«Товарищ Миша»

Товарищ Миша (fb2) - Товарищ Миша 1056K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Николаевич Косенков

Евгений Косенков Товарищ Миша

Дружеская вечеринка в ночном кафе закончилась полным отключением сознания и «доставкой» друзьями беспомощного тела Мишани Пананина в сторону его дома…

Часть 1 Под Минском

Диван лениво скрипнул под тяжестью, лежащего на нём тела. Белый, с рыжим оттенком кот, поднял заспанную мордочку и недовольно фыркнул. Компьютер мерно гудел в углу комнаты. Солнце слегка пробивалось сквозь зашторенные окна. Всё было как обычно. Наступило утро нового дня.

Мишка нехотя открыл глаза, непроизвольно зевнул, голова гудела.

— Проснулся? — послышался голос из другой комнаты. — Завтрак на столе. Отец уехал в командировку на три месяца. Не забудь сходить в магазин.

В соседней комнате что-то упало, передвинулось.

— И ещё. Мне надоели твои каждонедельные пьяные оргии и невменяемое состояние после. На какие деньги ты гуляешь? И когда собираешься на работу устраиваться? Сколько можно продавливать диван и сидеть в интернете? С девушкой бы познакомился, а то одичал совсем…

Михаил накрылся одеялом с головой, которая раскалывалась, напоминая о вчерашнем вечере.

— Началось, — раздраженно буркнул он, прикрывая голову подушкой.

Через некоторое время стукнула входная дверь. Мишка откинул одеяло, сполз с дивана и в трусах уселся за компьютер. Заначка в виде бутылки пива ослабила дикую боль. Просматривая почту, сортировал сообщения. Незнакомый адрес привлёк неожиданно внимание. Некая Виолетта Комарова предложила встретиться сегодня в час дня в кафе. Мишка почесал затылок.

— Поди ехать придётся на другой конец города, — буркнул он, но внизу сообщения мелким шрифтом стоял адрес. — Так это… Через дорогу!

Он быстро написал согласие на встречу и довольный потёр руки.

— Никаких усилий! А рыбка попала в сеть!

Настроение резко улучшилось, и Мишка принялся приводить себя в порядок. Давно он так резво этого не делал. Позавтракал, даже посуду помыл, отчего наверняка мать будет прибывать в шоке. В коридоре висело зеркало в полный рост и он, пробегая мимо него, вдруг остановился.

Небольшого роста, с круглым лицом и животом, давно не стрижеными волосами и не бритый, он больше походил на Карлсона, чем на обыкновенного мужчину.

— Мда…, — пробормотал он, поглаживая живот. — Сказочный персонаж. А ведь мне, дай бог память, двадцать четыре. Эх…

Настроение поползло вниз. Спорт он никогда не любил, институт забросил на третьем курсе, поработал грузчиком на рынке месяц и уволился. В армию не взяли, нашли какое-то заболевание. Вот теперь сидит дома. Интернет, диван и книги о «попаданцах» составляют большую часть времени изо дня в день. Особенно завораживали книги о героях, которые оказывались в прошлом и вопреки всему меняли историю так, как они хотели. Встречались со Сталиным и Берией, рассказывали им о будущем, указывали, как правильно воевать, строить заводы, что необходимо развивать, какие полезные ископаемые и где искать, кто из военачальников талантлив, а кто нет, кого обязательно выпустить из тюрем. Герои воевали на фронтах и в немецком тылу, и всегда выходили победителями из различных, даже заведомо проигрышных ситуаций. Короче втянулся в этот неторопливый ритм и ничего другого не хочется. Да и боялся менять налаженную жизнь…

Быстро побрился, причесал волосы, облился отцовским одеколоном (своего-то никогда и не было).

Взгляд упал на часы. Пора на рандеву.

Летний тёплый ветерок шебуршал в листве деревьев. Народу во дворе почти не встречалось. Неспешной походкой прошёл до кафе. Взявшись за ручку стеклянной двери, отпрянул, словно обжёгшись.

— Током что ли? — прошептал он, и опять взялся за ручку.

Дверь открылась. В зале лишь за двумя столиками сидели по два человека. Мишка, осматриваясь, проскользнул к дальнему столику у окна и сел спиной к стене, чтобы видеть всех, кто войдёт, а заодно и то, что творится на улице. Именно так делали герои любимых книг.

Потягивая сок из высокого стакана, Мишка, вскоре. горько усмехался.

«Уроды. Развели по полной. Сейчас, наверно, смеются надо мной. Девчонка пригласила на свидание. Как бы ни так. Сидел бы лучше за компом, и всё нормально б было».

Он уже порывался встать, когда в кафе вошла симпатичная блондинка небольшого роста и сразу направилась в его сторону.

— Привет, — кивнула она и присела, напротив. — Извини, немного опоздала. Женщины всегда опаздывают на свидание.

Девушка улыбнулась и протянула руку.

— Виолетта.

— Миша, — зачарованно ответил он, пожимая маленькую нежную ручку.

— Слушай, не подумай там чего нехорошего, но может, лучше пойдём к тебе домой? Не хочется что-то сидеть на людях.

Ошеломлённый таким предложением Мишка чуть не впал в ступор. Такого он не ожидал даже в самых смелых фантазиях. Его затрясло, приходилось говорить почти сквозь зубы, потому как челюсти предательски старались застучать друг о друга.

— Пойдём, — выдавил он, наконец.

Соседки на скамейках у подъезда застыли в изумлении, провожая их застывшими взглядами.

В подъезде Виолетта засмеялась.

— Представляю, что они сейчас там о тебе говорят.

— Что им ещё делать?

Девушка вела себя уверенно, словно в квартире Мишки она частый гость. А тот не знал, как себя вести, суетился, всё делал невпопад.

— Чаю, может, предложишь даме? — хитро спросила она, прищурив весёлые голубые глазки.

— Конечно, счас, мигом! — Мишка умчался на кухню.

Виолетта по-хозяйски прошла по квартире, мельком оглядев все комнаты. Мишкино гнездышко её интересовало больше. Пробежала глазами по столу с компьютером и не убранному дивану. Её заинтересовала книжная полка, заваленная огромным количеством книг. Она провела рукой по плотно стоявшим томам и выдернула случайный томик. Немного пролистав, поставила назад.

— Миша, а почему все тебя зовут Мишка? Ни Миша, ни Михаил, а Мишка?

— Так получилось, — показался в проёме озадаченный парень.

— Нет, я ничего не имею против, но как-то звучит пренебрежительно.

Мишка исчез на кухню еще более озадаченным.

— Книг у тебя много. Это всё ты прочитал?

— Практически всё, — послышался приглушённый голос.

— И какие книги тебе наиболее интересны?

Мишка вошёл с подносом, на котором стояли две чашки чая, ваза с печеньем и розетка с вареньем. Подкатив ногой к креслу небольшой столик, он аккуратно поставил поднос, и пригласил гостью отведать угощение. Но та не спешила и ждала ответа, устремив на Мишку свои прекрасные глаза.

— О «попаданцах» люблю читать. Как они попадают из будущего в прошлое и меняют весь ход истории, — глаза рассказчика заблестели. — Дают советы Сталину и Берии, налаживают производство техники будущего, и…

— Ты считаешь, что это реально, указывать руководителю страны как надо строить государство?

— А почему нет? — изумился тот. — Человек-то из будущего!

Мишка проговорил последнюю фразу чуть ли не по слогам, воздев кверху указательный палец.

— Ну, хорошо, пусть будет так, — Виолетта немного задумалась. — Скажи мне, кем ты считаешь себя на данный момент?

— В смысле? — оторопел Мишка.

— Ты не работаешь, сидишь на шее родителей, общественных нагрузок не имеешь. То есть, получается, ешь и спишь. За тебя работают другие, одевают, кормят, пишут книги, чтобы ты мог читать. А что сделал в этой жизни ты? — взгляд Виолетты резко изменился, глаза стали колкими, пронзительными. — Ты же животное, овощ, не способный ни на что. Вчера, чтобы погулять с друзьями, ты украл у отца деньги. А эти деньги он отложил на день рождения твоей матери послезавтра.

Мишка под неожиданно изменившимся взглядом девушки сжался. Его словно тряхнули так, что он забыл не только слова, но и весь алфавит.

— Я человек… — выдавил он из себя фразу, которая больше была похожа на писк.

— Человек так себя не ведёт, — голос девушки становился твёрдым, командным. — Решение по поводу тебя принято. Я была против, чтобы дали второй шанс, но согласилась на то, что ты окажешься в другом времени в своём теле, со своим багажом знаний в самый трудный час для своего отечества.

— Как это? Как? Вы не посмеете. И кто эти вы? — он задохнулся от нахлынувших чувств. Буря эмоций пронеслась перед глазами девушки.

— Не всё ли равно, кто? Главный вопрос — куда!

От решительного стального голоса у Мишки волосы встали дыбом.

— Я не хочу никуда. Здесь дом, здесь мама, — забормотал он и взвизгнул. — Я жить хочу!

— Вот и поживёшь, если овощ вообще может жить.

Виолетта грубо схватила Мишку за шиворот и потащила к балкону. Тот вяло упирался, а когда она попыталась перевалить его через парапет, то резко схватил её за туловище и увлёк за собой.

— Я туда перейти не смогу, мне в другую сторону. А твоя новая жизнь только начинается или…

Фраза осталась незаконченной. Всё вокруг завертелось, закружилось и сознание погасло.

— Долго еще будешь сидеть? Там сотни будущих бойцов Красной Армии в очереди стоят. Бегом!

Крик подействовал. Мишка подпрыгнул и побежал к выходу.

— Сидор забери! — крикнул кто-то сзади и в спину прилетел тряпичный мешок из разноцветных лоскутков с небольшим содержимым, больно ударив чем-то твердым в плечо.

— Клоун, — проговорил высокий парень и ухмыльнулся.

По очереди прошел смешок. Мишка вышел на улицу, и здесь его направили в другую очередь.

«Меня обстригли!»

Он провел рукой по короткому ежику волос. Немного огляделся. Вокруг мужики в какой-то старой одежде, лица серьезные. Недалеко военный с двумя кубиками в петлицах. Кричит на кого-то, тычет рукой в сторону. Лето. Солнце жарит на полном серьезе. Мишка осмотрел себя.

«Странная поношенная одежда, стоптанные кирзовые сапоги. Круглый животик на месте, даже нащупал рубец от аппендицита. Тело мое. Но где я? И вообще, что это за толпа? Не могу вспомнить, как я тут оказался».

Мысли лихорадочно переносились с одного на другое. Обрывки воспоминаний никак не желали складываться в одно целое. Он понимал, что вокруг чужие люди другого незнакомого ему мира, но поверить в это не мог. Происходящее вокруг казалось нереальным, странным хорошо прорисованным сном. Высокий парень с латанным перелатанным рюкзаком крутился перед Мишкой. То, перекрикиваясь с кем-то, то махая кому-то рукой. Похоже, что он многих знал и его знали. На веснушчатом, с постоянной улыбкой, лице были такие же смешливые голубые глаза. Создавалось впечатление, что парень все обо всем знал. Мишка осторожно дернул его за рукав странного комбинезона. Парень резко обернулся.

— Чего? — спросил он, продолжая улыбаться.

— Куда нас? — вдруг спросил Мишка, хотя вопрос был подготовлен совсем другой.

— На фронт. Куда еще, — пожал плечами тот, и хотел отвернуться.

— Какой фронт? — опешил Мишка.

— Ну не в тыл же.

— Так я вот не пойму, что случилось то? — пробормотал Пананин. — Вроде только что дома был, а теперь…

— С бодуна что ли? — засмеялся парень. — Ну, ты даешь! Второй день как война идет, а он ни слухом, ни духом.

К разговору стали прислушиваться и, вскоре, со всех сторон полетели шуточки в сторону Мишки.

— Не дрейфь! — толкнул его в плечо, стоящий позади мужик. — Немец, конечно, силен, но остановим. Потом дадим по сусалам так, что портки потеряет.

— Опять немцы?

— Опять. В шестнадцатом годе били и сейчас побьем.

Мишка завис.

«Какой такой шестнадцатый год? Вроде Россия в 2016 году с немцами не воевала. Чего они гонят. И вообще, что за маскарад, что за фронт?»

— Немец-то прет. Город за городом берет. Гродно вообще сдали сразу, — чуть слышно сказал кто-то из очереди.

«Гродно? Так это же Беларусь! Россия тут при чем? Пусть даже мы помогаем им, но туда же войска должны отправлять подготовленные…».

Мишка осекся. Внезапная вспышка в голове заставила по-другому посмотреть вокруг.

«Я что, в прошлом? Такое разве может быть? Тут явно что-то не так. В прошлое попасть можно в фантазиях и «попаданческих» романах, а в реальности это нереально».

— Фамилия, имя, отчество, — раздался требовательный голос.

— Мой? — переспросил Мишка и икнул.

Военного немного передернуло, но он справился с мимикой.

— Твой, — последовал насмешливый ответ. — Пить меньше надо.

— Пананин Михаил Ильич.

— Год рождения?

— Год? А… правда… в шестнадцатом…

Договорить Мишке не дали. Вопрос повис в воздухе, оборванный в самом начале. Его толкнули в другую очередь, и «попаданец» забыл, что хотел спросить у военного, который записывал на бумагу каждого, кто подходил к его столу. И эта очередь подошла к концу. Немолодой военный со множеством красных треугольников на воротнике, молча, окинул взглядом призывника, кивнул головой, отошел к разложенным стопками обмундированию, выбрал нужную гимнастерку с шароварами и протянул Мишке. Тот хотел идти, но военный задержал за рукав. Протянул вещмешок, портянки, ботинки и две, смотанные в рулон черные матерчатые полоски шириной сантиметров десять.

— Следующий, — деловито буркнул он и повторил все в точности, что проделывал до этого.

Следующая очередь привела к другому военному, который вручил пачку патронов, ремень с подсумками, небольшую квадратную сумку из парусины, стеклянную фляжку для воды, алюминиевую кружку, овальный котелок с ложкой, саперную лопатку в чехле, противогаз в сумке и каску. В последней очереди выдали винтовку, трехлинейку, записав номер напротив фамилии. Мишка чиркнул пером по желтой бумаге, поставив небольшую кляксу.

— Переодевайтесь, через полчаса построение, — прокричал военный в фуражке, внимательно рассматривая призывников и добровольцев.

Во время переодевания Мишка поглядывал по сторонам. Получалось, что народ делили на несколько групп. Вон та, дальняя группа, уже в полном обмундировании грузится в полуторки. Соседняя группа построена в две шеренги и перед ними ходит, наверное, офицер.

«Стоп. Офицеров вроде в Красной армии нет. Командиры. Званий так вообще не знаю. Кубики, треугольники, ромбики. Фиг разберешься. Еще бы разобраться с тряпками, которые сунули вместе с ботинками и прочей дребеденью. Сбежать тут невозможно. Пока. Я, что похож на дурака, который будет погибать на какой-то войне, которая закончилась черт его знает, когда. Нет уж, дудки. Ну и как они мотаются? Почему сапоги не дали? Жалко, что ли? Может сказаться больным? В больничку положат, а там сбежать по-тихому. Чего этот офицер на меня так смотрит? Лучше бы помог разобраться с этими тряпками, чем улыбаться».

Он вывернул свой мешок, чтобы переложить содержимое в выданный вещмешок и удивился тому, что там оказалось. Шмат сала и чистые портянки было нормальным, а вот остальное. Небольшой старый чугунок для варки картошки на печи, моток веревки, вырезанная из куска дерева кукла, несколько небольших тряпичных мешочков с чем-то непонятным и глиняная свистулька.

— Сразу видно, на войну собирался! — загоготал молодой парень, который на сборном пункте стоял в очереди перед Мишкой. — Чугун на голову, веревку на шею и свистульку в зубы! Фашист как увидит, ему не до войны будет!

Мишка растерянно обвел взглядом смеющихся мужиков. Скользнул по ухмыльнувшемуся лицу командира. Хотел было оставить лишнее здесь, но потом быстро покидал все в вещмешок, краснея от множественного внимания.

— Шустрее, боец! Хватит ловить ворон! — гаркнул совсем рядом командный голос, вырывая Мишку из раздумий и заставив работать руками намного активней.

Окрик, правда, предназначался совершенно другому человеку. Вот только Мишка понял, что он попал. И попал так крепко, что прежняя жизнь стала казаться сладким сном. Он еще и суток не провел в новом для себя времени, а ощущения реальности происходящего уже накрыли его с головой.

— Товарищ командир! — Мишка обратился к военному, стоявшему недалеко от него.

— Представьтесь, боец!

— Пананин.

— Красноармеец Пананин! И при обращении не забываем: Разрешите обратиться!

— Я вот чего хотел спросить…

— По уставу боец! По уставу! — жестко отреагировал военный.

— Разрешите обратиться? — немного вытянувшись, вскинул руку Мишка, немного опешив от резкого ответа.

— Обращайтесь, — ответил военный и невольно бросил взгляд на выпирающий живот красноармейца.

Мишка подобрался, но животик не пожелал втягиваться и продолжал висеть, не взирая на все старания своего владельца.

— Нас сразу под танки?

— На передовую, боец, а не под танки. Но пока в резерв. Тут обстановка на фронте меняется с каждым часом. Все может случиться, — военный шумно вздохнул. — Сейчас нас увезут на полигон, постреляете хоть немного. Разборку, сборку оружия проведете.

— А когда будет обед? Кушать уж сильно хочется, — проговорил Мишка и увидел жестко блеснувшие глаза командира.

— По приезду на место будет полевая кухня.

Переодетые в форменное обмундирование мобилизованные военным приказом рабочие, крестьяне, служащие с суровыми лицами застыли в строю. Военный, с которым разговаривал Мишка, вышел на середину перед строем. Обвел взглядом новоиспеченных красноармейцев.

— Бойцы! Враг пришел на нашу землю! Уничтожает наши города и села, убивает мирных граждан, рвется к Минску. Фашистские самолеты бомбят Минск и другие мирные города нашей Родины. И сейчас вы слышите разрывы бомб на северной окраине города. Неужели мы не в состоянии остановить фашистских захватчиков? Здесь наша земля, наш город, наши семьи. Неужели мы допустим их уничтожения? Встанем грудью на защиту нашей советской родины!

Военный немного помолчал, окидывая тяжелым взглядом замерший строй.

— Шоферы есть? Три шага вперед!

Вышло двое.

— У здания, где вас подстригали, найдете лейтенанта Семыгина и поступаете в его распоряжение. Остальные, налеее-во, шагом марш за мной!

Колонна остановилась в тени какого-то двухэтажного здания.

— Вольно! Ждём машины и грузимся. Машины будут минут через десять-пятнадцать.

Мишка неожиданно ощутил, что ему надо в туалет. И не просто уже надо, а очень надо!

— Мужики, где тут тубзик? — обратился он к рядом стоящим красноармейцам.

— Чего где? — не понял парень с пилоткой, надвинутой на глаза.

— Туалет, спрашиваю, где тут? — огрызнулся Мишка.

— Приспичило чишо? Ну, я туть, думаю, всюду сортир.

— Да вот там отходное место, — махнул в сторону полутораметрового сплошного деревянного забора сосед справа. — Токмо обегать придется. Там метров триста с энтой стороны и метров триста с той.

Терпеть уже было невозможно. Мишка рванул из строя в ту сторону, словно бегун на короткие дистанции.

— Стоять! — закричал лейтенант, пытаясь вытащить из кобуры пистолет. — Стрелять буду!

— Та он у сортир побёг, товарищ лейтенант.

— Припёрло парня, вона как летит!

— Пятки сверкают!

— Да там не разберёшь, что сверкает! Пятки или ещё что!

Строй солдат веселился. Отпускал шуточки вдогонку. Мчавшийся к препятствию Мишка, не замечал, что каска съехала на ремне и бьет по ногам, не чувствовал тяжести винтовки и вещмешка. В голове билась всего одна мысль — успеть! Он ворвался в деревянный туалет без кабинок. В полу вырезана ромбовидная дыра. На ходу рванул с плеча винтовку, с трудом расстегнул ремень, каска глухо стукнув по настилу, откатилась в сторону. С каким наслаждением Мишка ощутил облегчение. Оглянулся по сторонам, а туалетной бумаги тут не было и в помине. В стороне лежал обрывок газеты, чем он и воспользовался. Натянув штаны, уже неспешно вернув на место каску и винтовку, Мишка удивленно смотрел на выросший перед ним забор.

— Не понял, когда успели забор поставить?

Подойдя к нему вплотную, он вытянул руки и понял, что не то, что перебраться через него не сможет, но даже залезть. Пришлось обходить вокруг.

— Вон, спортсмен идет! — услышал Мишка чей-то голос, и весь строй засмеялся как по команде.

— Отставить смех! — с трудом сдерживая улыбку, отдал команду лейтенант. — Красноармеец Пананин, почему покинули строй без спроса?

— Так это, — Мишка мгновенно стал пунцовым, — в туалет срочно, надо было… успеть…

— Успел?

— Успел.

— Прыжками в высоту занимался?

— Какими прыжками? — опешил Мишка.

— Ты сиганул с разбега через полутораметровый забор и даже не зацепил его. И при этом в руках винтовка, а за плечами вещмешок с боеприпасами. По твоей комплекции и не скажешь, что спортсмен.

Мишка недоуменно пожал плечами.

— Встать в строй.

И тут же раздался голос другого командира.

— Рота! По машинам!

Полуторки, натужно гудя, уже час ползли в непонятном для Мишки направлении. Он всматривался в серьезные лица новых товарищей, пытаясь понять, о чем те думают. Ведь впереди всех ждала неизвестность. И у каждого из них своя судьба.

Мишка прикрыл глаза. Вспомнил, что еще недавно был дома, в своем времени, и будущее было стабильно диванным. Но, вдруг, все изменилось, да так, что расслабиться не получается. Вот и сейчас кто-то толкнул его в бок локтем. Мишка хотел высказать по этому поводу наглому бойцу пару ласковых словечек, но открыв глаза, понял, что-то произошло. Бойцы быстро спрыгивали вниз и строились в колонну по два. Справа длинной стеной тянулся лес. Слева небольшой лесок, за которым виднелся следующий. Дальше пехота пылила пешком, отвернув от дороги в сторону ближнего леска.

— Бегом, марш! — скомандовал военный и побежал впереди отряда.

Через некоторое время поступила команда перейти на шаг. Мишка обливался потом, живот урчал и просил есть, ноги казались ватными, винтовка постоянно била по спине и тяжело оттягивала плечо. Каска болталась на ремне и постоянно смещалась к центру, словно намереваясь ударить по интересному месту. Живот, как ни странно, не мешал и не сковывал движения. А вот портянки в ботинках сбились, обмотки (онучи) ослабли и начинали сползать. Мишка понимал, что еще немного и останется без ног. В своем времени, он уже бы сидел на траве, скинув ненавистные обувки, но сейчас держался из последних сил и молил всех святых, чтобы не размотались трехметровые обмотки.

— Умыться, почиститься, привести себя в порядок и обедать.

Последнее слово было как бальзам на душу. Пот заливал лицо. Раскрасневшийся Мишка упал на траву, размотал онучи, сбросил ботинки, сорвал портянки и увидел содранные кровавые мозоли.

— У, боец, ты, похоже, уже не боец, — сказал кто-то за спиной Мишки. — Санинструктора сюда! Это же надо так умудриться!

Пока Мишка разворачивался, чтобы посмотреть на того, кто отдал команду, как рядом приземлилась запыхавшаяся девчушка лет восемнадцати с выгоревшей на солнце длинной челкой. Курносый носик с чуть заметными конопушками произвел на пострадавшего неизгладимое впечатление, отчего он даже подпрыгнул на месте.

— Вы не бойтесь, — прожурчал словно ручеек чудо голосок, поражая Мишку приятными интонациями. — Немного пощиплет и все. Вот только заживать будет долго. Что же вы так неосторожно.

Девушка улыбнулась.

Слово «неосторожно» кольнуло Мишку, оно прозвучало так, как говорила когда-то мама. Перед глазами возникла картинка из далекого детства…

— Миша, что же ты так неосторожно с великом? Сам вымазался в грязи и ребятишек всех обрызгал.

Под ложечкой засосало до такой степени, что захотелось не просто плакать, а рыдать. Хотелось обнять родителей, таких близких и самых родных на свете.

Из приятных воспоминаний его бесцеремонно выдернули.

— Эй! Очнись! — какой-то боец тряс его за плечо.

— Чего, — пробормотал Мишка, возвращаясь в реальность.

Девушки медсестры рядом не было.

— Ничего! Обед! Без жратвы останешься. Твой рюкзачок-то с голоду высосет тебя всего, и до фронта не доберешься!

Вокруг засмеялись, продолжая работать ложками. Мишка покраснел, схватил котелок и босиком побежал к полевой кухне.

— Пузо придержи, а то оно бежит к котлу впереди тебя, так и навернёшься!

Слегка пришедшие в себя красноармейцы зубоскалили. Мишка босой, переваливаясь с ноги на ногу, побрел к полевой кухне. Мельком заметил командирский взгляд исподлобья, оценивающе провожавшего его. В душе шевельнулось не доброе предчувствие. Даже аромат пшенной каши не сумел поднять настроение.

— Пананин! К командиру!

Мишка бросился обратно, обувать ботинки, но запутался в наматывании портянок. Приказ-то надо выполнять. Плюнув на все, он поковылял босиком.

— Товарищ командир, красноармеец Пананин по вашему приказу пришел!

— Пришел, значит, а я думал, приковылял, — усмехнулся командир, стараясь спрятать непроизвольную улыбку. — Значит так, боец, раз ты остался без ног и двигаться дальше не в состоянии, то поступаешь в распоряжение старшины Кисленко.

Рядом с командиром стоял усатый, жилистый военный небольшого роста, но широкий в плечах и с тяжелым взглядом человека, видевшего в этой жизни все и, возможно, даже больше. В его петлицах красовалось много красных треугольничков.

— Я бы хотел с вами…, — забормотал Мишка.

— Красноармеец Пананин, собрать свое имущество! Вы придаетесь для усиления во взвод хозяйственного обеспечения! Выполнять приказание!

— Оки, — буркнул Мишка.

— Чего? — удивился командир.

— Есть во взвод хозяйственного обеспечения, — исправился вытянувшийся, насколько позволял живот, Пананин.

Командир с трудом прятал улыбку, глядя на полноватую фигуру обмундированного бойца, и уже не скрывал своей радости от того, что сплавил в другое подразделение.

— Принимай, старшина, не обессудь, — развел он руками.

Кисленко лишь крякнул.

— На передовой сам знаешь, первая пуля его. А у тебя может еще поживет. Хотя какая от него польза, честно говоря, не вижу. Городской. Выращен в масленичных условиях. В общем, сам разберёшься.

— Почему масленичных?

— Катался как сыр в масле, а теперь вот…

Сводный отряд ушел на запад, а отделение старшины Кисленко, в составе восьми человек, направилось в расположение полка, к которому и было приписано.

— У тебя, старшина, смотрю пополнение, — командир полка улыбнулся, глядя на невысокого красноармейца с выпирающим животом. — Кашевар?

— Обычный боец, товарищ полковник. Майор Стародубцев, командир ополчения, передал его нам. Говорит, что если немцы его не убьют, то он его пристрелит. Ноги стер до крови на первых трех километрах.

— Ценный кадр, значит, — усмехнулся комполка. — Давай, старшина, в свой батальон. Поставишь бойца на довольствие. Тебя, кстати, там уже заждались. Только будь осторожнее, где-то недалеко диверсантов выбросили. Так что, смотри в оба. Да и за этим поглядывай.

Первый день Мишка на войне, а уже столько всего произошло. В его времени этих событий хватило бы на целую неделю. Поручений пока никаких не давали, к тому же без ботинок он мало что может сделать. Поэтому, сидя на подводе, смотрел за тем, что происходит вокруг. Старшина в общих чертах рассказал, что от него требуется. В принципе тут все было понятно. Приказали принести — принес, приказали унести — унес, приказали помочь — помог и тому подобное. Ничего сложного. А вот девушка санинструктор нет-нет и всплывет в памяти, хоть и видел ее, можно сказать, мельком. Мишка удивлялся сам себе. Обычно девушки появлялись где-то на горизонте и исчезали без каких-либо последствий. А тут вот раз и не получается ее забыть. Даже то, что он оказался в другом времени, и совсем рядом идет война. Усталость и незнание местных реальностей отошли на второй план.

«Вот чем она могла ему запомниться вот так сходу? Тем, что на мгновение вернула в прошлое? В смысле, в будущее. Или в будущее прошлого? Стоп. Прошлое будущего. Вот это бред так бред…»

— Пананин! — старшина смотрел на новичка и с трудом старался не сорваться. — Если вы стерли ноги, то это не повод отдыхать. Почему не бриты? Побриться и марш помогать повару кухню чистить.

Мишка неуклюже вскинул руку к пилотке, сильно ударившись о болтающуюся на ремне каску.

— Эко, как несуразно, — пробормотал старшина, мазнув взглядом по животу подчиненного. — Что стоим? Выполнять!

Мишка сорвался с места.

— Стой! Винтовку кому оставил? Почему босиком? Тебе же тапки выдали. И кухня в другой стороне.

Мишка растерянно улыбался и глядел в глаза старшине.

— Выполнять, — буркнул командир и махнул рукой в сторону нового подчиненного.

Повар, красноармеец Терехин Иван Николаевич, был достаточно крупным мужчиной. Среднего роста с широкими плечами. В его руках обычный топор казался игрушкой, а половник — столовой ложкой. Он терпеливо и неторопливо рассказывал и показывал Мишке, что необходимо и как делать. Иногда, поглядывая на собеседника, он повторял сказанное. Голоса не повышал. Он был старше лет на десять или пятнадцать, но казался умудренным опытом, пожившим, и много повидавшим. Мишка как-то сразу проникся к нему. Слушал, открыв рот. Присказки и прибаутки всегда были по делу.

— Ты вот, до войны, чем занимался?

— На компе играл…. На печатной машинке тексты набирал.

— То-то, гляжу у тебя руки рыхлые, мягкие, что перина. Не рабочие руки. Да, не рабочие. Но это поправимо, Мишаня. Не унывай. Война она не вечна. Живы будем, не помрем. Не то делаешь. Смотри. Во, видал? Три сильнее, дыру не протрешь.

Мишка ударился головой о крышку походной кухни и чуть не свалился под колеса.

Иван Николаевич бережно подхватил Пананина и поставил на ноги.

— Терпи, голова, в кости скована. Не получается, не беда. Научишься. За один раз дерева не срубишь. Теперь ты мой второй номер. Понял?

— Это как? — опешил Мишка.

— Каком кверху через подмышку.

— Я готовить не умею!

— Тебе и не надо. Второй номер, это как подносчик снарядов. В нашем случае дрова принести, наколоть, растопить, воды доставить, за лошадьми приглядеть. И остальное, что потребуется.

— Принеси-подай?

— Не всем казакам атаманами быть. Оттерпимся — и мы люди будем. Война, она такая штука. Ноне жив, а завтра землицей укрыли. Ты окромя своей машинки, что еще делать можешь?

— Много чего могу! — в сердцах выпалил Мишка и осекся. — Много чего.

Уже тише прошептал он, понимая, что слова вышли пустыми, обманными. А врать Ивану Николаевичу не хотелось.

— Сказывай тому, а я в тереме живу, — расхохотался повар. — Ладнось, трошки повоюем вместе, научишься и кашу варить. У тебя для повара уже все есть.

Он опять рассмеялся, хлопнув Мишку по выпирающему животу.

— Работай, работай. Я пойду к старшине, узнаю, кормить две роты будем или только свою. Почистишь, сполоснешь и дровишек заготовь. Вон, в том леске, много сухостоя. Топор на передке кухни, ножовка в телеге. Найдешь. Приступай.

«Приступай. Нашли негра. Я вам не гастарбайтер. Командуют все, кто не попадя. И вообще, как они могут командовать, если они все уже давно умерли? Ходячие мертвецы. Настоящие зомби, только на людей похожи. Иван Николаевич, конечно, классный мужик, жаль ток, что тоже зомби. Американские фильмы самые правдивые получаются. Только зомби они изображают неправильно. Зомби такие же люди, но умершие давно. Странно, что питаются они как нормальные человеки и не рвут живую плоть. Хотя, они, конечно, мертвяки, но не зомби. Опять что-то не складывается. А если по-другому. Я из будущего попал в прошлое, значит…. Для них это настоящее, а я тут зомби…. Тьфу ты, доболтался. Для меня прошлое, а для них настоящее. И потому их могут убить и они никогда больше не воскреснут. И меня могут убить…. И меня убить? Меня нельзя, я из будущего. Я ведь еще не родился. Я никому зла не сделал. Я вообще столько врагов на своем танке в игре убил, что всем этим вокруг и не снилось. Они и не подозревают, что среди них есть настоящий герой, который еще себя покажет. Мой настоящий подвиг впереди!»

— Ну-ну, герой. Подвиг твой может и впереди, а дрова надо срочно.

Мишка покраснел. Забывшись, он последние фразы, наверное, сказал вслух.

— Я мигом, Иван Николаевич, я … одна нога здесь, и…

— Вторая тоже уже должна быть здесь, — ухмыльнулся повар. — Доведется еще и нам свою песенку спеть.

Топор отскочил от ствола засохшего дерева и пролетел над головой Мишки, сбив пилотку. Мгновенно прошиб холодный пот. Поморгав глазами, дровосек отыскал улетевший топор, и уже двумя руками удерживая топорище, нанес очередной удар по стволу. Вот только он сделал вперед шаг и на что-то наступил. Тело подалось вперед, удар пришелся в пустоту. Лоб и ствол встретились. Крик, вырвавшийся из груди Мишки, поднял по тревоге всю хозчасть.

Когда «дровосек» пришел в себя, вокруг уже толпились красноармейцы, старшина и еще какой-то командир в синих штанах и синим верхом фуражки.

— Горе луковое, — пробормотал старшина.

Красноармейцы поняли, в чём дело и, не обращая внимания на кровяной след на лбу Мишки, разразились смехом.

Незнакомый командир пристально осмотрел раненого и ушел. Старшина поднял топор и подал повару.

— Руки-крюки. Вот что с ним делать? — старшина выдал несколько нецензурных выражений и махнул на Мишку рукой. — Иван Николаич, разбирайся с ним, мне нянчиться некогда. К двадцати ноль-ноль, чтобы ужин был готов. Ясно?

— Сделаем, товарищ старшина.

— Чего рты пораззявили? Цирк что ли? Война идёт, а они ржут как кони. Точилов, лошади готовы? Смельченко, контейнеры приготовил? Шевчук, мать твою, хватит ржать, бери Коробейника и за продуктами на склад, бумаги держи. Вирый, во вторую роту контейнеры с кашей повезешь.

Терехин поплевал на ладони и ловко срубил неподдавшееся Мишке дерево. Топорик в умелых руках страшное оружие.

Мишка пощупал запекшуюся на лбу кровь и выросшую с медный пятак, шишку.

— Не сиди, собирай. Тащи к кухне. Хороша потеха гусли, а ореха не стоят.

В тапочках ходить по лесу оказалось совершенно неудобно. Они то и дело слетали с ноги, приходилось останавливаться и искать их в траве.

И все же ужин сготовлен вовремя. Уставший Мишка закидывал в рот кашу, проглатывая не жуя.

Терехин не выдержал и засмеялся.

— Голод не тетка, пирожка не подсунет. Добавки положить?

И вторая порция залетела в рот, словно в паровозную топку.

— Наутро дровишек напили, а я баки помою.

Засыпая в небольшой походной палатке, Мишка попытался осмыслить произошедшее за день, но как, ни старался, ничего надумать не сумел. Мысли разбегались, а навалившаяся смертельная усталость, быстро отключили «попаданца», совершенно не похожего на героев прочитанных книг, от непонятного прошлого мира. Странные метаморфозы остались неразрешенными.

Пробуждение далось нелегко. Еще не взошло солнце, а его растолкали и заставили принести к палатке два ведра воды из ближайшего ручья. Болело все, что болеть могло и что болеть не могло в принципе. Голова раскалывалась. Тело реагировало болью на каждое движение. Он попытался пожаловаться на самочувствие старшине.

— Все болит. Ноги еле двигаются.

— За водой сходишь, вот и разомнешься, — ответил непреклонный старшина.

— Да как я принесу? Я не могу ногами и руками двигать, — чуть не захныкал Мишка.

— Выполнять! — рявкнул тот, нахмурив брови и сжав кулаки. — Нюни подбери, война идет.

Надо же, как действует крик. Мишка мчался с пустыми ведрами по вытоптанной тропинке с пустыми ведрами, словно у него ничего не болело вовсе. В том числе и натертые вчера до крови, ноги. И ведь тапочки ни разу не слетели! Остановившись у самого ручья чуть не заплакал.

«С ним обращаются не как с человеком, а как… как… скотом что ли? На меня дома никто никогда не кричал. Ну, высказывали там, то, се. Но не кричали. Я что мальчик на побегушках? Устроили тут войнушку, а Мишка спасай?»

Обиженные мысли скакали в возбужденном мозгу, но не мешали зачерпнуть воду. Когда Мишка распрямился, набрав второе ведро, то ощутил между лопаток что-то узкое и довольно острое.

— Хенде хох! — услышал он голос сзади. — Ты есть плен!

Холодный пот прошиб мгновенно.

«Немцы! Отвоевался. Надо как-то выжить. Может сказать, что я шел к ним? Не поверят. Может так, типа ждал, когда они придут поближе и сдаться? Нет, опять что-то не то. Че придумать то?»

— Что в штаны навалил? — расхохотался кто-то сзади.

Взбешенный Мишка резко развернулся на голос, но поскользнулся, уронил ведро и сел в ручей. Злости не было предела.

— Эй, ты, чего? — забеспокоился боец, увидев налитые кровью глаза Мишки. — Я часовой — лицо неприкосновенное! Нападешь, стрелять буду!

Что остановило Мишку от расправы над шутником, история умалчивает. Впрочем, и сам Мишка этого так и не понял. Страшнее врага в тот момент для него не существовало.

На Пананина, широко открытыми голубыми глазами, недоуменно поджав губы, смотрел рыжий парень, совсем еще мальчишка.

— Звиняюсь. Думал Стёпка за водой п-пришёл, — слегка заикаясь, проговорил он. — Помочь в-вылезти?

— Да пошёл ты, помогальщик!

Вода в ручье оказалась ужасно холодной. Мишка быстро встал, отыскал слетевший тапок и набрал воды. Молча, недобро глянул на провинившегося часового, помчался к палатке.

— Пананин! Ядрит твою ногу сломит! Где прохлаждаешься? Бойцы воду ждут, а ты интимные места водой смачиваешь! Бегом! Тудыть — растудыть!

Наливая воду в рукомойник странной конструкции, Мишка умудрился облить хмурого бойца в выцветшей гимнастерке. Тот буркнул что-то в ответ и отвернулся. Через мгновение холодная вода пролилась Мишке на голову. Он дернулся, замотал головой от неожиданности, запнулся за пустое ведро, с трудом устоял на ногах.

А вокруг стоял смех, нет, не смех, гогот. Разозленный «попаданец» с перекошенным от злости лицом попытался разобраться с шутником, но сразу же был остановлен крепкими мужскими руками нескольких бойцов.

— Пананин! — старшина угрюмо смотрел на Мишку. — Приведи себя в порядок. С тобой особист желает познакомиться. Остальным приготовиться к построению.

Впервые, с момента попадания в прошлое, сердце екнуло от плохого предчувствия. В книгах, которые он читал, сотрудники НКВД были в основном недалекими, мясниками, во всех видящими шпионов и предателей. Перед глазами уже рисовались картины пыток. Вот только шел он к особисту без сопровождения, можно сказать, по доброй воле. Мишка несколько раз оглядывался и не мог понять, как так, к особисту без конвоя. В попытках сконцентрироваться на предстоящей встрече, определить, что будет спрашивать этот мясник и сочинить какую-никакую легенду, Мишка оказался у искомой палатки. Она стояла в стороне от палаток хозвзвода, под деревьями, слегка склонившимися над ней. Чуть в стороне на бревне курили три бойца в форме НКВД.

Часовой хмуро взглянул на робкого красноармейца с выпирающим животиком и, не оборачиваясь, откинул полог внутрь палатки. За небольшим столом сидел немолодой командир с обветренным лицом и шрамом под левым глазом, с коротко подстриженными волосами. Керосиновая лампа на краю стола бросала зловещие тени в полутьме палатки.

— Красноармеец Пананин по вашему приказанию явился, — голос предательски дрогнул, а рука задрожала.

— Является черт после полуночи, — закуривая папиросу, буркнул особист. — Проходи, садись, боец. Лейтенант госбезопасности Малькевич. Тут вот какое дело. Мы не нашли на тебя никаких документов. Откуда ты, где проживал, чем занимался. Так ведь не бывает, что человек есть, а следов его жизнедеятельности нет. Подозрительно все это. Что скажешь? Объясни.

Все мысли, и заготовленные фразы испарились без следа. Мишка с трудом сглотнул вставший в горле комок. Слюна стала вязкой. По лицу потекла струйка пота.

— Как, когда, при каких обстоятельствах ты оказался в Минске? — в голосе появились металлические нотки.

— Товарищ командир, я не помню, — промямлил Мишка.

Особист пристально смотрел в глаза Пананина.

— Я, может быть, и не заинтересовался бы тобой, но многое говорит о том, что ты не такой как все. Манера речи, поведение. Словно, многое из всего вокруг, для тебя открытие. Да и вид у тебя для двадцатипятилетнего парня странный. Руки белые, мягкие, без мозолей. На рабочий класс совершенно не похож, но и на буржуя не тянешь. Шпион, который ничего не умеет и не знает. Странный тогда получается шпион. Хотя, может, тебя так специально подготовили? Как настоящая фамилия?!

Последний вопрос прозвучал резко в контрасте с предыдущими фразами. Мишка вздрогнул и начал икать.

— Па. ик. нанин. Ик. Я… ик не по… ик… мню… ик… ни… ик… чего.

Особист протянул кружку с водой. Мишка, стуча краями о зубы, с трудом, но с жадностью, выпил.

— Интересное дело. Вот объясни тогда. Ты прожил двадцать пять лет, но что-то ведь осталось в памяти?

— Осталось, — обреченно пробормотал Мишка.

— Вот и расскажи. Времени у нас много. Я послушаю.

Мишка, превозмогая себя, собрался. Мысли постепенно появлялись и выстраивались в ряд. Вот только ничего вразумительного в этом ряду никак не хотелось появляться.

— Не волнуйся ты так, — усмехнулся особист, — просто расскажи и все.

Мишка вздохнул и постарался поймать разбегающиеся мысли.

— Детство и юность прошли в Новосибирске, отца не помню, мать тоже смутно, жил у дяди.

— Чем занимался дядя?

— Почему занимался?

— Ну, занимается, — поправился особист.

— Он… Партийный работник.

— Пусть так. Кем работал до войны ты? И на какой работе можно отрастить такой животик?

— Я работал… Это… Как его…, — Мишка замялся, но единственное дело, что он умел, так это набирать тексты на компьютере. — Я набирал.

— Что набирал?

— Тексты. Печатал. Там же, где дядя работал.

— Так ты специалист печатной машинки, ясно, — улыбнулся чему-то особист и закурил новую папиросу.

— В какой-то мере. Да.

— Что ж, на такой работе, наверно, можно животик отрастить, раз дядя партработник. Кулемин, слышал? Оформи, — крикнул в сторону входа лейтенант. — А вот как ты оказался в Минске?

— В командировке, — уже почти придя в себя, ответил Мишка. — Вот только забухал я и даже счет дням потерял, а тут война.

В это время один из бойцов НКВД внёс печатную машинку и поставил на стол перед Мишкой.

— Покажи, на что способен.

Мишка взглянул на клавиатуру. Раскладка ничем не отличается от компьютерной. Вот только усилий придётся приложить больше при нажатии кнопок. Повезло ещё, что бумага заправлена, а то трясущимися руками и не сумел бы её вложить. Да и вообще смог бы вставить лист? Это вопрос.

— А что набирать?

— Чудно говоришь. Набирают текст в типографии, а на машинке печатают, — задумчиво произнёс лейтенант, разглядывая Мишку сквозь клубы сизого дыма. — Печатай. Я, Пананин Михаил Ильич, готов добровольно сотрудничать с органами госбезопасности и по возможности докладывать обо всём, что творится и происходит в части, докладывать обо всех, кто не разделяет политику партии и государства. Напечатал? Вытаскивай лист, расписывайся и поставь сегодняшнюю дату.

Мокрый Мишка, поражаясь самому себе, не отстал от лейтенанта и успел напечатать текст полностью. Дрожащей рукой вытянул лист и расписался.

— Ладно, Пананин, свободен. Пока.

Мишка вышел из палатки и побрел к кухне. Вытирая рукавом лоб, время от времени оглядывался, словно не веря, что вышел из палатки особиста живым и даже не битым.

«Странно. За мной никто не следит. Поверили, что ли? Странно. Весь инет пестрит о фанатиках, которые арестовывали и расстреливали без суда и следствия. А это какой-то неправильный гебист. Просто поговорил и отпустил. А ведь телевидение, интернет, книги твердят везде, что НКВД расстреливали всех, кто оказался на подозрении. Странно, очень странно».

— Пананин! Ко мне! — старшина с красными глазами, и злым выражением лица, стоял возле запряженной повозки, на которой выстроились контейнеры для перевозки пищи. — Значит так, красноармеец Пананин. Вот тебе кобылка, повозка, девять контейнеров с кашей, четыре ящика с консервами и две коробки с хлебом. Задача простая. Доставить в штаб полка продукты питания. Задача понятна?

— Я не умею, коняшку боюсь… — вдруг срывающимся голосом проблеял Мишка. — Я потеряюсь. Не знаю куда ехать.

— Отставить! Твою мать через коромысло в дышло, Пананин! Это приказ! За невыполнение или отказ от выполнения приказа, по законам военного времени, полагается расстрел. Мне некого больше послать. Почти всех забрали на передовую. Остались ты, Терехин и еще три бойца. Терехин! Тудыть — растудыть! Покажи, расскажи Пананину как управляться с повозкой и кобылой. Заодно объяснишь, как добраться до штаба полка.

Терехин, этакая глыба, а не человек, задумчиво посмотрел на Мишку, на повозку, закинул широкую ладонь за голову и с силой почесал затылок.

— Слухай, — спустя пару минут заговорил Терехин и начал неторопливый рассказ.

Через двадцать минут вспотевший Мишка, вцепившись в вожжи, правил кобылку по пыльной дороге вдоль небольшого леса. Клял матом все на свете и особенно ту самую блондинку Виолетту, которая изменила в корне всю его жизнь. Воспоминания выдавливали слезы, душили, даже дышать становилось трудно. Теперь его прошлое осталось в будущем, а будущее в прошлом. Все чаще хотелось бросить все и сбежать куда глаза глядят, но, вспомнив особиста и рассказы из книг о войне, его сразу бросало в жар и отбивало охоту бежать. Он уже пытался вспомнить что-нибудь из истории войны, какие-нибудь события, факты, но в голове лишь возникали бравые герои книг про «попаданцев», на память перечисляющие тактико-технические характеристики всего имеющегося в мире оружия, владеющих всеми видами боевых единоборств, умеющими управляться ножом против винтовок, пулеметов и танков. Мишка ничего этого не умел. Получается, книги оказались бесполезны в прошлом. Не то он читал, выходит. Или акценты не там расставлял. Так что до героев романов ему никогда не дорасти.

С трудом проехав сквозь встречный поток беженцев, Мишка свернул на пустую проселочную дорогу через лесок.

Выстрел прозвучал неожиданно. Пуля свистнула над головой. Мишка бросил вожжи и скатился с повозки на пыльную дорогу.

— Так то же, клоун, которого в хозчасть отправили! — крикнул кто-то и вышел из кустов, не опуская винтовки. — Выходи, клоун! Ты почему не отозвался, когда тебя окликали? Уснул что ли?

Мишка с перепачканной пылью физиономией стоял на карачках и шумно дышал.

— Свищ, твой выстрел его чуть на тот свет не отправил, — крикнул, подходящий к повозке красноармеец себе за спину.

Оттуда последовал ответ.

— Так я над головой стрелял.

— Ему и этого могло хватить. Вишь рот раскрывает, словно рыба на суше. Как бы инфакт не случился.

— Сам ты инфакт, — засмеялся второй боец, показываясь из соседних кустов. — Инфаркт. Во как звучит!

— Дык, я так и сказал, инфакт, — пожал плечами первый красноармеец и присел рядом с Пананиным. — Помочь?

Мишка постепенно пришел в себя, в нем закипала злость.

— Хрен вам, а не жрачки, — сказал он, словно выплюнул слова.

— Слышь, Свищ, может нам его того? В расход? А то смотри злой какой. Того гляди кидаться на нас начнет, перекусает и помрем мы мучительной смертью от бешенства.

— Да пошли вы…

Мишка вкатился обратно в повозку и дернул вожжи.

— Кобылка у него правильная, даже не дернулась от выстрела, только ухами повела немного. Она своих знает, и не спит на ходу, в отличие от своего возчика.

Бойцы заржали, сгибаясь от смеха пополам. Красный, злой, грязный, еще более вспотевший Мишка, гнал повозку к штабу полка.

Штаб полка располагался в небольшой деревеньке со странным названием Сопли. Две улочки с десятком домов вдоль. Кобылка медленно потянула повозку к бревенчатому двухэтажному зданию.

У самого входа часовой направил на него винтовку.

— Стой! Стрелять буду!

«Чего они все в меня целятся? Достали. Наберут идиотов в армию».

— Чувырла, ты вон лучше кашу забирай, а не строй из себя отважного героя.

— Какой ещё чувырла? — опешил боец.

— Такой, — ответил Мишка и увидел красноармейца, который рассматривал содержимое повозки.

— Для штаба выделяй, — требовательно произнес боец и полез доставать сам.

— Руки убери.

— Чего?

— Руки убери. Не ты ложил, не тебе трогать.

— Ты кто такой?

— Это ты кто такой?

— Отставить! Мешков, что тут происходит?

— Товарищ капитан, я хотел продовольствие забрать для штаба, а он не дает.

— В чем дело, боец?

— Ни в чем, — ответил Мишка, даже не стараясь изобразить строевую стойку. — Выдам, получит, и нечего совать нос в чужие котелки.

Капитан с интересом и изумлением посмотрел на Пананина.

— Ну-ну, выдавай, и умыться бы вам не мешало, товарищ красноармеец, — буркнул он и ушел по своим делам.

— Держи, Мешков, — с ехидцей проговорил Мишка и протянул ему контейнер. — Все заберешь сразу или будешь бегать как савраска?

Мешков надел контейнер за спину.

Недобрый взгляд скользнул по лицу Мишки.

— Давай еще один.

— А мне че, ждать, когда ты набегаешься? Принимай все сразу. Часовой приглядит за харчем. А мне недосуг у вас тут прохлаждаться. Ты мне пустые контейнеры тащи, и я поеду.

Недовольный Мешков скрылся в здании.

— Ужин привезешь? — заговорил часовой.

Пананин смерил взглядом бойца сверху вниз, цокнул языком.

— А на посту тебе кто разрешил разговаривать?

— Ты откуда такой взялся? — опешил часовой.

— Оттуда, откуда все люди. Извини, не на ком показать.

Часовой непонимающе смотрел на Мишку.

— Контуженый что ли?

— Сам ты контуженый! Чувырла ты и есть чувырла.

Часовой обиделся, вскинул винтовку.

— А ну езжай от штаба! Нельзя тут стоять!

— Ого, какой грозный! — глянув на часового, Мишка решил ретироваться от греха подальше. — Ладно, ладно, отъезжаю. Мешкову теперь контейнеры далеко будет нести. Пусть разминается.

Лошадка лениво потянула телегу в сторону от здания штаба.

— Эй! Ты куда? — раздался возмущённый голос Мешкова, вкупе с бряканьем пустых контейнеров. — Стой!

— Чего орёшь? Не видишь, что часовой приказал отъехать в сторону?

— Забирай свои причиндалы и езжай, давай.

— Мешков, ты хоть знаешь, что такое причиндалы?

— Да пошёл ты! — в сердцах ругнулся красноармеец и бегом направился к штабу.

— Иди, иди, давай, — довольный собой, сказал Пананин, и повернул обратно к выезду из деревеньки.

Встречающиеся красноармейцы с интересом поглядывали на грязного и потного с выпирающим животиком бойца, но Мишка на них смотрел свысока. Он ещё вчера не мог и помыслить управлять лошадкой, а тут оно вон как получается. Кобылка послушно двигалась в нужном направлении.

Через пару километров дорогу преградил какой-то сержант с двумя бойцами. Они с минуту молча смотрели друг на друга, и также молча разошлись. Мишка в недоумении пожал плечами.

Ещё через километр он попал под бомбёжку. Его обогнала полуторка, груженная ящиками. Возможно, повезли снаряды на передовую. Мишка проводил ее заинтересованным взглядом и выругался. На передовую ему не надо. Пока разворачивался, услышал гул: самолеты! Он как открыл рот, так и уставился немигающим взглядом на них. Бомбовозы отбомбились первым заходом по полуторке, а затем решили поупражняться и на его повозке. Кобылка в этот раз сама рванула с дороги в поле к ближнему лесу. Мишка упал на спину, ударился головой о контейнер и с ужасом наблюдал вырастающую тушу самолета. Гул от самолета наводил животный ужас и онемение. Мишка не моргал и смотрел на кабину пилота. Пули вонзились в деревянные части повозки, пробили два контейнера. Кобылка не уменьшила скорости и со всей дури влетела в кусты между деревьями. Сильный удар выкинул Пананина в траву. Немного ушибся, но ничего серьёзно не повредил. Вот только штаны немного потемнели от пережитого страха. Повозка застряла между деревьями, и кобылка, подёргавшись, уже мирно махала хвостом и жевала траву.

Мишка встал на четвереньки, огляделся и пошёл к повозке. Только возле неё он встал на ноги, проверил поклажу, обошёл повозку вокруг. Попытки вытолкать её обратно не удавались. Кобылка идти назад отказывалась и норовила либо толкнуть Мишку, либо угостить копытом. Он оглянулся в сторону дороги, но она не проглядывалась сквозь лес.

— Странно, что дорога пустынная. Сюда ехал кого только не было, а сейчас никого. Спрятались что ли, чтобы мне не помогать? Странно, странно. И вообще всё здесь странно. И люди, и мир, и всё! Ещё и убить хотят… по-настоящему…

Придётся без подмоги своими силами. Ничего не поделаешь, кобылку необходимо распрягать. Потеющие руки пришлось постоянно вытирать о форменные брюки.

— Распрягу, а запрячь как? Проклятые фрицы. Чёртова девка, — продолжал нарезать круги расстроенный Пананин, коверкая голос. — А помочь некому. Езжай. Ничего сложного. Это приказ. Да идите вы!

Но вдруг резко остановился от одной пришедшей на ум мысли.

— Расстреляют. Как пить расстреляют. Надо что-то делать. Впрочем, в нашем времени многие писали, что советы приписывали немецким войскам крайнюю жестокость, чтобы спрятать свои кровавые преступления. Так что можно и в плен сдаться, если что…

Пришлось распрягать кобылу и вспомнить, что ему рассказывали про вальки, хомуты, постромки. Другого выхода из данной ситуации видно не было. Повозка слегка качалась под напором Мишки, но никак не желала покидать облюбованное место. Промучился около часа, устал, захотелось пить, но вода во фляжке уже давно закончилась. От злости на всех он пнул телегу ногой по ободу колеса, смачно сплюнул. При очередном взгляде на кобылку, мирно жующую травку, Мишке стало жалко себя до такой степени, что из глаз непроизвольно потекли слёзы. Он даже всхлипнул несколько раз.

Догадка пришла неожиданно. И при помощи лаги, обломка молодой берёзы после авианалёта, ему удалось приподнять повозку и сдёрнуть с места. А вот запрячь кобылку обратно, не получилось.

В хозчасти Пананин объявился лишь к вечеру. Вместо кобылы повозку тащил сам, а сама кобыла, привязанная вожжами, тащилась позади с весьма довольным видом, как казалось Мишке.

— Где тебя носит? — раздался возмущенный крик старшины. — Тут работы немерено, а он прохлаждается.

Но увидев изможденное лицо Мишки, сменил гнев на милость.

— Иди умойся, поешь и в распоряжение Терёхина.

Бойцы окружили повозку и рассматривали крупные пробоины от немецкого пулемета.

— Повезло.

— Да ты парень в рубахе родился.

— Расписался немец.

— Закуривай.

— Портки-то застирай!

— Чего лыбишься? Сам-то напрудил в штаны, как первый раз танк увидел. Хотя может больше чего сделал.

Измождённый, грязный Пананин сел прямо на землю и прислонился спиной к колесу повозки. На вопросы не отвечал, в разговоры бойцов не вслушивался. Неимоверная усталость накатила, притупила чувства. Он даже не мог улыбнуться. Хотелось курить, желудок требовал пищи, а уставший организм желал отдыха и сна.

— Мы же тут даже ребят отправили тебя искать. Со штаба позвонили, дескать, встречайте. А тебя, нема, — заговорил стоящий рядом, боец. — И никто не видал тебя на дороге. Немцы-то оборону прорвали.

По распоряжению старшины двое бойцов бесцеремонно подхватили под руки апатичного Мишку и доставили до полевой кухни.

Терёхин глянул исподлобья на осунувшегося Пананина. Покачал головой. Набрал в ковш тёплой воды.

— Не полено, чай, скидай гимнастёрку, умываться будем.

Мишка устало посмотрел на повара и отвернулся.

— Штаны мокрые не беда. Страх переборол, кобылку не бросил, в часть вернулся. Это брат, показатель, а не портки. Скидывай всё. Помоешься полностью, поешь и спать до утра, если немец даст. Пока тебя не было, два вражины на леталках народ пугали. Бумажек накидали, сдавайтесь, мол. Земля наша, чего нам сдаваться басурманам? Предки наши не сдались, а мы сдадимся? Не бывать этому.

Под негромкую умиротворяющую речь повара Мишка помылся. Терёхин собрал в охапку всю одежду Пананина и бросил в ведро с водой. Сунул Мишке под нос миску с кашей, накинул на плечи свою шинель.

— Ешь. Не след ложиться спать на голодный желудок. Одёжку прополоскаю, высушу. Знаю я, что такое смерть. Для тебя вон с небес прилетела, да видать не судьба пока. Нужён ты еще на земле.

При этих словах Мишка встрепенулся. Кольнуло странно звучащее слово «нужён», подняло откуда-то изнутри давно забытое тёплое чувство полезности. И сразу же нахлынуло другое чувство, чувство жалости. Забросили его в прошлое, чуть не убили, заставляют делать то, что он никогда не делал. И ведь никто его не жалел, а тут здоровый дядька разговаривает с ним как с несмышлёнышем, жалеет. Даже портки взялся застирать. Чудно как-то. Внутренняя теплота вместе с усталостью и пережитыми событиями сморила. Мишка так и уснул с миской в одной руке и ложкой в другой под ровный голос Ивана Терёхина.

И снился Мишке сон. Добрый, светлый. Мама поздравляет его с днём свадьбы и улыбается радостно. А рядом с ним во всём белом стоит девушка. Красивая! Слов нет. Мишкино лицо растягивается в улыбке, гости кричат «горько». Он пытается поцеловать свою невесту. Глаза закрываются сами собой… и, вдруг, она толкает его руками в грудь, Мишка летит вниз. Следом будто падают слова: «твоя новая жизнь только начинается или…».

Пананин резко открыл глаза. Сердце бешено стучало, на лбу выступил пот. Вокруг темно и совсем рядом могучий богатырский храп.

Прошло несколько минут, прежде чем Мишка сообразил, где он находится. Он вспомнил всё, что произошло недавно. И так стало ему жалко себя, что из глаз потекли слёзы. Захотелось домой, где еда, компьютер, мама…

Вскоре его накрыло полностью, как только вспомнил, что вокруг идёт война, и он может погибнуть. Мишка с трудом сдерживал всхлипывания, засунув в рот кулак.

Взрыв прозвучал настолько неожиданным, что полный мочевой пузырь Мишки опростался, забыв спросить хозяина. Палатка подлетела, и сбитая комьями земли завалилась.

— Миша, живой? — крепкая рука Терёхина, не дожидаясь ответа, уже рванула Пананина за шиворот, поставила на ноги и увлекла к противовоздушной щели.

Чего уж тут сопротивляться, когда тебя пытаются спасти. А вокруг вставали разрывы, свистели осколки, кричали раненые, падали убитые. Смерть пришла под утро, выкашивая ряды полусонных, раздетых красноармейцев. Запрыгнуть в щель Мишка с напарником не успели, взрыв за спиной сбросил их на дно земляного укрытия и присыпал хорошим слоем земли. В отбитом теле ощущалась боль, но за какой-то гранью осознания. Терёхин пытался повернуться в узкой щели, сдавливая Мишку, да видно, понял, что пока это невозможно, затих.

Взрывы затихли также неожиданно, как и начались. Повар резко дёрнулся, придавливая Пананина, и встал отряхнувшись. Мишка провалился глубже в щель, уткнувшись лицом в землю. И сразу активно заработал руками и ногами, стараясь выкарабкаться. Через пару минут ему это удалось.

Мишка попытался задать вопрос и успел только мыкнуть, как грязная широкая ладонь повара крепко зажала ему рот.

— Тихо, — прошептал Терёхин, — немцы…

Мишкины глаза округлились. Боль, которая разрасталась в отбитом теле, мгновенно притупилась. Он обессилено опустился на колени. В это время раздались беспорядочные автоматные и винтовочные выстрелы.

— Раненых добивают, сволочи. Войну хорошо слышать, да тяжело видеть, — хмуро произнёс Терёхин, оглядываясь вокруг.

Мишке удалось убрать ладонь повара с лица.

— Что будем делать? Бежать? Только у меня ноги подгибаются. Может их перестрелять?

Мишку начало трясти мелкой дрожью, застучали зубы, задёргалась рука.

— Сказал бы словечко, да волк недалечко, — угрюмо ответил Терёхин.

— Хенде хох, швайне! — два немецких солдата направили винтовки на Мишку и повара. — Ком.

Один из немецких солдат показал стволом направление, куда им следует идти.

— Пошли, Мишаня, пошли, — пробурчал Терёхин и полез из щели наверх.

Мишка, чувствуя, как пот обливает всё тело с головы до пят, начал карабкаться следом. Развороченный край щели, где был выход, проминался под ногами. Испачканный в земле, перемазанное грязью мокрое лицо, неуклюжесть движений и большой живот, развеселили солдат. Они разом загоготали, тыкая пальцем на Мишку. Белое исподнее превратилось в чёрно-серое. Мишка с трудом вылез наверх.

Оставшихся в живых построили в один ряд у оставшейся невредимой кухне. Мишка скользнул по строю. Человек двенадцать осталось. Почти все в исподнем. Вон только Смельченко успел штаны натянуть. Вирый с перебинтованой головой, Коробейник, растерянно озирающийся вокруг, Шевчук с мрачным видом, Точилов с подбитым глазом. Старшины не было.

Немецкий офицер прошёлся вдоль стоящих пленных.

— Служить Великая Германия есть кто? — в этот момент офицер остановился напротив Мишки и ухмыльнулся, оглядев того с ног до головы. — Отчень странный сольдат. Так выглядеть большой командир. Звание, фамилия!

Мишка сглотнул вязкий комок в горле, растерялся под пристальным взглядом офицера, зашарил ладонями по грязным кальсонам.

— Это мой помощник, господин офицер, — сказал Терёхин, глядя на представителя высшей арийской расы сверху вниз.

Тот перевёл взгляд на повара.

— А ты есть кто? — немного опешил офицер.

— Красноармеец Терёхин, повар.

— Повар? А он твой помогать? — глаза немца округлились от удивления. — Такой большой повар и такой круглый помощник! Жить кто хочет, тот переходить к нам. Ты кароший повар?

— Вроде никто не жаловался, — пожал плечами Терёхин.

— Корошо.

Офицер задумался. Ещё раз оглядел Мишку.

— Повар на кухня. Этот круглый расстрелять. Остальные плен.

Мишка вздрогнул, по виску и щеке покатилась капля пота.

«Меня расстреляют. Совсем. Меня больше не будет. И я не увижу это небо, лес, поле, Ивана Николаевича…».

— Господин офицер! Никак не можно расстрелять моего помощника.

— Молчать! — взвизгнул немец и побагровел от злости. — Марш кухня!

Терёхин вздохнул и побрёл к стоящей рядом полевой кухне. Мишка посмотрел ему вслед, и такое зло взяло его на этого франтоватого офицера, на немецких солдат, на себя, что он, не соображая, что делает, со всей силы воткнулся головой в живот немецкого командира. Тот ойкнул и упал на спину. Мишка свалился рядом. Пленные красноармейцы застыли от неожиданного развития событий. Немецкие солдаты отреагировали быстро. Ближние уже оказались рядом с пленными, а дальние активно подтягивались. Мишка попытался встать, но его уже пинали ногами солдаты.

Обливаясь кровью из разбитого носа, Мишка старался прикрыть голову, но оценивая ситуацию вокруг. Вдруг, немцы перестали его бить и начали разбегаться. На лицо Мишки прилетели капли чего-то горячего. Впрочем, не только на лицо. Он повернулся в ту сторону, откуда долетали ужасные крики и визги. Огромный Терёхин махал топором налево и направо. Солдаты врага забыли про оружие, бросали его и бежали кто куда. Заляпанный чужой кровью с головы до ног, со зверским оскалом повар, крушил людей, словно тоненькие осинки. Такого жуткого зрелища Мишке видеть ещё не приходилось. Офицер сидел на земле и вытаращенными от ужаса глазами и открытым ртом, наблюдал действие. Будто сама смерть вселилась в русского богатыря и собирала свой жуткий урожай.

Пленные вышли из ступора, схватили винтовки и начали расстреливать убегающих врагов.

«Сколько же их было? Наверное, около пятидесяти. Но как так получилось, что немцы бегут?»

Мишка встал на ноги и оступился, подвернулась нога. Для балансировки он выбросил в сторону руку, которая просвистела рядом с головой офицера. Лейтенант поднял руки.

— Я — сдавайс! — крикнул он, падая на землю. Шальная пуля в одно мгновение просверлила дыру в его шее.

Мишка с ужасом наблюдал, как из пробитого горла толчками выходит кровь. Рука, потянувшаяся, чтобы зажать рану, остановилась на полпути. Широко раскрытые глаза лейтенанта медленно стекленели. Не в состоянии отвести взгляд от страшного зрелища, Мишка услышал крик, смысл которого до него так и не дошёл. Близкий взрыв за спиной накрыл весь мир. Взрывной волной Мишку перевернуло, бросило лицом вниз и засыпало толстым пластом земли.

— Бежим, братцы! Танки! — услышал он на грани сознания глухой, срывающийся голос. Дальше всё исчезло…

Мишка очнулся и никак не мог сообразить где он и что с ним. Что-то тяжёлое придавило его и не давало двигаться. Он осторожно открыл глаза — темнота. Облизнул пересохшие губы — земля! Отплевавшись, понял, что воздуха мало.

«Меня похоронили заживо? Но я ведь живой! Я — живой!»

Мишка рванулся со всей злостью, на которую был способен. После некоторой борьбы ему удалось выползти наверх. Он с шумом втягивал в себя свежий летний воздух с привкусом тола. Шея затекла и ныла, болела спина и слегка шумела голова.

«Вот она какая — война. И я на войне. На самой настоящей войне».

Он смотрел на ясное ночное небо, на круглую жёлтую луну, и не знал, что ему делать. До сих пор всё происходящее казалось каким-то странным жутким сном. И вот теперь Мишка отчётливо отдавал себе отчёт в том, что он стал тем, кого в книгах называют неприветливым словом «попаданец». Он попал. Попал туда, куда попадали герои прочитанных им многочисленных книг, в 1941-й год, на Великую Отечественную войну. Вспотевшие ладони ерошили короткие волосы, а мысли Мишки пытались выделить из всего случившегося главное. Как выжить в данной ситуации, что делать сейчас, куда идти? Вокруг стояла зловещая июньская тишина…

Разброд в мыслях никак не давал сконцентрироваться на чём-то конкретном. Он получил уникальную возможность вмешаться в развитие истории. Он, Михаил Пананин, человек из будущего. Вот только всё, что он знает об этой войне поверхностно. Закончится она 9 мая 1945 года, а до этого будет Сталинградская битва и Курская дуга. Ещё битва за Москву. Нужны подробности, а вот их как раз и нет. В романах о «попаданцах» у главных героев из памяти выплывают не только исторические данные вплоть до минуты развития событий, но и устройство и тактико-технические характеристики всех видов вооружений и стран. Тут же ничего и никак не желает всплывать. А ведь много читал об оружии. Самом разном. Что уж говорить о Сталине. Даже если удастся до него добраться, то ничего кроме срока окончания войны, Мишка рассказать не сможет.

Он, действительно, попал. И попал крепко.

Мишка попробовал встать на ноги, но боль во всём теле, заставила застонать и вернуться на пятую точку.

«Надо найти свою форму, одеться».

Наконец-то пришла первая деятельная мысль в голову Мишки.

Если бы не луна, то найти упавшую палатку не получилось бы. Гимнастерку и брюки обнаружил сразу. Ботинки и вещмешок не нашёл. Глубоко вздохнул и решил дождаться утра, чтобы найти оставшееся имущество и винтовку.

Спать на месте боя не хватило смелости. Мишка сориентировался по памяти и решил заночевать на опушке дальней рощицы. Неудобно, но зато сухо.

Приснился ему Терёхин в измазанном грязью исподнем и забрызганном чем-то тёмным. Лицо было бледным. Он долго смотрел на Пананина, молчал. Мишка не выдержал первым.

— Иван Николаевич! Жив! И я жив!

— Нет, Мишаня, жив только ты. Я убит. Вчера вечером меня и убили. Но и я топором добре поработал.

— Как же мы разговариваем сейчас?

— Вот захотел я с тобой поговорить, потому и говорим, — усмехнулся Терёхин. — Я знаю, что ты из будущего. Тяжёлое испытание досталось тебе, Мишаня, ох и тяжёлое. И остался ты один. Но помни, что и один в поле воин. Ты же читал интересные книжки про героев. Вот и стремись стать таким. Только голову зря не подставляй под пули. Береги себя и тех, кто окажется рядом с тобой. Дружба, это брат, великая вещь.

— Какой с меня воин? Иван Николаевич! С моей комплекцией…

— Голова у тебя на что, Мишаня? Воюй! Ну, бывай…

Мишка проснулся от странного ощущения, что кто-то только что здесь был.

— Иван Николаевич! — забормотал Мишка, не повышая голоса. — Ты здесь?

Утренние сумерки понемногу уходили, и Мишка сумел разглядеть место, где он заночевал. Рядом лежал красноармеец на животе, уткнувшись головой в траву, в военных штанах и исподней рубахе. Спина была нашпигована огромным количеством осколков, вокруг ран от которых расползлись по рубахе кровавые пятна.

Мишка неосознанно повернул рукой голову бойца и отшатнулся. Это был Смельченко.

Невзирая на боль, Мишка вскочил на ноги и быстрым шагом пошёл к палатке. Место стоянки хозвзвода изрыто воронками и раздавлено гусеницами танков. Не доходя несколько метров до своей бывшей палатки, Мишка наткнулся на переломанное тело, с выпущенными кишками, растянувшимися вслед уходящему танку. Поплохело сразу. Выполоскало непонятно чем, ведь последний раз Мишка ел сутки назад. Качаясь из стороны в сторону, он всё же добрался до палатки, обул свои ботинки с обмотками, вытянул из-под лежанки вещмешок. Винтовку так и не обнаружил. Похоже, что оружие уже кто-то успел собрать. Возле полевой кухни лежал Терёхин с бледным мертвенным лицом, в грязном исподнем, забрызганном запекшейся кровью, а в крепко сжатой ладони покоился чёрный топор.

— Как же так, Иван Николаевич? — Мишка не сдерживал слёз. — Как же так?

Задавал вопросы сам себе непутёвый «попаданец». С передка кухни снял лопату и принялся копать могилу.

— Как же так?

С трудом спустил на дно вырытой ямы тяжёлое тело Терёхина. С ещё большим трудом освободил топорище из его огромной сжатой в кулак ладони. Посидел несколько минут у свежей насыпи могилки, вспоминая живого и доброго повара, затем закинул за спину вещмешок и с топором в руке направился в сторону ручья, где совсем недавно, он набирал воду.

«Не могу я вас всех похоронить. Боюсь, что опять придут немцы. А мне надо отомстить за вас. Отомстить так, чтобы все удивлялись. Чтобы видели, на что Мишка способен».

Топор долго не желал отмываться от склизкой подсохшей крови. Пришлось шоркать песком. Когда Мишка управился и с этим делом, то краем глаза увидел торчащие из-под куста сапоги. Взяв наперевес топор осторожно подобрался к кустам и резко их раздвинул, будучи готовым нанести удар. В кустах, опёршись к стволу дерева, сидел часовой с перерезанным горлом. Мишка только судорожно сглотнул, подобрал валявшуюся пилотку часового и вернулся к ручью. По дороге он подобрал алюминиевую фляжку под воду, и теперь у него их было две. Одна выдана вместе с обмундированием, стеклянная, и вторая, которую он подобрал. Обе сунул в вещмешок. Посидел у ручья, повздыхал, смыл с лица грязь. Холодная вода хорошо подействовала. Голова стала свежей, мысли упорядочились.

«Надо идти к своим. Не думаю, что наши ушли далеко».

Мишка отошёл от ручья всего лишь несколько метров и встал как вкопаный.

«Выйду к своим без оружия, особист сразу в оборот возьмёт. А меня даже никаких бонусов и читов нет, как у всех «попаданцев». Расстреляют, даже глазом не моргнут. Ещё и шпионом объявят. Живот им мой не нравится. И куда тогда идти? Мне в этом мире, похоже, жить, а я ничего не умею, даже лошадку оседлать не в состоянии. Еды как-то надо добыть, и — оружие! Но как?».

Он вспомнил мёртвого Терёхина и вытянул из вещмешка топор, какое-никакое, но оружие. С ним всё-таки надёжнее будет.

После некоторого блуждания по лесам, Мишка наткнулся на расстрелянный грузовик, который, как видно, пытался уйти от самолётов и спрятался под кронами деревьев. Вот только и водитель, и пассажир оказались на своих местах. Пассажир, с огромной звездой на рукаве, погиб мгновенно, самолётная пуля разнесла полчерепа. У водителя, парня лет двадцати, несколько ранений в грудь, левую руку и обе ноги. В правой руке не распечатанный бинт. Выходит, что он истёк кровью. С машинами в своём прошлом будущем Мишка сталкивался и даже немного разбирался, благодаря отцу. Полуторка оказалась не на ходу. Пули пробили мотор в нескольких местах, о восстановлении не могло быть и речи.

Мишка спокойно, удивляясь самому себе, обшарил трупы. Красноармейская книжка на имя Рыжова Алексея Игнатьевича, залитая кровью, карабин с несколькими патронами и нож, небольшой по размерам, вот и всё, что было у водителя. Командир оказался корреспондентом газеты, название залито кровью. Фамилию тоже прочитать не удалось. Фёдор Поликарпович и всё. Мишка аккуратно, чтобы не вымазаться кровью, снял с него ремень с наганом.

«Странно, что у водителя вещмешка нет. Шофёры всегда были запасливыми, а у этого нет».

Пропажа нашлась в кузове среди связанных кип газет. В вещмешке оказалось несколько банок тушёнки, консервов, шмат сала и полбулки хлеба, запасные портянки, сменное исподнее.

Прибарахлившись, Мишка с сожалением оглядел грузовик, отнёс подальше в лес все свои находки, и только ремень с наганом положил рядом с будущей могилой. Второй раз ему пришлось хоронить солдат. В первый раз, он похоронил своего друга, остальных трогать не стал, боялся, что придут враги. Здесь же, он посчитал, что обязан похоронить погибших. Теперь он никуда не спешил, но всё время отслеживал изменения в окружающем пространстве. Немецкие бомбардировщики дважды пролетали на восток и дважды возвращались обратно. Советских самолётов Мишка ни разу ещё не видел.

Штыковую лопату, найденную в полуторке, Мишка решил забрать с собой. Нечего пропадать добру. Окончив работу, он присел у свежей могилы, в изголовье которой водрузил руль с грузовика вместо памятника, и задумчиво грыз травинку.

Где-то далеко грохотало, рвались снаряды, гибли люди, а здесь тишина и покой, голубое небо с белыми облаками, прохладный ветерок. Он уже решил уходить. Поднял лопату и одну из связок газет и насторожился. Ему показалось, что кто-то внимательно за ним наблюдает. Стараясь вести себя естественно и непринуждённо, Мишка исподлобья пробежал глазами округу. Перехватив в одну руку всю поклажу, и вытирая лоб другой рукой, заметил лёгкое колыхание куста прямо по движению. Приподняв кипу с газетами на уровень пояса, сделал вид, что пытается что-то прочесть на верхнем листе, а сам в это время достал наган. Мало ли кто прячется в кустах.

— Эй, выходи! Я знаю, что ты в кустах сидишь! Выходи, стрелять буду! — проговорил громко Мишка.

— Как выходить, если ты стрелять будешь? Я пока что ещё пожить хочу, — раздался в ответ молодой голос.

— Сколько вас там? Или ты один?

— Один я, — закашлялся незнакомец. — Ранение в ногу.

— И откуда ты такой, раненый?

— Ну и вопросы у тебя. Лётчик я. Вчера сбили.

— Чем докажешь?

— Иди и посмотри, — незнакомец опять закашлялся.

Мишка немного подумал, бросил лопату и кипу газет на землю, взял поудобней наган и двинулся в сторону голоса.

Осторожно раздвинув ветки, он увидел лежащего на земле незнакомца с перевязанными поверх галифе ногами, в обычной красноармейской форме с голубыми петлицами, на которых краснели два красных квадрата и эмблема — пропеллер с крыльями. В стороне лежал лётный шлем с очками и такой же наган, как у Мишки. Лётчик с трудом держался, чтобы не потерять сознание.

— Крови много потерял, — пробормотал лейтенант и отключился.

Мишка только затылок почесал. И что теперь с ним делать?

Оглянувшись по сторонам, остановил взгляд на грузовике. Пошарив в кузове, обнаружил кусок брезента. Радостно перевалив лётчика на импровизированные носилки, Мишка потянул волокуши в лес. Через несколько метров его осенило. И точно, за ними оставался очень приметный след. Почесав затылок, Мишка пришёл к однозначному решению. Взвалил лётчика к себе на спину и на сгибающихся от тяжести ногах донёс до небольшой полянки. Передохнул чуток и вернулся обратно, собрал, по его мнению, всё необходимое имущество в брезент и взвалил себе на спину. Меняя ношу, Мишка вышел к болоту. Место показалось вполне подходящим для оборудования стоянки.

Тяжеловато городскому жителю двадцать первого века сооружать шалаш, если он никогда его не строил. Возился долго. Особенно сложным оказалась работа топором. Заостряя колья, чуть не рассёк ногу.

— Не приходилось работать топором? — услышал Мишка слабый голос лётчика.

— Так получилось. Городской я.

— Топорище перехвати поближе к топору. Вот, проще ведь?

— Угу, — буркнул Мишка. — Тебе надо раны обработать и перевязать.

— Умеешь?

— Не приходилось, — ответил Мишка со вздохом.

— Странный ты какой-то. Ничего не умеешь, брюшко висит. Ты откуда такой взялся?

— Из хозвзвода. Помощник повара. Только готовить я не умею, — Мишка покраснел до такой степени, что лётчик больше ничего не стал у него спрашивать.

После долгого пыхтения, неудачных попыток и элементарных ошибок, Мишка, прислушиваясь к советам лейтенанта, всё-таки сооруди нечто наподобие шалаша. Брезент пришёлся кстати, прикрыл необычное сооружение, возведённое руками городского жителя из будущего.

— Медсестру бы сюда, — пробурчал лётчик, оглядывая раны на ногах.

— Зачем тебе баба, если ты ранен? — спросил, забывшись, Мишка.

— Слушай, боец, за языком следи. Медсестра бы уже раны прочистила, забинтовала.

— К своим выйдем тогда…

— Фронт далеко. А раны могут загноиться и гангрена. И отлетался тогда доблестный сталинский сокол Миша Воронин.

— Так тебя тоже Миша зовут? — удивился Пананин, ведь ему в мыслях не пришло спросить имя у лейтенанта.

— И ты, Миша? Тёзки, значит. Еда-то у тебя, тёзка, есть?

Мишка молча подтащил вещмешок и поставил рядом с лейтенантом. Поищи там. Это с грузовика забрал. И у меня в вещмешке шмат сала есть. Вот ножик. Я пойду в воды свежей в ручье наберу.

— Слышь, тёзка, а ты не дезертир? — глаза лейтенанта стали жёсткими и колючими.

— Был бы дезертир, не возился бы с тобой, — отмахнулся Мишка. — Наших, кого убили, кто убежал, а я вот.

Жевали молча. Даже друг на друга не смотрели. Солнце постепенно клонилось к закату. Мишка уже который час ломал голову, пытаясь вспомнить, как и что делали герои «попаданцы» в прочитанных книгах. Вот только в отличие от них, Мишкина память не желала ничего вспоминать. Какие-то неясные обрывки носились в голове, но выловить их, а тем более сопоставить, оказалось делом бесперспективным.

— Что думаешь делать, боец?

Мишка повернулся на голос и вздохнул.

— Что с тобой, что без тебя, я к линии фронта не выйду. Тут решение только одно.

— И какое? — насторожился лейтенант.

— Организовывать партизанский отряд и бить фашистов в тылу. Глядишь, и нашим легче будет воевать.

Лётчик заинтересованно посмотрел на Пананина.

— Как ты это себе представляешь?

— Пока не знаю, — густо покраснел Мишка и резко встал. — Пойду, пройдусь по округе. Наган держи рядом. Только меня, как приду, не грохни.

Лётчик засмеялся.

— Чего тут смешного? Пароль — повар, ответ — топор.

Лейтенант опять засмеялся и закашлялся.

— Ты хоть и командир, а порядок должен знать, — обиделся Мишка.

— Добро, боец, — с трудом ответил лейтенант, став серьёзным.

Пананин взял карабин, поправил кобуру с наганом, насупившись, побрёл в сторону брошенного грузовика.

К полуторке он вышел в стороне от места встречи с лётчиком. Из кустов долго наблюдал за обстановкой, а затем побрёл вдоль опушки, изучая местность. Лес длился далеко. Дорога змеилась через поле и хорошо различалась с опушки. Немецкие бомбардировщики опять потянулись на восток, тяжело урча, с набитыми бомбами брюхами. Мишка боялся нарваться на немцев и осторожничал, шёл медленно и полагался на слух. Карабин постоянно держал в руках. Когда он уже решил возвращаться, услышал стрельбу. Недолго думая, рванул на звуки выстрелов.

На дороге стоял вражеский мотоцикл. Пулемётчик высаживал ленту по опушке соседнего леса. Оттуда изредка звучали винтовочные выстрелы. Чуть разобравшись и осмотревшись, Мишка заметил ещё один мотоцикл, который заезжал к лесу сбоку. А потом ещё сообразил, что стрелок находится в кустах, которые в нескольких метрах от опушки. Значит, уйти тому не дадут. В лесу не скроешься.

Мишка пробежал как можно ближе к ближайшему мотоциклу, присел на колено, прицелился и выстрелил. На удивление пулемётчик замолчал, а немец, который находился за рулём, посмотрел на своего товарища и начал медленно оборачиваться в сторону Мишки. Второй выстрел и водитель упал грудью на руль. Мишка бежал к мотоциклу и никак не мог поверить, что убил двух врагов всего двумя пулями.

Второй мотоцикл уже заехал в тыл стрелку. Мишка отодвинул убитого пулемётчика, и лёжа прямо поверх коляски, дал очередь в сторону немцев. Те быстро сообразили, что силы изменились, свернули в сторону и прикрываясь кустарником, исчезли из виду.

Мишка, глядя на трёх уезжающих врагов, вдруг сообразил, что и этих, убитых, тоже должно быть трое. Он вскинул карабин, оглядывая поле боя. Третий немец лежал у самой дороги в траве, с пробитой головой, что было видно издалека. Всё-таки стрелку удалось поразить одну из целей.

— Ну и кто ты такой? — спросил красноармеец, медленно подходя к Мишке с винтовкой наперевес.

— Боец Красной Армии, — ответил Мишка и скинул с седла мотоцикла убитого водителя. — Чего стоишь? Помоги пулемётчика из коляски вытащить.

— Для чего? — не понял красноармеец.

— Мотоцикл хочу забрать. Вон у него какая машинка стоит. На себе тащить нет охоты. Далеко.

— Немцы могут вернуться.

— Так помогай, и мотаем отсюда!

Оружие и всё, что нашёл Мишка в карманах убитых, перекочевало в коляску. Уже когда Мишка завёл мотоцикл, новый знакомец Иван Кухарин, прокричал ему на ухо, что он не один и надо забрать ещё двоих.

— Далеко?

Кухарин махнул рукой в тот лес, откуда недавно появился Мишка.

На небольшой полянке, окружённой невысокими кустами, находились два человека, как и сказал Кухарин. Боец в красноармейской форме с перебинтованной головой и рукой и медсестра с белой повязкой с красным крестом на рукаве.

— Вот вам товарищ лейтенант и медсестра, как и заказывали, — буркнул себе под нос Мишка и осёкся, когда медсестра обернулась в его сторону.

— Подождите, а я вас знаю, — раздался мелодичный и приятный голосок. — Это вы стёрли ноги, когда рота шла к фронту? И командир отправил вас в хозвзвод?

— Я, — не стал отпираться Мишка. — Очень рад, что вы остались живы.

— Надолго ли? — ответила девушка и загрустила.

— Грузимся в мотоцикл, — взял инициативу в свои руки Мишка. — Иван, помоги раненого усадить в коляску.

Девушка сидела за спиной Мишки, раненый в коляске, а Кухарин забрался на запасное колесо, прикреплённое сверху коляски.

Иван отговаривал Мишку от выезда на дорогу, но тот почему-то был уверен, немцев они не встретят. Так и получилось. Вырулив к грузовику, Мишка подрулил к опушке леса, где выгрузили трофеи и раненого, в том числе и пулемёт. Мотоцикл отогнал подальше и закидал ветками в небольшом овражке.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, и найти место стоянки в лесу для Мишки оказалось сложным. Уже в темноте, выбившись из сил, он признал, что в лесу он ориентируется плохо.

— Лейтенант! — крикнул Мишка. — Повар!

Где-то за спиной прозвучало: топор!

— Пришли, — с облегчением выдохнул Пананин.

Как только забрезжило утро, Мишка открыл глаза. Вот дурак. В охранении никто не стоит. Их же могли взять ночью тёпленькими. Сон слетел в один миг. Только что было прохладно, а уже стало невыносимо жарко. Схватив карабин, Мишка рванул осматривать округу.

Когда вернулся, то увидел, как лейтенант что-то выговаривает Кухарину. Медсестра, оказавшаяся санинструктором, перевязывала второго раненого. Появление Мишки отвлекло внимание лётчика от Кухарина.

— Пришёл? И где ты был? — спросил лейтенант недовольным голосом.

— Местность осматривал, часовых-то не выставляли. Мало ли кто может заглянуть на огонёк.

— Ты хоть предупреждай, тёзка, а то я тут много чего передумал.

— Товарищ лейтенант, так вы принимайте командование над отрядом. А я буду разведчиком при вас.

— Хорошо, только я лётчик и в земных операциях не разбираюсь.

— Так вы пока тут лагерь организовывайте, а я в округе похожу, посмотрю, кто куда и зачем.

— Слушай, тёзка, в твоём сидоре чугунок лежит и куклу тряпичная. Для чего они тебе?

— Чугунок уже сейчас и пригодится вместе с моим котелком. А кукла, я не помню, как она попала к мне. А теперь что-то вроде талисмана.

— Когда вернёшься? С собой сала хоть возьми.

Живот Мишки сразу заурчал, требуя своей доли.

— Так я перекушу сейчас, а к обеду вернусь.

— Обязательно вернись, тёзка, ты сейчас наши глаза и уши.

В этот раз Мишка двинулся в другую сторону от грузовика, следуя так же, как и в прошлый раз. Солнце достигло верхушек деревьев и постепенно становилось жарко. Мишка выругался. Забыл сменить грязное исподнее и постирать. Со всеми этими хлопотами, событиями, переживаниями. Даже стыдно стало, когда он вспомнил, как Иван Николаевич застирал его вещи.

— Чушка я. Как мне в глаза смотреть Елене? Она ведь обратила внимание на мой вид. Что она подумала!

Краска стыда залила лицо Мишки. Ему захотелось вернуться, попросить прощение, переодеться. Лейтенант тоже хорош, мог и напомнить, а ещё красный командир! Отвлёкшись, Мишка не заметил, что лес повернул в сторону, а он бредёт среди редких кустарников. Увлёкшись рассуждениями и осмотром дороги, не заметил человека в крестьянской одежде с винтовкой.

— Стой! Хто таков? Откель и докуда путь держишь? — раздался грозный, не терпящий возражений, окрик.

Мишка резко остановился и повернулся в сторону голоса.

— Не балуй! Враз дырку проверчу из винтаря! — грозный голос принадлежал грозного вида старичку, лет пятидесяти, с густыми мохнатыми бровями и небольшой седой бородой. Винтовка в его руках смотрела Мишке прямо в грудь. — Не промахнусь в случае чаво! Руки уверх! Оружие кидай до меня!

— И как это выполнить? Если руки вверх, то чем я тебе оружие кину?

— Но-но, ты мне тут свою учёность показывать будешь. Делай, чаво сказали!

— Ты сам-то чьих будешь, отец? — спросил Мишка и бросил карабин до середины расстояния, которое их разделяло, одновременно шагнув вперёд.

— Наган тоже! — Мишка выполнил и это приказание, сделав ещё один шаг навстречу.

— И всё-таки, чьих будешь?

— Это тебе знать не положено! — старик подобрал карабин и наган, руки оказались заняты, чем воспользовался Мишка.

Всё произошло словно по наитию. Подсел под винтовку, опрокинул старика на землю, вырвал оружие и… услышал звук приближающихся мотоциклов.

— Твои едут! — зло пробурчал Мишка. — А я вот сейчас выстрелю по ним, а тебя тут оставлю. Знаешь, что они с тобой сделают?

— Ты чаво это? Я боец Красной Армии!

— Не знаю какой ты боец Красной Армии. Формы на тебе нет, настоящий махновец.

— Что было, то быльём поросло, — вдруг обречённым голосом проговорил старик.

Мишка сначала не понял, что имеет в виду взятый в плен. Когда до него дошло, то он даже обмяк и сел напротив лежащего старика.

— Ты чё, реально в банде Махно воевал?

— Сам ты в банде воевал, — заворчал старик. — Анархистская рабоче-крестьянская армия, били белых вместе с красными…

— Немцы, — Мишка передёрнул затвор карабина. — Если ты наш, то сиди тихо.

— Мне сигнал надоть подать нашим. Они за поворотом колесо заменяют на грузовике.

— Так ты не один? — присвистнул Мишка, не выпуская из виду старика и дорогу.

— Четверо.

— И как ты собираешься подать сигнал?

— Так это. Стрельнуть.

— Тебя же тут и положат. Убежать не успеешь. У них на каждом мотоцикле пулемёт стоит, что швейная машинка. И побреет, и причешет, и прошьёт.

— Там слышимости нету. Их побьют всех.

— Беги в лес с моим карабином, а я из твоей винтовки пошмаляю.

— Чаво?

Мишка посмотрел на старика так, что тут резво стартовал в сторону леса. Два мотоцикла и гробовидный бронетранспортёр. Название крутилось на языке, но память никак не хотела выдавать результат. Мишка прицелился в водителя первого мотоцикла, в уме прошли какие-то расчёты. Винтовка сильно лягнула в плечо, раздался выстрел. Мишка выглянул из-за кочки и удивился кувырканию мотоцикла в кювете. Передёрнул затвор, но второго выстрела не последовало.

— Вот паразит, — ругнулся Мишка. — Даже не сказал, что патрон всего один.

В это время перед самым лицом встали фонтанчики земли. Два пулемёта прочёсывали возможное место засады. Оглянувшись в сторону леса, он краем глаза уловил на дороге ещё несколько таких же, как и первый, бронетранспортёров, крытую автомашину и танк. Надо бежать. Если повезёт, можно скрыться в лесу. Винтовку брать не стал. Толку от неё не было, а бежать будет только мешать.

Мишка рванул с низкого старта, петляя, как заяц, падая и снова вставая. Пули жужжали, как мухи, а он бежал. И только одна мысль стучала в висках — успеть! Успеть скрыться в лесу. Туда вряд ли немцы полезут. Пуля чиркнула по голове, прошла по касательной, зацепив кончик уха и содрав кожу над виском. Показалось, что ужалила пчела. Уже в лесу, свалившись под корень дерева, Мишка с удивлением смотрел на окровавленную ладонь, которой вытирал пот.

— Ну ты и… бегать…, — запыхавшись пробормотал старик и упал рядом, жадно со свистом хватая воздух.

— Думаю, твои товарищи слышали выстрелы и успели смотаться. Фрицы сюда не полезут.

— Почему фрицы?

— Ну, гансы. Так понятней?

— Какие гансы?

— У немцев часто встречаются имена Фриц и Ганс, как у нас Иван.

— А-а-а, — протянул старик и подкашливая засмеялся.

— Ты чего не сказал, что в винтовке один патрон?

— А ты спрашивал?

— Винтовку я там бросил.

— Эх-ма, а как же я без своего оружья?

— Так бери карабин. Там, правда, три патрона, но всё-таки оружие.

Старик тяжело вздохнул.

— Надо парнишек шукать.

— Пошли, — удивляясь своей решительности, сказал Мишка и уверенно направился в сторону поворота дороги.

У двух брошенных грузовиков уже стоял мотоцикл и бронетранспортёр. Пулемёты смотрели в сторону леса.

— Опасаются, — хмыкнул довольно Мишка. — Шандарахнуть бы по этому гробу из противотанкового ружья.

Старик тронул Мишку за рукав указывая куда-то в сторону. На дереве, запутавшись в ветвях, белел парашют, из-под которого торчала голова лётчика.

— Сиди тут, наблюдай. Если пойдут сюда, скажешь.

Мишка прошёлся вокруг раскидистой берёзы, рассматривая лётчика. Советский. Глаза открыты. Признаков жизни не подаёт. Висит высоко, но, кажется, Мишка уловил запах разложения. Этот подождёт.

— Ну, что там? — спросил Мишка старика.

— Кажись, собираются идтить до лесу.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, будут прочёсывать лес. Решение надо принимать срочно. Мишка с удивлением отметил, что в экстренных ситуациях у него стал исчезать страх, голова начинала работать, словно вычислительная машина, появлялись совершенно неожиданные простые действенные решения. Всё это он прибавил к уже открытым снайперским талантам.

— Ищем твоих и мне надо предупредить своих.

Поиски завершились быстро, те сами вышли на Мишку и его спутника. Выяснять отношения времени не было и Мишка, к явному недовольству одного из солдат, взял командование в свои руки. Ещё одна неожиданная черта — способность командовать проявилась у Пананина. В прошлой жизни Мишка боялся оказаться в центре внимания. А здесь он не только командовал, но и чётко знал, что надо делать.

При солнечном свете, Мишка легко ориентировался в лесу, вот и ещё и один приятный бонус. Ему не составило труда привести новых знакомых в созданный лагерь.

Лейтенант выслушал Мишкины предложения и согласился. Все останутся в лагере, займут позиции для отражения атаки, если немцы на них выйдут. Сам Мишка с пулемётом МГ постарается увести врага в сторону от лагеря.

Лейтенант крепко пожал руку, Кухарин сдавил плечо, а Лена смотрела на него словно на героя. Мишка улыбнулся.

Перед глазами сразу встал образ Терёхина.

— Мне с них должок надо получить.

— Ты это, вертайся, — буркнул старик, оказавшийся сорокалетним дядькой, с интересным именем Варфоломей.

— Живы будем, не помрём.

Мишка удачно расположился со своим пулемётом под завалившемся стволом дерева. На самом фланге развёрнутой вражеской цепи солдат. Небольшая поляна дала возможность видеть их как на ладони. Пропустив немного ближайших врагов мимо себя, первой очередью уложил на землю сразу троих, оказавшихся на линии огня. Не обращая внимания на действия немецких солдат, Мишка рванул в сторону дороги, старясь выйти в тыл тем, кто в лес не пошёл. У самой опушки оглянулся и заметив движение в свою сторону, лёг за старый пень и дал очередь по шевелящимся кустам. И опять сделал рывок в сторону дороги. Тяжеловат МГ, но Мишка не обращал на это внимания. Он даже не замечал своего живота, который раньше при попадании в прошлое всегда мешал. Ещё им овладел не здоровый азарт. Как в компьютерной игре. Пот вот только мешал сильно, заливая глаза. Рукава гимнастёрки промокли от постоянных вытираний лба и висков. Гимнастёрка на спине, груди и животе неприятно липли к телу.

Мишка перемахнул через дорогу. Из кювета по опушке сделал несколько выстрелов и подхватив пулемёт вместе с коробкой для лент, помчался дальше, заходя в тыл колонне. Танка на дороге не было. Две автомашины, три мотоцикла и всё. Мишка выбрал небольшой холмик, с которого просматривалось место вражеской стоянки, и в несколько очередей расстрелял остатки ленты. Одна из автомашин загорелась. Пули рвали тент на грузовиках, терзали тела мотоциклов вместе с их пассажирами.

— Надеюсь, что теперь откажитесь от прочёсывания леса? — Мишка злобно усмехнулся.

Для возвращения в лагерь, ему пришлось сделать внушительный крюк. Когда эйфория боя отступила, Мишка ощутил, как он сильно устал, как неимоверно тяжёл пулемёт. Желание всё бросить и свалиться отдохнуть с каждым шагом становилось убедительнее. Неожиданно его ударили сзади, и он потерял сознание.

— Быстров, полегче не мог? Когда он теперь очухается?

— Товарищ капитан. Так получилось. Я как увидел, что у него немецкий пулемёт на плече, так и приложился.

— Хорошо, что хоть не убил. А форму его не видел? Будет тебе фашист пешком ходить и к тому же совсем один. Головой, когда думать будешь? Она ведь не только для того, чтобы в неё есть и носить каску.

— Так я и думал, — обиделся Быстров.

Из подслушанного диалога Мишка понял, что попал к своим.

— Дайте попить, — проворчал он и медленно сел, как оказалось, он лежал на подводе.

— Очнулся! — радостно сообщил Быстров.

Мишка посмотрел на молодое лицо высокого бойца и улыбнулся. Кто-то сунул кружку с водой. Мишка пил не торопясь, мелкими глотками, от холодной воды сводило зубы. Вокруг подводы собрались любопытные.

— Пулемётик где утащил?

— Ну да, с таким хозяйством в виде рюкзака спереди, только утащить и можно.

— Их интендантов?

— Из хозвзвода, — ответил Мишка, вытирая рукавом губы.

Собравшиеся рассмеялись.

— Чего собрались? Разойдись! — скомандовал капитан. — А ты вставай, пойдёшь со мной. Быстров сопроводишь нас.

Под заинтересованными взглядами красноармейцев, Мишку привели в палатку. За импровизированным походным столом сидело трое командиров. У одного в петлицах виднелись звёзды.

— Товарищ полковник, задержанный доставлен.

Капитан отошёл в сторону, пропуская вперёд Мишку.

— Кто такой? Вид у тебя словно стая собак валяла в песке. Служил в какой части? Со складов, поди?

Мишка вытянулся, подобрал живот, насколько это оказалось возможным.

— Никак нет, товарищ полковник. Хозвзвод, помощник повара 444-го стрелкового полка 108 стрелковой дивизии красноармеец Пананин.

— Как же ты в живых остался, Пананин?

Мишка рассказал всё, что видел, как их пленили, как убили Терёхина, как его засыпало землёй.

— Складно говорит, товарищ полковник, — на Мишку глянули жёсткие, не предвещающие ничего хорошего, глаза командира, с красной звездой на рукаве. — Мы проходили там. Все погибли. Живых никого не осталось.

— Допустим. Что делал дальше? — полковник закурил и продолжал взирать на Мишку исподлобья.

— Похоронил Ивана Николаевича и пошёл искать своих, — пожал плечами Пананин.

— Где взял портупею с наганом и пулемёт?

Пришлось Мишке рассказывать о брошенном грузовике, о встрече с лётчиком, санинструкторе и красноармейцах.

— Собиратель какой-то, — фыркнул командир со звездой на рукаве. — С такими данными и бегать от немцев с МГ? Мне кажется, что этот клоун нас разыгрывает.

— Постой комиссар. Капитан, отправляй разведку по данным красноармейца. Пусть проверят его слова и приведут всех сюда. Бойца накормить, но глаз с него не спускать. Идите.

Когда капитан и Мишка вышли, полковник в задумчивости затушил сигарету.

— Странный он какой-то. Только понять никак не могу, что меня в нём напрягает. Вид, конечно… Но он помощник повара. На кухне можно отъесться. Он тут упомянул, что их формировали на окраине Минска. Это получается он в армии около недели. Когда бы он мог отъесться. Всё же не это меня смущает.

— Согласен, Алексей Викторович, странный он. Но пока предпосылок не доверять ему, у нас нет, — вступил в разговор третий командир.

— Сергей Сергеич, да у него всё шито белыми нитками. Сказка на сказке и сказкой погоняет, — парировал комиссар.

— Спешить, однозначно, не следует, — подвёл итог полковник, — вернётся разведка, и всё узнаем.

Странное дело, но Мишка не волновался, а дрых без задних ног. Красноармеец, которому доверили его охрану, только удивлялся такому спокойствию и крепкому сну. Мишка улыбался во сне и почавкивал. Быстрову оставалось лишь завидовать. Последние несколько дней их полк находился в постоянном контакте с врагом. Продовольствия и боеприпасов не хватало, спали урывками. Первые сутки, когда немцы не тревожили отряд.

А Мишка во сне опять разговаривал с Терёхиным. Он, как и в первый раз после гибели, бледный, присел рядом, и глядя в сторону, заговорил.

— Ты здесь не случайно, Мишаня. Судьба даёт тебе шанс ощутить себя человеком. Жизнь, она не одна, как думают многие. Жизнь даётся разная. Кому-то приходится зверушкой побыть, а кому и опять человеком, чтобы отработать карму своего рода и зачастую свою прошлой жизни. Тебе надо просто поверить в себя. Пока ты многого не умеешь, но всё поправимо. Используй то, что тебе дадено. И девушку не обижай. Она твой залог жизни…

Мишка хотел задать вопрос, но Терёхин исчез…

Мишке поверили, хотя комиссар продолжал смотреть в его сторону с подозрением, несмотря на подтверждение слов лётчиком, санинструктором и красноармейцами, которых привела в отряд разведка. Пулемёт и наган не вернули, выдали винтовку с пулей, застрявшей в прикладе, и пять патронов.

Полковник решил прорываться на соединение с основными силами дивизии атакой через близлежащее село, мотивируя решение, что с ранеными на подводах по лесам и дорогам идти долго, а ситуация на войне меняется быстро. Разведка не нашла крупных сил противника и доложила о наличие в населённом пункте до полувзвода солдат.

Атаку запланировали на 5 часов утра.

Мишка сидел у костра и задумчиво смотрел на огонь. Рядом расположились Кухарин и Варфоломей. На душе было тоскливо и уныло. Новая жизнь в прошлом резко контрастировала с прошлой жизнью в будущем. Там он пачками уничтожал врагов на компьютере и мог в любой момент возродиться, если, вдруг, погибнет. Здесь, если убьют, то значит — убьют. Совсем убьют. Хотелось вернуться назад в тишину и спокойствие, к родителям. Теперь он с удовольствием бы выслушал мамины претензии по поводу его своей жизни. Получил бы от отца нагоняй за украденные деньги. Наверное, лучше так, чем сидеть у костра с винтовкой в руках и ждать утреннего боя, в котором неизвестно, выживет он или нет. Мишка не раз задавал себе вопрос. Кто для него эти люди вокруг? Предки. Только воевали они за советскую власть, за советскую родину и Сталина. А он родился в совершенно другой стране, где советское прошлое осталось в ветеранах, пенсионерах и в истории. Он уже столько раз удивлялся тому, как ведут себя люди этого времени по отношению друг к другу. Делятся последним сухарём, прикрывают собой от пуль, отдают последнее. Терёхин постирал его исподнее, и никто ничего ему не сказал, словно это в порядке вещей. В будущем засмеяли бы. Тут подтрунивают друг над другом, но в любой момент готовы прийти на помощь. Люди здесь, действительно, другие. Там, в будущем, если бы случилась беда, вряд ли кто из его, так называемых друзей, пришёл бы на помощь. А здесь он почему-то уверен, что придут не только друзья, но все, кто окажется рядом. Вот ведь парадокс. Они живут бедно, без компьютеров, машин, телевизоров, даже радио есть не у всех, но любят свою родину, землю, край и деньги для них не главное. Потомки живут прилично, имеют машины, квартиры, дачи, падки на деньги и стремятся уехать за границу, забывая свои корни, родину, дом.

Мысли теснились в голове, рождая такие вопросы, на которые ответить Мишка оказался не в состоянии. Он понял, что ценности изменились со временем, но никак не мог понять почему. Смена строя, другие отношения и всё такое, понятно. Где самопожертвование ради других, ради своей родины? Такие люди, конечно, ещё остались, но их мало. Очень мало…

— Можно?

Вопрос прозвучал над ухом Мишки неожиданно, он дёрнулся, и чуть не уронил винтовку в костёр.

— Извините, — Лена стояла рядом и немного растерянно смотрела в сторону. — Вы не спите, а я тоже не могу заснуть. И решила посидеть с вами у костра.

— Да, конечно, — Мишка засуетился, освободил место на бревне рядом с собой. — Присаживайтесь.

Несколько минут они сидели молча, наблюдали как огонь в костре пожирает дрова. У каждого заготовлены слова, но решиться никак не могли.

— Завтра бой, а мне надо вам сказать. Мне надо сказать…, — Лена запнулась на этих словах и если бы не ночь, то было бы видно, как покраснели её щёчки. — Я хотела сказать, что… Тогда, при первой встрече, у вас был такой взгляд, словно готовы были поднять меня на руках. Словно… Вы даже забыли про раны на ногах. Я тогда растерялась. Не знала, что мне делать. А потом были бои. Смерть, кровь. Всё само собой забылось. Полк разбили. Сначала отступали, нас много было, а потом мы вдруг остались четверо. Когда вы к нам пришли, нас уже было трое. Саша, лейтенант, умер. До самого последнего вздоха уверял, что ещё встанет на ноги. А я знала, что у него гангрена ног и лёгкое пробито. Чудо, что он с таким ранением протянул несколько дней без лекарств. Мы все были готовы к тому, что скоро умрём как Саша. А когда появился ты, я… я… почему-то поверила, что ещё не всё закончено. В первый раз ты мне показался нескладным и неповоротливым, неспособным ни на что. А когда ты схватил тяжёлый пулемёт, словно пушинку, и сказал, что уведёшь немцев в сторону, я поняла, что внешность обманчива. Ты настоящий герой.

— Какой я герой, — ответил Мишка, которого сильно зацепили слова санинструктора Лены. — Герои другие. Я вот не знаю, что буду делать, если танк поедет прямо на меня. Сбегу, наверное.

— Не верю, — засмеялась Лена. — Такие не убегают.

Мишка почувствовал, как сдавило сердце. Прекрасная девушка, которая повидала на этой войне уже достаточно много, говорит именно о нём, как о герое. О нём! Странное ощущение. Он смутился. Может, она просто шутит? Мишка украдкой глянул на серьёзное лицо девушки. Она действительно верит, что он способен совершить геройский поступок? Мишка завис на некоторое время.

— Ты меня слышишь?

— Задумался, — Мишка погладил ладонью цевьё винтовки.

— Тебе надо поспать. И что будет завтра, мы не знаем.

Мишка кивнул, а Лена тихо поднялась со своего места и ушла в темноту.

Утренняя прохлада проникла под гимнастёрку. Мишка пытался согреться, размахивал руками, но всё равно зуб не попадал на зуб.

На короткое время он вернулся мыслями к разговору у костра, но затем они перескочили на предстоящую атаку. Мишка никогда в атаку не ходил, даже в окопе не сидел, когда враг наступает и стреляет в тебя. Тут надо бежать в полный рост и надеяться только на свою везучесть и милость судьбы. С пулемётом было проще, дал очередь и удирай, меняй позицию. В тыл колонне забежал, они не сразу поняли, откуда ведётся огонь. Сейчас будет всё по-другому.

«Какой ты, Мишка, герой, у тебя даже коленки трясутся от одной мысли, что сейчас идти в атаку на пулемёты. А пулемёты у них точно есть, и не один, а может и не два. Выкосят, как газонокосилкой. Это не игра…».

К клацанью зубов и дрожанию коленок добавилось ощущение реальности.

«Если меня убьют, то я умру… Меня больше не будет… А Лена?.. Как это меня не будет? Меня не могут убить!»

Село чуть виднелось в предрассветных сумерках, когда отряд достиг крайних домов. Снять часовых на посту без шума не удалось. Первым сюрпризом оказались два пулемёта, замаскированных в окраинных огородах. Атакующие порядки наткнулись на шквальный огонь. Атака была сорвана. Хотя небольшой отряд, к котором прикрепили Мишку, сумел прорваться на улицы села с восточной стороны поселения. С боем добрались до небольшой церкви и встретились со вторым сюрпризом. Два бронетранспортера с пулемётами и танк не оставили шансов атакующим. Мишка не успел забежать за угол церкви, когда рядом встал столб земли. В голове что-то разорвалось, и свет, вспыхнув ярко, резко погас…

Постепенно вернулось сознание. Тяжёлые веки медленно поднялись, но света не было. Попытка пошевелиться лишь разбудила головную боль. К пересохшему горлу подкатила тошнота, хотелось пить. Шершавый, будто раздувшийся язык, не повиновался. С трудом, через боль, перевернулся на бок. Глаза сразу выхватили тоненькую полоску света, проникающую, по всей видимости, из-под двери. Стало немного легче. То ли от изменения положения тела, то ли от увиденного света. В затылке ощущалась тяжесть, на ощупь оказалась довольно солидная шишка.

«Живой. Осталось понять, где я? Изрядно головой приложило. Запах. Этот запах не спутать ни с каким другим. Ладан!»

Запах далёкого детства, когда бабушка водила его в маленькую покосившуюся церковь и заставляла креститься. Отец относился к этому спокойно, а мама всегда была против. Бабушка ставила свечи, усердно молилась и шептала слова молитвы. Громкий голос священника охватывал всё пространство и проникал внутрь Мишки. Когда вступал хор, Мишка вовсе сжимался и представлял себя маленьким комочком, вокруг которого кружится огромный мир со своими делами и заботами. Превращаясь в маленького незаметного мальчика, он с благоговением разглядывал высокие потолки с красивыми рисунками, иконы со святыми, обрамлённые золотым или серебряным окладом. И вдыхал аромат ладана и восковых свечей. Мишка ведь не просто так ходил в церковь, а именно для того, чтобы лишний раз вдохнуть этот аромат.

«Выходит, я в церкви. Наверное, священник спрятал меня. Село взять, похоже, не смогли. Что стало с Леной? С Кухариным, лётчиком, Варфоломеем?..»

Неожиданно дверь медленно и тихо открылась. Священник в длинной чёрной рясе с зажжённой свечкой в подсвечнике подошёл к изголовью и положил мозолистую ладонь на лоб Мишки. Боль сразу ушла.

— Давно очнулся? — раздался спокойный мощный голос.

Мишка даже вздрогнул.

— Недавно, — с трудом выдавил он слова и ощутил новый прилив тошноты.

— На вот, выпей-ка. Тебе только на пользу пойдёт, — у засохших губ нарисовалась кружка с вкусным запахом. — Смелее. Травки это. Помогут телу укрепиться.

Мишка, не обратил внимание на горечь, и выпил снадобье полностью.

— Вот и хорошо, — кивнул одобрительно священник. — Меня зови отец Иоанн. Тебя как звать — величать?

— Мишка. Михаил.

— Ушёл твой отряд обратно. Многие нашли свою смерть на подступах села. Многие. Ты вот прямо на крыльцо церкви упал. Видно взрывной волной направило прямо к Господу. Крещён ли?

— Бабушка говорила, что крестили меня маленьким. Я с ней часто в детстве в церковь ходил.

— А почему крестик не носишь? Комсомолец?

Мишка растерялся.

— Я потерял крестик, когда мне было девять лет. Цепочка разорвалась, и обронил где-то. Комсомольцем не был, но на записи в призывном пункте назвался комсомольцем.

— Ты я погляжу пришлый, — с каким-то серьёзным раздумьем проговорил отец Иоанн. — Не нашенский. Из какого ты мира, мил человек?

Мишка завис. Обычный священник раскусил его влёт.

— Не хочешь говорить, не говори. Только я думаю, что ты из мира, где чревоугодие стало нормой. Войны у вас там нет, живёте относительно хорошо. Так?

— Так, — кивнул в ответ Мишка.

— Если ты появился у нас во время лихой годины, значит недостойно жил там, не мог найти своё место. И здесь ты для того, чтобы понять суть жизни.

— Я убивал.

— Убивать врагов не грех. Грех — остаться в стороне и не помочь своей Родине в тяжёлую минуту. Отдыхай сегодня. Вода у двери в ведре. Поесть принесу попозже. А завтра ночью выведу тебя из села. У воина только одна дорога — бить врага. Одень крестик. Это твой. Не забывай бога, и он не забудет тебя.

Отец Иоанн перекрестил Мишку и также тихо ушёл.

Ночью они вышли из потайной двери подземного хода за селом на дно небольшого овражка, густо поросшего колючим кустарником.

— Иди и помни, ты — воин, защитник земли русской. Благословляю тебя на великие дела.

Отец Иоанн перекрестил Мишку.

— Винтовка твоя раскололась, осколок разбил. Прими от меня на память это нож. Пусть он послужит верой и правдой тебе и Отечеству.

Мишка принял дар. Очень хотелось посмотреть, как выглядит нож, но в ночной темноте этого сделать не получилось.

— Думаю, куда идти разберёшься и без меня.

Отец Иоанн прошептал молитву и ещё раз перекрестил Мишку.

Кроме ножа священнослужитель передал небольшой холщовый мешок с едой. Голова ещё была тяжела, но боли не было, и мысли текли ровно и ясно. Направление он выбрал в ближайший лес, надеясь с рассветом добраться до прежней стоянки отряда.

Что Мишка надеялся увидеть здесь, он и сам объяснить не мог. Здесь, на краю поляны, размещались раненые. Видны обрывки бинтов, кусочки ваты, сапог с разрезанным голенищем. Кругом примятая трава, следы от бывших костров. Вот на том бревне они сидели с Леной. С другого края поляны свежий могильный холмик с лежащей на земле пилоткой. Мишка присел на прежнее бревно. Горлышко мешка было затянуто длинной бечевой. Так что мешок можно было носить на плече, освобождая руки. Хлеб, сало, лук, спички, чистое полотенце и несколько картофелин, сваренных в мундире. Самым интересным подарком, конечно, являлся нож. Мишка с неимоверным трепетом отстегнул его от поясного ремня. Нет, камней самоцветов и дорогих металлов на ножнах не было. По всей поверхности проходила затейливая резьба со странными зверями и птицами. Такой же резьбой неизвестный мастер покрыл и рукоятку ножа. Клинок остро заточен с одной стороны, поблёскивал синеватым отливом. Мишка отметил, что рукоятка удобно легла в ладонь.

— Умели ведь делать! — восхитился Мишка. — Старинная вещь.

После долгих мучительных мысленных процессов, он принял решение идти в ту сторону, в которую выводил отряд полковник. К своим.

С того момента, как Мишка попал в прошлое, в нём изменилось многое. Снайпер, кто бы мог подумать раньше. Способность командовать и просчитывать ситуацию, хотя с математикой дружен не был, потеря страха оказаться в центре внимания. В автотехнике он разбирался более или менее, а теперь удивился, что легко разобрался с немецким мотоциклом. С оружием если немного повозиться, то можно разобраться без чужой помощи. Самым главным пониманием ему пришло другое. Родина. И пусть у него нет в этом мире родных, но зато есть Родина! Родина, которая в опасности, которую надо защищать. Есть друзья, есть люди, мирные люди, чьи жизни висят на волоске. У Мишки впервые в жизни появилась реальная цель, стать хорошим солдатом, защитником отечества.

Над головой в безоблачном небе тянулись бесконечные армады немецких самолётов. Изредка их строй нарушали маленькие самолёты с красными звёздами на крыльях. Дороги запружены наступающими частями вермахта. Грохот разрывов доносился издалека с разных сторон. Казалось, что громыхало везде. Ориентироваться на звук не представлялось возможным. Мишка решил добыть карту. Одно дело полковник махнул рукой и указал направление по прямой и другое, когда ты сам знаешь, где лучше пройти и как. Вот только и карту надо как-то добыть.

Не зная даты, времени, не имея оружия, кроме ножа, пробирался Мишка Пананин к своим, направлением на восток. Обходил скопления врага, пережидал, когда военные колонны пройдут, чтобы пересечь дорогу. Ел мало, экономил. С водой проблем не возникало. Стеклянная фляжка при встрече с ручьём ополаскивалась и набиралась по новой. Шёл он дня три, а к своим так и не сумел выйти.

— Может, как в книгах сделать? Создам свой отряд, будем партизанить и врага крушить, где встретим. Или всё же пытаться выйти к своим?

За тяжёлыми раздумьями он не сразу заметил блеснувшее ровной гладью небольшое озерцо в стороне от дороги. А на берегу трёх немецких солдат.

— Плещетесь, гады, — прошептал Мишка, осторожно подкрадываясь к троице по густым зарослям ивняка, осторожно ступая и раздвигая ветви. В руке сжимал подаренный нож.

Он уже находился в нескольких метрах от выхода из ивняка, когда запнулся и начал падать в небольшой овражек. Испуг, непродолжительный полёт, нож втыкается во что-то упругое и со странным звуком, похожим на скрип входит глубже. Всё произошло довольно быстро, но для Мишки именно этот скрип длился чуть ли ни минуту.

Выдернуть нож сразу не получилось, Мишка завалился на бок и выпустил рукоятку из ладони. Замер. Прислушался. Вроде тихо. Нос уловил неприятный запах. Мишка медленно перевернулся на живот и застыл с выпученными глазами. Перед ним, уткнувшись лицом в край овражка, сидел на корточках немец. В спине торчал Мишкин нож. Штаны на немце были спущены.

— Это чего? Я убил?

Через пару минут шок отошёл и Мишка понял, что коленом размазал то, что теперь так сильно издавало запах.

Презрительно глядя на вымазанное колено, он схватил кипу лежалых листьев и постарался затереть полученное пятно. Брезгливая гримаса не прошла и после того, как удалось немного привести штаны в порядок. Запах никуда не делся и ведь нож надо вытаскивать.

Приступ тошноты подкатил к горлу. Мишка с трудом справился с этим. Нож в теле немца засел хорошо, пробив ткань мундира и кожаный ремень автомата.

Преодолевая тошноту и брезгливость, Мишка вытянул нож и на вытянутой руке обтёр его о мундир врага.

— Автомат! Подарок случая! — забормотал Мишка и прошёлся по карманам убитого.

Солдатская книжка, фото, губная гармошка. К этому стоит прибавить сам автомат с с подсумком и двумя запасными обоймами и гранату.

Мишка сложил находки в кучку, взял автомат и осторожно вылез из овражка, который был скорее углублением, размытым водой в половодье. Трое прежних солдат в трусах плескались недалеко от берега. Место, где они оставили одежду, оказалось за раскидистой ивой. Виднелся край форменной куртки, повешенной на ветку. Отсюда хорошо просматривался обрывистый берег с проложенной к воде дорогой.

На пригорке, куда выбрался Мишка, неприятный запах сносило ветром, и мысли лихорадочно заработали.

«Трое в воде. Оружие за кустом. Этот, засранец, уже в минус. Он охранял их? Или просто пошёл до кустиков? С оружием может остаться ещё кто-нибудь. Они пришли пешком или приехали? Так, если приехали, значит должен быть мотоцикл. Два мотоцикла. Фрицев должно быть шесть. Двоих не видно. А если на машине? Надо выползать наверх и осмотреться».

Прежде, чем выполнять задуманное, он распределил трофеи. Когда вылезал из углубления, оглянулся на убитого.

— Тебя же искать будут! И, боюсь, что очень скоро, — Мишку пробил холодный пот, когда он понял, что времени у него практически нет, чтобы оставаться незамеченным.

И откуда только взялись молодецкая прыть и чудовищный азарт, подталкивающий к активным действиям. Наверху никого не оказалось. А вот у кустов, в тени ивы, расположились два солдата с винтовками и весело поглядывали на своих камрадов в воде. Рядом стояли два мотоцикла. Хорошая возможность убрать обоих фрицев одной очередью. Не промазать бы.

Мишка попытался сообразить, как лучше действовать, но ничего лучше, как просто расстрелять немцев в упор, не придумал. Он выскочил к ним и одно очередью срезал обоих. Не торопясь пошёл навстречу купающимся. Камрады дёрнулись было к берегу, но остановились, понимая, что к оружию добежать не успеют. Мишка не стал долго думать, дал две очереди, но поразил только одного из трёх. Остальные рванули вплавь через озеро.

Хорош автомат в ближнем бою, а вот на расстоянии точность падает. Но ничего, немецкая винтовка есть под рукой. Выстрел и остался уже один. Ещё выстрел и только круги на чистой поверхности озера.

Мишка быстро покидал в коляску одного из мотоциклов вещи, винтовки, пулемёт со второго мотоцикла, ранцы, канистру с топливом. Обрезал провода у оставляемого мотоцикла, пробил колёса.

С трудом развернулся на песке и погнал нагруженный трофеями мотоцикл подальше от этого места. Главное не нарваться неожиданно на фашистские части.

Несколько километров по полевой накатанной дороге в направлении виднеющегося вдали леса и поворот на чуть заметную, заросшую травой тропу.

В лес влетел на приличной скорости, проскочив чудом между двух пеньков. Заглушил мотор, огляделся, но слезть с мотоцикла не дали.

— Хенде хох, фашист! — прозвучал молодой звонкий голос.

— Пошёл ты! — ответил разгорячённый гонкой Мишка.

— Я тебя счас кокну, сволочь фашистская! — за спиной раздался звук передёргиваемого затвора. — Я таких, как ты, прислужников уже много убил! И тебя убью!

«Что тут скажешь. Парень на нервах, а тут непонятный военный в красноармейских форменных штанах, немецком мундире, каске и очках. Пристрелит запросто».

— Чувак, успокойся, свой я. Ты только со страха в меня не пальни.

В это время опять раздался звук передёргиваемого затвора.

Мишка засмеялся и обернулся, не вставая с седла мотоцикла.

Прямо в лицо смотрело чёрное отверстие ствола винтовки.

— Патронов дать?

— Стоять! Сидеть! Стрелять буду!

— Для начала определись, что мне делать, а потом кричи. Ты из винтовки хоть раз стрелял? — Мишка медленно направил свой МП в сторону парня. — Стоит мне нажать на курок и нет больше тебя.

Парень обречённо опустил винтовку.

— Ну и кто ты? Откуда и куда?

Парень неожиданно захлюпал носом.

— Коровин я. Степан. 103 стрелковый полк. Мы строили укрепления на границе. А тут война! Почти все в казарме погибли. Я из под завалов выбрался. Грохот, взрывы, убитые. Я бежать. У нас ведь и оружия не было. Вышел в расположение какой-то части, и сразу пришлось вступить в бой. Немцы атаковали. Только выстрелить ни разу не успел. Снаряд разорвался рядом с ячейкой и меня засыпало. Когда очнулся под вечер, рядом живых никого. Нашёл винтовку и опять пошёл к своим. Пристал к отступающей части, немного повоевал. В основном отступали. Недалеко от Минска на нас вышли танки, когда мы шли в колонне. Как оказался один не помню. Очнулся в лесу. Вокруг тишина, а мне кажется, что сейчас появятся немцы и убьют меня.

Мишка слушал рассказ Степана, а сам внимательно осматривался и прислушивался к окружающему пространству.

— Проголодался?

Степан вытянул голову, словно цыплёнок, с шумом сглотнул слюну.

— Вытаскивай ранцы. Освободишь один и всю еду потом определим в него. Короче, накрывай поляну.

— Какую поляну? — Степан с искренним непониманием уставился на Мишку.

— Стол накрывай, — усмехнулся Мишка. — Обедать пора. Костёр разжигать не будем. Мало ли кто тут болтается. А вещички в мотоцикле надо разобрать.

Испорченные пулями и кровью форменные куртки тщательно исследовались на предмет пригодности и личных вещей. Три неповреждённых комплекта формы (остались от любителей водных процедур) были отложены в сторону. Оружие, автомат и пять винтовок, два хороших боевых ножа, подсумки с патронами, две гранаты и два пулемёта МГ с тремя полными коробками для лент. Приличный такой улов.

Степан с трудом сдерживался, чтобы не проглотить что-нибудь из еды, разложенной на тряпице, в которой оказалось сало. Он голодными глазами поглядывал на яства и выражал удивление от того, чем занимался Мишка.

— Это мародёрство, — брезгливо проговорил Степан.

— Тогда не ешь, — ответил Мишка, заворачивая в перепачканные кровью форменки лишние винтовки и пулемёт с другого мотоцикла.

— Я про вещи…

— Война. Используй всё, что может в какой-то мере помочь уничтожить врага и скрасит твой быт. Голодный и раздетый солдат долго не навоюет.

— Солдаты у немцев…

— Ты тоже солдат, — усмехнулся Мишка. — Просто называют тебя — красноармеец.

— Странный ты…

— Что есть, то есть. Я и сам себя не узнаю, — Мишка задумался, в глазах блеснули слёзы. — Ты что намерен делать? Идти к своим или есть другие планы? Жуй, давай. А то помрёшь от голода прямо сейчас.

Степан с минуту жевал хлеб с салом и луком вприкуску. Немного утолив голод, спросил:

— А ты?

Мишка улыбнулся. В прошлой жизни вопросом на вопрос отвечал он сам.

— Я пока не решил. Идти через линию фронта или создавать партизанский отряд.

— Партизанский отряд? — Степан даже жевать перестал.

— Буду бить фашистов в их тылу.

— Как Давыдов в двенадцатом году? — глаза Степана заблестели.

— Как Давыдов, — улыбнулся Мишка. — Заканчивай с обедом, нам надо схрон сделать.

— Чего сделать?

— Лишнее оружие спрятать, чтобы никто не нашёл.

От мотоцикла отошли приличное расстояние вглубь леса и наткнулись на вывороченное с корнем дерево. Берёза упала удачно, переломившись ближе к основанию и образовав подобие скелета для шалаша. Накидывай брезент и дом готов.

Мишка поработал ножом под корнем берёзы, углубил и увеличил в длину естественное углубление и превратил место в тайный схрон. С особой тщательностью убрал следы земляных работ и немного полюбовался на маскировку места.

— Вот, Стёпа, если вдруг, понадобится, у нас есть оружие. Запас карман не тянет.

На ночь расположились в густом лесу у болота, за несколько километров от места встречи друг с другом. Разожгли костёр, согрели воду в немецком котелке, попили найденный среди вещей убитых кофе. Степан, оказывается, пробовал этот напиток впервые и он ему показался горьким и совершенно невкусным.

С трудом из подручных средств поставили шалаш. Точнее шалаш поставил Степан, а Мишка нарезал и приносил ветки.

Дежурил Мишка. Степан после ужина и кофе расслабился и моментально заснул. Мишка прислонился спиной к гладкому стволу сосны, прокрутил в памяти последние события.

«Поступил бы в военный институт, окончил, офицером бы был. Глядишь, сюда и не закинули бы. Отсюда назад в будущее, похоже, не возвращаются…»

Опять накатила безысходная тоска. Сердце забилось часто-часто. Мишке только и оставалось, что вздыхать и вспоминать. Он прекрасно понимал, возврата не будет.

«Минусы понятны. Разберёмся с плюсами. Стреляю почти как снайпер, исчез страх в бою, могу даже командовать. Постепенно адаптировался в этом времени. Животик за несколько дней заметно уменьшился. Легко разбираюсь в оружии. Что ещё? В опасных ситуациях могу спокойно концентрироваться и ориентироваться. Немецкий язык, чем чаще слышу, тем понятней становится, хотя всё равно ничего не поинмаю. Глядишь, так и выучу. К плюсам можно отнести умение разбираться в технике и умение водить. Где-то тут воюет и прадед по материнской линии. Он погиб под Смоленском. Это я узнал из инета совсем недавно и случайно. Останки нескольких бойцов откопали поисковые отряды, и у прадеда оказался заполненный смертный медальон. Вот бы встретиться! Каким он был? А вот прадед по отцовской линии… Стоп! Его звали Михаил Ильич Пананин! Мы полные тёзки! Вот это да! А ещё… Лена очень похожа на бабушку в молодости, когда они с прадедом фотографировались в Новосибирске осень 1941-го года…»

Перед лицом нарисовался образ Лены. Мишка улыбнулся. Даже стало как-то светло и хорошо…

Светло!

Мишка незаметно, за размышлениями заснул. Не прошли-таки последние дни бесследно. Продрав глаза от спячки, он вгляделся в серость раннего утра, прислушался. Вокруг стояла звенящая тишина, словно не было никакой войны.

Вчера, сортируя вещи, попался планшет с картой. Немецкой картой. Но картой. В принципе, почти все названия читались.

Мишка дошёл до мотоцикла, вынул и расстелил карту. Маленький фонарик осветил чужие буквы.

— Главное определить, где мы находимся, а там будет проще. Так. Минск. Вот здесь стоял хозвзвод. Вот село, которое атаковали отрядом. Значит, мы находимся от реки в километрах двадцати, где-то здесь…»

Мишка ткнул пальцем в карту и отметил для себя странность. Он неожиданно для себя почти приехал в Станьково, куда стремился полковник со своим отрядом. Вряд ли войска Красной Армии ещё удерживают село, но проверить надо. Очень хотелось увидеть лётчика, Кухарина, шебутного Варфоломея. Новые знакомые этого мира. Надёжные, совершенно не похожие на знакомых из будущего. Всего несколько дней побыли вместе, а душа прикипела к ним. Странно. И, конечно, Лена. От воспоминаний сердце сладко защемило.

Рука непроизвольно тронула подбородок.

— Ого! За несколько дней прилично оброс. Настоящий партизан! — произнёс Мишка вслух.

— Чего не разбудил? — сонный Степан смотрел на Мишку, морща помятое лицо.

— Выспался? — вместо ответа буркнул Мишка.

— Хорошо поспал, — на заспанном лице нарисовалось подобие улыбки. — Давно так не удавалось.

— Сделай завтрак, кипяточку приготовь, но долго костёр не держи. Не дай бог, учует кто или дымок увидит. Разбудишь часика через три, — Мишка сложил карту в планшет, потянулся, зевнул и потёр подбородок. — Побриться бы не мешало, да вот только чем…

Голова ещё не успела коснуться травяной лежанки, как сон сморил Мишку…

— Лежи, лежи, — остановил от попытки встать простой, но не требующий возражений, жест рукой. — Я рядышком посижу. На тебя посмотрю. Другой ты стал, Мишаня. Совсем другой. Но это и хорошо.

Иван Николаевич закурил, задумчиво выпуская дым через ноздри.

— Собрался выходить из окружения? Правильно понимаю?

— Собрался.

— Рано. Потерпи чуток. Ребят собери по лесам. Их тут столько ходит неприкаянных. Пропадут не за понюх табаку.

— Мне по лесу бегать их собирать? Это смешно.

— А ты меня слушай, — Иван Николаевич щёлкнул пальцами, и перед ним появилась карта. — Вот сюда сходишь. Видишь? Тут повоевать придётся. На развилке. Токмо головой думай, прежде, чем лезть в заварушку. У этой деревни будь осторожен…

Ноготь чётко очерчивал места предполагаемых действий.

Мишка внимательно следил за каждым движением и ловил каждое слово. Это было похоже на план, который необходимо реализовать.

— Соберёшь отряд, пошумишь в тылу у врага, а потом двинешься через линию фронта. Дальше как повезёт. Не всё открывается даже мне. Если выйдешь на Могилёв, опять окажешься в окружении. Выйдешь к Смоленску, можешь оказаться в родной 108 дивизии. Всё зависит от множества факторов и различных мелочей. Решай сам.

— Иван Николаевич, а как же…

Чья-то рука настойчиво трясла плечо Мишки.

Испуганное лицо Степана и направленный в сторону ствол винтовки вырвали Мишку из объятий сна. Автомат будто сам прыгнул в руки. В утреннем лесу раздался треск ломающихся веток. Сонливость и тяжесть в голове улетучились в одно мгновение. Мысли заработали, план действия сложился.

— Стёпа, обходишь справа. Только осторожно, постарайся себя не обнаружить раньше времени. Держи гранату. Разберёшься? Колпачок свернул, верёвочку дёрнул и можешь кидать. Пару секунд перед броском только выжди. Без команды не стрелять.

Мишка выждал несколько минут и осторожно ступая, двинулся навстречу пришельцам.

Через несколько шагов запахло дымом. Мишка согнулся почти до земли и на полусогнутых ногах добрался до поваленного ствола берёзы. Аккуратно раздвинул росший напротив куст боярышника. На небольшой полянке три красноармейца. Один рядом с костром сидел спиной к Мишке. Двое лежали недалеко от первого, накрывшись шинелью. Четвёртый вышел с охапкой хвороста. Обросший, как и Мишка, винтовка за спиной, один рукав гимнастёрки заметно обожжён. Во всех движениях ощущалась усталость. Мишка, не убирая пальца со спускового крючка, медленно на поляну.

— Привет, славяне!

Все четверо отреагировали мгновенно. Четыре ствола винтовок уставились в направлении Мишки.

— Далёко путь держите?

— Ты кто такой, чтобы спрашивать? — спросил один из тех, кто до этого спал.

— Командир партизанского отряда, — с усмешкой ответил Мишка.

— Ты чего несёшь? Какого отряда? — подскочил сидевший у костра.

— Мне нужны бойцы, готовые убивать врага в их тылу, помогая частям Красной Армии. Беру только добровольцев.

Немая сцена. Красноармейцы переглянулись.

— Зовут меня Михаил Пананин. В моих планах собрать боеспособный отряд.

— И большой у тебя отряд… командир? — спросил боец в обожжённой гимнастёрке.

— Вместе с вами будет уже достаточным для приведения смертного приговора для фрицев. Оружие есть и патроны. Немного, но для экспроприации хватит, — ответил на немой вопрос обожжённого. — Есть ли у вас желание сражаться?

— Мудрёно говоришь, — зыркнул глазами, сидящий у костра. — Тебя послушать, так ты в одиночку всех победишь. Странный ты какой-то. В форме простого красноармейца, с животиком, автомат вон немецкий, говоришь так, словно знаешь, что нужно делать. Словечки сложные употребляешь. Взгляд странный. Оценивающий, жёсткий и осторожный…

— Время идёт. Голодные?

— У тебя и пожрать есть чего?

— Немного, но есть, — улыбнулся Мишка и перекинул автомат за спину. — Выходи, Стёпа. Порядок. Наши.

Мишка смотрел на парней, обросших, грязных, уставших от боязни быть застигнутыми врасплох, жующих хлеб с салом и запивающими всё это кофе. Смотрел и размышлял, что необходимо в первую очередь. Степана сразу поставил часовым, парням дал возможность выспаться. Сам в это время, орудуя подаренным ножом, с горем пополам побрился.

Через некоторое время сменил Степана, наказав разбудить бойцов, накормить, привести себя в порядок и обязательно побриться. И протянул свой нож.

День клонился к закату, когда небольшой отряд вышел к грунтовой дороге, ведущей на Могилёв. Танки, машины, бронетранспортёры, мотоциклы, пешие войска — вся эта масса двигалась на восток. Мишка долго всматривался в нескончаемый поток, а потом раскинул карту и нашёл дорогу, которая шла параллельно этой. Не все ведь войска идут по этой дороге, кто-то движется и по той.

— Значит так, бойцы, слушай приказ, — Мишке даже самому понравилось, как он сказал. — Сбор в этом лесу на повороте дороги. Стёпа, старший. Со мной останется… Ерлан с МГ. Мы немного пошумим и тоже двинемся вслед за вами. Приказ ясен? Выполнять.

Бойцы недовольно переглянулись.

— Ваша задача организовать засаду. Как мы с Ерланом к вам выйдем, будем решать на месте о нападении на фрицев. Только сами не лезьте, а то всё испортите. Без пулемёта там не справиться.

Отряд ушёл в назначенное место и Мишка вздохнул.

— Командир, их очень много!

Мишка улыбнулся и посмотрел в молодое степное лицо Ерлана.

— Наведём панику и бежим. Отстреляем одну ленту и ходу. Вот как раз пешая колонна подходит. Далековато, но терпимо.

Мишка прильнул к пулемёту, поводил стволом вдоль строя. Сердце прыгало в груди от выброса адреналина и азарта. Первая же очередь сняла свою кровавую жатву. Строй солдат рассыпался. Кто-то упал прямо на дороге, кто-то нырнул в кювет. Послышались нестройные выстрелы в ответ. Мишка с дьявольской ухмылкой добил ленту, схватил пулемёт, толкнул замершего Ерлана, и рванул вглубь леса. Позади, строчили автоматы и пулемёты, бухали винтовки, и даже, грохнул выстрел из пушки, то ли танковой, то ли артиллерийской. Вот только Мишка с напарником были уже далеко.

Выстрелов не было слышно, когда они упали в траву, усталые, мокрые, но в хорошем настроении.

— Они падали, как скошенная трава, — сбиваясь, хватая ртом воздух, говорил Ерлан и улыбался во весь рот. — Слушай, как ты бежал с этим пулемётом? Он тяжёлый, а ты летел, словно в руках деревяшка?

Мишка поглядел на МГ и усмехнулся. В горячке боя, он опять не ощутил вес оружия.

— Пошли уже, а то до темноты хотелось ещё одно дельце провернуть.

Дорога огибала лес и уходила в сторону Могилёва. Здесь войск проходило намного меньше. Бойцы ждали одиночную машину или небольшую группу мотоциклистов. Не дождались. Солнце ушло за горизонт. Двое с пулемётом остались у дороги, остальные отошли вглубь леса. Не прошло и часа, как прибежал Стельнов, тот самый, с обожжённым рукавом гимнастёрки, бывший танкист.

— Прямо в поле, напротив нас расположились на ночёвку пленные. С ними человек десять конвоя.

Мишка навострил уши.

— Сколько пленных?

— Пленных тоже с десяток. Видно, совсем недавно попали в плен.

— Вот и наше дело настало. Сюда не вернёмся. Будем уходить дальше к Могилёву.

Пленные лежали вповалку на земле. Трое часовых ходили взад-вперёд. Один со стороны поля и двое ближе к лесу.

— Ерлан! Сможешь со стороны поля незаметно подобраться к часовому и снять его?

Лицо казаха расплылось в улыбке.

— Сделаю.

— На мне пулемёт и палатка со спящими фрицами. Исаев, Сливко, Коровин. Ваша задача первыми выстрелами снять двоих часовых с нашей стороны. Делать надо быстро и мотать отсюда. Вдруг какая-нибудь часть расположилась неподалёку. Промедлим, поджарят нас прямо в мундирах. После стрельбы сразу добить раненых фрицев. В живых не оставлять. Ерлан начинает. Свистнешь.

Всё пошло не совсем так, как задумывалось. Пленные сами решили освободиться и напали на часовых. Непредусмотренная неожиданность. Ладно бы в процессе освобождения, а то ведь до начала операции. Карты спутали. Ерлан всё же сумел снять своего, а парни с трудом выловили одного из двух. Мишка двумя очередями причесал палатку, заодно заставив залечь на землю пленных. Раненых немцев добили. Дальше работали в темпе. Пленные не все согласились идти с отрядом. Двое решили выбираться самостоятельно. Хозяин — барин. Остальные, раненых не было, но трое погибли, присоединились к отряду. Двигались на юго-восток быстрым шагом. Ерлан находился в арьергарде. С его ночным зрением, самое то. Привал устроили в лесу. Мишка выставил дозор из двух бойцов первого состава, которых сменят через два часа другие двое. Бывших пленных заставили спать, хотя они, возбуждённые схваткой и бегом, никак не желали угомониться.

Мишка проснулся, но глаза открыть не успел, услышал тихий разговор двух бойцов.

— Разжалованный, наверно. Животик наесть можно лишь при штабе.

— Он может из врагов народа, вот и разжалованный.

— Спроси у него. Мне вот всё равно, кто он. А Ерлан говорил, с пулемёта он несколько десятков фашистов покосил, а потом пленных вон освободили. Немцев побили, а у нас без потерь. Ты вспомни, что в первые дни было! В атаку поднимемся, а по нам пулемёты. Три дня боя и от батальона меньше взвода. А тут, сколько немцев концы отдали, а у нас все целёхенькие.

— Ты прав, Костя, лучше с ним, с непонятным, чем с понятными командирами.

«Исаев с Ильёй Стельновым. Лестно. Знали бы вы, каким неуклюжим я был. Самому смешно. Эх, видели бы сейчас меня папа с мамой. Гордились бы. Их сын — командир отряда! Громит немцев в их тылу, рискует жизнью, приносит пользу стране и получает от этого удовольствие».

Мишка решительно поднялся. Построил отряд. Оглядел бойцов и выбрал самого высокого, лет двадцати, парня.

— Фамилия? Из какой части? Как попали в плен?

— Красноармеец Басюк. Мы все из отдельного артиллерийского дивизиона. Стояли до последнего снаряда. Когда Минск пал, начали отход. А с пушками далеко не уйдёшь. Капитан приказал пушки испортить прицелы снять. Вот только погиб капитан, а мы пока с пушками возились, далеко от отступающих частей отстали. Немцы взяли нас в кольцо, когда отдыхали. Кого убили, а остальных в плен взяли. Патронов тоже не осталось, чем защищаться?

— А те двое не ваши? Которые с нами не пошли?

— Тех немцы позже к нам присоединили. Их четверо было, из кавалерии.

— Стало быть, ночью погиб один ваш и двое кавалеристов?

Басюк согласно кивнул и вздохнул.

Оружия хватало на всех, а вот с патронами было плохо. С продовольствием ещё хуже.

Мишка определил приблизительное местоположение на карте.

— Ерлан, Стёпа! Тут недалеко селение небольшое есть. Нам оно не по пути. Поэтому смотайтесь туда вдвоём. Если немцев нет, попросите еды. Если немцы в селении, не суйтесь. Ясно? Возьмите ранцы немецкие, с ними подручнее будет.

— Сделаем, командир! — с улыбкой ответил Ерлан. — Мы быстро!

— Остальным привести себя в порядок. Почистить оружие.

Мишка присел под берёзой, прислонился спиной к тёплому стволу, нагретому солнцем, и закрыл глаза. Перед взором прошли родители и Лена. Тишина.

— Командир, — раздался совсем рядом голос.

Мишка открыл глаза и посмотрел на бойца, недавнего пленного. Новицкий, кажется.

— Разреши, я тут в округе пошукаю воды, а то без воды как-то сложновато.

— Стельнова возьми с собой. Аккуратней только.

«Не дали помечтать. Ладно, надо МГ почистить. Лену бы ещё раз увидеть».

Селение оказалось сожжённым дотла. Ерлан и Степан накопали в огородах корнеплодов, нарвали зелени. Набрали столько, сколько могли унести. Новицкий воду нашёл, вот только подойти к ней оказалось проблематично. На берегу небольшого озера расположилась танковая часть вермахта. Мишка принял решение двигаться дальше.

В это раз Ерлан находился в авангарде. Шли медленно. Вокруг всё кишело от немецких частей. Это говорило об одном, фронт рядом. К тому же пробираться лесами стало сложно. Болотистая местность корректировала передвижение, как отряда Мишки, так и немецких подразделений.

В полдень Ерлан доложил о невозможности следовать дальше.

— Всё, командир, — прихлёбывая из фляжки воду, тараторил Ерлан. — Повсюду немецкие части. К югу болото. Не пройдём.

— А почему обязательно к Могилёву надо идти? Можно и южнее взять, — спросил Исаев, подсаживаясь ближе к Мишке. — Тут кругом болота…

— И немцы, — добавил кто-то.

— На Могилёв идём потому, что там наши. Слышите, грохочет к северу? Туда и отправимся. Вернёмся немного назад, перемахнём дорогу Минск-Могилёв, обойдём вот эти болота, — Мишка чиркнул ногтем по карте. — Если Белыничи ещё не сдали, то через два дня можем оказаться у своих.

— Тут как повезёт, — пробурчал Басюк.

— Скорее бы, — махнул рукой Исаев. — Надоело уже прятаться на своей земле, партизанить.

— Перед Белыничами река Друть. Пойма болотистая. Надо будет искать место для переправы.

— Так может, повезёт как на Березине? Ещё и лодку нашли. Переправились спокойно. Ночью, но так надёжней.

— И ещё. Если со мной что-то случится, Исаев примет командование и выведет к своим. Продовольствие, Стёпа, постарайся распределить на два дня. Запастись водой, родник недалеко. Привести себя в порядок. Выдвигаемся, как только солнце начнёт клониться к горизонту.

Человек предполагает…

В расположение отряда вышла группа красноармейцев во главе с майором, который взял командование на себя. Мишке пришлось доложить, что они планировали и отдать карту. Майор выслушал и решил следовать первоначальному плану отряда. Узнав про пулемёт, забрал у Мишки автомат.

С боеприпасами у присоединившихся было совсем плохо, что уже говорить о продовольствии. Состояние бойцов и настроение соответствующее. Майор на всём протяжении пути не доверял Мишке и его бойцам, приглядывая за ними. В разведку ходили только красноармейцы майора. Самым сложным оказалось, пересечь Минское шоссе. Движение немецких частей шло постоянно. Повсюду дислоцировались какие-нибудь подразделения. Ночью удалось проскочить на другую сторону и подойти поближе к реке. Разведка не нашла места, где можно переправиться на восточный берег, минуя немецкие секреты и траншеи. Всё говорило о том, что по реке Друть и проходит линия обороны.

Майор решил атаковать немецкие позиции с рассветом и вплавь добираться до советского берега. Мишка пытался поговорить с новым командиром, убедить, что надо поискать место переправы выше по течению. По болотистой пойме вряд ли есть немецкие секреты. Но приказной тон отправил Мишку спать.

— Что, командир, не слушает майор? — спросил Ерлан, когда Мишка опустился на траву рядом с ним.

— И слушать не желает, — буркнул Мишка, прижимаясь к стволу берёзы спиной, откинув голову назад и закрывая глаза. — Положит всех завтра, майор. Мы ведь не знаем, какие силы перед нами. Одного пулемёта хватит, чтобы всех положить.

— У нас тоже пулемёт, прикроем.

— Толку от него, — проворчал Мишка. — Всего одна лента.

— Для прорыва хватит, наверно. Майор сказал, где нам находиться?

— Идём в первых рядах. Как только отряд обнаружат, залегаем и ведём огонь.

— В первых рядах? А если нас положат первыми, то ребятам придётся не сладко.

— Спи, стратег. Завтра всё на себе узнаем.

Утро. Чуть рассвет, а бойцы крепко сжимают винтовки. Суровые напряжённые лица. Каждый думает о том, что приготовила ему судьба, как сложится предстоящий бой, вспоминают родных.

Мишка проверил пулемёт, забросил за спину ранец. Потрогал висящий на поясе нож. Предстоящее рисовалось некой опасной миссией, которую надо обязательно пройти. И почему-то Мишка был уверен — его убить не могут. Ему просто нужно пройти этот сложный квест. В атаку на окопы противника Мишке ещё не приходилось ходить. Что творилось в его душе? Злость на майора, жалость к тем, кто не сможет выжить в безумной атаке, ненависть к фашистам и желание поскорей пройти опасную миссию.

Когда отряд медленно направился из леса в сторону берега, то от реки навстречу пополз лёгкий обрывистый туман. Теперь правильнее взять в ножи сонных немцев, но майор вдруг закричал: За Родину! Ура!

Возможно, он хотел дать понять обороняющимся красноармейцам на противоположном берегу о своих, а может решил напугать ещё не проснувшихся врагов. Кто его знает. Но, наверное, первая пуля оказалась его. Нестройные хлопки в сторону наступающих очень быстро сменились пулемётными очередями. Мишка и Ерлан упали в мокрую траву, определили, с какой точки ведёт стрельбу пулемётчик, и дали несколько коротких очередей из своего МГ по невидимой позиции.

Пулемёт замолчал и бойцы рванули к реке. Мишка дал ещё одну очередь в сторону пулемётчика и прошёлся по траншее, вытянутой вдоль берега. Лента почти закончилась.

— Бежим! — крикнул Мишка, схватил МГ и рванул за бойцами.

Когда достигли немецких позиций, ветер сорвал с реки туман и рассеял его остатки на берегу. Мишка пытался сходу перепрыгнуть окоп, но оступился и свалился в него спиной вперёд. МГ сильно ударил по переносице. Из глаз посыпались искры. Чья-то рука схватила Мишку за рукав и встряхнула.

— Жив? Вставай! Выбрось этот пулемёт к чёрту! — это был Ерлан.

Мишка поднялся на ноги. На бруствере рука наткнулась на немецкий автомат. Не отдавая себе отчёт, Мишка закинул автомат за спину, схватил МГ и при помощи Ерлана выскочил наверх. Бойцы уже скатывались вниз к реке и пытались форсировать водную преграду. Вот только добраться даже до середины реки им не удавалось. Откуда-то строчил пулемёт и шансы выйти живыми падали до нуля. С того берега началась стрельба, видно, заметили выходящих из окружения, и решили поддержать огнём.

Мишка бежал за Ерланом, когда тот внезапно упал всего в метре от обрывистого берега. Пуля вошла на вылет под правой лопаткой. Нагнувшись к упавшему, Мишка краем глаза заметил движение в кустах метрах в ста от него, а затем послышались выстрелы пулемёта. Мишка аккуратно столкнул Ерлана вниз, туда же отправил свой МГ, а сам перехватив автомат, рванул к кустам.

Хорошо укрылись. Если случайно не заметишь, то спокойно пройдёшь мимо. Двух очередей в упор хватило и на пулемётчика и на его второго номера. Недолго думая, схватил их пулемёт, две коробки с лентами и сиганул вниз. Склон оказался заросшим кустарником. Попытался встать, поскользнулся и свалился в промоину. Сверху нависала густая ветка кустарника, а от реки промоина закрывалась камнем. Мишка оставил пулемёт, коробки, скинул ранец, выбрался из своего укрытия и пошёл за Ерланом. Рисковать переправится через реку, пусть и не сильно глубокую и не очень широкую, при дневном свете он не собирался.

Ерлан лежал на спине. Дыхание присутствовало, прерывистое, тяжёлое, но главное, что присутствовало. Мишка взвалил его себе на плечи, и немного пошатываясь, проделал путь до промоины. Рассуждая, что если потянет его, то оставит заметный след на песке и в кустарнике. Осторожно спустил постанывающего Ерлана на дно необычного естественного потайного места и вернулся за оружием. Стрельба уже прекратилась. Лишь вдали ухали орудия и раздавались приглушённые взрывы.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, если кто из отряда и выжил, то сейчас прячется точно так же, как и Мишка. Днём преодолеть водную преграду невозможно.

Подхватил винтовку, пулемёт и возвращался к раненому, как услышал голоса над головой. Разговаривали по-немецки. Мишка присел, затих, автомат держал наготове. Понять из их речи он так и ничего не сумел. Автоматная очередь прошила кусты совсем рядом. Через несколько секунд раздалась ещё одна очередь чуть дальше.

Повезло. Мишка смахнул рукавом пот со лба, вытер лицо. Осторожно добрался до укрытия. Аккуратно снял гимнастёрку с Ерлана, уложив его голову себе на колени. Распаковал единственный бинт. Заткнул входное и выходное отверстия сложенными вчетверо кусочками бинта. Перебинтовал и натянул гимнастёрку обратно.

Осталось дождаться ночи. Аккурат напротив того места, откуда забирал Ерлана, лежат два толстых бревна, возможно остатки какого-нибудь моста. Их и использует. Оглянулся по сторонам, снял ремень с себя и с раненого. Ими стянет брёвна. Снял ремень с винтовки и автомата — ими привяжет оружие. Порылся в ранце, достал сухарь, погрыз в тишине, под плеск воды и шум кустарников. Смочил водой оставшийся кусочек бинта и провёл по губам Ерлана. Такое он видел в фильмах о Великой Отечественной войне.

Сел поудобнее напротив камня, опёршись спиной о земляную стенку. Автомат положил на колени и задумался.

«Походу все погибли. Один я цел и невредим. В принципе так оно должно быть в игре. Вот только этот военный квест сильно затянулся. Домой хочу. Родители места себе не находят. Мама уже все морги и больницы обзвонила. Они и подумать не могут, что я вот здесь, на войне. На войне, которая закончилась чёрт его знает когда. А может мне всё это снится? Где-то далеко у себя в будущем просто лежу в бреду, а сознание рисует военные картинки?..»

За неспешными рассуждениями незаметно уснул. Сказалось напряжение последних дней.

Из сна Мишку вырвала канонада. Стрельба велась с западного берега немецкими тяжёлыми артиллерийскими орудиями. На противоположном берегу слышались мощные взрывы. Но это было севернее места, где сидел Мишка.

Вечерело. Ерлан находился без сознания. Речная вода ласково плескалась у берега, наводя на мирные размышления. Мишка прислушался к неровному дыханию раненого, проверил автомат и опять погрузился в раздумья.

Кто он в этом мире? Случайный попутчик или пассажир? Или он герой, способный на многое? За несколько прошедших дней намного изменилось восприятие давно закончившейся войны. Он видел кровь, смерть, глупость и смелость. Ему, сидевшему целыми днями дома, дали сразу полный набор чувств и ощущений. Как говорится всё и сразу. Вот лежит раненый. Казах. Всего несколько дней прошло, как они знакомы, а кажется, что они друзья всю жизнь. Если его не переправить на тот берег, то он умрёт. Значит Мишка в ответе за его жизнь…

Стемнело. Над рекой повисли осветительные ракеты. Изредка с обеих сторон раздавались выстрелы. Мишка, держа наготове автомат, покинул укромное место и с осторожностью начал пробираться к замеченным днём брёвнам. Сдвинуть их с места оказалось не так сложно. Захваченными ремнями он стянул два бревна между собой. Медленно ступая, стараясь не плескаться, Мишка довёл плот напротив места, где лежал Ерлан. Первым делом вынес к воде всё оружие, затем поднял и понёс на руках раненого. Вот только уложить его на эти два бревна оказалось проблематично. Немного подумав, развязал брёвна, развёл их шире и сделал перекладинами пулемёты. Это уже была более устойчивая конструкция. Все ремни использованы. Мишка, стараясь не шуметь, вырезал из кустарника несколько веток потолще. Сделал перекладины, усилил их винтовкой, сверху набросал тонких веток с листвой. Когда уже уложил Ерлана на своеобразный плот, над рекой повисли очередные «люстры». Мишка срезал ещё несколько веток и украсил ими весь плот, чтобы издали лежащий на брёвнах силуэт человека не сильно бросался в глаза. С краю плота водрузил ранец и ботинки с воткнутыми внутрь них обмотками.

Теперь надо было решиться на форсирование реки. И Мишку, вдруг, затрясло. Он умеет плавать. И расстояние не такое уж и большое. Надо справиться с течением, иначе плот может прибить обратно к этому берегу. Очередная ответственность. В руках жизнь человека. Мишка положил автомат в изголовье Ерлана. Несколько раз вздохнул, помахал руками, разгоняя кровь. Затем решительно оттолкнул плот от берега.

Плыть пришлось недолго. Под ногами появилась песочная отмель, и почти до середины реки Мишка прошёл по грудь в воде. Вторую половину реки пришлось потрудиться. Течение сносило вниз. Мишка выдохся. Чувство времени исчезло. Тут ещё эти «люстры» над головой. Мишка нырнул под плот и не удержал его, пришлось догонять. Вот только ухватился неудачно и столкнул в воду свои ботинки. Чертыхнулся и от злости рванул, что есть силы, в сторону берега. Дыша тяжело, со свистом, соскальзывая по сырому грунту, превозмогая себя, кое-как затянул плот на сушу. Опасаясь, что его всё-таки унесёт течением, раздумывал, как сохранить оружие. Стоит поднять раненого и облегчённые брёвна течение легко сорвёт с места. Терять оружие не хотелось.

— Бери бойца, а я придержу плотик, — раздался голос прямо над ухом.

Мишка даже присел от неожиданности. За вознёй с плотом, он не услышал и не заметил постороннего. Мгновенно бросило в пот. Он растерялся.

— Чаво встал? Бери, говорю!

Настойчивый голос подействовал, и Мишка спустился в воду. Поднял на руках Ерлана, но вытащить его по мокрой почве уже не мог.

— Давай его мне. Плот не упусти.

Мишка собрал остатки сил и вложил в чужие руки раненого.

— Забирай, что там у тебя осталось, я жду.

Винтовку и автомат Мишка сразу выбросил на сушу. Затем выполз на берег и рванул на себя полегчавший плот. Относительно быстро распутал ремни, освободил пулемёты.

— Чаво долго возишься? — послышался недовольный голос. — Скорее давай ужо.

Мишка собрал ремни и оружие в охапку, но удержать не смог, выронив с грохотом на землю.

— Чаво шумишь? Немцы недалеко. Услышат. Тогда нам тут всем конец.

— Ты тут не один? — спросил Мишка.

— Четверо нас. Вот это арсенал, — крякнул незнакомец. — Добре. Василь, Пётр, подсобите.

При мягком свете луны выскользнули из темноты два юнца.

— Оружие захватите и что там ещё есть. Ничего не оставляйте. Брёвна в воду столкните. Пущай плывут дальше. Давай, поднимай бойца. Вдвоём удобней донести до телеги.

Мишка без возмущения выполнял нехитрые указания незнакомца. Когда раненый и оружие оказались на телеге, Мишка спросил:

— Кто ты? И как тебя звать?

Мужик с бородой ухмыльнулся.

— Что даже спасибо не скажешь?

— Спасибо, — буркнул в ответ Мишка.

— Зови меня Потапом Фёдоровичем, а это мои сыны Василь и Пётр. Недалеко отсюда жена дожидается Агафья Петровна. Местные мы…

С грустью и печалью произнёс последние слова Потап Фёдорович.

— Самого-то как звать-величать?

— Мишка. Михаил Пананин.

— Михаил, значит. А я вот тута лесными угодьями командовал, а теперь приходится уезжать. Только куда уезжать? Вот пока не решился. Но надо. В этаком деле на авось полагаться не стоит. В округе все меня знают, а коммунистов расстреляют в первую очередь. Так что и меня и семью… Немцы Быхов взяли, рвутся к Могилёву.

— Белыничи далеко?

— Далеко. Отсюда ближе к Могилёву.

— Майор нас вёл к Белыничам. Сказал, что форсируем реку и до местечка недалеко. Я и по карте тогда смотрел, когда она у меня была.

— Не знаю, куды вас вёл майор, а отсель до Белыничей далековато.

— Не могло нас так далеко отнести течением, — задумчиво пробормотал Мишка.

— Ты садись на телегу, умаялся, небось, — Потап Фёдорович пошамкал губами. — Неправильно вас майор вывел. Тута поблизости деревня Кучин. А вот туды, — махнул он в сторону — Быхов. А туды — Могилёв.

Мишка сел рядом с пацанами, которые в темноте пытались разглядеть немецкий пулемёт.

— Ты вона Василю спасибо скажи, он тебя узрел на реке.

— Спасибо, — пробормотал Мишка и чуть не упал, когда телега тронулась с места.

Дорогу и место, куда приехали, Мишка помнил плохо. Только душистый запах сена, проникший внутрь тела с особым умиротворением. Мишка провалился в сон…

— Вставай, надо посоветоваться, — вырвал из сна уставший голос Потапа Фёдоровича.

Мишка сел. Протёр глаза, сладко зевнул, потянулся. Создавалось впечатление, что нет никакой войны.

— Думаю, идти надобно в Могилёв через Буйничи. В деревни, думаю, не след заходить. Что там и как неизвестно. По лесам, через болота надёжней. Меньше глаз и нам спокойней. Что думаешь?

Мишка опять зевнул.

— Что тут думать. Надо к своим идти. Ты местный, знаешь как лучше пройти. Как там Ерлан?

— Тяжело бойцу. Агафья почистила рану, перевязала. Но надо в госпиталь. Думаю, если через два часа выйдем, то завтра, при хорошем раскладе, в полдень будем в Буйничах. Умывайся, Миша. Агафья позавтракать собрала в доме.

— Потап Фёдорович, маслице есть оружие смазать?

— Есть. Как не быть. Пётр принесёт.

Потап Фёдорович встал.

— Какое сегодня число? — спросил Мишка, удивляясь, что он совершенно забыл о числах и времени.

— Пятое июля ноне. Поспешай. Надо выезжать. Обувку я тебе принёс. Старые сапоги, но вполне ещё годные. Размер у нас не сильно отличается. Думаю, зараз будут.

Солнце поднялось над горизонтом, начинался новый день. Новый день давнего прошлого для Мишки. Выехали на двух телегах. На первой Мишка с Потапом Фёдоровичем и нехитрым домашним скарбом. Следом сыновья с Агафьей и Ерланом. Наезженных дорог Потап Фёдорович избегал. Зачастую тряслись прямо через поле медленно, чтобы не растрясти раненого. Петляли между деревьев и болот. Мишка всю дорогу до самого вечера не выпускал из рук автомат. Не останавливались, пообедали на ходу. Ближе к ночи расположились в небольшом лесочке на краю болота.

— Через Лохву неплохо удалось перебраться. Мост целый оказался. Сдаётся мне, что немцев тута пока нету, — тщательно пережёвывая хлеб с салом, задумчиво проговорил Потап Фёдорович. — Впереди, недалече деревня. Гуслище называется. К востоку — Гуслянка. А нам необходимо через дорогу проехать. Если там наши войска стоят, то тогда хорошо. Не скрываясь, поедем. Если немцы, то опять лесами и болотами.

— Звуки боёв стали тише, — ответил Мишка.

— Угу. Василь! Подежуришь, а мы пару часов отдохнём и поедем дальше. Возьмёшь моё ружьё. Тока не баловать! Понял? Отоспишься в телеге.

И дождавшись кивка сына, стал укладываться спать.

— Ложись, Миша. Завтра тяжёлый денёк будет, а мы за ночь постараемся шоссе перемахнуть. Не будем рисковать с выяснениями наши тута или нет.

Через минуту Потап Фёдорович захрапел. Мишка подложил под голову ранец и закрыл глаза.

Дружеская вечеринка в ночном кафе закончилась полным отключением сознания и «доставкой» друзьями беспомощного тела Мишани Пананина в сторону его дома…

«Правильно писали в инете, что немецкая авиация господствовала в воздухе. Советских самолётов видел от силы штук пять и все поодиночке. Пока добирались болотами и лесами, сколько немецких бомбардировщиков пролетело! Не сосчитать! И где-то на востоке под их бомбами гибнут не только солдаты, но и мирное население. Женщины, старики, дети. Наверно и мои прадеды где-то сражаются. И почему мне и в голову не пришло узнать, где и как они воевали? Может они рядом, а я не знаю. Живы ли Лена, Кухарин, лётчик, Варфоломей? Доведётся увидеться ли? Ерлан… а остальные там остались. У реки Друть. Стельнов, Басюк, Степан…»

Вроде только заснул, как ощутил толчок в плечо.

— Вставай, Миша. Пора.

Движение продолжили в прежнем порядке. То, что пока никто не встретился, не означало, что вокруг никого нет. Просто удачно прошли свободным «коридором».

Шоссе оказалось пустынным и выделялось в лунном свете длинной бледной полосой. Телеги со скрипом преодолели препятствие и покатились по лесной дороге.

Мишка с трудом держался, чтобы не заснуть. Веки, словно налитые свинцом, казались тяжёлыми, и даже утренняя прохлада не могла взбодрить усталое и спящее тело. Автомат подрагивал под рукой и всё же был готов к применению. Война подчинила разум Мишки и приучила к неожиданностям, заставила постоянно находиться начеку.

Телега под низко свисающими ветками деревьев медленно огибала подступившее близко к колее болото, когда раздался грозный окрик:

— Стой! Кто идёт?!

— Кто может и идёт, а мы едем, — отозвался Потап Фёдорович, натягивая вожжи.

— Умный что ли?

— Не глупее некоторых.

Качнулись кусты раскидистой ивы, и на дорогу вывалился долговязый красноармеец с готовой к бою винтовкой. Когда боец выходил, Мишка краем глаза заметил ещё одного, стоящего в полной боеготовности. Не факт, что их двое. Правда, сопротивляться Мишка и не собирался.

— Оружие на землю. Документы предъявите.

Мишка бросил автомат на траву, нож пришлось тоже отправить вслед за оружием, после недвусмысленного кивка головы красноармейца. Медленно достал красноармейскую книжку. Потап Фёдорович освободился от ружья и разворачивал тряпицу с документами.

Позади второй телеги раздался хруст и вышел третий боец, внимательно осматривая поклажу на телегах.

Первый красноармеец осмотрел документы старика.

— С вами ясно, — и требовательно протянул руку в сторону Мишки.

— У нас раненый. В госпиталь бы его. И так третьи сутки пошли.

— Михаил Ильич Пананин, 444-й стрелковый полк 108 стрелковой дивизии. По виду вы на бойца Красной Армии мало походите. Животик приличный. Как тут оказались?

Мишка ответить не успел. На дорогу из-за поворота выскочила «эмка» и резко затормозила возле телег перед направленным в её сторону оружием.

Третий боец не опуская винтовки, подошёл к легковой машине со стороны пассажира и потребовал документы.

Дверца открылась, и оттуда выскочил капитан НКВД с перекошенным лицом от злости лицом.

— Смирно! Я вам сейчас объясню, что бывает, когда останавливаете машину НКВД!

— Документы, товарищ капитан, — тихо, но твёрдо проговорил боец.

— Чёрт знает что твориться! Немцы вот-вот появятся, а они бюрократией занимаются! Танки уже в Могилёве! Мы окружены!

— Ваши документы! — настойчивей с явной долей угрозы произнёс красноармеец.

— Держи! И давай быстрей пропускай!

В это время задние дверцы «эмки» открылись и явили на свет ещё двоих нквэдэшников с готовыми к бою автоматами ППШ.

Мишка обратил внимание на отпечатки каблука капитана, когда тот прошёл рядом с телегой к первому красноармейцу для предъявления документов. Второй боец по-прежнему никак себя не выдавал. Третий держал на мушке одного из автоматчиков.

— Товарищ капитан, а что у вас сапоги немецкие? Каблуки не как у наших сапог, — произнёс Мишка без задней мысли.

Капитан резко обернулся. Один из автоматчиков открыл огонь. Мишка кубарем скатился с телеги, схватил свой автомат и отправил в капитана целую очередь. Стрелявший автоматчик получил пулю в лоб, второй успел уложить третьего красноармейца, но и сам получил от него пулю в упор в грудь. Водитель попытался скрыться, но выстрел первого красноармейца остановил его неудачную попытку.

Василя ранили в плечо, а вот Агафья получила сразу несколько пуль в грудь, закрыв собой Петра.

Мишка оглядывал поле боя сидя на коленях. Сердце учащённо бухало.

Через несколько минут на дороге появились новые действующие лица на грузовике и легковушке. Политрук и несколько бойцов быстренько всё осмотрели, забрали трупы и оружие, перегрузили Ерлана в свою «эмку».

Мишка, обезоруженный, попрощался с Потапом Фёдоровичем и был препровождён в кузов полуторки под присмотром шести бойцов.

Часть 2 Оборона Могилёва

Деревенька, куда доставили Мишку, оказалась неподалёку и являла собой одну улицу по четыре дома с каждой стороны.

У одного из домов полуторка притормозила. Мишку выгрузили и под присмотром троих бойцов повели внутрь дома.

В комнате сидело несколько человек с командирскими знаками различия. Стоило переступить порог, как несколько пар глаз уставились в сторону вошедших.

— Товарищ майор, задержанный первым постом красноармеец Пананин, доставлен. Старший поста набросал рапорт о случившемся, — вытянулся в струнку красноармеец.

— Свободен, — махнул рукой майор, продолжая сверлить взглядом Мишку и разворачивая поданный рапорт.

Бойцы вышли. Мишка продолжал стоять. Руки ему не связывали. Вся амуниция оставалась на месте. Забрали только оружие.

— Кратко, но ёмко, — пробормотал майор и потёр раскрытой ладонью шею. — Давно по тылам мотаешься?

— Как хозвзвод мой разбили, так и мотаюсь, — ответил Мишка бесцветным голосом.

— Какого числа вас разбили?

— Я не помню точной даты. Конец июня.

— А сегодня, какое число?

— Потап Фёдорович сказал восьмое июля.

— Никифоров!

В комнату заглянул рыжий красноармеец с лихо заломленной назад пилотке.

— Отведи бойца в соседнюю комнату. Пусть напишет всё с момента призыва и как можно подробней. Проследи.

— Пошли, — кивнул в сторону коридора Никифоров, пропуская Мишку вперёд.

Полчаса понадобилось Мишке, чтобы накарябать перьевой ручкой, ставя частые кляксы, все свои похождения. А ведь думал, что и до вечера не управится. Получилось четыре листа размашистым почерком без описаний. Только факты.

В этот раз майор находился в комнате с политруком, который очень внимательно вглядывался в лицо Мишки. Майор быстро пробежал глазами по строчкам и опять, как в прежний раз, раскрытой ладонью потёр шею.

— Прочти, политрук, — майор сунул бумаги соседу и уставился на Мишку, не глядя прикуривая папиросу. — Получается, что немецким пулемётом овладел? Добро. Ещё и привёз с собой два штуки. Везучий ты, Пананин. Мне такие бойцы нужны. Хотя, если судить по твоему виду, — майор ухмыльнулся, — и не скажешь, что ты такой шустрый. Кроме пулемёта, какие ещё навыки имеются?

— Стреляю, вроде, неплохо, — пожал плечами Мишка.

— Снайпер? — вскинул голову политрук. — Артём Савелич, а ты переживал, где взять.

Майор усмехнулся, пуская голубоватые колечки дыма.

— Никифоров!

— Слушаю, товарищ майор! — разом нарисовался ординарец.

— Зачислить в штат…, — майор замялся, — пулемётчиком в роту Сушкова. Распорядись ему передать один из МГ.

— Товарищ майор, а можно нож мой вернуть?

— Слово «можно», товарищ красноармеец тут не в почёте. Нож вернуть. Ещё что?

— Узнать бы, как там мой товарищ, с которым выходил из окружения?

— Узнай. Потом сам лично отведёшь его к Сушкову, — майор задумался на мгновение. — Скажи ротному, пусть проверит бойца по снайперскому делу. Оформляй. Удачи, боец. Твоему бывшему командованию я сообщу, что ты нашёлся. И по товарищу твоему тоже.

Мишка думал, что его сейчас будут допрашивать с полным пристрастием, а оно вон как обернулось. Никифоров сам пробежал по нужным местам.

— Новую запись в книжку сделали. Теперь ты пулемётчик 388-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии. Пошли пулемёт заберём и в роту.

— Тебя как звать? — спросил Мишка. — Давно в армии?

— Виктор, — улыбнулся парень. — Почти год уже. Держи.

Никифоров вытащил из каждого из карманов по банке тушёнки.

— Это тебе. А то, голоден, небось? Пожуёшь хоть. Сейчас по пути заскочим в медсанбат, узнаем о твоём товарище.

Ерлана в медсанбате не было. Машина с ранеными несколько минут назад ушла в госпиталь в Могилёв.

Ехать оказалось не так далеко, обратно за пересечённое ночью шоссе, оставляя за спиной деревню Гуслище. Как называлась малая деревенька с пятью домами в ряд, Мишка даже не спросил. Задача взвода прикрыть второстепенное направление со стороны лесного и болотистого массивов, чтобы не пропустить удар врага с фланга.

Солнце уже палило напропалую.

Окопы находились на взгорке сразу за деревней. Сушков, молодой лейтенант с улыбчивыми глазами и светлыми волосами, обрадовался пополнению, словно ребёнок.

— Пулемётчик! Здорово! Правда, командир снайпера обещал, но пулемёт очень даже хорошо.

— Он и снайпер, — улыбнулся Никифоров и передал слова майора.

Лейтенант взял фуражку за козырёк и сдвинул к затылку.

— Вот это подарок! А ну пойдём! — Сушков махнул рукой, призывая за собой. — Чудников, снайперку, быстро!

Красноармеец небольшого роста, чуть ниже Мишки, резко стартовал из позиции «расслабленности» и в несколько секунд доставил снайперскую винтовку.

— Проверим? — улыбнулся Сушков, подавая Мишке оружие.

Мишка неспешно и аккуратно поставил пулемёт к стенке окопа и принял винтовку, как нечто драгоценное. Такого оружия ему никогда и видеть не приходилось.

— Индивидуального исполнения, похожа на «мосинку», но однозначно под наш патрон. Прицел хороший. И вообще, всё аккуратно обточено. Обводы немного другие. Владей. Разведка принесла. Наткнулись они на колонну из двух грузовиков, бронетранспортёра и легковушки. Те, через мостик пытались проехать. А мостик оказался нашими заминирован. Взорвался и всю технику в воду, кроме легковушки. Её откинуло к берегу. Кто жив остался, добили. При проверке «эмки» обнаружили убитого офицера-снайпера с винтовкой и ещё какого-то капитана. Никаких секретных документов в машине не оказалось, они тогда винтовку и прихватили. Если ты и вправду снайпер, то будет твоя.

Мишка нежно погладил приклад, ствол. Вскинул, посмотрел через прицел. Видимость потрясающая.

— Видишь, над дорогой ворона сидит. Одиночная ель, на нижней ветке?

— Сидит какая-то птица, — подтвердил Мишка, выловив её в прицел.

— Чего ждёшь? Стреляй!

Птица вошла в перекрестие. Хлёсткий выстрел, но отдача в плечо оказалась не такой сильной, как ожидал Мишка. Ворона не успела каркнуть, камнем свалилась вниз.

Лейтенант опустил бинокль. Обернулся и пристально посмотрел в глаза Мишке.

— Снайперка — твоя! Чтобы и фашистов так в бою, как эту ворону! Понял? — горячо и с явным уважением он потряс руку Мишке. — Сандырбаев!

Никифоров похлопал Мишку по плечу.

— До войны ворошиловским стрелком был?

— Не довелось, — буркнул Мишка в ответ.

В это время к ним подбежал худенький молодой казах ростом чуть выше Мишки.

— Сандырбаев, поступаешь в распоряжение красноармейца Пананина. Изучишь немецкий пулемёт от и до. В бою понадобится всё вооружение. Пулемёт определим здесь. Позиция хорошая. Поле, как на ладони. Запасную позицию не забудьте оборудовать. От несения вахт освобождены оба. Ясно? Выполнять.

Сандырбаев Мурат оказался достаточно смышлёным парнем и разобрался в устройстве быстро. Вопросы задавал по существу. Мишка, который в этом времени открыл для себя любовь к оружию, увлечённо передал свои знания не менее увлечённому слушателю. МГ переходил в надёжные руки.

— Товарищ красноармеец! Красноармеец Кульчицкий в ваше распоряжение явился.

Мишка и Сандырбаев с интересом смотрели на юного паренька в новой не выцветшей форме. Как он ни старался одёрнуть гимнастёрку, она всё равно топорщилась в разные стороны. Светлое с голубыми глазами лицо, покрытое чуть заметными веснушками, казалось детским и непринуждённым.

— Похоже, лейтенант второго номера тебе подогнал, — улыбнулся Мурат.

После обеда разведка доложила о мотоциклистах, движущихся в сторону деревни.

— К бою! — полетела над окопами команда. — Без приказа не стрелять! До первого выстрела не высовываться!

Сушков примчался поближе к пулемёту.

— Пананин, твой выстрел первый. Снимешь пулемётчика в бронетранспортёре, который следует сразу за моторазведкой. Сандырбаев, твоя задача прочесать грузовики за бронетранспортёром так, чтобы большая часть врага осталась в кузове. Постарайся, дорогой.

Он вскинул к глазам бинокль.

— Разведка, — чуть слышно проговорил лейтенант. — Четыре мотоцикла. Только бы не заметили нас раньше времени. Только бы не заметили…

Из-за леска, по дороге, медленно выполз бронетранспортёр и остановился. Мотоциклы продолжили движение к деревне.

— Чего встал? Давай, ползи! Всё ведь хорошо. Никого тут нет.

Мишка через прицел видел пулемётчика в бронетранспортёре со всеми мелкими деталями. Расстёгнутая верхняя пуговица на кителе, засученные до локтей рукава, из левого верхнего кармана торчит губная гармошка. Палец застыл не спусковом крючке. Тело ощутило выброс адреналина в предвкушении боя. Кто мог подумать, что риск и близкое дыхание смерти так сладко отзовутся в сердце Мишки.

— Может я маньяк? — подумал он. — Хмелею от запаха крови и смерти. Бойся, враг, маньяка из будущего!

Бронетранспортёр медленно двинулся в сторону деревни. За ним на открытое пространство выползли два грузовика, ещё один бронетранспортёр и два мотоцикла. Моторазведка объехала взгорок и уже находилась почти на въезде в деревню.

— Огонь! — приглушённо сказал лейтенант внезапно охрипшим голосом.

Винтовка в руках Мишки вздрогнула, и немецкий пулемётчик с удивлённым и непонимающим взглядом опустил голову к груди, словно пытаясь понять, откуда на его форме красное пятно. Пулемёт Сандырбаева заработал длинными очередями, разрывая на автомашинах тент, отщепляя от бортов щепки.

Мишка поймал в прицел пулемётчика со второго бронетранспортёра. Пуля вошла в аккурат под срез каски, в лоб. Обратно к лесу мчался один из мотоциклов разведки, но достигнуть колонны не сумел. Мишка вогнал водителю пулю между лопаток. Мотоцикл вильнул в сторону и несколько раз перевернулся. В прицеле нарисовался офицер в фуражке. Мишка долго выцеливал его, прячущегося в бронетранспортёре и мелькавшего в щели брони со стороны пассажирского места. Ещё немного и бронированная машина развернётся и офицера будет не достать. Мишка в последний момент поймал в щели свою цель и выстрелил. Попал или нет, думать некогда.

Мотоциклы, замыкавшие шествие успели уйти за лес. Второй бронетранспортёр тоже сумел отползти. Из пехоты, находившейся в кузове, выжили единицы. Сандырбаев оказался отличным учеником и прирождённым пулемётчиком.

Мишка не дал уйти выжившим под кучным огнём единицам, слишком уж они торопились покинуть поле боя.

Стрельба стихла. Настроение бойцов поднялось.

— Воздух! — раздался звонкий голос.

С запада надвигалась огромная, бесконечная чёрная туча.

— Может опять на Могилёв? — сомневаясь в своих словах, произнёс Сушков, рассматривая самолёты в бинокль.

Бомбардировщики разделились. Часть ушла дальше, другая часть скинула смертоносный груз на головы взвода Сушкова.

Мишка плюхнулся на дно окопа, спрятал под собой винтовку и с силой зажмурил глаза. Губы сами собой зашептали молитву. Земля ходила ходуном. Взлетая и осыпаясь. Грохот стоял неимоверный, сквозь который пролетал пронзительный свист. Смерть гуляла по полю, махая своей огромной наточенной косой…

Мишка подумал, что оглох, но вскоре сообразил, что авианалёт завершился. Осторожно стряхивая землю и комья глины, он поднял винтовку.

— К бою!

Мишка прильнул к прицелу. Немецкие солдаты шли цепью при поддержке шести бронетранспортёров. Молодой немец с испугом на лице крепко сжимал в руках винтовку.

«Ему лет девятнадцать, если не меньше».

Пронеслась в голове Мишки шальная мысль. Ствол винтовки чуть сменил направление, вздрогнул и немец, схватившись за плечо, развёрнутый пулей, свалился в траву.

Мишка тут же отругал сам себя за сентиментальность и, выловив в прицел следующего, снёс голову. Возможно, что получилось одновременное попадание его и чужой пули, который совместно создали страшный эффект. Атака продолжалась недолго. Сандырбаев не давал цепи полноценно атаковать, заставляя солдат постоянно нырять в траву. Мишка выцеливал офицеров. Вскоре поднимать солдат в атаку было некому.

На помощь врагу пришла артиллерия. Земля опять встала дыбом. При поддержке артиллеристов цепь фашистов подобралась довольно близко к линии окопов. Сушков, перекрикивая какофонию боя, сумел заставить бойцов встретить врага. Пулемёт молчал. Мишка глянул в сторону Сандырбаева, тот перевязывал своего второго номера. Пулемёт валялся на дне окопа.

Артиллерия перестала бить, боясь зацепить своих. Мишка отложил винтовку в сторону и, не гладя, достал подаренный нож. Сверху на Сандырбаева прыгнул фашист, пытаясь проткнуть штыком, но казах среагировал на крик Мишки и успел отвести рукой угрозу в сторону.

Мишка вонзил нож в спину врага. А в окоп, на него, спрыгивал уже следующий немец. Чудом, увернувшись от пролетевшего перед глазами сапога, ударил ножом снизу вверх, вспоров немцу живот. Сандырбаев с трудом отбивался от огромного немца со зверским выражением лица. Мишка метнул нож, который вошёл по самую рукоятку в горло врага. Немецкая винтовка под ногами в одно мгновение оказалась в руках. Теперь было, чем встретить очередного фашиста. Крики, вопли, кровь, выстрелы, грохоты разрывов. Мишка бился в рукопашной, не замечая своей комплекции. Крутился, изгибался, наносил удары. И вроде в окопе полного профиля места немного, но разгуляться, оказывается, при необходимости, есть где. Нанизав на штык, неизвестно какого по счёту врага, Мишка надел каску и выглянул за бруствер. Неясная тень мелькнула в задымлённом воздухе, что-то сильно ударило по каске, срикошетило и отлетело в сторону. Через пару секунд в том месте раздался взрыв. Мишка почувствовал боль в затылке и тут же отключился…

— Жив? Жив, браток! Погоди маненько, откопаем.

Мишка приоткрыл налитые свинцом веки. В горле щипало, слегка тошнило, голова казалась чугунной со странным шумом и отдалённым звоном.

— На вот водички, испей.

Фляжка коснулась пересохших губ, и спасительная влага полилась внутрь.

— Скоро стемнеет. Погибших придётся оставлять здесь. Раненых бы вывезти, — послышался голос Сушкова. — Пананин, как ты?

Мишка улыбнулся краешком губ.

— Вроде цел, помяло немного, — ощущение того, что он выжил в рукопашной схватке, придало сил.

— Снайперку, ребята, посмотрите рядом с ним. Это его основное оружие. Подводы отправляйте до Гуслищ, там распределят кого куда. Мы пойдём в арьергарде.

Мишка отказался от подводы, сказал, что в состоянии идти своими ногами. Сандырбаева и Кульчицкого уложили на одну телегу. Казах получил пулю в плечо, у напарника пробита голова.

Отступали в темноте. В голове у Мишки шумело, словно кто-то играл на органе, но боль в затылке заметно уменьшилась. Хотелось есть. Он только сейчас сообразил, что в окопе сражался в рукопашной с вещмешком на спине. На ходу снял и засунул руку внутрь. Мешочек с сухарями оказался раздавлен. Банка с тушёнкой изрядно помята. Мишка вытянул сохранившийся сухарик и не торопясь стал откусывать от него маленькие кусочки.

В селении Батунь взвод встретил подразделения 20-го мехкорпуса, готовящегося отходить дальше, к Днепру, уступая своё место взводу Сушкова. Мост через небольшую, с болотистой поймой речку, притока Лахвы, сапёры заминировали, подготовили к подрыву. О чём и доложили лейтенанту. Всех раненых отправили в Могилёв. Окопы по берегу реки пришлось занимать в сумерках. Из пулемётного взвода полка прислали расчёт со станковым пулемётом «Максим», который оборудовал себе позицию справа от моста, продовольствие, патроны, гранаты.

Мишка в мутном утреннем свете протёр прицел, проверил затвор и с сожалением ощупал пустые ножны. Нож остался в горле убитого им немца. Настроение упало, разболелась голова. Мишка на дно окопа, закрыл глаза, вспомнил священника, который подарил ему нож, затем неожиданно оказалась рядом Лена…

— Завтракать будешь, снайпер? — раздался над ухом незнакомый голос. — Всю войну проспишь.

Мишка протёр глаза и уставился на красноармейца.

— Умыться не мешает, а то всех немцев распугаешь. Лови их потом по одиночке. Лейтенант тебя кличет. С ним и позавтракаешь.

Боец улыбался, глядя на Мишку, на его несуразные полусонные действия.

— Лейтенант вон там, за второй линией окопов, — махнул рукой в сторону деревни красноармеец.

Прежде, чем появиться перед командиром, Мишка умылся из фляжки, отряхнулся и поправил амуницию.

В землянке было темно, к тому же Мишка перекрыл вход своим телом, через который проходил свет.

— Товарищ лейтенант, красноармеец…

— Входи, входи. Садись за стол. Черных! Кипятку!

Мишка поставил винтовку недалеко от входа, там же пристроил вещмешок.

— Я что хотел с тобой поговорить, Пананин. Таких спецов, как ты, у нас практически нет. Комбат распорядился беречь тебя как зеницу ока. Я и подумал дать тебе бойца в помощь. Располагаться будешь здесь, в соседней землянке. Там твой боец уже наводит порядок. Пей, Миша, чай, пей. Нам надо выдержать первое наступление и отходить дальше к Могилёву. Людей осталось сам видишь, с гулькин нос. Ах, да, чуть не забыл. — Лейтенант отвернулся от стола.

Глаза уже привыкли к темноте и особых проблем разглядеть то, что подал комвзвода, не возникло.

— Мой нож? — опешил Мишка. — А как…

— Ты вчера сам не свой был, а я увидел, рукоятка из земли торчит. Вытянул. Сразу понял чей. Держи, не теряй больше. При атаке деревни, выбивай офицеров и пулемётчиков. И, главное, выживи. А то комбат мне голову снимет, — он рассмеялся и с шумом глотнул горячий чай.

Помощником Мишке выделили юного паренька со вздёрнутым кверху носом, в уголках губ блуждала улыбка. Карие глаза при разговоре всегда смотрела чуть в сторону. Ладони оказались жёсткими и крепкими. Ростом возвышался над Мишкой почти на две головы.

— Красноармеец Сударышкин.

— Как по имени?

— Фрол.

— Меня зови — Миша. Ясно?

— Ясно, товарищ Миша!

Мишка посмотрел на него внимательно и махнул рукой.

— Раздобудь масла оружейного. Винтовку почистить, смазать. Вчера досталось ей.

Минут двадцать Мишка задумчиво чистил винтовку, никуда не торопясь. Сударышкин сидел рядом и с серьёзным видом отслеживал все движения снайпера.

— Разрешите вопрос, товарищ Миша?

Мишка кивнул головой. Землянка, которую выделил лейтенант, имела дыру в крыше и солнце, проникая внутрь помещения, играло на столешнице стола, стоявшего посередине землянки.

— Много у вас фашистов на счету?

— Кто его знает. Думаю, что два десятка наберётся.

— А я не знаю, убил кого или нет. Стрелял из окопа как все.

— Студент?

— Второй курс. Историком хотел быть.

— Хотел, значит, будешь, — буркнул Мишка и щёлкнул затвором. — Оружие к бою готово. Ты свою винтовку тоже почисть. Думаю, немцы не заставят себя долго ждать.

Не успел Мишка договорить, как первый снаряд разорвался неподалёку.

— Накаркал, — сплюнул Мишка, взяв винтовку за ложе.

Артподготовка длилась недолго. Минут через пять послышалась команда: к бою!

Кроме мотоциклов и бронетранспортёров в колонне виднелись два танка. Пехота под прикрытием миномётов и пулемётов устремилась на мост. Желание понятно — захватить сооружение в целости. Лейтенант не торопился взрывать, ждал, когда на мост втянется бронетехника.

Мишка с помощником расположились недалеко от землянки. Место оказалось удобным, на небольшом взгорке. Мост отсюда был виден почти полностью, кроме последнего пролёта со стороны советских войск.

В прицел Мишка наблюдал, как фыркнул танк, выпустив клубы белого цвета, и переваливаясь с боку на бок, медленно направился к мосту. Среди атакующей пехоты, Мишка заметил немца, который отдавал команды. Затаил дыхание, палец плавно нажимает на курок — выстрел. Немец заваливается на спину. К краю берега подъехал бронетранспортёр. Пулемётчик поливает из своего МГ по передней линии окопов. Мишка поймал в прицел шебутного пулемётчика. Далековато, но надо пробовать. Выстрел. Пуля угодила в шею. Немец ещё какое-то время постоял, зажимая рану обеими руками, а потом опрокинулся на спину.

— Воздух! — послышался крик.

— Сейчас они нас с землёй перемешают, — пробормотал побледневший Сударышкин.

Казалось, что бомбёжка длилась часа два не меньше, бомбы падали вдоль окопов, а порой попадали и внутрь. Грохот, крики, смерть…

— К бою! — раздался звонкий голос Сушкова.

Мишка выцеливал всех подряд, отправляя их в страну вечной охоты.

— Пананин! — ординарец лейтенанта дёрнул Мишку за рукав. — Командир приказал взорвать мост.

— Это как? — удивился неожиданной просьбе снайпер.

— Под центральной опорой взрывчатка. Надо попасть в неё.

— Не было печали, — буркнул Мишка.

— Провод перебило. А к мосту уже не подойдёшь, — крикнул Черных и исчез в ломаной линии окопов.

Через прицел Мишка нашёл место закладки. В это же время там оказался немецкий солдат. Винтовка дёрнулась, и солдат полетел в воду. Первый выстрел по взрывчатке оказался неудачным. Ветер, будь он не ладен. Второй выстрел получился удачней, но всё равно мимо. Мишка чертыхнулся и опять прицелился. Выстрел. Мост рванул вверх вместе с мотоциклом, опрокидывая в воду танк и немецких солдат.

— Ух, ты! — воскликнул Сударышкин.

Мишка, не оглядываясь, резко дёрнул его вниз, ухватив за ремень. По брустверу заплясали земляные фонтанчики.

— Не высовывайся! Убьют! Пригнись, и побежали вправо. Похоже, нас срисовали.

В том месте, где они были несколько секунд назад встали разрывы.

— Миномёты работают, — Мишка улыбнулся. — Обманули мы их в этот раз.

Сударышкин с белым лицом вжался в стенку окопа. Послышался вой падающих бомб. Авиация утюжила правый берег реки. Солнце почти исчезло за серой пеленой пыли.

В прицел хорошо виднелся взорванный мост, танк, уткнувшийся стволом в воду, перевёрнутый взрывом и торчащий колёсами вверх, мотоцикл.

— Танки! С юга танки!

Вторая часть взвода обороняла южную сторону деревни. На весь взвод два противотанковых ружья. Мало, конечно, но что есть. Противотанковых гранат прислали и то хорошо. Командир логично полагал, что танки пойдут по шоссе, но получается, что немцы перешли через речку в другом месте и теперь взяли деревню в клещи. Миномёты усилили обстрел позиций взвода. Хорошо ещё, что мост взорвали. Хотя немецкие сапёры уже трудятся над восстановлением сооружения.

Мишка показал пальцем напарнику, чтобы тот сидел на месте, а сам осторожно выглянул и сделал несколько выстрелов в сторону сапёров. Пусть боятся.

— Бери вещмешки и бегом за мной! — крикнул Мишка, склонившись к уху напарника.

Обманули немцы. С основного направления нанесли отвлекающий удар, а с юга основной. Шансов удержать деревню не маячило.

Сушков отдал команду отходить с боем в сторону деревни Гуслище. Но помощь пришла оттуда, откуда не ждали. Дальнобойная артиллерия 20-го мехкорпуса накрыла немецкие танки уже на подходе к деревне. Взвод вернулся в свои окопы.

— Товарищ Миша, — Сударышкин смотрел на Мишку, как на героя. — Ты сегодня вона, сколько всего совершил! И мост взорвал и немцев побил сколько, а я даже не ранил никого.

Мишка усмехнулся.

— Война долго продлиться, успеешь ещё.

— Страшно, когда люди убивают себе подобных и считают, что их раса намного выше всех остальных. Превосходство одной расы над другой ничем, кроме убийства не закончится.

Мишка заинтересованно посмотрел на Сударышкина.

— Любое убийство есть убийство. А когда народ уничтожает народ — это катастрофа.

— Философствуем? — лейтенант подошёл незаметно.

— Михаил, спасибо! Выручил сегодня. Завтра, если они повторят такую же атаку, мы не устоим. Артиллеристы, которые помогли сегодня, получили приказ отходить на Гуслищи. Немцы взяли Дашковку. Это значит, что они прямо по шоссе пойдут на Могилёв. У нас в строю меньше половины взвода, треть из которых разной степени ранений. Тех, кто воевать не в состоянии, отправил в Могилёв.

Лейтенант закурил и откинул голову на стенку окопа.

— Погибших хоть захороним более или менее нормально. Не как в прошлый раз. А фашисты, Сударышкин, это не люди, это звери в людском обличье. И не важно какой национальности фашист. Немец, русский, американец — он фашист! А фашистов мы будем давить и уничтожать как клопов и тараканов. Ясно, Сударышкин?

— Ясно, товарищ лейтенант, — немного упавшим голосом произнёс напарник Мишки.

— Отдыхайте. Скоро стемнеет. Ночью немцы воевать не любят, но посты я, наверное, удвою. Завтра будет тяжёлый день.

10 июля 1941 года. Давно забытая историческая оборона Могилёва открывалась взору неожиданному участнику из будущего. Он ничего не помнил об этом сражении, не знал имён военачальников, не знал, чем она закончится. Водоворот событий вписал Мишку Пананина в список защитников белорусского города Могилёв.

Самолёты, артиллерия и миномёты перемешали, перевернули весь берег. Взвод таял на глазах. Танковая атака немцев оказалась довольно мощной. За первой линией обороны, смяли и вторую. Оставшиеся в живых красноармейцы, израсходовав гранаты, прикрываясь лесной растительностью и используя болотистую местность, отошли в сторону деревни Гуслище.

Грязные, оборванные, поникшие, злые. Не всех раненых удалось забрать под плотным вражеским огнём. Мишка погрузился в свои думы и вспоминал последний бой. Точнее, эпизод, когда осколок от снаряда срезал половину каски. В ушах звенело страшно. Если бы застегнул ремешок, то и голова улетела бы вместе с ней. Спасибо Сударышкину. Подсказал, как делают опытные бойцы. Услышал где-то, посоветовал, и как результат — Мишка живой! Значит, мстить будет за погибших парней, значит, не будет врагу покоя, пока в руках Мишки стреляет оружие!

С юга, недалеко от Гуслище, подразделения 20-го мехкорпуса вели бои. Остатки взвода Сушкова приняли участие в перестрелке и вместе с танкистами оставили деревню, отходя в сторону Днепра. Мост через реку Лохва подорвали. Остатки взвода влились в состав третьего батальона 388-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии в деревне Буйничи.

Обустроиться успели чудом, но ещё бы день или два и укрепления были бы по всем правилам фортификационной науки. Враг такой роскоши не позволил. Окопы тянулись, огибая дубовую рощу. Перед позициями раскинулось ржаное поле. Утром, 12 июля, немецкие танки при поддержке пехоты атаковали оборонительные ряды батальона. В одном из узких мест дороги красноармейцы поставили мины. Первые танки нарвались на гостинцы и встали. Попытка других обойти подбитые машины по полю и атаковать широким фронтом, успехов им не принесла. Артиллеристы и бойцы с противотанковыми ружьями, бутылками с зажигательной смесью и гранатами встали на пути танковой лавины. Бой продолжался в общей сложности четырнадцать часов.

Мишка выбрал место на небольшом взгорке между окопами передней линии и окопчиками боевого охранения. Офицеры среди наступающих войск вермахта закончились быстро, и он переключился на выпрыгивающих из подбитых танков танкистов. Либо мы их, либо они нас. Немцы несколько предпринимали попытки смять полк и прорваться в Могилёв, но у них ничего не вышло.

За семь часов боя подбито восемнадцать танков противника, не считая уничтоженной пехоты. Два танка удалось вытащить и привести в Буйничи. Немцы тоже сумели оттащить в своё расположение несколько сохранившихся танков. Остальные сгорели, оставаясь стоять в поле немым укором захватчикам.

В этом бою лейтенанта Сушкова ранило. Осколок вонзился в грудь, повредив лёгкое. Тяжёлая и скорее всего смертельная рана. Мишка не стеснялся слёз, которые выступили на глазах, когда он прощался с лейтенантом. Тот в сознание не приходил. Лежал серый, осунувшийся, враз сильно похудевший. От прежнего Сушкова практически ничего не осталось.

— Смотри, Фрол. Гибнут люди, с которыми знаком, с кем делил последний кусок хлеба. И нам надо отомстить фашистам за всех. Никакой жалости к врагу. Это наша земля. И места на ней для их трупов хватит.

— Сильно, боец, сказал, — услышал Мишка усталый, добродушный голос.

За спиной командира полка толпились четыре командира рангом поменьше, с интересом поглядывающих на Мишку. Овальное лицо, тёмные круги под глазами, мужественный подбородок и сами глаза, пронзительные, жёсткие, словно выхватывающие суть с первого взгляда.

— Товарищ полковник, красноармеец Пананин.

— Красноармеец Сударышкин.

— Вольно, бойцы. Вижу, Пананин, не подвёл. Сушков о тебе целый роман настрочил, а не докладную. Настоящий снайпер. Герой. В рукопашной сколько врагов положил? Не считал?

— Некогда было, — пожал плечами Мишка.

— Скромный? Молодец! Через час подойди к штабу. Я отдам команду разместить вас отдельно. Есть у меня на тебя серьёзные планы.

Полковник, переключившись на разговор с одним из командиров, пошёл дальше.

— Товарищ Миша, кто это был?

— Я так понимаю, командир полка полковник Кутепов, — сказал Мишка, вспоминая Сушкова, который поведал ему о командовании в Буйничах.

Чем ближе подходили Мишка с Фролом к штабу, расположенному в одной из землянок, тем громче раздавался недовольный голос Кутепова.

— Мы тут не в бирюльки играем, товарищи журналисты. Мне, что заняться больше нечем, как вам тут показывать подбитые танки? А если немцы атакуют и из вас кого-то ранят или убьют? С меня три шкуры снимут!

— Поймите, Семён Фёдорович, я впервые вижу, как бьют немцев. Не отступают, а дерутся насмерть. И бьют, по-настоящему бьют!

Полковник остановился, вгляделся куда-то вдаль и через минуту это был совершенно другой человек. Он улыбнулся, мотнул головой и по-мальчишески, с задором заговорил.

— Вот говорят: танки, танки. А мы их бьем. Да! И будем бить. Это точно. Если пехота решила не уходить и закопалась, то никакие танки с ней ничего не смогут сделать…

Полковник глянул в сторону Мишки.

— Константин Михайлович, познакомься с ещё одним героем. Красноармеец Пананин, снайпер. Смелее, боец, в бою нерешительности за тобой не замечали.

Мишка подбежал, приложил руку к пилотке, но полковник не дал ничего сказать.

— Знакомься, герой. Симонов Константин Михайлович и Трошкин Павел Артемьевич. Журналисты из самой Москвы. Приехали наши танки посмотреть.

Мишка пожал протянутые ладони и ощутил прикосновение к чему-то великому. Симонов и Сурков, поэты военной поры, их стихи он учил в школе. Интересно, а Симонов уже написал стихотворение «Жди меня»?

— Как вас по имени? — спросил Симонов, что-то чиркая в блокноте.

— Мишка… Эм… Михаил.

— Мы сейчас, пока ещё светло, осмотрим поле боя, заснимем танки, а после, надеюсь, поговорим с вами?

Мишка отметил в речи поэта одну особенность, он не выговаривал «р» и твёрдый звук «л».

— Кстати, Пананин, вас и сопроводит. Точнее прикроет. Сопроводят бойцы, а снайпер будет держать местность в поле зрения, — распорядился Кутепов и тихо на ухо Пананину добавил. — Смотри в оба. Жизнь этих людей на твоей совести. Всё понял?

— Так точно, товарищ полковник. Будет сделано, — рука резко взлетела к пилотке и вернулась в прежнее положение. — Разрешите выполнять?

— Выполняйте, — задумчиво проговорил Кутепов, глядя вслед снайперу. — Хорошо выполняйте.

В этот раз Мишка с Фролом выбрали позицию перед первой линией окопов, на нейтральной полосе, под небольшими кустиками ольхи. Танки здесь просматривались замечательно. Позиция выглядела удобной с хорошим обзором местности.

— Бинокль лейтенанта взял? — прошептал Мишка на ухо Фролу, словно отсюда их могли подслушать.

— Как нам без него? Теперь никак.

— Твой сектор от танков влево. Мой вправо. Район танков осматриваем внимательней. Чуть что, сразу сообщай.

Далеко впереди виднелась стена хвойного леса, ближе засеянное рожью поле. Местность почти открытая. В районе дороги, где ещё чадили сгоревшие танки, движения не наблюдалось. Мишка перевёл прицел ближе к позициям полка и сразу выхватил согнувшиеся спины бегущих красноармейцев. Вот они достигли двухсотметрового расстояния до танков, Трошкин щёлкал фотоаппаратом. Видно, азарт сделал своё дело, фотокорреспондент побежал к самим танкам. Мишка облизнул пересохшие губы и неспешно провёл стволом слева направо в поисках спрятавшегося врага.

Ничто не нарушало вечернюю тишину. Трошкин, пытался запечатлеть танки, которые находились немного дальше от этих в стороне. Взобрался на один из подбитых танков. Симонов тоже не выдержал и оказался рядом с товарищем. Бойцы рассредоточились между танков. Солнце опускалось за горизонт и по полю поползли тени.

Корреспонденты нехотя уходили обратно, то и дело, оглядываясь назад. Фрол слегка коснулся локтя Мишки.

— Товарищ Миша, там, кажется, колосья шевелятся. Вправо от задравшего вверх ствол танка, метра три.

Мишка аккуратно, стараясь не делать резких движений, перевёл прицел в указанном направлении. Двигающиеся колосья обнаружились сразу. Ветра не было. Вообще. А колосья время от времени шевелились. Мишка мысленно нарисовал силуэт лежащего человека с чуть приподнятой кверху головой, перенёс кальку на местность. Замер. Медленно нажал на спусковой крючок. Пуля должна войти посередине куста под самый корень. Бахнул выстрел, Мишка резко дёрнул напарника в сторону за небольшую кочку и прижал к земле. Из военных фильмов Мишка помнил, как снайпера заставляли обнаруживать себя вражеских снайперов. Вдруг, и тут так же? Осторожность не помешает.

До окопов, опять же из-за осторожности, добрались по темноте. Благо бойцы знали о них. Так что встретили нормально. Оказалось, что полковник распорядился сразу, как только они появятся, проводить к нему, в штаб.

В освещённой керосиновой лампой землянке, за столом сидели корреспонденты, полковник, ещё два красных командира, пили чай.

— Заходите, бойцы. Не жмитесь в дверях.

Мишка бросил руку к пилотке.

Полковник махнул рукой.

— Присаживайтесь на лавку. Курдимов, ещё две кружки кипятка принеси! — крикнул комполка куда-то в сторону двери. — Ну, рассказывай, чего стреляли? Обратно, вижу, не торопились. Что желание пострелять появилось? Перед корреспондентами покрасоваться решили?

— Никак нет, — вскочил с лавки Мишка. — Стрелял по предполагаемой цели. Ветра нет, а колосья шевелятся.

Полковник, впрочем, и все присутствующие, с интересом посмотрели на Мишку.

— Думаешь, снайпер?

— Не могу знать. Возможно.

— Ладно, садись. Бери кружку, не обожгись. Курдимов распорядись выслать разведку в сторону предполагаемого снайпера. Пананин набросай схему, где искать.

Курдимов выхватил рисунок из рук Мишки и исчез.

Разговор шёл простой о подбитых танках, о Москве, о командировках на передовую линии обороны, об общей ситуации на фронтах, о том, как родные переживают дома за своих солдат.

Мишка вспомнил родителей, вздохнул, и так ему захотелось увидеть санинструктора Лену, что стало невмоготу. Если она выжила, то даже не знает, что я жив…

— Жди меня, и я вернусь… — задумчиво пробормотал он, сжимая кружку.

Симонов услышал и повернулся в его сторону.

— Как вы сказали?

Мишка опомнился, но было уже поздно.

— Красивая строчка… Жди меня, и я вернусь…, — смаковал Симонов. — А вы стихи не пишете?

— Нет, не пишу, — мотнул головой Мишка, казня себя за сказанное.

— Подарите мне эту строчку!

— Пожалуйста, используйте, не жалко, — покраснел Мишка, чувствуя, как уши начинают гореть огнём.

— Михаил, расскажите о боях, в которых вы принимали участие. Я почитал рапорт лейтенанта Сушкова и впечатлён. Честно.

— Да чего там рассказывать, — смутился Мишка и опустил глаза вниз. — Воевал как все.

— Я же говорил, он скромный, — захохотал комполка. — Что скажешь, комиссар?

Военный, который сидел рядом с Кутеповым, улыбнулся.

— Герои, они все такие.

— Разрешите, товарищ полковник? — заглянул в землянку Курдимов. — Разведка вернулась.

— Давай их сюда, — ободрился полковник. — Сейчас посмотрим, подвёл тебя глаз или нет.

— Сержант Дрожжин, — доложился коренастый красноармеец и сразу выложил на стол бинокль и планшет.

— Что это? — недоумённо спросил полковник, придвигая планшет ближе к себе.

— На месте вероятного снайпера обнаружено тело немецкого наблюдателя с биноклем и планшетом.

— Видал?! Не видя врага грохнуть его, — за столом бурно и радостно отреагировали на сообщение. — Куда пуля вошла?

— В глаз, товарищ полковник!

— Как белку! Пананин, сверли дырочку под орден, отправлю рапорт обязательно. И все твои подвиги приложу. Отныне, ты младший сержант.

Мишка не верил своим ушам. Вот так раз и младший сержант! Фрол толкнул его в бок.

Мишка вскочил.

— Служу трудовому народу!

— Видали, в бою не растерялся, а тут чуть дар речи не потерял. Константин Михалыч, если есть вопросы к бойцу, идите с ними в землянку, там и поговорите. А мы пока содержимое планшета изучим.

Мишку и Фрола подселили к связным. Симонов долго выспрашивал подробности боёв, старательно записывал в блокнот. Когда журналист и поэт собрался, было уходить, Мишка, вдруг, спросил:

— Константин Михалыч, а могу я передать вам письмо для девушки?

— Конечно, адрес, какой?

— В том и проблема, — вздохнул Мишка. — Это та самая санинструктор Лена. Фамилия у неё Ефимова. Может, доведётся встретить. Письмо писал между боями. Немного грязное, так вы не обессудьте. Я ведь не знаю, выживу или нет. А вы отдайте ей, хоть после войны. Короче, как получится.

Симонов с чувством пожал Мишкину руку.

— Я обещаю. Найду её. Обязательно, найду!

На следующий день они уехали. Комполка приказал снайперов не трогать и дать им выспаться.

— Товарищ Миша, я тоже хочу стать снайпером. Раз и младший сержант! Раз и орден!

— Возгордишься, голову прострелят сразу, — буркнул Мишка, неосознанно поглаживая пальцем рубиновый треугольник в петличке. — А по поводу ордена ещё бабка на воде вилами написала.

Сказал, а перед глазами возник образ Ивана Николаевича. Он улыбался, словно доволен тем, кем стал его подопечный.

— Слушай, Фрол, а разузнай у ребят, где можно помыться и состирнуть одежонку. Надо привести себя в надлежащий вид. Как думаешь?

— Будет сделано, товарищ младший сержант Миша! — радостно воскликнул Фрол и исчез за дверью землянки.

Мишка хотел было одёрнуть напарника за его прилипшую к языку присказку «товарищ Миша», но не успел. Оставалось только махнуть рукой вслед.

Как-то после приёма водных процедур стало даже веселее. Смылся негатив последних дней, напряжение и усталость. Нет, напряжение, не исчезло, оно другим, не гнетущим. Форма на палящем солнце успела просохнуть и после обеда парни выглядели побритыми, помытыми, посвежевшими. Два налёта вражеской авиации на позиции полка, в который уже раз перемешали окопы первой и второй линии обороны. Раненых отправляли в госпиталь в медсанбат, оттуда тяжёлых в Могилёв, в госпиталь.

Кутепов пришёл в землянку неожиданно. Сел на лавку у двери и с шумом выдохнул воздух.

— Михаил, — голос казался усталым, без эмоционального окраса. — С сегодняшнего дня твоя задача — отстрел офицеров врага, пулемётчиков, миномётчиков, водителей. В общем, убивай их всех. Но, главное, сам уцелей в перестрелках. Я распорядился. Получите на складе патроны, сухпаёк, наганы, гранаты. Может ещё чего понадобится. Напарнику твоему нож.

Полковник положил на лавку рядом с собой немецкий нож в ножнах.

— Я доложил о тебе командиру дивизии генерал-майору Романову. Теперь боюсь, заберут тебя от нас, — полковник улыбнулся, но улыбка вышла немного кривой. — Давай, Пананин, убей их столько, сколько сможешь.

Дверь в землянку закрылась, Сударышкин схватил нож и долго рассматривал.

— Фрол, гони на склад, получи всё, что нам причитается. И… пару фляжек для воды.

— У нас же есть, — возмутился Сударышкин.

— Потом узнаешь зачем, — Мишка отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

Проверка оружия не заняла много времени. А вот маскировка на местности вещь серьёзная. Мишка долго думал из чего соорудить маскировочные халаты, но так и не додумался.

Несколько часов пролежали на нейтральной полосе, отслеживая в бинокль действия противника. Мишка стрелять не рискнул. Слишком уж далеко находились лакомые цели. Обнаруживать себя на необорудованной позиции — погибнуть. Вернулись ни с чем.

Поспали несколько часов и, предупредив командира взвода, на участке которого они вышли на нейтральную полосу, затемно подготовили позицию.

Чуть рассвело, немецкая авиация продолжила развлекаться бомбёжкой переднего края обороны. Несколько авиабомб взорвались на нейтральной полосе и довольно близко от залёгших в секрет снайперов. После бомбардировщиков за дело взялась артиллерия. Утренние сумерки пропали, солнце медленно начало обычное каждодневное движение к зениту.

Мишка осмотрел в прицел вражеские позиции, движений минимум. Утро, что тут скажешь.

— Фляжку с водой подай.

Сударышкин в молчании протянул фляжку. Мишка полил землю прямо перед собой.

— И зачем, — напарник никак не мог подобрать нужного слова, — это…

— Всё просто. При выстреле появляется пыль. И если со стороны противника есть снайпер, то считай, что мы раскрыты.

— Надо же, — уважительно пробормотал Сударышкин.

Мишка чётко видел в прицел, что немцы готовятся к атаке.

— Фрол, шуруй ко взводному, скажи, что готовится атака. В пределах видимости до роты пехоты и двадцати танков.

— Товарищ Миша, а как же…

— Выполняйте приказ, товарищ красноармеец, — жёстко ответил Мишка, краем глаза подметив, как Фрол обиженно поджал губу. — Сообщишь, вернёшься. Чего застыл? Только ползком, не светись. Ты мне живым нужен.

С минуту Мишка смотрел, как напарник активно перебирая конечностями, ползёт к окопам, а затем опять прильнул к прицелу. Офицер. Машет руками, кого-то распекает. Далековато. Но уж больно хорошо в прицел попадает. Ветер слабенький. Небольшая поправка. Интуиция работает, похоже. В голову можно промазать, а вот если в грудь. Ранение тоже хорошо. Выдох, спуск — тело падает и лежит неестественно.

Забегали как наскипидаренные. Ещё один офицер. Мишка выстрелил, но немецкий офицер, видно, имел хорошего ангела хранителя. Пуля угодила в спину подбежавшего к нему солдата. Мишка всей кожей ощутил опасность. Резко рванулся в сторону, перекувыркнулся и быстро пополз подальше. Первая мина легла с перелётом, а затем место, где он лежал, буквально перепахали.

Вещмешок с сухпаем и патронами остался там. Мишка тихо выругался.

— Башка ослиная. Без патронов я тут ни о чём. Придурок.

Осторожно выглянув из-за кочки, обнаружил оживление среди немцев. Танки уже катили по полю, а за ними прикрываясь бронёй, бежали пехотинцы.

— Пора сваливать, а то раскатают как блин.

— Товарищ Миша! — послышался голос Фрола. — Вы где?

Мишка чертыхнулся.

— Фрол назад! К своим. Уходим скорей! Танки!

Как оказалось Сударышкин забрал вещмешок с места первой лёжки. Тяжело дыша, хватая воздух широко открытым ртом, он радостными глазами смотрел на Мишку.

— Когда мины легли там, я думал всё. А когда увидел вещмешок, силы пропали. Я и закричал от безысходности. А вы ответили! Чудо!

— Какое там чудо, еле сбежал. Так, давай место искать, пора уменьшить поголовье буйных представителей фашизма.

— Но ведь там не только фашисты.

— И что? Из-за этого они тебя убивать не будут?

— Они же такие рабочие и крестьяне, как мы. Почему они идут убивать?

— Ты именно сейчас хочешь об этом поговорить? — крикнул Мишка, укрываясь от разрыва танкового снаряда. — Может, повоюем лучше?

Мишка высунулся из окопа и через прицел винтовки обнаружил корректировщика. Среди чахлых кустов, между высоких кочек примостился почти незаметный немец. И если бы не бинокль, давший блик, его вряд ли бы кто заметил. А ведь, спасаясь от мин, Мишка лежал недалеко от его лёжки. Хотя может корректировщик появился во время атаки.

Бой разгорелся не на шутку. Уже чадили на нейтралке немецкие танки, а пехота залегла. Артиллеристы, похоже, вели дуэль между собой. Мишка поймал в прицел танкиста, который вытягивал из люка своего товарища. Хлопнул выстрел, и они оба скрылись внутри разгорающегося танка. Мишка перестал замечать свист пуль и осколков. Он искал цель и дарил на память остроконечную пулю. За Ивана Николаевича, за старшину, за Лену…

Сударышкин тоже стрелял из своей винтовки, на которой прицела не было.

— Надо бы проверить, насколько точно стреляет Фрол. Может и у него есть талант к снайперской стрельбе, — подумал Мишка, и в этот миг земля встала перед ним на дыбы, швыряя тело на заднюю стенку окопа.

Пилотка не каска, опадающие комья земли больно простучали по голове. Мишка открыл глаза. Живой, однако. Пошевелил руками, ногами — работают. Вот только ничего не слышно. Уши заложило, наверное. Фрол с бледным лицом вглядывается в глаза.

— Винтовку найди, — попросил Мишка, не слыша своего голоса.

Кряхтя, мотая головой, выполз из развороченного окопа. Фрол что-то пытался сказать, наклонившись к нему. Мишка показал на уши.

— Не слышу ничего.

Сударышкин ткнул в сторону немцев, потом указал на окопы первой линии.

— Винтовку! — потребовал Мишка и вырвал оружие из рук напарника. — Патроны.

Новое место даже не стал искать. Лёг в воронку. Обзор вполне подходящий. Враги как на ладони. Поймал в прицел — выстрел. Поймал в прицел — выстрел. Немцы дрогнули. Танки попятились назад, солдаты перебежками отступали. На поле осталось ещё семь танков с грязными крестами на башнях.

— … бегут, товарищ Миша!

Будто сквозь вату донёсся голос Сударышкина. Мишка последним патроном уложил в траву очередную свою жертву и лёг лицом прямо на землю. Голова закружилась, сильно пульсировал левый висок, словно стучал маленький, надоедливый молоточек. Вставать не было никакого желания. Пот катился по лицу и Мишка подумал, что сейчас он выглядит скорее как шахтёр, поднявшийся из забоя после долгого трудового дня.

Сударышкин помог встать, подставил плечо, закинул за спину обе винтовки и вещмешок. Из-за разницы в росте идти им обоим было неудобно. Помог кто-то из бойцов, оказавшихся рядом.

Очнулся Мишка в землянке. До слуха доносилась канонада боя. Где-то настойчиво стрекотал пулемёт, сухо щёлкали винтовки, доносились взрывы.

На лавке напротив, сидел Сударышкин. Голова повисла, руки сложены на груди.

— Фрол, — тихо позвал Мишка, но напарник всё равно услышал и мигом подскочил к лежанке.

— Товарищ Миша! Как я рад!

— Погоди. Давно я так?

— Второй день, товарищ Миша.

Мишка попытался сообразить какое число, но память отказывалась этого делать.

— Шестнадцатое июля, вечер, — подсказал Сударышкин. — Комполка и комиссар приходили. Доктор сказал, что лёгкая контузия. Жить будете.

Улыбающееся лицо, по наивному детское, совершенно лишённое фальши. Он вспомнил лица «друзей» из прошлого будущего. Как сильно «друзья» отличались от этих людей. Волки в масках человека. Говорят одно, а делают другое. Мишка дружил с ними, и сам был таким. Но тогда фальшь не бросалась так сильно в глаза…

— Фрол, умыться, перекусить, — приветливо улыбнулся Мишка. — Проголодался чего-то.

— Товарищ Миша, я мигом!

От лёгкого головокружения не осталось и следа. Мишка доел кашу и улыбнулся. Он ведь с детства ненавидит каши, а сейчас с удовольствием, за обе щеки. Сударышкин смахнул со стола крошки в ладонь и отправил их в рот.

— Что комполка и комиссар хотели?

— Завтра нас в Могилёв отправят, говорят…

Снаряд разорвался рядом с землянкой. С потолка посыпалась земля.

— Танки прорвались! — раздался снаружи истошный крик.

Мишка натянул гимнастёрку, впрыгнул в начищенные сапоги, схватил винтовку.

— За мной, Сударышкин. Патроны прихвати.

Два танка прошли окопы первой линии обороны и двигались к землянкам. За лесом находился медсанбат. Мишка спрыгнул в ближайший окоп, пробежал несколько метров по нему и столкнулся с раненым бойцом, теряющим сознание. Выхватил из рук связку гранат. Крикнул напарнику по поводу раненого, а сам пополз навстречу огромному бронированному зверю с крестами на башне.

Сердце гулко билось, на лбу и спине выступила испарина. Один на один. Человек и машина. Огромная туша, лязгая гусеницами, неумолимо надвигалась. Чем ближе, тем сложнее решиться приподняться над землёй для броска гранаты. Хотелось встать и бежать от него без оглядки. Зловещее животное в нескольких метрах. Вот только руки и ноги внезапно отказали. Не хватило духа встать. Мишка бранил себя, на чём свет стоит. Бросать поздно. Сдвинулся влево. Огромное чудовище, изрыгающее пламя медленно проползло над ним. Мозг чуть не взорвался от страха и лязгающего звука с двух сторон. Танк проехал над ним. Откуда только силы взялись! Мишка поднялся и швырнул связку гранат вдогонку. Гранаты ударились о башню, отскочили и упали на моторный отсек. Мишка не понял, почему так произошло. Но взрыв всё поставил на свои места. Танк встал, а из-под решётки показались язычки пламени. Танк встал. Сверху открылся люк, и показалась голова танкиста. Мишка выхватил наган, взял немца на прицел, но выстрелить не успел. Кто-то опередил. Один из танкистов полез через нижний люк, но тут Мишка всадил в его тело половину обоймы. Механик-водитель выскочил из-за танка, но внезапно, замер и упал навзничь. Второй танк развернулся на подбитой гусенице, получил от артиллеристов подарок в борт и задымил.

Стрельба постепенно ослабла. Видимо немцы опять отступили.

Мишка перевернулся на спину. Голубое небо с ярким солнцем и летающие далеко вверху птицы…

— Товарищ Миша! — Сударышкин держал в каждой руке по винтовке. — Я из вашей снайперки немца убил! А вы! Под танк! Это же страшно! А потом взрыв! Я даже глаза закрыл, когда танк на вас наехал…

— Это не танк на меня наехал, а я на него, — улыбнулся Мишка, поднимаясь во весь рост.

— Как вы наехали? — не понял Сударышкин, на лбу образовались морщинки, которые явственно говорили о сложном мысленном процессе.

— Кто уничтожен: я или танк?

— Танк…

— Значит, я на него наехал, — Мишка отряхнулся, забрал винтовку и пошагал к землянке.

— Не понял, — пробормотал Сударышкин, в сердцах махнул рукой, и побежал за Мишкой.

Полковой комиссар с забинтованной рукой на перевязи встретил напарников у дверей землянки.

— За вами машина пришла, бойцы. Собирайтесь, заодно документы в штаб дивизии доставите. Пананин, удивляюсь я твоей везучести. Как ты вообще решился под танком пролежать? Кинул гранаты знатно, конечно. Молодец! К рапорту о бое приложу описание подвига. Через десять минут жду в землянке комполка.

— Товарищ Миша! Награды сыплются на вас как горох.

Мишка рассмеялся.

— Награды дают соответственно совершённым подвигам. Ладно, Фрол, хватит об этом. Так получилось. Знал бы ты, сколько я страха натерпелся под пузом этого железного монстра.

— Монстра?

— Страшного зверя.

— А-а-а…

— Я чуть в форменные брюки не напускал.

— Чего не напускал?

Мишка посмотрел на Сударышкина. Да уж, это вам не продвинутые дети двадцать первого века.

У землянки стояла полуторка с ранеными. Водитель постоянно поглядывал в небо, смоля «козьей ножкой».

— Товарищ комполка, младший сержант Пананин…

— Едешь в распоряжение генерал-майора Романова. Вот бумаги, которые врагу достаться не должны, — не дал договорить Мишке полковник. — Следите за воздухом. Спасибо за службу, сержант.

Комполка пожал Мишке руку.

— Бумаги передашь лично Романову. Береги себя.

Комиссар тоже пожал руки обоим бойцам.

— Скорее всего, больше не увидимся. Идите, а то не ровен час авиация нагрянет.

Мишка заставил Сударышкина сесть в кабину, как тот не упирался. Сам запрыгнул в кузов вместе со снайперской винтовкой. Четверо тяжёлых лежачих раненых, остальные сидели, плотно прижимаясь друг к другу.

«Медсанбат вывозят, похоже. Неужели всё так плохо? Я вот про Могилёвскую оборону вообще ничего не знаю. Судьба дала возможность изучить материал изнутри, так сказать».

Водитель гнал по разбитой бомбёжками дороге, словно знал каждую воронку в лицо. Раненых мутило. Серо-зелёные лица сомнений не оставляли. Мишка следил не только за небом, но и поглядывал по сторонам. Мало ли кто встретиться.

Вражеские самолёты были, но прошли стороной куда-то дальше на восток, за Могилёв. Одинокую машину либо не заметили, либо решили не тратить бомбы.

Водитель каким-то чудом умудрялся проезжать завалы на улицах разбомбленного города. После долгих петляний по Могилёву, полуторка, наконец, остановилась. Из ближайшего здания выскочили санитары и легкораненые бойцы. Борт машины откинулся и начался приём раненых. Мишка спрыгнул на дорогу, поправил амуницию, дождался, когда выберется из кабины Сударышкин.

Мишка спросил у пожилого медика в очках, где штаб дивизии. Тот махнул рукой в сторону.

— Через два дома.

В штабе царил хаос. На полу валялись какие-то документы, хрустела крошка штукатурки под подошвами сапог. Шныряли военные, чем-то сильно озабоченные. Мишка остановил какого-то бойца.

— Мне к комдиву надо. По вызову.

Боец смерил обоих удивлённым взглядом.

— Рыков! Посторонние в штабе, а ты спишь!

Растрёпанный красноармеец на ходу подтягивающий штаны, бежал к ним.

— Он вас проводит, — сказал боец и исчез.

— Документы! — грозно сдвинув брови, произнёс Рыков, вытянутое вниз лицо приобрело выражение тупого сапога.

— Младший сержант Пананин и красноармеец Сударышкин по приказу комдива, проговорил Мишка и сунул «сапогу» красноармейскую книжку.

Тот с умным видом открыл её, подвигал губами, вернул обратно.

— Шагайте за мной.

Кабинет командира дивизии оказался на втором этаже. «Сапог» передал прибывших ординарцу. Через минуту они уже стояли перед комдивом.

— Вот ты какой, герой! Наслышан, наслышан! Романов встал из-за стола и пожал руки. Присаживайтесь. Слава, чаю! — генерал-майор обошёл стол и присел напротив. — Тут вот какое дело. Я хочу включить вас в небольшой отряд для прикрытия бойцов этого отряда. Думаю, не открываю вам секрет, что мы в окружении? Кольцо сжимается. Продовольствие и боеприпасы не бесконечны. Рано или поздно город придётся сдать, но пока есть возможность сражаться, будем сражаться. Задача у отряда одна. Самолёты нам скидывают тюки со всем необходимым, но не всегда это необходимое достаётся нашим войскам. То к немцам падает, то диверсанты захватывают. Ваша задача — помочь бойцам найти груз и прикрыть их в случае чего. Вопросы?

— Отряд большой? — спросил Мишка, не поднимая глаз от кружки с чаем.

— Семь человек плюс вы двое. Командир капитан госбезопасности Ворохов. Ещё вопросы? Товарищ младший сержант на вас и ещё нескольких бойцов я подал рапорт на награждение. Вряд ли кому вручают сейчас награды, но зафиксированное в рапортах описание ваших подвигов разными командирами, позволяет хотя бы попытаться отметить ваши заслуги перед Родиной. Вот документ о рапорте на награждение.

Комдив порылся в бумагах, лежащих на столе, нашёл нужную.

— Держи, младший сержант. Слава, отведи ребят к Ворохову.

Капитан госбезопасности придирчиво оглядел пополнение. Взгляд сразу зацепился за изрядно уменьшившийся, но всё-таки выпирающий живот.

— Снайпер? — глядя в глаза Мишке своими маленькими холодными глазками, спросил он.

— Снайпер, товарищ капитан госбезопасности!

— Снайпер, значит, — капитан явно был чем-то недоволен, но не знал на ком сорвать злость. — Ночью хорошо видишь?

— Как и все, — произнёс Мишка.

— Мне не нужны как все! Мне нужны бойцы, способные видеть ночью и как можно дальше! Иначе нам всем конец.

Капитан закурил. Выпустил клубы дыма.

— Отдыхайте пока, вон любые пустые кровати можете занять. Через два с половиной часа выезд. Самолёт будем встречать. А там неизвестно, сколько нам за этим грузом гоняться придётся.

Полуторка, переваливаясь с борта на борт, пересекла небольшой лесок. Видимость почти нулевая. Кроны деревьев не пропускают лунный свет. Фары защищены так, что с самолёта их свечение незаметно. Водитель и капитан местные, хорошо знают окрестность. Вот и сейчас полуторка следует к месту сброса груза не основной дорогой, а чуть ли не тропами. Зато путь намного короче.

Сударышкин ёрзал на скамейке в кузове, выказывая нетерпение и нервозность. Мишка спокойно думал о перипетиях судьбы.

Когда он появился в этом мире растерянный, ничего не понимающий, чуждый этому миру, то казалось, что проживёт он недолго. Но, видно, судьба оказалась милостива к нему и сохранила жизнь. И не просто сохранила жизнь, но и вдохнула уверенность, показала путь, который принадлежит ему. Путь военного. И пусть он обычный красноармеец… Хотя уже нет. Необычный. Он — снайпер. Не каждому дано развить данный от бога талант. В этой жизни, в этом времени, Мишке повезло.

Машина резко затормозила и встала.

— Следим за небом, Фефелов, Ребко и Тузиков — костры. Остальные следим за падением груза и запоминаем место падения.

Три бойца, захватив приготовленные дрова и баночки с горючим, разбежались по полю.

Зажжённый костровый треугольник являлся всего лишь примерным ориентиром. Выброшенные два тюка с самолёта на парашютах раскидало далеко друг от друга. У земли ветра не ощущалось, а в верхних слоях, видно, крутило хорошо. Костры были сразу затушены, а отряд на полуторке помчался к ближайшему грузу.

Особо искать не пришлось. Тюк упал недалеко от просёлочной дороги и оказался с продовольствием. Капитан распорол плотную мешковину ножом и принялся считать мешки и коробки, которые бойцы таскали в кузов машины. Мишка с Сударышкиным обозревали окрестности. Один в прицел винтовки, а другой в бинокль.

Полуторка загрузили с первыми лучами солнца. Второй тюк, с боеприпасами, пришлось искать долго. Почти часа три. Подъезжали к месту и шли пешком, прочёсывали квадрат за квадратом. Проезжали дальше и процесс повторялся.

Груз был достаточно объёмным и тяжёлым, чтобы его можно было не увидеть или пропустить следы падения. И всё же могли и не найти.

Тюк обнаружил Мишка, споткнувшись о корень старого дуба. Лес смешанный, наравне с берёзами, осинами, дубами, ольхой встречаются сосны и ели. Размытый водой овражек, густо зарос высокой травой и густым кустарником. На дне овражка слышался мелодичный звук родника.

Поднимаясь после падения, Мишка обратил внимание на свежую отметину и сорванную кору дуба. Остальная растительность не выказывала падение габаритного тела. Мишке показалось это странно, и он подполз на карачках к краю оврага.

Каково же было его удивление, когда взору предстал плоский высокий и широкий камень, стоящий вертикально под небольшим углом, а напротив него под стоящие деревья уходит провал, в темноте которого виднелась мешковина тюка. Да и мох, сорванный с камня, явно указывал на падение груза.

Как учил капитан, Мишка прокричал в лес установленный условный сигнал какой-то местной птички. Название как-то быстро вылетело из головы.

Ворохов похвалил за глазастость.

— Остаётесь втроём охранять, пока мы не вернёмся. Разгрузим полуторку и сразу к вам. Пананин старший, — быстро протараторил капитан и помчался к машине.

Мишка обвёл взглядом бойцов. Сударышкин рассматривал окрестности и улыбался, а красноармеец Фефелов, с чёрными глубоко посаженными глазами, и щеками, казавшимися надутыми, мрачно смотрел на новоиспечённого командира.

— Есть вопросы? — спросил Мишка, решив выяснить тяжёлый взгляд бойца.

— Позавчера так же троих оставили. Приехали, а им глотки перерезали…

Мишка врубился сразу.

— Либо диверсанты, либо уголовники?

— Мы так же подумали.

— Значит, делаем засаду. Фрол, подсадим тебя, заберёшься на сосну. Она удачно стоит между двумя берёзами. Думаю, что снизу видно не будет. Расположишься так, чтобы видеть все подступы к грузу. Фефелов, осторожно, не ломая кустов и, стараясь не приминать траву, спустись в овраг, в стороне отсюда. Вернёшься сюда по дну и тоже расположишься так, чтобы видеть место, где лежит груз. Я буду в начале оврага в кустарнике, что растёт по самому краю. Сидеть как мыши. Огонь не открывать, если, конечно, вас не обнаружат. Я начну стрелять, тогда присоединяйтесь к веселью. Всё ясно?

Бойцы синхронно кивнули.

— По местам, — изрёк Мишка, чувствуя себя командиром маленького отряда.

Мишка удачно расположился между корней разросшихся ив. Позиция была почти идеальной. Обзор хороший. Лёжка сухая, мягкая из толстого слоя листвы.

Два часа долгого ожидания. Мозг уже не слушался и норовил отключиться. Мишка обтирался водой из фляжки и осматривал округу в прицел. На какое-то мгновение сон взял верх над сознанием, и Мишка было отключился…

Чувство тревоги кольнуло где-то в районе сердца. Глаза распахнулись, мозг заработал, словно и не было сонного состояния.

Из леса вышли два человека в гражданской одежде, в сапогах. Брюки заправлены в голяшки сапог. На головах кепки. На плече по винтовке. Остановились у края оврага, прикурили, пошептались и стали осматриваться.

— Клиенты прибыли! — пробормотал Мишка, оглядывая гостей в прицел. — Вас должно быть больше. А вы, скорее всего — разведка.

Словно в подтверждение произнесённых слов, из леса вышло… двенадцать таких же вояк.

— Всего получается четырнадцать. Оружие не у всех. Двое, что впереди, с винтовками, ещё у троих винтовки, что идут позади группы. У высокого бугая на боку кобура с пистолетом. Пахан, похоже. А вот рядом с ним шустрый паренёк с ППШ. Больше оружия не видно, вроде. Идите своей дорогой. Не надо тут стоять. Нет здесь ничего.

Один из тех, что шёл впереди, провёл рукой по стволу дуба, у которого упал Мишка и попытался заглянуть вниз оврага.

— Нет уж, ребятки, так не договаривались, — буркнул Мишка, и винтовка привычно ударила в плечо.

Любопытный уголовник вместе с винтовкой полетел вниз. Остальные побежали в разные стороны. Пахан прикрывался, наверное, одной из своих шестёрок и отступал за деревья. Мишка держал его в поле зрения, пробив черепную коробку автоматчику. От выстрелов Сударышкина и Фефелова упали ещё двое бандитов. Мишка как на конвейере перезаряжал, прицеливался, стрелял. Пули всегда находили свою жертву. Через десять минут стрельба прекратилась. Уголовники могли уйти в лес, а могли спрятаться. Фефелов и Сударышкин не торопились показываться на глаза. Мишка в душе одобрительно им похлопал.

Шевеление в кустах, чья-то рука пытается достать винтовку, лежащую недалеко. Выстрел и хозяин руки матерно завопил.

Капитан с ребятами подоспел именно к этому воплю.

— Выходим с поднятыми руками, оружие на землю! Два раза повторять не собираюсь! Считаю до трёх! После трёх открываем огонь на поражение!

— Не стреляй начальник! Выходим! — долетел до Мишки мощный гудящий баритон.

Обладатель голоса, кто бы сомневался, был тот самый высокий детина.

Пистолет, а за ним и кобура упали перед капитаном. Два бойца мигом скрутили уголовнику руки.

В живых осталось всего пятеро. Один ранен в руку и у второго прострелена нога.

— Пананин, остаёшься на месте, продолжаешь отслеживать ситуацию. Если что, стреляй на поражение. Раненых связываем и пока оставляем на месте. Остальные нам помогут с погрузкой.

Мишка с улыбкой смотрел, каким недобрым взглядом одаривают зеки своих раненых товарищей. Погрузка боеприпасов затянулась на четыре часа с хвостиком. Время перевалило на вторую половину дня, живот напомнил о голоде.

Приехали в Могилёв, и капитан разрешил пообедать и отдохнуть до вечера. Мишка закидал внутрь себя кашу и завалился спать. Сударышкин всю дорогу, поехали в машине, пытался что-то рассказывать, восхищаясь стрельбой Мишки. И сейчас гудел над ухом, словно пчелиный рой. Только вот о чём вещал напарник, Мишка разобрать уже не мог. Он уснул до того, как голова коснулась подушки.

Выспаться не дали. Капитан растолкал Мишку.

— Пананин, комдив вызывает. Беги в штаб.

Мишка подорвался с кровати, натянул пилотку, схватил винтовку. В городе стоял грохот от постоянной канонады. Бои шли, похоже, на подступах к Могилёву.

В штабе на входе сидел Рыков. Он вяло взглянул на Мишку и отвернул голову в сторону. На втором этаже ординарец комдива спорил с каким-то лейтенантом, голова которого напоминала белый шар в свежих бинтах. Ординарец махнул рукой Мишке в сторону приоткрытой двери.

Генерал-майор сидел на стуле, обхватив голову руками. На стук сапог он обратил внимание на дверь, а затем на Мишку.

— Без доклада. Присаживайся напротив.

Мишка поставил винтовку к стене и присел за стол.

— Рано или поздно город будет занят врагом. И, сейчас я формирую отряд, который задержит немцев на улицах Могилёва, в то время как основные силы пойдут на прорыв. 16 июля враг занял Кричев и Смоленск, сегодня наши оставили Гомель. Кольцо вокруг нас сжимается. Силы тают, продовольствие на исходе, с боеприпасами плохо. В госпитале более четырёх тысяч раненых. Сейчас мы держим под городом немецкие армии, которые должны были идти на Москву, — усталый голос звучал тихо. Тёмные круги под красными воспалёнными глазами говорили о многом. — Я хочу, чтобы ты уничтожил как можно больше фашистов. Ты снайпер. Судя по рапортам — отличный снайпер. Я тебе дам лейтенанта в помощь… Твой напарник останется при тебе. Лейтенант местный. Знает здесь каждый камешек. Вот с ним и поработаете над сокращением живой силы врага. Слава! Зубова давай.

В комнату вошёл тот самый лейтенант с перебинтованной головой.

— Лейтенант, знакомься, лучший снайпер дивизии младший сержант Пананин. Номинально входит в твоё подчинение. Но свобода действий у него остаётся. Снайпер сам решает, откуда ему вести огонь. Ясно?

— Товарищ генерал-майор, отправьте меня обратно в мою роту. Что я буду как крыса по чердакам и кустам лазать…

— Лейтенант! — в голосе комдива прозвучали грозные нотки. — Думай, когда и с чем сравнения приводишь! Снайпер стоит целой роты. Он в одиночку может сделать бой. А чтобы он воевал ещё эффективней я и приставляю тебя к нему как местного, знающего всю округу. Чем больше он положит немцев, тем больше наших солдат выживет.

Комдив закурил и от волнения заходил по комнате взад-вперёд.

— Кстати, — он остановился боком к лейтенанту. — Твоего взвода больше нет. Разбили его.

Комдив сделал глубокую затяжку. Внимательно посмотрел на лейтенанта.

— Езжайте в Луполово. Думаю, что ни сегодня, так завтра немцы объявятся там. Возьмите патронов побольше. Давай, младший сержант, каждую пулю в цель, чтобы немцы видели, как погибают их сослуживцы, и боялись каждого шороха, каждого русского слова!

Когда вышли из штаба, лейтенант протянул руку.

— Иван. Иван Зубов.

— Михаил Пананин, — ответил Мишка, и пожал протянутую ладонь. — Товарищ лейтенант, разрешите в госпиталь забежать. Знакомый у меня там, выходили из окружения вместе. Повидать бы…

— Конечно. Я пока с машиной вопрос решу.

Дежурная медсестра ни за что не хотела пускать Мишку в палату.

— Отдыхают все. Разбудишь.

— Я не буду его будить, только посмотрю на него. Может, никогда не увидимся больше.

Медсестра сдалась. Вышедший на голос врач только кивнул и опять исчез за дверью. Все три этажа были забиты до отказа. Раненых действительно, оказалось много. Мишка шёл между ними за медсестрой и не понимал, куда денут их, когда дивизия пойдёт на прорыв? Неужели бросят? Но это кощунство. С другой стороны, раненые будут мешать и тогда прорыв может не удастся. Погибнут все. Чем-то придётся жертвовать…

Ерлан не спал. Увидев Мишку, он нисколько не удивился.

— Миша, не бросай меня здесь. Только помоги подняться. Я лучше с оружием в руках смерть приму, чем здесь, — горячо зашептал Ерлан.

— Как ты меня узнал? При лунном свете? Я вот тебя не сразу признал.

Ерлан хихикнул, немного неуклюже, походило больше на кашель.

— Сердцем, брат. Ходить мне, конечно, сложно, но обузой, обещаю, не стану.

— Отдыхай, набирайся сил. На прорыв пойдём, я тебя заберу, Мишка смотрел на Ерлана и внутри всё переворачивалось. — Обещаю!

К утру, они были в Луполово. Их разместили в каком-то сыром подвале, пахнущем плесенью и грибами. Здесь стояли плотно прижатые друг к другу кровати. Под грохот орудий и далёких взрывов пришёл сон…

Лена в венке из цветов улыбалась под солнечными лучами и тянула Мишке букет ромашек…

— Михаил, светает. Нам ещё к Гребенёво добираться.

Лейтенант растолкал и Сударышкина. Тот недовольно потянулся, зевнул.

— Товарищ Миша, а где бы и мне найти прицел, а лучше снайперскую винтовку?

— Что за товарищ Миша? — удивился лейтенант.

— Это вот товарищ историк выдумал. Я пытался его заставить обращаться правильно, но бесполезно. Да и какая разница?

До Гребенёво добраться не получилось. Уже было достаточно светло, но моросил дождь. Полуторка с боеприпасами, на которой они ехали, была обстреляна немецким десантом. Водитель погиб на месте. Лейтенант вывалился с пассажирского сиденья и скатился в кювет. Мишка с Сударышкиным при первых выстрелах прыгнули через борт двигающегося грузовика.

Полуторка свернула в кювет, уткнулась носом в землю и заглохла. Через некоторое время появились немцы. В маскировочной в зелёных разводах форме, с автоматами. Шли, контролируя пространство.

Мишка оглянулся назад. До леса сто метров. Немного, вот только добраться до него по ровному, как тарелка, полю, нереально.

Прицел выхватил офицера, который явно руководил десантниками. Винтовка лягнула в плечо. Мишка не глядя, попал или нет, уже перевёл оружие на следующего. Прежде, чем враг упал в траву, снайперские пули забрали двух камрадов.

Мишка сменил позицию и показал Сударышкину ползти к лесу. Сам в тоже время пытался ещё высмотреть и лейтенанта.

Над травой поднялась каска. Замер, выстрел. Рядом зашевелилась трава — выстрел. Смена позиции. Немцы, видно, не собирались здесь долго задерживаться и постарались прорваться через дорогу. Мишка патронов не жалел. Сударышкин не успел достичь леса и помогал огнём из своей винтовки. Лейтенанта было не видно и не слышно. Немцы обнаружили Сударышкина и весь огонь перенесли на него. Мишка оказался в стороне от десантной группы и видел их хорошо, несмотря на капающий мелкий дождик. Хорошо пристрелянная винтовка индивидуального заказа, сделанная в Германии для убийства русских, собирала кровавый урожай из представителей этой самой нации. Сколько солдат сразил Мишка, он не считал. Десант дрогнул и отступил, ушёл в другую сторону.

— Товарищ Миша! У вас кровь!

Мишка после слов напарника ощутил боль в районе виска.

— Всё-таки зацепили.

— Я перевяжу, — Сударышкин быстро достал бинт и наложил повязку.

Дождь постепенно усиливался.

— Надо лейтенанта найти, — Мишка решительно встал и чуть не упал, если бы не рука Сударышкина.

— Я найду, товарищ Миша. Вы лучше с винтовкой посидите, а то вдруг, кто раненый из этих лежит. Так вы его сразу с винтовки и облегчите страдания.

— Потом надо будет собрать оружие у убитых, — проговорил Мишка, раздумывая над словами напарника.

— Сделаем, товарищ Миша.

Хороший парень Сударышкин. Грязной работы не чуждается, говорит, что думает. Никакой лести, заискивания и тем более масок. Вот с такими и ходят в разведку.

Мишка отслеживал обстановку через прицел, но дождь усилился. Значит надо двигаться за Сударышкиным. Иначе не усидит врага, если он будет.

Лейтенант лежал без сознания бинт на голове пропитался грязной водой, кобура расстегнута, наган валялся рядом.

— Товарищ Миша, я и сам сделаю, — хотел было возмутиться Сударышкин, но Мишка приложил палец к губам.

Кто-то ползёт или показалось? При таком дожде может показаться всё, что угодно. Стоя, он медленно проворачивался вокруг оси и осматривал местность через прицел. Стоп. Назад. Справа от грузовика. Мишка сделал несколько осторожных шагов в ту сторону. Никого? Ещё немного ближе. Показалось? Что-то мелькнуло в траве.

— Хенде хох! — крикнул Мишка.

Из травы тут же поднялись обе руки. Мишка и Сударышкин зашли с разных сторон. Раненый в область груди немец лежал на спине.

— Ну и что ты бормочишь по-басурмански? Пришёл на нашу землю воевать, а язык не выучил, — заговорил Мишка, не обнаружив у немца оружия. — Свяжи ему руки покрепче и пойдём лейтенанта в чувство приведём.

Зубов с трудом сообразил, где он. Держась за голову и бедро, поднялся на ноги при помощи Сударышкина.

— Машину водить умеете? — спросил Мишка, и, не дожидаясь ответа, открыл водительскую дверцу.

Шофёр получил несколько пуль в грудь и голову. Осторожно стянул тело на землю. Найденной в кабине тряпкой затёр кровь на сиденье и руле. Сел. Пробежал глазами по панели. Начал пробовать заводить. Как ни странно, грузовик фыркнул и загудел. Теперь разобраться с управлением. Было понятно, что выбраться задним ходом, не получиться. Только вперёд. Полуторка дёрнулась и медленно поползла по скользкой траве. Хорошо, что в кузове находились боеприпасы, и задок не елозил. Мишка медленно двигался вдоль дороги. Как же выскочить наверх? Остановился, оглянулся на товарищей, которые собирали оружие. Прошёл дальше и обнаружил другую дорогу, которая пересекала нужную перпендикулярно. Повезло! Выехать на полевую дорогу не составило труда, а дальше немного пробуксовывая, выскочил на основную.

Погибший шофёр, пленный раненый немец и трофейное оружие отправились в кузов. Туда же запрыгнул Сударышкин. Лейтенант сел в кабину и бережно держал Мишкину винтовку, повесив на шею немецкий автомат. Всё-таки в машине что-то было повреждено. С первой передачи грузовик переключался только на задний ход и всё. Пришлось пилить до деревни Гребенёво на первой скорости. Все трое напряжённо поглядывали по сторонам. Лейтенант нервно кусал кончик бинта, свесившийся от повязки.

Добрались до полудня. Командир батальона НКВД майор госбезопасности Калугин пожал руки.

— Спасибо, ребятки, а то у нас тут совсем плохо с боеприпасами. Эх, ещё бы привезти.

— Там, в кузове, пленный. Десант…

— Ага! — майор сам запрыгнул на колесо и заглянул в кузов. — Молодцы!

Он свистнул в сторону и четыре бойца сгрузили немца и куда-то утащили.

— Половину заберём, а остальное надо в 747-й полк доставить. Вы же всё равно к ним направлялись? Шофёра снимем, похороним. Бывай, лейтенант, спасибо ещё раз за боеприпасы.

Разгруженный наполовину грузовик пошёл легче. В деревне их встретил ординарец комполка и проводил к подполковнику Щеглову.

— Спасибо за боеприпасы, вовремя. Скоро немцы перейдут в атаку. От полка не осталось уже и половины первоначального состава. Мешать вам не буду, выполняйте приказ. Чем больше уложите врагов, тем лучше.

Место выбрали на склоне холма в кустах ольшаника с ветвистым клёном, между деревней и линией окопов. Лейтенант забрал у Сударышкина бинокль.

Через несколько минут люфтваффе нанесла визит на позиции полка. На бледном лице лейтенанта играли желваки. Мишка стиснул зубы и прикусил до боли губу. Авиацию сменила артиллерия. Когда последний снаряд разорвался в район деревни, показались танки и цепи солдат в серой форме.

— Я отсюда не попаду, — вздохнул Сударышкин. — Без прицела плохо…

— Фрол, лезь на вершину холма и следи, чтобы нас не обошли сзади, — проговорил Мишка, не отрываясь от прицела. — А то положат всех и фамилию не спросят.

— Понял, товарищ Миша! — повеселел Сударышкин.

— Гранаты возьми.

— Серьёзные силы, — оценил ситуацию на поле Зубов. — Тяжко придётся.

— Товарищ лейтенант, увидите офицера или пулемётчика, подсказывайте. Будем множить на ноль.

— Множить на ноль? Интересное звучание, — улыбнулся Зубов. — Помножить бы их на ноль как можно больше!

Офицеров видно не было. Поэтому Мишка прореживал цепь. Вскоре немецкие пехотинцы стали сбиваться в кучки за танками или передвигаться перебежками. Немногочисленная артиллерия старалась выбить танки. Бойцы с бутылками с зажигательной смесью бесстрашно ползли по полю навстречу бронированным машинам и поджигали их. Круговерть боя увлекла. Лейтенант успевал набивать обоймы и следить за полем боя в бинокль. Мишка укладывал пулю за пулей в появляющиеся цели.

— Слева от горящего танка — офицер!

Мишка быстро выхватил в прицел указанного офицера и в момент, когда он разогнулся для движения вперёд, выстрелил. Тот замер на мгновение, ноги подкосились. Падал с разворотом тела на сто восемьдесят градусов, будто хотел напоследок обозреть поле боя. Немцы упорно лезли вперёд. За первой волной атакующих появилась вторая волна танков и пехоты. Удержать деревню не представлялось возможным.

Сударышкин свалился сверху.

— Обходят нас. Правый фланг прорвали. Уходить надо.

— Держаться надо, а не уходить.

— Лейтенант, в нашей гибели мало проку. А вот живыми мы им можем кровь попортить так, что мало не покажется.

Зубов оторвался от бинокля и внимательно посмотрел на Мишку.

— Я родом из Могилёва. Здесь моя земля. Здесь, под руинами дома лежат мои родители. Здесь полёг весь мой взвод. И я после этого уйду отсюда?

— А кто отомстит за них? Кто будет освобождать твой город от фашистской сволочи? Кто по-человечески захоронит своих родителей?

Лейтенант внезапно сник.

— Ты прав, Михаил. Надо выжить, чтобы отомстить.

Полк после многочасового боя начал отступление. Горстка добровольцев сдерживала наступление врага в самой деревне.

С большими потерями полк отошёл на железнодорожную станцию Луполово. Враг отстал недалеко и попытался с ходу занять станцию. Завязались кровопролитные бои. Лейтенант получил ранение в руку, но продолжал вести бой из трофейного автомата. Так получилось, что они оказались в первых рядах обороны. Хотя бои в условиях города непредсказуемы и где здесь первая линия обороны, а где вторая, непонятно.

Мишка со товарищи удерживали второй этаж кирпичного здания. Немцы с завидной настойчивостью пытались добраться до них. Ещё бы. Мишка держал под огнём почти всю станцию. Картину изменили танки. Они обстреляли здание и заставили защитников покинуть точку обороны. Мишка с трудом увернулся от огромного обломка, упавшего в сантиметрах от него.

Смерть дохнула в лицо и опять прошла мимо, обдав пылью, штукатуркой, гарью. Слюна стала тягучей вязкой, нос забило пылью. Мокрый от пота, Мишка с радостью отметил, что винтовка цела. Вот с патронами начиналась проблема. Не лучше дела состояли и у Сударышкина. Лейтенант сумел подобрать боеприпасы к своему МП у не совсем осторожных врагов. Надо отдать должное, что немцы подходили к штурму изобретательно и на дурью башку не лезли. Мишка сорвал с головы ставший совершенно чёрным бинт и перевязал левую ладонь, по которой чиркнул осколок от гранаты. Немецкие солдаты решили выкурить защитников при помощи гранат.

— Товарищ Миша, там стена завалилась и можно по ней спуститься вниз, — Сударышкин вовремя нашёл способ покинуть помещение.

Один за другим, обдирая ладони об острые края обвалившейся на улицу стены, скользнули вниз. Прикрываясь её остатками от пуль, пересекли улицу и направились к западу от станции в сторону Луполово. Мелкий холодный дождь противно затекал за шиворот, вызывая неприятные ощущения, заставляя зорче вглядываться в пространство. Обзор уменьшился, звук дождя скрывал шорохи. Шли к своим, а могли легко выйти на немцев. Но опять повезло. Попали к ребятам из 747-го стрелкового полка.

Начальник штаба полка Златоустовский улыбнулся, когда увидел Мишку с компанией. В Гребенёво он присутствовал, когда лейтенант докладывал о событиях в пути.

— Снайпер! Живой! Молодец! Я смотрю вымокшие, потрёпанные, но все трое в целости и сохранности!

— В целости да, а вот шкурку нам попортили, — улыбнулся Мишка.

— Я собираю отряд для атаки на деревню Сидоровичи. Надо отвлечь внимание немцев. Пойдёте со мной?

Мишка помрачнел.

— В Могилёв, как я понимаю, мы уже не вернёмся?

— Скорее всего, — согласился Златоустовский. — Что-то очень важное?

— Друг раненый, в госпитале, я обещал ему, что вернусь, и на прорыв пойдём вместе.

— Веская причина, — расстроился майор. — Снайпер там очень как нужен!

Златоустовский присел в углу комнаты и прищурился.

— Мотоцикл водить умеешь?

— Умею.

— Тогда бери мотоцикл и гони в госпиталь. Мост через Днепр наш. Парень ты удачливый. Думаю, проскочишь. Мы атакуем по темноте. Комдива предупредишь об атаке. Скажешь: всё по плану. Если гранат дадут — бери!

— Я его одного не отпущу! — выступил вперёд Сударышкин. — Куда он без меня?

— Добро. А ты лейтенант располагайся. В соседней комнате можешь отдохнуть. Немцы на сегодня выдохлись. Больше не полезут.

Мотоцикл, повидавший виды, бежал бодро и управлялся довольно легко. Маневрировать приходилось постоянно. Битый кирпич и разбитый бетон, сгоревшие автомобили и поваленные столбы. Кое-где лежали тела погибших при обстреле. Возвращаться необходимо посветлу. Иначе в темноте можно и рёбра сломать и голову потерять.

Могилёв показался уставшим от долгой осады городом. Дома словно осели, лишившись верхних этажей, а непрекращающийся дождь наводил тоску и уныние. Гражданских лиц на улицах практически не было. Красноармейцев, в принципе тоже было не так много. Мишка приблизительно помнил маршрут проезда до улицы Менжинского, где располагался штаб дивизии. И когда оставалось повернуть на соседнюю улицу, их остановили двое с винтовками в полувоенной одежде с красными повязками на рукавах.

Мишка толкнул в плечо, сидящего в люльке Сударышкина, и указал на расстегнутую кобуру с наганом. Ответом стал кивок головы. Милиция боролась в городе с мародёрами и диверсантами, но сейчас Мишка ощутил какую-то неправильность в патруле. Оба с винтовками в руках и, конечно, готовы стрелять. Вот один поднимает руку, показывая, что необходимо остановиться. Второй делает несколько шагов назад. И не факт, что их двое.

Мишка остановил мотоцикл не доезжая до «патруля» метра три.

— Проверка документов! Глуши мотор! — прокричал крепко сбитый невысокого роста патрульный, делая несколько шагов навстречу, но так, чтобы не оказаться на линии огня своего товарища.

Мишка потянул из кармана гимнастёрки документы, аккуратно обёрнутые тряпицей.

— И что, под дождём проверять будешь? — спросил он подошедшего невысокого патрульного. — Буквы расплывутся, потом не разберёшь, что написано.

— Тебе сказали предъявить? Так вот и предъявляй!

Мишка, словно невзначай, зацепился рукой за сиденье, и тряпица с документами упала между мотоциклом и люлькой.

— Какой ты ненормальный, — покачал головой патрульный.

Мишка нагнулся за документами, и в мозгу пронзило слово: «ненормальный». Русский так не скажет, прилагая к данной ситуации. Прибалтийцы? Нет, не похожи. А вот выправка у них военная и сапоги немецкие. Диверсанты? А вот теперь невысокий закрыл собой напарника. Мишка резко развернулся, нож прыгнул в руку. Патрульный не успел ничего сделать, как остриё ножа упёрлось в горло.

— Оружие бросайте, — заговорил Сударышкин, а то командир начнёт нервничать и порежет вас на ремни.

Фрол собрал винтовки. «Патрульных» оттеснили к стене ближайшего дома.

— Кто такие? И что вам от нас надо? — начал Мишка и сразу оборвал попытку одного из пленных «качать права». — Почувствую ложь — стреляю без предупреждения.

Оказалось всё просто. Эти два бойца дезертировали из армии в начале июля и промышляли мародёрством. Им было необходимо транспортное средство. Баул с награбленным весил прилично, и донести его им оказалось не под силу. К тому же можно нарваться и на настоящий патруль.

Пришлось повозиться и доставить мародёров к штабу. Оружие дезертиров сдали дежурному. Бойцы НКВД долго не разговаривали. Поставили мародёров и дезертиров к стенке и спустили курки…

Романов выглядел ещё более уставшим. Принял рапорт Златоустовского и пожелал удачи.

Ерлан, увидев Мишку, засветился, на бледном лице нарисовалась улыбка. Раненые поворачивали в сторону Мишки и Сударышкина головы, словно предчувствуя что-то нехорошее.

Один из докторов покачал головой, когда узнал, зачем прибыли два бойца, но принёс документы и свёрнутую форму Ерлана. Попросил следить за повязкой.

— Лекарств не осталось. Бинты застираны. Раненых каждый день привозят.

Мишка выслушал словоизлияния молча, подхватил Ерлана вместе с Сударышкиным и, лавируя между плотно наставленных кроватей, вышли к мотоциклу, оставленному под присмотром одного из раненых.

— Может, и меня возьмёте? Я на люльке сверху сяду. Веса во мне, сами видите, никакого почти.

Мишка осмотрел бойца. Лет тридцать, седой, голова перевязана. Выцветшие глаза смотрят с надеждой.

— Беги до главврача. Подождём. Только быстрее, а темнеть начинает, а нам засветло надо добраться до Луполово.

Раненый обрадовался и помчался в здание госпиталя.

— Будем ждать? — спросил Сударышкин, располагая винтовку Мишки в коляске так, чтобы она не мешала Ерлану. Его винтовка висела за спиной.

Мишка вынул наган и подал Ерлану.

— В пути всякое может случиться. Держи.

Дождь, то усиливался, то ослабевал. Тёмное небо не предвещало ничего хорошего.

Боец прибежал по форме с вещмешком. Улыбка не сходила с его губ. Он притащил с собой, которым укрыл Ерлана.

— Немецкий, — ответил он на молчаливый вопрос Мишки. — Взят в бою. Тем более пригодился. Не следует мочить рану.

— Зовут тебя как?

— Семёном, — растянул губы в новой улыбке боец.

— Фрол, отдай на время ему свой наган.

— Поехали, — сказал Мишка больше для себя, чем для других.

Мотор завёлся сразу. Последний взгляд на госпиталь, штаб в бывшей школе, улицу, разрушенные дома. Словно хотел всё это запомнить. Мотнул головой и направил мотоцикл к южному выезду из города.

На выезде проверили документы, пожелали удачно добраться. В Луполово на одной из улиц их обстреляли. Обошлось. Никого не зацепило.

— Быстро обернулся, молодец! — майор встретил их недалеко от здания штаба. — Ковалевич! Надоело в госпитале прохлаждаться?

Боец с улыбкой пожал протянутую руку.

— Товарищ майор, как я могу лежать на кровати, когда мои друзья сражаются.

— Так оно так, — стал серьёзным майор. — Получай оружие, скоро выступаем. А тебе боец, наверное, тяжело будет с винтовкой. Держи револьвер.

Майор вынул из кармана бриджей потёртый пистолет.

— С гранатами никак?

— Гранат нет.

Мотоцикл принял у Мишки лопоухий боец. Ерлан с трудом, но всё же мог передвигаться самостоятельно.

Ночная темнота окутала окрестности. Отряд в полной боевой готовности выступил на Слободку и Сидоровичи. В состав отряда вошли бойцы и командиры 747-го стрелкового полка, курсанты полковой школы и полковая артиллерийская батарея капитана Трофимова. Слободку и Сидоровичи атаковали сходу. Сонные немецкие солдаты такой прыти от окружённых частей Красной армии не ожидали. Бой длился недолго. Сдавшихся в плен расстреляли, убитых стаскали в воронку и присыпали землёй. Окопы, вырытые раньше при обороне селений, пригодились и сейчас.

Два пулемёта своих и захваченный в бою трофей. Три противотанковых оружия. Некоторые бойцы сменили «мосинку» на немецкую винтовку «Маузер». К ним патронов было достаточно.

Отряд занял круговую оборону. Лейтенант принял командование одним из флангов, Ковалевич оказался пулемётчиком и получил в своё распоряжение немецкий МГ. Мишка с Сударышкиным расположились с южной стороны деревни, сразу за окопами.

Утро принесло с собой свист мин и грохот разрывов. Мишка сидел в окопе, с каской на голове и в который уже раз предавался воспоминаниям. Сравнивал себя с тем, каким он был и каким стал. Вспоминал родителей и Лену. Удивительней всего было ощущение, что он среди предков свой. Они доверяют ему, он им. И каждый старается сдержать данное слово. Вот он обещал Ерлану, что заберёт из госпиталя, и сдержал слово. А ведь там, в будущем, он легко своё слово бы нарушил…

Неожиданно вспомнилось, как он поддерживал мальчика Колю из Уренгоя, который выступил в Германии, сказав, что немецкие солдаты не хотели воевать, их заставили. И Сталин варвар, палач, сгноил ни в чём неповинных солдат в своих страшных лагерях.

Усмехнулся. Сам недавно убеждал Сударышкина, что если не он их, то они его убьют.

Изменился Мишка до неузнаваемости. На многие вещи стал смотреть совершенно иным взглядом. Повзрослел. Улетучилась детскость в суждениях. Взвешивал слова, прежде, чем что-то сказать. Поменялась манера общения. Из простой, ничего не значащей «болтушки» будущего, общение переросло в полезные разговоры. Исчезли как из лексикона сами собой многие слова паразиты, так распространённые в молодёжной среде будущего. И самое главное в жизни появилась цель. Раньше Мишка искусственно придумывал себе цель и шёл к ней. Часто это касалось компьютерных игр. Теперь появилась настоящая цель — уничтожить врага! Отомстить за погибших…

— Три танка и пехота, офицер за средним танком прячется, — Сударышкин, вернувший себе бинокль, отслеживал обстановку предстоящего боя. — За танками тянутся два бронетранспортёра.

Мишка протёр прицел, облокотился о бруствер и внимательно осмотрел порядки наступающего врага. Ветерок слабенький. Сильно мешал дождь. Грязь липла к сапогам, к одежде, вызывая дискомфорт.

На дне окопа, укутавшись в плащ, сидел Ерлан, и набивал обоймы патронами. Специально для снайпера выделили нераспечатанный цинк.

Мишка вытер лицо ладошкой, прильнул к прицелу. Офицер, призывал своих солдат смелее идти в бой, активно махая руками. Выдох, плавный спуск, винтовка бьет в плечо. Руками уже никто не размахивает. Переводим стрельбу на «Ганомаги». Пулемётчик строчит по позициям отряда, словно шьёт на швейной машинке. Получай отверстие в голове для третьего глаза. Место убитого пустовало недолго. Впрочем, пострелять ему тоже долго не довелось. Ишь, какой прыткий немец. Прыгает через препятствия, словно скаковая лошадь. Держи пулю в полёте. Солдата развернуло на лету и он упал на бок, неестественно вывернув голову. Пулемётчика со второго бронетранспортёра не видно из-за дождя. Далековато. Два танка уже горят. Поползли назад. Пехота, пригибаясь и прячась за танками, поспешно отходит. Первая атака отбита.

Мишка подмигнул Ерлану, тот с улыбкой протянул ему обойму с патронами. Сударышкин с удивлением осматривал свою винтовку. Пуля чиркнула по деревянной части у ствола, отщепив маленькую щепу.

— Так, ребятки, меняем позицию. На всякий случай. Бережёного бог бережёт.

— Товарищ Миша, вот вы комсомолец, а постоянно поминаете бога.

— И что здесь плохого? — усмехнулся Мишка.

— Комсомольцы — атеисты!

— На словах может и так, но в душе… Ложись!

Мишка повалился на дно окопа, подминая под себя Сударышкина и Ерлана. Свистящий звук мин перерос в серию хлопков рядом с бруствером.

— За мной, на карачках! — крикнул Мишка, схватил винтовку, и быстро перебирая конечностями, можно сказать, помчался прочь от этого места.

Очередная порция мина легла чуть дальше окопа. А затем место, где они только что сидели, было буквально перепахано.

— Засекли нас фрицы, — проворчал Мишка, отряхивая комья мокрой глины с коленей.

— Наблюдатель где-то на нейтралке сидит, — ответил Ерлан.

Перепачканное глиной лицо рассмешило Мишку и немного сняло напряжение.

Сударышкин протянул Ерлану фляжку с водой, а сам высунулся из окопа с биноклем в руках.

— Танков уже целый десяток! И главное направление у них, похоже, наше.

Мишка через прицел видел, что половина танков идёт целенаправленно в их сторону.

— Фрол беги за бутылками со смесью. Я так понимаю, будем жечь пионерские костры.

Дождь немного ослабел. Промокший до нитки Мишка грелся выбросом адреналина. Для него не существовало сейчас ничего. Только враг! Враг, которого необходимо уничтожить!

Погода сегодня не лётная, немцам приходится обходиться артиллерией и миномётами. Сколько тонн смертельного металла обрушилось на позиции отряда — не сосчитать. Мишка с тревогой поглядывал в сторону деревни с надеждой, что Сударышкин из этого кошмара выйдет невредимым.

Стоило закончиться артподготовке, противник ринулся в атаку. Танков в этот раз насчитывалось около двадцати.

— Зауважали нас немцы, а Ерлан? Силу какую бросили против отряда! — Мишка, сам не зная почему, веселился.

Сударышкин еле дотащил брезентовую сумку с бутылками с зажигательной смесью.

— Снаряд разорвался недалеко. Я сразу на сумку с бутылками собой прикрыл. Думаю, попадёт осколок в бутылки и танки жечь нечем будет…

— Осколком могло ведь тогда тебя ранить или убить. Кто их тогда бы донёс? — прервал трёп напарника Мишка.

Сударышкин удивлённо взглянул на него, будто осмысляя сказанное. Потом ненадолго завис и с шумом выдохнул.

— Я как-то о себе не подумал…

— Ерлан, выкопай нишу под бутылки, спрячем от шальных осколков и пуль, — проронил Мишка и начал разглядывать в прицел новую цепь из серых фигурок противника. — Фрол, пожалуйста, найди мне этого чёртова наблюдателя. Иначе накроют минами и мало не покажется!

Танки с чёрными крестами всё ближе и ближе. Страха у Мишки нет. Удивительно. Не мог же он привыкнуть к войне настолько, что страх погибнуть испарился? Чувство опасности молчало. В прицел винтовки вбежал немец. Выстрел, отдача в плечо, а в прицеле уже новый клиент.

Позицию пришлось менять часто. Два-три выстрела. Похоже, наблюдатель следил за ними и передавал координаты миномётной батарее. И сидел он где-то рядом…

Сударышкин до рези в глазах вглядывался в каждую кочку, в каждый небольшой кустик и нервничал.

— Фрол, присмотрись к танку, что слева от нас. Может он туда забрался?

В это время перед окопом вырос взрыв от танкового снаряда, на мгновение выключив из боя Мишку. На зубах скрипела земля, в голове шумело от близкого разрыва.

Отряхнувшись, увидел встающего Сударышкина и раскапывающегося Ерлана, а потом танк… С металлическим скрежетом гусениц, пушкой с чёрным ужасным жерлом и стреляющим почти беспрестанно пулемётом. Он шёл прямо на них и расстояние немногим ста метров. Видно, за дымом и дождём ему удалось проскочить к окопам так близко.

— Ерлан, присмотри за моей красавицей, — Мишка сунул винтовку в руки друга. — Фрол, за первым танком ещё один. Он твой. Куда кидать знаешь?

— Так это, главное, по танку попасть, — опешил тот.

— По танку попасть, — передразнил Мишка, не сводя глаз с надвигающегося танка. — У горлышка тёрка, воспламенишь и кидаешь на решетку воздухозаборника моторного отделения — тогда горящий бензин протечёт в двигатель, вызовет пожар внутри танка и детонацию боекомплекта. Понял?

— Понял, товарищ Миша, — облизнул губы Сударышкин.

Мишка уже не слышал последней фразы, выскочив навстречу тяжёлой бронированной машине. Обогнув воронку по самому краю, не сводя взгляда с корпуса танка, по-пластунски приближался всё ближе и ближе. Танк, вдруг, резко отвернул от Мишки, провернувшись на одной гусенице и подставив борт. Лучшего момента для броска выбрать сложно. Чиркнул тёркой, кивнул головой, что устройство сработало и, приподнявшись на колено, швырнул бутылку позади башни. Воспламенилась сразу. Небольшой огонь постепенно разгорался, а потом вспыхнул ярким пламенем. Мишка упал в траву и достал наган. Люк механика-водителя откинулся, появилась непокрытая белёсая голова. Выстрел. Из люка остались торчать рука и голова. Верхний люк приоткрылся, из него повалил чёрный дым, но наверх никто не вылез.

Слева, укрываясь в складках местности, полз Сударышкин. Весь его вид говорил о том, что он боится. Расстояние медленно сокращалось. Мишка в этот момент не слышал и не видел никого и ничего. Танк в десяти метрах. Сударышкин замер. Семь, пять метров… Танк чуть отклонился в сторону, остановился и выстрелил куда-то в сторону деревни, где стояла артиллерийская батарея. В этот момент бутылка разбилась за башней танка.

— Гори! Ну, гори, кому говорят! — закричал Мишка, с силой сжимая кулаки.

Звуки боя вернулись, когда появились языки пламени на броне танка. Через несколько секунд чудовищный взрыв сорвал башню и отбросил в сторону наступающей немецкой пехоты. Уши вновь заложило. Под Мишкой вздрогнула земля. В ноздри ударил острый запах гари, масла, тола…

Спустя несколько минут в уши ворвался рёв моторов, лязг гусениц, грохот разрывов и вся какофония боя.

Мишка опешил от такого количества звуков, завертел головой. Сударышкин лежал в траве, и видно было только часть его тела. Сердце в груди сжалось. Немецкая пехота до окопов не дошла и в этот раз. Мишка в пределах видимости сосчитал пять застывших на месте танков. Три из них чадили, выпуская в небо едкий чёрный с желтизной дым.

Мишка пополз к Сударышкину. В одной руке наган, в другой свалившаяся с головы каска.

— Жив? Нет? — Мишка перевернул тяжёлое тело.

На первый взгляд руки, ноги целы, крови не видно. Глаза приоткрылись, на чумазом лице нарисовалась улыбка.

— Товарищ Миша!

— Ранен? — встревожено спросил Мишка.

Сударышкин поднял руку и размазал копоть ещё больше. Только сейчас Мишка обратил внимание, что дождь продолжает идти, а они лежат в луже, промокшие насквозь.

Над бруствером Ерлан со снайперской винтовкой мокрый и грязный с напряжением смотрел, как Мишка помогает Сударышкину доползти до окопа.

— Думаю, немцы перегруппируются и опять пойдут в атаку, — буркнул Мишка, вытирая грязные руки о штаны.

— Они уже идут, — буркнул Ерлан.

— Оклемался, Фрол? — Мишка плеснул в лицо из фляжки.

— Товарищ Миша, я в порядке, — отмахнулся он.

Начавшаяся было вражеская атака, остановилась. Немцы, видно, решили переждать непогоду. Поняли, что без люфтваффе, взять деревню проблематично. Дождь не прекращался ни на минуту. На дне окопа собралась вода Глина, смешанная с землёй превратилась в чавкающую грязь.

Наступила относительная тишина. Накрывшись сверху плащом, присев на корточки, открыли банки с тушёнкой. Война войной, как говорится. Разогреть вот только негде. Не на чадящем же костре танка? Жевали вприкуску с сухарями, и каждый думал, что ждёт их в ближайшее время. Какая судьба уготована.

До самого вечера противник не беспокоил порядки отряда. Дал возможность немного привести в порядок окопы, снаряжение, обмундирование, оружие. Произвести ротацию. На ночь набились в землянке довольно плотно, но кто говорил об удобствах, когда снаружи дождь и сыро, а внутри какая-никакая, а буржуйка топится. Тепло, неважно, что воздух тяжёлый, за то сверху не капает.

Ночью дождь прекратился. И только развиднелось над деревней прошли две пары немецких истребителей. За ними, выстроившись клином, пожаловали бомбардировщики. Казалось, земля перевернулась. Мишка лежал на дне сырого окопа, прикрывая телом снайперскую винтовку. Его мысли скакали с одного на другое. Взрывы звучали вдалеке, перед глазами появлялись карие смешливые, но повидавшие смерть, глаза Лены. Стоит бобам разорваться близко, мысли перескакивали на предстоящее сражение.

Немцы педантично использовали возможности нанести урон врагу с наименьшими для себя потерями. Улетели самолёты, ударили артиллеристы. Перепаханная бомбами земля вздрогнула от разрывов снарядов. В таком аду выжить, казалось, невозможно, но стихли орудия, в поле заревели танки, в атаку пошла пехота, и окопы ожили. Застрочил пулемёт, забахали винтовки, со стороны деревни послышался выстрел из артиллерийского орудия. Уцелел, значит ещё кто-то на батарее.

Мишка мысли улетели, как только он поймал в прицел врага. Дальше задача одна — ты их, а не они тебя. Рядом бухали винтовки Ерлана и Сударышкина. Шесть танков ползли, лязгая гусеницами и четыре бронетранспортёра. В тылу, со стороны дороги Прибережье — Сидоровичи, разгорался жестокий бой.

— В клещи берут, — подумал Мишка, поймав в прицел пулемётчика с «Ганомага».

— Прикрой, — крикнул Сударышкин, перекатываясь через бруствер.

Мишка сместил прицел в его сторону. Лёгкий немецкий танк ловко объезжая воронки, летел к окопам. Сударышкин, сжимая бутылку с зажигательной смесью, полз ему навстречу. В немного несуразных движениях не ощущалось того страха, что исходил от него в первый раз, когда он полз поджигать танк. Бросок оказался успешным. Танк проскочил к окопам уже с пламенем. Встал у всех на виду. Танкисты попали под перекрёстный огонь и погибли. Сударышкин, метнув бутылку, нырнул в ближайшую воронку и теперь улыбался Мишке во все тридцать два зуба.

Бой продолжался. Половина танков не двигалось. Один из «Ганомагов» замер, задрав вверх зад, и уткнувшись носом в воронку. Пехота приближалась перебежками. Мишка отправлял на тот свет фигурки в серой форме, совершенно не думая о том, что они живые люди. Враг есть враг. Но их было слишком много. Патроны таяли, как и обороняющиеся. Командир отряда майор Златоустовский — ранен. Артиллерийской батареи больше нет. Бутылки с зажигательной смесью на вес золота.

— Держаться бойцы! Ещё немного надо продержаться! — командир полка подполковник Щеглов прошёлся по окопу и подбодрил красноармейцев.

Комполка сопровождал политрук. Их появление вселило воодушевление. Немецким солдатам всё-таки удалось ворваться в окопы с правого фланга, подавив пулемёт. Там вовсю шла рукопашная схватка.

Мишка отложил в сторону винтовку. Вынул наган и нож. Первого врага пристрелил, второго проткнул в живот. Третий сшиб с ног, подминая под себя. Помог Сударышкин, опустив приклад винтовки на голову врага. Не помогла и каска. Мишка чиркнул ножом в районе горла, не успев отвернуться от горячей струи крови, и встретил следующего камрада.

Время будто остановилось, засмотревшись на озверевших от крови и смерти солдат. Враг не выдержал. Рукопашная схватка обернулась для них кошмаром. Грязные, вымазанные в крови чужой и своей, в разорванных гимнастёрках, вооружённые всем, что попало по руку, они не знали пощады и бились до последнего вздоха.

Стоило откатиться волне пехоты от переднего края позиций отряда, как люфтваффе принялась утюжить расположение обороняющихся.

Мишка, Сударышкин, Ерлан и ещё двое бойцов из курсантской полковой школы оказались в землянке. Один из курсантов ранен в правое плечо, у другого перебита кость ноги ниже колена.

— Отвоевался я, — ныл курсант, — без ноги мне не уйти. Болит мочи нет.

Мишка при свете керосинки присел рядом, посмотрел в молодое веснушчатое лицо. Потрогал ногу, осторожно стянул сапог, размотал портянку и обрезал штанину до колена.

— Кость перебита. Хорошо, что осколком чиркнуло, как бритвой. Кусок мяса вырвало. Но это наживное. Будет кость — мясо нарастёт. Фрол, найди какую-нибудь палку, а лучше две. Привяжем к ране вместо шины. Постараюсь сложить кости. Ерлан подай моток верёвки. В углу валяется.

Мишка ножом откромсал два небольших куска, один сложил вчетверо, а вторым крепко перетянул ногу выше колена. Сударышкин притащил две коротких жердины.

— Сожми зубами, — Мишка воткнул в рот курсанту, сложенную вчетверо верёвку. — Будет больно. Терпи казак, атаманом будешь.

Складывать кости никогда ещё не приходилось, но тут другого выхода не было. Руки тряслись от напряжения или от нервов, а может от грохота разрывов бомб, но сейчас важнее всего правильно сложить кость.

— Так, мужики. Аккуратно взяли парня и перенесли на стол. Хорошо. Я состыкую кость, а вы приложите с двух сторон ноги палки. Вот так, — Мишка показал, как надо сделать. — Ерлан, давай сматывай с себя старый бинт. Используем его здесь для скрепления с палками. Спирт есть у кого?

— Держите, товарищ Миша, — протянул фляжку Сударышкин.

Мишка вспомнил несуразные действия бойца при поджоге танка. Принял на грудь и полез жечь.

— Бинты. Сколько у нас пакетов?

Кроме Мишкиного бинта, набралось ещё два индивидуальных пакета.

— Думаю, хватит. Ерлану перевязать грудь, этому ногу, и тому плечо.

От действия спирта на открытую рану, курсант дёрнулся, замычал, выгнулся всем телом. Сударышкин навалился на него, прижал к столу. Сдавив одной рукой колено, второй сложил кости вместе. Ерлан аккуратно наложил бинт на кровоточащую рану.

— Хорошо, хорошо. Теперь приматываем палки. Потерпи, дорогой. Чуток осталось. Использованным бинтом прихватывай. Хорошо. Теперь давайте остатками верёвки заматывайте палки с ногой. Теперь кость зафиксирована.

Мишка вытер пот со лба.

— Иди боец, теперь тебя обработаем, — взгляд второго курсанта выражал испуганную маленькую собачонку. — Иди, мать твою!

С осторожностью стянув гимнастёрку, осмотрел рану. Пулевая. Скорее всего, волокна ткани остались внутри.

— Сядь, а то при падении голову проломишь, — проговорил Мишка, протерев спиртом пальцы.

— Фрол, держи-ка его, а то не ровен час, получу по мордам за доброе дело.

Парень дёрнулся от того, что палец Мишки с кусочком бинта, оказались внутри раны. Потом закричал благим матом.

Вычистив рану, полил спиртом и наложил бинт. Парень чуть сознание не потерял, смотрел на Мишку отрешённо, отходя от жуткой боли.

Рана Ерлана не кровоточила, но Мишка хорошо стянул грудь друга тугой бинтовой повязкой.

Авиация продолжала уничтожать порядки отряда.

Мишка сел в углу, принялся чистить винтовку. Люфтваффе, как всегда сменила артиллерия. Затем опять послышался вой авиабомб. В какой-то момент Мишка ощутил тревогу, но полностью осознать вспыхнувшее чувство не успел.

Ужасный взрыв потряс землянку, посыпалась земля, погас свет, и наступила тишина…

Мишка очнулся от горячего шёпота прямо в ухо.

— Товарищ Миша, вы живы? Товарищ Миша, очнитесь, пожалуйста!

— Фрол, что случилось? — Мишка ощутил боль в затылке.

— Бомба попала в землянку или рядом. Завалило нас. Заживо похоронили.

— Погоди, не трындычи, — оборвал причитания Сударышкина Мишка.

С трудом принял сидячую позу. Потёр затылок. Здоровенная шишка. Приложило чем-то тяжёлым.

— Керосинку зажги, если она уцелела. На полке за столом стояла.

Сударышкин чертыхнулся, что-то уронил. Через несколько секунд тусклый свет разлился по землянке. С потолка свисали брёвна. Кругом запорошено землёй.

— Фрол, ребят проверь, — затылок невыносимо ломило.

— Живы, — отозвался Сударышкин.

— Командир, тишина какая! Слышишь?

— Ушли, похоже, наши.

— Нас бросили! — зло выпалил второй курсант.

— Кто знал, что мы выжили? Никто. Может никого и в живых не осталось.

Все затихли. Слова прозвучали мощнее разрыва артиллерийского снаряда.

— Снаружи не доносится ни одного звука.

— Ночь или…

Опять все затихли.

— Чего приуныли, бойцы? — Мишка дошёл до выхода из землянки. — Завалило, конечно, но выбраться можно. Поработаем?

Двери выломали быстро, а вот копать пришлось касками. Землю откидывали в угол землянки. Работали вчетвером, раненый в ногу, участия не принимал. Звали его Николаем, родом из Симферополя. Раненого в плечо — Иваном, с Киева.

Откопались. Свежий ветерок остудил разгорячённые работой тела. Мишка вылез наружу, держа наготове наган.

На востоке занималась утренняя заря. Где-то там слышались отдалённые разрывы.

— Фрол! Бинокль цел?

— Цел, товарищ Миша!

В бинокль деревня казалась тёмной, разглядеть что-либо оказалось невозможным.

— Чуть рассветёт, осмотримся. Собираем патроны, продовольствие, гранаты, бутылки со смесью. Берём всё, что понадобится.

— По вещмешкам не полезу, — отозвался Иван. — Я что мародёр какой-то?

— Тогда враг народа, — жёстко ответил Мишка.

— Это почему я враг народа? Я комсомолец! Отец — коммунист! Ответственный работник партии!

— Враг, потому как оставляешь продовольствие противнику. Значит, кормишь его. Они не побрезгуют сунуть в твой сидор и взять то, что им необходимо. Или ты считаешь, что ты правильный, а мы мародёры, которым только и снится, как карман свой набить?

Иван опешил от такой тирады и опустился пятой точкой на землю.

— Вы все теперь под моей командой и выполнять будете то, что я прикажу. Сразу говорю, что все вы мне нужны живыми. Будем выходить из окружения самостоятельно. Раз так получилось. Николаю, Фрол, придумай носилки или волокуши. Не получится, будем помогать прыгать.

Мишка проверил нож, дозарядил наган, очистил от земли винтовку.

— Мужики, дайте закурить! — просительно промычал Николай.

Получилось, что курит только он, остальные, как ни странно, оказались не курящими.

— Значит, и табак, если попадётся, забираем.

Мишка открыл свой вещмешок. Банки с тушёнкой, сухари, котелок, запас патронов, портянки, немецкая бритва, к которой Мишка уже привык. Он вспомнил, сколько у него всего уже было и ушло, как и пришло. Пытался накопить, а каждый раз всё накопленное терял. Надеюсь, Лена куклу тогда взяла на память. В лесу остался схрон с оружием. Мотоцикл где-то стоит в овраге.

Он усмехнулся. Раньше, в далёком будущем, он с трудом мог отличать один день от другого. Жизнь казалась одинаковой. Вспомнить, кроме пьянок с «друзьями», ничего нельзя было. А сейчас за один только месяц с ним столько событий произошло, что спокойно хватит на всю оставшуюся жизнь.

Чуть посветлело, бойцы, соблюдая осторожность, прошли по окопам и землянкам. Живых никого не было, но и говорить о том, что все погибли, преждевременно. Гранат не нашли, всего две бутылки со смесью, патронов тоже немного, курево и продовольствие собрали. Мишка попросил у убитых документы собрать, если они есть. В итоге на его плече висел планшет артиллериста, в котором поместилось двадцать с лишним красноармейских книжек и два командирских удостоверения.

— Что мы имеем, — Мишка оглядел арсенал. — Два автомата ППШ, снайперка, винтовка, три нагана. Хорошо. Жаль, что немцы своих уже собрали. Продовольствием на первые дня три обеспечены, но это при условии, что не встретим по пути таких же скитальцев, как и мы. С патронами туговато, но пока терпимо. С обмундированием беда. Поизносились мы в боях.

— Слушай, командир, какое обмундирование? Хватит из себя военачальника строить…

— Курсант Зеленко, отставить разговоры! — жёсткий ледяной тон охладил пыл Ивана. — Выйдем к своим, там можешь писать на меня рапорт, а пока полностью и беспрекословно ты подчиняешься мне. Ясно?

— Ясно, товарищ младший сержант! — вытянулся курсант.

— Это всех касается. Разбираем вещмешки и оружие. Идём в сторону Поддубье, на восток. Я в авангарде. Зеленко и Сударышкин помогают идти Николаю. Ерлан замыкающий. Сейчас, главное, незаметно добраться до леса.

Раненый в ногу курсант всё-таки очень сильно тормозил движение группы. Мишка, Сударышкин и Зеленко несколько раз менялись местами. Невысокий темп и незнание окружающей обстановки позволили пройти от места боя около десяти километров.

Уставшие они свалились на небольшой полянке в лесу. Ерлан вызвался охранять лагерь, как наименее уставший из всех. Пожевали сухари с водой из фляжек. Сударышкин вырезал раненому костыль с рогатиной сверху.

Мишка прилёг под берёзу и достал карту артиллериста. Ещё немного и карта закончится. Плохо. Идти наугад не хотелось. Может попробовать совершить налёт на какую-нибудь машину, желательно легковую. Вот только охрана там может состоять из бронетранспортёра, машины пехоты и пары-тройки мотоциклистов. Надо что-то придумать. Может карту выкрасть? Опять же, как? Надо разведать, прежде двигаться дальше. Только кого отправлять в разведку? Некого, кроме себя.

Мишка ломал голову над задачей со множеством неизвестных. Вот она командирская доля. Надо принять решение единственно верное, чтобы вверенное подразделение оставалось постоянно боеспособным, даже при потере командира. Решено. За командира остаётся Ерлан.

— Фрол, смени Калимжанова.

Сударышкин устало поднялся на ноги, взял винтовку и не торопясь отправился на смену.

— Может, всё-таки, я схожу? — Ерлан смотрел на сборы Мишки. — Ты — командир и должен быть с отрядом.

— Ты и так через силу ходишь. Хочешь загнуться по пути в разведку. Долго же мы тебя ждать будем.

— Сударышкина пусть идёт.

— Нет, Ерлан. Решено. Мне надо определиться на местности куда идти. Повезёт, так и карту достану.

— Миша, голову за просто так не подставляй.

Мишка пожал ему руку.

— С собой беру только банку тушёнки с сухарями. Снайперку, наган, нож и запас патронов. Ждёте меня двое суток максимум. Не вернусь к этому времени, уходите на юго-восток. Держитесь леса и болот.

Селение, к которому вышел Мишка, небольшое, дворов двадцать. Изредка на улице появляются местные жители. Война ещё не коснулась этого места, а ощущение ожидания висело в воздухе. Идти туда Мишка не собирался. Селение стояло далековато от леса, и смысла наведаться к местным жителям желания не возникло. Проследил куда выходит дорога и краем леса отправился в ту сторону.

Пересёк лесную дорогу, но углубиться в лес не успел. Слева раздались автоматные и винтовочные выстрелы. Мишка резко остановился. Просто уйти, он не сможет. Надо увидеть собственными глазами, что там происходит.

За поворотом леса и дороги открылось поле, на котором расположился цыганский табор. Мишка использовал дикорастущие кусты смородины на опушке леса и через прицел увидел полный разгром цыганского лагеря. Убитые лежали у костров, у кибиток, некоторые тела пестрели яркими одеждами дальше в поле. Видно расстреливали спасающихся. Среди разноцветных тряпок и одежд виднелись тела цыган. Мужчины, женщины, старики, дети. Стреноженные лошади взволнованно ржали в стороне поодаль. Почти у самого леса мотоцикл. В коляске пулемётчик играет на губной гармошке, рядом стоит водитель с круглыми очками на лбу и смеётся до одури. Мишка перевёл прицел туда, куда тыкал пальцем водитель. За кибиткой копошились ещё два немецких солдата. Там же виднелись колёса второго мотоцикла. Что же они там делают? Мишка долго не мог понять их действий. Но когда из-за кибитки в разорванной юбке выскочила небольшого роста цыганка, всё встало на свои места. Мишка легко снял двух незадачливых любовников, устремившихся за цыганкой. Перевёл стрельбу на солдат у леса. Пулемётчик вообще не понял, что произошло, получив подарок в глаз. Водитель упал на землю и попытался уползти. Пуля догнала его в пятую точку.

Ещё минут пять Мишка осматривал окрестности. Оба мотоцикла были в исправности. Из коляски одного пришлось помучиться выкорчевать объёмного пулемётчика. Автоматы, винтовки, пулемёты, ранцы, амуниция отправились в люльку. Поле и дорогу Мишка держал под контролем краем глаза, потому и заметил движение в траве. В прицел виднелось девчоночье заплаканное, грязное лицо. Растрёпанная коса лежала на плече.

Мишка призывно махнул ей несколько раз и занялся дальнейшими заботами. В коляску второго мотоцикла сгрузил обнаруженные крупы, консервы. Возникла мысль похоронить убитых, но как появилась, так и исчезла. Ситуация может измениться в одно мгновение. Лучше перестраховаться и отсвечивать как можно меньше. С одного из немцев снял форму. Подошла, но пятно крови на плече слишком бросалось в глаза. Бросил поверх оружия вместе с каской, авось пригодиться. Один из автоматов повесил на шею. Снайперская винтовка хорошо, но с ней в ближнем бою не совсем удобно.

— Ты — хороший? — раздался робкий, но требующий немедленного ответа голос.

— Хороший, — улыбнулся Мишка. — Надо ехать, а то плохие дяди могут нас увидеть.

— Я уже взрослая, не надо со мной, как с ребёнком, — надула губки девочка.

На вид ей лет десять. На испуганную жертву она не походит. Слёзы высохли, оставив на смуглом чумазом лице широкие разводы. На погибших она посмотрела несколько секунд и примостилась позади Мишки.

— Зови меня дядя Миша.

— Луладджа.

— Необычное имя.

— По-русски звучит как цветок жизни.

Мишка отъехал около километра, загнал мотоцикл в лес, закидал ветками.

— Пойдём обратно. Надо второй мотоцикл забрать с продуктами.

Луладджа молча кивнула.

— Слушай, а ты чего босиком? Неудобно ведь.

Она пожала плечами.

— Я всегда так хожу.

Мишка осмотрел место трагедии в прицел, как и в прошлый раз. Убедился, что никого нет, и только тогда направился к кибиткам, за которыми стоял мотоцикл. Луладджа прошла мимо погибших, казалось, совершенно равнодушно и села на сиденье. Мишка занёс ногу, чтобы завести мотоцикл, как услышал рёв моторов и грохот железа. Схватил девчонку за руку и потянул в поле, в сторону от табора. На половине пути остановился, вернулся бегом к мотоциклу, схватил попавшую под руку ткань, накинул на сверху. Пригибаясь, помчался обратно. Только плюхнулись за небольшой бугорок, как из-за поворота выполз танк. Башня с крестами сразу начала разворот в сторону уничтоженного табора. В открытом люке виднелся высунувшийся по пояс офицер с биноклем в руках.

«Тех, что у дороги, я отнёс в лес. Их не видно, а вот те, что в поле лежат, могут немцев заинтересовать. Это не есть гуд. Нечего здесь смотреть, тут одни мёртвые. Подумаешь цыганский табор. Езжайте. У вас там неотложные дела».

Лицо Луладджи стало каменным, кровь отхлынула и перед Мишкой сидела белая статуя. Мишка невольно сглотнул и продолжил наблюдать за немецкой колонной через прицел.

Когда за последним танком улеглась пыль, Мишка облегчённо вздохнул. Луладджа опять выглядела как обычная цыганская девчонка.

— Тебе не жалко родичей? — спросил он, когда подходили к мотоциклу.

— Жалко. Но я знала, что так будет, а меня никто не слушал.

Мишка опешил.

— Как это знала?

— Я потомственная гадалка и немного вижу будущее. Не всё открывается и не всегда. А про этот день я им рассказывала. Они не поверили и сами выбрали свою судьбу.

Мишка несколько секунд смотрел ей в глаза. Непростая девчонка. Эмоции умеет сдерживать. Говорит по-взрослому. Ещё и предсказательница.

Мотоцикл оставил рядом с первым, завернув в найденный в рундуке плащ, продукты. Коляску закрыл брезентовым верхом и закидал ветками.

— Оставить бы тебя здесь…

— Я не останусь!

— Мне надо разведку произвести. Со мной ещё несколько человек. Я в ответе за них и должен вывести их к своим.

Цыганка кивнула головой то ли своим мыслям, то ли словам Мишки.

— Я знаю местность.

Маленькая цыганка оказалась хорошим проводником. Вела по лесу, словно знала каждую кочку и каждое дерево. Словно бывала здесь часто.

— Как ты ориентируешься? Я вот уже заблудился, а ты идёшь, будто всю жизнь ходила именно здесь.

Луладджа улыбнулась, видимо ей понравилась похвала взрослого человека.

— Я немножко шувихани или шувани. Ведьма, по-вашему, — она опять улыбнулась, но так, что у Мишки побежали по коже мурашки. — Мою наставницу закололи штыком, когда она пыталась меня защитить. Её заклинание сработало отчасти. А именно в отношении тебя.

— Не понял, — пробормотал Мишка, когда до него дошёл смысл сказанного.

Луладджа остановилась. Чёрные жгучие глаза пронзили Мишку насквозь.

— Она сказала, что придёт человек из будущего и защитит меня. А я за это должна помочь ему всем, что знаю и умею.

— Ты страшный человек, Луладджа, — ответил Мишка, ощутив, как пересохло в горле.

— Только не для тебя, — она многозначительно улыбнулась. — Мне уже тринадцать.

Мишка вспотел. Вот ведь чертовка. Умеет играть чувствами. Он отвёл взгляд.

— И много вас таких шувани?

— В таборе были только я и моя настоятельница.

— Я думал, все цыгане умеют гадать и предсказывать.

— Нет, — она мотнула головой. — Только избранные. У меня есть отметина, по которой и стала избранной.

Луладджа сдёрнула с плеча кофту атласную кофточку. На чуть заметной маленькой груди круглое родимое пятно величиной в диаметре до трёх сантиметров. Пятно сильно напоминало подкову.

— Моего отца лягнула лошадь и на всю жизнь оставила отметину. Я родилась с родимым пятном в том самом месте, куда ударила лошадь. Это знак свыше.

Мишка покраснел сам того не ожидая.

— У тебя ещё женщины не было, — утвердительно заявила она. — Ты — девственник.

Мишка покраснел ещё гуще.

Луладджа весело и задорно рассмеялась, не предпринимая попыток прикрыть кофточкой плечо и грудь.

— Не обижайся на меня, — стала вдруг серьёзной цыганка. — Нравишься ты мне.

Мишка потерялся. Он не знал, что говорить и как себя вести.

— Извини, — она виновато улыбнулась.

За несколько минут он увидел совершенно разную Лулладджу, легко меняющую поведение и настроение. Получалось впечатление, что для неё это не стоит никаких усилий.

Маленькая ведьма, шувани, вдруг замерла. Подняла руку, напряглась всем телом, заставляя Мишку молчать. Глаза закрылись, носик вытянулся, словно она пыталась уловить запах.

— Люди, военные, сколько человек определить не могу. Сидят кучкой у костра. Курят. Это как раз в нашей стороне. Дай мне пистолет.

Мишка поколебался немного, но решительно подал наган. Она взяла его маленькими ручками, спросила, как пользоваться, и осторожно двинулась в сторону предполагаемых людей.

Человек десять, без охранения, сидели вокруг костра и молчали, передавая из рук в руки цигарку.

— Доброго здравия, товарищи, — произнёс Мишка, сделав шаг из кустов и держа палец на спусковом крючке автомата. — Кто, откуда и куда следуете?

Удивлённые, испуганные, злые взгляды семерых человек скрестились на Мишке. Луладджа осталась незаметной в кустах с наганом в руке. Двое потянули руки к оружию.

— Оружие не трогать! — предупредил Мишка, поведя стволом автомата в направлении костра. — Повторяю свой вопрос…

— Ты сам-то, откуда такой нарисовался? — отозвался один и красноармейцев и попытался встать с места.

— Не вставать! — твёрдым голосом остановил его от задуманного действия Мишка. — Я младший сержант Пананин, снайпер 388 стрелкового полка 172 стрелковой дивизии. Хотелось бы узнать кто вы.

— Я видел тебя у нас в полку, — заговорил молодой парень с пилоткой на затылке. — Под Сидоровичами воевали. Мы из 747-го стрелкового полка.

— А как вы тут очутились?

Повисла тишина. Только сейчас Мишка заметил, что пятеро без амуниции и ремней.

— Тут такое дело, — опять заговорил первый красноармеец, у которого рядом лежала винтовка. — Брат у нас в плен попал. Мы с Юрком и пошли за ним.

— Оставили часть?

— Брат ведь…

— А остальные?

— Брата освобождали когда, некоторые из пленных пошли с нами.

— Ясно. Кто старший?

— Все тут старшие.

— Что думаете делать? Сидеть в лесу и бегать от фашистов?

Бойцы понурили головы.

— В общем так, мужики, про оставление части и плен больше ни слова. Нигде и никогда. Придумайте себе правдивые истории, как отстали от своего подразделения. Воевать с фрицами хотите? Или желание разбить врага пропало?

Красноармейцы подняли головы, их взгляды потеряли злость, которая сквозила в начале беседы.

— Планы у меня простые — прорваться к своим. При этом уменьшить немного поголовье пришедшего к нам зверя. Оружие выдам. С продовольствием, конечно, не так, чтобы хорошо, но определённые запасы теперь имеются. Идёте со мной?

— А ты почему один, товарищ младший сержант?

— Кто сказал, что один? У меня неподалёку отряд отдыхает. И здесь, сейчас, я не один, — Мишка улыбнулся. Так как, мужики, договорились?

В это время из соседних кустов показался ствол снайперской винтовки и ствол нагана.

«Вот чертовка, что удумала. Решила уговорить их под прицелом».

— Если то, что говорил, правда, то мы готовы сражаться.

— Тогда слушай мою команду. В одну шеренгу становись!

Бойцы повскакивали со своих мест и выстроились по ранжиру.

— Водители есть?

— Красноармеец Жлуктов.

Мишка посмотрел на землистое лицо уставшего, много пережившего человека. В огромные ладони въелся мазут. Произнесённые с хрипотцой слова не вылетали из него, а словно падали, наполненные свинцом.

— С мотоциклом доводилось иметь дело? С немецким?

— Не приходилось. Полуторка, «Захар», трактор. Разберусь, если надо.

— Отлично. Пулемётчики есть?

— Красноармеец Санченко, станковый пулемётчик.

— Для тебя у меня МГ. Освоишь?

— Освою, товарищ младший сержант.

— Тогда выдвигаемся к транспортным средствам. Там решим, как быть дальше. Луладджа, можешь выходить.

Цыганка вышла с наганом в руке и тяжёлой винтовкой, висящей на плече, под ещё более удивлённые взоры красноармейцев.

— Младший сержант, у тебя весь отряд такой или постарше есть? — спросил один из бойцов, чем вызвал смех остальных.

— Будут и постарше, — Мишка усмехнулся. — Раз начали шутить, значит всё в норме. Вас, бойцы, как звать?

Двое с винтовками доложились.

— Красноармеец Шевченко Иван.

— Красноармеец Шевченко Кирилл. Рядом третий брат, Шевченко Родион.

— Шевченко Кирилл и Иван, потушите костёр, пойдёте в арьергарде. Впереди пойдёт Луладджа, остальные в центре. Старайтесь идти тихо, ступать осторожно. Не разговаривать, слушать лес. Команды выполнять беспрекословно, если есть желание жить.

К мотоциклам вышли без приключений. Мишка раздал оружие. У себя оставил снайперскую винтовку. Автоматы и две винтовки перекочевали в руки бойцов. Третий получил пулемёт.

— Рассортируйте продовольствие в рундуки. Рассаживайтесь.

Луладджа оказалась в коляске на коленях одного из братьев Шевченко, Ивана. Кирилл сел позади Мишки. На втором мотоцикле двое обустроились в коляске.

Тяжело, с натугой, но BMV разлива второй мировой, взял старт по бездорожью в лесных условиях. Дальше по дороге до выезда к селению и поворот направо в лес. К лагерю приехали ещё засветло, но солнце уже клонилось к горизонту.

Ерлан сиял, как начищенный пятак.

— Командир, пари выиграл! Я им всем сказал, что вернёшься не один. Не верили.

— Пари на что было? — машинально спросил Мишка.

— На кусочек сахара, — улыбнулся довольный Ерлан.

— И откуда у вас сахар? — удивился Мишка.

— Дык, это неважно, есть он или нет. Будет же, когда-нибудь!

— Разберись там с продуктами. Отряд вырос до двенадцати человек. Отставить. Тринадцати, — поправился Мишка, когда в поле зрения попала цыганка.

— Командир! Сам посуди! Ты пошёл на разведку, а вернулся на двух мотоциклах с оружием, продовольствием, людьми и ещё с девочкой цыганкой. В следующий раз танк пригонишь? Я вот нисколько не удивлюсь.

Сударышкин налетел, полез обниматься.

— Товарищ Миша! Как я рад! Ты — настоящий командир!

— Хех, — усмехнулся один из братьев Шевченко. — Товарищ Миша. Надо же.

Луладджа влилась в коллектив мужиков так, словно всю жизнь находилась среди них. Раненый в ногу курсант Николай порозовел, когда она осмотрела рану, приложила травки и аккуратно забинтовала. Ерлан повеселел после её слов, что рана затянулась, и он идёт на поправку. Соорудила ему отвар из травок, заставила пить. Второй курсант подозрительно смотрел за манипуляциями девочки, видно было, что хотел что-то сказать, но промолчал.

Давно не ели горячего. Луладджа удивила приготовлением ужина.

Мишка, впервые сделал записи о том, что видел, что происходило с ним. Весь путь от самого Минска. Перечислил имена бойцов и командиров, с которыми довелось встречаться. Указал погибших, когда и где. Этот день, 26 июля, он дописывал при свете костра. Мысль о том, что надо завести дневник пришла при встрече с группой красноармейцев. О том, что с ними было, он упомянул — отстали от подразделений в ходе боевых действий.

Два бойца теперь постоянно стояли в охранении. Менялись через каждые два часа. Спали вокруг костра, прижимаясь друг к дружке. Так было теплее. Луладджа свернулась калачиком в двух немецких плащах, найденных в мотоциклах. Тонкие губки что-то бормотали во сне. Мишка погрыз карандаш и задумчиво взглянул на звёздное небо…

Передвигаться на мотоциклах слишком заметно. Решили оставить их здесь. Всё остальное распределили между собой. Ерлан и один из братьев Шевченко шли замыкающими. Мишка с Сударышкиным и Луладджей в авангарде. Держались леса и болот. Малые речки форсировали при помощи небольших плотов, чтобы перевезти и не замочить оружие, продукты, обмундирование.

Двигались на юго-восток направлением на Пропойск. Натыкаясь на немецкие колонны, разъезды, в бой не вступали, хотя желание пустить пулю хоть одному фашисту, возникало при каждой встрече. Но Мишка запретил до поры до времени выдавать себя. К вечеру 27 июля вышли к небольшому селению. Немецкие солдаты вели себя по-хозяйски. Ходили из дома в дом, иногда стреляли. Непонятным оставалось в кого или в чего. Мишка разглядывал в бинокль бронетранспортёр, грузовую и легковую автомашины. В голове засвербела мысль о захвате пленного офицера.

— Ерлан, как думаешь, сумеем взять немецкого офицера в плен?

— Солдат много. Там, с краю пулемётное гнездо. В «Ганомаге» ещё один. На другом конце деревни, наверняка, ещё пулемёт. Они перебьют нас на подходе.

— Днём и не пойдём. Ночью. Под утро. Надо точно определить, в каком доме заночует офицер.

— Если что, нас там и положат всех.

— Пойдут не все. Мы с тобой, Иван Шевченко с Кириллом и Жлуктов. Сударышкин с Санченко прикроет нас.

— Командир, без тебя совсем плохо будет.

— Что ты меня хоронишь? Я уже давно умер, ещё там, под Минском. Давай лучше рассмотрим подходы к деревне.

Ночь выдалась тёмная. Тучи заслонили ночное светило, словно давая возможность бойцам исполнить задуманное. Автоматы временно перешли в руки братьев Шевченко. Мишка с наганом, пришлось экспроприировать у Луладджи, и ножом. Жлуктов с винтовкой. Ерлан с наганом.

Пост с пулемётом обошли и взяли двух немцев тёпленькими. Пискнуть не успели. Не ожидали они появление врага со стороны деревни. Мишка пока лез через навозные кучи беззвучно изматерился. Жлуктов занял место пулемётчика, нацепив каску.

Кирилл остался во дворе, Иван контролировал улицу. Ерлан осторожно вскрыл входную дверь, и словно кошка скользнул внутрь. Мишка последовал за ним. Медленно пробираясь по тёмным сеням, тщательно проверяли дорогу перед собой. Как бы чего не уронить и не зацепить. Дверь в дом тихо скрипнула. По спине пробежал неприятный холодок. Вошли. Небольшая кухня. Справа комната, прямо — коридор. Ерлан заглянул направо. Мишка пошёл прямо по коридору. Слева проём в комнату и справа. Скользнул влево к кровати. На стуле форма. Обшарил, нашёл ремень с пустой кобурой. Медленно и осторожно просунул руку под подушку, нащупал пистолет. Потянул на себя, но офицер почувствовал что-то и схватил Мишку за руку. Нож в мгновение ока оказался под подбородком немца, прижавшись холодным лезвием к горячей коже. Офицер отпустил руку. Мишка второй рукой воткнул заготовленный заранее кляп. Схватил одежду и кинул на кровать. Немец всё понял без лишних слов и начал торопливо одеваться. Ерлан появился со вторым офицером, который держал в руках что-то похожее на портфель.

— Уходим, — чуть слышно сказал Мишка. — Берём обоих. Там разберёмся.

Похоже, что всё в этот вечер играло на стороне Мишкиной группы. На улице чудом разошлись с двумя немецкими солдатами. Патруль или ещё кто, не важно, главное никакого шума.

Уходили тем же путём, что пришли. Жлуктов с пулемётом нагнал их около леса. Отряд быстро собрался и направился в болота, о которых говорила Луладджа. Они считались непроходимыми, но цыганка объяснила Мишке, что она поговорит с духами воды. Выбора не было. Если что просто отсидятся некоторое время в болотах. Вряд ли немцы рискнут туда лезть.

Рассвет застал отряд на марше. Мишка рассчитывал пройти больше, но раненый и два пленных сильно тормозили движение. Николая несли на самодельных носилках, носильщики часто менялись, но скорость оставалась невысокой. Офицеры зло поглядывали на своих похитителей, но понимали, что их жизнь зависит от правильного поведения. Сударышкин догнал Мишку.

— Товарищ Миша! У нас в плену капитан и лейтенант, артиллеристы. В портфеле документы, важные, наверно.

— Фрол, забери у капитана портфель, чтобы он его не утопил в болоте, — и добавил тише. — Придурок, надо было сразу портфель забрать. Капитан мог его и выкинуть.

Луладджа попросила ей не мешать и ушла к раю болота одна. Офицеры переглянулись между собой. Красноармейцы находились в нервном напряжении, готовые в любой момент вступить в бой.

Час долгого ожидания закончился. Луладджа устало улыбнулась.

— Мы можем идти.

Но Мишка, зная, как тяжело идти через болото, скомандовал привал. Отослал в боевое охранение трёх бойцов. Двое вырезали слеги для всей группы. Мишка решил, что раненого должны нести немцы. Камрады подстрелили, так что будьте добры, несите. И не просто несите, а аккуратно.

Укрыл уставшую цыганку плащами и присел рядом, достав карандаш и листок. Возможно, потом будет не до описаний событий. Набросал вкратце. После чего, наконец, вскрыл портфель. Документы, как документы. Все на непонятном немецком языке. Пусть специалисты разбираются.

Через час выдвинулись навстречу болотным приключениям. Луладджа отказалась от предложенного Сударышкиным перемещения через болото на его крепких руках и пошла первой. Лихо орудуя слегой она странным ведьминским чутьём находила тропку. Шли очень медленно. Ерлан замыкал процессию. Каждый по нескольку раз соскальзывал с незаметной тропы. Но никто не утонул. В полдень дошли до островка, где попадали в изнеможении. Сил не осталось. Мишка решил не торопиться и обустроиться на ночь.

Луладджа развела бездымный костёр и приготовила великолепную кашу, которая пришлась по вкусу и зарубежным «гостям». Мишка опять принялся описывать события недавнего прошлого, иногда дополняя написанное ремарками на полях.

«Почему-то казалось, что понимаю по-немецки. Оказывается это не так. Лаются между собой. Капитан недовольный. В мою сторону посматривает. Никак задумали чего?»

— Фрол! Свяжи руки этим господам. На всякий случай, а то перетонут невзначай.

— Слушаюсь, товарищ Миша!

Капитан гневно сверкнул глазами и сник. Лейтенант после разговора с капитаном, сидел отрешённо, глядя вдаль голубыми глазами. На юном лице не отражалось ничего, кроме сожаления и обиды.

28 июля, записал Мишка очередную строчку на листе бумаги. Немного хмурится, но ветер, думаю, к обеду тучи разгонит. Сожалею, что не знаю немецкого языка. Хотелось бы узнать о чём говорят пленные. В захваченном портфеле какие-то документы. С грифом «секретно» только один маленький листок. Может в нём есть какая-то ценная информация. Если офицеры важные, то нас ищут. Будем надеяться, что удастся выйти к линии фронта и перейти её. Сейчас сидим на крошечном островке в болоте, где-то по пути в Пропойск. Если город в наших руках, то переправы, скорее всего, разрушены. Думаю, идти надо на юг, минуя крупные населённые пункты. Сколько нам идти, не знаю. Где линия фронта неизвестно. С продовольствием пока проблем нет, но сил на передвижение уходит много. Голодный боец — злой, конечно, будет рвать и метать, но постоянные думы о еде могут нарушить дисциплину. Неуправляемый воин наломает столько дров, что аукнется всему отряду.

Ерлан поддержал Мишку идти на юг. Луладджа согласилась, что через реку Сож им не пройти, если там немцы. Сударышкин был лаконичен.

— Куда товарищ Миша, туда и я.

Выход с болота оказался сложнее. Долго петляли на одном месте по пояс в мутной жиже. Луладджа с трудом переставляла ноги, ей вода доходила порой до шеи, но она уверенно шла вперёд, выписывая зигзаги. Что поделаешь. Бойцы скользили, падали, промахивались, не попадая на тропу ногой. Товарищи помогали выбраться на твёрдое место. Казалось, что вчерашний переход был сложным, но сегодня стало ясно — самое сложное сейчас.

Мишка привязал планшет сверху вещмешка, снайперская винтовка болталась на шее стволом вверх, в руках слега. Он чётко отслеживает движения Луладджи и готов в любой момент прийти ей на помощь. Часто оглядывается на вереницу своих бойцов. Вслушивается в звуки и посматривает в небо. Обнаружить их могут в настоящий момент только с самолёта.

Вода со скользкими противными водорослями, запах протухших яиц, невозможность идти быстро, вязкое дно и вода сковывали движение. Ноги стали ватными, дыхание участилось, пот заливал глаза, одежда впитала запахи болота и неприятно липла к телу. Руки с трудом удерживали скользкую слегу.

Казалось, что конца болоту не будет. Шли на морально-волевых качествах. Не хотели показаться бесхарактерными перед девчонкой. Сложнее всего было тащить Николая. Кто-то, а он купался в болоте постоянно. В конце концов, Жлуктов взвалил паренька себе на плечи и потащил, словно бульдозер. Немецкие офицеры, как ни странно, помогали им выбраться из ямы, если Жлуктов оступался.

Ближе к вечеру выбрались на более или менее сухое место. Болото простиралось дальше, но как сказала Луладджа, между ними есть чуть заметная тропа. И дальше идти придётся по мху. Максимум провалиться можно будет по колено.

Мишка не разрешил отдыхать долго. Бойцы косо посмотрели в его сторону, устало поднялись со своих мест и продолжили движение за цыганкой. Ропота не слышалось, но недовольство ощущалось. Зеленко постоянно что-то бубнил и бросал косые взгляды на Мишку.

К вечеру, но ещё задолго до того, как солнце начало садиться, вышли на твёрдую почву. В охранение вызвались братья Шевченко, все трое. Направление, откуда могут появиться не званые гости, одно. Двое сторожат, третий отдыхает. Мишка согласился. Не доверять братьям не было основания.

Где-то далеко на юге, а может и на востоке, слышалась канонада. Здесь, у болота, среди раскидистых берёз, звук казался объемлющим.

Настало время немного привести себя в порядок. Почистить обмундирование и оружие, побриться. Сударышкин обнаружил совсем рядом родник с чистой, без болотного запаха водой. Грели воду для стирки и помывки. После холодного болота самое то. К тому же вечернее солнце пригревало. Луладджа не стеснялась, скинула блузку, юбки, кроме последней, и тоже предалась помывочным и стиральным процедурам.

Братьев сменила другая тройка. Бойцы постепенно принимали боевой опрятный вид. Правда, форма одежды желала лучшего. Сильно поизносилась, обгорела, вышоркалась. На многих немецкая амуниция.

В разведку ушли Ерлан и старший из братьев Шевченко — Иван. Мишка долго размышлял по поводу выхода из окружения. С пленными им доверие больше, плюс портфель с бумагами. Половина бойцов с красноармейскими книжками, но все с оружием. В книгах о «попаданцах» Мишка часто читал о кровавых гебистах, которые пачками расстреливали выходящих из окружения бойцов. Но как обстоит дело на самом деле? Ему довелось уже столкнуться с представителем особого отдела. Чувство осталось двоякое, но под стражу ведь не взяли и не расстреляли.

Разведка явилась к вечеру 29 июля. Усталые, грязные, но довольные.

— Есть проход, командир! Километров десять придётся отмахать. Между немецкими подразделениями на участке фронта есть разрыв. Лесная полоса. Если идти, то сейчас, пока существует возможность пробиться к своим.

— Шевченко! Вы трое отвечаете за сохранность пленных, они же понесут носилки с Николаем. Жлуктов и Ерлан прикроете сзади. Впереди пойду я и Сударышкин. Остальные по мере возможности прикрывают пленных и Николая, у которого будет портфель с немецкими документами. Луладджа, тебе находиться рядом с пленными в центре группы.

— Я…

— Это приказ, — мягко сказал Мишка и погладил девочку по голове, загрубевшей за войну ладонью.

Концентрация немецких войск оказалась приличной. И если бы не лесной массив с густой растительностью и осторожность бойцов, они вряд ли прошли бы эти десять трудных километров.

По мере приближения к линии фронта грохот нарастал. Сосредоточенные лица бойцов понимали предстоящую задачу. Но проскользнуть под носом у немцев не получилось. Нарвались на артиллерийскую батарею на марше, когда пересекали шоссе. Санченко молодец. Сориентировался в ситуации и длинными очередями прижал камрадов к земле, позволив группе пройти на другую сторону и скрыться в лесу. Теперь о них знают и попытаются перехватить.

— Увеличить темп! — в Мишке бурлил адреналин.

— Вот тебе бабушка и юрьев день! — воскликнул Сударышкин, остановившись за спиной Мишки.

Впереди опять лежало болото. Леса почти не было. Открытое пространство.

— Справа махонькая речка, — заговорил Ерлан. — Пойма плохая, но надо попытаться пройти. Другого выхода здесь нет, командир.

— Товарищ Миша, — увидев задумчивость на лице Мишки, заговорил Сударышкин. — Ерлан прав, нам только через речку.

— А вы как разведывали, Ерлан?

— Мы на ту сторону через мостик попали. К нему и вышли бы, если бы не артиллеристы…

— Если бы, да кабы… — Мишка задумался.

Влево уходить нельзя. Там слышно как идут бои. Там река Сож, через которую пройти незамеченными не получится. И войск немецких там сейчас как грязи. Идём через пойму и речку. Надеюсь, она не глубокая?

— Ручей, можно сказать.

Вывозились в грязи, как черти, пока добрались до воды. Небольшая ширина и глубина, вода чистая. Заодно сполоснулись, не снимая обмундирования. Прошли мимо очередного болота, и вышли широкой поляне.

Сударышкин осматривал опушку леса, напротив, в бинокль, Мишка через прицел.

— Не нравится мне это, — пробормотал Мишка. — Как-то слишком мирно. Лепота просто.

— Нет тут никого! Идти надо! — горячо убеждал Сударышкин.

— Командир! — позвал Жлуктов. — За нами погоня!

Мишка выругался.

— Ерлан, принимай командование! Держи планшет. Передашь командованию и его, и портфель, и немцев. Без возражений! Это приказ!

— Товарищ Миша! Я не уйду! Убей здесь, я не пойду!

Мишка мрачно осмотрел воинство. Взгляд задержался на девочке.

— Фрол останешься со мной и… Санченко. Остальные бегом через поле!

Преследователи выскочили на убийственную очередь МГ. Санченко срезал сразу до шести солдат. Убил или ранил, не имело значения. Мишка поймал в прицел автоматчика и заставил его опрокинуться на спину. Следующим влез в прицел офицер. Фуражка слетела с дёрнувшейся назад головы. Тело нехотя завалилось набок.

— Фрол, отходим до середины поля. Санченко, через пару минут отходи, будем прикрывать.

Преследование у немцев не получилось. Стоило всем троим добраться до опушки леса, как засвистели в воздухе мины. Санченко вскрикнул от боли и его бок окрасился красным. Мишка разорвал исподнее, наспех перевязал, потянул подальше от опушки. Разрыв мины в лесу, когда осколки разлетаются сверху от соприкосновения с ветками, наводит настоящий ужас. Фрол получил ранение в ногу и голову. Потерял сознание. Мишка, не обращая внимания на свист мин и осколков, сделал перевязку.

Лес оказался небольшим. Как только немцы перестали бросать мины, Мишка потянул Фрола дальше. На южном выходе из леса он положил рядом Сударышкина и Санченко. Подобрал оружие. Долгое время осматривал в прицел пшеничное поле и перелески за ним. Путь, которым уходил отряд, виден по сломанным стеблям. Санченко находился в сознании.

— Командир, пистолет дай.

— Красноармеец Савченко! Слушай приказ! Я сейчас оттащу Сударышкина в поле и приду за тобой. Пока тащу, прикрываешь. Сначала меня с Сударышкиным, а потом и нас. Понял?

Санченко улыбнулся.

— Понял, командир!

— Держи пистолет.

Мишка матерился, но тянул долговязового историка Сударышкина. Когда вернулся за Санченко — стемнело. Попеременно перетаскивая раненых, Мишка вымотался. К утру он тянул товарищей больше на автомате, чем осознанно.

Незнакомый грубый голос на рассвете вырвал его на мгновение из полуобморочного состояния.

— Стой! Кто идёт!

Мишка обернулся на возглас.

— Свои…

Часть 3 Война продолжается

Мишка медленно приходил в себя. Ему снились кошмары. Лето 1941 года. Он красноармеец, сражается с фашистами. Выходит из окружения, подбивает танки, из снайперской винтовки убивает врага. Генерал-майор Романов жмёт ему руку. Девочка цыганка ведёт через болото…

Безумный бред воспалённого рассудка. В такое поверить может разве что сумасшедший. Насмотрелся фильмов, наигрался на компьютере, начитался книжек о «попаданцах» вот и результат.

Спина болит, словно тысячи иголок воткнули и голова тяжёлая.

Мишка разлепил глаза и закрыл опять от яркого солнечного света. Рука дёрнулась защитить глаза, но тут же, опала.

— Сестра! — раздался знакомый голос.

Подсознание пыталось определить обладателя голоса, но это оказалось сложно. Глаза не желали открываться. Луч солнца светил падал прямо в лицо. Попытка повернуть голову в сторону вызвала боль в шейном отделе.

— Ммммм….

— Сестра!

Раздался торопливый топот ног, стукнула дверь.

— Товарищ Миша очнулся!

«Товарищ Миша? Но ведь так меня называл Сударышкин. Так это не сон? Я в 1941 году? А как же моё будущее в будущем?»

— Вы слышите меня, младший сержант? Задёрните кто-нибудь занавеску! — требовательный женский голос заставил Мишку вновь разлепить глаза.

— Где я?

— В госпитале. Как вы себя чувствуете?

— Спина, словно тысячи иголок воткнули и шея болит.

— Спина понятно, там штук тридцать мелких осколков впилось, хорошо, что не глубоко. Шее вашей повезло меньше. Странно, что вы остались живы при таком ранении и к тому же на себе вытащили двух красноармейцев. С такими ранами, теряя много крови. Раз пришли в себя, значит, жить будете. Валерий Семёныч так и сказал: если глаза откроет после всего, что ему довелось перенести, то жить будет. Отдыхайте.

Мишка проводил отстранённым взглядом женщину в белом халате.

— Ирина Сергеевна сегодня дежурит. Товарищ Сударышкин! Пусть раненый отдыхает, — красивый девичий голос вдохнул в ослабленное ранением тело непреодолимую тягу к жизни.

— Фрол! — позвал Мишка Сударышкина, когда каблучки медсестры затихли за дверью.

— Я здесь, товарищ Миша! Я так рад, что вы живы! Мы все рады!

— Кто все?

— Я и Санченко. Серёга вообще говорит, что сына Мишей назовёт! В честь Вас!

— Как остальные ребята? Все дошли?

— Все, товарищ Миша! Там…

— Что не так?

— Цыганка, девочка, которую вы спасли, всё пыталась проникнуть в санитарный поезд, когда нас отправляли в тыл. Эшелон был под завязку. Я представить себе не мог, что ей всё же удастся проникнуть к нам. Днями и ночами сидела у вашей кровати. Её в Свердловске сняли с поезда в детдом. Адрес есть, лежит в тумбочке.

Лицо цыганки всплыло из памяти. Шувани. Луладджа.

— Ерлан?

— Письмо прислал. На тумбочке лежит. Воюет.

— Госпиталь в каком городе?

— Новосибирск. Мы в Сибири. Теплынь стоит.

— Число какое?

— Август. 16-е. Товарищ Миша, как я рад! Чуть больше двух недель без сознания. Когда вас оперировали, Серёга там круги нарезал вокруг операционной. Хотел первым узнать результаты.

— Сам он где?

— На прогулке. На нём раны заживают как на собаке. Он ведь ходил к главврачу и уговорил положить вас к нам в палату.

— Где тут наш герой?

Мишка увидел среднего роста мужчину в белом халате. Он уверенной походкой шёл к его кровати.

— Товарищ Миша очнулся, Валерий Семёныч!

— Вижу, и знаю уже от Ирины Сергеевны, что ваш товарищ Миша пришёл-таки в себя. Как самочувствие, герой?

— Какой я герой, доктор? На моём месте…

— Это ты брось. Не каждый, истекая кровью, вытащит на себе двух здоровых мужиков. Так что самый настоящий герой! Ирина Сергеевна собрала тебе гостинец на память. Тридцать девять минных осколков.

— Тридцать девять… Под Буйничами полк Кутепова тридцать девять танков подбил. Это мне память на всю жизнь о том бое.

Доктор постоял, покивал головой.

— Поправляйтесь, голубчик.

И неспешным шагом вышел из палаты.

— Что это с ним? Даже в лице изменился, — спросил Мишка.

— Сын у него пропал без вести под Минском.

Они замолчали.

Санченко только пересёк порог, как радостно закричал.

— Ты чего орёшь, оглашенный! — набросился на него Сударышкин, а сам лыбился, словно кот, успевший незаметно съесть сметану.

— Командир! Я всем тебе обязан! Сына обязательно Мишей назову! В честь тебя! Я тогда застрелиться хотел. Видел, как ты из последних сил Фрола тянешь. А ты эвон как всё по полочкам разложил! Одного понять не могу, как ты нас вытащил? Раненый?

— Вытащил и вытащил. Знали бы вы, как я рад вас видеть!

Потянулись однообразные дни. Осмотры, перевязки. Санченко быстро шёл на поправку. Сударышкин только-только начал ходить с костылём. Мишка тоже постепенно начал вставать с кровати и постепенно передвигаться по палате.

Обычный солнечный день 27 августа превратился в сказочный. В палату вошла медсестра с чуть заметным шрамом на лице…

— Лена! — крикнул Мишка.

Сердце рвануло из груди. Дыхание перехватило. В палате до этого стоял гомон, а теперь всё стихло.

Медсестра посмотрела в сторону Мишки, стянула с себя белую косынку.

— Миша! — она с разбега упала на колени перед кроватью и уткнулась лицом ему в грудь. — Живой! Милый ты мой! Я все глаза выплакала. Думала, погиб.

Мишка смотрел в смеющееся и плачущее лицо Лены и тоже улыбался, а из глаз текли слёзы радости.

— Меня нашёл военный корреспондент и передал письмо от тебя. Потом он рассказал, что там творится. Под Могилёвом. Я верила, что мы увидимся! Я знала! Я свой вещмешок потеряла, а твой сохранила. А кукла теперь моя лучшая подружка. Свистульку же вообще ношу на груди, на верёвочке. Лопнутый чугунок, который ты таскал в вещмешке мне жизнь спас. Осколок от бомбы в нём застрял. И верёвка твоя пригодилась. Плоты вязали через реку. У меня создалось впечатление, что ты всё это предвидел и подготовил содержимое вещмешка специально для меня.

Мишка слушал щебетание милого создания и не верил в своё счастье.

— Леночка, скажи, а как ты здесь оказалась?

— Меня ранило под Смоленском. Снаряд разорвался возле медсанбата. Один осколок вошёл в плечо, другой угодил в лицо. Привезли в госпиталь в Москву, прооперировали, дали немного отлежаться, а потом отправили эшелоном в Новосибирск. Я ведь отсюда родом. Родители недалеко живут. Поправилась, поросилась на фронт, но меня оставили здесь, в госпитале. Левая рука после ранения не восстановилась до конца.

Мишка обнял Лену за плечи и оглядел замерших невольных зрителей. Они улыбались. И не было в этих улыбках фальши и зависти. Была только радость за них, прошедших через смерть, потерявшихся, но вновь встретившихся. И кто скажет, что это не судьба?..

В начале сентября уехал к новому месту службы Сергей Санченко. Через неделю отбыл в запасной полк Фрол Сударышкин. Мишка уже передвигался самостоятельно и чувствовал себя готовым к дальнейшему прохождению службы.

Ерлан, как и братья Шевченко, Жлуктов были зачислены в 13-ю армию и воевали в её составе. В расположение этой армии вышла группа Мишки в конце июля. Отыскались следы Кухарина, Степана и Варфоломея в 108 стрелковой дивизии.

7 сентября за Мишкой приехала чёрная «эмка». Два неразговорчивых сержанта и лейтенант из службы госбезопасности, попросили проехать с ними. Ничего не оставалось, как подчиниться. Для этого Мишке выдали обмундирование.

На одной из улиц машина остановилась у входа в многоэтажное здание. Лейтенант пошёл первым, за ним Мишка, замыкали два сержанта с автоматами.

Комната с одним окном, за столом усталого вида капитан госбезопасности. Возраст определить сложно. Молча кивнул головой на стул напротив себя. Конвоиры вышли. Когда дверь закрылась дверь, закурил.

— Капитан государственной безопасности Золотов. Тут вот какое дело, Михаил Ильич. Расскажи всё, что знаешь о курсанте Зеленко. Помнишь такого?

— Помню. Выходили из окружения под Могилёвом. Боец как боец, ничего особенного. Активности не проявлял, антисоветских разговоров не вёл.

— Немного, — усмехнулся капитан. — Он про тебя двенадцать страниц накатал. Извини, читать не дам. Правда, что у тебя на шее висит крестик?

Мишка поискал крестик на груди и не нашёл.

— Скрывать не буду, носил. Во время операции может, сняли.

— Ты комсомолец и, вдруг, крестик, — прищурив один глаз от выпущенного сигаретного дыма, спросил капитан.

— Мне это не мешает быть комсомольцем.

— Интересное толкование. Но это всё лирика. Все остальные бойцы, с кем ты выходил из окружения, охарактеризовали тебя с наилучшей стороны. К тому же два пленных немецких офицера и портфель с какой-то очень важной бумагой тоже на твоей стороне. Сначала мы хотели тебя арестовать, когда получили бумаги от коллег, а потом прочли показания всех действующих и заинтересовались личностью писателя. В смысле курсанта Зеленко. Хитрый зараза оказался. Написано красиво, что хоть сразу тебя под расстрел. Только суть понять мы не смогли. За что он тебя решил сдать?

Колючие глаза капитана прожгли Мишку насквозь.

— Не знаю.

— Вот и мы не знаем. Возможно, думал, что следствие в условиях военного времени пройдёт быстро, сильно никто вникать не будет. Расстреляют и всё. Но просчитался. В общем, дело в отношении тебя, Михаил Ильич закрыто. Разреши поздравить тебя с очередным воинским званием — сержант и медалью «За отвагу». Там, ещё генерал Бакунин на тебя наградные подал за пленных и портфель. Пока шло следствие все награды и бумаги попридержали. Вот медаль и документы на неё. Давай помогу привинтить. Удачи, Михаил Ильич. Воюй так же смело и грамотно. Ребята тебя доставят обратно в госпиталь.

Не доезжая до больничного здания «эмка» остановилась. Лейтенант отдал честь и извинился.

Мишка прошёл до крыльца здания опустошённый. Думал всё, посадят или того хуже — расстреляют. Может работники НКВД, тоже были разными? Одни качественно выполняли свою работу, а другие стряпали дела, чтобы шагнуть вверх по карьерной лестнице? Он подошёл к дверям и обернулся. Красный проспект выглядел совершенно не так как в его время. Нет красочной раздражающей рекламы, огромного количества автомобилей. Народ одет в тёмные тона. И никаких плиточек на тротуарах. Только асфальт.

— Жизнь течёт своим чередом. Словно и нет никакой войны, — проговорил Мишка и с шумом втянул в себя тёплый осенний запах осени.

— Действительно, течёт, — раздался за спиной женский голос.

Мишка оглянулся.

— Здравствуйте, Ирина Сергеевна.

— Здравствуйте, Михаил. Я смотрю, вам медаль вручили. Поздравляю. Как говорят, награда нашла своего героя. Хотя, весь госпиталь судачит, что вас забрали в НКВД.

— Забрали. Вручили медаль и отпустили.

— Обычно не отпускали, — усмехнулась она, выпуская дым через нос. — Может что-нибудь изменилось в связи с войной?

Мишка пожал плечами.

— Михаил, извините, что сразу не вернула вам крестик. Отдаю сейчас. Когда вы были без сознания, я побоялась при всех одеть его на вас. Не боитесь, что кто-то донесёт об этом куда следует?

— Не боюсь, Ирина Сергеевна. Отбоялся. За два месяца войны отбоялся напрочь. Сам удивляюсь.

— Михаил, женитесь на Елене. Не оставляйте её просто подругой. Идёт война. Но она не вечна, а жизнь продолжится. Боюсь, что она никогда не выйдет замуж, если с вами что-то случится. Женитесь. Это главный вызов войне. Я вот идейная комсомолка. Сначала отреклась от отца, когда его арестовали в 1937 году. Он ведь в том же 1937 году принял монашеский сан и вскоре стал священником в нашем городе. Потом, когда началась война, мой жених уговаривал пожениться перед службой. Призвали в 1940 году. Отказалась. Он погиб в конце июня под Минском. Я совершила две непоправимые жестокие ошибки в своей жизни. И потому хочу, чтобы вы их не совершали.

Она затушила папиросу, сунула руки в карманы и пошла в больничный корпус. Мишка проводил её задумчивым взглядом…

Мишка шёл на поправку. Не за горами выписка и фронт. Было бы очень интересно пройтись по городу. Как выглядит сейчас его родной Первомайский район? Сравнить будущий вид с прошлым.

Лена пригласила Мишку домой познакомиться с родителями, на что он дал согласие. Сменившись, Лена повела его короткой дорогой. От госпиталя через дворы и Парк имени Сталина на улицу Каменскую.

— Позади нас остался стадион «Спартак». А сейчас, справа, мы выйдем к театру оперы и балета. Только главный вход с другой стороны. А вот та угловая шестиэтажка на пересечении с улицей Октябрьской и есть мой дом. Четвёртый этаж. Мама с папой нас ждут.

— Они кем работают?

— Медики. Оба. Отец — хирург. Он, кстати тебя оперировал.

— Валерий Семёныч?

Лена широко улыбнулась.

— С папой ты знаком, а мама военфельдшер. Она после ранения. Немецкий лётчик расстрелял колонну грузовиков с красными крестами. Пуля раздробила левую руку. Спасти не удалось, — лицо Лены приняло серьёзный вид. — Она на подхвате в нашем госпитале. Хочет быть полезной.

Валерий Семёныч расплылся в улыбке.

— Что, герой, поправился, говоришь. Проходи, проходи. Наша егоза мне все уши про тебя прожужжала. Давай к столу, а то картошка почти остыла.

На кухне его встретила стройная женщина в простой тёмной кофточке и юбке. Левый рукав заткнут в карман. Карие глаза смотрели приветливо, на лице искренняя улыбка.

— Всё же не таким вас описывала Леночка. Выглядите вы намного симпатичнее. Зовите меня Варвара Аркадьевна.

— Михаил, по маленькой пропустим за встречу и знакомство?

— Не откажусь, — Мишка выдвинул стул и усадил Лену, что было воспринято со стороны родителей чуть заметным перемигиванием и улыбкой.

— Миша, ничего, что я вас называю?

— Называйте, Варвара Аркадьевна.

— Расскажите о себе.

— Папа партийный работник, мама тоже. Я набирал тексты на печатной машинке. Ничего интересного.

— Как на фронт попали?

— Призвали. В Минске. До фронта тогда со своими призывниками не дошёл. Ноги стёр. Я ведь так много никогда не ходил. А тут сразу несколько километров в неудобной обуви.

— Я вот всё животик ваш пытался отыскать, но так и не нашёл, — усмехнулся Валерий Семёныч.

Мишка засмеялся.

— Был животик, хороший такой. Все на него косились. Да за время скитания по лесам и частым пробежкам, исчез, словно никогда и не было, — Мишка перевёл дыхание после маленькой стопки водки, и закусил тёплой, вкусно пахнущей картошкой. — Выходил из окружения под Минском, воевал под Могилёвом, опять выходил из окружения.

— Миша, какой вы скучный рассказчик, — улыбнулась Варвара Аркадьевна.

— Герои на то и герои, что подвиги совершают, молча, а эти вон, как Генка, балаболы, герои только на словах.

— Генка, бывший ухажёр Леночкин, — пояснила Варвара Аркадьевна.

В ушах Мишки стояли слова Ирины Сергеевны — женись. Он встал, одёрнул гимнастёрку, прокашлялся.

— Валерий Семёныч, Варвара Андреевна, я прошу руки вашей дочери.

Немая сцена. Все трое шокированы.

— Эмм… — Валерий Семёныч первым пришёл в себя. — До этого ли сейчас?

— Идёт война. Я не могу дать гарантии, что останусь жив. Но у нас будут с Леной наши, пусть всего несколько дней, но наши дни счастья. Сколько их, мужиков, вернётся домой после победы? Мало! И встретит ли она человека, которого полюбит всем сердцем? Если встретит, то хорошо. А если нет? Я люблю её. Люблю больше жизни. Никогда, никого я так не любил. Почти каждую ночь она снилась мне там, в лесах и болотах Белоруссии. Я шёл к этой встрече. И шёл через все испытания всю свою жизнь. Я пойму, если откажете, только воевать за свою жену и её родителей я буду крепче. У меня будет надёжный, крепкий тыл.

Мишка налил из графина водки и залпом опрокинул содержимое стопки в рот, даже нисколько не поморщившись.

— Миша, вы, наверное, правы. Она любит вас.

— Миша, я согласна, — со слезами на глазах проговорила Лена и покраснела.

— Тогда, — Валерий Семёныч повеселел. — Завтра Варвара сходишь в ЗАГс и договоришься на послезавтра. Кстати, отпуск по ранению дают?

— Не знаю. Сказали, через три дня выпишут.

— Поговорю с начальником госпиталя. Может ещё пару деньков в связи с таким событием добавят.

Через два дня, 14 сентября, Мишка с Леной сидели за столом и смеялись над выходками друга и соседа Валерия Семёновича. Когда-то тот работал клоуном в цирке, но началась война, и он пошёл на завод. На свадьбе и было народу-то десять человек. Молодожёны, родители невесты, соседи и подружки невесты. Посидели, выпили, повеселились и разошлись. И вроде ничего особенного, а день этот отпечатался в памяти.

17 сентября Лена провожала мужа на войну. Мишка смотрел в полные слёз глаза жены, и сердце разрывалось на части. Он в прошлой жизни даже подружки не имел, а сейчас у него — жена. Мишка целовал заплаканные глаза, чуть заметный шрамик и тонкие чувствительные губы. Весь мир исчез, сузившийся до этих прекрасных родных глаз.

— Ты только вернись! — упорно шептала Лена и не хотела отпускать Мишку.

— Я люблю тебя, милая! — ответил он и слегка отстранил девушку. — Как только попаду в часть — напишу!

Расставаться всегда тяжело, а если это молодая жена, то в особенности. Ведь едешь ты не в гости или в командировку, а на фронт, где убивают. И не факт, что ты вернёшься домой.

Начальником госпиталя Мишка был назначен старшим команды бойцов, находившихся на излечении в госпитале номер 1239. О чём свидетельствовала бумага, выданная Мишке за подписью начальника госпиталя. Прибыть они должны были в Москву. Продовольственный аттестат и требование на проезд по железной дороге, выданы сержанту 388-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии Пананину Михаилу Ильичу на всю команду.

Вспомнилось, как баталер в госпитале выдал ему обмундирование, и, сверившись с какими-то документами, почесал затылок.

— Снайпер, значится. Жди.

Баталер похромал куда-то внутрь своей комнатки. Брякнули ключи, скрипнула дверца. В руки Мишке лёг тяжёлый длинный свёрток и рядом кобура с наганом.

— Винтовка твоя, — заметив непонимающий взгляд, буркнул баталер. — Вот документы на неё.

Мишка развернул сложенную вчетверо бумагу, бегло пробежался глазами.

«Комкор Бакунин лично распорядился сохранить винтовку за ним. Ага, и в документы вписана».

— Непростой боец, видать, — с прищуром проговорил баталер и утвердительно кивнул головой своим же словам. — Удобри землицу, браток, фашистами. Пусть как можно больше их найдут свою смертушку на земле русской…

Мишка долго смотрел на махавшую ему вслед платочком Лену и понимал, что увидеться им, возможно, больше не суждено. Почему возникли такие мысли, он и сам объяснить был не в состоянии. Сердце ныло.

Проблем с бойцами не возникало. Нормальные парни из рабочих семей старались отоспаться. На фронте такой роскоши маловато.

Москва встретила солнечной погодой. Но воздух будто наэлектризован. Фашисты рвутся к столице, и именно это довлеет над городом.

На сборном пункте их уже ждали. Мишка отчитался по документам и получил приказ явиться к начальнику сборного пункта.

— Товарищ капитан, сержант Пананин…

— Проходи, сержант, — капитан указал рукой на свободный стул у стены. — Присаживайся. С тобой хотят побеседовать.

Капитан встал из-за стола выглянул за дверь.

— Жди, — бросил он Мишке и вышел.

В комнату вошёл немолодой майор с обвисшими усами и с острым пронзительным взглядом. Не отводя глаз от вытянувшегося во фрунт Мишке, майор проследовал за стол на место капитана.

— Присаживайся, сержант. Я пока твоё дело полистаю. Занятное, надо сказать, дело, — глухим голосом проговорил майор, погружаясь в изучение толстой папки.

Мишка присел на скрипнувший слегка стул. Напрягся. Майор с пехотными эмблемами. На сотрудника НКВД не похож. И кто же он?

— Что? Сидишь, наверное, гадаешь, что за странный майор такой пожаловал по твою душу? Давай знакомиться. Майор Трофимов Павел Николаевич, инструктор специальной школы отличных стрелков снайперской подготовки — ШОССП, при Московском военном округе. Собираю таких вот самородков, как ты. Послужной список у тебя солидный. Многие рапорта не затерялись, прошли по инстанции, и попали в нужные руки. Стрелять учился где?

— Как-то само вышло, — пожал плечами Мишка.

— Винтовка у тебя своя. Это хорошо. Располагаемся мы отдельно от остальных обучающихся. Задачи будем выполнять очень серьёзные. Московским направлением не ограничимся. Посылать будут в самое пекло. Со снайперами врага придётся вести дуэль. Короче, весёлая жизнь гарантирована. Вопросы, пожелания, просьбы есть?

— Есть просьба, товарищ майор. Если, конечно, возможно. Моего второго номера красноармейца Сударышкина можно прикрепить ко мне?

— Сработались, значит, — майор потёр виски. — Но он ведь не снайпер. Или я что-то упустил?

— Подучится, товарищ майор! Задатки есть.

Майор кивнул головой, закрыл папку с личным делом.

— Сударышкин уже в ШОССПЕ. И, думаю, что возражений у командования не будет, если вы воссоединитесь в паре. Ещё что-то?

— Готов к выполнению любого задания.

Майор хмыкнул.

— Пошли, герой. Нас «эмка» дожидается.

На территории как-то учебного заведения открылись курсы по подготовке миномётчиков, пулемётчиков, связистов и отдельно ото всех стояло одноэтажное обшарпанное здание для отличников стрельбы, будущих снайперов. Как оказалось впоследствии, учить их планировали не только стрельбе, но и азам рукопашного боя, сапёрного дела, а также отводилось время на изучение различного вооружения, в том числе и вооружения противника.

Сударышкин заключил Мишку в свои объятья и долго не отпускал.

— Товарищ Миша! Товарищ Миша!

Группа набралась в одиннадцать человек. Все прошли через бои, многие выходили из окружений. Девять из всех имели ранения, и попали в ШОППС после госпиталя. На общем собрании снайперам представили начальника школы, его заместителя и инструктора.

Инструктор — майор Тимофеев. Он и довёл до учеников план учёбы.

— И как долго нас тут будут держать? — спросил боец с красным лицом.

— Никто вас здесь не держит! — жёстко ответил Тимофеев. — Рапорт можете подать хоть сейчас. Я не знаю, удовлетворит ваше желание начальство или нет. Но, знаю точно. Вас собрали не для того, чтобы играть с вами в бирюльки. Вас собрали для того, чтобы вы могли в два, в три раза эффективнее уничтожать врага и выживать в самых разных условиях. Тяжело будет, а кому сейчас легко? Или вы, товарищ красноармеец, считаете, что подготовка не важна, у нас страна большая и завалим противника телами? Так вот что я скажу на это, товарищ боец! Воевать надо умеючи. Погибнуть легко, а вот выжить сложно. Сейчас ваши товарищи там, на передовой отдают свои жизни, чтобы вы смогли хорошо научиться уничтожать врага. Здесь вам не танцевальный кружок для благородных девиц. Зарубите себе на носу. От того как научитесь воевать зависит не только ваша жизнь, но и жизнь десятков, сотен ваших товарищей.

— Товарищ майор! Он просто неправильно выразился. Хотелось узнать, насколько по времени растянется наша учёба?

— Планируем на полгода.

— Это что нужно такое изучать, чтобы целых полгода учиться? — задал вопрос молодой казах. — Неужели самолёты, танки, бронепоезда?

— Надо будет, изучите, — улыбнулся майор. — Старшиной снайперской группы назначается сержант Пананин. Сегодня отдых, приведите себя в порядок. Завтра в шесть утра подъём и кросс десять километров. Дальше по расписанию, которое будет висеть на входе. Вопросы ещё есть? Все свободны. Пананин останься.

Бойцы, шумно переговариваясь, высыпали из учебного класса.

— Вот что сержант, поговори с ребятами по душам, узнай, что у них за душой, выяви слабые места. Короче, подойти с точки зрения снайпера. Точнее будет, со своей точки зрения. Это не для каких-то там… за что можно человека осудить или ещё что. Это для того, чтобы выявить слабые места у ребят и постараться как-то их нивелировать в процесс подготовки. Ясно?

— Ясно, товарищ майор.

— Что такой грустный, сержант? По молодой жене уже соскучился?

— Я по ней скучаю с самого Минска. Мы там познакомились, можно сказать.

— В партию не собираешься вступать?

— Нет, — встал смирно Мишка. — Считаю, что пока не готов для вступления в ряды коммунистической партии.

— Это ты можешь считать так, как тебе кажется, — отмахнулся майор. — Партия сама решит: достоин ты или нет. Свободен.

Для многих десять километров кросса по пересечённой местности оказались непреодолимыми. До финиша добрались не все. Майор решил, что бойцам необходимо уложиться в определённый временной отрезок. Уложились четверо. Трое до финиша не добрались самостоятельно, понадобилась помощь товарищей.

Потом начались занятия по стрелковому делу, рукопашной, учились читать карту, разрабатывали глазомер и много ещё чего.

На пятый день учёбы на территории появился важный полковник. Воротник мундира впился в оплывшую шею, а пуговицы с трудом держались на животе, готовые оторваться и улететь от хозяина куда подальше.

Недовольное лицо обратило взор на здание ШОППСа.

Через некоторое время полковник отчитывал Трофимова так, что вся группа в учебном классе прекрасно слышала каждое слово.

— Ты, майор, совсем охренел? Где строевая подготовка? Расписание он мне суёт. Почему политзанятия одно в день?

— Специфика…

— Да пошёл ты, майор в… Специфика. Солдат должен быть подкован политически и уметь держать строй! Иначе, это не солдат!

— Боевая подготовка основополагающая…

— Майор, может мне тебя пристрелить прямо здесь за вредительство против Советской власти? Тебе, тупому, я уже двадцать раз объяснил, что главное для солдата — политзанятия и строевая подготовка. А все эти ваши специфики оставите специалистам. У нас обычные курсы для стрелков, которые стреляют чуть лучше других. Завтра покажешь изменённый план подготовки. Иначе сгною, майор, на передовой. Понял?

Мишка слушал полковника и вспоминал братков из девяностых годов. Сам поганит, а на других сваливает. И ведь искренне считает, что он прав!

Через день проходили занятия по ведению наблюдения. Группа расположилась на траве под пожелтевшей берёзой. Полукругом перед преподавателем. Пожилой капитан рассказывал о задачах снайпера.

— Главной наипервейшей задачей снайпера, приступившего к наблюдению, является изучение и оценка обстановки обороны противника в своём секторе наблюдения с учётом особенностей местности и данных о противнике, полученной от командира подразделения в зоне ответственности которого вы действуете. Что для этого требуется? Правильно — общий осмотр местности невооружённым взглядом и установить…

Он обвёл взглядом группу, задержался на Мишке.

— Вот вы, сержант, можете сказать, что именно вы будете устанавливать, осматривая местность? Не вставайте, — остановил капитан встающего с места Мишку, жестом.

— Определю или предположу, где могут разместиться вражеские наблюдатели, пулемётные точки, снайпера.

Капитан немного подождал и кивнул головой.

— Снайпер должен установить, где проходят траншеи и окопы противника и, как сказал сержант, где могут разместиться его наблюдательные пункты и огневые средства. С какой целью, где, на каких направлениях и рубежах можно ожидать появление противника. На каких участках местности противник может укрыться от наблюдения и обстрела, с каких участков местности в нашей обороне или в нейтральной полосе эти участки можно просматривать и обстреливать. Какие участки местности на переднем крае противника и в нейтральной полосе наиболее выгодны для снайперов противника. Вот такой предварительный анализ и оценка обороны противника и местности дают возможность снайперу сделать правильный выбор для огневой позиции. И, конечно, необходимо сосредоточенно вести наблюдение на тех участках местности, где появление снайперских целей наиболее вероятно. Надеюсь, это понятно?

Бойцы закивали в ответ.

— Замечательно. Переходим к демаскирующим признакам…

— Это тут что за сборище? — раздался голос полковника. — Почему не на строевых занятиях? А вас, капитан, я отстраняю от обучения личного состава. Нам царских офицеров здесь не надо. Чего встали? Сержант! Командуйте на плац!

— Вы не правы, товарищ полковник, — сказал Мишка, с трудом подавляя в себе бешенство.

— Чего? — глаза полковника полезли на лоб, а фуражка смещалась на затылок. — Я тебя сержант сгною! За не умение разговаривать со старшим по званию, вы разжалованы до красноармейца. Арестовать!

Откуда взялись четверо здоровых лбов неизвестно. Подскочили, завалили на траву, скрутили руки.

Мишка опомниться не успел, как открыл лбом обитую металлом дверь. Пролетев пару метров упал на бетонный пол карцера. Разбитое при падении лицо саднило. Болело колено, которым также приложился при падении. Ещё пять минут назад ничего не предвещало развитию таких событий. Только устроился в углу поудобней, открылась дверь и два сотрудника НКВД с наганами заставили выйти. «Чёрный воронок» ждал своей жертвы. Впихнули на заднее сиденье, предварительно отоварив по рёбрам. Ехали недолго. На Лубянке завели внутрь помещения и сразу к следователю.

В кабинете накурено. Следователь с пролысиной посредине головы, похожий на телка, пускал изо рта сигаретный дым. Мишку завели, посадили на стул напротив и вышли и привязали руки к спинке стула.

— Сразу признаешься? Или помучаешься? Мы про тебя всё знаем Эрик. Нечего упорствовать. Доказательств на тебя выше крыши. Бумагу дать? Будешь писать? Писать не будешь. А говорить?

В это время раздался стук в дверь и на пороге появился полковник в форме НКВД.

— Товарищ полковник, следователь по особо важным делам военюрист второго ранга Волков проводит допрос немецкого шпиона.

Полковник прошёл к столу. Мишка скользнул по нему взглядом. Лицо показалось знакомым.

— Мы с вами где-то виделись, — полковник задумался. — У меня на лица прекрасная память. Раз увидел и на всю жизнь. Волков, иди покури.

Когда дверь закрылась за следователем, полковник опустился в его кресло за столом. Открыл дело и медленно пролистал листы. Губы его сжались, кулак ударил по столу.

— Волков! — зарычал полковник, и глаза стали красными.

Следователь мигом оказался внутри и вытянулся в струнку.

— Ты чем опять занимаешься? Я тебя предупреждал или нет? Это не 37 год. Ты что творишь? Дело заведено на Эрика Швайцера. Фотография даже есть. При чём тут этот боец?

— Это и есть Эрик Швайцер, — не моргнув глазом, ответил Волков.

— Если он Эрик Швайцер, то я балерина. Пшёл вон. Хотя, стой! Кто передал бойца? И из какого подразделения?

Следователь побелел.

— Говори! Всё равно узнаю! Ну!

— Полковник Вацис, начальник учебной школы по обучению бойцов воинским специальностям.

— Свободен. Пока, свободен. Наш разговор не окончен.

Дверь за Волковым закрылась.

Полковник нажал кнопку под крышкой стола. Вошёл конвоир.

— Развяжите. Найдите лейтенанта Малькевича. Охрана больше не нужна.

В сознании Мишки закрутилась знакомая фамилия Малькевич. Потирая затёкшие руки, он перебирал в памяти события.

— Куришь? — спросил полковник и на отрицательное движение головы Мишки, закурил сам. — Я точно тебя где-то видел.

— И вы, товарищ полковник госбезопасности, мне кажитесь знакомым.

— Значит точно, виделись! Остаётся вспомнить при каких обстоятельствах. Только за последнее время передо мной прошло столько народу, что можно самого себя в зеркале не узнать. Я смотрю, воевал. Золотистая нашивка за ранение. В какой части встретил войну?

— 444-й стрелковый полк 108-й стрелковой дивизии.

Полковник подавился дымом и закашлялся.

— Вот я пень старый! Вспомнил. Пананин твоя фамилия.

— Так точно, Пананин, — это был тот третий, загадочный военный без знаков различия.

— Ты тогда с пулемётом и наганом бегал. Помню, как тебя принесли. Выжил, значит, при атаке на село. А мы на тебя похоронку оформили.

Стук в дверь прервал полковника.

— Разрешите? — в проёме нарисовался лейтенант.

— Проходи Малькевич, присаживайся. Помнишь бойца?

Малькевич внимательно посмотрел на Мишку и улыбнулся.

— Красноармеец Пананин, как не помнить. Надо же из всего подразделения хозвзвода остались в живых старшина и помощник повара. Тебя признали погибшим, товарищ полковник оформлял бумаги. А ты вот он, живее всех живых. Расскажи…

Мишка не стал упорствовать и рассказал с момента разгрома хозвзвода.

— Струхнул я, тогда, сильно. Впервые немца перед собой увидел. Когда офицер, обливаясь кровью, падал, раздался взрыв, и нас с ним завалило землёй…

Малькевич, внимательно слушая, тоже закурил.

— Очнулся в церкви…

Полковник только успевал менять папиросы.

— Вышли из Могилёвского окружения. Прикрывая отход отряда, был ранен. Затем госпиталь и ШОППС.

— Кубари в петлицах были. Младший сержант?

— Сержант.

Полковник кивнул и вышел из-за стола. Гимнастёрка у тебя порвана на груди. Били?

— Медаль сорвали, — потупился Мишка.

— Даже так? — полковник скрипнул зубами. — Малькевич, возьми показания с сержанта.

И вышел.

— Присаживайся поближе. Вот карандаш, бумага. Пиши всё, что произошло в школе.

Мишка кратко изложил ситуацию.

— Пойдём, — Малькевич пропустил вперёд Мишку и прикрыл кабинет. — Захаров, кабинет закрой на ключ, — крикнул он бойцу в конце коридора и, дождавшись, когда тот добежит до двери, пошёл в другую сторону.

В школе, куда они приехали, уже работала комиссия. Полковник Вацис, который оказался назначен на должность три дня назад, арестован. Исполняющим обязанности остался прежний заместитель капитан Рыков.

Малькевич перекинулся фразами с Рыковым. Тот позвонил куда-то и в кабинет примчался старшина.

— Переодеть, привести в надлежащий вид, — указал рукой в сторону Мишки капитан.

Старшина вытянулся, козырнул и они вместе с Мишкой, покинули кабинет.

Продолжение учёбы для Мишки не последовало. Ещё вечером, когда Сударышкин от счастья, чуть ли не пел, прибежал боец от капитана Рыкова.

— Сержанту Малькевичу и красноармейцу Сударышкину завтра в шесть ноль-ноль быть у здания штаба с оружием и вещами.

Сударышкин попытался узнать больше, ухватив посыльного за рукав, но тот вывернулся и побежал обратно, крикнув:

— Ничего не знаю больше. Вроде, как на фронт отправляют.

— Слушай, сержант, у тебя ангел-хранитель хороший. Из таких передряг вылез! С Лубянки вышел! Мы все здесь сидим, а ты на фронт! Везунчик, слушай! — грузин Читавадзе блеснул тёмными глазами. — Задай там жару этим фашистам!

— Зададим, генацвали, зададим.

Часть 4 Брянский фронт

Утром, в штабе, им выдали предписание явиться в штаб Брянского фронта. На попутных машинах Мишка и Сударышкин добрались до Брянска ночью 2 октября. Во втором часу ночи прибыли в штаб, предъявили документы. Дежурный выделил комнату для отдыха. Штаб работал и ночью, но командующего решили не беспокоить.

В начале седьмого часа утра город подвергся бомбёжке. Авиация противника царила в воздухе и создавала ад на земле. Мишка с Сударышкиным захватили свои пожитки и ринулись в подвал. Здесь их обнаружил дежурный лейтенант, который встречал ночью.

— Товарищи, пройдёмте за мной, — сказал он.

Далеко идти не пришлось. Здесь, в подвале он представил их полковнику с красными от недосыпа глазами.

— Снайпера? Поздно приехали. Вчера надо было. Держите предписание и бумаги о прикомандировании вас к 260-й стрелковой дивизии полковника Хохлова. Очень он просил снайпера. Теперь, правда, обстановка изменилась, — полковник помял подбородок двумя пальцами. — Но снайперы им не помешают. Кругликов!

Перед полковником вырос маленький красноармеец с заострённым носом.

— Добросишь бойцов до 260-й дивизии и пулей назад.

Мотоцикл довоенного советского производства ужасно гудел, казалось, ещё немного и он пойдёт на взлёт. Кругликов на удивление лихо объезжал воронки и завалы, умело проскакивал там, где практически проехать было невозможно. Попетляв изрядно по разрушенному городу выскочили в пригород. Кругликов добавил обороты, но скорость оставляла желать лучшего.

Чувствовалась осень. Холодный ветер продувал шинели, заставляя ёжиться. Вдоль дороги тянулись в основном белые стволы берёз. Лиственные деревья почти скинули свой осенний наряд, и лес казался обнажённым. Среди голых стволов мелькали хвойные породы в своих изумрудных платьишках.

Мишка прикрывал лицо воротником шинели от бьющего в глаза ветра и не забывал осматривать пространство от дороги до самого леса. Жизнь приучила быть готовым к любым перипетиям судьбы.

Перед отправкой, успел дописать письмо жене.

«Леночка! Солнышко! Здравствуй, моя милая! У меня всё хорошо. Воюю, как и все. Правда, последние дни провёл в учебной школе. Завтра на фронт. Очень хочется тебя увидеть. Каждую ночь снишься ты и наша свадьба. Передавай родителям привет….».

Никогда не писавший писем Мишка увлёкся, что описал природу Москвы, здания, но это оказалось вымарано цензурой. Кто-то посчитал, что это недопустимые сведения.

На подъезде к какому-то населённому пункту их встретил боец.

— Снайпер?

— Да. Сержант Пананин и второй номер…

— Красноармеец Суглобов. Мне приказано встретить вас. Дальше, лучше пешком, и не по дороге.

— Что случилось?

— Немецкие снайпера за поворотом шалят. Машины с грузом пройти не могут. Шоферов выбивают. Раз десять прочёсывали лес с обеих сторон дороги и ничего. Словно в воздухе растворяются. За этим вас и вызвали.

— Ясно.

Кругликов быстро развернул мотоцикл и помахал рукой. Ужасно ревя, железный конь полетел обратно в Брянск.

Под деревьями стояло четыре полуторки с боеприпасами и продовольствием. Водители сидели на пожухлой траве кружком и смолили цигарки. Рядом расположились два бойца с автоматами.

Мишка с Сударышкиным подошли к ближайшему грузовику, как откуда-то выскочил лейтенант с перебинтованной головой.

— Лейтенант Ремез, командир группы разведки.

— Сержант Пананин, снайпер.

— Красноармеец Сударышкин, второй номер.

— Добро, бойцы, — улыбнулся лейтенант. — Суглобов уже поведал о проблеме?

— Вкратце.

— Задача одна. Найти и уничтожить или сделать так, чтобы прошли машины. Тут дорога одна, а в последние дни из-за дождя вообще сложно проехать. Вот и пользуются этим гады. Там, под Жирятино, на западном берегу реки Судость наши кровь проливают. Боеприпасы нужны как воздух, а тут эти…

Мишке не приходилось ещё воевать против снайперов. Он даже не знал, как это лучше делать. Как вообще к этому делу подступиться.

— Что сержант, сложная задачка?

— Сложная, товарищ лейтенант. Не приходилось мне пока охотиться на снайперов врага. Я их и не встречал ни разу с июня.

— Ты уж постарайся сержант, — немного скис лейтенант Ремез.

— Можете нарисовать, как стоят машины, которые остановили снайперы? И, если есть предположение, откуда стреляли…

Ремез в своём планшете нашёл листок и быстро набросал схему дороги.

— Здесь, здесь, здесь и здесь. Стреляли с обеих сторон дороги. Эти две вчерашние. Эти — сегодняшние. Сопровождающие с двух машин остались живы. Ночью три машины успели проскочить. Вообще они у нас тут давно. Ребят побили больше двадцати. В основном шофёров и командиров. Выстрел, два и исчезают, словно их тут и не было.

— Мистика, — задумчиво проговорил Мишка.

— С нами до вчерашнего дня была рота бойцов, но ночью они ушли на передовую. Потери большие. А тут ещё снайперы, будь они не ладны. Стреляли, как я понял по характеру ранений, каждый раз с нового места. Никаких следов пребывания мы не нашли.

— Товарищ Миша, Ерлана бы сюда или цыганку, вмиг бы нашли, где эти гады прячутся, — зашептал Сударышкин.

— Товарищ Миша? — засмеялся Ремез. — Это что прозвище?

— Это позывной, товарищ лейтенант, чтобы не раскрывать настоящее имя снайпера.

— Вон как, — усмехнулся лейтенант, — хитро придумано.

— Что скажешь, Фрол?

— Дело табак, — вздохнул напарник.

Мишка вглядывался в схему, составленную лейтенантом. Мысленно провёл линии от погибших к лесу.

— Один, два выстрела и уходят, — медленно выговорил Мишка. — Снайпер один или два, но стреляет каждый раз один. И не с обеих сторон дороги. А с одной. Скорее всего, слева.

— Почему вы так решили, товарищ Миша?

— Смотри. В двух машинах, которые съехали на левую сторону, убиты и шофёр, и сопровождающий. Сделано по два выстрела. В те машины, что съехали на правую обочину, убиты только водители. Соответственно сделано по одному выстрелу. То есть сопровождающие оказывались вне поля зрения стрелков и оставались живы.

— Верно, сержант, товарищ Миша, — лейтенант ещё раз прокрутил в памяти характеры ранений. — Осматривать времени не было, старались поймать по горячим следам. Сейчас я восстановил в памяти положение шоферов. Одно из ранений я принял с другой стороны дороги из-за вхождения пули в висок в правую сторону головы. Но ведь водитель мог просто оглянуться в сторону леса. Значит, снайперы или снайпер действуют с одной стороны. А мы как лоси носились в другом месте.

— А как бойцы проходят в ту сторону?

— Пешком. По лесу. Машинам не пройти, болотистая местность, а бойцам не привыкать.

— Товарищ Миша, давайте я на машине проеду, а вы этого снайпера вычислите!

Мишка посмотрел в сторону напарника.

— Нет, — жёстко ответил он. — Ты ведь не умеешь водить.

— Умею, — довольно улыбнулся Мишка. — Была возможность, покатался немного.

— Этого мало.

— Товарищ Миша, давай, кого из шоферов попросим, — лейтенант загорелся идеей Сударышкина.

— Надо одну машину разгрузить. Пусть будет полегче. Может, сманеврировать водителю удастся.

Ремез подошёл к шоферам жестикулируя, объяснил им задачу. Шофера повесили головы. Кому охота добровольно совать голову под пули. Всё же один из них, в возрасте, поднялся и подошёл вслед за лейтенантом к Мишке.

— Как вас зовут? — обратился Мишка к шофёру.

— Зови Георгичем, не ошибёшься.

— Тогда, Георгич, слушай. Полуторку твою сейчас разгрузим. Поедешь без груза. Езжай, словно воронки объезжаешь. Постоянно крути влево — вправо. Со стороны водителя на боковое стекло необходимо натянуть кусок брезента. Снайперу будет сложно прицеливаться при вашем маневрировании и закрытости. Если, вдруг, он не станет стрелять…

— Как не станет? Такая цель! — воскликнул лейтенант.

— Если он поймёт, что машина пустая, то вряд ли будет стрелять. Но кто их, немцев, знает, конечно. Во всяком случае, если не выстрелит. Проезжаете за лес, разворачиваетесь, перевешиваете брезент и возвращаетесь назад. Если выстрелит, то руль вправо, чтобы защититься от второго выстрела кузовом. И сидеть там, не вылезая из кабины. Ясно, Георгич?

— Что тут неясного. Если не убьют, то не отсвечивать.

— Вы это бросьте, Георгич, убьют…

— Сержант, хватит мне выкать, как его благородию. Зови на ты, а то неудобно как-то.

— Хорошо. Вот моего напарника кто бы ещё переучил, тоже на вы меня зовёт.

Они посмеялись.

Георгич с другими шоферами шустро раскидали груз. Шинели пришлось сбросить и спрятать за стволами деревьев вместе с вещмешками, присыпав листвой. Сударышкин устроился на одной из сосен на опушке с биноклем, а Мишка на другой в нескольких метрах от него. Связной сразу помчался к лейтенанту с докладом, что снайпер готов к работе.

Полуторка выскочила из-за леса и, виляя, помчалась по дороге. Водитель пригнулся к рулю, насколько оказалось возможным. Мишка, вооружённый прицелом, мельком пробежал по кабине машины и стад вглядываться в противоположный массив леса. Солнце как раз светило с востока на запад. Полуторка почти поравнялась с ними, когда среди ветвей мелькнул блик оптики. Дыхание задержано. Выстрел. Машина вильнула вправо и заглохла, развернувшись кузовом.

— Попал! — закричал Сударышкин. — Свалился как мешок.

Мишка осмотрел в прицел подстреленного. Снайперской винтовки не было. На шее болтался бинокль. Должен быть второй. Этот стрелять не мог. Винтовка убитого немца лежала на ветвях, где он сидел. Однозначно. Должен быть второй. Мишка тщательно осматривал деревья и под ними.

— Фрол, там второй должен быть! Ищи, дорогой! Он попытается сейчас уйти!

Несколько минут шло тщательное изучение всего, что находилось на той стороне. Никого.

— Ушёл, — выдохнул Мишка. — Всё, Фрол, слезай, ушёл он.

Георгич улыбался и дрожащей рукой сворачивал цигарку. Пуля прошла над головой, разбив стекло со стороны пассажирского сидения.

— Спасибо, сержант, товарищ Миша! Завалил подлеца! — лейтенант кружил вокруг убитого снайпера. — Суглобов, винтовку с сосны достань, только не попорть трофейное имущество! Георгич, молодец! Но надо поторапливаться. Грузись и гони на всю железку.

— Жалко, что второй смог уйти, — произнёс Мишка, разглядывая пулевое отверстие над бровью немца.

— Всё-таки двое?

— Второй ушёл и уже вряд ли вернётся. Понял, что против него работал снайпер.

— Это хорошо. Спасибо за помощь. Бинокль с винтовкой заберёте?

Сударышкин молча снял бинокль с немца, сравнил с нашим и протянул лейтенанту свой.

— И за это спасибо, — улыбнулся лейтенант. — Суглобов, винтовку снайперам отдай. Кстати, я как понял, боец умеет машину водить. Пусть поможет довести полуторки до штаба дивизии.

— Без вопросов, товарищ лейтенант, — на этот раз улыбнулся Мишка. — Две машины из четырёх доведём.

— Отлично. Пристроитесь за Георгичем, он дорогу знает.

Мишка открыл дверцу полуторки с разбитым боковым стеклом. Сиденье залито кровью и пол под сиденьем. Кровь успела подсохнуть. Он вытянул старую гимнастёрку из-за спинки сиденья и затёр то, что оттиралось. Полуторка завелась легко, ровно загудела. Мишка аккуратно сдал назад, на дорогу. Машина медленно, переваливаясь с борта на борт, выползла из кювета. А вот Сударышкина пришлось выдёргивать, его полуторка со снарядами хорошо увязла в грунте.

Путь до штаба дивизии оказался сложным. Дорога разбита авиацией и распутицей. Доехать, всё-таки доехали. Мишка выполз на подножку грузовика, ощущая тяжесть в пояснице и взмокшую под шинелью спину. Сударышкин тоже держался за спину. Оно и понятно, с непривычки покрути баранку тяжёлой машины.

Полковник Хохлов выглядел усталым, как впрочем, и все представители штаба.

Дивизия оказалась на пути вспомогательного удара немецких войск под названием «Тайфун». Немецкое наступление в полосе 260-й стрелковой дивизии началось рано утром 2 октября 1941 года. В 6 часов утра немецкая артиллерия и миномёты начали ураганный обстрел передовых позиций дивизии, продолжавшийся три часа. Артиллерийский обстрел корректировался с аэростатов, и вёлся, в основном, по переднему краю обороны дивизии. Затем, немецкая пехота пошла в атаку.

Немцы двигались рассредоточенными цепями, по полю, не спеша, ведя огонь из стрелкового оружия на ходу. Впереди шли автоматчики, даже не пригибаясь под ответным огнём. В докладе одного из полков немецкое наступление в тот день было названо «психической атакой».

— Обстановку уже знаете? У меня каждый человек на счету. Я могу вас отправить назад в Москву, как выполнивших задание, но я прошу, не приказываю. Нужна ваша помощь. Снайпер очень высоко ценится. Под Жирятино очень сложная обстановка. Что скажете?

Снайпера переглянулись. В предписании означено, что при выполнении задания, срочно вернуться в расположение учебной части.

— Если вы беспокоитесь по поводу предписания, то приказ о вашем временном зачислении в состав дивизии мы сделаем. Ну, так как?

— Товарищ полковник, мы своих не бросаем, — вытянулся Мишка. — Едем в Жирятино.

Оборонительные укрепления стояли за рекой Судость на западном берегу, перед деревней Жирятино. Противник провёл несколько неудачных атак. Пока их наступления удавалось отражать.

Мишка с удовольствием бы обменял шинель на телогрейку, о чём проговорился начальнику штаба полка. Тот распорядился уважить просьбу снайперов.

Позиции для стрельбы пришлось выбирать долго. Мишка искал место, где обзор намного шире и хорошая простреливаемость местности. Место для Сударышкина определили так, чтобы можно было вести перекрёстный огонь.

Между атаками сделали лёжки и обжили. Они расположились немного позади передовых траншей. Земля влажная, отдавала прелостью и холодом. Погода без солнца и дождя, давила серостью. Прохладный ветерок налетал время от времени и шевелил перед глазами пожухлую траву.

Мишка вспомнил, что у него день рождения скоро. 25 октября уже не за горами. Отметить бы двадцати пятилетие в кругу семьи…

Помечтать не дали. Ближе к вечеру последовала непродолжительная артиллерийская подготовка и в бой опять пошли немецкие цепи.

Устояли. Давно Мишка так много не стрелял. Сударышкин был доволен, его Маузер 98к, славно потрудился против представителей народа, его создавшего.

На следующий день, утром, немцы предприняли новую атаку, но как-то вяло, и вскоре откатились назад. Как оказалось позже, они нанесли основные удары в других местах. Жиденькая оборона дивизии трещала по швам. Тяжёлых раненых и тех раненых, кто был не в состоянии держать оружие, отправляли в тыл. Все, кто мог сражаться, находились в окопах.

К полудню немецкая авиация нанесла мощный бомбовый удар по позициям полка. Следом артиллерийский и миномётный обстрел в течение двух часов, изменил местность до неузнаваемости. Атака немецкой пехоты, поддержанная танками, заставила командование отдать приказ об отходе на вторую линию обороны.

Немецкие подразделения попытались сходу скинуть обороняющихся в реку и захватить плацдарм на другом берегу, но батальоны выстояли и не дали сделать этого.

Дело дошло до рукопашной. Бойцы бросились навстречу фашистам с винтовками, сапёрными лопатками, ножами, штыками. Утопая в грязи, скользя болотистому покрову, красноармейцы с ожесточением рвали и кромсали врага. Мишка продолжал уменьшать ряды противника из своей винтовки. Сударышкин предпочёл размяться. За что потом получил выговор от товарища Миши. Немцы отошли. Перед позициями остались лежать несколько десятков солдат той и другой стороны. Чумазые, окровавленные, усталые красноармейцы перевязывали раны, приводили себя в порядок.

При отражении последней атаки одну из важных ролей сыграла разношерстная артиллерия дивизии.

Из воспоминаний капитана-артиллериста 331-го краснознамённого гаубичного артиллерийского ордена Суворова Севастопольского полка резерва ВГК Я. Гельфандбейна, в то время девятнадцатилетнего лейтенанта, командира взвода разведки конного дивизиона артполка:

"Бомба", "Картуз", "Накати", "Фитиль", "Охлади" — лексикон второй батареи, вооружённой "48-линейной мортирой на лафете Венгловского". Эти музейные мастодонты на шестёрке першеронов воевали ещё в Русско-японскую. Накатить после выстрела орудие вручную, окатить ствол водой из деревянной бадейки, подвешенной на цепочке к оси колёс с человеческий рост (запас воды — в бочке). Загнать в казённик 43-х фунтовую бомбу, навести орудие по мушке, как винтовку и по отвесу, чтобы получить нужную дальность стрельбы — приёмы, известные чуть ли не по фильмам о войне 1812 года!

Но, нет худа без добра! Какую панику наводили свист и разрывы бомб среди пехоты противника если, конечно, они её достигали! Бомбы эти, не принося ощутимых потерь, рвались со страшным грохотом и клубами чёрного дыма, совсем как в историческом кино, разбрасывая вокруг мириады мелких, в общем-то, безвредных искр и… десяток, с бутылку величиной, осколков. Но солдаты противника бросались на землю, не понимая чем их "угощают" русские. Как говорится "и смех и грех".

Первая батарея имела полковые пушки образца 1902 года, поражавшие немецкие танки первых месяцев войны лишь на близком расстоянии, а третья была вооружена 122-х миллиметровыми гаубицами образца 1938 года с превосходными тактико-техническими данными, но тогда снабжалась лишь осколочными снарядами. С орудием именно этого типа мне пришлось пройти по дорогам войны до её конца».

Для Мишки было дико видеть и слышать чем сражается советская армия. Но многие склады уже были под немцами. И в ход шли музейные экспонаты и учебные пособия.

Мишка отслеживал движения на стороне противника, и старался выбивать офицеров, пулемётчиков, миномётчиков, водителей. Сударышкин тоже полноценно выполнял обязанности снайпера, стреляя по любой неприятельской мишени.

Капитан, командир роты, один раз подполз к Мишкиной лёжке и осмотрел в бинокль позиции неприятеля. После цокнул языком.

— Сержант, умно позиции выбираешь. Они у тебя тут, как на ладони. Много уже на тот свет пустил?

— Хватает, товарищ капитан. Главное, жаловаться не прибегают.

Они посмеялись.

— Прицел у тебя лучше, чем у меня бинокль.

— Тут, что не говори, умеют фрицы делать оптику.

Следующая атака началась утром, 4 октября в 7 часов. После обработки авиацией и артиллерией, в бой устремились пехотинцы в своих серых мышиных мундирах.

Наша артиллерия немного попугала врага и замолчала. На этот раз до рукопашной схватки дело не дошло.

Мишка вместе с Сударышкиным продолжали отслеживать обстановку, сменяя друг друга. Усталость брала своё, а после приёма пищи, очень хотелось спать. Спали попеременно по два часа.

5 октября ещё одна атака вражеской пехоты была отбита. После чего миномётный обстрел накрыл позицию Мишки. Он каким-то чудом ощутил беду и заставил Сударышкина сменить место лёжки. Мины вспахали землю на протяжении двадцати метров в обе стороны.

— Товарищ Миша! Как? Останься ещё на минуту и нас бы накрыло!

— Чуйка, брат! — нервно засмеялся Мишка.

Следом артиллерия прошлась по оборонительной линии и в атаку ринулись немецкие солдаты. Напор оказался настолько мощным, что райцентр Жирятино пришлось оставить и отойти на восточный болотистый берег Судости. Оба моста и плотину взорвали. Попытки врага переправиться на другой берег, были пресечены.

6 октября немецкая артиллерия несколько раз начинала артподготовку, но наступления так и не случилось. Стало известно, что пал Брянск и 50-я армия оказалась отрезанной от советских войск.

Мишка вздохнул. Опять окружение. Ему уже не привыкать, а вот как эта новость отразится на бойцах. Они не кадровые военные, за исключением выпускников училища, пусть уже и побывавшие в боях. Их обучением и экзаменом стала война.

7 октября дивизия с огромным трудом сдерживала атаки противника с запада, юга и севера. Авиация, артиллерия, миномёты, казалось всё, что может сыпать смертоносными осколками, летело на оборонительные порядки 260-й стрелковой дивизии, созданной в июле 1941 года. В состав дивизии входили кимряки, калининцы с вагонзавода и призывники западных районов области. Окончательное пополнение пришло с Кузбасса и Красноярского края, а также группа выпускников военного училища Уральского военного округа.

И теперь дивизия потеряла почти половину своего состава убитыми и ранеными и отходила на новые позиции.

Из Ставки пришёл приказ о выходе из окружения на восток. Войска начали готовиться. Всё, что не могли забрать или осталось без боеприпасов уничтожалось. Запасы горючего, продовольствия и боеприпасов пополнять было негде.

Всем частям, кроме двух полков 1026 и 1030, было приказано двигаться на северо-восток, к переправе через Десну, далее на восток, в район сёл Буяновичи и Нехочи.

В ночь на 8 октября все армии Брянского фронта начали движение. Войскам приходилось многократно прорывать многочисленные заслоны противника. Под огнём вражеской авиации, танков, артиллерии и постоянным контактом с пехотой врага приходилось пробиваться войскам не только 50-й армии, а всем армиям, которые оказались в котлах в районах Брянска и Вязьмы.

Восемь дивизий 50-й армии тронулись в путь. Все шоссе и просёлки были забиты войсками и обозами. Осенние дожди, перешедшие в мокрый снег, превратили дороги в непроезжее месиво.

Кончалось горючее — бросали технику, выводя из строя. Согреться было негде, о горячей пище можно было только мечтать. Длительные ночные переходы изматывали. Обмундирование высушить не представлялось возможным.

Через сутки, 9 октября, штаб и службы 260 стрелковой дивизии, обходя Брянск, прибыли в местечко Бежань, и, оттуда, 10 октября перешли в Нехочи.

1026-й и 1030-й стрелковые полки продолжали отступать, сдерживая наступления немцев и прикрывая отход главных сил. Полки отошли за шоссе Жирятино — Брянск. В деревне Витмица занял оборону 1026-й стрелковый полк, в деревне Орменка — 1030-й стрелковый полк. 3-й батальон 1026-го полка прошёл через лес от деревни Красный Пахарь через хутор Преображенский к Большому Крупцу, и ударил противнику во фланг. Это задержало немецкое продвижение. Связь с 3-м батальоном была потеряна.

По приказу комдива полк отошёл на север, и переправился через Десну около платформы Хотылево.

11 октября 50-я армия между деревнями Буяновичи и Нехочи несколько раз отразила атаки противника. В ночь на 12 октября 1026-й и 1030-й стрелковые полки, по приказу командира дивизии, предприняли попытку атаковать Хвастовичи и, минуя Красное, прорваться к мосту.

Мишка с Сударышкиным находились позади первых атакующих, выполняя свою работу снайперов. Но полки нарвались на сильный артиллерийский и миномётный огонь. От прямого удара на Хвастовичи командиру полка пришлось отказаться. Пройти к мосту в обход Хвастовичей тоже не получилось.

Под утро, 12 октября, в атаку на Хвастовичи пошли три полка и сумели овладеть селением.

1026-й стрелковый полк, за исключением нескольких взводов, в атаке участие не принимал.

Не успели прилечь хоть немного сомкнуть глаза, как примчался вестовой с приказом командующего армией генерал-майора Петрова, срочно двигаться в разведку за реку в сторону Гутовского лесозавода.

Злые, уставшие, голодные бойцы после неудачного боя двинулись по раскисшей дороге в промозглую ночь. Некоторые умудрялись на ходу засыпать, держась за идущего рядом товарища.

Здесь, у лесозавода командование 50-й армии приняло решение переправляться через реку Рессета. Пока шла подготовка к переправе, копались окопы для отражения атак противника, Мишку и Сударышкина вызвали в штаб к генерал-майору Петрову.

— Я знаю о вашем предписании и самовольному распоряжению комдива. Речь идёт о сотнях жизнях бойцов Красной Армии. У нас не осталось другого выхода, как переправляться здесь. Я приказал всех пулемётчиков поставить в заслон. Где быть снайперам, лучшим стрелкам армии в данный момент?

— Товарищ генерал-майор, на передовой! — ответил Мишка.

— Хороший ты боец, Пананин. Надеюсь, что ещё свидимся! — Петров с чувством пожал руки.

13 октября началась переправа через речку Рессета. Под первым же ЗиСом с реактивной установкой провалился настил посредине моста. Пришлось возводить новый мост. Командир 154-й дивизии генерал Фоканов выделил на переправу сапёрный батальон и артдивизион. Возведение моста проходило под постоянным огнём врага, налётами с воздуха. И всё же мост возведён и полки двинулись на другой берег.

Погода стояла хмурая, морозная, с пронизывающим ветром. Заряды снега проскакивали с неба вперемежку со струями холодного дождя. В воздухе непрерывный гул от падающих в пике бомбардировщиков, воя авиабомб, разрывов снарядов, гранат, свиста мин, оружейной и пулемётной стрельбы. Человеческие крики прорывают эту какофонию звуков. Отовсюду летят отрывки просьб о помощи, стоны…

Под мощным артиллерийским и миномётным огнём, насквозь промокшие, израненные, отощавшие от недоедания красноармейцы стояли до последнего.

Первую переправу, наведённую сапёрами, немцам удалось разбомбить. Под ливнем пуль сапёры в течение часа возвели новую. Переправа продолжилась.

Вода в Рессете превратилась в буро-красную от крови.

Мишка закашлялся от близкого разрыва. Комок грязи угодил в рот, когда он пытался докричаться до бойца с гранатой. Тот не полз, а передвигался на «четырёх костях» сильно задрав вверх пятую точку. Боец не видел второй танк, который развернул в его сторону башню, и полоснул пулемётной строчкой в его сторону. Тело обмякло и осталось сидеть на коленях, согнувшись головой к земле.

Мишка чертыхнулся. Сударышкин сменил позицию и находился далеко. Приставил винтовку к стене окопа. Перекрестился. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Вытолкнул себя из траншеи, немного прокатился и проскользил по мягкой раскисшей почве. Поднял голову, сориентировался и пополз к убитому бойцу. Из крепко зажатых ладоней Мишка вытянул бутылки с воспламенительной смесью. Боец взял две на всякий случай, похоже. Но это даже лучше.

Чёрная громадина подставила борт. Мишка вскочил на ноги и со злостью швырнул бутылку на моторный отсек. Танк почти дошёл до траншеи, когда огонь с тёмными клубами вырвался изнутри. Взрыв был такой силы, что Мишку отбросило в сторону. Что-то огромное заслонило небо и с силой впечаталось в землю совсем рядом. Ветерок смерти пронёсся над головой, сорвав шапку. Мишка осторожно приподнял голову и вздрогнул всем телом. Прямо перед глазами в нескольких сантиметрах от них, в Мишку уставилось чёрное жерло танковой пушки. Оцепенение прошло не сразу, тело било от озноба. Ещё бы немного и Мишку расплющило бы под сорванной взрывом башней. Приходя в себя и сжимая вторую бутылку, он поискал глазами второй танк. Тот уже утюжил траншею, обваливая её стенки и закапывая бойцов живьём.

Мишка забыл обо всём, осталась только злость и ненависть. Вскочил на ноги и в несколько прыжков достиг ненавистного бронированного монстра.

— Гори в аду! — крикнул он, чиркая запал.

Бутылка разбилась о заднюю часть башни, стекая вниз на моторный отсек. Вспыхнувший огонь постепенно разгорался.

Как Мишка оказался в траншее, вспомнить уже не мог. Винтовка в руках, в прицеле очередной фашистский солдат.

Дым от сгоревшего пороха смешался с землёй, застилал и разъедал глаза, сдавливая дыхание до хрипоты. Мишка бросил взгляд назад, на переправу. По обеим берегам лежали тела бойцов, в воде плыли тела бойцов…

Из глаз Мишки поползли слёзы.

— Не время оплакивать! — закричал он сам себе. — Бей фрицев!

И опять в прицеле фашистский солдат, а палец заученно мягко нажимает на спусковой крючок. Чуть сдвинул ствол в сторону, выстрел, ещё чуть в сторону, выстрел. Немецкая цепь прорежена. Что-то потекло со лба. Мишка смахнул рукой и увидел кровь. Зацепило. Только когда? В горячке боя даже не заметил. Ощупал рану. Пустячная. Кожу содрало. Шапку жалко, потерял в поле. Вот ещё один бежит за подарком. Выстрел. Подарок получен. Очередной взрыв недалеко от траншеи и Мишку присыпало тонким слоем земли. Первым делом он сразу проверил винтовку, прицел, затем слегка отряхнулся. За шиворот скатились холодные комочки. Неприятно, но некогда вытряхивать. Выглянул из-за бруствера. Немецкий солдат с колена стреляет в кого-то. Без раздумий встал, вскинул винтовку, и пуля вошла под срез каски в височную часть головы.

С левой стороны в траншеи возня, крики, рычание. Мишка выглянул из-за излома траншеи. Крупный немец придавил худенького паренька к земле и пытается придушить его автоматом. Два шага, нож сверкнул в руке и уже рукоятка торчит в спине под серой шинелью. Нож вырван, мощный рывок, вражеское тело отваливается в сторону. Обезумевшие глаза паренька ещё не понимают, что он остался жив. Мишка разворачивается вовремя, и успевает оттолкнуть винтовку со штыком в сторону. Немецкий солдат нелепо падает на дно траншеи на своего убитого минуту назад камрада. Нож блеснул, и опять обагрился кровью. Парнишка тяжело дышит, но уже в состоянии соображать. Очередной враг нарисовался на бруствере с автоматом, Мишка не успевал выдернуть наган. Не успела ещё оформиться мысль, что всё, пришла смерть, как винтовочный выстрел из-за спины опрокинул солдата навзничь. Мишка оглянулся. Паренёк перезаряжал винтовку. Мишка показал парню большой палец и одобрительно улыбнулся. Атака завершилась. Немцы отходили, чтобы перегруппироваться.

Взгляд Мишки пробежался над дымящейся землёй, выхватывая чадящие немецкие танки, разбитые советские орудия, перепаханные изломанные траншеи и тысячи погибших…

У переправы продолжали толпиться бойцы, гужевой транспорт, орудия. Раненые лежали везде, где только можно. На подводах, в машинах, на траве. У траншеи нашли своё упокоение сотни немецких солдат. Команды отхода с того берега ещё пока не поступало.

Переправа работала. Брошенная на берегу техника частью горела, и чёрный дым стелился вдоль реки с красивым названием Рессета…

Относительная тишина стояла недолго. Немецкие бомбардировщики, пользуясь отсутствием у частей Красной армии ПВО и самолётов, безнаказанно бомбили переправу и войска. Артиллерия врага присоединилась к смертельному веселью.

— Товарищ Миша! — появился грязный, с ослепительно белыми зубами в улыбке, Сударышкин. — Живы!

Он моментально изменился в лице.

— Ранены. Перевяжу быстренько.

Мишка хотел отмахнуться, а потом подумал, а вдруг рана от грязи загниёт, и согласился на перевязку.

— Шапка ваша где? Холодно же.

— Потерял, когда башня от танка рядом грохнулась.

— Нельзя без шапки.

— Возьми у ребят. Им без надобности уже, а я хоть уши согрею.

Сударышкин убежал.

— Товарищ Миша! Вот вы какой! — заулыбался паренёк.

— Какой?

— О вас легенды в полках ходят, — засмущался парень.

— Легенды? — Мишка осёкся. — Про меня легенды? И какие?

— Каждый выстрел — труп! А порой одной пулей троих зараз. А ещё вы в одиночку можете целый взвод положить. А немецкие снайпера вообще вас бояться!

Мишка усмехнулся и посмотрел на Сударышкина, мнущего в руках шапку.

— Слыхал? Байки уже ходят.

Сударышкин засмеялся и подал Мишке шапку.

— Спасибо, друг. Теперь уши оттают немного.

Паренёк во все глаза смотрел на Мишку.

— Давай знакомиться? Меня как звать уже знаешь. Хотелось бы узнать твоё имя. Экого бугая сегодня почти завалил. По своему росту и весу не пробовал врага подбирать?

Мишка и Сударышкин весело засмеялись.

— Василий. Иванов. Я из Кимр. Местный можно сказать. Как вы этого фашиста! Он меня чуть не задушил! Я уже сознание начал терять, руки ослабли. И, вдруг, автомат перестал давить, а потом ощутил, что сверху никто не давит. Только пришёл в себя, нашарил винтовку, немец объявился на бруствере. Руки сами всё сделали, я даже не целился.

— Ты, молодец, Василий! Спасибо за выстрел! Мастерски! Ты, ведь, мне жизнь сегодня спас! Винтовка у меня в стороне осталась, а наган вытащить из кобуры не успевал. Надо наган за ремень переткнуть.

Атаки не последовало. Враг продолжал долбить по переправе из всех стволов. И ночь прошла относительно спокойно. Только немного просветлело и немецкая артиллерия с миномётами нанесли удар по переправе. Затем перенесли огонь на траншеи прикрытия.

— Похоже, опять в атаку пошли, — буркнул Сударышкин. — Чуть свет, они уже лезут.

— Вот неугомонные, — ответил Мишка. — Василий оставайся здесь. Фрол, возьми чуть вправо, я смещусь влево. Следим за флангами и друг за дружкой.

Наша артиллерия стреляла редко. Видно повыбили всю или снаряды закончились. Сударышкин принёс пару бутылок со смесью. Гранат уже нет, кроме той, что Василий вытащил из-за ремня убитого немца. Рядом с Мишкой лежал немецкий автомат, с ним в окопе удобнее, чем со снайперкой. Наган воткнул за ремень за спину.

Прицел скользнул вдоль рядов наступающих, выхватил офицера. Выстрел. Фуражка покатилась по земле…

Бронетранспортёр, переваливаясь, старательно объезжая воронки, поливал из пулемёта по советским позициям. Мишка долго прицеливался, взял упреждение. Пуля угодила в плечо. Тут сложно предугадать, как поведёт себя бронетранспортёр и куда двинется пулемётчик. Ранение, и то хорошо. Но на его место встал другой. Новое прицеливание. В этот раз пуля нашла грудь камрада, когда бронетранспортёр рванул вверх, а затем нырнул вниз, заехав в яму. А целил в голову. Так, впрочем, тоже сойдёт.

Танки ударили по правому флангу и, похоже, смяли оборону.

Из-за подбитого танка, прямо на позицию Мишки, выскочил небольшой танчик. Мишка сжал бутылку, понимая, что выскакивать навстречу, смысла нет. Слишком быстро тот летит к траншее. Дал ему возможность проскочить слева от себя и кинул бутылку вдогонку. Очень боялся промазать, но она разбилась на броне, сразу занялся огонь. Винтовка опять в руках. Враг уже близко…

С того берега взлетела ракета — отход! Мишка сразил вражеского солдата и добежал до Василия.

— Уходим! Забирай оружие и вместе с Фролом отходите к переправе. Там прикроете мой отход. Давай.

Мишка сунул бутылку со смесью в сумку для противогаза, винтовку закинул за спину. Отстреливаясь из автомата, он, пригнувшись, отходил следом за парнями. Краем глаза отмечал, что со всей линии окопов к месту переправы бегут фигурки бойцов.

— Фрол! Василий! Давайте на тот берег! Бегом! Это приказ! — вид Мишки был страшным в этот момент. Сударышкин, как ни странно, даже слова возражения не сказал, сгрёб вещмешки, свой и Мишкин, и рванул на ту сторону.

Василий, изредка оборачивался, давал очередь в сторону немцев и мчался следом за Сударышкиным.

Мишка уходил последним. Долговязый боец развернулся, чтобы выстрелить из винтовки, но вражеская пуля опередила его. Открытые остановившиеся глаза дали понять, что он мёртв. На середине переправы раздался свист мины.

«Это моя» — мелькнула мысль.

В этот момент он запнулся, неловко упал, а затем раздался хлопок мины, а следом мощный взрыв. Мишку подняло в воздух, крутануло и бросило в воду. Сознание сохранилось, лишь немного контузило, заложило уши. Он оттолкнулся обеими ногами от дна, всплыл, ухватился рукой за проплывающее мимо что-то тёмное. С ужасом отдёрнул руку. Это был мёртвый красноармеец. Оказалось, что берег близко. Ноги ощутили ильную поверхность дна. Мишка, падая, работал руками и ногами, чтобы скорее добраться до суши. Когда чьи-то крепкие руки помогли выбраться на берег, Мишка сообразил, что его ведь могло откинуть и к тому берегу, с которого он переправлялся. Его кинуло в жар. Но нет, это были свои. Его подхватили с обеих сторон и потянули за собой, откуда хлопали винтовочные выстрелы и строчил пулемёт. Звуки возвращались, будто сквозь заложенные ватой уши.

Автомат утонул, наган и винтовка на месте. Телогрейка промокла насквозь, как и всё обмундирование. В окопе Мишка вылил из сапог воду. Отжал, сохранившуюся на голове чудом, шапку.

— Стягай всё, выжимай, иначе простудишься! — кричал в ухо бородатый боец.

Мишка послушно стягивал одежду, вплоть до исподнего, отжимал. За этим занятием его застал Сударышкин.

— Товарищ Миша, ваш вещмешок, — по лицу Сударышкина трудно было понять, что оно выражает.

Трясущимися руками Мишка развязал мешок и достал запасное исподнее, которое выменял на тушёнку у старшины ещё в Москве. Пригодилось! А поверх исподнего — сырые гимнастёрка и брюки.

Бородатый боец, нисколько не смущаясь, стянул с убитого красноармейца шапку и телогрейку с пулевым отверстием напротив сердца, и протянул Мишке.

Без разговоров Мишка нырнул внутрь телогрейки, которая ещё сохранила тепло своего прежнего хозяина.

Сударышкин примостился рядом и стрелял из немецкой снайперки.

— Фрол! Василий где?

— Здесь где-то. Еле удержал его, переправ рванула. Хотел бежать вас искать.

Мишка немного согрелся, протёр винтовку и присоединился к бойцам.

Когда немецкие подразделения отступили от переправы, послышался голос:

— Все, кто имеет звание выше красноармейца собраться в центре траншеи.

Мишка взял винтовку и побрёл к месту сбора. По пути встретил Василия.

— Товарищ Миша! — взвился он с радостной улыбкой. — А я там, хотел…

— Фрол там, — похлопал парня по плечу.

Капитан с висящей на перевязи левой рукой, устало что-то быстро писал в планшете.

— Товарищ капитан, сержант Пананин…

— Ещё немного подождём, может командиры есть.

Бесцветные глаза капитана казались водянистыми, или это были просто слёзы. Лицо выражало еле скрываемую боль.

— Тебя тоже пометило? — спросил он, продолжая писать.

— Есть немного, — Мишка сел прямо на дно окопа и поставил винтовку между ног.

— Снайпер?

— Так точно, снайпер, — ответил Мишка.

— Похоже, что из командиров мы с тобой остались. Тогда так. Держимся до ночи, как стемнеет, уведёшь всех, кто в состоянии идти в сторону Белёва. Карта в планшете есть. Пользоваться умеешь?

— Умею, — кивнул Мишка.

— Совсем хорошо. Идите лесами. Патронов почти нет, а гранат давно нет. Старайся в бой не вступать. Со мной останутся те, кто не может двигаться самостоятельно и добровольцы. Остальных уведёшь. Планшет отдам сейчас. Допишу письмо жене. Передашь? Адрес тут есть.

— Обязательно передам.

— Если попадётесь в плен или будет угроза гибели. Все карты, бумаги, письма, сожги, уничтожь, спрячь. Главное, чтобы немцам не достались. Здесь красноармейские книжки, удостоверения командиров, списки погибших и представленных к награде. Прошу тебя донеси до наших. Во мне две пули сидят. Нога перебита. Сам понимаешь, какая обуза для бойцов. Знаешь, что командарм ранен? Тяжело. Накрыло вместе с Членом Военного Совета. Хотя не командарма, а комфронта уже.

— Теперь знаю, — вздохнул Мишка и вспомнил волевое лицо генерала, вертикальную складку между бровями, тонкие плотно сжатые губы. Он, оказывается, командовал 17-м механизированным корпусом под Минском. Рядом воевали…

— Товарищ капитан, они пытаются навести переправу, — доложил прибежавший боец.

— Подмогни, сержант, гляну, что там.

Мишка поднял капитана и тот, стоя на одной ноге, разглядывал суетящихся немецких сапёров.

— Снайпер, говоришь. Вспугни-ка мне этих старателей.

Мишку долго уговаривать не пришлось. Вскинул винтовку, поймал в прицел офицера, который разъяснял солдатам свою политику. Выстрел. Офицер пытается схватиться за воздух и падает. Солдаты попадали, попрятались за всевозможными укрытиями.

— Ловко, — одобрил капитан.

Мишка выхватил торчащее из-за остова машины плечо. Выстрел. Немецкий солдат дёрнулся, привстал, в это время грохнул выстрел в стороне, и немец завалился на землю.

— Это кто там? Ещё один снайпер?

— Мой второй номер, — ответил Мишка.

— Молодцы! Держите их в постоянном страхе. Не давайте оборудовать переправу. Помоги сесть. Письмо допишу.

Движений возле переправы больше замечено не было. Оценили, видимо, работу снайперов.

Уходили в ночь. Капитан долго держал в своей ладони ладонь Мишки.

— Удачи вам, ребята! Отомстите за нас. А мы тут им ещё дадим прикурить. Держи планшет и документы всех, кто остался я сложил к документам погибших. Жаль, что не у всех документы собрать удалось. Сколько их полегло здесь, не сосчитать. Пусть помнят потомки нас, погибших на маленькой болотистой речке Рессете.

С капитаном осталось семнадцать раненых бойцов и четверо добровольцев.

Мишка последний раз обернулся на тёмные силуэты остающихся красноармейцев, добровольно отдающих свои жизни за спасение жизни других. Способны ли мои друзья из будущего поступить также? Вряд ли. Не тех я выбрал в друзья…

«Мы идём арьергардом 50-й армии, прикрываем тыл. Сколько парни продержаться против основных сил врага на этой переправе? Немного. Значит надо ждать погоню. У меня сейчас сорок девять бойцов. Надо выделить арьергард и авангард. Пустить охранение с флангов. Назначить командиров. Завтра с утра. Сейчас надо уйти, как можно дальше, чтобы дать потом людям возможность немного отдохнуть».

Мишка отправил Сударышкина вперёд, чтобы он мог в случае опасности, успеть предупредить отряд. Сам шёл с бойцами, вглядывался в измождённые лица, насколько позволял лунный свет. Его видели то в начале колонны, то в конце. Думали, что назначили сержанта командовать, а он от радости и не знает, как правильно это делать.

Чуть забрезжил рассвет. Мишка приказал ускорить движение. Видимость улучшилась и ход увеличился. Ближе к десяти часам утра, скомандовал привал. Четырёх бойцов отрядил на посты. Следующим четырём приказал сменить их через час.

Погода стояла холодная, но мороза не ощущалось. Сквозь рваные серые тучи пробивались лучи восходящего солнца.

Сударышкин присел рядом и начал перематывать портянки. Мишка сидел и смотрел на своего напарника. Когда тот закончил процедуру, спросил:

— Фрол, хочу тебя назначить командовать арьергардом. Знаю, что ты сможешь. Ты настоящий друг и товарищ, которому я доверяю. Потому и прошу возглавить арьергард. Самое ответственное и жизни необходимое поручение даётся самым проверенным людям. Сейчас у меня такой один. Ты. Что скажешь?

Сударышкин замер, переваривая услышанное.

— Товарищ Миша…

Начал, было, он, но осёкся, вскочил, приложил руку к виску.

— Есть возглавить арьергард, товарищ сержант!

Мишка встал следом за ним и тоже отдал честь.

— Отдыхай, пока. Я переговорю с несколькими ребятами. Хочу разбить на отделения, — Мишка прошёлся между спящих красноармейцев, всматриваясь в лица. Обошёл лагерь и вернулся к Сударышкину.

Присел под берёзой и закрыл глаза. Ночь не спал, но сон не шёл. Ответственность, огромная ответственность за судьбы людей, оказавшихся в его подчинении, давила. Мысли о том, как сохранить людям жизни и прикрыть отход основных сил, не давали покоя. Чувствовалась усталость, но лёгшая на плечи ответственность не давала расслабиться. Ему казалось, что он комок нервов, спрессованный до предела. Часы капитана, отданные Мишке, для передачи семье, показывали полдень.

Он разбудил Сударышкина. Растормошил следующего бойца. Побудка прошла, молча, по цепочке. Мишка думал, что будет недовольство, ругань. Ничего этого не произошло.

— Построиться в две шеренги, скомандовал Мишка.

Бойцы не торопясь разобрались, выстроились. Усталый вид, осунувшиеся лица, не бритые несколько дней, грязные, голодные, смотрели на Мишку большей частью безразлично.

— Бойцы! Мужики! Мы — боевая единица! Плевать, что с патронами плохо. Мы — солдаты своей Родины. А нашу Родину топчет враг. Неужели мы ему и голыми руками не вырвем кадык? Нет патронов? Есть штык, нож, сапёрная лопатка! Поэтому мы полноценная боевая единица!

— Что нас агитировать? — раздался недовольный голос. — Тут и так все идейные. Добровольцы. Говори по существу.

Мишка чуть заметно улыбнулся.

— Красноармеец, выйти из строя!

Боец, лет сорока, вышел из второй шеренги.

— Фамилия.

— Красноармеец Рыжов.

— Красноармеец Рыжов, назначаю вас командиром авангарда. Будете нашими глазами и ушами. Выберете себе десять человек и отойдите в сторонку.

— Есть выбрать десять человек, — неожиданное назначение немного выбило бойца из «нормального» усталого состояния.

— Сударышкин! Отбери в арьергард десять человек. Есть, умельцы ходить по лесу, слышать лес?

Из рядов вышли двое.

— Красноармеец Лукин, работал лесником.

— Красноармеец Забуга, вырос в лесу, можно сказать. Сибиряк.

— Отлично. Вы старшие в своих тройках. Выберете по два человека к себе в команду. Ваша задача идти параллельно отряду. Всё видеть и замечать. Возможно, отставшие бойцы, где прячутся. Или может на хутор, какой набредёте, не указанный на карте. Обо всём докладывать мне. Остальных делим на первое и второе отделение. Первым отделением назначаю командовать…

Мишка прошёл вдоль строя и остановился напротив бойца, у которого все пуговицы были застёгнуты, оружие почищено, сапоги очищены от грязи.

— Фамилия?

— Красноармеец Продобрей.

— Красноармеец Продобрей, принимайте командование первым отделением.

— Ваша фамилия? — спросил Мишка у бойца с немецким автоматом и пронзительным взглядом.

— Красноармеец Шторх.

— Из поволжских немцев?

— Из Саратова.

— Принимайте командование вторым отделением. Построились в колонну.

Отряд для Мишки многочислен, но выбора в данном случае не было. Из командиров, пусть и из младших, он здесь один. А без командира нельзя. В армии должно быть единоначалие. Иначе разброд, анархия.

Обо всём этом размышлял Мишка до момента, когда его окликнули. К нему бежал один из бойцов флангового охранения. Колонна встала, ощетинилась оружием.

Мишка приказал рассредоточиться и спрятаться под деревьями. Сам двинулся следом за бойцом.

— Товарищ сержант, вот, — проговорил красноармеец Лукин, показывая на незнакомого молодого красноармейца в шинели явно с чужого плеча.

— Кто такой? Звание, часть, направление?

— Красноармеец Крутиков! 1028-й стрелковый полк 260-й стрелковой дивизии. Отстали ночью от своих, заблудились. Нас одиннадцать человек.

— И где они? — спросил Мишка, держа руку на рукоятке нагана.

— Тут. Ребята, наши здесь!

— Мда, — Мишка сжал от злости челюсти. — Боец, вы находитесь на территории занятой врагом. Потрудитесь больше не кричать, а то всех немцев сюда зазовёте.

Перед Мишкой появились остальные десять чумазых, грязных, бородатых бойцов.

— Все из 1028-го полка?

— Так точно, из 1028-го, — подтвердили красноармейцы.

— Как у вас с патронами? — спросил и по лицам понял, что не густо. — Ясно. Идёмте за мной.

Когда они вышли на поляну, раздались голоса.

— Веремей, а ты как тут оказался? Никак нас остался встречать?

— Будин! Давай сюда! Живой, чертяка!

Бойцы вышли на дорогу.

— Становись! Фамилия, боец? — Мишка указал на того, кто обнимался с Будиным.

— Красноармеец Василец.

— С этого момента — командир третьего отделения. Все найдёныши — твои. Командуй.

Колонна прошла километров пять, когда сверху послышался гул моторов. Лес находился рядом, и бойцы успели скрыться под деревьями. Самолёты улетели — движение колонны продолжилось.

Мишка шёл и грел голову по поводу продовольствия. Его живот, как ни странно быстро привык к небольшим порциям в этом времени. В прошлой жизни только выйдет из-за стола после вкусного сытного обеда, как живот уже требует новую пищу. Теперь вот с трудом, но ведь переносит голодание.

Вопрос по продовольствию сложный, но решать надо. Интересно, сколько на такое количество народу необходимо продовольствия? Интендант нужен. Добыть бы что-нибудь. Подумал про еду и живот заурчал.

— Товарищ Миша! — Василий, который до этого лишь раз попался на глаза, догнал его. — Товарищ Сударышкин просил вас остановить колонну и прийти к нему.

— Что случилось?

— В стороне от дороги идёт бой.

— Отряд! Выдвигаемся назад. Авангард прикрывает тылы. Приготовиться к бою! Первое отделение за мной бегом! Остальные вторым эшелоном!

Откуда только силы взялись? Шёл ведь ноги заплетались, а теперь бежит. Странное существо человек!

— Товарищ Миша! Докладываю! В километре от нас идёт бой. Немцев до взвода. Пехота. Атаковали одинокий хутор. Половина моих ребят там, но в бой пока не вступают.

— Хорошо. Возьмёшь второе и третье отделение и прикроешь нас огнём издали. Первое отделение за мной. Только осторожно при подходе к хутору. Не обнаруживать себя.

Хутор находился в конце небольшой поляны. Позади стеной возвышался лес. К хутору подходила чуть заметная дорога, на которой стоял бронетранспортёр, крытый тентом грузовик, чуть в стороне от дороги мотоцикл с пулемётчиком в коляске. Пехота рассыпалась по полю, пытаясь зайти с разных сторон. Из деревянного домика звучали редкие выстрелы из винтовки и автомата. В основном стреляли немецкие солдаты. И то, видно, для острастки. Мишка оценил ситуацию. Они блокируют невидимую группу, в составе которой, возможно, высокий чин. Иначе, давно покрошили бы из пулемётов. Мотоцикл не может быть один, где-то ещё один стоит.

— Сударышкина сюда!

Через пару минут нарисовался Сударышкин.

— Отслеживай ситуацию здесь. Я смещусь к тому клину кустарников, что выдаются в поле. Как только выстрелю, начинайте пальбу. Патроны берегите. Старайтесь наверняка завалить. В атаку не ходить! Стрелять с места! Всем ясно?

Мишка расположился удобно. В этом место ему хорошо открывалась вся картина боя. Дорога проходила по холму, поэтому тот склон виден не был. Теперь Мишка отчётливо видел ещё три мотоцикла и двух офицеров, которые разговаривали с мужиком в штатском. Мужик улыбается и постоянно кланяется офицерам.

Дыхание, прицел, выстрел, один из офицеров удивлённо разводит руки в стороны и падает. В стороне забахали винтовки, застрекотали автоматы. Передёрнут затвор. Второй офицер пытается закрыться онемевшим мужиком, но Мишка пробивает ему ногу. Пулемётчик в коляске, что со стороны отряда уже клюнул носом. Сударышкин постарался. А справа кто успел расстрелять мотоциклистов? Ещё кто-то присоединился к застолью? Мишка машинально спустил курок во врага, который тянулся к автомату. Вражеская пехота, зажатая выстрелами со всех сторон, подняла руки, бросая оружие. С противоположного леса выскочили на лошадях, сверкая саблями, пять кавалеристов.

Надо было видеть лица перепуганных солдат вражеской пехоты. Кто-то сразу упал на землю, кто-то закричал и побежал от них, кто-то застыл каменным изваянием.

Мишка выскочил им навстречу, но помешать не успел. Рассечённый надвое немец распался в разные стороны. Мишка выстрели поверх голов отчаянных рубак. Выстрел привлёк внимание, они, заметив идущего к ним Мишку, а потом и целый отряд красноармейцев, придержали коней.

— Сударышкин! Пленных и оружие собрать. Там лежит раненый в ногу офицер и какой-то штатский. Давай сюда обоих! Доложить о потерях.

Потерь не оказалось. Двое легкораненых.

Кавалеристы гарцевали рядом и сверкали глазами, не убирая в ножны сабель.

— Ты, что ли, тут старший? — спросил кавалерист, очень похожий на актёра, сыгравшего Гришку Мелехова в «Тихом Доне».

— Командир сводного отряда сержант Пананин, — представился Мишка.

— Кем вы будете? И чем занимаетесь?

Кавалерист опешил, пышные усы недовольно дёрнулись.

— Сержант Разгуляев, помкомвзвода, 4-я кавалерийская дивизия.

— С нами из окружения будете выходить или сами с усами?

Разгуляев вспыхнул, рука до белизны сжала эфес сабли.

— Драпаете! Сукины дети! А воевать за вас Гришка Разгуляев будет? — глаза злобно сверкали, конь под кавалеристом горячился и топал копытами.

— Мы организованно выходим из окружения, прикрывая тыл 50-й армии. А вот, что вы делаете здесь? Вот в чём вопрос!

— Не тебе задавать этот вопрос! Мы в одном звании и я тебе не подчиняюсь!

— В звании одном. Верно. Должности разные, — усмехнулся Мишка. — И цели, похоже, тоже.

— Это как понимать? — конь взвился на дыбы.

— У тебя два варианта. Или идёшь с нами и поступаешь под моё командование, либо выбирайся самостоятельно. Никто тебя здесь не держит.

— Гришка! Остынь! — подъехал ближе другой кавалерист, намного старше Разгуляева.

— Бать…

— Цыц, я сказал. Мы идём с вами, сержант. Вместе веселее.

— После поговорим, как остынет ваш сержант. Василец! Проверили дом?

— Проверили. Медсестра и трое раненых. Два тяжёлых. Один из них подполковник.

— Передай Сударышкину, пусть ищет шоферов на грузовик, бронетранспортёр и мотоциклы, которые могут передвигаться. Воспользуемся. Пока хватит топлива. И пулемётчиков не забудьте определить в коляски и бронетранспортёр. Пойду, познакомлюсь с пополнением.

Сержант спрыгнул с коня, передал поводья батьке и последовал за Мишкой в дом.

Внутри оказалось светло. Хозяин дома, с простреленным плечом, морщился у стола. Молоденькая медсестра обрабатывала рану. На лавках лежали раненые. Один с закрытыми глазами в форме старшего лейтенанта артиллериста с забинтованной грудью, второй подполковник с общевойсковыми знаками различия и с виднеющимися под мундиром бинтами. Глаза подполковника с интересом вглядывались в Мишку.

— Командир сводного отряда 50-й армии сержант Пананин. Прикрываем тыл отступающих частей.

— Помкомвзвода 4-й кавалерийской дивизии, сержант Разгуляев.

— Вид у вас, конечно, не первой свежести, и даже, я бы сказал, и не второй, но рапортуете с огоньком. Правда, под глазами чернота, а сами глаза красные. Давно спал, сержант Пананин?

Мишка пожал плечами.

— Бойцам дал отдых перед марш-броском, а сам уснуть не смог. Я ведь никогда не командовал таким большим отрядом. Ответственность не даёт уснуть.

— И много у тебя людей, сержант?

— Шестьдесят, если не учитывать вас и кавалерию. А так всех вместе шестьдесят восемь.

— Меня, сынок, посчитай, мне здесь уже оставаться нельзя, — проговорил хозяин, дед лет шестидесяти. — А так, глядишь, и сгожусь на что-нибудь. Каргаполов Степан, лесник местный.

— Есть чем ребят покормить? Голодные.

— Мой погреб в вашем распоряжении. Каши можно сготовить.

— Каша как-нибудь потом. Уходить надо отсюда. Сейчас подойдёт грузовик, загружайте продовольствие и раненых. Бойцов выделю.

— Сержант, давно воюешь? — подполковник продолжал изучать Мишку.

— С июня. Войну встретил под Минском. Для меня это уже третье окружение. Каждый раз выходил к своим с оружием.

— Похвально, — подполковник задумался.

— Товарищ подполковник, если вы думаете по поводу командования отрядом, то могу предложить место начальника штаба. Вы ранены, прикованы к носилкам, можете потерять сознание, а сейчас необходимо оперативно решать поступающие задачи.

Подполковник с ещё большим интересом посмотрел на Мишку. Было видно, что возмущение вспыхнуло в его глазах, но он быстро подавил в себе нарастающий гнев.

— Сказал и не один мускул не дрогнул. Ты точно в звании сержанта?

— Сержант.

— В другое время я бы тебя так отчихвостил, что всю жизнь бы вспоминал. Учитывая условия военного времени и наше положение, в том числе и моё состояние, ты прав.

— У меня есть карта местности. Движемся в сторону Белёва по приказу генерал-майора Петрова.

— И карта есть. И кавалерия…

— Четыре пулемёта МГ, бронетранспортёр, два мотоцикла и грузовик. Это результаты боя несколько минут назад. Товарищ подполковник, извините, необходимо сделать несколько распоряжений.

— Да, конечно, сержант, — голова подполковника обессилено опустилась на подушку.

Пленных немцев расстреляли, оставили только офицера, которого расположили в грузовике вместе с другими ранеными. Штатский пытался сбежать и отстреливался из револьвера. Убит. Два мотоцикла получили повреждение и к маршу не годились. С них слили бензин и уничтожили.

Разгуляев, играя плёткой, подошёл к Мишке, и не глядя ему в глаза, проговорил:

— Извини, сержант, наговорил лишнего. Как ты с подполковником разговаривал, словно он твой подчинённый! Короче, бери нас с собой. Конная разведка тебе не помешает?

Мишка улыбнулся и пожал крепкую мозолистую руку.

— Побриться, помыться бы. Да, время уходит. Задержались мы здесь, а за нами преследователи идут.

Состав колонны немного претерпел изменения. Теперь впереди действовала дальняя разведка из пяти кавалеристов, затем бронетранспортёр и мотоцикл с людьми Рыжова, чуть в отдалении основная колонна из грузовика с ранеными и отрядом бойцов, в арьергарде группа Сударышкина с мотоциклом. Мотоциклы исполняли роль связи.

Бойцы немного повеселели, удалось на ходу выдать немного еды из продовольственных запасов лесника.

На всём протяжении движения слышалась отдалённая канонада. К вечеру углубились в лес и встали на ночёвку. Мишка приказал бойцам привести себя в порядок, почистить оружие. Переговорив с подполковником, решил дать отдых бойцам до полудня.

Ночь прошла относительно спокойно. Мишка расположился в кузове грузовика, место позволяло, и глубоко провалился в сон. Сударышкину стоило усилий, чтобы его разбудить.

— Товарищ Миша, семь утра. Товарищ Миша, вставайте.

Подполковник, после того, как Мишка умылся, побрился, спросил:

— Слушай, сержант, а чего этот твой Сударышкин называет тебя как-то странно — товарищ Миша?

— Это мой позывной. Я снайпер. Это, чтобы враг настоящую фамилию не узнал. Бережёного бог бережёт.

— Надо же, — удивился подполковник. — Позывной. Интересный ты, человек, товарищ Миша.

Подполковник улыбался, его сохранявшие до этого лёд глаза, немного оттаяли.

— Хотелось бы знать, вышла армия из котла или нет? Сегодня семнадцатое октября. Сколько времени ещё простоит относительно тёплая погода? Ночью приморозило хорошо, но день будет солнечным и опять всё развезёт. В начале октября снег выпал, полежал немного и растаял. Только грязи добавил.

— Может, день просидим в лесу, а в ночь двинемся? — подполковник слегка морщился от боли, но продолжал разглядывать карту. — Как раз подморозит. Грузовик ещё на ходу. По застывшей грязи меньше топлива уйдёт.

— Тогда ждём кавалерию, что они нам расскажут.

Разгуляев мрачно тёр ладонью эфес сабли, на бледном лице играли желваки.

— Окружены, значит. Окружение в окружении. Забавная картинка.

— Вы представляете себе это забавным, товарищ сержант? — подполковник посмотрел на Мишку. — Судя по карте, нам отсюда выбраться, будет стоить жизни больше половины отряда.

— Они точно нас ждут? — Мишка почесал нос тремя пальцами и замер. — Два направления для нас явно непроходимы, а вот третье…

Подполковник и кавалерист разом подняли на него глаза.

— Пойдём в наглую, через выселки. Дорога проходит рядом с ними. У нас немецкая техника, а в ночи нас можно принять за выдвигающуюся к фронту часть. Перед колонной надо будет почистить дорогу, если на ней есть засада или посты. Григорий, возьмёшь с собой передовую группу Рыжова. Бронетранспортёр пойдёт с основной колонной. Сделай всё тихо, пожалуйста.

Мишка взглянул на схему, которую набросал Разгуляев по немецким позициям. Недалеко от выселок, прямо в поле, расположилась артиллерийская часть.

— Постой, Григорий, задача меняется. Рыжов сам справится. А у вас задача будет интереснее.

— Ты что задумал, сержант? — подполковник даже приподнялся на локте, игнорируя боль.

Разгуляев напрягся, в глазах появились интерес и нетерпение с азартом вместе.

— Артиллеристы расположились недалеко от выселок, где стоит пехота и танковая часть. Силы для нас огромные. Но нам надо пройти мимо незамеченными никем. Поэтому, предлагаю конной группе сержанта Разгуляева ударить из двух пулемётов по спящим артиллеристам. Поднимите переполох со стороны леса, потом сместитесь к болоту и откроете огонь с другой стороны. Только не увлекайтесь! Прожарили их, сместились. Врезали, сместились. Потом уходите через лес к Умрышинкам. Вот здесь, у речки Пениковки, чуть южнее Умрышинок, встретимся. Удар необходимо будет нанести не позднее трёх часов ночи. К этому времени наш отряд подойдёт к выселкам.

— Михаил, смотрю на вас и удивляюсь. Мыслите глобально. Я вот сразу и не сообразил, что вы задумали. А ведь реально можно пройти. Не на восток, а на север. Я бы вам роту или батальон доверил легко.

Мишка улыбнулся, глянул в сторону раненого немецкого офицера, тот сразу опустил глаза.

— Пойду, поставлю задачу командирам отделений и Рыжову. Григорий пулемёты возьмёшь у третьего и второго отделения. Фуража хватает лошадкам?

— Пока хватает. Но того, что взяли на хуторе надолго не хватит.

— Отдыхайте, товарищ подполковник. Ночь будет тяжёлая. Тридцать вёрст придётся отмахать.

Наклонив голову к уху подполковника, прошептал:

— За немцем приглядывайте. Мне кажется, что он знает русский язык.

Командиры получили задание и разошлись к своим отделениям. Сударышкин задумчиво разглядывал свой наган.

— Фрол, тебе прикрывать отход. Если отряд обнаружен не будет, то никаких выстрелов. Уходите следом. Если обнаружат, то отходите на запад и потом по лесам к Умрышинкам. Запомни карту. Я очень на тебя надеюсь, Фрол. Ты настоящий друг!

Сударышкин вздрогнул.

— Товарищ Миша! Я в лепёшку расшибусь, но сделаю! И вам положено иметь ординарца. Командир отряда без ординарца, как без рук. Не везде же бегать вам самому. Василий подойдёт в самый раз.

Мишка посмотрел в глаза друга.

— Спасибо, Фрол. Так и быть Василий теперь у меня ординарец.

Сударышкин повеселел.

— Сейчас же его пришлю.

Медсестра подошла к Мишке, взглянула на него и покраснела.

— Почему вы избегаете меня? — спросила она, глядя под ноги.

Мишка опешил и не знал как себя вести.

— Вы даже не поинтересовались, как меня зовут. И, сейчас, вы хотите как можно быстрее от меня отделаться.

Мишку спас Василий.

— Товарищ Миша… Товарищ командир, красноармеец Иванов явился для вступления в должность ординарца! — лихо отрапортовал он.

— Найди мне бойца Календу, — пришёл в себя Мишка.

Посмотрел, как побежал Василий, улыбнулся.

— Вера, я знаю, как вас зовут. И скрываться не собираюсь. Много важных вопросов приходится решать. С медикаментами плохо, я знаю. Или у вас какой-то другой вопрос?

Девушка, не поднимая глаз, ответила:

— Вы не такой, как все. И товарищ подполковник говорит об этом.

— Я женат, Вера. Ты хорошая девушка…

— Я не про это! — вдруг вскинулась она.

Мишка опять опешил.

— Выражайтесь тогда яснее, товарищ медсестра, — сухо выпалил Мишка.

Она немного растерялась, но взяла себя в руки.

— У старшего лейтенанта серьёзное ранение. Нужен врач.

— Сколько он протянет без вмешательства хирурга?

— Дня три, думаю, не больше. Потом ему ничто не поможет.

— Хорошо. Приму к сведению.

Она развернулась, отошла от Мишки, остановилась. Постояла несколько секунд, но, так и не проявив смелости обернуться, ушла.

«А ведь подходила с другим вопросом. Смотрела так, будто меня ей на обед подали. Странные дела творятся. Я стал другим, и девушки обращают на меня внимание даже здесь, на войне? Или просто время другое? Здесь все более открыты…».

— Товарищ сержант, красноармеец Календа…

— Кузьма Фомич, — Мишка отбросил официоз, — вы, как я понял, работали в Кимрах на складах?

— Было такое дело, — согласился Календа.

— Принимайте под свою руку продовольствие, боеприпасы и имущество. Главное, распределите продукты так, чтобы хватило на всех, на три дня. Все расчёты представите вечером. В помощь возьмите Василия, моего ординарца. Всё добро в машине, где раненые. Знаете, где. Раненых только сильно не тревожьте. Выполняйте.

К вечеру подморозило, изо рта шёл пар. Бойцы отдыхали перед долгой и опасной дорогой. Мишка не находил себе места. Планирование операции всегда предполагает, что что-то пойдёт не так. У него же вариантов не было. Василий сидел у грузовика и смотрел за метаниями своего командира. Сегодня разожгли костёр и приготовили горячее на весь личный состав. Мишка замечал, что отношение к нему красноармейцев изменилось. Внешний вид говорил о принадлежности бойца к боевому соединению, а не сборищу отчаявшихся людей в военной форме. Сейчас Мишку волновало — насколько хватит бензина в грузовике. Может слить топливо с мотоциклов в бронетранспортёр и грузовую машину? Расход у бронетранспортёра больше и первым встанет он, а это броневая поддержка колонны, если, конечно, его можно так назвать. Пусть небольшая, но броня с пулемётом.

К моменту выхода отряда, Мишка весь извёлся. Его волновал результат операции. Очень хотелось ему вывести к своим всех, кто оказался под его командованием.

Стоило отдать приказ на выдвижение, как волнение исчезло. Тучки, которые покрыли небо перед самым закатом, закрыли луну и звёзды. Двигаться пришлось в непроглядной тьме. Скорость минимальная. Плюс это для них или минус, неизвестно.

У выхода дороги к выселкам остановились. Первыми должны были начать кавалеристы. Ожидание затянулось. Три часа три минуты… четыре… пять…

Мишка вытер со лба пот, от нервного напряжения дрожали пальцы. Мишка время от времени тёр виски и не отрывал взгляда от циферблата капитанских часов. Ожидание затянулось, в голову полезли самые чёрные мысли. Как ни ждали выстрелов, они оказались неожиданностью. Мишка вздрогнул, а затем с явным облегчением выдохнул. Началось. Передовая группа ушла вперёд, за ней двинулась колонна.

Мимо выселок прошли свободно, без единого выстрела. Мишка не стал уходить с просёлочной дороги, и движение продолжилось к месту назначения. Выстрелы с восточной окраины выселок несколько раз замолкали и возобновлялись. Опасный участок пройден. Теперь Мишка очень переживал за кавалеристов. Удалось им уйти или нет. Все ли живы? Если живы. То смогут ли добраться до назначенного места сбора, вовремя?

Когда начало светать пошли лесными дорогами. Порой, непроходимыми, на первый взгляд, но как-то проходили с техникой. Бронетранспортёр решили загнать в болото, а топливо слить в грузовик. Через несколько километров Мишка приказал вывести из строя мотоциклы, остатки топлива слить в грузовик.

Ближе к обеду столкнулись с группой красноармейцев из шестнадцати человек, из которых четверо тяжелораненые и семеро легко. В кузове грузовика сразу стало тесно. Через пару километров фланговое охранение обнаружило четыре хорошо замаскированных сорокапяток без снарядов. Думали недолго. Вытянули и покатили вручную. Бойцы роптали, что мёртвое железо везут, но напрямую недовольство не выражали. Чем ближе к Белёву, тем многочисленней становился отряд. Четыреста человек в общей сложности. Два лейтенанта, сержанты. Но командование, по приказу подполковника, осталось за Мишкой.

До цели оставалось километров десять, когда присоединилась небольшая группа во главе с полковником Балабуном, который сразу взял командование в свои руки, отстранив Мишку и изъяв у него карту со всеми документами. Подполковник пытался возразить, но жёсткий ответ заставил замолчать. Балабун ничего не хотел слушать по поводу встречи с кавалеристами.

— Сами пусть выбираются. Мы идём в Белёв, — отрезал полковник.

Мишка втихую отправил Василия под Умрышенки, чтобы сообщить о произошедшей смене командования, и чтобы двигались в сторону Белёва самостоятельно.

Кадровый военный с высоким званием принял командование подразделением на себя, и ничего удивительного в этом факте нет. Но Мишке стало немного обидно, что его вообще убрали от всякого командования. Созданные им отделения, упразднили. Авангард и арьергард перестали существовать. К Белёву шло теперь не организованное боевое подразделение, а толпа вояк. Нарвись они на немцев, то неизвестно с какими потерями закончился бы бой. Пушки полковник приказал вывести из строя и бросить, но подполковник и сами бойцы, которые час назад роптали по поводу тяжести и бесполезности орудий, возмутились. Полковник плюнул, махнул рукой.

— Отстанете, ждать вас никто не будет.

Немецкого офицера хотел расстрелять самолично, но подполковник чуть ли не собой закрыл пленного. Отношения между командирами испортились. Балабун пообещал это припомнить.

Полковник решил идти к Белёву напрямую и не форсировать небольшую речку Пениковку, которая впадает в Оку в районе города. Решение принято единолично.

Мишка покачал головой. Балабун действовал так, словно и не война идёт, а формальные учения, на которых просто необходимо отметиться.

Взрыв мин с фланга отряда вызвал панику. Красноармейцы частью залегли, частью помчались вперёд. Появление противника оказалось полной неожиданностью. Грузовик с ранеными, отвернул от очередного взрыва и воткнулся в воронку от авиабомбы.

Командования не было. Бойцы оказались предоставлены самим себе. Мишка крикнул так, что его услышали сквозь свист и разрывы мин.

— Арьергард ко мне! Занять оборону! Пулемётчики ко мне! Остальные вытолкнуть машину с ранеными из воронки и отступать в сторону Белёва!

Винтовка привычно скользнула в руки. Сударышкин влез на раскидистый клён и через прицел своей снайперской винтовки высматривал миномётную батарею.

Василий прибежал от него через пять минут.

— Товарищ Миша, мотоциклисты и до роты пехоты. Готовятся атаковать. Миномёты стоят прямо за небольшим перелеском. Прикрытия у них нет.

— Передай Фролу, пусть берёт человек пять и скрытно выдвигается к позициям миномётчиков. Зайдёт с фланга и положит их. А мы тут поработаем. Разберётся с миномётчиками, пусть выберет укромную позицию и отстреливает наступающих. Давай, вперёд. Время идёт. Василец! Ты почему не отходишь?

— Мало вас тут, командир. Поможем.

Мишка помолчал, вглядываясь в своего бывшего отделенного.

— Хорошо, берите пулемёт и прикройте левый фланг.

Василец, лихо, даже с какой-то радостью, козырнул и умчался на левый фланг.

Из-за холма начали появляться головы атакующих немецких солдат.

Плохо, когда отряд ловят в чистом поле на марше. Потери получаются неоправданными и серьёзными. Мишка оглянулся на отступающих. Грузовик ушёл. Бойцы упирались из последних сил и тянули за собой пушки. Миномётный обстрел внезапно прекратился.

Мишка, как и все бойцы, нагрёб небольшой вал впереди себя, и лёжа, в прицел выловил офицера. Тот, пригибаясь, мелькал между серых фигурок солдат. Упреждение, поправка на ветер, выстрел. Нет больше офицера. Послышались хлопки выстрелов из винтовок. Как только на левом фланге немецкая пехота вышла на холм, раздалось убийственное стрекотание пулемёта. Первые ряды попадали, сражённые свинцом. Не ожидали камрады нарваться на организованную оборону. Правда, речи об организованной обороне тут излишни. Окопов нет, просто залегли в поле на подмёрзшей земле, где трава с редким пока снегом уже не служит маскировкой. После двух безрезультатных атак, без поддержки миномётов, атакующие цепи откатились и отказались от дальнейших действий. Скорее всего, вызвали подкрепление. Авиация не появилась до самого пригорода Белёва. Мишка удивился этому факту. Неприятель обычно всегда в таких случаях вызывает самолёты, которые утюжат пространство. Может авиация была задействована на других, более важных участках, кто знает. По крайней мере, отряд под командованием Мишки вышел к городу, вынес с поля боя четверых убитых и восемь раненых бойцов.

На подступах к городу их встретили представители особого отдела с ротой автоматчиков. Отряд разоружили. Мишку определили отдельно от всех в затхлый с резким запахом подвал без доступа света. Не присесть, не опереться на стену. Кругом сыро. Дышать тяжело. Изъяли всё, что находилось при нём. Мишка бродил в темноте. Пара шагов в одну сторону, пара в другую. Стоять почему-то не хотелось.

Через три часа, по представлениям Мишки, его вывели и доставили в светлый кабинет следователя особого отдела.

Глаза долго привыкали к яркому свету.

Следователь читал какие-то бумаги и исподтишка поглядывал на Мишку.

— Когда и при каких обстоятельствах тебя завербовала немецкая разведка?

Мишка посмотрел на молодого старшего лейтенанта и уловил в его глазах ненависть.

— Вы не представились, товарищ следователь, — сказал Мишка, расправляя плечи.

— Чтооооо?! — взвился старший лейтенант. — Ты мне, мразь, будешь указывать, что мне делать? Да я вас пачками расстреливал и расстреливать буду! Мало вас, шпионов, раскрыли до войны! Повылезали, сволочи!

— Я смотрю, товарищ старший лейтенант, решили перед немцами выслужиться!

Следователь переменился в лице, пошёл красными пятнами.

— Ты, погань! Как смеешь открывать рот!

— За сколько они вас купили? Наверное, за тридцать серебряников. Угадал?

Следователю очень хотелось ударить Мишку, но он почему-то этого так и не сделал.

— С тобой всё ясно. Кривичюс!

Дверь открылась, на пороге появился конвойный.

— Этого расстрелять!

Старший лейтенант закурил папиросу и отвернулся.

Мишка усмехнулся. Вот и повоевал…

Кривичюс больно ударил между лопаток, боль пронзила током вес организм. Мишка с трудом устоял на ногах. В глазах поплыли тёмные круги.

Коридор, в который выпихнул Кривичюс из кабинета Мишку, показался узким. После профессионального удара конвоира идти прямо на полусогнутых ногах, оказалось сложно. К тому же зрение никак не приходило в норму.

— Стоять, боец! — раздался знакомый голос. — Куда ведёте сержанта?

— Расстрел, товарищ капитан государственной безопасности!

— Отставить! Сержанта ко мне в кабинет. Кто приказал расстрелять?

— Старший лейтенант государственной безопасности Балабун!

— Выполнять мой приказ, ясно товарищ красноармеец?

— Ясно, товарищ капитан государственной безопасности!

Мишка не видел лица спасителя, но был уверен, что знает его.

Кабинет капитана находился этажом выше. И в нём располагался ещё один капитан госбезопасности. Кривичюс доложился, получил разрешение быть свободным и ушёл.

Капитан оглядел арестованного, закурил.

— За что арестовали? — поинтересовался он спокойным голосом.

— Не сказали, но обвинили в шпионской деятельности, — ответил Мишка, руки по-прежнему находились связанными за спиной.

— Присаживайся. Кто ты и откуда?

— Сержант Пананин, снайпер, временно был приписан к 260-му стрелковому полку 50-й армии для выполнения особого задания совместно со своим вторым номером красноармейцем Сударышкиным.

— Пананин, Пананин, — засуетился капитан. — Погоди. Тебя же целый фронт разыскивает! Похоже, запахло жареным! Ну, Малькевич! Умеет встряхнуть всех! Давай развяжу руки, шпион! Садись к столу и подробно, ничего не пропуская с момента получения задания. Времени у тебя вагон и маленькая тележка.

— Товарищ капитан государственной безопасности, разрешите спросить?

— Спрашивай.

— Мои вещи бы сохранить. Снайперскую винтовку, нож, наган, бритву…

Капитан улыбнулся.

— Его чуть не расстреляли, а он о вещах печётся. Всё вернём, сержант.

— Мне воевать сподручней тем, чем воевал до этого.

— Ты мне уже нравишься, сержант. Оптимист! Пиши! А я тут разберу рапорты твоих знакомых.

Малькевич ворвался в кабинет злой. Фуражка в руке, пуговицы на воротничке расстёгнуты.

— Вот это ты заварил кашу, Михаил! Представляешь, Костя, сержант командовал отрядом в четыреста человек! Начальником штаба у него целый подполковник был!

— Шутишь? — изумился капитан. — Я вот читаю рапорты Балабуна и Коваля и, честно говоря, доверия больше вызывает Балабун. Но он ничего не знает о боях отряда, которые описаны Ковалем и Пананиным. Фантастика, можно сказать.

— Ты читал показания красноармейцев?

— Нет ещё.

— Почитай и всё встанет на свои места. Полковник отстранил сержанта от командования уже здесь, под Белёвым. И, его сказки, про выведенный отряд лично им, не выдерживают проверки. Старлей чуть не расстрелял сержанта, потому как его отец «возглавлял» отряд. Тут целый фронт сбился в поисках исчезнувших снайперов, а он, видите ли, отрядом командовал! Кстати, от командующего обороной города тебе благодарность за пушки и автомобиль. С артиллерией плохо, а тут такой подарок. Кстати, только что сообщили, кавалеристы твои вышли к городу.

— Сколько их?

— Пятеро. Двое легко ранены.

Мишка довольный известием, кивнул.

— Костя, организуй сержанту чай и кровать. Как напишет рапорт, сразу отдыхать. А мне надо побеседовать с Балабунами.

Мишку отпустило, глаза закрывались. Горячий чай мало помогал, но желудок положительно отреагировал не влитую внутрь жидкость. Последние фразы дались с огромным трудом. Дата. Роспись. Сломал грифель карандаша…

Часть 5 Героями не рождаются…

Ни налёты авиации, ни грохот разрывов не смогли разбудить Мишку. Он проспал почти сутки.

Глаза открылись в тот момент, когда в дверь вошёл Малькевич.

— Ну, ты, брат, и спать! — засмеялся капитан. — Вставай, а то всю войну проспишь! Форму новую принесли, обед уже остыл на столе. Одевайся, ешь, а я тебе новости расскажу. Горячий чай будешь?

— Буду, товарищ…

— Здесь нет никого, так что давай по имени. Ты, как вроде, мой крестник, — капитан опять засмеялся. — Держи свой крестик. Балабун арестован. Его сын отправлен в войска, на передовую. В окружении полковника оказался агент абвера, который как-то сумел убедить того идти именно напрямую к Белёву. Он знал, что миномётная батарея расположилась за лесом, а рота пехоты неотрывно следовала за группой полковника. Вам повезло, что сумели миномётчиков выбить. Без поддержки танков и артиллерии с авиацией немцы побоялись соваться. Дёрнулись два раза, получили по соплям, и отошли. Балабун дел с войсками никогда не имел. Его должности — склады, накладные и тому подобное. Короче, очень ему хотелось отличиться, а тут какой-то сержант с оравой бойцов. Сам понимаешь, такой удачей он просто не мог не воспользоваться. Кстати, немецкий офицер, Клаус Клайфельд, очень высоко отозвался о тебе. Сказал, что Германия не сможет выиграть войну, раз у нас есть такие способные младшие командиры. Чего смотришь? Старшего сержанта тебе присвоили сегодня. И медаль «За отвагу». Просили орден, но командующий фронтом решил наградить сразу. Не затягивать. Но документы на орден ушли в наградной отдел. Сейчас, конечно, не до наград, но представление всё равно будет рассмотрено.

— Куда меня сейчас? — Мишка спросил, пережёвывая ветчину с хлебом.

— Тебя и Сударышкина перебрасывают в Тулу. Через…

Капитан взглянул на часы.

— Через два часа туда пойдёт полуторка с ранеными и вас захватит. И ещё одна благодарность тебе от командования за сохранение документов погибших бойцов. Вы и ещё один отряд пошли сразу на Белёв, остальные почему-то подразделения непонятно почему пошли на восток. Потери очень большие. До сих пор небольшие группы выходят из окружения. Последняя нестыковка исчезла.

Мишка вопросительно посмотрел на капитана.

— Вы же прикрывали отход, а вышли к своим, чуть ли не первыми.

— Жене напиши, а то переживает. Приводи себя в порядок и через два часа за тобой зайдут. Винтовка, вещмешок со всем имуществом, в углу. Письмо капитана я отправлю по своему ведомству.

— И часы его. Отправьте семье.

— Сделаем, товарищ старший сержант, — Малькевич пожал руку. — На всякий случай, если до отъезда не увидимся.

После его ухода у Мишки осталось чувство неправильности. Не стыковались местные особисты с кровавыми гебистами, из виденных в своё время фильмов о войне и прочитанных книг.

Мишка прошёлся в новых сапогах и форме по комнате, глянул в зеркало. Усталое, небритое, но мужественное лицо, совершенно не похожее на то к которому он привык в будущем. На лбу чуть заметный рубец от пули. На груди две медали «За Отвагу». Изъял из вещмешка нож, повесил на ремень. Достал бритву, помазок и принялся бриться, склонившись над маленькой раковиной допотопного умывальника.

Завершить начатое не удалось.

— Товарищ старший сержант! — в комнату влетел красноармеец. — Товарищ капитан госбезопасности просили срочно прибыть к нему!

Мишка натянул выданную шинель, шапку, вещмешок, оружие.

Боец, споро зашагал впереди, изображая провожатого. До кабинета дойти не успели. Малькевич выскочил в коридор и призывно махнул рукой. Боец вместе с Мишкой побежал за ним.

Уже в «эмке» капитан сказал о диверсантах восточнее города.

— Их около взвода. На выезде к нам присоединится машина с бойцами. Расстреляли, сволочи, колонну машин с ранеными.

— Машины без охраны? — не подумав, брякнул Мишка.

— Какая охрана? Это наш тыл. Если мы ещё людей на охрану машин в тыл будем выделять, то воевать некому будет.

На выезде к ним присоединилась машина с бойцами НКВД.

— Далеко ехать?

— В Кураково. По шоссе километров десять. По прямой километра три, но дорога, надо сказать, поганая. Снег к тому же. Дорога разбита. Сам же видел, какая погода стояла. А теперь всё замёрзло. Главное в яму или в колею глубокую не влететь. Лёша, по мосту осторожнее.

Деревянный мост гулко отозвался под днищем машины.

— Не разбили ещё. Беженцев сколько. Все дороги забиты. Машины, что в одну сторону, что в другую проходят тяжело. Сигналь, Лёша, сигналь! Не хватало ещё задавить кого-нибудь. Поворот видишь? Давай туда! Там дорога не сильно повреждена.

До деревни оставалось совсем немного, уже видны были крайние дома. Пулемётная очередь разнесла лобовое стекло автомобиля. Водитель, обливаясь кровью, резко взял в сторону от выстрелов, съезжая в кювет. Мишка вывалился ещё на ходу, аккуратно держа винтовку. Грузовик с бойцами скатился следом за «эмкой» в нескольких сантиметрах от Мишки. Пугаться было некогда. Мишка осмотрел в прицел выходящий к дороге лес. Вот один из диверсантов в белом маскхалате, с биноклем, осматривает дорогу. Мишка видит, как у него меняется лицо, их взгляды встретились. Выстрел. Диверсант дёрнулся всем телом и повалился на спину. Бойцы на пулемётный огонь ответили автоматно-ружейным.

— Отходят! — крикнул Мишка, выцеливая пулемётчика.

Первый номер уткнулся головой в снег и замер. Второй номер схватил пулемёт и начал отходить следом за основной группой. Мишка не дал ему шансов. Несколько шагов и ноги подогнулись. Диверсант нехотя падает в снег.

— Не давайте им уйти! — кричит Малькевич, зажимая рану на руке. — Преследуем!

Мишке удаётся выловить в прицел ещё одного диверсанта. Пуля угодила в спину. Раненый упал на колени. Впереди бежавший диверсант на миг оглянулся, и выстрелил в своего камрада. Мишка резко отнял прицел от глаз и ошеломлённо смотрел перед собой.

— Пананин, ты чего?

Мишка поднял взгляд на Малькевича с перевязанной рукой, которую ему помогал вдеть в рукав шинели один из бойцов.

— Они своих раненых добивают, — не слыша себя, проговорил Мишка. — Из одного котла ели.

Для Мишки эта сцена оказалась полным откровением. Убить своего товарища, с которым, возможно, делился последним сухарём. Спал бок обок. В голове никак не могло уложиться, как можно убить своего товарища…

— Не время предаваться философии. Вперёд. Надо не дать им уйти.

Бежать по снегу то ещё удовольствие. Снег выпал недавно и глубина небольшая, но сапоги скользили и от падения никто не застрахован. После получаса безумного бега остановились и попадали в снег от встречных выстрелов.

— Твою же ты мать! — выругался Малькевич. — Зайченко, беги в Куракино, передай по связи третьему, если она есть, связь. Это не диверсанты. Это передовая разведка. Во время преследования разведки южнее Куракино, столкнулись с пехотой противника численностью до роты.

— А если связи не будет? — спросил Зайченко.

— Побежишь в Белёв! Давай, дорогой! Давай!

Мишка успокоил двух особо прытких врагов и перекатился за ствол берёзы.

— Сами к ним в лапы прибежали, — Малькевич перезарядил пистолет. — У нас патронов от силы на двадцать минут боя. Надо уходить. Перебежками. Понемногу, но надо уходить. Иначе поляжем тут.

Мишка был полностью согласен с капитаном, и погибать пока не собирался. Вытер шапкой пот со лба. Высунулся из-за берёзы, выловил врага, выстрелил. Бойцы, продолжая стрелять, отходили, прикрывая друг друга. Мишка тоже начал движение назад, отслеживая обстановку. Неприятель сильно не лез и просто вёл перестрелку. Через несколько шагов Мишка наткнулся на убитого бойца. Нагнулся взять автомат, как всем телом ощутил пролетевшую над головой пулю. По разгорячённой спине пробежал холодок. Петляя, как заяц Мишка бросился бежать к поваленной осине, за которой маячил капитан. Рыбкой нырнул за ствол дерева, сгруппировался и сохранил винтовку на весу.

— Ты прыжками никогда не занимался?

Мишка подумал, что ослышался.

— Какими прыжками?

— Прыгнул красиво, я и подумал, что ты раньше прыжками занимался.

— Держи, товарищ капитан, — Мишка протянул Малькевичу автомат.

— Вот за это спасибо, а то два патрона осталось в пистолете.

— Отходи, прикрою, — Мишка оглядел в прицел направление противника. — Как бы во фланг не обошли.

— Эти могут.

Стрельба почти утихла. К дороге вышли меньше половины бойцов, которые были. При отступлении прихватили пулемёт и автоматы убитых в начале боя немецких разведчиков.

— Это что же получается? Немцы обошли город с юга. Бойцы, проверьте машины. Можем ехать или нет.

— Я гляну «эмку», — Мишка двинулся в сторону легковушки.

— Ты и с этой можешь справиться?

— Дело не хитрое, — улыбнулся в ответ Мишка.

Лобового стекла не было. В салоне, на месте водителя, погибший шофёр. На заднем сиденье с пулей у переносицы красноармеец из штаба. В спинке сиденья, где сидел Мишка, несколько отверстий от пуль.

— Вовремя я вывалился из машины, — хмыкнул он.

Капитан поддакнул. Вместе они перетащили водителя на заднее сиденье. Мишка смахнул стекло с панели и вытер тряпкой запачканный кровью руль. Проверил. Заводится. Бойцы подтолкнули и «эмка» выскочила на дорогу.

— Что с полуторкой?

— Сейчас вытащим, товарищ капитан госбезопасности!

Преследования не было. Добрались до Кураково. Связь отсутствовала. Зайченко никто из деревенских не видел.

— Не дошёл боец. Похоже, перехватили. Поедем другой дорогой. Там, конечно, всё забито беженцами и отходящими частями, но зато целее будем. Я отправил бойца в 258-ю стрелковую дивизию с донесением, что к ним в тыл вышло до роты немецких пехотинцев. Фронт не сплошной, вот и получаются такие казусы…

В Белёве новость восприняли болезненно. Получалось, что немцы зашли с севера и с юга. Вырисовывалось очередное окружение.

Ранение Малькевича оказалось серьёзным, задета кость. После рапорта начальству он слёг. К тому же не прошёл даром сильный ушиб головой о переднюю панель, когда машина скатывалась в кювет.

Командование запланировало отход частей на новые позиции на 21 октября. К Белёву продолжали выходить разрозненные группы 50-й армии, которые переформировывались и занимали позиции на правом берегу Оки.

Малькевича вместе с другими ранеными вывезли из города 20 октября. Мишку и Сударышкина отправили на передовую, где предполагался основной удар по Белёву, на северо-западную окраину города.

Уже вечером появились кавалерийские части немецких войск, сходу проверившие оборону с данного направления.

Мишка и Сударышкин успели сделать по четыре выстрела. Двое остались в поле, а двое сумели удержаться в седле и уйти к своим.

— Снег пошёл, будь он не ладен, — выругался боец в неуставной шапке. — Видимость и так не ахти, так ещё снег.

— Не бурчи, Хмель, — отозвался другой голос. — Не пойдёт немец в новую атаку ночью. Отдыхай. Утром навалятся.

Мишка долго не мог уснуть. Слишком часто стала вспоминаться Лена и родители. Его родители. И ведь они из разных реальностей. Объединить и свести воедино, которые, невозможно. Получается, необходимо сделать выбор? Или выбор уже сделан за него? Родители недосягаемы. Ему подсунули другую жизнь в другое время. Там он был никто, а здесь… Здесь у него то, что он должен был выбрать в той жизни. Он — человек войны. Он — военный. Найдена профессия — защищать родину. Нужная профессия. И Лена появилась в его жизни, благодаря именно этой профессии. Получается, что, не угадав с выбором профессии, можно лишиться обыкновенного человеческого счастья — любить любимого человека?

— Товарищ Миша! Опять кавалеристы!

Мишка разлепил глаза.

— Решили с утречка размяться? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Кавалеристам сна не надо, дайте шашкой помахать!

— Товарищ Миша, — усмехнулся Сударышкин. — Нам, наверное, тоже, надо немного размяться?

— Желательно на кошках, но за неимением таковых, придётся на кавалеристах.

— Почему на кошках? — не понял напарник.

— Это давняя история из моего прошлого, — ответил Мишка. — Начнём? Хорошо, что снегопад закончился. Я слева к центру, ты справа к центру. Поехали!

Уже с остервенением хлопали винтовки, и заливался станкач. На позициях красноармейцев рвались мины. Новый день и новые бои.

Мишка занялся «привычной работой». Попадание в быстро перемещающуюся мишень, это искусство. Сударышкин это искусство только начал постигать, а Мишка его почти освоил, добавив к неожиданно открывшемуся таланту необходимые знания. Понятно было, что немцы предприняли разведку боем. Отойдёт кавалерия и артиллерия накроет огневые точки. А может и авиация. Любят немцы использовать самолёты по любому поводу. Удачный получился выстрел. Летящий во весь опор неприятель получил пулю в грудь и на всём скаку перевернулся вместе с четвероногим другом. Упали и послужили препятствием для других. В итоге получилась небольшая свалка из лошадей и людей.

Мишка отправлял на тот свет незнакомых ему людей, говорящих на другом языке, которые пришли, чтобы убить как можно больше людей, завоевать территории. Он убивал, а в сердце не было ни капли жалости. В его время в будущем, молодёжь приходила в экстаз от всего иностранного и поливала грязью Россию. И сам Мишка придерживался такого мнения! И что теперь? Он лично, своими руками, убивает этих иностранцев пачками! Да, они не туристы. Они пришли убивать. Но молодое поколение там, в будущем, почему-то верит, что они невинно убиенные. Они не хотели воевать, их заставляли. Получается, что жители Советского Союза являются злыми агрессорами на своей земле! Бред какой-то. Мишка даже тряхнул головой от таких мыслей. Враг убивает тебя, ты убиваешь врага. И разница очевидна. Ты защищаешь свою землю, друзей, родных, а они убивают твой мир, друзей и родных.

Кавалерия повернула назад.

— Фрол! Меняем позицию! Если вычислили, то сейчас минами закидают!

— Бойцы! На время артиллерийской и миномётной атаки отходим во вторую линию, — раздался зычный голос командира. — Живы, снайпера? Отлично. Отходим.

По заранее заготовленным ходам, красноармейцы перебежали во вторую линию траншей.

Артиллерия противника долго ждать себя не заставила. Засвистело, загрохотало, завыло. И кому-то не повезёт…

С каждой новой атакой поле боя накапливало количество подбитых и сожженных танков, бронетранспортёров, убитых солдат. Враг рвался в город, не считаясь с потерями. Редели ряды защитников. В какой-то момент стало ясно, что враг уже с трёх сторон. Патроны на исходе. Землянки забиты ранеными. Лейтенант, командовавший обороной, тяжело ранен. И опять старшим остался Мишка.

— Долго мы тут не удержимся. Надо уходить, — проговорил Фрол, глядя в глаза Мишке.

— А раненые? Их мы оставим? Тогда, в июле, в Могилёве, генерал-майор Романов принял решение оставить раненых в городе и прорываться войскам из окружения. Тогда другого выхода не было, — Мишка быстро соображал, что предпринять. — Санинструктора сюда!

Молодой парень в очках круглой формы с неказистой внешностью, неловко присел рядом с Мишкой.

— Бери десять бойцов и выноси раненых, пока есть коридор. Затянешь, они погибнут. Немцы церемониться с ранеными не будут — расстреляют. Понял?

Парень закивал головой, несуразно повернулся вокруг своей оси, зацепившись медицинской сумкой за Мишкину винтовку.

— У тебя от силы час. Постарайся уложиться, — крикнул вдогонку санинструктору Мишка.

— Товарищ Миша! А мы?

— А мы, Фрол, постараемся продержаться как можно дольше и потом отходить к городу.

— Если немцы окружат, то…

— Если бы, да кабы…

Мишка, вдруг, вспомнил Терёхина. Если бы не Иван Николаевич, не было бы уже Мишки Пананина в живых.

— Товарищ Миша! Чего это они? — Сударышкин вытянул в шею в направлении немецких позиций.

— Парламентёр, — ответил Мишка. — Интересно, чего хотят? Сдаются, что ли?

Немецкий солдат и офицер медленно шли к передовой линии войск с белым флагом на шесте.

— Остановились.

— Вижу, Фрол. Не стрелять! Прикрой меня, если что.

Мишка оторвал от исподнего узкую ленту и поднял над головой, выбираясь из траншеи на бруствер.

— Я с вами, товарищ Миша!

— Нет! Прикрывай!

Мишка медленно пошёл навстречу вражеским переговорщикам. Сердце бухало, разрывая грудь. Смерть ощущалась всем телом. Сейчас на него смотрели сотни невидимых им стволов, готовые в любой момент разрядиться свинцом в его беззащитное тело. Мишка плотно сдавил челюсти, неспешно обходил воронки. В мозгу стучала мысль — надо выиграть время.

Офицер, заложив руки за спину, с прищуром наблюдал за Мишкой. Плотно сжатые губы, прямой нос и пренебрежительный взгляд. Мишка неосознанно отметил то, что буквально проникло в него против его воли. Он остановился в двух шагах от офицера. Их взгляды встретились.

Мишка поправил шинель и вскинул руку к шапке.

— Исполняющий обязанности командира отряда старший сержант Пананин.

— Командир роты гауптманн Лейнинген, — всё так же пренебрежительно вскинул руку к фуражке офицер. — У вас перевелись офицеры?

Мишкой неожиданно овладело полное спокойствие и, даже, появился игривый тон.

— В Красной Армии, будет вам известно, господин гауптманн, нет офицеров. Есть командиры. Наш командир сейчас занят. У него по расписанию чай с плюшками. А он не любит нарушать то, что отточено годами.

Офицер не сумел сдержать эмоций, и на лице проявилось удивление.

— Изволите шутить?

— Почему бы и не пошутить? Или вы против?

— Я считаю, что в данной ситуации не время для шуток.

— Правда? Мы целый день неплохо поразвлекались, — Мишка обвёл рукой поле, — что можно и пошутить.

— Шутки в сторону, господин сержант, — офицер сделал паузу, словно пробовал на вкус сказанную фразу. — Я предлагаю вам сдаться. Ваши комиссары и коммунисты заставляют вас умирать за их веру. Вы храбро дрались, но я бы не хотел, чтобы такие храбрые воины погибли под гусеницами танков. У вас нет выбора…

— Вы ошибаетесь, господин гауптманн, выбор есть всегда. Даже перед расстрелом. Умереть, глядя врагу в глаза или смиренно принять смерть, упав на колени. Пойти в плен, задрав руки вверх, или погибнуть как герой.

Офицер смотрел на Мишку иначе, чем несколько минут назад.

— Вы коммунист и фанатик!

— Что вы, господин гауптманн. Я — русский. Сегодня моя родина в опасности. Вы пришли убивать мой народ. А я — солдат. И я буду до последнего вздоха защищать свою землю от не прошеных гостей, вроде вас. Коммунисты и комиссары тут ни при чём. Вам не победить в этой войне. Я вам даже больше скажу. Вы — проиграете. Красная Армия разгромит ваши войска под Москвой и погонит назад в Европу. И простой боец распишется на развалинах вашего поверженного рейхстага — развалинами удовлетворён!

— Вы сумасшедший! — отпрянул офицер.

— Нет, господин гауптман, я не сумасшедший. Я просто знаю будущее…

Мишка развернулся и под удивлённый, немного растерянный взгляд офицера, пошёл обратно. Через несколько шагов остановился, обернулся.

— Вы очень хорошо говорите по-русски, господин Гауптманн. В русских лагерях это будут ценить.

Мишка медленно, тем же неторопливым шагом, вернулся в траншею. Оказавшись на дне окопа, он шумно выдохнул и только сейчас ощутил, как высохло во рту. Он ощущал себя выжатым лимоном.

Сударышкин совал в руки фляжку с водой или спиртом, а он трясущимися руками, стуча зубами о горло фляжки, сделал несколько глотков, совершенно не понимая и не чувствуя вкуса.

— Товарищ Миша! — голос напарника словно прорвался сквозь плотную звукопоглощающую защиту.

— Всё нормально, Фрол, — Мишка поднял взгляд и увидел ожидающие, напряжённые лица бойцов.

— Сдаться предлагали?

— Просто им скучно стало, решили немного поболтать о том, о сём. Раненых всех вынесли?

— Последняя партия осталась.

— Сударышкин, два пулемётчика, бронебойщики, остаются прикрывать. Остальные забирают раненых и отходят. Мы встретим врага и буде отходить за вами. Всё ясно? Выполнять! А то гусеницами танков как будто нас не пугали ни разу.

— Товарищ Миша, у нас нет гранат, и бутылок со смесью не осталось.

— Тогда вся надежда на бронебойщиков. Наша задача маленькая. Отметимся выстрелами и отходим. Передай бойцам, чтобы героев из себя не строили. Будет ещё возможность отличиться. Война намечается долгая.

Повоевать не пришлось, через час Мишка отдал приказ отходить к центру города. Ближе к вечеру, по оставленным пустым позициям ударила артиллерия…

Город готовился к сдаче. Сапёры минировали мосты. Обычный деревянный мост уничтожить легко, а вот железнодорожный на мощных бетонных опорах намного сложнее. И взрывчатки для этого необходимо заложить предостаточно и в нужном месте.

Мишка передал оставшихся в строю бойцов в одну из отходящих на другой берег рот.

— Товарищ Миша, мы тоже на тот берег?

— Да, Фрол. Командиров над нами не оказалось, поэтому действуем по своему разумению. Ты только посмотри на реку. В мирное время летом тут, наверняка, красотища! Обязательно приеду сюда после войны.

Сударышкин на мгновение замер, оглядывая ползущие через переправу войска, разбитые дома, исковерканные берега реки.

— Приедем, товарищ Миша! Обязательно приедем.

На правом берегу, Мишка спросил у красноармейцев с поста на мосту, где находится штаб полка и направился туда, насвистывая слышанную когда-то песню о Мишке.

— Товарищ Миша, а что вы насвистываете?

— Есть такая песня… Я слова, правда, все не помню.

Мишка прокашлялся и немного фальшиво спел:

Ты весь день сегодня ходишь дутый, Даже глаз не хочешь поднимать. Мишка, в эту грустную минуту Так тебе мне хочется сказать: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, Полная задора и огня? Самая нелепая ошибка — То, что ты уходишь от меня».

— Красиво! Задорная песенка! А кто написал?

— Не помню я, Фрол. Давно это было, словно в другой реальности. Война расчертила всё по своим лекалам.

— Это точно, — вмиг погрустнел Сударышкин.

В штабе полка сразу оценили пользу от снайперов, свалившихся как снег на голову.

— Снайпера! Это же просто замечательно! — майор сбегал куда-то и привёл в землянку старшего лейтенанта. — Поступаете в распоряжение старшего лейтенанта Суворова, он прикрывает отход наших войск через железнодорожный мост. Он и взорвать его должен вместе с сапёрами. Забирай для усиления, Суворов и не говори, что мы о тебе не помним.

Старший лейтенант выглядел довольным.

— Представляете, товарищи, у меня взвод из студентов и рабочих. Они же пороху не нюхали. Стрелять на полигоне по мишеням и в бою по живым людям две разные вещи. Я прошу товарища майора хотя бы одно отделение обстрелянных бойцов для усиления, а он не даёт.

Суворов совсем не походил на кадрового военного. Много суетился, размахивал руками, создавалось впечатление, что он играет роль самого себя.

— Товарищ старший лейтенант, а вы в бою были? — спросил Мишка.

— Не пришлось. Я ведь на заводе комсомол возглавлял, до последнего станки не останавливали. Два дня назад нас всех мобилизовали и отправили сюда. Мне вот сразу звание дали.

— Полоса обороны большая?

— От моста сто метров — наши окопы. В ширину до двух километров.

— Растянули, значит. Пулемёты, другие какие орудия есть?

— Один пулемёт «Максим». И винтовки.

— Пулемёт надо по центру ставить, как самое опасное направление.

— Мне товарищ майор тоже самое сказал.

— А мы с Фролом расположимся в нескольких метрах от него обе стороны.

За разговором пришли к месту обороны. Бойцы, одетые в рабочие спецовки, гражданские пальто, телогрейки оборудовали окопы. Мост через Оку выглядел впечатляюще. Мишка смотрел на движущиеся через него войска и пытался представить, как он выглядел до войны.

— Взрывчатку уже заложили?

— Да, вон сапёры ещё работают, — махнул рукой в сторону ближайшего пролёта Суворов. — С утра возятся.

Рядом с ними остановился лейтенант в обожженной шинели и подпаленными ресницами. Попросил закурить у Суворова, тот суетливо подал папиросу.

— Мы последние уходим. На той стороне остался небольшой отряд прикрытия и всё. Готовьтесь. Немцы уже в городе.

Мишка посмотрел ему вслед. Вроде лейтенант, как лейтенант, а чувствуется, что лежит на его плечах ответственность за судьбу страны, за её будущее.

Отряд прикрытия отходил под огнём врага. Немецкие пехотинцы втянулись на мост и быстро передвигались на правый берег. Старший лейтенант сидел в окопе рядом с сапёром сержантом.

— Чего ждёшь, сержант, взрывай!

— Мне приказано, чтобы танки втянулись на пролёт. Пехоту пропустить.

— Товарищ лейтенант, прикажите бойцам, без приказа не стрелять, пусть побольше немцев втянется на мост, — влез Мишка. — Чем больше мы их спустим в воду, тем лучше.

Суворов кивнул головой и передал приказ по цепи в обе стороны окопов.

Немецкая пехота преодолела ближайший пролёт и рассыпалась влево и вправо от моста.

Мишка сквозь прицел видел, как медленно вползают на мост таки и бронетранспортёры, как рядом бегут серые фигурки солдат. Ожидание. Самый тяжёлый момент боя, когда хочется стрелять врага, а нельзя. Как трудно сдержать себя. Мишка видел через прицел как накапливается на берегу живая сила, и ждал момента взрыва. Все ждали этот момент. Вот уже бронетранспортёр и два танка заползли на заминированный пролёт моста…

Чудовищной силы взрыв ударил по ушам. Земля всколыхнулась под ногами. Пролёт моста рухнул вниз, а вместе с ним и техника. Ока приняла дар. На поверхности воды появились на какое-то время головы солдат, но тяжёлая амуниция утянула их на дно. Лёд оказался слишком тонок для тех, кто хотел на него выбраться. Пулемёт заработал и своим тра-та-та поднял дух бойцов. Немецкие пехотинцы, оказались отрезанными от основных сил. Мишка методично вылавливал врага и отпускал ему грехи. И только винтовка лягала плечо через равные промежутки времени.

Самолёты появились неожиданно. Откуда-то со стороны. Берег словно разом поднялся в воздух. Две зенитки, каким-то чудом оказавшиеся здесь, сумели сбить один самолёт. А дальше от них просто ничего не осталось. Авиация отбомбилась, артиллерия принялась перекапывать берег уже на свой манер. От белого снега не осталось и воспоминаний.

Артиллерийская канонада смолкла и ей на смену опять прилетели тяжёлые бомбардировщики. Мишка вжался в окоп и закрыл глаза. Чему быть того не миновать.

Он перенёсся в воспоминаниях в Новосибирск. В Новосибирск прошлого, нет — настоящего. Прогулка с Леной по Красному проспекту, её горячие сладкие губы. Сердце зашлось от приятных воспоминаний. Захотелось обнять её, расцеловать, закружить в безумном счастливом танце. Потом появились родители. Из будущего. Мама с грустными выплаканными глазами в чёрном кружевном платке, сильно постаревший отец с почему-то трясущимися пуками. Они смотрели в его сторону и не видели его. Словно он призрак.

— Товарищ Миша!

Мишка открыл глаза. Перед ним дымилась каша. Сударышкин расстарался для своего друга.

Надо же, усмехнулся Мишка, уснул под бомбёжкой. Кому рассказать, не поверят. Сколько же я проспал? Небо темнеет.

— Фрол, спасибо! Что слышно от командования?

— Держаться ещё один день. Немцы захватили половину города, а вторую половину ещё наши держат, — Сударышкин присел рядом и стал уминать свою порцию каши.

— В начале войны ощущал голод, причём довольно сильно ощущал, а сейчас привык что ли? Один раз в день питаюсь. И не всегда горячее есть в меню.

— Старший лейтенант говорит, двадцать процентов состава потеряли.

— Вместе с ранеными?

Сударышкин согласно кивнул.

— Знаешь, Фрол, о чём я мечтаю после боя?

В этот раз Сударышкин мотнул головой.

— О баньке! О русской баньке. Попариться, вдохнуть аромат свежезаваренного берёзового веничка!

— Я бы тоже не отказался, — согласился напарник, не переставая жевать кашу.

— Сегодня уже вряд ли немцы полезут через реку.

Мишка прислушался к звукам боя на левом берегу реки.

— А в городе, возможно, всю ночь будет идти сражение.

После сытного ужина друзья устроились на дне окопа, прижались друг к другу, чтобы было теплее и заснули…

Утро 23 октября пробудилось от артиллерийской пальбы и взрывов. Немецкие артиллеристы выкатили орудия на левый берег Оки и прямой наводкой расстреливали позиции красноармейцев на правом берегу.

Мишка видел, что и миномётчики появились, совершенно не таясь.

— Фрол! Сейчас начнётся наше веселье. Видел артиллерию и миномёты на том берегу?

Сударышкин кивнул.

— Вот их мы и приветим. С сапёрами, что пытаются под огнём возвести мост, пусть разбираются бойцы, а мы поработаем со специалистами. Запомни, пару-тройку выстрелов и смена позиции, иначе накроют, к чертям собачим. Давай, разбежались в разные стороны и приступаем.

Первой жертвой пал офицер с биноклем. Пуля вошла через окуляр. Затем подносчик снарядов, высунувшийся из укрытия наблюдатель, расчёт миномёта в полном составе. Ещё один офицер. Что там у сапёров? Порядок. Прижали. А это что из-за щита орудия торчит? Чья-то пятая точка! Получи сюрприз! А ты куда побежал? Ляг, отдохни, покричи немного, чтобы твои камрады захотели тебя спасать. Поработай, на Красную Армию маленько. Ага, вот и клиент. Другие не желают помочь раненому или он им не товарищ?

В воздухе послышался тяжёлый гул. Небо медленно заволакивало не тучами, а чёрной массой немецких бомбардировщиков.

— Опять к нам или дальше полетят? — рядом нарисовался Суворов.

— Боюсь, что к нам, товарищ старший лейтенант. Хорошо мы им артиллеристов с миномётчиками проредили. И сапёров у них поубавилось. Думаю, что все к нам. Разозлили мы их больно сильно.

— Похоже, что ты прав, старший сержант. Первые самолёты заходят со стороны солнца.

Суворов похлопал Мишку по спине и, пригнувшись, побежал по дну окопа.

— Дай бог пережить всем нам этот налёт, — Мишка перекрестился, посмотрел на небо и опустился на дно окопа, вжавшись в глиняную стенку.

И опять, уже в который раз, вой летящих бомб, стены взлетевшей вверх земли, крики, стоны. Неприглядная картина. Картина войны, ужасов и смерти.

Сколько по времени продолжался этот ад, Мишка не мог определить при всём желании. В голове звенело, уши заложило, за шиворот насыпало земли. По каске дважды чиркнули осколки. Не успели уйти последние самолёты, артиллерия открыла огонь. Мишка проверил прицел, целостность винтовки. Патронов маловато осталось. Мишка выглянул за излом траншеи и свернувшегося в позе эмбриона бойца. Осторожно подобрался к нему, пощупал пульс. Мёртв. Нашёл в кармане несколько патронов россыпью. И то хлеб. Пора продолжить прореживание рядов специалистов артиллерийского и миномётного профиля.

Сударышкин, похоже, уже работает. Вон всплеснул руками долговязый немец, и ткнулся головой в снарядный ящик. Так, а это у нас офицер прячется за каким-то бетонным сооружением. Боязно? Правильно боишься. Держи, раскинь мозгами. Миномётчики перебегают. А вот так? Покричи, дорогой! Как они миномёт без плиты установят? Правильно. Уже никак. Сразу двое выбежали, а не убежал никто. Так. Перезаряжаемся. Надо обойму набить. С патронами надо что-то решать. У Фрола должны были уже закончиться. А миномёты мы, похоже, сумели подавить. И артиллерийский огонь стал реже. Что там с сапёрами? Не дали им навести мост, не дали!

— Я пуст, — раздался за спиной голос Сударышкина. — Взял трёхлинейку, хотел на неё прицел переставить. Не получается. Немец что-то хитрое сделал. Не снимается.

— У меня тоже не густо. Пройди по траншее, может, у погибших соберёшь что-нибудь.

Выстрел и ещё один враг распластался на советской земле, жадно обнимая её руками.

День постепенно клонился к закату. На левом берегу Оки, на котором расположен собственно Белёв, стрельба практически прекратилась. Лишь иногда слышалась активная перестрелка, которая длилась недолго. Позиции на правом берегу удержали. Навести мост — не позволили. Но потери среди личного состава оказались большими.

В сумерках привезли двойной ужин, вероятно неиспользованный обед. Пришли подводы под раненых. Погибших хоронили здесь же.

— Не густо с патронами, — констатировал факты Сударышкин. — Ладно, хоть поесть привезли. Только чем завтра воевать будем?

— У немцев займём, если нечем будет, — ответил Мишка.

— Как займём?

— Ну, как. Отдавать не будут, отберём!

— Товарищ Миша! Я столько времени уже с вами, а всё никак не могу привыкнуть к вашим шуткам, — улыбнулся Сударышкин.

— Я вот тоже сам к себе никак привыкнуть не могу, — вздохнул Мишка.

Ночью немецкие миномётчики решили побеспокоить противника, закидывая время от времени на позиции остатков взвода мины.

Под утро пришёл приказ отступать. Бойцы уходили организованно, часто оглядываясь на смутно виднеющийся в темноте город. Оборона Белёва завершилась.

Войска стягивались к новому рубежу, к Туле.

Измученные, уставшие шагали бойцы взвода старшего лейтенанта Суворова. Они остались практически без патронов. Пулемёт накрыло миной вместе с расчётом. С юга доносилась непрекращающаяся канонада. Позже оказалось, что моторизованные немецкие части прорвали оборону и заняли Мценск, а затем сбили не успевшие закрепиться войска 50-й армии по реке Плаве и оккупировали Плавск.

Именно на эти части нарвались бойцы старшего лейтенанта Суворова.

— Танки! — послышался отчаянный крик вместе с первыми разрывами.

Вот только танки было нечем встречать. Ни гранат, ни бутылок не было.

Суворов матерился на чём свет стоит, клял тыловиков, которые клятвенно обещали доставить боеприпасы во время движения взвода. Что сделает даже самый храбрый солдат против десятка немецких танков без средств для их уничтожения? Ничего! Мишка мчался по снегу и полю, словно по асфальту. Сударышкин не отставал. Дыхание перевели только в небольшом лесу, где собралось человек двадцать. Суворова среди них не оказалось.

— Может и в другой лес забежал, — предположил Сударышкин, потирая ушибленное колено.

Танки не останавливаясь, дали залп вслед рассеянному взводу, и вышли на дорогу. Построились в колонну, взяли курс на Тулу.

— Что-то это мне напоминает, — пробормотал Мишка.

— Что?

— Окружение опять.

Сударышкин тяжело вздохнул.

— Слушай мою команду! — Мишка принял командование. — Бежим к соседнему лесу. Не отставать! Смотреть в оба! За танками может показаться мотопехота.

Ещё один забег. Пот и так лился ручьём под неудобной для пробежек шинелью, но необходимо было найти остальную часть взвода.

«Надеюсь, что обоз с ранеными успел проскочить до Тулы. Иначе танки их уничтожат, просто раскатают. Намотают на гусеницы…»

Мишка на мгновение представил такую ситуацию и ему стадо нехорошо. В соседнем лесу их ждал сюрприз. Заблудившийся медсанбат, чудом ушедший от гудериановских танков. Суворов обхватил голову руками и сидел прямо на снегу.

— Товарищ старший лейтенант, — обратился к нему Мишка, но тот никак не отреагировал. — Товарищ старший лейтенант!

— Контузило его, — ответил боец с перевязанной головой и без шапки. — Снаряд разорвался прямо под ногами. Швырнуло вверх ногами и головой об землю. До сих пор прийти в себя не может.

— Шапка где? Простынешь, — обратился Мишка уже к бойцу.

— Так вот, на лейтенанте, — кивнул он начавшего подвывать Суворова. — Его шапку осколком срезало. И чудно так. Даже кожу не тронуло, а полшапки нет.

— Есть кто из командиров не раненых? Не знаешь?

— Военврач, та, что из медсанбата, и кажется, всё.

— Фрол, выставь посты, собери людей, узнай по поводу продовольствия и боеприпасов. Я поговорю с начальником медсанбата.

— Военврач 3 ранга Инна Артемьевна Хромова, сразу представилась она, не дожидаясь, когда подойдёт к ней Мишка, и пошла навстречу. — Я так понимаю, вы остались за старшего?

— Выходит, что я. Старший сержант Михаил Пананин. Как у вас с продовольствием, медикаментами и много ли подвод с ранеными? — спросил Мишка, оглядывая подводы с ранеными и медперсонал, суетящийся между ними.

— С продовольствием плохо. С медикаментами получше, но всё равно не хватает. Подвод шестнадцать. На каждой по два или три раненых. Пришлось с других подвод перегружать, — она закурила.

От Мишки не укрылись красные, задубевшие на морозе руки.

— У вас, случайно, шапок солдатских нет? А то тут, боец, отдал свою контуженому лейтенанту, а сам с непокрытой головой остался. Не ровен час заболеет.

— Есть, старший сержант, от умерших остались. Живым они пригодятся. Вера!

Подбежала молоденькая медсестра в белом халате поверх шинели, увидела Мишку и встала, как вкопанная.

— Вы? — она округлила глаза, словно увидела привидение.

— Здравствуйте, Вера, — от неожиданности Мишка поперхнулся слюной и закашлялся.

— Вы знакомы?

— Это и есть тот старший сержант, что нас из окружения вывел! — зарделась и заулыбалась Вера.

— Как тесен мир, оказывается, — Хромова с огромным интересом осмотрела Мишку. — Симпатичный, подтянутый. О бойцах беспокоится. Вера, найди шапку бойцу. Хватит глаза ломать! Вера! Не до этого сейчас!

Мишка смутился, не знал, куда девать руки. Вера густо покраснела и убежала.

— Ещё и скромный. Ладно, не смущайся. Медперсонала у меня шесть девочек и военфельдшер Корзун. Санитаров четверо осталось. Семь ездовых на шестнадцать подвод. Из оружия пистолеты. Винтовки у ездовых и санитаров. Запаса боеприпасов нет.

— Ясно, товарищ военврач 3 ранга. Я порешаю некоторые вопросы по нашему передвижению и сообщу вам, — Мишка отдал честь и под не ослабевающий заинтересованный взгляд отправился к построенным бойцам.

В строю человек тридцать. Головы опущены. Понимают, что попали в серьёзную переделку. Одеты, кто во что был горазд. Не кадровая часть, а заводчане, мобилизованные в последний момент, но, к их чести сказать, прошедшие через бои на правом берегу Оки. Понюхавшие пороха, увидевшие смерть и кровь, пережившие авиационные, артиллерийские и миномётные бомбёжки. Серьёзные, осунувшиеся, давно небритые лица. Но не чувствовал Мишка в них обречённости. Он проходил мимо строя и ощущал в каждом уверенность и твёрдость. У каждого было своё количество уверенности, но в целом, полувзвод представлял собой боевую единицу с несгибаемой волей. В бойцах не было растерянности, что читалась на лицах красноармейцев под Минском. Другие взгляды, возраст постарше. Многие отслужили в рядах РККА ещё до войны.

— Товарищи, так получилось, что нашей задачей стал не просто выход к своим, но и вывод медсанбата. Задача сложная. В условиях зимы нас видно далеко. Но идти надо. Надо спасать раненых, ваших товарищей. Им без медикаментов и санитарных условий не выжить. Поэтому мне нужны добровольцы, которые хорошо знаю и ориентируются на местности, точно стреляют и быстро бегают для создания охраны обоза. Есть такие?

Весь взвод шагнул вперёд.

— Я же забыл, что вы все местные, — Мишка улыбнулся. — Тогда так.

Он выбрал пять человек в авангард, пять в арьергард и по двое на фланговую охрану колонны.

— Остальные помогают медсанбату в качестве ездовых и санитаров. Оставляете у себя по пять патронов. Излишки передаёте красноармейцу Сударышкину. Патроны распределим между назначенными бойцами. Передовой дозор. Получаете патроны и выдвигаетесь для разведки в сторону Тулы. Куда мы шли. Посмотрите, что там, как обстановка. Возвращайтесь севернее. Прощупайте, что там и могут ли пройти подводы по лесу.

Мишка рассматривал карту местности из планшета старшего лейтенанта, который находился в бреду. Его с трудом уложили на одну из подвод и привязали к ней, иначе он порывался куда-то бежать.

— Товарищ Миша, — Сударышкин в этот раз исполнял задачи заместителя командира. — Для лошадок фуража мало. Надо было разведчикам шепнуть, может стога сена, где увидят.

Мишка поднял уставший взгляд на друга.

— Упустил, Фрол. Думаешь о глобальном и, забываешь о мелочах. А потом из-за этих мелочей сыпется как карточный домик, всё, что ты запланировал.

— Может, я пробегусь по местным полям, гляну чего и как? Заодно разведаю тылы.

— Хорошо. Только возьми с собой пару бойцов.

Ближе к полудню вернулся Сударышкин.

— Стог сена нашли и вот этого, — кивнул он на ещё юного бойца. — В стогу спал. С винтовкой в обнимку.

— Говори. Кто, откуда, как оказался в стогу?

— Красноармеец Лапочкин. Отдельный взвод НКВД. Конвоировал задержанного пленного в Тулу. Вчера попали под бомбёжку. Пленный погиб. Голову как бритвой срезало. Кровищи…

— А как ты оказался в стороне от дороги?

— Хотел срезать путь… и заблудился, — вздохнул Лапочкин.

— Пусть будет так. Сударышкин определишь его на довольствие.

Лапочкина отправили к подводам в распоряжение военврача.

— Товарищ Миша. По соседней дороге идёт немецкая часть на мотоциклах, машинах с бронетранспортёрами.

— Покажи на карте, где это?

Сударышкин немного попыхтел, выискивая нужное место.

— Мы здесь, — ткнул пальцем Мишка.

— Тогда вот. По этой дороге двигаются.

— Километров пять от нас. Похоже, что опять Гудериану удалось прорвать фронт. Что с сеном?

— Есть сено. Тут недалеко, за леском, в котором мы укрылись от танков в самом начале. Подвода нужна.

Мишка нашёл военврача Хромову за перевязкой. Они вдвоём с медсестрой меняли повязку тяжелораненому в грудь бойцу.

— Товарищ военврач…

— Михаил, давайте по имени или имени отчеству.

— Инна Артемьевна, подвода нужна для доставки сена. Выделите, пожалуйста.

— Лошадок надо кормить, — согласно кивнула она. — Петрович! Готовь свою подводу, за сеном поедешь!

— Добре, Инна Артемьевна, сделаем, — раздался немолодой голос в ответ.

— Ещё что-нибудь?

— Разведка ушла вперёд, думаю, после обеда вернутся. Будьте готовы к выдвижению.

— Хорошо, — Хромова хотела ещё что-то сказать, но передумала и промолчала.

Сударышкин с двумя бойцами и ездовой Петрович обернулись за час перед самым приходом разведгруппы (они же передовой дозор).

— Трасса на Тулу забита немецкими частями. В районе Плавска слышна сильная канонада. Видать идут сильные бои. Севернее, в Малыни, немцев нет, впрочем, как и наших. Я ведь сам родом оттуда. Малынский. Местность хорошо знаю. До деревни пройдём спокойно.

— Хорошо, Колыванов. Отдыхайте часок, поспите, пока готовимся к выходу. Потом опять в дозор.

Мишка отдал соответствующие распоряжения, а сам склонился над картой, соображая, что же за танки спугнули их недавно и куда ушли. Если они выйдут во фланг войскам, обороняющим шоссе, то это может очень плохо закончиться. Необходимо их найти. Но как? Снегопад, который начался два часа, назад спрятал все следы.

По словам Колыванова до Тулы от Малыни километров шестьдесят. Просёлочная дорога между трактом и шоссе есть, но она за Щёкино выходит на шоссе Мценск — Тула. Именно по нему рвётся к городу оружейной славы Гудериан. До Щёкино от Малыни тридцать километров. Если танки идут впереди нас, то они выйдут не во фланг, а в тыл обороняющимся! Не факт, что их кто-то сможет встретить и дать отпор. Значит…

— А это значит, что эти танки — наши…

Мишка не заметил, как сказал слова вслух.

— Какие танки? — спросил Сударышкин.

— Те, которые на нас вышли.

— А почему они наши?

— Потому что только мы можем им помешать выйти в тыл нашей армии. Больше некому.

— И где мы их найдём?

— Я думаю, они идут впереди нас. И пока не торопятся. Те соединения, что ты видел, скорее всего, торопятся к ним.

— Нам не удержать их.

— Надо задержать! — Мишка не удержался и повысил голос. — Надо задержать, Фрол! Есть такое слово — надо! Выходим!

До Малыни добрались без приключений. Отец Колыванова всё хотел уговорить Мишку остаться с ночевой и выдвинуться дальше поутру. Соблазнял банькой. Мишка отказался. Попросил собрать по всей деревне бензин, керосин и стеклянные бутылки.

— Зачем вам такое добро? — поинтересовался Колыванов — старший.

— Танки немецкие жечь будем. Гранат нет, так мы их бутылками с горючкой.

— Ясно. В колхозном складе осталась половина бочки бензина. Солярку танкисты всю выкачали. А бензин вот остался. Не заметили что ли эту бочку. Немного в стороне стояла, а они спешили…

— Бать, давай по делу. Кликни по деревне насчёт бутылок.

— Вот и вы спешите…

Штук двадцать разномастных стеклянных бутылок удалось набрать. Залили бензин. Сделали фитили. Выпросили спички у местных. Огневая ручная артиллерия готова.

Мишка решил разделиться. Обоз медсанбата поведёт до Тулы Колыванов вместе с отцом, который не пожелал остаться в стороне. С ними все медики, ездовые, раненые и бойцы, которые не войдут в состав нового отряда.

Колыванову Мишка обрисовал ситуацию.

— Постарайся выйти к шоссе как можно ближе к Туле, чтобы не столкнуться с немцами. Выходи выше Щёкино. Понял? Там должны быть наши. Вот рапорт Суворова о событиях на правом берегу у Белёва и мой рапорт о принятии командования и решении остановить танки. Это список бойцов, которые остаются со мной. Я предполагаю выловить их ближе к шоссе в районе Плавск — Щёкино. Выдвигаетесь немедленно.

Решительность Мишки передалась всем бойцам сводного отряда. Только те, кто уходил, смотрели на остающихся так, словно им больше не суждено увидеться. Хромова с чувством пожала руку Мишке, покачала головой каким-то своим мыслям и пошла вслед обозу. Вера подбежала к нему и поцеловала. Пунцовая краска вмиг залила прекрасное лицо девушки.

— Я верю, что ты останешься жив! — горячо прошептала она и побежала за Хромовой.

— Товарищ Миша! Девушки от вас просто без ума! Как вы так умеете покорять их?

— Война, Фрол. А девушкам хочется мира, счастья, любви… Собирай ребят, выходим. Пойдём напрямую через поля.

Часа два отряд из восемнадцати бойцов торил дорогу через снежные перемёты, проваливался в заметённые ямы и углубления, пыхтел от усталости и тяжести амуниции. Возможно, за это, а может за какие другие заслуги, они и были вознаграждены.

— Товарищ Миша, танки!

— Вижу, Фрол! Побелили они их что ли? Хорошо, что сразу не сунулись в эту ложбину, а проверили что там. Шесть танков. Рядом точно никого больше нет?

— Вроде не видно. Подождём разведку, узнаем.

— Скоро темнеть начнёт. Посветлу бы управиться.

Разведчики вернулись через полчаса. Танки с личным составом те самые, что рассеяли их взвод утром. Один из разведчиков запомнил номер танка. Резерв? Или ударная сила? Где тогда часть, которая двигалась параллельно им? Не должны они быть далеко.

— Танки будем жечь. Здесь же, но в соседней ложбине, встретим и пехоту.

Один из разведчиков помялся, но всё же высказался.

— У танкистов, кажется, пленные.

— С чего ты взял?

— Может мне и показалось, но у палатки сидел раздетый боец, а рядом стоял часовой. Определить принадлежность невозможно, но вряд ли бы они своего так держали.

— Логично. Но тут как повезёт парню. Итак, мужики, разбираем бутылки, распределяем танки. Остальные огневая поддержка. Валить всех без разбора. Пленные нам без надобности, всё равно мы их языка не знаем. Сапёра попытайтесь отыскать и вытащить. А то там такой ад начнётся, когда боезапас будет рваться, мама не горюй! Начало через десять минут. Время пошло.

Двух часовых разведчики сняли легко, как на учениях, хотя никогда этому не учились. Мишка с Сударышкиным подобрались поближе. Сударышкин постоянно вздыхал, что винтовка у него без прицела. Бойцы с бутылками подобрались близко, запалили тряпки, которые торчали из горлышек и почти разом кинули на решётки моторных отсеков. Бутылки разбились там, куда и советовал бросать Мишка.

Немцы всполошились мгновенно. Но куда им с их пистолетами против винтовок отряда и Мишкиной снайперки. Пятнадцать минут на всё про всё и шесть чадящих костров. Парня, сапёра, успели утянуть из ложбины. Взрывы прозвучали звонко, раскатистым гулом прошлись по зимнему лесу, вырываясь на просторы полей.

Отряд готовился к бою, занимая круговую оборону в соседней ложбине. Чадящий чёрный дым и взрывы, незамеченными для врага не останутся.

Сапёр рассказал, что они ехали на грузовике для постановки мин на соседней дороге, когда нарвались на танковую засаду. Грузовик от взрыва перевернуло. Сапёр потерял сознание. Очнулся в плену.

— Что было в грузовике?

— Мины. Противотанковые. ТМД-40.

— Далеко отсюда?

— Метров пятьсот.

— Сударышкин, возьми разведчиков и пулей к грузовику. Притащите мин столько, сколько сможете донести.

«Дорога проходит недалеко от нас. Можно сказать как на ладони. Мы их не пропустим. Бой навязать сумеем. Вопрос в другом, все ли силы мы видели? Может у них ещё какие части движутся в нашем направлении. И вообще, какими силами?»

Через некоторое время три пыхтящих бойца добрались до ложбины.

— Берите сапёра и ставьте мины на дороге. Давайте, ребята, шустрее!

Дозорный, выдвинутый вперёд, вскоре доложил о движении на дороге. Мишка дал знак минёрам покинуть пространство. Одну мину поставить не успели и притащили с собой. Мишка нервничал, его немного трясло. Давно он не испытывал такого чувства. Словно для него наступал момент истины. Самый важный бой. Ладошки вспотели. Он отложил в сторону планшет с картой, аккуратно опустил на снег винтовку. Стоя на коленях, вознёс глаза к небу. Ему хотелось прочесть молитву, но он сбивался от охватившего его волнения. И тогда Мишка просто зашептал, чуть шевеля губами:

— Господи, прости меня глупого и недостойного. Я не понимал, что я, кто я. Я ни во что не верил и забыл родителей. Теперь знаю, моя жизнь принадлежит тебе! Я много совершил ошибок и потерял твоё доверие. Но сейчас я готов понести любое наказание, только дай возможность остановить врага. Там, войска, которые не знают о фланговом манёвре немцев. Значит, многие погибнут. Господи, дай силы встретить врага лицом к лицу и не струсить!..

— Товарищ Миша! Мотоциклисты! Едут к дымам.

— Огонь не открывать! Ждём, когда подорвётся первая машина!

Но всё пошло совсем не так, как планировалось. Мотоциклисты повернули в их сторону, ориентируясь по следам.

— Вот так мелочи губят глобальные операции, — проговорил Мишка, выцеливая водителя. — Придётся обнаруживать себя. Бережём патроны. Огонь!

Первые же выстрелы опрокинули два из четырёх мотоциклов. Остальные пытались развернуться, но тщетно. Проскользив по снегу мотоциклы развернуло, и немцы подставили свою спину. Ни один враг не ушёл.

— Соберите у них оружие, только будьте осторожны, раненые немцы опасны.

Из леса показались цепи пехотинцев в сопровождении трёх бронетранспортёров.

— Не получилось, как планировалось, значит, будет уничтожать вне плана.

Мишка выловил офицера. Храбрый. Впереди идёт. Выстрел. Голова дёрнулась назад. Ноги ещё идут, а голова и тело уже валятся назад. Начало положено. Мишка отметил, что руки перестали трястись и странный озноб, который его тряс не так давно, исчез. Пулемётчик в бронетранспортёре. Ишь, с каким азартом палит по бойцам. Получи-ка и распишись! Расписался кровью по всему бронетранспортёру.

Внезапно раздался свист летящих мин. Хлопок. И закружилась весёлая карусель. Время от времени раздавались взрывы от артиллерийских снарядов. Накрыли ложбину накрепко. В это же время атакующие цепи подходили к отряду всё ближе и ближе.

Мишка вжимался при каждом взрыве в землю, но через мгновение ловил в прицел очередного камрада. Второго пулемётчика с бронетранспортёра снял Сударышкин. Третий бронетранспортёр с правого фланга сильно досаждал своими длинными очередями, которые ложились в опасной близости от Мишки. Вот только выцелить этого специалиста не получалось.

— Фрол! Третий заходит с фланга. Можешь достать пулемётчика?

В это время снаряд разорвался где-то рядом, и Мишку перевернуло, кинуло вниз, на дно ложбины. На какое-то время свет погас, и отключили звук, но вскоре звук боя ворвался в уши. Лязг гусениц раздался совсем рядом. Глаза открылись в момент, когда бронетранспортёр почти наехал на Мишку. Резко крутнувшись, Мишке удалось выкатиться из-под гусениц. Рука ощутила стеклянную поверхность. Бутылка! Со смесью! Но как она оказалась здесь? Отвечать времени не было. Мишка вытянул из кармана шинели раздавленный коробок спичек. Чиркнул раз, второй… Есть! Горит! Теперь поджигаем фитиль. Лови фриц, подарок! Бронетранспортёр вспыхнул. Раздался нечеловеческий крик и через боковую стенку вывалился горящий факел. Мишка скользнул по нему глазами и поискал свою винтовку. Не видно. Подполз к лежащему вниз лицом бойцу, перевернул его. Голубые глаза смотрели в небо…

Мишка сжал челюсти, схватил автомат. Он не чувствовал сейчас боли. Ему некогда было размышлять по поводу много ли осталось в живых, и остановят ли они врага. Задача в настоящий момент упрощена до предела. Чем больше убьёшь, тем больше шансов выжить.

Совсем рядом бахали винтовки, строчили пулемёты, взрывались гранаты. Мишка, грязный, потный, в крови, зажав зубами губу, стрелял во врага. Кто-то прыгнул сверху прямо на него. Мишка среагировал мгновенно и выставил вверх автомат. Тело, охнув, и ругаясь на непонятном языке, придавило его к земле. Автомат дёрнулся в руке, выпуская последние три патрона из магазина. Тело зашипело, рванулось кверху, но встать так и не сумело. Мишка выбрался из-под обмякшего тела. Выдернул из кобуры наган. Не целясь, выстрелил в спину увлёкшегося избиением советского бойца фашиста. Тот удивлённо повернулся в сторону Мишки и упал в сторону от бойца. Винтовка немца пришлась кстати. Наган отправился в карман шинели. Винтовка дёрнулась от выстрела и приговорила нерасторопного немца к смерти. Откуда-то сбоку мелькнула тень. Мишка интуитивно подсел и свалился набок. Нападавший запустил штыком винтовки в пустоту. Выстрел вдогонку остудил горячую голову. Беглый взгляд по ложбине, оценка обстановки. Врага не видно. Мишка дополз к краю ложбины и посмотрел в поле. Два бронетранспортёра уткнулись в снег и застыли. Третий догорал за спиной. Неприятель отходил. Так просто они их не оставят. Сейчас перегруппируются и после миномётной или артиллерийской подготовки полезут опять.

Осталось семь человек. Все с различной степени ранами. И только Мишка оказался цел и невредим. Сударышкин улыбался, когда Мишка перевязал ему грудь и голову.

— Товарищ Миша! Я ведь думал, вас насмерть! А вы единственный счастливчик, кто не имеет ранения. Мне радостно, что у меня есть такой друг, как вы, товарищ Миша!

— Фрол, я счастлив, иметь такого друга! — Мишка, сдерживая наплыв слёз, с чувством сжал плечо напарника.

Из шести раненых четверо ещё были в состоянии держать оружие. Мишка прошёлся от убитого к убитому, собрал арсенал оружия, разложил перед бойцами. Сам взял два МГ и поставил их в разных местах. Один из бойцов при помощи Мишки занял место пулемётчика. Свою снайперскую винтовку Мишка так и не сумел отыскать. Бойцы готовились принять свой последний бой.

Каждый понимал, что живыми их отсюда уже не отпустят. Их уничтожат. И каждый лежал сейчас и думал о своих родных, о том, что будет дальше без них. Мишка вытер со лба кровь, опять осколком царапнуло, проверил пулемёты. В голову лезли разные мысли.

«Я погибну здесь. Но я ведь из будущего! Как я могу погибнуть в прошлом? Бред какой-то. В будущем, интересно, меня ищут или нет? Узнает ли Лена, где я погиб? Что обо мне напишут? И напишут ли?..»

Из леса опять показались цепи немецких солдат, но не только по фронту. С фланга тоже вышагивали серые фигурки. Техники не было. Странно. Артподготовки не проводили. Не похоже это на немцев.

— Держите фронт, я прикрою фланг! — крикнул Мишка и, схватив МГ с двумя коробками, поковылял к северному выходу из ложбины.

Пулемёт дёргался в руках Мишки, сея свинцовые зёрна и собирая кровавый урожай.

В голове Мишки зазвучала любимая песня бабушки, и он заорал, а не запел:

Об огнях-пожарищах, о друзьях-товарищах Где-нибудь, когда-нибудь Мы будем говорить. Вспомню я пехоту и родную роту, И тебя — за то, что дал мне закурить. Давай закурим, товарищ, по одной, Давай закурим, товарищ мой!

Лента закончилась. Враги скрылись обратно в лесу. С фронта стрекотал пулемёт. Мишка не стал перетаскивать МГ, оставил его здесь, заправив новую ленту. На всякий случай, если противник решит повторить свой манёвр. Он вернулся к парням, схватил немецкую винтовку, бухнулся рядом с Сударышкиным. Здесь враг не собирался отступать. Шли перебежками. Мишка сделал пару выстрелов. Приноровился немного к винтовке и точность улучшилась, но в сравнении с его снайперкой, эта винтовка проигрывала по всем статьям.

Мишка постоянно следил за флангами и тылом. Немцы решили повторить атаку с фланга. Срочно пришлось бежать обратно к пулемёту. Когда бежал, услышал свист летящих мин.

«Решились. Видно, запас мин с собой брали не такой большой и не рассчитывали его использовать в чистом поле. Кидайте, кидайте. Побольше кидайте, чтобы вам потом их не хватило».

Противник подошёл довольно близко, когда Мишка выдал первую очередь, укладывая атакующих солдат на снег в разных позах.

Наконец начало смеркаться. Немцы отошли, но только те, что пытались подойти с фланга. С фронта показался танк. Мишка бросился на поиски бутылок с бензином, но так ни одной и не обнаружил. Ни у кого из бойцов бутылок тоже не было.

В голове всплыло и тут же исчезло: 25 октября, день рождения.

Замолчал пулемёт, перестали бахать винтовки. Мишка оглянулся. Один только Сударышкин подавал признаки жизни, стараясь перезарядить винтовку. Остальные…

Танк шёл прямо на него. Огромный, с крестами, из-под гусениц летел снег вперемежку с землёй. И не было ничего, чем можно его остановить. Убежать даже не возникло мысли. Раненый Сударышкин тоже смотрел на вырастающую с каждым мгновением упакованную в броню тушу танка.

Мишка скользнул взглядом вокруг в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы остановить многотонную махину. Почти рядом он увидел квадрат мины ТМД-40, так назвал её сапёр. Смахнул с крышки землю, дёрнул за ручку, потянул на себя. Ещё не зная, как он с ней поступит, поднял, положил на место. Скинул шинель, опоясался ремнём, на котором висел подаренным священником нож. Откинул в сторону шапку. Схватил мину. А потом, вдруг, одним движением вынырнул из ложбины и пополз навстречу танку. Сударышкин что-то кричал вслед, но Мишка его не слушал. Виски больно пульсировали, в мозгу стучала навязчивая мысль — надо доползти и сунуть под него эту штуковину. Мысли о том, что он погибнет вместе с танком даже отдалённо, не появилось. Тяжёлая махина шла на него, переваливаясь на неровностях поля, уже стал ощущаться жар от его разгорячённого, провонявшего прогорклым запахом масла, бронированного тела. А тяжесть противотанковой мины, вдруг, исчезла. Мина показалась совершенно лёгкой, как пушинка. И Мишка, боясь, что не сможет рассчитать полёт мины из-за её изменившегося веса, сделал движение броска и с вытянутой вперёд рукой, упал под гусеницу танка…

Раздался оглушительный взрыв…

Эпилог

Голова гудела. Из памяти выплыл противный лязг гусениц, надвигающаяся страшная броневая машина с крестами на башне, тяжесть противотанковой мины и оглушительный взрыв…

«Я погиб. После таких взрывов не выживают, после таких взрывов останков не остаётся… Постой… Как погиб? Как же я тогда размышляю? Или это моя душа летает, освобождённая от тела? А она может размышлять? О чём я вообще? Голова гудит, значит… надо просто открыть глаза… Запах. Лекарствами пахнет. Госпиталь. Выжил? И что от меня могло остаться после взрыва?»

Мишка медленно открыл глаза. Полутёмная палата на одного человека. Странно. Отдельно положили ото всех, чтобы не смущал своим страшным видом…

Глубокий вздох. Пришло ощущение рук и ног. Дверь в палату приоткрылась, послышались голоса. Мишка притворился спящим.

Женский голос недовольно высказался:

— Больной до сих пор без сознания. Я прекрасно понимаю, что вы хотите во всём разобраться, но, может, придёте тогда, когда он придёт в себя?

— Нам лучше знать, когда приходить, — буркнул раздражённый мужской голос явно пожилого человека.

— Может, ему укол, какой сделать? — вступил в разговор другой мужской голос помоложе. — Время идёт, а дело стоит. Пятые сутки без сознания…

— Анна Львовна, что вы можете сказать по поводу ранений пациента? — перебил молодого пожилой.

— Ранениям полтора, максимум два месяца. Множественные осколочные ранения в районе верхней части спины и шеи. Тридцать девять следов от осколков.

— Чёрный копатель или реставратор, — послышался голос молодого.

— Капитан, я ознакомился с твоими гипотезами. Мне особенно понравилась версия о путешественнике во времени.

— Константин Сергеевич, фактов хоть отбавляй! Форма времён Великой Отечественной войны, посечённая осколками, фляжка, как новая, датирована 1940-м годом, красноармейская книжка на имя старшего сержанта Пананина Михаила Ильича и две медали «За отвагу». Ещё нож в футляре простенький, но старинной работы.

— Медали пробили по номерам?

— Пробили. Они, действительно принадлежат старшему сержанту Пананину Михаилу Ильичу, 1916 года рождения. Первая медаль получена при обороне Могилёва, вторая совсем новая, за ценные документы, захваченные в тылу врага и вынос с поля боя двух раненых бойцов. При этом он сам будучи ранен.

— Наш на 1916 год рождения, однозначно, не тянет.

— Если брать 1941 год, то всё совпадает.

— Пехота?

— Снайпер.

— Серьёзный парень.

— Вместе с книжкой у него в кармане гимнастёрки лежало фото девушки Фото чёрно-белое и, такое впечатление, что снимок сделан совсем недавно. Подписано — Лена.

— Родственников нашли?

— Тут такое дело, — над ухом Мишки зашуршали бумагами. — По нашим сводкам Пананин Михаил Ильич, 1995 года рождения, уроженец города Новосибирска, исчез прямо из дома, по словам родителей, 25 июня 2018 года. По фотографии они похожи. Только у того лицо круглое, щёчки, живот приличный, а этот осунувшийся, стройный. Сходство определённое есть. Только тот погиб 25 октября 1941 года в день своего рождения. Прыгнул с противотанковой миной под танк. Сегодня, кстати, 25 октября.

— Константин Сергеевич, — вмешалась Анна Львовна. — На его руках следы пороха. Как вы и просили, специалисты взяли мазки на анализ.

— Есть результаты?

— Есть. Порох въелся в кожу. Пациент постоянно имел дело с оружием. По анализам выходит, что порох изготовлен в конце тридцатых или начала сороковых годов прошлого века.

— Странный пациент. Чем дальше расследование, тем больше загадок. Приглашали родителей Пананина?

— Приглашали. Постояли, поохали. Вроде, как признали сына. Очень он похож на их прадеда.

— Почему, вроде?

— Тот у них ни к чему приспособлен не был, физическим трудом себя не мучил. Этот другой. Мускулатура, опять же руки в мозолях, животика нет. Они обратили особое внимание на лицо. Выражение лица другое.

— Ну, так выражение лица, не показатель.

— У их сына выражение лица пофигиста. Это не я так сказал, это отец его так сказал. А у этого выражение одухотворённое, жёсткое. Я бы даже сказал, идейное.

— Анна Львовна, что вы скажете обо всём этом?

— Константин Сергеевич, я не склонна к фантастическим идеям вашего сотрудника. Я, думаю, здесь всё проще. Связался с реконструкторами или чёрными копателями, нарвались на мину…

— А потом в красноармейской книжке появилась запись об этом ранении и место лечения. Кстати, Пананин находился в госпитале номер 1239, который располагался с июля 1941 года в Новосибирске! И я рискну предположить, что Лена, это жена прадеда Пананина.

— Так, капитан, ты свои фантасмагории бросай. Начальство всё равно такой поворот событий не примет. Пиши. Найден разыскиваемый родственниками Пананин Михаил Ильич, 1994 года рождения со следами заживших множественных осколочных ранений, предположительно от мины. Ранения получены во время реконструкции боёв… под Могилёвом. Записал?

— Вы это здорово придумали. Могилёв в Беларуси находится. Нам меньше проблем.

— Дело надо закрывать и всем забыть про этот случай. Ясно? Услышу, что чешете языком, укорочу.

Они ушли, а у Мишки возникла целая гамма чувств. Он дома, в своём году. 1941 год не миф и не сон. Он был там. Лена, как она без него. Стоп! Это получается, что…

Голова перестала гудеть, зато мощно запульсировали виски. Бросило в пот. Мишка резко сел. Простыня слетела с обнажённого тела.

— Это получается, что я потомок самого себя?

Он отцепил от себя все проводки и трубки, которые подходили к телу, спрыгнул на пол. Тело прекрасно слушалось. Обмотался простынёй, словно заговорщик Мишка подошёл к двери. Прислушался, приоткрыл дверь. В длинном коридоре стоял полумрак. Он оглянулся на окно в палате — темнота. Ночь. Хотел было сбежать из больницы, но потом передумал, вернулся обратно. Торопиться некуда. Разве что…

Утром он проснулся рано. За окном ещё только начало светать. Обмотавшись простынёй, простоял у окна до прихода медсестры. В голове роились мысли, которые раньше у него не возникали. Ему хотелось действовать, приносить пользу своей стране. Жить по совести. У родителей попросить прощение за своё поведение.

— Ой! — Воскликнула молоденькая медсестра, уронила металлическую ванночку, в которой лежал одноразовый шприц и ещё какие-то предметы, разлетевшиеся по полу.

Она зажала рот рукой, попятилась и выскочила из палаты. По коридору раздались быстрые удаляющиеся шаги.

— Похоже, что девушки моего времени стали на меня реагировать. Немного странно реагировать, конечно, но реагировать. Не всё потеряно, боец.

Мишка усмехнулся самому себе. Надо же стал с иронией относиться к самому себе.

Медсестра появилась в палате вместе с врачом. Так понял Мишка.

— Зачем вы встали? Вам лежать надо, — голос был хорошо знаком.

— Анна Львовна, не беспокойтесь, я вполне здоров.

Женщина опешила от Мишкиного обращения и подозрительно посмотрела на него.

— Я требую, чтобы вы легли в кровать! — в голосе появились раздражительность и металлические нотки.

— Что необходимо, чтобы выйти отсюда? Давайте, я подпишу.

Она замялась.

— От меня не всё зависит. И потом…

— Зовите этих «потом». Будем разбираться. Домой хочу. Я родителей так давно не видел!

Анна Львовна медленно развернулась к двери, схватила медсестру за рукав и потащила за собой на выход.

Через час появились двое в гражданской одежде. Один в возрасте, второй помладше.

— Здравствуйте, — встретил их Мишка. — Расставим точки над и?

Старший с интересом глянул на Мишку.

— Доброе утро, Михаил Ильич. Не ошибаюсь? Правильно я вас величаю?

— Правильно, Константин Сергеевич, — улыбнулся Мишка, заметив как дёрнулась вверх бровь старшего.

Младший, как понял Мишка, тот самый капитан, с которым Константин Сергеевич беседовал.

— Вы уж, ради бога, извините, что подслушал невольно ваш разговор вчера. Больно уж любопытно было узнать, что вы думаете по моему поводу.

— Даже так? Что ж, давайте сразу к делу.

— Спрашивайте, что вас интересует. Позвольте только узнать. Вы из ФСБ?

— Ничего от вас не утаишь, Михаил Ильич. Полковник Скляров и капитан Сушков.

— Сушков? У вас родственник не воевал под Могилёвом?

— Именно там пропал без вести в июле 1941года.

— Звание — лейтенант?

— Лейтенант, — капитан разглядывал Мишку, словно видел впервые.

— Прадед?

Капитан кивнул головой.

— Лейтенант Сушков был ранен на Буйническом поле и отправлен в госпиталь в город. В Могилёве, при выходе советских войск из окружения, осталось до четырёх тысяч раненых. Среди них был ваш прадед.

— Михаил Ильич, вы желаете нас уверить в том, что вы были в прошлом? — осторожно спросил полковник.

— Что вы, Константин Сергеевич, — Мишка широко улыбнулся. — Просто удалось установить некоторые данные и всё. Никого ни в чём я уверять не собираюсь.

— Скажите прямо, — полковник прокашлялся. — Вы были в прошлом?

— Константин Сергеевич, что вам моя правда? Скажу, что был, никто не поверит. Вас на смех поднимут. Подумаешь обмундирование, фляжка, нож. Вы спрашиваете меня, а сами прекрасно знаете ответ на свой вопрос. Так ведь?

— Михаил Ильич, подпишите бумаги о том, что вы реконструктор и ранение получили на месте бывших боёв при реконструкции битвы при Могилёве.

— Давайте подпишу.

Капитан подсунул бумагу и ручку.

— Но это не всё, Михаил Ильич.

— Нужна расписка, что я никому и нигде не расскажу?

Полковник засмеялся.

— И это тоже. Вы можете через недельку позвонить мне по этому телефону, — он протянул Мишке свою визитку. — Вы же, безработный, насколько я знаю. Поговорим о вашей будущей работе. Надеюсь вас заинтересовать.

— Спасибо, Константин Сергеевич. Можно мне получить мои вещи?

— Да, конечно. Они сейчас у нас, но всё будет в целости и сохранности. По этому же телефону позвоните, и всё решим. Поправляйтесь, Михаил Ильич.

— Спасибо. Уже, — он пожал поочерёдно протянутые руки офицеров ФСБ.

У двери полковник обернулся.

— Гражданскую одежду родители принесли. До встречи, старший сержант.

Отец не находил себе места, нарезая круги по квартире. Мать плакала, обнимая Мишку. Вроде тот же он, и в тоже время совершенно другой. Взгляд серьёзный, умный. Ведёт себя уверенно. Руки мозолистые. Нет животика и той изнеженности, которая сквозила в нём раньше.

— Что с тобой делать? — наконец остановился отец напротив Мишки. — Мог ведь хоть весточку подать, записку оставить, позвонить. Мать все больницы и морги обежала. Ты головой когда начнёшь думать?

— Уже начал, бать, — ответил Мишка и заключил отца в крепкие объятья.

— Отпусти, медведь, раздавишь, — промычал отец.

— Всё будет хорошо. Я нашёл место, где погиб прадед. Надо будет съездить туда. Обещали отдать его награды и личные вещи.

Вечером, когда родители оставили его одного, Мишка открыл интернет. Открыл необходимую страницу, набрал своё имя. На экране высветилось:

Пананин Михаил Ильич, год рождения 1916-й, место рождения неизвестно, место призыва — Минск, жена Елена Валерьевна Пананина. Пал смертью храбрых в октябре 1941 года под Москвой, награждён двумя медалями «За отвагу».

— Со мной всё ясно.

Новый набор.

Калимжанов Ерлан — погиб при форсировании Днепра…

Санченко Сергей — погиб в сражении за Сталинград…

Старшина Кисленко — умер от ран в 1945 году…

Кухарин — погиб…

Ребко — пропал без вести…

Фефелов — пропал без вести…

Коровин Степан — убит под Берлином…

Варфоломей Заборин — пропал без вести…

Кухарин Иван — погиб при освобождении Венгрии…

Воронин Михаил, лётчик — сбит в небе над Польшей…

Василий Иванов — погиб под Кенигсбергом…

Сударышкин Фрол, старшина, кавалер двух орденов «Славы» — остался жив…

— Жив! Из всех один сумел выжить в страшной мясорубке войны. Это сколько же тебе должно быть лет? Примерно девяносто восемь! Шансов на то, что ты еще жив, практически никаких.

Мишка для успокоения совести сделал запрос в совет ветеранов Москвы и получил ответ через два дня.

Сударышкин Фрол Акимович, проживает по адресу…

Через час, Мишка уже летел в Москву. Внутри всё клокотало. Последняя связь с его недавним прошлым.

Представительница Совета ветеранов нажала на звонок. Душа у Мишки ушла в пятки. Руки затряслись мелкой дрожью. Волнение скрыть не удавалось.

— У вас всё в порядке? — представительница Совета ветеранов коснулась Мишкиной руки пальцами и заглянула в глаза.

— Всё хорошо, — с трудом ответил Мишка.

Дверь открылась, на пороге стояла немолодая, но стройная и симпатичная женщина.

— Мы к Фролу Акимовичу от Совета ветеранов.

— Да, нам звонили, проходите.

Мишка вошёл в квартиру, голова слегка закружилась, но он сумел собраться и пройти в следующую комнату, на которую указала женщина.

— Здравствуйте, Фрол Акимович! — представительница поздоровалась, а у Мишки пересохло во рту.

Перед ним стоял всё тот же Сударышкин, только высохший, похудевший, ниже ростом.

— Здравствуй, Фрол! — выдавил из себя слова Мишка, усилием воли сдерживая себя, чтобы не расплакаться.

Сударышкин взглянул на ничего не понимающую представительницу Совета ветеранов, на Мишку. Его глаза в удивлении увеличились.

— Товарищ Миша… Выходит… Луладджа говорила правду…

Оглавление

Часть 1 Под Минском

Часть 2 Оборона Могилёва

Часть 3 Война продолжается

Часть 4 Брянский фронт

Часть 5 Героями не рождаются…

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg