«Капитан Магу-3»

Капитан Магу-3 (fb2) - Капитан Магу-3 1706K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Вадим Васильевич Полищук

Полищук Вадим Капитан Магу-3

Пролог

— Вы — увечный?

— Бог миловал.

— Инвалид?

— Нет.

— В армии вообще служили?

— Не имел чести.

Перед Алексом сидел крайне неприятный тип в потертом фраке с манишкой и тросточкой, похожий на мелкого мошенника, каковым, по всей видимости, он и являлся.

— Так какого…, — отставной капитан с трудом сумел взять себя руки. — Тогда, не понимаю, зачем вы пришли ко мне? На входе ясно написано «Фонд помощи увечным и инвалидам руоссийской армии». Увечным и инвалидам. Понимаете?

Фонд располагался в том же здании, что и «Коммерческий банк Магу и партнеры», но имел отдельный вход с улицы.

— Но я хотел бы предложить вашему фонду очень выгодное дело…

Это предложение было уже пятым только за сегодняшний день.

— Пошел вон.

— Что, простите?

— Вон!!! — взорвался Алекс.

Тип с тросточкой с похвальным проворством отскочил к двери кабинета, и уже оттуда дал краткую характеристику председателю фонда, отставному капитану Магу.

— Псих! Сумасшедший!

— Убью!!!

Рука привычно рванулась к кобуре. Забыл капитан, что уже полтора месяца, как он в отставке хоть и с правом ношения мундира, а вот огнестрельное оружие носить подобным образом ему запрещалось. Алекс рванул ящик стола, в котором лежал револьвер, но тот оказался предусмотрительно запертым на ключ. Как раз на случай подобных ситуаций. И тогда отставной капитан выхватил саблю.

Тип резво выскочил в коридор.

— Спасите! Убивают!

К моменту появления Алекса в коридоре, посетитель успел скрыться, его вопли отдаленно доносились с улицы. Председателя фонда с обнаженной саблей в руке встретили удивленные взгляды сотрудников, выглянувших на крик посетителя.

— Продолжайте работать.

Алекс с лязгом вернул клинок в ножны и захлопнул дверь. Очень хотелось выпить водки, но не было никакого желания прямо сейчас пройти через коридор фонда на улицу, а там до ближайшего кабака. Капитан плюхнулся обратно в кресло и несколько минут провел, разглядывая завитушки на лепнине потолка и пытаясь успокоиться сам.

Из состояния задумчивого созерцания его вывел осторожный стук в дверь.

— Войдите.

— Ну что, теперь ты понял, какова нелегкая доля руоссийского мецената?

— Да, папа, понял. А еще я понял, что не мое это дело.

Банкир Виктор Магу опустился на тот же стул, с которого несколько минут назад вылетел предыдущий посетитель.

— И что собираешься делать дальше?

Алекс взглянул отцу прямо в глаза.

— Фонд может выдать мне безвозвратную ссуду на пятьдесят тысяч?

— Может, конечно, но зачем тебе такие… Нет, сын, только не это! Ты же только оттуда вернулся. О матери подумай!

— Да, папа, да. Это единственное, что я умею делать, но делаю это хорошо.

Глава 1

По руоссийски себриец говорил очень прилично, но с заметным акцентом присущим этому народу. Да и выглядел весьма импозантно со своей бородищей и с торчащими из-за пояса рукоятками сабли, кинжала и двух револьверов. Проще говоря, выглядел себриец настоящим бандитом. Попадись он отставному капитану в руоссийском лесу, Алекс разрядил бы в него весь барабан револьвера, не задумываясь. Но здесь, в едва сбросившей османийское иго и до сих пор разорванной на несколько лоскутных княжеств стране, встреча с такого типа персонажем была обычным явлением. Да еще и пострашнее попадались.

Звали себрийца Гжешко. Прихлебывая и зажатой в правой лапе кружки местную кислятину, он внимательно ощупывал Алекса взглядом. Наконец, он поставил кружку на грязноватый стол.

— Пятьдесят тысяч — серьезный аргумент. На эти деньги мы сможем купить две сотни винтовок и патроны к ним. Но деньги это не главное. Деньги у нас есть, нам многие помогают. А вот возможность купить винтовки и патроны с хорошей скидкой и напрямую с завода, это дорогого стоит. Посредники обходятся нам очень дорого.

— Хорошо, — согласился Алекс, — письмо деду я напишу, думаю, он мне не откажет. Но как вы их вывезете из Руоссии?

— Вывезем, — Гжешко хлебнул их кружки, — кого надо подмажем.

Похоже, договорились. Война закончилась, заказы на оружие от военного ведомства резко упали, а что оставалось — уплывало на казенные заводы. На заводах деда мертвым грузом осело немало деталей винтовок из задела под ожидавшиеся заказы. Теперь же Август Тизель получит свои деньги за ставшие никому не нужными железки, себрийцы — новейшее руоссийское оружие с хорошей скидкой. Даже таможенники по обе стороны границы останутся довольными. Со временем же, этот тонкий ручеек доставки оружия в Себрию вполне может превратиться во вполне приличную речку. Единственными проигравшими в этой комбинации должны были остаться османийцы, но их мнением по этому вопросу никто не подумал поинтересоваться.

— К нам приходит немало ваших офицеров из отставников, — продолжил себриец. — По большей части их отправили в отставку по причине пьянства или непригодности к службе. Поэтому, берем мы очень немногих.

Алекс отметил, что речь у этого местного патриота слишком правильная для простого себрийского романтика с большой дороги, каким он столь старательно прикидывался.

— Но вас мы взять готовы. Даже сотню вам дадим. Вот только фамилия ваша…

— Что не так с моей фамилией? — напрягся Алекс.

— Всего три месяца назад вы стали очень известной личностью на Палканах. Здесь очень хорошо помнят фамилию офицера, из-за которого чуть было вновь не началась война. И мы помним, и османийцы. А потому, ее необходимо сменить. Например, на Руоссийский. Алекс Руоссийский. Нет, лучше «сотник Руоссийский». Вам нравится?

Алекс пожал плечами.

— Мне все равно. Но как-то уж слишком явно указывает на мое происхождение.

— А вы надеетесь прикинуться себрийцем? — хохотнул Гжешко. — Или сохранить инкогнито?

Алекс подметил еще одно словечко столь нехарактерное для себрийца из медвежьего угла Палканских гор. Но и самому за местного жителя не сойти, даже, если выучить язык в совершенстве. Себрия невелика, и двое незнакомых себрийцев сойдясь вместе обязательно найдут каких-нибудь общих знакомых или дальних родственников. Не зная досконально всех хитросплетений родственных связей выдавать себя за себрийца бесполезно, самозванец будет разоблачен на второй минуте разговора, даже если ему удастся полностью избавиться от акцента.

— Ни то, ни другое, — ответил Алекс, — но хотелось бы что-нибудь менее громкое.

— Ну, тогда предлагаю вам взять псевдоним Барти, — сходу предложил Гжешко. — Скромно и национальность не определить, под такой фамилией может скрываться кто угодно.

— Хорошо, — кивнул головой отставной капитан, — я согласен. Но почему именно Барти?

— Мой отец родом из городишки Барти, — расхохотался себриец.

Сделал он это немного наигранно. Алекс сдержанно улыбнулся и задал еще один вопрос.

— А вы в столичном университете обучались?

Гжешко так поперхнулся, что даже акцент почти исчез. Прочистив горло и смочив его для верности пивом, он поинтересовался.

— Как догадался?

— Слишком правильное построение фраз, пара специфических столичных словечек, обращение на «вы». К тому же, я слышал, что в нашем университете обучалось немало себрийцев.

— Прокололся все-таки, — улыбнулся Себриец, — а мне казалось, что я довел свой образ до совершенства.

Гжешко был представителем организации «Свободная Себрия». Не удовлетворившись результатами Руоссийско-Османийской войны, по которой часть Себрии осталась под властью султана, себрийцы создали организацию, боровшуюся за ее полное освобождение. А поскольку, переговорами дела было не решить, организация скупала оружие и вербовала добровольцев для освободительного похода. Деятельность свою организация вела за счет добровольных пожертвований со всего мира. И вексель на пятьдесят тысяч, переданный капитаном, тоже пошел в общую кассу. Алекс подозревал, что никакие жертвователи таких расходов не покроют, за «Свободной Себрией» явно стояло государство, и он догадывался, какое именно. А потому, в добровольцы отставной капитан подался не испытывая сомнений, благо, цели организации полностью совпадали с его убеждениями.

— Нет предела совершенству, — хмыкнул Алекс.

— Согласен, и предлагаю перейти на «ты». Кстати, если хочешь носить оружие скрытно, купи что-нибудь поменьше, «гранд» под такой одеждой не спрячешь.

— Спасибо учту. Но я надеюсь, что мне недолго придется прятать револьвер от чужих глаз.

— Недолго, — подтвердил его догадку Гжешко, — завтра в это же время приходи с вещами, поедем, познакомлю тебя с твоими подчиненными. Они тебе понравятся.

Судя по ехидной ухмылке себрийца, в этих словах таился какой-то подвох, но какой именно, раньше завтрашнего дня узнать было невозможно.

— И письмо деду не забудь.

Гжешко вылил себе в рот остатки содержимого кружки, давая понять, что разговор закончен.

— Непременно, — откланялся Алекс.

* * *

— Давай.

Гжешко пробежал глазами поданное ему письмо, удовлетворенно кивнул, и письмо исчезло в бездонном кармане его шаровар.

— Поехали.

Гжешко и Алекс были единственными пассажирами телеги, запряженной парой тяжеловозов. Молчаливый возница правил лошадьми с абсолютно отрешенным видом. Кстати, телега почти пустая, а идет тяжело. Запустив руку в сено, Алекс нащупал стоявшие на дне ящики, судя по размеру — оружейные.

Здесь, в уже освобожденной части Себрии, где их сторонником был каждый второй, не считая каждого первого, организация действовала достаточно свободно, особенно не скрываясь. Местный князь Войчетутский «Свободную Себрию» не жаловал, видя в деятельности организации угрозу своей власти, но вынужден был терпеть ее присутствие, так как уважением и авторитетом среди своих подданных не пользовался. Обе стороны демонстративно соблюдали нейтралитет, подчеркнуто не вмешиваясь в дела друг друга.

— Ты должен сделать из них настоящих солдат, — разъяснял задачу Алекса себриец, — а это очень нелегко. У нас нет гауптвахты, и под винтовку их тоже не поставишь. Они не знают, что такое дисциплина. Пока они сами не признают тебя своим командиром, ты не сможешь ими командовать.

— Слушай, Гжешко, — не выдержал Алекс, — а ты меня часом не пугаешь? Так я не из пугливых.

— Нет, не пугаю. Я даже обеспечу тебе фору.

— Какую еще фору?

— Приедем — увидишь.

Про предстоящие трудности с обучением личного состава отставной капитан догадывался, слишком велики отличия между добровольцем-себрийцем и руоссийским рекрутом. Одно дело веками отлаженная государственная машина по переделке крестьян в солдат, где ты являешься маленьким винтиком, и совсем другое — оказаться наедине с себрийской вольницей, когда каторгой никого не испугаешь, и ни один унтер-сверхсрочник не поможет ввиду их полного отсутствия в этих краях.

— Люди, как я понимаю, есть, но кроме них потребуется еще много чего — оружие, патроны, шанцевый инструмент…

— Будет тебе оружие, — расхохотался Гжешко, — как только приедем, так сразу и будет!

Благо, ехать было недалеко. Уже версты через три, телега свернула с широкой проезжей дороги. Скорость тут же снизилась, лошади с трудом тащили тяжелую повозку в гору. Затем дорога пошла вниз, огибая серую скалу и, наконец, спустилась в долину.

— Опять пост не выставили, — пробурчал себриец.

Алекс понял, что эта фраза относилась к его будущим подчиненным. Еще один поворот и едва заметная в траве колея вывела к старой овечьей кошаре, где их встретили три десятка бандитских, по-другому не скажешь, рож.

— Здрав будь, Гжешко.

— Здрав будь, Смирко.

Представитель «Свободной Себрии» начал обниматься с молодым жилистым себрийцем, Алекс сразу решил, что это местный главарь.

— Оружие привез?

— Привез. И еще кое-кого привез.

Вокруг Гжешко собралась толпа, и он начал толкать им зажигательную речь. Среди собравшихся Алекс заметил пару физиономий, которые где-то уже видел, но никак не мог вспомнить, где именно. И тут в словах оратора мелькнула фамилия Барти, в тот же момент Алекс стал центром всеобщего внимания. К нему приблизился здоровенный чернобородый себриец и на ломаном руоссийском спросил.

— Ты был комендантом Олумоца?

— Я, — не стал скрывать отставной капитан.

Толпа с ревом подхватила его, и на землю он вернулся минут через пять. Затем его еще долго, то ли душили, то ли пытались сломать ребра, по-иному эти объятия расценить было нельзя. Едва только Алекса отпустили, и он получил возможность нормально дышать, как тот же чернобородый здоровяк так хлопнул его своей лапищей по спине, что едва не выбил из легких остатки задершавшегося в них воздуха.

— Меня зовут Драган, я из Олумоца. Моя семья была там на площади. Башибузуки успели зарезать мою жену и детей, но ты спас сестру и племянников. Я — твой должник.

И таких должников у бывшего коменданта Олумоца набралось с полтора десятка. Большая часть себрийцев из этого отряда происходила из того же города и почти у всех в тот день на площади оказался кто-либо из родственников. Теперь стало понятно, о какой форе говорил Гжешко. Оставалось только не наделать глупостей, и не растерять авторитет у новых подчиненных.

Когда изъявление благодарностей закончилось, к Алексу подошли Гжешко и Смирко.

— Смирко будет твоим заместителем. Он хороший воин, он убил много османийцев, но в армии никогда не был. Ты должен научить его всему, что знаешь сам.

Ладонь у главаря разбойничьей шайки, которую Алексу предстояло превратить в армейское подразделение, была сухой и твердой, взгляд холодный и расчетливый. Да и общее впечатление он производил скорее неблагоприятное, такой зарежет и глазом не моргнет. Но выбирать не приходилось.

— Отставной капитан Алекс Ма… Алекс Барти.

— Смирко.

Оставалось прояснить еще один вопрос.

— Сколько времени у меня есть на обучение?

— Кто знает? — пожал плечами Гжешко. — Но я бы поторопился.

С одной стороны, чем больше времени, тем лучше можно подготовить личный состав, но и затягивать с обучением тоже не стоило. Османийская империя могла отправиться от поражения.

— Ладно, может, хоть оружие посмотрим?

— Посмотрим, — согласился Гжешко.

Алекс уверенно направился к привезшей их телеге.

— Ты все-таки догадался!

— Это было нетрудно.

Со дна телеги извлекли четыре деревянных ящика. В них оказалось два десятка винтовок Трибоди-Тартини и около тысячи патронов. Винтовки не новые, потертое воронение, царапины на дереве, явно из трофеев, оставшихся от османийцев или подобранные в местах боев. Но все были смазаны, стволы в хорошем состоянии и к работе затворов претензий не имелось, кто-то знающий успел привести их в порядок.

— Хорошо, пойдут. А штыки где?

— Зачем тебе штыки?

— Мне ни к чему, мне винтовка не положена, а у солдата штык должен быть!

— Ладно, — не стал спорить Гжешко, — будут тебе штыки.

С этим он и отбыл. На последок туманно пообещал.

— Готовься, скоро будет тебе пополнение.

Алекс проводил отъехавшую телегу взглядом, а обернувшись, обнаружил стоявшего за спиной Драгана. При таких массе и габаритах двигался он на удивление бесшумно.

— Смирко сказал, чтобы я за тобой приглядывал и был толмачом.

— Хорошо, — кивнул Алекс. — А ты где язык выучил?

— Во время войны я в руоссийской армии добровольцем был, бомбы к осадным пушкам подносил.

— То есть, службу знаешь?

— Немного знаю.

Ну вот, один почти готовый солдат уже есть, осталось научить остальных.

Деятельность свою новоиспеченный сотник Барти начал с канцелярии. Составил список, распределил по плутонгам, затем предложил самим себе выбрать унтер-офицеров. Зря он это сделал, выборы чуть было не закончились дракой. Положение спас Смирко трижды пальнувший в крышу кошары из револьвера. После того, как шум стих, он просто назначил унтеров, и все с его выбором беспрекословно согласились, никто даже не пикнул, взгляда косого не бросил.

Строевую подготовку Алекс ограничил выполнением команды «Становись». Ближе к ночи ему удалось добиться того, чтобы себрийцы образовывали две более или менее ровные шеренги, где каждый знал свое место. А на следующий день начался ад.

Нет, ему достался не самый худший человеческий материал. Себрийцы вполне прилично стреляли, хорошо знали местность и умели по ней быстро и скрытно перемещаться на большие расстояния. А то, как нужно устраивать засаду в горах, Смирко мог поучить самого Алекса. Правда, засады эти были больше рассчитаны на захват купеческого каравана, чем на уничтожение подразделения регулярной армии противника.

С другой стороны, добровольцы ни малейшего понятия не имели о дисциплине, могли запросто уйти с поста только по тому, что им стало скучно и захотелось поговорить с товарищем. Никто не хотел копать землю и всячески от этого дела отлынивал. Правда, никто не осмеливался прямо послать настырного отставного офицера по всем известному адресу. С ним всегда соглашались, но либо не спешили выполнять приказ, либо делали это никуда не спеша.

Серьезную помощь оказывал Смирко. Если отставного капитана уважали, то его нового зама многие откровенно побаивались. Стоило ему появиться на занятиях, как энтузиазм обучаемых подскакивал раза в два, а то и все четыре. Хотя самого Смирко часто приходилось убеждать в необходимости тех или иных действий.

— Ну зачем мне землю нужно копать? Я крестьянином был — копал, дорогу строил — копал. Воином стал, думал, никогда больше копать не буду, а ты опять меня заставляешь!

— Да ты пойми, — пустился в уговоры Алекс, — я же не ради собственного удовольствия, а ради сбережения ваших же жизней. Вот представь, противник наступает, как ты организуешь оборону? Где своих подчиненных разместишь?

— За камнями, за деревнями, в домах.

— Хорошо, противник подтянул артиллерию и открыл огонь. Камни с деревьями не спасут, да и не всякий дом попадание гаубичной гранаты выдержит, а в окопе можно спастись.

— Зачем спасаться, можно же уйти…

— А нельзя уходить, нужно оборону держать!

— Зачем держать?

— За твоей спиной город, там женщины и дети, уйдешь — их всех вырежут. Ты должен их защитить!

— Никому я ничего не должен! — возмущение себрийца было абсолютно искренним. — У них свои мужчины есть, пусть они их и защищают!

— Вот, — начал горячиться Алекс, — поэтому-то вас османийцы и бьют! Когда вы их последний раз побеждали? Молчи, я тебе сам скажу — пятьсот лет назад, когда Себрия еще единой была! Сколько раз за эти пятьсот лет вы восстания поднимали?

— Не помню. Много.

— А сколько из них можно назвать успешными? Ни одного! А почему? Да потому что вы готовы только за свою деревню драться, а за соседнюю уже шиш! Если бы наша армия не пришла и османийцев отсюда не вышибла, ты бы до сих пор по дорогам грабил, пока тебя не поймали и голову отрубили. Пока вы нормальную армию не создадите, вам свою землю не освободить!

— Может, ты и прав. А окопы копать надо обязательно?

— Да! И если командир отдает приказ, то его надо выполнять, а не обсуждать! Иначе османийцы вас опять ссаными тряпками разгонят!

— Я подумаю над твоими словами.

— Только думай быстрее, пока война не началась.

Смирко ушел не попрощавшись. Полночи Алекс беспокойно ворочался, душу его грызли сомнения — не слишком ли резок он был со своим заместителем. Если отношения с ним будут окончательно испорчены, то эту лавочку можно будет закрывать. Заснул отставной офицер только под утро, а разбудили его весьма странные звуки. Едва выглянув из кошары, он замер от изумления — весь личный состав энергично копал траншею, местами успев углубиться уже по колено. Правда, в их исполнении инженерное сооружение больше напоминало обычную канаву.

— Отставить!

Работа замерла, и все удивленно уставились на своего командира, чем это он опять недоволен? Пришлось пояснить.

— Траншею надо копать не где придется, а там, где требуется, исходя из условий местности и выполняемой задачи. А ты, — Алекс повернулся к своему заместителю, — смотри и запоминай, как это делается. Предположим, противник перешел в наступление с того направления силами до батальона. Тогда делаем так…

Через пять минут работа закипела вновь уже на размеченных отставным капитаном участках.

— Земля здесь плохая, — заметил Смирко, — камней много. А зачем эти изгибы нужны?

— Если траншея будет прямой, то попавшая в нее гаубичная граната или мортирная бомба выкосит всех, кто в ней будет находиться. Эти изгибы спасут солдат от осколков.

— А дерн сверху сняли, чтобы потом выкопанную землю прикрыть.

— Да. И запоминай — эта часть окопа называется бруствер.

Через четыре часа траншея достигла глубины полного профиля, бруствер был выровнен и обложен для маскировки дерном. Только копатели вознамерились отдохнуть после тяжелой работы, как их планы были жестоко нарушены неугомонным руоссийцем.

— А сейчас приступаем к изучению организации ведения огня ротой. Стрельба плутонгами…

Сзади тихо подошел Смирко.

— Может, все-таки дать людям отдохнуть?

— А османийцев ты тоже попросишь дать тебе время на отдых, прежде, чем отбивать их атаку? Продолжаем! В две шеренги становись! Первая шеренга стреляет с колена, вторая — стоя…

К вечеру он довел своих подчиненных до почти полного изнеможения. Себрийцы скрипели зубами, ругались себе под нос, но команды выполняли беспрекословно. Еще одна неожиданность подкараулила отставного капитана ночью, когда переполненный мочевой пузырь выгнал его из кошары. По периметру ограды мерно шагала темная фигура, и когда лунный свет упал ей на спину, в нем блеснула сталь винтовочного ствола. Причину внезапно проснувшегося служебного рвения Алекс узнал на следующий день от Драгана.

— Смирко пообещал зарезать любого, кто не выполнит твой приказ или выполнит его недостаточно быстро.

— И что, действительно, может зарезать?

— Полгода назад Штефран одноухий задумал сместить Смирко и встать во главе четы. Когда Смирко узнал об этом, он отрезал ему второе ухо и кое-что еще. Штефран умирал долго. С тех пор никто не рискует бросить ему вызов.

Два дня обучение себрийцев шло весьма интенсивно. На третий день прибыл Гжешко. Вместе с ним пришел небольшой обоз с оружием и полсотни новых добровольцев.

— Смотри, что я тебе привез, — издалека начал представитель «Свободной Себрии».

В одной из телег лежали длинные, ятаганные штыки к винтовкам Трибоди-Тартини.

— Отлично! Завтра же начнем обучение фехтованию на штыках.

Это еще не все, ты посмотри, кто к тебе пришел. Алекс обернулся в указанном направлении и замер. В следующую секунду он буквально повис на высоком худом себрийце.

— Горанович!!! Как ты меня нашел?

— Себрия очень маленькая. Когда я услышал, что у нас появился новый руоссийский офицер, маленький и очень злой, мне захотелось самому увидеть его.

Празднование встречи пришлось отложить до вечера, слишком много забот и хлопот навалилось на Алекса с прибытием пополнения. Если четники Смирко походили на волков, то эти, скорее, были быками. Такие же медлительные, неповоротливые и люто ненавидящие османийцев. Они не умели стрелять, ходить строем, передвигаться ползком и строить полевые укрепления, но очень хотели этому научиться. Это были крестьяне, буквально только что от сохи, бежавшие от османийцев из Южной Себрии. У всех там оставались семьи или родственники. И они очень хотели вернуться.

Появилась возможность сформировать два полноценных взвода по сорок штыков в каждом. При этом, Алекс смешал четников и вновь прибывших в составе взводов. Такое решение пришлось по душе далеко не всем. Смирко молчал весь день, но вечером, когда они с Алексом остались наедине, потребовал объяснений.

— Зачем ты разделил моих людей? Они давно вместе и хорошо знают друг друга. Мы вместе с османийцами воевали!

— Вместе вы не столько воевали, сколько разбойничали. Почему Гжешко назначил тебя моим заместителем?

— Ты здесь ненадолго, только чтобы укрепить авторитет среди нас, а командовать потом придется мне.

— Правильно, и командовать тебе придется всей ротой, а не разбойничьей четой! И думать ты должен как командир, а не как атаман! Ну разведу я их по разным взводам, так завтра же четники начнут смеяться над туповатыми и неуклюжими крестьянами, а те в ответ будут их ненавидеть немногим меньше, чем османийцев. И очень может быть, что завтра твоим четникам потребуется помощь в бою. Как ты думаешь, второй взвод им охотно поможет или еще подумает? А теперь представь, что оба взвода смешанные…

— Да, — признался Смирко, — об этом я как-то не подумал.

— Ты еще много о чем не подумал, а должен был. Четники уже хоть что-то умеют, а новичков еще надо научить с какого конца за винтовку браться. В смешанном взводе они быстрее научатся, имея перед глазами наглядный пример. Только надо сделать так, чтобы твои орлы их учили, а не издевались.

— И тут ты тоже прав. Что я еще упустил.

— Самое главное. Если хочешь стать хорошим командиром, для тебя не должно быть в роте чужих и своих, должны быть только свои. Ладно, пора спать, завтра трудный день будет, а я еще с Горановичем хотел поговорить.

История бывшего контрабандиста оказалась несложной. Уйдя из Олумоца, он некоторое время перебивался мелкими заработками, потом встретился со сторонниками только-только образовавшейся «Свободной Себрии» и примкнул к ним. Все имевшиеся у него деньги он отдал на покупку оружия.

— Езжу по всем Палканам, скупаю оставшиеся от османийцев трофеи, потом везу их сюда. Все по-прежнему, только теперь за товар могут повесить. Как только я узнал про заказ на штыки, я почему-то сразу подумал о тебе и не ошибся. А ты как здесь оказался?

— После того дела в Олумоце, меня из армии выперли именным императорским указом, хорошо хоть на каторгу не отправили, к счастью, нашлись заступники при дворе. Помыкался я в столице месяц-другой, да чуть с тоски не удавился. Плюнул на все, да и приехал сюда. Теперь вот для вас солдат готовлю. А ты как, дальше пойдешь или здесь останешься?

— Завтра уйду. Я бы остался, но ты же сам понимаешь…

— Понимаю, — согласился Алекс. — Эх, жаль, даже выпить нельзя!

Следующий день был не просто трудный, а очень трудный. Новички не умели заряжать винтовку, не знали, как пользоваться прицельными приспособлениями, не могли выставить расстояние на прицельной планке, поскольку не знали цифр. Зато у них было огромное желание научиться. С бычьим упрямством, раз за разом исправляя ошибки, они учились обращаться с оружием, а приказ выкопать траншею восприняли как отдых.

Ближе к ночи опять пришел сильно раздраженный Смирко.

— Почему они меня не слушают, а тебе только еще в рот не заглядывают?

— Потому что я — офицер армии победившей османийцев и освободившей половину Себрии, а ты — четник, то есть разбойник с большой дороги, а разбойников крестьяне во всем мире не любят.

— Да я их…

— Что ты их? Убьешь? Ну зарежешь двух-трех, может даже пятерых, а шестой убьет тебя. На одном страхе авторитет командира не построишь. Эти крестьяне тебя не боятся, они уже почувствовали свою силу и получили в руки оружие. В бою пули будут с разных сторон лететь, если не хочешь, чтобы одна из них прилетела тебе в спину, сделай так, чтобы тебе верили.

— И как это сделать?

— Ты должен показать, что относишься к ним, как к равным, а не как к тягловому скоту. Они должны есть не хуже, чем четники, не меньше спать, не больше работать и больше учиться. Сумеешь завоевать их доверие — будешь командиром, не сумеешь, в лучшем случае, никто твоих приказов выполнять не будет.

— Так что же, мне под них подлаживаться?

— Ни в коем случае! Твои приказы должны выполняться беспрекословно! Но подчиненны твои должны знать, что бы ты им не приказал, копать траншею или яму под ротный сортир, все имеет только одну конечную цель — освобождение Себрии. Ты — командир, вполне могут возникнуть такие ситуации, когда ты будешь посылать своих подчиненных на верную смерть, а сам оставаться в тылу. Так вот, ни у кого сомнений быть не должно, что их смерть будет напрасной.

— А как понять, напрасные потери или оправданные?

— Этому ни в одной академии не научат, тут поможет только личный опыт. Поэтому, учись, пока есть возможность, экзамен османийцы будут принимать.

— Сложно все это, — поморщился четник.

— А ты думал, командир только большую долю в добыче получает? Нет, он еще и первую пулю получает, когда солдат поднимает в атаку. Ох, что-то разговорился я сегодня, хоть в адвокаты иди.

На обучение роты судьба отпустила четыре дня. За это время новобранцы научились стрелять в нужную сторону и даже иногда попадать в мишень. На пятый день в расположении роты появился какой-то мутный тип, коротко переговорил со Смирко и тут же исчез. Полчаса спустя сам Смирко явился к командиру роты.

— Тут такое дело…

— Говори, не тяни кота за хвост.

— Камский паша казну собрался вывезти, — выпалил четник.

На что намекает Смирко, было понятно и без толмача. С одной стороны, не дело военных такими делами заниматься. С другой же, расходы у «Свободной Себрии» немалые. И прямые субсидии из казны Камского пашалыка будут ей совсем не лишними. Правда, подготовка личного состава вверенной Алексу роты далеко не полного состава взывала к крайней осторожности, но и прежде отставному капитану приходилось сталкиваться с чем-то подобным. И всегда проблемы удавалось как-то решить, и даже иногда получить прибыль. Может, стоит рискнуть еще раз?

— Сведения точные?

— Да, надежный человек весточку принес. Чует свинья, что мы скоро придем, вот и торопится вывезти золото, которое у нас же и награбил.

— Когда?

— Через два дня.

— Гжешко отдаем половину.

— Почему так много? — возмутился четник.

— Большая часть солдат от него, оружие и патроны тоже, — напомнил Алекс.

— Хорошо, я согласен.

— Остальное делим между ними поровну.

— Пусть будет так.

— Показывай на карте, как повезут!

Если судить по карте, то шанс перехватить обоз с казной был. В одном месте дорога приближалась к границе всего на два десятка верст. Впрочем, в этих горах границы были не более, чем условностью, мелкие разбойничьи шайки и караваны контрабандистов постоянно шастали и туда, и оттуда, а вот то, что дорога к месту перехвата была только одна, смущало Алекса намного больше.

— Готовь роту к выходу, через час выступаем! И продумай другой путь для отхода, не тот, которым мы пойдем туда.

— Зачем?

— Выполнять! — Алекс не удержавшись, хлопнул ладонью по лежавшей на столе карте.

Смирко на секунду замер, затем выпрямившись, ответил.

— Будет исполнено, капитан!

Сам Алекс положил перед собой лист бумаги и чернильницу, достал перо и начал строчить рапорт Гжешко, начальство должно быть в курсе всех дел. А если оно решит, что операция слишком рискованна или по каким-то другим причинам нежелательна, то еще может успеть остановить ее. Едва только он поставил точку, как в двери появилась голова одного из четников.

— Все готово, можно выступать.

Алекс тяжело вздохнул, настолько местные порядки отличались от требований уставов руоссийской армии. Когда еще удастся добиться, чтобы хоть докладывали по форме.

— Гранаты взять не забудь!

Шесть увесистых чугунных шаров привез Горанович, пояснил, что гранаты у торговцев никто не хотел брать, и ему предложили их бесплатно. Ну он и взял, вдруг пригодятся. Смирко не хотел брать эту тяжесть с собой, но Алекс настоял. В горах, одна сброшенная на голову противника граната могла убить его, даже не взорвавшись, а уж если она взрывалась, то могла наворотить дел.

Час спустя он уже топал по горной тропе с ощущением дежа вю в голове. Не хватало только Горановича впереди. Впрочем, его таланты сейчас бы не пригодились, четники Смирко знали тропы в этих горах ничуть не хуже.

Осень в этом году выдалась теплой и сухой, идти по тропе было нетрудно, даже когда она вела вверх. Кроме погоды радовало отсутствие сабли на левом боку, вместо нее на ремне висел старый солдатский тесак в новых, не успевших обтереться ножнах.

На привале Смирко присел рядом с Алексом.

— Должны успеть.

Отставной капитан молча кивнул, показывая, что принял информацию к сведению.

— А почему надо возвращаться по другой дороге? Эта самая короткая и удобная.

— Если бы мне надо было уничтожить нашу роту, я бы так и поступил — подкинул информацию о золотом караване до прохода, которого остался минимум времени, а сам устроил засаду на самой короткой и удобной дороге.

— Но эта засада была бы на пути туда, — возразил четник.

— Ты же сам уверял меня, что твой информатор с османийцами не связан.

— Так и есть, он их ненавидит.

— Тогда мне пришел в голову другой вариант — у кого-то не хватает сил взять караван самому. Там где золото, там сильная охрана. И он решил сделать это нашими руками. А когда мы с добычей, понесшие потери и потерявшие бдительность, пойдем обратно…

— Этого не может быть!

— Что-то я не слышу уверенности в твоем голосе. В любом случае, лучше не рисковать. Так что, есть другая дорога?

— Есть, — кивнул Смирко.

— Тогда — вперед! Поднимай людей.

Дни-то были теплыми, а вот ночи уже весьма холодными. Кутаясь в свою старую офицерскую шинель со споротыми погонами и петлицами, Алекс палкой ворошил угли костра. Завтра первый бой, а его подчиненные к нему еще не готовы, и он волновался за его исход. По шороху за спиной офицер понял, что бодрствует не он один. Ему даже не пришлось поворачивать голову, чтобы узнать кто это.

— Драган, а ты чего не спишь?

— Смирко приказал тебя беречь, вот я и охраняю.

Если назвать овечью кошару пунктом постоянной дислокации роты, то там новоявленный телохранитель ничем не выделялся из общей массы. Но только стоило роте выйти за пределы ограды, как он превратился в тень ее командира. Впрочем, нет, для тени он был слишком большим и довольно шумным.

— Ладно, спи, никуда я не денусь.

Утро не принесло сюрпризов, и уже через три часа после рассвета рота прибыла к месту, где предполагалось устроить засаду и отобрать у паши его казну. Отправленные Смирко разведчики спустили к дороге, и пять минут спустя принесли обнадеживающие вести.

— Свежих следов нет, с прошлого вечера никто не проходил.

— Значит, будем ждать, — принял решение Алекс.

Больше он к дороге никого не пустил. Выставил двух наблюдателей, а остальным приказал сидеть в укрытии. Сам же вместе со своим заместителем поднялся наверх, чтобы лично оценить диспозицию. Рассмотрев все сам, передал бинокль Смирко.

— Где думаешь устроить засаду?

— Вон там, на выходе из ущелья. По сигналу наблюдателя вывести оба взвода к дороге, залечь на склонах и поставить караван в два огня, а до этого к дороге не соваться.

— Все верно, — одобрил решение заместителя Алекс, — но есть одна проблема. Ложбину видишь?

Смирко не отрываясь от бинокля кивнул.

— Стрелки у нас в роте аховые, все уцелевшие османийцы в этой ложбине и укроются, там наши пули их недостанут.

— И что делать?

— Думай.

Четник вновь приник к биноклю. Решение отыскалось быстро.

— Вон в ту расщелину посадить троих стрелков с револьверами, и когда они все соберутся…

— А зачем мы гранаты с собой тащили? Пойдешь сам, с собой возьмешь еще двоих. Когда кидать гранаты — решай самостоятельно, дальше действуй по обстановке…

Закончить наставление Алекс не успел, Смирко первым заметил сигнал наблюдателя.

— Едут!

Всего десятка два кавалеристов. Для конвоя Камской казны всадников было маловато, а вот для передового дозора в самый раз. Все замерли, Алекс даже бинокль убрал, чтобы не выдать себя блеском линз. Кавалеристы приблизились настолько, что стало возможно рассмотреть детали. Иррегуляры, но не башибузуки, одеты разнообразно, а вооружены более или менее одинаково — сабли или ятаганы, у всех за плечами короткие кавалерийские карабины, у многих за пояс заткнуты револьверы. Командир ехал на прекрасном вороном коне, у остальных лошадки были попроще.

— Поднимай роту.

— Подожди, — возразил Смирко, — они еще могут вернуться, а времени после сигнала наблюдателя нам хватит.

К удивлению Алекса четник оказался прав, османийский разъезд вернулся час спустя. За это время Смирко успел найти себе товарищей для выполнения опасного задания. Когда кавалеристы скрылись из виду, он поднялся.

— Мы пошли, смотрите нас не подстрелите.

— Этого не обещаю, призовых стрелков у нас нет, будем брать густотой огня. А вы маскируйтесь лучше.

Вот чему не надо было четников учить, так это маскировке на местности. Если бы он сам не видел, как эта троица скрылась в расщелине, то пребывал бы в полной уверенности, что там никого нет. Оставалось только дождаться появления добычи, а прохождение проверявшего дорогу разъезда туда и обратно указывало на ее близость. Наблюдатель подал сигнал треть часа спустя.

— Вперед! Унтер-офицеры, развести людей по позициям! Установка прицела — триста шагов!

Сам отставной капитан расположился с винтовкой в цепи. Он себя считал хорошим стрелком, и решил, что лишним здесь не будет. Он же должен был своим первым выстрелом дать сигнал к открытию огня остальными. Справа от него прятался за камнем Драган. Будь его воля, он бы, наверно, перед командиром лег, чтобы закрыть его от османийских пуль.

Алекс чуть приподнялся, огляделся по сторонам. Лица лежавших рядом себрийцев были напряжены, руки сжимали винтовки. Больше всего он опасался, что кто-нибудь может появиться на дороге с противоположного направления, с тыла вся их засада была видна, как на ладони.

Тем временем, «золотой» обоз медленно приближался. Три крытых фургона и семь-восемь десятков всадников, силы практически равные. Оставалось надеяться, что под тентами фургонов не скрываются османийские пехотинцы или, что было бы гораздо хуже, изобретение господина Митраля.

В качестве цели капитан выбрал того самого османийца на вороном коне. Тот, еще ничего не подозревая, ехал чуть впереди остальных. Всадник уже находился в прорези прицела, оставалось только совместить с ней мушку. Внезапно османиец остановился. Что-то заметил? Нет, тронул коня и поехал дальше. Есть мушка. Алекс задержал дыхание и начал выбирать холостой ход спускового крючка. Хороший конь, вот бы поймать, когда бой закончится… Бах!

Османиец вздрогнул, и начал валится с лошади, а с обеих сторон уже трещали выстрелы винтовок. Черт, какое все-таки мешкотное заряжание у этой проклятой «тартини», хорошо хоть затвор стреляную гильзу из патронника извлекает. Но тосковать по надежной и куда более удобной «герданке» было некогда, бой продолжался.

— Чаще стрелять! Точнее!

Из тех всадников, что ехали впереди, к этому времени уцелела едва половина, остальные были убиты, ранены или не смогли совладать с понесшими лошадьми. Зато открылись сами фургоны. Нет, никакой засады не было, возница переднего фургона отчаянно пытался развернуть свою повозку, чтобы удрать.

— Врешь, не уйдешь!

Целик, мушка, спуск… Бах! Османиец завалился куда-то внутрь, лошади встали, дорога была намертво перегорожена. Опомнившиеся османийцы открыли ответный огонь, над головой Алекса просвистели первые пули. Третьим стал спешившийся кавалерист, стрелявший с колена. Вроде бы и не очень сложная цель была, но свалить противника удалось только со второго выстрела.

— Огонь по хвосту колонны!

Несмотря на треск стрельбы, бойцы команду услышали. Залегшим у дороги османийцам сразу же захотелось найти укрытие от пуль. Часть ползком попыталась укрыться в ложбине. Другие ловили лошадей и, нахлестывая несчастных животных, покидали место боя. Паша далеко, с ним можно будет и позже разобраться, для этого надо хотя бы в живых остаться. Третьи ничего не предпринимали, лежали себе неподвижно и никому не мешали.

— Чаще! Чаще стрелять!

Результаты трех следующих выстрелов остались неясными. Вроде, один раз все-таки попал, а может, и нет. Алекс заталкивал в казенник следующий патрон, когда грохнула первая граната. Буквально тут же взорвалась вторая. Третья рванула с задержкой секунд в пять, но именно после этого взрыва сопротивление османийцев было сломлено. Трое сидевших в засаде четников палили из револьверов стоя в полный рост. «Позеры чертовы». Требовалось срочно их выручать.

— Рота, в атаку! Вперед!

Поднялись. Не сразу, что можно оправдать непониманием, так как отставной офицер руоссийской армии по привычке команды подавал на родном языке. Три сотни шагов и полминуты времени на их преодоление, последние выстрелы и внезапно наступившая тишина.

— Чего столпились?! Оружие собрать, лошадей отловить! Унтер-офицеры, доложить о потерях! Смирко, жив?!

— Пол уха сволочь отстрелил!

Голову заместителя уже обмотали какими-то тряпками, сквозь которые проступала кровь.

— Нечего было голову дуриком подставлять! И займись делом, наконец!

В первом фургоне ничего стоящего не нашлось, только продовольствие и немного патронов, да какие-то тряпки. Под пологом второго скрывался большой деревянный ящик, обитый железом и запертый на ключ. Крышка ящика сдалась пятому удару прикладом. Внутри пачки ассигнаций, в основном османийских, немного бритунийских паундов, еще какие-то бумаги.

— Деньги в мешок, — распорядился Алекс.

Оставшуюся у него пачку бумаг он сунул в руки Драгану.

— Спрячь, потом посмотрим.

Третий фургон оказался уставленным небольшими, но невероятно тяжелыми для своих размеров бочонками. Смирко захотел тут же их вскрыть, чтобы увидеть содержимое но капитан решил по-иному.

— Отставить! Уходим!

Одновременно со сбором трофеев себрийцы дорезали раненых османийцев, пленных почему-то тоже не оказалось. За короткое время удалось отловить полтора десятка лошадей, счастливо избежавших руоссийских пуль и не догадавшихся отбежать подальше. К досаде Алекса вороного красавца среди них не оказалось, а он уже наметил его себе под седло. Торопливо пристроив золото на лошадиные спины, рота тронулась в обратный путь.

Кроме столь удачно экспроприированной казны на лошадей пришлось грузить еще и троих раненых, еще четверо могли передвигаться самостоятельно. А еще троих оставили на месте, наспех привалив камнями, им уже никакая медицина помочь не могла.

— Удачное дело получилось, — Смирко явно испытывал радостное возбуждение.

— Не спеши, — остудил его пыл Алекс, — еще надо уйти. Кстати, когда на другую дорогу сворачивать будем?

— Скоро, — заверил его четник, — очень скоро.

И не обманул, приличная по здешним меркам дорога вскоре сменилась узкой горной тропой, приведшей роту на край пропасти. Капитан носком сапога сковырнул с обрыва камень, тот полетел вниз, со стуком задевая выступы скалы. Дождавшись, когда от дна прилетит последний шлепок, он поинтересовался.

— И куда дальше?

Оказалось, что все-таки вниз. Тропа стала еще уже, а смерть на дне каменного ущелья еще ближе, коварные камни то и дело норовили вывернуться из-под ног и увлечь вслед за собой.

— Смотрите под ноги и берегите лошадей!

Уже явственно послышалось ворчание, что надо было возвращаться прежней дорогой. В довершение всех бед из арьергарда доложили о приближающейся погоне.

— Вот черт, быстро они опомнились. Шевелитесь, если не хотите, чтобы вас перестреляли как куропаток!

Себрийцы заторопились, и буквально тут же одна из лошадей груженая двумя бочонками с истошным ржанием сорвалась вниз. Смирко метнулся к краю обрыва, заглянул вниз.

— Ладно, внизу подберем.

Они успели, едва только хвост колонны достиг дна, о камни шлепнулись первые пули, а эхо разнесло по ущелью трескотню выстрелов. Теперь стороны поменялись местами — уже османийцам предстояло спускаться по узкой простреливаемой тропе, где негде было укрыться. Самое время оставив десяток стрелков придержать погоню, а основным силам оторваться от нее. Но надо было отыскать и унести из-под носа у османийцев груз упавшей лошади, Смирко намеревался не оставить противнику ни единой монеты.

Пришлось разделиться. Один взвод с лошадьми и ранеными пошел вперед. Смирко уверял, что его взводный унтер-офицер отлично знает дорогу. Два десятка стрелков остались сдерживать османийцев, с ними же остался и капитан. Еще полтора десятка себрийцев во главе со Смирко отправились на поиски пропавшего груза.

— Занять оборону!

Стрелки рассыпались среди камней, выставили стволы винтовок в ожидании противника. А тот не торопился, видимо, их командир чуял засаду. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем трое османийцев начали спуск, ведя лошадей в поводу.

— Не стрелять, пусть подойдут ближе.

Троица османийцев успела преодолеть больше половины спуска, когда на тропе появились их основные силы. Уверились, что себрийцы ушли и не оставили прикрытия? Зря. Алекс дождался того момента, когда шедший впереди кавалерист заметил засаду, замер, затем с воплем упал на тропу срывая со спины карабин.

— Огонь!

Передовую троицу скосили в считаные секунды вместе с лошадьми, никто из них даже выстрелить не успел. Затем, по команде капитана, огонь был перенесен выше. Поначалу он не оказывал видимого действия, пока Алекс не сообразил, что при стрельбе под таким углом вверх, установку прицела надо брать меньше.

— Дальность шестьсот шагов!

Себрийцы поправили прицел, и почти сразу появились результаты. Вниз полетела одна лошадь, другая, те, кто только начал спуск по тропе, попятились обратно. Ответный огонь причинял мало беспокойства. Хоть и стреляли османийцы сверху вниз, но цели на дне ущелья видели плохо, били по дыму винтовочных выстрелов. К тому же, у них то ли прицел был выставлен неверно, то ли их командир не догадался внести поправку, но большая часть их пуль бесполезно пролетала над головой. Перестрелка длилась минут десять, после чего, Алекс приказал.

— Прекратить огонь!

Все видимые цели были уничтожены, и дальнейший расход патронов представлялся бесцельным, особенно с учетом недостаточной обученности себрийцев. С той стороны продолжали потрескивать отдельные выстрелы. Время от времени, над тропой поднимался белый пороховой дымок, затем о камень шлепалась пуля, и тут же следом прилетал звук выстрела.

— Не стрелять. Ждем.

Ждать пришлось еще около получаса. За это время противник никакой активности не проявлял, кроме одиночных беспокоящих выстрелов. Наконец, появились себрийцы, ушедшие со Смирко. С собой они принесли один из двух бочонков, бывших грузом погибшей лошади.

— Где второй?

— Разбился, большую часть мы собрали. Посмотри, что там было.

Четник снял со спины заплечный мешок, развязал и показал Алексу содержимое. В дневном свете тускло блеснул желтый металл, чуть ярче сверкнули драгоценные камни. Капитан запустил руку внутрь и вытащил горсть ювелирных украшений. Кольца, цепочки, браслеты, женские серьги, даже нательные крестики, большой наперсный крест, принадлежавший священнику. Алекс разжал ладонь, золотые изделия с шорохом посыпались обратно. Он посмотрел на ладонь, опасаясь увидеть следы крови, но ничего подобного не было, видимо, отмыли.

— С-сволочи!

Ненависть захлестнула разум, захотелось плюнуть на все, подняться наверх и стрелять, колоть штыком, душить руками…

— Капитан, ты чего?

Алекс вернулся обратно в реальность, отпустил рукоять «гранда» и закрыл клапан кобуры.

— Ничего. Надеюсь, что в остальных все-таки монеты, а не нечто подобное. Оставь мне проводника, и уходи, через полчаса мы уйдем следом.

За это время противник предпринял еще одну вылазку, но весьма слабенькую и скоротечную. Убедившись, что себрийцы никуда не ушли, быстро вернулись обратно и изредка постреливали сверху. Выждав оговоренное время, капитан дал команду к отходу. К сожалению, их уход не остался незамеченным, османийцы тут же начали погоню.

Через два часа арьергард догнал основные силы роты, а еще через час их догнали османийцы. Еще двое суток продолжалась игра в догонялки с перестрелками. Преследователей никак не удавалось сбить со следа или отказаться от погони. Видимо, Камский паша нашел аргументы для своих подчиненных, резко увеличившие их рвение. То ли казнить всех обещал, то ли долю в случае возвращения утраченной казны. А может, и то, и другое вместе.

Обе стороны понесли потери. У себрийцев убитых не было, но количество раненых возросло до полутора десятков, что стало дополнительной обузой для уцелевших. У османийцев потери были не меньше, но они упорно продолжали цепляться за хвост ротной колонны, пока себрийцы не пересекли границу княжества Войчетутского. Здесь же Алекс имел не очень приятный разговор с княжескими военными.

— Кто такой?

— Капитан Барти, армия «Свободной Себрии».

— Тоже мне армия! Сборище оборванцев! И какого дьявола вы задираете османийцев, а нам потом все расхлебывать!

Хамоватый княжеский вояка не счел нужным представиться, и чина своего тоже не назвал. Судя по роскошным эполетам и количеству золотого шитья на мундире, он был не меньше, чем генералом, но вполне мог оказаться и фельдфебелем. Во всяком случае, он не побоялся вывести полсотни своих подчиненных навстречу османийцам и в яростной словесной баталии отстоять независимость и территориальную целостность своего княжества, за что Алекс был ему безмерно благодарен. Его бойцы от усталости и бессонницы едва передвигали ноги. Османийцы, впрочем, имели состояние немногим лучше, а потому, воевать с регулярной Войчетутской армией не рискнули.

— Прошу прощения, но османийцы напали на нас первыми, — вдохновенно врал капитан, — мы вынуждены были защищаться, а они преследовали нас. Вы же сами все видели.

— Век бы вас не видеть, — пробурчал золотомундирный. — А твоя рожа мне кажется знакомой! Это не тебя разыскивали два года назад за грабеж и контрабанду?

— Это было ложное обвинение, — пустился в отрицание Смирко, — я никогда не возил контрабанду!

— Еще раз прошу прощения, — вмешался в ситуацию Алекс, — но если вы не возражаете, то мы продолжим путь. У нас раненые, им требуется медицинская помощь.

Знал бы княжеский военный какой куш сейчас проплывает мимо него, возможно, он попытался бы задержать роту, но к счастью для «Свободной Себрии» он ни о чем не догадывался, вести из Камы сюда еще не добрались.

— Убирайтесь отсюда вон, да побыстрее!

Еще один световой день в дороге, и к вечеру рота вернулась в кошару, показавшуюся почти родной. В пункте постоянной дислокации их уже ждал очень недовольный Гжешко.

— Ну и заварили вы кашу!

Впрочем, настроение его очень быстро переменилось, едва он увидел привезенный ротой груз.

— И что внутри?

— Не знаем, еще не вскрывали. Только один разбился, когда лошадь в пропасть. Взгляни, что там было.

На Гжешко содержимое бочонка произвело гнетущее впечатление. По его предложению вскрыли остальные. Еще один оказался с золотой и серебряной церковной утварью. Некоторые предметы были повреждены. Местные церкви были бедными, не иначе, османийцы ограбили какой-то старый монастырь. В остальных бочонках были золотые и серебряные монеты. Рядом на стол вывали ассигнации из мешка. Начался пересчет и дележ.

К утру не поделенными остались только церковное имущество и награбленные османийцами украшения. Четники, может, и не побрезговали этим, они и не к такому привычны, но сейчас они были в меньшинстве, и настаивать на их разделе не рискнули.

— Это, — Гжешко указал на утварь, — надо вернуть церкви.

Алекс тут же с предложением согласился. Смирко только плечами пожал, он был большим грешником, но до церковного грабежа не опускался, пусть имущество вернется настоящему хозяину.

— А это…

— Переплавить и продать, — внес предложение капитан, — все деньги пустить на покупку оружия и патронов. Хоть так они смогут отомстить своим убийцам.

Если Смирко и хотел возразить, то взглянув на своего командира быстро передумал. Доля каждого четника и без того была достаточно большой. Не каждый год удавалось столько добыть, а тут всего-то один налет.

— Пусть будет так.

На этом и порешили. Весть о конце дележа и причитавшейся каждому сумме мгновенно прокатилась по кошаре и вызвала возбужденный гомон даже у раненых. Больше всех возбудились бывшие крестьяне. Мало кто из них такие деньги хотя бы раз в жизни в руках держал. От них к начальству заявилась целая делегация — неужели правда?

— Правда, — заверил их Алекс, — как посветлее станет, так и начнем делить.

Пока вся рота радовалась, Гжешко сообщил весьма тревожную информацию, о которой на радостях чуть было, не забыл.

— Я ведь по вашим следам еще одну чету отправил, чтобы вам при захвате помочь или на случай погони. Так вот, они до вас не дошли, в засаду попали у самой границы.

— Потери большие? — насторожился Алекс.

— Не очень. У четников сложилось впечатление, что засада была не на них, а на тех, кто пойдет со стороны османийцев. Выходит на вас.

Алекс резко повернулся к Смирко.

— Надежный говоришь, османийцев ненавидит!

— Удавлю гаденыша, — скрипнул зубами четник.

— Да уж будь так добр, сам знаешь, таких за спиной оставлять нельзя.

Смирко отправился четникам, а Гжешко и капитан коротко обсудили планы на будущее.

— Решено объединить все отряды «Свободной Себрии» под единым командованием по армейскому образцу. А ты пока готовься сам и готовь других, на днях пришлем тебе пополнение.

Глава 2

— Длинным ко-ли! Коротким ко-ли!

С прибытием новых добровольцев, рекрутированных «Свободной Себрией», численность подчиненных капитана Барти даже несколько превысила штат руоссийской пехотной роты. Ну и забот с проблемами тоже вдвое прибавилось. Хоть бы одного толкового унтера дали, о субалтерне можно было и не мечтать, но нет, ни одного не нашлось. Османийцы в свою армию Себрийцев не брали, если кто и попадал, то только сменив веру, то есть став изменником для своих прежних единоверцев и соплеменников. Вот и не было среди себрийцев кадровых военных, поэтому, и приходилось ротному командиру отдуваться за всех.

Днем Алекс занимался с рядовыми, вечером после ужина собирал у себя взводных унтер-офицеров, своего заместителя Смирко, и учил. Как рядовых учить, в каких случаях какие команды подавать, как ротное делопроизводство вести и хозяйство наладить. Почти две сотни молодых и не очень мужиков, собранных в старой овечьей кошаре каждый день должны есть, пить, стрелять, стирать одежду и мыться сами. А на носу еще и зима с перспективой провести ее в неприспособленном и неотапливаемом помещении. Вся надежда на начало боевых действий до того, как начнутся морозы.

— Почему пирамиды для винтовок до сих пор не сделаны?

— Досок не привезли, капитан.

— Вы считаете это достаточным основанием своего бездействия?

Не выдержав взгляда Алекса, взводный унтер-офицер, бывший четник, отводит взгляд. Все отлично знают, что переход на «вы» означает крайнюю степень капитанского неудовольствия.

— Послезавтра все будет готово, капитан.

— Очень на это надеюсь.

В руоссийской армии Алекс с него давно бы лычки ободрал и на гауптвахту посадил, а здесь нет гауптвахты. И ни одного подготовленного унтера, знающего свое дело, тоже нет. Любого, поставленного на эту должность придется всему учить заново, а этот уже хоть что-то умеет. Вот и приходится с ним возиться. И не с ним одним.

— Так, что у нас на завтра.

Капитан заглянул в план занятий.

— Смирко, отведешь четвертый взвод на стрельбище и присмотришь, чтобы они там друг друга не перестреляли.

— Будет исполнено, капитан.

Четвертый взвод он не только по списку последний, он и сформирован был последним, и рядовые в нем только начали обучение, завтрашняя стрельба у них всего лишь вторая. А заместитель у Алекса хоть и сообразительный, но с грамотой не в ладах. Когда с завтрашним днем разобрались, он вплотную приблизился к тому, чтобы стать сегодняшним, а подъем намечен на пять утра.

Заснул капитан, не снимая мундира, только сапоги успел стянуть. На самого себя времени не оставалось абсолютно, если не Драган, он бы наверно оброс, обносился и испортил себе желудок. Угрюмый, молчаливый себриец стал для него и охранником, и нянькой, взяв на себя все заботы о капитане. Он и спал у дверей ротной канцелярии, одновременно служившей спальней ее командиру.

Бах! Проснулся Алекс мгновенно, и за револьвер схватился, едва открыв глаза.

— Тревога! Рота в ружье!

Искать в полной темноте, и натягивать сапоги было некогда. Из канцелярии Алекс выскочил босиком, но с «грандом» в руке. Его тут же сбили с ног, сверху навалилась тяжеленая туша, плотно прижавшая капитана к земляному полу. А снаружи уже разгоралась перестрелка, звенели разбиваемые пулями окна.

— Пусти, — прошипел снизу Алекс, — пусти, я приказываю!

Туша приподнялась, и капитан получил возможность выползти из-под нее. Но едва он приподнялся, как в уже разбитое окно влетела очередная пуля, выбившая каменную крошку из противоположной стены. Здоровенная лапища тут же пригнула голову капитана к низу.

— Сапоги принеси, а здесь я сам разберусь.

Впрочем, и до его вмешательства оборона кошары начала налаживаться, загремели ответные выстрелы, кошару начало затягивать вонючей пороховой пеленой. Сквозь грохот выстрелов слышались команды унтеров. Нет, не зря он лично отбирал и учил их. По голосу отыскав одного из взводных, капитан приказал.

— Выводи свой взвод во двор!

— Будет исполнено!

Пригнувшись, один за другим, стрелки выбегали во двор кошары, и перестрелка разгорелась с новой силой.

— Смирко! Где Смирко?!

Никто не знает.

— Вот сапоги.

Алекс торопливо натянул на ноги обувь, без нее передвигаться было небезопасно, на полу попадалось битое оконное стекло. В сапогах капитан ощутил себя намного более уверенным. Один взвод он оставил для обороны кошары, еще два взвода он отправил наружу, и сам последовал за ними.

Снаружи встретил предрассветный холод, в одном мундирчике враз пробрало до озноба. Зато появилась возможность оценить численность нападавших. А было их немного, всего десятка два. И огонь они вели с внешней стороны среднего здания кошары, то есть наиболее защищенной части здания. Создавалось впечатление, что огонь этот носит отвлекающий характер. Вот только от чего? Других опасностей не наблюдалось.

Алекс подозвал взводного второго взвода.

— Обойди их с правого фланга.

Маневр этот не остался незамеченным, противник прекратил огонь и растворился в ночи. После рассвета на этом месте обнаружили только россыпи стреляных гильз, несколько потерянных патронов от Трибоди и Гердана, пару пятен крови. Ответный огонь был достаточно плотен, и пара пуль свои цели нашла, несмотря на темноту и общую суматоху. Следы уходили в ущелье, где поворачивали на юг к османийской границе. Но этот выяснилось позже, а пока, надо было разобраться с творившимся в данный момент бардаком.

— Разобраться по взводам! Взводным унтер-офицерам уточнить потери и расход патронов. Раненых перевяжите!

В это время объявился Смирко чем-то очень довольный.

— Ты где был? — накинулся на него Алекс. — Почему во время боя отсутствовал?

— Да не кричи ты так, капитан, мы его все-таки поймали. Сейчас допросим, и все станет ясно.

— Кого вы поймали?

— Да Шумрика-гаденыша. Тащите его сюда! Там еще двое убитых есть.

Четники приволокли пленного. Несмотря свежие синяки и кровоподтеки, Алекс узнал того самого типа, что принес Смирко известия о вывозе Камской казны. Допрос на некоторое время пришлось отложить, подоспели доклады о потерях и начал заниматься рассвет. Убитый был только один.

Кроме убитого было еще восемь раненых, все легко, и еще шестеро порезались битым стеклом, один довольно серьезно. А вот материальный ущерб был довольно велик. Одного только битого стекла набралось на пару сотен себрийских серебряных денариев, плюс разбитая пулями черепица тянула на сотню вместе с заменой. Ну и по мелочам еще где-то сотня набиралась. А самое главное, абсолютно не была понятна цель нападения такими малыми силами. Ну не битое же стекло было целью нападения?! Вся надежда была на допрос пленного.

К допросу приступили, когда рассвело, предварительно разогнав по работам всех желающих поучаствовать и просто любопытных. Пойманный на горячем пытался хорохориться, но видно было, что он трусит. Смирко вытащил нож, демонстративно проверил остроту лезвия, затем изучил объект допроса, явно прикидывая, что ему отрезать в первую очередь. И когда он начал приближаться, нервы у пленника не выдержали.

— Эй, ты чего?! Я же ничего!

Четник схватил Шумрика за ухо и потянул вверх.

— Все! Все скажу! Только не трогай!

— Ну, говори.

Смирко держал нож прямо перед глазами пленника. Тот, не отводя от него взгляда, торопливо выкладывал то, что знал.

— Это все Вуйчек! Это он меня заставил, а я не хотел, я ему говорил! Я ему говорил, у Смирко много людей и оружия много, не будет нам удачи…

— Врет, — вставил свое мнение капитан.

— А ну, тихо!

Смирко тряхнул пленника и тот мгновенно заткнулся.

— Ты этого Вуйчека знаешь?

Четник молча кивнул.

— Много у него в чете людей?

— Десятка четыре, может, чуть больше.

— Все понятно, он нас сразу этому Вуйчеку продал. Помнишь засаду, о которой Гжешко говорил?

— Так это было? — четник встряхнул пленника еще раз.

— Нет, не так! Это все Вуйчек придумал! Я к нему первому пришел, а он говорит, у меня людей мало, а конвой сильный будет. Иди к Смирко у него сейчас людей много, пусть он казну возьмет, а мы уже у него золото отнимем. У него после боя потери будут, а мы засаду устроим там, где он не ждет. И османийцы нас искать не будут, а Смирко уже мертвый будет!

— Это уже больше на истину похоже, — Алекс подошел к пленнику. — Ты мне другое скажи, зачем вы на кошару напали?

— Так это, хотели узнать, где золото?

— Какое золото, дурья башка, мы его уже давно между всеми разделили!

— Ага, разделили, — неожиданно взвился Шумрик, — там же целый миллион был, а Гжешко вы мелочь отдали!

— Миллион чего? — осторожно поинтересовался капитан.

— Как чего? Бритунийских паундов! Я точно знаю, там миллион был.

Алекс переглянулся со Смирко.

— Бред, — пожал плечами четник, — не было там никакого миллиона.

Алекс был с ним согласен. По его прикидкам, если в паунды перевести, добыча составляла максимум двести пятьдесят тысяч. И разницу скрыть было невозможно, тем более, что все бочонки с золотом были постоянно на виду у десятков людей, а вскрывали их уже здесь в присутствии Гжешко.

— Сдается мне, что кто-то очень ловко ограбил пашу. Все уверены, что везли миллион, а мы нашли только четверть. Значит, три четверти никуда не поехали или исчезли по дороге.

— А может, их и не было никогда, — предположил Смирко.

— Может, и не было, — не стал отрицать Алекс, — но кое-кто уверен, что были, и сейчас они у нас. Да, влипли в историю. И все-таки, зачем в кошару полезли? Неужели, думали, что мы золото здесь прячем?

— Нет, — замотал головой пленник, — думали, вы его по дороге закопали. Хотели пленника взять, который знает.

— Слышал, — скривился Смирко, — хотели тебя или меня пытать.

— Ладно, с этим все ясно, — махнул рукой Алекс. — Что дальше было?

— Что было… Часового они тихо сняли, только сунулись — выстрел. Они давай в ответ палить. Вуйчек сказал уходить, я вместе с ними побежал. Споткнулся, упал, тут меня и повязали. Я ни в кого не стрелял, у меня и оружия нет.

— Тогда кто стрелял?

— Вуйчек с другой стороны стрелков поставил, чтобы в случае, если шум поднимется, от нас отвлечь. Они и стреляли, — заныл пленник.

— Так и было, — подтвердил его слова четник, — часовому нож под лопатку вогнали, подчасок увидел и успел пальнуть. Подчаска тоже ранили, но дальше поднялась тревога и им уходить пришлось. Я со своими погнался, да только двоих подстрелить и смогли. А этот ногу подвернул, и уйти не смог.

— Пойдем, убитых посмотрим.

Оставив пленника под охраной Драгана, Алекс и Смирко вышли из кошары.

— Ты ему заплатил?

— Да, ровно столько, сколько договаривались.

— Нет предела человеческой жадности. Что с ним делать думаешь?

— Я же его удавить обещал.

— Только не здесь, отведи куда-нибудь подальше.

Дальше оба шли молча, благо идти было недалеко. Первый покойник лежал уткнувшись лицом в пожухлую осеннюю траву. Слева в спине входное отверстие, обагренное кровью, этому долго мучиться не пришлось, умер сразу. Кто-то уже успел забрать его оружие и вывернуть карманы. Смирко подцепил плечо носком сапога и перевернул труп.

— Имени не знаю, но он точно из четы Вуйчека.

Второй труп лежал неподалеку, сильно скрючившись. Этому сначала прострелили ногу, затем добили несколькими выстрелами с близкого расстояния, а уже потом обобрали. Смирко нагнулся, заглянул в лицо.

— Нет, этого не знаю. Видно, кто-то из новичков.

— Распорядись, чтобы прикопали. А я пойду рапорт писать.

Написание рапорта затянулось, а когда он был окончен, и капитан вышел из канцелярии, то буквально нос к носу столкнулся с Гжешко.

— Что тут у вас происходит?

— Ничего, все, что могло произойти, уже произошло. Теперь вот расхлебываем. Драган, позови Смирко в канцелярию, сейчас перед начальством ответ держать будем.

Представитель «Свободной Себрии» выслушал обоих, задал несколько уточняющих вопросов, потом поинтересовался.

— Где пленный?

Алекс взглянул на заместителя, а тот только руки развел.

— Он уже за свое ответил.

— Зря поспешили.

— Я надеюсь, ты не думаешь, что мы присвоили семьсот пятьдесят тысяч?

— Нет. Об их существовании я знаю только с ваших слов. К тому же вряд ли вы могли незаметно утащить такую массу золота.

— Тем более, — продолжил Алекс, — что в роте полно твоих соглядатаев. Я еще рапорт отправить не успел, а ты уже тут, и в курсе всех дел. Кстати, вот он, возьми.

Капитан протянул Гжешко два листа исписанной бумаги. Тот быстро пробежался по ним глазами, сложил вдвое и спрятал в сумку.

— Плохо. Плохо, что вы вляпались в историю, и теперь вместо подготовки роты вам придется отбиваться от желающих проверить ее правдивость.

— Один уже попробовал, — огрызнулся в ответ Алекс. Надо бы его самого отыскать и поквитаться. И с его башибузуками.

— А вот это уже не ваша забота, — вспылил Гжешко, — И без вас есть, кому с ним разобраться Лучше своим делом займитесь!

— Есть заняться своим делом, — буркнул капитан.

Его заместитель просто отмолчался. На последок, представитель «Свободной Себрии» решил немного подсластить пилюлю.

— Да, чуть не забыл, я ведь к вам не с пустыми руками приехал.

Вместе с Гжешко прибыли два патронных ящика, отличавшиеся от обычных меньшим весом. Когда их вскрыли, Смирко удивленно присвистнул. Алекс запустил в содержимое руку и выудил небольшой латунный крестик. В центре святой на коне копьем поражал змея.

— Давно надо было сделать, а то наши солдаты от четников и башибузуков только единообразным вооружением и отличаются. На построении после обеда раздадим. Но вы бы лучше снабжение продовольствием наладили.

— А что с ним не так? — удивился Смирко.

— Да все не так! Мука затхлая, солонина с душком, сухари каменные, консервов не привозят вовсе, чай и сахар за собственные деньги в Войчетуте покупаем! Армии еще нет, а интенданты уже вовсю воруют!

— В самом деле, с продовольствием так плохо?

— Можем прямо сейчас пройти на склад, сам все увидишь.

На складе Гжешко сунул нос в один мешок, в другой. Понюхал солонину, поморщился, попробовал переломить сухарь.

— А сыр-то у вас очень даже хороший.

— Конечно, хороший, — согласился Смирко, — местные пастухи привозят.

— Ладно, попробую разобраться, — пообещал представитель.

— И сапоги нужны, — напомнил капитан, — несподручно босиком-то воевать будет.

На этом обе стороны расстались не очень довольные друг другом. Проводив Гжешко, капитан прикрепил один из крестов к своему кепи и высказал свои мысли по поводу визита начальства.

— По большому счету он прав, времени на подготовку у нас осталось не так много, надо будет ее ускорить. Я тут вот какую штуку придумал, марш верст на двадцать с полной выкладкой, потом окапывание и штурм. Два взвода обороняются, два наступают, потом меняются местами. Сразу отработаем действия и в обороне, и а наступлении. Да, не забудь на ночь выставлять второй пост. Этот Вуйчек, получив по зубам, второй раз вряд ли рискнет сунуться, но чем черт не шутит.

Раздача крестов вызвала у себрийцев прилив энтузиазма, тем более что ротное начальство уже щеголяло этими знаками на головных уборах. Алекс с удивлением, как светлели лица битых жизнью мужиков, когда их пальцы касались латуни. С этими немудреными крестиками на шапках пришло осознание того, что они уже не просто группа вооруженных людей, а воинское подразделение, теперь они армия.

А армия это не только парады, марши и духовой оркестр. Это еще и внезапный ночной подъем, вместо завтрака — утренний марш по не самой ровной местности, на обед — окапывание, в качестве вечернего отдыха — занятия по тактике, а на закуску — ночевка под открытым небом в самими же вырытых окопах. Надо сказать, что подавляющее большинство личного состава роты такую нагрузку выдержало. Себрийский крестьянин привык много и тяжело работать, а четники и вовсе к таким походам были привычны, им раньше разве что окопы рыть не приходилось.

Но на обратном пути начали появляться солдаты, окончательно выбившиеся из сил. Капитан намеренно не стал вмешиваться в ситуацию, давая взводным унтерам возможность проявить инициативу в решении этой проблемы. Те не подвели, к концу марша отставших не было, их дотащили буквально на руках. По возвращении Алекс отдал приказ.

— Роте ужинать и отдыхать до завтрашнего утра!

Он сам хоть и не рыл окопы, но сил потратил немало, сказывался почти двухмесячный перерыв в службе. Вот только в отличие от солдат, ротному начальству отдохнуть не позволили. Едва только Алекс пригрелся под шинелью и закрыл глаза, как его поднял Драган.

— Гжешко приехал.

Пришлось отрываться от койки и посылать за Смирко. Представитель «Свободной Себрии» был серьезен и сосредоточен.

— Как ты оцениваешь готовность своей роты?

— Первый второй взводы — удовлетворительно, третий на полбала ниже, четвертый еще учить и учить, стреляют плохо. А что, для нас появилась новая задача?

— Появилась, — кивнул Гжешко. — В Нови-Лазар через неделю должна прибыть полубатарея горных пушек. Пушки новые, бритунийские. У нашего комитета есть мнение их отбить, а то у нас артиллерии нет совсем, и купить ее где-нибудь практически невозможно. Да и дорого очень.

Алекс поймал себя на том, что абсолютно не знает оперативной обстановки по ту сторону границы. Да что там обстановка, даже бывшая у него топографическая карта едва заглядывала на приграничье! Можно было бы сослаться на недостаток времени и занятость обучением роты, а можно и признать свою ошибку. А еще можно свалить вину на кого-нибудь другого.

— Мнение есть, а когда у нас нормальные карты сопредельной территории появятся? Хотя бы крупномасштабные.

Капитан положил на стол лист бумаги и карандаш.

— Рисуй, где мы, где Нови-Лазар и Кама, и какие дороги туда ведут.

Гжешко начал рисовать, кое-что ему подсказал Смирко. Прежде, чем их совместное творение было закончено, карандаш пришлось затачивать дважды. Алекс ткнул в бумагу пальцем.

— Так, а что в этом Нови-Лазаре у османийцев есть сейчас?

— Пехотный батальон, — подсказал Смирко.

— Кадровый или редиф?

— Мундиры синие.

— Кадровый, значит, — сделал вывод капитан. — Ну да, кто же редифу-то пушки даст. И как их повезут, известно?

— Отсюда, — Гжешко провел карандашом вдоль дороги. — Вот здесь можно устроить засаду…

— Не нравится мне все это, — неожиданно заявил Алекс.

— Что не нравится? Захват пушек — вопрос политический…

— Это ловушка. Мимо нашего носа провозят жирную приманку, удобное место для засады — пожалуйста. Нам даже время для подготовки вылазки дали! Очень любезно со стороны османийцев.

— Ты полностью уверен в своих словах?

— Как тут можно быть уверенным? — возмутился Алекс. — Но уж слишком гладко все складывается, не следует считать османийцев полными ослами. А ты что скажешь?

Смирко пожал плечами.

— Командир прав, я бы тоже поостерегся.

— Жаль, очень жаль. В нашем комитете их уже считают почти своими, еще только расчеты для них формировать не начали. Да и вы могли бы прославиться…

— Мне такая слава не нужна!

Алекс хлопнул рукой по столу. Под ладонью оказался разрисованный лист бумаги. Капитан еще раз посмотрел на него, задумался, потом неожиданно заявил.

— Мне нужна нормальная карта.

— Что ты задумал? — насторожился Гжешко.

— Пока ничего, только некоторые соображения, слишком мало сведений. Так будет мне карта?

— Будет. Завтра же будет, обещаю.

Свое обещание представитель «Свободной Себрии» сдержал, уже к полудню нужная карта лежала на столе командира роты. Около часа он исследовал ее, что-то записывал и делал расчеты. Затем он вызвал к себе заместителя. Сев напротив Смирко капитан сделал ему неожиданное предложение.

— Представь, что ты османийский командир, и тебе нужно доставить в Нови-Лазар ценный груз. При этом, ты знаешь, что нападение не просто ожидается, а непременно будет. Что ты будешь делать?

— Усилю конвой, устрою засады на дорогах, горные тропы перекрою постами наблюдателей.

— Я бы еще сформировал конный резерв. А нападение на сам Нови-Лазар ты исключаешь?

— Одной ротой на полный батальон? Исключаю. К тому же из Нови-Лазара их не вывезти. Он хоть от границы недалеко, но дорога в Себрию только одна, на ней посты, пушки не вывезти. А обратно везти слишком далеко, догонят. Нет, брать их надо здесь, и сразу увозить по этой дороге сюда, к границе.

— Вот! И османийцы думают также, здесь они нас и будут ждать. А пушки можно вывезти здесь, через этот перевал.

— Пушки там не пройдут, — уверенно заявил Смирко.

— Ты упускаешь один важный момент, пушки-то — горные, а значит, должны разбираться для перевозки на вьюках. Насколько помню, одна пушка перевозится четырьмя лошадьми, а лошади трофейные у нас есть! Только мне нужен человек, который хорошо знает Нови-Лазар. Найдешь?

— Не буду искать, я и сам его неплохо знаю.

Капитан потянулся за бумагой.

— Рисуй расположение батальона.

— Значит, все-таки штурм?

— Зачем? Представь, что османийцы добрались до Нови-Лазара, драгоценные пушки, наконец, под надежной охраной, что они будут делать ночью?

— Большая часть разойдется по домам, сколько ни пытается султан загнать своих аскеров в казарму, они все равно предпочитают с женами спать, а не друг с другом. Офицеров в расположении тоже не будет, они первыми же и уйдут. Я тебя понял.

— Нужна схема расположения батальона с обозначением постов и требуется установить за ним наблюдение. Сможешь сделать?

— Сделаю, только мне уехать надо будет дня на три-четыре. И деньги потребуются.

— Езжай. С деньгами решим. Проверь дорогу через перевал. А я займусь подготовкой здесь, да и обучение останавливать тоже нельзя, надо четвертый взвод подтягивать.

Вернулся Смирко на четвертые сутки. Судя по потемневшему и осунувшемуся лицу, поездка эта была не из легких, и спать заместителю командира роты приходилось мало. Однако, при приближении себрийца проявилась еще одна причина его неважного вида. Потянув носом воздух, капитан насторожено поинтересовался.

— Ты там что, водку пьянствовал?

— Извини, командир, старых друзей встретил, встречу пришлось отметить. Зато все сделал, друзья помогли, они же и сигнал подадут, когда пушки привезут. А вот схема расположения.

Себриец расстелил на столе план расположения османийского батальона, и начал выкладывать добытые им сведения.

— Вот тут казармы, тут — склады, тут у них кухня, это — конюшни, здесь караул располагается. Казармы сейчас полупустые, осталась одна рота и всякая нестроевщина. Вчера при мне три роты ушли из Нови-Лазара. Нас ловить пошли, — ехидно ухмыльнулся Смирко, но поймав взгляд капитана, вновь стал серьезен.

— Где стоят посты?

— Постов всего два. Один у ворот, второй охраняет склады. Оба поста одиночные.

— Нового ничего османийцы не строят?

Смирко ненадолго задумался что-то вспоминая.

— Нет, никто об этом ничего не говорил, да и я тоже никакой стройки не заметил.

— Выходит, пушки с зарядными ящиками поставят где-то около конюшни. Конюшня от ворот просматривается?

— Нет.

— Значит, выставят еще один пост, и хорошо, если не усилят остальные. Но то, что между постами нет прямой видимости, облегчает нам задачу.

— А почему бы им не поставить пушки перед казармой? Тогда и дополнительный пост не потребуется.

— Перед казармой они им элементарно будут мешать, да и лошадей каждый раз, когда надо будет вывозить пушки за ворота, придется выводить издалека, а так, сразу запряг и поехал. Иди, отсыпайся, послезавтра выступаем!

На эту вылазку капитан Барти взял только два взвода, сочтя подготовку двух остальных недостаточной. Да и не было никакой необходимости брать всех, так как в данном случае численность никакого значения не имела. Основную работу должны были сделать два десятка бывших четников, отобранных самим Смирко.

За сутки до ожидавшегося прибытия османийского конвоя, два взвода роты капитана Барти пересекли границу между княжеством Вочетутским и Османийской империей. Большая часть солдат осталась в четырех верстах от Нови-Лазара. В их задачу входило обеспечение разборки и транспортировки орудий. Ну и погоню отсечь, если таковая появится.

Еще два десятка местных четников с дюжиной лошадей пробрались на склон, откуда открывался хороший вид на расположение османийского батальона. К утру они уже были на месте. По такому случаю Алекс сменил привычные мундир и шинель на одежду местного пастуха и черную бурку, но сейчас он занимался делом далеким от пастушеского, приникнув к биноклю, изучал обстановку. Караулка и пост у ворот были видны, часовой у складов был закрыт строениями.

— Смена часовых занимает около десяти минут, и происходит каждые два часа. Еще минут десять нельзя начинать, пока они не успокоятся и бдительность потеряют. Еще час нужен, чтобы оторваться после того, как обнаружат исчезновение часовых, и поднимется тревога. Значит, на всю операцию у нас не больше сорока минут. Успеем?

— Должны успеть, — пожал плечами Смирко, — главное, чтобы все без шума прошло.

Время уже давно перевалило за полдень, а тягучая, неспешная жизнь османийского батальона так ничем и не была нарушена. Алекс уже начал подумывать о том, что пора начинать волноваться. Уж очень не хотелось провести здесь еще одну ночь. И только когда до вечерних сумерек осталось всего два часа, в сонном царстве началось движение. Когда же открылись ворота, капитан понял — цель их вылазки уже близко.

К большому сожалению, прибывавшие в расположение батальона подразделения противника просматривались на очень коротком участке дороги, длиной не более полусотни шагов, что затрудняло оценку их численности.

— Сто, сто пятьдесят, двести…

По подсчетам офицера, прибыло уже не менее трех сотен штыков, когда пехотную колонну сменили фургоны обоза. Повозки въезжали в ворота одна за другой, не было только того, за чем они сюда пришли — пушек. Проехала последняя повозка. А солнце уже касалось краем гор в западной части горизонта, еще час-полтора от силы и наступит полная темнота.

— Все? Уходим?

— Нет. Ворота не закрыли, значит, еще кого-то ждут.

Видимость понемногу ухудшалась, низкое оранжевое солнце давало косые, ломаные тени. Еще немного, и разглядеть, что именно въезжает в ворота станет невозможно.

— Вот они!

— Вижу. Одна, две, три. Все на месте.

Следом опять повалила пехота, еще не меньше полутора сотен. Собственно, соотношение сил никакого значения не имело, сколько бы штыков не привел с собой капитан Барти, у противника их все равно будет в разы больше. Весь замысел операции строился на скрытности, но каждый аскер, оставшийся в расположении, увеличивал вероятность провала хотя бы тем, что мог выйти ночью до ветру и наткнуться на себрийцев в самый ответственный момент.

— Куда они их поставили?

— Не видно отсюда, на месте разберемся.

Ворота османийцы закрыли, но дверь в одной из створок оставалась распахнутой, через нее потек людской ручеек обратно в город. Офицеры противника и простые аскеры, у кого была такая возможность, спешили вознаградить себя женским обществом и заслуженным отдыхом после удачного выполнения тяжелой и опасной миссии. И пусть окончилась она неудачей, проклятые себрийцы на приманку не купились, зато все остались в живых и теперь могли вознаградить себя за все перенесенные лишения. Наблюдать эту внушающую надежду картину удалось недолго, все скрыла накрывшая Нови-Лазар ночь.

— Всем спать, начинаем через шесть часов.

Спать на голой земле поздней осенью — не самое приятное занятие. Поворочавшись с боку на бок, и поняв, что уснуть не удастся, Алекс сел и принялся наблюдать за городскими огнями. Потянулись часы томительного ожидания. Огоньки понемногу гасли, городские жители отходили ко сну.

— Волнуешься?

Рядом присел Смирко.

— Есть такое дело. Всякое бывало, и в штыковую атаку ходил, и в окопе под бомбами сидел, даже во вражеский город одной ротой входил. Но чтобы так, втихаря, ночью, да в самое логово… Даже выстрелить нельзя.

— Ты только нам не мешай. А если, что не так пойдет, Драган тебя вытащит.

— Договорились, — соглашаясь, кивнул офицер, для четников такая операция — дело куда более привычное.

Какой бы бесконечной не казалась холодная осенняя ночь, а и ей отмерили срок безжалостные стрелки карманных часов капитана.

— Пора.

Копыта лошадей обмотали тряпками и начали спускаться со склона к городу. Местные власти не забивали себе голову мощением городских улиц, что сейчас играло на руку себрийцам. Бледный лунный свет помогал отыскивать нужный путь. До забора, окружавшего расположение батальона, удалось добраться незамеченными. Люди и лошади притаились в его тени.

С той стороны забора послышались шаги нескольких пар ног, затем пришедшие обменялись несколькими фразами и ушли обратно.

— Часового сменили. Ждем.

Минутная стрелка, казалось, приклеилась к циферблату.

— Драган, давай!

Забор высотой в почти полторы сажени выглядел весьма трудноодолимой преградой, но здоровенный себриец легко закинул Смирко на него. Четник выждал с четверть минуты, прислушиваясь, потом бесшумно соскользнул на другую сторону. Еще несколько минут, ладони предательски потеют, Алекс вытирает их о брюки… Скрип калитки заставил вздрогнуть, сердце едва не выпрыгнуло из груди. Четники один за другим приближаются к воротам. Пригнувшись, капитан последовал за ними.

— Пушки у конюшни, при них один часовой. Ждите.

Один из себрийцев уже расхаживал с винтовкой на плече, изображая часового валявшегося сейчас под забором в луже собственной крови, остальные ждали снаружи. Появись сейчас на улице случайный прохожий, весь замысел пошел бы прахом.

Часовой возле пушек тоже не стоял на месте, он то исчезал в тени, то его силуэт появлялся вновь. А потом он исчез и больше не появился.

— Пошли!

Внутренний двор встретил полной тишиной, кровь стучала в висках. От ворот сразу направо, к конюшне, а вот и их цель — пушки и зарядные ящики. Вся артиллерия была прикрыта парусиной. Что-то показалось Алексу неправильным в этой картине, но что именно он понять не успел, надо было спешить.

— До смены постов остался час и тридцать пять минут. Навались!

Высокие, тонкие колеса оставляли в мягком грунте глубокую колею, тяжелая пушка, казалось, не хотела покидать Нови-Лазар. Второй десяток катил следом еще одно орудие. Теперь за третьей. И тут выяснилось, что просто так увезти орудия не получится, их запряжка предусматривает использование зарядных ящиков.

— Выкатываем ящики, — быстро принял решение капитан.

А время идет, до смены часовых остался один час и двадцать минут. Зарядные ящики заметно легче, к тому же можно ухватиться за дышло. Один час и десять минут. Петли ворот заранее предусмотрительно смазаны маслом, створки открываются почти бесшумно. Первую пушку цепляют к зарядному ящику, впрягают четверку лошадей. Пошла! Картина сюрреалистическая — буквально в нескольких десятках шагов спят сотни османийских солдат, за углом ходит часовой, а в это время два десятка себрийцев выкатывают из ворот их артиллерию.

За ворота выкатывается вторая пушка. Остался ровно один час. Кажется, что с третьей четники возятся недопустимо долго, но вот трогается и она, ворота за ней закрываются, чтобы не привлечь чьего-нибудь внимания раньше времени. Поехали! Тяжелые орудия катятся медленно. Была мысль использовать лошадей из османийской же конюшни, но по здравому размышлению от нее решено было отказаться. Животные, почуяв присутствие незнакомых людей, могли поднять шум.

— Ну и как тебе?

Только сейчас Алекс понял, что он буквально взмок от нервного напряжения. Он стянул с головы влажное кепи, рукавом стер со лба выступивший пот.

— Уж лучше османийский форт в лоб атаковать, никогда еще так страшно не было.

— А по тебе и не скажешь. Сколько еще осталось?

— Сорок пять минут. Чуть меньше.

Началась гонка со временем. Последние городские дома остались позади. Дорога шла в гору, что не добавляло лошадям прыти. До места разборки орудий на вьюки оставалось пять верст по не самой лучшей дороге. Через полчаса дорога повернула и пошла вниз, исчезли и без того еле видимые огоньки Нови-Лазара.

— Началось!

Алекс открыл крышку часов. На пять минут раньше, чем они рассчитывали, и в путь они тронулись минут на пятнадцать позже. На горизонте поднималось зарево. Один из четников был оставлен в расположении османийцев с заданием, поджечь сено, сложенное у конюшни, как только будет обнаружена пропажа часовых. Еще некоторое время османийцы будут заняты тушением пожара и спасением лошадей, а не организацией погони. Выбираться из города поджигателю предстояло самостоятельно, а в случае успеха капитан обещал ему золотой червонец от себя лично. Зарево было большим, похоже, затея удалась и по возвращении придется раскошелиться.

Черт, ну почему эти пушки едут так медленно?

— Быстрее! И подгоните этих кляч, пока не догнали нас!

— Не стоит, командир, если загоним лошадей, то тогда точно не уйдем.

Вот почему Смирко такой спокойный? Или это только внешнее впечатление? Тем не менее, каждый шаг, каждая пройденная верста увеличивали шансы оставить противника с носом, а самим остаться с артиллерией. Кажется, здесь, едва не пропустили поворот. Орудийные упряжки свернули с большой дороги на ведущую к горам. Еще с полверсты и их окружила потрясающая винтовками и радостно орущая толпа. Ну, никакого понятия о дисциплине и субординации.

— Отставить! Отставить, я приказываю! Праздновать будете потом! Разбирайте пушки и грузите на вьюки!

С трудом восстановив порядок, капитан разогнал стрелков по позициям, после чего вернулся обратно.

— Почему стоим? Почему не разбираем?

— Командир, они не разбираются.

— Не может этого быть!

Алекс оттолкнул одного из себрийцев, и сам склонился над пушкой. Ситуация усугублялась тем, что ближе к рассвету луна исчезла, темнота была хоть глаз выколи, действовать приходилось практически наощупь. Всего за полминуты офицер разобрался в причинах неудачи себрийцев с разборкой.

— Это не горные трехфунтовки, а четырехфунтовые полковые пушки!

Мало того, что эти пушки были почти в два раза тяжелее, чем те, на которые они рассчитывали, так еще и ни о какой разборке без специального инструмента речи идти не могло.

— Что делать будем?

Еще ничего не пропало. Можно было просто взорвать пушки или сбросить их в какое-нибудь ущелье поглубже, а самим уйти налегке. Все себрийцы будут живы и здоровы, а османийцы останутся без пушек и без лошадей. Хотя лошадей, конечно, жалко. Но тогда у армии «Свободной Себрии» не будет своей артиллерии, и неизвестно, когда она появится. К тому же, эти три новенькие бритунийские пушки Алекс уже привык считать своими.

— А может, попробуем провезти их по этой дороге, не разбирая?

Смирко отрицательно покачал головой.

— Ты же сам видел эту дорогу.

Да, этот вариант явно не годится. Спрятать где-нибудь, а потом за ними вернуться? Времени нет. Да и нет таких мест, где можно надежно спрятать целую полубатарею полковых четырехфунтовок. Это же не горшочек с серебром и не сундучок с золотом! Неужели, придется возвращаться с пустыми руками.

— Дайте мне свет!

Алекс вытащил из сумки полученную от Гжешко карту и расстелил ее на зарядном ящике. К карте поднесли зажженную лучину. Капитан только фыркнул по этому поводу, но другого источника света просто не было. Отыскав нужное место, он решительно ткнул пальцем в отметку на бумаге.

— Смирко, этот мост охраняется?

— Конечно. Там их десятка два.

— Ерунда, караульный полувзвод мы без труда разгоним.

— Там каменное укрепление, пулей его не взять.

— Зачем пулей? — удивился капитан. — У нас же есть теперь пушки! Вот пусть они и работают, зря, что ли мы их с собой тащим.

— А кто из пушек стрелять будет?

Алекс припомнил свой скудный Олумоцкий опыт стрельбы из аналогичного орудия. Выстрел-то произвести он сможет, а вот сможет ли попасть — вопрос. Но у себрийцев и тени сомнения не должно быть в своем командире.

— Я буду! Что еще здесь есть у османийцев?

— Здесь у развилки дорог еще до моста есть пост в полсотни штыков. И в Алзане у них таможня, там же полурота стоит, местный редиф может к ним присоединиться. Всего сотни две-две с половиной наберется.

— Обойти этот Алзан можно?

— Нет, — отрицательно покачал головой Смирко, — потому там таможня и стоит, что ее обойти нельзя. Во всяком случае, не с нашим грузом. От Алзана до границы еще две версты, но там есть развилка, можно попробовать обойти войчетутскую таможню.

— Значит, будем прорываться. Решено, — капитан хлопнул ладонью по карте, — не удалось уйти тихо, будем уходить с музыкой! Разворачивайте пушки! И подбери мне десяток посообразительнее они мне потребуются при орудии.

Для прорыва оставалось найти еще одну сущую мелочь. Воспользовавшись моментом, Алекс сунул свой нос в первый зарядный ящик. Картечь, чугунные гранаты, пороховые заряды в шелковых картузах. Всего десятков на шесть выстрелов. Поленились османийские артиллеристы вечером выгрузить снаряды и сдать их на склад, теперь они пригодятся новым хозяевам.

Капитан закрыл крышку. Второй ящик. То же самое, гранаты, картечь, картузы. Третий… Есть! Хорошо хоть в темноте никто не заметил приступа охватившей его радости. Офицер вытащил наружу и повесил себе на плечо увесистую кожаную сумку. Голову бы оторвать османийскому фейерверкеру, а потом спасибо сказать за то, что додумался запалы рядом с пороховыми зарядами положить. Видимо, надоело ему постоянно таскать на себе тяжелую сумку, вот и облегчил себе жизнь.

— Поехали!

Недолго думая, один взвод капитан поставил в голову колонны, в середине шла трофейная полубатарея, в конце колонны — второй взвод. Зарево в направлении Нови-Лазара уже исчезло, то ли пожар потушили, то ли сгорело все, что могло гореть и погасло само по себе. Но с этой стороны противник пока никак себя не проявлял. А еще сильно раздражали медленно ползущие упряжки, четырех лошадей на одну пушку явно было маловато, но дополнительную тягу взять было негде.

На преодоление трех верст ушел почти час, до первого поста добрались в серых рассветных сумерках. Османийский часовой проявил бдительность, до поста оставалось около версты, когда там началась лихорадочная суета. Больше всего капитан боялся потерять хотя бы одну лошадь, это было практически равнозначно потере одной пушки.

— Стрелки, в цепь! Первое орудие развернуть! Остальные — в укрытие!

Его команды были выполнены хоть и не очень споро, но, в общем, довольно правильно. Нет, не зря он гонял себрийцев последние недели порой до полного изнеможения. А над головой уже просвистели первые пули.

— Навались!

Четырехфунтовку откатили с дороги, развернули стволом к цели.

— Сошники!

Драган, постоянно державшийся рядом, но ухитрявшийся не попадаться по руку, первым сообразил, что требуется сделать, сказалась служба в артиллерийском обозе руоссийской армии. Сняв со станины кувалду, он в три удара вогнал сошник в весьма твердый грунт. Повинуясь повороту рукоятки, исправно открылся затвор.

— Гранату!

С боеприпасом себрийцы не ошиблись, увесистая чугунная болванка отправилась в казенник. Следом за ней последовал картуз с порохом. Капитан закрыл затвор и вставил запал. У этой пушки прицельные приспособления были в порядке, но сумерки сыграли с ним злую шутку, заставив ошибиться с дистанцией. Офицер дернул спусковой шнур. Гах! Пушка резво подпрыгнула, окутавшись пороховым дымом, выпущенная ей граната канула в неизвестность.

Выругавшись, Алекс открыл затвор. Пробанить казенник, граната, картуз, закрыть затвор, вставить запал. На этот раз капитан опустил прицел чуть ниже. Гах! Вспышка взрыва блеснула на крыше строения, в котором держали оборону османийцы. Третья граната легла с недолетом, опуская прицел, офицер перестарался, вращая маховик вертикальной наводки. Зато четвертая влетела точно в окно, исправно взорвавшись внутри. Пятая и шестая оставили дыры в стенах, видимо строение не было каменным.

После этого, интенсивность стрельбы со стороны османийцев резко упала, но потребовалось выпустить еще три гранаты, прежде чем их сопротивление было сломлено окончательно и оборонявшиеся предпочли ретироваться, оставив строение победителям. Потери себрийцев ограничились двумя легкоранеными. Пока орудие снималось с позиции, стрелки успели обшарить османийский пост, принесли несколько винтовок, пачки патронов, вполне приличную саблю и бинокль, принадлежавшие убитому офицеру.

— Карты не было?

Трофейщики дружно закрутили головами, в один голос утверждая, что никаких бумаг не нашли. Подозвав Смирко, капитан протянул ему трофейный бинокль.

— Держи. Давно пора свой иметь. И смотри туда, внимательно смотри, всего одна мелкая пушечка и они позицию не удержали. А если бы они не поленились, выкопали нормальные окопы и держали оборону в них, у нас бы снарядов не хватило их оттуда выковырять.

— Да понял я уже все.

Себриец отправился подогнать артиллеристов, которые никак не могли вытолкать орудие обратно на дорогу.

От этого поста до следующего всего две с половиной версты. Хоть они и не находились в прямой видимости, мешал неровный рельеф местности, но не услышать пушечную стрельбу на втором посту не могли. Поэтому, едва только себрийцы появились из-за поворота дороги, как их встретил весьма горячий прием. Засвистели пули, закричали первые раненые.

— В цепь!

Не дожидаясь приказов, взводный унтер-офицер самостоятельно развернул свой взвод в цепь и приказал открыть огонь. Здание поста, где держал оборону караульный полувзвод, было построено на левом берегу и хорошо приспособлено к обороне. Проблема в том, что большая часть бойниц была расположена с северной стороны, чтобы иметь возможность обстреливать мост. Себрийцы же пришли с юга, а количество бойниц с южной стороны было куда меньше. Тем не менее, дальнейшее продвижение было чревато большими потерями, пришло время пустить в ход главный аргумент.

— Гранату!

Зарядив пушку, Алекс сам себе скомандовал «Огонь!», и дернул спусковой шнур. Видимо, сказалась недавно полученная практика, первая же граната попала в цель. Увы, сколь-нибудь заметных повреждений фортификация противника не получила. Калибр и масса снаряда были явно недостаточны для этой цели. Такой же, вполне закономерный результат был и у второго попадания.

Раздосадованный капитан поднял прицел, и две следующие гранаты оставили большие дыры в скате крыши. Было хорошо видно, как разлетается развороченная взрывами черепица. Но никакого действия на оборонявшихся, эти столь эффектные попадания не произвели. Надо было бить точно по бойницам. Опытный фейерверкер, может, и справился бы, но отставной пехотный капитан встал к орудийному прицелу второй раз в жизни. Пришлось сокращать дистанцию.

— Навались!

Усилиями расчета пушка неторопливо покатилась вперед. Османийцы тут же заметили новую опасность. Одна из пуль дзинькнула по металлу, вскрикнул, падая раненый себриец, молча завалился на бок убитый.

— Чаще, чаще стрелять! Не давайте им высовываться!

Воспользовавшись моментом, стрелки сократили дистанцию, винтовочная пальба усилилась, а османийские пули начали залетать намного реже.

— Стоять!

До поста остались не более семи сотен шагов. Драган, не дожидаясь команды, вогнал сошник в землю, пока капитан заряжал пушку. Просвистевшая над ухом пуля заставила поморщиться, не до нее сейчас. В качестве цели Алекс выбрал вход в здание поста. Гах! Граната бессильно взорвалась левее, между входом и бойницей. И только следующая граната снесла дверь и взорвалась внутри, глуша, убивая и калеча находившихся внутри людей. Не рассчитывали османийские строители на артиллерийский обстрел с тыла, а потому, влетевшая внутрь четырехфунтовая граната единым махом лишила оборонявшихся сразу половины личного состава.

— Вперед! Смирко обойдите их справа!

Заместитель понял ротного правильно и поднял взвод, обходя пост с правого фланга. Сам капитан не мог отойти от пушки. Он успел выстрелить еще четырежды, и один раз попасть в тот же дверной проем, прежде чем себрийцы приблизились к посту, а затем ворвались внутрь и добили османийцев. Едва только Алекс порадовался счастливому преодолению еще одного препятствия, как тут же навалилась новая напасть.

— Османийцы сзади!

Кавалерия. С полсотни всадников, поднимая клубы дорожной пыли, рысью поспешали догнать наглецов, укравших их пушки и устроивших на прощание пожар. «Что-то маловато по наши души. Остальные, видимо, пешком идут. Но как же не вовремя!». Сейчас они спустятся в котловину, а когда выедут из нее…

— За мной!

Бросив на огневой позиции одну пушку, капитан бегом устремился к двум оставшимся. Вслед за ним бежало всего восемь человек, да при пушках оставалось двое ездовых, авось успеют.

— Отцепляйте!

Себрийцы сняли станину орудия с зарядного ящика, опустили ее на землю.

— Вторую!

Сошники забивать было некогда, Алекс торопливо протолкнул в ствол картечь. Когда заряжание было выполнено, офицер торопливо подкрутил маховики наводки и сунул спусковой шнур Драгану.

— Дернешь вслед за мной.

А сам кинулся ко второй. Он почти успел. Затвор уже был закрыт, когда османийские кавалеристы выехали из котловины и оказались всего в двух сотнях шагов от себрийцев. И двух пушек, смотревших стволами прямо на них. А проклятый запал никак не хотел становиться на место, капитан бросил его и спешно выхватил из сумки другой. Повинуясь команде, кавалеристы пришпорили лошадей, торопясь обрушиться на малочисленного противника, над их головами блеснули обнаженные сабли.

— Драган, стреляй!

Гах! Смотреть на результат некогда, наконец-то удалось справиться с запалом. И наводить некогда, да и незачем с такого расстояния… Гах! Истошное лошадиное ржание и людские вопли.

— Огонь!

Себрийцы посрывали со спин винтовки и торопливо разряжали их в образовавшееся на дороге месиво из уцелевших, раненых и мертвых, из людей и животных. Еще несколько уцелевших всадников, нахлестывая лошадей, спешили скрыться обратно в котловине, уже не помышляя ни о какой атаке. Вслед им выпустили несколько пуль без особой надежды на успех.

— Повезло. Успей они развернуться, порубали бы нас всех.

Алекс обнаружил себя сидящим на земле, привалившись спиной к пушечному колесу, ноги отказывались держать его. Над ним навис Драган.

— Что дальше делать, командир?

— Цепляйте пушки к зарядным ящикам, уходим.

— А трофеи собрать?

— Некогда, время дороже. И помоги мне подняться!

Захват поста дорого обошелся себрийцам — шесть убитых и семнадцать раненых, больше четверти от общей численности! Тяжелых кое-как пристроили на лафетах и зарядных ящиках, но от этого скорость упала до совсем уже черепашьей. Легкораненым помогали идти товарищи. А впереди еще был Алзан с его таможней, гарнизоном и невозможностью его обойти. И о топающих позади османийцах тоже забывать не стоило. А боеспособных себрийцев осталось чуть больше полусотни и три пушки, которые бросить нельзя, а дальше тащить все тяжелее.

— Первый пост на въезде в город, — рассказывал подробности Смирко, — там обычно никого не проверяют, но если заподозрят в чем-то, то могут и остановить. Дальше дорога идет через город, но не через центр, а по окраине. На выезде — таможня, за ней мост. От моста до границы еще верста.

— В это время народу на таможне много бывает?

— Когда как. Бывает, одни только таможенники сидят, их там десятка два вместе с аскерами. А если караван придет, то больше сотни может собраться.

— От казармы до таможни далеко?

— Нет. После того, как шум поднимется, минут через восемь-десять аскеры будут у таможни. Ты уже придумал план, как мы минуем Алзан? Там пушки не помогут.

— Нет, не придумал.

Плана, действительно не было, пушки через реку не переправить, а единственный мост в Алзане, который нельзя миновать. И как это сделать — непонятно. Тупик.

— Смирко, посмотри туда. Бог любит нас!

Навстречу себрийцам по дороге полз караван из полутора десятков пароконных фургонов. И никакой охраны поблизости. Причина такой беспечности выяснилась быстро — фургоны возвращались из княжества Войчетутского пустыми. Принадлежали они османийскому купцу, а потому, были реквизированы капитаном Барти без каких-либо угрызений совести. Возницы проводили движимое имущество мрачными взглядами, им еще перед купцом ответ держать, а Алекса волновали совсем другие проблемы.

— Раненых перегрузить в фургоны! Стрелков укрыть под парусиной. И пушки, пушки сеном укройте! Возницам кресты с шапок, ремни и подсумки снять!

Три фургона пришлось бросить, их лошади пополнили орудийные упряжки. Маскировка пушек сеном, конечно, получилась так себе, но никто на нее и не рассчитывал, лишь бы османийцы не поняли, что под сеном в первые секунды, а там уже будет все равно.

— Пушки ставим в середину колонны. Если попытаются остановить на въезде, берем их в ножи, главное, обойтись без стрельбы. Таможню без шума не миновать, но там можно палить не стесняясь. Эх, нам бы только мост проскочить…

Смирко и его четников Алекс посадил в замыкающие фургоны, идущие сразу после пушек, а сам укрылся в головном. Дорога перед Алзаном была прямой и с небольшим перепадом высот, а потому, просматривалась версты на три. И когда передние фургоны подъезжали к посту, в пределах видимости появилась пехотная колонна османийцев, преследующая себрийцев.

Вот только стоявший на посту аскер ничего этого не знал. Он махнул рукой, приказывая проезжать быстрее, чтобы освободить дорогу к прибытию своей пехоты. Но когда мимо него покатились пушки, проявил к ним нездоровый интерес. Он уже раскрыл рот, чтобы закричать, но тут с ним поравнялся фургон, из которого выскочили двое. Один ткнул его ножом в грудь, Второй подхватил труп и закинул его в фургон вместе с винтовкой. Никто из прохожих и внимания не обратил на исчезновение аскера.

На улицах Алзана было немноголюдно. Зато таможня встретила себрийцев людским гомоном, какой-то караван проходил досмотр, таможенники привычно брали бакшиш. Увидев новую добычу, один из таможенных чиновников кинулся к ней разевая рот в крике. На руоссийском это бы вероятно прозвучало, как «Куда прешь, зараза?!», но остановка в планы капитана не входила.

— Гони!

Возница хлестнул лошадей, чиновник едва успел отскочить в сторону. Позади уже трещали выстрелы, а впереди, перед закрытым шлагбаумом, молоденький аскер пытался закрыть затвор своей винтовки, да видно перекосил патрон. Бах! Выронив винтовку, упал османиец. Бах! Получив пулю в живот, осел на землю пузан не в мундире, но с револьвером в руке. Спрыгнув на землю, Алекс кинулся к шлагбауму, Драган последовал за ним. Вдвоем им удалось быстро поднять перекрывавший проезд брус. Алекс уже ухватился за борт фургона, чтобы запрыгнуть внутрь, но в этот момент ощутил удар в спину, пальцы разжались, и он полетел под копыта лошадей следующей повозки.

Глава 3

— Проснулся герой.

Вот кем-кем, а героем себя Алекс не ощущал, зато чувствовал тупую, ноющую боль в спине и головокружение. Он лежал почему-то на животе, с трудом довернув голову, он сумел увидеть собеседника. Над ним склонился благообразный мужчина средних лет, в пенсне и с аккуратно подстриженной бородкой. Белый халат выдавал в нем представителя самой гуманной профессии, а только что без всякого акцента произнесенная фраза — соотечественника.

— Где я?

— В госпитале миссии руоссийских врачей в княжестве Войчетутском.

— Голова кружится и спина болит, — пожаловался Алекс.

— Это совершенно нормально, — поспешил успокоить его доктор, — наркоз заканчивает свое действие. Ранили вас из какого-то несерьезного револьвера. Будь у него пробивное действие чуть получше, мы бы сейчас с вами не разговаривали. Пулю я удалил, но ваше общее состояние внушает опасение. Вы на грани нервного истощения, совсем себя загнали, господин капитан, я бы на вашем месте поостерегся.

— Спасибо за предупреждение, доктор. Вы мне скажите, доктор, когда это я успел стать героем?

— Так вчера же и успели! Ворвалась вчера в миссию толпа вооруженных людей, я поначалу подумал, — улыбнулся врач, — башибузуки напали. Потом вас принесли без сознания. Спасай, говорят, нашего героического капитана! Кстати, имени вашего они сообщить так и не удосужились.

— Капитан Барти, честь имею!

— Доктор Мирлованов, глава миссии. Так вот, они-то про ваши подвиги и поведали. Наш капитан, говорят, всех османийцев в Алзане разогнал и всю их артиллерию на штык взял! А если ты его такой-сякой не спасешь, то мы тебе… Как бы это помягче сказать, операцию на трахее сделаем без наркоза.

— Горло пообещали перерезать?

— Можно сказать и так.

— Эти могут, — согласно кивнул Алекс. — А пушки они все вывезли?

— Об этом мне ничего не известно, я людей лечу. Кроме вас мне еще одиннадцать раненых привезли, один уже умер, еще трое в критическом состоянии. Если же хотите что-то узнать, то я сейчас позову одного из тех молодых людей, что вас сюда привезли. Он, знаете ли, так в коридоре и сидит со своим ружьем. Сюда никого, кроме меня не пускает, и персонал пугает одним своим видом.

— Да зовите уже, — улыбнулся Алекс.

Доктор вышел и через некоторое время в дверь бочком протиснулся Драган с винтовкой. Хорошо еще штык примкнуть не догадался. В медицинской миссии себриец чувствовал неловко, а потому, двигался осторожно, стараясь ничего случайно не задеть и производить как можно меньше шума.

— Винтовку к стене поставь, никто ее тут не украдет. И сам садись, не стой столбом. А теперь рассказывай. Все рассказывай. Пушки вывезли? Потери большие? Как я сюда попал? Последнее, что помню — лошадиное копыто над собой, даже гвозди на подкове рассмотрел! Ну, говори, не томи.

Драган поерзал устраиваясь на табурете, и понемногу ситуация начала проясняться.

— Я даже выстрела не слышал, смотрю, а ты падаешь прямо под копыта. Я тебя за ногу схватил, дернул. Едва успел, а тут этот пузатый опять свой револьвер поднимает. Я у него револьвер вырвал и рукояткой ему в лоб.

После такого удара османиец мог и не выжить, а с учетом полученной до этого пули в живот наверняка отправился к гуриям. Но капитана больше интересовало другое.

— Дальше. Что было дальше?

— Чего было… Третий фургон от головы остановился, тебя туда погрузили, там же и перевязали, потом сюда привезли.

— Потери большие?

— Точно не знаю, не видел.

Врет, в глаза не смотрит, значит, большие.

— Ладно, ступай.

Драган поднялся с табурета, потоптался, затем извлек из кармана маленький револьвер. В его лапище оружие казалось детской игрушкой.

— Вот. Пусть у тебя будет, мне ни к чему.

Уж конечно ни к чему, вряд ли его палец в скобу спускового крючка пролезет. Алекс проверил барабан — одна стреляная гильза и пять целых патронов. Калибр мелкий, но патрон центрального боя с блестящей желтой гильзой, а пуля серая, свинец без оболочки. Теперь понятно, почему пуля неглубоко вошла. Не боевое оружие, а так, скорее, пугач.

— Стой! Винтовку покажи!

Драган вынужден был вернуться от самой двери, и с явным нежеланием передать оружие командиру роты. Алекс открыл затвор, спину дернуло болью. Поморщившись, капитан потянул носом.

— Почему не чищена?!

— Так ведь…

— Никаких «ведь» быть не может! Выстрелил — почисти! Десять минут тебе на устранение!

— Будет сделано, командир.

Алекс постарался сохранить на лице выражение самого сурового недовольства, хотя сам едва сдерживал улыбку. Стоило только представить, как разложив посреди больничного коридора детали винтовки, здоровенный чернобородый себриец начнет шуровать в стволе шомполом. То-то врачи порадуются! Жаль только лично наблюдать эту картину нет никакой возможности.

Все бы ничего, но ныла простреленная спина, томила неизвестность, раненые, с которыми удалось поговорить, тоже видели очень немного. А еще, было невероятно скучно. Дважды приходил доктор, приносил утку, интересовался самочувствием. В разговоре с ним Алекс выяснил, что женского персонала в миссии нет, только руоссийские врачи-мужчины и добровольцы-санитары из местных себрийцев. Поначалу капитан даже расстроился, но потом вспомнил, что Драган в палату все равно никого не пускает, кроме Мирлованова, и немного успокоился по этому поводу.

Следующее утро было таким же скучным и лишенным каких-либо новостей, но едва только из-под Алекса вынесли вторую утку, как по коридору загрохотали чьи-то сапоги. Дверь решительно распахнули, на пороге стоял сам Гжешко, сияющий, как новенький медный пятак.

— Ай, молодец! Какое дело сделал! Три! Три пушки привез! И какие! Теперь у нас есть своя артиллерия!

Не пребывай Алекс в горизонтальном положении, переполненный эмоциями себриец непременно накинулся на него с объятиями.

— Не спеши радоваться, — капитан попытался хоть немного охладить пыл представителя «Свободной Себрии», — думайте, кто расчеты для них будет готовить, и где для них боеприпасы брать. А они, ох какие недешевые!

— Нет, — ухмыльнулся Гжешко, — это теперь и твоя забота тоже.

— Это еще почему? — Алекс не смог сдержать своего изумления.

— А потому, что вчера…

В голосе себрийца звучал весьма торжественно. Только сейчас капитан обратил внимание на его одежду. Гжешко избавился от своих шаровар и револьверов за поясом, сейчас на нем был вполне приличный костюм-тройка, криво сидевший из-за спрятанного под ним оружия.

— На заседании комитета «Свободной Себрии» было принято решение назначить главнокомандующим капитана Барти и присвоить ему чин полковника! Поздравляю!

— Да вы… Вы…

Словарный запас капитана внезапно оказался абсолютно недостаточным, чтобы выразить его мнение по данному вопросу.

— Да вы с ума сошли! Какой из меня, к черту, командующий?! Какой полковник?! Я больше, чем на батальон не рассчитывал!

Он бы еще долго бушевал, но у Гжешко не было никакого желания слушать столь эмоциональное выступление, а глотка у него была не менее луженой.

— Прекрати истерику! Ты — офицер, а не кисейная барышня! Лежи и лечись пока. И думай. Вылечишься — примешь командование, откажешься — никто тебя заставлять не будет, катись на все четыре стороны!

И ушел, хлопнув дверью. Вот и поговорили. Так ведь ничего толком и не узнал, ни о потерях, ни о дальнейшей судьбе своей роты. Алекс по совету себрийца попробовал успокоиться и принять взвешенное решение. Такое предложение только один раз в жизни делают, но и ответственность огромная, а опыта командования такой массой войск нет, как и знаний теории. И тут в палату произошло новое вторжение.

— Что за шум, а драки нет?

Похоже, доктор был не на шутку обеспокоен едва не разгоревшимся скандалом. Но появился он весьма кстати, как раз потребовалось прояснить некоторые моменты относительно собственного здоровья.

— Успокойтесь, доктор, все уже завершилось и дальнейших боевых действий на территории вашей миссии не ожидается. Скажите, лучше, долго мне еще здесь лежать?

— Нет, не долго. Рана у вас не очень серьезная, помощь вам оказали вовремя, поэтому, осложнений не предвижу. Думаю, через недельку уже сможете вставать, а через месяц мы вас отсюда выпишем. Только постарайтесь первое время избегать физических нагрузок, а лучше съездите куда-нибудь отдохнуть.

— На отдых съездить?

— Да, на морское побережье или на воды. Заодно и нервы подлечите.

— Спасибо за совет, я непременно его обдумаю.

Три дня душу Алекса терзали сомнения, на четвертый, доктор Мирлованов застал своего пациента на ногах.

— Что вы делаете? Вы с ума сошли, — возмутился медик, — рана может открыться!

— Вы же сами сегодня на перевязке сказали, что рана чистая, воспаления нет.

— А вы делаете все, чтобы оно было! Швы могут разойтись! Немедленно марш в постель!

Пришлось подчиниться. Но едва голова его коснулась подушки, как Алекс тут же поинтересовался.

— И долго мне еще лежать?

— Три дня минимум!

Эти три дня показались капитану вечностью. Он заранее затребовал, чтобы ему привезли запасной мундир взамен простреленного и залитого на спине кровью. Поскольку влезть на лошадь с примотанной к туловищу правой рукой не было никакой возможности, пришлось заранее позаботиться о коляске.

— Я бы настоятельно не советовал вам покидать сейчас нашу миссию…

— Спасибо за заботу, доктор. Надеюсь, больше к вам не попадать.

К удивлению Алекса, Драган категорически отказался ехать вместе с ним в коляске и взобрался на козлы к кучеру. Войчетут — городишко небольшой. Пять минут езды по узким и кривым улочкам, и коляска остановилась у одного из ничем не приметных домов. «Свободная Себрия» занимала половину первого этажа. Честно говоря, внутри капитан ожидал увидеть бурную деятельность, действительность же больше напоминала неспешность провинциальной канцелярии. Правда, здесь его уже ждали.

— Судя по тому, что ты из госпиталя досрочно сбежал, наше предложение принято?

— Да, — решительно кивнул Алекс.

— В таком случае, пошли, представлю тебя остальным членам комитета, заодно и с заместителем своим познакомишься.

Комитет «Свободной Себрии» произвел, скорее, негативное впечатление. Председатель, упитанный, розовощекий, с большими залысинами говорил долго и с большим пафосом. Алекс решил, что он из бывших адвокатов. Впоследствии оказалось, не из бывших, а из действующих. Председательство в комитете «Свободной Себрии» он успешно совмещал с адвокатской практикой в Войчетуте. Не очень хорошо понимавший себрийский Алекс пользовался моментом, рассматривая остальных членов комитета.

Первым его внимание привлек седенький сухонький старичок в весьма почтенном возрасте. Сей персонаж был обряжен в старомодный, но, несомненно, военный мундир с темными пятнами на плечах, оставшимися на месте споротых эполет. Отставной вояка, до сих пор не утративший строевой выправки, весьма пристально, не стесняясь, рассматривал новоиспеченного командующего. Алекс в свою очередь бесцеремонно уставился на отставника, тот вызова не принял, отвел взгляд.

Еще три члена коллегиального руководящего органа «Свободной Себрии» интереса не вызвали — типичная интеллигенция ни на что, кроме болтовни не способная. Приятной наружности молодой человек в неважно сшитом коричневом костюме что-то интенсивно записывал, не иначе, речь председателя. А вот последний из присутствующих…

Одет цивильно, но на голове традиционная себрийская шапка, которую он не снял даже в помещении. Поперек живота толстая золотая цепь, исчезающая в оттопыренном кармашке для часов. «Не иначе, он там золотой будильник спрятал, для такой цепи он будет в самый раз». Если именно эта сволочь занимается снабжением продовольствием, то есть все основания повесить его за шею и за паршивую кормежку на этой самой цепи. Председатель, наконец-то, закруглился и направился к Алексу.

— Поздравляю вас, полковник Барти, с вступлением в новую должность! Надеюсь, мы в ближайшее время услышим ваш план предстоящей кампании.

— Пренепременно, господин председатель, — пообещал полковник, — как только приму дела. Кстати, кто из членов комитета сейчас занимается военными делами?

Как и ожидалось, тот самый старикан.

— Генерального штаба подполковник Мартош! В отставке.

А взгляд у отставника неприятный, колючий.

— Ка… Э-э-э… Полковник Барти.

Чужая фамилия, да и новое звание какое-то ненастоящее. И все происходящее сильно напоминает плохое опереточное действо с паршивыми, безголосыми актерами, фальшиво поющими свои роли за мизерное жалованье. Со стороны все смотрится жалко и скучно, и все действующие лица это отлично знают, но делают вид, что все идет, как надо. И тебе надо доиграть свою роль до самого конца, только надо постараться, чтобы крови по ходу игры было пролито, как можно меньше.

— Прошу прощения, господа, но нам с подполковником Мартошем необходимо обсудить некоторые вопросы наедине.

Рабочее место отставного подполковника располагалось буквально за соседней дверью. В комнате присутствовал еще один персонаж в цивильном, поднявшийся при появлении офицеров.

— Крайчек, выйди, — бросил Мартош.

Он подошел к большому столу, хотел было опуститься в стоявшее за ним кресло, но передумал и остался стоять.

— Садитесь, господин подполковник, садитесь. Разговор нам предстоит долгий.

Поскольку других стульев в комнате не было, Алекс сел на стул вышедшего за дверь Крайчека.

— Вы в каком генеральном штабе имели честь служить?

— Астро-Угорском. И предупреждая ваш следующий вопрос, сразу поясняю, по матери я — себриец.

— Отлично. Отслужили вы в Астро-Угорской армии верой и правдой, вышли в отставку, а затем вдруг решили пыль стряхнуть со своего мундира?

— Вы на что намекаете, господин… полковник?

— Я намекаю? — фальшиво возмутился Алекс. — Да я прямо говорю, что как только под боком у Астро-Угорской империи появилась потенциально враждебная сила, как тут же вы вспомнили о своих себрийских корнях! Ну, что вы молчите?! Скажите, что я не прав, что я ошибаюсь!

Алекс действовал по наитию, но он чувствовал, что попал в нужную точку и продолжил давить на нее, пока противник не пришел в себя.

— У вас есть сыновья?

— Один сын.

— Где он сейчас? Служит? В какой армии? В Астро-Угорской? Отвечайте!

— Да, черт бы вас побрал, в Астро-Угорской! Но это я, я создавал эту армию, искал людей, оружие, места расквартирования, пока ты с револьвером по горам бегал!

Можно ли считать эмоциональный взрыв отставного подполковника признанием в шпионаже в пользу Астро-Угорской империи? Наверно, да. Но что делать дальше? Отдать Мартоша под трибунал или просто выгнать с позором? И лишиться единственного опытного штабного офицера, хоть и шпиона. А другого где взять? И тот тоже наверняка шпионом окажется. Вопросы, вопросы…

— Браво, господин подполковник, браво! Какая экспрессия! Думаю, мы с вами сработаемся. Но, если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, что ваша деятельность идет вразрез с интересами Себрии…

— Вы меня расстреляете.

— Нет, повешу. Шпионов, знаете ли, казнят через повешение. Если такие условия вас устраивают, можете остаться, нет — убирайтесь ко всем чертям!

Никуда он не денется. Уехать сейчас — провалить миссию. Пока Мартош здесь, он на службе числится, сыночку протекцию какую-никакую может оказать, а в Угории его ничего, кроме грошовой пенсии и старой жены не ожидает. К тому же, уедет этот шпион, пришлют другого, а его еще попробуй, вычисли. Но за деятельностью господина отставного подполковника придется смотреть в оба.

— Я остаюсь.

— Вот и отлично. А этот ваш Крайчек чей шпион?

— Не знаю, кто ему доплачивает за то, чтобы он тут сидел, но на жалованье от «Свободной Себрии» хорошего делопроизводителя найти нельзя, даже здесь.

То, что Крайчек хороший делопроизводитель, видно невооруженным взглядом. Бумаги на столах разложены аккуратно, папки в шкафах пронумерованы, подписаны и расставлены в полном порядке.

— Попадется на шпионаже, повешу его рядом с вами, — принял решение Алекс. — Зовите его, господин подполковник, будем дела принимать.

А дела оказались не самыми худшими. Подполковник Мартош и его делопроизводитель потрудились на славу. По бумагам в армии «Свободной Себрии» числилось почти четыре с половиной тысячи штыков и две сотни сабель, в составе двадцати девяти пехотных рот и двух кавалерийских эскадронов. На карте эти подразделения выглядели россыпью точек, явно образующих два оперативных направления. Одно прямо на Крешов, второе через Алзан на Каму. Причем, несколько рот располагались на территории соседнего княжества Ясновского.

— … теперь, благодаря вашим стараниям, у нас появилась полковая полубатарея. Но у нас нет ни подготовленных расчетов, ни снарядов, кроме тех, что остались в зарядных ящиках. Сейчас ищем офицера-артиллериста, которому можно поручить командование.

— А сами пушки где?

— Там же, где и были, в расположении вашей бывшей роты. Этот ваш Смирко заявил, что никому их не отдаст без вашего дозволения.

— С этим я разберусь, — пообещал Алекс. — А что у нас с саперами?

— Ничего, — пожал плечами Мартош, — их просто нет. Никто не хочет копать землю и строить укрепления, всем только стрелять хочется. Саперных офицеров, кто мог бы заняться этим делом, у нас нет ни одного.

Алексу тут же захотелось узнать, имеет ли место жесточайший дефицит желающих стать саперами или в этом можно усмотреть саботаж со стороны неблагонадежных личностей, засевших в комитете «Свободной Себрии». Однако были и другие вопросы, ничуть не менее важные.

— А что у нас с медициной?

— Есть договоренность о приеме раненых с миссией руоссийских врачей в княжестве Войчетутском.

— И это все? Так, — Алекс на секунду задумался, — подготовьте приказ о создании санитарного обоза, который займется приемкой первичной обработкой и транспортировкой раненых.

— Но…

— Отставить! Начальника обоза я вам найду, а комплектование личным составом на него же и возложим. Готовьте приказ!

— Слушаюсь, господин полковник!

— Теперь, боеприпасы. Надеюсь, муниционная колонна у нас уже есть?

— Так точно. В ротах стараемся поддерживать запасы не менее двухсот патронов на винтовку, но расход на учебные цели велик, не всегда удается. Складской запас еще около пятисот патронов.

— Не густо, — поморщился новоявленный командующий, — и на сколько нам этого хватит?

— Дней на пять-семь не самых интенсивных боевых действий.

У противника двойное, как минимум, численное превосходство, долговременные укрепления и большие запасы военного имущества. Османийская военная организация хоть и потрепана после поражений, но продолжает функционировать, а у тебя всего четыре с небольшим тысячи штыков, едва обученных и с явно недостаточным тыловым обеспечением. И как тут, скажите на милость, воевать? Значит, придется делать ставку на один единственный удар, быстрый, решительный и беспощадный.

— Мартош, ограничьте расход патронов, скоро они нам потребуются в большом количестве. И вам не кажется, что пора сводить роты в батальоны?

— Давно пора, — согласился подполковника, — но тогда возникнут трудности с расквартированием таких крупных подразделений. Зима на носу, одними палатками в поле не обойдемся. Придется размещать батальоны в населенных пунктах, а это неизбежные трения с местным населением. Да и как князь на это отреагирует, тоже неизвестно.

— Плевать на князя! Сколько у него штыков?

— Численность княжеской армии около пяти тысяч пехоты и кавалерии, но боеспособность ее крайне низкая…

— Тем более! Князь, конечно, будет возмущаться, но на активные действия не отважится. Он же понимает, что наши действия направлены не против него. А с началом боевых действий мы избавим его княжество от своего присутствия, чему он будет только рад. Жду ваших предложений по формированию и размещению батальонов.

— Будет исполнено! Но где нам взять командные кадры для них?

— Произведем в комбаты наиболее опытных командиров рот.

— Как у вас все просто, — вздохнул Мартош.

Что и говорить, решение не самое лучшее. Накануне решающих событий себрийские роты лишались лучших, наиболее подготовленных командиров. Самим же офицерам оставался минимум времени на вхождение в новую должность и обретение опыта командования в разы возраставшим количеством подчиненных.

— Можете предложить иное решение?

— Никак нет!

— Тогда исполняйте мой приказ! Да, кто отвечает за снабжение продовольствием?

— Господин Куйчернеджи. Да вы его видели, когда вас представляли членам комитета, он один из них.

— Жирный, в шапке, с золотой цепью через все пузо?

— Очень точное описание. Жалобы на качество поставляемого продовольствия бывают, но ничего серьезного. А у вас к господину Куйчернеджи есть претензии?

— Никаких.

Очертя голову кидаться в атаку на одного из членов комитета, собственно, и давшего ему в руки власть, Алекс не стал. Для начала, надо было узнать расстановку сил внутри комитета, узнать, как обстоят дела у других ротных командиров. Может, у них с этим делом все в порядке. А что для сбора такого рода информации может быть лучше, чем личная встреча? Да и на кандидатов на повышение хотелось взглянуть в их естественной, так сказать, среде обитания.

Но вояж свой по вверенным ему подразделениям Алекс начал с миссии руоссийских врачей.

— С чем пожаловали, господин капитан? Рана беспокоит?

— С вашего позволения, уже господин полковник. И рана меня почти не беспокоит, у меня беспокойство совсем иного рода.

Не дожидаясь разрешения, офицер пристроился на стуле напротив доктора.

— А здесь я затем, чтобы вас ограбить.

Некоторое время он наблюдал за тем, как на лице Мирлованова менялись эмоции, а затем поспешил успокоить доктора.

— Нет, нет, ваш кошелек мне не нужен. И касса общества тоже. Формируется санитарный обоз, и мне крайне срочно нужен лекарь, который мог бы его возглавить. Если кто-то из ваших врачей согласится… Добровольно, конечно же.

— Согласится, — пробурчал доктор, — кто-нибудь, конечно же, согласится. Только толку от них… Ай, ладно, вспомню молодость, сам пойду! Здесь в миссии найдется, кому меня заменить.

Доктор резко, будто подброшенный мощной пружиной, поднялся с кресла, привычным движением одернул халат.

— Старший лекарь лейб-гвардии кирасирского полка в отставке Мирлованов в вашем распоряжении, господин полковник. Имею опыт Южноморской и Палкарской кампаний.

Алекс был готов к возражениям, долгим уговорам, скандалу, в конце концов, а тут все решилось настолько просто и быстро, что на решение доктора он отреагировал с запозданием. Поднявшись со стула, он протянул Мирлованову руку.

— Добро вновь пожаловать на службу, господин старший лекарь. Вот только не успел предупредить вас, что обоз вам придется формировать самому. На данный момент его практически не существует.

Доктор решительно ответил на рукопожатие.

— Раз надо, значит, сформируем. Пару фельдшеров и пяток санитаров возьму здесь, в миссии, кого-нибудь среди четников и наших добровольцев найдем, остальных будем на месте учить.

— В таком случае, отправляйтесь в комитет «Свободной Себрии» к подполковнику Мартошу, с ним решите все организационные вопросы. Со своей стороны, обещаю вам полное содействие во всех вопросах.

Разрешив дела в миссии самым благополучным образом, Алекс отправился в теперь уже бывшую свою роту. Во-первых, не терпелось увидеть товарищей, узнать подробности последнего боя, посмотреть и оценить, как со своими обязанностями справляется Смирко. Во-вторых, надо было забрать оставшиеся в расположении роты личные вещи, отсутствие которых существенно осложняло быт раненого офицера.

Полтора часа подрессоренная пролетка укачивала Алекса. Под конец пути он даже задремал, но вскоре был разбужен радостным воплем.

— Командир вернулся!

Тут же, наплевав на дисциплину и субординацию, сбежался весь личный состав роты, мгновенно превратившийся в радостно гомонящую толпу. Толпа эта подхватила Алекса, понесла, его ноги вновь коснулись земли только пять минут спустя.

— Ста-ановись!

Не сразу, но себрийцы вспомнили о том, что здесь они не на сельском празднике гуляют, и по этой причине приказы ротного командира надо исполнять. Пока солдаты выравнивали строй, Алекс успел перекинуться парой слов со Смирко.

— Чему они так радуются?

— Как чему?! Мы впервые побили османийцев. Сами. Не просто ограбили караван и через горы ушли, а прошли все посты, вывезли их пушки, и они не смогли нас остановить, хоть и было их в разы больше. И все это благодаря тебе.

На этом командирам пришлось прерваться, рота построилась, пришла пора рапортов и воинских приветствий. Непосредственно в процессе выяснилось, что весть о новых назначениях и званиях до роты Смирко еще не дошла. Данное известие вызвало новый прилив энтузиазма и радостных криков. Пришлось вновь восстанавливать порядок и дисциплину.

— Ты неплохо научился с ними справляться, — заметил Алекс.

— У меня был хороший учитель, — улыбнулся себриец.

— А скоро будет новый командир. Принято решение о сведении рот в батальоны.

— И кто это будет?

— Решение еще не принято, но к передислокации можешь начинать готовиться уже сейчас. Кстати…

Алекс подошел к стоявшим во дворе кошары трофейным пушкам. Принюхался к одной, другой, запустил руку в ствол третьей. А когда обернулся, был встречен дружным хохотом почти всей роты. В порыве эмоций Смирко хлопнул себя ладонью по правой ляжке.

— Я так и знал, что ты это сделаешь!

— Не трудно было догадаться. Молодец, что догадался вычистить стволы после стрельбы. И не вижу в этом, — Алекс перешел на повышенный тон, — ничего смешного!

— Они не над тобой смеются, — пояснил себриец, — я у них выиграл целый бочонок красного вина.

— Вино отставить! А пушки я у тебя заберу, как только найду хотя бы фейерверкера.

— Забирай, — махнул рукой Смирко, — мне от них все равно никакого толку нет и стрелять из них никто не умеет.

Как не хотелось задержаться в бывшей своей роте подольше, надо было возвращаться обратно в Войчетут. Драган донес собранные вещи до коляски, сложил, проверил, как закреплены. Затем помог взобраться в коляску раненому офицеру, сам устроился на козлах. Он уже окончательно вжился в роль денщика и телохранителя.

В Войчетуте Алекс первым делом отыскал Гжешко, тот квартировал в доме местного обывателя, и вывалил ему на голову все свои проблемы.

— Подожди, подожди, ты что предлагаешь, устроить в комитете переворот? Да еще и накануне решающих событий!

— Называй, как хочешь, но нынешняя говорильня — самый верный путь провалить все дело. Для военной операции мне нужен крепкий тыл, которого сейчас просто нет! Пока я был ротным командиром, меня все устраивало, а сейчас я увидел состояние дел с позиции полковника и оно меня ужаснуло.

— Но ты не понимаешь…

— Понимаю. Я все понимаю. Но если кто-то хочет отхватить очередной кусок от Османийской империи, то пусть платит всерьез! И не только деньгами! Время политесов закончилось, пришла пора действовать. Ты пока подумай, а я поехал проверять готовность войск, вернусь через два дня.

Формально свеженазначенный командующий отправился инспектировать одну из трех рот, полностью сформированных из руоссийских добровольцев. Рота располагалась в непосредственной близости от османийского Алзана. Напротив Алзана располагался себрийский Шемель с таможенным постом княжества Войчетутского. Основной целью поездки и было посещение этого поста, с которого открывался хороший вид на дамбу и подходы к Алзану — первоочередной цели планируемого наступления. От расположения роты до поста всего пара верст, никто и внимания не обратит на столь небольшой крюк на обратном пути.

Поскольку, внезапная проверка в планы Алекса не входила, командира роты о своем прибытии он известил заранее. Тем не менее, часовой чужую коляску через ворота не впустил, пришлось из нее вылезти. Часовой свистком вызвал дежурного унтера, а тот уже известил ротного командира о прибытии начальства.

— Штаб-капитан в отставке Крыдлов!

Крепкий, коренастый мужчина, лет пятидесяти, производил впечатление лихого рубаки, не сумевшего спокойно дожить остаток жизни на свою честно выслуженную пенсию. Левая щека отставного штаб-капитана была изуродована шрамом, оставшимся после сабельного удара. От этого казалось, что офицер постоянно недовольно кривится. Частично это уродство было скрыто пышными усами.

— Полковник Барти, — в свою очередь представился Алекс.

Стоя перед заслуженным, вдвое старше себя, офицером, недавно назначенный командующий чувствовал себя весьма неловко. Это тебе не вчерашний четник Смирко, этого отставного штаб-капитана ничему учить не надо, но и командовать такими людьми непросто. Этот экзамен куда сложнее будет, чем по тактике при поступлении в академию.

— Постройте роту, господин штаб-капитан. Хочу сам взглянуть на ваш личный состав.

— Слушаюсь, господин полковник!

— И еще, забудьте об отставке, считайте себя вновь принятым на службу.

— Так точно, господин полковник!

Как не старался Алекс отыскать хоть намек на иронию в словах «господин полковник», это ему не удалось. Крыдлов подозвал одного из своих субалтернов, отдал необходимые распоряжения. В расположении началась хорошо знакомая суета, вызванная прибытием начальства. Вот только в этот раз таким начальством был он сам.

— Рота построена, господин полковник!

Алекс щелкнул крышкой часов, в десять минут уложились. Для здешних мест результат очень даже хороший. Серый ряд шинелей с тускло поблескивающими пуговицами, белые пятна лиц и начищенные иглы примкнутых штыков.

— Здравствуйте воины свободной Себрии!

— Здрав-гав-гав, г-дин пол-ков-ник! — дружно откликнулась рота.

Алекс неторопливо двинулся вдоль строя. В целом, дело обстояло лучше, чем можно было ожидать. Нет, восторженных юношей с горящим взором попадалось немало, но все же, около половины добровольцев было явно старше тридцати. Стоп! А это еще чья, такая знакомая рожа? Сделав два шага назад, полковник остановился перед высоким добровольцем, одетым в потрепанную руоссийскую шинель. Тот пытался, как полагалось по уставу, «есть глазами начальство», но получалось у него это не очень, особенно, учитывая разницу в росте.

— А вы, сударь, что здесь делаете?

— Младший унтер-офицер Окаюмов. Прибыл помочь братскому народу в окончательном освобождении от османийского гнета, господин полковник!

— Я и без вас знаю, куда и зачем вы прибыли! Я спрашиваю, что вы делаете в пехотной роте?

И не дожидаясь ответа, повернулся к штаб-капитану Крыдлову.

— Этого, — Алекс ткнул указательным пальцем в унтера, — направить в санитарный обоз в распоряжение доктора Мирлованова, сегодня же! Стрелков у нас и так хватает, а опытных медиков днем с огнем отыскать не можем!

Алекс стал внимательнее приглядываться к стоявшим в строю, но больше ни одного знакомого ему не встретилось. Уже после, оставшись с полковником наедине, Крыдлов поинтересовался.

— Вам, господин полковник, этот унтер по прежней службе знаком?

— Не совсем. Когда османийцы корпус генерала Трындецкого в окружения брали, нам пришлось на левом берегу Мгупты позицию держать до прохода санитарного транспорта. Ничего не слышали про это дело?

— Не довелось, — покачал головой Крыдлов, — я тогда со своей ротой только-только Надуй форсировал, время тогда горячее было.

— Так вот, — продолжил свой рассказ Алекс, — как транспорт на правый берег прошел, так мост понтонный и взорвали. Пришлось тем, кто уцелел, через реку вплавь перебираться. Я тогда воды наглотался и чуть не утоп, а Окаюмов меня на берег вытащил, спас. Он тогда санитаром служил.

Об обстоятельствах их первой встречи Магу решил умолчать.

— А мне он про службу санитаром ничего не сказал. Знаю только, что в свободное время сей унтер стишками балуется.

— Потому и не сказал, что лично хотел, так сказать, с оружием в руках себрийцев освобождать. А для нас сейчас он — ценнейший кадр, почти готовый фельдшер.

После этой фразы в ротной канцелярии воцарилась неловкая пауза. Ротный командир не решался задать следующий вопрос, а Алекс не знал, как бы поделикатнее сообщить Крыдлову новость о его новом назначении. Первым решился нарушить молчание отставной штаб-капитан.

— Кого еще из роты заберете, господин полковник?

— Никого.

Казалось, ротный не мог поверить своим ушам. Многоопытный служака явно почуял в начальственной доброте какой-то подвох.

— Нужда в командных кадрах у нас отчаянная, — продолжил Алекс, — но все ваши подчиненные останутся при вас. Я вам даже новых пришлю.

— И как много? — осторожно поинтересовался Крыдлов.

— Сотен пять или шесть.

— Но ведь это же…

— Совершенно верно, это — батальон. И вы назначены его командиром. Кого из субалтернов поставить на роту оставляю на ваше усмотрение.

Поняв, что сейчас начнутся уверения в невозможности принять столь высокую должность и сетования на полное отсутствие опыта, Алекс хлопнул ладонью по столу и повысил тон.

— Отставить возражения! Я сам больше, чем четырьмя сотнями отродясь не командовал, а сейчас у меня под началом четыре с лишним тысячи. И надо мной — никого. Ни совет дать, ни обругать, ни наказать некому. Все сам.

Несколько секунд штаб-капитан насупившись молчал, думал. Потом выдавил из себя признание.

— Я еще в училище понял, что выше ротного мне подняться. В мыслях никогда не было. И здесь едва только служба наладилась…

Ребром ладони решительно рубанул воздух.

— Ладно! Черт не выдаст, свинья не съест! Авось справлюсь как-нибудь.

Алекс уже начал открывать рот, чтобы распечь штаб-капитана за эти самые «авось» и «как-нибудь», у кадрового офицера, пусть и отставного, все должно быть в ажуре и как надо. Не успел. Дверь в комнатушку внезапно распахнулась, на пороге замер унтер. Секунду соображал, кто тут наибольший начальник, затем выпалил, обращаясь к Алексу.

— Господин полковник, со стороны Шемеля слышна стрельба! Сильная.

Внутри помещения никакой стрельбы слышно не было, но если унтер доложил, что в городишке стреляют, значит, так оно и есть. А поскольку стреляют «сильно», то вряд ли это перепившиеся гости на себрийской свадьбе. Возможно все, от попытки банды башибузуков взять бакшиш на таможенном посту, до мести османийских регуляров за злодейски украденные пушки. В любом случае к такой информации следовало отнестись со всей серьезностью, и меры принять соответствующие.

Алекс рывком поднялся с не крашеного табурета. От резкого движения тут же дернуло болью не до конца залеченную рану в спине. Крыдлов последовал его примеру.

— Роту поднять в ружье! Выслать в Шемель разведку! Дальше действовать по обстановке!

— Слушаюсь, господин полковник!

«Полковник». Неловко такое обращение слышать, но так приятно щекочет самолюбие. Магу скосил глаза на правое плечо. «Может, погоны себе придумать соответствующие?». Все эти мысли мелькнули в голове и тут же забылись, едва только Алекс шагнул за порог вслед за штаб-капитаном, сходу окунувшись в суету лихорадочных сборов добровольческой роты.

Солдаты еще не успели далеко разбрестись после недавнего построения, а потому, подгоняемые командами ротного и обоих субалтернов собрались довольно быстро. Стоя на ротному плацу, Алекс наблюдал за сборами. Винтовки держат привычно, уверенно, штыки у всех наличествуют, амуниция исправная, не придерешься. Глаз привычно отметил тяжесть оттянувших ремни патронных подсумков, следовательно, к неожиданному выступлению были готовы. Еще один плюс ротному командиру.

— Господин полковник, разведка выслана! Разрешите выступать основным силам!

— Действуйте, господин штаб-капитан!

Короткая команда и затопали в ногу по дороге сотни сапог, благо путь в приграничный городишко лежал вниз, под гору. Взобравшись в седла ускакали вперед штаб-капитан Крыдлов и его субалтерны. У ворот замер одинокий часовой с винтовкой у ноги, да в углу двора несколько солдат грузили патронные ящики на двуколку, запряженную ротной клячей. В бою подсумки быстро пустеют, как плотно их ни набивай до его начала, и вовремя подоспевший транспорт с боеприпасами, иной раз, настоящее спасение. Да и раненых будет, на чем вывезти на обратном пути.

В очередной раз прокляв свое не вовремя произошедшее ранение, полковник Барти заковылял к своей коляске.

— Трогай!

Покачиваясь на мягких рессорах, экипаж покатил следом за ушедшей ротой, благо, поднятая солдатским сапогами пыль почти успела осесть обратно на землю. Несколько минут спустя, они догнали ротный арьергард, и буквально тут же от головы колонны донеслось «На месте, сто-ой!». Отсюда стрельба в городке была слышна довольно отчетливо. Не очень-то и интенсивная. То ли нападавшим удалось сломить сопротивление защитников и сейчас они добивали уцелевших, то ли оборонявшимся удалось отбить первый натиск, и бой свелся к дежурной перестрелке между противниками.

Вернулся Крыдлов верхами, не слезая с седла доложил.

— Османийцы. Судя по мундирам — армейцы. Таможня пока держится, в городе идет грабеж. Какие будут приказания, господин полковник?

Армейцы — это плохо. Будь это обычные башибузуки, Алекс приказал бы атаковать немедля, а нападение на регулярную османийскую армию, пусть даже и на территории княжества Войчетутского, вопрос политический. Тут объявлением войны попахивает, к которой армия «Свободной Себрии» сейчас абсолютно не готова. Но надо было что-то решать, и немедленно.

— Бинокль!

Драган вложил оптику в протянутую руку. Прежде, чем что-то приказывать, Алекс решил лично оценить обстановку, да и пара лишних минут на принятие решения будет. Выбравшись из коляски, Алекс взобрался на пригорок, откуда открывался хороший вид на западную окраину Шемеля.

Сам город не имел оборонительной стены, а потому, его окраины хорошо просматривались. Жаль, невозможно было увидеть, что происходит на его узких средневековых улочках. Шемельская таможня располагалась в старом замке какого-то местного феодала. Не бог весть какое укрепление, но без артиллерии взять его будет трудно. Тем более, что эффект внезапности нападения уже закончился. В городе тоже местами стреляли — шемельские обыватели выражали несогласие с переходом своего движимого имущества в руки незваных гостей. И судя по облачкам белого порохового дыма, поднимавшегося над черепичными крышами, сопротивлялись они этому весьма активно. В паре мест виднелся черный дым занимавшихся пожаров.

Разглядывая город, Алекс невольно задался вопросом.

— Странно, почему они напали посреди дня, а не на рассвете? Взяли бы город сонным, практически без потерь.

Крыдлова никакие сомнения не мучили.

— Возьмем пленных — спросим.

Тактическое решение пришло очень быстро, а вот стратегическое… Вмешаться или сохранить роль стороннего наблюдателя? В конце концов, Алекс решил плюнуть на все внешнеполитические расклады. Он офицер, и его дело врага уничтожить, а вопросы мира и объявления войны пусть князь Войчетутский решает, на то он и местный правитель.

— Господин штаб-капитан!

Крыдлов, державшийся чуть позади, сделал шаг вперед.

— Слушаю, господин полковник.

На этот раз обращение «полковник» пролетело мимо ушей, не до него сейчас.

— Одной полуротой снимите осаду с таможни, вторую пустите в обход справа, постарайтесь отсечь их от дамбы и не дать уйти с добычей!

— Слушаюсь, господин полковник!

План не хитрый, штаб-капитан и сам наверняка пришел к тому же решению. Гарнизон княжеской таможни усилит наступающих и поможет в городском бою, а опасность лишиться единственного пути отхода сделает османийцев куда менее упорными в обороне. Крыдлов хотел было вернуться к роте, но Алекс придержал.

— И вот что еще… Пленных у нас содержать нет возможности, а патронов у вас в достатке. Возьмите одного-двух, из тех, что знают побольше.

— Я вас понял, господин полковник, — ощерился из-под усов штаб-капитан, — не извольте беспокоиться.

Похоже, у него с османийцами свои счеты. А иначе, зачем бы он здесь добровольно оказался, выйдя в отставку? Да и всю грязную работу по окончательному истреблению вторгшегося неприятеля вполне могут взять местные обыватели. К османийским грабителям, насильникам и убийцам они испытывали чувство давней, глубочайшей и жгучей ненависти. А уж сегодняшние события это чувство только освежит и углубит. Надо только создать им благоприятные условия и не мешать.

Едва ли не впервые в таком деле Алекс оказался в роли не активного участника, а почти стороннего наблюдателя. Рядом с ним остался один только Драган. Надо было забрать у ротного командира хотя бы пару посыльных, да мысль эта пришла в голову слишком поздно, не было еще соответствующего опыта. Оставалось следить за действиями штаб-капитана в бинокль. А действовал Крыдлов весьма уверенно и сноровисто, вряд ли Алекс смог лучше. Обе полуроты вывел к окраинам городка, грамотно используя складки местности и избегнув тем самым потерь на этом этапе. Из походного порядка в боевой солдат перестроил в нужный момент, ни секундой раньше, ни минутой позже. А потому, атака руоссийских добровольцев стала для нападавших весьма неприятным сюрпризом.

И все бы шло хорошо, но в это время серые фигурки солдат втянулись на городские улочки, и полностью исчезли из вида. Теперь, определить их продвижение стало возможным только по облачкам порохового дыма. Благо погода выдалась почти безветренная, и они не спешили рассеиваться. Для лучшего обзора Алекс хотел подняться выше, но легшая на плечо тяжелая лапа Драгана не позволила этого сделать.

— Не надо туда идти, командир.

Магу дернул плечом, сбрасывая руку, рана в спине опять дала о себе знать, заставив покривиться от боли. Драган, конечно, прав — не стоит изображать из себя мишень. Расстояние приличное, но хороший стрелок вполне может попытать счастье, особенно заметив отблеск линз бинокля.

Тем временем, первая полурота вышла к стенам таможни, а на ведущей к Алзану дамбе появились крохотные фигурки османийцев — самые трусливые и самые сообразительные спешили покинуть Шемель, бросив добычу и наплевав на судьбу товарищей до того, как самый короткий путь к спасению будет отрезан. То и дело какая-нибудь из этих фигурок падала, чтобы больше не подняться. А это означало, что и вторая полурота вскоре выйдет на намеченный рубеж.

Теперь все зависело от количества и стойкости не успевших удрать османийцев, а также, мужества и решительности руоссийцев и солдат местного гарнизона. Не выдержав нервного напряжения, Алекс опустил бинокль и начал спускаться обратно к экипажу. Драган последовал вслед за ним.

— Поехали!

По мере приближения к крайним домам винтовочная трескотня все назойливей лезла в уши. Перестрелка явно шла на убыль, зато стали доносится истошные женские вопли. Здесь, на окраине, бой был недолгим, он быстро откатился к центру городка, оставив на улице вонь сгоревшего пороха, запах свежей крови, жертвы и пострадавших. Пока это были только местные жители и напавшие на Шемель османийцы, но вскоре начали попадаться убитые и раненые руоссийцы.

Первый труп в серой шинели лежал у стены дома. Судя по широкой кровавой полосе, туда его оттащили с середины улицы, спасая от обстрела, но он умер даже не от самой раны, а от большой потери крови. А вот еще одного раненого спешно несут сразу четверо. В нескольких шагах от коляски солдаты свернули в ворота одного из домов. Приподнявшись, Алекс получил возможность заглянуть за забор. Так и есть, во дворе уже успели организовать прием и перевязку раненых, причем, не только руоссийских добровольцев, но и местных себрийцев.

Еще не так давно, сам будучи ротным командиром руоссийской армии, капитан Магу потери в бою воспринимал не так остро, как сейчас. Тогда он точно знал, что рано или поздно в полк прибудет маршевый батальон, и все потери будут восполнены. Да, вновь прибывшие будут не столь обученными и совсем неопытными, и среди них тоже будут неизбежные потери в силу отсутствия этого самого опыта, но через некоторое время они станут бойцами, ничуть не уступавшими выбывшим из строя. А здесь, в Себрии, никакого маршевого батальона не будет, поэтому, каждый раненый и убитый доброволец представлялся невосполнимой потерей.

Шальная пуля щелкнула по камню в стене и с визгом ушла в рикошет. Ехать дальше в экипаже становилось опасно. Алекс выбрался из нее, расстегнул клапан кобуры, проверил насколько легко из нее выходит револьвер. Он хотел было приказать Драгану остаться возле экипажа, но тот столь решительно привязал лошадь у ворот дома, служившего госпиталем, и закинул на плечо винтовку, что оставить его в тылу представилось решительно невозможным.

— За мной!

Казалось, бой стремительно откатывается перед ними, Алекс с поспевавшим за ним Драганом никак не могли поспеть к местам перестрелки с османийцами. Даже одиночные пули вскоре перестали посвистывать над головой, хотя редкие хлопки выстрелов еще раздавались. Прижимаясь к стенам домов и заборам, они выбрались к стенам княжеской таможни, ставшей основным очагом сопротивления в городе. Здесь нападавшие разгромили какой-то небольшой обоз или купеческий караван, но захватить саму таможню так и не смогли.

Пробитые пулями повозки, так и оставшиеся в оглоблях убитые лошади и трупы, трупы, трупы… Бой у стен таможни был нешуточным. Попутно Алекс обратил внимание на то, что некоторые из убитых были княжескими солдатами. А это было странно, никаких воинских частей в Шемеле не было.

— Господин полковник!

Наконец-то, сам штаб-капитан Крыдлов отыскался. И к тому же не один. Короткая шинель армии княжества Войчетутского с двумя рядами блестящих пуговиц, погоны майорские, сабля с темляком на боку, фуражку княжеский офицер где-то потерял, зато не утратил воинственного пыла, то-то экспрессивно выговаривая руоссийцу, попутно размахивая здоровенным револьвером в правой руке. Похоже, появление Алекса явилось для Крыдлова избавлением. Услышав обращение «полковник», себриец тут же заткнулся и обернулся взглянуть на прибывшего, а штаб-капитан, воспользовавшись моментом, проскользнул мимо него, насколько это было возможно для его грузной фигуры, для доклада.

— Господин полковник, противник из города выбит, взяты трофеи и один пленный!

— Потери?

— Уточняются. Предварительно с полдюжины убитыми и десятка полтора ранеными!

Один не самый ожесточенный бой и два десятка активных штыков как корова языком слизнула. А где новых взять?

— А этот что хотел? Надеюсь, за спасение благодарил…

Ответить штаб-капитан не успел. Уловив, что речь пошла о нем, себриец решительно вмешался.

— Майор Ковачевич, — представился княжеский офицер.

— Полковник Барти, — в свою очередь назвался Алекс.

Еще не отошедший от горячки боя себрийский майор сыпанул скороговоркой, из которой Алекс понял, что их вовсе не благодарят, а высказывают какие-то претензии. Терпения его хватило на минуту, после чего он рявкнул на майора.

— Отставить!!! Успокойтесь! И револьвер уберите, война уже закончилась!

Именно этого и не хватало себрийцу чтобы прийти в себя. Он как-то сразу потух, взглянул на револьвер, затем механически начал запихивать оружие в кобуру, висевшую справа на животе. Пока он этим был занят, Алекс повернулся к Крыдлову.

— Чем он недоволен?

— Тем, что на помощь поздно пришли. Обоз этот, — штаб-капитан кивнул на стоящие у таможни повозки, — как я понял, должен был увезти собранные подати в княжескую казну, да не успел — османийцы напали. Люди погибли, лошадей постреляли, большую часть денег утащили, а ему теперь перед князем за все отвечать. Вот и лается.

— Теперь понятно, почему они днем напали, — сделал вывод Алекс, — ждали, когда деньги вынесут из замка и погрузят в повозки. В момент окончания погрузки и напали. Пойдемте, допросим пленного, интересно, что он скажет.

Османийский унтер-офицер был очень словоохотлив, надеясь сохранить себе жизнь. Ничего особо нового про само нападение пленный не добавил, а вот о подготовке к нему выяснились интересные моменты. Гарнизон Алзана начали усиливать за неделю, для участия в вылазке собрали больше трех сотен. Солдаты прибывали в город небольшими группами и только после наступления темноты. После чего, их запирали в казарме и в город не выпускали. За три дня до сегодняшнего все было готово, ждали только сигнала из Шемеля.

— Теперь понятно, почему они местных себрийцев грабить кинулись, — высказался Крыдлов, — после недельного безвылазного сидения в казарме любой османийский аскер озвереет, когда его на свободу выпустят.

— Серьезно готовились, — нахмурился Алекс. — Вот только точной даты прибытия обоза они не знали.

— Но сигнал о его прибытии им кто-то подал.

Становилось понятно, что данная акция не спонтанное решение кого-то из младших османийских начальников, а хорошо продуманная и подготовленная операция. За нападением стоял кто-то очень влиятельный. Алекс обратился к толмачу.

— Спроси у него, кто отдал приказ о подготовке нападения на Шемель.

Шансы на то, что обычный строевой унтер-офицер может знать ответ на такой вопрос, были невелики, но они все-таки были, если учесть традиции хранения военной тайны в османийской армии.

— Он, конечно, точно не знает, — начал толмач, — но его друг слышал, как ротный командир говорил…

— Короче, — потребовал Алекс.

— Был слух, что нападение на княжеский обоз было произведено по приказу камского паши.

Ай да паша! Одним выстрелом двух зайцев прихлопнул — и позор за утраченные пушки смыл, и финансовое положение поправил. Браво, браво! С другой стороны, регулярная османийская армия по указанию высокопоставленного султанского чиновника напала на территорию независимого княжества Войчетутского, а это уже повод для объявления войны.

Однако с делами прошлыми пора заканчивать и определяться с будущим.

— Пойдемте, господин штаб-капитан к Ковачевичу.

— А с этим что? — Крыдлов указал на пленного.

Алекс на секунду задумался.

— Возьмем с собой, отдадим майору. Князь Войчетутский должен знать, что покушение на его кошелек — инициатива с самого османийского верха, а вовсе никакая не случайность. Свидетель из него плохонький, ну да уж какой есть.

Майора Ковачевича они застали за делом скорбным, но необходимым. Собрав своих уцелевших солдат, неудачливый охранитель таможенных податей занимался погрузкой тех, кому сегодня не повезло, в повозки. Точнее, солдаты грузили трупы, а он наблюдал со стороны, не вмешиваясь в процесс. Даже на приход руоссийцев отреагировал не сразу.

— В городе есть еще какой-нибудь начальник, кроме вас, господин майор?

Себриец ответил не сразу, на смену возбуждению пришла апатия.

— Начальник таможни убит, о городском голове известий нет, его дом османийцы сожгли, княжеского наместника в Шемеле не было никогда.

— Выходит, сейчас вы здесь главный.

Ковачевич только плечами пожал.

— В таком случае, у меня для него есть две новости, как водится, хорошая и очень хорошая. Пленный показал, что по численности нападавшие превосходили вас в три-четыре раза, а потому, защитить обоз было не в ваших силах.

После этих слов майор несколько оживился.

— А этот пленный…

— Забирайте.

По знаку Алекса османийского унтера вытолкнули на обозрение себрийца. Тот немедленно подозвал своих солдат и пленного увели. Пусть и небольшой, а шанс на не слишком жестокое наказание у майора появился. Заодно, и про роль камского паши пусть расскажет. Слухи, они иной раз посильнее документов с подписью и печатью будут.

— Премного благодарен вам, господин полковник.

Ну вот, как только спасение забрезжило, так сразу «господин полковник». Теперь под этим соусом следовало подсунуть себрийцу второе блюдо, которое ему вряд ли понравится.

— Я принял решение оставить роту армии «Свободной Себрии» в Шемеле. Ответственность по охране и обороне города возлагаю на штаб-капитана Крыдлова.

Штаб-капитан не подвел, изобразив торжественно-напряженное выражение лица, картинно щелкнул каблуками.

— Слушаюсь, господин полковник!

И пока майор Ковачевич хлопал глазами, осознавая услышанное, Алекс продолжил раздавать указания.

— Занимайте таможню, выставляйте посты на дамбе и въездах в город, озаботьтесь ночными патрулями. Обывателей нужно успокоить.

Крыдлов козырнул еще раз.

— Слушаюсь, господин полковник!

Такой беспардонной наглости Ковачевич снести уже не смог. У него на глазах какой-то самозваный полковник, неизвестно какой армии своими солдатами занимал княжеский город, да еще и якобы с его, майора, согласия.

— Я не позволю…

— Господин майор, — Алекс казался воплощением невозмутимости, хотя это спокойствие нелегко ему давалась, — на вашем месте я бы немедленно озаботился написанием рапорта и его скорейшей доставкой князю Войчетутскому. Для вас сейчас самое важное, чью версию событий князь услышит первой.

— А…

— А за город не беспокойтесь, он нам надолго не нужен, вскоре мы из него сами уйдем. Мы вам не враги. Вы патриот Себрии?

— Что за вопрос?! — абсолютно искренне возмутился майор.

— Вот, можно сказать, одно дело делаем. Вы пишите, пишите рапорт и отправляйте князю. А завтра, берите уцелевшее серебро… Османийцы ведь не все захватили?

— Не все, — машинально подтвердил себриец.

— Значит, берите все, что осталось и везите в Войчетут. Я вам плохого не посоветую.

Окончательно задурить голову майору Ковачевичу было несложно — после произошедшего его чувства пришли в полное расстройство, и он был готов ухватиться за любую соломинку.

Избавившись от себрийца, Алекс весь вечер занимался размещением роты в Шемеле. Из города он выехал только на следующее утро, но перед самым отъездом, когда он уже садился в экипаж, его отыскал Ковачевич.

В течение ночи майор имел возможность осмыслить произошедшее накануне и оценить все возможные последствия. Но менять что-либо было уже поздно — армия «Свободной Себрии» прочно обосновалась в Шемеле. И изменить положение теперь можно было только вооруженной силой, которой у него явно не хватало. Тем не менее, будучи человеком прямым и бесхитростным, Ковачевич решил высказать, свое отношение к человеку, столь ловко его обманувшему.

— Никогда о вас не слышал, полковник Барти, но вы — самый хитрый и скользкий тип из всех, с кем мне приходилось встречаться.

— Это вы еще с нашими дипломатами дела не имели, — ухмыльнулся Алекс. — А обо мне вы еще услышите, господин майор. Счастливо оставаться!

— Ничуть в этом не сомневаюсь, господин полковник. Удачного пути!

А подходы к османийскому Алзану Алекс все-таки рассмотрел, выбрал время. И план в его голове, до той поры бывший исключительно умозрительным, начал приобретать реальные очертания. Но говорить кому-либо о существовании такого плана он опасался, даже Гжешко довериться не рискнул, не говоря уже о подполковнике Мартоше.

Глава 4

Каким-то чудом или стараниями майора Ковачевича вести о нападении на Шемель и последующих событиях на несколько часов опередили коляску полковника Барти, въехавшую в ворота Войчетута. Более того, сторонней публике стали известны некоторые подробности произошедшего.

— Полковник Барти!

Хлышеватого вида молодой человек вскочил на подножку экипажа.

— Несколько слов для читателей нашей газеты от непосредственного участника событий!

— Я не даю интервью, — недовольно буркнул Алекс.

Решив, что пришло его время действовать, Драган вознамерился двинуть прикладом по наглой репортерской морде, но газетный писака ловко соскочил на дорогу, избежав встречи со стальным затыльником винтовки.

Встретивший Алекса Гжешко также был в курсе всех событий.

— Ну и натворил же ты дел!

— Я?! Ты ничего не путаешь? На Шемель напали османийцы, а я только помог себрийцам отразить их коварный набег.

— А заодно фактически оккупировал Шемель!

— Это с какой стороны посмотреть, — возразил полковник. — Я лично считаю, что обеспечил городу защиту. А что по этому поводу говорит князь?

— Ему не до того, — ехидно ухмыльнулся себриец, — князь роет копытом землю, как взбесившийся бык и обещает вздеть камского пашу на рога. Разослал гонцов ко всем окрестным князьям, хочет собрать коалицию для войны с османийцами.

Коалиция. Коалиция — это хорошо. В одиночку нападать на османийцев князь Войчетутский не отважится, силенок маловато, а вот в компании… то есть, в коалиции… Сможет ли ее собрать князь? Посмотрим. У князя повод для войны железный — одним махом столько денег потерять! Из остальных кто-то тоже согласится в надежде пограбить Камский пашалык, а то и округлить свое княжество за счет новых земель. Если наберут достаточно сил, то могут и рискнуть начать войну.

Подготовка княжеских вояк давала множество поводов для скептицизма, но хоть какую-то часть османийских войск они на себя оттянут. Самому Алексу новый расклад сил давал повод отложить боевые действия до выступления себрийцев, ибо начинать их в одиночку и с почти полным отсутствием тылов было настоящим безумием.

— Ты меня совсем не слушаешь!

— Что? Прости, задумался. Так о чем ты говорил?

— Я говорил, — начал горячиться Гжешко, — что нужно на ближайшем заседании комитета поставить вопрос о взаимодействии с княжеской коалицией.

— Не спеши, — остудил его пыл полковник, — никакой коалиции еще нет. Вот когда будет, тогда и подумаем о взаимодействии. А с комитетом вашим надо что-то решать немедленно, пора заканчивать с этой пустопорожней говорильней и начинать заниматься делом.

На такой пассаж себриец обиделся.

— Можно подумать, ты один с османийцами за свободу Себрии бьешься, а мы ракию пьем и не за твое здоровье!

— Ладно, извини, — пошел на попятную Алекс, — одно дело делаем. Кстати, от нашего благодетеля известия есть?

— Такие решения быстро не принимаются, надо ждать.

— Хорошо, подождем. И найди мне хорошего артиллериста, где хочешь, найди!

— Будет тебе артиллерист, — пробурчал Гжешко.

После разговора с представителем комитета Алекс отправился к Мартошу.

— Есть новости?

— Так точно, господин полковник.

За время отсутствия начальства старый штабник времени даром не тратил. В течение четверти часа он весьма толково изложил свои предложения по реорганизации вооруженных сил «Свободной Себрии». Двадцать восемь пехотных рот сводились в семь батальонов четырехротного состава, двадцать девятая рота переименовывалась в саперную. Семь батальонов — слишком много для маленького отставного капитана. И в каждом батальоне должен быть свой командир и свой штаб. Где для них кадры взять? А еще есть два кавалерийских эскадрона, муниционная колонна, формируются артиллерийская полубатарея и санитарный обоз…

— Утверждаю, господин подполковник, готовьте приказ!

Как выяснилось, приказ уже был готов. Командующему тут же вручили дюжину листов исписанных четким, красивым почерком делопроизводителя Крайчека. Алекс с немалым трудом осилил содержимое бумаги на полузнакомом языке. Большинство содержавшихся в приказе имен ни о чем ему не говорило, оставалось положиться на опыт подполковника Мартоша. Он офицер весьма искушенный в штабных делах, хоть и имперский шпион. Отыскав на последнем листе нужное место, полковник росчерком пера поставил свой автограф, а заодно посадил небольшую кляксу.

— Не извольте беспокоиться, господин полковник, сей час все будет исправлено.

Делопроизводитель тут же присыпал кляксу мелким песком, аккуратно стряхнул песок с листа, а затем подчистил растекшиеся по бумаге чернила бритвенной остроты ножиком. Если специально не приглядываться, то ничего и не заметно. Благодарно кивнув Крайчеку, Алекс повернулся к Мартошу.

— Доведите приказ до господ офицеров.

— Будет исполнено, господин полковник.

Придется делопроизводителю до самой ночи пером скрипеть, делая из приказа нужные выписки. Завтра их развезут по ротам и военная организация «Свободной Себрии» придет в движение со скрипом несмазанных колес и командной руганью преобразуясь в нечто новое. А пока есть время подумать о плане предстоящей операции, ведь семь батальонов — это так мало для решения поставленной задачи. А еще эта чертова дырка в спине, напоминающая о себе при каждом неловком движении.

— Дайте мне карту, господин подполковник.

Надо будет изучить театр предстоящих боевых действий хотя бы на бумаге. И пора бы уже задуматься о собственном штабе, не всю же штабную работу Мартошу с Крайчеком на себе тянуть.

На выходе Алекс из здания был внезапно атакован двумя весьма решительно настроенными господами. Первый — франтовато одетый молодой человек, манерами и наглостью напоминавший недоброй памяти Жоржа Манского, был вооружен карандашом и блокнотом. У второго, худого, длинноволосого и бледного юноши вместо блокнота имелся большой альбом, какими обычно пользуются в путешествиях художники.

Едва только полковник шагнул за порог, как с левого фланга к нему, размахивая карандашом, подскочил первый.

— Дайте интервью о разгроме османийцев в Шемеле!

В это время второй забежал вперед и начал что-то черкать в своем в своем альбоме, бросая на Алекса короткие взгляды.

— Я не даю интервью! Оставьте меня в покое и дайте пройти!

Офицер попытался обойти возникшее на пути препятствие и одновременно прикрыл лицо ладонью левой руки. Попытка оказалась неудачной, наглый франт продолжил приставать к нему.

— Но наши читатели жаждут подробностей!

Накопившиеся за последнее время усталость и раздражение вырвались наружу, легко прорвав оболочку воспитанного домашнего мальчика.

— Пшел вон скотина! Драган, убери с дороги эту сволочь!

Введенный в действие резерв в виде здоровенного, вооруженного винтовкой себрийца коренным образом изменил соотношение сил. Франтоватый буквально в последний момент сумел увернуться от летевшего ему в грудь приклада и отскочил в сторону, дав офицеру возможность пройти дальше. Длинноволосый художник освободил проход, но черкать в альбоме не прекратил.

В том момент, когда Алекс забирался в коляску, а Драган на козлы, газетный писака предпринял последнюю попытку.

— Зря отказываетесь, полковник, мы можем дать вам международную известность!

Экипаж наконец-то тронулся, оставив наглых борзописцев позади. «Чего мне в жизни не хватает, так это международной известности», недовольно поморщился офицер. Только сейчас до него дошло, что оба газетчика приставали к нему на чистейшем руоссийском. И очень ему не захотелось, чтобы общественность империи узнала, кто на самом деле скрывается под личиной полковника Барти.

Следующая неделя прошла в непрерывных разъездах. Дни слились в непрерывную череду представлений, смотров разъездов. Алекс знакомился с войсками, а солдаты со своим командующим. Постоянные переезды с места на место сильно вымотали полковника, зато удалось уяснить состояние сил «Свободной Себрии» на основании увиденного собственными глазами, а не чьих-то докладов. Подготовка солдат, вооружение, снабжение варьировалось от одной роты к другой в весьма широких пределах, но все ротные командиры дружно жаловались на поставляемое продовольствие. Вопрос с господином Куйчернеджи надо было решать, и очень срочно.

Зато порадовал Мартош. Все офицеры, представленные им на должности командиров батальонов, произвели на Алекса самое благоприятное впечатление. Беда была в том, что ни одного природного себрийца среди них не было. Либо добровольцы из других стран, имевшие свои счеты с османийцами, либо себрийские полукровки, сумевшие дослужиться до офицерских погон в различных континентальных армиях. Многие из них на себрийском изъяснялись неважно, а руоссийского не знали вовсе. И никто из них так и не поднялся выше ротного командира.

В Войчетут командующий вернулся в расстроенных чувствах и с сильнейшим желанием наконец-то отоспаться за всю неделю. Его желаниям сбыться было не суждено. Минула едва ли четверть часа, как его отыскали Мартош с Крайчеком и папкой срочных бумаг.

— Извольте подписать, господин полковник.

Алекс попытался вникнуть в содержание подсунутых ему документов.

— Это что?

— Приказ о формировании полубатареи четырехфунтовых орудий.

— Артиллериста нашли! — поспешил обрадоваться командующий.

— Пока нет, — охладил его пыл Мартош, — среди добровольцев отыскался толковый фейерверкер, пусть пока побудет исполняющим обязанности.

Пусть будет, хоть спешно сформированные расчеты заряжанию и наводке научит. Подмахнув пером первую бумагу, Алекс взялся за следующую. Приказ на распределение винтовок по ротам, приказ на патроны, на сапоги, шинельное сукно, покупку лошадей для санитарного обоза… Даже рука с непривычки устала.

Едва удалось отделаться от штабной канцелярии, как в комнату без стука ввалился Гжешко. Судя по напряженно-сосредоточенному виду его бороды, случилось что-то весьма серьезное. Прежде, чем раскрыть рот, себриец убедился в том, что их никто не может подслушать.

— Нам дали добро на увеличение финансирования и преобразования в комитете.

После этих слов спать полковнику как-то расхотелось. С одной стороны, решительные изменения в комитете давно назрели, война не терпит демократии в руководстве. С другой же стороны, еще неизвестно, как себрийцы воспримут столь крутые перемены. Профессиональные военные и опытные солдаты их поймут, скорее всего, даже одобрят, вот только в вооруженных силах «Свободной Себрии» таковых абсолютное меньшинство, да и те, в основном, добровольцы из других стран. Как к переменам отнесутся четники и себрийские крестьяне, Алекс мог только предполагать.

— Ну что, будем учреждать военную хунту?

— Ни в коем случае! — вспыхнул себриец. — Внешне все должно остаться как прежде. У меня почти все уже готово, от тебя требуются только штыки, чтобы никто поперек слова сказать не посмел. Предлагаю все сделать на ближайшем заседании. Кстати, там хотели услышать твой план на компанию.

— Услышат, — скептически хмыкнул полковник, — если успеют.

— Сменим председателя, — продолжил себриец, — выгоним всяких болтунов, вместо них введем в комитет нужных людей…

— С Куйчернеджи надо что делать, — вставил свое мнение полковник.

— А что с ним не так?

— Поставляет продовольствие самого отвратительного качества. И деньги ворует.

Никаких доказательств последнего у Алекса не было. Было только искреннее убеждение, что любой армейский поставщик, а уж тем более поставщик продовольствия, не воровать не может. К удивлению офицера Гжешко начал защищать купца.

— Ты пойми, здесь все воруют и все будут тухлятину поставлять. Куйчернеджи хотя бы объемы поставки гарантирует.

— У тебя в этом деле свой интерес есть? — подозрительно прищурился Алекс.

— Нет у меня никакого интереса, — обиделся себриец, — я сам этого пузана едва терплю!

— Тогда в чем дело?

— Под свои поставки он большой аванс получил, — нехотя признался Гжешко.

— А получить его обратно теперь не представляется возможным, — догадался Алекс. — И сколько еще осталось?

— Больше двадцати тысяч денариев.

Солидно. Очень даже. Не может «Свободная Себрия» позволить себе потерю такой суммы, но делать что-то надо, ибо ситуация с продовольствием становилась нетерпимой. Заодно выяснилось, что врагов у купца и просто желающих его ограбить много, а потому без надежной охраны из дома он не выходит. И быстрая нейтрализация его охранников будет основной проблемой задуманного. Руоссийским добровольцам можно было доверить такую операцию, но нельзя, все надо сделать силами самих себрийцев. Пришлось обратиться к Смирко. Бывший четник предложение воспринял с неожиданным энтузиазмом.

— Эх, жаль нельзя будет пощекотать этих сволочей ножиком!

— А вот этого не надо! Все должно пройти без жертв. Хотя, врагов у тебя в любом случае прибавится.

— Э-э-э-э, какая разница больше или меньше? Я их давно перестал считать. Когда?

— Послезавтра.

Времени на подготовку операции не было, был один сплошной экспромт. Повод для ввода роты Смирко в Войчетут был железным — переход к новому месту дислокации. Оставалось только подгадать со временем — в город подразделение должно было войти сразу после начала заседания комитета «Свободной Себрии». Охранники Куйчернеджи, общим числом не менее шести, располагались частью во дворе, а частью у дверей зала, где проходили заседания. Но сколько их будет снаружи здания, а сколько внутри заранее не мог сказать никто. Пришлось импровизировать.

— Я думаю, один Драган с моей охраной не справляется, мне срочно нужна еще пара охранников. Пусть двери покараулят вместе с купеческими. Заодно и за ними присмотрят, чтобы те шум не подняли раньше времени.

Смирко, соглашаясь с планом, кивнул.

— А ты смотри, чтобы во дворе все прошло тихо.

— Пикнуть не успеют, — заверил четник. — Кто даст сигнал начинать?

— Я подойду к окну, как меня увидите — начинайте.

Четников Смирко он в деле уже наблюдал, за эту часть плана можно быть спокойным, лишь бы за оставшийся день никто про этот план не узнал. День этот выдался нервным и хлопотным. Ночью Алекс познал все муки заговорщика, хоть его личная охрана была утроена. Смирко прислал двух четников. В отличие от Драгана были они среднего роста, чернобородые с огромными револьверами, небрежно заткнутыми за пояс. И пока их командир ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть, эта троица бессовестно храпела за дверью.

Утром не выспавшийся, а от того еще более мнительный полковник Барти въехал в своем экипаже во двор «Свободной Себрии». Судя по количеству верховых лошадей у коновязи и нескольким ошивавшимся около них вооруженным себрийцам, все уже собрались, Алекс прибыл последним. Перед входом в зал, слева от двери, стояли четверо охранников Куйчернеджи. На вошедших бросили беглый взгляд на вошедших и тут же потеряли интерес, ничего еще не подозревают. Едва кивнув Драгану, офицер вошел в зал, оставив свою охрану при входе.

— День добрый, господа!

— А вот и наш командующий, — оживился господин председатель, — можем начинать. Прошу присутствующих занять свои места.

Опустившись на стул рядом с Мартошем, Алекс отыскал взглядом Гжешко. Внешне тот выглядел абсолютно спокойным, но его выдавала излишняя бледность. Обратив внимание на свои руки, полковник увидел, что кончики пальцев заметно подрагивают. Нервы, пришлось поспешно спрятать руки под крышку стола.

— Коли уж наш уважаемый полковник прибыл последним, то предлагаю с его доклада и начать.

А вот это совсем не по плану, его доклад изначально планировался на конец заседания. Какого черта председатель решил изменить порядок вопросов? Неужели, что-то подозревает? Во рту мгновенно пересохло.

— Никто не возражает? — продолжил глава комитета.

Алекс с надеждой посмотрел на Гжешко, но тот и сам был не готов к такому повороту событий, а потому, промолчал. Возражений от других членов комитета также не последовало.

— В таком случае, господин полковник, можете начинать.

— Да, конечно, господин председатель.

Шершавый сухой язык царапал нёбо. Офицер постарался взять себя в руки и следующую фразу произнес куда более уверенным тоном.

— Мартош, карту!

Пока пожилой подполковник, шурша бумагой, вешал на стену карту двухсотку предстоящего театра боевых действий, Алекс успел привести в порядок свои мысли, воспользоваться стоящим на столе графином с водой и отошел к выходящему на улицу окну. Оставалось надеяться на то, что Смирко заранее выставил наблюдателя и поданный им сигнал к началу действий был замечен.

— Благодарю вас, господин подполковник, — офицер кивнул Мартошу и начал свой доклад.

Теперь оставалось только тянуть время и постараться отвлечь внимание собравшихся на себя, чтобы они не отвлекались на происходящее за стенами зала заседаний. Никто из собравшихся, кроме отставного имперского подполковника, военного образования не имел, потому и слушали внимательно. Пока Алекс излагал сложившуюся диспозицию, пожилой штабист лишь изредка, будто соглашаясь, кивал своей седой головой. Когда же командующий начал излагать свой план на предстоящую компанию, лицо его замерло, а затем на нем явственно начала проявляться недовольная и несогласная мина. Ближе к концу доклада офицер едва сдерживался от того, чтобы заявить о своем несогласии с предложенным планом во всеуслышание и только привитая долгими годами службы субординация не позволяла ему сделать это.

— … таким образом, взятие Камы создает условия для…

Для чего именно создаются условия, никто услышать не успел. Сначала из-за плотно закрытых дверей донесся непонятный шум, затем что-то с грохотом упало.

— Что там такое?! — возмутился господин председатель. — Эй, там, нельзя ли потише?!

Видимо, решил, что это охранники Куйчернеджи с кем-то повздорили, и в этом был почти прав. С той стороны двери грозный окрик проигнорировали, толстые деревянные створки вздрогнули от сильного удара снаружи, но выдержали. Кто-то из членов комитета войдя в зал заседания запер за собой дверь, что планом заговорщиков предусмотрено не было.

— Да что же это такое! — возмущению председателя не было границ. — Господин Куйчернеджи!

Торговец не спеша начал подниматься со своего стула, собираясь подойти к двери и разобраться в ситуации лично, но сделать этого не успел. Алекс же в этот момент был почти счастлив — наконец-то можно было закончить с невозмутимым видом нести правдоподобную чушь и начать действовать.

— Оставайтесь на своих местах, господа! Я сказал, всем сидеть!

В руке полковника появился маленький револьвер. Почти игрушка, но на таком расстоянии весьма опасная. Сразу же стало понятно, кто из членов комитета был предупрежден, эти продолжали сидеть спокойно, а для кого все произошедшее стало полной неожиданностью. Эти заерзали. Не тот это был контингент, чтобы постоянно носить при себе оружие, но у кого-то в кармане вполне мог найтись револьвер. Обстановка резко накалилась, а начинать со стрельбы переворот, планировавшийся бескровным, очень не хотелось.

В этот момент входная дверь не выдержала второго, куда более сильного удара, и распахнулась настежь. Первым, едва удержавшись на ногах, ввалился Драган. Ну, кому бы еще доверили важнейшую роль тарана запертой двери. Следом влетели оба охранника из роты Смирко, а дальше народ повалил густо, быстро наполнив весьма немаленькое помещение. Теперь револьвер можно опустить и отдать распоряжение.

— Мартош, снимите карту, дальше разберутся и без нас.

При входе в зал обошлось без большой крови, ранен был только один из охранников Куйчернеджи, да и тот не очень серьезно, остальным намяли бока и связали. Правда, еще одному выбили несколько зубов, и они противно хрустнули под каблуками сапог. Пока в зале делили политическую власть, в отдельной комнате, запершись, глаза в глаза, выясняла отношения военная верхушка «Свободной Себрии».

— Какого дьявола, — кипятился Мартош, — вы устроили это представление, да еще и из меня сделали клоуна?!

Алекс попытался остудить кипевшие страсти.

— Успокойтесь, подполковник. Вы спросите еще, почему я вас заранее не поставил в известность! И так понятно? Вот и отлично. Все прошло, как надо. Этот разброд и говорильню уже давно пора было заканчивать!

— А деньги, — напомнил угорец, — почти за каждым членом комитета кто-то стоит, теперь мы их финансирования лишимся!

— Нам нужны не деньги. Нам требуются продовольствие, оружие, снаряжение, патроны! Деньгами сыт не будешь и стрелять ими тоже! А нам поставляют гнилые продукты, дрянное оружие и никуда не годную амуницию! Пока не наладим устойчивое снабжение всем этим, боевые действия начинать нельзя!

— Но для всего этого и нужны деньги!

— Деньги, деньги… Будут вам деньги. В нужном количестве будут, Гжешко обещал.

После этих слов Мартош как-то сразу сник, то ли смутился, то ли задумался. Затем перешел к другому, не менее насущному вопросу.

— А тот план, что вы рассказали членам совета, теперь уже бывшим, надеюсь вы не собираетесь его выполнять?

— Нет, конечно, я еще не сошел с ума, чтобы биться лбом об укрепления Камы.

— А он вообще-то у вас есть?

— Есть! Вот здесь, — указательным пальцем Алекс постучал себя по лбу, — но с ознакомлением, господин подполковник, придется повременить. О княжеской коалиции слышали? Пока с участием в ней не определимся, ничего реализовывать не станем. Возможно, придется все перекроить.

План у Алекса был. Точнее даже не план, а общий замысел, превратить который в настоящий план освобождения южной Себрии он просто не мог, не хватало опыта и знаний. А доверится Мартошу, после того, как тот практически признался в работе на разведку Астро-Угорской империи, не рискнул. Империя хоть и держала нейтралитет, но все может еще не раз измениться. Да и османийские шпионы наверняка присутствовали в имперском генштабе в изрядном количестве. И с княжеской коалицией требовалась определенность — всерьез они собрались воевать или все ограничится грозными разговорами.

— Но я, как начальник штаба, не могу планировать боевые действия, не зная общего плана хотя бы в общих чертах, — продолжил настаивать угорец.

— Придется потерпеть, господин подполковник, — уперся руоссиец, — а то шпионов вокруг развелось…

При этих словах Алекс бросил на Мартоша выразительный взгляд, опять заставив офицера смутится. На этом обе стороны распрощались, пусть и не довольными друг другом, но с полным осознанием кто из них командует, а кто подчиняется.

Большая власть накладывает большую ответственность, и чем выше по командной пирамиде ты взобрался, тем серьезнее твои проблемы и последствия ошибок. В этой простой истине полковник Барти убедился уже на следующий день. Сразу после полудня к нему ввалились Гжешко с Мартошем. Никогда ранее эта парочка в тесном сотрудничестве замечена не была, а хмуро-сосредоточенные выражения физиономий говорили о серьезности случившегося.

— О какой неприятности я еще не знаю?

Мартош сарказм в голосе Алекса проигнорировал.

— У нас большие проблемы с продовольствием, господин полковник!

— Как так? — Алекс повернулся к Гжешко. — Ты же вытряс с Куйчернеджи деньги!

— Вытряс, — подтвердил себриец, — все двенадцать тысяч до последнего денария.

— Тогда, в чем дело?

— Ты же сам неоднократно говорил, что деньги есть нельзя, — напомнил Гжешко, — а сегодня с утра к нам заявились торговцы и отказались от всех ранее заключенных контрактов! Даже полученные авансы вернули!

— Это они из солидарности с Куйчернеджи?

— Может быть, — пожал плечами себриец. — Левантийцы почти всю местную торговлю под себя подмяли, и друг за друга держатся крепко.

— А может, — высказал свое предположение Мартош, — что-то знают, потому решили товар придержать, чтобы нажиться на будущих поставках.

— От того, кто из вас прав, наше положение лучше не становится. Уверены в том, что в Войчетуте ничего купить не получится?

Себриец с угорцем дружно, будто заранее отрепетировали, подтвердили свои слова.

— В таком случае, нам придется поискать поставщиков за пределами княжества. Сколько времени у нас еще есть?

Мартош даже глаза закатил, что-то подсчитывая в уме.

— Неделя, — выдал результат угорец, — в самом лучшем случае — десять дней.

— Черт, мало! Кто из князей останется нейтральным при любом раскладе?

На этот раз задумался Гжешко.

— Князь Боградский. Трусоват и ленив, ни в какие коалиции не пойдет и воевать ни с кем не будет.

— А как он относится к деньгам?

— Жаден без меры.

— В таком случае остается только предложить князю обменять часть содержимого магазинов его армии на наше серебро. Кто поедет?

С этим вопросом возникла заминка.

— Я никак не могу, — первым отказался Гжешко, — положение дел в комитете требует моего постоянного присутствия, сами понимаете…

— Я…, - начал было Мартош, но был прерван взмахом руки.

Гжешко после вчерашнего переворота, действительно, отлучаться нельзя. На Мартоше завязано вся ежедневная рутина управления вооруженными силами, его отсутствие, даже на несколько дней, весьма нежелательно. «И Горановича не пошлешь, его князь даже на порог не пустит. Тут нужна фигура с именем и положением. Придется самому, хоть и не хочется».

— Мартош с вас к завтрашнему утру график поставок по всем позициям.

— Будет исполнено, господин полковник!

— Гжешко, мне потребуется тысяч пять, а лучше шесть для авансовых платежей.

— Подготовим, — пообещал Гжешко. — Кого с собой возьмешь?

Над этим вопросом Алекс задумался. Шесть тысяч — деньги большие, охотников на них на здешних дорогах найдется немало. Взять с собой целый эскадрон? Безопасно, но долго и хлопотно. Да и дорого. Десяток кавалеристов для охраны? От большой банды не спасет, а лишнее внимание привлечь может. И время опять же.

— Драгана, двух заводных и одну вьючную лошадь.

— Вдвоем опасно.

— Ничего, проскочим. Если завтра поутру выедем в Бограде когда будем?

— С двумя заводными, к полудню следующего дня, — прикинул время в пути Гжешко.

— Вот и хорошо. Главное, чтобы никто не узнал, куда мы отправимся.

В поездку пришлось цеплять на себя саблю, от которой Алекс уже успел отвыкнуть, но в понимании здешних правителей офицер без сабли — не офицер. Пришлось соответствовать.

Вопреки опасениям, путешествие их обошлось без происшествий. На войчетутской таможне стражник сделал вид, что не заметил их. Боградский таможенник хмуро поинтересовался, не везут ли они какого товара и, получив отрицательный ответ махнул рукой — проезжайте. На постоялом дворе, где они заночевали, сильно перебравшая парочка местных завсегдатаев пыталась задирать Драгана. Неверно оценили с пьяных глаз габариты себрийца, о чем тут же пожалели. Тот даже не стал их бить, а просто вышвырнул на улицу, откуда оба тела предпочли обратно не возвращаться. На этом инцидент был исчерпан.

В Боград прибыли аккурат к полудню. Во дворец их естественно не пустили. Стоявший у ворот часовой вызвал начальника караула. Им оказался уже немолодой офицер, судя по количеству звездочек на погонах, в чине капитана.

— Кто такой?

— Полковник Барти к князю Боградскому!

Взгляд начкара прошелся по лишенной погон пехотной шинели, задержался на медном себрийском кресте, прикрепленном к кепи. Он уже начал открывать рот, чтобы что-то сказать, но потом передумал.

— Ожидайте здесь.

Ожидание затянулось надолго. Прошло не меньше получаса, прежде чем из-за забора послышались шаги. Вместе с начальником караула за ворота вышел носатый мужчина в некогда шикарном, щедро расшитом золотом мундире. Здешний то ли дворецкий, то ли мажордом. Наиболее выдающаяся часть его лица имела непередаваемый сизый оттенок, указывающий на неумеренную страсть к веселящим напиткам.

— Следуйте за мной, господин…

— Полковник, — подсказал Алекс.

— Полковник, — бесстрастно повторил сизоносый носитель раззолоченного мундира.

Голос у него был на редкость скрипучий и противный. Первым в ворота с важным видом прошествовал придворный за ним Алекс. Дежурный офицер, часовой и Драган с лошадьми остались снаружи.

К удивлению Алекса, сизоносый хрен в мундире повел его не во дворец, а сразу за воротами свернул на парковую дорожку. Еще минута, и взору полковника Барти предстала закрытая и застекленная беседка с двумя сидящими в ней женщинами. Одна — сухопарая седая себрийка лет шестидесяти. Во второй офицер с изумлением узнал потемневшую под здешним солнцем и подурневшую лицом великую княжну Мари. Широкое платье и сидячая поза не могли скрыть положения молодой женщины — она находилась на последнем месяце беременности.

Хрен в мундире торжественно провозгласил.

— Владетельная княгиня Боградская!

Пришлось кланяться, придерживая саблю. Разгибаясь, Алекс попытался понять реакцию княгини на свое появление.

— Полковник Барти!

Обе женщины едва заметно склонили головы. Взмахом руки княгиня отпустила сизоносого, тот не замедлил исчезнуть из поля зрения. После традиционного приветствия, княгиня повернулась к своей компаньонке.

— Принесите мне скамеечку для ног.

Пожилая дама бросила на офицера неприязненно-подозрительный взгляд и попыталась что-то возразить, но княгиня отмела все возражения, буквально заткнув той рот.

— Мне нужно повторить?

Не посмев спорить дальше, себрийка оставила их наедине, напоследок попытавшись испепелить Алекса взглядом. Убедившись, что придворная дама отошла на достаточное расстояние Мари поинтересовалась.

— Явился, чтобы сдержать свое обещание?

— Какое обещание, ваша светлость?

Глаза княгини на мгновение полыхнули огнем, таких ошибок женщины не прощают.

— Подойди ближе, Алекс.

Обманутый мягким тоном офицер неосторожно приблизился на расстояние вытянутой руки и тут же получил звонкую оплеуху.

— За что?!

— Он еще спрашивает! А по чьей милости я сижу здесь с этим дурацким пузом?

— Но ваша…

— И прекрати мне выкать, после того, что между нами было!

— Но это было только один раз, — смутился Алекс.

— Два раза ночью и еще один утром, — напомнила княгиня, — потом ты трусливо сбежал, а меня спешно выдали замуж и сослали сюда! Из-за тебя, между прочим!

Можно было возразить, что такой исход ее судьбы при всех раскладах был неизбежным, а их небольшая интрижка всего лишь немного ускорила его. Но возражать обиженной женщине в данной ситуации было бесполезно, пришлось извиняться. Через слово, спотыкаясь, он принялся оправдываться, ссылаясь на указание императора немедленно выехать в действующую армию в свите наследника.

— Оставь свои жалкие оправдания, Алекс, у нас мало времени. Скажи лучше, что нужно от моего мужа полковнику Барти?

— Ну, у меня к нему конфиденциальное дело. Где я могу его найти?

— На вилле «Орлиное гнездо». Верст двадцать отсюда. Он там третий день со своими дружками пьет вонючий самогон и пользует шлюх, которых по какому-то недоразумению называют моими фрейлинами. С тех пор, как он меня обрюхатил, я его не интересую!

Алексу стало искренне жаль эту несчастную молодую женщину, попавшую в такое незавидное положение силою непреодолимых обстоятельств. Но чем он мог ей помочь? К тому же у него было важное и не терпящее отлагательств дело.

— Кто-нибудь может проводить меня на эту виллу?

— Бесполезно, князь уже наверняка в невменяемом состоянии.

— И когда он из него выйдет?

— Обычно это длиться от одной недели до двух. Может, все-таки изложите свое дело мне? Постараюсь помочь тебе по старой памяти.

Решив, что хуже уже не будет, Алекс рассказал княгине о потребностях армии «Свободной Себрии» в продовольствии.

— Хотел договориться с вашим мужем о поставках продовольствия.

Лицо княгини исказила гримаса презрения.

— Мой муж — трус и подлец! С ним бесполезно о чем-либо договариваться, он вам наобещает кучу всего, но ничего не сделает, а если ваши враги предложат ему на пятак больше — продаст вас, не задумываясь. Не вздумайте иметь с ним каких либо дел!

Даже если сделать поправку, что эти слова произнесены обиженной на мужа женой, хорошего все равно мало, положение становилось тупиковым.

— И что же мне делать?

— Лично я ничем не могу тебе помочь. Меня держат здесь в четырех стенах, и ни к каким делам не подпускают…

В это время вернулась пожилая себрийка со скамейкой для ног.

— Благодарю вас! И принесите мне письменные принадлежности.

Придворная дама взглядом размазала Алекса по полу беседки, но ушла молча.

— Я напишу рекомендательное письмо нашему представителю в княжестве. Мне он отказать не посмеет, поскольку поставлен, в том числе, и за мной приглядывать, поэтому, мои жалобы в МИД повредят его карьере.

— А…

— Он здесь довольно долго и успел обрасти связями. Думаю, он тебе поможет.

— Пишите, ваша светлость.

Внезапно княгиня сменила тему.

— А ты сильно изменился Алекс.

— Надеюсь в лучшую сторону? — попробовал пошутить полковник.

— Трудно сказать, но ты стал другим. Сухим и жестким.

— Может быть. Когда у тебя под командой пять тысяч штыков и огромные проблемы со снабжением, трудно быть открытым и мягким. Из эмоций одни только одни матюги и остались. Прошу прощения, ваша светлость, — спохватился Алекс.

— Ну вот, хоть на секунду я увидела прежнего Алекса, — княгиня едва заметно улыбнулась, — капитаном ты мне нравился больше.

Дальнейший разговор был прерван возвращением придворной дамы и надзирательницы в одном лице. Вооружившись пером и бумагой, Мари занялась письмом. Себрийке жуть как хотелось сунуть нос в его содержимое, она аж извертелась вся, но сделать что-либо не рискнула.

— Вот, возьмите, полковник.

Передавая полковнику письмо, княгиня пальцами коснулась его руки.

— Благодарю вас, ваша светлость, — щелкнул каблуками Алекс. — Счастливо оставаться! И примите уверения в моем всемернейшем почтении!

Отойдя от беседки десяток шагов, полковник не выдержал и обернулся. Наверно зря он это сделал — они никогда больше не виделись, но этот переполненный тоской взгляд княгини Алекс запомнил на всю жизнь.

Из дворца его выпустили без лишних вопросов. Драгана и лошадей он нашел там же, где оставил. За время его отсутствия с ними ничего не произошло. Алекс сходу вскочил в седло.

— Поехали!

А куда, собственно, ехать? Узнать, где в Бограде находится представительство Руоссии он так и не удосужился. К счастью, столица Боградского княжества размерами никого поразить не могла. Полчаса спустя, расспрашивая местных жителей, Алекс с Драганом добрались до дверей представительства. Здесь их никто не ждал, поэтому, дергать веревку дверного колокольчика пришлось довольно долго. Наконец, дверь приоткрылась.

— Не велено никого пускать!

Прежде, чем служитель успел ее захлопнуть, Алекс успел вставить в щель сапог.

— Передай господину посланнику, привезли письмо от княгини.

— Дверь приоткрылась чуть шире.

— Давайте, я передам.

— Приказано лично.

— Тогда ожидайте.

Алекс убрал ногу и дверь закрылась. На этот раз ожидание вышло короче. Не прошло и десяти минут, как его пригласили в дом. Посланник оказался довольно молодым человеком, приятной наружности, но уже с залысинами на голове.

— С кем имею честь?

— Полковник Барти.

Правая бровь посланника заметно приподнялась.

— Дипломатический советник третьего ранга Реснич.

Алекс протянул посланнику письмо. По мере чтения дипломатическая бровь поднималась все выше. Дочитав, дипломат загадочно хмыкнул, бровь вернулась в исходное состояние.

— Уж если вас княгиня рекомендовала, то я вам, так и быть, помогу, но хотелось бы узнать состав и объемы необходимых вам поставок.

— Конечно, нужно практически все: мука, крупы, консервы, солонина, растительное и животное масла. Вот тут все расписано помесячно.

Полковник протянул дипломатическому советнику исписанный цифрами лист бумаги. Реснич пробежался по ним глазами, потом просмотрел еще раз уже более вдумчиво.

— Однако! Изрядные, однако, аппетиты у вас. Надежного поставщика я вам найду, хотя вы должны понимать, что в здешних реалиях «надежный поставщик» означает меньше трети некачественного товара в партии и не больше недели задержки по срокам.

— Интересно, сколько тогда некачественного товара у «ненадежного»?

— Бывает, что и весь, — без тени улыбки ответил советник. — А бывает, что торговец исчезает вместе с авансом. Так вас устраивает такие условия?

— А куда деваться? Да и наши отечественные подрядчики от этих недалеко ушли. Так вы письмо напишите или вместе поедем?

— Настолько срочно? Так здесь дела не делаются…

— Господин советник, у меня… У меня несколько тысяч под ружьем, процентов десять — бывшие четники. Представляете, что будет, если они останутся голодными?

— Да не горячитесь вы так, господин полковник, придумаем что-нибудь. И на вашем месте я бы разделил поставки между тремя-четырьмя поставщиками, и риска меньше, и численность вашего войска по объемам поставок вычислить будет труднее.

Советник вернул список Алексу.

— Благодарю за совет, но без вашего непосредственного содействия он для меня бесполезен! И сапог бы еще найти, хоть тысячу пар, любых размеров!

— Ну, хорошо, — сдался Реснич, — только ради княгини Мари. Я прикажу заложить экипаж и переоденусь, а вы подождите меня здесь. И с сапогами, боюсь, будут проблемы.

В ожидании дипломата Алекс послонялся по комнате, затем остановился у окна с видом на ворота представительства, как раз, чтобы заметить выскользнувшего в калитку человека. Посланник явно хотел кого-то предупредить, пока сам тянет время. Не иначе, хочет получить с поставщиков свой процент. Ну и пусть его, хотя денег, конечно, жалко. На всякий случай, полковник проверил насколько легко и без задержек выходит «гранд» из кобуры.

— Я готов, можем ехать.

До вечера успели посетить пятерых торговцев, с четверыми удалось договориться практически по всем позициям, за исключением нескольких мелочей. Внесли авансы под поручительство Реснича и обсудили условия доставки. Первые обозы должны были отправиться в Войчетут уже послезавтра. А сапог не было, то есть, совсем не было. Местные коммерсанты туманно обещали сделать заказы сапожникам, но сроки поставки и количество обсуждать отказывались категорически.

Уже темнело, когда дела были закончены, бумаги подписаны, Алекс поинтересовался, где в Бограде могут остановиться на ночлег два человека и пять лошадей.

— Так у меня в представительстве и можно. Зачем вам по гостиницам обретаться? И лошадок пристроим, и башибузуку вашему место найдется.

Алекс предложение принял. Как выяснилось чуть позже, приглашение преследовало определенную цель. Расположившись на террасе и потягивая из бокала красное вино, дипломат пустился в воспоминания.

— Не так давно я в переговорах с Османской империей участие принимал. На третьих ролях, конечно, но все-таки. И вот обо всем, вроде, договорились, только подписи под документом осталось поставить, как один офицер устроил нам типичнейший «казус белли». Представляете, двумя неполными ротами при поддержке гаубичной батареи разогнал регулярный османийский батальон и пару сотен башибузуков. И себрийцев, которых они резать собрались, отбил. Ох, какой тогда визг османийские дипломаты подняли вместе с бритунийскими!

— Искренне вам сочувствую, — осторожно поддакнул Алекс.

— Да-а, задали тогда вы нам работы, господин отставной капитан.

Несколько секунд офицер сверлил дипломата пристальным взглядом, но тот остался непроницаем.

— Как догадались, господин советник?

— Признаюсь, не сразу догадался. Вот представьте, является к вам молодой человек, представляется себрийским полковником, а по возрасту вряд ли выше капитана мог выслужиться. Если бы не рекомендательное письмо от ее светлости княгини Боградской, я бы приказал его взашей гнать. Я сразу во дворец доверенного человечка отправил, он мне и рассказал, что до визита ко мне лицо представившееся полковником Барти, имело продолжительную встречу с княгиней практически наедине.

— И когда вы только с вашим доверенным пообщаться успели?

— А пока вы с господином Патемарджи кофий кушать изволили, я вроде как в уборную выходил. Я ведь прекрасно знал, что великая княжна Мари была срочно выдана замуж за князя Боградского после интрижки с одним флигель-адъютантом в капитанском чине. И фамилия у него довольно известная. Вы с руоссийского мундира только погоны спороли, а себрийцы вас за пару месяцев из капитанов в полковники произвели. За какие, спрашивается, заслуги? Вот я и сложил два и два. И, как видите, угадал.

— Угадали, отрицать не стану. Что же вы хотите, господин советник?

— Да ничего особенного. Я ведь вам помог? И еще раз выручу, коли нужда, какая возникнет, а вы уж пообещай те не забыть меня при случае. У вас связи при дворе, а я в здешней дыре уже засиделся.

— Ничего обещать не могу, пока я здесь — я бессилен вам помочь.

— Ну да не вечно же вы здесь будете. Любая война рано или поздно заканчивается миром. Рано или поздно вы вернетесь домой. Да и я ничего конкретного от вас и не прошу.

— Хорошо, при случае, обещаю посодействовать вашей карьере.

— Вот и чудненько, — оживился дипломат, — а давайте-ка это отметим.

Отметили хорошо, душевно. Утром Алекс проснулся без сапог, в мундире и с больной головой.

— Доброе утро!

Господин посланник был уже гладко выбрит, благоухал одеколоном и буквально лучился бодростью. А ведь вчера, вроде, пили одинаково. Вот что значит школа руоссийской дипломатии. Правда, чем именно вечер закончился, он вспомнить не мог.

— Не могу с вами согласиться, — простонал Алекс.

— Сейчас вам рассольчику принесут, — сжалился над ним Реснич, — я распоряжусь. Кстати, у меня для вас есть новости.

— Все потом, — отмахнулся офицер, — сначала рассол и умываться.

Полчаса спустя, оживший и посвежевший Алекс обрел возможность воспринимать информацию.

— Княжеская коалиция вознамерилась всерьез воевать с османийцами.

— Вот почему войчетутские торгаши отказались иметь с нами дело, — догадался офицер, — решили нажиться на поставках князю, с ним проще дело иметь! А боградские согласились, их к поставкам в чужие княжества на пушечный выстрел не подпустят. Это очень хорошая новость.

— Более того, Романия направит в Войчетут своего посланника.

— Хотят присоединиться?

— Это вряд ли, — отрицательно качнул головой дипломат, — но своего они не упустят. Выждут, на чью сторону склонится победа, и откусят от побежденного кусок.

До сих пор, все происходящее Алекс воспринимал как двустороннее себрийско-османийское дело. До недавнего времени он не поднимался выше уровня, по сути, батальонного командира. Сейчас же количество его подчиненных возросло до усиленного полка, но он по-прежнему все время и силы отдавал военной стороне, отдав политическую часть руководству комитета «Свободной Себрии». Теперь же вдруг выяснилось, что вокруг имеются сильные соседи со своими интересами, не учитывать которые невозможно даже при чисто военном планировании предстоящей операции.

— Спасибо за предупреждение. А Астро-Угория?

— Тут все очень неопределенно. Имперцы, особенно их угорская часть, себрийцев ненавидят люто, как впрочем, и османийцев. Дождаться взаимного ослабления воюющих соседей и помирить их в свою пользу — старинная имперская забава. Могут вмешаться, а могут, и нет. С финансами у них сейчас проблемы, армия перевооружается… Во всяком случае, официального представителя от них не будет.

У имперцев в военном руководстве «Свободной Себрии» сидит шпион на самом верху, они в курсе уж если не планов, то всех текущих дел. Но представителя на заседание коалиции все-таки не прислали.

— Не хотят брать на себя официальных обязательств?

— Совершенно верно.

— А Бритуния?

— Хороший вопрос, господин полковник! Ну, куда же без них! Османийская империя — их давний клеврет, и от ее поражения они будут не в восторге. Однако возможности их влияния ограничены — флот в Палканские горы не пошлешь. К тому же у них сейчас парламентский кризис, поэтому, правительство их в ближайшие месяцы будет мало дееспособно, как в военном плане, так и дипломатическом.

— А финансовом?

— Палканские княжества бедны, как церковные крысы, а потому, больших долгов в бритунийских банках не наделали. Вот на Романию и, в меньшей степени, на Астро-Угорию, банкиры бритунийские надавить могут. Османийцы же давно пляшут под их дудку. Но действия банкиров будут зависеть от воли бритунийского правительство, а оно в любой момент может уйти в отставку.

Да, завязался хитрый узелок. Как бы не сунуть голову в какую-нибудь петельку, которая может затянуться в самый неподходящий момент. В любом случае, настало время прощаться с гостеприимным хозяином.

— Благодарю за науку, господин посланник, надеюсь, надолго вы здесь не задержитесь.

— Я тоже на это надеюсь, господин полковник.

А Драган уже выводил со двора оседланных лошадей, обратный путь был не близок и не безопасен.

В полдень следующего дня Алекс вернулся в Войчетут, уставший, но довольный собой. Первым, кто его встретил, был Гжешко.

— Как прошла поездка? С князем договориться удалось?

— Я его даже не видел. Но удача была на нашей стороне!

Алекс извлек из сумки и протянул себрийцу пачку бумаг.

— Здесь все, кроме сапог. Извини, с ними ничего не получилось.

Гжешко бегло пересмотрел написанное, удовлетворенно кивнул.

— Теперь продовольствия нам хватит. А у нас тоже есть новости.

— Знаю, — опередил его Алекс, — княжеская коалиция решилась на войну.

— Откуда?

— Сорока на хвосте принесла. Когда и где собираются?

— Послезавтра в одиннадцать, в княжеском дворце. Мы, кстати, тоже приглашены. Надо принять решение будем ли присоединяться и, если будем, то на каких условиях.

— Присоединяться будем, а условия завтра обсудим на свежую голову. Еще новости есть?

— Есть, и на этот раз не очень хорошие. Османийцы зашевелились начали собирать силы против нас.

— Новость, конечно, неважная, но вполне ожидаемая. Камский паша был бы полным идиотом, если не предпринял меры.

— А знаешь, кого назначили османийским командующим? — ухмыльнулся Гжешко.

— И кого же?

— Озчелика!

— Албая Озчелика? — уточнил Алекс.

— Бери выше, Озчелика-пашу!

— Интересно, когда и за какие заслуги он стал пашой?! Хотя это, самая лучшая новость за последнее время. Я бы на их месте держал Озчелика как можно дальше от армии, а они его командующим сделали! Надо будет свечку поставить, чтобы не передумали.

Себриец его восторга не разделил.

— Остынь, полковник. Месть — плохой советчик.

Алекс пропустил его слова мимо ушей.

— Нет, на этот раз он от меня не уйдет!

На следующий день военное руководство «Свободной Себрии» собралось в узком кругу для обсуждения условий присоединения к княжеской коалиции.

— Я считаю, нельзя соглашаться на полное подчинение, — горячился Гжешко, — максимум — координация общих действий.

— Это будет кратчайший путь к поражению, — возразил ему Алекс, — нужна жесткая командная структура. Единый командующий, общий штаб и полное подчинение приказам сверху. Только так и никак иначе.

Мартош всем своим видом выражал поддержку словам своего непосредственного начальника, однако сам высказаться не успел.

— Да лучшего способа избавиться от нас сами князья придумать не смогут! Бросят нас в атаку под пули и картечь, а остальное сделают османийцы!

— Не бросят, — возразил офицер, — в самом начале точно не бросят. Мы им нужны. А вот когда османийцы будут разбиты и начнется дележ плодов победы…

Эти слова Алекса заставили задуматься всех троих, ибо от них тогда будет зависеть, станет ли Южная Себрия свободной или будет поделена на княжеские вотчины. Первым нарушил затянувшееся молчание Гжешко.

— Значит, единый командующий и полное подчинение?

— Да, — вставил свое мнение Мартош, — анархия в армии недопустима, а во время боевых действий в особенности.

— Хорошо, — неожиданно согласился себриец, — я согласен.

На этом вопрос был решен и председатель комитета распрощался со своими соратниками. Если бы кто-нибудь из них пригляделся к Гжешко внимательнее, то непременно спросил у него, что такое интересное господин председатель задумал. Но столь проницательного человека среди офицеров не нашлось. Когда он ушел, подполковник поинтересовался у Алекса.

— Вы настолько уверены в победе над османийцами, что уже готовы делить с князьями Себрию?

— Уверен. Вот что после этого будет — не знаю. И давайте ка лучше сводку за истекшие сутки посмотрим.

Мартош приступил к поискам нужной бумаги на своем столе.

Глава 5

Для собрания членов коалиции князь Войчетутский отвел парадный зал своего замка, сам же и выступил в роли председательствующего, как хозяин и главный пострадавший от османийцев. Паркетные полы, зеркала, большие окна и веселеньких цветов обои на стенах настраивали собравшихся, скорее, на игривый лад, чем на деловой. Тем не менее, дела в зале решались серьезные и страсти кипели нешуточные. Их светлости, себрийские князья мерились муж…, пардон, воинскими достоинствами. И если в общем вопросе — воевать или нет, согласие было достигнуто быстро, то в конкретных — кто, сколько войск и денег на войну выделит, возникли разногласия.

Гжешко и Алекс присутствовали на заседании вдвоем. От участия еще и Мартоша полковник категорически отказался. Во-первых, подполковнику и так забот хватало, а во-вторых, пусть обойдется астро-угорская разведка без информации из первых рук. В самом начале Гжешко заявил о присоединении «Свободной Себрии» к княжеской коалиции на правах полного участника. В дальнейших дебатах они участия не принимали, предпочитая только слушать.

— А они не подерутся? — выразил свою озабоченность Алекс.

— Все может быть, — откликнулся себриец, он эту публику знал лучше.

От преждевременного развала коалицию спасло появление в зале новых действующих лиц. Первым их заметил сам князь Войчетутский. Добившись, что далось ему нелегко, относительной тишины, председательствующий объявил.

— Романский посланник господин Думитриелу с супругой.

С появлением этой парочки дискуссия затихла, всем присутствующим стало как-то не до Южной Себрии и коалиции по ее освобождению, а все потому, что госпожа Думитриелу была чудо, как хороша. В зале не осталось мужчины, который не захотел бы познакомиться с ней поближе. И чем ближе, тем лучше, вплоть до полного слияния с объектом интереса. Восхитительная, великолепная, роскошная брюнетка, купаясь в потоках мужского внимания, проплыла через зал. В наступившей тишине было слышно, как шуршат ее юбки и легко постукивают по паркету каблучки. Женщина грациозно опустилась на стул, любезно предложенный ей князем Войчетутским, сверкнула бриллиантом в мочке ушка, обожгла присутствующих карим взглядом из-под пушистых ресниц.

— Господа, приношу свои извинения, за наше опоздание! Прошу вас, продолжайте.

Только сейчас все обратили внимание на неприметного господина в сером сюртуке. Не сразу все поняли, что это и есть романский посланник. Господин Думитриелу просто терялся на фоне своей блистательной супруги, зато, видимо, единственный из всех присутствующих мужчин обладал иммунитетом от ее чар. Заседание, прерванное появлением новых персон, продолжилось.

Часа три спустя, когда высокие договаривающиеся стороны успели вдрызг разругаться, высказать друг другу все накопившиеся за семь веков соседского проживания претензии, кое-кто успел даже хлопнуть дверью и вернуться, коалиция наконец-то сумела договориться о количестве и составе сил, выделяемых каждым княжеством для освобождения Камского пашалыка. После чего приступили к обсуждению еще одного немаловажного вопроса. Председательствующий князь Войчетутский своим хорошо поставленным голосом провозгласил.

— Слово предоставляется представителю комитета «Свободной Себрии».

Гжешко поднялся, обвел присутствующих взглядом, чуть задержавшись на госпоже Думитриелу, уж больно была хороша чертовка, и внес свое предложение.

— «Свободная Себрия» предлагает назначить главнокомандующим полковника Барти.

Сначала изумленные взгляды скрестились на Гжешко, затем сместились на Алекса, ему как-то сразу стало неуютно. Потом поднялся такой гомон, хоть уши затыкай, всем вдруг захотелось высказаться, причем сразу и одновременно.

— Господа! Господа! Господа!

Председательствующему с большим трудом удалось восстановить порядок.

— Господа, предлагаю дать слово самому полковнику Барти.

— Да, да, — тут же подхватили собравшиеся, — пусть выскажется.

Ошеломленный столь неожиданным предложением Алекс поднялся, ноги вдруг стали ватными. Не поднимая глаз от крышки стола, он сумел выдавить из себя.

— Я беру самоотвод, поскольку не готов к такой ответственной должности.

И сел. Гомон поднялся еще громче прежнего, всем захотелось высказаться одновременно. Князь Войчетутский вынужден был применить колокольчик, чтобы присутствующие, наконец-то, заткнулись.

— Очень жаль, полковник Барти, офицер с вашим опытом и репутацией, я думаю, устроил бы большинство здесь собравшихся. Предлагаю на сегодня закончить, а завтра продолжить в одиннадцать.

В этом вопросе князь, кровно заинтересованный в успехе, поступил мудро — еще одной дискуссии за один день, а она грозила быть весьма горячей, наспех сколоченная коалиция могла и не выдержать. Народ зашумел, загремел креслами по полу. Алекс тоже начал выбираться из-за стола. И тут до его ноздрей долетел будоражащий воображение и пробуждающий древние инстинкты запах женских духов.

— Господин посланник, госпожа посланница.

Алекс учтиво поклонился романскому дипломату и его супруге. Все шесть с лишним часов эта парочка просидела молча, только посланник что-то время от времени что-то записывал в свой блокнот. Первой, как ни странно, заговорила женщина.

— К большому сожалению, мой муж не знает руоссийского, но мы с ним хотели бы засвидетельствовать почтение такому талантливому офицеру, как вы, полковник Барти.

— Никогда не думал, что за моими талантами следят в Романии. А где вы так хорошо изучили руоссийский?

— Мой отец был секретарем посольства в вашей стране, я выросла в Руоссии.

Между сочных, красиво очерченных губ блеснули белоснежные зубки. Многие из присутствовавших в зале князей сейчас готовы были отдать половину своих княжеств, только бы улыбка госпожи посланницы была адресована им. А еще эти духи, возбуждающие такие непристойные фантазии… Усилием воли Алекс стряхнул с себя наваждение. В этот момент господин посланник коснулся локтя своей супруги, та тут же спохватилась.

— Полковник, мы с моим мужем хотели бы познакомиться с вами поближе, а потому, приглашаем вас сегодня на ужин в семь вечера. Мы остановились в той же гостинице, что и вы.

У Алекса не было никакого желания сводить близкое знакомство с господином посланником, но его супруга — совсем иное дело. Какая жалость, что она уже замужем и на полголовы выше его.

— Непременно буду!

— Будем вас ждать, полковник.

Госпожа Думитриелу подарила Алексу еще более очаровательную улыбку, и слегка покачивая бедрами, поплыла к выходу под ручку с мужем. В зале наступила тишина, и прекратилось всякое движение, пока она не скрылась за дверью. Выпав из-под воздействия ее чар, Гжешко выразил общее восхищение ее красотой.

— Хороша чертовка!

— Не то слово, — поддержал его оценку Алекс. — А что им нужно от меня?

— Могу только предполагать.

— Излагай, — потребовал полковник.

— Во время прошлой войны они оттяпали у османийцев провинцию. Пока вы с ними бодались, ввели войска и заняли. Под конец объявили Османийской империи войну и закрепили ее за собой в мирном договоре. Сейчас, видимо, хотят повторить подобный трюк.

— Так я-то им зачем?

— Ты им не нужен. Им нужно, чтобы мы поскорее утвердили главнокомандующего силами коалиции и начали войну, а у тебя самые большие шансы занять эту должность. Князь Войчетутский ни за что не допустит, чтобы его войсками командовал офицер армии княжества Ясновского или, упаси господи, сам князь Ясновский. На тебя же он вполне согласен. Ты — фигура компромиссная и от всех равноудаленная. К тому же, собственных сил у тебя нет и скинуть тебя в случае чего будет нетрудно.

— Спасибо за разъяснения. Думаешь, будут агитировать?

— А что же еще! Эх, хотел бы я с тобой поменяться, чтобы меня госпожа Думитриелу в чем-нибудь поубеждала, да видно рылом не вышел.

— Пустые надежды. Была бы она одна, а при муже ничего не получится.

Идти на ужин как-то сразу расхотелось, но по здравому размышлению Алекс все-таки решил сходить. Во-первых, итак весь день без обеда. Во-вторых, пообещать и не прийти без уважительной причины, было бы верхом неприличия. Наспех освежив щеткой сапоги и одернув мундир, полковник отправился на рандеву с дипломатической парой.

— Присаживайтесь, полковник. Здесь не самая лучшая кухня, но для Себрии сгодится. Могу рекомендовать ребрышки ягненка на углях.

Поскольку господин Думитриелу руоссийским не владел, его супруга щебетала за двоих. Женщина была не только ослепительно красива, но и умна, к тому же хорошо образована, беседовать с ней было сплошное удовольствие. Алекс чувствовал, что выстроенная им защита дает трещину.

— И не называйте меня госпожа посланница, для вас я просто Луминитса.

В зале ресторана заиграл небольшой оркестр. Играли что-то легкое и танцевальное.

— Алекс, почему вы не приглашаете меня танцевать?

— Не знаю, как испросить разрешения у вашего мужа. К тому же, разница в росте…

— Боитесь показаться смешным?

— Ничуть.

В ладонь полковника легла нежная, теплая ручка, левая рука легла на тонкую, гибкую талию Луминитсы. Алекс ощущал, как ее женские флюиды мягко обволакивают его, лишая воли и подчиняя себе. Невольно вспомнился его первый публичный танец. Ему тогда было четырнадцать. Партнерша была подругой его матери, тоже выше и намного старше, хоть и не так ослепительно красива, но ощущения были очень похожие.

— Алекс, музыка уже закончилась.

— Прошу прощения.

Смущенный Алекс проводил красавицу к их столу. Второй танец Луминитса танцевала с мужем, а он сидел и жутко ее ревновал. Он завидовал этому невзрачному господину. Вот пристрелить бы его и приударить за вдовой. На всякий случай, Алекс сдвинул кобуру револьвера подальше за спину положил руки на стол. Когда зазвучала третья мелодия, полковник решительно шагнул к красавице, она протянула ему руку, и они вновь закружились в танце.

— А вы всегда с револьвером на званый ужин ходите?

Тяжесть «гранда» стала настолько привычной, что идя в ресторан, полковник про него просто-напросто забыл, пришлось выкручиваться.

— Только если меня приглашают дипломаты. Скажу вам по секрету, я их жутко боюсь.

Алекс глазами указал на господина Думитриелу.

— А меня вы не боитесь?

— Но вы же не дипломат.

Красавица рассмеялась так, что Алекс даже осмелился «случайно» коснуться виском ее щеки. Но тут танец закончился, и чудесный вечер внезапно перестал быть таковым.

— Мой муж извиняется, но нам уже пора идти.

И что, все? А где же агитация? Полковник был разочарован. Уж если сама госпожа посланница при муже стесняется, то хоть бы денег предложили что ли? Или еще чего-нибудь.

Алекс хотел заплатить по счету, но господин Думитриелу решительно настоял на том, что это сделает он, за что полковник возненавидел его еще больше. Луменитса упорхнула вместе с мужем оставив его в одиночестве. Алекс плюхнулся обратно за стол.

— Официант, водки!

Принесли какую-то виноградную палкарскую гадость, к тому же теплую. Алекс хлопнул рюмку не почувствовав, что там такое обжигающее скатилось по пищеводу. И в самом деле, на что он рассчитывал? Соблазнить замужнюю женщину на глазах у ее мужа? Глупо, такая красавица вряд ли интересуется липовыми полковниками. Дальше пить как-то сразу расхотелось. Просидев в ресторане еще четверть часа, он бросил на стол пару монет и отправился к себе.

Подойдя к двери своего номера, Алекс замер — внутри явно кто-то был, рука автоматически легла на кобуру револьвера. Судя по еле слышному шороху, этот кто-то не очень сильно хотел скрыть свое вторжение. Тем не менее, поскольку гость был незваным, Магу потянул оружие из кобуры, щелкнул взведенный курок. Офицер осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

Тусклый свет керосиновой лампы выхватывал из темноты великолепную обнаженную спину, возвышавшуюся над ворохом нижних юбок. В этот момент женщина выдернула из своей прически последнюю шпильку и спина ее была скрыта обрушившимся сверху водопадом черных волос. Для мужского взгляда зрелище было просто убийственным, никто не собирался спрашивать его мнения, с кем он проведет сегодняшнюю ночь. Вздохнув, Алекс осторожно спустил курок «гранда» и вернул револьвер в кобуру. Для предстоящей битвы ему потребуется совсем другое оружие.

Черноволосая богиня обернулась к вошедшему, лампа подсветила восхитительный профиль высокой груди увенчанной темной пуговкой соска.

— Заприте дверь Алекс, я не хочу, чтобы нам помешали.

Офицер прикрыл дверь и сдвинул засов, ему и в голову не пришло поинтересоваться, каким образом госпожа посланница оказалась в номере, дверь которого он лично запер сегодня утром. Когда он повернулся, госпожа Луминитса Думитриелу уже стягивала с себя очередную нижнюю юбку. Те, что она сняла раньше, пышной белой пеной лежали у ее ног.

С утра Алекс был совсем сонным, ночью жена романского посланника заездила его до полного изнеможения, уснуть удалось под самое утро. Проснулся он с чугунной головой, от женщины остался только едва уловимый запах духов и пара черных волос на подушке. С трудом отыскав часы, он убедился, что времени до начала заседания осталось в обрез, а опаздывать на столь представительное собрание было моветоном. Гжешко начал стучать в дверь, когда Алекс уже смывал оставшуюся после бритья пену.

— Что-то не очень ты похож на выспавшегося.

— Это мой обычный вид, — буркнул Алекс, натягивая мундир.

Они успели. Госпожа посланница со своим невзрачным мужем уже сидели на своих местах. Алекс учтиво поклонился им, супруги дружно кивнули в ответ. Луминитса выглядела безупречно и свежо, будто всю ночь спала в супружеской постели с законным мужем. И как только это ей удается?

Поднялся председательствующий, обвел взглядом зал.

— Итак, приступим. Полковник Барти, вы имеете, что-нибудь сказать нам?

В глубине души офицер надеялся что этот вопрос не прозвучит, а, следовательно, и отвечать на него не придется. Отодвинув тяжелый деревянный стул, он поднялся на ноги.

— Да, ваша светлость, имею!

Алекс буквально физически почувствовал, как все взгляды скрестились на нем. Собственно, со вчерашнего дня ничего не изменилось, он по-прежнему не считал себя готовым для этой должности, но ночью, в один весьма пикантный момент близости с госпожой Думитриелу женщина буквально вынудила его дать согласие стать командующим коалиционными силами. Тогда он ни о чем другом думать не мог, кроме как… А сейчас его опять охватили сомнения. Согласиться или сделать вид, что ничего не было?

— Ваша светлость, — язык с трудом ворочался во внезапно пересохшем рту, — я согласен.

Прочистив горло, повторил уже громче и четче.

— Согласен принять командование коалиционными силами.

Стихнувший на короткое время шум от множества разговоров после этих слов возобновился и стал куда сильнее. Председательствующий вынужден был пустить в дело колокольчик.

— Господа! Господа! Ставлю вопрос на голосование! Кто за то, чтобы назначить полковника Барти командующим!

Голосование было открытым, и много времени не заняло. К удивлению Алекса, против был только один из князей, еще один воздержался. Гжешко, как и большинство, с довольной рожей проголосовал за него. Позже, когда многие закулисные интриги организации коалиции всплыли на поверхность, Алекс узнал, что романский посланник Думитриелу за короткий промежуток времени между концом заседания и ужином в гостинице времени даром не терял. Он успел встретиться с пятью князьями, и у четверых смог получить согласие на назначение командующим полковника Барти. К семи часам вечера ему оставалась сущая мелочь — добиться согласия самого полковника. А с этой задачей блестяще справилась его ловкая супруга. И чего только не сделаешь для карьеры мужа.

— Поздравляю вас, господин полковник, с назначением! Ваше слово!

От него ожидали какой-то речи, благодарностей за столь высокий пост, оглашения целей и задач, заверений в неизбежной победе над подлым и коварным врагом.

— Ваши сиятельства! Господа!

Внезапно Алекс понял, что ему нечего сказать присутствующим, он просто не готов к решению свалившихся на него задач. Пришлось импровизировать и выкручиваться.

— Буду краток. Завтра, в девять ноль-ноль жду представителей вооруженных сил вошедших в коалицию княжеств у себя в штабе для разработки плана боевых действий и обеспечения взаимодействия между войсками коалиции. На этом прошу разрешения отбыть.

Князья с присными разочарованно пошумели, но разрешение дать соизволили.

— Одного бросаешь? — нашелся еще один недовольный.

— Вы тут пока делите шкуру, — парировал Алекс, — я же пойду думать, как добыть медведя. Экипаж пришлю обратно.

На выходе из зала офицер тайком посмотрел на Луминитсу Думитриелу. Коварная красавица о чем-то мило беседовала с одним из княжеских придворных чинов, и на уход Алекса не обратила ни малейшего внимания.

Дорога от княжеского замка до дома, где размещался комитет «Свободная Себрия» не занимала и пяти минут, но проделать путь пешком — означало умалить собственное достоинство, приходилось гонять туда-сюда экипаж. Возле выезда из княжеского дворца крутилось несколько приметных личностей — газетчики, мельком глянувшие на выехавший экипаж и тут же потерявшие к нему интерес, ждали выхода князей. Добравшись, до ставших уже привычными стен, Алекс поспешил испортить настроение Мартошу, пребывавшему еще в счастливом неведении о своем неожиданном повышении по службе.

— Господин подполковник!

После такого официального обращения угорец вынужден был принять строевую стойку и слушать дальше.

— Поздравляю вас назначением на должность начальника штаба коалиционных сил! И примите мои искренние соболезнования. Вольно!

Мартош выдохнул и осторожно поинтересовался.

— А кому досталась честь управлять всем этим цирком?

— Мне, — признался Алекс. — Не ожидали? Я тоже, да вот пришлось. К девяти ноль-ноль завтрашнего дня подготовьте ваши соображения по формированию штаба. Управление генерал-квартирмейстера, тыловое и так далее. К квартирмейстеру отберите самых толковых. Возможно, удастся решить за счет князей проблемы саперов и медиков. Ну и артиллерий какой-никакой, я думаю, разживемся. А то три четырехфунтовых пушки на пять тысяч штыков — право смешно. К этому времени прибудут представители княжеских армий, с ними эти вопросы и обсудим.

— Будет исполнено, господин полковник.

Вид у угорца был не самый довольный.

— А дозволено мне будет задать один вопрос?

— Спрашивайте, Мартош.

— Жалование мое также возрастет пропорционально увеличившимся обязанностям?

— Понятия не имею. Финансами у нас Гжешко заведует, вот у него и спросите.

Зимой в девять утра в Себрии еще довольно темно. Алекс обругал себя за то, что назначил совещание на столь ранний час, но делать было нечего, все собрались, начинать пришлось при свечах. От князей прибыли три полковника два и два генерала. Еще два месяца назад капитан Барти наверняка стушевался бы перед столь высокими чинами. Но за последнее время Алекс уже обвыкся со своим полковничьим званием, а потому, начал совещание с того, что выставил за дверь всех адъютантов вновь прибывших.

— И так места мало. Ну что же, господа офицеры и генералы, начнем с подсчета выделенных для операции сил и средств.

Подсчитали. Вышло солидно: девятнадцать тысяч штыков, две с половиной тысячи сабель. По меркам руоссийской армии получилась полнокровная дивизия. По артиллерии точных данных получить не удалось, количество пригодных пушек, и наличие снарядов к ним еще нужно было уточнять. Тем не менее, у Алекса сложилось мнение, что на полсотни артиллерийских стволов он может рассчитывать. Вероятность успеха в предстоящей операции росла на глазах.

О силах противника доложил подполковник Мартош.

— Войска османийцев, расквартированные в Камском пашалыке насчитывают около двадцати двух тысяч штыков и десять тысяч сабель. Кроме того, в ходе боевых действий возможен подход резервов противника…

После этих слов, в небольшой комнате тут же возник возмущенный гул. Выразителем всеобщего недовольства стал представитель княжества Черноскалия генерал-майор Карлич. Благообразный седой дедушка, по виду годившийся в отцы Мартошу, грозно сверкая золотыми эполетами, начал неприятно скрипучим голосом.

— Военная наука учит нас, что наступление на укрепленные позиции противника можно вести, имея не менее чем трехкратное преимущество. Никак не меньше! В противном случае, мы ничего не добьемся, кроме ничем не оправданных потерь!

После этих слов генерал бросил на Алекса уничтожающий взгляд. «Неужели, в его возрасте и я буду таким же напыщенным дураком? Нет, уж лучше до такого не дожить».

— В данном же случае, — продолжил скрипеть генерал, — мы даже несколько проигрываем османийцам по пехоте, а в кавалерии аж вчетверо! И это без учета возможности подхода к противнику резервов! Я считаю, что при таком соотношении сил наступление вести невозможно!

Все три полковника речь генерала Карлича поддержали, второй генерал по фамилии Гарич, представлявший Войчетут, продолжил сидеть с мрачным видом и не сказал ничего. Мартош хотел было уже возразить генералу, но Алекс подал ему знак «Молчи». Когда все выговорились, он поднялся, обвел взглядом присутствующих и предложил.

— Если других мнений не будет, я предлагаю совещание закрыть, а вам, господа офицеры и генералы, вернуться обратно и доложить их сиятельствам о невозможности воевать, а так же предложить коалицию распустить.

В комнате воцарилась полная тишина. Не за тем сюда этих офицеров прислали, чтобы они обратно вернулись с подобными предложениями.

— Предлагаю дослушать господина полковника до конца, — нарушил молчание генерал Гарич, — полагаю, у него есть на этот случай план, коли он собирался воевать с османийцами куда меньшими силами, чем те, что передаются под его командование сейчас.

— Благодарю вас, господин генерал. План у меня, действительно, есть.

Краем глаза Алекс заметил, как насторожился Мартош.

— Дайте карту, господин подполковник. Общая диспозиция такая. Из десяти тысяч сабель османийской кавалерии девять десятых — иррегуляры-башибузуки. В укреплениях они сидеть не будут, а в поле горазды резать только мирных обывателей. Тем не менее, обозы наши они могут пощипать, поэтому, часть сил нам придется отвлечь для их охраны.

Полковник сделал небольшую паузу, чтобы проверить реакцию слушателей. Еще полны скептицизма, хотя кое-кто уже выглядит заинтересованным.

— Что касается двадцати двух тысяч штыков османийской пехоты, то шесть тысяч из них — третьеочередной редиф. Эти могут нести гарнизонную службу в тылу. В крайнем случае, их поставят защищать укрепления. В поле их не выведут, я бы точно не рискнул.

Еще одна короткая пауза для проверки реакции. Оживились господа офицеры.

— Даже с учетом слов господина полковника, — опять влез генерал Карлич, — наши силы всего лишь уравниваются. Я не вижу, где наше превосходство?

«Очки купи», Алекс с трудом удержался от того, чтобы произнести едкий совет вслух. Выдохнул и продолжил.

— Наше превосходство в том, что мы собираемся наступать! Озчелик-паша не может полностью сосредоточить все свои силы в Каме, тем самым оголив Крешовское направление. Мы же можем сосредоточиться исключительно на Каме.

— Решили бить по шверпункту, господин полковник, — констатировал Гарич, — что же, вполне разумно. И какие силы будут противостоять нам на пути к Каме?

— Порядка четырнадцати тысяч штыков.

— И где вы здесь видите наше трехкратное превосходство? — выскочил с очередным вопросом генерал Карлич.

«Да когда же ты заткнешься наконец». Вдох, выдох.

— Из этих четырнадцати тысяч непосредственно в Каме находятся только десять, остальные стоят гарнизонами в Алзане и других пограничных городках, что дает нам возможность громить противника по частям.

— Ну хорошо, — вступил в дискуссию один из княжеских полковников, — а что по поводу возможного подхода резервов из внутренних районов империи?

К этому вопросу Алекс был давно готов.

— Османийская империя еще не оправилась от поражения, их армия хронически недофинансирована и содержится, в основном, за счет местных ресурсов. Во внутриимперских пашалыках больших резервов нет. К тому же, зимой большая часть перевалов закрыта, для их прибытия из внутренних районов потребуется время, которого мы им не дадим. Быстро берем Алзан, форсированным маршем выходим к Каме, три дня на подготовку и штурм!

Проглотили или нет? Вон как глазки у одного из полковников заблестели.

— А вы, господин полковник, представляете, какие потери будут при штурме?

Не проглотили.

— Да, представляю. Очень хорошо, представляю. Но войны без потерь не бывает!

После этих слов генерал Гарич даже со стула поднялся.

— А с кем вы собираетесь освобождать Крешов и удерживать Каму, после такого лобового штурма?!

— Все войска положим! В крови захлебнемся! — загалдели остальные офицеры.

Да, это тебе не штафирки из «Свободной Себрии». Собственного опыта у княжеских вояк немного, но военное образование они определенно получали не зря. «Придется открыть им план. Мартош, крыса эдакая, аж усами зашевелил, будто что-то почуял». Дождавшись, когда возмущенные крикуны угомонились, Алекс продолжил.

— Хорошо. У меня есть план, как взять Каму с минимальными потерями. Но, господа офицеры и генералы, ни одно слово из сказанного здесь, не должно выйти за пределы этой комнаты.

Ответом Алексу был еще один взрыв офицерско-генеральского возмущения. «Да за кого вы нас принимаете! Здесь шпионов нет! Мы люди чести!». Один только Мартош промолчал. Ну да ладно.

— Мартош, дайте схему укреплений Камы.

Дождавшись, когда большой лист плотной бумаги ляжет на стол, полковник вооружился карандашом.

— С Алзанского направления мы можем штурмовать Каму только с севера, где нас и ждут. Если же мы выйдем на дорогу, ведущую в Крешов, то с одной стороны можем блокировать османийские подкрепления оттуда, с другой стороны, мы частично обходим укрепления на высоте Тактамыдаг повернутые фронтом на север. Вся установленная там артиллерия становится для нас не опасной! Тогда нам останется взять высоту Ападагпар, а с нее сам город и старая цитадель будут для нас как на ладони.

Впечатлились, оживились, заводили пальцами по карте. Ну, кто задаст следующий вопрос. Генерал Карлич? Отлично.

— А как вы планируете выйти на Крешовскую дорогу?

«Надо пережить еще один приступ возмущения. Надеюсь, последний».

— Вот через этот перевал.

— Не пройдем! Там узкая тропа! Снежные завалы! Лавины!

— Одну минуту, господа. Вы лично проходили этот перевал?

Затихли, смотрят друг на друга. Что, никто не ходил? Отлично, продолжим.

— Для вас это всего лишь тонкая пунктирная линия на карте. Исходя из ее толщины и прерывистости, вы и делаете заключение о доступности данного перевала. В прошлую войну на…, руоссийские генералы посчитали Шиповский перевал в зимнее время непроходимым, а в результате… В результате Эник-паша провел через него целый корпус и осада Коварны затянулась на несколько месяцев.

После этих слов дальнейшее обсуждение обошлось без возмущенных криков.

— Сколько войск? Полагаю, пяти тысяч штыков будет достаточно. Подполковник Мартош сделает более точный расчет. Нет, повозки не пройдут. Недельный запас продовольствия солдаты понесут на себе. Нет, на внезапность рассчитывать не приходится, такую массу войск османийцы обязательно обнаружат. И артиллерии у них тоже не будет. Тяжелые пушки просто не провезти, а от горных при штурме Камы толку никакого. Осадный парк будет с теми частями, которые подойдут к Каме от Алзана. При штурме с тыла северные укрепления долго не продержатся. Да с координацией штурма могут быть проблемы, но решить их нам по силам. Еще вопросы, господа?

Итог подвел генерал-майор Гарич.

— План господина полковника не без недостатков, но вполне выполним. Именно так я и доложу его сиятельству. Господин полковник, войска княжества Войчетутского в вашем распоряжении.

После таких слов всем остальным оставалось предложенный план только поддержать, даже генерал Карлич не решился высказаться против.

— Кроме того, господа, у меня есть еще один способ повысить наши шансы на благополучный исход нашего дела.

— Это какой же? — первым заинтересовался Карлич.

— Попросите их сиятельств увеличить количество сил, выделенных в наше распоряжение.

— Непременно так и сделаю, — улыбнулся Гарич.

Дальше началась обычная штабная рутина — сколько, куда и как все это обеспечить. Образованных офицеров Мартошу для организации штаба выделили. С инженерным обеспечением вопрос решили. С медициной у всех оказалось плохо, решили поставить перед их сиятельствами вопрос организации полевого госпиталя. Когда список обсуждаемых вопросов подошел к концу, Алекс обратился ку присутствующим.

— Господа офицеры и генералы, еще раз напоминаю вам о необходимости сохранения наших планов в тайне. Кроме того, я проведу личную инспекцию выделяемых войск и проверю уровень их подготовки.

— Это сколько угодно, господин полковник, — ответил генерал Гарич, — только боюсь наши солдаты вас разочаруют.

На этой оптимистичной ноте совещание и завершилось. Княжеские представители откланялись. В последний момент Алекс перехватил подполковника Мартоша, пытавшегося выскользнуть следом.

— Мартош, стоять!

Полковник подошел к нему вплотную, взял за отвороты мундира, прижал к стене и прошипел прямо в лицо.

— Мне нужно три недели. Три. После этого можешь опубликовать план в любой местной газете. Узнаю, что донес раньше — повешу. Вниз головой, чтобы подольше мучился. Понял?!

Судя по тому, как побледнел угорец, серьезность угрозы до него донести удалось. Нет, не боец он, привык в теплом штабе воевать, куда пули не долетают. Еще раз тряхнув напоследок, отпустил подполковника и подтолкнул к выходу. «Все, дело сделано, кости брошены, осталось дождаться, кому какие очки выпадут».

На выходе самого Алекса атаковала большая группа местных и иностранных журналистов. В многоголосом и разноязыком гомоне слух уловил два выкрика на родном руоссийском.

— Полковник Барти, буквально два слова для «Столичного вестника»!

— «Руоссийский инвалид», можно взять у вас интервью!

Как назло, Драгана нигде видно не было, приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы.

— Господа, я не даю интервью! Дайте пройти!

Уже почти пробившись из журналистского окружения, Алекс заметил, как какой-то человек нацелил на него объектив большого фотографического аппарата, установленного на массивной треноге. Полковник едва успел уклониться от ненужной процедуры, спрятавшись за одним из борзописцев, еще до того, как вспыхнул магний.

— Совсем обнаглели!

Наконец-то пришла помощь в лице верного себрийца, и полковнику удалось пробиться к экипажу, ведя за собой неугомонный хвост пишущей братии. Один из писак, воспользовавшись заминкой, пока Драган взбирался на козлы, запрыгнул на подножку.

— Господин Барти, это правда, что вы являетесь агентом руоссийского генштаба?

Ответить Алекс не успел, утвердившийся на облучке себриец, кнутом перетянул наглеца поперек спины. Тот упал, едва не угодив под колесо тронувшегося с места экипажа, сопроводив падение крепкой словесной тирадой на родном языке. Похоже это и был корреспондент «Столичного вестника» — бульварной газетки, кормившейся обывательскими и светскими слухами, собираемыми по все столичным салонам. Ни один серьезный человек в руки ее не возьмет. А вот «Руоссийский инвалид» — официальное издание военного ведомства, совсем другое дело. Ее в офицерской среде читают многие, кто-то из знакомых может сопоставить описание внешности командующего коалиционными силами с неизвестно куда пропавшим капитаном в отставке. От этого корреспондента следовало держаться как можно дальше. Благо, со следующего дня полковник Барти начал объезд вверенных ему войск.

Княжеские гвардейцы четко печатали строевой шаг и лихо финтовали винтовкой с примкнутым штыком, но вопрос «Насколько они обучены стрельбе и рассыпному строю?», вызвал у гвардейских офицеров замешательство. Впрочем, никто не собирался посылать опору княжеского трона в дальний поход, да еще и под неизвестно чьим командованием. Гвардия осталась нести караульную службу в столицах, полковник Барти посетил казармы армейских полков. Первое, что его удивило, было количество вставший в строй солдат.

— И какой у вас некомплект от штатной численности?

Себрийский полковник смог назвать лишь приблизительную цифру.

— Около трети. Зима, болеют многие.

Штабные планы в очередной раз не пережили столкновения с суровой действительностью. Если численность войск считали по штату, а не по факту, то коалиционная армия понесла большие потери, даже не успев выступить из казарм. Второй момент оказался ничуть не менее важным.

— А почему у них вид такой заморенный?

— Питаются плохо.

Тем же вечером Алекс высказал генералу Гаричу все, что накопилось за день. Генерал его выслушал без эмоций, он к такому положению уже привык.

— Финансы нам выделили, воров с объявлением военного положения прижмем, солдат немного подкормим. А новых взять негде, некоторые считают, лучше в княжескую тюрьму, чем в казарму.

На несколько секунд Алекс задумался.

— Проинспектируйте госпитали, господин генерал. Там наверняка немало тех, кто решил пересидеть зиму в тепле. Всех, кто может носить винтовку — в строй! Заодно и госпитали расчистим перед большим потоком раненых. И при выдвижении к границе сократите суточный марш на четверть, иначе еще треть ляжет до того, как увидит противника.

В остальных княжествах с пехотой обстояло приблизительно так же, где-то чуть лучше, где-то чуть хуже. Потому и предложенные для решения проблем методы были аналогичными.

Куда лучше дело обстояло с кавалерией и саперами. Будучи более привилегированными и приближенными к власть предержащим родами войск, содержались они в куда лучших условиях, особенно кавалерия. Хотя заморенные солдатики встречались и среди саперов, но в куда меньшем количестве, чем в линейной пехоте.

Особенно же тяжелое положение сложилось с артиллерией. На балансе княжеских армий числилось больше двух сотен артиллерийских стволов разных систем и еще более разнообразных калибров. Увы, первый же, самый поверхностный осмотр показал — стрельба из этого антиквариата будет куда более опасна для их же расчетов, чем для противника. Облегчало положение только одно — у противника ситуация с этим родом войск была ничуть не лучше. Но османийцам пушки никуда не надо тащить, себрийцы сами придут к их укреплениям.

Годными были признаны только две горные трехфунтовки, четыре полевые пушки и одна легкая гаубица. Неожиданно порадовал князь Ясновский, выкативший целую батарею из шести новеньких двенадцатифунтовых гаубиц. И где только денег взял на такую роскошь? Не иначе, из личных средств, поскольку, покупка этих орудий опустошала оборонный бюджет княжества на пару-тройку лет вперед.

Командовал гаубичной батареей целый подполковник в щегольском мундире и с лихо подкрученными усами. Его подчиненные радовали глаз любого военного бравым видом и строгой строевой выправкой. Орудия сверкали свежей краской. К каждой гаубице прилагался зарядный ящик и восемь здоровенных тяжеловозов.

— Подполковник Ясновский, — представился командир батареи.

— А-а…

— Владетельный князь — мой двоюродный дядя.

В этот момент одна из стоявших в орудийной упряжке лошадей задрала хвост и навалила кучу. В нос шибануло вонью свежего навоза.

— Понятно, — поморщился Алекс. — Ну что же, давайте посмотрим на ваших красавиц поближе.

При ближайшем рассмотрении восторги несколько поутихли — на замках гаубиц обнаружилась заводская смазка. Ее же полковник нашел и в стволах.

— А сколько раз вы из них стреляли?

— Гаубицы мы совсем недавно получили. Да и дорого очень… Но заряжание расчеты освоили. И наводку тоже. Теоретически.

— Вы же понимаете, что этого недостаточно?

— Так точно, господин полковник, понимаю.

Понимает он! Вот когда сам под артиллерийский обстрел попадет, тогда действительно поймет, как оно на настоящей войне бывает. Практически. Дальнейшее изучение батарейного хозяйства принесло еще одно разочарование.

— А сколько снарядов у вас запасено?

— Два десятка бомб и два десятка картечи на орудие, господин полковник!

— Именно столько у вас находится в зарядных ящиках. А я спрашиваю, сколько у вас лежит на складах?

— Ничего не лежит, — смутился подполковник Ясновский. — Так ведь дорого…

— Война, господин подполковник, вообще не самое дешевое дело, но экономить на подготовке к ней не стоит. Такая экономия действительно может обойтись очень дорого. В том числе и вам лично. Поэтому, убедите своего дражайшего двоюродного дядюшку приобрести хотя бы полсотни практических снарядов с зарядами и постарайтесь выпустить их с пользой для дела. Без этого, боевая ценность вверенной вам батареи мне представляется весьма сомнительной.

Хотя и сотня потраченных на обучение снарядов дело полностью не исправит, батарее нужен был настоящий боевой командир, а не этот придворный щеголь. Вот только, где его взять? Терзаемый этой мыслью Алекс вернулся к себе в штаб.

— Как прошел смотр? — поинтересовался Мартош.

— Прошел хорошо, если бы все не было так плохо. Отличные новые гаубицы, из которых не сделали ни одного выстрела и бравые артиллеристы, которые ни разу не стреляли из своих гаубиц. И на всю эту красоту — четыре десятка снарядов на ствол. Воюй, как хочешь! Теперь думаю, где для этой батареи хорошего командира найти.

— В этом я тебе могу помочь, — слегка улыбнулся отставной подполковник.

— Кто? Где? — встрепенулся Алекс.

— Тебя тут с утра один господин дожидается с рекомендациями от Гжешко, сейчас я его позову.

Мартош скрылся за дверью и спустя минуту, на пороге возник сурового вида господин в длинном черном пальто. Правый рукав был пуст и заправлен в карман, чтобы не болтался. В памяти тут же всплыла переправа через Мгупту, ожидание санитарного обоза и две старые бронзовые гаубицы.

— Штаб-капитан…

— Гараев, — подсказал вошедший, — в отставке, естественно, с правом ношения мундира и полной пенсией. Честь имею!

— Ка… Полковник Ма… Барти, командующий вооруженными силами «Свободной Себрии».

В который уже раз Алекс испытал неловкость, представляясь своим новым чином и чужой фамилией. Из-за плеча Гараева за этой сценой с большим интересом наблюдал Мартош.

— Господин подполковник, прошу оставить нас для конфиденциального разговора.

Оставшись наедине с одноруким отставником, Магу в очередной раз испытал чувство неловкости, на этот раз еще и от того, что у него обе руки были на месте. Надо было как-то заполнить возникшую паузу.

— Присаживайтесь.

Алекс указал артиллеристу на стул.

— Благодарствую. А почему наедине, не доверяете своему офицеру?

— Не доверяю, — подтвердил Алекс, — шпион он астро-угорский.

— Как шпион?

— А вот так! Удивлены, что я продолжаю держать его при штабе? А где я другого грамотного штабиста найду? Кто этим всем воинством управлять будет? Здесь в Войчетуте шпион на шпионе сидит и болтуном погоняет. Разогнать их всех, так новые появятся. Сейчас я, по крайней мере, знаю, кто чей шпион, и кому что говорить можно. Примите это к сведению и будьте осторожны.

— Так точно, господин полковник! Признаться, меня предупреждали о том, что командующий неприлично молод, но увидев вас, был чрезвычайно удивлен. Слух был, что вы тогда в Мгупте утонули.

— Почти утонул. Воды нахлебался, был без сознания, да нашелся добрый человек, из воды вытащил, откачал… А вы руку свою там оставили?

— Там.

Чувствовалось, что тема эта очень тяжела и неприятна для Гараева, тем не менее, он продолжил.

— Осколком почти оторвало, на одних жилах висела. Я от потери крови в беспамятство впал. Очнулся уже в плену и без руки. Османийцы меня долго держать не стали, как только культя зарубцевалась, и смог сам ходить, так и отпустили. Понимали, в строй я уже не годен. Ну помыкался я туда-сюда на пенсии, семьи нет, я всегда одной службой жил, родню не видел давно… Пить начал. А тут как-то подошел ко мне молодой человек с себрийским акцентом, предложил должность командира полевой полубатареи, я и согласился. Подумал, лучше уж в бою голову сложить, чем спиться. Надеюсь, ваше предложение еще в силе?

— Уже нет, — отрицательно покачал головой Алекс, — но, у меня есть для вас шесть отличных двенадцатифунтовых гаубиц. Справитесь? Все-таки правая рука…

— Раньше же как-то я с гаубицами справлялся. А что касается руки, то я — левша, господин полковник.

Пообещать Гараеву должность командира батареи было легко, а вот исполнить обещание куда труднее. Перебрав в уме все возможные аргументы, он пришел к выводу, что ни один из них не будет весомым для того, чтобы князь Ясновский отстранил от командования своего родственника и назначить на его место однорукого руоссийца, каким бы опытным артиллеристом тот ни был.

На помощь пришел бюрократический опыт руоссийской армии, вызвав Мартоша, Алекс поинтересовался его мнением.

— Как вы думаете, может, нам стоит ввести должность заместителя командующего по артиллерии? Пушек у нас в последнее время прибавилось.

— Если вы считаете нужным…

— Считаю. Подполковник Ясновский будет отличной кандидатурой на эту должность, а место командира батареи займет присутствующий здесь штаб-капитан Гараев, любить не прошу, но жаловать его нам придется. Вызывайте княжеского племянника!

К удивлению Алекса, подполковник Ясновский не только не поспешил ухватиться за предложение, но еще и уперся.

— Я Королевскую артиллерийскую школу с золотой медалью окончил, восемнадцать лет на службе, погоны свои честно выслужил, потом и кровью, ни разу к связам при дворе не прибег! А когда мне предоставляется возможность свои умения в настоящем деле применить, вы мне предлагаете штабную должность?

Неожиданно оказалось, что под щегольским мундиром скрывается истовый служака, не лишенный честолюбия. Пришлось проигнорировать брошенный в свой огород камешек и надавить.

— Господин подполковник, это приказ! И извольте его выполнить!

Артиллерист оказался куда более твердым орешком, чем показалось вначале.

— Так точно, господин полковник, я выполню ваш приказ, но настаиваю на том, чтобы командиром батареи была назначена наиболее достойная кандидатура! В противном случае, я оставляю за собой право подать рапорт аго сиятельству!

— И как вы собираетесь, достоинствами мериться, господин подполковник?

— Мы будем стреляться. На гаубицах.

Состязание, предложенное подполковником Ясновским, выглядело несложным. Надо было попасть в небольшой скальный выступ, расположенный на склоне горы в паре верст от огневой позиции. Кто меньше бомб на это потратит, тот и выиграл. Чтобы не усугублять конфликт, пришлось согласиться. «Заодно и орудийные расчеты хоть немного потренируются».

Гараев к предложенному состязанию отнесся равнодушно.

— Вы же видели меня в настоящем деле. Справлюсь и сейчас.

— Да, помню, как вы тогда накрыли батальон османийцев в ложбине. Вот только баллистику тех гаубиц вы отлично знали, а из этой будете стрелять впервые.

— Как я понял с ваших слов, господин полковник, мой визави тоже из новых пушек еще ни разу не стрелял и таблицы для стрельбы у нас одинаковые, так что мы будем находиться в равных условиях.

— Желаю вам удачи!

Весть о предстоящем состязании мгновенно облетела офицеров Ясновского княжества. Поглазеть на него собралось довольно много сторонней публики. И хоть пустой рукав отставного капитана невольно внушал уважение, подавляющее большинство явно надеялось, что подполковник утрет-таки нос руоссийцу. Бросили жребий, первым стрелять выпало Ясновскому.

Громким, хорошо поставленным голосом подполковник скомандовал установки прицела, расчет, не мешкая зарядил орудие, замковой замер со спусковым шнуром в руке.

— Пли!

Окутавшись облаком дыма, ахнула, откатываясь, тяжелая гаубица. Десятки биноклей и подзорных труб впились в склон горы. Совсем не страшный с такого расстояния белый дымок вспух левее и ниже выступа, служившего мишенью. Чуть позже долетел звук разрыва.

— Недолет!

Вывороченная бомбой земля была отлично видна на заснеженном склоне, что облегчало корректировку прицела. Ясновский скомандовал новые установки.

— Пли!

На этот раз бомба взорвалась правее и выше. Неловко пристроив на коленях блокнот, однорукий капитан что-то записывал в нем простым карандашом.

— Вилка. Третьим выстрелом будет попадание, — напророчил Гараев.

Так и оказалось, группа княжеских офицеров огласилась радостными криками. Сам подполковник буквально лучился удовольствием, принимая поздравления присутствовавших офицеров, повторить его результат вполне можно было, хоть и не просто. А вот превзойти…

— Повторить сумеете?

— Попробую, — буркнул Гараев.

Руоссиец отстранил фейерверкера от прицела и сам повернул маховики наводки. Первая его бомба хорошо легла по высоте, но заметно правее. Расчет накатил гаубицу обратно и вновь зарядил ее. Однорукий офицер внес поправки в прицел и, взмахнув левой, скомандовал замковому.

— Огонь!

В бинокль хорошо было видно, как из белого дыма полетели крупные куски скальной породы. Несколько секунд понадобилось, чтобы осознать произошедшее. Первым опомнился подполковник Ясновский. Подошел к Гараеву, подал для рукопожатия руку.

— Поздравляю! И примите мои извинения за то, что усомнился в вас!

Возникла небольшая заминка, так как себриец протянул правую руку, которая у руоссийца отсутствовала. Пока нового командира батареи поздравляли другие офицеры, Ясновский подошел к Алексу, четко щелкнул каблуками, хорошо отработанным движением взял под козырек.

— Господин полковник, прошу один день для передачи дел преемнику, после чего, готов приступить к исполнению новых обязанностей!

— Вольно, господин подполковник! Сдавайте дела, послезавтра жду вас в Войчетуте.

Еще раз, отдав честь, артиллерист удалился, а полковник взял победителя в оборот.

— Ваша батарея, по сути, и есть наш осадный парк, других тяжелых пушек у нас нет. И снарядов до крайности мало. Поэтому, надеюсь, в реальном бою вы продемонстрируете меткость не худшую, чем сегодня.

Штаб-капитан, так пока и ходивший в своем черном пальто, как-то грустно улыбнулся.

— Я лейтенантом еще в Южноморскую кампанию начинал. После выпуска в аккурат ко второму штурму успел. Тогда за день при орудии три-четыре фейерверкера сменялось. Как очередного убьют или ранят, так я к прицелу и встаю, пока замену не пришлют. А бывало и до ночи не присылали. И так две недели с рассвета и до заката. А в темноте бастион восстанавливали, если, конечно, союзники ночной вылазки не производили. Наша батарея тогда за день бомб выпускала больше, чем этот подполковник за всю свою службу. И никто, ни разу на меткость моей стрельбы не пожаловался.

— Прошу прощения, — смутился Алекс, — мне показалось, что вы моложе. Принимайте батарею, господин штаб-капитан! И смените пальто на что-нибудь более подходящее.

— Будет исполнено, господин полковник!

И в самом деле, такого артиллериста учить — только портить. Подполковник Ясновский все по науке сделал, а Гараев на собственный опыт опирался и победил. В настоящем-то бою противник может не оставить времени на еще один выстрел, там эти секунды решают, кому остаться жить, а кому чугунный гостинец выпишет билет на тот свет.

В Войчетуте Алекса встретил чрезвычайно довольный собой Гжешко.

— Удалось договориться с князьями?

— Да! Представляешь, они согласились! У нас будет своя, свободная Республика Себрийская!

Из пяти участвующих в коалиции княжеств, только два имели непосредственную границу с Камским пашалыком Османийской империи. Еще одно — княжество Боградское, предпочло в коалицию не входить и остаться нейтральным. Следовательно, три княжества из пяти никак не могли рассчитывать на территориальные приобретения по итогам войны. На их поддержку и полагал опереться Гжешко, предложивший всем отказаться от аннексий в пользу создания на освобожденных землях республики. К этой затее Алекс относился с большим скептицизмом, но себрийцу, похоже, удалось протащить свою идею.

— И все князья согласились?

— Все! Даже меморандум подписали!

Кем-кем, а филантропами местные князья не были, скорее, наоборот. Поэтому, Алекс счел своим долгом предупредить себрийца.

— Слабо верится, что местные монархи будут терпеть у себя под боком республику.

— А меморандум?

— Меморандум их ни к чему не обязывает, ни в какой суд с ним не пойдешь. Все будет решать количество штыков, которое ты сможешь выставить для поддержки своих требований.

— В этом деле будущая Республика Себрийская может рассчитывать на тебя?

— Не знаю. Я сюда ехал с османийцами воевать, а не участвовать в братоубийственной резне между себрийцами.

Политика политикой, а коалиционная военная машина со скрипом, треском и матом тронулась с места, понукаемая приказами, исходившими из штаба подполковника Мартоша и криками, носившегося по всем дорогам полковника Барти. За эти дни они почти не слазил с седла, охрип, простыл, но своего добился, ударные себрийские группировки сосредоточились у границ Камского пашалыка. Осталось только назначить дату начала наступления.

При возвращении в Войчетут его встретил Смирко.

— Горанович голубя прислал.

На немой вопрос четник отрицательно покачал головой.

— Плохо, — констатировал полковник. — Знал, что Озчелик глуп, но чтобы настолько! Надо его как-то подтолкнуть, время на исходе.

Вот только как? Случай подвернулся буквально в тот же день. Не успел полковник Барти появиться в штабе, как на него буквально наткнулся и генерал Гарич и немедленно потребовал разговора наедине. Убедившись, что никто не подслушивает под дверью, себриец заявил.

— Насколько мне известно, формирование отряда, идущего в обход Камы, почти завершено.

— Вас правильно информировали, господин генерал.

— Но еще не решено, кто станет его командиром, — продолжил Гарич.

— Вопрос решается, — подтвердил Алекс.

— Господин полковник, я настаиваю на своем назначении на эту должность!

Задумчивость командующего генерал истолковал по-своему.

— Лучшей кандидатуры не найдете. Там в основном части Войчетутского княжества, солдаты знают меня и пойдут за мной. И я достаточно немолод, чтобы поддаться искушению, забрать себе всю славу. Клянусь, штурм Камы начнется вовремя.

— И вам не претит выполнять приказы младшего по званию?

— Ничуть, — решительно отрубил Гарич.

— Хорошо, — согласился Алекс, — вы меня убедили, генерал. Я распоряжусь издать соответствующий приказ, а вы завтра же отправляйтесь к вверенным вам войскам.

— Благодарю вас, господин полковник. Когда можно ожидать приказ о начале боевых действий?

— В течение двух-трех дней, как только подтянутся отставшие и будет подвезено достаточное количество боеприпасов.

На этом генерал Гарич откланялся, вполне довольный исходом разговора. Проводив его, Алекс нашел Мартоша.

— Пишите приказ, подполковник. Назначить генерал-майора Гарича командиром…

«Уж если эти известия не заставят Озчелика-пашу шевелиться, то я и не знаю что предпринять». Ждать пришлось еще двое суток, и только когда ожидание стало почти невыносимым, заявился Смирко, тщетно пытающийся скрыть радостное выражение на лице.

— Османийцы вышли из Камы.

— Сколько?

— Четыре батальона при шести пушках.

— Дальше откладывать выступление нельзя, начинаем послезавтра на рассвете.

Глава 6

Туман. Оттепель накануне сменилась нежданным морозом и плотная молочно-белая пелена окутала речную долину. Ощетинившиеся штыками цепи одна за другой бесследно тонули в ней и только долетавшая с противоположного берега винтовочная трескотня да редкие пушечные выстрелы говорили о том, что они все-таки достигали пограничного городка Алзана, обозначенного едва видневшейся поверх тумана башней. Туман, укрывший развертывание себрийских частей и начало атаки, сделал совершенно невозможным управление ими в ходе боя. Оставалось надеяться на ранее отданные приказы, инициативу штаб-капитана Крыдлова и действенность артподготовки. Слабым утешением служило то, что противник его испытывает сейчас точно такие же трудности.

А он был важен, очень важен этот первый бой. Удастся быстро, сходу взять Алзан, также быстро выйти к Каме и отрезать от ее укреплений основные силы Озчелика-паши — кампанию можно считать наполовину выигранной. Себрийцы поверят в свои силы и в своего командира, а это, считай, вторая половина победы. Останется всего ничего — взять Каму и разгромить османийцев в полевом сражении. Но это потом, сейчас Алекса больше волновал исход боя в Алзане. Именно поэтому он отправил в первой волне атакующих свой лучший батальон, наполовину состоящий из руоссийских добровольцев и не пожалел трех десятков драгоценных двенадцатифунтовых бомб, выпущенных по таможне и османийским казармам, где атакующим могло быть оказано основное сопротивление. По причине плотного тумана, ориентиром для стрельбы служила городская башня, а вот куда попали, станет известно только после взятия города.

— Успокойтесь, господин полковник, — попытался подбодрить его Мартош, — все идет по плану. Думаю скоро мы получим победную реляцию от штаб-капитана, тем более что перестрелка начала стихать.

Интенсивность стрельбы действительно снизилась. Это могло означать как уничтожение последних очагов сопротивления османийцев, так и неудачу атакующих, вынужденных отойти из-за больших потерь. Хотелось бы верить в первое. Алекс с неприязнью глянул на многочисленных наблюдателей, собравшихся поглазеть на первый бой. Хотя сквозь туман ничего видно не было, себрийские князья и их многочисленные свиты не расходились. Хуже того, время от времени, от них прибегали всевозможные адъютанты, интересовавшиеся ходом боя. Сам полковник таких сведений не имевший, посылал их куда подальше, сначала вежливо, потом все грубее, но они упорно продолжали прибегать. В конце концов он не выдержал.

— Оставайтесь здесь, Мартош, я на батарею.

Гаубичная батарея и ее однорукий командир находились в полной готовности к открытию огня, ждали только, когда рассеется туман.

— Здравия желаю, господин полковник, — приветствовал командующего штаб-капитан Гараев. — С чем пожаловали?

— Надели эти княжеские посыльные, — пояснил причину своего появления Алекс. Надеюсь в Южную Себрию они с нами не потащатся. А как вам стрельба в это «молоко»?

— Прицел рассчитан заранее, ориентир в виде башни виден, должны были попасть, хотя рассеивание снарядов тоже никто не отменял.

— Ладно, в город войдем — увидим. Да и солнце, надеюсь, разгонит этот проклятый туман.

Разговор офицеров был прерван появлением еще одного посыльного. Молодой солдат из руоссийских добровольцев, еще не остывший от горячки боя, протянул вдвое сложенное донесение, не слезая с седла.

— Господин полковник, от штаб-капитана Крыдлова!

Не разворачивая поданной бумаги, Алекс спросил.

— Что там?

— Полный успех, господин полковник! Таможню и казармы взяли, пленных уже больше сотни. В некоторых домах османийцы продолжают отстреливаться, обыватели местные им помогают, но после двух-трех пушечных выстрелов они сдаются или уходят.

Отпустив посыльного, полковник прочитал донесение. В принципе, оно повторяло слова солдата, на окончательное падение Алзана штаб-капитан отводил не более часа.

— А ваша идея — использовать полевые пушки в городе для стрельбы прямой наводкой, видимо, неплохо сработала, — заметил Гараев.

— Был уже такой опыт, — ответил Алекс. — Я бы и вашу батарею задействовал, не будь она у нас единственной.

— А это кого еще принесло?

Генерала Гарича. Небольшая кавалькада всадников галопом подскочила к батарее, будто собиралась ее атаковать, только еще сабли не обнажили. У самых орудий кавалеристы лихо осадили своих коней, генерал соскочил с седла и почти бегом направился к Алексу. По всему его виду было понятно, что себриец буквально кипит от возмущения.

— Извольте объясниться, господин полковник! Почему вы на ходу меняете весь план, а я узнаю об этом последним!

— Не здесь, господин генерал-майор, нижние чины смотрят. Предлагаю отойти.

Все еще кипящий праведным гневом генерал последовал за Алексом.

— Надеюсь, вы все-таки выполнили мой приказ?

— Так точно, я потомственный военный и приказы выполняю всегда, какими бы нелепыми они не казались! Но я требую объяснений.

— Прежде прочтите вот это.

Это была маленькая, свернутая в трубочку записка, написанная на тонкой папиросной бумаге. Всего четыре слова «Мост взорван. Лавина спущена».

— И что это означает?

— Это означает, — начал свои объяснения полковник, — что вышедшие из Камы четыре тысячи штыков при шести полевых пушках не смогут вернуться обратно, как минимум, в течение ближайших пяти суток.

— Подождите, подождите, — начал соображать Гарич, — так вы с самого начала всего лишь планировали выманить часть сил османийцев из крепости, а затем отрезать их на горной дороге?

— Да, мы давно присмотрели этот мост. Починить его трудно, обойти невозможно. А еще на дорогу спустили лавину с ближайшего склона, чтобы османийцам стало еще труднее.

— И весь этот секретный план, и пять тысяч штыков…

— А ваше назначение командиром отряда было последней гирей, которая перевесила сомнения османийцев. За что я приношу вам свои извинения!

— Мальчишка! А ведь я вам поверил!

— Не вы один, господин генерал. Куда важнее, что в это поверил Озчелик-паша.

— А как же ваш пример с Эник-пашой?

— Вы ничуть не хуже меня знаете, чем закончилась его авантюра — почти полным разгромом. Но у Эника в тылу была какая-никакая, а дорога, у нас же только горная тропа, по которой только вьючная лошадь и пройдет.

— А если бы Озчелик-паша не клюнул на приманку? Что тогда?

— Не знаю, — честно признался Алекс, — придумал бы еще что-нибудь.

— То есть, весь ваш план был сплошной авнтюрой!

— Так ведь сработало! Гарнизон Камы уменьшился на треть не самых худших войск, и у нас есть целых пять суток, чтобы суметь воспользоваться этим обстоятельством.

— Хорошо, ваши извинения приняты, полковник. Я еще остаюсь командиром вверенного мне отряда?

— Не вижу причин для вашего отстранения. Но вам придется поторопиться, чтобы успеть к началу штурма. От Алзана ваш отряд сейчас находится в суточном переходе.

— Не извольте беспокоиться, господин полковник, успеем! Разрешите идти!

— Не смею задерживать, господин генерал-майор!

Обратно к своей лошади генерал Гарич поспешал уже совсем в другом настроении. Алекс подумал, что таких обиженных будет еще с полдюжины. И перед всеми придется извиниться за выказанное недоверие. Хотя от кого-то же османийцы о столь секретном плане узнали. Как бы еще узнать от кого именно?

Алзан встретил себрийцев острым запахом гари. И не только пороховой, несколько занявшихся во время боя пожаров никто и не думал тушить. Алекс никак не мог привыкнуть к этой способности местных городишек гореть. Стены — голый камень, крыши черепичные, улицы земляные или мощеные камнем. Казалось бы, чему там гореть? Но нет, полыхали они знатно. После того, как прогорали деревянные перекрытия и стропила, черепица крыши рушилась вниз. В результате, оставались черные, закопченные коробки, глядящие на улицу пустыми провалами оконных проемов. Сейчас же процесс горения был в самом разгаре.

А еще на городских улицах было довольно шумно, по камню стучало множество солдатских сапог и лошадиных подков, под выкрики команд и конское ржание коалиционная армия вступала в первый освобожденный город Южной Себрии. Без оркестра и толп встречающих, Алзан — османийский город, себрийцев здесь жило немного, а сейчас они носа на улицу не высовывали после едва отгремевшего боя.

Герой сегодняшнего дня штаб-капитан Крыдлов был немногословен.

— Господин полковник, Алзан взят!

— Благодарю за службу! Какие потери?

— Еще уточняются. Предварительно около полусотни убитыми и втрое больше ранеными.

— А у противника?

— Одних только пленных больше двух сотен, да еще не всех разбежавшихся отловили. Думаю, в одном только Алзане Озчелик-паша может полнокровный батальон из своих списков вычеркнуть.

— Хорошее начало, господин штаб-капитан! Заканчивайте здесь, приводите себя в порядок и выдвигайтесь в направлении Камы.

— Слушаюсь, господин полковник!

Все-таки в положении высокого начальства есть свои преимущества — необязательно всем заниматься самому, достаточно назначить коменданта и свалить всю ответственность на него, пусть выкручивается, как может. Но есть и свои недостатки.

— Господин полковник, мост впереди взорван!

А эту проблему уже придется решать самому. Алекс припомнил этот мост и каменный пост при нем. Вроде, и речка невелика, а вброд ее не перейти, уж больно крутые берега и быстрое течение зимней ледяной воды. Никто и не ожидал, что услышав пушечную пальбу в Алзане османийцы, давно ожидающие себрийского будут сидеть, сложа руки. Саперы были готовы заранее, и лес строевой для ремонта настила запасен, беда в том, мост прикрыт стрелками, укрытыми в прочном каменном строении. И штурмовать его придется в лоб под огнем неприятеля, а это большие потери. Значит, придется ждать прибытия артиллерии, тратить невеликий запас снарядов, а главное, времени. Всего пять суток на то, чтобы дойти до Камы и взять ее. И полдня уже прошло.

— Посыльного на батарею, пусть выдвигаются к мосту!

Поначалу Алекс хотел обойтись полковыми четырехфунтовками, но дело затягивалось, слабенькие чугунные гранаты для разрушения османийского укрепления явно не годились.

— Прекратить огонь!

Над головой противно свистнула пуля, османийцы пытались выбить орудийные расчеты с предельной для их винтовок дистанции, лишние потери, как и излишний расход боеприпасов, были сейчас абсолютно ни к чему.

— Расчеты в укрытие! И отправьте посыльного к штаб-капитану Гараеву.

Ока ждали прибытия батареи Гараева, полковник то и дело посматривал на часы, остаток времени отведенного им для штурма Камы утекал медленно и неумолимо. Наконец, гаубицы прибыли из Алзана.

— Без нас никак, господин полковник?

Своего коня у штаб-капитана не было, а потому он передвигался сидя на зарядном ящике передней гаубицы. Неловко спрыгнув на землю, штаб-капитан подошел для уточнения задачи, похрустывая свежевыпавшим снегом.

— Вот этот каменный сарай? Не извольте беспокоиться, господин полковник, сейчас мы его по кирпичику разберем!

— Ну-ну, — скептически хмыкнул Алекс. — Снаряды экономьте.

Опытный артиллерист оказался прав — старое каменное сооружение обстрела новейшими двенадцатифунтовыми бомбами не выдержало. Шесть гаубичных выстрелов, ни одного промаха, и толстая фронтальная стена зияет тремя провалами, черепичная крыша обрушилась вниз, погребя под собой часть защитников. Остальные решили судьбу не испытывать и отошли. Стрельба прекратилась.

— Задача выполнена, господин полковник, путь свободен! Расход — по одному снаряду на орудие.

— Вольно, господин штаб капитан! Отлично сработано! Саперы, вперед!

Не успели артиллеристы взять орудия на передки, как уже застучали топоры саперов. Алекс проверил время — отставание от намеченного графика — больше двух часов. Скоро подходящие к разрушенной переправе войска начнут скапливаться на берегу и станут отличной мишенью для артиллерии. И хоть никаких оборонительных позиций на противоположном берегу не наблюдалось, полковник решил обезопасить переправу полностью. Подозвав командира войчетутского батальона, Алекс распорядился.

— Господин майор, как только саперы положат первую доску, начинайте переправу. Ваша задача — продвинуться на три версты по дороге на Каму и не допустить срыва переправы и обстрела ее противником.

— Будет исполнено, господин полковник!

Заодно себрийцы проверили еще дымящиеся развалины османийского поста, собрали трофеи, а к начальству притащили пленного. Тот оказался в унтерских чинах и хоть был оглушен взрывом бомбы и побит обломками рухнувшей крыши, кое-что интересное о противнике из него удалось выбить. С этими сведениями Алекс поспешил обратно в Алзан, где Мартош уже должен был развернуть временный штаб коалиционной армии.

— Мартош, карту! Озчелик-паша наконец-то начал делать хоть что-то осмысленное!

Кроме Мартоша тут же присутствовали и другие штабные чины. Развернув на столе двухсотку, угорец поинтересовался.

— И какой же сюрприз он нам приготовил?

— Пленный унтер-офицер рассказал, что незадолго до нашей атаки им пришел приказ — при угрозе окружения или уничтожения не стоять до конца, а отходить к Каме. Более того, всем приграничным гарнизонам приказано уходить на защиту Камы избегая боев с нами.

— Что же, вполне разумный ход, — пустился в рассуждения начальник штаба. — Взятие этих городишек не дает нам никаких тактических преимуществ, мы только распылим свои силы. Удержит Озчелик Каму — сможет отбить обратно весь пашалык, не удержит — потеряет все. Потому и собирает на ее оборону всех, кого сможет. Тем более что трети гарнизона он лишился еще до начала штурма. Только поздновато он спохватился, надо это было сделать заранее.

— Полностью согласен с вами, господин подполковник, — поддержал его Алекс. — Но просто так мы им уйти не дадим! В поле их уничтожить намного легче, чем под защитой крепостных стен, а усиление гарнизона Камы нам и вовсе ни к чему. А посему, приказываю выделить две роты и перекрыть вот эту долину.

— У них будет другая дорога для ухода в Каму, — возразил Мартош.

— Пусть будет. Там крюк в шесть десятков верст. Зимой это трое суток по горам и на морозе. Надеюсь, к тому времени Кама уже будет нашей.

— Вы большой оптимист, господин полковник, — заметил подполковник Ясновский.

— На том стоим. Кстати, господин подполковник, где транспорт с новыми двенадцатифунтовыми бомбами для гаубичной батареи?

— Завтра прибудет в Алзан! Я лично слежу за его продвижением.

— Учтите, завтра же к Алзану выйдет пятитысячный отряд генерала Гарича, на подходах к мосту будет столпотворение. Обеспечьте беспрепятственный проезд транспорта через переправу и усильте охрану на пути к Каме. Без этих бомб нам на штурм идти никак нельзя.

— Слушаюсь, господин полковник! — вытянулся начальник артиллерии.

— И вот еще что…, - Алекс заговорил тише.

— Я весь внимание, господин полковник!

— Штаб-капитан Гараев в средствах стеснен, и коня под седло купить себе не может позволить. Командир батареи передвигается как какой-нибудь кучер на облучке! Найдите ему хоть какую-нибудь верховую лошадь.

— Не извольте беспокоиться, господин полковник, — заверил его Ясновский, — найдем. Княжество наше от этого не обеднеет.

Покончив с делами в штабе, Алекс в сопровождении Драгана проехал по Алзану. Проконтролировал убытие двух выделенных на перекрытие долины рот, проверил условия размещения раненых при штурме Алзана. Заодно осмотрел разрушенные артиллерийским огнем казармы османийского гарнизона и остался вполне доволен полученным результатом. Потом вернулся к переправе, чтобы проверить работу саперов. Заодно посмотрел на идущие по дороге войска, а те увидели своего командующего. Алекс понимал что все эти метания туда-сюда ни к чему, не своим делом он сейчас занимается, офицеры свое дело знают, прекрасно могут обойтись и без него. Но и в штабе сидеть никакого терпения не хватит, все хотелось увидеть своими глазами.

Следующий день принес хорошие известия — османийский батальон из Нови-Лазара, тот самый, у которого удалось увести полубатарею полевых пушек, не успел выполнить приказ отойти к Каме. Очень уж внезапным стало начало атаки и слишком быстрым продвижение коалиционных войск. Для блокирования Нови-Лазара пришлось выделить пехотный батальон. Минус один батальон у османийцев, и минус один батальон у коалиции. Такой размен один к одному вполне устраивал Алекса. Солдаты выделенного из княжеской коалиции батальона радости своей не скрывали. Лучше перестреливаться с осажденными издалека, чем карабкаться на стены Камы под градом пуль и картечи.

Вторая новость была не столь приятной. Передовой батальон, выступив затемно, сумел отыграть почти полтора часа отставания, но на рассвете наткнулся на позиции османийцев, понес потери и вынужден был остановиться. Приданная полубатарея четырехфунтовок подавить огонь обороняющихся не смогла.

— Господин полковник, командир батальона просит прислать гаубицы, — доложил прибывший в штаб посыльный.

Так никаких запасов бомб не хватит. С другой стороны, фактор времени был ничуть не менее важен, задержка со штурмом была чревата еще большими неприятностями.

— Сам поеду, — решил Алекс.

На его пути стеной стал подполковник Мартош.

— Господин полковник, вам достаточно всего лишь отправить приказ командиру батареи, все остальное господа офицеры сделают сами. Присутствие начальства их будет только нервировать.

— Не барышни кисейные, переживут, — огрызнулся полковник.

— А ваши метания не повышают авторитет командующего у подчиненных, — продолжил свои поучения штабист.

«Дать бы тебе в морду, но ты, рожа шпионская, кругом прав».

— Хорошо, я остаюсь. Перо и бумагу!

Написав приказ штаб-капитану Гараеву и отправив посыльного, полковник хотел было пойти к подполковнику Ясновскому, но вспомнив наставления Мартоша вызвал начальника артиллерии к себе.

— Господин подполковник, надо ускорить прибытие следующего транспорта с бомбами для гаубиц.

— Господин полковник, согласно графика…

— Знаю, все знаю. Но расход двенадцатифунтовых выстрелов превышает все наши расчеты. Эти бомбы нужны нам, срочно.

— Их сиятельство, владетельный князь Ясновский покупает эти бомбы у имперцев, прямо из наличия и платит за них даже не серебром, а золотом. И казна его не бездонная! К тому же в ближайшем к границе арсенале запас бомб почти исчерпан, везти их придется издалека.

Трудно спорить с человеком вдвое старше себя и выше по званию, хоть и подчиненному тебе по должности. Алекс подозвал Ясновского к окну.

— Подойдите сюда, господин подполковник.

По улице мимо штаба как раз проходил один из батальонов княжества Ясновского.

— Смотрите, это подданные князя. Когда закончится срок их службы, они долгие годы будут платить налоги в княжескую казну. Если же из-за недостатка боеприпасов они погибнут, то казна не получит с них ничего. Более того, в княжестве прибавится вдов и сирот, кому-то придется их кормить. А кому-то объяснить, почему их отцы и мужья погибли.

Короткая лекция по политэкономии, похоже, возымела действие, подполковник согласился.

— Хорошо, я попытаюсь что-нибудь предпринять. Для этого мне потребуется отбыть в Яснов, без личного решения их сиятельства ничего не получится.

— Отправляйтесь, и чем скорее, тем лучше. А за артиллерией я здесь сам пригляжу.

— О да, господин полковник, я заметил ваше пристрастие к большим калибрам.

Съязвив напоследок, Ясновский отбыл агитировать своего сиятельного дядюшку за дополнительные расходы на войну, не сулившую территориальных приобретений. «Ну и черт с тобой, только бомбы доставь к сроку». Следующим прибывшим стал запыхавшийся, как после быстрого бега, генерал Гарич.

— Здравия желаю, господин генерал-майор, — приветствовал его Алекс.

Генерал не сразу сообразил, что он здесь хоть и старший по званию, приветствовать полковника должен был первым.

— Прошу прощения, сутки с седла не слазил, трех лошадей сменил, — генерал опустился в оставшееся от прежних хозяев дома кресло, — ноги совсем не держат.

— Как ваш отряд?

— Уже переправляется в Алзан, обозы подтянутся к ночи. Я мог бы и раньше прибыть, пришлось ждать прохождения какого-то обоза.

— Это был транспорт с боеприпасами для гаубиц, — пояснил Алекс, — без их применения никак не удается выбить османийцев с их позиций, полевые пушки при стрельбе по укреплениям оказались бесполезны. Не далее, как сегодня утром передовой батальон запросил поддержки, пришлось направить батарею, из графика выбились.

Генерал сочувствия к проблемам полковника не проявил, наоборот, добавил соли.

— Рано вам еще в командующие. Простите за откровенность, но вам и до полкового уровня еще далеко. Зачем вы наступаете по одной единственной дороге?

— Так к Каме от Алзана идет одна дорога, по другим крюк в десятки верст, — удивился Алекс, — я не хочу распылять силы.

— В горах дорога одна, — усмехнулся Гарич, — а тропинок много. Когда вы батальоном командовали, численность ваших солдат не позволяла вести наступление широким фронтом. А сейчас у вас под началом почти два десятка тысяч штыков! Дивизия! Используйте фланговые обходы по склонам гор, по горным тропам. Ставьте османийцев в два огня, используя высоты, не давайте занимать отсечные позиции и разрушать мосты. Глядишь, дело быстрее пойдет и боеприпасов на штурм больше останется.

«Где же ты раньше такой умный был». Вслух полковник произнес совсем другое.

— Премного благодарен за совет, господин генерал-майор, прямо сейчас этим и займусь.

Гарич его слов уже не услышал, он спал, откинувшись на спинку и запрокинув голову. «Совсем умаялся». Алекс хотел было разбудить генерала и предложить ему более удобное место для отдыха. Затем передумал и вышел за дверь, чтобы не мешать. «Идиот, кретин, тупица! Такие элементарные вещи упустил, будто первый раз в горы попал! Правильно меня в академию не взяли». Покончив с самокритикой, полковник направился к Мартошу. Положение требовалось исправлять. Причем, очень срочно.

— Меня учили совсем другой войне, — выслушав Алекса, заявил начальник штаба, — да и в горах мой опыт невелик, но идея здравая.

— Сам догадался что здравая, как реализовывать будем, есть мысли?

— А что тут думать? Для этого нужны хорошие бойцы, знающие местность и толковые инициативные командир. В батальоне Крыдлова есть руоссийские добровольцы и четники этого вашего…

— Смирко, — подсказал полковник.

— Да, Смирко. Вот пусть этим и займутся, как можно скорее.

— Сам к ним поеду, — безапелляционно заявил Алекс, чтобы угорец даже не думал возражать, — скоро скисну я в этом вашем штабе.

— Хоть десяток кавалеристов для охраны возьмите!

Этим советом Алек пренебрег, взяв с собой одного только Драгана.

Штаб-капитан Крыдлов идею фланговых обходных маневров воспринял без особого энтузиазма. Его можно было понять, фактически, предлагалось раздергать батальон на взводные и полуротные группы, оставив комбата почти без подчиненных. Но тем армия и хороша, что вышестоящие начальники мнением подчиненных могут пренебречь, им достаточно отдать приказ и проконтролировать его исполнение. Именно так Алекс и поступил.

— Выполняйте, господин штаб-капитан!

— Будет исполнено, господин полковник!

И вопрос решен. Ну, почти решен. Смирко, наоборот, приказ о переходе к новому типу боевых действий очень даже одобрил. Такая тактика была куда более привычной для четников и, конечно, все взятые с османийцев трофеи также доставались им. Четник задал только один вопрос.

— Когда надо выступать?

— Сейчас, немедленно! Эх, жаль Горанович еще не вернулся.

— Не беспокойся, командир, — заверил Смирко, — в моей чете есть люди…

— В роте, — поправил его Алекс, — ты теперь ротный командир, чин у тебя, считай, штаб-капитанский, или майорский по-здешнему, а от старых повадок все никак не отвыкнешь.

— Не все сразу, командир, постепенно привыкну, — улыбнулся четник и продолжил прерванную мысль. — Есть у меня люди, которые эти горы знают ничуть не хуже. Так мы пошли?

— Действуйте, — разрешил полковник, — а я возвращаюсь в Алзан.

На обратном пути под ним убили лошадь. Целились-то во всадника, однако в последний момент Драган успел заметить стрелка и крикнуть об опасности. Какой-то юный башибузук навел на Алекса древнее ружье с расстояния каких-то трех десятков шагов. Единственное, что он успел сделать — пригнуться. Ему показалось, он слышал удар кремня и успел увидеть вспышку пороха на полке. Тяжелая свинцовая пуля почти дюймового калибра навылет пробила шею лошади, кровь ударила фонтаном. Алекс скатился с седла под грохот второго выстрела, буквально следом прогремел третий. Укрывшись за бившейся в агонии лошадью, полковник выдернул из кобуры револьвер и взвел курок.

«Если я еще жив, значит, вторая и третья пули предназначалась Драгану. Кстати, где он?». Себрийца нигде не было видно. Вот только что ехал в пяти шагах позади, а через несколько секунд бесследно исчез, будто сквозь землю провалился. «В любом случае, пока придется рассчитывать только на себя. И если, у второго и третьего стрелков такие же древние карамультуки, то у меня есть шанс, пока они перезаряжают свои раритеты».

Едва Алекс рискнул высунуть из-за укрытия голову, как ее очень быстро пришлось прятать обратно. Лошадиная туша вздрогнула от попадания еще одной пули. Стрелков было больше трех. «Вот черт, глупо-то как. И где? На, казалось бы, полностью безопасной дороге, основной для передвижения и снабжения коалиционных войск. Лошадь совсем затихла. Сейчас меня обойдут с флангов и…».

Неподалеку грохнул еще один выстрел, ни свиста пули, ни попадания в лошадиный труп, да и звук отличен от прежних.

— Драган, ты жив?

— Да, только немного ранен! Они обходят тебя слева.

Жив Драган, жив. На душе сразу стало легче, даже появилась уверенность в благополучном исходе. Держать надо уже не два фланга, а только один. И не очень долго, должен же хоть кто-то появиться на этой чертовой дороге. Развернувшись к хвосту, Алекс выставил «гранд» перед собой и тут же вляпался в лужу натекшей из лошадиной туши крови. Еще раз выстрелил по невидимому противнику Драган, а полковник так никого и не видел. Ответных выстрелов тоже не было. И тут он заметил движение между придорожных камней, в отличие от них, башибузуки превосходно знали окружающую местность, чем и пользовались.

Бах! Бах! Бах! Нет, не попасть, для револьвера далековато, лишь только сбить прицел стрелку, ответная пуля просвистела, казалось, на пару пальцев выше головы. У вражеского оружия было только одно преимущество — шансов выжить после попадания из него практически не было. А вот револьвер дозарядить куда проще, чем старое дульнозарядное ружье. Медно-золотистые патроны один за другим входили в каморы барабана. Раму на место, курок взвести. Ну, куда же ты подевался?

Эта смертельная игра длилась с четверть часа. Стрелок Алексу попался упорный, хотя и не очень меткий. Он еще трижды перезаряжал свое оружие, незаметно подбирался на дистанцию меньше сотни шагов и пытался подстрелить офицера. Причем, дважды Алекс обнаруживал его только по пороховому дыму уже после выстрела. В третий раз он успел выпустить полный барабан «гранда» прежде, чем ружейная пуля выбила из дороги пыль. Стал бы удачным четвертый выстрел так и осталось неизвестным.

Выручил их направлявшийся к Каме батальон княжеской коалиции. При его приближении неведомые стрелки попытались скрыться, и это им всем кроме одного, того кто стрелял в Алекса, удалось.

— Кто вы такой?

Со стороны зрелище и впрямь было жалкое. Перемазанная кровью и грязью шинель без погон, чуть более чистое кепи с себрийским крестом и неистребимый руоссийский акцент. Понятное дело, комбат был в изумлении от такой встречи.

— Полковник Барти, — представился Алекс, — ваш командующий.

Княжеский подполковник набрал в грудь воздуха, но не смог выдохнуть хоть что-нибудь вразумительное.

— Представьтесь для начала, — пришел ему на помощь полковник.

— Подполковник Етвич, командир первого батальона второго пехотного полка княжества Ясновского.

— Я понимаю ваше недоумение, — продолжил полковник, — меня вы ни разу не видели, но не слышать обо мне не могли.

— Наслышан, — подтвердил себриец. — А нет ли у вас каких-либо документов?

— Нет. Даже не думал, что они мне понадобятся.

Выход из сложившегося положения, однако, нашелся быстро.

— Мне срочно нужно в Алзан, выделите мне сопровождение, а в штабе смогут подтвердить мою личность.

— Слушаюсь, господин полковник!

Прежде, чем тронуться в путь, перевязали рану Драгана. К удивлению, она оказалась незначительной царапиной. Пуля лишь слегка содрала кожу на плече, безнадежно испортив шинель и мундир, о чем себриец сильно сокрушался. Заодно взглянули и на убитого Драганом стрелка. Им оказался смуглый мальчишка никак не старше пятнадцати лет. Алекс поднял с земли тяжелый мушкет с кремневым замком.

— Бритунийский.

Судя по набитым на замке цифрам, оружие было изготовлено почти сто сорок лет тому назад. К тому же долго хранилось без надлежащего ухода, ствол весь в раковинах, как изнутри, так и снаружи, хоть перед применением и был тщательно вычищен.

— Какой-то старый волк молодых волчат натаскивал, — высказал предположение Етвич.

— Возможно и так. Будь у них опыта чуть больше или оружие чуть лучше… А так только потерей двух лошадей отделались.

Поскольку батальон был пехотным, то лишних лошадей в нем не нашлось. Обратный путь пришлось проделать пешком в сопровождении десятка княжеских солдат, то ли охраны, то ли конвоя. В штабе их встретил разъяренный Мартош.

— Мальчишка! Безответственный авантюрист! Ты хоть понимаешь, — в запале угорец перешел на «ты», — что случится после твоей гибели?! Да они здесь все передерутся, выясняя, кто будет главным! Все планы полетят к чертям, Операция будет провалена!

— Тебе то что? — остудил его Алекс. — Вот только не надо мне про маму-себрийку рассказывать. Все обошлось, а с мамой твоей мы потом разберемся. Сейчас поважнее дела есть. Мне, например, новая шинель нужна. Знаешь, где можно взять?

— Где новую — не знаю. Могу предложить свою старую.

«Вот скотина, когда только успел барахло свое в Алзан притащить». Все имущество Алекса осталось в Войчетуте, и было сейчас недоступно, пришлось согласиться на такой вариант. Так полковник обзавелся серо-голубой пехотной шинелью Астро-Угорской армии, которую пришлось еще и укоротить по росту нового владельца.

Не все было так плохо, к вечеру пришли и хорошие новости. Рота Смирко обнаружила около дороги на Каму засаду османийцев, сумела скрытно обойти ее и атаковать с тыла. Противник лишился еще сотни штыков убитыми и ранеными. Еще столько же разбежалось, частично побросав оружие.

— Чтобы задержать наше продвижение к Каме Озчелик-паша бросает нам на съедение не самые лучшие свои войска, лучшие он бережет для отражения штурма, — высказал предположение Алекс.

— Да, — согласился Мартош, — в последнее время он начал действовать куда разумнее. Не иначе, у него появился толковый помощник. В любом случае, наше продвижение существенно ускорилось. По моим расчетам мы уже завтра в полдень увидим укрепления Камы.

Век бы их не видеть! Одно дело условные обозначения на карте, совсем другое — стены и казематы, сложенные из дикого, едва обработанного, камня. Первой на пути коалиционных сил стояла гора Тактамыдаг. Османийцы укрепляли ее двести лет и немало преуспели в этом. Три яруса укреплений, только на видимой их части Алекс насчитал больше шести десятков амбразур, за каждой из которых, могла скрываться заряженная картечью пушка. Только сейчас ему стала ясна вся авантюрность его плана. Без подготовки, без осадного парка, с ограниченным запасом боеприпасов, почти без надежды на новый подвоз, им предстояло взять пусть и не первоклассную, но весьма сильную крепость.

— Подполковник Мартош, вам слово.

— Укрепления Тактамыдага да и остальных укреплений Камы выглядят весьма внушительно, но они не рассчитаны на противостояние современным артиллерийским системам.

Слова эти бальзамом лились на израненную сомнениями душу командующего.

— Будь у нас в наличии осадный парк калибром в девять или одиннадцать дюймов, взятие Камы было бы вопросом всего лишь времени, — подпустил шпильку угорец. — Поскольку ни времени, ни осадной артиллерии у нас нет, крепость придется штурмовать, причем, быстро и решительно. Для штурма предполагается сформировать две штурмовые колонны, численностью в пять тысяч штыков каждая. Левую возглавит генерал-майор Гарич, правую — штаб-капитан Крыдлов.

После этих слов в штабной палатке возник возмущенный гомон. Среди присутствующих было немало офицеров с более высоким званием и куда большим опытом. А получалось, что одну колонну поведет генерал, а вторую, равной численности, всего лишь обер-офицер. Пришлось вмешаться. Встав Алекс гаркнул, перекрывая шум.

— Господа офицеры!

Господам также пришлось подняться на ноги и заткнуться.

— Прошу садиться. Правая штурмовая колонна практически полностью, за исключением саперной роты, состоит из солдат «Свободной Себрии». И возглавить ее должен был я. Однако, по хорошо известным вам причинам сделать этого не могу. Кандидатура штаб-капитана Крыдлова предложена мною и обсуждению не подлежит. Никто лучше его не знает возможностей своих подчиненных, а сам он неоднократно проявил себя толковым и инициативным офицером. Примером тому служит быстрое и с минимальными потерями взятие Алзана!

Княжеские офицеры еще малость погундели, уже без азарта, понимая, что решение командующим принято и отменено не будет.

— Продолжайте, подполковник, — разрешил Мартошу Алекс.

— Таким образом, мы создаем необходимый трехкратный перевес в силах над гарнизоном Тактамыдага…

Далее начальник штаба перечислил части и подразделения, вошедшие в состав штурмовых колонн и их резерва, порядок следования, маневров, сигналов используемых для начала и в ходе штурма, подвоза боеприпасов, эвакуации раненых. В общем плане штурма ничего хитрого не было. Левая колонна нацеливалась на восточный склон горы, правая — на северный. С запада к Тактамыдагу примыкала другая скала, обрыв высотой в сотню саженей делал это направление недоступным, потому и никаких укреплений османийцы там не построили.

После Мартоша опять выступил полковник Барти.

— На подготовку и штурм у нас есть всего три дня!

Генерал Гарич и все собравшиеся в штабе офицеры не должны уловить в голосе командующего ни малейшей тени сомнений в благополучном исходе всего дела.

— Штаб-капитан Гараев, бомбардировку укреплений приказываю начать немедленно! Даю вам на нее двое суток. Разрешаю использовать две трети имеющегося запаса бомб, треть приберегите для непосредственной поддержки штурма. Командирам штурмовых колонн и подполковнику Мартошу остаться, остальные — свободны.

Когда в палатке остались лишь четверо, полковник объявил.

— Начало штурма назначаю на два часа тридцать минут пополудни.

— Очень неудачное время, — тут же возразил Мартош, — если начать на рассвете, у нас будет полный световой день, он сейчас и без того короткий.

— На рассвете нас и будут ждать, — ответил ему Алекс, — к тому же, за ночь османийцы успеют восстановить часть укреплений, разрушенных бомбардировкой. Сделаем так, сегодня с двух до трех устроим перерыв в бомбардировке, пусть артиллеристы пообедают и гаубицы остынут. Завтра делаем то же самое. Через тридцать минут гаубицы будут готовы поддержать штурм, а сам он станет для противника полной неожиданностью.

Первым из офицеров высказался генерал Гарич.

— А ведь может получиться.

— Внезапности-то всяко добьемся, — поддержал его штаб-капитан Крыдлов.

— Я остался в меньшинстве, — развел руками начальник штаба, — предлагаю сдвинуть время начала штурма хотя бы на час раньше. Еще один час может решить очень многое, с наступлением сумерек артиллерия не сможет продолжать обстрел крепости без риска попасть по своим.

После некоторого раздумья полковник предложение принял.

— Пусть будет так. За тридцать минут до начала жду доклада о готовности обеих колонн. Сигнал к началу штурма — ракета черного дыма. Распоряжения артиллеристам я отдам лично.

На этом совещание было окончено, все решения приняты, а снаружи, за слоем грубой парусины уже рявкнула первая гаубица, за ней вторая и началось…

Почти сутки двенадцатифунтовые бомбы терзали склоны горы Тактамыдаг. Где громили, а где и крошили то, что другими строилось сотни лет. Поначалу османийцы пытались отвечать, но две амбразуры, откуда вылетали шестифунтовые гранаты, были быстро заклепаны ответным огнем. Других попыток осажденные не предпринимали.

— Вот вам лишнее подтверждение того, что ни одна крепость не может выдержать огонь современной артиллерии, — наблюдая за обстрелом крепости, рассуждал подполковник Мартош.

Вчерашние проломы в стенах османийцы ночью завалили камнями, мешками с землей и всяким мусором. Главным достижением бомбардировки стал взрыв небольшого порохового погреба, разрушивший часть крепостного каземата. Именно на это место нацеливал свою колонну генерал Гарич.

— Кама далеко не новая крепость, — высказал свое мнение Алекс, — а потому, ваше утверждение мне представляется преждевременным.

Подполковник продолжил отстаивать свою позицию.

— Ну, так и наши гаубицы — полевая артиллерия, а не осадная. Будь в нашем распоряжении настоящие осадные пушки, Кама уже давно лежала бы в руинах.

— Может быть, может быть…

Алекс посмотрел на часы. Без двух минут час. Скоро батарея прекратит огонь, к тому времени должны прибыть посыльные от командиров колонн. А вот, кстати, и они.

— Господин полковник, генерал-майор Гарич доносит о готовности к штурму.

— Штурмовая колонна штаб-капитана Крыдлова ку штурму готова! Ждем сигнал.

— Вольно, — разрешил посыльным полковник.

Час ровно. Штаб-капитан Гараев отдал приказ прекратить огонь. Остался последний выстрел из уже заряженной гаубицы. Высоченный, почти саженного роста фейерверкер, навел орудие, поднял правую руку. Замковой взялся за спусковой шнур.

— Огонь!

Ахнуло орудие, выбросив сноп огня и клуб плотного белого дыма. Алекс перевел взгляд на гору, рассчитывая увидеть попадание последней бомбы… Вначале ему показалось, что вздрогнула вся гора, Тактамыдаг, затем на ее северном склоне вскрылся огненный вулкан, вздрогнула под ногами почва и только несколько секунд спустя до них долетел ослабленный расстоянием грохот этого ужасающего взрыва. Пока все смотрели на возносящийся ввысь дымный гриб, опомнившийся полковник начал спешно действовать.

— Мартош, ракету! Сигнал к началу штурма! Посыльные, бегом к командиром колонн, начинаем штурм!

Подполковник метнулся к уже готовой ракете, посыльные к своим колоннам.

— На батарее, продолжать огонь! Не дайте им опомниться!

— Пш-ш-ш-ш-ш. С громким шипением ракета устремилась в небо оставляя за собой черный пышный хвост. Счет пошел на минуты. Медленно, иссушающе медленно ползла минутная стрелка карманных часов. Одна минута, две, три, четыре… На пятой минуте зашевелилась серая масса справа. Зашевелилась и ускоренным маршем начала движение к крепости, постепенно вытягиваясь в колонну.

Генерал Гарич отстал на три минуты. Сквозь грохот орудийной пальбы донеслась барабанная дробь, впереди колонны развернулось хорошо знакомое знамя княжества Войчетутского.

— Красиво идут, — отметил Мартош.

— Меня больше беспокоит во-он тот сигнал.

После начала штурма османийцы подняли над гребнем горы набор сигнальных флагов, явно адресованный кому-то в Каме. Знать бы еще, что он означает. В этот момент ударила крепостная артиллерия, закрыв орудийные амбразуры облаками порохового дыма. Стреляли османийцы круглыми бомбами и чугунными ядрами. Одно из таких ядер мячиком отскочило от мерзлой земли, вновь упало и, прокатившись полсотни саженей, замерло. Старые бомбы содержали небольшой заряд черного пороха, издалека их разрывы казались совсем не страшными. Тем не менее, снег окрасился первой кровью штурмующих.

— А это еще что такое?

Странный воющий звук, идущий откуда-то сверху, заставил поднять взгляд в небо. Приближающаяся бомба летела, медленно увеличиваясь в размерах, и была хорошо видна на фоне облаков.

— Вот это…

Бомба попала точнехонько между двумя колоннами. Чудом никого не убила, зато наглядно продемонстрировала свою чудовищную мощь, оставив после взрыва воронку сажени три в диаметре. Обе колонны начали торопливо расползаться, разреживая свои порядки. Не успели, заунывный вой возвестил о прилете второй. На этот раз не повезло колонне генерала Гарича. В единый миг взрыв смахнул с полсотни человек.

— Надеюсь, это последний сюрприз от Озчелика-паши, — пробормотал Алекс.

Мартош торопливо схватился за часы.

— Такие пушки скорострельностью не отличаются, а османийцы никогда не были хорошими артиллеристами.

Тем временем, обе колонны, преодолевая артиллерийский и ружейный огонь, вышли к подножию горы и начали карабкаться по ее склонам.

— Передайте штаб-капитану Гараеву приказ чаще стрелять!

— Это опасно, господин полковник, — предупредил Мартош, — краска на стволах уже и без того горит.

Скрипнув зубами, Алекс вынужден был согласиться, он просто не знал, чем сейчас можно помочь штурмующим. Оставалось только ждать исхода боя.

— Летит!

— Четыре с лишком минуты, — откликнулся подполковник, — ставлю на крепостные мортиры калибром в одиннадцать дюймов.

Обе бомбы взорвались приблизительно в том же месте, что и две первые. Перепало тылам колонны генерала Гарича.

— Я не приму вашу ставку, господин подполковник. Скажу только, их стрельбу никто не корректирует, они ведут заградительный огонь.

— И с открытием огня они опоздали, — согласился угорец, — нам крупно повезло. Теперь они могут только мешать эвакуации раненых.

В данный момент было не до эвакуации. Штурм вступал в свою решающую фазу. Обе колонны почти одновременно достигли нижнего ряда оборонительных сооружений, в ход пошли штурмовые лестницы. Удастся османийцам сбросить штурмующих к подножию Тактамыдага или они получат опору на склоне горы и смогут продолжить штурм дальше. Алекс сжал бинокль так, что пальцы побелели.

— Есть! Взяли стену!

Воспользовавшись проломом в стене, колонна генерала Гарича разметала баррикаду, устроенную в нем османийцами, и солдатская масса хлынула внутрь укреплений. Правая колонна задержалась у стены несколько дольше, но в конечном итоге с задачей справились, перевалив через первую стену.

— Только бы не остановились.

Сейчас любая задержка могла стать фатальной для успеха штурма. Пока не иссяк первый наступательный порыв, пока азарт, жажда победы и ненависть к врагу заставляют бойцов карабкаться вверх по заснеженному и обледеневшему склону, пересиливая страх смерти и инстинкт самосохранения. Стоит чуть-чуть задержаться, передохнуть, пересидеть в укрытии, как поднять их на дальнейший штурм станет очень трудно, а контратаковать сверху вниз османийцам куда проще, чем наоборот.

— Господин полковник, генерал-майор Гарич докладывает о взятии нижнего яруса!

Офицерик княжества Войчетутского совсем еще молоденький, щечки горят огнем, не остыл еще от запала штурма и обратной скачки с генеральским донесением. Как же Алекс сейчас завидовал ему, вынужденный, по сути, стоять здесь безучастным наблюдателем.

— Вижу, — цедит сквозь зубы командующий. — Передайте господину генералу мое удовольствие и благодарность. И пусть не останавливается с продвижением, пока не достигнет гребня горы.

— Только пусть не выходит за него, — не испросив разрешения, влез со своими указаниями Мартош.

Алекс злобно зыркнул на начальника штаба и тот заткнулся.

— Господин подполковник хотел предупредить об опасности попасть под огонь этих чудовищных мортир.

— Так точно, господин полковник, — отдал честь офицер, — будет исполнено!

Как только он убыл, Алекс накинулся на Мартоша.

— Вы что себе позволяете?!

— Прошу прощения, господин полковник, больше не повторится! Прошу разрешения направить посыльного к штаб-капитану Крыдлову с аналогичным приказом.

— Разрешаю, отправляйте.

Штурмующие оттолкнувшись от нижнего яруса укреплений, продолжили движение вверх к следующему. Амбразуры османийских укреплений вновь окутались пороховым дымом. Били артиллеристы противника вразнобой, тем не менее, карабкающаяся вверх линия дрогнула, местами даже подалась назад.

— Не волнуйтесь, господин полковник, наших солдат это не остановит.

— С чего вы взяли, Мартош, что я волнуюсь.

— Я же вижу, как вы дергаетесь. Понимаю, вам бы сейчас туда, — угорец ткнул пальцем в окутанную дымом гору, — с саблей наголо, где пули свищут. Но сейчас ваше место здесь.

— Стоять, смотреть и ничего не делать?

— Сейчас все идет по плану, — продолжил свои наставления Мартош, — ваши подчиненные с поставленной задачей справляются, что еще вам надо? Следите за тем, чтобы Озчелик не подкинул нам какой-нибудь сюрприз, и будьте готовы парировать его.

— Кстати, о сюрпризах, вы не находите, что османийцы сопротивляются как-то вяло и неуверенно. Пушки бьют вразнобой, ни одной контратаки…

— Да, — согласился начальник штаба, — странно это. Кроме наличия в крепости мортир никаких неожиданностей. Подозреваете ловушку, господин полковник?

— Не знаю, не знаю. Смотрите, штурмуют вторую стену.

На этот раз отличились руоссийские добровольцы штаб-капитана Крыдлова, они первыми преодолели вторую стену, начав растекаться по ней в обе стороны. Княжеские солдаты генерала Гарича отстали от них минут на пять-шесть.

— Мортиры прекратили огонь, — заметил Алекс, — уже минут десять ни одного нового прилета бомб. Прикажите резерву начать движение, для штурма третьей стены он нам может потребоваться.

— Будет исполнено, господин полковник, — взял под козырек Мартош.

— И отправьте кого-нибудь на поиск осколков этих бомб, надо же нам установить, что это за мортиры и попробовать найти, где они стоят.

После взятия второго яруса укреплений в штурме наступила пауза. Не успел Алекс похвалить себя за своевременное выдвижение резерва для продолжения штурма укреплений Тактамыдага, как ему горько пришлось пожалеть о своем решении.

— Кавалерия!!!

Конная лава выехала из-за горы. Пока неспешно. «Иррегуляры башибузуки. Тысяч пять, а может и больше, поди, пересчитай их. В тыл штурмующих они не ударят, склон слишком крутой, а вот пройтись по батарее и разгромить лагерь коалиции смогу. Резерв ушел, а в пехотном прикрытии артиллерии всего две роты, да и те толком не окопались. Отозвать резерв назад или рискнуть? Нет, отозвать не успею».

— Мартош, бегом в лагерь, гоните всех, кого встретите в прикрытие артиллерии! Я — на батарею.

Штаб-капитан Гараев угрозу заметил своевременно, но на то, чтобы развернуть влево тяжелые гаубицы требовалось время. К тому же при стрельбе в этом направлении орудия частично перекрывали сектор друг другу.

— Батарея, прицел четыре-тридцать! Огонь!

Конная лава уже начала набирать скорость для решительного удара, с каждой минутой приближаясь все быстрее и быстрее. Командир батареи старался укладывать бомбы непосредственно перед конницей. Получалось плохо, большая их часть бесследно тонула в этой лаве. Нет, конечно, все они собирали свой урожай жертв с людей и, по большей части, с лошадей, но остановить или хотя бы замедлить приближение смертельной опасности не могли. Вот сейчас бы сюда шрапнель, тогда лаву османийской кавалерии можно было бы проредить куда лучше, вот только шрапнели для гаубиц не запасено. Не ожидал никто от противника такого подвоха, все рассчитывали на штурм крепости, а для него нужны чугунные бомбы.

Окутались пороховым дымом ряды пехотных рот. Первый ряд стрелял лежа, второй — с колена. Эффект от их стрельбы был даже более явным, промахнуться по такой цели было просто невозможно, но и сотни винтовочных пуль сорокового калибра сдержать напор башибузуков не могли. Дистанция сократилась до тысячи шагов. Алекс открыл клапан кобуры и приказал.

— Переходите на картечь!

— Свою пехоту заденем, господин полковник!

— Картечью огонь!

К чести своей Гараев более не промедлил ни секунды. По его приказу, вместо бомб заряжающие отправили в казенники гаубиц картечные выстрелы.

— Огонь!

Османийская лава уже начала загибать фланги, когда в самый ее центр хлестнули шесть зарядов картечи, смешав людей и лошадей в единую кучу. Проскочить этот вал из живых и мертвых тел дано было не всем, люди и животные падали, тут же топтали, убивали и калечили друг друга. Вот в это месиво и угодил второй залп, окончательно похоронив надежды Озчелика-паши сорвать штурм Тактамыдага.

Уцелевший правый фланг конницы был с пятисот шагов обстрелян присланным Мартошем подкреплением. После столь скорого и наглядного уничтожения десятков и сотен их товарищей, башибузуки не выдержали даже такого огневого воздействия и повернули обратно. Левый их фланг действовал еще менее решительно. Они отступили, едва увидев, как гаубицы разворачивают в их направлении.

Штаб-капитан Гараев рукавом стер со лба выступивший пот.

— С этими башибузуками всегда такая история — в атаку идут, кажется, крепостная стена не остановит, а стоит им кровь пустить, бегут назад еще быстрее. А ведь у них могло бы получиться, не прикажи вы перейти картечь.

Алекс застегнул клапан кобуры, благо, «гранд» доставать не пришлось.

— Мой грех, мне и замаливать. А что там с поддержкой штурма?

— Там все уже закончилось.

Бинокль не требовался, вместо османийского сигнала на флагштоке Тактамыдага трепетал на ветру себрийский флаг. Вновь проявили себя вражеские мортиры. Только в этот раз били они по южному склону горы, кто-то из штурмующих ослушался приказа и на свою беду появился на нем. Незаметно подступили вечерние сумерки, боевые действия затихли, наступило время подведения итогов. Этим и занялся начальник штаба коалиционных сил подполковник Мартош.

— Задача дня по взятию Тактамыдага выполнена полностью. В настоящее время мы контролируем оба укрепленных склона горы, южный находится под огневым воздействием неприятеля. Поэтому, появляться там в светлое время суток можно только мелким группам и с большой опаской. Резерв в ходе штурма был введен вовремя, что весьма способствовало успеху штурма третьего яруса османийских укреплений. Как выяснилось из опроса пленных, комендант гарнизона Тактамыдага албай Асланпарчасы погиб при взрыве порохового погреба, потому и сопротивление османийцев было столь вялым, а сигнал о начале штурма поднят с большим опозданием, что позволило избежать больших потерь на этапе выдвижения штурмовых колонн.

— Что с потерями, господин подполковник?

— По моим последним данным, в ходе штурма и отражения контратаки кавалерии убитыми и ранеными выбыло три тысячи двести штыков.

Из этого количества потерь полторы сотни пришлись на свою же картечь при отражении контратаки башибузуков. Заметив, как при последних названных цифрах дернулось лицо Алекса, начальник штаба поспешил подбодрить его.

— Да не корите себя так, у вас просто не было другого выхода. Не отдай вы приказа перейти на картечь, османийцы бы просто вырубили бы и вас, и пехоту.

— Моя ошибка в другом. Достаточно было еще до начала штурма усилить пехотное прикрытие хотя бы до тысячи штыков, чтобы отбить атаку без всяких эксцессов.

— Это не только ваша ошибка, но и моя. Как начальник штаба я должен разделить ответственность за…

— Ладно, — прервал его излияния Алекс, — что с потерями у противника?

— Примерно столько же, сколько у нас, плюс около тысячи башибузуков. Одних только пленных у нас сейчас восемь сотен, по большей части раненых. Равенство потерь при таком штурме — отличный результат. Вас можно с этим поздравить, господин полковник.

— Не подлизывайтесь, Мартош, нам просто повезло, причем несколько раз подряд. Взорвался пороховой погреб, комендант гарнизона был убит до начала штурма, сигнал о его начале был поднят с опозданием, соответственно, огонь мортиры открыли поздно, что позволило нам избежать еще больших потерь. Ну и башибузуки в атаке оказались не так хороши, как от них ожидали. Будь на их месте регулярная кавалерия, мы бы сейчас с вами не разговаривали.

— План отражения штурма был хорошо задуман, — вставил свое слово угорец, — но исполнен кривыми руками.

— Чьи это руки секрета не составляет — Озчелика-паши, а вот чья голова — неясно. Ладно, Мартош, как дело обстоит с трофеями?

— Винтовок почти три тысячи собрали, по большей части системы Трибоди-Тартини. Патронов к ним совсем мало, часть османийцы успели расстрелять в ходе штурма, а основной запас был сложен в каземате рядом с пороховым погребом.

— Идиоты, — не выдержав фыркнул Алекс.

— Так его проще было охранять, — вступился за них угорец.

— Что с артиллерией?

— По большей части, дульнозарядный хлам, годный для единственного картечного выстрела при штурме. Из новых образцов есть две полевые шестифунтовые пушки. Одна исправная, вторую тоже можно починить. Гранат к ним по десятку на ствол по уже известной вам причине.

— Тогда не стоит с ними возиться, — принял решение полковник. — Ступайте, организуйте отправку раненых в тыл. Пленных османийцев на рассвете гоните туда же, здесь они нам не нужны. А я поднимусь на гору, хочу увидеть укрепления лично. Заодно проверю, чтобы не спали. С османийцев станется пойти на ночной контрштурм.

— Ночью они воевать не любят, — возразил Мартош.

— Я до Коварны тоже так думал.

Ночь выдалась звездная, с легким морозцем. Снег громко хрустел под подошвами сапог, с неба светила яркая, почти полная луна. Лежащие на снегу трупы были хорошо видны, и обходить их не составляло труда. Раненых уже собрали, а их оставили лежать до завтрашнего утра. Завтра их всех соберут и похоронят, и своих, и чужих. Поначалу они попадались редко, потом, на склоне горы, чаще. Возле нижнего яруса укреплений местами лежали так густо, что приходилось через них перешагивать.

Крепостные укрепления встретили полковника еще большим холодом и громким гомоном подвыпивших солдат. И в без того не слишком просторные, а затем еще и частично разрушенные артиллерией казематы набилось вдвое больше народа, чем обитало там еще вчера. Благо мороз прибил всегда сопутствовавшую таким делам вонь сгоревшего пороха, крови и человеческих испражнений. Генерал Гарич отыскался на третьем, самом верхнем ярусе Тактамыдага. Выглядел генерал трезвым, но при докладе дыхнул свежим водочным выхлопом.

— Вы бы аккуратнее со спиртным, господин генерал-майор, не ровен час, османийцы ночью в контратаку пойдут.

— Не извольте беспокоиться, господин полковник, — заверил Алекса себриец, — солдатам без этого сейчас нельзя, завтра утром на Ападагпара пойдут свеженькими!

Надо, конечно, надо. Живые празднуют то, что остались живыми. И целыми. Или почти целыми, по крайней мере, руки, ноги и голова на месте. А потому, им надо выпить. Алексу тоже хотелось выпить, очень хотелось. Шутка ли, почти две тысячи только убитых за один день. И полторы сотни из них свои же пехотинцы, убитые по его прямому приказу. Но нельзя, надо думать, что делать дальше.

— Завтрашний штурм я отменяю. Победа такой ценой нам не нужна.

Глава 7

Ападагпар был куда ниже своего соседа. И склоны не такие крутые, и крепостные стены не такие внушительные. Алекс перевел бинокль левее. Вот она, вожделенная Кама. Так себе городок. Дома в два, максимум, в три этажа, улочки кривые и узкие, очень удобные для обороны. На улочках этих ни души, город будто вымер. Жители, понятно, большей частью ушли с приближением себрийцев, но несколько тысяч солдат регулярных войск и редифа должны быть где-то там. Старая цитадель. Над стеной ветром полощется османийский флаг, опять же никого не видно. Ну, и где эти чертовы мортиры? Нет ответа.

— Сколько бомб осталось на батарее?

— Пятьдесят две, господин полковник, — доложил штаб капитан Гараев.

Мало, ничтожно мало для поддержки штурма. Подавить мортирную батарею, может, и хватит, но ее еще предстоит найти.

— Что делать думаете?

— Разместить гаубицы за гребнем Тактамыдага, дальности хватит, огонь корректировать можно отсюда, а команды передавать голосом по цепочке.

Хорошее предложение, если бы не один неприятный момент.

— Османийским мортирам тоже хватит дальности, а калибр у них в два с лишним раза поболее вашего будет.

— Так точно, господин полковник, вот только возможности наблюдать цель и корректировать свою стрельбу они иметь не смогут. А значит, бить им придется наугад.

Даже одна бомба, случайно попавшая в огневую позицию батареи, могла вывести из строя большую часть орудий и расчетов.

— Рассредоточьте гаубицы так, чтобы минимизировать возможные потери.

— Будет исполнено, господин полковник!

Алекс опять взялся за бинокль.

— А как думаете выявить их позицию?

— С началом штурма они сами…

Наткнувшись на красноречивый взгляд начальства, штаб-капитан тут же предложил другой вариант.

— Надо их как-то спровоцировать на открытие огня.

Хорошая мысль, вопрос только, как именно можно спровоцировать османийцев на открытие огня. Поняв, что новых идей по этому поводу не предвидится, Алекс внес свое предложение.

— А пойдем-ка мы выслушаем Мартоша. Он же у нас начальник штаба, вот пусть и думает, как мортиры отыскать.

Идеи у угорца, как оказалось, были. Достав из угла, он водрузил на стол тяжеленную железяку с рваными краями, воняющую сгоревшим порохом.

— Вот, изволите видеть, господа офицеры, часть донца выпущенной по нам бомбы. Обводим…

Мартош карандашом обвел дугу по уцелевшей после взрыва части донца. Начертил две хорды, построил к ним перпендикуляры. Поставив ножку циркуля в точку пересечения перпендикуляров, достроил окружность до конца. Затем почти торжественно провозгласил.

— Вот, извольте убедиться, одиннадцать дюймов, как я и говорил!

— Ну, почти одиннадцать, — согласился Гараев. — Что это нам надает?

— Как это что? — возмутился угорец. — Судя по сохранившимся на осколке клеймам, это одиннадцатидюймовая крепостная мортира бритунийского производства. Таковая имеет предельную дальность стрельбы в пять с половиной верст. Берем карту, циркуль отмечаем места крайнего падения бомб и строим две дуги. Нам сразу все становится ясно.

— Старая цитадель, — выдохнул штаб-капитан.

— А почему не Ападагпар? — усомнился Алекс.

— Там их просто негде укрыть, — отмел возражения Мартош, — мы бы обязательно их обнаружили. К тому же, с Ападагпара мортиры вполне могли докинуть бомбу до прежней позиции батареи господина штаб-капитана, однако, даже попытки такой не сделали, хотя имели возможность наблюдать ее воочию.

— Хорошо, — согласился Алекс, — Ападагпар отметаем. А почему не, скажем, городская площадь? Там хватит места для обеих мортир.

Ответ угорца был полон сарказма.

— Шутить изволите, господин полковник? Мортиры надо охранять, к ним надо где-то хранить боезапас, да стекла в окрестных домах повылетают при первом же выстреле! Нет, город для этого совершенно не пригоден.

— Значит, все-таки, цитадель, — подвел итог Алекс.

— Прикажите уничтожить, господин полковник?

— Нет, — отрицательно покачал головой командующий, — мы не можем выпустить последние полсотни бомб, не пойми куда. Сделаем так…

Желающих полюбоваться на контрбатарейную борьбу набралось с избытком. Такое столпотворение на наблюдательном пункте само по себе становилось достойной целью для османийских артиллеристов. Одним удачным выстрелом они могли лишить коалиционную армию почти всего командования. Разозлившись, полковник прогнал всю эту толпу, оставив только тех, кто имел непосредственное отношение к задуманному делу.

— Господин полковник, генерал Гарич, докладывает о готовности!

Алекс в последний раз осмотрел город и цитадель, кивнул посыльному.

— Начинайте.

Первой ударила коалиционная артиллерия. Для этого собрали все трофейные пушки, способные добросить свой снаряд до склонов Ападагпара. Круглые чугунные бомбы, ядра, шестифунтовые гранаты все пошло в ход, лишь бы огня и дыма было больше. Сам командующий то и дело обеспокоенно поглядывал на часы. Минута, другая, третья… Когда истекла пятая он повернулся к штаб-капитану Гараеву.

— Похоже, наши усилия не произвели впечатления на Озчелика, пора переходить ко второму акту этой пьесы.

— Полностью с вами согласен, господин полковник, пора.

Запели трубы, загремела барабанная дробь, из-за гребня на южный склон Тактамыдага вышла первая цепь, чуть помедлила и двинулась вниз, за ней последовала вторая, третья, четвертая… Гараев опустил бинокль.

— У этого Озчелика, или кто там думает вместо него, просто железные нервы.

И буквально тут же, словно желая поскорее опровергнуть его слова, послышался вой приближающейся бомбы. Все дружно схватились за оптику, какая у кого была, закрутили головами, пытаясь увидеть место, откуда она вылетела. Алекс успел заметить почти рассеявшееся белое облачко над стеной старой цитадели, но тут же ему на смену вспухло еще одно, показалось, даже вылетевшую из мортирного ствола бомбу удалось разглядеть. Почти одновременно несколько глоток завопили.

— Старая цитадель!!!

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно пробормотал Мартош.

Только штаб-капитану Гараеву ничего доказывать было не нужно, он занимался своей, хоть и опасной, но привычной работой.

— Прицел пять-пятьдесят, пристрелочный, огонь!

Прицел был вычислен заранее, и гаубицы уже наведены на цитадель, однако, система корректировки огня была весьма громоздкой и медлительной. Командиру батареи потребовалось восемь минут только для того, чтобы пристреляться и добиться накрытия цели. Но накрытия было недостаточно, укрытые каменными стенами мортиры были хорошо защищены от близких разрывов и любых осколков, требовалось точное попадание во внутренний дворик цитадели, а он был совсем невелик по размерам. Оставалось только надеяться на статистику и госпожу удачу.

За время контрбатарейной борьбы османийские мортиры успели сделать три залпа, стоившие себрийцам почти сотню жертв. Их могло быть и больше, если бы заранее наступательные порядки себрийцев не были разрежены, насколько это было возможно. А потом одна из двенадцатифунтовых бомб взорвалась внутри цитадели. От взрыва вспыхнули сложенные при орудиях пороховые заряды, выжигая вокруг все живое. Мортирная батарея была успешно подавлена менее чем за четверть часа, прошедшие после первого ее выстрела.

— Прекратить огонь!

Команда по цепочке скатилась с наблюдательного пункта на огневую позицию гаубичной батареи.

— Сколько бомб у вас осталось?

— Восемнадцать, господин полковник, — доложил Гараев, — ровно по три на гаубицу.

— Выкатывайте орудия на прямую наводку, — приказал ему Алекс, — поддержите штурм.

— Разрешите выкатить только три гаубицы, господин полковник, бомб все одно мало, а с тремя управимся быстрее.

— Действуйте, как считаете нужным, — разрешил полковник, — главное — вовремя поддержать штурм.

Однорукий штаб-капитан начал спускаться вниз, чтобы непосредственно заняться своими гаубицами, а командующий начал с помощью бинокля изучать обстановку на поле боя. Обстановка была, сказать прямо, не то, чтобы очень хорошей. Изначально сильно разреженные боевые порядки себрийцев позволили избежать больших потерь от огня османийской артиллерии. Теперь же, когда они стали взбираться на склоны Ападагпара, никак не удавалось создать необходимой плотности огня и войск для преодоления стены. Османийцы же отстреливались отчаянно, пороховой дым не успевало относить ветром.

— Мартош, прикажите резерву начать движение. Пусть поддержит атаку.

— Господин полковник, — не смог сдержаться угорец, — рано!

— Выполняйте приказ, — настоял на своем решении Алекс, — иначе мы рискуем без всякого толка кучу народа положить под этой стеной!

Начальник штаба всем своим видом показывал несогласие с начальством, но вынужден был подчиниться. Решение и впрямь было очень рискованным — в самый ответственный момент можно остаться без какого-либо резерва. Вот только кто виноват в том, что критический момент наступил в самом начале штурма. Сейчас, когда мортирных бомб можно уже не опасаться, самое время поддержать первую волну штурмующих, а там и гаубицы штаб-капитана Гараева подоспеют.

За те минуты, что потребовались резерву для выдвижения, Алекс успел отдать еще несколько приказов: усилить пехотное прикрытие гаубичной батареи, выдвинуть один из батальонов на левый фланг для отражения возможной контратаки со стороны Камы, бросить израсходовавшие боеприпасы трофейные пушки и всю прислугу послать к еще действующим. Все это были дела, безусловно, для идущего сейчас штурма полезные, но малозначимые, основное же действие сейчас разворачивалось на склонах Ападагпара.

— Какого черта он тянет?! — кипятился возмущенный командующий.

— Успокойтесь, господин полковник, — пытался вразумить его Мартош, — генерал Гарич опытный военачальник, ему на месте видней.

Не выдержав безучастного стояния на одном месте, Алекс все-таки сорвался.

— Я сам туда пойду!

Едва сделав пару шагов, он натолкнулся на заступившего ему путь угорца.

— С дороги!

Мартош не двинулся с места.

— Возьмите себя в руки, молодой человек! Если у вас нервы ни к черту, то езжайте на воды, в санаторий.

Алекс с трудом подавил желание врезать кулаком по наглой угорской морде. Во-первых, подполковник был кругом прав, нечего ему там сейчас делать. Во-вторых, руоссиец на месте командующего — результат компромисса. Стоит ему по какой-либо причине выбыть и местные князья тут же передерутся между собой за право возглавить коалицию. Нет, нельзя ему сейчас под пули, никак нельзя. Ну и в третьих, присутствующие уже настроились посмотреть на драку командующего коалиционными силами с его же начальником штаба. Обойдутся без этого, а если зрелищ хотят, то пусть идут в цирк.

Алекс выдохнул скопившийся в груди воздух и разжал кулак.

— Прошу прощения! Вспылил. Был не прав.

Вернувшись на прежнее место, он вновь взялся за бинокль. На Ападагпаре дела сдвинулись с мертвой точки. После подхода резерва и, пусть кратковременного, но весьма эффективного обстрела двенадцатифунтовыми бомбами, штурмующим удалось подняться на стены нижнего яруса укреплений, где продвижение их вновь остановилось. В отличие от своего не слишком удачливого коллеги, комендант Ападагпара не только уцелел, а еще и оказался весьма деятельным господином. Воспользовавшись прекращением огня гаубичной батареи вследствие полного израсходования бомб, он организовал подряд три контратаки. Себрийцы попятились, с трудом удерживая захваченный участок стены.

— Идиот, надо было дождаться прибытия всех резервов, — прокомментировал его действия Алекс, — а не бросать их в бой по мере подхода. Тогда бы наши стену точно не удержали.

— Нам отсюда многого не видно, — возразил Мартош, — возможно, у него не было другого выхода. А у нас сейчас нет резерва, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Эх, сейчас бы их артиллерий поддержать!

Артиллерия в наличии была, вот только снаряды у нее закончились, а когда будет следующий транспорт с ними — неизвестно. Полевые же пушки малочисленны, да и для решения такой задачи непригодны, для разрушения укреплений граната слабенькая, а на стену их не втащишь. На стену? А что если…

— Мартош, посыльного в лагерь! Отдайте приказ грузить горные пушки на вьюки, брать весь, какой есть, боезапас и выдвигаться к высоте.

Как исполнительный и дисциплинированный офицер, подполковник сначала отдал необходимые распоряжения и только потом поинтересовался.

— Хотите использовать горные пушки в качестве штурмовых? Но ведь так никто не поступает.

— Никто и не штурмует крепости в отсутствие осадной артиллерии. Чем черт не шутит, может и получится.

Последующее обсуждение данного вопроса было прервано прибытием посыльного с Ападагпара. В роли его выступал аж целый лейтенант княжества Войчетутского. Впрочем, не совсем целый, на кисти левой руки офицера белела повязка с проступившим пятном крови.

— Господин полковник, генерал Гарич убит!

— Как убит?! — ахнул Мартош.

— Пулей в грудь. Наповал, — выпалил лейтенант, еще не отошедший от горячки боя.

— Жаль Гарича. Кто принял командование штурмом, полковник Милкович?

— Полковник Милкович был ранен еще в самом начале штурма и выбыл из строя.

— Тогда, черт возьми, кто там командует сейчас?!

— Я, э-э-э… Не могу знать, господин полковник.

Еще лучше, в самый ответственный момент управление боем было потеряно. Командир убит, его заместитель ранен еще раньше, офицеры разных армий не смогли договориться между собой, кто командует, а кто подчиняется. В результате, солдаты еще слушаются своих командиров, а те общей задачи поставить не могут. Смотрят друг на друга, вперед же никто не идет. Положение надо было исправлять, причем, очень срочно. Иначе, штурм Ападагпара мог вылиться в катастрофу коалиционной армии.

— Вот теперь я точно должен идти и не смейте меня останавливать, Мартош!

— И в мыслях не было, господин полковник! Какие будут указания?

Что-то он сразу как шелковый стал. Видимо, тоже почуял, чем ситуация пахнет — ничем хорошим.

— Ступайте в лагерь, господин подполковник, гоните на гору всех! Обозников, поваров, офицерскую обслугу. Всех, короче!

— У них не у всех оружие есть, господин полковник!

— Там, — Алекс ткнул пальцем в склон Ападагпара, — этого добра хватает с избытком! Пусть мертвые поделятся с живыми! Бегом, Мартош, время не ждет! Лейтенант, за мной!

По дороге полковник успел выяснить некоторые подробности о ходе штурма, а также нынешнее положение дел. Оно, прямо сказать, было далеко не блестящим. Основные силы коалиции вынуждены были укрыться под стеной нижнего яруса, где их не могли достать пули и пушечные ядра. Мортир же османийский гарнизон Ападагпара в своем распоряжении не имел. Кроме того, себрийцам удалось захватить несколько казематов, проникнув в них через амбразуры, выходящие на фронтальную часть стены.

— Дальше под землей пройти не смогли, — пояснил лейтенант, — в проходах укрыться негде, а османийцы палят на любой шорох.

С атакой поверху дела обстояли еще хуже, здесь кроме пуль атакующих встречала еще и картечь из старых, но от этого ничуть не менее смертоносных пушек.

— Из моей роты почти треть от картечи убыла, мне тоже досталось, — офицер продемонстрировал перебинтованную руку.

Чувствовалось, что еще раз подниматься по склону до второго яруса укреплений ему очень не хочется. И не ему одному, поднять солдат на штурм еще раз будет очень непросто.

— Надо что-то придумать…

— Прошу прощения, не расслышал, господин полковник, вы что-то сказали?

— Нет, ничего. Долго еще идти?

— Уже пришли. Прошу сюда.

Полковник Симовович, отправивший с донесением лейтенанта, отыскался в одном из захваченных казематов. Влезать пришлось через амбразуру, взобравшись по наваленным около нее фашинам.

— Господин полковник…

— Вольно! Не до церемоний. Приказываю оставить каземат и взорвать амбразуру!

На эту операцию затратили полчаса. После взрыва амбразура превратились в дыру, через которую Алекс мог пройти в полный рост, не сгибаясь. Заодно взрывом поубивало дюжину вражеских солдат, сунувшихся в оставленный себрийцами каземат, и не услышавших шипение горящего фитиля. Трупы неудачников выбросили наружу, а их товарищей ружейным огнем отогнали вглубь подземелий. Дальше с большим трудом, по частям втащили в каземат одну из горных пушек, и уже там ее собрали.

Благо, проходы внутри укрепления были рассчитаны на перемещение орудий в казематы и подачу к ним боепрпасов. Пушка по ним проходила без труда, вот только такое движение очень не понравилось засевшим в глубине укрепления османийцам. Первая попытка установить орудие напротив их баррикады закончилась для себрийских артиллеристов потерей одного убитым и сразу пяти ранеными. Обозленные потерями себрийцы забросали проход фашинами, и только затем, укрываясь за ними, вторично подтащили пушку.

— Огонь!

Тут же выяснилось, что в подземелье отличная акустика и паршивая вентиляция. Сначала все оглохли, потом долго кашляли от дыма. Османийцам, впрочем, пришлось еще хуже — граната в баррикаду все-таки попала, а плотности наваленного на нее мусора хватило для срабатывания взрывателя. Потому, кроме дыма и грохота им достались еще ударная волна и чугунные осколки.

Надо сказать, что османийцы попались весьма упертые, только после третьей гранаты они оставили баррикаду и отошли к повороту потерны. Себрийцы сменив и отправив продышаться окончательно оглохший расчет, потащили пушку следом. Вторую баррикаду османийцы долго удерживать не стали, отошли после первой же гранаты. После поворота потерна довольно круто пошла вверх. Обрадоваться себрийцы не успели. Едва только они продвинулись на десяток шагов, как османийцы бросились в отчаянную контратаку. И быть бы пушке их трофеем, но фейерверкер успел зарядить ее картечью и шарахнуть по набегающим врагам. Победный вой в одно мгновение сменился истошным воем боли. Уцелевших и бегущих обратно османийцев расстреляли из винтовок.

Уяснив, что по низу себрийцев остановить не получается, комендант Ападагпара организовал еще одну контратаку поверху. На этот раз отличились два орудия, оставшиеся наверху. Обе попытки обошлись гарнизону не менее чем в полторы сотни убитых и раненых, что в свою очередь воодушевило штурмующих на дальнейшее продвижение. Алекс с трудом удержал себрийцев от опрометчивого шага.

— Отставить, пока продолжаем продвигаться под землей!

Увы, после неудачной контратаки османийский комендант принял такое же решение. Чтобы облегчить своим солдатам продвижение, он воспользовался тем, что подземный ход спускался в сторону себрийцев. Бочонок с порохом, двухведерной приблизительно емкости, шипя фитилем, покатился вниз, подпрыгивая на неровностях каменного пола. Внизу такому подарку не ожидали и не обрадовались. И быть бы большой беде, да подвел османийцев слишком длинный фитиль. В последний момент артиллерийский фейерверкер успел выдернуть из бочонка почти догоревший фитиль.

Не дождавшись взрыва, османийцы сунулись в потерну, где их опять встретили пули и картечный выстрел. Тогда они повторили попытку, скатив второй пороховой бочонок с существенно укороченным фитилем. На этот раз взрыв произошел почти на равном расстоянии между противниками. Османийцев от ударной волны частично прикрыл поворот потерны, себрийцам досталось сильнее. Первыми опомнившиеся османийцы воспользовались выгодным моментом и поспешили кинуться в атаку. В тесном пространстве подземного сооружения закипела ожесточенная кровавая схватка, быстро перешедшая врукопашную.

Бывшие у противников немногочисленные факелы быстро оказались на почве, с шипением погаснув в быстро натекших лужах крови или затоптанных сапогами. В тесноте подземного хода в жуткую какофонию слились крики ярости, стоны раненых и хрип умирающих. Тех, кого не добили стоявшими, затоптали после падения, а некоторые мертвецы не смогли упасть, зажатые напирающей с двух сторон толпой. Где свой, где чужой, понять невозможно. Стремясь сцепиться с врагом, себрийцы и османийцы лезли по трупам вверх, заполняя собой пространство до самой кровли.

Задохнувшихся в этой давке было ничуть не меньше, чем застреленных, проткнутых штыком, зарезанных ножом или кинжалом. Несколько минут спустя подземная схватка прекратилась сама собой, поскольку противники не могли добраться друг до друга, разделенные завалом из мертвых и умирающих тел высотой почти в человеческий рост. В полной темноте, скользкими от своей и чужой крови пальцами, солдаты заталкивали в казенники патроны и палили друг в друга поверх этой страшной баррикады. Вспышки выстрелов выхватывали из тьмы перекошенные, потерявшие человеческий облик лица.

Узнав, что под землей продвижение остановлено и в ближайшее время продолжено быть не может, полковник Барти распорядился.

— Вытаскивайте пушку обратно! И всех артиллеристов сюда!

Десять минут спустя прибыл последний расчет. Явно не в полном составе, оборванные, перепачканные кровью и грязью, белеющие наспех наложенными повязками. Их фейерверкер грозно топорщил усы, сверкал правым глазом, левый полностью заплыл, а вся левая половина лица представляла собой сплошной синяк. Можно было не спрашивать, чью пушку только что вытащили из-под земли обратно на дневную поверхность.

— Пойдете в боевых порядках пехоты! Ваша основная задача — не дать османийцам стрелять картечью из амбразур! Ваши пушки легче, наводятся и заряжаются быстрее, дистанция до цели совсем смешная, ни одного промаха не должно быть!

— Не извольте беспокоиться, господин полковник, — заверил Алекса одноглазый фейерверкер, — не промахнемся.

К этому же времени подошло присланное Мартошем подкрепление. Боеспособность прибывшего войска была весьма условной, но для увеличения массы наступающих вполне годилось и такое. Пока обозников распределяли по поредевшим ротам, полковник Барти собрал старших офицеров для постановки задачи.

— Господа офицеры, настал решительный момент! Не возьмем сейчас Ападагпар — не возьмем Каму! Не возьмем Каму — проиграем кампанию! Для маневров нет ни места, ни времени, поэтому, по сигналу ракеты черного дыма все вверенные вам части начинают атаку. Залог успеха — в одновременности, промедливший станет виновником поражения! У вас четверть часа на подготовку!

Когда собравшиеся расходились, к Алексу подошел полковник Симовович.

— Может, стоило атаковать сразу?

— Может, и стоило, — не стал вступать в дискуссию командующий, — сейчас уже не проверить, момент упущен. А вам, господин полковник, лучше бы позаботиться подготовкой своих солдат к предстоящему штурму!

Вняв внушению, Симовович убыл готовить свой полк. Подготовленная атака, конечно, лучше неподготовленной, беда только в том, что у противника будет точно такое же время для подготовки к отражению штурма. И противник что-то подозрительно затих, даже дежурная перестрелка почти стихла. Не иначе, чрезвычайно деятельный комендант Ападагпара затеял очередную гадость. За всеми этими мыслями стрелки часов неудержимо отмерили отведенный для подготовки атаки отрезок времени.

— Ракету!

С мерзким шипением, пачкая небо черным дымовым хвостом, ракета стартовала ввысь. Все мысли и сомнения отброшены. Осталось только преодолеть закравшийся в сердце страх и начать действовать.

— Вперед! В атаку!

С самого первого же шага наступающие столкнулись с большими трудностями, чтобы начать двигаться вперед, многим пришлось взбираться на стены, за которыми они укрывались от огня османийцев. Другим же, начавшим атаку из уже захваченных казематов нижнего яруса, первые минуты пришлось принять на себя всю силу огня османийцев. Первые ряды штурмующих были скошены подчистую. Идущие за ними, не выдержав, залегли буквально в полусотне шагов от подножия стен верхнего яруса укреплений. Один за другим были убиты три офицера, пытавшиеся поднять солдат для последнего броска.

— Огонь! Огонь! Чаще стрелять!

Воспользовавшись тем, что все внимание османийцев сосредоточилось на одном участке обороны, артиллеристы почти без потерь установили свои пушки на прямую наводку и развили из них не виданную до сих пор скорострельность. Шипела краска на раскаленных стволах, а охладить их было нечем, ветер едва успевал сдувать пороховой дым, открывая все новые и новые цели.

— Пушки не выдержат, господин полковник!

— Плевать на пушки! Чаще стрелять!

Прошла еще одна минута, вторая… Сквозь грохот очередного выстрела явственно прозвучал звонкий металлический лязг — у одной из пушек сдал тормоз отката. В любой момент тоже самое могло произойти и с остальными.

— Ура-а-а-а!!!

Сам сосредоточив свое внимание на одном узком участке штурма, Алекс не заметил, как на левом фланге себрийцам удалось достигнуть стены и подняться на нее. На этот раз успеха добился полк полковника Симововича. Ему изначально достался один из самых слабых участков османийской обороны. К тому же, комендант Ападагпара все резервы стянул на наиболее угрожаемое направление, явно не ожидая столь широкого фронта для штурма.

— Ура-а-а-а!!!

Поддавшись общему порыву, Алекс, достав из кобуры «гранд», оставил позицию горной полубатареи, побежал вверх по склону горы. Бежать было трудно, то и дело приходилось огибать убитых или раненых, перепрыгивать через брошенное оружие. Местами тела лежали так густо, что приходилось шагать через них.

— Вперед! В атаку! Ура-а-а-а!!!

Его узнали, за ним пошли. Огонь противника ослаб в несколько раз, хоть пули продолжали прореживать ряды штурмующих. Поначалу казалось, этот невеликий подъем не закончится никогда. Затем, неожиданно, фронтальная стена вражеского укрепления быстро придвинулась, и выстрелы загремели уже где-то над головой.

— Где лестница?! Лестницу сюда!

Усилиями десятка солдат тяжелая штурмовая лестница взметнулась вверх, приложилась к краю каменной стены. Алекс первым шагнул к нижней ступени.

— За мной!

Следующего шага сделать не удалось, чья-то широкая спина в серой руоссийской шинели нагло оттерла его.

— Извольте обождать, господин полковник!

Мимо него, один за другим, солдаты начали взбираться на стену. Алекс аж задохнулся от такой никогда ранее не виданной наглости, проявленной в отношении него нижними чинами.

— Да я… Я тебя…

Лязгая по камням, сверху свалилась винтовка, следом скатился и замер, вывернув неестественно конечности труп с кровавой дыркой в груди. Тут до офицера дошло забытое в горячке боя — он сейчас в отставке, а не на службе в руоссийской армии, и стоящий перед ним солдат не кадровый военнослужащий, а доброволец. И к лестнице его не подпускают не, потому что не уважают, а потому что пытаются сберечь. Плохого командира отправили бы наверх со спокойной душой. Со стены скатился еще один убитый руоссиец.

Сдерживающий полковника солдат сам двинулся вперед, начал взбираться по ступеням. Алекс пристроился за ним следом, на этот раз его никто не удерживал. Очень мешал подниматься револьвер в правой руке, пришлось вернуть его в кобуру. Схватка наверху уже закончилась, стена по всему своему протяжению перешла в руки штурмующих, османийцы отступили в подземные сооружения своих укреплений. Пленных не было, как раненых османийцев, дойдя до крайней степени ожесточения к вековому врагу, разъяренные потерями, солдаты не щадили никого без всякого приказа сверху.

В процессе штурма подразделения смешались, много офицеров и унтер-офицеров из строя выбыло. Несколько минут потребовалось для наведения элементарного порядка и восстановления управляемости.

— Блокируйте выходы из подземелий, сейчас подтянем пушки и начнем их выкуривать!

На первом этапе штурма, горная пушка неплохо показала себя в качестве штурмовой, почему бы не повторить удачный опыт еще раз. Но тут от одного из унтер-офицеров поступило другое, куда более простое предложение.

— Господин полковник, а может, их того, дымом…

Не самый гуманный вариант, ну так и враг этим недостатком не страдал, зато есть шанс избежать лишних потерь.

— Ищите все, что может гореть!

Алекс очень опасался взрыва порохового погреба, точнее нескольких погребов, расположенных под стеной в местах установки батарей. Но весьма до этого деятельный и активный противник вдруг начал проявлять необычную пассивность. Позже выяснилось, что комендант Ападагпара был тяжело ранен при попытке сбросить со стены взобравшихся на нее себрийцев полковника Симововича. Ярбая сумели вытащить из схватки и отнести вниз, но он был без сознания, и управляемость гарнизоном была утеряна. Положение стало еще хуже, когда османийцам окончательно пришлось уйти под землю, им так и не удалось наладить взаимодействие между отдельными группами, продолжавшими подчиняться своим командирам. Взрывом пороховых погребов никто так и не озаботился.

— Готово, господин полковник!

Солдаты отыскали несколько небольших дровяных складов еще не до конца опустошенных предыдущими хозяевами. К ним добавили осветительное масло и кучу содранных с трупов шинелей. Выбранный способ хоть и спасал солдатские жизни, требовал немалых затрат сил и времени. Едкий, вонючий дым никак не хотел идти внутрь, постоянно норовил выйти наружу через малейшую щель. Прошло не меньше часа прежде, чем появился первый результат — полу задохнувшиеся, бросившие оружие османийцы.

За прошедший час победители успели отойти и остыть от горячки предшествующего штурма, потому, выползшим на дневную поверхность османийцам повезло — им сохранили жизнь, взяв в плен. Те, кто не успел или не смог выбраться из подземелий, остались там, пока до них не добрались похоронные команды. Некоторым удалось уцелеть несмотря ни на что. Эти по ночам пытались незаметно уйти в горы, еще несколько суток не давая спокойной жизни себрийским часовым. Часть была отловлена или уничтожена в ходе очистки казематов от трупов.

Так или иначе, еще часа за три до полной темноты, укрепления Ападагпара перешли в руки коалиционных сил. Оставалось только взять сам город и старую цитадель, что не должно было составить большой сложности. И не представляло бы, будь под рукой у командующего свежий резерв и вдосталь бомб для осадных пушек. А поскольку, ничего из вышеперечисленного в наличии не имелось, пришлось остудить некоторые горячие головы, предлагавшие продолжить штурм Камы и атаковать немедленно.

— Отставить! Штурм Камы приказываю отложить до завтрашнего утра.

В наступившей непривычной тишине внимание Алекса привлек странный хлопающий звук, идущий откуда-то сверху.

— А это еще что такое?

На флагштоке ветер продолжал трепать изодранный пулями, но вполне еще узнаваемый османийский флаг.

— Убрать эту гадость, — распорядился полковник. — Немедленно!

Солдаты попытались его спустить, но, сколько ни дергали за тросик, флаг оставался неподвижным. В конечном итоге, трос оборвали, флаг остался висеть.

— Видимо, приколочен намертво, — высказал свое мнение штаб-капитан Крыдлов, — без саперов не обойтись.

Срочно вызванные саперы топором срубили флагшток. Тот рухнул едва, не придавив их самих, в чем виноват был неожиданный порыв ветра. Разобравшись с символом принадлежности Ападагпара, Алекс вызвал к себе двух штаб-капитанов Гараева и Крыдлова. Раздавать приказы он начал с артиллериста.

— Господин штаб-капитан, найдите среди трофеев пушку, желательно калибром побольше, и начинайте обстреливать Каму!

На недоуменный вопрос, зачем это делать сейчас, если штурм назначен на завтра, полковник пояснил.

— Кама для них уже потеряна, Озчелик-паша не может этого не понимать. А не понимает, так советники ему подскажут. Сейчас они думают, сбежать ночью или дожидаться начала штурма. Вот вы и поможете им сделать правильный выбор.

Оставшиеся в Каме и старой цитадели войска за весь день не сделали ни одной попытки прийти на помощь гарнизону Ападагпара. Это означало только одно — в городе слишком мало войск даже для самой малой вылазки из него. И чем больше сбежит из городишки ночью, тем меньше придется выбивать из него с утра. А под грохот бомб, крушащих стены и крыши домов об этом думается куда лучше.

— Будет исполнено, господин полковник!

С одним штаб-капитаном разобрались, теперь дело за вторым. Достав из-за отворота шинели блокнот и карандаш, Алекс по памяти начал рисовать схему укреплений Камы.

— В город ведут четыре дороги. После взятия Тактамыдага и Ападагпара мы контролируем две из них: на Крешов и на Алзан. Вот по этой, в Каму отступали приграничные гарнизоны, туда они не пойдут. Остается только одно направление — южное.

С языка штаб-капитана Крыдлова сорвался вполне резонный вопрос.

— А как мы сможем перекрыть эту дорогу, не взяв сам город?

— Перекрывать ее не зачем, пусть бегут. Среди бегущих наверняка будет сам Озчелик-паша. Вот его-то и нужно взять живым или мертвым, все равно. Как? Пока не знаю.

Алекс выдержал паузу, ожидая от штаб-капитана каких-либо предложений, но тот предпочел отмолчаться. Ну что же, если сам не знаешь что нужно предпринять, то всегда можно предоставить подчиненным некоторую свободу действий.

— В роте Смирко большие потери?

— Потери еще не уточнили, но думаю, активных штыков шесть-семь десятков наберется.

— Черт, мало! Выдели ему еще одну роту и пусть сам думает, как ему до Озчелика добраться, он в этом деле дока.

— Слушаюсь, господин полковник!

Очень не хотелось бы упустить Озчелика-пашу. Пленение или гибель вражеского командующего не только нарушали управление войсками противника, но и деморализовывали рядовых солдат ничуть не меньше, чем падение Камы. Дальнейшее освобождение Южной Себрии в этом случае пройдет быстрее и с меньшими потерями. Ко всем этим соображениям в немалой степени примешивался мотив личной мести. В первый раз он Озчелика сам отпустил, во второй тому удалось сбежать, бросив своих солдат, в третий раз он уйти не должен.

Озадачив подчиненных решением этой задачи, полковник Барти занялся другими, а их набиралось немало. В первую очередь надо было срочно собрать и эвакуировать раненых, ночной мороз добьет их куда вернее, чем удар штыком. Во-вторых, требовалось привести в порядок потрепанные и смешавшиеся в ходе штурма части и подразделения, заодно уточнив понесенные в ходе штурма потери. При этом, задачу выкурить османийцев из подземных сооружений Ападагпара тоже никто не отменял. Всех солдат требовалось накормить, где-то разместить, дав возможность отдохнуть перед завтрашним штурмом и наскрести по тылам хоть какое-нибудь пополнение для частей первой линии. Также требовалось собрать брошенное оружие и боеприпасы, подсчитать трофеи… Всего не перечислишь.

И только мертвые могли подождать пару дней. Ими займутся потом, когда поднимут над старой цитаделью себрийский флаг, отметят победу и помянут погибших, проспятся и похмеляться, ужаснутся количеству погибших товарищей и начнут копать для них братские могилы. Это жарким летом мертвое тело начинает пованивать уже через двое суток, а зимой можно и подождать, хотя перетаскивать промерзший труп тоже приятного мало.

Неподалеку гулко ухнула пушка. Штаб-капитан Гараев со своими артиллеристами перетащил на южный склон горы старую бронзовую пушку на крепостном лафете и начал обстрел Камы. Пока расчет возился с заряжанием дульнозарядного мастодонта, покрытого зеленоватой патиной, Алекс попытался разобрать отлитые на стволе вензеля. Пушка оказалась бритунийской двадцатичетырехфунтовкой, видимо, снятой с нижнего дека какого-то линейного корабля.

— Да ей же больше ста лет!

— Так точно, господин полковник, больше, — подтвердил Гараев. — Те, что поновее — чугунные, из них стрелять поостереглись, да и более тяжелые они. А к этой к тому же боеприпасов достаточно много.

Расчет метнулся от орудия, фейерверкер проверил примитивный прицел и поднес пальник к запальному отверстию. Сначала пыхнул порох на полке, затем из ствола с грохотом вылетел клуб плотного белого дыма, пушка неожиданно резво прыгнула назад. Пока расчет накатывал орудие в исходное положение, Алекс успел увидеть, как разлеталась в стороны черепица одной из крыш.

— Чем стреляете?

— Тем, что нашли — ядрами.

— А бомбы есть?

— Есть немного, господин полковник, я их решил до завтрашнего штурма приберечь.

— Стреляйте бомбами, — разрешил полковник, — чего их беречь, может, завтра никакого штурма и не будет.

Очень хотелось бы в это верить, но готовиться нужно было к худшему. И подготовка эта заняла почти всю ночь. С наступлением темноты Кама погрузилась в полную темноту. Со стороны осаждающих горели костры, перекликались часовые, ржали лошади и скрипели многочисленные телеги с фурами. В городе не горело ни единого огонька, казалось, там не осталось ничего живого, даже кошек с собаками.

— Как думаешь, Мартош, уйдут османийцы?

— Уйдут, господин полковник, но не все. Все одно штурмовать придется.

— Умеешь ты настроение поднять прорицатель. Ладно, показывай что принес.

Предложенный начальником штаба план взятия Камы и старой цитадели тактическими изысками не блистал. Да они и не требовались, серьезного сопротивления от противника никто не ожидал.

— А пушки зачем?

— Сегодня, точнее вчера, при штурме Ападагпара они очень пригодились, вот я и подумал…

Тащить артиллерию на узкие городские улочки представлялось излишней и не самой удачной затеей. С другой стороны, если встретится очаг сопротивления, то они могут и пригодиться. Личный опыт Алекса говорил о том же.

— Ладно, пусть будут.

Алекс широким росчерком пера утвердил план.

— Пишите приказ, Мартош.

Под самое утро удалось перехватить пару часов сна в палатке, где вода так и норовила замерзнуть за ночь. Казалось, только лег и закрыл глаза, а тебя уже бесцеремонно расталкивают.

— Господин полковник, пора!

Снаружи еще темно, но жизнь в себрийском лагере уже кипит. В воздухе словно разлито напряженное ожидание, всем хочется скорее закончить дело, хотя до его окончания дожить удастся не всем. В штабной палатке подполковник Мартош бодр и деятелен, только покрасневшие глаза и отросшая за день седая щетина свидетельствуют о бессонной ночи.

— Через час будет достаточно светло для начала штурма, начинаем формировать колонны.

— Формируйте, — согласно кивнул Алекс.

— Может, парламентеров пошлем? — предложил начальник штаба. — Предложим капитуляцию.

— Нет, не стоит, — отверг предложение полковник, — если бы они хотели сдаться, уже давно бы сделали это.

Пока все шло вроде само собой, вмешательства командующего не требовалось. И чего тогда подняли так рано? Зато начальник штаба чувствовал себя в своей стихии, лихо раздавая указания. Хоть и очень не хотелось выходить наружу, где бал правили утренний ветер и резкий порывистый ветер с гор, полковник заставил себя сделать это. Небо на востоке уже начало светлеть, зато Кама в предрассветных сумерках казалась большим черным пятном у подножия гор. Мимо саперы тащили штурмовые лестницы. Прихватив с собой бинокль, Алекс начал подниматься на Ападагпар, пока штурмовые колонны не доберутся до городской стены, отсюда обзор будет наилучшим.

У старой пушки суетились артиллеристы штаб-капитана Гараева во главе с ним самим. Подтаскивали и горкой складывали тяжелые чугунные ядра. Заметив подошедшее начальство, вытянулись без особого усердия.

— Здравия желаем, господин полковник!

— Здравия желаю! Вольно, продолжайте.

Пока батарейцы продолжали заниматься своим делом, полковник поставил задачу их командиру.

— Надо сделать пару проломов в стенах.

— Сделаем, господин полковник, — заверил его Гараев, — стена старая, ветхая трех-четырех попаданий не выдержит.

— Сколько времени вам потребуется.

— За час управимся.

Со вчерашнего дня артиллеристы неплохо научились обращаться с непривычным для них орудием. Споро пробанили ствол, зарядили, фейерверкер навел пушку, подкручивая вертикальный винт.

— Огонь!

Сколь не ожидаем был выстрел, а от его грохота Алекс невольно вздрогнул, уж очень громким он получился. Расчет дружно накатил тяжелую пушку, облепив ее подобно муравьям. Полковник же проследил за полетом выпущенного ядра. Не долетев каких-то полсотни шагов до стены, чугунный снаряд поднял фонтан мерзлой земли и снега, отскочив, долетел-таки до стены, но растеряв уже энергию, серьезного урона причинить ей не смог.

— Выше бери!

На повторное заряжание потребовалось не более двух минут. Подкрутив винт, фейерверкер взялся за дымящийся пальник.

— Огонь!

Этот выстрел был куда более удачным, в бинокль хорошо был виден разлет камней в месте попадания ядра.

— Так стрелять!

Пристрелявшись, артиллеристы штаб-капитана Гараева на первый пролом затратили не более четверти часа. Затем, довернув орудие вправо, принялись ломать стену в другом месте. На этот раз на пристрелку им потребовалось целых четыре выстрела, да и сокрушить дикий камень стены получилось не вдруг, попался довольно прочный участок. Но в обозначенный срок они уложились с запасом.

— Готово, господин полковник!

Расчету нелегко далось поддержание столь высокого для этого типа орудий темпа стрельбы, запыхались и вспотели, несмотря на утренний мороз. Алекс решил подбодрить их, заслужили.

— Хорошо сработано, молодцы! Благодарю за службу!

Батарейцы ответили дружным, хорошо отработанным.

— Рады стараться, господин полковник!

А у подножия горы уже заканчивалось формирование двух штурмовых колонн. Привлеченные присутствием командующего и хорошим обзором на поле предстоящего боя, подтянулись штабные чины, посыльные для связи с командирами колонн.

— Разрешите начинать, господин полковник?

Алекс взглянул на часы, действительно, время подошло к оговоренному и уже достаточно светло. Пора уже поставить точку в этом затянувшемся штурме Камы. Сам город по-прежнему безмолвствовал. Даже артиллерийский обстрел и два за короткое время проделанных пролома в оборонительной стене не пробудили его защитников. Через тонкую имперскую шинель, не приспособленную к здешним ветрам и морозам, выдувало последние капли тепла. Поежившись то ли от холода, то ли от нервного напряжения полковник разрешил.

— Начинайте, Мартош.

Ощетинившись примкнутыми штыками и взвалив на себя штурмовые лестницы, обе колонны двинулись к городской стене. Левая под командованием штаб-капитана Крыдлова, состоящая из солдат «Свободной Себрии» и руоссийских добровольцев шла молча. Правой командовал полковник Симовович. Его колонна, сформированная из коалиционных частей, численно заметно превосходила левую и двигалась под барабанный бой. Приданные пехоте пушки пока передвигались на конной тяге.

Столь явное намерение осаждавших взять Каму вынудило гарнизон города начать наконец-то действовать. Поверх стены началась какая-то суета. Кроме того, проломы в стене попытались завалить всяким мусором. Пришлось напомнить подчиненным об их обязанностях.

— Штаб-капитан Гараев, почему противник восстанавливает стену, а вы спите?!

— Виноват, господин полковник, сейчас исправим!

Первое ядро пролетело выше, зато второе, словно компенсируя промах, угодило точно в завал и почти полностью снесло его.

— Отличный выстрел, господин штаб-капитан!

— Так точно, господин полковник! Сейчас и второй расчистим.

Перехвалил, на баррикаду во втором проломе артиллеристы потратили целых пять ядер, после чего, противник, осознав тщетность своих попыток завалить проходы, перешел к другим методам противодействия. Над стеной поплыли облачка белого дыма, ветер донес до склонов Ападагпара трескотню винтовочных выстрелов. Головы обеих колонн на глазах начали расползаться, разреживая строй, артиллеристы сняли орудия с передков и развернули их.

— Штурмовые колонны слишком уязвимы для современных дальнобойных и скорострельных винтовок. Надо придумать что-нибудь другое.

— Всегда так поступали, — возразил подполковник Мартош.

— Если бы не слабость противника, наши колонны до стены не дошли. Оружие изменилась, а тактика застыла на уровне вековой давности.

Дальнейшую дискуссию прервали орудийные выстрелы — полковая и горная артиллерия себрийцев начала поддерживать штурмующих. Результат не замедлил сказаться, клубов порохового дыма над стеной стало заметно меньше. Себрийцы же, наоборот, приободрились, быстро преодолев предполье, колонны устремились к проломам в стенах. После минутной задержки, вызванной преодолением остатков баррикад, себрийцы начали вливаться в город.

— Все отсюда мы больше ничего не увидим. Мартош, прикажите резерву выдвигаться к городским воротам. Я — в Каму, организую на ворота комбинированную атаку.

Это пехота может обойтись проломами в стене и заплывшие, заваленные мусором рвы ей не помеха, а пушки куда удобнее закатывать в город по нормальной дороге через ворота. К ближайшему пролому удалось добраться почти без помех, ворвавшиеся в Кму себрийцы захватили достаточно протяженный участок городских стен, чтобы стрельба по двум всадникам была хоть сколько-нибудь прицельной. Да и оставшаяся снаружи артиллерия не безмолвствовала.

Штаб-капитан Крыдлов отыскался на втором этаже каменного дома, стоявшего возле самой стены. Крыша его была снесена попаданием бомбы, и только торчавшие в проломе остатки балок и стропил мешали видеть сквозь него небо. Отсюда офицер пытался руководить действиями своих подчиненных, но сложившаяся обстановка этому не способствовала. Кривые узкие улочки османийцы перегородили многочисленными баррикадами, медленно отступали, цепляясь за каждую. Бои распались на множество мелких схваток, где численное преимущество наступавших себрийцев теряло свое значение. Дальнейшее продвижение штурмующих определялось инициативой ротных и взводных командиров, потери личного состава продолжали расти.

— Господин полковник, регулярных войск в городе почти нет, зато много местных башибузуков. Дерутся отчаянно, только с патронами у них, похоже, проблемы. Норовят подпустить поближе и сойтись врукопашную.

— Только это нас и спасает, — проворчал себе под нос Алекс. — Сделаем так, отдайте приказ о приостановке штурма, закрепляйтесь на достигнутых позициях. Через четверть часа резерв начнет штурм городских ворот. Выдвигайте две роты к воротам вдоль стены, постарайтесь атаковать одновременно. Закатим в город пушки, тогда и пойдем вперед.

— Будет исполнено, господин полковник!

Штурм ворот дался неожиданно легко, оборонявшие их османийцы не горели желанием защищать внешнюю стену, угроза быть зажатыми с двух сторон вынудила их быстро отступить вглубь Камы. Еще полчаса ушло на открытие створок и расчистку пути для артиллерии. Как только на улицах загремели пушечные выстрелы, продвижение штурмующих заметно ускорилось. Гранатами себрийцы сносили уличные баррикады, а картечь быстро отбила башибузукам стремление контратаковать с короткой дистанции большими массами.

Оценив ситуацию, сложившуюся в городе к двум часам после полудня, Алекс приказал.

— Постарайтесь обойти их слева и отрезать от цитадели. Если они там закрепятся, до вечера с Камой точно не управимся.

Еще через час, усилив нажим на левом фланге, себрийцы вышли к воротам старой цитадели. Послужило ли это сигналом, или дух обороняющихся был к этому времени сломлен, а возможности к сопротивлению исчерпаны, но османийцы начали вдруг повсеместный отход, быстро переросший в беспорядочное бегство. Еще полчаса тому назад эти же самые люди отчаянно защищали свои дома от стародавнего и безжалостного врага, а потом без явно видимой причины неожиданно побежали, теряя при этом куда больше, чем при обороне.

Когда эта весть дошла до импровизированного штаба, штаб-капитан Крыдлов прокомментировал ее следующими словами.

— Вот так всегда у них — то дерутся, как черти, то бегут, как зайцы. И никогда не поймешь, когда и по какой причине это случиться.

Полковник Барти к этой новости отнесся весьма прагматично.

— Кавалерии преследовать османийцев! Пусть хоть немного разомнутся, да пороху понюхают, а то совсем застоялись эти пандуры.

После падения жилой части Камы судьба старой цитадели была предрешена. Древняя крепость несколько возвышалась над городом своими обветшавшими стенами. Когда-то между ними и ближайшими домами было изрядное расстояние в полет стрелы, но со временем, дорогую землю застроили и каменные строения подступили к ним вплотную. Даже ров крепостной засыпали, чтобы горожанам не мешал. Теперь эта вековая беспечность должна была дорого обойтись гарнизону. В отличие от остальной Камы, цитадель защищала регулярная пехота. В отличие от своих иррегулярных собратьев, они не сбежали, хотя и понимали полную бесполезность дальнейшего сопротивления. И крепость старая, и численность гарнизона недостаточная для ее защиты. И тем не менее, они остались.

— Выкатывайте пушки к воротам!

Старые стены были рассчитаны на лучников, позднее к ним добавили несколько тюфяков, ныне уже абсолютно безвредных, а потому, себрийские артиллеристы могли действовать почти безбоязненно. Потребовалось пара минут и пять четырехфунтовых гранат, чтобы снести крепостные ворота.

— Прикажите атаковать, господин полковник!

— Отставить!

Неожиданно, даже для самого себя, Алекс принял другое решение.

— Пошлем парламентера. Эти храбрецы приготовились умереть, а мы дадим им надежду на жизнь, глядишь, они и сломаются. Прекратить огонь!

Еще с четверть часа ушло на прекращение стрельбы с обеих сторон, после чего, взяв с собой толмача и Драгана для несения белого флага, полковник направился к воротам. Из них вышли трое османийцев с таким же флагом над головой. Встретились обе делегации всего в паре саженей от въезда в цитадель.

— Полковник Барти, — представился Алекс.

— Юстегмен Гюнеш, — назвал себя старший из османийцев.

Звание, прямо скажем, невеликое.

— Неужели в крепости не осталось ни одного старшего офицера?

— Нет, — перевел ответ османийца толмач, — все уехали прошлой ночью. Сейчас он комендант цитадели.

Сбежали, значит, а этого несчастного лейтенанта бросили умирать. Держится он хорошо, но на фанатика не похож, может, и получится уговорить его сдать цитадель без боя.

— Я предлагаю вам почетную капитуляцию на самых гуманных условиях. Вы можете уйти из Камы с оружием и знаменем. Слово полковника Барти.

То, как дернулся юстегмен выслушав толмача, выдало его — приговорившему себя к смерти предложили жизнь. Просто так он, однако, не сдался.

— У нас нет знамени. И я должен выслушать решение своих подчиненных.

— У вас есть на это полчаса.

На этом парламентеры разошлись, вернувшись к своим позициям. Ровно тридцать минут спустя, и ни минутой раньше над воротами старой цитадели повис белый флаг.

— Рисковый парень этот юстегмен Гюнеш, заметил Крыдлов, — еще одна минута и…

Из цитадели вышло не больше шести десятков аскеров. Увидев столь малое число оставшихся защитников цитадели, полковник Симовович выругался от досады.

— И стоило ради этого переговоры затевать?!

— Я дал им слово, — напомнил присутствующим Алекс, — пусть уходят.

Двор цитадели встретил победителей копотью и вонью гари от вчерашнего пожара. Посреди двора громоздились две почерневшие мортиры, поврежденные к тому же близкими взрывами собственных бомб.

— Ну что же, господа офицеры, — подвел итог Алекс, — дело сделано, Кама взята!

Слова эти, услышанные не только офицерами, но и солдатами дали им повод для радостного ликования. Волна всеобщей эйфории прокатилась от ворот цитадели до самого себрийского лагеря. И повод для этого был — с падением Камы вся Себрия освобождалась от многовекового османийского владычества. Нет, еще оставался Крешов и ряд приграничных территорий, но главное было сделано — опора османийцев в Южной Себрии пала. Кто-то от избытка чувств начал палить в воздух, его инициатива тут же была подхвачена остальными.

— Хватит зря патроны жечь, — попытался охладить всеобщий пыл полковник Барти, — займитесь своими частями, господа офицеры!

Лишь только час спустя ликовавших себрийских солдат удалось призвать к порядку. Несмотря на успех штурма и полную очистку Камы от османийских войск и башибузуков, предстояло сделать еще очень много неотложных дел: собрать и оказать первую помощь раненым, уточнить потери, собрать и учесть трофейное оружие и прочие трофеи, озаботиться размещением войск на ночевку.

К вечеру, когда с делами, казалось, все было закончено, и полковник решил что имеет полное право компенсировать себе прошлую, почти бессонную ночь, неожиданно прибыл еще один посыльный себриец, явно из четников.

— Там это, Смирко вернулся! С добычей!

В обеих вернувшихся ротах едва насчитывалось полторы сотни штыков, и не понять было, изначально они ушли в таком составе или понесли потери прошлой ночью. Там и тут солдатский строй белел грязноватыми, окровавленными повязками. Добычей же оказались полтора десятка пленных османийцев, как военных, так и в партикулярном. С первого взгляда видно было — явно не рядовые османийцы и не простые обыватели. Похоже, Смирко таки удалось перехватить камскую верхушку. Жирные гуси, причем, некоторые в прямом смысле этого слова. Вот только ни Озчелика, ни самого паши среди них не было. После доклада ротного командира, полковник задал волновавший его вопрос.

— Озчелик ушел?

— Никак нет, господин полковник!

По знаку Смирко один из солдат притащил мешок, в котором лежало нечто, похожее на пушечное ядро, хотя и не такое тяжелое.

— Показывай!

Из мешка на снег, прямо под ноги Алексу, выкатилась отрубленная голова.

— Ты это зачем сюда притащил?

— Так не целиком же его везти! Эти, — Смирко ткнул пальцем в пленных, — сказали, что это Озчелик и есть, но я подумал — лучше тебе взглянуть самому.

Алекс носком сапога перевернул голову лицом вверх. С трудом, но узнать можно. Радости от свершившейся мести не было, все чувства притупила сильнейшая усталость.

— Он это. А паша?

— С ними его не было, он еще до начала штурма сбежал. Что с пленными делать?

— Заприте где-нибудь.

— Выкуп возьмем? — оживился Смирко.

— И когда же ты от своих старых замашек избавишься? — покачал головой Алекс. Выкуп брать не будем, на своих пленных поменяем, если они у османийцев окажуться. Ладно, отдыхайте, я, пожалуй, тоже пойду.

Среди захваченных Смирко пленных, к удивлению Алекса, обнаружился настоящий бритуниец. Наглый светловолосый тип в партикулярном, не говорящий ни на одном из языков, кроме своего родного. Увидев, что себрийский командующий собирается уходить, иноземец начал что-то возмущенно лопотать и сделал попытку подойти, но был остановлен охранявшими пленных солдатами. С трудом вспоминая давно забытые слова, полковник хмуро поинтересовался.

— Кто ты такой?

В ответ, подданный островной империи разразился длинной возмущенной тирадой, в которой Алекс уловил только пару знакомых слов. Пришлось опять напрягать память.

— У тебя есть документы.

Документы у белобрысого нашлись. Паспорт с геральдическим львом на обложке, какие-то письма на бритунийском, видимо, рекомендательные… А вот это интересно. Бумага шикарная, вся в тончайших узорах и даже печать имеется. Полковник попытался вникнуть в содержание, с трудом разбирая написанное.

— Так вы корреспондент «Лондонер трибьюн»?!

— Йес, — невозмутимо подтвердил догадку белобрысый, — Джин Фэрпэй, корреспондент «Лондонер трибьюн».

Тут же присутствовавший Смирко изумился.

— И как же он тут работать собирался, если ни османийского, ни себрийского не знает?

Алекс отвел четника в сторону.

— А ты уверен, что не знает? Вон, как глазки забегали. Кроме документов, блокноты или другие бумаги при нем были?

— Нет, — отрицательно покачал головой себриец, — других не было. У него вообще больше ничего не было, налегке драпанул.

— А говорит — корреспондент! Только, как бы нам его на чистую воду вывести? Бумаги у него железные, на подделку не похожи, если просто так его пристрелим — скандал может быть грандиозным. Знаешь что, приведи-ка сюда кого-нибудь из пленных османийцев. Только из тех, кого мы еще вчера взяли, и не рядового, а офицера какого или унтера, покажи ему этого бритунийца и спроси кто это.

— Будет исполнено, командир!

Вернулся Смирко не позднее, чем через четверть часа. Судя по его сияющей физиономии задумка удалась полностью.

— Ты знаешь, как его пленный унтер назвал?

— Ну и как же?

— «Кэптэн Фэрпэй»! Он в Каму прибыл вместе с теми крепостными мортирами, что чуть было, не сорвали нам атаку на Тактамыдаг! Он их установкой руководил, он же потом османийских артиллеристов обучал, но очень быстро сделался советником самого Озчелика-паши! Фактически, он был его правой рукой.

— Все ясно, — прервал четника Алекс, — повесить мерзавца, как бритунийского шпиона! Только пусть Мартош все оформит чин-чинарем. Ну, там трибунал, протокол, приговор и все прочие бумаги, а то потом вони в их через чур свободной прессе не оберешься.

— Сделаем, командир, — заверил его четник.

— А я, пожалуй, спать пойду. Голова не соображает, и ноги едва передвигаются.

Сразу отойти ко сну не получилось, в комнату, где Драган обустроил для Алекса спальное место, ворвался чрезмерно возбужденный подполковник Мартош.

— Господин полковник, бритунийцы нам этого не простят!

— Не нам, а мне! Приговор трибунала мне утверждать, мне и отвечать в случае чего. Или вы боитесь, что бритунийцы пришлют в Каму броненосную эскадру? Не пришлют, даже если их корабли научатся лазать по горам, одним шпионом больше, одним меньше… Выполняйте приказ!

— Слушаюсь, господин полковник!

Казалось, заснул Алекс еще до того, как голова успела коснуться подушки. Еще час спустя одна светлая бритунийская голова оказалась в петле, с бумагами подполковник Мартош управился оперативно, этого у него не отнимешь. Бритунийцев здесь никто не любит, даже османийцы их только терпят из-за спеси и высокомерия. Ну и черт с ним.

Глава 8

— Командир, там к тебе руоссиец пришел.

Поскольку, за последние трое суток выспаться толком так и не удалось, голова соображала неважно, а тут еще Драган с каким-то соотечественником не дал выспаться. С трудом открыв глаза Алекс хмуро поинтересовался.

— Какой еще руоссиец?

— На офицера похож, — предположил себриец.

— И чего он хочет?

— С тобой хочет говорить.

Кто-то из отставников хочет поступить на службу? Тогда почему пришел сюда, с не к Гжешко? С сожалением поняв, что дольше поспать не удастся, придется вставать, Алекс откинул шинель, служившую ему одеялом.

— Скажи, через четверть часа буду.

Ровно пятнадцать минут спустя, слегка освежившись ледяной водой, Алекс встретился с посетителем. Лет сорока, солидный мужчина в длинном пальто с меховым воротником. Выправка военная, Драган не ошибся. Лицо его показалось знакомым, где они уже встречались.

— Ножнин, — представился мужчина, — собственный корреспондент «Руоссийского инвалида».

— Полковник Барти, — отдал долг вежливости Алекс. — Мы, кажется, уже встречались в Войчетуте. Пришли взять интервью для газеты?

— Так точно, встречались, — подтвердил корреспондент, — если это можно назвать встречей. На интервью же не рассчитываю, вы человек чрезвычайно занятой. Только один вопрос.

Это прозвучало очень подозрительно. Проехать тысячи верст, рискуя жизнью добраться до театра боевых действий, с риском получить по морде пробраться добраться до командующего, и все это ради одного только вопроса?! Здесь несомненно был какой-то подвох, но как Алекс не пытался его найти, ничего не получалось, а пауза уже начала затягиваться неприлично долго. На всякий случай, полковник уточнил.

— Один?

— Один, господин полковник, — подтвердил корреспондент.

Не найдя каких-либо приличествующих причин отказать в такой малости, Алекс решил согласиться.

— Хорошо, задавайте, но только один.

Судя по тому, как радостно блеснули глаза господина Ножнина, наживка сработала, осталось только подсечь неосторожную рыбешку.

— Зачем вы здесь, господин полковник?

Алекс уже открыл рот, чтобы ответить, потом прикрыл его обратно. А и в самом деле, зачем? Что им двигало, когда он ехал сюда? Скука? Обида? Жажда мести? Но уж точно не желание прославиться, те более в Руоссийской империи. Однако отвечать что-то надо. Оперативно вооружившийся карандашом и блокнотом корреспондент ждал.

— Ладно, господин Ножнин, ваша взяла, спрашивайте. Только ничего личного и никаких планов на дальнейший ход кампании.

Вопросов у корреспондента было множество, и задавал он их с толком, чувствовалось, что в данной области он отлично разбирается. Увлекшись, невольно Алекс выдал ему все свои накопившиеся за последнее время мысли по тактике пехотных подразделений.

— Нет, штурмовые колонны и густые цепи уходят в прошлое. Шрапнельные гранаты и скорострельные винтовки делают уровень потерь неприемлемым. Некоторые страны уже принимают на вооружение магазинные винтовки, а там уже и до бездымного пороха недалеко.

— Хорошо, — корреспондент торопливо черкал карандашом в своем блокноте, — мне ваши мысли понятны. А что вы думаете о картечницах Гартинга?

— Этот путь мне представляется тупиковым.

Ножнин не смог сдержать эмоции.

— Как?! Все пишут, что эта новинка очень перспективна!

— Этой новинке уже лет десять, а она все никак из перспективных не выйдет. И, похоже, не выйдет уже никогда. Хотя сама идея создания мощного скорострельного стрелкового оружия — хороша, в данном случае исполнение подкачало. Вот если удастся заменить мускульную силу стрелка, на энергию, например, отдачи при выстреле, облегчить оружие и увеличить темп стрельбы…

Ножнин, не выдержав, взмахнул карандашом, как школьный учитель указкой.

— Помилуйте, господин полковник, да куда еще больше-то?! Эдак людей будут косить, как траву, даже ваш разреженный порядок не поможет! Тогда и воевать никто не сможет при таких-то потерях!

— А вот тут вы ошибаетесь, господин Ножнин, человечество будет воевать всегда. Придумают что-нибудь. Пустят по земле паровоз, броней обошьют, пушки поставят, и вперед. А потери… Потери со временем будут расти, и чем дальше, тем больше.

В оппоненте журналист одержал верх над спорщиком, и корреспондент предпочел записать слова собеседника, а не втянуться в спор. Вместо этого он предпочел узнать взгляды полковника на современную артиллерию.

— В бою за Ападагпар вы весьма остроумно применили горные пушки прямо в боевых порядках пехоты в качестве штурмовых. Не скромничайте, господин полковник, это была ваша идея. Даже под землю одну затащили, что в немалой степени способствовало успеху. Как вы думаете, есть у такого применения перспектива.

— Нет, — однозначно отрезал Алекс. — Идея была моя, чего уж там, но это была чистой воды вынужденная импровизация. Будь у нас осадный парк или хотя бы двенадцатифутовые бомбы в достатке, я бы и не подумал тащить пушки в крепость. Даже горные орудия для этого слишком тяжелы.

— А сами крепости, — быстро сменил направление корреспондент, — какую будут играть роль в будущих войнах.

— В них будет очень удобно складировать запасы, и охранять их в мирное время. В военное же время они станут лагерями для вооруженных пленных, если их можно будет обойти…

Ножнин тут подхватил мысль.

— А если нельзя?

— Тогда они будут разрушены осадной артиллерией и взяты штурмом, как Кама.

— То есть вы хотите сказать, что крепостная артиллерия, установленная в капитальных сооружениях, всегда будет проигрывать осадной, укрытой лишь в полевых?

— Да, — подтвердил свои слова полковник, — история знает тому немало примеров. Вот и османийцам крепостные мортиры не помогли отстоять Каму, а они были куда мощнее наших гаубиц.

— Но они отсрочили падение крепости на целые сутки!

— Отсрочили, но не спасли. К тому же пушки не самое главное. Любая крепость будет держаться до тех пор, пока полностью не исчерпана воля к сопротивлению ее гарнизона. Но любая стойкость бессильна против града снарядов, который осадная артиллерия обрушит на осажденную крепость. Это всего лишь вопрос времени и количества доставленных для осады боеприпасов. Если не будет помощи извне, любая крепость рано или поздно падет.

После окончания речи пришлось выждать, пока Ножнин закончит записывать и прокомментирует ее.

— Очень неожиданный и весьма оригинальный взгляд, вот только руоссийский генштаб ее не разделяют, там до сих пор делают ставку на сухопутные крепости, как опорные точки для обороны в будущей войне.

— Ну, им виднее, — пожал плечами Алекс, меня ведь даже…

«В академию не приняли» хотел сказать он, но вовремя прикусил язык. Корреспондент на эту неловкость, казалось, никакого внимания не обратил, однако, беседу пришлось прервать — в дверях появился подполковник Мартош.

— Прошу прощения, господа, очень жаль прерывать вашу беседу, но дело срочное и отлагательства не терпит.

Ножнин быстро распрощался, напоследок выразив надежду на продолжение. Алекс поклялся себе, что больше так глупо не попадется, а скорее, прикажет Драгану сразу гнать журналюг поганой метлой куда подальше.

— Я смотрю, вы становитесь популярным у этой публики, — не скрывая ехидства заметил начальник штаба.

— К чертям собачьим такую популярность!

— А мне показалось — вам понравилось, — продолжил гнуть свою линию угорец. — Я с утра успел свежие газеты глянуть, там вам такие дифирамбы поют: освободительный поход, бравый герой-полковник… И это до них еще известия о взятии Камы не дошли, вот уж тогда такое начнется!

— Отставить, Мартош! У вас действительно что-то срочное или ты просто поболтать зашел?!

— Срочное, но не очень. Албай Сатылмыш появился.

— Появился-таки! Что он делает?

— Стоит.

— Стоит?!

— Да, — невозмутимо подтвердил угорец, — увидел, что Кама пала и остановился. Сейчас, видимо, соображает, что делать дальше. Я уже подготовил приказ о выдвижении наших частей ему навстречу, требуется ваша подпись.

— Бюрократ!

Алекс быстро подмахнул пером поднесенную ему бумагу и, подхватив шинель, метнулся к двери.

— Драган, коня!

День был солнечным, слегка морозным, с верхнего яруса укреплений Ападагпара открывался чудесный вид. Османийский отряд развернулся поперек долины четкими батальонными прямоугольниками. Не окапывались, не выдвигали вперед застрельщиков, даже не сняли с передков имевшуюся у них артиллерию. Полевые четырехфунтовые пушки оставались стоять в обозе.

— А обоз-то у них невелик, — отметил Алекс.

Стоявший рядом штаб-капитан Крыдлов поинтересовался.

— Вы это к чему, господин полковник?

— Они уже больше недели оторваны от баз снабжения, с продовольствием у них сейчас должны быть большие проблемы.

Сомнения албая Сатылмыша были понятны, оказаться отрезанным от Камы накануне решающего сражения, лихорадочно расчистить дорогу и восстановить взорванный мост, гнать солдат форсированным маршем… И все это только для того, чтобы обнаружить крепость уже захваченной неприятелем. Вдобавок ко всему, продовольствия у него осталось на двое-трое суток. Выходит, вперед идти нельзя и назад отступать тоже ничего хорошего.

— А что бы на его месте сделали вы, господин полковник, атаковали?

— Нет, господин штаб капитан, я бросил бы обоз и артиллерию, переправил пехоту по легким мосткам, не дожидаясь ремонта моста на дороге, и успел вернуться в крепость до начала штурма.

— Бросить артиллерию?!

— Понимаю, — склонил голову Алекс, — звучит странно, но подумайте, сильно они сейчас помогут Сатылмышу, даже если он решится атаковать? Кстати, а почему гаубичная батарея до сих пор не на позиции?

— Так ведь у них бомб совсем не осталось!

— Надеюсь, албаю об этом никто сообщить не поспешил! Срочно посыльного на батарею!

Прибытие гаубиц и стало той соломинкой, что склонила весы сомнения албая Сатылмыша в сторону действия. Едва только батарея выехала на позицию и орудия начали снимать с передков, как вражеский строй зашевелился, начал движение.

— Уходят, господин полковник!

— Вижу, что уходят.

А жалко, лучше бы атаковали прямо сейчас, не придется потом выковыривать их из Крешова. Там, конечно, укрепления слабенькие, не чета Камским, но своей крови при штурме возьмут.

— Самое время сейчас атаковать.

А это кто тут такой умный выискался? Полковник Симовович. После гибели генерала Гарича полковник, как самый старший из войчетутских офицеров, фактически занял его место, хоть никаких официальных приказов на этот счет отдано не было.

— Если хотите, господин полковник, то можете взять свой полк и попытать счастья. Разрешаю!

Себриец бросил на Алекса не самый приязненный взгляд.

— Благодарю покорно, господин полковник, воздержусь.

Ну вот, нажил себе еще одного недоброжелателя, а всего-то и стоило, что язык придержать. Генерал Гарич был мужик суровый и прямой, как кавалерийский палаш, он бы камня за пазухой держать не стал, сразу этим камнем и врезал, а этот может. И ведь по большому счету Симовович прав — самое время атаковать начавших отход османийцев, смешать их строй, обратить в бегство, на плечах неприятеля захватить им же отремонтированный мост… Мечты, мечты. И пусть на стороне себрийцев сейчас трехкратное превосходство в живой силе, после трехдневного штурма все выдохлись, и солдаты и офицеры. К гаубицам осталась только картечь, к остальным пушкам гранат — кот наплакал. Потери в личном составе не восполнены, лазареты, наоборот, переполнены, раненых только-только начали вывозить. На один короткий бой сил еще хватит, но с наступлением на Крешов придется обождать.

— Штаб-капитан Крыдлов!

— Я, господин полковник!

— Отправьте разведку следом за османийцами, пусть проследят за их отходом. Особенно меня интересует мост.

— Будет исполнено, господин полковник!

Будет. «А Горанович так до сих пор и не вернулся, самое время начинать тревожиться». Обратно в дом, занятый Мартошем под штаб коалиционных сил Алекс вернулся в несколько более бодром состоянии и куда лучшем расположении духа. Слегка покачиваясь в седле, он придумал совсем недурственный, как ему представлялось, план по взятию Крешова и окончательному освобождению Южной Себрии.

— Мартош, карту!

Угорец, пока раскладывал на столе большую склейку из нескольких листов, поинтересовался ходом визита албая Сатылмыша к Каме.

— Ушел, — просветил его Алекс, — даже в перестрелку вступать не стал.

— Этого и следовало ожидать, — произнес подполковник чуть менторским тоном, — я потому и смотреть на него не поехал.

Такой камешек в огород оставлять безнаказанным нельзя.

— Умный, да? А скажи-ка мне «академик», как ты Крешов брать думаешь?

— Крешов брать придется вам, господин полковник. Вы у нас командующий коалиционными силами, — вывернулся Мартош.

— Хорошо, что напомнил. Вот как командующий я и приказываю тебе, начальнику штаба, разработать план по взятию Крешова. Общий замысел есть?

— Так точно, господин полковник!

— Излагай, только коротко.

— Преследуем отряд албая Сатылмыша до самого Крешова, там к нам присоединятся три батальона княжества Ясновского, которые сейчас стерегут границу. Потом дожидаемся подхода артиллерии, затем бомбардировка и штурм!

Мартош столь решительно ткнул в карту остро отточенным карандашом, что проделал в ней дырку на месте обозначения Крешова.

— Дай сюда!

Алекс забрал карандаш, склонился над картой и после недолгого ее рассматривания указал на другую дорогу, идущую южнее.

— А если пойти по этой?

— Там крюк в полсотни лишних верст!

— Когда-то я уже слышал нечто подобное, — наморщил лоб полковник. — Пусть так, зато на ней не будет Сатылмыша. Отступая, албай взорвет все мосты, спустит на дорогу все, какие только сможет, камнепады, а его аскеры, как саранча, сожрут все съедобное в округе. Ну и засады для нас он постарается устроить. К тому же, выйдя к Крешову с южной стороны, мы не только соединимся с ясновцами, но и полностью блокируем сообщение османийцев с внутренними районами империи.

После недолгого раздумья угорец высказал свое возражение.

— Нам потребуется два лишних суточных перехода, и мы не знаем состояния этой дороги.

— Все равно албая не догоним. Солдатам нужно дать отдых после штурма и транспорт с бомбами для гаубиц раньше, чем через два дня не прибудет. Потому, и торопиться не будем. Найди проводников, вышли конную разведку пусть проверят дорогу на глубину хотя бы двух суточных переходов. Когда разведка вернется, тогда и будем решать.

После полученных указаний, Мартошу осталось только заученно щелкнуть каблуками до блеска начищенных сапог.

— Будет исполнено, господин полковник!

Уже на выходе Алекс обернулся.

— Если появится Горанович или кто-то из его группы — доложить мне немедленно.

— Слушаюсь, господин полковник!

Сердце вдруг как-то защемило. Уж не предчувствие ли близкой беды.

Первыми вернулись разведчики, высланные штаб-капитаном Крыдловым. Как и ожидалось, албай Сатылмыш ушел на другую сторону ущелья, спалив за собой им же построенный временный деревянный мост.

— Пытались мы к остаткам моста подойти, — продолжил доклад немолодой уже, кряжистый унтер-офицер из руоссийских добровольцев, — да нас с той стороны обстреляли. Издалека, неточно, потому и обошлось, никого не потеряли.

Выходит, засады крупными силами албай устраивать не стал, но за местом возможной переправы приглядывал, что было вполне разумно с его стороны.

— Не будем разочаровывать Сатылмыша, — принял решение полковник. — Мартош, направьте туда две роты — пехотную и саперную. Пусть отгонят османийцев и начинают ремонт моста.

Вторая новость была хоть и ожидаемой, но куда более горькой. Принесший ее Смирко стянул с головы шапку с крестом.

— Горанович погиб.

Его примеру последовали все присутствующие, и только после минутной паузы Алекс задал короткий вопрос.

— Как?

Отвечать пришлось по самые брови заросшему густой черной бородой себрийцу.

— Фитиль подвел. Мы мост хотели взорвать вместе с османийцами, а фитиль погас, когда до заряда меньше фута осталось. Так он подобрался и второй раз его поджог. Бежать даже и не пытался. Так вместе с мостом и…

— Хороший человек был, надежный. Как жил, так и умер. Помянуть его надо. Народу за последнюю неделю много легло, всех не помянешь, а его надо.

С этими словами молча согласились все.

Следующее утро порадовало отсутствием похмелья и известиями о том, что транспорт с двенадцатифунтовыми бомбами прибудет вовремя. В полдень полковник Барти собрал в штабе совещание для выработки плана дальнейших действий.

— Мост для переправы тяжелых гаубиц и фургонов с бомбами будет готов через двое суток, — доложил саперный майор. — Мы делаем все, что можем, но строевого леса в округе нет, каждое бревно приходится доставлять через полтора десятка верст.

— Все ясно, господин майор, можете сесть, — разрешил Алекс. — Транспорт с бомбами прибывает завтра, разведка с южного направления вернулась, дорога вполне проходима, противника они не встретили. Операцию можно начинать, осталось только определиться с выделяемыми на нее силами и основной дорогой для движения к Крешову, северная или южная? Прошу высказываться, господа офицеры.

Если с силами для операции определились быстро, то по направлению движения возникла острейшая дискуссия. Полковник Барти и штаб-капитан Крыдлов ратовали за южную дорогу, княжеские офицеры во главе с полковником Симововичем за северную. Мартош, аки мудрый змей, свое мнение придерживал, не отдавая предпочтения ни одной из сторон. Видя, что дискуссия зашла в тупик, Алекс решился предложить компромиссный вариант.

— Хорошо, в таком случае, предлагаю разделить силы. Сформируем два отряда. В первый включим силы «Свободной Себрии», саперную роту и гаубичную батарею. Этот отряд я возглавлю лично, и пойдет он по южной дороге. Все оставшиеся силы войдут в отряд полковника Симововича, которому достается северная дорога. Есть возражения, господа офицеры?

За всех ответил новоназначенный командиром отряда Симовович.

— Никак нет, господин полковник!

— В таком случае, первый отряд выступает завтра, как только прибудет транспорт с боеприпасами. Второй отряд выдвигается послезавтра, когда будет готов мост. Мартош, готовьте приказ! Штаб-капитану Крыдлову остаться, остальные господа офицеры свободны!

Когда они остались вдвоем, полковник поднялся на ноги, жестом показал Крыдлову оставаться на месте, подошел к окну. В это время княжеские офицеры вышли из штаба. Глядя им вслед, Алекс произнес.

— Чем явственнее виден успех кампании, тем более строптивыми они становятся. Генерал Гарич очень не вовремя погиб. А этот полковник с непомерным самомнением вполне может нагадить нам под конец всей кампании.

— Тогда зачем вы доверили ему самостоятельное командование отрядом?

— Пусть почувствует себя в моей шкуре, — злорадно скривился Алекс. — До сих пор он был лишь первым среди равных, а теперь он формально стал начальником над теми, кто считает себя ничуть не менее достойным занять его место.

— Как бы эта свара не повредила общему делу, — высказал свои опасения штаб-капитан.

— Отданных по его командование сил недостаточно для того, чтобы наделать глупостей. Именно поэтому я и гаубичную батарею себе забрал. Да и албай Сатылмыш с него спесь хоть немного да собьет. Мы же попробуем выйти к Крешову первыми, вдруг удастся добиться внезапности.

— А если не получится?

— Рисковать не станем, дождемся Симововича и начнем штурм.

На следующий день с выступлением пришлось задержаться на два с лишним часа, в связи с поздним прибытием транспорта с боеприпасами. К тому же в этом транспорте устали и люди и лошади. В Каме они рассчитывали на отдых, а их огорошили приказом без малейшего перерыва двигаться дальше в шестидневный, как минимум, поход. Полковник Барти уже начал было подумывать о крайних мерах для подавления недовольства обозников, но обошлось, подполковник Ясновский убедил своих солдат двигаться дальше. Он же настоял на своем присутствии в отряде Алекса.

— Мне надоело ошиваться по тылам, как какому-нибудь паршивому интенданту, — решительно заявил он, — да и с обозниками я смогу поладить куда лучше вашего!

Последнее оспорить было трудно, пришлось согласиться.

Первые три дня марша особых хлопот не доставили. За сутки удавалось проходить двадцать пять — тридцать верст, что даже несколько превышало расчетную скорость передвижения по горам. Несколько встретившихся по дороге селений были пусты. Местные жители покинули их, не рассчитывая на милость победителей. Противник свое присутствие обозначал небольшими кавалерийскими разъездами башибузуков. Несколько раз они издалека обстреливали передовой дозор, но от серьезного боя уклонялись.

В полдень четвертого дня марша колонна уперлась в разрушенный башибузуками мост. Вроде, и ущелье не широко, а на раз не перескочишь, подходы к мосту узкие, просматриваются меньше, чем на версту.

— Не нравится мне это место, — сходу заявил Смирко, — думаю, засада нас ждет.

В этих делах у четника опыт имелся не малый, потому, к его словам стоило прислушаться.

— Пошли своих людей на ту сторону, — распорядился полковник, — пусть проверят ближние вершины, а самое главное, заглянут вон за тот отрог.

— Будет сделано, командир, — уже привычно взял под козырек себриец.

— И когда я только научу тебя по уставу отвечать!

Неожиданно вместе с разведкой запросился штаб-капитан Гараев.

— Хочу попробовать корректировать стрельбу с закрытой позиции с помощью разработанной мной системы флажных сигналов.

Алексу пришлось категорически отказать ему.

— Во время вылазки всякое может случиться, а с одной рукой вы не сможете даже за себя постоять. Таланты же ваши будут чрезвычайно востребованы во время штурма Крешова. Потому, участие — запрещаю! Пошлите кого-нибудь из офицеров своей батареи.

— Но, господин полковник…

— Господин штаб-капитан, потрудитесь исполнить приказание!

Вышло очень уж неловко. Еще более неожиданным стало желание подполковника Ясновского пойти вместо командира батареи. Пришлось отказать и этому.

— Ваш сиятельный дядюшка ни за что не простит мне какой-либо случайности с вами. Я же, со своей стороны, не могу допустить малейшего риска срыва поставки бомб для гаубиц, ибо все остальные наши аргументы против укреплений Крешова выглядят довольно жалко.

После таких формулировок Ясновский не сразу нашелся что ответить, а когда сообразил, было уже поздно — разведка переправилась на другую сторону.

Одно из самых трудных и утомительных занятий — ждать результата в деле, в котором от тебя ничего не зависит. Время замедляется, стрелки часов замирают. Алекс захлопнул крышку часов в десятый раз за последние четверть часа.

— Долго еще?

Подполковник оторвался от видавшей виды подзорной трубы, не иначе, фамильной реликвии рода князей Ясновских.

— Минут через десять будут на вершине, господин полковник.

Десять минут — почти целая вечность, но тут провидение сжалилось над Алексом.

— Стреляют!

Все тут же схватились за оптику, у кого какая была. Над склоном одной из вершин ветер разгонял белые облачка сгоревшего пороха. Самой стрельбы, за дальностью действия, неподходящем направлении ветра и близкого шума от множества людей поблизости, слышно не было.

— Стреляют редко, судя по этому там у башибузуков всего лишь наблюдательный пункт, — высказал свое мнение подполковник Ясновский.

— Наших разведчиков больше, должны справиться, — предположил штаб-капитан Крыдлов.

Так и произошло, четверть часа спустя перестрелка прекратилась, зато с вершины кто-то начал махать флагами. Мгновенно оживился командир гаубичной батареи.

— Господин полковник, противник обнаружен! Разрешите открыть огонь!

Жуть как не хотелось тратить с таким трудом добытые бомбы не на укрепления Крешова, а в полевом бою. Скрепя сердце, Алекс разрешил.

— Действуйте, господин штаб-капитан!

Придуманный Гараевым метод корректировки стрельбы оказался еще более медленным, чем передача команд голосом. Но на таком расстоянии ничего иного предпринять было нельзя. В результате, стреляли одним только орудием со средней скорострельностью где-то три раза за две минуты. За десять минут было выпущено полтора десятка бомб, после чего стрельба была прекращена. Прибывший от разведчиков посыльный, доложил.

— Башибузуков было тысячи три, уже верхами. После того, как под обстрел попали — ушли, даже нас с горы прогнать не пытались.

— Потери, у них какие?

Молодой себриец в черном полушубке и мохнатой шапке, поправил на плече трофейную винтовку и принялся перебирать пальцы, подсчитывая. Полминуты спустя выдал результат.

— Лошадей десятков с пять.

— А людей?

— Чуть поменее.

— Свободен, ступай обратно, — отпустил его полковник.

Три тысячи башибузуков уже в седле, то есть готовых к немедленному нападению. Вполне могли вырубить и спихнуть в ущелье передовой батальон вместе с ремонтировавшими мост саперами. Получив же всего-то полтора десятка гаубичных бомб от невидимой батареи и потеряв меньше полусотни своих товарищей — ушли. А ведь стреляли по ним всего лишь обычными бомбами, а не шрапнелью. Конечно, это были иррегуляры, а не более стойкая кадровая кавалерия, но явственно просматривалась тенденция снижения роли кавалерии в будущих войнах. Всадник с лошадью, попав под артиллерийский огонь, на землю залечь не могут и в окоп не спрячутся.

Пока Алекс размышлял на тему войн будущего, саперы приступили к починке моста, пехота начала переправу на другую сторону. Задержка весьма досадная, тем более что теперь на каждый такой мост придется выделять охрану, поскольку спалить такое сооружение — дело нескольких минут. «Теряем солдат без воздействия противника. И время тоже теряем. Остается надеяться, что у полковника Симововича на северной дороге проблем не меньше».

Алекс подошел к мосту, отыскал командира саперов.

— Сколько времени нужно на починку моста?

— Три часа, господин полковник, — ответил саперный капитан.

— Даю вам два, и не минуты более!

Ровно два часа спустя, подошвы солдатских сапог ступили на только что уложенные в настил моста бревна, хотя на противоположном его конце саперы еще продолжали стучать топорами. И эта задержка стала не единственной. В течение следующих суток авангард себрийцев ожидали четыре засады, два взорванных моста и неудачная попытка спустить на дорогу снежную лавину. Мощности заложенного пороха не хватило для того, чтобы стронуть с места достаточно большую массу снега.

Это событие и стало каплей, переполнившей чашу терпения полковника Барти.

— Хватит!

За неимением поблизости подходящего стола, Алекс хлопнул ладонью по собственному бедру.

— Мы опять прем вперед, как стадо баранов! Больше сотни убитых и раненых за один только день! Решили, что с противником уже покончено, осталось только положить себе в карман Крешов и можно идти праздновать победу! С этого момента опять начинаем воевать по всем правилам…

Пришлось лишние сутки провести на свежем, морозном воздухе. За это время в обход, по горным тропам, было отправлено шесть разведывательных групп. По ходу дела упразднили часть рот и батальонов, доведя численность оставшихся почти до штатной. Заодно, насколько это было возможно, устранили недостатки в солдатском снаряжении и амуниции. Только после этого движение к Крешову было продолжено.

Нельзя было сказать, что скорость движения заметно увеличилась, зато потери сократились кратно. Почуяв смену тактики и несколько раз нарвавшись на встречные действия себрийцев и потеряв две сотни башибузуков, противник сам начал осторожничать, а главное снизил свою активность на дороге, отвлекшись на второстепенные горные тропы.

К Крешову отряд полковника Барти вышел с опозданием на трое суток против расчетного времени, а там его поджидали сразу два крайне неприятных сюрприза. Первым стали укрепления Крешова. Кто-то умный не стал возиться с восстановлением старой крепости, а выдолбил траншеи в промерзшем, каменистом грунте, довольно грамотно использовав рельеф местности. И укрепления эти были полностью заняты готовым к обороне противником. Второй сюрприз был куда более неприятным и горьким. Полковник Симовович первым прибыл к Крешову и, не став дожидаться соединения с полковником Барти, попытался с ходу взять город, использовав для поддержки штурма абсолютно непригодные для такой цели полевые четырехфунтовые пушки. Естественно, умылся кровью, и цели не достиг.

Взбешенный таким положением дел Алекс спешно направился в княжеский лагерь. Раненых после неудачного штурма было много, в развернутых под госпиталь палатках мест не хватало, часть из них лежала прямо на снегу.

— Где полковник Симовович?!

— Он ранен, господин полковник!

Командующему указали на одну из госпитальных палаток. Во время штурма войчетутский полковник получил пулю в грудь и сейчас находился без сознания. С трудом преодолев острейшее желание закончить начатое неведомым османийским стрелком, Алекс вышел наружу, зачерпнул из ближайшего сугроба горсть колючего снега и протер лицо. Легче не стало, зато мысли пошли в правильном направлении. Вызвав к себе доктора Мирлованова, он распорядился.

— Немедленно начинайте эвакуацию раненых. Всех, кого возможно! Повозки возьмите в обозе, я распоряжусь. Через два дня здесь никого не должно быть! И еще одно, доктор, готовьтесь к приему новых раненых, откладывать штурм я не намерен.

Тяжело вздохнув, врач заверил Алекса.

— Не извольте беспокоиться, господин полковник, я сделаю все, что в моих силах.

«Хоть один человек, который свое дело знает и на которого можно положиться. Ну почему все время приходится иметь дело с некомпетентными идиотами, норовящими угробить почти решенное дело ради собственного честолюбия?! А ведь поначалу кажутся достойными, вполне разумными людьми…». Пожаловавшись самому себе на выпавшую нелегкую долю, полковник отправился исправлять то, что еще можно было исправить. Первым делом предстояло обустроить лагерь. Этим и нужно озадачить княжеских солдат. Для обескураженных потерями и утратой командования, такое занятие будет наиболее подходящим. Остальным же предстояло готовиться к штурму Крешова.

Первым, кого командующий взял в оборот, стал дипломированный артиллерист и дальний родственник самого владетельного князя Ясновского.

— Это очень хорошо, господин подполковник, что вы отправились в этот поход с нами. Вам, как заместителю командующего по артиллерии, предстоит взять под свое руководство и привести в порядок все артиллерийские части, ранее входившие в отряд полковника Симововича.

— Слушаюсь, господин полковник!

— Сегодня же вечером, — продолжил Алекс, — я жду от вас доклад о состоянии материальной части, укомплектованности расчетов личным и конским составом, а также наличии боеприпасов.

— Будет исполнено, господин полковник!

И ни одного дополнительного вопроса. Поди, догадайся в точности исполнит порученное дело этот княжеский родственник или все провалит в стиле незабвенного Симововича, чтоб ему черти уже сковороду приготовили!

— Исполняйте, — отпустил артиллериста полковник.

Вторым неудачником стал пехотинец и отставной штаб-капитан Крыдлов.

— На вас, господин штаб-капитан, вся оставшаяся в строю княжеская пехота!

— Помилосердствуйте, господин полковник, — скривился руоссийский доброволец, — там и без меня хватает офицеров в куда более высоких званиях. Если меня над ними начальником поставить, они меня живьем съедят и без соли!

— Милосердие — не моя добродетель, господин штаб-капитан, а потому, извольте приказание выполнить! Эти молодцы только что обделались, полнее некуда! Пусть хвосты-то подожмут. И мнение их, меня интересует меньше всего, хватит с нас одного Симововича, для второго у меня слишком мало солдат.

— Слушаюсь, господин полковник!

— Сегодня же вечером жду вас с докладом.

Еще около часа пришлось потратить на самые неотложные дела. Мартош-крыса отвертелся от участия в этом походе, сославшись на занятость делами в Каме. Об этом Алекс сильно сожалел — не на кого было спихнуть всю заедавшую его текучку. Но как только появился малейший намек на относительно свободное время, Алекс потратил его на основательное изучение укреплений противника.

Крепость в Крешове была новее камской, но куда меньших размеров. Сам город давно перешагнул пределы оборонительной стены, весьма вольно расположившись посреди долины. Заметных возвышенностей поблизости не было, штурмовать город можно было с любого направления, а потому, противник возвел вокруг города целых восемь люнетов с банкетами и местами для установки орудий. Вот только не все они были заняты настоящими орудиями. Хорошая оптика и удачное расположение дневного светила позволили разглядеть несколько явно бутафорских пушек, изготовленных из дерева и выкрашенных черной блестящей краской. Улыбнувшись столь незамысловатой хитрости, полковник продолжил рассматривать позиции противника.

Перед люнетами были выкопаны траншеи полного профиля. Успевший выпасть снег хорошо маскировал брустверы окопов, и только поблескивавшие на солнце клинки штыков выдавали присутствие противника в этом месте. Позиция прочная и со всех сторон равнозащищенная. Казалось бы, выбирай любе направление для главного удара, а выбирать-то и нечего.

Попробовать два направления для штурма: главное и отвлекающее? Противник быстро разберется, что и где происходит, к тому же он может быстро перебрасывать резервы по коротким и защищенным внутренним операционным линиям. Алекс же возможности маневра резервами практически лишен, да и резервы его ограничены. Если неожиданный успех будет достигнут на отвлекающем направлении, то поддержать его будет нечем. И что остается, лобовой штурм? Это потери, такие потери, после которых можно без армии остаться. И что же делать?

Пока все эти мысли роились в голове, полковник продолжал рассматривать укрепления Крешова в бинокль. И увидел таки ее основную слабость, вытекавшую из равнинного рельефа местности и малой площади крепости — в случае атаки одного люнета, два соседних не могли поддержать его фланкирующим огнем. Грех этим не воспользоваться. А если, сделать ставку на неожиданность? Скопить значительные силы в первой траншее и коротким броском… Нет не получится, заметят. У противника с возвышенности и городских зданий обзор отличный. Да и коротким бросок не получится, отсюда до первой османийской траншеи не меньше версты. Подойти ближе? Быстро не получится, земля промерзла на почти саженную глубину и грунт здесь каменистый, а времени на длительные фортификационные работы нет. Тупик? А вот и нет. Командующий срочно вызвал к себе саперного капитана.

— Видите гребень небольшой, вроде контрэскарпа, в четырех сотнях шагов отсюда.

Сапер повел по фронту биноклем, опустил оптику.

— Так точно, господин полковник!

— Сегодня же ночью заложите под ним траншею.

— Но, господин полковник…

— Отставить! Все знаю, что вы скажете. Под гребнем этим снегу намело, значит, земля глубоко промерзнуть не должна. Завтра к утру там должна быть траншея, в которой можно укрыться от огня противника.

Поняв, что дальше возражать бесполезно и смирившись со своей участью, капитан взял под козырек.

— Будет исполнено, господин полковник! Только нам потребуется пехотное прикрытие.

— Ступайте, господин капитан. Будет вам пехотное прикрытие, и даже артиллерийское будет.

Правда, для реализации замысла требовался не просто хороший артиллерист, а виртуоз своего дела. К счастью, такой человек в его распоряжении был. Были также отличные двенадцатифунтовые гаубицы, запас бомб для них и обученные расчеты. Что требовалось еще? Ах, да! Поставить задачу подчиненным и победить врага.

— Ночью?! — изумленно ахнул штаб-капитан Гараев. — Решительно невозможно, господин полковник! Днем еще, куда ни шло, но ночью?! Своих же запросто можем накрыть!

— Днем это сможет сделать любой дурак!

Заявление было, конечно, беспардонным, но цели своей не достигло, артиллерист вместо того, чтобы возмутиться предпочел отмолчаться. Пришлось надавить.

— Выполняйте приказ, господин штаб-капитан, всю ответственность за последствия я беру на себя!

— В таком случае, господин полковник, я немедленно начинаю пристрелку!

Следующими в очереди стояли пехотинцы, но с ними было проще, так как проще была и поставленная им задача. Уже к вечеру все было готово и с наступлением темноты саперная рота, и прикрывавший ее саперный батальон выдвинулись в направлении позиций османийцев. В полной готовности замерли расчеты гаубиц. Теперь осталось только ждать.

К утру пришлось признать, что план полковника Барти потерпел полное фиаско. Нет, траншея была заложена и выкопана на достаточную глубину, способную укрыть личный состав двух пехотных рот не только от стрелкового, но и артиллерийского огня. Расстояние до передовой вражеской траншеи сократилось на треть, но это было вовсе не то, на что в конечном итоге рассчитывал Алекс. А рассчитывал он на вылазку противника. По его замыслу, услышав звуки фортификационных работ, османийцы должны были попытаться напасть на саперов, где их ожидали пехотная и артиллерийская засады. Дальше нужно было ворваться во вражеские укрепления на плечах отступающего противника.

Коварный враг не стал предпринимать ничего, кроме обстрелов из стрелкового оружия. Было также сделано с десяток пушечных выстрелов, в результате чего погиб один и было ранено четверо себрийцев. Османийцы то ли не рискнули высунуть нос из своих траншей, то ли почуяли подготовленную ловушку. В любом случае, требовалось придумать какой-нибудь новый план, а это было очень не просто после бессонной ночи. Пришлось обратиться за советом к не менее опытным коллегам.

— Если прошедшей ночью мы заложили траншею, приблизившись к позициям противника, то следующей ночью османийцы будут ожидать нашей атаки с этого направления, так?

— Так точно, — подтвердил предположение начальника штаб-капитан Крыдлов.

— А если мы ночью не станем штурмовать, а накроем их огнем из гаубиц?

— Зря потратим бомбы, — возразил штаб-капитан, — у них там должны быть укрытия.

— Логично, — пришлось согласиться Алексу. — Значит, мы их должны выманить из укрытий в траншеи и на банкеты, а затем разом накрыть. Причем, сразу, без пристрелки. А что их может выманить?

— Начало штурма.

— Правильно. Тогда поступим так.

Днем новую траншею углубили до полного профиля. Кроме того, вокруг крепости заложили еще несколько, полностью отрезая ее от внешнего мира. Османийцы работам не препятствовали, если не считать редкого ружейного огня да нескольких чугунных ядер, видимо, недостаток боеприпасов в Крешове уже ощущался. Силы гарнизона оценивались в четыре тысячи штыков регулярной пехоты, около тысячи редифа плюс неизвестное количество башибузуков. Последние, правда, в крепостях, под огнем осаждающих, сидеть не любили, вполне могли и уйти до начала осады. К тому же у них после последнего неудачного штурма должно было быть изрядное количество раненых. Этих сил албаю Сатылмышу, или кому другому, кто командовал гарнизоном, хватало не только для обороны, но и для совершения вылазок. Чего османийцы до сих пор не делали, отдавая предпочтение пассивному сидению в укреплениях.

Два часа двадцать минут после полуночи. Время было выбрано в расчете на притупление бдительности османийских часовых и высокого начальства. Атаки можно было ожидать либо в начале ночи, в расчете за ночь закрепиться на захваченных позициях, либо под утро, чтобы продолжить штурм при свете дня. А в середине ночи выходило ни то, ни се. К тому же ровные и круглые два часа миновали, до трех можно расслабиться. Так вот, в два двадцать часовым послышался топот множества ног, а над долиной грянуло громкое «Ура-а-а!!!».

— Думаю, можно начинать.

— Я бы еще минуту выждал, господин полковник, — возразил штаб-капитан Гараев.

Алекс промолчал, хотя затянувшаяся пауза становилась невыносимой. Тем неожиданней прозвучала команда.

— Огонь!

С первых выстрелов расчеты гаубиц развили невероятный темп стрельбы, стремясь выпустить во врага как можно больше снаряженного порохом чугуна за единицу времени. За их грохотом затерялся шум, создаваемый солдатами батальона, расположенного в передовой траншее. Они топали и кричали, не выходя из нее. Зато османийскому люнету досталось куда как серьезно, всполохи взрывов сверкали один за другим, а грохот их соперничал с грохотом орудийных выстрелов.

— Прекратить огонь!

Все бы хорошо, да запас гаубичных бомб конечен, а следующий транспорт с ними неизвестно когда будет. Для засевших в люнете османийцев эта ложная атака стала не последней за эту ночь. Вторая началась ровно в шесть часов утра. Сначала люнет был обстрелян гаубичным огнем. Скрепя сердце, полковник Барти разрешил не слишком интенсивную четвертьчасовую артподготовку, ибо современные скорострельные гаубицы пожирали боезапас со скоростью, способной вызвать нервный припадок у любого армейского интенданта. Затем, все из той же траншеи поднялись густые цепи себрийцев и молча двинулись к люнету. Прежде, чем противник спохватился и открыл огонь, атакующие цепи успели пройти все пару сотен шагов и дружно залегли после первых же выстрелов. А на люнет вновь обрушился артиллерийский огонь, куда более интенсивный, но значительно меньший по продолжительности. Под прикрытием этого огня себрийцы вернулись на исходные позиции.

— На сегодня все, — подвел итог полковник, — вечером продолжим, а сейчас всем отдыхать!

Вечером, когда взошедшая луна было полностью затянута тучами, и наступила почти полная темнота к полковнику Барти привели пленного унтер-офицера, причем, из кадровых.

— Вот, господин полковник, из города пытался бежать!

У приведшего пленного руоссийского добровольца Алекс поинтересовался.

— И много еще таких поймали?

— Полтора десятка. По большей части башибузуков, двое из редифа, ну и кадровых штук пять. Те все рядовые, а этого унтера господин штаб-капитан приказал к вам привести.

И, спохватившись, спешно добавил.

— Господин полковник!

Пленник выглядел неважно. Не похоже, чтобы он сопротивлялся, и его били при пленении. Если уж он решился дезертировать и из осажденного города сбежать, значит, дела там идут неважно и город османийцы удержать всерьез не рассчитывают. А сам пленник жизнь свою ценит очень высоко и за сохранение ее все расскажет без утайки, с таким проблем быть недолжно.

— Ступай и передай господину штаб-капитану мою благодарность.

Отпустив конвоира и дождавшись толмача, полковник приступил к допросу. Запирался османиец недолго, его даже бить не пришлось, хватило обещания отправить дезертира обратно в Крешов. А знал он удивительно много для своего невысокого чина.

— Прежнего коменданта албай Сатылмыш сместил и сейчас гарнизоном командует сам, — переводил слова пленного толмач. — В городе солдат много, вместе с башибузуками около семи тысяч. С водой проблем нет, в городе много колодцев. Большие проблемы с продовольствием, на прибытие отряда Сатылмыша никто не рассчитывал и запасов не делал, хватит их не больше, чем на месяц, но рационы уже урезаны.

— Ну столько мы ждать не готовы, — усмехнулся Алекс, — спроси, как ситуация с боеприпасами.

Выслушав вопрос, пленник бодро залопотал.

— К старым винтовкам много, очень много, а к новым Трибоди-Тартини на складах ничего нет, осталось только то, что солдаты носят в подсумках. Порох и ядра есть, но пушек мало, а обученных артиллеристов и того меньше.

— Судя по тому, как они отбивали ночной «штурм», не врет. Какая в Крешове сейчас обстановка?

С этим ответом османией замялся, пришлось ему напомнить про отправку в Крешов, после чего он поведал интереснейшие вещи.

— После прошлого штурма в городе появилось много раненых. Вывезти их некуда, врачей и медикаментов не хватает. После вчерашней ночи их стало еще больше, все обывательские дома в городе приспособлены под лазареты. Потери очень большие. Сам он в люнете не был, но очевидцы утверждают, что он весь перепахан бомбами и почти стерт с земли. Во внутренней части люнета валяются трупы, оторванные головы и конечности. Даже кадровые солдаты отказываются идти в люнет на следующую ночь, нескольких из них казнили. Башибузуки на грани бунта.

— На счет трупов он, конечно, преувеличивает, у страха глаза велики. Но эти слухи играют нам на руку. Может, башибузуки действительно взбунтуются. Спроси его, почему дезертировал он сам?

Перевод толмача был вполне ожидаем.

— Его рота этой ночью должна будет удерживать тот самый люнет, он не надеялся дожить до утра и решился бежать.

— Ладно, пусть живет, — махнул рукой полковник, — а мы займемся его сослуживцами. Увести!

На вторую ночь время для атаки было выбрано такое же, а вот направление полковник Барти сменил на противоположное. Между двумя и тремя часами, воспользовавшись безлунностью ночи, около тысячи себрийцев молча и без единого выстрела преодолели заснеженное поле и внезапно обрушились на головы османийцев, сидевших в окопах. С этой стороны атаки никто не ждал, а потому, часовые службу несли не слишком бдительно. Атакующих обнаружили буквально в последний момент, а разрозненные, одиночные выстрелы никак не смогли сдержать их. В траншеях закипела ожесточенная рукопашная схватка.

— Ура-а!!! Бей! Алла!

Себрийцев было больше, они были полностью готовы к бою, а самое главное, верили в свою победу. Внизу, в траншеях еще вовсю дрались, когда первые храбрецы начали взбираться на вал люнета. Османийцы их встретили картечью и пулями. Дважды себрийцы пытались взять люнет и оба раза их с потерями отбрасывали обратно. Они уже собирались атаковать в третий раз, когда с ночного неба раздался протяжный, заунывный вой, от которого кровь стыла в жилах у обоих противников.

— Ложись!!!

Благо гаубицам не надо было менять позицию. Крешов — город небольшой, дальности им хватало с избытком. Проблема была в том, что позиции обеих сторон разделяло меньше двух десятков саженей. Малейшая неточность с установкой прицела и… Поэтому, полковник Барти не сразу решился задействовать свой главный артиллерийский аргумент в ночном бою. И только получив известия о двух неудачных попытках штурма, отдал приказ открыть огонь. Ночь, почти полная темнота и отсутствие связи исключали возможность корректировки.

Минут десять и те и другие прижимались, как можно ближе к земле молились, чтобы очередная двенадцатифунтовая бомба не взорвалась слишком близко к ним. Надо отдать должное штаб-капитан Гараеву, всего пара-тройка бомб доставила неприятности себрийцам, кровавые неприятности. Османийцам же досталось куда больше. После того, как разрывы прекратились, люди еще несколько минут не решались подняться, ожидали продолжения обстрела. Затем, поверив в его окончание, нащупали лежащее рядом оружие и кинулись продолжать прерванное артиллерийским обстрелом занятие — убивать друг друга, как можно больше и как можно более зверским способом: штыком, кинжалом, прикладом, голыми руками, упавших тут же затаптывали насмерть.

— Ура-а!!! Алла!

Крики и вопли массы народа, дерущегося на относительно небольшой площади, слились в единый вой. Все моральные барьеры рухнули, пленных здесь не брали, раненых не щадили. Долго так продолжаться не могло, слишком велико было ожесточение, долго копившееся, а сейчас выплеснутое наружу. Османийские аскеры закончились первыми. Изначально их было меньше, им больше досталось от артиллерийского обстрела, подкрепление из города к ним подойти не успело. Точнее, албай Сатылмыш не успел заставить своих нукеров идти в контратаку, ибо страх попасть под арт обстрел перевешивал пока боязнь наказания за неподчинение к приказу.

— Ну, наконец-то! Один люнет за двое суток!

На самом деле, полковник Барти был вполне доволен результатом сегодняшней ночи. В обороне противника зияла огромная брешь и ни у кого не было сомнений в том, что в течение следующих суток себрийцы полностью возьмут Крешов. Тем самым, окончательно очистят Южную Себрию от османийских войск. Правда, только что взятое укрепление еще предстояло удержать хотя бы до утра. До конца ночи еще было время, как минимум, для одной попытки отбить захваченное себрийцами обратно.

— Приказываю произвести ротацию батальона в захваченном люнете! И пусть гаубичная батарея будет готова открыть заградительный огонь по восточной окраине Крешова!

Ротацию провели быстро. Был риск, что противник начнет атаку во время смены батальонов, но обошлось. Впрочем, османийцы так и не проявили какой-либо активности до самого утра. Когда совсем рассвело, стало понятно, что попытка отбить захваченный люнет откладывается надолго. Держать свои войска в постоянном напряжении стало нецелесообразно.

— Выставьте часовых и можете отдыхать.

Как выяснилось двумя часами позже, приказ этот был опрометчивым, и последствия его сказались почти сразу. Едва прикорнувшего Алекса растолкал Драган.

— В Крешове стреляют!

Полковник не сразу сообразил, о чем идет речь. Стрельба же велась внутри города, где не было ни одного себрийского солдата. Пока себрийские командиры обсуждали, что бы это значило, пришло еще более тревожное известие.

— Османийцы прорываются из города!

Для прорыва противник выбрал самое неожиданное, а потому, наименее защищенное направление. Вдобавок ему удалось добиться внезапности. Третьим слагаемым успеха стала массовость двинувшихся на прорыв османийцев. Прибывшему к месту боя Алексу открывшаяся картина напомнила Коварну, только здесь все происходило днем и в куда меньшем масштабе.

Это была уже не армия — толпа. Одетая в шинели с погонами, вооруженная, но подчиненная уже не своим офицерам, а одному единственному желанию — выжить. И ради исполнения этого желания она готова была пойти на смерть. И пошла. Дерзко, неожиданно, бесстрашно, а потому, успешно. Быстро, невзирая на потери, османийцы преодолели открытое пространство и всей массой навалились на единственный, растянутый по фронту, активных наступательных действий на этом участке не планировалось, батальон княжества Ясновского. Княжеские вояки удара не выдержали, начали разбегаться, открывая османийцам путь к спасению. Дело даже не дошло до штыков.

И сейчас отдельные группы османийских солдат, бывшие взводы и роты, еще подчинявшиеся своим командирам или вожакам, переваливали через захваченные траншеи себрийцев, стремясь как можно быстрее и дальше уйти от Крешова. Кроме военных там же были жители Крешова. Общая численность бегущих доходила тысяч до восьми. Первым порывом полковника Барти было отдать приказ о преследовании. Догнать, разгромить, уничтожить! Но вместо этого он приказал прямо противоположное.

— Пусть уходят.

Не было предела удивлению офицеров, которым этот приказ был адресован.

— Господин полковник, вы позволяете противнику уйти?!

— Нет, я сохраняю жизни своим солдатам. А это… Это уже не противник. До имперской границы два десятка верст, а там их интернируют. Пусть кавалерия проводит до границы, но в бой не ввязывается. А я поздравляю вас, господа офицеры с полным освобождением Южной Себрии!

Позже, после допроса пленных, станет известным, что албай Сатылмыш планировал удерживать Крешов до последней возможности, но применил через чур жестокие меры к аскерам, отказавшимся идти отбивать захваченный себрийцами люнет. Те взбунтовались и подняли на штыки самого албая. Этот эпизод и стал сигналом к бегству из города.

Глава 9

Пока его подчиненные предавались всевозможным радостям победы над врагом, вроде изыскания брошенного обывателями Крешова, ставшего бесхозным имущества и алкоголя, их командующий занялся не совсем обычным для него делом — он писал. Приказал Драгану никого к себе не впускать, заперся в комнате с письменным столом, оставшимся от прежних хозяев, и погрузился в муки творчества. Кропотливо скрипел пером по бумаге, стараясь сделать почерк как можно более разборчивым и обойтись минимальным количеством клякс. Уж очень многое накопилось в его голове, что настоятельно требовало изложения на бумаге. Вечером, закончив с творчеством, Алекс, не торопясь, вдумчиво прочитал написанное, еще раз подумал и начал править. Правка затянулась до глубокой ночи. С утра, едва разлепив глаза, полковник вновь сел за письменный стол и принялся все переписывать набело.

Ближе к полудню полковник вызвал к себе ординарца.

— Драган, найди того руоссийца, что приходил ко мне после взятия Камы. Его фамилия Ножнин, корреспондент «Руоссийского инвалида», приведи его сюда.

— Сделаем, командир.

С субординацией у себрийца было неважно, зато на него можно было положиться. Не прошло и получаса, как он вернулся вместе с журналистом.

— Здравствуйте, господин полковник! Горю желанием узнать, чем обязан столь срочному приглашению, раньше вы нашего брата не жаловали.

— Добрый день, господин Ножнин. Приязни моей к вашей профессии больше не стало, а желание ваше можно потушить очень даже легко, вот она — причина моего приглашения.

Полковник протянул корреспонденту результат своего дневного труда и наполовину бессонной ночи. Ножнин бегло просмотрел первый лист, затем вернулся к его началу и начал перечитывать его куда более внимательно. Лицо его, поначалу выражавшее некоторый скептицизм, становилось все более заинтересованным. Так, один за другим он прочитал все четыре листа.

— Очень, очень интересно. Я так понимаю, в нашей газете опубликовать хотите?

— Именно в вашей, — подтвердил его догадку Алекс.

— Ну что же, возьму на себя смелость предложить редакции ваше сочинение. Думаю, согласятся после небольшой правки…

— А вот этого не надо, — резко вскинулся полковник, — либо пусть публикуют как есть, либо не печатают вообще!

— И эта ваше условие мне понятно, я доведу его до господ редакторов. Экземпляр, я так понимаю, единственный? Не возражаете, если я копию сделаю?

— Делайте, — взмахом руки разрешил Алекс, — хоть десять копий делайте, для того вам и отдаю. На этом более задерживать не смею, за этой писаниной текущие дела запустил весьма основательно.

Правильно поняв намек, корреспондент «Руоссийского инвалида» спешно откланялся. Тем не менее, заняться текущими делами в этот день так и не удалось, так как прибыл еще один посетитель с вестями неотложными и чрезвычайно важными. Это Алекс понял, едва увидев лицо вошедшего Гжешко.

— Что случилось?

— Императора убили!

— Какого императора?

— Императора руоссийского! Александриса Второго!

Прошли уже те времена, когда юный Алекс Магу относился к императору с должным для подданного Руоссийской империи пиететом и трепетом, но немалое сожаление о столь прискорбном событии он все-таки испытал. Тем более, что знал ныне почившего императора лично, потому и счел нужным поинтересоваться.

— Кто убил?

— Какие-то террористы. В газетах пишут, взорвали вместе с каретой.

— В газетах? А это не может быть ошибкой?

— К сожалению нет, — покачал головой себриец, — по дипломатическим каналам тоже подтвердили.

— И чем эта смерть нам грозит?

Как выяснилось, многим. Главными были прекращение финансирования «Свободной Себрии», грядущие трудности с вербовкой руоссийских добровольцев и поставками оружия через границу.

— Наследник отцовскую внешнюю политику никогда не одобрял, а на Палканы смотрел, как на место не стоящее ломаного гроша. С его воцарением все изменится. Думаю, у нас есть не больше месяца.

— Месяц, — задумчиво, будто пробуя слово на вкус, произнес Алекс, — месяц это не так уж и мало. За это время можно многое сделать: найти новые источники финансирования, вспомнить, наконец, что война подошла к концу и пора начинать строить нормальное государство с границами, армией и налогами.

— Может, ты и прав. Но, боюсь, с этим могут быть проблемы. Когда мы с князьями договаривались, за нами стояла сильная империя, а сейчас мы сами по себе. Кстати, как себя ведут княжеские вояки?

— Не любишь ты их, — позволил себе улыбнуться полковник, — а ведь в боях с османийцами они показали себя совсем неплохо. Я, признаться, худшего ожидал. Как ведут себя? Да, как все. Сейчас трофеи собирают, мародерствуют понемногу, я этому сильно не препятствую. Приказы пока выполняют, но под мое командование они отданы временно, в любой момент князья могут отменить свое решение, тем более что война уже окончена.

— А вот тут ты ошибаешься, есть информация о сборе новой османийской армии!

— Это интересно, — оживился Алекс. — Где собираются? Какими силами? С какими намерениями, Каму будут отвоевывать или внутренние провинции защищать?

— У тебя что, своей разведки нет?

— Агентурной нет, — ответил полковник, — только войсковая. Тем более, во внутренних провинциях империи. Даже послать некого. Эх, жаль Горанович не вовремя погиб!

— У меня тоже информации немного, — признался Гжешко, — знаю только, что собираются, а где, сколько…

— Плохо, — подвел итог Алекс, — в любом случае, засиделись мы в Крешове, надо в ближайшее время выступать обратно в Каму. Решаться все будет там.

— Я с вами, — поднялся на ноги Гжешко.

— Не спеши, — остановил его полковник, — выступаем через три дня.

Стронуть с места почти восемь тысяч дело непростое и небыстрое, особенно если с собой приходится тащить оружие, боеприпасы, продовольствие на неделю и огромное количество прочего имущества, без которого дальнейшее продолжение кампании просто немыслимо. Двигаться в Каму, решено было по обоим маршрутам. Выбирая для себя южный, полковник Барти рассчитывал заодно лично осмотреть направление возможного удара османийцев со стороны внутренних провинций и выставить на их пути небольшой заслон. Ему предстояло решить важнейший вопрос — встречать ли противника на подходах к Каме или запереться в крепости. Комендантом Крешова был назначен офицер княжества Ясновского полковник Мотыльевич.

По привычке действовать вместе, кроме основных сил «Свободной Себрии», Алекс решил включить в свой отряд саперную роту и гаубичную батарею. Этому неожиданно воспротивился подполковник Ясновский, причем весьма настойчиво. И главным его аргументом стал острейший недостаток боеприпасов для гаубиц.

— На батарее остался всего десяток бомб, она будет для вас попросту бесполезна! Если же мы выдвинемся по северному маршруту, то прибудем в Каму почти одновременно с транспортом боеприпасов.

В словах артиллериста был немалый резон, но полковнику Барти требовалось поставить на свое место княжеских офицеров, которые в последнее время начали позволять себе много лишнего. А потому, он решил настоять на своем.

— Отправьте в Каму посыльного, назначьте новое место рандеву с транспортом.

— Но, господин полковник…

— Отставить! Вам что-то неясно господин подполковник?!

Остановившись перед Ясновским, Алекс уперся в него взглядом, всем своим видом показывая решимость получить нужный ответ. Смотреть приходилось снизу вверх, что не способствовало нужному эффекту. Тем не менее, артиллерист не выдержал напора.

— Никак нет, господин полковник, будет исполнено!

Из Крешова Алекс уезжал с тяжелым сердцем. Длинная, грязно-серая змея пехотной колонны растянулась на несколько верст, извиваясь вместе с заснеженной еще горной дорогой. Предчувствие скорой весны было буквально разлито в воздухе, но весеннее тепло в этом году где-то задержалось. И это было хорошо, поскольку шагать по расползающейся под сапогами снежно-водяной каше было бы куда труднее. Вслед за пехотой двинулась с места гаубичная батарея, в хвост ей пристроилась колонна из двух с лишним сотен разнообразных повозок.

Первый день марша дался людям относительно легко, особенно если ты передвигаешься в седле, верхом на лошади. И все было бы хорошо, если только не натыкаться постоянно на постную физиономию подполковника Ясновского. Непонятно зачем, он увязался вместе с отрядом полковника Барти, хотя его личного присутствия здесь совсем не требовалось.

На следующий день удалось даже несколько превысить расчетное расстояние дневного марша. Заметно удлинившийся день позволял пройти еще немного, но людям, а главное лошадям требовалось дать отдых. Полковник приказал разбить лагерь для ночевки, благо подвернулась удачная площадка, где можно было разместить весь отряд.

Под утро Алекса растолкал Драган, рядом с ним стоял сильно встревоженный, судя по лицу, штаб-капитан Крыдлов.

— Гаубичная батарея ушла, господин полковник! И саперы вместе с ними!

— Как ушла?! Когда?! Кто разрешил?! Почему часовые их выпустили?!

И только окончательно продрав глаза, Алекс сообразил, что дело обстоит серьезнее некуда. Как и когда ушла батарея вместе с войчетутскими саперами никто не видел.

— С той стороны лагеря войчетутцы в карауле стояли, потому, и уйти им удалось незаметно. Ушли часов пять назад, судя по следам, обратно, в Крешов.

— А где командир батареи?

— На это лучше вам самому взглянуть, — отвел глаза Крыдлов.

Лицо у трупа было обезображено, но отсутствующая правая рука не оставляла сомнений — перед ними лежало то, что осталось от штаб-капитана Гараева. Крови было мало, лицо ему изуродовали уже после смерти. Алекс задал только один вопрос.

— Зачем?

Ответа ни у кого не было.

— Мы возвращаемся, — принял решение полковник, — как можно быстрее! У меня накопились вопросы к подполковнику Ясновскому, и их ему задам!

У ушедших ясновцев было около пяти часов форы, однако, следовало учитывать то, что ни люди, ни их лошади отдохнуть не успели, да и скорость марша днем значительно больше, чем ночью, особенно, в горах. От спешно свернутого лагеря успели отойти верст на восемь, когда шедший впереди головной дозор заметил на дороге одиночного человека. Скрыться он не пытался, более того, сходу потребовал отвести его к полковнику Барти.

— Рядовой Грибасов, — представился задержанный, — из батальона штаб-капитана Крыдлова. Был ранен при штурме Крешова и оставлен там же на излечение.

Часть раненых, что не могли передвигаться сами, действительно, оставили в городе. Тогда, что здесь делает Грибасов? Ответ солдата поверг всех присутствующих в шок. На следующий день после вашего ухода, княжеские солдаты напали на госпиталь и вырезали всех раненых руоссийцев и себрийцев из «Свободной Себрии», а заодно и весь медицинский персонал. Грибасову удалось спрятаться сначала под койкой, а затем, между трупами. Ему удалось незаметно выбраться из госпиталя и покинуть Крешов. Он шел весь день и всю ночь, практически без остановки. Видно было, что солдат полностью измотан и находится на пределе своих сил. Все им сказанное можно было принять за бред, если бы не изуродованный труп штаб-капитана Гараева.

— Клянусь, я правду говорю! Все так и было! Вот и господин штаб-капитан подтвердит, он меня знает.

— Грибасов солдат справный, — подтвердил Крыдлов, — во вранье замечен не был.

Алекс встретился взглядом с Гжешко.

— Похоже, князья решились начать действовать куда быстрее, чем мы ожидали. Но почему так по-скотски-то? Окажите раненому помощь и отправьте в обоз!

Помимо прочего Грибасов подтвердил, что гаубичная батарея и саперы идут впереди них. По словам рядового разрыв составлял менее трех часов.

— Догоним, никуда они от нас не денутся! Гаубицы у них тяжелые, а лошади уставшие, еще до темноты мы их увидим!

В этом полковник Барти оказался прав, причем встреча произошла даже намного раньше, чем он рассчитывал. Часовая стрелка не успела добраться до пяти часов пополудни, как от головного дозора прибыли известия. Беглецы были обнаружены, причем, они уже не пытались уйти от погони, а готовились принять бой.

Взяв с собой Крыдлова и Смирко, Алекс спешно выехал к дозору. Там он увидел следующую картину. Подполковник Ясновский выбрал открытое место и развернул шесть имевшихся у него гаубиц поперек дороги, саперы спешно окапывались перед орудиями.

— Разворачиваем головной батальон в четыре цепи и атакуем позицию сходу, — принял решение Алекс.

— Там шесть скорострельных гаубиц с пехотным прикрытием, — напомнил Смирко. — И две версты по открытой местности. Ты же сам говорил, что под таким огнем их никто не пройдет!

— А проходить и не надо, — возразил полковник. — Подвоза двенадцатифунтовых бомб за эти сутки быть не могло, а значит, у них осталось не больше десятка на всю батарею. В зарядных ящиках только картечь. Блефует господин Ясновский, выставив батарею столь открыто. Поэтому, делаем так, выходим на дальность в восемьсот шагов, там картечь нам будет не страшна, и открываем стрелковый огонь по расчетам. После этого атакуем пехоту, их там не больше роты и окопаться они толком не успели. Задача ясна?!

Крыдлов привычным жестом бросил ладонь к козырьку.

— Так точно, господин полковник!

— Сделаем, командир, — откликнулся Смирко.

И уже в спину своим уходящим командирам Алекс добавил.

— Пленных разрешаю не брать! Ясновского, по возможности, взять живым!

Штаб-капитан молча кивнул, четник только зло оскалился.

Хоть и мал остаток бомб на еще недавно своей, а теперь ставшей вражеской батарее, но он был. И кому-то эти бомбы должны были достаться. Крыдлов развернул батальон не в четыре, как обычно, цепи, а в шесть при той же длине фронта сделав боевой порядок еще более разреженным. Алекс отметил этот момент, попеняв себе, что не догадался это сделать сам. А пока редкие цепи себрийцев брели по заснеженному полю, с каждым шагом приближаясь к своей судьбе.

В бинокль можно было разобрать, как суетились у орудий расчеты.

— Я пойду вместе с ними.

Крыдлов заступил путь Алексу.

— Господин полковник, как командующий вы должны…

— Отставить! Никто лучше меня не определит дальность картечного выстрела.

Обойдя батальонного командира, ставшего неофициальным помощником командующего остатками сил «Свободной Себрии», точнее их самым крупным остатком. Быстрее, еще быстрее, почти бегом Алекс догнал заднюю цепь. Почти одновременно на огневой позиции вспух дымный клуб первого выстрела. С заунывным воем бомба пролетела над головой и грохнула где-то сзади, больно ударило грохотом по ушам, а в спину толкнула волна воздуха. «Еще бы чуть-чуть задержался и в аккурат под эту бомбу и попал». Словно компенсируя промах первой, вторая бомба рванула точно в середине строя. Дым разрыва сдуло ветром, на земле осталась дымящаяся воронка и несколько серых изломанных тел. Это еще хорошо, что князь на шрапнель к гаубицам поскупился, в противном случае жертв было бы намного больше. Да и неизвестно, решился бы он вообще на эту атаку, зная о наличии шрапнели на батарее.

— Шире шаг!

Команда, вроде, полностью бессмысленная, просто надо отвлечь людей от гибели их товарищей, а дальше… Дальше будет видно, лишь бы стойкость пехотного строя не закончилась раньше, чем запас бомб на батарее. «Третья». По столь большой цели промахнуться трудно, артиллеристы князя Ясновского и не промахнулись. Взрыв, дым, грохот, еще одна воронка и лежащие на земле тела солдат. Вой приближающегося снаряда… Ба-бах!!! Шедший перед Алексом солдат осел на землю, хоть и попала бомба далеко перед ним. «Четвертая».

А ведь стреляют они куда реже, чем позволяет им скорострельность новых гаубиц, не иначе, надеются на то, что себрийцы залягут или повернут вспять. «Не дождетесь». Пятая бомба рванула где-то в стороне. Шестая… Эта шестая натворила больше всего дел, разом смахнув с поля десяток себрийцев убитыми и ранеными. Вой и крики боли раненых нервировали больше всего, ведь в следующую минуту любой мог оказаться на снегу со вспоротым животом или оторванной ногой. Думать об этом не хотелось.

— Вперед! Шире шаг! Не останавливаться!

Седьмая. Эта ударила в снег буквально в дюжине шагов перед Алексом, бросив перед собой комья мерзлой земли и… не взорвалась. Тело моментально прошибло холодным потом, повезло. Алекс обошел оставленную бомбой дыру в земле, а в ушах уже стоял вой приближающейся восьмой. Ба-бах!!! Перелет, но очень близкий. Сколько еще осталось? Две или больше? Сейчас узнаем, недолго осталось. Ба-бах!!! Чуть впереди и на полсотни шагов правее. Мозг понимает, что осколки не достанут, а душа норовит припасть к земле и затаиться, пережить обстрел. И не у него одного.

— Встать! Вперед! В атаку!

За шиворот его и со всей силы дернуть вверх. Немолодой уже себриец из крестьян, смотрит испуганно.

— Подними винтовку, боец!

Вбитая за недолгое обучение привычка повиноваться приказам сработала.

— Вперед! Догоняй!

Пока возился с одним, батальон ушел вперед, а где-то взорвалась еще одна бомба, десятая. Будут еще или нет? Будут. Одиннадцатая взорвалась далеко и нестрашно. А двенадцатая почему-то запаздывала. Когда прошло уже полминуты, а страшного, заунывного воя приближающейся смерти не последовало, офицер понял — половина дела сделана, теперь бы не подставиться под картечь. На батарее вновь царила суета, Ясновский вызвал к орудиям зарядные ящики. Хочет увезти гаубицы? Нет, готовят картечь. А в воздухе уже начали посвистывать винтовочные пули, начало себя проявлять пехотное прикрытие батареи. Пора останавливать батальон.

— На месте стой!

Команда, продублированная ротными командирами и взводными унтер-офицерами, разнеслась по полю. Не все остановились сразу, некоторые, оглушенные и обо всем забывшие продолжали идти вперед.

— Стрельба с колена! Плутонгами! Пли!

Первыми жертвами стали лошади. Оптика бинокля приблизила гибель ни в чем не повинных животных, павших в результате человеческой вражды. Одна из лошадей, раненая, билась в упряжке не в силах сдвинуть с места своих убитых товарок и зарядный ящик. Потом в ящик попала пуля, и он вспыхнул, а затем взорвался, прервав мучения бедолаги, разбросав вокруг горящие обломки. Вспыхнули заряды картечи сложенные у другого орудия, его прислуга, а следом и остальные батарейцы не выдержав, побежали. Упускать такой момент было нельзя.

— В атаку!

Выдергивая из кобуры «гранд» Алекс побежал вперед, неловко загребая ногами неглубокий снег. За ним пошли. Справа и слева поднимались стрелки, брали винтовки наперевес и бежали следом. Восемь сотен шагов, с винтовкой в руках по неглубокому снегу — это около четырех минут. Хорошо подготовленный стрелок из казнозарядной винтовки прицельно выпускает восемь пуль за одну минуту. Средне подготовленный — шесть. Теоретически, весь батальон должен полечь на этом поле при имеющейся сотне стрелков у обороняющихся. Вот только нервную дрожь в руках при виде приближающейся смерти мало кто может унять. Да и героическую смерть за князя Ясновского принять захотели немногие, остальные попытались удрать.

Грохнула одна из гаубиц, визжащая картечь пробила брешь в уплотнившейся цепи себрийцев, но удержать порыв наступающих уже не могла. Второго выстрела оставшимся на батарее артиллеристам сделать не дали, в считанные секунды всех их перестреляли и перекололи штыками. Здоровенный фейерверкер, это удачный выстрел его гаубицы взорвал пороховой погреб османийцев при штурме Камы, отмахивался банником никому не давая приблизиться. У себрийцев же винтовки оказались разряженными, поэтому, на короткое время ему удалось удержать наступавших. Затем кто-то выстрелил ему в грудь и следом его проткнули с полдюжины штыков разом.

Дело было сделано, батарея захвачена, дорога на Каму открыта.

— На месте! Пачками! Пли!

На этот раз сбитое после бега под градом пуль дыхание и не утихший еще азарт атаки позволили большинству разбежавшихся ясновцев покинуть поле боя целыми, хоть и без оружия. Мазали себрийцы безбожно. Опомнившись, Алекс решил прекратить бесполезный расход боеприпасов.

— Прекратить огонь!

Так ни разу и, не выстрелив, полковник вернул револьвер в кобуру, руки заметно дрожали. Пока Алекс приходил в себя после атаки, подошел Смирко, протянул флягу.

— Отхлебни, командир, успокойся.

Во фляге оказался крепкий вонючий, только клопов морить, самогон. Дальше рта он не пошел, проглотить эту гадость оказалось невозможно, офицер выплюнул все обратно. Тем не менее, дрожь прошла, сердце стало биться ровнее, голова прояснилась и начала работать.

— Что с потерями?

— Почти полторы сотни.

— Раненых на повозки и отправляйте в Боградское княжество, надеюсь, там их не тронут. Оружие соберите и патроны.

— Уже. Там Ясновского нашли, — добавил Смирко.

— Живой?

— Пока да, но это ненадолго. Если хотел у него что-то спросить, то поторопись.

Подполковник Ясновский сидел, привалившись спиной к колесу гаубицы, лицо бледное от потери крови и боли. Руки сжимали живот, кровь просачивалась между пальцами. Его ударили штыком, дважды. Медицина тут была бессильна, да и помогать ему никто не собирался. Алекс присел рядом, глаза в глаза.

— Узнал? Вижу, узнал. У меня к тебе только один вопрос — зачем?

Ясновский с трудом, сквозь сжатые от боли челюсти промычал.

— У меня был приказ.

— Да, приказом сверху можно оправдать любое зверство. Но раненых-то зачем?

Не дождавшись ответа, полковник поднялся на ноги, хотел было уже уйти, но тут снизу донеслось.

— Помоги.

Алекс не сразу сообразил, о какой помощи идет речь. Догадавшись, тронул клапан кобуры, затем передумал и убрал руку.

— Хрен тебе, здесь еще помучайся, а черти пусть немного подождут. Жаль только, до твоего сиятельного дядюшки не могу добраться!

Злости не было, только омерзение и недоумение. Сам не ангел, руки по локоть в крови. Много чего было, пытал, когда требовалось получить сведения, убивал по необходимости или из мести, но никогда не делал этого ради собственной прихоти или удовольствия. Для османийцев такой поступок в порядке вещей, но чтобы единый по сути народ творил такое, ведь еще позавчера они в одном строю сражались с единым врагом! «Нет, не понимаю».

Впрочем, долго копаться в собственных переживаниях, не было времени, марш предстоял долгий и трудный. Час спустя колонна себрийцев выступила к Крешову. С гаубиц сняли замки, открутили и отломали все, что смогли. Не было для них ни лошадей, чтобы вывезти, ни обученных расчетов для стрельбы. Да и боеприпасов уцелело всего с полсотни картечных выстрелов. Ясновских раненых бросили на произвол судьбы, кому повезет, тот выживет, а кто не выживет, тому, считай, не повезло.

Следующий бой пришлось принять уже утром. Встреча противников была неожиданной для обеих сторон и вылилась в скоротечный встречный бой. Сначала головной дозор «Свободной Себрии» столкнулся с головой теперь уже вражеской колонны. Определив численность противника в тысячу штыков, командир дозора приказал отходить к главным силам. В свою очередь, увидев малочисленность противника, княжеский командир решил уничтожить его, как можно скорее. Для чего отдал приказ решительно атаковать, одновременно охватывая левый фланг противника, благо местность это позволяла.

На этом этапе боя обе стороны не понесли больших потерь, стрельба сходу со сбившимся дыханием меткости не способствует. И все-таки княжеский командир вполне мог бы добиться успеха, но тут к месту боя прибыли главные силы полковника Барти.

— Прицел семьсот шагов! Батальон! Залпом! Пли!

Крыдлов использовал старый и уже довольно давно не применявшийся залповый огонь целым батальоном, благо, для этого сложились все условия. Недостаточная меткость отдельного стрелка компенсировалась их количеством. Одновременный залп почти тысячи винтовок выкашивал княжеских солдат десятками. Конечно, плотный строй батальона и сам представлял собой хорошую мишень, но с той стороны не нашлось командира, который смог бы грамотно организовать ответный огонь, а потом и стрелки у противника практически закончились.

— Штыки примкнуть! Вперед! В атаку!

Увидев, момент, когда княжеские солдаты дрогнули, штаб-капитан Крыдлов повел своих солдат в атаку. Это сломило противника окончательно, его солдаты побежали, спасая собственную жизнь. Победа была полной, но радости никому не доставила. Среди пленных оказался офицер княжества Войчетутского в капитанском чине. Его привели к полковнику Барти. Выглядел офицер неважно и все время смотрел себе под ноги, будто боялся споткнуться и упасть.

— Не бойтесь упасть, капитан, вы уже упали ниже некуда!

На секунду офицер поднял голову, но столкнувшись с присутствовавшими себрийцами взглядом, вновь опустил ее.

— Вы лично участвовали в позавчерашней резне?

— Нет, слово офицера.

— А ваши солдаты?

— Не все. Те, кто вызвался добровольно.

— Вот как! Добровольцы, значит, нашлись! Раненых резать? Врачей? А там ведь тоже добровольцы были! Те, кто приехал Себрию от османийцев освобождать, а вы желающих набирали, чтобы их зарезать на госпитальных койках?!

— Я был против этого, — буркнул себе под нос войчетутец.

— Против?! Тогда почему вы не пресекли это безобразие хотя бы в своей роте?!

— У меня был приказ.

— Надо было вызвать на дуэль того, кто вам его отдал! Кто вам его отдал? Полковник Мотыльевич?!

— Да!

— Если духу не хватило вызвать полковника, надо было самому застрелиться, чтобы не стать соучастником! Теперь именно вам за все ответить придется! Увести!

Когда пленного увели, штаб-капитан Крыдлов осторожно поинтересовался у кипевшего гневом полковника.

— Господин полковник, может…

— Что, отпустить?! Может, еще и оружие ему вернуть?! Рядовые, кто не участвовал, пусть катятся на все четыре стороны! А эту мразь вместе с Мотыльевичем расстреляем на центральной площади Крешова, когда его возьмем! Вперед, господа офицеры, до Крешова еще далеко!

На марше полковник Барти несколько придержал походную колонну с тем расчетом, чтобы она вышла к городу в вечерних сумерках. Сам же с небольшой группой разведчиков, верхами, добрался до Крешова засветло. С ближайшей высоты он в бинокль рассмотрел город. Передал оптику Гжешко.

— Трупы, сволочи, к люнетам свозят, во рвы сваливают. Работают спокойно, нас не ждут! Ты мне скажи, а с чего это князья вдруг такими смелыми стали?

Себриец в свою очередь закончил рассматривать городские окраины.

— Думаю, они договорились с османийцами.

— А наши головы станут залогом их вечной дружбы, — сходу подхватил мысль Алекс. — Руоссия сняла нас с довольствия, внешняя угроза отпала, и мы сразу стали мешать им делить Южную Себрию.

— Примерно так, — подтвердил предположения полковника Гжешко.

— А ведь у них почти получилось! Если бы я, из чистого упрямства, не потащил гаубицы с собой или батальон, который мы разгромили утром, успел соединиться с батареей Ясновского, расклад мог бы быть совершенно иным!

— Зачем гадать, что могло быть? Ты мне лучше скажи, что думаешь делать дальше?

— Пока не знаю, — признался Алекс. — Мне нужно узнать обстановку в Каме, тогда и буду планировать дальнейшие действия. У нас есть шанс разгромить князей в короткой кампании, но если война затянется — мы проиграем. На одних трофеях долго не повоюешь, а за ними государственная машина. Да и я сюда приехал с османийцами воевать, а не в межсебрийской резне участвовать. Пока же я намерен взять Крешов, чтобы кое с кем посчитаться. И я его возьму!

Штурм города начался тихо. Четникам Смирко удалось без единого выстрела снять посты на въезде в город. Не ожидавшие нападения княжеские солдаты расслабились и службу несли спустя рукава. За что и поплатились. Разумеется, долго такое везение не могло продолжаться, едва только солдаты полковника Барти начали растекаться по улицам Крешова, как где-то в центре города хлопнул одиночный выстрел. В ответ дружно грохнул целый залп и началось…

Важнейшей целью стал дом коменданта Крешова полковника Мотыльевича. Захват самого коменданта полковник Барти поручил Смирко, лично напутствовав его.

— Живым возьми паскуду!

Когда солдаты из роты Смирко добрались до нужного дома, там уже проснулись, но еще не поняли, что именно происходит в городе. И что то тут, то там вспыхивающие перестрелки всего лишь предвестницы большого боя за город.

— Стой! Пароль!

Стоявшему у дома часовому в голову не пришло, что кто-то может в таком количестве передвигаться по городу, кроме своих солдат. Ответом ему стал выстрел, оборвавший еще одну жизнь. Следом под градом пуль зазвенели стекла в окнах, кто-то бросил гранату в окно первого этажа и весь дом содрогнулся от взрыва. Окна лишились остатков стекол, а нижний этаж заволокло пылью.

— Вперед!

Воспользовавшись моментом, солдаты ворвались в дом, благо его дверь оказалась даже не заперта! Первый этаж защищать было уже некому, с площадки второго этажа загремели выстрелы, закричал от боли раненый. Ответный залп свалил стрелка и нападавшие смогли подняться на второй этаж. К их большому удивлению он оказался пуст, хотя мундир с полковничьими погонами висел в спальне на стуле вместе с портупеей, саблей и кобурой револьвера.

— Ищите его, он где-то здесь!

После более тщательного обыска коменданта обнаружили в крохотной кладовке, спрятавшимся под грудой старого тряпья с зажатым в руке револьвером. Но он даже не попытался воспользоваться своим оружием, пока его не скрутили.

— Тащите его к полковнику, — приказал четник.

К этому времени бой в Крешове уже начал затихать. Первыми побежали самые сообразительные, понявшие, что это не спорадическая перестрелка, а полноценный штурм и те, кому чуйка вовремя подсказала, чем именно грозит промедление. Вдохновленные их примером, следом потянулись нежелающие положить жизнь во славу и территориальные приобретения своего князя. Последними бросили позиции тугодумы, внезапно обнаружившие, что остались практически в одиночестве. Уже к полуночи стрельба в городе стихла, но до самого утра патрули продолжали отлавливать по закоулкам, не успевших сбежать неудачников.

От присутствия на допросе коменданта полковник Барти отказался.

— Боюсь, не сдержусь. А какие вопросы ему задать, ты знаешь не хуже меня.

— Знаю, — подтвердил Гжешко, — и задам.

Как оказалось, комендант Крешова знал немало и выложил все после небольшого нажима. Приказ о нападении на солдат «Свободной Себрии» и резне оставшихся в Крешове пришел с самого верха. При этом владетельные князья успели договориться о невмешательстве не только с османийцами, но и, что было еще более удивительно, с астро-угорцами.

С османийцами, впрочем, ситуация быстро разъяснилась. Под шум событий в Южной Себрии, Романия ввела свои войска в две, куда более богатые, приморские провинции Османской империи. Прагматичные османийцы просто пожертвовали нищей Себрией, сосредоточив свои силы на романском направлении. А вот почему астрияки отказались прирезать почти бесхозные территории к своей лоскутной империи так, и осталось непонятным. Видимо, сочли приобретение слишком хлопотным и не стоящим затрат.

— А что Мотыльевич вам поведал о событиях в Каме?

— Об этом он знает намного меньше, — с сожалением пожал плечами Гжешко. — Да не морщись, спрашивали мы его с пристрастием. Он знает только, что нападение на наших в Каме оказалось не до конца удачным. Наши отошли на Ападагпар, у князей остались Тактамыдаг и сам город со старой цитаделью.

— Наши еще держаться?

— Похоже на то, — кивнул себриец, — ни у нас, ни у них нет сил атаковать, с артиллерией дела тоже обстоят не лучшим образом, так и сидят, каждый на своей горе. Но у них нет проблем с продовольствием, а к нашим подвоза нет.

— Надо их выручать. Но сначала, расстреляем тех, кто заварил эту кашу. Хотя бы исполнителей.

На рассвете, еще до разговора с Гжешко, Алекс съездил к люнету, во рвы которого сваливали трупы. Часть рва уже успели засыпать землей, но и оставшегося хватило для того, чтобы испытать настоящий шок, ибо увиденное сегодня по бессмысленной жестокости превосходило все, что он видел раньше.

— Вот этого переверните.

Труп с обнаженной головой, одетый в руоссийскую шинель без погон лежал лицом вниз. Уши ему отрезали еще при жизни. Сопровождавшие полковника солдаты спустились вниз, осторожно, стараясь не задеть остальных, перевернули тело на спину. Голова откинулась, открывая страшную рану на горле. Несмотря на выколотые глаза и залитое кровью лицо, Алекс узнал убитого. Перед ним лежал младший унтер-офицер Окаюмов, он же, еще недавно очень популярный столичный поэт и дуэлянт Ингварь Полярный. Челюсти сами сжались до зубовного скрежета.

— Зачем? И откуда такая жестокость?

— Самую большую любовь и самую большую ненависть испытываешь к тому, кто ближе, — высказал свое мнение Смирко.

— Неужели нельзя было просто убить? Издеваться-то зачем?

— Так они еще и остальных кровью повязали.

— Это я уже, кажется, слышал. Разберись с пленными, отдели тех, кто это сделал от остальных. Только быстро, мы не можем задерживаться в Крешове надолго.

— Будет сделано, командир, — взял под козырек четник. — А дальше с ними как?

— Не будем уподобляться этим, поставим к стенке и расстреляем.

— А остальных?

— Отпустим. Без оружия и офицеров они — стадо. А потому, не опасны. Только пусть сначала закончат здесь. И знак памятный надо поставить, хотя все равно сломают, кто бы сюда ни пришел.

На этом разговор был окончен, и они вернулись обратно в город.

Экзекуция состоялась в полдень на городской площади. Тех, кого для нее отобрали, набралось меньше сотни. Минимум на треть эта толпа состояла из офицеров и унтер-офицеров. И никто из них даже не попытался бежать или оказать хоть какое-нибудь сопротивление. Некоторые, падали на колени, просили их пощадить, кричали, что ни в чем не виноваты. Может, и вправду кто-то из них попал в эту сотню случайно, разбираться не было ни возможности, ни времени. Остальные, которым повезло больше, молча стояли и ждали окончания. Им еще предстояло вывезти и закопать расстрелянных во рву другого люнета.

Как оказалось, расстрел сотни человек — дело довольно долгое, даже, если не соблюдать все формальности. Последним казнили полковника Мотыльевича. До коменданта очередь дошла только два часа спустя. Поначалу, бледный, в нижнем белье и наброшенной на плечи шинели, со следами допросов на лице офицер дрожал то ли от страха, то ли от холода. Затем, когда два солдата уже тащили его к расстрельной стенке, он вдруг истошно завопил.

— Сволочи! Вас все равно всех убьют! Ненавижу-у-у-у!!!

Так и вопил, пока его не заткнул короткий винтовочный залп.

— Ну, вот все и закончилось, — тыльной стороной ладони Алекс стер со лба холодный пот, — сейчас приберем за собой и через пару часов выступим.

— А мы не слишком торопимся, — засомневался штаб-капитан Крыдлов.

— Вы это скажите тем, кто сейчас сидит в Каме! Через два часа!

Срок этот пришлось нарушить, поскольку причина была уважительной — в Крешов прибыл транспорт с двенадцатидюймовыми бомбами от князя Ясновского. Обозники даже не сразу поняли, почему их встречают не радостными криками, а направленными со всех сторон стволами винтовок. Их командир в чине артиллерийского капитана тоже не сразу разобрал, с кем имеет дело. Он даже пробовал наорать на окруживших его солдат, но, получив прикладом по лицу, упал и замолчал, выплюнув вместе с кровавым сгустком выбитые зубы. Солдаты, охранявшие транспорт и ездовые побросали оружие и подняли руки.

— Этого, — полковник Барти ткнул пальцем в офицера, — возьмем с собой. Остальных — разогнать!

— А с транспортом что делать?

Основной груз крытых фургонов составляли тяжелые чугунные бомбы и пороховые заряды для гаубиц. В нынешнем положении вооруженных сил «Свободной Себрии», они не представляли для них никакой ценности, хотя князь Ясновский немало заплатил за них чистым золотом.

— Освобождайте фургоны! Грузите продовольствие и раненых!

Бомбы и порох тут же побросали в снег у дороги. Поскольку раненых после последних событий осталось немного, оставшиеся повозки забили продовольствием. Обозные лошади, когда их разворачивали обратно, жалобно ржали. Вместо положенного и честно заработанного отдыха они почуяли тяжелый и длительный обратный поход.

Обернувшись назад и бросив последний взгляд на город, ставший большим склепом, штаб-капитан Крыдлов обратился к полковнику Барти.

— Может, все-таки стоило оставить в Крешове хоть-какой-нибудь гарнизон?

Алекс же смотрел на выползшую из города серую змею походной колонны. Три с половиной тысячи штыков, около сотни оставшихся сабель, ни одного артиллерийского орудия и огромный обоз — все, что осталось от вооруженных сил «Свободной Себрии». Без тыла, без снабжения, зато с сильнейшей жаждой мести.

— Нет, сильный гарнизон мы оставить не можем, а слабый город все равно не удержит.

На ходу допрошенный пленный капитан большой ясности о ситуации в Каме внести не смог. Его транспорт вышел из крепости еще до начала всех событий, двигался медленно, всю информацию об окружающем мире получал от обгонявших его посыльных, а они были не слишком многословны. Но о том, что часть крепости по-прежнему удерживается свободносебрийскими войсками, он знал.

— Что со мной будет дальше? — шамкая изувеченным ртом, спросил артиллерист. — Меня расстреляют?

— Пощады просить не будете?

— Нет, — после короткого раздумья прошамкал пленник, — предпочитаю умереть достойно, как, и положено офицеру!

— Очень жаль, что в армии такого мерзавца, как князь Ясновский еще попадаются достойные офицеры вроде вас, капитан. Вы ведь в крешовской резне не участвовали?

— Нет, как я мог?! И поверить не могу, что такое могло произойти.

— В таком случае, ступайте в Крешов, благо, мы недалеко ушли, и убедитесь во всем лично, а потом найдите себе хорошего дантиста. Только сначала дайте слово офицера не участвовать в боевых действиях против нас.

Пленник выпрямился и старательно, как можно четче, произнес.

— Даю слово офицера.

— Верните господину капитану его саблю, — распорядился полковник Барти.

С саблей вышла заминка, нашлась она только минут через десять. Затянув ремни портупеи, ясновец хорошо отработанным движением вскинул ладонь к виску.

— Честь имею, господа офицеры!

Алекс, а вслед за ним и другие офицеры так же отдали ему честь. Отпущенный пленник развернулся и зашагал против хода колонны обратно в Крешов. Глядя ему вслед, штаб-капитан Крыдлов спросил.

— Думаете, вас бы он вот так же отпустил?

— Не знаю. Вряд ли. В любом случае, благородный враг достоин уважения.

— Пытаетесь создать легенду о грозном, но справеливом полковнике Барти, который одной рукой карает виновных, а другой милует непричастных?

— Легенды пишут победители, а мы пытаемся полного разгрома избежать.

Дальнейший марш протекал, в общем, гладко, если не считать нескольких мелких стычек с княжескими частями. При приближении столь грозной, по местным масштабам, силы, они предпочитали отходить, не принимая боя. На четвертый день головной дозор вышел к тому самому мосту, который был взорван Горановичем, что отрезало отряд албая Сатылмыша от Камы. Позднее этот мост был практически заново построен из дерева османийцами, и ими же, при отступлении албая, сожжен. Позднее, его опять восстановили войчетутские саперы для прохода отряда полковника Симововича к Крешову.

К большому удивлению Алекса, мост до сих пор был цел. Более того, он никем не охранялся, переправляйся, кто хочет.

— Я становлюсь параноиком или нам приготовили засаду?

— Скорее, второе, господин полковник, — подхватил мысль начальства Крыдлов, — но я бы еще не исключал минирования моста.

Мина, как оказалось, все-таки была. То ли она была поставлена кривыми руками, то ли ставили ее наспех, а может просто порох в боченке отсырел, но прикрепленный к одной из опор заряд не сработал, несмотря на полностью сгоревший фитиль.

Кое-кому из головного дозора крупно повезло, — флегматично заметил Гжешко.

Без помех переправившись через ущелье, в тот же день колонна себрийцев вышла к городу еще засветло. Над укреплениями Татамыдага развевалось аж три флага одновременно. Два из них Алекс опредил, как флаги княжеств Войчетутского и Ясновского. Зато над противоположной высотой гордо реяло знамя «Свободной Себрии». Что именно висело над старой цитаделью, разглядеть не удалось, но в целом, информация, полученная от пленных княжеских офицеров, оказалась верна.

Прибытие в Каму трех с лишним тысяч солдат полковника Барти вызвало ликование у одних и уныние у других. Баланс сил склонился на сторону «Свободной Себрии». К этому времени, казематы Ападагпара защищало не более пяти сотен солдат. Однако, прежде, чем выбивать коалицию из Камы, полковник Барти решил составить более детальный план, а заодно, узнать о произошедшем в Каме за время его отсутствия.

— Где подполковник Мартош?

Вот тут-то и выяснилось, начальник штаба вооруженных сил «Свободной Себрии» неожиданно и бесследно исчез за несколько часов до нападения на них солдат княжеской коалиции. Собственно, эта самая суета, поднявшаяся вследствие пропажи, не дала нападению возможности стать внезапным, свободносебрийцы были уже на ногах и при оружии.

— Из города нас быстро выбили, а в старой цитадели изначально был только княжеский гарнизон, — докладывал себрийский комбат, принявший командование всеми свободносебрийцами в Каме, как старший по должности. — В это время мы понесли основные потери, около сотни убитыми. Пленных они не брали. Основные наши силы столи на Ападагпаре, к ним присоединились те, кому удалось вырваться из города. Один раз они сунулись, но быстро умылись кровью. Больше атаковать не пытались. С тех пор так и сидим, друг на друга смотрим. Продовольствия осталось еще на неделю, патронов по сотне на винтовку.

— Понятно, — подвел итог доклада полковник Барти. — А что все-таки с Мартошем? Убит? В плену?

— Не удалось выяснить, господин полковник. В плен он точно не попал и мертвым его никто не видел. Думаю, он все знал заранее и просто сбежал.

— Дезертировал, — поправил себрийца Алекс, — и никого не предупредил. Интересно, к чему бы это?

Вопрос был риторическим и остался без ответа. Точнее, мотивы дезертирства начальника штаба выяснились несколько позднее. А пока, надо был решать куда более актуальные вопросы.

— Будем брать Каму, господин полковник?

— Не сразу, солдаты устали после марша, им требуется отдых. Да и нам надо осмотрется.

На самом деле, после того, как выяснилось, что положение свободносебрийцев на Ападагпаре вовсе не было таким критичным, Алекс не был уверен в том, что княжеские войска требуется выбивать из Камы. Здесь не было больших складов с продовольствием и армейским имуществом, а бой в городских условиях и штурм укреплений Тактамыдага были чреваты большими потерями. Ослабленные и отягощенные большим количеством раненых, вооруженные силы «Свободной Себрии» теряли маневренность и привязывались к одному населенному пункту, где их рано или поздно добьют после истощения запасов.

Честно говоря, он вообще не видел достойного выхода из сложившегося положения. Если при выступления из Крешова он еще питал какие-то надежды удержать Южную Себрию, то после вступления в Каму он их растерял. А что может быть хуже, чем командующий, потерявший веру в победу? Но ситуация и впрямь складывалась неважная, если не сказать грубее.

Но солдаты, а уж тем более окружавшие полковника Барти офицеры, не должны были заметить малейшей слабости и неуверенности в его действиях. А потому, весь следующий день Алекс как заведенный носился по укреплениям Ападагпара. Он лично изучал состояние нескольких брошенных османийцами пушек, наличие боеприпасов к ним с умным видом, не таясь от противника, в бинокль разглядывал Тактамыдаг и изучал подходы к городу, а его душу грызли сомнения. К вечеру, совсем измучившись, он все-таки решил поделиться своими сомнениями с Гжешко.

— Что будем делать? Штурм и взятие Камы не решает никаких проблем, скорее, только усугубляет их. Долго продержаться здесь мы не сможем, отступать нам некуда, а бесполезное сидение на Ападагпаре — не самый короткий, зато самый верный путь к поражению.

Себриец поднял на Алекса покрасневшие от бессонницы глаза.

— Не один ты мучаешься этим вопросом. Если тебе станет легче, я об этом думаю ничуть не меньше тебя и точно также не нахожу выхода.

Только сейчас полковник заметил, насколько постарел за месяцы их знакоства себриец. Под густой черной бородой на лице залегли глубокие морщины, а ведь перед ним сидел еще довольно молодой человек, немногим старше самого Алекса.

— Ладно, — подвел итог беседы руоссиец, — утро вечера мудренее.

Не найдя спокойствия и утешения во вчерашней беседе, эту ночь полковник спал плохо. Долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, утром поднялся на ноги разбитым и невыспавшимся. А народная мудрость таки сработала, хоть и совсем не так, как он ожидал. Когда Алекс пытался запихнуть в себя сухую перловую кашу, сваренную на воде и почти без соли, прибыл посыльный с поста, оставленного наблюдать за Крешовым.

— Господин полковник, в город вступили астро-угорские войска!

Несколько секунд Алекс осмысливал полученную информацию, затем задал только один вопрос.

— Это точно?

— Точно, господин полковник! Их шинели, ни с какими другими не спутаешь.

Точно такая же потертая, заношенная серо-голубая шинель была наброшена на плечи полковника. И это был конец свободной Себрии.

— Соберите господ офицеров на совет. Немедленно!

Первым взяв слово, полковник Барти коротко обрисовал ситуацию.

— Не знаю, по какой причине Астро-Угорская империя решила нарушить данное княжеской коалиции обещание. Да это и неважно. Важно, что сейчас мы оказались зажатыми между молотом и наковальней.

Алекс плеснул в пересохший рот воды и, проглотив, продолжил.

— С княжеской коалицией мы еще могли справиться, но против Астро-Угорской армии у нас шансов нет, несмотря на то, что на вооружении у астрияков весьма паршивая винтовка.

Это заяление вызвало среди офицеров оживленный шум.

— И что вы предлагаете, господин полковник?

— Спасти тех, кого еще можно. Добраться до нейтрального княжества Боградского, а там армию распустить. Хотя, какая мы уже армия, даже на полнокровный полк солдат едва наберется!

— Для этого нам все равно нужно пройти через угорские позиции, — заметил штаб-капитан Крыдлов.

— Если нужно — пройдем!

Захватив Крешов, астро-угорцы отрезали силы «Свободной Себрии» от княжеств Ясновского и Боградского. Но если для прохода в Ясновское город нужно было захватить, то путь к Бограду проходил мимо города. Можно было бы обойти Крешов горными тропами, но для такой массы войск, да еще и ранней весной, они были непроходимы. Оставалось только выяснить, как именно охраняется эта дорога.

Многострадальный мост через ущелье был сожжен после прохода колонны. Первая встреча с астро-угорцами произошла на второй день марша. Как выяснилось, противник не сидел на одном месте, а активно вел кавалерийскую разведку на обеих дорогах, ведущих в Каму. С одним таким разъездом и столкнулся головной дозор себрийцев. С обеих сторон прозвучало несколько выстрелов, после чего всадники спешно скрылись. Но все же с колена по всаднику попасть куда проще, чем с седла по вставшему на колено пехотинцу. Двое астрияков остались лежать на снегу вместе со своими лошадьми. Вот только это оказались вовсе не астрияки, взглянув на их форму, Смирко опознал противника.

— Угорский гонвед.

Противник опасный, упорный и безжалостный. А с себрийцами у них давняя завидная ненависть. А самым худшим было то, что теперь проскользнуть с минимальными потерями не удастся, об их приближении в Крешове узнают не позднее завтрашнего полудня.

— Придется драться всерьез, — сделал вывод Крыдлов.

Оставалось только ускорить марш, чтобы дать противнику как можно меньше времени на подготовку. Через день, в два часа пополудни свободносебрийская разведка с гребня одной из гор смогла увидеть окрестности Крешова. Вмести с ними, на гору поднялся полковник Барти.

— Готовятся.

Поаерек дороги угорцы заложили две линии траншей, с таким расчетом, чтобы их нельзя было обойти. А вот инженерные препятствия перед ними устроить не успели. План атаки уже начал складываться в голове Алекса.

— Господин полковник, пушки.

Один из разведчиков рассмотрел орудия, которые офицер не заметил, раглядывая позиции противника в бинокль. Одна, две, три…, восемь. Восемь полевых пушек. Калибр не понять, скорее всего, четырехфунтовки. Батарея была расположена на пригорке, в стороне от позиций пехоты, с таким расчетом, чтобы можно было вести фланкирующий огонь по полю перед ними. В наличии имелось и пехотное прикрытие. План пришлось переделывать на ходу.

— Угорцы думают, что мы собрались атаковать Крешов. Обнаруженные разведкой траншеи — передовое охранение, чтобы не допустить внезапной атаки. Основная линия обороны проходит по окраинам города. Поэтому, атакуем с наступлением темноты, с батареей возиться не будем…

— Не подавив батарею, понесем большие потери!

Еще неделю назад полковник Барти не приминул бы поставить на место наглеца, прервавшего старшего по званию и должности, однако, к этому дню обстоятельства изменились.

— В темноте артиллеристы будут бить наугад! А когда преодолеем траншеи, то огневые позиции пушек створятся и вслед нам сможет стрелять только одна, максимум, две! Если же начнем атаковать батарею, рискуем увязнуть в бою, а к угорцам может подойти резерв из Крешова. Еще какие мнения есть?

Алекс обвел взглядом офицеров, все промолчали.

— Тогда после прорыва угорской обороны поворачиваем на Боград и отрываемся от противника на максимальной скорости. Те, кому повезет, к утру выйдут к границе.

Больше вопросов не было, офицеры разошлись по своим частям, оставалось дождаться темноты. День уже заметно удлиннился и ждать пришлось долго. Наконец, Алекс счел видимость достаточно недостаточной и отдал приказ выступать. Еще бы хорошо добавить к этому снег и порывистый ветер, но природа на это не расщедрилась. Хорошо хоть луна пряталась за низкой облачностью.

— Шире шаг!

С двадцати шагов не было видно спин тех, кто шел в передней цепи. Вместе со всеми Алекс брел во второй цепи, ожидая первого выстрела, а его все не было и не было. Не заметив под снегом ямки, полковник оступился и упал, растянувшись во весь рост. А когда начал торопливо подниматься — началось.

— Вперед! В атаку! Ура-а-а-а!!!

Вытащив из кобуры «гранд», Алекс бежал, стараясь не отставать. «А-а-а-а!!!». С каждой секундой перестрелка становилась все интенсивнее. Неожиданно перед ним возник темный силуэт. Полковник не сразу сообразил, что перед ним угорец и едва не был насажен на длинный сабельный штык, буквально в последний момент успел выстрелить, а затем сгоряча выпалил в нехотевшего падать противника весь барабан.

— Вперед!

Едва не свалился в траншею, внезапно оказавшуюся под ногами, едва смог перепрыгнуть. Ба-бах! «Артиллеристы проснулись. Поздно, господа хорошие, поздно!». Можно было считать, замысел одного маленького полковника удался. Теперь вперед, бытрее вперед. Вторую траншею перепрыгнул удачно и тут едва не споткнулся о лежавшее в снегу тело. Свой или чужой, живой или мертвый, не разобрать. Вперед, только вперед!

А вот и долгожданный поворот, пушечные выстрелы гремели теперь редко и с каждым шагом отдалялись все дальше и дальше, уже появилась надежда на спасение… Он еще успел краем глаза увидеть блеснувшую слева вспышку гранаты, а вот грохота разрыва уже не услышал. Опрокинутое ударной волной тело безвольно упало на мерзлую землю.

Глава 10

Ночь близилась к концу. Над нависшей с востока горой уже начало светлеть небо, а у ее подножья героически боролся со сном одинокий таможенный стражник княжества Боградского. В благословенные прежние времена можно было уйти спать в сторожку, заперев шлагбаум на замок. Все равно ночью по дороге никто не ездил, а любой местный контрабандист знал не меньше десятка горных троп, коими пост можно было обойти. И начальство на такие шалости простых стражников глаза закрывало. Нынче же все стало не так — война. И пусть гремела она далеко на юге, и княжество Боградское, милостью и мудростью князя в ней не участвовало, отголоски ее долетали и сюда.

Время от времени на юг через пост шли караваны в сопровождении угрюмых бородачей. Везли вроде бы продовольствие, оружия на виду не держали, но щедро платили таможенникам за то, чтобы они свой нос в их повозки не совали. И что они прятали под мешками с мукой и крупой никто не ведает. Обратно телеги приходили пустыми, а бывало, привозили обмотанных кровавыми бинтами раненых и увечных.

И это бы еще ничего, но в последнее время в округе начали появляться непонятные шайки то ли дезертиров, то ли башибузуков, то ли четников, сам черт не разберет кого. Одиночному путнику или торговому каравану без охраны на дорогу лучше не соваться. А потому и стражникам, чтобы не быть втихую зарезанными, приходилось бдить в обнимку с тяжелой дульнозарядной винтовкой и давно не точенной кривой саблей на левом боку.

А еще господина вахмистра может принести нелегкая в самый неподходящий момент. Вахмистр — сволочь, в последнее время злой стал, хуже цепной собаки. Пойманного прикорнувшим часового бил кулаком в ухо и, на радость сменщику, оставлял стоять на посту еще одну смену. Стражник невольно покосился в сторону каменного здания таможни, где храпели его более везучие сослуживцы, осторожно тронул, вроде не очень распухло, левое ухо.

«А тихо-то как»! Под утро ветер полностью стих, в воздухе стояла звенящая тишина. Или не совсем тишина? Таможенник покрутил головой, пытаясь непострадавшим ухом уловить направление на источник непонятного шума. Вот только что его не было, а тут вдруг появился и исчезать явно не собирался, наоборот, становился все громче и постепенно оформился в топот множества ног.

Стражник заметался возле своей будки. «Что делать? Бежать? Стрелять? Предупредить остальных? Да ну их к чертям». Таможенник юркнул в расщелину и там притаился, авось не заметят в темноте. В предрассветных сумерках на таможенный пост надвинулась серая людская масса. Кто-то из идущих в первом ряду ударом ружейного приклада сбил замок и поднял шлагбаум.

Часть людей сразу же двинулась по дороге вглубь княжества, а часть задержалась у поста. Самые уставшие и обессилевшие тут же валились на землю, не имея сил сделать еще хотя бы пару шагов. У шлагбаума на придорожный камень присели двое. Первый, чернобородый, молча свернул самокрутку, высек искру, сам затянулся ядреным местным самосадом, затем дал затянуться второму.

— Что думаешь дальше делать, опять в четники вернешься?

Смирко выдохнул табачный дым, кивнул.

— А что мне еще остается? Я ничего больше делать не умею, военный из меня не получился.

— Ты был хорошим офицером, — возразил Гжешко, — у нас все могло получиться. Эх, если бы не влезли имперцы… А может еще не поздно?

Четник бросил взгляд на проходящих мимо выживших бойцов «Свободной Себрии» смертельно усталых, голодных, оборванных с почти пустыми патронными сумками. Сделал вторую затяжку и вернул самокрутку.

— Поздно, мы им уже не командиры. Да и полковник был прав — с имперцами нам было не совладать. Мы разбили османийцев, пустили кровь князьям, сделали все, что смогли, даже спасли уцелевших.

— Не всех. Он точно погиб?

— На моих глазах, — подтвердил четник. — Осколок гранаты в голову попал, все вокруг было залито кровью, с такими ранами не живут. А ты, куда собираешься податься?

— В Себрии мне оставаться нельзя, слишком много врагов нажил, — усмехнулся Гжешко, — придется уехать. Но сначала хочу вернуться в Войчетут, надо закончить кое-какие дела, вернуть долги.

— Удачи тебе.

Смирко хотел было уже подняться с камня, но в этот момент к ним подошел третий.

— Не могу назвать это утро добрым, капитан, — приветствовал его Гжешко.

— Штаб-капитан в отставке, — поправил его Крыдлов.

— Большие потери?

— Лучше спросите, сколько нас осталось, я вам отвечу — меньше сотни. Хотя сейчас это не имеет уже никакого значения.

— И здесь вы правы, господин штаб-капитан, — согласился с офицером себриец. — Что будете делать дальше?

— Вернемся в Руоссию. Полковник рекомендовал нашего здешнего представителя как весьма порядочного человека и толкового дипломата. Хотим обратиться к нему, ибо средств на возвращение почти не имеем, да и документы не у всех в порядке. Я, собственно, за тем и подошел, чтобы предупредить о нашем уходе.

— Прощайте, господин штаб-капитан. И спасибо вам за все. Деньгами вам помочь возможности лишен, ибо казна «Свободной Себрии» давно уже пуста.

— Оружие продайте, — посоветовал офицеру четник, — в Себрии сейчас это самый ходовой товар, покупателя найдете легко и цену можно хорошую взять. Вот и будут вам деньги для возвращения.

— Благодарю за совет, — слегка склонил голову Крыдлов, — возможно, им и воспользуемся. Честь имею, господа!

Себрийцы пожали штаб-капитану руку, и он направился к ожидавшим его руоссийцам. Вскоре еще часть бывших бойцов «Свободной Себрии» направилась к столице княжества Боградского.

Часа через два с половиной, когда дневное светило уже полностью вступило в свои права и попыталось заглянуть в придорожную расщелину, из нее выглянул прятавшийся там таможенный стражник. Убедившись в том, что на расстоянии прямой видимости никого из посторонних нет, выбрался из своего убежища. Подойдя к так и открытому шлагбауму, поднял с дороги сбитый замок и сокрушенно покачал головой — опять начальство ругаться будет, а может и стоимость утраченного имущества из жалованья удержать. И гроза не замедлила грянуть.

— Кто это был? — брызгая слюной, вопил вахмистр.

Сам он, вместе с остальными стражниками, все это время сидел в таможне, боясь из окна нос высунуть. Ни у кого и мысли не мелькнуло, выйти поинтересоваться, что за вооруженные люди в княжество пожаловали. Уж больно много их было, да и по виду они не были похожи на тех, с кого пошлину за пересечение границы можно взять.

— Не могу знать, господин вахмистр!

Стражник постарался принять как можно более бодрый и придурковатый вид, надеясь, хоть как-то умилостивит разгневанное начальство. Не получилось.

— У-у, собачий сын!

Примерившись, вахмистр двинул кулаком в многострадальное стражниково ухо, а затем окончательно добил подчиненного.

— Пятьдесят денариев штрафа с тебя!

Развернувшись, вахмистр затрусил обратно к таможне. Надо было срочно хоть что-то написать и немедля отправить донесение в Боград. И доставить донесение прежде, чем эта толпа вооруженных оборванцев доберется до столицы. При этом как-то надо было избежать встречи с этими самыми «оборванцами» идущими по той же дороге, в том же направлении. Но этот момент вахмистра мало волновал, пусть об этом гонец думает. Его задачей было предупредить, так как за такое упущение начальство по головке точно не погладит, а желающих занять столь хлебное место найдется немало.

* * *

Алекс очнулся, когда было уже светло. Первое, что он ощутил — холод. Руки и ноги онемели, он их почти не чувствовал. Саднила левая часть головы. Левый глаз разлепить не удалось, а правый, хоть и с трудом, но открылся. Неподалеку сухо треснул одиночный выстрел. Попытка повернуть голову закончилась неудачей. Запекшаяся кровь и ночной мороз прихватили волосы к промерзшей земле. Хлопнул еще один выстрел, явно ближе предыдущего. Победители, понял офицер, завершают то, что за прошедшую ночь не сделал с ранеными себрийцами мороз. Где-то рядом должен быть «гранд». Алекс попытался нащупать ремешок, которым револьвер пристегнут к поясному ремню, но потом вспомнил, что барабан его пуст и оставил бесполезную попытку. Оставалось только ждать.

Сначала послышались осторожные шаги, затем в поле зрения появился угорский солдат в такой же, как была надета на Алексе, серо-голубой короткой шинели. Приблизился, выставив перед собой винтовку с длинным тесачным штыком. Поняв, что лежащий перед ним раненый хоть и жив, но не опасен, выпрямился, сделал еще пару шагов, прицелился. «Ты же не собирался жить вечно, рано или поздно это должно было произойти». Алекс закрыл свой единственный зрячий глаз и попытался прочитать молитву, но никак не мог вспомнить начало, только какие-то случайные обрывки.

В почти неподвижном утреннем воздухе щелчок ударника был слышен явственно, а выстрела не последовало. Осечка. Алекс приоткрыл свой единственный глаз, взглядом отыскал своего убийцу. Угорец, негромко ругаясь себе под нос, пытался открыть затвор, дергая рукоятку, но тот не спешил поддаваться. «Все-таки паршивая у имперцев винтовка». Секунды текли, а дело у солдата не ладилось. Алекс хорошо понимал его, проткнуть беззащитного, лежащего на земле раненого штыком, пусть даже врага, не каждый сможет, выстрелом из винтовки все же проще.

А это еще что за шум? К первому угорцу присоединился второй, судя по блестящим погонам, сабле и открытой кобуре револьвера — младший офицер. Солдат поставил винтовку к ноге и выслушивал выговор от начальства. Холод пробирал Алекса до костей, а тут еще этот криворукий солдатик с заклинившей винтовкой и никак не затыкающийся офицерик, скорее бы уже все закончилось.

— Эй, заканчивайте уже, надело!

Офицер прервал выволочку нерадивого подчиненного, склонился над раненым. Алекс встретил его взгляд своим единственным глазом. Гляделки длились недолго, угорец скривился, затем выпрямился и что-то приказал солдату, тот моментально исчез. Ждать пришлось недолго. Набежало сразу несколько угорцев. По команде офицера начали отдирать голову Алекса от земли, он аж закричал от боли. Заодно сняли с него чехол с биноклем, портупею, вывернули карманы, забрав остатки револьверных патронов. Офицер сунул нос в чехол, судя по роже, остался доволен и повесил бинокль себе на шею. Револьвер его не впечатлил, оно и понятно, патрон для «гранда» совсем не ходовой в Астро-Угорской империи.

Из двух тут же подобранных винтовок и снятой с убитого шинели солдаты соорудили носилки, положили на них Алекса и куда-то понесли. Несли долго, трижды отдыхали. Потом его, уже в самом Крешове, опять рассматривали несколько угорских офицеров уже явно в немалых чинах. Старший из них, обладатель шикарных седых усов, решительно махнул рукой и пленного офицера погрузили в санитарный фургон, накрыв все той же шинелью. Под мерное покачивание повозки и цокот лошадиных подков Алекс то ли заснул, то ли впал в забытье.

В себя он пришел уже в угорском госпитале. Здесь его раздели, промыли от запекшейся крови лицо, и он получил возможность видеть вторым глазом. А еще здесь было тепло. Отогревшиеся конечности дали о себе знать сильнейшей болью. В это время пожаловала еще одна компания желающих посмотреть на плененного вражеского командующего. Судя по шикарным золотым эполетам, обильному шитью на мундире и подобострастным рожам свиты, самый главный из глазеющих пребывал в генеральских чинах.

В одном из свитских Алекс узнал Мартоша, тот был в угорском мундире при погонах. Генерал что-то спросил у Мартоша, тот утвердительно ответил, ткнув пальцем в раненого. «Жаль раньше не приказал повесить иуду». Теперь же оставалось только зубами скрипеть от досады и боли. Генерал довольно ухмыльнулся, произнес еще одну фразу, остальные офицеры деликатно захихикали, видимо, начальство изволило пошутить. Одобрительно хлопнув Мартоша по плечу, генерал со свитой удалились, а для раненого начался настоящий ад. Рану на голове зашивали без наркоза, сунув в зубы какую-то деревяшку. Два санитара держали руки, два — ноги, один фиксировал голову, хирург орудовал кривой иглой. Трудно сказать, сколько времени бился Алекс на операционном столе прежде, чем пришло спасительное забытье.

Третий раз раненый пришел в себя в почти полной темноте и, как ему поначалу показалось, в одиночестве. Но только стоило пошевелиться, как рядом с госпитальной койкой возникла фигура во всем белом.

— Что пан офицер хочет?

Желаний у пана офицера было много. Одновременно хотелось пить, есть, поскорее добраться до туалета, избавиться от болезненной раны на голове и сбежать из этого госпиталя куда-нибудь подальше и как можно быстрее. Но для начала надо было узнать, с кем кривая свела на этот раз.

— Ты кто?

— Пиотр я, руосинец из-под Ленберга.

Под власть Астро-Угороской империи руосинцы попали уже пару сотен лет тому, но язык родственный руоссийскому сохранили до сих пор. В имперской армии их старались держать подальше от боевых подразделений, направляя во всякие вспомогательные подразделения. Так Пиотр и попал санитаром в военный госпиталь, а здесь его определили ухаживать за пленным офицером, так как больше с ним никто из госпитальной обслуги объясниться не мог.

Посреди ночи сразу все потребности раненого простой санитар удовлетворить не мог, принес только кружку воды и жестяную утку. Еду с головной болью пришлось отложить до утра, а побег вообще на неопределенное время. Утром Алекса накормили, затем его осмотрел врач, пробурчал что-то непонятное, хотя и вполне одобрительное. Позже Пиотр растолковал его диагноз.

— Рана только поверху, череп цел.

Осколок гранаты или даже отброшенный разрывом камень ударил по касательной, кость не пробил, но этого хватило, чтобы потерять сознание, а из рассеченной кожи крови натекло много. Потому, товарищи и приняли его за убитого, отсюда и общая слабость. То, что рана не смертельная, а даже и не очень тяжелая не могло не радовать, вместе с тем весьма насущным стал вопрос, что с ним будет дальше? При любом раскладе, рассчитывать на милость имперцев не приходилось, поэтому, едва только способность здраво мыслить, начал обдумывать варианты, как покинуть не только палату, но и пределы Астро-Угороской империи не прощаясь с хозяевами. Все-таки военный госпиталь — не тюремная больница, охрана здесь не такая строгая.

На единственном окне Алекс уже заметил решетку. Не из самых толстых прутьев, но для ее преодоления нужны инструменты, силы и время, пленник же ничем из перечисленного не располагал. Оставалась только дверь, она-то и стала объектом пристального внимания. Высокая, деревянная с защелкой, но никаких запоров ни снаружи, ни внутри офицер не увидел, зато, когда дверь в очередной раз отворилась, пропуская санитара с обедом, заметил снаружи характерный блеск. Дверь охранялась часовым и вооружен он винтовкой с примкнутым штыком.

Всю следующую ночь пленник провел без сна. Когда госпиталь угомонился, по доносящимся из коридорам звукам попытался определить, каким же образом его охраняют. Стук подкованных каблуков, бряканье антабки, стук окованного металлом затыльника приклада по доскам пола, скрип стула или табуретки под тяжестью тела. Сел стало быть. Не спит, ворочается, табуретка поскрипывает. Минут через тридцать-сорок часовой встал, несколько раз прошелся туда-сюда, опять сел. Через некоторое время опять прогулялся. И так часов до трех ночи, после чего его сменил другой солдат.

Этот службу нес не так бдительно. С полчаса походил, сел, стукнула об пол винтовка, скрежетнул по стене штык… И все, ни звука, будто и человека за стеной нет. Спит или нет? И ответ был получен в виде грохнувшейся на пол винтовки — уснул все-таки! Поставил оружие к стене и спал. А вот теперь надо слушать внимательно, как госпитальная обслуга и пациенты отреагируют на грохот в коридоре и сколько времени им на это потребуется. Алекс успел досчитать до шестидесяти шести прежде, чем в коридоре скрипнула дверь и кто-то начал выговаривать часовому. Тот ответил, завязалась оживленная перепалка, вскоре прерванная чьим-то начальственным басом. А вот проверить наличие пленного внутри так никто и не догадался.

Итак, можно подвести некоторые итоги и вчерне набросать план. Выбраться из палаты труда не составит, дождаться пока часовой прикорнет, потихоньку открыть дверь и… Напасть на часового или пробраться мимо? После недолгого размышления нападение Алекс отверг. Кроме изрядного риска нашуметь, первый же обнаруживший отсутствие часового на привычном месте может заподозрить неладное и поднять тревогу. Если же удастся проскочить бесшумно, то фора по времени будет до самого утра, пока не появится санитар Пиотр чтобы вынести утку. И громоздкая однозарядная винтовка, если даже удастся ей завладеть, в его положении будет только помехой. А вот от револьвера офицер не отказался. «Было бы из чего застрелиться в случае неудачи». Абсолютно непонятно, что делать, выбравшись в коридор, ибо Алекс ничего не знал о планировке госпиталя, он даже понятия не имел, на каком этаже находится его палата. Ну да немного времени, чтобы это разузнать у него еще есть. На этом он и заснул.

Утром его едва растолкал санитар. Дальше все пошло по заведенному в учреждении распорядку: утренний туалет, завтрак, осмотр врача. Пиотр взял на себя роль толмача.

— Как пан офицер себя чувствует?

— Голова кружится, тошнит немного, в теле слабость еле руками двигать могу.

На самом деле, учитывая большую кровопотерю, Алекс чувствовал себя вполне удовлетворительно. Пожалуй, мог бы попробовать даже встать, но решил симулировать контузию, благо, симптомы были уже знакомы. Врач покачал головой, прописал покой и диету, с тем и отбыл. Ближе к полудню в дверях нарисовался еще один посетитель.

— А вот и главный иуда пожаловал!

Мартош пришел в мундире при погонах и сабле. Уселся на госпитальный табурет, саблю пристроил между ног.

— Я Себрии присягу не давал!

— Однако деньги брать не стеснялись.

— Да какие там деньги, — отмахнулся подполковник, — так, мелочь.

— Конечно, в империи вам платили куда больше. И даже, я смотрю, обратно на службу приняли.

— Это ненадолго.

Похоже, старик даже смутился, а потому поспешил сменить тему.

— Кстати, я по делу, надо задать вам несколько вопросов.

— Кому надо? — взвился Алекс. — Вам? А если я откажусь отвечать, пытать будете? Железо каленое уже приготовили?

— Ну, зачем же сразу пытать, господин отставной капитан, в вашем положении…

— Ой, боюсь, боюсь, боюсь! Честь имею, Алекс Магу, капитан руоссийской армии в отставке. В прошлую войну я достаточно наследил на Палканах, чтобы не надеяться сохранить инкогнито! А что касается положения моего, то я представить не могу, что еще может его ухудшить, а потому, пойдите вон!

Брякнув саблей, Мартош поднялся с табурета.

— Ошибаетесь, молодой человек, даже если человеку очень плохо, то всегда ему можно сделать еще хуже! Скоро вы это узнаете и пожалеете…

Отперевшись на руки, Алекс ухитрился почти сесть в госпитальной койке.

— Уже жалею! Жалею, что в свое время не приказал повесить одного имперского шпиона! И что этот проклятый осколок летел слишком медленно и не под тем углом, Не пришлось бы сейчас смотреть на вашу мерзкую рожу!

На этом запал Алекса закончился, физические и моральные силы оставили его, и он рухнул обратно на тощую подушку. Мартош вышел не прощаясь. На выходе он столкнулся с кем-то из санитаров и весь заряд подполковничьего гнева угодил в некстати подвернувшегося солдатика.

Когда же шум в коридоре утих, Алекс погрузился в размышления. «На счет невозможности не возможности испортить мне жизнь я, пожалуй, погорячился. Вполне могут законопатить в какой-нибудь каменный мешок на хлеб и воду. А могут и железом прижечь, или водой пытать, опыт у имперцев богатый. Цивилизованными и просвещенными они прикинулись не так давно, раненых добивали без зазрения совести. Хотя возможность увидеть перекошенную рожу иуды Мартоша может стоить всех предстоящих мук. А может по-другому отсюда сбежать?».

Алекс прикинул расстояние от оконной ручки до пола. «Маловато будет, но некоторые ухитрялись это сделать и сидя, было бы желание. А веревку можно из простыни сплести. Нарвать вдоль полос и сплести. Только сначала стоит попытаться сбежать обычным способом, а уж если не получится…».

Дальнейшие мысли прервал скрип дверных петель. Опять санитар Пиотр пришел. От него Алекс попытался получить хоть какую-нибудь информацию о госпитале и городе, где он находится, но узнал только непроизносимое угорское название населенного пункта, об остальном руосинец мычал что-то невнятное, то ли был непроходимо глуп, то ли слишком запуган имперцами.

Санитар поставил на стол кувшин с водой, поделился новостями.

— Дела у пана офицера идут хорошо. Швы скоро снимут.

Для кого хорошо, а для кого и не очень. Не купился, выходит, угорский доктор на его симуляцию. А скорая выписка означала перевод в тюрьму с куда более строгим режимом и серьезной охраной. Следовало спешить, а спешка в таком деле плохой помощник. Тем же вечером, едва только все угомонились, Алекс самостоятельно доковылял до окна. Второй этаж. Знать бы еще, где лестница. Судя по движению в коридоре где-то слева, справа народу ходит куда меньше.

* * *

Следующие шесть дней Алекса никто не беспокоил. Он уже достаточно окреп для самостоятельного передвижения по палате, рана на голове почти не беспокоила, хоть он всем своим видом старательно изображал обратное. Еще он окончательно убедился в том, что часовые из госпитальной обслуги службу свою несут, не слишком бдительно, норовя урвать часок-другой от дежурства на сон, особенно в предрассветное время. В остальном же не продвинулся ни на шаг, придется импровизировать.

Тем же вечером, как всегда, Пиотр принес ужин. Убедился, что они остались вдвоем, а дверь плотно закрыта. И пока пленный ел, руосинец неожиданно заговорил короткими предложениями, негромко, так, чтобы в коридоре не было слышно.

— Завтра вас увезут в тюрьму. Лестница — вторая дверь налево по этой стороне. Петли я смазал. Под лестницей дверь в подвал. Замок будет открыт. За дверью одежда и ботинки. Несколько монет, сухари. Там же огниво и свеча. По коридору направо до конца. Запор на двери внутри. Направо двадцать шагов — кусты. За кустами дыра в заборе. Дальше иди на юг, там сады можно уйти незаметно.

Алекс был даже не удивлен — ошарашен. Вот тебе и туповатый простофиля-санитар. Догадался, о чем думает пленник, все детали побега продумал и сообщил в последний день, чтобы сговора никто не заметил. Так же негромко офицер произнес.

— Спасибо.

Прежде, чем унести грязную посуду, санитар склонился, делая вид, что хочет поправить подушку.

— Беги, полковник, я буду за тебя молиться всю ночь.

И ушел. Пока не забыл, Алекс повторил путь. «По этой стороне налево вторая дверь, спуститься на первый этаж, под лестницей найти дверь в подвал, будем надеяться открытая. За дверью должны быть одежда и обувь. Сразу зажечь свечу или переодеться в темноте? Первое опасней, второе займет больше времени. Решу на месте. Повернуть направо, дойти до конца коридора, там должна быть дверь наружу. Потом еще раз повернуть направо, за кустами найти дыру в заборе. Сориентироваться по звездам и идти на юг».

Еще один вопрос следовало решить немедленно, бежать, как только представиться возможность или дожидаться предрассветных часов? «Где-то до четырех часовые бдят, выйти из палаты можно будет в половине пятого, значит, из госпиталя удастся выбраться около пяти. Рассвет в семь, а за два часа по незнакомой местности далеко не уйти». К тому времени его уже начнут искать, возможно, с собаками. «По всему получается первая половина ночи. Да и на вторую могут поставить какого-нибудь добросовестного новобранца». Изредка попадались и такие. «Тогда точно конец. Ну а теперь самое время помолиться самому».

Ночь. В окно заглядывает яркая, полная луна. Не самое лучшее обстоятельство для задуманного. В ночной тишине за дверью бухают сапоги часового. Туда, сюда, туда, сюда. Остановился. Опять пошел. Да когда же ты угомонишься?! Остановился, сел, стукнула по полу поставленная винтовка. Алекс даже дышать перестал, прислушиваясь к происходящему в коридоре. «Уже уснул или еще нет? А вдруг опять начнет ходить?». Секунды перетекали в минуты, а за дверью царила полная тишина. Наконец Алекс решился. «Пора».

Пол холодный. Осторожно ступая босыми ногами, подобрался к двери, прислушался. «Спит или нет? Непонятно. Придется рискнуть». Дверь не подвела, приоткрылась бесшумно. Осторожно выглянул. Силуэт часового в обнимку с винтовкой темнел справа. Это хорошо — не придется красться мимо. Алекс приоткрыл дверь шире. Вроде, посапывает равномерно. Офицер сделал осторожный шаг за порог. Часовой заворочался, пленник замер. Казалось, сердце в груди стучит слишком громко. Найдя более удобную позу угорец затих.

С трудом преодолев желание немедленно прошмыгнуть к лестнице, офицер задержался и осторожно прикрыл дверь. Приоткрытая дверь может насторожить часового и он заглянет внутрь. Шаг, второй, третий, четвертый, первая дверь, пятый, шестой, седьмой, восьмой, девятый… Алекс нащупал дверную ручку. За этой дверью должна быть лестница. Эта дверь так же поддалась бесшумно, руосинец Пиотр не обманул. Босая ступня нащупала камень лестничной площадки. Здесь он на несколько секунд замер, прислушиваясь. Тишина. Лунный свет, проникавший на лестницу через высокое окно, позволял спускаться вниз довольно уверенно.

Преодолев два пролета, Алекс остановился на лестничной площадке первого этажа. Здесь было намного темнее, а искомая дверь в подвал вообще не была видна, скрываясь в черном провале под лестницей. В этот момент скрипнула дверь, ведущая в коридор, и беглец нос к носу столкнулся с угорцем в больничном халате. В эту ночь молитвы Пиотра остались неуслышанными или сам Алекс за последнее время слишком много грешил, а исповедаться возможности не представилось, но действовать он начал первым. Целился в солнечное сплетение, почти попал. Ворованная склянка разбилась об пол, а угорец начал складываться пополам. В нос шибануло знакомым запахом медицинского спирта, в этот момент еще не достигший пола воришка заверещал.

Алекс еще раз взглянул под лестницу. «Не успеть! А если найдут приготовления к побегу, начнут искать и сообщника». Перепрыгнув, «ноги бы не порезать», через угорца, беглец оказался в широком и длинном коридоре. Напротив двери еще одна лестница, широкая с массивными перилами, ведущая вниз к парадному входу в госпиталь. Туда он и побежал. Вход вполне ожидаемо оказался заперт, а наверху уже поднялся шум — проснувшийся персонал и пациенты пытались выяснить причины тревоги.

Били Алекса недолго, зато от души. От серьезных травм спасло то, что большинство угорцев были в мягких больничных тапочках. Сильно болела спина — к ней прикладом приложился прибежавший со второго этажа часовой, а мог бы и штыком пырнуть. После поимки беглеца буквально на руках отнесли обратно в палату и бдительно охраняли до самого утра. Утром его первым посетил подполковник Мартош в сопровождении четверых вооруженных жандармов.

— Я за вами приехал, а тут такие новости! Что же это вы, полковник, надумали уйти не попрощавшись?

— Ваше общество мне обрыдло, Мартош, захотелось хоть немного свободы.

— Но это вам не удалось, — констатировал факт угорец. — А что так плохо подготовились? Босиком, в нижнем белье… Даже сухарей насушить не догадались.

— Для подготовки время нужно и деньги. А кто бы мне мог помочь, туповатый запуганный санитар-руоссинец? Остальные меня просто не понимают. Вот и пришлось по ходу импровизировать, но судьба отвернулась от меня окончательно!

— Это да, — согласился подполковник, — импровизировать вы — мастер. И ведь у вас почти получилось! Если бы не встреча с госпитальным воришкой и запертый на ключ парадный вход, вполне могли бы и уйти. Ненадолго, уверяю вас, здесь в Угории руоссийцев очень не любят, первый же встречный сообщил о вас в полицию. Впрочем, что-то заговорились мы, я ведь за вами прибыл.

— В тюрьму повезете?

— В нее. Надеюсь, там вы станете сговорчивее.

— Зря надеетесь, — огрызнулся Алекс.

Последнюю его фразу Мартош проигнорировал. Обернувшись, он что-то приказал пришедшим с ним жандармам. Один из них бросил на койку стопку одежды, второй поставил рядом сапоги.

— Одевайтесь, полковник.

Одежда оказалась его собственной — руоссийский пехотный мундир и форменные же брюки. Кто-то ее выстирал и даже погладил. Брюки оказались широки в поясе. Нет, они не растянулись, это сам Алекс похудел на здешней больничной диете. При попытке попасть в рукав мундира спину дернуло болью. Сапоги ему тоже почистили, но носков или портянок не дали, пришлось натягивать их на босу ногу.

— Готовы?

Алекс молча кивнул. Один из жандармов сделал шаг вперед и что-то приказал.

— Вытяните руки перед собой, — перевел Мартош.

Пришлось подчиниться. На запястьях защелкнулись новомодные ручные кандалы, запираемые на ключ. Так, гремя цепью, его и вывели в коридор. На недолгом пути к лестнице им встретился Пиотр. В руках санитар нес чью-то утку, встречная процессия его ничуть не заинтересовала, она находилась за пределами его привычных обязанностей. «Хоть в этом повезло. Но каков актер!». Алекс отвел глаза и постарался придать своей физиономии самый равнодушный вид.

Из госпиталя его вывели через тот самый парадный вход. Там их ждала черная тюремная карета с зарешеченными окнами и кучером на облучке, а также тройка верховых лошадей у коновязи. Двое жандармов сели с Алексом в карету, два оставшихся и подполковник Мартош взобрались в седла. Щелкнул извозчичий кнут, поехали.

Ехали долго, часа четыре, а может, и больше. Грязное мутное стекло, забранное мелкой решеткой, мешало разглядеть пейзаж снаружи, но поначалу он был горно-лесистым, а ближе к концу поездки стал равнинно-сельским. На каждое движение пленника жандармы рявкали что-то угрожающе запретительное. Сами же, более привычные к таким поездкам сидели почти неподвижно. К цели путешествия добрались как раз в обеденное время, о чем весьма недвусмысленно напомнил заурчавший желудок. Стук копыт по доскам деревянного моста, и дверь кареты распахивается.

— Выходите, полковник.

Судя по открывшемуся виду, угорская тюрьма располагалась в каком-то средневековом замке, построенном из грубо отесанных гранитных камней. Насладится красотами тюремного двора Алексу не дали, почти сразу отвели внутрь тюрьмы, где его грубо раздели и обыскали надзиратели в черных мундирах. Заглянули в рот, прощупали одежду. Потом пришел еще один, в белом халате поверх мундира. Этот искал вшей в волосах и признаки инфекционных заболеваний. К эпидемиям здесь относились вполне серьезно. За всеми процедурами хмуро наблюдали жандармы, так как время шло, и их обед проплывал мимо носа. Мартош куда-то исчез.

Наконец, Алексу разрешили одеться. Дальше опять кандалы и короткий путь по тюремным лестницам и коридорам. Его привели в допросную, где ждал Мартош. Судя по благодушному виду и запаху табака, подполковник успел не только поесть, но и покурить, от чего тут же стал вдвое более ненавистен.

— Ну что же, молодой человек, отсюда у вас есть два пути. Вы правдиво отвечаете на все мои вопросы и отправляетесь в комфортабельную одиночную камеру или отказываетесь отвечать, и вас ждет тюремный карцер.

— А если еще и покаюсь, то вы меня отпустите, — продолжил мысль Алекс.

— Об этом речи не идет, — нахмурился подполковник. Ну, так что выбираете? Я бы вам посоветовал первое.

— В таком случае, я выберу второе, — уперся пленник.

— Зря, — как-то сразу соскучился угорец. — Сейчас вас отведут в карцер, захотите ответить на вопросы — скажите надзирателю, а я подожду.

— Долго ждать придется!

— Посмотрим, — ухмыльнулся Мартош.

Каменный мешок. Темно, тесно, холодно, сыро. Ко всему прочему сильно воняло экскрементами. Свет проникал через крохотную щель под самым потолком. Если сесть на пол, прислонившись спиной к одной стене, то ноги упирались в стену напротив. Но долго так не усидишь, холод, охвативший Алекса в первую же минуту, становился совсем невыносимым — холодные камни через мундирное сукно вытягивали последние капли тепла из продрогшего тела. Приходилось менять позу, а через несколько минут организм не выдерживал вновь. Крупная дрожь била постоянно, а тут еще эта проклятущая боль в спине! Собственный выбор быстро начал казаться глупой и неуместной бравадой. Кормили два раза в день. Утром и вечером давали по куску черствого хлеба и кружке воды. Большой кружке холодной воды. Утром же надзиратель отпирал дверь карцера, и безмолвный угорец в тюремном балахоне выносил парашу. На четвертое утро пленник не выдержал.

— Передайте Мартошу, я согласен.

На допрос его вывели около полудня и так же в сопровождении четверки жандармов. Ладно, при перевозке из госпиталя в тюрьму, но зачем столько охраны при передвижении внутри самой тюрьмы? Чего они боятся? Побега? Очень смешно.

Мартош своего торжества над жалким видом пленника не выказывал, наоборот, буквально лучился сочувствием, даже приказал затопить печь. От непривычного тепла Алекса начала бить дрожь еще более крупная, чем от холода.

— Л-ладно, ч-чего т-тянуть, с-спрашивайте.

Всю обстановку до начала астро-угорского вторжения на себрийскую территорию Мартош знал ничуть не хуже Алекса, его интересовало то, что произошло позже, когда сам он из штаба коалиционных сил успешно сбежал. Не имело смысла что-либо скрывать, дело прошлое и вряд ли эта информация могла кому-либо повредить. Все ответы Мартош аккуратно записывал, не иначе, для отчета, а потому, дело затягивалось, пленник даже согрелся и его начало клонить в сон.

— Не спите, полковник! Совсем немного осталось и вас отведут в камеру.

Алекс разлепил глаза и приготовился выслушать следующий вопрос.

— Почему для последнего прорыва из окружения вы выбрали именно боградское направление, там ведь было не самое слабое место в нашей обороне?

— Да потому, что вы нас там не ждали, — усмехнулся Алекс. — Ведь не ждали, признайтесь, Мартош.

— Не ждали, — признался угорец.

— Вас подвел стереотип — бить нужно в самом слабом месте, на Каму, по князьям. Но там вы бы нас догнали и уничтожили, а здесь было кратчайшее расстояние до нейтрального государства, где вы нас уже не достали бы и вполне приличная дорога. И они ведь дошли? Дошли, я знаю, иначе у вас было бы много пленных и без меня. Ну что вы молчите, Мартош? Это не какая-то великая тайна.

— Да, не успели мы, — признался угорец. — Пока поняли, какой из ударов главный, а какой отвлекающий, уж больно отчаянная атака была на камском направлении. Потом из-за обвала на дороге задержалась переброска резервного полка, потом ночь… В общем, нашли с полсотни отставших, из них половина успела за ночь замерзнуть.

— А вторую половину вы прикончили.

— Эксцессы исполнителя, — отмахнулся Мартош, — командир полка уже понес строгое наказание.

— Ну, да, очень строгое, — скептически хмыкнул Алекс.

Угорец поспешил съехать с этой неприятной темы.

— А вас-то, почему бросили?

— Приняли за убитого. Сумерки, обстрел, много крови, любой мог ошибиться. Есть еще вопросы?

— Есть, — кивнул Мартош, — Какие приказы вы отдали для действий после выхода из окружения?

— Да никаких! Так далеко я не заглядывал. Прорваться, укрыться на территории княжества Боградского, все.

— То есть, указаний на начало партизанских действий вы не давали?

— А что, уже начались?! Не успели прийти, а в вас уже стреляют! Реквизициями нужно меньше заниматься. А традиции у местных четников весьма богатые!

Последние слова руоссийца не на шутку разозлили угорца.

— С вашими друзьями четниками мы справимся! У Астро-Угорской империи тоже большой опыт в этом деле, знаете ли. Лучше о собственной судьбе подумайте!

— Ваша империя — лоскутное одело, которое норовит хапнуть все, до чего может дотянуться. Но на Палканах вы себе шею свернете, не сейчас, так потом, помяните мое слово. А что касается моей судьбы, то дело свое я сделал, как смог, и как сумел. И сейчас ко всему готов, вот только в карцер возвращаться не хочется.

— Не беспокойтесь, для вас уже приготовлена совсем другая камера.

— Одиночка?

— Да, лишний шум вокруг вашей персоны совсем ни к чему. Слухи о вашем пленении и без того уже просочились в прессу, общественность требует соблюдения конвенций и ваших прав..

— То есть, у меня есть шанс? — заинтересовался Алекс.

— И не надейтесь! Империя все отрицает, но в любом случае, любые контакты с внешним миром должны быть исключены.

Некоторое время Алекс молчал, потом тряхнул головой, будто прогонял охватившие его тяжелые мысли.

— У вас все? Я могу идти?

— Последний вопрос, я обязан его задать.

Подполковник Мартош выглядел несколько смущенным.

— Казна камского паши…

— О, господи! — буквально взвыл Алекс. — И вы туда же! Нет ее уже почти год как! Давно поделена и пущена в дело!

— Но большая часть ее так и не была найдена.

— Если она существовала, если кто ее и нашел, то точно не я. Вы сами прекрасно знали финансовое положение «Свободной Себрии»…

— Но вы же могли оставить эти деньги себе…

— Да мог, распихать по карманам почти миллион бритунийских паундов! А вот чего я точно не могу, так это забрать их с собой на тот свет! Если бы эти деньги могли открыть ворота этой тюрьмы, то я немедля предложил бы их вам. И не делаю этого только потому, что их у меня нет! Могу я, наконец, отправиться в камеру?

— Подождите, я запишу.

Пока Мартош писал, макая перо в чернильницу, Алекс терпеливо ждал. За окном закат окрасил все красным цветом, время явно близилось к ужину, и появился реальный шанс остаться без такового. Закончив писать, угорец пристально уставился на пленника, будто хотел разглядеть в нем что-то новое.

— Последний вопрос, не для протокола. Зачем все это было нужно тебе лично?

— Поначалу хотел вернуть кое-кому старые долги.

— А потом?

— Потом, — пожал плечами Алекс, — уже не было возможности остановиться, пришлось идти до конца. Это все, что вы хотели узнать?

— Да, сейчас вас отведут в камеру.

Пять шагов вдоль, три — поперек. Прочная, щедро обитая железом дверь с глазком и «кормушкой» с одной стороны, маленькое, зарешеченное окошко с другой. Слева от входа узкие дощатые нары, прикрытые набитым соломой засаленным матрасом. Поверх матраса лежало тощее солдатское одеяло. У противоположной стены, на крохотном, привинченном к стене столике, стояли глиняные кувшин и кружка. В углу обнаружилась закрытая деревянной крышкой дыра в каменной плите — отхожее место. После открытия крышки, вонь из дыры надолго задержалась в тесной камере, что указывало на очень плохую вентиляцию. С карцером, конечно, не сравнить, но и здесь от толстых каменных стен несло холодом, несмотря на разгар весны снаружи. Это в горах еще вовсю трещат ночные морозы, а здесь, на равнине, уже деревья начинают цвести. «Самое место чтобы подхватить чахотку, долго болеть и умереть в страшных муках. Хотя уж что-что, а смерть от чахотки мне не грозит».

Сам факт того, что при попытке побега его не прикончили на месте, а привезли в тюрьму, говорил только о том, что казнь полковника Барти, возможно даже публичная, не должна допустить малейших слухов о его чудесном спасении. А это требовало соблюдения определенной процедуры, возможно, даже суда. Но для Алекса Магу никакой пользы от этого не было — все равно в конечном итоге удавят, хоть и парой недель позже. И изменить что-либо тоже не в его силах, оставалось только ждать. А в кувшине оказалась вода, неожиданно чистая и свежая.

Надзиратели местные носили обувь на мягкой подошве. О присутствии их можно было узнать только по звуку открывающегося глазка. Первые пару дней они пытались что-то требовать от Алекса, видимо, запрещали днем лежать на нарах, но он по угорски не понимал, они же не знали руоссийского. Войти в камеру никто из надзирателей не решился. Потом от него отстали, узнали, что он надолго здесь не задержится, и отстали, решили не тратить сил на перевоспитание строптивого узника.

Кормили в этой тюрьме дважды в день. Не сказать, чтобы сытно и вкусно, но вполне терпимо и от голода не помрешь. Створка для подачи пищи располагалась низко, можно было увидеть только руки тех, кто приносил еду, наливал воду и забирал посуду. По звуку открывающихся кормушек Алекс вычислил, что в этом коридоре обитаемы еще четыре камеры, но все контакты с другими с их обитателями были напрочь исключены. И никаких прогулок во дворе.

Дни неторопливо протекали за днями, складывались в недели, недели в месяцы… О «полковнике Барти», казалось все забыли. Алекс научился ценить маленькие радости тюремного узника, вносящие хоть какое-то разнообразие в каждодневную рутину. Вот зажужжала проснувшаяся после зимней спячки муха. Большая, зеленая, на воле она бы стала надоедливой помехой, а здесь — развлечением. А сегодня дежурил простуженный надзиратель и узник развлекался тем, что пытался определить его местоположение по частому кашлю. Тем не менее, безделье и одиночество, день за днем, душевно выматывали и утомляли. К концу второго месяца он уже начал мечтать о том, чтобы его вывели из этого гнетущего места хоть куда-нибудь. И однажды дождался.

По каменным плитам коридора застучало сразу несколько подкованных каблуков, надзиратели так не ходят. Шестое чувство подсказало, что в этот раз пришли именно за ним, и не ошиблось. Снаружи лязгнул массивный засов, противно проскрипели дверные петли.

— Руки!

Ставший почти привычным щелчок замка кандалов.

— Пшел!

Толчком Алексу придали ускорение вдоль тюремного коридора. В конвое все так же аж четверо жандармов при саблях и револьверах, как будто у него еще оставались силы для попытки бегства. Путь по коридорам и галереям тюремного замка был недолог, минуты три спустя, заключенный и конвоиры оказались в небольшом полутемном зале. Тусклый дневной свет проникал внутрь сквозь узкие зарешеченные окна, дневному светилу помогала пара канделябров с дрянного качества, воняющими и коптящими свечами.

Здесь их уже ждали. За стоявшим на возвышении массивным столом, в таких же тяжелых на вид креслах, сидели три имперских офицера — толстый, еще толще и худой. Ниже за маленьким столиком пристроился какой-то клерк. И Мартош-крыса, тоже был здесь, как оказалось позже, в качестве переводчика. Алекса поставили прямо перед столом, офицеры оторвали свои задницы от кресел, и самый толстый начал что-то зачитывать с листа бумаги. Имперец пытался придать своему голосу некую торжественность, но из-за плохого освещения часто сбивался.

Алекс даже не сразу догадался, что ему зачитывают приговор. Значит, суда не будет. Точнее, он уже был. Заочный. «А ты что хотел? Публичного процесса с прокурором, адвокатом и присяжными заседателями? Не в твоем случае. Узнать бы поскорее к чему приговорили, хотя и так понятно». А толстый все бубнил и бубнил, и прерывать его бесполезно, он должен дочитать приговор до конца, а все остальные будут его слушать, даже ни слова не понимая на угорском.

Наконец, толстый офицер закончил, кивнул Мартошу и тот начал переводить, читая с того же листа. Его Алекс решился прервать, благо, официальная часть уже завершилась.

— Если можно, короче. Что там в конце?

— Расстрел.

Коротко и ясно. Как офицера, пусть и отставного, его расстреляют, а не повесят, как обыкновенного бандита. Алекс постарался преодолеть внезапно начавшееся головокружение и принять свою участь достойно, как и полагается руоссийскому офицеру.

— Когда приговор будет приведен в исполнение?

— Дня через два-три. Его еще должен утвердить окружной начальник.

С этим все ясно, осталось уточнить последний момент.

— Мне полагается исполнение последнего желания?

Мартош скорчил удивленную гримасу.

— А что вы хотите?

— Я бы хотел командовать собственным расстрелом.

Гримаса подполковника стала еще более удивленной.

— Что?! Вы, молодой человек, романов рыцарских в детстве перечитали?

— А хоть бы и так! Вам-то что?!

— Солдаты кроме угорского, другого языка не знают, они ваших команд просто не поймут!

— Двух дней мне вполне хватит, чтобы выучить нужные команды на угорском.

— Хорошо, — сдался Мартош, — я спрошу у господина председателя.

Просьба Алекса вызвала короткую, но весьма бурную дискуссию у судей. Больше всех почему-то кипятился худой, размахивал руками и отрицательно тряс головой. Однако самый толстый с его мнением не согласился, а просто толстый худого не поддержал.

— Господин председатель не возражает, нужные команды я вам напишу, хотя вашим выбором, признаться, удивлен, — не удержался от комментария подполковник.

— А вы думали я жратвы из ресторана потребую? Или гулящую девку на ночь?!

За всей этой словесной перепалкой на задний план отошла сама суть приговора, Алексу даже стало немного легче, он почти справился с собственной слабостью и еще много чего хотел им сказать, но тут дружно судьи повернулись и направились к выходу. Конвойные жандармы вновь обступили Алекса и повели его в обратном направлении.

Едва он оказался в камере, как на него вновь навалилась черная тоска и отчаяние. Алекс не помнил, как с него сняли кандалы, как захлопнулась дверь, и лязгнул засов. Очнулся он лежащий на жесткой тюремной койке. Погибнуть даже не в бою, а у расстрельной стенки… Хотелось завыть в голос, но во рту все намертво пересохло, а дотянуться до кувшина с водой не было ни сил, ни желания. Так он и пролежал неподвижно до самого ужина.

На ужин вместе с едой ему передали клочок бумаги. Три коротких слова на угорском были написаны руоссийскими буквами. Без перевода было понятно «Товсь! Цельсь! Пли!». И его жизнь будет оборвана. С трудом он запихнул в себя пресную перловку. Ему нужны сила, много силы. Не для побега, отсюда не сбежишь, просто нельзя выказать слабость. Пусть помнят, сволочи, как умер полковник Барти, еще легенды будут слагать.

Весь следующий день Алекс учил нужные команды, а вечером понял, что не помнит ни слова. На мозг непрерывно давило тягостное ожидание. Он уже начал жалеть, что не потребовал себе ящик водки, так хоть можно было бы забыться, напившись вусмерть. Впрочем, водки бы все равно не дали, она в Угории стоит недешево. А кто будет тратить деньги на приговоренного к смерти арестанта? Нет, он все сделал правильно.

Утром третьего дня ожидание стало невыносимым. Слух обострился неимоверно, по еле слышным шаркающим шагам надзирателя Алекс с уверенностью мог определить, около какой из камер тот находится. Но ждал и боялся он совсем других шагов, четких, уверенных, цокающих по камню стальными подковками, а они так и не прозвучали. Дважды приносили еду и воду, все как обычно.

К концу четвертого дня он устал ждать, а за ним не пришли ни на пятый день, ни на шестой, ни даже на седьмой. Видимо, произошел какой-то сбой в бюрократической машине угорского военного ведомства. На восьмой день наступила апатия, Алекс лег на нары и не встал с них, даже когда ему принесли ужин. Когда он на следующий день отказался от завтрака — забеспокоилось тюремное начальство, приговоренный мог и не дожить до казни. Его пытались кормить насильно, и это помогло, в офицере проснулся дух протеста, и он отказался от пищи уже сознательно. Он сжимал челюсти, отворачивался, плевался, но из этой схватки вышел победителем. Жаль, триумфов насладиться не удалось. После полудня десятого дня по тюремному коридору загрохотало множество жандармских сапог.

Преодолев накатившуюся слабость, Алекс поднялся с койки, одернул свой потрепанный мундир и встал напротив двери, хотя до последнего наделся на то, что жандармы пройдут мимо. Не прошли. Лязг запора, скрип петель.

— Руки!

Ставший привычным щелчок кандалов. И тут вдруг Алекс понял, почему его всегда из камеры выводят сразу четверо жандармов — его боятся. Его, маленького, ослабевшего от раны и не окрепшего на тюремных харчах, боятся настолько, что за безоружным и закованным в кандалы узником присылают четверых до зубов вооруженных здоровяков. Подбородок невольно дернулся вверх, а на душе стало легко, ушли все сомнения и слабости. Один из жандармов уловил перемены в настроении приговоренного к смерти арестанта, и рука его невольно дернулась к кобуре, остальные тоже напряглись. Заметив это, Алекс криво усмехнулся и сам сделал шаг к выходу. Его не остановили.

За весь короткий путь к нему ни разу не прикоснулись, будто он был чумной, только указывали, куда следует повернуть. И путь этот закончился не в тюремном дворе, а перед одной из дверей. Судя по отсутствию снаружи запора, «глазка» и «кормушки» это была не камера. Один жандармов открыл дверь, жестом указал внутрь, а едва Алекс шагнул за порог, как дверь за ним захлопнулась. Внутри царил полумрак, а потому, узник не сразу узнал уже бывшего в помещении человека. Когда же узнал, не смог удержать удивленного возгласа.

— Какого черта, Манский?!

Проигнорировав восклицание Алекса, секретный агент сделал пару шагов вперед, ухватился за сковывающие руки кандалы и начал тыкать в них ключом, пытаясь попасть в замочную скважину.

— Прошу вас — тише! У нас очень мало времени.

Кандалы, лязгнув напоследок, упали на пол. Туда же, комната была абсолютно лишена какой-либо мебели, Жорж вывалил из мешка кучу одежды.

— Переодевайтесь! Быстро!

Непослушными пальцами Алекс начал выковыривать пуговицы из петель.

— Это побег?

— Не совсем. «Полковника Барти» через четверть часа расстреляют, а нас к тому времени здесь быть не должно.

— А кого тогда расстреляют?

Офицер застыл в неснятом до конца мундире.

— Умоляю вас — быстрее!

Убедившись, что его подопечный продолжил поспешно избавляться от верхней одежды, Жорж соизволил пояснить сложившуюся ситуацию.

— Мало ли в Угории приговоренных к смертной казни преступников? Вот одного из них сегодня и казнят, предварительно переодев в ваш мундир. Нам же надлежит как можно скорее покинуть пределы империи.

У Алекса возникла заминка с сапогами.

— А если он кричать начнет, что он — не полковник Барти?

— Быстрее, за нами сейчас придут. А на счет криков… Да кто его слушать будет? Глаза завяжут, рот заткнут, к столбу привяжут, чтобы не сомлел, никто ничего и не заметит, а кто заметит — тот промолчит.

Магу избавился от своих форменных брюк и начал натягивать принесенные агентом.

— А те, кто поведет приговоренного во двор, раньше меня никогда не видели?

— Наконец-то вы начали соображать, — обрадовался тайный агент. — Поймите, «полковник Барти» сейчас никому не нужен, для всех будет лучше, если он умрет. Иногда мертвый герой куда лучше живого.

Натянув нелепый черный лапсердак, Алекс взялся за свои сапоги, так как никакой иной обуви Манский не принес.

— Но как удалось добиться моего освобождения? Всех денег моего отца для этого не хватило бы для этого! Да и ваше присутствие здесь говорит, о том, что задействованы персоны повыше. Или вы сейчас на вольных хлебах?

Жорж торопливо нахлобучил на Алекса широкополую шляпу.

— Да на службе я, на службе. А что касается персон, то это не моего ума дело, я только исполняю. Все, ни слова больше, за нами пришли.

На пороге появился угорский офицер в черном мундире тюремного ведомства с узкими серебряными погонами на плечах. Бегло оглядел обоих, молча кивнул и сделал знак следовать за собой. Манский придерживал Алекса за руку, а тот машинально передвигал внезапно одеревеневшие ноги, обливаясь холодным потом. Сейчас, когда жизнь и свобода оказались буквально в нескольких десятках шагов, он испытывал чувство близкое к панике, ведь расстояние это было перегорожено несколькими дверьми и решетками. И почти у каждой имелся бдительный страж. А вдруг его кто-нибудь из них узнает?

Однако опасения его оказались напрасными. Похоже, чин у шедшего впереди тюремщика был немалый, если стражники столь торопливо отпирали и распахивали перед ним все двери, а затем вытягивались в струнку, даже и не думая интересоваться личностью его спутников. Последняя калитка в замковых воротах, позади лязгает запор, нос втягивает воздух свободы, а сапоги ступают по доскам моста. За мостом их ожидают две кареты. Чиновник еще раз кивает напоследок и садится в прилично отделанную, запряженную шестеркой. Манский тянет беглеца к простой черной пароконной.

Едва они оказались внутри, как агент достал из внутреннего кармана и протянул Алексу серую книжицу.

— Ваш паспорт. Внутри есть немного мелочи на всякий случай.

А паспорт-то, похоже, настоящий, не подделка какая-нибудь. Не новый, слегка потертый, какой бывает после недолгого путешествия. И подпись владельца на месте. Не будь Алекс уверен, что документ этот он видит впервые в жизни, ни секунды не задумываясь, признал бы данную подпись сделанной собственноручно. Только получив документ в руки отставной офицер осознал, что не только остался в живых но и стал свободным человеком.

— А почему мы стоим? — забеспокоился Магу.

— Не спешите, спектакль должен быть доигран до конца, и я обязан дождаться финала. А для вас все уже позади, скоро поедем.

Ждать пришлось минут десять. Из-за тюремной стены треснул сухой винтовочный залп. Прохожие никак на него не отреагировали, только раскаркались, поднявшись в воздух, окрестные вороны, да и те быстро успокоились.

— Ну вот, «полковник Барти» расстрелян и вы должны дать мне слово, что никогда более он не воскреснет. Это было условием имперцев, и одна очень, повторяю, очень высокая персона поручилась за вас, теперь ваша очередь.

После недолгой паузы, внезапно охрипшим голосом Алекс произнес требуемое.

— Даю слово.

— Вот теперь можно и ехать.

Цокали по брусчатке конские подковы, плавно покачивалась на рессорах и еле слышно поскрипывала карета. Да, полковник Барти окончательно умер, отставной капитан Магу из небытия воскрес. Но кто оттащил его от расстрельной стенки, и что ожидает его на Родине? Главное, что жизнь продолжается.

Эпилог

Когда человек надолго покидает родной дом, ему кажется, что жизнь всех его обитателей замирает вместе с его отъездом. А по возвращении начнется ровно с этого же момента. Когда же он и в самом деле возвращается, то к радости примешивается и некоторая доля разочарования. Дом его, пусть и немного, но изменился, как и его обитатели. Да и сам он уже другой. А ведь он так надеялся, что по возвращении все будет по-прежнему, но надеждам его сбыться не суждено. Никогда.

Насколько же за истекший год постарела мать!

— Мама!

— Сынок!

А в искусно уложенных прядях видны первые седые волосы.

— Господи, как же ты похудел!

Отец все такой же суровый и немногословный, только внезапно осипший голос выдает сильное, тщательно скрываемое волнение.

— С возвращением, сын.

Он почти не изменился, только складки в уголках рта стали глубже и жестче. И пусть в этот раз не будет никаких чинов и наград, главное — живой, главное — вернулся. А вот комната его, свидетельница детства и юности не изменилась совсем. Здесь все осталось на своих местах, как было в день отъезда.

— А это что за кофр?

Черный, большой, напоминающий изрядно попутешествовавший сундук, перехваченный двумя ремнями. Откуда он тут взялся?

— Его нам прислали из Войчетута, — всхлипнула мать, — вместе с известием о твоей гибели. Я так и не решилась его открыть.

«Видимо, Гжешко собрал и переслал родителям оставшееся в Войчетуте имущество, больше некому». Обычно вещи погибших офицеров разбирали на память его товарищи, но в данном случае все, что было при нем, стало трофеями угорцев, а остальное брать было некому, выжил ли кто еще кроме иуды Мартоша, так и осталось неизвестным.

До кофра он добрался только на следующий день. Ключа от замка не было, потерялся где-то в дороге. Замок удалось отжать ножом, и крышка открылась. На самом верху лежал старый солдатский тесак. В отличие от своего прежнего владельца он вернулся из Себрии второй раз. Под ним поношенный пехотный мундир без петлиц и погон, нижнее белье, пара чистых портянок…

Из бокового отделения Алекс достал сверток грубой домотканой холстины, перевязанный пеньковой веревкой. Узел не поддался, опять пришлось пустить в дело нож. Внутри обнаружилась пачка бумаг. Не сразу вспомнилось их происхождение. Ах да, сам же отдал Драгану эту пачку, обнаруженную при налете на «золотой» караван Камского паши еще в самом начале кампании, да так и забыл про нее, а себриец, гляди-ка ты, сохранил. И кто-то прислал ее сюда вместе с остальными вещами. Меньшая часть бумаг оказалась на османийском, в них Алекс ничего не разобрал, а дальше пошли финансовые документы на плотной гербовой бумаге.

— Бритунийский королевский банк, — вслух он прочитал изящно вплетенное в герб название банка, — солидные бумаги.

Малознакомый язык вкупе со специфическими банковскими терминами затруднил дальнейшее чтение. В конце концов, банкирский сын пришел к выводу, что перед ним лежат переводные векселя, большей частью уже акцептованные, могут быть предъявлены к оплате в любом отделении банка — почти наличные деньги. Вот она, недостающая часть миллиона. Все это время она лежала у него под самым носом, а он так и не удосужился разобраться в доставшихся ему бумагах. Пушки, снаряды, патроны, медикаменты… Все, чего им так не хватало тогда, сейчас лежало перед ним на столе. Эх, если бы знать раньше, все могло бы пойти иначе… Или не могло? Алекс сгреб все со стола в ящик. Поздно, они проиграли, полковник Барти погиб, и нет никакой возможности исправить положение.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg