«Битва за небо»

Битва за небо (fb2) - Битва за небо [litres] (Воздухоплаватель - 2) 2489K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юрий Григорьевич Корчевский

Юрий Корчевский Воздухоплаватель. Битва за небо

© Корчевский Ю. Г., 2019

© ООО «Издательство «Яуза», 2019

© ООО «Издательство «Эксмо», 2019

* * *

«Когда кажется, что весь мир настроен против тебя, помни, что самолет взлетает против ветра».

Генри Форд

Глава 1. «Зарубежье»

Для русского человека такое солнце, как в Галлиполи, непривычно жаркое. Хотелось пить, а питьевой воды не хватало. Обмывались в море. От соленой воды кожа только чесалась. Хорошо было только тем, у кого были деньги, причем желательно в валюте или золоте. Турки кое-как терпели русское войско и гражданских эмигрантов, но откровенно презирали и недовольство свое всячески показывали. Но Франция – член Антанты, победитель. И она вместе с Англией диктовала Турции условия. Проиграли османы войну, однако и нажились. Российской империи турки должны были один миллиард четыреста миллионов рублей, причем еще царских, золотых. Но царя, как и империи, уже нет, и османы про долг благополучно забыли.

Большевики, стараясь удержаться у власти, подписывали позорные договоры и прощали долги. Еще в апреле 1916 года по соглашению стран Антанты Российская империя в случае победы должна была получить от Турции область Эрзерума, Трапезунда, Ванна и Битлиса до Черного моря, а также часть Курдистана. По предложению генерала Н. Юденича земли эти следовало заселить казаками с Дона и Кубани. Февральская революция 1917 года изменила ход событий, интересы России Антанта уже не учитывала. А после октябрьского переворота большевики третьего марта подписали с Германией сепаратный мир на позорных условиях. Мало того что Германия получала солидную контрибуцию золотыми и земли, так еще союзник ее – Турция, получала территории. Россия должна была вывести свои войска из Анатолии, Ардагона, Карса и Батуми. Армения и Греция, эти естественные союзники, в договорах не упоминались. Уже 30 октября 1918 года Турция на борту английского броненосца «Агамемнон» подписала акт о капитуляции. Ей достались земли, проливы и прощение долга России.

Лев Троцкий (настоящая фамилия Бронштейн), заключил союз с националистическим правительством Кемаля Ататюрка, началась армянская резня. Грекам, жителям Причерноморья, не удалось создать Понтийскую республику.

Андрей с сыном батареи Иваном несколько месяцев жил вместе с дроздовцами, но ряды их постепенно таяли. У кого были деньги, уезжали в близкие по вере и географически Болгарию и Грецию. Офицеры дивизий ждали, когда вопрос как-то разрешится на самом верху, на уровне командования Белой армии и правительств. Но Франции, за которую воевал большой русский экспедиционный корпус, было плевать на эмигрантов. Единственное, чего смог добиться барон Врангель, так это организованно перевезти дроздовскую дивизию в Болгарию. Но и там рады не были. Куда селить, чем кормить, чем занять десятки тысяч русских? К тому же у них личное оружие и обучены военному делу. Попробуй в случае волнений применить полицию, ни полиция не уцелеет, да и болгарским военным частям достанется. Побаивались и мечтали сплавить куда-нибудь русских.

Андрею самому не нравилась эта неопределенность. Он на чужой земле, царя, которому присягала русская армия как хозяину земли русской, уже нет. И что ему до Болгарии? Она и в Первую, и во Вторую мировую войны была союзницей Германии. Уехал бы сам, да мешали два обстоятельства. Нехватка денег, а честно говоря – их отсутствие. И второе – отсутствие документов.

В России ВЦИК и СНК РСФСР приняли 15 декабря 1921 года декрет, которым лишались права российского гражданства и признавались недействительными документы нескольких категорий лиц:

а) лица, прожившие за границей беспрерывно свыше пяти лет;

б) лица, выехавшие из России после 7 ноября 1917 года без разрешения советской власти;

в) лица, добровольно сражавшиеся против советской власти.

Андрей, как и все белоэмигранты Белой армии, подпадал сразу под два пункта. Стало быть – враг для советской власти, и думать о возвращении не стоит. По крайней мере, в ближайшее время.

Русские, выдавленные из своей страны тремя волнами эмиграции, оказались рассеяны по всему свету. В Европе больше всего приняла Франция – 200 тысяч, в Азии – Турция, 300 тысяч, Китай – 76 тысяч, большинство в Харбине и Нанкине, в Югославии, Чехии, Болгарии, Греции по 30–40 тысяч. А были еще и в США, Финляндии, да кто их тогда считал? Тем не менее наплыв беженцев из большевистской России, а затем и армян из Турции был столь велик, что проблемой озаботилась Лига Наций, предтеча ООН. В 1922 году назначили Верховного комиссара по делам беженцев, которым стал известный ученый Фритьоф Нансен. В 1922 году появился паспорт для бывших россиян и армян из Османской империи, который назвали нансеновским. С ним человек был волен ехать в любую страну мира, являющуюся членом Лиги Наций.

Андрей о нансеновском паспорте не знал. Среди дроздовцев в Болгарии то эпидемия дизентерии, то другие болезни. И он решил как можно скорее покинуть Болгарию и перебраться во Францию. Не только о себе забота была, но еще и об Иване, сыне батареи, аналогично сыну полка. Он Андрею не родной сын, но уж коли взяли в батарею, Андрей чувствовал за него ответственность. К тому же Иван выручил Андрея в бою, застрелив из револьвера красного конника. Да еще и время, проведенное вместе, в лишениях, сблизило их. Иван держался подле Андрея. Андрей в первую очередь к священнику в церковь пошел, не столько помолиться, сколько совета и помощи просить. Общаться сложно. Болгарский язык хоть и похож, да не родной. Да еще и жесты разные, причем полные противоположности, что сначала сбивало с толку. У русских кивок головой означает согласие, а у болгар – отрицание. Согласие у них – как у русских отрицание, головой из стороны в сторону.

Спросил у священника, можно ли выехать из страны, не имея документов? Можно, причем священник подсказал, как лучше сделать.

– Русский? Тогда лучше перебраться во Францию пароходом.

– У меня нет денег и одежды.

– Вместо билета отработаешь на судне кочегаром, сейчас везде не хватает крепких мужских рук. А с одеждой я помогу.

– Я не один, со мной сын, вот такого роста.

Андрей показал.

– И ему подберем. Приходи через неделю.

Андрей пошел бы на подработку и любой работы не погнушался. Но конкуренция велика, почти полк стоит в селе, мужиков избыток.

Священник слово сдержал. Когда Андрей вместе с Иваном пришли в церковь, пришлось померить поношенную, но чистую одежду и удалось подобрать каждому полный набор – обувь, рубашку, пиджак, брюки. Андрей принялся благодарить священника.

– Господь воздаст за добрые дела. Еще дам пятьдесят франков, это во Франции такие деньги. Кто-то на подаянии оставил несколько лет назад. Пригодились чужестранные деньги. Не знаю, много это или мало, пусть они тебе хоть немного помогут.

Позже оказалось – деньги невеликие. Газета в Париже стоила в среднем два франка.

Уговаривать или подбивать других офицеров Андрей не стал. Пока они были армией, служили в одном полку и дивизии, были боевыми побратимами. А сейчас – люди без Родины, апатриды и уже каждый сам по себе. Главный бой в жизни, не с немцами, а со своими, только другими по убеждениям, они проиграли. Отныне дороги каждого расходятся. Кто-то сопьется, другой выйдет в люди, откроет свое дело, некоторые собьются в банды, начнут грабить. Были и такие, кто будет гадить России, ходить через кордон, устраивать диверсии, проводить идеологическую работу. Но Андрей по истории знал, что большевики продержатся долго, их потом и Гитлер с мощной армией не одолеет. И его личный враг – большевики, узурпировавшие власть, а не народ и не страна. Суждено ему жить в изгнании, перетерпит и Ивана воспитает как сына, в русском духе. Хотя чужие языки учить придется, как и чужие привычки.

Священник посоветовал идти в Бургас, там крупный порт, много грузовых кораблей. От местечка Средец до Бургаса километров семьдесят. В день больше двадцати – двадцати пяти с Иваном не пройти. Да еще денег нет на продукты, а голодным далеко не уйдешь. А с другой стороны, если остаться и ждать, можно так и состариться здесь.

– Ваня, с утра выходим, отойдем из расположения полка, переоденемся в цивильное, но о том молчок.

– Понял.

Спалось плохо, снова значительные перемены в жизни, да еще ответственность не только за себя, за Ивана. И как сложится жизнь парня, во многом зависит от Андрея. Может, зря взяли его с собой на пароход, уходящий из Крыма? А с другой стороны посмотреть – кому он нужен в Крыму? Сирота, позаботиться, накормить, одеть некому. Беспризорников после Гражданской войны в России много случилось, не все стали взрослыми.

Утром позавтракали в полковой столовой. Андрей постарался незаметно стянуть со стола и спрятать в карман два куска хлеба. Стыдно было. Он, штабс-капитан, уподобился мелкому воришке на чужом званом обеде. Но голод не тетка, пирожка не даст. Что кушать вечером? А по куску хлеба голод хоть немного утолят.

Оказалось, Иван тоже хлеб со стола стянул и спрятал в карман. Дроздовцев кормили на французские деньги. Скудно, но выжить можно. Взяв узлы, вышли, не прощаясь, во избежание долгих расспросов. Война кончилась, присягу Андрей никому не приносил, стало быть, от обязательств свободен.

Сначала шагалось легко. Дойдя через час до холма, поросшего лесом, переоделись за деревьями. Форму не выбросили, свернули – и в узел. Андрей сомневался, что форма царской армии когда-либо пригодится, скорее всего – дорога как память о лихих и опасных годах, о смуте, перевернувшей Российскую империю.

Увидев его в гражданской одежде, Иван не смог сдержать смеха.

– Будешь смеяться, кормить не буду! – пригрозил Андрей.

Шутил, конечно, но Ваня посерьезнел.

– Дядя Андрей, я никогда тебя в цивильном не видел. Ты на лавочника похож.

После полудня повезло, их подобрал селянин на подводе, запряженной парой гнедых. Верст десять удалось проехать. Потом снова пешком. К вечеру Иван был уже не так весел, чувствовалось – устал. Да еще было бы питание качественным. После бегства из Крыма прошло уже полгода, и за все это время досыта не ели ни разу. А растущему организму мальчишки требовалась еда. На ночь остановились в рощице у ручья. Съели весь хлеб, запили водой, все лучше, чем с пустым брюхом.

С утра напились воды и снова в дорогу. К полудню вошли в село, в церкви колокола звонят, какой-то праздник. И точно – одна компания навстречу попалась, другая. С песнями, слегка хмельные. И на площади у церкви гуляние, столы накрыты. Удалось усесться на лавку, поесть пирогов и фруктов. А Андрею даже стаканчик сливовицы налили. И никого не интересовало – кто они, откуда? Только в полдень третьего дня вошли в Бургас, сразу к порту направились. Дорогу спрашивать не надо было, ориентировались на портовые краны.

– Ваня, ты побудь где-нибудь, хотя бы у тех ящиков. Только не уходи. Я буду место на пароходе искать. Денег у нас нет, поэтому придется наниматься. Для всех – ты мой младший брат.

– Хорошо.

Ваня за переход устал, но не жаловался, крепился, уселся у огромных ящиков. У причальной стенки стояло с десяток судов. Одно точно пассажирское, белоснежное, с несколькими палубами. Андрей еще подумал – неужели есть путешествующие? В годы Мировой войны даже гражданские суда были призваны. Пассажирские пароходы перевозили раненых или стояли у причалов, выполняя функции плавучих лазаретов. К этому пароходу Андрей подходить не стал, побоялся, что спросят документы. А к грязному грузовому пароходу, стоявшему следующим у пирса, подошел. У трапа вахтенный матрос. На невообразимой смеси русского и английского Андрей объяснил, что ищет работу. Матрос вызвал помощника капитана.

– Идем в Турцию, работать кочегаром за еду и две лиры в день.

Андрей отказался. Зачем ему Турция? Был он уже там, в Галлиполи. И только у шестого судна повезло. Пароход шел в Марсель, французский город на южном побережье Франции, и механик дал согласие взять Андрея. Условия жесткие – вахты по двенадцать часов у котлов. Оплата – едой и место в кубрике.

– У меня брат есть, мальчик. Можно взять?

– Только пусть под ногами не путается. А если вздумает что-нибудь украсть, вышвырну с борта.

– Я понял.

– Пойдем, я покажу тебе твое место и познакомлю с котельной командой.

Кубрик ниже ватерлинии, недалеко от бункерной ямы, в помещении десять коек в два этажа.

– Твоя! – хлопнул по койке рукой механик.

Команда у котлов разношерстная. Голые по пояс, тела в саже и каплях пота. Механик представил Андрея довольно просто, без имени, сказал:

– Он будет кочегаром у второго котла, выходит сегодня в ночную вахту.

Старший кочегар, похожий на грека, кивнул.

– Обед для команды через час, где камбуз, спросишь у команды.

– Слушаюсь.

Никто не спросил документов. Похоже, механику было все равно, кто стоит у котлов. Пароход должен двигаться, возить грузы, зарабатывать деньги, а кто стоит у котлов – не важно. И как звать кочегара, не играет никакой роли, почти все кочегары – люди временные, на один-два рейса.

Андрей вернулся за Иваном. Мальчик с любопытством разглядывал пароходы, работу портовых кранов.

– Пошли, нашел я нам посудину.

Когда подошли к пароходу, Андрей задержался у кормы, разглядывая незнакомый флаг на флагштоке. Название судна есть – «Санта-Круз», а порта приписки нет. Спросил у вахтенного матроса.

– Понятия не имею, мне все равно, лишь бы платили звонкую монету!

На таком судне, со сборной командой, плыть страшно. Наверняка у судна много технических проблем, да и непонятно, хорош ли штурман? Ведь запросто может посадить посудину на мель возле какого-нибудь из многочисленных островов. Но выбора не было.

Андрей показал Ивану на койку.

– Это моя, придется нам с тобой спать по очереди. Пока я на вахте, ты отдыхаешь.

В кубрике, на камбузе – везде мелкая угольная пыль. Проведешь рукой по переборке, а ладонь черная. На обед чечевичная похлебка, тушеные бобы и чай с хлебом. Кок, по-сухопутному повар, щедро налил в миску. Ели из одной оловянной миски, черпая ложкой по очереди. Так же ели бобы, а чая налили две кружки, а хлеб стоял нарезанный, бери сколько хочешь. Хозяин и так прижимистым был, работа кочегара требует больших физических усилий, а мяса в рационе не было, экономил владелец судна. Впрочем, на ужин была тушеная капуста и кровяная колбаса. Не мясо, но уже сытно. Иван на койку в кубрике лег, а Андрей отправился на вахту. В котельном отделении жарко, как в преисподней, навскидку градусов сорок пять, пот сразу градом. Поскольку судно стояло, топили только один котел, да и то не в полную силу, только чтобы обеспечить электроэнергией, да привести в действие вспомогательные механизмы вроде грузовых лебедок. Судно еще продолжало загружаться, один из люков трюма был открыт, и на палубе работала трюмная команда.

У работающего котла стоял кочегар, имеющий опыт, он объяснил, как топить. Целая наука. Надо смотреть в топку и бросать лопатой уголь туда, где он прогорел, чтобы не обнажились колосники, иначе холодный воздух быстро охладит котел, и давление пара упадет. Тогда можно и плетью по спине получить. Порядки на корабле были драконовские, как при рабовладельческом строе. Андрей решил перетерпеть, плавание не должно быть долгим. Он ошибался, по пути в Марсель судно заходило почти в каждый порт. Выгружали грузы, загружали мелкие партии ящиков, бочек, потом переход до следующего порта на побережье.

Когда вышли в море следующим утром, Андрей понял, что топить котел на стоянке значительно легче. За смену приходилось перекидывать большой совковой лопатой до пяти-шести тонн угля, да не с места на место. Сначала из бункерной ямы поближе к котлу, затем из кучи уже в котел, тщательно следя, чтобы уголь равномерным слоем лег. Особенно не просто закинуть в дальние углы, учитывая, что котел огромен и площадь колосников велика, как небольшая комната.

Обычно вахты на пароходах длятся по четыре часа, в непогоду, когда качает, даже их выстоять не просто. Средиземное море это не Баренцево, штормов нет, тепло даже зимой. Но двенадцатичасовая вахта выматывает сильно. Накидаешь угля, на колосниках ровный слой, горит ровным жаром. Только присядешь на кучу угля, глядь, а на манометре стрелка вниз ползет. Пот глаза заливает. Слабым физически Андрей никогда не был, но с вахт падал на кровать без сил. Толстым или упитанным не был никогда, но за несколько вахт согнал крохи жировых запасов. Держался, но молил Бога, чтобы быстрее добраться до Марселя. Если бы вахты были короче да питание соответствовало высоким трудозатратам, он перенес бы плавание без такого напряжения. Зато Иван стал всеобщим любимчиком. От скуки, из любопытства, он исследовал все помещения. Иной раз без всяких указаний то палубу начинал драить, как заправский юнга, то приборку устраивал в кубриках или каютах офицеров. То ли инициатива кока была, то ли старпом или механик указания дали, а Ивану стали еду отдельно давать. Раньше пайку приходилось на двоих делить. Стало посытнее.

После каждой вахты, пока Андрей спал, Ваня ухитрялся постирать его форму. Цивильную одежду, полученную от священника, Андрей приберегал, работал в военной, полагал – не пригодится больше никогда. Андрею некогда было любоваться прекрасными видами берегов, проплывающих мимо, когда судно подходило к очередному порту. Фактически осуществляло каботажное плавание по российским меркам. В один прекрасный день пароход все же вошел в гавань Марселя. Конечно, не у набережных, где совершали променад барышни и господа, а у края бухты, в грузовом порту.

– Все, Ваня! Мы оговоренную работу сделали, собирай вещи, сходим на берег.

А какие вещи, если у каждого по скромному узлу? Все же доложился механику. Тот посмотрел, как на пустое место.

– Иди.

Сошли по трапу, а куда дальше? Ночевали в ночлежке для моряков, там же съели благотворительный обед. Настроение поднялось. В те времена город был чуть ли не главным портом в стране, но промышленность легкая – выпускали ткани, давили оливковое масло, варили мыло и стекло. Андрей поинтересовался работой, в основном сельскохозяйственная и оплата мизерная. Из истории знал, что большая часть иммигрантов осели в Париже и пригородах. Потому решил – добираться в столицу. Денег нет, придется идти пешком, да еще останавливаться по дороге – подрабатывать на еду. Оттягивать выход не стал, вышли утром, как солнце встало. Отшагали километров тридцать, остановились на ночлег в маленьком городке. Лавки уже не работают, закрыты. Андрей хотел купить хлеба, все же пятьдесят франков у него есть. Спать улеглись на траве рядом с церковью. Утром проснулись от звона колокола. Андрей решил подождать, пока откроются продуктовые лавки неподалеку. А Иван не терял время, встал недалеко от входа, на паперть, в руке перевернутую кепку держит, милостыню просит. Стыдно Андрею стало. Он русский офицер, а его приемный сын на паперти милостыню просит.

– Ваня, бросай это дело.

– Голод не тетка, подадут.

За час стояния набросали по мелочи шестьдесят два франка. Как раз и лавки открылись. При каждой хлебной лавке своя пекарня, запахи идут дразнящие. В лавку зашли, а французским не владеют. Многие дворяне из русских французский учили, говорили на нем, как на родном. Родители на образование денег не жалели, выписывали в свое время учителей из-за границы, а еще гувернеров, учили хорошим манерам. Благодаря этим обстоятельствам русские дворяне легко влились в жизнь французской столицы. Солдатам или офицерам не дворянского происхождения пришлось хуже.

Пришлось изъясняться на пальцах. Андрей ткнул пальцем в багет, такой длинный, тонкий батон, потом потер большим и указательным пальцем. Жест международный, понятный всем. Хозяин лавки назвал цену, но это как разговор слепого с глухим. Тогда хозяин на клочке бумаги карандашом написал сумму. Другое дело! Андрей прикинул, кроме хлеба хватало на кусок сыра, около двухсот граммов.

Рассчитались, хозяин лавки уложил покупки в бумажный пакет. Отойдя от селения, устроили в рощице привал, съели все подчистую. Жизнь сразу повеселела. Напились воды из ручья. Андрей пожалел, что не прихватил со службы солдатскую фляжку, сейчас бы пригодилась. И дал себе слово – при первой же возможности учить язык. Жить во Франции придется долго, не исключено – всю жизнь. А без знания языка – никуда. Ни в магазине продукты купить, ни на работу устроиться. До полудня прошли километров десять. Удивляла плотность населенных пунктов. Только прошли село, как виднеется хутор или деревня, а то и город. Это не Россия, где можно полдня идти и не встретить жилья, особенно к северу от Москвы, не говоря о Сибири. Наделы селян небольшие, аккуратно возделанные, совсем не российские обширные поля.

За поворотом дороги, за деревьями увидели легковую машину прямо на проезжей части. Капот поднят, шофер копается в моторе. То, что это шофер, сомнений нет. Очки-консервы на фуражку подняты, за поясной ремень заткнуты перчатки-краги. Поближе подошли. Салон для пассажиров закрытый, а водительское место без крыши, открытое всем ветрам и дождю. Насколько помнил, такой тип кузова назывался ландоле. Понятно, шофер из нанятых, не хозяин. Хозяин в салоне восседает с мадмуазель в шляпке, курит сигару.

На капоте обозначение автомобиля есть, только Андрею неизвестно. После Первой мировой во многих странах появилось множество автомобильных фирм, которые так же быстро исчезали, просуществовав несколько лет. Ну кто, кроме историков, помнит «Панар – Левассор» или «Испано – Сюиза»? А ведь были в свое время фирмы известные, на их машинах ездили богачи.

Андрею интересно стало, да и какой русский пройдет мимо автомобиля с поднятым капотом? Подошел, поздоровался кивком головы. Шофер начал что-то лопотать. Без его разъяснений понятно, что заглох. Электрооборудование тогда шестивольтовое было, а зажигание – от магнето. А вместо стартера – заводная ручка, острословы в России прозвали ее «кривым стартером».

– Искра есть?

Что толку спрашивать, если языка не знаешь? Оборудование незнакомое, но если приглядеться, назначение понятное. Карбюратор с магнето не спутаешь.

Андрей открутил пальцами гаечку, снял высоковольтный провод со свечи. Раньше провода крепились именно так, а сейчас быстросъемные колпачки, хотя с тех времен осталась на свечах резьбовая часть на центральном выводе. Шоферу показал – крути ручку, мол. Француз жест понял, ручку провернул довольно шустро. Андрея ударило напряжением, он вскрикнул, отдернул руку. Зажигание в порядке. Если мотор не заводится, главных причин две – или нет в цилиндрах горючего или нечем поджечь, не работает свеча. Зажигание проверено, остается питание бензином. Андрей поставил провод на свечу, закрутил гайку. К карбюратору бензопровод медный идет. Провел по нему рукой. Бензонасоса-то и нет, бензин к карбюратору самотеком идет, а бензобак почти под лобовым стеклом стоит и пробка по центру.

– Ваня, сорви мне ветку.

Ваня тут же просьбу исполнил. Андрей пробку отвернул, ветку опустил, вытащил. Бензин в баке есть, пробка от бензина мокрая. Указателей бензина на автомобилях той эпохи не было. По логике – карбюратор не работает. За всеми действиями Андрея внимательно наблюдал шофер. То ли контролировал, то ли учился, своего рода дорожная карта, наглядная инструкция по ремонту авто в полевых условиях.

– Инструменты дай! – попросил Андрей шофера.

И рукой жест, как будто гайку откручивает. Француз достал из-под сиденья дерматиновую сумку с инструментами. Андрей снял карбюратор, разобрал. Надо продуть, скорее всего, какой-то жиклер забился. А как сказать – насос нужен? Показал, вроде колесо накачивает. Шоферские жесты одинаковы во многих странах. Понял француз, из багажника ручной насос достал. Андрей продул все каналы и жиклеры, собрал карбюратор, на место установил. Несмотря на общую примитивность многих автомобильных узлов, карбюратор был устройством сложным. Андрей перекрестился.

– Ну, с богом! Крути, француз!

И показал на заводную ручку. Несколько оборотов, и мотор завелся, заработал ровно. Француз только и сказал.

– О!

– Ну, бывай!

И так задержались на час. Андрей вытер руки тряпкой, которую шофер услужливо подал. Уже повернулся уходить, как открылась дверца, из машины вышел солидный господин в костюме, что-то сказал. Андрей только и вспомнил:

– Никс фирштее.

Почему на немецком, сам не понял. Тут же поправился:

– Ноу андестенд.

Господин кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака бумажник крокодиловой кожи, достал купюру, протянул. Ну что же, не подаяние, оплата за работу, почему не взять? Андрей деньги взял, кивнул.

– Спасибо.

А господин ему еще бумагу протягивает. Присмотрелся Андрей – визитка. На французском – реквизиты господина, адрес.

– Спасибо!

И в карман брюк убрал. На кой ему визитка? Они разных «весовых» категорий. Господин явно из богатых, машина, личный шофер. А он – эмигрант, человек без гражданства, без профессии, дома, семьи, денег. Можно сказать – бомж. Но не выбрасывать же на глазах у господина? Тем более разговора о вознаграждении не было, богатенький француз сам решил заплатить за помощь.

– Пойдем, Ваня.

Через полсотни метров автомобиль их обогнал, обдав запахом сгоревшего бензина и пылью из-под колес.

Дошли до небольшого городка. Андрей сразу услышал характерное дыхание паровоза. Чух-чух-чух! А потом гудок. В городе есть железная дорога, станция! Обрадовался Андрей. Ехать в пассажирском вагоне – денег, может, и не хватит, так грузовые поезда есть, как-нибудь доедут. Ехать уж всяко лучше, чем идти.

– Ваня, нам на станцию.

По дороге купюру из брючного кармана выудил, что господин вручил. Сто франков. А что на них купить можно? Масштаба цен он не представлял. На вокзале пассажирский состав из семи вагонов, паровоз маленький, колея узкая. Все – как игрушечное, как детская железная дорога. Только она не детская, пассажиры с вещами садятся. Занятно, вход в каждое купе через свою дверь и общая подножка вдоль всего вагона идет. Где же у них билетные кассы? Андрей с Иваном подошли к вокзалу. Перво-наперво надо прочитать название города на фасаде вокзала, определить местоположение. Сказывалась военная выучка. Название оказалось коротким – Арль. Андрей ринулся в здание вокзала. Где кассы? А дежурный по вокзалу уже бьет в колокол на перроне.

Бам! Бам!

Две склянки, поезд вот-вот отправится. Андрей решился.

– Бежим!

Выбежали на перрон – и к поезду. Андрей бежал вдоль состава, высматривая пустые места в купе. Одно вообще пустое, он распахнул дверь.

– Ваня! Шустрее!

Парень заскочил, а дежурный уже три склянки в колокол пробил, давая отправление. Паровоз дал гудок, окутался паром, вагоны медленно поехали. Андрей заскочил в купе вслед за Иваном. Будь что будет! Билетов нет, и любой контролер запросто их высадит на ближайшей станции. Хуже, если сдаст в полицию. И контролер не заставил себя ждать, зашел в купе. Железнодорожная форма, в руке компостер.

– Мсье, ваши билеты! – контролер обратился на французском, но Андрей понял.

Он достал из кармана деньги, врученные господином.

– Ту тикет, – произнес он на английском.

Француз начал что-то лопотать. Андрей разбирал только некоторые слова. Похоже – он говорил о городах. Похоже – спрашивал конечный пункт.

– Париж.

Контролер удивился.

– Но, мсье! Дижон!

Кажется, поезд идет только до Дижона. Андрей кивнул. Контролер протянул ему два картонных билетика и сдачу – две купюры по десять франков. Дороговато поездка обходится! А впрочем, если идти пешком, денег на провизию уйдет больше. К тому же поезд идет километров пятьдесят в час, судя по пейзажу за окном. А пешком они одолеют такую дистанцию за два дня. Поезд прибыл в Дижон только к вечеру следующего дня. Им в дороге удавалось только брать чай у проводника, без сахара, без печенья. И в Дижоне сошли уже без сантима в кармане и очень голодные.

– Ваня, надо подработать, иначе с голоду загнемся.

Город незнакомый, крупный, по меркам тех лет. Надо искать ночлег, работу. Спать устроились на вокзале, в зале ожидания на втором этаже. Полицейский зашел в зал один раз, прошелся между рядами, но Андрея и Ивана не тронул.

Все лучше, чем провести ночь на улице. А что лавки жесткие, так не привыкать. Утром даже умылись в туалетной комнате.

После войны, на которой погибли сотни тысяч молодых людей, страна нуждалась в рабочих руках, в первую очередь – квалифицированных. Носить кирпичи, убирать улицы или сажать овощи могли толпы хлынувших эмигрантов. Франция принимала несколько потоков – русские, армяне, арабы. Что умел молодой человек, мобилизованный в армию после школы? Ничего, кроме как стрелять или рыть окопы. Любому ремеслу учиться надо, а это время и деньги. Андрей не собирался задерживаться в Дижоне надолго. Дня два-три, ну неделю. Искать на короткое время жилье не хотелось, и главная причина – не было денег на аренду. Андрей прикинул свои возможности. Умение летать или командовать батареей пушек в ближайшей перспективе востребовано не будет. Вот автомехаником можно, навыки и знания есть, благо никакой электроники в машинах еще нет, иначе без диагностических приборов делать нечего. Еще водителем мог быть, но это уже на перспективу. Кто будет брать шофера на два-три дня? Тогда правильное написание было «шоффер», именно так. Знакомых в городе нет, языка не знает, совсем кислая ситуация. Да еще и города не знает, а это важно. Заводы или мастерские располагались на окраинах. Впрочем, виллы людей богатых тоже на окраине, но не там, где чадящие трубы производств.

Решил идти по улице, может и повезет.

– Ваня, давай встретимся здесь вечером.

– Хорошо.

Не дело оставлять мальчишку одного, без денег, без еды, в незнакомом городе, а выбора нет. Позже Андрей вспоминал время от Галлиполи и до Парижа самым трудным, физически и морально. Одних трудности закаляют, других ломают, естественный отбор.

Андрей направился по одной из улиц, быстро понял – не туда, поскольку двух-трехэтажные дома кончились, пошли особняки за заборами. Здесь работы не найти, а если и есть, без рекомендации не возьмут. И свернул на перпендикулярную улицу. Кварталов через пять-шесть начали появляться мастерские, судя по картинкам на вывесках. Эх, знать бы еще язык! Одна надпись едва не подвела. Прочитал по латыни – гараж. Ну, гараж он и в России гараж. Однако во Франции это была не крытая стоянка автомобилей, а именно мастерская. Андрей уже миновал кирпичное строение, как распахнулась половина ворот, из них выбежал молодой парень. На нем кожаный фартук, руки в мазуте, явно мастеровой. За ним пожилой абориген, сыплет ругательствами, кулаками грозит. Видимо – набедокурил молодой. Парень отбежал, выругался по-польски, фартук с себя сорвал, швырнул на тротуар и зашагал восвояси. Андрей фартук подобрал, пошел к воротам, намереваясь вернуть. Пожилой француз фартук взял, поблагодарил.

– Мерси, мсье.

Андрей в открытые ворота заглянул. Стоит грузовик, капот поднят, рядом слесарный верстак – тиски, инструменты лежат. Андрей пальцем показал на грузовик. Дескать – можно взглянуть? Хозяин как-то обреченно махнул рукой. Андрей подошел, заглянул под капот. Ага, водяная помпа снята. Он обернулся, так и есть, помпа за тисками лежит. Подошел, взял в руки. Подшипник изношен, большой боковой и осевой люфт. Такая помпа будет течь, а двигатель перегреваться. Андрей подобрал инструменты, выбил подшипник из гнезда. Все это время хозяин смотрел, как и что делает незнакомец.

Андрей протянул хозяину негодный подшипник.

– Надо новый.

Сказал-то по-русски, но хозяин понял. Он подошел к ящику, достал коробку, из нее уже новый подшипник. Андрей примерил по гнезду, по валу помпы – он! Посадил аккуратно, через деревянную проставку, боковым зрением увидел одобрительный кивок хозяина. Помпу собрал, смазал, поставил на двигатель. Залил воды в радиатор из ведра, взялся за заводную ручку, покрутил. Хозяин, кряхтя, забрался в кабину, все же подножка высокая, включил зажигание. Андрей резко крутнул ручку, мотор заработал. Андрей выждал, пока двигатель прогреется, отверткой подрегулировал обороты на карбюраторе. Хозяин из кабины выставил кулак с поднятым вверх большим пальцем. Андрей встал на четвереньки, заглянул под машину. Нигде не видно ни потеков, ни капель. Хозяин рукой показал – открой створку ворот. Не тяжело, открыл, а хозяин грузовик выгнал и уехал. Андрей выскочил на улицу и смотрел вслед. Странно. Оставил его в мастерской и уехал. Андрею-то что делать? И ворота нараспашку, уйти нельзя, инструменты украсть могут. Решил немного подождать, должен же хозяин вернуться? Он и вернулся почти через час, когда терпение Андрея иссякло, и он собирался ворота прикрыть и уйти. Хозяин приехал на черном легковом автомобиле, загнал в мастерскую. Машина присела на заднее правое колесо, хотя давление в покрышке явно в норме. Андрей заглянул под машину, благо клиренс большой, кузов высоко над дорогой стоит. Неисправность искать не надо, рессора сломалась. Да немудрено, не все дороги были хорошего качества. Андрей машину поддомкратил, рессору снял, изрядно помучившись, ибо рессорные пальцы уже приржавели. Но молоток и крепкое русское словцо помогли. Хозяин рессору осмотрел, покачал головой. А что ее смотреть, если два листа из пяти пополам лопнули? И в мастерской новые листы не сделать. Надо или листы искать, или всю рессору целиком. А впрочем, это дело хозяина. Андрей здесь никто, разговора о работе с хозяином не было и, похоже, день прошел впустую. Он взял тряпку, смочил керосином, вытер кисти рук от масла. Надо уходить. Жаль, что с подработкой не получилось. Однако хозяин толкового работника упускать не хотел. Достал бумажник, выудил несколько купюр, протянул Андрею. Потом из часового карманчика вытянул карманные часы, открыл, пальцем показал Андрею на цифру «8». Так, договаривается на восемь утра. Андрей кивнул. Настроение сразу поднялось. Есть деньги на еду и перспектива работать завтра. Дошел до ближайшего угла, посмотрел на таблички, запомнил перекресток, чтобы завтра не плутать. Ох, эти нечитаемые длинные окончания французских названий! Свернув за угол, зашагал в сторону вокзала, на ходу достал из кармана деньги, посчитал. Восемьдесят франков. На хлеб и колбасу, а может, и полноценный обед для двоих точно хватит. Добрел до вокзала, поднялся в зал ожидания. К его удивлению, Иван был здесь. Мало того, считал монеты.

– Ты где деньги взял? – удивился Андрей.

– Вещи пассажирам подносил, от вокзала к поезду, и наоборот. У женщин мои услуги нарасхват были.

С одной стороны, Андрей доволен. Не нахлебник растет, сам старается копейку добыть, то бишь французскую мелкую монету. А с другой – ему за партой надо сидеть, учиться. Без образования и профессии так и будет носильщиком всю жизнь. Но школа – это позже. Сейчас первая задача – выжить в трудных условиях.

Направились в кафе, взяли мясного, суп, булочки с чаем. Впервые за два дня сытно поели. Андрей посчитал деньги.

– Завтра снова иду на работу. Нам бы дня три продержаться. Тогда на еду хватит и на поезд до Парижа.

– А на кой нам Париж сдался? – задал вопрос Иван.

– Там русских беженцев много, церкви православные есть.

– Где много беженцев – нет работы, – резонно рассудил мальчик.

– Мне работа найдется, я уже точно знаю. А при церквях есть церковно-приходские школы, это для тебя, чтобы неучем не вырос. Вот ты в школу ходил?

– В гимназию, три класса окончил, – солидно ответил Иван.

Как будто университет за плечами.

– Идем на вокзал, отдохнуть надо. Постой, а где наши узлы? – спохватился Андрей.

Все бы ничего, в узле у него поношенная офицерская форма. Но главное – «Кольт» и пара пачек патронов, а еще «Наган» Ивана. Привык он к оружию. А еще «Кольт», купленный им в Петербурге, был единственным напоминанием о той спокойной и интересной довоенной жизни, когда ни немцев не было с их кайзером, ни большевиков. И не случись октябрьского переворота, страна и дальше бы развивалась. В 1914 году Россия занимала пятое место в мире по ВВП, с 7,4 % процента. По подсчетам экономистов, не случись революции, Россия к 1940 году заняла бы второе место, уступив США. А ныне Путин мечтает, чтобы вывести Россию на пятое место в мире по производству, и страна имеет ничтожные два процента мирового ВВП по сравнению с 25 % США или 12 % Китая. Хотя относительно других стран Россия ресурсами богата, однако добывать их в нашем климате тяжело и накладно. Так что лгут те, кто утверждает, что Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой.

– Да я их оставил под приглядом.

Оказалось – в камере хранения. Андрей удивился. Ну до чего парень шустрый, быстро новое воспринимает. Надо его учить, будет толк.

Задержались не на два-три дня, как рассчитывал Андрей первоначально, а на все десять. Андрей в гараже приличные деньги заработал, Иван тоже нахлебником не был. А деньги были нужны. В Париже где-то устроиться надо на работу. Сразу, может, и не найдешь, да с жильем определиться. Хоть бы знакомые были, помогли, подсказали на первых порах. Да еще незнание языка вставало непреодолимым барьером. Кое-какие слова Андрей, как и Иван, усвоили – «да», «нет», «добрый день» и еще десятка три, простеньких.

Андрей остро ощущал, что незнание языка – это главное препятствие. Для французов он глух и нем, и хорошей работы не получить. Прислушивался, как говорят французы, читал вывески.

Экономили на всем, удалось собрать около тысячи франков. Андрей решил – надо ехать. И вечером сели в поезд «Дижон – Париж», да не зайцами, а купив билеты. Места только для сидения, но пассажиров было мало и удалось лечь и выспаться. Париж встретил пасмурной погодой, но без дождя. Рядом с вокзалом газетные киоски. В глаза бросилось русское название – «Слово». Не удержался, подошел. А газет на русском оказалось несколько – «Русская мысль», «Парижский вестник», «Земля» и «Воля», «Жизнь», «Вестник Донской Армии». Скупил все, не пожалев денег. На последней странице газет объявления о работе, причем все на русском, для него момент важный. Уселись на лавке, на привокзальной площади, Андрей быстро газеты просмотрел. О! Деньги потрачены не зря. Одно объявление заинтересовало.

«При соборе Святого Александра Невского открыты воскресные бесплатные курсы французского языка. После – благотворительный обед».

Это то, что надо. Андрей даже не подозревал, что в Париже есть православные церкви, а тут собор. Снова вернулся к газетному киоску, купил карту Парижа, правда, довоенного выпуска, несколько устаревшую. Нашел собор на рю Дару. Если пешком – далеко. Кое-как объяснился с прохожими, помогла карта, ткнул пальцем. По городу омнибусы ходили, трамваи. Добрались, дальше дорогу не спрашивали, храм издалека виден, построен в византийском стиле. Позже Андрей узнал, что собор освящен был в 1861 году и деньги на его постройку в числе прочих давал и русский царь.

Перекрестились перед входом, вошли. Сразу русским духом повеяло, запах ладана, восковых свечей, лампадного масла. Вроде как в Россию перенесся, ажно слеза пробила. Нашли дьячка, который помог. Объяснил, где можно снять квартиру, недалеко и недорого. Андрей вцепился в дьячка, как клещ.

– Есть ли русские, знающие французский, как родной?

– Как не быть? Многие тысячи прибыли с эмиграцией.

– Уроки брать хочу, за деньги.

– Вполне возможно, приходите к вечерней молитве, познакомлю.

И по воскресной школе выяснил, и по церковно-приходской школе для детей. Да еще, оказывается, была гимназия для детей, где и на русском, и на французском уроки шли, для Ивана в самый раз. Вопросов было много, дьячок старался ответить обстоятельно, видно было – не впервой. Андрей почувствовал – утомил уже служителя.

– Последний вопрос. Вы по-французски читаете?

– Обижаешь, сын мой. Я во Франции двадцать лет как.

– Что тут написано?

И Андрей протянул визитку, полученную от господина в сломавшемся автомобиле. Визитка уже потерлась. Андрей решил, если человек чем-то помочь сможет, то навестить. А ежели нет, так зачем визитку таскать? Дьяк визитку взял, прочел. Поднял удивленно глаза на Андрея, прочитал еще раз.

– Где вы ее взяли?

– Что в ней такого необычного?

– Это Дидье Маржери, управляющий заводом «Рено» в пригороде Парижа, Бийанкуре.

– Автозавод? – уточнил Андрей.

– Да, конечно. Тысячи рабочих там трудятся, и попасть туда на работу не просто. Считайте, вам повезло.

Ну, повезло или нет, еще неизвестно. Помог Андрей, француз расчувствовался, дал денег и визитку. А сейчас и не вспомнит небось. Но сохранить визитку надо, вдруг пригодится?

Для начала отправились в кафе по-соседству. Вывеска на французском, а владельцы русские, как и официанты. И меню на русском, что порадовало, и большая часть кушаний русские – борщ, пирожки, каша по-гурьевски, окрошка, картошка с селедкой. Ну да, храм русский рядом, посетители русские. Андрей еще не знал, что прибывшие с эвакуацией россияне, неважно, кто они были по национальности – русские, татары, армяне, евреи, открыли в Париже торговые и питейные заведения: магазины, рестораны, кафе. Понятно, что люди это были не бедные, потому как не имевшие денег или не сумевшие их вывезти из большевистской России продавали свою рабочую силу: шли швейцарами, дворниками, таксистами из числа знавших французский и умевшие водить. Причем нашли себя и русские артисты вроде Федора Шаляпина или Жоржа Северского.

Как соскучились Андрей и Иван по национальной кухне! Борщ заказали с пампушками, как принято в Малороссии было, котлеты по-пожарски, да с картошечкой. Вот только ржаного хлеба не было. Белый во Франции отменный, а черного и нет вовсе.

Потом по указанному дьяком адресу отправились. Дом трехэтажный, из числа доходных, довоенной постройки, почти целиком был занят русскими эмигрантами. От собора в двух кварталах, считай – рядом.

Хозяин француз, но по-русски вполне понятно говорит. Однокомнатную квартирку на третьем этаже сняли сразу. Хозяин взял плату за месяц вперед – восемьдесят франков, дал ключ. Комната площадью метров четырнадцать, кухня полтора на полтора метра, совмещенный санузел, ванны нет, зато душ. Вот уж чему Андрей и Иван были рады. Выспросив у хозяина, где магазины, отправились туда. Андрей купил белье и рубашки себе и Ивану, полотенца, зубные щетки и одежную, для обуви. Пришлось матерчатую сумку для покупок купить, в руках не унести. Вернувшись, с наслаждением смыли дорожную грязь, да чистое исподнее надели. Благодать! Комната меблированная – шкаф, стол, кровать и диванчик. И больше свободного места нет. Но им двоим хватит вполне. После душа Андрей прилег на несколько минут и позорно уснул. Растолкал его Иван.

– Вставай, брат!

Братом Андрей повелел его называть еще на пароходе, так и повелось, проще объяснять окружающим. Не объяснять же, что сын батареи. Тогда и понятия не было, что такое «сын полка». Времена были тяжелые, и судьба чужих детей мало кого волновала.

А ведь верно, пора идти в собор на вечернюю службу. Придя в храм, отстояли службу, подошли к дьяку. Тот об обещании не забыл, свел их с довольно пожилым мужчиной. На нем форма русского чиновника средней руки, по сюртуку в два ряда бронзовые пуговицы с двуглавыми орлами.

Договорились об индивидуальных занятиях для Андрея и Ивана, с почасовой оплатой уже с завтрашнего дня. Без знания французского никак, но язык за неделю не освоишь. Но все же стали проглядываться перспективы. Как всегда, вставал вопрос денег. Уже через месяц платить за квартиру, этот месяц им двоим кушать надо, а еще за занятия платить. И ни один пункт не вычеркнешь, нужен.

У хозяина дома Андрей выяснил, где этот пригород – Бийянкур. Поужинали в арендованной квартире булочками. Андрей подосадовал, что позабыл купить чайник. Хочешь не хочешь, а надо обзаводиться кое-какими предметами – чайником, кружками-ложками, тарелками, даже кастрюлей.

Но завтра – искать работу. Денег осталось мало, и без работы, без заработка уже через неделю кушать будет нечего.

До завода добрался с трудом, получилось с двумя пересадками. Хотя можно было ехать из Парижа по девятой линии метро до конечной станции – Сен-Клу, а потом четверть часа пешком, или на трамвае номер один, почти до завода. Завод «Рено» в западном пригороде Парижа. С севера – Булонский лес, с юга и запада район омывают воды Сены. А через реку, видно отлично, конкурент «Рено», завод «Ситроен». В пригороде были также расположены авиазаводы «Блерио» и «Фарман». До 1939 года район был привлекателен из-за низких цен на аренду жилья и тут – всего восемь километров от центра Парижа! – селились художники, скульпторы, архитекторы. Для работы им требовались большие по площади студии, в самом Париже это были бы большие деньги.

У проходной толкался народ, много русских. Приток русских на завод был с 1922 по 1931 год, а пик пришелся на 1924 год. Заводчики к русским относились благосклонно, потому как трудились они усердно и ответственно. А эмигранты шли на автозаводы, потому что рабочий день был восемь часов, с семи утра, и был полуторачасовой перерыв на обед с 12 до 13.30, неквалифицированному рабочему платили 2 франка 85 сантимов в час. Конечно, работа монотонная и перекуров не бывает, поскольку с 1922 года на сборке стоит конвейерная линия. Завод выпускал по триста автомобилей в день, а к 1929 году достиг выпуска 500 штук в день, по тем временам очень прилично. Конкуренция дремать не давала, почти все время шли усовершенствования, или вместо одного типа кузова, скажем, ландоле, начинали выпускать фаэтон или кабриолет.

Андрей протолкался через толпу страждущих устроиться на завод, сунул под нос охраннику визитную карточку. Прочитав, тот отступил в сторону. Конечно, вид у Андрея непрезентабельный. В пути пиджак, уже поношенный, пообтрепался. Да и видел Андрей парижан, одевались без шика, но одежда добротная. А он похож на эмигранта, а то и на французского клошара, по-современному – бомжа.

Начальство располагалось на втором этаже заводоуправления. Секретарша сначала осмотрела его презрительно, но визитка сыграла свою роль. Если человек вручил свою визитку другому, то он явно рассчитывает на повторную встречу.

Его впустили. Кабинет большой, обставлен солидной мебелью. Кожаный диван у окна, длинный стол с рядом стульев, стол самого управляющего.

Войдя, Андрей поздоровался.

– Бонжур, мсье Дидье.

Управляющий, почти не глядя на Андрея, буркнул приветствие. Он просматривал и подписывал бумаги. Андрей молчал. Дидье, удивленный молчанием, поднял голову, присмотрелся. Ему наверняка приходится общаться каждый день с десятками людей, но сомнительно, что с эмигрантами. Его уровень – начальники цехов, главный конструктор, финансовый директор завода, владельцы фирм-поставщиков. Автозавод – сборочное производство. Ни один подобный завод не производит сам всю номенклатуру. Кузов – да, зачастую двигатель. Но краску, масла, покрышки и прочее – удел других фирм. А сейчас его взору предстал эмигрант. Первой мыслью Дидье было – как его пропустили? Потом увидел свою визитку в руке непрошеного гостя. Узнал все же, улыбнулся, нажал кнопку на столе, что-то сказал секретарше. Потом показал на стул. Андрей сел, и Дидье продолжил подписывать бумаги, как будто Андрея и не было. Уйти? Но его не просили выйти. Через несколько минут в кабинет вошел, судя по одежде, бригадир или начальник участка, поздоровался. Оказалось – француз, но знал русский, Дидье его вызвал в качестве переводчика.

– Ваше имя? – перевел француз.

– Андрэ, – на французский манер переиначил свое имя Андрей.

– Вы бы хотели работать на заводе?

– Если можно.

– Хорошо. Эмиль, отведите его в отдел кадров. Предупреждаю – сначала простым слесарем-сборщиком. Дальнейшее повышение по службе зависит от вас. Мне бы хотелось думать, что я не ошибся.

Так Андрей попал на завод. А вечером с Иваном пошел на занятия по французскому. Надо признать, Иван осваивал язык быстрее и легче. Для начала – алфавит, построение фраз, ударения в словах.

Началась другая жизнь. Месяц Андрей клепал рамы к автомашинам. Понятное дело – не один. Сначала показали, научили. Да и работали они парой. Один держит разогретую докрасна заклепку, другой бьет молотом. Держать физически легче, Андрею «доверили» молот. На квартиру он возвращался без сил.

Глава 2. «Неожиданная встреча»

Через два месяца втянулся, норму стал перевыполнять, брака не стало. И его перевели на сборку колес. Кто не знает, на легковых авто тех лет колеса были спицованные. Обод, ступица, спицы. От правильной затяжки спиц зависела геометрия колеса. Неравномерно затянул, колесо восьмерки выписывать будет. Сначала не получалось. Потом пару часов наблюдал, как делают регулировку опытные мастера.

Не сразу, но и на этом участке стало получаться. Как только норму без брака стал перевыполнять, его на другой участок перевели, на покраску кузовов. Машины тех лет имели раму, к ней прикручивали передний и задний мост, ставили двигатель, радиатор, коробку передач. А потом сверху лебедкой ставили окрашенный, с сиденьями, кузов, прикручивали, и машина готова. На покраске Андрей задержался на три месяца. Нитрокраска вонючая, но сохнет быстро. Надо успеть ровно положить на железную поверхность несколько слоев, а потом в сушильную камеру.

Некоторые детали после сушки и осмотра контролером приходилось перекрашивать. Но и здесь руку набил.

Что радовало – за прошедшее время стал сносно говорить на французском. Занятия с учителем и «погружение в среду», как ныне говорят, дали свои результаты. Иван, сначала посещавший церковно-приходскую школу при храме, язык выучил отлично, говорил чисто, без акцента. Андрей вроде и не родной отец, а рад успехам парня. Посоветовались, и он отдал Ивана во французскую школу. И язык хорошо освоит, и документы об образовании потом получит. Сам же Андрей получил «нансеновский» паспорт. В 1924 году Франция признала большевистский СССР, в Париже появилось посольство Союза. Все русские эмигранты быстро распались на два лагеря. Одни категорически не принимали большевиков, радовались их неудачам. Во время Второй мировой войны они вступали во французские дивизии СС или армию Власова. Хотели помочь победить Союз и вернуться туда хозяевами. Эти люди вступали в организованный бароном Врангелем первого сентября 1924 года «Русский общевоинский союз», сокращенно РОВС, главой которого стал генерал Александр Павлович Кутепов. В дальнейшем РОВС стал получать от зарубежных стран финансирование и другую помощь, стал засылать в СССР разведчиков в попытках создать разветвленную террористическую сеть.

Но были и другие люди. Они искренне желали покинутой Родине добра, следили за ее успехами по газетам.

Андрей не примыкал ни к тем, ни к другим. Политика – не его дело. Он признал, что белые проиграли. А сейчас надо обустраивать свою жизнь в чужой стране, стать почти своим. Почти, потому что эмигрант в первом поколении имеет другие корни, думает на родном языке и воспитание у него чужое.

Тем более на работе продвигаться стал. Его перевели на сборку двигателей в моторный цех. Сюда брали рабочих только квалифицированных, давали освоить все операции, что непросто. У Андрея сложилось четкое впечатление, что его переводы – дело рук управляющего, Дидье. Через бригадиров, мастеров следит за Андреем и, похоже – пока доволен. И правда, начав с подбора поршней по весу, перешел к сборке головки, притирке клапанов. Эти работы довольно высокой квалификации. И получал он уже за час не 2 франка и 85 сантимов, а 8 франков и 70 сантимов. И сам оделся, как француз, чтобы не выделяться, и Ивана одел-обул. Парень растет, и одежду приходится менять как минимум два раза в год – весной и осенью, как и туфли. Месяц проходил за месяцем, и в один из дней его назначили бригадиром смены. К должностям он не стремился, среди начальства почти все были французы. Но повышение было приятно. Не доносами или лизоблюдством должности добился, а трудом. Но признавал – не будь той встречи на лесной дороге с Дидье, так бы и был на клепке рам. Новая должность – более высокая зарплата. Хоть и носил на заводе рабочий халат, но уже не замасленный, и руки чистые.

Начал подумывать завести счет в банке и копить деньги на собственное жилье. Потому как было твердое ощущение, что в СССР не вернется. Были люди, поверившие большевикам и вернувшиеся в страну. И с тех пор родня или знакомые во Франции не получили ни одного письма. Это пугало, заставляло думать о нехорошем.

Наверное – есть Бог на свете. Однажды воскресным днем Андрей с Иваном прогуливались по улицам. Цвели знаменитые французские каштаны. Запах на вечерних улицах просто потрясающий. Эмигранты говорили – точно такой же аромат в Одессе, но Андрей там никогда не был. На рю Авиньон много русских заведений – магазинов, кафе, мастерских, потому что аренда невелика. А еще почти все эмигранты – русские, арабы, армяне – старались селиться компактно, как и обустраивать предприятия. И язык общий, и вера, и привычки. У одного из магазинов мелькнуло знакомое лицо. Хозяйка вышла проводить покупателя, явно в знак благодарности за дорогую покупку. Андрей глазам не поверил. Не обман ли зрения? Решил в магазин зайти.

– Ваня, ты постой здесь, я на минутку.

А сам в магазин нырнул. Когда дверь открывалась, звякал колокольчик, так было во всех магазинах. Из подсобки вышла она. Андрей не ошибся – Настя. Его петербургская невеста, потом спутница по скитаниям в Белой армии, любовница и воровка, все в одном лице. С тех пор, как расстались, прошло уже… точно – пять лет. Сбежала она тогда с золотом Андрея, которое он копил несколько лет. Оставила его в трудный момент совсем без денег. Она внешне не изменилась, все так же хороша. Но он знал – душа у нее подлая. Андрей обвел глазами магазин. Небольшой, промтоварный, мужская и женская одежда, обувь. Андрей обернулся, перевернул табличку на двери – закрыто. Это чтобы покупатели не мешали. Настя его узнала тоже. Слегка побледнела, глаза забегали.

– Как ты меня нашел?

Голос срывается.

– Господь свел, он шельму метит.

В душе – только холодное мстительное чувство. Из-за этой воровки он с Иваном вынужден был терпеть лишения, унижаться в поисках работы, голодать. А вполне мог иметь вот такой магазин, не знать нужды. Первым желанием было – придушить! Даже пару шагов к Насте сделал. Видимо, она прочитала что-то в его глазах, юркнула в подсобку, попыталась закрыть дверь. Но Андрей физически сильнее, ударил в дверь ногой, Настя отлетела, упала. Из подсобки, где на полках лежали товары, шла винтовая лестница на второй этаж, в жилые помещения. В Париже, да и во Франции, так было принято.

Андрей схватил Настю за волосы, поднял.

– Только не убивай! – хрипло произнесла она. – Я виновата, я знаю.

– Что вину признаешь, это хорошо. Если деньги вернешь – живи, мне твоя жизнь не нужна, ты ее сама испоганила.

– Франками отдам, не все сразу, у меня нет таких денег, в товаре все.

– Врешь, не поверю, что все золото спустила. Я бы предпочел получить золотом, а не бумажками.

Уж как могут рухнуть бумажные деньги, он знал. А золото так и осталось в цене, иначе бы Настя не купила магазин и жилье.

– Кто у тебя на втором этаже?

– Никого, клянусь.

– Твоим клятвам грош цена.

– Отпусти волосы, больно.

– Ты еще не знаешь, что такое больно.

Но волосы женщины отпустил, подтолкнул ее к лестнице.

– Веди!

На втором этаже две жилые комнаты, обе обставлены по парижской моде тех лет. А еще просторная кухня-столовая, туалет, ванная, балкон. Жилье буржуа средней руки.

Чтобы Настя не выкинула неприятный фортель, Андрей запер ее в туалете. А сам быстро обыскал квартиру. Поиски увенчались успехом, обнаружил пятнадцать тысяч франков и немного царских золотых монет, явно из его запасов. Все найденные ценности рассовал по карманам, чтобы не очень выделялись. Настю из туалета выпустил.

– Там у тебя немного денег было, я взял как часть долга, когда вернешь остальное?

Женщина начала жаловаться, что торговля не идет, доход маленький, старалась разжалобить. Но Андрею ее жалко не было. Воровка, обманщица! Видно – плохо ее родители воспитывали. А ведь в Питере казалась небесным созданием, этаким ангелочком. Как быстро человек может пасть!

– Значит, так. Даю тебе месяц, меня не ищи, я сам приду. Убежишь или сообщишь в полицию – найду и покараю. Надеюсь, ты не забыла, что делают с ворами?

За огромную сумму украденного во Франции присуждали каторгу. Причем отбывать срок отправляли в каменоломни французских колоний в Африку. Отбыть весь срок в тяжелейших условиях мало кому удавалось. Действовать официально – подать заявление в полицию – не хотелось. После кражи прошло много лет, да еще и кража была в другой стране, свидетелей нет. В полиции дело могут и не взять. А Настя с ее подлым характером могла написать заявление о грабеже, и Андрей это понимал.

Он покинул жилье Насти через магазин. Иван обиженно сопел:

– Ты чего так долго? Я думал, ты забыл про меня!

– Да разве я мог? Ваня, ты плохо обо мне подумал. А я о твоем будущем беспокоюсь.

За золото, что забрал Андрей, можно заплатить за учебу в университете, да хоть в Сорбонне. У Ивана уже французское гражданство, а школу закончит через четыре года. Время пролетит быстро. Мысль об учебе Ивана пришла в голову только что, когда золото в кармане появилось. Знать бы тогда, что так жизнь повернется, клал бы золото в Париже во французский банк, тот же Лионский кредит, проценты бы накапали, и вклад был бы цел. Но так благоразумно поступили даже далеко не все дворяне.

Андрей обернулся. Надо запомнить фасад, номер дома и улицу. За окном второго этажа он увидел лицо Насти, она отпрянула от стекла.

– У нас с тобой сегодня неплохой день, Ваня! Встретился с должником, тебе учебу обеспечил.

– Должник старый?

– Ну да, со времен большевистского переворота.

Андрей, как и французы, считал события октября 1917 года переворотом, а не революцией. Впрочем, сути это не меняло. Сразу же направился в отделение известного парижского банка. Андрей знал, до Второй мировой войны далеко, вклад пропасть не должен. Открыл счет по «нансеновскому» паспорту, золото положил, а бумажные деньги оставил.

Как только часть своих ценностей вернул, мозги заработали – куда и как вложить, чтобы сохранить? Урок, преподанный Настей, пошел впрок. Первой мыслью после посещения банка – купить квартиру. Свое жилье – это главная ценность в жизни. Причем оформить документы не на себя, а на Ивана. Как будто вел его кто-то по жизни, подсказывал. Почему не на себя, понял позже, через десять лет. Жениться? Ну нет, если женщины способны на подлость за спасенную жизнь, то рядом им не место. Были у него женщины, все же живой человек, но на вечер. Француженки меркантильны, за вечер – подарок. А с русскими эмигрантками связываться опасался. Мимолетное увлечение может перейти в серьезную плоскость.

Через несколько дней завел разговор с Иваном.

– Ваня, ты где хотел бы жить?

– На Родину вернуться.

– Это невозможно. По паспорту ты уже француз. А если вернешься, и кто-либо опознает, что ты в Белой армии был, большевики тебя расстреляют. Надо школу тебе закончить, университет, хорошую специальность приобрести, чтобы на работу потом удачно устроиться.

После Первой мировой войны Франция по договору вернула себе индустриальные районы Эльзас и Лотарингию, а также получила контроль над немецкими и турецкими колониями – Того, Камерун, Марокко, Ливан, Сирия. Однако воспользоваться колониями в полной мере не смогла. За период войны Франция потеряла 1 млн 30 тыс. человек убитыми, подавляющее большинство потерь – мужчины трудоспособного возраста. В промышленности застой. В 1926 году к власти пришли правые партии во главе с Раймоном Пуанкаре. А за период с 1929 по 1932 год сменилось восемь правительств. Европу, как и Америку, накрывала Великая депрессия. На этом фоне во многих странах к власти пришли правые или откровенные фашисты.

Но автозавод работал, наращивал выпуск автомобилей. В 1924 году на всех выпускаемых машинах стали устанавливать тормоза на всех колесах. До этого тормоза стояли только на задних. Привод был механический, тягами. Но все же это был шаг вперед. В СССР машины еще долго, до Второй мировой войны, выпускали с тормозами на задних колесах, когда Европа и США перешли уже на гидравлические тормоза.

Вот что не нравилось Андрею, на машинах не было значков марки. Только знаток мог сказать, какая машина перед ним – «Испано – Сюиза» или «Делано – Бельвиль». Андрей подал письменное предложение начальству – на все машины ставить фирменный знак. Видимо, предложение долго обсуждали, наверняка выбирали лучший из предложенных вариантов, но уже в 1925 году автомобили «Рено» получили стилизованный граненый алмаз на капоте, ставший логотипом на долгие годы.

Между тем Андрей узнал цену на золото. Тройская унция стоила 21 доллар США. Он пересчитал во франки, потом прикинул стоимость украденных у него золотых червонцев, а их было 320 штук. Сейчас удалось вернуть сорок монет. Сумма выходила очень приличная. Даже мысль мелькнула, получив деньги, уехать в Канаду, в провинции Квебек французский язык государственный и никакие войны Канады не коснутся.

Подошло время получить деньги. В выходной день Андрей направился к магазину Насти. Постоял на другой стороне улицы, понаблюдал. Магазин работает, периодически в него заходят покупатели, ни полицейских, ни крепких ребят поблизости не видно. Быстрым шагом пересек улицу, толкнул дверь – и первая неожиданность.

Вместо Насти другая женщина.

– Добрый день, мсье! – поздоровалась продавщица.

– Бонжур! Я бы хотел увидеть Настю.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему?

– Она продала магазин и уехала. Куда – не знаю.

– И давно?

– Две недели назад.

Опять провела Настя Андрея! У него в душе буря эмоций. Кое-как выдавил:

– Извините.

И вышел. До чего же хитра и изворотлива! А он дурачина и простофиля, как старик в известной пушкинской сказке. Можно нанять частных детективов, они смогут ее найти, но это серьезные затраты, а стоит ли овчина выделки – неизвестно. Черт с ней, пусть живет. Даст бог – свидится. Сам виноват, надо было нанять мальчишек последить за Настей, чтобы не ускользнула. В душе и досада на себя, и злость на Настю. Хорошо, что никому не говорил, а то бы стал посмешищем. Андрей, как и все эмигранты, никого в свои денежные дела не посвящал. Друзьями Андрей в Париже не обзавелся. Знакомые были, да и те все из русской эмиграции, не французы. Андрею, как и другим эмигрантам, не нравились их привычки. Без приглашения посещать не было принято, а если пригласили, стол скудный – бокал вина на весь вечер, и бутерброд. Русские привыкли к обильному застолью. Прижимисты французы. Почти все эмигранты со временем нашли постоянную работу. Но были и те, кто стоял на паперти, у храмов – инвалиды или после тяжелых ранений. И когда Андрей приходил в храм пообщаться с соотечественниками, узнать новости о России, слышал:

«Подайте кавалеру Ледяного похода Христа ради!»

«Подайте русскому дворянину на кусок горького хлеба изгнания».

И даже если было плохо с деньгами, всегда подавал. Кто еще поддержит русского, кроме соотечественника? Русскими называли всех выехавших из России: малороссов, татар, черкесов. Всех, кто присягал царю и воевал в Белой армии.

Через несколько лет после бегства из России эмигранты стали умирать – от возраста, от ранений или болезней, от тоски по Родине. На кладбище Сент-Женевьев-де-Буа был православный сектор, где стали хоронить русских. Даже образовались участки: см-1 – дроздовцы, см-4 – алексеевцы, см-6 – донские казаки. И к 1927 году русских захоронений было уже 15 тысяч.

В январе 1930 года всю русскую эмиграцию потрясло исчезновение главы РОВС генерала Александра Павловича Кутепова. Кутепов 26 января вышел из дома и отправился в церковь на панихиду по случаю смерти своего сослуживца, генерала Каульбарса. Свидетели потом рассказали, что генерала втолкнули в автомобиль, который скрылся на улице Удиню в сторону бульвара Швонкеров. Похитителями была специальная группа агентов НКВД под руководством Якова Серебрянского и их пособников – французских коммунистов. В частности, прикрывал операцию и стоял на перекрестке настоящий офицер полиции из французов. Кутепову еще в машине укололи морфий, дозу не рассчитали, ввели очень большую, и сердце генерала не выдержало, он умер в этот же вечер. Но похитители хотели вывезти его тайно на пароходе, и смерть спутала НКВД все карты. После Кутепова РОВС возглавил генерал Евгений Карлович Миллер.

Андрей, будучи офицером и активным участником Белого движения, в работе РОВС участия не принимал. Подрывная деятельность против своей страны ему претила. Жил во Франции, паспорт был «нансеновский», а все равно в душе считал себя россиянином, временно попавшим на чужбину.

На заводе дела шли в гору. Бригадир, мастер участка, начальник смены в цеху. Уже и халат синий не надевал, а ходил на работу в костюме и при галстуке. И пропуск на завод не такой уже имел, как у простых рабочих. По этому пропуску в столовую для начальства доступ имел.

Денег поднакопил, да еще франки, изъятые у Насти, добавил, купил квартиру, как планировал. Но не там, где эмигранты арендовали, а в чисто французском районе. Да документы на Ивана оформил, у него паспорт французский. Так что стал парень владельцем недвижимости, а Андрей – на птичьих правах проживает. За время, что прошли вместе в боях, ели из одной тарелки, делили все невзгоды, свыклись, почти родней стали. И нет для Андрея ближе человека, чем Иван. А Иван ценил и уважал Андрея, как старшего брата. Отца и мать своих помнил, чтил. Если бы не это обстоятельство, считал бы Андрея названым отцом.

Прошло еще три года, относительно стабильных. Андрей уже полноправный начальник сборочного цеха, самого большого на заводе. Иван школу окончил, поступил в Сорбонну, университет старый, с традициями. Андрей его к учебе не принуждал, пусть сам выберет факультет и специальность, чтобы по душе было дело. Когда по любви, по желанию в профессию пошел, так высот достигнешь и маяться всю жизнь не будешь – скорей бы рабочий день окончился.

Став начальником цеха, Андрей присматривался к сотрудникам, кто как к делу относится, да на своем ли месте руководители низшего звена – бригадиры, мастера. От них многое зависит. Некоторых в должности понизил, а пятерых и вовсе уволил. Меры дали результаты, процент брака падал, а объем выпуска автомашин рос, причем на тех же мощностях.

А в Европе политическая ситуация все сложнее. К власти в Германии пришел Гитлер, провозгласил девиз – «Германия превыше всего». Не отсюда ли ноги растут у девиза украинских националистов – «Бог и Украина выше всех»?

Андрей в общих чертах историю знал, надеялся – пойдет она по другому пути. Но нет! Правители не боялись крови и войны в надежде оттяпать землицы и ресурсов у соседей. Надежды большевиков, живших под лозунгом «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!», не оправдались. Коммунисты надеялись, что, получив оружие, пролетарии повернут его против буржуазии, свергнут правительства и установят диктатуру пролетариата, но надежды не сбылись. Немецкий народ с радостью внимал речам фюрера, записывался в НСДАП, шел в армию. По мирному договору Гитлеру нельзя было выпускать танки и самолеты, готовить экипажи. Но выход нашелся. Страна Советов предоставила земли и школы, в Липецке обучались немецкие летчики, в Казани – танкисты.

В Испании по итогам выборов 16 февраля 1936 года с минимальным перевесом победу одержал блок левых партий «народный фронт». Начались беспорядки. Националисты, поддерживаемые армией и богатыми промышленниками, землевладельцами, решили применить силу. На стороне националистов генерал Франсиско Франко, поддерживаемый фашистской Италией, нацистской Германией, а также Португалией. Проживавший там испанец Санхурхо начал готовить военный переворот. В испанской армии заговорщиков поддерживал генерал Эмилио Мола. Заговорщикам удалось заручиться поддержкой крупных испанских промышленников и землевладельцев, генералы получили от буржуазии деньги. Мятеж начался 16 июля 1936 года сигналом радиостанции Сеуты «Над всей Испанией безоблачное небо». В Испании начались бои, гражданская война. На стороне правительства – коммунисты, социалисты, студенчество и интеллигенция. На стороне националистов – рабочие. Но и республиканцы имели серьезную поддержку извне. За левые силы вступилась Франция на первых порах, которая потом наложила эмбарго на поставки оружия республиканцам, в Мексику и СССР. Причем СССР кинул клич через Коминтерн (коммунистический интернационал, штаб-квартира которого была в Москве) – помочь республиканцам. Из многих стран поехали добровольцы, сочувствующие республиканцам. Причем сила в интернациональных бригадах собралась немалая – больше двадцати восьми тысяч бойцов. А в республиканской армии 55 225 пехотинцев, еще 3300 летчиков, в ВМС – 13 тысяч моряков. Силы Франко значительнее – 67 275 пехоты, 2200 летчиков и 7 тысяч моряков. Германия направила легион «Кондор» в составе 650 самолетов – «Не-51»; «Не-112», «Bf-109В», «Bf-109С», «Bf-109Е»; «ju-52»; «ju-87», «Не-59» и «Не-111». Пилоты в легионе приобретали опыт, ротировались через три месяца. Гитлер к началу Второй мировой войны имел опытных летчиков и испытал самолеты, заводы усовершенствовали их. Италия поставила в Испанию тысячу самолетов, но конструкции были устаревшими – «CR-32»; «G-50»; «SM-79», «СА-310». Только Макки – Кастольди не сильно уступал «Мессерам». Советский Союз поставил военной помощи 800 самолетов, в основном монопланы «И-16» и бипланы «И-15», немного бомбардировщиков «СБ», летчики – 1811 человек. Также поставляли танки «Т-26» с экипажами и группу диверсантов во главе с Ильей Стариновым. Однако как по-разному распорядились Гитлер и Сталин «советниками» после завершения войны в Испании. Гитлер своих пилотов берег и ценил, а Сталин репрессировал, начиная с рядовых пилотов и кончая Смушкевичем, генералом, советником командира республиканских ВВС Идальго де Сиснероса. Точно так же расстреляли или посадили в лагеря танкистов. В 1938 – 1940-х годах было репрессировано 40 тысяч командиров РККА, причем грамотных, опытных. На их место заступили малообразованные, не имевшие боевого опыта. Во многом это была работа Абвера, подбросившего дезинформацию на Тухачевского и других военачальников о якобы зреющем в армии заговоре военачальников. Не будь такой массовой чистки в армии, Гитлер не решился бы начать войну.

В интербригады попали люди разных национальностей. Было девять тысяч французов, три тысячи немцев, три тысячи поляков, три с половиной тысячи итальянцев, две с половиной тысячи американцев, две тысячи англичан, по тысяче – чехов, австрийцев, венгров. Были швейцарцы, румыны, норвежцы, а также русские эмигранты. Не смогли усидеть в странах, принявших их. У многих злость на Германию за Первую мировую войну, хотелось поквитаться.

Андрей раздумывал недолго. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление о военной помощи Испании 29 сентября 1936 года, когда вовсю шли бои. Андрей же решился ехать в октябре, когда в Испанию пошли поставки вооружения. Из СССР грузы с военной техникой шли грузовыми пароходами, сначала из портов Черного моря. Но когда франкисты утопили 3 советских судна и 3 захватили, СССР стал направлять суда из Ленинграда и Мурманска, чтобы миновать опасную зону Средиземного моря. Советские моряки хитрили, для маскировки поднимали флаги других стран, меняли названия судов.

Республиканцы стали раздавать стрелковое вооружение народу. Мятежники не смогли взять Мадрид, Барселону. К тому же мятежники получили чувствительный удар. В авиакатастрофе погиб 20 июля главный заговорщик и идеолог путча – Хосе Санхурхо. Но и республиканцы стали совершать ошибки – расстреливали землевладельцев и священников. Испания – страна католическая, и убийства священников настраивали народ против республиканцев. Конечно, в интербригадах воевали коммунисты, социалисты, анархисты, не признававшие любые вероисповедания. И в результате страна разделилась. За республиканцев – центр и юг, за путчистов – север. Страна басков держала нейтралитет. Народная милиция встала на сторону Франко.

Андрею и жалко было бросить работу, все же добился высокого для эмигранта поста, но и повоевать с немцами хотелось. В какой-то мере сказывалось уязвленное самолюбие. Иван уже в университете учится, денег на житье Андрей ему оставил, а за обучение, за весь курс, оплатил. Иван парень серьезный, не ударится без пригляда в пороки, слово Андрею дал. К тому же Андрей планировал повоевать в интербригаде полгода и вернуться. Все равно путчисты в итоге возьмут верх, и ждать печального конца в Испании не следовало.

Русские эмигранты в Испанию поехали не все, малая часть, но все с боевым опытом. Не денег искать, в интербригадах никто не разбогател, не славы, и не за идеалы республики воевать. Одно желание – набить германцам морду, за позорный мир Брест-Литовска поквитаться. Слишком еще свежи события и обиды.

Колебался Андрей, все же шаг серьезный. Бросить достойную работу, ринуться в неизвестность, а ради чего? Риска захотелось, адреналина? А если покалечат, вернется без руки или ноги, тогда что? Инвалида на работу нигде не возьмут, а сидеть на шее у Ивана совесть не позволит. Да и откуда у студента деньги? Часть русских эмигрантов именно по финансовым проблемам в Испанию не поехала, а еще боязнь потерять работу. Но решился Андрей. После совещания остался в кабинете Дидье, положил заявление ему на стол.

– Это что такое?

Управляющий надел очки, прочитал, потом посмотрел на Андрея, снова лист пробежал.

– Андрэ, неужели я плохо к тебе относился?

– Я полагаю, не хуже, чем к сыну, мсье.

– Ну хорошо, хоть заметил. Тогда почему хочешь уйти?

Почти сразу вскочил.

– Молчи! Я, кажется, догадался. Сколько они тебе обещали?

– Вы о чем?

– О конкурентах. Посмотри на ту сторону реки, что видишь?

– «Ситроен».

– Или не они? Тогда «Пежо»?

– Простите, я уезжаю из страны на время, ориентировочно на полгода.

– Да? Прости, что плохо подумал. Тогда пиши заявление на отпуск, а затем заявление – вывести за штат. Это не увольнение. Вернешься и приступишь к работе.

Хм, француз был поистине добр. Андрей сразу написал оба заявления.

– И все же, куда собрался?

– Бошей бить в Испанию.

Французы немцев презрительно называли бошами. Впрочем, немцы отвечали тем же, называли их лягушатниками.

– Не стоит лезть в испанские разборки, Андрэ, – принялся увещевать его Дидье.

– Мне испанцы безразличны. Французы подписали договор в Компьене и они победители. А большевики позорный договор в Брест-Литовске. Есть желание показать немцам, что нас не победили!

– Вот ты какой? Говорили мне о загадочной русской душе, не верил. Хорошо, я свое слово держу, сдержи и ты.

Расстались довольные друг другом. Андрей сложил в сумку самое необходимое – белье, бритву, взял немного денег и «нансеновский» паспорт. По закону он имел право через пять лет проживания в стране принять гражданство и обменять «нансеновский» паспорт на гражданский. Но делать этого не стал, как и часть эмигрантов. Попрощался с Иваном. Мыслишка подленькая мелькнула. А может – зря едет? Парня еще воспитывать надо, он нуждается в поддержке, в отцовском плече. Андрей не родной отец, Ваня – сирота, но Андрей добровольно стал Ивану отцом ли, старшим братом. Долгие проводы – долгие слезы. Подхватил сумку – и на вокзал. Почти все, едущие в Испанию, добирались до Мадрида по железной дороге. И Андрей не был исключением, с Лионского вокзала сел на поезд прямого сообщения «Париж – Мадрид». В поезде полно мужчин, причем без семей. Явно на войну едут. Андрей разговорился с одним бельгийцем в купе. Оказалось – летчик. Причем он даже знал конкретное место, куда ему следовало прибыть – аэродром Барахас, недалеко от Мадрида. Андрей договорился ехать с ним, пояснив, что он тоже пилот и хочет воевать за республиканцев. Все же с попутчиком ехать проще. Довольно быстро в поезде сколотились компании, причем по партийным интересам. Анархисты с анархистами, коммунисты со своими единомышленниками, как и социалисты. Разные национальности и гражданство никакой роли не играли. Все одинаково хотели помочь республиканцам и пощипать перья немцам. Слишком многим народам Германия доставила неприятности и беды в Первую мировую войну, да и сейчас начала активно вооружаться, представляя угрозу Европе.

На стороне Франко выступил Ватикан, а США поставляла путчистам грузовые автомобили и горючее. На стороне Франко воевали два русских генерала из эмиграции – Николай Шинкаренко и Анатолий Фок, который погиб в бою. А с ним еще семьдесят два русских офицера.

Так что встретиться со своими соотечественниками и соратниками по Белому движению Андрей мог еще в поезде, ибо организованных перевозок не было, за исключением техники и личного состава из СССР, откуда шли пароходы.

Пограничники с испанской стороны никого не досматривали, мельком посмотрели паспорта, видимо, уже привыкли.

За трое суток добрались до Мадрида, на площади у вокзала крытые грузовики стоят. Бельгиец, знакомый Андрея по поезду, походил у грузовиков, вернулся.

– Пошли. Республиканцы высылают транспорт к каждому поезду из Франции. Нам на аэродром Барахас вон к тому грузовику.

Грузовик оказался американским «Фордом», отбитым народной армией у франкистов. В кузове семь человек. Трястись пришлось около часа. Сначала по узким старинным улицам, потом по булыжной дороге. Аэродром, бывший гражданский, сохранился кирпичный аэровокзал, бетонная взлетно-посадочная полоса. Как правило, в войнах на полевых аэродромах твердого покрытия не было. В ряд, без всякой маскировки стоял с десяток французских истребителей «Девуатин». Поставлены они были еще летом республиканскому правительству, потом Франция подписала договор с Гитлером и Муссолини, и поставки техники в Испанию прекратились.

С виду самолеты были одинаковы, но уже вечером Андрей узнал, что модификации две. Имелся пушечный вариант «Д-372» с крыльевыми пушками калибра 20 мм и пулеметный «Д-371» под патроны винтовочного калибра. Самолет представлял собой высоконесущий моноплан с подкосами. Андрей знал, как выглядит немецкий «Мессер», и по сравнению ним «Девуатин» выглядел анахронизмом. Так потом и оказалось. Скорость и скороподъемность, два важнейших качества истребителя, недостаточны, на равных с «Мессером» только горизонтальная маневренность. Фактически он уступал даже нашим «Ишакам». В Испании за характерный вид наши «И-16» прозвали «чатос», или курносый. С «Мессерами» серий В,С и Е «И-16» сражался почти на равных. Но выводы из боев в Испании последовали разные. Немцы самолет усовершенствовали, поставили более мощный мотор. А в СССР решили, раз «И-16» успешно сражается с новейшим «Bf-109 E», то советские истребители вполне на уровне зарубежных аналогов.

Немецкий танковый батальон под командованием Вильгельма фон Тома ничем особо себя не проявил, зато в жарких боях февраля 1937 года большую роль сыграла наша бронетанковая бригада Дмитрия «Пабло» Павлова. У каждого нашего военспеца был свой испанский псевдоним.

Любая война – это прежде всего деньги. Они дают возможность купить у союзников или нейтральных стран вооружение, боеприпасы, военную технику, амуницию, горючее.

Путчисты планировали захватить Мадрид четырьмя армейскими колоннами с разных направлений, а в городе было еще полно сторонников Франко, называемых пятой колонной.

Республиканское правительство побоялось захвата национального банка. Испания обладала четвертым в мире золотым запасом. Министр финансов республиканцев Хуан Негрин проявил инициативу по спасению золотовалютных резервов. Армия Франко была уже в 116 километрах от Мадрида и противостояли кадровой армии лишь только что созданная Народная армия и немногочисленные в то время интернационалисты. Испанское правительство обратилось к СССР. Была разработана секретная операция и вывезено 510 тонн золота, или 73 % золотого запаса. Еще 193 тонны были вывезены во Францию.

Утром 14 сентября 1936 года к зданию Банка Испании подъехали карабинеры и 60 рабочих. Хранилища были вскрыты, золото в слитках и монетах уложили в деревянные ящики, погрузили в железнодорожный состав и под сильной охраной отправили на станцию Аточа, откуда на Картахену. Руководил операцией по вывозу золота в Испании представитель НКВД Александр Орлов. Он получил шифрограмму из Москвы 20 октября 1936 года. Чекист выбрал морской путь. Золото в ящиках, каждый из которых весил 75 кг, погрузили на транспорты КЧМ, «Курск», «Нева» и «Волголес». Погрузка заняла три ночи и 21 октября все четыре судна вышли из Картахены и направились в Одессу. Часть похода их сопровождали четыре испанских судна и одна подводная лодка СССР. Корабли прибыли в одесский порт второго ноября, имея на борту семь тысяч восемьсот ящиков золота. Весь пирс был очищен от людей, включая персонал порта. Ящики с драгоценным грузом перегружали сотрудники НКВД, все – командный состав. Рядовые и сержанты НКВД стояли в оцеплении. С судов перегрузили в вагоны, и эшелон под сильной охраной 173-го отдельного батальона НКВД был доставлен в Москву, в Гохран. Золото тщательно пересчитывали и взвешивали два месяца. Руководство страны старалось держать полученное испанское золото в тайне, и поэтому привлекали минимум людей.

Но после перевозки стали исчезать или были казнены причастные к операции люди. Сначала советский посол в Испании Розенберг Марсель Израилевич, за ним советский торговый представитель Артур Карлович Сташевский – в 1937 году. Советские функционеры, отвечавшие за перевозку – Гринько, Крестиньш, Маргулис, Коган – расстреляны в 1938 году. Александр Орлов, опасаясь за свою жизнь, бежал в США.

Все серебро Испании было вывезено в США кораблями с июня 1938 года по июль 1939 года, на сумму двадцать миллионов долларов. Испания была богата серебряными приисками, а золото вывозили из Америки и Африки в свое время.

Андрей, как и большинство летчиков-интернационалистов, видели «Девуатин» впервые. Всего их было выпущено восемьдесят штук, из них только десять разными путями поступили в Испанию. Несколько штук продала Латвия, другие были переданы Францией. Высоконесущий моноплан-парасоль имел двигатель «двойную звезду» в 930 л.с. Гном-Рон при взлетном весе самолета 1970 кг, максимальную скорость развивал в 400 км/час при дальности полета в 700 км. По боевым возможностям был равен немецкому «Не-51». Немецкий биплан к тому времени устарел, на смену ему шел «Мессершмитт Bf-109». Из первой партии самолетов модификации «А» в 20 машин в Испанию не попал ни один. В легион «Кондор» поставлялись четыре модификации «Мессера» – В (Бруно), С (Цезарь), Д (Дора) и Е (Эмиль), всего 130 штук, из которых в боях было потеряно 40. Причем один подбитый «Мессер» летчиком А.И. Гусевым из числа советских добровольцев сел на территории республиканцев, самолет перевезли в СССР, тщательно исследовали, особых новинок не нашли. Между тем истребитель еще был сырой, но с большими резервами по усовершенствованиям. Модификация «В» имела двигатель в 720 л.с., два пулемета калибра 7,92 мм. Вся партия в 30 машин была отправлена для опытной эксплуатации в Испанию. Модификация «С» имела уже четыре пулемета, модификация «Д» оснащалась двигателем с механическим впрыском топлива, а не карбюратором. Следующей модификацией была «Е», самой массовой из применяемой в Испании. Этот самолет имел два пулемета и одну пушку в 20 мм, стреляющую через полый вал винта. В серии «Е-7» на самолет установили бронестекло кабины пилота толщиной 58 мм, а также бронеплиту в 6 мм за топливным баком, перекрывающую все сечение фюзеляжа. Модификации «В» и «С» развивали 410 и 420 км/час соответственно и имели максимальную высоту подъема в 8400 метров.

Советский истребитель «И-16» был машиной этапной, родоначальник истребителей-монопланов в СССР. Разработан в КБ Н. Поликарпова, в доводке истребителя принимали участие В. Чкалов, Коккинаки, Юмашев. Выпускался серийно с 1934 и до 1942 года, всего было выпущено 10 тысяч машин. Боевое крещение получил в Испании. Советские летчики называли его «ишаком», испанцы – «чатос» – курносый, за внешность, а немцы – «крыса» за высокую маневренность. Истребитель был сложен в пилотировании, отличался неустойчивостью в полете за счет задней центровки. Впервые на советских истребителях убирались шасси, причем вручную, лебедкой, летчику приходилось делать 44 оборота штурвалом. Из-за тросового привода шасси часто застревали в промежуточном положении. Строевые летчики с малым налетом боялись нового истребителя, в начале эксплуатации произошло несколько катастроф. Первая серия – тип 4 имел двигатель 9 – цилиндровую звезду воздушного охлаждения, в отличие от «Мессера», у которого охлаждение было водяное. Развивал мотор 480 л.с., имел 2 крыльевых пулемета «ШКАС», на поздних сериях имел две 20-мм пушки «ШВАК».

В Испании воевали на тип 5, который выпускался с 1935 по 1938 год. На него ставили самодельную бронесистему. На тип 6 закрытый фонарь кабины сменили на открытый, поставили масляный радиатор двигателя, потому как двигатель на максимальных оборотах в условиях боя перегревался.

Итальянцы в Испании пользовались морально устаревшими самолетами «Фиат G-50» и «Макки-Кастольди CR-32», а также бипланы «М-14» и «М-29». Только в 1940 году фирма «Макки-Кастольди» выпустила модель «200», не уступающую «Мессеру».

Для начала летчикам интербригады подобрали комбинезоны и шлемы, выдали личное оружие – револьверы. Андрей отказался, он привез свой «Кольт». День полностью инструктор рассказывал особенности «Девуатина» да совершали короткие полеты, как в авиашколе. Взлет, полет по кругу, посадка. Андрей, хоть и не летал давно, пробный полет совершил чисто. А потом несколько дней изучали карты боевых действий. Каждый летчик получил позывной и документы, удостоверяющие принадлежность к интербригаде. Случись быть сбитым и приземлиться, крестьяне могли запросто расправиться с чужеземцем, ведь испанского языка ни один пилот не знал. Хоть и разных национальностей летчики были, а по-французски понимали все. Кроме Андрея был еще француз, два бельгийца, итальянец, венгр, чех, три болгарина. В Европе до Второй мировой войны французский язык был широко распространен, а после поражения Германии самым ходовым стал немецкий. Парадокс!

Кормили неплохо – овощи, фрукты, рыба, мясо. Но все очень острое, с перцем – красным и черным. Для испанцев такая еда привычная, но среди пилотов нравилось только итальянцу Джованни.

Андрею хотелось летать. Восстановить летные навыки, заодно изучить, на что способен в воздухе «Девуатин». Один ознакомительный круг над аэродромом – это даже не смешно. А все упиралось в нехватку топлива. Бензин был нужен всем – авиации, танкистам, грузовым перевозчикам. А своего бензина в Испании не было. Кое-что поступало на судах с Ближнего Востока, но случались перебои, франкисты задерживали суда и конфисковывали грузы. Через соседей сухопутным путем тоже доставить сложно. Португалия на стороне неприятеля, Франция придерживается нейтралитета, больше похожего на блокаду, ибо подписала договор с Германией и не пропускает через свою территорию грузы воинского или двойного назначения. Испанию выручали порты на Бискайском побережье, куда приходили суда из СССР и других стран. Но все же кружным путем бензин был получен и не автомобильный, а именно авиационный. Пилотам разрешили облет района боевых действий. Пулеметы были заряжены, но Андрей пристрелку не производил, впрочем – как и другие летчики. Для стрельб нужны условия – высокий земляной вал, большая дистанция. С этим сложно, учитывая, что испанцы не очень дисциплинированны и во многом полагаются на удачу, помощь Господа.

На бумаге эскадрилья уже существовала, но комэск не разбил пока пилотов на пары, не проводил занятия по слетанности. А еще надо было разработать условные слова при радиообмене, радиосвязь была открытого типа и любой, имеющий радиоприемник соответствующего диапазона, радиопереговоры мог прослушивать. Андрей полагал, что такие «любопытные» могли оказаться среди немцев, причем профессионалы в своем деле.

Позже он узнал, в чем причина многих упущений в эскадрилье. Оказалось, пилотов с боевым опытом всего двое, считая Андрея. Остальные добровольцы, кто инструктор в аэроклубе, кто спортивный пилот, двое числились военными пилотами, как болгары, но в реальном бою не участвовали. Фактически эскадрилья не облетана, не обстреляна. А им будут противостоять немцы легиона «Кондор». Кое-кто из них прошел Первую мировую войну, воевал с англичанами и французами, передавал свой опыт летчикам в авиасоединениях, в учебных боях отрабатывал навыки.

Самолет заправили бензином, маслом. Механики прогрели двигатель. Андрей надел парашют, забрался в кабину. Выручало знание французского, ведь все надписи на приборах на языке страны-производителя. Непривычно, к каждому типу самолета присидеться надо, чтобы действовать автоматически, чтобы руки сами ложились на нужные рычаги и кнопки. А сейчас сначала подумать надо, потом посмотреть, где нужный кран, рычаг, кнопка, на это уходит драгоценное время. Козырек впереди маленький, ни бронестекла, ни бронеспинки нет, то есть защиты никакой. По сравнению с аэропланами, на которых летал Андрей раньше, огромный шаг вперед, но рядом с «Мессером», с его гладкими и хищными обводами «Девуатин» выглядел неуклюжим утюгом. Но выбирать не приходилось.

Андрей вырулил на старт, получил отмашку флагом, двинул сектор газа вперед. Мотор взревел, и самолет побежал по взлетно-посадочной полосе, набирая скорость. Оторвался от полосы быстро, взлетная скорость не велика. С набором высоты стали видны отличия от родной страны. Там равнины, а здесь горы, холмы. В России обширные поля, а в Испании небольшие земельные наделы. И дороги… что это на дороге? Снизился, пролетел параллельно. Грузовики, военные в мундирах. А чьи они? Республиканцы, путчисты? А то и вовсе итальянцы? Как быть, если ни одного человека в военной форме – франкиста или солдата Муссолини не видел. Ударишь из пулемета, а окажутся республиканцы, позорно будет. Сделал облет колонны. Солдаты с грузовиков размахивали руками, пилотками. Им проще, они видят республиканский флаг на вертикальном руле хвостового оперения. Похоже, если не стреляют, народная милиция или республиканская армия, а то и интербригада. Уж лучше воевать с самолетами, на них четкое обозначение есть. На правом колене открытый планшет с картой. Периодически сверял местность с картой, радовался, что не разучился читать. Все же навыки надо восстанавливать.

Высота две тысячи метров, воздух спокоен и вдруг – «др-р-р»! Трассирующая очередь рядом прошла. Настроение резко изменилось, правую ногу вперед, левой рукой ручку управления двигателем тоже вперед. Мотор взвыл, самолет заложил вираж. Андрей обернулся, а на хвосте немецкий «Хейнкель» 51-го типа. На фюзеляже и хвостовом оперении черный косой крест. Далековато немец огонь открыл. Андрей головой завертел. Влево – вправо, вверх. Немцы поодиночке не летают, только парами или четверками. Есть еще один, висит с превышением метров на триста, страхует. И злость взяла, и азарт появился. Что французская машина, что немецкая по характеристикам похожи, удача в бою зависит от мастерства летчика. Андрей бросил самолет в пике, думал оторваться от немца. Но и тот повторил маневр, так и висит. Зато второй так и остался на высоте. Прикрывает от возможного напарника Андрея. Но он-то вылетел один. А для немцев первым делом порядок, вот и высматривает несуществующего ведомого. «Хейнкель» даже в пикировании отставать стал. Вроде свежая конструкция. Немцы стали выпускать биплан в прошлом 1935 году и выпускали два года, произвели 600 машин. Гитлер на встрече с Франко 26 июля 1936 года обещал военную помощь и не обманул. В Испанию отправилась «туристическая группа» генерала Хуго Шпрее – 85 военнослужащих и 6 «Не-51» в ящиках, по документам – сельхозтехника. Самолеты собрали и облетали. Немцы на первых порах в боях не участвовали, были инструкторами для испанских летчиков-путчистов. В сентябре испанцы уже имели две полнокровные эскадрильи. Немцы поставляли самолеты и обучали испанцев. Для «Хейнкеля» Испания была первым боевым театром, пробой сил. И «Не-51» провалился. В октябре 1936 года в Испанию прибыли первые советские «И-16» четвертой серии. Превосходство «ишака» в первых же боях было полным – в скорости, маневренности, скороподъемности. Немцы были шокированы. Новый истребитель проигрывает русским самолетам! В Испанию немедленно был направлен «Bf-109».

«Не-51» имел двигатель 750 л.с. и максимальную скорость 330 км/час при дальности полета 570 км и потолок 7700 м, вооружен двумя пулеметами винтовочного калибра. Всего их было поставлено в Испанию 79 штук. Наш «И-16» имел менее мощный двигатель, чем «Не-51», но лучшую аэродинамику, все же немецкий биплан имел большее сопротивление воздушному потоку.

Андрей потянул ручку на себя, перевел самолет в горизонтальный полет и сразу вверх, да с переворотом, совершив иммельман. От перегрузок потемнело в глазах. Зато теперь он идет немцу в лоб. Оба открыли огонь одновременно. Для Андрея это первый опыт стрельбы на «Девуатине». Что хорошо, патроны в лентах имели через два на третий трассирующие пули, можно было наблюдать, куда идет очередь. Вот цепочка трассеров стала сдвигаться к «Хейнкелю». Это Андрей ручкой корректировал наводку. Немец не выдержал, отвернул, и очередь прошлась ему в борт. Полетели куски обшивки, но дыма не было, и «Хейнкель» не потерял управление. Управлял истребителем не испанец-путчист, а немец из легиона «Кондор», у этого легиона в Испании на самолетах была не свастика. На руле направления, окрашенном в белый цвет, наносили черной краской вертикальный крест.

Легион состоял из 4 эскадрилий (по 12 самолетов каждая) бомбардировщиков и 4 эскадрилий истребителей, всего пять тысяч пятьсот военнослужащих. И это не только летчики, мотористы, оружейники, связисты, медики, повара, зенитчики. Всего за годы гражданской войны в Испании путем ротации немцы пропустили двадцать тысяч военнослужащих, получивших бесценный боевой опыт. А еще – конструкторы получили знания боевой эксплуатации. «Мессер» усовершенствовали, причем в несколько этапов, а «Не-51» вскоре сняли с производства, осознав, что эпоха бипланов прошла. Так же получилось с советскими «И-15» «Чайка». Конкуренции с «Bf-109» он не выдерживал.

Все же долгий перерыв в полетах сказался. Увлеченный боем, Андрей перестал следить за вторым «Хейнкелем». Немец о себе напомнил. Он занимал выгодную позицию – сверху и не преминул этим воспользоваться, круто спикировал на Андрея с задней полусферы. Когда пули ударили по плоскости левого крыла, Андрей дал ручку вправо, подал левую ногу на педали вперед, правым переворотом ушел с линии огня. Немец атаку не повторил, вместе с поврежденным первым «Не-51» ушел на юг.

Андрей повертел головой. Первая встреча с немцами состоялась. Победы не одержал, но и сам сбит не был, уже хорошо. Навыки быстро не восстановишь. А еще – самолеты стали совершеннее, летали быстрее с тех пор, как он воевал с немцами. Поначалу, в эвакуации, думал – все, с немцами воевать больше не придется. Как бы не так! Германия на протяжении трех десятков лет развязала две мировые войны с многочисленными жертвами. И, похоже, выводов не сделали, поскольку вступили в военную организацию НАТО.

Андрей проводил взглядом удаляющиеся истребители, осмотрел свой самолет. Пробоины на крыле есть, но самолет слушается рулей, мотор тянет ровно, дыма нет. На приборах – температура масла и головок цилиндров в пределах нормы, высота – тысяча восемьсот метров. Первый его воздушный бой в Испании.

Определился с положением, развернулся к аэродрому. Бензина хватило бы еще на полчаса, но самолет поврежден, да и боезапас частично потрачен. Надо возвращаться. На аэродром вышел точно, удачно приземлился, а самолет сразу потянуло влево. Сбросил газ, рулями парировал увод, пока мог. Все же в конце пробега с полосы ушел, подняв тучу пыли. К нему помчался грузовик с техперсоналом и санитарная машина. Андрей выбрался из кабины, вскинул руки, показывая – жив, не ранен. «Санитарка» сразу назад повернула. Андрей спрыгнул на землю. Так вот причина – пробило левое колесо основного шасси, в полете незаметно было, а при посадке сплющилось, стало тормозить. Иногда такие повреждения заканчивались переворотом самолета. Техники и механики обступили самолет, стали разглядывать дырки в крыле. А оружейник открыл лючки, присвистнул.

– Все патроны израсходовал! Ты хорошо повоевал, Андрэ!

Патроны кончились неожиданно быстро. Андрей вывод сделал – стрелять с близкого расстояния, короткими очередями. Оставшись без патронов в бою, он станет легкой добычей для стервятников из «Кондора» или других формирований. В небе Испании летали и испанцы обеих противоборствующих сторон, и немцы, и интербригады, и итальянцы, которые послали на помощь Франко пехотную дивизию «Божья воля», усиленную танками, да еще авиацию. Да еще русские «добровольцы» из СССР.

Глава 3. «Но пасаран»

«Но пасаран!» был боевой клич республиканцев, в переводе – не пройдет! Имелся в виду враг.

Первый боевой вылет Андрея пилоты отметили вечером – вино, песни. Чех Словичка спросил:

– Каков твой вывод после первого боя с немцами?

Все сразу притихли, ожидая ответа.

– Стрелять с коротких дистанций, не более ста – ста пятидесяти метров, короткими очередями, целиться не по самолету противника в целом, а по кабине пилота или мотору. Нам «Хейнкеля» бояться не надо, он уступает «Давуатину» в скорости и равен по вооружению. Воевать надо обязательно парами – ведущий и ведомый, поддерживая радиообмен.

Смолкли разговоры, пилоты переваривали информацию, задумались. Андрей говорил практические вещи, которые помогут выжить и одержать победу. Встал итальянец Джованни.

– Предлагаю выбрать Андрэ командиром эскадрильи!

Летчики одобрили криком – виват! Поставили на голосование, и кандидатуру поддержали все. Андрею командовать – не привыкать. Но пилоты на следующий день пожалели о выборе. Беззаботная жизнь закончилась. Утром подъем, потом построение. Ему пытались перечить.

– Андрэ, мы же не в армии! К чему дисциплина? Вот в бою – другое дело.

– Анархистов не держу. Или назначайте другого, я за власть не держусь.

Нехотя, но смирились. Андрей назначил пары, определил ведущего и ведомого, объяснил обязанности. Немцы в «Кондоре» использовали точно такую же тактическую единицу, как и итальянцы. Советские пилоты использовали три самолета. Тройка неудобна в маневренном бою, есть опасность столкновения при резких маневрах.

После завтрака полдня рассказывал о тактике воздушного боя, которую использовал знаменитый ас Покрышкин. Высота, скорость, огонь! Правда, про Покрышкина не говорил, не проявил себя еще ас, будет это позже.

Самолет Андрея за сутки залатали, заменили колесо, опробовали мотор, подготовили к полету – бензин, боеприпасы пополнили. И вот уже по телефону первый боевой приказ. «Прикрыть от налета бомбардировщиков Мадрид, взаимодействуя с другими эскадрильями».

Хорошо сказать, а где эти эскадрильи? По рации? Так он ни частот, ни позывных не знает. Объявил боевой вылет всем подразделениям, взлет попарно, к Мадриду занять эшелон в две с половиной тысячи метров. Для точного бомбометания бомбардировщики опускались ниже, если была задача бомбить по целям, а не по площадям. А на этой высоте обычно летели истребители прикрытия.

Взлетели. Пока первая пара – Андрей и чех Словичка – взлетела и выписывала коробочку над аэродромом, поднялись все. Андрей направил самолеты к Мадриду. Пока пары четко держали строй – пеленг. Далеко впереди показались черные точки, быстро приближающиеся. Оказалось – девять советских «И-16». Советские пилоты сначала атаковать хотели, для них «Девуатины» имели непривычный силуэт, но вовремя разглядели раскраску на хвостах, да еще Андрей крыльями покачал. Он-то по картинкам и документальному кино силуэт «И-16» знал. Показалось множество самолетов в два эшелона. На нижнем – фронтовые пикировщики «Ю-87», прозванные в СССР в 1941 году «лаптежниками» за неубирающиеся шасси с обтекателями. Выше их держалась парами десятка «Не-51». К Андрею, как ведущему первой пары «Девуатинов», сбоку пристроился «Ишак». Летчик показал пальцем на себя, потом на «Хейнкели». Затем ткнул в Андрея и на «Юнкерсы». Ага, распределил, кому кого атаковать, чтобы не было неразберихи. Андрей кивнул, поднял большой палец. Так и сделали. «Ишаки» ринулись к немецким истребителям, летчики интербригады к «Юнкерсам». Да сразу получили отпор от хвостовых стрелков.

– Вот сволочь! – выругался Андрей.

Он зашел сзади бомбардировщика, и почти сразу мимо прошла очередь. Быть сбитым не хотелось, Андрей уменьшил высоту, теперь бортстрелок не мог его поразить, мешал собственный хвост. Андрей же приподнял нос самолета и ударил из пулеметов. Одна очередь, корректировка, вторая. Эта уже в цель, от обшивки куски летят. А «Юнкерс» продолжает полет. Мало того, по самолету Андрея стали вести огонь бортстрелки других бомберов. Все же не выдержал пикировщик, вниз полетели бомбы, впрочем не на городские кварталы, не долетев их. Облегчившись, «Ю-87» немного вспух, показав брюхо. Андрей дал очередь. От «Юнкерса» отвалилась правая стойка шасси. Пилот бомбардировщика стал разворачивать самолет. До города всего ничего по авиационным меркам – километров пять-семь. И другие «Девуатины» огонь ведут. Рассыпался строй бомберов, бомбы сбросили, чтобы уйти легче было, а еще есть опасность при обстреле подорваться от собственных бомб при попадании пуль.

На развороте Андрей успел еще дать очередь. «Юнкерс» задымил, но держал высоту.

– Да что ты, гад, не падаешь?! – закричал Андрей от избытка чувств.

Из «Юнкерса» вырвалось пламя, сразу факелом. Горящий самолет покинули летчик и стрелок, раскрылись купола парашютов. Эти уже отвоевались, поскольку внизу на земле позиции республиканцев. Их возьмут в плен и обменяют на своих, о таких случаях Андрей был наслышан. Немцы своих военнослужащих ценили и за одного давали до десятка испанцев или интернационалистов. А уже и другой «Юнкерс» падает, дымя. А дальше второй горящий «Хейнкель».

Бомбардировку города сорвали – это главное. Задача летчиков – сорвать бомбежку – была выполнена. А собьют они самолеты врага или нет, это уже дело десятое. Хотя для пилотов одержанная победа – повод для законной гордости. Летчика славят по победам, а не числу сорванных бомбардировок, так уж повелось во всех странах. Из числа пилотов легиона «Кондор» вышли прославленные асы, в частности Мельдер.

После ожесточенного боя возвращались каждый на свой аэродром. Пилоты на «Девуатинах» сели в Барахасе, а советские добровольцы на «ишаках» на аэродроме Альбасеты. Всего СССР передал республиканским ВВС 648 самолетов «И-15», «И-16», «Р-5», в том числе 70 бомбардировщиков «СБ». Морально устаревший «Р-5» использовали как штурмовик, причем ночной, ибо тихоходную машину сбивали даже «Не-51», а для «Мессеров» он был легкой добычей.

Советником по авиации начальника авиации Испании Идальго Сиснероса был Яков Владимирович Смушкевич (настоящее отчество Вульфович, белорусский еврей), личность легендарная среди советских летчиков и испанцев. В Испании имел псевдоним генерал Дуглас. Он сыграл решающую роль в разгроме итальянского экспедиционного корпуса в марте 1937 года под Гвадалахарой, впервые применив массированные налеты авиации. За генералом Дугласом безуспешно охотился Абвер, маршал авиации Германии Геринг обещал миллион марок тому летчику, который собьет Смушкевича. Яков Вульфович сам почти ежедневно совершал вылеты, имел лично сбитые самолеты.

В июне 1939 года комкор Смушкевич возглавил советскую авиацию на р. Халхин-Гол в Монголии. В ноябре 1939 года был награжден второй звездой Героя Советского Союза, третьим в стране. В 1940 году был назначен начальником ВВС РККА. Не скрывал от Сталина, что не верит Гитлеру и крайне отрицательно относился к Пакту о ненападении, подписанному Молотовым – Риббентропом в 1939 году.

Мало кто знает, что Смушкевич летал без обеих ног, значительно раньше, чем Алексей Маресьев. В апреле 1938 года, готовясь к авиационному параду в честь Первого мая, потерпел авиакатастрофу, лишился обеих ног, ходил и летал на протезах.

В июне 1941 года, за несколько дней до начала войны, его арестовали вместе с другим известным летчиком, тоже Героем Советского Союза, Павлом Рычаговым и еще двадцатью офицерами, которых обвинили в фашистском заговоре. После истязаний все арестованные были расстреляны 18 сентября 1941 года, когда шли тяжелейшие оборонительные бои, когда не хватало ни самолетов, ни летчиков. Такова благодарность Сталина военачальнику. В период с 1930 по 1940 год, по разным оценкам, в СССР было уничтожено от 20 до 38 млн человек, равный или больший ущерб нанес только Гитлер. Потери от обоих диктаторов для СССР равнялись четверти населения. Только перед войной были репрессированы 40 тыс. командиров РККА, причем образованных и опытных. На их место встали люди малообразованные, многие из которых даже карту читать не умели. В мемуарах гитлеровские генералы признавались, что если бы не массовые чистки РККА, Гитлер не решился бы начать войну с СССР. Сталина ассоциируют с победой, но победил Германию народ.

По пути к аэродрому Андрей не раз оборачивался, считал строй самолетов. Получалось девять. Подумалось – в сутолоке боя кто-то оторвался от своих, увлекся, потом не сориентировался. Небось сейчас сел на чужой аэродром, лишь бы на территории республиканцев. Ибо уже были факты, когда бойцы интербригад попадали в плен к франкистам, их показательно пытали и казнили.

Приземлились, зарулили на стоянку. Андрей выбрался из кабины, отстегнул лямки парашюта. Снова пересчитал самолеты. Считай не считай, а их девять. Подбежавшего механика спросил:

– Кого нет?

– Венгра Томаша.

Хм, инструктор авиагруппы в своей стране, пилот с опытом, неужели заблудился? А вечером сообщили по телефону, что обнаружен сгоревший «Девуатин» и останки пилота. В первый раз Андрей вычеркнул летчика из списков эскадрильи. Настроение после посадки у всех было приподнятое. Как же, пилоты сбили два бомбардировщика, сорвали бомбардировку. А после телефонного звонка настроение упало. Не сказать, чтобы успели сдружиться, но все же боевой товарищ, и такая участь может постигнуть всех. До этой потери в смерть пилоты как-то не верили. Механики и техники, осмотрев самолеты, почти на всех машинах обнаружили пробоины. На «Девуатине» спереди от лобового огня пилота прикрывал мотор воздушного охлаждения, но не было ни бронеспинки, ни бронестекла. А «лаптежник» бронезащиту имел. Бронестекло кабины, бронеспинка сидений толщиной 8 мм и 5 мм, бронеплита пола кабины. Как защита от пулеметного огня вполне годилась. Немцы свой пикировщик называли «штука», русские – «лаптежник», а испанцы – «певун». Хотя ни летчик, ни самолет не пели. А при атаках пилот включал сирены, которые были расположены в обтекателях колес. Набегающим потоком воздуха крыльчатки сирены раскручивались, и она начинала выть, причем довольно громко. Сирена оказывала сильное психологическое воздействие на противника. А еще она служила пилоту своеобразным указателем скорости. Летчик, не глядя на приборы, мог на слух определить скорость. Начинала она реветь на низких частотах, и чем выше была скорость, тем выше частота, пронзительнее звук. Максимальная скорость «Ю-87» была 310 км/час, но на пикировке достигала 650 км/час, для конструкции планера – предел. Для того чтобы самолет не развалился от перегрузок на пикировании, его оснащали воздушными тормозами. Они выдвигались из-под консолей крыла, представляли собой решетку, довольно эффективно гасящую скорость. Самолет имел один курсовой пулемет винтовочного калибра и один хвостовой, тоже калибра 7,92 мм, в модификации «А» («Антон») могли нести одну бомбу под фюзеляжем или по одной под каждым крылом общим весом 500 кг. В Испанию немцами было поставлено 262 машины модификации «А». На «штуке» летал один из самых известных летчиков Люфтваффе Ганс Рудель. Бомбометание с пикирования было очень эффективным, пилоты могли поражать одиночную цель, а не бомбили по площадям, как «Ю-88» или «Не-111».

В СССР выпускался в годы войны пикирующий бомбардировщик «Пе-2» конструкции Петлякова, но бомбила с пикирования практически лишь одна авиадивизия – Полбина.

Смерть товарища произвела на других пилотов гнетущее впечатление. Советские военные специалисты ехали в Испанию под прикрытием, с нансеновскими паспортами. Из 600 советников и 1811 специалистов в Испании погибли 127, умерли от ран 11, от несчастных случаев погибли 19 человек, пропали без вести 32 человека. В процентном соотношении много.

А на следующий день на аэродром произвели авианалет. Вынырнули сразу несколько «штук» и сбросили бомбы с горизонтального полета. Пикировать не стали, видимо, опасаясь огня зенитной артиллерии. Пролетели, как ураган. Пара минут, и их нет. Зенитчики успели сделать вдогон несколько выстрелов, причем безрезультатно. ПВО аэродрома было представлено четырьмя 37-мм пушками «Бофорс». Другое дело, что зенитчики были не готовы. Испанцы – народ с ленцой, зачастую беспечный, а если учесть, что время послеобеденное, сиеста, то и вовсе не удивительно. Гражданское население поделилось поровну – кто за франкистов, кто за республиканцев. И недоброжелатели, а если откровенно – предатели, доложили об аэродроме, где базировались «Девуатины». Андрей в этом не сомневался. Бомбардировщики вышли на аэродром точно, даже курс не меняли, сбросили бомбы пролетом и сразу скрылись, не повторяя штурмовку. Слишком много случайностей в одном месте и в одно время. От бомбежки никто из летчиков не пострадал, но один истребитель был поврежден, подлежал ремонту, а другой сгорел и восстановлению не подлежал. Немцы явно показывали – будут мстить за потери, налет – лишь ответная мера. Это еще счастье, что по приказу Андрея самолеты рассредоточены были по всему аэродрому, а не стояли в линейку, как в мирное время, иначе поврежденных машин было бы больше. Пятая колонна в Испании действовала активно. Но и советские «добровольцы» проявили себя мастерами. Подготовкой диверсионных групп из числа испанцев занимался Илья Старинов (товарищ Рудольфо), и урон своими действиями нанесли большой.

Андрей быстрыми ответными действиями немцев был удивлен и раздосадован. Выходит, для немцев базирование «Девуатинов» не было секретом. Оставлять без ответа налет не хотелось. Не ответил – значит, слаб. Сделав выводы, Андрей связался по телефону с советником начальника республиканской авиации, генералом Дугласом. Пришлось сначала говорить через переводчика. Андрей на французском, переводчик явно из русских, потому что с акцентом говорит. Андрей разозлился.

– Дай трубку самому.

Имени или псевдонима не назвал, но переводчик понял. В трубке тишина, явно рукой прикрыли. Потом другой голос:

– Слушаю.

И Андрей перешел на русский.

– Я комэск интербригады с аэродрома Барахас. Вчера мы «лаптежников» пощипали, а сегодня немцы отбомбились по нашему аэродрому…

– Потери есть? – перебил Смушкевич.

– Один самолет в ремонт, второй восстановлению не подлежит, среди личного состава один легко ранен.

– Ты русский? – после небольшого молчания спросил комкор.

– Да. А что это меняет?

– Ничего, знать буду. Что хотел?

Видимо, опасался Смушкевич, не немцы ли разговор ведут.

– Хотел бы узнать, где базируются «Юнкерсы». Ответ дать хочу. Наверняка у вас есть разведданные.

– Что за анархизм? Такого приказа товарищ начальник республиканской авиации не отдавал.

– На упреждение хочу действовать.

– Похвально. А на чем летаешь?

Смушкевич явно проверял собеседника.

– На «Девуатинах».

Вообще-то такие вещи говорить не следовало по телефону, но немцы знали аэродром и какие типы самолетов на нем базируются.

– Вчера мы воевали вместе с «ишачками», я был ведущим первой пары, крыльями качал.

– Было такое! – тон военного советника смягчился. – Хорошо, ждите пакет с нарочным.

Часа через два подкатил к КПП мотоциклист, потребовал провести его к комэску. Караульный начальник пытался расспросить его – кто такой, зачем? Но мотоциклист твердил:

– Личный пакет.

Мотоциклиста провели к Андрею. Тот переспросил – комэск ли перед ним? Андрей в подтверждение показал документ, выданный республиканцами. Тогда мотоциклист вытащил из-за пазухи кожаной куртки пакет, отдал.

Пакет большой, засургучен, без надписей.

– Мне расписаться в получении?

– Нет. Приказано вручить лично, про подпись ничего не говорили.

Мотоциклист говорил и на испанском, и на русском. Слушать большевика было непривычно. Все «добровольцы» из СССР были коммунистами.

Андрей вскрыл пакет. А в нем топографическая карта Испании. Красным карандашом обведены несколько населенных пунктов и приписки рядом, уже обычным карандашом.

«№ 1. «Мессеры» – 12 штук. Сильное зенитное прикрытие.

№ 2. «Ю-87» – двадцать машин. Склад боеприпасов. Сильное зенитное прикрытие».

И так шесть кружков, шесть аэродромов. Очень интересные сведения! Только почему раньше их не дали? Приказа о налете, штурмовке в пакете не было. Но сам факт передачи карты с обозначениями о многом говорил. Не поощряли, но и не запрещали налет.

Андрей собрал пилотов на совещание. Летчиков девять, а самолетов семь. Плохо, кто-то без пары остался. Андрей сообщил о намерении отомстить немцам за налет. Идею одобрили все пилоты. Полноценного штурма не получится, потому что «Девуатины» не имеют бомбодержателей и возможен только обстрел из пулеметов. Общими усилиями выработали тактику. Три пилота ведут огонь по позициям зенитчиков, четверо – обстреливают стоянку бомбардировщиков. А для повышения эффективности все патроны в лентах решили зарядить только бронебойно-трассирующими пулями. Для пулеметов это плохо, быстро изнашиваются стволы.

Весь следующий день техники и оружейники готовили самолеты, а пилоты изучали по карте подходы к аэродрому, расположение зенитных батарей. Немцы применяли 20-мм зенитные автоматические пушки швейцарского производства. Скорострельные, с хорошо обученными расчетами, они представляли серьезную опасность. Андрей решил взлететь, как только начнет светать, чтобы успеть накрыть «Юнкерсы» до момента их вылета. Какой смысл штурмовать пустой аэродром?

В Испании уже зима наступила по календарю. А по ощущениям – ранняя осень, температура ниже +10° – +15° не опускается, разве что пасмурных дней больше. Испанцы ежатся – холодно. Андрею смешно. Вас бы в Россию, да в минус тридцать с ветерком. Впрочем, испанская «Голубая дивизия», посланная Франко в СССР, все прелести русской зимы испробовала. Испания, по европейским меркам, страна большая, не Бельгия или Португалия. А по русским понятиям – как несколько российских областей. До немецкого аэродрома полчаса лету.

Только на востоке начало сереть, мотористы стали прогревать моторы. Рев, запах сгоревшего бензина, масла. Пилоты приняли легкий завтрак. Андрей в последний раз дал напутствие.

– Если расстреляете боезапас – сразу на свой аэродром, чтобы не быть мишенью для зениток. А мой вам совет – не тратьте все патроны. Ручаюсь, что немцы вызовут истребители на помощь. Но минут десять-пятнадцать угрозу будут представлять только зенитки. По местам!

Один за другим самолеты пошли на взлет. Лучше бы взлетать ночью и к рассвету быть у вражеского аэродрома. Но на Барахасе нет освещения ВПП, не приспособлен аэродром для ночных полетов. Впрочем, и самолеты тоже, нет освещения приборной панели, даже аэронавигационных огней, и в ночном строю есть возможность столкнуться. Кое-где на земле, в низинах, еще сумрачно. А самолеты освещены солнцем и с земли видны отлично. Андрей так проложил маршрут, чтобы немцы сначала ничего не заподозрили. Разведка и оповещение у немцев на хорошем уровне, как и связь. Рациями насыщены все войска. А у итальянских авиаторов рации только стали появляться, и пилоты зачастую забывали ими пользоваться. Кстати, на немецких самолетах тоже были устаревшие решения. В частности, на бомбардировщиках по левому борту кабины пилота закрываемое отверстие для стрельбы из ракетницы для подачи сигналов. В кабине и сумка с ракетницей была, и запас разноцветных патронов. «Ю-87», несмотря на свою тихоходность, получился бомбардировщиком удачным и выпускался с 1936 по 1944 год общим количеством 6500 машин. И оказался чрезвычайно эффективен, но требовал истребительного прикрытия. Когда в 1943 – 1944 годах в СССР немцы лишились превосходства в истребителях, пикировщики стали нести большие потери.

Штурмовки аэродрома не случилось. Уже на подлете увидели взлетевших «Юнкерсов», они набирали высоту, выстраиваясь излюбленным строем – двойным клином. Это даже неплохо, аэродром в стороне, и зенитки не смогут противодействовать. Но помнить следует другое – на встречу с ними летят «Мессеры». У «Юнкерсов» характерный профиль – крыло в виде обратной чайки. Андрей их увидел первым, потому как он специально проложил маршрут, чтобы солнце было за истребителями, не давая разглядеть, слепя глаза. Два раза качнул крылом, давая сигнал к атаке. На ручке управления перекинул флажок предохранителя в положение «огонь». Взял ручку на себя, выполнив маневр «горка», и на снижении открыл огонь. В лоб по фюзеляжу стрелять бесполезно, пилота прикрывает двигатель, бронестекло. Поэтому целил по плоскостям, бензобаки у «штуки» именно там. Самолет вспыхнул мгновенно, все же не зря заряжали ленты бронебойно-зажигательными патронами. Пилот и стрелок бомбардировщик покинули, и он рухнул на землю. Высота небольшая, не больше тысячи метров. Еще перед атакой Андрей включил рацию, настроил на волну немцев. В Германии, как и в других армиях европейских стран до 1945 года радиосвязь была на длинных и средних волнах, а в СССР – коротковолновая. После сбитого самолета в эфире сразу гвалт.

«Ахтунг! Ахтунг! Интерфлюг!»

Интерфлюг – сокращенно «самолеты интербригад». «Юнкерсы» сразу строй рассыпать стали, им маневрировать трудно, высота мала. Иногда они уходили от истребителей пикированием, развивая 600 – 650 км/час. А такую скорость ни один серийный истребитель тех лет развить не мог. «Девуатины» дружно повторили маневр Андрея, открыли огонь. Еще одна «штука» загорелась, другой «Юнкерс» задымил, сбросил бомбы в чистое поле, стал разворачиваться, собираясь вернуться на аэродром. К нему сзади и снизу пристроился «Девуатин» под бортовым номером «6». Одна очередь, вторая, бомбардировщик вспыхнул, беспорядочно кувыркаясь, стал падать. Из него выпрыгнул только один человек, вспыхнул купол парашюта, а самолет через считаные секунды достиг земли, последовал взрыв, черный дым повалил. У «Юнкерсов» полные баки бензина, горят хорошо. В кутерьме сбили еще одного пикировщика. Андрей был настороже, набрал высоту, был над схваткой. Предосторожность не оказалась пустой, никчемной. Вдали показались едва заметные точки. Это на выручку «Юнкерсам» подняли с соседнего аэродрома истребители. По очертаниям – «Не-51», ибо различаются бипланы. Можно вступить в бой, но «Хейнкелей» много, раза в два – два с половиной больше чем французских «Девуатинов».

Андрей переключил тумблеры на рации, сменив частоту.

– Парни, уходим! – объявил на французском.

Услышали только двое, другие, скорее всего, рации не включили. Андрей развернулся к своему аэродрому, за ним пара истребителей пристроилась, а немного позже и другие. Вылет оказался удачным, сбили четыре «певуна», у самих ни одной потери. Андрей дал максимальный газ. Хорошо бы добраться до своего аэродрома и сесть. «Хейнкели» ринутся за ними, это как пить дать. У «Девуатинов» уже и бензина по полбака осталось, и боезапас на исходе, поэтому бой принимать здесь – рискованно. Видимо, это обстоятельство осознали все пилоты эскадрильи. За каждой машиной тянулся дымный след выхлопа, моторы работали на максимальных 2100 оборотах. Успели сесть, зарулили к стоянкам, моторы заглушили. Андрей только отстегнул привязные ремни, встал на сиденье, стал кричать:

– Воздушная тревога! Маскируйте самолеты!

Техники, механики, мотористы и прочий авиационный люд стали набрасывать на самолеты маскировочные сети. Андрей выхватил из сумки ракетницу, пустил вверх красную ракету. Она возымела эффект. Со стороны штаба завыла сирена, к зениткам побежали расчеты. Андрей же бросился к щели, отрытой за стоянками на такой случай. А «Хейнкели» уже видны. С ходу пикировать стали. Сегодня зенитчики не оплошали, открыли огонь из всех пушек. Ага, не понравилось! Атакующий самолет отвернул в сторону. Сделали круг над аэродромом, постреляли из пулеметов издалека, не причинив вреда, и улетели.

Вылет оказался удачным, и Андрей решил на днях повторить еще один, на аэродром, где базировались истребители. У немцев было десять аэродромов для легиона «Кондор». Как правило, под одну модель самолета. Так проще обеспечивать расходными материалами – бензином, маслами, запчастями, боеприпасами. Под контролем Франко были многие испанские провинции – Галисия, Леон, Наварра, Старая Кастилия, Эстремадура, Севилья, порт Кадис и испанское Марокко. А территории, подконтрольные республиканцам, становились все меньше. У республиканцев необученная пехота, резервисты. А еще летчики и танкисты из интербригад и советские добровольцы. На стороне Франко испанская армия, итальянские и немецкие кадровые военнослужащие. Кстати, они не в форме, а в гражданской одежде, как и бойцы интербригад. Только зачем маскарад, если обеим сторонам и так известны детали? Ни для правительств, ни для журналистов никаких секретов не было. Да и не умели хранить секреты испанцы. Амурные – вероятно, а военные – нет. О предстоящем наступлении или перегруппировке знала вся деревня или город. Учитывая «пятую колонну» из числа сторонников Франко, немцы узнавали о всех передвижениях, дислокации частей республиканцев. Абвер широко раскинул сети, и для военной разведки Германии Испания тоже была полигоном для отработки навыков. Для немцев Испания вообще была находкой, полигоном для испытаний новой техники – танков «Т-I», 88-мм зенитных орудий, «Ю-87», «Bf-109», многих родов войск. Немцы сделали выводы и усовершенствовали боевую технику и тактику. Причем после завершения гражданской войны всю технику вывезли в фатерланд. СССР боевую технику республиканцам продал, а не подарил, после разгрома республиканцев вывезли только военный персонал, технику бросили. А главное – выводов не сделали, ни по технике, ни по тактике. Новые танки и самолеты в СССР стали появляться в 1940 – 1941-х годах, в малых количествах, и освоить их толком ни летчики, ни танкисты, ни технический персонал не успели.

Наступило Рождество. Испанцы – католики истовые, особенно франкисты. Республиканцы, как и коммунисты, анархисты, социалисты – веру не почитали, и на своей территории священников изгоняли из храмов, зачастую расстреливали, тем самым настраивали простой люд против себя. Бои временно прекратились без всякого официального перемирия. Немцы хоть и почитали фюрера не меньше бога, но от веры не отступились. Среди немцев и католики, и протестанты есть, как и в военных частях, капелланы обеих конфессий.

В эскадрилье разных национальностей люди, но в Бога верили, устроили себе несколько дней выходных, в церковь ходили. Самое нелепое – эскадрилья получила письменный приказ: на Рождество совершить налет на аэродром немцев Авила, в сотне километров на запад от Мадрида. К удивлению Андрея, пилоты выполнить приказ отказались.

– Испанцам надо, вот пусть их летчики летают, а я в церковь пойду, – заявил один из бельгийцев.

– Но приказ!

– Пошли их к черту! Я присягу на верность безбожникам не давал.

Эскадрилья приказ не выполнила. Лететь Андрею одному – не серьезно. За невыполнение приказа во время войны наказание во всех армиях мира серьезное – трибунал, долгий срок или расстрел. А эскадрилью даже не пожурили. Для Андрея дико. После этого случая он осознал – республиканцам с их отвратительной дисциплиной победы не одержать.

Приказ на вылет повторили через две недели. На аэродроме Авила базировались бомбардировщики «Ю-87». На этот раз Андрей решил штурмовать вечером. На своем аэродроме договорился, что при возвращении даст зеленую ракету. Пусть в начале и середине посадочной полосы, сбоку от нее, поставят грузовики с включенными фарами. Штурмовку произведут при свете уходящего дня, немцы вызовут истребители, по задумке должна наступить ночь. В этих краях темнело быстро. Только что было светло, как солнце село за горы, сразу темно, как будто рубильник выключили.

Мадрид от Авилы отделяет горный хребет Кордильеры, средние высоты две с половиной тысячи метров, судя по топографической карте. Поэтому высоту меньше трех тысяч держать по маршруту не следует. Об этих особенностях Андрей напомнил на совещании. С севера к Кордильерам перпендикулярно примыкали Иберийские горы, так что обойти не получится. Полет над горами имеет свои особенности – ветер со склонов, облачность и погода переменчивы. С одной стороны хребта может быть отличная погода, с другой – ливень и ветер.

Перед вылетом Андрей в пустую противогазную сумку положил десяток гранат, вспомнив опыт полетов на Первой мировой войне. Лучше бы авиабомбу, а куда ее пристроить в истребителе? Не держать же на коленях?

У метеорологов уточнил погоду по маршруту, время захода солнца. Для Мадрида, недалеко от которого был их аэродром, и для Авилы, с другой стороны хребта, время отличалось на десять минут. Казалось бы – немного. Но для боя десять минут – целая вечность.

Поднялись все самолеты, построились парами. Ведущим комэск Андрей. Сразу время засек, еще заранее просчитал полетное время до цели, поэтому старался выдерживать крейсерскую скорость триста пятьдесят километров в час. К Авиле вышли с ошибкой в пару километров, для истребителя простительно. На бомбардировщике есть штурман, он прокладывает курс, не отвлекается на управление, просчитывает полетное время и прочие детали на логарифмической линейке. А летчику истребителя приходится постоянно крутить головой – не видно ли неприятельских самолетов. Бомбардировщики, как правило, имеют истребительное прикрытие. Так во всех уставах ВВС закреплено. Летчик-истребитель сам себе пилот, штурман, радист. Штурмовку перед темнотой никто не ожидал на аэродроме, не было прецедентов. Персонал обслуживал «Юнкерсы», по аэродрому ездили топливозаправщики и другие машины технических служб. Даже зенитчики размякли от тепла, бездействия, расслабились.

Как и было задумано, истребители рассыпались попарно широким фронтом и огонь открыли одновременно. Если заходить на цель пара за парой, времени уйдет больше, зенитчики успеют пристреляться. Семь самолетов, четырнадцать пулеметов, ливень свинца с малой высоты. Бронебойно-зажигательные пули исправно поджигали то, что может гореть – самолеты, грузовики, легкие постройки из досок. И живой силы было поражено много. За аэродромом боевой разворот, повторный заход на вражеский аэродром. Вот теперь зенитчики открыли огонь. Андрей снизился до бреющего, стал бросать за борт гранаты, одну за одной. Выдергивал чеку – и гранату за борт. До конца стоянки успел опустошить всю сумку из-под противогаза. Другие истребители шли выше и вели пулеметный огонь. Все! Патронные ящики пусты, надо идти к своему аэродрому. Андрей осмотрелся. Все самолеты в сборе, у крайнего слева, на борту нарисован черт с копьем в руке, на нем француз Эмиль летает, легкий дымок сзади виден. И непонятно – дым или какая-то техническая жидкость? Охлаждение мотора воздушное, радиатора с охлаждающей жидкостью нет, гидравлики на истребителе нет, стало быть, вытекать нечему. Снова повернул голову. Дымок сильнее. Похоже, через Кордильеры ему не перетянуть.

Андрей подлетел к самолету Эмиля ближе, несколько раз махнул рукой вперед. Давай, мол, уходи вперед. Мотор у самолета Эмиля работал исправно. Надо дать полный газ, выжать из двигателя все, постараться перевалить через горы. И даже если Эмиль угробит повышенными оборотами мотор, лучше пусть перетянет через горы. Там можно или подходящую площадку для посадки найти, или выброситься с парашютом. Любая выброска с парашютом опасна, можно удариться о хвостовое оперение, либо приземлиться неудачно, повиснув на дереве в безлюдной местности, где помочь некому. Или угодить в болото, или бурную реку. Довоенного образца парашюты были практически неуправляемы в полете. Хорошо, если потоком воздуха снесет в сторону от скалы или крутой стены ущелья, потому как в горах покидать самолет с парашютом вдвойне опасно.

Эмиль требование Андрея понял, двинул ручку управления двигателя вперед. Самолет медленно стал набирать скорость, оторвался от основной группы. Ну еще бы немного, десяток минут продержался в воздухе! За уходящим истребителем тянулась струйка дыма, но открытого пламени не видно. На высоте трех тысяч метров видно, что за спиной еще светит солнце и вершины гор освещены, а впереди уже темно, горы закрывают местность от солнца. Андрей, как и все летчики, назад оборачивался. Нет ли преследователей? Немцы сейчас оказывают помощь раненым, тушат пожары, считают потери – убитых военнослужащих, не подлежащие восстановлению бомбардировщики. Что такие будут, Андрей не сомневался, при штурмовке в зеркале заднего вида видел, как от взрыва гранаты вспыхнул и почти сразу взорвался «лаптежник». Завтра или послезавтра можно ожидать ответного удара. «Девуатины» базировались только на одном аэродроме, и немцы прекрасно знали – где именно.

Только перелетели Кордильеры, внизу показались огоньки в селениях, а впереди на земле вспышка, потом пожар. Екнуло сердце. Не самолет ли Эмиля? Жив ли сам?

Андрей, по расчетам, чувствовал – свой аэродром где-то рядом. Выстрелил из ракетницы, как уговаривались. В стороне вспыхнули фары, осветив посадочную полосу. Пришлось снижаться по пологой спирали, теряя высоту. Андрей старался не упускать из вида аэродром. Вышел в створ двух грузовиков, перед ним полоса. Ночью, пусть и при свете фар, дистанция кажется иной. Немного ошибся с высотой, жестко ударился колесами шасси, дал «козла», как называют такую ошибку пилоты, уже мягко подвел к полосе второй раз, приземлился. За ним по очереди остальные истребители. Зарулив на стоянку, Андрей заглушил двигатель, пересчитал все самолеты. Зарулил последний, шестой. Все! Стало быть – на земле они видели горевший «Девуатин». Да черт с ним, самолет можно сделать или купить. Жив ли пилот? Навалилась сильная усталость, еле выбрался из кабины, сказалось нервное напряжение. Дружно направились в столовую, выпили вина, поели. Вылет прошел удачно, но летчики были мрачны и неразговорчивы. Всех интересовала одна мысль – жив ли Эмиль? Успел ли покинуть самолет, или старался посадить в темноте машину, потерпел неудачу и сгорел вместе с истребителем? Потери в боевых товарищах всегда действовали на настроение пилотов плохо. Сегодня он, а завтра ты. К тому же к парашютным прыжкам летчики относились с опаской. Парашют один, запасного нет. Раскроется купол или его стропами перехлестнет? В боевой обстановке никто не имел опыта спасения на парашюте. А это не то что учебные прыжки в мирное время, когда день, безветренная погода, рядом товарищи и есть на всякий случай запасной парашют. В боевых условиях мало удачно покинуть гибнущий самолет. Надо еще осмотреться, оценить – можно ли дернуть кольцо и открыть купол? Если недалеко вражеские самолеты, лучше совершить затяжной прыжок, потерять высоту метров до 300 – 400, потом дергать кольцо. Сколько случаев было, когда немцы расстреливали в воздухе пилотов на парашютах. В Первую мировую войну немцы, как и другие пилоты, вели себя по-рыцарски. Мировоззрение быстро поменялось. В Германии девиз «Германия превыше всего». И на пряжке ремня «С нами Бог!». А творили действия жуткие, верующий человек так себе поступать не позволит. В той же Испании 26 апреля 1937 года немецкие бомбардировщики совершили массированный налет, сровняв с землей город Гернику, убив не одну сотню мирных жителей.

Уже утром на аэродром позвонил сам Эмиль, сообщил, что жив, не травмирован, доберется попутками, а самолет – увы! – сгорел. Выходит, именно этот пожар видели пилоты. Эмиль добрался только после обеда. Рассказал, что истребитель неожиданно вспыхнул, пожар начался в хвосте. Эмиль тянул сколько мог. Когда увидел внизу огоньки, понял, что горы преодолел, и выпрыгнул. Одной рукой в краге лицо прикрывал, чтобы не обжечь, пламя уже было нешуточное. Андрей припомнил рассказы бывалых фронтовых пилотов Великой Отечественной. Если самолет слушался рулей при пожаре или сильных повреждениях, пилоты открывали фонарь кабины, расстегивали привязные ремни, крутили бочку. Силой инерции их выбрасывало из кабины. Очень важный момент – не задевая хвостового оперения. Сколько пилотов получили травмы или погибли, уцелев при обстреле, но при покидании самолета, причем убийцей выступал собственный самолет. И такие травмы были характерны для истребителей, у бомбардировщиков люки снизу, да и скорости меньше, не так сильно ветром сносит.

Днем пилоты отдыхали, техперсонал обслуживал технику. На половине самолетов двигатели изношены, требуют или капремонта, или списания и замены. Франция поставки новых самолетов и запчастей прекратила. За несколько месяцев боев от десятка «Девуатинов» осталось в строю шесть. Правда, командование клятвенно обещало прислать на пополнение советские «И-15». Самолет по характеристикам и летным качествам, технике пилотирования схожий с «Девуатином». Но обещать – еще не значит жениться, и самолеты эскадрилья получит только в конце февраля.

Самолеты пригнали советские «добровольцы». Оставшись на несколько дней, проводили инструктажи. Андрей передал свой «Девуатин» Эмилю, а сам взял «И-15». Во-первых, русский язык знал, в отличие от Эмиля, и слова инструктора хорошо понял. Во-вторых, интересно было полетать на советской технике, оценить ее возможности. Истребитель очень маневренный, по вооружению французу не уступает, два пулемета винтовочного калибра. Другие характеристики схожи. После нескольких дней, убедившись, что пилоты интербригады самолеты вполне освоили, советские летчики уехали.

Первые дни были проблемы с боеприпасами. На «И-15» стояли советские пулеметы «ШКАС», и к ним подходили только советские патроны. В отличие от пулеметов на «Девуатине», «ШКАС» обладал высокой скорострельностью. Если прицелился точно, то при попадании десятка пуль хоть одна разрушит жизненно важный узел. У скорострельности была обратная сторона: быстрый расход боеприпасов, и здесь тактика определенная – подобраться к вражескому самолету как можно ближе, не далее сотни метров, стрелять в уязвимые места. У «Юнкерса-87» это крылья, там размещены бензобаки, не прикрытые броней. С «Bf-109» хуже. Пилота ранить или убить почти невозможно – бронестекло и двигатель спереди прикрывают, бронеспинка – сзади. Если только по хвостовому оперению огонь вести или сбоку по кабине. Тогда, потеряв управление, самолет рухнет.

На хвостовом оперении «И-15» механики нарисовали обозначение, эмблему интербригад – в виде трехцветного флага, сверху вниз – красный, желтый, темно-синий. В центре, на желтой полосе трехлучевая звезда.

Чаще всего интербригады формировались по национальному признаку. Французы – 25 %, поляки – 10 %, как и Италия, Германия. США поменьше. Были и смешанные бригады пехотинцев, танкистов, эскадрильи пилотов. Всего через интербригады прошла 31 тысяча бойцов, методом ротации, служили по 3–6 месяцев. Ведь многие имели на своей Родине работу, семьи, которые надо кормить. Из этого числа тысяча погибла, еще 6 тысяч дезертировали или были расстреляны за преступления. Среди бойцов было 340 русских из белоэмигрантов или уехавших из России до революции в другие страны. Среди них были люди удивительные, как генерал-майор Белой армии Андрей Есимонтовский. На момент 25.10.17 года, большевистского переворота, он был полковником лейб-гвардии Измайловского полка. В интербригаде дослужился за 2 года от рядового до капитана. Карьера более чем стремительная.

Плохо было, что 30 % бойцов интербригад не имели военной подготовки, не служили ранее в армии, не говоря о том, что не имели боевого опыта, потому погибших и раненых много. Две трети бойцов интербригад составляли коммунисты и социалисты, оставшаяся треть – анархисты и вообще бескорыстные, приехавшие по убеждениям. Многие, прошедшие через Испанию, в дальнейшем стали известными людьми. Например, Вилли Брандт, четвертый федеральный канцлер ФРГ, нобелевский лауреат. Или Эрнест Хемингуэй, американский писатель. Тоже нобелевский лауреат по литературе. Его книга «По ком звонит колокол» как раз про гражданскую войну в Испании. Или Джордж Оруэлл, американский писатель, и его соотечественник, певец Поль Робсон. Можно вспомнить Мюнниха Ференца, ставшего позднее премьер-министром Венгрии.

Не самые плохие люди. Хотя были и мерзавцы – воры, насильники, да просто патологические убийцы. Их судили, расстреливали. Правда, руководитель интербригад, француз Андрэ Марти сам был жесток, за что получил прозвище «альбасетский мясник». По его приказу было убито не менее пятисот интернационалистов, заподозренных в связях с Троцким или спецслужбами третьих стран.

В марте 1937 года прошли сильные бои под Гвадалахарой. Франкисты хотели наступать, но массированные атаки республиканской авиации наступление остановили, в чем заслуга главного военного советника по авиации Якова Смушкевича. Бомбардировщиков «СБ» над полем боя сменили «Р-5», а сверху плотное прикрытие истребителей. Немцы легиона «Кондор» пытались прикрыть войска, а не получалось. Часть истребителей республиканцев отбивали атаки «Мессеров» и «Хейнкелей», а другая часть сама штурмовала.

Наступление на Мадрид через Гвадалахару сначала вела итальянская дивизия «Черное пламя». Силы были не равны, по пехоте итальянцы превосходили в 3,5 раза, по пушкам в 20, а танков на этом участке у республиканцев не было совсем, а у итальянцев 108 танкеток «L3/33», 32 бронемашины и 60 самолетов «Fiat CR-32».

Только через несколько дней от начала наступления на опасный участок перебросили несколько танков «Т-26» и «БТ», которые легко расстреляли итальянские танкетки «Ансальдо», вооруженные пулеметами. А 75 самолетов республиканцев фактически уничтожили автоколонны с пехотой, подходящие итальянцам на помощь. За несколько дней наступления, начатого итальянцами 8 марта, они смогли продвинуться на 38–50 км, заняв города Когоквор, Масегосо, Альморфоле, Брегуэгу.

Самолеты республиканцев базировались в Альбакете, где взлетно-посадочная полоса бетонная, а итальянские самолеты на грунтовых аэродромах. Необычно для весны выпал снег, растаял, полевые аэродромы развезло, и итальянцы оказались без поддержки авиации. После ожесточенных боев 14–17 марта сильно потрепанную дивизию «Черное пламя» отвели, ее сменила дивизия «Божья воля». Обе стороны прекратили боевые действия, остановившись на линии Вальдеаренос – Леданка – Гонтакарес. Итальянскому экспедиционному корпусу впервые так не повезло. Боевая техника уничтожена, потери личного состава ужасающие.

Если в первых вылетах на новом для себя самолете «И-15» Андрей осторожничал, то потом освоился. Истребитель оказался очень маневренным, легким в управлении, надежным. Например, горизонтальный вираж самолет выполнял за восемь секунд, что было не по силам ни одной модели самолета, воюющего в Испании. Шасси неубираемое, но скорость максимальная – 370 км/час и отличная живучесть. Иной самолет возвращался с боевого вылета, а на нем попаданий по три-четыре десятка. Всю ночь механики над ним трудятся, ремонтируют. И утром истребитель снова в строю, готов к боевой службе. Андрей особенно оценил живучесть «И-15» во время штурмовок под Гвадалахарой. Вся эскадрилья тогда делала по несколько вылетов в день. Обстреляют колонну итальянцев – и на свой аэродром. Зенитной артиллерии у итальянцев практически не было. При налетах пехотинцы разбегались от грузовиков и дружно палили из винтовок по самолетам. Попасть из винтовки в быстролетящий самолет очень затруднительно, но когда в автоколонне перевозили сотни солдат, огонь получался массированным. Хоть один-два, да в самолет попадут.

Приземлятся после штурмовки, пока отдыхают или обедают, механики истребители осмотрят, заправят, снарядят патронами. Три-четыре вылета в день очень утомляли. Вылеты боевые, ты стреляешь, в тебя стреляют. Штурмовки с низких высот, а местность под Гвадалахарой гористая, только и смотри, как бы в какую-нибудь горку не воткнуться. Итальянские «Fiat CR-32» пытались противодействовать, особенно в первые дни, но советские летчики на «ишаках» сбили десяток истребителей, и «макаронники» рисковать перестали. Их «Фиаты» уступали нашим «И-16» почти по всем характеристикам, и общая выучка летчиков была хуже. Вот немцы – да. Чувствовалась школа, хороший налет часов, исполнительность, даже упрямство в достижении цели. Андрей знал, что вскоре Советскому Союзу придется столкнуться в открытом бою с немцами, поэтому приглядывался к тактическим приемам немецких пилотов. Нелепо, ведь не пригодится. По крайней мере, думалось так.

В первые годы войны помощь СССР шла только по ленд-лизу, устаревшей боевой техникой. А интербригад, как в Испании, не было. И шансов попасть в Союз у Андрея тоже не было. А и попади! В царских офицерах был? В Белой армии служил? Бежал из Крыма, не получив разрешения. Стало быть – виновен по всем пунктам! Когда расстреливали настоящих бойцов и патриотов вроде Смушкевича и Рычагова, то надеяться на милость НКВД не стоило, не было такого понятия в лексиконе чекистов. Только жестокость по отношению к врагам, настоящим и мнимым! А милосердие – поповское понятие не для настоящих большевиков.

Бои постепенно затихли. У обеих сторон потери в личном составе. В эскадрилье Андрея четыре самолета остались годными для полетов – два «И-15» и два «Девуатина». И пока начальство быстрой поставки новых не обещало. Всего в Испании воевали 368 самолетов этого типа, причем часть была собрана здесь из комплектующих. Четырьмя самолетами, да еще двух типов, серьезного удара не нанесешь. Андрей стал задумываться о возвращении во Францию. Он точно знал о предстоящем поражении республиканцев. Протянут еще год и падут. На стороне Франко выступают почти все европейские страны, хотя стараются не афишировать. Андрей приехал в Испанию воевать с немцами, а приходится и с итальянцами сражаться, и с испанцами. Получается – за социалистические убеждения республиканского правительства бьется. Идеалы коммунизма или социализма были от него далеки, тем более анархизма. Тогда зачем он здесь? Самолюбие потешил, уничтожил несколько немецких самолетов, убил нескольких немцев, освоил два типа самолетов – «Девуатин» и «И-15». А еще видел немецкие машины в бою, познакомился с их тактикой. Что дальше? Пока пребывал в Испании, отправил почтой два письма Ивану, а ответа не получил. Не стряслось ли чего? Корить себя начал. Бросил серьезную работу, сорвался, как пацан, на чужую войну. Для чего? Может, Ивану помощь и поддержка нужна. Что бы он в Испании ни делал, Франко все равно возьмет верх. Часть интернационалистов, хлебнув крови и лишений военных действий, стали покидать позиции. Кто по ротации, другие просто дезертировали. Подло все бросить и исчезнуть – не для него. Все же русский офицер, к нему в эскадрилье относятся уважительно, называют «русской осой». Начал выжидать удобный момент, скажем, затишье в боях, когда можно подать заявление по инстанции. Сослаться на необходимость вернуться на работу, содержать семью.

Повод уважительный, несколько человек из технического состава эскадрильи уже подали заявление, и им никто не препятствовал, даже выделили деньги на обратную дорогу. А выбраться с каждым днем все сложнее. В руках Франко практически оба побережья, западная граница Испании с Португалией фактически на замке. Португалия бойцов интербригад или не пропускает, или сдает путчистам.

Глава 4. «На родине»

Заявление при удобном случае подал, на французском языке. Попросили подождать, пока подберут кандидатуру комэска. Дня через три перезвонили, кандидата достойного нашли, завтра подъедет с приказом о назначении, а сегодня, пока он еще командир, надо сделать вылет на штурмовку в район Ибарра. Штурмовка – дело привычное, да и засиделись пилоты, несколько дней полетов не было.

Истребители к полету готовы, пилоты заняли места после короткого инструктажа. Андрей – ведущим, за ним остальные. Вышли к указанному району, произвели штурмовку, развернулись к своему аэродрому, да появились «Мессеры», две пары. Бой завязался. По рации двое пилотов Андрею докладывают – нет патронов.

– Уходите с пикированием, пока мы их боем свяжем.

Оба «Девуатина» на пикировании ушли, остался Андрей и бельгиец Гастон, пилот хороший, но в эскадрилье новичок. Андрей бой на горизонтали «Мессерам» навязал. После нескольких виражей смог в хвост ведомому зайти, нажал на гашетку. Пулеметы сделали несколько выстрелов и смолкли, закончились патроны. Однако попадания оказались точными, «Мессер» задымил, со снижением пошел вниз.

– Гастон, добей его, у меня патроны закончились, – приказал Андрей.

Истребитель Гастона вырвался вперед, подобрался ближе к дымящему «Мессеру», да неожиданно по крылу «И-15» как горохом сыпанули, на крыле пробоины. Обернулся – два «худых», как их прозвали уже во время Великой Отечественной, пристроились за самолетом Андрея. «Худые», потому как для хорошей аэродинамики фюзеляжи тонкие, сравнительно с «И-15», «И-16», «Девуатином». У советских истребителей фюзеляжи короткие, бочкообразные, да еще лоб широкий. У Андрея выход – оторваться на виражах от немцев и уйти с пикированием. Бросил истребитель в левый вираж, сразу «горку», ведущий немецкой пары от Андрея отстал, зато ведомый пристроился и очередь дал. Пули по хвостовому оперению ударили. Обернулся Андрей – лохмотья висят на горизонтальных рулях. И «Мессер» не отстает. Андрей ручку вперед до отказа, мотор взревел на максимальных оборотах, Андрей попробовал иммельман исполнить, а на этапе перевода в горизонтальный полет перед ним оказался «немец». Уже и отвернуть некуда, перед самолетом Андрея кабина «Bf-109». Винтом своего самолета по ней ударил. Треск, во все стороны обломки, самолет сразу затрясло из-за повреждения винта. «Мессер» на землю, беспорядочно кувыркаясь, падать стал, за ним последовал «И-15». Тяги нет, хоть мотор ревет, скорость падает, как и высота. А сзади еще один «Мессер» по неуправляемому «И-15» из пулеметов стреляет. Высоты уже полторы тысячи метров, и она стремительно тает. Андрей попробовал поработать педалями и рукой. Бесполезно, истребитель не слушается управления, надо покидать. Андрей отстегнул привязные ремни, откинул часть борта. Была такая деталь по левому борту вроде горизонтальной дверцы на петлях, для удобства посадки и покидания кабины. Привстал в кабине, собираясь перевалиться через борт, левой рукой о борт уперся, правой схватил кольцо парашюта. Страшно, земля приближается стремительно, самолет крутит, воздух в расчалках свистит. Только покинул истребитель, как удар в грудь. Каким-то чудом успел вытяжное кольцо парашюта дернуть и лишился сознания. Хотя затухающая мысль была – проклятый «Мессер» добил, скотина.

В небе свалка была, то республиканский самолет падает, то немецкий. На хвостовых оперениях ни звезд, ни свастики нет, однако все знают, кто самолетами управляет. Штурмовка итальянских позиций шла над передовой, как и воздушный бой, за которым следила пехота обеих сторон.

Два парашюта с фигурками под ними опускаться стали, аккурат на нейтралку. Ветер их то в одну сторону сносит, то в другую. Пехотинцы по парашютистам не стреляют, напряженно следят, куда приземлятся. В последний момент порывом ветра парашюты снесло к республиканцам, и приземлились они в полусотне метров за передовой траншеей. Немец оказался цел, сразу руки поднял. А второй парашютист, кем Андрей был, не шевелится. К нему пехотинцы подбежали, а у пилота куртка в крови, но дышит. Так на парашюте его по траншее в тыл вынесли.

Очнулся Андрей в палате госпиталя. Над ним санитар склонился. Увидев, что Андрей пришел в себя, умчался и вернулся с доктором. Хирург из русских, судя по разговору без акцента.

– Очнулся? Очень хорошо! Трое суток без сознания. Стало быть, повезло, организм сильный. Значит – выкарабкаешься. Тебе бы еще полежать, да завтра пароход с ранеными уходит. Тяжелых, тебя в том числе, на родину отправят. Сейчас Фанхио – это санитар – тебя напоит и накормит. Немного попозже я перевязку сделаю.

Хирург собрался уходить, уже пару шагов сделал. Потом обернулся, достал из кармана застиранного халата пулю, показал Андрею.

– Вот она, немецкая, на твое счастье крупные сосуды не задела. Хочешь – возьми на память.

Андрей кивнул. Хирург пулю положил на тумбочку. Андрей слегка голову повернул. На тумбочке лежало удостоверение бойца интербригады – карточка с подписями и печатями, но без фото. Хирург ушел, санитар сначала напоил водой из поильника, потом накормил котлетой, на гарнир – вареный рис с острой приправой, как любят испанцы. Есть хотелось сильно, сильнее только пить. Воды выпил три поильни, пока жажду утолил.

Слова хирурга его ошеломили. В СССР? Он и хотел увидеть страну – какая она стала? И боялся, и основания для опасения были. В душе буря чувств. Убежать ночью из госпиталя? Но он слаб. Вон, после перевязки попробовал встать и едва не упал от слабости, закружилась голова. Хорошо, санитар подхватил, усадил на каталку. Хирург покачал головой укоризненно.

– У тебя серьезное ранение, потерял много крови. Тебе надо лежать и больше есть мяса и фруктов, чтобы восполнить кровопотерю.

– Доктор, со мной надолго?

– Сюда ты уже точно не вернешься. Месяц в госпитале, потом в санаторий на реабилитацию. А там видно будет. Если из ВВС спишут, будешь на гражданке почту возить на «У-2».

Санитар стал выкатывать каталку с Андреем из перевязочной, хирург закурил папиросу. Для Андрея даже странно. Чтобы врач в его время в отделении закурил? А здесь дымили все – персонал, раненые. Но советские и испанцы лежали в разных отделениях, на разных этажах. Видимо, удостоверение сыграло свою роль.

Наши летчики, да и другие военспецы его имели для прикрытия. Да еще Андрей хорошо говорил на русском, что в интербригадах редкостью было. Приняли его за советского пилота. Но русский и советский – большая разница.

Утром, после завтрака, раненых погрузили на поезд и уже вечером еще одна погрузка на корабль. Название судна Андрей прочитать не успел, и флаг точно не красный советский, а какой-то банановой республики.

Кубрик, куда поместили Андрея, большой, человек на десять. Как позже догадался Андрей, судно приспособлено под госпитальное, ибо перевязки делали в настоящей перевязочной, а еще была операционная, сам прочитал надпись на двери. Так что судно только с виду торговое. Получается – готовился СССР к войне. А грянула беда в сорок первом, и ни черта нет. Ни пушек не хватает, ни сухарей, ни бинтов.

На судне ни одной женщины. Все, кого видел Андрей, мужчины. И врачи, и санитары, и коки, не говоря о персонале судна – матросы, кочегары, рулевые и штурманы. А капитана Андрей так и не видел, но полагал, что и тот мужчина. Полторы недели судно раскачивало, но шло ходко. Андрей служил когда-то на «Орлице», хоть и не морской волк, а приблизительно мог угадать скорость по ударам волн по бортам, работе гребных винтов.

Судно на угле и везде его тонкая пыль, даже на бинтах, если дня два не менять. По солнцу в иллюминаторах приблизительно определял положение судна. Сначала на север шли, потом на северо-восток, затем на восток, а когда судно на юг повернуло и солнце стало видно с другой стороны борта, в тупик встал. Куда они могли плыть таким маршрутом? Когда судно встало у причала, а потом разгружаться стало, кто-то из раненых сказал:

– Братцы, да это же Мурманск, провалиться мне на этом месте!

Прохладно. Снега нет, а ветер приносит ледяное дыхание близкой Арктики. За полдня крытыми грузовыми машинами всех раненых в госпиталь перевезли. Тут же подразделяли по виду ранений. Андрея – в торакальное отделение. А уже в отделении палаты для командиров отдельно, для рядовых и сержантов отдельно. Разница в пайке. Командирам выдавали папиросы, рядовым – махорку. А еще командирам конфеты, рядовым – пиленый кусковой сахар. Андрей попал в двухместную маленькую палату. На соседнюю койку определили раненного в грудь танкиста. На судне Андрей его не видел, велико судно. И в палате познакомиться не успел, ночью танкист умер. На кровати танкиста, так же как и у Андрея, висела табличка с фамилией и инициалами. Андрей, обнаруживший смерть танкиста первым, еще до обхода медсестры, еще сам не зная зачем, перевесил таблички. Персонал в лицо раненых еще не запомнил, слишком много их поступило. Одежда, если на ком и была, так цивильная. Данные на табличке прочитал дважды, мысленно про себя повторил, дабы не забыть, не споткнуться. И когда медсестра пришла с градусником, сказал:

– Похоже, летчик отмучился. Вроде не дышит.

Медсестричка за дежурным доктором кинулась. Танкист был моложе Андрея на пять лет, но ведь ранения никого не красят. Телосложением похож и чертами лица, званием капитан.

В палату медсестричка вбежала, следом высокого роста хирург, за ним санитарка. Хирург попробовал пульс прощупать. А чего его щупать, когда танкист уже остыл? Медсестра прикрыла ладошкой веки умершего, сняла табличку с кровати, прочитала вслух.

– Киреев Андрей Владимирович. Пулевое ранение в левую половину груди, массивная кровопотеря. Оперирован.

– Вызывайте санитаров из морга, пусть перевозят. Я запишу в историю болезни, сдам в канцелярию.

Хирург забрал у медсестры табличку, вышел. Никто даже не усомнился, что не Киреев перед ними, а другой человек. Санитарка бинтом связала ноги, сложила руки на груди умершего, подвязала челюсть.

– Не говорил, с каких краев? – спросила она Андрея.

– Он все время без сознания был.

– Ах ты господи!

Санитарка спохватилась. При большевиках, тем более в военном госпитале, упоминать Господа не рекомендовалось, могли быть последствия. Вскоре заявились два дюжих санитара, переложили тело на каталку и увезли. Андрей перевел дух. Сомнения одолевали – правильно ли поступил? А если обман вскроется? Но снявши голову, по волосам не плачут. Сделанного уже не вернуть.

В госпитале провалялся месяц, и никто не заподозрил, что он не тот, за кого себя выдает. У находящихся на излечении военнослужащих при себе документов не было, хранились в канцелярии. И личных жетонов, как у немцев или в Советской Армии в послевоенное время, – не было. Все же в условиях боевых действий жетон на цепочке на шее надежнее, чем смертный медальон в кармане. Медальон как маленький цилиндрический пенал из дерева, а позже из пластмассы, в который вкладывалась записка на бумаге. У убитого воина влага попадала в медальон, бумага гнила и зачастую прочитать написанное не представлялось возможным. Стальной жетон с выбитыми цифрами куда надежнее, а у эсэсманов под левой подмышкой еще и группа крови вытатуирована, дабы при ранении не тратить время на определение группы, а переливать кровь в полевых условиях.

Все же настало время комиссии. В кабинет начальника госпиталя вызывали по списку. Выходил военфельдшер и выкрикивал. То ли нервничал Андрей, то ли не привык, а свою фамилию прослушал, не отреагировал. Один из выздоравливающих толкнул его локтем в бок.

– Капитан, тебя выкрикивали!

За столом комиссия из трех врачей, сбоку столик военфельдшера, который вместо писаря. Андрей доложил:

– Капитан Кислов для прохождения комиссии прибыл.

– На что жалуетесь, товарищ капитан?

– Жалоб нет, к службе готов!

– Это хорошо. Анализы и рентген патологии не выявили. Вы сколько в… командировке были?

Все знали, что капитан воевал в Испании, ведь пароход с ранеными пришел именно из этой страны. Секрет Полишинеля! Говорить принято не было, просто командировка.

– Девять месяцев, – отчеканил Андрей.

Военврачи переглянулись, пошептались.

– Комиссия решила выписать вас и отправить в Кисловодск, в санаторий. Попьете минеральной воды, подышите чистым горным воздухом, наберетесь здоровья! Вот тогда на службу!

– Да я чувствую себя здоровым! – попытался возразить Андрей.

– Нам лучше видно! – отрезал политрук госпиталя.

На левом рукаве гимнастерки у него красовалась красная суконная звезда. Политруки входили в состав любых комиссий как партийный пригляд. Как бы чего не учудили несознательные граждане.

В канцелярии госпиталя Андрей получил денежный, вещевой и продовольственный аттестаты, справку о ранении и удостоверение личности. Удостоверение было сильно подпорчено кровью при ранении танкиста. Фотографии не разглядеть на левой половине, на правой сохранились фамилия и номер войсковой части. Андрей огорчился. Документ испорчен, с таким даже в кассу железнодорожного вокзала соваться рискованно. Подумал и направился к политруку.

– Товарищ политрук, разрешите обратиться?

– Да, пожалуйста.

– Документы у меня подпорчены, кровью залиты.

Андрей протянул удостоверение политруку. Тот осмотрел, покачал головой.

– Ай-яй-яй! Нехорошо как!

Удостоверения выдают командиры в воинской части. Госпиталь, хоть и имеет номер, числится войсковой частью, такими правами не обладает. Политруку помочь хочется. Как же, боевой командир, участник испанской войны, в санаторий после ранения ехать надо, а документы не в порядке.

– Ты вот что, капитан, не тушуйся. Пока форму получи, сапоги, ремень. Я попробую что-нибудь предпринять.

Политрука не было до вечера, но вернулся довольный.

– С округом созвонился, вошли в положение, завтра вместе идем к облвоенкому.

– А ночевать? Меня же выписали.

– Тоже не проблема. На диване в коридоре поспишь.

У старшины в каптерке получил под роспись новую форму, стараясь скрыть эмоции, прикрепил к петлицам по «шпале», как назывался прямоугольник. Мысленно себя похвалил. Кабы не хорошая память, так и засыпаться можно. У старшины в каптерке знаки различия в картонной коробке – треугольники, кубари, шпалы.

Нелепо бы выглядело, если бы боевой капитан спрашивал, какой знак прикрепить к петлицам?

В общем – привел себя в порядок. Сам перед зеркалом себя осмотрел и изъянов не нашел. И даже старшина, этот гроза всех новобранцев, не нашел повода для замечаний. Сапоги, правда, яловые достались, а не хромовые, какие положены были согласно званию, капитан относился к среднему комсоставу.

На диванчике переночевал вполне неплохо, позавтракал, потом сразу и политрук объявился. Пешком отправились в облвоенкомат. Андрею в приемной подождать пришлось. Политрук на повышенных тонах с военкомом говорил. Вышел, утирая бритую голову платком.

– Тут рядом фотоателье есть, надо срочное фото сделать на удостоверение.

Срочное сделали в знак особого уважения к РККА за час. Это не цифровые «мыльницы». Проявить, закрепить пленку, высушить. С нее отпечатки сделать, да все в темноте, при красном свете. Наверное, политрук уже пожалел, что решил помочь, потому как из военкомата вышли оба уже в четыре часа пополудни. Считай – день прошел. Еле успели в финчасть получить проездные документы и довольствие за два месяца да сухпаек на дорогу. Поскольку Андрей не курил, папиросы сразу обменял на конфеты, вроде как глюкоза помогает работе мозга.

Больше с госпиталем ничего не связывает. Попрощался с персоналом, с пациентами – и на вокзал. Получил по проездным документам в воинской кассе билет до Москвы. До отхода поезда еще два часа. Андрей купил хороший кожаный портфель, бритву, трусы и носки, уложил в портфель. Ведь из госпиталя вышел гол как сокол. Те скудные пожитки, что были в Испании, там и остались. В госпитале трусы, халат и тапочки казенные, а бритва не нужна, поскольку штатный парикмахер и бреет, и стрижет. Хотя какая в армии стрижка? Под ноль! И голова не потеет, и живность не заводится, и в рукопашной враг за чупрын не ухватит, одна польза. А еще поел в столовой, удивился скудному выбору блюд. Для интереса зашел в продовольственный магазин. Продукты были, однако не сравнить с богатым выбором и качеством, которое было в парижских магазинах. Например – хлеб только черный, в Париже его вовсе нет, зато белого – сортов тридцать, на любой вкус. А промтоварный магазин разочаровал сильно. Одежда сплошь черная или серая, убогого вида и такого же качества. Конечно, можно списать недостатки на издержки индустриализации. ДнепроГЭС или Сталинградский тракторный для страны хорошо, но забирают львиную часть бюджета, а люди хотят жить здесь и сейчас, а не потом, в светлом будущем. Большевики, а затем коммунисты были великие сказочники. Граждане, у вас будет все и бесплатно, но потом, когда мы построим светлое будущее. Да вот по дороге в коммунизм никто кормить и одевать не обещал.

Билет был в купе, все же капитан – это средний офицерский состав по тому времени, определенный статус. Проводник билет проверил.

– Ваше купе номер четыре, товарищ командир.

Слово «офицер» после октябрьского переворота было забыто как пережиток царского режима на двадцать лет и снова появилось в 1943 году, вместе с погонами. В тяжелое время как-то сразу Сталин и Политбюро вспомнили о русских воинских традициях, наградах.

В купе мягкие диваны, а попутчики появились уже перед отправлением. Поезд не проходящий, мурманского формирования. В купе тепло, проводник заранее вагон протопил. Из попутчиков один командированный до Москвы и две дамы. Когда обустроились, познакомились, оказалось – женщины тоже в Кисловодск едут отдыхать. В Мурманске уже поздняя осень, если не начало зимы, если по погоде судить, а не календарю. А в Кисловодске оказалось по-южному тепло, пришлось шинель нести на руке. Санаторий РККА был основан советской властью в 1922 году для отдыха и лечения пострадавших воинов в Гражданскую войну. Вот уж не думал Андрей, что окажется с идейными врагами в одной палате и будет слушать, как один из отдыхающих, бывший кавалерист-буденновец, будет хвастать, как белых рубил, как капусту. Причем перечислял почти те же места, где приходилось воевать Андрею. Вполне могли встретиться с непредсказуемым результатом, но обошлось. Как всегда в местах отдыха, командиры начали искать сокурсников по училищу, сослуживцев по дивизии или армии. Когда спрашивали Андрея, он загадочно улыбался.

– Я был в длительной командировке.

Расспрашивать сразу переставали. Особенно в палате, в первый день. Когда он разделся по пояс, увидели свежий шрам от ранения, переглянулись. Один отдыхающий спросил:

– Испания?

– Да, – не стал отрицать Андрей.

Шрам багровый, свежий, постепенно он побелеет, годика через два-три, сильно в глаза бросаться не будет. Все же слушок среди отдыхающих сразу прошел о ранении, на Андрея поглядывали уважительно. Как же, большинство приехали лечить повышенное давление, застарелые бронхиты да геморрой, а тут – человек после ранения, можно сказать, герой-интернационалист, кровь проливал за идею.

На рынке местные жители продавали вино. Отдыхающие покупали, считалось, что красное вино полезно для обновления крови. На такие посиделки в палате после ужина зачастую приглашали Андрея. О боях не расспрашивали, сами люди военные, понимали – раз молчит, значит, пока нельзя. Зато приятелями, знакомцами из числа командиров обзавелся во всех округах. Почему-то получилось больше всего из Киевского особого военного округа, хотя сам специально не подбирал.

Отдых, как всегда, проходит быстро, месяц пролетел в беззаботной жизни. С утра ванны и процедуры, после обеда короткий сон, потом прогулки. Минвода в галерее. А потом или посиделки под вино с командирами, или несколько раз к женщинам-мурманчанкам выбирался, с которыми в поезде познакомился. Оно бы и чаще не помешало, да условий нет. Их не пускали в санаторий РККА, а его в санаторий им. С. Орджоникидзе. А ведь уже не мальчик на лавках в парке сидеть. Курортный парк в Кисловодске шикарный, один из лучших в стране, но не в декабре же. Кисловодск славен большим количеством солнечных дней в году, но в декабре температуры едва превышают ноль.

После месяца отдыха сел в поезд в Москву. Тяга паровозами, с частыми остановками для бункеровки локомотивов. Андрей раздумывал, что ему делать. Коли он командир, то должен прибыть после лечения в Главное автобронетанковое управление, в «кадры», где определится его дальнейшая судьба. Быть на нелегальном положении сложно – нет денег, жилья, да и что делать? На печи лежать не привык. Выехать за границу можно только в Испанию, в состав советского контингента. Но снова участвовать в боях за чужую страну не хотелось. Повоевал с немцами, утолил обиды, оставшиеся после Первой мировой, и хватит. Ситуация неопределенная. Страну и народ он любит, это его Родина, здесь присягу давал. Но государственный строй и правящий режим не для него. Плохо управляли страной большевики, народ в черном теле держали, а в результате власть отдали то ли демократам, то ли либералам, но неумехам. Получается семидесятилетний эксперимент над страной впустую прошел, если бы не многочисленные жертвы, особенно гражданского населения.

Под перестук колес в поезде и думалось хорошо, и спалось. До Нового года два дня. Наверняка в ГАБТУ будут выходные. Остановиться придется в гостинице, а с этим сложности. Просто так с улицы не поселят, надо предъявить командировочное удостоверение, либо другой документ.

По приезде все же спустился в метро, интересно посмотреть было. Линия была одна, Кировская, добрался до центра. Андрей хорошо помнил центр города, каким он был двадцать лет назад. Изменилось многое. Во-первых, на месте снесенных торговых Охотных рядов красуется гостиница «Москва», как писали в газетах – «первая пролетарская гостиница на тысячу мест». По-прежнему стоят «Националь», «Гранд-Отель», «Метрополь». А вот Воскресенские, или Иверские ворота, что стояли между зданиями Исторического музея и Городской думы, ныне музеем В.И. Ленина, снесены. По проезде и далее по Красной площади, вдоль здания ГУМа, открыто автомобильное движение в обе стороны, чего не было до октябрьского переворота. Кроме трамвая в городе появились троллейбусы, метро. Центр города явно стал лучше. Позже, уже после развала СССР, ошибки исправили, движение транспорта по Красной площади запретили, если только во время парадов. И Воскресенские ворота восстановили по чертежам и фотографиям. Андрею, можно сказать, повезло: видел старые и новодел.

На Красной площади походил, оценил изменения, ведь мавзолея Ленина до 1924 года на площади не было. Да и вообще Андрей считал, что устраивать некрополь в центре столицы – не лучшая затея, есть в ней языческое, от поклонения мумиям.

Находился-набродился до тяжести в ногах. Чтобы не терять время завтра, нашел ГАБТУ – главное автобронетанковое управление. И тут повезло. Часовой у входа подсказал, что для командиров, прибывших в «кадры», есть специальная гостиница, даже адрес подсказал. И платить не надо, все за счет наркомата.

Третьего ноября 1929 года было создано Управление по механизации и моторизации РККА, преобразованное 22 ноября 1934 года в Автобронетанковое управление РККА, а 26.06.40 г. появилась приставка – «Главное». В его состав входили управление боевой подготовки, бронетанковое, автотракторное, ремонта и эксплуатации, мобилизационно-плановое, финчасть, отдел кадров и секретная часть.

В 1941 году был создан еще отдел бронепоездов. Начальником ГАБТУ с 28.06.37 г. по июнь 1940 г. Был комкор Д.Г. Павлов. Для подготовки командиров-танкистов было развернуто 11 танковых училищ и два курса усовершенствования. Ведь в 1937 году был принят третий пятилетний план по развитию РККА. Он предусматривал в том числе создание четырех танковых корпусов, 21 танковую бригаду, три отдельные бронебригады на бронеавтомобилях, одиннадцать учебных танковых полков, а также переход от танковых взводов в три машины на пять. Для такой армады в перспективе требовалось значительное число командиров-танкистов, новых танков. С 1935 года уже начали заменять танк «Т-26» на «БТ» в танковых корпусах. По штату в бригаде должно было быть 2745 военнослужащих, 145 танков, 28 бронеавтомобилей, 482 автомашины и 39 тракторов (в качестве тягачей).

После учений и боев 1938 года у озера Хасан с японцами, летом 1939 года на р. Халхин-Гол решили, что танковые корпуса плохо управляемы, слишком велики. А чего бы им хорошо управляться, когда на бригаду приходилось всего по нескольку танков с радиостанциями, а отдавали и принимали команды флажками, в пределах прямой видимости.

Корпуса решили расформировать, допустили ошибку. Основой танковых войск стали танковые бригады. Они были мобильны, но в дальнейшем оказалось, что противостоять танковым дивизиям Германии не могут.

При гостинице, куда прибыл Андрей, оказалась столовая, для командированных это немаловажно. Мясо и рыба выделялись по разнарядке воинским частям и промышленным предприятиям, а в городские столовые поступало по остаточному принципу. Поел и выспался, а утром в ГАБТУ. Единственное, чего боялся, это личной встречи с Павловым. Комкор воевал в Испании под псевдонимом Пабло и знал каждого из своих 351 танкиста в лицо. Повезло, Павлов оказался в отъезде, с инспекцией в войсках. Андрей по прибытии в «кадры» предъявил удостоверение. К нему отнеслись благожелательно. Как же – участник войны в Испании, да после тяжелого ранения. И направлен был Андрей проходить службу в Западный военный округ, в 15-й танковый корпус, командиром роты. Получил на руки выписку из приказа, а еще направили в финчасть, где нежданно-негаданно получил на руки деньги – полевые, боевые и прочие. Понятно – не за свои заслуги, за погибшего танкиста. Но сумма получилась изрядная – больше шести тысяч. Рядовой пехотинец получал денежное довольствие в 8 руб. 50 копеек, старшина 150 руб., командир взвода 625 руб., командир роты 750 руб., командир батальона 850 руб., ком. полка 1200 руб., командир дивизии – 1600 руб. также выплачивались подъемные, лагерные, полевые, курсовые, за парашютные прыжки, за водолазные погружения. За участие в военных действиях довольствие повышалось на 25 %, также членам семьи в тылу выплачивалось пособие от 100 до 200 руб. Для сравнения – рабочий получал 300 – 400 руб., высококвалифицированный рабочий – 600 руб., инженер на промышленном производстве – 1500 руб. По ценам – ботинки мужские стоили 350 – 400 руб., 1 кг сливочного масла 24 руб., 1 кг мяса 22 руб., буханка пшеничного хлеба 75 коп., 1 кг муки 4 р. 60 коп., 1 кг гречки 1 руб. 82 коп., кофе 10 руб. 90 коп., бутылка водки 3 руб. 40 коп., бутылка вина 0,75 л 7 руб., костюм мужской шерстяной 1400 руб.

Купить одежду гражданскому лицу затруднительно, в продаже вещи бывали не всегда. Так что с такими деньгами Андрей почувствовал себя человеком состоятельным. Проблема в другом была в стране. Даже имея деньги, купить какой-либо товар было затруднительно, а то и вовсе невозможно – легковой автомобиль или мотоцикл. Все они поставлялись в государственные учреждения.

Новый год встретил в поезде. Да и не отмечали его так, как сейчас, просто смена дат. Елки не ставили, не украшали, это пережиток прошлого.

Не все ему нравилось, особенно невозможность связаться по телефону с Иваном, даже письмо написать невозможно, привлечет к себе внимание НКВД. А так хотелось подать о себе весточку, в ответ получить новости об Иване. Наверное, уже на старшем курсе, если учебу не бросил. Как здоровье, хватает ли денег на житье.

Имея большое желанье, перейти границу можно было – в том же 1939 году, во время так называемого освободительного похода, после подписания пакта Молотова – Риббентропа, когда от панской Польши отхватили кусок Западной Белоруссии и от Румынии и Венгрии Закарпатье и Буковину, присоединили к Украине. Во время боевых действий в суматохе и неразберихе переход осуществить можно. Но Андрей из истории знал, что через два с половиной года Германия вероломно, нарушив договор, нападет на СССР. И если он воевал в Испании с гитлеровцами и итальянцами, почему он не может воевать с ними в СССР? И пусть она называется не Россия, это ничего не меняет. Тот же народ и та же страна. Андрей твердо решил остаться. Уж если не своей волей суждено было вернуться в Россию, которую он покинул, спасая свою жизнь, то будет сражаться до победы, а потом, если останется жив, можно перебраться во Францию. Или… думать о будущем не хотелось. Сталин умрет в 1953 году, так до этого момента еще пятнадцать лет, и многие события в личной жизни могли произойти. Поездом добрался до Могилева, где была расквартирована одна из танковых бригад 15-го танкового корпуса. Город не велик, бригада располагалась за городом. Почва песчаная, не чернозем, вокруг леса.

Представился командиру бригады, вручил выписку из приказа. Комбриг обрадовался. Не так много командиров с боевым опытом в танковых войсках. А тут – «испанец», опыт войны с гитлеровскими танками. Приказом комбрига Андрей был назначен командиром второй роты. На вооружении «БТ-5», танки быстрые, легкие, но бронирование противопульное, пробиваемое немецкими 37-мм пушками. Начал вникать в дела роты. Красноармейцы из числа трактористов, в основном парни сельские. А заряжающие – городские ребята. Выучка слабая, потому как мало практики. Здесь как цепочка. Техника несовершенная как конструктивно, так и технологически, ломается часто, а запчастей – траков, коробок передач, деталей для двигателя – остро не хватает. Тылы всегда были слабым местом Красной Армии. А без крепкого тыла любое воинское подразделение небоеспособно. Тыл – это и качественный ремонт, и своевременный подвоз боеприпасов и топлива, обед вовремя, да много чего еще. С выпуском запасных частей промышленность не справлялась, с трудом успевала выпускать узлы в сборе – коробки передач, фрикционы, двигатели. На производство запчастей не хватало мощностей станочного парка и ресурсов.

Качество комплектующих – подшипников, валов – скверное, как и масел. А главное, металлы не легированные, трущиеся пары изнашиваются быстро. Достаточно сказать, что пальцы в гусеницах, соединяющих траки, служили по 200–300 км, а в тяжелых условиях и того меньше. У немцев пальцы служили вдвое-втрое дольше, за счет добавок хрома, марганца, которые завозили из Норвегии, Швеции. Наши конструкторы пытались уязвимости обойти, создавая колесно-гусеничные танки. По плохой дороге или бездорожью танк «БТ» шел на гусеницах, если предстоял марш по дороге с твердым покрытием, гусеницы снимались, танк ехал на обрезиненных катках. Но конструкция усложнялась, к колесам надо подвести валы от коробки передач. Увеличивался вес, расход топлива, снижалась надежность, ведь в сочленениях применялись карданные крестовины, не было тогда шарниров равных угловых скоростей.

Андрей, изучавший в военном училище гусеничную технику, многие недостатки танков видел, но помалкивал. По его мнению, при эксплуатации боевой техники недостатки надо выискивать, итоги передавать в КБ, для исправления ошибок и недочетов. В РККА такой практики не было, политруки безудержно превозносили реальные и мнимые достоинства, а стоит строевым командирам заикнуться о недостатках, сразу угрожали:

– Вы не верите в наши танковые войска?

И без критики, по доносам, надуманным обвинениям, репрессии прошлись стальным катком по армии начиная с 1937 года и продолжались, правда, не в таком объеме, даже после Великой Отечественной. В танковых частях почти третья часть командиров корпусов, дивизий и полков были расстреляны или сидели в лагерях. А на их место заступали малоопытные, малограмотные, но с пролетарским происхождением люди. Все это потом аукнется. Танкисты после «Т-26» приняли «БТ» почти восторженно. Как же, на колесном ходу танк развивал по шоссе 70 км/час, перепрыгивал рвы. Но это качество для танка не должно быть решающим. А где мощная пушка, где толстая броня? Танк должен иметь весь комплекс всех важных качеств, как появившийся в 1940 году «Т-34». Морозов и Кошкин предвосхитили появление перспективных танков. И до Курской битвы, с появлением «Тигров» и «Пантер» немцы не могли выставить серьезного конкурента «Т-34» и «КВ».

Андрей жил на съемной квартире, получая из финчасти квартирные. Ни с кем не ссорился, но и не дружил, потому как после застолья могло проскочить ненужное словечко. Про Францию или полеты в Испании. А какие полеты у танкиста? Вот уже и интерес к твоей персоне у НКВД. В каждом полку – стрелковом, танковом, артиллерийском и прочих – всегда был представитель военной контрразведки. Он вербовал агентов-доносчиков среди военнослужащих и был в курсе всех происходящих в полку событий.

Андрей начал обучать танкистов роты. Кое-кто имел опыт, неплохо водил и стрелял. Но большинство имели малый наезд, что для механика-водителя плохо. Командиры танков стреляли мало, да и то по видимым целям, прямой наводкой. Научить бы, да прицелы на маломощных пушках примитивные, оптика скверная. После каждого упражнения делал «разбор полетов». Какие допущены ошибки и почему, повторял упражнение. За полгода службы рота медленно, постепенно, вышла на отличные показатели. Другие красные командиры по примеру Андрея тоже пытались обучать бойцов, да не хватало у них знаний. Все же Андрей имел за плечами серьезную подготовку в училище. По тем временам это даже больше, чем академия. И командиры, и красноармейцы старались учиться. Со всех сторон по границам СССР вспыхивали конфликты.

На озере Хасан японцев разбили легко, с малыми потерями. На Халхин-Голе в боях уже участвовали три танковые бригады. В этом же 1939 году Андрей вместе со своим полком и бригадой участвовал в походе на земли Западной Белоруссии. Они еще после Гражданской войны отошли к Польше. Ныне Польша была оккупирована немцами почти бескровно за две недели. И по договору земли до Буга отходили к СССР. Поход не был боевым, хотя в танки загрузили полные боекомплекты. Кто-то в деревнях, особенно беднота, встречали русских радостно, другие смотрели исподлобья. Когда меняется власть, меняются порядки и устои. Что ждать от большевиков, никто из местного населения не знал. Войска дошли до восточного берега Западного Буга и остановились. Пограничники начали обустраивать границу. Контрольно-следовая полоса, полосатые столбы с гербом СССР, колючая проволока, вышки наблюдения.

Так ведь и армия обустраивалась на новых местах. Не маршем мимо прошли, на постоянной основе. Обустроенные места покинули – казармы, техпарки, квартиры. В ближнем тылу, иногда на голом месте, в поле, строили казармы. И снова ошибку допустили. На бывшей границе была так называемая «линия Сталина», с ДОТами, артиллерийскими позициями. ДОТы, фактически целые подземные многоэтажные сооружения из железобетона, своим огнем могли поддерживать соседние огневые точки. После «освободительного похода» вооружение из ДОТов с «линии Сталина» сняли, а новую линию обороны построить не успели. Когда немцы в 1941 году стремительным ударом прорвались, «линия Сталина», будь она в рабочем состоянии, могла бы сдержать гитлеровские полчища. Не случилось! Андрей об ошибках и недочетах знал, в училище изучали, да попробуй об этом скажи, приходилось помалкивать. В танкистах освоился, в комбинезоне темно-синем, в амортизационном ребристом шлеме чувствовал себя уже привычно.

Бойцам и командирам приходилось на новом месте тяжело. Никто не отменял боевой учебы, и приходилось еще строить казармы, техпарк, кухню, столовую, склады. Не бросишь же боеприпасы под открытым небом? И все силами личного состава. Благо леса вокруг много. Деревянная казарма теплая, сейчас бы сказали – экологически чистая. Один недостаток – пожароопасная. Особенно опасно для техпарка, танки под крышей, огромные ворота. Ремонтироваться и обслуживать удобно, ни дождь, ни снег не помеха. А случись искра, да попади на промасленный пол – быть беде. Пол хоть и засыпали песком, а все равно масло капало из разных агрегатов, двигателей. Даже поговорка родилась:

«Если из танка ничего не капает, значит, уже все вытекло».

Прокладки из картона были или поронита, очень недолговечные. Потому комбинезоны танкистов всегда промаслены и запах, как от смазчиков на железной дороге, что в буксы масло подливали. Уж Андрей-то, поработав на автозаводе, мог сравнить качество моторов, масел. Более чем скромно. Но откуда в стране взяться деньгам. Речь не о бумажных купюрах, их можно напечатать сколько угодно. Каждая денежка должна быть обеспечена золотом или валютой, тогда она имеет реальный вес. С этим в СССР плохо. За валюту продавать нечего, многие золотые прииски, как и залежи нефти, еще не открыты. Бедная страна не может иметь высококлассную технику, хотя патриотических настроений с избытком. Андрей удивлялся. После Гражданской войны и прихода к власти большевиков двадцати лет не прошло, а выросло поколение тех, для кого Сталин – бог. Понятно, что для воздействия на умы применялись все методы – радио, газеты, профсоюзные и партийные собрания, наглядная агитация. А еще меры принуждения вроде «трудовых лагерей» для перевоспитания колеблющихся или вовсе не согласных с генеральной линией партии. Для Андрея атмосфера удушливая. Во Франции журналисты могли писать все, ругать премьер-министра и любое чиновное лицо, что в СССР в принципе невозможно. Гнетущая атмосфера страха была. По ночам производились аресты. К дому подъезжала машина, неприметная с виду хлебовозка, а на самом деле машина для перевозки арестантов. Большевики держали страну в кулаке, в первую очередь страхом. Почему-то принято связывать имя Сталина с Победой. Не он победил, скорее – был обманут Гитлером. Народ победил и командиры, они вынесли на себе всю тяжесть военных лет.

А сейчас началась советско-финская, или как ее называли – «зимняя война». Сталин рассчитывал на маленькую победоносную войну. Велика ли Финляндия?

По договору Молотова – Риббентропа Финляндия входила в сферу интересов СССР, по многим причинам. Первая – сосед, общая граница, вторая – бывшая часть Российской империи. Третья – слишком близко к Ленинграду были финские земли и второй по величине город Финляндии – Выборг. Крупнокалиберные пушки могли с финской территории обстреливать Ленинград. Сразу после договора с Германией, СССР начал переговоры с Финляндией, тайные, с серьезными вопросами. Финнам предложили отодвинуть госграницу на 90 км от Ленинграда, сдать в аренду полуостров Ханко на 30 лет для советского флота, передать СССР острова Гогланд, Лавенсаари, Тютерскари, Сейскари. Взамен за утраченные земли предлагались вдвое большие по площади земли – 5529 квадратных километров в Карелии. Финны отказались. Совет обороны в Финляндии возглавлял Карл Густав Маннергейм, до Первой мировой войны он закончил в Российской империи военное училище, потом академию, стал генералом. Грамотный военный успел возвести на Карельском перешейке мощную линию обороны из бетонных ДОТов, эскарпов, надолбов, колючей проволоки и минных полей.

Сталин решил действовать силой, армия СССР многократно превосходила финскую. Устроили провокацию, выпустив из пушек 7 снарядов по своим же войскам, заявив, что сделали это финны, предъявили финнам ноту протеста 26 ноября 1939 года. Финны категорически вину в обстреле отрицали, на этом участке границы пушек у них не было. Получив отказ, СССР 28 ноября объявил о денонсации (разрыве) договора о ненападении с Финляндией и 30 ноября советские войска перешли в наступление.

К наступлению готовились заранее. В район севернее Ленинграда была переброшена 7-я армия, в р-не Кандалакши – Кеми срочно формировалась 9-я армия. Видя приготовления, финны увеличили свои войска на линии Маннергейма с 3 до 7 дивизий. Финские дивизии уступали советским по численности – 14 200 человек против 17 тысяч и по тяжелому вооружению – танкам, пушкам и по авиации. С началом войны, призвав резервистов, финны смогли увеличить численность до 14 дивизий, а СССР имел 24. Силы сторон перед войной:

Финляндия имела 250 тыс. солдат, 64 танка, 270 самолетов и 534 пушки.

СССР – 425 640 солдат, 2876 пушек, 2289 танков и 2 446 самолетов.

Советские войска ударили по трем направлениям. Первый и главный удар – на Выборг, второй – по центральной Карелии и третий – вдоль побережья, к Лапландии. Сталин имел в планах присоединение Финляндии к СССР на манер Прибалтийских республик.

И Сталин, и командиры были уверены, что Финляндию сомнут за считаные дни. Но прошел месяц, а войска продвинулись всего на несколько километров, да и то в Карелии, где не было мощных укреплений. Командиры оправдывались тяжелыми погодными условиями. Газета «Правда» вещала о небывалых и долгих морозах в сорок градусов и обильном снеге, толщиной до двух метров, делавшим невозможным продвижение боевой техники. На самом деле сводки метеобюро дают в декабре 1939 года температуры от + 2 до –20° к концу декабря, вполне обычные. А толщина снежного покрова не превышала 15 сантиметров. Но Сталину и командирам надо было оправдывать ужасающие потери. За три с половиной месяца войны финны потеряли 25 904 человека убитыми, 43 557 воинов было ранено и одна тысяча пленена в последние дни войны. Для сравнения – СССР потерял убитыми 126 876 бойцов, 39 369 пропало без вести, 264 908 – ранено. Для Политбюро и Генштаба РККА потери и ход войны произвели эффект холодного душа. Вся мощь РККА оказалась дутой, маленькая Финляндия держала советские дивизии у линии Маннергейма.

Танки «Т-26» и «БТ» всех серий оказались несостоятельны. Только «КВ» и особенно «КВ-2» смогли своими пушками разрушать бетонные надолбы и ДОТы. Скоростные характеристики «БТ» не пригодились. Стремительно мчащийся танк оказывает впечатление на брусчатке Красной площади, а не в бою. И других ошибок командования хватало. Например, автоматы «ППД» были приняты еще в 1938 году. Военные отнеслись к нему скептически, дескать – полицейское оружие. А у финнов в войсках оказалось много автоматов «Суоми», причем с барабанными магазинами на 70 патронов. И потери от этого оружия наша пехота несла большие. Тут же был объявлен конкурс, и в 1941 году на вооружение после испытаний был принят знаменитый «ППШ» или «папаша». Кроме того, у финнов было много снайперов. Винтовки использовали трехлинейные, еще императорских заводов, с простейшей оптикой. «Кукушками» их называли за то, что маскировались на елях. Выждут, когда бойцы Красной Армии подойдут поближе, и открывают огонь. Поди его разгляди в ветвях, а потом из обычной винтовки свали. В РККА организовали снайперское движение. Была масса обмороженных. Шинель и ботинки с обмотками да суконная буденовка – плохая защита от мороза и северного ветра. У финнов меховые шапки, полушубки, валенки или унты.

Во многом трудную судьбу «ППД» определила его нетехнологичность, приходилось использовать большой станочный парк, в итоге стоимость его была 900 руб. Более сложная самозарядная винтовка «СВД» стоила 880 руб., а ручной пулемет «ДП» 1150 руб. Снятый с производства в 1939 году после выпуска пяти тысяч штук, изготовление возобновили, и в 1940 году оружейная промышленность передала армии 81 118 штук. Эти автоматы участвовали в начале Великой Отечественной войны, уступив технологически простому «ППШ», который выпускали многие заводы и даже артели.

Колесный ход «БТ» не пригодился, калибр пушки в 45 мм оказался мал, прямые попадания снарядов гранитным надолбам вреда не приносили. Новинка – танки «КВ», имели слабую для тяжелого танка пушку в 76 мм. В номенклатуру ее снарядов входили шрапнель, осколочно-фугасные и бронебойные. ГАБТУ срочно заказала в КБ Ленинградского Кировского завода (бывший Путиловский) артиллерийский танк. На танк «КВ» сконструировали и водрузили огромную башню, в которой располагалась качающаяся часть гаубицы «М-10» калибром 152 мм. Хорошее бронирование корпуса и башни в 75 мм делали танк неуязвимым для всех танков и пушек Вермахта, кроме 88-мм зенитных орудий. Гаубица имела боекомплект 36 выстрелов раздельного заряжания. Осколочный снаряд «ОФ-530» весил 40 кг, а были еще бетонобойные «Г-530», шрапнельные, зажигательные. Первые два образца «КВ-2» были отправлены на «зимнюю войну» уже в феврале 1940 года. Танк проявил себя неплохо. Подъезжал близко к фортам, не боясь артиллерийского огня, начинал обстрел. Нескольких бетонобойных снарядов хватало разрушить форт, а надолбы разлетались с одного попадания. Только благодаря такому вооружению войскам удалось взломать линию Маннергейма. Но танк создавался в спешке, имел массу недостатков. Трансмиссия была слабым звеном, ломалась после небольшого пробега. Обзорность из танка, свойство в танковом бою очень важное, была совершенно неудовлетворительная. Башня с пушкой уравновешенной не являлась, то есть центр тяжести ее не совпадал с геометрической осью поворота. Электромотор поворота башни даже при небольшом крене танка с задачей не справлялся. А еще из-за огромной отдачи пушки неуравновешенной башни запрещалось стрелять на ходу, башню клинило. И уж совсем нелепое обстоятельство: для гаубиц остро не хватало снарядов. Итого из ворот завода выехали только 204 танка, и выпуск их прекратили, не только из-за недостатков, но и высокой стоимости производства. Почти все «КВ-2» в боях 1941 года были уничтожены. И не столько огнем противника, как экипажами. Оказавшись без топлива или боеприпасов в условиях отступления РККА, танкисты танки взрывали или поджигали. Кстати, немцам несколько танков досталось в исправном состоянии и их использовали в «СС», правда – недолго.

Кстати, провокация СССР с артиллерийским обстрелом деревни Мойнила и агрессия против Финляндии была осуждена многими странами. СССР выгнали из Лиги Наций 14 декабря 1939 года и осудили. Сразу почти все европейские страны стали помогать Финляндии в ее противостоянии с соседом. В первую очередь, как и в Испанию, поехали добровольцы, за три месяца военных действий – одиннадцать тысяч человек, из которых восемь тысяч шведы. Воевали и русские из РОВС. Страны Европы, за исключением Германии, поставляли финнам вооружение. США тоже участвовали в помощи. Германия, связанная «свежим» договором, предпочитала статус наблюдателя, оружия и добровольцев с ее стороны не было. Когда РККА несколько месяцев топталась у линии Маннергейма, неся огромные потери, Гитлер пришел к мнению, что СССР – колосс на глиняных ногах. Это подтолкнуло его к планам начать войну с СССР в ближайшее время. Генштаб ОКВ начал разработку плана «Барбаросса». Фридрих I Барбаросса был одним из удачливых предводителей германского народа в 1152 году.

Всего Финляндии было поставлено 350 самолетов, 500 пушек, 6 тысяч пулеметов, 100 тысяч винтовок, 160 млн патронов, 650 тысяч гранат и 2,5 млн снарядов. Сама Финляндия произвести эти вооружения и боеприпасы не смогла бы.

С началом января 1940 года на фронте наступило затишье. Обе стороны пополняли армии, делали перегруппировки, готовились к предстоящим боям. Финны стали применять партизанскую тактику. Причем занимались ею члены «шюцкора», полувоенной организации, добровольное ополчение, существовавшее с 1917 по 1944 год. Членами были более 110 тыс. мужчин и женщин. Подчинялась организация Министерству обороны Финляндии, имела униформу и знак на левом рукаве в виде щита, белой буквы «S» и трех веточек ели под ней. Отряды «шюцкора», преимущественно лыжные, устраивали засады на лесных дорогах. Подрывали или обстреливали передние машины РККА и задние. Подразделения Красной Армии оказывались в ловушке. Ни объехать, ни развернуться. Красные командиры выбирали тактику пассивной обороны – отстреливались. Рано или поздно боеприпасы заканчивались, если раньше мороз не довершал дело. Были даже проклятые места, вроде «долины смерти», где сложил голову не один полк. После разгрома русского подразделения отряды «шюцкора» так же быстро исчезали в лесах. Сколько после таких нападений было расстреляно командиров полков и дивизий, комиссаров, одному НКВД известно. Распущен «шюцкор» был 19 сентября 1944 года после соглашения между Финляндией и Москвой.

Советская пресса, сначала писавшая о финнах полупрезрительно, предрекая быструю победу, сменила тон. Шли дни, недели, месяцы, а линия Маннергейма цела, а наша доблестная Красная Армия не продвинулась. Мало того, потери не скроешь – раненые писали письма, на убитых шли похоронки. Стали выдумывать причины – сильнейшие морозы и снегопады. И это в районе Ленинграда, где такие природные явления настоящая редкость из-за Финского залива.

Глава 5. «Финляндия»

В январе командование РККА стало пополнять потрепанные подразделения. Вроде армия велика и боевой техники полно. А получалось – командиры боем руководить не способны, а техника маломощна и помощи пехоте действенной, эффективной оказать не может. Больше для психологического воздействия ВВС Красной Армии принялись бомбить финские города, в первую очередь Хельсинки и Выборг. Потери гражданского населения измерялись сотнями, но эффект получился обратный, население сплотилось и ожесточилось против СССР.

Танковый батальон, в котором служил Андрей, отправили для пополнения действующей армии. Подняли ночью по тревоге, танки погрузили на платформы, личный состав в теплушки – «сорок человек или восемь лошадей». И вновь тыловые службы не позаботились снабдить соответствующим обмундированием. В танке вокруг танкиста промерзшее железо, дотронулся незащищенной рукой, и пальцы прилипают. От дыхания броня изнутри ледяной изморозью покрыта. Двигатель на морозе без предварительного подогрева масляного поддона не заведешь. А запустив, механики-водители старались не глушить. Расходовался бензин, расходовался моторесурс. Двигатели на «БТ-5» или «БТ-7» были бензиновыми «М-17Т», в 450 лошадей. Как пошли боевые действия, танк оказался пожароопасным, горел, как свечка. Не успел за тридцать секунд выбраться из машины – вечная память. Вроде танк из железа, особо гореть нечему, а полыхал. По боевым качествам превосходил немецкие «Т-I», «Т-II» и немного уступал «Т-III». «БТ» всех серий были практически выбиты в сорок первом и первой половине сорок второго годов.

Танки из Белоруссии перебросили эшелонами до Ленинграда, выгрузили на окраинах, на грузовых станциях, а дальше своим ходом, передовая-то в часе танкового хода. Прибыли в 7-ю армию, разместились в казармах. Андрей еще удивился. Танки загнали на закрытые стоянки, в казарме постели застелены, подумал – гостеприимство на высоте. Принимающий тыловик буркнул:

– Как на марш ушли, никто не вернулся. Располагайтесь!

А от этих слов аж мурашки по телу. Рота, как и батальон, в двух боях участие принять успела. Через несколько дней после прибытия в танки загрузили боезапас, заправили горючим. Мехводы успели танки осмотреть, протянуть ходовую часть. Выдвинулись всей батальонной колонной в означенный район в направлении Суммы. Вышли к вечеру, расположились в лесу, двигатели не глушили. Демаскировка полная. На танках глушители не предусмотрены инструкцией, грохот от работающих моторов батальона танков за пару километров слышно. Андрей подсознательно ожидал, что финны нанесут артиллерийский удар, да обошлось. Утром к батальону приполз один «КВ-2». Танкисты обступили невиданную доселе машину. Огромен танк, башня с человеческий рост. Плохо, демаскирует, кроме того высокая башня – хорошая и видная издалека мишень. А меньше башню сделать невозможно из-за гаубицы. В корме башни настоящая небольшая дверь для экипажа, дело невиданное. А еще три люка. Танкисты на танк залазили, руку в ствол орудия совали, удивлялись. А тут и сигнал последовал – флажками и голосом:

– По машинам!

Первым на вражеские позиции «КВ-2» пополз, по его следам, во избежание подрыва, «БТ» двинулись, на броне десант, в белых маскхалатах, с винтовками, обмотанными бинтами, чтобы не так заметны были. И все танки известью побелены, на фоне снега не так заметны.

Через километр-полтора надолбы, бетонные и гранитные. «КВ-2» делал остановку, следовал выстрел. Удара тяжелого снаряда надолбы не выдерживали, разлетались осколками, как стеклянные. Со своего командирского места Андрей сначала ДОТы не замечал, снегом их припорошило, маскировка естественная вышла. И только когда ДОТы открыли огонь, стали видны вспышки выстрелов, пороховой дым.

Несколько снарядов угодили в «КВ-2», от сотрясения известь местами сразу осыпалась. Но тяжелому танку попадания снарядов вреда не причинили. Башня немного повернулась, шевельнулся ствол, танкисты наводили по вспышкам. Выстрел! Точное попадание в амбразуру, последовал мощный взрыв внутри, потом еще один, от сдетонировавшего боезапаса. Из всех амбразур рвануло пламя, вырвало кусок бетона из крыши, команда ДОТа перестала существовать. «КВ» продолжил разрушать надолбы, прокладывая путь. Слева от разрушенного ДОТа открыл огонь из пулемета ДЗОТ. Тут уж Андрей проявил себя.

– Остановка! – приказал он мехводу.

Танк замер. Андрей навел сетку прицела на амбразуру. Пулемет танку не страшен, а десанту урон большой нанесет. Выстрел! Андрей стрелял осколочно-фугасным снарядом, попал точно, в ДЗОТе раздался взрыв, и больше он не стрелял.

«КВ» расстрелял последний надолб, впереди эскарпы и контрэскарпы, фактически ров с отвесными стенками. Если танк туда съедет, выбраться будет невозможно, гусеницы будут скрести по обледенелой земле. Тогда танк превратится в легкую добычу. Забросай его противник гранатами или зажигательной смесью – и танку с экипажем конец. Андрей приник к смотровой щели.

Что предпримет экипаж «КВ»? Тот подъехал, сделал два выстрела по стенкам рва, почти засыпав участок рва, разворотив стенки. Уже не спеша сполз, взревев дизелем, выбросив сизый клуб дыма, взобрался на другую сторону эскарпа, развернулся и пополз вдоль линии обороны. ДЗОТы давил своим весом. ДЗОТ построен из земли и дерева. Веса тяжелого – 52 тонны – дерево не выдерживало, ломалось, команда ДЗОТа, если выскочить не успевала, оказывалась заживо погребенной. Даже со стороны смотреть было страшно. Всего один тяжелый танк, а фактически проломил первую линию обороны. В этот пролом, по следам «КВ», ринулись танки «БТ». Сразу сказался маленький калибр пушки. Андрей, как и танки его роты и батальона, вел пушечный огонь. Но только точное попадание через амбразуру в ДОТ выводило его из строя. А сделать это не так просто, потому как надо встать напротив амбразуры. Небольшое отклонение в сторону, и снаряд рикошетирует. А стоять перед артиллерийским ДОТом смертельно опасно. Это для «КВ» пушки финнов что слону дробина, не было у Финляндии пушек, способных уничтожить этот танк. У «БТ» как и у «Т-26», броня противопульная 14–20 мм, пробивается противотанковой пушкой 37-мм, а у финнов были пушки и помощнее. И уже на поле боя один наш танк горит, другой, третий застыл неподвижно. Видимо, ходовая часть разбита или мотор поврежден. Но и ДОТы и ДЗОТы многие повреждены или уничтожены. Уже не слышно ожесточенной стрельбы с финской стороны. Потери танкового десанта тоже большие, редкие фигуры мелькают, за нашими танками укрываются. Финны – стрелки меткие, в бою упорные, не чета итальянцам или румынам, ровня немцам. Да и то сказать, невелика страна, отступать некуда. За линией Маннергейма хутора идут, Выборг рядом, до столицы Хельсинки пара часов езды на машине.

С наступлением боев финны, во избежание потерь, людей гражданских из прифронтовой зоны переселили дальше в глубь страны. В отличие от СССР, Финляндия своих граждан берегла. Сурова финская земля, однако же для финнов и лапландцев, двух основных народов, – родная, и защищали они ее умело.

Прорыв первой линии дался дорого. От батальона танков едва рота осталась, а танковый десант почти весь погиб. Командованию в прорыв бы еще танки бросить и пехоту, а не случилось. Танк «КВ-2», израсходовал боезапас, да велик ли он? Всего тридцать шесть выстрелов. Кормой вперед отступил на исходные позиции. Ехать обычным способом нельзя, подставляя врагу корму, там самая тонкая броня.

Машина комбата уцелела, он сам сигнал флажками на отход подал, высунувшись из люка. У него машина радийная, но рации «НТК-3» ставились не на все танки, а только на командирские, не хватало этой техники. Да и рации эти брали всего 8 км по дальности и то прямой видимости. Заехал за холм, и связь пропала. Но лучше такая, чем флажки. У советских танков была хроническая болезнь – плохая обзорность, только через перископы или прицелы. На немецких танках изначально устанавливались командирские башенки с круговым обзором. Наши танкозаводы стали устанавливать их по немецкому образцу с 1943 года. Обзорность в бою – первейшее дело. Кто первый обнаружил противника, тот первый выстрелил и решил исход поединка.

А высовываться в бою из люка для подачи сигналов рискованно, приводит к потерям командного состава.

Танки стали отползать к месту прорыва по своим следам. В другом месте через эскарпы и надолбы не перебраться. Без потерь смогли выйти все танки его роты. Андрей раздосадован был. Сколько танков батальон потерял, сколько пехотинцев, а выходит – все зря? Неужели командиры – полка, дивизии, корпуса – не видели успеха? Его развивать надо и не придется штурм повторять, теряя технику и людей. Семью оставшимися легкими танками, на которых почти не осталось боезапаса, дальнейшее продвижение становится бессмысленным. Но командиры на такой случай должны иметь резервы для своевременного ввода в бой и развития наступления.

Андрей крупными подразделениями никогда не командовал, больше, чем батарея. Но его знаний хватило, чтобы увидеть ошибку. Командиры дивизии или корпуса должны иметь академию за плечами, а не училище, будь оно даже высшим, обязаны понимать складывающуюся ситуацию на поле боя, действовать сообразно обстановке, на шаг-два предугадывать развитие событий.

Вот их комбат действовал грамотно, но ему это не помогло. Нельзя развивать наступление, не имея пехоты и с несколькими снарядами в боеукладке. Комбат ситуацию оценил, дал приказ на отход, причем не получив приказа вышестоящего начальства. Как исход – трибунал и расстрел прямо перед построенными остатками батальона. Расправа над комбатом произвела на танкистов гнетущее впечатление, расходились молча, стараясь не смотреть друг на друга. Андрея, как старшего по званию и должности, назначили врио комбата. Назначению он рад не был. По прибытии в свою бригаду, на постоянное место дислокации, могут назначить другого командира.

А сейчас за глупые действия, скорее – бездействие, одних отвечают другие. И ничего хорошего для себя Андрей не ждал. Бойцов своих зря подставлять не хотел, и так потери большие и сам попасть в переплет не желал. НКВД толком разбираться в ситуации с комбатом не стала. Был приказ отступать? Нет?! Виновен! Опытного комбата шлепнули, как муху надоедливую. Вот чем коммунисты от других партий отличались, так это нетерпимостью к другому мнению. Думаешь не так? Враг! Расстрелять! А уж если и действовал в чем-то не так, то контра закоренелая!

Андрею через два дня приказ нарочным – сопровождать имеющимися танками колонну грузовиков. Ехать-то всего ничего, тридцать километров. Да кабы по хорошей дороге, полчаса ходу. А то по лесной грунтовке, где из головного танка ни середины, ни хвоста колонны не видно. Рации нет, за грохотом танкового мотора и в танкошлеме ничего не слышно. Андрей решил занять место на своем танке в середине автоколонны, остальные танки рассредоточить по колонне. Восемь-десять грузовиков, потом танк, снова грузовики и танк. В случае нападения танк выручит, и если груженый грузовик застрянет, гусеничная техника вытащит на буксире, тягач не нужен. Растолковал свои действия танкистам. В бою каждый боец свою задачу знать и понимать должен. Конечно, в голову колонны лучше бы поставить саперный танк, с отвалом впереди, как у бульдозера, так не было таких в бригаде. Для таких бы маршрутов в самый раз, прокладывать дорогу.

Время уже послеобеденное, по зиме да в высоких широтах, темнеет быстро. Это скверно. При фарах двигаться – только себя обозначить.

Построились в колонне так, как Андрей приказал. С начальником колонны все действия обговорил. Тронулись. Танки эту дорогу могли бы значительно быстрее преодолеть, грузовики сдерживали. «ЗИС-5» еще шли, а полуторки, как называли «ГАЗ-АА» грузоподъемностью полторы тонны, буксовали. Где можно, бойцы машины покидали, подталкивали. На подъемах было хуже, а сопок было полно. Приходилось почти каждую машину цеплять тросом, вытаскивать на подъем. Быстро приловчились по две машины цеплять, получалось по времени выгоднее. На половине пути смеркаться начало. На машинах и танках фары включены, на них маски с узкой прорезью, видимость на десять метров. Неожиданно впереди вспыхнул грузовик. Черт! Нападение шюцкоровцев! Колонна встала. Как и было приказано танкистам, они развернули башни и открыли огонь из пулеметов. Патронов не жалели, по обе стороны дороги кустарник и молодые деревца выкосили. Зато ответных выстрелов нет. Мало дураков найдется на танковое прикрытие с винтовкой или автоматом лезть.

Танком горящую машину с дороги в лес столкнули, чтобы дорогу очистить. Потом танк спереди зашел, прикрывая грузовик. Из другого грузовика сопровождающий выскочил – и к кабине «погорельца». Вдруг жив водитель, только ранен? А кабина уже полыхает, не подступиться. И есть опасность взрыва бензобака, тогда пламя может перекинуться на другие грузовики или танки. Тронулись в путь. Танки с четными номерами башни вправо повернули, с нечетными влево. При нападении можно время сэкономить на повороте башни. Курсовой пулемет мог стрелять только вперед, да и сектор обстрела невелик. А в стороны или назад можно стрелять из спаренного с пушкой пулемета башенного. Больше нападений не было. Или отряд «шюцкора» невелик был, либо потери от пулеметного огня понес и продолжать бой не решился. Без противотанкового орудия или противотанковых гранат с танком бороться нечем.

Конечно, днем можно было бы осмотреть лес по обе стороны дороги, а может, и бой принять. В том месте деревца молодые, танкам помех не создадут. Преследовать «шюцкор» и передавить гусеницами в назидание другим. Пешком по снегу или даже на лыжах от танка не уйти. Но что теперь об упущенном сожалеть? Для танкистов главная задача – провести колонну грузовиков с грузом до означенного места, и эта задача выполнена. Потерянного грузовика жаль, но без танков «шюцкор» мог сжечь всю автоколонну. В обратный путь ночью Андрей решил не ехать. Отдохнули в казарме до утра, танки под охраной стояли. Уже середина февраля, морозы не такие жестокие, как в январе, технике и людям полегче.

За двадцать дней упорных боев 7-я армия вышла ко второй линии обороны Маннергейма, после 21 февраля небольшое затишье для пополнения боеприпасов, личного состава. И уже 28 февраля 7-я и 13-я армии начали наступление от озера Вуокса в сторону Выборгского залива. Финны начали отступать. У них ситуация критическая, Выборг оказался почти окружен, до Хельсинки серьезных линий обороны нет. Полевыми завалами и «шюцкором» РККА не остановить. К марту возникла угроза полного захвата страны. Уже седьмого марта в Москву для переговоров прибыла финская делегация, и 12 марта был подписан мирный договор. Выборг отходил к СССР, границу отодвигали от Ленинграда на 150 километров. СССР приобрел 40 тысяч квадратных километров или 11 % территории Финляндии. Насильственно переселили 430 тысяч финнов в глубь Финляндии, они лишились домов и имущества.

Победа над маленькой страной далась СССР большим напряжением сил и огромными потерями в личном составе и технике. Фактически армия и СССР продемонстрировали неспособность вести войну. Мировые державы сделали выводы.

Генштабу РККА тоже бы следовало обсудить ход войны, выявить недостатки, сделать выводы и срочно устранить проблемы. Недостатки были, и серьезные. Первое – разведка. Командиры, не зная расположение, численность войск, наличие тяжелого вооружения – танков, артиллерии, – не могут планировать ни наступательных, ни оборонительных действий. Разведки фактически не было ни агентурной, ни войсковой, ни авиационной. На чем основывалось планирование командармов – непонятно. Скорее всего, врага не посчитали серьезным и потеряли ранеными, убитыми и без вести пропавшими треть миллиона. Второе – командиры среднего звена – батальон, полк, дивизия – не были способны в должной мере руководить своими частями.

Например, в районе Кухмо, под Суомуссалми, была окружена финнами 54-я стрелковая дивизия, которая не смогла прорвать кольцо и оставалась в окружении до конца войны. У Ладожского озера попала в окружение 168-я стрелковая дивизия и тоже оставалась в кольце до конца войны. В южном Леметти в январе 1940 года попали в окружение 18-я стрелковая дивизия генерала Кондрашова и 34-я танковая бригада комбрига Кондратьева. Окруженные части 28 февраля попытались вырваться с боем и были разгромлены финнами у Питкяранты. Из пятнадцати тысяч окруженных смогли выйти 1237 человек, большая часть которых была ранена или обморожена. Комбриг Кондратьев застрелился, генерал Кондрашов был расстрелян, дивизия его расформирована из-за утраты знамени, оно попало к финнам.

Командиров 163-й и 44-й дивизий отдали под трибунал за разгром на Раатской дороге. Перед строем 44-й дивизии расстреляли комбрига А.И. Виноградова, полкового комиссара Пахоменко и начальника штаба Волкова. Командование 163-й дивизии было отстранено и уволено из армии, один из командиров полка этой дивизии был расстрелян. Командиров следовало тщательно отбирать, обучать, а не назначать по принципу пролетарского происхождения и верности идеалам ленинской партии. Как всегда, расплачивался народ.

Третий немаловажный фактор потерь – морально устаревшая боевая техника. Легкие танки, составляющие подавляющее большинство танковых войск, оказались не способны штурмовать укрепрайоны. Тяжелые многобашенные танки «Т-28» и «Т-35» обладали плохой маневренностью, большим весом и слабыми короткоствольными 76-мм пушками, очень низкой надежностью. Хорошо себя проявили только «КВ-2», но это были опытные образцы, у которых обнаружилась масса недостатков.

Вместо вдумчивого анализа и выводов о «зимней войне» последовали оргвыводы карательного характера – уволить, отправить в трудовые лагеря, а то и расстрелять. Большевики никогда не отличались бережливостью по отношению к своему народу, иначе бы в сорок первом не посылали кавалерию в лобовые атаки на немецкие танки, считая, «бабы еще нарожают!».

Была масса других недостатков – необеспеченность обмундированием для действий в условиях низких температур, неадекватное питание, отсутствие зимних моторных масел и топлива и куча других ошибок. Каждый маленький недочет, сливаясь с другими, создавал большие проблемы.

Виновных, а большей частью невиновных сурово наказали, НКО – Народный Комиссариат обороны глубоких выводов не сделал. И в июне 1941 года трагедия повторилась в большем масштабе, когда счет убитым, раненым пошел уже не на сотни тысяч, а на миллионы.

Мирный договор был подписан, боевые действия закончились. Надо бы праздновать победу, отличившимся военным раздавать награды. Но награждений не было, как и радости. Потери большие, некоторые полки и дивизии уничтожены, перестали существовать. Бойцы и командиры о потерях в курсе, слухи быстро распространялись. Но в армейских газетах одни бодрые реляции, восторженные отклики народа о победе над белофиннами, карикатуры на Маннергейма. Между тем Маннергейм закончил военное училище в Российской империи, служил в ее армии до октябрьского переворота, был генералом грамотным, войны не хотел, но армию выучил должным образом. Но слишком разные «весовые категории» были у стран.

Остатки танков батальона были погружены на платформы, люди в теплушки, эшелон отправился к месту постоянной дислокации. У Андрея, как врио комбата, на руках справка от помпотеха дивизии о танках батальона, не подлежащих восстановлению. Для отчета справки нужны. Техника, поврежденная в боях, восстанавливалась на тракторных заводах, а сгоревшая годилась только в качестве металлолома на переплавку, так как после пожара менялось качество броневой стали.

Танкистам дали несколько дней отдыха, а потом работа в парке, приводили танки в порядок – техобслуживание, ремонт. Андрея попросили поделиться впечатлениями и опытом боевых действий. Предложение поступило от полкового комиссара, отказаться невозможно. Половину приврал – о боевой мощи РККА, о руководящей и направляющей роли партии, аж самому противно было. Комиссар в заключительном слове вознес хвалу великому Сталину, партии, вооруженным силам.

Когда разошлись, Андрей шел с несколькими командирами, к командирскому общежитию всем по пути.

– Ты скажи, как на самом деле было. Нам-то ваньку не валяй.

– Сами догадались?

– Если от батальона семь танков вернулись, поневоле плохие мысли в голову лезут.

Зашли в магазин, купили водки и закуски, устроились в комнате Андрея. Помянули погибших товарищей, потом Андрей рассказал, что видел лично, об участии в боях, чем сильны финны были и почему такие потери Красная Армия понесла. Как думал, так и рассказал Андрей. Единственное, не обвинял руководство Северо-Западного фронта и наркомата. В состав фронта входили 7-я и 13-я армии, а руководил фронтом командарм первого ранга Тимошенко, членом военного совета был товарищ Жданов. Тот самый, который был первым секретарем Ленинградского обкома партии.

Как всегда, водки не хватило, да и не брала она. Каждый на себя ситуацию прикидывал, любой из командиров мог оказаться откомандированным в Карелию или на Северо-Западный фронт. Услышанное из уст участника событий командиров ошеломило. То, что не так, как в газетах, подозревали. И если бы преувеличивал Андрей, то потери батальона сами за себя говорили. Самый младший из командиров, младший лейтенант Яцук сбегал в военторг, купил водки, папирос. Начали строить предположения, почему такие промахи в военном деле. Но и в поддатом состоянии никто ни Сталина, ни Буденного не упоминал, это табу. Говорили долго, за живое тема задела. За армию, за страну душой болели. И Андрею страна не менее дорога была, чем коммунисту лейтенанту Переверзеву, что водку с ним за помин души погибших танкистов пил.

То ли говорили, распаляясь, слишком громко, то ли кто-то из маленькой компании все же доносчиком оказался, а на третий день «контрик» Андрея к себе вызвал. «Контриками» в войсках называли представителя военной контрразведки. Долго расспрашивал о финской войне, Андрей отвечал, как на партсобрании – лозунгами и здравицами.

– Ты это брось! – закурил папиросу «контрик». – На тебя знаешь, какая «телега» пришла? Что боевую технику хулил, на недостатки указывал. Не веришь в превосходство Красной Армии?

– Ничего подобного, навет! Не говорил. Делился боевым опытом, было.

– На чью мельницу воду льешь? Троцкого?

Для Сталина и компартии Троцкий был как красная тряпка для быка. Вообще-то Троцкий это псевдоним, как и Ленин. Настоящая его фамилия Бронштейн Лев Давидович. После революции он стал вторым лицом в государстве – Главвоенмором, по-современному Министром обороны. А какому второму не хочется стать первым? В острой внутрипартийной борьбе потерпел поражение, 26 января 1925 года Пленумом ЦК ВКП(б) снят со всех постов, а затем исключен из партии. В январе 1928 года Троцкий и ряд его сторонников сосланы в Алма-Ату. Лев Давидович взял с собой громадный архив, в котором были документы, компрометирующие верхушку партии. В ссылке вокруг него образовался круг сторонников. Особое совещание при коллегии ОГПУ постановило выслать его из СССР. Выразила согласие принять его Турция. Затем он переехал во Францию, оттуда в Норвегию, потом в Мексику. Всюду за ним следовали агенты НКВД, цель – похитить архивы и убить Троцкого. Несколько покушений сорвались, в окружение Льва Давидовича внедрили агента – Романа Меркатора, сына Долорес Ибаррури, видной испанской коммунистки, который убил ледорубом Троцкого 21 августа 1940 года.

Поэтому обвинение в троцкизме было серьезным. В противовес 3-му Интернационалу в Москве, Троцкий создал 4-й Интернационал. Оттягивал на себя социалистов и коммунистов, причем преуспел, последователи и движения появились во многих странах.

Как выразился «контрик», беседа, а по мнению Андрея – допрос, длилась часа два. То ли в доносе не было ничего конкретного, то ли «контрик» попугать хотел, но ничего не добился. Андрей отрицал все. В ту пору с подачи прокуратуры и НКВД главной уликой для обвинения было признание обвиняемого. Даже выражение ходило – «Признание – царица доказательств».

Вернулся в канцелярию роты озабоченный. Если донос написали, то кто этот гад? Впрочем, доносы писать в предвоенные годы вовсе не считалось чем-то предосудительным, человек подавал сигнал в органы о подозрениях. Другое дело, что НКВД выбивало потом признание силой, пытками. Ломались даже сильные люди, герои боев в Испании или на Халхин-Голе. Воздействовать могли и через семью. «Сознаешься – отпустим семью», – говорили чекисты. Как только сознавался в нелепых обвинениях, подписывал протокол, дело быстро передавали в «Особую тройку», и приговор приводили в исполнение, как правило – в этот же день. Семья, как «ЧСИР» – члены семьи изменника Родины, отправлялась в трудовые лагеря для искупления вины.

В комнатушке, где стоял стол командира роты и писаря, хранились несекретные документы – инструкции, накладные, ведомости. Писарь из числа срочников сразу Андрею не понравился – глаза бегают.

– Так. Что случилось?

Тот запираться не стал.

– Приходили из НКВД, рылись у вас в столе. С меня расписку взяли, что буду молчать и обо всех ваших контактах или разговорах доносить в письменной форме.

Писарь Пригода служил уже второй год и в плохих поступках замечен не был. Мог и сейчас юлить, но ответил честно.

– Если подписку дал, зачем сказал?

– Зачем хорошего командира под монастырь подводить? Танкисты из нашей роты рассказывали, как вы себя на Карельском перешейке вели.

В рабочем столе Андрея только служебные бумаги, не представляющие никакой ценности. Но факт обыска настораживающий. Пожалуй, надо уезжать. Бросать все и спасаться. Из застенков НКВД мало кому удавалось выйти. Или десять-пятнадцать-двадцать лет лагерей, или «высшая мера социальной защиты», как именовали расстрел. В таких случаях членам семьи приговор объясняли так: «Десять лет без права переписки». Народ верил, что их отец или брат жив, через десять лет вернется, ждали. Прозревали немногие.

Жалованье выдадут через два дня. Андрей решил – как получит, так сразу и уедет, причем не заходя в общежитие и ни с кем не прощаясь. Так и сделал. В комнате своей пересмотрел вещи, забрал бритву и патроны к «Нагану» в командирскую сумку. «Наган» – оружие уже устаревшее морально, но в танковых войсках по штату полагался только этот револьвер. В башне танков всех модификаций были круглые отверстия, изнутри закрытые броневой пробкой. В случае если танк окружен неприятелем, через эти отверстия можно отстреливаться. Круглый ствол «Нагана» входил в отверстие, а пистолета «ТТ» – нет. Еще в сумку уложил деньги, был небольшой запас, получил боевые за Финляндию. Без денег выжить трудно, а грабить – не по чину, все же офицер, царский и советский, хотя присягу Сталину и партии не приносил. По его понятию, человек военный присягу должен давать один раз в жизни, своей стране, а не правящему режиму. Сегодня Сталин, завтра Маленков, послезавтра Хрущев. Нелепо, ведь Родина у человека одна, нравится ему или хуже злой мачехи.

На службу прибыл, в обед в финчасть позвали, за денежным довольствием. А еще командирский паек получил – галеты, тушенку, сахар, рыбные консервы. На какое-то время сгодится. У помпотеха батальона выпросил мотоцикл с коляской.

– К зазнобе подкатить? – подмигнул помпотех.

– Ага, только никому.

– Как рыба молчать буду, что я, не мужик?!

Из танкового парка Андрей на мотоцикле с коляской выехал. Бак под пробку заправлен, километров на четыреста хватит. Для начала узнать надо – следят за ним или нет? Промчался по грунтовке километров пять, за поворотом свернул в кусты, мотор заглушил, прилег. Одна минута, десять – никого. Уже хорошо, слежки нет. Даже сомнения взяли – не дует ли на воду, обжегшись на молоке? Не паникует ли попусту? Нет, надо уезжать. Игры с НКВД еще никто не выигрывал на ее поле. Достал карту из командирской сумки. Была у него точка, к которой надо стремиться. Еще во Франции, до отъезда в Испанию, имел он разговор с давним знакомцем еще по Дроздовской дивизии.

Во время Гражданской войны сослуживец ходил в прапорщиках, во Франции в РОВС подвизался. Встречались периодически, сослуживец призывал активно заняться деятельностью РОВС, вербовать добровольцев для заброски в СССР. Как-то, после выпивки, в порыве откровенности дал явку в Твери.

– Только – тс! Никому! Вас-то я знаю много лет как человека порядочного. Если доведется в Красной России побывать и нужда случится, дам адресок. Только не записывать! Надеюсь на вашу порядочность.

Зачем ему адрес пособника Белой армии, тогда и сам не понял. Сослуживец решил продемонстрировать свою значимость, сболтнул лишнее. А Андрей запомнил, на плохую память не жаловался. Конечно, с тех пор прошло несколько лет, и явка могла быть провалена, агент арестован или умер естественной смертью, переехал. Но больше Андрею ехать было за помощью некуда. Как только «контрик» поймет, что Андрей батальон покинул, то объявит в розыск. А отсюда вывод – от мотоцикла и формы следовало избавиться. Вполне можно грунтовыми дорогами уехать, пока хватит бензина. Так и сделал. Гнал, пока были силы, до полуночи. Потом загнал мотоцикл в глушь, спать устроился. Уже в который раз жизнь его круто меняется, не соскучишься.

До великой войны оставался год, и Андрей собирался это время продержаться.

Утром позавтракал пайком, воды из ручья попил. Вода в реках и ручьях Белоруссии тиной болотной отдает. И снова езда по грунтовкам, только пыль сзади столбом. Полуторка встретилась, Андрей остановил.

– Земляк, бензином не богат? А то до своей части не дотяну.

– Заправим! Как Красной Армии отказать?

Да, армию любили, она плоть от плоти народная. А для многих возможность вырваться из колхоза, деревни. На селе паспортов не было, без них в городе на работу не возьмут. С этим строго. Селяне впервые получили паспорта в 1976 году. Армия давала возможность легально выбраться из села, остаться на сверхурочную службу, а то и выучиться на командира.

Шофер из бензобака бензин шлангом в ведро слил, потом в бак мотоцикла. Ведро бензина давало шанс проехать еще сто пятьдесят километров.

– Вот спасибо, выручил! – Андрей пожал водителю руку.

Случайная встреча подтолкнула к мысли не бросать пока мотоцикл. Пешком долго и далеко. На железнодорожных вокзалах наверняка контроль – и НКВД, и милиции. Да не по его только душу, другие «беглые» были. Он что? Мелкая сошка, даже дела нет. Впрочем, в этом уверенным быть нельзя. Для «контрика» его исчезновение служит подтверждением подозрений, не меньше и не больше. Так что и дело вполне может быть.

Несколько раз Андрей выезжал на оживленные дороги, останавливал грузовики, просил выручить. Пока ни разу не отказали. И даже гражданской одеждой обзавелся. Нехорошо поступил, своровал. Он купил бы, деньги были, в магазины не заходил, бесполезно, одежда – дефицит. Кроме того, не хотел «светиться». А на кражу решился неожиданно. Проезжал по селу, увидел мужскую одежду на веревке, сушилась после стирки. Еще влажную одежду сорвал, бросил в коляску мотоцикла, и ходу. То ли украл, то ли ограбил, но поступил нечестно, на душе противно было. Уже тепло, май месяц, одежда высохла быстро. Пиджак немного великоват, потерт изрядно. А брюки, если ремень в шлевки вдеть, вполне сойдут. Рубашка на воротнике почти до дыр протерта, так ему не на бал идти. Теперь бы обувью разжиться. Сапоги для бриджей хороши, а у него широкие штаны. Но и с обувью решил. Проезжая через маленький городишко, увидел чистильщика обуви, старика в светлом парусиновом костюме. Остановил мотоцикл, подошел. Для начала попросил сапоги почистить, что чистильщик исполнил с блеском в прямом смысле слова. Сапоги заблестели, как зеркало.

– Уважаемый, туфли мне нужны и срочно, – сказал Андрей.

– Сорок второй? – спросил чистильщик.

– Да.

Глаз у чистильщика наметанный.

– Подождите здесь, – попросил старик. Видимо, жил недалеко, вернулся вскоре. Туфли немного поношенные, но крепкие, в них еще ходить и ходить.

– Прошу четыреста.

Поторговались. Для Андрея торг, чтобы не выглядеть простаком, он бы и за четыреста купил. Тем более туфли по ноге, не жмут. Купил, уложил в коляску. До Твери уже не так далеко. Москву оставил в стороне. Она была по размерам куда меньше нынешней, и кольцевой дороги не было. Весь город был внутри окружной железной дороги, по которой сейчас электрички МЦК ходят. Не совсем прямой дорогой, из Белоруссии на Смоленщину, потом по дорогам западнее Москвы и на Тверь. Не доезжая нескольких километров, когда уже окраины города видны были, загнал мотоцикл в лес, выбрался на дорогу. Заметил на всякий случай место, там сосна была с раздвоенной вершиной, похоже – молния ударила. Там же, в коляске мотоцикла, и форма осталась, командирская сумка. Документы, бритву, деньги, револьвер с патронами по карманам распихал. Со стороны – слегка обросший щетиной мужичок средних лет. По виду – бухгалтер из колхоза или председатель артели. Пешком двинулся к городу. В первую очередь нашел городские бани, снял душевой номер, вымылся. При езде на мотоцикле по грунтовке пыль была везде – в обуви, волосах, одежде. После горячего душа почувствовал себя значительно лучше. Узнал у прохожих, где нужная улица, прошел, устроился напротив искомого дома на лавочке.

Конечно, он не оперативник и действия сыщиков только по телевизору видел раньше. Часа два наблюдал, до темноты, но ничего подозрительного не заметил. В доме напротив с наступлением темноты окна зажглись. Потом мужчина вышел, закрыл ставни. Мужчине было приблизительно столько же лет, как и Андрею. Показалось – знакомы они, только было это очень давно, за это время черты лица немного изменились. Андрей быстрым шагом подошел и замер. Мужчина тоже застыл в изумлении, потом по сторонам посмотрел, понизив голос, спросил:

– Лейтенант флота Киреев? Если не ошибаюсь.

– Не ошибаетесь, лейтенант Шварц.

– Тс! Пройдемте в дом, если вы ко мне.

Уже в доме Шварц сказал:

– Здесь меня знают под другой фамилией. Про Шварца забудьте. Ныне я Николаев, технолог кроватной фабрики.

– Назвать пароль или так поверите старому сослуживцу?

– Поверю. Даже если вы из НКВД и назовете правильный пароль, что это изменит в моей судьбе? Живым я им не дамся!

В доказательство Шварц – Николаев слегка отодвинул полу пиджака, обнажив рукоять револьвера, торчащего за поясом. Андрей его знал по авиатранспорту «Орлица», служили вместе. Только Андрей летчиком был, а Николаев в команде судна. Если не изменяет память – механиком. Андрей напрягся, вспомнил имя. Вроде Иван Генрихович, из обрусевших немцев.

– Иван Генрихович? – спросил Андрей.

– Ну и память у вас! Столько лет прошло! Однако – забудьте. Ныне я Василий Матвеевич. Чайку или чего покрепче? За встречу!

– Не откажусь.

– Тогда присядьте, я быстро.

Зашумела керосинка, загремел чайник. Шварц стал накрывать стол, незатейливо, по-мужски. Крупными ломтями нарезанный хлеб, соленое сало, кольцо «одесской» колбасы, в довершение – бутылка водки. Разлил хозяин по стопкам водку.

– О делах потом! За встречу!

– Будем живы! – поддержал тост Андрей.

Выпили, закусили. Каждый вкратце о своей жизни рассказал. Андрей умолчал, что воевал в Испании за социалистов.

– А ты что же не женился? – спросил Андрей.

– Баба и продаст, из-за языка своего или вздорного характера.

– Ты как?

– Сын во Франции остался, в университете учится.

– О!

После водки к чаю перешли. Выпили бы еще под задушевный разговор, да водки не было, в магазин бежать поздно. Просидели до полуночи.

– Однако, спать давай. Мне завтра на работу. А ты можешь хоть до обеда спать. Хлеб, сало – на столе будут, чайник согреешь. А я в магазине после работы что-нибудь куплю покушать. Ты не торопишься?

– Совсем нет. Вот уж не ожидал тебя встретить!

– Это что! Годика два назад встретил подполковника Серегина. Он меня узнал, как и я его. Но шмыгнул в сторону, не захотел контакта. По одежде судя – чиновник средней руки, живот отпустил.

– Наверняка убоялся, что ты его скомпрометируешь.

– Я об этом же подумал. Да Бог ему судья.

– Стало быть – пристроился. Устал я что-то, почти десять дней в седле мотоцикла.

– Тогда спать – спать! Я постелю.

Дом в три комнаты, можно на ночлег уложить на трех кроватях и диване человек шесть. Наверняка дом покупался на деньги РОВС. Кто на самом деле Шварц сейчас, какую роль играет, Андрея не интересовало. Поможет ли получить или сфабриковать документы, вот в чем главный вопрос. В стране Советов без документов ты никто, бесправен перед любым милиционером. Но все разговоры завтра. Андрей провалился в глубокий сон и даже не слышал, как утром ушел на работу бывший сослуживец.

Андрей выспался, чаю попил с бутербродом. Попытка выйти во двор не удалась, дверь была заперта. В шесть часов вечера вернулся хозяин. Из сумки достал гречневую крупу, банку тушенки. Андрей доставленные продукты оценил, ведь в магазине крупу купить можно было, но не тушенку.

– У нас сегодня царский ужин будет, – провозгласил хозяин, водрузил на стол водку.

– Хотелось бы сначала делового разговора.

– Согласен.

Пока варилась гречка, Андрей сразу спросил, есть ли специалист по изготовлению документов?

– Смотря что тебе надо? Можно даже настоящий паспорт купить, вопрос в цене.

– Мне бы паспорт и пилотское свидетельство.

– Что? – удивился Шварц.

– Поработать хочу в Гражданском воздушном флоте.

– Хм, необычно. РОВС что, хочет Кремль бомбить?

Андрей усмехнулся. К РОВСу он отношения не имел. Вернее – не состоял, как бывший офицер императорской армии и активный участник Белого движения. Он против своей страны воевать или каким-либо образом пакостить – устраивать диверсии либо теракты – не собирался. Можно, конечно, устроиться на гражданскую службу, но кем? На автозавод в Горьком или Москве? Нужна прописка, да и кем он будет? После ранения крутить гайки огромным ключом уже здоровье не позволяет. А служба в ГВФ позволит сохранить летные навыки. Регулярные пассажирские перевозки в СССР редки, в основном на немецких «Юнкерсах». А на «У-2» почту в отдаленные районы возят, ценности. И его вполне бы устроило. Лишь бы документы были. Шварц надолго задумался, едва гречку не переварил. Тушенку вскрыл, содержимое в кастрюлю вывалил, перемешал. Запах такой пошел, что оба слюной изошли. Мяса много и без жил и сои, натуральное.

Пока гречка с тушеным мясом остывала, выпили водочки, закусили солеными огурцами хозяйского изготовления. Огурчики Андрей оценил – корнишоны хрусткие, специй в меру. Еще бы водка холодной была, но холодильников тогда народ не знал, для общего потребления их не выпускали еще.

– Обещать ничего не буду, попробую. А завтра к моему возвращению побрейся, в порядок себя приведи, будем фото делать.

Неделю прожил Андрей у Шварца. Хозяин документы выправил – паспорт и пилотское свидетельство. Документы настоящие, а фото вклеено Андрея, причем очень искусно. Свои воинские документы, полученные в Мурманске, отдал Шварцу, пригодятся как образцы. Рано утром попрощались.

Деньги у Андрея еще были, следовало сменить образ. Одежонка у него скромная, надо посолиднее. На вещевом рынке, где продавали ношеные вещи, удалось кожаную куртку купить. Надел обновку, посмотрел на себя в пожелтевшее зеркало у продавца. Совсем другой вид, еще бы рубашку, желательно однотонную, а не в клеточку, какая сейчас у него. И рубашку купил темно-синего цвета, прямо в масть, поскольку летчики ВВС и ГВФ имели униформу синего цвета. Кстати, для летчиков ВВС синий цвет сыграл в начале войны плохую услугу. Пилоты «Мессеров», завидев униформу ВВС, гонялись за летчиками, обстреливали из пушек и пулеметов. И потери от такого целенаправленного огня были большие.

После рынка встал вопрос – куда ехать? И раньше размышлял об этом. Лучше на Урал, в Сибирь или на Север. По доброй воле мало кто туда ехал, больше поэтому также решение принял. А квалифицированные кадры нужны везде. Для начала надо в Москву. Во все направления огромной страны поезда идут отсюда. От Твери поездом, с остановками у каждого столба, четыре часа. На восток поезда отправлялись с Казанского и Ярославского вокзалов. Добрался до площади трех вокзалов. О! Здания узнаваемы, но на площади извозчики, народу много, одежда почти вся серо-черных тонов. По привычке едва не сунулся в воинскую кассу. А в обычные очереди огромные. Куда деваться? Занял место в очереди, пока стоял, познакомился с мужчиной, разговорились. Оказался механиком автобазы областной почтовой службы.

– Давай к нам! – сразу стал убеждать механик. – Нам и шоферы нужны и слесари, даже летчики.

– Летчики? На автобазу? – удивился Андрей.

– Зачем на автобазу? В отдаленные районы почту, пенсии самолетами доставляют, авиаотряд есть, целых три аэроплана.

Очень неожиданное предложение. Андрей задумался. А механик, именем Влас, молчание Андрея понял по-своему.

– Ты как за воротничок заложить?

– Бывает по праздникам.

– А то у нас с этим делом строго.

– Ладно, считай, уговорил.

– Отлично! Берем билеты в Свердловск.

Андрею все равно, хоть в Норильск или Кушку, самую южную точку СССР. Пока ехали, механик Влас допытывался, где раньше работал Андрей, в каких городах. Андрей отвечал скупо. Толком себе автобиографию придумать не успел, ляпнешь что-нибудь и забудешь или не стыкуется потом. Не зря поговорка есть – «молчание – золото, а слово – серебро». Пока ехали в вагоне, Андрей едва бока не отлежал. Медленно поезда ходили, он-то привык больше на самолете, там время по-другому идет, быстрее. Делал вид, что дремлет, сам придумывал себе прошлую жизнь – где родился, где служил, кем работал, почему семьи нет. Сам себе вопросы задавал, какие в отделе кадров спросить могут, находил ответы. Вроде занятной игры получалось. И чем труднее вопрос, тем интереснее ответ правильный подобрать.

Все оказалось значительно проще. Механик Влас сам привел его в почтовое управление, везде знакомые. Завел в отдел кадров.

– Принимайте летчика!

Заявление, подпись начальника и тот же Влас уже отвез его на аэродром. На краю поля стояли три «У-2» и один «Р-1», устаревший морально самолет-разведчик, явно списанный из ВВС. Биплан, немного больше по размерам, чем «У-2». На аэродроме был свой начальник, которому Влас представил нового работника.

– Где живешь? – спросил Домрачев, как была фамилия начальника.

– Пока нигде, только сегодня приехал и оформился.

– Тогда можешь жить в вагончике, целую комнату дам. Или в городе жилье снимай, но в пять утра должен быть на аэродроме.

К пяти утра из города не успеть. Автобусы еще не ходят, такси не существует в помине. Пешком идти долго, часа полтора, ибо аэродром, как ему и положено, за городом. Андрей выбрал вагончик. Попрощались с Власом, Домрачев подвел к вагончику, распахнул дверь.

– Твоя половина справа, моя слева, владей!

И протянул ключ. Комната два на два метра, из удобств только электричество, обстановка спартанская – койка, табуретка, стол. Вместо гардероба гвоздики на стене. Как временное жилье вполне сойдет. При аэродроме столовая для персонала. Этим же летным полем пользовались для пассажирских перевозок, несколько самолетов общества «Добролет» стояли дальше, а также учебные самолеты, такие же «У-2», стояли на стоянке еще дальше. Обучением рабочей молодежи занимался Осоавиахим, прообраз ДОСААФ.

Андрей по периметру поле обошел, по взлетной полосе каблуком постучал. Укатанная гравийка все же лучше, чем простой грунт. В случае дождя не размокнет, можно приземлиться. В каптерке тот же Домрачев выдал ему летный шлем, очки и краги. Андрей в столовую сходил. Выбор был скудный, но с голоду не помрешь.

Утром первый вылет. В самолет из грузовика перегрузили три мешка почты во вторую кабину. Карту и маршрут утром выдал Домрачев.

– Тебе эти три райцентра. Перед посадкой кружок над центром села сделай и садись. Посадочную полосу сам увидишь, там колбаса висит.

Колбасой называли полосатый конус из ткани, показывающий направление ветра.

– Сядешь, к тебе подъедут. За получение почты роспись поставят.

Партия за идеологической обработкой граждан следила строго, чтобы газеты приходили вовремя, невзирая на погоду или день недели. Первые несколько дней интересно было. Новые места, новая служба. Через несколько дней обвыкся, уже не глядя на карту летел, по характерным особенностям местности ориентировался. На обратном пути, когда груза не было, закладывал фигуры высшего пилотажа, причем над глухими местами, чтобы свидетелей не было. Конечно, почтовые «У-2» жизнью потрепаны, но исправны. Большого удовольствия от полетов Андрей не получал. После Испании, когда на «И-15» летал на скорости вчетверо большей, чем на «У-2», нынешние полеты показались тягомотными. Это как с машины пересесть на велосипед с моторчиком. Но летную форму «У-2» поддерживал прекрасно, за исключением стрельбы. Но на трудяге «У-2» пулемета на было. Появится он с началом войны во второй кабине. И маленький фанерный самолет, над которым в начале войны смеялись немцы, превратился в грозного ночного бомбардировщика. Благодаря малой скорости бомбометание было очень точным, почти точечным.

Андрей даже вспомнил старый черно-белый фильм «Воздушный извозчик». Тем не менее для наземного персонала летчики – почти небожители, как ныне космонавты. Для летчиков и марши создавались – «…все выше и выше стремим мы полет наших птиц. И в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ!».

И эпоха была героическая. Перелеты Чкалова, Байдукова и Белякова в Америку, спасение летчиками людей с затонувшего во льдах судна «Челюскин», высадка Папанина на дрейфующие льды.

Конечно, Андрей опасных перелетов не совершал, но в столовой буфетчицы и официантки томно закатывали глаза при появлении пилотов. Однако Андрей ни с кем не сближался. Во-первых, женщина рядом в его ситуации – опасно. Словечко проскользнет или еще что станет известно. Во-вторых, знал – до большой войны уже менее года, зачем привыкать к человеку, давать ему надежду, если не знаешь – вернешься ли? Одному одиноко, даже друзей здесь не было, потому как открыться невозможно, все время чувствовал – он здесь как чужой в своей стране. Странное ощущение. Люди вокруг по-русски говорят, а идеология чужая. Не раз слышал, как проклинали тяжелое царское прошлое, хотя люди постарше помалкивали, а молодежь другой жизни не знала. Андрей же, поживший при царском режиме, ничего плохого в том не видел. И Сталина с членами политбюро восхваляли, как египетских фараонов. Сегодня превозносили Ежова, а завтра он оказывался врагом народа, потом Ягода и та же история. Берия только задержался почти на пятнадцать лет. Непонятный Андрею фанатизм и страх, два главных чувства испытывал народ. Обожание вождей и страх сказать лишнее, попасть под репрессии. Да и само слово «вождь» не вызывало у Андрея почтения, напоминало вождей племен у индейцев или африканских племен. Что раздражало Андрея, так это необходимость систематически проводить время на многочисленных собраниях. Сначала все слушали парторга с его идеологически правильными и скучными до зевоты речами, потом дружно осуждали Троцкого, мировой капитализм, буржуазию и еще бог знает что. Андрей считал, что если бы вместо собраний люди работали, для страны было бы больше пользы. Но помалкивал, его уже и так считали человеком неразговорчивым, некомпанейским, даже нелюдимым. Андрею такое мнение только на руку, не лезут в душу, и ладно. Что устраивало, так это зарплата – тысяча рублей по тем временам неплохие деньги – и отдельная комнатка. Тогда почти все жили в коммуналках, где вся личная жизнь на виду.

Глава 6. «Барбаросса. Начало»

С момента начала работы на почте Андрей зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны. Алкоголь не употреблял, матерно не выражался, не играл в карты, даже не курил. В знак особого доверия его перевели на доставку денежных средств – пенсий, почтовых переводов. Утром к нему в кабину садился сотрудник ВОХР – военизированной охраны с несколькими опломбированными брезентовыми мешками. Вохровец в форме, похожей на солдатскую, на ремне револьвер. Все же деньги охраняет. И летали уже по всей области. Большая часть населенных пунктов без транспортного сообщения с областным центром. Грунтовые дороги есть, но добираться из-за больших расстояний надо долго, иной раз не один день. Из некоторых городков и сел летом можно добраться по реке на лодке. Фактически самолету конкурентов нет.

В один из дней после посадки на окраине большого села, райцентра, на самолет случилось нападение. Чего-либо подобного Андрей ожидал, имел при себе револьвер. А еще для защиты от чекистов. Решил – в лапы им не дастся живым. После «отсидки» в лагере, при освобождении, бывшим заключенным запрещалось селиться в городах, а от Москвы вообще не меньше ста километров. Освобожденные уголовники, как и беглые, сбивались в шайки, грабили население. Обычно государственные учреждения не трогали, ибо за кражу или ограбление государственного органа срок судом при задержании давали значительно больший, чем за преступление против частного лица.

Приземлились. Как обычно, их на окраине уже ждала телега. Возничий, представитель почты в черном форменном обмундировании, вооруженный револьвером. А только и вохровец, и Андрей насторожились сразу, поскольку лица незнакомые. Лошадь и телега, виденные много раз, а люди – новички. Бывает – заболел, уволился, в отпуске, но не сразу же оба. Андрей мотор самолета не глушил, хотя обычно это делал. Вохровец револьвер из кобуры вытянул. За бортом кабины его действия со стороны не видны.

– Эй, не подходить! – предупредил он. – Один с доверенностью – ко мне!

– Че, какая ксива?

Разговором на жаргоне мужчина себя выдал. Вохровец отстегнул привязные ремни, вскочил, вскинул револьвер.

– Не подходить! Стрелять буду, – предупредил он.

– Ты очумел?

Мужчины переглянулись, такого начала они явно не ожидали. Один из них соскочил с телеги, руки в стороны развел, показывая, что оружия у него нет. Но сделал хитро, шаг в сторону, прикрыв своим телом второго. Андрей не стал ждать дальнейшего развития событий, решил действовать на опережение. Вытащил из кармана куртки револьвер, взвел курок. Поскольку он получил его, будучи красным командиром, то и револьвер был с самовзводом, прозванный командирским. Рядовому и сержантскому составу выдавали револьвер без самовзвода, курок надо было взводить перед каждым выстрелом. Андрей самовзвод не жаловал. Он нужен, когда стрелять надо почти в упор, с трех-пяти метров, не целясь. Самовзвод хорош, когда необходимо при угрозе нападения выстрелить быстро, первым, опередив противника. Все внимание мужиков приковано к вохровцу. Тот стоит в кабине во весь рост, да еще оружие в руках держит, представляя угрозу. От вохровца ездовой второго мужчину прикрыл, но Андрей немного левее, и угол обзора другой, видит, как сидящий на телеге сунул руку под войлочную кошму и вытянул обрез охотничьего ружья. Видимо, нервы у вохровца не выдержали или заметил неладное, но он выстрелил, попав в возничего. Почти сразу второй бандит вскинул обрез. Бах! Пламя, дым от черного пороха. Обрез двуствольный, и мог последовать второй выстрел. Андрей вскинул руку. Выстрел, потом уже самовзводом еще два, дистанция до нападавших десяток метров, а стрелок Андрей отличный, в училище на соревнованиях призы и грамоты брал. Оба бандита неподвижно лежат. Кабы не стрельба из обреза, Андрей бы еще сомневался – вдруг настоящие сотрудники почтовой службы? Обернулся к вохровцу в задней кабине, а он убит, наполовину свесился из кабины за борт.

Все, кина не будет, кинщик заболел! Андрей мотор заглушил. Первоначально думал – в случае угрозы даст газ и взлетит, да не удалось, перестрелка пошла. Он выбрался из кабины, свой револьвер спрятал в кармане, подобрал с земли «Наган» вохровца, сделал несколько выстрелов вверх, привлекая внимание.

На аэродроме шумно всегда. Ревут моторы взлетающих и садящихся самолетов, механики прогревают до рабочей температуры двигатели или опробуют их после мелкого ремонта, гоняют на разных оборотах. Но выстрелы услышали, слишком необычные звуки для аэродрома. К месту стоянки самолета Андрея уже ехала полуторка дежурного по аэродрому. Сам дежурный выпрыгнул почти на ходу, увидел тела убитых, глаза округлил.

– Чего тут у вас?

– Нападение бандитов. Вохровца убили, я нападавших застрелил из его револьвера. Надо бы милицию вызвать.

– Ай-яй-яй! Беда какая! Я на КДП, буду телефонировать. Никуда не уходи и место происшествия охраняй.

А к самолету, к телеге с убитым уже тянулись сотрудники. Дежурный встал на ступеньку кабины, чтобы видно его было, крикнул громко:

– Сотрудникам немедленно разойтись по рабочим местам!

Хоть и интересно было посмотреть, не каждый день такие происшествия происходят, а подчинились. С дежурным спорить – себе дороже.

В аэрофлоте свои порядки, довольно жесткие. Уволят без выходного пособия с позорной записью в трудовой книжке. Дежурный уехал.

Милиция появилась быстро. Не каждый день происходят массовые убийства, все же три трупа. И не просто убийство, а вооруженное нападение с целью захвата государственных ценностей! Допросили Андрея, изъяли револьвер вохровца, бандитский обрез, увезли трупы на вскрытие. Возня до вечера шла. Андрей устал, хотел кушать. А в задней кабине лежали мешки с деньгами. Пришлось ему их брать и нести на КДП. На небольшом аэродроме руководитель полетов – царь и бог в одном лице.

– Примите ценности, – попросил Андрей.

– Не имею права!

Ну да, кому охота возиться с ценным грузом, если это не входит в их обязанности? Так и Андрей не обязан.

– А я имею? Мое дело летать.

– Подожди, вызову представителей почты, пусть забирают.

Руководитель полетов засел за телефон. Время вечернее, начальства на местах уже нет, а рядовые сотрудники брать на себя ответственность не хотели. Намаялся, пока приехали представители почты. Сдал по акту, проверили целостность пломб. Руководитель полетов свою подпись поставил как свидетель.

Дня три полетов не было, подыскивали замену убитому сотруднику. Вроде работа не пыльная, но рискованная. И недавнее убийство тому подтверждение. Все же прислали нового вохровца, начальник почты сам привез молодого парня, познакомил.

Недели через две состоялось профсоюзное собрание сотрудников аэродрома – летного и наземного составов. На нем замполит рассказывал о текущем политическом положении, о мудрости великого Сталина и прочую шелуху. Явка была обязательной. А в конце необычное. Замполит предоставил слово гостю – начальнику почты. Тот зачитал благодарность Андрею за проявленные геройские действия при нападении бандитов и вручил именные часы. Вышел Андрей, принял часы, поблагодарил руководство за оценку его скромного труда. Вернулся на место, а соседи – дай посмотреть!

На крышке часов надпись – «Пилоту Малееву И.В. за проявленный героизм». Сами часы наручные, большие, тяжелые, ленинградского производства. По тем временам подарок шикарный, далеко не все имели часы. Время определяли по гудкам паровозов и фабрик. Гудки подавали все, но у каждого предприятия гудок имел свой голос – по тембру, по тональности, силе. И народ уже знал.

– О! Это «Красный октябрь»! Значит – семь часов.

Гудки утром шли через час, потом оповещали об обеде, так же и окончание работы. Обедали в заводских столовых, где цены были меньше, чем в городских, и в блюдах было мясо. Один день – среда или четверг, был рыбным. Еды хватало едва-едва, и толстых не было. Но праздники отмечали – с песнями, танцами, была некая сплоченность. На демонстрации ходили в обязательном порядке, несли транспаранты, втихомолку пили взятую водку, тискали девок.

Наступивший сорок первый встретил Андрей в коллективе. Обычное застолье, без елки и игрушек на ней, ибо считалось, что елка символизирует церковное начало, а игрушки – дары. Большевики, их руководство, во всем видели подвох, скрытые символы. Возможно, из-за того, что сам Сталин был в молодые годы семинаристом. Но перевесило бандитское начало, стал грабить и убивать, а впоследствии числился боевиком от РСДРП и захваченные деньги и ценности отдавал на нужды партии. По большому счету семинарист-недоучка, бандит с большой дороги, хитростью и жестокостью вознесшийся к вершине власти. О, это сладкое слово – власть! Когда можно казнить и миловать, когда по ночам боялись стука в дверь даже члены политбюро и держали под подушкой пистолеты. Да не отпор дать НКВД, на это духу не хватало, а застрелиться чтоб. Боялись застенков и пыток все, кроме одного человека по фамилии Джугашвили.

Видимо, подаренные Андрею часы вызвали у кого-то зависть, донос написали. А может быть, была другая причина, но в первых числах июня, поздно вечером, за Андреем пришли два чекиста. Форма военная, только петлицы васильковые.

– Гражданин Малеев И.В.?

– Он самый.

– Собирайтесь, поедете с нами.

Привыкли чекисты, что один их вид парализует жертвы. О сопротивлении никто не помышлял. Но только не Андрей. Попади он в здание НКВД, которое у граждан вызывало трепет и ужас, выход будет один. Так называемые «тройки» выносили приговоры об «исключительной мере социальной защиты» очень легко и быстро. Приговор приводили в исполнение в этот же день. Быть агнцем на заклание Андрей не собирался. Пока чекисты обыскивали шкаф да чемодан, Андрей взялся за одежду. По всем внутренним приказам следовало обыскать задержанного и его одежду, но настоящих врагов чекисты не задерживали давно, а может быть, и никогда, поэтому личным досмотром пренебрегли, за что поплатились. Андрей рубашку надел, вытащил из кармана брюк револьвер, выстрелил в голову одному чекисту, потом другому. Тут же рванулся на улицу, где стояла черная «эмка», легковая машина «М-1». Водитель слышал звуки выстрелов и уже вылезал неуклюже из-за руля, правой рукой пытаясь нашарить кобуру на поясе. Андрей подскочил, ткнул ствол револьвера в живот, выстрел, второй. Прозвучали они негромко. Андрей снова в вагончик рванулся, сгреб свои документы, вытащил деньги. Быстро обыскал убитых, забрал пистолеты и запасные обоймы. Бросок к машине. Мотор продолжал работать на холостых. Андрей уселся за руль, поехал к стоянке самолетов. На стоянке охрана, вохровец с винтовкой. Андрея узнал, когда он выскочил из машины.

– Товарищ Малеев?

– Да, срочный вылет, даже машину дали, чтобы быстрее. Поможете мотор завести?

– Со всем удовольствием, коли надо!

Андрей в кабину уселся, открыл кран бензопровода, включил тумблер магнето.

– Крути!

Вохровец начал прокручивать винт, потом Андрей крикнул:

– Контакт!

Вохровец резко рванул винт и отскочил. Выпустив клуб отработавших газов, мотор заработал. Дав несколько минут поработать на холостых, Андрей выбрался из кабины, убрал колодки из-под колес. Хорошо бы прогреть мотор до рабочей температуры, а времени нет. С минуты на минуту прибегут мотористы или механики узнать, кто запустил мотор. Вернувшись в кабину, Андрей дал газ, вывел самолет на взлетно-посадочную полосу. Темно, ничего не видно, но зрительная память у Андрея хорошая, приблизительное направление взлета знал. Газ до упора, рев мотора, короткий, семьдесят метров всего, разбег, и самолет в воздухе. Подсветки приборов нет, с направлением полета определился по звездам, не впервой. Довоенные выпуски «У-2» не были приспособлены для ночных полетов, не имели подсветки приборной доски, аэронавигационных огней, посадочных фар. С началом войны на «У-2» появилась подсветка приборов, посадочные фары, бомбодержатели и пулемет на турели во второй кабине. Были сформированы полки легкобомбардировочной ночной авиации.

Андрей направился на запад. Понятно, что после стрельбы поднимется тревога, убитых быстро обнаружат, Андрея начнут искать. Но Интернета не было, по телефону быстро не дозвониться через коммутаторы. А уж его фотографии, если они у чекистов есть, будут разосланы спецпочтой не скоро. Фото, маленькое, есть в его личном деле в отделе кадров. Другой вопрос – где его искать. Страна огромная, от Камчатки до западных границ десять тысяч километров. Кто захочет запрятаться, найти будет сложно и долго, а то и вовсе не возможно. В сибирской тайге, на охотничьей заимке можно долго жить, пропитание добывать охотой и рыбалкой. Людей, недовольных режимом, в Сибири полно. Отсидевшие свое кулаки, беглые зэки, да просто уехавшие из городов дальновидные граждане. Оказывали помощь беглецам, то удочкой, то ружьишком охотничьим, то хлебом. Житье получается скрытное, суровое, но при желании можно прожить до скончания своих лет. Удача будет, если на деревню староверов выйти. Они ни царскую власть особо не жаловали, а советскую и вовсе на дух не переносили, считали Сталина антихристом.

Только что Андрею в тайге делать? Ведь он-то знал, что через считаные дни начнется самая долгая и кровопролитная война, и он не собирался быть зрителем, а хотел быть активным участником. Что из того, что он не приемлет большевиков? Страна-то его и народ свой, родной. Как остаться в стороне, не помочь?

Уж пару недель от НКВД он скроется, а потом не до него будет. Пока неизвестно, кем и где, в каком качестве воевать придется, обстоятельства сами подскажут. Размышлять стал, сколько у него времени на полет? Самолет «У-2» с мотором воздушного охлаждения «М-11» в 125 лошадиных сил имел бензобак 125 литров. Механики обычно заправляли его «под пробку». С полным баком, держа крейсерскую скорость 120 километров в час, наиболее экономичную по расходу бензина и щадящую для мотора, пролететь можно 400, если ветер попутный, то и 450 километров. Но какова погода по маршруту, он не знал. Метеопрогноза не имел из-за отсутствия метеорологической службы на аэродроме. Начал прикидывать, до какой точки, какого населенного пункта хватит горючего. Карты европейской части СССР у него не было, только ближние и дальние окрестности Свердловска. Да и за время службы он уже и без карты нужные села и города находил. Беспокоило другое. Бензина хватит на три часа лета, а сейчас двадцать два часа пятнадцать минут. То есть, когда закончится топливо, будет еще темно. Удастся ли удачно приземлиться? Ночью разглядеть поле, возможность на него сесть, определить невозможно. Многое с высоты видится не так, каким является на самом деле. Эх, не зря говорят: знал бы прикуп – жил бы в Сочи! Ну что стоило хранить фонарик в кабине? Но всего не предусмотришь. Ни курс определить нельзя, ни высоту. Сейчас, пожалуй, высота даже важнее курса, ибо впереди Уральские горы. Хоть и невысокие, не Памир и не Кавказ, но врезаться можно. Андрей потянул на себя ручку, набирая высоту. Для пилота запас по высоте важен. В случае отказа мотора есть запас по времени, пусть небольшой, минута-другая, но часто минутка эта позволяла подобрать подходящую посадочную площадку и посадить самолет. У биплана «У-2» скорость невелика и пробег при посадке всего 100 метров. А еще планировать может устойчиво, не сваливаясь в штопор. Одно слово – школьная парта, самолет первоначального обучения.

Как назло, на небе луны нет, и облачность появилась, скрывая звезды. Андрей силился вспомнить высоту Уральских гор. В памяти всплыло еще школьное 1895 метров. Стало быть, надо набрать две тысячи метров, а как узнать, если высотомера не видно? Впереди показалось что-то темное. Андрей потянул на себя ручку, потом резко двинул рукоять газа вперед. Мотор взревел до максимальных оборотов, самолет полез вверх, чиркнул колесами по верхушкам деревьев. Андрея пробил холодный пот. Опоздай он на секунду, быть катастрофе, чудом ее избежал. Стало быть – счастлив его ангел, если он существует.

По тому, как похолодало, как стало тяжелей дышать, понял – набрал три тысячи метров, а то и с превышением. Для «У-2» потолок 3800 метров. Еще бы полярную звезду увидеть, чтобы скорректировать курс. Он и за борт поглядывал. На фоне земли реки всегда выделяются, и по их характерным изгибам можно понять местоположение, но для этого надо помнить карту. Все же реку, причем широкую, полноводную, он увидел. Подумалось – Волга? Ошибся, потому как из-за облачности сбился с курса, пошел немного севернее, и река была не Волгой, а Камой, ее притоком. И город на ее берегу Сарапулом. И еще полчаса лета, когда мотор чихнул в первый раз, потом заработал ровно, через пять минут снова чихнул и заработал, но уже через секунды заглох. Странно было видеть перед собой неподвижный винт и слышать свист ветра в расчалках. В обычном полете, когда ревет мотор, этих звуков не слышно. Начал осматривать местность впереди. В душе просил Господа дать подходящую площадку. Но темно, не видно ничего. Самолет медленно терял высоту и скорость. Вдруг впереди блеснули огни на земле. Сразу поднялось настроение. Можно определиться с высотой и попытаться сесть.

Если бы был парашют, он бы так сильно не переживал. При невозможности посадить самолет, выпрыгнул бы. Но на «У-2» в те времена летали без парашютов. Не очень надежны они были, да и прыгать в бездну побаивались. К тому же «У-2» был надежен, поводов волноваться не давал. Андрей смотрел на огни, пытаясь понять, что это? Ба! Да это же населенный пункт. То ли небольшой город, то ли конгломерат из нескольких сел. Появился луч прожектора. Поезд! За ним пассажирские вагоны. Андрей заложил вираж со снижением, планировал параллельно железной дороге. Прожектор паровоза освещал не только рельсовый путь впереди, но еще и пространство слева и справа от насыпи.

То ли луг впереди, то ли поле. Выбора уже не было. Андрей притер самолет на шасси. Видимо, с паровоза машинист смотрел за «цирком», поприветствовал гудками. По тем временам летчик профессия редкая, уважаемая, достойная восхищения. Перелеты Чкалова, спасение челюскинцев, пресса и документальное кино возвели летчиков на пьедестал героев. Впрочем – заслуженно. Только смелый человек на одномоторном самолете рискнет пересечь океан с континента на континент, причем без навигации GPS, приводных радиостанций и прочего.

Самолет, подпрыгивая на неровностях, быстро остановился. Вместо хвостового колеса, или по авиационному дутика, на «У-2» железный костыль, своего рода тормоз. Только тут, на земле, Андрей почувствовал, как отпускает напряжение. Отстегнул привязные ремни, выбрался из кабины. Жалко бросать исправный самолет, он спас его и от тюрьмы и сейчас, когда уже кончилось топливо, не подвел. Андрей похлопал ладонью по крылу, прощаясь. И по железной дороге, по шпалам, направился вслед прошедшему поезду. Как он помнил, впереди какой-то город. На самолете были минуты полета, а пешком шел полтора часа. Добрел до станции к рассвету, прочитал название на вокзале и удивился – «Ижевск», знаменитый город оружейников, ныне не уступающий славе старинной Туле. А еще есть Ковров Владимирской области и Вятские Поляны в Кировской, где тоже делают оружие. Зато постепенно зачах Сестрорецкий оружейный завод.

Андрей прошел в вокзал. Милиционер в зале не обратил на него внимания. Конечно, пока придет ориентировка с фото, пройдет как минимум несколько дней, а то и неделя. По внешнему виду определить, что он летчик, нельзя. Летного шлема, очков-консервов, краг – нет. Кожаная куртка, так их сейчас и мотоциклисты и шофера носят, впрочем – как и чекисты.

Андрей изучил расписание поездов, выбрал ближайший до Москвы, купил билет в «мягкий» вагон, деньги позволяли. В «мягком» купе на двух человек, верхних полок нет, диваны действительно мягкие, спать удобно. Поскольку ночью поспать не удалось, решил в поезде выспаться. Через несколько дней начнется война, и тогда о мирной жизни придется только с сожалением вспоминать. Поезд отправлялся через два часа, пришлось посидеть на жесткой скамье в зале ожидания. Объявление о посадке дали через час, Андрей решил сесть в поезд и лечь спать. При посадке в вагон, проводник осведомился о багаже.

– Нет его, я налегке в командировку, – ответил Андрей.

Откуда ему было знать, что люди без багажа вызывали подозрение. Так делали воры. Зачем им багаж, если они сели в поезд своровать чужой чемодан или баул у богатого пассажира. Андрей нашел свое купе, расположился на диване, с удовольствием стянул сапоги. И в это время стук в дверь, на пороге милиционер линейного отделения милиции. Из-за спины его выглядывает проводник, решивший проявить бдительность.

– Доброе утро! – вежливо начал милиционер. – Товарищ, предъявите документы!

– Меня в чем-то подозревают? – удивился Андрей.

– Обычная проверка.

Возмущаться Андрей не стал, может получиться хуже. Милиционер проводит его в отдел на вокзале. А у Андрея в карманах куртки «Наган» и два пистолета «ТТ» убитых чекистов. Достал из внутреннего кармана куртки удостоверение, предъявил. Милиционер развернул, прочитал, шевеля губами. Видно – не шибко грамотный.

– Так вы летчик, товарищ!

– Именно! Еду в командировку в столицу нашей Родины, готовиться к воздушному параду как человек заслуженный.

Андрей специально говорил газетными штампами, так производил более солидное впечатление. В подтверждение снял с руки наручные часы, протянул милиционеру:

– Прочитайте на задней крышке.

Милиционер прочитал, впечатлился. Часы дарят не каждому сотруднику.

– Извините, товарищ Малеев!

Удостоверение вернул, часы, козырнул. Потом повернулся к проводнику.

– Ты что же заслуженного человека заподозрил? Ну-ка, идем в служебное купе! Отдыхайте, товарищ!

Это он уже Андрею. Как только они вышли, Андрей снял с крючка куртку с оружием, положил вниз, под полку. И с удовольствием лег на диван. Даже не слышал, как тронулся поезд, застучали колеса, как обустраивалась попутчица. После полудня в купе заглянул проводник. Вину свою чувствовал, загладить хотел. Андрей к тому времени уже проснулся.

– Не изволите чайку попить, товарищ Малеев? С лимоном, печеньем.

– А вагон-ресторан в поезде есть?

– Как не быть! Как раз соседний вагон. Богатый выбор блюд!

– Хорошо, хорошо.

Проводник исчез. Попутчица с интересом смотрела на Андрея. Ее впечатлило, что проводник называл его по фамилии, стало быть – не простой человек попутчик. Вообще-то в «мягких» вагонах простолюдины не ездили, все больше в общих, плацкартных. В «мягких» сотрудники министерств, директора заводов. Командированные в ранге не ниже третьего секретаря исполкома или райкома партии, доктора наук, артисты. Женщины по натуре любопытны. Вдруг повезло, в одном купе знаменитость, а она упускает возможность? А познакомится, так подругам можно будет вроде бы мимоходом похвастать. Женщина понятливо улыбнулась, протянула руку.

– Виктория Львовна.

– Иван Владимирович.

Андрей осторожно пожал руку.

– Не желаете разделить со мной трапезу? – спросил Андрей.

– Как занятно вы говорите, как дворянин из рассказов Чехова или романов Льва Толстого.

– Мне ближе Алексей Толстой, – тут же попытался выкрутиться Андрей.

Про себя решил, что впредь за языком надо следить. Женщине тридцать с небольшим, наблюдательна, образованна, начитанна.

– Так что скажете?

– Я не голодна, но попить чаю можно.

– Тогда в ресторан!

Андрей надел куртку, женщина взяла с собой ридикюль. Одежда не по провинциальной моде тех лет, по столичному. Но говор не московский, не акает.

Уже в вагоне-ресторане, за столиком, Андрей начал расспрашивать, причем исподволь.

– Вы так хорошо разбираетесь в литературе, наверное, трудитесь на ниве культуры?

Главное – хвалить, женщины падки на лесть.

– Ну что вы! Я работаю с цифрами, как говорится, дебит – кредит.

– Бухгалтер? Не могу поверить? Такая красивая, видная женщина и бухгалтер! Я представлял их старыми «синими чулками», с очками на носу и арифмометром «Феликс» в руках.

Ему было все равно, кто она. А целью было переночевать у нее несколько дней. Для того чтобы остановиться в гостинице в ту пору, кроме паспорта надо было иметь командировочное удостоверение. Да и то разделение было. Колхозник мог жить в «Доме колхозника». Человек с улицы поселиться в гостинице не мог. Да и светиться со своими документами ему было нельзя. Первый город, куда сообщат об убитых чекистах, будет Москва, здесь Наркомат внутренних дел.

В ресторане ели не спеша, Андрей деньги не жалел. С началом войны инфляция будет жуткая, так же было во время Первой мировой войны, только тот рубль был покрепче сталинского. Андрей подливал «Советского шампанского» в бокал и назад в купе буквально тащил женщину под руки, почти нес. И что женщины находят в шампанском? В нос бьет, и крепости не чувствуется. То ли дело коньяк шустовский или смирновская водка. Нет их уже, увы! А какие напитки были!

Андрей посадил на диван в купе женщину, стянул с нее туфли, жакет, уложил на диван, под голову подушку подложил. А сам в тамбур. Вытащил из «ТТ» обойму, опустил ее в карман. Сам пистолет выбросил из вагона. Следом отправил «Наган», в нем остались три патрона, и пополнить негде. Зато теперь у него пистолет с мощным боем, и к нему две запасные полные обоймы. Устраивать перестрелку в столице он не собирался, но без оружия чувствовал себя неуютно. Сколько таскал с собой револьвер, а пригодился, жизнь спас.

Вернувшись в купе, куртку снова в багажное отделение, под диван, положил и сам спать. Сыт, слегка пьян, прямо по поговорке, жаль только нос не в табаке. Утром новая знакомая выглядела помятой, чувствовала себя скверно, сказывалось похмелье. Привела себя в порядок. Андрей ее чувства и состояние понимал.

– Подождите, я быстро.

А сам в ресторан. У официантов бутылку охлажденного «Боржоми» взял и стакан огуречного рассола. Все принес в купе.

– Пейте!

– Да что же вы! Я же не ломовик!

– Вам поправиться надо, уж простите.

Ломовиком называли ломовых извозчиков, перевозивших на телегах грузы. После тяжелой работы они частенько «с устатку» выпивали чекушку водки. Брезгливо морщась, выпила. А тут уже и стоянка в славном городе Ярославле, смена паровоза. Андрей на перрон вышел, купил моченых яблок. По себе знал, реально помогают. И их принес.

– Ешьте.

– Не хочу.

– Через силу. Твердо обещаю, через час будете выглядеть как нежинский огурчик.

– Ну, если так!

К Москве подъехали уже приятелями. Андрей вызвался поднести к станции метро ее чемодан.

– А вы куда же?

– Сам не знаю. Знакомых нет, одна надежда на гостиницы.

– Хоть и неловко, но предложу пожить у меня.

– Не буду в тягость?

– Как можно!

Андрею того и надо. Не напрашивался, был деликатен, она предложила сама. Добрались до дома Виктории Львовны на метро. Андрей первый раз был в советском метро. Некоторые станции действительно впечатляли, особенно «Комсомольская».

Дом, в котором жила женщина, был каменным, трехэтажным, дореволюционной постройки, поскольку кроме широкой парадной лестницы для господ, имелся еще черный ход, для черни – кухарок, истопников, прачек, модисток. В комнатах потолки по четыре метра, окна высоченные, много света. Все основательное, добротное. Андрей имел, с чем сравнить, в гарнизонах жил в панельных домах, где слышимость отличная. Сосед чихнет, а ты ему – будь здоров! В центре Москвы с жильем всегда худо. А у Виктории даже не комната в коммуналке, а отдельная двухкомнатная квартира. По тем временам роскошь, такую надо было заслужить. Или Виктория любовница высокопоставленного чиновника, или сама служит в могущественном министерстве, по-тогдашнему – в Наркомате, народном комиссариате. Ой, как бы не влипнуть с этой бабенкой.

Виктория Львовна выделила Андрею комнату, показала на диван.

– Можете отдыхать.

В комнате большой радиоприемник. Андрей щелкнул клавишей. Передавали патриотические песни.

«Солнце красит нежным светом Стены древнего Кремля…»

Выключил. Пока Виктория переодевалась, закрывшись в спальне, осмотрел комнату и кухню. Непривычным было отсутствие холодильника и керогаз вместо газовой плиты.

Переодевшись, женщина принялась хлопотать на кухне. Андрей хотел помочь, но его попросили не мешать. Он вернулся в комнату, подошел к окну. Вид открывался чудесный. В Москве еще не было высотных домов, и с третьего этажа было видно далеко.

Виктория пригласила к столу. К удивлению Андрея, чай был превосходен. Кофе он не любил, в чае разбирался хорошо. Но в СССР хорошего чая не было, за границей не закупали, свой грузинского производства был неважного качества. Отхлебнув глоток, одобрил:

– Великолепный чай!

– Да? Рада, что вы оценили!

К чаю было печенье и шоколад.

– Может быть, хотите выпить что-нибудь покрепче?

Водки не хотелось, тем более теплой. Водка хороша, когда бутылка запотевшая, да с хрустящим огурчиком, либо под венгерский шпик, что с красным перцем и ржаным хлебушком. Классика жанра!

За чаем Виктория прямо форменный допрос устроила – где родители, да кто, чем занимаются? Андрей сначала насторожился, потом подумал – не могла она быть сотрудницей НКВД. О том, что он окажется в Ижевске и сядет на поезд, никто не предполагал, даже он сам. А интерес чисто женский, видимо, Андрей представлялся Виктории потенциальным женихом.

За разговорами пару часов пролетело незаметно, за окнами уже ночь. Виктория диван застелила простыней, одеяло и подушку положила.

– Спокойной ночи!

Андрею не спалось. Раздумывал – пойти к Виктории или нет. Так и уснул. Утром проснулся от движения. Виктория в домашнем халатике.

– Ой, я не хотела разбудить. Мне на работу надо.

– И мне тоже в Наркомат, – соврал Андрей.

Умылся, попили чай, вышли вместе. У трамвайной остановки Виктория предложила:

– Я к шести часам вернусь. Придете?

– Постараюсь.

Для него сейчас первым делом побриться. Не терпел небритых мужчин. В его время вошла в моду трехдневная небритость. А он еще с курсантских времен привык каждое утро приводить себя в порядок. Вика уехала на подошедшем трамвае, он же нашел парикмахерскую, побрился и постригся, с удовлетворением осмотрел себя в зеркале. Потом в магазин, купил бритвенные принадлежности, маленький чемодан, который прозывали «балеткой». А еще несколько пар носок и нижнего белья. Для начала нужно вымыться, найти общественную баню. В то время в каждом районе было несколько бань. Ванная в своей или коммунальной квартире – большая редкость, поэтому бани были востребованы. Билет купил в душевую кабинку, все же сподручнее мыться под струей душа, чем из шайки с водой. Вот теперь почувствовал себя по настоящему в обычной форме. После бани посидел на лавочке в сквере по соседству, раздумывая – что предпринять? Сегодня двенадцатое июня, до начала войны десять дней. Жить у Виктории? Старший по дому квартиранта без прописки обязательно заметит, сообщит в милицию. А не он, так бдительные соседи. Явится милиционер с проверкой. Вариант плохой.

Где народу много, и к приехавшим относятся благосклонно? В местах отдыха! Побережье Крыма, Кавказа. Андрей пересчитал деньги. На отдых вполне хватало, потом не будет возможностей, времени. Пусть Виктория ищет мужа, а он едет на отдых!

Отправился на железнодорожный вокзал и купил билет на ближайший поезд, который шел на юг. Им оказался поезд в Сочи. Одного не учел Андрей. Поезда на паровозной тяге шли медленно, долго. Двести – двести пятьдесят километров и паровоз меняли, а это долгая процедура. Потому в Сочи ехал трое суток. С расположением у моря проблем не возникло, никто не поинтересовался паспортом, плати деньги и отдыхай, дорогой! Андрей окунулся в беззаботную жизнь. С утра загорал, купался, потом ел шашлыки, пил местное вино. Ходил в парк, где сидел под пальмами, флиртовал с отдыхающими женщинами, ближе к вечеру снова на море. Вода к вечеру уже теплее. Затем на вечерний базар, покупал свежие фрукты, на юге все созревает быстрее. Объедался черешней и клубникой. Жаль только – время пролетело быстро, отдохнуть удалось четыре дня, а на пятый уже ехал поездом в Киев. Купил бы билет на Минск, да прямых поездов не было, решил ехать с пересадкой. Главный удар немцы наносили через Белоруссию, с расчетом выйти к Москве. И с началом войны они перешли западные границы СССР почти на всем протяжении. Девятнадцатого был в Киеве, утром двадцать первого июня в Минске. Собственно, в столице Белоруссии оставаться не собирался. Было желание выбраться поближе к аэродрому, конечно, военному и туда, где базируются истребители. Опыт воздушных боев в Испании с немцами был, он точно знал, что немцев можно бить. Андрей не беспокоился, что его близко к летному полю не подпустят. В первые же часы войны Люфтваффе будет наносить массированные бомбардировки по воинским частям, складам, танковым и артиллерийским паркам, аэродромам. В первый день войны на земле будет уничтожено 1200 самолетов, множество повреждено. Погибнут на земле, не успев сделать ни одного вылета, сотни пилотов, а также техники, мотористы, механики, оружейники. А в первую очередь будет разгромлена зенитная артиллерия, прикрывающая аэродромы.

Вечером двадцать первого июня выехал поездом к западной границе. Не доезжая до Бреста семидесяти километров, сошел. Насколько он помнил по службе танкистом, здесь размещался полевой аэродром. Память его не подвела. Как только поезд ушел, он услышал приглушенные звуки авиамоторов. Днем совершались тренировочные полеты, потом мотористы устраняли недочеты, проверяли моторы, гоняя их на разных режимах. Обычно полеты начинались рано утром, часов в пять, когда воздух неподвижен, хорошая видимость.

Но в эту ночь все пошло не так. До аэродрома было еще километра три, когда с запада послышалось заунывное пение множества авиационных моторов. Андрей посмотрел на часы. Три часа тридцать минут. В четыре Вермахт перейдет сухопутные границы. А сейчас авиация немцев нанесет упреждающий удар, затем вступит в бой дальнобойная артиллерия, в первую очередь попытается уничтожить пограничные заставы, погранотряды. Приближаться к аэродрому Андрей не стал, присел в перелеске. Явись он сейчас на аэродром и скажи, что начинается война, ему не поверят. Ведь был приказ товарища Сталина – на возможные провокации не отвечать!

Ночь с двадцать первого на двадцать второе июня самая короткая. Далеко на востоке уже начало подниматься солнце. Земля еще была в темноте, но лучи осветили облака и летящие самолеты. Андрей был шокирован. Никогда он не видел столько самолетов в небе! Они шли на разных эшелонах. Ниже всего пикировщики «Ю-87», выше их на тысячу метров фронтовые бомбардировщики «Ю-88» и «Не-111». А еще выше летели истребители прикрытия – «Ме-109». Все силуэты узнаваемы, со всеми встречался в Испании.

Пикировщики выстроили круг, ведущий свалился в пике, сбросил бомбы, отвалил в сторону, его место занял другой. Взрывы на аэродроме стали громыхать непрерывно. Не только бомбы рвались, от бомб загорелось и рвануло топливохранилище за периметром аэродрома, вверх поднялся столб пламени и дыма. Над аэродромом поднимались уже десятки дымов в разных местах. Это горели самолеты, автомашины наземных служб, здания и сооружения. Андрей не видел творящегося кошмара, но представлял. Сам попадал в Испании под авианалет и сам штурмовал аэродром с немецкими самолетами легиона «Кондор». Налет продолжался около получаса, пока «Юнкерсы» не сбросили весь бомбовой груз, а потом еще сделали несколько заходов, обстреливая аэродром из пулеметов. Фронтовые бомбардировщики и истребители сопровождения в штурмовке аэродрома не участвовали, проследовали мимо, для крупных целей.

Когда «лаптежники» улетели, Андрей побежал к аэродрому. Зрелище перед ним предстало апокалиптическое. Сгоревшие самолеты, разбитые машины – бензовозы, автостартеры, грузовики для подвоза боеприпасов, а еще убитые, много убитых. Никаких щелей для укрытия личного состава не было, командиры предположить не могли, что их части будут бомбить. Доктрина предполагала, что РККА будет воевать на чужой территории. Перед войной в 1940 году в РККА проводились командно-штабные учения. За Гудериана выступал Г.К. Жуков. Стремительными ударами он расчленил наши армии и быстро дошел до крупных промышленных центров. Сталину ход учений не понравился, об итогах было приказано забыть. Разве может Красная Армия, вооруженная идеями марксизма-ленинизма, отступать, терпеть поражение?

В 1941 году оказалось, что Гудериан, стратег танковой войны, как и весь Вермахт, действовали именно так, как Жуков. И учения 1940 года сразу вспомнили все присутствовавшие на них. Сталин, никогда не признававший своих ошибок, призвал Жукова держать Западный фронт, оборонять столицу.

Андрей осмотрел аэродром. Во-первых, он присматривал хоть один исправный, готовый к бою истребитель. Во-вторых, ему были нужны документы. Настоящие документы пилота, подходящего по возрасту. Такой нашелся. Убитый майор лежал рядом с автостартером. Специальный грузовик, который своим валом от мотора через храповик на винте самолета раскручивал двигатель, запускал. Майор был приблизительно одного с Андреем возраста. Андрей достал из нагрудного кармана убитого документы. Ага, командир эскадрильи, год рождения на один меньше, чем у Андрея. Есть еще партбилет и несколько второстепенных документов. Сразу сунул бумаги в свой карман, а свои бросил в огонь.

Среди персонала были не только убитые, но и раненые. Стонали, кричали: «Санитар!»

На дальнем краю стоял самолет, укрытый маскировочной сетью. Туда и побежал Андрей. Недалеко от самолета лежал убитый техник или механик, судя по комбинезону. Андрей закричал:

– Есть кто живой?

За самолетом шевеление, показался технарь.

– Самолет к полету готов?

– Это машина командира полка!

– Видишь, что на стоянках творится? Почти все самолеты уничтожены, личный состав погиб. И никто взлететь не успел. Хочешь повторения?

– Меня под трибунал отдадут! Я вас не знаю.

Это верно, техник отвечал за самолет. Андрей ему не знаком, мало того, не вызывал доверия, поскольку был в гражданской одежде. Ну не снимать же было с убитого комэска обмундирование? Это бы походило на мародерство. Да и гимнастерка была в крови, изодрана от пулевых попаданий, такую только выкинуть.

– Хорошо! Тогда взлетай и отражай атаку вражеских самолетов.

– Я не летчик, я механик.

– Ты еще не понял, что война началась?

– Это провокация! Товарищ Сталин сказал – не поддаваться!

– Ты ослеп? Посмотри на аэродром, целых самолетов не осталось, твои товарищи убиты. А немецкие самолеты, что прошли в сторону Минска, видел?

В небе снова послышался гул моторов. Андрей и механик подняли головы. Мимо разгромленного аэродрома, на восток, тянулись пикировщики «Ю-87», это была другая группа, прежние не успели бы обернуться так быстро.

– Снимай маскировочную сеть, помоги запустить! Топливо есть? Патроны?

– На самолете две пушки «ШВАК».

Самолет «И-16» имел несколько серий, с каждой были какие-то улучшения. На первых стояли два пулемета винтовочного калибра, на поздних – авиационные пушки калибром 20 мм. Механик решился, стянул сеть. Андрей забрался в кабину, стоя застегнул на себе лямки парашюта. Он, как правило, лежал в ковше сиденья. Потом привязные ремни. Механик уже проворачивал винт самолета. Обычно это делали двое.

– Контакт!

– Есть контакт!

– От винта!

Мотор схватил, запустился, выбросив облако сгоревшего топлива. Андрей выждал несколько минут, пока температура масла достигла отметки девяносто градусов. Потом развел руки в стороны. Жест обозначал – убрать колодки! Механик выдернул за веревки колодки, поднял большой палец. Андрей дал газ и начал разгон, прямо со стоянки, поперек ВПП. У «И-16» мощный мотор и длинной полосы не надо. «Ишак» в управлении строг, отвлекаться нельзя. Короткий, лобастый, очень маневренный, но требовал опытной твердой руки, иначе легко срывался в штопор, из которого выходил неохотно.

Вот уже поднят хвост, скорость растет, ручку слегка на себя, истребитель оторвался от земли. Правой рукой Андрей начал крутить лебедку уборки шасси. На «И-16» она была механическая, тросовая. Если шасси не убрать, сопротивление воздуха не даст набрать максимальную скорость. А еще надо следить за температурой масла и головок цилиндров, чтобы вовремя открыть жалюзи, дать обдув воздуха больше. Никакой автоматики, сигнализации. Летчик должен быть занят боевой работой, а «И-16» требовал много внимания к себе. Андрей еще подумал, что совершает ошибку, взлетая в одиночку. Надо бы парой, иначе хвост получится без защиты. Но есть ли на аэродроме второй целый самолет и второй пилот? Андрей дал максимальный газ, задрал нос самолета, набирая высоту.

Глава 7. «Воздушные бои»

Под удар немецкой авиации в первый день войны попали 66 аэродромов Западного военного округа. Военная авиация округа имела 4226 истребителей против 1680 на ее участке, причем (по разным данным) от полутора до двух тысяч из них были самолеты новых типов – «Як-1», «ЛаГГ-3», «МиГ-3». Казалось бы, много. Но почти никто из пилотов не был обучен полетам на новых машинах, первые вылеты осуществили на старых самолетах. В результате большинство из уничтоженных немцами составили истребители новые. Западный военный округ 22 июня, за один день потерял 738 самолетов, а сбил немецких 143. Потери распределились так: 528 сгорели при налетах вражеской авиации на земле; сбито зенитной артиллерией 18, сбито в воздушных боях 133, не вернулись с боевого задания по неизвестным причинам 53; 1 самолет взорвался при взлете, 2 – потерпели аварии при взлете и 3 – совершили вынужденные посадки. Критическую роль сыграла близость аэродромов к границе, большая их часть располагалась от 8 до 30 километров от границы, скученность на аэродромах, плохая маскировка или ее полное отсутствие, потеря управления авиацией со стороны командования – радиосвязь была развита плохо, раций катастрофически не хватало. А проводная связь была вечером 21 июня нарушена диверсантами. Кроме того, все военные аэродромы имели взлетно-посадочную полосу грунтовую и только один аэродром – бетонную, в Балабанове, под Оршей, в 550 километрах от границы.

Несмотря на полный газ, «Ишак» лез вверх медленно. По техническим характеристикам, самолет набирал высоту 3000 метров за 3,2 мин. Набирать такую высоту Андрей не собирался, пикировщики обычно летали на двух – двух с половиной километрах. Наши военные до войны ошибочно считали, что в грядущих войнах бои будут проходить на значительно больших высотах, 6–7 километров, поэтому поставили авиаконструкторам задачу сделать высотные истребители. А для них нужны нагнетатели воздуха или компрессоры, это лишний вес, снижение скороподъемности и маневренности. Ошибки военных привели к поставке в войска истребителей «МиГ-3», «ЛаГГ-3», которые уступали немецким на высоте 2–4 км, на которых происходили большинство воздушных боев.

Андрей сталкивался в Испании с «лаптежниками», знал их сильные и слабые места. Задняя верхняя полусфера простреливалась задним стрелком и потому подобраться поближе, чтобы сбить «Ю-87» наверняка, надо было из нижней полусферы, сзади. Причем обстрелять надо быстро и уйти, поскольку «Юнкерсы» всегда летают группами, и Андрея могут обстрелять с других самолетов. Первая атака получилась удачной. Подобрался снизу к ведущему. Обычно это самый опытный пилот. Поймал в прицел центроплан, это место, где крылья соединяются с фюзеляжем, нажал гашетку на ручке. На «И-15» и «И-16» в Испании эти истребители имели вооружение пулеметное. А когда Андрей нажал гашетку, самолет затрясло. Две крыльевые пушки создавали большую плотность огня. Такого эффекта Андрей не ожидал, трассеры вонзились в брюхо «лаптежника» и угодили в бензобак или бомбоотсек. Самолет взорвался. Огонь, дым, во все стороны полетели обломки. Андрей ручку до отказа влево и от себя, ушел с полупереворотом. Пикировщики шли без истребительного прикрытия, не рассчитывая на атаки истребителей ВВС РККА, так как сами видели, что на наших аэродромах стоят сгоревшими множество самолетов. А тут неприятный сюрприз. Для Андрея удача. Но он точно знал, что у него времени мало, минут пять от силы. На всех немецких самолетах стояли радиостанции. Сейчас пилоты «Ю-87» свяжутся со своим командованием, а то и напрямую перейдут на частоту радиосвязи истребителей, и подмога подоспеет быстро. Их истребители летают парами и четверками, и одиночному «Ишаку» не выстоять против пары. Надо ухитриться сбить еще один «лаптежник», расстроить строй пикировщиков, еще лучше заставить их сбросить бомбы в чистое поле, сорвав задание, и удирать самому. Еще есть бензин и боеприпасы, но драться до конца не стоит. Видел он, как немцы расстреливают летчиков на парашютах из сбитых самолетов. Если в Первую мировую войну противники еще являли рыцарские качества, то к сороковым годам начисто их утратили.

«Лаптежники», на глазах которых произошел взрыв ведущего, рассыпали строй, стали разворачиваться, сбрасывать бомбы. Каждый из пилотов думал – война только началась, надо дожить до победы, ведь сам фюрер обещал своим воинам дать землю, богатые украинские черноземы.

Андрей атаковал «Ю-87», тот неудачно повернулся боком, и пушечная очередь пришлась по кабине. Почти на всех самолетах всех стран имелись бронированные спинки, сиденья и бронестекло спереди. Боковую бронезащиту имел только советский штурмовик «Ил-2», фактически кабина была целиком бронекапсулой. Андрей явственно видел разрывы снарядов в кабине. Пилот был убит, пикировщик перешел в неконтролируемое падение. Наблюдать за ним было некогда, ибо с одного «Юнкерса» бортовой стрелок открыл огонь, и дымная трасса трассирующих пуль прошла рядом. Он инстинктивно отвернул в сторону. «Лаптежники», облегчившись от бомбового груза, уходили на запад. Он успел догнать еще одного, пушечным огнем ударил по кабине, убив стрелка. Немного подправил положение самолета, намереваясь сбить пикировщика. И увидел, как от тучи, с превышением на тысячу метров, на него пикирует пара «худых». Такое прозвище получили «Ме-109» за узкий фюзеляж. На вертикалях, особенно в пикировании, тягаться с «худыми» «И-16» не мог, не хватало мощности мотора, скорости, скороподъемности. Резко отвернул от «лаптежника» и развернулся к аэродрому. По его прикидкам снарядов к пушкам оставалось на две-три коротких очереди. Газ максимальный, мотор ревет, а «Мессеры» догоняют. Рядом с «Ишаком» прошла трасса. Андрей подработал элеронами и ручкой, делая плавное скольжение на крыло. Он уже применял такой трюк раньше. Противник прицеливается, вот уже цель в перекрестье, готов нажать на гашетку, а чужой самолет плавно уходит с прицельной сетки в сторону. Пилот «Мессера» подправляет рулями направление прицеливания, Андрей спиной чует, сейчас немец откроет огонь, и снова скользит на крыло. Андрей снижался, это позволяло держать скорость. Но все равно «худые» не только висели на хвосте, а приближались, пытаясь взять в клещи. Конечно, у «Ишака» максимальная скорость 463 км/час, у «Мессера» почти на двести километров выше. Для истребителя очень много. Истребитель – это скорость, маневренность, огонь!

Выстрелов за ревом моторов Андрей не слышал. Истребитель вдруг затрясло, на конце левого крыла появились пробоины. Андрей обернулся. Слева и справа за хвостом, на удалении не более ста метров, висели оба «Мессера». Концы винтов белые, как опознавательный знак эскадры. Андрей отдал ручку от себя, войдя почти в вертикальное пике. С трудом вывел истребитель в горизонтальный полет у самой земли, от струи винта полегла трава. А один из немцев вывести свой истребитель из пике не смог. Маневренность «Ме-109» хуже, чем у «Ишака». С размаху врезался в землю плашмя, развалился на части и вспыхнул. Второй «худой» увернуться от столкновения с землей успел, но едва-едва. Не искушая больше судьбу, набрал высоту и скрылся в западном направлении. Андрей перевел дух, по спине текли струйки холодного пота. При вылете с аэродрома он засек направление и сейчас держал курс на него. Вылетел он ровно час назад. Вышел к взлетно-посадочной полосе точно. А на ней несколько мотоциклов с колясками – немецкая разведка! Поскольку форма на них серая, а не зеленая, как в РККА. Андрей с ходу обстрелял мотоциклистов, сделал разворот и снова ударил, на этот раз из пулеметов. Больше никто из фигур не шевелился. Прошелся вдоль полосы, а из-за деревьев на краю аэродрома выползает полугусеничный бронетранспортер. В Красной Армии таких нет, да и черно-белые кресты на боках не дают повода для сомнений. Развернулся, зашел сбоку, открыл огонь из пушек. На бронетранспортере броня тонкая, защищает от пуль стрелкового оружия и осколков. Андрей видел попадание снарядов, потом вспышка, полыхнуло пламя, потянулся черный дым. Непонятно, захвачен уже аэродром или это только разведка? Однако садиться расхотелось. Набрав высоту, направил самолет курсом девяносто, строго на восток. Теперь вопрос в том, что случится раньше – кончится топливо или он увидит аэродром? Взлетно-посадочную полосу увидел прямо по курсу через десять минут лета. С ходу приземлился, а в конце пробега двигатель чихнул и замолк. Стало слышно, как шуршат по гравию колеса шасси. Самолет замер. Потрескивали, остывая, цилиндры двигателя.

– Убирай аппарат! – закричал механик в комбинезоне. – Сейчас наши на посадку зайдут!

Андрей отстегнул привязные ремни, встал в кабине, расстегнул лямки парашюта, выбрался. Вдвоем, упираясь в крылья, оттолкали истребитель в сторону от ВПП. Послышался гул моторов. На посадку один за другим приземлялись бомбардировщики «СБ». Расшифровывалось название как скоростной бомбардировщик. Звучало как насмешка. Он уже давно морально устарел и скоростные характеристики утратил. Вот «Пе-2», «ТУ-2» и «Су-2» действительно были на уровне, но было их крайне мало. К тому же экипажи были плохо обучены. Немецкие «Ю-87» бомбили с пикирования очень точно, могли поразить одной бомбой танк в капонире или пушку. Экипажи «Пе-2» бомбили по старинке, с горизонтального полета, но точность попаданий была посредственной. Такое бомбометание годится для обработки по площадям. Первым широко начал применять бомбардировку с пикирования летчик Полбин, в дальнейшем полковник и Герой Советского Союза.

Самолеты «СБ» на пробеге прокатывались мимо Андрея, и он видел – побывали в боях. Есть пулевые пробоины на плоскостях, фюзеляжах, у одного самолета разбит фонарь кабины штурмана, она впереди, в носу. Еще один самолет благополучно сел, но его закрутило на полосе, потому что правое колесо шасси пробито было. К самолету сразу подъехала санитарная машина, из самолета осторожно вытащили кого-то из членов экипажа. На Андрея и его «Ишака» никто не обращал внимания, одно слово – приблуда, чужой. Но все же подъехал буксировщик, зацепил жесткой сцепкой истребитель, отбуксировал на стоянку. Андрей отправился в штаб полка. Надо сообщить о немецких разведчиках на аэродроме, совсем недалеко, о бомбардировке аэродрома. В штабе полка накурено, дым под потолком слоем висит. Начальник штаба в трубку кричит:

– У меня экипажи уже по три вылета сделали и без истребительного прикрытия. Семь машин потеряли! А в наше положение кто войдет? Я командиру дивизии телефонировать буду!

Начштаба повесил трубку полевого телефона, увидел Андрея. Вид цивильный с толку начштаба сбил.

– Почему посторонние в штабе? Дежурный! Вывести за ворота!

– Я летчик, майор Леденец, приземлился на вашем аэродроме. Наш разбомблен и захвачен немецкой разведкой.

– Да? А документы?

Андрей предъявил документы убитого майора. Начштаба их проверил, но на лицо Андрея не посмотрел, вернул.

– Вот что, майор. Разговор слышал? Выручай, истребителей нет. Как вылет, двух-трех моих орлов сбивают.

– По уставу… – начал Андрей.

– Я устав летной службы знаю! – вспылил начштаба. – Где там написано, что бомбардировщики без прикрытия на задания летать должны? А с меня требуют – бомбить! Танки немецкие в тридцати километрах отсюда. Идите в столовую, отдыхайте, ваш самолет подготовят. Вылет через час.

Дежурный провел Андрея в столовую. Первый раз за день Андрей поел супа, котлету с макаронами, чаю попил. Настроение сразу улучшилось. Потом дежурный по просьбе Андрея провел его на вещевой склад, где он надел армейскую форму. Настоящую, зеленую, а не синего цвета, как в ВВС. С одной стороны, неплохо, за авиаторами на земле немецкие асы гоняются. Склад-то был БАО, батальона аэродромного обслуживания, поэтому цвет зеленый. Андрей к истребителю пошел, а от него топливозаправщик отъезжает. Оружейники на крыльях сидят, укладывают в крыльевые ящики снаряды к пушкам и патроны в лентах к пулеметам. Моторист открыл капоты двигателя, стал мотор проверять.

– Нарекания на работу мотора есть?

– Нормально отработал.

«Ишак» Андрея еще утром принадлежал комэску истребительного полка, был из небольшой серии в 293 машины, выпущенной в 1939–1940-х годах, тип 28. Чем хорош, так это крыльевыми пушками. Андрею в бою их эффективность понравилась, уж всяко лучше пулеметов. Истребитель подготовлен к вылету, Андрей даже вздремнуть успел под крылом. Всего-то полчаса отдыха, а освежился хорошо. Моторист разбудил.

– Товарищ летчик! Красная ракета! Вылет!

Положено обращаться по званию, но у Андрея на новой форме петлицы пустые, на складе шпал не оказалось.

Над аэродромом рев множества моторов, бомбардировщики выруливали на взлетную полосу, взлетали, поднимая винтами тучи пыли, выстраивались над аэродромом в круг. Андрей двигатель запустил, успел прогреть, взлетел последним, догнал строй бомбардировщиков, занял позицию значительно выше. Так удобнее наблюдать, и есть преимущество по высоте. Головой пришлось крутить во все стороны непрерывно. Скорости у самолетов большие, и ситуация могла измениться за несколько секунд. Шею воротником натер сильно, подворотничка нет и туговат воротник.

Бомбардировщики принялись бомбить колонну противника. В колонне, растянувшейся на несколько километров, в основном пехота на грузовиках и самоходные орудия. Танки оторвались вперед, развернулись широким фронтом, наступают клиньями. Вот ведущий «СБ» сбросил бомбы, да не все разом. Проходя над колонной, сбрасывал бомбы по одной каждые несколько секунд. Бомбил точно, поскольку «работал» с малой высоты, метров трехсот. Вот в чем немцы превосходили РККА, так это в зенитной артиллерии. Вместе с пехотой следовали зенитные установки, счетверенные 20-мм пушки швейцарского производства. Покупали их почти все воюющие страны – Германия, Англия, США. Бизнес, никакой политики!

Ведущий отбомбился, заложил вираж, и в это время по самолету попала зенитка. Разрывы снарядов, небольшая струйка дыма, самолет накренился на крыло и резко пошел вниз. Из-за малой высоты никто не успел выброситься с парашютом. А может – не захотел, предпочел смерть плену. Следующий бомбардировщик целенаправленно высыпал несколько бомб на зенитную установку. «Эрликон» смолк. Колонна техники остановилась, от нее убегали в стороны солдаты. Несколько грузовиков уже горели, в небо поднимались черные дымы. Бомбардировщики один за одним сбрасывали бомбы. Несколько минут, и вся группа развернулась на восток.

Все же наземные войска успели сообщить о бомбардировке. Андрей заметил четыре точки в небе, довольно быстро приближающиеся. С бомбардировщиками никакой связи нет. Ни на «СБ», ни на «И-16» радиостанций не было. На «СБ» стояли только самолетные переговорные устройства между членами экипажа. Еще на подлете немцы разделились. Двое кинулись к истребителю Андрея, вторая пара к бомбардировщикам. Андрей пошел в лобовую атаку. Звездообразный двигатель воздушного охлаждения хорошо прикрывал летчика, а пушки давали возможность если не победить, то задать немцам трепку.

Через лобовое стекло видно, как стремительно сближаются самолеты. Еще бы, суммарная скорость тысяча километров в час. Немец не выдержал, рванул ручку на себя, уходя вверх. Андрей тут же дал очередь из пушек. Попал! На брюхе «худого» сам увидел несколько разрывов. Зато с ведомым сбитого немца закрутил карусель. Бой на вертикалях заведомо проигрышный, у «Мессера» выше скорость. Один вираж, другой, удалось зайти в хвост. Еще немного, и можно будет стрелять. И в это время на левом крыле «Ишачка» разрывы снарядов. Поднял голову, а вверху еще пара «худых», ведут атаку на него. Плохо одному вести бой с превосходящими силами. На крыле дыры, в каждую голова человека пролезть может.

Правое крыло сразу вверх пошло, Андрей попытался элеронами выровнять положение – не удалось. А немец еще очередь дал, снаряды угодили по хвостовому оперению. Самолет перестал слушаться руля. Все кончено, истребитель неуправляем, дальше будет беспорядочное падение. Андрей отстегнул привязные ремни, перевалился через борт кабины. Горизонтальный руль промелькнул рядом, он чудом не ударился. Правой рукой нащупал вытяжное кольцо парашюта, но дергать не спешил, ибо немцы обстреляют. Земля приближалась стремительно. Ни немецкой автоколонны не видно, ни наших бомбардировщиков. Видимо, во время воздушного боя он отклонился в сторону. Все, пора! Он рванул кольцо. Сначала раскрылся вытяжной парашютик, потом основной купол. Изрядный рывок, и Андрей повис на стропах. Взгляд вниз. Черт! Там лес и кустарник. Попробовал подтянуть стропы справа, чтобы уйти в сторону. А только высоты не хватило, да и парашюты были примитивными, практически не управлялись. Ломая ветки, прикрыв руками лицо, чтобы не остаться без глаз, ударился о землю. Несколько секунд лежал в шоке. Жив! И даже не ранен, нигде не болит и нет крови. Поднялся, отстегнул лямки подвесной системы. Посмотрел на часы. Шесть часов вечера. Солнце клонится к западу, стало быть, надо оставлять его за спиной. Повернулся и пошел на восток. Через несколько километров лес кончился. Андрей замер на опушке. Надо осмотреться, спешка может погубить. Кто здесь? Где немцы? Не зря выжидал. В полукилометре проходила грунтовая дорога, со стороны Андрея ее видно. На ней появились немецкие мотоциклисты. Разведка! Ибо заметны антенны раций. Немцы проехали быстро. Именно так немцы действовали в наступлении. Впереди разведка на мотоциклах или легких бронемашинах, поддерживают связь с основными силами. За разведкой идут танки, а уже следом пехота при огневой поддержке самоходок. Такое построение Гудериан, идеолог танковых войск Германии, подсмотрел, будучи на учебе в СССР, в танковой школе и с успехом применял.

Андрей повернул влево, к ложбинке. Так он будет менее заметен. В случае опасности можно укрыться в кустарнике. Ложбина густо заросла малинником. Перебежками перебрался к кустам. По кустарнику идти невозможно, на ветках колючки, все обмундирование порвешь и кожу исцарапаешь. Вдоль ложбины побежал. Вот где цвет обмундирования «хаки» сыграл маскировочную роль. Шел до темноты, обходя деревни. Кто знает, чьи войска там? Утром двинулся на солнце, вскоре наткнулся на ручей. Умылся, напился, встал и услышал сзади:

– Стой! Руки вверх! Медленно повернись!

Выполнил, как приказывали. Перед ним старшина-пехотинец, левая рука забинтована, в правой держит «Наган».

– Ты кто? – спросил старшина.

– Летчик. Сбили меня вчера, к своим пробираюсь.

– И я тоже.

Старшина убрал револьвер в кобуру.

– Табачком не богат? – спросил старшина.

– Не курю.

– Жаль, а пожевать?

Андрей развел руками.

– Надо в какую-нибудь деревню зайти, уж кусок хлеба дадут, – уверенно заявил старшина.

– Опасно. Мы в Западной Белоруссии, тут разные люди, не все любят Красную Армию и Советский Союз, хотя и немцев не жалуют.

– Какие-то у тебя неправильные представления, можно сказать пораженческие.

– С чего ты взял, старшина? Не нравлюсь, так шел бы ты своей дорогой.

В одиночку идти к своим плохо, не зря говорят – «всемером и батьку бить можно». Видимо, отсутствие на петлицах знаков различия, он решил, что Андрей рядовой. Ведь Андрей говорил, что летчик. Пилоты в звании рядового не бывают как минимум сержант после летной школы. Позже всем летчикам после выпуска из летной школы присваивали офицерские звания, с самого первого – младший лейтенант.

Некоторое время шли рядом, но молча. Вышли к деревеньке в десяток домов. Старшина решил идти к избам, Андрей воздержался. Старшина взял в руку револьвер.

– Эх, два патрона всего осталось!

До первой избы полсотни метров. Андрей стоял за елью. Не трусил он, осторожничал. Сначала понаблюдать надо, а потом действовать. К тому же без еды несколько дней вполне прожить можно. Или за табачком старшину потянуло?

Старшине оставалось до избы десять шагов, когда из-за плетня вышел немец. Вероятно – часовой. В стальном шлеме, на плече карабин с примкнутым штыком, неспешный шаг. Старшина вскинул револьвер, немец успел перехватить карабин в положение для стрельбы. Хлопок выстрела. Старшина развернулся и побежал к лесу, к Андрею. Из-за избы выбежали несколько солдат. Открыли по убегавшему старшине стрельбу. Несколько нестройных выстрелов, и старшина упал замертво. Эх, за что жизнь свою отдал! За понюшку табака и кусок хлеба? Гитлеровцы обступили тело убитого, один солдат поднял «Наган», выстрелил вверх, сказал что-то солдатне, те засмеялись. Андрей поднял пистолет. Еще в военном училище он отлично стрелял, выступал на соревнованиях, брал призы. И во время службы в летном отряде тоже состязался в стрельбе и показывал высокие результаты. И сейчас мог четырьмя выстрелами сразить всех. Но сколько в деревне солдат? Жалко обменивать свою жизнь за четырех пехотинцев. Как летчик он может нанести Германии больший урон. Немцы ушли. Будь у Андрея пулемет, он даже не колебался бы, открыл огонь. А пистолет – оружие ближнего боя, против карабина – хлопушка.

Дальше шел в мрачном настроении. Все же на его глазах убили старшину. Не предатель он, не сдаваться шел, а погиб нелепо. А еще на душе скребло – не ответил, не отомстил. Жесткий прагматизм взял верх. Через пару километров услышал вой мотора, пошел на звук. Оказалось – полуторка забуксовала. Осмотрелся, опасности не заметил, вышел. Шофер сначала за карабин схватился, потом понял – свой.

– Браток, помоги вытолкать.

– Это можно.

Шофер за руль сел, Андрей поднатужился, вытолкал. Совсем немного потребовалось усилий. Из кузова раздался стон. Андрей ногу на фаркоп поставил, за задний борт руками ухватился, подтянулся. Мать моя! В кузове раненые лежат, шесть человек. Все забинтованные и, похоже, тяжелые, поскольку в сознании только один.

– А врач где же? – спросил Андрей.

– В медсанбате помощь оказали и в госпиталь отправили, сказали – рядом, быстро обернешься. А я приехал, а там уже немцы хозяйничают.

– Едешь куда?

– К своим, мне все равно.

– Я с тобой.

Грузовик тронулся. Андрей сидел в кабине, посмотрел на указатель топлива, а он почти на нуле. Плохи дела! Закончится бензин, тогда что делать? Без врачебной помощи помрут раненые. Им операции нужны, лекарства, перевязки. Из леса выбрались на открытое пространство. Андрей дверцу открыл, встал на подножку, стал небо оглядывать. Заметил две точки в небе.

– Воздух!

При такой команде обычно все покидают технику, разбегаются. Водитель останавливаться не стал. В неподвижную машину попасть проще. Наоборот, скорость увеличил. За ревом моторов выстрелов Андрей не услышал. По кабине, капоту удары, посыпалось ветровое стекло. Самолеты пронеслись вперед, стали разворачиваться. Из-под капота грузовика то ли пар, то ли белый дым повалил. Андрей бросился от грузовика в сторону. На полуторку со встречного курса заходили в атаку два «Мессера». На этот раз не стреляли, ведущий сбросил бомбу-пятидесятку. Для истребителя такая в самый раз, 50 кг. Бомбардировщики обычно берут по 100 и 250 кг. Жахнуло здорово, Андрея подбросило взрывной волной. Самолеты скрылись.

А от машины практически ничего не осталось. Рама на рваных колесах и мотор. Ни кузова, ни кабины. В принципе, немцы всегда проявляли себя жестокими, еще начиная с Тевтонского ордена. Да взять времена более поздние. Кто применил отравляющие вещества в Первую мировую войну? Именно они, причем как на Западном фронте, так и на Восточном. Немцам варварство не помогло, проиграли. Должных выводов не сделали, снова развязали Мировую войну. И еще раз крепко получат. Но сколько народа безвинно в сыру земельку поляжет?

Наши позиции оказались недалеко. Полчаса ходу и вышел к артиллерийским позициям. Как бывший артиллерист оценил огневые позиции. Толково командир батареи расположил противотанковые орудия. Одно скверно, нет пехоты. «Сорокапятки» или, как их называли «Прощай, Родина» за большие потери, были эффективным средством борьбы с танками в сорок первом году. В сорок втором немцы на основные танки «Т-III» и «Т-IV» навесили дополнительные листы брони, и орудие оказалось маломощным. Пушку усовершенствовали, удлинив ствол. Но немцы выпустили толстобронные танки «Т-V» «Пантера» и «Т-VI» «Тигр».

Пушки всегда должна прикрывать пехота, иначе вражеская пехота уничтожит расчеты. У сорокапяток осколочно-фугасные снаряды есть, но эффективность их низкая. У противотанковой пушки калибр малый, снаряд легче разогнать до высоких скоростей. Но такой снаряд имеет малый вес взрывчатого вещества, малое воздействие на пехоту. Лучшими пушками РККА на поле боя оказались «ЗИС-3» и «ЗИС-2» конструктора Грабина.

Андрея бойцы задержали, привели к комбату, командир батареи документы проверил, вернул.

– Немцев видели, товарищ майор?

– Видел, но разведку и пехоту, не танки.

Батарею поставили на танкоопасном направлении, впереди пушек обширный луг, для танков самое раздолье. В лесу или горах танку делать нечего, нет пространства для маневра. А немецкая армия была сильна танковыми дивизиями.

– Лейтенант, мне бы на ближайший аэродром добраться.

– Где расположены, не знаю. А тягловую лошадь не дам, – отрезал комбат.

В сорок первом большая часть артиллерии передвигалась на конной тяге, как в Первую мировую войну. Андрею ситуация до боли знакома.

К аэродрому все же вышел, определил направление по самолетам. Где-то недалеко взлетали, потому как над Андреем держали высоту метров пятьсот, и моторы работали на форсаже, как бывает при взлете. Наблюдательность не подвела, километра через три к полевому аэродрому вышел. Самолетов много, видимо, с других аэродромов перебрались. Самолеты разных типов – истребители «И-16» и «И-153»; бомбардировщики «СБ» и «Пе-2», несколько «Ил-2». Обычно на одном аэродроме базируется однотипная техника – проще с запчастями, топливом, даже посадочной полосой. Тому же «Ишаку» для пробега нужна полоса минимум 240 метров, а бомбардировщику вдвое-втрое длиннее. Были смешанные авиадивизии, в которых один полк истребительный, другой штурмовой, а третий бомбардировочный. Но они занимали близкие по расстоянию, но разные аэродромы. А здесь сборище из разных авиаполков. Кто уцелел в первый день войны, слетелись на двух-трех аэродромах подальше от границы.

Не понравилась маскировка. Самолеты прикрыты срезанными ветками деревьев, маскировочных сетей не хватало. В общем, стоит появиться немецкому самолету-разведчику, той же «раме», как называли бойцы «Фокке-Вульф-189», как аэродром подвергнется бомбардировке.

Андрей прошел к КПП, по его требованию караульный вызвал дежурного командира. Андрей документы предъявил, объяснил, что сбили. Безлошадных летчиков набралось полтора десятка. На следующий день их отправили на грузовиках в Болбасово, а оттуда пассажирским «ПС-84» (лицензионный «Дуглас») в Саратов. Там, на авиазаводе № 292 выпускали истребитель «Як-1». Были еще два авиазавода, где выпускали «Як-1». Это № 47 в Оренбурге и № 301 в подмосковных Химках. После 1942 года «Як-1» выпускался только в Саратове в разных модификациях, всего было выпущено 8734 самолета. С 1940 по 1941 год включительно выпускался «Як-1Б» с мотором «М-105ПА» мощностью 1020 л.с., развивающий скорость до 569 км/час. Истребитель имел одну пушку 20 мм «ШВАК» и 2 пулемета «ШКАС» винтовочного калибра. С октября 1942 года вместо них стали устанавливать крупнокалиберные 12,7-мм пулеметы «УБС».

На заводе формировали команды, объясняли устройство самолета. Причем для наглядности водили по цехам. Потом опытные заводские летчики-испытатели рассказывали об особенностях пилотирования модели. На завод прибывали летчики опытные, даже успевшие повоевать, причем на «строгих» машинах вроде «И-16».

Затем начинались полеты на заводском аэродроме. Надеяться можно было только на себя. Учебных самолетов, с двойной кабиной и дублирующим управлением, еще не было. Такой самолет появится позже под обозначением «Як-7».

На все обучение пришлось две недели, учитывая тяжелое положение на фронте. С каждым днем немцы занимали все новые населенные пункты, и Левитан объявлял в сводках Совинформбюро:

«Сегодня после тяжелых оборонительных боев наши войска под натиском превосходящего противника оставили населенные пункты…»

И перечислялись иной раз десятки городов. Народ тревожился. Многие задавались вопросом – а где же Красная Армия? До войны танки на парадах по Красной площади шли, и армады самолетов пролетали. Руководители всех рангов заверяли, что «Красная Армия всех сильней…», на поверку выходило – обманывали. Мужчины массово шли в военкоматы, добровольцами. Но в первую очередь брали специалистов – танкистов, саперов, артиллеристов, прошедших военную службу.

Плохо было со всеми родами войск. В авиации крайне не хватало новых моделей самолетов, обученных летчиков, техников, мотористов. Устарела тактика, истребители летали тройками, тогда как бои в Испании доказали, что эффективнее в бою пара – ведущий и ведомый. Уроки Испании не пошли впрок, ибо летчики, прошедшие там бои, были репрессированы.

Андрей, как мог досконально, изучил материальную часть. Хорошее знание техники, ее возможностей, давало шанс на победу в воздушном бою. Слагаемых успеха было много. Во-первых, сам самолет. Из трех новых самолетов «Як-1», «МиГ-3», и «ЛаГГ-3», яковлевская машина была лучшей. Уступала «худому», но не так сильно, как другие истребители. Не зря продержалась на производстве до 1944 года. Второе слагаемое – обучение. Здесь СССР сильно уступал Германии, там летчика учили два года. Наших обучали шесть месяцев и потому выпускали не в офицерском звании, а сержантами. Фактически – недоучками, с маленьким налетом. Кто был осторожен, слушал ведущих, тот выживал, а другим – вечная память.

Третье слагаемое – тактика, принятая уставом и постановлениями. Большой кровью вышла приверженность полетов звеном в три самолета. Летчики, глядя на немцев, на их маневренный бой, тоже стали воевать «парами», так сказать, «явочным порядком». А еще на новых самолетах появились радиостанции. Немцы их освоили в массовом производстве уж как пять лет, нашим пилотам приходилось осваивать радиосвязь в тяжелых боях. И других факторов много. Хорошие топографические карты, обмундирование, питание. Например, единственный из отечественных самолетов, имевший отопление кабины, был штурмовик «Су-2». Американские самолеты, поставлявшиеся по ленд-лизу, все без исключения имели отапливаемые кабины. На высоте пять-шесть километров даже летом не жарко, приходится летать в меховых комбинезонах, сильно стесняющих движения.

Вот и проводил все свободное время Андрей на заводе, своими руками прощупал каждый узел. Видя такой интерес, заводские летчики-испытатели дали несколько советов. Из-за того, что многие решения внедрялись в серию без достаточных испытаний, случались недоработки. О них сообщали на ушко. Скажи принародно, всему летному составу, сразу припишут неверие в отечественное оружие. Например, на «Яках» заменили хвостовое колесо на убирающееся вместе с основным шасси. Конечно, из благих намерений снизить аэродинамическое сопротивление. Но узел получился ненадежным. При резких поворотах при рулежке, например, при заездах на стоянку, убирающееся хвостовое колесо подламывалось, не выдерживало железо по сварке. Сразу обвиняли пилота – сознательно сломал, чтобы избежать боевых вылетов. Трибунал и штрафбат. И второе, что уже грозило пилоту гибелью, – часто клинил в закрытом положении фонарь кабины. Заводские пилоты советовали не закрывать фонарь до конца, тогда можно было рвануть его назад обеими руками и выпрыгнуть с парашютом. По глубокому убеждению Андрея, недостатки надо было искоренять, а не перекладывать на летчиков. Вроде мелочь – рычаг управления двигателем и рычаг управления шагом винта. У немцев это один рычаг, а на советских истребителях – два. На немецких истребителях жалюзи обдува радиаторов регулируются автоматически. А советский летчик должен следить за температурой моторного масла и охлаждающей жидкости, регулировать вручную. А то ему в бою делать нечего. Не усмотрел, параметры вышли за допуски, в нужный момент потерял тягу двигателя.

По вооружению «Як-1» не уступал «Мессеру» – одна пушка 20 мм в редукторе винта и два пулемета, как у «BF-109» серии «G».

Через две недели пилоты получили свои самолеты. Парторг завода сказал короткую пламенную речь, заводской оркестр сначала грянул туш, потом марш авиаторов.

«Все выше и выше стремим мы полет наших птиц.

И в каждом пропеллере дышит спокойствие наших границ…»

На следующий день совершали облеты истребителей. Однако и времени и бензина было мало, и группу отправили на пополнение потрепанных истребительных полков. Летчики надеялись, что из группы сформируют две эскадрильи, но командование распорядилось иначе. В каждый полк, понесший потери, дали по четыре-пять самолетов с пилотами. Конечно, распределяли в полки, имевшие на вооружении «Яки». Андрея, как имевшего звание майора и приличный налет часов, назначили ведущим звена. Он мог бы претендовать на комэска, но вакансий не было. Попробовал поговорить с комэском неофициально, перестроить тактические единицы, сделать как у немцев – два самолета, а звено – четыре. Однако получил отпор. Комэск Ардатов был из тех, кто боялся проявить инициативу, придерживался Устава и Наставлений. Так проще, никто не сможет обвинить в нарушениях, случись потери. А потери просто должны быть, потому как звено из трех самолетов маломаневренно, плохо управляемо в бою, в том числе из-за отсутствия раций. Те из пилотов, кто уже столкнулся с немцами в воздушных боях, понимали – прежняя тактика устарела, ее надо менять, желательно срочно, иначе будут неоправданные потери.

Начались полеты, в первую очередь на сопровождение наших бомбардировщиков. Главной задачей авиации было выбить танки, ударную силу Вермахта. На бомбардировку бросали все имеющиеся силы, совсем не приспособленные для таких задач, например «Су-2». Неплохой фронтовой бомбардировщик, но не штурмовик, так как не имел бронирования. И даже посылали на бомбежки «ДБ-3Ф» или «Ил-4». Как дальний бомбардировщик был хорош. Имел хорошую скорость, был надежен, мог нести 2,5 тонны бомб. Но все свои лучшие качества проявлял при бомбардировке площадей, а не точечных целей. Например, вполне удачно бомбил Берлин в июле 1941 года. Ибо над полем боя был слишком крупной целью и легкой добычей зениток. Не имевшие резервов ВВС РККА кидали в бой все, что могло летать, не считаясь с потерями. Сталин жестко требовал остановить продвижение немецких войск.

Истребители делали за день по три-четыре-пять вылетов. К концу дня пилоты с трудом выбирались из кабин от усталости.

На земле тоже шли тяжелейшие сражения. К началу июля немцы взяли в окружение и пленили в двух котлах – Минском и Белостокском более 300 тысяч наших воинов, стремительно продвигались вперед, на восток. Сталин, раздосадованный потерями и отступлением РККА, санкционировал арест руководства Западным фронтом. Были арестованы, осуждены трибуналом и расстреляны командующий Западным фронтом генерал Д.Г. Павлов, его начштаба Климовских, начальник связи фронта генерал Григорьев, начальник артиллерии фронта генерал Клич и еще группа офицеров. Сталин искал виноватых, свою вину, за то, что обманул его Гитлер, перекладывал на других. Уже после войны Павлов и его офицеры по суду были реабилитированы. Началась чехарда с руководством Западного фронта. Бывший нарком обороны Тимошенко 2 июля был назначен командующим Западным фронтом, но пробыл в этом качестве до 19 июля, его сменил генерал-лейтенант Еременко. Только принял дела и ознакомился с положением, как его снова сменил Тимошенко. Столь быстрая смена руководства на пользу не шла.

А 16 июля в РККА возродили институт военных комиссаров, ликвидированный в 1940 году после Финской войны. Комиссары себя не оправдали, двоевластие в любой армии приводит к плачевным результатам. Политруки или комиссары могли отменить любой приказ командира, хотя военными знаниями и опытом не обладали, а руководствовались лишь классовым чутьем.

С 10 июля началось Смоленское сражение, длившееся до сентября. Немецкая 29-я дивизия ворвалась в Смоленск, завязались уличные бои, 19 июля 10-я танковая дивизия Вермахта заняла Ельню. В окружение попали двадцать стрелковых дивизий РККА, входивших в состав 16-й, 19-й и 20-й армий. Для остановки врага 13 июля южнее Смоленска наша 21-я армия нанесла контрудар, немного задержавший немцев. Но Вермахт перегруппировал силы и остановил наступление, уничтожив многие полки 21-й армии. РККА 26 июля оставила Могилев, а 28-го вышла из Смоленска.

Нашему Западному фронту, его ВВС, противостоял 2-й воздушный флот под командованием Кессельринга. Немцы продвинулись на восток настолько, что 22 июля смогли нанести первый воздушный налет на Москву. Ударили бы и раньше, но дальности действия основных бомбардировщиков – «Хейнкель-111» и «Юнкерс-88» не хватало. Поскольку Гитлер рассчитывал на блицкриг, войну быструю, то Люфтваффе имели только фронтовые бомбардировщики, дальних не имели. Налет силами ПВО – зенитками и самолетами – отразили.

В конце июля ВВС РККА предприняли организационную реорганизацию. До начала войны авиаполки имели по штату 60 самолетов, их численность уменьшили до 32, почти вдвое. На бумаге число полков и дивизий возросло, а фактически они ослабли. Мало того, вскоре штатную численность сократили до 20 машин. Реорганизация и в мирное время приводит к неразберихе, а уж в военное к настоящему хаосу.

Рано утром Андрея вызвали в штаб полка. Задание – произвести разведку в районе Могилева. Самолет фотоаппаратами не оборудован, наблюдение визуальное. В ВВС РККА были разведывательные полки, с самолетов велась фото- и киносъемка, поскольку была установлена соответствующая аппаратура, в полку имелась техническая служба для проявки пленок, для их расшифровки. Проблема была в том, что большая часть самолетов уничтожена, а оставшиеся были устаревших конструкций, даже по сравнению с «И-16», могли быть легко сбиты из-за своей тихоходности и слабой вооруженности.

Предполагалось, что Андрей вылетит звеном, но он настоял на одиночном вылете. Разведка не предполагает воздушного боя и легче вести ее одному. Пока механики готовили самолет, изучил карту. Немцы старались наступать по дорогам, грунтовые их не привлекали, в случае дождя они становились непроходимыми для автотехники. Он наметил маршрут, причем так, чтобы облет совершить сбоку дорог, на малой высоте – сто метров, а по возможности и ниже. Тогда быть сбитым огнем зенитной артиллерии шансы малы. В Вермахте насыщенность зенитными средствами высокая, особенно малокалиберными автоматическими пушками. Но когда самолет летит низко, угловая скорость получается большой, расчеты не успевают поворачивать зенитный автомат и одновременно вести прицельный огонь. Правда, самому придется туго, на большой скорости придется рассмотреть колонны, прикинуть количество бронетехники и машин.

Стартер флажком дал «добро» на вылет. Андрей вырулил, дал газ. Оторвавшись от земли, убрал шасси. До предполагаемого района десять минут лета. Андрей вздохнул. Немцы каждый день продвигались вперед, и, похоже, скоро придется базироваться на другом аэродроме. Снова придется изучать полетные карты, особенности местности. Он и так в комнатушке избы, где квартировали летчики, нарисовал на потолке эскиз карты. Ложишься в кровать, а перед глазами рисованная мелом карта. Просыпаешься утром – карту видишь. Запоминается хорошо.

С земли обстреляли из стрелкового оружия, он даже не понял кто. Не исключал своих, ибо не только красноармейцы, но и командиры плохо знали силуэты своих и чужих самолетов. Кроме того, в небе господствовала немецкая авиация, и бойцы считали все самолеты немецкими. Да что бойцы, не все летчики и зенитчики видели наши новые самолеты – истребители, штурмовик «Ил-2», бомбардировщик «Пе-2». Кроме них малыми тиражами были выпущены «Ту-2», «Су-2», «Ар-2». Их и Андрей живьем не видел, только на черно-белых фото, но хотя бы знал об их существовании, в отличие от зенитчиков. Были случаи, когда сбивали свои, очень уж обидные.

Он выскочил к шоссе Смоленск – Москва. Дорога Минск – Смоленск – Москва была с булыжным покрытием, относительно широкая, с началом войны подвергшаяся бомбардировкам как немцами, так и нашими. Сейчас по дороге шла нескончаемая, в несколько километров, в два ряда, занимая всю ширину дороги, немецкая техника. Андрей попробовал считать и сбился со счета, получалось очень много. Обстрелять его не успели, у Смоленска он развернулся, прошел вдоль дороги еще раз, только с другой стороны. Черт, какая силища прет! Вылетая на задание, пролетал над нашей линией обороны. Очень жиденькая, на многих участках трудились на рытье противотанковых рвов женщины окрестных деревень и сел. Историю знал, немцы прорвутся до Москвы, но наши устоят. А все равно страшновато было. Одних танков насчитал немногим более сотни. А еще грузовики с пехотой, артиллерийские тягачи с пушками на прицепе. Прошелся по обозначенному району змейкой, других крупных сил не обнаружил. Вернувшись к шоссе, обстрелял из пушки бензовоз. Без топлива ни машины, ни танки с места не сдвинутся. С удовлетворением увидел огненную вспышку, столб дыма. Невелик ущерб Вермахту, а все же хоть на несколько минут наступление задержит. Мелочь, а приятно! Пожалуй, зря атаковал, потому что пришлось пролетать поперек колонны, и по нему какой-то шустрый пулеметчик успел открыть огонь. Но двигатель работал, истребитель слушался рулей, пожара не было. Андрей направился к аэродрому. Вроде уже не юнец, должен понимать, что в разведке главное – доставить сведения командованию. Позарился на бензовоз, задержался над районом, развернулся к себе, а за ним привязались двое «худых». Немцы практиковали «свободную охоту», когда пара или четверка истребителей сама выискивает цель – бомбардировщик, наземные цели, а не получает задачи у командования. Устроились за хвостом «Яка», шли ниже его, не обстреливали, хотя вполне могли сбить. А план у асов был простой. Увязаться за русским, он сам их к аэродрому приведет, тогда вызвать по рации бомбардировщики. За такое можно получить от командования «Железный крест». Вообще-то асами именовали опытных летчиков во Франции, в Германии они назывались экспертами. Андрей и в самом деле не видел, что ведет за собой хвост. В зеркала заднего вида всегда посматривал, задняя полусфера «чистая». Увидеть пару «Мессеров» не мог, они шли близко и ниже на сотню метров. Вот уже аэродром виден. Стал заходить на посадку, а дежурный выпустил из ракетницы красную ракету, запрещающую посадку. Видимой причины не было. А еще у посадочного знака «Т» опустили ногу, вертикальную черту. Андрей забеспокоился, резко крутанул «бочку». Так вот из-за чего сыр-бор разгорелся. На хвосте два «Мессера» прилипли. Позор! Не увидел и сам к аэродрому привел. А ведущий «Мессер» огонь открыл, да мимо. Андрей с переворотом стал пикировать вниз, как раз к позиции зенитной батареи. Уже через лобовое стекло видно, как суетятся зенитчики. Вывел самолет в пологий полет прямо над батареей, за ним немец, не отстает. Зенитчики не оплошали, открыли огонь из автоматического 37-мм зенитного орудия, самой распространенной зенитки РККА.

Немец увернуться не успел, снаряд попал в мотор. Истребитель упал прямо у посадочного «Т». Ведомый ошибку ведущего не повторил, резко отвернул в сторону. Но тут уже Андрей разозлился. Надо сбить! Иначе жди уже сегодня бомбардировщиков. Топлива было на пятнадцать минут полета, но аэродром под ним. Дал полный газ, форсаж, а расстояние не сокращается, «Мессер» превосходит в скорости. Навел прицел, дал очередь из пушки, снаряды рядом прошли. Немец на форсаже уходил, из выхлопных труб тянулся серый дым. Уйдет, сволочь!

Андрей еще очередь дал, еще. Все же попал по хвостовому оперению, полетели обломки. «Худой» кувыркаться стал, от него отделилась фигура пилота, и сразу вспыхнул белый купол парашюта. Андрей закладывал виражи, пока «Мессер» не ударился о землю и не взорвался. Немецкий пилот еще висел под парашютом, но от аэродрома к месту приземления уже мчался грузовик с бойцами батальона аэродромного обслуживания. Возьмут, никуда уже немец не денется. Андрей сделал разворот, зашел на ВП, убрал газ. Солдаты на старте приставили «ногу» к букве «Т», разрешая посадку. «Т» из белого полотна, большая. Для пилота она является сигналом. Правая часть горизонтальной черты в сторону сдвинута, значит, не вышла правая нога шасси, левая – соответственно левая стойка шасси. Двести метров высоты, сто. Двигатель остановился внезапно. Винт прокрутился несколько раз и встал. Тем не менее сел отлично, подрулил к грузовику – кунгу руководителя полетов, выбрался из кабины.

– Видел, видел! Запишем на твой счет сбитого «Мессера». А второй – на зенитчиков. Докладывай.

Андрей доложил о том, что видел. К руководителю полетов начальник штаба авиаполка подошел, слушал внимательно. Похоже – не поверил.

– Ничего не путаешь?

– До единицы посчитать не мог, плюс-минус с десяток-другой.

– Надо телефонировать в дивизию, слишком серьезная угроза.

Глава 8. «Таран»

Сообщать в дивизию не стали, а выслали для проверки другой самолет. Андрей указал участок дороги, где видел колонну. Самолет улетел. Андрей был спокоен, колонну он видел сам, но все равно на душе беспокойно. Прошел час, полтора. На большее время бензина не хватит, что-то случилось. Или зенитная артиллерия сбила, или «худые» постарались. Командир полка решился, сообщил в дивизию. Оказалось, о колонне уже знали, по рации сообщила агентурная разведка. Такие сообщения не откладывают в долгий ящик. Проще разгромить колонну на марше, чем когда она зароется в землю на позициях.

И точно. Рано утром полк подняли по тревоге. Пилотов построили, командир поставил задачу – сопровождать бомбардировщики. Они должны пройти над аэродромом. Разошлись по стоянкам. Механики уже моторы прогревали, летчики стали надевать комбинезоны, застегивать лямки подвесной системы парашютов, занимали места в кабинах. Послышался тяжелый гул. С востока шли тройками бомбардировщики «Пе-2». Истребителям дали команду на вылет – взлетела ракета, стартер дал отмашку флажком. Стартером в авиации называют человека, выпускающего самолеты. Электрическим стартером мотор в тысячи полторы лошадиных сил не провернуть, а если и получится, нужен огромный аккумулятор. Запускали или от баллона со сжатым воздухом, как на большинстве советских истребителей, либо автостартером, или вручную. Например, на «Мессере», справа на капоте было отверстие. Туда вставлялась заводная ручка, два человека через храповик раскручивали маховик, когда он набирал обороты, пилот подключал его к двигателю. Просто и надежно, но нужна мускульная сила. К слову, «Мессер» тоже имел недостатки. Самый существенный – узкая колея шасси. При боковом порывистом ветре или неровностях взлетно-посадочной полосы происходили аварии, самолет опрокидывался на крыло. Устранить недостаток «малой кровью» не получалось, он был на всех модификациях истребителя до конца войны.

Звенья вылетали одно за другим, сначала первая эскадрилья, потом вторая. А третьей не было из-за потерь. Все исправные самолеты свели в две эскадрильи. Набрали высоту выше «Петляковых». Андрею бомбардировщики понравились – зализанные, приличная скорость, хорошая маневренность. Вскоре были над дорогой в указанном районе. А на шоссе почти никого нет. Немцы еще изволили отдыхать. У них все пунктуально, четко. Если завтрак в восемь, то повара полевых кухонь готовят к восьми. Танки и грузовики расползлись от дороги в стороны – по деревням и селам, по укромным местам, благо лесов хватало. Такая рассредоточенность создавала проблемы, на дороге бомбить проще. На «Петляковых» уже стояли рации, командир отдал приказ. Бомберы разбились на группы, стали сбрасывать бомбы. Судя по внешнему виду – сотки. Такой танк можно уничтожить при прямом попадании или перевернуть, если бомба рядом упадет. В сорок третьем году, аккурат к Курской битве выпустили ПТАБы. Противотанковые авиабомбы, вес небольшой, действие кумулятивное. Верхняя броня у бронетехники тонкая, противопульная. А поскольку штурмовики и бомбардировщики брали сотни таких бомб, высыпая над скоплениями разом, то поражали танки, самоходки и тягачи на большой площади. Очень толково, эффективно!

А «Пе-2» сбросит шесть-восемь бомб, и все, а из них хорошо, если одна-две достигнут цели. Долго наблюдать за действиями «Петляковых» не пришлось, показались немецкие истребители. Бомбардировщики уже отбомбились, всей группой уходили на восток. Немцы разделились тоже, часть связала боем наши «Яки», другая часть кинулась догонять «Петляковых».

Главная задача истребителей сопровождения – прикрыть наши бомбардировщики, не допустить потерь. Радиосвязи с ведущим группы нет, и перед вылетом не обговаривались варианты развития событий. Потому Андрей не стал ввязываться в бой с «Мессерами», а кинулся к бомберам, уводя за собой свое звено. Очень вовремя!

Два звена наших «Яков» отбивались от «худых», но немцев было больше, часть истребителей прорвались к бомбардировщикам. Бортовые стрелки «пешек» открыли огонь из пулеметов. Андрей со звеном атаковал с высоты. Была опасность попасть под огонь бортовых стрелков, но они прекратили огонь. Ведущий немецкой пары увлекся преследованием, Андрей поймал «Мессера» в прицел, дал пушечную очередь по кабине, уж больно ракурс был удобный – три четверти сзади. Немецкого пилота убил, «Мессер» стал падать, беспорядочно кувыркаясь, и пилот не покинул самолет до самого столкновения с землей. Немецкий ведомый попытался «сесть на хвост» Андрею, но ведомые Андрея обстреляли его, и немец ушел с пикированием. Это был излюбленный прием немцев. Их истребители превосходили наши в скорости, а на пикировании разница в скорости еще более увеличивалась, и немцы легко отрывались. А к бомбардировщикам еще пара прорывается, уже снизу. «Мессеры» за счет мощного двигателя превосходили наши истребители на вертикалях.

Андрей кинулся навстречу, издалека начал обстрел из пулеметов. Расстояние велико, попасть сложно, но трассеры пролетали рядом, и немцы не выдержали, отвернули. Что поделать – Европа, берегут себя, какой патриотизм, если воюют за добычу?! А русские бьются за свою землю. Разница существенная.

Однако пара «худых» от атак не отказалась. Изменили тактику, решили сначала расправиться с истребителями, а потом с «пешками». Завертелся в небе клубок. Андрей беспокоился о ведомых. Как бы не отстали, тогда собьют! У «Яка» время выполнения виража меньше, чем у «Ме-109», после двух крутых виражей, когда одно крыло в землю смотрит, а другое в зенит, удалось зайти в хвост немецкому ведомому. Секундочку всего Андрей в удобной позиции был, но удачи не упустил. Дал очередь сразу из пушки и пулеметов. От «Мессера» куски обшивки полетели, белый дым, он вниз ушел. А «ведущий», увидев гибель ведомого, сразу по газам и пикировать. Андрей преследовать не стал, бесполезно. Стал набирать высоту. Посчитал бомбардировщики, одного не хватало. Когда его сбили, не видел. А может, тот сел на вынужденную? Еще одно звено наших «Яков» шло левее и выше звена Андрея. То, что никого из звена не сбили, – большая удача. Парни молодые, опыта нет. Удержались за ведущим, не сбиты – уже везение. Если ведомый после двух-трех вылетов цел, то и дальше летать будет. Потери ведомых всегда значительно превышали потери ведущих.

На траверзе своего аэродрома «Яки» ушли к нему, покачав крыльями. У истребителей топливо на исходе. Сели с ходу, один за одним. Только зарулили на стоянки, стали садиться «Яки», которые дрались с основной группой «худых». Андрей заглушил мотор, сдвинул назад фонарь и считал садящиеся самолеты. Не хватало четырех. Посмотрел на часы. В запасе по топливу еще семь минут. Но и они минули, а никто больше не приземлился.

На разборе полетов в штабе полка действия истребителей признали эффективными, потерь среди бомбардировщиков не было. Один «Пе-2» сел на вынужденную из-за технических проблем. По мнению Андрея, командир полка и комэск с организацией отпора немцам не справились. Не были обговорены все варианты, большая часть истребителей дралась с «Мессерами», меньшая прикрывала «пешки». А должно быть наоборот. Не за числом сбитых самолетов противника надо гнаться, докладывая об успехах наверх, в дивизию, а заботиться о сохранности бомбардировщиков. Только они на сегодняшний момент могли уничтожить колонны вражеской техники, позволить остановить, сорвать наступление.

Командир дивизии, получив данные авиаразведки о сожженных танках и машинах, счел действия бомберов успешными, так же, как истребителей прикрытия. И через день бомбардировка повторилась. Правда, за это время немцы успели продвинуться на восток еще на пятьдесят километров. На этот раз комэски договорились между собой, что вторая эскадрилья прикрывает бомбардировщики, а первая связывает боем истребители противника. В том, что они появятся, никто не сомневался. У немцев налажена радиосвязь не только между самолетами, но и между авиацией и наземными войсками. В РККА это удалось лишь в сорок третьем, когда войска насытили рациями, когда в штабах пехотных и танковых дивизий появились авианаводчики. Тогда наши истребители стали реагировать оперативно. Появятся над передовой пикировщики, авианаводчик сразу сообщает в авиаполки. Успевали сбросить бомбы один-два пикировщика, а наши истребители уже здесь. Немцы тоже изменили тактику. Если в первые месяцы войны их бомбардировщики ходили без прикрытия, не встречая сопротивления, то позднее обязательно с истребителями сопровождения. Кроме того, в пехоте появились зенитные пушки, в большинстве 37-мм автоматы. Не густо их было, зенитки в основном прикрывали города и важные объекты типа нефтехранилищ или складов. Но уже пикировщики, сильно досаждавшие войскам, не вели себя так бесцеремонно. Трудно было пехоте. С танками бороться нечем, кроме бутылок с коктейлями Молотова, да и тех не в достатке.

Группы пикировщиков над передовой сменяют друг друга, бомбят точно, сирены включают, вызывая панику и страх. Не чувствовал себя солдат защищенным, одно спасение – родная земля. Глубокий окоп, щель, овраг выручали. Большинство солдат – люди сельские, к технике непривычные. Танки и самолеты их пугали. Но держались, позиций не оставляли. Деревенские – они упрямые, в бою стойкие. Об этом качестве немецкая разведка еще в Первую мировую докладывала командованию рейхсвера.

Завидев бомбардировщики, истребительный полк не полного состава взлетать стал. Быстро догнали «пешек», пристроились. Первая эскадрилья над бомберами и с большим превышением по высоте, вторая выше метров на триста, чтобы в случае прорыва немецких истребителей успеть связать боем. На этот раз застали немцев на марше. «Пешки» резко снизились, с горизонтального полета отбомбились, сделали еще заход. Горела бронетехника, автомобили. Черный дым поднимался во многих местах и был виден издалека. Через четверть часа, когда последний бомбардировщик, сбросив бомбы, развернулся к своему аэродрому, появились истребители Люфтваффе, много, не менее трех десятков. Наших истребителей вдвое меньше. Сразу бой завязался. Немцы жаждали отомстить, наши не дать прорваться немцам к бомберам. Андрей и его звено в бою не участвовали, шли за бомберами, замыкая строй. Андрей себя иллюзиями не тешил. Немцы в численном превосходстве, собьют трех-четырех наших и кинутся догонять бомберы. Так и получилось. Уже и дымы исчезли из вида, как показались темные точки в зеркале заднего вида. Зеркала не давали полноценного обзора, пилоты постоянно крутили головами, это уже вошло в привычку. Чтобы не растереть шею до крови, пилоты приспособились носить шелковые шарфы из парашютной ткани. Не по уставу аксессуар, зато шея не растерта до крови. Кто шеей не вертел, того сбивали. Тут закон один – кто противника первым увидел, имеет шанс выжить. Немцам солнце глаза слепит.

Андрей, как только немцев увидел, высоту набирать стал, за ним все звено потянулось, по принципу – делай как я. Сделали разворот, стали барражировать. Немцы уже близко, но летят плотным строем, потому что советские истребители не видят пока, солнце им в глаза бьет.

Андрей свалил самолет на крыло, стал пикировать, целясь в головной самолет, на боковом капоте у ведущего игральная карта нарисована, трефовый туз. Получилось так, что у Андрея выгодная позиция для стрельбы – сверху и сбоку. Для «Мессера» самое уязвимое место – бок кабины, тут брони нет. Туда и всадил пушечную очередь Андрей. Самолет с трефовым тузом сразу загорелся, окутался дымом. Ведомые Андрея тоже огонь открыли. Завязалась схватка. Вроде места в небе много, а только успевай уворачиваться от столкновения то с немецкими, то со своими истребителями. Андрей поглядывал в сторону бомбардировщиков. Они еле видны, и ни один немец к ним не прорвался. Вот помяни черта всуе, он и появится. Один из «Мессеров» вырвался из клубка и на форсаже кинулся вдогон за «пешками». Андрей за ним. Оглянулся – ведомые бой ведут, за ним не следуют. Немец издалека по крайнему бомбардировщику стрелять стал, с «Петлякова» отвечал очередями бортстрелок. Но что пулемет против пушки? Немец стрелка расстрелял, подошел поближе, чтобы наверняка по кабине, по моторам ударить. Видимо, почувствовал интуицией немец советский истребитель сзади, резко бочку выполнил, а Андрей не отстает. Дал очередь – мимо. Немец ошибку допустил, заложил вираж на горизонтали. В таком маневре «худой» «Яку» уступает. Андрей в хвост почти зашел, совсем немного не хватает, чтобы в перекрестье прицела фюзеляж захватить, все время на периферии прицельной сетки он, стало быть – мимо очередь пройдет.

Удалось немца захватить в перекрестье, нажал на гашетку пушки – тишина. Подумал – осечка. Дернул рычаг перезаряжания, надавил спуск, а выстрелов нет. Перекинул предохранитель на стрельбу пулеметами, но и они молчат. Еще несколько секунд, и немец поймет, что русский боекомплект израсходовал. Андрей ручку газа до упора, за несколько секунд подошел вплотную к «Мессеру», винтом своего самолета стал рубить хвостовое оперение «худого». Отломки в стороны полетели. Однако медленно и аккуратно подойти не получилось, винт «Яка» кромсал горизонтальное оперение, уже и сам «Як» трясти начало. «Мессер» стал заваливаться набок, немецкий летчик открыл фонарь и выпрыгнул, едва не угодив под винт. Видимо, винт повредило, тряска усиливалась, Андрей до минимума убрал обороты мотора, лишь бы какая-то тяга осталась. Осмотрелся. Бомбардировщики уже далеко, но и своих не видно. Если попадутся «Мессеры» в свободном поиске, он станет легкой добычей – боекомплект потрачен, самолет держится, но управляется плохо. Тряска такая, что стрелки приборов плохо видны, расплываются. Андрей увидел характерный изгиб реки, еще пять километров – и свой аэродром. «Як» стал медленно терять высоту. Если добавить оборотов, или винт разрушится от тряски, или мотор, либо сорвет шланги от двигателя к масляному или водяному радиатору. Тогда мотор вообще заклинит. Высота уже тысяча восемьсот метров, полторы тысячи, тысяча. Уже взлетно-посадочная полоса видна, «Т» в ее начале. Андрей выпустил шасси, мотор заглох. Истребитель колесами коснулся земли, не долетев до ВПП. Подскакивая на неровностях, покатился и встал на середине. Тут же подкатил грузовик-автостартер, отбуксировал самолет в сторону, с полосы. Буквально через минуту на аэродром стали садиться истребители. Один тоже плюхнулся на полосу с неработающим двигателем, кончился бензин. И снова вернулись не все, четырех машин не было из первой эскадрильи, у них бортовые номера начинались с единицы.

Андрей выбрался из кабины, а у самолета уже механик, техник, моторист, оружейник. Дружными усилиями, облепив самолет, закатили его на стоянку. Механик и моторист сразу на винт внимание обратили. Одна лопасть деформирована, создала дисбаланс и вибрацию. Потом моторист наклонился, из заборника воздуха маслорадиатора вытащил кусок алюминиевой обшивки, повертел в руках. На «Яках» алюминия почти не было, кое-какие мелкие детали, вроде зализов на крыльях (места соединения крыла с фюзеляжем).

– Федор, не пойму, что это такое?

К мотористу подошел механик.

– Это от немецкого истребителя, – сразу определил он.

Оба посмотрели на Андрея.

– Боеприпасы кончились, пришлось винтом хвост «Мессеру» рубить.

– И как? – воскликнули одновременно технари.

– Он упал, я самолет имею в виду, летчик выпрыгнул с парашютом над нашей территорией. А я, видите, цел. Что с самолетом?

– Винт поменяем, на фюзеляже пробоины есть, заделаем. Завтра к полетам готов будет.

– Отлично!

Андрей к штабу полка пошел, узнать от пилотов подробности боев. Туда же направился техник. Заявку подписать на новый винт со склада, а еще – сообщить о таране комиссару полка. Техник был парторгом эскадрильи, спешил сообщить комиссару о героическом поступке летчика. Сам же Андрей о таране молчал. Событие редкое, но, на его взгляд, не выдающееся. Вражеский самолет сбит, а каким способом – не важно. Конечно, лучше бы сбить бортовым оружием, не повреждая свою машину.

Андрей выслушал подробности боя, сам доложил о выполнении задания, указал сбитые самолеты. Но требовалось подтверждение наземных частей. За каждый сбитый вражеский самолет пилоты получали деньги. Верховный главнокомандующий тов. Сталин подписал секретный приказ по РККА № 0299 от 19 августа 1941 года.

(Выборка применительно к истребительной авиации).

– За каждый сбитый вражеский самолет 1000 рублей.

– За три сбитых самолета, кроме денежных выплат, правительственная награда. За последующие три сбитых самолета – вторая награда.

– За десять сбитых самолетов – к званию Героя Советского Союза.

– За выполнение 5 боевых вылетов по уничтожению противника на земле – 1500 рублей.

– За 15 боевых вылетов 2000 рублей и правительственная награда.

– За 25 боевых вылетов 3000 рублей и вторая правительственная награда.

– За 40 вылетов 5000 рублей и представление к званию Героя Советского Союза.

Подтверждение количества сбитых самолетов должно быть задокументировано наземными частями или установлением на земле места падения самолета противника.

Летчик, применивший в воздухе таран, представлялся к правительственной награде.

Командиры и комиссары эскадрильи, уничтожившей 15 самолетов противника и потерявшей не более трех своих самолетов, представлялись к ордену Ленина.

За награды ежемесячно выплачивались еще деньги. Не великие, за медаль «За отвагу» 10 рублей, за орден Ленина 50 рублей. Деньги скромные, ибо на рынке банка тушенки, в зависимости от веса, стоила от 70 до 150 руб., один килограмм сливочного масла 800 руб., кило ржаной муки 160 руб., литр молока 87 руб., кг картофеля 45 руб., десяток яиц 200 руб., кило говядины 314 руб., а стандартный кирпич пшеничного хлеба 700 г 400 рублей.

В бочке меда была ложка дегтя. Командирам полков и дивизий предписывалось тщательно расследовать все случаи вынужденных посадок с убранными шасси и другие летные происшествия, выводящие материальную часть из строя. Виновных привлекать к ответственности, передавать военному трибуналу. Считалось – ведется борьба с дезертирами и уклонистами, пытающимися уклониться от боя. Были такие, но ничтожно мало. В пехоте – самострелы, в авиации, не успев взлететь на задание, почти сразу возвращались. Дескать – двигатель барахлит или другие причины. От таких старались избавиться сами, переводя в другие подразделения. Все же трибунал – клеймо на самой эскадрилье и полку.

Комиссар полка, узнав о таране Андрея, раздул дело. Позвонил в редакцию дивизионной газеты, приехал военный корреспондент, вскоре вышла заметка о герое.

Командир полка написал представление на награждение, отправил по инстанции. Комиссар провел партсобрание среди коммунистов, заслушали доклад Андрея о таране. Рассказал подробно, причем не обошел ошибку, скорость не успел погасить, потому повредил винт. Комиссар на этих словах прервал Андрея:

– Винт – это мелочь! Немецкий истребитель стоит значительно дороже. А главное – он мог сбить и сбил бы обязательно наш бомбардировщик, если бы не наш однополчанин.

И дальше – поток казенных слов о руководящей роли партии, о превосходстве коммунистической идеологии над нацистской. Ведь это не немец таранил, ему слабо, а советский человек. Пустопорожней трескотни Андрей не любил. Кто много говорит – мало делает.

Но в полку стал личностью известной. В тяжелом сорок первом военнослужащих наградами не баловали, даже за настоящие подвиги. Награды Андрей не ждал, но через две недели командир полка приказал лететь в штаб авиадивизии на награждение. Для такого случая в полк прислали «У-2». Андрей предпочел бы свой «Як», но у штаба дивизии не было подходящей площадки, как ему пояснили. «У-2» для посадки требовал минимум сто метров. Андрей сапоги надраил до зеркального блеска, успел свежий подворотничок на ворот гимнастерки пришить, техник отдал ему свою новую пилотку.

В штабе награжденных собралось много, три десятка. Авиадивизия смешанная. Истребительный полк есть, штурмовой и бомбардировочный. Некоторые пилоты знали друг друга еще с довоенных времен или с Финской войны, встречались радостно, хлопали друг друга по плечам. Для дивизионной газеты фотокорреспондент сделал групповое фото. Нежданно-негаданно для себя Андрей получил орден боевого Красного Знамени. После вручения речь дивизионного комиссара, потом торжественный обед. Ради такого случая расстарались. Картофельное пюре с котлетами, жареная рыба, соленые огурцы. По военным временам – шикарное застолье. И, конечно, выпивка. На каждого фронтовые сто граммов. Командование поздравило летчиков еще раз и после первой рюмки деликатно удалилось. Каждый из награжденных привез с собой по бутылке водки и фронтовыми граммами не обошлось. Но и пьяных не было, свою меру знали. К вечеру на том же «У-2» Андрея доставили в полк. Сослуживцам хотелось посмотреть на орден, такой был в августе сорок первого большой редкостью.

А утром началась повседневная жизнь. Истребитель уже отремонтировали. Требовалось пристрелять оружие и проверить самолет в полете. Пристрелка велась пилотом. Истребитель руками вытолкали на край аэродрома, где был обустроен земляной вал. Перед ним поставили деревянный щит, отмерили шагами сто метров. Потом механик, оружейник и техник подняли хвост на деревянные козлы, чтобы фюзеляж был в горизонтальном положении. Механик стал руками проворачивать винт. На одной из лопастей, с тыльной стороны, обращенной к пилоту, был нанесен белой краской крестик, еще на заводе. Лопасть винта с крестиком ставилась строго вертикально. Перекрестье прицела в кабине в норме должно было совпадать с крестиком на лопасти. Потом велся отстрел из пушки, пулеметов. Оружие привели к нормальному бою. Хвост сняли с козел, Андрей запустил мотор, прогрел. Работал он ровно. Механик довольно улыбался, прокричал:

– Как часы!

Андрей по рулежной дорожке выехал к началу полосы, стартер взмахнул флажком. Газ, взлет! Андрей полагал сделать круг вокруг аэродрома, так называемую коробочку. Погонять двигатель на всех режимах и садиться. Большая часть полка на боевом вылете, обстреливала колонну грузовиков с пехотой.

Истребитель вел себя нормально, к качеству ремонта претензий не было. Собирался сделать последний разворот и идти на посадку. Боковым зрением заметил слева какое-то движение. Повернул голову – два «Мессера» крадутся к аэродрому. Видимо, проследили кого-то из «Яков» после выполнения задания или пришли по наводке «рамы». Этот самолет-разведчик ненавидели все. Шел на большой высоте, зениткам не достать, не все истребители, не имевшие нагнетателей и кислородного оборудования для пилота, могли вести бой на такой высоте. «Рама» часто летала без истребительного прикрытия, могла часами висеть над целью. После ее появления жди бомбардировщиков.

«Мессеры» Андрея не видели, ибо в противном случае сразу бы напали, постарались взять в клещи, сбить. Ведущий пары стал обстреливать стоянку самолетов. Не все вылетели на боевое задание, несколько самолетов были на ремонте. Наши зенитчики врага заметили поздно, сделали несколько выстрелов, потом стрельбу прекратили из-за Андрея, боялись задеть. Андрей пристроился к ведомому, причем в задней его полусфере. Уравнял скорости, задрал нос, на такой короткой дистанции даже без прицела не промахнешься. Всадил пушечную очередь в брюхо, увидел разрывы снарядов на центроплане «худого». Тут же дал полный газ и форсаж, пытаясь подойти к ведущему. Ведомый успел сообщить ведущему об атаке или он сам заметил «Яка» на хвосте, но попытался оторваться. Дал газ и круто полез вверх. За счет более мощного двигателя, дававшего преимущество на вертикали, старался уйти. Андрей осознавал, что догнать невозможно, прицелился. Шансов не много, но есть. Дистанция уже метров двести. Андрей дал короткую очередь, подправил легким движением ручки наводку, дал еще очередь. От «худого» что-то отвалилось, сразу дым повалил. Добить! «Мессер» скорость потерял, свалился на крыло.

Летчик покинул самолет. Высота маленькая, не более четырехсот метров, промедлишь – не успеет раскрыться парашют. Все, оба вражеских истребителя сбиты на глазах у аэродромного люда. Один истребитель горит за периметром аэродрома, другой беспорядочно падает. Андрей проводил его взглядом, пока он не ударился о землю и не взорвался. Парашютист – уже не его забота. Да в его сторону уже полуторка с бойцами едет, пилоту деваться некуда. Но случаи возвращения сбитых пилотов как с нашей, так и с немецкой стороны были, и не единичные.

Андрей прошел на небольшой высоте над взлетно-посадочной полосой, покачал крыльями. Две победы кряду при куче свидетелей! Рад был, доволен собой, улыбнулась сегодня удача. Удача – госпожа капризная, в любой момент отвернуться может. Сел, зарулил на стоянку, выбрался из кабины. К стоянке уже обслуживающий персонал бежит – механики, оружейники, водители машин технического обеспечения. Подхватили на руки, качать стали. Андрею и радостно и боязно. Вдруг упустят, да спиной о землю приложат?

– Отпустите, черти! – закричал он.

К стоянке уже комиссар полка важно шествует. Подошел, руку пожал.

– Все видел, от самого начала! Ловко ты их! Сколько у тебя подтвержденных?

Хоть сто самолетов врага сбей, а если не подтверждены, на личный счет не запишут.

– Пять!

– Крути дырку на гимнастерке, к награде представлять будем.

– Ура! – закричали технари.

С одной стороны, любая награда – знак отличия воина, храбро воевал, нанес врагу ощутимый урон. И получить награду почетно, любой видеть может – не в обозе был, воевал честно, на пределе сил. С другой стороны – не за награды вернулся в страну, за народ свой воевать, потому как германцев ненавидел. На его памяти уже второй раз воевать приходится. Если в Первой мировой больше по настоянию Антанты, то сейчас Германия сама напала, причем вероломно, нарушив договор, без объявления войны, ночью, как тать.

Получить награду из рук власти, которая разрушила великую империю, ввергла страну в Гражданскую войну, заставила бежать с Родины, даже унизительно. Но и отказаться нельзя, нонсенс! Не посмотрят на заслуги, сдадут в НКВД. Поступил по поговорке: с волками жить – по-волчьи выть.

Народу, впрочем, как и стране, от его действий только польза.

Командование сработало быстро, уже через две недели снова вызов в штаб авиадивизии и еще один орден на грудь, на этот раз – Ленина. Подумал еще – уж лучше бы Красной Звезды или другой орден. Командир дивизии его помнил, не так давно уже награждал орденом. Руку тряс, сказал:

– Хорошо воюешь, так держи, еще звезду Героя получишь.

В сорок первом редко у кого из летчиков было несколько боевых наград. Немцы использовали преимущество в технических и боевых характеристиках своих самолетов, хорошую подготовку пилотов, современную тактику, отработанную в боях с другими странами. Сказать по-честному – боев-то не было. Бельгию взяли за пять дней, Францию и Польшу за месяц. Не война, а победное шествие. С серьезным сопротивлением столкнулись в СССР, хотя не ожидали. Гитлер представлял СССР как колосса на глиняных ногах. Абвер и другие разведслужбы не дали фюреру полной картины. Например, о танках «Т-34» и «КВ» Вермахт узнал только с началом войны. Потому использовали морально устаревшую 37-мм противотанковую пушку, снаряды которой броню новых русских танков не пробивали. В Вермахте эту пушку сразу прозвали «колотушкой».

Положение спасла 88-мм зенитная пушка. Абвер правильно оценил ситуацию в РККА с авиацией, в ВМФ. И даже организовал широкомасштабную дезинформацию о якобы заговоре офицеров РККА против Сталина. Вождь купился во многом благодаря своей подозрительности. Сам использовав нечестные методы восшествия к вершине власти, он не верил другим.

Предатели, перебежчики на самом деле были, в том числе в ВВС, но число их было ничтожно мало. Еще до начала войны, когда после пакта Молотова – Риббентропа части РККА заняли ряд земель на запад от госграницы, в Польшу перелетел командир 17-го авиаотряда Клим вместе со старшим мотористом Тимощуком. С началом войны немцами была организована мощная пропаганда, на расположение наших частей и аэродромов сбрасывалось большое количество листовок с предложением сдаться. Немцы обещали почти «райские» условия. Бывший советский летчик Г.Н. Кравчук, став перебежчиком, стал служить в разведуправлении «Цеппелин», возвысившись до руководителя диверсионной группы, их заданием был подрыв мостов через Волгу и Каму с целью парализовать подвоз подразделений и военной техники с Урала, Сибири.

В 1943 году немцами была создана авиагруппа «Остланд» из бывших советских летчиков. Летали они по ночам на старых в прямом и переносном смысле самолетах «У-2», «И-15», «И-153» штурмовать позиции советских войск. В составе группы были даже два Героя Советского Союза – капитан С.Т. Бычков и старший лейтенант Б.Р. Антилевский, эскадрилья совершила более пятисот боевых вылетов.

Через две недели после получения ордена Андрея сбили. Был вылет звеном на штурмовку немецких войск у Великих Лук. Истребитель мало приспособлен для штурмовки – нет брони, мал калибр пушки, нет бомб и реактивных снарядов. В плане боевых возможностей для штурмовки «Як» сильно уступает «Ил-2», специально для этого созданному. Только вышел в серию «Ил-2» первоначально без бортового стрелка, прикрывающего заднюю полусферу. Штурмовики стали нести большие потери от немецких истребителей. Из-за нехватки штурмовиков на задания направляли истребители. Деваться некуда, приказы не обсуждают. Вылетели, Андрей ведущим. Вышли в заданный район, обнаружили гитлеровцев, стали поочередно, встав в круг, обстреливать. По живой силе из пулеметов, по грузовикам и тягачам из пушек стреляли. ПВО немцев всегда было сильной стороной. Немцы открыли огонь. Сразу три «Эрликона» с разных точек били. У истребителей скорость небольшая, иначе не успеть по цели прицелиться. Одного «Яка» сбили сразу. Видимо, снаряды попали в бензобак, самолет взорвался в воздухе. На самолете Андрея сосредоточился огонь сразу двух зениток. Ведущего всегда пытаются сбить первым. Он почувствовал сильные удары по фюзеляжу, потянул на себя ручку, выходя из пике, посмотрел на плоскости. На левом крыле пробоина в полметра диаметром. Назад повернулся. От вертикального оперения половина осталась. Все, надо уходить. Еще неизвестно, дотянет ли самолет до своих. Если встретятся немецкие истребители, «Як» не сможет вести бой, он плохо слушается рулей. Счастье, что мотор тянет исправно. За «Яком» Андрея, немного выше, летел ведомый – Петр Коромыслов, явно охранял своего командира. Через четверть часа, показавшихся вечностью, пересекли передовую. Она легко узнавалась по линиям траншей, дымкам от выстрелов пушек. На душе легче стало, в случае вынужденной посадки не попадет в плен. Самолет все время кренился влево, на сторону крыла с пробоиной, приходилось парировать это стремление элеронами. Набегающим потоком воздуха от поврежденных мест срывало обшивку кусками, и надежда добраться до своего аэродрома таяла, как и высота. По высотомеру пятьсот метров, а до аэродрома пятнадцать километров. По лицу из-под летного шлема тек пот, рукой вцепился в ручку, тянет на себя, левую ногу на педалях вперед подал.

Только в таком положении органов управления самолет летел прямолинейно. Нет, не дотянуть. Увидев впереди луг, Андрей убрал обороты мотору, шасси решил не выпускать. Стоит колесами попасть в ямку или наткнуться на кочку, самолет скапотирует, перевернется, тогда выбраться из кабины будет проблемой. Уже перед приземлением перекрыл кран подачи топлива во избежание пожара, выключил зажигание, откинул фонарь кабины. Перед самым касанием земли бросил ручку, прикрыл ладонями лицо. Опасался за глаза, при возможной деформации кабины после удара о землю, летчики бились лицом о прицел. Удар получился небольшим. Грохот, пыль, самолет проволокло десяток-другой метров, и он замер.

Андрей отстегнул привязные ремни, выбрался из истребителя. Над ним промчался ведомый, сделал разворот, хотел убедиться, что Андрей жив. Махнул рукой и улетел к аэродрому. Теперь только ждать. Петр сообщит командиру, техническим службам. Андрей обошел самолет. Повреждения серьезные, но отремонтировать можно. Двигатель и фюзеляж цел, хвостовое оперение и крыло подлежат восстановлению. Часа через два показались два грузовика. На первом, в полуторке, ехали комиссар, помпотех и контрик, представитель военной контрразведки. Ну, с контриком понятно, хочет убедиться, не специально ли сел на вынужденную, чтобы повредить самолет и не летать. Как раз в свете сталинского приказа № 0299. За полуторкой пылил «ЗИС-5» с механиками. Из полуторки начальство выбралось, Андрей доложил о зенитном обстреле над целью, повреждении самолета, о гибели ведомого Карцева. Начальство обошло истребитель. Повреждения подтверждали слова Андрея, при посадке самолет не мог получить такие. Потом истребитель осмотрел помпотех.

– За сутки восстановим, может, немногим больше. Хвостовое оперение сильно повреждено, как только в воздухе держался.

– Вот и отлично! Работайте!

Начальство село в полуторку, Андрей с ними. Механикам эвакуировать самолет на аэродром не впервой. Подставили козлы, подняли самолет, выпустили шасси, хвост самолета погрузили в кузов, да так и буксировали, очень медленно и осторожно. Тем не менее за два часа хода самолет доставили на аэродром.

Андрей считал – повезло. Первый раз – что не сбили над целью, второй – почти дотянул до своих и не разбил самолет при вынужденной посадке. Контрик ведь не зря приезжал, вынюхивал – не специально ли на вынужденную сел. Вечером с пилотами Андрей выпил. И фронтовые сто граммов, и деревенской самогонки. Рядом сегодня косая прошла, повезло. Все равно завтра для него лично полетов не будет, не на чем. Ситуация для полка вообще складывалась скверная, хуже некуда. Действующих, боеспособных истребителей осталось шесть, если считать поврежденный Андрея, который обещали поставить «на крыло». А пилотов семь. Не полк, а два звена. Самолеты вроде новые, а все в латках, побывавшие в ремонте.

И об этом летчики поговорили за посиделками. О том, что надо полк срочно пополнять летчиками, самолетами. Враг силен и напирает, а отражать атаки нечем. По сводкам Совинформбюро каждый день все новые оставленные Красной Армией города мелькают. Шапкозакидательских настроений в помине нет. У всех один вопрос – когда и где немца остановят? Всех беспокоит, а комиссара спросить боятся. Строг комиссар, в каждом вопросе видит подвох и провокацию, пораженческие настроения. Да и что он ответит, если самолетов и летчиков нет, и когда будут – неизвестно. Истребитель можно сделать быстро. А пилота готовить надо минимум два года. Теория, полеты с инструктором, самостоятельные в одиночку и парой, стрельба из авиационного вооружения. На соседнем аэродроме, где базируются штурмовики, пополнение получили. Пилоты из Осоавиахима, прошли краткосрочные курсы, обучили полетам на «Ил-2», налет минимальный, потому при выпуске получили звание сержантов. По прибытии в полк оказалось, что новоиспеченные «штурмовики» ни разу не сбрасывали бомбы, их не учили. Нонсенс! Молодежь в тылу рвалась на фронт, записывались добровольцами. Но фронт требовал специалистов – танкистов, летчиков, моряков. Много ли навоюешь с «трехлинейкой» против танков? Сразу было создано множество военных училищ, курсы сокращенные, выходили офицеры-недоучки, многие не умели читать топографические карты, корректировать артиллерийский огонь. Немецкий летчик в училище имел минимальный налет двести часов, наши в семь – десять раз меньше. Потому потери были в личном составе ужасающие.

И в технике была нехватка. Старые модели были большей частью уничтожены, а новых не хватало. Многие заводы находились в фазе эвакуации, продукцию не выпускали. Только в начале 1942 года начнутся поставки. Поставки по ленд-лизу военной техники пошли с ноября 1941 года, скромные по количеству, устаревших типов. Первой начала поставки Англия, для авиации это были «Харрикейны». Тяжеловат был истребитель, уступал «Мессеру», вооружение слабое – только пулеметы. А еще требовал высокооктанового бензина, летчикам было трудно привыкнуть к шкалам приборов в футах, дюймах, градусах по Фаренгейту. Всего по ленд-лизу с ноября 1941 года по 21 августа 1945 года США и Англия поставили 11,7 % самолетов от произведенных в СССР, 16,3 % танков, 163 % автомашин, 240 % паровозов, 130 % мотоциклов, 100 % бронетранспортеров, 29 % продовольствия и 75 % медикаментов. Лекарства шли в госпитали. Причем 100 % пенициллина и сульфаниламида были американскими. Они спасли множество жизней.

Под Смоленском шли ожесточенные бои. Нашим войскам встать бы крепко в оборону, потери бы меньше были. Но 30-я, 19-я, 16-я и 20-я армии Западного фронта перешли в наступление. Резервный фронт на следующий день пошел в атаку на Ельню, пятого сентября ворвался в город и шестого сентября освободил город. Наступление из-за больших потерь быстро потеряло темп, войска Западного, Брянского и Резервного фронтов уже 10 сентября перешли к обороне. Красная Армия в этих операциях потеряла убитыми 486 171 человека, санитарными – 273 803 человека. Ни наступление, ни оборона не были достаточно подготовленными, не хватало танков, пушек, самолетов, боеприпасов.

Немцы наступление отбили, перемололи в боях армии трех фронтов, получили подкрепление и 26 сентября войскам группы армий «Центр» была поставлена конкретная задача по захвату Москвы, именовавшаяся в документах немецкого генштаба «Операция «Тайфун».

Неспособность наших военачальников – Ворошилова, Буденного, Тимошенко – мыслить аналитически, руководить крупными войсковыми операциями, привела к многочисленным потерям, дав возможность немцам прорваться к столице. В оборонительные бои стали бросать курсантов военных училищ и ополченцев, не имевших воинской подготовки. Ситуация для страны складывалась критическая.

Бои для авиаполка, где служил Андрей, закончились внезапно. Пришел приказ – убыть для получения техники и личного состава. Оставшиеся боеспособные самолеты сдать другому полку. С летчиками в Саратов отправился помпотех и командир полка, а технический состав убыл в ближний тыл.

Для Андрея Саратовский авиазавод уже знаком, как и самолет. Правда, появились усовершенствования. Гаргрот за кабиной стал ниже, улучшив обзорность назад. А в остальном это был прежний «Як» – дешевый, простой в пилотировании, доступный летчику квалификации ниже средней, неприхотливый в эксплуатации, ремонтопригодный в полевых условиях. Широкая колея позволяла эксплуатировать с грунтовых аэродромов.

У «Bf-109» это было недостатком, много аварий произошло из-за узкой колеи. При посадке, особенно при боковом ветре, самолет переворачивался на крыло. Немцы применяли железные штампованные листы, сцеплявшиеся друг с другом и устилавшие взлетно-посадочную полосу. Дорого и занимает время для оборудования ВПП, но и плюс есть, не страшен дождь, полоса не размокает. Ошибку учли, истребитель «FW-190» имел колею широкую.

Когда прибыли в Саратов, в казарме уже были летчики – после авиашкол, госпиталей, со сборных пунктов. У многих есть боевой опыт, но на самолетах других типов, их надо было учить полетам на «Яках».

Андрей облетал полученную машину, убедился, что недостатки остались, причем некоторые – существенные. Оно понятно, завод работал в авральном режиме, не хватало квалифицированных кадров, станков, материалов. Из дюраля была сделана малая часть деталей, каркас фюзеляжа из сваренных труб, обтянутых фанерой, а поверх нее полотном. Дерево имеет свойство пропитываться влагой из окружающей среды, набирать вес, что приводило к ухудшению летных характеристик.

Андрей сделал несколько кругов вокруг города, погоняв мотор на предельных режимах. Сразу проявился прежний недочет – двигатель стал греться. Перегрев масла и охлаждающей мотор воды приводил к их течи через плохие уплотнители, потоком воздуха масло разбрызгивалось на фонарь кабины, затрудняя обзор. Из-за этого летчикам при посадке приходилось открывать фонарь кабины, высовывать голову. Из-за уплотнителей травил воздух из пневмосистемы. Воздухом выпускались и убирались шасси, запускался двигатель. Неравномерно вырабатывался бензин из четырех бензобаков, расположенных в крыльях, нарушался весовой баланс, истребитель клонило то влево, то вправо. Пулеметные ленты перекашивало при стрельбе, оружие отказывало. От сильной вибрации самоотворачивались винты и шурупы, могла задираться обшивка. И очень не хватало рации как на самолетах, так и на танках. Без связи со своими самолетами, с командным пунктом на земле летчик глух и нем. Радиоприемник «Малютка», передатчик «Орел» и радиополукомпас появились на модификации «Як-1Б» только в октябре 1942 года, вместе с более мощным двигателем «М-105ПФ».

На стрельбище при заводском аэродроме и пушку опробовал, и пулеметы. Ему, как и пилотам его полка, было проще, опыт полетов на «Яках» был. Новичкам, вливавшимся в полк, было сложнее. Каждый тип самолета требует своих, только ему присущих навыков. И все бы ничего, если бы было время. Но полк имел всего две недели на прием новой техники. О слетанности звеньев, эскадрилий речь уже не шла. Фронт, как ненасытный молох, требовал жертв. А без слетанности, когда ведомые понимают намерения ведущего еще в начале маневра, – плохо.

Ситуация улучшилась бы с оснащением самолетов рациями, но увы. Как командиру звена, Андрею удалось совершить два вылета вокруг города. По званию ему уже бы комэском быть, а то и командиром полка. Есть сбитые самолеты, награды, опыт. Желания не было, за себя отвечать проще, чем нести ответственность за действия других. Как узнать, о чем мыслит другой человек? Кто-то струсит в бою, будет укрываться за спинами боевых товарищей, а то и вовсе покинет позорно поле боя. А некоторые будут безрассудно в бой лезть, рисковать почем зря. Сколько людей, столько разных моделей поведения. Причем все проявляется в ситуации тяжелой, опасной, грозящей самой жизни. Человек нерешительный, не лидер и не боец по натуре вдруг совершает геройский поступок. А рубаха-парень, душа компании трусливо бежит. Разных пилотов уже видел Андрей. Лучшая проверка – в бою. А до того притирка нужна. Но все же по вечерам, когда заканчивались занятия, беседовал со своими пилотами. Вопросы обычные – на чем летал, каков налет часов, успел ли повоевать, да откуда сам и есть ли семья?

Вроде бы вопросы некоторые к службе отношения не имели. Но это только на первый взгляд. Летчики из многодетных семей или сами семейные воевали обдуманно, и поступки глупые, браваду свою показать, лихость явить, не делали, а потому в бою более надежны были. И имевшие опыт полетов на «ишаках» ценились выше. «И-16» норовистый самолет, кто его освоил, на любой истребитель сядет. Из ведомых такой один – лейтенант Сопегин. Второй ведомый – сержант Тамбовцев из молодых, после авиашколы, которую закончил несколько дней назад. На Андрея, на гимнастерке которого два боевых ордена, смотрели как на небожителя, слушали, открыв рот. Чего у ведомых было с избытком, так это желания сражаться с немцами. Андрей вспомнил себя молодого, начало Первой мировой войны. Но все же тогда ситуация была другая, немец не был так силен и не подбирался к столице.

Настал день вылета с заводского аэродрома. Саратов – город тыловой. То ли приказ был, то ли другие обстоятельства, но боекомплекты не загрузили в истребители. Случись встретить самолеты немецкие, сбить будет нечем.

До Саратова бомбардировщики, не говоря об истребителях, пока не добирались, но другой город на Волге, Горький, бомбили. Всем пилотам выдали карты, ведущим полка был штурман-перегонщик. Поднялись с аэродрома звено за звеном, построились в боевой порядок – и на запад. Сначала строем получалось лететь плохо, но освоились. К Тамбову на первую посадку для дозаправки уже подходили уверенно.

Пока самолеты заправляли, пообедали и снова взлет. Через полчаса прошли над Липецком, где в тридцатые годы была немецкая авиашкола. То ли по этой причине, то ли по другой, но Липецк авианалетам не подвергался. Следующая посадка в Ельце, где переночевали. О конечной цели, где будет базироваться полк, никто не знал. Наверняка в курсе был командир полка, помпотех, но они молчали. Да и летели они отдельно, на «ПС-84».

От Ельца повернули на север, к Туле. Но сели за Тулой, у Алексина. Здесь полк понес первую потерю. Звено первой эскадрильи село, у одного из истребителей первого звена не вышла правая стойка шасси. Дали красную ракету, запрещающую посадку, а летчик, как слепой, проигнорировал запрет, приземлился. Самолет тут же накренился на правую стойку, концом крыла зацепил землю, резко крутнулся и перевернулся. Грохот, пыль. К нему подбежали технари, пилоты из числа приземлившихся. Фонарь кабины всмятку, летчик на лямках висит. Кое-как, с помощью инструментов, удалось фонарь разбить, да поздно, летчик скончался от травм. На молодых эта смерть подействовала удручающе. Еще до фронта не добрались, а уже погибший. Из урезанного до 32 самолетов полка остался тридцать один истребитель.

Этим же днем пилота похоронили за периметром аэродрома. И это была не первая могила.

Аэродром больше месяца использовался, подвергался бомбежке, были погибшие.

У летчиков редко могилы бывают. Сбили, упал с самолетом, сгорел, нечего хоронить иной раз. А если над территорией, занятой противником, это случилось, так и искать никто не будет. При падении с высоты самолет глубоко в землю уходит, на пять-семь метров.

В штабах полков писали – «не вернулся с боевого задания». Считай – пропал без вести. В лучшем случае местные жители видели место падения самолета.

Глава 9. «Тяжелая зима»

Совинформбюро хоть не слушай. Каждый день говорили о тяжелых боях, о сданных противнику городах. Да и без этого пилоты по картам видели, где немец наши города взял. Второго октября началась Вяземская операция Западного и Резервного фронтов, которая длилась 11 дней и привела к окружению наших войск и разгрому. В этот же день на направлении Духовщины немецкая 3-я танковая группа вклинилась на стыке 19-й и 30-й армий Западного фронта и продвинулась в глубину на 15–30 км. Одновременно 2-я танковая группа армий «Центр» вышла к Орлу. На следующий день 4-я танковая дивизия 24-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы ворвалась в Орел. По распоряжению Ставки было решено в район городов Орел и Мценск перебросить пятый воздушно-десантный корпус в составе десятой и 201-й воздушно-десантных бригад, причем посадочным способом на аэродром Орла. Операция готовилась в спешке. Срочно подтянули штурмовой авиаполк, «Ил-2» прошлись ракетами и бомбами по немцам. Потом к Орлу пошли самолеты самых разных типов, от «ТБ-3», «СБ» до «ПС-84». На прикрытие от истребителей врага кинули авиаполк «Яков».

Они барражировали значительно выше самолетов десанта. Самолеты садились, от них бежали к зданиям аэродрома десантники. Ни пушек, ни другого тяжелого вооружения десантники взять с собой не могли, не было тогда таких самолетов. Были и потери среди самолетов десанта, немцы не жалели снарядов зенитных орудий. Наглый получился десант, на виду у немцев.

Несколько немецких истребителей, идя почти на бреющем, смогли подойти к аэродрому высадки. Андрей их заметил, когда немцы открыли огонь. С высоты трех тысяч метров начал пикировать. С «Мессеров» наши «Яки» заметили, полезли круто вверх, фактически в лобовую атаку. Андрей с ведущим «худым» сближался стремительно, суммарная скорость больше тысячи двухсот километров в час. «Мессер» из маленькой точки быстро вырастал до узнаваемого анфас силуэта. Андрей перекинул предохранитель на ручке. В этом положении можно вести одновременно огонь из пушки и пулеметов. Немец все ближе, Андрей медлил. У гитлеровца нервы оказались слабее, отвернул. И в этот момент Андрей нажал на гашетки – указательным пальцем на спуск пушки, а большим – на кнопку в торце ручки, спуск для пулеметов. Снаряды и пули ударили «худому» в брюхо.

Тут же пришлось тянуть на себя ручку, ибо стремительно приближалась земля. Успел, вывел самолет из пике, но холодный пот прошиб. Очень рискованный получился маневр. Увидел, как упал и взорвался немецкий истребитель. А в небе уже каша, мелькают и наши, и немецкие самолеты. Потом, вероятно по команде по рации, немцы вышли из боя и направились на запад. Причина простая – кончалось топливо. От нашего аэродрома у Алексина до Орла ближе, чем немцам лететь. У полка снова потери, в бою потеряны два «Яка». Два сбитых «Мессера» не радовали.

На следующий день третья танковая группа немцев достигла Холма и повернула на Вязьму. Четвертая группа заняла Спас-Деменск и Киров, а вторая вышла к Мценску. Пятого октября немцы перерезали шоссе Орел – Брянск, а четвертая танковая группа заняла Мосальск и Юхнов. Андрея посылали на авиаразведку в район Вязьмы, он был обстрелян зенитками у Юхнова. Сперва подумал – неужели наши зенитчики приняли его за немца? Он знал расположение наших войск, и Юхнов не был под немцем. Заложил вираж, снизился. А внизу – немцы! Их угловатые танки, их бронемашины. Не удержался, обстрелял. Хотя его задачей была разведка, и лишний раз рисковать не следовало. Новость о немцах у Юхнова, фактически в Подмосковье, была серьезной. Передать бы ее по рации, а ее нет. К Вязьме не полетел, вернулся на аэродром, доложил командиру о немцах, показал на карте. Подполковник не поверил.

– Не может быть! Как мне наверх докладывать? Да мне голову снимут!

– Меня обстреляли, я почти на бреющем прошел, кресты на танках видел.

Командир полка засомневался, слишком устрашающими показались разведданные. Выслал другой самолет на проверку, конкретно в указанный Андреем район. Истребитель вернулся через час, на фюзеляже и крыльях пробоины. Подтвердил данные Андрея. Подполковник за голову схватился, стал по телефону в дивизию звонить. Там тоже не поверили, выслали разведчик «Пе-2» с фотооборудованием. После его возвращения паника прошла по инстанциям. Юхнов от Москвы в двух сотнях километров!

К исходу шестого октября 17-я танковая дивизия 2-й немецкой танковой группы захватила Брянск, а 18-я танковая дивизия взяла Карачев. В окружение под Брянском попали Советские 3-я, 13-я, 50-я армии. С юга немцам открылась дорога на Тулу, одну из главных оружейных кузниц страны. Положение выправил М.Е. Катуков, командир 4-й танковой бригады. Он устроил со своими танкистами засаду, благо бригада имела танки «Т-34». Выждали, пока танки 4-й танковой дивизии фон Лангермана втянутся на дорогу и расстреляли ее. Немцы имели «Т-III» и «Т-IV», которые не могли противостоять нашим тридцатьчетверкам, тем более стреляли в борт и на близком расстоянии. Немцы понесли тяжелые потери, 133 танка, отложили наступление на Тулу.

Гитлер в своих фантазиях уже видел падение русской столицы, в связи с чем решил капитуляцию Москвы не принимать, а город окружить, подвергнуть интенсивному артиллерийскому обстрелу и бомбардировке с воздуха до полного уничтожения. Москва – центр мирового интернационала, идеологического врага нацизма, и должна быть стерта с лица земли.

Против ВВС трех фронтов, оборонявших дальние подступы к Москве – Западного, Калининского, Брянского, действовал второй воздушный флот Германии. Перевес в силах пока был на стороне немцев, и они этим пользовались. Кроме бомбардировок наших войск бомбили Москву. По указанию Ставки новые авиаполки направлялись в ПВО Московского военного округа, также батареи крупнокалиберных зенитных орудий и подразделения прожектористов, аэродромных заграждений. Полеты самолетов над Москвой были запрещены. Постепенно удалось сравнять количество самолетов с нашей и немецкой стороны на московском направлении, у немцев 950, советских – 1000, из них современных типов 47 %.

Андрей так и летал с летчиками полка, базируясь под Алексином. Каждый день по несколько вылетов. Пока истребитель заправляли бензином, маслом, пополняли боезапас, успевали поесть и немного отдохнуть. Из-за нехватки самолетов и летчиков боевая работа шла на износ, была интенсивной. Соответственно, и потери росли. В звене Андрея первым сбили сержанта Тамбовцева. Под Мосальском штурмовали немецкую автоколонну на шоссе. Звено построилось цепочкой, с высоты в триста метров вели огонь из пулеметов. По живой силе пулеметный огонь был эффективен, снаряды пушек экономили. Боезапас 20-мм снарядов на «Як-1» всего 130 штук, на несколько хороших очередей. Действовать осмотрительно научила сама жизнь. Немецкие наземные войска при атаках с воздуха тут же вызывали свою авиацию. Как правило, «Мессеры» появлялись тогда, когда почти весь боезапас на наших истребителях подходил к концу. Отсюда потери. Так и сейчас получилось. Когда коробки с патронами к пулеметам опустели, Андрей покачал крыльями, сигнал уходить. А с запада уже две пары «худых» появились.

Двое сразу на ведущего Андрея навалились, связали боем, а два других стали атаковать ведомых. Сопегин сразу сообразил – спасение в маневре. Ужом крутился и медленно смещался на восток, поближе к своим. Тамбовцев помоложе, опыта меньше, а самомнения побольше. Против него дрался ведущий второй пары. Попытался немец в хвост зайти, Тамбовцев вниз уйти не может, высота мала. Надо было принять бой на горизонтали, на виражах, на них «Як-1» быстрее «худого», есть шанс подловить немца и сбить. То ли забыл наставления Андрея в пылу боя сержант, то ли другая причина была, но полез вверх. У немца мотор более мощный, за несколько секунд догнал «Як» и расстрелял. Андрей краем глаза бой видел, помочь не мог, на самого наседали двое.

Наблюдал, как «Як» Тамбовцева на землю упал и взорвался, летчик самолет не покинул, скорее всего, убит был или тяжело ранен, не смог.

Одного из «своих» немцев у Андрея получилось сбить. Ошибку своего ведомого не повторил. Заложил крутой левый вираж, так что левое крыло в землю смотрело. У «Мессера» с маневренностью хуже, тоже вираж заложил, русского достать хочет и сбить. Андрей сделал второй вираж, педаль до упора уже. У «Яка» время выполнения этой фигуры 19 секунд, у «худого» почти вдвое больше. В конце второго виража Андрей в хвост немцу зашел, дал очередь из пушки, увидел разрывы снарядов на вражеском самолете. И почти сразу получил пулеметную очередь по левому крылу. Сверху нападал другой «Мессер». Заложил иммельман, такую фигуру высшего пилотажа. Самолет задирает нос, делает восходящую часть петли, в верхней точке выполняет полубочку, переходит в горизонтальный полет, но уже в обратную сторону от первоначального направления. Второго ведомого, Сопегина, не видно. За перипетиями боя не уследил – ушел лейтенант или сбили? Уровень топлива мал, добраться бы до своего аэродрома. Немцы преследовать не стали, повернули на запад. Добрался на «честном слове», только коснулся колесами шасси земли, мотор заглох. По инерции зарулил на стоянку.

– Двести шестнадцатый сел?

– Только что, весь в дырах.

Сел – уже хорошо, а самолет отремонтируют. Надо сказать, наши техники и механики творили чудеса. Посмотришь на иной самолет и думаешь – только под списание. А проходит день-два-три, и самолет готов к полету. Прост самолет в ремонте, за это конструктору спасибо, да механикам за их золотые руки.

Немецкая авиация досаждала сильно. Ставка решила провести с 5 по 8 ноября массовую операцию по уничтожению самолетов противника на его аэродромах. Сначала самолеты-разведчики провели разведку – где аэродромы, сколько и каких самолетов базируется, где расположены зенитные батареи? Особый интерес представляли аэродромы, где базировались бомбардировщики, они наносили ощутимый урон. От ВВС Калининского фронта задействовали 32 самолета, от Западного фронта – 46, Брянского – 56, Московского военного округа – 32 и дальнебомбардировочной авиации, которая напрямую подчинялась Ставке, – 80. Всего целей наметили 19, из них на 5 ноября – 13. Налет совершили рано утром, едва начало вставать солнце. Бомбардировщики не приспособлены для ночных бомбометаний, кроме авиации дальнего действия. Почти все наличные силы истребителей были подняты, чтобы не подпустить к бомберам немецкие «Мессеры». На аэродромах Люфтваффе вовсю подготовка к полетам идет, прогревают моторы. Никто взлететь не успел, наши штурмовики сначала обрушили реактивные снаряды и бомбы на зенитные батареи и тут же ушли. А уже вторая волна на подходе бомбардировщиков. Бомбы вниз пошли, на стоянки самолетов, которые к полетам готовы и уже без маскировки. По бензохранилищам, по наземным постройкам. Не ожидали немцы массированной бомбежки, потому как не практиковали ВВС РККА раньше такое. Удары повторили 6 и 7 ноября по 15 аэродромам, а 12 и 15 ноября еще по 19. Ущерб нанесли огромный. После каждого налета над аэродромами пролетал самолет-разведчик, фиксировал на фото результаты. В итоге уничтожено полностью 100 самолетов и повреждена 61 машина. Полеты немецкой авиации резко сократились, по большей части уничтожены или повреждены бомбардировщики. «Хейнкели-111» или «Юнкерсы-88» стоили в производстве дорого. Отличные прицелы, хорошие условия для экипажа с отапливаемыми кабинами, радиосвязь, мощные моторы, алюминиевые фюзеляжи и крылья – все стоило денег. Истребители же не то что бомбежку, штурмовку толком провести не могли.

Массированный удар по аэродромам замедлил наступление немцев. Любое наступление Вермахта предварялось бомбежкой, потом в атаку шли танки и пехота. Если встретили сопротивление, в дело вступала артиллерия.

На московском направлении немцы превосходили Красную Армию в людях в 1,5 раза; в танках в 1,6 раза; в артиллерии в 1,4 раза.

Холода в 1941 году наступили рано. Зима не была суровой, обычной, но пришла раньше, чем обычно. Уже в ночь с 6 на 7 октября выпал первый снег, температура опустилась до минус 1–2 градусов. Испуганные полетами бомбардировщиков, эвакуацией предприятий, с середины октября москвичи огромными колоннами потянулись по шоссе Энтузиастов, переходящему в Горьковское шоссе, на восток, в эвакуацию.

Морозы посерьезнее, до минус 7 градусов, пришли 4 ноября, продержались всего 3 дня. Но уже 11 ноября опустились до 18 градусов ниже нуля Цельсия, а кое в каких районах области до 28 градусов. Для немцев это был суровый удар природы. Они со страхом думали: если в Подмосковье такие морозы, то что же творится в Сибири? Русский север и Сибирь страшили.

В полевых условиях выдержать русскую осень и зиму немцам, привыкшим к мягким европейским зимам, было тягостно. Сначала дожди развезли все дороги. Немецкая техника приспособлена для передвижения по непролазной грязи не была. У гусеничной техники гусеницы узкие, что у танков, что у тягачей, проваливались в грунт. Износ пальцев звеньев гусениц, ведущих катков был непомерно велик из-за попадания грязи на подвижные соединения. На немецких пушках колеса узкие, так называемые артиллерийские, вязли по ступицу. На советских пушках колеса стояли автомобильные. На 45-мм противотанковой от полуторки «ГАЗ-АА», на дивизионной 76-мм «ЗИС-3» и «ЗИС-2» от грузовика «ЗИС-5».

Получалось дешево и надежно. Кроме того, масла для двигателей и смазки летние, к зиме не приспособлены, замерзали. Приходилось не глушить моторы сутками. С подвозом топлива у немцев было плохо. Чтобы наступать, частям группы армий «Центр» ежесуточно требовалось 27–29 железнодорожных составов, а получали в лучшем случае 1–8. Перешивка железнодорожной колеи отставала, с цистерн бензин сливали в бензовозы, а они добраться до своих подразделений не могли из-за грязи, потом из-за снега. Хуже всего приходилось личному составу. На голове – пилотки, шинели тонкие, ветром насквозь продуваются, сапоги по размеру подобраны, даже на теплые носки не лезут. А у русских телогрейки, ватные штаны, полушубки, шапки-ушанки, валенки.

Гудериан и другие генералы еще в первых числах сентября посылали заявки на теплое обмундирование. Не получили, генштаб считал, что до морозов возьмут Москву и зиму проведут на теплых квартирах. На складах Вермахта теплой одежды не было, ею снабдили только егерей на севере, в Карелии. В общем, «генерал Мороз» выступил на стороне русских. Но наш человек к холодам привыкший. Моторы самолетов и танков сутками, как немцы, не гоняли. Имелись предпусковые подогреватели вроде больших паяльных ламп. Горячий воздух от них подавался на поддон двигателя. Двадцать-тридцать минут, и двигатель к запуску готов.

В кабинах советских самолетов холодно, с подъемом на высоту настоящий мороз. Летчикам выдали меховые комбинезоны, шлемы, унты. Тепло, но теплая одежда сковывала движения. Андрей даже подумал – случись покидать самолет с парашютом, еще постараться надо. Да еще самолет кувыркается, вдвойне тяжелее. Но мысли такие старался гнать. Зато для двигателя «Яка» холодная погода – благо. Двигатель «М-105» был лицензионным мотором «Испано-Сюиза», модернизированный в КБ Климова. Жидкостного охлаждения, 12 цилиндров, объемом 35 литров, выдававший у земли 1020 л.с., имел наддув в две ступени и моторесурс 125 часов. И все бы ничего, такой мотор устанавливали на «МиГах», на «Пе-2». Но на «Яках» туннель масло- и водорадиаторов мал и нужного охлаждения не давал. Форму и площадь радиаторов КБ Яковлева меняло, но без успеха. Плохое охлаждение преследовало яковлевские машины хронически, все годы выпуска. В летные части были даны указания – ограничить в горизонтальном полете обороты мотора до 2250 в минуту. На форсаже при взлете допускалось 2600 оборотов в минуту, но не более двух минут.

При модернизации мотора производительность нагнетателя повысили с 900 до 1050 мм рт. ст., возросла мощность, такие моторы получили индекс ПФ, снизился моторесурс до 100 моточасов, снова выросла тепловая нагрузка. Замкнутый круг! И как летчику в бою следить за оборотами и температурой мотора, когда надо вести бой? И если была дилемма – дать полный газ, довести до максимальных 2700 в минуту и догнать «Мессер», сбить или следить за температурой и самому быть сбитым, то выбирали первый вариант.

Поэтому наступление холодов летчики и механики восприняли хорошо. И уже при полетах для сопровождения наших бомбардировщиков при налетах на немецкие аэродромы 5–15 ноября это почувствовалось, как и в последующих боях. Снега выпало не очень много, с расчисткой взлетно-посадочной полосы справлялся один бульдозер. Да и не бульдозер он был. На трактор механики приспособили два листа железа, вот он и чистил. Пока летали на колесном шасси, но тормозить приходилось аккуратнее, да увеличилась длина пробега. Но уже получили с завода лыжи. При их установке можно было взлетать со снежной целины. Для апробации установили их на один истребитель. За взлетом наблюдали все свободные от полетов. Поднялся в воздух самолет обычно, убрал шасси. Если колеса убирались в ниши полностью и закрывались щитками для лучшей обтекаемости, то сейчас убирались стойки, а лыжи прилегали к крылу, создавая сопротивление. После пары кругов истребитель сел, пробег получился большой. По-иному быть не могло, тормозов-то на лыжах нет. И на стоянку заруливать сложно, как в гололед на автомашине. Пилот из кабины выбрался разочарованный, а летчики уже обступили машину, посыпались вопросы.

– А ну их к черту, эти лыжи! – махнул рукой пилот. – Самолет недодает скорости километров двадцать и на посадке почти неуправляем. Представляю, что будет при боковом ветре!

У пилотов интерес к лыжам сразу пропал. Разница в двадцать километров для истребителя – много!

Чем ближе подходили немцы к Москве, тем меньше становилось подлетное время до цели у наших истребителей. В один из дней, ярких и солнечных, но морозных делали вылет целой эскадрильей по сигналу авианаводчика. Появились такие в наших войсках. При появлении больших групп бомбардировщиков по полевому телефону или рации сообщали в штаб авиадивизии о числе самолетов, их направлении, типе. Из дивизии уже шел приказ в полки.

Взлетели, комэск на перехват пошел, к предполагаемой точке встречи. На дальних подступах к Москве работала фронтовая авиация, на ближних – авиация ПВО или Московского военного округа. Такой защиты от нападения не имел ни один город или объект. Но все равно прорывались бомбардировщики, особенно ночью, когда обнаружить их в темноте сложно. Бомбили по площадям, по видимым целям. В лунную ночь, как ни маскируй, а мост на реке различим. Или характерные особенности кварталов. Потому маскировали центр – ставили фанерные здания, закрашивали позолоченные купола церквей, на площадях рисовали дома, как бы они выглядели с высоты. Помогали обманки, немцы иной раз бомбили пустыри с фанерными домами.

Через четверть часа лета показалась большая группа бомбардировщиков «Юнкерс-88». Ее прикрывали две группы истребителей. Одна на тысячу метров выше, чем бомберы, другая позади, кильватером. По численности немцы превосходят, а еще и позиция выгодная – вверху. И видно хорошо, и на пикировании можно хорошую скорость развить. Для истребителя скорость – важная составляющая успеха. Тихоходная цель – всегда хорошая мишень.

Комэск решил атаковать снизу, на восходящем маневре. Снизу бомбардировщики более уязвимы. Андрей его замысел понял. Атаковать, сбить несколько бомбардировщиков. Повторить атаку не дадут «Мессеры», бой завяжут. Дебют получился удачный. Атаковали все сразу. Комэск по ведущему из пушки и пулеметов удачно ударил, попал по бомбоотсеку. Вслед за очередью сильный взрыв, от ведущего одни обломки из облака дыма. Ударной волной отбросило самолет комэска и ведомый «Юнкерс». С бомбардировщиков бортовые стрелки огонь открыли. Пилоты «Юнкерсов» стали сбрасывать бомбы и разворачиваться. Бомбы хоть и не в цель, а все равно по земле, занятой русскими войсками. С высоты четырех тысяч метров вся земля внизу белая, снегом укрыта, не различишь ничего.

Из немецких бомбардировщиков «Ю-88» был лучшим. По скорости, вооружению, бомбовой нагрузке превосходил и «Дорнье» и «Хейнкель». В разных модификациях выпустили пятнадцать тысяч машин, для бомбардировщика число огромное. Экипаж составлял 4 человека, все в одной бронированной кабине. Пилот, штурман, два бортовых стрелка. Два двигателя «ЮМО-211» обеспечивали скорость 470 км/час с полной бомбовой нагрузкой 2800 кг, хотя стандартная была две тысячи килограммов. Бомбы обычно весом по 50 кг, хотя мог брать на внешнюю подвеску и по 500 кг. Или торпеду в варианте торпедоносца. Дальность полета составляла 1700 км, поэтому «Юнкерсы» в варианте «А4», самом распространенном, долетали до Горького, Ярославля, Саратова. Из вооружения два пулемета для стрельбы вперед и два – назад, один из них для защиты нижней полусферы.

Андрей обстрелял «Юнкерс» снизу и сбоку, проскочил вверх, успев заметить на борту в прямоугольнике рисунок лапы орла. Старые знакомые – 76-я бомбардировочная эскадра. В небе Белоруссии он встречался с ними. Основной тактической единицей Люфтваффе была авиагруппа, она состояла обычно из тридцати самолетов. В группу входили три эскадрильи, по 9–10 самолетов каждая. Авиагруппа входила в авиадивизию численностью от 200 до 750 самолетов.

Поврежден или загорелся бомбардировщик, Андрей увидеть не успел. Очередь сверху прошла рядом с крылом. Взгляд вверх. Солнце слепит, но разглядел пикирующий «Мессер». Отвернул в сторону, со снижением ушел под «Юнкерса», тот уже развернулся на запад, сбросив бомбы. Ведомый держался рядом, не отстал. Хотя Андрей маневры выполнял резко. Все же опыта лейтенант набрался. От бомбардировщика с нижней гондолы кабины трасса к «Яку» потянулась. Андрей приподнял нос истребителя, выпустил пулеметную очередь по кабине бортстрелка. Потом довернул немного влево, поймал в прицел левый двигатель, дал короткую очередь. Вспышка пламени, обломки в стороны летят. А бомбардировщик продолжает полет на втором двигателе. Андрей рулем направления сместился вправо, только прицелился, как по его истребителю пушечная очередь. Один снаряд по капоту мотора угодил, второй взорвался за бронеспинкой пилота. Фонарь кабины в клочья разнесло, сразу ветер в кабину ворвался. Мотор заглох, причем мгновенно. Перед капотом лопасть винта торчит, в капоте дыра с рваными краями. Не до бомбардировщика стало. Заложил вираж со снижением. Кто внизу, на земле, неизвестно – наши или немцы, и благоразумнее тянуть на восток, насколько получится. Только «Як» не «У-2», не столько планирует, сколько падает. Подбитый самолет – как красная тряпка для быка. Сзади трассы летят. Что наши оружейники, что немецкие, заряжали в ленты бронебойно-зажигательные снаряды, обычно один на два простых патрона. Такие пули оставляли в полете следы, можно было подправить прицел визуально. Обернулся, а за ведомым двое «худых» пристроились. Жаждут ведомого сбить, за Андрея потом взяться. Еще очередь! Снаряд в крыло угодил, а в «Яках» там бензобаки. Сразу огонь вспыхнул, в любую секунду может последовать взрыв. Надо срочно покидать машину. Опустил очки-консервы со лба на глаза, огнем может лицо обжечь, отстегнул привязные ремни, откинул остатки фонаря назад. Потом ручкой резко влево. Элероны работали, самолет полубочку крутнул и его выбросило из кабины. Если выбираться самому, получится дольше и есть риск удариться о хвостовое оперение. Парашют не открывал из-за опасности быть расстрелянным в воздухе. Сначала беспорядочно падал, потом раскинул руки и ноги в стороны, стабилизировал падение. Уже стремительно надвигается земля, пора! Рванул вытяжное кольцо. Сначала легкий рывок, это раскрылся вытяжной парашютик, потом здорово тряхнуло. Посмотрел вверх – купол открылся полностью, перехлеста строп нет. А сверху, с высоты треск пулеметов, выстрелы пушек, рев моторов. Эти звуки в кабине истребителя не слышны, все заглушает звук мотора, глушителей на авиамоторах нет – лишний вес и отнимают мощность. Взгляд вниз. Несло на лес. Деревья голые, только несколько елок зеленеют.

Перед приземлением лицо ладонями в летных перчатках прикрыл, ноги слегка согнул в коленях. Треск сучьев, удар в правый бок, потом удар ногами о землю, падение на левый бок. Нигде не болит, уже удача. Встал, первым делом отстегнул привязную систему парашюта. Потом вытащил из кобуры пистолет, загнал в ствол патрон, курок поставил на предохранительный взвод. Неплохой пистолет «ТТ», мощный, но предохранителя нет. Сориентировался. На деревьях ветви и крона с южной стороны гуще. Листьев нет, но ветки-то есть. И пожелтевший от мороза мох на корнях деревьев указывает на север. Развернулся на восток, планшет открыл. Бой происходил предположительно здесь, южнее селения Кондрово. Если он не ошибается, находится на правом берегу реки Угры. Можно сказать – исторические места. Когда-то здесь монголы пытались на Москву пройти, сейчас немцы. Неймется завоевателям отхватить богатые земли. Однако и татарам обломалось, и немцы битыми уйдут.

В комбинезоне и унтах тепло, снег пока неглубокий, по щиколотку. Другое беспокоило. Немцы здесь или наши? Потому шел осторожно, старался не шуметь. Кустарник обошел, уж больно сильно ветки трещат. Вышел на опушку. Деревья хоть и голые, а все же их стволы какое-то укрытие дают. Осмотрелся. Впереди метров двести открытого пространства, потом три избы у ельника. Какой-то хутор, из труб дымок идет, печи топят. Техники – мотоциклов, грузовиков, тягачей – у хутора не видно. Там полицаи могут быть. Понятное дело, власть советскую любят не все, уж очень многих она незаслуженно обидела. Но одно дело – не любить власть, другое – предать Родину. Но предатели всегда находились: дезертировали из армии, шли в услужение из гражданских лиц. Стараясь выслужиться, лютовали хуже немцев.

Постоял четверть часа, надоело, решил – перестраховывается. Направился к хутору. Успел пройти десяток шагов, как послышался нарастающий звук мотора, к хутору выехал полугусеничный бронетранспортер. Андрей сразу упал. Комбинезон у него темно-синий, почти черный, заметен. Транспортер остановился у изб, из него выскакивали солдаты. Сразу обыскали хозяйственные постройки – сарай, дровяник, коровник. Другие обшарили избы. Только тут до него дошло, что ищут его. Немец, сбивший Андрея, сообщил наземным войскам район, где русский летчик выпрыгнул с парашютом. И надо как можно быстрее уносить отсюда ноги. Пока на его розыск двинули солдат Вермахта. Если подключат ГФП или егерей, будет плохо. Собаки-ищейки не помогут, снег запахи не хранит. Зато на нем отчетливые отпечатки следов. Для понимающего человека – открытая книга, только читай. Солдаты уселись в транспортер, и он двинулся через поле к лесу. Командовал отделением явно фельдфебель, ибо офицер на топографическую карту посмотрел бы. А на карте той ручей обозначен, приток Угры. Ныне все белое, под снегом ни дорог, ни ручьев не видно. Ручей покрылся тонким льдом, сверху припорошен снегом.

Бронетранспортер самый массовый в Вермахте SdKfz, выпущено их в разных модификациях больше пятнадцати тысяч. Рассчитан на отделение солдат. Бронированный кузов похож очертаниями на гроб. Движитель – гусеничный, с каждой стороны по шесть катков в шахматном порядке, а направление движения задавалось передними колесами. Из вооружения спереди на шкворне 7,92-мм пулемет «MG-34».

Лед веса боевой машины не выдержал, провалился. Все же девять тонн сама машина весит, да десяток солдат с вооружением – тонну. Весь передок – колеса, двигатель, в воду ушли. Водитель попытался сразу задний ход дать, но западня оказалась серьезной. Дно илистое, узкие гусеницы скользили беспомощно, мало того – зарывались, кузов погружаться стал. Весь ручей четыре-пять метров шириной, да метр-полтора глубиной, а транспортер засел прочно. С руганью и хохотом солдаты выбрались через заднюю дверь на берег, ног не замочив. С берега осмотрели застрявшую машину – самим не вызволить. Была бы рация, помощь пришла быстро. Но половина бронетранспортеров выпускалась без радиостанций. Не предполагали этот бронетранспортер для разведывательных рейдов, а в бою идет следом за пехотой, поддерживая огнем пулемета. Старший в команде решение принял, отдал команду. Солдаты назад, к хутору отправились по следам гусениц. Андрей сразу вывод сделал – опытные фронтовики. Такие идут по следу, чтобы не подорваться на мине.

Выждал Андрей, пока солдаты в избах скроются, отполз в лес поглубже. Укрываясь за стволами деревьев, отбежал в сторону не меньше полукилометра, снова к опушке. Здесь никого не видно. Подосадовал о своей оплошности. Надо было стянуть с дерева купол. Он белый, если вырезать кусок и накинуть, получилась бы хорошая маскировка. Да что теперь об этом сожалеть? Короткими перебежками к ручью кинулся. Ногой на лед ступил, держит ледяной покров, не меньше десяти сантиметров. Перебрался и, озираясь по сторонам, отправился к далекому лесу. До него километра два. А не дошел, снова на землю упал. Потому что впереди грунтовка идет, и на ней грузовик показался. Пришлось лежать, пока он проехал. Тем временем темнеть начало. Для Андрея это благо. Пока еще видно было, изучил карту. Карта для летчиков, мелких деталей нет. Но запомнить особенности местности надо, как стемнеет, не посмотришь. Он не курил и при себе ни зажигалки, ни спичек – подсветить. А фонарики летчики при себе никогда не имели. Передовая нанесена пунктиром, синим карандашом.

Летчикам обозначение передовой нужно, чтобы иметь приличную высоту над ней, иначе обстреляют. А теперь жизненно необходимо. Судя по карте, передовая через десять километров, если не успела за сутки переместиться. Он помнил Первую мировую войну, тогда все по-другому было. Война позиционная. Войска закопались глубоко и обстреливали друг друга из пушек. Пехота в атаку идти не могла. Проволочные заграждения в несколько рядов и пулеметы. Два «Максима» могли остановить наступление роты. А танков практически не было. Применили их англичане на Сомме с успехом, да только сколько их было? Сейчас войска насыщены танками, самолетами, война маневренная, ситуация за сутки может измениться кардинально.

Медлить нельзя, каждый час работает против него. Зашагал бодро. Периодически останавливался, прислушивался. Ночь, а видимость относительно неплохая из-за снега. Нет того мрака, какой в ноябре бывает. Периодически на часы поглядывал. Судя по времени, уже должна быть передовая в том виде, какой она должна быть. Если из тыла идти к передовой, сначала вторая линия обороны – траншея, окопы, ДОТы, землянки. Метров через двести-триста, а то и более – первая линия, оборудованная посерьезней. А только зима изменила все. Земля промерзла, плохо поддается даже лому, лопата просто отскакивает. Непривычны немцы к таким условиям. Заняли позиции вдоль дорог, толом рвали землю, потом рыли землянки, это первое дело, иначе замерзнут солдаты. Для землянок из фатерланда поступали чугунные печи и брикеты с топливом – прессованными опилками, отходами деревопроизводства, все же немцы рачительная нация. После землянок делали ДОТы. В оттепели, редкие в ноябре, рыли окопы, мелкие, не полного профиля. Зачем утруждаться, когда Вермахт идет вперед и завтра или через несколько дней рота или батальон будут на другом месте? Конечно, слева и справа от шоссейных дорог на главных направлениях инженерная подготовка была более серьезной. И вторая особенность была Андрею на руку. Из-за постоянного движения вперед немцы не ставили мины. Можно сказать – повезло, как везет в картах дуракам, пьяницам и новичкам.

Сначала он врага учуял. Дымом занесло. Андрей насторожился сразу. Далеко не видно, но голое поле, деревни или хутора нет, откуда дыму взяться? Лег, пополз. Береженого бог бережет. Справа, в полусотне метров, мелькнул свет, послышался разговор. Андрей замер. Оказалось – смена караула. Фигуру солдата было смутно видно. Он направился в другую сторону, Андрей сразу пополз, как мог быстро. О возможных минах даже не вспомнил. В комбинезоне от физических усилий сразу жарко стало, вспотел. Но полз и полз. Он полагал, что миновал вторую линию обороны, а получилось – первую. В ожидании передовой на пузе километра два прополз, потом встал. Десять шагов делал, потом замирал, вслушивался, осматривался и снова на Полярную звезду, как на маяк.

Заметил слева какие-то постройки, обошел их стороной. К утру изрядно устал, хотелось есть. Жажду утолял снегом. Сколько километров прошагал и где сейчас находится, не знал. Когда начало светать, решил найти укромное место, передохнуть, а утром определиться с положением. Вовремя попался неглубокий овраг, спустился туда. Со стороны его не видно. Сел в снег, спиной на заснеженный склон оперся. Устал, глаза сами закрывались, но спать себе не позволял, не чувствовал себя в безопасности. Как рассвело, выбрался наполовину, осмотрелся. Километрах в двух длинные постройки, похоже – коровник колхозный. Наблюдать решил, а из коровника люди вышли, строем по дороге направились. Из-за дальности невозможно различить цвет шинелей, принадлежность к армии. Немцы или русские?

Решил не рисковать, обойти стороной. По оврагу, по дну его, проваливаясь в снег по пояс, прошел до конца. На земле снега по щиколотку, а в углублениях полно. Выбрался на ровную поверхность, впереди бывшая МТС, машинно-тракторная станция. Остов «Фордзон – Путиловца» на бревенчатых подпорках, мастерская с распахнутыми воротами. Вытащил пистолет из кобуры, взвел курок, подошел, заглянул в ворота. Есть полузанесенные снегом следы. День или два назад здесь кто-то был. И по следам понять нельзя – от немецких сапог или наших кирзачей? А то и вовсе гражданских ботинок? Сзади щелчок затвора и окрик:

– Оружие брось и руки вверх.

Голос мужской и приказ на русском языке отдан. Красноармеец или полицай?

Пистолет бросил, поднял руки, медленно поворачиваться стал. Молодой парень в белом маскировочном халате, в руках отечественная «трехлинейка». Невозможно понять, кто он.

– Эй, дядя! Ты кто? – спросил парень.

– Летчик, сбили меня, к своим пробираюсь.

– Ха! Да ты уже километра три от передовой ушел. Ну-ка, десять шагов назад!

Пришлось подчиниться. Парень подошел к пистолету, поставил курок на предохранительный взвод, сунул оружие в карман.

– А теперь шагай вперед. И руки не опускай, чтобы я видел.

На взгляд Андрея, парень конвоировал его неграмотно. Иногда почти утыкался стволом винтовки в спину. Подготовленный человек, тот же диверсант из «Бранденбурга-800» или войсковой разведки врага, обезоружил бы парня моментально. Стоит сделать резкий поворот, ударить по стволу винтовки вниз, а потом кулаком в кадык – и все дела. Но зачем? Похоже – не полицай, они маскировочных костюмов не носят. Подошли к деревне, парень завел его в избу. За столом молодой лейтенант сидит и политрук, завтракают.

– Разрешите доложить? Задержал неизвестного, говорит – летчик, сбили его. Вот его оружие.

Парень положил на стол «ТТ».

– Летчик говоришь? Документы!

Ни документов при себе у Андрея не было, ни орденов на гимнастерке. Перед вылетом сдавали парторгу эскадрильи.

– Нет у меня, перед вылетом сдал.

– Врешь, морда фашистская! – вскочил политрук.

– Вы свяжитесь со штабом моего полка. Леденец моя фамилия. Майор Леденец.

Андрей назвал номер дивизии и полка.

– Указывать мне будешь? Коновалов, запри его в бане и охраняй.

Боец отвел его в баню на заднем дворе, запер дверь, сам на крыльце остался. В бане, давно не топленной, как хозяева деревню покинули, не теплее, чем на улице. Потолок и стены в инее. Андрей уселся на лавку, а через некоторое время улегся, сказывалась бессонная ночь, нервное напряжение. Все же не каждый день сбивают, а для летчика прыжок с парашютом – настоящий стресс. Сразу уснул. Проснулся от холода. В предбаннике оконце маленькое без стекла, ветер задувал. Поднялся, постучал в дверь. Караульный был прежний, он по голосу бойца узнал.

– В туалет отведи, по уставу положено.

Минута тишины, потом дверь распахнулась.

– Иди, только шаг в сторону сделаешь – застрелю.

Назад возвращались, как на крыльцо избы вышел пехотный лейтенант.

– Коновалов, веди летчика сюда!

– Есть!

Андрей снова в избу вошел. Лейтенант молча вернул ему пистолет.

– За вами приедут, можете располагаться. Коновалов – свободен!

Андрей на лавку сел. Все же в избе относительно теплее и не дует, как в бане.

– Товарищ майор, кушать хотите?

– А еще бы выпил, продрог я. Полтора суток на улице.

– Все, что могу.

Лейтенант нарезал черного хлеба, подвинул котелок с перловой кашей и чай. Самое главное – и каша и чай горячие. Андрей съел быстро. Лейтенант затянулся папиросой, протянул пачку Андрею.

– Не курю.

Лейтенант из фляжки разлил по кружкам водку, щедро, граммов по двести. После еды хорошо водка пошла, корочкой хлебной закусил.

– Машину за вами обещали прислать в штаб полка. Но туда еще идти надо, к нам не проехать.

– Я готов!

Андрей поднялся. Лейтенант сходил в соседнюю избу, вернулся с сержантом.

– Гаврилюк сопроводит.

– Спасибо, пехота.

– Вы уж извините за баню.

– Бывает.

Уже хорошо, что не расстреляли. В сорок первом к стенке ставили вообще без вины, по одному подозрению. Во-первых, психоз был, со страниц газет все время вещали о скрытых врагах, о бдительности. Во-вторых, в сорок первом настоящих диверсантов хватало. Резали телефонные линии, организовывали взрывы, поднимали панику. Стоило в скоплении народа закричать – «танки!», как толпа в ужасе, сметая все, разбегалась.

Танкобоязнь была страшная. Танки охватывали клещами, а бороться с ними нечем.

Идти с провожатым пришлось около получаса. Штаб пехотного полка располагался в деревне. У избы два мотоцикла с колясками и полуторка. На двери грузовика бортовой номер знакомый «Б2-42-54». Полуторка принадлежала политотделу, на ней привозили из штаба дивизии многотиражную газету, письма. И точно. В канцелярии комиссар полка сидит. При виде Андрея встал, руку протянул.

– Мы уж думали – погиб!

– Стало быть – жить долго буду.

– Поехали.

Комиссар сел в кабину. Андрей в кузове устроился на лавке за кабиной. Кузов наполовину брезентом накрыт. При езде ветер сильный задувал. Ехать долго пришлось, часа полтора. А на истребителе четверть часа лета.

В эскадрилье встречали его восторженно. Каждый из летчиков мог быть на его месте. Поэтому слушали о том, как выбирался с оккупированной территории, с интересом. Не успел он завершить разговор, посыльный вызвал его к контрразведчику. Нечто подобное Андрей ожидал. Хоть и не по своей воле, он находился на оккупированной территории. Такой факт были обязаны указать в анкете в обязательном порядке. Органы контрразведки подозревали всех. А вдруг немцы успели его завербовать? Выпустит ночью ракеты сигнальные в сторону стоянки самолетов, а ее сразу разбомбят. Или во время боевого вылета перелетит на вражеский аэродром и выложит все сведения об авиаполке или дивизии.

Были такие случаи, но единичные, а миллионы воевали честно, до последнего патрона, до последнего дыхания. Не верил Сталин своему народу, и органы НКВД действовали по его указке. Впрочем, он и НКВД не верил. До войны менял руководителей, чтобы не успели власть обрести, компромат на руководство собрать. И во время войны Берия хоть и остался во главе НКВД, однако властью пришлось делиться с вновь образованным СМЕРШем. Тогда и родилась система сдержек и противовесов, которой пользовались почти все руководители СССР после Сталина.

Контрик сначала выслушал Андрея, потом обязал написать докладную, под предлогом уточнения переспрашивал детали и не один раз, пытался подловить на нестыковках. По мнению Андрея – нелогично. Хотел бы сдаться, сразу перешел к немцам, а не рисковал, переходя передовую. Помучил часа два и отпустил.

Андрей временно «безлошадный», как называли летчиков без самолетов. Побрел в столовую, съел две тарелки супа, соскучился по горячей пище. А потом отсыпаться. Землянка для летчиков на окраине аэродрома, в ней печка-буржуйка горит постоянно. Стоит ей погаснуть, и через час холодно, все тепло через трубу вытягивает. На такую печь дров не напасешься. Позже приспособились, вернее – подсказали механики. В ведре с керосином или соляркой замачивали на несколько часов кирпич от разрушенных зданий. Потом в печи они горели долго, давали ровный жар, и одного кирпича хватало на час-полтора. Век живи – век учись, не зря поговорку придумали. Однако – нет худа без добра. На несколько дней Андрей получил отдых. Ел, спал, отирался возле штаба в попытке узнать, что ожидает «безлошадников».

Кроме него в полку были еще трое пилотов без своих машин. В боях самолеты их изрешетили так, что едва дотянули до аэродрома. После осмотра механики вынесли вердикт – под списание. Кое-какие детали сняли на запчасти. Двигатели свой ресурс выработали, только и сняли что вооружение и колеса. Моторесурс у моторов М-105ПА всего 125 часов, фактически на тридцать вылетов. Часто и этот ресурс не вырабатывался по причине гибели самолета. Военная техника при боевых действиях долго не живет. Танковая дивизия рассчитана на полчаса-час в атаке. Потому техника дешевая, пусть немного уступающая технике противника, востребована. У немцев танки и самолеты значительно дороже в производстве, чем наши, но и моторесурс больше, как и тактико-технические характеристики.

«Як-1» в производстве стоил заводу 158 300 руб., а закупочная цена Наркомата авиапрома была 310 000 руб. кстати, 150 тысяч стоил «Т-34» в сорок третьем году, после доработок и усовершенствования. А первоначальная его цена была 250 тысяч. Снизить цену удалось за счет конструкторских и технологических решений. Академик Патон внедрил автоматическую сварку, отказались от обрезиненных катков в пользу металлических с внутренней амортизацией. И таких нововведений было много. Танк стал надежнее, проще, дешевле и менее трудозатратным. Тоже важное обстоятельство. На сборку «Як-1» тратили 567 человеко-часов. И это при том, что многие узлы приходили готовыми – вооружение, моторы, винты, колеса, бронестекла, бронеспинки, приборы и многое другое.

Многое зависело еще от объема выпуска. Чем больше объем, тем меньше цена. Деньги играли важную роль. О финансах и банках во время войны известно немного. Деньги любят тишину. Но еще Бонапарт Наполеон говорил: «Для победы в войне нужны три условия – деньги, деньги и еще раз деньги!» О стоимости вооружения и боевой техники мало кто задумывается, меж тем стоит узнать.

Так, автомат «ППШ» в 1941 году стоил 500 рублей, а в 1943-м – 142 рубля, выпущено всего было 6 млн штук. А немецкий «МР-40» стоил 40 рейхсмарок, пистолет «Вальтер-Р-38» 31 марку, карабин «Маузер 98К» 70 марок, пистолет «Люгер 08», больше известный как «Парабеллум», 18 марок, а продавался Вермахту заводом за 32 марки. Маржа, прибыль, без нее ни одно предприятие не обходится.

Наша дивизионная пушка «ЗИС-3» 76 мм калибром обходилась в 15 тыс. рублей, а гаубица «М-30» калибром 122 мм в 94 тысячи. Штурмовик «ИЛ-2» в 1941 году стоил 236,1 тыс. рублей, а в 1943 году уже 165,5 тыс. рублей, всего их было выпущено 42 329 штук.

Для сравнения – «Мессершмитт Bf-109» при себестоимости на заводе 15 тыс. рейхсмарок продавался Люфтваффе за 56 тысяч. Довольно выгодный бизнес на войне!

По танкам. В начале войны немецкий танк «Т-III» стоил 96 163 марки, «Т-IV «Пантера» 117 000, а «Т-VI «Тигр» 250 800 марок и выпустили их всего 1394 штуки.

Сопоставимый с «Тигром» наш «ИС-2» стоил 347 900 рублей.

Если нашим воинам за уничтоженную вражескую технику выплачивалось единоразовое вознаграждение, то немецким деньги не полагались. Но за уничтоженный танк или самолет семье от имени фюрера вручалась продуктовая посылка. Была большая разница в денежном довольствии воинов РККА и Вермахта.

Боец РККА, рядовой, получал 10 рублей в месяц. За эти деньги можно было купить одно яйцо. Командир взвода получал 800 рублей, командир роты 1000, комбат 1900. Но в боях под Сталинградом в 1942 году рядовой жил на передовой одни сутки, командир взвода трое, командир роты неделю, комбат 11 дней, а командир полка 20 суток. Поэтому на фронте деньги имели символическое значение. Чаще всего наши бойцы и командиры отсылали денежные аттестаты в тыл, своим семьям, там деньги помогали выжить. А в армии обмундирование, питание – за счет государства.

У немцев ситуация другая. Такого разрыва в денежном довольствии, как в РККА, не было. Рядовой получал 120 марок, лейтенант 220 марок, капитан – 460 марок, майор – 640. И немцы переводили свои деньги в специальный банк под проценты. Воспользоваться ими ни сами, ни семьи не смогли. Многие погибли, а после капитуляции Германии исчезли сами банки, сменились деньги.

Кстати, по неофициальному курсу одна рейхсмарка стоила 2,17 рубля. Официального курса не было, во время военных действий противоборствующие страны не торговали друг с другом.

Во время войны население СССР сдавало в фонд обороны деньги, ценности. На эти средства покупалась боевая техника, причем на бортах писали «На средства артистов Большого театра». Или – «от колхозника Головатова». Так что деньги воевали тоже.

Андрея с «безлошадными» летчиками его полка откомандировали в Москву, вернее – в Химки, на авиазавод № 301. В 1941 году здесь собирали «Як-1». С осени производство почти прекратилось, была задействована другая схема. По железной дороге из Саратова, с авиазавода № 292, перевозились под брезентом на платформах недособранные «Яки». В Химках ставили крылья, доукомплектовывали. По-современному сказать – логистика в действии. К Москве сходились все дороги, впрочем, сейчас ничего не изменилось. И проще было привезти недостающие детали в Химки, дособирать. Предприятия по осени эвакуировались из Москвы, та же участь постигла авиазавод. Оставшиеся сотрудники вполне справлялись с выпуском небольших партий. И пилоты вот они, далеко возить не надо, Западный фронт в сотне километров от столицы. Основные потребители самолетов как раз были здесь – Московское ПВО, ВВС Московского военного округа, ВВС Западного фронта.

Когда схема была достаточно отработана, приказом наркома авиапромышленности от 13.01.42 г. отправку самолетов в Москву по железной дороге запретили – долго! Собранные самолеты стали перегонять заводские летчики Саратовского авиазавода. С одной стороны, даже неплохо – проверка. Выявленные недочеты устранялись заводом № 301. С Химкинского аэродрома боевые летчики получали самолеты, вылетали в свои полки. Получалось намного быстрее, чем доставлять пилотов на завод в Саратов, потом своим ходом гнать в полки.

Андрей даже удивился, насколько быстро получилось. Связным самолетом «У-2» летчиков перебросили в дивизию, оттуда транспортным «ПС-84» на аэродром в Химки. Транспортник был полон, собрали «безлошадников» со всех полков. В Химках самолеты уже готовы – заправлены топливом и прочими жидкостями, боекомплект по норме. Летчики самолеты осмотрели, расписались в ведомостях и на вылет в этот же день. Бюрократия была и тогда. По выпуску из завода самолета производитель получал 80 % от стоимости, когда передавал в армию, остальные 20 %. Андрей при приемке сразу обратил внимание на нужные новшества. Во-первых, два самолета из четырех, получаемых в полк, уже имели рации. И все самолеты имели посадочную фару, чего не было раньше. Были раньше случаи, когда вылетали на задание посветлу, а садиться приходилось в сумерках, а то и в темноте. Каждый полк выкручивался как мог. Кто-то ставил вдоль посадочной полосы грузовики технических служб с включенными фарами. Другие ухитрялись включить зенитный прожектор из приданной батареи, направив его луч вниз, на полосу. Понемногу истребитель становился лучше. Однако и минусы были. Радиостанция за счет веса, как и посадочная фара, съели из максимальной скорости 9 км/час. Да и не только вес был причиной. Антенна тоже съедала за счет аэродинамического сопротивления.

Ведущим группы был Андрей. Долетели без происшествий, через час уже приземлились на своем аэродроме. Технический люд – механики, техники, мотористы, прибористы сразу стали самолет осматривать, как цыгане коня. Открывали капоты, лючки, фонарь кабины. Отмечали новшества, щелкали пальцами, только что не пробовали на вкус. Не мудрено, за годы выпуска в «Як-1» КБ Яковлева внесено более трех тысяч изменений, освоенных заводом.

Глава 10. «Сталинград»

Со следующего дня, едва просохла краска на борту от нанесенного белой краской номера, пошли полеты. Судя по тому, что почти каждый день были задания на разведку, готовилась масштабная операция. Пилоты гадали, что бы это могло быть? А Андрей знал точно – наступление будет, погонят немца от Москвы. Весь мир – и противники, и союзники следили за ситуацией у столицы России. Пала бы Москва, в войну вступили бы на стороне Германии Турция и Япония. У обеих стран территориальные интересы. Японии хочется захватить земли на материке, поскольку острова часто трясет от землетрясений, да и перенаселена Япония.

Турция спала и видела, как вернуть былое величие, захватив Крым, Закавказье, а лучше все нефтеносные районы. Союзники, особенно Америка, выжидали. Если поставить Союзу вооружение, а Москва падет, денежки пропадут.

Г.К. Жуков накапливал резервы – людские, боеприпасов, техники. Неожиданно для немцев, которые рассчитывали только на оборону русских, 5 декабря перешли в контрнаступление войска Калининского фронта, на севере от столицы. Западный фронт перешел в наступление на следующий день. В воздух поднялись сразу десятки, а то и сотни самолетов. Полк, где служил Андрей, прикрывал штурмовики и бомбардировщики. Вылет следовал за вылетом. Нашим истребителям приходилось туго. Немцы вылетали по сигналу по рации от наземных частей. К моменту их подлета наши истребители в значительной мере расходовали бензин. Дрались на остатках. Кто не мог выйти из боя или не уследили за указателем топлива, пытались планировать к своей территории с заглохшими моторами. Получалось не у всех, без работающего мотора истребители довольно быстро теряли высоту. Мало того что они покидали поле воздушного боя, их еще приходилось сопровождать. Для немцев такой самолет – лакомая и легкая цель. Потери авиаполки несли большие. Но и радость была – впервые в сводках Совинформбюро стали появляться освобожденные города и села. Мир увидел, что русские могут не только сопротивляться, отступая. Раз есть силы наступать, есть вероятность, что устоят, не сдадут столицу.

Япония и Турция решили отложить нападение. Второй раз ситуация повторилась, когда немцы вышли к Волге, к Сталинграду. Но после разгрома 6-й армии Паулюса о войне с Советским Союзом уже не помышляли.

И пошли поставки по ленд-лизу. Первыми, еще по осени, были морем доставлены военные грузы из Англии. Устаревшие морально танки «Матильда» и «Валентайн», но в эти тяжелые дни и они имели большую ценность, ведь Сталин сам распределял новые танки по фронтам, чего не делал позже. Ярый антикоммунист Черчилль был прагматиком, понимал – если Гитлер сомнет СССР, Англии не устоять. Америка далеко, отсидится за океаном, поставки военной техники ситуацию не спасут. Нужны солдаты, причем квалифицированные – танкисты, летчики, моряки. На первых порах и Англия и США поставляли технику устаревшую, которая не могла на равных биться с немецкой. Но количественно 187 «Матильд» и 249 «Валентайнов» к декабрю 1941 года представляли существенную помощь. К этому же месяцу 16 % авиапарка по защите Москвы составляли британские «Харрикейны» и «Томагавки». Истребители тяжелые, уступавшие «Мессершмиттам» в скорости, маневренности, вооружении. Эра пулеметов винтовочного калибра уже безвозвратно ушла, а британские самолеты не имели пушек. Между тем 20-мм снаряд с «Як-1» с расстояния 400 метров пробивал 20 мм брони, вполне мог поражать танки сверху, а тягачи и бронетранспортеры – с любых ракурсов.

В середине ноября 1941 года 2-й воздушный флот под командованием А. Кессельринга был переброшен в Италию, поддержку группы армий «Центр» на Московском направлении стал осуществлять восьмой авиакорпус под командованием генерала В. фон Рихтгофена. Немцам удалось подойти к Москве в районе Бурцево на 29 километров, в мощные бинокли уже были видны окраины столицы. Для гитлеровцев удар русских был неожиданным. Резервов не было, да и перебросить их быстро было невозможно, техника вязла в снегах, а железная дорога на широкой русской колее была непригодна для узкоколейной европейской техники. Вермахту помогали транспортные «Юнкерсы-52». Ими забрасывались на аэродромы бензин в бочках, продовольствие, боеприпасы. Первая широкомасштабная операция по снабжению войск, потом будет Сталинград, обеспечение 6-й армии Паулюса. Обратными рейсами вывозили раненых. Гитлер 16 декабря издал приказ – удерживать фронт до последнего солдата. Генерал фон Браухич напишет: «Своеобразие характера русских придает кампании особую специфику. Первый серьезный противник».

Наши войска смогли отбросить немцев на 100–250 км. На западном направлении, завершив освобождение Московской и Тульской областей, а также части районов Калининской и Смоленской областей. С советской стороны потери были огромными. Убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести мы потеряли 625 519 человек. Немцы, по их данным, имели безвозвратных потерь 457 074 человека. Мир увидел, что доселе непобедимая немецкая армия получила отпор, понесла ощутимые потери. Немцы полагали, что с падением Москвы Советский Союз капитулирует. Как бы не так. В Москве были заминированы все мосты, значимые здания, устроены баррикады, оборудованы огневые точки. Легко Москва бы не сдалась. По воспоминаниям Г.К. Жукова, СССР продолжал бы войну даже после падения Москвы, так что немцы заблуждались.

Хотя тревожно было. Еще 15 октября 1941 го-да ГКО принял решение об эвакуации. Вывозили предприятия и жителей. На следующий день в городе началась паника, стали грабить магазины и склады, граждан. У граждан рухнула вера в способность государства защитить их. По решению Ставки, 20 октября в Москве было объявлено осадное положение. Комендантский час, патрулирование улиц, расстрелы мародеров и грабителей на месте.

Андрей сам во фронтовой Москве не был, знал по истории, по словам очевидцев. Кое-кому из летчиков полка удалось побывать в городе, они его не узнали. Маскировка, заклеенные крест-на-крест бумагой окна, зенитки на улицах, на перекрестках противотанковые ежи и мешки с песком, патрули.

Его дело – летать. В дни наступления количество вылетов возросло. От усталости, пока самолеты заправляли топливом, заряжали боекомплект, летчики засыпали в кабинах.

Андрею удалось уговорить командира полка на авантюру. Куда садились транспортные «Юнкерсы», в полку знали. Андрей решил сделать вылазку. По примеру немцев, на «свободную охоту». Подловить «Юнкерсы» на подходе к аэродрому или расстрелять на аэродроме, пока их будут разгружать. Командир долго сопротивлялся.

– Ты видишь, что пилоты измотаны?

– Вылечу сам, с лейтенантом Сопегиным.

– По Уставу не положено.

Устав – это фактически закон, и в нем было сказано, что основной тактической единицей в ВВС РККА было звено из трех самолетов. Один ведущий и два ведомых. Немцы после Испании воевали звеном из двух пар. В паре маневры выполнять безопаснее, быстрее. Наши пилоты это тактическое построение сразу отметили. Но бюрократическая машина любого Наркомата действовала медленно. Официально только в ноябре 1942 года разрешили звено из двух пар, четырех самолетов. И только к концу 1943 года такое построение разрешили в штурмовой авиации. А до того наши летчики действовали порой на свой страх и риск, зачастую без ведома командиров. Конечно, они знали, но закрывали глаза, поскольку эффективность пары в бою выше, а потери меньше. А сейчас Андрей просил разрешения на немыслимые нарушения Устава! Вылет парой и «свободную охоту»! Попрание всех инструкций! Так делали только летчики Люфтваффе. Андрей же полагал, если кто-то делает лучше, почему не поучиться? Ради справедливости надо заметить, что был в ВВС Красной Армии единственный полк – 176-й гвардейский истребительный, который воевал в «свободной охоте», не привлекался к сопровождению бомбардировщиков, показывал высокую боевую эффективность.

Командиры полков упорствовали по нескольким причинам. Первая – если узнают в дивизии, будет нагоняй. Донести о нарушениях есть кому – контрразведчик, комиссар. Если комиссары иногда летали, принимали участие в боевых действиях, коли имели летную подготовку, то контрики только стучать горазды были. А вторая причина – штатная организация полка. Звено – 3 самолета, в эскадрилье 3 звена, 9 самолетов, да еще один для комэска. Штаты и оснащение изменили в середине 1943 года. В истребительном полку положено было 34 самолета. В трех эскадрильях по 10 самолетов и 4 самолета в управлении полка.

Все же уломал Андрей командира. Вылетели ближе к вечеру. До захода солнца еще два часа, темнеет по-зимнему рано. Поскольку наземный персонал и пилоты вставали рано, готовя технику к полетам, то и отдыхали раньше, чем танкисты, артиллеристы, представители других профессий. На войне у каждого своя специфика. Например, для разведчиков ночь – самая горячая для действий пора.

Над передовой прошли на бреющем. С одной стороны – заметны, с другой – никто не успеет открыть огонь, слишком велика угловая скорость. Перелетев, набрали высоту. С двух тысяч метров местность отлично видна. Месяц назад, когда сопровождал Андрей наши «пешки», видел аэродром у села Монастырщина. Аэродром по досягаемости на пределе. До него 40 минут лета и обратно столько же, на саму штурмовку двадцать минут, а лучше уложиться в десять, чтобы резерв небольшой по бензину иметь. Из новых типов истребителей у «Яков» запас по топливу самый маленький.

Например, на «Як-3» с целью облегчения укоротили крылья, сделали меньше объемом бензобак, его стало хватать на 650 км, да и то при крейсерской скорости. Для «свободной охоты» «Як-3» уже не годились, хотя из всех яковлевских самолетов этот по показателям приблизился к «Мессершмитту» ближе всего. «Мессер» тоже на месте не стоял. На фирме конструкторов работало больше, чем во всех авиационных КБ Советского Союза. Каждый год выходили новые, улучшенные модификации. Если в Испании Андрей встречался с «Дорой», то сейчас с «Фридрихом» и «Густавом». Кстати, улучшая самолет по мощности мотора, вооружению, ухудшались весовые характеристики. «Худой» набирал «жирка», становился тяжелее. А «Як» вес сбрасывал, на вираже опережал «Мессера». Все же до конца войны фронтовые летчики считали, что для уверенной победы над «худым» потребны два наших самолета, причем новых типов – «Як-7,9,3»; «Ла-5» модификаций «Ф» или «ФН». «Лавочкин» был не прост в пилотировании, неопытному летчику справиться с этой машиной труднее, чем с «Яком». К тому же «Лавочкин» был тяжелее. Наиболее подходящим для него противником был «FW-190».

Перед Монастырщиной снова до бреющего снизились, чтобы зенитчики не успели приготовиться. Выскочили немного правее аэродрома. Немцы такой наглости от русских не ожидали, обслуживали самолеты. Сняты капоты, техники копаются, даже маскировочных сетей нет. И вдруг резко по ушам рев моторов, пушечно-пулеметная пальба. Никто спрятаться не успел. Один истребитель сразу вспыхнул, другой задымил. Несколько секунд, и стоянку самолетов они проскочили. Крутая горка, разворот. Здесь разделились, что заранее было оговорено. Ведомый стал пикировать на зенитную батарею, открыв пулеметный огонь. Зенитчики открыть огонь не успели, кто уцелел, попрятались в укрытие. Андрей снова прошел над стоянкой, стреляя из всех стволов. Еще один разворот, мелькнул бензовоз внизу. Поймал в перекрестье прицела, всадил несколько снарядов. Бензовоз вспыхнул, а когда Андрей уже проскочил, обстреливая стоянку, взорвался. Над аэродромом пламя, облако дыма. Со стороны смотрится, как ядерный взрыв. Еще один разворот, к Андрею Сопегин присоединился. Андрей на гашетки нажал, один из пулеметов сделал несколько выстрелов и смолк. Большого удивления не было, так периодически случалось. Сам по себе «ШКАС» пулемет надежный, но гильзоотвод сделан непродуманно, гильзы часто застревали, не давая автоматике перезарядиться. На панели приборов ручки ручного перезаряжания передернул, а стоянку уже проскочили. Нажал на гашетки – нет выстрелов. Пора уходить. Вроде на штурмовку времени ушло немного, а стрелка бензиномера уже влево клонится. Еще бы, у двигателя объем 35 литров, бензин пьет, как слон на водопое.

Беспокойство было, а ну как встретятся «худые», а отбиваться нечем. То ли оружие подвело, то ли патроны кончились. Да вроде и не должны, не так много он стрелял. Долетели благополучно, приземлились, зарулили на стоянку. Для каждого самолета свой технический персонал. Только выбрался из кабины, окружили. Андрей к оружейнику подступился, сделав грозный вид:

– Пулеметы и пушка заклинили!

Обвинение серьезное, халатность, недосмотрел за оружием специалист. Узнает контрик, пришьет вредительство. У оружейника руки затряслись. Взял отвертку, залез на крыло, вскрыл лючки. Для пулеметов их два. А короба для патронов пустые. То же самое и с контейнером для снарядов пушки.

– Товарищ майор, вы весь боезапас израсходовали.

Неудобно перед человеком, зря обвинил. Прилюдно извинился.

– Извини, Михалыч! Показалось! Только штурмовку начал, во вкус вошел, а боекомплект закончился.

Механик самолет обошел, осмотрел, ни одной пробоины не обнаружил.

– К технике вопросы есть?

– Нет, работала исправно.

Ну, то, что фонарь маслом забрызган, так это хроническая болячка, механик и сам видел, полез с тряпкой на крыло. Стекло лобовое и боковой плексиглас вытирать. После взлета на задание персонал засекал время. Известно ведь, сколько самолет в воздухе пробудет по запасу топлива. Раньше вернуться может, а позже – нет. Как время истекло, значит, сбит или сел на вынужденную. Переживали технари за своего летчика.

Андрей с ведомым в штаб полка отправились, о штурмовке доложили.

– Да? – удивился подполковник. – Завтра разведчика пошлю, пусть фото сделает, подтвердит.

Сбитый самолет врага или штурмовку подтвердить надо. На «пешках» фотооборудование есть. На истребителях позже поставят фотоаппараты, синхронизированными с гашетками бортового оружия. Нажал на спуск, автоматически получил снимок. Жаль только, устанавливать эту технику начали в конце войны, да не на все самолеты.

А через два дня Андрея назначили комэском. На фронте продвигались по служебной лестнице быстро, в основном из-за потерь. И поднимались люди не по блату, по кумовству, а за заслуги. Кто потолковее, посмелее, подчиненных бережет, выполняя поставленные задачи. Неспособные, тупые очень быстро показывали свою ограниченность, теряли должности, а то и жизнь. Своего рода естественный отбор. На фронте сущность человека быстро выявлялась.

Но было продвижение на вакантные места по другой причине. Комэск-два на повышение пошел, заместителем командира полка по боевой подготовке. А Андрея на его место. Да и пора бы. Комэск-два капитаном был, а Андрей майором. По званию и боевому опыту ему бы не эскадрильей командовать, а полком. И по своим способностям вполне мог, но остерегался. Любое повышение – это проверки, достоин – недостоин. Взвешивали заслуги и недостатки. Начни начальство глубоко копать, еще неизвестно, что вылезет. Воевал Андрей под чужой фамилией, но, видимо, происхождением и прохождением службы майор Леденец до своей гибели не подкачал, черных пятен в биографии не имел.

В командирской книжке новая запись и добавка к денежному довольствию. В армии довольствие из двух частей – за должность и за звание. Но, как правило, звание соответствовало должности. Не мог лейтенант командовать полком, нонсенс!

Вникать в дела эскадрильи не потребовалось, жизнь боевой единицы Андрей изнутри знал. Ответственности добавилось, забот и писанины. Отчеты, заявки, похоронки. Разумом понимал – бумаги нужны, а сердце не лежало. Вот полеты – другое дело. Сбить «Мессер» – большая удача. Превосходит «Мессершмитт» нашего «Яка». И если сбил, значит, тактику правильную выбрал, оказался опытнее, хитрее, удачливее немецкого летчика.

Среди немцев слабаков не было. Все с опытом боев в Испании, других странах. И налет часов в летных училищах больше, как и в боевых частях. В сорок первом в советских авиаполках всегда чего-нибудь не хватало – бензина, боеприпасов, запчастей. А у немцев было все по норме.

Отставали мы сильно. Перед войной, в 1940 году, Яковлев, бывший в то время заместителем наркома авиапромышленности, посетил с делегацией Германию, встречался с Куртом Танком, конструктором Фокке-Вульфа, Вилли Мессершмиттом, закупил их самолеты, а еще бомбардировщики «Дорнье-215», «Юнкерс-88», «Хейнкель-111». Самолеты облетали в НИИ ВВС, потом конструкторы разобрали, ознакомились с техническими новинками, скопировали многое – прицелы для бомбометания, автоматы ввода и вывода в пикировании, автоматы управления заслонками для охлаждения двигателей. Новшества едва уместились на двух страницах текста кратко. Но все новинки запустить в производство до начала войны не удалось. Немцы прекрасно знали о состоянии производственной базы наших авиазаводов, показывали новинки авиапрома легко. Знали о грядущей войне и считали – русские не успеют что-либо предпринять. Такая же ситуация была с другими видами вооружения. Правда, с танками немцы промахнулись. Они показывали советской делегации тяжелый «Т-V», который существовал в двух экземплярах. Танк был многобашенный, в дальнейшем в серию не пошел. А обозначение это получил средний танк «Пантера». Поскольку в СССР многобашенные танки были, наши специалисты приняли все за чистую монету, по возвращении в Москву доложили. Выводы в Наркоматах сделали неправильные, решили, что у немцев есть перспективный тяжелый танк. Было дано задание форсировать разработку тяжелого «КВ» на Кировском заводе и начать производство среднего «Т-34», образец которого был готов. Кроме того, КБ Грабина было дано задание срочно разработать мощную противотанковую пушку. К 1941 году она была готова – «ЗИС-2» калибром 57 мм и запущена в производство. А вышло, что немцы перехитрили самих себя. Когда Вермахт вторгся в СССР, основными танками оказались легкий «Т-II», средние «Т-III» и «Т-IV». Их останавливала наша противотанковая пушка 45 мм. А «ЗИС-2» пробивала насквозь. Ее сняли с производства как обладающую «избыточной мощностью». Востребована она оказалась на Курской дуге в 1943 году. Но главное – немцы в сорок первом году столкнулись с «Т-34» и «КВ», для них был шок. Абвер ничего не знал о русских новых танках и сообщить руководству не мог. Если бы не два фактора, танковые колонны немцев смогли бы остановить на границе. Первый – наличие в Вермахте мощных 88-мм зенитных орудий, которые задействовали для борьбы с новыми русскими танками. Второй фактор – танкисты не прошли обучение на новых танках, которые предназначались для укомплектования вновь создаваемых механизированных корпусов.

Часть танков была погублена экипажами. На новых танках стояли дизельные двигатели, которых в РККА еще не было. В топливные баки танков залили бензин, а не солярку, и моторы угробили. Кроме того, немецкие бомбардировщики в первые же часы прицельно уничтожили топливохранилища и склады боеприпасов. Экипажи вынуждены были бросать исправные машины. Топлива нет и взорвать нечем, даже сжечь.

В дальнейшем обо всех новинках авиастроения наши военные и конструкторы узнавали, когда происходили вынужденные посадки немецких истребителей. Случаи такие происходили регулярно. То единственная пуля перебьет бензопровод, и летчик посадит истребитель в поле, а то и мотор заклинит от попадания снаряда. Наши получали практически целый самолет. После ремонта облетывали, снимали характеристики, узнавали о новшествах. Впрочем, немцы действовали точно так же. Немцы на «Мессерах» заменили двигатели «ЮМО» на «Мерседес-Бенц», выдававшие больше мощности, советской промышленности серийно выпускать другой двигатель во время войны было невозможно, из-за станочного парка на моторных заводах, зато на истребители ставили более мощное вооружение. На тех же «Як-1Б» с осени 1942 года пулеметы «ШКАС» калибра 7,62 мм заменили пулеметами «УБС» калибра 12,7 мм. А пушки 20 мм заменили на пушку «ВЯ» калибром 23 мм. А потом и вовсе сделали то, что немцы не смогли, – калибр повысили до 37 мм, а на «Як-9Т» до 45 мм. Попадание одного снаряда разрушало бомбардировщик, не говоря об истребителе. Немецкие летчики стали уклоняться от боев с «Яками», ведь внешне нельзя было отличить этот «Як» от других. Наши оружейники оказались лучше немецких.

К исходу 1941 года СССР потерял 40 % посевных площадей, причем самых плодородных – украинских черноземов. Много зерна оказалось не скошено на полях, сожжено. А то, что успели собрать, частично было уничтожено бомбардировками. Немцы всегда умело выбирали для бомбежек самые болевые точки. Дальше стало еще хуже, летом 1942 года Вермахт прошел по донским степям, уничтожив почти созревшие поля пшеницы. Еще 20 % посевных площадей было потеряно. Перед страной вставал призрак голода. Выдававшихся по норме на карточки продуктов не хватало. Казалось бы, 500 граммов хлеба на работающего вполне достаточно. Но это тогда, когда кроме хлеба на столе и мясо, и овощи, и крупы. На карточку иждивенца – ребенка, пенсионера – хлеба выделялось вдвое меньше. Рабочие начали падать у станков. Сильно выручил ленд-лиз. В Америке и Канаде склады были затоварены зерном, цены на него упали. Для фермеров закупки правительством зерна, других продуктов были спасением от разорения. А для Советского Союза спасением. Первые поставки продуктов целиком отправлялись в блокадный Ленинград. Последующие уже доставались армии. В первую очередь подводникам и летчикам – хлеб, мясные консервы, шоколад. Из 18 млн поставленных по ленд-лизу грузов 4 млн. было продовольствие, оно помогло выжить в самый тяжелый период – 1941 и 1942 годы.

Лишившись Украины, СССР лишился пороховых заводов. Наркомат бестолково расположил их в одном месте. Америка начала поставлять пороха. Каждый четвертый патрон или снаряд был снаряжен американским порохом.

Население в тылу недоедало, но старалось дать армии все – питание, оружие, лишь бы разбили гитлеровскую армию.

Потерпев поражение под Москвой, Гитлер изменил направление главного удара. Захват Москвы давал только политический выигрыш, но не военный. С весны 1942 года, когда сошел снег и подсохли дороги, одна часть его армии пошла на восток с задачей перерезать Волгу и захватить Сталинград. Волга была важной водной артерией, по ней баржами поставлялась бакинская и грозненская нефть. Тогда еще не были разведаны другие месторождения, и перережь Вермахт подвоз, ситуация сложилась бы критическая. Вторая часть его армии пошла на юг, на Ростов и далее к Кавказу. Конечной целью были даже не нефтяные скважины Грозного и Баку, а выход к Ирану с его богатейшими запасами нефти и далее – к Индии. Нефть – это кровь войны, не будет ее, остановятся все моторы.

Поскольку угроза взятия Москвы миновала, полк, где служил Андрей, перебросили сначала под Воронеж, а потом все далее, под Сталинград. Лето сорок второго года выдалось жарким в прямом и переносном смысле. Настоящее пекло, после взлета самолета поднималось облако пыли, и приходилось какое-то время выжидать, пока она осядет или ее снесет в сторону, чтобы могла взлететь следующая пара. В полку почти каждый день потери. Но молодые летчики, поступавшие на пополнение, были подготовлены уже лучше. Да, еще уступали немцам, но все же лучше пилотировали, стреляли. Чего пока остро не хватало, так это радиосвязи. На части самолетов она была – у комэсков, командиров звеньев, да и то не у всех. Но качество связи было скверным – в наушниках помехи из-за того, что оборудование и электропроводка в самолетах не экранированы.

Не хватало самолетов. Заводы работали на пределе. Летом 1942 года в авиачасти начали поступать «Ла-5». Тяжеловат истребитель вышел, если «Як-1» выполнял вираж за 18 секунд, то «Ла-5» за 24 секунды, проигрывая «Мессеру» 3 секунды. Да и в управлении был строг. Если «Яком» мог управлять летчик любой квалификации, то «Ла-5» требовал опытной руки. Скорость «Ла-5» поднялась с форсированием его мотора в модификации «Ла-5Ф», а потом «Ла-5ФН».

Но все равно к октябрю 1942 года, когда решался вопрос – устоит ли Сталинград, у немцев было на этом направлении 850 самолетов, а у нас 373. Числилось больше, но все были не пригодными к полетам, двигатели выработали ресурс, а запасных на замену не было. Моторы «М-105П» всех модификаций ставились на разные модели самолетов, завод по выпуску моторов справлялся с поставкой их на авиазаводы, и только небольшая часть шла в запчасти на замену. А еще кроме «МЕ-109» на фронте в массовом количестве появился «FW-190», в 1942 году их выпустили 1878 штук.

В мае – июне 1942 года прошла реорганизация ВВС РККА. Вместо ВВС фронтов образовали семь воздушных армий. Андрей полагал – коней на переправе не меняют. Любые организационные изменения в период военных действий вносят только неразбериху.

Пока немцы наступали. РККА 27 июля оставила Азов, 07 августа Армавир, 31 августа Анапу. А 13 сентября уже начались уличные бои в правобережной части Сталинграда. Рядом Волга, рукой подать, в некоторых местах Вермахт к урезу воды вышел. Но для германской армии ее продвижение на 650 км от линии фронта на начало сорок второго года приобрело угрожающий оборот. Большие расстояния и плохие дороги, а то и вовсе их отсутствие значительно ухудшили снабжение войск топливом, продовольствием, боеприпасами. Немецкая экономика уже не могла восполнить потери боевой техники в полном объеме. Танки и самолеты были сложнее советских, требовали больше нормо-часов на выработку. Из-за потерь, которых предположить не могли, стало не хватать людских ресурсов, и значительные участки фронта заняли союзники. Румынские 3-я и 4-я армии, 8-я итальянская, 2-я венгерская. Они оказались слабым звеном в обороне, по которым потом и будет нанесен удар советскими армиями двумя сходящимися направлениями. В котел попадут 330 тысяч военнослужащих 6-й немецкой армии. Да еще перед началом операции «Барбаросса» Гитлер освободил немецких военнослужащих от всякой ответственности за свои действия по отношению к военным РККА и гражданским лицам на оккупированных землях. Немцы стали зверствовать. По этому поводу Гудериан написал в своем дневнике: «Гитлер ухитрился объединить всех русских под сталинским знаменем».

Полк Андрея располагался на левом берегу Волги, в нескольких минутах лета до правого берега. С сентября «работали» по бомбардировщикам. По пять-шесть вылетов в день делали, ресурса мотора хватало на месяц, а люди выдерживали. С началом ноября стали перехватывать немецкие транспортники «Юнкерсы-52». На них стали забрасывать армии Паулюса боеприпасы и продовольствие, вывозили раненых. Из-за глубокого снега подвоз на грузовиках затруднен, а как сомкнулось «кольцо», так и вовсе стал невозможен. У наших истребителей и бомбардировщиков есть лыжные шасси, у немцев их нет. Привыкли в Европе пользоваться расчищенными взлетно-посадочными полосами. Немецким истребителям сопровождать транспортники стало сложнее, дистанции велики, зато нашим истребителям проще, перелеты невелики, можно бой вести, пока боеприпасы не кончатся.

Истребительный авиаполк Андрея располагался на аэродроме «Школьный», рядом с городом, где до войны располагалась седьмая военно-авиационная школа. С приближением фронта к городу тех курсантов, что должны были выпуститься, оставили, остальных вместе с учебными «ПО-2» и «Р-5» отвели в тыл. У наших войск полевых аэродромов более тридцати.

А немецкую шестую армию обслуживали более полусотни, из них главных два – Гумрак и Питомник. Гумрак на правом берегу Волги, на север от города, там сейчас современный аэродром располагается. Приспособлен был для полетов в любую погоду, поскольку ВПП была бетонной, из 6-угольных плит, принимала даже тяжелые самолеты, вроде четырехмоторного «FW-200».

Аэродром Питомник располагался в 15 км на запад от города. ВПП редкая даже по довоенным меркам, хороший бетон, причем оборудована сигнальными огнями. Они горели 2–3 секунды, потом пятиминутная пауза, и огни загорались вновь.

Аэродром считался основным, здесь базировались истребители «МЕ-109G2», пикировщики «Ю-87», тяжелые истребители «МЕ-110». И сюда же садились транспортники «Юнкерс-52». Осуществляли снабжение, вывозили раненых. Второй точкой воздушного моста был Сальск, где базировались транспортники. Были и другие близкие к Сталинграду аэродромы – Прудбой, Абганерово, Северный, были подальше – Обливская, Фролово, Донской, Тацинская.

Хорошо поработала армейская и авиаразведки, дали командованию координаты. Андрей прикрывал со своей эскадрильей наши «горбатые» при налете на Питомник. Проще расстрелять или разбомбить самолеты на земле, чем в воздухе. В бою попробуй «Мессера» сбить, семь потов сойдет. Правда, аэродром был прикрыт зенитной артиллерией. Одна батарея 88-мм пушек и одна 20-мм зенитных автоматов «Эрликон» да прожектор. Но налет предполагался дневной.

Мимо аэродрома Школьный на высоте 300-400 метров прошли «Илы», тут же взлетели наши истребители. Сделали полукруг, набирая высоту. С командирами звеньев Андрей тактику обговорил. Одно звено сзади «горбатых», два других над ними, с превышением на тысячу метров. До цели лететь буквально четверть часа. «Илы» на штурмовку пошли грамотно. Два «Ила» по зенитным батареям «работали», не давая зенитчикам сделать хоть выстрел, другие сбрасывали на стоянки бомбы. Калибром малым. Зато много и половина из них зажигательные. Сразу пожары вспыхнули. На аэродроме всегда есть чему гореть – сами самолеты, промасленная ветошь, моторное масло в бочках на стоянке. Вот бензин хранился отдельно, подвозился топливозаправщиком.

«Горбатые» выпустили несколько реактивных снарядов с внешней подвески, развернулись к востоку. С высоты Волга хорошо видна. Морозов еще не было, вода блестела, на воде и лодки, и катера. С левого берега на правый подвозят подкрепление. Фонтаны воды видны, немцы по акватории ведут огонь из артиллерии. Пушки в глубине кварталов, где-то у тракторного завода, а корректировщик артогня либо на высоком здании, а может и вовсе на берегу, с рацией. «Илы» уже реку перелетели, вылет получился удачным, без потерь. Андрей заложил вираж, пытаясь определить положение батареи. Все же сильно она мешала переправе. За Андреем неотрывно следовал ведомый, а остальные истребители полетели к аэродрому. И в это время в одном из городских кварталов залп. Сверкнули огни, выбросило столбы дыма. Пушки стреляют! Уж он-то прожженный пушкарь, не мог ошибиться. Сразу туда направил самолет. В квартале дома одноэтажные, частные. Скорее всего, рабочий поселок. И пушки видны, довольно распространенные у немцев 105-мм полевые, и суетящаяся вокруг обслуга. Андрей спикировал, дал длинную очередь из пушки и пулеметов. Ныне «Мессеров» он не встречал, боезапас цел, что его беречь? Артиллеристы врассыпную кинулись. Андрей уже самолет в горизонтальный полет перевел, а штурм продолжает Сопегин. Андрей голову к реке повернул. Разрывов меньше, но все равно видны. Стало быть, еще батарея где-то стоит, а скорее – не одна. И в этот момент взрыв за кабиной, сразу дымом потянуло, а потом пламя. Черт! Андрей даже не понял, кто его? Покрутил головой – вражеских истребителей не видно. Зенитка! Пламя все сильнее разгорается, его жар чувствуется даже через шлем. Андрей повернул самолет к реке, он еще слушался рулей и двигатель работал. Но самолет надо покидать, воздухом пламя раздувает, за истребителем факел тянется. Откинул фонарь, отстегнулся, элеронами перевернул «Як» вниз кабиной и выпал. Если бы не летные очки, ожег бы глаза. Кожу на лице опалило. Парашют не открывал. Если повиснет в воздухе, немцы расстреляют из пулеметов. Вода стремительно приближалась. Дернул кольцо, легкий рывок вытяжного парашютика, потом сильный рывок основного купола. Взгляд вверх – раскрылся полностью. И почти сразу всплеск, он с головой ушел в воду. Обмундирование тяжелое, все же поздняя осень, комбинезон, сапоги. В воде от них не избавишься. Вынырнул, набрал воздуха в легкие, стал расстегивать замки подвесной системы. В воде это не так просто. Удалось освободиться с третьей попытки. Комбинезон воды набрал, ко дну тянет. Сверху с ревом совсем низко промчался истребитель Сопегина. Хотя бы ведомый передаст, где Андрей находится. Он стал грести. Как раз середина реки, что до левого, что до правого одинаковое расстояние. И на середине стремнина, самое быстрое течение. Не зря говорят, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Работал руками, пока не устал. Лег на спину, руки-ноги раскинул, хотел полежать, немного отдохнуть. Через минуту недалеко в воде мина взорвалась, потом еще одна, с перелетом. Вилка! Сейчас корректировщик поделит прицел и третьей миной накроют. И времени секунд тридцать-сорок. Перевернулся на живот, стал саженками грести, ногами, хотя в сапоги вода набралась, ноги тяжелые стали. Завывание мины услышал, нырнул. Если бы не кожаный шлем на голове, слух точно бы потерял. Мина ударила метрах в двадцати. Осколки не долетели, вода здорово сдерживает, но гидроудар был сильный. Не уплыл бы с места отдыха, плыл бы сейчас как оглушенная рыба кверху брюхом. Показалось или кричит кто-то? Повернул голову – к нему на лодке дедок плывет.

– Летчик, ты живой?

– Пока да!

– Цепляйся за корму. В лодку я тебя не затащу, силы не те. Да и долго, немец накроет.

Андрей обеими руками за корму лодки уцепился. Дедок греб сильно, видимо, из рыбаков, опыт есть. Следующая мина рванула за кормой, осколки на излете шлепались в воду. Очень вовремя лодочник подоспел. В холодной ноябрьской воде ноги судорогой сводить начало.

– Ты держись, летчик, держись! Уже до берега близехонько!

Андрей голову из-за кормы в сторону выдвинул. Еще метров сто, только две трети пути одолели. Немцы явно не хотели смириться с тем, что летчика спасут. Снова завыла мина.

– Берегись! – крикнул Андрей.

Лодочник пригнулся, мина взорвалась в полусотне метров по курсу. Мина на подлете издает звук свистящий или воющий. Как услышишь, срочно падай в ямку или другое укрытие. А снаряд услышать невозможно, у него скорость больше скорости звука в два-три раза. И взорвется внезапно.

Еще одна мина завыла. Новый взрыв прямо по курсу, уже ближе, лодку подбросило. Шлепки весел о воду прекратились. Андрей посмотрел, а дедок в лодке лежит, и голова размозжена осколками. Сам стал ногами работать, лодку не отпускал, она держала его на плаву. Еще два взрыва уже правее. С трудом дотолкал лодку до места, где ноги дна коснулись. Мышцы ног одеревенели. С берега, сбросив униформу, к нему бросился красноармеец. Ухватился за кольцо на носу лодки, стал тянуть к берегу. Андрей, как выбрался на берег, упал. С него потоки воды текли. Красноармеец форму свою в охапку схватил.

– Товарищ летчик! Опасно тут, в развалины надо!

И правда. По земле прошелся фонтанчик пулевых попаданий, потом долетел звук пулеметной очереди с правого берега. Для пулемета километр – вполне убойная дистанция. Будет глупо не погибнуть в горящем самолете, не утонуть в Волге и получить пулю уже на берегу, когда опасности позади.

Собрался, вскочил и за бойцом. Метрах в семидесяти от уреза воды разрушенное здание из красного кирпича. С разбегу прыгнул в подвал через отверстие от снаряда. А там с десяток бойцов. Чумазые, форма потрепана.

– Молодец, Ваня! Пилота спас!

При имени Ваня как-то тепло на душе стало. Так приемного сына батареи звали. Андрей в Испанию воевать уехал, думал месяца через 2–3 вернуться, а получилось… Как-то он во Франции? Закончил ли он университет? Вроде место и время для воспоминаний неподходящие, а вот нахлынуло.

Андрей бойца поблагодарил, спросил фамилию, номер части, командира. Из всего десятка бойцов только он один на помощь кинулся. В бою тоже так бывает. Когда поднимется в атаку один, за ним встают другие. И трудно первому встать под пули, осознавая, что никого рядом.

Андрей комбинезон снял, с помощью бойцов выжал. Вылил воду из сапог. То ли от холода, то ли от стресса, начало трясти. К нему подошел старший отделения, ефрейтор.

– Глотните, товарищ майор! Поможет!

И фляжку протянул. Приложился Андрей, а там не водка, а самогон-первак. Только три глотка осилил, дыхание перехватило. В этом самогоне градусов девяносто, гореть должен синим пламенем! Зато через пару минут из желудка тепло по всему телу пошло. Натянул влажный комбинезон, обулся.

– Хлопцы, как мне к штабу какого-нибудь полка выйти?

– А вот пусть Иван проводит.

Штаб находился в полукилометре, в здании полуразрушенной школы. Андрей командиру представился.

– Да видел я, как ты выпрыгнул! Живой, значит!

– Дедок на лодке помог и Иван Скворцов, мой провожатый.

– Отмечу после обязательно.

Не знал Андрей, что когда ефрейтор Ваню в провожатые определил, жизнь спас. Стоило им уйти, через несколько минут в почти разрушенный дом угодил крупнокалиберный снаряд, всех наповал. Наверное, Господь сам отбирает, кому жить.

Командир полка по телефону связался с дивизией, оттуда с аэродромом Школьный. Часа через два за Андреем полуторка пришла. Водитель объяснил:

– Улицы завалены, объезжать пришлось.

Пока ехали, Андрей убедился сам. Уцелевших зданий, особенно на полосе в километр от реки, почти не осталось. Немцы бомбили с самолетов, обстреливали из пушек. Самое шокирующее для Андрея – в этих развалинах жили люди. Слышал потом – командование так делало специально. Кто будет геройски защищать опустевший город?

Вернувшись в полк, доложил о возвращении, потом в землянку. Комбинезон и обмундирование у буржуйки развесил на веревке. Летчики с кухни принесли ужин, фронтовые сто граммов. Еда очень вовремя, Андрей сильно проголодался. У летчиков калорийность питания выше, чем у пехоты или танкистов, а все равно толстых среди летунов не было, частенько хотелось есть. А еще разнообразия, чего-нибудь домашнего. Борща, жареной картошки, пирожков. А если каждый день перловка, пусть и с американской тушенкой, через неделю в горло не полезет. Кстати, тушенка была только свиная, довольно жирная. А отечественная чаще была говяжьей.

Уснул беспробудным сном, не слышал, как утром летчики ушли на боевое задание. Он снова стал «безлошадным». Для комэска плохо. Как командир он должен водить своих пилотов на задания. Однако пробыть в таком статусе пришлось всего два дня. С Саратовского авиазавода перегнали на аэродром Школьный три истребителя «Як-1Б». Два самолета достались другому авиаполку, базирующемуся на этом же аэродроме, а один получил Андрей. В основном это прежний «Як», вместо пулеметов «ШКАС» установили пулеметы «УБС», крупнокалиберные. Секундный вес залпа резко возрос, для воздушного скоротечного боя это важно. Понизили гаргрот за кабиной летчика, улучшился обзор назад. В бою кто первый заметил врага, тот имеет больше шансов на победу. После того как механики и техники проверили самолет, Андрей сделал пробный вылет, погонял мотор на всех режимах, опробовал оружие. В качестве мишени использовал сгоревший грузовик. Из пушки сделал три выстрела, только чтобы проверить прицел. А из пулемета несколько очередей выпустил, было интересно. Результат превзошел ожидания. Два пулемета крупного калибра разнесли остатки грузовика не хуже пушечных снарядов. Радовала рация, одно плохо – помехи шли, не всегда можно было разобрать речь. Приземлился довольный.

Зима вошла в свои права, выпал снег, ударили морозы. Техникам и мотористам прибавилось работы, перед запуском приходилось двигатели прогревать предпусковым подогревателем.

Наши войска 19 ноября пошли в наступление, прорвали фронт с двух сторон, взяли немецкую группировку в клещи и замкнули кольцо окружения. В котел попали 330 тысяч военнослужащих Вермахта. Никогда прежде не было столь массового окружения, да еще зимой, когда холодно, а в сталинградских и ростовских степях еще и сильные ветра. Морозы доходили до минус 28 – 30 градусов. Не хватало еды, а голодный человек мерзнет сильнее. Гитлер приказал Паулюсу, командующему 6-й полевой армии стоять, не отступать. С самолетов посадочным способом, а где это было невозможно, сбрасывались ящики с продовольствием, боеприпасами. Немцы съели всех коней, почти все были обморожены. Конечно, танковые группы снаружи кольца пытались пробиться, прорвать блокаду. Но наши войска стояли крепко и попытки не удались.

Немцам в котле пришлось хлебнуть сполна. Самолеты со многих аэродромов перестали летать, не было топлива. Много ли мог взять на борт транспортный «Юнкерс»? Пятнадцать-двадцать бочек бензина. А бензобак у «Мессершмитта» 400 литров, или две стандартные двухсотлитровые бочки. Полный бак обеспечивал полтора часа полета. Так ведь аэродром еще от снега очистить надо, для этого технике бензин нужен. Котел представлял собой овал 30 на 40 километров, простреливался нашей артиллерией с внутренней стороны кольца почти весь.

Наши штурмовики и бомбардировщики теперь «работали» по целям внутри котла, стараясь уничтожить боевую технику. А наши истребители действовали против немецких транспортников. Если лишить окруженных продовольствия и боеприпасов, рано или поздно немцы сдадутся. Вывести из строя целую армию – это дорогого стоит. Шестая полевая армия и четвертая танковая в общей сложности насчитывали двадцать две дивизии. Наладить снабжение по воздуху, даже без противодействия советской авиации, было невозможно. Это понимали в Генштабе ОКВ в Германии, так же как и Паулюс, все же он был грамотным генералом. Паулюс послал Гитлеру радиограмму с просьбой вывести войска из Сталинграда и совершить прорыв из кольца при поддержке со стороны группы армий «Дон» Эриха фон Манштейна. Эта группировка насчитывала 30 дивизий, в том числе 6 танковых и одну моторизованную. Но она была раскинута по фронту на шестьсот километров от станицы Вешенской на реке Дон и до реки Маныч.

Удар предполагалось нанести из района Котельникова, оттуда до армии Паулюса было 120 км. Но Гитлер запретил вывод войск из Сталинграда, руководствуясь не военной необходимостью, а политической. Сталинград был нужен для дальнейшего наступления до Урала. Немцы недооценили противника, русские переиграли.

К началу сорок третьего года шестая армия представляла собой жалкое зрелище. Обмороженные, обовшивевшие, больные солдаты, почти деморализованные из-за того, что их кумир, их фюрер бросил свою армию, не оказал действенной помощи. Военнослужащие уже осознавали, что армия обречена и вопрос капитуляции – это вопрос нескольких дней. Советское командование 8 января 1943 года предъявило Паулюсу ультиматум. Если он не сдастся к 10 часам утра 9 января, все находящиеся в окружении войска будут уничтожены. Паулюс на ультиматум не ответил. Его отказ обрек многих немцев на смерть. Самого генерал-фельдмаршала взяли в плен 31 января 1943 года.

Для немцев ноябрь 1942 года вообще стал временем катастроф, как предвестник грядущего поражения. В ноябре началось наступление русских и окружение 6-й армии. Так же 4 ноября африканский корпус Роммеля, этого «лиса» пустыни, подвергся ударам британских частей генерала Монтгомери под Эль-Аламейном. Немцы вынуждены были отступить от Египта к Триполи.

Победу под Сталинградом широко освещали газеты, сводки Совинформбюро перечисляли количество пленных, взятых трофеями танков, пушек, самолетов и прочей техники. Но до победных салютов в Москве было еще далеко. Впереди был тяжелейший 1943 год, Курская дуга, когда удалось сломать хребет гитлеровской армии.

Оглавление

Глава 1. «Зарубежье»

Глава 2. «Неожиданная встреча»

Глава 3. «Но пасаран»

Глава 4. «На родине»

Глава 5. «Финляндия»

Глава 6. «Барбаросса. Начало»

Глава 7. «Воздушные бои»

Глава 8. «Таран»

Глава 9. «Тяжелая зима»

Глава 10. «Сталинград» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg