войсками. Король замер в предвкушении радостных известий из Москвы и готов немедленно поддержать бояр-заговорщиков. Польско-литовской армии в Радошковичах, предназначалась закрепить успех заговора при помощи интервенции.

И действительно, когда Иван Васильевич с войском находился уже неподалеку от литовских рубежей, в Москве произошла попытка мятежа. Отряды детей боярских и боевых холопов, принадлежащих заговорщикам, вошли в Москву, вернее попытались войти. Но были блокированы стрельцами «витязей», переброшенных в Подмосковье в августе, и после непродолжительного сопротивления сдались. Тем более, что в ночь перед началом мятежа, благодаря «волкодавам» Воротынского и привлеченных «летучих мышей» Брусилова, из своих домов исчезли, в большинстве случаев бесшумно, большинство главарей мятежников, вместе со своими семьями. Только в двух случаях, охрана и дворня пострадали от напавших, когда последние, уже выносили хозяев с территории усадеб. Но пара-тройка залпов из пистолетов, с десяток трупов и раненных, расставляли все на свои места, Тем более, нападавшие кричали, что действуют они по указанию государя Ивана Васильевича, против изменников. А о делах своих хозяев и дворня и охрана были в курсе и ни кто не решился усугублять свою вину, пытаясь и далее отбивать похищенных. Весь мятеж был подавлен в течение недели.

С начала мятежа, царь, оставив войско на литовском рубеже, вручив его, в нарушение всяких местнических правил, пошедшему с ним в поход Черному, налегке, с личной охраной, убыл в свою столицу, в которую и прибыл через неделю пути, измучив себя и сопровождение скоростью передвижения.

Итогом заговора стало заточение князя Старицкого и его семьи в Хутынский монастырь или Варлаамо-Хутынский Спасо-Преображенский монастырь, названный так благодаря построенному в 1515 году Спаско-Преображенскому собору и по имени основателю монастыря святого монаха Варлаама (в миру Алекса Михалевича), лишения его удела и всего иного имущества. Монастырь расположился в семи километрах от Великого Новгорода. Что выглядело несколько странно, для избрания места заточения мятежного претендента на Московский трон. Однако по настоянию Черного и Воротынского-младшего, московский самодержец пошел на это. Обеспечив арестованных родственников, кроме стражи от уральских бояр, охраной, направленной им лично, которая расположилась не только в самом монастыре, но и в притулившейся около монастырских стен деревушке Хутынь.

Кроме заточения неудачливого претендента на шапку Мономарха, прошли массовые аресты княжат и бояр с их семьям, боярскими детьми, боевыми холопами и челядью. Дознание, по повелению царя, проводил его новый приближенный, назначенный руководителем следствия по данному заговору, Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский, прозванный за свой малый рост, даже по местным меркам, «Малютой». Благо, что хоть «витязей» не подчинили Бельскому. Видимо царь хотел перепроверить все, что предоставили ему уральские бояре. В ходе следствия все, что предоставил царю Черный, подтвердилось. «Малюта» вышел и на князя Михаила Воротынского-старшего, но кроме общих фраз допрашиваемых, что они слышали из вторых-третьих уст об его участии в заговоре, ни каких иных доказательств получено не было. Новгородское дело выделили в отдельно производство: «Статейный список из сыскного из изменного дела (1557) году на Новгородского Епископа на Пимена и на новгородских Дьяков и на Подьячих и на гостей и на Владычных Приказных и на Детей Боярских и на Подьячих», назвав его таким образом и вернулись к нему в конце весны следующего 1568 года.

А пока в конце декабря 1567 года состоялся суд обвиняемых в заговоре. Царского брата приговорили к заключению в монастыре, со всей его семьёй. Мать князя Владимира, княгиню Ефросинию, как и в мире попаданцев, насильно подстригли в монахини и загнали в дальний монастырь, под особое наблюдение игуменьи.

Остальных заговорщиков, числом в шесть сотен, приговорили скопом к смертной казни. Вывели на болото, где, уже на лобном месте, зачитали царское помилование всем осужденным, с заменой смерти на каторжные работы. И по весне 1568 года, караван судов с осужденными и членами их семей, вышел на Волгу и взял курс к далекому Уралу, где невольным пассажирам предстоит прожить остаток своих дней.

Замешанных в заговоре архиереев церкви и прочих монасей, кроме архиепископа Новгородского Пимена, материалы в отношении которого, вместе с иными новгородскими и псковскими заговорщиками выделили в отделенное сыскное дело, передали митрополиту Макарию. И еще до снега, население отдаленных северных и восточных монастырей ощутимо увеличилось за счет ссыльных монахов, которых предписывалось содержать в строгости, в подвалах, в цепях, на хлебе и воде. Так, что мирские заговорщики можно считать легко отделались, по сравнению с их собратьями по мятежу из числа церковников. Мало кто из них дожил до весны. А уж встретить в подвале вторую весну не удалось ни кому.

* * *

По весне, в мае, трех тысячная орда татар, возглавляемая Осман-мурзой Ширинским, попыталась в очередной раз пограбил московские пограничные земли. Объектом нападения избрали Северскую землю. Но опять не смогли пройти через цепь укреплений и отвернули в степь. А что-бы дважды не ходит, в июне зашли на земли Литвы и прошлись чамбулами по её украине, уведя с собой порядка четырех тысяч полона, сколько осталось за ними трупов русских людей, ни кто не считал.

И в этом году от служивых «засечной черты» пошли слухи о виденных ими двух земляных монстров-големов, выступающих, как всегда на стороне татар. Чудишь разбили, подбив им ноги ядрами со стены передовой крепостицы, и развалив до конца картечными залпами, практически в упор, напрочь снеся им головы и разметав туловища. И опять мало кто в Москве поверил в это. Не поверили и «витязи», однако способ борьбы с големами вычленили и взяли на заметку, даже внесли несколько строк дополнения в «Устав артиллерии». На всякий случай, мало ли что может быть. Ведь они и сами попали в этот мир непонятным, колдовским, для них образом.

Приход крымчаков к границам Русского царства никого в столице не удивил, хотя еще в январе этого года, в Москву от Девлет Гирея прибыл гонец с предложением «быти в крепкой дружбе и братстве» и извещением о походе, в конце 1566 года, Девлет Гирея с сыном Алды Гиреем на короля Польского Сигизмунда-Августа II и его подданных. Но одновременно, по донесению разведки, Девлет Гирей начал переговоры с Сигизмундом о мире и союзе против Москвы, которые, забегая вперед, завершились заключением такового.

* * *

В начале июня из Архангеломихайловска вышли два галиона, приписанных к торговой эскадре Московско-Туркестанской компании. Обогнув с севера Скандинавский полуостров, суда взяли курс на запад и недели через три пути, достигли берегов Исландии, где в бухте, на южном побережье острова, традиционно делали остановку клиперы, идущие из Поморья в Карибы. Перед капитанами галеонов, их командами и пассажирами была поставлена задача, заложить на месте стоянки постоянное поселение, укрепить его, оборудовать бухту в надежный и удобный порт. На берег сошли более трех сотен человек, привезших с собой кроме инструментов, оружия, некоторых строительных материалов и иных припасов, отару овец в полсотни голов, для обеспечения, в будущем, колонистов и экипажи проходящих судов свежим мясом. И уже через три года у бухты вырос обнесенный каменной стеной поселок, вход в гавань прикрыл каменный форт, с дюжиной орудий, расположившийся у левой оконечности входа. В самом порту, кроме складов, выросли два каменных пирса и набережная, одетая в камень, отступила на три метра, на более глубокое место, от бывшего берегового уреза бухты. Еще через пять лет, поселок разросся до городка, в порту появились еще два пирса. Горловину входа стали прикрывать пара фортов, расположившихся по обоим сторонам входа в гавань. А на вершине невысокого холма, расположенного в полукилометре от порта, выросла мощная, большая каменная крепость, над которой возвышалась антенна дальней радиосвязи. Население колонии к этому времени увеличилось до трех тысяч взрослых человек обоего полу. По горам бродили большие отары овец, а в небольших долинках, почва которых позволяла выращивать зерно и овощи, колыхались под легким ветерком колосья ячменя с рожью и зеленела ботва различных овощей, в том числе и картофеля.

* * *

Пока Воротынский со своей конторой занимайся расследованием заговора, Черный озадачил его решением еще одной, так сказать попутной задачей. Во время одного из докладов Михаила, воевода и выдал новое поручение его службе.

— Михаил Иванович, Польша в заговоре замешана по самые уши. А мы что-то пока обороняемся. Пора ответит. Если память мне не изменяет, седьмого июля семьдесят второго года в мир иной должен отойти Сигизмунд. После начнется польско-шляхетское шоу под названием «выборы круля». Пора нам начинать готовится к этому представлению. В связи с этим, я вот что хочу поручить твоим орлам. У нас в шахтах и карьерах работаю иудеи, высланные из Полоцка. Нужно к ним подвести твоих оперов, что-бы они под видом, допустим, осужденных на казнь, но помилованных, с заменой смерти на каторжные работы фальшивомонетчиков, донесли до мозгов этих иудеев мысль, об обращении с ходатайством к властям, то есть к нам, об организации производства и распространения фальшивых польских грошей. Да так аккуратно донести, чтобы жиды решили, что это они сами додумались и ухватились за эту возможность вырваться с каторги. И второе нужно, так же в преддверии смены власти у литвинов, по твоей линии активизировать работу среди православных Литовского княжества, по перетягиванию их симпатий на сторону Москвы. После ухода Сигизмунда, организуем добровольное воссоединение русских земель. Заодно, при раскрытии пшеками источников изготовления и распространения фальшивок, польские паны выскажут очень много и красочно, своим братанам литовских шляхтичам, все, что они думают о литвинах. И последним это вряд ли понравиться. А зная нрав польской шляхты, про высказывание, а то и действия, по пресечению распространения фальшивок, совершенные панами на территории ВКЛ, можно не сомневаться.

— Исполним Командир.

И уже через месяц, в июле, в некоторых шахтах и карьерах, вместе с последним пополнением каторжников, пришли осужденные на смерть, но помилованные с заменой казни, бессрочными каторжными работами фальшивомонетчики. Которые как-то легко сошлись с отбывающих на этих предприятиях царское наказание полоцкими евреями, с которыми вели беседы на различные темы. В том числе, фальшивомонетчики сетовали, что не там и не те монеты они начали подделывать. Вот если бы они смогли бы вернуться назад, то начали бы штамповать фальшивые польские гроши, все равно в том бардаке, который происходит в Польском королевстве, найти их невозможно. Приводя в качестве примера своей правоты, факт наводнения Литвы фальшивыми местными грошами и так не найденных виновников этого.

Всегда после бесед с иудеями, фальшивомонетчики долго на каторжных работах не задерживались, месяц-полтора, не более. После чего одни погибали в завалах, и их раздавлены до не идентификации тела выносились из забоев. Другие пытались бежать, но неудачно. И их трупы, с обезображенными до неузнаваемости пулями лицами, выставлялись для всеобщего обозрения каторжникам.

А к концу августа от полоцких иудеев, находящихся на каторжных работах поступило с десяток ходатайств с прожектами наводнения Польского королевства фальшивыми грошами. Авторов прожектов изымали из шахт и карьеров, с ними беседовали вежливые приказные и если они и далее здраво обосновывали свои проекты, то их поселяли на время со своими семьями. Из всей чертовой дюжины соискателей, только одного отправили обратно в забой, уж очень сказочный проект он предоставил, явно проглядывало желания после выезда в Европу послать уральских бояр далеко и навсегда. За то остальные, после подписания определенных бумаг, выехали в Европу, оставив свои семьи на Урале, и приступили, каждый в одиночку, не зная о наличии других «коллег», к реализации своих замыслов по организации изготовления фальшивых польских грошей и распространению их на землях Польской короны. Привлекая для этой цели своих надежных знакомых. А кто может быть надежным знакомым для еврея проживавшего на землях Литвы, только такой же иудей с территории Великого княжества Литовского.

* * *

Основным достижением «витязей» в этом году по праву считается создание Крупновым и его коллективом радиоаппаратов дальней связи. Наконец появилась возможность установить быструю связь между анклавами попаданцев. Что было не только удобно в общении между попаданцами, но и давало огромное преимущество «витязям» и Руси перед противниками и другими «добрыми» соседями.

Не малым достижением стало и дальнейшее развитие строительства паровых двигателей. Их стали производить уже серийно, да разных модификаций, в том числе тракторные и судовые. В августе построили и отправка в Хорезм для Беркута, в разобранном виде, пару небольших пароходиков, с котлами на мазуте. Вооруженных одним восьми, пятью трех фунтовыми морскими «единорогами» и одной автоматической картечницей на тумбе, установленной на баке, для патрулирования русла Аму-Дарьи. Не плохо продвинулись работы по проектированию и изготовления судовых дизелей. Уже вышли на опытные образцы. К сожалению пока все держали материалы, не было нужных сплавов. Но прогресс был огромный, по сравнении с пятидесятыми годами.

Не стояли на месте и остальные производства. В основном попаданцы предпочитали интенсивный путь развития завода или фабрики, но приходилось и просто строить новые предприятия, увеличивая их количество. По такому же пути шло и сельское хозяйство. «Железные огнедышащие чудовища»- паровые трактора для местных земледельцев стали достаточно привычными, почитай в каждом боярском хозяйстве по два-три таких «чудища» имеются. Но приходилось и по простому увеличивать количества распаханных полей. Население увеличивалось и по подсчетам уже перевалило за сотню тысяч, без учета воинских частей и подразделений, относящихся к Уральскому уезду. А их всех кормить надо, и население, и армию, и государю в его резервные царские амбары зерно выделить и отвезти. Но ни чего справлялись. Аккуратненько распахали целину не только по западному берегу Урала, но и по восточному, глубоко забиралась, по рекам, в степь. Для прикрытия крестьян строились новые боярские остроги-усадьбы и воинские форты.

В подмосковной мастерской Граббе, начали производство новинок, кружев с серебренной и с золотой нитью, с драгоценными камнями. Из которых изготовляли не только кружевные накидки но и полностью платья. Правда и стояли такие изделия мама не горюй. Не один муж помянул недобрым словом боярина Граббе и его супругу, когда вынуждено расставался с огромными суммами за безделицу сплетенную из нитей. В общем то простую сеть, но изукрашенную.

Для пропаганды на территории Великого княжества Литовского единения с Московской Русью, для православных крестьян и мещан, начали издавать памфлеты или вернее народные прокламации типа «лубка». В которых минимумом текста, максимумом изображения, высмеивались католические и протестантские священники, шляхта-бояре с властью княжества, во главе с Сигизмундом и различные перевертыши из истинно христианской православной веры в схизматические католичество, протестантизм и прочие ереси. Так что «фирме» Кротовой работы все прибавлялось и прибавлялось. Даже пришлось организовывать подразделение отвечающее за доставку и распространение различных памфлетов в страны Европы, в том числе и в ВКЛ. «Конторы» Воротынского и Брусилова уже не могли обеспечить перевозку и распространения такого объема печатных изданий. Своей работы, по основным, собственным направлениям, хватала спецслужбам «витязей». Не обошли «лубком» и саму Русь, но в этих прокламациях власть не задевали, а высмеивали зарубежных соседей и их местных прихвостней.

В остальном все в уезде шло по годами накатанному пути. Приходили уходили речные, морские и сухопутные караваны с товарами и переселенцами. Тем более, что путь по Самаре и Волге, «витязи» очистили от разбойников и не было нужды собираться купцам и путешественникам в большие караваны. Хотя эксцессы случались и иногда разбойнички пошаливали, но обычно недолго.

Закончился учебный год, дав из корпуса, института и университета, в армию, флот и хозяйство попаданцев приличное количество специалистов, да и просто грамотных юношей и девушек, закончивших школы. В своё время, начался новый учебный год. Собрались учредители товариществ и банка, обсудили итоги, наметили перспективы, распределили прибыли. Осенью собрали и заложили на сохранение урожай. Традиционный подледный лов «царь рыбы», с оправкой, в январе следующего года, доли от улова на монарший двор. И веселая встреча Нового года по-боярски всем населением уезда.

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1568 года от РХ

Свою деятельность в Заморской Руси, командование флота, и в этот год начало с обычного совещания флагманских специалистов и командиров кораблей при командующем флоте, тем более, что происходила его смена. До отправки рейсового клипера, Полухин будет предавать дела новому комфлота, Сенявину Евгению Степановичу. В повестке совещания была пара основных вопросов и текущая мелочь. Первым обсудили вопрос по оказанию помощи в заключению мира между Русским царством и Испанским королевством. Для чего продолжать аккуратно обрабатывать плененных в прошлогоднем рейде на Азоры испанских грандов, кабальеро и прочих купцов и капитанов из простолюдинов, но могущих при случае замолвить словечко в поддержку любезных тартарских дворян. Вторым вопросом обсудили очередной грабеж Серебряного флота. В этом году его решили перехватить в «Багамском канале». Методом загонки отбивать от основной массы армады отдельные корабли, обездвиживать и брать их на абордаж. В число текущей мелочи вошли начала работ по возведению волнолома и строительства на нем форта, в бухте Десантная, с повторным углублением дна. Закладка на стапеле в этой же бухты очередного земснаряда для гавани Рюрика-на-Тобаго. Расширение территории по сбору каучука. Начала строительства города на материке, в глубине, расширившегося Портивановского анклава и расширения поселков, при месторождениях медной и железной руды, до небольших городков, на севере от основных земель этого же анклава. И тренировки экипажей кораблей в боевых условиях, короче пограбить слегка испанцев. Например давненько не наведывались на испанские жемчужные промыслы по атлантическому побережью. Тем более, что дружественные индейцы, из числа друзей «конторы» Воротынского, сообщили о собранном в этом сезоне кабальеро богатом улове жемчуга.

К концу января были снаряжены и отправлены в рейд два отряда кораблей, по паре легких фрегатов, в отлично известные ушкуйникам, по прошлым походам, места добычи конкистадорами жемчуга. Налеты на испанских ловцов жемчуга на отмелях в бухте Кариако и жемчужные промыслы Рио-дель-Хача, прошли без стрельбы и трупов. Увидев боевые корабли известных тортугских пиратов, охрана ловцов и добытого «зерна» перламутра, как под копирку, спустила флаги со своих каравелл и сдалась на милость флибустьеров. Их примеру последовали и хозяева артелей ловцов и сами ловцы. За что и были вознаграждены только отъемом добытого жемчуга. Все остальное, в том числе и корабли с оружием, оставили испанцам. Предварительно сгрузив на берег пушки с судов, без пороха, оставив его на каравеллах. «Улов» от похода наглядно выглядел, как кучки разобранного по размеру жемчуга, оцененного, по самым скромным подсчетам, в 380 000 песо серебром.

* * *

Не откладывая дело в долгий ящик, к концу января приступили к повторному углублению бухты Десантная на Тортуге, ибо после первого углубления в шестьдесят пятом году, через косу волнами опять замыло гавань. Заодно, вынутым грунтом отсыпали косу, отделяющую гавань от пролива, поднимая её все выше и выше из воды. Периодически укрепляя насыпь осколками камней и кирпича, отходами от строительства, для укрепления сооружения. По мере нарастания высоты косы, начали обкладывать границу рукотворного острова специально привезенными каменными плитами, для защиты от размыва острова волнами, которые вскоре загрохочут в проливе. Да так быстренько, что к очередному сезону штормов на месте косы, по периметру рукотворного островка, уже высилась приличной высоты стена. Правда, между противоположными стенами, насыпать грунт до уровня самих стен не успели и между ними образовалась своеобразная «ванна» с морской водой.

Так же не мешкая, как раз спустили очередную баржу, для перевозки грунта от землечерпалки, освободив стапель, заложили на нем, расположенном в этой же бухте, новый земснаряд, для гавани Рюрика-на-Тобаго. Благо стальной набор, паровик с винтами и прочей машинерией с металлической оснасткой, уже с год лежали на складе Порт-Росса, дожидаясь своей очереди.

* * *

С «осенним» конвоем из Испании в Веракрус, 23 февраля, прибыл юный дон Алехандро Филипп де Кордова, который по прибытию в Мехико, был принять лейтенантом, в дворцовую стражу вице-короля Новой Испании. Занимавший до ноября прошлого года эту должность дон Фердинанд Диас дель Кастильо, стал капитаном дворцовой стражи вице-короля Новой Испании. А его дядя, бывший до этого капитаном, отбыл в Испанию в свите отставленного вице-короля Гастона де Перальта, маркиза де Фальсес, графа де Сантистебан де Лерин, губернатора Наварры, бывшего в этой должности до 11 ноября 1567 года. В настоящее время, вице-королевство оставалось без главы. И пользуясь моментом, утверждения ни кому незнакомого молодого идальго, в достаточно высокой придворной должности, прошло без сопротивления. Забегая вперед, можно констатировать, что прибывший в ноябре этого года в Мехико новый вице-король Новой Испании Мартин Энрикес де Альманса, утвердил в своих должностях и дель Кастильо и де Кордова.

Описав результат операции разведки «витязей» по вводу во двор Мехико ещё одного сотрудника, можно вернуться и назад на два года. Когда среди выпускников 1566 года курса разведки и контрразведки, спец отделения Кадетского корпуса, в «испанской» группе, отправленной для адаптации в Испанию и коронные владения в Новом Свете, уехал с берегов Урала на Иберийский полуостров и семнадцатилетний Ястребов Пров Васильевич. В числе троих своих одногрупников он попал на адаптацию и стажировку в испанские владения донны Каталины Хуарес де Кордова, в которых и проживал в одном из замков, под личиной дальнего родственника покойного мужа донны Каталины. Когда понадобился сотрудник для внедрения во двор вице-короля Новой Испании, для помощи «Конкистадору», то выбор руководства пал на Прова, благо чернявый юноша имел сходные черты лица с фамильными чертами рода де Кордова. Вот и подобрали ему биографию умершего в детстве представителя дальней и очень обедневшей ветви этого рода. Благо, что и ликвидировать ни кого не пришлось. Неурожай и последующий за ним голод, решил все за разведку. В числе умерших был и местный падре. Так, что вернувшемуся в Испанию Федьке Ельцу, ни кого не пришлось ликвидировать. Забраться в полуразрушенную церквушку и внести изменения в попорченные влагой церковные книги было не трудно. Тем более, что и родственников будущего конкистадора де Кордова, в том, что обозначало замок местного сеньора, не было. Мужчины разъехались, кто за океан, кто на бесконечно идущие войны, да так и не вернулись. Женщины, кто ушел в монастырь, кто вышел замуж, а кто к этому времени и покинул сей мир. Приехавшему в это захолустье солидному негоцианту, владельцу кабака и гостиницы в самой Севильи, мэтру Феодору, ни кто ни каких препятствий не чинил. А когда он нанял нескольких девчонок и парнишек, из местной полувымершей деревни, для услужения в своих заведениях, ему еже ещё были и благодарны, что снял заботу об лишних ртах с плеч деревенского общества. А уж сделать выписку их церковной книге, за огромные деньги в шестнадцать реалов, в отношении одного из сыновей местного сгинувшего сеньора, новый падре, произвел с удовольствием, написал и заверил требуемый документ, без каких-либо возражений.

По возвращению в Севилью, Федор передал эти документы своему начальнику по разведработе, уважаемому в Севильи купцу из далекой Литвы, Сомову Феофану Тимофеевичу, под видом его отделившегося от хозяина разбогатевшего приказчика и легализовался в Севильи сам Ельцов, открыв около порта кабак, совмещенный с гостиницей и немножко с борделем.

А дальше посыльный от купца Сомова, прибыл в замок, где обитал старший управляющий имениями вдовы де Кордова и вручил этому угрюмому человеку запечатанный пакет. И весной сего года, в порту Севильи, на судно шедшее в колонии, сел юный идальго дон Алехандро Филипп де Кордова, решивший, как и все остальные взрослые мужчины его семьи, поискать лучшую долю, выбрав местом её поиском земли короны за океаном. В результате его путешествия в Мехико, при дворе вице-короля у главного резидента «Конкистадора», появился помощник — «Идальго».

* * *

В конце марта в очередной рейс ушел клипер «Касатка», увозя на своем борту бывшего командующего флотом Полухина, окончательно предавшего бразды правление новому комфлоту Сенявину и очередную смену запорожцев, которые прижились на Карибах и ходили в теплые моря, как в будущем мире «витязей» люди из их мест на работу в Сибирь «вахтами», строго соблюдая очередность. Благо все они по возвращению вливались в недавно образованный курень батьки куренного атамана Панаса Подопригора, и из этого же полка обычна шла смена «Карибской вахте».

* * *

За всеми этими заботами не забывалась и намеченная на весну этого года, «загонная охота» на Серебряный флот. Для чего раскинули дозоры, озадачили агентуру в портах, из местных и в окрестностях, из индейцев. В укромных бухточках Багамских островов начали создавать временные базы для стоянки кораблей-«охотников» с призами, запасая на них доски и мачты с реями для ремонта, еду, порох с боеприпасами, и при необходимости воду. Что бы можно было отстоятся с недельку, подремонтировать повреждения, пополнить запасы.

Наконец 12 апреля поступило сообщение, что конвой покинул порт Гаваны и направился к «Багамскому каналу», все «охота» началась. В этом году она впервые проводилась под руководством нового командующего флота, контр-адмирала Сенявина Евгения Степановича.

В роли «загонщиков» выступали легкие фрегата, на «номера» встали их тяжелые собратья и галеоны. И «потеха» началась. Намного превосходящие суда серебряного флота в скорости и маневренности, и почти не уступающие галеонам конвоя в огневой мощи, легкие фрегаты наскоками сбивали скорость, а то и ход то у одного, то у другого крайнего судна армады. При этом используя преимущества в дальнобойность своих орудий, держались в не зоны уверенного поражения пушек жертвы. При попытке других кораблей конвоя, оказать помощь подвергшемуся нападению судна, корабль-налетчик, попросту «отскакивал» от избиваемого судна и переключался на другое, нанося и ему большие повреждения в рангоуте и такелаже. Через двое суток таких «игр», за испанским торговый флотом начал тянуться шлейф из отставших, по причине повреждений судов, на которые и набросились корабли — «номера» флибустьеров. И чем дальше уходил Серебряный флот по «Багамскому каналу» от Гаваны, тем все больше и больше становился его «хвост» их поврежденных судов. Который с удовольствием укорачивали тортугцы, «отгрызая» то одно, то другое судно, беря его на абордаж. Под конец целей стало так много, что пришлось для абордажа задействовать и подсобные суда, каравеллы и даже двухмачтовые барки. Последние по две-три штуки в легкую брали на абордаж даже чуть тащившихся на остатках парусов галеоны. Захваченные суда отводились в бухты-отстойники, где и производился минимальный ремонт призов, что бы можно было их довести до базы. Заодно первично сортировали пленных, отделяя приличных на вид, от прочих простолюдинов.

Испанцы покинули «Багамский пролив», потеряв на его акватории половину судов армады, в том числе и «алмиранта» — адмиральский корабль, второй флагман флота, перевозящий половину особо ценных сокровищ из королевской пятины.

Всего к 1 июня в гаванях Порт-Росса, Новгорода-Испанского и Порт-Ивана, корабли — «охотники» привели тридцать один приз, галеоны, каракки, каравеллы и прочие торговые нао. И привезли более полутора тысяч полона, в том числе и адмирал объединенного торгового флота дона Игнасио Хорхе де Мендоса, члена прославленной фамилии грандов испанского королевства, а с ним более трех сотен, капитанов судов, офицеров, знатных и богатых пассажиров. И опять для «воротынцев» и «брусиловцев» флота наступили «горячие» деньки. После дезинфекции, помывки и карантина, всех пленных разбили на две группы. Привилегированных, во главе с де Мендосой, разместили в домах, так называемого «выкупного квартала» Новгорода-Испанского, позволив им общаться с содержащимися в этом же изолированном от остальной части города квартале прошлогодними, так называемыми, «благородными» пленниками, с Азорского рейда. А простолюдинов разместили в рабочих лагерях и назначили на работы. Благо работы типа копать, кидать, таскать, рубить и тому подобное найти было не трудно. Одна вырубка блоков в каменоломнях, для укрепления насыпного острова перед бухтой Десантная, заняла не мене семи-восьми сотен работников. Зато и скорость выхода плит очень заметно возросла. Что и позволило к концу этого года закончить выкладывать каменные волноломы, оставив остальные блоки для возведения стен артиллерийского форта на рукотворном острове. А полтысячи новых пленников, оказались в Порт-Иване, их сразу после захвата судов и первичной сортировки, пересадили на посудины, которые должны были идти в этот порт.

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1568 года от от РХ

Начавшиеся ураганы как обычно сильно ограничили сообщения между приморскими поселениями Вест-Индии и притушили бурление жизни в самих городах и деревушках Нового Света, выросших около морского побережья.

Но непогода не ограничила человеческую деятельность в дали от морских берегов. В соответствии с решением совета флагманов флота и командиров кораблей и по необходимости начались работы но строительству второго города в Портивановском анклаве. Расширения территории анклава далеко на запад материка, выдвинуло задачу по обороне и заселению новых земель. Для чего и стало необходимым строительство нового город, вместе с цепью обычных дерево-земляных фортов. Так же населению новых территорий был необходим административный центр, расположенный в доступной близости от его мест проживания. Место под будущий город «витязи» выбрали, опять опиралась на свои послезнания. На реке носящей в их мире имя Потомака, при впадении в неё ещё двух рек. На этом месте в мире попаданцев стоит город Вашингтон. Место было удобное, как в плане обороне, холм, русла трех рек, так и в транспортном. Опять таки три реки, по которым можно подвезти товар из глубины материка, и от океана, на эти 53 километра, отделяющие выбранное место от океана, могли подняться морские суда с грузом, глубина «Гусиной реки», как переводилось на русский язык название этой реки с языка местных индейцев, позволяла это сделать. Русские переселенцы тут же переделали её название на свой лад, да еще в русском переводе, и Потомака официальна стала называться Гусьрека. А заложенный город назвали Анастасийск, по имени матушки-государыни, супруги царя русского. Вот на строительстве Анастасийска и пригодились плененные испанские моряки, солдаты, привезенные из «Багамской погони», как стали называть перехват Серебряного флота в 1568 году в «Багамском канале». Таким авральным темпом, но без ущерба качеству строительства, уже через год, на берегах Гусьреки вырос окруженный стенами просторный город, с оборудованным причалами и складами портом.

Строительства металлоплавильного завода, начатое в 1565 году закончилось и ему стало не хватать железной и медной руды, что бы выйти на проектную мощность. Для увеличения добычи руд наступила необходимость расширить их добычу, увеличив число рудокопов и соответственно расстроить поселки. Вот и пришлось собирать резервы и выделять работников еще и для строительства на острове, где расположено месторождения железа — городка Железограда. (В мире попаданцев на северном берегу одного из Ньюфаундленских островов, под названием Бель-Айленд в заливе Консепшен). А на материке, где расположено месторождение меди-городка Меднограда. (В оставленном мире «витязей» это в северной части будущей канадской провинции Нью-Брансуик). Работников и необходимые припасы, в том числе и стройматериалы с метизами, успели перебросить на стойплощадки заранее, по весну. И сейчас на этих месторождениях полным ходом шли работы по расширению поселков в городки и увеличению добычи руд.

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1568 года от РХ

С началом навигации в Порт-Росс ушел рейсовый клипер, загруженный припасами для флота и верфи Порт-Ивана. Через полторы недели после ухода рейсовика, ушли галеоны с товарами для Европы и парочка галеонов, повезла пополнения и припасы для колонии в Исландии.

В середине мая снова, как и в прошлый год, освободили четыре стапеля, спустив построенные на них легкие фрегата на воду, для достройки. Тут же начав строить на свободных площадях следующий дивизион. Так же заложили два экспериментальных торговых судна, под названием флейт, на вновь построенных в мае этого года паре гражданских стапелей с эллингами. Их строительства начали еще весной прошлого, шестьдесят седьмого года, как продолжения основной верфи, вниз по течению Северной Двины. Впрочем на вновь построенных мощностях можно было строить и иные корабли, в том числе оба вида фрегатов, размеры и стапелей, и эллингов позволяли.

В конце мая в порту Архангеломихайловска, бросила якорь, прибывшая из-за океана «Касатка», на её борту прибыл в Россию бывший командующий флотом князь Полухин-Поморский. Который за три дня отмывшись в бане и передохнув, тут же пересел на быстроходный речной ушкуй и ушел в Петроград. А сама «Касатка», разгрузившись и приняв на борт грузы с пассажирами, уже к концу июня вышла в обратный путь.

После ухода торговой эскадры в Европу, к боярину Полуянову Андрея Васильевичу, так и заправляющим всем хозяйством попаданцев в Поморье, зашел старый знакомец «витязей» еще по Ливонии пятьдесят второго года, Павел Тимофеев.

— Разреши батюшка боярин.

— А компаньон, заходи. Что привело тебя ко мне.

— Андрей Васильевич, меня товарищество к тебе послало, вот по какому вопросу. Ходим мы в Европу раз в год. Товаров везем хоть и в полную загрузку, но мало. Вот имел мы возможность за год сделать две-три ходки, прибыл больше бы получили. Но успеваем перевезти из Поморья в Европу товар только один раз, замерзает море. Вот мы и подумали, надо нам факторию ставить, да не где попало, а там, где море круглый год не замерзает и от Поморья не далеко.

— На Мурман нацелились?

— На что он нам нужон, Андрей Васильевич. Голый камень, с тундрой. Дерева хорошего и то не найдешь. Есть у нас иная задумка. Имеется там островок, на островке крепостица, возле неё городок небольшой, Вардо прозывается. Принадлежит все это свейскому королю. Вот мы и мыслим. У батюшки государя со свейским правителем война идет. Можно и нам помочь своему владыки, повоевать сию крепость и город привести под государеву руку.

— Эт значить мы, бояре уральские, кровь своих воинов прольём, островок завоюем, да Вам для промежуточного торгового порта передадим.

— Андрей Васильевич, зачем обижает, так и мы подмогнем чем можем. И людишками оружными, и серебром, и судами.

— Ты погоди компаньон, такой вопрос сразу не решается. С князем-воеводой нужно посоветоваться. Тот государю доложит. Давай вернемся к этому разговору седмиц через пять.

— Воля твоя Андрей Васильевич. Только нас не забудь. Мы тебе всегда поможем.

— Да брось ты, сам ведь понимаешь, что раньше будущей весны нам на Вардо не пойти. Пока в верхах решат, пока сами подготовим экспедицию. Вот время и пройдет. Так, что дай бог, что бы по весне вышли.

На чем и закончилась эта беседа.

Но Полуянов не стал откладывать дело в «долгий ящик», и уже через час в Петроград ушла радиограмма с предложением купца Павла Тимофеева по Вардо. На второй день, радио об Вардо ушло в Москву, столичному представителю Уральского уезда при дворе, боярину Граббе, который на очередном докладе царю Ивану IV, доложил предложение по присоединению незамерзающего северного порта Вардо к Русскому царству. Ответ, согласие на приведение под его царскую руку, нового торгового порта, боярин получил только на следующей аудиенции, состоявшейся через неделю, после вручения государю прожекта расширения русской торговли на Севере. В тот же день, радиограмма о согласии Ивана IV на захват Вардо, ушла в Петроград, а оттуда, на следующий день, была продублирована Полуянову в Архангеломихайловск. И уже через две седмицы боярин сообщил Тимофееву о согласии князя-воеводы на участие в рейде на Вардо, чем немного удивил почтенного купца, такая быстрая передача сведений его поразила, но не сильно, у этих чудных бояр и способности с механикой так же чудные. Уже насмотрелся и пообвык. Началась неспешная на вид, но тщательная подготовка к экспедицию к Вардо. И как обычно, сначала приступили с сбору информации об объекте нападения.

В начале августа из Заморской Руси вернулась «Белуха», привезшая среди товаром, золото, серебро с самоцветами и жемчугом, добытого в ходе «Багамской погони», в сумме более трех миллионов песо. Оставив для нужд анклавов еще полтора миллиона песо.

В сентябре достроили и провели все испытания новых легких фрегатов, которые были введены в строй флота под именами «Кварц», «Коралл», «Корунд», «Кровавик». И в этом же месяце они ушли на Карибы, под предводительством лидера «Белухи», место которой у причала заняла вернувшаяся из Нового Света «Касатка».

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1568 года от РХ

Окончились ураганы. Начали возвращаться ежегодные торговые экспедиции к ларощельцам и к османам. Первыми вернулись суда от Азорских островов, распродавшие товары из своих трюмов. В этом году особенностью грузов «азорских» судов было в том, что большая их часть была произведена или выращена в самих русских анклавах, а не отняты у испанцев, как в предыдущие года. Спустя неделю в порт Новгорода-Испанского вошли каракки и галеоны «турецкой» эскадры, привезшие выкупленный православный полон из басурманской неволи. В этот раз посчастливилось освободиться от нечестивых агарян почти трем тысячам христианских душ, истинной византийской веры. Но и в этой партии магометанских рабов, опять почти не было подданных царя Ивана IV. Десятка два немощных стариков и старух, отданных хозяевами уважаемому Мустафе-эфенди, в нагрузку к основному «товару», с целью уменьшить свои расходы на кормежки этих старых и не нужных гяуров. И опять почти две тысячи из привезенных в этом году, были «свежим» полоном с украиных земель Польши и Литвы. Остальные соотечественники «Крестоносца» и балканские православные. Вновь прибывшую партию бывших невольников, как обычно прогнали через стандартные процедуры: медосмотр, дезинфекцию, баню, переодевание. Дали отдохнуть и приступили к сортировке, согласно имевшихся у них профессий. Полтысячи из прибывших изъявили желания и пополнили учебные подразделения флота. Остальные, в подавляющей своей массе, уехали осваивать материковые земли Заморской Руси. Нашлось место и старикам со старухами. Благочинный Карибского округа отец Фотий, давно намекал на организацию монастырей. Вот и дали ему разрешение на создание первого совместного монастыря в Портивановском анклаве, с условием взятие в монастырь всех убогих, калеченых и немощных на кош монастырской братии. Под это дело и стройматериалы выделили, и строителей. Да и кой какой скарб с сельхозинвентарем и семенами подбросили.

После перерыва, из-за ненастья, возобновилось возведение искусственного острова отделяющего воды Десантной бухты от пролива. Восстановили незначительные повреждения, причиненные штормовыми волнами и начали дальше наращивать высоту волнолома, одновременно засыпая пространство между его стенками. И уже к середине декабря полностью закончили возводить их. После чего приступили к строительству самого форта. Благо каменных блоков накопили значительный запасец и стены крепости стали расти как на «дрожжах». К концу года уже четверть высоты стен была выведена и в мае 1569 года, форт был выстроен.

3 ноября «Белухой» на рейд Порт-Росс было приведено флотское подкрепления в виде четырех новопостроенных легких фрегатов, уже на пятый день после прихода, введенных в боевой состав флота.

А 28 декабря флот пополнился еще на две единицы. В начале октябрь, с двух больших стапелей Порт-Ивана, спустили пару экспериментальных линкоров, заложенных в 1563 году. На освобожденных стапелях приступили к строительству следующей пары подобных линкоров, с их с готовностью в 1573 году. Рядом с имеющими линкорными эллингами, приступили к возведении ещё двух дополнительных стапелей с эллингами, предназначенных для строительства линкоров. Построенные линейные корабли, после достройки на воде, укомплектованием экипажами и проведения всех испытаний, 10 декабря ушли в Порт-Росс, где и пополнили ряды флота под именами «Рюрик» и «Гостомысл».

Московское царство и земли иных государств. Январь-декабрь по новому стилю 1568 года от РХ

Не обошли события в этом году и «любимую» Европу. 19 мая 1568 года, по распоряжению Елизаветы I Английской, бросили в застенки бывшую шотландскую королеву Марию Стюард, как претендентку на трон Англии. Начались, пока редкие и разрозненные бунты копингельдеров, на севере королевства, против огораживания, овцы все активнее начали «пожирать» крестьян и там. Начавшийся при отце нынешней королевы процесс сгона земледельцев с их земельных участков, с переводом бывших пашен под луга, для выпаса овец, добрался и до северных земель. Два этих не связанных между собой события, породили интересную, с точки зрения разведки «витязей» ситуацию, когда против Елизаветы, хотя и разрознено, начали выступать часть аристократии и копингельдеры севера страны. И грех было бы не воспользоваться сложившейся ситуацией. Чем «орлы» из «конторы» Брусилова активно и занялись. Работая с оппозиционными аристократами и повышая агитацией, градус не довольствия черни, как устной, посредством оплаченных проповедников, так и письменно, путем распространения памфлетов, частенько читаемых теми же проповедниками.

* * *

Продолжались проблемы и в Испании, как на самом полуострове, так и в Нидерландских провинциях короны. События неожиданно развернулись совсем не в благоприятную Мадриду сторону. Длившиеся уже третий год перманентное восстание, неожиданно получило подпитку, когда 16 февраля сего года испанская инквизиция вынесла скопом, смертный приговор всем жителям Нидерландов. Первый раз за все время существования Испанской инквизиция на территории Нидерландов с 1522 года, учрежденной для борьбы с протестантами, был вынесен такой массовый приговор еретикам. Это, а так же жестокое подавление крестьянского восстания в Северной Голландии, вызвало к жизни такое явление как «гёзы», состоящие из крестьян и мещан Нидерландов и их разновидность «морские гёзы», в которых рыбаки с матросами Голландии, Фрисландии и Зеландии начали борьбу с испанцами на море, базируясь в портах Англии.

Не смогло усмирить восстание и казнь 5 июня умеренных сторонников восставших в лице Ламоралья, четвертого графа Эгмонта, испанского наместника-штатгальтера Фландии и Артуа, рыцаря ордена Золотого руна и Филиппа де Монморанси, графа Горна, адмирала Фландрии. В ответ Вильгельм Оранский собрав в Германии войска, вторгся с ними в Нидерланды, правда вскоре потерпел поражение под Далемом и был вынужден отступить.

Неприятности преследовали монарха Испании и в семье. 24 июля в Мадриде, в возрасте 23 лет, умер его наследник дон Карлос. Пусть и горбатый, и глупенький, хотя и восставший простив своего тяти Филиппа II Испанского, занесший имя своего бати первым в список своих личных врагов, но все таки сын и наследник. Жалко. А тут еще и мориски взбунтовались в Андалусии. Мало этих мавров истребили во время Реконкисты. Надо было всех. Но это им с рук не сойдет, выгнать еретиков их королевства.

И как изюминка на торте, по осени, в королевстве Испания разразился финансовый кризис. Экономика королевства два года подряд полностью не получавшая подпитки золотом и серебром Нового Света, по причины перекрытия этими тартарскими пиратами с Тортуги поступления сокровищ Вест-Индии. Да и в этом году, до казны дошло менее трети от отправленного. (Разницу между реальным количеством «переданного» испанцами «витязям» монаршего груза и количеством оприходованного по прибытию в Севилью, оставим на совести королевских чиновников). И некоторые головы в Мадриде начали задумываться, а так уж необходима эта война. Тем более, по отзывам идальго, побывавших в плену у пиратов, тартарские дворяне дружелюбны, гостеприимны и выражают желания на мир между ними и Испанией. Правда придется пойти кое на какие уступки, так это дело естественное, когда договариваются благородные люди. Но эти мысли пока не получили большого распространения среди министров и придворных Мадридского двора и не запали в голову Филиппа II Испанского.

* * *

В «прекрасной» Франции все сильнее разгоралась гражданская война между католиками и гугенотами, несколько утихшая до прошлого года. Да и в Польше, с межрелигиозными отношениями не все было прекрасно. Мало было драк между католиками и влезшими в королевство протестантами различных конфессий. Так и между самих протестантских церквей, начался разлад, да и внутри этих церквей не было единства по вопросам веры. Свары происходили грандиозные, даже «выливались» наружу из их общин.

* * *

Весна на Балтике насупила вместе с активизацией войны между Швецией с одной стороны и Данией, Любеком и Польшей с другой. Начался новый этап морской войны между пополненным датско-любекским объединенным флотом, с обновленным шведским флотом. Теперь у датского короля Фредерика II, с учетом покупок 1566 года и 1567 года, имелся тридцать один боевой корабль, в том числе и стопушечный четырехмачтовый корабль, бывший английский «Соверин оф Сиз», вошедший в датский флот под именем «Даненнберг». Да и остальные галеоны были современные, хорошо вооруженные корабли. Имея мощный флот и обученные экипажи Дания могла доставить массу неприятностей своему противнику-Швеции. И доставила.

В мае объединенный флот в количестве сорока пяти вымпелов, под командование Петера Скрамса, опять вернувшегося на должности главного адмирала датского флота, после смерти Герлуфа Тролле, в который уже раз, встретился у острова Борнхольм, со шведским флотов, в составе пятидесяти судов, под командованием, снова возвращенного во флот, после выкупа из плена, Якоба Багге. Зря шведы ввязались в этот бой. Полдня флоты маневрировали, пытаясь занять лучшее положение, чем противник. А когда сошлись, тут-то и выяснилось превосходства кораблей датского флота в артиллерии, перед наспех собранными и вооруженными купеческими судами шведского флота. И та дюжина вновь построенный военных кораблей, не смогла противостоять свыше чем трем десяткам военных кораблей датчан. Мощные, крупнокалиберные пушки нижних орудийных палуб галеонов и военных английских кораблей датского флота, при залпе, рвали в клочья паруса и прочий такелаж кораблей противника, перебивали на них мачты и разносили в щепки остальной рангоут, ядрами проламывали им борта. К вечеру у Швеции опять не было флота и адмирала, повторно попавшего в датский плен. Только с пяток корабликов смогли улизнуть, пользуясь наступившей темнотой. Остальные либо пошли на дно, либо, в «избитом» состоянии были взяты датчанами на абордаж. Но победу Дании нельзя было назвать бескровной. Флот к окончанию сражения недосчитался полутора десятков судов, в основном мобилизованных купеческих «посудин». Из галеонов не повезло только одному, вражеское «золотое» ядро сумело проломиться в крюйт-камеру, каким образом ни кто так узнать и не смог, и уничтожило королевскую покупку в огне и дыме взрыва порохового запаса галеона.

После победы на море, Балтийское море, за исключением его восточной части, плотно контролируемой московитами, перешло под опеку Дании и её союзника Любека. И уже через месяц после победы, датская армия, при поддержке флота, высадилась на территории Шведского королевства и приступила к методичному захвату его земель с городами и прочими поселениями.

Все это породило заговор против короля шведов Эрика XIV в среде его приближенных. Чему способствовали не только военные поражения и усилия Ватикана, но и случившееся с бывшим королем несчастье, по наступлению весны здоровье Эрика XIV ухудшилось и у него развилась шизофрения, вернее, болезнь в очередной раз обострилась. И если бы он не стал склонятся к миру с Русским царством, даже путем, хотя и незначительных, но уступок, то ни кто бы опять и не заметил бы его шизофрению. Бедный Эрик, незадолго до своего свержения встречавшийся с русскими послами, и несмотря на шизофрению, а может и благодаря ей, все прекрасно осознавал, и говорил боярам, что заговор против него плетут католики, именно по причине того, что он готовиться заключить с Москвой мир и союз.

В результате этого обширного заговора осенью сего года в Стокгольме был свергнут шведский король Эрик XIV, попытавшийся начать проводить прорусскую политику, и заключен с семьей (женой Карин Монсдоттер и детьми — четырёхлетней Сигрид, двухлетним Густавом и полугодовалым Хенриком) в замок Або, в одноименном городе (в мире попаданцев город Турку, принадлежит Финляндии), где до него содержался его брат, Юхан, ставший королем. Уже через полгода бывший король был разлучен с семьёй и переведен в крепость Кастельхрльм на Аландких остовах, семья осталась на старом месте в Або. А еще через год бывший король умер. По приказу Юхана III, охрана отравила Эрика мышьяком, добавляя отраву по немного в пищу свергнутого монарха в течении трех месяцев.

В результате переворота на шведский трон был посажен родной брат бывшего короля, прокатолический и яро русофобствующий Юхан III, бывший герцог финляндский, потерявший в результате действия русских войск почти все свои владения. Который, в ознаменование своего расположении к католической Польше, женился на Екатерине Ягеллонке, сестре польского короля.

В конце этого же 1568 года Юхан, сменивший брата на престоле, начал переговоры с Данией о мире, другого выхода у нового короля не было. Еще немножко и датчане займут всю Швецию. Однако датский король Фредерик II, без уведомления ригсрода (королевский совет) и ригсдага (сословно-представительское собрание), отказался от переговоров и продолжил войну, видимо победы вскружили голову и этому достаточно трезвомыслящему монарху. Хотя через год, 18 ноября 1569 года, в Роскилле мир между Датским королевством в союзе с вольным городом Любеком и Шведской державой, при посредничестве Папского престола, был заключен.

* * *

Ватиканский след обнаружился и в дело по Новгородской измене. К Новгородскому делу, выделенному в отдельно производство при расследовании Московского заговора князя Старицкого и бояр, вернулись в конце весны 1568 года, в мае месяце. В ходе расследования начала вырисовываться картина масштабной игры, которую ведет папский престол для сколачивания мощной антироссийской коалиции. Не зря Новгородская летопись занесла на свои страницы примечательны слова, с которыми, царь Иван IV, после окончания расследования, обратился к новгородскому епископу Пимену, привезенному в Москву: «Злочестивец! В руке твоей — не крест животворящий, но оружие убийственное, которое ты вместе со своими злоумышленниками хочешь вонзить нам в сердце! Знаю умысел твой… хотите отчизну нашей державы, Великий Новгород, передать польскому королю. Отсель ты не пастырь, а враг церкви и Святой Софии, хищный волк, губитель, ненавистник венца Мономахова!».

Расследование вела сводная «бригада» в составе людей Бельского, под его руководством, проводившим, как сказали бы в 20 века, следственные мероприятия и сотрудников Воротынского, возглавляемых им же, по мерка 20 века, «воротынцы» осуществляли оперативное сопровождение следственный действий. Заговор был действительно масштабным. Замешаны были и духовные власти во главе с архиепископом Новгородским Пименом, и светские, из приказной администрации города и уезда, руководимые главными дьяками Новгорода Кузьмой Румянцевым и Андреем Безсоновым, земцы, во главе с их лидером, боярином Василием Дмитриевичем Даниловым, заведовавшим в городе пушечными делами, и многочисленная группа богатых новгородских купцов, возглавляемая главой семейства Сырковых, Федором Сырковым. Естественно главные фигуранты потянули за собой собственные семьи, своих подчиненных и слуг, те в свой черед прицепили к делу своих знакомых с домочадцами, а последние вовлекли в круг расследование собственные связи. С таким огромным массивом дел, следственная группа «москвичей» «пахала» более семи месяцев. Нити вели в Псков, в усадьбы новгородских и псковских помещиков, в монастыри. В том числе вышли и на связь Пимена с лицами из опричного и земского окружения царя в Москве. Воротынский ни как не смог укрыть эту информацию, полученную людьми Бельского, даже и не пытался. Но в Петроград сообщил, и «витязи» успели предпринять меры по дистанцированию от обреченных сановников.

Итогом расследование стало выявление грандиозного заговора, в который оказалась вовлечена чуть ли не вся без исключения городская элита Новгорода и Пскова, в лице приказной администрации, управляющей Новгородской и Псковской землями, социальные верхи населения, во главе с архиепископом и его окружения, верхушкой бояр и толстосумов обеих городов. В декабре, после окончания расследования и проведения суда, из Новгорода и Пскова, потянулись обозы ссыльных. Основной поток, почти пять тысяч высланных, начавшись в воротах обоих городов обрывался в Архангеломихайловске. Малый поток, чуть более полутора тысяч ссыльных, выйдя из родных стен, растворялся в степях Уральского уезда. Всего было выслано полсотни дьяков и приказных с женами и детьми, свыше трех сотен помещиков с домочадцами и малым числом слуг, и порядка двухсот купцов с семьями и прислужниками. Да простых людей с чадами, из псковского и новгородского посадов, которых посчитали неблагонадежными, числом в четыре с половиной тысячи душ. Этой высылкой Москва окончательно очистила Псков и Новгород от местных боярских родов и большинства купеческих фамилий, даже из числа «московских» переселенцев во времена деде ныне здравствующего монарха. Да и сильно убавила численность антимосковско настроенного простого посадского населения обоих городов.

И опять светские отделались легче, чем церковные служители. Митрополит Макарий, которому монарх снова передал права судить замешанных в заговоре монахов и священников, поступил с ними таким же образом, как и с их предшественниками, из числа заговорщиков князя Старицкого. Осудив их церковным судом, по приговору которого все они были отправлены в дальние монастыри на строгое покаяние.

Однако суды в Новгороде и Пскове осудили только рядовых участников заговора. Лидеров заговорщиков из числа мирян в цепях доставили в Москву, где они уже в январе следующего года были осуждены Боярской думой, на смерть, которую государь снова заменил каторгой для них и ссылкой для их семей, в места отбывания каторги главами семей.

* * *

Пока царские сыскари вели своё расследования, в Новгородскую землю и в сам город пришел голод. Неурожай в течении пары лет, взвинтил цены на продукты питания до небес, только хлеб подорожал в десять раз. И бедняки оказались на грани голодной смерти… В который уже раз государю пришлось открывать свои амбары и наделять нуждающихся хлебом и крупой. При этом в ходе обысков в монастырях, в боярских усадьбах, их городских термах и домах купцов, находили большое количества зерна, которого хватило бы для прокормления всего населения Новгородской земли, как минимум до новин. Однако толстосумы и святоши предпочитали сокрыт хлеб, подняв на него цену и получить более высокую прибыл. Естественно зерно реквизировали и пустили, от имени царя, в оборот, раздав голодающим, не скрывая откуда у монарха взялся этот хлеб. А сокрытие хлеба, добавило ещё один пункт к обвинению тем, у кого нашлись эти запасы зерна.

* * *

В этот год, в связи с новгородскими и псковскими событиями, как то не заметно прошла новость о пресечении карантином очередной эпидемии чумы, опять затащенной в Россию из Европы. Но на этот раз, кроме команды чумного парусника, пострадала и одна из рыбачьих деревень в окрестностях Ладоги, у которой бросило якорь зачумленное судно. Благо, что карантинные служащие из Ладоги вовремя спохватились и успели блокировать и деревушку и судно. Из команды не выжил ни кто, из жителей деревеньки, находящихся дома, на момент прибытия чумной «посудины» в их поселения, остались живы трое. Уже через месяц на месте деревенских построек остался один пепел, даже головешки в основном сгорели, от судна так же мало что осталось, немного обгоревшего киля, лежащего на берегу.

Одним из последствий этой эпопеи, стало формирование в Петрограде из числа выпускников университетского медицинского факультета этого года, отряда и отправки его на Северо-Запад страны с запасом стрептомицина, шприцов и игл. Выехавшие в начале сентября из Петрограда, десяток только что выпущенных из альма матерь врачей, под руководством своего более опытного коллеги, с запасами медикаментов и оборудования, уже к середине октября были в Новгороде. В котором и обосновались, став основой постоянно действующего Северо-Западного противоэпидемического отряда Лекарского приказа Русского царства.

* * *

Пока внимания Руси было приковано к Новгороду и Пскову в Москву без излишний помпы в начале июля прибыло Великое посольство царства Тартарского. Остановившееся по приезду в столицу в съемной усадьбе. Посольство хотя и называлось Великим, но его численность не превышала и полсотни человек. И уже на второй день после въезда посольства в Москву, по златоглавой поползли слухи, что прибывшие послы приехали просить монарха от имени бояр со дворянами и остальных тягловых сословий о принятии всего царства под его государеву руку. Они даже согласны сменить веру, креститься в православие.

И действительно через две недели в Кремле в Грановитой палате состоялся торжественный приём прибывшей делегации. Трое послов преподнесли государю богатые дары. Особенно восхитили присутствующих меха, темные с седой искрой соболя, черно-бурые, подернутые инеем лисицы, серебристые северные лисы, отливающий огнем мех неведомого морского зверя. Про золотую посуду изукрашенную самоцветами, богато отделанные булатные сабли, рулоны разноцветного шелка, злато и серебряно тканной парчи различных цветов, украшенные золотом, серебром и каменьями седла и прочая конская упряжь. Ларцы с красными яхонтами и лалами, с зелеными смарагдами, с голубыми и синими лазурными яхонтами, солнечными, прозрачно-желтыми тумпазами, и бесцветными, блестящими как капельки воды адамантами. А так же царский штандарт с быком и львом под распростертыми крыльями орла. После чего передали грамоту, писанную на удивление грамотно по латыни. Да и сами послы вели речь на этом языке ушедшей империи. В своей речи старший посол седой мужчина на вид лет пятидесяти, представившийся как патриций и сенатор Гней Домиций Талл, от имени сената и народа царства Тартария, просил Русского царя Ивана Васильевича, принять под его монаршею руку народ и земли Тартарии, в связи с гибелью от «черной смерти» последнего тартарского царя Лиция Лициния Суры, с наследником, родственниками и всем двором. При эпидемии умерли почти все сенаторы и множество других подданных тартарской короны. По окончанию эпидемии, оставшимися в живых сенаторами и патрициями-дворянами, было принято решение проситься под руку Московского монаха. Не последнею роль в этом решении сыграло и дошедшая до них весть, что правители далекой закатной державы объявили себя правопреемниками Старого Рима, взяв в качестве символа государства немного видоизменённого Римского орла. Ведь их предки пришли на свою новую родину несколько веков назад, именно из Великого Рима, когда после окончания большой войны с даками, первая когорта VII Клавдиева Македонского легиона, с приданными отрядами союзников — когорты набатейцев и алы боевых верблюдов, по приказу императора Рима Траяна, пошли по Великой Степи, на восход солнца, преследую бегущий отряд даков, во главе с наследником дакского престола, который после гибели царя Дакии Децебала, сам стал царем. Долго, не один год, шли легионеры и их союзники за даками, оставляя за спиной курганы с погребенными в них погибшими в стычках и умерших от болезней и тягот пути соратниками. Переправившись через множество рек, шесть из которых были очень крупные, на берегу седьмой большой реки, называемой на языке местных племен Ионесси, в переводе значащая как «большая вода», или Улуг-Хем, переводимая как «великая река», на языке третьего народа название звучало как Енся» ям», они наконец догнали преследуемых и прижав остатки даков к берегу реки, истребили их. Выполнив приказ императора. Но на обратный путь у них уже не хватило мужество и на общем форуме оставшихся легионеров и союзных воинов, решили остаться на берегах Ионесси. Выбрали в императоры примипила Либерия Квиента Суру, командовавшего когортой. За три десятка лет они покорили окрестные племена, построили города, создали на реке флот, могущий выходит и в море. И до последнего времени жили, отражая периодические набеги окрестных народов. Несколько раз их царство оказывалось на грани гибели, когда из степи приходили орды кочевников. Но всегда удавалось отбиться, отсидеться в горных и таёжных крепостях, а после ухода кочевников восстановить порушенное. Крайний раз пришлось очень тяжко, когда более трехсот лет назад, узкоглазые степняки в очередной раз напали на царство, разгромили его и не ушли. Только через сто лет, тартарцы смогли выбить захватчиков, но не всех. Часть из них осталась в государстве и с того времени держава получила нынешнее название-царство Тартария.

И вот теперь в истории державы наступил последний этап. Занесенная из степи «черная смерть» выкосила большую часть населения, вместе с царем и его всеми наследниками, оставшиеся не смогут больше противостоять давлению соседей и нижайше просят царя Русского Ивана Васильевича принять их самих и их земли под свою милостивую руку.

Государь выслушал речь посла, прослушал грамоту, зачтенную подьячим Иноземного приказа, осмотрел и принял дары, в том числе и царское знамя. И отпустил послов, назначив аудиенцию для ответа через три дня.

Через три дня, как и было сказано Иваном Грозным, в том же зале, он вторично принял послов и выразил своё согласие на принятия народа Тартарского царства под свою руку и включение земель Тартарии в Русское царство. О чем и выдал послам грамоту. На чем аудиенция была закончена, послы удалились из Кремля. А через пять дней посольство выехало из Москвы к себе в Тартарию.

А из столицы гонец повез царское повеление воеводе Уральского уезда князю Черному-Белому оказать помощь воинской силой новым подданным и оказать содействие в организации каравана монахов и священников, для переезда во вновь присоединенные места. Во втором послание, князю предписывалось назначить людей которые присоединились бы в Астрахани к царскому посольству в Персию. С целью ведения переговоров с шахскими сановниками об организации взаимовыгодной торговли, как описывалось в весеннем прожекте князя на монаршие имя. С этим же гонцов отправилась и грамота Митрополита Макария к архиепископу Уральскому, Ногайскому, всея Сибири и Туркестана Герасиму, с указанием отправить монахов и священников для крещения новых подданных Московского царя и в дальнейшем проведения церковных служб. Благополучно достигнув в августе Петрограда и вручив адресатам предназначенные им послания, он через неделю отбыл назад в златоглавую, увозя в своей сумке ответы на переданные грамоты.

* * *

Еще в мае боярин Граббе передал царю прожект Уральского воеводы по расширению торговли с Персией и Индией. Для чего, воевода просил выделить три города, Астрахань, Уральск и Петропавловск. В которых для привлечения персидских и индийских купцов оборудовать отдельные купеческие дворы, для персов Гилянские дворы, для индийцев Индийские дворы, в которых купцы получали подённый корм хлебом и мясом, а при необходимости дровами и сеном. Так же уездный воевода просил монарха отправить к персидскому царю, шаху Тахмаспе I, посольства договариваться о дружбе и торговли, и включить в посольства представителей «Московской-Туркестанской торговой компании» и «Русско-Азиатского коммерческого банка», для подготовки открытии дворов компании и банка в городах Персидского царства — порте Астаре, Исфахане, Тебризе и столице Казвине, даровать российским гостям право на свободную торговлю в персидских владениях без уплаты пошлин, взамен на такие же привилегии персидским купцам в Гилянских дворах. Кроме того уральские бояре могли поставить в Персию аркебузы, мушкеты, пушки, различного калибра, производства Испании и Англии, а так же порох, свинец и чугунные ядра и картечь для пушек.

Монарх долго рассматривал прожект, но в начале августа из Москвы в Персию, водой, ушло посольство, под предводительством молодого князя Звенигородского Андрея Дмитриевича и подьячего Посольского приказа Дмитриева Постника, для переговоров о дружбе и торговле между русских царем и шахом Тахмаспе I. Заодно отправил послание и Уральскому воеводе с уведомлением о принятии его предложений и о начале им работы по претворению идей изложенных в прожекте в действительность. Как всегда, инициатива наказуема исполнением.

* * *

Наконец, в конце декабря, из Новгорода и Пскова вернулась сводная «бригада», окончившая дознания. И уже на второй день, руководитель расследования Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский был наедине принят царем в своём кабинете. Где главный дознаватель и доложил монарху все, что узнал на Северо-Западе про государево окружение, в том числе и опричное. Результат не замедлился сказаться. Уже по пришествию четырех дней, после встречи Ивана Грозного с Скуратовым-Бельским, начались аресты людьми Григория Лукьяновича ближников из царского окружения. Первыми были арестованы: воевода боярин Алексей Данилович Басманов, царев окольничий с сыном Фёдором Алексеевичем Басмановым, царским кравчим; царский оружный князь Афанасий Иванович Вяземский; царев печатник, глава Посольского приказа Иван Михайлович Висковатый; царский казначей Никита Афанасьевич Фуников-Курцов; глава Поместный приказ Василий Иванович Степанов; глава Большого прихода — главного финансового ведомства царства, Иван Никифорович Булгаков-Коренев; глава Разбойного приказа Григорий Федорович Шапкин. За ними последовали аресты менее значимых лиц опричной и земской администрации. На чем расследование измены в Москве в этом году было прекращено, ибо наступил январь следующего 1569 года от рождества Христова и по Григорианскому и по Юлианскому календарям.

* * *

В этом году, в начале лета, снова крымские татары пытались урвать добычу на землях Русского царства. Их отряды, под руководством царевичей Адиль-Гирея и Казы-Гирея совершили набег на московские пограничные земли. Однако и в этот раз далее засечных укреплений у них пройти не вышло, и чтобы не остаться без хабара, людоловы отскочив от русской границы в степь, вынырнули из степных просторов в предгорьях Северного Кавказа, где и взяли из местных племен необходимый им полон. И опять засечные стражники видали земляного монстра-голема, пытавшегося разметать лесной завал. Да вовремя налетевший ливень с ураганом, отпугнул его. А потом ливень, зарядивший на на сутки, размыл чудовище своими струями, секущими, как розгами, по деревьям, животным и людям. Вот и помог божий промысел справится с сатанинским исчадием.

Попробовал на «зуб» «московскую украйну» и Исмаил-мурза, набежавший со товарищами и двух тысячной ордой на Северскую землю. Но и здесь крымским «гиенам» ни чего не перепало. Пришлось им без дувана возвращаться домой. Хотя на обратной пути они, сделав крюк, «заглянули в гости» к Молдавскому господару, взяв с него «налог» пленниками, которых не удалось добыть на Руси. «Отовариться» полоном на левобережье Днепра Имсаиловской орде так же не удалось. Дорогу к поселениям Великого княжества Литовского им заступили запорожские казаки из куреня атамана Подопригора. Которые, как не странно, было не только отлично вооружены, в том числе ружьями, винтовками и малокалиберными пушками, защищены превосходными доспехами, но были хорошо организованы, обучены и снабжены иным воинским имуществом, что превосходило все воинские отряды в округе. Хотя у знающих людей, эти факты не вызывали удивления. Куренной Подопригора не скрывал своей промосковской ориентации, да и своё происхождение тоже, из бояр Уральского уезда Русского царства. Естественно и его двух тысячный, постоянно разрастающийся полк, разделял взгляды своего полковника. За что и получал из Уральского уезда и оружие с пушками, брони, огненный припас к огнестрелу и остальное снаряжение, вплоть до одежды и обуви.

И вроде бы наконец на южной и юго-западной границе Московских земель наступил мир. Но тревожные вести приходили из Крыма от доверенных и знающих людей. Селим II начал отправлять в Крым свои войска, готовя поход на Русь. Реальность начала похода была велика, ведь кроме провинциальных азапов и акынджи, прибыли спаги, и топчу с их пушками, и даже султанские гвардейцы-янычары. Великим визиром Мехмед Соколлу был даже назначен командующий этой армией, знаток данного региона, черкес по национальности, бейлербей Кафы Касим-бей, или как он стал называться после назначения командующим армией вторжения, Касим-паша. Крымский хан Девлет-Гиґрей получил султанский фирман, с распоряжением подготовить к весне будущего года, для похода не менее пятидесяти тысяч всадников. И хотя хану страсть как не хотелось идти в этот поход, но прямому приказу султана Блистательной Порты пришлось подчиниться. Девлет-Гиґрею и так «против шерсти» было наличие турецких гарнизонов в приморских городах его ханства, а уж их усиления, тем более элитными янычарами, «встало поперёк ханского горла». Хотя пограбить московитов хан был не прочь, очень уж много «сладкого» они накопили за последнее время, укрывшись за своей шайтановой засечной чертой. Не зря, ох не зря видат он сговорился с Польским и Литовским владыкой Сигизмундом-Августом II, заключив с ним в феврале этого года союз против Москвы. Вот и пригодится договор на следующий год.

* * *

Весной этого года, впервые с конезаводов в кованую конницу пришло просто огромное конское пополнения, более двадцати тысяч голов боевых коней. Большинство правда были потомки туркестанских и мангышлакские трофеев, известных на Руси как аргамаки. Но были и польские боевые кони, из табунов выкупленных в ходе проведении финоперации в ВКЛ по «замене» литовских грошей на гроши уральского изготовления. А так же потомки попавших с людьми лошадей «буденновкой» породы и «владимирских тяжеловозов». Правда часть аргомаков подбросил Беркут, потихоньку «тянущий лямку» наместника в Хорезме. Естественно по Яику развернули дополнительно восемь учебно-кадрированных полков кованной конницы. Окончили формирование из рекрутов, набранных в Хорезме и крестившихся в православие, новую, третью бригаду конных пустынных стрелков. Как и первая бригада конные стрелки, для передвижения третья бригада, использовала верблюдов. Все пять тысяч бойцов, перевели на постоянную дислокацию в район Котов — Соль-Илецкий. Вторую бригаду пустынных драгун, продолжал формировать в Хорезме Беркут, из рекрутов, прибывающих к нему из Уральского уезда. Начали накачивать людьми, в том числе и призывниками, кадрированные стрелковые дивизии, переведя их всех в состав учебно-кадрированных.

Получив царское повеление и не откладывая исполнение монаршей воли «на следующий день», «витязи» сразу развернули активную и демонстративную деятельность по сбору, подготовке каравана, для похода на восход, через степь, в Тартарское царство. Старшим экспедиции был назначен боярин Молот Игорь Глебович, его товарищем боярин Воротников Аркадий Степанович. Черный убирал своих товарищей подальше от Москвы и ненужных глаз, сыгравших роли второго и третьего «депутатов-патрициев», из посольства царства Тартария к Русскому монарху. Прятать от лишних глаз «главу посольства патриция и сенатора Гнея Домиция Талля», боярина Куркова Павла Валериановича, не было необходимости. Он и так почти постоянно проживал с женой Ириной Викторовной в «Долине Знаний», закрытой от посещения посторонних, заведуя кадетским корпусом и отвечая за строительство гидросооружений, а его супруга управляла институтом благонравных девиц, заодно курируя сельское хозяйство. Боярин изредка выезжал на строительство очередной плотины или в одну из своих усадеб в поместьях, появлялась в Петрограде или иных городах раза три в год. Так что ни кто из посторонних видеть его лица не мог, ни до «спектакля», ни по его окончанию. А вот более молодых коллег Павла Валериановича, хотя и редко появлявшихся в городах, в связи с родом своих занятий, но могущих попасть на глаза подсылам, и не только царским, но и кого либо из княжат с боярами.

В сопровождение каравану выделили один из полков вновь сформированной третьей бригады пустынных конных стрелков, начав формировать вместо выделенной части другую. Так же, для охраны, сформировали из вышедших или выходящих в отставку в этом году стрельцов, стрелковый батальном полного штата в пять сотен стволов. И из таких же отставников, создали три шести орудийные батареи трех фунтовых «единорогов». Все эти бойцы должны были охранять более трех тысяч рабочих и крестьян с семьями, уходящих на новое место жительства, при огромном обозе, перевозящем помимо семян, продуктов питания и прочих припасов, еще огромное количество оружия и доспехов. Только стволов «единорогов» различного калибра, везли восемь десятков, а к ним порох, ядра, картечь, пули. И это были запасы оружия и брони, помимо находящихся на руках у переселенцев. Каждый мужчина в обозе, начиная с пятнадцати лет, имел хороший доспех, кинжал, бердыш и «сакмарочку», с запасом «патронов» на сотню выстрелов. Кто умел пользоваться, вооружался еще мечем или саблей. Архиепископ Уральский, Ногайский, всея Сибири и Туркестана Герасим, отобрал для похода три десятка монахов и полтора десятка священников, закончивших богословско-философский факультет Петроградского университета в 1568 году, и еще не успевших получить приход. В общем к экспедиции весной следующего года в Тартарское царство караван был собран и вчерне готов.

К августу закончили возведения крепости на берегу Красноводского залива, прикрывающую от Каспия устье Аму-Дарьи-Узбоя. Заодно провели очередную ротацию двух сотен из форта у порога Узбоя и сотни со строительства крепости, вернее уже из самой крепости. Усилив крепостной гарнизон второй сотней стрельцов и артиллерийским нарядом в десять полупудовых и в два десятка восьми фунтовых «единорогов» с расчетами. Естественно завезя в крепость и огневой припас к орудиям и ружьям гарнизона. Морские силы гарнизона так же усилии еще на одну уральской шхуной и теперь экипажи двух шхун могли по очереди нести патрулирование акватории залива.

Более ни каких заметных событий в жизни Уральского уезда в этот год не произошло. Он и закончился традиционно, общем гуляньем на боярском Новом Годе.

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1569 года от РХ

В этом году устоявшийся порядок общего совещания у командующего флота был нарушен. В первые с момента прихода «витязей» на Тортугу, на совещании не рассматривался вопрос о походе на испанцев. Зато рассматривали вопросы обширного строительства, в основном в Анастасийске, Меднограде, Железограде и образовывавшемуся вокруг металлоплавильного механического заводов, поселка, довольно быстрыми темпами трансформирующемуся в городок, на совещании решили назвать его так же, как его уже называли его обитатели и население округи — Логуновград. Так же много времени уделили проработки планов организации обучения экипажей боевых кораблей в «мирных» условиях. Возникла необходимость еще расширить верфи Порт-Ивана, для чего предписали начать возведение двух дополнительных стапелей с эллингами под строительство фрегатов и флейтов. И напоследок было поручено Логунову спроектировать новый корабль управлением флотом, взяв за основу проект «Паллады», которая уже стала стареть, все таки древесины была взята высушенная не со строгим соблюдением правил подготовки бревен для строительства долговечных океанских кораблей.

Пришло время продемонстрировать местным колониальным властям и Мадриду «реальную смену власти» у тортугцев, не зря ведь в прошедшем году разыгрывался спектакли в Грановитой палате Московского кремля, о приёме в Русскую державу новых земель, царства Тартария. О чем до европейских монархов, а так же до владык Турции и Персии уже донесли послы, или иные доброжелатели. Тем более подыграли московскому спектаклю и в Новгород-Испанском, объявив в январе траур по безвременно почившему монарху Лицию Лицинию Суре, со всеми своими наследниками и всем родом, а так же множеством сенаторов, патрициев и простых людей. О чем, опоследовательно и из разных источников, довели до всех благородных пленников, подтвердив потом эту информацию в частных беседах. Для поддержания правдоподобия легенды, траур продержали до марта месяца, когда за часть пленников, из Азорского рейда, привезли выкуп и их отпустили. Отпустили и остальных кабальеро, из «Багамского перехвата», за которых выкуп ещё не поступил, взяв с них слово чести о выплате долга за свою свободу. Держать пленников дальше было излишним. «Спецконторы» взяли с этих партий полонянников все что могли. Часть денег с них получили, при этом, тартарские дворяне продемонстрировали своё благородство, отпустив часть идальго без внесения выкупа, под слово благородного человека о возвращения долга за свободу позже. Да и набеги в этом году на суда и поселения конкистадоров, по указанию нового монарха, царя Московитского царства Ивана IV, не проводились, о чем так же довели до пленников «сторонние» люди и потом подтвердили в частных беседах дворянина с дворянином любезные хозяева, с пояснениями о причинах такого приказа нового государя. Для усиления воздействия на Мадридский двор, вместе с Новгород-Испанскими пленниками, отпустили и падре Себастьяна с его пятеркой монахов, привезенных из Порт-Ивана, в котором они содержались с момента их захвата на территории Флориды, в отместку за организацию набега на земли русского материкового анклава. Объявление траура по умершему царь и его семье, иезуиты наблюдали и в Порт-Иване. По доставлению в Новгород-Испанский, падре Себастьян удостоился аудиенции нового наместника, уже царя московитов, который прямо высказал старшему иезуиту предложение нового монарха о заключении мира между Испанским королевством и Русским царством. Добавив, что бывшие руководители флота и тортугского поселения бывших тартарцев, новый государь отстранил от должностей и сослал в отдаленный уезд, находящийся на границе его царства. В свою очередь боярин Сенявин, новый наместник московитов, пообещал, в случае заключения мира, оказывать помощь испанским властям, силами находящегося под его командованием флота, в отражении пиратских набегов английских еретиков, французских отступников от строгости католической веры и прочих любителей легкой наживы за счет испанской короны. В результате весной 1569 года, почти все пленники, из числа подданных их Католического Величества, содержавшиеся в заточении у тартарцев в Новом Свете, ушли на судах очередного «Серебряного флота» в метрополию. И это был единственный конвой из колоний за последнею дюжину лет, на который обитатели Тортуги не охотились, а наоборот даже охраняли его до выхода последнего судна, входящего в эту объединенную армаду из «Багамского пролива». Для чего было выделено два дивизиона легких фрегатов, восемь кораблей и один дивизион тяжелых фрегатов, в четыре боевых единицы. К счастью для гипотетических пиратов, ни кто на охраняемые суда не покусился.

Но флоту стоять без дела вредно, и линкоры, фрегаты и галеоны с каравеллами вышли в море на учебу. А в Порт-Россе, Порт-Иване и Рюрике-на-Тобаго начались строительные работы по возведению помещений для размещения радиолокаторов, шесть экземпляров которых на ламповой основе собрал в Петрограде Крупнов со своей группой, и три из них обещали отправить в основные города русских анклавов за океаном с весенним рейсом клипера. Согласно решения совета в Порт-Иване в феврале началось строительство еще пары стапелей с эллингами для строительство фрегатов и флейтов. Кроме того в мае на Тортуге, был выстроен форт на рукотворном острове прикрывающем гавань бухты Десантная от пролива Тафтя, и началось внутреннее благоустройство укрепления, в виде возведения в овале фортовских стен казармы, домиков коменданта и офицеров, вооружение, пока безоружного форта, крепостными «единорогами» калибром от двухпудовых по восьми фунтовых.

Ушли в рейсы торговые эскадры, на Азоры опять повезли товары собственного производства или скупленного, либо обмененные, по дешевке у испанских колонистов, благо метизы и иные бытовые металлические товары, завод в Портивановском анклаве начал производить в достаточном количество, что бы можно было снабжать и испанских колонистов, не отрывая от себя последнее. При этом цена русских изделий была намного ниже аналогичных изделий привезенных в колонии из метрополии, при таком же или даже лучшем качестве. Распродали все захваченные в последние пару лет барки. Испанские колонисты прекрасно брали суда, тем более, что на Кубе и Эспаньоле тортугцы данный вид корабликов в последние года основательно под сократили. А с учетом того, что купить барку или даже «круглого» «купца» у тартарцев было значительно дешевле, чем построить данные посудины по новой, то предложенный товар долго у продавцов не задерживался. Грузов, отнятых у иберов силой, в трюмах торговый «круглых» судах, каракк и галеонов «Европейской торговой эскадры», в этом рейсе не было.

Как всегда рейсовые клиперы обменялись местами. В апреле в Архангеломихайловск ушла «Касатка», а вскоре на её место у пирса Порт-Росса встала «Белуха», привезшая чуть более двух сотен ссыльных переселенцев из Пскова. До Порт-Ивана клипер вел за собой целую эскадру из двенадцати торговых галеонов «Московско-Туркестанской торговой компании», на которых перевозились большинство, из приговоренных к выселению, почти в четыре тысячи ссыльных из Новгородской и Псковской земли и из самих городов, сошедших с судов в Порт-Иване, где и были оставлены на поселение на землях этого анклава.

Из прибывших на клипере двухста душ, полторы сотни оставили на проживание в Новгород-Испанском и его окрестностях, а полсотни, после окончания сезона штормов, запланировали перебросить в Рюрик-на-Тобаго, а пока их временно расселили в городе.

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1569 года от РХ

Как обычно с наступлением сезона ураганов человеческая деятельность в Карибском регионе на побережье и в море притихла. Зато в глубине материка Нового Света, наступило лето, самая благоприятная пора для строительства и оно началось ускоренными темпами. Вот тут то и пригодились невольные переселенцы, ссыльные новогородцы и псковитяне, прибывшие весной из Архангеломихайловска на дюжине галеонов «Московско-Туркестанской торговой компании». Особенно обрадовался адмирал-губернатор прибытию Ивана Григорьевича Выродкова, отличного военного инженера и строителя, сосланного в Уральский уезд на каторгу, вместе с иными по делу о заговоре князя Старицкого. По тихому, немного нарушив царскую волю, Выродкова сначала послали руководить строительством новых шахт, а потом перевезли в Архангеломихайловск и отправили в Заморскую Русь вместе с семьёй. Логунов сразу же назначил Выродкова градоначальником Анастасийска и поручил ему окончательно отстроить город, возвести пограничные форты, и выстроить укрепленные деревни для переселенцев.

Если при продолжения строительства в Меднограде и Железограде, в основном проблемы были природного характера и недостаток стройматериалов. То при перестройке Логуновграда и особенно находящегося на фронтире Анастасийска, огромную проблему составили отряды ирокезских племен и отдельных родов, которые нападали на строителей и обитателей городков. И если в окрестностях Логуновграда было только два инцидента с мелкими бандочками ирокез, сумевших просочится к поселению, то ситуация с Анастасийском была иная. Систематически раз в неделю на людей нападали воины аборигенов, пару раз в неделю жители и строители подвергались обстрелам. Для предотвращения этих безобразий пришлось отсылать в город пару сотен конных стрельцов и полтысячи союзных-воинов поуатан, а вскоре к ним присоединились и шесть сотен воинов-чероки, захотевших так же стать союзниками «белых людей с севера».

Среди череды сообщений о налетах и боестолкновений с ирокезами, была и хорошая новость. Вожди чероки предложили «Большому вождю белых людей севера» союз. Предложение Логунов принял, кто бы отказался бы обезопасить свои южные границы, но запрашиваемого оружия «белых людей» чероки не дал. Не хватало еще, вооружать стволами, холодный оружием из хорошей стали и металлическими доспехами, каждого встречного. Пусть докажут полезность и нужность их союза с русским анклавом. Вот и появилось шестьсот воинов-чероки в окрестностях Анастасийска, приступив к охране вновь присоединенной земли, от людей одного с ними языка.

В середине октября Логунов выполнил поручения совещания флагманских специалистов и командиров кораблей о проектировании нового корабля управлением флотом, на основе проект рейдера «Паллада». А к концу месяца уже было изготовлено по три экземпляра рабочих чертежей корабля и технологических карт, два из которых, запечатанными в стальные тубусы-сейфы, были переданы капитану, зашедшему в порт рейсовому клиперу, крайнему в этом году из Заморской Руси в Поморье.

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1569 года от РХ

По весне, открыв навигацию из Архангеломихайловска в Порт-Росс ушел рейсовый клипер «Белуха» загруженный припасами для флота и верфи Порт-Ивана. Но в этот раз, в дополнение к грузу, он нес на борту более двухста душ ссыльных из Пскова и Псковской земли. Еще три тысячи шестьсот ссыльнопоселенцев везли за своими бортами двенадцать торговых галеонов «Московско-Туркестанской торговой компании». Все пассажиры оказались замешаны в Новгород-Псковском заговоре по отделению этих земель от Русского царства и переходу в подданство Великого князя Литовского Сигизмунда II Августа. За что главы семей были осуждены судом на казнь, которую царь Иван Васильевич заменил на ссылку в Заморскую Русь. Вмести со всеми на галеоне «Афанасий Никитич» плыл со своей семьёй и Иван Григорьевич Выродков, прекрасный военный инженер, перед последним Казанским походом за пару месяцев возведший у границ ханства крепость Свияжск, ставшей оплотом похода на татар. Руководивший инженерными работами при осаде Казани и построивший еще многие укрепления в Русском царстве. Попавший под царский гнев за причастность к заговору князя Старицкого и сосланный за это на каторгу в уральские шахты и сейчас перевозимый, вместе со своей семьёй, на другое место отбытия наказания. Данная эскадра, во главе с лидером «Белухой», увеличилась еще на три десятка поморских лодий с почти двумя тысячами воинов с оружием и припасами.

Таким «большим табором» эскадра шла не долго, если сравнивать пройденный путь, с предстоящим трансатлантическим переходом клипера и галеонов. Лодии с воинами шли только до острова Вардё, на котором располагались одноименные город и крепость, выстроенная у залива. Галеоны зашли с двух сторон к городу с крепостью и поддержали огнем своих орудий высадку с лодий десанта. Который при поддержки корабельной артиллерии, в течении суток захватил крепость, город и сам невеликий островок. После штурма и захвата вражеского города с крепостью, ведь эта земля принадлежала Шведской короне с которой у Русского царства до сих пор шла вялая война, клипер и галеоны продолжили свой путь, выгрузив орудия и припасы десанту. А десантники приступили к осваиванию новоприобретенной территории. В первую очередь начав модернизировать и перевооружать на свои пушки крепость, изначально имевшей форму прямоугольника с двумя бастионами по углам. К концу этого года крепость привели в надлежащий вид, выставили на её бастионах крупнокалиберные орудия, лодиями перебросили доплнительный запас продуктов и огневого припаса. В крепость посадили пять сотен постоянного гарнизона и даже успели выстроить из местного материала, то есть из камня, тройку больших одноэтажных амбаров-складов, под будущие транзитные товары.

Прибывшая на смену своей «товарки» «Касатка» не мешкая освободила свои трюмы и уже в середине июня вышла в обратный рейс, везя в этот раз эксклюзивный груз, оборудования трех радиолокаторов, спроектированных и собранных попаданцами в Петрограде.

В мае, планово спустили на воду очередную партию легких фрегатов. На освобождённых стапелях приступили к сборке стального силового набора очередной четверки кораблей. В это же время с двух новых стапелей сошли, заложенные в прошлом году два флейта, экспериментальных торговых судна, так же пошедших в достройку на воде. На этих освободившихся площадках заложили пару тяжелых фрегатов с готовностью в 1571 году.

К началу сентября новопостроенные фрегаты достроили, укомплектовали уже готовыми экипажами, корабли прошли положенные им испытания и были зачислены в списки флота, как легкие фрегаты под именами «Лабрадор», «Лазурит», «Лункамень», «Ляпис-лазурь». И в этом же месяце под предводительством лидера «Белухи», фрегаты ушли в Порт-Росс. Заодно все пять кораблей, увозили в своих трюмах и на палубах остатки ссыльных с Новгорода и Пскова в количестве почти восьми сотен душ.

К концу августа вернулась из Заморской Руси вся дюжина галеонов «Московско-Туркестанской торговой компании», с трюмами загруженными колониальным товаром. Среди которого было на выбор два вида сахара, тростниковый и кленовый. Часть товара, две трети, перебросили в Тверь, Москву, Нижний Новгород, Петроград, для внутрирусской торговли. Оставшаяся треть, ни куда из складов Архангеломихайловска не вывозилась, дожидаясь начала навигации 1570 года, что бы продаться на рынках Европы.

Завершилась навигация 1569 года поздно, в ноябре, уже стало подмерзать Белое море, и на Северной Двине стали появляться забереги. Холода в этом году, как ни когда, пришли в Поморье поздно, лед на море и реке встал только во второй половине декабря. Вот и стало окончанием навигации, возвращение в конце ноября с Кариб «Касатки», привезшей традиционные подарки американских «витязей» своим побратимам попаданцам, воспитанникам «Долине Знаний» и для государева двора, в виде экзотических фруктов облитых воском. А так же особый груз, который капитан Клим Шарапов, в виде пары толстых стальных туб-сейфов, переданных ему адмирал-губернатором Порт-Ивана, лично передал боярину Полуянову из рук в руки, да еще и под роспись. А уж Андрей Васильевич, одну тубу оставил у себя, а вторую, как только чуть-чуть установились зимники, под надежной охраной отправил в Петроград. А дней через пять-шесть, когда установился надежный санный путь, ушли в Москву с Петроградом и заокеанские подарки, надежно упакованные в солому и мешковину, что бы не померзли.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1569 года от РХ

В разгар сезона штормов, в середине августа в Порт-Росс прибыла рейсовая «Касатка», привезшая в своих трюмах особый груз, оборудования для трех радиолокаторов, предназначенных для установки в центрах русских анклавов. Пока над русскими поселениями проносились бури, работы по монтажу и установке радиолокаторов не начинались. Но как только стихла непогода, комплекты оборудования развезли парами легких фрегатов в Порт-Иван и в Рюрик-на-Тобаго и приступили к работам по их установке.

В Порт-Россе локатор смонтировали на Караульном форте.

В Порт-Иване антенну и станции поставили в форте, прикрывавшем гавань, так же расположенном на вершине утёса.

В Рюрике-на-Тобаго для установке аппаратуры радиолокатора, пришлось строить отдельный форт, на одной из вершин, названой «Локаторная», островного хребта, протянувшегося с через весь остров с юго-запада на северо-восток. Вот примерно в середине острова, но ближе к его северо-восточной оконечности, и нашли на высоте шести сотен метров, плоскую площадку, примерно в четверть гектара, на которой и возвели за 1569 год стены форта, казарму с помещениями локаторных станций и радиостанции. Завели в форт гарнизон, поставили на стены и бастионы крепостные «единороги». А по прибытию оборудования радара, к концу года и смонтировали его.

На фрегатах, вместе с блоками радара, перевезли на Тобаго и полсотни ссыльных «скобарей» из Новгорода-Испанского, в окрестностях которого они дожидались транспорта, для переезда к месту своей ссылки. Вот их комендант Рюрика-на-Тобаго и всего анклава, Марков Александр Васильевич, последний из вождей рода «Рось», индейского племени варроу, распорядился вооружить, перебросить с припасами и инструментами, в сопровождении охраны в составе трех десятков береговых стрельцов, и шести трех фунтовых «единорогов» с расчетами, на соседний остров Тринидат, на юго-западном берегу которого, у природного битумного озера, высадиться, выстроить временный деревянный форт, поставить в нем орудия, поднять флаг Тартарского царства и остаться там на жительство. В общем обозначить присутствии на этом побережье острова пока Тартарии, а там плавно перейти к закреплению этого берега за Русским царством. Само озеро, известное в мире попаданцев под английским именем Пич-Лейк, состоящее из чистого жидкого асфальта (битума), имеет площадь около сорока гектаров и глубину около восьми десятков метров, в настоящее время «витязям» было не нужен. Хотя использовать битум для осмолки деревянной обшивки кораблей было заманчиво. По причине дешевизны его можно было массово использовать при строительстве торговых кораблей, прибрежной каботажной мелочи и рыбачьих посудин. Но вот со временем, не глубоко залегавшая в его окрестностях нефть, очень пригодиться для флота «витязей». Что для паровых котлов, что для дизелей. Так, что данную землю уральским боярам, было жизненно необходимо «застолбить» за собой, не возить ведь дизтопливо и мазут с Каспия сюда, когда под боком имеется огромные запасы сырья для этого топлива. Приказ коменданта был выполнен и 22 декабря на месте строящегося флота был поднять флаг Тартарского царства.

Продав товары, пришли суда от Азорских островов. Прибыл, хотя и была ниже, чем при торговле трофеями, но все таки отличная, намного превышавшая все расходы и себестоимость товаров. Хотя, если решится вопрос по миру с Испанией, появляется возможность самим продавать Вест-Индские товары в портовых городах Европы. Но забывать своих давних компаньонов из Ла Рошеля, мэтров Франсуа Ламприерома и Жана Дювиньона с их партнерами, все таки не стоит, возможно еще пригодятся. Да и не стоить без нужды плодить себе врагов. А отлучив данных месье от «кормушки», однозначно получишь от них в ответ враждебность. Так, что и на следующий год караван судов пойдет к побережью острова Фаял, с трюмами полными различными товарами из Нового Света.

Вовремя вошла в гавань Новгорода-Испанского «Турецкая эскадра», привезшая очередное пополнение для населения Заморской Руси. На судах пришли чуть более двух тысяч человек. Состав был уже ставший традиционный для последних лет. Православные русские с южных границ Литвы и Польши, армяне, болгары, сербы. «Крестоносец» сообщал, что цены на северных славянских рабов, особенно на молоденьких девушек, за последнее время в Османской империи сильно подскочили. Все труднее и труднее крымским людоловам становилось собирать свой «товар» на севере. На земли Московского царства они уже и не рассчитывают, как на «охотничьи угодья». Пока имеется возможность, охотиться на землях Литвы и Польши. Но в последнее время появились проблемы и на левобережье Днепра. Запорожские казаки начали активно противостоять набегам. Особенно учитывая, что часть казаков стал снабжать оружием и припасами Московский царь. И «Крестоносец» просил инструкции, продолжать ли выкуп или переключится на более дешевый «товар». Просил дать ответ. Пока он будет продолжать выкупать православных, в первую очередь из Московского царства, Великого княжества Литовского и Польского королевства.

Так же пришло сообщение и от «Исы», уважаемого купца из Алжира Мустафы-бея, по совместительству адмирал пиратской эскадры уже из двенадцати больших галер, турецких баштардав. Который сообщал, что у него слава Аллаху все хорошо, дела идут замечательно. Но жаловался, что в последнее время его дорогие друзья не привозят ему «живой товар». Он даже согласен на «черное дерево», если у его уважаемых друзей нет товара из Европы. Заодно прислал подробные карты Северного побережья Африки, с указанием всех известных ему стоянок берберских пиратов и точных глубин на стоянках, вокруг них, да и около остального побережья. Планы городов Алжира и Туниса, с чертежами всех городских и портовых оборонительных сооружений.

Планы и чертежи сравнили с иными рисунками и описаниями данным объектов, и положили в закрома Карибского филиала брусиловской «конторы». А само письмо вызвало к жизни организацию в следующем году рейда против торговцев «черным деревом», «своему дорогому другу» «витязи» всегда помогут, особенно если это не в ущерб их калите.

В начале декабря на рейд Порт-Росса вошла «Белухи» с пополнением флота в виде легких фрегатов «Лабрадор», «Лазурит», «Лункамень», «Ляпис-лазурь». Задержка в пути объяснялась, тем, что на этот раз они везли почти восемь сотен душ ссыльнопоселенцев, остатки высланных из Новгорода и Пскова. Которых, зайдя в Порт-Иван, в нем и высадили. Потихоньку центр русского переселения и промышленности Заморской Руси, с сельским хозяйством, перемещался на материк, в Портивановский анклав.

В Порт-Иване жизнь, после первоначального буйно-активного периода войны с племенной конфедерацией ирокезов, налаживалась. Привычно отражали наскоки отрядов и отрядиков ирокезских воинов, сами ходили в ответные рейды на деревни нападавших, если они находились в пределах досягаемости, а это три, максимум четыре дня конного хода от границ земель анклава. Дальше на территорию ирокезов заходит не рисковали, можно было нарваться и потерять всё рейдовое подразделение. Отстраивали города и селения с заводами и фабриками, с шахтами и карьерами. Как находка для Логутова стала ссылка к нему в анклав опального боярина Иван Григорьевич Выродков с семьей, которого адмирал-губернатор назначил градоначальников строящегося города Анастасийск, и практически забыл про город. Иван Григорьевич, опытнейший военный инженер и администратор, за прошедшие с момента назначения на должность полгода, отлично справлялся с возложенными на него задачами, напрочь забыв дурь, из-за которой и попал в царскую опалу.

Пользуясь тем, что до Порт-Ивана практически не докатывались карибские шторма, в середине июля, не задерживая суда в порту, загрузили двенадцать торговых галеонов, привезших ссыльных, товарами заморской земли и отправили в Поморье.

Смешения переселения в Заморской Руси, с Тортуги на материк, в конце ноября принес Логунову ещё один бонус, в виде восьмисот новых, хотя и вынужденных, но русских переселенцев. Это, проходящие транзитом рейсовый клипер и фрегаты, привезли и высадили последнею партию наказанных новгородцев с псковичами. Теперь с этих городов и земель видимо возможны только добровольные переселенцы.

«Да выходцев с данного региона в моём анклаве и так много. — размышлял Логунов. Пошедшие с нами в самом начале, примут и этих земляков и помогут адаптироваться. Вон первая партия уже полностью вросла в общество анклава. А время то прошло всего ни чего. Несколько месяцев. Особенно радует что сотни полторы из всех ссыльнопоселенцев были воинами, детьми боярскими, боевыми холопами, а то и новгородскими и псковскими поместными боярами. Вот и полторы, а то и две сотни конных обученных воинов. А вооружить их и снабдить бронями с конями, для меня не проблема».

Согласно плана в октябре спустили на воду для достройки и испытаний очередную четверку тяжелых фрегатов, начав на освобожденных от них местах, строить следующих их систершипы, со спуском в 1572 году. К концу декабря корабли достроили, укомплектовали командами, провели испытания и перегнали в Порт-Росс, где они и вошли в строй флота тяжелыми фрегатами под именами «Князь Владимир Мономах», «Князь Юрий Долгорукий», «Князь Святой Александр Невский», «Князь Дмитрий Донской».

Московское царство и иные государства. Январь-декабрь по новому стилю 1569 года от РХ

Весной 1569 года, от рождества Христова, усилия разведки «витязей» в Английском королевстве увенчались успехом. Подогреваемое ими недовольство вылилось в общий бунт крестьян северных графств страны против огораживания. А через неделю в этих же землях вспыхнуло всеобщее восстание против Елизаветы, во главе которого встали местные аристократы, графы Нортумберленд и Уэстморленд. Мятежные лорды, с примкнувшими к ним дворянами, собрали войска и двинулись с ними на юг. Что особенно было отрадно для «витязей», так это то, что в деле подготовки восстания не торчали «уши» русских или тартарцев. За спиной мятежных дворян явственно виднелись силуэты Римского Папы Пия V и короля Испании Филиппа II.

На первом этапе, войскам восставших удалось взять под свой контроль не только северные графства королевства, но и территорию расположенную намного южнее зоны распространения восстания. В августе войска Елизаветы I принудили восставших отступить на север, в связи с несостоявшимся полным объединением восставших крестьян с дворянами, из-за вечного «земельного вопроса», и в октябре правительственные вооруженные силы вступили на земли мятежных графств, начав подавление восстания с большой жестокостью. Показав при этом всю доброту «Доброй Королевы Бесс». Однако подавить до конца восстания не удалось. Часть мятежников отступили и укрепились в горах, уже на Шотландской территории, отбили все попытки королевских войск проникнуть в горы, при этом сами совершая рейды на коммуникации врага. Да и в тылу правительственной армии, то там, то здесь совершались нападение на королевских солдат. В связи с чем, окончательное подавление восстания затянулось до 1573 года. Мятеж северных графств потерпел поражение, то только из-за того, что большая часть руководства восстания, из числа богатеев, при наметившемся намеке на неудачу, бежали в Шотландию, а затем в Испанию и Рим, бросив пошедших за ними людей под шпаги и картечь королевских вояк. Хотя цели, поставленные «конторе» Брусилова, при организации этого бунта, были выполнены. Почти на четыре года «Доброй Бесс» было не до вмешательство в дела иных государств. Окончательно возведена «железобетонная стена» между Лондоном, с одной стороны и Мадридом с Римом-Ватиканом, с другой, так же отвечала интересам «витязей» и Русского царства. Елизавета ни когда не простила попытку отстранения её от власти, ни Филиппу II Испанскому, ни Пию V, с его приемником в Ватикане Григорием XIII. Что в свою очередь вылилось в усиление гонения на английских католиков и увеличение разведсети «витязей» на подконтрольных королевству территориях.

* * *

Ещё более усиливаясь межрелигиозная рознь и во Франции, где на королевском троне сидел Карл IX Валуа. 13 марта сего года в сражении в окрестностях замка Жарнак, между католиками и гугенотами был убить признанный глава, вождь, французских гугенотов принц Луи I де Бурбон-Конде, что окончательно похоронило надежду здравомыслящих людей при королевском дворе прекратить ненужную стране гражданскою войну и послужило только расширению вооруженного противостояния.

* * *

В испанских Нидерландах продолжалась война между испанскими войсками и голландскими ополченцами. Для удержания мятежных провинций в составе королевства и подрыва финансовой базы ополчения, постепенно перерастающего в полноценную армию, Мадридом был утверждён ежегодный платёж с Нидерландов в размере двух миллионов флоринов, а так же введён 1 %-й налог с имущества, давший королевской казне дополнительно ещё три миллиона триста тысяч флоринов. Поражение Вильгельма Оранского в военной кампании на суше, не остановило его, Вильгельм поступил «не по правилам» этого времени, он установил связь с простолюдинами, «морскими гёзами», стал выдавать этим рыбакам и матросам каперские свидетельства. Направлять на кораблях гёзов своих дворян. И результаты не замедлились сказаться, гёзы все активнее стали действовать на море, нанося все больший и больший урон испанским морским перевозкам.

* * *

На италийском «сапоге», согласно папского декрета появилось новое государство, город Флоренция стала столицей Великого герцога Тоскана, а первым главой нового государства, и основоположником династии Великих герцогов Тосканских, стал Козимо Медичи.

* * *

В Южной Чехии начались волнения рыбаков на рыбных промыслах в Ромберке, что принесло некий неприятный осадок королю Чехии Максимилиану I, Императору Священо Римской империи германской нации Максимилиану II, а так же ему, но как королю Германии, Римскому королю, королю Венгрии и Хорватии.

* * *

Великой Порте то же пришлось подавлять очередное восстание крестьян в Венгрии. Только-только в апреле и мае 1562 года подавили крупное восстание секейских крестьян под руководством Дьёрдя Надя в Трансильвании. Войска восставших секеев в количестве около шестидесяти тысяч вооружённых всадников и пехотинцев, были разбиты армией трансильванского князя Яноша Жигмонда, при содействии турецких подразделений. И то раздавить мятежников и залить пожар восстания кровью бунтовщиков, удалось, только использовав предательство секейских дворян, временно примкнувших к мятежникам. Руководители восстания, в из числе и Дьёрдь Надь, были казнены в городе Сегешваре (Сигишоаре).

На этот раз восстание было не таким крупным, взбунтовались крестьяне в районе Дебрецена, под предводительством Дьёрдема Карачоньи, как против пришлых эксплуататоров-турок, так и против местных «крохоборов»- венгерских феодалов, подняв на свои знамёна лозунгами анабаптизма, то есть повторного крещения взрослого человека, как его личный выбор. Хотя восстание было не таким масштабным, зато более продолжительным, только в следующем, 1570 году, десятитысячная армия Карачоньи была рассеяна венгерскими дворянами и турками.

* * *

Международные неприятности не обошли и Русское царства, его два неспокойных западных соседа соединились в одно государство. Объединенный сейм Польского королевства и Великого княжества Литовского проводился, с перерывами, с января по август текущего года в польском городе Люблин. 28 июня был заключен сам акт унии. Уже 1 июля этот акт утвердили, по раздельности, депутаты польского и литовского сеймов, а 4 июля унию ратифицировал король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август. Возникло новое государство от «можа до можа» под названием Речь Посполитая, с включенным в её состав и земель Задвинского герцогства, остатков бывшей Ливонской конфедерации, захваченной Литвой по левому берегу Западной Двины. Решение об образовании этого государства продавили с трудом, в основном напирая на «Московскую угрозу». Измотанное Ливонской войной, потерявшая в результате столкновений с Москвой Полоцк и Витебском с окружающими их землями, с окончательно рухнувшими финансами, из-за войн и наплыва фальшивых литовских грошей, так, что пришлось полностью переходить на польские монеты, ВКЛ не могло в одиночку долго противостоять все набиравшей и набиравшей силу Москве, с её сверх активным монархом.

Но осталось множество и недовольных, даже среди участников сейма, в основном среди бывших подданных Великого князя Литовского. Да и не всех польских панов устраивало уравнивания их в правах с какими-то там литовцами-литвинами. А уж про простое православное население ВКЛ и говорить не стоить. Почти сто процентов крестьян и небогатых мещан и обитателей городских посадов, уже давно были сагитированы бродячими монахи-проповедниками и листками — «лубками», на воссоединения с единоверным Русских, не Московским, царством.

Да и как литовским панам было не выступать против, когда по условиям унии Польскому королевству были переданы обширные территории левобережья и правобережья Днепра, вплоть до Карпат и Подляшье. А это ведь не самые плохие земли с холопами и естественно не мало серебра и золота, получали от этих холопов и иных жителей земель литовские шляхтичи.

Противной стороной, поляками и Ватиканом, ход сделан, и теперь черёд Русского царства, а вернее «витязей», провести ответный ход. И пошли в литовские земли, в замки, города и селения, караваны золота, серебра, оружия, в сопровождении надежных людей. Еще более надежные и подготовленные неприметные человечки, понесли в замки и усадьбы литвинских бояр грамотки от имении Царя Всея Руси Ивана IV Васильевича, прямого потомка Рюрика, призывающих бояр объединиться с единоверцами, православными Русского царства, против католиков поляков и продававшихся им вероотступников из числа литвинского боярства. А по селам и городам, массово заполонили корчмы и рынки, верные люди, несущие простым людям весть об передачи их под власть схизматиков католиков из Польши и вероотступников, различных протестантов, которые даже сами католики признают еретиками. Эти калики перехожие призывали объединиться с единоверным Русским царством, в котором простые люди, из тяглового населения, имеют явные послабления по сравнению даже с Литвой, не говоря уж об положении крестьян в Польше, не имеющих ни каких прав, и к положению которых паны хотят низвести и простых литвинов. Кроме устного слова, княжество наводнили памфлеты и народные рисованные памфлеты-«лубки», высмеивающие панов, великого князя, польские порядки, католическую веру с ксёндзами. При этом наглядно объясняющие, в виде рисунков, что будет с крестьянами и мещанами, обычных городков, которым королем не даровано «Магдебургское право». И это начало приносить плоды. То тут, то там, вспыхивали бунты крестьян и городской бедноты, частенько поддерживаемых мелкопоместными литовским шляхтичами. А то объявлял рокош и какой нибудь местный князёк, которому перепало московского серебра. Такая нервотрепка для новоиспеченного короля Речи Посполитой Сигизмунд II Август продолжалась весь год и благополучно перешла в 1570 и 1571 года.

* * *

Перешедшее, с прошлого года, на этот год, расследование московской измены среди окружения царя Ивана, продолжалось. Вслед за арестами в прошлом году основных фигурантов дела, начались аресты их связей, в том числе и не причастных к заговору. К апрелю следствие было закончено, передано для ознакомления и утверждения царю, от него документы ушли в боярскую думу, которая и приговорила 12 мая к сметной казне бывших любимцев монарха: Алексея Даниловича Басманова с сыном Фёдором, князя Афанасия Ивановича Вяземского, Ивана Михайловича Висковатого, Никиту Афанасьевича Фуникова-Курцова, Василия Ивановича Степанова, Ивана Никифоровича Булгакова-Коренева, Григория Федоровича Шапкина. И вновь, в третий раз, Иван IV при народе, помиловал «тятей», заменив смерть каторжными работами, со ссылкой семей всех осужденных на окраины царства. Вместе с основными фигурантами сослали, по приговору суда, на каторгу и ссылку и их помощников, близких слуг, подьячих, так же со своими домочадцами. И уже в начале июня на Урал потянулись суда, в сопровождении царских стрельцов, увозящих в ссылку и каторгу осужденных и их близких.

Итого этого расследование стало смена руководителей ряда основных приказов, Посольского, Поместного, Разбойного, Большого прихода и царской казны. Так Посольский приказ возглавил, неплохо относящийся к уральским боярам и сам приложивший руку к смешению своего предшественника, дьяк Андрей Яковлевич Щелкалов. Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский возглавил вновь образованный опричный сыскной приказ и получил чин думного боярина, такой же чин получили Черный, Золотой, Воротынский. Положение «витязей» при царском троне настолько упрочилось, что их стали брать в свои расчеты послы иностранных стран и их государи. Появилась реальная возможность влиять на политику Русского царства явно, напрямую, а не тайно, опоследственно.

* * *

В начале мая из Риги, на наёмном ганзейском судне, ушло посольство в Испанию, возглавляемое дьяком Посольского приказа Василием Яковлевичем Щелкаловым, родным братом главы приказа, Андрея Яковлевича Щелкалова, для заключению мира между царём Русским Иваном IV и королем Испанским Филиппом II. И уже в первых числах июля посольство было на аудиенции у Филиппа II Испанского, принявшего верительные грамоты, выслушано им и перенаправлено к своим министрам с чиновникам, после чего прием и закончился. А на второй день и начались истинные переговоры и торг по условиям мира. Ведь так получилось, что не объявляла войны, два государства оказались фактически в состоянии военного противостояния, в связи с вождением в Русское царства, Тартарского царства, по причине пресечения тартарской царской династии, со всеми его сокровищами и проблемами, в том числе и испанской, в далекой заокеанской земле.

Русские требования были: заключения мира, но так как, часть земли за океаном, уже фактически принадлежали тартарскому царю, то эти земли остаются под рукой русского царя. Русский государь берет на себя обязательства более первым не нападать на земли, поселения и корабли Испанского монарха, а тот в свою очередь обязуется не совершать подобных актов агрессии в отношении царских земель, государевых подданных и их имущества. Свобода торговли русских купцов в испанских портах, а испанских в русских, за исключением военных гаваней. Так же русский царь обязался оказывать помощь своему брату в истреблении пиратов и корсаров иных держав, появлявшихся в водах Нового Света. За что просил уступить, помимо уже занятых его подданными земель, еще острова Куба, Эспаньола, Тринидад, безымянный небольшой островок, самый северный из Наветренных островов, названного русскими послами, для идентификации, островом Сомбреро, а так же порт Вальпараисо, в Перу, на западном побережье материка, с прилегающими к нему с севера землями побережья и территорию, расположенную восточнее города. Кроме того провести границу на материке, между Русским землями Нового Света и территорией колоний Испании, по середины реки Миссисипи, что на языке одного из местных племен, оджибве, означает «большая река», впадающей в залив, омывающий берега Новой Испании и Флориды. Правый берег отходил Испанскому королевству, а левый Русскому царству. Торговались по условиям мира активно, как на восточной базаре, но так до конца года и не пришли в единому мнению, перенеся заключения мира на следующий год.

Хотя, истины ради, стоит отметить, что посланники царя Ивана ратовали за скорейшее заключение мира не одни. Привлеченные «брусиловцами» и «воротынцами» на Карибах к сотрудничеству испанские гранты, оказывали ответную услугу своим любезным хозяевам с Тортуги, у которых они недавно были в не добровольных «гостях». Но особенно большую помощь при заключении мира, московиты получили от возвращенных весной 1568 года в Испанию, плененных ими во Флориде, главы иезуитской миссии у флоридских индейцев, падре Себастьяна и его пятерых монахов. По прибытию в метрополию, все шестеро начали активно продвигать в умы обитателей Мадридского двора предложение о мире с Тартарией, а потом и с Московией. Вот падре Себастьян и сумел «вложил» в голову короля Филиппа, мысль, заключить с царём варварской Московии мир, получив спокойствие на своих землях Нового Света, дополнительную их защиту от пиратов «добрых» соседей по Европе и возможного союзника в борьбе с берберскими пиратами и их покровителем турецким султаном.

Да и появившиеся у испанской короны в последнее время под боком проблемы, в виде восстание в Нидерландских провинциях, ширящегося который уже год подряд и не думающего затихать, а все время разгорающегося все сильнее и больше. А тут ещё в самой Испании взбунтовались мориски, уже почти второй год бунтуют. Подавишь в одном селении, как тут же приходить известие, что в другой местности мориски опять убивают добрых католиков. Хоть всех убивай или выгоняй из королевства. А тут глава московитского посольства предложил забрать к себе в Московию всех этих бунтовщиков с семьями, но только при условии, если они согласятся на переезд и очередную смену религии.

* * *

В Москву пришла печальная весть, от «черного мора» проникшего через все кордоны, скончался, вместе со всей семьёй и половиной обитателей монастыря, опальный князь Владимир Андреевич Старицкий, двоюродный брат государя Ивана Васильевича. Который с чадами и домочадцами обитал с 1567 года в ссылке в Хутынском монастыре, названном так в честь основателя монастыря святого монаха Варлаама (в миру Алекса Михалевича) (Варлаамо-Хутынском Спасо-Преображенском монастырь, названный так благодаря построенному в 1515 году Спаско-Преображенскому собору). Монастырь расположился в семи километрах от Великого Новгорода, вот в нем, в выделенных хоромах, под надежной охраной двух отрядов стражников, отряда уральских стрельцов, осуществляющих внутреннею стражу за монастырской стеной, и воинов от Московского монарха, осуществляющих внешнею охрану, забазированной не только в самом монастыре, но и в выросшей около монастырских стен деревушке Хутынь, проживал опальны царский родич. Только своевременное закрытие монастыря на карантин и вмешательство прибывшей из Ладоги половины санитарного отряда Северо-Западного региона, предотвратило начавшуюся разрастаться эпидемию. Но к «сожалению» уже было поздно. Князь Старицкий с семьей и своими ближниками, отошел в лучший мир.

После уничтожения очага чумы, было проведено следствие, в ходе которого установлено, что возможным источником заражения болезнью могли быть нищие, которых привечала княгиня Евдокия Романовна, сажая их за свой стол, хотя и на дальний конец. По словам спасенных сторожей опального князя, перед началом эпидемии, в монастырь пришла подобная группа в количестве полудюжины попрошаек, пришедших, с их слов, по воде из окрестностей Ладоги. Около которой в этом году опять тормознули пару суденышек с больными моровым поветрием. Пришедших нишебродов, явно выгладивших не здоровыми, о чем так же поведали сторожа, княгиня, не смотря на возражения десятника стражи от «витязей» Степана Криворукова, левая рука у него действительно было подсохшая, результат ранения ногайской стрелой, накормила за своим столом и общалась с ними долго. А на четвертый день, после контакта с нищими, заболела княгиня Евдокия, жар, лихорадка. За ней заболели дети, сам князь Владимир, слуги семьи, монахи из окружения князя и пошло и поехало. Когда через неделю вспомнили про последних посетителях княгини и заглянули в избушку, в которой обычно останавливались подобные компании, то нашли там шесть трупов с явными признаками «черной смерти» на них.

Только прибытие уральских медиков с антибиотиками, спасло остатки обитателей монастыря, в основном это были люди из охраны князя. Видимо меньше общались с несчастным семейством, вот и не успели заразиться вместе с первыми заболевшими из княжеского окружения. А может и зелье лекарское помогло, которое десятник Криворучко, раз в неделю давал стрельцам охраны от «витязей», а после появления признаков мора, начал давать питьё каждый день, в том числе и воинам царской охраны.

Дальнейшее расследование, установило, что эти богомольцы были замечены в окрестностях Ладоги, где им передали подаяния, в том числе и какую-то одежду с проходящего купеческого судна. В последствии именно на этом судне были обнаружены больные чумой. Все это поведал людям Скуратова-Бельского, проводящих следствие опять совместно с «воротынцами», «свидетель», вепсский рыбак, как раз проплававший в этот момент мимо. Он же опознал и судно, с которого передавали подаяния, как одно из двух послуживших источников заразы.

* * *

Поступившие в прошедшем году от верных людей в Крыму сведения об организации турецким султаном Селимом-пьяницей похода на Русь, в этом году подтвердились. 31 мая из турецкого Азова, вверх по Дону вышла турецко-татарская армия под командованием паши Касима, бейлербея Кафы в количестве двадцати семи тысяч человек, при полусотне разнокалиберных орудий, с целью захвата у московитов Астрахани. Но ещё до похода кавказские «крысы» побежали с русского «корабля». Числящие вассалами царя Ивана шамхал Тарковский и князь Тюменский прислали посольства в Кафу, к местному бейлербею, с выражением покорности Османскому монарху и желанием присоединится со своими воинами к походу уважаемого славного паши.

Под началом паши Касима в поход шли две тысячи янычар, полторы тысячи сипахской конницы, чуть более двадцати трех тысяч пехоты азапов и акынджи, призванных из окрестностей Никополя, Силистра, Амсья, Чорума, Джаники, порядка пяти сотен пушкарей, из которых полсотни были профессионалы топчу. Кроме того по приказу султана к армии вторжения у Переволока в устья реки Царица, должны присоединиться ногаи и крымские татары в количестве пятидесяти тысяч легкой конницы, под предводительством самого крымского хана Девлет Гирея. Вслед за войском двинулся огромный обоз и тридцать тысяч рабочих из городов Кафа, Балаклава, Тамань, Мангуп, собранные для рытья канала. По Дону войско сопровождала флотилия в составе более сотни малых галер, на которых везли осадные пушки, припасы к ним, продукты и иное снаряжение. Перед такой силой, донские казаки отхлынули с пути турок с татарами и османам в лучшем случае доставались только пустые городки. Заодно дончаки растащили по укромным местам, попрятав в тайниках оборудования Волго-Донского волока, на всем его протяжении от Дона до Волги.

Сводные конные летучие отряды донских казаков и царских воинов, в основном состоящих из уральских конных стрелков, постоянными обстрелами из ружей, винтовок и луков беспокоили турецкое войско, а по отставшему от войска речному каравану, применяли, с легких одинарных станков, ракеты, снаряженные сгущенным бензином. Хотя и не всегда ракеты попадали в цель, но залп из одного-двух десятков ракет, всегда приводил к попаданию в одно-четыре судно и их возгоранию. Даже если ракеты не попадали, то они взрывались над рекой и орошали её воды горящим бензином, горящую смесь течением сносило и прибивало к корпусам галер, к которым она прилипала и поджигал дерево бортов. Особенно удачно было, если загоралось судно перевозящие порох, от огня оно взрывалось и тогда от его горящих обломков загоралось дополнительно два-три кораблика. После двух, максимум трех залпов по войскам или после ракетного залпа по каравану, казачье-уральские всадники быстренько отскакивали назад и растворялись в степных просторах. И хоть ружейный обстрел наносили турецким воинам минимальный ущерб, но стрельба несколько раз в день и минимум пару раз за ночь и летящие в тебя пули, убивающие или ранящие твоего соседа по строю, либо ночевке, не способствовали повышению боевого духа и здоровья. А после того, как гяуры начали запускать свои шайтановы ракеты не только по галерам, но и в лагерь остановившихся на ночлег правоверных, вообще стало очень плохо. Мало того что они сжигают все вокруг того места, куда упали или над которым взорвались. Так они ещё и вопят как тысяча дэвов, собранных в одном месте.

Но все когда нибудь заканчивается, окончился и этот переход от Азова, войска Касим-паши поднялось вверх по Дону до Переволока на реке Царица, где остановилось, ожидая прибытия крымского хана и каравана судов, на которых доставлялось снаряжение, большие пушки, порох и ядра к ним. Наконец через неделю прибыли ожидаемые и турки приступили к рытью канала, параллельно начав сооружать катки для волока, что бы перетащить свои галеры с осадными орудиями и припасами из Дона на Волгу. Но тут приключилась беда, на войско, строителей, а вскоре и на татарскую орду, но в меньшей степени, напал мор. Люди начали маяться животом, их рвало, вся окрестность лагеря были залиты жидкими испражнениями. Простояв в течение двух недель, пытаясь копать канал, одновременно строить волоки и колеса для перевозки судов в Волгу, турецкие начальные люди бросили эту затею. Переволочь тяжелые и большие для волока галеры в Волгу так и не удалось — «пытались копать и каторги волочити, но сил не было копать, а колеса постоянно ломались.».

Но желания правителя Блистательной Порты восстановить мусульманское царство на берегах Ахтубы должно было исполнено, и турецко-татарская орда, отослав в Азов, под командованием капудан-паши остатки галер с осадными пушками, огненным припасом к ним, четвертью запасов продуктов, не вошедших во вьюки татарских и обозных лошадей и иного тяглового скота, а так же ослабевших от болезни воинов и рабочих, в сопровождении пяти сотен янычар, пошла на прямую через степь к Астрахани, оставив на месте своей стоянки загаженную испражнениями местность и огромные могилы, в которых скопом зарыли, в нарушение заветов пророка, более пяти тысяч человек, умерших от мора. На Астрахань вышли поредевшие сипахи, янычары, пехота азапов с акынджи, татарская конница и едва ли десять тысяч рабочих, понесших наиболее огромные потери от мора. Из всей артиллерии Касим-паша смог взять только двенадцать легких пушек с боеприпасами, другие, более крупнокалиберные пушки через степь провезти было невозможно, очень уж они большие и тяжелые.

Путь войска был тяжек. Под непрерывными обстрелами казаков и присоединившимися к ним русскими конниками под предводительством князя Петра Семеновича Серебряного, помечая свой путь общими могилами умерших от болезни и убитыми пулями воинов и рабочих, в общем количестве почти одиннадцать тысяч басурманских душ, передовые части армии паши Касима 2 сентября пошла к Астрахани, без осадной артиллерии и припасов. Девлет-Гирей всегда противился усилению турецкого присутствия на исконных татарских землях и к Астрахани объединенное войско долго двигались по безводным степям и пришли совершенно измученными и тяготами пути и болезнью.

Разбив на месте старой Астрахани полевой лагерь, турки вскоре отстроили укрепленный военный городок. И не смотря на все ещё свирепствующую болезнь, которая только усилилась, на отсутствие осадной артиллерии и достаточного запаса пищи, началась полноценная осада. Турецкие инженеры попытались сделать подкоп под стены крепости для закладки пороха, но не смогли этого сделать из-за близкого залегания грунтовых вод, начатые траншеи и туннели за ночь заливало водой почти полностью.

К 1569 году русский Астрахань представлял собой сильную крепость. Еще в 1558 году первый Астраханский воевода Черемисов перенес крепость со старого, ещё татарского места, на новое, выбрал для строительства города бугор Заячий, на левом берегу Волги. Получивший своё название по причине нахождения на нем во время половодья целых стад зайцев, спасавшихся на этом возвышенном месте от воды. Место выбрано было толково. Казалось сама природа позаботилась о защите будущего города. С северной, западной и южной стороны доступ к нему преграждали река Волга, ее приток Балда и непроходимые болота. Оставалась не укрепленная природой только восточная сторона, на которой сначала насыпали земляной вал, но он быстро разрушался. Тогда город был обнесен деревянным палисадом. Расположенный на острове, на высоком берегу, русский Астрахань, обнесенный деревянной стеной и земляным валом, не представлял живописной картины. Такие же низкие строения из глины и камыша, как и в старом татарском Астрахани, теснились друг к другу. Улицы засыпанные песком летом и непролазной грязью зимой, были часто непроходимы. Ужасный запах исходил от развешенной везде рыбы, которая была основным продуктом питания. Тяжелый жаркий климат, недостаток в мясе и хлебе были причиной частых эпидемий. Однако город имел большое значение для развития русской торговли. Этим и была в первую очередь вызвана забота монарха о городе. Царь не забывает Астрахань, посылает сюда людей, припасы, дерево для постройки кремля. В конце того же 1558 года, по воле Ивана IV, русские мастера Дей Губастый и Михаил Вельяминов, приступили к строительству каменного Астраханского кремля. Кирпич с камнем, не сильно комплексую, брали с развалин золотоордынского города, откуда их и привозили на строительство. К моменту выхода Касим-паши к Астрахани, стены Кремля и усиливающие их оборону башни, были уже отстроены из камня и кирпича. Самой мощной башней являлась Крымская, расположенная на западной стороне кремля, с толщиной стен в три с половиной метра, имеющая пять ярусов, с двадцатью бойницами. Однако не все кремлевские башни были такими мощными. Самой слабой была Житная башня, имевшая всего девять бойниц, названной по расположенному перед ней Житному двору. Другие башни назывались: Архиерейская, возведенная рядом с домом архиерея, Красная, то есть красивая, Артиллерийская, выстроенная рядом с артиллерийским двором. Естественно имелся в Астрахани, как и в любом русском городе и посад, ведь не смотря ни на что население города росло и за стенами кремля места всем не хватала. Вот на востоке от кремля, в единственной стороне, где можно было селится, и вырос обнесенный дерево-земляной стеной посад. Забегая вперед, к 1631 году, эта территория была обнесена каменной стеной и получила название Белого города. А в настоящее время каменный кремль являлся единственной надежной защитой для горожан от вражеских набегов и осад.

Не дошли спокойно до Азова и галеры, под командой капудан-паши. Все время их движения по Дону, турецким караван преследовали донские казаки в лодках, вмещающих по десятку человек. Преследователи несколько раз вступали в бой с арьергардом турок. При этом каждую ночь продолжая обстреливать суда из ракет с зажигательным составом. В итоге в Азов вернулось почти на половину меньше судов, чем выходили из него. А 30 сентября уральские диверсанты при помощи донских казаков, подняли на воздух пороховой погреб в Азове, от которого в городе начались пожары и большинство его строение с частью городской стены были разрушены. Как впоследствии доносил в Москву царский посол Афанасий Нагой: «у города рухнули стены и наряд и запасы и суда сгорели. И, говорят, что зажгли город русские люди.».

* * *

Видимо настала пора пояснить откуда взялся так вовремя в турецком стане мор. Все было просто. Пока турки ждали прибытия татар и судов, в их лагерь, под покровом тьмы, в турецкой одежде, прокрались уральские диверсанты и обрызгали мутной жидкостью запасы вяленой рыбы, плеснули её во все попавшиеся по пути котлы и казаны, не поленились развязать и плеснуть зелья в лежащие на их пути бурдюки. Да и просто щедро, от души облить жидкостью палатки, да и самих правоверных воинов, крепко спящих после двух неспокойных ночей и дней, устроенных этими северными гяурами, окропили, не жалея содержимое бутылок. При отходе, оставили в стане врага и сами пустые бутылки, позариться кто-либо из правоверных на дорогую стеклянную посуду, вот и еще один пораженный мором враг.

Отошедшие из турецкого лагеря диверсанты, собрались на условленном месте, быстренько сбросили с себя турецкие одежды, обтерлись сильно пахнувшей жидкостью, щедро поливая ею тряпицы, которыми обтирались, выпили по пузырьку зелья, как говорил боярин Михин, для профилактики, залили кучу сброшенной одежды смесью керосина с бензином, и уже находясь на конях, кинули в кучу горящий фитиль, от которого вся куча сразу занялась пламенем, привлекшим внимание врага, но диверсанты были уже далеко от этого места.

Как уже стало ясно эпидемия поразившая армию вторжения, произошла по воле уральских диверсантов, разбрызгавших во вражеском лагере «питательный бульон» кишащий холерными вибрионами. В свою очередь, содержимое бутылок создали в Уральском уезда, в укрытом в небольшом ущелье предгорий Уральских гор, поселке, в котором разместилась эпидемиологическая лаборатория «витязей». О применении химии и микробиологии в военных целях «витязи» задумались только в последние пару лет. До этого как то не было нужды в них. Эпизодическое применение в Хорезме не летальных отравляющих веществ, можно было в расчет не брат. Это не так боевые, как полицейские ОВ. Тем более, что от болезней можно было пострадать и самим. Но в настоящее время выпуск различных антибиотиков был налажен и выведен на промышленную основу. А тут имелись знания, что в 1569 году турки нанесут удар по Астрахани. И хотя в их истории все для Руси окончилось благополучно. Но они уже начали понемногу менять известную им историю, и возникла необходимость подстраховаться. Тем более, что в открытую громить турецкие войска пока было рано, не стоило показывать врагу свои истинные силы. Вот и решили использовать микробиологию. Выбирали вид оружия, выбор пал на холеру. Достаточно легко, для попаданцев и их людей, даже в полевых условиях, соблюдать правила безопасности при работе с данным возбудителем. Сам он не стоек ни к высоким температурам, кипячение гарантированно убивает вибрионы мгновенно, они чувствительны к высушиванию, действию солнечного света, любым дезинфицирующих веществам и кислотным растворам. Правда холерные вибрионы хорошо переносят низкие температуры, могут перезимовывать в замерзших водоемах, длительно сохраняться в прибрежных водах морей. А в воде поверхностных водоемов, или в теплое время года возможно даже их размножение, чему способствует загрязнение воды отходами со щелочной реакцией, особенно банно-прачечными стоками. Но где в степи вода, да и найти на Дону или в Азовском море банно-прачечные стоки тоже проблематично. Зато много солнца, сухого ветра. Вот и приняли в этом случае в качества оружия холеру. Ну а вырастить в питательной щелочной среде достаточное количество холеных вибрионов и расфасовать их по бутылкам, а так же подготовить в необходимом количестве дезинфицирующую жидкость и лечебно-профилактический раствор, для той же лаборатории не составило труда.

Доставили все три вида жидкостей на Дон и вручили диверсантам, уже после выхода турок из Азова. Операцию решили проводить собственными силами, не привлекая казаков. А то кто знает и просчитает их реакцию на применения чужими на их землях морового зелья. Могут быть проблемы. Вот и выполнили уральские диверсанты эту операцию собственными силами, не посвящая своих союзников казаков в тонкости этого рейда. Да тем и не было дела до них. Умаялись, отдыхают, после двух суток непрерывного «концерта» у вражеского лагеря, проведенного накануне операции.

* * *

Осада Астрахани продолжалась. Касим-паша все пытался разбить кремлевские стены дюжиной своих полевых пушек. Тем более, что астраханские ногаи донесли, городской гарнизон мал, хотя и имеет изрядный огневой припас и запас продовольствия. Да и захваченные после недолгого, но кровопролитного, для штурмующий, приступа, сгоревшие развалины городского посада, внушали некую надежду в благополучном, для туром, штурме городского кремля. Ведь кое-какие потери гарнизон понес и при штурме посада. Хотя выдав с десяток залпов по штурмующим, русские ушли в кремль, отгородившись от наседавших турок и татар, огнем подожженного посада.

Но дни шли за днями, а взять детинец так и не удавалось. Командующий турецкой армией Касим-паша принял решение зимовать, с турецкой частью войска под Астраханью. При этом Девлет Гирей со своими татарами должен был зимовать в Крыму. Боевой дух осаждающих падал день ото дня. Чему способствовали и продолжающаяся холера, и начавшаяся осушаться нехватка пищи, и наступившие холода. Последней каплей, переполнившей терпение турецких воинов, даже гвардейцев янычар, стал прорыв в крепость подкрепления и доставка припасов. По Волге на стругах и ладьях подошло московское войско под предводительством князя Петра Серебряного. Поддержанные артиллерийским огнем со стен Астрахани, русские войска, основательно потрепав противника, прошли в крепость, проведя с собой большое количество продуктов и огневого припаса, уложенного в лодьи. А через сутки, с севера над турецко-тарскими войсками нависли московские полки, стрельцы на лодьях и стругах по Волге и конница на правом берегу реки.

Простояв после русского прорыва в крепость ещё с десяток дней у Астрахани, первыми не захотели ни сражаться, ни зимовать янычары, о чем прямо и заявили Касим-паше. Как впоследствии писал русский летописец: «Нам зимовать немочно, мы помрем с голоду! Государь наш всякой запас нам дал на три года, а ты нам из Азова велел взять на 40 дней корму! А Астраханским людям нас прокормити немочно, то ты ведаешь!». Их поддержали остатки сипахов и даже пехота. Тем более, что к этому времени татар с ногайцами и след простыл. Получив добро от командующего армии, хан и его воины ушли из лагеря на следующий день, с утра.

А вскоре, в след за татарской конницей, 26 сентября отправились до Азова и остатки турецких войск, психологически подгоняемые идущей вслед за ними конницей московитов. Предварительно, при уходе, уничтожив свой военный городок, остатки посада со стенами и пригородные хутора Астрахани, Касим-паша повел армию по кратчайшей дороге, через почти зимнею степь. В шестидесяти километрах от Астрахани, на Белом озере, войско встретил чауш турецкого султана Ахмет-паша, с приказом о зимовке у Астрахани. Однако войско не подчинились приказу султана и через месяц пути, по кабардинской дороге, Касим-паша вернулся в Азов, потеряв почти всех людей, умерших с голоду и болезни по дороге к Азаку. Поход имел не только материальные, финансовые и людские потери. Он принес правителю Блистательной Порты и более весомый ущерб, моральный. «Если бы против нас русские выступили, то ни одному назад не возвратиться, все пропали бы» — говорили янычары после Астраханского неудачного похода и стали называть султана Селима II «несчастливым». Кроме того разгромный итог похода, подорвал военную репутацию турецкой армии и флота, что через два года аукнется османским галерам в битве при Лепанто с объединенном флотом европейских государств. Объединившихся в немалой степени и из-за дошедших до Европы известий о поражении сухопутных и морских сил азиатской империи, от варварской Московии.

И если для рядовых участников все закончилось очень плохо, из похода до Азова дошло едва ли тысяча измученных людей. То для Касим-паши и хана Девлет Гирея все окончилось более-менее благополучно, только большими, но не дороже жизни, финансовыми потерями. Естественно сначала повелитель правоверных Селим II разгневался и повелел казнить обоих. Но поддавшись уговорам своих приближенных, а особенно своей родной сестры, сменил гнев на милость и заменил казнь на денежное подношение. Селим взял с провинившихся, за их жизни не мало. Только с одного Касим-паши, было получено сто тысяч золотых, которые он лично привез в столицу и передал казначею султана.

Более ни каких последствий этот поход не принес. Султан османов и, в основном, его Великий Визирь Соколлу Мехмед-паша, замяли этот инцидент, официально выдав его за поход их вассала Крымского хана, а потери списали на эпидемию неизвестной болезни и морскую бурю, потопившую все галеры в Азове.

* * *

Московский правитель, в свою очередь так же «спустил это дело на тормозах». Не ударил во след разбитому врагу, на полуразрушенный Азов, не произвел рейд в Крым. Чем, по мнению Стамбула и Бахчисарая, подтвердил свою слабость. А вскоре и подтвердил это мнение отправив в следующем 1570 году в Константинополь своих дипломатам во главе с дьяком Новосильцевым, с задачей заключить с Турцией мира и добиться признания присоединения Астрахани к России. Однако посольство не добилось успеха, не выполнив ни одну из задач. Уверившиеся в свои силы османы отклонили оба предложения. Хотя до 1572 года, турецкие войска более не участвовали в набегах на Русь. А диван султана и сам Селим окончательно похоронили величественный проект постройки турецкого канала «Дон-Волга».

Хотя это решение Русского монарха, стоил Черному почти месяца уговоров государя не поддаваться на диктуемые ситуацией действия. А сделать вид, что не заметил нападения на свой город, явно показав окружающим правителям свою слабость и даже умалив своё собственное царское достоинство. Основная мысль, которую Мечеслав донес до Ивана Васильевича, была, необходимость окончательно решить крымскую проблему, для которой было необходимо выманить из Крыма, по возможности, все татарское войско, после чего привести их в нужное время и оставить всё войско на этом месте на века. Во имя достижения этой цели государь и пошел на демонстрацию слабости царства и умаления собственного достоинства. Заодно согласовали с монархом и план действий по достижению поставленных целей до 1575 года.

* * *

В начале января из Петербурга, на Белов и далее до Архангеломихайловска ушел небольшой санный обоз увозивший в Заморскую Русь, ссыльнокаторжного Ивана Григорьевича Выродкова с семьей. При отъезде Уральский воевода лично, без всяких сантиментов объяснил Ивану Григорьевичу сложившуюся ситуацию, в которой последний был виноват сам. К чести Выродкова он это понял и поклялся на Евангелии и кресте, что искупить своими праведными трудами на новом месте все свои вольные и невольные прегрешение перед государем и страной. Заодно пообещав подготовить места для принятие других ссыльнокаторжных с чадами и домочадцами. Многих таких грамотных, подготовленных людишек, по глупости или из-за гордыни, замешанных в антигосударевой деятельности, предстоит пристроить к делу, с наилучшим результатом для государства.

И правда, весной, только отправили караван с тремя комплектами аппаратуры радаров в Архангеломихайловск, для их дальнейшей перевозки в Порт-Росс, как вскоре прибыл караван более с чем полутора тысячами ссыльными из Новгорода и Пскова. Прибывшие в основном были бояре и сыны боярские со своими домочадцами, боевыми холопами и слугами. И уже к лету все они были пристроены к делу. Половина бояр и детей боярских посадили на пограничные, уже порядочно углубившие в степь земли, по правому берегу Урала. Остальных воинов с двумя десятками подьячих и десятком купцов отправили на жительство в Хорезм, под руку наместника Беркута. Наделив бывших новгородских и псковских помещиков дачами на новом месте, с приписанными к земле местными крестьянами-дехканами. Пора было начинать привязывать эти земли к Русскому царству покрепче, чем сабли, ружья и пушки, фактически оккупационных войск. Ни что не привязывает земли окраин к метрополии, как наличие в них как можно большего населения титульной нации метрополии.

Этой же весной из Петрограда ушел в степь, под крепкой охраной, огромный караван, руководимый боярином Молот Игорем Глебовичем, со товарищем боярином Воротниковым Аркадием Степановичем, с официальной целью, достичь новых земель русского государства, ранее принадлежащих Тартарскому царству, в прошедшем году добровольно вошедшем в Русское царство. Однако действительную цель похода знали только Молот и Воротников. В их задачу входило достичь предгорий Алтайских гор, и в назначенном районе, выбранном с учетом возможности обороны, самообеспечения продуктами питания и добычи полезных ископаемых, заложить укрепленный город. Распахать поля, провести геологические изыскания на месте, информация информацией, но на местности перепроверить её следует. В общем обжиться и застолбить за Русским царством этот край. Для чего и выделяли такое количество переселенцев и воинский конвой, не забыв и об церковном окормлении паствы, присоединив к каравану приличное количество монахов и попов, отправленных из Уральской епархии в дикие земли по личному распоряжению архиепископа Уральского, Ногайского, всея Сибири и Туркестана Герасима, поддержанного самим Московским Митрополитом Макарием. Выдали большое количество «единорогов», «сакмарочек», «уралочек» с порохом и иными припасами к ним. Предоставили одну радиостанцию дальней связи и полдесятка аппаратов средней дальности с радистами и техниками наладчиками. В общем у «витязей» нарисовался еще один анклав, который будет необходимо поддерживать и военной силой, и переселенцами, и материально-финансово.

Согласно воли монарха, «витязи» сбагрили персидскому шаху за золото, серебро и самоцветы все имевшиеся у них на Урале исправные трофейные орудия, которые еще не пошли в переплавку. В общем количестве в сто двадцать один ствол. Заодно прибавили пороха, в среднем по паре десятков выстрелов на ствол, да картечи, из расчета полтора десятка зарядов на орудие. Ядра отливать не стали, с калибрами был полный раздрай, практически чуть ли не для каждой пушки нужно было отливать ядро подходящего только к ней калибра. Вместо этого продали кызылбашам десять тонн чугуна в слитках, путь сами отливают ядра нужного им калибра. Пообещали ещё продать им пушек, мушкетов, свинца, чугуна и пороха, но в следующем году. Пока трофейные мушкеты и остатки пушек не были доставлены из-за океана. Рассчитаться за проданное, у прибывших за припасами «красноголовых», не хватило привезенных драгоценных металлов и камней, договорились довнести недостающую сумму товарами, с доставкой персами в Уральск, по ценам Персии. Дополнительно, Золотой, ведший дела с шахцами от имении русского царя, обязался ежегодно, в течении десяти лет, поставлять им порох, не менее тысячи пудов, по обговоренной в ходе переговоров цене. За проданные неликвиды получили драгметаллов с каменьями и товарами на сумму свыше 700 тысяч золотых ашрефи. Так же выполняя повеления своего монарха, Уральский воевода, выстроил в Уральске и Петропавловске по одному отдельному купеческому двору, для персидских гостей «Гилянский двор», а для купцов индийцев «Индийский двор». В Астрахани, в связи с турецко-татарским походом, выполнить волю государя не представилось возможным. С проданными пушками в Персию уехали и пушкари-инструктора, для обучения воинов шаха обслуживанию и стрельбе из проданных орудий.

К августу изготовили и отправка в Хорезм, для Беркута, в разобранном виде, вторую пару небольших пароходиков, с котлами на мазуте, вооруженных одним восьми, пятью трех фунтовыми морскими «единорогами» и с одной автоматической картечницей на тумбе на баке, для усиление речного патрулирования русла и берегов Аму-Дарьи.

Еще из некоторых достижений попаданцев можно указать разработку осколочно-фугасных и зажигательно-фугасных небольших ракет, снаряженных зажигательным составом с разрывным зарядом, так же готовых осколочных элементов, помещенных вокруг взрывчатки. Подрыв производился обыкновенной трубкой с фитилем, вставляемой в снаряд и поджигаемым перед запуском. Сами ракеты запускались с легких одинарных переносных станков. Данные изделие уже испытали в боевой обстановке при отражении турецкого наскока на Астрахань. Как и предполагали точность ракет была ни куда не годная, в сравнении с точностью ружей и артиллерии. Но по площадям и даже по кильватерной колонне судов, применение ракет дало хороший результат. Так же в этом году, и тоже для отражения неприятия от Астрахани, в неприметной горной долине, в предгорье Урала, в находящейся в ней эпидемиологической лаборатории, выстроенной в 1567 году, вырастили классический штамп холерного вибриона, так как он поражал только человека и не заражал животных, как его «собрат», вибрион штампа Эль-Тор, который в отличие от классического способен гемолизировать эритроциты барана. В апреле размножили его, упаковали и отправили к месту применения, на Дон, вместе с расфасованными дозами дезинфицирующего и лечебно-профилактического растворов.

Кроме чисто военных, имелись разработки и двойного назначения. Так довели до рабочего состояния и запустили в малую серию, в ручную сборку, но без подгонки напильником, судовые дизеля, которых к концу года сумели изготовить целых полдюжины. А по доставленным с гонцом в Петроград, перед самым Новым Годом, в тубе-сейфе, рабочим чертежам и технологическим картам кораблей управления флота, начали в срочном порядке изготавливать восемь комплектов судового силового набора и десяток судовых дизелей.

В остальном для Уральского уезда и этот год прошел без больших войн. В конце года, как дополнение к ранее сосланным, еще приняли из Москвы ссыльных и каторжников, с их семьями. Разместили по местам отбывания наказания, пристроили к делу, но пока присматривались к вновь прибывшим, кто на что годен и чем «дышит». Выпустили очередных специалистов из всех трех Уральских ВУЗов. Набрали в Университет новых студентов. Провели собрание акционеров всех обществ попаданцев. На собрании в банке поставили вопрос об организации со следующего года представительств банка в городах Персии — порте Астаре, Исфахане, Тебризе и столице Казвине, если будет на то шахское дозволения. Подобный вопрос подняли и перед акционерами «Московской-Туркестанской торговой компании», об открытии в выше указанных городах торговых дворов компании, так же при условии одобрения персидским государем строительства дворов и дарования российским гостям право на свободную торговлю в его владениях без уплаты пошлин.

Заморская Русь. Январь-октябрь по новому стилю 1570 года от РХ

Уже второе ежегодное собрание при командующем флотом проводилось без планирования боевых походов против испанцев. Зато по предложению разведки, запланировали рейд к берегам Африки, для перехвата кораблей работорговцев. Просьбу «Исы» не забыли. Поручили Логунову до конца года подготовить проект небольшого, быстроходного, манёвренного, но при этом с хорошей мореходностью, не дорогого в изготовлении и достаточно вооруженного, парусного сторожевика-корвета для охраны прилегающей акватории анклавов и дозорно-разведывательной службы при эскадрах и флоте, на походе. И такой же сторожевик, с теми же характеристиками, но под паровую машину.

Вместо рейда, запланировали обучение экипажей кораблей, а так же весенний поход в «Багамский канал» для сопровождения судов «Серебряного флота». Хотя мир и не заключен, но свои миролюбивые намерения и желание оказать содействия бывшему противнику, необходимо продемонстрировать. А там может какой либо залетный пират попадется, французы с англичанами дорожку в Америку уже «проторили», и массовое появление кораблей каких либо искателей удачи, с каждым годом становиться все более и более вероятным.

Рабочими вопросами прошли проблемы возникшие при строительстве по расширению городов Анастасийск, Медноград, Железоград, Логуновград, в том числе и форта на Тринидад. Определили меры по усилению обороноспособности портов и поселений анклавов.

* * *

В апреле в Порт-Иване закончили строительство еще двух стапелей с эллингами для строительство фрегатов и флейтов, и заложили на новых стапелях пару флейтов с готовностью в 1571 году, благо стальные силовые наборы для этих судов прибыли в порт ещё в пошлом году.

В соответствии с прошлогодней радиограммой из Петрограда, до апреля собрали в Порт-Россе со всех анклавов трофейные орудия, аркебузы и мушкеты и с весенним рейсовым клипером отправили на Русь. К середине июня место «Белухи» на рейде Порт-Росса заняла прибывшая из Архангеломихайловска «Касатка».

Вслед за «Белухой», в один день, ушли в свой поход обе торговые эскадры. С ними пошли полдюжины боевых галеонов, еще остававшихся в строю флота «витязей», для «охоты» за судами работорговцев у африканских берегов. А дней через пять покинули Порт-Росс легкие и тяжелые фрегаты, пошедшие для конвоирования испанских судов из ежегодного «Объединенного флота», с дарами Нового Света метрополии.

Наконец в мае, приняли на вооружение полностью достроенный, вооруженный крепостными «единорогами» калибром от двухпудовых по восьми фунтовых, с обученным гарнизоном и припасами в казематах, форт на рукотворном острове, прикрывающем гавань Десантную от возможного нападения врага.

Почти мирно прошло и закрепление русских на Тринидад. Испанских поселений на острове пока не было. Как то не прижились конкистадоры на этом клочке суши. А приструнить местных индейцев сумели достаточно эффективно. Хотя уже через пару месяцев, после высадки русских на побережье, славу богу успели отстроить форт, на переселенцев налетели воины одного из местных племен. Не знакомые с возможностями пришельцев, туземцы сразу попытались перескочить частокол и естественно нарвались на фланкирующие картечные залпы «единорогов», установленных на рубленных башнях форта. После чего почти всех выживших стрельцы и поселенцы добили из «сакмарочек», оставив для получения информации не более десятка «языков». На второй день, после отбития нападения, нанесли ответный «визит вежливости» в деревню нападавших. После которого в племени произошла смена власти в связи с безвременной кончиной шамана с его окружением, вождь со своими подручными «ушел в места вечной охоты» ещё при штурме. А сами жители деревни «попросились» под руку боярина Маркова, «большого вождя и шамана» с соседнего острова Тобаго. В марте пришлось еще раз провести рейд по окрестным землям, в связи с нападение, на сей раз, на жителей племени пошедшего по попаданцев. На этот раз «принуждали к миру» уже три племени, деревни которых находились в этой части острова (юг, юго-запад, запад). Потеряв троих убитых и умерших от ран, «примучили» все три племени, в одном даже оставили при власти предыдущего вождя, поручив ему возглавить и две другие деревни, оставшиеся без вождей. Зато всех шаманов и их прислужников, в ходе боя ликвидировали полностью, не нужны, на почти своей земле, представители чужой идеологии-религии. После чего до конца года колония жила мирно. Распахали поля, засеяли их, собрали урожай, правда в этом году один. Начали добыть асфальт, да разливать его в бочонки собственного изготовления, укупоривать и складировать, готовя к перевозки на верфи Порт-Ивана и Новгорода-Испанского.

* * *

За почти мирными делами, незаметно подошел ненастный сезон, резко ограничивший человеческую деятельность в прибрежной зоне региона. За то в Портивановском анклаве началось самое активное время года по освоению подконтрольных земель. Кроме уже ставшей привычной войны с рейдовыми отрядами ирокезов, которых стали перехватывать перед границей анклава, либо на ней, не давая им пройти вглубь территории и безобразить там. И большого строительства, развернутого в прошлые года, и так не оконченного. Территория приросла землями, присоединившихся, почти добровольно делаваров, или как они сами себя называли лепане, что означает «настоящий человек» на языке унами. Большая часть родов, в лице манси и унами, решила войти в союз с северными белыми людьми и передать под их защиту себя и свои земли от агрессивных соседей, все тех же ирокезов. Меньшая, в лице уналактиго, этому активно воспротивилась и между сторонниками различных точек зрения вспыхнула самая настоящая гражданская война. В которую не преминули встрять и портивановцы, оказав помощь сторонникам вхождения в анклав, в виде шести сотен, вооруженных европейским оружием и защищенных стальными доспехами, поуатанских воинов. Вмешательство поутан и решило дело в пользу сторонников соединения с анклавом. Эта война дала попаданцам прирост контролируемой территории, с населением в своем большинстве положительно настроенном к пришельцам. А так же порядка двадцати тысяч лояльного населения, в том числе более двух тысяч воинов.

Видимо в ответ на экспансию русских, пять племён ирокезов — сенека, кайюга, онондага, онейда и могавки, фактически и юридически образовали союз племен, названный в последствии Лигой ирокезов. Что дало уже в следующем году эскалацию войны между ирокезами и русскими с их союзниками из местных племен.

Русское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1570 года от РХ

Весной, еще только-только прошел основной лед, но по Северной Двине еще проплывали к морю одиночные льдины, на верфь «Архангела Михаила» спустила на воду очередную четверку легких фрегатов. И тут же, что бы не простаивали стапели, заложили на них очередной дивизион подобных кораблей. А спущенные фрегаты начали достраивать на воде.

Открыла навигацию ушедшая в Новый Свет «Касатка». Вслед за ней, через четыре дня вышли и торговые галеоны. Десяток пошел в европейские порты с товарами, один повез колонии в Исландии припасы и полсотни переселенцев, а еще один, с припасами и тремя десятками семей переселенцев, дошел вместе с эскадрой до острова Вардо, захваченного в прошедшем году у шведской короны, и остался в порту, высадив переселенцев и выгрузив припаса. Вскоре в порт прибыло порядка четырех десятков поморских лодий, привезших в портовые склады товары Руси: пеньковые канаты и веревки, паруса, в том числе и из льна, воск, соль, сало, холодное оружие, стальные бруски, восточные товары, прошедшие из Персии и иных стран транзитом через Россию, при посредничестве русских купцов. Выгрузив груз, ладьи, вместе с галеоном, ушли, чтобы через месяц ещё раз вернуться. За навигацию они умудрились сделать еще пару рейсов, полностью забив портовые склады новоприобретенного острова товарами. И это не смотря на то, что десяток галеонов, продав товары в Европы, прибыл на Вардо, где разгрузил привезенные из Европы товары и повторно загрузился грузом для европейской торговли, опять вернулись в порты Западной Европы. Сделав таким образом в этом году два рейса с товаром в Европу и назад, благодаря небольшому плечу перевозок груза из Вардо до конечного пункта назначения в Европе. При возвратных рейсах в Поморье, ладьи и один галеон, вывезли с островных складов весь груз, привезенный вначале июля галеонами из Европы на Вардо. В начале сентября весь десяток торговых судов «Московско-Туркестанской торговой компании», проследовал в Поморье мимо острова Вардо, не разгружаясь в его порту, только отдохнув пару суток. Зато сам город Вардо обзавелся дополнительно к крепости, новыми защитными сооружениями. Хотя и не высокой, но толстой каменной стеной и дополнительной парой батарей, по шесть орудий, прикрывающих с городских бастионов не только городскую стену, но и гавани порта. Для чего его гарнизон увеличился ещё на полсотни артиллеристов и сотню стрельцов. В октябре, перед началом зимней непогоды, в порт вошли четыре галеона, прибывшие из Заморской Руси, остатки испанских трофеев карибских ушкуйников, которые встали на ремонт, после океанского перехода и остались в Вардо, в качестве местной военно-торговой флотилии. А шведы и в этом году не пожаловали в «гости», что бы наказать незваных «гостей».

Прибывшая в начале июня из-за океана «Белуха», привезла в своих трюмах собранные со всех анклавов Заморской Руси трофейные испанские да английские орудия, аркебузы и мушкеты. Привезенное оружие не мешкая перегрузили в попутные, идущие на Урал, речные суденышки и к августу все трофеи уже лежали на складах Уральска, ожидая покупателей.

В июле получили из Петрограда, с речным караваном, восемь силовых стальных наборов, для кораблей управления флотом и шесть судовых дизелей к ним с валами, винтами и прочей машинерией. С осенним караваном прибыло ещё десяток корабельных двигателей с сопутствующей корабельной оснасткой. А с крайним в этом году рейсовым клипером, в сентябре, отправили два комплекта силовых наборов кораблей управления флотом и четыре двигателя с двумя комплектами корабельного движителя, в Порт-Иван. Заодно «Касатка» увела в Заморскую Русь и пополнение в виде четырех легких фрегатов: «Обсидиан», «Оливин», «Оникс», «Опал».

Рейсовые клипера снова, как и в прошлом году, успели сделать по три рейса через океан, но «Белуха» вернулась в Архангеломихайловск уже к 3 октября, чем и закончила навигацию 1570 года.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1570 года от РХ

Окончание ненастья зримо воплотило возвращение от Азор торговых судов, продавших обычный набор колониальных товаров своим контрагентам из Ла-Рошеля. Вскоре, после прибытия «азорцев», бросили якоря на рейде Новгорода-Испанского галеоны и каракки «турок», привезшие в этот раз три тысячи семьсот православных душ, выкупленных у нечестивых агарян. В этой партии в основном были мужчины, с преобладанием рыбаков, моряков и вполне возможно контрабандистов с пиратами, с греческих островов и побережья материковой Греции. Османские власти провели операции против расплодившихся в последнее время в водах морей омывающих греческие берега пиратов и немного отличавшихся от них контрабандистов. Вот и собрали, в целях профилактики преступности, всех попавшихся им на побережье и островах мужчин, после чего, что б добро не пропадало, продали всех захваченных на рабских рынках. А досточтимый Ахмет-эфенди подсуетился и скупил по дешёвки значительное количество этих кяфиров. Да почти тут же и перепродал их, с большой выгодой, своим давним торговым партнерам, доставшихся ему от его безвременно покинувшего этот мир дяди, других неверным, франкам, для вывозки на работы за океан. Таких набралось более двух тысяч лбов. Остальная тысяча мужчин состояла из взбунтовавшихся венгров, которых продали туркам свои же феодалы, сербов и болгар, вот этих продавали уже местные санджак-беи, милосердие проявили, не казнили бунтовщиков, а продали в рабство. Заодно и лишняя акче, а то и десяток, другой монет лишними в личной казне не будут. Прибывших бывших рабов, пропустили через устоявшийся порядок приемки и распределению выкупов. В результате флот, морская пехота и сухопутные стрельцы с канонирами, получили огромное количество рекрутов. Естественно почти все пошедшие на военную службу греки, предпочли флот, дело то знакомое. Венгры, как и полагается кочевникам, запросились в конницу, куда и попали, в конные стрельцы. Сербы с болгарами пополнили ряды морской пехоты и береговых стрельцов с артиллеристами. Все вновь принятые приступили к учебы новых навыков. Хотя назвать свежее пополнение новиками, было бы не верно. Все они уже имели основные необходимые им по должностям навыки, и оставалось только привести их умения к стандартам вооруженных сил «витязей». А две сотни выкупов, не пошедших в военные, перебросили в Порт-Иван, в анклаве которого или вернее уже уезде, нашлось дело и для них. Пристроили и три с половиной сотни женщин, черкешенок из различных племен Кавказа, да сербок с болгарками. Женщин, в Заморской Руси, пока все ещё было меньше чем мужчин, так что мужья для них нашлись быстренько.

Прибывшая в ноябре, с пополнением, в виде очередного дивизиона легких фрегатов в составе «Обсидиан», «Оливин», «Оникс» и «Опал», «Касатка» привезла царскую почту состоящую из государевых посланий. Грамоту о заключении мира между Русским царством и королевством Испания. Приложение к этой грамоте, в виде карт, с указанием границ между государствами в Новом Свете. Грамоту об образовании с 1 сентября 1570 года от Рождества Христова, в Заморской Руси четырех новых уездов Русского царства: Ивановский, на материке с центром в Порт-Иване; Карибского в составе островов Тортуга, Сомбреро, половины острова Куба, западной части и половины острова Эспаньола, северо-западной части, с центром в Порт-Россе; Рюриковского в составе островов Тобаго, Тринидад и небольшой части материка, на сотню километров вглубь, напротив выше названных островов и Ильинский, на атлантическом побережье Перу, с центром в испанском городе Икике, сменившей название на Град пророка Ильи или коротко Ильинград, с вхождением в уезд всех пустынных земель, известных под названием пустыня Атакама. К грамоте так же прилагалась карта с границами новых уездов.

В конце декабря, накануне Нового года, вернулись из рейда шесть боевых галеонов, из Карибского флота Русского царства, ушедших по весне на «охоту» за судами работорговцев у африканских берегов. «Охота» вышла удачной, перехватили семь судов, с почти четырьмя тысячами черных невольниками. Потерь не понесли. Тем более, что суда торговцев «черным деревом» в эскадры не сбиваются, хотят по одному, не доверяя друг другу, да и правильно, кто таким поверит. При этом пушек и экипажа минимум, все принесено в жертву увеличению вместимости под «груз». Шансов к сопротивлению у судна работорговцев, при таких условиях, против пары галеонов не было ни каких. Захваченные призы, вместе с «товаром» и плененными командами, ставшими так же «товаром», продали алжирскому купцу Мустафе-бею, боевые галеры которого, дожидались галеоны ушкуйников в условленных местах у африканского побережья и после осмотра, пересчета и оценки товара, сами конвоировали призы с грузом к местам реализации и трофейных кораблей и товара. Расчет наличными не производили, только через сеть итальянским и ломбардских банков, с которыми банк «витязей» наладил сотрудничество. Правда часть поставленного товара, уважаемый Мустафа оплатил натурой. На пришедших галеонах в Заморскую Русь прибыли почти семь сотен русских мужчин и женщин, извилистыми рабскими путями, попавшие к хозяевам в Алжире, Тунисе и их округе. «Иса», по поручению «витязей», начал, через подставных лиц, скупать данную категорию рабов и вот первая партия была возвращена русским боярам. Прибывшие из берберского рабства люди не сразу осознали, что их выкупили единоверцы и соотечественники. Поверили в это только после карантина, и начала распределения для дальнейшего проживания. Из этой партии выкупов, военную стезю выбрало чуть более полусотни, зато остальные умели не только камни дробить, и веслом на «каторги» грести, это относится к мужчинам, но и кое чему обучились за время рабства. Например, один ухаживал со старым садовником за садом господина, богатейшего купца из Туниса. По своим знаниям он уже был готовый агроном. Второй умел работать с драгоценными металлами и каменьями, готовый златокузнец-ювелир. Парочка оказались отличными кузнецами, еще трое понимали толк в конях, значить есть кому присмотреть за пасущимися, в «языках» прерий, конских табунах за животными. Имелись и иные необходимые в развивающемся заморском уезде Русского царства специалисты. Ни кто без работы и куса хлеба с мясом не остался. Но вновь прибывших из берберской неволи, обустраивали уже в следующем, 1571 году от РХ.

Адмирал-губернатор Логунов в двадцатых числах декабря на половину выполнил поручение совета флагманов и командиров кораблей флота. Подготовить проект с рабочими чертежами и технологическими картами парусного сторожевика-корвета. А вот проект парового или вернее парусно-парового сторожевика, пока готов не был. Валерий Адамович, обещал предоставить проект с чертежами и картами парусно-винтового корвета к августу следующего года. Пока загвоздка была в самой паровой машине, готового проекта не было, вот и пришлось паровик заново создавать, конкретно для данных кораблей.

Что еще можно добавить про Новый Свет. Из памятных событий, только произошедшее в этом году катастрофическое извержение вулкана Читлалтепель в Мексике, известного также как Орисаба. При котором погибло порядка двух сотен индейцев из пары деревень, находящихся у его подножия и загадившего пеплом всю округу на сотни километров окрест.

Земли чужих государей окрест Русского царства. Январь-декабрь по новому стилю 1570 года от РХ

Прошлогодний всеобщий бунт в северных графствах Англии против королевской власти, не подавленный и в текущем году, а так же последующее за ним усиление преследование королевских подданных-католиков, побудили Ватикан на ответные действия. Папа Пий V в начале сего года издал буллу об объявлении английской королевы Елизаветы I еретичкой, на основании чего отрешил её от власти и отлучил от церкви. Булла освобождал всех её подданных от службы королеве и необходимости исполнять приказы Екатерины. Папское послание в свою очередь спровоцировало массовые гонения на иезуитов в Англии, хотя до этого, их в Британии не трогали, в отличии от остальных монахов, иных католических ордеров и простых мирян-католиков.

* * *

В этом же году Пий V ещё раз сыграл на руку молодому Русскому царству. После расторжения в текущем году османами мирного договора с Венецианской республикой и начала демонстративной подготовки к вторжению на земли контролируемые республикой Святого Марка, Большой Совет, не смотря на имевшие разногласия с Римом, обратился в Ватикан, а так же к католическим государям Европы, с просьбой оказать помощь в отражении турецкого нашествия. Откликнулись и оказали помощь только папа Пий V и испанский король Филипп II, однако, поход на Кипр, из-за несогласованности союзников и внезапно вспыхнувшей эпидемии какой-то заразы на венецианской эскадре, не состоялся и остров был полностью захвачен османами. После провала похода на Кипр и перехода последнего под власть магометан, Пий V созвал собрание христианских государей, для урегулирования разногласий и оформления новой коалиции. В чем немного поучаствовали и «витязи», посредством своего банка, внеся на богоугодное дело пятьдесят тысяч серебряных талеров. Через год, благодаря дипломатическим усилиям Ватикана и самого Папы, 25 мая 1571 года, в соборе Святого Петра, в Вечном городе, был официально оглашён договор о создании новой Священной лиги для борьбы с Османской империей.

* * *

Закончилась миром в этом году война между Швецией и Россией. Скандинавы были вынуждены уступить восточному царства все завоеванные московитами земли и поселения, и Ревель, и Выборг, и Вардё и иные города. Разорённая страна, с расстроенными финансами, разбитая армия и почти полностью уничтоженный флот, не позволило потомкам викингам продолжать военный действия. Тем более, что Стокгольм, за выкуп в сто пятьдесят тысяч риксталеров, получала обратно от Копенгагена, Эльвсборг, что легло тяжким бременем на опустевшую королевскую казну. Прошедшая война, с её ужасными разрушениями и бессмысленными человеческими жертвами, принесла не только материально-финансовые потери, но и моральные, усилила, и так имевшуюся неприязнь между шведскими и датскими обывателями и их элитами, превратила двойственное, до этого, отношение норвежцев к шведам в чувство страха и спровоцировала сопротивление шведскому влиянию в Норвегии.

Хотя от войны имелись и положительные последствия, в виде учреждения в Шведском королевстве постоянной армии. Которая позже не раз «говорила» своё веское «слово» при «беседах» с многочисленными соседями. Создала королевству военную мощь, сделавшую Швецию на определённый период одной из величайшей военной державой в мире.

* * *

Наконец в этом году появились на территории Речи Посполитой первые фальшивые «серебряные» польские гроши. Полоцкие иудеи начали претворять в жизнь «свои» планы по обогащению. Тем более, если осуществлять эти планы помогают влиятельные магнаты Московии. Правда стоить заметить, что реакция властей, в лице самого короля Речи Посполитой Сигизмунда Августа II, была быстрая и толковая. Во все концы королевства полетели гонцы с указанием выявлять лиц расплачивающихся новыми грошами, либо менявших новые гроши на старые монеты. И изымать из обращения все новые монеты, а лиц ими расплачивающихся задерживать и проводить дознание, по путям появления монет у данного лица, если монеты оказывались фальшивыми. В большинстве иных государств эти меры может быть и могли бы сработать, но только не в Польше, с её шляхтой, считающей короля одним из них, только «первым среди равных». Тем более, эти проклятые жиды предлагают такой гешефт, что можно и не смотреть на окружающих. Главное самому получить серебро, а потратить его есть куда. Вон как магнаты гуляют, на них и равняться. На благородное дело пойдут эти монеты. На устройство пирушек, как у магнатов. На исполнение иных прихотей панов. И фальшивки, хотя и медленно, но начали расползаться по стране. В первую очередь, снова наводняя земли бывшего Великого княжества Литовского, вошедшие в Речь Посполитую.

Русское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1570 года от РХ

24 февраля закончились длящиеся с прошлого года переговоры между Испанским королевством и Русским царством о заключении мира. Мир между государствами был заключен. В результате торговли стороны пришли к соглашению. Первоначальные требования русской стороны о передаче ей во владения островов Тортуга, Куба, Эспаньола, Тобаго, Тринидад, безымянного небольшого островка, самого северного из Наветренных островов, названного русским послом, для идентификации, островом Сомбреро, а так же город-порт Вальпараисо, на западном побережье материка, в Перу, с прилегающими к нему землями побережья по обе стороны от него и на пятьдесят миль вглубь материка, а так же земли по правому берегу реки Миссисипи и далее на север, на северном материке, были уменьшены испанской стороной. Русские согласились, но взамен Вальпараисо, который испанцы отказались передать, включили в требование город-порт Арику. Испанская сторона опять возмутилась. Как, ведь это главный порт Перу по вывозу серебра, с огромных рудников Потоси. Невместно передавать его чужому государю. В итоговом тексте договора испанская корона передала русскому монарху во владения полностью острова Тортуга, Тобаго, Тринидад, Сомберо, западную часть острова Куба, по линии от поселения Хукаро, у залива Анны-Марии, на южном берегу, с расположенными в заливе мелкими островами, на север, до поселения Морон, по восточному берегу знаменитой Молочной лагуны — Лагуны де-ла-Лече, самого большого пресноводного озера на Кубе, далее, через неширокий перешеек, до лагуны Ла-Редонда, на северном побережье, с берегами заросшими мангровыми лесами. При этом архипелаг Камагуэл и все острова западнее него, ушли под руку царя Ивана Васильевича, а все клочки суши, раскиданные у кубинского побережья восточнее данного архипелага, остались во владениях Католического короля Филиппа. Так же за ним осталась и восточная часть острова, с городом-портом Гавана. Царю Ивану Московскому отошла и северо-западная часть острова Эспаньола, по линии от бухты Окоа, на южном побережье, до города Пуэрто-Плато, на северном берегу, включая сам город. Юго-восточная часть Эспаньолы, со столицей Санто-Доминго, осталась за королем Филиппом Испанским. Вместо города-порта Арику, гранды втюхали, под базу тихоокеанской эскадры, указанный уставшим русским боярином на карте побережья, которую он сам же и подарил своим мадридским коллегам, расположенный в безводной пустыне заштатный небольшой городок Икике, с таким же крошечным плохо оборудованным портом. Правда сама гавань приличных размеров и достаточно глубоководная. А взамен плодородных земель у Вальпараисо, вписали, не пожадничав, намного большую территорию, всю окружавшую Икике пустыню Атакама, с её немногочисленными оазисами. Одним словом обвели диких московитов хоть здесь, получив за пустыню и в общем то ненужный порт, охрану московитскими боевыми кораблями «Флота Южного моря» (Armada del Маг del Sur), перевозящего золото, серебро, из той же Арику, самоцветы и иные дары земель Нового Света из портов Перу с Чили в Панаму. На северном материке, устье Миссисипи и Флориду, испанская делегация отстояла. Границу провели от устья реки Саванны, при её впадении в океан, по её середине, до истока, в месте слияния двух рек, от него по прямой линии на запад, до реки Миссисипи, к тому месту, где в мире попаданцев вырос город Мемфис и дальше вверх по её течению, так же по середине русла, на восток, до истоков данной реки. При этом правые берега рек остались за испанцами, а левые перешли русским. Далее истока Миссисипи земли не делили, так как испанская делегация не знала, что делит. Карт данных территорий просто не было. Взамен территориальных уступок, московитские корабли, были обязаны сопровождать и защищать от нападения испанские суда «Флота Южного моря» на отрезках пути от порта города Вальпараисо до города-порта Панама, на тихоокеанском побережье южного материка Нового Света. А так же суда входящие в «Серебряный флот», от порта Гавана через «Багамский канал», до окончания вод данного «канала». Кроме того, московский боярин согласен был забрать и бунтовщиков морисков. Правда не всех, а только тех, кто согласится на переезд в далекую и холодную Московию и примет их схизматическую веру. Это согласия закрепили в отдельном приложении к мирному договору. Испанский монарх утвердил оба документа, и договор и приложение к договору по морискам. Наложил свою согласную резолюцию на документы и архиепископ Толедо, дом Бартоломео Каррансу де Миранда, Примас Испании, хотя и находящийся с 1559 года в заключении под следствием по обвинению в ереси. Но все равно обладающий высшей духовной юрисдикцией на территории всей Испании и Португалии.

Вскоре посольство русского царя отбыло на арендованном ганзейском судне обратно на родину, к порту Рига.

Во исполнения дополнения к мирному договору в отношении морисков, из Руси в июне прибыла царская миссия, в состав которой входило дюжина православных священников со служками и необходимым церковным «инвентарём», для проведения крещения новых членов Русской Православной Церкви. Обосновавшись в окрестностях Севильи, из порта которой и отправляли в Россию вновь обращенных новых подданных царя. И уже в сентябре в Ригу ушли первые два судна с переселенцами. За три года действия миссии, согласились переехать и принять крещения, свыше четырехсот тысяч морисков, которые были перекрещены и вывезены на земли Русского царства вместе со всеми членами их семей, естественно, после принятия последними, православия. Небольшое количество прибывших осталось на жительстве в землях бывшей Ливонии, но большая часть отбыла на жительство на Урал, в Хорезм с Алтаем, или напрямую из Севильи в поселения Заморской Руси. Своим прибытием мориски укрепили позиции Русского царства в этих землях, хотя назвать их фанатичными последователями Христа, было ну ни как нельзя. Уж очень своеобразно они понимали его учения. Но уже второе-третье поколение ни чем не отличалось от окружающего их русского населения, ни одеждой, ни верой, ни обычаями.

* * *

В сентябре вернулся в Испанию дьяк Посольского приказа Василий Яковлевич Щелкалов. На землю Иберии дьяк вступил проездом на остров Мальта, куда следовал на борту легкого фрегата «Бирюза», в сопровождении его систершипа «Бриллиант», для переговоров с Великим магистром Мальтийского ордера, Пьером де Монтом, о совместных действиях против османов и их союзников в лице берберских пиратов и Франции. Но до конца года переговоры не закончились и в этот раз, перейдя на следующий год.

* * *

Ушедшее в прошлом году в Турцию посольство царя Ивана Васильевича возглавляемое дьяком Новосильцевым, вернулось ни с чем. Султан Селим категорически отказался заключать мир на приемлемых Москве условиях. Так он требовал вернуть татарских ханов в Казань и Астрахань, пропустить за Волгу ногайскую орду, уничтожить русские крепости на Волге с Тереком и открыть волжский путь для турецких купцов. И если с купцами ещё можно было согласиться, то принятие остальных условий перечеркивало русские южные достижения всех последних десятилетий. Вот и пришлось возвращаться. Правда кое-что, под прикрытием посольства, сумели сделать «брусиловцы». И теперь в Стамбуле имелась радиостанция обеспечивающая связь местного резидента с центром, что в преддверии будущих событий было совсем не малым достижением, почти мгновенная, по меркам данного времени, передача полученной разведывательной информации.

* * *

В этом году крымские татары сидели на удивление тихо. В Москву пришли сведения о появлении под Новосилем, в районе Данкова крымских татар численностью в шестьсот-семьсот человек. Небольшие отряды, сабель в сто-сто пятьдесят, замечены были у Рыльска. Но чамбулы вели себя на удивление смирно, ни разу не пытались проникнуть за черту. Видимо вели разведку. Даже почти оставили в покое южную границу Речи Посполитой, налетая небольшими бандами в полсотни-сотню всадников, хватали зазевавшихся и то что находили и тут же отскакивали в степь. Естественно такой мизерный ясырь, менее сотни душ, ни в коем разе не удовлетворил спрос на рабов в Крыму. Вести пришедшие из Крыма пояснили такое миролюбие крымских людоловов. Вернувшаяся в прошлом году орда занесла в кочевья и горные селения мор. От которого умерло огромное количество стариков, женщин, детей и рабов в татарских поселках в горах и становищах в степи. Пастухов и владельцев виноградников с садами, составляющих ханское войско умерло мало, но подавляющее большинство из них, перенесенная болезнь так изнурила, что они весь этот год приходят в себя, восстанавливая силы.

* * *

Противоэпидемические посты, расположенные в Великом Новгороде с Ладогой, Ругодиве с Ивангородом, Пскове, Колыване, Риге, отличились и в этом году, выявили и пресекли, уже четвертый год подряд, появления на Руси чумы, снова притащенной из Европы. Карантин в две седмицы, хотя и увеличивал время бездельного пребывания заморских купцов на Руси, что очень не нравилось последним, ибо снижало их прибыль, но ставил почти непреодолимый барьер чумным бацилам. При этом многие торговцы ругались, что более ни когда не приедут в эту варварскую страну, в которой добропорядочных негоциантов, заставляют жить под стражей, как неких разбойников. Однако на следующий год, эти же купчики приезжали вновь и так же возмущались дикими порядками московитов. Но прибыл получаемая от поездок в эту холодную страну, покрывала любые неудобства от действий властей Москвы.

* * *

С начала январь в Уральском уезде началась укладка и монтаж шпал и рельс железной дороги. Благо земляные насыпи для двухпутной железной дороги уже давненько соединяли большинство городов уезда, протянувшись даже по левому берегу Урала до Котов-Соль-Илецкий. И почти дотянулись до города Белов в устье реки Белая, при впадении в реку Уфа и вдоль реки Самара, до её впадения в Волгу. Правда мостов на этих насыпях не было, их предстояло ещё построить. Заодно приступили к сбору полудюжины паровозов, три пары пассажирских вагонов, по четверке грузовых крытых вагонов и платформ. Кроме того дополнительно начали собирать еще шесть платформ, при этом четыре начали обшивать листами закаленной стали толщиной аж в десять миллиметров. Такими же листами стали в ходе сборки обшивали и один из паровозов. Сборку паровозов и остального подвижного состава провели быстренько. К маю все изделия были собраны и прошли испытания. Так быстро ввели в строй изделия по причине того, что подвижной состав за это время только собрали из заранее изготовленных — отлитых, выточенных и отполированных деталей, изготовленных пока в индивидуальном порядке, и лежащих до поры до времени на складах. Но зато при изготовлении деталей для этих паровозов, вагонов с платформами отработали их серийное производство.

* * *

В начале февраля «витязи», через боярина Граббе пригласили Ивана IV, вместе с семьёй посетить свои владения в Уральском уезде и осмотреть их. Точно такое же предложение, но не официально, передали и царице Анастасии, через её подругу-наперсницу боярыню Граббе. Грозный не долго обдумывал свой ответ и через седмицу дал согласие на поездку и закрутилась «метель» подготовки царского выезда на восточную украину царства. И уже в начале мая царский поезд на речных судах вышел из Москвы, что бы к концу июня не спеша подойти к пристани Переволок-Подопригора, на которую и выгрузился. На пристани государя ожидало все руководство уезда, которые на момент прибытия монарха оказались на уральской земле, за исключением Уральского воевода князя Черного-Белого, который встретил государя еще на волжском волоке и теперь сопровождал царя, вместе с хозяином волока и острога Переволок-Шопенковский, боярином Шопенковым и четы бояр Граббе. После приветствий и славословил, Ивана Васильевича с семьей и его ближниками пригласили к временному вокзалу, у которого ожидал их поезд, паровоз с шестеркой пассажирских вагонов и второй поезд с четверками грузовых крытых вагонов и платформ, на которые, в присутствие государя, быстренько перегрузили часть скарба из его речного каравана. Остальные суда, так же на глазах московского владыки, погрузив на тележки, потащили по волоку в Чаган, туда же повезли и людей из царского сопровождения, не вошедших в поезда. К моменту прибытия царя на Урал, был уложен отрезок пути в семьдесят километров, от Переволок-Подопригора до реки Сакмара у Петрограда, с ответвлением на угольные копи. И от переволока до Уральска, правда без мостов через многочисленные речушки и ручьи, которые только начали возводить в этом году. Железную дорогу строили сразу двухпутной, из стальных рельс, с русской шириной колеи в 1520 миллиметров, как более привычную попаданцам.

По приезду к Петрограду, монарху устроили показуху, пока не прибыло его сопровождение, с бронепоездом, состоящем из бронепаровоза, двух не бронированных платформ, на концах поезда, и четырех броневагонов вооруженных двумя башнями с установленными в них трехдюймовой пушкой и 122 миллиметровой гаубицей, шестью автоматическими картечницами, по паре в бортах и по одной на торцы вагонов. Провели боевые стрельбы. Государь впечатлился. После показушек, перевезли, через Сакмару на паровом буксире, хотя мост имелся. Но провезли, покатали на «дымящей ладье» и по Сакмаре, и по Уралу, окончив путь на левобережных сакмарских пристанях. По окончанию покатушек препроводили монарха в отведенный ему клубный дворец и оставили его с семьёй и малым числом ближников, помыться, отдохнуть с дороги.

Отдых в Петрограде продолжался четыре дня, пока не поднялись с низа, к Петрограду, все суда царского поезда. За это время Черный каждый день встречался с Иваном Васильевичем, имея с ним продолжительные, иногда длящиеся весь день беседы. В ходе которых довел до монарха сведения об событиях ожидающих страну в следующих 1571 и 1572 годах, выдав их как развединформацию и возможные последствия, полученных при её анализе. Вызывая для подтверждения информации, то Брусилова, то Воротынского, то Золотого, то Басманова, то Полухина или Слепцова. Хотя в прошлом году Иван IV одобрил план Черного по противодействию западной и османской агрессии, в этом году пришлось его уговаривать включится в игру по дезинформации противника.

* * *

На третий день состоялся разговор один на один царя и его Уральского воеводы.

— Государь, позволь в дополнение к вчерашнему, дать свои пояснения.

— Дозволяю князь.

— Бить крымчаков лучше всего не на земле Крыма, а на нашей территории. И султану нам нечего предъявить, бьем татей на своей земле. И в Европах так же поясним, глядишь и кто-либо из западных государей немножко помогут против турок. Вот и надо исхитриться и выманить, лучше всего всех татарских и ногайских воинов из Крыма и степей Таврии и Кавказа. Да встретить их в выбранном нами самими месте, в удобное для нас время. Но обычно более шести туменов они не выводят в походы. А собрать могут и десяток и дюжину, если абсолютно всех выгребут. На такое они могут пойти только в случае смертельной опасности для всех татар, либо если впереди будет маячить очень грандиозная добыча. Создать смертельную опасность для людоловов мы не сможем. Да и не выйдут они с полуострова при опасности. Засядут на нем, за валом и рвом на Перекопе. А вот повесит перед ними, как перед тем ослом «морковку»-приманку, в виде невиданной добычи на Руси, мы можем. Но нужно продолжать демонстрировать свою слабость. Делать вид, что боимся их, нет у нас войска, то которое есть, ушло воевать в другие места. Лучше всего где-то на северо-западе, подальше от нашей степной украины.

— Опять князь поруху моей чести предложить хочешь.

— Виноват государь. Хочу.

— Поведал о сём.

— Государь, с крымскими людоловами необходимо решать. Убрать эту язву от наших границ. Но стоит за ханской спиной султан османский со своей огромной и сильной армией. Хотя и ни те сейчас турки, чем при предыдущем султане Сулеймане, но все еще сильны. Кровью умоемся если в лоб на татарву попрём. Выманить орду с полуострова нужно. Вот мы и замыслили. В этом году орда отдыхает, после прошлогоднего похода с турками на Астрахань, набираются сил после болезни, в себя приходят. Ни куда в набеги не ходят, естественно уже два года дохода нет. В следующем попрут. К нам может и поостерегутся, хотя их чамбулы в дозорах около черты до сих пор крутятся. А вот по югу Речи Посполитой пройдутся и опять православных нахватают в полон. Имеется государь в твоем царстве пара небольших заговоров бояр и детей боярских, держащих руку крымского хана и через него и султана турецкого.

— Кто посмел? — нахмурившись спросил Грозный.

— Государь, после моей речи Воротынский-младший доложить кто и с кем. Все доказательства покажет. Но прошу пока не наказывать их. Дай с ними «поиграть», то есть используем их для обмана татар. Через них отправим весточку татарскому хану, что уйдет будущей весной войско царское на западную границу к Литве. Там реально присутствия ратей будут по весне нужны. Оставив на черте только сторожей да и тех в меньшем числе. Да пообещают изменники показать татарве места, через которые можно засеки наши обойти. Те пути уже нами подготовлены. И действительно, войско уйдет, уведя большую часть пограничных станиц с сбой, степняки обойдут засеки и выйдут на наши земли. Только попробуют безобразить начать, как «неожиданно» натолкнутся на сводную дивизию внутренних стражников под командованием Воротынского-младшего, идущей на соединение с твоей армией на литовской границы. Ввяжутся с ней в бой. Потрепет их Михайло. А что не потрепать из-за «гуляй города». А тут и еще один отряд, тысяч так в десять кованой конницы, в след за внутренними стражниками шедший к литовским пределам, атакует. Побегут татаре. Однозначно побегут. Не выдержать удара с двух сторон. И главное ведь винить будут только судьбу и свою малую численность. Нарвались на непредвиденно, на мимо проходящие для соединения с основной частью армии войска. Хоть и крупные отряды, а справиться можно было. Но не хватило сил. Хан поведет с собой тысяч шестьдесят, но реально будет меньше. Возьмёт только всадников своих ближников, добычей делится не захочет. Ему астраханское поражение обошлось в потерю более трех тысяч золотых монет, чуть смог откупиться, спасти свою жизнь. Захочет и перед султаном оправдаться, и поправить свои финансы, после получения весточки от изменников с нашей стороны.

— А где князь возьмем этих десять тысяч стражников и кованной конницы?

— Так у нас государь и возьмем. Соберем всех стражников с городов и слобод, добавим к ним сельское и городское ополчение. Добавим пушек и «гуляй города». Вот и дивизия. Даже если кого «разговорят», из попавших в плен личного состава. То последние сообщать им правду. Служили стражниками в городах, либо ополченцами в поселениях. Собрали наспех и послали на литовскую границу ратиться. А конницу. Призовем временно на службу мужиков прошедших срочную в кованой коннице, это государь обучение ратному делу, у нас так называется. Что поделаешь украина. Не обучишь народ, так степняки в миг уведут на аркане. А так обученный сам степняка на копье или на тот же аркан легко берёт. Вот и наберем десять полков по тысяче всадников. Денег конечно заплатим за то, что оторвали их от работы, но надо, так надо.

— Разобьёшь крымчаков, они отскочат назад в степь и в свой Крым. Где это мы их истребили?

— Так государь это первая часть плана. В семьдесят втором опять попрут. Так как и в семьдесят первом они добычи не получать. Черкасские казаки постараются, будут ждать разбитую орду на левобережной днепровской украины и проводят людоловов до самого Перекопа. Не рискнуть степные падальщики, да еще после поражения, на большое, хорошо вооруженное и снабженное войска напасть.

— Эт кто тебе из черкасских атаманов обещал. Смотри князь, обманут могут.

— Этот не обманет. Наш это, боярин Подопригора. Сейчас под его рукой в Днепровской Сечи курень, в количестве более трех тысяч воинов, правда не все его люди в Сечи находятся, большинство на левобережье сторожками стоят. А под это дело, защиты от крымчаков, он и более наберет.

— Раз свой боярин, то не обманет.

— Истину говоришь государь. После ухода татар, мы одну группу изменников, от которой будет проводник, ликвидируем. А вот вторую, оставим на следующий год, для приманки. От неё, зимой семьдесят второго года, уйдет хану еще одно послание. Уйдет государь, обязательно уйдет. Так же как и первая отправить, ни куда не денется. А проходы в засеках мы им опять подготовим.

— Ой хитришь князь. Твои люди в этих «заговорах»?

— Нет государь, заговоры есть. И состоялись без моего или кого либо из уральских бояр участия. А людишки боярина Михаила среди заговорщиков естественно есть. Третий год подряд без полона людоловы хана взвоют. И хан Девлет Гирей будет вынужден бросить своих шакалов за дуваном, иначе они его «сожрут». Вот тут и пригодится его опыт семьдесят первого года. Да и письмо от изменников в строку. Соберет хан всех кого сможет, даже у султана может попросить войско, уж пушки то точно будет просить, без них через городские стены ни как не пробиться. Тысяч сто, а то и более наберёт, учтет свою ошибку по недобору войска. Русское войско снова в Литву уйдет. Поляки будут там оружием брякать. Но не все, кое-что мы по лесам и полям попрячем, подальше от посторонних глаз. Да и из Уральского уезда воинов соберем и поближе к засечной черте перебросим. Вот как войдут татаре с турками, ногаями и прочими находниками за засечную черту, да отойдут километров с полсотни, а лучше рискнуть и пропустить их поглубже в землю, вот тогда и перекроем им дорогу назад. Пусть штурмуют, освобождая свой тыл от нашего войска. А когда выдохнуться, тогда наша кавалерия, подойдя к бывшему авангарду находников, атакует их с тыла. Для преследования наймем башкир и иных степняков, их легкая конница самое то для преследования разбитого противника. За чертой крымчаков Подопригора со своими всадниками примет. Дай бог так и пройдет. В Крым дорога будет открыта, войско наше собрано, можно будет пройти и почти без сопротивление зайти на полуостров и занять все его земли и города с иными поселениями. Война с османами будет. Так ведь время их диван с султаном упустили, Крым наш. Да и не зря ты государь персам пушки и мушкеты повелел продать, послал наших людей обучать его воинов пользоваться оружием. Думаю договориться с шахом Тахмаспом о совместных военных действиях простив османской империи не составить труда, особенно если подкинуть ему бесплатно зелья, да свинца с чугуном. Да и в Европе можно поискать. Та же Венеция от османов терпит поношения и земли теряет. Да и германским император Максимилиан не питает к туркам большой любви. Сколько раз османы его, и его предшественников били на поле боя. Не забудет Габсбург таких унижений. Обязательно отомстит. В одиночку страшновато, а вот в коалиции с другими странами, может и пойти против Блистательной Порты.

— Так, где поношение моей чести князь? Пока все, что ты рассказал, только мою славу государя увеличивает.

— Так государь, я и перехожу к этому. Что бы поверили Девлет Гирей и его приближенные окончательно в нашу слабость, в заговоры, в уход армии, нужно, что бы информация об этом пришла к нему не только от нас, но и из других стран. Польши с Литвой и иных царств-королевств. Да с таким приложением, что бы сведениям этим сразу поверили. А что для монарха дороже чем его честь, она и будет тем приложением к вестям. Вот и прошу тебя государь, ради царства и народа, поступиться честью монарха и написать слезно-жалостливые письма Елизавете Английской и Карлу Французскому, с просьбой принять тебя государь с семьей у себя, если сгонять тебя с земли отца и дедов. В письмах указать и причины почему тебе бежать приходиться. Бояре заговоры строят, держа руку короля польского и хана крымского с султаном османским, от власти отрешить хотят. А казна совсем пустая и войска нет, приходится гонять одни и те же полки по всем границам, да и тем платить не чем. А хан с султаном войной идти грозят. Вот и приходится искать места, где примут с семьёй. Елизавета на Русь давно обижена и не преминет сообщить турецкому султану об письме. А у французов с османами давняя дружба, Карл обязательно перешлёт список с письма в Константинополь.

— Да уж, и впрямь потеря чести в глазах европейских монархов. За то, если Бог даст победу, всё окупиться сторицей. Согласен. Пиши письма.

— Не могу государь. Нужно, что бы по твоему повелению, кто-то из подьячих в Москве составил их. Из столицы и отправить письма, да не просто так, а со специальными гонцами. Ещё одно подтверждение «истинности» информации о слабости Русского царства.

— Так ты князь считаешь, что у меня в Москве до сих порт вороги в приказах сидят?

— Предполагаю. Лучше перебдеть чем недобдеть. Не зря люди говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай». Вот и мы лучше не сплошаем и сделаем, как оно должно быть.

— Согласен с тобой. Зови своего Воротынского, пусть расскажет про заговоры.

На чем, данная беседа царя Ивана и его воеводы, закончилась.

* * *

По приезду всей царской свиты, царский поезд загрузили на специально выстроены баржи и потащили паровыми буксирами вверх по Уралу, на экскурсию. Показали многое. И металлоплавильные с механическими заводами, и карьеры с шахтами, и фабрики с мастерскими. Особенно заинтересовала государыню парфюмерная фабрика, так что даже отстала от супруга и вместе с уральскими боярынями, во главе с боярыней Граббе и своими дворовыми-верховыми боярынями, боярышнями-девицами да сенными боярышнями, на пару дней задержались на этом предприятии. Тут столько интересного и все нужно посмотреть, понюхать, а то и опробовать. За это время государь без помех осмотрел оружейное производство, правда участки производства трехдюймовок с гаубицами и автоматических картечниц с боеприпасами к ним, не показывали, свита, а в ней всякие имеются. Привезли царя и в «Долину знаний», из которой предварительно уехал Курков, что бы не попал на глаза кому не надо «старший посольства Тартарского царя». Осмотрели всё, и жилые, и учебные, и административные, и даже часть подсобно-хозяйственных помещений корпуса с институтом. Вот в долине, в основном в институте, царица снова «застряла». А царский поезд поехал по суше, пошел по воде далее. Заехали даже на переданный в царскую казну серебряный прииск, проинспектировали сколько добыто серебра за прошедшее от последней сдачи металла время, посмотрели, как он добывается и подготавливается к дальнейшей транспортировки и использованию. На обратном пути, подхватили на баржи царицин поезд, дожидавшейся супруга на берегу Урала, вернулись в Петроград. Отпраздновали это дело пиром. И Иван Васильевич начал собираться домой, в Москву. Через недельку ушли суда царского поезда с основным скарбом и большей частью сопровождающих. А еще через неделю, на поезде выехал и царь с семьёй и малым числом ближников.

Вот в эти семь дней, между уходом судов царского поезда и отбытием самого монарха и состоялся еще одни небольшой, но имевший огромное личностное значение для уральских бояр, разговор, между Иваном Васильевичем и Мечеславом Владимировичем. Царь при обсуждении перспектив расширения царства на восток, вдруг сменил тему и спросил Черного: — Скажи ка князь, а что это ты и многие из ваших бояр до сих пор не женаты?

Мечеслав даже несколько опешил от такой смены направления беседы и не сразу смог что-то ответить. Наконец, видя, что пауза затягивается непозволительно долго, ответил:- Государь, так получилось. Не нашел свою вторую половину. Да и искать пока времени не было. Все в заботах. А за океаном, на родине отцов и дедов, считал, что пока рано, успею жениться.

— Так не тяни с этим делом, не ты, не иные ваши холостые бояре. А то слухи всякие ходят. То будто в монахи вы все пошли. То, не приведи Господи, содомиты.

— Чур меня. Оборони Бог от такой славы. Скажут же, содомиты. А кто государь, так говорил тебе?

— Не стоит искать князь. Тому кто говорил, я сам язык укоротил. Больше такую гадость про тебя и иных уральских бояр, болтать не будет, чай не дурак, понял.

— Я же говорю государь, все в делах и заботах. Не до выбора жены было. Честно, тут и на девок дворовых иногда времени нет. Хотя вон, парочка постоянных, по терему бегает.

— Да уж. Но жениться Вам всем нужно.

— Так на ком Иван Васильевич?

— Это тебя царица Анастасия скажет. Видимо она с Вашими боярынями поговорила, вот и загорелась целью переженить Вас всех. Не волнуйся, невест подберет хороших родов, в обиде не будет. — у говорящего это монарха было такое хитроватое выражения лица, что Мечеслав понял, женят всех.

А вот с невестами будет какой-то сюрприз. Ну да что пытаться понять логику женщины, хотя и царицы. Стоить надеяться, что хоть на уродинах женить не будут пытаться. А уж своим попаданкам он выскажем много приятного, что бы на будущее не распускали языки. Да же при царской жене, особенно при ней.

Собственно на этом беседа о женитьбе и закончилась. Монарх снова вернулся к прерванной теме и до самого своего отбытия с территории уезда более к теме женитьбы не возвращался.

По прибытию на Переволок-Подопригора, государь заметил название острога и поинтересовался, не вотчина ли это того боярина Подопригора. На что уральский воевода, подтвердил, что да, именно того. Монарх с женой и чадами пересел на свою ладью, в неё же сел и Черный и царские суда отошли от самарских пристаней переволока. Мечеслав сопроводил царя до Переволок-Шопенковский, где и расстался с монархом, закатив напоследок, в остроге боярина Шопенкова, пирок, для государя и его свиты.

* * *

В мае в степь на Алтай, ушел караван с припасами и подкреплением для Молота. Который обосновался в предгорьях, выстроил крепость. По весне распахал целину, высадил огороды и немного зерна. Начал геологоразведку, вернее геологопроверку, мест предполагаемых залеганий ресурсов, отправив к выбранным точкам небольшие, но достаточно хорошо спряженные и вооруженные, вплоть до пары трех фунтовых «единорогов», геологические партии. Результатов пока от них не поступило, ожидали по мере возвращения к осени.

В июне пришла радиограмма от Молота о почти благополучном прибытии каравана. Было четыре столкновения с мелкими шайками степняков, отбитых охраной и переселенцами без потерь со своей стороны, пара легко раненных в счет потер не засчитали. А пока у них все в порядке.

Вот октябрьская радиограмма, заставила руководство уезда насторожиться. Игорь Глебович докладывал, что вся дюжина геологических партий, даже самых дальних, вернулись. Хотя и понеся потери от нападения туземцев, к счастью в безвозвратных были только два человека из охраны. Зато вся проверяемая ими информация подтвердилась. Три дня назад ими было отбито нападение большой орды казахов, свыше двух с половиной тысяч всадников, напавших после уборки урожая, видимо специально выжидали, что бы взять большую добычу. Штурмовали не степным налетом. Правда сперва попробовали захватить ворота наскоком, но получив отпор, отскочили и встали в почти правильную осаду. Даже собрали требушеты, аж три штуки и попытались дать залп. Но не преуспели в этом, получили по этим махинам шести фунтовыми ядрами и успокоились, после разрушения метателей. Зато лучники старались на совесть, сметая с боевых площадок стен все живое. Выручили бойницы в башнях, закрытые изнутри стальными щитами с прорезями, для ствола орудия или ружья. А уж фланкирующие стену «единороги» в башнях, не подкачали, сметая три раза волны атакующих. Потеряв не менее тысячи человек, орда не взяв ни какой добычи, зато спалив в округе все строения, ушла. Теперь Молот со своей разведкой и контрразведкой выясняет кто командовал нападавшими, что-бы навестить данного хана в его собственном кочевье.

Озабоченность воеводы уезда вылилась в направлении для Алтайского анклава подкрепления. Не смотря на наступление зимы, на Алтай к Молоту, для усиления, ушла пополненная до штатной численности, в полном составе и со всем вооружение, третья бригада пустынных конных стрелков.

* * *

Прибывшие в августе из Архангеломихайловска трофейное оружие из Нового Света, не долго лежало на складах Уральска, ожидая покупателей. Уже в середине сентября прибыли покупатели и через месяц орудия, мушкеты и аркебузы, уже шли в трюмах персидских торговых судов к южному берегу Каспия. С оружием ушли и обещанные поставки пороха в бочонках, свинца и чугуна в слитках. Вместе с товаром в Персию ушли инструктора по стрельбе из аркебуз с мушкетами и еще дополнительно с полтора десятка канониров. А в калиту «витязей» и в царскую казну, за проданный товар, в общей сумме, поступило свыше 900 тысяч золотых ашрефи, правда только на 60 % золотыми и серебряными монетами и слитками этих металлов. А остальные 40 % оплаты было произведены традиционными товарами восточной торговли.

В этом же году Крупнов со своей группой модернизировали радиолокатор, на подобии РУС-2с РИ мира попаданцев, с одной приемо-передаюшей антенной, и приспособили его под установку на корабли управления типа «Гера». Впервые в этом мире применив гидравлику, для подъема антенны радара на высоту превосходящую длину, не самых коротких мачт кораблей управления. Крупнов создал конечно не точную копию РУС-2с, внеся в неё некоторые конструктивные изменения, в соответствии со знаниями, накопленными после создания таких станций в его мире-времени. Восемь комплектов оборудования модернизированных радаров, по весне следующего года отгрузили в Архангеломихайловск.

* * *

После отъезда царя из уезда, более ни чего сверхординального не происходило. Хотя царское посещение еще не один год вызывало пересуды жителей. Да же отсчет годов шел от приезда: «это было за год до царского приезда», «произошла в аккурат через два года, после посещения государем уезда», и так далее.

Как обычно выпустили новых специалистов ВУЗы уезда, без задержки начался очередной учебный год. Правления обществ отчитались перед акционерами, наметили дальнейшие действия, распределили прибыль. Собрали урожай, который был хороший, сказывалась и внесение удобрений, и смена полей и введение новых, выведенных уже в этом мире, сортов зерновых. Отмерили долю в царские амбары, для центральных и северных районов царства. Что-то пустили на продажу, а большую часть укрыли в своих зернохранилищах, для собственного потребления. Зимой провели подледные ловы «царской» рыбы в низовьях Урала, её заготовку. Встретили «боярский Новый Год» и отправили после его празднования рыбный обоз в Москву, ко двору государя.

Заморская Русь. Январь-ноябрь по новому стилю 1571 года от РХ

В этом году основными вопросами решаемыми на совещании при командующем флоте, были проблемы организации новых баз для флота, первую, аж на другой стороне южного материка Нового Света, и постройка с оборудованием второй, основной флотской базы, в заливе называемом в мире «витязей» Гуантанамо, на Кубе. Главной базой Карибского или как его стали называть с этого года, Флота Заморской Руси, осталась гавань Порт-Росс, на Тортуге.

В связи с поставленными задачами в первую очередь предстояло снестись с руководителями местных колониальных администраций, в лице — президента аудиенсии Санто-Доминго, по установлению фактической границы на месте по Эспаньоле и Кубе, так как данному президенту административно подчинялась и Куба; вице-королем Новой Испании, так же по установлению фактических границ на местности и вице-королем Перу, по передачи города Икике с портом и прилегающими землями, согласно договора и приложенными к нему картами. Для чего всем трем главам колониальных администраций ушли соответствующие обращения, отправленные в феврале, через купцов из Санто-Доминго, давно поддерживающих тесные торговые связи с Новгородом-Испанским. Однако к практическому выполнению плана по организации новых баз, «витязи» смогли приступить только в ноябре этого года. И то, по данному времени, этакая скорость исполнения договоренностей, была невидимо высокая. Обычно проходило года полтора-два, пока в Новом Свете приступали к выполнению указаний из Мадрида. А пока шла бюрократическая возня по установлению границ и передачи новых земель Русскому царству, в анклавах Заморской Руси приступили к заготовке пограничных столбов, раскрашенных в косые зелено-красные полосы, в традициях покинутого попаданцами мира-времени.

* * *

В Порт-Иване в апреле закончили строительство пары флейтов, спустив их на воду для окончательной достройки, которую и завершили к сентябрю сего года. На освобожденных стапелях, не мешкая заложили новинку, пару кораблей управлением флота, с планируемым их вводом в строй флота в декабре 1572 года. Хотя стапеля они освободят уже через год, в апреле следующего года. Благо, что стальные силовые наборы и все двигатели были доставленный еще в прошлом году. В июле «Касатка» доставила в Порт-Иван два комплекта корабельных радаров, для установки на корабли управления.

В середине апреля из гавани Новгорода-Испанского вышли три эскадры. Военные галеоны направились на «охоту» к берегам Западной Африки, как и в прошлый раз «промышлять» торговцев «живым товаром», в основном португальцев. Суда держащие курс на Азоры, везли товары Нового Света собственного производства. В общем данный поход по этому маршруту был последний. Было решено пригласить своих торговых партнёров из Ла Рошеля в Новгород-Испанский. Пришла пора привязывать этих негоциантов к русским землям Заморской Руси Русского царства более крепче. А что для купца более крепче, чем узы прибыли? Ничего крепче прибыли для него нет. Вот и решили привязать более крепче данную группу. Даже потеряв некую сумму из своей прибыли. Партнерам будет объявлено, что этот рейс последний и предложено снарядить им несколько кораблей и пройти с эскадрой до Кариб, где в свою очередь загрузить трюмы своих кораблей колониальным товаром. «Турецкая» эскадра в этот раз везла «спецгруз», для «Крестоносца», в виде дюжины неприметных молодых мужчин, бойцов, более заточенных на проведение тихих силовых операций, чем на незаметный, повседневный, нудный сбор сведений о стране пребывания. Пришла пора поработать диверсантам по турецким сановникам. Снарядили по максимуму, выдали даже «Винторез» с запасом патронов. Правда боезапас для снайперки был ограничен парой сотен единиц, но и этого было «выше крыши». Использовать весь боезапас было не реально.

Через три дня, после выхода выше описанных кораблей, рейд Порт-Росса покинула «Касатка», освободившая стоянку для прибывшей в Порт-Росс в начале июня «Белухи.

5 мая вышла в море «Конвойная эскадра фрегатов», пришло сообщение, что очередной «Серебряный флот» намеревается вскоре покинуть Гавану. Значить наступила пора русским начать выполнять условия мирного договора по обеспечению проводки судов испанского торговой армады через воды «Багамского канала». И снова, к огорчению команд фрегатов ни один залетный пират не появился в пределах видимости русских кораблей.

* * *

Русский форт на Тринидад продолжал существовать и даже развиваться, перейдя на самообеспечением почти всеми продуктами, кроме хлеба, поля под пшеницу и рож только распахали в конце прошлого года, в окрестностях присоединенных деревень аборигенов острова. А огороды распахали и посадили ещё в первый год существования форта и собрали уже третий урожай, с момента основания поселения. В этом году в форт назначили коменданта, русского боярина из уральцев, Воронина Максим Викторович, в то же время являющегося младшим вождем рода Рось племени варроу Быстрая Ласка, прибывшего в начале января вместе со своими двумя женами: Семибогатовой Екатериной Сергеевной — скво Плакучей Ивой и Орехович Ларисой Викторовной — скво Ласковой Зайчихой и детьми. Максим получил данную должность в основном по причине имевшихся у него, хоть каких-то минимальных знаний из того, до переносного мира, по добыче и переработке нефти, ибо в оставленном мире-времени он был студентом нефтехимиком. Вот и поставил ему комфлота задачу, организовать со временем добычу и переработку нефти на месте. Для решение которой Воронин и прибыл в Нефтегорск. Кстати название для форта и разрастающегося при нем поселения предложил так же Максим и естественно назвал форт на вырост-Нефтегорск.

* * *

Созданная в прошедшем году Лига ирокезов, с начала весны приступила к наращиванию военного давления на земли Ивановского уезда. Не обходилось ни одного дня, что бы не было столкновения с отрядами «пяти племен». То воины сенеков нападут на патруль русских, то рейдовики кайюгов засветятся перед дозорными отрядами уезда и пропадут бесследно для своих единоплеменников, то люди племени онондага попадут на границе под раздачу русской конно-маневренной группы, то бойцы онейда устроят засаду на пограничников Русского царства, то союзники русских разгромят группу могавков, человек в тридцать-сорок, зашедшую на земли уезда. В общем «весело» было, ни дня без «представления», естественно эти мелкие «представления» должны были закончить большой «премьерой» и она не застала себя ждать. В начале июня от дальних дозоров союзников, выдвинутых глубоко в земли ирокезских племен, поступило сообщения, что замечено движения крупных отрядов ирокезов, от пяти сотен до двух с половиной тысячей воинов, в количестве девяти штук. А вскоре пошли и «языки», которые пояснили, что согласно решения совета старейшин племенного союза, решено изгнать белых пришельцев с земель своих братьев по языку, заодно истребить и их прихлебателей из числа поутан и лепан.

Ввязываться в летучую войну с местными, русское командование не стало, поставив на разгром армии вторжения в одной генеральной битве. Для чего начали отводить свои воинские отряды и группы с пути индейцев, заманивать объединенные отряды ирокезов к Анастасийску, от которого так же отвели большинство воинских отрядов. Зато собрали за городскими стенами всех переселенцев с округи, с семьями и скарбом, очистив все деревни и хутора от населения. В паре фортов, которые успели построить, готовились сеть в осаду гарнизоны. Но путь на город, набитый мирными землепашцами и ремесленниками с их семьями и имуществом, был открыт. О чем вожди армии вторжение вскоре и узнали, и уже через две с половиной недели, после поступления первых сведений о появлении отрядов ирокезов, их авангард появился у городского рва. А к вечеру подтянулись и основные силы аборигенов.

Тут же из города, за подписью градоначальника боярина Ивана Григорьевичи Выродкова, ушла радиограмма в адрес адмирал-губернатора, с сообщением о начале осады города основными силами индейцев. И уже на вторую ночь, после начала осады, мимо города прошли почти полсотни больших барок, с артиллерией и пехотой на борту. Почти неделю, войска и суда, за исключение конницы, находились в устье Гусьреки, дожидаясь нужного командованию момента. Два полка кавалерии все это время пасли своих коней на лугах, километрах в сорока на северо-восток от Анастасийска и так же по получению радиограммы, благо, что пара комплектов радиостанций в сухопутном мобильном варианте, к этому времени в уезд из Петрограда поставили, выдвинулись к городу. В уезде на 1571 год, собрались большие, для данной местности и времени силы, только конных стрельцов набралось более двух тысяч, из которых и сформировали два тысячных полка и отдельную сотню. Для создание регулярной кавалерии использовали сосланных новгородских и псковских помещиков с их воинами, которые и стали основой вновь сформированных полков. Даже полковников второго полка конных стрельцов назначили бывшего родовитого новгородского боярина Онцифора Михайловича Анциферовича, названного в честь своего предка, именем основателя фамилии, Онцифора. Да и пехоты было в достатке, более пяти тысяч стволов, правда в операции задействовали всего четыре тысячи. И артиллерией бог не обидел, только под Анастасийск выделили более полусотни орудий различного калибра.

Утро второго дня осады принесло огромному, почти десятитысячному объединенному войску ирокезской Лиги, а главное их вождям, много неприятных эмоций, когда они разглядели появившиеся в отдалении, за их спинами, большое войско белых людей, которые приступили к укреплению своего лагеря, а на руслах рек, стоящие на якорях суда северных пришельцев из-за соленой воды, грозно поблескивающих расположенными вдоль бортов пушками, со смертельным действием которого ирокезские воины были уже знакомы, если и не лично, то по рассказам одноплеменников, которым посчастливилось выжить под градом картечи, выпущенной такими пушками.

Однако, когда окончательно развиднелось и солнце с легким ветерком полностью изничтожило предутреннею туманную дымку, отряды Лиги пошли на штурм «беззащитного» города, обещавшего не только огромную, по меркам аборигенов, материальную добычу, но и защиту стен от войск «бледнолицых», и заложников-пленников, для защиты от нападения северян и работы на своих полях или для выкупа. Однако уже через три четверти часа, оставив под валами со стенами и бастионами Анастасийска более двух тысяч воинов, лежащих местами валами высотой до полутора метров, ирокезы отхлынули назад, в свой лагерь, где и сидели до следующего полудня. Однако голод не тетка, припасов в лагере почти не осталось, в расчете на городские трофеи, в том числе и съестные, вожди не озаботились принести с собой достаточный запас пищи для войска. Вот теперь их недосмотр и аукнулся оголодавшим воинам, которые вынудили вождей повести их на приступ укреплений, правда, почти везде недостроенных, лагеря воинов пришельцев.

Устлав подступы к вражескому лагерю трупами своих одноплеменников, погибших от картечи орудий пришельцев и пуль русских бойцов, ирокезы ворвались в лагерь, что бы натолкнуться на прямоугольники латной пехоты, ощетинивавшихся наконечниками пик с лезвиями бердышей и огрызавшихся залпами отступивших с оборонительного лагерного периметра к пехоте, артиллеристов и стрельцов, вставших в промежутках между отрядами латников. Потеряв изрядное количество воинов на пространстве между периметром и отрядами русской пехоты, индейцы сумели подойти к линиям, очерченными длиной пик и рукоятями бердышей. На которой аборигены и остановились, начав громоздить тела своих воинов друг на друга. Попытки прорваться в промежутки между отрядами, пресекались залпами стрелков, пули которых очень точно поражали врагов и пиками с бердышами пехотинцев из крайних рядов отрядов, в промежуток между которыми туземцы пытались прорваться. Отступившие, за ряды своих воинов, «единороги» открыли огонь гранатами и бомбами по задним рядам воинов Лиги. Поражение войска, вторгшегося в пределы Ивановского уезда Русского царства, стало достаточно очевидным, но могло затянуться, если враг отступить в свой лагерь.

Окончательную точку в битве поставили два полка конных стрелков, переправившихся по наплывному мосту из барок через реку и ударивших в плотном конном строю в тыл атакующих. Залпы кавалерийских карабинов, потом пистолетов и копейный удар, идущих в первых рядах бывших воинов псковкого и новгородского поместного ополчения, по старой привычки использовавших в этой атаке копья, решил исход сражения. Сходу прорвав в нескольких местах боевой порядок ирокезов, одетые в металлические доспехи всадники, развернулись и ударило по флангам туземцев. Перешедшие в атаку пехотные «ежи» русских, медленно, но верно, «перемалывали» воинов аборигенов и вскоре избиваемые со всех сторон ирокезы не выдержали, то один, то другой, за ними целые группы, отбрасывали прочь оружие и садились на землю, обхватив голову руками, ожидая смерти. Другие, буквально проломив строй русских телами своих павших воинов, сумели прорваться к берегам рек и даже броситься в их воды. Но из речных русел не вышел не один. Их трупы унесла вода. Картечь судовых, хотя и малокалиберных «единорогов», но от этого не ставшей менее смертоносной и пули «сакмарочек» экипажей барок, сделали свою дело, внеся свой вклад к увеличению подданных в царстве Морены.

К закату солнца все было закончено. Русские успели не только добить сопротивлявшегося врага, но собрать раненных, отделив своих от чужих, оказав последним, из числа тяжелых, последнею милость, быстрый уход в «страну большой охоты». Рассортировали трупы, отделив вражеские от своих и даже начали копать могилы, своим, на выросшем в окрестностях Анастасийска кладбище, а ирокезам, километрах в двух от стен города. Правда до ночи не успели, докончили на следующий день, похоронив всех павших в этой битве. Потери русских составили почти три сотни убитых и умерших от ран в течении трех суток после сражения. Трупов воинов Лиги насчитали шесть с половиной тысяч, да более двух тысяч взяли в плен. Сколько тел погибших ирокезов унесли воды рек, ни кто сказать не мог, но еще с месяц находили на берегах Гусьреки, ниже по течению от места битвы, остатки погибших индейцев.

Похоронив погибших, немного отдохнув и пополнив потери, оба полка кавалерии при поддержки двух тысяч пехоты, так же севшей на коней, пошли в ответный «визит» на земли союза ирокезских племен. И в течение месяца «резвились» на их землях, не оставив ни одного селения, ни одного живого индейца, на расстоянии недели пути от границ уезда. Перегнав на земли уезда жителей всех деревень находящихся на этой территории. Таковые ответные действия на долгих семь лет обеспечили спокойствие на границе уезда с ирокезскими племенами.

Плененных воинов и пригнанных жителей деревень рассортировали. Мужчин от 12 лет и старше, согнали во временные лагеря и вскоре начали отправлять мелкими партиями. Самых непокорных в карьеры и шахты Меднограда с Железоградом. Остальных за год перевезли на Урал, где загнали с очередным караваном на постоянное место жительство на Алтай, к Молоту. По устоявшейся традиции у побежденных изъяли детишек обоего полу в возрасте от года до пяти и с большим сбережением, с ближайшим рейсом клипера, с сопровождением, перебросили в Арханегеломихайловск, а из него на Урал в «Долину знаний». Корпус и институт принял новое пополнение, что бы лет через десять выпустить из своих стен русских офицеров и их спутниц жизни. Не оставили без внимания и такой ценный для переселенцев ресурс, как девушки и молодые женщины побежденных. Их так же пристроили к делу, еще многие мужчины, жители уезда, не имели семьи. Да и вновь привозимые выкупы из басурманской неволи, так же прибывают одинокими.

Более до окончания сезона бурь, ни чего примечательного в Заморской Руси не происходило. За исключением того, что Логунов Валерий Адамович полностью выполнил своё обещание и предоставил проект с чертежами и технологическими картами парусно-винтового корвета в августе этого года и как всегда в трех экземплярах, которые и развезли в Порт-Иван, Архангеломихайловск и Сорск.

Русское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1571 года от РХ

Традиционно, открытие навигации на Северной Двине и Белом море, началось с ухода в мае в очередной рейс «Белухи», которую через месяц, у пирсов Архангеломихайловска, сменила её «сестра» «Касатка», прибывшая из-за океана.

Дней через пять покинули порт и галеоны «Московско-Туркестанской торговой компании», уходящие в порты Европы с русскими товарами, заодно перебросившие на остров Вардо ещё одну партию переселенцев в три десятка семей. С караваном судов ушли и суда поморских жителей, зарабатывающих своё серебро, перевозкой от Поморья до Вардо, купеческих товаров, что бы сократить плече перевозок и время доставки товаров в Европу галеонами компании. На Вардо к флотилии торговых галеонов, присоединились еще четыре галеона, зимовавших в Вардо и составляющих его силы морской обороны. Но прибыль превыше всего и купцы, которые, в основном, и руководили в Вардо, решили рискнуть, загрузили трюмы вардовской четверки кораблей товарами и включив эти суда в свою флотилию, галеоны компании ушли в европейские порты. Только пара галеонов продолжила свой путь далее на запад. Их целью была русская колония в Исландии, для которой они и везли очередную партию припасов и с десяток новых переселенцев.

Четырнадцать галеонов, дважды в год привозивших в порты Европы полные трюмы качественных пенковых канатов и веревок, различного сечения, а так же отличную конопляную и льняную парусину, захватили почти весь рынок сбыта этих товаров. Подавляющая часть капитанов и судовладельцев предпочитали покупать у русских купцов их качественный товар, по цена заметно ниже, чем у торгующих тем же товаром европейских негоциантов. Что очень не нравилось местным торговцам и у русских купцов потихоньку начались, пока мелкие проблемы. Правда на крупную пакость евроторговцы ещё не решались, уж очень жуткие слухи стали ходить про вошедших в состав московитского царства тартарских корсаров.

В этом году был большой спуск новых судов со стапелей в воду. Сразу сошли на речную гладь, для дальнейшей достройки, четыре легких фрегата и два тяжелых, закладки 1569 года, фрегата. А на освобожденных производственных площадях заложили стразу полдюжины кораблей нового типа — кораблей управления флотом. Тем более, что с весенним речным караваном прибыл из Петрограда недостающий десяток судовых дизелей, для установке на эти корабли и в разобранном виде комплекты корабельных радаров, в количестве восьми единиц, из которых, пару наборов для радаров загрузили в трюм «Касатки» и отправили в середине июня в Порт-Иван. Зато вернувшаяся в августе «Белуха», пришла почти полностью забитая, правда считая только пассажирские места, детьми ирокезов с сопровождающими, из их поселений, попавших под ответный удар русских воинов, после разгрома соединенных отрядов Лиги. Прибывшее пополнение для «Долины знаний» не долго держали в городе. В течение недели снарядили паузки и пристроив к попутному каравану, даже выделив охрану, хотя и небольшую, но на всякий случай, детишек с сопровождающими отправили в дальнее путешествие, в Уральский уезд Русского царства, земля которого станет им новой Родиной на ближайшие десять-пятнадцать лет.

Короткое северное русское лето проскочило мгновенно, не успели поморы и погреться хорошенько на солнышке. Вот и конец навигация наступил. В середине сентября ушла в Порт-Росс «Белуха», уводя за собой, после достройки, передачи экипажам и проведения всех положенных новым кораблям испытаний, пополнение для флота Заморской Руси в составе четырех легких фрегатов, получивших имена «Сардоникс», «Сердолик», «Серпетин», «Смарагд» и пары их тяжелых собратьев, введенных в состав флота под именами предков Российского царя — «Князь Иван III» и «Князь Василий III». Через три дня, после ухода рейсового клипера с флотским пополнением, прибыла на рейд Архангеломихайловска дюжина торговых галеонов, ходивших в Европу и Исландию. Четверка галеонов осталась на зимовку в Вардо, для усиления его обороны. Буквально на следующий день, после возвращения торговых судов, у пирса порта пришвартовался на зимовку, вернувшийся из Америки рейсовый клипер. На «Касатке» прибыли остатки детишек из разоренных деревень ирокезов. Всех прибывших малышей и их сопровождающих разместили до весны в Архангеломихайловске.

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1571 года от РХ

Окончились ураганы и приморская жизнь вошла в своё привычное русло, оживились морские перевозки. От Азорского архипелага в порт Новгород-Испанского вернулась эскадра «витязей», приведшая полдюжины «толстых» торговых судов из Ла Рошеля, которые после пяти недель отдыха команд и ремонта судов, встали под неспешную загрузку дарами американской земли. Что бы уже в середине января будущего года, уйти, с загруженными трюмами, в рейс через океан, к своей «домашней» гавани Ла Рошель.

Вскоре в бухту Пор-де-Пе вошла «турецкая» эскадра, благополучно переправившая «спецтовар» на анатолийский берег и передавшая его в целости и сохранности «Крестоносцу». На бортах своих кораблей она привезла всего полторы тысячи человек, из которых тысяча были женщины, полон из последнего карательного похода османов в бывшую Сербию и рабыни с Кавказа. Мужики были с правобережья Днепра, Балканского полуострова и как всегда около полусотни человек, одной крови с «Крестоносцем». При таком соотношении полов в партии выкупов, вооруженные силы Заморской Руси пополнились всего чуть более чем на шесть десятков бойцов. Остальных мужчин, избравших условно мирную жизнь, решили придержать до поры на Эспаньоле, для заселения Икике-Ильяграда.

Не заставили себя ждать и «охотники» за работорговцами, дня через два, после прибытия «турок», бросивших якоря на рейде Новгорода-Испанского. Вместо шести кораблей, уходивших в рейд, на рейде стояли семь «посудин», приведенный приз был с товаром, тремя сотнями негров-невольников и сотней рабынь-негритянок, которых так же придержали на острове, в окрестностях города. Кому-то нужно работать в Ильяграде и на селитряных копях. Работы предстоит непочатый край. Кроме приведенного приза, на который отобрали самый лучший «товар», «охотники» захватили еще четверку судов работорговцев, которые и передали в укромных местах, вместе с «черным деревом» и их командами, в одночасье ставших товаром, «белым деревом», людям уважаемого «Исы», получив от них взамен вторую партию единоверцев в количестве тысячи четырехсот душ, привезенных на галеонах в Заморскую Русь.

Наконец к самому концу ноября, как сговорились, отозвались руководитель местных колониальных администраций Испанского королевства, соизволивших ответить на послание русского боярина Сенявина, командующего в этих морях флотом Московии. Первым, естественно, успел доставить послание «сосед»- президента аудиенсии Санто-Доминго, за ним в этот же день прибыли на судах и ответы от вице-король Новой Испании дона Мартина Энрикеса де Альманса и вице-король Перу дона Франсиско де Толедо. Во всех трех посланиях руководители администраций колоний, уведомляли о получении из метрополии текстов договора и приложений в виде карт с границами раздела земель, они полностью повиновались королевской воле и выражали желание сотрудничать, предлагали прислать представителей, для организации установления границ. И уже к середине декабря, началась демаркация границ, с вкапыванием русскими, по линии границы, пограничных столбов, раскрашенных в косые зелено-красные полосы, как было принято в покинутом попаданцами мире-времени, на Эспаньоле, Кубе и материке.

Экспедиция в Икике-Ильяград, ушла только в конце декабря, увезя на четырех легких фрегатах и двух с половиной десятков галеонов, каракк, каравелл русских переселенцев, вновь прибывших выкупов и недавно отбитых негров-рабов, которые так и поплыли на корабле работорговцев, на котором и пришли в Новый Свет. Забегая вперед, можно сказать, что в наступающем году, в пустыню под Ильяград, на её селитряные копи, перебросили почти всех арапов, обитающих в Заморской Руси, которых набралось более пяти тысяч чернокожих душ обоего пола. Хотя некоторое их число, сумевших полностью влиться в общества русских анклавов, осталось на месте, как и дети межрасовых связей, большинство из которых воспитывались уже в корпусе и институте на далеком от Кариб Урале.

Земли чужих государей окрест Русского царства. Январь-декабрь по новому стилю 1571 года от РХ

Основным событием в Европе в 1571 году стало образование Священной Лиги для противодействия экспансии Турецкой империи. Благодаря огромным дипломатическим усилиям Ватикана и лично Римского папы Пий V, 25 мая 1571 года в Риме, в Соборе Святого Петра, был официально оглашён текст договора о создании Священной Лиги в составе Ватикана, Мальтийского рыцарского ордена, Испанского и Неаполитанского королевств, королевства Сицилия, Венецианской и Генуэзских республик, Великого герцогства Тосканского и пары простых герцогств, Пармского и Савойского. Целью создания Лиги было провозглашено прекращения распространение влияния османов на восточное Средиземноморье и переход его под влияние европейских государей и Римско-католической церкви. Основным инструментом решения прекращения турецких завоеваний в Средиземноморье, была выбрана военная сила. С этой целью члены Священной Лиги обязались совместными усилиями снарядить боевой флот, не менее чем в две сотни галер, собрать транспортный флот в сотню судов, нанять для перевозки транспортными судами пятьдесят тысяч пехотинцев и четыре с половиной тысячи кавалеристов, а также артиллерию и припасы в необходимом количестве, в том числе пушки должны были установлены и на боевых кораблях. Подобную воинскую силу, участники Лиги обязаны были собираться ежегодно, до апреля, для проведение летней кампании там, где, правители государств-участников сочтут нужным. При этом испанская корона брала на себя половину военных расходов, благо золото и серебро Нового Света позволяли это. Венеция — треть, ведь самые ощутимые финансовые потери от османской экспансии несла республика Святого Марка. Ватикан, в лице своего Папы, обязался вносить одну шестую часть общих расходов. Остальные расходы взяли на себя другие участники Лиги. Да же частные лица, в лице банка Banco di Napoli (Банка Неаполя), за спиной которого стоял банк «витязей», снова выделивший деньги «на богоугодное дело борьбы с османами», на которые построили, снарядили три галеры и наняли на них экипажи с солдатами десанта. И уже в сентябре объединенный флот Лиги, под командованием незаконнорожденного брата испанского монарха, дона Хуана Австрийского, вышел в море, ища встречи с османскими силами.

7 октября 1571 года объединённый флот Священной Лиги, самый огромный, который когда-либо собирала Европа, почти три сотни вымпелов, состоящий из ста восьми венецианских, восьмидесяти одной испанских галер [1] и тридцати двух галер, выставленных за счёт Ватикана, Мальтийского ордена, других итальянских государств и частных лиц. Кроме того в состав армады входили галеасы [2] венецианцев в количестве шести кораблей, примененных ими впервые в мире.

Корабли флота несли за своими бортами почти восемьдесят четыре тысячи человек, из них более двадцати тысяч, были солдаты-абордажники. Союзники хоть и сошлись под единым командованием, но каждое государство вело свои корабли отдельным отрядом, под командованием своего адмирала. Испанскую эскадру в составе в восьмидесяти одной галеры и дюжины иных боевых кораблей, вел выходец из Генуи, адмирал Джованни Андреа Дориа, внучатый племянник знаменитого адмирала Андреа Дориа, который, в прошедшие годы, много раз громил турецких и алжирских пиратов. Адмирал Себастьяно Веньера, возглавлял самую большую венецианскую эскадру, состоящую из ста восьми галер, шести больших галеасов и ещё пары иных боевых корабля. Дюжиной папских галер командовал адмирал Маркантонио Колонна. Отдельно шли и три мальтийские галеры, и тройка галер герцога Савойского, и ряд других мелких судов и галер иных государств «Итальянского сапога» и частных лиц. В абордажные отряды кораблей, кроме испанцев, кстати доны Мигель и Родриго Сервантес и в этом мире участвовали в данном походе, входили итальянцы, из различных государств Апеннинского полуострова, имелись немецкие наемники и «добровольцы»-авантюристы, которым все равно кому было предложить свои услуги и «продать «шпагу».

Сражение произошло неожиданно для обоих флотов. Флот Лиги блокировал османские корабли в Патрасском заливе. Турецкими морскими силами командовал, капудан-паша Али-паша Муэдзинзаде, который полагал, что силы союзников стоят на якоре у острова Кефалиния, а возглавлявший объединенную армаду дон Хуан Австрийский считал, что турки стоят в Лепанто. Ранним утром 7 октября оба флота, внезапно, встретились у входа в Патрасский залив, у мыса Скрофа, в шести десятках километрах от города Лепанто. Берег, до времени скрывавший силы противников, низменный, и испанцы, идущие в основном на гребных кораблях, сумели раньше увидеть паруса турецкого флота. Всё же мусульмане, хотя и позже, но то же заметили христиан и стали выстраиваться в боевой порядок. Турецкий флот насчитывал около двухсот десяти различных галер и шестидесяти шести галиотов, при общей численности экипажей в более чем восемьдесят восемь тысяч человек, в том числе шестнадцать тысяч сабель абордажников.

Вскоре флоты спустили паруса и начали перестраиваться для боя. Боевой порядок османов состоял: из центра, в составе девяносто одной галер и пяти галиотов, под командованием самого капудан-паши. Двух крыльев. Правое крыло-пятьдесят три галеры с тремя галиотами, вел Мехмет Сирокко. Левое крыло — шестьдесят одна галера, тридцать два галиота, состояло в основном из кораблей привлеченных алжирских пиратов, возглавляемых одним из пиратских авторитетных главарей Улудж Али. Имелся у Али-паши и небольшой резерв, пять галер и два с половиной десятка галиотов, находившихся за центром боевого порядка турок, корабли которых растянулись на восемь-десять километров по фронту.

Флот Лиги выстроился в боевой порядок, зеркально отряжающий турецкое построение. Центр, в количестве шестидесяти двух галер, возглавил сам дон Хуан Австрийский. Правое крылом, в составе пятидесяти восьми галер, вёл в бой Джованни Андреа Дориа. Левым крылом в пятьдесят три галеры, командовал венецианский адмирал Барбариго. Три десятка галер, под руководством испанского маркиза Санта-Крус, были выделены в резерв. Перед боем, дон Хуан, даже приказал расковать гребцов-христиан и вооружить их, для увеличения числа воинов на бортах своих кораблей. А для воодушевления своего воинства, напомнить матросам и солдатам, обо всех победах европейского оружия над неверными, даже о прошлогодней победы диких московитов над флотом и армией султана.

Оба флота двинулись вперёд и вскоре, по меркам 16 века, вражеские корабли сошлись друг против друга. Флот христиан сумел сохранить перед столкновением более плотное построение кораблей, в отличии от мусульман, галеры и галиоты которых оторвались друг от друга. После соприкосновения флотов одновременно возникли три очага борьбы.

На первой стадии битвы, флоту османов улыбнулась Фатум. Османские матросы, из правого крыла, лучше европейцев знавшими местные воды, прошли между берегом, от которого суда Лиги предпочитали держаться подальше, из-за опасения сесть на мель, и левым крылом Барбариго, обойдя его галеры с тыла навязав ему абордажный бой. В ходе которого стало сказываться преимущество союзников в вооружении, личной защиты абордажников и их большего количества на каждом корабле. На каждой галере европейцев было не менее полутора сотен солдат, а султанские корабли на этом фланге имели лишь по три-четыре десятка бойцов-абордажников на борту. И уже вскоре после полудня, Фортуна стала улыбаться союзникам, Мехмет Сирокко, окруживший Барбариго, был разгромлен, его галеры частью потоплены, частью взяты на абордаж.

В центре, где столкнулись главные силы противников, бой сразу принял более упорный характер. Главными целями атаки, стали вражеские флагманы; христиан, флагманская галеры дона Хуана Австрийского «Реал» и мусульман, флагманская галеры Али-паши «Султан». В ходе сражения Али-паша был убит в перестрелке, его флагман захвачен врагом, а отрубленную голову турецкого комфлота, испанцы подняли на длинную пику, что вызвало панику среди вражеских матросов. Своей цели дон Хуан достиг, увидев голову своего капудан-паши на испанской пике, центр османского строя дрогнул, стал поддаваться и отходить. Тем более, что полудюжина венецианских галеасов бортовыми залпами своих пушек, буквально «расшвыривали» османский строй, и ни одной вражеской галере по своей воле, не удалось свалиться в абордаж, ни с одним из галеасов. На помощь своему командующему флотом бросился Улудж Али, возглавлявший левое крыло османской линии. Его галеры ударили в открывшийся фланг центра христиан. Галеры брата испанского монарха, повернули навстречу новой опасности, благо с «Султаном» Али-паши и им самим к этому времени уже окончательно «разобрались». Поддержал своего комфлота и маркиз Санта-Крус, галеры которого так же пошли в атаку на корабли османов. Не остался безучастным зрителем и адмирал Дориа, который с кораблями, входящих в находящийся под его командованием правым флангом европейцев, также повернул и стал подходить к центру боевого порядка флота Лиги, прямо на галеры и галеоты Улудж Али. Который увидев, что его зажимают между превосходящими вражескими силами, предпочел выйти их боя и покинут место сражения. Правда перед этим успел пустить священнолиговцам не мало крови, потопив и захватив несколько галер, в том числе и флагманскую галеру мальтийцев.

Поражение флота Османской империи было сокрушительным, сбежать смогли единицы мусульманских кораблей. По подсчетам победителей, султан не досчитался двухсот двадцати четырех кораблей, из которых, с более или менее большими повреждениями было захвачено сто семнадцать галер и галеотов. Из рабства освободили чуть более двенадцати тысяч гребцов-невольников из христиан. Но не одна тысяча невольников погибли вместе с пошедшими на дно галерами османов, унесших под воду не только рабов но и почти пятнадцать тысяч мусульман, из числа своих команд. Из воды и на взятых на абордаж кораблях, взяли в плен более двух с половиной тысяч османов, да с захваченных османских «каторгах» сняли три с половиной десятка турецких пушек, в основном не крупного калибра.

Флот Священной Лиги в сражении потерял три с половиной десятка галер, в том числе осталась в водах залива и одна галера, купленная и снаряженная за счет «витязей». Семь с половиной тысяч человек убитыми и утонувшими, да чуток более восьми тысяч раненными и покалеченными. В этом сражении, как и в мире попаданцев, отличились братья Сервантес, Мигель, который командовал отрядом испанских солдат на галере «Маркиза» и Родриго, командовавший таким же отрядом на другой галеры «Графиня». Мигель Сервантес так же был дважды ранен: в грудь и в левую руку, которую у него потом парализовало до конца жизни.

Не несмотря на блестящую тактическую победу флота Священной лиги над флотом Турецкой империи, битва при Лепанто, почти не оказала влияния на общий ход войны, за исключением появившейся уверенности у европейцев, что можно бить и регулярный флот османов, что продемонстрировало прошедшее сражение. А нынешняя победа и разгром в прошлом году московитами объединенного войска турок и диких татар, ещё более утвердило Европу в своём мнении о возможностях добиться победы в сражениях с османским войском и флотом. Сразу после победы венецианский дипломат Паоло Парутта выразил мнение правящих классов Южной Европы в соборе Сан-Марков в Венеции, во время надгробной речи посвящённой павшим в битве: «Они показали нам своим примером, что турки не столь непобедимы, как мы думали раньше… Таким образом, можно сказать, что, хотя начало этой войны было для нас временем заката, оставившим нас в бесконечной ночи, теперь смелость этих людей, как истинное, животворное солнце, даровала нам самый прекрасный и самый радостный день, который когда-либо видел этот город за всю свою историю.».

Однако, уже в следующем семьдесят втором году, Великая Порта, воспользовавшись отсутствием единства среди союзников, их финансовыми затруднениями, а так же смертью 1 мая 1572 года, «локомотива» противодействия турецкой экспансии, Римского Папы Пия V, сумела переломить ситуацию в свою пользу. На султанских верфях быстро построила новые галеры, и уже через год-полтора Константинополь полностью восстановили флот и смог успешно закончила войну. По мирному договору 1573 года Венецианская республика была вынуждена уступить Османской империи остров Кипр и обязалась выплатить солидную контрибуцию.

* * *

Не было спокойствия и в Речи Посполитой. В начале весны, большая часть земель Великого княжества Литовского переметнулась к Москве. Да в таком размере, что вести разговоры о каком либо литовском княжестве, составлявшем вторую часть Речи Посполитой, было невозможно, по причине ухода под руку царя Ивана большей части жителей литовских и даже части польских воеводств, ранее входивших в Великое княжество. Жители литовских воеводств Мстиславского, Минского, значительных частей Новогрудского и Берестейского, обратились к русскому царю, с письменные приглашения взять их, их жен с чадами, их скарб и их земли с городами, местечками, селами и хуторами, под свою милостивую царскую руку. Такие же грамоты пришли с бывших литовских земель, сейчас входящих в польские воеводства — от всего Киевского, почти всего Волынского и большой части Брацлавского.

В основном Москву поддерживали крестьяне, мещане с ремесленниками, средние и мелкие купцы и шляхта, в том числе и такая её разновидность как околичная шляхта [3], в последствии давшая русскому царству не мало верных государевых слуг. Увидевших в соединении с Россией свой шанс подняться выше по социальной лестнице. Магнаты с крупными шляхтичами и богатой верхушкой городов, в основном выступали против присоединения к Москве. Из всех воевод, тех же магнатов, земли которых изъявили желания уйти под руку царя Ивана, только воеводы — Киевский, князь Константин-Василий Константинович Острожский, Блацлавский, князь Андрей Иванович Вишнивецкий и Новогрудский, Павел Иванович Сапега, неким образом поддержали стремление населения своих воеводств поменять монарха и подданство.

И если мотивы перехода под руку царя Ивана, не богаты жителей земель бывшего Литовского княжества были понятны, социальный лифт в большом, разрастающемся государстве, защита от беззакония со стороны собственных магнатов, более зажиточная жизнь, тем более, что прикрепление крестьян к земле, в том виде, какой закреплялся в Речи Посполитов в Русском царстве отсутствовало. Да и начавшийся второй виток вымывания фальшивыми деньгами серебра и золота из карманов жителей, нельзя было сбрасывать со счетов. Негодные польские гроши начали наводнять городка с местечками, панские маетки с замками и села с деревушками. Что так же не увеличивало благосостояние населения, зато уменьшало его любовь к королевской власти. Нельзя было забывать в этой ситуации и объединяющую роль Русской православной церкви. Ведь теперь ни какой залетный католический ксендз или пастор, не могли отобрать православную церковь, не редко построенной на средства жителей поселения и начать в ней собственное богослужения, объявив её костелом, либо кирхой. Тем более, что уже несколько лет масса проповедников ходили по селам княжества и объясняли литвинам-русским основания соединения всех русских земель в единое целое.

У магнатов и иных представителей богатых слоёв населения бывшей Литвы, оснований для перехода в подданство русского царя имелось меньше. Правда смогли привлечь, работая индивидуально и адресное с каждым кандидатом, особенно из магнатов, к делу соединения всех русских земель под «крылом» Москвы, часть православных магнатов, богатой шляхты с купцами. Использовав для их привлечения все возможные основания, как то, одну религию, родство крови, возможность ещё более расширить свои владения за счет новых земель присоединенных к активно увеличивающемуся в размерах Русского царства, наполнения содержания своей кубышки, личные обиды и неудовлетворенное честолюбие. Да и появление в обороте огромного количества поддельных «серебряных» монет, изымавших настоявшие гроши из казны магнатов и иных богатеньких жителей бывшего княжества, так же сыграло свою роль при принятии ими решения поддержать присоединение к Москве.

Однако желания жителей бывших литовских весей мало. Необходима воинская сила которая поддержит добровольное решение населения польско-литовских поветов, о смене государя. И вот уже в конце мая на литовско-московских рубежах встали русские рати, которые, как только прошла команда, перешли границу и спокойно, в маршевых колонах заняли города и местечки земель, перешедших в Русское царство. Естественно Сигизмунд II Август объявив посполито рушение, выдвинулся с лично ему принадлежавшими отрядами, к границе отвалившихся воеводств. В ответ Иван IV ещё больше увеличил свою армию, вошедшую на земли вновь присоединившихся воеводств-уездов.

Польско-литовское шляхетское ополчение собиралось всё лето, и всё это время русские войска стояли на отошедших к царству землях, прикрывая их от налетов шляхетской конницы поляков. Но до открытого столкновения между русскими и польскими войсками не дошло.

Зато союзник польского круля, крымский хан не упустил своего случая и воспользовавшись сложившейся ситуацией, сумев обойти Засечную черту, вторгся в земли Русского царства и только досадное не предусмотренное столкновение с русскими войсками, которые спешили на соединение со своим государем на литовско-русском рубеже и как раз попались на пути орды, остановило её движение. А там пришла информация о начале движения к южным украинам царских войск от западной границы. И пришлось Девлет-Гирею срочно отходить назад в степь, за линию русских засек, с той добычей, что успели захватить по дороге его воины.

Русское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1571 года от РХ

Начало года для Русского царства прошло без заметных для летописцев деяний. Зато с весны материал для летописей начал поступать регулярно.

В марте, как только чуток отпустили морозы, на Сакмарской верфи Уральского уезда, приступили к работе по созданию деталей для шести уральских шхун, предназначенных, по мере готовности во второй половине 1572 года, для переброски на Дон и Азовское море. Послезнание попаданцев снова дало свой результат, выразившийся в подготовке к крымско-турецким неприятностям в этом и следующем году.

* * *

По высокой воде ушло на судах в Персию большое посольства от государя русского Ивана IV Васильевича к шаху персидскому Тахмаспе I. Основной целью посольства было заключение договора о совместных военных действий против Османской империи в следующем, 1572 году. Для подтверждения своих серьезных намерений, Иван IV, отправил с посольством в дар шаху пять сотен пищалей, оставшихся после перевооружения первых стрелецких полков с пищалей на «сакмарочки». Да огненного припаса для них, из расчета по десятку выстрелов на подаренный ствол. Посольство через полтора месяца пути, благополучно достигло южного берега Хвалынского моря и еще через три недели пути достигли шахской столицы, Казвин. И быстренько, всего через неделю после прибытия, удостоилось аудиенции у шаха.

Забегая немного вперед, можно указать, что своей основной цели посольство достигло. Договор между русским царем Иванов IV и персидским шахом Тахмаспе I о совместной войне против Турецкой империи, в следующем, семьдесят втором году, был заключен. В соответствии с этим договором, русским правительством своим персидским союзникам было продано более трех тысяцкий пищалей, оставшиеся от первых полков царских стрельцов, после обмена этими воинами старых стволов на новое оружие и порядка пяти десятков, хотя и устаревших, но еще годных русских орудий различного калибра, от мелких фальконетов-соколиков, до крупных осадных пушек. А уральский воевода, по царскому указу продал кизилбашам шестьдесят тонн отличного гранулированного пороха, сотню тонн свинца и две сотни тонн чугуна в слитках, которые, подданные шаха вывозили из Уральска в Персию полтора месяца. Благо, что большую часть оплаты произвели не наличностью, перевезенной через море, а оплатили в банковских дворах «Русско-Азиатского коммерческого банка», что сильно сократило время взаимных расчетов при этой сделке.

* * *

Начавшиеся в прошедшем году переговоры между Великим магистром Мальтийского ордера Пьером де Монтом и русским царем Иваном IV, в лице его полномочного посла дьяка Посольского приказа Василия Яковлевича Щелкалова о совместных действиях против османов и их союзников — берберских пиратов и Франции, продолжились и в этом году и окончились только в ноябре сего года, после разгрома турецкого флота и начавшимися после этого событиями в Средиземноморье. Согласно договора орден обязывался предоставить кораблям русского царя свои порты для базирования. А русский царь обязывался своими боевыми кораблями защищать суда ордера в Средиземном море, по мере прибытие его кораблей в средиземноморские воды. Подписанный магистром экземпляр договора Щелкалов не мешкая отправил на утверждение к государю, благо пара легких фрегатов «Бирюза» и «Бриллиант» стояли в гавани, дожидаясь посла. Однако по выполнению поручения, заключения договора, самому Щелкалову предписывалось, отправив договор в Москву, ещё раз высадится с посольством в Испании и направиться в Мадрид, где и провести вторые переговоры с королем Испании Филиппа II и его министрами, о заключении между королевством и царством договора о совместном ведении военных действий с Османской империей, её вассалами и союзниками. При положительном решении Иберийского монарха по союзу, заключить договор. А так же испросить разрешения Испанского государя на вербовку наемников на подчиненных ему землях для войны с неверными.

* * *

Много места в различных летописях занял факт описания добровольное присоединение большей части земель бывшего Великого княжества Литовского к Москве. В начале весны этого года от жителей некоторых воеводств Речи Посполитой, земли которых ранее входили в ВКЛ, государю Ивану Васильевичу пришли посольства с грамотами, в которых имелись просьбы от жителей воеводств о принятии их самих с женами, чадами, скарбом и землями их под его царскую руку. Обеспечить им и их, единой с государем православной вере, защиту от наступления римских схизматиков, лютеранских и прочих еретиков, от татарской и иной басурманской угрозы. Сработали усилия «витязей» по перетягиванию населения ВКЛ на сторону Москвы. Все затраты на оплату народных сказителей и проповедников, устным словом несущих в народ идею единения с единоверцами, все серебро, ушедшее на финансирование сочинение, печатание, доставку и наводнение княжества памфлетами и народными рисованными памфлетами-«лубками», высмеивающих панов, великого князя, польские порядки, католическую и протестантскую веру с их ксёндзами и пасторами, наконец принесли пользу. Все это окупилось сторицей, увеличив земли Русского царства не менее чем на треть, с большим населением одного языка, единой веры и в общем то одной крови, с большинством населения царства.

Хотя, еще в начале января, Брусилов на докладе у Черного расписал причины поддержки большинства населения Великого княжества Литовского идеи соединения в единое государства с Русским царством, а не с Польским королевством. В том числе обсудили и причины, побудивших ряд магнатов поддержать единение с Московской Русью.

— Командир с Литвой в общем то все уже ясно. Простой люд и мелкие шляхтичи с торговцами, процентов 80 с гаком, за Москву. Средняя шляхта и купцы средней руки, разделились по вероисповеданию. Те кто придерживаются православия, они за соединение с Русским царством. Те, которые веруют в Христа по другому, то они против. В процентах это где-то 60–65 процентов «ЗА», остальные из данной категории против. Князья и иные магнаты княжества в большинстве против. Опасаются государя нашего, что прижмет он их вольности. И не зря опасаются. Мои люди с данной категорией работают. В основном упор делаем на князей и иных из литовской магнатерии, придерживающихся дедовской, православной веры. Учитываем и их личное отношение к Люблинской унии. Если подобный «фрукт» соглашение не поддерживает, то с таким человеком работаем индивидуально и более плотно. Да и на золото с серебром не сильно жадничаем. Не зря древние говорили, что осел груженный мешком золота откроет ворота крепости вернее, чем вражеское войско.

— Хорошо князь. Но, на кого конкретно мы можем рассчитывать уже в нынешнем году. И чем они нам могут помочь.

— Всех магнатов, согласившихся на сотрудничество с нами, перечислять не буду, сильно долго. Назову основные фигуры. Первым безусловно идет воевода Киевский, князь Острожский Константин Константинович. Родился в православно княжеском роду в 1526 году. Рюрикович, возможно его княжеская ветвь идет от Данины Галицкого. Получил хорошее образование в православном духе. Явно позиционирует себя как покровитель православной веры. Владеет огромными вотчинами. Княжеские владения располагаются в Подолии, Галиции, Волыне. В них входит порядка трех сотен городов и несколько тысяч сел. Яростно выступал против Лублинской унии. Ревностно защищает православие. Правда, потом, ну Вы понимаете, князь Константина с сыновьями все таки стали католиками. Но пока Костя бьется за православия аки лев. Правда золотишка пришлось подбросить и гарантировать неприкосновенность его вотчин, но их жители будут жить по московским законам.

Вторая фигура. Воевода Брацлавский, князь Вишневецкий Андрей Иванович, родился в 1528 году в княжеском роду Вишневецких, происходящих из Гедеминовичей. Православный. Воеводой стал только в этом году. В 1569 году вместе с князьями Острожким, Сангушко, Чарторыйским, своим братом Константином и Андреем Капустой участвовал в Люблинском съезде, как один из делегатов украинских князей-магнатов. Выступил против заключения унии. Однако под давлением польских и части литовских магнатов, как и иные противники унии, подписал её. Однако выторговал у польских сенаторов сохранения прав и привилегий литовской шляхты, перешедшей вместе с землями в малопольские воеводства, свободного вероисповедания и пользование старорусским языком. В прошлом году князюшка поссорился, вступил в конфликт за спорные земли с князем-предателем Курбским Андреем Михайловичем. Дело дошло до войны и судебных заседаний. Пока ни одна сторона не выиграла спор. Но отношения князя Андрея, к перебежчику и его покровителям из польских магнатов-католиков естественно мягко говоря очень негативное. В общем пообещали так же не изгонять из его обширных земельных владений на Волыни. Да и золота не один бочонок завезли.

Не стоить сбрасывать со счетов и родного брата князя Андрея, князя Константина Ивановича Вишневецкого, подвоеводу Киевского, который так же, как и его брат, православный и не приемлет Люблинскую унию. По тем же причинам, что и у брата, поддерживает присоединение к Русскому царству. По деньгам, он нам правда, обошелся подешевле, чем его брат.

Третьим можно назвать воеводу Новогрудского, Сапегу Павла Ивановича. Данный индивид родился в 1490 году в магнатском, хотя пока и не княжеском роду Сапега, из литовских шляхтичей. Как православный выступил против заключения Люблинской унии, но как и иных делегатов, первоначально выступающих против, уговорили и его подписать этот акт.

Четвертым, я бы поставил, Ходкевич Григория Александровича, так же без титульного магната Великого княжества Литовского. Ранее занимал ряд высоких должностей в княжестве. Был даже великим гетманом литовским. Не мало попортил нам крови во время Полоцкого похода. Но в 1569 году, в Лублине, в знак протеста против объединение Польши с Литвой, отказался от всех государственных и административных должностей княжества. В настоящее время ни каких должностей не занимает, но имеет громадный авторитет среди литовской шляхты, и не только православной, но и среди католической, хотя сам придерживается православия. До прошлого года, активно развивал русское-православное книгопечатание. Построил у себя в местечке Заблудово в 1568 году, при православном монастыре, типографию, в которой и издавал потихоньку церковные книги православного обряда. Однако в прошедшем году под сильным давление католического духовенства вынужден был отказаться от поддержки кириллического православного книгопечатания. И естественно, последнее, уже в этом году, благополучно загнулось. На сотрудничество с нами пошел охотно и даже денег взял не много.

Но меньше всего денег нами потрачено на Довойна Станислава Станиславовича, бывшего Полоцкого воеводы, которого, мы еще во время нахождения его с семьёй в царском плену, привлекли к сотрудничеству. Вот и отрабатывает пан Довойна свои ранее полученные монеты и отличное времяпрепровождения в «ужасном московитском плену».

На этих людей мы рассчитываем, с несколькими сомнениями, на сто процентов. А вот на Минского воеводу Горностай Гавриила Ивановича, пока на сто процентов рассчитывать не стоит. Хотя и православный магнат, но его отец, уважаемый Горностай Иван Иванович, занимавший в своё время пост наместника Дарсунишского, был так называемым «новым человеком», выдвинулся на вверх из слоев мелкой литовской шляхты. И его сыну, нынешнему Минскому воеводе, местная магнатерия это пока не забыла. Вот ему с одной стороны и хочется переменить все, поменяв монарха, тем более, что и «плюшки» за это отличные, как уже получил, так и обобщают. А с другой стороны, хочется войти в члены этой самой магнатерии полноправным членом, а для этого необходимо продемонстрировать верность польскому королю, быть им замеченным, обласканным и приближенным к трону. Вот и не может пока пан Гаврила решить куда ему податься. Так что золота и серебра этот крохобор у нас ещё не мало вытащит.

— Не чего это «железо» жалеть Валерий Глебович. Славу Богу у нас их запасы имеются не маленькие.

— Так же нельзя в полной мере рассчитывать и на родича бывшего великого гетмана литовского, Ходкевича Яна (Ивана) Иеронимовича, родившегося в 1530 году в этом большом магнатском роду. Губернатора Задвинского герцогства и генерального старосты жемайтского. Эта ветвь рода придерживалась лютеранского вероисповедания и Ваня получил воспитание в окружении протестантов. Притом и образование получил в Европе, обучался в Кёнигсберге, Лейпциге и Виттенберге. Был одним из самых главных и ярых противников унии Литвы с Польшей. Возглавляя литовскую делегацию на сейме в Люблине, сумел воспрепятствовать простому присоединению ВКЛ к Польше, путем поглощения последней первого. На том же сейме безрезультатно пытался не допустить перехода Волыни, Киевщины и иных земель княжества в состав Польши. При этом настроен антимосковски и ни в коем разе не поддержит царя Ивана Васильевича. «Там», он в своё время, выступал против кандидатуры Грозного на литовский и польский престолы, поддерживал кандидатуру «лягушатника». А потом перекинулся к «южному колбаснику», высказываясь за передачу ему трона Речи Посполитой. Но пока он наш тактический союзник. Вот оторвем Литву от Польши, тогда надо будет срочно, по тихому решать вопрос с данным Хоткевичем, раз и навсегда.

— Подготовьте мероприятия для окончательного решения вопроса с этим Янов и с лицами поддерживающих его. Желательно где-нибудь в одном месте и со всеми разом. И «хвосты» на тех же великопольских балбесов перекиньте.

— План, для данной операции, готовиться товарищ КОМАНДИР.

На чем собственно и закончился этот разговор, ибо уже через три минуты Брусилов был вынужден уйти, призвали неотложные дела службы.

Колонны русского воинства, в походном порядке, не встречая сопротивления, входили в города и местечки присоединяемых земель, занимали села и деревушки. Уже к середине мая русские вошли в «столицы» воеводств, в Минск, Мстиславль, Новогрудок, Киев, Луцк, Брацлав, где и стали гарнизонами. Так же отряды царских стрельцов заняли все пограничные крепости вновь присоединенных территорий, как на восточной, так и на западной и южных границах, а при необходимости встали на постой и в северные крепостицы. В самый последний момент, глядя на своих коллег-воевод из Киева, Мстислава, Брацлава, минский воевода Гавриил Иванович Горностай, так же поддержал жителей своего воеводства и приказал открыть ворота Минска и иных укреплений воеводства перед царскими войсками. Остальным воеводам и прочим королевским чиновникам, которые не приняли новую власть, пришлось быстренько покинуть отпавшие от польско-литовского государства территории, вместе с массой католического духовенства и протестантских проповедников.

Естественно король Речи Посполитой Сигизмунд II Август, не смог снести такого оскорбления и убедив сенат объявив Посполитое рушение, сам, с лично ему подчиняющимся, не очень великим по количеству сабель, коронным войском, выдвинулся к границам отложившихся воеводств, которые благоразумно не стал пересекать, ожидая пока шляхетское ополчение соберется и подойдет ему на помощь, что бы вышвырнуть московитов с его земли и наказать бунтовщиков. Но снова благородная шляхта сорвала сбор войска, попросту проигнорировав королевский приказ и решение своего сейма, который правда и сам затянул на полтора месяца принятия решение об объявлении Посполитое рушение, попросту не явившись на места сбора, ни сама, и не прислала, у кого имелись, вооруженных воинов. И это было уже не первый раз, и чем дальше, то тем более и более шляхта пренебрегала своей обязанностью защиты государства, попросту не прибывая на места сбора ополчения их повета. Да и численность самого ополчения уменьшилась. Отошли к Москве ещё в 1563 году, полоцкое и витебское воеводства, с городами Полоцком и Витебском. Да в этом году шесть воеводств отпали. Что так же не увеличило численность шляхетского ополчения.

Так и простояли до первого снега друг против друга королевские войска, с примкнувшим к нему очень небольшим по количеству шляхетским ополчением и царская армия, состоящая в основном из сформированных в последние годы стрелецких полков увеличенного состава, до тысячи стволов в полку. Из имевшихся под рукой царя Ивана IV сорока четырех полков, в «литовском стоянии» участвовали только двадцать пять. Остальные были разбросаны по просторам царства. Порядка пяти удерживали Выборг и земли в его округе. Не менее десятка стояли гарнизонами в городах и крепостях бывшей Ливонии. В том числе и по границе с Речью Посполитой, изрядно нервирую польского круля своим существованием у рубежей его государства. Кроме пехоты, со стороны русских было двадцать тысяч кованой конницы поместного ополчения и отряды касимских и казанских татар, общим числом в пять тысяч сабель, которых отпустили по домам ещё до снега и ухода кварцяного войска на зимние квартиры. Сигизмунд II Август со своими коронными войсками в четыре тысячи кавалерии и подошедшими менее чем двумя тысячи конных шляхтичей из ополчения, так и не рискнул напасть на московские полки. А Иван IV, хотя и имел под рукой двадцать пять тысяч пехоты и тридцать тысяч кавалерии, тоже не стал затевать боевые действия, просто стоял и демонстрировал полякам воинскую мощь их восточного соседа. Ибо помнил план, утвержденный им самим, в котором четка указывались действия крымского хана и турецкого султана на этот и следующий года. Иметь в преддверии большой войны с басурманами на южной и юго-западной украине, ещё и войну на западной границе, было не позволительной глупостью. А так он не начинал войну. Жители исконно русских земель добровольно решили сменить государя, и сами попросились под его руку и призвали его с войском защитить их от врагов. Что он и делает, как велит его монарший долг по отношению к подданным. Заодно, перед началом трудной войны, увеличил своё войско за счет прибывшего населения.

В отличии от кавалерия, русская пехота осталась зимовать на вновь присоединившихся землях, прикрывая их своими бердышами и «сакмарочками» от недруга и способствуя установлению на них московских законов. Заодно укрепляли города и крепости, в которых стояли гарнизонами. При этом помогали царским подьячим в наведении порядка и московской законности на новых землях царства. И как бы так, проходя, набрали с новых земель рекрутов, еще на шесть стрелецких полков, которых за зиму и вывезли в учебный лагерь, расположенный в окрестностях Нижнего Новгорода, в котором и приступили к обучению рекрутов в стрельцов и формированию из них шести крайних полков, из запланированных царем пяти десяткам тысячных полков.

* * *

Но этот год принес не только хорошие вести. Снова из Европы пыталась прорваться на Русь «черная смерть». И который год подряд снова «споткнулась» на учрежденных царской волей карантинах, образованных во всех поселениях, которые первыми встречали «заморских гостей» из Европы. А уж появление на них, кроме карантинных стражников, и карантинных лекарей, прибывших из города Петрограда Уральского уезда, дало возможность самим стражникам не так уж и бояться этой лихоманки. Настои, которыми потчевали здоровых стражников лекари, помогали избежать заболевания. А если даже и прихватить кого мор, другие настои, которые лекари вливали через иглы в вены заболевших стражей, поднимали болезных на ноги со смертного одра. В этом году имел место случай заболевания чумой пары стражников в Риге, не убереглись от блох на уже зараженном когге. Так лекари сумели вырвать их из лап смерти и вернуть здоровье. Подхватившие заразу рижские стражники, уже к осени настолько оправились от болезни, что начали нести предписанную им государевым указом службу.

* * *

Второй недоброй вестью в этом году, стал поход крымского хана Девлет-Гирея с шестидесяти тысячной ордой крымчаков, ногаев бия Дин-Ахмета и воинов союзных хану черкесских племен на Русское царство, чуть не увенчавшийся успехом людоловов и большими потерями для Руси. Кроме воинов, всегда поддерживающих хана крымских мурз, в поход Девлет-Гирей взял десять тысяч ногайских всадников Дин-Ахмета, в основном из улусов ногайских мирз Уруса да Ураз-Мухаммеда. И полторы тысячи кованной конницы черкесских дворян-уорков, принадлежащих паре союзных ногаям и крымчакам черкесских князей-пшехов.

Заговорщики из числа бывших ближников последнего удельного князя Белёвского, умершего в 1558 году в вологодской ссылке Ивана Ивановича, при приближении орды к русским рубежам перебежали в стан татар, где один из перебежчиков, входящий в руководство этого заговора, белевский боярский сын Кудеяр Тишенков, на «Злынском поле», предложение крымскому хану идти прямо на Москву. Изменник обещал хану Девлет-Гирею провести крымскую орду через неохраняемые «перелазы» в верховьях реки Жиздры, там, где еще не ходило крымское войско. Этот обходной маневр крымского хана стал для русских пограничных воевод полной неожиданностью.

Благополучно обойдя русские укрепления и просто стоптав дозорной сотней, тот десяток-полтора конных поместных ездовых сторожей, стороживших брод, степная орда людоловов переправилась через Жиздру и покатилась по земле Русского царства, уже несколько лет, как не видевшей татарских всадников в этих местах. И вроде бы все шло хорошо, как к хану примчались жалкие остатки передовой сотни, нарвавшейся на шедший к литовскому рубежу огромный, десяти тысячный русский стрелецкий полк и почти полностью выбитой картечью полковых орудий. Много времени на принятие решения Девлет-Гирей не затратил, и уже часа через полтора передовые тысячи орды разворачиваясь в лаву, атаковали заступившую им дорогу русскую пехоту. Которая время напрасно не теряла, а успела перекрыть дальнейший путь вглубь царства, укрывшись за щитами «Гуляй города», из-за которого и встретила атакующую кавалерию орудийной картечи и ружейными залпами пехотных плутонгов.

Попытки обойти русских с севера и с юга, пресеклись укрывшейся за щитами «Гуляй городов» другими подразделениями русской пехоты и артиллерии, перекрывших и эти пути. Брошенная еще южнее, почти к тылу самой засечной черты, пятитысячная орда ногаев, была почти полностью вырублена и вытоптана во встречном бою с десятитысячным полком русской кованой конницы, так же как и пехота, шедшей на соединения со своим монархом на литовской границе. Последней соломинкой, переломившей спину верблюда ханской настойчивости, стало возвращение северного шеститысячного отряда его воинов, так же понесших потери в столкновении с кованой конницей московитов, принесших весть о подходе с севера к месту сражения, огромного полка, не менее двадцати тысяч сабель, русской поместной конницы, шедшего по приказу царя Ивана из пределов бывшего Великого княжества Литовского на помощь своим южным сторожам, против прорвавшейся крымской орды. И людоловы, хоть и по приказу своего повелителя, побежали обратно в степь, пытаясь увезти с собой хотя бы ту небогатую добычу, которую успели захватить по пути. Альтернативой бегству мог быть разгром орды. Русская кованая конница с флангов ударила бы по ханским воинам и прорвавшись к ним в тыл, поставила бы их между молотом своих сабель и наковальней бердышей укрывшихся за щитами «Гуляй города» стрельцов. Тем более, что и пленники из всех трех отрядов русов, которых сумели добыть ханские нукеры, поведали, что пехота, состоявшая из внутренних стражников Московитского Уральского уезда и южный кавалерийский полк, так же собранный из отставных воинов Уральского уезда, шли на соединение с московским царем. А вот северный полк поместного ополчения, уже шел по приказу царя Ивана, с наказом остановить вторжение крымчаков и совместно с Уральскими полками разгромить прорвавшегося врага. Ну что же судьба-кысмет. Кто мог предположить, что войско нарвется на русские полки, которых в этом месте не должно быть. А сил быстро расправиться с ними не хватила. Можно повторить на следующий год, собрав больше воинов. И если не удалось наловить рабов в Московии то их можно захватить на южных украинах Литвы и Польши, разницы то для хана и его храбрых богатуров нет ни какой, с какой местности будут их рабы.

Но проклятые московиты со своим царем и тут сумели помещать обогащению воинов хана. Стоящие в южных крепостицах левого и правого берега Днепра, введенные по весне этого года гарнизоны русских стрельцов, с казаками проклятого кошевого атамана Подопригора, не дали последователям истинной веры пограбить землеробов и прихватить их самих и их семьи в полон.

Отброшенные, с чувствительными потерями от валов и стен пограничных крепостей, людоловы, провожаемые полков кошевого Подопригоры, имевшего в своём составе почти десять тысяч сабель, так и не решились напасть на казаков, за спинами которых явственно просматривались войска московского царя. Тем более, что в степь, в след за ордой вышли и русские полки, отбросившие татар за пределы своего царства. А это тридцать тысяч кованой конницы, десять тысяч пеших стрельцов, с многочисленными пушками.

Итогом похода крымского хана Девлет-Гирея в 1571 году на Русское царство и южные украины Речи Посполитой, были для хана и его людей печальны. Понеся потери почти в десять тысяч человек и потратив серебро с золотом на организацию набега, участники похода ни чего не получили, вернее получили, убыл монет, в своих и так то не толстых кошелках. Ведь ловля «живого товара» срывалась по вине московитов уже который год подряд. Если так пойдет и дальше, то храбрым крымским татарским и ногайским воинам, вскоре самим придется пасти стада с отарами, делать всю иную работу по кочевому хозяйству, работать в садах, полях и виноградниках, по причине отсутствия рабов.

Вышедшие в степь русские рати опять видели пару земляных монстров-големов, которые, с начала татарского вторжения отвлекали внимания русских пограничников от орды, разрушая рожон на валу. А после бегства татар, прикрывали их, периодически атакую вырвавшиеся вперед русские отряды. Благо, что уральцы смогли все-таки подловить монстров, заманив их в артиллерийскую засаду и расстрелять адские создания из «единорогов», ядра и крупная картечь которых, просто разорвали глину, из которой стояли големы, на отдельные куски. Но зато Воротынский-младший сумел установили имя колдуна, который создаёт големов. Колдуна звали Менги-нукер, в котором Михаил, в бинокль, с большим удивлением опознал своего знакомого, еще по тому, до переносному миру-времени, бывшего председателя клуба реконструкторов «Ливонский крест», из Санкт-Петербурга России 2000 года, Тирц Александра. Который хотя и несколько изменился, но прекрасно идентифицировался, как по своему просто огромному росту, особенно на фоне не высоких степняков, так и по очень громким проклятиям, которые он сыпал на головы русских пушкарей, пока они уничтожали его детища. При этом он использовал выражения и слова, однозначно выдавали его как попаданца из России одного с Воротынским временного периода.

С уходом татар от старых и новых южных границ Русского царства, собственно и закончилась южная компания русских войск в этом году.

* * *

Кампания этого года на южных украинах русского государства закончилась, значить настала пора готовиться к сражениям будущего года. И начались встречи, совещания, переговоры, вылившиеся в планирования вроде бы напрямую не связанных друг с другом операций, но объединенных одним замыслом.

В первую очередь полностью ликвидировали первый заговор последователей удельных князей Белёвских. Хотя их предводители, во главе с белевский боярский сын Кудеяром Тишенковым, перебежали к татарам ещё до прорыва степняками Засечной черты, и благоразумно ушли с крымчаками в Таврию, где сейчас и находились, отираясь около хана, в его столице Бахчисарае. Зато не тронули участников второго заговора, с участниками которого Тишенков поддерживал связь, якобы просто не зная об существовании второй группы изменников.

Активировались резидентуры в Крыму и Константинополе, с целью не пропустить начала нового похода на Русь, чтобы в запасе имелось больше времени на организацию достойного отпора захватчикам. Ушли разведгруппы из терских казаков к горцам, устанавливать в этом «гадюшнике» кто за кого, и кто с кем, против кого воюет, либо будет воевать. Привлекая серебром и золотом на свою сторону мелких черкесских пшехов с их уорками и князьков иных горских племен на сторону Москвы. Толку от них в открытом бою ни какого, но зато пограбить оставшиеся без должной защиты селения пшехов, ушедших с Девлет-Гиреем на Русь, эти шакалы вполне смогут. Вот и еще одно наказания для царских врагов на Кавказе. Да и другим князькам в качестве профилактики от чрезмерной вражды к Русскому царству будет полезно.

За делами разведки и контрразведки не забывались и воинские дела. Вот по этому поводу и состоялся разговор Полухина Георгия Сергеевича, являвшегося у «витязей» замом Черного по военным делам и Подопригоры Опанаса Тарасовича.

— Так боярин Опанас, поставленную перед тобой командованием задачу по закреплению в среде черкасских казаков и формирования из них боеспособного полка, ты не только выполнил, но и перевыполнил. Но времена наступают трудные, войск нужно много. Если не забыл, то следующий год трудным будет. В этом году отбились от «гололобых», в отличии от ТОЙ истории. Значить на будущий год пойдут опять и намного большими силами, чем ТОГДА. Да поляки попытаются отбить назад свои воеводства. Хотя круль УЙДЕТ, и пшеки прижмут хвост, пока нового не найдут, но войска нужно держать на новой западной границе и в Прибалтике много, для отбития охотки у соседушек, отобрать уже наше, под шумок войны с татарами и турками. В связи с чем в этом году мы уже начинаем переводить кадрированные части и соединения на полный штат и формируем новые полки с дивизиями. Вот тебе и поручено на основе своего полка сформировать дивизию кованой конницы. Оружие, доспехи, снаряжение и конский состав боевых коней для неё, уже в пути. Сроку тебе для формирования и обучения пару лет, семьдесят второй и третий года. Хотя возможно уже в будущем году задействуем твоих всадников при вторжения крымско-турецкой армии. Думаю, в основные сражения, не до конца сформированные полки не бросим, хотя для преследования разбитого вражеского войска и захваты Крыма, твоих «орлов», скорее всего, задействуем. Да карибских ветеранов, из твоего полка, сильно в дивизию не включай. Лучше набери парней из землеробов. Во-первых с нуля их и обучать легче. Во-вторых отберешь годных для «тяжей», по физическим параметрам, людишек. В третьих, ветераны будут нужны для формирования морской пехоты. Вскоре морпехов много понадобится. Так что, ветеранов только на командные посты. Хотя мы тебе с офицерами поможем, подбросим, но в основном выпускников следующего года. Но сам понимаешь, не много. Офицеры нужны везде, вот и делим «тришкин кафтан». Задача понятна.

— Так точно, товарищ командир. Только один вопрос. Рекрутов мне в каких уездах набирать?

— В старомосковские земли не лезь. Из новоприобретенных, тебя для формирования отдана территория бывший Киевского и Блацлавского воеводств. Да, бери как можно больше «охотников». Если тебе для тяжелой конницы рекрут не подходит, передавай в формируемую на тех же землях стрелковую дивизию. Если кандидатов в кованую кавалерию будет больше, чем тебе нужно, то же не беда. Бери и передавал нам, пойдет на формирования иных частей ударной кавалерии или в запасные дивизионы.

— Теперь все понял.

— Ни пуха ни пера тебе Опанас Тарасович.

— К черту Георгий Сергеевич.

— Да, монеты, для оплаты найма и иных расходов по формированию, зайди, забери у казначея корпуса кованой конницы.

— Да кто гроши то забудет. Зайду, заберу.

Кроме дивизии кованой конницы Подопригоры, начали формировать еще три стрелковые дивизии. Рекрутов для одной набирали в Киевских и Блацлавских землях. А пару других, формировали из жителей Полоцкой, Витебской, Минской, Мстиславской и Новогрудских земель. И если поместное или как оно называлось в ВКЛ, шляхетское ополчение, уходило под командование царя и его воевод. То вновь формируемые дивизии, с согласия царя, обеспечивали всем необходимым, обучали, а в последствии и командовали уральские бояре.

В самом Уральском уезде, приступили к сколачиванию отдельных полков и дивизионов кованой конницы, в том числе учебных и кадрированных, в пару дивизий, призвав всех запасников проходивших срочную службу в тяжелой кавалерии. Постепенно начали наполнять личным составом и кадрированные стрелковые дивизии. Армия Русского царства начала стремительно увеличиваться в размерах, что сильно влияло на уменьшение государственной казны, да и калита «витязей» так же начала худеть. Но эти траты и потери были необходимы, ибо уже на следующий год начнется война с сильнейшей армией в мире, на этот период, армией Османской империей и ей вассалов. И избежать этой войны было ни как не возможно.

В этом же году в Полоцке снова сменился воевода. Новым воеводой стал бывший второй товарищ воеводы, боярин Картышев Юрий Васильевич, в первых товарищах у него остался, боярин Семенов Виктор Львович, который заканчивал перестройку крепости Полоцк, превратив город в огромную и сильнейшую крепость России в западных уездах. В этот же год полностью закончилось формирование и обучение Полоцкой крепостной дивизии, командиром которой стал боярин и воевода Полоцкий Картышев.

Зато четвертая стрелковая дивизия, дивизионного воеводы Тищенко Аркадия Степановича, начали перебрасывать на юго-запад, к засечной черте, где в окрестных лесах, для личного состава соединения, были выстроены временные зимовья, а так же возведены теплые, с крепкой крышей, времянки для лошадей частей, артиллерии и дивизионных припасов. Начавшаяся в конце лета передислокация дивизии, полностью закончилась к ноябрю, когда в лесные лагеря прибыли последние кавалерийские подразделения соединения. И кстати, заместителем Тищенко, был хорошо отметившийся в рейде «витязей» на Вильно, полоцкий боярин Федор Зиновьевич-Корсаков, полностью связавший свою судьбу с Русским царством.

* * *

За всеми заботами, не забыли «витязи» и про отданных им испанским монархом морисков. Как только, весной позволила погода, начался их вывоз из Испании. Вывозили по двум маршрутам. На арендованных трех десятках испанских и португальских судах, более десяти тысяч, набивая переселенцев в наемные нао, почти как «сельдь в бочку», вывезли с весенним караваном испанской короны в Новый Свет. В котором и расселили их, мелкими партиями, а то и одиночными семьями, в основном на землях Ивановского уезда. Хотя не мало их поселили на отошедших к Русскому царству частях Экспаньолы с Кубой.

Второй маршрут проложили от Севильи до Риги, в которую тремя рейсами, последний прошел уже в почти по зимнему не спокойным морям, так же на наемных торговых судах, в количестве сорока трех вымпелов, перевезли более ста тысяч морисков. Вот этих разбрасывали по предуральской степи Уральского уезда, в Алтайский анклав к Молоту и в Хорезм, к Беркуту. Заодно завербовав в армию большую часть молодых мужчин, не имеющих семей и парней, из числа переселенцев, что дало ещё почти восемнадцать тысяч рекрутов. А так же по устоявшейся традиции, избавили беженцев с Пиреней, от лишних ртов, маленьких детей от года до пяти лет, которых при таких переселениях, всегда образовывается огромное количество беспризорных малышей. В корпусе и институте, после прибытия новых воспитанников, даже пришлось строить новые спальные корпуса, ибо старых для вновь прибывших не хватило.

Прибывшие мориски неплохо прижились на новом месте. Хотя и были некоторые сомнения в создании ими замкнутых мононациональных анклавах в русских землях, но эти опасения к счастью не сбылись. Хотя прибывших, в большом количестве, в одном месте не селили. Особенно это касалось земель Уральского уезда, в котором большинство земель уже стали безопасны от налетов беспокойных кочевых соседей, за исключением восточного и северо-восточного рубежей уезда, в которых в основном и селили вновь прибывших. За то на восточном и юго-восточном фронтире Руси, в Алтайском анклаве у Молота и в Хорезме у Беркута, все пришлые, местными воспринимались как враги, с естественным к прибывшим отношением. И выжить, без объединения с переселенцами иных национальностей, без единой для всех идеологии, которая представляла в этих местах Русское православие, было не возможно. Если обособишься, не придешь на помощь соседу-переселенцу, то сегодня умрет он, а завтра ты. Так и переплавились мориски в «горниле» формирования русской нации. Чему в немалой степени способствовала политика «витязей» по формированию смешанных, межнациональных семей, под ненавязчивым, но плотным контролем священнослужителей РПЦ, выходцев из Уральского уезда, в большинстве закончивших богословский факультет Петроградского университета.

Заморская Русь. Январь-ноябрь по новому стилю 1572 года от РХ

На традиционном совещании командиров кораблей и флотских флагманских специалистов, состоявшееся в начале года при командующем флота, в этом году рассматривались три основных вопроса. Первый, подготовка перехода большей части флота весной 1574 года из Нового Света в Старый Свет, в Средиземное море. Наступала пора перенести войну поближе к земле Османской империи. В начале уничтожив её военно-морские силы и поддерживающих турок, берберских пиратов, с их базами в Алжире и Тунисе. Оставив побережье империи и её острова без прикрытия турецким флотом. Вот и пришлось за два года, до начала трансатлантического перехода большого количества кораблей, начать планировать его подготовку и порядок самого перехода. Заодно планировали и операции по разгрому вражеских морских сил и захвату их баз, обратив особое внимание на пиратские «гнезда», полностью вычистив их от разбойников.

Вторым, рассматривался вопрос об ускоренном возведении новой главной базы флота на Кубе и строительства города, порта, городских стен и артиллерийских фортов в Ильинграде. Как обычно катастрофически не хватало работников на строительстве в этих поселениях. Но выкрутились и на сей раз. По весне из Испании прибыл караван с переселенцами морисками, часть которых и задействовали на возведении основной флотской базы на Кубе. Остальных перебросили на материк, где для них так же нашлась масса работы.

Вопрос конвоирования судов «Серебряного флота» кораблями «витязей» шел третьим. Хотя с ним было все ясно, не первый год проводят торговую армаду в водах своей зоны ответственности. Все было уже давно просчитано и описано. Как обычно для этого дела выделили тяжелые и легкие фрегаты с дозорными двухмачтовыми барками.

Остальное время «отцы» командиры потратили на решения мелких текущих вопросов флота и заморских уездов Русского царства.

* * *

В апреле, первый раз, самостоятельно, в Новгород-Испанский прибыли суда ларошельских компаньонов русских поселенцев в Новом Свете. Загрузившись трюмы своих «круглых» судов колониальными товарами, гугенотские торговцы, в середине мая, отправились назад в Европу. Совместно с ними в Старый Свет вышла «турецкая» торговая эскадры, арендованные для перевозки морисков суда и каракки с галеонами, бывшей «европейской» торговой эскадры. В сопровождения к этим судам пошли фрегаты и барки, выделенные для сопровождение «Серебряного флота». А через пару дней, вышел из Гаваны и объединенный испанский торговый флот, перевозящий добытое за этот год в колониях золото, серебро, самоцветы и иные товары американских земель. Русские конвойные корабли и в этом году провели подопечные суда иберийцев, своих торговых компаньонов и своих собственных «купцов», без происшествий. Зато у Азорских островов часть испанских судов попали в шторм и «плотницкий» ветер еще с месяц подгонял морские волны, которые выбрасывали на берега центральных островов Азорского архипелага, остатки почти полутора десятков торговых судов, разбившихся во время шторма на прибрежных скалах Азорских островов. Остальные суда «Серебряного флота» и идущие впереди него корабли Заморской Руси, успели, буквально в последний момент, укрыться в гаванях местных островов. В которых и отстоялись, переждав буйство стихии у островных берегов и в открытом море.

* * *

В конце августа от испанских «союзников» пришла просьба, с информацией, о появлении в атлантических водах, около побережья Панамы, пиратских кораблей, которые уже захватили не менее тройки каботажных барок с грузом. Просьба выражаясь в предложении перехватить пиратские суда. Хотя подобные действия не входили в условия договора между Москвой и Мадридом, согласно статей которого, русские корабли были обязаны сопровождать только галеоны «Серебряного флота» в Атлантике от Гаваны до покидания ими вод Нового Света и корабли «Флот Южного моря», в водах Тихого океана до порта Панама. Однако пираты угрожали не только «союзникам», но и общему судоходству в Карибском регионе. В связи с этим, в конце августа, с матами, в самый разгар ураганов, гавань Порт-Росса покинула пара легких фрегатов, которые, почти через месяц, появились у побережья Панамы. И уже к концу сентября, загнали пиратские корабли в гавань Номбре-де-Диос, в которой и расстреляли из «единорогов» суда морских разбойников. Правда, еще до начала боя, сразу как только пираты вошли в бухту, от бандитских «посудин» к берегу ушли шлюпки с частью экипажей. И после быстрого подавления сопротивления флибустьеров, высадившиеся на берег их товарищи, попросту ушли, сбежали в глубину материка. Пока русские моряки разбирались с командами пиратских кораблей, сбежавшие разбойники успели далеко уйти от Номбре-де-Диос и преследовать их не стали.

После сдачи остатков команд атакованных судов, победители установили историю их появления в местных водах. В мае 1572 года из порта, не безызвестного «витязям» Плимута, вышли два не больших, но ходких корабля, 70-тонный «Паша» и 30-тонный «Свон» («Лебедь»). Этим отрядом командовал, так же хорошо известный попаданцам, правда заочно, по истории их мира, Френсис Дрейк, пока ещё не сэр. Пересекшие океан, англичане, в конце июля, вошли в воды Нового Света, в которых захватили и ограбили по пути пять небольших испанских судов, перевозящих не дорогие местные товары. После чего Дрейк решил пройтись вдоль побережья, пограбив стоящие на берегу поселения испанцев. Вот тут то его суда и прихватили русские фрегаты, загнав пиратов в гавань Номбре-де-Диос, в которой и уничтожили их. При этом сам Дрейк, с отрядом в два-три десятка своих ближайших сообщников, сразу, как только вошли в бухту, сошел на берег и сумел уйти по суше от заслуженного возмездия. И не только ушел от возмездия, но и захватив около побережья двухмачтовую барку, рискнул на ней пересечь океан, что ему благополучно удалось, и прибыть в Англию. Но в отличии от мира попаданцев, до Родины Френсис добрался хоть и живой, но зато больной, обессилевший и нищий, как и остатки команд его кораблей, да ещё имея за плечами огромный долг за корабли и припасы. Естественно ни какой аудиенции у королевы Елизаветы I Английской он не удостаивался и звание сэра из монарших рук не получил.

* * *

В Порт-Иване в этом году был большой спуск новых кораблей на воду. Первыми, в мае, спустили на воду пару кораблей управления, а за ними, в октябре, сошли со стапелей в свою стихию четверо тяжелых фрегатов, закладки 1570 года. На освобожденных местах сразу же начали строительства тяжелых фрегатов, пары в мае и четверки в сентябре, с готовностью всех шестерых в 1574 году.

Спущенные на воду корабли, были достроены, укомплектованы экипажами, прошли все испытания, введены в состав флота и внесены в его списки под именами: тяжелые фрегаты- «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три святителя». Корабли управления флотом- «Гера» и «Юнона». При этом «Гера» осталась в Порт-Иване, а «Юнона» ушла к месту службы, в Ильяград. Зато весь дивизион фрегатов, перешел в одно место, в гавань новой главной базы флота на Кубе.

Русское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1572 года от РХ

Навигация началась как обычно с отбытием из Архангеломихайловска рейсового клипера, а за ним и флотилии галеонов «Московско-Туркестанской торговой компании» с поморскими ладьями, загруженных «русским» товаром. В июне, на рейсовом клипере из Порт-Росса, прибыли перегонные команды, для части спущенных, в этом же месяце, на воду для достройки кораблей управления флотом. Освободившиеся стапели пустовали не долго, в течение недели на них заложили сразу полдюжины легких фрегатов. Вернувшаяся из Заморской Руси «Касатка», привезла команды для остальных кораблей. К сентябрю построенные корабли были готовы к переходу и ушли к местам своей будущей службы, имея на своих бортах не только перегонные команды, но и бригады монтажников аппаратуры управления (радиостанции с радарами). Пять кораблей «Белуха» увела в Порт-Росс, а один ушел в Нарву, где ему было предписано нести службу. К концу декабря все эти корабли были полностью подготовлены к несению службы, укомплектованы экипажами и ведены в строй флота «витязей» под именами, в Порт-Россе — «Афродита», «Венера», «Артемида», «Диана», «Афина» и в Нарве — «Минерва».

Навигация этого года в Поморье, закончилась без происшествий и так же традиционным возвращением на зимовку из-за океана «Касатки».

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ

Закончились в Карибском регионе ураганы, начали возвращаться ушедшие в Старый Свет суда. Вернулась «турецкая» эскадра, привезшая выкупленных православных невольников из магометанской неволи. Как обычно, в последние годы, среди выкупов, подданных московского правителя не было, отсутствовали в этот раз и православные с южной украйны Речи Посполитой. В основном пассажирами «турецких» судов был болгарский, сербский ясырь, с небольшим количеством армян и грузин, в общем количестве тысячи восьмиста человек, естественно с огромным преобладанием мужчин над женщинами. Всех прибывших, после необходимых процедур приемки новеньких из рабства и небольшого отдыха от дороги и турецкой неволи, распределили по обычной схеме. Сперва отобрали добровольцев для вооруженных сил, стать военными решили порядка шести сотен человек, около трехсот отправили на жительство в Ильяград, а остальных оставили для работы и жительства на Кубе.

В начале декабря пришли из Испании суда бывшей «европейской» торговой эскадры и три десятка арендованных «круглых» «купцов», на которых прибыла вторая партия морисков в количестве почти двадцать тысяч человек, в этот раз с преобладающем слабой половины населения. Мужья многих женщин из этой партии навечно остались в испанской земле, погибнув во время восстания. Эту партию в Ивановский уезд не селили, разбросали между Кубой и Ильяградом с его селитряными копями. Заодно пристроили и вдов с их чадами, выдав замуж за одиноких мужчин, в местах распределения прибывших морисков, обвенчав новых супругов по русско-православному обряду.

Перевозили переселенцев в Ильяград на флейтах. В обратный рейс, впервые, в трюмы «торговцев» загрузили плотно закрытые бочки, в которых, герметично закупоренной, перевозилась на Русь ильяградская селитра, которая окончательно решила на Руси вопрос с наличием этого нужного в «хозяйстве» вещества. И недостаток пороха русской армии больше не грозил. Да и сельское хозяйство с химпромом Уральского уезда, не остались обделенными селитрой.

* * *

В этом году флот «витязей» увеличился на восемь кораблей, ранее не строившихся в этом мире. Из этой восьмерки «Гера» была приписана к Порт-Ивановской эскадре, «Юнона» к Ильяградской эскадре, «Афродита» к Тобагской, «Венера» к базе Порт-Росса, «Артемида» к главной базе на Кубе, «Афина» стала флагманом флота, «Диана» подняла вымпел заместителя командующего флота, а «Минерва» стала флагманом командующего Балтийской эскадры.

Земли чужих государей окрест Русского царства. Январь-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ

В этом году в Европе было не скучно. Испания получила в Нидерландах организованное, уже на уровне государства, сопротивление своим действиям. Штатами Голландии и Зеландии статхаудером-штатгальтером (наместником) этих провинций был признан Вильгельм I Оранский, который получил почти диктаторские полномочия на этих землях.

* * *

1 мая 1572 года в Риме, в своей резиденции в Ватикане, скончался Римский Папа Пий V. 13 мая семьдесят второго года его на престоле Святого Петра сменил кардинал Уго Бонкомпаньи, ставший новым Римским папой под именем Григория XIII. Его приход ничего хорошего для Русского царства не предвещал и не дал. Новый папа являлся одним из основных вдохновителей и руководителем Контрреформации, при этом стремясь распространить католицизм на территорию России. А через десять лет, в мире попаданцев, он провел реформу календаря, названном его именем. По которому и вели своё летосчисление бывшие реконструкторы.

* * *

Не отстала от остальных стран и Франция, внеся несколько страниц в летописи монахов различных монастырей, своей знаменитой Варфоломеевской ночью в «блистательном» Париже. Резню гугенотов спровоцировала католическая партия, поддержанная королевой-матерью Екатериной Медичи с её давними итальянскими советниками Альберто де Гонди, Лодовика Гонзага и под покровительством самого короля Карла IX, который в ночь убийств, самолично стрелял из окон Лувра из аркебузы, по пробегающим мимо окон протестантам. Сигнал к началу резни гугенотов прозвучал с колокольни церкви Сен-Жермен-л» Осеруа 23 августа 1572 года, в канун дня святого Варфоломея, спустя шесть дней после свадьбы королевской сестры Маргариты Валуа с одним из трех главных лидеров протестантом Генрихом Наваррским, принцем де Бурбоном, состоявшейся 18 августа. В связи со свадьбой большинство из самых богатых и видных гугенотов собрались в столице королевства, в которой и остались навсегда в виде растерзанных трупов, во главе с основным из тройки военных и политических предводителей протестантов адмиралом Гаспаром де Колиньи. В эту ночь Париж недосчитался более пяти тысяч своих обитателей, и среди погибших были не только гугеноты, но хватало и добропорядочных католиков, убитых в основном по каким-либо личным мотивам их соседями и знакомыми. Гугеноты потеряли в эту ночь большую часть своих лидеров, хотя Генрих Наваррский, будущий король Франции Генрих IV, сумел спастись, укрывшись в апартаментах своей молодой жены. Вслед за столицей, волна убийств протестантов прокатилась по провинциям королевства, за три недели вне стен Парижа погибли ещё более тридцати тысяч человек, так же как и в столице в основном гугенотов. Протестантам во Франции был нанесён сокрушительный удар, в результате которого они лишились многих из своих видных предводителей и рядовых бойцов. После этих избиений около двухсот тысяч гугенотов бежали в соседние страны. Государи и правительства Англии, Польши, немецких королевств, княжеств и герцогств выразили свое недовольство такой возмутительной вспышкой насилия. Не остался в стороне и пнул основного союзника Блистательной Порты и русский царь Иван IV, также осудивший такое обращения французского монарха со своими подданными.

* * *

Польский король и великий князь Литовский Сигизмунд II Август не смирился с потерей земель своего княжества. С начала года, заняв денег, увеличил вдвое кварцяного войск с четырех тысяч до восьми тысяч кавалерии, правда за счет легко вооруженных казаков и небольшого количества панцирных казаков. Снова уломал сенат объявить Посполитое рушение, которое и объявили не дожидаясь весны. С великим трудом королю, его командирам и части безоговорочно поддержавших монарха сенаторам, удалось к началу июля собрать более двадцати тысяч войск, в том числе и пять тысяч наемной пехоты из немецких государств. С таким войском можно было уже выбивать московитов из перешедших к Москве воеводств, хотя бы с правого берега Днепра. Тем более, что большая часть русских пехотных полков, зимовавших на вновь присоединенных землях, были в начале весны сосредоточены в окрестностях Киева. Но судьба не дала Сигизмунду II Августу отбить свои земли, 7 июля 1572 года король умер и польная шляхта получила своё лучшее развлечения, выборы нового короля. Развлечение закончилось только в следующем году, когда на опустевший трон Речи Посполитой избрали брата французского короля Генриха Валуа. Французского золота оказалось просто больше, чем его смогли раздать выборщиках из шляхты другие кандидаты. Вместе с Валуа участвовали в выборах в качестве кандидатов: эрцгерцог Эрнест Габсбург, сын императора Священно Римской империи Максимилиана II, король Швеции Юхан III Ваза, муж сестры умершего монарха Катерины Ягеллонки и Семиградский князь Стефан Баторий. Московский стол, в лице царя Ивана Васильевича и его наследника Ивана Ивановича, в связи с событиями прошедшими в текущем году на Руси и в Крыму, в этой «гонке» не участвовали. Царь и царевич были в войсках и им заниматься борьбой за польский трон было некогда.

Правда Генрих просидел на троне Ягеллонов чуть более года, попросту сбежав из Польши в феврале 1574 года, бросив польский стол и панов, что бы занять опустевший французский престол.

Более ни чего такого в окружающих Русское царства землях, что бы заслуженно войти в летописи, в текущем году не произошло.

Русское царство. Январь-июнь по новому стилю 1572 года от РХ

В январе в зауральскую степь ушли ватаги купеческих приказчиков, для закупки у казахский ханов и прочих степных султанов и правителей коней. Летом сего года понадобиться огромное количество не высоких, но выносливых степных лошадок, для переброски пеших стрельцов к месту боя. И уже весной, как только подсохла степь, на земли уезда начали перегоняться кочевниками, табунки и табуны невысоких, маленьких, но крепеньких и выносливых степных лошадок. А для уездных табунщиков и кавалеристов расквартированных в уезде частей и подразделений, наступили горячие деньки, всех пригнанных лошадей предстояло хоть немножко объездить и мало-мало приучить к седлу и всаднику. Чуток обученных и приученных коней снова сбивали в табуны и начинали перегонять через степь к Волге, на берегах которой временно и оставили их пастись, до нужного момента.

Все начало этого года в Уральском уезде шли активнейшие приготовления к предстоящей войне с татарами и турками. Наполнялись личным составом кадрированные подразделения, сбивали их в боеспособные части и соединения. Запасали оружие, припасы к огнестрелу, даже начали производить новинку, обычную для попаданцев колючую проволоку, но невиданную вещь для хроноаборигенов, которой запасли порядка сотни километров. Предполагая использовать её для остановки легкой татарской конницы и пехоты из этих же спешенных кавалеристов, это самом то, если и не остановить, но основательно задержит под огнем орудий и ружей. Из тех же расчетов, задержать противника перед укреплением как можно дольше, начали производить в массовом порядке и простейшие противопехотные мины нажимного или натяжного действия. Полкило пороха, в просмоленной деревянном корпусе, запал, с капсюлем и «гвоздиком», либо с выдергиваемой чекой. Но запустили в производство, не большой серией и более «навороченную» мину, МОН-50, на основе местных материалов и технических возможностей. Однако электродетонатор у данной мины сохранили.

С окончанием ледохода начали перебрасывать поближе к предстоящему ТВД припасы, укрывая их за стенами городков и крепостиц. В том числе, в июне, перебросили в Царскую Крепость (Царицын) детали шести уральских шхун, оснастку для них, вооружения и припасы для выхода в море. В июле, по переволоку, перекинули в Дон, в котором и собрали кораблики, вооружили и снабдив припасами и командами, перевели к концу октября во взятый русскими войсками Азов.

* * *

Приготовления к войне, но более скрытые, шли и на остальной территории царства. Доформировывались крайние полки царских стрельцов, их полусотни запланированных русским монархом. Но обучения мужиков, набранных в полки дело не быстрое, а войска нужно быстро. И пошли из-за границы группы разноплеменных наемников, сведенных в русской земли в отдельные наёмные полки иноземного строя. В основном шли немцы из германских княжеств и жители бывшей Ливонии, в том числе и проживающие уже в Русском царстве. Но с началом навигации в Ригу прибыла пара отрядов тысячи по полторы наёмников из ирландцев и шотландцев. Хотя представители «витязей» установили контакты с ирландскими и шотландцами кланами еще пять лет назад, потихоньку снабжая понемногу своих знакомцев трофейным оружием, военным припасами и изредка подкидывая не большое количества серебра, натравливая их немного по бандитствовать на суше и по пиратствовать на море против подданных королевы Елизаветы I Английской. То наем, представителей этих народов в ряды русской армии, произошел впервые. Заодно ещё раз подтвердили «слабость» армии и власти царя Ивана, запустив за рубежом слух, об недоверии московского правителя к своим воинам и боярам. Из-за чего царь и вербует в свою охрану иностранных наёмников.

* * *

Прибытие наемников из-за рубежей царства, особенно из германских княжеств, несло угрозу эпидемии чумы, которая продолжая систематически появляться в портовых городах Балтики, и каждый год, с наступлением тепла, пытавшаяся прорваться через царские санитарные кордоны с карантинами. Вот и среди прибывших «солдат удачи» выявили пару случаев заболеваний одного-двух ландскнехтов. Благо быстрая изоляция в карантине, не только заболевших, но и всех контактирующих с ними, позволило избежать разрастания этой болезни в эпидемию. Помещенных в карантин начали лечить лекарскими снадобьями, что по царёву распоряжению привезли лекари из Петроградского университета, и большинство из заболевших выжили, только парочка, заболевших самыми первыми отошли в иной мир. Да ещё очередное судно с чумной командой на борту перехватили, поместив в карантин. Этих правда лечить очень и не старались, нечего переводить царские снадобия на схизматиков и еретиков разных. Но все, кто к моменту помещения в карантин не имели видимых признаков «черной смерти», хотя бы и были инфицирование, вышли из него своими ногами, живыми и здоровыми. Правда без корабля, товаров и другого имущества, которые по действующим царёвым правилам были сожжены, как подвергшиеся заражению моровым поветрием.

* * *

За то, с начавшимися прибывать с наступлением навигации из Испании морисками, подобных чумных эксцессов не было, сказывались арабо-испанские традиции чистоты и гигиены. Из Риги, переселенцев не задерживая, перевозили через все царство на Урал, где уже и определяли на постоянное место жительство. Часть оставили в землях уезда. Часть по весне отправилась с очередным караванам с припасами, на Алтай к Молоту, к которому присоединились почти три тысячи переселенцев морисков. Туда же, с осенними караванами, в количестве четырех штук, идущих друг за другом с интервалом в три дня, вывезли ещё более одиннадцати тысяч переселенцев из Испании. И третью часть, порядка пятнадцати тысяч человек, по Каспию, перебросили в Хорезм к Беркуту.

* * *

Прибытие очередной партии переселенцев в землю благословенного Хорезма, местные восприняли враждебно. Ведь для приехавших в прошедшем году и переселившихся ещё ранее чужестранцам, хан Хорезма, Хаджи Мухаммад-хан, выделил земли, часть которых забрал у своих подданных, а ещё с этими приезжими пришлось делиться водой. И в Хорезме, а конкретно в Хиве с её окрестностями, полыхнул бунт.

В первую очередь бунтовщики истребили ненавистных приезжих. В основном под «раздачу» мятежников попали прибывшие в прошлом и в этом году мориски, селившиеся небольшими общинами, по пять-шесть семей на кишлак, в котором проживали и местные жители. Вместе с морисками под ножи пошли и иные переселенцы от «витязей», да и местным, оставшихся верными своему хану, так же не поздоровилось, их уничтожали семьями, вырезала всех поголовно, от малых до старых. И уже через три дня Хаджи-Мухаммад-хан потерял власть в Хивинском оазизе. Хотя, еще утром, второго дня бунта, в Хиву вошли шесть тысяч всадников бухарского хана Абдуллы-хана II, а к вечеру этого же дня, в оазис прискакали и четыре тысячи конных туркменов из племени теке, под предводительством своего военного вождя Аба-сердара.

Но не долго мятежники наслаждались плодами победы, уже через неделю, в окрестностях Хивы появились русские и правительственные войска. А на вторые сутки, после прихода проханских войск в оазис, у стен древней Хивы, произошло сражение между объединенными силами мятежников, в составе: всадников Бухарского хана, туркменской кавалерии и двух тысяч конных нукеров местных хорезмийских беков, большинство из которых приходились различными родственниками правящему хану, а так же более чем шести тысячи пехоты, сформированной из горожан и окрестных дехкан. На стороне Хаджи Мухамед-хана в сражение, под командованием воеводы Беркута, вступило войско, состоящее из первой бригады конных пустынных стрелков Русского царства, полутора тысяч всадников поместного ополчения, из сосланных в Хорезм русских помещиков, участвовавших в заговорах против Ивана IV и их боевых холопов и пяти тысяч ханского войска. Правда только две тысячи кавалеристов, нукеры личной охраны хорезмийского монарха, были профессиональными воинами. Остальная часть войска, в три тысячи пехоты, состояла из добровольцев-ополченцев городов и дехкан.

Первыми боевые действия начали правительственные войска. Рано утром, еще по туману, пришедшему на поля от многочисленных арыков и каналов, окружавших город с окрестностями, построились в боевой строй, в котором центр построения занимали спешенные стрелки, с введеныев их ряды трех и восьми фунтовыми «единорогами», прикрытые на флангах конницей. С тыла, строй прикрыли обозными телегами с верблюдами и ополченченской пехотой.

И как только туман, под утренними лучами солнца начал истаивать, но дневная жара еще полностью не овладела землей, по холодку, проханское воинство не спеша, медленно, перешло в наступление. Их противники, так же успевшие построиться и изготовиться для боя, не стали ожидать пока на них ударят враги, и сами атаковали в конном строю наступающих, желая таранным ударом кавалерии прорвать в центре пехотный строй ханского войска. Однако, уже через полчаса, первая атака захлебнулась под орудийной картечью неприятия и непрерывной плутонговой стрельбой его пехоты. Минут через сорок, ушедших на приведение в порядок поредевшего и потрепанного войска мятежников, наступил черед второй атаки. Которую так же постигла участь первой, но при намного большими потерями со стороны бунтовщиков, так как, их военачальники гнали своих подчинённых в бой не смотря на огромные потери. Откат от русско-хорезмийского строя, стал для бунтовщиков началом конца. В спину, фактически бегущим от строя стрелков потрепанных остаткам кавалерии мятежников, ударила кованая правительственная конница. И только закрытие городских ворот и жертвование оставшихся за линией городских стен большей части уцелевшей конницы и всей пехоты, позволило бунтовщикам и их союзникам не допустить прорыва в Хиву, «на плечах» бегущего врага, всадников законного монарха.

Но и эта отсрочка была не долгой. Уже к полудню, подошедшая пехота хорезмийского хана, добив и пленив оставшихся за чертой города вражеских воинов, сконцентрировалась около северных ворот Хивы, согнала, картечью и пулями, со стен и башен наружной городской стены её защитников. Саперы русской бригады заложили у створок ворот мину и взорвали её, вынеся сами ворота и оглушив прятавшихся в воротной арке городских стражников. Внутреннею деревянную решетку, так же разрушили несколькими зарядами, привязанными на самой решетке. Взрывы просто выломали брусья решетки, открыв штурмующим доступ в город, чем последние не замедлили воспользоваться, быстренько проникнув через пролом за стену. Захватили воротные башни и разблокировали запорные механизмы, расчистив воротный проезд, через который в Хиву ворвались основные силы штурмующих, в том числе и их конница. Однако, оборонявшиеся, успели в небольшом количестве укрыться во внутреннем городе, закрыв ворота чуть ли не перед самыми мордами коней правительственной кавалерии, снова бросив своих сотоварищей по бунту, обрекая их на смерть от рук русских и ханских воинов.

К вечеру Хива, за исключением цитадели, была в руках Беркута. Подчиненные ему воины еще до темноты практически полностью зачислили город от вражеских войск. Если где в домах и остались прячущиеся, разрозненные одиночки, то они по большому счету не представляли большой опасности для войска победителей.

На утро, после артподготовки, в ходе которой пара бомб, начиненных пироксилином, взорвались в арках ворот, причинив большие разрушения и самим аркам, и воротам, руководство бунтовщиков сдалось на милость победителя, надеясь сохранить себя жизни, либо за выкуп (бухарцы), либо полагаясь на родство с ханов (беки из числа родственников монарха Хорезма), либо откупившись от ханского гнева золотом и серебром (беки не входящие в число ханским родичей и знатные туркмены). К чести предводителя всадников теке Аба-сердара, среди сдавшихся его не было. Его, израненного, обнаружили на поле боя, у стен Хивы, где он со своими воинами атаковал строй спешенных конных стрелков и получил пару пуль в грудь и плечо. После оказанной помощи, он был помещен в лекарню бригады, где и оставался до своего выздоровления. О том, что Аба-сердар, остался жив и был пленен русскими, хан и его приближенные так и не узнали, им попросту «забыли» об этом сообщить.

Ответного визита «вежливости» во владения дорогого родственника, бухарского владыки Абдуллы-хана II, десятый узбекский правитель из династии шибанидов, хан Хорезма, Хаджи Мухаммад-хан, решил не наносить, с чем был согласен и Беркут, и руководство «витязей», с которым воевода Беркут снесся по радио.

* * *

С начала года от резидентов в Константинополе и Бахчисарае поступали тревожные сведения о подготовке в текущем году грандиозного похода объединенного татарское-турецкого войска на Русь. Сновали гонцы от султана к бейлербею Румелии и Крымскому хану и обратно. Ханские посланцы скакали их Бахчисарая в города полуострова, в горные и степные ставки крымских мурз. На Перекопе собирались воинские припасы. В мае пришли сообщение о выходе из порта Константинополя галер с янычарами, топчу со своими пушками и кавалерией сипахов в Крым, в гавани которого, эти корабли благополучно и прибыли в этом же месяце. Вскоре в крымских портах бросили якоря торговые суда, пришедшие из Румерийского бейлербейства, привезшие пехоту-азапов, в дополнение к прибывшим из столица империи войскам, и немного отдохнув в портовых городках, турецкие воины пошли к Перекопу.

В начале июня из Бахчисарая пришла радиограмма, с информацией о выходе с полуострова огромного войска более чем в сто семьдесят тысяч человек. В войско помимо семи тысяч янычар, трех тысяч сипахов, сотни топчу при двух сотнях разнокалиберных пушках, от крупных осадных до небольших полевых фальконетов, пятнадцати тысяч азапов, из Румерийских эялетов, входила татарская конница крымского хана в количество более чем девяносто тысяч всадников. Что бы собрать такое количество воинов Девлет-Гирей «выскреб» кочевья своих подданных под «чистую», поставив на этот поход все, и свою власть с собственной жизнью, и жизнь своих подданных, и даже само существование ханства. В случае неудачи османский владыка не простился бы проштрафившемуся крымскому «собрату» поражения, и ликвидировал бы не толка самого Девлет-Гиреля, но возможно что и само ханство. В войско забрали даже ранее почти не ходивших в поход татар, жителей горного Крыма. На завоевание Руси шли и шестидесятилетние старики и четырнадцатилетние юнцы. В кочевьях остались только совсем малолетки, древние старики, да совсем неспособные к походу калеки. В ханской столице, Бахчисарае, осталась тысяча воинов личной гвардии хана, для охраны его семьи, да на Перекопе, дополнили турецкий гарнизон полторы тысячи всадников, и ещё пятьсот всадников, разбросанных сотнями и полусотнями по всему полуострову. Кроме легкой татарской конницы, хан поднял в поход и пехоту, пятнадцать тысяч которой навербовал в приморских городах из их жителей, греков, готов, аланов, армян, генуэзцев и прочих народов, потомки которых длительное время проживали на земле полуострова. В Диком поле к армии должны были присоединиться тридцать тысяч ногайских всадников, в основной своей массе из улусов мирз Уруса, Ураза и кочевий, находящихся под личный управлением самого бия Дин-Ахмета, а так же не менее десяти тысяч кованой конницы уорков, различных черкесских князьков, а то и откровенных главарей различных бандитских шаек. И вот вся эта огромная орда медленно, но неотвратимо накатывала на Русское царство, подойдя, в начале июля, к границе Руси, остановившись перед укреплениями Засечной черты.

* * *

Известие о появлении у границы государства огромной вражеской орды, не застало врасплох ни московского монарха, ни его подданных, в том числе и «витязей», план отражения нашествия был давно составлен, утвержден Иваном Васильевичем и проведены подготовительные мероприятия к его осуществлению.

По предложению «витязей» за основу были взяты действия русских войск, имевшие место при отражении данного нашествия в мире-времени попаданцев. Если там все получилось, то и здесь то же должно пройти так же. Тем более, что хотя армия вторжения намного превосходила подобную армию в мире «витязей», но и армия Русского царства, так же была намного мощнее и многочисленнее, чем в истории реконструкторов. Вот с учетом нынешних реалий и скорректировали «витязи» проведения военной компании 1572 года против Крымского ханства, Османской империи и их союзников. А что бы орда шла по предписанному ей в плане маршруту, во всяком случае её основные силы, ещё в начале года задействовали агентуру внедрённую к участникам второго заговора, во главе которого стоял ближайший к царю человек, князь Иван Фёдорович Мстиславский, боярин, глава Боярской думы. Вот и отправили заговорщики своих посланников к Девлет-Гирею с грамотой, в которой рекомендовали место для прохождения укреплений засечной черты. В общем пока все шло более менее по плану. Хотя и не без проблем. И главной проблемой было убедить государя пока не арестовывать заговорщиков, особенно князя Ивана, к которому монарх питал искреннее расположения и привязанность, всегда обрывал любые наветы на него. Но собранные в деле доказательства убедили Ивана IV в измене очередного его приближенного из числа княжат. Естественна реакция царя немедленно наказать человека посмевшего пренебречь царской дружбой. Но в результате более чем двух часовых уговоров государя Черным и Воротынским, удалось убедить царя Ивана, не только не хватать Мстиславского или кого либо из иных заговорщиков, но задействовать весь свой талант лицедейства, который у монарха был не малый, и продолжить внешне относиться к главе Боярской думы все так же как ранее. Без изменений в худшую или лучшую сторону.

Русское царство. Июль по новому стилю 1572 года от РХ

Прорыскав вдоль засечной черты почти весь июль, напустив на засечные укрепление в районе города Белева свои адские создания, земляных монстров-големов, управляемых их создателем, злокозненным басурманским колдуном Менги-нукером, татары, оставив три тысячи всадников для охраны Менги-нукера и блокирования гарнизона Белева, неожиданно, для большинства русских защитников границы, ушли на запад и 25 июля с ходу форсировали Оку сразу в двух местах, у впадения в неё реки Лопасни, через Сенькин брод, и выше Серпухова по течению. Крымский авангард, под командованием Теребердей мурзы, сбил походя небольшие русские сторожевые станицы в местах переправ, в двести и в сто боярских детей. Последние не сильно то и сопротивлялись. Постреляв для проформы по переправляющимся врагам из луков, русские воины споро отскочили от татар, не вступая с ними в ближний бой, и даже не подпуская их на полёт стрелы, ушли от погони, благо кормленные овсом кони были не в пример резвее выросших на подножном корме степных лошадок. Да и сами крымчаки не стали долго задерживаться у переправы и ловить, уничтожать, отскочивших конных боярских детей, так погонялись для приличия. И не задерживаясь у реки, наметом пошли дальше, ведомые проводниками, из числа перебежчиков-заговорщиков, направленных Девлет-Гирею руководством заговора.

В течении 25–27 июля вся орда с огромным обозом и артиллерией, переправилась через Оку и вступила на землю Русского царства, уже который год не видавшей у себя татарского людолова. Ведь и сам хан, и его окружения, и султан Селим и даже сам великий визирь Мехмед-паша, нисколько не сомневались в успехе этого похода. Хан, с согласия султана и великого визиря, самоуверенно расписал и разделил русские города и уезды между находившимися при нем мурзами и своими придворными. Да и кто мог сопротивляться такой огромной армии, имевшей для взятия городов хорошие турецкие крупнокалиберные пушки, с отлично обученными топчу армии султана. Вот и набрали, и сам Девлет-Гирей, и пошедшие с ним в поход мурзы, и ханские придворные, большие обозы, в которые загрузили в основном необходимые им для комфортного, как в своих крымских дворцах и поместьях, житья в завоеванной стране вещи, предметы, слуг и даже некоторое количества наложниц. Полностью гаремы тащит не стали. Зачем? Если в Московии можно набрать огромное количество белокожих, голубоглазых пленниц и приспособить их для утех. Хотя личные обозы знати и задерживали армию, но и крымский хан шел на Русь в не набег, а на её завоевание, и скорость обоза на это не влияло. Его воины шли так же быстро, как и всегда в набегах.

Утром 28 июля, хан с охраной, свитой и своим личным обозом начал движение по серпуховской дороге на Москву. За ним пошли и остальные обозы, артиллерия, их охрана и арьергард. В результате чего орда растянулась на двадцать пять километров, что ранее, при набегах, особенно ещё до захвата добычи, татарские военачальники ни когда не допускали.

* * *

Получившее известие о выходе из Крыма орды завоевателей, русское командование начало действовать. Согласно плана, сам государь с наследником, во главе поместного ополчения, дюжины стрелецких полков и осадным парком, отбыли еще в мае, во вновь присоединенные земли, что бы прикрыть их от посягательства разобиженной шляхты Речи Посполитой. Хотя в Киев, с государем и наследником, прибыли только стрельцы и осадные орудия, да «витязи» Крупнов со Стуликовым да их личные боевые холопы, пришлось попаданцам отозвать на Русь всех, кого только было можно. Сорок тысяч поместной конницы по пути где-то «потерялись» на просторах Русского царства. Но донести об этом Девлет-Гирею и его мурзам уже было некому. Все хотевшие это сделать, уже «пели» в допросных «специалистам» боярина Скулатова-Бельского, по тихому изъятые из войска и приказов «волкодавами» Воротынского-младщего. При этом сам Воротынский, с Гуровым, Ивановым и Басмановым, под командованием воеводы Воротынского Михаила Ивановича-старщего, уже вели вверенные им войска на встречу с врагом. Была и третья армия, во главе с Черным и Полухиным с Брусиловым, да Батовым с Лазаревым и Седых, которая с начала лета начала сосредотачиваться в верховьях Дона, нацелившись на Азов и далее в Крым-Керчь, Кафа и так далее по побережью.

* * *

— Ну что младший, вот и наступило наше время. — обратился князь Михайло Воротынский к своему полному тезки из «витязей».-Пора выступать. Басурмане полностью переправились через Оку, оставив для охраны бродов по двадцать пять сотен воинов. Основные силы орды уже Пахру перешли. А их дозорный чамбул, ещё дальше ушел.

— Выступаем Михаил Иванович.

— Так, давай сразу уговоримся. Ты Михайло с князем Басмановым да боярами Ивановым и Гуровым со своими полками и с большей частью артиллерии станете на холме, в большом «Гуляй городе». А я со стрельцами да наёмными немчинами, внизу, у подножья, между холмом и речкой стану, в малом «Гуляй городе». А конницу поручу князю Хворостинина.

— Извини Михаил Иванович. Давай лучше я встану у холма с пехотой. А ты, главным воеводой государем над всем войском поставлен, вот и будь на холме, командуй всей армией. — возразил Воротынский-младший.

И тут же получил ответ от князя Воротынского-старшего:-Ты Михайло пойми, я государем главный воеводой над всем этим войском поставлен. И должен быть там, где мы считаем наиболее опасно будет в битве. Иначе воины не поймут меня. Я должен стоять внизу со стрельцами. Долг это мой как воеводы.

— Князь Михаил. — вмешался в разговор Басманов — Я предлагаю князю Хворостина дать во товарищи боярина Иванова. А то наша кованая конница немного отличается от поместной кавалерии. Естественно и способы применения её в бою будут несколько иными. Князь Дмитрий особенности наших всадников не знает и не сможет с полной отдачей использовать их. А боярин Иванов, сам лично участвовал в создании нашей кованой конницы и отлично знает её особенности и умеет их использовать.

— Согласен с тобой князь. Пусть так и будет. — согласился с доводами Басманова Воротынский-старший. — Сейчас давайте поднимайте свои полки и с Богом выступаем, басурманские обозы уже скоро Молоди пройдут.

* * *

И действительно, когда русское воинство подошло от Серпухово к запланированному месту сражения, то его уже давненько успел миновать даже вражеский арьергард. Вдогонку за тыловым охранением захватчиков тут же ушел, не сильно поспешая, что бы не загнать лошадей, передовой полк, под командой молодого князя Дмитрия Ивановича Хворостина, в составе двух тысяч всадников поместного ополчения. А остальное войско скоро начало оборудовать свои позиции. Само поле боя выбрали у деревни Молоди, два десятка дворов которой виднелись за рекой Рожаей, по левой стороне большой Серпуховской дороги, при движении на Москву. Через речушку, хотя и маленькую, скорее даже ручья, но быстренькую, с ледяной водой и топкими, заболоченными берегами, был переброшен мост. Сразу за мостом через Рожаю, слева виднелись Воскресенский погост и деревянная церковь во имя Воскресения Словущего, стоящая на возвышенном берегу реки Рожай, у впадения в нее речки Молодки. Сама деревенька со всех сторон была окружено густыми лесами. Зато на запад от неё, имелись пологие холмы, около которых местные мужики вырубили деревья с кустами и распахали землю, пустив её под поля. Вот на одном из них, самом большом и начали обустраивать свою основную позицию русские войска. Большой «Гуляй-город», установили в два ряда. Первый опоясал весь холм на высоте двух третей от подножия, сплошным рядом щитов с бойницами под орудия. Только с юга оставили неширокий проем для прохода конницы. Второй ряд отступив с два десятка метров, опоясал плоскую вершину холма, щитами, между которыми виднелись просветы. Благо, что заблаговременно поработали с холмом. Ещё в прошедшем году прокопали по его окружности, на месте установки щитов первого ряда, плоскую дорогу, на которую споро и развезли телеги со щитами. Тут же связывая их друг с другом и привязывая веревками к вбитые по выше по склону кольям. В это время другие стрельцы, разобрав железные лопаты, начали подправлять, немного углубляя, оплывший за прошедший, почти год, неглубокий и не широкий ров, так же выкопанный вкруг холма в прошлом году. Да и самих щитов было большее количество, как ни как с дюжины полков собрали. При этом щиты видоизменили, вместо одной бойницы, в щите вырезали пару, в которые и установили по два «единорога», правда небольшого калибра, трех и восьми фунтов. По склонам холма и по лугам у его подножия, разбежались саперы, споро закапывая в землю мины, а то и просто устанавливая в неглубоких ямках острые четырехгранные штыри, закрывая ямки поверку растущей рядом травой. Вбивали в землю колья, путая их сами и пространство между ними колючей поволокой. Оставляя мотки этой же проволоки просто в высокой траве, у подножия и склонах холма. И напоследок, щедро «засеяв» западный, северный и восточные склоны холма и прилегающие к его подножью луговины железным «чесноком», который в высокой траве, покрывавшей округу, успела вырасти с прошлого года, как запретили в этом месте временно сеять зерно, хорошо скрылся от взгляда людей. Кроме рукотворных препятствий русские позиции неплохо прикрывала и природа. С юга, запада и частично с севера, самая большая возвышенность защищалась речкой и болотцами, а с востока оврагами с высокими отвесными стенами.

У западного подножья холма, между высотой и руслом Рожайи, отступив от начала северного склона, ближе к южному, начали строить вторую линию малого «Гуляй города». Линия возводилась в виде небольших насыпных редутов, окопанных не глубокими рвами. Землю из которых и использовали для насыпки в плетенные корзины и плетни, из которых и строили редуты. Запасы плетенных, огромных, высотой в два метра, при диаметре в полметра, корзин, завезли в окрестности Молоди поздней весной и до поры, под ответственность местного деревенского старости укрывали в лесах. А колья и лозу взяли тут же, по берегам рек и болот.

Такими темпами уже через четыре часа, буквально на пустом месте, выросли хорошо укрепленные позиции русской армии между речками Рожай и Лопасня. А еще через пару часов, уже под вечер, появились всадники из полка Дмитрия Хворостины, не жалея коней, всей своей двухтысячной массой уходящих от отставших от них метров на сто, не более, лавы степной конницы. Не останавливаясь, русские воины, проскочили между почти возведенных редутов, а по преследующих их вражеским воинам, с фланга, а с некоторой задержкой и с фронта грянули орудийные залпы, поддержанные плутонговой стрельбой пехоты. Под фактическим ливнем картечи и пуль, двадцать тысяч ногаев, под командованием мурзы Керембердеева, разом уменьшились почти на четверть. Пара передовых рядов и все, кому не посчастливилось оказаться во время атаки на правом фланге лавы, смело на землю, частенько вмести с их конями, массой смертоносного металла, ударившего в беззащитную плоть людей и животных, разрывая мясо, ломая кости, отрывая и разбрызгивая головы. Последующие за первыми залпами, другие залпы, хотя и взяли меньше жизней, но так же внесли свою лепту в уничтожение кочевников. Из огневой ловушки сумели вырваться, воспользовавшись начавшимися сгущаться сумерками, едва ли половина от первоначальной численности ногаев. Остался на поле боя, вместе с большей частью своих воинов и мурза Керембердеев. За то победителям добавилось работы. Не теряя времени, часть их приступила к уборке трупов побежденных и их коней, другая, повела телеги со щитами «Гуляй города» к северному подножью холма, где и начали устанавливать их, копать ров с небольшим валом. Саперы опять ушли вперед, где, при свете керосиновых фонарей, а иногда и просто факелов, начали, устанавливать перед позициями малого «Гуляй города» мины, там же копать ямки и втыкать в них штыри, вбивать колья, запутывая и их, и пространство между ними колючей проволокой. Маскирую витки той же проволоки в зарослях травы. А напоследок, разбрасывали, так же как и на склонах высотки, «чеснок».

К полуночи все работы были доделаны. В малом «Гуляй городе», достроили все редуты, установили в них полковые пушки пяти стрелецких полков, ставшими гарнизонами в возведенных редутах. Артиллерию редутов усилии парой отдельных дивизионов восьми фунтовых «единорогов». В первой линии малого «Гуляй города», установили сплошной стеной его щиты, в бойницы которых выглядывали стволы старых, трофейных польско-литовских орудий. Обороняли эту линии европейские наемники числом в пятнадцать тысяч человек. В основном банды ландскнехтов из немецких княжеств, во главе со своими гауптманами, но так же была пара отрядов, тысячи по полторы, шотландцев, ирландцев, а так же жители бывшей Ливонии, сведенные в один, почти пятитысячный отряд, из числа которых и были набраны расчеты устаревших пушек.

На вершине холма, за второй линией щитов, встали на позиции: дивизион трехдюймовых пушек (12 орудий) и рота 82-мм минометов (12 стволов). В бойницах самих щитов установили дивизион (12 штук) полупудовых «единорогов», оборудовав их позиции, так, что они имели возможность вести круговую стрельбу. Роту автоматических картечниц (12 установок) раздергали. По одному взводу (3 картечницы) установили за щитами первой линии на северной и западном склонах, а пару взводов оставили в резерве. А на самой вершине, срубили из чуть ли не из жердин небольшой палисад, огородив им обитый стальными листами фургон на металлических колесах с резиновыми шинами. Из фургона подняли пару высоких металлических штанг с растянутыми между ними медной проволокой. А на крыше фургона, подготовили место для нахождения командования этого «Гуляй города», в гарнизон которого входило двадцать тысяч стрельцов.

У подножия холма, около его южного ската, расположилась вся конница русской армии в составе двух тысяч поместного ополчения и шести тысяч кованной конницы стрелецких полков уральского строя, не считая легкую кавалерию этих же полков. Всадники не только стояли в резерве, но и при случае должны были оборонять тыл русских укреплений. Да еще одна дивизия, в десять тысяч штыков, прикрыла по оврагам правый фланг позиции русского войска.

Осталось только ждать будущего дня, и встать всеми шестью десятками тысяч бойцов, перед ста семидесяти тысячной ордой, жаждущей открыть себе безопасный путь в степь, домой. Хотя уже меньшей по количестве. Ведь в этот день, 29 июля 1572 года захватчики потеряли только в огневой засаде, почти десяти тысяч всадников, да ещё князь Дмитрий, догнал со своим полком вражеский четырех тысячный арьергард и неожиданным ударом почти напрочь вырубил его.

* * *

Утро 30 июля предвещало хорошую погоду. Однако прибывшие через овраги разведчики доложили о приближение авангарда вражеского войска, как поведал «язык», «честь» первыми ударить по неверным, хан «доверил» десяти тысячам вчерашних беглецов-ногаев, укрепив их ещё десятком тысяч ногаев, не участвовавших во вчерашнем сражении, и двумя тысячами всадников из крымских степных татарских кочевий. Назначив командовать этим авангардом ногайского мурзу Теребердея. Ожидаемые ногаи вскоре не замедли появиться перед позициями русских. И уже через час, ушедший на прибытия всего двадцати двух тысячного корпуса, его построения для боя и пояснения Теребердеем своим командирам замысла атаки, ногаи бросились в конной строю на русские позиции. Однако уже через полчаса, атака захлебнулась, когда лава всадников доскакала до начала защитной полосы и стали падать лошади, поймавшие в копыта колючку «чеснока», либо попавшей ногой в ямку со штырем, либо ударившая копытом по ящику мины или сорвавшая чеку с неё, либо попросту запутавшаяся ногами в спирали «колючки». Упавшие лошади увлекали за собой своих всадников, подминая их под свои туши, калеча, ломая людские кости, разбивая своими копытами головы, попавших под удары ногаям. Да и просто сворачивая шеи, ломая позвонки своим хозяевам, упавших с их спин на не ласковую землю. Еще минут десять, захватчики пытались сначала в конном строю, но медленно, не смотря на потери среди коней, проехать через полосу, но уперлись в ряды колючей проволоки на кольях и остановились. Попытка продолжить атаку в пешем строю, так же не увенчалась успехом. Мины так же рвались под ногами спешенных всадников, как и под копытами их лошадей, а «чеснок» и ловушки со штырями, так же «добросовестно» впивались в ступни людей, как и в копыта коней. Потеряв еще не менее пяти десятков людей раненными, Теребердеев скомандовал отход, хотя со стороны московитов не раздалось ни одного выстрела.

Вторая атака началась через три часа, когда прибыла основная часть крымского войска. В этот раз в атаке участвовало сразу не менее тридцати тысяч всадников. Но в первые ряды, на вражеские мины, ловушки и «колючку», снова погнали уже дважды провинившихся трусостью ногаев, подгоняемых крымскими татарами, идущих в атаку в задних рядах. Но и эта атака не увенчалась успехом. Когда передние всадники, летящие на русские позиции в полную силу своих коней, начали кувыркаться вместе со своими скакунами, ногайская лава перешли на шаг, и медленно продвигаясь, расчищая копытами своих лошадей, а иногда и своими телами защитную полосу от мин и ловушек. Вот по этому то медленно идущему скоплению врага, тем более сгрудившегося у кольев с колючей проволокой, которую наступающие рубили саблями что бы пройти через препятствия, и ударили орудия обороняющихся. Ядра и крупная картечь врезались в плотные ряды ногаев, мгновенно отправив множество степняков к аллаху или к Высокому Синему Небу, это кто во что верил. Попытки повернуть назад, тут же пресекались татарскими саблями, владельцы которых следовали в задних рядах атакуемых и подгоняли их в атаку, быстро, жестко и эффективно пресекая любую попытку уклониться от боя и смыть с себя «пятно» труса. Но и «заградотрядовцы» не смогли сдержать хлынувших на ним массу впавших в панику людей и животных, когда на дистанции в сто метров от подножия холма и первой линии малого «Гуляй города» заговорили автоматические картечницы и хлестнула картечь трехфунтовых «единорогов», открывших огонь по батарейно, чуть ли не в пулеметном режиме, да поддержанных непрерывно плутонговой стрельбой пехоты. В некоторых местах, досталось не только «мясу», ногаям, но и «погонщикам», крымским татарам, что и предопределило прорыв бегущих сквозь ряды крымчаков. Потери были огромные, более шести тысяч убитых и раненных, в том числе погиб и сам командующих корпусом мурза Теребердеев вместе с большим количеством начальственных людей ногаев.

Еще две попытки выбить русских с занимаемых позиций, предпринятых в этот день, прошли как-то вяло и заканчивались после одного, двух орудийных залпов. Однако все эти топтание перед позиции войск московского государя, дали и свой положительный результат для захватчиков. Все мины и ловушки на заградительной полосе было обезврежены телами степняков и их лошадей. На чем собственно боевые действия в этот день и закончились. Но не закончились потери пришедшей орды. Под вечер перед позициями руссов появилась кавалькада богато одетых всадников, на превосходных, явно не степных лошадях, под дорогими седлами и прочей сильно изукрашенной серебром, золотом и самоцветами сбруей. Кавалькада медленно перемещалась по полю боя, всадники рассматривали вражеские позиции, видимо крымско-татарские военачальники проводили рекогносцировку. Чувствуя свою силу, татарские воеводы вели себя с некоторой расслабленностью и наглостью, и естественно нарвались, приблизившись на недопустимое расстояние. За что и поплатились, попав под огонь винтовок «уралочек». После чего, на поле боя вымахнули две сотни конных разведчиков уральских полков и быстренько оказавшись на месте обстрела вражеской кавалькады, похватав сбитых ордынцев, даже по преследовав бежавших, сбив еще с десяток с коней, захватив парочку живых, из числа вновь вбитых из седел, видимо важных мурз, судя по дорогой одежде, доспехам, оружию и конской сбруи, оставшейся на павших лошадях. Сделав своё дело, разведчики, скоренько, пока татары не очухались, вернулись к своим войскам. После чего, в связи со скоро наступившей темнотой, битва окончательно затихла и войска отошли на исходные позиции для отдыха.

* * *

Закончилось сражение, но не затихла деятельность разведки, саперов и военачальников. Последние оправив первых на поиск к врагам, вторых на защитную полосу, попытаться до утра хоть как то восстановить её. А сами приступили к первичному опросу захваченных мурз. И получили неожиданный бонус, среди пленных выявили самого Дивей-мурзу, второго человека, после самого хана Девлет-Гиреля, во вторгшейся орде. Хотя сначала Дивей-мурза не назвался, срыв своё имя и должность, назвавшись мелким мурзой Рахимом, приведшим из своего нищего кочевья всего полсотни сабель, что ни как не вязалось ни с нарядом самого «Рахим-мурзы», ни с отделкой сбруи его павшего коня. Да и сам скакун, явно арабских кровей, ни как не мог принадлежать нищему главарю мелкого, бедного рода. Но уже третий опрашиваемый, действительно незначительный предводитель слабого кочевья, Тамир-мурза, командовавший не полной полусотней всадников, что подтверждали и довольно скромная одежда, простенькое оружие и доспехи мурзы, сообщил, что он попал в свиту Дивей-мурзы, который вместе с царевичем Ширинбаком проводили рекогносцировку русских позиций, так как приходился дальним родственников старшей жены Дивеева. В ходе допроса он непринужденно сообщил удивленным воеводам русского царя, что среди пленных находятся оба руководителя рекогносцировки Дивей-мурза и царевич Ширинбак. Доставленный за ним пышно разодетый татарин, сразу заявил, что он татарский царевич Ширинбак и требует полагаемое ему по рождению обхождения. О том, что с ним пленен и второй человек в татарском войске, царевич и не думал скрывать, тут же описал приметы Дивеева. Повторно доставленный Дивей-мурза, понявший что его обман раскрыт, разразился бранью в адрес князя Михаила Ивановича Воротынского и иных воевод присутствующих при опросе. Угрожая им и их близким быстрыми и страшными карами от крымского хана Девлет-Гирея за его с царевичем пленение и оказание такого кровавого, для захватчиков, сопротивления. И действительно, татары за пару дней сражения потеряли уже порядка двадцати тысяч воинов, а их противник не разменяли в общей сумме потер и полтысячи раненных или убитых бойцов. Основные потери пришлись на сшибку полка князя Дмитрия с крымским арьергардом. Царским начальным людям надоело слушать «лай» татарского вельможи и они крикнули спецов по экспресс допросам. И уже минут через двадцать, вернувшийся Дивей-мурза с энтузиазмом пояснял, что он с небольшой свитой поехал на рекогносцировку, чтобы выявить наиболее слабые места русской передвижной крепости, для завтрашнего штурма. Хан решил во что бы то не стало, убрать из тыла орды русское войско, тем более, что прибывшие в его стан русские перебежчики в один голос заявляют, что царь Иван с наследников и подавляющей частью армии ушел в Литву с Польшей, где и застрял, удерживаемый сложившейся в этой местности ситуацией и бардаком в Речи Посполитой, в связи со смертью их короля. Вот Девлет-Гирей и хочет разгромить остатки русского войска, прикрывающего свою столицу и саму страну с этого направления и пока царь Иван не пришел на помощь своей южной армии, захватить почти беззащитную Москву, а за ней и другие города, благо сил и средств он с собой привел достаточно много.

Утро третьего дня битвы наступило при редком дождичке, начавшегося перед рассветом и закончившимся, как только солнце поднялось повыше. Но и этого короткого дождика хватило что бы качественно промочит траву на месте сражения. Третий день сражения «витязи»-Басманов с Гуровым, начали, как и предыдущий, за палисадом, на крыше радиофургона, превращенной в подобия НП и КП русского воинства в битве, ожидая начала сражения. Которое не замедлило начаться. Но в этот день татары смогли удивить «витязей» сразу, с самого начала. Вместо ожидаемого наскока в конном строю, крымчаки атаковали пешими. Неторопливо приближающая толпа татар и крымской наемной пехоты, даже держащих в передовых рядах какое-то подобие строя, неодолимо накатывала на русские позиции. Вот передние ряды прошли начала бывшей защитной полосы. Стоящий на крыше радиофургона Басманов, махнул рукой, его жест продублировали нижестоящие командиры и посыльные. Рявкнул орудийный залп обороняющихся. Ядра ударили в людскую массу, оставив за собой изломанные тела вражеских воинов. Атакующие достигли линии уверенного поражения картечью и по татарам ударили успевшие перезарядиться «единороги». В ответ степняки перешли на бег, который правда примерно через минуту-полторы прервался, когда под ногами бегущих начали раздаваться хлопки мин, калеча стопы и прокалывать им ступни шипы «чеснока», установленных и разбросанных саперами оборонявшихся за ночь. Опять команда Басманова, на этот раз голосовая, снова продублированная младшими командирами с посыльными и плутонги пехоты, открыли огонь по атакующим, четка, как не раз отрабатывалось на многочисленных учениях, выходя на огневой рубеж, целились, стреляли, уходили, освобождая место для следующего подразделения. При этом ни разу не смешали строй, не зацепились за товарищей, не столкнулись с ними. Татарский «вал» как бы остановился, как будто столкнулся со стеной. Да и правда, перед кочевниками встала свинцовая «стена», созданная из ружейных пуль русской пехоты. Перезарядившиеся «единороги» на высоте и пушки у её подножия добавили своего чугуна в эту «стену», который и решил судьбу этой первой атаки в этот долгий день. Атакующая «волна» отхлынула, оставив на поле множество тел убитых и раненных.

Но передышка была не долгой. Прошло чуть более часа и в этот раз построенные в условно прямые ряды, кочевники повторили атаку.

Находясь на КП Басманов в одиночку руководил отражением вражеских атак на вверенный его командованию большой «Гуляй город», расположившегося на холме. Находившийся с ним на КП Гуров убыл к кавалерии, прикрывающей тыл русского войска. Вскоре после отражения первого штурма, зазвучали выстрелы и от оврагов. Загрохотали «единороги», установленные на восточной склоне холма, заодно прикрывавшие своим огнем и проход по ближайшему к высоте оврагу.

«Ну вот и Михаил вступил в дело. Так, что там у нас перед фронтом. Оба, опять идут. Ты смотри ка, янычары сзади татарву подпирают». — В бинокль Константин ясно видел мелькавшие в глубине строя крымчаков одеяния султанских гвардейцев.

«Во давят, как с ума сошли. И огромные потери им по фиг. Вон уже с наемниками у подножия сошлись в рукопашку. Немчура пока держит их на расстоянии пиками, но не надолго, нужно помочь».

— Посыльный! Автокарам на западном склоне огонь. Сосредоточить его по противнику на линии щитов нижнего «Гуляй города». Пусть помогут немчинам. Быстро.

«Быстрее. Наконец заговорили «мясорубки». Все отбили. Теперь пока подойдут новые вражины, пикинёры отдохнут, придут в себя. Правильно, кто-то у них сообразил пустить в «работу» мушкетёров. Приберут наиболее быстрых на расстоянии. Ты смотри какие резвые. Уже пол склона у меня по фронту прошли. Да, потери у них жуткие. Вон весь склон татарвой покрыт, вернее их трупами. Да и у подножья уже небольшой вал из павших образовался. Что они прут как наскипидаренные? Даже если их турки гонять, и то не должны так переть. Ведь валим их, валим, а они все прут и прут. Непохоже на степняков. У них в крови, наскочили, ударили, если получили сдачу, то сразу отскок и в другой раз наскочат. А тут и пешие, и идут на нас, не считаясь с потерями, как саранча право. Оп-па. А это что там вдалике за суета».

Наведя бинокль на заинтересовавшее его место, Константин увидел, приближенные оптикой турецкие пушки, которые облепили турецкие пехотинцы-азапы, под руководством топчу, вытаскивали их на огневые позиции, на которых и устанавливали, явно нацеливая стволы на щиты нижнего «Гуляй города».

«Допустить залпа ни как нельзя. Пушки здоровые, дальнобойные, одним залпом ядрами, расшибут нам щиты, сметя заодно и наемников».

— Посыльный! К комдиву трехдюймовок. Всем дивизионом один залп шрапнелью по позициям турецкой артиллерии и по выдвигаемым на них пушкам. И пару залпов фугасными по самим пушкам. Выполнять.

«Пошли родимые. Есть накрытие. Вон падают басурманские «кегли». А вот и фугаски. Ай хорошо попали, аж куски стволов полетели. Второй. Так же накрытие в «яблочко». Ты смотри, как валял и валять крымчаки на нас. И впрямь орда. Уже почти до самих моих щитов добрались. Да так густо идут. Весь склон татарами так и кишит. Все уже в ров спрыгивать начали, сейчас до рукопашной дойдет. Так где у нас главминер».

— Сотник Коломенский! Давай! Рви! — крикнул Басманов, стоявшему около фургона начальнику отдельной саперно-минерной сотни. Тот крикнул — Слушаюсь! — и тут же согнулся, начав колдовать с проводами, тянувшимися к нему от откосов высотки. И вскоре, на северном склоне холма, негромко, в шуме сражения, хлопнула серия взрывов. Зато результаты подрыва полутора десятков местных аналогов МОН-100, дали отлично видимый результат. Очистив от вражеских воинов ближайшие подступы к щитами русского «Гуляй города».

— Посыльные ко мне! — подал команду Константин. И когда перед ним вытянулись пол десятка посыльных, продолжил, — Ты, к командиру роты автокаров. Пусть выводит резервные взвода на позицию отсечной стрельбы и открывает навесной огонь. Отсекает татарскую пехоту от щитов. Ты, — ткнул пальцев воевода во второго посыльного. — К командиру минометной батареи. Пускай открывает огонь всей ротой, по ближним подходящим резервам крымчаков. Ты, — указал командующий на третьего бойцы — Бежишь опять к комдиву трехдюймовок и пусть он переносить огонь шрапнелью из всех стволов дивизиона на дальние резервы татар.

«Добежали. Хорошо пошло. Сразу уменьшило охоту людоловам переться на нашу горушку. А у Михаил Ивановича старшего, что? Как дела? Да ты смотри. Все таки прорвались нехристи через линию щитов. Отжимают наемников к редутам. Нужно помочь».

— Посыльный! Срочно к особым пушкам. Передай их комдиву, пусть огонь одной батареи перенесет на левый фланг. Нужно нашим шрапнелью помочь у западного подножия, басурманы прорвались через щиты и прут к редутам. Выполнял!

«Ух ты как прилично прилетело. Все отсекли основную массу татар от остатков наемников. Теперь успеют в редуты уйти».

И действительно, расцветшие над татарским войском, на вид безобидные облачка дыма, прошлись, как «косой смерти», своими чугунными пулями, по находящимися под ними вражеским воинам. Мгновенно оставив после себя проплешины лежащих тел, в «море» голов идущей на приступ второй линии русской обороны орды. Проплешин, после каждого залпа трехдюймовок становиться все больше и больше, они сливаются в единую полосу, отдалявшую основную массу войск, от передовых рядов, которые обороняющие редуты стрельцы расстреляли самостоятельно.

— Посыльные! Первый, к командиру роту автокаров, пусть огонь одного из взводов, ведущего отсечную стрельбу, перенесет на правый фланг. Поставить картечницы на прямую наводку и поможет своему первому взводу. Второй, к командиру дивизиона полупудовых «единорогов» из второй линии. Срочно пусть перенацелит своих «красавцев» так же на правый фланг и «приласкает» особыми бомбами татарву.

Уже через пять минут, сперва загрохотали «единороги» посылая на врага свои начиненные пироксилином бомбы, а потом к ним присоединились и три автоматических картечницы, помогая тройки своих «товарок» из первого взвода в уменьшении вражеского поголовья.

Однако все когда либо заканчивается, закончился и этот приступ. Что бы через два с половиной часа начался второй и крайний в этот день штурм русских укреплений. На этот раз вся сила удара сосредоточилась на холме, с обтеканием первой линии обороны по его склонам. Пешие татары, по виду ещё не участвовавшие в бою, упорно сначала шли, потом лезли по склону на русские позиции, на стволы орудий, ружей, острие копий, бердышей, сабель. Будто не видя плотно лежащие вокруг трупы их неудачливых товарищей. Не обращая внимание на падающих рядом с ними своих знакомых, поймавших своим телом злую чугунную или свинцовую «пчелу». Потеряв множество воинов, татары сумели прорваться до щитов «Гуляй города», начав их вытаскивать из линии с помощью арканов, а иногда и пытаясь раскачать и вырвать голыми руками. Эти попытки пресекались ударом клинка или бердыша, перерубавших волосяные веревки арканов или незащищенные ни чем пальцы и кисти рук. Расчеты трехдюймовок и минометов развили максимальную скорострельность, благо, что боеприпасов всех видов запасли изрядно. Приходилось периодически охлаждать уксусом раскаленные стволы пушек и минометов. Но своей цели они достигли, отсекли от атакующих подходящее подкрепление. Попытки обойти фронт обороны с флангов, по склонам высоты, привели только к потерям среди штурмующих от мин и ловушек, все ещё действующих на западном и восточном склонах, в отличии от фронтальной стороны позиции. Да и оставшиеся на прикрытие фланговых укреплений стрельцы и артиллеристы не дремали и быстренько помогали нахалам, пытавшихся пройти мимо них, уйти в иной мир.

Общая атак захлебнулась, только после подрыва ещё двух десятков МОН-100, очистившей металлической «метлой» северный склон холма от живых врагов. А оставшегося у подножия высоты противника, благополучно для обороняющихся, прикончили стрельцы из «сакмарочек». После чего почти вся артиллерия и стрельцы из большого «Гуляй города» перенесли огонь на пытающихся прорваться к подножию холма крымчаков. После чего закончился и этот приступ. Враг отступил, подгоняемый редкими разрывами шрапнели над его рядами. А вскоре начало темнеть и прекратились даже те редкие выстрелы, которые продолжали звучать над полем брани.

* * *

Обиходив раненых, прибрав погибших, почистив оружие и поев, уставшие воины, выставив часовых, легли спать. Зато русские военачальники отошли ко сну глубоко за полночь. Сидели, рядили, как провести сражение на следующий день, да разбирали прошедшую битву. Заодно узнали причину такую настойчивость татар в битве, несвойственной им в иных сражениях. Имелся строжайший приказ хана Девлет-Гиреля, отбить у неверных из плена Дивей-мурзу. Не выполнения каралось казнью провинившегося. И видимо потери во вражеском лагере в будущую ночь ещё увеличатся. По потерям более точно могли назвать только свои. Погибло порядка семи тысяч человек, да поранено было не менее восьми. В основном пострадали наемники, их пятнадцати тысячный отряд был вырублен почти полностью, из семи тысяч погибших шесть приходилось на них, и из восьми тысяч раненных, пять также были наемники.

— Послушай князь Константин-обратился Воротынский старший к Басманову. — Что слышно про «Квадрат».

— «Квадрат» объединился князь Михаил. — ответил Басманов. — Примерно верстах в сорока от нас на закат находиться. Не сильно спеша двигается в нашу сторону.

— Ну дай бог что бы все прошло как надой.

— Дай бог Михаил Иванович. — ответил «витязь». При этом думая, что пока все идет как запланировали, и если все и дальше будет так идти, то вскоре «Квадрат», кавалерия Русского царства в количестве шестидесяти тысяч кованной конница, в составе сорока тысяч поместного ополчения и двадцати тысяч, двух конных дивизий уральцев, при поддержки нанятой уральским воеводой пятнадцати тысячного корпуса легкой кавалерии состоящей из башкир, кочующий у уральской границы родов казахов с калмыками и туркмен из родов племен чоудор, игдыр и союнаджи, бежавших на территорию Уральского уезда из примангышлакских степей от пришедший и вытеснивших их с привычных кочевий калмыцких племен, которых с каждым годом становилось все больше и больше. Вот и отрабатывали три тысячи конных джигитов из пяти родов, долг по защите их кочевий от истребления пришлыми калмыками. Должен соединиться с «Кругом», состоящий из армии князя Михаила Ивановича Воротынского, то есть их самих. И совместным ударом с двух сторон захлопнуть ловушку, разгромить вторгшихся захватчиков. Думая об этом Басманов добрался до своего походного ложа, находящегося около радиофургона. С мыслями об будущем сражении он и заснул.

* * *

31 июля и 1 августа татары на приступ русских «Гуляй городов» не шли. Видимо переформировывали свои подразделения, давали отдых воинам и готовили новые пакости для обороняющихся. Русские то же отдыхали. Но зато все две ночи не отдыхали саперы, срочно минирующие остатками мин, в том числе и десятком МОН-100, как подступы к русским позициям, так и склоны холма, особенно густо засеяли северный склон. Да и разведке скучать не пришлось. Вот к вечеру первого числа, разведгруппа, проверяющая восточную сторону и принесла тревожную весть, через дебри дубравы, по лесным тропкам, в тыл русской армии идет кованая конница врага, состоящая их турецких сипахов, черкесских уорков и нукеров личной охраны татарских и ногайских мурз. Идут тяжко, ведя коней в поводу. Но голова колоны уже прошла лесные заросли и в тайне начали сосредотачиваться на восточной опушки леса у деревни Молоди. По примерным подсчетам в тыл идет от десяти до пятнадцати тысяч тяжеловооруженных всадников. Ведет обходный корпус сам калги-султан Мехмед-Гирей, сын и наследника Крымского хана Девлет-Гирея. Разведчики явно видели его личный бунчук.

Получивший эти известия князь Воротынский тут же разразился рядом команд.

— Боярин Гуров, продолжай со своими воями присматривать за ворогом. Если что измениться, то срочно шли грамотку, либо сам прибывал, докладывай об изменениях.

— Князь Дмитрий, бери с боярином Ивановым всех конных и вечером, в сумерках, переведи всех на противоположный берег, да схоронитесь до времени в лесочке на закате от деревушки. По мосту не идите, ворог видит кто по мосту идет, а нам надо, что бы они до самого удара по ним не знали о вас.

— Князь Константин. Ты говорил что твои вои-строители, саперами тобой прозываемые, могут быстро навести мост?

— Да Михаил Иванович, смогут. За недолго мостки для пехоты и кавалерии наведут, особенно через Рожайю, речушка та небольшая.

— Вот и пусть быстренько, да тайно для ворога и наведут. А князь Хворостина с конницей и перейдут по ним. Да Константин Илларионович, согласуй со своим боярином Ивановым сигналы к началу атаки конницы.

— Да у нас уже давно все обговорено. Как обычно разноцветными ракетами постреляем. За рекой их хорошо будет видно. Да и мы прекрасно рассмотрим, что боярин Иван нам отвечать будет.

— Так, теперь ты Михаил. — обратился командующий к своему полному тезки из «витязей»- Выдели из своей дивизии полк стрельцов, да с полковыми пушками. И пусть они крепко-накрепко перекроют мост через Рожайю. Ворогу иного пути на нашу сторону нет, как только по мосту. Речушка хоть и не велика, да водича в ней холодна очень и берега топки, пешим и то пройти не везде можно, а уж конному, только коня мучить да губить. Вот и пускай твой полковой голова, костьми ляжет, но татар с турками и черкесами через мост не пропустит. А их остатки князь Хворостина с кованой конницей добьёт.

— Разреши Михаил Иванович. — вмешался в монолог командующего Басманов.

— Говори Константин Илларионович. — разрешил Воротынский старший.

— Я вот хотел предложить перебросить к мосту вместе со стрелковым полком и взвод автоматических картечник. Тогда мы точно «запрем» мост от вражеских всадников и не допустим их в наш тыл. А старшим над заслоном назначить боярина Гурова.

На чем в общем то и прекратилось вечернее совещание русских военачальников первого числа августа месяца. А получившие распоряжения их подчиненные приступили к выполнению данных указаний. В результате чего, уже через полтора часа вся конница русских войск начала переправу по возведенных саперами мосткам, не спеша переводя в поводу своих боевых коней через речку, что бы еще через пару часов полностью оказаться на другом берегу и собравшись в единый полк, укрыться в дубраве на западе от деревушки Молоди. За это время с правого фланга, где по оврагам занимала оборону дивизия Воротынского младшего, к позициям перед мосточком прибыл стрелковый полк со своей батареей «единорогов», которую установили на береговой высотке и начал зарываться в землю. Поставив на своём левом фланге три автоматических картечницы.

* * *

Утром 2 августа Девлет-Гирей возобновил штурм «гуляй-города», как и в прошедшем дне в пешем порядке, нанося основной удар во фронт укреплений на высоте. Лезть под перекрестный огонь у подошвенных укреплениях более дурных не было. Все-таки прошедшие дни и понесенные потери многому научили татаро-турецких военачальников и попадать повторно в одну и туже ловушку они были не намерены. Хотя и на холм они наступали как-то вяло, без «огонька» прошедших дней. Скорее имитировали атаку. И после первых подрывов отступили. Так повторялось еще четыре раза, толпа вражеских воинов идет в атаку, но после пары-тройки взрывов, под ногами атакующих редких мин, которые успели заложить саперы уральцев за прошедшие ночи, тут же отступали назад. Так продолжалось до полудня, когда в тылу наступающих раздались пара слитных залпов из огнестрельного ручного оружия, крики людей, ржание лошадей и звон клинков с редкими хлопками пистолетных выстрелов, в общем обычные звуки битвы, ведущейся в основном холодным оружием. А по пришествию порядка сорока минут, раздались звуки труб бори и рокот барабанов дауль, после чего людоловы пошли на приступ русских позиций всерьёз.

И если сражение для подавляющей части русского войска началось с почти одновременной утренней атаки пехоты татар по фронту и одоспешеной конницы в тыл русской позиции, на холме, с расположенным на нем «Гуляй городом». То для Басманова сражение началось часа за два, до его физического воплощения. Еще перед рассветом, радист поднял Басманова, пришла радиограмма от «Квадрата», они вышки к намеченной точки и с утра начнут выдвигаться, не привлекая вражеского внимания, на рубеж атаки. После чего, Константину стало не до сна. Отправив посыльных к командующему Воротынскому и иным старшим командирам армии, с сообщением о прибытии русской конницы и её сосредоточения во вражеском тылу, сам занялся подготовкой к предстоящей битвы. В начале выведя из укрепление полностью одну дивизию, и изъятые из второй пару полков, присоединив их к полкам дивизии Воротынского-младшего, укрепившейся в оврагах на правом фланге русской армии. Потом отбыл к командующему армией на «утреннюю планерку», на которой еще раз довел до всех информацию о сосредоточении русской кавалерии в татарском тылу, напомнил о сигналах и способах связи. В общем успел почти вовремя прибыть к подчиненным ему подразделениям. Начало вражеской атаки встретил на КП, завтракая немного поостывшей кашей, принесенной ему одним из его боевых холопов от полевой кухни. Поглощая кашу, смотрел на нестройные ряды крымчаков, не спешно идущих на какой уже по счету, за прошедшие дни, приступ его «Гуляй-города».

Примерно минут через сорок-пятьдесят, после начала фронтальной атаки пехоты на русские укрепления на высоте, пошла в атаку и вражеская кавалерия, планируя нанести удар в тыл русским позициям. Видимо у военачальников татар имелись договоренности по времени начала наступления, ибо сипахи, нукеры и уорки, начали выезжать от опушки дубравы и шагом, в плотном строю, колонной, вытянувшейся змеёй, блестящей на солнце металлом доспехов, от опушки до моста, попытались перебраться за реку, где уже и развернуться в атакующую лаву. Как только голова колоны миновала мост и начала движение по противоположному берегу, а на другом берегу, не смотря на строй, все таки образовался небольшой затор, который хотя и уменьшался, за счет ушедших на мост, но продолжал увеличиваться за счет вновь прибывших, особо нетерпеливых, желающих попасть на противоположный берег вне очереди. И вот по этой плотной толпе-колонне ударил ружейный залп из более чем полутора тысяч стволов, затарахтели три ствола автокаров, посылая во врага пулю за пулей. В скоплении кавалеристов рванули четыре «особы» бомбы, снаряженные пироксилином, а через две-три минуты залп повторился, опять разметавший взрывами людские с конскими тушами и их части. Однако хотя стрельба и стала неожиданностью для командования вражеской конницы, но прошла команда и над полем боя, приглушая все звуки сражения заревели медные боевые трубы бори и зарокотали большие барабаны дауль, передовая командованию основной части армии вторжения информацию о вступлении в сражение обходного конного полка.

Стрельба уже велась не менее получаса. После первого слитного залпа, пехота перешла на привычную стрельбу плутонгами, и ружейные пули, летели с такой же постоянностью, как и пули из автокаров. Передовые всадники погибли все поголовно. Но задние ряды, еще не понявшие что происходит, все ещё напирали на ставших передними конников. Последние пытались уйти от моста, неожиданно ставшим смертельно опасным. Но это удалось не многим. Задние просто вынесли их под русские пули, что бы в свою очередь так же лечь на землю берега или бревна моста, либо упасть в холодные воды Рожайи. Но окончательную точку в существовании пятнадцатитысячного вражеского конного корпуса, поставила атака во фланг русской кованой конницы. Слитный удар более восьми тысяч всадников, в плотной строю, по расстроенным рядам начавшего впадать в панику, стоявшему почти на месте конному противнику, предваренному двумя залпами из пистолей, попросту смял врага. Оказывали сопротивление плотному строю русской кавалерии, только редкие единицы, так и не успевшие соединиться хоть в какие-то подразделения.

Итог рубки закономерен. Полтора часа избиение на ограниченной рекой и лесом площадке деморализованного, впавшего в панику, почти не защищающегося, мечтающего только о бегстве из этого места противника, закончились почти поголовным уничтожением врага. Сумели сдаться на милость победителей не более полутора тысяч из всего корпуса. Очень уж вошли в раж русские всадники. Да и пехота не подкачала. Отбив врага от моста, вместе с автокарами и орудиями перешли мост и поддержали свою кавалерию свинцом и чугуном, сметала металлическим ливнем все группы вражеской конницы, оказавшейся в пределах досигания их оружия, и не имеющих, на линии огня по ним, русских кавалеристов.

Отразив пару атак на холм, Басманов получил радио от «Квадрата», что они по пути к ним благополучно очистив окрестности от вражеских секретов, разъездов, дозоров и застав, выходят к рубежу атаки и через час-полтора вступят в дело. В промежутке между первой и второй атакой, Константин успел полюбоваться на разноцветные ракеты, влетевшие несколькими сериями в районе моста через Рожайю. Знатный небольшой фейерверк получился для знающих людей.

— Сигнальщик! Две зеленых, одну красную ракету в направлении оврагов, на правом фланге.

Ушедшие ракеты означали начало действия для Воротынского младшего. Полки которого должны были по оврагам и лощинам пройти во фланг вражеской армии и атаковать их совместно с ударом конницы с тыла.

Еще пара быстротечных бешеных вражеских атак на холм, отбитых без потерь со стороны обороняющихся.

«Видимо ждут когда удара их кавалерии к нам в тыл достигнет цели, а пока отвлекают наши силы и внимания от своей кавалерии».-подумал Басманов. «Значить ещё не знают, что с их конницей покончено. Только небольшое количество сдались в плен. А улизнуть смогли единичные всадники. Так, что там радист в люк подаёт. Хорошо. Наша конница вышла на рубеж и через четверть часа атакует татар с тыла».

— Сигнальщик! В направления оврагов три красные ракеты.

«Теперь ждать и смотреть. Что-то долго Мишка тянет. А нет, вон пара красных взлетела. Гм. Минут на пятнадцать от моего сигнала отстал. Нормально. Вот, пошло самое интересное. Не плохо Мишаня ломится. Все сломались басурмане. Побежали».

И действительно. Неожиданный удар массы русской кованой конницы в свой тыл Девлет-Гирей не ожидал. Ведь многочисленные секреты, дозоры, разъезды, заставы и даже заслон от русских, в количестве пяти тысяч сабель, выставленный со стороны Серпухова, не сообщали ни о какой московитской коннице. Только-только хан с мурзами смогли как то, опираясь на остатки янычар и азапов, организовать какое ни какое сопротивление бронированным клиньям конницы русов. Как с правого фланга, ударила русская тяжелая пехота, и рядовые татары дрогнули, побежали.

Атака почти одиннадцати тысяч стрельцов под командованием Воротынкого младшего стало для татар той соломинкой которая и сломила спину верблюду татарского упорства. Вслед за рядовыми татарами побежал и сам хан с приближенными и мурзы с остатками своих нукеров. Бегство стало всеобщим. В паники, убегая от русских тяжеловооруженных всадников и одоспешенных московитских стрельцов, неожиданно появившихся из оврагов, татары «волнами» набегали на холм. Их не останавливали не взрывы мин под ногами, ни ружейно-орудийный огонь. И только подрывы МОНок, картечь которых очистила склоны холма от бегущих, немного отрезвила бегущих и они сместились к давно сметенным щитам нижнего «Гуляй города». Преодолев которые, они навалились на линию редутов. Только сосредоточение огня большинства «единорогов», переброшенных на склон прорыва даже с других сторон высоты, трехдюймовок, минометов и всех девяти оставшихся на холме автоматических картечнич, помогло буквально оттолкнуть «металлической стеной» бегущую толпу от западной подошвы холма с правым флангом и центром линии редутов. Зато левый, дальний фланг линии, проходящий вдоль болотистого берега Рожайи, был прорван. Пара редутов, прикрывавших этот фланг, в буквальном смысле были растоптаны вместе с гарнизонами и оружием. Перегретые стволы ружей и орудий русских прекратили стрельбу только тогда, когда за бегущими врагами появились русские всадники, рубящие бегущего, почти не сопротивляющегося врага.

Татарско-турецкая орда подверглась полному разгрому, в рубке с русской кавалерии погибли сын и внук Девлет-Гирея, остатки янычар с азапами и большинство топчу. Хотя последних Басманов приказал по возможности брать живыми. Хорошие артиллеристы, а турецкие артиллеристы-топчу, были очень хорошими артиллеристами, пригодятся в любой армии. Но в бою, разбираться кто есть кто, было в основном некогда и рубили всех попадавшихся на пути, особенно оказывающих сопротивление. В лагере захватчиков русские захватили много татарских и турецких знамен-бунчуков, шатры, обозы, остатки артиллерии в том числе и собственный обоз хана с его наложницами, личным оружие, доспехами и казной.

Кавалерия ушла вперед, преследовать разбитую орду, выбросив в качестве авангарда, нанятые отряды легкой степной конницы. Остатки этого и весь последующий день русские всадники и их наемники, гнали остатки татар до Оки и за ней, неоднократно сбивая и уничтожая арьергардные заслоны бегущих захватчиков, оставляемые уцелевшими военачальниками Девлет-Гирея, для задержки преследователей. Сам хан с нукерами-телохранителями личной стражи, сумел уйти с поля боя, по следам своей конницы, ушедшей пару суток назад в тыл московитам. А от Молоди, имевшиеся в ханской ставки перебежчики из числа заговорщиков, провели ханский отряд далее по лесным тропкам, не выходя к самой деревни. И через пару дней крымский монарх вырвался в степь, хотя и с потерями в людях, но благополучно для ханского здоровья, миновав укрепления засечной черты.

* * *

Пару дней пехота и артиллерия победителей простояли на месте боя. Вылавливали разбежавшихся вражин, собирали трофеи, хоронили своих и чужих павших. Хотя и в разных могилах, но не дело тела людские, пусть и татар, оставить на потребу диким зверям и воронам. Оказывали помощь раненным, в первую очередь своим, во-вторую лекари пользовали и басурман. Правда в основном с легкими ранами. Всех тяжелораненых, стрельцы и крестьяне из окрестных деревень, созванные для уборки трупов и их похорон, оказали помощь на месте, ножом по горлу.

Общие потери русской армии составили почти десять тысяч погибших, в основном потери понесли наемники, более восьми тысяч человек, да пораненных немчинов было пять с половиной тысяч. А всего попали в лекарские руки почти восемнадцать тысяч воинов. Основные потери русские понесли при атаке татарами нижнего «Гуляй города» и в последний день, когда бежавшие в паники враги, стоптали пару редутов вместе с их защитниками. И надо же было Воротынскому старшему усилить крайние редуты левого фланга отступившими с передней оборонительной линии малого «Гуляй города» наемниками. Вот и понесли они повторно большие потери от врага.

Потери татаро-турецкой орды были значительно большими. Только убитыми за все время сражения на месте боев собрали почти шестьдесят тысяч, да в плен попали почти двадцать пять тысяч. А сколько их потонула в болотах, упало в реку или ушли в окружающие поле битвы дебри леса, в которых и умерли от ран или ослабнув, от зубов и когтей диких зверей.

Добыча победителям досталась огромная. В ханском обозе, только монетой, золотыми венецианскими цехинами, взяли восемь тысяч. Огромное количество драгоценностей и не только у наложниц хана, но и в его сундуках. Золотую, серебряную, фарфоровую и стеклянную посуду, со вставленными самоцветами. Дорогостоящее оружие и доспехи, дорогое конское снаряжение, шелк, парча и прочие не дешевые, престижные ткани. Подобное содержание обозов, но чуток победнее, было и у других мурз и ханских вельмож. Про простое оружие, как огнестрельное, от янычар, так и холодное, брони, табуны запасных коней не стоит и описывать. Но взятые четыре десятка целых, пригодных к стрельбе турецких пушек, и огромное количество пороха, в полторы тысячи пудов, с большим количеством уже готовых ядер, все таки заслуживает упоминания, тем более сведения об этих трофеях попали в летописи Русского царства. Естественно сразу вывезти всю добычу было не возможно, а уходить на преследования остатков вражеской разгромленной орды было необходимо. В связи с этим на охране трофеев оставили легко пораненных товарищей, в том числе и из числа наёмников. А основные силы армии стали собираться покинуть место сражения.

На третий день, похоронив убитых, развезя по городам раненных, передав пленных и пристроив трофеи под надежную охрану, русская пехота с артиллерией, в том числе и с тяжелыми пудовыми и двухпудовыми осадными «единорогами», прибывших под вечер второго дня стояния на «костях», вышла в дальний поход по набитому самими крымчаками Муравскому шляху на Крым.

* * *

Вырваться в степь смогли еще порядочные силы степняков. Ведь не все они шли в бой пешими. Резервы были на конях и они смогли, хотя и с огромными потерями, но порваться через русские позиции, загатив топи, берега и русла окружающих поле брани речушек и ручьев телами своей пехоты и более неудачливых товарищей. Но и вырваться в степь не означало спасения. Нечестивые казаки перехватили традиционные пути набегов на Русь и возвращения с неё.

Во всех важных точках, у переправ, водопоях, на всем протяжении Муравского, Бакаева, Изюмского и Кальмиусского шляхов, стояли заставами отряды днепровских да донских казаков с полками этого неверного сына собаки атамана Подопригора и проклятых Аллахом московитских бояр с Яика. Вот и приходилось доблестным воинам Аллаха уходить по степи, где добыть воды, не только для себя, но, что важнее для коня, было очень проблематично. Да и уйти на одном уставшем коне от преследующих тебя продавшихся руссам таких же кочевниками из башкир, казахов, калмыков и даже далеких туркменов, идущих по твоим следам о двуконь, а то и с тремя конями, да не утомленных битвой с последующей скачкой по полю сражения, унося своего хозяина от вражеских клинков. И уже на вторые сутки преследования, даже самые выносливые кони под беглецами стали падать. А пешему уйти от конного в степи было невозможно. Вот и садились не состоявшиеся «хозяева» русских городов и деревень на землю, рядом с павшей лошадью, либо с живой, но предельно измученной скотиной, отбрасывали от себя оружие, закрывали глаза и обхватив голову руками, ожидали смерти. Которая не заставляла себя ждать, от руки такого же степняка, только пошедшего на службу к русскому царю. Но истины ради, стоить отметить, что приличное количество, из числа сбежавших в степь, смогли избежать смерти. Не зря уральские бояре разъясняли вождям нанятых ими отрядов степняков, что за живых и здоровых пленников, они заплатят серебром. Для шахт, карьеров и строительства дорог с каналами опять понадобились работники. В итоге пришлось уральским боярам, держа слово, раскошелится более чем на пятнадцать тысяч серебряных ефимков-талеров, за проданную наемными степняками живую добычу, по цене одна серебряная монета за пару тушек ясыра. Но более двадцати тысяч степных «шакалов»-людоловов, так и исчезли на степных просторах без следа, ни когда не вернувшись к родной юрте. Все турки и черкесы, кто пришел завоевывать Русь, остались на ней в качестве удобрения или обельных холопов. Из ногаев добрались в свои кочевья живыми едва ли семь сотен воинов. К Перекопу вышли, кроме самого хана Девлет-Гирея с его нукерами-телохранителями и части свитских, еще порядка двадцати тысяч всадников.

* * *

Не забыли победители и о трехтысячном чамбуле резвившегося в степи перед городом Белева. Да и как об них забыть, когда вмести с ними не спеша, но неотвратимо, не подставлялась под крупнокалиберные пушки со стен Белева, разрушали вал с рожном адские создания, нечестивые земляные големы, руководимые их создателем, злокозненным басурманским колдуном Менги-нукером. Вот и озаботились этим отрядом, и персонально колдуном Менги-нукером «витязи». Решением внутреннего суда «витязей», бывший председатель российского Санктпетербургского клуба реконструкторов «Ливонский крест», Александр Тирц, за измену русскому делу, был приговорен к смерти. Для исполнения приговора и был откомандирован в Белев, как только информация о появлении земляных монстров достигла бывших реконструкторов, лучший снайпер «витязей», Белых, со своими боевыми холопами. Для приведения судебного приговора выделили Георгию одну крупнокалиберную снайперскую винтовку ОСВ-96 с боезапасом. И уже на второй день после прибытия Белых удалось исполнить приговор.

Тирц не опасаясь огня русского оружия, максимальная дистанция поражения им была за прошедшее время вымерена неоднократно, управлял своими созданиями сидя в седле на коне, хотя и в окружении изрядного отряда конных татар, но совершенно открыто. Вот этим и воспользовался Георгий, всадив с дистанции в 1005 метров две 12,7 миллиметровые пули в грудь ренегата.

Пара тяжелых пуль, попавших в цель с миллисекундной разницей, в прямом смысле вынесли из седла огромное тело Менги-нукера, бросив его на землю. Входные отверстия на груди, хотя и были большого размера, но смотрелись как просто дырки в стальной нагрудной пластине кирасы. Зато на спине, которой почти и не стало, пули натворили делов, прежде чем покинут тело, бывшее при жизни кандидатом физико-математических наук Тирцем. Видимо попав в ребро и позвоночник, пули не просто пробили их, а умудрились выломать их и выбив кусок кирасы на спине, вынести эти обломки костей на остатки кирасы. Так что попытки наложницы-шаманки Менги-нукера, попытаться оживить своего господина заранее были обречены на провал, и естественно не увенчались успехом. Тем более, что поддерживаемые, только злой волей колдуна исчадия ада, тут же, после смерти их создателя, развалились на безобидные кучи глины и песка. А последовавшая через час вылазка гарнизона Белева, с прибывшими в город кавалеристами с далекого Урала, обратила в бегство блокирующий город отряд степняков. В результате чего Белых и его боевым холопам достался в качестве добычи шатер Менги-нукера, с его трупом и наложницей-шаманкой. И уже через день, забрав все свои трофеи, Белых со своей сотней выезжай из Белева на Урал, своё задание он и его люди выполнили.

* * *

В результате разгромного похода на Русского царство, крымско-татарское войско, понеся колоссальные потери, было практически уничтожено, а само Крымского ханство стало на грань своей погибели. Среди десятков тысяч убитых простых воинов-пастухов, погибли и племянники с сыновья крымского хана Девлет-Гирея, в том числе и наследник трона калги-султан Мехмед-Гирей, подавляющее число мурз — глав кочевых родов со своими наследниками, сыновьями и прочими родственниками. Из всей огромной, более чем ста семидесяти тысячной армии, перешедшей в июле русскую границу, домой в Крым вернулось чуть более двадцати тысяч измученных, обессиливших всадников. Да и тем хан не дал время для отдыха. Дивлет-Гирей точно знал, что бегущие на юг остатки крымской орды преследует русская кованная конница, имевшая в авангарде наемные отряды легкой степной конницы из нанятых кочевников из зауральских степей, и подпираемая с тыла пехотой московского царя, усиленной артиллерией, в том числе и осадной.

Дикое поле-Крым. Август-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ

Завоевательный поход Крымского хана, при поддержки воинов его сюзерена, султана Османской империи, окончился провалом, сокрушительным поражением, в результате которого армия вторжения была разгромлена, на годы подорвана воинская мощь Крымского ханства, подавлявшая часть захватчиков оказались погребенными в земле Русского царств или остались лежать без погребения в степи Дикого поля, около русских украин. И вот теперь, Русь идет тремя армиями в «дом» последних людоловов у русских границ, для окончательного решения людоловских набегов на свои земли, русские войска идут в Крым.

* * *

Первая армия, под командованием самого государя Иоана IV Васильевича и государя наследника Иоана Иоановича, еще в середине июня спустилась по Днепру на судах и встала биваком на речном берегу ниже днепровских порогов, всеми тридцатью тысячами пехоты (тридцать стрелецких полков) и царским осадным орудийным парком. К армии государя и наследника присоединились три тысячи черкасских казаков под руководством атамана Ивана Подковы. В самом Киеве осталась пара полков, общим числом в две тысячи стволов, да в иных городах и крепостях вновь присоединенных земель, стали гарнизонами пять тысяч стрельцов, то есть пять полнокровных полков.

Получив по радио уведомление об пересечении ордой Засечной черты, Крупнов тут же передал поступившую информацию царю, который не сильно удивился быстроте передачи информации у своих уральских бояр, ибо насмотрелся множество «чудес», при посещении этих бояр в их вотчинах, на Урале. Зато не затягивая дело, отдал приказ и согласно плана, на следующее утро, русских ратей на месте их стоянки уже не было, все суда с ратниками шли по течению Днепра в его низовья и далее к западному и южному побережью Крыма.

По пути снесли стены турецких крепостей, расположенной на материке Ачи-Кале (Очаков) и лежавшей на песке Кинбурнской косы, известной среди татар как Кыл-Бурун, что означает «Острый нос», Кинбурн, взяв оба укрепления одновременными приступами. Небольшие, по сравнению с русской армией, хотя и разделенной на две части, гарнизоны не смогли ни чего противопоставить осадным пушкам царя и его стрельцам. Освободив таким образом проход из Днепра в Черное (Русское) море, суда царской армии отошли от развалин крепостей, покинув воды Днепровско-Бугского лимана, обогнули невеликий в размерах, десять километров в ширину и сорок километров в длину, Кинбурнский полуостров, песок которого был покрытый степной травой, небольшими рощами деревьев, разбросанными там и сям малыми озерами соленой и пресной воды, с обитающими на них большим количеством водоплавающей птицы, взяли курс к точке окончания маршрута.

За полтора дня неспешного хода, держась компактно, подошли к крымским берегам, уже зная, благодаря боярину Крупнову о грандиозном разгроме татарско-турецкой орды, и приступили к методичной очистке побережья от османской и татарской власти, оставляя в захваченных крепостях, городах, а иногда и в простых деревушках, гарнизоны до тысячи воинов. Благо города на западном и юго-западном побережье в основном почти не имели укреплений, невысокие, не широкие стены ни как не могли остановить напор царских воинов, даже не всегда разворачивали осадный парк, хватало для поддержки приступа и полковых пушек. А те немногочисленные крепости и единицы городов имеющие более сильные укрепления, быстренько брались в ходе массированного штурма. Всегда приступ предварялся сильным пушечным огнем осадного парка, тяжелые ядра и предоставленные уральскими боярами «специальные» бомбы, которые разрушали стены и башни укреплений и только после подавления огня, всегда немногочисленного гарнизона, в проломы шла царская пехота.

Отличились в этом походе, да перед царевыми очами бояре Крупнов со Стуликовым, да атаман Иван Подкова. И если с Подковой было все ясно, его приз, которым его и сманили в поход, был обещанный царем Иваном IV престол молдавского господаря, за брата одного из них, а именно Иоана III Водэ Храброго, Иван себя и выдавал на Сечи. Оспаривать это его утверждения даже среди казаков ни кто не рисковал. Очень уж уверенный аргумент представлялся Иваном, гнутые и ломанные им голыми руками, на глазах товарищей, подковы и талеры, за что и получил от сечевиков прозвище-Подкова. Да и «витязи», которые собственно и предложили государю привлечь этого атамана к походу, имели на него виды. Имелась информация, правда не проверенная, но достаточна реалистическая, что Иван Подкова происходил из рода трансильванских магнатов Баториев, какая то очень давно и далеко ответвившаяся и обедневшая ветвь родового древа. А приход на польский трон Стефана Батория ни кто собственно не отменял. Вот пусть имеется в запасе против чужого Батория, другой, наш Батория. Обещанный трон Подкова при поддержки русских войск впоследствии получил. За что помог русским в войне с Речью Посполитой во главе со своим дальним родичем Стефаном Баторием. То награду уральским боярам, русский монарх, в последствии придумал сам. Правда с подачи своей Анастасии.

* * *

Другая армия в составе трех стрелковых дивизий уральцев, пятитысячной бригады морской пехоты, отряда морского спецназа, костяк обеих последних частей составляли карибские ветераны и двух тысяч донских казаков во главе с атаманом Михаилом Черкашениным, усиленные тремя отдельными дивизионами пудовых и двух пудовых «единорогов», с дивизионом казнозарядных 122-мм гаубиц, под командованием самого Черного со товарищами Полухиным, Брусиловым, Батовым, Лазаревым и Седых, с начала лета начала сосредотачиваться в верховьях Дона, нацелившись на Азов и далее в Крым-Керчь, Кафа (Феодосия) и так далее по побережью на запад. Для чего из прибывших деталей собрали шесть уральских шхун и около полутора сотен стругов, вооружили их, снабдили припасами и к концу июля покатилась русская флотилия вниз по Дону к Азову.

7 августа флотилия прибыла к городу и высадив пехоту, которая и осадила его. А шхуны блокировали крепость с воды. Азов недолго сопротивлялся и уже к 10 числу крепость пала. Штурм прошел быстро, с минимальными потерями со стороны штурмующих. С утра 10 августа огнем орудий согнали с выбранного участка стены её защитников. Под прикрытием картечи, бомб «единорогов» и пуль «сакмарочек», поддержанных взрывами осколочно-фугасных снарядов 122-мм гаубиц, «моржи» бегом подтащили к стене три пудовых ящика с шашками пироксилина, разложили их у подножия вала и стены, прикопали с легка, соединили детонирующими шнурами, и отматывая кабель, бросились от города к своим позициям. Через десяток минут раздался сильнейший взрыв, полностью разрушивший длинный участок вала со стеной, обломки которой, вместе с выброшенной землей вала, засыпали ров, создав широкий, хотя и рыхлый «проспект» для штурмующих в осажденный город. Вот по этому «проспекту», не успела даже ещё осесть поднятая взрывом пыль, вглубь крепости бросились штурмовые отряды стрельцов. И через три часа жестокого боя, Азов был взять приступом и полностью, вместе с портом и находящимися в нем галерами и прочими судами, перешел под контроль русских. В ходе боев во время приступа, подавляющая часть защищавших его турок и местных татар с ногайцами были уничтожены, в плен попали единицы.

Пока пехота брала Азов, конница уральцев и донские казаки Черкашенина, зачищали сначала ближайшие окрестности крепости, а потом и дальние, от кочевий местных татар и ногайцев. Большим гуманизмом при этом «чистильщики» не страдали, уничтожая любого при малейшем намеке на сопротивления. Зато покорившихся собирали в колоны и гнали сначала к Азову, а в середине сентября погнали своим ходом к Рязани. Правда в Рязань пришло к концу октября, намного меньше полона, чем отправлялось от Азова. Тяжелая дорога и начавшиеся холода с болезнями изрядно проредили ряды пленников. Захваченные табуны лошадей, отары овец и стада прочего скота, перегоняли в казачьи городки в верховьях Дона. Дуван делит будут после победы, пока оставшиеся в городках казаки присмотрят за скотом.

* * *

Простояв немногим менее недели в Азове и приведя войска в порядок после штурма крепости, русская рать на судах, используя и захваченные в азовскому порту трофейные суда, вышли на Керчь, пустив вперед уральские шхуны, для расчистки пути от турецких военных галер. И уже 18 августа Керчь стала принадлежать Русскому царству. Просто проснувшиеся утром 18 числа жители города увидели на стенах цитадели и города морских пехотинцев русского монарха, в порту суда московитов с войском, а в городских воротах, входящих через их арки стрельцов царя Ивана. При этом ночью, горожане не слышали ни какой пушечной пальбы или массовой мушкетной стрельбы, так три-четыре редких выстрелов из пистолетов и это все, что слышали обитатели домов, расположенных у самых склонов крепостной скалы. И можно было бы списать все на измену коменданта цитадели или проделки иблиса, перенесшего нечестивых московитов прямо на стены городской твердыни и самого города. Каковы версии в общем то и пошли гулять среди горожан и окрестных жителей. Однако реально виновниками потери османами Керчи почти без выстрелов, были «птенцы» Лазарева, которые в темноте сумели выйти на скалистый берег, подняться по его обрывам к стенам городской цитадели, перебраться через стены, попутно сняв часовых, правда изрядное число которых попросту спало или как минимум дремало. После чего блокировали арсенал, пороховой погреб, казарму, в которой обитал небольшой гарнизон, состоящий из ушедших по возрасту из корпуса янычар, переведенных на эту спокойную службу в крепости на краю империи. Но янычары остаются янычарами даже в почтенном возрасте, вот при зачистке их казармы и прозвучали те немногочисленные пистолетные выстрелы, которые и слышали, но не обратили на них внимания, обитатели жилищ выстроенных под крепостной скалой. Короткая резня спящих, несколько человек успели не только проснуться, но и схватиться за оружие, вот по ним и отработали из пистолетов, и цитадель полностью под контролем нападавших.

Проход из крепости по городским улицам в одежде покойных ныне янычар, не вызвал ни какой тревоги. Как впрочем и появления небольших отрядов янычар у всех городских ворот. А когда воротные стражники спохватились, было уже поздно, их начали резать. Световые сигналы с захваченных стен и в приоткрытые калитки ворот, либо створки самих ворот, вбегают цепочки русских морпехов, тут же берущих под свою охрану весь периметр городских стен с башнями и воротами. А «моржи» оттянулись в цитадель, откуда и вышли для захвата городских ворот.

С рассветом началась высадка русских войск, как в самом порту Керчи, так и в окрестностях города, и в само поселения начали входить колоны уральских стрельцов, часть которых и сменили «гидросолдат» и спецназовцев на стенах крепости и города. Остальные, совместно с морской пехотой, начали занимать административные здания города и приступили к тотальной зачистке Керчи от остатков вражеского войска. К закату бывшая турецкая Керчь, полностью перешла во владения царя Ивана IV.

Простояв во вновь приобретенном русском городе пару суток, на утро третьего дня, русская флотилия, загрузив на суда пехоту и артиллерию, уменьшившаяся на пару полков, ставшие гарнизонами в Азове и Керчи, покинула керченский порт, взяв курс вдоль побережья Крыма на запад, до следующей остановки в Кафе (Феодосия). При этом кавалерия стрелковых полков, временно выведенная из их состава и сведенная в одну бригаду, осталась в керченской округе, начав присоединение окрестных земель и населявших их жителей к Русскому царству. После выполнения задачи по присоединению керченской округи к Москве, кавалерия ушла далее по полуострову, приводить земли и жителей под руку государя Ивана Васильевича.

* * *

Взять Кафу, так же как захватили Керчь силами одного спецназа, даже при поддержке морской пехоты было невозможно, по причине большего размера города и его населения. Но цитадель, «мокрым» бойцам обеих подразделений, взять было по силам. И опять в ночь с 22 на 23 августа пошли в воду «моржи». Преодолевшие под водой весь путь от места старта, «флотилии» небольших рыбачьих лодочек за пределами бухты, до берега. После выхода на который, в самую «собачью» вахту, закрепили на берегу притащенный ими не толстый, но длинный канат, этакую «Нить Ариадны», для морпехов, один из концов которого находился на барабане в струге, пробежались по, хотя и не отвесному, но достаточно крутому склону Карантинного холма, обращенного к морю, и взобрались на южную стену цитадели, около башни, названной ещё её строителями генуэзцами, башней Святого Климента. Ликвидировав часовых на прилегавших к башне участках стены и в самой башне, захватили её. А минут через пятнадцать-двадцать, в расположенную в стене на высоте двух метров, в крепостную калитку, по приставной лестнице, начали взбираться первые морские пехотинцы, подкрепление «моржам», пара сотен которых переплавилась на легких лодках, по канату — «Нити Ариадны», протянутому от струга до берега.

К восходу солнца, когда в гавань ворвались струги с морской пехотой, при поддержки орудий уральских шхун, «лазоревцы» и двести морпехов основательно закрепились в башне и прилегающих к ней участках стены. Ко времени, когда солнце полностью взошло на небосклоне и даже начало понемногу пригревать, цитадель была взята под свой контрой бригадой русской морской пехоты и отрядом морского спецназа. А в порту начали высаживаться стрелковые полки. Казачков, во главе с атаманов Черкашеным, оправили на охват города, для предотвращения разбегания потенциальной добычи. С чем казаки, привычные к сбору дувана, прекрасно справились, вовремя и надежно перекрыв почти все выходы из города. В общем русской сухопутной артиллерии не удалось пострелять и при этом штурме. Немного поработали канониры шхун, при прорыве в порт Кафы и все. И без орудийной пальбы, к закату, Кафа была полностью занята русским войском. Все таки почти тридцать тысяч бойцов, это тридцать тысяч и ничего им, шеститысячный турецкий гарнизон Кафы с сотней татарских всадников и шестнадцатью сотнями городского ополчения и стражи, противопоставить не могли.

Пара дней отдыха и флотилия снова вышла в море, ведь еще не все поселения на побережье перешли под руку русского государя. На этот раз войско, идущее на судах флотилии, уменьшилось сразу на три полка, оставшимися почти шести тысячным гарнизоном в Кафе. Наконец в середине сентября обе русские флотилии, царская и уральская, встретились в районе Севастополя, мира попаданцев, хотя и сильно уменьшившиеся в количестве воинов, растащенных по гарнизоном прибрежных поселений.

* * *

Но основной удар все таки наносился по Перекопу армией князя Воротынского Михаила Ивановича-старшего, в составе почти тридцати тысяч пехоты, в основном стрельцов из Уральского уезда, и полуторатысячами наемных немчинов, всех кто остался в строю после битвы при Молоди из пятнадцати тысячного корпуса наёмной пехоты. Да под восемьдесят тысяч кавалерии, из которой только пятнадцать тысяч было наемной легкой степной конницы, а остальную масса кавалерии представляя кованная русская поместная конница и полки тяжелой конницы Уральского уезда. Качественно усиливала армию артиллерия Уральского уезда, отдельные дивизионы, батареи и роты, которые сопровождали войска в походе. В том числе имелись среди отдельных артиллерийских подразделений и тройка дивизионов крупнокалиберных двух пудовых осадных «единорогов».

Передовые отряды наёмной легкой степной конницы вышли к Перекопу буквально на «плечах» бегущих крымчаков. Дивлет-Гирею пришлось даже пожертвовать «хвостом» остатков своей орды, закрыв перед последними своими воинами ворота крепости Ор-Капу, бросив их на растерзание башкирам передового отряда. Но при этом не дав этим башкирам возможности ворваться в крепость за спинами татар, прикрываясь их телами от картечи турецких орудий и пуль «янычарок» османской пехоты.

Но эта жертва не сильно улучшила положение хана. Ибо уже к вечере к перекопскому валу вышла русская кованная конница и посаженные на коней уральские стрельцы. А на третьи сутки, в полдень, прибыла с охраной и тяжелая артиллерия русской армии. С утра четвертого дня, с момента выхода русских к перекопским укреплениям, заговорили русские осадные орудия. Массированному обстрелу подверглась в основном центральная крепость Ор-Капу, хотя, один дивизион двухпудовых «единорогов», почтил своим вниманием и вторую цитадель Перекопского вала.

На три километра западнее от центральной цитадели, возвышается вторая крепость, Ферх-Кермен, название которой, при переводе с татарского, означало «Город Радости». Данная «радость» непосредственно прилегала к Каркинитскому заливу и являлась морским входом на перешеек. Массивные каменные башни этого укрепления контролировали подступы к валу с моря. Сам вал, с каменной стеной по гребню, усиленной широкими каменными башнями, протянулся на восемь километров с запада на восток от вод Каркинитского залива до «рассола» Сиваша.

Ключевым местом обороны Перекопского вала, являлась крепость Ор-Капу, имевшая пятиконечную форму с земляными стенами, обложенными крепкими камнями, усиленную четырёхугольными башнями. С северной (материковой) стороны находились одни ворота с подъёмным мостом, зато с южной (крымской), ворот было несколько. Крепость и сам город Перекоп при ней, фактически состояли из Среднего города, Главного города и слободы, или по иному из внутренней цитадели, внешней крепости и пригородов.

* * *

Сутки непрерывной стрельбы, начали давать результат, стены Ор-Капу и прилегающие к ней участки стен самого вала с башнями, были полуразрушены, местами, от взрыва пироксилиновых двух пудовых бомб, осыпался в ров вал. Но пока хану Девлет-Гирею и комендант Ор-Капу ор-бею Гази-Гирею, неожиданно ставшему вторым человеком, после хана, в иерархии Крымско-татарского государства, по причини отсутствия калга-султана с нуреддин-султаном, из-за гибели обоих в злосчастном русском походе этого года, удавалось справиться с ситуацией. Стянув все свои силы в Ор-Капу и Ферх-Кермен, стены и башни которого так же пострадали от огня русских орудий. Созвали остатки воинов, ближайшие к Перекопу кочевья остались совсем без мужчин, хан забрал и еле двигающих стариков, старше шестидесяти лет, правда таких аксакалов были единицы. Зато седобородые командовали тринадцати-пятнадцатилетними подростками, которые откликнулись на ханский призыв. Чем не преминуло воспользоваться русское командования, перебросив ночью трех тысячный сводный отряд уральской тяжелой кавалерии под командованием Воротынского из «витязей» со товарищем уральским боярином Ивановым, на самый правый фланг своего наступление, на восток, к Сивашу. На рассвете ряд мощнейших взрывов обрушил стены с башнями в ров и разбросал землю с вала в восточной оконечности перешейка, открыв тяжелой кавалерии достаточно удобный, для того чтобы перевести все три тысячи тяжеловооруженных всадников, широкий проход. И менее чем через час, на крымской стороне Перекопа оказался крупный отряд русской кованой конницы, усиленный конными батареями трех фунтовых «единорогов» и ротой, поставленных на подрессоренные, специально изготовленные брички, автоматических картечниц. Михаил Иванович-младший не стал задерживаться на месте переправы через вал ни на мгновение больше, чем требовалось для перехода по проходу и приведения подразделений в необходимый порядок, рысью повел свою сводную бригаду вглубь полуострова, заходя в тыл Ор-Капу, основе всей оборонительной позиции магометан.

Все это не могло пройти мимо слуха и взгляда оборонявшихся. Вид уходящей к ним в тыл тяжелой кавалерии, усиленной артиллерией, вызвал сильное беспокойство командования басурман. Но оно быстро прошло, перейдя в панику, когда хан и его военачальники увидели колоны пехоты и артиллерии сводной дивизии внутренней стражи, идущих к образовавшемуся проходу, а голову передовой колоны уже входящей в пролом. Итогом стало оставление татарами и турками пригорода, внешней крепости и отход во внутреннею цитадель. К вечеру этого дня русская пехота полностью зачислила слободу со Средним городом и совместно с артиллерией плотно осадили укрепления Главного города и полуразвалены Ферх-Кермен. Вся кавалерия Русского царства была брошена на зачистку ближней и дальней окрестной к Перекопу степи, а сводную бригаду Воротынский — «витязь» повел на Бахчисарай.

На утро, после непрекращающейся и ночью бомбардировки обеих крепостей, развалины Ферх-Кермен были заняты наемниками, добивших всех выживших защитников. Ор-Капу продержался еще почти двое с половиной суток. Его разбитые укрепления и разрушенные дома были заняты только к полудню третьего дня, с даты падения западной крепости. Мало кто из защитников, да и простых жителей Перекопа пережил его осаду. Среди мертвых тел был опознан и последний крымский хан Девлен-Гирей, и ор-бей Гази-Гирей, и подавляющая часть приближенных мертвого ханы, бывших при нем в последние дни.

Князь Воротынский не стал давать армии отдых. Оставив для перекрытия Перекопа дивизию внутренней стражи, остальные полки повел вглубь Крыма, приступив к методичной зачистке территории полуострова от врага. К которому априори относились не только воины погибшего ханства, но и все относительно мирное населения уничтожаемого государства.

* * *

На замирение новых земель, всеми тремя армиями, ушло ещё пара месяцев и только в октябре государь с наследником, свитой и охраной, по суше прибыли в Керчь, в порту которой погрузившись на шхуны и трофейные галеры, отбыли в Азов, от которого поднялись вверх по Дону, где, в районе городка Раздоры, находящегося на песчаном острове, образуемом рукавом Донца и Доном, пересели на струги и по донским притокам, волокам, обским притокам, попали в Обь, из неё в Москву-реку, по которой и прибыли в столицу. И ещё до ледостава царь Русский Иван IV с наследником, свитскими, охраной, казной Крымского хана и иными сокровищами, добытых во вражеских поселениях, прибыли домой, в Московский Кремль.

* * *

Победа. Последний степной хищник ликвидирован. Но уничтожить часть вражеской силы, не значить победить. Все это время за спиной крымского «шакала»-вассала стояла его сюзерен-империя Османов. В этом году удалось разбить мизерную часть османской армии, но вся мощь Блистательной Порты ощутимо, пока морально, давила на командование победителей. Благо в этом году туркам было не до крымского «щелчка по носу». Более серьезные дела заварились на турецко-персидской и турецко-австрийской границах. Вот и пользовались русские предоставленной отсрочкой от вторжения османской армии, укрепляла прибрежные крепости, ставя в них сильные гарнизоны, усиленные новыми разнокалиберными «единорогами». Не выводили с полуострова войска уральского строя и наемную пехоту. Но поместное ополчение и степную конницу пришлось отпустить.

Зато по весне следующего, 1573 года, в степи Крыма пришло разросшиеся за последние двадцать лет, как за счет рождения в спокойном времени детей, так и за счет влившихся в него, на правах младших родственников, ряда башкирских родов, племя Аорсов, под предводительством своего древнего, но как не странно бодрого и полного сил, вождя-шамана Абеля. Которые, наряду с русскими переселенцами и составили новое населения русского Крыма. Но полностью Таврида стала русской только через четыре года, когда в 1576 году, воины аорсы, ведомые проводниками из числа уцелевших в горных деревнях готов, очень «старых» обитателей Тавриды, нашли и разгромили последние поселения басурман, в труднодоступных местах горного Крыма.

В связи с ликвидацией паразита в Крыму, никогда ранее кадетский корпус и институт благонравных девиц Уральского уезда не испытывал такого массового поступления новых малолетних воспитанников с воспитанницами. Но не всем побежденным повезло так, как этим детям. Большинство уцелевших мужчин царским указам передавались князю Золотому-Уральскому, для использования на общегосударственных работах. Какую то часть раздали участвовавших в походе воинам, так же участникам похода досталась и часть женщин, хотя подавляющую их часть, опять по государеву повелению, с началом навигации перевезли в Заморскую Русь, наконец то исправив демографическую ситуацию, с перекосом на преобладания мужского населения, в заморских землях.

Русское царство. Август-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ

Русские рати ушли в Крым, куда и переместился центр основных событий и новостей. Но и на Руси не наступил «мертвый сезон». События и новости, хотя и не такой значимости и не в таком количестве, как с территории бывшего Крымского ханства, но шли и с земель Русского царства.

Основной новостью была весть о неожиданно разразившейся эпидемии скоропостижных смертей, пронесшейся среди высшего боярства, княжат и московских приказных. В числе покинувших этот мир и перешедших в навь, ушёл за грань и верный слуга Великого государя, Русского царя Ивана IV Васильевича, ближайший к монарху человек, глава Боярской думы, боярин, князь Иван Фёдорович Мстиславский. Но не только Морена прорядила ряды служивого московского люда. Подручные нового царева ближника, воеводы бригады Скуратова-Бельского, тоже внесшие посильный и достаточно значительный вклад в уменьшение числа «чернильных» людишек, а так же некоторого числа аристократов, из числа различных княжеских фамилий Руси и старинных боярских родов Новгорода, Пскова, Москвы и прочих бывших Русских удельных княжеств. Которые не долго молчали у «спецов» Малюты, начав разговаривать о всем, о чем их спрашивали «собеседники», а иногда, даже о том, о чём последние и не подозревали, и не спрашивали. Одновременная потеря такого большого количества приказных могла бы парализовать работы почти всех приказов. Однако прибывший из Петроград «десант», в двести с лишним душ, выпускников прошлого, семьдесят первого года, Петроградского университета Уральского уезда Московского царства, позволил избежать остановки деятельности приказов. Выпускники юридического и экономического факультетов университета, хотя и не сразу, постепенно, но к концу года, полностью заменили на местах в приказах арестованных заговорщиков.

* * *

По весне текущего года в Германию, Швейцарию и Италию выехали команды рекрутеров, для найма новых наемников. В том числе отдельное посольства рекрутеров прибыло и в Стокгольм. По прибытию, месяца через полтора, посольство было удостоено аудиенции у короля Швеции Юхана III Ваза, хотя и ненавидящего русских и их царя, но вынужденного, пусть и с огромной задержкой, принять посольство монарха московитов. Переданное послом, письмо русского царя, вызвало у Юхана противоположные желания. С одной стороны ему не хотелось оказывать какую-либо помощь своему недругу и врагу своей страны. С другой, московитский монарх предлагал за его регулярную армию отличные деньги. На эту сумму можно было нанять, вооружит, снарядить ещё пятнадцать тысяч солдат, да содержать их в течении, как минимума, пяти лет и то ещё немного денег останется для других целей. Тем более и покойный Папа Римский, в своих посланиях призывал христианских правителей объединиться против османской экспансии и оказать сопротивления туркам, пойти в новый крестовый поход против мусульман. И хотя новый понтифик в своих грамотах более ни чего про крестовый поход против неверных не говорил, но и не дезавуировал послания своего предшественника на престоле Святого Петра. Итогом раздумий шведского монарха, стало выполнение просьбы его «любезного брата» государя Московии, о предоставлении в найм восточному соседу всей пятнадцати тысячной шведской регулярной армии сроком на три года с 1 апреля 1573 года. О чем в октябре семьдесят второго года, после получения известий об уничтожении московитами Крымского ханства и захвате ими полуострова, с уничтожением стоящих там турецких гарнизонов, и было объявлено русским послам, во время второй и последней, прощальной аудиенции.

Сумели выполнить свои задачи и другие команды рекрутеров, хотя и прилично уменьшив государственную казну. Но уже в августе в русские порты начали прибывать отрядики и группы завербованных европейских наемников.

* * *

Одним из факторов способствующему успеху русской компании против Крыма стала война между Персией и Турцией, согласно договора первой с Россией. Весной Казвин разорвал свой договор с Стамбулом, заключенный 29 мая 1555 году в северотурецком городе Амасье, и названный по его имени. Согласно данного договора, области западной Грузии — Имеретия, Мегрелия и Гурия с западной Арменией и Курдистаном, с большей частью Ирака с городом Багдадом, переходили во владения османского султана. А восточные земли Грузии — Месхия, Картли и Кахетия, с восточной Арменией и землями будущего Азербайджана с городом Тебризом, попали под власть сефевидского шаха. Крепость Карс должна была быть срыта, а окрестности города опустошены. Область вокруг Карса была объявлена нейтральной-ничейной. Правда турки несколько своеобразно толковали нейтралитет Карса. Пограбить его они были рады всегда, правда вскоре брать там, кроме ясыра, стало нечего. Однако рабов, особенно молодых девушек и юношей, нахватать было можно. Но с 1569 года и этого туркам стало мало и они полностью подчинив себе Карс с окрестностями, приступили к ремонту и перестройки его крепости, которую и восстановили в 1571 году, что являлось двойным грубейшим нарушение Амасьемского мирного договора 1555 года.

Упустить такую возможность реванша, персидский шах Тахмаспе I не хотел и не упустил. 1 июня 1572 года по Григорианского календарю, персидские войска перешли персидско-турецкую границу, установленную мирным договором пятьдесят пятого года, сразу в нескольких местах. Вновь перфорированная, с учетом европейской тенденции развития войск, вооруженная европейским и русским стрелковым оружием и разнокалиберными орудиями этих же производителей, с обученными инструкторами от русского царя стрелками и орудийной прислугой, персидская армия намного отличалась от себя же образца 1555 года. Шах пересилил свою скупость и «наступив туфлей на шею своей «жабе»-жадности», профинансировал в полном размере все изменения в армии. Что тут не могло сказаться на результатах боевых действий между османами и сефевидами. Ведь в первую очередь победы турок над персами до пятьдесят пятого года, были обусловлена наличием у османов сильной артиллерии и постоянной пехоты, которая как класс отсутствовала у сефевидов. Теперь, благодаря северному соседу-союзнику, у шаха имелись, приличная артиллерия с хорошо подготовленными канонирами и отлично вышколенная пехота, вооруженная мушкетами. И это сразу же стало сказываться в виде побед персидского оружия на турками.

Уже к сентябрю кызылбашские военачальники полностью захватили западную Армению, Имеретию, Мегрелию, почти всю Гурию, подойдя к самым границам Анатолии. Осадили Карс. При осаде которого пригодились проданные северным соседом большие осадные пушки, благодаря которым крепость, после полугодовой осады, в конце февраля, уже следующего, 1573 года, была взята приступом шахским войском. Правда в Ираке каких либо значительных успехов персы добиться не смогли. Военачальники османов бросили для защиты Багдада крупную армию, которая и задержала кызылбашские войска. Персам удалось удержаться на занятой территории только благодаря выучки их стрелков и канониров, которые удерживали на расстоянии атакующие отряды турок. Но постепенно Блистательной Порте удалось стабилизировать обстановку, перебросив дополнительные силы, взятые со всех концов империи, на персидский фронт, что и позволило русской армии без вмешательства султанских частей овладеть Крымом.

* * *

Кроме персидского шаха, невольную помощь русскому царю оказал и император Священно Римской империи германской нации Максимилиан II, отвлекший, во второй половине года, турецкие войска расквартированные в Венгрии, Валахии и Болгарии на себя. В середине сентября воины Максимилиана II, по личному приказу императора, решившего под шумок, в виде разгрома Крымского ханства и захватом Персией у Турции западного Закавказья, увеличить свои земли, захватили в Венгрии налетом полудюжину замков с прилегающими к ним землями, выбив из укреплений не великие гарнизоны османов, оборонявшихся на их стенах. Германцы забрали бы и побольше, но осень с её дождями, превратившие дороги в болота, не дали их войскам пройти далее вглубь занятой султаном территории Венгрии. Но эта же распутица не позволила вали (губернатору) вилайята (провинции) Буда направит подчиненные ему войска для возврата захваченных австрийцами крепостей. В то же время, угроза продолжения наступления имперцев, вынудила вали воздержаться от посылки к Днепру подчиненных ему воинов, как того велело указание великого визиря.

* * *

Смерть 7 июля 1572 года Короля Польского и Великого князя Литовского Сигизмунда II Августа с последующими выборами нового монарха, прошли мимо русского государя. Московский двор ни коим образом не участвовал в выборе нового монарха Речи Посполитой, в связи с крымскими событиями и участием царя и его наследника в походе на Крымское ханство. Вот таким образом Московский стол и самоустранился от участия в «гонке» за объединенный трон Польши и Литвы. После длительного «развлечения», называемого сеймом польной шляхты по выборам нового круля, из целого ряда кандидатов: эрцгерцога Эрнеста Габсбурга, сына императора Священно Римской империи Максимилиана II, короля Швеции Юхана III Ваза, мужа сестры умершего монарха Катерины Ягеллонки, Семиградского князя Стефана Батории, на трон Ягеллонов был избран французский принц Генрих Валуа, родной брата французского короля Карла IX. Правда король Генрих просидел на Польско-литовском троне всего ничего, чуть более года. После чего попросту сбежал из Польши, в феврале 1574 года, бросив опостылевший ему польский стол и гонористых панов, что бы занять опустевший, после смерти его брата Карла, французский престол.

Зато в этом году ни один польский жолнер или иной воин, не переступил черту новых границ между Русским царством и Речью Посполитой. Что дало время русским властям укрепиться на вновь присоединенных территориях ещё более основательно, и в военном, и в административном, и в финансовом, и в идеологически-религиозном отношениях.

* * *

Верные правителю Хорезма войска, совместно с русскими экспедиционными частями, подавили бунт феодальной верхушки Хивинского оазиса. Официально плененных, из числа хорезмийских, бухарских и туркменских беков, не было. Как объявили ханские глашатае, на всех базарных площадях государства, подлые предатели из числа местных беков, грязные изменники из туркменских вождей и недостойные захватчики, бухарские беки, несмотря на обещание хана сохранить им жизнь, отказались сдаться на милость светоча милосердия Хаджи-Мухаммад-хана, напали на ханских нукеров и в бою все были истреблены. Какие усилия в красноречии пришлось приложить Беркуту, что-бы убедить местного монарха в целесообразности физического устранения родовитых пленников, сдавшихся в плен в надежде сохранить себя жизни, а впоследствии и свободу, либо за выкуп (бухарцы), либо полагаясь на родство с ханов (беки из числа родственников монарха Хорезма), либо откупившись от ханского гнева золотом и серебром (беки не входящие в число ханским родичей и знатные туркмены), осталось между этими двумя собеседниками. Но результатом их беседы стал вывод пленников данной категории в пески пустыни, где нукеры, из числа ханских телохранителей, посекли их клинками, после чего забросали тела песком.

Ещё одной категории пленных так же было противопоказано оставаться живыми на территории ханства, а отпускать их на свободу, так же было нельзя. Это попавшие в полон нукеры бухарского хана, хорезмийских беков и туркменских вождей. Вот и пришлось вывозить, в самый впритык, к окончанию навигацию, данную категорию полона на Русь. И в конце октября, во временном лагере около Уральска, поселились свыше тысячи бывших нукеров. Разбрасываться тысячей отлично подготовленных воинов было бы не по хозяйски. А на обширной территории Русского царства, враг для туркестанских воинов-мусульман обязательно найдется, тем более свободных от клятвы верности, в связи со смертью бывших хозяев-командиров.

Но не все знатные туркмены, пришедшие для поддержки мятежников в Хиву, остались гнить в её песках. Военный вождь племени Теке Аба-сердар, приведший четыре тысячи всадников своего племени, остался жив. Получив многочисленные ранения в одной из атак на строй русской бригады пустынных конных стрелков, он был захвачен в плен. Факт пленения Аба-сердара русским удалось скрыть от чужих и под видом одного из своих раненных, среди других изранненных русских воинов, он был вывезен для излечение на Урал, где с ним и начали работать сотрудники «контор» Брусилова и Вортынского, на предмет привлечения его на сторону русского монарха. Благо опыт работы с перспективными пленными у обоих «контор» накопился приличный. Натренировались на испанских идальго. Забегая вперед можно сообщить, что через полтора года, после битвы, полностью излечившийся от ран и восстановивший свои силы, Аба-сердар, перетянутый спецами «контор» на сторону северного белого царя и прикрепленный к русскому трону множеством невидимых, но крепких «канатов», в сопровождении полутора сотен уцелевших в сражениях, лично преданных сердару нукеров-текинцев, отбыл в своё племя, в котором и произвел «военный переворот», взяв власть над племенем полностью в свои руки. Уничтожил остатки племенной знати, оказавшей ему сопротивление, вместе с их семьями, приструнил других недовольных. И в дальнейшем племя Теке стало одной из опор русского влияния в Туркестане.

Мятеж имел и ещё один положительный момент для русских властей в Хорезме. Мориски, большинство из которых приняли православие вынуждено, получив от своих единоверцев мусульман кровавый урок, поняли, что они в новых землях для местных такие же чужаки, которых необходимо уничтожить поголовно, как и проживающие рядом с ними русские переселенцы. И страх полного уничтожения народа и постоянная опасность повторения бунта, подобного хивинскому, разломали «гранит» недоверия и отчуждения к русских у морисков. И теперь уже огромная, подавляющая часть переселенцев-морисков в Хорезме, начали очень часто, со всем пылом неофитов, ходить в православные церкви, искренно исполнять требования веры, придерживаться обычаев и обрядов своих русских соседей. Да так, что имелось даже несколько случаев смертей, среди наиболее твердо стоящих за «веру отцов и дедов» морисков. При этом, обычно гибла вся семья. То поедят что-то не то, умрут от отравления, то змеи, неожиданно облюбуют дом подобного твердолобого, естественно в утру живых в жилище не остаётся ни кого. То недобитые мятежники нападут ночью на селение, но успеют уничтожить только одну семью, усадьба которой иногда стоит даже в центре поселения. Ну вот такие «отморожены» пошли бунтовщики. А то на едущую на базар или по каким иным делам семью морисков, нападут простые разбойника, ограбят и что бы скрыть свои подлые деяния, убьют всех ограбленных. Да мало ли какие несчастья могут произойти с теми, кто не хочет жить одной «семьёй» с другими переселенцами. Тем более, что ко множеству подобных случаев люди наместника были не причастны абсолютно. Как не странно, подобные несчастья с несогласными и упертыми морисками, стали происходить и с переселенцами из Испании переехавшими и на Алтай, и на Урал, и даже в далёкую Заморскую Русь.

Осознавшие смертельную опасность от аборигенов, молодые мориски в Хорезме, просто «ломанулись» записываться в войска. Пришлось даже отправить часть из них назад «в народное хозяйство». А из отобранных, приступить к формированию еще одной, четвертой по счету и номеру, пятитысячной бригады конных пустынных стрелков. Которая и была сформирована до конца года, и только через год после формирования, к 1574 году, она стала боеспособна, получив оружие, снаряжения, транспорт, пройдя обучение и слаживание.

Хотя ответного набега на Бухару, правитель Хорезма Хаджи-Мухаммад-хан, по согласованию с русским наместников Беркутом, не предпринимал, однако, ханский «дорогой родственник», бухарский хан Абдулла-хан II, не смог успокоиться. Не рискуя больше ввязываться в военное противостояния, всё-таки потеря шести тысяч профессиональных конных воинов и ряда военачальников, не усилии военный потенциал ханства и воинов стало явно не хватать. Зато с дехканами в государстве Абдуллы все было в порядке. Вот и затеял он в верхнем течении Аму-Дарьи, по отношению к землям Хорезма, какое-то грандиозное земляное строительство. По всем признакам роя канал параллельно руслу реки и возводя дамбу для перекрытия потока Аму-Дарьи и направление его по новому руслу на другие земли, не входящие в территорию государства Хаджи-Мухаммад-хана. Но пока сил, что бы налететь и разметать эти сооружения, грозящие в грядущем неисчислимыми бедствиями для Хорезма не было и хан с наместником начали готовиться к походу, копя силы.

* * *

Из всех достижений Уральского уезда имеет смысл указать в первую очередь те из них, которые относятся к военной сфере. В феврале текущего года химики «витязей» получили в лаборатории тринитротолуол, а уже к концу года была создана и полностью отработана технология по производству тротила. Так что в следующем году небольшие партии снарядов для трехдюймовых пушек и пятидюймовых гаубиц, а так же минометных мин, были снаряжены новым взрывчатым веществом — толом. В соседней лаборатории уже длительное время велись работы по улучшению артиллерийских и ружейных бездымных порохов. И результаты имелись хорошие. Первый бездымный порох сильно уступал своим нынешним «собратьям». Но и пороха, как и тол с казнозарядными орудиями, пока не вводили в массовое обращение, хотя технологии и линии по их производству были созданы и отлажены.

К семьдесят второму году по Уралу-Яику и его притокам бегали и пыхтя паром таскали по течению и против течения рек, баржи, с разнообразными грузами, уже более двух десятков небольших по размеру, но достаточно мощных буксиров-пароходиков. А там, где есть пароход, вскоре должен появится и паровоз, тем более, что он был уже показан царю Ивану Васильевичу, при его посещении Уральского уезда. К концу 1572 года «витязи» соединили двухпутевыми «ветками» железной дороги все города, от низовьем Урала до его верховьев, сделав ответвление даже на его правый берег, до Молотовска. Другая ветка протянулась от Петрограда до города Белый. Благо насыпи для двухпутной дороги были отсыпаны давно и дожидались только шпал и рельс, вот они и дождались. За прошедшее с посещения уезда государем время, по выше описанным направлениям, на готовые насыпи уложили шпалы, рельсы, соединив их различными накладками, костылями, болтами и гайками. Заодно начали строить и инфраструктуру, для эксплуатации железной дороги. Вдоль путей стали расти станции со стрелками, водокачками, складами угля, грузов и ремонтными мастерскими, с небольшими знаниями вокзалов. А так, для земель уезда, год прошел мирно. Идущая где-то там, далеко на западе война ни в коем разе не коснулась территории уральцев. Все так же закончился, а потом начался учебный год. Провели традиционные собрания акционеров коммерческих объединений попаданцев. Собрали и заложили на хранение урожай. Сами попаданцы, те кто остались на территории уезда, в Петрограде проводили Старый и встретили Новый 1573 год, заодно отметив двадцатилетие своего пребывания в этом мире. В общем все как и в прошедшие года.

Конец четвертой части.

Примечания

1

[1] Галера-гребной военный корабль с одним рядом вёсел и двумя-тремя мачтами с треугольными и прямыми парусами, которые использовались в качестве дополнительного движителя. Вооружение в описываемый период около шести-семи пушек, в основной малого калибра.

(обратно)

2

[2] Галеас — тип парусно-гребных военных кораблей. Название означает «большая галера». От галеры отличался, в первую очередь, большими размерами и улучшенной мореходностью, в частности, возможностью плавать в зимнее время года. Кроме того, галеасы, в отличие от галер, несли орудийную палубу, расположенную над или под банками гребцов и естественно более многочисленную и крупнокалиберную артиллерию. Впервые данный тип корабля был применён венецианцами в сражении при Лепанто в 1571 году.

(обратно)

3

[3] Околичная шляхта (другое название застенковая шляхта) — мелкопоместная шляхта, представители которой владели приусадебными хозяйствами, но не имели крестьян и поэтому сами трудились на своей земле. Представители этой шляхты образовывали целые шляхетские поселения-так называемые застенки или «околицы», обособленные от остального мира. Околицы представляли собой некое собрание сёл, составлявших одну общину.

(обратно)

Оглавление

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1564 года от РХ

Московское царство. Москва-Уральский уезд. Январь-август по новому стилю 1564 года от РХ

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1564 года от РХ

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1564 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1564 года от РХ

Московское царство. Уральский уезд. Сентябрь-декабрь по новому стилю 1564 года от РХ

Урал-Хорезм. Второй Туркестанский поход. Май-август по новому стилю 1564 года от РХ

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1565 года от РХ

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1565 года от РХ

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1565 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Заморская Русь. Порт-Росс, Новгород-Испанский. Декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Заморская Русь. Порт-Иван. Декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Заморская Русь. Рюрик-на-Тобаго. Декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Королевство Польское, Великое княжество Литовская и иная заграница. Январь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Московское царство. Москва-Уральский уезд. Январь-декабрь по новому стилю 1565 года от РХ

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1566 года от РХ

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1566 года от РХ

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1566 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1566 года от РХ

Московское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1566 года от РХ

Ливония. Штурм Ревеля. Март-август по новому стилю 1566 года от РХ

Московское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1566 года от РХ

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1567 года от РХ

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1567 года от РХ

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1567 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1567 года от РХ

Московское царство и окрестные государства. Январь-декабрь по новому стилю 1567 года от РХ

Московское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1567 года от РХ

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1568 года от РХ

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1568 года от от РХ

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1568 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1568 года от РХ

Московское царство и земли иных государств. Январь-декабрь по новому стилю 1568 года от РХ

Заморская Русь. Январь-май по новому стилю 1569 года от РХ

Заморская Русь. Июнь-октябрь по новому стилю 1569 года от РХ

Московское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1569 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1569 года от РХ

Московское царство и иные государства. Январь-декабрь по новому стилю 1569 года от РХ

Заморская Русь. Январь-октябрь по новому стилю 1570 года от РХ

Русское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1570 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1570 года от РХ

Земли чужих государей окрест Русского царства. Январь-декабрь по новому стилю 1570 года от РХ

Русское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1570 года от РХ

Заморская Русь. Январь-ноябрь по новому стилю 1571 года от РХ

Русское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1571 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1571 года от РХ

Земли чужих государей окрест Русского царства. Январь-декабрь по новому стилю 1571 года от РХ

Русское царство. Январь-декабрь по новому стилю 1571 года от РХ

Заморская Русь. Январь-ноябрь по новому стилю 1572 года от РХ

Русское царство. Архангеломихаловск. Июнь-сентябрь по новому стилю 1572 года от РХ

Заморская Русь. Ноябрь-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ

Земли чужих государей окрест Русского царства. Январь-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ

Русское царство. Январь-июнь по новому стилю 1572 года от РХ

Русское царство. Июль по новому стилю 1572 года от РХ

Дикое поле-Крым. Август-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ

Русское царство. Август-декабрь по новому стилю 1572 года от РХ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg