«Шаги Командора»

Шаги Командора (fb2) - Шаги Командора (Командор - 7) 1005K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Алексеевич Волков

Алексей Волков Шаги Командора

Вместо пролога Из дневника Сергея Кабанова

Удивительная штука – человеческая память. Она искажает события, упускает многие моменты, как приятные, так и нет. Последние особенно. И все равно сохраняет некую канву давно ушедшего. Еще удивительнее, когда давно ушедшее еще не наступало и никогда не наступит. И речь здесь отнюдь не о безумии, а о вполне реальных вещах. Этакий невероятный парадокс.

Я сижу за столом, покуривая трубку и занимаясь записками. Но если нынешний момент принять за нулевой, то родиться мне суждено лишь спустя два с половиной века после этого вечера. Даже больше, но есть ли смысл уточнять с точностью до года или даже десятилетия, если событие это произойдет в далеком будущем? Тем более будущего этого в знакомом мне виде никогда не наступит ни при каких обстоятельствах. Причина элементарна – изменилось прошлое, и теперь что дальше ни делай, история все равно пойдет иным путем. Будет ли лучше? Не знаю. Человеку не дано полностью предугадать грядущее. Мало ли какие мелочи вдруг станут глобальным фактором, вновь переменят ход времен? Но хочется надеяться, мир сумеет избежать некоторых трагедий, а другие не будут столь глобальными. Во всяком случае, в истории моей страны. Прочие государства мне неинтересны.

Объяснение простое до невероятности. Когда-то давно, в далеком будущем, круизный лайнер, на котором мы совершали путешествие, провалился в прошлое. Механизм случившегося неясен. Имел ли место природный сбой, некий таинственный закон, какая-то дыра в пространстве и времени, произошло ли вмешательство высших сил, узнать нам не дано. Да и нет в том практической разницы. Важен лишь сам факт, да цепочка происшедших последствий. Часть пассажиров погибла в момент катастрофы. Большинство сумело уцелеть. Ненадолго. К приютившему нас острову подошла британская пиратская эскадра и устроила такую бойню, что выживших оказалось немного.

Нам пришлось приспосабливаться к новому старому миру. Да, жестокому, но разве покинутый нами был добрее и лучше? Тут просто все оказалось настоящим. Неудача оборачивалась смертью, а успех заключался не в умении обдурить ближнего и заграбастать в итоге некую сумму, а в настоящей мужской борьбе. Если ты в силах поставить на кон жизнь, если умеешь сражаться, можешь применить на практике полученные ранее знания или их обрывки, если при этом сохраняешь верность некоторым устаревшим в моем мире правилам и нормам…

Нет ничего невозможного. Главное – видеть цель. Каюсь, на какое-то время цель была одна: выжить. И еще – отомстить. Все прочее всплыло по ходу, цепляясь одно за другое, и еще вопрос, были ли мы хозяевами судьбы или ее игрушками?

Другой вопрос – роль личности в истории. Хорошо ли, плохо ли, в грядущие времена, которые давно стали прошлыми, я намеренно отстранился от жизни. Она казалась мне чересчур грязной и бесчестной, и мараться, карабкаясь куда-то, казалось мне несовместимым с усвоенными еще в училище понятиями. Я устроился начальником охраны одного депутата, на которого никто не покушался за его никчемностью, и жил размеренной спокойной жизнью. Раз нельзя изменить этот мир в одиночку и он не устраивает, остается держаться от происходящего в стороне.

Наверно, зря. Настоящее же тоже зависит от каждого из нас. Да и не один же я был, если подумать. Кто-то пытался бороться, что-то делать, изменить пусть в мелочах, ведь великое начинается с малого. Сумели же мы что-то сделать тут!

После пиратской эпопеи наша компания через Европу перебралась в Россию, и пусть не сразу, однако сумела завоевать уважение Петра.

Да, тут я действовал не в одиночку. Подобралась небольшая поневоле сплоченная компания, где каждый понимал остальных и каждый дополнял, вносил в общую работу что-то свое. Не только выходцы из будущего. К нам пристал кое-кто из аборигенов нынешнего времени. Результат же превзошел все мыслимые и немыслимые ожидания.

Дело не в том, что мы обласканы первым императором России без меры. Даже юным курсантом я не мог представить себя фельдмаршалом и одним из первых лиц в армейской иерархии. Да и не только в ней. Чины и должности – это наносное, помогающее воплощать задуманное. Главнее: история страны пошла иначе. А с нею наверняка и история мира.

Сейчас на календаре тысяча семьсот седьмой год. Пятнадцатый год с момента нашего появления на затерянном в Карибском море островке. В привычной от рождения истории через пару лет была бы Полтавская битва, а сама Северная война продлилась бы еще очень долго. В грядущих учебниках все будет иначе. Шведов мы разбили досрочно в ряде морских и сухопутных сражений. Победа принесла нам прибалтийские земли, включая Курляндию, которую в реале присоединили лишь при Екатерине. Только будет ли теперь великая и неоднозначная императрица? Сомневаюсь.

Столица империи – Санкт-Петербург. Только не тот, привычный, а иной, расположенный на месте Риги. Сама Рига является лишь районом в растущем городе. Так сказать, историческим центром – и не более. В устье Невы тоже строится город, но главным ему стать не суждено.

Более того. Наши базы имеются в Крыму. Тоже этакий привет из грядущего. Экспедиция Валеры Ярцева, бывшего штурмана лайнера «Некрасов» и нашего бессменного шкипера, с далекой Камчатки должна отправиться к берегам еще более далекой и пока бесхозной Калифорнии. Понятно, колонизировать в полной мере Америку нереально. Тут не только бескрайние просторы, растягивающие коммуникации сверх всяких пределов. В стране элементарно не хватает людей. Даже с присоединенными землями на гигантской территории живет миллионов восемнадцать или девятнадцать. Там, где в грядущем будут жить в десяток раз больше. Но не заселить, хоть застолбить. Калифорния помимо всего – золото. Драгоценный металл, столь необходимый в любых начинаниях. А заселить потом сумеем. Может быть. Главное – желание, с проблемами как-нибудь справимся.

В делах государственных следует мыслить категориями веков. Что преждевременно сегодня, может стать необходимостью завтра. Или – послезавтра. Наша задача – создать условия для грядущего. Хотя на очереди присоединение Причерноморья, не стоит забывать и об Америке.

Жизненно необходимым является выход к Баку. На следующем этапе цивилизации без нефти никуда, а добывать черное золото в Сибири – заведомо сложнее. Но Кавказ в этом плане – вечная головная боль. Невероятное множество племен, по недостатку земли вечно враждебных к друг другу, разные веры, сложные обычаи, в обязательном порядке – партизанская война с ударами исподтишка. Будущие жители будущего Азербайджана с этой стороны спокойнее, но, сказав «а», придется неизбежно говорить «б» и распространять влияние на весь край. Отсюда еще минимум два конфликта: с Персией и Турцией. Но и два вероятных союзника – армяне и грузины. Они христиане, поневоле тяготеют к России, тем более что мусульмане их периодически тупо режут и огромный единоверный сосед кажется единственным заступником. Потом, когда угрозы минуют, грузины могут возопить о новом угнетении. Пока же – спят и видят, как окажутся в составе империи, где к ним будут относиться по-человечески.

С другой стороны, Баку расположен на Апшеронском полуострове. А в моем мире один из старых и наиболее славных полков назывался Апшеронским. Может, Петр и там самостоятельно попытался прибрать к рукам эту территорию? Я же не такой знаток далекого прошлого и знаком лишь с самой общей канвой, да и то недостаточно хорошо. Даже не знаю, насколько по учебникам, а насколько по известному роману Алексея Толстого. Хотя теперь какая разница, раз все изменилось?

Это одна грядущая война или серия войн. Вполне возможно, прокладывая через Сибирь надежный тракт, придется конфликтовать со среднеазиатскими племенами. Уральское казачество противостоит набегам, но его район достаточно ограничен. А избежать нападений реально лишь одним способом: присоединить к себе земли воинствующих племен. Как оно и произошло в нашей истории, но спустя полтора века. Надеюсь, и здесь с этим спешить не придется. Людей ведь взять негде, а Россия века девятнадцатого по населению намного превосходит нынешнюю.

И все-таки рано или поздно этих войн не миновать. От наших желаний здесь ничего не зависит. Пока – Баку, а там уже посмотрим. Вдруг удастся оттянуть неизбежное хотя бы на полвека? Самим бы прежде твердо на ноги встать. Да и не стоит в считаные годы пытаться выполнить задачи, рассчитанные на века. Нам сейчас нужна не война, а мир.

Самое главное наше дело: обеспечивать научное и техническое превосходство России. Кое-что уже осуществлено. Паровые машины получают все более широкое распространение, уже появились пароходы, есть первые паровозы, электростанции, даже электромобили. Громоздкие, чрезвычайно неудобные, однако престижные. И очередь желающих их приобрести – огромна. Причем очередь та – заграничная. На исходе двадцатого века Россия практически превратилась в сырьевой придаток Запада. Здесь – в высокотехнологичное государство, главный экспортер промышленных товаров. Хочется верить, что это только начало пути.

Правда, просят у нас больше штуцера, револьверные ружья, другое оружие. Как в мои времена – «калашниковы» вкупе с ракетами и бронетехникой.

Беда в том, что уцелели не совсем те люди. Нам бы пару толковых инженеров с хорошей практикой, хотя бы одного геолога… А тут – один токарь, он же мастер на все руки, несколько управленцев и бывших военных… Что-то вспомнили общими усилиями, однако это же капля в море! Выше головы не прыгнешь. Вдобавок многое элементарно не позволяют сделать современные технологии. Одно цепляется за другое, и вроде принцип ясен, а воплотить – никак. Есть у нас два дирижабля. В качестве двигателей – дизеля со спасательных шлюпок. Но ведь дизеля те рано ли поздно никакому восстановлению подлежать не будут. А изготовить новые мы не в состоянии. Пробовали, только для этого необходимы соответствующие станки, металл, наконец, квалифицированные рабочие. Рабочих мы потихоньку готовим, только на это требуется масса времени. На подготовку хорошего работника нужны годы. Остальное вообще недостижимо.

Неужели с нами уйдут все, пусть и поверхностные, знания? Мне было почти тридцать пять в момент переноса. Следовательно, сейчас – сорок девять, если не пятьдесят. Точный счет времени был потерян. Сколько осталось? Дети ладно, государь пропасть им не даст, да и обеспечены они и состоянием, и титулом, и знаменитой (к чему скромничать?) фамилией, но что будет со страной? Не затормозится ли ее путь? Сколько раз в нашей истории за взлетом следовало падение? В одном двадцатом веке – два раза. Оба сокрушительные, и все под влиянием либеральных идей. До того все-таки бывали просто застойные периоды, но и во время их нас обгоняли прочие страны. Сейчас развитых государств вполне достаточно. Англия, Голландия, даже Франция. Шила в мешке не утаишь. Наши достижения рано или поздно будут не только воспроизведены, но и улучшены. По нашему совету Петр сманивает ученых отовсюду, обеспечивая их наиболее комфортными условиями для работы, но всех не сманишь. Кто-то обязательно останется.

Мы свели все фрагменты знаний в толстенный том своеобразных записок, где главная тема – направления грядущих поисков. То, что сами воплотить в жизнь мы оказались бессильны. Остается надеяться, что это понадобится потомкам, по возможности – ближайшим.

И все-таки…

1. Круги на воде

– Вы хотите сказать, что московиты тоже решили попытать счастья в Новом Свете? – Лорд-канцлер пытливо посмотрел на сэра Джорджа Фрейна.

Последний был молод, тридцать с небольшим лет, зато хорошего происхождения. Его отец командовал флотилией флибустьеров в Карибском море, но сгинул вместе со всеми кораблями и командами лет пятнадцать назад. Сын пошел было по стопам отца, славного Джейкоба, но потом родня надоумила вместо флота перейти на дипломатическую службу. Были задействованы связи, сам лорд-канцлер замолвил словечко, и теперь отпрыск славного моряка набирался опыта и уже почти год служил помощником полномочного посла в России лорда Эдуарда. Нынешний визит на родину был первым в новом качестве. А так как молодой дипломат являлся лицом официальным, да еще в столь важной державе, то, по сути, едва не первый человек Британии решил встретиться с ним наедине, в непринужденной обстановке. Не все же поместишь в официальный отчет, кое-что можно тихо произнести с глазу на глаз.

– Да. Со стороны Тихого океана, – отозвался тот, наблюдая за переливами света в бокале. – Насколько я знаю, люди уже посланы, и сейчас начнется активная разведка территорий.

Лорд-канцлер представил в памяти карту. Ему по должности знания географии были необходимы.

– Думаю, это совсем не страшно. Чтобы достичь западного берега Америки, им придется огибать земной шар. Заметьте, не имея ни одного собственного участка подвластной территории на всем пути. Или же начинать все из Сибири, которая почти не населена и не имеет дорог. Расстояния настолько велики, что подобный шаг еще труднее, чем кругосветное плавание. Несколько тысяч миль сушей, почти безлюдной, где одни направления… Одна доставка необходимого потребует столько времени, что мы с вами, любезный лорд, не доживем. Могут стараться, если хотят. Толку все равно не будет. Им сначала необходимо Сибирь освоить. Без дорог при суровом климате. Им века мало будет. А небольшие экспедиции пошастают вдоль азиатских берегов, уточнят береговую линию, и тем закончится. В крайнем случае достигнут Нового Света, чтобы уплыть обратно. Пусть пытаются. Обосноваться там они все равно не смогут. Гораздо хуже, что они постоянно изобретают что-то новое и могут наводнить этими товарами все рынки.

Однако у сэра Джорджа имелось собственное мнение по этим вопросам. Он уже успел кое-что вложить в торговлю с Россией, получение прибыли – это святое. Разумеется, не столько, сколько его непосредственный начальник. Но тот, помимо прочего, родственник русского вельможи и одного из ближайших к Петру людей. Понятно, что при нынешних доходах и прибылях лорд Эдуард поневоле заинтересован в успехах московитов. Даже если они в ущерб Британии. Да и кто бы рассуждал на его месте иначе? А вот его помощнику приходится думать и о родной стране – раз судьба связана исключительно с ней. Да и подсидеть начальство было бы неплохо.

– Я бы воспринял стремление Петра более серьезно. Насколько я понял, все это предпринято по настоянию известной вам компании. Если же вспомнить, что они обнаружили где-то сокровища древних, причем ни с кем не делятся тайной, вдруг тот клад лежит именно на западном берегу Америки?

Насколько было известно сэру Джорджу, даже лорд толком ничего не знал о той первоначальной истории. Но это как раз понятно. Некоторые вещи нельзя говорить даже самым близким людям. Молодой дипломат поступил бы точно так же. Тайна – это нечто, известное очень ограниченному кругу лиц. Тем более когда она обеспечивает высокое положение в обществе и стабильную крупную прибыль.

– Вы думаете, эти сокровища все еще там?

– Не знаю. Они могли забрать сразу все, что сумели, и тогда если какие-то ценности остались, то покоятся в морской пучине. Но даже если так, что-то там все равно может быть. Хоть какие-то следы. И уж вне сомнения – колонизация некоторой территории обязательно состоится в течение ближайших лет. Может, пяти, может, десятка. Они умеют добиваться своего. Вспомните судьбу Швеции и ее взбалмошного короля. Только дополню: просто так Командор ничего делать не станет. Раз экспедиция туда отправлена, значит, она принесет выгоду.

Теперь уже лорду пришла пора призадуматься.

– Вы хоть примерно представляете место?

– Нет. Зато совершенно точно знаю, что Азию и Америку разделяет пролив. Мне кажется логичным: московиты вначале высадятся где-то там, на севере Америки, тем более для них подобный климат привычен. И уже затем двинутся южнее. На самом севере жить нельзя. Там ничего не растет или почти не растет. Колония же будет нуждаться в собственном продовольствии. Как вы верно заметили, доставка туда при таких расстояниях становится невыгодной. Да и смысл в поселениях, если они даже не в состоянии обеспечить себя самым необходимым? Я бы советовал попытаться выдвинуться от наших колоний на запад. Пройти через Великие равнины до самого океана. Закрепиться там. Когда туда придут московиты, места окажутся занятыми. В этом варианте у нас будет отличное поле для маневра и возможность поторговаться.

– Не очень это легко, пересечь континент. – По своему положению лорд-канцлер был обязан хотя бы что-то знать о самых разных землях. Интересы Великобритании простираются на весь мир. – Аборигены воинственны, часть пути придется идти с боями. И не забывайте: война продолжается. Не только в Европе, в колониях тоже. Пусть меньшими силами, но все-таки… Войск там крайне мало, в основном помогают союзники из местных племен. Как и французам, кстати. Выделить достаточно большой отряд сложно. А малому не справиться. Даже если дойдет, как закрепиться?

Это было проблемой. Точно такой же, как у московитов, которых про себя сэр Джордж все чаще называл «русскими». У тех получатся предельно растянутые коммуникации с весьма трудной и долгой доставкой, и здесь то же самое. Морем вокруг Америки – очень долго и по случаю войны небезопасно. Сушей – вообще…

Даже восточный, близкий к метрополии берег был едва колонизирован. Несмотря на прошедшие года, на относительную легкость – пересек Большую лужу, и уже на месте. Точно такая же ситуация была и у противников-французов. Территории огромные, а населения на них очень мало. Не от хорошей жизни приходится использовать в качестве союзников индейские племена. Людей взять негде, отдачи от новых земель никакой… Это испанцы целыми флотами возили оттуда золото и серебро. Но им достались лучшие земли. А в Северной Америке, как ни искали, ничего до сих пор найти не смогли. Аборигены нищие, никаких металлов практически не добывают, о драгоценностях не слышали…

Но тут призом могло оказаться действительно нечто ценное, и рискнуть явно стоило.

– Может, там остались не бумаги древних и образцы, а драгоценности? – сэр Джордж носился с этой мыслью давно, хотя озвучил лишь сейчас. И потому вторично пытался довести ее до лорда-канцлера. – Или указание, где их искать?

Но в самом деле, иначе какой смысл в попытке Петра? Земель у Российской империи пока в избытке, явно не соразмерно населению. Зачем тогда отдаленные колонии, да еще при таких трудностях? Чтобы растить там продукты? Даже не смешно. Куда их девать? В чем смысл? И торговлю в тех краях налаживать не с кем, а поселенцам много не продашь. Ради престижа и в расчете на будущее? Но у них без того планов столько, что непонятно, когда все удастся осуществить. Еще и прокладки новых дорог затеяли. Железных. Зачем ко всему прочему Америка, когда молодой дипломат сам многократно слышал сетования о нехватке людей, средств и времени?

– Вообще-то… – протянул лорд-канцлер. – Если подойти с такой стороны…

Опоздав к первым самым лакомым моментам, Великобритания затем последовательно пыталась найти на своем куске Нового Света что-то драгоценное, однако все попытки были неудачными. Может быть, лежало где-то в земле и золото, и серебро, и дорогие камни, только знать бы где?

Мысль, что московиты могут знать – взялись же откуда-то их копируемые сейчас чудеса, – меняла дело. Если бы речь шла лишь о куске территории, игра не стоила бы свеч. Доставшуюся бы освоить! Невелика беда, что небольшим куском земель завладеют потенциальные противники. Да еще с противоположной стороны материка. Но если они там что-то найдут…

Мысль требовалось обдумать глубже, однако главное было сказано практически сразу.

– Вы правы. Только необходимо заранее хотя бы примерно определить район их устремлений. Время пока есть. Вы говорите, они планировали начать этим летом?

– Да, но насколько понял, прежде московиты обследуют собственные территории. И лишь затем перебросят на свой восток какое-то количество людей для дальнейшей экспансии. Как раз расстояния заставляют их действовать не наскоком, а постепенно, закрепляясь на промежуточных рубежах. А в серьезности их намерений меня больше всего убедил тот факт, что во главе экспедиции поставлен адмирал Ярцев, бывший бессменный штурман Санглиера. Человек он очень знающий, основательный. Я прикидывал перед тем, как явиться сюда. Года три у нас точно есть. Это если у них все будет получаться согласно задуманному, без особых препятствий. Отсюда и надо исходить. С некоторым опережением во времени.

– Лорд Эдуард поминал о том, что московиты послали людей к Тихому океану, но без ваших выводов. Лишь как о заурядной экспедиции на окраину собственной территории. Не придал значения? Но с его опытом…

– Не знаю. Однако ему тоже не говорят всего, – дипломатично ушел от ответа сэр Джордж. Все-таки оснований для обвинения начальника у него не имелось. – Я сам потратил массу времени, да и то узнал довольно случайно. Лорд Эдуард настолько занят, что мог не придать значения новому предприятию. К тому же он на виду. Зять же его никогда не скажет лишнего слова.

– Хорошо. Тогда все, что касается экспансии московитов, будет лежать на вас. Негласно, разумеется. Однако если справитесь… Я думаю, на подготовку у нас уйдет около года. И год на саму экспедицию. Но перед тем требуется обязательно определить район. Это ваша первостепенная задача.

– Я займусь этим сразу после приезда в Россию, – согласно склонил голову сэр Джордж.

– Ваше величество, есть новости из Московии. – Де Поншартрен, уже седьмой год канцлер Франции, чуть склонил голову в вежливом поклоне.

Основные поклоны были сделаны раньше, а этот лишь символизировал начало речи.

– Московия… Что там еще? Опять какое-то новшество? Казна пуста, а их электрические кареты стоят целое состояние.

«Король-солнце» был больше обеспокоен войной. Ощутимого перевеса не было ни у одной из сторон. Против Франции вновь действовала коалиция государств во главе с Англией, и одержать весомые победы не удавалось. Остро не хватало денег, как не хватает их всегда в дни, когда правит Марс. Да и в мирные времена они постоянно куда-то пропадают. В этом свете велика ли разница, что происходит в далекой стране, упорно придерживающейся нейтралитета?

Или бывший подданный и кавалер де Санглиер сумел убедить Петра выступить на стороне родины?

Но это отдавало откровенной сказкой, и Людовик даже не стал обдумывать подобную возможность.

Лучше бы граф принес известие с какого-нибудь театра военных действий! Обязательно хорошее. Если бы московитские изобретения шли только на пользу Франции, тогда дело бы обстояло иначе. Но ведь они практически одновременно появляются и у англичан!

– Московиты решили достигнуть западных берегов Нового Света. Они уже отправили людей в Сибирь, чтобы начать оттуда. Прежде вроде исследуют свои берега, а потом начнут планомерную экспансию. Так сообщил наш человек в Лондоне.

– Нам-то что с того? Западное побережье нас не интересует.

– Есть предположение, что тот же самый Санглиер точно знает, где искать нечто ценное. Скорее всего, золото. Иначе не объяснить, почему московиты при обилии важных дел вдруг решили тратить средства на экспедиции. Им же требуется наладить перевозки на тысячи лье через глухие места. Сомневаюсь, что Санглиер затеял предприятие просто так, не планируя получить в ближайшее время никаких выгод. Земель у них хватает. А ваше величество прекрасно знает, что колонии практически бесполезны.

– Золото? – встрепенулся Людовик.

Это было единственным, что всерьез волновало короля. Самим французам в Новом Свете не повезло. В их новых владениях никаких богатств не имелось, а если и были, то найти их пока не удалось. А ведь сколько сокровищ досталось в свое время испанцам! Получить бы хоть четверть от того количества, и многие проблемы решатся сами собой.

Неужели теперь золото достанется московитам?

– У нас еще имеется не меньше трех лет, ваше величество, – понял ход мыслей сюзерена граф. – Им поневоле придется двигаться медленно, создавая на пути цепь опорных пунктов. Да еще на огромном расстоянии от основных земель. Даже если бы они рискнули двигаться морем вокруг земного шара, и тогда сложности необычайно велики. А тут мы явно имеем дело не с наскоком, а с попыткой обосноваться в нужном районе.

– Три года… – Война затягивалась, и ей не было конца. – Но как мы можем их опередить? Казна пуста, флот и армия задействованы. Где найти людей и средства, чтобы или пересечь континент, или обогнуть его?

Поншартрен уже имел возможность подумать об этом. По своему высокому положению он был прекрасно осведомлен о состоянии дел. Но ведь всегда имеются варианты…

– Можно поручить все испанцам. В Тихом океане они единственные, у кого имеется флот. Да и пешим испанским экспедициям двигаться намного ближе. А чтобы московиты не торопились, надо создать им проблемы в Европе. Скажем, поляки очень недовольны итогом Северной войны. Почему бы не поддержать Лещинского и не создать очаг смуты вблизи русских границ? А еще имеется Турция, где тоже с тревогой следят за ростом влияния Московии, и русская крепость на оконечности Крыма для них словно бельмо в глазу. Немного помочь султану, подтолкнуть его в нужном направлении, а там Петру станет не до далеких земель. И мы сможем спокойно поискать то, что хотел найти де Санглиер с компанией.

С далеких времен, когда один из наследников французского престола побывал на престоле Речи Посполитой, французы привыкли относиться к польскому государству, словно к одной из своих провинций. Да и с Оттоманской Портой отношения были весьма неплохие, и каждый очередной султан прислушивался к посланнику Людовика.

– Да. Это мысль, – согласился «Король-солнце».

Конечно, требовалось еще обдумать кое-какие подробности и детали, однако общее направление действий было понятно.

Деньги не пахнут. А уж требуются всегда. Пусть московиты тоже узнают сию истину на практике. Равно как и некоторую толику разных проблем.

2. Ярцев. Охотск

Как частенько бывает, расчеты оказались чересчур оптимистичны. Небольшой группой шкипер со товарищи, пожалуй, добрались бы до цели вовремя, но с ними был крупный обоз. На действительно далекий Восток приходилось везти многое, вплоть до корабельных пушек. Тут сломались сани, тут потребовалось перековать лошадей, тут возницы заявили, что устали и нуждаются в дневке…

Да мало ли что может произойти в долгой дороге? Сибирь и триста лет спустя не поражала многолюдьем и развитой инфраструктурой. Сейчас же даже приходящегося на пятьсот квадратных километров пресловутого медведя было по зимнему времени не найти. Редкие деревушки, большей же частью – казачьи остроги. Крохотные крепости, являющиеся опорными пунктами в огромном краю. Даже признанные городами Красноярск и Иркутск по размерам не ушли от сел. Порядка тысячи жителей, в абсолютном большинстве – служивого люда, деревянные дома, оборонительные валы… До Бога высоко, до царя – далеко, вот и чувствовали себя здесь воеводы полными хозяевами, удельными князьями ушедших времен. Нет, с верховной властью они считались, прекрасно понимали: без нее тут не выжить, но понимание было своеобразным. Мол, мы в дела Москвы и Санкт-Петербурга не лезем, пусть и они не лезут в наши делишки. Ясак переводим, а сколько прилипает к рукам – какая разница? Надо же как-то компенсировать пребывание на краю света и нелегкий груз государственных забот!

Но надо отдать должное, указы о заготовках были выполнены. Как иначе, если в первых строках указывались самые ужасные кары для нарушителей! И уже отнюдь не ссылка, куда дальше ссылать, а сразу – плаха. На сей счет царь Петр был крут. В итоге продовольствие и прочее в далекий Охотск было отправлено. А как обстоят чисто местные дела, Ярцеву было не слишком интересно. Ясно же, что все хорошо быть не может. Здесь до сих пор был фронтир. И по малолюдству, и по тяжелым погодным условиям, и по отдаленности от остальной России. Для полного освоения края не хватало самого главного – людей. Да и когда вся доставка гужевым транспортом на тысячи километров…

Поневоле вспомнишь, что в Коломне, ставшей фактически вотчиной Флейшмана, уже изготовлены первые паровозы. Только как проложить железную дорогу на Дальний Восток? В былой реальности при ином промышленном развитии строительство КВЖД заняло лет шесть. Но там все было налажено, а здесь лишь находилось в начале становления. Рельсы – это металл, которого сильно не хватало. Промышленность. Рабочие руки.

Не потянуть. Ярцев был реалистом и понимал: железнодорожная линия такой протяженности сейчас относится к области фантазии. Когда даже маршрут между нынешней и бывшей столицами кажется гигантским и пока существует лишь в планах, прокладывание дорог по Сибири станет доступным лишь при жизни следующих поколений. Все сразу не получается, как ни крути. Но без дороги существование русской Америки натыкается на простейшее препятствие – коммуникации. Сушей – невероятно дорого. Морем – без малого кругосветка. Или через Атлантику, огибая Африку и дальше через Индийский океан, а затем уже – через Тихий, или к Южной Америке через Магелланов пролив и опять поднимаясь до нужных широт. Бесконечно долгое плавание под парусами. Никакой пароход не унесет столько потребного топлива. И ни одной базы вдоль всего пути. Петр подумывает, не устроить ли перевалочный путь на Мадагаскаре, только…

И планов громадье… А в реальности – задержки оказались роковыми. Нагрянула оттепель, пришлось пережидать разливы рек, налаживать переправы, перекладывать поклажу из саней в телеги. Еще хорошо, молодой Ширяев ускакал вперед и вернулся с подмогой. Однако в Охотске в итоге были лишь в середине июня, а лето в здешних краях коротко.

– Не успели мы ничего, – Федосей Скляев лишь развел руками. – Все же пришлось начинать с самого начала. Лес заготавливать, верфь возводить. Да что там верфь? Дома для размещения, и те…

Охотск в реальности фактически представлял собой такой же острог, как и те грядущие городки, что попадались на пути. Небольшая крепость, всякие овины, сараи и прочие потребные строения, все население – три сотни человек, да прибывшие вместе со Скляевым судовых дел мастера, да партии будущих калифорнийских казаков.

– Лес вообще сырой, такой не то что для кораблей, на дома не годится, – продолжал перечислять беды Федосей. – Океан здесь суровый. Таких вещей не оценит. Я и Петру Алексеевичу много раз говорил, что не по науке мы делаем. Все торопимся, толком не сушим, а потом корабли гниют раньше времени. Ладно, на Балтике. Мы там еще построить можем. А здесь, где каждая пара рук на счету… И плавание будет проходить вдалеке от наших берегов. Даже помощь в неблагоприятном случае оказать будем не в силах. Да что там не в силах! И не узнаем, что что-то произошло!

В распоряжении компании из будущего имелись рации со спасательных шлюпок, только радиус действия их был настолько невелик, что решено было экспедицию ими не снабжать. Все равно ведь до берега не достанут. Новые же устройства связи взять неоткуда. Даже простейшие радиолампы пока изготовить не удалось. Технологии, чтоб им было пусто! Надежда есть, а есть ли шансы?

– Все равно. Задание надо выполнить. Нас сюда зачем прислали, ядрен батон?

– Мы выполняем, – Скляев кивнул за окно.

Разумеется, пару относительно небольших суденышек Ярцев заметил сразу при появлении в городке. Еще без оснастки, с голыми мачтами, по паре на каждом, но имелся бы рангоут, а такелаж будет. Широкие корпуса для большей устойчивости на волне, закрытые пушечные порты, пусть пушки пришлось волочь Ярцеву, а на берегу – остовы еще двух корпусов. Федосей мог жаловаться сколько угодно, однако за дело всегда брался всерьез.

– Все равно не нравится мне это. Лес по-хорошему лет пять высушивать надо. Воды толком не изведаны, соленость и температура будут меняться. Сгниют кораблики. Так и будем непрерывно строить новые. Куда спешим? Подготовиться получше, несколько лет роли не сыграют.

– Сейчас отложим, а потом вдруг времени не будет? Мало ли… Нам главное – участки застолбить, края получше изведать, да флаг российский водрузить.

Ярцеву не очень хотелось бороздить здешние моря. Он лучше бы остался в нынешнем Питере, который недавно назывался Ригой, однако понимал: из всех подданных Петра именно он лучше всего подходил на роль руководителя экспедиции. Пусть ему в прежней жизни ни разу не доводилось ходить Тихим океаном, только ведь память хранит кое-что из географии. Что значит хорошая школа! Макаровка, господа. В ней учили крепко, в том числе – лоциям любых морей и океанов. Справочники – справочниками, только хороши они в руках тех, кто имеет хотя бы какие-то представления о предмете.

Справочников не было. Погибли вместе с лайнером. Никто не позаботился тогда о бумагах. Новые еще не создали по вполне понятным причинам. Но кое-какие знания память удержала. Точных координат островов и земель Ярцев назвать, разумеется, не мог, однако нарисовать примерную карту был готов без особых проблем. Вернее, она уже была нарисованной в общих чертах. Оставалось открыть нарисованное, но до сих пор неизвестное. Все-таки легче плыть, зная хотя бы примерную цель. Авачинская бухта на Камчатке, Золотой Рог там, где когда-нибудь появится Владивосток, пролив у Сахалина, который никогда не получит имени Лаперуза, многочисленные острова, Командорские, Алеутские, Аляска, пока вроде ненужная, но в перспективе – с запасами золота, Калифорния с ее заливом Сан-Франциско, вернее, заливом, пока не имеющим названия… Причем Калифорния – тоже с золотом, и даже примерно известно место. Где-то сравнительно неподалеку от Форта Росс. А тот – поблизости от Сан-Франциско. Конечно, все весьма не точно, приблизительно, но ведь есть!

Скляев лишь вздохнул. Он был талантливым судостроителем, однако в государственные дела не лез. Предпочитал заниматься своими делами. Он был немного недоволен, что вместо полюбившихся ему пароходов должен строить небольшие парусные суденышки. А сверх того, пропутешествовав сюда через всю Сибирь, видел тамошнее малолюдство и считал, что прежде распространения на другие земли неплохо бы освоить уже свои.

Даже давно свои. Многие – свыше века. Есть места, где земля неплохая. Только к той земле надо труд приложить. А людей-то нет. Даже в той, большой, России вечная нехватка. А ведь требуются не только пахари. Рабочие, солдаты, матросы…

Куда тут новые территории? А еще лес сырой…

– Все равно. Могли бы подождать чуток.

– Блин! Мы подождем, а другие тем временем, ядрен батон, там свои форпосты учредят.

По времени не должны. Американская эпопея для России началась чуть не на век позже. Но тут история уже пошла иначе. Вдруг в ее новом варианте европейские державы проявят неожиданную прыть?

Хотя у них с людьми тоже негусто. Уже и шлюх в Америку посылали, и бродяг, и преступников – лишь бы как-то заселить хоть кусок захваченной территории. Но у них коммуникации короче. Прыжок через Большую лужу – и уже Америка. А чтобы добраться со стороны Тихого океана, надо прежде твердой ногой стать на Дальнем Востоке. А чтобы там встать, заселить Сибирь. И все равно доставка всего необходимого будет осуществляться трактом через всю Евразию. А морем – вокруг Африки без единой базы на пути… Или прав был Петр в Мадагаскарском проекте?

Мысли привычно пошли по замкнутому кругу, упираясь во все те же два камня преткновения – людей и коммуникации.

– Дядя Валера! Я тут осмотрел корабли, – с порога объявил Марат. – Думаю, через неделю уже можно будет в море выйти.

Молоденький, точнее, даже юный мичман Ширяев по возрасту своему горел жаждой великих дел. Он был самым младшим из путешественников во времени. В момент катастрофы было Марату четыре года. Они уцелели всей семьей, малыш, мама и отец, предприниматель, а в прошлом – десантник, служивший под командой Кабанова. Прошлую жизнь Марат фактически не помнил, и сознательная часть детства прошла на Карибских островах, затем – во Франции, где отец за заслуги получил дворянство и фамилию де Ширак, потом – в России. Когда-то мальчик гордился, что его отец – флибустьер и один из ближайших сподвижников самого Командора. Он мечтал пойти по стопам родителя, однако флибустьерство приказало долго жить, да и вместо пиратской романтики пришла другая – романтика строительства империи.

Мечта все-таки сбылась. Несколько запоздало, ну так возраст. На качающие палубы кораблей под флагом с кабаньей мордой Марат не попал. В Северной войне по малолетству участия почти не принял. Лишь на заключительном этапе юному гвардейцу довелось преодолевать по льду Ботнический залив. Зато теперь новоявленный мичман Российского флота мечтал достойно послужить Отечеству, как служил его отец. Правда, Ширяев-старший теперь был не моряком, а сухопутным генералом, а вот в сыне сохранилась любовь к морю.

Да и в отце тоже. Но на берегу отец был нужнее.

– Сразу выходить? – Ярцев усмехнулся краешком губ.

Мальчишка ему нравился. И той энергией, которую во многом утратил уже немолодой штурман, – тоже. Но ведь положено мичманам гореть, а адмиралу – быть степенным.

– Чего ждать? Окончания навигации? Нагрянет зима…

– До зимы время еще есть. Даже до осени. Я же сколько раз учил тебя, Марат: море не прощает ошибок. Прежде всего – хорошая подготовка. Скажем, квашеная капуста есть? Иначе – цинга, лишние смерти. Плавание долгое, а моря здесь не южные.

– Есть капуста, – подал голос Скляев. – Только это… не очень хорошая. Лето уже. Мы как сюда прибыли, первым делом огороды разбили. Но климат больно суровый, а может, не учли что. Урожай был плох. Ничего. В этом году вырастим больше. Плохо, что зерно придется сюда доставлять. Не родится здесь хлебушек.

– Ничего, ядрен батон! Население небольшое. Прокормим как-нибудь.

– А форпосты? Раз дальше пойдем и везде острожки ставить надобно. Не доставим продукты вовремя – вот и голод.

– Наказывать будем виновных, – твердо объявил Ярцев.

Помимо начальства над экспедицией он считался исполняющим обязанности наместника Дальнего Востока, а в перспективе – всех открываемых земель. Все нехватка людей. А как управлять, если уйдешь в плавание на полгода, а то и больше? Обещали прислать помощника по части береговой, даже кандидатуры обсуждали, но когда это будет? Свои пока нужны в европейской России, местные представители знатных родов в такую даль ехать не слишком хотят. Многие, чего греха таить, рассматривают наместничество как источник дохода. А какой доход на почти безлюдных территориях?

Не знают они, какие богатства таит Сибирь! Знали бы – неслись сюда стрелой. Да и Петр, вопреки известному, сейчас сравнительно добр, от побед все добреют, даже проказничать почти перестал. Как начнет опять, тогда найдутся те, кому хочется оказаться подальше от царского двора.

Новые земли – всегда проблемы. И ведь это лишь начало.

Ладно. Все сразу не решишь.

– Ну, показывай свои корабли.

Ярцев чуть не брякнул: «посуду», однако еще обидится Федосей. Человек старался, чудеса творил, шутка ли, с нуля все начинать!

– Так ведь обед с минуты на минуту будет.

– Ну, до обеда как-нибудь успеем. Минуты тоже долгими бывают. Потом посмотрим, как все разместились.

Казармы для вновь прибывших были построены. Практически обычные бараки, лишь для младшего комсостава предусмотрены отдельные коморки, да для офицеров – избы, но так фронтир. Как-нибудь жить можно.

Федосей поднялся первым.

– Правда, они еще не совсем…

– Ядрен батон! Передо мной-то что прибедняться? Чтобы у тебя и непорядок был? Ни за что не поверю!

3. Командор. Кенигсберг

В этом городе я бывал в далеком будущем, еще в советские времена. Там располагался штаб одиннадцатой гвардейской армии, если память меня не подводит. Плюс – штабы разный частей, сами части… Область была напичкана войсками, составлявшими второй эшелон Группы войск в Германии. Однако городки и села неметчины больше напоминали руины. Не знаю, вина ли в том центральных властей или местных, однако восстанавливать разрушенное никто не спешил, даже спустя четыре десятка лет после войны. Новые дома строились, и не мало, только Восточная Пруссия имела когда-то массу достопримечательностей, и вообще, была как бы символом запоздало объединившейся Германии, а тут…

Что осталось от былого символа? Даже названия были изменены. Но не произносятся сочетания: русский город Кенигсберг, Тильзит, Гумбиннен, Пиллау, Прейсиш-Эйлау…

Мне было очень интересно взглянуть, а как все выглядело раньше? Тот же Королевский замок, порядком разрушенный во время Второй мировой, и окончательно добитый уже в мирные шестидесятые годы. Страсти к средневековым сооружениям я давно не испытывал, только тут ведь нечто неувиденное за отсутствием в моих временах. Почему не утолить любопытство?

Как и многие другие города, называющиеся приморскими, ни на каком морском берегу Кенигсберг не лежит. До него еще надо добираться заливами. Смысл в том прямой – крепость у входа обеспечивает защиту и не дает мифическому неприятелю атаковать населенный пункт со стороны воды. Но зато сама постоянно подвергается опасности быть атакованной с ходу, когда остается минимум времени на подготовку к обороне. А тут до нее еще надо добраться, пока же доберешься, о внезапном нападении уже речи нет. Во времена основания города даже Балтика не являлась спокойной. По ней шлялись все, кому не лень добыть богатство мечом и секирой. Надо сказать, и спустя века желающие еще находились. Только уже не частные лица, пиратство здесь извели давным-давно, а государства. Войн в Европе всегда хватало. Зачем же подвергать вероятному удару столицу? Орденскую ли, герцогскую ли…

Сейчас формально Кенигсберг столицей уже не являлся. Так, крупнейший город восточной провинции Прусского королевства. Само королевство было молодым, ставшим таковым лишь лет шесть назад, но я-то знал, что именно оно превратится прежде в самое сильное государство в Германии, а потом вокруг него и произойдет долгожданное объединение немецких земель.

В моей истории объединение наступит спустя полтора с лишним века. Когда здесь, не знаю. Помогать ли нам, мешать – какая разница? Люди, говорящие на одном языке, рано или поздно создадут единую державу.

В принципе, по истории наши единственные надежные союзники. Насколько вообще союзники могут быть надежными.

Вспомнилось, как в советские времена один полковник говорил нам: «Наступит война, весь Варшавский договор мгновенно разбежится, и с нами останутся только немцы».

Теперь тоже первый прусский король Фридрих считался нашим союзником. Вернее, формальным союзником он стал, еще будучи курфюрстом. В нашу войну со Швецией он не вмешивался, однако нейтралитет был весьма благожелательным. Сейчас Пруссия участвовала в войне за испанское наследство – на стороне Англии, Австрии и иже с ними. За участие было обещано некое вознаграждение землями, и Фридрих с готовностью выслал часть своей, в общем-то, небольшой армии. Сколько у него было солдат? Вроде чуть больше тридцати тысяч. С точностью до солдата смысла подсчитывать нет.

Петр ехал в качестве гостя, заранее договорившись о встрече. Ради нашего императора Фридрих покинул Берлин, благо Кенигсберг тоже являлся одной из королевских резиденций.

Мы прибыли морем. Движки дирижаблей были изношены, один вообще явно доживал последние дни, и использовать воздушные корабли лишь ради представительства было ненужной роскошью.

Город мне в целом понравился. Чистенький, ухоженный, как все германские города. И довольно крупный. Мы поднялись по реке Прегель до порта, пришвартовались у пристани и сразу увидели ожидающие нас на берегу кареты. Курфюрст, пардон, уже король, и раньше жил на широкую ногу, а теперь с новым титулом вообще считал себя обязанным во всем следовать за блистательным французским собратом. Только доходы Франции и Пруссии были несоизмеримы. Двор блистал, в итоге денег в казне не было. Петр мне импонировал больше. Скуповат был русский государь, хотя и страна велика, и по ресурсам богата.

Помимо карет нас ожидал эскорт кирасир. Не знаю уж, гвардейских ли или простых. В прусской форме разобраться я так и не удосужился.

Официозных встреч я не любил, однако положение обязывало. Раз русский монарх прибыл с официальным визитом, следовало оказывать ему все надлежащие почести. Любой иной прием считался бы оскорблением государства. На мое счастье, скромный в быту Петр был в простом преображенском мундире, и я тоже не стал напяливать парадный фельдмаршальский, обильно украшенный позолотой, с орденскими лентами через плечо, орденскими же звездами и наградной шпагой с крупными бриллиантами на рукояти, а обошелся обычным егерским. Переодеться можно во дворце. Зачем же светиться на улицах, привлекая внимание?

Народа в порту хватало. Рядом стояли другие корабли, прибывшие сюда с грузом и за грузом, помимо команд на многих имелись пассажиры, да и без них весть о нашем прибытии успела разлететься по городу, и кое-кто решил узреть императора прямо на набережной.

Кирасирам пришлось оттеснять зевак от трапа и образовать свободный проход к каретам. За крепкими спинами кавалеристов волновалась самая разнообразная публика. Простые рубахи и платья соседствовали с камзолами и кринолинами. Мало ли что тут носят богатые дамы? Признаться, я не был спецом в женской моде.

Смотреть на толпу не хотелось. Ладно, когда приходится выпячивать грудь перед строем. Солдат обязан видеть своего начальника всегда бодрым, гордым и всезнающим. Порою даже франтоватым. Но перед штатскими…

И все-таки что-то я заметил, вроде бы не смотря. Во всяком случае, поневоле повернул голову в ту сторону.

Да… Где-то во втором ряду застыла группа лиц весьма характерной национальности. Несколько мужчин уже не первой молодости, а с ними молодая высокая женщина с такими глубокими карими глазами, что я на секунду застыл.

Бывают же красивые девушки! Я, женатый человек не первой молодости, вернее – уже далеко не молодой, и то готов был любоваться не отрываясь. Да, с годами очень многие еврейки раздаются вширь, плюс для них характерен тяжелый таз, они становятся некрасивыми и сварливыми, даже по форме напоминают бутылку, однако в юности девушками порою бывают прелестными и интересными.

Ладно. Мало ли красивых девушек и женщин? У меня супруга очень хороша собой, а фигуре позавидуют юные нерожавшие девицы. Наверно, мужчина по природе своей не может пройти мимо и не обратить внимания на случайно встретившуюся красотку. Однако взгляд еще не означает каких-то иных желаний. Встретились, посмотрели, и каждый отправился своей дорогой, чтобы никогда не встретиться вновь и не вспомнить об этом.

Нет, меня, может, и вспомнят – как человека известного и важного. А я?

Еще далеко до тех безрадостных времен, когда кумирами толпы станут обычные скоморохи. Безголосые, смазливые, только и умеющие открывать рты под фонограмму да кривляться на сценах. Сейчас ценятся лишь те, кто имеет реальный вес в обществе. Аристократы, всякие министры, полководцы. В их числе я отнюдь не являлся последним. Один из приближенных монарха крупнейшей державы, между прочим, с недавних пор – граф, человек, имеющий некоторые заслуги в войне с победами над самым разным противником. Пусть мои портреты не висели в каждом доме, кто-нибудь в толпе обязательно меня бы узнал. Да и с точки зрения обывателя, одно только нахождение непосредственно рядом с русским императором значило очень и очень много. Может, и запомнят.

Хотя зачем?

Вот и карета. Поехали.

А город, между прочим, по-своему красив. Не хуже Риги. И уж вообще впечатлял Королевский замок с высокой башней. В мои-то года его не было. Пострадал во время войны, а восстанавливать не стали. Предпочли разрушить окончательно. Я даже развалин не лицезрел. Лишь запомнил у других развалин, кафедрального собора, могилу еще не родившегося здесь Канта.

Или уже родился? Не помню я дат рождений и смертей…

Короля Пруссии я видел первый раз. Далеко не молодой, лет шестидесяти, не меньше, в парике, с бритым вытянутым лицом, осанка важная, как иначе, порода. Говорил его величество по-французски. Его двор – так же. Что за мода – забывать родной язык и болтать на чужом?

Впрочем, этим языком я тоже владел неплохо. Поневоле выучишь, если пару лет вынужден болтаться по волнам, командуя французскими флибустьерами. Да и прежде я стал французским дворянином де Санглиером, и уж затем – русским Кабановым. Петр «благородным» наречием не владел, зато шпарил на голландском и том же немецком. Слава богу, последний Фридрих пока еще не забыл. Владел немецким с голландским и Алексашка. В отличие от меня – не граф, а князь. За немалые заслуги в освоении Прибалтики и за постройку Санкт-Петербурга. Вся прочая наша компания оставалась в России или моталась по Европам, как Калинин. Тут было не Великое посольство или нечто подобное. Так, личная встреча монархов, при которой присутствовала приличествующая этикету свита.

Речь шла о том, что могло сблизить соседние государства. Волею капризной военной судьбы мы теперь имели общую границу – где-то между Мемелем и Полангеном. Значит, надо было обезопасить себя от нападения (посмотрел бы я, как армия могучей Пруссии обрушивается на крохотную Россию), а равно заключить союз против возможных третьих лиц. Швеция пока была временно выведена из числа воинствующих стран, и как-то само собой третьим лицом становилась Польша. Король Август был другом Петра. Беда была в другом. В отличие от нормальных монархий в Польше монархия была с демократическим уклоном, и короля можно было свергнуть, а на его место выбрать другого.

В остальных странах монархов тоже порою свергали, чаще всего – посредством убийства, однако затем на престол восходил кто-то из родственников покойного – в соответствии с действующими правилами или традициями. В Польше же практически каждый король не имел отношения к предыдущему и просто выбирался из невесть откуда взявшихся претендентов на Сейме. Потому внешняя политика Речи Посполитой была шаткой, как местный трон. Августа уже свергали раз в пользу его недруга Лещинского, заодно бывшего недругом России. Если подобное повторится, требовалось хоть немного наметить меры, чтобы внутренняя смута не перекинулась через границы наших стран.

Помимо короля при переговорах присутствовал наследник престола Фридрих Вильгельм. Этот был молод, еще не достиг двадцати лет. Невысокий, однако, широкоплечий и явно обладающий недюжинной силой. В Кенигсберг он прибыл прямиком с войны. Как я узнал по наведенным заранее справкам, принца привлекало все военное. Всяким гуманитарным наукам и искусствам он был чужд, как во многом был чужд этикету. Зато сам с детства разводил огород, пробовал себя в роли каменщика и плотника, вроде бы любил математику и прочие практические знания. Идеальная пара для нашего Петра, тем более старший Фридрих староват и отойдет в лучший мир еще при нашей жизни. Ну, или при жизни Петра Алексеевича точно. Я не такой оптимист, чтобы рассчитывать на вечность.

Наследник воевал под знаменами герцога Мальборо, полководца известного, а вот чему он научился, сказать сразу я не мог. Однако именно молодой Фридрих как-то незаметно увлек меня в сторону и стал расспрашивать о таинствах воинской науки и моих методах обучения солдат.

Шила в мешке не утаишь. В русской армии хватало иностранных офицеров. Одни, подобно моему помощнику Клюгенау, становились действительно русскими и на всю оставшуюся жизнь связывали себя с новой родиной, другие отслуживали некоторый срок и возвращались на родину или перебирались в какую-нибудь третью страну. Для людей благородных сословий главную роль играл не патриотизм, а личная присяга тому или иному монарху. Которая действовала лишь определенное время.

Патриотизм все больше у нас, у русских.

Потому какие-то отголоски моих методов попадали в иные европейские армии. Но секретов здесь быть не могло. Ладно, пока я готовил к боевым действиям одну роту, еще можно утаить подготовку солдат, без особых проблем – одного полка, а вот целой армии…

Самое главное проходили на службе лишь избранные. Гвардейские егеря и их охотничьи команды. Там спрос к офицерам был иным, и кого попало не брали. Но егеря имелись и в штатах обычных армейских полков, и эта часть службы секрета не представляла. Особого секрета.

Хотя какие секреты у стрелков? Стреляй редко да метко, умей прятаться, ибо в стоячую мишень противнику попасть легче.

О егерях Фридрих меня и расспрашивал. Еще – о роли стрелков в бою, о соотношении их с линейной пехотой и гренадерами, о штурмах крепостей. Интерес у наследника был неподдельный. Да и знал он весьма немало для своих молодых лет. Причем знания не ограничивались одной лишь тактикой. Нет, наследник стремился уяснить всякие мелочи формы и почему мы решили ввести ту или иную деталь одежды, особенности быта, условия службы, довольствия войск. В нынешние времена люди взрослеют рано, не то что в мои, когда многие так и остаются великовозрастными детьми едва ли не до зрелого возраста.

Непонимание рождалось в другом. Армия Пруссии, как практически все европейские армии, была наемной. Не совсем в старом понятии, когда наемные отряды могли покинуть поле боя, например, из-за невыплаты жалованья. Нет, дисциплина была гораздо суровей, чем в наших войсках, пополняемых рекрутскими наборами. Палки капрала солдат обязан бояться больше, чем неприятеля. Кажется, такой принцип господствовал здесь. У нас тоже имелись палки, и наказания за преступления воинские порою бывали весьма суровы. Любая армия в любые времена базируется на дисциплине, и у начальников есть власть наказания.

Только одно дело – рекруты, попавшие по набору. Да, нелегко на всю жизнь покидать дом, осваивать нелегкую солдатскую науку. Однако кто-то обязан защищать страну, веру, трон. Наш афганский лозунг: «если не мы, то кто же?» в полной мере применим и к ним. И иное дело – всякий случайный люд, который вербовщики всеми неправдами заманивали в казармы, сулили золотые горы, заставляли подписать бумагу. А подписал – и все. Жалованье, весьма небольшое, получать будешь, но себе уже не принадлежишь. За дезертирство, за непослушание кары вплоть до смертной казни. А уж всяких по́рок…

Не утаить было и нашу тактику. Разгромленные нами шведы должны были запомнить колонны к атаке вместо привычных линейных построений. Но тут Фридрих возражал, хотя его аргументы я знал заранее. Развернутые в линию батальоны гораздо лучше были приспособлены для ведения огня. В колоннах весь упор делался на решительном штыковом ударе, а вот дать залп фактически могли лишь две первые шеренги. Остальные не видели на поле боя ничего, кроме спин товарищей. Пруссак пытался мне втолковать, что это именно я сделал упор на огневом превосходстве, введя егерей, и вообще, при эффектном огне штык практически не нужен. Врага необходимо атаковать, стреляя на ходу, а там он сам побежит, не доводя дело до рукопашной. Штык – уже крайний случай. Если не остается иного выхода.

В принципе и в глубине души я был согласен. Да и методы моей войны были элементарны и созвучны идеям молодого принца. Врага лучше расстрелять, как это будет происходить позднее в последующих войнах. Но штуцера все еще были достаточно дорогим оружием, скорострельности им не хватало, вооружить всю армию нам было не по карману, а залповый огонь фузей больше давил на психику врагу, чем наносил супостату реальные потери. Если не брать стрельбы вообще в упор, однако противник ведь тоже огрызался, а не изображал живые мишени. Пока, на мой взгляд, оптимальным было сочетание огня и штыкового боя.

Горе той пехоте, которая хоть раз допустит, что ее штык может обмишулиться!

Много расспрашивал Фридрих об артиллерии. Но тут уже я говорил не все. Как, впрочем, не все я говорил о некоторых специфических особенностях егерской подготовки. А вот ракеты, о которых немцы были наслышаны от разбитых шведов, вызывали некоторое недоумение. Они же били по площадям, следовательно, наличествовал большой расход боеприпасов. Дорогое оружие для небольшой и не слишком богатой страны, где расходы на содержание королевского двора тяжким бременем ложатся на все население.

На население наследнику было плевать точно так же, как родителю, однако он считал, что сбереженные за счет отказа от пышности деньги могут пойти на более важное дело.

Усиление армии.

Наконец младшего Фридриха забрал от меня Петр. Они должны прийтись друг другу по нраву, русский император, не терпящий бездельников и многое умеющий делать собственными руками, и прусский принц, который тоже не чурается физического труда. В добрый путь! Дружба монархов – залог мирного сосуществования их государств. Нам с немцами делить нечего. Их территории нам не нужны, им пока не требуются наши. А вот сильный и дружелюбный сосед – это в интересах Пруссии.

Но, разумеется, дело не ограничилось беседами и договорами. Старший Фридрих по случаю нашего приезда закатил настоящий бал, так сказать, во французском стиле. Я бы предпочел тогда торжественный обед. Не люблю я танцев, и не только нынешних менуэтов, но и всех последующих. Женщин снимать на ночь не собираюсь, а зачем тогда перебирать ногами и отбивать поклоны?

Хотя нет. Я прежде сам не понял, почему машинально смотрю по сторонам, словно кого-то ищу. Потом осознал и стал искать целеустремленнее. И лишь потом сообразил главное. Понравившейся мне в порту девушки здесь быть не могло. Король, разумеется, пригласил ко двору лишь избранное общество, к которому незнакомка и сопровождавшие ее мужчины в лапсердаках при всем вероятном богатстве относиться не могли.

Да и вообще, на хрена она мне, выражаясь прямо? У меня прекрасная супруга, родившая мне двух детей, мальчика и девочку.

Или все мы, мужики, мазаны одним миром, и седина в несуществующую, согласно европейской моде, бороду – бес в ребро? Отпустить растительность в какой-нибудь дороге и вдали от царя и посмотреть: есть там седые волоски?

Если же без шуток, все настоящая ерунда. Сейчас понравилась, завтра уже забуду. Какое завтра, когда уже сейчас вспоминаются лишь глаза, а лицо в некой дымке?

Так, мгновенное впечатление, ценное тем, что так же мгновенно должно пройти. И вообще, я тут по делам, а через два дня нам всем предстоит пуститься в обратный путь.

Империя огромна, всех дел не переделать. Но хоть стремиться к этому надо…

4. Сергей Кабанов. Люгер

Шторм был слабеньким, баллов шесть. Сколько раз бывало и хуже! Однако и корабль был довольно небольшим, обычная бригантина, построенная наподобие родной «Лани», только все-таки несколько хуже. И мотало на ней чувствительно. По волнам гуляли белые барашки, ветер свистел в такелаже, а цвет лиц многих свежеиспеченных моряков уже начал приобретать зеленоватый оттенок. Обычное дело. К морю приходится привыкать, а тут взяли, призвали, назвали моряком…

Кто выглядел бодро, это Петр. Государь и самодержец всея Руси, а с недавних пор – император моря любил и чувствовал себя вольготно. Шторма его лишь радовали, вызывали желание сразиться со стихией. Вот и сейчас Петр улыбался, а порою, при ударе о корпус очередной волны, даже весело смеялся. Для него происходящее являлось небольшим светлым праздником.

Для меня – нет. Подобные «праздники» успели надоесть еще в бытность пиратом. Нет во мне жилки настоящего моряка. Даром что отец был не просто моряком, а капитаном.

Но я все-таки помимо прочего считался контр-адмиралом и присутствовал здесь, так сказать, по обязанностям. Да и не сушей же возвращаться из Кенига! Морем пришли, морем и уходим. Команда больше чем наполовину состояла из новичков. Откуда взяться морским волкам, когда берега мы отвоевали недавно, а флот растет как на дрожжах и постоянно требует притока новых людей? Но моряком можно стать лишь на палубе. Нет иного пути.

Командовал Петр. Умело, тут надо отдать ему должное. Я не вмешивался. Просто не хотелось болтаться зря, когда куча дел ждала в иных местах. И не только дел. Выспаться порою тоже не мешает. Это царь у нас трехжильный, а я уже понемногу становлюсь староват. Что для него игра, для меня рутина.

Рижский залив – уже не открытое море. Только своих сложностей хватает и тут. Одних банок и мелей столько… Ирбены мы прошли, в сущности, до Риги не так далеко.

Подумал – и как накаркал.

Нет, мы не налетели на песчаную отмель на полном ходу. Судьба устроила сюрприз не нам. А вот легче ли от этого…

Крохотное пятнышко на волнующемся горизонте привлекло мое внимание сразу же. Сказывались карибские привычки, когда постоянно приходилось искать добычу. А морской бинокль – это не подзорная труба.

Пятнышко действительно оказалось небольшим судном. Вроде двухмачтовым люгером, хотя пока я был не уверен. Ничего необычного, рядом – Моонзундские острова, да и лето, места не безлюдные. Туда и сюда постоянно шляется масса торговых судов, больших и малых. Военных – уже меньше. Рижский залив – своего рода внутренние воды Российской империи. Острова наши, берега – тоже. Потому чужим военным тут делать нечего. Разумеется, появление фрегата под чьим-то флагом – это не объявление войны, даже не намек на нее. И все-таки…

Спустя несколько минут я осознал, что именно мне показалось странным в далеком люгере. Впечатление было таким, словно он стоит на месте. Со спущенными парусами, верхушка одной из мачт обломана. И шторм небольшой, и повреждение довольно значительное. Всякое бывает.

– Государь! – я кивнул в сторону корабля и протянул Петру бинокль.

– Что там?

– Кажется, кого-то вынесло на мель.

Иной причины я уже не представлял. В том и отличие Балтики от Карибского моря или открытого океана. Там под тобой постоянно глубина, здесь – дно сравнительно недалеко от поверхности, а порою поднимается к ней так, что даже нынешние сравнительно небольшие суденышки вместо скольжения по волнам застревают в песках.

Берега Эзеля, того, который в мои времена назывался Сааремой, были недалеко, только дойти до них люгеру было не суждено. Даже если шторм не усилится, волны рано или поздно разобьют борта кораблика. В общем…

Петр уже командовал изменение курса. Он не отличался человеколюбием, только на море свои законы. Не поможешь кому-то сейчас, и кто потом поможет тебе?

Н-да. Особенно эти законы срабатывали в Карибском море. Только успевай помогать ближнему переселиться в те края, где несть печали и воздыхания. Да и в прочих местах… Или везло вечно оказываться там, где кипят войны? А где их сейчас нет? В Европе который год продолжается война за испанское наследство, и вроде родная мне Франция (раз я помимо прочего – французский дворянин) бьется с целым сонмищем государств во главе с Англией. А так как происходящее в Европе издавна считалось главным…

Нам война на руку. Пока главные хищники заняты между собой, России ничего не грозит. Пусть каждая сторона пыталась использовать нас в качестве союзника, но мало ли какие бредни появляются в головах сильных мира сего? Сейчас главное – мир и возможность спокойного развития. Да и какое нам дело до Испании и кто по итогам войны станет там королем?

Выброшенный на отмель люгер приближался. Уже без бинокля было видно, что он чуть завален на левый борт, а в правый упорно бьют волны и брызги воды порою взмывают практически до палубы. С суденышка нам махали. Ох, сразу видны края, где давно не слышали о пиратах!

– Осторожнее, государь! – машинально предупреждаю Петра.

Хрен знает, где начинается эта отмель! Судя по волнам, несколько дальше, однако лишний риск всегда глуп.

И еще вопрос: как оказать ту самую помощь? Подойти борт к борту мы не можем, волнение все-таки достаточно сильное, а там мель. Сюда бы нашу спасательную шлюпку, да с мотором!

– Спустить шлюпку! – Петр особо не заморачивается.

– Опасно, государь, – я вижу, что он сам готов пуститься в плавание на утлой лодке.

Зря я сказал. Мысль об опасности лишь заводит Петра. Приходится, грязно матерясь про себя, лезть следом за ним и занимать место на веслах, раз уж царь размещается на корме.

Шлюпка относительно невелика, шестивесельный ботик, зато какая тут подобралась команда! На веслах – две пары матросов и мы с Алексашкой, между прочим, генералом от кавалерии. На руле – царь. Еще бы за компанию сюда бы Сорокина и Апраксина. Последний все-таки генерал-адмирал. Вот был бы номер!

Но шутки – шутками, а приходится несладко. Волны так и норовят опрокинуть, вздымаются так, что порою невозможно разглядеть, куда плывем, и лишь на очередном подъеме виднеется наша цель. Нас сносит, и выгрести весьма тяжело. Вроде расстояние почти никакое, а попробуй дойди.

Время застыло. Гребок, перенос весла, вновь гребок. Весло гнется, того и гляди треснет, а даже и нет – все равно не то стоим на месте, не то даже уносит прочь. И вездесущая вода. С гребней волн летят брызги. Конечно, лето, только и не южные края, и вода не прогревается здесь выше двадцати. Сейчас же, кажется, температура намного меньше. Небо пасмурно, затянуто облаками, от чего становится еще холоднее. Силы куда-то уходят, и про себя проклинаю незадачливого шкипера, умудрившегося сесть на мель да еще на наших глазах.

А обидно будет утонуть всей компанией. Ладно, еще я, но ведь есть государство и его правитель!

И все-таки доплываем. Рук и спины уже не чувствую, в душе давно поселилась уверенность, что занесло не туда, однако подветренный борт вырастает неожиданно, и нас едва не бросает прямо на него.

Каким образом ботик не разбивает, остается тайной. Очевидно, нас хранит Бог. Нам все-таки удается пристать. Шлюпку мотает: то подтягивает к застывшему суденышку, то пытается отбросить прочь от него. Но на люгере у кого-то хватает соображения бросить нам шкот, и становится чуточку легче.

На правах главного Петр встает, балансирует на качке, а затем вцепляется руками в край низкого борта и подтягивается. Я лезу следом.

Положение люгера еще хуже, чем нам казалось. Трюмы явно полны воды, волны перебрасывают на палубу тучи брызг, а дерево уже, кажется, начинает понемногу сдавать. Нас встречают человек восемь. Невесть откуда взявшийся здесь старый пастор, упитанная, если на мой вкус, девица, пара немолодых мужчин купеческого вида да моряки. Вроде обычные матросы.

Девица с восхищением взирает на Петра. Тот, впрочем, тоже посматривает на нее, словно кот на сметану. О прочем они позабыли, и за дело приходится взяться мне.

Пастора зовут Глюком. Фамилия кажется знакомой, но где я ее слышал, сразу вспомнить не могу. Девушка же, Марта, – его воспитанница и вдова погибшего во время войны шведского солдата. Или – пропавшего без вести, что в принципе одно и то же.

Судно вышло из Либавы, однако уже в заливе было застигнуто штормом. А дальше все просто. Шкипер оказался неопытным, и они налетели на отмель. Или их снесло при маневрировании, что, в принципе, сейчас без разницы. Зато удивляет поведение моряков. Основная часть команды, дюжина человек во главе с капитаном, ударились в панику и, даже не дожидаясь улучшения погоды или не надеясь на него, бросились в единственную шлюпку и попытались направиться к Эзелю. Об остальных они забыли. На счастье. Шлюпку опрокинуло волной, и выплыть не удалось никому. Мелькнули головы, послышались крики, и одни волны продолжали вздыматься на месте трагедии.

Несчастье произошло рано утром, когда ветер был посильнее. Сейчас же стоило рискнуть. Если мы добрались сюда, почему надо бояться обратного пути?

Наша бригантина болталась не столь далеко. Да и помогут же, если что случится.

– Я так боюсь, так боюсь, – бормотала Марта на немецком.

Еще бы, выплыть в платье! Так и ведь в мундире и ботфортах не особо легче.

– Дойдем! – решительно отмел ее возражения Петр.

В ее глазах он выглядел лихим спасителем. Не самый плохой вариант для начала знакомства.

Девушка ему откровенно нравилась. На вкус и цвет…

Шесть баллов для ботика многовато, блин! Если вспомнить одно из любимых словечек Ярцева. Я бы добавил что-нибудь другое, более весомое, только можно ли ругаться при дамах?

И снова волны, тяжесть весла в руках, только в ботике нас уже не семеро, а полтора десятка, и борта едва не касаются воды. Подсознательно постоянно прикидываю свои действия. Главное – сбросить камзол и сапоги, а там уже как-нибудь. Ну и, разумеется, помогать царю. Его надо спасать во что бы то ни стало.

Однако мои опасения оказались напрасными. Вновь неким чудом нам удается доковылять до корабля. Если не считать неких мелочей вроде того, что чуть не пронесло мимо, но «чуть» – не в счет.

– А я о вас слышал, – уже на палубе обращается Петр к пастору. – Это не вы перевели Библию на латышский?

– Я, – соглашается Глюк.

– Ваше величество, ну разве так можно? – налетает на Петра капитан, и глаза девицы расширяются.

– Ваше величество? – с изумлением переспрашивает Глюк.

– Император и Самодержец Всероссийский и прочая, и прочая, и прочая, – представляю царя официально.

А Марта точно попалась. Мало того что спаситель, так еще оказался царем. Куда устоять бедной девушке?

И вдруг меня осеняет.

Скавронская! Точно! А я-то мельком как-то подумал, что прихотью судьбы Петр не познакомился с будущей супругой. Никого мы не захватывали, если девица и попала добычей к русскому драгуну, то к Шереметьеву точно не перешла, да и Алексашке не досталась подарком от фельдмаршала.

А оно вон как получилось… Или действительно от судьбы не уйдешь и браки заключаются на небесах?

Хрен его знает. Правящей императрицей Марте-Екатерине точно не бывать. Закон о престолонаследии принят, и трон переходит по мужской линии. Не будет ни Екатерин, ни Анн, ни Елизаветы. Да и очень ли они нужны?

Фике суждено в лучшем случае стать женой какого-нибудь германского курфюрста, а то и графа. Остальным…

Но разве главное в жизни – занять российский престол?

И все-таки свербила мысль. Неужели любовь неизбежна? Что кому назначено, а там встреча обязательно состоится? Вон какими глазами взирает на Марту Петр! Человек молодой, холостой. Сколько же бобылем ему быть? Вроде не худший был выбор…

Но неужели любовь действительно настолько важна и от нее никуда?

А ветер свистит в такелаже, порождая смутное беспокойство.

– Принимаю команду на себя, – от Петра толку, кажется, нет. – Курс – на Санкт-Петербург!

5. Юрий Флейшман. Сюрприз

Все началось в лучших традициях литературы – на балу. Или, точнее, на ассамблее. Балов в классическом смысле в Российской империи пока не было. По мне, хоть бы и не появлялись. Ассамблей хватало мне с избытком. Нет, если кому-то нравится, пусть ходят на подобные мероприятия, пьют, отплясывают. Каждому – свое. Но удовольствия от танцев я не находил никогда, если занимался подобной ерундой, то с конкретной целью – снять на ночь какую-нибудь девочку. Давно, понятно, в другой жизни, когда был моложе. Сколько знаю, точно так же относились к подобным увеселениям Командор и прочие мои товарищи. Танцы – больше женская забава. Они получают от этого какое-то удовольствие. Мы более практичны. Определить, как будет вести себя в постели, облапить. Понятно, я не говорю о дикарях, которые без плясок – никуда. Но я не дикарь. И женщины в прежних количествах мне тоже уже не нужны.

Выпивку в петровских гомерических размерах я уже переношу плохо. Государь хорош многим. Действительно интересуется едва ли не всем, имеющим отношение к практике, всегда готов способствовать прогрессу, трудится сам, не покладая рук и с удовольствием занимаясь самой черной работой. Но есть у него плохие черты. Какая-то патологическая жестокость, может, опять-таки в традициях, ведущая начало от страшных сцен, которые пришлось пережить в детстве, порою – подозрительность, а еще – склонность к алкоголизму. И добро, если бы пил сам, но он других заставляет. Абсолютно не считаясь с желаниями.

Как-то не задумывался раньше над вопросом о питии на Руси. Мне казалось, оно тут было всегда, от Рюрика и раньше. Но из бесед со старыми боярами, этакими воздыхателями благословенной старины, картина открывается совсем иная. По их утверждениям, раньше прием алкоголия был событием едва ли не исключительным. Нет, имелись те, кто проделывал это более-менее регулярно, в семье не без урода, однако то были исключения, а не правила. Всеобщей нормой была трезвость. Даже знать потребляла умеренно и не часто, а простой народ вообще… Потому склонность царя к безудержному веселью казалась многим «от дьявола». Европ они не видели!

К сожалению, положение обязывает. Не имеет смысла ссориться с Петром из-за ерунды. Раз приближенный, то обязан принимать участие в царских забавах. В противном случае косится, словно на врага государства. Ну или персонально императора. Этакий потенциальный заговорщик, хоть «Слово и дело» кричи.

Иногда удавалось предварительно умотать по каким-нибудь делам. Благо предприятия разбросаны по всей центральной России, главные – в Коломне, в других местах тоже полно, даже на Урале намечаются новые. Потому найти предлог было реально. Но – не всегда. На сей раз не удалось. Царь лично заглянул ко мне за пару дней до мероприятия и попросил обязательно там быть. А что такое царская просьба?

Массовые гулянки – вещь достаточно утомительная. Намного приятнее посидеть в небольшом кругу. Я чувствовал, как кривится про себя Командор, вполне разделяющий мои поздние вкусы, видел, как вздыхал Петрович. Он был постарше нас, и подобные увеселения давались ему тяжеловато. Да и кому легко рядом с императором?

Оставалось завидовать тем, кто в данный момент находился далеко. Жене Кротких, Калинину… И я завидовал. Довольно черной завистью, и даже хмель не влиял на это нехорошее чувство.

Тут все и произошло. Взмыленный офицер, вступивший в пиршественный зал, остался незамеченным подвыпившим большинством. Мало ли кто в каком виде пребывал в данный момент? Играла музыка, весело отплясывали пары, столы ломились не только от выпивки, но и от закуски. Кто-то из слабых уже лежал лицом в тарелке. У остальных уже приятно расплывалось перед глазами. Одним человеком в залах больше, одним – меньше – да кто заметит? Разве что Петр, объявляющийся то тут, то там. Но император как раз удалился в какое-то другое помещение вместе с новой пассией, которая в нашей привычной истории стала его женой, и офицеру пришлось вертеть головой, высматривая самодержца.

Разумеется, курьер мог появиться с любым известием. Например, что в Таганрог не поставлены вовремя канаты для такелажа. Или что завод в Туле досрочно изготовил партию ружей. Но мне почему-то показалось, что у нас возникли реальные проблемы.

– Сергей, посмотри. Кажется, что-то будет.

– Думаешь? – хмельной Командор покосился на фельдъегеря. – Ерунда. Все равно засиделись без дела. Хотя что может быть серьезного? Турция войну объявит? Больше вроде некому.

– Не знаю. Но кажется. Что-то будет. Или есть.

– Да ну!

Предчувствие меня не обмануло. Нас позвали к Петру практически сразу.

Царь выглядел так, словно не пил вместе со всеми. Или он протрезвел от известия? Скавронской рядом тоже не было.

– На Дону бунт. Часть казаков выступила за возвращение им соляных промыслов. Прогнали солдат, а когда случившийся там Долгорукий попытался подавить бунт, изрубили его команду.

Лицо Петра передернулось в нервном тике.

– Полторы сотни солдат при офицерах!

Если подумать, не слишком много. Да только теперь пути назад бунтовщикам не было. Им теперь едино жизнь кончать. На плахе ли, в бою… Покричать да погонять кого, особой кары можно не дождаться. Если, конечно, повезет. Но уничтожение роты с лишним – тут поневоле надо показать казачкам: ребята, так делать нельзя!

– Кто во главе?

– Кондратий Булавин.

Блин!!! Проходили же когда-то! Главное: Мазепу нейтрализовали, не дали ему изменить, а про Булавина забыли. Плохо историю учили. Да и думали: не повторится. Не гробить же человека лишь потому, что в иной реальности он что-то натворил! Но на что он надеялся, поднимая бунт? Там хоть война еще шла, а тут мирные дни. Армия свободна, и против нее Дону ни за что не устоять. Даже если бы все казачество присоединилось к бунтовщикам. Не присоединится. Там тоже всяких групп хватает. Кто-то потерял на соляных промыслах или выдаче беглых, кто-то – нет. Кто-то вообще с нами в походы ходил.

– Сколько с ним? – это уже Командор.

– Не знаю! – огрызнулся Петр. – Подавить! Немедленно! Возьмешься?

Насчет подавить он был прав. Любой мятеж необходимо уничтожать в зародыше, пока он не разросся и не породил дополнительных проблем. Тут как с пожаром. Маленький неопасен, но избави Бог не принять вовремя мер!

– Нет, государь, – твердо отказался Командор.

– Почему? Да ты что?

– Посуди сам, Петр Алексеевич, – Сергей был спокоен как пресловутый танк. – Если я туда направлюсь, в Европе сразу заговорят: плохо дело, раз фельдмаршала послать пришлось. Недоброжелателей у нас хватает. Много чести Булавину, и врагам радость.

– А он прав, – заявил Меншиков.

Был новоявленный князь порядком во хмелю, однако способность мыслить не потерял. Можно говорить про сподвижника Петра что угодно, однако ума у него не отнять. Как и недюжинной смелости и талантов в самых различных областях.

– Прав, – неожиданно согласился царь. Он вообще быстро менял гнев на милость. – В самом деле, целого фельдмаршала против них посылать… Обойдутся! Пошлем полк с Васькой Долгоруким. Он за брата так отомстит! Никому мало не покажется!

– Полка мало, – опять возразил Командор. – Там степь кругом, казачки ее как свой двор знают. Начнут бегать от станицы к станице. Придется их полгода ловить. Надо сразу весь район оцепить, воззвание к Дону выпустить. На Украину кого-нибудь невзначай выдвинуть, к Поволжью. Булавин тот теперь наверняка союзников искать станет да воду мутить.

Ох, не мог Сергей забыть про Мазепу! Пусть в этой реальности изменить ему мы не дали, но вдруг теперь решится?

– Надо как-нибудь проверить, не замешаны ли наши соседи? Или кто еще дальше, – вставил и я.

– Какие? – подозрительно спросил Петр.

– А хрен его знает! – я хорошо помнил, что за любой смутой на Руси рано или поздно обнаруживались зарубежные уши. – Поляки, немцы, турки, да хоть те же англичане. В политике друзей не бывает.

– Ну ты загнул! – не поверил Петр.

Он никак не мог отказаться от своей любви к Западу.

– Все может быть, – философски изрек Кабанов. – Не сами, разумеется, но через подставных лиц деньжат подкинуть или там поддержку пообещать. Не дурак же Булавин, должен понимать: на Дону одного мы его задавим. Разве что в Польшу или Турцию прорываться.

– Пожалуй, – согласился я. – Англии по большому счету сейчас не до того. Они который год с Францией воюют. Да и неоткуда им взять эмиссаров в тех краях. Французам то же самое. Скорее всего, поляки или турки. Они поближе. Но не исключил бы и немцев. Сколько подданных сюда перебралось? Вполне может быть, что кто-нибудь из курфюрстов и герцогов решил нам отомстить, а заодно своих напугать. Мол, там неспокойно, казаки людей режут. Куда вы, горемычные, собрались? Не факт, но проверить надо.

Только как? Мы старались наладить разведку и кое-где даже преуспели в этом, оплачивая агентов из своего кармана. Верность государству еще не вошла в моду, больше служили королю, а то и вообще не служили. Да и не совсем измена. Просто получение некоторых сумм в обмен на всякие сплетни и сведения. Падких на деньги людей всегда хватало.

– Как поляки не знаю, у них каждый ясновельможный пан себе голова, а вот турки – весьма вероятно, – задумчиво протянул Командор. – Они в Диване обязаны понимать, что наше столкновение – лишь вопрос времени. Да и насчет германских княжеств мысль интересная. Наверное, придется мне прокатиться по югу. Проинспектировать войска, погонять их хорошенько, на флот посмотреть… Наверняка распустились без отеческого пригляда вдалеке от столицы…

Кабанов уехал на следующий день. Не прямо с утра, насколько понимаю, подъем был у него не слишком легким после возлияния. Еще хорошо – закончившегося с приездом фельдъегеря. Если как любит Петр – до победы, тогда хоть три дня не вставай.

Само восстание нас в узком кругу особо не встревожило. До уровня пугачевщины оно не поднималось. Так, мятеж части казаков, пока еще помнивших былые вольности. Месяц ли, три, но бунт будет подавлен. Третий путь, о котором так любила одно время трындеть пресса в наши времена, на самом деле тупиковый. Логика развития поневоле заставляет крепить централизованное государство. А при наших расстояниях и менталитете любая демократия является помехой. Вон соседи из Речи Посполитой все упорно пытаются сохранить диковинную помесь монархии с республикой. Каждый пан на Сейме имеет право кричать: «Не позволим!» И не только может – вовсю пользуется своим правом. А в итоге – ни один закон не может быть принят. Они ведь даже регулярную армию создать не смогли. Зато исчезли с карты мира на полтора века. Ладно, исчезнут. Но неизбежно и неотвратимо с подобными играми.

Содействовать гибели Польши нам не было резона. Ну, в крайнем случае забрать белорусские земли, где местным живется под панами отнюдь не сладко. Кусочек Украины, понятно, не бендеровский. А остальное нам ни к чему. И все не сейчас, тут бы освоить имеющиеся территории. Ну, не без того, чтобы застолбить некоторые бесхозные в расчете на будущее, разумеется.

Исторический процесс не оставил индейцам шанса. Уровень технического и государственного развития у Европы настолько выше, что вопрос полного захвата американского континента теперь лишь вопрос времени. Сильный всегда поглотит слабого. Людская природа неизменна, и ничего с ней не сделать. Но в нашем случае аборигенам повезет. Их хотя бы не будут поголовно уничтожать. На территории России народы не исчезали. Сыграл роль русский менталитет с его готовностью понять других и беззлобностью. А кроме того – наше относительное малолюдство по сравнению с бескрайними просторами. Тут каждый человек на счету, и нет особой разницы, по каким обычаям он строит жизнь, если последние не несут угрозы всем прочим. Понятно, в противном случае ответы будут соответствующими. Опять до определенного предела.

Ладно. Индейцы – это далеко и пока не слишком актуально. На все необходимо время. Пока еще Валера достигнет чужих берегов… Там по пути куча островов, раз речь идет не о наскоке. На исполнение плана по-любому уйдут годы, если не десятилетия. Это лишь задел на будущее.

Да и Булавин – мелочь. До Пугачева ему не дорасти, масштаб не тот. Народ имеет массу поводов для недовольства, как имел их в прошлые времена, и будет иметь в будущем. Но условий для глобального бунта пока вроде нет. Для них надо довести мужиков так, чтобы жизнь в их глазах не стоила и копейки.

Нет, не поднять Кондратию даже всего Дона. Погуляет какое-то время, позлодействует, получит несколько раз по полной программе, а там, как водится, свои же его выдадут в попытке спасти шкуры. Хватит Кондратия кондратий.

У меня более важных проблем целый воз и десяток тележек. Надо производства расширять, сеть ремесленных школ при них, о создании железнодорожной сети думать, всякие новые работы контролировать, старые не забывать… В общем, дня на все не хватает. Внутренней безопасностью пусть Ромодановский занимается. Я шпионские книги и прочие детективы и в будущем не любил.

Кондратий – ерунда. Даже если его поддерживают из-за рубежа. О нем пусть Петр думает. На то и царь всея Руси… И Дона в том числе.

6. Ширяев. Еникале

Крепость была знакома Ширяеву еще по тем временам, когда ее пришлось брать. С тех пор в ней изменилось немногое. Разве что основной упор был сделан против обороны с суши. Татары оставались теми же разбойниками, лишь по необходимости немного присмиревшими, и ожидать от них неприятностей можно было в любой момент. Однако России теперь принадлежала не только собственно Керчь, но и весь Керченский полуостров, и основной позицией против татар стала Акманайская. Перешеек в самом узком месте был шириной всего лишь в семнадцать километров. Не настолько большое расстояние, чтобы не суметь возвести вдоль нее оборонительную стену. Местное население давно отвыкло от штурма укреплений, все больше действовало налетами против беззащитных поселян, и для них постройка служила весьма существенной преградой.

Даже самые крепкие стены сами по себе являются ничем, и через относительно равные промежутки рядышком были устроены батальонные казармы трех полков, Керченского, Еникальского и Таганрогского. Еще один, Воронежский, располагался непосредственно в крепости. Разумеется, все это было дополнительно усилено малокалиберной артиллерией и ракетами – наиболее действенным средством против конных масс. Да плюс казачий полк для разведки и прочих подобных дел. Разумеется, против правильной армии с мощной осадной артиллерией подобные меры могли оказаться недейственными, однако никакой правильной армией крымские татары не обладали и действовали исключительно как иррегулярные.

Да и какие укрепления устоят против правильной армии? Если она, разумеется, имеет численный перевес и имеет при себе осадной парк?

Но тут уж выступал вопрос средств. Российская империя несколько выросла в размерах, соответственно, население в ней тоже возросло, однако не настолько, чтобы надежно перекрыть все угрожаемые по тем или иным причинам участки. Основная группировка войск была сосредоточена поближе к Санкт-Петербургу. Стремительно растущий город, помимо прочего – важный промышленный центр и крупный порт, располагался довольно близко к границе, и его требовалось защищать любой ценой. Сверх того полки требовались и в иных местах. А содержание армии – удовольствие весьма дорогое.

Четыре полка – целая дивизия. Правда, тут пока делений на постоянные дивизии не было, они лишь образовывались по мере надобности. Но все равно гарнизон Керченского полуострова был по нынешним временам огромным. Этакая база на вражеской территории. И захочется, а сокращать его опасно. С одной стороны, семнадцать километров, да еще соответствующим образом укрепленных, – как бы и немного. А с другой – весьма большая протяженность. Если придется перебрасывать подкрепления с одного фланга на другой, можно не успеть. Минимум три часа быстрого пешего хода. Вот и приходится соразмерять войска так, чтобы солдаты были распределены по стене относительно равномерно и на каждом из участков еще имелся небольшой резерв.

Полуостров не баловал растительностью. Несколько соляных озер, кучи камней, скалы… Но имелись и участки плодородной почвы, уже занятые поселенцами из глубинной России. Включая принявших подданство выходцев из многочисленных немецких княжеств, сбежавших из-под турецкого гнета греков, сербов, молдаван… Собственно, из-за этого мирного населения и пришлось создавать дополнительную линию. В противном случае можно было обойтись лишь крепостью и городом.

Но все взаимосвязано. Больше территория – больше войск. Однако зато собственные продукты. Когда до собственных земель приходится преодолевать Азовское море, много не навозишься. А ведь зимой оно порою замерзает. И что тогда? Какие запасы необходимо иметь для гарнизона и жителей? Кое-что покупалось на месте у тех же татар и предприимчивых турок, а в случае обострения обстановки? Вероятность войны с Портой исключать было нельзя, и тогда уж лучше сразу подготовиться к ней, сделать клочок русской земли на земле чужой максимально сильным и независимым от обстоятельств.

Крепость же являлась последним рубежом обороны – если с суши. И прикрывала пролив – если с моря. Прострелить его до противоположного берега орудия не могли, тут требовались иные технологии, иные орудия, системы управления огнем, пороха́… Но поддержать свой флот, если таковой успеет прибыть, или отбить нападение на город – вполне.

Плохо, что нельзя было использовать зарекомендовавшие себя при обороне Риги мины. Большие глубины, сильные течения не позволяли набросать подобных сюрпризов на вероятном пути врага. И потом, сделаешь это заранее, и будут подрываться мирные корабли. На позициях ли, в открытом море – когда смертоносные штуки посрывает с якорей и будет мотать по волнам.

Но не перестраховка ли мины? Не очень просто захватить крепость прямой атакой что с моря, что с берега.

Ширяев находился на полуострове уже три дня и не мог придраться к оборонительным сооружениям. И почти не мог – к подготовке гарнизона. В более спокойных местах спокойное гарнизонное житье невольно расхолаживает и солдат, и начальников. Люди привыкают к размеренности быта, несут службу спустя рукава. Караул – будничное и неприятное дело, когда клонит в сон, а ты обязан стоять или ходить. Учения – главным образом мелкими командами, основные силы заняты или теми же караулами, или хозяйственными работами. Никаких опасностей, кроме собственного начальства, все вокруг знакомо, включая всякие лазейки, злачные места и прочее.

Здесь изначально было иное. Татары были врагом старым. В народной памяти еще жили их набеги на южные земли, неудачные Крымские походы Голицына, первый штурм Азова, когда те же татары вились вокруг медлительного российского войска и непрерывно жалили, где могли…

Татарские земли были рядом, сразу за Акманайской стеной. Потому служба в гарнизоне неслась без всяких поблажек. Сейчас-то они мирные. Приезжают, торгуют, но ведь попутно наверняка высматривают, где удобнее напасть и как побольнее ударить. Не было кочевникам веры. Тем более отступать с полуострова некуда. Позади – пролив. На другом берегу тоже ничего хорошего. Если переплывешь, то ждет Кубань, земля неласковая. А до России вообще долго идти морем. Значит, если что, надо держаться. Чтобы не погибнуть лютой смертушкой.

Подкрепляя караулы, в безветренные дни или дни со слабым ветром в воздухе висели кабаньеры. Сверху видно далеко, ни один враг близко не подкрадется.

– Казаки иногда ездят на ту сторону, – Вейде, генерал-поручик и комендант полуострова, кивнул за укрепления. – Не только они. Некоторые поселяне наладили торговлю. Но казаки – не лазутчики, а торговцы…

– И что там? – поинтересовался Ширяев.

Чины были равными, только соратник Командора в данный момент представлял царя и находился тут с краткой инспекцией.

– Татары очень недовольны. После Кафы и когда рабов больше не стало, дела у них идут скверно. Работать они не хотят, жить разбоем – не дают. Девлет-Гирей злой. Так говорят люди.

– У вас кто-то есть в его окружении?

– Нет. Но иногда то один, то другой оказывает нам мелкие услуги. За деньги. К сожалению, редко. Хан может убить по одному подозрению без всякого суда… Никто с него не спросит. Он здесь хозяин и повелитель.

Петр тоже мог убить. Было бы желание. И тоже спрашивать с него было некому. Да и любой европейский монарх – тоже. Однако для казни все-таки требовались веские основания, следствие и прочие действия. Если дело не происходило на войне. И любое наказание все-таки определялось законом. Плохим ли, хорошим… Одной воли монарха было мало.

– Злой – это нехорошо. Как бы чего-нибудь не задумал, – протянул Ширяев. – Тем более неподалеку мятеж. Слышали про Булавина?

Вейде лишь кивнул. Солдатам ничего не говорили, а начальство всегда было в курсе крупных неприятностей. Не считать же мелочью бунт, когда одних солдат погибло больше сотни!

И ведь действительно Дон был сравнительно близко. Ни при каких условиях мятежные казаки не могли вторгнуться на Керченский полуостров, Азов прочно запирал выход из реки. Да и было тех мятежников не столь много, чтобы представлять угрозу крепости и четырем полкам пехоты, каждый второй – фузилерный, и одного егерского батальона, да еще охотничьих команд. Однако вдруг татары захотят воспользоваться неприятностями соседей и рванут на прорыв через Перекоп в Малороссию? Дороги хожены, не в первый раз…

И что останется? Попытаться нанести удар отсюда, оголив стены?

Обойдется как-нибудь. Который год не решаются, почему же должны попытаться пойти в набег именно сейчас?

– Хорошо тут у вас, Адам Адамович, – словно отгоняя тревоги, произнес Ширяев. – Тепло, солнечно, море под боком… Это не хмурая Прибалтика. Хоть просись сюда на службу. И главное, тихо.

– Да, погода здесь хорошая, – согласился Вейде.

И не понять, хотелось бы ему оказаться поближе к императору.

– Иногда думаю, а что еще больше надо? – Ширяеву действительно надоела Рига с ее вечными ветрами и дождями. И повторил: – Тихо… Даже жалко завтра отплывать…

Бывший лихой флибустьер словно накаркал. Не было рядом еще одного соплавателя, Сорокина! Тот бы живо предсказал погоду на ближайшее время. Умел бывший морской спецназовец не то по каким-то едва различимым приметам, не то вообще интуитивно узнать все про приближающиеся зефиры и бореи.

Ветер усилился резко, словно сорвался с невидимой цепи. Только что едва дул, приятно освежая разгоряченные тела, и вдруг пролив покрылся барашками, на суше куда-то понесло тучи песка, а ближе к темноте разыгрался настоящий шторм.

Здесь, между двух берегов, он был ужасен. Волны обрушивались на прибрежные скалы, словно хотели снести их к неведомой матери, то и дело меняли направление, а порою им в помощь начинался дождь. Кратковременный, воды на небесах явно не хватало, да с таким ветром, когда струи несло едва не горизонтально, пяти минут достаточно, чтобы вымокнуть до нитки.

Генералам повезло. Шторм застал их уже в крепости, и они лишь немного посмотрели на буйство стихий, а затем укрылись в апартаментах коменданта. Там уже был накрыт приличествующий случаю стол, собрались старшие офицеры, или, как их здесь было принято называть, – штаб-офицеры. Сиди в приятной компании да слушай завывания ветра снаружи.

– Фрегат! – опомнился Ширяев.

Он единственный из всех был еще и моряком и прекрасно знал, насколько опасна стоянка у берега. Пусть был изготовлен новый волнолом и волнение в небольшой бухте не должно быть чрезмерным, однако мало ли… Как выбросит на камни! Плевать, что не на чем будет вернуться в Азов, даже на корабль плевать. Однако люди!..

– Ничего не будет, – попытался успокоить посланца царя Вейде, однако Ширяев уже подхватил плащ и выскочил из комнаты.

Комендант оказался прав. В крохотной искусственной бухте фрегат мотало, однако явной опасности вроде не было. Вот если бы шторм застал на внешнем рейде, тогда кораблю наверняка была бы крышка. Или – прощальная волна. А тут обязан выдержать. В Карибском море бывало хуже, и ничего, как-то выбирались.

Дождь как раз взял очередную паузу, и Григорий еще постоял, слушая разбушевавшуюся стихию. Видно было плохо, четвертушка растущей луны практически не появлялась из-за низко несущихся облаков.

– Ваше превосходительство! Пойдемте!

– Сейчас! – обычного голоса было не услышать, и пришлось кричать в ответ. Однако не объяснять же, что память услужливо подсказала давние уже времена и другие воды и хотелось удержать это состояние.

Счастливое было время! Гроза испанцев и англичан Командор со товарищи, а над головой – флаг с веселой кабаньей мордой. Случайно сбывшаяся детская мечта на деле несла много крови и грязи, однако была же и подлинная мужская дружба, и не терпящее неженок дело…

Память – капризная штука. Она частенько заставляет забыть нас плохое, и самые тяжелые моменты жизни предстают в романтических тонах.

Или грусть по прошедшим годам? Все-таки тогда все были моложе, а сейчас вроде достигли чинов, положения, однако возраст… Мастер на все руки Ардылов уже фактически старик за шестьдесят. Да и врач Петрович – тоже.

И полузабытое в последний довольно спокойный год чувство бодрящей тревоги. Даже дышать трудно. Или от ветра? Ладно. Хорошего действительно понемножку. Бурю приятнее слушать под защитой стен.

А уже под утро, темное, едва отличающееся от ночи, кто-то резко отворил дверь в выделенную Ширяеву спальню и прокричал:

– Ваше превосходительство! Нападение!

– Что? – привычно взвился Ширяев. – На крепость?

Под мерное завывание ветра спалось крепко, и лишь теперь Григорий расслышал тревожную дробь барабанов, крики, топот ног.

Рука сама захватила лежащую по еще флибустьерской привычке в изголовье шпагу. Жаль, пистолеты заряжать не стал. Все-таки мир, да и не передовая.

Посыльный бурно дышал от скачки ли, от бега…

– На Акманайскую стену! Татары! Много! Полки ведут бой!..

7. Командор. Железная дорога

Несмотря на летнее время и загруженность крестьян обычными сельскохозяйственными работами, к горизонту тянулись шеренги людей. Народ копошился, словно муравьи, таскал землю, копал, и все под суровым надзором редкой цепочки солдат.

Собственно крестьян здесь почти не было. Зона рискового земледелия, где летом день пото́м год кормит и срывать людей с земли чревато последствиями. Как всегда и везде вне зависимости от эпохи, в стране хватало преступников всех мастей. Убийц среди них практически не имелось, еще почти не появлялись всякие легендарные медвежатники и прочий важный криминальный сброд, но воров разного калибра или обычных разбойников водилось в избытке. Чем строить для них тюрьмы и содержать бездельников, власти традиционно приговаривали попавшихся к каторге. Отправлять в Сибирь еще никто не додумался, да и обязательно ли надо в такую даль, если тяжелой работы под боком навалом?

Буквально недавно Петр жаловался мне, мол, маловато у нас еще уголовного отребья, а тут каторги пустуют. Нехорошо. Нет чтобы побаловаться, украсть по мелочам или устроить какой дебош, а потом в полном соответствии с законами поработать на благо государства! Не хотят! Ведут законопослушный образ жизни, лишь бы не внести вклад в царевы дела! Хоть срочно делай приоритетом создание класса преступников.

Хотел посоветовать, но вдруг поймет всерьез и приложит недюжинную энергию?

Для пополнения рабочей силы ловили всяких бродяг и уже без суда отправляли их на ближайшие стройки, верфи, в прочие важные и полезные места. Сейчас таким была едва намечаемая дорога между Санкт-Петербургом и Москвой. Помимо нее имелась масса иных мест, где тоже требовалась рабочая сила. Заводы Демидова, рудники, канал Волга – Дон, наконец, Сибирский тракт. Но дорога между двумя важнейшими городами в данный момент являлась главной.

В использовании бродяг ничего нового не имелось. Когда-то в Англии за бродяжничество просто вешали – когда сами власти согнали людей с земли и тем ничего не оставалось, как скитаться по белу свету. Потом решили, что это разбазаривание людского материала. Ныне бездомных ловят и отправляют матросами на корабли. Точно такая же каторга, как и у нас.

Производство рельсов в необходимых масштабах было еще не налажено. Сколько строилась Николаевская дорога в иных и более лучших условиях? Точно не помнится, но долго. Удастся ли в нынешнем варианте провести ее аналог быстрее? Сомнительно. Предстояло пройти около тысячи километров. Сделать насыпь, где-то прорубить лес, подготовить мосты, выдерживающие немалый груз. Потом – шпалы, рельсы… Когда будет в полной мере налажено их производство и когда будет налажен подвоз. Пока темп изготовления явно недостаточен, да и возить – не на телегах же! По той же железной дороге, вернее, по уже готовым участкам. От Коломны ветка проложена до Москвы, да и от Москвы сюда протянулась на полсотни верст. И отсюда туда – чуть больше.

Угораздило же согласиться помимо прочих дел возглавить еще и эту стройку! Но побывать в ближайшее время в Америке мне не светило, по чину своему я был необходим в европах. Пока не налажены пути отсюда в Новый Свет, любая отлучка туда продлится в лучшем случае года три. А мало ли какая война грянет здесь, и понадобятся мои таланты.

Нет, я не считал себя гениальным полководцем. Однако все-таки и не был худшим – если судить по итогам двух войн, турецкой и Северной. А совмещать должности и дела на данный момент в России принято. Не от хорошей жизни, исключительно от недостатка людей. Меншиков считается кавалеристом, однако является губернатором Лифляндским и Эстляндским, строит на месте Риги Санкт-Петербург, в меру сил и времени занимается флотом, выполняет ряд поручений Петра…

Я тоже был и фельдмаршалом, и числился контр-адмиралом Балтийского флота, и возглавлял или был членом всевозможных коллегий. Это если не считать дел производственных. Одной заботой меньше, одной больше – никакой разницы.

Зато разведку предстоящей трассы я провел с дирижабля, что сразу сэкономило кучу времени. Разметить на местности было уже проще. Главное – не рваться сделать все и сразу, а поделить на участки между всякими пунктами А, Б и так далее – насколько алфавита хватит. Теперь на некоторых из них кипела работа. Та, которую можно считать предварительной. Но по количеству усилий я бы пустяком ее не назвал. Не особо и сложно для мобилизованных каторжан брать побольше, кидать на место, укреплять, а мышцы-то свои.

Какое-то количество шпал и рельс в запасе было, километров на двадцать, может, и хватит – с питерской стороны, с московской намного больше, и если дорогу делать одноколейной. Но по-хорошему надо сразу вести два пути. Главное, без железных дорог России с ее просторами – никуда. Когда железо приходится добывать на Урале, наиболее населенными областями являются европейские, а порт вообще расположен ближе к крайнему западу, поневоле начнешь размышлять: как доставлять товары? А реки все текут поперек пути, иначе можно было бы воспользоваться самым дешевым видом транспорта – водным. На телегах или волоком везти долго…

Железная дорога – это необходимость. И задел на будущее. Хотя бы две линии – от Санкт-Петербурга до Москвы и от Москвы до Урала. Сибирская, этакая КВДЖ, – уже забота потомков. Пока бы обычный тракт там проложить, да всерьез заняться заселением бескрайних пространств. Нам бы основное успеть…

Денег тоже хронически не хватает. Ни в казне, ни у нас. Несмотря на все поступления. Многое из затеянного и осуществляемого принесет отдачу через десятилетия. Поневоле хочется, чтобы Шкипер с ребятами побыстрее нашли в Калифорнии золото. Но там тоже гарантированных несколько лет на выдвижение, создание баз и небольших колоний, наконец, на сами поиски…

– Камушки не забывайте, – напоминаю ответственному за работы гвардейскому сержанту.

И инженеров пока еще нет. Дефицитная профессия. Надо было бы создать аналог Путейного института, только кто там будет преподавать, когда во всем мире ни одного специалиста? Мы сами долго прикидывали последовательность действий и всякие мелочи, на которые никогда не обращали внимания. Понятно, шпалы, к которым строго параллельно надо крепить рельсы. Костыли, вбиваемые в дерево, скрепление металла между собой, сама форма рельсы… Но не прямо же на землю класть сию конструкцию? Земля тоже бывает разная. Болотистая, например. Нагрузки заставят прогнуться все так, что любой поезд кувыркнется. Следовательно, насыпь с галькой. Вроде бы так. А еще всякие стрелки, семафоры, оснащение станций… Опытные участки дороги показали себя неплохо. Каковой будет вся дорога, сказать трудно, но надеемся, тоже продержится. В конце концов, паровозы и дороги – далеко не пик цивилизации. На большее мы замахиваться не собираемся.

– Слежу! – бодро рявкает сержант.

– Справишься с заданием, сразу офицерский шарф получишь, – обнадеживаю я воина.

Переход в офицеры – заветная мечта любого, одевшего форму. Во всяком случае, дворянина. Сколько их сейчас служит рядовыми в ожидании экзаменов, выслуги и вакансий! Когда служба для дворян пожизненна, отставка возможна только за ранами или смертью, особых перспектив для карьеры у большинства нет.

Глаза у сержанта радостно вспыхивают. Вообще-то, по вводимой Табели о рангах, гвардейский сержант и так равен армейскому офицеру, но все-таки…

– Ладно. За этот участок я спокоен, – я отворачиваюсь и двигаюсь в сторону зависшего у земли дирижабля. Целая толпа освобожденных от основного дела работников вцепилась в канаты, помогая удерживать воздушное чудовище. Ветра практически нет, и знай себе, держи и не пущай.

А что будет, когда дизеля окончательно сдохнут? Ардылов постоянно занят их переборкой, но пару дней назад он горестно сказал мне, что один движок починить уже не в силах. Нет в нынешнем времени ни материалов, ни технологий. Без того почти полтора десятка лет эксплуатации, да еще на подсолнечном масле вместо штатной солярки – странно, как долго продержались наши козыри из грядущих веков. Мой бывший раб и вечный мастер на все руки любит порою поворчать и вынести смертельный приговор то одной вещи, то другой, и потому кое-какая надежда, что и теперь он ошибается, пугает понапрасну, есть, только слабенькая, слабенькая. Я же еще в те времена прекрасно усвоил: нет ничего вечного под луной. Нам без того повезло, что смогли сберечь две спасательные шлюпки с «Некрасова», а главное – использовать их двигатели. Они здорово помогли нам в войне с Карлом.

Паровую машину на дирижабль не поставишь, даже электродвигатель потребует таких аккумуляторов, что никакой шар с ними не взлетит. Ничего. Жило человечество столько тысячелетий без авиации и воздухоплавания, проживет еще сотню лет. А там технологии неизбежно разовьются, старт технической революции нами дан, есть надежда, что дизеля появятся раньше, чем в нашей истории. Да и обычные двигатели внутреннего сгорания. А то и нечто покруче. Прогресс не обязательно обязан двигаться знакомой нам дорогой. Вполне может свернуть куда-то, да и пойти по-ленински, другим путем.

– Удачи! Через неделю навещу! – пожимаю я сержанту руку.

Пусть теперь всю неделю не моет. Я все-таки не только капитан-командор флота воздушного и контр-адмирал флота морского, но еще и фельдмаршал. Когда еще сподобится быть удостоенным такой чести! Шучу, разумеется. Только никак не могу заставить вести себя подобно многим вельможам, которые до простых людей лишь нисходят.

Вцепляюсь в шторм-трап и лезу вверх наподобие барона Мюнхгаузена в известном и любимом фильме.

«Когда Луна видна, до нее любой дурак долетит. Господин барон любит, чтобы потруднее».

Вот уж воистину! Хотелось бы пожить легко и беззаботно, да не получается.

– Подготовиться к взлету!

В гондоле самый минимум – второй пилот Бекетов и механик Трепов. Оба из нынешних дворян, сумевших прогрызть гранит науки и доказать, что достойны служить в воздушном флоте Российской империи. Наша компания чересчур мала и загружена делами, чтобы в обычные дни использовать кого-то в качестве заурядного члена экипажа.

Работники снаружи по команде отпускают концы, и дирижабль медленно взмывает в синь небес. Метров через сто подъем почти прекращается. По идее, еще полсотни метров мы понемногу наберем. Водорода не так много, да и балласт пока в полной неприкосновенности.

– Курс – на Санкт-Петербург! – немного торжественно – ритуалы играют немалую роль в любой службе – объявляю я.

Становлюсь на горизонтальные рули. Бекетов уже застыл у вертикальных. Разворачиваем воздушное судно. Мельком думаю: хорошо лететь вдоль размеченной трассы. В иных ситуациях бывало несколько раз, что умудрялись заблудиться. Не сильно, но все-таки…

Дизель мерно тарахтел. В свете поломки другого двигателя невольно возникал вопрос: а этот еще сколько протянет? Нам бы еще лет пять. Ладно, военное применение. Однако частенько требуется быстро перебраться в места более-менее отдаленные, а иных средств, кроме дирижабля, не имеется.

Сверху видно все. Например, что местами толпы народа ведут подготовительные работы. А местами вдоль грядущей дороги нет ни души. Как и должно быть. Не всю же насыпь делать одновременно! Сколько народа потребуется на тысячу километров? И где его взять?

А вот и Санкт-Петербург, фактическая столица империи. Еще немного, и буду дома. Супруга, дети…

Причальная мачта, ждущие нас коляски – электромобиль, конечно, престижно, но на самом деле какого-то выигрыша в скорости он не дает. А по центральным узким улочкам старой Риги на нем вообще ездить неудобно.

Мысли об ерунде оставили меня моментом, едва встречающий нас Ягужинский бросил одно зловещее слово:

– Война!

– С кем?!

– Только что пришло сообщение с юга: татары попытались взять Акманайские позиции. Воспользовались бурей и под ее прикрытием атаковали стены. Местами сумели перебраться, но были отбиты с потерями.

– Потери хоть чьи? – я уже понял, что штурм был отбит, а первоначальная тревога вызвала к жизни привычное зубоскальство.

– Татары потеряли много, – дипломатично ответил Ягужинский. Затем был вынужден признать. – Мы тоже. Схватка была рукопашной, а там…

Разумеется. Махать саблями татары умеют. Добавить темноту, неизбежную сумятицу… Ничего, главное, что позиции удержали. Следующий штурм отбить будет легче. За счет огневого превосходства.

А вот что плохо, теперь Порта обязательно поддержит вассалов и ввяжется в свару. Это не обреченный изначально бунт Булавина. Это уже всерьез.

Как не хотелось влезать в крупную войну! Тут дел по горло, а вместо этого… И противник грозный, что бы ни говорили.

Только все решено без меня. Кысмет, как говорят татары. Судьба…

8. Война

Войны века восемнадцатого, да и последующего девятнадцатого тоже сильно отличаются от войн века двадцатого. Огромные расстояния, которые приходится преодолевать своим ходом, сильно меняют общий темп. Особенно это касается начала кампании. Пока войска развернутся и выдвинутся ближе к противнику, пока будет налажено едва не самое главное – снабжение, проходит столько времени, за которые во Второй мировой некоторые весьма крупные по территории и мощи страны успевали понести полное поражение.

Есть в том и недостатки. Затерянным пограничным гарнизонам помощи приходится ждать очень долго. Зато есть и достоинства – осаждающие подтянут тяжелую артиллерию тоже не скоро, и еще вопрос, кто же окажется быстрее.

Вообще, развертывание длится настолько долго, что порою не требуется заранее составлять план кампании. Все равно успеешь сделать это, пока полки упорно двигаются по немногочисленным дорогам к границам. Да и само выдвижение кажется простым лишь в глазах сугубо штатских людей. На деле войсковые марши – целая наука. Точный расчет пропускной способности дорог, выносливости людей, возведение в случае необходимости мостов и мостиков, определение мест привалов и дневок, организация воинских складов, или, как их принято называть, магазинов, снабжение боеприпасами, продовольствием, амуницией, да мало ли еще чем?

О тактике думают лишь дилетанты. Профессионалы думают о снабжении.

И конечно, нависала мысль о приближающейся зиме. Конец лета – не лучшая пора для начала кампании. Пока войска будут в пути, нагрянет осеннее бездорожье, темп продвижения сразу замедлится, а там настанет время уходить на зимние квартиры. В степях зимой не повоюешь. Даже дров для обогрева не найдешь. Армия растает от болезней, даже не успев ввязаться в бой. Так что основные события поневоле грядут лишь следующей весной, не раньше.

Точно так же обстоят дела с флотом. Прежде чем вывести корабли в море, необходимо сделать столько дел, опять-таки во многом связанных со снабжением, что ни о каких внезапных ударах речи быть не может. Разве что морякам полегче. Им хоть не надо мерять версты на своих двоих. А верст тех порою даже не сотни, а тысячи.

Турки находились в том же положении. Войска разбросаны по трем континентам, их требовалось собрать, снабдить, перебросить к границам… И единственные, кто был готов воевать в любое время, были татары и казаки. И те и другие неприхотливы, мобильны, привыкли подниматься по призыву ли хана, по сполоху ли, обходясь в походе малым. Да и то малое прихватывая по дороге. Но на Дону еще продолжался мятеж Булавина, пусть отнюдь не массовый, однако отвлекающий много сил и вызывающий у правительства невольное недоверие к донцам. А как поддержат Кондратия? Поневоле будешь присматриваться, не замыслили ли что союзники России, относительно недавно перешедшие в разряд подданных?

Хорошо, когда можешь полностью доверять собственным подданным. Девлет-Гирей доверял, и его даже не смутила неудача при нападении на Акманай. Всякое бывает. Уже то, что удалось кое-где перебраться за стену и всласть помахать саблями, дорогого стоит. Давненько крымские татары не брали штурмом укрепленных городов. А уж о крепостях говорить нечего. Потому не беда, что не получилось.

Повторить попытку среди бела дня было невозможно. В памяти многих отважных наездников остались посвист русской картечи и зловещий вой ракет. Зато в запасе имелись иные сюрпризы для старых врагов. Против крепости был оставлен крепкий заслон, не так много там русских. Если попытаются выйти и продвинуться в глубь полуострова, можно будет их легко обложить со всех сторон и дальше бить частями. Это за стенами солдат не возьмешь, а на местности, да еще хорошо знакомой, даже огнестрельное оружие решает не все и не всегда. Если вылезут, значит, Аллах велик и счастье на стороне местных жителей.

Потом, когда султан Оттоманской Порты блистательный Ахмед Третий, да продлит милостивый Аллах дни его, пришлет в помощь непобедимых янычар с артиллерией, можно будет разрушить стены ядрами, ворваться на ту сторону и наконец-то сбросить гяуров в пролив. Нечего им делать на чужой земле. Пока же пусть посидят, подождут неминуемой смерти. Недолго осталось.

Главным же сюрпризом для русских было осуществление давней мечты, которую приходилось откладывать год за годом. Проще говоря, набег. Конные массы прирожденных наездников бодро и радостно устремились к Перекопу, чтобы проскочить горлышко полуострова и выйти на простор. Там, за степями, лежали малороссийские деревни и города. Кому добыча – серебро, а кому и ремешок. Лишь бы был кожаным. И что с того, что Кефе захирела? Узнают купцы о пригнанном полоне, сразу явятся.

Воодушевление было огромным. Отцы кормились с добычи, деды, прадеды… Да и сейчас те, кто постарше, не раз и не два в не столь давние времена неслись степью за гяурами.

Никаких наблюдательных русских постов возле перешейка не было. На таком расстоянии от своих разведка в виде застав являлась бы самоубийством, а в виде разъездов была просто невозможной. Татары уступали регулярным частям, как уступали те же казаки. Но в индивидуальном плане подготовка была повыше любого солдата, а по части подкрасться, нанести удар исподтишка, равным им почти не было. Специфические методы войны оттачивались веками. Долгий марш по безлюдным местам, обложение выбранного объекта. При необходимости – ликвидация вражеских дозорных. Лихой налет, грабеж, а затем – стремительный уход, пока противник не перекрыл пути отхода и не пустился в погоню.

Все всадники одвуконь, лошади, втянутые в работу. Прямо на ходу меняешь скакуна и мчишь себе дальше. Туда, где ждут добыча и слава.

Столько лет без войны, простые наездники давно в бедность впали. Даже хану приходится не сладко…

Как главная база флота на юге Таганрог никуда не годился. О чем Петра не раз предупреждали и Кабанов, и Сорокин, и многие другие адмиралы. Это был не более чем компромисс. Азов являлся крепостью и никаких бухт не имел. Керчь была расположена очень неудачно, никакой закрытой бухты рядом не было, и вообще не годилась для стоянки. Любой крупный шторм грозил разметать корабли, выбросить их на сушу, уничтожить эскадры без всякого боя.

Тут подошла бы Ахтиарская бухта, место, где позднее возник Севастополь, однако Крым был татарским, находился в вассальной зависимости от Оттоманской Порты, и даже заикаться об аренде территории было глупо. Отвоевали Керченский полуостров – и то хорошо. Все базы на враждебной земле, и выход из моря Азовского в море Черное.

Теперь оставалось воспользоваться этим выходом. Но Дон к концу лета обмелел, осадка кораблей не позволяла пройти рекой в полном грузе, а как итог – пришлось снимать с небольших линкоров и фрегатов артиллерию, все припасы, оставлять минимум команды и с черепашьей скоростью сплавлять корпуса кораблей к Азову. Туда же тянулись баржи со всем необходимым для вооружения, плавания и боя.

Без того имеющиеся линкоры выходцы из будущего называли «карманными» на манер известных немецких Второй мировой. Как-то несерьезно маленькими выглядели корабли. Соответственно, меньше по размеру были и фрегаты, и лишь галеры являлись вполне нормальными для своего класса. Или – почти нормальными.

Иное дело – Балтика. Но там изначально море, а тут какой-то полуречной-полуморской флот. Для реки крупноват, да и соответствующего противника не найти, для моря слабоват, однако.

Какой есть… Не все корабли плохи. Да и славу им создают команды…

– Прикрытие Санкт-Петербургу необходимо оставить в любом случае, государь, – Кабанов отставил руку с дымящейся трубкой. – Речь Посполитая рядом, а там вечные смуты. Решит сегодня Сейм низложить короля и выбрать другого, вот политика и поменялась.

– Не столь сие просто, – отозвался Петр.

– Примеры были. Интересы у разных групп шляхты разные. Кое-кто наверняка до сих пор в нашу сторону косится да считает, что мы у них из-под носа целый край увели. Который они уже считали своим. Не говорю про Курляндию, та вообще вассалом Польши была. А ну как горячие головы решат исправить историческую несправедливость? Момент подходящий, Турция – противник серьезный. У них тоже реформы идут, армию усиливают и в порядок приводят. С наскока не победить. Это поляки так и пребывают в прошлом со своим шляхетским гонором. Никак не могут взять в толк: времена дворянских ополчений уходят в прошлое. Победу будет определять исключительно регулярная армия. Хорошо обученная, дисциплинированная, поставленная на правильных началах. Пусть индивидуальная подготовка солдата похуже прирожденного рубаки, однако вместе все – сила. Скоро наши соседи будут опасны лишь для себя. А для других – лишь привнесением бардака в устоявшийся порядок. Но чтобы не привнесли, меры принимать необходимо.

Петр недовольно шевельнул усами. Он хорошо помнил о многочисленных войнах с соседями, о них рассказывали все старики из бояр. Однако Августа русский царь привык считать другом, многократно поддерживал венценосного собрата в трудные минуты, да и вообще не видел смысла в польской войне. Турция – иное дело. Ладно, что мусульмане. Но теперь, утвердившись на берегах Балтики, Петр понимал: Азовское море – всего лишь лужа. Нужны нормальные порты на Черном море. Да и Константинополь – разве это не православный в далеком прошлом град?

Но фельдмаршал был прав. Это до Москвы полякам топать и топать. Санкт-Петербург лежал к границе намного ближе. Пусть город непрерывно укреплялся и в его окрестностях развивалась сеть крепостей, только, сидя под защитой укреплений, войны не выиграешь. А заберешь отсюда войска, кроме непосредственных гарнизонов, потом перекинуть обратно полки можно не успеть. Наступит бездорожье, а расстояния от юга такие – несколько месяцев пройдет, прежде чем полки смогут вернуться.

Жалко было созданного. Один раз шведы чуть не взяли город. Конечно, враг был более умелым, не чета шляхте, и все-таки… Тут же и предприятия, и верфи, и, главное, большой порт, через который идет основная часть торговли. Теперь же, в связи с войной с Портой и закрытием проливов, вся торговля.

Большая страна – протяженные границы. И возле каждой приходится держать армейский кулак. А в случае войны выдвигать против неприятеля лишь какую-то часть сил, изначально ставя себя в скверное положение. Вот если бы удалось обрушиться на турок всей мощью!

– И еще. Надо определиться с целями войны, раз уж нам ее навязали. Большая цель, если все пойдет хорошо, и малая – если война будет закончена раньше. В качестве малой я предлагаю захватить Крым. Это сразу даст безопасность южным землям. Там земля хорошая, поселим севернее полуострова людей, столько хлеба появится! И опять-таки возможность нормального базирования флота.

– А большая? – после побед над шведами император стал самоуверенным и любое дело ему казалось по плечу. – Взять Константинополь?

– Хотелось бы. – Кабанов поневоле вспомнил, что, несмотря на ряд победоносных войн с Турцией, столицу захватить так и не удалось. Пару раз войска застывали едва не в шаге, однако вмешивались европейские державы, менялась обстановка, и наступали мирные переговоры. А в Первую мировую, когда захват Константинополя стал неизбежным, либералы нанесли империи удар в спину. – Только, боюсь, ничего не получится. С моря он нам сейчас не по зубам. Нужен более мощный флот, нужен опыт больших десантных операций. Всего этого пока нет. А с суши далеко он. По пути столько крепостей! Да и потом, требуется перевалить через горы. А опыта действий в горах у армии нет. Русский человек – равнинный. Конечно, попытаться можно, однако пока за результат не отвечаю. У нас вообще нет плана кампании. Но Крым в данный момент мне кажется основным. И еще – отодвинуть границу к Дунаю. А дальше посмотрим. Еще и Кавказ имеется. Только связываться еще и с ним не хочется.

– Кантемир посланника прислал. Обещает всемерную помощь, – напомнил император. – И прочие христианские народы нешто не поднимутся против турок?

– Может, и поднимутся. Может, и нет. Они уже привыкли под чужой властью жить. Лучше пока особо ни на кого не рассчитывать. Посмотрим.

На помощь Кабанов не надеялся. Подробностей Прутского похода он не знал, как-то не интересовался в свое время, зато прекрасно помнил, что освобожденная ценой сотен тысяч жизней и титанических усилий Болгария в благодарность выступила против России в двух мировых войнах, а после краха социалистической системы радостно вступила в НАТО.

Лучше всего полагаться исключительно на себя и не забивать голову благотворительностями в пользу чужих стран и народов. Хотелось бы расширить Россию до естественных пределов вплоть до греческих архипелагов. И Константинополь необходим в целях стратегических. Проливы прикроют весь юг России, Черное море превратится во внутреннее. Никаких Крымских кампаний в будущем. Только это задача грядущих десятилетий. Сил пока для подобных замыслов не имеется. А государству остро необходим мир. Главная задача на время ближайшее – обеспечить рост промышленности, проложить ту же железную дорогу, вообще, дать стране спокойно и быстро развиваться. Вон англичане уже стали строить у себя аналогичные заводы, с их предприимчивостью могут скоро догнать и обогнать. Все секреты простейшие, вполне возможные при нынешнем уровне. Скоро к промышленной гонке присоединятся Голландия, Франция, немецкие княжества… Изначальный уровень у них повыше, чем у нынешней Руси. Вот и гадай, чем все закончится?

Не нужна сейчас России война. Хотя бы еще лет десять мира. Без потрясений и лишних трат на военные нужды. Ну, разве обезопасить южные границы. Начало восемнадцатого века на дворе, а татары до сих пор ведут себя, словно при Батые. Война с ними – и не война. Контртеррористическая операция…

9. Из дневника Сергея Кабанова

Я никак не мог решить, где нанести первый удар. Да, я прекрасно знал, что войны с Портой нам не избежать. Весь вопрос лишь в дате ее начала. Противоречий между государствами накопилось очень много. Наш сосед на юге поглотил чересчур много земель, но это еще ладно. Гораздо хуже, что султаны крышевали крымских татар, а можно ли терпеть постоянные набеги? Когда вся Малороссия живет в постоянном напряжении и терпит огромные убытки, в том числе – и людьми, когда пустуют отличные земли, поневоле приходится принимать меры против налетчиков. Договориться раз и навсегда с татарами невозможно, не тот народ. Остается присоединить Крым к России и хоть так решить проблему.

Но – хотелось бы немного отложить до лучших времен. Оттоманская Порта переживает очередной взлет, всякие реформы и прочее. По населению она превосходит Россию, да и действовать им предстоит на знакомых землях. Нам же остро необходим мир для решения иных проблем. Если бы против были одни татары, я бы первым выступил в роли поджигателя очередной войны. Дело уже привычное.

По моим прикидкам, в данный момент реально было задействовать два десятка пехотных полков и вдвое меньше – драгунских. Не считая гарнизона Керченского полуострова, флота и казаков. Плюс – сил Мазепы. Малороссийские войска до сих пор не были организованы на общем основании и представляли собой те же казачьи полки с довольно невысокой дисциплиной. Обычные иррегулярные части с присущими им недостатками. Я несколько раз порывался распустить их или превратить в нормальную армию, и каждый раз мешало не одно, так другое. Включая моменты политические. Хотя сам факт наличия иной, собственной, армии меня раздражал. Донские казаки – другое. Они принесут еще немало пользы, главное – проводить правильную политику с этим конгломератом разных народов, некогда заселившим Дикое поле. Дивный сплав воинов и работников в одном лице, идеальная стража границ в дни мира, разведчики и партизаны в дни войны. Их я намеревался оставить. А вот зачем собственные войска гетману – упорно не понимал. Армия должна быть жестко централизована. Или на хрен она вообще нужна?

Полки лишь выдвигались из разных городов. Держать их компактно в мирное время не позволяли хотя бы те же проблемы со снабжением. Доставить все необходимое по российским расстояниям – это как минимум прежде надо создать сеть железных дорог. А еще устроить повсюду казармы, чтобы и население избежало тягот постоя, и круглый год была возможность заниматься боевой подготовкой. Но пока казармы построены или строятся лишь в Прибалтике, где поневоле постоянно приходится держать сравнительно крупную группировку. Кое-какие – в крупных городах. И понятно, в крепостях юга, вроде того же Азова или Керчи.

Основные действия поневоле начнутся лишь будущей весной. Этот год станет разминочным. Турки тоже крыльев не отрастили, добредут до границ не скоро. Но, по логике, они вполне успеют перебросить какие-то силы в Крым. Морем это сделать просто. Передвинут флот из Средиземного моря, посуды у них хватает. По крайней мере, на месте визиря я сделал бы именно так. Любой ценой сбросить нас с Крымского полуострова, пока то же самое, но уже с татарами, не проделали мы. А имеющихся на месте сил хватает лишь для гарнизонной службы. На месте же татар самым разумным было бы немедленно пуститься в набег. И практично, и прибыльно, и есть надежда нанести удар и уйти, пока их еще не ждут.

Предупреждение Мазепе мы уже отправили. Раз он в Малороссии главный, пусть организовывает оборону своих сел и городов. В его распоряжении помимо своих войск еще четыре пехотных полка, даже не считая тех, кто прибудет несколько позже. Какие-то направления прикрыть вполне реально. Татары тоже люди, должны примерно идти проверенными путями.

Петр с Шереметьевым и Меншиковым возглавили войска, идущие к границе. Туда мы направляли главную армию, и потому присутствие императора было желательно именно там. Сам я спешно отправился в Таганрог. Дирижабль был оставлен Флейшману, раз он теперь отвечал за прокладку железной дороги. Я же по старинке мчался на перекладных в сопровождении немногочисленной свиты. Из наших со мной был Сорокин. Вернее, не со мной, а передо мной – он выехал на юг немедленно по получении известия. Да еще Ширяев так и застрял в Керчи, раз того требовали обстоятельства. Хотелось прихватить с собой свой любимый Егерский полк. Однако пока он пешком доковыляет до Крыма, война там может закончиться. Им идти минимум два месяца, а за такой срок может случиться всякое. Гораздо проще действовать тем, что окажется под рукой. Как там у Суворова? «Глазомер, стремительность, натиск». Промедление на войне чревато если не смертью, то утратой инициативы. Вопрос прост до элементарности: кто раньше высадится в Крыму, мы или турки? Меня постоянно терзала мысль: сам ли Девлет-Гирей устроил провокацию с нападением, и теперь Диван защищал своего вассала, или все было проделано с ведома Ахмеда Третьего?

Если последнее, то султан обязан был заранее обеспокоиться переброской войск на помощь нерадивым подданным. Янычар в районе Константинополя хватает, всех делов – сосредоточить корабли, а уж пересечь Черное море проблем нет. Когда-то князья на ладьях ходили под Царьград, а нынешние парусники намного надежнее, да и быстроходнее. Думаю, недели вполне достаточно, чтобы высадить пару десятков тысяч янычар в нескольких действующих портах. А то и больше. Кто их, басурман, вообще считает? Толпу туда, толпу – сюда…

Врагов лучше бить поодиночке. Успею разобраться с татарами, тогда и с турками справиться будет легче. Им же прибавится трудностей, которые так любил незабвенный барон. Высадка под обстрелом с берега – разве это не прекрасная возможность проверить свои качества в бою?

Но чтобы обеспечить противнику сию приятственную возможность, нам надлежало поспешить. Где вы, времена моторов и воздушно-десантных войск?

А Егерский полк я все-таки направил в Воронеж. Перекладными, в смысле, с мобилизацией всех доступных подвод и сменой лошадей по деревням. Глядишь, время в пути и сократится не в три, так хоть в два раза.

Но в три все-таки лучше.

Сорокин сделал главное. Он сумел вывести из Таганрога все, что только могло плавать. Но вывел полуфабрикатами – все это еще требовалось окончательно снаряжать в устье Дона. Опять потеря времени, неизбежная при использовании для морского флота речного порта.

Но галеры и скампавеи шли вполне нормально и даже, за счет снятых пушек и боеприпасов, перевозили солдат. Таким образом, у Азова оказались сразу два пехотных полка. Да плюс – собственно Азовский. Нижегородский и Тверской драгунские подошли туда своим ходом. Отдельным отрядом к ним присоединились три казачьих во главе с моим старым знакомцем Лукичем. Еще три пехотных и два драгунских должны подойти позже по совершению долгого марша из пунктов постоянной дислокации.

– Кондрат ушел в степи, – сообщил мне казачий полковник. – С ним чуть больше тысячи казаков, большей частью из пришлой голытьбы, да его верные люди. Поднять Дон не удалось, мы решили хранить верность присяге. Долгорукий преследует мятежников, пока без особого толка. Разве что те вынуждены постоянно убегать.

– Догонит, – вздыхаю я. Уж за брата князь отомстит. Да и те самые верные станичники с готовностью выдадут вожака, выкупая жизни. Поднять народ не удалось, мятеж остался мятежом, не превратившись в восстание. Крысы всегда сбегают с тонущего корабля. Да и сам Булавин в свете нынешней войны не только мятежник, но еще и изменник. Тем более война с извечным врагом и как бы не только за свою землю, но и за веру отцов. – Плохо лишь, что войска пришлось отвлечь.

– Там не только войска. Наши станичные полки тоже присоединились к погоне, – уточняет Лукич. – Мы царю верные помощники.

С некоторыми оговорками, хочу добавить я, но не добавляю. Может быть, так и надо – служить России, но оставаться относительно независимым и не гнуть спину?

– Куда пойдем? На Кубань? – интересуется Лукич.

– В Крым. Проторенными тропами. Не все же ханы промотали! Будет нам знатная добыча. Но и повоевать за нее придется.

– Повоюем.

Лукич доволен. Казак не только воин, он еще и добытчик и никогда не упустит шанса чего-нибудь отвоевать или спереть.

– Только на сей раз ограничиваться Кафой не станем. Нам необходим весь полуостров. И не временно, а на века. Бахчисарай – тоже. Говорят, нормальный город.

– Весь так весь. – Лукич не удивляется. Он еще после первого рейда уверен, что со мной все по плечу. – Когда отправляемся?

– По готовности.

Пока подводит флот. Несмотря на титанические усилия, выйти могут лишь те корабли, которые до войны стояли на рейде у Азова. А это три фрегата, пароходы и немного мелочи. Все прочие лихорадочно вооружаются и принимают необходимые припасы.

Получив выход к Балтике, Петр порядком охладел к созданному для борьбы с турками флоту. Сознание, что выходить ему собственно некуда, привело к отказу в строительстве новых кораблей. Да и откуда взять деньги сразу на все?

Была тут и моя вина. Уж я-то обязан был знать, что следующая война вспыхнет здесь. Соответственно, перегруппировать изначально силы, уделить должное внимание флоту, создать на юге запасы всего необходимого. Но в памяти крепко засела дата неудачного Прутского похода – тысяча семьсот одиннадцатый год. Вот и думалось, будто впереди ждет спокойная пятилетка. Только история раз поменялась и отныне следовала несколько иным путем.

– Вот что, Лукич, наверно, я вас переправлю первой партией. Надо солдат еще погонять да проверить, что умеют да знают. Но уговор – по нашу сторону стены никого и ничего не трогать.

– Это понятно, – кивает казак.

Мне кажется, он слегка огорчен. В глубине души донцы считают себя особым народом и не против пограбить даже своих.

– Тогда договорились.

Собственно, это не просьба, а приказ. Кажется, мой давний соратник понимает все правильно, но на всякий случай уточняю.

– Пойманных повесим на месте.

На этом разговор заканчиваю. Хотелось бы поговорить по душам, вспомнить славные деньки, однако на лирику, тем более – хмельную, нет времени. Согласно указу, я отвечаю сейчас за все. За армию, за флот, наконец, за Керченский полуостров. Мои заместители соответственно Сорокин, Клюгенау с Ширяевым и Вейде. Последнего знаю очень мало, однако надеюсь, что удержать крепость и перешеек он сумеет. А больше от коменданта не требуется.

– Думаю, через неделю эскадра будет полностью готова, – сообщает мне Сорокин.

– Долго, – качаю головой. – Морякам еще хоть какие-то учения провести надо. Это же не балтийцы с их сплаванностью. Тут привыкли, что несколько кораблей гуляют от Азова до Керчи и обратно, а прочие морячки баб на базах тискают.

Мэри со мной нет. Воинственная супруга после рождения детей больше внимания уделяет потомству, чем мне. Не верится, но даже уговаривать ее остаться практически не пришлось. А вот Петр, знаю точно, прихватил свою новую возлюбленную с собой. Он царь, ему можно. Мне одному намного легче. Раз солдаты вынуждены обходиться без женских ласк, то и генералам не годится выделяться из воинского коллектива. Да и мешают женщины в походе, если честно. Половину Северной войны Мэри провела со мной, а в итоге я вынужден был хоть немного заботиться о ней да изредка еще уделять внимание. Пусть подруга все понимала, а кое-где даже помогала, однако без нее я чувствовал себя намного спокойнее и свободнее. Война – дело мужское, даже если твоя жена была когда-то весьма известным пиратским капитаном.

– Надо. Но кое-что проведем по дороге.

С десантом на борту, когда присутствие команд делает условия существования невыносимыми. Возможные же катастрофы из-за какой-нибудь глупости вроде столкновения вообще будут иметь фатальные последствия. Хотя на пути в Керчь можно ограничиться лишь самым общим и необходимым.

– Ты экзамен у капитанов и офицеров прими, – советую я. – И хотя бы небольшое учение прямо рядом с Азовом. По мере вступления кораблей в строй. Отправлять в Керчь будем партиями. Нам в первую голову обязательно необходимо усилить сухопутную группировку. Как понимаю, сюда турки сразу не пойдут. Им интереснее и важнее наш гарнизон в Керчи уничтожить.

– Сделаю.

Я доверяю Косте как себе. Когда прошел с человеком все Карибское море, поневоле иных чувств испытывать не станешь.

Хорошие были времена! Тогда мы отвечали лишь за себя и за тех, кто шел под Веселым Кабаном. Лишь лихие налеты без всяких масштабных кампаний. Поневоле позавидуешь тем, кому не суждено было взлететь вверх по карьерной лестнице.

– Что с припасами?

– Сухарей, круп и муки достаточно. С солониной хуже. Половина бочек протухла. Теперь будем менять. Да и часть пороха подмокла. Итог – после погрузки останемся вообще без запаса. Хранили его плохо.

– Найти виновного, – что-то я стал безжалостен вполне в петровском духе. Но Петр чаще грозится карами, чем реально вешает зарвавшихся дельцов. Заменить их все равно некем. Новые лучше не будут. Я уже не говорю про ближайших сподвижников, порою запускающих ухватистые руки в казну.

Да и я казнить никого не собираюсь. Тут же куча причин. Ну, не имеет понятия человек, как надо хранить черный порох! Протекающая крыша, повышенная влажность, скверная тара – причин может быть столько! Мы же сами не обновляли пороховые склады, отправляя все на запад. С солониной еще проще. Это же не консервы в металлической упаковке, да еще для гарантии смазанной сверху солидолом. Просто сильно просоленное мясо, которое обязано испортиться, и весь вопрос лишь – когда? Срок хранения весьма приблизителен, одна бочка может простоять полгода, другая испортиться через пару недель. И разумеется, все начнут валить один на другого. Мол, понадеялся, а тот виноват. И так по кругу.

Но разобраться и наказать надо. Пусть виноватые восполнят утраченное за собственный счет. И вот такими делами приходится заниматься большую часть времени…

– Вот что, Костя, придется отправлять подразделения партиями. Все, что может держаться на воде, загрузить – и в Керчь. Нам главное – не опоздать…

10. Ярцев. Морские дороги

– Не понимаю, как можно здесь жить? – Жан немало побороздил моря и под Веселым Роджером, и под Веселым Кабаном. Теперь он стоял рядом с Ярцевым и озирал гигантскую бухту. – Красиво. Но насколько холодно! А еще лето. Что будет зимой?

– Зимой здесь теплее, чем в Москве, – заметил Шкипер. – Вулканы, гейзеры, теплые течения… Бухта не замерзает.

Но как здесь жить, он тоже не понимал. Очень далеко от цивилизованных мест, да и действительно довольно холодно для лета. Вроде август, а по погоде – натуральная осень в районе октября. Только очень уж удобное место для базы и дальнейшей экспансии. Лучше на всем восточном побережье не найдешь. Еще бы придумать, как с наименьшими издержками подвозить сюда запасы! Хлеб на Камчатке не растет, максимум – можно развести огороды. А плодами огорода не прокормишься. Как и охотой с рыбалкой. Последние чересчур ненадежны. С неудачей может легко наступить голод. Необходимо завозить сюда зерно. Куда без хлебушка?

Напоминание о зиме заставило Жана передернуться. Теплолюбивому французу русские зимы давались тяжело. Особенно когда основная часть жизни прошла в Карибском море, где холодов не бывает по определению. Бывший флибустьер и сейчас был одет тепло, только руки без перчаток.

– Здесь самое удобное место. Остальные бухты замерзают. Устроим небольшую крепость со стоянкой для кораблей и сможем спокойно двигать дальше. По цепочке островов до Нового Света, а там уже спустимся на юг.

В отличие от основной части экспедиции, горстка принявших в ней участие былых джентльменов удачи знала о главной цели. Этот народ умел держать язык за зубами. Если же было невтерпеж, то можно было разговаривать в своем узком кругу. Тем более остальные матросы французского по понятным причинам не ведали. Но там люд был подневольный, на флот попавший по рекрутским наборам, а бывшая вольница служила, как сказали бы позднее, по контракту. Да и им перед отправлением Командор лишь намекнул: в конце пути может ждать золото. Если они сумеют его найти. И – разумеется, некая доля в возможной добыче.

Жан вздохнул. Путь на юг ему казался очень долгим. Нет чтобы сразу взять курс через Тихий океан и двигаться к цели! Но умом моряк понимал: не настолько все просто. Морское счастье переменчиво, а в тех краях среди бескрайних просторов даже островов очень мало. Наверно, действительно лучше не пересекать океан, а методично двигаться вдоль берега, прежде – на север Нового Света, потом спускаться к югу.

Долго, но ведь и речь идет не о набеге…

Ярцев тем временем оглядывал окрестности. Чуть в стороне вовсю шло строительство острога. Небольшая крепость, внутри – склады, пара присутственных домов для начальства, дома для первых жителей, казармы… Матросы и казаки работали споро. Еще неделька, и основные постройки будут завершены. По отсутствию в здешних краях серьезных врагов особые укрепления не требовались. Как и артиллерия. Вполне достаточно штуцеров и обычных фузей. Да и то больше для охоты, чем для боя. С кем здесь воевать? Если с местными племенами, то стрелкового оружия хватит за глаза. Но вроде особой воинственностью аборигены не отличаются, стычка с ними – уже самый крайний случай. Главным врагом следует признать природу с ее климатом и неизбежными лишениями. Но от цинги выгружена квашеная капуста и порядочное количество чеснока. В ближайшие дни должны подойти из Охотска еще два новеньких пакетбота с солониной, мукой, крупой и кое-какими мелочами. Дождаться их, и можно двигаться дальше. Пока лето не закончилось и погода позволяет. Авачинская бухта – лишь один из опорных пунктов. Надо создавать такие же на островах, а желательно и на Аляске. Хотя там в эту навигацию уже не успеть. Вроде времени было навалом, но нет же, блин. Куда-то все улетучилось, и вскоре предстоит зимовка.

Сколько их будет в этом краю? И очень плохо без связи. Пока курьер домчится до другого края земли, любая новость устареет.

Пит проглядывал присланные бумаги не спеша. Он делал это уже в третий раз. И официальное сообщение из Адмиралтейства, и персональное письмо дядюшки, занимавшего важный пост. Такие новости требовалось хорошенько переварить и изучить.

До сих пор практически все внимание адмирала было поглощено войной. Конечно, Питу хотелось бы вернуться в Европу и проявить свои таланты на одном из главных театров любимой человеческой забавы. Однако, по мнению некоторых лиц из числа весьма влиятельных в Англии, провинившемуся знатному лорду пока следовало отбыть некое подобие ссылки в Новом Свете. И лишь когда все окончательно забудется, вновь занять подобающее место в обществе.

Там, в цивилизованных краях, маршировали армии в разноцветных мундирах. Порою сходились в генеральных баталиях, устилали поля погибшими на поле чести. В прилегающих к Европе морях гремели пушки и стлался пороховой дым. Прекрасные времена, дающие множество поводов для отличий.

Здесь формально тоже шла война, только какая-то карликовая. При бескрайности территорий ни у одной державы на континенте не имелось крупных армий. За таковые выступали крохотные отряды в лучшем случае из двух-трех неполных рот. Единственным исключением являлась Испания, имевшая реальные силы, но и те были разбросаны по всей Южной и части Северной Америки, на многочисленных островах, где составляли гарнизоны и в сражениях практически не участвовали. Зато порою не без успеха действовал испанский флот. Впрочем, из всех моряков больше всех отличий выпало немногочисленным, однако весьма умело действовавшим французам. Они умудрялись периодически блокировать порты противников, ставили под удар коммуникации, порою в энергичных штурмах приморских городов брали неплохую добычу. Пит пытался противодействовать врагам, только ему никак не удавалось предугадать цель следующего удара. Имелась в послужном списке парочка удачных схваток с отдельными неприятельскими кораблями, даже бой с небольшой, из трех вымпелов, эскадрой, только это же мелочь.

На суше схваток, в общем-то, тоже хватало. За неимением своих солдат в потребных для войны количествах англичане постоянно использовали в качестве союзников ирокезов, создавших союз ирокезких племен, так называемую Лигу. Еще прежние владельцы мест, голландцы, стали продавать краснокожим союзникам ружья, и англичане продолжили традицию. Благо на первом этапе цели белого человека и дикарей совпадали. Ирокезы вовсю старались уничтожить всех прочих индейцев в округе и весьма неплохо преуспели в этом. Соответственно, те самые уничтожаемые индейцы поддерживали французов, ибо больше деваться им было некуда. Практически все боевые действия сводились к бесконечным стычкам между племенами да к разорению мелких факторий и поселений. Особо не отличишься.

Новое поручение давало простор для самых смелых дел и обилие наград в случае успеха. Влиятельным родственникам наверняка пришлось немало потрудиться, чтобы выбор начальника секретной экспедиции пал именно на Пита. Оставалось решить, надо ли радоваться поручению?

Сообщение давало Питу немалые права. Ему даже предоставлялся выбор пути: сухопутного или морского. Под экспедицию даже выделялись деньги. С точки зрения Пита и с учетом цели, могли бы выделить и больше, однако лорды не желали рисковать. Как получать прибыль, сразу набежит толпа, но что-то дать для этого – вокруг никого.

Лорд думал. Да, предприятие сулило немалый успех в случае удачи. Однако и множество преград на пути, а равно – вероятность пустышки в его конце. И все-таки рискнуть стоило. Хотя бы ради того, чтобы отомстить Санглиеру. За действиями русских стоит именно он, удачливый и в войнах, и в любви человек, который увел от Пита законную жену, а перед тем убил родного брата. Отомстить ему Пит считал самым важным долгом на земле. Любым путем. Теперь подвернулась такая возможность.

Решено. Надо взять на себя миссию. Где предполагаемый район? Далековато, однако. И как туда добраться? Сроки оговорены, в течение года. Раньше никак не выйдет. Пока соберешь все необходимое для дальней экспедиции, а потом сама дорога.

Если двигаться по суше, придется пересечь весь континент. Причем практически весь путь будет лежать по Великим равнинам, а в его конце надо будет преодолеть горы. Но горы еще ладно. Можно найти каких-то проводников, которые укажут доступный путь. Гораздо хуже равнины. Как известно, они населены множеством различных воинственных племен, находящихся в постоянной войне друг с другом. Равно как с любыми пришельцами в тех краях. Кого-то, если хватит на то времени, удастся стравить между собой, сделать временным союзником, однако не всех. То есть часть пути придется проделать с боями. И все это с тяжелой ношей, ведь поневоле придется тащить с собой очень многое. Когда между тобой и цивилизованными местами пролягут тысячи миль, в случае нужды достать что-нибудь необходимое станет невозможным. Еда – ладно. Всегда есть возможность прибегнуть к охоте, наконец, обменяться с местными. Но как быть с запасным оружием, с порохом, свинцом? Всего этого в глубине материка или на противоположном берегу ни за какие деньги не достанешь. Следовательно, необходим весьма большой обоз, который, в свою очередь, потребует сил на охрану и уменьшит скорость отряда.

Если же избрать морской путь, то придется спуститься вдоль захваченной испанцами Южной Америки, обогнуть ее, вновь подняться… Учитывая, что Испания – единственная держава, имеющая постоянный флот на Тихом океане, и что в данный момент идет война, в которой она выступает на стороне противника… Или являющаяся противником. Какая разница? То есть в любом случае вероятны бои, на сей раз – морские. И берега на всем протяжении надо считать враждебными. Разумеется, там масса свободных территорий, это не Европа, где все места у воды заняты людскими поселениями. Вполне реально найти места для скрытых стоянок. Ведь в любом случае необходимо килевание кораблей, доставка на борт свежих продуктов и воды, наконец, хоть какой-то отдых людям, стиснутым на тесных палубах. Дрейку было намного легче. В те века Испания еще не настолько укрепилась, и хоть какая-то часть пути напоминала прогулку. Насколько можно говорить о прогулке применительно к морскому путешествию практически в незнакомых водах. Сейчас же все будет намного труднее.

Зато больше будет перевозимого груза. Не надо беспокоиться о лошадях и их замене, починке телег, да и мало ли о чем! В трюмы вмещается многое. Отсутствие же животных хорошо с той точки зрения, что не надо заботиться о них. Питу, как моряку, пешее путешествие казалось безгранично трудным. Но ведь и морское несло в себе столько опасностей…

Не получится оставаться незамеченным на всем пути вдоль континента. По случаю войны испанцы обязаны наблюдать за морем. Вдруг оттуда появятся боевые корабли противников? Потому при обычной своей безалаберности иберийцы должны повсюду расположить посты слежения, а в придачу к ним высылать в дозор корабли. Ну, пусть не везде, однако в ключевых точках. Если бы Питу было приказано заняться уничтожением противника на море, дело одно. Только, прорываясь с боем, он неизбежно привлечет внимание к экспедиции. Лучший случай – цель достигнута, залежи обнаружены, и тут появляется испанская эскадра…

Время решить, разумеется, пока есть. И все-таки…

11. Ширяев. Керченский полуостров

В трех полках по штатам было около шести тысяч человек. На семнадцать километров крепостной стены – сила вполне достаточная, да еще усиленная артиллерией. Триста человек на километр – куда уж больше? Да еще когда каждый третий вооружен штуцером. Беда была лишь в том, что сила та, как часто водится, числилась лишь на бумаге. Реально некомплект был больше чем в полторы тысячи. Солдаты болели в непривычном климате, кое-кто умирал. Продолжительность жизни была невелика, лекарств практически не имелось, и смертность была высокой и на гражданке, и в армии. Причем независимо от страны. Или почти независимо. Где-то могла грянуть эпидемия, тут, на Руси, хотя бы бани имелись, а чистота – необходимейшее условие здоровья. Если не брать Крайний Север, где жить практически невозможно. Принятые по настоянию Петровича меры в виде кипячения воды, тщательного контроля над пищей, всевозможной профилактики до конца решить проблему не могли.

Ночной бой с прорывом укреплений тоже отнял немало воинов. Рукопашная схватка, да еще в темноте – вещь сложная и почти непредсказуемая, а размахивать саблями татары умели. Убитых, а больше раненых насчитывалось около тысячи, а в итоге получалось, что реально гарнизон Акманайской позиции составляет чуть больше половины предполагаемого числа. По прикидкам Ширяева и Вейде, для обороны этого в общем-то хватало. Главный упор делался на артиллерийский огонь и ракеты, стрелки – это уже крайний случай, если противнику удастся доскакать до стены. Но помимо перешейка имелось морское побережье. Если турки отреагируют быстро, что помешает им высадить десант в любой точке? Хорошо, если в татарской стороне Крыма, а если здесь?

Никаких укреплений на берегу никто не строил. Всю береговую линию не прикроешь. И дорого, и вроде особого смысла нет, и людей набрать негде. Теперь Ширяев выделил для наблюдения за берегом казаков. Все равно на разведку в глубь полуострова их послать было невозможно. Со стены были видны маячившие татарские разъезды. В индивидуальной подготовке одни степные наездники не уступали другим. И отправлять кого-то во вражеский тыл было изощренным убийством.

Сюда бы дирижабль! Но после постановки одного на ремонт рисковать последним воздушным судном не стоило. Его никто сюда и не присылал. Справлялись ведь как-то предки! Лишь неприятно вообще не знать, что происходит во вражеском стане. Словно слепой и глухой, сиди и жди, откуда и когда обрушится удар. Все явно не закончилось одним ночным боем. То ли свои подгребут из Таганрога и Азова, то ли турки из Стамбула. Но время работает на нас. Каждый день и каждая минута…

Только не пришлось бы оттягивать войска со стены в крепость заодно с поселенцами. Надо отдать должное: последние не торопились покидать хозяйства. Своя земля, по́том нажитое имущество. Бросить нетрудно, трудно будет восстанавливать все едва не с нуля. Как оно еще повернется…

Ширяев сделал все, что было в его силах. Один батальон он взял из крепости, еще один – с Акманайской позиции, и в итоге получил резерв в восемьсот штыков, да плюс полдюжины небольших орудий и пара ракетных установок. Еще бы знать, куда его двинуть… Или скорее пришли бы свои. Обязаны перебросить сюда войска ради удара по Крыму. Последнее сообщение с посыльным люгером гласило: Командор уже прибыл на юг и скоро появится здесь.

Скорее бы…

Первыми все-таки оказались турки. Уставший казак на полузагнанной лошади объявился часа за полтора до полудня.

– Турки, ваше превосходительство! Цельный флот! Кораблей там, и все к берегу валят. Могет быть, уже подвалили. Оченно быстро накатываются.

– Где? – встрепенулся Ширяев.

Факт появления турок около берега еще не говорил об обязательной высадке. Они могли сориентироваться получше и двинуться к крепости или к иному пункту. Ринешься туда, а врага уже след простыл. По воде быстрее, чем пешком на своих двоих, да при бездорожье и с артиллерией.

– С шестого поста мы, – выдохнул казак.

– Отряду тревога! Немедленное выступление!

В лагере тревожно забили барабаны, запел горн, и вот уже отовсюду несутся солдаты, торопливо занимают места в колоннах… Минут пять – и батальоны застыли в ожидании дальнейшего приказа. Постоянная муштра сделала свое дело. Никто не задумывался над своими действиями. Сигнал – и дальше машинально выполняешь то, к чему призывает музыка. Для размышлений есть часы досуга, в иное время думать на войне вредно.

Думал и колебался лишь Ширяев. В полном согласии с положением. Вейде в данный момент находился непосредственно в крепости. Керчь была главным пунктом на полуострове, ее надлежало оборонять до последнего, не щадя живота своего. Прочее тоже было желательно удержать, но именно желательно. Гораздо легче отбить обычные земли, чем настоящую твердыню.

Действительно ли турки высадятся около шестого поста? Но если ждать здесь, а высадка состоится, тогда подойти сумеешь лишь по ее окончании. И уже придется не мешать ей, а вступать в бой с развертывающимся в боевые порядки противником. Кто знает, сколько турки высадят янычар? Огромная империя, народа у них… А тут – восемь сотен солдат да казаки.

Лучше делать и ошибаться, чем не делать вообще ничего.

– Отряд! Шагом… марш!

Задавая ритм, ударили ротные барабаны. Никаких церемониальных выкрутасов, печатания шага и прочего. Обычный поход, где главное – идти в ногу без нарушения строя.

Что такое война для солдата? Бесконечные походы да изредка – бои. Ладно хоть не рытье окопов.

Августовское солнце палило вовсю. Пот пропитывал форму, собирался под треуголками. Руки были влажными. Ранцы натирали плечи. Ружья становились тяжелее с каждым шагом. Изредка приложишься к фляге, смочишь пересохший рот прямо на ходу. Старики не советуют пить много. Выпитое немедленно выходит по́том, и что пил, что не пил, все едино.

Ширяеву невольно вспомнились разговоры Командора о внедрении новой летней формы, приближенной к будущему: гимнастерка да штаны. К чему по жаре носить все эти кафтаны и камзолы, словно вокруг натуральная зима? Откуда вообще повсюду в Европе тяга напялить на себя побольше, невзирая на погоду? Поневоле с тоской вспомнишь будущее, когда майка и джинсы – обычная одежда на летний период. Во времена Карибской эпопеи на палубах ходили кто в чем. Но тут армия, высочайше утвержденное единообразие.

И противовесом – воспоминания о другой армии и другой войне. В Советской армии тоже была форма, отступления от нее карались всякими гауптвахтами. Но на боевые негласно разрешалось одеваться кто во что горазд. Понятно, солдатам выбирать было трудно. Разве что купить кроссовки – климат сухой, горный, а в сапогах по горам шляться тяжело. Да кто-то надевал маскхалат, кто-то – п/ш или х/б, и общий вид был, словно не воинское подразделение перед тобой, а партизанский отряд. Если что действительно штатное – только оружие. Понятно, у многих в заначках имелись трофейные пистолеты самых разных марок, да толку от них! Если уж сошелся на пистолетный выстрел, уже ничего не поможет. Родной автомат Калашникова намного надежнее на любых дистанциях. Пистолет же – только лишний вес. Когда положенного набирается под четыре десятка килограммов, даже лишние сто граммов кажутся непосильной ношей. А даже «макаров» весит за восемьсот.

Здесь носили на себе вес поменьше. Низкая скорострельность – значит, в бою тратится намного меньше боеприпасов. Как раз того, что составляло основной вес на операции. Сухой паек, сало да сухари, немного патронов в бумажных гильзах, пули, всякие солдатские мелочи… Ни распределяемых между всеми мин к минометам, ни лент к крупнокалиберным пулеметам и автоматическим гранатометам… Благодать! Святые патриархальные времена!

И все равно было тяжело. Отряд прошагал половину пути, когда впереди возник несущийся наметом всадник, приблизился, резко остановил коня возле Ширяева.

– Седьмого поста Литвинов! Турки десант высаживают!

– И у вас? – едва не вырвалось у Ширяева, но он успел задержать слова. – Откуда?

– Корабли пришли вдоль берега со стороны шестого. Десятка три. С ходу стали спускать шлюпки. Мы попытались стрелять, да они как из пушек шарахнули! Пришлось отойти.

– А что на шестом?

– Так говорю: оттель пришли. Там тихо.

Не угадал. Хотя что уж теперь? Лишь прикинуть, как добраться до нового места. По карте – лишь линию начертить. Реально – надо более-менее нормальные дороги выбрать. Маловато их в здешних местах. А по скалам напрямик не пройдешь.

Армия сильна солдатскими ногами…

Задержка во времени пошла туркам на пользу. По прикидкам, с кораблей их высадилось около двух тысяч. В основном пехоты. Всадников, или иначе, спагов, было не больше сотни. Так ведь к чему перевозить собственную кавалерию, когда практически все мужское население Крыма – прирожденные конные воины? Лишь вопрос, каким образом переместить их по эту сторону Акманая? Хотя корабли есть…

Надо отдать противнику должное. Первым делом, оказавшись на берегу, янычары стали возводить укрепленный лагерь. Местность благоприятствовала. Скалы, мест для правильного наступления мало. Лишь усилить наиболее угрожаемые участки, поставить артиллерию, и можно спокойно ждать подкреплений. А что они прибудут в ближайшем времени, никаких сомнений у Ширяева не было.

Захват плацдарма, укрепление, расширение, наступление…

Наверняка в это же самое время в какой-нибудь Кафе высаживались другие янычары. А может, уже высадились и сейчас двигались к Акманаю для нанесения удара по основной позиции в лоб. В то время, как эти должны ударить с тыла. Стена на перешейке – лишь линия, для круговой обороны не предназначенная. Это же не полноценная крепость. А разбить находящиеся там части – значит завоевать весь Керченский полуостров. За исключением самой Керчи.

Но не ждать же!

– Командиров батальонов и охотничьих команд ко мне!

Ширяев расположился на вершине, с которой открывался неплохой вид на вражеский лагерь. Даже странно, что турки не заняли ее каким-нибудь постом. Сама береговая линия скрыта скалами, довольно обычный для Крыма пейзаж, зато видны спешно возводимые позиции турок и даже просматриваются стоящие неподалеку от берега корабли. Четыре линкора, столько же фрегатов, большие транспортники, какая-то мелочь…

Вспомнилось, почему турецкие линкоры выше европейских. Причина элементарна: фески. Высокие шапки, ради которых высота орудийных палуб сделана выше. Зато какой грозный вид!

Но если без шуток, воинами турки были неплохими. Недавно против них воевала целая коалиция, и что? Никаких впечатляющих результатов и ярких побед. Взять тех же австрийцев – много ли они били своих извечных противников? Все с переменным успехом. Да и в будущем бесконечные войны, и в каждой удастся лишь оттяпать от Порты какой-нибудь очередной кусок.

Как ни странно, Ширяева все еще не обнаружили. Он подполз на вершину скрытно, в сопровождении лишь одного из казаков из бывшего здесь перед тем поста, и беспрепятственно разглядывал турок в зрительную трубу. Где ты, родной бинокль?

Суета с укреплением лагеря продолжалась. Турки наваливали камни, целая толпа уже волокла довольно большую пушку.

– Господа офицеры! – Ширяев оторвался от созерцания и спустился чуть вниз, где его ждали старшие офицеры отряда. – Турки располагаются здесь лагерем. Наша задача – сбросить их обратно в море. До темноты времени немного, так что…

Все-таки отряду пришлось немного поблуждать, да и первый отрезок пути, когда двигались в другую сторону, тоже дал о себе знать.

– Солдаты устали…

– Так и турки притомились, – подражая Командору, отозвался генерал. – Сейчас они еще толком не устроились, потому и бить надлежит немедленно. Накатят пушки, будет во много раз хуже. Ничего. До кораблей далеко. В гору судовая артиллерия не бьет. Это я как бывший моряк говорю. Поддержать своих они смогут лишь у самого берега. А мы их повыше разобьем.

Офицеры молчали.

– Слушайте приказ. Охотничьи команды выдвинуть цепью от вон той скалы и влево. Ракетные установки по сигналу выдвинуть на площадку справа от нашей вершины и немедленно дать первый залп. Батальоны атакуют в колоннах. Пушки выдвигаются в промежутках между пехотой. Резерв – казаки. Действовать стремительно, атаковать без задержек, егерям вести непрерывный огонь, стараясь выбивать главным образом командиров и орудийную прислугу. Попадут в обычного янычара – тоже неплохо. Ракетчикам сосредоточить внимание на лагере. Артиллеристам – на укреплениях. Надеюсь, каждый честно исполнит свой долг. Не так страшен янычар, как его малюют…

Начало боя было разыграно строго по замыслу. Осторожно, ползком, вперед выдвинулись полковые егеря. Их было с Ширяевым две команды, восемь десятков человек. Согласно собственноручно написанному Кабановым наставлению, отбирались туда наиболее смышленые солдаты, которых усиленно учили метко стрелять, скрытно передвигаться и прочим премудростям своеобразного армейского спецназа. Теперь настала пора проверить полученные знания на практике.

Получалось довольно неплохо. Егеря ползли по-пластунски, прижимаясь к земле, довольно умело использовали каждую складку местности, и турки, хотя и вели наблюдение из лагеря, заметили солдат, когда расстояние сократилось метров до двухсот. Расстояние, намного превышающее прицельный выстрел из обычной фузеи, но отнюдь не для штуцера.

Турки забегали, и сразу из-за укрытий вырвались запряжки с ракетными станками. Расчеты действовали слаженно. Выезд на позиции, разворот, отцепление, ездовые погнали лошадей прочь, а прислуга уже наводила решетчатые конструкции на лагерь противника.

Противно завыло, и огненные струи прочертили по небу дымные следы, и почти сразу в турецком лагере началось некое подобие маленького ада. Маломощные в общем-то ракеты обладали способностью производить массу грохота. На неподготовленного человека огневой налет действовал впечатляюще. На подготовленного – тоже. Кого-то убило, кого-то ранило, и под грохот разрывов число первых и вторых казалось намного больше. А тут еще какая-то ракета, вместо того чтобы взорваться, стала прыгать по возводимому лагерю, и эффект налета от этого лишь усилился.

Практически одновременно с ракетчиками в дело вступили егеря. Эти действовали неторопливо и без каких-либо эффектов. Спокойно целились, спокойно стреляли, попадали или промахивались, сноровисто перезаряжали штуцера и вновь старательно выбирали жертву.

Под завывания и взрывы ракет и едва слышимую ружейную трескотню вперед двинулись пехотные батальоны. Колонны к атаке, компактные, ничего общего не имеющие с неудобной на пересеченной местности обычной трехшереножной линией, походили на единое тело, состоявшее, однако, из многих. Установки затихли, выпустили положенное, и прислуга немедленно принялась устраивать на направляющих следующую партию вытянутых сигар. Зато стали рявкать обычные орудия. Их катили в промежутках между колоннами, останавливали на удобных местах, стреляли бомбой, торопливо заряжали и вновь катили до следующего удобного места.

Первую минуту турки вообще не отвечали. Часть янычар бросилась бежать куда глаза глядят, а глядели они главным образом в сторону кораблей, другая просто бестолково металась, словно в поисках достойного занятия, однако кто-то из командиров уцелел и принялся наводить некое подобие порядка. Только паника вспыхивает быстро, а для приведения людей в чувство требуется время.

Было бы чуть меньше исходное расстояние! Но шагать пехоте требовалось метров шестьсот, не спрячешь же обычных фузилеров или не заставишь их столько ползти, как егерей. А шестьсот метров – это минимум шесть минут. На войне – целая жизнь.

Туркам хватило четырех. Оставалось метров двести, когда над левой колонной просвистело ядро. Артиллеристы спешили, их выбивали штуцерники, потому и прицел взяли явно не тот. Теперь пока забьешь в пушку новое ядро… Никаких нововведений у османов не имелось, заряжали по старинке, насыпая порох отдельно, на глазок. Зато по ту сторону изображающих укрепления камней становилось все больше янычар, грозного противника в рукопашной схватке.

Вторично завыли ракеты. Теперь ракетчики старались бить как можно дальше. Разлет снарядов был настолько велик, что ничего не стоило накрыть собственные колонны. Но нет, обошлось. По ту сторону стены, веселя защитников, вновь загрохотали разрывы.

Стали вспыхивать дымки ружейных выстрелов. Нервы у янычар явно не выдержали, и они торопились выпустить имеющиеся при себе пули. Никаких залпов, каждый действовал по мере возможности. Кто-то в строю упал, однако большинство продолжало идти все тем же размеренным шагом.

Сто метров. Барабаны забили быстрее, и вдруг обе колонны распались, и солдаты побежали, теряя строй. И низким утробным воем над полем боя послышалось:

– Ура!

Первые фузилеры с ходу перелезли через груды камней. Лишь часть янычар приняла бой. Прочие заранее утратили дух, и были видны лишь их спины и сверкающие пятки.

– Ура!

12. Командор. Перекоп

В мои годы знаменитый Перекоп был лишь куском суши с остатками вала. В эти – еще и крепость, называвшаяся Ор-Капы. Как мне сказали, в переводе это звучало «ворота во рву». По положению своему крепость контролировала довольно узкий перешеек, и взять ее в лоб под огнем было не так уж легко.

Только на кой хрен брать крепости в лоб? Картечь и пули со стен одинаково выкашивают и подготовленных бойцов, и неподготовленных. А мне дороги мои солдаты. Величина собственных потерь – не мерило победы. Напротив. Чем меньше выбывших из строя, тем лучше. Из всех побед Второй мировой мне всегда нравился штурм Кенигсберга. Прекрасно укрепленный город с огромным гарнизоном и обилием орудий и пулеметов был взят за четыре дня. Причем потери Советской армии, сколько помню, около четырех тысяч человек убитыми, в данных обстоятельствах можно считать минимальными. Безмерно жаль разрушенных старых зданий, только разве человеческие жизни не ценнее? Пусть даже тот же Королевский замок так и не был восстановлен. Это уже другой вопрос, не делающий чести тем, кто руководил регионом в мирное время, и к командовавшим штурмом генералам отношения не имеет.

Всего лишь грамотно подготовленные штурмовые группы из разных родов войск, упор на артиллерию и саперов, а в итоге – блестящий результат.

Для меня даже четыре тысячи убитых было бы чрезмерной ценой. И город не тот, да и не было в моем распоряжении четырех тысяч солдат. Лишь первый батальон моего Егерского полка с охотничьей командой, единственные, кто успел подойти к Таганрогу, один батальон Смоленского и Суздальский в полном составе. Плюс небольшое количество казаков и артиллерия. Исключительно полевая, тащить сюда осадную не было времени.

Мысль захватить Перекоп пришла ко мне спонтанно, едва я узнал, что основная часть татарских всадников устремилась в рейд. Конечно, набедокурить они успеют порядочно, однако за Украину, или, как ее тут называют, Малороссию, отвечал Мазепа. Пусть демонстрирует свои воинские способности и отрабатывает высокое положение. Для прикрытия основных направлений сил у него должно хватить, главное – не зевать и постоянно работать на упреждение.

Для меня главным стало другое. Сделать так, чтобы Девлет-Гирей не смог вернуться на родную землю. Перекоп – узкий перешеек с валом и рвом, взять такой одной конницей затруднительно. Пусть повертятся по степи, пока мы будем решать вопрос: удержат ли оставшиеся здесь люди Крым? В конце концов, любую проблему надо решать кардинально, раз и навсегда. Нельзя постоянно терпеть под боком натуральное разбойничье гнездо. Пока существует ханство, нападения на наши южные рубежи не прекратятся. Не умеют нормально жить сами, пусть учатся жить в составе империи. Отправились в набег, так пусть он станет последним. Мне лично это надоело.

В рапорте события были изложены сухо. Они и были таковыми. Перегруженные галеры прошли по оконечности Азовского моря и высадили десант на Арабатской стрелке подальше крепости с таким же названием. Ее я планировал взять потом. Даже не я, следующая партия десанта обязана заняться укреплениями вплотную. Арабат нам пока не мешал, пусть побудет в распоряжении татар еще несколько дней. Далее был долгий и трудный ночной марш. Шли почти без привалов, не щадя ног. Казаки сразу устремились в разъезды по сторонам, и мы даже не были обнаружены. Не привык еще народ к стремительным действиям. Хотя вроде татары сами постоянно выигрывали лишь за счет мобильности и высокой скорости, а вот к вторжению оказались не готовы. Привыкли чувствовать себя на своей земле в безопасности, и Керчь их ничему не научила.

Я немного сомневался в пехоте. Оказалось, зря. Со втянутостью в марши у них было все нормально. Наставлениям начальники следовали, гоняли солдатиков только так, и те, привычные, шли без ропота. Отставших практически не было. В памяти даже самых молодых сохранились рассказы об угнанных в неволю. Остаться в одиночку посреди чужой земли мужикам было страшно. Лучше из последних сил идти вместе со всеми, и наплевать, что впереди ждет бой.

Вымотались все до предела. Зато враг нас совсем не ждал с тыла. Ну не нападал на них до сих пор никто из Крыма! Понятно, люди растерялись, не сумели отреагировать вовремя. У них с этой стороны даже пушек на стенах не было. Пока же перетаскивали, егеря оказались уже на стене, за ними спешили усталые и злые от недосыпания солдаты. Короткое веселье, и все закончилось. Кому-то удалось бежать, в основном в сторону Малороссии. Мы же не успели перекрыть всю местность, да и людей для этого явно не хватало. Ладно. Все равно Девлет-Гирей явно узнает о случившемся еще до того, как приблизится к перекопским воротам. Хотелось бы устроить ему сюрприз с достойным приемом. Прием владетеля местных земель будет ждать, а насчет сюрприза получится туговато.

– Полдела сделано, – объявил я ближайшим помощникам, Клюгенау и Гранье. – Теперь подойдут подкрепления, возьмемся за вторую.

– С вами всегда весело воевать, Командор. – Гранье вольготно расположился на парапете и неторопливо курил заветную трубочку. – Что в морях, что на берегу.

– Помощники хорошие, – вернул я комплимент бессменному канониру. – С такими, и пасовать? Да и не ждали они нас с той стороны. Привыкли прикрывать вход, а забыли, что где есть вход, там есть и выход. Теперь наша очередь никого сюда не впускать. Только Арабатскую крепость заберем, и все входы в Крым наши. Пускать будем только по пригласительным билетам без оружия.

На самом деле не все было столь радостно. Керченский полуостров осажден, вполне вероятны высадки десантов, а то и попытки овладения нашей единственной постоянной базой в Крыму. С подкреплениями дела пока обстоят не очень. С прибытием второго эшелона всю пехоту и артиллерию придется расположить здесь с расчетом сражения сразу на два фронта – условно, северный и южный. И что останется в резерве? Лишь драгуны с казаками. И Ширяеву послать нечего. А у него положение не из лучших. Обороняться наши части там могут, наступать нет сил. Как получится и здесь. Два русских куска территории, отрезанных друг от друга расстоянием. А турки тем временем могут свободно перебрасывать сюда подкрепления, превратив полуостров в главный театр военных действий на текущий год. И чем их удивить теперь – понятия не имею. Еще бы полка четыре, два Ширяеву и два сюда, чтобы ударить одновременно по сходящимся направлениям. Не занимать южный фронт и понадеяться на силу наступательного удара? Но сплошной линии не будет, и что помешает татарским отрядам обогнуть одинокий отряд и выйти к Перекопу? А отдавать раз занятое не хочется. Жадный я, наверное. Идти с одними драгунами? Тоже не выход. Крепость боевому порядку придает пехота. Тем более против вражеской конницы. Кавалерийская сеча – бой с непредсказуемыми последствиями. Кто кого опрокинет. Кавалерийским начальником я себя не считал. Тут бы лучше подошел Меншиков. Да и то не при таком соотношении сил вступать в открытый бой. До сих пор мы выигрывали сражения за счет большей плотности огня. А в рукопашке численный перевес зачастую решает исход схватки. Кто знает, сколько татар в данный момент находится на полуострове? Даже без учета находящихся в гарнизонах турок, или, проще, янычар, которых сейчас дополнительно наверняка перевозят по морю. А сидя в самой лучшей крепости, войну не выиграешь. Для этого наступать надо.

Или рискнуть и снять с кораблей все абордажные команды, часть матросов и артиллеристов? Морских сражений лучше избегать, нам главное – на суше крепко утвердиться. Очистим Крым, тогда можно будет подумать о владении Черным морем. Забрать кого можно из Азова и Таганрога, все равно турки с татарами до тех краев пока явно не дойдут. А победителей не судят. Если же проиграем, то с мертвых взятки гладки. Но зачем думать о плохом?

Только кого бы Ширяеву на помощь дать? И когда подойдут остальные части? Страна огромная, пока кого перебросишь…

Рассуждения – хорошо. Только занимались мы сугубо конкретными делами. Проще говоря, весь день мы намечали сектора обстрелов для имеющихся орудий и установок, равно для тех, которые придут к нам в ближайшие дни. И все в расчете войны на два фронта. Я надеялся завершить данный отрезок кампании быстро, однако мало ли как повернется и сколько нам придется здесь простоять? Первым фактором являлась погода. Грянет шторм, и галеры Сорокина элементарно не сумеют доставить подкрепление. За неимением пулеметов я собирался сделать ставку на ракетные установки. Уж больно они хороши в открытом поле против кавалерии. Однако в первый рейс мы старались прихватить больше пехоты и минимум груза. А захваченная нами артиллерия была гораздо хуже нашей, родной. К ней еще пришлось заряды для пороха мастерить для увеличения скорострельности. Ну и дополнительно – насколько быстро татары узнают о случившемся, как отреагируют на сюрприз, какие силы привлекут для нашего уничтожения или нейтрализации. Их же ворота, не наши.

Шторма на наше счастье не было. Погода стояла жаркая, ничем не напоминающая Прибалтику. Но первые татарские разъезды со стороны Крыма замаячили уже на следующее утро. Отогнать их не составило труда. Только вслед за ними обязаны были подойти уже не разведчики, воинские отряды.

Давненько я не был в осажденной крепости. К тому же окруженной со всех сторон. Ладно, с двух, фланги упирались в Генический залив и пресловутый Сиваш, так все равно отступать некуда.

Пока забота охраны целиком легла на казаков Лукича. Им было не привыкать нести нелегкую аванпостную службу. С этой стороны донцы напоминали мне моих флибустьеров – дома они могли вести себя как угодно, однако в походе действовали весьма жесткие правила. Каждый служака понимал: уснешь на посту, просто проворонишь ворога – и татары вырежут всех. Когда войны идут из поколения в поколение, поневоле воспитывается определенный характер. Против регулярных европейских армий жители степей стоили немного. В крупных сражениях решающим фактором становятся выучка в масштабе частей и подразделений, согласованное движение колонн, прочие аналогичные факторы. Здесь иррегулярным войскам никогда не справиться с правильно обученными регулярными. Однако против таких же иррегулярных татар или, скажем, слабо организованных поляков казаки действовали весьма успешно. Что жители Крыма, что жители донских степей предпочитали обмануть противника, заманить его в какую-нибудь засаду. И ни тем ни другим не имелось равных в индивидуальной выучке в качестве наездников.

Грабили они, кстати, тоже примерно одинаково. Казаки были чуть милосерднее, но еще как сказать…

Стычки на южном участке длились весь день. То одна, то другая группа татар пыталась приблизиться. Навстречу пускался казачий разъезд, а дальше как кому повезет. Пару раз разгоряченные погоней казаки влипали в неприятности и несли потери, пару раз сами удачно устраивали засады, и тогда худо приходилось хозяевам полуострова.

Для пехоты с артиллерией была невольная пауза, и солдаты пользовались ею, укрепляя оборону с юга. На северном участке дела обстояли изначально лучше. Пусть татары были больше поклонниками маневра, однако от существования крепости на Перекопе зависело существование их разбойничьего государства, и по части обороны в свое время постарались они вовсю. Не только сами. Немалую помощь оказывали турки, а уж те защищать твердыни умели. Достаточно вспомнить суворовский штурм Измаила в моей истории.

На четвертый день прибыли остальные подразделения Егерского и Смоленского полков, Нижегородский драгунский, еще казаки и, главное, прочая артиллерия и ракетные установки. Перед тем Сорокин успешным штурмом все-таки захватил Арабатскую крепость, и теперь имелась гарантия: ни один подданный Девлет-Гирея к себе домой не попадет.

Оставался пустяк – захватить и сам дом, но для этого требовались вытребованные мною полки из Азова и Таганрога, раз прочие все еще меряют собственными ногами бесконечные российские просторы.

Пришлось Косте отправляться в плавание в третий раз. Мы же тем временем пережили некое подобие штурма. Назвать наскок татар настоящим боем у меня не повернется язык. Кто-то из оставшихся в Крыму ханов стянул к себе всех оказавшихся поблизости и попытался налететь на нас. Человек он был весьма отважный. Жаль, Аллах не дал ему разума. Кто же атакует укрепления с парой тысяч всадников? Тут пехота нужна с хорошей артиллерией. Атака закончилась полным провалом. Ракеты прочертили дымные следы в небесах, обрушились на камни, а дальше взрывы, грохот, кони понесли уцелевших в разные стороны, и егерям досталось лишь прицельным огнем выбивать тех, кого скакуны приближали к нам.

Дальше наступил черед Лукича. Драгунов я придержал в резерве на случай, если казаки зарвутся и попадут в засаду. Однако предусмотрительность татар так далеко не простиралась. Их предводитель почему-то был уверен в успехе атаки и совсем не подумал об обратном варианте.

Не могу сказать, что разгром крымцев был полным и окончательным, но урок мы им преподнесли убедительный.

А на следующий день послышалось знакомое тарахтение. Я не поверил ушам, все-таки изначально было решено, что последний дирижабль остается в распоряжении Флейшмана.

Зря. В небесах на востоке появилась небольшая точка, стала расти, и вскоре над нами зависло детище иных эпох.

Еще больше я удивился, увидев, кто к нам пожаловал. По шторм-трапу торопливо спускался Петр собственной венценосной персоной. Я только хотел отдать ему положенный строевой рапорт, как государь первым сообщил:

– Беда, фельдмаршал.

– Что случилось, ваше величество? Пока дела нормальные. Крым мы перекрыли. В ближайшее время подойдут подкрепления, и мы захватим сам полуостров.

Я действительно не понимал, что может случиться? Разбить главную армию турки не могли. По простейшей причине: по всем расчетам наши полки еще не дошли до границы. А как проиграть, еще не сойдясь?

Булавин? Но в честь чего мог подняться весь Дон? Я верил Лукичу. Раз старый соратник говорит, что настроение казаков сейчас отнюдь не бунтарское, значит, так оно и есть.

– Мазепа изменил.

– Что?

Нет, я никогда не относился к гетману хорошо, однако надо еще найти, к кому именно переметнуться! Все-таки православный человек по доброй воле к туркам не побежит.

– В Польше вспыхнула заваруха. Ляхи опять кличут на царство Лещинского. Наш гетман решил его поддержать…

– Какой гетман? – И лишь тут до меня дошло. – Мазепа?

Ну почему я его не удавил без всякого внешнего повода где-нибудь в укромном уголке? Хоть одно доброе дело в жизни бы сделал. Видно, склонность к предательству не искоренить.

13. Флейшман. Дела и хлопоты

С отправлением части нашей компании на войну дел мне изрядно прибавилось. Ко всему прочему – производству, торговле, кураторству над изобретателями, – добавились еще железная дорога, Сибирский тракт, снабжение армии и еще столько всякого и разного, что хоть сутки втрое удлиняй. У меня и до войны времени не имелось. Предприятия разбросаны по бескрайним просторам, доставка продукции, сырья и всего прочего – или гужевым транспортом, или по рекам; за всем надо проследить, все учесть…

В Санкт-Петербурге я строил флотилию грузовых кораблей – специально для поставок товаров в иные страны. Оборот рос, и после подсчетов оказалось, что так выйдет намного дешевле и проще, чем пользоваться услугами посредников. Немного мешала продолжающая в Европе война – с учетом характера товара, любая из воюющих стран была не прочь прихватить очередную партию для собственных нужд, и пришлось объявить: любое нападение на моих торговцев повлечет за собой санкции для нападающих. А вот сработает это или нет, пока было под большим вопросом.

Сильно мешал делу недостаток квалифицированных кадров. Менеджера из человека можно сделать быстро и без особых проблем. Чтобы получить настоящего мастера-рабочего, а не подмастерье, требуются годы и годы труда. Сам я советские времена помнил не слишком, однако Кабанов рассказывал о системе профтехобразования. Года три обучения – но выпускники считались лишь молодыми рабочими, которым доверяли лишь простейшее. А уж до вершин на заводах добирались столько… Это лишь кажется, будто слесарем или токарем каждый может стать без труда. Дудки! Нам еще повезло, что в числе уцелевших оказался Ардылов, настоящий мастер на все руки. Теперь благодаря ему таковых имелись у нас десятки, а требовались – сотни, если не тысячи. Пока основная часть моих тружеников оставалась на уровне третьего-четвертого разряда, если пользоваться советской сеткой. Рабочие школы делали уже третий выпуск, и все равно это было мало. Хотя по нашим условиям детвора и юноши буквально рвались в нынешние аналоги пэтэушек. Попасть туда значило обеспечить себе будущее. Бездельничать же простые люди в массе своей пока не привыкли.

Командор отбыл. Следом выступил Егерский полк. На месте оставались лишь части, необходимые для обороны Прибалтики от какого-нибудь иного, европейского, противника. Ушли Петр с Алексашкой – но несколько в иную сторону. Туда, к Пруту, где имелась сухопутная граница с владениями Порты.

Буквально на третий день после их ухода мне пришло радостное известие. В районе Курска посланные экспедиции во главе с Женей Кротких наконец-то нашли залежи железных руд. Это тоже была память будущего. Раз Курская магнитная аномалия, значит, там что-то залегает. И не требуется много ума понять, что именно. Весь вопрос был в геологах. Плохо, когда в стране ни одного высшего учебного заведения. Да и по всей Европе действительно практических, а не всяких философских и теософских их явно маловато. Весь упор на возвышенные размышления, и что работать надо, никто и не думает.

Нет, университет мы открыли. А нужен – политехнический институт. Пока что в единственном вузе лишь введен факультет естественных наук. Только пока студенты выучатся, пока овладеют специальностью, времени пройдет немало. Пришлось в очередной раз воспользоваться западными учеными. Пока мы воевали, основывали город, строили предприятия, налаживали связи, создавали флот и армию, в Курской губернии активно велись розыски. Все делалось тайно. Зачем объявлять раньше времени?

Сибирскую нефть мы изначально решили отдать потомкам. Нам жидкое золото пока без надобности. Да и вообще, Сибирь – дело будущего. А вот металлы необходимы прямо сейчас. Демидовы монополизировали добычу. Дерут дорого, доставка сложна… Потребности же растут непрерывно, одна железная дорога потребует столько, что ни о каком железе на продажу речи нет.

Мне новость была приятна стократ. Экспедицию финансировали мы, следовательно, доход в некой части тоже пойдет нам. Деньги лишними не бывают. Формально я богаче любого князя с бесконечной родословной, фактически же все средства постоянно вертятся то в одном проекте, то в другом. В производство постоянно вкладывать надо. А уж в расширяющееся…

И, главное, трудно ждать быстрой отдачи. Если что спасало, так только торговля. Переложить хлопоты на посредников – и прибыль резко упадет. Крутись, как пресловутая белка в пресловутом колесе… А тут еще железная дорога, без которой никуда…

Посыльный поручик нашел меня в гавани, где я следил за погрузкой на судно пары отсылаемых в Туманный Альбион электромобилей. В общем-то бесполезное транспортное средство неожиданно вошло в моду у аристократов, и им было глубоко наплевать, сколько стоит изделие и насколько часто его необходимо ставить на зарядку. Если уж в двадцать первом веке машины с электромоторами остались лишь забавой, то что говорить о веке восемнадцатом, где они были откровенно преждевременными?

Вопрос престижа. Какому-нибудь герцогу или влиятельному графу просто стыдно не иметь в распоряжении самобеглый экипаж. А что на нем далеко не уедешь и скорость лишь ненамного выше торопливого пешехода, так на то и вельможи, чтобы кататься из одного дворца в другой. Для поездок за город есть обычные кареты.

– Вас цесаревич…

В отсутствие главных лиц весь присоединенный край Петр оставил на сына. Больше было не на кого, раз даже генерал-губернатор Меншиков привычно собрался в поход с его величеством. Он да Брюс в качестве начальника артиллерии. Благо никакого конфликта монарха и наследника не имелось, Алексея воспитывали мы, и он совсем не походил на явленный в нашем будущем образ отцененавистника.

– Что хоть случилось? – никаких новомодных штучек, мы мчались ко дворцу на обычной карете.

– В Польше опять бардак, – поведал мне поручик.

– Разве там бывает иначе? Паны в очередной раз решили сместить Августа?

– Так точно. От него к нам прибыл Карлович. Думал застать государя еще здесь, но…

Медленно ездят гонористые мужи. Или это Петр быстро скачет? Ему-то все быстрее да быстрее. Истинно русский человек – если верить не родившемуся еще Гоголю.

Теперь вопрос был один: насколько серьезны нынешние перевыборы короля? Наши соседи преуспели в диковинной смеси монархии с республикой. Этакая феодальная демократия, когда шляхта выбирает короля. Причем едва не каждые выборы проигравшие не признают, собирают отдельный сейм, на котором голосуют за своего кандидата и объявляют его королем. Единой армии там нет, лишь вольные полки свободных магнатов, и вслед за альтернативными выборами паны предаются любимому занятию: междоусобной войне. Водки при этом проливается гораздо больше, чем крови, но зачем кровь? Жить надо весело, чтобы было потом чем гордиться перед сыновьями и прекрасными паненками.

Плохо было лишь одно: Речь Посполитая была нашей соседкой, и всегда существовала опасность, что веселье перекинется через границы в виде заблудившейся хоругви какого-нибудь Ободзинского или Радзивилла. Август хотя бы являлся нашим непутевым союзником, а вот Лещинский вечно обещал избирателям вернуть под польский скипетр малороссийские земли, а то и попутно прикарманить весьма солидный кусок Великороссии вплоть до Москвы.

Мы уже высылали когда-то в помощь вечному Дон Жуану свои полки, что позволяло Августу удерживать трон. Проще помочь, чем потом драться с воинственными панами. Толку в правильном бою от иррегулярной польской конницы немного, да все равно нет никакого смысла драться ради драки.

Жаль, на сей раз послать было некого. Разве что самих поляков – каким-нибудь сексуально-пешеходным маршрутом. Надоели…

В кабинете были лишь Алексей и Брюс. Карлович уже умчался догонять Петра. Ну-ну. Догонишь, как же! Разве что в конце пути, где-нибудь в районе Прута.

Собственно, военным я не числился. Имел какой-то чин по воздушному флоту, но больше в память минувшей Северной войны. Но я был одним из богатейших, если не самым богатым человеком в России, владельцем заводов, газет, пароходов, наконец, особой, особо приближенной к императору. Этаким советником по целому ряду дел. Наконец, наряду с прочими я приложил немало усилий для воспитания наследника. А такое тоже не забывается.

Хотя в данный момент я тут при чем? Тут подошел бы Командор или хотя бы Сорокин.

– Все уже слышал, – с порога заявил я. – Только один вопрос: насколько случившееся серьезно?

– Ежели верить Карловичу, весьма и весьма, – нервно отозвался Алексей.

Не привык он еще принимать единоличные решения.

– Первый раз, что ли? – философски заметил я, без приглашения усаживаясь в свободное кресло. – В конце концов, это их внутренние дела. Пока внутренние.

– Да, но основная часть войск отправилась в поход…

– Я приказал привести гарнизон в готовность, – Брюс пыхнул трубкой. – На всякий случай. Усиленные драгунские патрули посланы к границе. Незаметно подойти полякам не удастся в любом случае, а города им не взять. Даже не дойти до него. И флота у них нет.

Флота у Речи Посполитой действительно не имелось. Ладно мы лишь недавно сумели отвоевать берега, но соседи всегда были приморским государством, однако ни одного боевого корабля у них отродясь не было. Хотя если вспомнить положение с армией…

По моей части проблем не было вообще никаких. Торговый оборот с Польшей был настолько мал, что его можно было не принимать в расчет. Паны остались глухи к веяниям времени. Они даже не заказывали штуцеров, о прочем уже молчу. Все поставки к ним с наших предприятий ограничились одним электромобилем для друга Августа. Да и тот простаивал без толку – аккумуляторы ведь заряжать надо, а приобрести хотя бы крохотный генератор для подобных целей соседи так и не удосужились. Да и торговыми путями через Польшу я не пользовался. Дороги скверные, паны своенравные, все получается чрезвычайно дорого и невыгодно. Когда под боком море, зачем думать о суше? Морские перевозки всегда считались самыми дешевыми.

– Но не должны ли мы выслать помощь законному королю во исполнение договора? – спросил Алексей.

Я взглянул на цесаревича с невольным уважением. В такой ответственный момент – и помнит про какие-то бумаги, где даже подпись не его! А ведь по возрасту совсем мальчишка. В будущем такие еще за мамину юбку держатся да за папин кошелек. Семнадцать лет, а ведь перед нами не парень, а уже мужчина.

– Ваше высочество, применение армии за пределами Отечества есть прерогатива монарха. Да и к чему нам вмешиваться? Они каждый год шумят. Сейчас еще припоздали. Обычно – как тепло, так и начинают свары. С осенью успокоятся. По ихней грязи и бездорожью много не повоюешь.

– Да и нет у нас ни одного свободного полка, – поддержал меня Брюс. – Того, что имеется в наличии, как раз хватит на оборону края, если боевые действия сюда перенесутся. Или если нападет кто-то другой.

Очевидно, имелись в виду шведы. Пусть они получили наглядный урок, но вдруг не пошел впрок? Всегда же найдутся воинственные идиоты, которые начнут орать о потерянных землях! Благо момент подходящий, основные силы ушли в поход на юг.

Только у шведов, даже если возобладает партия войны, ничего не готово. Нового Карла нет. Это тот мог сорваться, очертя голову и не думая ни о чем. Даже о снабжении. Нормальные полководцы готовятся к кампании загодя.

– Но Карлович очень просил именем своего короля…

Эх, юношеский максимализм! Воспитали наследника!

– Пусть решает отец ваш. – Брюс вновь выпустил внушительный клуб дыма. – Все равно основная кампания начнется в следующем году.

– Может, еще паникует августейший Август, – скаламбурил я. – Несколько панов собрались за хмельным, по привычке одного короля условно свергли, другого выбрали, а он принял обычные пьяные разговоры за угрозу. Там же вечно кто-нибудь недовольный. Каждый волю свою отстаивает. Словно покушаются на нее! Зачем торопить события?

– Мы отвечаем перед Богом и государем за Санкт-Петербург, Лифляндию и Курляндию, – весомо закончил прения артиллерист-чернокнижник. – За чужих королей отвечают их подданные.

Только что это за король, которого свергают едва не каждое лето, чтобы потом зимой подчиняться ему опять?

Смешно…

– Мы отвечаем не только за Санкт-Петербург, но и за все Отечество. А его интересы в данный момент требуют спокойствия у соседей. Как скажется брожение на нас и что мы тогда ответим? – Прения-то не заканчивались. Вернее, заканчивались, но только сейчас весомыми словами цесаревича Алексея. Сейчас он здорово напоминал своего отца. – Потому приказываю по готовности выслать в помощь союзному нам Августу, королю Речи Посполитой, два пехотных и один драгунский полк. Дело не затягивать, ибо токмо от нашей быстроты и решительности зависит, опомнятся паны или бунт будет продолжаться дальше?

Ну и зачем тогда совещание? Хотя вынужден признать, наследник престола, скорее всего, прав. Наша школа…

– К вам посетитель, – секретарь осторожно заглянул в мой кабинет.

– Я не принимаю. – Я с тоской взирал на ворох бумаг. И откуда только берутся, когда большинство населения неграмотно?

Хотя вру. Тут же не нежные письма от поселян. Сплошь деловые отчеты, просьбы, требования и все такое прочее. И со всем требовалось разобраться, по многим вопросам принять решения. А еще неплохо было бы навестить кое-какие предприятия и посмотреть все на месте. Не зря же последний дирижабль оставили в моем распоряжении, хотя он позарез необходим на фронтах. Однако в тылу дел столько, хоть разорвись. Да еще с российскими расстояниями.

– Он очень просит.

– Да кто он такой?

Но по краю сознания мелькнуло предательское: может, впустить? Все какое-то время не придется вычитывать чужие строки. Еще ладно, каллиграфия развита, и не приходится угадывать буквы.

– Иностранец. Говорит, явился с выгодным предложением.

Угу. Опять захочет что-нибудь купить. И никому нет дела, что все расписано и больше производить мы пока физически не можем. Большая часть продукции остается в стране. Торговля с Западом – вынужденная мера. Во-первых, деньги нужны. Во-вторых, все равно украдут. До интеллектуальной собственности и патентов еще не додумались, и в Англии, Голландии, Германии разворачивается производство.

– Ладно. Пусть войдет. Только предупреди: я очень занят и больше десяти минут выделить не могу.

Я привычно попытался определить, из каких краев явился очередной бизнесмен восемнадцатого века. С краями было сложновато. Зато внешность читалась в каждой черте лица. Горбатый нос, пухлые губы, глаза навыкате… Как не узнать соплеменника? Но никаких пейсов, лапсердака, усредненный европейский наряд, очевидно, чтобы не шокировать окружающих. Въезд в Россию для данной национальности закрыт много веков назад, и кому нужны лишние проблемы?

Посетитель внимательно посмотрел на меня, признавая сродственника. Наверно, потому и приветствие прозвучало на идише. Увы, но этого языка я не знал. Как и восстановленный позднее иврит. Нет, в Израиле я бывал, однако всерьез переселяться туда не думал. Россия представляла больше возможностей для делового человека. В нашем будущем, разумеется. Но и сейчас дела обстояли точно так же.

Если бы мы не поссорились с Англией сразу по прибытии, может, все повернулось бы немного по-другому. Но свершившегося не исправишь, и я до сих пор не мог простить англичанам нападения на беззащитный круизный лайнер. Все было бы намного проще, если бы не тот злосчастный день. Да и сколько бы людей уцелело…

Только большинства погибших мне давно было не жаль. Зачем такие, как депутат Лудицкий?

– Простите, не понимаю. – Ответ мой прозвучал по-английски, затем был продублирован на французском и русском. Хотел добавить немецкий, однако этот язык я знал на уровне Кисы Воробьянинова.

Посетитель не удивился. В конце концов, наш народ расселился настолько широко, что общего языка уже не имел. В нынешнем веке – точно.

– Я к вам с деловым предложением от определенных кругов. – Он перешел на английский.

Определенных? Интересно, кто их определил?

– Слушаю вас. Да вы присаживайтесь. Здесь говорят: в ногах правды нет.

– Интересно. – Посетитель задумался над проявлением народной мудрости.

– Слушаю. – Я отложил один лист и взял другой, демонстрируя занятость.

– Мы восхищены политикой нового русского императора. Теми усилиями, которые он прикладывает, чтобы сделать свою страну самой могущественной. При вашей немалой помощи, разумеется. И мы прекрасно понимаем, что для подобного рывка требуются деньги, деньги и еще раз деньги. Потому готовы предложить вам практически любую сумму под разумный процент. Прогресс нуждается в поддержке.

Ага. Берешь миллион, а возвращаешь два. Знаем мы эти шуточки и способ создавать деньги из воздуха. Весьма прекрасный способ обогащения, даже делать практически ничего не надо, только зачем мне делать других богаче, а себя – беднее? И без разницы, какой именно банкирский дом представляет посыльный. Ну, или тайное общество. Масоны вроде уже появились? Или я что-то путаю? Знаю, что если они и есть – не на пустом же месте всякие общества вольных каменщиков будут расти похлеще грибов во второй половине века, – то пока популярностью еще не пользуются.

Да мне и без разницы. Я сам по себе. Своя компания имеется.

– Мы предпочитаем пускать в оборот собственные средства без привлечения со стороны. Доходы, и наши личные, и государственные, стабильно растут, а производство увеличивается в той мере, какую позволяет рабочая сила, сырье и прочие факторы. Вливание дополнительных средств в данный момент ничего не даст.

Я бы его послал, однако на моем уровне приходится поневоле быть дипломатом.

– Почему же? Вы станете более свободными и независимыми.

Какая же свобода может быть в долгах? Кредитное рабство – самое страшное. Оно легко может перейти к внукам. А, избави Боже, если не выплатишь проценты вовремя, так еще и по миру пойдешь точно таким же, каким явился в мир – голым и босым.

– Мы без того предельно независимы. Насколько это реально. Есть спрос, есть предложение, а с остальным справляемся. Дополнительные средства пока не нужны.

– Но так не бывает…

– Бывает. Не с нуля же мы начинали. Да и государственная поддержка на самом высоком уровне значит очень много. К сожалению, вынужден вам отказать.

Посетитель хотел настаивать, только внимательно посмотрел на меня и понял бесполезность любых уговоров. Тогда он перешел к другому вопросу.

– Хорошо. Отложим вопрос на некоторое время. Надеюсь, вы еще раз обдумаете наше предложение и измените собственное мнение. Однако есть вторая часть предложения. Император пригласил в пределы своей империи всех желающих лиц христианского исповедания. И только.

Понятно, откуда ветер подул.

– Сколько понимаю, императору нужны поселяне. Пустуют прекрасные земли в Поволжье и на юге, требуется заселить их теми, кто будет обрабатывать, растить скот и так далее. Предложение обращено именно к ним. Не мусульман же звать, когда их в стране и без того хватает! А больше никто на землю не идет. Еще требуются хорошие офицеры, геологи, корабелы, мастеровые. Больше никого он не зовет.

– Но это же…

– Понимаете, в государстве существуют определенные законы. И устанавливает их монарх. Ему принадлежит исключительное право решать, что полезно для страны и что вредно. Я к законам отношения не имею.

– Вы могли бы повлиять. А мы в долгу не останемся.

– Мое влияние на Петра Алексеевича преувеличено. Государь поддерживает мои начинания в производстве как полезные. В иные сферы я не лезу.

– Но вы же иудей! Законы Российской империи запрещают селиться здесь лицам иудейского вероисповедания. А вы достигли таких высот…

– Я – православный, – отрезаю я.

В стране, где таковым является большинство населения, принять господствующую веру – самое разумное. Сразу пропадает множество вопросов. А перед тем я был обыкновенным атеистом и вообще не думал о высших силах. О таких материях я стал задумываться гораздо позднее. И уж по-всякому ничуть не жалел о совершенном выборе. Есть Бог, нет его, с нательным крестом как-то спокойнее.

Лицо собеседника дернулось. Он явно относился к ортодоксам, для которых подобное отступничество было самым страшным грехом.

– С подобными вопросами попробуйте обратиться непосредственно к императору. Это его уровень. К сожалению, у меня дела, – мне уже стал надоедать визит.

Тут попробуешь помочь один раз, и уже никогда не отвяжутся.

А оно мне надо?

Впрочем, поработать в тот день не удалось. Чуть ближе к вечеру, легкий на помине, примчался Петр собственной персоной в сопровождении верного Алексашки и с ходу выдохнул:

– Мазепа изменил! Решил к полякам перекинуться!

Все-таки что-то в мире остается неизменным. Захотелось нашему гетману шляхетских вольностей. В том, что за ним пойдет народ, я сильно сомневался, однако отдать Петру дирижабль пришлось. Измену надо давить в зародыше. Пока она не задавила нас…

14. Кабанов. Перешеек

– Я бы не делал из случившегося трагедии, Петр Алексеевич. Малороссы сделали свой выбор еще при вашем отце. Вопросы веры для простого человека намного важнее прочего. Захотелось Мазепе переменить хозяина, даже момент выбрать сумел, но толку с того? Многие ли за ним пойдут? Разве что самые приближенные, а они погоды не сделают. Простой народ помнит, каково им жилось при панах в Европе. Тем более что такое татарский набег. Да и поляки в сравнении со шведами и турками – не сила. Объявить изменнику анафему.

– Уже, – нервно дернулся государь.

Это я подсознательно ничего от гетмана не ждал. Очень уж неприятная личность, этакий символ предательства, из которого некие субъекты сделали борца за независимость. Какая независимость, если он элементарно предал, да и все земли хотел отдать под заведомо чужую власть? Где та незалежная Украйна?

Но для Петра случившееся было жестоким ударом. Вот и запаниковал невольно. Интересно, ведь притом постоянно подозревает многих в изменнических мыслях, а настоящего изменника проглядел. И мы хороши: раз шведов разбили, то Мазепа будет паинькой. Не к туркам же перекидываться! Те обрезания потребуют. Тогда уж лучше оставаться верным присяге и собственной вере.

– Хорошо. – Я лихорадочно прикидывал худшие варианты. – Август смещен частью Сейма, однако другая часть его поддерживает. Вот если бы решение было единогласным… Переход Мазепы на сторону Лещинского – сильный козырь в руках узурпатора. Там хватает поборников Польши от моря до моря. Хотя моря им как раз не нужны. Значит, в самом плохом случае кто-то перекинется в лагерь нового короля. Однако главные условия остаются в силе. Никакой регулярной армии у соседей не имеется. А шляхетское ополчение нам не страшно. Прошли времена… С нашими полками, которые даже шведов разметали, бояться панов…

– Против нас еще турки имеются, – напомнил Меншиков.

– Турки – серьезнее. Однако есть сомнения, что они сумеют выступить с поляками единым фронтом. Пока паны между собой отношения выяснят… Кстати, что вообще думает Август?

– Карлович сообщил, что наш венценосный брат собирает саксонские полки. Вдобавок к шляхетскому ополчению. Однако боится, что сил не хватит, и просит помощи от нас. В размере вспомогательного корпуса, – поведал словоохотливый Алексашка. – Но Алексей уже выслал полки.

– Ты представляешь: самовольно! Оголив Петербург! – добавил Петр.

– Правильно сделал, – поддержал я наследника. – Появление реальной силы удержит от выступления многих. А там приблизится зима, и станет вообще не до каких-либо действий. Запрутся по поместьям, да будут водку пьянствовать до теплых дней. А там вообще забудут, чего хотели. Главное, в самом начале все пресечь. Серьезных-то поводов для переворота нет. А против русских полков не пикнут.

– Но если идти против Мазепы, откуда мы войско возьмем? Он склонил на свою сторону часть запорожских казаков, так что тысяч десять войска наверняка имеет, – добавил Петр. – А еще Турция…

– Лещинский нам войну не объявлял? – уточнил я.

– Нет. Все произошло буквально в последнюю неделю.

– Значит, надо сделать так, чтобы и не объявил. Он же не единолично это делает, только по решению Сейма. А Сейм в Польше любое решение может только похоронить. Я уже не говорю, что большая часть поддерживает Августа. Да и не до войны с нами мятежникам. Им власть в первую очередь надо захватить. Реальную, а не на словах. Слова в Польше лишь сотрясение воздуха.

Хотелось добавить – как в мои времена в демократической России. Не поймут-с. Но в отличие от Петра братом Августа я не называл. Лещинский мне вообще даже приятелем не был. Вообще, скверное соседство, когда неурядицы вечно грозят прямо или косвенно затронуть нас. Но Август хоть ученый, против России не попрет. То есть поддерживать надо однозначно Августа. Лещинский имел какое-то отношение к Франции.

Стоп! Французы с какого бока? У них сейчас своя война, им не до польских разборок. Что у нас нормальные отношения с Людовиком, я молчу. В политике нормальные отношения – понятие относительное. Можно дружить, даже приходиться родственником посредством династических браков, однако у каждой страны есть свои интересы, и они порою противоречат друг другу.

Где мы пересеклись? Вроде нигде. Короля-Солнце должен устраивать наш нейтралитет. Военный союз устроил бы больше. Но и Польша блюдет нейтралитет. Мы в стороне от большой европейской войны. Наше прямое столкновение ничего не меняет в общем раскладе.

Так в чем тогда интерес?

Надо будет при случае поговорить с Мишелем и Аркашей Калининым. Может, кто из них подскажет? Польшу еще можно оправдать французскими происками. Но наша война с Турцией Людовику как раз и невыгодна. Мы же ему товары отправляем через Босфор. Ладно, политику пока оставим на потом. Наше дело – текущая стратегия.

– Войну с Турцией на Пруте придется отложить до следующего года, – объявляю я. – Да и все равно в эту кампанию ничего не успеем. Разве что войска подтянуть. Турки тоже. Уже конец августа. Надо подумать, какие части мы можем без напряжения послать в Малороссию? Пока там новый гетман порядок будет наводить. Кого назначили? Скоропадского?

Тут была проблема. Население России при ее просторах все еще было невелико, содержать огромную армию мы не могли, и полков было не так много. Что-то надо было постоянно держать в районе Курляндии и нынешнего Санкт-Петербурга, что-то – на границе с Польшей. В связи с выступлением Мазепы никаких сил из Азова и Таганрога брать пока не стоило. Кто его знает, сколько людей пойдет за изменником и в какую сторону они двинутся? Даже несколько тысяч человек могут натворить дел, если их некому задержать. И у Прута войска необходимы. Да еще и Крым…

– Но если османы перейдут реку…

– Не перейдут. У них там тоже войска не сосредоточены. Главное действо в этой кампании развернется здесь, в Крыму. Здесь сейчас слоеный пирог. Татары хозяйничают в Малороссии. Мы отрезали их от исконной земли, и возвратиться из набега теперь для Девлет-Гирея огромная и неразрешимая проблема. Но с другой стороны, полуостров пока принадлежит степнякам и их покровителям – Порте. Кроме Керченской оконечности, где опять мы. Турки упорно пытаются ее отбить до наступления осенних штормов. Наша задача – сосредоточенным ударом от Керчи и Перекопа захватить весь полуостров и обеспечить его охрану от турецких десантов в дальнейшем. Тогда Девлет-Гирею не останется иного выхода, кроме капитуляции. Долгое время вдали от базы татары не просуществуют. Бед они натворить могут, а дальше? Сюда мы их не пустим, единственный выход – прорываться к Валахии. Следовательно, необходимо заранее сосредоточить там летучий корволант из драгунских полков, дабы не допустить прорыва. Надо решить татарскую проблему раз и навсегда. Ну и, конечно, Мазепа. Где он сейчас?

– Наверно, в Батурине.

– Город взять. Справишься? – Мой вопрос относился к Алексашке.

Какими-то полководческими талантами гетман не блистал. Политическими – тоже. Прожженный интриган, лично храбрый, только одной храбрости на войне мало.

Но как же ему изменило чутье! С какого бодуна он решил, что нынешняя Польша в состоянии справиться с нынешней Россией? Или дело действительно в чьих-то посторонних интригах? Очень уж все совпало: бунт Булавина, война с Турцией, бардак у соседей, наконец, измена…

– А то! – браво отозвался Меншиков.

Но задатки полководца у него действительно были немалые.

– Главное – действовать быстро и решительно. А возглавить помощь Августу я рекомендую Репнину. Там посланных цесаревичем войск вполне хватит. Важен сам факт нашего присутствия. В затяжную междоусобную войну ввязываться резона нет. Пусть Август сам разбирается с подданными. Да и саксонской армии, как по мне, на самом деле за глаза хватит. Ему же не страну завоевывать, а только с оппозицией разобраться. Я тем временем займусь вплотную Крымом. Оборона Перекопа более-менее налажена. Мы готовы отбивать атаки и с севера, и с юга. Но необходимы несколько полков и сюда, и в Керчь. Тогда мы быстро займем весь полуостров. Там на оконечности неподалеку от Балаклавы есть превосходная Ахтиарская бухта. В такой с легкостью поместится огромный флот. Таким образом будет решена еще одна проблема – господства на Черном море.

Петр немедленно встрепенулся, как происходило с ним всегда, едва речь заходила о флоте. Признаться, подобной любви к кораблям и волнам я, знаменитый пират, никогда не понимал. Моря и океаны необходимы, только за что их любить? Но имеется у монарха-реформатора подобный пунктик.

– Но строить все равно придется в Таганроге. Здесь же леса нет!

– Необязательно. Надо распространить владения империи до нынешнего Гаджибея и чуть дальше. Тогда главную кораблестроительную верфь можно будет организовать там. С возможностью постройки судов любого размера и осадки. Ладно, – прерываю я себя, – это все чуть позже. Пока же конкретное. Данилыч, твоя задача нанести удар вот отсюда на Батурин, а затем спешно передвинуться вот сюда, – указываю на карте места. – Таким образом, в зависимости от обстановки будешь иметь возможность бить татар и гетмана в этих направлениях. Петр Алексеевич, тебе надо подстегнуть полки. Чтобы все подкрепления быстрее выдвинулись на рубеж. Как только идущие войска окажутся в Азове, Сорокин перебросит их ко мне и Ширяеву. Пока же придется удерживать перешейки. Иначе все будет напрасным. Как говорили представители одного восточного народа, хароп…

Я летел в отпуск на родину. В отличие от срочников-солдат нам таковой был положен. Советская таможня была в самом аэропорту Кабула. Мысль, наверное, была простейшей: вдруг кто-нибудь из ОКСВ решит вывезти в Союз вместо безобидных сувениров оружие, благо трофеев хватало? У меня самого некоторое время имелся «маузер». Тот самый, легендарный, в деревянной кобуре. Отличное, мощное оружие. Перезаряжать его не очень, сам тяжеловат, однако пробивная способность и дальность выстрела превосходны. Все время хотелось побывать с ним на операции, только как тащить лишние кило триста веса, когда без того навьючен, словно верблюд? Тут положенное и необходимое бы пронести по горам, а уж брать что-то сверх того – вообще самоубийство. Мы штатные пистолеты никогда не носили. Толку от них в бою! Разве что застрелиться при полной неудаче. И так никогда не брал на боевые бронежилета. В те времена тяжелый был, сука. Только и надежды – вдруг не попадут? Если же попадут, имеется разгрузка с автоматными магазинами впереди и каска на голове. Прочее – судьба.

Лишь один раз показалось, будто Фортуна предоставила шанс осуществиться мечте и пострелять из заветных трофеев. Приказ гласил, что действовать будем на броне. Ну, мы и вооружились. Я прихватил свой «маузер», комсорг нашего батальона – винчестер, арткорректировщик – «ППШ». Увы! На середине маршрута задание было изменено. Оставить броню и дальше выдвигаться в горы пешим порядком. Как мы матерились, укладывая в десанты заветные раритеты! Но мечта – мечтой, а «АКМ» намного надежнее и лучше.

Разумеется, провезти оружие никто не пытался. Тогда законы еще действовали. Контроль в основном шел за другим. У таможенников было подсчитано все. Сколько за два года службы получает стрелок, командир отделения и так далее по списку на основании утвержденного денежного довольствия. Точно так же было подсчитано, сколько и чего можно на эти чеки купить. На далекой родине был дефицит, и каждому хотелось притащить с войны хотя бы какие-то мелочи. Не мелочи – тоже. Сколько помню, все, на что мог рассчитывать рядовой, – это джинсы, магнитофон и еще какая-то ерунда. Что интересно, практически каждый из бойцов вез по максимуму, словно за два года ничего и никогда не тратил.

В числе возвращающихся домой был прапор-вертолетчик. В отличие от меня, грешного, не отпускник, а заменщик. По случаю неизбежного стола попахивало от прапора перегаром, под глазом же у летуна медленно наливался всеми цветами радуги синяк. Мы же все там были безобразно молоды, а мало ли чего случается по пьяни? Ну, сцепился с кем-то из своих, получил малость на краткую память.

Вез с собой вертолетчик ветвистые рога какого-то марала. Им что? Летать приходилось везде, увидели, подстрелили. Вот к этим рогам и прицепились наследники и соратники Верещагина. Мол, а где положенные справки из санэпидемконтроля? Вдруг там какие-то микробы, а вы, товарищ прапорщик, хотите провести их в Союз?

Нет, все реально сделать. Сдайте их на экспертизу, а дня через три или четыре получите ответ. После чего провозите их на здоровье в качестве сувенира из восточной страны.

Угу. Три дня. Нам всем там хотелось поскорее домой, и дорог был не то что лишний день – лишняя минута. И тогда прапор с какой-то горечью произнес:

– Знаете, пока я был здесь, мне изменила жена. Так что все, что я заработал за два года, – это вот эти рога и фингал.

Смех был всеобщим. После такого ни о каком запрете речи быть не могло. Грустный прапор прошел с рогами и улетел в желанный Союз. Я смеялся вместе со всеми. И лишь спустя годы подумал: история на деле не столько веселая, сколько философическая. Разве все остальные получили что-то другое? В прямом ли смысле, в фигуральном… Жены были не у всех, солдаты практически поголовно являлись холостяками. Нам изменила Родина… И ладно хоть с достойными людьми, нет, с никчемными либералами.

Допускать повторения такого же я не желал.

Пока придут полки, может подойти осень. Ширяев в Керчи держался. Он сумел сбросить в море турецкий десант, и была надежда, что повторения не будет. Зато янычары наверняка высаживались во всех портах Крыма. Вопрос заключался лишь в том, какие силы выделит султан на удержание полуострова и изгнания нас с единственной базы? Татары для штурмов укреплений практически не пригодны. Не берет конь с разбега крепостную стену. Тут подготовленная пехота нужна и мощная артиллерия. Степняки с пушками толком обращаться не умеют. У них до сих пор луки в ходу. Правда, пользуются ими мастерски.

Собственно, гарнизоны османов имелись в прибрежных городах постоянно. Но тут, как и в нашем случае, удерживать стены они могли, а вот выделить кого-то для действий на стороне – нет. Сейчас лучший момент, чтобы очистить от противника весь Крым. Турок тут все-таки относительно мало, наиболее воинственные татары сами убрались. Ситуация идеальная. Жаль, нечем бесхозные земли занимать. Стоит покинуть Перекоп, и сюда немедленно явится Девлет-Гирей. Если добавить удар с тыла, все равно татары просочатся мимо нас, они эти края знают лучше, а разоружить их всех никак не получится, то оставшийся заслон удержаться не сможет. И придется нам брать перешеек еще раз. Только уже без прежней легкости. Они же нас ждать будут.

Поневоле приходилось ждать погоды. Только не у моря, а между морями. Или – между заливами, Геническим и Сивашским. Последний был вообще мелким, казаки проверили – кое-где можно перейти вброд, да не привыкли аборигены форсировать соленую преграду. Будем надеяться, светлая мысль в их головы не придет. Когда привыкаешь, что для тебя постоянно открыта дверь, как-то забывается путь через забор.

По расчетам до возвращения татар оставалось немного времени. Это же не завоевание, а набег. В нем главное – стремительность. Налетел, разорил, нахватал и быстро смылся, пока местные власти не перекрыли пути отхода. В пору флибустьерства я действовал точно так же. У них нет цели разбить противника, лишь прибрать к рукам все, что может пригодиться в хозяйстве или же на продажу.

Оставался вариант, по которому Девлет-Гирей присоединится к Мазепе. Только мне он представлялся маловероятным. Пока что низложенный и проклятый гетман хочет срочно превратиться в поляка. Признавать верховную власть степняков ему смысла нет. Не дурак, обязан понимать, что разбойное государство по-любому обречено историей. Оно до наших дней дотянуло исключительно благодаря поддержке Порты. Да и с любой точки зрения проще оставаться подданным Российской империи, чем признавать над собой власть хана. Хотя бы по совокупности благ. И новый сюзерен Лещинский пока никакого союза с султаном не заключал. Может, заключит еще, только для того ему достоинство изрядно прищемить надо.

А может, и не станет заключать. У поляков все просто. Никакой статьи за государственную измену не имеется. Все в рамках шляхетских вольностей. Вздумалось повоевать против нынешнего короля – твое право. Если не погибнешь по дури, реальных массовых сражений в таком случае никто не ведет, – то никто наказывать тебя не будет. Даже в тюрьму не посадят. Будешь жить дальше, словно ничего не было. Не перевороты, а сплошная оперетка.

С тыла нас беспокоили практически ежедневно. Повторного штурма пока не было. Татары убедились, что нашу завесу огня в конном строю им не преодолеть. Однако их разъезды постоянно маячили вдали. Порою отдельные группы бесшабашных наездников приближались почти вплотную. Иногда мы отгоняли их орудийным огнем, редко точным по причине подвижности цели, чаще высылали встречную группу казаков. Последние не зарывались. Вечные вояки хорошо усвоили тактику противников. Притворное бегство, а там в какой-нибудь балке ждет засада. Потому потери с обеих сторон отсутствовали. Ну, почти отсутствовали. Прибывших драгун я пока держал в резерве. В настоящем сражении они прошли бы через лавы степняков за счет сплоченного строя, но в индивидуальной рубке проверять, кто сильнее, не хотелось.

Хуже были нападения на обозы. Любой груз, доставляемый с кораблей, приходилось конвоировать немалыми силами. Практически мой отряд находился в круговой осаде. Почти круговой. Однако припасов в общем хватало, артиллерия прибыла вся, в крайнем случае можно продержаться месяц-другой без всякого подвоза.

А потом с севера примчался казачий разъезд, и еще до доклада стало ясно главное: началось!

Именно этого мы ждали, и именно это событие хотелось поторопить. Не знаю, пощипали ли налетчиков малороссияне вкупе с регулярными полками. Наверное, да. Хотя бы кто-то обязан был пошевелиться и принять меры к отражению набега. Только при взгляде на заполненные наездниками дали впечатление было, будто вернулись все. Хотя кто их, татар, вообще считал? Они сами не ведают, сколько их в пределах Крыма. Разумеется, Девлет-Гирей уже знал о занятии нами Перекопа. Вполне возможно, что программа рейда была сокращена по данной причине. Если вообще была заранее намеченная программа.

– Ну, теперь твой выход, – повернулся я к Гранье.

– Давно пора, – улыбнулся мой бывший канонир. – Уже заждались дорогих гостей. Пора их угостить как следует. Раз мы теперь здесь хозяева.

Клюгенау завистливо вздохнул. Согласно заранее распределенным обязанностям, ему надлежало отправляться на южный рубеж. Связь двух групп, ушедших и оставшихся, представлялась более чем вероятной. Мы перекрывали перешеек и Арабатскую стрелку. Однако позицию легко было обойти морем на простейшей лодке. Или пройти тем же мелким Сивашем. Мудростью противник не отличался, только ведь и идиотом не был. Бить, так одновременно со всех сторон, даже если стороны всего лишь две. А нам лишь оставалось распределить силы и держаться спиной к спине. Отступать некуда, поневоле надо стоять.

Я еще, насколько мог, объехал подготовившиеся к отражению натиска войска. Орудия и ракетные установки стояли в полной готовности, рядом застыли расчеты, егеря и фузилеры заняли пространство между ними в качестве прикрытия. Между двух линий под укрытиями в резерве находились драгуны и казаки. Я надеялся обойтись одним огнем, не доводя дело до рукопашной схватки. А в таком бою кавалерии не было места. Но надежда – капризная и ветреная женщина. Сейчас она улыбается тебе манящей улыбкой, а через минуту ее след простыл, и вокруг суровая реальность. Пехота распределена до последнего человека, иных резервов нет и не предвидится. Хотя кто такие драгуны? Ездящая пехота, если брать происхождение. Впервые появились во Франции, где пехотинцы были посажены на лошадей. А на знамени у них был дракон, по-французски – драгон. Вот и вся этимология названия.

У нас тоже драгун в равной степени учили воевать и в пешем, и в конном строю. В штатах эскадронов имелись горнисты для конных атак и барабанщики для пеших. А к ружьям кавалеристы имели штыки. Стоя на земле, плечом к плечу с остальными, шпагой не помашешь. Тут драгунская фузея намного надежнее. Но стрелковых команд со штуцерами в полках не было до сих пор. Про револьверные ружья я уже не говорю. Планировалось в дальнейшем ввести в штат конных егерей для повышения огневой мощи, только потребного количества нового оружия не имелось до сих пор. Ладно, хоть пехоту укомплектовать смогли. По одному егерскому батальону со штуцерами на полк и по одной команде с револьверными ружьями. На бумаге все гладко, на деле же многое упирается в возможность промышленности, наконец, в финансы. Штуцер в несколько раз дороже обычной фузеи, а это серьезный аргумент против поголовного перевооружения армии. А револьверное ружье едва не в десять раз дороже штуцера. Его точнее изготавливать надо. Хотя бы во избежание прорыва пороховых газов при стрельбе. В бытность мою капитаном Советской армии мне не приходилось задумываться о стоимости. Так ведь сейчас я фельдмаршал. Практически главнокомандующий вооруженными силами. Или нечто близкое к нему, поскольку должности главнокомандующего не существует.

Татары сближались медленно. Может, надеялись, что мы испугаемся их численности и провалимся под землю от страха, может, действительно момент атаки был согласован с крымскими вояками. Второе мне представлялось вероятнее.

Время тянулось, как всегда перед боем. Особого волнения я не испытывал. Не прорвать им нашу оборону с наскока. Никакой численный перевес не компенсирует огневую мощь в сочетании с укреплениями Перекопа. Зря они…

– От его превосходительства генерал-поручика Клюгенау, – вырос рядом со мной адъютант старого соратника.

– Что там?

– С юга появилась турецкая пехота. Тысячи четыре с артиллерией. И татар много.

– Хорошо. – Я сказал так, словно появление янычар действительно играло нам на руку. – Передайте одно слово: держаться!

– Слушаюсь!

Первый пушечный гром с юга прогремел минут через пятнадцать. А затем раскаты стали настолько частыми, что с ними не смогла бы сравниться самая жуткая гроза.

И почти сразу татары устремились в отчаянную атаку на перешеек. Буквально все обозримое пространство заполнилось конной массой. Происходи все в поле, ощущения были бы неприятными. Налетят – и затопчут, даже не вынимая сабель. А вот через вал и стену – слабо?

Гранье невозмутимо попыхивал трубкой. Хладнокровия бывшему соратнику знаменитого флибустьера Граммона было не занимать. Или своеобразной жадности. Зачем разбрасывать ракеты и картечь зря? Ориентиры намечены давно, только немного вселяет тревогу стрельба в тылу. Так ведь и это было предусмотрено. Там сейчас опаснее. Укреплений практически нет, никто никогда не собирался отбивать атаки из Крыма. Вдобавок при штурмах пехота с артиллерией представляют гораздо больше угрозы, чем самые лучшие и самые многочисленные наездники.

Артиллерист коротко махнул рукой, и в небо немедленно взмыла ракета. Повинуясь сигналу, сразу завыли установки залпового огня. Да, разброс ракет был очень велик, да, попасть точно в цель было практически невозможно, зато если вести огонь по площадям, то лучшего оружия не придумаешь. И – психологический эффект. Одно дело, орудийный залп и иное – когда сверху падают воющие дымные чудовища. Я бы сам ни за что не хотел оказаться под таким обстрелом. Не «Град» и даже не «Катюша», единственная взрывчатка до сих пор – слабенький черный порох, нового здесь мы решили не изобретать, к чему гонка вооружений, однако эффект!

Все пространство впереди скрылось в пелене разрывов. Кони обезумели. Пугливые от природы животные, порою шарахающиеся от обычного хлопка ладонями перед мордой. И вдруг такие испытания! Справиться со скакунами в подобных условиях не в силах самые лучшие наездники. Однако часть татар все-таки проскочила через зону поражения, оказалась ближе, и тогда заговорили обычные пушки.

Никаких ядер или бомб. Стрельба велась исключительно картечью. Да и сколько убьешь одним ядром, а скольких – градом пуль?

Кони с разбега летели на каменистую землю, валились всадники. Номера работали сноровисто. Каждое движение было отработано многочисленными тренировками. Армейская муштра – не прихоть самодуров с генеральскими чинами. В бою думать некогда. Это обычная мужская работа, предельно напряженная, и результат в ней зависит от всеобщей слаженности и быстроты.

Татары не выдержали картечного града. Немногие доскакали до вала, остальные повернули, благо ракетные направляющие были опустошены и работала лишь артиллерия. Но и те, кто доскакал, вынуждены были бестолково заметаться перед рвом. Сами виноваты, прекрасно же знали о древнем препятствии. Потому и Перекоп, что в незапамятные времена был перекопан вдоль всей линии. Вроде тут даже был во времена греческие, которые еще называют античными, вполне судоходный канал. Суденышки крохотные, им хватало. Да и климат меняется. Может, тогда хватало и воды.

Но и без воды делать наезднику здесь было нечего. Разумеется, имелись во рву несколько проходов, не в первый раз татары выбирались из Крыма, и каждый раз спускаться в ров, а затем подниматься было им не с руки, только именно перед проходами трупы нападающих лежали особенно густо.

Защелкали револьверные ружья и штуцера егерей. Это были последние ноты разыгранной симфонии. Татары были мастерами всевозможных притворных отступлений, заманиваний в засады и прочего, только сейчас они пустились в бегство. То самое, которое притворным не бывает.

– Драгунам – атаку! Марш-марш!

По тем самым сохранившимся проходам стремительно выдвинулись в колоннах драгунские полки, развернулись на ровном месте рассыпным строем и помчались вслед за удиравшим воинством Девлет-Гирея. Туда же ринулись казаки. Я заранее приказал не преследовать крымцев очень далеко. Несмотря на разгром, татары являлись воинами и вполне могли опомниться, устроить какие-то ловушки. Но и построить им «золотой мост», как сейчас называется то, что позднее превратилось в «зеленую улицу», я тоже не мог. Недорубленный лес опять вырастает. Уничтожить налетчиков целиком было не в наших силах, да и не в наших планах, однако вселить в них вечный страх, захватить некоторую часть в плен, а некоторую рассеять – вполне. Да и обидно видеть убегающего врага и совсем ничего не делать.

Я не говорю про пленников и добычу, которых Девлет-Гирей наверняка оставил неподалеку.

– Что у Клюгенау? – повернулся я к адъютантам, и один из них торопливо бросился к лошадям.

Однако Дитрих уже прислал своего посыльного. Вид у поручика был воинственным, лицо раскраснелось и покрыто копотью, аксельбант, на котором крепился карандаш для записи приказов командующего, болтается, треуголка прострелена в верхней части, однако довольная улыбка гуляла по потрескавшимся от сухости губам.

– Ваше высокопревосходительство! Его превосходительство генерал-поручик Клюгенау докладывает: штурм отбит с большими для противников потерями. Турки с татарами отходят.

Жаль, преследовать их и в этом направлении было нечем. Всю кавалерию я бросил против Девлет-Гирея как против основного врага. Но был бы у меня перевес в силах, я бы вообще все сражение строил по иному плану. Например, высадил бы десант и двинул бы его по ту сторону Перекопа, окружая вражескую группировку.

– Жарко было?

– Не то слово! В одном месте дело дошло до рукопашной схватки. Генерал лично возглавил резерв.

Узнаю Дитриха. Немец, который прежде поступил на службу России как сулящую больше благ, чем всякие мелкие германские княжества, добросовестно служивший, а с некоторого момента решивший прочно и навсегда связать судьбу с новой родиной. И ведь главное, делающий все пунктуально, в соответствии с национальным характером, старательно и отдаваясь службе целиком.

Сколько таких нерусских сынов у матушки-России?

– Благодарю за службу, капитан!

Было у меня такое право: производить офицеров в чин до полковника включительно. Правда, с последующим утверждением императором, однако почему Петру не подтвердить?

По неписаному правилу с донесением о победе отправлялся один из наиболее отличившихся офицеров…

15. Слово и дело

Работать по воскресеньям не полагалось. Раз уж сам Господь создал мир за шесть дней, а на седьмой положил отдыхать, то, значит, и люди обязаны жить по тем же правилам. Никаких правоверных иудейских заморочек с их полным отказом от самых простейших действий по субботам не имелось, домашние дела выполняли все, равно как и хозяйственные, но какие домашние дела у дворянина, одновременно являющегося мастером на все руки? Для дел слуги имеются.

Раньше Ардылов пользовался тем, что в субботу работы заканчивались пораньше, и проводил вечера в свое незамысловатое удовольствие. Если получалось – в компании, чаще же в одиночку он приговаривал бутылочку-другую благородного или самодельного напитка, даже до кровати добирался сам, а в воскресенье шел в церковь подобно большинству населения империи, после чего вновь предавался привычному виду отдыха.

Теперь здоровье стало не то. Это почувствовалось неожиданно. Вроде особо никогда не болел, вернее, в прежние годы вовремя лечился, потом стало не до лечений вообще, а вот теперь по утрам ломило спину, в любое время могло прихватить сердце, довольно быстро стала приходить усталость, а часть зубов или выпала, или была вырвана главным стоматологом страны и императором по совместительству.

Приближалась старость. Все-таки из всех уцелевших Ардылов был самым старшим по возрасту. Многие, кто был гораздо моложе его, погибли, но корабельного токаря словно сохранил Бог. Неужели ради того, чтобы спустя полтора десятка лет умереть от болезней?

Ардылову стало не по себе. Единственный авторитет по медицинской части, Петрович, предложил завязать с вредными привычками и стандартно прошелся, как помирают здоровенькими те, кто не курит и не пьет. Но Ардылов действительно бросил. Курить, по крайней мере, да и выпивать стал лишь раз в месяц, не чаще. И то лишь потому, что Флейшман как-то обронил, мол, в небольших количествах спиртное действует в качестве обеззараживающего. И уже исключительно в небольших количествах. Так, граммов двести, если пересчитать в привычные мерки.

Сейчас как раз было воскресенье. Военные находились на войне, как им и положено. Калинин в очередной раз умотал в Европу. Кротких – куда-то в глубь страны, кажется, под Курск. Ярцева в ближайшие пару лет даже ждать не стоило с Дальнего Востока.

Поговорить по душам не с кем. И вокруг Санкт-Петербург, но не тот, знакомый в прежней жизни с его Лиговкой и Невским, а новый, представляющий сплав старой Риги и многочисленного новостроя. Даже место другое. Флейшман наверняка с семьей, а собственных слуг тревожить неловко. Они тоже народ солидный, семейный. Пусть отдохнут.

Но ведь существуют кабаки. Государственные с вкраплением старых, оставшихся со шведских времен. Однако частные в центре, до них идти далеко или карету брать надо. Ардылов предпочел жить в новом доме. Небольшом, зачем дворец старому бобылю, но уютном. Как бывает уютной берлога. Зато до работы рукой подать. И кабачок рядом имеется. Там все знакомо, и целовальник, которого тянет назвать барменом, и многие из постоянных посетителей. Довольно приличное заведение, посещаемое в основном чистой публикой.

Ардылов не спеша заглянул внутрь, привычно прошел в дальний угол и кивнул целовальнику.

– Винца чарочку и что-нибудь этакое…

Хлебным вином называли водку. Только на взгляд выходца из иных времен до настоящей водки она не дотягивала градусами. В здешнем кабаке их было чуть больше тридцати. Да и привкус сивухи чувствовался ощутимо.

Можно было заказать настоящего вина из Франции или Германии, торговля процветала, и напитков имелось в общем достаточно, только стоило вино подороже, да и тоже слабоватое, обычное сухое. А хотелось крепкого напитка. Хоть сам опять начинай гнать.

Чарка поменьше граненого стакана, но тоже вместительная посуда. Ардылов отпил примерно половину, похрустел малосольным огурцом и взглянул в окно. Снаружи ощутимо нависало хмурое прибалтийское небо. Те самые тучи, в которых просвета может не быть неделю. А еще конец лета, хотя по всем ощущениям уже осень. Словно для усиления впечатлений по окнам забарабанил дождь.

Тоска…

Сидевший через столик мужчина, прилично одетый, в камзоле и при шпаге, встал, шагнул в сторону Ардылова и спросил:

– Прошу прощения, такой погода тут часто?

Он явно был нерусским, но язык знал достаточно прилично.

– Сколько угодно, – буркнул Ардылов. – Да вы присаживайтесь. У нас это обычная картина. Было бы странно, выгляни солнце.

– Я думал, в России лето жаркое. Сколько был в Москве, дышать там нечем.

– Так это Москва. Здесь не Россия, если разобраться. Прибалтика, присоединенный край. Простите, с кем имею честь?

– Прибылович, коммерсант и дворянин из Польши. Много лет торгую с Россией.

– Ардылов. Дворянин. Служу в компании Флейшмана.

– Ого! – присвистнул новый знакомый. – У самого? И как он?

– Нормальный человек, – с губ чуть не сорвалось «мужик», однако подобный отзыв можно было бы посчитать за оскорбление. Мужик – это простонародье, пахарь, еще кто не выше уровнем.

По происхождению Ардылов являлся обычным человеком. Хотя при советской власти никто не смотрел, какой пост ты занимаешь. И рабочий получал больше любого мастера на производстве. Здесь же пришлось побыть рабом. Прежде у плантатора, потом – у Командора. Вспоминать тот отрезок времени Ардылов не любил. Он и здесь получил дворянство последним из всей компании, когда остальным надоел его неопределенный статус. Общество сословное, каждый записан не в один класс, так в другой. А тут даже не скажешь, что без Ардылова как без рук. Он и был руками выходцев из будущего. Не в купцы же его производить! Вот и уговорили Петра, благо государь всея Руси давно оценил умение подданного и частенько трудился ради собственного удовольствия с ним в пару. Хоть чтил царь законы и простых работников в их сословии оставлял, для Ардылова в числе немногих было сделано исключение.

– Богат, – кажется, произнесено было с завистью.

– А что богатство? – вскинулся Ардылов. – Да, один из самых в России, если по величине капитала. Ну и что? Я тоже не беден. Разве в количестве денег счастье? Куда потратить такую прорву?

Он знал, что на себя тратит Флейшман сравнительно мало. Разве что в той степени, которую требовало положение. Практически все свободные средства уходили в оборот, множась с каждым разом. По части хватки Юрию действительно можно было позавидовать. Но если сам хочешь стать дельцом. Ардылов становиться олигархом не хотел. Его устраивало нынешнее положение. Точно так же он не завидовал регалиям и чинам Командора, Ширяева, Сорокина. Там вообще народ военный, им положено лезть наверх служебной пирамиды. Да и за дела все получили. Но зато внизу спокойнее.

Как-то незаметно выпили за то, чтобы денег всегда хватало и даже оставалось немного. Потом – за нынешнего государя, пусть будут долгими его дни, а уж правление, несомненно, одно из самых ярких.

Нет, в тосте не было желания прогнуться или страха, что некто донесет – вон за тем столиком за царя не пили. Пить за особу императора никто не заставлял. Против нельзя, а будешь ли подымать чарку во здравие, никого не волнует. Однако царский работник правителя искренне уважал за бьющую через край энергию, за любовь к труду, даже за умение много пить, а наутро вскакивать бодрым.

Через пару столиков за бутылкой сидела пара офицеров. Один совсем молоденький, явно недавно произведенный, второй в летах. Причем если про молодого особо сказать было нечего, мало ли как повернется жизнь, то старший явно отвечал словам из знаменитой офицерской характеристики: «пьяница и дурак, но жизнь за Отечество отдаст». А что еще требуется от обычного офицера? В генералы суждено выйти не всем, лишь единицам. Вот с тех спрос иной. Дело же офицерское: службу править да умирать, если придется.

Еще подальше, но к другому углу, сидела компания каких-то стряпчих. А может, купцов не первой гильдии или их приказчиков. Все безбородностью своей подчеркивающие дистанцию от простого люда.

– Но ваш Флейшман – голова! – убежденно вымолвил новый знакомый. – Столько под себя подгреб! Что только не производит! Даже по небесам летает. Или это не он, а другой? Ну, фельдмаршал ваш. Кабанов, да!

– Мы все одна компания, – признался Ардылов. – Кабанов по армейской части и по флотской, Флейшман – по торговой и производственной. Я – если сделать что-то надо. Те же двигатели на дирижабле починить – никто лучше не справится.

Тут же подумалось, что дирижабль остался фактически один. Да и тот непонятно сколько протянет. У любого мотора имеется ресурс. А тут безжалостная эксплуатация, вместо положенной солярки – масло… И никаких запчастей без шансов их изготовить в обозримом будущем. Технологии не позволяют, что им! Тут вон сколько бьешься над попыткой изготовить простейшую рацию – и никакого толка! Правда, наметились успехи с телеграфом. Но сколько тогда придется провести проводов! Которые еще изготовить надо. А расстояния в России огромные.

Однако телеграф пока оставался тайной. Как и некоторые иные вещи. Ученых в Европе больше, уровень производства тоже несколько иной. Украдут и будут первыми пользоваться благами. В той же Англии уже сами изготавливают и штуцера, и паровые машины, и даже вроде пробуют электродвигатели.

– А вот тут слухи всякие ходят… Мол, это – изделия древних, найденные где-то в Америке… Или врут? Здесь изготовили?

– Здесь. Ну, в смысле, изготовили в Америке, однако сами, – привычно объявил Ардылов. – Хотя кое-какие старые манускрипты имелись. Жаль, там столько всего наворочено из того, что при желании сделать нельзя… Материалов таких нигде не достать. Хоть весь мир обойди…

– А что за материалы? Может, я помогу?

– Если бы все так просто! Искали мы везде. Нигде нет. Да и ведь не просто металлы, скажем, нужны. Их еще обработать надлежащим образом надо.

– Но ведь раз получилось! – воскликнул Прибылович. – Значит, должно и еще!

– Должно, да не получается. Там точность изготовления не та. Ювелирная работа. Чуть отступил – и все. Ни хрена не работает. Было бы иначе, мы бы все небеса воздушными судами наводнили.

Ардылов незаметно захмелел. И весьма сильно. Слова давались ему уже с трудом. Может, виноват возраст, может, отвык пить всерьез, может, втайне хотел напиться. Разницы никакой, когда налицо результат.

– То есть когда сломается?.. – продолжать собеседник не стал.

Ардылову не понравились его глаза. Какие-то холодные, безжалостные. Некогда напуганный бойней на уже далеком берегу, потом долгое время бывший рабом, воином мастер на все руки не был. Вот что-то сделать, починить – дело иное.

Сейчас Прибылович вдруг напомнил токарю бывшего хозяина. Вот отдаст приказ, и немедленно надсмотрщики повлекут сечь. Больно, безжалостно. Потому все сказанное обязано быть сделанным.

Захотелось немедленно уйти, пока не стало хуже. Собеседник отлично понял состояние Ардылова, заметил невольное движение и коротко бросил:

– Сидеть!

Ардылов застыл. Он проклинал собственную беспомощность, однако ничего не мог с ней поделать. Глаза Прибыловича гипнотизировали, как удав гипнотизирует кролика.

– Где вы это все нашли? Место! Я понимаю, ты не шкипер, однако район помнить обязан. Ну, вспоминай! Такое не забывается. А после этого нуждаться не будешь ни в чем. Говори!

И вдруг сами собой вылетели слова:

– Слово и дело!

Короткая фраза, зато эффект от нее был воистину волшебный. Привычный кабацкий гул мгновенно стих. Посетители застыли, зато оба офицера взвились, словно подброшенные пружинами, и шпаги молниеносно покинули ножны.

Ждать Прибылович не стал. Он тоже вскочил, опрокидывая на Ардылова тяжелый стол со всей посудой, и тоже рванул клинок.

Секунда – и в тесном помещении грянула схватка. Офицеры моментально отреагировали, поняли, кто является врагом государя. Но их противник оказался человеком опытным и умелым. Клинки встретились, зазвенели, и молодой офицер вдруг стал заваливаться на пол.

Его напарник, тот самый, в летах, вдруг оказался практически вплотную к Прибыловичу, так, что не осталось места ни для удара колющего, ни для удара рубящего, и без особых изысков и затей двинул врага кулаком в лицо. В кулаке был зажат эфес шпаги.

Прибылович тяжелой куклой отлетел назад, рухнул на подвернувшийся стол, переломил его надвое и безжизненно застыл.

– За ближайшим патрулем, живо! – рявкнул пожилой офицер, обращаясь непонятно к кому. – Остальным оставаться на местах!

Он, видно, еще успел подумать о возможных пособниках нокаутированного ловкача.

Профессионал, не кто-нибудь!

16. Флейшман. Интриги и заботы

Ромодановский был мрачен и хмур. Впрочем, как практически всегда. За долгие годы знакомства у меня создалось впечатление, что улыбаться князь-кесарь вообще не умел. Статью и повадками Ромодановский смахивал на матерого медведя. Такого не уломаешь, не завалишь, не зря Петр доверял боярину безгранично.

На его долю выпадала самая неблагодарная работа. Любое государство обязано защищать себя не только от врагов внешних, но и от врагов внутренних. Причем вторые обычно так или иначе связаны с первыми. Если не напрямую, то через некое воздействие, словесное ли, еще какое.

Во всяком случае, беспорядки внутри страны выгодны лишь тем, кто находится снаружи.

Роль свою боярин оправдывал полностью, не считаясь ни с чем. Враги боялись его до беспамятства, друзья относились с некоторой опаской. Если был на Руси человек, не боявшийся крови, то это был Федор Юрьевич Ромодановский.

Друзьями мы с князем-кесарем не были. Да и был ли им кто-нибудь, кроме императора? Если в плане помощи, то, может, и да, однако общение с ним было тяжеловатым из-за характера старого боярина. Разумеется, не потому, что он требовал всех положенных согласно его положению почестей. Даже Петр оставлял возок или электромобиль у ворот и через двор шел пешком. Мы не гордые, к крыльцу подъезжать нам необязательно. Но ведь дружба, помимо прочего, это еще приятность общения и взаимный позитив. Вот этого как раз не чувствовалось. Да и ладно, нормальные рабочие отношения – тоже неплохо.

Я и сейчас прошелся ножками от ворот до подъезда петербургского особняка князя-кесаря. Мне ведь все равно, а человек это честью считает.

– Не нравится мне сие, – боярин посмотрел на меня так, словно именно я был виноват в случившемся.

– Мне тоже, – признался я. – Что-нибудь известно об организаторах?

– Откуда об организаторах знаешь?

– Простое рассуждение. Не сам же Прибылович задумал подобное. Деньги предлагал, значит, некто готов был их предоставить. Наверняка душегуб лишь исполнитель, а вот куда уходят нити заговора… Откуда он хоть приехал?

– Ниоткуда, – и пояснил. – В числе пересекших границы империи никакой Прибылович не значится. В городе таковой тоже не останавливался. Поиски пока ничего не дали. Назвался он в кабаке явно не своим именем. Или не под своим появился у нас. Мы искали по приметам, но в гостиницах никто такого мужчину не видел. Значит, ночевал у какого-то знакомца. Город велик, за каждым не уследишь.

Времена тотальной слежки не наступили. Наверно, их и не было в моей истории. К каждому человеку соглядатая не приставишь. Попадались всегда на чем-то, если же недоволен, но вида не показываешь, кто тебя арестует? Как минимум требуется донос.

Исключение – грядущее царство демократии. Сколько помню, там уже шли разговоры о камерах слежения, возможности найти кого-то через них. Я уже не говорю про мобильники, по которым тоже реально следить за каждым, про кредитки, оставляющие заметный след, про грядущую чипизацию.

Пока же все осуществляется дедовскими методами. Преступников ловят в основном реальных, при дознании активно применяются пытки, как и во всем мире, сексотов нет, лишь есть крик: «Слово и дело». Правда, появились следователи в нашем понимании слова, но все в стадии становления…

– Эх, живьем бы взять мерзавца! – с чувством произносит Ромодановский. – Тогда бы все узнали.

Разумеется! При нынешних методах допроса тайн не бывает.

– И угораздило же поручика!

– Он хотел как лучше, – справедливости ради, вставляю я. – Оружие не использовал, пытался просто оглушить.

– Наградил Бог кулачищами! А теперь искать. Но должен за ним кто-то стоять!

– Беда в том, что подобное выгодно многим. Вопреки мнению Петра Алексеевича Европа населена нашими недругами, а вот настоящих и искренних друзей у нас мало, – делюсь своими банальными соображениями. – Необязательно против нас выступает кто-то из монархов. Весьма вероятно, некая группа влиятельных лиц, недовольная возвышением России. Посему предполагать можно долго, но кто против нас выступил в реальности, путем рассуждений мы не узнаем. Нужна хоть какая-то зацепка, хоть один след.

Ромодановский тяжко вздохнул. По части добывания доказательств он был докой, благо его-то методами можно было вытянуть правду практически из любого человека. Беда, что вытягивать было не из кого.

– Можно дать Ардылову скрытую охрану. Чтобы он сам не подозревал, а где-то рядом была пара человек, – подсказал я. – На случай если еще к нему подойдут, чтобы можно было повязать. Ведь не просто так это Прибылович подсел именно к нему! Знал наверняка. В случайности я не верю.

– Я тоже.

Можно сколько угодно твердить о шпиономании и происках враждебных сил, сводя все к заурядной паранойе, однако в реальности закулисная война действительно существует почти столько же, сколько существуют страны. Каждый блюдет собственные интересы всеми доступными и недоступными способами. А ведь помимо государственных всегда существуют интересы частных групп. Если те группы достаточно могущественны, чтобы вмешиваться в большую политику.

– Сама собой напрашивается Польша, вернее, второй король с его приближенными. Благо и фамилия тоже распространена там. Но не факт, – делюсь простейшими соображениями. – Лещинский обязан бояться, что мы в очередной раз поддержим конкурента. Собственно, уже поддерживаем. Да и ближайшие соседи, мать их ети! Хотя… Спрашивали ведь место, где мы якобы были. А поляки моря не бороздят, и наши океанские вояжи им безразличны. Следовательно, Прибылович – агент не их. Его использовал кто-то другой.

– Вот именно. – В отличие от монарха никакого пиетета к европейским державам Ромодановский не испытывает и в каждой видит притаившегося врага. – Польша – очень просто. Они тоже могли взбунтоваться неспроста. Лещинский – французский ставленник.

Боярин смотрит на меня сурово. Все-таки явились мы сюда из Франции, кое-кто из нашей компании даже являются формально французскими дворянами. Хотя это же не означает, будто мы отвечаем за политику «короля-солнца».

– Французский, – соглашаюсь я. – Мы попробуем что-то узнать по своим каналам, только сомневаюсь в успехе. Решение может быть принято на самом высоком уровне, куда ходу нет.

Разведка находится в стадии становления. Фактически ее как бы нет, во всяком случае, нет никакого органа управления, даже тайного. Так, лишь добровольные платные осведомители при разных дворах и в разных странах. Кое-что в этом направлении делают послы и посланники. И никаких Штирлицев. А уж узнать, что реально творится за кулисами событий, вообще является редчайшей удачей.

Ромодановский сопит в ответ. Он сам прекрасно все понимает. Взяли бы Прибыловича живым, и сколько проблем бы разрешилось само собой! Понятно, о истинных заказчиках исполнитель наверняка понятия не имел, зато вынужден был бы поведать о помощниках в городе. Такие вещи в одиночку не делаются. Хотя бы какая-то поддержка все равно необходима даже самому отпетому авантюристу.

– Попробуй. – В голосе боярина сквозит сомнение.

Если честно, и у меня никакой уверенности нет.

Насколько легче быть флибустьером под командованием лихого капитана!

17. Ширяев. Керченский пролив

Паруса на горизонте были замечены с дежурного кабаньера. Оно понятно: чем выше, тем дальше видно. Точное количество сразу подсчитать не удалось. Наверняка какая-то часть скрывалась за горизонтом.

Сигнал был подан сразу, однако находившийся в крепости Ширяев тревогу объявлять не стал. Скорости кораблей небольшие, сближение займет несколько часов, так к чему людей дергать раньше времени и заставлять находиться на боевых постах? Вымотают нервы раньше времени. Пусть спокойно пообедают, и тогда уже…

Кому не стало покоя – это казакам. Их усиленные разъезды помчались вдоль всего побережья. Не факт, что очередная попытка десанта совершится прямо под стенами крепости. И прозвучала тревога морякам.

Их в данный момент находилось в Керчи немного. Флот в основном был занят войсковыми перевозками. Доставлял пополнение или сюда, или поближе к Перекопу, а затем вновь уходил к Азову за очередной партией солдат. Да еще на обратной дороге занимался всевозможными эволюциями в преддверии морских сражений.

Сражение явно было на носу, а из флота – лишь два небольших линкора, «Двенадцать апостолов» и «Три святителя», да три фрегата, тоже малых, названных так с большой долей условности. Плюс – полдюжины галер да несколько посыльных люггеров и прочего для серьезного боя с турками малопригодного.

Повезло лишь в одном. Сорокин словно предчувствовал и задержался здесь же. Вернее, у удачи имелись конкретные причины. Костя решил повторить старый рейд вдоль Крымских берегов и дальше. В прошлый раз подобная шутка удалась. Но тогда турки вообще не ожидали появления в их внутреннем море чужих кораблей. Сыграл роль фактор внезапности. Османы не могли поверить своим глазам, и победы достались играючи.

Сейчас ситуация была несколько иной. Разумеется, султан вряд ли ожидал повторения рейда. Русские корабли крайне редко вылезали в Черное море. В основном они шлялись по мелковатому Азовскому. Да и наверняка у турок имелись шпионы, и численный состав флота они себе более-менее представляли. Как и размеры и мощь кораблей. Но флот Порты был замешан в воинских перевозках. Разумеется, сюда были стянуты далеко не все силы, только и задействованные превышали русские в несколько раз. Наверняка какой-нибудь капудан-паша думает, что противник ушел в глухую оборону да превратился в морского извозчика. Попасть в Азовское море османам было затруднительно. Прежде Керченский пролив миновать надо с его уже русской крепостью.

Появление турок могло означать, что они не только решили вернуть себе Керчь, но и прорваться дальше для генерального сражения с русскими моряками. Хотя вполне вероятно, сражение в их планы не входило. Со всем флотом, о возможном наличии кораблей в проливе турки должны были знать.

– Жаль, наших со мной маловато, – вздохнул Сорокин.

Они с Ширяевым стояли вдвоем на крепостной стене и ждали уточняющих донесений о силах противника.

Под «нашими» понимались бывшие флибустьеры, ходившие в Карибском море под Веселым Кабаном. Те, кто вслед за былым предводителем перебрался в Россию после заката пиратской вольницы.

Часть моряков в данный момент находилась с Ярцевым на Дальнем Востоке, кто-то по возрасту или усталости осел на берегу, кто-то погиб в схватках со шведами или умер от болезней позднее. Время безжалостно, а сколько промчалось лет?

– С нашими мы бы турок уже раскатали, – вздохнул Ширяев. – Как англичан.

– Не скажи. Тогда у нас зажигалки имелись. Без них мы бы не справились. Зря мы похерили хорошее новшество. Сейчас весьма бы пригодилось.

– Все равно. У нас преимущество в скорострельности. Пока османы перезарядят, мы залпа четыре выдадим. Если не пять. Если ты матросиков, разумеется, гонял.

– Ты сомневаешься? – хмыкнул Сорокин. – Они меня давно определили в аспиды морские или в еще какого гада. Но все равно в открытом бою против целой эскадры можем не сдюжить. Хотя от турок это тоже зависит. Как и от нашей решимости умереть.

Быстроходный люггер был уже послан к далекому Азову за помощью. Была бы рация или хотя б телеграф…

– Может, не сразу атакуют? Что говорит твое легендарное синоптическое предчувствие?

Сорокин действительно прославился среди Берегового Братства умением практически безошибочно предсказывать погоду. А как у него получалось, объяснить Константин не умел. Интуиция…

– Что ветер к вечеру переменится. Как раз будет дуть туркам в лоб, а нам в спину. Ну и нашей подмоге, разумеется.

Старые приятели подумали об одном. Может, турецкий адмирал решит выждать благоприятный ветер? Пока основным движителем являются паруса, от направления зефиров зависит очень многое. Кто захватил ветер, у того и шансы больше.

– Тут бы штормягу, – Ширяев мечтательно закатил глаза. – В ночь нападения такая буря разыгралась… Сейчас бы повторить, ни одного османа на плаву бы не удержалось. Нам бы осталось лишь обломки на берегу собирать.

– Шторма не будет. Даже штормика, – в тон другу улыбнулся Константин. – Так, балла три максимум. Скорее, два.

– Ладно. Обойдемся. Хоть ветер на нашей стороне.

– И Бог. Кто тогда против? А вон и наблюдатели.

– Шесть линейных. Столько же фрегатов. Остальные – транспорты.

– Сколько остальных?

– Два десятка.

– Ладно. Транспорты пока не по мою душу. Если эскадра отгребет, они сами уберутся. Ветерок будет попутным.

Просто топить транспортные суда вместе с людьми было не принято. Не из соображений гуманизма. Потопить деревянный корабль ядрами довольно сложно. Надводная пробоина безопасна, на подводную у ядра не хватает сил. Потому старались вывести из строя в первую очередь боевую часть флота. Хотя и там десанта хватало. Набивали людей так, что канониры работали с трудом.

– Но пообедать мы все равно успеем.

Ширяев старался держаться бодро, хотя некоторый червячок сомнения грыз душу. Очень уж велик перевес. И еще непонятно, что даст больший перевес: скорострельность или единовременная мощь бортового залпа?

Сколько пушек на турецких кораблях?

Хотя какая разница?

Вечер был тих и на радость многим слегка пасмурен. Облака понемногу затянули половину неба. Лунная ночь хороша для влюбленных. На войне лучше, чтобы потемнее.

Атаковать на ночь глядя турки не решились. Война – дело ответственное, спешки не любит. Стремительность – это другое. Но к чему она, когда начнешь бой, а тут его уже и заканчивать из-за наваливающейся темноты? Куда стрелять, когда ничего не видно? И не только стрелять. Без всяких выстрелов и попаданий можно вылететь на камни.

Точно так же оставался на кораблях и десант. Один урок при высадке янычары уже получили. Не хотелось получать еще один, уже ночью. Все равно уже замечены, значит, прием будет горячим. Да в виду крепости и ее гарнизона.

– Зря они, – рассматривая застывшие на якорях корабли, заметил Сорокин. – Мало мы их учили. Кто встает так близко к берегу да еще таким плотным строем?

– Совещаются, наверное, – отозвался Ширяев.

Сорокин прибыл на берег, едва стало ясно, что сегодня сражения не будет.

Русская эскадра редкой цепочкой застыла поперек пролива. Перекрыть его целиком могучим строем не хватало сил, и оставалось надеяться на маневр и помощь крепостных орудий. Но последние не отличались дальнобойностью, чтобы доставать врага в любом месте. Однако хоть один фланг в относительной безопасности, тоже неплохо.

– Пусть посовещаются. А мы пока подготовимся получше. Ночка выдастся на редкость темной. Тряхнем стариной?

– Я не против. – Григорий сразу понял, о чем идет речь.

Пять вымпелов против двенадцати – соотношение скверное, если в открытом бою. Надежда на победу имеется, только любая надежда должна быть подкрепленной расчетом. А в идеале – сюрпризом для неприятеля.

Способ был старым, известным, да много ли на свете принципиально нового? Если разобраться, поздние ночные атаки торпедных катеров – некая на много порядков более высокая разновидность тех же брандеров.

– Командора для полноты комплекта не хватает, – рассмеялся Ширяев. – Три генерала и адмирала собственноручно атакуют вражескую эскадру. Словно по-прежнему являются обычными флибустьерами.

– Командор – фельдмаршал. Его дело отныне – руководить.

– Ага. А кто Карлушку в рейде грохнул? В его же тылу. Что ты, Кабана не знаешь?

– Знаю. Все равно не дело. По большому счету и не наше тоже. На то лихие мичмана и лейтенанты должны быть.

– Тогда какого хрена?..

– А они справятся? Самому по-любому надежнее. – Сорокин вновь посмотрел на турецкую эскадру. – Чесмы не получится, простор для маневра у них есть. Да и ветер понесет прочь. Но уж флагманы будут нашими.

– Жадный ты. Нет чтобы молодежи что-нибудь оставить…

– Молодежь добивать их будет. Как только остальной флот подойдет. Но, заметь, добивать под нашим чутким руководством. Потому наше дело, помимо прочего, не зарываться и помнить: мы обязаны вернуться живыми, чтобы туркам и в дальнейшем мало не казалось. Иначе грош цена нашей вылазке.

– А мы когда-нибудь зарывались? – рассмеялся Ширяев.

Он словно сбросил груз лет, а вокруг лежало флибустьерское море…

Облаков стало еще больше. Лишь изредка в просветах мелькал узенький серпик луны или появлялось несколько звездочек. В воцарившейся тьме практически невозможно было разглядеть два небольших кораблика, беззвучно скользивших между небольшими волнами. Не то очень большие лодки, не то суденышки, которые позднее назовут катерами. Одномачтовые, борта едва возвышаются над водой от принятого в трюм и наваленного на палубы груза, старые…

Команды подавались шепотом. На каждом из суденышек был минимум матросов. С парусами работать особо не надо, лишь по минимуму, весел не имелось, пушек – тоже. За исключением установленных на носу небольших картечниц. Так, небольшая забава, а не серьезное орудие. Шесть скрепленных воедино стволов, заранее заряженных с казенной части, соединенной таким образом, что пороховая затравка одна на всех и лишь дальше расходится на шесть частей.

Морякам приходилось нелегко. Да, заметить их трудно, но и они тоже далеко рассмотреть что-либо не могли. Курсы были рассчитаны заранее, а шкипера опытные во всяких делах. Иначе вполне возможно, что проплыли бы мимо цели.

– Огонек, – тихо выдохнул впередсмотрящий на одном из корабликов.

Слова передали на корму, где изваянием возле руля застыл Ширяев.

– Вижу, – так же тихо ответил Григорий. – Ну что, с Богом!

Оставалось молиться, что проступавший темной массой корабль был именно тот, который выбран в качестве жертвы.

Волнение Ширяев испытывал, а особого страха – нет. Неизбежный выброс адреналина в кровь был по-своему приятен. В данный момент Григорий особо ощущал, что он не кто-нибудь, а мужчина. Да еще выполняющий настоящую мужскую работу. Словно в уже старые, но добрые времена в далеких отсюда морях.

Справа, где двигался брандер Сорокина, вдруг грянул выстрел, и сразу поднялась суматоха. Сон моряка – некрепкий сон. Море учит никогда не расслабляться. Если ты, разумеется, не в гавани.

Поздно. Темный борт чужого корабля надвигался с неотвратимостью пришедших в мир перемен. Но какой же он высокий, намного выше уже знакомых европейских кораблей. Там тоже забегали, замельтешили, загорелось несколько фонарей, а затем раздался ружейный выстрел.

Куда ушла пуля, Ширяев не слышал. Он торопливо крутанул руль, выравнивая корабли. Сейчас! С носа коротко пробарабанила картечница. Ее стволы были задраны кверху, а стоявший за ней Пьер неплохо знал свое дело. С палубы турка послышались крики боли.

Касание. Командовать не требовалось. Матросы были сплошь добровольцами из числа тех, кто прошел соответствующую подготовку, и крючья глубоко вошли в чужой борт, намертво соединяя суденышко с большим кораблем.

Неподалеку победно вспыхнуло пламя. Оно не разогнало ночь, но осветило застывшую эскадру и придало картине зловещий оттенок.

– В шлюпку! – теперь Ширяев наконец-то схватил револьверное ружье. До того не имелось времени даже для одиночного выстрела.

Разумеется, о точности стрельбы не шло речи. Зато три пули подряд мгновенно заставили турок отпрянуть от борта. Кое-кто из команды тоже сделал по несколько выстрелов в качестве прощального дара. Но народ был хладнокровный, особо никто не увлекался. Задачи захватить линкор не было. А к гуриям большинство экипажа отправится и так.

Восемь человек торопливо прошмыгнули мимо Ширяева. Шлюпка заранее болталась за кормой.

Капитан уходит последним. Даже если корабль временный, и даже если это не корабль в полном смысле, а брандер. Этакая большая плавучая зажигалка.

– А хрен вам! – Ширяев торопливо подпалил запалы.

Он еще выждал несколько секунд, чтобы убедиться, что огонь весело и надежно побежал к открытому трюму.

Впрочем, горючая смесь и прочие радости были навалены намного выше бортов.

– Навались!

Четыре пары весел уперлись в воду, словно в пресловутую точку опоры Архимеда. Что-то просвистело вдогон, и в темноте коротко матернулись. Шлюпку повело в сторону, давая знать, что один из матросов пропустил гребок.

Ширяев торопливо поправил курс румпелем.

– Навались! И раз!

За его спиной ярко полыхнул покинутый брандер. Веер искр радостным фейерверком взметнулся вверх и по сторонам. Что-то горячо коснулось спины, и Григорий непроизвольно дернул рукой.

Нет, лишь коснулось, упав с шипением в воду.

Или не было шипения, а лишь почудилось? Шум уже стоял такой, что в нем можно было не разобрать даже выстрел.

Лица гребцов были освещены заревом пожара, и можно было не оглядываться на дело рук своих, однако Ширяев все равно бросил торопливый взгляд назад.

Линкор уже полыхал с одного борта. По опыту Григорий мог сказать: потушить такой огонь практически нереально. Что больше всего боятся моряки? Правильно, не шторма, а пожара. Когда полыхает хорошо просмоленный корпус, весело трещат мачты, в момент сгорают паруса, а вокруг лишь вода. Такая неуютная и одновременно – гостеприимная, готовая принять в объятия всех.

– Навались!

Ветер строго по обещанию дул в лоб, поднимал небольшую волну, и грести было тяжело. Зато очень хорошо подстегивало знание, что в ближайшем времени случится среди покинутой эскадры.

Там наверняка торопливо рубили якорные канаты, поднимали паруса, торопясь отойти от полыхающих собратьев. На тех, в свою очередь, кто-то пытался бороться с бедой, а кто-то уже спускал немногочисленные шлюпки и занимал в них места согласно должностям. Или согласно физической силе и ловкости – в зависимости от величины поднявшейся паники.

А потом полыхнуло еще ярче, и практически сразу страшный гром обрушился на барабанные перепонки. Рядом со шлюпкой в воду упал горящий обломок рангоута, выбросил облако пара и поневоле заставил подумать извечное: «Пронесло!»

Дополнительная беда любого военного корабля – крюйт-камера с запасами пороха. И если она была открыта…

18. Кабанов. Дань прошлому

Ветер слегка трепал белый флаг с косым крестом. Черный с ухмыляющейся кабаньей мордой по-своему был роднее, однако я уже давно не выступал частным лицом. Лишь как представитель крепнущего государства, стремительно набирающего вес на международной арене. Так мне нравилось гораздо больше. Все-таки я изначально представитель самой государственной из всех возможных профессий. Благо собственной страны выше, чем благо одного из подданных. Так меня воспитали в далекое время. Но хочется иногда самую толику вольности. Например, поднять свой фирменный флаг. Этакая мелочь, но все-таки…

Интересно, к моменту переноса во времени я был состоявшимся человеком. Пусть не относился к числу социально успешных, занимающих высокие посты в бизнесе или в государстве, но ведь я и не желал взлетать высоко в обществе, которое не принимал и не любил.

Да, как любой военный я мечтал о карьере. Но затем государство распалось, а служить новым властям не хотелось. Да и служба ли была бы?

Не знаю, прав ли я был, уйдя из армии? Даже при антинародном демократическом режиме кто-то обязан, скрипя зубами, защищать страну. Но – уж как получилось. В итоге же мне стало на все наплевать. После всяких перипетий, смены занятий я оказался начальником охраны у никчемного либерального депутата. Казалось, дальше ничего уже не будет, и не хотелось дальше-то. А повернулось…

Одной из причин, по которой из множества дорог я некогда выбрал армейскую, было желание прожить настоящую жизнь, все испытать, все попробовать, а не просиживать штаны в какой-нибудь конторе, в институте, в конструкторском бюро. Мне хотелось жить жадно, дорожа каждым прожитым мгновением, так, чтобы выкладывать все силы. Я испытал войну, любовь, мужскую дружбу, меня мотало по всей стране. Действительно, зрелый человек, прошедший через все. Но оказалось, судьба подготовила мне еще много нового.

Иногда наша пиратская эпопея вспоминается мне, как иным вспоминается юность. Но это и была наша юность в новом мире. Время, когда мы выживали, предоставленные сами себе. И выжили. Только осталось нас очень мало…

Я не любил море. Не люблю и теперь. И все равно нынешний поход – словно воспоминание о миновавшем прошлом. Как прыжок с парашютом.

Походу предшествовала встреча с друзьями. Я немного опоздал в Керчь. По большому счету вообще случайно узнал о подошедшей турецкой эскадре. Соотношение сил было известно, осталось лишь срочно передать оборону Перекопа Клюгенау и Гранье, а самому выйти туда на люггере.

Все уже было кончено. Еще четыре дня назад, в первую же ночь. Три линкора и два фрегата погибли в огненном фейерверке. Еще один фрегат, обгоревший, уже никуда не годный, приткнулся к кавказскому берегу. Наши моряки сходили туда. Так сказать, по горячим следам, однако использовать трофей было нельзя. Там выгорело все подчистую.

Сколько в одну ночь погибло османов, нам было неизвестно. Это уже к капудан-паше обращаться надо. Если он знает подобное сам. Ирония судьбы – и Костя, и Гриша проворонили флагман и сцепились с другими кораблями.

Да нам-то что до турецкого адмирала? Жив он, нет…

Мне было дело до другого.

– Какого хрена?! Адмирал и генерал, ответственные перед государем и Отечеством люди! Вы забываете, что принадлежите не себе! На вас люди, корабли, сама оборона Керчи и Азова! Вы же не вольные флибустьеры, мать вашу через пень колоду! Детство в задницах заиграло? Захотелось потешиться?

– Выхода не было. – Сорокин смотрел на меня прямо, готовый отвечать за проступок. – В прямом сражении у турок был бы перевес. Да и стояли они кучно, недалеко от берега. Грех было не попробовать.

– Речь что, о том? Да, решение на атаку брандерами было правильным. А возглавлять ее самим? Что, людей в распоряжении не имеется? Или хотите сказать, командующий обязан любую мелочь выполнять лично? Может, разжаловать тогда вас обоих к некой матери, чтобы желание сбылось и все приключения выпадали на ваш афедрон? А если бы погибли? Взрывом зацепило, в море унесло, турки ловушку подготовили… Мало ли что? Сказать, что случается в войсках и на флоте при утрате командования? Ну, что молчите?

– Вейде оставался, – буркнул Григорий. – Нормальный мужик. С обороной бы справился.

– Идиоты! Ну, не ваше это дело – в пекло первыми лезть! Вернее, и ваше тоже, но тогда уж во главе соответствующих сил. Если один будет каждую шлюпку лично возглавлять, другой – каждое капральство, думаете, войну выиграем быстрее? Или жить надоело? Если да, войте по ночам в тряпочку, чтобы никто не слышал. На вас лежит ответственность за целый ряд дел, и нести ее вы обязаны во что бы то ни стало.

– Победителей не судят, – буркнул Ширяев.

– Судят. В той же Англии. Если сломал линию, то даже в случае победы можно с легкостью отправиться на виселицу. Сказать Петру, что и нам необходим аналогичный закон?

– Ты же первым под него попадешь, – хмыкнул Сорокин. – Вечно воюешь не по правилам.

– Но в пекло не лезу.

– Ой ли! Мало верится.

– Почти не лезу, – поправился я. – Во всяком случае, в этой кампании все больше наблюдаю с высокого места да указания даю.

Правда, при штурме Перекопа пришлось быть в первых рядах, но говорить о минутной забаве я не стал.

Действительно, не дело командующего участвовать в мелких диверсиях. А еще я очень сильно переживал за друзей. Мало нас осталось. Случись с ними что…

– Да ладно, Сергей. Обошлось ведь, – примиряюще вымолвил Сорокин. – Ты бы ведь сам поступил бы точно так же.

– По ту сторону Акманая турки собираются. Чую, скоро будет не штурм, так настоящая осада, – добавил Григорий.

– С этим разберемся. Хозяйничают как у себя дома. В общем так. В течение недели сюда прибудут два пехотных полка и один драгунский. С этими силами надлежит немедленно перейти в наступление. Одновременно удар будет нанесен от Перекопа. Ну и флоту стоять в проливе тоже явно незачем. Особенно после вашей диверсии. Пока у противника паника, разброд в головах и страх в задницах, грех не воспользоваться случаем. Я сюда велел егерей переправить для грядущего десанта.

– В Константинополь? В город моего тезки? – глаза Сорокина загорелись.

– В Константинополь рановато, – ответил я в том же тоне, хотя перед тем едва не поперхнулся.

Конечно, заманчиво захватить столицу султанов и тем положить конец войне. Только заблудится наш полк среди бесчисленных улочек, затеряется в базарных толпах, потом растратит силы в гаремах.

Нет, действительно рановато. Столько за раз не проглотить.

– Пока разберемся с Крымом. Лечебница, курорты, все такое прочее. Опять-таки, виноград здесь сажать пора. Не люблю я французских брютов. Хочется чего-то полусладкого. Пока цель скромна – Балаклава. Там Ахтиарская бухта рядом. Давно пора Севастополь основать…

Парусный флот вышел в море едва не целиком. Все корабли, которые сносно держались на воде. Галеры были оставлены для дальнейших перевозок. Толку от них в нормальном бою… Да и на переходе тоже. Когда скорость на веслах каких-то три узла и приходится приноравливаться к подобным тихоходам, брать их – лишь темп терять. Как были оставлены пароходы. Долгие переходы пока не для них.

Но судьба богата сюрпризами. Буквально накануне выхода в Керчи объявился Петр. Он прилетел на дирижабле, только на сей раз без Меншикова. Алексашка пару дней назад сжег Батурин, городок, где обитал Мазепа. Гетману незадолго до того удалось покинуть вотчину, и теперь верный сподвижник царя-реформатора носился за изменником по украинским степям.

Как я и предвидел, пошли за Мазепой немногие. Вера для подавляющего большинства людей значила очень многое. Житие в составе православного государства прельщало малороссов больше, чем вхождение в состав католической Польши. В историческом плане не так давно удалось вырваться из-под власти ксендзов, и лезть под них опять простой народ не хотел. Знать тоже. В империи и вера та же, и язык практически одинаков, и перспективы для карьеры лучше. Немалую роль играла присяга.

В общем, по примерной оценке с Мазепой сейчас был максимум десяток тысяч человек. И то вместе с запорожцами. Мазепе удалось склонить к измене казачью верхушку. По той же причине, по которой выступил Булавин. У них теперь помимо прав впервые обязанности появились. Остальных же становилось меньше. Причем ряды их таяли. Как везде и всегда, примкнувшие не отличались некой идейностью. Кто-то чем-то был обязан гетману, кто-то пошел за Мазепой по привычке. Кто-то – из-за мифических благ. Если бы изменнику сопутствовал успех, свита оставалась бы с ним и даже подросла в количестве. Но удача не светила, и вначале под разными предлогами отряд стали покидать наиболее дальновидные, затем – слабые. Кому охота бороться за откровенно проигрышное дело?

Паны мятеж соседа не поддержали. Недальновидно, глупо, но они были заняты грызней друг с другом. Когда в стране одновременно два короля, не до войны с соседями. За Лещинским тоже пошли немногие. В самом начале был пик бучи, затем начался спад. Я не отслеживал ситуацию в Польше накануне, однако вроде все вспыхнуло на пустом месте. Иными словами, кто-то влил в нового кандидата немалые деньги. Не знаю, были ли реальные поводы для недовольства, какую программу нес в шляхетские массы Лещинский, однако смены власти не произошло. Часть страны жила под властью нового короля, часть – под властью старого, а остальные по уже укоренившейся многовековой привычке – вообще без власти. И сыграло свою роль появление русских полков. Солдатикам даже стрелять не пришлось.

Мазепа сам обязан понять, что совершил откровенную глупость. Единственное, на что он теперь мог рассчитывать, – бежать за пределы страны. В Польшу, в крайнем случае – в Турцию. Петр Алексеевич простить казнокрада мог, а изменника – никогда. Светила гетману плаха, и хорошо еще, если с отсечением одной лишь головы. Могли четвертовать. А перед тем – неизбежно – должны были долго и изощренно пытать, узнавая, кто еще был в сговоре.

Только бежать! В моей истории это удалось, и Мазепа умер… Фиг знает, где он умер. Никогда не интересовался. В этой – судьба пока не изрекла веского слова.

Гоняться за изменником самому императору было не с руки. Булавина шлепнули собственные подельники, бунт на Дону угас. А гетмана обязан был отловить Алексашка. Может, отловит.

Петр же примчался к нам хлебнуть морского воздуха. Он был доволен бегством турецкого флота и даже простил своевольство Сорокина и Ширяева. Даже обещал выбить какую-то специальную медаль, пока же возложил на обоих ленту Андрея Первозванного.

– Петр Алексеевич, не дело монарха огромной державы выходить с эскадрой в военную пору, – как можно тверже заявил я, уже понимая, что царь увяжется с нами.

– Сие токмо мне решать, – отрезал Петр. – Я еще и контр-адмирал флота российского.

– Хорошо. – Я понял, что переубедить государя мне не удастся. Петр очень сильно жаждал морской победы и непременно желал быть ее активным участником. – Но в море слушать меня, словно Господа Бога. Никакой самодеятельности. Командующий должен быть один.

И вот наш флот шел по волнам, огибая невидимый с кораблей полуостров. Путь был выбран с таким расчетом, чтобы и нас не заметили с берега. Совсем незаметно пройти не получилось. Дважды на горизонте возникали паруса. Принадлежность их не вызывала сомнений. Уже несколько веков никаких других кораблей, кроме турецких, в Черном море не было. Может, контрабандисты, однако те пользовались небольшими суденышками, здесь же оба раза мы имели дело с маленькими флотилиями. Один раз туркам удалось уйти, воспользовавшись надвинувшейся ночью. Второй раз бегство удалось наполовину. Два корабля смогли удрать, два – фрегат и линкор – отстали, и на них пришелся наш удар.

Хотя… Настоящего боя не было. Мы смогли взять линкор в клещи, он даже дал один залп, после чего получил сразу пять наших. Грот-мачта рухнула, а следом кормовой флаг пополз вниз. Османы были настолько напуганы предшествующим нападением у Керчи вкупе с видом огромной – в двадцать один вымпел – эскадры, что решили сдаться. А вот фрегат посопротивлялся. Целых пятнадцать минут. Но с какой гордостью Петр первым вступил на его палубу, когда и эти турки сдались!

Наверно, с неменьшей, чем я, первым вылезший на берег Ахтиарской бухты. Чуть в стороне лежал мыс Херсонес с развалинами древнего города. Там очень давно никто не жил. Греческая колония, не скажу даже с ходу, какого именно века, пережила античность и вроде бы прекратила существование в Средневековье. Точно не помню, кому она принадлежала тогда, не настолько силен я был в истории, теперь же разве знатоков вопроса спрашивать. Может, и спрошу, но настоящее в данный момент важнее далекого прошлого хотя бы тем, что именно от дня сегодняшнего будет зависеть грядущее. Этакое смешение времен, и ладно – не падежей.

– Здесь будет город заложен, – цитата сорвалась сама собой. – Государь, обратите внимание. Лучшего места для главной базы флота мы во всем Крыму не найдем. Тут разместятся сразу штук пять эскадр, таких, как наша. А еще – южная оконечность полуострова. Лучшее место во всем Черном море и для базирования, и в качестве опорной точки, из которой под контролем можно держать все местные просторы. Отсюда постоянно будем держать под ударом Константинополь. Если возникнет необходимость.

Глаза Петра сверкнули, и вопрос с городом можно было считать решенным.

– Сейчас двинемся на Бахчисарай. Думаю, особых сложностей не возникнет. Главное – соблюдать охранение на марше. А хорошо подготовленную пехоту никакая кавалерия победить не сможет. – Мне вспомнился давний рейд на Кафу, совершенный как раз с Егерским полком. Если вспомнить, что солдаты были теми же, во всяком случае, наполовину – точно, то уверенность в успехе у меня была полной.

– Гут, – почему-то по-немецки согласился император.

– Ширяев нанесет удар от Акманая, Клюгенау – от Перекопа. Гранье пока продолжит удержание перешейка, – продолжил я, а затем перескочил на другое. – А город здесь мы назовем Севастополем. Городом Славы по-гречески. Раз греки селились здесь первыми и мы в некоем роде наследники, то… Я думаю, он немало принесет ее нашему Отечеству.

– Город Славы… – Петр словно пробовал имя на вкус. – Севастополь… А что? По-моему, в самый раз, – и еще раз с удовольствием повторил: – Севастополь…

19. Крым и море

– Это и есть столица? – Петр смотрел по сторонам с некоторым недоумением.

Он не понимал восточных красот, зато продолжал восхищаться красотами западными. А тут двухэтажные домики, где второй этаж нависает над первым, узкие улочки, и даже ханский дворец с минаретами по бокам ничем не напоминает царские и королевские жилища, хотя сразу подчеркивает: здесь обитает человек не простой.

– Да, знаменитый Бахчисарай.

В отличие от императора Командору здесь явно нравилось. Что-то новое, интересное, да и не такое уж маленькое по здешним меркам. Около двух тысяч домов будет точно. Странно, но в городе проживало достаточно много греков, в чьих руках были сосредоточены основная торговля и ремесла. И православные вроде.

– Знаменитый, – буркнул Петр. – А смотреть толком не на что.

– Почему же? Любой населенный пункт строится из подручных материалов, у нас из дерева, в Европе и здесь – из камня, а форма строений уже зависит от климата. В здешних краях даже зимой довольно тепло. Снег редкость. Вроде тут где-то есть фонтан. Наверно, во дворце, – Кабанов помнил название поэмы Пушкина, но саму поэму толком вспомнить не мог.

– Что за фонтан?

– Откуда я знаю? Слышал что-то, не помню, от кого. А главное – это же столица.

Столиц пока доводилось брать мало. В основном в века прошлые, поминаемые разве в летописях. Та же Рига или Ревель считались просто городами. Что до размеров, большинство главных городов в Европе тоже не отличались величиной. Особенно в многочисленных германских государствах. Да и Стокгольм насчитывал около восьми тысяч жителей. По меркам выходцев из будущего – этакий районный центр.

– Да, столица, – улыбнулся Петр. Его улыбка сулила мало хорошего. – Сжечь здесь все, чтобы татарам неповадно было!

– Зачем, государь? Мы же пришли сюда не как налетчики, а как хозяева. Навсегда. Не по-хозяйски это. Живут же в империи казанские татары, будут жить и крымские. Пусть не сразу, постепенно, однако присмиреют, займутся обычным хозяйством.

– Столицу надо будет перенести к морю, – царь был в своем репертуаре.

– Они народ степной, а не морской. Да и у моря здесь нам нужна не столица, а база флота. Укрепления, дома для офицеров, матросов и их семей, береговые службы… В качестве торгового порта Ахтиарскую бухту использовать смысла нет. Потом товары придется тащить через весь полуостров.

Оптимизм Командора был немного показной. Кабанов знал: это в Европе достаточно завоевать столицу, и после этого можно диктовать любые условия. Европейцы подчинятся, склонят головы. Как постоянно бывало в истории. А вот захватить столицу на Востоке – это другое. Тут еще возможна партизанская война. Благо горы к этому располагают. Единственное: аборигены не привыкли воевать на своей земле. До сих пор вторжения упирались в Перекоп. Плюс – степень централизации. Насколько аборигены привыкли подчиняться власти? Если власть будет сильна…

Нет, надежда, что обойдется без серьезных эксцессов, была. Однако некоторое время лучше держать ухо востро. И опять, вероятный турецкий десант. Если вновь объявятся янычары, пойдут ли местные за ними?

Пока город словно вымер. Что татары, что греки старательно делали вид, будто их здесь нет. Не иначе в ожидании бесчинств победителей. Но какие бесчинства, если обошлось без штурма? Это когда крепость берут на штык, солдатам дают когда сутки, когда несколько дней для разграбления. Все равно не удержишь в руках опьяневших от крови воинов. Если же переход был мирным, то в худшем для жителей случае уготована контрибуция.

Хорошо, когда обходится без штурма. Для обеих сторон.

Петр заскучал уже на следующий день. Отметить победу лихим пиром не получилось. Кабанов, на правах фельдмаршала и командующего, выпивать категорически запретил. Чужая земля, чужое, достаточно воинственное население, которое может с большой охотой напасть на пьяных…

Напрасно государь пытался сообщить, кто он такой и кто на Руси самый главный.

– В России твое слово закон, Петр Алексеевич. Но на войне действуют иные правила. Никаких нарушений дисциплины я не допущу.

– Тиран ты и узурпатор! – сделал вывод Петр. – Каждый день столицу берем, что ли?

– Хочу, чтобы тех столиц на нашем пути было еще много, а не закончилось все на Бахчисарае. Кстати, я тут поговорил с муллами на предмет, что нет иной власти, кроме как от Аллаха. И что никто не покусится на их веру. В общем, сегодня они доведут это до паствы, а завтра мы примем присягу от новых подданных.

– Ты и татарский знаешь?

– Откуда? Разве что пару слов. Местные греки помогли, выступили в качестве переводчиков. Да и мой Ахмед помог. Так что еще день задержки, а затем пойдем на соединение с нашими. Раз здесь уже Россия, то откровенно не понимаю: что тут турки делают? Гнать их в темпе взашей!

Петр довольно захохотал. Победителям услужить рады многие. Потому было известно, что в Крым переправлено не больше десяти тысяч янычар. Считая с теми, кто высаживался на Керченском полуострове, кто пытался с тыла штурмовать Перекоп, кто сейчас блокировал с татарами Акманай. Минус убитые, сбежавшие, пленные. Плюс – неизвестное количество татар. Ерунда. Они даже вместе не собрались, а по частям бить сподручнее. Тем более после поражений дух неизбежно упал.

– Я думаю, с тактическими десантами у Ширяева и Клюгенау много времени мы не затратим. Главное, чтобы подкреплений турки своим не подвезли.

– А флот? – вцепился Петр. – У нас же эскадра! Как раз чтобы никого не подпустить!

– Береговая линия длинная, можно не заметить. Мы сами этим пользовались. Вот если турки решатся на морское сражение… Хотя не думаю.

Усы царя встопорщились. Ну хотелось ему одержать чистую победу на водах!

Мало ли капризов у монархов!

Захват полуострова прошел даже быстрее, чем ожидал Кабанов. Сражений не было. Так, несколько небольших стычек. Дух противника действительно упал настолько, что крепости сдавались после первого обстрела, а янычары делали все, чтобы избежать боев. Часть их попала в плен, оказавшись в окружении у перешейков, остальная же успела убежать до Кафы, где села на самые разные корабли и суда.

Уход флота моряки прошляпили. Заранее было известно, что в порту хватает разнообразной плавающей посуды, только главным образом торговой, да штук шесть вымпелов военных. Новая турецкая эскадра лишь чуть поманеврировала у Керчи, а затем ушла прочь. Не хватило туркам дерзости атаковать крепость. Наверно, урок с брандерами пошел впрок. После ухода эскадры Сорокин вновь занялся перевозками, десантами и прочей помощью армии, и на нормальную блокаду не хватило сил. Дозорные фрегаты лишь следили, чтобы никто не подошел к Крыму, а если кому-то понадобилось уйти прочь, то скатертью дорога. Добивать бегущих было не особо принято, гораздо чаще им давали золотой мост. Вот им и воспользовалось несколько тысяч янычар.

Хорошее слово: «несколько»! Может, две тысячи беглецов, может – четыре или пять. Да какая разница? Раз турецкие моряки не стремились принять сражение, какой смысл навязывать его самим? Ради пары сотен лишних пленных? Так их потом кормить надо всю войну.

Собственно, исход совершился за пару часов. В море вышло все, что могло на нем держаться, а потом лишь паруса маячили некоторое время на горизонте.

Смириться с уходом Петр до конца не смог.

– Но ведь они еще могут вернуться? – словно ребенок, спрашивал он у Командора и Сорокина.

– Эти – вряд ли. Во всяком случае, не в нынешнюю кампанию. Скоро, по словам Сорокина, может начаться шторм, да и убедились османы: сейчас мы Крым заняли плотно. Вот как выведем часть войск…

– Но хоть разведку…

– Разведку могут.

Полуостров еще зачищали от небольших отрядов янычар и татар, из тех, кто не сложил оружия и надеялся не то уйти со следующими кораблями, не то, что, наоборот, к ним будут переброшены войска или прорвется Девлет-Гирей.

Предсказанный Сорокиным шторм в самом деле бушевал четыре дня. Счастье, что эскадра успела укрыться в Ахтиарской бухте. В противном случае не миновать потерь.

Жаль лишь, что затем вновь пришел черед хорошей погоды…

– Не переживай ты так. Закончат они завоевание Крыма без тебя. – Довольный Петр оглядывал горизонт. – Или все хочешь сам?

– Привык доделывать дела, Петр Алексеевич, – отозвался Кабанов.

– Это тоже дело. Не забывай, что ты не токмо фельдмаршал, но и вице-адмирал флота российского.

– Я помню.

Два фрегата шли в дозоре. На одном из них – свежеиспеченный вице-адмирал Кабанов и сам самодержец всероссийский.

Выйти в море решил император. Вот оно, не привычное уже Балтийское, а Черное. Хотелось хоть на день отрешиться от текущих дел и немного развеяться морской прогулкой. Отпустить властителя одного Кабанов не мог. Сорокин был занят на эскадре, подготавливая ее к общему походу, все-таки по морскому чину он был выше былого начальника и считался старшим флагманом. Пришлось Командору привычно занять место на квартердеке рядом с Петром.

Но на суше были надежные генералы: Ширяев, Клюгенау, Гранье, Вейде. Сумеют и территорию очистить, и удержать, если Девлет-Гирей со товарищи вновь попытается пробиться домой. Одна попытка не удалась, последующая, через несколько дней и уже наполовину в пешем строю, тоже. Но вдруг будет третья? Хотя разведчики доносили, что крымский хан ушел прочь в направлении к Пруту. Только что помешает через некоторое время свернуть, обогнуть земли по широкой дуге и объявиться перед Перекопом вновь? В степях дорог нет. Где захотел, там и прошел.

Единственный дирижабль в Таганроге, топлива к нему немного, запасов водорода практически нет, движок порядочно изношен, и в таких условиях использовать его лишний раз не хочется.

Ничего. Предки справились и с татарами, и с турками, не имея никаких воздушных судов, равно как и штуцеров, револьверных ружей, ракетных установок и прочего. Чем мы хуже?

Берег давно исчез вдали. По расчетам Кабанова, еще полчаса, и надо совершать обратный поворот. Ночь в море болтаться бесполезно. Пока дойдешь до порта…

– Парус! – вдруг выкрикнул Петр и схватился за подзорную трубу.

Командор выматерился про себя. С монархом на борту приключений ему не хотелось. Без монарха в общем-то тоже. На войне должен главенствовать расчет, точное выполнение задач, романтика – это ложь. Очень часто она ведет к лишней крови.

Кто может странствовать в этих водах в дни войны? В дни мира в общем-то тоже. Ответ очевиден.

Петр уже без всякого спроса менял курс.

– Там два паруса, – уточнил Командор и почти сразу добавил: – Три.

– Ничего. Наверно, мелочь какая-то.

Над горизонтом нависала дымка, и разглядеть подробности никак не удавалось.

– Ты же, рассказывают, чуть не в одиночку против британских эскадр выходил. Чего теперь? – Петр уловил колебание соратника.

– Тогда на моем борту не было русского императора, – твердо ответил Кабанов.

– А про это не тебе судить! – отрезал царь. – Я еще российский адмирал, если пошло. Никаких особых льгот мне не надо.

Когда Петр говорил таким тоном, спорить с ним было невозможно. Уперся – и все, с места не сдвинешь. Себе хуже сделаешь, в гневе государь был страшен и часто делал, не думая. Того же Меншикова пару раз побил. Командора, правда, даже не пробовал, но в опалу Кабанов в прежние годы попадал.

Сергей был согласен и на опалу, ничего страшного, да все равно решения Петр не изменит.

– Четыре паруса. Первые – не то фрегаты, не то линкоры, – разобрать толком было все еще невозможно.

Турки тоже заметили противника и теперь шли навстречу. Ветер не благоприятствовал никому – он дул сбоку, и два небольших отряда сближались под углом.

– Два линейных и два фрегата, – объявил Командор. Вздохнул и скомандовал: – К бою! Передать: атакуем флагмана!

Он снова был на работе, а вражеские корабли уже выстроили правильную линию. Но раз противник хочет драться строем, надо спутать ему карты. Да и какая линия из двух кораблей?

На мачте взвились флаги сигнала. Кабанов сам вместе с приятелями разрабатывал целую систему связи. На флотах мира еще ничего подобного не применялось. Соответственно, при любых обстоятельствах у русского флота получался плюс в виде лучшей управляемости всеми кораблями. Были даже введены должности сигнальщиков. А не так давно – и флажные семафоры со своей азбукой. Но в данном случае можно было пока обойтись без последних.

В непосредственное командование Петр не вмешивался. Напротив, жадно следил за действиями бывшего флибустьерского капитана. Кабанов же краем глаза следил за выучкой моряков.

До карибских флибустьеров им было далековато, однако кое-чего Сорокин добился. С маневрированием особых проблем не было. Теперь придется посмотреть, как обстоят дела со стрельбой.

Ему удалось поставить противника под ветер. Еще одно преимущество, весьма ценное в парусную эпоху.

– Верхние батареи книппелями, нижние – ядрами.

Турки не выдержали сближения, дали залп первыми. Но дистанция была еще великоватой, и большинство ядер пролетело мимо. Лишь пара штук ударилась в борт намного выше ватерлинии. Теперь пока противник будет перезаряжать артиллерию…

Петр заметно нервничал и покусывал ус. Ему не терпелось отдать команду и выпалить по врагу в ответ, однако он дал слово не вмешиваться и теперь держал его.

Высокий борт турецкого флагмана был метрах в пятидесяти, когда Кабанов наконец выдохнул:

– Пли!

Фрегат содрогнулся. Было видно, как у турка рухнула рея, а грот-мачта лопнула посередине, и верхняя часть опасно наклонилась.

– Ура! – восторженный рев моряков приветствовал небольшую победу.

Турецкий линкор оставался позади. «Апостол Павел» заступил на место собрата, и сразу выпалили всем бортом. Кажется, немного поторопились. Хотя на расстоянии да под нынешним ракурсом не очень и поймешь.

Командор уже привычно вывел фрегат вперед, развернул и дал продольный залп. На сей раз досталось фок-мачте, да и в носовой части линкора появились пробоины. Волнение было небольшим, однако одна из дыр была настолько низко, что через нее на ходу в корабль попадала вода. Видно было, как на палубе замельтешили турки.

Линкор был сильнее каждого из русских фрегатов порознь, но вдвоем они превосходили его если не в мощи залпа, так в скорострельности. А прочие турецкие корабли следовали позади и не могли вмешаться в разыгравшуюся дуэль. Им бы увеличить ход, сломать линию, однако все три мателота продолжали послушно двигаться за избиваемым флагманом.

Кабанов непрерывно маневрировал. Пушки грохотали с минимальным перерывом, разве что книппеля сменялись бранскугелями, а те – картечью, и опять… Спустя четверть часа флагман имел жалкий вид. Фок-мачта рухнула, потянула за собой грот. В нескольких местах вспыхнули небольшие пожары. Виден был дифферент на нос. Пока не очень большой, однако никакой теории живучести пока не было и в помине, корабли не разделялись на водонепроницаемые отсеки, и, раз попав внутрь, вода начинала свободно гулять прежде на нижних палубах, а затем постепенно заполняла корпус и поднималась все выше и выше.

Впрочем, тонуть линкор мог долго. Пробоина невелика, вначале туда вообще захлестывало лишь волны, теперь же, когда флагман лег в невольный дрейф, нос перестал зарываться в воду. Но и пробоина сравнялась с морем, частью оказалась ниже, и теперь обходилось без волн.

– Поднять сигнал – работаем по второму!

– А добить? – Петр жадно взирал на избитого флагмана.

– Добить успеем. Этот уже не игрок. У них ходу нет, – терпеливо пояснил Командор.

Какой ход, когда осталась одна мачта? А новые не поставишь. Даже если бы подобные имелись в запасе. Но откуда? При общей перегруженности кораблей, когда самые большие линкоры в длину имеют всего полсотни метров при команде зачастую едва не в тысячу человек, и приходится иметь провиант на всех, порох и ядра для боя, да и многое другое, держать еще и запасное дерево – огромная роскошь. Так, есть что-то на уровне деревяшек для корпуса, какого-нибудь запасного рея…

Не грозный корабль, а так, плавающая посуда. Слегка горящая, понемногу утрачивающая плавучесть…

Разумеется, на русских судах тоже имелись потери и повреждения, на то и бой, только пока и первые, и вторые не являлись фатальными. Обычные издержки схваток.

Турецкая линия наконец перестала быть таковой. Следовать за стоявшим на месте флагманом стало невозможным по определению. Утрата управления бросалась в глаза даже неискушенному человеку. Три мателота развернуло кого куда. Линкор понесло мористее, один из фрегатов двинулся в противоположную сторону, и лишь концевой корабль отважно пошел на помощь терпящему бедствие кораблю.

Вот на него и пришелся следующий удар.

Все-таки Сорокин зря наговаривал на сплаванность и подготовку моряков. Нападение получилось довольно дружным. С учетом ветра, парусов и прочего. Можно сказать, едва не идеальным. Но и турки оказались шиты не только лыком. Они пытались маневрировать, порою борта кораблей окутывались пороховым дымом пушечных залпов, просто русские моряки вели себя наглее и диктовали ритм боя. Который османы явно не выдерживали. Однако флагманский «Апостол Петр» вдруг оказался рядом с турецким линкором, а второй фрегат чуть отстал.

Первым залп дали русские, и почти одновременно отозвались турки. Уши были еще заложены пушечным громом, но вдруг сквозь него послышался треск, и сразу раздался чей-то крик.

Ядро попало точно в бизань-мачту. Дерево не выдержало, переломилось чуть выше основания, вернее, возвышавшейся над верхней палубой части, и вся конструкция, разрывая ванты, стала падать за борт, лишь немного задев квартердек.

Фрегат стало разворачивать прямиком к турку.

– Верхней батарее картечью! Стрелкам огонь! Мачту рубите! – срывая голос, рявкнул Кабанов. – «Павлу» поднять сигнал – работать по остальным!

Револьверное ружье было уже у него в руках, и он припал к борту, используя его в качестве опоры. Рядом с таким же ружьем оказался Петр. Кто-то из моряков схватился за штуцера. В некотором количестве они имелись на каждом корабле, только исход морского боя мало зависит от стрелкового оружия.

Суетились на палубе канониры, кто-то уже бежал с топором к уцелевшим и не желавшим отпускать рухнувшею мачту вантам, кто-то оттаскивал пострадавших при ее падении в сторону, моряки у руля отчаянно пытались совладать с кораблем…

Вражеский борт стремительно приближался. Кажется, турки сами не ждали такого результата, и теперь у них тоже была суматоха.

Залп картечью ударил практически в упор. Дальше ни о какой пушечной стрельбе не могло быть речи. Барабан в ружье неожиданно оказался пуст. Хотя почему неожиданно? Патроны всегда заканчиваются, сколько бы их ни было.

– Держи! – Ахмед оказался молодцом, приволок из каюты перевязь с двумя парами пистолетов и парой метательных ножей.

Собственно, Сергей брал ее с собой по привычке, не помышляя о рукопашных схватках на палубах кораблей. Но теперь уж судьба…

Татарин был при сабле, с луком в руках. Последний смотрелся немного диковато на корабле, но каждый вправе выбирать оружие по вкусу.

Выдернул шпагу из ножен Петр. И, опережая монарха, зычно закричал Кабанов:

– Братцы! На абордаж! За веру, царя и отечество!

Корабли столкнулись. Затрещали сцепившиеся реи наверху. Но до чего же высок турок!

Командор первым перемахнул через борт. Свистнул ятаган, и Кабанов привычно пригнулся, тут же провел подсечку. В правой руке мгновенно оказалась шпага, в левой – пистолет. Выпад, рубящий удар, уход от чужого клинка, выстрел…

Главное – очистить кусочек палубы вдоль борта. Чтобы свои моряки смогли ворваться на чужой корабль с минимальными потерями. Самый опасный момент, когда карабкаешься к врагу и не можешь ответить ударом на удар.

Через несколько секунд уже стало легче. Турки раздвинулись, оставив на палубе несколько тел, сзади же появились моряки и с ходу ринулись в свалку. Вон кого-то ловко рубанул саблей Ахмед. Чуть дальше виднелся Петр. Властелин самой большой империи в обычных делах не видел разницы между собой и последним матросом. Ему, вечному труженику, было все равно, что работа была опасной и кровавой.

Командор уже двигался по направлению к квартердеку. Там капитан с помощниками, и вывести их из строя – первейшая задача в бою. Тело двигалось само. Никакая мысль не поспевает за обстановкой в бою. Уклониться, отбить удар, нанести свой, выстрелить в дальнего из пистолета, отбросить бесполезное оружие, выхватить кинжал, пронырнуть под ятаган, одновременно нанося выпад…

Со стороны движения Командора напоминали хитроумный танец. Только для тех турок, кто оказывался рядом, танец тот нес смерть. Противник сражался умело, опыта ему было не занимать, и обе стороны несли потери. А вот с Кабановым справиться никто не мог.

С квартердека в гущу сражающихся бросились несколько воинов. Одеты они были побогаче большинства и явно принадлежали к командному составу. К ним и устремился Командор, пока не особо приглядываясь, кто из них поважнее и постарше. Откуда лишние мгновения в рукопашке?

Сцепился с одним, едва увернулся от умелого удара, сам сделал выпад, который был легко отбит… Рядом повалился русский матрос с располосованным горлом. Командор, почти не глядя, перебросил клинок в левую руку, дернул последний нож и швырнул в убийцу. Краем глаза заметил, что попал, и тут же был вынужден пригнуться, пропуская ятаган над головой.

Тут поневоле приходилось попотеть. Турок превосходно владел оружием, а места для уклонений, как всегда, на палубе не имелось.

Командор поступил невежливо. Не соревнования, где выигрыш должен быть честным. Пистолет, улучить мгновение, и, парируя очередной удар, выстрел с левой руки. Глаза османа удивленно округлились, словно он не ожидал подобной подлости. Укол шпагой, раз уж от холодного оружия турку погибать было легче, прыжок в сторону с одновременным поиском очередного противника…

В поле зрения попался стоявший в стороне турок в белой чалме. Он старательно целился в кого-то из пистолета, и, проследив, Кабанов к тайному ужасу обнаружил, что целью являлся самозабвенно машущий шпагой Петр. Свои пистолеты были разряжены, ножей не осталось, а допрыгнуть до стрелка уже не было времени. Командор прыгнул, только не вперед, а в сторону, прикрывая императора. И сразу грянул выстрел. Пуля ударила в левое плечо, заставила чуть развернуться. Откуда-то рядом со стрелком возник Ахмед, горизонтально взмахнул саблей, и голова в чалме послушно отделилась от тела.

– Сергей! – выдохнул в ухо император.

– Я ничего. Наша берет. – Кабанов говорил с трудом, превозмогая боль. Перед глазами все слегка плыло и теряло четкость. Но победа явно склонилась на сторону русских. Верхняя палуба была почти очищена от противника, выходы на нижнюю перекрыты, и кто-то из турок уже отбрасывал в сторону оружие.

Со стороны раздавался пушечный гром. Второй русский фрегат самоотверженно не подпускал вражеские корабли к сцепившимся в схватке судам.

– Не надо было… – Дальше говорить Кабанов не смог. Сознание оставило его, и лишь перед тем промелькнула мысль: выдержат ли свои? И ответом – обязаны выдержать.

20. Передышка

Зима неудержимо накатывалась на ту часть суши, которая именовалась Россией. В другие страны она тоже приходила или хотя бы заглядывала, но там была лишь мимолетной гостьей, а здесь чувствовала себя полноправной хозяйкой. Холодное дыхание почувствовалось еще в середине октября. По ночам льдом схватывало многочисленные лужи, сковывало поверх грязь. Днем немного отпускало, но ночью повторялось вновь. На Покров выпал первый снег, через пару дней растаял, однако через неделю лег опять, кажется, уже до далекой весны.

Жизнь в селах и деревнях затихла. Полевые работы закончены, осенние свадьбы сыграны, только и осталось, что заниматься домашним хозяйством да ждать наступления тепла.

В городах все обстояло иначе. До зимних ярмарок было еще далеко, но помимо развлечений везде продолжалась обычная работа. В положенные часы чиновники находились в присутствиях, с утра и до ночи трудились рабочие в многочисленных мастерских и открытых в последнее время мануфактурах и фабриках. Им что сезон, что не сезон, никакой разницы. Разве что отапливать помещения приходится. Не лето…

Боевые действия около Прута закончились, так толком и не начавшись. Турки опоздали с развертыванием, русские были заняты борьбой с иным врагом. Шереметьев сплоховал. Войска он передвигал не спеша, тащил с собой громадные обозы, а в итоге татары Девлет-Гирея с присоединившимися к ним немногочисленными малороссийскими казаками Мазепы сумели проскочить мимо, и гнавшийся за ними Алексашка успел лишь хвосты потрепать, перед тем как основные силы перескочили за реку под прикрытие османов.

Хотя как сказать – хвосты. Одних пленных татар было под пять тысяч. С изменниками-то проще. Их просто вешали.

Две армии разошлись по зимним квартирам. Воевать зимой в степи – только людей терять без всякого противника. Когда даже обогреть солдат нечем, до сражений ли?

В Крыму все немного успокоилось. Оставшиеся там татары притихли до лучших времен. Нагрянувшие шторма сделали действия флотов невозможными. Через Перекоп по раскисшим дорогам в глубь России прошли колонны пленных. Там турок никогда не видели, и с некоторым удивлением рассматривали тех, кто всегда казался грозным противником.

– Кантемир обещает выставить вспомогательное войско. – Петр пребывал в состоянии эйфории. Даже бегство Мазепы не вызвало ожидаемого гнева.

– Обещать просто, – вздохнул Кабанов.

Он развалился в кресле. Левое плечо под рубашкой было туго перебинтовано, зато рана давала право принимать государя в любом виде.

– Выставит, куда денется? – бодро вымолвил Алексашка. – Его турки уже достали так, что хоть к черту в зубы ринешься. А мы свои, христиане. Под российским скипетром ему будет спокойно.

– Сомневаюсь я в этом войске, – вновь повторил Кабанов.

Он не помнил подробностей похода в иной истории. Однако река была той же, как и союз с господарем Молдавии. Но если бы к русской армии присоединилась еще какая-то, может, итоги кампании были бы иными? Откуда у молдаван армия, если страна под властью турок? В лучшем случае соберутся добровольцы. Желания воевать у них будет много, а воинской подготовки – никакой. Не помощь, а обуза.

– Можно еще Августа привлечь. Лещинский утих, трон удержал. Может повоевать, – предложил Меншиков.

– Даром никто в войну влезать не станет. Он свою долю земель потребует. Как некогда со шведами. А толку от его помощи – сами видели. Надо рассчитывать на себя. Да и не хочется дарить земли, даже Августу.

Кабанов неловко пошевелился, и рана немедленно напомнила о себе. Она вообще заживала плохо. Вроде раньше все происходило быстрее. Или кажется? Угораздило на пустом месте!

Дарить не хотелось никому. Тем более даже Петр убедился в ненадежности союзника. Другом Август быть не перестал. Только политика определяется не только дружбой.

– Сами справимся! – наконец изрек Петр. – Шведов разбили, сейчас Крым отвоевали. Неужто турок не разобьем? И с изменника еще по полной спросим!

Командору неожиданно приснилась встреченная в Кенигсберге девушка. Словно он вновь заглядывал в ее карие глаза, а от улыбки вдруг становилось легко, словно за спиной выросли крылья.

Это было странно. Вроде в жизни есть все. Любимая жена, положение, нужная работа… Ладно, теперь Сергей спал на мужской половине дома. Все-таки рана давала о себе знать. Плечо ныло, левая рука слушалась плохо. Неловко повернешься – и просыпаешься от боли. Но дело ведь не в постельном одиночестве! В походах тоже спишь один, да еще частенько без кровати, прямо на голой земле. Кабанов не делал себе поблажек. Раз солдат ночует в неудобстве, значит, так же надлежит поступать и фельдмаршалу. Ладно, если на пути попалась какая-то изба, если же войска остановились в поле, то можно обойтись без шатра. Максимум – обычная палатка, такая же, как у солдат, только те помещаются под пологом полным капральством.

Так почему же? И ведь сон был очень приятным, хотя подробностей Кабанов не помнил. Да их и не было. Словно состоялась обычная встреча, посмотрели друг на друга, может, обменялись несколькими фразами, а дальше наступило пробуждение.

Утро показалось добрым и очень солнечным. Хотя за окном господствовала привычная прибалтийская хмарь. В небесах ни просвета, тяжелые серые тучи, готовые разродиться дождем. Ветер. На земле вместо снега – сплошные лужи и грязь. Декабрь месяц, на остальной территории давно зима, однако здесь с моря принесло оттепель, сырую, зябкую, когда будешь рад суровому морозу. Только если солнечно на душе, велика ли разница, какая погода на дворе?

Кажется, рука и та прошла. Тело вдруг стало бодрым. Захотелось движения, пройтись колесом, упасть и отжаться сотню раз, проскакать на коне галопом десятка три километров. Но если скакуна загнать еще можно, насчет отжиманий Кабанов сомневался. Впечатления и реальность частенько не совпадают.

Только вот где дурь, если подумать над причиной! Менять супругу на кого бы то ни было Командор не собирался. Понятно, первые самые яркие порывы страсти давно прошли, семейная жизнь текла размеренно и скучно без каких-то неземных радостей и всплесков чувств, но Сергей был реалистом и понимал, что так и должно быть. Увы, но самые яркие моменты в отношениях – всегда те, когда все только складывается. Потом совместная жизнь больше напоминает обязанности, и счастье куда-то уходит. Или, скорее всего, просто меняется, становясь чем-то привычным, как, скажем, дыхание. Оно же тоже не является чем-то исключительно приятным, однако необходимо нам для жизни.

Ко всему надо относиться философски и не забывать свой возраст. Дети уже начинают подрастать, вроде медленно, но верно. А старший вообще скоро юношей станет.

Правда, Андрей от другой женщины, но ведь и жизнь была долгой. А память о погибших девчонках, как и память о погибших друзьях, всегда с нами.

– Кофе свари.

Все-таки хорошо, что у России появились свои порты, и кофе перестало быть проблемой.

– Уже.

Поднос с кофейником и чашкой мгновенно оказался в комнате. Василий давно привык к вкусам хозяина. Воздух наполнился восхитительным ароматом. Нашлось там место и для пары небольших бутербродов. Много есть по утрам Кабанов не любил, однако все-таки старался, чтобы желудок не был совсем пустым. Мало ли что преподнесет судьба, и вдруг придется куда-нибудь сорваться?

А вот к традиции семейных застолий Кабанов так и не привык. Жизнь не располагала к какому-то режиму. Даже сейчас с нынешним высоким положением Командор частенько не ведал, где окажется не то что завтра, а сегодняшним днем. Вечные дела, вечные заботы… Это сейчас он был на излечении, и хоть не требовалось пускаться в очередной дальний путь.

– Велите Ахмеду седлать коней. Прогуляемся верхом.

Обсуждать приказания хозяина среди слуг Сергея было не принято. Никаких телесных наказаний он не признавал, однако вполне хватало тона.

Бутерброды были проглочены в момент. Кофе уже пился гораздо дольше. Первая чашка не спеша, затем последовала первая на сегодня трубка, еще одна чашка бодрящего напитка и опять ароматный табак.

Теперь Командор чувствовал себя более-менее в норме. Конечно, неплохо было бы упасть и отжаться хотя бы полсотни раз, однако плечо все-таки следовало поберечь.

Ахмед уже довольно скалился на конюшне. Конечно, куда татарину без коня? Но и Командор давно уже оценил прелести верховой езды. Он вырос в царстве механизмов, только ведь в отличие от всех машин конь – живой. Родное существо, с которым приятно иметь дело.

Куда ехать, было в принципе все равно. После дней невольного заточения хотелось движения, и велика ли разница, в какую сторону направить путь? Даже стылый сырой воздух казался на редкость приятным и волновал кровь.

Одет был фельдмаршал просто. Никаких парадных мундиров, орденов и прочего. Обычный камзол, довольно заношенный, такая же епанча, треуголка, ботфорты… К чему выделяться среди толпы? Неприятно, когда каждый прохожий глазеет, словно на некое диво.

У бедра привычно покоилась шпага, в ольстрах имелись пистолеты, однако иметь при себе оружие давно стало привычкой. Ахмед вон тоже при сабле, хотя кого здесь рубить? Но, справедливости ради, преступность в городе имелась. В людных местах орудовали карманники, по ночам в безлюдных переулках кого-то могли попытаться ограбить, иногда случались убийства. Массовым явление не стало, не столь давно для борьбы с криминальным элементом была учреждена полиция, только всегда найдутся люди, которым легче промышлять темными делами, чем честно трудиться, зарабатывая свой хлеб.

Дом Командора стоял неподалеку от старых кварталов, сохранивших название прежнего города. В самой Риге Кабанов селиться не стал. Пусть крепость, какая-то защита и прочее, но тесновато там. Улочки узкие, здания стоят впритык… Определенная романтика в этом есть, а вот удобств маловато. Новые кварталы намного просторнее. Помимо дома имеется двор с хозяйственными постройками и небольшим садом. Жилище фельдмаршала не впечатляло размерами. Царь подбивал отгрохать дворец на манер Лефортовского, однако к дворцам бывший капитан Советской армии не привык. Как и не привык к пышным собраниям высшего света и прочему, хотя положение вроде обязывало. В первую очередь дом – это место, где можно переночевать и отдохнуть. Зачем в таких случаях громада?

Нет, в некоторых из многочисленных сел, пожалованных за службу, имелись усадьбы, напоминавшие дворцы. Если бы еще иметь время жить там простой жизнью рачительного русского помещика!

Небо над головой было по-прежнему хмурым, угрожающим дождем. Зато все вольный воздух. А вот и старая добрая Рига. Разумеется, она была мало похожа на ту, в которой Кабанову частенько доводилось бывать в иных временах. Но было в ней нечто, радующее душу.

Людей на узких улочках было не много и не мало. Так, вполне достаточно, чтобы не назвать их пустыми, но и не ругаться за многолюдство. Кареты здесь были сравнительной редкостью. Русское дворянство по давней традиции предпочитало ездить верхом. В экипажах перемещались больше бояре и прочая верхушка общества. Да верхом и удобнее. Тут местами пара карет не разъедется, а никаких правил дорожного движения пока не придумано. На коне же – почти как пешком, только быстрее.

К друзьям сегодня не хотелось. Опять разговоры, беседы на самые разные темы… Иногда надо побыть одному. Верный Ахмед не в счет. Он спокойно едет чуть позади, словно его вообще нет в природе.

Воды Даугавы были почти пусты. Навигация практически закончилась, реку со дня на день может сковать лед, вернее, он появлялся, тонкий, не устоявшийся, а потом пропадал без следа, и так несколько раз подряд. Редкий купец готов совершить в подобных условиях плавание. Только ветер пытался гнуть голые деревья, вздымал тяжелые волны да приятно бодрил после долгой болезни. Та самая прощальная пора, которую воспоет поэт, давно миновала. Не то поздняя осень, не то уже зима. Второе скорее, только в прибалтийском варианте.

– Держи! – Командор соскочил из седла и передал поводья Ахмеду.

Если верно то, что капля никотина убивает лошадь, то несколько затяжек – и дальше придется идти пешком. Лучше уж спокойно выкурить трубочку, стоя на берегу и не подвергая благородное животное излишней опасности.

Ветерок приятно бодрил. У природы нет плохой погоды. Нынешняя будоражит душу, вызывая некие расплывчатые образы.

А вот до самого моря, точнее, до Рижского залива, отсюда еще далековато. В сырости совсем не чувствуется запаха йода, словно до большой воды еще плыть да плыть. Хотя, если вспомнить, и все прочие крупные города лежат в некотором отдалении от побережья.

Самое трудное – это прикурить. Зато какое удовольствие затягиваться дымом, а самому посматривать на взбаламученную речную гладь! Хотя снег тоже неплохо. Все равно работы по строительству дороги приостановлены до теплых времен. К сожалению. А вот пауза в войне – уже к счастью. Догадался бы кто-нибудь брать ее еще и на лето. Чтобы не отвлекать население от важных работ.

Ахмед терпеливо ждал. Хочется барину покурить на берегу, пусть покурит. Конечно, лучше бы сейчас наметом вскачь до усталости, только слабоват отважный воин, еще не оправился от раны.

– Поехали. – Командор подумал о том же.

Неспешным шагом тронулись вдоль почти пустых причалов. Судов стояло мало, наверняка в основном те, которые остались здесь на зимовку. А вот люди на берегу имелись. Тоже не сказать чтобы слишком много, день будничный, однако кто-то пришел сюда погулять, а кто-то, может, имеет какое-то дело.

Командор рассеянно смотрел на незнакомые лица, и вдруг сердце екнуло, а затем пропустило удар.

Она стояла спиной, лишь кончики черных волос чуть выбивались из-под шляпки, но сердце почему-то вздрогнуло.

Кто-то был рядом, какие-то мужчины, женщины, но Командор их почти не заметил. Только как факт, что девушка не одна. Кони приблизили всадников к группе, и незнакомка повернулась на перестук копыт. Или ей подсказали о подъезжающих мужчинах.

Но это была не она. Не та, что встретилась в Кенигсберге и приснилась сегодняшней ночью. Так, чуть похожая. Смешно: один раз увидел и запомнил. Глупость какая-то, словно заняться нечем! И ведь имеется любимая жена, дети от нее родились, и вообще, немолодой солидный человек с положением. Прилично ли думать, словно мальчишка?

– Серж, я к тебе. – Мишель шагнул в кабинет без особых церемоний.

Какие могут быть церемонии между старыми друзьями, пусть даже один из них фельдмаршал, а второй – посол Франции в России?

– Проходи. – Кабанов привстал. Несостоявшаяся встреча вернула ощущение сна, и по губам его гуляла слабая беспричинная улыбка. – Вина? Или по погоде водки?

– Водки. – Перед тем как вымолвить, Мишель д’Энтре набрал побольше воздуха, а выдыхал так, словно собрался пить чистый спирт.

Впрочем, в бытность в Карибском море он вместе со всеми глушил ром и не считал это зазорным. Да и тут в подобную слякоть более крепкие напитки были намного полезнее слабых вин. Хотя бы не заболеешь какой-нибудь вульгарной простудой.

Спустя десять минут на столе уже стояли графин, хрустальные рюмки и кое-какая закуска.

– Понимаешь, – Мишель не знал, с чего начать, – я получил официальное письмо… В общем, мне предписано как можно больше узнать о вашей американской экспедиции.

Что посол по совместительству немного шпионил, Кабанов знал давно. Должность такая, что поневоле обязан сообщать своему правительству все, что удается узнать. Разведуправлений еще не имелось ни в одной стране, даже военных атташе пока не придумали, и все функции лежали на обычных дипломатах.

Да старый приятель сам когда-то говорил об этом. Разумеется, никакого зла на него Сергей не держал. Служба такая, сам бы вел себя так же. Только про цель дальневосточных походов нигде не говорилось. Официально моряки были посланы уточнить собственную береговую линию, осмотреть прилегающие территории, в общем, по вполне понятным делам. Даже те из бывших флибустьеров, кто выразил желание пошляться по далеким краям, о конечной цели могли узнать лишь на месте. И уж ни в коем случае не здесь.

Откуда вообще всплыла Америка?

– Ты имеешь в виду Валеру? Так они сейчас Камчатку обследуют. Потом вниз пойдут вдоль берега, – с самым невинным видом вымолвил Командор.

Врать нехорошо, да выдавать государственные тайны намного хуже.

– Хочешь сказать, я об этом ничего знать не обязан? – понимающе улыбнулся посол. – Я и не знал. Новости пришли из Англии. Там есть люди, которые работают на французскую корону. Вот они и передали: наш неприятель проведал, что экспедиция на самом деле имеет целью какой-то участок американского побережья. Предположительно там находится не то часть старых артефактов, не то обычное золото. Британцы уже готовят туда экспедицию. Пока не знаю, морскую или сухопутную. С нашей стороны тоже предложено испанцам любой ценой опередить всех соперников.

Командор едва удержал рвущееся с губ матерное слово.

Но откуда удалось проведать про цели экспедиции? Сколько вообще человек осведомлено о них?

Или это любезный тесть постарался? Однако при нем никаких откровенных речей никто не вел.

Мэри? Она краем уха могла слыхать. А дальше любовь к мужу стала бороться в ней с любовью к далекой родине. А то и вообще обмолвилась при Эдуарде случайно, а тот и рад развить тему дальше.

Сейчас, почти прямо после встречи с незнакомкой, Сергей поневоле несколько охладел к законной супруге и был готов поверить во что угодно. Но, справедливости ради, он никогда не говорил ей всей правды. И подавно не делился секретами. Общая постель и общие дети – еще не повод молоть языком, не задумываясь о последствиях.

Да и не обвинишь особо. Отец – родная кровь.

Хотя нельзя было исключить еще одного варианта – оговорки самого Петра. Император порою мог прихвастнуть под очередной литр, а к иностранцам до сих пор относился, словно к учителям, и каждый раз возмущался коварством. Ему почему-то упорно казалось, будто в европах все спят и видят, как бы помочь России.

В общем, варианты имелись. Но откуда узнали – тема отдельных размышлений. Важнее, куда отправят своих людей? Если русская экспедиция о местонахождении золота имеет весьма приблизительное представление: где-то на севере от Калифорнийского залива, то у конкурентов район поисков будет еще неопределеннее.

Дальше Командор мыслил сугубо в практической плоскости. Варианты встречи европейцев в экспедиции не предусматривались. Теперь, сразу отправиться в путь ни англичане, ни испанцы не смогут. Не те века, когда сел и поехал. Или поплыл. Тут поневоле тащить с собой столько… Сплошная терра инкогнита, все наобум, с огромным риском для жизни. Да и транспорт оставляет желать лучшего, а дороги зависят от погоды.

Будем считать, что год еще точно есть. Беда в том, что еще минимум пару лет по плану надо было медленно двигаться к заветному берегу. С форпостами на пути и прочими основательными вещами. Теперь придется все форсировать. Зима поневоле выпадает. Пусть та же Авачинская бухта не замерзает, толку, когда ни припасов, ни потребного количества кораблей… Продукты взять неоткуда. Что накопили, сожрут в холодное время. Купить негде. Доставить проблема. Такие просторы, и фактически все не освоены. А Сибирского тракта все еще нет. Много ли провезешь сквозь безлюдные буреломы? Да еще возчикам и лошадям надо питаться по пути. Потому и планировалось все на такой срок, что человек кормиться обязан. Не охотой же вкупе с рыбной ловлей открывателям перебиваться.

И вкруг Африки с Азией ничего не повезешь. За год стухнет все подчистую. А местные индейцы вряд ли что-нибудь выращивают. Вроде они все кочевники. Если же есть оседлые, им наверняка только самим и хватает.

В общем, надо срочно писать и требовать, чтобы были организованы обозы. Любой ценой и откуда хотят, но чтобы до весенней распутицы запас продуктов в Охотске и на Камчатке имелся. Из европейской России не повезешь, но ведь живут в Сибири люди, не в восточной, так в западной. Все поближе будет. Сегодня же навестить Петра, и пусть немедленно высылает фельдъегеря. Под угрозой смертной казни, раз из Сибири в Сибирь ссылать глупо. И людей туда побольше. Главное – моряков. Одни пусть посты вдоль пути организуют, другие сразу в Калифорнию плывут. Придется все делать одновременно, раз иного выхода нет.

– Конечно, мне надо отписать королю, что все это досужие сплетни? – улыбнулся Мишель.

– Ты же был в Америке, пусть и с другого края. Откуда там золото? Вернее, может, оно и есть, но как найти? Тем более у нас война, ни лишних людей, ни лишних денег… Лучше скажи, не вы Турцию против нас настроили?

– Не знаю, Серж. Мне такое никто не говорил. Вот в Польше мы отметились наверняка. Но как-то по-дурацки. А с Турцией и всякими вашими мятежами – понятия не имею. Нам ваша война с Портой невыгодна. Кроме нас еще Англия есть. Там кое-кто вас тоже нежно любит. Да и в Германии доброхоты найдутся. За то, что вы ощутимую часть населения у них сманили в свои снега.

– Ты же знаешь: мы все такие белые и пушистые, – рассеянно отозвался Командор.

Мыслями он сейчас был далеко…

21. Зимние дела и разговоры

Ширяев-младший был вымотан до последнего предела. Да и как иначе, если проделано столько тысяч верст? Он выехал из Охотска сразу по первопутку, благо снег выпадает в тех краях рано, и с тех пор непрерывно находился в пути. Самым паршивым был первый участок дороги. Он же был и самым длинным. Здесь еще не было ямских станций с их запасными лошадьми, и отрезки пути приходилось рассчитывать от острога до острога. Даже деревень не имелось. Русские поселения – они дальше, поближе к Уралу. Здесь лишь своеобразные форпосты, крохотные крепости посреди бескрайних едва заселенных аборигенами пространств.

Холод был не страшен. Одет был Ширяев со спутниками тепло, сверх того в каждом из возков имелись меховые накидки, по нужде можно прямо в снегу ночевать. Кое-какой запас продуктов тоже имелся. С хранением никаких проблем. Что испортится на морозе?

Убивала сама дорога, вернее, ее отсутствие. Тут даже разбитые русские проселки вспомнишь с невольной радостью и умилением. С первым светом выехал, и едешь, едешь, едешь…

От Иркутска стало несколько легче. Это уже был настоящий город, грядущих мегаполисов Максим не видел, вернее, не помнил и все мерил по меркам века нынешнего. По сибирским масштабам – даже большой. Центр воеводства, да еще главный центр в торговле с Китаем, прекрасное место для предприимчивых людей. Население уже больше тысячи человек и все растет понемногу. Плодородные почвы вокруг уже обживались вольными крестьянами, потому местность не казалась дикой. Да и дорога в европейскую Россию дальше имелась. Еще не тракт в полном смысле этого слова, но все-таки…

Здесь же Максим впервые узнал о войне с турками. Молодой офицер сразу проклял свое согласие поучаствовать в дальней экспедиции.

Нет, он прекрасно знал ее значение, все-таки сын приближенного к Петру человека, да и отец был в числе тех, кто задумал дальний поход, просто, по мнению Максима, во время войны первейшая обязанность мужчины – воевать. И Командор постоянно говорил об этом, а мнение дяди Сережи молодой мужчина очень ценил с самого детства. Еще бы! Легендарный предводитель флибустьеров, чей Веселый Кабан наводил ужас на англичан. Кумир маленького мальчишки, больше всего гордившегося тем, что папа – один из ближайших сподвижников де Санглиера.

Да и чин свой Максим получил за участие в последних сражениях Северной войны, а не за заслуги отца. И что теперь, скитаться по далеким морям, когда былые сослуживцы громят турок?

Война никак не отразилась на Иркутске. Где Черное море и где Байкал? Сюда никаким османам сроду не добраться.

Впрочем, и сражения со шведами тоже не чувствовались в Иркутске. Никаких мобилизаций, рекрутских призывов, кличей добровольцев… Здесь не видели раненых, отсюда ничего не отправляли на фронт. Войны начинаются и заканчиваются, а вот край обживать надо.

Отсюда Ширяев уже не ехал, а словно летел. Прежде до Тобольска, бывшего столицей Сибирского генерал-губернаторства, а дальше уже была налаженная система почтовых станций, причем по положению своему и имеющимся бумагам молодой офицер приравнивался к фельдъегерю. Теперь Максим ночевал главным образом прямо в возке, а время терял лишь на смену лошадей очередным станционным смотрителем. Да и перекусывал во время этой смены. Зато за сутки удавалось проезжать по двести верст, а иногда и чуть поболее. Выматывал подобный способ перемещения страшно, зато цель пути ощутимо приближалась. Вот позади уже остались Уральские горы, и Ширяев оказался в Европе, а там уже будет и Москва.

Два с лишним месяца сумасшедшей скачки…

Хотя если морем, было бы еще дольше.

– Значит, на войну желаешь? – Командор не спеша прохаживался по кабинету Ширяева-старшего.

Он прибыл в былую столицу уже давно, покинув на время хмурый и вечно сырой Санкт-Петербург. Точно так же в Первопрестольной обитали сейчас и Петр, и Алексашка Меншиков, и отец Максима. Калинин мотался где-то в Европе, Кротких находился в Курской губернии, Флейшман объезжал многочисленные предприятия, Сорокин торчал на юге, готовясь к новым морским походам…

– Разумеется, – улыбнулся Максим. – Сами же всегда говорили…

– А меня в свое время убеждали в главной армейской мудрости. На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся, – вздохнул Кабанов.

Уточнять, что на первую свою войну он отправился добровольцем, долго досаждая командованию своими рапортами, Сергей не стал. Тогда он был постарше Максима, так ведь и взрослели позже. А уж про получение образования и говорить не приходится. Впрочем, и сейчас поумневшим с этой стороны Командор себя не считал.

– Вам легко говорить с вашим прошлым. А я? В детстве завидовал, когда вы все в море уходили, потом – когда били шведов… Опять оставаться в стороне не хочу. Я все-таки поручик гвардии и мичман флота российского.

– Так ведь никто не подвергает сомнению твое мужество. Ты его тоже успел доказать. – Командор на ходу затянулся трубкой.

Левая рука у него до сих пор побаливала, однако по сравнению с прошлым это было уже терпимо. Мало ли болячек бывает по жизни?

– И потом, Максим, никто сейчас не знает, где будет опаснее и тяжелее, – дополнил он. – В общем, тебе-то знать это можно, наши конкуренты откуда-то пронюхали про цель экспедиции и теперь собираются нас упредить. Место они точно не знают, если доберутся, будут наугад ползать по всему району, но мы в любом случае обязаны оказаться там раньше. Соответствующие требования губернатору и воеводам уже посланы. Отныне экспедиция будет значительно усилена людьми, и все будет производиться одновременно. Одна часть будет медленно продвигаться вдоль Америки, повсюду учреждая форпосты и остроги, другая сразу отправится в Калифорнию. Нельзя исключить столкновения или с испанцами, или с британцами. Пусть мы не в состоянии войны и блюдем нейтралитет, однако это в Европе. А в тех краях любая стычка в порядке вещей и нарушением мира не считается. Хотя избегать ее надо.

– Вот именно, – вцепился в последнюю фразу Максим. – Какие столкновения, когда формально мы не друзья, так приятели? Ну, или дальние соседи, всячески подчеркивающие хорошие отношения?

– Формальности оставим формалистам. Приятели в политике большая редкость. Сейчас союзники, потом – противники, сегодня дружба, завтра – мордобой… У нас просто границы общей нет, чтобы хорошенько подраться. И повода. Мы же недавно на мировую арену вышли. Однако желающих вогнать нас в резервацию уже хоть отбавляй. В тех же краях пока никакие договоры особо не действуют. Полная свобода. Хочу – воюю, хочу – дружу. А ты что молчишь, Григорий?

– Слушаю, как отпрыска моего воспитываешь, – улыбнулся старший Ширяев. – Меня он не очень послушает, а вот тебя…

– Так скажи, что ты тоже согласен. Нам сейчас остро необходимо золото. Торговля – торговлей, однако в промышленность постоянно вкладывать надо. Жаль, Юрки здесь нет. Он бы тебе в момент все объяснил.

– Я не торговец, а офицер, – отрезал Максим. – И папа мой тоже.

– Папа твой когда-то тоже был предпринимателем, – вспомнил прошлое Командор.

– А дядя Юра – пиратом, – не удержался молодой Ширяев.

– Уел. – Мужчины невольно рассмеялись.

Впрочем, Григорий смотрел на сына с гордостью. Сам он прошел срочную, побывал в подчинении Кабанова в чужих горах, уже в девяностые занялся бизнесом. В детстве же грезил морской романтикой, а потом никогда не жалел, что очутился в прошлом.

Да и не офицером он был уже давно, генералом. А положение обязывает.

– Между прочим, Макс. Я сам всерьез думал возглавить экспедицию. Необходимы нам и местное золото, и наш форпост на тех землях. Да и предприятие даст такой толчок развитию Сибири, какого в иных обстоятельствах в ближайшие пару веков и ждать нельзя. Просто я по положению своему заняться этим не могу. В европах сразу подумают: а куда отправился русский фельдмаршал? И зачем? Знаешь, есть своя прелесть в невысоких чинах. Круг ответственности меньший, можешь позволить себе гораздо больше. Лишь бы службе не мешало.

Командор не стал добавлять, что постоянно находиться рядом с Петром порою бывает тяжело. Первый русский император благоволил к Кабанову, уважал его и частенько слушал советов, однако при вспыльчивом царском характере милость в любой момент могла смениться на гнев. Подлаживаться к кому-то Сергей не любил, по многим вещам имел отличное от монарха мнение и никогда не скрывал этого.

Только куда убежишь от ответственности? Война опять же. Выдающимся стратегом Кабанов себя не считал, во времена прошлой службы ему так и не удалось подняться выше капитана по званию, а по должности – начальника штаба батальона. Но все-таки он обладал опытом будущих веков и иных войн и уже потому был на голову выше многих. Где другие слепо копировали Запад или же не могли вырваться из рутины шаблона, Командор мог предложить нечто еще неведомое, для него очевидное, а для нынешних современников – революционное. Потому и шведов удалось разбить гораздо легче, чем в знакомой Кабанову истории.

– А я наверх пока не рвусь, – не понятно было, искренне ли сказал это Максим? Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом.

– «Пока» – как понимаю, ключевое слово? – подал голос отец. – Скажем, лет до двадцати пяти. А что? Молодой генерал, гроза окрестных женщин.

– Папа, ты скажешь тоже!

О женитьбе Максим не помышлял. Куда надевать хомут на шею, когда предстоит еще столько сделать! Юность дается лишь раз, и надо успеть все испытать, все перепробовать, успеть прославить свое имя. А не привязываться к дому, когда дела вечно зовут то на один конец света, то на другой.

– А что? Я в твои годы только о девушках и думал, – улыбнулся Григорий.

– Да ладно вам все о бабах, – скривился Командор.

Он вновь вспомнил прекрасные глаза незнакомки. И почему ее невозможно забыть? Ладно бы, был юношей, а то человек в летах, давно и счастливо женатый, с положением… Фельдмаршал, граф, тьфу, уже князь Крымский, совсем забыл о новом недавно пожалованном титуле.

И неожиданно вспомнилась история, рассказанная хорошим другом. Советские годы, друг-срочник в числе других солдат посылается доставить катушки с кабелем. Старший машины – подполковник. Катушки тяжелые, в кузов накатываются по доскам, да и то требуют столько усилий…

На обратном пути машину тормозит женщина со словами:

– Товарищи военные, помогите вытащить молоковоз!

Подполковник – офицер! – не может отказать женщине.

– Поворачивай!

А дальше – картина. На размокшем проселке в грязи застыл молоковоз. Чего его понесло этой дорогой? Даже подъехать не удалось – метрах в пятнадцати армейский «газон» сел в грязь по оси. Вытащить его солдаты не могли.

– Разгружай!

И вновь та же утомительная процедура уже выкатывания гигантских катушек.

Бесполезно. Не помогли и лебедка, и подкладывание досок под колеса, и попытка выкапывания… Веселье продолжалось долго, пока из части не прибыл вызванный БТР. Лишь с его помощью удалось вытащить и свой грузовик, и колхозный молоковоз. В итоге вернулись солдатики не только после ужина, но и после отбоя. Пока почистились, хоть как-то привели себя в порядок, а там уже скоро подъем.

Хмурым от недосыпа утром один из бойцов улучил мгновение и спросил у отца-командира:

– Товарищ подполковник! Разрешите обратиться? Она вам хоть дала?

Надо же знать, были ли ненапрасными труды?

– Ну вот, с собственным сыном о животрепещущем поговорить нельзя! – притворно скривился Ширяев. – Мне, между прочим, хочется внуков понянчить!

– Понянчишь со временем. Зачем события торопить? Тем более война нынче. Если еще не забыл.

– С вами забудешь! Лучше скажи, твое сиятельство, куда мы по весне направимся? Или лучше турок в гости пригласим? Понравилось мне их бить по мере высадки.

– Кажется, это называлось «по обращению неприятеля». Будет называться. Только метод этот не наш. А если и наш, то от большой беды.

Максим навострил уши, уже прикидывая, в каких краях будет совершать подвиги.

– А ведь ничего не решено, – понял его Командор. – Макс, ну, пойми сам. Ты уже хоть немного знаком с дальневосточным театром. Не так много у нас толковых морских офицеров. Все больше иностранцев, а свои пока в чинах не подросли. Да и Валера там один.

– У меня тоже чин небольшой. И толку от меня там немного. Что я, не понимаю? А драться вы меня сами учили. Любым оружием и без оного. Командовать егерями и артиллеристами. Готов быть и моряком, и пехотинцем…

– Вполне вероятно, что придется тебе побыть в тех краях и моряком, и сухопутным воином. Регулярные войска мы отправить туда пока не можем. Потому нам там любой умелый человек позарез необходим. Раз есть вероятность схлестнуться не с англичанами, так с испанцами… И поддержки никакой. – Командор смотрел на юношу серьезно. – Вам надлежит отправиться в Калифорнию сразу. А на Камчатку уже Беринг направляется.

– Тот самый? – вскинулся старший Ширяев.

– Он. Только молодой еще. По моему совету ему только что капитан-лейтенанта присвоили. Я с ним беседовал. Толковый моряк. Вот он пусть возглавляет тех, кому продвигаться вдоль островов. А Валере – сразу в Калифорнию. Кстати о славе, Максим… Первооткрыватели остаются в памяти хотя бы названиями островов, проливов, морей… А военных в истории столько, что предстают неким гигантским строем, где нет фамилий и лиц. Разве что у единиц. То ли ты выбрал? Время еще есть. Вот мы много воевали, и думаешь, многие вспомнят о нас?

– Вспомнят. Победителей помнят всегда. Шведов кто разбил? – убежденно отозвался Максим.

Пришлось с тоской подумать, что уже подрастает собственный старший сын и тоже рвется на войну в боязни, что на его век подобной молодецкой забавы не хватит.

Молодежь еще не знает, что если и есть на свете нечто вечное, так это стремление людей решить проблемы силовыми методами…

– В общем, постарайтесь обойтись миром. Если же что, я тут приготовил вам подарок. Сюрприз противникам. Но применить вы его можете только в самом крайнем случае. Так что лично доставишь Валере. Вдвоем решите, когда тот случай настанет…

Надолго задерживаться в Москве Командор не стал. Пока длится зима, надо успеть многое. Да и ездить по зимней дороге не в пример легче. Потом вновь настанет царство грязи, теперь уже весенней, и ни о какой скорости нельзя будет даже мечтать. Уже не говоря, что место фельдмаршала будет при действующей армии.

Надо озаботиться снабжением, своевременной поставкой боеприпасов, организацией продовольственных магазинов, как называются склады, амуницией и еще многим, без чего не выиграть войны. И пока позволяют дороги, перебросить все это поближе к театру военных действий. Сколько раз в самые разные времена наступление выдыхалось из-за недостатков подвоза? Интенданты вечно не успевают за действующими частями, а последние просто не в состоянии тащить с собой все необходимое на несколько месяцев.

Да и без резервов никуда. Солдаты гибнут в боях, выходят из строя из-за ран и болезней. Ни один полк не достигает штатной численности. Новый рекрутский набор объявлен давно, буквально с началом войны, но рекрут – еще не солдат. Его учить надо самому необходимому. По-настоящему солдатом становятся лишь после года службы. А до того – лишь новобранец, обыкновенное пушечное мясо. Чему их научишь за пару месяцев? Ножку тянуть – и то не умеют. Еще зимой, когда вокруг все заметено, постоянно холодно, а в наличии не имеется даже достаточного числа казарм. Линейные части в массе своей стоят постоем у обывателей. Гвардейцы исключение, как и некоторые полки, где командиры сумели озаботиться таким вопросом. Но вина ли в том лишь командиров, когда места постоянной дислокации нет у основной части армии? Сегодня угроза с одной стороны, завтра – с другой, и приходится постоянно перебрасывать солдатиков. Из центра на юг, с юга – в Прибалтику, теперь – обратно на юг.

Только со стороны генералы вечно бездельничают. На самом деле для отдыха времени не остается. А ведь помимо военной стороны на том же Командоре было еще столько…

Санкт-Петербург встретил привычной пасмурной погодой. В ледовом плену застыла Даугава-Двина. Порт заснул до весны, как заснули до весны деревни и села по дороге. Где вы, края вечного лета? Хотя там свои заморочки и проблемы.

– Спишь до весны? – Апраксина Кабанов нашел в порту, а не в Адмиралтействе.

– Холодно спать, – буркнул тот.

Некогда вельможа был едва не первым, кого встретил Командор по приезде в Россию. Только как давно это было!

Положения своего Апраксин не утратил. Скорее – упрочил и по морскому ведомству стоял повыше нынешнего гостя. Генерал-адмирал – тот же фельдмаршал, лишь на флотский манер. Впрочем, каждый способный человек занимал по несколько постов, и общая иерархия была довольно запутанной.

– Да, можно замерзнуть, – с серьезным видом согласился Кабанов.

– Через пару дней на юг махну. Основные дела сейчас там. Задали мне работы с войной! Заодно и кости погрею.

– Там тоже холодно. Да что говорить, будто сам не ведаешь? Вот если дальше к западу продвинемся, тогда найдем места более подходящие.

– А я уж думал, ты на юг собрался. В Константинополь.

– Не выдюжим. У султана подданных настолько больше, что пока не одолеем. Это задача грядущего. Пока достаточно твердо укрепиться, Крым своим сделать и благоустроить прилегающие территории… Опять немцев сманивать… А ведь нам еще Дальний Восток осваивать, в Америке колонию учреждать… Все сразу не потянем.

Он никому не говорил, что одной из целей заокеанской экспедиции является не только добыть золота, но и не допустить возникновения в дальнейшем самого агрессивного государства на земле. Англия – враг привычный. Тоже сволочи редкостные, народа уже уничтожили столько, что даже Тимур с ними не сравнится. И еще уничтожат немало. Но те – вообще…

22. Дороги и города

Калинина уже давно никто не называл Аркашей. Разве что самые близкие люди, с которыми столько пройдено… Он был самым молодым из числа выходцев из будущего, но ведь все относительно. Время не стоит на месте, и некогда молодой мужчина стал мужчиной зрелым, по меркам нынешнего века – фактически пожилым.

На палубе пиратской «Лани» он был лишь матросом, одним из многих. На большее претендовать Аркаша не мог. Он же не умел ничего, действительно необходимого мужчине. Как выжил в первые дни – непонятно. Просто повезло. Помимо обыкновенных случайностей имелись задатки мужского характера, и большим плюсом была молодость, если не юность, позволявшая жадно впитывать знания. Аркадий постоянно учился. Не тому, чему учили раньше в школе и институте, а самому элементарному – умению сражаться. Он как бы попал в армию, где куются характеры. Уже потом, много позже, Калинин с благодарностью понял: именно в первый год он стал иным человеком. Из великовозрастного юноши превратился в мужчину.

Ни во Франции, ни в начале пребывания в России Аркадий ничем не выделялся из остальных моряков. Разве что изредка выполнял отдельные поручения, требовавшие грамотности и знания языков. Он не поступил в армию, подобно Командору и Ширяеву, не основал собственного дела, как Флейшман. Так, был некоторое время у последнего на подхвате. На роль помощника Ардылова Калинин не годился, руками работать особо не приучен, образование имел гуманитарное, то есть и в качестве технического специалиста тоже использован быть не мог. Обычная логистика, как это станет называться гораздо позже. Или, проще говоря, что-то где-то достать, организовать подвоз, ну, еще, купить, продать…

В качестве знающего языки Аркадий посетил по делам торговым несколько стран, а там и понеслась его новая работа – торгово-представительская. Кто-то должен продавать созданное на предприятиях Флейшмана, а равно и закупать все необходимое для них же. Из числа не производящегося в России, а то и вообще неизвестного в ней. Внутренний рынок был гигантским, однако требовалась валюта. Хотя бы для необходимых закупок. Когда еще удастся сделать Россию полностью автономной и независимой от иных стран! Или – почти независимой. Какие-нибудь персидские ковры, французская мебель и прочая ерунда в список необходимого не входят.

Попутно Аркадию удалось разок выполнить мелкое дипломатическое поручение. За что он получил от Петра дворянство, а затем, что называется, пошло и поехало.

Формально к Посольскому приказу Калинин не принадлежал, но считался личным представителем прежде – царя, затем – императора. Еще вопрос, смог ли он быть официальным послом при одном дворе? Тут имелись и иные проблемы. Дипломатами становились люди родовитые. Когда повсюду монархия, одним из первых вопросов становится: «А какие у вас титул и родословная?» Протоколы – вещь тонкая. Гораздо проще, когда приехал, передал нужное, побеседовал, предварительно обговорил, а уж затем некто более знатный заверил бумаги высокой подписью.

Но и мотался в итоге представитель дипломатии и торговли в одном лице практически постоянно. Вначале ему нравилось. Молодость, новые впечатления. Теперь понемногу Аркадий стал уставать. Поневоле хотелось чего-то постоянного, не связанного с вечными дорогами. Карета и парусник – не поезд с самолетом. То трясет, то болтает, и так больше половины времени. Заскочишь в Россию, узнаешь новости, а через недельку опять то плывешь, то скачешь.

Теперь Аркадий Васильевич возвращался из Голландии. А перед тем была привычная уже Франция, а Голландия – уже заодно, и так сказать, попутно. Крюк к северу, а затем – финишная кривая через Германию и кусочек Речи Посполитой.

Последняя невольному путешественнику не нравилась. Могут попытаться ограбить, а могут – пытаться напоить. Паны гуляли вовсю, словно иных дел и забот у них не имелось. Гораздо лучшее впечатление производили германские государства. Может, менталитет, может, зачастую карликовые размеры, однако немцы везде старались соблюдать порядок. Потому и путешествие по Германии проблем не сулило.

Наконец, Кенигсберг, далее – по льду Куриш-Гаф, затем – Мемель, а там уже и Россия…

В Мемеле, небольшом немецком городе, самом северном в Пруссии, к Калинину подошел незнакомый мужчина в летах.

– Простите, вы ведь держите путь в Санкт-Петербург?

Осведомленность подозрения не вызывала. Калинин предъявлял подорожную и не скрывал цели путешествия. Он лишь нигде не называл своей негласной должности и представлялся обычным дворянином, пускай и странствующим по торговым делам. Наряду с делами прочими в виде борьбы со скукой, как это водится у людей не совсем бедных.

Кроме того, с ним было трое слуг, людей, подготовленных к разным неожиданностям и вооруженных. Да и сам Аркадий еще во время флибустьерской эпопеи научился немалому и схваток не боялся.

– Да, – тоже на немецком ответил Калинин.

– Не могли бы мы дальше ехать вместе? Дело в том, что я с родней и компаньонами направляемся в Россию, только люди мы исключительно торговые, а мало ли что? Вдруг попадутся разбойники? Что нам тогда делать?

– На российских дорогах столь же безопасно, как на дорогах германских, – пожал плечами Калинин. – Если бывают какие-то нападения, то лишь в порядке исключения. Власть борется с бандитами, и разбойники там долго не живут.

– Но мало ли что бывает? Со мной едет дочка, и не хотелось бы рисковать еще и ею. Вы меня понимаете? Наверно, у вас тоже есть дети.

Дети у Калинина были. Он женился на дочке русского дворянина, и сейчас в петербургском доме его ожидали не только законная супруга, но и двое малышей трех и двух лет от роду. Потому проблем со взрослыми детьми Калинин особо не понимал. Не нападали на российских дорогах на женщин. Подобное казалось диким, а уж если бы совершилось бы, то каралось бы по полной мере.

– Убеждаю вас: никакого риска не существует. Но если так хотите, можете ехать вместе со мной. Предупреждаю: ждать не стану. Мне хочется побыстрее домой, семью повидать, отдохнуть после тягот пути…

– О, что вы? Нет! У нас три возка. Никаких тяжелых грузов. Мы большей частью поговорить о дальнейшем, а уж торговлю вести собираемся морем. А вы, значит, из Санкт-Петербурга? Там и проживаете?

– В основном. Но иногда в Москве или в деревне, – Калинин не строил из себя бедняка.

Он внутренне испугался, не попросит ли незваный попутчик разрешения остановиться у него? Этого еще не хватало! Но нет, вроде бы не собирается.

– Скажите, а вы многих знаете из русских купцов? Понимаю, дворянину зазорно, однако вдруг случайно?

– Почему зазорно? В России многое поменялось в правлении нынешнего государя. Признаться, иногда я тоже занимаюсь торговыми делами. Пусть занятие сие не является основным, но раз время от времени я путешествую, то почему бы не совместить дорогу с работой?

– Так мы в какой-то степени коллеги? Или соперники? Вы чем торгуете? Пенькой?

– Нет, у меня иные интересы. – Но в ответе проскользнуло иное: не лезьте не в свое дело. Я вам разрешил ехать вместе со мной, а остальное вас не касается.

– У меня, думаете, пенька? – Признание незнакомца прозвучало в форме вопроса. – Пеньку возят британские и голландские купцы. Разве с ними можно соперничать? У них все схвачено, царь Петр им мирволит, а разве он будет мирволить нам?

Признаться, чем собираются торговать попутчики, Калинина не интересовало. Купцов на свете много, кто окажется полезным для российского государства, тот будет при деле. А один или другой – велика ли разница?

– Ладно. Будет еще время поговорить. Завтра выезжаем с самого утра. Дни сейчас короткие, надо их использовать полностью.

Попутчиков оказалось пятеро. Трое мужчин в возрасте и две молодые женщины. Насколько мимоходом заметил Аркадий, весьма хорошенькие, хотя по нынешним временам уже миновавшие возраст на выданье. Замуж выходить было принято рано, в восемнадцать девушка считалась перестарком, а тут обеим уже далеко за двадцать.

Но женщины Калинина в данный момент не волновали. Доступными они явно не являлись, раз у одной здесь же отец, а толку точить лясы впустую? Да и скоро можно будет увидеть жену. И не просто увидеть. Все-таки когда живешь не под одной крышей, то любовь длится дольше. А случайные и неслучайные связи в европейских дорогах этому не помеха.

Когда одно мешало другому?

Когда компания Командора лишь оказалась в России, то все были немало удивлены отсутствием знаменитых русских троек. В памяти жил устойчивый штамп. Оказалось, штамп этот принадлежит времени более позднему. Дороги узкие, коней запрягают максимум парой. Если же повозка тяжела, тогда цугом. Кабанов со свойственной ему энергией начал вводить тройные запряжки, и в центре страны они уже использовались вовсю, но не столь давно завоеванный край в общем-то являлся окраиной, и тут все было по старинке. Но нет худа без добра. Пять возков требовали десятка коней, а это количество проще найти на станциях. Тем более Аркадий чисто теоретически особо не торопился. Известий, не терпящих отлагательств, на сей раз не было, можно не нестись, сломя голову и проводя в дороге дни и ночи. Только ведь все равно хотелось домой…

Погода располагала к путешествиям. Мороз был средний, не щиплющий почем зря, дорога накатана, а что еще надо? Это распутица – вечное проклятие странствующего люда. А зима – едва не идеальное время.

Жаль, дни стоят короткие и ночь лишь ненадолго уступает им свое место. Но ехали и весь вечер, и даже часть ночи. С минимальными остановками для перепряжки коней и прочих дел. Зато ближе к полуночи добрались до Либавы. Городок был небольшим, примерно как покинутый Мемель. Тоже порт, но в отличие от прусского, замерзающий и потому пустовавший.

Нашелся и постоялый двор. В меру заполненный торговым людом, довольно приличный. Попутчики Калинина сразу взяли себе пару комнат, еще две забрал Аркадий. От беды можно ночевать и вместе со слугами, но когда беды нет, то одному намного просторнее и спокойнее.

Впрочем, перед сном лучше плотно поужинать. Аркадий привел себя в порядок, спустился в общий зал, по времени вообще пустой, и заказал себе жареной свинины и – разумеется – водки. После проведенного на морозе дня спиртное необходимо не для пьянки, а для согрева да в качестве профилактики возможных простуд.

Слуги появились чуть позже и заняли отдельный столик. Каждый обязан знать свое место. Полное равенство недостижимо в принципе. Всегда и везде будут начальники и подчиненные, а заниматься панибратством – последнее дело. То самое, которое при этом будет страдать.

Еще позже появились попутчики вместе с девицами. Но если четверо тоже присели отдельно, то тот самый, который явно являлся в компании старшим и чьего имени Калинин так и не сподобился узнать, отправился прямиком к Аркадию.

– Разрешите?

Аркадий только что принял порцию спиртного и теперь разбирался с закуской.

– Присаживайтесь. Заодно и признайтесь: много вы видели по дороге разбойников?

– Так, может, их и не было потому, что нас много? Нападать на небольшую группу путешествующих и на целый санный поезд – большая разница. Разве нет?

– А для этого целый день сидеть на морозе в засаде, – хмыкнул Калинин. – Да еще серьезно рисковать своей шкурой. Граница недалеко, тут порою проезжают драгунские разъезды. А за разбой мигом в кандалы и на каторжные работы. Если же с душегубством, то можно и на плаху. Тут с этим строго. Государь сам следит, чтобы был порядок.

Конечно, где-то внутри страны разбой имелся. То тут, то там объявлялась какая-то шайка, нападала на проезжих, однако в центральных областях с вольницей было покончено. Крепкая власть любит порядок. Сегодня позволь подданным грабить других подданных, а до чего дойдет завтра?

Но попутчик все никак не верил. Как многим, огромная и живущая по собственным законам страна казалась ему воплощением дикости. Словно прочие страны представляли собой нечто цивилизованное. Вот уж где привычка вешать все с больной головы на здоровую!

Кстати, чем законы Российской империи хуже законов прочих стран? Разве что своей относительной мягкостью. Хотя Петр с завидным упрямством старается приблизиться к европейским нормам жестокостей. Больше казней, больше преступлений, которые эти казни влекут… Однако на практике нехватка рабочих рук так велика, что за большинство преступлений полагается лишь каторга.

Главное, сказки рассказывают и охотно в них верят, а сами прут в Россию в надежде урвать некую толику денег!

Но много и других, с радостью отправляющихся сюда, словно на новую родину, и желающих осесть на пустующих землях или заняться каким-то конкретным делом. И уж поселенцы ни во что плохое не верят. Иначе хрен бы соглашались на переезд!

– Государь не может поспеть везде, – с толикой рассчитанного сомнения вымолвил попутчик.

– Не его дело ловить преступников. На то подданные имеются. Которые прекрасно справляются с порученным делом. Дело императора – отвечать за страну перед Богом.

– Скажите, а вообще вести в России дела иностранному подданному можно?

– Почему нет? Чужих купцов у нас всегда хватает. А уж после Северной войны их количество настолько увеличилось… Раньше надо было добираться до Архангельска, а это север. Теперь проблемы решены. Всю навигацию суда в портах толпятся. И в Санкт-Петербурге, и в Ревеле, и в иных помельче… Плати положенные пошлины в казну, и все.

– А если заниматься не только торговлей? Скажем, основать мануфактуру можно? Или иное дело?

– Не знаю. Пока вроде никто не пробовал.

Это было правдой. Старые партнеры в торговле, британцы и голландцы, предпочитали покупать сырье и уж ни в коем случае не добывать его самим. Теперь и они, и купцы из иных стран брали готовые изделия.

Да и где взять на те мануфактуры работников, когда на многих фабриках трудятся причисленные к ним крепостные? Свободных людей практически нет. Все расписаны по сословиям, все заняты делами… Это Флейшман изначально выправил работникам вольные – тем, разумеется, которые раньше относились к крестьянскому сословию. Но с его заводов людей было не сманить. От добра никто нового искать не станет.

Запрещающих законов не имелось. Просто не было прецедентов.

– А все-таки? Вы же там живете, должны знать или слышать?

– Я же говорю: никто пока не пробовал. Мастеров на заводах и верфях хватает, многим интересно поработать в России, а вот владельцы все свои. Или предприятия вообще государственные. Попробуйте. Вдруг удастся уговорить кого-то из окружения Петра, а то и его самого. Но смотря что вы собираетесь делать.

– Потому и еду, что хотелось бы узнать, что можно?

У попутчика была манера отвечать на вопрос вопросом. Очень уж много вопросительных интонаций и к месту, и не к месту.

– А вам самому все равно? – Калинину вспомнилось будущее, когда дела определялись не складом личности и не интересами, а исключительно возможностью быстро получить прибыль. А что для этого делать, никого особо не волновало. Хоть петь, хоть плясать, а главным образом торговать любой ерундой, лишь бы ее брали. – Для производства надо разбираться не только в нуждах рынка, но и в технологиях. Или изначально иметь на примете хороших мастеров. Иначе кто возьмет сделанное?

– Наши мысли совпадают! Но прежде чем искать мастеров, надо точно решить, что будешь изготавливать. Разве не так?

– Мне кажется, вообще-то наоборот. Вы же не скажете: хочу основать мануфактуру, а в ответ на закономерный вопрос, какую именно, спросите, какую надо? Пошлют вас тогда далеко и надолго. Вы же идею предложить обязаны, а не услуги непонятно в чем.

– Тогда, может, вы подскажете, что выгодно сейчас производить в России?

– Лучше всего – что-нибудь новое. Как Флейшман. А так – что угодно. Мануфактур в стране не так много. Потребность в товарах на внутреннем рынке тоже не очень большая. Крестьяне все изготавливают сами. Покупаются лишь всякие конные грабли и сеялки, но опять-таки помещиками и у Флейшмана. В городах… Мебель, может быть. Ткань. Если ориентироваться на обычных людей, а не государство. Не знаю. Я в основном продаю произведенное в России, но в Европе. С внутренним рынком дел фактически не имею. И потом, все же зависит от вкладываемых средств.

– Средства практически не ограничены. А вот скажите, реально ли получить концессию на добычу чего-то полезного: Металла, еще чего-нибудь?

– Нереально, – отрезал Калинин.

Если бы Петр с какого-то бодуна попытался бы согласиться, Аркадий бы немедленно сообщил Командору и Флейшману. Чтобы деньги уплывали из страны… Но надо отдать должное русскому самодержцу, к финансам он относился строго. Все греб в казну, и никаких подачек иностранцам не давал. Если не считать откупа на табачную торговлю и еще некоторые вещи из тех, что в России не произрастали. Как не торговал русскими солдатами, что не раз предлагалось разными европейскими дворами, и вообще никогда не отстаивал чужие интересы, если это не приносило пользы родной стране.

Но неограниченные средства – интересно. Чьи же интересы представляет попутчик? Сам он впечатления чрезмерно богатого не производит. Нынешние олигархи большей частью народ титулованный, соответственно, путешествуют с громадной свитой. Не иначе посланец кого-то могущественного. Не человека, так клана. Но чей? Если по виду, то явный соотечественник Юрки. Пусть они пока не в чести, определенные капиталы уже скоплены, и рано или поздно неизбежен выход на международную арену. Где – явный, где – тайный. Пока им очень мешает сословный характер общества, однако долго ли до провозглашения привлекательного и насквозь лживого лозунга: «Свобода, равенство, братство»?

Кого же он везет с собой? Надо будет немедленно по прибытии сообщить кому следует, чтобы проследили на всякий случай.

По роду деятельности Калинин немало общался с европейцами и был свободен от иллюзий. Простому народу было все равно, что происходит вдали. Кроме тех, кто желал начать новую жизнь в далекой стране. Часть образованного общества тоже стремилась туда, видя там поле приложения сил. Но в верхах очень многим не нравилось внезапное возвышение еще одной империи. Пусть даже оттуда приходили неведомые прежде товары или благодаря тому. Расклад сил на международной арене изменился, и понятно, что подобное не устраивало многих. В основную политику Россия практически не вмешивалась, во всякие разделы испанского наследства, интересы Петра концентрировались вокруг собственного государства, а прочие его интересовали лишь с точки зрения дружественности или враждебности, однако мало ли?

Ладно. Будет Питер, пусть там разбираются.

– Это император делает зря, – продолжал между тем попутчик. – Какая разница, кто по национальности владелец? Важно, чтобы делал дело.

– По национальности – не важно. У нас хватает всяких. Но есть ведь подданство. И еще – вероисповедание. Россия – православная страна.

– Нет у вас еще должного просвещения, – вздохнул попутчик. – Разве вера – главное? Был бы человек, разве нет?

– Вера сплачивает народ. Без нее все развалится, – не согласился Аркадий.

Чем дольше живешь и больше видишь, тем поневоле становишься ближе к Богу и понимаешь, что есть сиюминутное, а есть – вечное.

Спорить или возражать попутчик не стал. Спросил он вместо этого иное:

– Вы не посоветуете, к кому можно обратиться с моим делом? Я же прекрасно понимаю, что к царю мне не попасть. А вообще без поддержки ничего не сделать.

– К любому вельможе. А там уж как повезет…

– Но вы не могли бы помочь? Свести меня с кем-нибудь важным… Как слышал, при дворе Петра большим влиянием пользуются Кабанов, Меншиков, Головин, Апраксин… Вы кого-нибудь из них знаете? Я не останусь в долгу.

– Знаю, – не стал лгать Калинин. – Однако вы не сумели главного – убедить меня в полезности России. Как же я стану убеждать других? А теперь извините. Вы как желаете, я отправляюсь спать. Устал. Да и скоро опять отправляться в путь.

Уже в кровати, в краткий миг между бодрствованием и проваливанием в сон, в голове вновь мелькнуло: «Кого же представляет попутчик? Чьи интересы? И какая их главная цель»?

Только сил рассуждать уже не было. Дорога – не лучшее время для мыслей…

23. Сергей Кабанов. Наваждение

– Ты в последнее время стал каким-то не таким, Сережа, – Мэри не сводила с меня огромных глаз. – Что-то случилось?

По-русски моя английская супруга давно говорила свободно, да еще не на нынешнем, а на нашем. В смысле, на языке конца двадцатого века.

– Нет. Устал, наверное. Вымотался. Дел столько, а тут еще война…

– У тебя всегда было много дел. Иного я и не помню. Но ты прав. Надо же когда-то и отдыхать.

Отдых по-царски, шумный и пьяный, назвать отдыхом в полном смысле было невозможно. Это же какое-то издевательство над организмом! Но что вообще назвать отдыхом? Перемену занятий? Так я занимался не одним делом. Путешествия? Их тоже хватало. Вечная скачка из пункта А в очередной пункт Б сушей ли, морем, воздухом… Побыть одному в деревенской тишине? Побродить по заснеженным полям и лесам, забыть про проблемы… Не знаю. Не привык к такому, да и где взять время?

Но устал ли я, или виной всему та дважды встреченная девушка? Но чувство должно вызывать прилив сил, во всяком случае, в начале, а тут полная опустошенность. Да и мало ли в жизни было женщин, на которых останавливался взгляд? Я же мужчина, и не важно, женат ли, однако почему бы не полюбоваться симпатичным личиком без всякой задней мысли? А также – без передней. Спустя секунды, редко – минуты лицо забывается, словно и не смотрел на него только что. У меня хорошая жена, прочие женщины не интересуют, разве что так, мимолетно полюбоваться. Если есть чем.

Почему же иногда вспоминается эта? Что за наваждение такое? Словно мне восемнадцать и других дел, как думать о девушках, у меня нет! Справедливости ради, в восемнадцать я был курсантом, и поневоле приходилось постоянно и много учиться. Хотя девушек тогда тоже хватало.

– Завтра воскресенье. Может, проведешь его дома? Надо же когда-то не мчаться сломя голову, и вообще, просто отдохнуть!

Зерно истины в словах супруги имелось. Только отдыхал я немало. Когда валялся с раной. Признаюсь, не понравилось. Отвык я от безделья, а тут даже почитать нечего. На других языках не испытываю удовольствия, а на русском – еще не родились писатели. До Пушкина едва не век. Да и будет ли в нынешнем мире Пушкин? Кто-то будет. Когда-нибудь.

Арап при дворе имелся. Подарили Петру потомка эфиопских царей. И даже назвали Ганнибалом. Довольно смышленый мальчишка. Только вряд ли ему суждено прославиться в качестве прадеда величайшего русского поэта. Теория вероятности настолько против, что даже думать об этом бессмысленно.

Да и что толку в пустопорожних размышлениях? Война, другие дела… Сколько я провалялся с раной!

– Сережа, отдыхать надо без всяких ран. Просто с женой, – улыбнулась Мэри.

Да, как раз с женой побыть действительно получается редко. Вроде положение высокое, если верить учебникам – только и делай, что отдыхай, а в действительности сплошные заботы и хлопоты. Государство большое, проблем невпроворот, людей же дельных не хватает. Да и вообще, когда солдату отдыхать, как не после ранения? Если жив остался…

Хотя не каждого же отвозят домой, как не у каждого имеется особняк. Я помню палаточный госпиталь в далеких краях, где валялся после первого в жизни ранения и тяжелой контузии. И как стало страшно, когда очнулся, и услышал разговоры врачей, что кисть руки придется отнять. Но не отняли, собрали перебитые кости, и я еще долго разрабатывал ее, чтобы владеть в полной мере…

Давно это было. В далеком будущем…

В тех краях мы почти всегда действовали небольшими силами. Да нас и было мало на довольно большую горную страну со слабой дорожной сетью. Фактически две трети армии так или иначе работали на обеспечение подвоза. Не только на сопровождение колонн, любую мелочь приходилось привозить из казавшегося далеким Союза. Повсюду стояли заставы, чтобы не допустить духов, не дать прерваться тонким нитям, связывающим нас с родиной. В итоге из полка действовал лишь один батальон, который так и называли рейдовым. Для крупных же операций приходилось дергать эти рейдовые батальоны со всех мест постоянной дислокации. Но и эти подразделения были далеко не полными. В частях оставались все положенные наряды, добавить к ним больных и раненых, и реально в ротах на боевые выходила едва половина списочного состава.

Был месяц май, и сильно припекало. Согласно плану командования, моей роте предстояло продвинуться через зеленку и выйти к занятому духами кишлаку. Две другие роты действовали с других сторон, мою же должны были поддержать сорбосы, как называли местных солдат. Целый полк, между прочим. Формально – немалая сила, а уж по сравнению с моей ротой, в которой на той операции было сорок два человека…

До замены мне оставалось каких-то пару месяцев, и я хорошо представлял по опыту, чего реально стоит афганская армия. Потому я бы лучше предпочел, чтобы рядом была бы какая-нибудь наша рота, безразлично, с какой части. Мы же там все были друг другу братьями. А уж в бою шурави в любом числе были силой.

Согласно данным союзников, никого в зеленке быть не могло. Но мало ли какие у них данные и откуда они взялись! Я двигался с максимальной осторожностью и оказался прав в худших предчувствиях.

Бой начался внезапно, как начинаются многие бои. Самое плохое: духов в зеленке оказалось немерено. Да, воевать труднее в горах, однако потери в зеленке всегда больше. И управление нарушается, и никогда не знаешь, из каких кустов выскочит дух. Победа была за нами, только цена оказалась велика. Два «двухсотых» и четверо – «трехсотых». В числе убитых – один из двух моих взводных.

Дальше было еще хуже. Между зеленкой и кишлаком роту накрыло минометным огнем. Обычное в тех краях дело – утечка информации, благодаря которой противник хорошо подготовился к встрече. Другим ротам тоже пришлось несладко, и оставалось надеяться лишь на выдвигающихся сзади сорбозов. Правда, нас поддерживала артиллерия, при роте был корректировщик, а без нее был бы полный афедрон. И все равно у духов имелось преимущество позиции, численный перевес, а мы лежали, прижатые к камням, и ждали подмоги.

Меня накрыло еще в самом начале близким разрывом. Вырубило не ранением, осколок саданул по левой кисти, а контузией. Тем не менее неким неведомым образом очнулся я сравнительно быстро. Сильно тошнило, перед глазами все расплывалось и плыло, каждый звук болью отдавался в голове, и пришлось мобилизовать все силы, чтобы обрести способность мыслить. Рука в тот момент не волновала. Ну, задело, так уже перевязали, и неважно, что кровь сочится сквозь бинты. Вдобавок мне вкололи афганский коктейль – промедол в сочетании с коньяком. Обычный при контузии может вызвать весьма скверные последствия.

Положение было хреновым. Минометы были подавлены, однако противник превосходил нас в числе, а сорбосов все не было, и имелось подозрение, что и не будет. Вдобавок духи вновь потихоньку стали проникать в покинутую нами зеленку, и бой теперь велся в полуокружении. Потом к нам все-таки прорвалась вертушка, и мы хотя бы смогли эвакуировать раненых и убитых. Наш батальонный фельдшер все пытался втянуть на борт и меня, но как оставить ребят в подобной ситуации? Из офицеров в строю теперь были лишь один из взводных, но он находился в Афгане лишь второй месяц и опыта имел маловато, да замполит. Какая тут, к черту, эвакуация?

Мы держались. Положение постепенно ухудшалось, надежда же на приход союзников растаяла. Я уже решился на последний выход – отправить ребят на прорыв через зеленку, самому же остаться прикрывать. Стрелять, правда, было трудно, перед глазами то и дело плыло, да и рука… Только что еще было делать? Не класть же своих! На крайний случай всегда можно сохранить одну гранату…

Ход боя переломило прибытие мотострелкового батальона, спешно переброшенного в район. Опорный пункт духов был взят. Однако моя рота потеряла треть состава, десять раненых и четверо убитых, и я, непонятно как остававшийся на ногах, окончательно офонаревший от контузии, еще пытался застрелить афганского полковника, но был скручен, а потом наконец потерял сознание и очнулся уже в госпитале.

Оказалось, афганские солдаты никогда не заходили дальше какой-то скалы.

Восток – дело тонкое…

Командование долго думало, наградить меня за бой или наказать за последующую попытку убийства. А потом махнули рукой. Что взять с контуженого?

Снежок бодрил. В самом городе он уже изрядно почернел от вылетающей из многочисленных труб сажи, а за городом наверняка радовал глаз белизной. Жаль, времени прогуляться за город не было. Все, что я мог выкроить реально, – это час, может, полтора, и потому пришлось ограничиться набережной да въездом в столицу.

На сей раз Мэри была со мной. Мне было очень неловко, что я за ворохом дел почти не уделял времени супруге, а она постоянно думала обо мне, а недавно ухаживала, пока я отходил от раны. Зато никаких карет. Мэри прекрасно держалась в седле, сейчас, разумеется, дамском, словно подавая пример несколько раскрепостившимся дамам. Так-то моя отважная капитанша легко могла использовать и обычное седло, то, которое считалось мужским. Только надо ведь хоть немного соблюдать приличия. Не поймут-с.

Переправляющийся через реку обоз мы заметили сразу. Небольшая вереница саней довольно бодро спустилась с той стороны на лед, крепкий после наконец-то наставших морозов, и теперь двигалась к нашему берегу. Обоз и обоз, мало ли кто направляется в столицу огромной империи, хотя бы везя на продажу продукты, однако мы почему-то застыли группкой всадников. Группкой – с нами был верный Ахмед, раз не по чину выезжать совсем без слуг.

Но мы же никуда конкретно не направлялись! Какая нам, татарам, прости, Ахмед, разница: ехать, стоять? Вдруг, словно по мановению волшебства, вечные прибалтийские тучи разошлись в стороны, и в просвете показалось редкое здесь солнышко. Мне сразу вспомнились ненаписанные строки Пушкина про мороз и небесное светило.

Нет, но правда здорово! Ветра практически не было, холод лишь бодрил, и яркие лучи радовали сердца.

– Там Калинин, – вдруг произнес остроглазый татарин. – Его слуги на головном возке.

– Аркадий!

Мне стало радостно вдвойне. Если радость можно выразить в каких-то единицах.

Былого соплавателя я не видел давно. Не так уж часто мы пересекались по нынешним временам, когда он вечно мотался по Европе, а у меня хватало дел в различных краях империи. Но те, кто прошел через флибустьерское море, стали друг другу гораздо больше, чем братья.

Глаза Мэри сверкнули радостью. На пути в Россию, уже очень давно, они с моим былым компаньоном оказались на одном корабле, следовательно, и ее отношение к Аркаше было очень положительным.

Мы переглянулись и пустили коней вскачь. А что? В своей компании чинами не считаются.

Кавалькада саней застыла посередине Даугавы. Ну, привык я называть западную Двину на будущий местный лад. И точно, дверца головного возка открылась, и на лед выскочил Калинин.

– Здорово! – Я тоже соскочил с коня и заключил приятеля в объятия. – Ну, как ты?

– Да все хорошо. Война-то как?

– Пока затихла на зиму. Крым взяли, остальное посмотрим. – Я выпустил Аркашу и помог супруге спуститься на грешную землю.

Пока Аркаша целовал протянутую руку, я посмотрел на прочую часть обоза и увидел, как оттуда вылезает пара мужчин.

– А это кто с тобой?

По правде говоря, вопрос прозвучал больше ради приличия. Был, разумеется, шанс, что вместе с Аркашей прибыли нужные нам люди. Геологи, к примеру, или мастеровые необходимых специальностей, да мало ли кто нам был нужен! Но в любом случае все гражданские специалисты шли к Флейшману и меня фактически не касались.

– Так, какие-то дельцы, – отмахнулся Аркадий. – Хотят торговать чем-нибудь прибыльным, а чем – толком сами не знают.

Удивительно, насколько меняются люди! Калинин сам до переноса трудился в какой-то фирме, и очень сомневаюсь, будто ему было не все равно, на чем зарабатывать деньги. Но наша карибская эпопея превратила вечного мальчика в настоящего мужчину. Последующая же сделала из него государственного мужа.

До дельцов, в изобилии пытающихся прорваться в Россию, мне не было дела. Сумеют доказать, что могут принести пользу не только собственному карману, но и казне, ради бога! Нет – как приехали, так и уедут. Не мое дело с ними разбираться.

И тут дыхание перехватило. Из третьего возка вышла та самая девушка, которую я видел в Кенигсберге и второй раз здесь, в Риге, и которая иногда приходила ко мне в снах. Это было нечестно, хотя бы потому что не сулило никакого счастья. Напротив, сплошные проблемы и ей, и мне. Или только мне. Какое я имею право вторгаться в чужую жизнь, да еще в этом весьма патриархальном веке? Ладно, один раз увидел, запала мне в душу, но второй раз-то зачем? Забыл бы, не через месяц, так через полгода. Человеческая память милосердна.

Зачем она приехала сюда?!

Но какие у нее глаза! И ведь смотрит, не отводя взгляда, а о чем тот взгляд говорит…

– Что с тобой, Сережа? – Кажется, Мэри произнесла эту фразу не один раз.

– Ничего. – Я повернулся к жене. – Так, задумался о своем…

Мэри ничего не ответила, однако брошенный на девушку взгляд не сулил ничего хорошего. Мою супругу не проведешь. Откровенно говоря, до последнего времени повода не было.

– Ты к себе? – спросил я Аркашу, лишь бы не молчать.

Куда еще ехать человеку после дальней дороги!

– Да. Помоюсь, переоденусь и во дворец. Петр здесь?

– Здесь. Тогда я тоже подъеду туда.

– Хорошо. Вечером ждем вас в гости.

Обмен фразами длился вроде бы недолго, однако рядом уже оказался один из дельцов. Или купцов.

– Прошу прощения, однако я счастлив видеть воочию знаменитого победителя шведского короля.

Я удивился лишь на мгновение, никаких регалий на мне не имелось, обычный полушубок поверх обычного же мундира, а затем сообразил, что купец наверняка видел меня в Кенигсберге, а уж там пришлось красоваться.

Я милостиво кивнул, чтобы не хамить тому, кто имеет отношение к понравившейся мне девушке.

– Что привело вас в столицу государства Российского?

– Коммерческий интерес. Не соблаговолите ли быть нашим покровителем в здешнем краю? Мы в долгу не останемся.

– К сожалению, вопросы коммерции не ко мне.

Положим, мне захотелось пригласить торговцев в свой дом, благо места там хватало, однако супруга бы этого не поняла. Вернее, наоборот, поняла бы прекрасно.

– Но не замолвите ли вы слово перед теми, кто ими занят?

Меня вновь обжег взгляд стоявшей поодаль девушки, и, хоть подобное было не в моих правилах, я поневоле вымолвил:

– Зайдите в коммерц-коллегию, скажите, что от меня.

И не дожидаясь благодарности от купца или упрека от супруги, повернулся к коню.

Ох, чувствую, быть сегодня домашней грозе!

Какой прогноз у нас с тобою, милый? Словно не знаю…

24. Другое полушарие

Если в одном полушарии зима, в другом обязательно лето. Да еще между ними широченный экватор, где никаких морозов не бывает вообще никогда.

Подобным фактом обязательно надо было воспользоваться. Нельзя сказать, будто экспедиции на север вдоль побережья не направлялись никогда. Все было. Однако моряки давно убедились, что никакого Эльдорадо на севере нет, там вообще нет каких-либо государств, а земель в Испанской империи и так хватало с избытком.

Нет, периодически говорилось о необходимости дальнейшего расширения владений, только вечно на это дело не хватало ни денег, ни людей. Вернее, не то что бы не хватало, их элементарно не было совсем. Немедленной прибыли предприятие не сулило, никто в ближайшем будущем на западное побережье Северной Америки покуситься не мог, и потому колонизация откладывалась на неопределенный срок. Это же не просто – сел на корабль и поплыл. А смысл в чем?

Теперь смысл появился. О реальной подоплеке не знал никто, кроме губернаторов, дело пока хранили в глубокой тайне. А ведь известно: скажешь одному, а там кругами на воде разойдутся слухи, один краше другого. В предписаниях же особо указывалось на сохранение тайны. Действительно, предстоящее дело было сугубо деликатным, а разглашение его вело к опасностям для участников, уже не говоря о королевском гневе для повелителей колоний. Но и приз был велик, и совершить ради него можно многое. Даже помолчать.

Угнетало одно. Указания из Мадрида были весьма расплывчатыми. Где искать и что искать, было довольно не ясно. Одно лишь направление да предупреждение, что там вероятны столкновения как с британскими войсками, которые должны будут направиться в те же края через весь континент, так и с русскими, которые заявятся туда с севера. И последние, в отличие от первых, точно знают место. Только ввиду неопытности в дальних плаваниях, отсутствию промежуточных баз и прочего появления русских в тех водах следовало ожидать не ранее чем года через три, если не больше, да и англичанам требовалось значительное время на организацию экспедиции и преодоление всего континента.

Четыре фрегата и восемь транспортных гуккоров вышли без всякой помпы и каких-либо разъяснений для публики. Мало ли кораблей курсирует по самым разным делам? А что на борту помимо моряков еще и пехота, так и такое бывает. Небольшая разведка чуть севернее нынешних владений, возможно – организация небольшого форта. По военному времени – заурядная вещь. А военное время здесь не прекращалось, в общем-то, никогда. Хотя, разумеется, в Великом океане никаких действий и не велось ввиду отсутствия противника.

Здесь, на западе, солдаты не знали, что такое война. Если не брать в расчет стычки с туземным населением. Да, в незапамятные годы Дрейк немало покуролесил вдоль побережья, но с тех пор прошли века, а другого такого же отчаянного британца не появилось. Но кое-какая память о давних событиях сохранилась. Как напоминание, что армия и флот должны быть готовыми к войне. Хотя бы немного.

…Дон Хуан Хосе Луис Мария Игульдиро с некоторой ленцой взирал на чуть волнующуюся океанскую гладь. Начало плавания было спокойным. Погода радовала: ни штиля, ни шторма. Умеренный ветер, а что не всегда попутный, так разве бывает иначе?

– Мы по возможности должны двигаться быстро. – Стоявший рядом эмиссар дон Эстебан говорил эту фразу не в первый раз. И наверняка не в последний.

– Ну да, – чуть рассеянно отозвался капитан-командор и покосился на идущие позади корабли.

Такой армадой только быстро и идти. То одна поломка, то другая. Уже не говоря о сложностях совместного плавания.

– Я серьезно. Вы же не хотите, чтобы нас опередили британцы или русские.

– Русские не опередят. У них флот не так давно появился. Значит, мореплаватели они очень плохие. – Сам дон Хуан Хосе ходил под парусами уже третий десяток лет. Больше половины жизни. – Кто-нибудь хоть раз слышал о русском моряке?

– Одного из них вы вполне могли знать. Вернее, слышать. Говорят, кто с ним встречался, уже не расскажут ничего.

– Вы меня интригуете. Кто он?

– Некий командор де Санглиер. Сейчас он ближайший приближенный русского царя. Фельдмаршал и адмирал Кабанов.

– Это один человек? – дон Хуан Хосе едва заметно вздрогнул.

– Да. Сведения абсолютно точны. Более того, именно он и организовал русскую экспедицию к Америке.

– Тогда это очень серьезно, – после некоторой паузы произнес капитан-командор. – Даже серьезнее, чем думают об этом в Мадриде и Лиме. Один раз я едва не столкнулся с Санглиером в Карибском море. Я же не всегда был здесь. Тогда я был офицером на «Сан-Себастьяне».

– И как вы уцелели? – Эмиссар не смог справиться с любопытством.

– Господь милостив. – Капитан-командор перекрестился. На наше счастье, был уже вечер, а Санглиер сцепился с тремя британскими королевскими фрегатами. Он сжег три корабля меньше чем за час, включая маневрирование. Может, даже за полчаса. Однако форы нам хватило. Или Санглиер просто не захотел преследовать нас. А потом пала тьма, и мы скрылись в ней. Признаюсь, я почти никогда не испытывал страха, но в тот вечер молился всем своим святым покровителям, чтобы спасли и не дали пропасть грешному телу.

Осталось недосказанным, что будет, если у ничейных пока берегов вновь придется встретиться с Санглиером. Правда, теперь он не флибустьер, государственный человек, но все-таки вступать в конфликт с таким человеком не хотелось.

Теперь причина спешки становилась понятной. Единственный шанс – опередить русских, занять необходимые земли до их прибытия. Испания и Россия не находятся в состоянии войны.

Только бы знать, где именно лежат те земли…

Испанцам было проще. Раз начинать поиски можно было из Южного полушария. Да и экваториальная зона впереди, где тоже никакой зимы сроду не бывало. Иное дело, что ошибочно названный Тихим океан очень часто вскипал свирепыми штормами, бушевал ураганами, и преодолеть его, подняться выше на север являлось делом сложным и весьма рискованным. Это лишь в кабинетах кажется легким – пройти тысячи миль морскими дорогами. На деле – попробуй! Да и береговая линия в тех краях была неизвестной. Ни ориентиров, ни знаний удобных бухт…

И все равно стоявшая перед Питом задача была намного сложнее. Сухопутный путь через весь континент был не изучен, лишь известно, что впереди лежат бесконечные степи, которые местные уроженцы зовут Великими равнинами, и что племена там отнюдь не отличаются мирным характером. А еще дальше путешественников поджидают высокие горы, и лишь за ними находится предполагаемая цель пути.

И как все это преодолеть?

Большим отрядом да еще с гигантским обозом пройти подобный путь было неимоверно сложно. Малым – вообще нереально. Беда была еще и в том, что Пит являлся адмиралом, а не каким-то там сухопутным генералом. В море он чувствовал себя уверенно, на суше же порою испытывал то, что должна испытывать рыба, вдруг оказавшаяся на берегу. Никакого опыта сражений на земле гордый британец не имел. Опыта дальних экспедиций по тверди – и подавно. Однако судьба дала ему шанс поквитаться с приснопамятным Командором, уже не говоря про восстановление чести имени, и упускать этот шанс Пит не собирался.

Было кое-что и хорошее: климат. Во время краткого пребывания на русской службе Пит познакомился с морозами. Тут, к счастью, таковых не было даже зимой. Никаких снегов, замерзания рек и прочего, что страшит настоящего европейца до полного превращения в хладный труп. Нет, зимы на равнинах были довольно мягкими, терпимыми, хотя, разумеется, разница между ними и летом чувствовалась. Поход необходимо начинать весной, чтобы хотя бы равнины преодолеть в теплую пору, когда вокруг в изобилии дичи. В пути необходимо чем-то питаться, а никаких баз на пути нет и не предвидится. Равно как нет у равнинных индейцев развитого сельского хозяйства, а следовательно, купить или обменять муку и всякие крупы будет невозможно. Следовательно, что с собой возьмешь, с тем и будешь в дороге. Плюс – знаменитые бизоны и прочая законная добыча человека. Но вот необходимость тащить все остальное…

Порою даже ночами баронет сидел за бумагами, пытаясь прикинуть, что действительно является необходимым, а без чего можно будет как-нибудь обойтись. Он составлял списки. Безжалостно вычеркивал из них то одно, то другое, потом же вновь бывал вынужден вписывать то, что прежде решено было не брать. Насколько же было бы легче плыть морем! Если бы Великий океан не принадлежал испанцам. Все равно ведь рано или поздно заметят, и придется сражаться в невероятной дали от собственных опорных пунктов, и поражение станет равносильно смерти.

Как ни прискорбно, морской путь отпадал. Вот и приходилось в очередной раз ломать голову, отправлять доверенных людей на поиск крепких лошадей, заказывать вместительные и крепкие повозки, заготавливать в не лучшее время года запасы крупы, ведь одни мясом по-любому сыт не будешь. А еще необходимы бочки со спиртным, другие – с порохом, ядра и картечь для пушек, которые тоже необходимо взять с собой… Артиллерия очень может пригодиться и против аборигенов по дороге, и против московитов на океанском берегу.

Экспедиция получалась гигантской. В ее состав планировалось включить шесть пехотных рот, два эскадрона, восемь пушек, да еще многочисленных обозных возниц, вспомогательное индейское войско плюс всяких плотников, кузнецов и прочий мастеровой люд. В пути придется где-нибудь и переправы налаживать, и имущество чинить, в конце же, на далеком берегу, может, получится изготовить небольшое суденышко, а то и два для дальнейшей разведки. Всяко будет быстрее и надежнее. Лишь бы в тех краях имелся лес, а уж какой-нибудь пакетбот плотники срубить сумеют.

Только дойти бы. Как-нибудь…

Откровенно говоря, в этом Пит был не слишком уверен. Однако сомнения адмирал держал при себе. Люди обязаны верить руководителю, знать, что в любом случае он доведет их до цели. Как и знать, что в конце пути всех ждет слава. В ее самом надежном материальном воплощении…

А на Камчатке тем временем тянулась зима. Да, Авачинская бухта не замерзала, только ведь на берегу все равно стояли небольшие морозы, и на сопках лежал снег. Двигаться куда-то было невозможно. В открытом море попадался лед, берега около многих островов замерзли, и об экспедициях не могло быть речи.

Зимовка давалась нелегко. Пусть моряки успели возвести небольшую крепость с домами, всевозможными складскими помещениями, даже создать запасы дров и завести сюда продовольствие, однако чисто психологически было тяжело сидеть на месте и ждать грядущей весны. Припасов было довольно мало, в обрез, охота оказалась плохой, разве что в некоторой степени выручала рыбалка. Попутно шло установление контактов с местными жителями, крайне немногочисленными из-за условий, но все ведь люди. Как ты с ними, так и они с тобой. Если хочешь жить на земле с миром, уважительно относись к тем, кто жил здесь раньше и будет жить впредь.

– Надо будет весной огороды разбить, – вздохнул Ярцев.

Он решил зазимовать на Камчатке, чтобы по весне не терять времени зря. Сюда с первой навигацией из Охотска должны были доставить припасы, людей, новые суда. В качестве базы для дальнейших экспедиций Камчатка с новым городком годилась намного больше чересчур отдаленного Охотска.

Вот только приходилось думать о вещах, далеких от морских странствий, в виде тех же огородов, хотя если подумать, то в мире взаимосвязано все. Во все времена и во всех странах непосредственно выходящий в моря флот требует немало вложений на берегу. Просто раньше, в бытность штурманом круизного лайнера, Валера не задумывался над этим, воспринимая все как должное. Теперь же поневоле пришлось. Да и штурман давно превратился в человека государственного, обязанного думать иными категориями.

– Огороды – да.

Витус Беринг посмотрел на начальника с некоторым недоумением. Он-то жил лишь морскими категориями. Сказано исследовать земли и выйти к Америке, значит, надо выйти.

Конечно, подготовиться надо. Край суровый, северный, в дальних плаваниях, да и на берегу, чего уж там, у матросов может начаться цинга, да и вообще, для экспедиций потребно многое, чего в здешних местах нет, но как-то больше думалось о самом путешествии, чем о том, как обживать Дальний Восток.

– Думаешь, экспедиция – это сел на корабль и пошел по синему морю? – понимающе усмехнулся Ярцев. – Главное в любом дальнем походе – это тщательная подготовка. А в нашем случае, когда даже форпостов на берегах нет, еще и закрепление достигнутого, создание баз для дальнейшего продвижения. Мы же не налет совершить должны, а привести земли в подданство Российской империи. Да и зачем иначе вообще предпринимать такой вояж? Ради удовольствия? Сомнительное оно.

– Это да.

Берингу вдруг почудился пустынный берег неведомого острова, останки разбитого в щепы корабля, измученные матросы, пытающиеся из тех обломков смастерить хоть что-то, пригодное для плавания…

Видение было таким отчетливым, что Беринг невольно помотал головой.

Каким-то шестым чувством Валера понял, что именно пригрезилось офицеру. Ярцев не помнил подробностей эпопеи нового подчиненного в иной, уже альтернативной, реальности, однако знал, что в конце концов ожидало Беринга – кораблекрушение и смерть на необитаемом острове. И вот этого допустить он не хотел.

– Именно, что да. Мелочей в нашем деле не бывает.

Капитан-лейтенант был еще молод, и тридцати не исполнилось, вот и не хватало ему опыта. Хотя опыт как раз дело наживное…

25. По обе стороны Перекопа

Разговоры хороши в родной станице. Здесь, посреди заснеженного и бесхозного поля, все поневоле хранили молчание. Пусть края вокруг безлюдные, на много переходов вокруг ни одного людского жилья, только время военное. Всякое может быть в дозоре. Начнешь ловить ворон, а то и замечтаешься о доме, а потом никто не узнает, где и как ты лег.

Когда из поколения в поколение живешь в неспокойных местах и мир с поразительной легкостью сменяется войной, поневоле с детства серьезно относишься к безопасности.

Ехавший впереди Денисов поднял руку, и десяток казаков послушно застыли на месте. Вопросов не задавали, лишь обратились в зрение и слух. Денисов молча перебросил поводья Грекову, покинул седло и стал карабкаться по склону оказавшегося рядом холма. По глубокому снегу сделать это было трудно. Зато на лошади человек становится заметнее.

На вершине казак распластался, прополз немного вперед. Остальные терпеливо ждали. Даже когда Денисов осторожно пополз назад. Вот он вскочил и вниз припустил так, что, казалось, сейчас полетит кувырком.

Кое-кто заранее развернул коня, уже понимая, что сейчас придется удирать прочь как можно быстрее. Благо до того ехали исключительно шагом, сохраняя силы четвероногим помощникам.

Денисов с разгона запрыгнул в седло и тихо выдохнул:

– Татарва. Много. Уходим, ребята!

Дозор с места рванул в галоп. Татары в конных сшибках были противником серьезным. Требовалось убраться подальше, увеличить разрыв, пока басурмане не обнаружили следы. Крымчаки тоже росли в седлах, и опыта им не занимать. Тут же даже опыт не нужен. На снегу след заметит любой зрячий. Вон как бросается в глаза! Поневоле взмолишься: «Пронеси!»

Основные казачьи заставы располагались дальше, дозоры же лишь рыскали по округе в поисках возможного неприятеля. На месте замечать кого-то будет уже поздно. Система была отработана давно, с ходу не скажешь, в каком веке? К ней прибегали не только казаки. Точно так же несла сторожевую службу поместная конница. Пока не была ликвидирована как род войск и не превратилась в драгунские полки. Набеги татар прекращались на время, однако то и дело возобновлялись вновь. Вся разница: теперь сторожевая линия контролировала не выход из Крыма, а вход в него. Да, зима, по идее, ничего серьезного быть не должно, только вдруг Девлет-Гирей захочет воспользоваться паузой и проскочить на утерянную родину? Не всей ордой, так хотя бы небольшим отрядом. Появление там старого правителя может создать столько проблем… Это пока Крым присмирел. Кто их, татар, знает, что у них на уме?

В попытку прорыва не очень верилось. Путешествие по заснеженным полям, где и населения практически нет, дело нелегкое. Ладно, люди, однако ведь коней чем-то кормить надо всю дорогу. Но мало ли…

Возвращающийся галопом дозор на заставе заметили сразу. О причине гадать не приходилось. Раз возвращаются так, все, в общем, ясно. Единственный вопрос в величине татарского отряда. Если противника не очень много, можно попытаться устроить ему засаду и разгромить. В противном случае надо отходить. Пусть с мелкими стычками.

Когда дозор тяжело доскакал до заставы, там уже все было готово. Лошади оседланы, имущество собрано. Долго ли казаку собраться?

– Кажись, все идут, – с высоты седла выдохнул Денисов.

– Значится, так. Сигнал разжигать не будем. Аллюр три креста к соседям и на Перекоп. А нам проследить за гостями надо. И уточнить, сколько их на деле.

Сколько их, для стоявших на Перекопе воинам было не столь и важно. Отбились летом, теперь в любом случае легче. Гарнизон хоть в промежутках между боями может находиться в тепле, а в поле долго не продержаться.

– Раз идут, значит, встретим. – Гранье пыхнул трубкой. Никаких следов тревоги на лице старого артиллериста не появилось.

– Их там на глазок очень много.

– По толпе попасть легче. – Лицо генерала озарилось улыбкой.

Тревогу объявлять он не стал. Зачем зря морозить людей? Лишь ушли дополнительные дозоры, чтобы заранее предупредить, когда враг будет ближе. Однако ни одно войско не в состоянии пройти за день больше определенного расстояния. И уж тем более не дано коннице атаковать после длительного марша с ходу. Внутри полуострова сравнительно спокойно. Духовенство получило уверения, что новая власть ни в коем случае не станет посягать на веру. Более того, обещаны постройки новых мечетей за счет казны. Как только будут согласованы некоторые вопросы. Таким образом, изначально был выбит один из главных предлогов сопротивления – религиозный. Инициатива принадлежала Кабанову. Бывший офицер Ограниченного контингента, он очень хорошо помнил, как противнику удалось поднять на борьбу простой народ в одной южной стране. Обычному крестьянину, кочевнику или мастеровому все равно, кому платить налоги. Лишь бы не трогали устоявшийся порядок вещей, быт, веру. Наиболее агрессивные элементы оказались за пределами Крыма, и некому было организовать всеобщее сопротивление.

– Ну да, – только и вымолвил Денисов. – Раньше завтрева не подойдут.

– Да ночью померзнут, – вновь пыхнул трубкой генерал. – Вокруг – ни одного селения.

Никто не желал селиться вплотную к непредсказуемому и опасному соседу. В обычное время отсутствие какого-либо жилья на огромном расстоянии дополнительно защищало ханов, теперь же обернулось против них.

Защитникам Перекопа изначально было легче. Гарнизон располагался в казармах, частично доставшихся от турок, частично спешно построенных еще в начале мягкой крымской осени, и никаких лишений из-за непогоды не испытывал. Обычная караульная служба, понятно, усиленная из-за войны, помимо этого подкрепленная дозорами и на север, и на юг, еды хватало, татары сами подвозили кое-что из припасов, разумеется, не бесплатно, этакие довольно удобные зимние квартиры.

Оттепели, правда, случались частенько, это сейчас лежал снег и на перешейке стоял морозец, но от простуд солдаты получали чарку, и болезней в общем-то почти не было.

Гранье внутренне порадовался налету. Все-таки однообразие надоело, а в отражении штурма старый артиллерист был полностью уверен. Лишний способ немного разогнать кровь, не забыть, зачем здесь находишься, потренировать солдат, ну и попутно показать еще раз наездникам, где раки зимуют.

К русским пословицам бывший флибустьер давно привык и употреблял их к месту.

Но действительно, не спиваться же от спокойной жизни!

Казак все еще мялся. Он привык больше к стремительности нападений и отступлений, к бесконечным обходам, охватам, налетам и в глубине души не очень понимал спокойствия и радости начальника.

– Не замерз? – Гранье встал, извлек бутылку и чарки, собственноручно налил казаку. – За принесенную тобой новость!

Холода Денисов не чувствовал, напротив был разгорячен от долгой скачки, однако что за казак, который откажется от чарки?

Хлебное вино было хорошим, не иначе, двойной перегонки. Огненная жидкость обожгла пищевод, и Денисов довольно крякнул.

– Хорошо!

– Ничего, летом отбились, теперь и подавно отобьемся, – подмигнул ему тоже принявший порцию Гранье. – Лошади у них будут заморенными, да и не родились еще скакуны, которые всадников на вал заносят. А в пешем строю даже по мелкому снегу, пока дойдут, упарятся. Не привычны они к пешему строю. Ничего у них со штурмом не выйдет. Повертятся по полю, получат залп-другой ракет, да и уйдут восвояси. А то и вообще сдадутся. Деваться им некуда, отход по зимней степи – вещь нелегкая. Наверняка их уже выследили и выдвигают драгунские полки наперехват. Или вышлют в ближайшее время.

На самом деле Гранье был в том не слишком уверен. Могли и прошляпить появление конных масс, раз на бескрайние версты вокруг никакого жилья в помине нет. Конечно, разведка ведется, время все-таки военное, но долго ли проглядеть? Выдвинуты где-то казачьи заставы, только всю степь не перекроешь, а дорог по ней нет. Сплошные направления. И татары по части скрытых перемещений мастера не хуже казаков. Столько веков кормились налетами, в которых главное – внезапность и скорость.

Жаль будет, если на континенте наездников не заметили. Уйдут ведь в очередной раз, пусть с потерями, с отставшими, но уйдут. И еще повоюют в войске султана в качестве иррегулярной конницы.

Конечно, уроженец вполне определенного времени, Гранье видел в войнах прежде всего поле для славы, а порою, чего греха таить, и заработка. Никаких раскаяний по поводу убитых врагов он никогда не испытывал, счета им тоже не вел. Между тем списочек бы получился весьма солидный. С тех далеких времен, когда нынешний генерал, далеко не последний в Петровской Табели о рангах, был флибустьером в Карибском море и ходил вместе с легендарным Граммоном. А затем – и с не менее легендарным Командором, как звали в тех краях Кабанова, нынешнего фельдмаршала и князя. Здоровая психика здорового человека, да еще в здоровые времена. А уж на войне переживать за врагов – вообще верх глупости. Главное – победа. Потом уже можно проявить к побежденному милость. Излишняя жестокость была чужда сердцу бывшего пирата. Ничего личного, работа такая.

Упускать же татар не хотелось, так как в подобном случае с ними еще предстояло встретиться не раз и не два. Идеальным вариантом Гранье считал бы небольшой показательный разгром, а затем – сдачу уцелевших в плен. Раз здесь их дом и вернуться в качестве победителей им не суждено, здравый смысл призывает признать поражение и зажить мирной жизнью. Со временем же, если докажут лояльность императорской власти, могут послужить России на поле брани.

Да и не дело артиллеристу гоняться по степи за кочевниками. Его работа – стрелять.

Сомневался Гранье зря. Татарская орда была замечена казачьими разъездами и со стороны континентальной России. У жителей Дона хватало недостатков, однако сторожевую службу они всегда несли исправно. Когда вся жизнь из поколения в поколение сплошная война, то поневоле научишься осторожности и всевозможным воинским хитростям.

Известия достаточно оперативно попали и в основную армию, разбросанную по зимним квартирам поближе к Пруту, и во вспомогательный корпус, прикрывавший Малороссию. Связными казаки тоже были всегда. А их лошади при всей неказистости отличались редкой выносливостью и неприхотливостью.

К счастью, при основной армии находился Меншиков. Весна была не за горами, и Алексашка предпочел объявиться пораньше. Он никак не мог простить себе, что Мазепе удалось уйти, и теперь жаждал реванша.

Кавалерийские рейды характерны стремительностью. Пехота поспеть никуда не успевает, и ее единственной задачей может являться прикрытие неких важных пунктов. Зимой в степи быстро инфантерию не перебросишь. Это не говоря о всевозможных запасах, которые надо возить с собой. Кавалерия тоже налегке идти не может, но все-таки скорости передвижения у нее не такие.

С собой Меншиков взял три драгунских полка. Он как раз перед тем проводил смотры, раз помимо прочих дел считался главным инспектором кавалерии и имел представление о конском составе и уровне подготовки всех находившихся здесь частей. Прочие, на его взгляд, для долгих переходов были сейчас не годны. Даже выбранные три годились относительно. Пока еще лошади и люди втянутся в работу! По понятным причинам зимой никаких учений почти не проводилось. Не везде даже удавалось разместить все эскадроны компактно, выездка же осуществлялась изредка и с полной осторожностью, дабы казенные кони ненароком не простудились и не заболели.

Помимо драгун в летучий корволант (Петр любил называть все на иностранный манер, и некоторые понятия успели прижиться) были включены две конные батареи и два казачьих полка. С казаками-то проблем не имелось. Они всегда были готовы и к бою, и к дальнему походу. Да и к безделью, если позволяла обстановка, – тоже.

Положенное в основу похода предположение было просто. Татары будут отбиты от Перекопа, в этом Меншиков не сомневался. Что им останется после этого? В набег по Малороссии они не пойдут. Когда наступает полоса неудач, людям становится не до наступательных действий. Да и смысл в добыче, которую некуда везти? Турки в любом случае далеко, и прорываться к ним обремененному ношей чересчур тяжело. Необремененному, в общем-то, тоже. До появления травы было далеко, до распутицы куда ближе, и оптимальным для орды было движение по кратчайшему маршруту.

Там, в некой точке, порядочно отдаленной от цели, Меншиков и хотел перехватить татар. Возможный перевес сил не страшил. Регулярное войско всегда сильнее импровизированных орд. Это когда-то давно тумены Чингисхана и Батыя славились четкой организацией и железной дисциплиной. За счет чего и одерживали бесконечные победы над самыми разными противниками. Теперь же ставшие крымскими татары давно представляли собой некую вольницу. Индивидуальная подготовка воинов была на высоте, только сражение – это не стычки отдельных воинов, а грамотные действия противоборствующих армий. Те самые, от которых крымские татары давно отвыкли. Лихие набеги крупных схваток не предусматривали. Налетел, затоптал, порубил, захватил добычу и ушел. Да и у противников раньше четкой организации не имелось.

Потому проигрыша Меншиков не боялся. Драгун специально готовили к действию не только в конном, но и в пешем строю. Прорвать же пехотный строй, монолитный, ощетинившийся штыками, огрызающийся огнем, да еще подкрепленный артиллерией, кавалерии очень трудно. Где-то на грани возможного. Тем более неупорядоченной конной толпе, где каждый сам по себе. Кто-то рвется вперед, кто-то осторожничает, не желая быть нанизанным на штык или получить кусок свинца, а в итоге после хорошего отпора на место порыву приходит массовое отступление. Картина знакомая по прошлым стычкам. С виду татары грозные, кажется, налетят да изрубят, а устоишь – и угроза оказывается пшиком. Как много раз говаривал Кабанов, на войне в первую очередь решает все сила духа. Дух же всегда крепче у тех, кто уверен в стоящих рядом товарищах.

Конечно, настоящая пехота тоже не помешала бы, да как ее успеть перебросить туда? Ладно, хоть так. Проредить орду на отходе, показать тем, кто послабее, что с ними станет в случае продолжения войны, пленных захватить – кони у татар будут измотаны, при желании далеко не унесут. Организовать преследование силами казаков, вот и победа.

Корволант выдвигался по всем правилам с многочисленными казачьими дозорами впереди и по флангам. Небольшой обоз при летучем корпусе, разумеется, был, однако совсем обойтись без него не получалось. И некий минимум фуража, нет, что-то везли сами драгуны, так ведь лошади надо много, и продукты для людей, и боеприпасы, и кое-что из амуниции… Все свое вожу с собой. Взять будет негде, а порою без обычного гвоздя никак.

Все вышло в точности как предполагалось. Или почти в точности. Все равно расхождение в деталях неизбежно. Татары не стали штурмовать Перекоп в конном строю, а вместо этого попытались пешими подобраться к валу ночью. Только ничего им это не дало. Темные силуэты на снегу были вовремя замечены, подпущены на расстояние уверенного выстрела, после чего накрыты с вала шквалом огня. Артиллерийского, ружейного, ракетного – Гранье не поскупился для долгожданных гостей. Много тел осталось на месте, кому-то удалось вырваться, не бывает же так, чтобы полегли вообще все. Однако неудача деморализовала татар. С их стороны весь зимний поход наверняка был жестом отчаяния, последней попыткой вернуться в родные края, отстоять прежнюю жизнь. Все-таки в Крыму у всех имелись семьи, ладно, жены, так ведь и дети, у некоторых – имущество. Драться они любили, да только на чужой территории. А тут потеряли собственную.

Когда рассвело, к валу стали небольшими группами выходить наездники. Кто-то решил продолжать войну в расчете на заступничество Оттоманской Порты и ее победу в схватке цивилизаций, а кто-то махнул рукой и добровольно отправился в плен – лишь бы быть с семьями. При любом отношении к старому врагу любой татарин знал: рубить головы пленным у русских было не принято. Даже в рабство никого не продавали. А по доходившим слухам (о том, чтобы они дошли, птенцы гнезда Петрова постарались специально), на родине была тишь, да гладь. Никто никого не притеснял, согласен жить мирно – живи. Только плати небольшой налог, да ведь и ханы всегда налог брали. И на веру не посягает никто, молись кому хочешь. Так зачем мыкаться по свету? Победит султан, да продлит всемилостивый Аллах его дни, хорошо. А если нет? Пока ни одной, даже самой маленькой, победы. Не иначе за русских выступает сам шайтан.

Орда продолжала таять и на отступе. В Крым пытались вернуться далеко не все оказавшиеся вне дома татары, многие оставались с турецкой армией, зато из этих, так сказать, «возвращенцев» многие решили махнуть на все рукой. Припасов было с собой в обрез, даже неприхотливые степные кони начинали падать от бескормицы, а что для кочевника дороже коня?

И дополнительной преградой на пути вдруг возник небольшой отряд Меншикова. Вначале татары даже обрадовались. Невольно захотелось выместить накопившуюся за время пути злость, отплатить гяурам за все невзгоды. Атака была дружной, только неубедительной. Подвели кони, у которых элементарно не было сил на галоп, и потому лава кочевников шла на рысях. Когда же ударило свинцом и картечью, судьба боя решилась в момент.

Потом еще было преследование. Девлет-Гирею и его ближайшему окружению было хорошо. У них скакуны были получше и посвежее. Потому они ушли. Остальные же… Кому гибель, кому – плен, и только самым удачливым удалось рассеяться и дальше двигаться к незримой границе небольшими партиями…

Кысмет…

26. Сергей Кабанов. Сюрпризы и решения

Мы скромно гуляли своей компанией. Я, Флейшман и Калинин. Ардылов отказался из-за занятости, все прочие были в данный момент далеко.

Гуляли – в обоих смыслах. Мы медленно прогуливались по старой Риге, благо с небес ничего не падало и не капало. Буквально на днях опять была довольно типичная для Прибалтики оттепель, делающая любые прогулки вещью весьма неприятной. Когда под ногами сплошные лужи, а под ними скрывается лед, то какое удовольствие по ним шлепать? Тут самому шлепнуться недолго.

С нашим нынешним положением только падать…

Буквально вчера вновь подморозило, даже снег весь день падал с небес, и теперь по ощущениям полностью вернулась настоящая зима. Воздух приятно бодрил, солнца пусть и не было, однако облака были светлыми, а не мрачными, как бывает порою в здешних краях.

Хорошо!

Одеты мы все были просто. Разумеется, не как простонародье На мне был обычный мундир без знаков различия, этакий усредненный офицер, на приятелях – камзолы, разумеется, под шубами. Это я привычно обходился шинелью. Все при шпагах, раз без оружия давно привыкли чувствовать себя много хуже, чем без штанов. Да и кусок отточенной стали у бедра свидетельствовал о положении в обществе. Подлец – это человек, не имеющий права на ношение оружия. Только и всего. Как негодяй – мужчина, не годный к воинской службе.

Послезавтра с утра я отправлялся на войну. Пока можно прокатиться по зимнему пути. Дела в основном все переделаны, насколько они вообще могут быть переделанными. Все равно же остается что-то, что могло бы быть совершено получше. В любом случае я решил отвести себе день отдыха для встречи с друзьями. Ведь даже встречаемся вечно с какой-то целью. Почему бы разок не погулять? Кто знает, что ждет нас в ближайшем будущем?

Нет, разумеется, мы изредка выпивали в попадавшихся на пути кабаках. Понемногу, не ради того, чтобы рухнуть мордами на стол, а так, ради поддержания тонуса. В небольших количествах спиртное не вредит. Главное, употреблять его со знанием дела, не усердствуя.

Мы настолько сроднились за все годы, что зачастую не требовалось слов. Нет, говорили, разумеется, о всякой ерунде. Изредка вспоминали забавные эпизоды из былого, шутили, в общем, нормальный треп без упоминаний о делах. Они без того отнимали едва не все время, а мы устроили не то день, не то вечер отдыха. Темнеет в зимнее время здесь рано. Февраль еще ничего, а вот в ноябре-декабре можно света белого не увидеть. Не в переносном смысле, в самом прямом – когда позднее пасмурное утро сменяется темным пасмурным днем, и тот плавно переходит в ранний вечер, а затем и в ночь. Это белых ночей здесь не бывает. Темные дни – дело обычное.

Но пока небо лишь начало наливаться темной синью. Где-то наиболее ретивые фонарщики уже стали зажигать первые фонари. Здесь, в старой Риге, с ночным освещением было более-менее нормально. По нынешним временам и меркам, разумеется. Но есть же еще свет из окон, тоже немалое подспорье.

– Ну, что, нагрянем в «Пиратскую бабушку»? – Калинин кивнул вперед, где был довольно популярный кабачок.

Грело, что название он получил от завезенной нами из будущего песенки.

– Почему бы трем благородным донам не зайти в увеселительное заведение и не увеселиться? – сразу, первым, вставил Флейшман.

Я хотел сказать примерно то же.

– Главное, там не остаться, сраженными коварным зеленым пресмыкающимся. – Надо же было и мне что-то произнести.

– А мы по чуть-чуть.

– Но часто, долго и в итоге в порядочных количествах.

И уже Аркаша начал потихоньку напевать из той же бабушки:

Вот мушкет пристрелянный, Вот бочонок рома… Ты такой рассеянный, Все оставишь дома…

Улочка как раз немного поворачивала, и там, пока невидимая, уже скрывалась вожделенная дверь. Но сердце внезапно вздрогнуло, словно предчувствуя дальнейшее, и уже затем нам навстречу вышла небольшая смешанная компания.

Ее я увидел сразу. Какое увидел – почувствовал каждой частицей души и невольно застыл. Судя по всему, та компания вполне могла направляться в наш кабачок. Столица, тут женщине не зазорно заглянуть в заведение. Правда, в сопровождении мужчин.

– О! Наш благодетель! – громогласно заявил Калинину пожилой мужчина из числа тех, кто был с Нею. Говорил он на немецком. – Рад видеть вас в здешнем прекрасном городе! Не откажетесь ли пропустить чарочку вина вместе с мелким коммерсантом?

Ну, точно, они же ехали вместе!

– Разве чарочку. – Аркаша посмотрел на нас. На лице его промелькнула понятная досада. Мол, испортят часть дружеского вечера. – У нас свои дела и разговоры.

В противовес ему Юрка сразу отметил мою реакцию и взглянул на компанию более заинтересованно.

Но и выражение лица мужчины тоже изменилось.

– Я так понимаю, случай свел меня с известнейшим Флейшманом и с фельдмаршалом и графом Кабановым?

– С князем, – машинально поправил я.

Раз уж удостоился этого титула. Совсем недавно за завоевание Крыма. А мои ближайшие сподвижники: Гранье, Ширяев, Сорокин и Клюгенау стали графами. Или графьями? Да и захотелось произвести впечатление на незнакомку, которая частенько приходила во снах. Она не выдержала первой, смущенно отвела взгляд. Даже в сумерках ее глаза казались мне ярче любых звезд.

– Безмерно рад! Вы не представляете, насколько я рад знакомству! Герр Калинин ни словом не обмолвился, что имеет честь знаться с такими людьми!

Ну, понеслось! Напрасно говорят, будто в сердце лесть отыщет уголок. Весьма часто похвала в лицо раздражает. Особенно похвала чрезмерная. Я вообще не любил, когда передо мной прогибаются, а уж когда превозносят до небес!..

Но помимо навязчивого типа, вернее, типов, желавших добиться благосклонности людей, близких к Петру, тут присутствовала Незнакомка, а уж ради нее я был готов претерпеть и не такие неудобства.

Спустя минуту мы уже восседали за сдвинутыми столиками заведения, и обслуживал нас лично хозяин кабачка Жюль. Из числа моих бывших флибустьеров, но по возрасту ушедший на покой и осуществивший мечту многих морских бродяг – завести свое питейно-общепитовское дело. Частные кабаки властями поощрялись не особо, но уж нашему соратнику…

Разумеется, окрутить старались больше Юрку, как главного нашего по финансовым, торговым и производственным делам. Однако довольно много внимания перепадало и мне – все-таки и чин, и титул, и известность. Не то чтобы я был тщеславен, да все-таки в победе над шведами есть и моя немалая заслуга. Тут просто быть вельможей моего ранга значит чересчур много. А еще с моим именем…

Если бы не девушка, то в подобной компании я напустил бы на себя высокомерный вид и любые попытки беседы со мной были бы погашены в зародыше. Нам, князьям, все простительно и все нипочем. Однако девушка… И я даже изволил шутить порою, а в остальное время пожирал ее глазами. А уж, глядя на меня, Юра за компанию вынужден был казаться чуть добрее, чем он обычно ведет себя с подобного рода публикой.

Девушку звали Софией. Разумеется, Софой – внешность у нее была характерная. Но было в ней что-то от моей первой супруги. Наверно, потому и такое впечатление. Все-таки юность, светлая любовь, и так ли важно, во что чувство превратилось спустя годы? Хотя моя жена по паспорту считалась украинкой. Кто знает? В те годы мы не заморачивались вопросами национальности. Да и теперь тоже. Однако вероисповедание определяет многое.

Мне было не до вероисповеданий и национальностей. Я просто любовался милым лицом и был счастлив. Вот уж не думал на старости лет, а ведь угораздило. И награда ли это, расплата, кто знает?

Кажется, все складывалось нормально. Да, я не очень молод, зато мой титул, заслуги заставляют женщин на время позабыть о подобных мелочах. Даже мое семейное положение пока не отпугивает. Пока – раз дальше разговоров и обмена взглядами дело не идет. А как будет дальше…

Дальше не было никак. Ахмед влетел в кабак тем самым татарским гостем, хуже которого никого нет, подскочил ко мне и тихо, деликатности хватило, проговорил:

– Вас княгиня. Говорит, очень срочно. Письмо от лорда пришло. Там очень важное.

Просто так Мэри беспокоить не станет. О поводе для ревности она настолько быстро узнать не могла, что я решил отдохнуть с друзьями, прекрасно знала, следовательно, новости действительно серьезные.

Ну почему я не могу принадлежать себе, как все нормальные люди? Или, точнее, я смог бы сейчас жить, как все?

27. Сергей Кабанов. Последние приготовления

Дело действительно было не в ревности. Проблема заключалась в сыне. По обстоятельствам я мало времени проводил с Андреем. Фактически с момента переезда в Россию я себе не принадлежал. Служба тем и отличается от работы, что занят не с восьми до пяти, а непрерывно, и даже во время сна тебя могут внезапно разбудить, и придется нестись сломя голову хоть на край света. Прежде я занимался подготовкой своей роты, потом – полка, а уж когда наступил черед всей армии… Чем выше пост, тем выше ответственность. У меня даже не имелось отпусков, и весь отдых – это случайно оказавшееся свободным время. Я не жалуюсь, напротив, подобный образ жизни по мне. Если что откровенно страдает, это личные дела. Те самые близкие люди. Раньше Мэри была со мной даже во времена войн, однако теперь, после появления у нас двух малышей, следовать за мной повсюду она не могла. Точно так же мой старший сын вечно воспитывался всякими дядьками, порою – друзьями, когда получалось – мной, а с момента учреждения первого кадетского корпуса был отдан туда. Все-таки в образовании помимо прочего необходима система. Знаний у нашей компании хватало, но если давать их лишь несвязными отрывками, в голове может получиться каша.

Занимались, конечно. Парнишка рос здоровым и любознательным. И явно весь в меня. Больше всего его интересовало военное дело и все в той или иной степени связанное с ним. Включая географию, математику, технику, историю, конное дело, раз кавалерия еще долго будет оставаться самым мобильным видом войск… Плюс – активная жизнь с разнообразными упражнениями, фехтование, стрельба, рукопашный бой… Я в его годы умел гораздо меньше. Если брать физическое развитие.

Мне оставалось поощрять увлечения и склонности сына. Грядущее неведомо, однако одно могу сказать точно – мирным оно не будет. И дело не в амбициях генералов. Войны развязываются политиками. Слабых стараются добить и использовать всеми способами и в самых жестоких формах, сильных – ослабить, чтобы доминировать самим. В любые времена и при всех общественных формациях. Нам надлежало быть сильными, дабы предотвратить возможные агрессии, а при случае дать урок чужим армиям. И не зря в недавней Табели о рангах армейские чины того же класса стоят выше гражданских.

– Я не смогла подобрать доводов, – улыбнулась Мэри.

Пояснения не требовались. Со свойственным всем юношам максимализмом Андрей рвался на войну. Словно на его долю не хватит сражений и сопутствующей грязи.

– Папа, ты сам говорил: во время войны первейшая обязанность мужчины – воевать, – сразу объявил сын.

– Но не единственная, – поправил я. – Кто-то обязан хлеб растить, всякие изделия производить, перевозить потребное в нужные места… Страной управлять, в конце концов, смену готовить, учиться… Жизнь продолжается, невзирая на отдаленный военный грохот.

– Папа, я буду военным. Как ты.

Вспомнился анекдот про дедушку-генерала и внука. «А маршалом стану?» – «Нет, у маршала тоже внуки имеются». Мой-то – сын фельдмаршала, и по здешним нравам и меркам изначально претендует на высшие посты в армейской иерархии – с согласия всех и каждого. Осталось повзрослеть, попутно проходя все положенные должности. Петр учредил правило – дабы никого не производить в офицеры до тех пор, пока не усвоит солдатскую науку. Никаких назначений по давности рода, как зачастую было перед тем, да и еще продолжается во многих, если не во всех, странах. Учеба в Корпусе за службу считается. Они там на положении солдат. Как командовать и распоряжаться людьми, если сам ничего не умеешь?

– Будешь, несомненно. Собственно, военный ты уже сейчас, – я полюбовался чадом. Фигура полностью не сформировалась, однако плечи достаточно широки, движения – гибки, а возраст – как раз тот недостаток, который проходит сам по себе.

– Потому я не собираюсь сидеть в стороне. Может, ты забыл, но я состою в штате лейб-гвардии Егерского полка. И все артикулы знаю, и прочее.

– Состоишь. Но все равно в бой тебе пока рано. Подожди хотя бы до шестнадцати. Есть в науке воинской понятие резерва. Пока есть резерв, все шансы на победу у тебя. Вот ты и такие же, как ты, и являетесь резервом. Война редко идет одну кампанию. Сейчас будет, так сказать, разминка, проба сил. Противник нам достался опытный, в людях недостатка не испытывает. Разобьем одну армию, появится другая.

В моей истории с турками всегда обстояло именно так. Блестяще выигранные сражения, а на следующий год появлялась другая армия, и все повторялось. Во всяком случае, год длилось лишь освобождение Болгарии, все прочие войны продолжались гораздо дольше. Да хотя бы одна территория чего стоила! Турецкая империя вольготно раскинулась на трех континентах, и пока еще отнюдь не пришла в упадок.

– Все равно. Папа, я не хочу, чтобы обо мне думали лишь как о твоем сыне. В конце концов, цесаревич вообще наследник престола, а вы же брали его с собой на войну! Я не говорю про Марата. Он был в моем возрасте.

Я прекрасно понял, зачем Мэри позвала меня. Сама она с моим отпрыском справиться не могла. Главное – не знала, надо ли справляться? Время инфантильных сорокалетних мальчиков еще не наступило, и представители сильной половины человечества взрослеют рано. Александру в битве при Неве было лет двадцать. По грядущим временам он был бы еще курсантом, раз военный, или студентом, если гражданский. А уж до вершин власти карьеру делают десятилетиями… Почему не начать службу сейчас? Все-таки не простой человек, дворянин, князь, обязан поддерживать славу рода. Даже если является вторым по времени его представителем.

Но ведь совсем еще мальчишка… Пусть ловкий, подготовленный, с чувством ответственности, да все равно дури в голове еще много. Обязана быть в силу возраста.

– Там мой полк, – окончательно добил меня Андрей. – Не могу же я его бросить во время войны!

Полк – это святое.

– Ладно. Можешь собираться. Но если хоть одно самовольничанье – при всех уши надеру и отошлю домой.

Опять вспомнилась девушка. Да что это такое? У меня прекрасная супруга, дети, дела, в конце концов, а я маюсь какой-то фигней! Сын прав – во время войны мужчина обязан воевать…

Ехали мы быстро. Чуть дальше от моря снег еще не думал таять. Сани легко скользили по дороге. Целый обоз саней. Вместе со мной ехали Петр со своей новой пассией да еще неизбежные в таких случаях свита и охрана. Во время войны поневоле приходится прибегать к некоторой осторожности. В центральной России все нормально, однако на юге может случиться всякое. Какой-нибудь заблудившийся татарский отряд, остатки тайных сторонников Мазепы, да мало ли что еще? Пусть никаких сведений о безобразиях у меня не имелось, я предпочитал перестраховаться.

Лошади вдоль пути были подготовлены заранее, остановки мы делали лишь на ночь, а иногда неслись сутки напролет, так что в Таганрог явились без каких-либо задержек.

Мыслями я был уже на войне. Лишь раз вспомнился наш последний разговор с Юриком.

– Послал я ту компанию обратно. Нечего им у нас делать. Таких искателей легких заработков столько… За этими кто-то стоит, но даже это неинтересно. Так что, извини. Да и девица твоя…

– Какая она моя?

– Ну, ты же на нее такими глазами смотрел… Пойми, Сергей, для нее ты просто человек, чьим положением следовало бы воспользоваться. Я серьезно. Подумай сам. Тебе не обидно?

– Я понимаю, – после краткого раздумья был вынужден согласиться я. – Приближенный к императору, князь, фельдмаршал, богач… Можно поулыбаться в расчете на…

Юра не сводил с меня пытливого взгляда, и я дополнил.

– Считай, что с моей стороны была блажь. Седина в бороду и прочее. Так, мимолетное бессмысленное увлечение. Которое не нужно в первую очередь мне самому. Все прошло. Ладно. Проехали. Спасибо тебе.

– За что, Командор?

– За понимание.

И я дружески ткнул его в плечо. И удостоился такого же тычка.

Флот уже готовился к грядущей навигации. Припасы были собраны, корабли подготовлены к сплаву, едва сойдет лед. Кое-что добавилось. Парусники строятся гораздо быстрее грядущих железных красавцев. Разумеется, лес вновь был большей частью сырой, вечно не успеваем его сушить должным образом, ну так известно: Россия.

Дожидаться таяния мы не стали. Часть эскадры с осени находилась у Азова, а здесь были так, даже не основные силы, а ее тылы. Однако сам факт подобной зимовки лучше любых слов убеждал Петра в минусах подобного базирования морских сил. Если государя вообще надо было убеждать. С его фанатическим отношением к морю он сам старался убедить кого угодно в необходимости ближних и дальних вояжей по волнам.

Впрочем, Азовское море в северной части тоже встретило нас льдом. Но уже начинающим подтаивать. Так что к Крыму пришлось ехать сушей, к немалому огорчению самодержца. Однако ждать было бы еще тяжелее. Основной армии надлежало переждать неизбежную распутицу и выступать в поход на супостата, и Петр твердо желал поспеть и туда. Да и мое присутствие на основном театре боевых действий тоже не являлось бы лишним в силу звания и должности. Однако полуостров был лишь недавно завоеван, и его тоже необходимо было отстоять, доказав, чей он с недавних пор. Мы же не в гости пришли, отныне здесь мы теперь хозяева. В общем, как всегда – надо быть одновременно в самых разных местах. Хорошо быть каким-нибудь обычным полковником. Делаешь спокойно порученное дело, а за общее положение разве что душа порою болит.

В степях Причерноморья уже приходилось быть осторожнее всерьез. Но с нами двигался теперь помимо конвоя целый казачий полк, а это в случае встречи с кочевниками – сила. Да и не попалось нам никого по дороге. Вернее, по бездорожью. До сих пор никто так и не удосужился проложить хотя бы некоторое подобие пути. Для конного да в степи нет дорог, одни пресловутые направления.

У Перекопа нас ждали. Разумеется, свои. За зиму татары порядком присмирели. Настоящие буйные все еще странствовали вне своих земель, оставшиеся были порядком сбиты с толку собственными муфтиями, да и присутствие русских гарнизонов не располагало к открытым выступлениям. Нет, случалось гадили по мелочам, нападали на одиночек, только каждый раз получали отпор уже от ближайших частей. Крупные города – ладно, считавшиеся здесь крупными – были нами заняты, а обыкновенные декхане, или как здесь зовут крестьян, особой перемены власти не почувствовали. Если не считать пропажи ушедших в набег. Теперь наш путь лежал прямиком в знакомую по давним делам Кафу. Как военный порт она ничего особого не представляла, тем не менее особого выбора у нас тогда не имелось, и та часть флота, которая осталась в Крыму, пока базировалась здесь. Турки тоже взяли на зиму передышку, в море не объявлялись, и зимовка прошла относительно спокойно.

Надо было видеть радость Петра, когда он ступил на борт флагмана! Корабли были не очень хорошими, все-таки строились они вдали от моря и их приходилось еще сплавлять по реке, но это были корабли. Мы не успевали многое в том году, однако сумели хотя бы подготовиться к этому. В оставшееся до конца навигации время мы перебросили в Керчь рабочий люд, припасы, даже кое-какие материалы. Моряки хорошо поработали в качестве перевозчиков, раз собственно сражений на их долю выпало немного. Но главная задача флота отнюдь не в морских баталиях, а в прикрытии флангов, обеспечении коммуникаций и в прочем, без чего не бывает победы.

Теперь дело осталось за малым. Правда, пришлось целых три дня ждать установления погоды. Как назло, Черное море разродилось штормом, и выходить из порта стало нежелательным. Ладно хоть, не ураганом. В будущем, которое в таком виде здесь не наступит, налетевший ураган утопит в Балаклавской бухте немало кораблей интервентов. А шторм в порту не так и страшен.

Наконец успокоилось. Стоял самый конец марта, и в центральной России только наступала весна с ее таянием снегов. Здесь же уже было довольно тепло, градусов под двадцать. Днем. Фактически лето. Медлить не имело смысла. Эскадра погрузила все необходимое и всех необходимых и устремилась в море. Идти было недалеко. Вдоль берега не заблудишься, только знай меняй потихоньку галсы.

Ахтиарская бухта встретила нас тишиной. Здесь уже давно никто не жил, и оно тоже было к лучшему. Петр вступил на берег с видом победителя, огляделся, а Сорокин уже подробно показывал монарху на месте, где и что будет стоять в самом ближайшем будущем и что появится здесь чуть погодя. Пока же солдаты и матросы вместе с рабочими деловито выгружали припасы, устанавливали палатки, некоторые команды немедленно занялись оборудованием батарей. Как тех, что должны были прикрыть грядущий город с моря, так и тех, которые предназначались для защиты с сухого пути. Все первоочередное было уже намечено, а кое-что и размечено. Оставалось построить. Вечером мы отдыхали да обустраивались пока по-походному, а ранним утром Петр торжественно заложил первый камень и изрек:

– Нарекаю грядущий град сей Севастополем, что по-гречески означает город Славы.

Тысячи глоток дружно рявкнули:

– Виват!

А ведь действительно волнующая минута. Мы же не завоевывать сюда по большому счету пришли, а именно строить. И здесь, на самой оконечности Крыма, и по ту сторону перешейка, где давно лежат бесхозные и богатые земли. Их тоже надо заселять, и даже название для края готово.

Новороссия.

28. Выдвижение

Весна была в самом разгаре. По ночам являлась прохлада, зато днем стояло тепло. Травы вокруг стремительно шли в рост на радость лошадям, однако и людям было радостно видеть пробуждение природы.

– Землица здесь знатная, – временами говорил то один, то другой солдат, прикидывая, как бы хорошо поселиться в местных степях на покое после всех походов да вернуться к привычному крестьянскому труду.

Вновь стать земледельцами большинству было не суждено. Кабанову лишь недавно удалось настоять на уменьшении срока солдатской службы. Первоначально он предполагался пожизненным, теперь был определен в двадцать пять лет. В отличие от дворянской, где тянуть лямку надо было до конца. Или до потери здоровья. Но с дворянами было все ясно. Указ о вольности дворянской породил класс паразитов-бездельников, а этого допускать компания из будущего не желала. Солдатики – дело иное. Разумеется, речь не о каком-то человеколюбии, пусть человеку и желательно иметь какой-то стимул. Просто здоровье неизбежно расшатывается, портится, и прежней отдачи требовать становится невозможным. В том случае если служивому суждено эти двадцать пять лет прожить, уцелев в сражениях и одолев болезни. Времена развитой медицины наступят не скоро. Потому и уйти в отставку – это словно вытянуть счастливый билет. Зато ветеран становился человеком вольным, никакому возврату помещику не подлежал и дальше мог выбирать судьбу сам. Или возвращаться на землю, с новыми обстоятельствами свободных территорий должно было хватить, или идти вольнонаемным на завод, а при нежелании – в какую-нибудь городскую воинскую команду, а то и дядькой в увеличивающиеся численно учебные заведения. Меньше всего было вероятности, что будет выбрано первое и исконное – та самая земля. За двадцать пять лет отвыкнешь от подобной работы и уже не захочешь возвращаться к ней.

Что толку задумываться о будущем отдаленном, когда гораздо важнее будущее ближайшее? И тяжело вышагивали солдатские ноги. Хвала фельдмаршалу – в мирное время приучил армию к долгим постоянным походам. В старые времена войска едва двигались, а теперь идут и идут, равномерно, втянувшись в ритм. Рысит кавалерия. Более крупные лошади тащат за собой орудийные и ракетные упряжки. Позади помимо возов обоза пылят предназначенные на убой гурты скота. Консервов еще нет, разве что солонина в бочках, а солдатушек на войне надо питать крепко. Чтобы щи были мясными. Край здесь почти незаселенный, продуктов взять неоткуда. Приходится все тащить с собой. Военное дело лишь кажется простым. Выбрал поле с эффектной возвышенностью для генерала, да и послал колонны в атаку. На деле война – не столько сражения, сколько бесконечные перемещения, расчеты маршей, всевозможное снабжение и еще куча вроде бы мелочей, только без тех мелочей не бывает победы. Да и то самое удобное поле еще надо найти.

Но именно необходимость тащить всевозможные припасы и скотину порядочно снижала скорость. Только где иначе взять? Край здесь небогатый. А потом еще внезапно пришла настоящая жара, и начались проблемы с водой. Начался падеж скота, болезни среди солдат. Как тут не вспомнить добрым словом крохотную Прибалтику с ее смешными расстояниями?

Кабанов частенько объезжал растянувшиеся войска. Дорог не имелось, и потому колонны двигались параллельно довольно широким фронтом. Да еще к ширине прибавить глубину… Тут главное – соблюдать меру. Вышагивающие рядом полки вытопчут даже степную траву. Уже не говоря о других неудобствах. Но развести их очень далеко не позволяет здравый смысл. Будет ли время собрать войска в кулак в случае появления неприятеля?

Впрочем, внезапное нападение русской армии не грозило. Далеко вперед и на фланги ушла кавалерия, перед нею, в свою очередь, двигались лучшие разведчики – казаки, и подобраться незамеченным не смогло бы не только вражеское войско, но и лазутчики-одиночки. Тут Кабанов чувствовал себя спокойно. Он не помнил точно, каким образом в другой истории Прутский поход завершился окружением и крахом. Но история и не может повториться в деталях. Понятно, что у османов был раздавляющий численный перевес. Таковой наверняка может случиться и сейчас. Больше населения, соответственно, больше и армия. Даже с учетом того, что султану тоже необходимо держать часть своих сил в прочих владениях. Но ведь и русская армия совсем иная, не та, что была в другой истории. Та тоже была неплохой, все-таки разгромили шведов под Лесной и Полтавой, однако нынешняя умела гораздо больше и вооружена была на порядок лучше. Прежде всего на стороне русских выступало огневое превосходство. Потому никаких окружений фельдмаршал не боялся. Окружение – это возможность наступать в любом направлении на выбор.

Пока противника нигде не было. Казаки освещали местность на добрых полсотни километров, но, кроме отдельных мелких отрядов, не встречали никого. Отсутствие соприкосновения тревожило Командора. Вдруг турки решили нанести свой удар и две армии расходятся в пространстве? Резервов практически не имелось. Одна группировка прикрывала Петербург от любых неожиданностей, и взять оттуда хотя бы полк было недальновидно. Четыре пехотных полка и два драгунских по-прежнему оставались в Польше, обеспечивая трон Августа. Добавить к этому Крымский корпус – мало занять территорию, ее необходимо удержать. С весной татары начали волноваться, им необходимо было продемонстрировать силу. Высадку турецкого десанта тоже исключить нельзя. Элементарное требование воинской науки: выбивать противника, пока он не закрепился, ибо дальше станет труднее. Хорошо еще, Азов и прочие места старой боевой славы прикрывать не надо. Мимо Керчи туркам все равно не пройти.

А вот в Малороссии – никакой Украины нет – весь резерв – собственно местные казаки да пара драгунских полков. Как раз на случай прохода на территорию каких-то вражеских партий.

Что касается дирижабля, тот остался в распоряжении флота. Петру настолько хотелось морской баталии, что приказ был прост – в случае появления неприятельских кораблей немедленно прислать аппарат за ним. Ну любил монарх море…

Наконец были доставлены первые пленные. Как Кабанов и предполагал, существенного от них узнать не удалось. Да и что может реально знать обычный солдат или офицер любой армии и в любые времена? Никаких планов командование подчиненным не докладывает. Пусть даже эпоха тотальных военных секретов еще не наступила, но зачем? Подчиненные должны идти, куда прикажут, да делать, что велят. Войска питаются лишь слухами.

Вот слухи и передавали с разной степенью охоты и с разными интонациями. И с угрозами, и с превосходством, и со страхом – в зависимости от конкретного человека. Одни были уверены в победе Аллаха над неверными, другие, кому досталось больше, опасались грозного противника. Аллах велик, но вдруг он как раз сейчас не видит, что происходит на земле? А то и вообще разгневался на своих слуг? Да и есть ведь такое емкое и непобедимое понятие: судьба… Если она сейчас на стороне неверных…

Выходило, что визирь собрал гигантскую армию. Считать – не пересчитать, может, сто тысяч человек, может – и триста, а то и пятьсот. Хорошо, миллион никто не называл. Возможно, по незнанию или непредставимости данного числа. В пятьсот Кабанов не верил, однако в сотню или две – вполне. Если считать с бездомными и потому злыми татарами. Во всяком случае, стотысячные и больше армии турок – реальность иной истории, значит, и в этой вряд ли Диван выпустит в поле меньше.

Русская армия состояла из полутора десятков пехотных полков, трех гвардейских и десятка драгунских. Болезней избежать не удалось, некоторая часть солдат выбыла из строя по дороге, и даже с казаками у Кабанова не было и сорока тысяч человек. А ведь уменьшение численности происходило каждый день. Пусть понемногу, но не потащишь же в продолжающийся поход больных! И приходилось с некоей периодичностью создавать госпиталя, да еще оставлять там хотя бы небольшую охрану. Да еще обеспечение коммуникаций, которые все растягивались и растягивались. Подвоз – в первой войне Командора им было занято две трети армии. Тут, разумеется, намного меньше, но все-таки…

А вот Петра подстегнуло известие, что среди врагов находится Мазепа вместе с приближенными. Но куда было деваться предателю? В Польше все притихло, фактически не начавшись, Август с удовольствием выдал бы его августейшему брату, французам и австрийцам беглый гетман был тоже без надобности, и они бы тоже отдали бы его на расправу, не та фигура, чтобы из-за него отношения с Россией портить, назад ходу не было. Осталось примкнуть к извечному врагу да вместе с ним пойти войной на собственную родину. Да еще с попыткой разослать по малороссийским землям прелестные грамоты с призывом народу переходить под власть султана. Православным людям – под мусульман.

Эффект от грамот был обратный. Потому по совету Кабанова Петр допустил попадание некоторого количества призывов по назначению. Разумеется, большинство жителей южных русских земель воинами не являлись. Зато они были православными людьми и под басурман попасть не хотели. Кроме отдельных отщепенцев, в основном ушедших с бывшим гетманом. Его приближенных, части запорожских казаков, а больше никого. Но украинским казакам было далеко до регулярных войск, даже до немного подтянутых по части службы донских, и особой роли эти предатели сыграть в войне не могли. Тем более и само население Малороссии к ним отнеслось как к наследникам Иуды. Хотя новый гетман Скоропадский власти прежнего не имел и постоянно находился под контролем специально учрежденной Малороссийской коллегии. В перспективе Кабанов подумывал убедить Петра в полном переводе территории на статус обычных губерний. Не сейчас, сейчас по внутренней обстановке было рано. Дел невпроворот, чтобы еще отвлекаться на возможные внутренние волнения. Только сама логика диктовала, что этот шаг неизбежен рано или поздно. Времена феодальной раздробленности прошли. Государство обязано стать единым. Еще ладно, когда речь идет об иноверцах со своими порядками, обычаями, образом жизни. Те должны управляться иначе. На то и империя, чтобы являться матерью для всех своих подданных. А в этом случае гетман – лишь лишнее передаточное звено.

Но сейчас было гораздо важнее иное будущее. То, что связано непосредственно с войной. Главное, в чем сумел убедиться Кабанов: большие цели в борьбе с Портой ставить пока рано. Причем по самым элементарным соображениям. Сражений фельдмаршал российский не боялся, ни сухопутных, ни морских. Особенно первых, где все решит огневое превосходство. Только тут рискуешь потерять всю армию без боев. Растает, как снежный ком на солнце, просто за счет больных. Опять-таки, снабжение. А ведь дальше на пути к Константинополю вообще лежат горы, и лишь два человека на всю Россию имеют опыт горной войны. И то исключительно антипартизанский. Нет, проблему проливов сейчас точно не решить. Следовательно, остается лишь обезопасить южные земли раз и навсегда. Закрепить выход к морю, полностью официально присоединить Крым и прилегающие к нему с севера земли, максимум – выйти к Дунаю. Или хотя бы к Бугу. Строить корабли в Севастополе невозможно из-за отсутствия леса, надо заводить верфь на месте Николаева.

Впрочем, и Петр был готов удовлетвориться малым. Ему было необходимо море, а о проливах он пока не думал. Сказывалась привычка видеть в Турции сильнейшего врага. Вон Австрия особо справиться с османами не могла. И пусть свою армию после побед над шведами Петр стал считать лучше, подсознательное осталось. Да и не особо стремился император к территориальным приобретениям. Так, в меру сил, а больше – непосредственной надобности…

29. Великий океан и Великие равнины

Плавание казалось бесконечным. Эскадра шла в видимости берега, повторяя его изгибы. Хорошо, можно было порою останавливаться в удобных местах, сходить на твердую землю, запасаться водой, охотиться, наконец, чинить корпуса кораблей. Однако назвать это идиллией было невозможно. Порою налетал шторм, и тогда приходилось уходить мористее. Все равно один корабль разбило об скалу, и никто из экипажа не спасся. А всяким пробоинам и сломанным мачтам вообще счета не было. Как никто особо не считал умерших во время плавания моряков. Заболел, слег, умер – обычное дело в походе.

Что гораздо хуже, пару раз на борту едва не вспыхнул бунт. Люди не понимали, почему они обязаны плыть неведомо куда? Так ведь и до таинственного и холодного севера доберешься. Дни сменяют друг друга, слагаются в недели, те – в месяцы, и нет конца, а цель туманна. Пришлось даже кое-кого казнить, пока дело не приняло совсем плохой оборот.

– И долго нам еще? – осведомился дон Хуан Хосе у эмиссара.

– Не знаю, – признался тот. – В присланной депеше нет никаких примет места, как нет и его координат. Но должны же мы понять!

– Каким образом? Что там: скалы, залив?

– Что-нибудь… – уклончиво ответил дон Эстебан.

Им было неведомо, что недели полторы назад эскадра проплыла мимо залива, который в другом времени гораздо позже должен был носить имя святого Франциска. Капризы природы – в тех краях весьма частенько лежит туман, словно специально скрывая довольно узкую горловину бухты. Дальше никаких особых примет быть не могло. Всякие мелкие речушки не в счет, их, понятно, хватало. Даже Валера Ярцев, человек, все-таки учивший лоции, да еще самые достоверные, отредактированные века спустя, и тот помнил лишь про залив, а какая из рек являлась золотоносной, понятия не имел. Весь драгоценный металл был добыт задолго до его рождения, это здесь он обязан лежать, неведомый людям. А уж если искать невесть что, то и подавно немудрено проплыть мимо.

– Так мы доберемся до тех краев, где постоянно холодно и в воде плавают льды, – проявил некоторые познания капитан-командор.

На севере он никогда не плавал, знал о нем лишь понаслышке, однако даже тот минимум знаний внушал невольный страх. Иберийцы – народ теплолюбивый. Не зря даже на огромном континенте они колонизировали лишь те земли, где не было зимы в ее суровом смысле слова.

– Ну, до них еще далеко. Наверное.

– Хорошо. Поставлю вопрос иначе. До каких пределов следует продолжать плавание? Не подумайте, будто я протестую, однако где-то обязан быть конец. Хотя бы видимость цели. Раз уж мы не знаем, что именно ищем. Может, уже проплыли мимо, понятия о том не имея. Никаких государств по пути не попалось, и среди местных дикарей даже слухов о развитых странах нет. Золота у аборигенов тоже не имеется. Сплошное варварство. Если же где-то имеется месторождение, о котором не знают даже местные жители, найти его можно лишь случайно при огромном везении и помощи Господа.

– Нам велели отыскать…

– Неизвестно что, – перебил дон Хуан Хосе. – Если они такие умные, могли бы хоть что-то узнать и подсказать. Самое обидное: в неудаче обвинят именно нас с вами. А при чем тут мы? Дали бы указания пояснее, и тогда все было бы иначе.

Дали бы… А кому сейчас легко?

Пыль стояла везде. Она поднималась при каждом шаге, взмывалась из-под колес возов и копыт, стояла облаками в безветренном сухом воздухе. Жара стояла жуткая. Ручейки пересохли, речки превратились в крохотные ручейки, и вода стала гораздо большим сокровищем, чем золото. Путь отряда отмечали холмики могил. Прежде редкие, но чем дальше продвигались, тем чаще приходилось рыть последнее пристанище солдатам. Только на людей адмиралу было плевать. Гораздо хуже, когда одна за другой стали падать лошади. Кавалерия понемногу превращалась в пехоту, а ведь помимо этого животные требовались для перемещения гигантского количества груза.

Люди роптали. Их удерживал лишь страх наказания. Отсутствие деревьев еще не повод, чтобы в случае чего не вздернуть провинившихся хотя бы на оглоблях телег. И гораздо дольше удерживал сам край. Куда бежать? Степь кругом, в одиночку пропадешь, даже небольшой группой не выбраться. В подтверждение этого иногда налетали индейцы. Лихие наездники явно не желали, чтобы кто-то посторонний топтал их земли. Огнестрельного оружия дикари не знали, только порою стрелы разили не хуже пуль. При нападениях приходилось выстраивать некие подобия каре – порою возы просто некогда было развернуть дополнительным укрытием – и отбиваться залповым огнем. Если нападавших было особенно много и они мчались толпой, в дело включались пушки. Отбиться удавалось, но таяли запасы пороха, а впереди лежали огромные пространства, которые отнюдь не были безопасными.

Попытки наладить общение большей частью проваливались. Дикари упорно не желали понять, почему должны пропустить беспрепятственно кучу народа? Нет, кое-что им хотелось, однако не бус, некоторый запас которых был взят с собой, а ружей. Однако давать наездникам оружие, которое они могут обернуть против тебя…

Под угрозой нападения двигаться приходилось компактно. Даже на неизбежную охоту или в разведку посылались большие партии. Особенно после того как небольшая группа охотников целиком полегла под стрелами индейцев. В ответ англичане сумели обнаружить лагерь дикарей и атаковали его. Жажда мести была не меньше обыкновенной жажды. Солдаты сами просили боя и словно позабыли про усталость. Роты стремительно выдвинулись к вигвамам, а дальше заговорили пушки, и под их прикрытием вперед ринулась сначала кавалерия, а затем и пехота.

К сожалению, полного окружения не удалось. Женщины и дети метались, гибли, но затем обнаружили свободный проход и бросились туда. Кавалерия рванула в преследование, только фортуна переменилась. На выстрелы подошли воины. Были ли они на охоте, занимались ли в стороне иными делами, однако сообразили быстро, сумели ударить рассеявшимся всадникам во фланг и в завязавшейся схватке сумели обеспечить отход остального племени. Пусть индейцев в итоге полегло больше, да ведь потери британцев являлись невосполнимыми. А тут в итоге сразу выросло два десятка свежих могил, а в обозе добавилось раненых, и у многих ли имелся реальный шанс на выздоровление? Одна радость: лагерь – назвать поселением нечто временное не поворачивался язык – был разгромлен, кое-кто из наиболее удачливых даже сумел захватить женщин и потешить плоть, а вот с добычей обломилось. У местных не имелось ничего ценного, а всякие шкуры и прочее – разве их можно назвать таковым, даже с натяжкой?

Непонятно почему, только аборигены явно обиделись. Нападения стали чаще. Уже не дневные, когда противника видно издалека, ну или хотя бы на расстоянии, которое позволяет успеть изготовиться к бою, а ночные. Как ни устраивали на ночь возы кругом, ни несли охрану лагеря, редкая ночь проходила совсем спокойно. Стоило кому-то выйти за пределы условного круга, и дальше с утренним светом товарищи находили остывший труп. Да и без выхода. По условиям местности с дровами имелись серьезные проблемы, порою их хватало лишь на приготовление пищи и практически никогда на обычные костры, чтобы хоть немного разогнать зловещую тьму. Пользуясь этой самой темнотой и собственной ловкостью, индейцы то и дело подползали к лагерю вплотную, пускали стрелы по силуэтам часовых, а то и пытались нанести им удар копьем или томагавком. Солдаты несли службу постоянно на нервах, частенько палили по любой пригрезившейся тени, и каждый раз все остальные вскакивали, хватались за оружие и ждали решающего боя во мраке.

Пару раз нападения действительно перерастали в большие стычки, когда судьба экспедиции висела на волоске, но в остальном все ограничивалось мелочью. Ну, убили одного или двух солдат, сами кого-то потеряли, самое плохое – едва не каждую ночь.

Если бы впереди ждала некая богатая страна, как некогда в прошлые века целые местные империи дожидались Кортеса и Писарро! Тогда окупались любые жертвы. Однако совершенно точно было известно – на всем континенте нет ни одного государства, ни богатого, ни самого бедного. Одни кочевые или оседлые племена. Ни ценной добычи, ни воинской славы. Сгинешь в безвестности, если же повезет, доберешься до побережья, а дальше?

Мифические сокровища Командора? Так хоть карта бы была, или какие-то указания! Побережье большое, вряд ли что-то лежит на поверхности. Наверняка запрятано так…

Буря разметала корабли так, что Валера не раз вспомнил о чуде грядущих веков: рации. Искать пропавших пришлось два дня, да еще в постоянной тревоге, остались ли они вообще на плаву? Очень уж сильно свирепствовал шторм. Магеллан явно зря назвал Великий океан Тихим. Да и бывают ли тихими моря и океаны? Зато именно в бури самые отъявленные атеисты вдруг становятся верующими и возносят искренние молитвы тому, кого перед тем не признавали. Как иначе, если порою все решает не мастерство, а обыкновенная судьба?

Вопреки опасениям, все три корабля остались на плаву. Поврежденный рангоут и течи не в счет. Как не в счет пара смытых за борт человек. Могло быть гораздо хуже. Вплоть до всеобщей гибели. Мореплавание и в поздние времена вещь не настолько безопасная, а уж когда выходишь в море на парусниках, то вообще. Как не позавидовать Берингу, который сейчас принялся за освоение Аляски. Конечно, проблем там выше любой крыши. Тут и составление карт береговой линии, и поиск места, где будет столица Русской Америки, и налаживание контакта с местными племенами, и создание базы, да и многое другое. Однако он уже на месте, а тут еще плыть и плыть…

Хотя северные широты с любой точки зрения хуже. Там и летом-то не очень сладко. Заложить поселение – не такая уж проблема, а вот создать какие-то запасы там, где даже хлеб не растет, это дело иное. И до метрополии далеко, уже не говоря, что восток России колонизирован фактически условно. Людей там мало, с собственными припасами негусто. Кое-какие люди выделены, край вроде начал осваиваться, так ведь все в начале пути. Главная беда – спешка. Тут требуются десятилетия, а приходится пытаться уложиться в считаные годы, да еще с острой нехваткой людей, ограничеными ресурсами и вдали от центра. Но раз выбора нет…

Буря отнесла крохотную эскадру весьма далеко от берега. Но она же сильно подвинула ее к югу, и Ярцев после определения нынешнего местоположения решил идти не прямиком к континенту, а по некоторой диагонали, чтобы оказаться примерно возле Калифорнии. Курс на юго-восток, по его прикидкам, удлинял плавание на пару дней, но ведь если сразу двигаться к берегу, потом предстоит еще спускаться на юг, и в итоге теряется гораздо больше. Имеющихся на борту припасов должно было хватить, пусть и в обрез. Точнее, солонины, сухарей и круп было достаточно на гораздо больший срок, как и квашеной капусты – первейшего средства от цинги, и проблемой была лишь пресная вода. Она вечно имела свойство протухать в бочках, и с этим ничего не могли поделать даже выходцы из будущего. Потому и приходилось приставать к любому берегу, чтобы обновить запасы драгоценной жидкости. Но положение все-таки было не критическим, несколько лишних дней можно было потерпеть. Как и нынешние повреждения можно было более-менее исправить на ходу. В Карибах порою бывало и хуже. Конечно, расстояния там были не те, по сравнению с нынешним все было едва не под рукой, да море и есть море. Иногда сотня миль может оказаться непроходимой. А то и одна.

На кораблях удерживалась дисциплина. Люди не роптали. Да и с чего роптать? Бог спас от погибели, поможет и в остальном. Так думали русские мореходы, а бывшие флибустьеры давно привыкли ко всему и никаких тягот плаваний не страшились. Тем более как раз бывшие спутники Кабанова знали о возможном вознаграждении в конце пути. В экспедицию отправились те, кто еще не утолил жажды странствий. Для них любое путешествие являлось делом добровольным. Сам император ценил бывалых моряков, порою выпивал с ними, как с равными, и отставные пираты гордились царским отношением.

Волнение теперь было небольшим, ветер дул в левый борт, отчего приходилось постоянно менять галсы, на небе светило солнце. В общем, ничего особо трудного. Плавание как плавание. Мерно постукивали топоры корабельных плотников, раздавались команды, полоскались Андреевские флаги…

Никто не знал, что благодаря шторму и выбранному курсу две небольшие эскадры, испанская и русская, разминулись в океане.

Впрочем, разминуться всегда легче, чем встретиться.

30. Кабанов. Прутский поход

Я немного завидовал Сорокину. Человек сейчас строит город. Понятно, дело это долгое, города растут веками, и уж в течение лета разве что деревеньку сварганишь, но все равно приятно для разнообразия не только крушить врагов, но и оставлять после себя нечто вещественное. Хотя Санкт-Петербург тоже неплохое местечко. Разве что погода там плохая.

Что успеет Сорокин в этом году? Казармы, пару десятков домов да разные склады под многочисленное имущество. Ну и главное – батареи для обороны будущего форпоста с моря и с суши. Город, в иной реальности действительно ставший городом русской славы. Станет ли здесь, под некоторым вопросом, все-таки оба случая стали возможны в результате трагедии, а трагедий мы стараемся не допустить. Но по-любому известность ему гарантирована. Только бы турки пока не мешали. Прослышать что-то они обязаны, агентуры на полуострове полно, вот примут ли всерьез… Плюс Керчь обязана кое-чему научить наших противников. Например, тому, что нельзя безопасно приближаться к российским берегам. Чревато для неосторожных.

Но Крым был отделен от нас огромным расстоянием, и у нас имелись свои заботы. Хотя лишь по итогам нашей победы Таврида станет окончательно и бесповоротно русской. Нет мирного договора, все спорно. А мирный договор – это результат убедительных побед.

Два казака примчались под вечер. Если точнее – приплелись. Кони у обоих были заморенными и под самый конец готовы были свалиться в паре шагов у цели.

– Турка! – выдохнул один гонец, который был постарше.

– Наконец-то! – невольно отозвался я.

Надоело идти без хорошей драки. Силы теряются без всякой пользы. И все-таки шевельнувшееся в груди опасение вынудило задать уточняющий вопрос.

– Главные силы или опять небольшой отряд?

– Главные, не сумлевайтесь. Мы пленных взяли. Они сказали, во главе сам визирь. И войск с ним немерено. Их позже доставят, нас пока с вестью отправили.

Понятно, пленных галопом не доставить. Да и час-другой роли не сыграют. Тем более когда мы предупреждены.

– Где? – я извлек карту.

Некоторое время пришлось искать место. Разумеется, карты казаки читать не могли, а их приметы найти на листке бумаги было сложно. Петр прослышал о вестях и сразу объявился на пару с Алексашкой. Хорошо, не привел нынешнюю пассию. Очень уж он полюбил повсюду таскаться с Мартой, которая в православии превратилась в Екатерину.

– Положим, еще далеко. Внезапное нападение сегодня не грозит, двигаться форсированным маршем в ночь не имеет смысла. Я предлагаю объявить назавтра дневку.

– Как – дневку? – чуть опешил самодержец.

– Пусть люди отдохнут перед решающим сражением. Обувь исправят, амуницию… Все равно надо разведать точнее неприятеля, да и позицию поудобнее подобрать. Спешить нам некуда. Теперь.

На самом деле я был бы не прочь обрушиться на противника как снег на голову, только визирь все равно обязан был знать о нашем близком присутствии, а люди действительно устали так, что вытягивать из них последние силы форсированным маршем не стоило. Да и рекогносцировка была необходимой. В здешних краях бывать мне не доводилось ни раньше, ни теперь, а нынешние карты напоминали мне те, что порою выдавали «за речкой». Только тут я командовал всей армией и права на ошибку не имел. Пошлешь колонну в обход, а она упрется в речку или в иную пакость. И все расчеты полетят насмарку.

– Но турки…

– Вот именно, – я привел государю причины.

Вплоть до необходимости сосредоточить войска, шедшие до этого отдельными колоннами. Кроме колонны цесаревича, уже подходящей к Браилову и обязанной взять штурмом сей городок. Ни к чему лишний раз беспокоить переходами солдатиков, а воюют все равно не числом, но умением.

Не зря я все-таки вызвал сюда Гранье. Пусть мой бывший канонир был необходим в Крыму, так ведь судьба кампании нынешнего года решалась здесь. Брюс сидит в Питере, а других людей, способных быть начальником артиллерии, у нас до сих пор нет. Зато есть прирожденный кавалерист Меншиков, что тоже крайне важно. Надеюсь, турки в этом году не сунутся к потерянным берегам. Особенно после Керченского пролива, да и нашей с Петром небольшой прогулки. Если что, там остались Сорокин с Ширяевым, люди, привычные драться и на волнах, и на суше.

Я даже не стал предпринимать каких-то особых мер охранения. По элементарной причине – все, что только возможно против внезапного нападения, было уже предусмотрено и применялось в полном объеме.

Солдаты обрадовались известию об отдыхе, как дети. Бесконечные марши утомили всех так, что грядущего боя ждали с нетерпением. Генеральная баталия была венцом трудов и, казалось, их окончанием. Хотя полевая победа на самом деле редко приводит к миру. Нужны как минимум несколько разгромов, и лишь тогда возможны переговоры. Тем более что войск у Порты много, и разгромить мы сумеем лишь какую-то их часть. Это у нас другой армии нет. Лишь рекруты последнего набора, которых готовят в тылу. А позади, между прочим, Прут, форсированный лишь вчера. И отступление в случае неудачи обещает сложности.

Так что это солдаты веселились, а мы тем временем в воздвигнутой штабной палатке перебирали разные варианты действий. Петр немного нервничал. Он-то турок побаивался наследственно. Но в то же время в государе присутствовала уверенность в своей армии. Шведов разгромили, недавно – татар с вкраплениями тех же османов, даже на море нам пока улыбалась удача. Потому и волнение было умеренным. Как у уверенного в силах спортсмена перед ответственными соревнованиями.

К окончательным решениям мы так и не пришли. Даже после допроса пленных конкретных данных было мало. Вернее, почти не было, кроме самого наличия турецкой армии вблизи. Потому Петр ушел к возлюбленной, остальные просто к себе, да и мне осталось лежать, вспоминая не то Мэри, она давно стала частью меня, не то… Нет, все-таки война излечивает. Покуривая последнюю трубку перед сном, я понял: не нужен мне больше никто, кроме супруги. Минутная блажь, растянутая по времени. Вполне понятный последний всплеск мужской активности, попытка вернуться в молодость, хотя туда нет возврата.

В общем, ерунда все это. Имеются более интересные и полезные вещи. Грядущее сражение, например…

Армия отдыхала. Это не следует понимать в примитивном смысле. Мол, солдатики сутки давят массу, играют в азартные игры или слоняются по лагерю в поисках знакомых. Безделья в армии не бывает. Подольше поспать – это да. Ненамного. А дальше хлопот у каждого столько… За долгий поход обувь у многих пришла в негодность, одежда поистрепалась, а интенданты, как водится, не успевали доставить новые комплекты всем и каждому. Не по причине воровства, пусть в каких-то пределах оно наверняка имело место. Всего лишь расстояния. Какие-то запасы имелись при полках, однако не бесконечные, нельзя же увеличивать обоз чрез меры. Потому солдаты чинились сами, в наиболее сложных случаях – при помощи штатных сапожников и портных. Священники исповедовали и причащали, командиры проводили мелкие занятия, потом мы перебрались чуть дальше и в сторону, где место было более удобным в случае обороны, соответствующие команды возвели примитивные укрепления, война всегда была большой и тяжелой работой, потом…

Потом далекий перестук в небе привлек внимание, и очень скоро появился наш дирижабль. Сразу вспомнилась вероятная причина его появления. Ну да, все вечно происходит в самое неподобающее время. В общем, цензурных слов нет.

– Турецкий флот в море, – сообщил управлявший воздушным судном Ширяев. – Восемь линкоров, девять фрегатов и два десятка транспортов. В данный момент находятся на траверсе Евпатории.

Петр нервно дернул лицом. О крупном морском сражении он мечтал давно. Только крупным его можно было бы назвать относительно. У нас в районе строящегося Севастополя в данный момент были три линейных корабля, которые можно было из-за размеров назвать карманными, да десяток фрегатов. Сказывалось отсутствие нормальной судостроительной базы. Когда каждое судно необходимо провести по Дону, это поневоле накладывает ограничения на размеры корабля. Даже если его предельно облегчить перед сплавом. Все-таки без основания Николаева не обойтись. Только территория там пока спорная, и прежде необходимо разбить турок. Этакий заколдованный круг. Все прочие корабли находились у Керченского пролива, прикрывая вход в Азовское море. Оттуда же уже рукой подать до наших баз.

Имелся у нас в Ахтиарской бухте и один пароход. Этакий пароходофрегат с шестью пушками на борту, однако по маломощности своей погоды он сделать не мог. Даже в полном безветрии утопить что-нибудь крупное ему было трудно. Пока не столько боевой корабль, сколько задел на будущее. Как по мне, рисковать только что созданным флотом при таком раскладе не стоило. В честном бою.

– Надо лететь, – выдохнул Петр.

Без особой уверенности. Прилети дирижабль на пару дней раньше, и отправился бы совершать морские подвиги без колебаний. Сейчас же и тут намечалась генеральная баталия, и бросать армию буквально накануне сражения тоже не годилось. Вечная дилемма, когда надо быть везде и сразу.

– Я думаю, пока не надо, – как можно тверже ответил я. – Нам сейчас необходима победа здесь.

– Но и там тоже, – возразил император.

Стоявший рядом Меншиков пока собственного мнения не имел и лишь обдумывал, где же лучше?

– Там все под огромным вопросом. Перевес большой, а флот у нас пока молодой. Прямое столкновение может не выдержать. Надо или остальных из Керчи вызывать, или действовать иными методами.

– И потерять Крым?

– Почему сразу потерять? Войск там достаточно. Сколько турки вместят на транспортах? Два десятка, даже если по пятьсот человек на каждом, всего десять тысяч. Что они там сделают? Количество пленных пополнят? Корабельная артиллерия им не поможет, а в полевом сражении мы их точно разобьем. Нам же лучше, чтобы высадились да попробовали, что значит на русскую землю вторгаться. А корабли… Пошляются немного у берегов, да уйдут. В худшем для себя случае в какой-нибудь бухте обоснуются. Вот тогда мы их и прихлопнем.

– Но Севастополь…

– Так в Ахтиарскую бухту, я думаю, им уже не войти, – я вопросительно посмотрел на Григория.

– Точно, – подтвердил мой соратник по войнам. – Батареи поставлены, если возникнет необходимость, мы в горловине сразу мин накидаем.

– Вот. Так что особо волноваться пока не о чем. Нам надо здесь турок разбить.

Не рассказывать же Петру о последствиях иного Прутского похода! Все-таки намного спокойнее командовать в решающую минуту самому. Но и отпускать одного Петра в Крым не хотелось. Он уже один раз проявил горячность, и еще счастье, что она не привела к катастрофе. Этот наш давний рейд еще в самом начале местной эпопеи был довольно безопасным. Тогда османы нас не ждали, а основной их флот болтался в Средиземке. Здесь-то, куда ни взгляни, всюду турецкие берега. Иных стран пока не существует. Ни Румынии, ни Болгарии. Сплошь владения Дивана.

Да и сомневался я немного в уровне моряков. Хоть Сорокин их подготовил в общем неплохо, да только плавания по морю Азовскому – это не совсем то. Нет, в открытый эскадренный бой да с численным перевесом у противника лучше пока не лезть. Пусть даже у некоторой части моряков имеется весьма неплохой опыт прошлого года. Причем показали себя в том бою необстрелянные команды фрегатов очень неплохо. Но все равно ставить все сразу на карту не хочется. Турки должны привыкнуть быть битыми в любой схватке. Для этого достаточно кусать то здесь, то там, а в оптимальном варианте увлечь их в какую-нибудь бухту и там устроить раннюю Чесму. Намного надежнее и действеннее, чем выстраивать батальные линии и упорно долбить друг друга артиллерией.

– Но Крым…

Петр все-таки боится потерять обретенное. Столько лет мечтать о выходе к морю! Хотя на Балтике мы уже встали твердой ногой.

– Удержим, – коротко отвечаю я. – Главное – визиря сейчас разбить, а там и в Крым отправимся. Да и не только полуостров нам нужен. Все земли, лежащие перед ним. Там они дивные, сразу решится проблема с урожаем. И сообщение станет лучше. Пригласим колонистов из Европы. Небось многие захотят завести там свое хозяйство. Лишь тогда мы встанем на Черном море твердой ногой. Нормальную верфь учредим. Мы уже и место наметили.

– В самом деле, – вдруг поддержал меня Меншиков. – Тут до турок один хороший переход. Ударить как следует, и от визиря ничего не останется. Да и деваться некуда. Не возвращать же армию!

Последний аргумент подействовал. Отступление в виду противника чревато катастрофой. Да и отлет императора из армии вызовет падение воинского духа. Закон войны: любому кажется, что самое главное происходит там, где приходится сражаться ему.

31. Флейшман. А в Питере покой

Ардылов все-таки совершил чудо: починил дизель на втором дирижабле. Правда, гарантии, что тот будет работать вообще без поломок, дать не мог. Так в природе и не существует ничего вечного. Зато теперь я имел в распоряжении нормальное транспортное средство. При российских масштабах на лошадях везде не поспеешь. А война – войной, но жизнь продолжается. Производство растет, опять-таки железная дорога. Есть надежда, что в следующем году она будет готова. Народу на строительство привлечено много. Уже и подвижной состав изготавливается, и обслуживающий персонал в далекой Коломне старательно осваивает основы невиданных профессий. Машинисты, кочегары, начальники станций, ремонтники, сцепщики, стрелочники, путевые обходчики… Я как-то раньше и не задумывался, сколько людей надо для функционирования вроде бы обыденной вещи. А ведь сеть дорог надо будет развивать. Пусть пока больше для грузовых перевозок, но от этого проблем не намного меньше. И почти все наши воюют, все дела на мне, Жене да Аркаше.

Но и это еще не все. Нашему мастеру на все руки удалось изготовить радиопередатчик. Самый примитивный, насколько понимаю, примерно такой же был создан Поповым. На пару веков позже. Какая-то катушка, телеграфный ключ – однако ничего сложнее и нельзя создать в это время. Все передачи реальны лишь азбукой Морзе, никаких вещаний голосом или музыкальных концертов, так нам пока большего и не требуется. Мы чистые практики. Страна велика, фельдъегеря скачут долго, и своевременное получение важных депеш очень важно. Я уже не говорю про море. Нас здорово выручали маломощные радиостанции судовых шлюпок. Правда, пока дальность устойчивого приема была в пару километров, так ведь на то и начало. Брюс настолько увлекся, что каждый день балуется с новой игрушкой, проводит опыты, думает над усовершенствованиями. По легенде-то он чернокнижник, а на самом деле – естествоиспытатель, этакий настоящий ученый. Он просто искал истину не там в полном соответствии с веяниями времени. Мы же приоткрыли некие горизонты. Даже не имея подлинных знаний. Зато теперь получили поклонника радиодела. Теперь Брюса от тайн электричества в самых широких пределах за уши не оттянуть. Мы рассказали, что сумели, а теперь он днями и ночами сидит возится.

Жаль, сам Ардылов все больше стареет. Возраст-то уже пенсионный или чуть за пенсионный, вот былой раб Командора и рассказывает с завидным упорством о нажитых болячках. Даже бросил курить, немедленно располнев, с этой весны – пить. Насчет последнего неплохо. Давно бы пора. А вот жаловаться на всякие простуды и прочие хвори – распоследнее дело. Я в последний раз выслушивал часа два, не меньше, и в конце концов не выдержал и пообещал передать все при первой же возможности не Петровичу, а Петру.

Наш штатный эскулап – человек занятой, вдобавок уже тоже в порядочном возрасте. Император гораздо моложе, полон сил и считает себя великом дохтуром. Вплоть до того, что если узнает о болезни кого-нибудь из приближенных, немедленно является лечить. И никому из больных неизвестно, переживет ли он царское лечение…

– Да ты что? – Иногда слова в отличие от лекарств совершают чудеса. Ардылов мгновенно выздоровел. Он-то с Петром сталкивался частенько и кое-какие приемы врачевания уже знал. – Нормально я себя чувствую, если что и есть, то только возраст.

– Ты же сам жаловался, – с самым невинным видом напоминаю я.

– Да ну. Тебе показалось. Хочется же иногда дружеского участия.

Великий врач отличается от талантливого тем, что даже одно упоминание имени уже лечит…

Ромодановский опять был мрачен и хмур. Да и не видел я его другим. Интересно, он на работе озверел или от рождения зверем был?

Однако был боярин незаменимым. При таком цепном псе за дела контрразведки и прочей госбезопасности мы могли не переживать. У нас своих забот было выше шляпы, если еще шпионов ловить, то вообще швах. Да и не чувствовал себя никто из нас в благородном деле сыска словно в своей стихии. Кто был военным, кто деловым, куда еще следствиями заниматься да дознаваться и допытываться?

– Вот, мои люди изъяли у британского подданного. – Без особых преамбул Ромодановский протянул мне письмо. И снизошел до пояснения: – Мои люди неоднократно видели, как он в британское посольство шастал. Да и выспрашивал перед тем много и многих.

– И что с ним? – уточнил я.

– А что может быть? Напоили, как свинью, и спит. Мы же не звери какие. Ты лучше читай. Мне уже перевели.

Я быстро пробежал глазами текст на английском. Хорошо жить в век развитой каллиграфии! Не надо продираться сквозь каракули. Бери. И читай.

Содержание в отличие от почерка мне абсолютно не понравилось. Там говорилось об усиленных работах по прокладке железной дороги, извещалось, что предприняты меры, дабы этому помешать и вызвать возмущение строителей, а в довершение сообщалось про нашу заморскую экспедицию. Мол, судя по посылаемым курьерам, она продолжается, несмотря на войну. Однако выяснить точно место, где хранится клад, до сих пор не удалось. Все средства до сих пор оказались бессильны.

Даже подпись имелась. Сэр Фрейн, помощник посла.

Я впервые вспомнил, где слышал эту фамилию. Нет, нас представляли друг другу, он даже пытался втереться в доверие, однако я предпочел иметь дело с хорошо знакомым нам Эдуардом. Просто тогда не придал значения, какого помощничек рода-племени. А ведь похоже, именно его папаша или иной ближайший родственник напал на наш корабль в момент появления на Карибах. И именно его мы угрохали в тех краях в конце концов. Хотя особого значения прошлое не имело. Вряд ли кто прознал о подробностях того отчаянного боя.

Гораздо хуже, что мы имели дело с откровенным шпионом. Нет, я не идеалист и прекрасно понимаю. Сбор информации о чужих странах неизбежен. Да только тут шпионаж сочетается с подрывной деятельностью, как в случае с железной дорогой. Или – с попыткой нанести упреждающий удар – как с заокеанской экспедицией. Нам еще повезло, что благодаря Мишелю мы узнали о нем гораздо раньше. Зато теперь ясно, кто именно является кротом.

– Взять его, что ли? Но ведь дипломат. – Ромодановский был в задумчивости. Это к своим достаточно воскликнуть: «Слово и дело», а там в застенках бедолага все расскажет. Часто – перед плахой. Но арест официального представителя дипкорпуса недопустим. Или допустим с огромным трудом. – Кстати, Прибыловича помнишь?

– Как же не помнить?

– Встречались они. Жаль, поздно я прознал. Много еще недочетов в работе. Прав ты был. Вон куда нити тянутся.

Хороши недочеты! С учетом века, отсутствия компьютерной базы данных, всякой дактилоскопии и прочих прибамбасов что-то установить – такая проблема! Даже фотографий преступников нет. Но ведь установили как-то! Нет, пока жив Ромодановский, хотя бы за госбезопасность можно особо не переживать.

– Да, трогать просто так нельзя, – соглашаюсь с князем-кесарем. – Разве с разрешения государя. Хотя есть у меня одна мысль.

Правильнее сказать: появилась.

– Какая?

– Сейчас я быстренько текст переделаю. Только надо найти человека, который сумеет почерк подделать. Чтобы подозрений не было. Строительство не скроешь, иностранцев хватает, только укажу, будто оно изрядно замедлилось по случаю войны, а вот насчет экспедиции изменю посильнее. Мол, по проверенным данным ни о каком появлении русских в Новом Свете речь не идет. Исключительно об уточнении собственной береговой линии. Не нужны нам в тех краях конкуренты. Если новое письмо и не перехватим, пусть задумаются: какое правильное. А то и вообще, так ли надежен этот Фрейн.

– А ты умен, – протянул князь-кесарь. – Я бы не додумался. Тогда пиши. Человека найду. И вот еще. Насчет дороги… Может, туда дополнительно людей выслать? Токмо где их взять? Ладно. Сие уже моя забота. Постараюсь изыскать на неделе. Надеюсь, охрана не сплохует.

– Вроде не должна, – я уже взял чистый лист и принялся переписывать письмо шпиона.

Вот и сподобился на старости лет поиграть в шпионские игры. Век живи…

– Мужики на строительстве пытались взбунтоваться, – сообщает мне новости секретарь.

– Где?

Вот уж воистину известие в руку! А я даже предупредить никого не успел. Плотненько они взялись. Не даем мы британцам покоя. Да и французам заодно. Одни пытаются нас потрясти внутренней смутой, другие развязывают войну чужими руками…

Ближайший к Петербургу отрезок пути практически готов. Да и не только он. Многие участки, где распорядителями оказались люди дельные, уже более-менее приведены в порядок. Вернее, готова насыпь, и остается лишь уложить шпалы да рельсы. Когда их, разумеется, доставят на место. Но будет это лишь зимой, уже по санному пути. Далеко не каждый город или городок лежит на судоходной реке, а чугунные рельсы – вещь тяжелая, и на телегах их в потребных количествах просто так не перевезешь. Уже не говорю, что нет у нас того количества, производство элементарно не справляется с заказом, и по самым оптимистичным прогнозам дорога будет построена лет через пять, не раньше.

– В районе Ржева. Пришлось применить не только уговоры, но и силу. – Секретарь протягивает мне рапорт ответственного за участок сержанта.

Хоть не люблю канцеляризмы, да и грамотен сержант не слишком шибко, картина становится ясной, как божий день. Кто-то заезжий замутил воду, напугал народ, что огнедышащая машина – изобретение дьявола, а дорога нужна Антихристу. Строили каторжане, летом и осенью использовать крестьянский люд себе дороже, без урожая останешься, тогда никакая техника не поможет, но и они были народом богобоязненным. Грехи – ерунда. Не согрешишь – не покаешься. Главное, в общем и целом Бога все-таки чтить, а его вечного антипода бояться.

Слухи об Антихристе возникали давно. В основном среди староверов. Кто-то уходил в далекие скиты, кого-то убеждали, что сплетничать – нехорошо. Главное, найти весомые аргументы. Сержант нашел. Он коротко и внятно доказал мужикам, что они слегка заблуждаются, и вообще, излишняя доверчивость – есть зло. Правда, после приведенных аргументов сидеть многим работникам стало трудно, так ведь страна ждала от них работы, а не дружеских посиделок.

Но сам факт случившегося меня лично настораживал. Прежде всего тем, что идея об Антихристе была подкинута страдальцам извне. Это ведь надо разобраться в местных раскладах! До сих пор мне казалось, что для гордых британцев мы все на одно лицо. А уж тонкости нашей веры для них вообще темный лес.

Тут поневоле задумаешься: а как было при Сталине? Нет, я не хочу обелять его личность, но интересно, дым совсем был без огня? Ленинская гвардия – ясно. Стая дорвавшейся до власти сволоты. Они сами угробили народу не меньше, и конец очевиден и заслужен. А вот все многочисленные дела о вредительстве – не стояло ли хоть в отдельных случаях за ними нечто реальное? Конечно, было и головотяпство, и всякие желания свести друг с другом счеты, и многое иное, я о сознательном вреде. Я уже ничему не удивлюсь. Раз и сейчас, за два с лишнем века, кое-кто пытается притормозить наш прогресс, возмутить умы, устроить бунт… Насколько лучше лорд Эдуард! Получает немалую прибыль со многих наших проектов, вдобавок является родственником Командора и уже потому особых неприятностей причинять не станет.

Нет, надо все-таки вновь навестить Ромодановского. Или хотя бы отправить ему свои соображения на данную тему. В конце концов, ловить внутренних ворогов – не моя работа. Не потяну я еще одной нагрузки. На мне без того всяких дел столько, что десятка жизней не хватит. А в сутках, между прочим, по-прежнему двадцать четыре часа и ни минутой больше.

Блин, и никаких отпусков! Все развлечения – дружеские посиделки с кем-то из современников да ассамблеи Петра. И больше половины разговоров и там и там – все о тех же делах…

Я-то ворчу на загруженность, а мужики между тем воюют. И кому из нас хуже? Мне под пули и картечь лезть не приходится… Как они там?

32. Командор. Прутское дело

Турки восторженно приветствовали пролет дирижабля. Если они и слышали о подобном чуде, то видеть пролет им не доводилось. Кто падал в ужасе ниц, кто пытался удрать, кто застывал неподвижным изваянием и не отрывал взор от неба. Равнодушных не имелось. А ведь мы даже не бросали бомбы. Ну, почти не бросали. Несколько мелких не в счет. Это так, для усиления восторга внизу, дабы имели представление: над головами у них плывет не игрушка, а грозное оружие. А дальше пусть делают соответствующие выводы. Полезные в плане здоровья.

Но даже будь у нас большой запас смертоносных подарков, особой пользы в плане уничтожения ближнего это бы не принесло. Черный порох – не самая лучшая начинка, а никакой иной взрывчатки у нас не было. Ни к чему нам подстегивать прогресс в химии. Нынешние войны не настолько жестоки. Во всяком случае, на европейском континенте и когда речь идет о попытке завоевания территории. По общей нехватке населения каждая из сторон стремится мирных обывателей не трогать, а сделать их собственными подданными.

Османы – дело чуть иное. До армянской резни еще далеко, как сейчас обстоят дела, я точно не знаю. Может, тоже относительно бережно относятся к подданным. В смысле, без особого предлога не зверствуют. Да все равно Восток и есть Восток.

Судя по открывающимся пейзажам, армия визиря в самом деле была очень велика. Сосчитать точно трудно, тем более когда все разбросано на большом пространстве. Но по прикидкам, непосредственно турок было больше ста тысяч. Да еще бездомные татары. В набег их ушло тысяч под восемьдесят. Ладно, пусть шестьдесят. Все ведь примерно. Какая-то часть полегла при попытке прорваться домой, кто-то не выдержал и сдался. Может, порядка сорока тысяч еще здесь. И с Мазепой порядка десяти. Считать-то лучше по максимуму. Окажется меньше, тем лучше для нас.

Петр явно встревожился, воочию узрев силы неприятеля. Все-таки перевес был минимум пятикратный. Я же, напротив, обрадовался.

– Ничего, государь. Нам жалеть басурманов ни к чему. А уж своих изменников тем более. Чем больше на нас кинут, тем больше перебьем. Проблемы надо решать кардинально и сразу. Ты же не хочешь растягивать удовольствие на все лето. В день бить по одному отряду. Солдатики устанут. Без того война продлится несколько лет. У султана армий много. Мог бы сюда побольше стянуть. Чтобы нам не растягивать. Дел еще столько, а тут возись с ерундой…

Кажется, моя уверенность подействовала. Петр Алексеевич в военных вопросах мне доверял. До сих пор я его не подводил. Если обещал кого-нибудь разбить, то обязательно разбивал. Но я действительно в победе почти не сомневался. Некий процент вероятного поражения имелся, всего не предусмотришь, а полки – не пешки, и люди вдруг могут поступить не так, как должно. Например, удариться в панику, сплоховать. Однако зря, что ли, все эти годы мы учили войска? Вряд ли в нынешние воинственные времена хоть одна армия мира сравнится с русской по уровню тактической подготовки. Я уже не говорю о более совершенном оружии. Проиграть было бы стыдно.

Я обратил внимание, что турки стояли без каких-либо укреплений, то есть собирались не обороняться, а атаковать. Визирю была известна наша примерная численность, и он явно желал покончить с нами могучим ударом. Мир не без болтливых людей.

– А вон и Мазепа! – Меншиков указал на очередной появившийся в поле зрения лагерь.

Мы пригляделись. Дирижабль шел на высоте метров в четыреста. Вполне достаточно, чтобы в него не могли попасть даже случайно. Потому приходилось порою прибегать к подзорным трубам и к нашему старенькому морскому биноклю.

– Точно! Они! Изменники! – Петр взирал вниз как кот на мышь.

– А ведь они не так далеко от нас, – я-то злости не испытывал и потому оглядывал местность с практической стороны.

Почему бывший гетман предпочел остановиться в поле, а не в каком-нибудь селении, роли не играло. Может, не доверял местным жителям, может, старался подчеркнуть близость к простым казакам. Или просто большой шатер по нынешнему времени показался гораздо комфортнее имеющихся поблизости строений. Край небогатый, хоромы отыскать трудно. Особенно если на пару ночей. Все равно баталия разразится в ближайшие пару дней.

Зря это он. В отличие от османов Мазепа по своему положению видел не раз, на что способны мои егеря. Я отнюдь не собирался сводить войну к террору, один раз подашь пример, и остальным захочется, только былой гетман вполне мог считаться не полководцем вражеской армии, а тем, кем являлся на деле – обычным изменником.

– Подождите немного. – Дирижабль завис, а я торопливо набрасывал кроки лагеря и окрестностей.

– Это зачем? – поинтересовался Петр. – Может, бомбой его?

– Так нет больше бомб. Да и зачем? Ты же сам наградил Мазепу орденом Иуды. А награда должна найти героя, – пояснил я.

– В шатер подбросить? Здорово! Токмо получится ли?

Задача, разумеется, была не тривиальной. Гетман не стал располагаться строго по центру лагеря, да и лагерь был поставлен не по принципу римского с его ровными линиями палаток. Простые казаки вообще спали под открытым небом. А так как гетман не вполне доверял даже им – когда сам постоянно предаешь, в людскую верность не верится, – то шатер стоял несколько в стороне от войск. Вокруг раскинулись палатки кого-то из приближенных, около самого шатра стояло с десяток человек, одетых довольно богато. Бывший гетман тоже находился среди них. А вот, например, батареи проходу не мешали. И вот здесь, справа, имелась неплохая ложбинка. Да и подступающий к лагерю с одной стороны лес мне весьма понравился. Лес был достаточно велик, за ним неплохо спрятать коней и группу поддержки. Еще наметить получше путь возвращения, все-таки сплошной линии фронта не бывает, а три десятка километров – не такое уж расстояние. Тем более его нетрудно сократить, выдвинув вперед усиленный авангард.

В общем, я не виноват. Зачем подвергать искушению?

Обратно я уже торопился. Хорошо, что летние ночи на юге все-таки подлиннее северных, только все равно надо использовать каждый час. А для выдвижения вообще использовать светлое время суток. При любой подготовке заблудиться ночью в незнакомых местах – дело плевое.

Идею общей атаки на лагерь я отверг по дороге. На пути расположился какой-то турецкий табор. Обойти его относительно малой партией было реально, а вот провести мимо армию – уже нет. Да и протащить весь наш артиллерийский парк с этой стороны было сложновато, а какое сражение без бога войны? Отказываться от козырей в игре – абсурд, а я всегда был человеком приземленным. Потому корде баталия, сиречь, основные силы, двинутся с рассветом с другой стороны и несколько в ином направлении. Надеюсь, визирь будет настолько любезен, что пойдет нам навстречу и сократит дорогу. Иначе сражение придется перенести на послезавтра, а у меня столько свободного времени нет. Еще в Крым было бы неплохо успеть.

Подробного плана баталии у меня не было. Помня о наличии оврагов, глупо переносить все заранее на бумагу. Мы не одиноки в войне. У нас противник имеется с собственным встречным планом. Так что все покажет бой. Главное – наметить выигрышный первый шаг да реагировать на обстановку соответственно.

Петр уже предвкушал момент, когда его персональный враг получит свою награду, изготовленную в единственном экземпляре. Зря, что ли, чеканили? Пять килограммов серебра в виде медали, а на ней повешенный на осине Иуда Искариот да всякие соответствующие надписи. Орден я не одобрял. Это же детство, не позволительное в среде ответственных людей. Наказывать надо конкретно в соответствии с виной. Да и тащить этакую тяжесть сквозь турецкую армию, когда солдату на походе каждый лишний грамм в тягость…

Сам вручит, если желание не пропадет.

– Многовато все-таки турок, – в очередной раз заметил государь.

– Ерунда, – отмахнулся Меншиков, которому полностью передалась моя уверенность в победе. – Шведа расколошматили в пух и прах, расколошматим и турку.

– Они друг другу лишь мешать будут. Особенно в бегстве, – улыбнулся я.

Нет, вояками османы являлись неплохими, не зря отхватили себе столько территории и сумели ее удержать, да и те же австрияки справиться с ними в недавней войне не сумели, но все-таки порядка у них не хватало. Обычной дисциплины, без которой армия становится слабее.

Больше меня заботило другое: возглавить ночной рейд я не смогу. Не по чину фельдмаршалу заниматься подобными делами. Нет у меня такого права. Риск велик, а от меня зависит судьба завтрашнего сражения, да и всей кампании. И мои персональные желания не играют роли. На то соответствующие люди имеются. Как и желания Ширяева, который тоже был бы не прочь возглавить опасное предприятие.

– Капитана Бекетова ко мне!

Он прибыл довольно быстро. Все-таки найти конкретного человека в лагере дело не секундное. Бекетов был одним из старейших моих егерей. Он попал в мою роту с самого начала простым солдатом, что не редкость для дворянина в эти годы. Был при штурме Азова, когда же я получил полк, был переведен мною, как человек сообразительный и умелый, в охотничью команду уже капралом. За Керчь стал сержантом. Кстати, по Табели о рангах сержант гвардии равен армейскому подпоручику. Он всегда был одним из лучших воинов и еще до войны со шведами получил офицерский шарф, а к концу возглавил наш первый спецназ. Этому человеку я доверял полностью. Как и первый командир охотников Ширяев, и все, кому доводилось с ним сталкиваться.

– Есть работа, – с ходу поведал я бравому капитану. – Сложная, потому имеешь полное право отказаться. Пойдут лишь добровольцы.

– У меня в команде все добровольцы, – гордо ответил Бекетов.

– Ладно. Так принято.

Я дал понять, что не сомневаюсь в его отваге.

– Тебе в помощь дадим охотников из драгун и казаков. Но их задача – служить прикрытием на всякий случай, а главное предстоит сделать вам. Георгий у тебя уже есть, но сделаете – обещаю полковника.

– Или в полковники, или в покойники? – вдруг улыбнулся Бекетов. – Меня нынешняя должность устраивает.

– Все равно. Офицер обязан расти. В общем, без награды не останетесь.

Хоть не ради наград военные идут в бой, только быть отмеченным все равно приятно. Когда мне вручили орден, далеко в будущем, я три дня пьяный ходил. И хотелось носить его не снимая. Это потом, после развала, ни разу не надевал.

– Вот смотри, – я поманил капитана к столу, где лежали набросанные мною кроки.

Бекетов слушал внимательно, несколько раз переспрашивал, уточняя отдельные детали.

– В общем, все. А мы перед рассветом атакуем турецкий табор, дабы вам отходить веселее было.

О направлении главного удара я не сказал ничего. Капитану, да еще отправляющемуся во вражеский тыл, о том знать не полагалось. Табор-то я действительно планировал разгромить. Не люблю, когда кто-то нависает с фланга.

Выступить пришлось еще ночью, часа за два до рассвета. Так что одна из моих любимых в прошлом песен к нам не относилась. Та самая: «Мы выходим на рассвете, из Баграма дует ветер».

Далеко до Баграма. Гораздо дальше, чем до рассвета.

Классику в виде Толстого нашего, Льва, я помнил. Момент, когда колонны русской армии блуждали по полям вокруг Аустерлица, перемешивались, создавали бардак. Так я не Вейротер.

Каждый маршрут был заранее пройден казаками, и теперь именно они вели колонны. Потому насчет блужданий я был спокоен. Все выйдут куда надо и примерно когда надо. Известие о взятии цесаревичем Браилова пришло около полуночи. Алексей был молодцом. Конечно, до полноценной крепости городку было далеко, но, во-первых, важен почин, во-вторых, там были захвачены знатные магазины, как в эту эпоху называют продовольственные склады для армии. Османам они все равно уже не понадобятся, а нам будут весьма кстати.

Плохо было лишь одно. Контролировать движение войск в темноте было нереально. Пока посыльный будет блуждать во мраке, положение изменится. Хотя турки до сих пор не любили ночные бои. Если и выступят в нашу сторону, то встреча все равно произойдет уже при дневном свете.

Раньше начнешь – больше за день сделаешь.

И постоянно грызла тревога за посланных с Бекетовым. Какая бы ни была подготовка моих охотников, в поиске могло произойти все что угодно. Нарваться не трудно с любой подготовкой, а сил у хохлов и османов вокруг полно, и уж небольшой отряд задавить сумеют. Тупо взять числом.

Время тянулось медленно, несмотря на всю мою занятость. Есть такое свойство у времени, когда волнуешься за тех, кто дорог. Ближе к рассвету со стороны дальнего турецкого табора раздалось несколько едва слышных выстрелов, и все смолкло. Я долго ждал продолжения, но его не последовало. Значит, ничего серьезного. Если бы османы действительно обрушились на Бекетова, то шума было бы много. Но вновь царила тишина, нарушаемая лишь бряканьем разнообразной амуниции идущих в ночи войск.

Когда же окончательно рассвело, вдали загремело по-настоящему. Сражение началось, хотя в общем масштабе это был лишь малозначащий эпизод.

Основные силы продолжали медленно продвигаться согласно намеченному плану. И как положено, дальше началась импровизация. Правда, заранее предусмотренная.

Турки тоже решили нанести нам удар сегодня. В итоге встреча произошла по пути. Гораздо ближе к ним, чем к нам, что означало более позднее выступление противника. Солнце уже достаточно высоко поднялось за нашими спинами и сейчас слепило туркам глаза.

Визирь если и размышлял, то самую малость. Он послал войска в атаку с ходу, не дожидаясь развертывания всех сил или хотя бы подхода следовавших дальше. Первой у османов двигалась кавалерия, и своя, и татарская. Всадники бросились в атаку с азартом. Что может быть слаще, чем обрушить клинок на живую плоть? В идеале – когда эта плоть убегает в панике.

Хочешь жить – дерись. Кавалерия ничего не может сделать стойкой пехоте. Полки торопливо перестроились в каре, ощетинились штыками. Развернулась артиллерия. Все совершалось так, словно проходили обычные учения. Не зря солдатикам постоянно вбивались в голову прописные истины, и не зря каждое движение, каждый маневр отрабатывались сотни раз.

Затем взвыли ракеты. Конь вообще довольно пугливое животное. А тут речь даже не о картечи. Что-то шипит, взрывается, поневоле заставляет броситься в сторону. История повторялась. Разумеется, татары и турки были храбры. Их подвели лошади. А потом еще рявкнули пушки, и картечный шквал буквально выкосил первые ряды тех, кто еще несся карьером в атаку. Гранье довел артиллерию до совершенства. Каждый номер расчета совершал лишь пару движений, зато всем вместе было достаточно десяти секунд для производства следующего выстрела. Шесть выстрелов в минуту отличный результат, пока еще не достигнутый в иных армиях.

И в довершение залпами ударила пехота. Так сказать, по самым храбрым и отчаянным. Поле перед нами оказалось заваленным людскими и конскими трупами. Еще больше было тех, кто мчался прочь от нашей доброты. Мы же не пожалели ни пороха, ни свинца для дорогих гостей.

Врубиться саблями в плоть не получилось. Размеренно застучали барабаны, и каре медленно двинулось вперед. Ни казаков, ни драгун мы пока так и не использовали. Их черед придет позднее, на завершающем этапе. Или же – в качестве меры пресечения на случай неприятной для нас ситуации. Это ведь наиболее мобильная часть наших войск, да вдобавок действовать обучена и в конном, и в пешем строю. Вот и пусть пока побудет в резерве.

Справедливости ради, при главных силах оставалось лишь четыре драгунских полка. Остальные шесть вместе с двумя слободскими и, разумеется, с казачьим отрядом были отправлены в обход. Этакий летучий корпус, или, как выразился Петр, корволант. Даже с парой конноартиллерийских и одной ракетной батареями. Во главе был поставлен лучший из наших кавалерийских начальников – Меншиков.

Отбитая атака – еще не победа. Зато случившееся сильно подняло воинский дух. У нас ведь даже потерь пока не было. Потому армия шла вперед бодро.

– Как мы их! – Усы Петра воинственно топорщились.

День еще начинался, и могло случиться всякое. Тем не менее главное – почин.

Разумеется, нас сопровождала свита. Адъютант не роскошь, а средство связи. Плюс еще полуэскадрон драгун в качестве охраны. Любое сражение чревато неожиданностями, и лучше обезопасить себя хоть от части из них.

Но все эти конные за спиной не дали узреть появления гонца. Просто я вдруг обернулся и увидел, как из-за свиты выскакивает всадник на взмыленной лошади, и лишь потом узнал собственного сына.

– Ваше величество, разрешите обратиться к его высокопревосходительству фельдмаршалу?

Все строго по уставу и воинской этике. Только дыхание сбивается, словно скакала не лошадь, а сам Андрей.

Петр торопливо кивнул.

– Капрал Кабанов. От капитана охотничьей команды лейб-гвардии Егерского полка Бекетова. Приказ выполнен. Мазепа захвачен и скоро будет доставлен сюда. Наши потери – один убитый и двое раненых. Немного нарвались на отходе.

И только сейчас я обращаю внимание на мундир сына. Вернее, даже не мундир, а подобие маскхалата, введенное лишь для моей команды. Перепачканный, левый рукав чуть распорот… Никакой скачкой это не объяснить. Не учел я… А хоть бы и учел – мужчинами не становятся в тепличных условиях.

– Ты там был? – спрашиваю прямо.

– Так точно! Я же причислен к команде. – Андрей сияет, словно золотой луидор.

– Мазепа захвачен? – Новость настолько ошеломила императора, что он лишь теперь обрел дар речи.

– Согласно приказу фельдмаршала, скрытно проникли в лагерь изменников, местами сняли охрану, бывшего гетмана взяли в его шатре. Кого-то пришлось убрать. На отходе нарвались на патруль, но справились с ним быстро.

– Молодцы! Вот это подарок! Всем участникам кресты! Так и передай, сержант!

– Я капрал, – попытался поправить Андрей.

– Я сказал: сержант гвардии.

Сын расцвел. Сержант гвардии равен армейскому подпоручику. С учетом возраста отличное начало карьеры. Крест, конечно, будет солдатским, так ведь все еще впереди. Петр бы его и в офицеры произвел, но для офицера сын чересчур молод. Пока звание соответствует должности, и если поручик, то именно заместитель командира роты. Не больше и не меньше.

– Опять атака, Петр Алексеевич. И опять кавалерия. Учишь их дураков, учишь…

Вторая атака провалилась точно так же, как первая. И третья, в левый фланг, тоже. Лишь после нее визирь осознал их тщетность. Да и как не осознать, потеряв изрядную часть всадников?

Впрочем, с пехотой туркам тоже не повезло. Всевозможных ретраншементов они заранее вырыть не догадались, а теперь было уже поздно. Янычары встали в поле, расставили артиллерию и решили использовать наш метод. То есть перейти к обороне, нанести нам потери и уж затем ударить.

Тут имелись нюансы. Гранье являлся непревзойденным артиллеристом, а наши канониры могли дать фору кому угодно в эту эпоху. Да, турецкие ядра порою попадали в наши колонны, однако на один выстрел противника приходилось минимум шесть наших, и спустя четверть часа половина вражеской артиллерии была сбита, пехотный строй янычар прорежен, и лишь местами дело дошло до рукопашной.

А затем загрохотало в турецком тылу. Меншиков обошел османов с фланга и теперь громил всех, кто только попадался под копыта коней. Это был полный разгром. Визирь оказался умным человеком и, едва осознав случившееся, предпочел покинуть опасные места. Должен же кто-то доложить султану о непобедимости русской армии.

Вот теперь пришел черед кавалерии. Драгуны, казаки, волонтеры Кантемира пошли в преследование до полного изнеможения коней. Ну или, во всяком случае, километров на десять. В реальности османы все еще сохраняли подавляющее превосходство и вполне могли бы организоваться, встретить нас на другом рубеже, а при удаче – совершить какой-нибудь маневр, а то и окружить. Сражение всегда можно продлить, было бы желание. Однако дух у янычар упал, и о сопротивлении большинство из них уже не думало. И по примеру начальства, и по собственному почину.

К вечеру стало окончательно ясно: победа! Мира, разумеется, Порта просить не станет, но теперь будет намного осторожнее. Например, сделает упор на оборону крепостей. Следовательно, надо постараться к концу кампании выйти к Дунаю, захватить на левобережье все городки, которые пока едва укреплены, и пусть делают, что хотят. Уже не мы к ним в гости, а они к нам.

– С победой, государь! – Раньше я суеверно не поздравлял. И не удержался. – Сейчас еще пленных и трофеи подсчитывать…

– Где он? – встрепенулся Петр.

До этого момента у него элементарно не было времени для долгожданного свидания. Площадь сражения увеличивалась, а с ним возросла роль управляемости нашими разошедшимися по сторонам полками.

– Да вот же. – Я кивнул на бывшего гетмана, который плелся на аркане.

Слезать с коня император не стал. Так сподручнее смотреть сверху вниз, хотя Петр и без того был высоким.

Он подъехал и хищно взирал на былого помощника, словно прикидывал, зарубить ли его сейчас самому или отложить мероприятие до какого-нибудь торжественного момента?

– Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи? – не удержался я от цитирования неродившегося классика.

– Я тебе не сын, – угрюмо буркнул Мазепа.

Раскаивался ли он? Вполне возможно. Раз попался и прощения теперь не выпросить.

– Конечно, нет, – согласился я. – Мой сын тебя и захватил.

– Иуда! – Это было единственным словом, которое бросил Петр.

– Осины нет, государь, – напомнил я.

– Найдем! Стеречь его как зеницу ока!

По всему полю горели костры. Солдаты готовились по-походному отпраздновать победу. Разумеется, речь не шла о повальной пьянке. Так, по чарке, это же не доза для мужчины.

Более серьезно будет там, где денщики накрывали длинные столы для генералитета, высших офицеров и особо отличившихся в сражении. Денщики – народ запасливый. Как всегда и везде.

– А завтра с утра полетим в Крым, – напомнил государь. – Надо отвадить турок от наших берегов.

Буквально мои слова. Раздергал, понимаешь, собственного фельдмаршала на цитаты.

– Только ненадолго, – предупредил я. – Там удерживать, а тут до начала осени надо еще все захватить и подготовить войскам зимние квартиры. Война еще не закончена.

Закончим, разумеется. Куда денемся? Не первая война…

33. Море начинается с берега

Разумеется, вылететь на следующее утро не удалось. Только в кино сразу после победы в битве начинается всеобщий рай. На самом деле ничего еще не заканчивается, а уж до окончательного одоления врага порою остается столько…

Требовалось прикинуть дальнейшие шаги, организовать преследование противника, начать движение к дальнейшим рубежам, обеспечить подвоз продовольствия, пусть и с учетом богатых трофеев, и все сделать максимально быстро, пока враг не опомнился и не предпринял каких-то ответных шагов. Порыв не терпит перерыва, а недорубленный лес опять вырастает.

Вечером отдохнули, ночь провели в относительном покое, а на рассвете вновь затрещали барабаны, зовя солдат в поход. Только теперь отряды расходились по разным направлениям, закрепляя успех.

Пришлось весь день гонять дирижабль на разведку, пару раз увеличивать панику у османов, сбрасывая бомбы, в общем, работать по полной программе. И лишь убедившись, что дела идут хорошо, и, переночевав еще одну ночь, вылетели в Крым.

Все относительно. По меркам грядущих веков скоростью дирижабль не отличался. По нынешним же был самым скоростным средством транспорта. Летели привычной компанией. Петр, Меншиков, Кабанов, Ширяев, Гранье и, в общем закономерно, Ахмед. Все-таки татарин, да и многократно проверенный, может выступать в качестве переводчика.

Собственно, Петр хотел захватить с собой пассию, однако Екатерина, в девичестве Марта, твердо отказалась. С одновременным признанием, что она находится на втором месяце беременности, иногда мучает токсикоз, и всякая болтанка ей явно противопоказана.

Теперь будущий отец испытывал двойной подъем. И от победы над османами, и от грядущего прибавления рода Романовых. Верный показатель мужской любви. Если любишь женщину, то хочешь от нее детей. Если же просто приятно проводишь с ней время, зачем лишние проблемы? Судя по всему, Петр Екатерину любил. Пусть по-своему, но любое чувство индивидуально. Зато в данный момент уверенность императора в победе была безграничной, будущее казалось прекрасным, и его настроение невольно передавалось спутникам. Даже вечно скептически настроенным, вроде Командора.

Впрочем, последний был всегда изначально уверен в собственных силах. Он лишь изредка поддавался эйфории и предпочитал взирать на мир без розовых очков.

Полет по любым меркам мог считаться дальним. Особенно с учетом, что местность внизу лежала большей частью незнакомая, ориентиров было мало, и путешественники едва не заблудились над бесконечной степью. Командор даже стал задумываться об горючем, которого имелось в обрез, но все-таки сумели определиться и выйти к Крыму. Дальше было уже легко. Над полуостровом летали столько раз, что никаких проблем найти нужную точку не имелось.

– А вот и турки! – Вдали открылись морские просторы и замаячили корабельные мачты.

Усы Петра хищно вздыбились. Он был готов прогонять супостатов за неимением бомб хотя бы внешним видом воздушного судна.

– Завтра, государь, – понял его Кабанов. – Сегодня просто посмотрим и повернем к Севастополю. Да и горючее почти на нуле.

Последнее являлось главным аргументом. Превратишь по собственной дури дирижабль в воздушный шар, и что потом?

– А ведь Сорокин преувеличил, – сразу отметил Петр, старательно пересчитывая корабли. – Их тут поменьше.

– Значит, мы видим не все, – возразил Ширяев. – Обрати внимание, государь, многие из них чинятся.

Действительно, сверху было отлично видно, что на некоторых судах шла работа по починке такелажа. Моряки старательно приводили в порядок мачты, возились с корпусами. При виде дирижабля османы сразу впали в панику. По мачтам забегали матросы, корабли оделись парусами и стали сниматься с якорей, позабыв про ремонт.

– У меня такое впечатление… – начал было Командор и умолк.

– Что? – Флот внизу неорганизованно начал отходить подальше в море.

– Да нет. Откуда? Ладно. Сейчас опустимся в Севастополе, узнаем. Тут потерпеть осталось…

Впрочем, кое-что стало понятно еще до посадки. Около причальной мачты притулился второй дирижабль. Рядом уже имелся построенный эллинг, следовательно, дирижабль пришвартовался относительно недавно. Зачем держать его снаружи? У него парусность такая, что любой относительно крепкий ветер так и норовит сорвать со швартов.

– Юра? – спросил Петр, словно остальные могли ответить точно.

О том, что второе воздушное судно, дизель которого починили, было оставлено в распоряжении Флейшмана, знали все. Больше вроде и некому…

– Собственно, решил посмотреть, как у вас дела, – улыбнулся Юра.

Они сидели прямо на открытом воздухе за спешно сооруженным слугами и уже накрытым столом. Погода позволяла. Поздний вечер был теплым, хотя и не тихим. Повсюду шла работа. Севастополь даже с натяжкой еще нельзя было назвать городом. Да и реально ли построить с нуля за пару с небольшим месяцев? Однако кое-какие здания уже стояли: тот же эллинг, несколько складов, временный штаб, еще больше лишь возводились, и совсем необжитым место уже не выглядело. Особенно принимая во внимание многочисленные палатки, то стоявшие ровными рядами, то как бы намечавшие грядущие улицы.

Внизу в бухте застыли корабли. На них тоже шла своя жизнь, и видно было, что в любой момент парусные красавцы готовы были выйти в море.

– Только посмотреть? – подозрительно осведомился Петр.

Он словно спрашивал, не случилось ли что важное в огромной державе?

– Ну да. Лето, Крым, теплое море, вообще, благодать. Здесь только и отдыхать. Хотя бы пару дней. У нас-то полный порядок во всем. Даже больше.

С Флейшманом прилетели Кротких и Калинин, потому почти вся компания была в сборе. Кроме Ардылова да Ярцева. Но последний сейчас находился вообще далеко.

– А поподробнее, – Командор переводил взгляд с одного приятеля на другого и остановился на Сорокине. – Давай с тебя, как почти с местного.

– Как что, так с меня, – тем же тоном отозвался Константин. – Мне и рассказать толком нечего. Турки пошлялись вдоль берегов, высадили на пробу десант. Да только его Клюгенау встретил и обратно не отпустил. Тогда флот попробовал войти в Балаклавскую бухту. Убедились, что береговых батарей нет, и двинули. Но почему-то третий по счету корабль вдруг взорвался. Четвертый – тоже. Остальные передумали.

– Мины?

– Мне показалось, что Балаклавы османы не минуют. Ну вот, столпились они у входа, а тут Юра как раз прилетел.

– А чего они мишени старательно изображали? – с ноткой обиды в голосе вопросил Флейшман. – Сами провоцировали, а я человек слабый, соблазнам подверженный. Вот и пришлось малость поработать.

– Велика хоть малость?

– Фрегат и линкор взорвались к такой-то матери, да при их взрыве многие пострадали. Говорю же: кучно стояли. Грех было не воспользоваться.

За столом грянул дружный смех. Лишь Петр, уже отсмеявшись, заметил:

– Надо было флот вывести.

– Не хотелось начинать сражение вечером. Это же буквально перед вашим прилетом случилось. Даже Юрин дирижабль еще в ангар не затащили. Каюсь, государь, я вообще был в Балаклаве. Сюрпризы устраивал, потом два застрявших там корабля у турок принимал, а пока сюда вернулся… Думал, с самого утра…

Южный вечер стремительно перешел в ночь. Стол теперь освещался фонарями. Не сидеть же в полной темноте! А уж выводить ночью флот и искать неприятеля вслепую было вообще нелепостью.

– Так вы два корабля захватили? – вычленил главное Петр.

– Да. Линейный и фрегат. Потому мина и рванула под третьим. Маленькая ловушка или бухта без выхода. Противник на море у нас и так пуганый. А если надо плавающую посуду перетопить, за этим дело не станет. Мне казалось, главное – сейчас сделать так, чтобы турки в любых обстоятельствах к берегам нашего Крыма даже подойти боялись. Нам же города здесь строить, обживаться. Да и не только здесь. Все земли севернее до сих пор хозяина не имели. Пора их осваивать.

– Точно. Те же немцы рады будут сюда приехать, – поддержал Командор. – Им надо лишь одно: гарантия безопасности. Шутка ли: с нуля целый край освоить!

– Железную дорогу закончить надо, – добавил свое Флейшман. – И сразу за новую приниматься. Кое-какой опыт уже появился. И опять-таки, смотрите.

Он положил на стол небольшое колечко, и все принялись его разглядывать.

– Железо…

– Оно самое. Из-под Курска. Женя Кротких только что привез в Петербург, вот мы и решили побыстрее слетать сюда и порадовать. Там новый завод поставили неподалеку от рудников, чтобы руду далеко не таскать, это из первых отливок. Так что без металла не останемся.

– Молодцы! – вскинулся император. – Вот как есть молодцы! Зело радуюсь, глядя на вас. Хоть и своевольничаете порою, да токмо дело делаете. И не понуждать вас к нему надо, а напротив, придерживать. И все-то вам удается!

– К сожалению, не все, государь. Хотелось бы большего, но нужна определенная последовательность. Но одно тянет за собой другое, и работы впереди еще непочатый край.

Командор грустно улыбнулся, а затем вдруг добавил:

– Только придерживать нас зачем?

– Вас удержишь! – расхохотался Петр.

– Нас? – Командор обвел взглядом своих соратников. – Нас – никогда! И вообще, все еще только начинается. Женя, давай гитару. Только не говори, что не взял!

– Что споем? – Гитара оказалась под рукой, словно рояль в кустах. Так ведь любая импровизация требует подготовки.

– Пиратскую бабушку! – сразу заявил Петр. И первый же не очень музыкально запел:

Гаснет сумрак голубой В парусах фрегата… Провожала на разбой Бабушка пирата…

А что? На то и победа, чтобы веселиться. Уныние – грех. Впереди столько дел…

34. Флаг на мачте

Тихий океан притворялся действительно тихим. Легкий ветерок надувал паруса, чуть приподнимались и опускались на едва заметных волнах корабли, а солнце весело играло бликами на бескрайней водной глади. Благодать! И не скажешь, что в далекой России уже подходит к концу лето.

Два корабля возвращались, чтобы вернуться. Форт Росс, как назвали поселение в память о другом, бывшем в ином мире, хотя и в тех же краях, заложен, однако для жизни необходимы припасы. Пока колония станет на ноги, пока удастся распахать землю, дождаться урожая, пройдет время. Имеющихся запасов может не хватить даже с учетом охоты и торговли с местными племенами. Корабли без того шли порядком нагруженные, вплоть до лошадей. Пока на востоке России не наступила зима, можно успеть обернуться и доставить побольше нужного, но в первый раз не вместившегося.

Валера не без удовольствия вспоминал о проделанной работе. Залив он сумел найти достаточно легко. Потом, правда, пришлось налаживать контакты с индейцами, довольно примитивными, да еще разноязыкими, однако сумели справиться и с этим. При помощи бывших флибустьеров Шарля и Алена, хоть в какой-тот степени владевших наречиями. Пусть не теми, но все-таки при известной доброй воле договориться возможно.

Не зря Кабанов с Флейшманом, а затем и Ярцев проводили среди бывших пиратов долгую разъяснительную работу. Хочешь обосноваться без помех и делать дело, заручись поддержкой местных. Да и пребывание в России дало плоды. Раньше бы былые соратники, может, и попытались решить дело наскоком, сейчас они стали намного мудрее.

Как бы то ни было, индейцы не возражали против пребывания на их землях белых людей. Правда, на всякий случай поселение строилось в виде форта, деревянного, раз дерева вокруг было в избытке, да и возводить из него крепостные стены и дома быстрее, так ведь серьезного оружия у местных не имелось.

Почва поблизости словно звала к распашке, море рядом вместе с реками обещали обеспечить рыбой. Скота, правда, с собой было мало, однако недостаток мяса можно было восполнить охотой. Пороха на первое время имелось в избытке. Если не воевать очень много и долго. Но большой войны не планировалось, с местными вообще изначально по русскому обычаю собирались жить в вечном мире, разве что каких-нибудь европейских гостей встретить придется. Всем прочим поселениям было труднее, хотя бы из-за климата. С аборигенами же надо жить дружно. Отныне тоже подданные того же государства. Или – будущие подданные.

Везде, куда приходила Российская империя, коренные народы сохранялись. Даже большинство их обычаев, уклад жизни. Нет, разумеется, шероховатости имелись. Даже войны велись, чего уж там? Порою весьма затяжные, как Кавказская, порою короткие. Обычное, так сказать, дело. Однако не было геноцида, попыток уничтожения аборигенов. Играл роль национальный русский менталитет с его добродушием, вниманием к посторонним и с отсутствием бессмысленной жестокости. Но важен был и иной факт. При огромных территориях населения вечно не хватало, и империи требовались не пустые земли сами по себе, а земли с людьми. Зачем лишние пустоши? Это города можно при необходимости построить самим – там, где их не имелось, поднять насколько реально культуру, обеспечить каждому новому подданному выход в большой мир – при желании и способностях. Подавляющее большинство предпочтет жить, как жили, однако в истории достаточно имен тех, кто стал служить империи и достиг немалых высот.

– Жалеешь, что обошлось без драки? – Валера положил руку на плечо грустного Марата.

– С индейцами – нет. Они же уже почти наши. Да и из-за чего нам воевать?

– Правильно. Лучше все дела решать без драки. Жаль, не всегда получается. Многим мы покоя не даем.

– Вот-вот, – подхватил младший Ширяев. – У нас там война, а мы тем временем… Я же офицер, мой долг воевать.

– Война закончится когда-нибудь. Что делать, если приходится сразу заниматься всем? И от врагов отбиваться, и промышленность создавать. И дороги прокладывать, и новые места осваивать. Ты же не только егерь, блин, но и морской офицер. Очень хороший. А у нас моряков острая нехватка. Пока другие еще профессию освоят… Ты же знаешь, зачем мы здесь. А подраться… Как бы не пришлось…

Сказал и словно накликал.

– Парус на горизонте! – в крике вахтенного пока не было тревоги. – Нет, паруса!

Неведомая флотилия возвращалась с севера и волею случая шла наперерез двум русским кораблям.

Томительно потянулось время ожидания. Собственно, предполагать худшее вроде не имелось повода. Это не Карибское море прошлого века. Обычно корабли встречаются и спокойно расходятся. Между странами мир, любое нападение чревато, а с пиратами разбираются просто. Все оно так, только предупреждение Командора…

– Испанцы. – Валера наконец-то смог разглядеть флаги. – А ведь они явно пытаются нас обложить.

Бывшему флибустьеру стоило доверять в подобных вопросах. Сколько раз он это видел – и со стороны нападающего, и со стороны добычи.

– Ну что ж… Пришла очередь твоего подарка. Сергей как в воду глядел. Поднять флаг на место! – Удирать Ярцеву не хотелось. Он же представитель могущественной державы! – Тащи! Пусть видят!

Марат обернулся мгновенно. Он торопливо развернул сверток, извлек из него аккуратно сложенный флаг, и скоро тот медленно пошел ввысь. Этакий символ того, с чем придется иметь дело испанцам в случае обострения обстановки.

Людей на русских кораблях было по минимуму. На артиллерийский бой с натяжкой хватит, а вот если дойдет до абордажа, будет совсем тяжело. Но разве настолько важна численность команд? Тем более испанцам она неведома.

Матросы напряженно всматривались в приближающиеся корабли. Боевую тревогу Валера пока не объявлял, однако все уже мысленно готовились к бою.

И вдруг…

– Отворачивают, ядрен батон! Отворачивают!

Испанцы действительно уходили в сторону. Пусть их было больше, пусть посторонних свидетелей не было, однако их нервы не выдержали. Пара русских кораблей спокойно продолжала следовать прежним курсом. Только на мачте флагманского рядом с Андреевским флагом развевался еще один.

Тот самый. С улыбающейся кабаньей мордой.

Оглавление

Вместо пролога Из дневника Сергея Кабанова

1. Круги на воде

2. Ярцев. Охотск

3. Командор. Кенигсберг

4. Сергей Кабанов. Люгер

5. Юрий Флейшман. Сюрприз

6. Ширяев. Еникале

7. Командор. Железная дорога

8. Война

9. Из дневника Сергея Кабанова

10. Ярцев. Морские дороги

11. Ширяев. Керченский полуостров

12. Командор. Перекоп

13. Флейшман. Дела и хлопоты

14. Кабанов. Перешеек

15. Слово и дело

16. Флейшман. Интриги и заботы

17. Ширяев. Керченский пролив

18. Кабанов. Дань прошлому

19. Крым и море

20. Передышка

21. Зимние дела и разговоры

22. Дороги и города

23. Сергей Кабанов. Наваждение

24. Другое полушарие

25. По обе стороны Перекопа

26. Сергей Кабанов. Сюрпризы и решения

27. Сергей Кабанов. Последние приготовления

28. Выдвижение

29. Великий океан и Великие равнины

30. Кабанов. Прутский поход

31. Флейшман. А в Питере покой

32. Командор. Прутское дело

33. Море начинается с берега

34. Флаг на мачте Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg