«Счастливчик»

Счастливчик (fb2) - Счастливчик [сделано из исходника, правда, без необходимых по тексту междустрочных интервалов (интонационных разрывов между абзацами)] 1221K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Михайлович Мишин

Виктор Мишин Второй шанс. Счастливчик

© Виктор Мишин, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

– Родная, прости.

– Ты не вернешься… – Светланка прикрыла руками глаза и отвернулась.

– Не понял? Что ты только что сказала? – я ушам своим не верил.

– Ты все слышал. И все понял, – злится и плачет.

– ??? – Я кивнул своим мыслям и, не развивая этот диалог дальше, стал собираться.

– Я не спрашиваю почему, я это знаю. Но я чувствую, ты не вернешься, – прилетело мне в спину.

– Свет, ну нельзя так перед дорогой, – начинаю злиться.

– Когда это ты обращал внимание на приметы? – удивленно посмотрела на меня супруга и смахнула слезы.

– С вашим появлением в моей жизни.

– Ты только что вылез из могилы, зачем вновь испытывать судьбу? – теребя в руках платок, Света умоляюще посмотрела на меня.

– Ты же сама сказала, что все понимаешь? – я грубил, но лишь для того, чтобы заставить себя не думать о том, что жена права.

Я – майор Красной Армии Новиков. На дворе стоит сентябрь 1943 года. И я только что нарушил обещание не возвращаться в действующую армию. Обещание своим родным и близким я дал, когда вернулся с последнего задания. Точнее, меня вернули оттуда практически по частям. Раны были тяжелые, долго восстанавливался. Только дома я лежал два месяца. До этого в госпитале и даже в Исландии успел полечиться. Точнее, пока с задания выползали, меня там подлатали. Потихоньку вылез все же. А сейчас даже форму набрал. Почти как прежде стал, вот только голова…

Да, голова покоя не давала. Злость поселилась во взгляде, разговаривать спокойно вообще могу с трудом. Приходится контролировать буквально каждое слово. С женой иногда разговариваю на повышенных тонах. Она сначала ответит, но потом, видимо, вспомнит, кто я и кем был на войне, успокаивается. Хотя когда только узнала, сутки со мной не разговаривала. Говорит, что никак не ожидала такого от вроде бы хорошего человека. Я ей тогда просто ответил:

– Родная, если уйдешь, пойму. Но каждый должен делать только то, что он умеет лучше всего.

Я – стрелок, я умею делать то, что не удается другим.

– Дурак! Куда я уйду от тебя. Прекрасно знаешь, что я без тебя жить не могу. Я понимала, конечно, что на войне убивают. Но никак не думала, что это можно делать вот так, хладнокровно. У тебя взгляд стал совсем другой.

– А как воюют командиры, ты знаешь? Генералы, отправляющие на смерть целые дивизии?

Я – убиваю врагов! – Тогда она меня и правда зацепила. Но я о своей «профессии» теперь думал совсем иначе, чем ранее. – Любой командир на фронте – бомба, я же – пуля. И что не так у меня с глазами?

– Прости, я все поняла. Больше не буду так думать. Ведь все вы воюете для того, чтобы мы жили, – Светик завела обычную песню.

– Это ты прости. – «А все-таки, что с глазами-то не так? Что она в них увидела?» – подумал я. Хорошо хоть девчонки мои ничего плохого во мне не видят, пока по крайней мере. Вроде не пугаются, всегда рады, когда я дома, и печалятся, когда приходится уходить. Но главное – они меня любят, все.

Война шла на удивление легче, чем это было в мое время. Если так вообще можно выразиться. Рядовой состав вермахта, наглядевшись на устранение своих командиров, временами просто бросал оружие и отступал. Ведь это только я и несколько таких групп, как моя, занимались устранением высшего комсостава вермахта. А сколько десятков наших спецгрупп снайперов охотились за простыми командирами. Выбивали всех, до лейтенанта включительно. Немчура в последнее время даже пошла по нашим стопам и запретила командирам надевать офицерскую форму. Но это плохо помогало. Наши уже приноровились к повадкам офицерья и с удовольствием их «работали». Представьте себе локальное наступление, ну, скажем, батальона. Раньше ведь как, немчура после артиллерийской подготовки вставала и под прикрытием пулеметов перла вперед, иногда во весь рост и пешком. А теперь? Пушкари у немцев если пару минут подолбят, и то для них хорошо, пехтура встает, а пулеметы-то молчат. Нет пулеметчиков-то уже. Начинают атаку и валятся друг за другом. Еще бы, у нас в каждом отделении снайпер и пулемет. Причесывают так, что фрицы сразу лапки вверх тянут. А куда им деваться, назад повернут, до своих окопов не добегут, вот и сдаются. А нам хорошо, стрельбы меньше, зато работников больше. Разрушили-то о-го-го сколько, вот и работают. Не все нашим старикам да бабам горбатиться.

Фронт подходит к границе, как я уже говорил, немцы отступают, ожесточенного сопротивления почти нет. Упертые попадаются, но эти части заваливают бомбами и напалмом. Румыны и итальяшки уже заявили о выходе из коалиции с Гитлером, тот, наверное, совсем на дерьмо изошел после этого. Дуче макаронники уже шлепнули, румыны тоже своего Антонеску не сильно любили. Короче, дела идут. У нас в маршалах все те же, что и в моем времени, плюс десяток новых имен в генералитете появился. Бойцы на фронтах имеют отличную подготовку. Учебка теперь полгода, в войска люди поступают обученными именно воевать. Оснащение, новое вооружение, да и просто питание стало такое, что бойцам не надо думать ни о чем другом, кроме как о выполнении обязанностей. Помните слова Константина Константиновича о двухстах орудиях на километр фронта? У нас, конечно, еще пока не так, как ему мечтается, но близко к этому.

Неделю назад заявился Петрович. Помявшись для начала с десяток минут и заставив меня нервничать, выдал:

– Толя очнулся.

Сказать что-то большее он не успел. Увидев мои глаза, он буквально поперхнулся.

– Вот только не надо на меня так смотреть. В сознании он был почти две минуты, выпалил несколько слов сестре и снова вырубился, – Истомин разглядывал меня, а я молчал. Что говорить, если честно, то я уже похоронил Круглова. Врачи вообще не давали ему шансов, а он на тебе – воскрес.

– Шансы есть? – только спросил я.

– Теперь есть. Врачи сказали, что теперь они спокойны. Вытянут. Самое тяжелое позади.

– Когда к нему пустят?

– Как придет в себя и останется в сознании, – улыбнулся Петрович, – так и поедем.

– Что сказал-то? Или просто бредил?

– Да нет. Какой уж тут бред. Сам теперь жду, чтобы уточнить. Всю неделю как на иголках.

– Ну, Петрович, что же ты жилы из меня тянешь? – меня уже просто распирало.

– Потому что утверждать не могу. Неужели непонятно. Человек больше трех месяцев без сознания. Сестра рассказала, что он как глаза открыл, сказал только одно: – Ребята живы, в плену.

– Всё?

– Да, больше ничего, после того раза больше не просыпался пока.

Молча кивая чему-то своему, я поднялся.

– Куда собрался? – встрепенулся Петрович.

– На полигон поеду. Хочу немного пострелять. Ты со мной?

– До вечера свободен, поехали. Хочешь со мной поползать, что брать?

– Сам все возьму, – я прошел в свою комнату и открыл оружейный шкаф. Два «Винчестера-70», по сотне патронов к каждому. «Кольт» М1911, «Вальтер ППК».

– Ты чего, на войну собрался, что ли?

– Я же сказал, пострелять хочу. Компанию составишь? Держи, это Мурата, – я протянул одну «семидесятку» Петровичу.

– Подожди, позвоню. Машину вызову.

Через полчаса мы уже ехали за город. Стрельбище было рядом, на востоке, от города пару километров. Здесь была разбитая деревня, она отлично подходила для пострелушек. Костюмов у меня было два, Истомин будет у меня за второго номера.

– Здравия желаю, товарищ генерал, – бодро отрапортовал дежурный по полигону, – сержант Семенов. Чем могу помочь?

– Вон майор тебе все скажет, – переадресовал на меня вопрос Петрович.

– Сержант, четыре манекена надо и грудные мишени, найдете?

– Так точно, какой план, товарищ майор?

– Освобождение заложников.

Дальше я указал, что нужно.

– Чучела, одетые в форму красноармейцев, прячете в развалинах, я не буду знать, кто и где из заложников «сидит». Высунуть только по половине лица, не больше. Мишени ставите сзади, ну, да сами все знаете.

– Сколько даете времени? – спросил сержант. Мы тут не первый раз, ребята уже привыкли к моим выдумкам.

– Не знаю, сколько нужно?

– Хотя бы час.

– У вас два, начинаем. И самое главное, два пулемета поставьте. Если заметят меня, пусть лупят.

– Товарищ майор, ну не положено, ведь знаете, – умоляюще ответил сержант.

– Да знаю я. Хрен с вами поиграешь всерьез. Ну, пусть хоть камнями кидают, все ж интереснее. Давайте посложнее сегодня придумайте.

– Ладно, покидаем, – усмехнулся сержант.

Все это время Истомин молча стоял и слушал.

– Ну что, товарищ генерал, поползать не желаете? – ехидно предложил я.

– А ты знаешь, давай. Думал, откажусь? – улыбнулся Петрович, видя мою вытянутую физиономию. Нет, мы и раньше стреляли вместе, но вот чтобы на пузе ползать, такого еще не было.

– Если честно, то да.

Мы покинули полигон и, уйдя в рощу, что окружала стрельбище, остановились и принялись снаряжаться.

– Что, вторым у тебя побыть?

– С начала вместе посмотрим, а потом разделимся. Четыре цели в разных местах одному не отработать.

– А харя-то не треснет? Генералом покомандовать решил? Я бы и сам разобрался, – усмехнулся Истомин.

– Не-а. Просто зная парней с полигона, вы и на позицию-то не выйдете без меня. Они вас враз на ноль помножат.

– Скромности у тебя всегда было мало, – Истомин натягивал «лешего» и взглянул на меня.

– Да я просто парней знаю. Каждый раз приходится выкручиваться, чтобы «живым» уйти.

– А что за история со стрельбой из пулеметов?

– Да попросил как-то всерьез пострелять, так начальник полигона Лаврентию Павловичу позвонил. Ну, мне и вставили. Трое суток на «губе» сидел.

– Мало! – наставительно заметил Истомин.

– Да ну вас всех. На фронте пехтуру танками обкатывают? А здесь почему запрещают?

– Отстань! Давай начинать.

– Уже начали, – я усмехнулся и, щелкнув затвором, направился в кусты. – Не отставайте, товарищ генерал.

– Уж как-нибудь, – проворчал Петрович.

– Слева, второй дом. Сразу за забором. Примерно двести.

– Двести пятьдесят, – глазомер у меня был уже как лазерный дальномер. Мне и сетка на прицеле не нужна. Даже отдыхая дома, всегда прикидываю расстояние до объектов. Привычка. Как у летчиков через плечо смотреть.

– Ветер порывистый, северо-западный, метров шесть.

– На такой дистанции, в принципе, пофиг. – И правда, двести метров, да пуля пятнадцать граммов. Энергия у нее около пяти тысяч, при скорости за километр. Моей пуле ветер начинает мешать после четырех сотен, да и то не очень критично. Вот когда на восемьсот-тысячу стреляю. Там да, увод приличный. Так у меня пули для этого совсем другие. Сейчас я буду работать обычными, не заостренными пулями.

– Так чего не стреляешь? – задал вроде бы резонный вопрос Истомин. Ага, он со мной не тренировался ни разу по нескольким целям.

– Петрович. Чердак соседнего дома.

– О-о. Поторопился я, – понял ошибку Истомин. Ну не знает человек нашей специфики, мы можем и сутки пролежать для одного выстрела, но с минимальным риском для себя.

– Бывает. Хватит болтать, а то сейчас парни подползут и спеленают, – Петрович замолчал, а я наблюдал. Плохо. Не вижу больше ни одной цели. Сам так научил, вот теперь и расхлебывай. Этих «охранников» хрен найдешь.

– Я отойду, надо с другой стороны поглядеть, – прошептал я и начал медленно отползать назад. Двигался я очень медленно, настолько, что Петрович в нетерпении оглядывался. Я ему просто кулак показал. А что, это не в кабинете, здесь надо будет, я ему и пендаля выпишу. И он, кстати, об этом прекрасно знает.

Сделав довольно приличный круг, я зашел под углом в девяносто градусов к бывшей позиции. О да. Вот тут уже двоих вижу. Но не наблюдаю того, что видели мы вместе с Петровичем. Просто он с этой позиции не виден.

– Батя, давай с противоположной стороны заходи. Двинь назад метров на двести, затем уйди в сторону настолько же, – я вернулся к Истомину и стал раздавать указания.

– Чего, думаешь, оттуда лучше будет видно? – Петрович не любил ползать, вот и все. А наше дело – на пузе и еще раз на пузе.

– Я не думаю – я знаю. Парни тоже не больно любят в одиночку ходить. Сидят по двое, как пить дать. Ну или просто рядом располагаются.

– Как скажешь, командир, – ехидно осклабился генерал и начал движение, скопировав меня.

Отстрелялись мы вполне удачно. Трех из четверых убрали. Истомин промахнулся по своей второй цели, вот его и накрыли. Ох и матерился на меня генерал за то, что я парням приказал камнями кидать. Ему по башке попали аж дважды. Но вообще хорошо поползали, успокаивает меня это занятие.

С генералом мы стояли в стороне от «деревни», ожидая машину.

– Когда выходят? – я откинул штору с лица и взглянул в глаза Истомину.

– А я не знаю, когда у тебя будет готова группа. Лаврентий Павлович сам интересуется, когда вы сможете выйти на задание.

Я даже поперхнулся.

– А чего ты на меня так смотришь? Типа ты на гражданке и все это тебя не касается?

– Десять из шестнадцати полностью готовы. Последние шестеро прибыли совсем недавно, им еще учиться и учиться. Если, конечно, их не захотят слить… – я запнулся и отвел глаза.

– Я… этого… не слышал, – с долгими паузами прошипел генерал. – Скажешь кому еще, будет больно об этом вспоминать.

– Так точно. Разрешите получить инструкции?

– Все у Судоплатова. Но я взял копии, зная твое к нему «расположение». – Я улыбнулся. Наконец-то меня не стали отговаривать, а сами предложили дело. Хотя крайнее задание тоже было приказом. Я хорошо помню, как оно закончилось. Отныне только сам буду разрабатывать операции. Пусть только помощников дают, из тех, кто действительно может быть чем-то полезен.

– В конторе почитаешь. Но тебе все равно в Москву придется ехать, там «консультанты» ждут.

– Петрович, ну ты и нахал! Ведь ты же для этого и приехал? – сказал я, делая ужасно огорченную физиономию.

– Просто начальство приказало тебя «обследовать», в здравом уме ты или как…

– Это о чем это? – я удивленно приподнял бровь.

– Ты с ребятишками тут развлекаешься, но обязанности у них есть и дополнительные.

– Тогда я не готов, – покачал я головой. – Идти в тыл к врагу с людьми, которые от тебя что-то скрывают, а тем более следят за тобой…

– Не выдумывай. Это не твои, Пашины ребята, из «деревни». У них приказ, ты вообще-то майор Красной Армии, должен понимать, что такое приказ. Сам знаешь, ты не совсем обычный человек. Я даже не упоминаю о том, откуда ты. Такое везение, да плюс твои открывшиеся способности снайпера, дорогого стоят.

– А что значит «не обычный»? – я успокоился, но вопрос меня заинтересовал. Парни мои, по всем неписаным правилам быстрее умрут, чем хоть малость мне навредят. Ну так был же опыт, так и этих воспитывал. Несмотря на то что почти все из них старше меня.

– Серег, давай честно. Светланка переживает?

– ТАК! Это еще о чем? – Петрович опять меня заводил.

– Сколько у тебя подтвержденных? – Истомин перешел на самую тяжелую для меня тему.

Нет, не то чтобы я уж прямо волосы на себе рвал, из-за всех тех, кого я отправил на тот свет, просто не хотелось, чтобы об этом кто-то знал. Но Мурат всегда вел записи, в штабах все учитывалось. А когда Светланка узнала, что я снайпер, как-то холоднее стала. Не знаю даже, мне иногда стало казаться, что она меня боится. После долгих и откровенных бесед вроде все улеглось, но чую, что не до конца. Так вот, когда после очередной вспышки гнева я услышал:

– Более двухсот, – я малость задумался. А ведь тех, что неизвестны начальству, было еще больше. Мне как-то и самому стало не по себе. Самое противное, что узнала Светик не только о том, что я снайпер, а именно цифры. Жена Истомина вела с ним беседу обо мне. Просто разговаривали, я давно для них как член семьи, вот она и переживает. Она сказала мужу, что я после приезда стал другим, а тот ей и выпалил в сердцах о том, что станешь другим, убив столько людей, просто сам за меня переживал. Он ведь меня как сына любит. Весь этот разговор услышала и моя половинка, вот так секреты и расползаются. Главное, в чем он ошибся, это то, что фрицев людьми назвал. Из-за этого все и пошло-поехало.

– Петрович, по-моему, кое-кто уже один раз доболтался, – удачно воспользовавшись моментом, подковырнул я генерала. Он прекрасно осознавал, что если об этом узнают в руководстве, погоны точно полетят. Да и не только. Кто поверит, что он только «результат» случайно жене сболтнул, может, и про операции рассказывал. Ну, это уже так, паранойя.

– Не груби. Я ведь могу и рассердиться, – вполне серьезно проговорил Истомин. А я понял – шутки кончились.

На сборы и подготовку ушла неделя. Я-то как поправился – всегда готов, а вот ребята, которых я набрал в группу, все-таки новички. После долгих тренировок, наконец, выдвинулись. Почти неделю двигались к фронту.

Переход ленточки, ммм… Давно я тут не был. После всех моих приключений я вернулся на фронт. Более того, я иду за своими друзьями. Да, фриц сейчас совсем не тот. Посты редки и службу на них несут из рук вон плохо. Устал немец от войны и постоянных люлей от доблестной Красной Армии. Постоянные сбои в снабжении, вырезания целых подразделений с помощью снайперских и диверсионных засад. Командование развило мои фантазии до небывалых высот. Везде, где отсутствует большое количество танков, есть возможность уничтожить целую роту противника десятком хороших снайперов. Снайперов в полном смысле этого слова. Это уже давно не те люди, что сидели в окопе вместе с другими бойцами в соотношении один снайпер на роту. Снайперские команды в составе десяти-двенадцати бойцов, существуют теперь в каждой роте. Представьте себе эту силу. С новыми отличными винтовками, с хорошей маскировкой и прикрытием. Можно сказать, что в каждой роте один взвод это снайперская команда. Задержать атаку вражеского батальона – да не вопрос. Сосредоточенным огнем выбивают сначала командиров, затем пулеметчиков и минометчиков, если те в пределах видимости в прицел. На километр стрелять умеют очень многие, учителя хорошие. В основном, конечно, сибиряки и представители северных народов. Якуты вообще асы. Я когда узнал о количестве снайперских команд, только спросил у Петровича:

– Где людей-то столько берете? – Ответ оказался очень простым.

– Прямо в войсках и отыскиваем. Теперь все идут через учебку. Там замечают талантливых и начинают их проверять по всем показателям. Тем, кто подходит, предлагают заниматься углубленно, так и набираются группы. Плюс в действующей армии находятся многие, кто имеет талант.

Здорово получается теперь у диверсантов. Забрасывают группу в тыл врага, дают задание уничтожить переправу через какую-нибудь речушку. Звучит сложно, а на деле все гораздо проще. Группа прибывает на место, составляет план уничтожения и выходит на связь. Затем скрытно подбирается на рабочее расстояние для стрелков и просто вышибает прикрытие ПВО, охранные подразделения и ждет. Как правило, в течение пятнадцати-двадцати минут приходят штурмовики и все сносят к бениной маме. Немцы и рады бы прикрывать переправы более серьезно, но не станешь же все переправляющиеся части использовать для охраны. Кто дойдет до передовой, если войска будут раздергивать на охрану мостов? Вот то-то же. Обычно охрана небольшого моста состоит из взвода солдат с усилением в виде танка или пары бронетранспортеров. Ну, иногда бывают минометы, но редко. ПВО, как правило, бывает на крупных переправах или железнодорожных станциях. Со станциями, конечно, сложнее, там нужно дольше наблюдать, занимать позиции так, чтобы можно было работать и в то же время быть на достаточном расстоянии от врага. В общем, Старинов развернулся с диверсами на отлично. Мужик просто прирожденный диверсант.

Тем временем мы миновали первую линию окопов, прошли на стыке двух подразделений и углубились в их тылы. Только раз пришлось пошуметь, случайно вышли на каких-то ухарцев, что развлекались в лесу. Фрицы тоже постоянно учатся, далеко не глупые люди. Тренировка у них была серьезной, даже оружие заряжено боевыми патронами. Это нам «язык» рассказал, взяли одного раненого и допросили. Фриц поведал, что еще с начала года в частях постоянно проводятся небольшие учения, в виде тренировок с егерями. Те натаскивают простых солдат в стрельбе и рукопашке. А то у них пополнения все моложе и моложе. Гребут со всей Германии даже не годных к службе в мирное время, а они вообще ничего не умеют. Просто как «мясо» немцы солдат не используют, их в Германии намного меньше. Один генерал после попадания в плен сказал, что если бы у фюрера было столько же солдат, сколько у Сталина, он уже выиграл бы войну. Поэтому тевтонцы учат своих солдат хорошо. Сразу по прибытию в войска их в окопы не кидают. Вот на такую группу из двадцати человек мы и вышли. Столкнулись резко, наш дозор засекли, действовать пришлось быстро, поэтому работали из оружия с глушителями и все сразу. Быстро допросив и добив раненого, мы в темпе убрались оттуда. Дальше попросту растворились в белорусских лесах. А как фрицы здесь дороги прибрали, вот где партизанам тяжко. Вдоль всех дорог немцы тщательно вырубили весь лес на пятьдесят метров по обеим сторонам. Хрен к дороге подойдешь. Допекли, видимо, их бойцы невидимого фронта.

Наш путь лежал в Западную Белоруссию. Туда мы и пробирались. Целых четыре дня потратили на сорок километров пути. Зато дошли без единого выстрела, кроме тех, кого в самом начале прикопали. Даже полицаев не трогали. Хотя ребята уж очень хотели их «потрогать».

– Командир, у нас еда кончается. Чего делать будем? – лейтенант Митрохин сидел рядом со мной и пытался вызвать на разговор. Парень попал ко мне из полковой разведки, внешне – полная моя копия. Ну, лицо только другое. По комплекции вообще нас можно спутать. Привел его ко мне Истомин, приглядел в одной из частей. Стрелок хороший, но вот в остальном… Да все, если честно, они здесь сейчас такие. Не знаю, как объяснить, «горячие» слишком, что ли, как по-другому назвать, даже не соображу. Долго биться пришлось мне с этой новой группой, чтобы под себя их заточить. «Испорченные» они уже были, войной «испорченные». В группе Зимина было все по-другому. Там было самое начало войны. Парни просто слушали меня и делали так, как говорю. Потому что видели, как воюют те, кто не слушает командиров, а точнее, сколько минут проживет неподготовленный боец в реальном бою. Эти уже с характером. Помню первые дни, когда устроил им смотрины. После того как им было приказано охранять объект и искать возможную угрозу от снайпера, они провалили все. Я «убил» их всех, а никто меня так и не увидел. Трое уж очень сильно потом возмущались, что я их «завернул» и рекомендовал вернуть в действующую армию. Даже побить хотели. Меня тогда даже Истомин не стал сдерживать. Назвал это «вправлением мозгов». Ребятки решили меня втроем отмутузить после занятий. Прямо на полигоне. Двое со сломанными руками и ушибами отправились в санчасть, а один, самый резвый, что все это и затеял, поломал себе челюсть о мой сапог. Истомин тогда мне похлопал, но попросил быть поспокойней. Так вот, Митрохин как раз был вполне адекватный. Чуть более злой, чем надо, но в пределах нормы. Повоевал, дважды был ранен. Прошел Сталинград, для меня это был хороший показатель.

Мы уже неделю наблюдаем за жизнью крупного концлагеря в Западной Белоруссии. Я уже знаю, что будет делать тот или другой немец в определенную минуту. Мы их настолько хорошо изучили, что нетерпение ребят оправданно. Хотя меня как раз это сильно злит. Всегда при обучении настаиваю на самом главном для снайпера – умении ждать и терпеть. Вон у меня от постоянных тренировок кожа стала как резиновая. Комары уже даже не пытаются кусать, хрен там прокусишь. Помню, в той жизни читал про таежных жителей, у тех дети летом вообще не заморачиваются с комарами. Не замечают их, с рождения привыкшие. Так и я настолько стал твердокожим, что могу рядом с муравейником лежать и спокойно смотреть, как мураши через меня бегают.

– Сегодня начинаем.

– Позвать парней? – повеселев, спросил Митрохин.

– Собирай всех, кто рядом. С постов не снимай.

Когда задача была обозначена, я собрал людей покомпактней и объявил:

– Ребята, сегодня мы сделаем то, для чего мы столько готовились. Это не просто попытка освобождения наших бойцов. Вы ведь видели тот черный «членовоз», что приезжал в первый день наших наблюдений? – Ребята кивнули. – Так вот, если данные разведки верны, то машинка эта сегодня вечером будет здесь.

По данным Судоплатова, этот крупный лагерь раз в неделю посещает генеральный комиссар Западной Белоруссии, точнее тех остатков территории, что еще у Рейха. Тот является очень важной шишкой в Рейхе, а после моего вмешательства в историю послезнание уже давно ничего не значит. Вот и нужно этого хрена взять живым. Не совсем моя работа, как раз наоборот, но и брать его будут судоплатовские, я только помогу. Лагерь был трудовым, там были развернуты какие-то производства для нужд армии, поэтому, как ни странно, но к заключенным относились вполне сносно. Это мы по наблюдениям знали. Охраны много, но вся грязная война будет на бойцах Павла Анатольевича, мы займемся своей работой, на нас вышки, офицеры и бронетранспортеры. В моей новой группе десять человек. Трое с ВСК, остальные с «выхлопами».

Я, как лучший снайпер, по крайней мере, в этой группе, вначале буду помогать ребятам. Когда начнется штурм, я должен уничтожить окружение этого «комиссара» и повредить его самого, но так, чтобы жив остался. Да, я так могу. Из действующей армии я один имею такие результаты с «выхлопом», какие другим не снились. Под Ленинградом на нашем полигоне я случайно увидел вдалеке какое-то животное. Вскинув мгновенно винтовку, разглядел волка и шлепнул его на бегу. С четырёх сотен метров. Нет, охотники, конечно, есть и более быстрые, но вот по людям стрелять, как я, умеют немногие. Я теперь стреляю туда, куда хочу, а не просто стараюсь попадать.

Винчестер в этот раз я не брал. Будем работать тихими. Хотя когда эта сука вылезет, тихая винтовка в принципе будет уже и не нужна, тут вовсю война начнется. Охрана здесь еще та, почти рота СС, но от Судоплатова тоже будет не два человека. Два отделения подготовленных волкодавов, да еще мы рассчитываем на пленных. Надеюсь, они не подведут.

– Командир, второй пришел.

– Доклад, – коротко бросил я.

– Машина пришла. Объект – в штабе, машину после ремонта колес и мойки поставили в гараж. Водилу видели гуляющим со свободными от службы солдатами.

– Молодцы, отлично поработали. Так, лейтенант, зови «десятого».

«Десятым» был молоденький паренек, восемнадцати лет. Маленький, худой, он так быстро и незаметно передвигался по лесу, что все только завидовали. Даже я.

– Товарищ командир, – передо мной стоял и улыбался «десятый».

– Сема, ты все знаешь, дуй к парням. Готовность – ноль.

Парень тут же испарился. В шесть утра начинаем, у всех есть точные инструкции. Кому и что делать, за неделю наблюдений уже распределили. Так что с рассветом начнем. Сначала нужно уничтожить солдат, сидящих в секретах. Да нашли мы их, нашли. Зря, что ли, столько времени тут сидим. Они и «подсказали» нам лучшие места для стрельбы по позициям охраны лагеря. Просто секреты у фрицев располагались в таких местах, откуда было бы удобнее всего работать по лагерю. Они устроили засаду на нас, а засадили-то именно мы. Мы оправдали надежды немцев, пришли туда, где они и ждали, только вот враги об этом узнали слишком поздно. Сейчас их вырежут, у них как раз смена была час назад. Следующая уже не придет.

Вышек было восемь, я говорил, что лагерь большой. «Выхлопов» у нас семь, я возьму на себя две вышки. Дальше огонь по периметру.

И самое главное. Обе линии связи, что обнаружили, будут подорваны, как только начнется стрельба. Больше не нашли, как ни искали. Единственную дорогу ребята так минами засеяли, что полк положить можно. Остается одно, радиосвязь, по двум антеннам, что виднеются над штабом, будут работать обе ВСК. Надеюсь, повредят.

Забрезжил рассвет. Все, кто успел поспать, уже час приводили в порядок экипировку. Точнее, в сотый раз проверялись. Магазины к «выхлопам» – десятизарядные. По идее, судоплатовским и не достанется никого. Но любой план идет в жопу после первого выстрела.

Я сидел, оперевшись спиной на толстый ствол древнего дуба. Так как все подступы к лагерю у немцев как всегда голые и минированные, расстояние до вышек у нас пятьсот метров. Ползали, промеряли всё и вся. Почти все расположились на деревьях. Я такую рогатину удобную смастерил, лучше сошек будет. Листва уже стала помаленьку облетать, обзор был вполне достаточный.

«Надеюсь, в лесу все сработали, как надо, пора начинать, – подумал я и взглянул на часы. – Раз шевелений и стрельбы со стороны фрицев нет, значит, все удалось».

Я выбрал себе цель еще вчера. Позицию занял так, чтобы быстро перенести огонь на вторую вышку. После первого упавшего часового начнут стрелять и остальные. Себе же я отметил три цели, что гарантированно поражу.

Всегда почему-то первый выстрел кажется очень громким. На деле же был просто приглушенный «пыхх». Первая жертва еще не ударила костями по полу вышки, а я уже не глядел на нее. Хрен ли там смотреть, промахиваться разучился еще в сорок первом. Второй также ничего не понял. Так уж вышло, что мои двое упали быстрее, чем все остальные. Нет, ребята молодцы, уверен, что каждый сделал не больше одного выстрела по своей цели. С моей позиции я просматривал примерно пятую часть всей территории лагеря. У остальных тоже с этим порядок. Но все равно наверняка будут промахи, по причине выстрелов в одну цель. Расположились мы по всему периметру, так, чтобы исключить любые маневры противника. Осматривая левым глазом местность за забором, я не отрывал правый от прицела. Вот какой-то ушлый немчик бежит к гаражу, за машиной, видимо, собрался, ага, давай.

«Упс, эк тебя кувырнуло-то», – усмехнувшись, я продолжал искать цели. Фриц и так быстро бежал, а полетел, подгоняемый моей пулей, что твой самолет. Цели были, но не на каждую я обращал внимание. На хрена мне лезть в чужой сектор, своих подожду. Во, я же говорил. Пара бугаев в черной форме направилась к штабу, хорошо прикинуты ребята. О, а это еще что такое, наблюдатели этого не докладывали. На одном из сараев, не знаю, казарма там, что ли, сдвинулся в сторону настил крыши. Несколько досок наверняка сбиты в щит. А из проема размером в метр показались стволы зенитных эрликонов.

– Э-э, нет, ребятишки, тут вам не там! – ловлю на мушку заряжающего. Расчет убрал остатками магазина и быстро сменил его, поставив новый. Вот теперь давайте следующих. Первыми десятью выстрелами я точно убил десять человек. Ранений там не было, сто процентов. Промахов у меня по малоподвижным целям практически не бывает. Высадив второй магазин, с горечью отметил, что последние два выстрела сделал не по своему сектору. Кончаются фрицы быстро что-то. Вдруг раздался громкий свист, и на территорию лагеря начали падать мины. Да мало, всего два ствола приперли судоплатовские, но это, блин, два восьмидесятидвухмиллиметровых ствола! Немчуре как-то сразу поплохело. С вышек поддержки нет. В лес стрелять бессмысленно. Два БТРа, что находились у ворот, уже дымились. Ребята с ВСК тоже не спали. И вот итог, я от удивления даже на часы посмотрел. Тринадцать минут. Над штабом гордо взвился белый флаг. Черт, а на хрена они нам все нужны-то. И как теперь быть? Ладно, я командир, я и пойду. Дав зеленую ракету, сигнал закончить стрельбу, я убрал винтовку за спину.

Спустившись с дерева, я направился прямо к воротам. Идти прилично, подстрелить могут даже не напрягаясь. На полпути я остановился и присел на корточки. Вынув из кармана бинт, распотрошил его и помахал над головой. Я знаю, что с нашей стороны сейчас все прилипли к прицелам, думаю, если кто у немцев и сбрендит, то только так, чтобы его не было видно. Тогда мне кирдык. Но обошлось, как оказалось позже, дураки у немцев почти кончились. Все жить хотят. Со стороны ворот показался человек, даже отсюда я видел щегольскую черную форму СС, красиво расшитую серебром. Приблизившись метров на пятьдесят, немец, ого, цельный майор, окликнул меня, причем по-русски:

– Мой командир приглашает вашего на разговор, – на прекрасном русском языке произнес фриц.

– Вы думаете, что наш командир страдает отсутствием ума? – вопросом начал я.

– Ваши предложения? – подумав пару секунд, недовольно, но еще спокойно продолжил немец.

– Как вы хорошо говорите по-русски, учились у нас в стране до войны? – я вел разговор в том ключе, что был нужен мне.

– Я не немец, – коротко и вот теперь уже зло ответил не немец.

– Да я понял уже. Эстония, Литва?

– Последнее, это как-то мешает нашим переговорам?

– Вот значит как. Пока я не вижу помехи побеседовать с господином обергруппенфюрером. – Ой, а чего это нас так перекорежило?

– Вы хорошо осведомлены, – нехотя отозвался «литовец».

– Ну так служба. Вы неправильно сформулировали, переговоров не будет. Разговор у нас будет только один, вся охрана должна быть разоружена и построена у ворот. Если не будет происшествий, все останутся живы. Слово офицера! – Ух как его пробрало. А связи-то у вас нет, иначе ты бы не вышел. Майор как-то съёжился, но нашел в себе силы ответить.

– Извините, не знаю вашего звания… – начал было он.

– Майор, – коротко бросил я.

– Господин майор, если мы сложим оружие, контингент выйдет из-под контроля. Последствия могут быть печальными.

– Давайте сделаем так: Господин обергруппенфюрер пусть сядет в свою красивую машину. Возьмет вас с собой, раз уж мы познакомились, и выезжает сюда. Здесь и поговорим.

– Так вы и есть командир? – как-то изумленно воскликнул эсэсовец.

– А почему я не могу им быть?

– Вы очень молоды, – и как он под гримом разглядел, – но это, конечно, не проблема. Хорошо, я передам своему руководству ваше предложение.

– Не делайте глупостей, господин майор. Это искреннее пожелание. Я думаю, что вы далеко не глупец, чтобы не понимать последствий. Нас здесь достаточно, чтобы раскатать по бревнышку весь ваш лагерь. Дорога заминирована, это так, на всякий случай. А стоит нам отпустить так называемый вами «контингент»… Я думаю, вы все поняли?

– Я все понял. С вашего позволения. – Фашист смело развернулся и направился к воротам.

Спустя минуту ко мне подскочили двое ребят. Митрохин из моих и капитан судоплатовских «волкодавов».

– Командир, ты чего, охренел? – Митрохин с выпученными глазами накинулся на меня.

– Товарищ майор, я буду обязан доложить, – подхватил «волкодав», но более спокойно.

– Мужики, вы чего тут разошлись? У вас есть какие-то мысли, как нам дело сделать и пленных вывести без потерь?

– Могли бы и мы поговорить с немцами, вам не велено высовываться.

– Так, мужики. По-моему, вы не «вкуриваете» тему. В «поле» я делаю так, как считаю нужным, кстати, руководство именно это имело в виду, ставя вас в известность по моим полномочиям. Вернемся, пишите все, что хотите, а сейчас – не мешайте. Или уже я докладывать буду! – Черти полосатые, нашли время уставы вспоминать. – Капитан, вы ведь старший у своих, останьтесь со мной, мне может понадобиться ваша помощь. Митрохин, кругом, держишь машину под прицелом. Если машина пойдет на прорыв, отстреливай колеса. Если во время разговора я высуну руку в окно или положу на голову, убираешь водителя, этого майора. Дальше по обстоятельствам. Эта падла, группенфюрер, должен быть взят. Самолет прибудет быстро, на связь выходите не здесь. Держи мою сумку, в ней все планы, разберетесь. Вон, фашисты показались, иди.

За воротами лагеря действительно показалась машина. Двое охранников, кстати, что приятно, без оружия, поспешили открыть створки. «Членовоз» медленно проплыл через распахнутые ворота и, проехав десяток метров, остановился. Я встал с земли и, проводив взглядом удаляющуюся фигуру снайпера, повернулся к фрицам. Те намек поняли, и машина поплыла к нам с капитаном.

– Володя, молчи, пожалуйста, не в обиду, – тихо сказал я капитану. Тот кивнул в ответ и напрягся.

– Господин майор, – начал разговор обергруппенфюрер, когда мы оказались в машине, – вы не похожи на обычного пехотного майора.

– Я им и не являюсь, – просто ответил я.

– Из какой же вы организации?

– Зачем вам это? И да, майор, – обратился я к эсэсману, – не утруждайте себя переводом. Я прекрасно понимаю господина обергруппенфюрера, – добавил я, перейдя на немецкий язык.

– Вы неплохо говорите на языке Гёте, – сделал мне комплимент «обер». Я в ответ чуть склонил голову.

– Вы сказали моему человеку, что выбора у нас нет?

– Выбор есть всегда. Только в вашем случае он очевиден. Как я уже сообщил майору, дорога заминирована, пешком по лесу вы не пройдете и пары километров. Тут и посты наших солдат, да и просто условия не располагают к прогулкам. До ближайшей вашей части, зенитчиков, если не ошибаюсь, почти двадцать километров. Забудьте об этом. Для вас и ваших людей война может быть закончена уже сегодня. Поверьте, это лучшее, что может быть в вашем случае.

– Вы переправите нас в Россию?

– Вы и так в ней, – я ухмыльнулся. – Я посчитал вас умным человеком, когда вы предложили переговоры. Зачем эта бессмысленная бойня, вы должны сами уже понять, войну Германия проиграла. Причем еще в сорок первом.

– Почему вы так уверенно об этом говорите, ведь мы еще находимся с этой стороны границы?

– Господин обергруппенфюрер, когда была последняя бомбежка или штурмовка ваших позиций?

– Ну, я как вы знаете, тыловик. Но честно признаюсь, сам думал о том, что тишина на фронтах затянулась.

– Вот, я же говорил, что вы умный человек. Скоро, очень скоро вермахту придет полный и окончательный конец. И умным людям лучше встретить его в безопасном месте.

– Безопасное место это НКВД? – ухмыльнулся теперь «обер».

– Я в курсе тех бредней, что выкрикивает с пеной у рта Геббельс. Если будете сотрудничать, то все будет к взаимному удовлетворению.

– Но я ведь член НСДАП, как к этому отнесется ваше руководство? Вы ведь вряд ли сможете дать мне какие-то гарантии?

– Мое руководство не стреляет людей, как свиней, только за принадлежность к партии. Но, конечно, разговор будет серьезный.

– Я это понимаю. Что ж, я жду ваших указаний. Мои люди подчинятся. Только ведь у вас действует приказ о войсках СС?

– Да, это так. Но тут несколько другая ситуация. Наши требования те же. Пусть ваши люди сложат оружие и амуницию возле ворот и построятся вдоль стены лагеря. С внутренней стороны. Вы, после того как отдадите приказ, выйдете сюда. Без оружия и пешком. Не бойтесь, идти далеко не придется.

Мы вылезли из машины, я отдал капитану распоряжение выйти на связь и вызвать два самолета. Площадки готовы, только подсветить кострами. Улетать будем вечером.

«Обер» стоял рядом со мной и внимательно слушал, как будто и понял чего.

– Мы отправим вас самолетом. Линия фронта тут недалеко, перелет будет быстрым.

– Наша авиация не помешает? – трясется за свою тушку старый фашист.

– У вас ее здесь почти нет. Да и у наших транспортников будет прикрытие.

– Все же, господин майор, зачем я вам так нужен?

– Мне? – удивился я.

– Ну да, конечно. Это мне объяснят по ту сторону линии фронта.

– Именно так.

Что произошло дальше, я едва уловил. Стоявший тихой мышкой майор СС вдруг выхватил откуда-то эсэсовский кинжал и, зайдя ловким движением за спину своего командира, поставил клинок к горлу.

– Так я и поверил, что нас оставят в живых. А ты, – он наклонил голову к «оберу», – предал все интересы Германии. Я перережу тебе глотку, и красные останутся с носом.

– Глупо.

– Что? – рявкнул майор, вскидывая глаза на меня.

– Говорю – глупо вы поступили, майор. Казались нормальным человеком. Давайте я вам кое-что покажу, – предложил я, медленно поднимая руку.

– Стой смирно, майор, а вы, господин обергруппенфюрер, медленно назад, к машине.

– На что вы надеетесь, майор? – скривил лицо я и положил руку на голову.

Казалось, пролетавшая пуля обдала меня ветром. Настолько близко, что я даже поежился. Митрохин показал себя. Обергруппенфюрер стоял весь в кровище и мозгах майора литовца, а тот заваливался на землю, потеряв по дороге голову. Предлагая ему показать кое-что, я хотел, чтобы он высунул голову чуть больше. Митрохина уговаривать не пришлось. Классный выстрел. Как говорится – один на тысячу.

– Хороший выстрел, – тихо, растягивая слова, произнес «обер». Надо отдать должное, в его голосе не было страха, только искреннее удивление.

– Да, мне тоже понравилось. Скажите, обергруппенфюрер, еще сюрпризы будут?

– Теперь я не уверен в спокойном завершении дела. Если я вернусь, ничто не помешает им меня убить или взять в заложники. Иначе отдать приказ не представляется возможным.

– А мы пойдем вместе, до ворот. Мои ребята наблюдают за нами.

Мы с комиссаром двинули пешком к воротам. Возле заграждения его окликнули, и на нас уставились четыре ствола.

– Вы же понимаете, что всех тут просто уничтожат, если меня убьют? – произнес я. – В ваших интересах образумить охрану. – Фриц кивнул.

– Опустите оружие, лейтенант. Вы же видели, что случилось с майором. – У меня гора с плеч свалилась, когда винтовки опустились. Видимо, герои закончились.

– Прикажите охране построиться по этой стороне ограждения. Да, там они будут под прицелом, но если не будет попыток провокации, все останутся живы. Слово офицера.

Команду своего начальника фрицы выполнили в течение двадцати минут. Еще через такое же время подошли бойцы из группы Судоплатова. Пятнадцать человек прошли мимо охраны и начали шмон лагеря на предмет затаившихся врагов. Еще пятеро собирали оружие и обыскивали эсэсманов. Удивительно, но случаев неповиновения было всего два. Первым взбрыкнул белобрысый гауптман, не захотел сдать кинжал, за что и получил. А еще один унтер решил, что он бессмертный. Ну или просто дурень был. С голыми руками на «волкодавов» Судоплатова? Это даже не смешно. Парень, что стоял рядом, даже не выпустил из рук оружие, просто мягко скользнул в сторону от прыгнувшего унтера и ударил его ногой в колено. Что-то хрустнуло, и унтер, проклиная всех и вся, закрутился по земле. Проклинал, кстати, по-русски. Да, задрали эти прибалты. Больше эксцессов не случилось, и всех охранников благополучно затолкали в домик, что стоял рядом с проходной. Там было одно помещение, пришлось их серьезно уплотнить, но им объяснили, что это ненадолго, поэтому роптания не было. В общем, нам в очередной раз удалось сделать дело. Не знаю, как выйдет с отлетом, но пока все идет неплохо. Бойцы Судоплатова спокойно прочесали лагерь, заняли вышки. Из леса нас прикрывают мои ребята.

– Командир, вот списки. У них тут все по номерам, но вроде номера зависят от первой буквы в фамилии.

– Господин обергруппенфюрер, поясните? – обратился я к комиссару, переведя ему слова своего бойца.

– Ваш человек прав, вам нужен какой-то конкретный человек? – слегка удивившись, задал вопрос «обер».

– Да, возможно, что я найду его здесь. Ведь здесь вы держите все национальности?

«Обер» слегка вздрогнул, но ответил:

– Вы наверняка знаете о…

– Комиссарах и евреях? – продолжил я фразу запнувшегося «обера».

– Да. Вы же понимаете…

– Нет, меня интересуют, скажем, грузины. Есть они в вашем лагере?

– Таких разделений не было. Посмотрите по фамилии, может, найдете того, кто вам нужен, – просто ответил комиссар.

Я попросил бойца найти мне букву «Р» и открыл гроссбух. Почему я стал искать именно грузина, думаю, пояснять не стоит. Сколько может быть в этом лагере русских с одинаковыми фамилиями, а уж найдя Вано, остальных я найду быстрее.

Уже пролистывая четвертый лист, я обнаружил того, кого искал.

– Барак четыре дробь два, где это? – повернулся я комиссару.

– По средней линии, отсюда четвертый, – пояснил «обер».

– Хорошо. – И обратившись к бойцу, что помогал мне со списками, продолжил: – Дайте мне человека в сопровождение.

– Я сам с вами и пойду, здесь и без меня справятся.

Вот и пришло, наконец, время найти моих ребят. Не знаю, в каком они состоянии, но очень надеюсь, что все хотя бы живы. Мы с сопровождавшим бойцом вышли из штаба, оставив «обера» под наблюдением двух бойцов, и направились к баракам. Повсюду с самого начала всей возни раздавались крики, гомон. Откуда-то даже угрожали. Щели-то в бараках есть, нас прекрасно видели. Меня пока никто из своих не окликал, но меня и узнать трудно. Я только штору с лица убрал. Весь в лохматом камуфляже, как куча травы хожу, морда раскрашена, так что и неудивительно. Найдя нужный барак, мы остановились. Я кивнул своему сопровождающему, и тот, подойдя к дверям, произнес:

– Товарищи красноармейцы, да, мы захватили лагерь, но в целях избегания давки и паники просим проявить терпение и понимание. Надеюсь, всех прихлебателей и предателей вы уже удавили, и работы нам осталось немного. Сейчас мы откроем ворота, выходите и стройтесь вдоль стены. Всем все ясно? – В бараке была тишина. Голоса там умолкли сразу, как только мы заговорили, поэтому четкий голос одного человека, по-видимому, из командиров, был хорошо слышен:

– Ясно! Товарищи бойцы, прошу соблюдать порядок, вы военнослужащие Красной Армии, и я не буду объяснять известное каждому.

Мы открыли ворота, и спустя пяток секунд из них вышел человек. Сразу было видно, что это бывший командир, выправку не спрячешь.

– Майор Красной Армии Степанов, 312-я стрелковая дивизия. Командир полка, – отчеканил бывший пленный и встал по стойке смирно.

– Вольно, товарищ майор, вы старший по званию в этом бараке?

– Так точно, извините, не знаю вашего имени и звания.

– Майор, имя вам без надобности, стройте людей, товарищ майор, – я заметил, что командир покивал своим мыслям, когда я отказался назвать имя. Понимает.

Через пять минут построение было завершено, а майор докладывал о бойцах. Кто ранен, кто болен. Но я стоял и смотрел на своего «большого» друга. Того, кто не раз спасал мне жизнь.

– Что, так и не поднимешь глаза на своего командира, товарищ старший лейтенант Ревишвили?

– Бывший лейтенант, товарищ командир, – ответила мне гора мышц, но головы не подняла.

– Отставить эти панические настроения, боец. – Меня разрывало нетерпение. – Здравствуй, Вано.

Гора мышц подняла наконец глаза и робко посмотрела на меня.

– Прости, командир… – Но я уже не слушал его, бросился вперед и, насколько смог, обхватил этого бугая. А Вано заплакал.

– Товарищ командир… – начал было Вано, когда мы отошли на несколько метров от строя.

– Вано, ты чего, забыл, как меня зовут? Меня, которого ты столько раз вытаскивал на себе из самой глухой задницы? Все доклады потом, как ты и где парни, вот главное.

– Всех видел здесь. Нас раскидали по разным баракам. На работах иногда встречались. Сам нормально.

– Есть хочешь? – спросил я у друга.

– Неплохо бы. Эти не больно желали нас кормить, – указал Вано в сторону штаба.

Я отдал приказ начинать строить всех заключенных у бараков. Назвал фамилии своих друзей и попросил, чтобы их привели во фрицевскую столовую. Остальных тоже будем кормить, конечно, этим займутся бывшие пленные командиры.

– Пойдем, парней найдут и приведут к нам. Поговорим позже.

– Как ты нас нашел, Серега?

– Стечение обстоятельств. Удачное расположение звезд на высоких погонах… Шучу.

– Да, не хватало нам твоих шуток. И вообще, без тебя…

– Толя дошел, – прервав Вано, проговорил я.

– Как это, опять шутишь? – Вано застыл с поднятой ногой и вытаращил глаза. – Он же пулю в голову получил?

– Вот тебе и как! Сколько он полз, никто не знает, но вернулся, и это главное. В госпитале без сознания три месяца. Очень тяжелый. Когда приходил в себя, один раз буквально на минуту, пробормотал, что вы в плену, дальше стали судоплатовские землю рыть. Когда сюда выдвигались, врачи сказали, вытянут Круглова назад. Обещали.

– Вот это да. Никогда бы не поверил, если бы кто-то другой сказал.

– Как остальные? – спросил я у друга, когда мы расположились в столовой.

– Ты про Деда? – Вано меня понял.

– Да.

– В порядке, насколько это можно в плену.

– Да забей ты. Все уже, кончился плен, – встряхнул я друга, увидев, что его гнетет пребывание в плену.

– Так ведь еще разбирательства предстоят, – заметил Вано. Взгляд у него совсем потухший, но ничего – зажжем.

– С вами будет проще, обещаю. – Я и правда так думал.

– Ты сам-то как, где мой казахский друг? Опять где-то по округе ползает? – этого вопроса я ждал и очень волновался. Тяжело вздохнув, встал из-за стола и, открыв взятую у фрицев бутылку, кстати, коньяка, начал скручивать пробку.

– Вот значит как, – с горечью и болью прошептал Вано одними губами. Я разлил в два стакана по чуть-чуть темной жидкости и поставил бутылку на стол. – А я уж понадеялся, что вся наша группа соберется. Как в сорок первом.

– Погиб наш друг, Вано, героем был и погиб как герой. Меня спас, а сам… Давай потом, тяжко все это вспоминать. – Мы стоя выпили, и Вано вдруг уставился на меня.

– Ты же не пьешь, командир? – удивленно воскликнул грузин.

– Больше не буду. Когда выбирался, эта хрень мне жизнь спасла. Петрович мне, помнишь, советовал, что иногда помогает? Ну, так вот я на этой хрени и вылез.

– Жарко было? – с сочувствием спросил Вано.

– Да уж не замерз. Ладно, это все потом. Ешь давай. Ты ведь у нас большой!

– А чего ты меня «старшим лейтенантом» обозвал? – Вано наворачивал какой-то гуляш, хорошо фрицев кормят.

– Вам всем после переаттестации присвоены новые звания. После проверки вернут и погоны, и награды. Я обещаю, трясти сильно не будут. И Петрович обещал.

– Спасибо ему. Не забыл, значит.

– А как он забудет? Если бы он со мной не мотался, вас бы сюда и не забросили. Это же Судоплатова была инициатива. И вообще, Петрович для нас ведь как настоящий отец. Батя – и этим все сказано.

– Да, дельце нам подогнал товарищ Судоплатов… – сморщился Вано.

– Ему от наркома влетело хорошо. Но война, друг. Сам должен все понимать, не маленький. Достаточно вспомнить сорок первый, то, где все мы начинали.

– Да я понимаю. Ты-то все сделал? Если честно, то не рассчитывали тебя уже увидеть. Зимин говорил, что уж больно далеко вас заслали. Да и мы в ж… оказались.

– Да все сделал, – поморщился уже я. – Как оклемался, вот Героя дали. Мурату тоже – посмертно. – Я молча опять налил.

– Разрешите обратиться, товарищ майор, – вдруг раздался голос из-за спины. Я обернулся. В дверях стоял боец из «волкодавов».

– Слушаю.

– Всех нашли. Ждут снаружи.

– Так заводи.

И тут я увидел всех своих друзей. Наконец-то наша армейская семья в сборе, не хватает только Мурата и Толяна. Ребята зашли с поникшими головами и встали так же, как до них стоял Вано.

– Чего там на полу интересного, товарищи офицеры? Гривенник закатился? – с хитринкой в голосе спросил я. Глаза всех прибывших загорелись ярким огнем, и парни кинулись ко мне.

– Ну хватит, хватит, черти. Кости уже трещат, – взмолился я, когда начал уставать от объятий.

– Серега, командир, братка! – кричали и галдели наперебой друзья. В таких честных, настоящих мужских объятиях я давно не бывал. Вот это и есть настоящая дружба. Наверное, именно этого мне и не хватало после возвращения.

Позже я отдал распоряжение о построении всех пленных. Толкнул короткую речь. Самым старшим в лагере оказался дивизионный комиссар, еще с сорок второго тут. Был захвачен в солдатской форме, вот и остался жив. Не вопил и не говнялся, и то хорошо. Были три полковника, шесть майоров, четыре капитана и десяток лейтех. Остальные рядовые, да несколько сержантов и старшин. Вообще-то я был очень удивлен видеть здесь командиров. Ситуацию прояснил высокопоставленный «язык».

– Я по своей инициативе оставлял здесь офицеров, солдаты под привычным руководством лучше работают и не придумывают способов бегства.

Самолетами вывозить такую ораву не получится. По радио нам был дан приказ о формировании отряда и на прорыв своими силами. Вооружить удалось только двести человек. Но так как до линии фронта тут около сорока километров, с той стороны будет помощь в виде наступления танковой бригады. Должны бывшие пленные выйти, должны. А мне с друзьями и обергруппенфюрером был приказ вылетать самолетом. Ребята сначала покривлялись, дескать, они со всеми вместе пойдут. Но я рявкнул, что приказы не обсуждаются, и все примолкли.

В общем, ушли мы нормально. Потерь не было, начальство было довольно. Позже узнал, что при прорыве линии фронта погибла почти половина бывших пленных. Ну, а как еще? Война, немцы сейчас злые, люлей получают по всему фронту, а тут такая наглость. Да ещё и прорывающиеся наглецы были почти голые и без оружия, вот поэтому и потери.

Ребят мариновали около недели. Причем в госпитале. Никого не посадили, все обошлось. Ребята попали в плен чуть «теплыми», почти все без сознания. Повезло, сразу не добили, а в лагере свои выходили, короче, их оправдали и после восстановления вернут на службу. Хотел перед Берией за них поручиться, так даже и не пришлось. Ребята ранее уже всем все доказали. Как мне пояснил Истомин, если бы они сотрудничали с режимом оккупантов или раскрыли какие-то важные секреты, их в лагере точно бы не было. Я опять осел в Ленинграде. Так и буду, наверное, готовить группы. Мои новые подопечные получили боевое крещение. Причем сразу выполнили на отлично первое же задание. Дальше им предстоит служить без меня. Я специально тренировал их так, чтобы моей значимости в группе было минимум. Оставлю себе только Митрохина и Сему, того, что так хорошо двигается по лесу. Да и вообще, доволен я им был, для нашей группы парень отлично подходил.

Попросил Истомина выбить ребятам отпуск на восстановление и перебросить ко мне. Отдых нужен был всем, а им после плена особенно. А там посмотрим, куда выведет.

Прошел месяц. Парней вернули в строй, сейчас они со мной в Ленинграде, тренируются, вместо отдыха. Скоро подходит конец сроку, что им дали на восстановление сил и здоровья. Я не выделял уже особо Деда. Просто за годы войны все мы стали друг другу братьями. Мы и правда были семьей. Со Светланкой мы помирились и больше не ругаемся. Она все поняла и простила меня за мой характер. Радовалась, что меня пока не собираются отправлять на фронт. Хотя я уже думал о том, чтобы проситься вместе с парнями. Боюсь их отпускать, одного потерял и хватит. Толя идет на поправку. Уже в сознании, но вставать не дают. После такого срока в бессознательном состоянии его держали под плотным присмотром врачей. Говорили, что все будет хорошо, но сразу заявили, что ему светит полная демобилизация.

– Триста метров, на два часа. – Винтовочный ствол, обмотанный грязно-белой лентой, чуть сдвинулся. – Видишь его?

– Вижу, готов, – я убедился, что вокруг нет наблюдателей. Иначе риск большой, уберешь одного, а взамен еще десяток вылезет.

– Стоп, Четвертый засветку усек, – Митрохин слушал рацию. – Дальше, примерно настолько же, но левее. Опытный черт.

– Во-от, вижу его. Стрелок именно он, ближний приманка. Не трогайте этого ушлепка, стрелка я возьму. – Как хорошо стало со связью. Недавно нас оснастили небольшими рациями, причем хорошо защищенными. В круговерти уличных боев засечь нас очень трудно. В городе постоянно работает не один десяток радиостанций, и найти нужную у немцев не получится. Это у себя в тылу они смогут запеленговать любой передатчик, а во время боя, да когда отступают…

Шел ноябрь 1943 года. Мы уже за границей. Идут бои на Варшавском направлении, и нас направили на свободную охоту. Да, я вернулся на фронт, решили вместе с женой, что так будет лучше. Варшаву будет штурмовать Константин Константинович Рокоссовский, не лично, конечно, а его Первый Белорусский фронт. Ну а мы тут зависли в Белостоке. Тут организовалась довольно большая банда подпольщиков. Суки, валят наших исподтишка, прикидываются гражданскими или бойцами польской армии, а потом стреляют в спину. Ну не воюем мы с безоружными, а эти гады его прячут. А теперь вот еще ими стали пользоваться наши коллеги из СС. Этих подставляют и работают снайперскими группами, отстреливая наших командиров. Мы было уже проехали этот город, но Рокоссовского, который знал, что мы тут, попросил Горбатов. У того треть штаба выбили, вот и попросил помочь. Да, с недавних пор нашу группу просят помочь, а не приказывают. Даже Жуков.

Не знаю, то ли крайняя командировка на нас всех так отразилась, то ли еще что, но мы стали как заговоренные. А главное, поперла какая-то военная удача. Ранений нет, стрелять лично я стал еще лучше. С рациями теперь вообще красота.

– Передай мне «семидесятку», я на этом эсэсовце автограф оставлю, – с недавних пор из «винчестера» я делаю мало выстрелов, но зато каких. «Винчестер» приятно скользнул в руку. Патроны внутри, патроны я для него снаряжаю теперь сам. Все, от капсюля до навески пороха и придания формы пуле, все делаю сам. И «винт» меня за это благодарит.

Колпачок с прицела повис на коротком шнурке, и глаз зацепился за картинку. Двенадцатикратная оптика на такой дистанции просто мечта. Видимость сто процентов. Я не вижу только цвет глаз стрелка, остальное хоть картину пиши. Вижу расцветку камуфляжа на рукавах, маску с прорезью для глаз. Палец выбирает короткий ход спускового крючка и замирает на мгновение. Спуск настроен на усилие в полтора килограмма, очень легкий. В этот момент цель как будто что-то почувствовала. Ствол винтовки противника медленно доворачивается в мою сторону и… Ничего он сделать не успел, как и многие до него.

– Второй, снимите с него позже винтовку. Только там оптика под замену.

– Девятый, если бы сам не видел, никогда бы не поверил. Прямо через прицел, – Митрохин искренне радовался.

– Так снизу вверх другого варианта не было. Слишком укрыт был, винтовка руки и каска. Не в железку же стрелять.

– Хочу так же научиться, – вздохнул Митрохин.

– Хочешь – научишься. Я же не с рождения так стреляю.

А вообще – да. Стрелок из меня получился приличный. А главное, научился наблюдать. Вот и сейчас ребята шмонают «приманку», в трех сотнях метров от меня, а ни хрена вокруг себя не видят.

– Второй, внимательно. Десять метров от «приманки», двор видишь. Кто там шарится?

– Никого не вижу. – Митрохин внимательно обводит прицелом «выхлопа» место, на которое я указал.

– Кто там из наших? – спросил я.

– Да вроде Восьмой полез, – не очень уверенно произнес Митрохин. Мы, когда воссоединились с группой и начали снова тренироваться, взяли себе числительные позывные. Восьмерка у Кости Иванова. Четвертый – Саня Зимин. Второй у Митрохина. Трешка – Дед. Седьмой – Вано. Пятый у Семы, ну а я – Девятка. Первый, я думаю и так понятно, у кого.

– Дай мне рацию, – Второй вытянул левую руку с рацией ко мне. Она у него под рукой лежала.

– Восьмой! – я сделал вызов.

– В канале, – получил бодрый ответ.

– Замри, – бросил я и положил рацию рядом. Взглянув в прицел, опять шепнул Андрею: – Теперь видишь? – Там действительно нарисовались двое.

– Теперь да.

– Работай. – Пусть учится. Там не снайперы, охоты на нас пока нет.

– Поможешь? – неуверенно спросил Второй.

– Зачем?

– Обоих, значит, – выдохнул Андрей.

– Да, – коротко бросил я, но конечно, страховал его.

Выстрелы из «выхлопа» удивительно тихие. Два слились в один, и я констатировал два попадания. Тут же до меня донесся веселый выдох.

– Восьмой, полежи чуток, вдруг еще гости придут. – Ответом был щелчок.

Больше на сегодня работы не вышло. Ребята собрали трофеи, и спустя пару часов мы отправились на выход из города. Там, на окраине, в одном из разбитых домов был штаб. Нужно доложить, да и просто на отдых пора. Не то чтобы мы всю падаль вычистили, просто на сегодня хватит. Темнеет рано, видно плохо. Да и холодно уже, и в туалет хочется. Хотя последнее и так понятно. Такими малыми зачистками мы и занимаемся. Подчиняемся лично Ставке и присоединяемся к какой-либо части тогда, когда нас «выбьют» у начальства. Как какая-нибудь резервная часть СВК.

Скоро Новый год. Вот уже и декабрь 1943-го на дворе. Фронтовые будни тянулись медленно. Иногда мы сутками сидели на месте, не вылезая даже на тренировки. Иногда пропадали по двое, а то и трое суток в «поле». Через неделю после взятия и зачистки Белостока, части 3-й армии генерала Горбатова подошли к Варшаве. С севера над городом нависал Первый Белорусский, с юга и юго-востока Третий. Город будет окружен, части Третьего Белорусского фронта останутся для штурма города, а Первый двинет дальше. Это я так, в штабе случайно подслушал. Когда нас домой хотели отозвать, но Черняховский просил у Ставки оставить нас для Варшавы. Предвидя трудности по типу белостокских, командующий хотел оставить у себя в резерве мою группу, для контрснайперской борьбы. Разумно предположив, что в простом поле нам делать нечего. Так-то прав, там, где танки и артиллерия, мы как-то не вписываемся. Хотя неделю назад немчура четыре «ишака» замаскировала на одном хуторе. Артиллерией там все перемешивать не стали, хотя хотели, вот мы и пригодились. Но это так, редкий случай, как в Сталинграде на танки нас не бросают. Вот в городе – да. Швали здесь за годы войны накопилось, только успевай вывозить. Да и я хотел поглядеть за Иваном Даниловичем, больно уж хочется, чтобы в этот раз он до победы дожил. Заслужил он это. А по танкам все же постреляли. Это я парням предложил попроказничать. А что нам сделают с семисот метров, если про нас даже не знают. С ВСК шлепнул механика-водителя через смотровую щель первым выстрелом, правда, танк в это время стоял. Он выстрелил, но еще не двинулся, а потом и совсем там остался.

Танки размесили все, ужас. Не пройти, не проехать. Немчура раздолбала такой красивый город «под орех». По окраинам еще ничего, а вот центра нет вообще. Так и вспоминается Сталинград. Так же было хреново. Мясорубка в Варшаве длится несколько дней. К сожалению, не с немцами. Фашистов-то тут хватает, да вот все больше местных. Шляхтичи оборзели. Чего им не живется спокойно? Вон с нами пришли части Польской армии, что была сформирована у нас в СССР. Нормальные ребята, воюют, как положено, но всякая шваль, что окопалась тут, вылезла после ухода фрицев и давай гадить. Постоянные подрывы, охота на солдат и офицеров. Короче, сорок первый год наоборот. Нет, ну ладно бы мы захватили их страну, я бы понял, но ведь всем же ясно, мы здесь «проездом». Ведь им же помогаем. Черт, в голове не укладывается. Вчера ребятишек наших порезали, связистов. Парнишки только-только на службу призвались. По восемнадцать лет мальчишкам, а их как свиней ножами изрезали. Мои нагляделись, больше в плен их брать не будут.

– Девятый, – прошипела рация.

– В канале, – так же прошипел в ответ я.

– В костеле забаррикадировалась группа повстанцев, они подорвали нашу колонну с топливом на севере. Отступая, укрылись внутри здания. Там есть прихожане, двигайте туда.

– Понял, выступаем.

Это, конечно, не совсем по профилю, но уже бывали случаи. Ладно, посмотрим, что можно сделать. На штурм костела нас никто не пошлет, а вот уменьшить поголовье противника и лишить командования – это мы можем.

После тяжелых городских боев в центре Варшавы были просто руины. Города не было. Кругом торчали остатки стен когда-то жилых и красивых домиков. А сейчас на высоту трех, а местами и пяти метров возвышались груды битого кирпича, досок и прочего хлама. Костел стоял в центре и возвышался этакой статуей посреди развалин. Крыша у него отсутствовала, на месте окон, когда-то с красивыми цветными стеклами, зияли огромные дыры. Странно, как он вообще устоял, вокруг него ни одного дома, даже стены целой не найдешь. По грудам этого мусора мы и подбирались к костелу.

– Сань, давайте осмотритесь. Андрей, найди нам место, Дед, найди щель и укройся, все поняли задачи?

– Так точно. – Парни прыснули в стороны серыми мышками.

Рация Деда у нас работала как ретранслятор для наших малых устройств. Обычно мы прячем Ивана куда-нибудь, так чтобы рация работала в безопасности. На рации Дед просто умница, связь есть всегда.

Сквозь дыры в стенах на месте окон я пытался разглядеть то, что происходит внутри здания.

– Серег, видишь чего?

– Немного, народу внутри мало. Один вооруженный стоит рядом с ксёндзом.

– Девятый, этот местный священник с ними заодно. Он их куда-то прячет. Слышал, как особисты говорили.

– Четвертый, у тебя как? – вызвал я Зимина.

– Армейцы подошли. Просят помочь, сколько сможем, пойдут на захват.

– Попридержи их. Сейчас отработаем тех, что видно, а там пусть с дымом входят. – Экие армейские ребята резвые. Совсем страх потеряли, на штурм они пошли. Спецназ ГРУ, мля.

– Ждут. Мне тут их лейтеха напел, что это те самые уроды, что связистов резали, – зло бросил Саня.

Вот значит как, вот где встретились. Ну, сейчас посмотрим. Сегодня я был с тихой винтовкой, вот повертятся, пока догадаются, кто их убивает.

Пыхх. Через секунду снова: Пыхх.

– Это Девятый, минус два.

– Здесь Второй, минус один. Девятый, священник схватил винтовку.

Пыхх.

– Сам виноват. – То, что он ксендз, не означает, что у него иммунитет от пули. Мне вообще как-то ровно, кто они. Взялся за ствол, получай. – Четвертый, сколько их было, армейцы видели?

– Восемь, говорят, – ответил Саня.

– Ну, теперь четверо, поясов шахида здесь нет, так что пусть ломятся, только аккуратно. Вообще, Четвертый, крикните им, чтобы выходили. Сдаётся мне, что я их старшего хлопнул. Может, выйдут?

– Девятый, Второй, наблюдайте. – Через пару минут вызвал Саня: – Вроде выйти хотят.

И тут я увидел картину из своего времени как на ладони. Вот дурачье, ну куда вы под снайперов лезете? Из боковой дверцы костела выходили люди. Вышло около десятка, а за их спинами, прячась и прикрываясь пленными, шли гордые пшеки. Представьте себе картину: преступник, прикрываясь пленным, пытается выйти из здания. Представили? И правда, чего сложного, в любом боевике моего времени такого хватало, но тут… На что рассчитывали придурки, пытаясь укрываться и держать на мушке пленного, имея в руках винтовку. Ага, чуть не в двух метрах позади идет и всерьез думает, что его не видно. Не знаю, вероятно, это не лечится.

– Девятый, ребята не могут работать, гражданских много, – Зимин не паникует, но нервишки шалят. Забыл, какие у нас в Ленинграде тренировки бывали.

– Второй, готов? – я спокойно навел прицел на первую пару уродов и выбрал первую цель.

– Всегда, – коротко бросил Андрюха.

– Твои замыкающие, работаем. – Я выбрал свободный ход спускового крючка. С разницей в секунду мы с Митрохиным выстрелили. Пришлось делать четыре выстрела. Одним цепляешь первого, он падает, затем второго – тоже начинает крутиться на земле. Еще двумя вколачиваешь их в землю. Перевожу взгляд на шедших последними. О, Второй тоже сработал на загляденье.

– Девятый, все чисто. Армейцы в шоке, пошли на зачистку здания, искренне благодарят. – Это Саня, он там с армейскими контактировал.

– Ну и хорошо. Давайте ближе к дому, поздно уже.

Да, сколько жизней сохраняют такие группы, как моя? Странно такое слышать? А вот ребятам, что штурмуют здания и укрепрайоны, ни фига не смешно. Сколько бы их ложилось просто так в землю? При поддержке снайперов всегда чувствуешь себя спокойнее.

Вечером была баня. Отлично попарились, «перемыли» косточки тупоголовым пшекам, которым все неймётся. Похвалил Митрохина за работу и раньше всех пошел спать. Хорошо за границей, тут не в Сталинграде и его развалинах. Домов целых хоть и немного, но на окраине мы нашли, а это вам не в землянке спать.

Проснулся я как-то нервно, спустя секунду понял, почему. Вокруг было тихо, но что-то настораживало. Встав и воткнув ноги в сапоги, я медленно пошел к выходу из комнаты. Пистолет лежал в руке, он почти всегда там, и это не паранойя – война. Кольт приятно оттягивал руку и внушал уверенность. Постояв под дверью и ничего не услышав, я было развернулся, но тут за дверью скрипнул камешек. Ой, блин, давно я так не прыгал. Грохнувшись на пол, я смотрел в открывшийся дверной проем. Из него появились два ствола и перечеркнули пространство прихожей очередями.

«ППШ», – машинально отметил я про себя. Подняв руку, ждал вошедших. Только бы парни не выскочили сзади. Нападающие ломанулись вперед и тут же рухнули. Две двойки в упор из сорок пятого это аргумент.

– Серег, это ты? – сзади раздался голос Зимина.

– Заберитесь назад, к окнам не подходить, – пролаял я и сам убрался в ближайший проем. Поглядывая из-за косяка, я услышал легкий хлопок.

– На пол, – заорал я и сам ломанулся за стену. По полу в коридоре покатилась тушка гранаты, ни с чем не спутаешь. Грохнуло так, что в ушах появилась вата, а перед глазами звезды.

– Твою мать, – приложил я руки к голове. Не успев протереть глаза от пыли, я получил удар в голову прикладом. Хорошо, что пытаясь прийти в себя после взрыва гранаты, я тряс головой. Противника я не заметил, но удар пришелся вскользь. По виску как ножом прошли, падая на пол, выронил пистолет. Сквозь боль все-таки успел сообразить откатиться. Драться не пришлось, из комнаты парней простучал ППС, и мой противник упал рядом со мной. Осмотревшись и никого больше не увидев, подобрал кольт.

– Вано, ты как всегда вовремя. – Выручил меня, как и прежде, грузин.

– Командир, что это было? – удивленно спросил друг.

– Это пшеки, похоже, «обкурились», надо вылезать, вдруг кого захватили. – Тотчас показались и все остальные ребята, вооруженные до зубов. В подъезде послышались выстрелы.

Да, повстанцы устроили налет на расположение штаба 128-го полка, в котором мы временно квартировали. Просто баня у них хорошая была, а мы уже по ней соскучились. Пшеки захватили штаб, убили радиста и адъютанта командира полка. Самого подполковника Харина взяли и хотели уйти, но тряхнув командира, узнали, что именно у него в полку квартируют снайперы. Это мы потом узнаем. Вот эти горе-вояки и встали в позу. Наплевав на подполковника, бросились к нам. Сколько их было, неизвестно, положили у квартиры мы троих.

– Серег, как выходить будем, ведь они наверняка на улице подходы держат? – это Зимин.

– Сань, ну не могут же они быть настолько тупыми, чтобы ждать, когда подкрепления к нам придут? – Если честно, мне тоже не хотелось выходить. – Дед, ты уже с связался с кем-нибудь?

– Да, тут же рядом, в соседнем квартале комендантские стоят, сейчас будут.

– Ну, вот и ответ. Посидим, нам незазорно, – я потрогал голову.

– Командир, можно я гранату за дверь кину, а то как-то неспокойно. – Вано в последнее время так и рвется в бой. Ожил после лагеря.

– Возьми да кинь, – громко сказал я, подходя к распахнутой двери. В этот момент все и случилось. Кто-то из пшеков, видимо, был потрусливее и не полез со всеми к нам в квартиру. Зато когда мы захотели выйти на площадку, он ожил.

– Суки москальские, выходите, или я убью вашего командира. – Я встал. Зимин вопросительно посмотрел на меня.

– Эй, воин? На что ты рассчитываешь, ведь все равно не уйдешь.

– Зато вас с собой заберу, выходите. – Я плюнул и, шагнув за дверь, остановился.

В углу на площадке, оперевшись спиной в дверь другой квартиры и укрываясь Хариным, стоял какой-то тощий ублюдок в кепке.

– Товарищ майор, назад, у него граната без чеки, – закричал Харин. Он-то прекрасно знал, кто из нас старше, хоть и был подполковником.

Я выходил с пистолетом в руке и не отпустил его и сейчас.

– Заткнись, курва, – поляк ударил правой рукой с зажатой в ней гранатой по макушке Харина, тот застонал. – Пусть все выходят. Что прячетесь, как крысы, страшно?

– И не говори, а тебе? – ответил я вопросом.

– Мне уже все равно, – гаркнул повстанец.

– Ну, как знаешь, – я чуть шевельнул рукой, и кольт сказал свое громкое слово. У поляка во лбу появилась большая дыра. Подполковник поступил так, что я позже не раз вспоминал его поступок. Падая на пол, поляк разжал пальцы, хлопнул запал, и граната полетела ему под ноги. Харин мгновенно, откуда такая скорость, развернулся и, схватив пшека, который еще не успел упасть, бросил того сверху на гранату, а сам лег сверху. Грохнуло приглушенно. Кучу из двух тел слегка подбросило. Пару осколков вжикнуло по лестничной клетке, но и только. Рванув вперед, я подхватил Харина за руку и попытался перевернуть. Ребята тоже выскочили и уже помогали.

– Ну, полковник, ты и выдал! – охренев от увиденного, сказал я. Слышал я про всякие случаи. Как на гранату люди ложились, пытаясь других сберечь, и от себя пинали, пытаясь спастись. Но вот такое, да еще своими глазами увидеть, могёт подполковник.

– Так я этого ждал. Думал, мало ли чего, гранату он уронит, что буду делать. Он же ее уж минут двадцать таскал, рука-то, наверное, затекла. Вот и получилось так.

– Здорово у тебя получилось, а то бы обоим хана. Я когда стрелял, даже ведь и не подумал об этом. – Реально не подумал, дурень. Граната грохнула всего в двух метрах от меня, сто процентов – хана.

– Да ладно, как отчитываться будем? Они мне весь штаб ухайдокали, – подпол держал голову обеими руками и смотрел на меня.

– Пиши, как было, от тебя все равно ничего не зависело. Кто в охранении стоял – им влетит. Как это они так прохлопали такой отряд повстанцев?

– Да я сам охренел, когда они к нам ввалились. Думал, что это их армейцы, ну, те, что с нами вместе воюют.

– Вот и повоевали. Ты сам-то как? – я подал руку Харину.

– Да ничего, только в башке звенит. Хорошо, что «яйцо» немецкое было, без рубашки. Была бы «эфка», всем бы досталось.

– Точно. А я ведь и не видел вообще, что это было. Вас кто-нибудь видел, когда сюда тебя перли?

– Хрен их знает. Писать не буду, скажут, что видели, тогда отвечу.

– Ну и правильно.

Вообще, конечно, дело мутное. Бойцам, что обеспечивали охрану территории, я не позавидую. Ну и мы тоже хороши. Расслабились, даже часового не выставили. А ведь мы не в тылу. Здесь сплошная вражеская территория, хоть и занятая нашими войсками. Этим лживым улыбкам местных гражданских я не верю. Зная, как они к нам позже будут относиться, хочется стрелять во всех. Без преувеличения. Хотя, конечно, я не прав, люди, нормальные люди, есть везде. Но вот что-то здесь все больше таких, что днем тебе улыбается, а ночью за винтовку берется.

– Девятый, как обстановка? – заговорила рация голосом командующего фронтом. Черняховский был озабочен тем, что творится вокруг. У наших «больших вояк» перед Новым годом сходка в одной небольшой деревеньке под Варшавой, а разведка принесла хреновые новости. Где-то в нашем районе собрана многочисленная группа вражеских солдат. Все вперемешку, и поляки и фрицы. И по данным разведки, вся эта шушера лазает рядом. Черняховский озабочен не просто так. Тут собрались командующие двух фронтов, не считая командующих армиями и прочих. Сидят, после таких разведданных, и не высовываются. Из Кремля кашлянули, заставив нас поработать. Вот мы и охотимся. Пару часов назад Костя Иванов заметил движение всего в паре километров от деревни, лежим, считаем врагов. Пока видел только пятерых, это явно не все. Разведчики докладывали о гораздо большем количестве.

– Пяток мышек, первый. Но у кошки хвост трубой. – Поймут, наверное, что мы в поиске.

– Ясно, перспектива есть? – Да, нервничают люди. Иван Данилович редко злится, но тут его проняло. Людям надо к войскам ехать, а никак.

– Работаем. Мышеловки готовы? – это я про минометы. Не из винтовок же нам их по полям гонять, хрен их знает, сколько их тут.

– Ждут сыр. – Да, вот я коды выдумал. А все от того, что надоело запоминать ту хрень, что в штабах пишут. Такую иной раз чушь придумают, что при передаче переспрашивают, потому как сами не понимают. Вот и поломают головы над моими придумками.

– Четверочка, как у тебя? – Связь внутри группы просто чудо.

– Прибавилось, плюс одиннадцать. Повторяю, плюс одиннадцать. – Вот это хрень. Сколько же их там?

– Будьте готовы хвосты собирать, – когда накроют минами, наша задача добить выживших. Нельзя дать уйти даже одному.

– Первый, кладовка закрыта? – меня интересовало, оцепили ли район.

– Пятнадцать минут назад, – голос не командующего, наверное, радиста посадили. И то верно, пусть Черняховский своим делом занимается.

– Девятый? – последовал новый вызов.

– В канале, – коротко бросил я.

– Это седьмой, у меня пятнадцать жирных крыс пришло в гости к мышам.

О, а вот это уже интересно. Серега сидит километром правее, а Вано левее. Я с Митрохиным по центру. До цели наблюдения около восьми сотен метров, может чуток больше. Должны еще разведчики доложить, они спрятались впереди, где-то недалеко от того оврага, в котором собираются враги.

– Всем котам – внимание! Седьмой, на тебя отходить будут. Жди.

– Ясно.

А дальше закрутилось. Самовары в сто двадцать миллиметров жахнули пристрелочным, внесли поправку, и началось. После пристрелки поляки начали суетиться, но ни хрена не успели свалить. Я убрал троих, просто магазин в «винчестере» на три патрона. На Вано вышло всего четверо, он их с удовольствием встретил из нового ПК. Ага, пару месяцев как в войска поступает. Почти неотличимым оказался от того, что был в моем времени. Хорошая косилка получилась. А уж Вано как рад. Поработали славно. Когда вернулись разведчики и принесли хабар, что собрали с убитых, все тихонько охренели. Командовал этим сбродом штурмбанфюрер СС. Немцы все при регалиях и ни фига не рядовые. В общем, нам засчитали отлично проведённую операцию. Черняховский лично пожал каждому руку и спросил, обращаясь ко мне:

– Ну, что, майор, куда вы теперь? – А нам и правда, приказ на переезд к Горбатову.

– Да недалече будем. У соседа.

– Дальше пойдете, к Берлину?

– Ну, до Берлина еще далеко. Тут работать будем. Вроде как наши что-то нашли, потерю какую-то.

А потеря была вовсе даже и не потеря, а самая банальная кража. Немчура нахапала в свое время всего, что только смогла в нашей стране за время оккупации. И я «вдруг» вспомнил про Янтарную комнату. Да, да, ту самую, что так и не смогли найти в моем времени. А тут пришли сведения о том, что огромный состав под полсотни вагонов прошел на Бреслау с севера. Наверняка то, что нам нужно. А может, еще и золотишка для страны хапнем. Я, конечно, сообщал о пропаже еще в сорок первом на допросах, но тут напомнил Петровичу, что комнатка, возможно, там, где этот поезд. Тут начальство сразу как-то быстро засуетилось и давай сочинять акцию по возврату ценностей. Не хрен пшекам дарить. Мы им и так Польшу восстанавливать будем, так еще и нашу историю подарить? Вот уж дудки.

В этом лесу было страшно. Нет, не так – СТРАШНО. Вроде нет тут зверей каких-то особенно голодных и зубастых, нет и большого количества вражеских войск. Но и леса – нет. Эти парки даже рощами по нашим понятиям не назвать. Небольшой, с вырубленным под ноль подлеском, ну что это за лес. Недоразумение. Как оставаться незамеченными в таких лесах? Да, а я ведь пытался сначала выкрутиться, при чем тут мы – снайперы и поиск золота? Начальству виднее:

– А кто еще кроме тебя сможет все провернуть? – Истомин был спокоен, знает, зараза, что отказаться не смогу, но орать мне не мешает.

– Петрович, ну вроде бы уже в прошлом году все вопросы решили. Группа не будет заниматься задачами, которые не в ее компетенции.

И тут меня Петрович добил:

– Есть предположение, только предположение, – повторил он, когда я открыл уже рот, чтобы возмутиться, – что там будет кто-то из верхушки. Вспомни про золото партии, что ты рассказывал.

– Что, думаете, Борман туда припрется?

– А ты можешь гарантировать, что такого не случится? – вопросом ответил Истомин.

– Нет, конечно, да только хрен ли ему там делать? – не унимался я. Ну, правда, чего он там забыл?

– Ладно. Источник не надежен, поэтому и говорю – предположение! Немцы ждут на объекте приезд Розенберга, а с ним возможно и Мартина Бормана. Решили подарок фюреру на Новый год сделать.

– Ага, ну так бы и сказали. – Значит, все-таки кого-то нашли.

Действительно, из дальнейшей беседы выходило, что источником был какой-то пшек, что убежал от фрицев, но к своим хозяевам наглам не добрался. Наши взяли. Тряхнули чуток, тот быстренько понял, что на свободе ему не бывать, ну и решил попробовать ее купить. Да только с СССР торговаться в таких делах – пустая трата времени. Его «пробили», кадр он оказался неслабый, но вот в сведения о появлении Бормана в Бреслау как-то не верилось. Но руководство решило перебдеть и послать нас на всякий случай. Я уже говорил, что с недавних пор считался мастером одного выстрела, и если случай представится, я им воспользуюсь. А то «опять» исчезнет Мартин, и добро спрячут так, что сто лет по крупицам собирать будут, причем не мы.

А поезд был и правда жирный. Мы расположились в двух километрах от небольшого ущелья между двух холмов. Вот оказывается, как фрицы награбленное хоронили. Помню в своем времени, какие-то два пшека якобы нашли поезд под землей. Многие тогда интересовались, как туда его запихнули. Оказалось все гораздо проще, чем выглядело через семьдесят лет. От основной железной дороги, проходящей в паре километров от этих холмов, отвели ветку путей прямиком в ущелье. Когда поезд оказался точно между холмов, пути разобрали, как будто их и не было. А над поездом стали варить железный каркас и заливать бетон. Ну а дальше наверняка просто замаскируют конструкцию, засыплют землей да навтыкают деревьев. Глубина ущелья просто изменится на шесть-восемь метров, в пропорции с холмами просто фигня. Обнаружить схрон позже – задача с тучей неизвестных.

А шишки из Берлина тут есть. Поэтому и подобрались мы так близко. Видели уже две делегации на таких «членовозах», бериевский «Паккард» и рядом не стоял. Вот и жду. Шустрики мои внизу шарятся, я с Митрохиным тут «загораю». Фото Бормана у всех в голове, если появится, будем валить. Место я себе высмотрел на одном холме, чуть ниже, чем то, где сейчас лежу, но расстояние ближе. Работать изначально решил «винчестером», но все-таки придется расчехлять ВСК. Ближе полутора километров не подобраться. Сплошняком эсэсманы стоят, причем какие-то странные. Такое впечатление, что на наркоте. Ребята наблюдали одних и тех же на постах в течение суток. Вообще не меняются, хотя их тут, наверное, полк. Куча зениток, «ишаки», танки недалеко. Простых минометов вообще натыкано, как кустов. Короче, сложно будет. Радует одно, отход будет не долгим. В десяти километрах отсюда есть озеро. На нем уже укрыты два гидросамолета, и они ждут только сигнала. Вытащить их на воду и приготовить к взлету десяток минут. Операцию готовили тщательно, на озере поработали спецы, и теперь нам не придется, как в Штатах пехом ползти сотни километров. Блин, я винтовок набрал на все случаи жизни, еле допер. Хорошо, что ВСК полностью разбирается, только прицел закреплен жестко, кофр с «тяжелой» винтовкой на плече. «Винчестер» как биатлонка за спиной. Костя Иванов тащит разобранный «выхлоп», а вдруг понадобится – а у меня есть!

Кстати, ВСК тоже переделали. Для пехоты так и шли стандартные модернизированные ПТРС, а для снайперов сделали новые «весла», для вот таких, запредельных дистанций. Калибр уменьшили до 12,7 мм, как у «выхлопа», изменили характеристики патрона, чтобы он больше соответствовал нашим требованиям. Ведь нам не каждый патрон идет, для снайперских винтовок свой цех по производству и стволов и патронов. И своя же комиссия по приемке. Пробивная сила почти не пострадала, нам по танкам не стрелять из них, как мы это делали в Сталинграде. А баллистика пули 12,7 вполне позволила стрелять на полтора километра. Теперь снова в оптике затык, да и просто в подготовке стрелков на такую дистанцию. Их просто не было. А винтовка – хороша. Ради интереса в поле, нашли самое ровное без холмов под Ленинградом, на два двести стрелял, отклонение по горизонту метра четыре – холодным выстрелом. С пятого попал в мишень. Расстояние, кстати, вполне рабочее, но все зависит от местности. Если искривления «пейзажа» есть, то ничего не получится. Ведь это только говорить легко – два километра. В оптике, самом сильном моем двенадцатикратном «Юнертл», я почти ни хрена не вижу. Ловил мишень по несколько минут, а уж о стрельбе сразу после марш-броска и говорить нечего.

Долгое ожидание угнетающе действует даже на меня. Лежим тут как два бревна, да где-то рядом еще несколько таких же ползает. А внизу у врага чуть ли не праздник. Местный главный эсэсман ходит гоголем, солдафоны перед ним только навытяжку ходят. Вот сука, готовится Бормана в задний карман чмокнуть. Пальцы на бинокле уже коченеть начинают, надо бы размяться, так нельзя, вдруг чего-то не доглядишь – как два пальца… Ну, в общем, вы поняли. Снежок тихонько спускается, редкий-редкий, но за час как начал падать, ствол винтовки укрыл так, что почти не видно.

Через два часа я выслушал доклад от Зимина и задумался. Этого партийного главнюка Бормана охраняет чуть не батальон личной охраны. О том, что сегодня прибыла очень серьезная фигура, говорило наличие в небе самолетов. Черт, а мы думали, авиации у фрицев почти не осталось, они теперь все на территории Германии пасутся, к нам летают очень и очень редко. Самолетов стало мало, гробить их просто так Гитлер не дает. У нас теперь гораздо более выгодное положение с авиацией. Нет, бомбежка вражеских позиций или прикрытие во время наступлений дело все еще тяжелое, тут немчура почти не проигрывает. Но вот к нам они летать почти перестали. То-то же я удивился, когда увидел их над Польшей. Но, надеюсь, постоянно в воздухе они висеть не смогут, это ведь не на земле в карауле стоять. Да уйдем, думаю. Расстояние вполне позволяет.

На холмы быстро не взобраться. А у нас отход наоборот вниз по склону к озеру. Вокруг у немцев тоже не выйдет, далеко, короче, вполне реальная задача. Главное, чтобы самолетов не было.

– Видишь его? – прошептал рядом Митрохин.

– Да, – коротко бросил я. Инспекция появилась как-то неожиданно. Парни мои внизу, связи здесь с ними нет, передатчики мы тут не включаем. Прямо со своей позиции вижу аж два пеленгатора. Цель я видел, вполне даже прилично так.

– Почему парни не идут? – Митрохин нервничает.

– Придут, должны успеть.

Пять минут наблюдаем за делегацией из партийной верхушки Германии. Стоят себе, доклады принимают. Была бы возможность подойти ближе, я бы их всех на ноль помножил. А так все-таки очень далеко. Да и приказ однозначный – Борман и точка.

– Я готов, осмотрись вокруг, может, ребята уже на подходе, – я шепнул Митрохину. Черт, если сейчас не сработаю, хрен их знает, приедут ли еще. Но парни мне дороже. Если они будут внизу в момент выстрела, уйти точно не смогут. Рядом послышался шорох.

– Командир, ползут. Минут десять и будут здесь.

– Нет у нас десяти, я работаю. – Вот, сам себе противоречу. Но в душе надеюсь, что все-таки дойдут.

Помня по стрельбищу картинку в прицеле на дистанции в полтора километра, понимаю, что здесь дальше. Метров на двести, а это уже близко к пределу моих возможностей стрельбы «холодным стволом». Ну очень далеко. Прицел хоть и хороший, но винтовку надо держать очень четко. Хорошо не стал возлагать надежды на сошки, хреновые они, если честно, вот и припер с собой мешок с песком. Пять килограммов примерно, можно бы чуток побольше, но и так тяжелым показался, пока ползли сюда, но обратно не потащу. Мне и винтовку-то разрешили утопить прямо в том озере, откуда улетать будем.

Прицел на расстоянии восьми сантиметров от глаза, фиксирую цель. Тело как продолжение винтовки замерло в удобной и устойчивой позе. Периферийным зрением отмечаю, что все три маленькие тряпочки, повешенные ребятами, висят не двигаясь. Боялся сначала из-за маяков, а потом решил, что заметить их все разом вряд ли кто сможет, на большом расстоянии друг от друга висят. Вечер уже, да за счет холма мы полностью укрыты от ветра. Днем был небольшой, стелящийся по холму сверху вниз, а сейчас полный штиль. Для такой тяжелой пули, как у ВСК, ветер начинает мешать только при скорости выше 4 м/c. На полигоне, при тренировках, я почти всегда укладывал девять из десяти в ростовую мишень на 1500 метров. Восемь так и вообще без проблем. Здесь же второй выстрел можно будет сделать, только если Митрохин точно отметит место попадания пули от первого выстрела. Так как пуля на такой дистанции летит долго, две секунды точно, нужно успеть сделать поправку. Если все же придется, но я рассчитываю на один выстрел. Да, сложно, но – надо.

Получилось. Как и все в последнее время, у меня получился просто прекрасный выстрел. Митрохин отметил попадание на уровне левого нагрудного кармана. На несколько сантиметров ниже ключицы. Верняк. Подранка быть просто не может. Винтовку разбирал – казалось, пару секунд. На деле же, вставать было нельзя, видимость для немцев здесь отличная. И так стрельба внизу идет, как будто на поле боя. Фрицы долбят из всего, что стреляет. Парни успели доползти до нас, пока я разбирал ВСК.

– Серег, я даже не спрашиваю о результате, выходим прямо сейчас? – первым делом поинтересовался Зимин.

– Да уже ползем. Нам метров триста на пузе, там перевалимся за гребень и ходу. С той стороны мы постов не видели, у тебя Костя там?

– Ага, если бы суета и там поднялась, уже бы приполз. Времени прошло достаточно.

– Ну, так давайте штаны протирать, валим отсюда, ребята, вы мне живыми нужны, – закончил я разговор и устремился догонять ползшего первым Вано.

Костя ждал нас в небольшой ложбинке на склоне холма. Когда мы прибежали, он приподнялся и активно замахал рукой.

«Что за хрень? Увидал кого-то, что ли?»

– Ты чего машешь, как припадочный? – задал я первый вопрос Иванову.

– А вы хрен ли как на параде? Там внизу, с километр на север – отделение эсэсовцев. – Я даже икнул.

– Идут или…

– Откуда вылезли, даже не знаю. Вот так, как черти из табакерки выскочили. Выше не пошли, но нашу тропу оседлали.

– Ну, так немудрено, она просто самая удобная. Мы же сами ее почему выбрали? – Тропку мы наметили именно потому, что на ней были следы. Заметённые снегом, вчерашние, но видимые хорошо. Мне не хотелось топтать новую дорогу, на склоне это будет заметно издалека.

– Так как пойдем? – Зимин поинтересовался.

– Да пройти-то тут не проблема, а вот то, что эти ушлые фрицы куда-то могут залезть и так же неожиданно вылезти…

– Может, вальнуть их всех по-быстрому, да и всех делов? – Митрохин еще не совсем «вкурил» смысл нашей работы.

– Серег, Вано с гребня бежит, – Дед проклюнулся. Он назад наблюдает. Вано оставался на гребне и следил.

– «Клади» его. А то эти ухарцы срисуют.

Дед сделал знак рукой Вано упасть и ползти.

– Чего там? – коротко бросил я грузину, когда он добрался до нас.

– До взвода. Идут шустро, но там растяжки на пути и мины. Минут двадцать точно есть. Видимо, где-то рядом в секрете были, раз немчура артиллерией весь склон не перемешала.

– Если этих, что впереди, работать, то только тихо. Иначе еще снизу набегут. Нам нужно только дойти до места, где эти гребаные эсэсманы сидят, дальше свернем влево и уйдем. Там роща начинается. Митрохин!

– Да, командир, – откликнулся Андрюха.

– Готовь тихую, Костя, разложи мою, надо торопиться.

Через четыре минуты мы с Митрохиным подобрались на дистанцию в четыре сотни метров. Ближе уже нереально. Склон дальше как стол будет. А нам надо этих убрать, да еще до рощи добежать, пока на гребень не выползут те, что поднимаются с той стороны.

– Готов? – я уже глядел в прицел.

– Готов, – шепнул Андрюха.

Лежал я справа от напарника, значит, так и стреляем. Он слева начинает, я справа, на середине встретимся.

– Работаем, – шепнул я и нажал спуск. Фрицы, видимо, сидели в охранении, а не по нашу душу пришли. То, что Костя их ранее не видел, ему в минус. У немчуры там шинели лежали, они просто укрылись в ложбинке. Там как раз была какая-то яма, за ними гладь. Когда Костя убирал последнего, центрального в фуражке, я отметил про себя: «Секунд восемь, максимум десять, и у нас отделение “холодных” фрицев образовалось. Никто даже оружие не поднял, не то чтобы заметить, откуда их убивают. Вот она, работа снайперов, один выстрел – один труп». Дорога свободна, поднимаю руку. Через минуту парни уже у меня, Вано чуть позади, ему метров триста еще бежать, он так и оставался наблюдателем на гребне.

– Серега, до рощи не успеем. Погонщики совсем рядом, – прохрипел своим басом Вано, догнавший и поравнявшийся с нами.

– Бежим, бежим, – выдохнул я и прибавил скорости. Под уклон бежать чуть легче, зато остановиться будет труднее, но думаю, деревья помогут.

Когда раздался первый выстрел, я не понял, но вроде уже все были на краю рощи. Как подкошенные парни начали залегать.

– Не валяемся, тут и достанут. Бегом, мы уже за деревьями, – рявкнул я, прекрасно понимая, что если ляжем – конец. Блужданий по этой роще не было, подлесок очень редкий, бежать легко. Правда, и видно нас наверняка хорошо. Лесок обследовали заранее, путь отхода известен был всем, на случай отступления врозь. Попытался оглядеться и сразу наткнулся на деревце, хорошо тонкое, просто наклонил его своим телом и побежал дальше. Ветки хлещут по лицу, ищу взглядом парней. Вижу краем глаза, но не всех. Прикрытие оставлять я запретил, уходить будем все, на хрен весь героизм, мы теперь жить хотим. Войне скоро конец, хочется дожить.

– Где мы, Серега? – прошипел кто-то из парней.

– Смотреть надо, так не пойму, я ведь не местный ни разу, – спокойно ответил я. Как всегда, не может все идти по плану. Как иду на задание, спланированное кем-то другим, так всегда – жопа. Привык к импровизации и нашему «авось».

До озера и самолетов мы добрались, вот только хорошо, что не успели на них сесть. В небе появилась четверка «мессеров» и раздолбала в хлам наши летающие лодки. Хоть те и были хорошо замаскированы, не помогло. Зимин перед заброской интересовался запасным вариантом отхода, благодаря ему у нас есть карта. Так же благодаря Сане мы хоть немного знаем обстановку, кто, где и чем занят. В смысле, где стоят нацики и в каком составе.

Уходили по лесу мы не долго. Я уже говорил, что здесь не леса, а так – парки. Добрались до какого-то небольшого поселка, человек на восемьсот жителей, и попытались «потеряться». Самое удивительное – вышло. Все вместе не ховались, залегли кто где смог. Я вот отлеживался под каким-то кустом. В прямом смысле – под кустом. Просто чуть ковырнули его штыком и выдрали, я залег, свернувшись, а парни меня присыпали, а сверху водрузили тот же куст. Ну чисто могила. Собак не боялись, у нас еще год назад умники такую смесь изготовили, собачки просто отдыхают. Табак или перец давно пройденный этап. Собаки начинают чихать, и кинологам все ясно – надо искать где-то рядом. Это когда по лесу идешь и отрываешься, работает, а вот когда надо залечь, только вред. Тут даже не знаю, из чего эта хрень, но напоминает по запаху мочу. Меня откопали по ощущениям часов через пять. Затек так, что разогнуться не мог. Лежать в позе эмбриона зимой под землей холодновато, знаете ли. Но ничего, сначала меня разогнули, влили спирту – ага, опять вспоминал Петровича, затем отвели к сараю, что стоял неподалеку.

– Саня, давай с Митрохиным на вылазку. Дед, рацию не вздумай включать, – командовал я.

– Есть, – тихо ответили мне ребята.

– Костя, на тебе сам поселок, осмотрись тихонько, Вано со мной. – Нет, я не из-за безопасности собственной тушки оставил грузина при себе. Вано уж больно габаритами огромный, да и ходить ночью по вражеским тылам тихо умеет хреновато, прямо скажем. Иванов исчез за воротами сарая, а я обратился к нашему большому пулеметчику:

– Слушай, Вано, сарай этот где стоит, как вы его выбирали?

– Так как всегда, выбирали тот, что подальше от живности стоит, да и не чуешь, что ли, горевший он. Толкни посильнее и развалится.

– Значит, не посещаемый? – посмотрел я на друга.

– Ага, – просто кивнул тот.

– А откуда на хрен здесь столько сена? – прошипел я, уже заметно закипая. Сена и правда было много, и оно было сухое.

– Так натырили из разных, ты уж вообще-то нас за салаг не держи, – обиделся Вано.

– Извини, дружище, что-то нервы ни к черту. Опять все через одно место пошло.

– Что, с Муратом так же было? – несколько смущаясь, спросил грузин. Я ведь просил парней ранее постараться не вспоминать то дело.

– Там не было вас. Поэтому, быть может, там было еще хуже, – откровенно сказал я и посмотрел в глаза Вано, тот быстро отвел взгляд, но я на него совсем не злился. Злоба была только к себе лично.

Когда через пару часов вернулись Зимин с Митрохиным, рассказали о происходящем вокруг:

– Серег, сплошного оцепления, конечно, нет, но ищут нас, ищут. Посты это да, на каждой дороге и через каждые два или три километра. В основном мотоцикл и три бойца. Все эсэсманы, ну и фельджандармы попадаются.

– Ну, это еще не так плохо, – заметил я.

– Да вот не совсем. Грузовики иногда на окраине леса попадались – пустые, – многозначительно выделил Саня.

– Думаешь, егерей приволокли? – потер скулу я.

– Уверен, так что в леса нам ход заказан.

– Тогда второй вариант.

Второй вариант у нас это всегда работа «под немцев». Вышли из поселка я с Вано в одну сторону, Зимин с Митрохиным в противоположную. Решили брать мотоциклистов, но уже когда разошлись, мне в голову «опять» идея прилетела. Как всегда опоздав совсем немного. Оставив Вано в кустах в километре от поселка, сам почти бегом поскакал догонять Зимина. Слава богу, удалось его найти до того, как они байкеров порежут.

– Серег, ты чего? – удивленно смотрел на меня Саня, только что уложивший меня в снег. Я крался рядом и их не заметил – хорошо натаскал.

– Отставить резать патруль, – выдохнул я. От неожиданной встречи с парнями дыхалку сбил немного.

– Что случилось-то? – теперь Митрохин подал голос.

– У нашего командира «опять» идея нарисовалась. – Вот, значит, и парни уже замечают, что я стал немного тупить. Надо исправляться.

– Сань, давай дома пошутим, вместе, а? Где вы грузовик ближайший видели?

– Командир, может, не надо. Этих-то еще когда найдут, а егеря обиженные нам такую гонку устроят, бензина не хватит.

– Отставить панику. Ты егерей вообще видел, сколько их в команде?

– Отделение, кстати, машина у них вон за тем оврагом стоит, прямо у леса, – указал Саня рукой направление. – Метрах в двухстах и патруль первый находится.

– Андрюха, дуй к сараю, всех сюда. Посмотри, что там у Деда с маскхалатом, он его зачем-то снимал.

– Есть, – бодро кивнул Митрохин и уполз.

Хорошо ехать на машине. Мотор завывает на подъемах, но уверенно тянет. Да и дороги здесь не чета нашим в Союзе. Вот гадство, ну почему у нас с дорогами не клеится. Или настолько кормушка хлебная, что хрен кого заставишь работать, а не воровать. В моей жизни, в той прежней, приходилось пару раз бывать в Белоруссии. Только переезжаешь границу – другой мир. Дороги – идеальные. Ну что это такое? Наши все твердят про климат, дескать, он у нас тяжелый, циклы замерзания придумывают. А соседи, белорусы, просто работают. Ведь такой же климат, ну разве что с Мурманском разница есть. Вот и здесь, едешь по обычной заснеженной грунтовке, но ведь ровно и скорость приличная, километров сорок идем. Пару часов – и мы у своих.

Ехать-то хорошо, но насколько долго удастся – неизвестно. А вообще, слабенькая группка егерей нам попалась. Пацаны, по восемнадцать лет, опыта мало, вот и попались.

Патруль мы вырезали вообще на раз. Мы с Митрохиным их из бесшумок сняли, те даже не дернулись, ВСК мы в озере утопили, так что теперь нам двигать было легче. Считай больше десяти килограммов, вместе с патронами, выбросили. Только прицел я пожалел и оставил. Зимин, Иванов и я заняли место патруля, дождались выходящих из леса егерей и с двух сторон их всех покрошили. Стрелять, кстати, не боялись, вокруг постоянно где-то кто-то стреляет, так что все прошло просто на ура. Часть трупов в лес оттащили. Забрали у них всю форму, что не совсем изодрана была, оружие и боеприпасы просто в кузов покидали. Кстати, мотоцикл пришелся к месту. Не хотели его брать, но когда уже ехали, нам навстречу попался такой же конвой из мотоцикла и грузовика. Мы у тех никакого интереса не вызвали, нам даже не сигналили. Просто разъехались кое-как на узкой дороге да и почесали дальше. По карте выходило, что где-то километрах в ста, может чуть меньше, части Первого Украинского воюют. В сторону этих войск, как наиболее близко расположенных к нам, мы и двинули. Поселки и деревни пролетали не останавливаясь, лишь в одном, самом первом от места захвата транспорта, нас остановили. Там Зимин показал себя во всей красе. Он у нас в коляске мотоцикла, в погонах лейтенанта СС ехал, ну и вздрючил постового унтера из фельджандармерии. Хотя на дороге те вроде и главнее, но Саня наехал на того, и за счет наглости мы проехали дальше, даже стрелять не пришлось. Саня просто указал жандармам на грузовик и сказал, что сейчас оставит спецов егерей тут, а сам поедет к месту службы, и пусть эти «гаишники» сами расхлебывают. Унтер повелся и даже руку вскинул, я уж думал, что сейчас придется славу Гитлеру орать, но все прошло молча. Я сидел в кабине грузовика и держал наготове пистолет. В кузове, конечно, с пулеметом были Вано и Дед. Ага, Деда мы тоже к пулемету пристроили. Стрелять у нас все давно умеют из всего, не сорок первый, чай, рация пока не нужна, тащить МГ мы Деда тоже не будем заставлять, а вот из машины, если что, поработает. Плотность огня у пулемета всяко выше. Костя был за рулевого в грузовике, а Андрюха Митрохин на мотоцикле. К нам эти ушлепки «гаишники» местные и прикопались-то, наверное, из-за того, что нас мало. Но мы взяли с собой несколько трупов в кузов, на всякий случай, показать, если что, но удалось уехать без осмотра. Просто тогда пойдут другие вопросы: «А почему вы с трупами едете в сторону фронта».

По карте оставалось еще пяток километров, когда впереди упало дерево и раздались выстрелы, я аж зажмурился. Вот только партизан нам тут и не хватало. Почему партизан, а не диверсов или разведки? Так просто все, те бы фугас рванули, давно уже тактика на вооружение принята, а тут – дерево. Блин, я ведь, кстати, и не обратил внимания, что здесь лес у дороги не был вырублен, как в Белоруссии. Видимо, на своей территории жалко рубить.

Митрохин от неожиданности почти в него воткнулся, с грехом пополам затормозив, и рыбкой ушел в сторону обочины. Не залезая на отвал снега, ощетинился в направлении леса, выставив автомат перед собой, но не стрелял. Саня чуть замешкался. Он был явно ранен, но так как все-таки вылез довольно уверенно, я решил, что не очень серьезно. Мы тоже остановились и «рассыпались». Деда Вано засунул под машину, а я, дождавшись тишины, решил просто докричаться до этих долбаных лесных вояк.

– Вот я сейчас кому-то за порчу советского имущества по башке накостыляю, – прокричал я и стал ждать. Пару минут ничего не происходило, пришлось снова открыть рот. – Ну, какого хрена вы дерево уронили, вам оно мешало?

– Вставайте и бросайте оружие, вы окружены! – донеслось на этот раз в ответ.

– Ага, к немцам не выходил, а к тебе пойду? Жди! – сплюнул я.

– Кто такие, вставайте, стрелять не будем, – снова потребовали из леса, но уже не так строго.

– Слышь, кто тут у вас главный, если выстрелит кто, печень вырву собственными руками, – зло крикнул я и, подумав, добавил: – Вы, засранцы, у меня бойца ранили, я с вас за него спрошу! – предупредил я.

– Разберемся, вставайте, – уже спокойно ответил мне тот же голос.

– Ну чего, братва, надо вставать, хрен ли здесь, фрицев будем ждать, что ли? – Лежали мы недалеко друг от друга, поэтому я обращался к своим негромко.

– Командир, сам лежи, я встану, – отозвался Вано, – меня-то от немца уж, наверное, отличат?

А это правда, Вано хоть и был в белом маскхалате, но уж его рожу с фашистской точно не спутаешь.

– Давай, так и так вставать придется. Эй, лесные, мы встаем.

Вано медленно, не выпуская пулемета из рук, поднялся.

– Ну, чего, где вы тут фашиста увидели? – крикнул он.

– Оружие брось, – ответили ему из леса.

– Ага, сейчас! Ты мне его давал? Я его сейчас в тебя брошу. Может, не станешь хрень всякую предлагать, – обозлился Вано.

– Так, мужики, кончайте базар. Сейчас дождемся, что фрицы приедут, и будем потом всю ночь бегать, – прекратил я разговор. – Кто старший, выходи сюда, опознаемся, и валить надо. Дерево уже некогда убирать, придется нам пехом топать теперь к своим.

Метрах в десяти качнулись ветки кустов, и показалось что-то бесформенное, да не одно. К нам на дорогу быстро выползли четверо бойцов. Все в «простынях», надетых на ватники, и с немецкими МП-40. Мы тоже поднялись, только Саня просто сел на дороге, прислонившись к коляске мотоцикла.

– Кто старший? – сразу обратился я.

– Ну я, а ты кто? – ответ прозвучал с издевкой.

– Не хами, представься. – Раз уж «старший» из партизан начал на ты, я тоже стал грубить.

– А чего я-то, тебя взяли, это ты тут чуть не «преставился», вот и говори, кто таков, – заржав как конь, наглел партизан.

– Конечно, на вот посмотри, – сунув руку за пазуху, я сделал вид, что вытаскиваю что-то. «Старший» партизан подался навстречу, а я рванул к нему. Через секунду, повернув грубияна спиной к себе, я прижался к кабине грузовика. В моей руке был огромный М1911, и его ствол был прижат к виску партизана.

– Я же просил, не хами. Фамилия, звание, должность, – отчеканил я. Трое пришедших со «старшим» партизан уже наставили стволы на меня.

– Филипенко, командир партизанского отряда 1518, – промычал пойманный мной партизан.

– Майор Новиков. Спецназ ГРУ. – Да, мы в рейде так и представлялись. Больно долго объяснять, что ты из спецгруппы Ставки. Начинаются вопросы ненужные, а так все просто. – Я понимаю, что по нам не скажешь, что мы свои, но когда грузина увидели, чего хамить-то начал?

– Извините, товарищ майор, виноват, – тихо сказал партизан, но довольно спокойно. Я выпустил его из захвата, но придержал за рукав.

– Вот, смотри, – я быстро задрал маскхалат и выдернул метку, оторвав ее от штанов. Она была пришита под ремнем. Через секунду «старший» уже кричал своим, чтобы опустили оружие и несли носилки для Зимина. Попали Сане в руку, хорошо, что не из винтовки. Пуля немецкого пистолета-пулемета довольно слабая по пробивной силе. Да тут на нас еще одежды и сбруи куча, но в общем Сане повезло.

Мы инсценировали расстрел команды егерей и патруля прямо тут на дороге и скорым темпом понеслись в лес. Машину и байк просто некуда было спрятать. Отвалы снега на дороге высокие, до леса нам никак технику не дотащить, поэтому просто расстреляли ее, покидали трупы и бежать. Партизаны заявили, что знают, как быстро и незаметно для фрицев перейти на нашу сторону, вот теперь и ведут. Надо отдать должное партизанам, после демонстрации моих «документов» вопросов они не задавали. Только спросили, что требуется.

Привели нас сначала в лагерь партизан. Тут оказалось, что лес совсем не такой уж и редкий. Землянки были грамотно упрятаны в корнях больших деревьев, даже засмотрелись на это чудо архитектуры. Грамотно все поставлено, ничего лишнего, все функционально. Народу в отряде было не очень много, взвод примерно, но это я так, на глаз скорее определил. Не станешь ведь спрашивать, не поймут такие вопросы. Поэтому только смотрели. Нас пригласили на ужин, с удовольствием согласились. Конечно, по приходу в отряд нас представили и замполиту. Обменялись документами, ну, проверили друг у друга уже более толково и приступили к еде. После приема пищи мы отказались переночевать и стали собираться в путь.

– Товарищ майор, ну куда вы на ночь глядя-то? – расстроился командир партизанского отряда. Я его прекрасно понимал, он бы нас вообще у себя поселил и инструкторами сделал. Ни один командир не упустит возможность перенять что-то новое у спецов, такова жизнь. Естественно, мы знали и умели больше, чем любой партизан. Они-то постоянно в борьбе, каждый день. Не важно, сбор информации или какой-нибудь налет на фрицев, люди живут во вражеском тылу, то есть. приспосабливаются к противнику. А мы если не на задании, постоянно учимся и оттачиваем навыки, навязываем врагу свои правила. Вроде бы должно быть наоборот, воевать должны подготовленные люди, но каждый должен делать то, что он умеет лучше всего. Вот вроде мы и охрененные специалисты диверсанты, но так ходить по лесу, как опытные партизаны, не умеем. Зато и стрельба, и рукопашка у нас выше всяких похвал.

– Нет, Андрей Ильич, нам нужно вернуться не позднее утра, иначе…

– Да я все понимаю, но бойцы на вас вон как смотрят, – он указал в сторону рукой, а я впечатлился от тех взглядов, что бросали на нас бойцы. Вон как на мой «выхлоп» смотрят. Им такое оружие недоступно, хотя и пригодилось бы. У них, кстати, нормально с тихим оружием. Видел и наганы с глушителями, и МП-40, так что и партизан помаленьку снабжают.

Линию фронта перешли вместе с сопровождающими из отряда. Решил их взять, чтобы на нашей стороне избежать ненужных задержек. Вышло все как по нотам. Вот только Жуков обиделся, что мы к нему в штаб фронта не заехали, это мне потом Истомин рассказал.

– Перешли на моем участке, и деру домой быстрее, а ко мне по пути не зашли. – Помнит, оказывается, маршал о нас, помнит. А я, если честно, и не пожалел, что не разузнал, где его штаб, и не съездил к нему. Признаться, не хотелось ему напоминать ту его оплошность, когда он в Ленинграде характер показывал. Но подарок его у меня под стеклом лежит, как ценный экземпляр коллекции.

Истомин встретил меня спокойно.

– Хрен ли как долго? – Вот гадский папа, опять шутит.

– Могу уйти и вернуться еще позже, – я тоже в ответ ляпнул чушь.

– Я тебе уйду! Рапорт потом, давай докладывай кратко о главном.

– Старые песни о главном, – медленно протянул я. – Извините, товарищ генерал. Задание выполнено, объект ликвидирован. Проект их ухоронки примерно поняли и готовы зарисовать по памяти.

– Молодцы, как и всегда, – без какого-либо пафоса произнес Петрович. – Как новенький?

– Вполне на своем месте. Тренировки и еще раз тренировки. Не тупил, не ждал, когда подтолкнут. Идеи вставлял, в общем – наш человек.

– Я к тому, что еще ведь кандидаты есть, смотреть будешь, присылать или нет?

– А мы что, все, закончили воевать? – удивленно произнес я.

– Пока да. Отправляетесь с утра к месту постоянной дислокации. Не забывай, на тебе, точнее на всех вас, учеба молодых.

– Опять морды бить, – грустно заключил я, вспоминая, как несколько неудачников решили мне отомстить.

– Серег, их тоже учить кто-то должен. А товарищ нарком сказал, что учить должны самые удачливые группы и самые результативные.

– Вот нашли удачливых…

– Молчи уже, спугнуть можешь, – цыкнул на меня Петрович.

– Профессионализм не пропьешь! – пошутил я, но увидев взгляд Истомина, заткнулся.

– Так, иди, отдыхай, с утра перед вылетом рапорты на стол, будьте готовы к семи.

– Есть. Разрешите выполнять? – четко отрапортовал я.

– Выполняй, – кивнул Истомин и ушел в свои мысли.

Я ушел к парням и стал собираться к вылету.

* * *

– Все целы? – Истомин оглядывался по сторонам, ни на ком не останавливая взгляд.

– Иванов ногу сломал, товарищ генерал, – отозвался я.

– Еще громче поорите тут, – Петрович завелся. – Говорил я тебе – не спугни!

– Да ладно, Александр Петрович, – я попытался успокоить его, – выберемся. Тут не так уж и далеко. Только вот карты я оставил в штабе.

– Карта есть у меня, что с оружием у вас? – Петрович снизил накал страстей.

– Вот с этим плохо. Свое-то я с собой всегда вожу. Мужики тоже, но вот тяжелое оно у них. Рации само собой нет, пулемета тоже. Три ППС, у меня и Митрохина «выхлоп», еще «винчестер», только патронов мало. Гранат пару штук, светляки есть, и ракеты, осветительные, у фрицев прибрал.

– Давайте валить отсель, а то припрется кто-нибудь. Все-таки спугнул ты удачу, майор, – повторил Истомин.

Вылет не задался с самого начала. Во-первых, вылетели только вечером, а во-вторых… Нет, нас не сбивал немецкий ас, яростно кинувший свой истребитель на таран. Свой полет в Питер мы закончили километрах в восьмидесяти от места взлета. Где-то над Польшей, где точно, пока еще не определили. Заглохли оба мотора на ЛИ-2, и мы дружненько отправились вниз. Пилотов жалко, оба погибли. У нас, как уже известно, сломал ногу Костя Иванов, остальных просто покрыло синяками и ссадинами. Летчики молодцы, тянули машину до последнего, но так уж получилось, что тут не было ни одного мало-мальски ровного участка. Плюхнулись на лесную дорогу. Пилоты рассчитывали, что максимум крылья сломаем, но дорога оказалась совсем узкая. Зацепив одним крылом и оторвав его с корнем, самолет кинуло в сторону, и мы воткнулись в деревья. Одного летчика насадило на сломанный сук прямо через кабину, второй сломал позвоночник и умер почти сразу. Причина, по которой летчики игнорировали редкие проплешины в лесах и не пытались сесть на них, проста, все свободные земли могли быть болотами. Да что там могли, они ими и были. Сейчас, укрытые снегом, болота были еще более коварны, чем летом. Видел я уже не раз за два с лишним года, как что-то попадает в болото, радости это точно не принесло бы.

– Блин, как тут деревья растут? Одна топь кругом, – выматерился я, когда в очередной раз нога ушла под воду. Вроде на кочку наступил, а она возьми и утони. Ни хрена не разберешь. Все белое, никаких следов. Идешь медленно, прощупывая каждый шаг. Шесты даже не помогают. Вроде воткнул – твердо, вступил и провалился. Да, тяжело нам будет.

– Бля, вот это Новый год получится, – вспомнив о грядущем празднике, усмехнулся я. Как оказалось, вслух.

– Тихо всем! Движение на два часа, упали все, – озвучил то, что увидел от наблюдателя, Зимин. Наблюдателем сейчас был Вано. Грузин двигался впереди метрах в ста, показав жестами приказ залечь, сам рухнул в снег и перекатился за дерево. Не выбирая особо, куда упасть, все попадали. Хорошо, что вещи мы все везли с собой и хоть грязные очень сильно, но белые накидки были при нас. Не совсем, конечно, белые, но лучше, чем простой камуфляж. Чувствую, как нога вместо упора в землю проваливается в пустоту. Точнее тонет, чуть подтягиваю на себя. Местность тут была неровная. Мы как раз двигались вверх, пытаясь забраться повыше из болота. Группу в белых маскхалатах, медленно проходящую мимо, едва смог разглядеть отсюда. До них совсем близко, метров сто пятьдесят. Хоть видимость никакая, отмечаю все-таки, что ребятки упакованы, как надо. Интересно, куда это они? Места эти отбили у фрицев недавно, поэтому тут всякой швали бродит, как в муравейнике. Чуть поворачивая голову и ствол «выхлопа» и натыкаюсь на взгляд Истомина. Тот, делая дикие глаза, пытается что-то до меня довести. Отрицательно качнув головой, продолжаю наблюдать. «Маскхалатников» восемь человек. Все с серьезным оружием. Приходилось уже нашим диверсионным группам сталкиваться в немецком тылу со своими. Это я на полигоне слышал, бойцы из другой группы рассказывали. Пока опознались и все дружно успокоились, получили одного бойца «двухсотым» и еще трое поехали в госпиталь. Вообще, командование пристально следит за тем, чтобы на одном участке не встречались наши группы, но мы-то уже закончили свое, поэтому нас тут быть не должно. Вот и лежим, думу думаем. То ли это наши идут, то ли фрицы. Начнешь стрелять, вдруг своих причешешь, не говоря о том, что и нас могут. Придется пропустить, что еще сделаешь в такой ситуации. Эти странные солдаты достаточно быстро скрылись из поля нашего зрения. Просто исчезнув за гребнем возвышенности. И самое главное, не видно ни хрена, сколько их может быть по ту сторону холма.

Когда Вано поднял руку, и мы начали вставать, первым, при резком окрике с той стороны, упал именно Вано. Уже лежа в снегу и оглядываясь, я лихорадочно соображал. В этот раз Истомин оказался совсем близко ко мне и спросил шёпотом:

– Ну, пропустили, бля? – смачно выругался он.

– А кто знал, что они не уйдут, а здесь залягут и ждать будут?

– Значит, они точно знали, что мы здесь, – Петрович соображал, что делать.

– Вряд ли, просто наблюдатель у них более зрячий оказался, чем Вано. Вот он его и срисовал.

Зачем те, кто с той стороны, решили нас окликнуть – загадка. Вроде похожи на толковую группу, на кой же черт кричали? Хотя, стоп…

– Надо до грузина как-то добраться, – снова подал голос Истомин, но я уже вынул из вещмешка прицел от ВСК и пытался разглядеть склон.

– Да, может, он посчитать успел.

Оглядевшись и найдя глазами Митрохина, я показал ему на высоту. Тот меня понял и медленно пополз наверх.

– Его там не снимут? – озабоченно поинтересовался Петрович.

– Вот когда пожалеешь, что Мурата нет, – сквозь зубы выдавил из себя я и, найдя глазами Зимина, позвал его к себе.

Спустя несколько секунд Саня был возле меня.

– Сань, увидишь, куда я залезу, встань подо мной.

– Ясно, – кивнул Зимин.

Я снова посмотрел в прицел и с трудом разглядел Митрохина. Тот уже подполз к Вано и сейчас смотрел в мою сторону и показывал руки.

«Если правильно считаю, то он показывает восемь рыл», – подумал я, посчитав сколько раз поднял согнутую в локте руку Андрей. Темно, обычно пальцами показываем, но тут их не рассмотреть.

Я встал на ноги и, согнувшись, побежал назад, туда, откуда мы пришли. Отбежав метров на сто, огляделся и удовлетворенно хмыкнул. Рядом росла огромная ель. Морщась от уколов еловых иголок, я сквозь ветви пробрался к стволу и начал скидывать с себя белую хламиду. Никогда не пробовали забраться на елку? А вы попробуйте. Забирался я, наверное, вечность, но на самом деле прошло минут пять. Устал как собака. Обмотался вокруг основания веток как удав и начал аккуратно срезать ножом концы. Удалось в пушистых лапах елки проделать небольшую брешь для обзора. Поглядев в прицел, черт, ни фига не вижу.

Надо ли пояснять, что я сделал? Так как ель росла ниже по склону, я свободно к ней подошел, а теперь взобравшись под прикрытием ее лап, находился выше верхушки гребня, за которым скрывался противник, все просто. Темно как в заднице, на мне темный камуфляж и стою я, слившись в одно целое с елкой.

– Четвертый, – тихо, шепотом позвал я. – Ты тут?

– Здесь я, говори, – раздался голос Зимина подо мной. Экий он быстрый.

– Пусть парни сюда валят. Митроху оставь подо мной, сам чуть в сторону уйди. Возьми у Второго ракетницу и все выстрелы к ней, понял? Выполняй.

– Девятый, звал? – спустя полминуты до меня донесся голос Митрохина.

– Второй, двигаешь к вершине. Остановись метрах в десяти, там уже добросишь.

– Чего добросить? – живо спросил Андрей.

– А вот это держи, – я кинул вниз поочередно две гранаты. – Это наши выручалки сейчас.

– О, у тебя с собой остались, что ли, а я сдал – дурак.

– Даешь наш сигнал и лежишь тише воды. Как услышишь мой выстрел, кидаешь по очереди на ту сторону «подарки» и валишь ко мне. Внизу занимаешь позицию и отстреливаешь тех, что начнут спускаться, если такие будут. Я буду работать только по той стороне, не пропусти. Все ясно?

– Так точно, – Митрохин умчался, а я стал всматриваться в прицел. Есть у наших групп такое правило, как раз на случай, когда опознаться очень трудно. Митрохин сейчас постучит пистолетом по ствольной коробке винтовки, в лесу сейчас ну очень тихо, услышат. Если в течение минуты ответа не будет, или он будет неправильным, начнется бой. А гранаты я Митрохину дал свето-шумовые, вот там кому-то нехило прилетит.

– Четвертый?

– Внимательно.

– Как скажу, стреляй из ракетницы. Деревья здесь неплотно растут, болото все-таки, так что все получится. Только стреляй из-за моей спины, а то ослепну.

Вот и поиграем. Если эти ухари не ответят, Саня пускает ракету, и я начинаю. Ответят – выпьем коньячку.

Минуту ничего не происходило. Я не смотрел на Второго, лежащего непосредственно перед гребнем, а пытался без помощи прицела наметить ориентиры.

Как ни готовился, а все равно вздрогнул. В темноте рванувшая ввысь ракета на секунду ослепила. Если бы не готовился, поймал бы «зайчика» основательно. А так нормально. Когда раздался хлопок ракетницы, Зимин пустил по моему сигналу, я просто прикрыл глаза. Сосчитав до пяти, прильнул к прицелу и начал осмотр. Противника я видел, причем очень хорошо. Митрохин подал сигнал, я хорошо его услышал. Уже прогорела первая ракета, но ответа не было. Причем самое удивительное, те, кто прячется за бугром, не стреляли.

– Дай, – спокойно проговорил я и опять прикрыл глаза.

Снова хлопок, и ракета, заливая ровным белым светом окрестности, рванула вверх.

– Четвертый, всем вжаться в землю, – крикнул я и выстрелил. За счет длинного ствола-глушителя, который одновременно исполнял роль и пламегасителя, вспышка у «выхлопа» отсутствует вообще. Причиной моего обращения к Зимину было увиденное на той стороне холма. Вот почему те не стреляли в нас. Видимо осознавая, что нас тут немало, они просто развернули два ротных миномета. Как уже говорил, деревьев здесь мало, зима, листвы нет, так что стрельба вполне возможна. Первым выстрелом я снес человека, державшего готовую мину над стволом миномета.

Из-за этих минометчиков я совершенно забыл о приказе Митрохину. Мое зрение спасло только то, что Зимин предупредил о том, что Андрюха кидает гранату.

– Глаза! – прокричал Четвертый. Только успел зажмуриться, как прозвучали два, с промежутком в секунду сильных хлопка. Звоном раскатилось по лесу эхо и прилично ударило по ушам, представляю, что там испытал противник…

Хлопнул третий выстрел Зимина из ракетницы, это послужило сигналом для меня, что можно продолжить стрельбу. Открыв глаза, я бегло окинул позиции противника. Все лежали, кто-то, наверное, уже с концами, кто-то укрываясь от огня. «Выхлоп» начал собирать свою кровавую жатву. У меня с собой было около сорока патронов, у Митрохина столько же, есть чем воевать. Андрюха вовремя кинул гранату. Там уже собирались нас массово изничтожить, и обломились.

Надо отдать должное этим неизвестным солдатам, никто не заорал и не кинулся бежать. Первым после применения гранат я пригвоздил самого дальнего, тот был с пулеметом, а у меня уже рефлексы. Видишь пулеметчика – убей. Вот я и убил. Дальше не рыская, а совершенно спокойно, выстрелов из «выхлопа» врагам не увидеть, продолжил отстрел. Саня запускал ракету за ракетой. Кстати, скоро кончатся, их у него штук двадцать, не больше. Горит каждая минуты полторы-две.

Двоих, лежавших вместе, разглядел с трудом. Судя по оптическому прицелу, блеснувшему линзами, это была снайперская пара. Вот они следующими и были. Троих и самых опасных получилось убрать, пока они лежали мордами в снег. Началась стрельба, я не хотел отвлекаться и терять противников из вида, поэтому не обращал внимания на то, что происходит вокруг. А стрелял-то я уже не один, Митрохин, занявший позицию под моей елкой, вовсю «поливает» из своего «выхлопа». Может, кто-то из этих во фланг решил двинуть, ну-ну.

Укрывающиеся за деревьями враги выглядывали лишь на мгновения. Поймать было крайне трудно, но заметив некоторую периодичность в их движениях, подловил еще одного. Оставшиеся в живых двое солдат в белых халатах вскочили, видимо нервы все-таки сдали, и ломанулись прочь от гребня, становясь мишенями. Хоть деревья и мешали, но успокоить я смог обоих. Более того, одного ранил в ногу, а когда он упал, я не стал его добивать.

– Девятый, как у тебя? – донесся голос снизу. Кстати, стрельба-то уже закончилась. Там ведь уже и ППС работал, значит, и правда кто-то на прорыв шел с фланга.

– Порядок. Если я правильно посчитал, то их было ни фига не восемь. Я расстрелял полностью два магазина. Даже если из-за темноты половину промазал, и то десяток получается. Тем более два миномета, восемь человек их бы не потащили, кто прикрывать-то будет? Так что надо считать. Шестеро точняк готовы, видел попадания, лежат на той стороне и не пищат, один «трехстотый» – поговорить нужно, – ответил я, оглядывая еще раз поле боя, так как попросил пустить еще одну ракету.

– Второй слева двоих уделал, да трое справа двигались, тут Петрович постарался.

– Второй, двигайте с Вано, проверьте. Я вас отсюда прикрою, если неучтенные остались.

– Понял, – Зимин снарядил ракетницу, а я продолжал смотреть. Если все нормально, то скоро выясним, что это за ухари были.

Первая моя мысль после того, как я слез с дерева, убедившись, что больше врагов нет, было: песец! Своих пострелял. Я даже застыл как вкопанный, когда подходя, услышал:

– Суки, мне в госпиталь надо.

Оказалось все гораздо проще. Да, это были наши, ну почти. Оказалось, эти архаровцы служили немцам, причем с самого начала войны. Когда группа армий «Север» наступала в Прибалтике, эти к ним и пошли. Добровольцы, мать их. Трое были эстонцами, два латыша, двое западенцев и литовец-гад. Почему выделил литовца? Так это он, сука, живой остался. Были и другие народности.

– Плохо дело, – произнес Истомин, отводя меня в сторону.

– Что он тут напел? – кивнул я на «языка».

По словам литовца выходило, что их тут около роты шастает. Несколько групп, на свободной охоте. Режут всех подряд и гражданских, и военных. Проводят диверсии, жгут деревни.

– Ну, так и я говорю, мотать нужно отсюда. У нас еще и «трехсотый» на руках, – попробовал предложить я.

– У них тут место общего сбора в пяти километрах…

– Не, Петрович, а чего мы-то? – начал было заводиться я, поняв, куда клонит начальство.

– А ВЫ что, не солдаты? Главную заповедь на войне напомнить? – Истомин разозлился.

– Ну и чего ты завелся? – я перешел на ты, рядом никого не было. – Забирай нашего раненого и вали в сторону наших, а мы навестим лагерь этих упертых «диверсов».

– Я тебя забыл спросить, куда мне идти. И вообще, ты чего, майор, наглеешь? «Головокружение от успехов», а?

– Никак нет, ставьте задачу, – вытянулся я в струну.

Хрен ли спорить с начальством, хоть оно давно как родня. В зобу дыхание сперло, не навоевался еще. Да, всегда подчиненный думает о начальстве плохо. Закон жизни, по-другому, видимо, не бывает.

– Чего видишь? – донесся шёпот слева.

– Все то же самое. Потрепали их где-то изрядно, – ответил я. Мы на точке сбора диверсантов. От той роты, что «обещал» нам литовец, насчитали сорок два человека. Видимо, остальных кто-то выбил. Лежали и ждали полночи, но больше никто не пришел.

– Минометы готовы, когда начнем? – Истомин решил расхреначить прибалтов из немецких минометов, что достались нам трофеями. Местность открытая, эти суки что-то вообще страх потеряли. Прямо возле дороги, метрах в двадцати, собрались. Конечно, с самой дороги их не видно, кювет их хорошо прикрывает, да вот только мы знали точно, где те сидят. Пленный точку указал, перед тем как сдохнуть. Вот и наблюдаем. Первым залпом надо попасть прямо в центр их стойбища, а подготовленных минометчиков у нас нет. Вано в сорок втором стрелял немного из нашего 82-миллиметрового, а вот как точно навести немецкие, никто из нас не знал. Когда я выпалил то, что думаю о его плане, Истомину, тот меня быстро осадил:

– Я не всегда был генералом. И из миномета пострелял в свое время достаточно.

– Ну, товарищ генерал, вы, блин, даете! – только и сказал я.

– В Испании и мы, и немцы часто пользовались одной техникой. Так что отставить панику, сейчас все покажу.

Петрович быстро объяснил Вано, как наводить немецкий миномет. Они вместе установили оба ствола и приготовили мины. Спустя пару минут Истомин проверил, как здоровяк выставил прицел, и дал мне отмашку:

– Внимание. Девятый, ломанутся они только вправо, будьте готовы.

– Почему так уверен, что только вправо? – удивился я.

– Потому что лес только справа, – усмехнулся Петрович.

Ладно, поверю ему. Светало, видимость уже позволяла свободно наблюдать. Патронов после войнушки в лесу у нас осталось очень мало, надеюсь, минами они положат основную массу. Когда раздался первым чмок и послышался свист, я вздрогнул и приник к прицелу. Диверсы, вот ведь, блин, какие подготовленные, или просто шуганые? Ломанулись кто куда еще до разрыва мины. Нехилая подготовочка. Конечно, от осколков не убежишь, если находишься почти в эпицентре разрыва, но они побежали. Сколько полегло, потом посчитаем, вот и мина из миномета Вано лопнула. Петрович, оказалось, не угадал. Враг двинул… а вот угадайте. Именно на насыпь. Как быстро они поняли, что там нам их будет не видно. Но вот только мы тоже не совсем уж наивные. Зимин с пулеметом лежал на обочине и тут же открыл огонь. Заработал пулемет Иванова, тому не мешала сломанная нога, отлично стреляет, вон как прижал хорошо. Минометы издали сдвоенный чмок, и два разрыва хлопнули одновременно. Всего мужики сделали по пять выстрелов. Больше не было смысла. Противник рассредоточился и залег. Мы с Митрохой стегали из «выхлопов» одного за другим лежащих врагов. Патроны у меня кончились быстрее, и я подхватил приготовленную заранее Kar-98 с оптикой. Эта винтовка снайпера прибалтов, тех, что я пригвоздил к земле в лесу. Патронов к ней – хоть ешь их. Если что, и пулеметные пойдут. Так что продолжил стрелять из трофея. Не, не зря пиндосы в будущем все хорошие винтовки будут делать, развивая именно Kar-98. Отличный и хорошо слепленный карабин. Я нашим еще в сорок первом про это говорил. Кстати, весной 44-го будет готова новая винтовка под новый, семимиллиметровый патрон. Делают именно из «маузера». Я им еще и форму ложи подсказал, точнее, нарисовал им 700-й «Рем» и сказал, что вот такая должна быть винтовка. Оружейники покрутили «Маузер», поглядели на листок, и старший из них сказал:

– Фу, хрень какая. – За что и получил прямо в лоб. Нет, ну а что, я не прав? Лучше чем «Винчестер-70» и «Ремингтон-700», может быть только… Да ни хрена не может, так им и сказал. Мне на это Берия добро дал. Сказал, что уж кому как не мне понимать в винтовках. Вот я и старался.

Как-то незаметно ответная стрельба стихла. У нас потерь нет. Минометы стреляли издалека, а мы хорошо укрылись. Пулеметчикам было немного не по себе на открытой позиции, но все обошлось. Жаль, контроль делать не стали. Патронов к кольту у меня с собой мало, жалко, 45-й на дерьмо тратить. Да и не хрен тут контролировать, фирма гарантию дает. Уж если судьба тебе была в оптике «выхлопа» оказаться, то уж не обижу.

Сначала мы как дети бросились за трофеями, понятно, своего-то оружия мало, сдали перед вылетом, а тут словно Новый год. Но Истомин просто спросил:

– Э, барахольщики, а как вы все это попрете? До ближайшего аэродрома километров десять.

И то правда, а мы-то обрадовались. Ну, Вано все равно взял МГ поновее да ствол сменный в придачу, мы набрали патронов в магазинах к МП и сами пистолеты-пулеметы. Минометы заминировали нашедшейся взрывчаткой и подорвали при уходе. Петрович приказал двигаться прямо по дороге, но мы уговорили его спуститься вниз, в овраг, и по нему шли вполне нормально. Снега было немного, он почти не сковывал наши движения. Только Костя со своей сломанной ногой доставлял некое неудобство. Орал, что сам пойдет, только просил сделать ему что-то вроде костыля. Сварганив ему из длинного сучка с рогатиной на конце этот эрзац, наблюдали, как он прыгал аж целых два километра. Потом нам это надоело, и мы сделали носилки. Так было тяжелей, но скорость передвижения возросла. Да и что нам, здоровым кабанам. На четверых выходило по двадцать кило – фигня. Спустя часа три впереди послышался шум двигателя, и мы отправили на дорогу Сему. Он у нас как-то незаметен всегда. По лесу идешь, так вообще его не видишь. Впереди на дороге показался ЗиС с открытым кузовом. Водила уже было собрался объехать наглого и неизвестного бойца, даже скорость прибавил, но Сема ловко вспрыгнул на подножку и направил ствол пистолета в голову водилы. Послышалось скрежетание коробки передач, а затем скрип тормозов.

– Вперед, – скомандовал я, запретив Истомину показываться раньше времени.

Сема уже открыл дверь и стоял возле дверцы водителя, держа пистолет в вытянутой руке. В кабине было два человека, кузов пустой. В смысле людей в кузове не было, только пара ящиков.

– Командир, сюда, – крикнул я Истомину, уверившись, что все под контролем. Бойцы надежно держали машину под прицелом. Никто еще ничего не говорил. Ни водила, ни его сопровождающий не делали никаких попыток сопротивляться.

– Здравия желаем, товарищи бойцы, – произнес подошедший Истомин. – Кто такие, куда направляетесь?

В кабине переглянулись и поступили… неправильно. Водила, сидевший с поднятыми руками, выхватил из держателей на потолке ППС. Давно уже такие крепления делают все водители. Сопровождающий поднял ТТ. Рисковать Петровичем было нельзя, и мои ребята стали стрелять. Митрохин с колена прицельно выстрелил в сопровождающего, прострелив ему руку, а Сема попал водиле в плечо.

– Ну что же вы резкие такие? – сокрушенно помотал головой Истомин. Самое обидное, что ребята в машине все сделали правильно и по уставу, мы были вынуждены стрелять. Даже если бы Истомин сначала предъявил документы, они все равно бы не поверили. У них ведь приказ, не останавливаться на дороге.

Перевязав пострадавших и показав свои документы, мы погрузились и поехали в сторону одной из частей, что находилась поблизости. Не повезло только пассажиру, от попадания пули из «выхлопа» ему здорово повредило руку. Скорее всего, комиссуют теперь, жаль парня, но у нас не было другого выхода. Если бы они не остановились, а, скинув Сему, умчались, мы бы вслед не стали стрелять, но они готовы были стрелять. Как я уже говорил, смерть Истомина аукнулась бы всем.

Домчались быстро. Командир полка, в расположение которого мы приехали, недолго поворчал насчет охреневших спецов, но Истомину быстро надоели эти сопли, и он рявкнул:

– Отставить треп. Так сложилось, изменить ничего нельзя. Бойцы, пострадавшие в этом столкновении, будут награждены за отвагу и доблесть, гарантирую.

А ведь и правда, бойцы-то вели себя геройски. Вроде и ничего важного не везли, но проявили отчаянную храбрость. Так бы в сорок первом сопротивлялись, а то сдавались, даже не рыпаясь. Так что этим парням точно медали будут. Истомин запросил данные на них и, записав все себе в блокнот, потребовал связь.

Связавшись с ближайшим аэродромом, договорился о самолете. Через два часа мы уже были на взлетной полосе и грузились на борт.

Через неделю состоялось награждение в Кремле. По совокупности заслуг мне повесили на грудь орден Ленина. Истомин опять схлопотал Суворова, всем парням без исключения ордена Красного Знамени. Щедрый был дождик. Ну, сейчас давно не сорок первый, награждают щедро, если есть за что, конечно.

Да, на дворе зима 1944 года. Нам дали краткий отпуск на неделю. Сема и Митрохин отправились по домам, им было куда ехать. Вано еще в сорок первом объявил, что вернется на родину только после победы – родные не поймут. Зимин всегда со мной, нет у него никого. Дед тоже хотел остаться, но я спровадил его домой. Человек с сорок первого года в окопах. А в той истории он сгинул в сентябре сорок первого. Как и все остальные из моей группы, наверное. Костя Иванов тоже остался в Питере, он из Смоленска, немцы, покидая город, просто выжгли его дотла. Константин не хотел туда возвращаться. Истомин давно проверил по его данным, никого в живых нет. Дома меня ждало письмо от матери Мурата. Я писал ей, когда оклемался, сообщив, что ее сын погиб, и отправил его награды. Сейчас она просто интересовалась, как я сам, жив ли, как семья. Пишет, что младший брат Мурата, Темирхан, дорос до семнадцатилетия и сбежал на фронт. Прислал письмо, что все хорошо и он в армии. Мать просила, если смогу, узнать, где он и как? Надо Петровича попросить, должен найти. Но к себе брать не буду, не смогу я ему в глаза спокойно смотреть. Еще мать Мурата писала, что его отец, очень старый и набожный человек, очень переживает, что сын похоронен не в родной земле. Писала, что им как семье Героя Советского Союза выплачивают хорошие деньги. Что они всем обеспечены и ни в чем не нуждаются. Это она специально, а то я им посылку отсылал с деньгами, так вот дает понять, что больше не возьмет. Не буду обижать, но после войны обязательно съезжу к ним. Хочу поглядеть на родителей моего друга и брата.

Как же хорошо с семьей. Блин, без стрельбы не могу и без семьи не могу. Черт, а может, мне просто нравится возвращаться? Я маньяк какой-то.

Отпуск это хорошо, на самом деле я не рвался на войну. После памятной командировки в Штаты меня долго лечили и все никак не хотели отпускать на фронт, вот я и переживал, нормальный я или уже псих. Но все прошло, голова успокоилась, и я с удовольствием выполняю новые задания. Только что вернулись с командой из очередной тяжелой командировки. Вернулись почти без царапины, и это радовало. Сейчас мы в отпуске, отдыхаем, загораем. Под январским, теплым солнышком, в кругу семьи и друзей мне и в январе тепло. Ленинград уже полностью восстановили. Вернулись из эвакуации те, кто уезжал, приехали новые люди. Город давно ожил, и только те, кто был здесь во время блокады, помнят, как это было.

– Папка, лови, – раздался звонкий окрик, и я поймал снежок, брошенный кем-то из моих девчонок, носом. Засмеявшись и отряхнувшись, я вылез из воспоминаний и крикнул:

– Ну, держитесь. – Слепленный мной снежный шарик полетел в старшую дочь. Я видел, что она отворачивается, закрывая лицо, и кинул, конечно, ниже. Шлепок, и снежок оставил след ниже поясницы.

– Ах так! – взвизгнули девчонки и побежали на меня. Большие совсем, запрыгнув на меня и обхватив шею, они потянули меня вниз. Не стал сопротивляться и рухнул как подкошенный. Меня тут же стали превращать в сугроб. Закидав отца снегом, эти красотки прыснули в стороны и залились смехом. Я, как Дракула Задунайский с утробным рыком вскочил на ноги и поднял в небо тучу снега, что был на мне. Девчонки устремились к матери и, продолжая смеяться, выглядывали из-за ее спины. А вот Светланка перестала смеяться и смотрела куда-то мне за спину.

– Товарищ майор? – раздался голос сзади. Обернувшись посмотреть, кто пришел, я удивился. Человек был мне не знаком, но он обратился ко мне по званию, а я сейчас в гражданке.

– Кто вы? – спокойно спросил я, не отвечая на вопрос незнакомца.

– Младший лейтенант Мальцев, товарищ майор, вас просили прибыть на Литейный.

– А в чем дело? – Мне не хотелось покидать семью, и так почти не видимся.

– Не могу знать, товарищ майор, машина за углом, – ответил мамлей.

– Идите, младший лейтенант, я догоню, – повернувшись к жене и детям, я закрыл и снова открыл глаза.

– Иди. Я и не рассчитывала, что ты пробудешь дома дольше, – грустно произнесла Светланка.

– Постараюсь быстро. Раз не сказали собираться, скорее всего, уезжать не понадобится, – я поцеловал всех своих девчонок и поспешил за мамлеем.

Добрались мы достаточно быстро, пробок в этом времени еще не существует. Большой дом как всегда представлял собой улей. Люди сновали туда-сюда, как пчелы, практически не поднимая голов. Кто-то нес какие-то бумаги, кто-то что-то решал с другими такими же служивыми, не стоял никто. Меня провели к наркому Ленинградского НКВД. Секретарь даже оружие не попросил сдать, наверное, его гражданка моя обманула. Пистолет у меня всегда с собой. Сталин еще в прошлом году объявил, что все офицеры, действующие или в запасе, имеют право на ношение личного оружия. Вот кольт и висит у меня подмышкой. А что, я считаю абсолютно правильным такое решение. Меньше криминала стало на улицах. Вообще во время войны разговор с бандитами короткий. Если какой-то хрен грабит или еще как беспределит, то для защиты граждан любой офицер имеет право воспользоваться оружием. Я рассказывал вождю в свое время о том, как офицеры запаса или милиционеры на пенсии не имели возможности оказать сопротивление вооруженным бандитам. Были случаи, когда офицер останавливал преступника из наградного оружия, а потом шел под суд. Здесь такого нет. А что, если мне попадется какая-то падаль, я не буду вызывать милицию и объяснять им, как поймать преступника, которого уже и в городе-то может не быть. Пока приедут патрульные, бандиты спокойно уйдут, а то еще кого-то и убьют. Вытащу сорок пятый да отстрелю что-нибудь, по своему усмотрению. Единственное, даже не ограничение, а просто рекомендация, желательно не убивать, если нет прямой угрозы жизни людей.

– Здравия желаю, товарищ нарком, – отрапортовал я, войдя в кабинет.

– Здравствуй, майор. Тут такое дело… – замялся на секунду главный ленинградский энкавэдэшник. – Товарищи из милиции помочь просят.

– Ну, чем смогу, только я не понимаю ничего в розыскной работе.

– Тут, товарищ майор, не нужно никого искать, – взял слово сидевший у стола человек в гражданской одежде. Его неприметная внешность сыграла свою роль, встретил бы на улице, даже внимания не обратил. Настолько естественно себя ведет. В двадцать первом веке ПОЛИЦЕЙСКОГО видно издалека. Вот хрен его знает, на роже у них вроде не написано, но ведут себя так, что сразу понятно – государев человек при власти. И не хрен там какая и власть-то, да поди ж ты. Каждый дворник на своем месте – НАЧАЛЬНИК, а уж менты…

– В чем вопрос? – я посмотрел на сыщика. Ну, а кем он еще мог быть, если речь о помощи именно милиции.

– Давайте по дороге объясню. У меня машина перед входом, а времени совсем нет.

– Поехали, – пожал я плечами.

Уже в машине, Костицин, так звали сыщика, рассказал, зачем я им нужен. Ехали мы сейчас ко мне домой за оружием. Да, вот даже милиции пригодятся мои способности. На Васильевском ограбление сберкассы, наряд приехал очень быстро, преступники не успели сбежать. Но дело повернулось так, что лучше бы они выпустили этих упырей, а потом ловили. Заложники, а что тут еще может быть, я перебил Костицина, не дав ему закончить:

– Ну и на хрен вы их там блокируете? Хотя теперь уже поздно. Сразу бы они вышли одни, а теперь по-любому заложников возьмут.

– Так как лучше поступить?

– Я вообще-то не из антитеррористического отдела. Оружия у них много?

– Даже автоматы есть и гранату взорвали.

– Хорошо хоть пояса еще здесь делать не научились, – пробормотал я.

– Что, простите? – сыщик, видимо, что-то расслышал, я прикусил язык.

– Не берите в голову, нужно работать.

– Так что нам делать-то? Этих искать? Как их, анти…

– Вам сказали, кто я, когда решили вызвать? – прервал я опера.

– Отличный стрелок, Герой Советского Союза…

– Во-во. И Карфаген тоже я разрушил, – усмехнулся я.

– Какой Карфаген? – заинтересовался милиционер.

– Было такое государство. Пару тысячелетий назад, – снова рассмеялся я. – Костицин, как тебя по имени-отчеству?

– Валерий Георгиевич, а что? – слегка смутился опер, видимо из-за незнания истории. Да я и сам-то в принципе ничего особо про этот самый Карфаген не знаю.

– Да давай уж как-то без чинов и всяких там героев, больно времени на это уходит много.

– А давай, – встрепенулся сыщик. – Просто Валера.

– Просто Серега, – вновь усмехнулся я. – А чего там думать-то, выпускать эту шушеру надо из сберкассы. Странно, что сами не догадались.

– А как же, они же преступники, а мы их отпускать? – аж захлебнулся от негодования Валера.

– Валер, я снайпер, а не волшебник. Через стены стрелять не умею. Ты разве не понял, зачем меня вызвали?

– А-а. Так будет легче их взять?

– Почти. Так мы снизим возможные потери. Если они начнут заложников в зале валить, сколько людей пострадает? А на улице есть возможность их уничтожить и сохранить жизни людям, за которыми они укроются. Валер, меня зовут не брать, а стрелять.

– Думаешь, за спинами пойдут?

– Да почти уверен. Так, давай по делу. Сколько их, выяснили?

– Да. Женщина, что выскочила из здания, когда преступники стали деньги собирать, сказала, что трое точно. Больше не рассмотрела, испугана была.

– Это понятно. Будем считать, что их все же больше. Машин поблизости никаких нет? Может, за домом или через дорогу?

– Так они и стали машину требовать, потому что мы взяли их водителя. За углом в полуторке сидел. Наши люди, когда к нему подошли, этот идиот за ствол схватился, ну и получил. Вот они без «колес» и остались.

Когда мы подъезжали к зданию, где находилась злосчастная сберкасса, я попросил остановить и вышел.

– Дальше я сам. Ты обещай им, что машина едет. Тяни время. Ровно через час… – я посмотрел на часы. – Поставьте им машину у входа, только так, чтобы до дверей было метров семь-восемь и чуть под углом. Кузовом ближе к обочине.

– Все понял, – Костицин подвел свои часы по моим.

– Все, дуй туда. Уговаривай спокойно, чтобы они сдуру не постреляли еще кого. Тебя ведь долго не было, может, там и живых-то нет уже.

– Да вроде не похожи по поведению на совсем уж отмороженных. Они и в зале-то только охрану убили.

Я стал обходить квартал. Мне нужно будет место, с которого я смогу работать. Уверен ли я в том, что получится ликвидировать преступников и не допустить жертв среди гражданских? Нет, конечно, я же говорил, не волшебник ни разу. Но сделаю то, что смогу. Просто если штурмовать, то убитых будет много. К гражданским неминуемо добавятся и оперативники. Осмотрев издалека фасад сберкассы, я обернулся и прикинул траекторию выстрела. Дом на углу мне вполне подойдет. Двести, может, чуток больше метров до дверей, отличное расстояние, хоть белку в глаз бей.

Поднявшись на крышу, пришлось с замком на чердак повозиться, некогда было искать дворников, или у кого тут ключи могут быть. Благо замочек оказался от честных людей, рукояткой пистолета его сбил почти сразу. Пройдя по чердаку и определив, где нужный дом, выглянул в ближайшее окно. Голубей по пути вспугнул, если бы на фрицев так охотился, уже причесали бы крышу из пулеметов. А так ничего, у бандюг явно наблюдателя нет. Взял бинокль и осмотрел улицу и само здание сберкассы. Вижу, как менты, высовываясь из-за машины, что-то орут в рупор. Разложил винтовку, конечно, взял «выхлоп», я ведь все свое «рабочее» оружие храню дома, в толстенном железном ящике, прикрученном к полу. Да и дом наш постоянно под наблюдением НКВД или милиции. Многие из соседей служат в органах, хорошо. Везде воровство голову поднимает, как фрицев отогнали, так и полезло все это дерьмо наружу, а у нас в доме тишина и покой.

Вставив магазин и дернув затвор, я взглянул в оптику. Да, двести пятьдесят, скорее всего, плюс минус десять метров. По домам можно определить расстояние достаточно точно. Посмотрев на часы, минут пятнадцать еще есть, я снова взял в руки бинокль. Из одного окна на первом этаже, там, где и была сберкасса, вылезла рука с наганом и, помахав стволом, убралась назад.

«Интересно, сколько они людей с собой на улицу вытащат. Успею ли свалить всех?» Тем временем в конце улицы послышалось завывание мотора, и к зданию сберкассы подкатила полуторка. Медленно так подкатила, молодцы опера, время тянут хорошо. Не переборщить бы только. Тут я услышал голос Костицина, усиленный матюгальником.

– Граждане бандиты, машина у входа. Не трогайте заложников и сможете уехать. – Во блин, как Жеглов вещает.

Сначала на улице появился «мужичок с ноготок». Только я подумал, что это они выпустили человека, чтобы осмотрел округу. Мужичок так и сделал. Огляделся по сторонам и пошел обратно, под прицелом наверняка. Когда ты без оружия находишься на мушке, думать как-то некогда.

Машину поставили идеально для меня. Мимо прицела не пройти, чуть дальше бы остановился, заставили бы перегнать ближе. Вот вновь появился этот же мужичок, а я тем временем заметил, что оперативники чуть отошли. Видимо, бандиты посчитали, что те находятся слишком близко. Ну, ребят, вы, видимо, точно урки, вряд ли были на фронте, а то бы знали, что не нужно быть близко, чтобы убить человека. Из дверей появился следующий персонаж, толстая такая тетка в черном халате уборщицы. Сразу за ней в прицел вплыл какой-то живчик, ну до того тщедушный, что я удивился, как он «папашу» – то в руках держал.

«Если он не сядет за руль, попасть в него будет трудно. Пока он за такой “стеной” укрывается, у меня шансов почти нет. Его почти не видно».

Между тем появился следующий заложник. Это опять была женщина, точнее, бабулька. Бабушке, наверное, лет восемьдесят, не меньше. И чего она в сберкассе-то делала? До последних дней будет помнить этот денек. За бабульку прятался крепкий мужик, ростом чуть более метра семидесяти, ну это я на фоне полуторки прикинул. А вот и третий. Подталкивая перед собой девочку лет семи, шел настоящий урка. Я даже партаки на руках разглядел. Если первые двое максимум жулики, то этот волчара знатный. В руке ТТ, идет не прячась, да и трудно за девчушкой спрятаться. У него и мысли нет, что в него могут стрелять, а зря! Надеюсь, их все же трое, пока не начнут садиться, мне не определить, а потом может быть поздно. Как они собираются уехать, неужели в кабину полезут все вместе? Вопрос отпал сам собой. Первый, тот дохляк, что с ППШ в руках, дошел до дверцы водителя и, что-то сказав женщине, за которой прятался, залез в кабину. Толстая заложница встала у двери и частично закрыла ее собой. Неглупые бандиты. Ну что же, начнем помолясь.

Первым выстрелом я снял главного, что шагал за девочкой. Пуля 12,7 мм вошла прямо в висок, и главарь бандитов улетел в сторону, аж перевернувшись. Амбец, даже не узнать теперь по лицу будет, его просто нет. Я выбрал сегодня те пули, у которых спиливал их острый носик. Так как винтовка у меня очень тихая, идущий впереди девочки крепыш не слышал, что сзади что-то произошло. Но вот, видимо, краем глаза заметил движение сзади справа. Повернув голову туда, он подставил мне свой затылок. С такого расстояния я почти всегда стреляю в голову. Пуля вошла в затылок под самую кепку, почти в шею. Да, зря я, наверное, так грязно работаю. Но я для себя решил, что слухи у бандюг расходятся хорошо, наверняка тут кто-то из блатных крутится, вот и передаст своим, как теперь будут поступать менты с «уголками». Попав так низко в голову, я ее просто отделил от шеи. Как уже говорил, пули это вполне позволяют. Кто-то уже кричал, надрывно и визгливо. Девочка просто сидела на дороге, обхватив голову руками. А кричала и причитала бабулька. Вот же ж божий одуванчик, откуда столько силы в голосе. А тощий жучила, что сел на место водителя, оказался не лопухом и, видимо, все понял. Женщина, стоявшая столбом у его дверцы, начала оседать на землю, мне отсюда было не слышно, но так падают только подстреленные. Заложница еще не упала, а полуторка уже сорвалась с места. Черт, хорошо, что они не попросили «эмку», та быстрее трогается. Полуторка же, надрывно завывая изношенным движком, начала медленно разгоняться. Отовсюду захлопали выстрелы милиционеров, но на движении машины это никак не сказалось. Взяв упреждение и, секунду подумав, я выстрелил один раз. Увидев попадание в крышу кабины, я хоть и провожал стволом полуторку, но был в принципе уверен, что водиле хана. Так и было. Автомобиль проехал еще метров пять прямо и начал вдруг поворачивать. Водила, скорее всего, обмяк и съехал на сиденье. Проехав еще несколько метров, грузовик подпрыгнул на поребрике и воткнулся в дом. Блин, хорошо что на улице никого не было и под колеса никто не попал.

Я разобрал и сунул винтовку в чехол. Поглядев через окно на улицу, там суетился десяток оперов, я кивнул сам себе и начал спускаться вниз. На углу дома меня перехватил Костицин.

– Женщина жива? – первым делом спросил я.

– Думаю, вытянет. Он стрелял прямо через дверь, попал в спину, в сознании, должна поправиться.

– Пройдя через дверь, пуля утратила часть своей энергии, из чего он стрелял, ведь не из «папаши» же?

– Наган был в руке.

– Остальные в порядке? Сколько «двухсотых» в самой сберкассе?

– Там да, порезвились, суки. Кроме двух охранников, еще три трупа. Главное, детей не тронули, их там аж четверо оказалось. Мамаши пришли вместе с детьми, а эту девчушку, что главарь тащил, выбрали как самую старшую. Один там и вовсе в коляске лежит.

– До дома подкинешь, а то далеко топать, да еще и с винтовкой.

– Конечно, сам и отвезу. А ты посмотреть не хочешь?

– А на что там смотреть? Или что-то не так? – в свою очередь задал вопрос я.

– Да просто у нас все охренели от такого результата. Только у главаря голова осталась на плечах. Остальным звездец. Что за оружие у тебя такое? Там ошметки хоть лопатой собирай.

– Ну, ты же знаешь, где я служу. Нам такое необходимо. Зато тихо и наверняка.

– Уж это точно! Ну что, пойдем к машине.

– Ты иди, меня подхватишь по дороге. Не надо мне там светиться.

– Хорошо, как скажешь.

Костицин убежал за машиной, а я потихоньку двинул прямо по улице в ту сторону, откуда мы приехали час назад.

Вот так еще и бандитов в отпуске пострелять успел. Вернувшись домой, был встречен настороженно смотрящей на меня супругой.

– Ты чего такая? – обняв любимую женщину, спросил я.

– От тебя порохом пахнет, куда тебя вызывали?

– Да молодым надо было мастер-класс показать, – попытался я спрыгнуть с темы.

– Ты не умеешь врать. Так срочно к ученикам бы не вызвали. Говори, – Светлана была настроена решительно.

– Да бандиты обнаглели чуток. Кому ведь война, а кому…

– Раз порохом пахнет, значит – стрелял, а как ты стреляешь – я знаю, – жена закусила губу и отвернулась.

– Любимая, ты же знаешь. Мало кто может делать мою работу лучше…

– Да, я знаю. Что, без тебя бы правда не обошлись? – с какой-то тоской спросила Светланка.

– Да справились бы, конечно. Получили бы десяток трупов гражданских, а так да, справились бы. – Ничуточки не льстил себе. Положили бы кучу народа, как пить дать.

– А что там случилось, можешь рассказать? – И я рассказал жене о случившемся в сберкассе. Понятно, не упоминая результат моей «работы». Просто сказал, что наши победили. Жертвы минимальны. Кстати, пока ехали домой с Костициным, сказал ему, что хорошо бы им самим иметь в своих рядах подготовленного человека, для такой вот работы. Ответ опера меня несколько удивил:

– Знаешь, как трудно стрелять в человека. – Я, не поняв про что именно он говорит, аж закашлялся.

– Ведь тут не фронт, бандиты все-таки гражданские люди. У нас не каждый готов применять оружие мгновенно. Особенно молодые парни, те только храбрятся, но до дела доходит, и они ломаются.

– Вам фронтовиков бы неплохо. Тех, для кого эта шваль, что в тылу сидит, пока они там умирают, как грязь. Мало того что суки на войну не идут, так еще в тылу людей гнобят. Солдат на фронте должен знать, что его родные дома в порядке, а тут такая беда.

– Так, может, к нам переведешься? – заинтересованно спросил оперативник.

– Спасибо. У меня своих «клиентов» хватает.

– Слушай, Серега, а скажи честно, вот ты что чувствуешь, когда убиваешь вот так, не на фронте? Ведь они, по сути, гражданские люди.

– Честно, говоришь?

– Да, – парень ел меня глазами.

– Отдачу винтовки. – Ага, пусть прочувствует, какой я душегуб. Сказать, что ответ удивил бывалого опера, да ни хрена не сказать. Я его просто «убил» таким ответом. По его лицу было видно, что парень ждал от меня раскаяния, ну или хотя бы сожаления. Да нет у меня никаких сожалений. Кончились еще в сорок первом, я тогда у Мурата спросил, сколько он мне записал, это уже в Ленинграде было, а он мне:

– Тебе это так нужно?

– Да в общем нет, – честно ответил я.

– Пятьдесят три. Это тех, что я видел.

Вот как-то уже тогда я даже не моргнул. А разницы между немцами или нашими бандитами я не видел. Да я, блин, мечта кривозащитников двадцать первого века. Вот бы хай подняли. Взял в руки оружие, и не для того чтобы врага убить, а направляешь ствол в безоружного мирного человека – получи то, что причитается. Вот так!

Когда почистил и смазал винтовку, Светланка опять решила меня разговорить.

– Сереж, не хватит еще? – Дети уже спали, а ее вот на разговор потянуло.

– Светик, недолго осталось, – честно ответил я. И я не имел в виду скорый конец войны, мне действительно начинает надоедать убивать. Да, я не ошибся, раньше мне нравилось это, не просто стрелять, а именно убивать врагов. Сейчас за три года войны, конечно, уже остыл. Да и фрицы сейчас барахтаются на волоске от гибели. Хана им скоро, выдохлись. А я с недавнего времени начал вспоминать то, о чем мечтал там, в прошлой жизни. Дом у реки, лес вокруг, жена любимая и дети. Там я стал отцом поздно, на четвертом десятке, и о втором ребенке мы уже как-то и не задумывались. Нелегко и с одним вышло. А тут у меня свой тоже один, но еще ведь и приемных двое, а я уже давно их считал своими. Девочки вошли в мою жизнь даже раньше жены. И за три года особенно младшая вообще никогда не вспоминает родных отца и маму. Светланка говорила, что только Танюшка иногда вскользь помянет, да тут же и забывает, а младшая вообще не реагирует на такие воспоминания. Да что говорить, мои они и все тут. Это я уж просто сейчас вспомнил, задумался. Может, попросить отставки и свалить куда-нибудь в деревню, в глушь? Буду егерем работать, но вот что там будут девчонки делать? Так уж я устроен, думаю о других всегда, особенно если эти другие – свои, любимые. Много раз в прошлом слышал: «Я хочу жить за городом в своем доме. Продам квартиру и поеду в деревню». И никогда не слыхал, чтобы такого любителя свежего воздуха кто-нибудь спросил: «А что там будут делать твои жена и дети? Тебя обстирывать, кормить, поить и ублажать, а ты воздухом будешь дышать?»

Вот и сейчас я думаю, что в деревне будут делать дети, гулять? Учиться надо, по той жизни знаю. Чуток ведь осталось и до космоса, и до компьютеров всяких. Конечно, деревня сейчас еще не та заброшенная отрасль из двадцать первого века, но и полноценной жизни там нет. Да в деревне люди здоровей, тут и воздух, и питание. Ты и жена будете занята огородом, скотиной, домом, наконец, а дети? Болтаться без дела, или как всегда на Руси было, и детей с горшка сразу в поле отправлять? Не хочу. Нужно всегда учитывать интересы других членов семьи, иначе счастья не будет, а только постоянное недовольство.

– Слушай, любимая, а ты не хотела бы уехать?

– Куда? – заинтересованно спросила супруга.

– Ну, куда-нибудь в деревню, где будет вода и лес?

– Да как-то и не думала даже. А что мы там будем делать? – Ну вот, я же говорил, хорошо еще спрашивает про нас, а не про себя лично.

– Да жить будем, – пожал я плечами.

– Если оттуда тебя не будут дергать на войну, или против бандитов, или еще куда, то я с радостью. Правда, не знаю, как там будет, ведь я всю жизнь в Ленинграде жила. А девочки как?

– Да не знаю я. Может, просто на время, но после войны. – Вот ведь штука, а про то, на что мы там будем жить, даже и не думал. Потому, наверное, что в этом времени люди не гонятся за потреблением. Здесь работают, чтобы жить, а не живут для того, чтобы работать. Здесь нет неприличных счетов за квартиру и кредиты, на зарплату вполне можно жить и самому, и семью тянуть. Конечно, это у меня зарплата большая, но и обычные люди не бедствуют. По крайней мере, здесь старики не сидят с протянутой рукой. А то, что пока продуктов в магазинах маловато, так война. Кстати, карточки Виссарионович отменил еще в прошлом году. Вот так.

Про меня вообще отдельная тема. За три года войны у меня скопилась такая сумма, что при всем желании не потратить. Светланка вон постоянно часть моей зарплаты переводит в детский дом, ну это я просил. У меня и за награды капает, и авторские за песни. Я же не виноват, что Верховный так решил. Суммы просто огромные, после войны, наверное, займусь строительством детских садов. Не полностью, конечно, но приму активное участие. Идеи еще из той жизни есть.

– Давай поговорим об этом после войны, как думаешь, долго еще? – Светланка как будто читала мысли.

– Давай. А войне, я думаю, скоро конец. До лета вряд ли немцы дотянут. Нечем им воевать, да и жрать уже нечего. Вся Румыния наша, в море мы полностью топим все, что идет в Германию из Швеции и Норвегии. Они еще как-то держатся, даже не знаю на чем. Судоплатову разведка докладывает, что настроения в Рейхе аховые. Кругом калеки и попрошайки. Промышленность почти стоит, более или менее живут только семьи фронтовиков, которых еще как-то поддерживают. Но, блин, простой народ, зная это, весь подался в армию. Уже не раз на фронтах встречались пятнадцатилетние мальчишки с оружием в руках. Ничего не умеют, но сдаваться не хотят, их там так запугали, что они и думать о сдаче не хотят. Упорные, а наши мужики жалеют их и получают в спину. Поймают кого, подзатыльник дадут, оружие отберут и отпускают, а щеглы эти находят новую винтовку и опять стрелять. Страшно это, когда дети воевать идут и от голода пухнут. Ну почему немцы такие правильные. Порядок у них с молоком матери впитывают. Уж другим бы понятно было, завел их папа Адольф в самую задницу, так скинули бы его и все. Стройте новую страну, перестаньте воевать, так ни хрена не думают. Раз приказ есть, идут умирать.

– Жалко их, детей я имею в виду. Фашистов я не жалею, видела, что они с вами делают, когда в госпитале служила. Да и маму с папой помню хорошо. Но вот их, – жена указала в другую комнату, где играли наши дети, – всегда жалко. Ведь для них мы и живем.

– Ладно, пошли к девчатам, а то что-то мы тут разошлись. Немного осталось, поверь. По сравнению с тем, через сколько уже прошли, осталось немного.

Кончался отпуск. Ребята, все кто уезжал, вернулись в расположение учебки. Скоро возобновим обучение новых команд, фронт, к сожалению, тянет и тянет в себя новые и новые жертвы. Да, мне есть чем если не гордиться, то, по крайней мере, быть более спокойным. Из нашей учебки на фронт идут прилично подготовленные ребята. Мы сколачивали здесь группы по образцу нашей. Сами подготовили пару команд, а вот они, пройдя через «практику» на фронте, теперь учат молодых. Петрович приказал до особого распоряжения помогать инструкторам, значит, будем помогать. Меня в учебке все знают, особенно то, как я стреляю. Появилось много последователей, но жаль, далеко не у всех получается. Пошла на ура стрельба по исчезающим мишеням. Это когда появляются мишени неожиданно и на разных дистанциях. Только людей пришлось нагнать для работы в учебке много, устают быстро. Когда я сам захотел пройти полосу, что сам потом назвал «Сталинградом», провалился уже через пять минут. Мишени появлялись хаотично, не было никакой последовательности. Это потому, что каждую мишень обслуживал человек, а не механизм. Никакой закономерности выявить было абсолютно нельзя, это очень сложно, скажу я вам. Но «Сталинград» и не предназначался для полного прохождения. Важно было выработать у людей рефлексы, развить интуицию и реакцию. Считалось, что если мишень поднялась и не была поражена в течение пяти секунд, человек убит. Вышло действительно сложно, но в этом и была прелесть всего нашего полигона. Пусть сложно будет здесь, а не за «ленточкой».

– Девятый.

– Тут.

– На два часа. Одиннадцать два нуля. Северо-восток около трех. Двое, приоритет слева.

– Понял тебя, четверочка. Работаю.

Тишину на полигоне с треском разорвал выстрел, эхо еще не развеялось, как прозвучал второй. На дистанции 1100 метров время полета пули около трех секунд. Не успеют отвести.

– Фиксирую двойное попадание. Цели поражены, подтверждаю, цели поражены.

– Понял тебя, уходим на базу.

Мы с Митрохой проводили тренировку в условиях степи. Под Ленинградом, конечно, не степь, но большое, казалось, бесконечное поле вполне подошло. Только готовить полигон пришлось долго. Дело в том, что сегодня мы стреляли из ВСК, у него пуля может и на пять километров улететь, если препятствий не встретит. Так как мы стреляем с постоянной импровизацией, то пригнали бульдозер, и он два дня греб снег, чтобы на расстоянии в три километра от нас нагрести снежный вал, который должен будет останавливать пули. А то еще подстрелим кого-нибудь и даже не узнаем об этом.

Хорошо постреляли. Промахов не было, только раз не уложился и выстрелить не успел, долго прицеливался. Ну, я уже говорил про пять секунд.

В Союзе за последние год-полтора здорово продвинулась наука, просто какой-то скачок. Мне была роднее военная, поэтому особо в другие области не лез. Вовсю идет работа над комплексом РЭБ, не только подавления, но и собственной защиты. Сталину так понравились первые экземпляры, собранные где-то в шарашках буквально на коленке, что он дал добро форсировать работу в этом направлении. Пока очень громоздко все, а так хочется что-то мобильное, чтобы мои пострелята на выходы могли брать. Мы один раз под Варшавой такой испытывали. Когда началось наступление, фрицы с присущей им педантичностью давай рулить войсками по радио, а оно вдруг бум… Белый шум по всем частотам, что тут началось. Немчура без связи очень плохо воюет. Им же подсказать нужно, кому куда идти, без этого они тупо сидят на месте и даже соседям в прямой видимости не помогают – приказа-то нет. Вот наши и стали пользовать РЭБ вовсю, немец воет без связи, а мы спокойно говорим в это время.

Новое слово в оружии для поддержки пехоты автоматический гранатомет, далекий предок АГС-17. Те же сорокамиллиметровые осколочные гранаты, вроде еще ОФ есть, правда, вживую еще не видел. Когда нам на полигон доставили пару этих помощников царицы полей, их, кстати, тут в Ленинграде и делают, Вано разлюбил пулемет. Когда поехали в Польшу, очень жалел, что ему не дали АГС. На вопрос, как он его таскать будет, только отмахнулся:

– Хрен бы к вам кто тогда подошел, им такой заслон можно поставить, сами бы спасибо сказали!

Прав так-то, но таскать с собой такую тушу… У него только станок почти двадцать кило весит, а сколько сама тушка, а боеприпас? Вано злился потому, что прекрасно понимал, что не судьба. Вот если бы в рейд идти, как в сорок первом мы в Ленинград шли на машинах, да немецком БТРе, тогда да. Против танков, естественно, не полезешь, но вот пехтуру им рвать хорошо. А у немчуры ведь с этим порядок, если пехтура назад побежала или полегла, танки назад ползут. Понимают, что без пехотного прикрытия их пожгут быстрее. Нашим вот только долго это вбивали. Пошла атака, пехоту потрепали слегка, она отстала, или вовсе побежала, бывает и такое, не роботы ведь воюют, а танкисты прут себе вперед. Психология такая, я в танке, хрен вы меня возьмете, и бац, горит. Сколько так теряли техники в начале войны – ужас.

Новые танки, что появились в конце сорок третьего, не имеют себе равных вообще в мире. Да, их пока очень мало, на фронтах в соотношении один новый на десяток старых. Но если учесть, что эти старые тоже были лучше, чем любые фрицевские, то вполне нормально. Выпускали, как и прежде, два вида, средний Т-43, аналог сорок четвертого из моего времени, и ИС-1, этот был копией третьего ИСа. Качество было вполне на уровне, несмотря на войну и вал. Следили очень серьезно, люди, работающие в цехах, уже не пухли с голоду, как в известной мне истории, поэтому работали с огоньком и чувством ответственности. «Калаш» уже делают, но в войска пока не отправляют. Хотят склады забить, чтобы разом перевооружить армию. Да и патронов нужно запасти очень много. Солдаты пока воюют с ППСами и модернизированными «светками», благо патронов для них хватает с избытком. Есть еще симоновский карабин, но их мало по той же причине, нехватка патронов. Поэтому их чаще используют в спецчастях наряду с ППС.

Вот чем больше всего насыщали войска, так это ПК. Патрон старый, проверенный, ствол – выше всяких похвал. Скорострельность пониже, чем у МГ, но куда лучшая кучность и безотказность. Да еще и с коробами на сто патронов, гораздо удобнее висящей ленты, для которой нужен второй номер в расчете. Вон Вано у нас таким виртуозом стал, что обзавидуешься. Пулеметный снайпер просто. Я ему, кстати, предлагал прицел приделать, так тот так загорелся, что я еле отвертелся от него.

Обучение «пострелят», как я их называл, шло своим чередом, но я словно предчувствовал, что скоро нас дернут. Войска уже в Германии, и наверняка мы скоро потребуемся, тем более Истомин как-то в разговоре о Черняховском вспоминал:

– Данилыч тут в Ставке жаловался, что, дескать, забыл ты его. – Мы, когда у него в штабе терлись, ну в смысле работали на его фронте, как-то подружились даже. Да, он генерал, а я майор, но прежнему мне из той жизни он почти ровесник. Молодой еще для генерала Иван Данилович. А какой он отчаянный вояка, после одной контратаки фрицев, когда ему руку бинтовали, я чуть было ему в лоб не выдал, что так вот он и помрет, если на рожон лезть будет. Истомин вовремя одернул, и через Верховного его немного осадили. Нечего командующему фронтом в рукопашную ходить. В руку получил штык-ножом, у фрица просто патрон перекосило в маузере, тот и ударил, а у Данилыча ТТ на задержку встал. Командующий автоматически руку выставил и получил.

Видимо, тяжко на его участке. Там у фрицев тоже снайперов хватает, они давно нашу тактику переняли. Вот только самого главного не учли. У нас командиры – плоть от плоти народа, а у них офицерье сплошь белая кость. Даже зная, что на них идет постоянная охота, нацисты не снимают форму офицеров и ордена. А наши все давно уже, как в двадцать первом веке, воюют в камуфляже. Конечно, не в таком, как в будущем, но и не в однотонной форме. Определить по полевой форме, кто перед тобой, задача нелегкая, все одинаковые. Выделяются только те командиры, кто возрастом старше. Ну, кто в передовые войска возьмет стрелком мужика под пятьдесят? Сразу видно, кто-то из командиров, поэтому по комсоставу приказ однозначный – зря под пули не лезть.

В воздухе почти мирной жизни Ленинграда явно витал запах войны. Я делал вид, что все нормально, но Светланка тоже что-то почуяла.

– Когда на фронт? – как-то вечером начался очередной разговор.

– Честно? Понятия не имею. Но думаю – скоро. Войска к Берлину подходят. Помнишь, рассказывал, как в Варшаве было? Здесь будет все гораздо серьезнее.

– Обещай быть очень осторожным, прошу тебя. Мы все просим, ты нам очень нужен. – Из глаз любимой женщины покатились слезы.

– Ну что ты, родная, будет тебе. Ведь меня никуда и не вызывают.

– Да, я знаю. Но ты же на службе, и не какой-нибудь простой инструктор. Алена Истомина говорила, а ей Александр Петрович рассказывал, что ты лучший специалист в своем деле. Это я дословно.

– Опять Истомин языком болтает. И это генерал НКВД!

– Да ладно, просто у них в семье нет секретов.

– Ага, конечно. Про себя он ей много говорит? Вот и я о том же. Только обо мне языком чешет, чего Алена к нему все цепляется? Все ей про меня знать надо. И какие это у нас в семье секреты?

– Она от знакомой узнала, как кто-то бандитов на Васильевском пострелял. Трое убитых без голов, она сразу на тебя и подумала. Ты же мне не стал рассказывать.

– Твою мать, – в сердцах воскликнул я. В натуре даже Ленинград большая деревня. В одном конце чихнешь, с другого «Будь здоров» кричат. Нет, так нельзя. – Потому и не рассказывал. Я от тебя не скрываю, просто думаю сначала, стоит тебе о таком знать или нет. Я считаю, что не нужно.

– Сереж, а почему так жестоко? Ну, ведь можно же просто застрелить, я видела огнестрельные раны, помнишь, где служила?

– Во-первых, такие пули. Во-вторых, это не убийство, а урок на будущее остальным. Сама понимаешь, уголовников в тылу хватает, а я не хочу, чтобы моя жена в булочную ходила оглядываясь. После войны их всех зачищать надо будет. Воришки сами от дел отойдут, если не дураки, а вот такие шайки, для которых жизнь своих же сограждан ничего не значит, жить не должны. Мы не для них на фронте вшей кормим…

– Наверное, ты прав. – Светланка замолчала, но я заметил, что сегодня она вроде как спокойна. Может, правда поддерживает.

Прошла еще почти неделя. В конце января сорок четвертого начались сильные морозы с ветрами. Нам что-то расхотелось тренироваться в минус тридцать. Сидели дома, парни в казарме при НКВД. Изучали карты Берлина и окрестностей. Я надыбал фотографий и планов столицы Рейха. Прикидывал, где могут быть проблемы. В самом городе вся работа ляжет на «выхлоп» и «винчестер». Для ВСК вряд ли работа найдется. Только если через укрепления стрелять, да БТРы выбивать. Но брать все равно буду все. Мы в Варшаве пехтуре здорово помогали. Когда вышли к более или менее целым кварталам. Немчура устраивала огромные укрепления на улицах, танки совались, получали из всех щелей фаустпатронами, вот и чистила пехота кварталы как метлой. Тут здорово помогали КПВ. Ох и молодец Владимиров, его станкач разве что дома не сносил. Укрепления разваливал просто жуть. Но и фрицы не дремали. Рядом с навалами обустраивали лежки многочисленные снайперы, ну а мы на них охотились. Там ВСК как раз пригодились. «Ганомаг», обложенный мешками по самые не балуйся, а из дальнобоя с оптикой как раз и хорошо разбирался. Просто саперы иногда не успевали, да и просто под огнем не могли разминировать все улицы, а они были усеяны противотанковыми минами. Немцы не дураки, прекрасно понимали, что если танки пойдут по улицам, то город мы возьмем быстро, вот они и тянули. А пока одни сковывали наши движения в польских городах, в самой Германии в укрепленные огневые точки превращали чуть не каждый дом. А саперов тоже жалко, им ведь буквально под шквальным огнем приходится мины снимать. Да закладки-то какие ставят. Сам видел, как в Варшаве старая «тридцатьчетверка» на фугас наехала. Башня в одну сторону, катки в другую. Как говорится: куда говно – куда ботинки.

И вызов нам все же пришел. Начали сборы по-серьезному. Петрович порадовал, сообщив, что повезут нас по железке, поэтому поедем на технике. Новенький советский БТР-43 был хорошим подспорьем для пехоты. Сделанный по моим наброскам, он был почти копией «шестидесятки». В башне авиационная автоматическая пушка и спаренный с ней ПКТ. Броня как на старых БТэшках. Для БТРа вполне себе достаточно. Двигатель тоже вроде от БТ-7. Вторым транспортом в нашей маленькой колонне стал новый ЗиС. Отличная, полноприводная трехтонка. Гребет на ура практически по любой грязи. Автоматический гранатомет водрузили на станок от ДШК, получилось очень хорошо, только стопоры ставить не забывай, а то упрыгает. Вано радовался как ребенок. Угадайте, кто занял место в башне БТРа? Водилой сел Зимин, не зря полмесяца катался на полигоне. В ЗиСе водителем едет наш старый Михалыч, а куда мы без него. Он с нами только в тыл противника на задания не лазает, а возит нас везде только он. Итак, техника проверена, оружие и боеприпасы погружены, бойцы накормлены и сухпая с собой навалом. Взяли много гранат, много взрывчатки и, главное, запасные стволы к винтовкам и пулемету Вано.

Грузились ночью. Истомин сегодня с нами не ехал. Прилетит позже самолетом, но проводить пришел. Я из кузова ЗиСа оглядел платформу, да, картина Репина – проводы. Стоит наш генерал, в окружении кучи, простите за выражение, баб. Своих две да моих четверо. Усмехнувшись, спрыгнул на настил вагона и слез на землю. Перецеловал всех и вся. Девчонки поплакали, пришлось наговорить кучу всякой чепухи. Приятно, черт возьми, когда тебя любят, очень приятно. Паровоз просвистел, пора забираться. Светланка стоит и теребит подаренный ей патрон от СВТ. Это тот, в котором вражья пуля застряла, еще в сорок первом. Я тогда Жукова прикрыл и словил пулю в «разгруз». Пуля разворотила магазин к СВТ и в одном из патронов застряла. Я тогда очень аккуратно разворотил магазин полностью и извлек тот счастливый патрон. Затем сделал сувенир, просверлил насквозь гильзу и вставил вражескую пулю так, чтобы она вылезла с другой стороны. Получился такой перевернутый крест, но не в кресте дело, а именно в том, что пуля до меня не долетела. Вот Светланке ее и подарил, позже, после Америки уже, может, поэтому пока и живой. А то не взял амулет с собой в Штаты, вот чуть живого оттуда и вывезли, а теперь как будто меня пули облетают.

Колеса грохотали по рельсам так монотонно, что я уснул в кузове грузовика. Ребята сделали неплохой топчан, чтоб удобнее ехать, вот на нем и развалился. Путешествие у нас длинное. Из Ленинграда по железке до Рейха не близко.

Сначала прибудем в освобожденную Варшаву, а потом поедем своим ходом в гости к Данилычу. Он там Лодзь собрался брать, помощи просит. Конечно, мы не резервная армия из Ставки, просто Ивана Даниловича достали воины Армии Крайовой. Вот с ними и будем воевать, отстреливать точнее. Задолбали пакостить, ну не нужна нам ваша «Речь от Можа до Можа». Пройдем на Берлин и все, ну потом обратно, конечно. Но у вас-то не будем задерживаться, наоборот, еще и восстановить поможем, причем побольше, чем кто-либо. Но не понимают, точнее, их просто наглы в спину толкают, чтобы они нас держали. В этой-то истории они никак не успеют Второй фронт открыть. Германия уж точно будет целиком наша, я Берии слишком хорошо описал раздел Европы. Когда он рассказал Сталину, тот, подумав, сказал:

– Нужно не допустить того, что один раз мы уже допустили. – Истомин был на том совещании и мне рассказал. Вот и торопят наши фронты, а поляки нас тормозят.

Спал долго. Даже не заметил, как останавливались и пропускали эшелоны с войсками и техникой. Черт, вот ведь не сорок первый уже, воевать вроде научились, смертность гораздо ниже сейчас. Раненых умирает мало, дал наводку на пенициллин почти сразу, как сюда попал, Судоплатов отработал. Сперли в Штатах, давно сами выпускаем. Так вот, вроде потерь меньше сейчас, а эшелоны идут и идут на фронт. Хотя зря я вообще-то, многое поменялось. Люди на фронте меняются через три месяца, ну или если в подразделении остаются меньше тридцати процентов от первого состава. Еще с конца сорок второго части регулярно выводят на переформирование. Не тогда отводят, когда никого не осталось, а при убыли в семьдесят процентов. Теперь нет полков численностью как рота. До немецких стандартов мы все равно не дотягиваем, но у нас техники больше. А главное, новой техники.

На подъезде к границе зашевелилась контрразведка. Эшелон проверяли не один раз в течение суток. Мою махновскую банду все контрики воспринимали как-то не по-доброму. Может, что старшим был я, все лишь майор ОСНАЗа, ну это в документах так написано, а вот в других для старшего комсостава уровня армии или фронта были совсем другие бумаги. Спецгруппа Ставки Верховного Командования, с подчинением лично Вождю всех времен и народов или наркому НКВД. Во как.

К Варшаве подъехали ночью. Выгрузку затянули местные польские железнодорожники. У них, видите ли, пандус для схода техники не подходит для наших вагонов. То ли наши вагоны выше, то ли ниже, я не понял. Прибывший по вызову комендант железнодорожного узла, уже из наших, советских, объяснял просто:

– Товарищ майор, все эшелоны разгружаются возле города на востоке, а у вашего коменданта поезда приказ следовать на наш разъезд. Что-то ваше начальство с секретностью намудрило. Вроде техника обычная, хотя мы уже такие команды видели. Диверсионная группа, так?

– Слушай, капитан, ты не многовато болтаешь. Вон пшеки как слушают, а у нас им веры никакой, – нахмурился я.

– Да они же не разумеют по-нашему! – расслабленно проговорил комендант.

– Уверен? А я вот не очень. Они через одного прекрасно говорят на великом и могучем. Пока война не кончится, верить можно лишь товарищу Сталину, понял? – Еще как понял. Вон как проняло, нашептал что-то своему помощнику, и тот, подхватив под руку поляка, куда-то усвистал.

Да, нас действительно хотели сгрузить не в привычном месте. Дело в секретности, как всегда. В итоге разгрузку все же выполнили, причем быстро. Я дал задание попутно Семе проследить за пшеком. Кто его знает, вдруг побежит докладывать кому-нибудь. Но на удивление, Сема следил за поляком почти полдня, и ничего тот не предпринимал. Развернули рацию, наладили свои говорилки, связались со штабом фронта. Черняховский приказал срочно прибыть к нему.

– Я понимаю, что вы не егеря. Но и ты меня пойми, Серега. Город очень большой, передовые отряды попали под такой огонь, что плохо стало всем. Ты видел, чтобы у нового ИСа броня лопается, как фанера? – Я признался, что не видел. – Что бывает в городских условиях с обездвиженным танком, напомнить? – продолжал Данилыч.

– Иван Данилович, мне что, вам все закладки найти? Тут улицы прямы как стрела, хрен спрячешься, по нескольку километров тянутся. Здания в основном старинные, у них стены иногда больше метра толщиной, только сплошная зачистка.

– Знаешь, что у меня от войск останется после таких зачисток? – негодовал Черняховский.

– Я не понял, товарищ командующий фронтом, вы хотите, чтобы я одной своей группой вам Лодзь зачистил?

– Да нет, конечно, – остывая, произнес Иван Данилович, – я думаю собрать специальные группы зачистки, а ты нужен для их подготовки. Времени нет, ты же понимаешь? Меня торопят, а бойцов целыми полками я класть в этой долбаной Польше не хочу.

– Ну, я могу с бойцами что-то вроде инструктажа провести. Но вы ведь понимаете, что такому учатся месяцами. Потери будут все равно.

– Это я понимаю, но поработать тебе надо.

– Надо, будем работать. Я могу лишь предложить следующее. Собрать с ближайших частей все лучшие снайперские команды, кто ранее хорошо показал себя в уличных боях. Если есть кто-то из Сталинграда, Минска, Киева, вообще замечательно.

Дело в том, что в этих городах немцами было разрушено всё. Очаги сопротивления были просто повсюду, и было очень сложно. Мои вот именно в Сталинграде школу городских боев прошли, причем никто не учил, все сами.

– Дальше, какие у вас указания насчет сохранности города? Раз враги сами его разрушают, чего нам-то церемониться? Два танка на каждую параллельную улицу. За ними один БТР-43.

– По разрушениям ничего не скажу. Сам понимаешь, просто раздолбав город, мы ничего не добьемся. Мины и закладки со взрывчаткой никто не снимет. Да и ведь люди-то обычные в городе живут, причем их здесь очень много, это и добавляет сложности.

– Хорошо, но сразу предупреждаю. Тотально разрушать я не буду, но и церемониться тоже не стану. Если из какой-нибудь квартиры по мне стреляют, то я туда кидаю гранату, а потом думаю, есть там гражданские или нет.

– Ну, уж постарайтесь совсем-то всех не резать!

– Товарищ командующий, разрешите нам уже идти, нужно осмотреться. Сообщите, когда соберут снайперов.

– Так сколько надо? Что, со всего фронта снимать?

– Да нет, десять-двенадцать. Но в полном составе и со своим прикрытием. По танкам что?

– Тебя и танков двенадцать надо? – изумился комфронта.

– А сколько вы уже потеряли? – твердо спросил я.

– ИСов не дам. У меня их всего десять штук осталось.

– Да мне и сорок четвертые пойдут. Они, кстати, какие у вас, «эмки»?

– Да. Все получишь, но и результат я с тебя спрошу.

– Пехтура должна быть всегда наготове. Танки давят огневые, снайпера работают по пехоте врага. Очищаем дом, его сразу занимает пехота. По отделению на дом.

– Хорошо, сейчас приказ составят. У меня прямо тут стоит 211-я стрелковая, почему и танков мало. Танковые дивизии стоят под городом.

– 211-я? Это не та, что Белосток брала?

– Она и есть. Варшаву она в конце прихватила, на пополнении была. В Белостоке потеряли немало, но все же не столько, чтобы выводить на переформирование. Там уже костяк образовался, что через всю Белоруссию прошел.

– Это очень хорошо. Я там знавал пару командиров, может, встречусь. Хорошо, разрешите идти, товарищ командующий?

– Иди давай. Сергей, береги бойцов, как составишь план действий, мне представь.

– Есть. – Развернувшись, я покинул комнату, а затем и штаб вообще. Планы им представь, город им зачисти. Расхреначили бы с воздуха и всего делов. Гуманисты хреновы.

Построил парней и объяснил суть задания. Решили идти на разведку все вместе. С нашей оснащенностью радиосвязью нам будет легче, чем обычным бойцам. Испачкали дружно белые маскхалаты, все взяли оружие с глушителями. ППС, кстати, у нас не предназначен под использование ПБС, взяли немецкие МП, благо они у нас были с собой. Мы с Митрохой с ВСК, остальные с МП. Один Вано у нас с пистолетом только. ПК постараемся не использовать, все-таки идем просто «пощупать» врага и местность.

Екарный бабай! В каждом костеле, в каждой церквушке целый укрепленный пункт. Тут тебе и орудийные стволы, торчащие из амбразур на первых этажах, и пулеметные точки по всему зданию. Стоит такой костел, как ежик, хрен его укусишь. Задачка. Эх, как же тут «Шмелей» не хватает! Танком такие стены не расковырять, ну не дадут танку времени пристреляться так, чтобы он смог в амбразуры попадать. А издалека застройка не позволяет. Да и не подогнать танк, все минами засеяно. Поляки и Армии Крайовой вместе с немчурой даже не заморачиваются с маскировкой мин. Практически невооруженным взглядом можно увидеть закладки на дорогах. Хрен ли их маскировать, если снять все равно не смогут. Простреливается всё и все. Протралить снарядами, так опять же не дадут выйти на прямой выстрел. Начинают шмалять из всего и сразу. Видимо, давно тут создавались эти очаги сопротивления. Ну ладно, остается одна надежда. Снайпер с бесшумной винтовкой в такой ситуации едва ли не единственное средство. Три дня мы потратили на разведку и изучение жизни таких опорных пунктов. Тут одни фанатики сидят. Город в кольце, и им прекрасно известно, что помощи точно не будет. Войска противника отброшены на два десятка километров точно.

Первый такой опорник в костеле мы зачистили на окраине без привлечения дополнительных сил. Видимо, гарнизончик здесь был оставлен не очень большой. С Митрохиным вышибали расчеты пулеметов минут двадцать. Потом до обороняющихся, видно, дошло, что люди у них кончатся быстрее, чем наше терпение. После четвертой подряд замены расчета с лицевой стороны костела, пулемет, наконец, затих и убрался из окна вовсе. Остальные тоже замолчали. И тут я вспомнил, во дураки, у нас ведь трал есть.

Вызываю по рации комфронта.

– Слушаю тебя, Девятка, – усталый голос комфронта «три».

– Нужен танк с тралом и один «слон».

– Ты на окраине с юга-востока?

– Так точно.

– Жди!

Через час послышался грохот танковых дизелей и лязг гусениц по брусчатке, которой в основном здесь были вымощены улицы. Да так хорошо вымощены, что, наверное, получше асфальта будут.

– Четвертый, когда скажу, дашь дым в сторону костела, под самые стены, – я тоже снаряжал ракетницу. Нам дали с собой ракетницы с дымовыми зарядами, удобно, если нужно подальше запустить. Рукой гранату далеко не кинешь, а тут площадь. При звуках танковых моторов в двух нижних амбразурах костела появились аж два орудийных ствола. Причем не тридцать семь миллиметров, а новые гансовские 75 мм. А уж их кумулятивные снаряды были очень хороши. Мы тут с Митрохиным почти не помощники. Уж больно толстый щит на этом орудии. Но мы попробуем помочь танкистам. Отползаю с последней своей лежки и иду к танкам. Мазута остановила свои громыхалки за углом, не вылезая на площадь. Возле новенького ИСа меня встречает лейтеха в танковом комбезе, только шлемофон стащил.

– Здравия желаю, товарищ… – лейтеха замешкался, пытаясь отыскать знаки различия на моем маскхалате.

– Майор Новиков. Лейтенант, вы старший?

– Так точно, товарищ майор.

– Давай на ты. Лейтенант, когда дам дым, пускай трал прямо по площади так, чтобы он тебе удобную позицию сделал. Пусть стараются, терять танк запрещаю.

– У них там два орудия, вчера одного «слона» и две «сорок четверки» сожгли прямо тут. Столько трудов стоило их отсюда вытащить, чтобы в ремонт отправить.

– Пушки мы заглушим, но и ты давай постарайся. По прямой не лезь, а то они не глядя шмалять будут, дым-то им помешает.

– Слушаюсь. Я тогда за угол сверну и встану под домом слева, – кивнул мне танкист и скрылся в своей коробочке.

– Четвертый.

– В канале, – прошипела рация.

– «Тяжелая» с тобой?

– Так точно.

– Давай в дом номер три. – Мы обозначили на своих картах некоторые строения цифрами доя удобства.

– Есть, – шепнуло радио.

Дом под «нашим» номером три стоял в стороне от площади, на расстоянии четырехсот метров. Обе амбразуры с орудиями немцев были как на ладони. Взяв у Иванова ВСК, я потопал к нужному объекту кружным путем. Дом стоял в глубине квартала и для обороны был не приспособлен, пехтура его уже обшмонала, все чисто. Мне нужно окно на первом этаже с видом на костел. Определившись с квартирой, я попросил ребят из приданного мне взвода пехоты вывести отсюда людей. Дом был населен довольно плотно, что-то не очень местным жителям война мешала. Наши бросали все и бежали кто куда, а эти по домам сидят. Наверное, мы для них большее зло, чем немцы.

Освободив квартиру, я сдвинул тяжелые темные шторы и приоткрыл окно. Пришлось еще цветочные горшки убирать, не давали открыть створку. С помощью бойцов собрал себе лежанку. В центр комнаты пододвинули большой и тяжелый стол, дубовый, не иначе. Я установил ВСК и сел на заботливо поставленный кем-то из бойцов стул. Этот «Баретт» союзного разлива, такой длины, что с ним лечь и дивана не хватит, поэтому только сидя. Посмотрел через окно в бинокль, затем в прицел. Ноль на нем на пятистах выставлен, значит, возьмем ниже, отлично. Я выбрал целью орудие, что смотрело почти на меня. Выбор был основан на том, чтобы мне было видно окошечко наводчика. Щит еще неизвестно смогу ли пробить, а вот смотровое отверстие да. Вряд ли там куча наводчиков сидит. Расстояние просто шикарное для ВСК, что там это окошко, я и в ствол, если надо, попаду.

– Идите, начинайте. У меня должен быть второй выстрел, на всякий случай. Так что отвлеките их, ребята. После второго выстрела и подтверждения от Четвертого, пускаете дым и танкистам зеленый свет. Пусть разворотят там все.

– Есть. – Пехотинцы убежали выполнять распоряжение, а ко мне подошел Зимин.

– Ну, бляха, и задачки нам подбрасывают! – выругался Саня, и я его понимал.

– Сема где? – спросил я, не отрываясь от прицела.

– С Митрохой он, ну чего, сможем, как думаешь? – волновался Саня, и было от чего. Последний раз, когда мы вот так с пехотой вместе воевали, был в Сталинграде. Досталось тогда всем. Ну не штурмовики мы ни разу, не чистильщики. Командование я понимаю, в той истории даже и не подумали бы, наверное, так осторожничать, положили бы здесь полк солдат, да взвод танков потеряли бы и пошли дальше. Но тут… Бомбить не дает Верховный, танки не пускает комфронта, он же и людей терять не хочет.

– Должны сделать. Саня, ты давай, оставь здесь Деда и Вано, а сам присмотри там за пехтурой. Там ведь тоже люди злые, и нервы давно у всех на пределе, возьмут и под «ура» как ломанутся…

– Хорошо, я пошел тогда.

– Береги себя, – я посмотрел на друга.

– Ты тоже тут не засиживайся, – сглазил старый друг меня все-таки.

Первый выстрел ушел чуть левее, как я умудрился промазать, я понял только позже. Выстрел Митрохина меня чуть отвлек, и у меня чуть дернулась рука. Зато я увидел то, что даст нам теперь возможность вывести из строя эти пушечки. Дело в том, что я не видел искр при попадании. Возможно, что я пробил щит. Чтобы гарантированно завалить артиллеристов, мне нужно подняться выше. Этаж на третий примерно. Мое решение поменять позицию спасло меня от верной смерти. Когда я уже встал со стула, то увидел какое-то движение в амбразуре, откуда торчал ствол орудия. Пушку явно двигали.

– Ого. Вы часом не рехнулись там, – спросил я сам себя, пытаясь понять действия немецких пушкарей. Но вдруг я понял…

– Валим!!! – я орал и издавал другие душераздирающие вопли. Хорошо, что дверной проем, ведущий в коридор, был рядом, а там уже и лестничная площадка. Когда я был уже вне стен комнаты и лежал, до меня донесся грохот выстрела. То, что произошло через секунду, я вспоминаю с трудом. По ушам ударил такой грохот, что я только рот открыл. Ударной волной меня подхватило и швырнуло на ближайшую стену, аж дух выбило. Заныло все тело, но на удивление и руки, и ноги были целы. Дышу, вижу и слышу, последнее с трудом правда, как через вату, но слух есть. Тряхнул головой, глаза нормально фокусируются, осмотрелся. Один из бойцов, что придали нам из пехотного взвода, выбегал последним. Его тело с множественными осколочными ранениями лежало рядом как кукла. Я на коленях двинул обратно в квартиру. Картина, что предстала перед моими глазами, слегка ужаснула. Осколочно-фугасный снаряд превратил красивую комнату во что-то нереальное. Все стены исполосованы осколками, мебель в труху, летают перья из подушек. Нашел ВСК, ствол чуть ли не дугой изогнут, прицел разбит просто в крошево. Я сплюнул, сзади меня кто-то обхватил и попытался развернуть.

– Эй, да не тяните меня, чего надо, вашу мать? – огрызаясь, я повернулся. Меня поддерживал Вано, рядом стоял Дед с ППС в руках.

– Командир, ты живой? – осторожно спросил грузин.

– Да вроде, как у вас? – я пошел на выход из квартиры.

– Двое бойцов. Один «двести», другой «триста», «трехсотый» легкий.

– Ясно, на площади как? Раздолбали эту гребаную церквушку?

– Зимин по радио доложился, что танки начинают, дальше я выключил рацию и рванул сюда, – ответил Дед.

– Надо уходить отсюда. Дед, запроси Саню, как там у них?

– Есть, – Дед кивнул и завозился с радио.

– Серег, а как же они так заметили позицию?

– Вано, я им, похоже, щит пробил, вот они и заволновались, а почему быстро нашли? Так просто все, корректировщик у них где-то сидит, а мы лопухи прохлопали его.

– Так вроде нигде не видно было?

– А мы за счет чего удачно выполняем приказы? Когда нас «видно», нам и прилетает! О-о. Что за грохот? – С улицы отчетливо слышалась стрельба и стреляли явно большие стволы. Обошли дом и увидели картину маслом. Два Т-44 с двух сторон площади поливают костел из своих стомиллиметровок. Да как поливают! От стен польского костела только кирпичи красные летят по сторонам. Там уже давно, походу, никто не отвечает, но танкисты продолжают стрелять. Позже выяснилось, что за остервенелость ими руководила. Орудия были подавлены и танк с тралом пошел по площади к костелу, когда оттуда со ста метров начали стрелять фаустпатроны. Трал сожгли мгновенно, никто не успел выскочить, вот танкисты за своих друзей и мстят. Через час, когда прибыла рота саперов и стали чистить завалы, оказалось, что оборону в костеле держал взвод СС при поддержке взвода гренадеров. Да, если тут каждое здание так чистить придется, то мы тут застрянем. И мы нашли выход.

– Командир, а давай я ночью сползаю, посмотрю, как там и что? – вдруг вызвался Костя Иванов вечером, когда мы разбирали наши действия.

– И что ты надеешься там увидеть? – с интересом спросил я.

– Ну-у, – протянул Костя, – может, что и увижу.

– Вместе пойдем, – заявил я. – Есть идейка.

– Вот и у меня есть, тут следующий объект рядом совсем. Через три квартала, танкисты сообщили. Они туда сразу ломанулись после того, как здесь все раскатали. Там получить не успели, догадались вначале посмотреть.

Около часа ночи мы втроем вышли в рейд. Оружия много не брали, ни к чему, я с «выхлопом», Сема и Костя с ППС. Продвигались медленно, тут сплошь враги, даже от тех, что в гражданской одежде, не ждешь ничего хорошего. Город еще не долбали ни авиацией, ни артиллерией. Так, немного, когда на плечах отступающих двигались, немного постреляли, но увидев количество «мирных» жителей, пришлось прекратить активные действия. Кто же знал, что эти упыри так окопаются и будут мешать. Хоть и просят нас помочь выкурить эсэсманов из укрытий, да только времени у комфронта не остается. Будут из Москвы давить из-за сроков наступления, придется командующему принимать непростое решение.

Город ночью без освещения очень мрачен. А уж в январе… Только снег дает хоть немного света, но вот беда, затоптан весь снег и больше напоминает грязь. Температура воздуха, кстати, здесь ничего так, довольно комфортная, совсем небольшой минус, пара градусов, не больше. Идя под стенами старинных домов, постоянно оглядываешь дома напротив. Не откроется ли где окно, а то вдруг шмальнет кто-нибудь, и амба. Пройти оставалось несколько домов, как вдруг из темноты дверного проема одного из домов вылезла мужская фигура. Мужчина явно нас видел, шел прямо к нам. Мы все подобрались и приготовили пистолеты с глушителями. Подумав чуток, я убрал свой и приготовился к встрече.

– Пан офицер, я хочу помочь, не стреляйте, – проговорил на почти чистом русском языке подошедший поляк. Надо отдать ему должное, не заорал на весь район, а спокойно подошел вплотную и заговорил почти шёпотом.

– С чего вдруг такая честь, – я был настроен к местным жителям довольно скептически.

– Тут не все рады Красной Армии, но все-таки нацисты хуже. У меня свой интерес есть, он совпадает с вашим, почему бы не помочь.

– Логично. Слушаю вас, и для начала как к вам обращаться? – задал я первый вопрос.

– Вольдемар Лодзянски, пан офицер, можно просто по имени.

– Хорошо, Вольдемар. Хоть вам тут и непривычно, но меня зовите просто командиром, договорились? – Поляк кивнул.

– Вы к жандармерии идете? Она тут рядом.

– Не знаю, как она правильно называется, нам сказали то ли тюрьма, то ли участок полиции.

– Все верно. А также то, что там же и тюрьма. В ней мой брат сидит. Неделю назад забрали, когда он отказался в армию идти. Ему восемнадцать только исполнилось, тут эти за ним пришли. Сказали собираться, родной город от коммунистов защищать, а он не пошел. Брат до войны в Москве учился, доктор он хороший, сказал, что ему русские не враги, а эти из СС сразу забрали. Вы в курсе про евреев?

– Про что именно? – поинтересовался я. Не очень люблю я этих сынов Израилевых, но вдруг окажется нужным то, что расскажет Вольдемар.

– Там, – указал куда-то себе за спину поляк, – собрано большое количество тех, у кого стояла на груди звезда Давида.

– А чего их там держат? – удивился я.

– Они жили в гетто, но перед вашим приходом в город их всех согнали в тюрьму. Мы думаем, их хотят уничтожить за раз, так как один из служащих в тюрьме охранников с пьяну проговорился, что вся тюрьма заминирована.

– Вон как. Интересно, немчура что, остатки совести потеряла? Ведь уже скоро им припомнят все грехи, и плодить новые, да еще в таких количествах, не в их интересах.

– Более того. Этот же охранник сказал, что видел, как сгружали большие бочки, дополнительно упакованные в резиновые чехлы.

– А вот тут поподробнее.

– Да уж куда подробнее, химия там. Я по первой войне помню, у нас кайзеровские немцы так и хранили химию. Представьте, что будет, если они рванут в здании, где находится какая-то химия, кучу взрывчатки?

– Песец! – пробормотал я. И что теперь делать? Они же потом нас обвинят в убийстве мирных жителей.

– Так, Вольдемар. Мы обязаны немедленно доложить об этом.

– Конечно, можете передать вашему начальству, что я знаю, сколько там человек в охране и как можно попасть в тюрьму незаметно.

– Так что же вы молчали? Это же меняет все расклады, – еле удержался я, чтобы не заорать.

По сведениям поляка, эсэсманов там взвод. Вооружены хорошо, но объект очень большой, и быть везде они не могут в принципе. Решил действовать сам.

– Сема, дуй к нашим, скажешь Зимину, чтобы взял три группы снайперов. Пусть найдет самых лучших саперов и бегом всех наших сюда. Пусть захватят все, что нужно. Здесь тихо, ночь вся впереди и она наша. Бегом!

Сема мгновенно исчез в темноте кварталов, лишь кивнув. Остается ждать. Пойдем своей группой, саперов запустим тогда, когда зачистим тюрьму или если это будет невозможно. Нет, медлить тут нельзя, нужно работать. Пока ждали группу, пошли с Костей посмотреть. Ну и Вольдемар, конечно, он и указывал, куда идти. Поляк просил оружие, но я мягко отказал, ссылаясь на отсутствие такового у нас. Вышли-то посмотреть, не запасались.

Здание тюрьмы было огромным. Серое мрачное здание высилось перед нами темной горой. Как туда попасть, Вольдемар рассказал заранее, и теперь мы осторожно крались за поляком. Тот обошел здание тюрьмы какими-то дворами и вывел к забору. Забор был хороший, но дыру мы в нем увидели и без помощи местного. Видимо, после какой-то бомбежки, поврежденное место просто не стали восстанавливать. Пролезть было просто, попав на территорию, мы огляделись, но подумать нам не дали. Поляк, сблизившись со мной, быстро заговорил:

– Здесь нельзя стоять, тут иногда ходит постовой. Про дыру-то немцы тоже знают.

Мы двинулись к зданию, Вольдемар, пригнувшись, шел впереди. Когда оказались под стеной, поляк указал в сторону рукой и дернул меня за рукав, показывая, чтобы я присел. Мы с Костяном синхронно присели и замерли. Метрах в ста от нас прохаживался часовой, видимо он появился из-за дальнего угла здания. Только бы он обходить территорию не стал, а то срисует. Повезло, немец развернулся и исчез за углом.

– С этой стороны они почти не ходят, только осматривают.

– А почему, вроде тут из-за дыры наоборот нужно пристально смотреть?

– Тут раньше часовой с собакой стоял, потом, как основные силы стали покидать город, всех кинологов забрали, а эти так и не ставят сюда солдат. Мало их, им еще и внутри нужно караулить. Они же сейчас штурма ждут, все у пулеметов.

– Ясно, куда дальше?

– Вот здесь дверь, она старая, думаю, вскроете без усилий. Попадете в боковое крыло, куда дальше, извините, не знаю. Брат в камере сидит, это под землей, вы обещали, пан офицер.

– Я же сказал, если будет в наших силах, обязательно найдем и выведем вашего брата отсюда. А пока надо вернуться, там уже наши должны подойти.

Выбрались с территории так же тихо. Сема и правда уже привел людей. Зимин долго ругался, что полезли сами, ну а как еще. Хрен их знает, этих нациков, возьмут да и рванут тут всё. Я сильно сомневаюсь, что здесь смертнички сидят и будут ждать, когда тут побольше красноармейцев соберется. У них столько мирняка в помещениях, да плюс химия, они тут полгорода загадят. Кстати, это подтверждается еще и рассказом поляка о снятии с других объектов охраны. То есть фрицы снимаются этой ночью и уходят из города. Значит, тут ставка на подрыв тюрьмы.

– Саня, работаем тихими, ты все взял? – сам я уже накручивал глушак на ствол «1911». МП-40 у меня за спиной, но думаю, что отработаю пистолетом. Нас тоже много и у нас будет преимущество во внезапности.

Снайперов разместил вокруг квартала Митрохин, их у нас было пять пар, хватило перекрыть все открытые участки. Вместе с саперами Зимин привел два расчета пулеметчиков, уложили их на путях возможного отступления. Вроде все на местах, пора начинать. Разделились на тройки. Я шел с Костей и Вано, Зимин с Семой и Митрохиным, Дед под прикрытием пары автоматчиков занял свободную комнату в соседнем доме.

– Тук-тук, – послышалось в наушнике. Вот тоже, наушники давно существуют, а сделать компактные было все как-то недосуг. Ну не было запросов в армии на такой вид гарнитур. Хотя, о чем это я, пару лет назад раций почти и не было, а тех, что были, боялись как огня. Громоздкие, тяжелые, с отвратительной связью, как по дальности, так и по качеству самой связи, сундуки. Теперь весь ящик весил всего пять килограммов, Дед свободно таскал его на спине. Наши передатчики тоже были в районе пары кило и крепились на спину. «Короткие» индивидуальные радиостанции позволяли спокойно общаться в радиусе пятисот метров. Можно и больше, но без дополнительного усилителя пока это был предел. Но нам-то хватает.

– В канале, – ответил я на вызывающий меня стук.

– Это четвертый, один «зигзаг» в левом коридоре, два в основном, прием. – Зимин шел впереди и проверял коридоры. Кстати, «зигзагами» эсэсманов назвали парни, а вовсе не я, за молнии на петлицах.

– Работаем. Иду по основному, ты налево, пошли. – Ларингофон на горле давал возможность говорить шёпотом, давая возможность второму абоненту прекрасно слышать.

Хоть парни и спорили еще на улице о моем участии, но я их послал и пошел сам, причем лидером тройки. Ну а хрен ли я буду за них прятаться, три года не прятался, а теперь что? Поворот налево, передо мной довольно длинная кишка коридора. В левый проем ныряет группа Зимина. Впереди у окна, заложенного мешками с песком, стоит на треноге зенитный пулемет, ни фига себе немчура прибарахлилась, да они отсюда и БТРы наши смогут разбирать. Двое возле станкача тихо переговариваются, один, видимо, уловил движение и повернул голову ко мне. Надо было фотик с собой захватить, немец, конечно, не обделался от неожиданности, но похоже, воздух испортил. Второй тоже начал поворачиваться ко мне, глядя при этом на своего товарища. Шесть метров, пять – огонь. Два выстрела – два трупа, подранков у сорок пятого не бывает. Ох, как же я радовался, когда мне сделали глушитель на «1911». Хоть патронов и немного в магазине, но зато какие они, эти самые патроны. В наушнике раздался слегка искаженный голос Зимина:

– Минус раз. – Я не стал сразу отвечать, а показал своим, чтобы сделали контроль. Этим у нас Вано занимается, у него и сабля есть. Надыбал где-то старый австрийский штык, блин, его даже штыком-то называть язык не поворачивается, говорю же – сабля это. Вано даже наклоняться особо не приходится, шлеп и штык уперся в пол.

– Пара, – коротко бросил я в эфир. – Восьмой, вперед.

Костя двинул дальше, Вано быстро сунул под труп гранату, и мы двинули следом за Костей.

– У нас трое, с ними гражданские, четверо, – Саня растерялся, понятно, надо принимать решение.

– Четвертый, работай, если зацепишь, значит, судьба. – Тут не одна сотня таких, всем не поможешь. А в городе сколько?

– Понял, – хмуро прошипел в рации голос моего зама.

Вижу, впереди Костя поднял руку. В основном коридоре куча дверей, ладно хоть решеток, как в моем времени, посреди проходов не было. Пока каждую открываешь, полночи пройдет. Вопросительно киваю Иванову. На поднятой руке один палец, показывает влево, и опять один палец. Ясно, первая дверь слева, за ней в комнате вроде один человек. Снова кулак сжался на руке напарника. Показывает движение пальцами. Так, идут сюда. Костя присел у дверного проема, я так же, но напротив. Когда человек выходит из помещения, редко смотрит вниз, особенно когда он тут давно ходит. Появившийся в проеме эсэсовец замер, он, сука, смотрел прямо на меня. Костя не дал мне выстрелить, позже пистон ему вставлю, чуть в него не пальнул. Восьмой резко выпрямился и нанес фрицу удар под подбородок ножом. Тот только хрюкнул как-то и завалился. Костя даже не успел его придержать. Показываю кулак, Иванов делает жалобное лицо, извиняется он, гадский папа. Вано тем временем уже вошел в комнату, из которой и появился фриц, и, оглядев ее, отрицательно покачал головой. Да я и не думал, что мы найдем химию прямо вот так сразу. Наверняка где-то в подвале или, наоборот, наверху. Да, скорее всего, где-то на верхних этажах. Если они задумали нанести как можно больший ущерб городу, зачем глубоко прятать отраву? Резкий стук каблуков оторвал меня от раздумий. В пяти метрах справа появился еще один ухарь из СС. Вскинув автомат, он был готов выстрелить, Костя был первым, просто как раз туда и направился. Из комнаты вышел Вано, и мы оба пошли к трупу. Костя уже осмотрел место, откуда появился фриц.

– Лестница, – бросил он.

– Я тут постою, осмотрите остальные помещения, нельзя за спиной оставлять, – тут ожила рация.

– Тут Четвертый, – голос у Сани ровный, а ведь мы давно так тесно с врагом не сходились. – Сработали чисто, что делать с гражданскими?

– Пусть валят по нашим следам, их у выхода пулеметчики направят куда надо, только бойцов предупреди.

– Понял тебя, у меня минус четыре, иду в подвал.

– Столько же, я наверх.

– Отбой.

Вот как значит, чудно получилось. Саня нашел лестницу вниз, а мы вверх, ну хоть не встретимся. Только бы прикрытие наше мирняк там не подстрелило. Пулеметы-то у нас без глушителей. У нас вон даже Вано идет с МП и морщится. Ну не чувствует он себя спокойно, когда под рукой нет сотой ленты.

Пока я общался с Зиминым, вернулись Вано с Костей.

– Никого. Ни оружия, ни людей. Наверняка тут вся надежда была на крупняк перед входом.

– Возможно. Убрали восемь, осталось еще двадцать клоунов. Вольдемар их столько насчитал.

– Серег, ты ему поверил? – с сомнением посмотрел мне в глаза Иванов.

– Честно, не знаю. Просто отталкиваюсь от этой цифры. – Костя прав, кто их знает, этих пшеков. Они то в спину стреляют, то сотрудничают. – Он мне фотку брата показал и документы, и свои, и братца. Если с братом не вранье, то вероятно, и все остальное правда.

– А если…

– Поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Мы уже вляпались, поэтому – вперед.

Двинули вверх по лестнице и почти сразу замерли. Камуфляж у нас похож на эсэсовский, поэтому, когда нас сверху окликнули, мы, падая в разные стороны, вскинули оружие. Ну, вот такая лестница попалась. Марш был широким с открытой площадкой наверху, подняться так, чтобы тебя не заметили, было невозможно. Ударил МП в руках эсэсовца, меня сильно дернуло за руку, причем, сука, в правую попал. Вано тут же срезал фрица, а ко мне подскочил Иванов.

– Внимательно, сейчас полезут, – проговорил я и стал вытаскивать жгут. Парни поднялись на пару ступеней, чтобы видеть коридор, а я занялся рукой. Болело не очень сильно, крови тоже вроде бы немного, хотя там одежды много. Бинтовать пока было некогда, просто затянул жгут и достал шприц-тюбик с каким-то новым препаратом. Врач один перед погрузкой на сборах рекомендовал, то ли противошоковое, то ли еще какая наркота, хрен его знает. Расстегнув куртку и оголив плечо, воткнул и выдавил содержимое шприца в мышцу. А вот и гости. Вано срезал сразу двоих, больше не вылезали, зато нацисты кинули гранату, причем с отскоком от стены, значит успеем. Если бы хотели, чтобы сразу рванула, на отскок бы время не оставили. Я находился ниже всех, под лестницей, так просто дополнительно наклонился. Парни встали по разные стороны прохода, прячась за стены. Бахнуло, в ответ Вано тут же метнул свой подарок, который рванул тут же. Упав на колени, оба моих товарища, высунувшись в проход, открыли огонь из автоматов. Я все же решил замотать руку. По рукаву в ладонь начала стекать кровь, и пришлось достать индпакет.

Пока Вано вяло постреливал вдоль по коридору, Костя быстро перемотал мне руку и помог натянуть куртку. Пистолет в левую руку, да, похуже меткость с нее, но врагам это большой радости не принесет. В тело-то я всегда попаду. И попал, первый же черт, выпрыгнувший как из табакерки, с пулей сорок пятого в груди полетел назад. Кисть на правой руке, несмотря на ранение, работает хорошо, поэтому с перезарядкой проблемы не возникло. Раз вовсю идет война, в ход пошли гранаты. Нахрен теперь лезть в каждую щель, если можно бросить Ф-1. А так вышло как всегда, любой план – до первого выстрела.

Стрельба разгоралась, меня тревожило только одно, не решились бы фрицы рвануть все свое добро прямо сейчас. Послышался вызов по радио.

– Девятый – Четвертому!

– В канале, – быстро ответил я.

– Обеспечьте прикрытие, у меня еще минус пять нациков и куча «трехсотых» гражданских на руках. Внизу мы подчистили, бочки в подвале, куча взрывчатки. У вас слышим войну, пройти сможем?

– Добро на выход. Мы их заблокировали на втором. Мимо нас им не спуститься, осталось не так и много. Пройдете, запускай саперов.

– Понял тебя, Девятый, выхожу. Конец связи.

– Конец связи, – я выключил рацию и посмотрел на ребят.

– Гранаты кончаются, у меня всего одна осталась, – проговорил Вано.

– У меня две, – это уже Костя.

– Так мои из рюкзака возьмите. Мне все равно никак ими пользоваться, а пять штук этого о-го-го!

Парни быстро рассовали гранаты по карманам. Фрицы что-то притихли пока. Но их и осталось уже немного. Скольких гранатами пришибло в комнатах, пока не знаю, но оставшихся уже явно меньше десятка. Поляк, скорее всего, не обманул, было бы фрицев больше, они бы нам тут 22 июня давно устроили.

Очередь из МП простучала как-то странно, словно кто-то пытался стрелять через стену. Вано катнул «феньку» по коридору, где-то застучали сапоги и с грохотом что-то упало. Рванула граната, и Вано перекатом преодолел очередной дверной проем.

– Седьмой, там не все. – Грохот чего-то тяжелого перед разрывом гранаты напоминал падение шкафа или еще чего-то такого на пол. Возможно, какой-то хитрозадый фриц укрылся за каким-то предметом обстановки.

– Ну-ка кинь туда пару «колотух», – я указал Косте на лежащее рядом тело фрица.

Иванов быстро выхватил из-за пояса немца две немецкие гранаты с длинными рукоятками и, дернув шнуры, по очереди зашвырнул их в проем.

– Шайзе, – вскрикнул кто-то в комнате, а затем раздался сдвоенный взрыв.

– Чистим, пошли, пошли, – поторопил я своих бойцов и сам шагнул к проему. Обведя стволом комнату, заметил движение в углу, стрелять не пришлось. Сразу трое эсэсовцев лежали на полу, сильно посеченные осколками. Один еще подергивал рукой, это движение я и заметил. Да, если от первой «эфки» они укрылись, кстати, сейфом, то последующие за ней колотушки в количестве сразу двух все-таки достали фашистов.

Пока я осматривал эту комнату, в коридоре раздались выстрелы, и рация прошипела:

– Зацепили, суки, – голос Костяна.

– Восьмой, доклад, – потребовал я, а сам добил корчившегося в агонии фрица.

– Куда-то в брюхо получил, черт, больно, – Иванов выругался. Я выскочил из комнаты и увидел в трех метрах дальше по коридору сидящего у стены Костю, зажимавшего живот руками. Еще чуть дальше Вано с кем-то бодался, редко постреливая из автомата.

– Командир, там пара человек и все, я их закончу, выноси Костю.

– Уверен?

– Так дальше все, тупик. А тут остался кто-то старший.

– С чего это? – удивился я.

– Они кричали, что сдаются, Костя сунулся ему, и прилетело.

– Ты настолько немецкий усвоил? – еще больше удивился я.

– Так кричали: Нихт шиссен, капитулирен. Уж это-то и я понимаю.

– Значит, капитулирен, суки! – И я выдал такую тираду, что из комнаты тотчас вылетел пистолет и снова заголосили на немецком.

– Выходите, – крикнул я на немецком и направил ствол пистолета в дверной проем. Через полминуты послышались шаркающие шаги, и перед нами предстал цельный эсэсовский оберст.

– Во как! – крякнул я. – Вано, обыщи его. Костя, ты живой? – От Иванова ответа не было. Вано дернул на себя эсэсовца, оттаскивая его от двери, и принялся шмонать.

– Кто там еще остался? – обратился я к немецкому полковнику.

– Никого, все погибли, – ответил он и отвел глаза.

Взяв у Вано две последние «феньки», дернул кольца и швырнул их в комнату. Послышалась возня, а затем взрыв. Шагнув через порог, я увидел двоих гансов, пытающихся подняться из-за стола у окна. Два выстрела – два трупа. Никого, вот теперь точно никого.

Влетело мне по самые не балуйся. Пока мы развлекались с эсэсовцами, в штаб фронта прибыл Батя и устроил всем раз… за самодеятельность. Когда мы вернулись и отчитались о выполнении, ехидно спросил:

– Задание выполнено, говоришь? Ну-ну. А кто тебе дал такое задание? – И смотрит на меня, ну настолько вредным взглядом, что я как-то поплыл. Выручил комфронта.

– Товарищ Истомин, майор Новиков выполнял задание штаба фронта, мое то есть. По разведданным, добытых, кстати, именно группой майора, была опасность потерять не только город и все мирное население, но еще и огромную часть войск, что находится непосредственно в городе. Александр Петрович, вы же знаете, что такое вся эта зараза, что они там собрали. Тут был бы АД.

– Да знаю я все. Но товарищу майору строго приказано не лезть самому в пекло. Для этого есть специальные люди. Какого хрена лучший снайпер Красной Армии полез на штурм?

– Виноват, товарищ генерал. Разрешите получить взыскание? – спокойно произнес я.

– Ранение серьезное? – сменив гнев на милость, поинтересовалось начальство.

– Да почистили уже и заштопали. Одежды много на нас сейчас, она притормозила здорово.

– Сказали, кость задета?

– Да ну чего там задето, так, уперлась пуля в косточку, даже трещины нет, пройдет все.

– Ага, а работать теперь кто будет?

– Ну, я пока вторым номером у Митрохина побуду. Да и не думаю, что надолго выбыл. Как Костя, а то его сразу в госпиталь увезли, я даже спросить не успел?

– Неважно, что-то внутри порвало, он без сознания был, когда повезли. Но в Варшаве сейчас отличный госпиталь развернули, прооперируют там, как окрепнет, перевезут в Москву.

– Понятно, разрешите идти? Устал немного, товарищ генерал.

– Давай двигай отдыхать. Подойди к моему водителю, он тебя отвезет. Мне тут квартирку отвели приличную, там покормят, и ложись спать. Утром надо будет переговорить. Эх, как же не вовремя ты тут пулю поймал, что, удача отворачиваться начала? Ведь почти год без царапины, а где только ни были уже. Иди давай, чего смотришь?

И я ушел. Квартирку Истомину и правда хорошую подогнали. Соседи все наши, в смысле армейские, местных не было совсем. Квартира была в небольшом домике на окраине города. Такой аккуратный домишко начала века, апартаментов в нем было шесть. Два этажа и мансарда, вот на ней меня и расположили. Даже поесть не успел, только сбрую снял и рухнул спать. Проспал почти сутки, даже на перевязку не просыпался, так и перемотали спящего. Истомин был тут, когда я проснулся. Рука болела уже меньше, видимо и правда ничего серьезного. Чуть порвали мышцу ниже плеча, ну и кость ныла слегка. Ерунда, после того, что я «получил» в Америке, детский лепет.

– Ешь давай, все проспал, как хоть с голоду не помер? Ужин остывает, я уже закончил.

– Приятного аппетита, товарищ майор, – сказал я сам себе и усмехнулся, обведя глазами стол. Неплохо тут в европах кормят. Тут тебе и окорок вяленый, и колбаска домашняя. Сыр, огромная сковорода с яичницей, какие-то соленья в небольших низких вазочках. Вкуснотища.

– Выпей вина, какое-то хорошее.

– Товарищ генерал… – начал было я.

– Да молчи уже. Это красное вино, а не спирт, разницу чуешь? Причем правда хорошее и очень слабое, как сок. Но не кислятина немецкая, какую вы мне таскали раньше из штабов. Сладкое, красное вино очень полезно при потерях крови, а у тебя прилично вытекло. Вся одежда пропиталась, я тебе новую форму заказал, завтра с утра привезут, твою уже не отстирать было.

– Блин…

– Да вытащил я твои фотографии, вытащил. А еще раз с собой на выход возьмешь, получишь выговор. Разве не ясно сказано в приказе, никаких личных вещей, орденов…

– И погон, – зевая, договорил я, перебив генерала.

– Ну, что, как всегда? Ты единственный, кто мог выполнить это задание, больше никого не было? Целая армия в городе, а штурмануть какую-то тюрьму с засевшим в ней взводом эсэсовцев было некому.

– Ну почему некому? Народу до чертиков, да вот как-то так уж получилось. И тюрьма далеко не просто тюрьма. Отчет читали, какая начинка была в том «пироге»?

– Читал я все и доложил уже. А ведь брешет командующий, ничего он не приказывал, так? Я думаю, что он вообще узнал, когда ты уже внутри был.

– Петрович, ну хватит уже. Получил сведения, проверил, сообщил выше и принял решение действовать. Ну что я рядовой какой, что ли, все и буду прикрываться званием и должностью?

– Какое в жопу прикрытие, чего мелешь-то? Ты – снайпер! Я не просто так сказал командующему про лучшего снайпера, это действительно так. У меня задача из Москвы горит, а тут ты подстреленный сидишь.

– Что-то важное? – оторвался я от яичницы.

– А когда тебя задействовали последний раз по пустякам? Конечно важное.

– Ну, излагай, подумаем, – предложил я. Всегда наедине общаемся на ты.

Задание было важным, конечно, но не то чтобы каким-то невыполнимым. В городке на севере Польши в порт прибывает корабль для фрицев. Главное не груз, с ним-то как раз более или менее понятно, а вот передавать груз будет какой-то амер. Этот ушлепок давно и прочно сотрудничает с Рейхом, какой-то миллионер, мать его. Судоплатовские раскопали инфу, а руководство решило, что тот уже достаточно помог фюреру, и жить миллионеру уже хватит.

Вся сложность была в том, что город-порт под немцами. Туда еще надо забраться. Поговорили с Батей насчет заброски, убедил его, что только пешком. Прыгать я не хочу. Хрен его знает, как пойдет, заметят, дадут приземлиться и начнут гонять. А тут выстрел будет опять явно один и из ВСК. Прыгать с такой дурой как-то не хочется, да и бегать, если что. Пойдем как всегда тихо, наденем трофейную форму, может, воспользуемся транспортом немцев. Судоплатов работает просто как волшебник. Искать опять никого будет не нужно. Наш человек следит за объектом и на месте выдаст мне всю информацию.

– Пойдете как, всей группой? – Истомин давно уже полагается на меня, так как знает, что я все равно изменю его план. Ну не выходит ничего хорошего из их затей, только когда сами продумаем весь путь, тогда есть надежда.

– Нужны карты. Города, порта, окрестностей. Где-нибудь поблизости наши есть?

– Флот недалеко.

– Ну и где мы, а где флот? Пехтура есть?

– Пока нет. Наступление на этом участке приостановлено, немчура серьезно окопалась. Фронт Ватутина перегруппировывается. Пока стоят в сорока километрах, авиация только работает.

– Так…

– Никаких так! Ты прекрасно знаешь, почему, – прервал меня Истомин, не дав задать вопрос.

– Ясно. Так, когда карты будут?

– Сегодня вечером. Привезут прямо из штаба Ватутина, самые свежие данные. Об объекте проинформирует человек Павла Анатольевича, тоже вечером. Иди, подумай пока предварительно, вот фото нужного человека, – Истомин начал доставать из папки документы, – это человек Судоплатова. Фото порта и корабля, на котором находится объект.

– Что, в город не поедет? – спросил я.

– Неизвестно. К нему прямо туда должны приехать все, кому нужно. Слишком велика шишка, чтобы самому ходить по прифронтовому городу.

– А что подлодкой не сработали, в пункте отправления?

– Не вышло. Лодка была. Подводники были обнаружены с воздуха прибрежной авиацией, да мы потеряли лодку. Теперь судно охраняют так, что хрен пролезешь к нему.

– Жаль парней, а чего привезли-то фрицам, секрет?

– Везут образцы какой-то заразы для оснащения ФАУ. В несколько раз сильнее всей химии, что есть у немцев. Это последние надежды фюрера на реванш. Ты же слышал об «Оружии Возмездия».

– Чего янки вообще страх потеряли, так нагло подыгрывать противнику? А если фрицы япам подгонят инфу, все это дерьмо к амерам и прилетит.

– Да вряд ли там вообще кто-то из руководства страны в курсе. Это частная инициатива узкого круга лиц. С ними расплачиваются золотом и по выгодному тарифу. Гребут лопатами, пока есть возможность. У фрицев есть готовые ракеты, но точность низка, и поэтому вся надежда на новый боеприпас. Сейчас везут десять ящиков, сколько там и чего, пока неизвестно. Сколько ракет они смогут оснастить и запустить, тоже неизвестно. Понимаешь, как все это важно?

– Все ясно. Будем работать. Когда выезжаем?

– Корабль прибудет в порт назначения через десять дней. Простоит примерно двое суток. Там много чего разгружать надо. Да, уничтожить судно можно и после выхода из порта в Америке, где-нибудь в океане, это хотел предложить?

– Ага, – удивленно смотря, я прокручивал варианты.

– Говорю же, там целый конвой, а если амеры узнают, что это мы на них охотимся? Нам еще и с ними воевать? Да и нет гарантии, что этот хрен будет на нем. Вдруг он тихо свалит еще в порту или пересядет на другое судно, ищи его потом. Тут он приезжает договариваться, какая-то личная встреча, а позже его сюда будет не затащить.

– Все понял. Я смогу сделать один выстрел. Переживу как-нибудь. Надо только той хрени взять у врачей, что в тюбиках идет, здорово боль притупляет. Я себе вколол и через минуту пистолет держал в руке, только опомнился, и стрелять не стал. А через десять дней рука будет в порядке.

– Я привезу то, что ты спрашиваешь. Все равно туда поеду сейчас.

– Отход планировали? – задал я почти самый важный вопрос.

– Есть предложение уйти по воде.

– Можно поподробней?

– С Кенигсберга выйдет небольшой катер, вам нужно дотопать до Вислы.

– Нормальный такой отход. А немцы нам дадут?

– Уж это не от нас зависит, сам должен понимать. Морячки сработают, как надо, придут и замаскируются. Вы на подходе выйдете на связь и определитесь.

– Хорошо, – закончил я разговор.

Переговорив обо всем, я ушел к своим ребятам. А те уже не знали, куда спрятаться от гражданских, что были освобождены из тюрьмы. Представители же еврейской национальности прислали раввина, тот тоже был очень благодарен, даже слишком. Всего было освобождено более трехсот человек. Многие были ранены, это фрицы изгалялись над ними, но в основном люди были истощенны и морально, и физически. Детей жалко, тех в основном куда-то угоняли, а тут решили сразу под замес пустить, вместе с нашими войсками.

Наутро поехали искать место, где можно пострелять. Я пока не трогал «весло», стрелял Митрохин. У него на дистанциях свыше километра были небольшие проблемы. С холодного ствола попадал не очень точно. Мне кажется, просто волнуется чересчур. Нашли какой-то карьер, постреляли немного. Объяснил, чего от нас ждут. Ребята у меня все опытные, никому дополнительная мотивация не нужна. Главное, справиться с волнением Митрохина. Все будет зависеть от расстояния выстрела. Если подойдем близко, сработает спокойно, я в этом уверен, а если все-таки подобраться будет проблематично, буду исполнять я. До полутора километров я стреляю вообще спокойно. Дайте только цель. Сложностей, конечно, хватает, но все это преодолимо. Все дело в наблюдательности. Нужно понять, как ведет себя цель, так как стрелять на такое расстояние нужно не туда, где стоит нужный человек, а туда, где он будет через две-три секунды. В этом и состоит задача. Вычислить, куда направляется цель, потому как она двигается.

Через девять дней мы выдвинулись в путь. Решил взять один день, запасом. Нас, конечно, подвезли на транспорте поближе, но около двадцати километров топать все же придется. Тут довольно много войск противника, лесов, таких как в Белоруссии, нет и подавно. Все вырублено под пашню. Двигаться тяжело. Нарядились в егерей, разведка постоянно сообщает о том, что их тут до чертиков. Даже собаку с собой тащили, из-за нее, правда, пришлось взять нового человека в команду. Только специально тренированный человек может командовать собакой естественно, и псина будет его слушаться. Двигались пешком, как будто с задания. Наша разведка не зря свой хлеб ест. Два дня назад была уничтожена такая ягдкоманда в нашем тылу, вот под них мы и косили. Даже форму после приведения в порядок надели с этих фрицев. Шли ночью, к утру будем на месте. По агентурным сведениям, вечером судно должно покинуть порт. Мы должны проследить, уйдет ли объект на судне или попытается использовать другой путь. Будем наблюдать сами и ждать вестей от человека Судоплатова. Тот должен выйти с нами на связь в случае отъезда объекта с корабля. Если тот не изменит план, то рисковать со связью не будем. Так что наблюдать и ждать, как всегда.

Вдоль порта и дальше на протяжении всего побережья рос приличный лес. Видимо, был высажен или так сам вырос, и его оставили для того, чтобы была естественная преграда от холодных ветров Балтики. Лес рос узкой полосой, местами ширина составляла всего метров восемьсот, но при этом он был достаточно густым. Выбрали пригорок, так чтобы был виден порт.

Согласно данным от агентов, судно сегодня вечером покинет порт, того человека, что был нам нужен, пока на борту не видели. Но «наш» человек сообщил, что вещи американца на корабле. В любом случае он здесь еще появится, этот момент мы и ждем уже несколько часов. От нужного судна, стоящего на рейде порта, до нас было около полутора километров. Ага, самое любимое мной расстояние. Залив в этой части бухты был не судоходным, здесь тут и там стояли на приколе старые корыта, бывшие когда-то кораблями. С этого пригорка в оптику отлично просматривался левый борт корабля, которым он был пришвартован, а также корма. На пути пули ничего мешать не будет, хотя ей нужно пролететь между двумя мачтами одной из ржавеющих калош, что стоит чуть не по рубку во льду. Лед, конечно, никакой, но тут нет движения, и он образовался, ближе к причалу он заканчивается совсем.

– Серег, сам будешь работать? – спросил Андрей, когда мы устроились и начали наблюдать.

– Я подстрахую, цель – твоя.

– Хорошо, я готов. – Сегодня я лежал с биноклем, а Митрохин наблюдал в прицел ВСК. Моя тоже лежала рядом, ага, опять мешок с собой припер. После истории с попаданием вражеского снаряда в то окно, из которого я стрелял, моя прежняя винтовка приказала долго жить. Пока у меня заживала рана, привезли новую. Чуть позже я ее пристрелял и обиходил.

Песок в мешки набивали прямо тут на берегу. Просто освободили два сидора и использовали. Песок под снегом был промерзшим, Вано два часа ножом скреб под снегом, чтобы набрать достаточно. Килограмма четыре, наверное, наскреб каждому. Завязали туго, винтарь лежит как влитой. Новая оптика для ВСК, что получили совсем недавно, буквально в начале года, имела двадцатикратное увеличение. Очень сложно с такой работать. Когда были дома, отстрелял с ней не одну сотню патронов, чтобы привыкнуть. Теперь уже в порядке. Тут важна практика, которой у нас было предостаточно. Мы же не воевали на передовой. Все свободное от заданий время мы тренировались и тренировались, оттачивая свое мастерство. Да, двигаться с таким прицелом нужно о-очень осторожно. И главное, никакой спешки. Но зато уж видимость теперь… Со старой двенадцатикратной я с полутора километров видел цель всегда очень маленькой. Приходилось стрелять просто в центр массы. Благодаря пуле, подранков не бывает и попадание даже в живот – смерть. С новым прицелом я вполне смогу уверенно попасть в грудь даже с большего расстояния. О голове, конечно, речи нет, на таких расстояниях о таком даже не думаешь. Пытался, конечно, ради интереса стрелять на полигоне, но попадания были редки. Цель уж больно мала, миллиметр в сторону и промах. В грудь же без проблем. Чем мне нравится стрельба из такой винтовки, так это мощностью и весом пули. До километра ветер вообще роли не играет, да, не очень комфортно себя чувствуешь при отдаче, но мне же не очередями стрелять. Но мощность действительно огромна, сам видел, как у вроде бы бывалых стрелков, привыкших к менее мощному оружию, после двух-трех выстрелов на плече образовывался синяк размером с блюдце. Стреляющие только фыркали и мотали головами, не их калибр. Мы с Митрохой просто привыкли. Синяков давно уже нет, тренировки сказываются.

– Ветер постоянный, три-четыре метра, – давал корректировку Митрохину я. – Дистанция «один и пять» плюс-минус пятьдесят метров. Солнце не мешает, деревья укрывают хорошо.

– Машина, – произнес напарник после долгого ожидания. К трапу подъехал красивый легковой «Мерседес». На январском солнышке его кузов просто горел, а не блестел. Лакированный красавец, остановившись, выпустил из себя трех человек. На борту судна, ближе к корме, на метр ниже палубы появилась красная тряпка, привязанная к веревке. Наш человек дал сигнал, что объект будет на корабле. По трапу шли три человека, вторым двигался американец, он один был в гражданской одежде, когда они поднимутся на борт, то неминуемо пойдут в сторону кормы. Там находится каюта объекта, но до нее он не дойдет. Время как-то ускорилось. Вот люди появились на площадке перед входом в каюту, нам видно только то, что находится выше пояса, близко к леерам они подходить не будут, зачем им это, но вот дверь внутрь корабля расположена удачно, быстро в нее не нырнешь.

Дверь распахнулась, и шедший первым человек в форме исчез в темноте проема, следующим будет объект. В этот момент гулко хлопает ВСК Митрохина, твою мать, про воду Митроха забыл, а я не напомнил, пуля бьет в борт судна чуть ниже лееров и высекает тучу искр. Цель, услышав грохот сзади, резко оборачивается, хорошо что я уже держал его на мушке, выстрел. Пуля из моей винтовки закручивает спираль, поднимаясь по дуге и готовясь упасть всей своей немалой энергией в тело объекта. Америкос что-то понял и попытался присесть, его могло бы это спасти, если бы я стрелял в голову, но моя тяжеленная пуля была пущена в расчете на попадание в грудь. Я даже видел, как лопнула голова американца, присев, он подставил именно ее. Вот не стреляю почти никогда в голову, а попадаю.

– Собираемся, быстро, – вскочив на ноги, я начал собирать винтовку. Уходить нам долго, а в порту уже слышна возня. Кто-то куда-то стреляет, но позицию найти смогут, только когда составят картину попадания. Полоса леса тут вдоль всего побережья, поди найди. Вначале будут искать поближе, до этого места дойдут не скоро. Я говорил, между нами и судном американца, стояли притопленными другие корабли, да и дистанция в полтора километра даст нам фору.

– Я про воду забыл, – складывая свою винтовку в чехол, растерянно бормотал напарник.

– Второго выстрела не должно было быть. Если немчура из-за этого нас быстрее обнаружит, получишь выговор, с занесением…

Нет, я особо не злился. Задание выполнено, правда наполовину, нужно еще и уйти теперь. Пути отхода у нас были намечены. В немецкой форме будет намного легче это сделать, но нам нужен транспорт. Идущие пешком к фронту егеря сразу привлекут внимание. А тут с другой стороны лесополосы шла приличная грунтовка, да еще и прикрытая с воздуха лапами сосен. Хорошая маскировка.

Протопав метров триста, мы встретились с Зиминым и остальными ребятами и малость охренели. Увиденное слегка шокировало. Саня Зимин живенько так шпрехает с немецким обер-лейтенантом, словно друга встретил, немецкий у моего товарища как родной. Мы с Андрюхой затихарились в кустах и пытались понять, что происходит. Дождавшись, когда возглавляемая немецким лейтенантом группа солдат удалится, я вышел к Зимину.

– Ну, вы и пошумели, – укоризненно посмотрел на нас Саня.

– Бывает, что за фрицы? – поинтересовался я. – Ты с ними так душевно общался.

– По нашу душу. Были тут в километре, на лодочной станции, как мы их прохлопали, понятия не имею. Я их направил дальше, сказав, что слышал стрельбу оттуда, – Зимин, конечно, указал немцам правильное направление. Зачем отправлять фрицев туда, куда сами пойдем? Пусть ищут нас там, где мы были и где уже никогда не будем снова. Пока они туда дойдут, пока следы прочитают, которые их в поле поведут, мы уже будем далеко. А послушались немцы Зимина потому, что он был в форме гауптмана ягдкоманды СС. Тех побаиваются и уважают даже свои, особенно подразделения тыла. Эта группа немцев хоть и была представителями вермахта, но все-таки это были какие-то тыловики.

– Сань, транспорт нужен, – бросил я на ходу. Мы почти бежали, собака уверенно тащила своего хозяина, и со стороны создавалось впечатление, что мы кого-то преследуем.

– У этих, – Зимин кивнул назад головой, имея в виду немцев с лодочной станции, – наверняка что-то есть.

– Вано, Сема, дуйте к берегу, эта станция где-то совсем рядом. Встречаемся через два часа на дороге, в пяти километрах отсюда. Вано, ты постарайся не светиться.

– Есть. – Два моих бойца сорвались в галоп и исчезли из вида.

Мы прошли эти пять километров быстро, немцев больше не встречали. Затихарились в кустах, что рос по краю какого-то оврага.

– Почему был второй выстрел? – спросил Саня.

– Так получилось, задание выполнено. Андрей слегка переволновался. Это его первый выход с нами в качестве первого номера. Ничего, я для этого и тащил второе «весло».

– Я как последний идиот забыл про воду, – повторил уже ранее говоренное Митрохин.

– В смысле? – не понял Саня.

– В прямом, – дернул плечом от досады Митрохин.

– Да, мне тоже раньше Мурат частенько напоминал, а я тебе забыл. Сам-то помню на уровне инстинкта, но вот тебя не предупредил.

– Ладно, проехали.

Просто сидеть в кустах не получилось. Вокруг шарились немцы, и рано или поздно, но они на нас могут наткнуться. Я говорил, лес тут вроде и густой, хороший такой, но вот узкий он. По карте смотрел, в самом широком месте около полутора километров. Решили изобразить из себя таких же поисковиков. Как только вылезли из кустарника, почти тотчас наткнулись на очередных ищеек. Точнее, наша овчарка почувствовала своего сородича и загавкала. Немчура и тут оказалась простыми пехотными армейцами, увидев нас, удивились совсем немного. Тут в этом районе кого только нет. Зимин, как я уже говорил, был за старшего в звании гауптмана. Узнали у армейцев «новости», но отвертеться не удалось. Старшим у поисковиков оказался какой-то хрен в звании майора, он появился чуть позже. Сначала попытался привлечь нас к поискам, приказывая, но Зимин его отбрил, заявив, что у нас свое командование и приказ. После требований майор перешел к уговорам.

– Герр гауптман, ну войдите в мое положение, у вас целая команда специалистов именно по такому профилю. Помогите нам, ведь мы же служим одной стране!

Ну и пришлось помогать. Мы сначала хотели спокойно согласиться и не выпендриваться, опасаясь провала, и спокойно свалить, но вышло по-другому. Нам всучили двух молоденьких солдатиков, черт, их, наверное, по тотальной мобилизации загребли, поэтому пришлось быть очень аккуратными. Зимин нас построил, отдал приказ начать прочесывание местности, и мы двинулись глубже в лес. Почти сразу с дороги прозвучал сигнал клаксона. Митроха рванул к дороге, пытаясь предупредить Вано, но тот во всей красе уже стоял возле машины. Бля, ну просил же его не высовываться. Вместе с Андрюхой из леса выскочили и оба приданных нам немецких солдатика. Увидев Вано, грузин еще и не бритый неделю, солдаты застыли, но быстро опомнившись, начали шуметь и даже попытались взять на мушку Вано с Семеном. Три раза ХА. Ребята убрали их так быстро, что те даже винтовки поднять не успели.

– Надо валить отсюда, – заявил Зимин, когда мы закончили с заметанием следов. Спрятали убитых немцев хорошо, рядом в овраге было много коряг, под ними и зарыли, собака найдет, конечно, но не сразу.

– Грузимся и ходу, сколько сможем, проедем на машине, – ответил я. Ребята пригнали грузовик «Опель», места хватит всем.

– Да можно почти до передовой доехать, если свернуть в поля. Майор мне приказ письменно оформил. У нас радиус поиска двадцатка, а до линии фронта сам знаешь сколько. Четыре часа спокойным шагом, а там и баня, и отдых.

– Двигаемся пока так, как планировали, не забывай – нас ждут.

Видно, шишка амеровская была и правда очень важная. Такой шмон стоял в округе, что мы после двух остановок для проверки документов уже хотели бросать машину и валить отсюда куда-нибудь, где потише. Но ничего, одни нас решили досмотреть, невзирая на документы, что Зимин предъявил, но мы их быстренько прирезали и свалили оттуда. Это был маленький патруль из четырех человек на двух мотоциклах, только пришлось повозиться с техникой. Благо рядом была какая-то ферма или еще что-то подобное. Загнали байки в коровник, тот был пустым и выглядел заброшенным, и помчались дальше.

Следующий пост мы просто построили. Зимин, пользуясь бумагами, что дал майор вермахта, сам устроил на посту проверку. Узнали о том, что флотские утопили в устье Вислы корабль русских. На этом посту не было никого старше унтер-офицера, и Саня начал изгаляться. Немчура была послана в лес на проческу местности, солдаты, двенадцать хорошо вооруженных мужиков, поплелись за своим унтером.

– Зимин, ты не оборзел? – хмыкнул я.

– Да нормально, они понимают только тон приказа, вот я и приказал.

– Ладно, сколько тут до реки? – спросил я, обращаясь к Митрохину, тот сидел над картой. Путь по воде нам теперь «заказан», пойдем к фронту.

– До реки совсем немного, тут, по немецкой карте, скоро позиции второго эшелона начнутся. Они оборону построили по берегу, хреново нашим тут придется, уж больно сил фрицы накопили много. Если рванем в поле, через семь километров найдем лесок. Судя по карте, хиленький, но зато в одном месте вплотную к Висле выходит. Там около пятнадцати верст и свои, но надо будет что-то с формой придумать, а то еще свои подстрелят. Нас ведь там совсем не ждут.

– Разберемся. Дед!

– Да, командир? – Дед все такой же немногословный бодрячок.

– Будь готов шарманку пользовать, поближе к нашим будем, вызовешь. Надо предупредить. Митрохин, укажешь координаты по карте?

– Есть! – бодро ответила моя гоп-команда.

Дальше на пути все было спокойней. Мы двигались по лесной дороге, медленно, но верно. Укреплений фашистов почти не было, дотов мало, больше простых палаток, ну и танки никто не отменял. Остановили нас еще только раз, но нам его хватило. Остановили эсэсовцы. Когда Зимин хотел показать документы, немчура вдруг подняла оружие. Скорее всего, у нас с формой что-то не то, они-то уж точно знают свою экипировку наизусть. Дальше все понеслось со скоростью пули. В смысле пули понеслись от нас к немцам и наоборот. Саня, вываливаясь из машины, получил подарок в ногу, меня только царапнуло на спине. Вано вовремя открыл огонь из пулемета через отверстие в тенте кузова и хорошо прижал противника. Но у фрицев был бронетранспортер, и он уже занимал позицию. Гранатометов у нас с собой сегодня не было, пришлось срочно, лежа под корягой, собирать «весло». Пока Зимин постреливал в сторону немцев, отвлекая на себя, я собрал винтовку и, зарядив ее, начал высматривать цели. Блин, вам никогда не приходилось смотреть через бинокль на свою ладонь. Утрирую, конечно, но через оптику ВСК на дистанции в тридцать метров смотреть невозможно, а «выхлоп» я с собой не брал.

Откуда-то сзади прозвучал гулкий выстрел из такого же оружия, как и у меня. Ясно, Митроха сзади работает, он в кузове ехал там и стреляет. Но стреляет не вперед по БТРу, я не вижу попаданий, значит, сзади тоже есть цели.

– Девятый, снимай его, а то нам звездец. Они сейчас танк подгонят и амба. Уходить надо, – орал Зимин.

Я, наконец, приноровился к прицелу и тремя выстрелами выбил водителя и пулеметчика.

– Четвертый, собирай людей, я пока фрицев прижму.

Саня, хоть и раненный, пополз назад, машиной нам пользоваться уже не придется, поскольку она стояла в хлам разбитая. И это еще до гранат не дошло. Нас остановил передовой дозор, и до остальной группы немцев было от тридцати до пятидесяти метров, поэтому пока не кидали. Сзади шевеление.

– Серег, Дед плохой. Рация разбита, Сема с Митрохой там заканчивают и пойдут влево лесом. Вано Деда утащил туда же. Кинологу амба, собака с ним сидит, увести нереально.

– Черт, ты сам-то как? – угораздило же попасть на этих долбаных егерей.

– Не дождутся, – зло бросил Зимин.

– Давай и мы уже пойдем, сейчас дым поставлю и валим. Ты точку обговорил?

– Ага.

Я выдернул из разгрузки две дымовые гранаты и, выдернув кольца, швырнул их в разные стороны. Винтовку я уже бросил, опять одну оптику домой принесу, за это мне еще достанется. Подхватив Зимина под руки, поставил его на ноги и, подталкивая, направился в лес. Стрельба оставалась сзади справа, в кого там палят немцы, если им не отвечают, понятия не имею. Отмахав километр, может чуть больше, мы выперлись на небольшую полянку и уперлись в танк. Чуть не обделавшись, упали на землю и поползли. Танкисты тут не кипишили, я уже был готов, что все войска вокруг подняты в ружье, а здесь просто лениво бродили солдаты противника. Пристроившись рядом с одной громадиной, перевязал Зимина и вколол ему наркоты, а то он что-то расклеиваться начал. Уходили мы двумя группами, команда рассыпалась по округе, пойди найди нас.

Осложняли нашу скрытность только ранения членов группы. Все-таки это здорово сковывает наше передвижение.

От танков мы отползли только к вечеру. У фрицев тут рембат оказался, охранение два солдата, почти не двигающиеся со своих постов. Один стоял на одном конце опушки, другой на противоположном. По темноте мы довольно легко переползли через их лагерь и углубились в лес. Хотя как я и говорил, что лесов здесь почти нет, все-таки двигались мы спокойно. Подлесок был довольно густым, но совсем уж чепыжей, как у нас в средней полосе, тут нет. Зимину становилось все хуже, он то и дело просил об отдыхе, спотыкался и, в конце концов, в очередной раз подняться не смог.

– Серый, уходи, тебе точно нельзя тут оставаться, у меня уже сил совсем не осталось. Если что, я тут стрельну и отвлеку их, а ты давай двигай к нашим. Еще надо остальных найти.

– Я одного на чужбине уже оставил, второго не будет, – сплюнул я. – Выйдем вместе или останемся тут.

Мы отдыхали еще три часа, замерзли, что звездец. Мороз второй день все крепчает. Нет, такого, как у нас, здесь вроде не бывает, но думаю, что сегодня к двадцати по Цельсию точно и ни фига не со знаком плюс.

Под утро, когда забрезжил рассвет, я кое-как поднял и взвалил на себя друга и потащил, но пройти смог всего десяток шагов. Пришлось опять отдыхать, а от меня уже валил пар. К полудню мы продвинулись на пару километров, не больше. Когда в очередной раз сели отдохнуть, встать нам уже не дали.

– Хальт! – окрик меня совершенно обескуражил. Я просто стоял и смотрел, как мне навстречу выходят немцы. Твою мать, егеря, восемь человек.

Сколько меня пинали, не знаю. Очнулся в темноте, думал глазам амбец, не вижу ни хрена, оказалось просто ночь. Зимин был рядом, нас привязали к дереву и оставили в покое. Немцы не стали нас тащить к себе, лень им было, что ли? Саня признаков жизни не подавал, я три раза пытался его окликнуть, но сделать это шёпотом было сложно. Когда глаза привыкли к темноте, увидел расставленную под деревьями палатку и часового у нее. Как же быть-то, привязали вроде не очень крепко, руки шевелятся, но выбраться, наверное, будет тяжело. Тело саднило и ломило просто все целиком, удивительно, но почти не болела голова, хотя ей тоже досталось. Даже если развяжусь, как мне утащить Саню, сил нет, от слова совсем.

Начал шевелить кистями активнее, часовой вроде не слышит. Дернулся Саня, мы были привязаны одной веревкой к большому дереву. Значит, пока живой, эх, у него наверняка заражение будет, вколоть бы ему еще наркоты, может, и двигаться бы начал, на какое-то время это помогло бы ему.

– Серег? – тихо прошептал Зимин.

– Сань, ты живой?

– Почти. Думаю, ненадолго. Что, это все?

– Да погоди, не хорони пока. Я развязался почти, только оружия нет.

– У меня есть. Ремень они сняли, а под ним не посмотрели, там ножичек мой, маленький помнишь? – это он про свой скальпель говорит. Он там за ремнем нож прятал, скальпель медицинский, только рукоять обрезана, чтобы меньше размером был.

– Подожди чуток, я скоро освобожусь, – прошептал я в ответ и стал активнее раздергивать веревку.

Получалось не очень, но потихоньку дело шло, и через час я смог вызволить сначала одну, а затем и другую руку. Сразу наклонился и попытался дотянуться до Зимина. Вышло почти сразу, Саня собрался и через силу стал наклоняться ко мне. Наконец моя рука нащупала его куртку, и я стал ее задирать. Через пару минут у меня в руках был нож. Часовой сидел у палатки и не мог не видеть моего последнего движения, уж больно активно я шевелился, это позже я понял, почему он не вставал, да он просто дрых на посту. Ну, вот, я же говорил своим, немцы тоже не железные, им тоже хочется отдыхать.

Я подергался для приличия, пытаясь привлечь его внимание, но, не заметив реакции, стал резать веревку на ногах. Я вначале ждал, что часовой подойдет, и я его тут и положу, заберу оружие, а дальше по обстоятельствам. Придется идти самому ко входу в палатку. Саню я отвязал и, уложив на землю за деревом, просил не высовываться. Убежать мы все равно не сможем, сил нет. Никогда не было у вас такого изнеможения, что ноги просто отказываются бежать? Так и вспоминаю, как в школе на физкультуре бежишь пять километров, после третьего решаешь прибавить, чтобы обогнать кого-нибудь бегущего впереди, и с каким-то даже страхом понимаешь, что просто не можешь заставить ноги бежать быстрее. Сейчас я не бегу, но чувства те же.

Подкрасться удалось, не раздумывая как снять часового, просто воткнул ему в горло скальпель и стал ворочать коротким, но острым лезвием в ране, зажимая второй рукой рот. Немец сучил ногами, и казалось, этот звук раздается на весь лес, но из палатки никто так и не вылез, и спустя несколько секунд я, наконец, опустил часового на землю, понимая, что все, не дышит. Расстегнув кобуру и вытащив пистолет, кстати «браунинг», я проверил наличие патрона в патроннике. Взял МП, стоящий рядом прислоненным к дереву, и вытащил у фрица из подсумка пару запасных магазинов. Отползя к Зимину, я передал тому автомат и вернулся к палатке. Чуть сдвинув полог, попытался разглядеть, что там. А там был сюрприз в виде всего троих немцев, вот ведь гадство, а где же остальные? Я ведь точно видел, что их было восемь, перед тем как меня вырубили. Расстрелять трех фрицев особого труда не составило. Точнее двоих, с последним мы еще поговорим. Три выстрела в упор, два трупа и один фашист, готовый разговаривать.

Нужно было быстро сменить одежду, та, что была на мне, превратилась в тряпку. Снял с одного из фрицев подходящую куртку, штаны пока оставил свои. Собрал все оружие, что нашел.

– Санька, ну ты как? – поинтересовался я.

– Чего там, всех перестрелял? – в свою очередь спросил Саня.

– Еще четверо скоро заявятся, я там побеседовал немного с одним ушлепком. Они из поиска топают, по нашим тылам бродили. Присмотрели себе «языка» из штаба какой-то части, сразу взять не смогли и отошли, этих с нами оставили, остальные пошли на дело. Тут, оказывается, до наших совсем близко, пару часов хода.

– А Висла? – удивился Саня.

– Вот и я удивился. Оказывается, те почти десять дней в тишине не прошли. Кто-то из наших командующих решил воспользоваться сильными морозами и переправил через реку какую-то воинскую часть. Создали плацдарм, сопротивления в том месте почти не было. Сейчас там уже дивизия стоит и постоянно укрепляется. Нам нужно только до них добраться, а там нас переправят, куда нам надо, ты же знаешь наши полномочия.

– Так они ведь сейчас, наверное, вернутся?

– Вот ты мне и нужен.

Мы с Зиминым привязали двух фашистов вместо нас к дереву, издалека не разглядят, да и темно сейчас. Саня устроился за бугорком в десятке метров от палаток, а я сел вместо часового. Главное, чтобы издали не разглядели, а подошли поближе. Мы даже перекусить успели, у фрицев в ранце нашли полкруга колбасы и сожрали всухомятку. Даже сил прибавилось. Вещи свои мы тоже все обнаружили в палатке, немцы не спешили нас волочь к своим, потому что у нас с собой ничего особенного не было. Как рассказал пленный, они вообще не поняли, кто мы такие. Вроде понятно, что засланцы, но при нас никаких разведданных, ни пленных офицеров вермахта, захваченных у них в тылу, не было. Они решили, что мы идем из поиска «домой», так как нарвались и получили ранения, выполнить задание не смогли, вот и топали к себе. Среди вещей я не нашел только свой кольт с глушителем, какая-то падла себе прибрала. Через три часа раздался первый шорох, а за ним уже и сигнал. Кто-то стукнул по дереву два раза. Так стукнуть может только человек, поэтому я ответил. А чего думаете, совсем мышей не ловим? Да я первым делом у фрица выспросил, как они опознаются в лесу. Вот и сейчас, стукнув по колышку палатки те же два раза, нехитрая, надо сказать, у немцев опознавалка, я приготовил МП. Фрицы появились не одни, третьим по счету с мешком на голове плелся кто-то связанный. Эх, надо осторожнее, надеюсь, Саня не промахнется. Когда все четверо эсэсовцев выползли из-под деревьев, я упал на землю и с ходу срезал идущих первыми двух фрицев. Отдам должное врагу, подготовка у них отличная. Они почти успели среагировать, просто пули быстрее. Да еще мой опыт стрельбы туда, где должна оказаться цель, а не туда, где она была. Двое легли мертвыми, а вот шедшие за пленным прыгнули в стороны, укрываясь за деревьями. Я перекатился в сторону и, дав короткую очередь, снова сделал перекат. Хреново, не вижу никого, блин, не обошли бы. И тут ударил автомат Зимина. Впереди слева кто-то вскрикнул, и ответный огонь по Сане открыл только один ствол. Я тут же откатился в сторону и стал отползать, пытаясь охватить противника с другого ракурса. Саня бил скупыми, на два-три патрона очередями, фриц вначале огрызался, но вдруг затих.

– Саня, в сторону, – проорал я и рывком бросился вперед. Я угадал, немец, зараза, швырнул гранату, Зимина спас даже не мой окрик, а то, что немец использовал старую «колотуху». Странно, у них уже давно есть нормальные гранаты, чего спецы со старьем ходят? Саня благополучно откатился за дерево, услышав, как что-то упало рядом в кусты. Разрыв был громким, еще эхо не исчезло, как я добил последнего фашиста. Именно добил, видимо, Зимин и этого зацепил. Окликнув друга и получив ответ, что все в порядке, пошел к пленному. Черт, все же и тому досталось, видимо, я зацепил, когда первых двух убирал. Рукав бушлата, да у нас давно все в них ходят, комсостав хоть и любит тулупы, но иногда они сильно стесняют движения, поэтому и надевают бушлаты, так вот, рукав был весь в крови. Содрав мешок с головы и похлопав по щекам офицера, а это был явно офицер, привел того в чувство.

– Ты как, живой? – заглянув в глаза, которые пытались сфокусироваться на мне, прошипел я. И чего я тихарюсь? Мы тут до гранат дошли.

– Живой вроде, рука болит только. Вы кто такие? – О, голос прорезался, точно офицер.

– ГРУ. Спецгруппа СВК.

– Вот это ни хрена себе, истоминские или судоплатовские? – Ого, это кого же фрицы выкрали, что такое знает?

– У вас самого документы есть? – не отвечая на вопрос бывшего пленного, спросил я.

– Да фрицы все забрали. Вон у того они, щуплого такого. – Я, не спуская глаз с офицера, обыскал лежащий рядом труп фрица и нашел бумаги.

– Вот это распронихренаж себе! – Офицер горько усмехнулся и кивнул. – Товарищ член Военного Совета фронта, а вы как оказались на передке-то?

– С комдивом триста пятнадцать плацдарм осматривал. Мне надо было в Москву докладывать, захотел своими глазами посмотреть. Вы не представились, товарищ разведчик! – вернулся к старому вопросу ЧВС.

– Майор Новиков, группа Истомина, – слегка небрежно козырнул я.

– А ты удивился, увидев меня. Это я должен удивляться, ты ж в войсках – легенда!

– Чего? – я даже подавился колбасой, ага, пока фрицев шмонал, еще нашел.

– Да среди бойцов легенды о тебе ходят, что, не слышал якобы?

– Да ничего такого не замечал. И никто при мне о таком не говорил. Ни хрена себе, я ж вроде весь насквозь секретный. Вернусь, устрою командиру хороший разнос.

– Да не раздувай ты. Это ж со Сталинграда еще идет, отличился ты там хорошо, все помнят, как ты Константина Константиновича от снайперов спасал. А Жукова? Да все об этом знают, видели тебя мало кто, поэтому больше, конечно, легенд ходит, но люди воодушевляются такими подвигами.

– Блин, ладно. Товарищ Соколов, давайте я вас перевяжу, а то напарник сейчас крякнет у меня. – Надо отдать должное этой штабной шишке, следующими словами он меня опять удивил.

– Ну, так и иди к нему, хрен ли тут говорить, потерплю я, вроде не сильно зацепило, да и не в первый раз.

Я нашел Санька лежащим и подвывающим от боли. Разрезал ему портки и осмотрел рану. Черт, действительно серьезно, пуля внутри, выходного отверстия нет. Крови потерял немерено, все в кровище вокруг.

– Дружбан, ты это, давай тут не скисай, чего замолк? Так хорошо матерился минуту назад, я аж заслушался.

– Ага, так заслушался, что забыл обо мне, – через силу ерничает друг.

– Да там у нас в клиентах ЧВС фронта, надо было поговорить. Я наши аптечки нашел у фрицев, они все в куче держали, только ствол мой прибрали, – воткнул другу шприц с наркотой в бедро, сунул ему в рот палку и приготовился чистить.

– Ну, Саня, держись, будет больно!

– Так выруби меня лучше, ведь умеешь! – взмолился Зимин.

– Нельзя, Сань, можешь не очнуться, терпи, – и я зажег на лезвии ножа спирт.

Спирт быстро прогорел, и я приступил к чистке раны. Сделав небольшие разрезы, я оттянул края и зафиксировал двумя зажимами. Они стандартно входят в большую аптечку для спецгрупп. Когда в тылу противника нет возможности быстро попасть в санчасть, мы обучены оказывать первую помощь сами. Все ребята прошли через такое обучение, только вживую еще никто не стажировался. А у меня еще и жена медсестрой в госпитале была, научила. После того как я рассказал ей, как хреново на задании без медика, она за меня и взялась. Объяснила, что первично почистить рану сможет даже сам раненый, ну, конечно, в зависимости от ранения. Вот я и научился.

Саня меж тем скрипел зубами, стоп, как зубами, а палочка где? Зимин, оказывается, ее перегрыз уже, вот и пытается зубы сломать.

– Ну-ка, на другую, а то без зубов останешься.

Чистил и зашивал рану товарищу я около часа. Затем влил в него спирту и, забинтовав ногу, укрыл фрицевской шинелькой. Тут появился ЧВС.

– Да, майор, серьезно вас готовят, но и дела вы делаете серьезные. Здесь-то как оказались?

– Шли, шли и пришли! Извините, товарищ член Военного Совета, приказ…

– Да понятно все, можешь просто по имени-отчеству.

– Хорошо, Владимир Михайлович. Давайте я и вас осмотрю? – я сделал пригласительный жест.

– Ой, я как-нибудь потерплю, пожалуй, – испугался ЧВС.

– А потом без руки останетесь, давайте сюда, быстро, – без смеха, твердо сказал я.

ЧВС как-то даже с лица взбледнул, но уселся напротив меня и стал стаскивать бушлат. Я не стал его мучить раздеванием, а осторожно разрезал рукав почти до подмышек.

– Ну вот, новый китель испортил, – сокрушенно покачал головой Соколов.

– Могу обратно зашить, – предложил я, разрезая и нательное. А рана была, кстати, довольно серьезная. Пуля вошла чуть выше локтя, под острым углом и ушла по руке вглубь. Хрен ее знает, где она теперь.

– Товарищ Соколов, сейчас буду нажимать, будет больно, – предупредил я.

– А что там такое, – Соколов посмотрел на рану. Я объяснил ему, что нужно срочно вытаскивать пулю, а ее еще перед этим найти надо.

– Дай хотя бы хлебнуть чего-нибудь, осталось?

– Да у немцев вон хоть упейся! Но я вас лучше уколю, рана не зарастет, но болеть будет намного меньше.

– Это чем это таким ты меня колоть собрался? – настороженно спросил ЧВС.

– Специальный препарат, именно для таких целей. Да не морщитесь вы, все не раз проверено.

Вколов и ЧВСу наркотик, я через минуту уже начал материться. Соколов так боялся вида скальпеля, что начал меня убеждать, что он спокойно дойдет до санбата, что ему совсем не больно и так далее.

Распахал ему руку я так, что даже крякнул от обилия крови. Никак не мог зацепить пулю, а когда вытащил, ЧВС благополучно обмяк, и остался я в одиночестве, с двумя бессознательными клиентами. Ну, еще и восемь трупов немецких егерей под боком лежат. Пуля, как я и думал, была от МП, скорее всего, я его и зацепил, судя по тому, где он находился в момент нашего нападения. Его толкнули на землю вперед лицом, падая, он и поймал гостинец, но ничего, поправится.

Ожидание, когда придут в себя мои подопечные, заняло часа три. Я уж и палатку фрицевскую собрал и установил снова, уже над ранеными. Постелил под них шинелей, благо много бесхозных нашлось, и сидел, охранял, постоянно проверяя, как они дышат. Ничего, час назад даже у Сани пульс в норму пришел, дыхание успокоилось, видно было, что он просто спит. ЧВС тоже отдыхал, даже всхрапнул чуток. Интересно, а как остальные? Вано с Дедом, Митрохин с Семой? Семка совсем молодой еще, классный диверсант из него выйдет, да он и сейчас многим фору даст. В рукопашном со мной дольше всех держался, даже Вано переплюнул. Правда, с Вано как раз проще, он борец, и силы у него немерено, но вот подвижности не хватает. Когда мы с ним в спарринг встаем, он просто за мной не успевает и пропускает удары. А любого слона можно свалить дробиной, если дроби не жалеть. Сема же – шустрый. Он так быстро двигается, что мне с ним бывало трудновато, ловил его только на неопытности. Провоцируешь, он и ведется, а там лови момент и выключай.

Хреново то, что парни не знают о плацдарме. Мы ведь и сами не знали до недавнего времени. Как все сложится, будем посмотреть.

Через несколько часов мои «пациенты» наконец выспались. Первым очнулся ЧВС, видать, привычка мало спать. На фронте все мало спят, а старший комсостав так вообще. Черняховский как-то трое суток не ложился, это когда он Варшаву брал, мне его адъютант рассказывал.

– Как вы себя чувствуете, Владимир Михайлович?

– А ты знаешь, хорошо, – порадовал меня ЧВС. – Рука, конечно, не как новая, но и болит меньше, дергать перестало.

– Ну, домой придем, там уж вами доктора займутся.

– Серега, как тут? – О, а это Зимин.

– Да тихо все, где-то вдалеке постреливают, может, на Висле, а может, и еще где.

– Когда выходим? – Саня был посвежевшим, но бледное лицо выдавало в нем серьезно раненного человека.

– Да уже надо, а то я как-то боюсь не дойти.

– Что, думаешь совсем жопа в округе? – это опять влез Соколов.

– Да спать я хочу, двое суток на ногах, да еще с такими выкрутасами, – вздохнул я, протерев в очередной раз глаза.

– Так может… – начал Зимин, но я его прервал:

– Не-а, не может! Если я лягу, то сутки меня можно не искать, без толку будет. Пока не выключился, надо идти. Ничего, товарищ Соколов мне поможет тебя, кабана, допереть.

– Конечно, помогу, – кивнул ЧВС. Нормальный он вроде бы мужик, сильный, терпеливый и простой.

– Да и сам дойду, у меня уже ничего не болит, – захрабрился Саня.

– Ага, я ему полноги разворотил, а у него не болит. Иди вон егерям это пропой, может, услышат и поверят.

Собрались мы в течение часа. Я даже палатку прихватил, а что, хорошая, крепкая, ветер вообще не продувает. Оружия своего у нас почти не было, взяли каждый по автомату, фрицам они уже ни к чему. Набрали магазинов и гранат, вес был вполне приемлемый, вот палатку и прихватил. ЧВСа мы нагружать особо не стали, ему-то непривычны наши марш-броски. Тот, кстати, упрямиться стал:

– Чего меня, за бабу держишь? Понесу все, что скажешь, я тебе жизнь должен.

– А вот этого я не люблю! Просто так вышло, ничего особенного здесь нет.

– Парень, ты хоть на мгновение можешь себе представить картину «Член Военного Совета фронта в плену у врага»?

– Нет, – честно ответил я.

– А я уже себя там представлял, веселого мало. Командуй, майор!

И мы «помчались». Здоровыми дошли бы за пару часов, а тут хромали целых пять. Соколов и правда молодец, шел всю дорогу не отставая, но это я про него нелестно думал. Казалось, штабной, чего от него ждать? А он ведь хоть и штабной напрочь, но мужик-то еще совсем молодой, лет сорок ему, да и форму не растерял, подтянутый и крепкий.

Когда нас окружили бойцы с ППС и СВТ, мы просто упали, а я так и вовсе вырубился напрочь.

Сколько проспал, не знаю. Разбудил меня телефонный звонок, который надрывался где-то рядом. Открыл глаза и сел на кровати. Зажмурил глаза и снова открыл. Нет, не сон, вернулись, значит. Рядом никого нет, встал и сразу почувствовал, что сил нет, жрать хочу так, как в сорок первом не хотел. Потихоньку вышел из блиндажа. И наткнулся на часового.

– Боец, где я и какой хоть день-то? – налетел я с вопросами на него. Солдатик вытянулся и хотел уж ответить, но я не дал.

– Браток, отведите к кухне, с голоду умру сейчас, остальное потом, все потом.

Налопался так, что еще пятнадцать минут сидел не двигаясь на скамейке в палатке, что была за столовую. Просидел бы больше, но меня уже «нашли». Солдатик часовой, наверное, доложил.

– Товарищ майор, вам приказано прибыть в штаб дивизии, я провожу, – проговорил скороговоркой подошедший сержант и козырнул.

– Ну, если приказывают, веди. – О как, уже приказывают, наверное, сержанты не в курсе, кто я и откуда недавно вернулся, вряд ли так же позвали бы, если бы узнали. Да, пользуюсь помаленьку своей известностью. В штаб пришли быстро, он тут рядышком был. Блиндажик небольшой, особо не укрепленный. Ну правильно, тут ведь нет прямого соприкосновения с противником, в этом месте на берегу Вислы фашистов вообще нет, именно поэтому и удалось переправиться. Одно не пойму, чего войска на самом берегу стоят, ведь в случае атаки им даже маневрировать негде.

– Здравия желаю, товарищ член Военного Совета, майор Новиков по вашему приказанию явился.

– Когда это я тебе чего приказывал? – искренне удивился Соколов. – Я просто попросил тебя привести, раз проснулся и поел. Как, отдохнул?

– Так точно, разрешите вопрос?

– Конечно! – ЧВС указал на скамейку за столом, приглашая сесть. Кочевряжиться не стал, снял шапку и уселся напротив Соколова. Он, кстати, в штабе был один, так что заморачиваться было не нужно.

– Напарника я переправил на тот берег, там ему машину выделили и отправили в санбат, – опередил меня ЧВС.

– Я об этом и хотел спросить. Только вот еще просьба, можно узнать, не выходили еще люди на ваши позиции?

– Сейчас порученца озадачу, пусть пробежит, узнает. Мне никто не докладывал, но я и не знал о них. Подожди, распоряжусь. – И Соколов вышел из «блина». Пока ждал, прикинул по карте пути отхода. Тут не так много вариантов у парней уйти было. Если пошли лесом, вряд ли бы прошли мимо плацдарма. Как Соколов рассказывал, войска развернулись на полосе больше двух километров, при глубине в один. Если они забрали южнее, то там голые поля и Висла шире, мы это обсуждали с ребятами, тут самое оптимальное место. Вернулся ЧВС.

– Сколько твоих было? – с ходу спросил он.

– Четверо, – моментально вскочил я.

– Трое вышли, уже на том берегу. Отправили в санбат, все ранены, но живые. Сразу спрашивали майора Новикова.

– А кто вышел, знаете?

– Капитан, лейтенант и сержант, целый набор комсостава. Сержант самый легкий, лейтехе досталось прилично, осколками спину здорово посекло. У капитана пулевое ранение в руку и осколок в ноге.

– Все ясно. Говорили что-нибудь? Где старший лейтенант Ревишвили?

– Да их и не спрашивали, они метки предъявили их, и сопроводили сразу.

– Черт, как же с ними связаться-то?

– Нашел проблему! Сейчас свяжется с санбатом и узнаем, где они, пошли со мной.

В палатке у связистов была быстро налажена связь с другим берегом. В санбат подтвердили поступление раненых офицеров и отправку их же дальше в госпиталь, предположительно под Кенигсберг. Про сержанта сказали, что убыл в неизвестном направлении.

– Как это в неизвестном? – удивился я. Но никто мне на это не ответил. Черт, куда Сема-то делся?

Сема, засранец, нашелся чуть позже, СМЕРШ триста пятнадцатой дивизии задержал «лазутчика». Был бы не ранен и без документов, уже бы шлепнули. После связи с санбатом я попросил Соколова предупредить людей на переправе о возможном появлении сержанта, вот его и сцапали. Хотя молодец Семка, едва не ушел от комендачей. Были бы фрицы – ушел бы без вопросов, но не станешь же в своих стрелять? Вот и «сдался». Через десять минут я уже подписывал бумаги на его освобождение у особистов. Сема был очень рад меня увидеть, но тут же завопил, что он вернулся для поиска Вано.

– Товарищ майор, товарищ старший лейтенант в ноги ранен был, приказал уходить. У нас на хвосте фрицы висели, он с пулеметом остался в лесу.

– И где ты его искать думал? – спросил я.

– Так тут недалеко, километра четыре всего. Там ручей незамерзший, место очень приметное, я найду! – протараторил Сема.

– Владимир Михайлович…

– Сколько тебе людей нужно, майор? – прервал меня ЧВС и вопросительно посмотрел.

– Да пару человек надежных, чтобы ходить потише умели, пулемет на всякий случай, гранаты.

– Я распоряжусь, все получишь. Ребят тебе из разведки дам, уж побереги их, хотя я уже убедился в тебе, ты просто так людей класть не будешь. – Я смущенно кивнул.

Через два часа я, Сема и два разведчика из разведбата дивизии вышли на поиски. До ручья, указанного Семой, добрались быстро, часа за два. Нашли место их последней стычки с немцами, те тут шарились неподалеку, но мы их обошли. Надели в этот раз белые маскхалаты, было немного проще. Следы Вано отыскали, точнее я нашел искореженный МГ. Рядом была неглубокая воронка, от гранаты, наверное, но тела друга нигде не было видно.

– Так, малой, вспоминай, где тут фрицы стояли, танки или просто палатки?

– В километре южнее. Там какое-то стойбище у них было. Мы стороной шли, а тут нарвались, на дозор видимо, вот и попались.

– Ясно, ребят, приказывать вам я не могу, вы мне не подчиняетесь, да и обещал я вашему командиру, что верну его лучших людей здоровыми, – я решил идти к фрицам, наверняка Вано у них. Смысла у врага отправлять пленного дальше в немецкий тыл я не видел. Тем более Вано объездвижен, возиться с ним не захотят. Надеюсь только, что его еще не расстреляли.

– Вы, товарищ майор, немного не правы. Нам ведь тоже задачу поставили, вскрыть места сосредоточения противника, так что мы с вами.

– Ну, пошли тогда. – Эх, как же я себя хреново чувствую без моего «выхлопа»! Тут взял у разведчиков снайперку, конечно, когда собирались, но у них были только СКСы с прицелами. Еще старые ПУ, с каким я воевал в сорок первом, но и это хлеб. Совсем без оптики я уже и не могу. Пристрелял там же у реки этот симоновский карабин, бой вполне отличный, до трехсот метров вообще замечательно работает.

Подобрались мы тихо. Уже почти стемнело, посты мы срисовали еще вечером. Капитальных построек тут не было. Несколько палаток и техника. Тут стояли танкисты, накапливались что ли, не знаю, но шесть коробочек было. У одной большой палатки стоял часовой, остальные немцы уже, видимо, укладывались на отдых. В палатках стояли печки, над каждой из труб поднимался дымок.

– Так, бойцы, вам «язык» нужен? – спросил я приданных разведчиков.

– Да не помешал бы, командир любит сведения, полученные напрямую от врага.

– Тогда идем к штабной палатке, берем там какого-нибудь подходящего фрица и узнаем про моего бойца. Если нужен, значит, берем с собой фашиста и валим, все ясно?

– Так точно! – тихо ответили все.

– Товарищ майор, а может, вам не ходить? – спросил Сема.

– С чего бы это? – нахмурился я.

– Так прикроете отсюда, спокойней будет, я уж привык, что вы нас страхуете всегда.

– Не выйдет, Сема, ствол-то у меня не тихий сейчас, так что стрелять нам нельзя. А вот как раз там я вполне и смогу прикрыть, пистолет-то у меня с глушителем.

– У меня тоже свой с собой, – кивнул Сема и достал новый ТТ, их специально сделали с возможностью использования глушителя. А я еще своим посоветовал патроны немного переделать, ребята попробовали и им понравилось. Уменьшаем немного навеску пороха, и выстрел вообще не слыхать, мощность почти не теряется, ее в ТТ и так до хрена. Не забуду, как в сорок первом выпустил в немца две пули, а он все идет и идет, пока третью в башку ему не всадил, тот падать не хотел. У пули очень высокая пробивная сила, а вот останавливающего эффекта почти нет. А тут я парням показал, как носик у пули чуток спилить, они и наделали себе патронов. Валить ТТ с такой пулей стал на ура, чуть-чуть слабее моего «сорок пятого», но кольт я все равно ни на что не променяю.

К палатке проползли легко. Только у одного танка притормозили. Там фриц вылез по нужде, и мы наткнулись на него, пришлось валить. Так как это не часовой, никто его пока не хватится. Его разведчики сняли ножом, а Сема спокойно залез на броню и через открытый люк расстрелял остальных членов экипажа. Стрелять хоть и с глушителем было бы опасно, если бы в лагере немцев все просто спали, но тут и ракеты осветительные пускали, у немцев же на этот счет фобии, да и кувалдой кто-то гремел на другом конце лагеря. Видать, танкисты что-то чинят.

Зарезанного затащили в танк и поползли дальше. У штабной палатки, как я уже говорил, стоял один часовой, но была еще пара, что прохаживалась по лагерю именно тут. Приказал одному из разведчиков снять маскхалат и приготовиться надевать фрицевский тулуп. Дождавшись, когда патрулировавшие лагерь солдаты пройдут штабную палатку, отправил Сему на дело. Сержант ужом скользнул к часовому, тот даже хрюкнуть не успел. Семе помогли оттащить и раздеть фрица и сняли с того тулуп, немцы тоже утеплились в последнее время весьма качественно, замучились мерзнуть. Боец, которому я приказал переодеться, быстро занял место часового. Тот так кутался, что никто не увидит разницы. Боясь потревожить начальство, фрицы, прохаживающиеся по лагерю, с часовым у палатки командира не разговаривали, риск был минимальным.

В палатку мы вошли все разом. Денщик, нагло спавший недалеко от входа, получил нож под лопатку, спал на брюхе, и остался спать дальше. Впереди была ширма, видимо, командир отгородился, чтобы меньше пускать холод в палатку. Резко отдернув занавески, мы на секунду застыли. Посредине стоял большой стол, а за ним восседали трое фрицев, да каких фрицев! Генерал и два полковника. Они ТАК удивились нашему вторжению, что даже не дернулись. Пока не вышло чего-нибудь громкого, мы просто бросились на них сломя голову. Кто-то все же успел вскрикнуть, но крик тут же оборвался, и фриц захрипел. От входа раздался голос бойца, оставленного вместо часового.

– Эти двое идут сюда, чего делать? – парень был вполне спокоен.

– Зайди внутрь и жди их. Если зайдут – вали.

Мы продолжали вязать офицеров, здоровые попались, как их еще дотащить до наших теперь. А брать кого-то одного и валить остальных – жаба душит. Собрали со стола карты и убрали их в офицерские портфели.

– Черт, Сема, а про Вано спросить? – я выругался. Вытащишь у одного кляп, сто процентов заорет, даже к гадалке не ходи. Часть немаленькая, фрицы надеются на помощь.

– Командир, давай их в лес сначала утащим, а там и поспрашиваем? – предложил разведчик. Тем временем от входа послышалась возня, и я дернул туда. Выйдя из-за ширмы, я увидел, как наш псевдочасовой борется с огромным фрицем, и тот уже вцепился ему в горло. Подскочив и хлопнув по шее немца рукоятью пистолета, я оттолкнул обмякшее тело и протянул руку разведчику.

– Ты как?

– Норма. Спасибо, командир, чуть не удавил, сука.

– Ты чего не стрелял? – удивился я, увидев лежащий рядом штык.

– Да по-тихому хотел, а этот шустрый оказался. Нож выбил ногой, я даже не понял как!

– Я тебе потом покажу как, второй готовый?

– Обижаете, товарищ майор, – обиженно произнес боец.

– Тогда дуй на улицу и паси подступы?

– Как это – паси? – округлил глаза разведчик. А черт, он не с моей команды, не знает таких выражений.

– Наблюдай! – сквозь зубы прошипел я и принялся за вырубленного мной немца. Связал руки за спиной и перевернул. Хлопнув по щекам, еле удержал фашиста, попытавшегося вскочить. Только почуяв кончик моего ножа в своей щеке, тот успокоился, но зрачки бешено вращались.

– Ты лежишь спокойно, ответишь на пару вопросов – будешь жить! – спросил я на вражьем языке, но немец отрицательно замотал головой. – Чего, жить не хочешь? – Фашист задергался и опять замотал головой, только уже соглашаясь. Вытащив кляп одной рукой, второй я держал нож у глаза пленного, я спросил про пленного русского, видел ли он такого.

– Гофорите по-русски, я так лучше пойму, – удивительно знакомо растягивая слова, заговорил немец.

– Я вроде хорошо говорю на немецком, – озадачился я, – странно, все это подтверждают, даже фрицы.

– Фот именно. Фы гофорите осень бистро, я плохо понимаю, я не немец.

– О как! Опять, что ли, прибалтийские друзья?

– Я из Эстонии.

Дальше беседа пошла проще. Эстонец прилично говорил на русском языке, только, как и все они, очень медленно. Сам он Вано не видел, но друг рассказывал, что вчера утром взяли раненого русского, который в одиночку положил чуть ли не взвод немцев. Русские оставили его прикрывать отход командира, и его удалось захватить только в бессознательном положении. Вано, раненный в обе ноги, отстреливался как дьявол, удалось накрыть его гранатой. Когда после разрыва пулемет стрелять перестал, фрицы подошли и обнаружили, что русский жив. Вано, видимо, удалось откатиться и под разрыв он не попал, но граната взорвалась слишком близко, и его контузило, а при общем плохом состоянии он потерял сознание. Немчура его доставила сюда и, так как он был нетранспортабелен, оставили его здесь. Командир этой части доложил наверх об этом происшествии, и сюда примчались аж два полковника и генерал. Те решили, что захваченный русский имеет отношение к инциденту в порту, вот и примчались сюда. У них приказ обнаружить диверсантов любыми способами. На хрена мы им нужны, даже не представляю. Тут я обеспокоился и спросил, где сам командир этого подразделения, ответ мне очень понравился. Гауптман Хорст решил до приезда руководства допросить Вано. Его даже перевязали, чтобы остановить кровопотерю, и обработали раны. Вано был не связан, пришел в себя, и гауптман начал допрос, закончившийся после первого вопроса. Вано просто свернул шею любопытному немцу, правда, вновь получив по голове прикладом, успокоился уже надолго. Два часа назад прибыли эти шишки из штаба, но так как русский был еще без сознания, решили подождать до утра. Тут мы их и уконтропупили. Воткнув эстонцу в шею нож, он враг, мало ли чего я ему обещал, мы быстренько свернулись и двинулись обратным путем в лес. Эстонец рассказал, где держали пленного, поэтому надо было спрятать офицеров и вернуться за Вано. Я надел форму одного из полковников, Сема нарядился моим адъютантом, и мы внаглую пошли к палатке, где держали Вано. Идя по лагерю, несколько раз пришлось вскидывать руку в ответном приветствии. Пара часовых попалась по дороге, вот и пришлось зиговать. Вспомнив, как в кино зиговал сам их бесноватый фюрер, сгибая руку в локте, а, не вскидывая вытянутую вверх, ухмыльнулся и отвечал так же.

Да уж, пройти-то мы прошли, даже без проблем, а вот войти в палатку, где держали Вано, пришлось постараться. Фриц уж больно ушлый попался в часовых. Не знает он меня, документы предъявите, ага, ты на русском читать умеешь? Ну, так зачем тебе в мои документы глядеть? Ну, почти так и сказал. Хорошо, что поблизости никого не было, а те, что внутри палатки, нам не так опасны. Ствол кольта уставился часовому между глаз, и тот поступил неправильно:

– Аля… – успел выкрикнуть фриц и отлетел назад от выстрела в упор. Сема тут же скользнул в палатку, и оттуда раздалось два приглушенных глушителем выстрела. Я только успел накинуть фрицевский тулупчик на себя, а Сема втащил убитого внутрь, как стало ясно, что оборвавшийся крик часового все-таки был услышан. Из соседней палатки выбрались два немца и остановились, вылезшие понимали, что им не послышалось, но в темноте моего лица рассмотреть не могли.

– Карл, ты чего орешь? На тебя недобитый русский диверсант напал? – немцы поступили так, как я и мечтать не мог. Они стали ржать, я, демонстративно фыркнул, пробубнил что-то непонятное и повернулся вполоборота, показывая своим видом, что не желаю с ними разговаривать.

– Ладно, Карл, не кисни. Тебя скоро сменят, и ты, глотнув доброго шнапса, посмеешься вместе с нами.

В ответ я лишь кивнул, понимая, что немцы вряд ли разглядят этот жест. В палатке за моей спиной слышалась чуть слышная возня, но никто кроме меня ее не слышал. Если эти юмористы сейчас не свалят к себе и не продолжат бухать, придется еще и их валить. Да еще они про смену говорили, как бы прямо сейчас меня менять не пришли. Тут как назло появился идущий с другого конца лагеря, патруль.

– Сема, слышишь меня? – тихо шепнул я, наклонившись к пологу палатки.

– И даже вижу. Вано идти не сможет, но в остальном более или менее в порядке, он в сознании.

– Два в десяти метрах и слева приближается патруль, возможно, смена часового, там трое.

– Беру тех, что у палатки стоят, мне даже выходить не нужно, и отсюда прекрасно видно.

– Тогда работаем, – ответил я и рванул в сторону идущего патруля. Те были уже в десятке метров и, в отличие от юмористов, были с оружием. Сзади захлопал ТТ напарника. Кольт выплевывал одну гильзу за другой, все, семь, затвор недолго был на задержке. Новый магазин и быстрый контроль. Черт, валить надо, ведь звук-то не совсем отсутствует. Но больше фрицам не повезло, ремонтники так удачно стучали молотками, что больше никто ничего не услышал и к нам не вылез. Сема возился у палатки с юмористами, затаскивая трупы последних к ним же в палатку. Я тоже подхватил одного за руки и потянул прочь с открытого места. Когда принялся за второго, подбежал Сема и помог. Вдвоем мы быстро справились с трупами, затащив их в палатку, где держали Вано. Друг лежал на соломе и смотрел во все глаза. Точнее, один глаз. Второй был заплывшим, видимо побили его хорошо.

– Командир, я так и знал, что ты вернешься. Но в такое логово лезть было неумно. – Вано, весь избитый и с простреленными ногами, еще и возмущается.

– Да помолчи уж, нужно сваливать отсель, да побыстрее.

– Я буду только обузой, видишь, как меня пометили?

– Вано, руки целы?

– Да, – слегка удивился друг. Дальше мы с Семой, даже не сговариваясь, сунули свои пистолеты в руки Вано и подхватили его подмышки. На выходе из палатки притормозили, Сема выглянул и осмотрелся.

– Чисто пока, идем, – махнул он, мы пошлепали вперед.

Пока выносили Вано, тот успел два раза выстрелить, кого убил, даже не смотрели. Тупо было наплевать. Не стреляют в спину и на том спасибо. Окрика тоже не было. На окраине лагеря нас встретили разведчики и помогли, сменив нас с Семой. Чуть позже мы срубили две слеги и сделали с помощью фрицевского тулупа, в котором я и ушел из лагеря, подобие носилок. Перли Вано немцы, тот даже вновь улыбаться начал, когда увидел, кто его несет. Вышли вполне благополучно, у немецкого лагеря мы оставили растяжки, так, на всякий случай, чтобы просто знать, идут за нами или нет, взрывов не было. Когда вышли к своим, дозорные, что были выдвинуты вперед, очень удивились, увидев нашу компанию.

Немного удивили мужики из разведки, когда мы с ними прощались. Честно признались, что никогда бы не решились на такую наглость.

– На том и стоим, – ответил им я. Да, а ведь вся «моя» война с самого начала состояла именно из наглых и самоуверенных вылазок. Истомин так и говорил всегда: «Наглец!» Ну а я чего, просто действую, до сих пор получалось, хотя эта история с лагерем танкистов реально прошла по лезвию. Чтобы я еще раз так полез!

Соколов помог переправить нас с Вано и Семой на другой берег Вислы. А там нас уже «ждали». Истомину доложил именно ЧВС, и командир встречал нас с розгами. Да, для вида похвалил за «языков», генерал вообще эсэсовцем оказался. Нациста в таком звании пропесочили у себя штабе, что советские диверсанты используют форму и документы подчиненных ему частей, вот тот и приехал к танкистам в бешенстве, посмотреть на диверсанта и забрать его с собой для «работы». Да вот незадача, попался. Оставшись наедине, Петрович опять меня пропесочил.

– У тебя что, шило в жопе, что ли? Какого рожна ты туда полез, вам было приказано уходить тихо, по возможности вообще незаметно. Ты понимаешь, что мы рискуем каждый раз, когда ты идешь за «ленточку»? Если бы я докладывал про все твои выходки, тебя бы уже «закрыли» где-нибудь понадежней, а меня шлепнули.

– А-а-а! Так вот почему у моих парней наград мало, командир об операциях не докладывает? – решил пошутить я. Как оказалось, неудачно.

Хлясь. Удар по роже с ног не сбил, но охренел я изрядно. Потирая скулу, хлопал глазами и непонимающе развел руки.

– Я тебя давно предупреждал, что получишь у меня. Вообще уже страх потерял?! – Петрович был в бешенстве.

– Батько, ты чего? – изумленно глядя на своего отца-командира, я продолжал хлопать глазами.

– А то не знаешь, может, еще добавить, быстрее дойдет?

– Не, не надо. Как-то это не больно приятно было.

– Вот и подумай на досуге. – Истомин развернулся и вышел из комнаты, где мы оба находились. Это был штаб Третьего Белорусского фронта, куда мы прибыли вместе, после переправы.

Не успел я опомниться, как в комнату вошли да солдата, сержант и рядовой.

– Майор Новиков, сдайте оружие, вы арестованы. – Я так и сел, благо стул стоял сзади.

«Ах ты так, товарищ генерал?» – я хоть и понимал, что Истомин был прав, но арест? Э, нет, я тогда уж похулиганю, чтобы быть действительно в чем-то виноватым. Жаль только немного парней и из комендантской. Почему жаль?

– Это с какого хрена я арестован? За что?

– Сдайте оружие, майор, приказ генерала Истомина. – Мне не понравился тон комендачей.

– Что, даже не товарищ уже? – съехидничал я. Сержант держал в руках ППС, правда стволом вниз, а рядовой подошел и протянул руку, собираясь забрать у меня сбрую. Ага, сейчас. Перехватив руку комендача, направил его порыв в другую сторону и развернув к себе спиной, дал пинка под задницу.

– Да пошли вы. Генералу надо, пусть сам и арестовывает. – Дальнейшее меня поразило, и пришлось действовать очень быстро, иначе могло произойти неприятное.

Сержант вдруг вскинул свой ППС и дернул затвор, досылая патрон, я тоже не любовался на все это. Обозначив движение вправо, рванул в противоположную сторону, когда простучала очередь, да он и правда решил меня положить, я уже находился слева от сержанта и, ударом ноги выбивая из рук автомат, достал пистолет. В этот момент в комнату ворвались Истомин и еще пара бойцов с офицером.

– Что здесь происходит? – это незнакомый офицер.

– Сержант, вас направили арестовать майора, а не стрелять, – на удивление спокойным голосом произнес Петрович.

Сержант не знал, что делать. С одной стороны, надо что-то ответить, с другой – мой пистолет, смотрящий ему в лицо. Повисшую паузу прервал незнакомый офицер.

– Так, раз был приказ, то, товарищ майор, сдайте оружие. Да-да, пистолет сюда! – рявкнул офицер, тоже майор, кстати, как и я, и протянул руку.

– Какой вам отдать пистолет? – нагло спросил я. – Этот? – я чуть повернул кольт так, чтобы его было лучше видно. – Чтобы получить этот пистолет, нужно крови пролить пару литров, своей естественно.

Кольт у меня был Мурата. Друга я похоронил со своим, а себе взял его. На память взял, и с тех пор тот всегда со мной, в честь друга, который меня не раз спасал.

– Или вот этот, – я указал левой рукой на кобуру, что висела на бедре, в ней лежал ТТ с памятной табличкой. – Так его мне подарил маршал Жуков, и не вам его у меня забирать! – вот это я выдал. Майор аж руку отдернул. Но его конфуз сгладил Истомин.

– Ступайте под арест, товарищ майор, – выделяя звание, произнес мой командир, – думаю, глупостей вы сегодня сделали уже достаточно, и мы можем быть спокойны. – От этой речи все участвовавшие еще больше округлили глаза. Где это видано, чтобы под арест шли с оружием?

Я спокойно убрал пистолет в кобуру на разгрузке и направился к дверям. Все расступились, а я, проходя мимо Истомина, повернул к нему голову.

– Ну, спасибо, Батя! – И отвернувшись, вышел из кабинета, уже там окликнув своих конвоиров: – Ну чего застряли-то, ведите! – Из кабинета вылетели сержант с рядовым и, встав сзади, указали, куда идти.

На «губе» я просидел трое суток. Самое хреновое было то, что никого из моих не пускали, и я не знал, как там Дед. Позже Истомин рассказал, конечно, но я был на него злой и не общался, только выслушал. Делать на гауптвахте было ну совершенно нечего. Вначале я даже радовался, отдохну наконец. Отоспался, целые сутки дрых, что удивительно, не будили. Наверняка Петрович приказал, а дальше начал скучать. Оружие вычистил раза три, аж блестело, как у кота между лап. Чем чистил? Так мы же давно в разгрузках бродим и фрицы тоже, там карманов много, есть куда и тряпочку сунуть, и масленку. Весу-то от них не прибавится.

На четвертые сутки с самого утра в дверях возник не конвоир, а ЧВС Соколов.

– О! – даже удивился я. – Товарищ член Военного Совета, здравия желаю!

– Ага, как по немецким тылам меня пинками подгонять, так «командир, твою мать, бегом, быстрее», а как на губе, так товарищ ЧВС! – заржал во все горло Соколов.

– Неправда ваша, не было такого, субординацию я соблюдаю почти всегда, – я сделал такое невинное лицо, что ЧВС опять заржал.

– Ладно-ладно, верю! – отсмеявшись, произнес Соколов. – Что натворил-то?

– А вы будто не знаете? – теперь уже ухмыльнулся я.

– Да вот как-то не очень в курсе. Искал тебя, нашел паренька одного молоденького, тот и сказал, что ты здесь. Я ни у кого не стал уточнять, как бы и сам с усами, вот и пришел.

– Зря не спросили, может, мне бы рассказали, а то я и сам-то как-то не в курсе.

– Так кто тебя сюда загнал-то, просто смотрю, оружие не отобрали?

– Командир обозлился что-то, а оружие только с трупа пусть снимают, – жестко ответил я.

– Ух, какой ты грозный! Прям как еж, хрен укусишь.

– Почему, укусить можно, только уколешься, – улыбнулся я.

– Ну ладно, ты уж извини, узнать-то я узнаю, но вот смогу ли помочь? Вы ведь в прямом подчинении Ставки, тут я как-то слабоват.

– Ой, да бросьте. Командир перебесится и выпустит, нет за мной вины, поэтому и не боюсь. Был бы виноват, не возражал бы тогда.

– А как же история со стрельбой в кабинете начальника оперативного штаба? – ухмыльнулся ЧВС.

– Ну вот, а говорите, что ничего не знаете, контрики сами виноваты, я не стрелял.

– Да об этом, наверное, уже вся дивизия знает, – откровенно веселился Соколов.

– Тут я не виноват, – повторил я.

– Сергей, я ведь поблагодарить пришел, тогда как-то не успел, извини растяпу.

– Да ладно вам, товарищ член Военного Совета, не стоит. Любой бы сделал то же самое. Просто удачно получилось, что вам эти же фрицы попались, вот и все. – Как-то даже неудобно получалось, целый ЧВС спасибо говорит, да еще и себя ругает.

– Блин, пришел человеку спасибо сказать, от смерти спас, а главное от позора, а человек в камере сидит. Что за нелепость, – как будто сам себе произнес ЧВС, – извини еще раз, Серега, что помочь не могу, а от меня – спасибо тебе, вот просто – человеческое. Век не забуду! – Я с удивлением отметил про себя, что у Соколова слезы в глазах блеснули. Мне даже не по себе стало.

– Владимир Михайлович, да бросьте вы, это я должен извиняться. – Соколов моргнул и уставился на меня, не понимая, а я продолжил: – Это ж я вас в руку ранил, а если бы не в руку…

– А-а! – опять вернулся веселый ЧВС. – А я-то уж думаю. И что с того, что это ты в меня попал? Думаешь, не понимаю, какова была ситуация? Ты мог бы гранату под ноги фрицам бросить и все, но ты ж не бросил. А ведь намного проще бы было, правильно?

– Ну, это само собой, но все же неудобно как-то, – поскромничал я.

– Забыли. Спасибо тебе, Серег, от всей души спасибо. В любое время дня и ночи обратись, что смогу – все для тебя сделаю.

ЧВС ушел, ушел вроде довольным, и у меня как-то отлегло. День прошел довольно быстро, уже с аппетитом ел, отжимался и приседал, растягивался, в общем, провел с пользой день. Наутро пятого дня заключения все-таки появился Истомин.

– Ну, осознал? – смотрит злобно, но вижу, играет.

– А было что осознавать? – по-еврейски ответил я. Петрович усмехнулся.

– Ну, ты и наглец! – заключил он. – Чего с тобой делать-то? – задумался или притворялся командир.

– Ну, застрелите меня, при попытке к бегству, например, или я, может, иностранный шпиён? – съязвил я и довольный собой сел на нары.

– Да дурень ты, вот кто! Я о ком беспокоюсь, отпуская каждый раз за передок?

– А хрен его знает, – честно ответил я. – В Америку отправляли, вроде никто не волновался, а тут развели, чуть ли не показательный расстрел устроили. Петрович, а ты подумал, когда такой приказ отдал? Эти бравые служаки ведь меня первый раз в глаза видели, если бы были понастырнее, я бы их положил там обоих, ты чего, этого хотел, чтобы у вас повод меня упрятать появился?

– Признаю, как-то не продумал это. Ну и ты хорош.

– Да и ты неплох! Что, реально приказал разоружить?

– Да нет, конечно, у них свои уставы просто. Я приказал арестовать, а ребятам-то невдомек, что ты за фрукт. А что, если б реально был виноват, начал бы стрелять?

– Хреново ты меня знаешь, генерал! До сих пор не знаешь, какой я человек. Да если бы был хоть малейший повод, если б действительно что-то натворил, я сам бы тебе стволы отдал или застрелился на хрен!

– Чего, совсем дурной? – Истомин явно принял близко к сердцу мои слова о том, что он меня не знает.

– По-моему, ты забыл, откуда я здесь взялся. Если бы был уродом, каких там хватает, то сдернул бы сразу, на хрена мне под пули лезть. Я же идейный, по-вашему! Твою мать, Истомин, я о тебе был лучшего мнения.

– Вот и Лаврентий Павлович говорит, что ты не способен предать, а уж если он тебе верит, то и все мы обязаны. Но ты же видишь, какое у тебя везение, на хрена на рожон-то лезть? Когда мне сообщили, что ты умчался за передок своих вытаскивать, мы операцию планировали. Группа почти собрана, ночью выходить, а тут мне сообщают, что мой звезданутый майор туда чуть не в одиночку полез.

– Чего это в одиночку? Я с Семкой был, да еще парней отличных у разведки прибрал.

– Ты хоть знаешь, кого вы приперли? – видя, что я не реагирую, Истомин продолжил: – Этот генерал был командующим целого подразделения егерей на этом фронте, упирался, гад, почти сутки, но теперь поет так, что заслушаешься. Они тут такое задумали, сейчас СМЕРШ по всей округе вместе с армейцами лазают. Дивизиям, что собирались расширять плацдарм, приказ стоп.

– Ну вот, полезное дело сделали. Представь разведчиков к орденам, ну и моих не забудь. Арест он устроил, рассказы мне тут рассказывает, парни мои как? Вот с чего бы начал, тогда и я бы, может, не выступал! – мне пофигу, с Истоминым наедине мы еще и не так можем разговаривать. Я его на стрельбище еще и пинками подгоняю, когда он изъявляет желание с нами пострелять.

– Да, извини. Наверное, ты прав. Деда в Москву увезли, делают, что могут, но… Сам понимаешь, чудес не бывает, а он очень серьезно ранен.

– Ясно. Спасибо за заботу, я все понимаю, другой бы уже умер, наверное.

– Знаешь, что он сказал мне наедине, когда в самолет грузили?

– Что? – я заинтересованно поднял глаза и уставился на Петровича.

– Он все знает. Кто именно рассказал, конечно, не говорит, но просил передать, что раз уж ты не дал ему сгинуть в сорок первом, то уж он просто обязан дожить хотя бы до победы. И будет стараться.

– Вот это номер, твою мать! Это наверняка ему парни в плену сказали, думали ведь уже все, не увидимся больше, вот и рассказали. Он ведь с сорок первого что-то подозревал, не такое, конечно, но парни постоянно говорили, что спрашивает, чего это командир к нему, простому радисту, так расположен.

– Я тоже так подумал, ну в принципе ничего страшного не вышло. Язык он за зубами держит, за всю войну пару раз всего видел, чтобы он вообще разговаривал с кем-то просто так.

– Да нет, так-то он парень веселый. Просто мы моложе все, хотя здесь проще, чем… там. Здесь есть то, что объединяет весь народ, от мала до велика.

Проболтали мы с командиром чуть не целый день. Вечером были сборы, и я вылетел домой. Истомин передал приказ отдыхать, пока группа не восстановится. Целые-то только мы с Семой остались, остальным всем досталось. Митроха еще не сильно пострадал, он к нам позже приедет, а пока будем готовить молодежь, и Берия серьезно отнесся к моей идее о помощи милиции. Да, жестко, даже жестоко, но все это дерьмо, что портит жизнь в тылу простым людям, мы будем вырезать под корень. Будет что-то наподобие того, о чем в будущем рассказывали про Жукова и Одессу, только масштабней. Любая тварь, какая будет поймана с оружием, на разбое или еще чем-то горячем, подлежит уничтожению. На хрен их кормить, народ вернется с войны и будет на них горбатиться, чтоб они потом с зон повылезали и за старое? Хватит у людей на шее сидеть, хочешь жить как урод? Нет, не будешь ты жить. Да есть всякие люди, бывают и ошибки, и прочие недоразумения, но чистить надо. Такого разгула преступности, как было в моей истории – не будет, точка. Я лично и начну, с Питера начну, а там посмотрим. Да, будут уроды в будущем – кривозащитники, которые будут пищать о репрессиях, геноциде, ну мы и их выведем. А лучше постараемся вообще не допустить разведения этой «породы».

В Ленинграде я появился через пару дней. Сначала столицу пришлось навестить, точнее приказ прислали Истомину из ведомства Берии. Отчитались быстро, но в Питер я поехал один, Петровича не пустили пока. Сел на поезд и выехал. Берия, кстати, награды обещал всем, особенно за генерала СС. Ценный фриц попался, да и полковники тоже к месту пришлись. Как Истомин рассказал, разведчики там, на плацдарме, никак не могли притащить хорошего «языка», а теперь благодаря сведениям, полученным от пленных, быстро переделывают план наступления. Оказывается, тот лагерь, где мы захватили генерала, был лишь одним из нескольких, что готовят для обороны. Фрицы строят укрепрайон, в котором по их планам завязнет Третий Белорусский фронт, и готовят удар во фланг по берегу Вислы с целью отсечь и разгромить нашу группировку. Сил у них там накоплено достаточно, а теперь наши им подарок сделают. Там Жуков с Рокоссовским колдуют, что-то наворотят теперь так, что мало фрицам не покажется.

Истомин по моей просьбе нашел Темирхана, брата Мурата, и вытащил того с фронта. Чтобы вытаскивал, я не просил, личная инициатива Петровича. Парня привезут в Ленинград, ко мне, он уже показал себя хорошим стрелком. Его непосредственный командир рекомендовал ему пойти на обучение в снайперскую школу, а тут как раз Истомин подсуетился, и вместо обычной полковой школы парень попадет ко мне. Мне, кстати, начальство готовит отставку, я это понял по огромному количеству вопросов о Митрохине. Все вопросы сводились к тому, сможет ли Митрохин быть первым номером. Я не подавал виду, что понял замыслы командиров, но рассказывал честно. Насчет руководства группой вопрос не стоит, тут Саня Зимин на своем месте, речь шла именно о первом номере снайперской пары. Тут впервые я высказал то, что было у меня в голове, без прикрас.

– Как стрелок-наблюдатель и второй номер Митрохин абсолютно на своем месте. Дело даже не в опыте, есть люди, которые руководят государством или предприятием, а есть заместители, Андрей – идеальный зам. При попытке поставить его первым номером будет провал.

– Я такого же мнения, товарищ нарком, – кивнул Истомин Берии.

– Идите, товарищи, возможно, мы еще вернемся к этому разговору.

Вот тогда я и понял, хотят меня отстранить, но опасаются за дело. Вдруг появится «работа», они-то привыкли, что если иду я, то результат всегда стопроцентный, а с Митрохой еще неизвестно. А если вспомнить последнюю командировку, то…

Дома я был принят как генсек. Не, лучше. Девчонки повисли так, что оттянули руки до пола. Чехол с винтовкой полетел на пол, шапка туда же, хоть шинель повесили на крючок, и то ладно, а то рады были порвать на кусочки.

– Эй, котята, не порвите меня. – Котята, да больше на пантер похожи! Любят меня дома, ой как любят. Может, и правда забить на армию, подобрать кого-нибудь на свое место и больше не уезжать? Нет, естественно, привлекать меня будут, чтобы не расслаблялся особо. Ладно, обдумаем этот вопрос.

На следующий день все вместе пошли в парк. В городе уже появились скромные аттракционы, и девчонки пищали от удовольствия, катаясь на подвесных лодочках и всяких там коняшках и осликах. Я был доволен, девчонки счастливы, это самое главное. Такие большие уже, как вспомню встречу с Танюшкой на Аничковом мосту, когда она попросила поесть… А Анютка, стоящая в кроватке, плача без слез, потому что даже пить было нечего, не то что есть. Как они не умерли вместе с их матерью от голода? А как было холодно зимой сорок первого? Отопления нет, печки есть, а дров нет. Тьфу ты, старею, что ли? Этому телу всего двадцать один год, скоро двадцать два, но мне тому, что попал сюда, было бы уже тридцать шесть. У меня как будто душа старше, что ли, не знаю, как объяснить.

– Сереж, тут Алена проболталась…

– Блин, ну опять истоминская жинка с языком не дружит. Что ж она такая болтушка-то? – перебил я супругу, думая, что жена Петровича опять проболталась о том, что ей рассказал муж. А дядя Саша тоже молодец, нет, он когда-нибудь точно влетит в ситуацию.

– Ты бы дослушал, вообще-то! – теперь уже Светланка прервала мои мысли.

– Да?

– Александр Петрович говорил еще в прошлый приезд, что ты скоро перестанешь ездить на фронт.

– Ну вот, а я что говорил? Света, этого еще даже Верховный не знает, а Алена тебе подносит как уже решенное дело.

Правильно я думал, значит. Выходит, меня уже приготовились списывать, ну Петрович, ну… Молодец! Я ведь сам никогда от войны не откажусь, ну не так я воспитан, а вот если будет приказ, да еще если и дело на замену найдут, тогда хорошо. Мне ведь и правда надоело фрицев резать, сколько можно. Двадцать один год, звание не по годам, наград целый иконостас, генералам на зависть, а что я видел-то, кроме как смерть? Нет, действительно старею.

– Ты сейчас-то надолго?

– Да, думаю, не скоро позовут, если только ЧП какое. Парни все в госпитале, один Сема целый, скоро появится, буду молодых тренировать дальше.

– Ну и хорошо. Я так только рада буду, да ты и сам это знаешь.

– Знаю, родная, но и ты знай.

– Что?

– Я устал.

– Ну, наконец-то! – воскликнула Светланка и бросилась на шею. Как же мне с ней повезло-то, всегда с полуслова понимает. Это как с хорошим вторым номером работать. Если приходится разговаривать во время работы, напарник не подходит. С Муратом было идеально, могли часами не разговаривать, одни жесты. С Митрохой немного хуже, но тоже ничего, а вот у других групп бывало, что операции проваливались из-за недопонимания между напарниками.

– Ты вообще из армии уйти хочешь?

– Да кто же меня отпустит-то? Да и…

– Что?

– А что я делать буду на гражданке-то?

– Ну, разве мало работы сейчас после войны?

– Света, знаешь, сколько после войны людей появится с алкогольной зависимостью?

– А это тут при чем? – искренне удивилась жена.

– Да при всем. Люди отвыкли от мирной жизни. В армии не надо думать об одежде, зарплате, о том, как и чем прокормить семью. А тут раз – нужно снова работать, а люди будут злые. Могут начаться мордобои, начальник посмотрит не так, или работнику это покажется, и понеслось. А потом тюрьма и…

– Ну и умеешь же ты жути нагнать! Думаешь, так и будет, что, совсем все с ума начнут сходить?

– Родная, я надеюсь, что такого вообще не случится, даже в меньшей степени. Думаю, что это просто мои эмоции. Просто когда в войсках находишься, многое видишь из того, о чем вы в тылу даже не подозреваете.

– А что там такого бывает? Ты мне почти никогда ничего не рассказываешь, – потупилась Светланка.

– А что рассказывать? Как после серьезной атаки один из отличных бойцов вдруг убил ложкой повара?

– Как это, за что?

– Да крыша съехала. Ужин на передок подвезли, а бойцу повар меньше кулеша положил, чем другим, а может, тому просто показалось, теперь уж не разберешь. Он подошел к повару и, сказав только: «Курва фашистская!» – на ему ложку в живот, и всего делов. А самое грустное, знаешь что?

– Господи, как такое может быть-то? – На супруге лица не было.

– А самое грустное, – продолжал я, – что боец этот сел спокойно рядом и стал доедать кулеш. – Светланка аж перекрестилась.

– И что, много таких случаев?

– Да нет, конечно, но ты представь, что может быть на гражданке?

– Жен могут начать бить, – задумчиво произнесла супруга.

– Конечно, ведь вернутся-то – герои. Их почитать должны, а у людей у всех характеры разные, вот и опасаюсь я того, что может быть. Ну, ничего, наверное, все же больше будет нормальных людей, но ты же понимаешь, что война это вообще не нормально, а уж такая, как сейчас идет…

Я на самом деле об этом частенько думал, даже с Петровичем делился. Тот, кстати, рассказывал, что «наверху» и об этом думают. Сказал, что Сталин обсуждал такую проблему с соответствующими людьми. Так что без внимания партии проблема не останется.

Гулять и отдыхать с родными хорошо, но кто же мне просто так даст дуру гнать? Ладно хоть успел столяра хорошего найти, давно обещал мебель в квартире сменить, да и просто добавить, а то ведь комнат много, площади-то большие, а пустота вокруг… Даже форму некуда убрать, а у меня ее много. Заказал специалисту изготовить по чертежам щиты из дерева, а уж из них собирать то, что мне нужно, буду сам. По вечерам-то я свободен, разберемся. Хотели мне сначала просто шпон впарить, но я отмахнулся. Показал на чертеже, как сухие рейки в шип собирать, вырезая сучки, и клеить. Мастер вроде все понял, хотя и удивился. Дядька был в возрасте, бывалый, сказал, что даже господа такого не придумывали, а брали в основном то, что им предлагали. Но это он мне по-доброму сказал, без всякой задней мысли. Ну и хорошо, что получилось объяснить, еще лак заказал на фабрике и морилку. Если щиты будут тем, что мне нужно, замайстрячу тут шкаф-купе, именно такой, как хочется. А то в магазинах если и есть чего, так все такое убогое, хоть плачь. Дело-то не в том, что мне нужно что-то особенно красивое, удобное нужно, удобное. А тут в основном из массива делают, громоздкое, тяжеленное, а функциональности – ноль. Тащили с Истоминым комод, еще в сорок втором, он где-то достал, мы чуть не умерли под ним. Ребят тогда не было рядом, тащили вдвоем. Я понимаю, это, наверное, должно выглядеть как-то круто, комод девятнадцатого века, весь такой резной, с финтифлюшками разными, да вот только мне-то они и на хрен не нужны. Да, в моем времени говорили, что все стало одинаковое и безликое, но блин, удобное же.

Новая группа будущих стрелков-снайперов оказалась вообще какими-то школьниками.

– Сереж, что, призывного возраста уже людей не осталось в Союзе, что ли? – спросил меня наш водитель Михалыч. Он так тут в Питере и прижился. На короткие выезды мы его не берем, начальство его тоже не может отправить на фронт, мужику шестьдесят, куда уж тут на войну-то ехать? Работал он тут при школе, а когда мы уезжали, то брали его с собой.

– Да фиг его знает, Михалыч. Сейчас узнаем, – я подошел к строю из десяти бойцов. – Так, каждого расспрашивать буду позже, сейчас по очереди назовитесь и кратко о себе.

– Боец Крученко, призван неделю назад из Харькова.

– Возраст? – задал я интересующий меня вопрос.

– Восемнадцать, – бодро отрапортовал боец.

– Так, мужики, я вам объявлю сейчас первое правило нашей школы. Все вранье осталось дома, с мамой, бабушкой и другими. Еще раз и…

– В глаз! – тонко подметил Михалыч.

– Да нет, Михалыч. Детей мы не бьем, просто отправим их отсюда, и всего делов.

– Товарищ инструктор, – да, я здесь просто инструктор, – нас сюда партия направила, – послышался голос из середины строя.

– Ребятки, а вы часом школой не ошиблись? Политработников у нас в другом месте готовят. Смирно! – рявкнул я.

– Рядовой Крученко, семнадцать лет, – отчеканил первый в строю и добавил уже тише: – Товарищ инструктор, война кончится, пока восемнадцати дождешься.

– Ох, парни, как было бы хорошо, если бы она кончилась, а вы не успели бы на нее, – горько сказал я. Михалыч только вздохнул.

– Я хочу бить гитлеровцев. Отомстить за родной город, за родных.

– Позже вы поймете мои слова и признаетесь, хотя бы самим себе, что я был прав. Ну а пока… Сержант Филиппов! – Ко мне пулей подскочил солдат, что служил в школе. Парень после тяжелого ранения, не годен к строевой, а здесь у нас прижился, обязанности выполняет на отлично.

– Да, товарищ майор, – вскинул руку к голове сержант.

– Устрой-ка им пробежку, как и всем ранее, – ухмыльнулся я.

– Товарищ майор, не рановато для них? – виновато спросил сержант.

– Вот и посмотрим, как они фрицев хотят бить. Выполнять.

Михалыч покачал головой, и я несколько смягчился.

– Сержант, можно без снаряги, – я даже увидел, как выдохнул сержант. Понимаю его, ему же их тащить до финиша. Дело в том, что первый марш-бросок у нас двадцать километров по пересеченной местности. Главное в работе снайпера умение ждать, а для этого нужно быть очень выносливым. Почему первый забег такой продолжительный? Так сразу станет видно, кто в каком состоянии. Жесткого норматива нет, надо просто добежать, четыре часа на это у них есть, дойти пешком можно, а там уже смотрим. Кто-то с инструкторами драку задевает и уезжает обратно в свою часть, через санбат в основном, а оставшиеся и выдержавшие занимаются дальше. Больше таких кроссов у них не будет до конца обучения. Ежедневный пробег всего трешка, но с полной выкладкой и стрельбой.

На второй день, как я возобновил тренировки «молодых», появился Сема, его привез Истомин, а вместе с ними… Черт, я аж дар речи потерял, передо мной стоял Мурат. Блин, я понимаю, что этого быть не может, но вашу маман, да они словно близнецы с братцем.

– Это Темирхан, проверь его форму и введи в команду, – приказал Петрович.

– Есть! Пойдем, Хан.

– Я так и знал, что мне здесь кличку сразу дадут, – сокрушенно произнес казах.

– Клички у собак, а здесь боевые позывные. Его, конечно, еще заслужить надо, но у нас специфика немного другая, мы с рациями работаем, и у тебя просто обязан быть позывной. А вот номерные вы заслуживаете уже на фронте, все ясно, обид нет?

– Так точно, товарищ командир. Товарищ генерал, разрешите вопрос товарищу инструктору, не по службе?

– Давай, – кивнул Истомин, – здесь он командует.

– Слушаю тебя, что за вопрос?

– Товарищ инструктор, а вы знаете майора Новикова? – Вот это вопросец, но прятаться от него я не буду.

– Знаю, – кивнул я в ответ.

– Вы ему не передадите кое-что? Он воевал с моим братом, мать просила ему передать вот это, если, конечно, я смогу его найти.

– Ну, так ты смог его найти, передавай, – усмехнулся Истомин. Темирхан закрутил головой, не понимая, почему все вокруг улыбаются. Все, кроме меня.

– Майор Новиков перед тобой, Темирхан. Я рад видеть брата моего лучшего друга.

Темирхан стоял и хлопал глазами, казалось, он не верил. Он медленно протянул мне письмо и какой-то маленький предмет, похожий на солдатский жетон из будущего, только деревянный. Я взял в руки этот жетон и увидел великолепной работы узор, вырезанный на кусочке очень твердого дерева.

– Это медальон Мурата. Ему вырезали его при рождении, а перед уходом в армию он его снял. Это оберег, если по-русски. Он всегда должен находиться на груди того, кому предназначен, к сожалению, в военкомате Мурата заставили снять его, а я вот свой ношу, – Темирхан вытащил из-под одежды тонкую веревочку с похожим талисманом.

Я рассмотрел этот оберег и, присоединив к письму, отправил его в карман. Письмо позже прочитаю.

– Спасибо, мне очень приятно получить этот предмет. У меня, к сожалению, мало что осталось на память от друга. Вечером, после занятий зайди ко мне в кабинет. Спросишь на КП, там проводят.

Наша школа имела не только полигон, но и небольшое здание, в котором располагался класс для теории и пара кабинетов для руководства, все как надо, то есть казарма для солдат находилась рядом, но там бойцы только отдыхали и занимались в крохотном спортивном зале.

– Хорошо, разрешите идти? – козырнул Темирхан.

– Сема, проводи бойца в казарму. Темирхан, занимай любую свободную койку. У нас так заведено, на какой койке нет подушки, та свободна, все.

Я отвернулся, что-то эмоции захлестнули, а тут еще и Петрович рот открыл:

– Чего, не ждал такого?

– Ты, Петрович, когда-нибудь доболтаешься! – рядом никого не было, поэтому я по-простому начал. – Ты же знаешь, что у Алены ничего не задерживается, на хрена болтаешь? – Истомин даже возражать не стал, хоть бы возмутился для порядка. Командир просто развернулся и ушел, а я стоял и думал: «И чего я такого сказал?»

Вечером поговорил с Темирханом. Рассказал, кем для меня был его брат. Сколько мы с ним хлебнули лиха. Конечно, где были и что делали, не рассказывал, но эмоции были, что надо. Я ведь в свое время и матери Мурата в письме рассказывал, что ее сын погиб за границей, но никто из них даже не представляет, насколько далеко. Вот и Темирхан тоже.

– Товарищ майор, фашистов ведь далеко отогнали уже, не дошли еще до тех мест, где Мурат похоронен? – Песец, вот что ему говорить? Надо к Истомину обращаться.

– Я поговорю с командиром, если добро дадут, я тебе расскажу, договорились? – Хан кивнул. – Как тебе у нас в школе? Сержант мне сказал, ты кросс пробежал на рекорд школы, почти не запыхался.

– Так я на родине много в горах гулял, мне здесь дышится намного легче, но тяжело мне все равно было. Далеко бегаете, – подытожил Хан.

– Да это только в первый раз так, видел, сегодня четыре койки в казарме освободились?

– Да, не выдержали?

– Точно. Один, представляешь, уж через три километра на землю сел. Еще один себя самым умным посчитал и решил срезать. Оставшиеся хоть и не добежали, но сами отказались. А самое главное, никто из них не догадался помочь тем, кто отстал. У нас такое не приветствуется. Здесь люди становятся командой, семьей, если хочешь. Вот почему я о твоем брате могу говорить только хорошее. Никогда, просто ни разу за все время, что мы были вместе, он меня не бросил, не ослушался и не подводил. Вот такие должны быть напарники.

– Ясно, товарищ командир. Я все понял, надеюсь, я добьюсь уважения у своих будущих напарников.

– У вас это семейное. Мурат мне рассказывал, что его таким отец воспитал, если и ты слушал отца, далеко пойдешь. Я, признаюсь, не хотел тебя к нам в школу привозить, тут уж начальство вмешалось. Между нами не должно быть вранья и недоговорённости. После Мурата видеть почти его копию мне тяжело, но в память о твоем брате я обязан сделать из тебя лучшего бойца.

– Я не подведу, – коротко, с благодарностью и пониманием ответил мне Хан. Он был не по возрасту умен, это заметно.

– Мне сказали, что стреляешь ты хорошо, утром покажешь, посмотрим вживую твои возможности. Ты ведь понял уже, что тебя я буду готовить лично и далеко не на бойца прикрытия.

– В роте говорили, что хорошо. Но до вас, думаю, далеко. На фронте о вас легенды ходят.

– Вот блин, ну и конспирация у нас, все вокруг все знают! – охренел я от таких известий.

– Так это от тех, кто у вас учился. Они на фронт приезжают и рассказывают.

– Забудь, наверняка врут безбожно. Но речь не обо мне. Ты чем на фронте пользовался, «светкой»?

– Я «Мосина» себе выбрал. Точнее и дальше бьет.

– Ага, значит, любишь дальние цели?

– Да, это очень сложно, поэтому и нравится.

– ВСК пробовал?

– Негде было. Ребят с ним нашел, а вот стрелять было тогда негде, не дали.

– Вот завтра с него и начнешь. Сначала изучишь ствол, тебе расскажут обо всех достоинствах и недостатках. Попробуешь короткую оптику, для длинной опыт нужен. Я не цену набиваю, просто привычка нужна.

– Я прекрасно понимаю. Постараюсь оправдать ваше доверие.

С утра мы все охренели. Хан, первый раз стрелявший из незнакомого ствола, положил третьим выстрелом мишень на километре. Затем, чтобы проверить, понял он винтовку или нет, я попросил переставить мишень на сто метров дальше. В поле это почти незаметно, и, пока Хан и остальные бойцы обедали, мишень переставили. Если бы это было летом, он по местности мог бы сразу это заметить, но когда поле укрыто ровным слоем снега, это очень сложно. И знаете, что было? Вторым выстрелом он снял мишень.

Вечером дома я зашел к Петровичу.

– Поздравляю, у вас есть готовый первый номер мне на замену. Можете меня, наконец, снимать и в запас, – вывалил я Истомину свои мысли.

– Опять хрень порешь? Какой запас, какая замена?

– Ну, ты же сам хотел меня больше никуда не пускать.

– Ты про младшего брата? Ну, и как он тебе? – усмехнулся Истомин, переведя разговор.

– Я же сказал, готовый первый номер. День стрелял из ВСК, целый день. Сейчас отдохнет пару дней, плечо пусть заживет, я-то знаю, каково это, хоть он и храбрился.

– Значит, я не ошибся, привезя его тебе! – с удовольствие заметил Истомин.

– Петрович, а ты зря на меня обиделся, я ведь и не против «завязать», – я выдохнул, наконец-то сказал.

– Молодец, Серега. Ну, в самом деле, хватит уже. Ты меня сегодня обидел, а я ведь тебе о награждении хотел рассказать.

– Да ладно, не злись, Петрович, извини. Сорвался что-то.

– Товарищ Сталин тебя в Москву вызывает, хочет там наградить.

– А как же его слова о том, что мы, к его сожалению, бойцы невидимого фронта?

– Времена меняются, может, передумал.

– Знаешь, Батя, а я ведь суеверный. Можно не поеду, что-то совсем вот не хочу.

– Ты мне это брось. Тебя Верховный ждет, пообщаться хочет. Это мне Палыч сказал.

– Когда выезжать?

– Награждение послезавтра, завтра вечером уедем.

– Поездом?

– Нет, за мной же самолет закреплен. По приезду, к Палычу, потом спать, с утра в Кремль.

– Ясно. С утра поедешь со мной в школу?

– Что давать будут? – шутит командир.

– Поставлю Хану свой прицел, пусть себя покажет.

– Ну что же, думаю, стоит посмотреть.

– Если помнишь, с «веслом» Мурат тогда был лучше меня.

– Ну, это было тогда.

Утром Хан «убил» всех. Снова три выстрела, и мишень на двух километрах упала. Все охренели. Я ему сразу, не скрывая, объявил, что готовлю его на замену себе. Думаю, парни с ним сойдутся, хотя и расстроятся, узнав, что я их скоро покину.

Награждение было как всегда помпезным. Что-то меня это так утомляло, половину присутствующих я не хотел даже видеть. В основном это были всякие партийные деятели, ну вот не перевариваю я их. Они тут при дворе такие дела крутят, что мне и здороваться с ними противно. Как Сталин начинает кому-то из генералов благоволить, они сразу стараются «любимчика» в дерьмо окунуть. Врут, доносы пишут, и чего их Верховный держит? Нули ведь полные. Постоянно лебезят перед теми, кто старше их по чину, фу, ладно…

Повесили мне ни много ни мало целый орден Ленина. Он у меня уже не первый, но все равно приятно. Иосиф Виссарионович крепко пожал руку и пригласил сказать пару слов. Пришлось немного поболтать. Позже опять состоялась встреча с Берией.

– Ну, что, «везунчик», отставки захотел? – ехидно спросил нарком.

– Да, товарищ Берия. – Ну а чего скрывать и юлить, ведь, правда, захотел.

– Мы подумаем. Но сразу скажу, полностью отойти от «дел» у тебя не выйдет.

– Я понимаю, – кивнул я, соглашаясь.

– Что делать хочешь на гражданке? Может, ко мне, я имею в виду в управление?

– А кем я там буду, Лаврентий Павлович, у вас такие спецы служат, а кто я?

– Да уж, ты же у нас профессиональный ликвидатор.

– Я предпочитаю – стрелок. Это как-то спокойнее звучит.

– Ну, ты не простой стрелок, ты чертовски удачливый стрелок. Консультантом в Ленинградское управление пойдешь? Вон как милиции хорошо помог!

– Ну, подумать нужно, а так, если прикажете, конечно, пойду.

– Нет, пока приказывать не буду. В любом случае до конца войны ты будешь в школе. Дальше посмотрим. После войны обучение не закончится. Спецы в твоей области нужны будут всегда и в армии, и в конторе.

– Ясно, – спокойно ответил я.

– А сам-то что хотел делать после войны? – О, я думал, и не спросит.

– Честно?

– Конечно! – твердо произнес нарком.

– Да в лес куда-нибудь залезть хотел бы. Чтобы тишина, природа и семья. Но понимаю, что это невозможно.

– Чего-то рано тебя в лес-то потянуло, чего там девчонки-то у тебя делать будут?

– Да знаю я. Мебель, думаю, буду делать.

– Мебель? – удивленно спросил Берия и даже снял пенсне.

– Ага. Вот скоро себе сделаю, покажу Александру Петровичу, понравится, и ему сделаю.

– Ну и мне покажешь, я тоже оценю. Я хоть и не мебельщик, но чувство прекрасного у меня есть, – усмехнулся нарком.

– Конечно, – я тоже улыбнулся. Он ведь вроде архитектор, творец еще тот.

Разговор был длинным. Берия рассказал о том, что сейчас на фронтах немцы цепляются последними силами за каждый фольварк. Это их земля, не нравится, что по ней идут чужие солдаты. На удивление, мирные жители к нашим солдатам относятся неплохо. Не везде, конечно, где-то и постреливают из-за каждого угла, а где и с цветами встречают.

Появились слухи из ведомства Судоплатова, о заговоре против Гитлера. Вроде как группа из генералитета Рейха хочет переметнуться, да не к нам, а к «лимонникам», лишь бы помогли с нами справиться. Ну, ни хрена не понимают, с нами дружить надо, а они все никак не навоюются. Идиоты. Вот и работают сейчас судоплатовские как проклятые. Нам устранение бесноватого не нужно, от слова – совсем. Что там могут наворотить наглы, мы себе отчетливо представляем, а фюрер предсказуем. Если бы дело было в нем, мне бы уже давно приказали его устранить. И хоть это было бы дорогой в один конец, я бы выполнил этот приказ, безусловно.

Шкаф я собирал уже три часа. Истомин только сейчас появился, сразу пошло быстрее. Одному банально неудобно, да и тяжеловато. Это ж не опилки, которые ЛДСП, а все же дерево. Щиты получились на загляденье, не такие, конечно, как в будущем, но учитывая оборудование, на котором их делал мастер, а точнее отсутствие оного, вполне вышло то, что надо. Рейку я ему заказывал 25 мм, он такой и нагнал, расхождение буквально в миллиметр-полтора. Молодец мужик, вот уж где руки растут, откуда нужно. Я когда заказал ему щиты, озаботился вот чем. Сделал я в гараже возле дома, ах да, у меня же гараж еще по осени здесь появился, вместе с Петровичем строили, хороший и крепкий верстак. На станину нашел два листа железа, закрепил их так, чтобы посередине был промежуток для вала. Да, фуганок я замайстрячил, обычный для моего времени фуганок. Только с двигателем вышел небольшой затык. Те, что нашел на Кировском заводе, были уж очень огромными. При мощности в полкиловатта он занимал места, как весь верстак. Да уж, долго бы я возился с ним, но подфартило там, откуда и не ждал вовсе. Заехавший за мной как-то утром Михалыч, наш водитель, предложил поискать у них в рембате, и ведь нашел. Кто сюда в Ленинград припер немецкий электродвигатель, история умалчивает, но подошел он мне идеально. Наверняка, когда немцы отступили, наконец, из-под Питера, шоферюги раскулачили какую-то фрицевскую рембазу. Двигатель был как новенький, размером примерно с табуретку, если ее лежа положить. Мощность полтора киловатта, вообще за глаза.

На станину сверху я привернул прижимающий мост, сварили ребята на Кировском заводе, они же и вал подогнали, только пришлось толщину ножа менять. У них-то все под металлообработку, а древесина мягкая, ее нежно строгать нужно. Так вот, рейку, что мне столяр сделал дюймовой, я строганул до двадцатки, разбег по толщине вообще ушел. Ширина станины у меня была пятьсот миллиметров, щиты не шире этого и заказывал. Заказал сразу много, обеспечив работой мастера на полгода вперед. Трех размеров пока заказал, триста, четыреста и пятьсот миллиметров. Вот с длиной пока был напряг. Материала хорошего днем с огнем не найти. Чтобы не ждать полгода обещанные щиты, я решил делать метровые, а их уже скреплю чем-нибудь, не так уж и сложно это. Для соединений решил использовать простые винты с гайками. На манер стяжек, что использовались в Союзе в восьмидесятых годах, в той жизни. Убожество, конечно, удобства при сборке минимум, но зато довольно крепко. Уж если ТАМ опилки так соединяли, то дерево будет держаться вообще хорошо.

Вдвоем с Петровичем получилось быстрее на порядок. Когда собрали и закрепили стенки, принялся устанавливать внутрь полки.

– Слушай, – сказал вдруг Истомин, – а на фига ты вообще все это придумал? Обычный шкаф получился, ну поинтересней смотрится, конечно, но все же?

– Петрович, ты еще просто дверей не видел! Завтра привезу, а ты Алену свою приведи вечерком, а я на вас погляжу.

Я заказал на стекольном заводе зеркало. Жаль, отказались делать по моим размерам. Я-то хотел сделать двери полностью от потолка до пола одним целым, пришлось выдумывать, как сделать переплет, чтобы собрать из двух кусков. Ну не позволяло на стекольном заводе оборудование делать зеркала размером два на метр. Только и смог добиться один на один. Но, придумав, как красиво сделать переплет, был рад и этому.

Вечером состоялось представление. Пришли все Истомины, у Петровича сын родился в прошлом году, так что их четверо, моих со мной вместе пятеро, никто еще не видел, что у меня вышло в концовке со шкафом-купе, вот я и устроил представление. Когда содрал занавеску, что закрывала фасады шкафа, все просто застыли. Если Петрович в Москве еще где-то встречал такие зеркала, то вот наши жены и дети были в шоке. Мы с Истоминым уже полпачки папирос выкурить успели на балконе, а женщины и девочки не могли отойти от шкафа.

– Признаю, очень интересно сделал. Слушай, да у тебя, видно, еще талант прорезался? – похвалил меня Истомин.

– Это хорошо забытое старое. А на самом деле ничего сложного. Шкаф придуман таким для того, чтобы экономить место в квартире. Сколько занимает вон тот старый «чемодан», что по недоразумению кто-то окрестил шкафом платяным? А влезет в него сколько? У меня места занял в два раза меньше, а засунешь в него, наверное, раза в три больше.

Когда столяр изготовит новые щиты, займусь кухней. Эпоксидка есть, то есть достану, лист фанеры, мраморная крошка – и будет первая столешница из камня. Кухня тут большая, есть где пофантазировать было бы время.

Тренировки новой группы шли довольно успешно. Этот последний набор был удачным, как уже говорил, только четверых отсеяли. Хан еще и с маскировкой подружился, даже сам чего-то изобретает, а уж стреляет…

Из госпиталя сбежал Зимин, нога у него начала заживать, говорит, устал валяться. Вано лежит пластом, после трех операций перевезли в Питер, я попросил, тут хотя бы есть кому его навещать. Вот с Дедом все гораздо хуже. Пока без сознания, но вроде ухудшения нет. Митрохин тоже приехал в школу, пока не тренирует, самому надо в норму прийти. Порадовал Толя Круглов. Очнулся «навсегда» он уже давненько, вот, наконец, начал вставать. Пока с чужой помощью, и ходить не дают, но прогресс есть, хотя врачи все одно твердят – демобилизация. Ну, я его в школе пристрою, чего ж ему в двадцать три года безработным тихо спиваться, что ли, а так дело ему найдем. Я, кстати, всерьез решил об изготовлении мебели подумать. Присмотрел с Петровичем одно помещение, в одном из свободных корпусов тракторного завода. Все мне там понравилось, надо думать об оборудовании. Сказал Истомину, тот решил узнать, что есть на Западе, может там что-то закажем, чтобы велосипед не изобретать. Понимаю, что ПВХ кромки еще нет, но вместо нее вполне шпон пойдет, его-то как раз достать можно свободно. С кухней, наверное, придется подождать, Истомин требует себе шкаф. Точно надо щиты выводить на поток. Да, не все тут поймут такую мебель, если честно, простая слишком, зато удобная и качественная. Жалко, оттенки пока только древесные, но я уже придумал, как замутить «серебро», «золото», да и простой белый вполне себе пойдет. Истомин даже подковырнул:

– Чего, мебельный магазин с фабрикой будешь открывать? – и усмехается. А я возьми да и ответь:

– И открою! Думаешь, не дадут? Так я через Палыча проведу. Как ему это преподнести, я уже вполне придумал. Это будет обычный государственный магазин, мне лишнего не надо, я не гонюсь за баблом. У меня появилось желание творить. Буду придумывать мебель, дадим рекламу…

– Чего ты собрался давать? – не понял Петрович.

– Ну, развешу по городу большие плакаты, красочно изобразим то, что мы можем делать, и погнали. Года за два-три оборудование налажу, там глядишь и у людей деньги начнут появляться, пока-то, конечно, не до этого, а на будущее вполне. Здесь же нет ничего такого, а человек так устроен, всегда тянется к лучшему и удобному, не надо ему запрещать это делать. Помнишь, в самом начале я рассказывал, как люди в моем времени за джинсами охотились. Была фарца, спекуляция, а надо-то просто было запустить госпрограмму и все! То, что нельзя пресечь – надо просто возглавить. Я еще и одеждой займусь, Светланка шить умеет, материал пока можно и в Штатах закупить, пока свой не дадим, и все, на хрена людям на заграницу смотреть будет, если все это и дома есть. Я понимаю, что многие наши партийные гении все это будут саботировать, но думаю, прорвемся. Чем больше будет хорошего для людей, тем эти люди будут лучше работать и расти над собой. Будем развивать Союз и двигать вперед, как-то так.

Это я, конечно, размахнулся, но любые мечты имеют возможность превращаться в реальность, взять хотя бы мое нахождение тут. Да пока, конечно, рано еще говорить о мебели, ширпотребе и прочем. Сейчас надо в первую очередь преодолеть продуктовый голод. Да, ни в Москве, ни в Питере проблем особых нет, но это только крупные города. Жилье опять же, столько разрушено в стране, про бараки, которые строились после войны в моем времени и простояли полвека, я Берии все уши прожужжал. Нельзя относиться к людям, как к скотине. Алмазы нашли, спасибо «Лисову», нефть и газ добываем, золото моем. Будем строить нормальные дома сразу. Взять те же дома так называемой «новой планировки», чем они плохи? Только тем, что из бетона? Можно делать из кирпича, ведь планировка-то вполне удачная. Комнаты разнесены, метраж на уровне. Для семьи из трех-четырех человек двушки в пятьдесят метров я считаю достаточно. Кому мало, покупай за свои деньги. Обычное государственное жилье будет вручаться под минимальный процент лет на сорок. Жилье, за которое не выплачены деньги, продать будет нельзя, работаешь и потихоньку выплачиваешь. Это будет намного легче известной мне ипотеки под 17–25 процентов, от которой люди с ума сходили. Будем как в Японии в двадцать первом веке, проценты только на покрытие инфляции. Стоит инфляция, стоят и проценты.

После войны с работой проблем не будет вообще, я думаю. Вся страна будет одной большой стройкой. А сколько смежных предприятий нужно? То-то.

С Берией разговаривали как-то насчет стройки, тот сразу поддержал мою идею строительства целых микрорайонов. Это ж как удобно, строительство в одном месте большого количества жилья. Сразу заселяешь кучу людей, освобожденные территории равняешь и строишь новый район. Ой, это время – время возможностей. Только от хапуг и всякого отребья надо сразу избавляться, партийный аппарат Сталину чистить еще и чистить. Его там все ругали за репрессии, а ведь мало он чистил, мало! Если бы как следует подчистил, не развалили бы Союз в девяностых.

В конце февраля совершили с парнями объезд наших ранбольных. Все поправляются, Вано уже смеяться снова начал, наедине плакал и спасибо говорил. Первый раз увидел слезы у нашего здоровяка. Припомнил ему, сколько сам ему должен, тот сказал, что квиты уже давно. Дескать, он меня просто с поля боя вытаскивал, а я его второй раз из плена достаю. Я хотел пошутить насчет последней гранаты, но Вано отреагировал всерьез.

– Командир, хоть верь, хоть не верь, а была граната, даже под себя положил, не взорвалась, сука такая.

– Как это? – удивился я больше тому, что граната не сработала. Насчет Вано-то как раз все понятно, легко верю, что на гранату ляжет.

– Немецкая оставалась, «толкушка», какая-то бракованная попалась. Шнурок дернул, а она, сука, не работает.

Поржали дружно, хотя это и не смешно. Как представлю, что Вано мог погибнуть, да еще так страшно, аж жутко становится.

В один из дней, когда я вдруг устроил себе внеплановый выходной, что-то хреновато себя чувствовал, к нам домой заявились менты.

– Здравия желаю, товарищ майор, чем обязан? – встретил я старого знакомого опера.

– Да вот хотел посоветоваться с тобой, может, подскажешь чего дельного, – раздевшись и пройдя на кухню, начал мент.

– Рассказывай, – кивнул я и поставил греть чайник. Время к обеду подходило, но решил гостя хотя бы чаем угостить.

– Понимаешь, дело тут такое произошло, я в конторе добро получил на общение с тобой, так что расскажу по порядку.

А дело было так. Два дня назад ночью ограбили воинский склад. Ушло четыре автомата, старых ППШ, гранаты и форма. Менты с ног сбились, не знают, куда еще копать, вот и пришли ко мне.

– Жалко, что затянул так надолго, – медленно произнес я, обдумывая услышанное.

– Да вот, не сразу подумал. Пока отработали обычные версии, пока думали, что скажешь?

– Склад охранялся?

– Конечно. Двое часовых на улице и один внутри. На улице один был на воротах, второй у самого склада. Третий, что был внутри – погиб. Одного ранили.

– Ранили того, что у склада стоял?

– Ну да.

– Дело ясное, что дело темное, – скаламбурил я. – Как погиб часовой?

– Один удар ножом. В шею справа, не разрез, а именно удар. Тот, что раненный был, просто оглушен чем-то тяжелым по голове, там сотрясение мозга и чуток скальпирован череп.

– Приклад, – тихо произнес я, скорее сам себе.

– Похоже, – кивнул опер, – удар сзади, под шапку, видимо, соскользнул приклад.

– Возможно, возможно. Следы были, где стоял убийца, когда наносил удар? Лицом к лицу?

– Вот этого не скажу, непонятно было. Там пол деревянный, особо ничего не увидишь.

– Убитый в морге? – вставая из-за стола, спросил я.

– Да, – мент тоже поднялся и отставил чашку с чаем.

– Едем, а то что-то предчувствие плохое.

Мы быстро оделись, я только чуть дольше собирался, прихватил кольт на всякий случай, и вышли из дома. Внизу у подъезда стояла «эмка». Разместившись, майор приказал ехать в морг.

– Убийца опытный, хорошо тренированный профессионал. Крови не боится, убивал не раз. Возможно, был одет в форму офицера, – я осмотрел руки погибшего солдата, никаких порезов или ушибов.

– Слышь, ты чего там, рядом стоял, что ли? – спросил врач, находящийся рядом с нами.

– Удар поставлен, доведен до автоматизма. Края у раны не рваные, нож вошел точно в артерию, боец даже дернуться не успел.

– С чего ты взял, что тот в форме, да еще в офицерской? – удивленно спросил опер.

– А перед кем солдат вытянется по стойке смирно? Это по удару понятно, что боец не двигался и не защищался.

– А это-то откуда? – еще больше раскрыл глаза мент. Я быстро выхватил нож из ножен в рукаве и приставил его к шее майора, тот инстинктивно вскинул руки, пытаясь закрыться, и порезался, конечно.

– Теперь понятно? – убирая нож, спросил я. – Доктор, перевяжите человека, порезался слегка.

– Твою мать, Новиков, ну ты и резкий, – выругался только сейчас опер. – То есть солдат не ждал удара, поэтому так и получилось. Сзади подойти настолько тихо, чтобы часовой не услышал, было бы невозможно.

– Я знавал одного такого спеца, в прошлом году. Спеца именно по бою на ножах. Я не последний человек в этом искусстве, но тот…

– Ты думаешь, это именно тот, кого ты знал? – поморщившись, врач как раз чем-то порез на руке присыпал, произнес майор задумчиво.

– Да почти уверен, ты заметил, куда я тебе нож приставил?

– Так вот сюда, – майор указал на свою шею слева.

– На парня посмотри, – указал я. И врач и майор наклонились над телом убитого.

– А, черт! Так этот урод – левша!

– Именно, майор. Именно так. Можно, конечно, нанести удар обратным хватом и с другой стороны, но вот такого четкого – никогда.

– Так кто же это тогда? – с интересом спросил опер.

– Ты пока думай о другом, что они брать будут. Кого-то убить четыре автомата ни к чему, грабить будут. Опять банк или еще что-то такое, где может пригодиться плотный автоматический огонь. А я по своим каналам попробую что-нибудь разузнать об этом мастере ножа.

– Понял, мы уже усилили наряды в некоторых отделениях сберкасс, но людей не хватает…

– …катастрофически! – закончил за майора я. Тот в ответ только кивнул устало.

Приехали в морг мы на машине оперативников, поэтому попросил отвезти меня в Большой дом. На Литейном достаточно быстро смог найти Истомина, тот, в отличие от меня, работал с бумажками.

– Значит, почти уверен? – выслушав меня, спросил Петрович.

– Ага, – задумчиво произнес я.

– Позвоню сейчас в Москву, Паше. – Петрович ушел звонить, а я все сидел и думал, что же они такое замутить хотят?

Через полчаса вернулся Истомин и положил передо мной лист бумаги.

– Читай!

Пробежав написанное, я почесал затылок.

– И как это называть? А если он уже завербованный, а?

– Вряд ли. Был нормальный офицер, кто знал, что он трус?

– Он не трус, там что-то было, что вынудило его сдаться.

Тот, кто меня интересовал, был капитаном Красной Армии. Был. Группа, что обучалась здесь в Питере, уходила в рейд в Чехословакию, задание выполнила, но вот на возвращении была почти уничтожена. Часть парней полегло, а вот двое сдались в плен. Не попали туда ранеными или без сознания, а именно сдались. При продвижении наших войск глубже на территорию агрессора был освобожден из концлагеря. При проверке вскрылся факт перехода на сторону противника. Это стало известно, когда нашлись свидетели, как и где, история темная, не об этом сейчас речь. Так вот, этому капитану присудили штрафбат, но он отказался. Как можно отказаться от штрафбата? Да легко, встав в строй, сдернул с позиций в первую же ночь. И пропал. Больше о нем ничего не известно, последнее место его службы, штрафной батальон дислоцировался тогда в Прибалтике. Капитан Лебедев был мастер боя на ножах, в придачу являясь левшой, имел некоторое преимущество во время рукопашной. Не то чтобы левша как-то превосходит физически обычного человека с рабочей правой рукой, но в драке, а особенно в фехтовании, правша испытывает неудобство. Почему, не знаю, но сам замечал, он и меня на тренировке пару раз ловил именно за счет того, что мне было неудобно с ним фехтовать. После этого, кстати, я и начал обучаться обоюдной работе рук с ножом. Теперь мне без разницы, в какой руке нож у противника.

– Серега, ограбление инкассаторов. Три трупа, последний четвертый, тоже не жилец, похоже, наши «клиенты» на дело вышли. Утром, свидетелей мало, – майор, размахивая руками, рассказывал о происшествии.

– Банальный разбой, что-то тут не так, – задумчиво произнес я.

– Хрена себе банальный. Можно сказать, четыре трупа. Украли кучу денег, теперь, если не дураки, хрен мы их найдем, затихарятся.

– Автоматы?

– Да, инкассаторы из своих наганов даже выстрелить не успели, там, как на фронте было. Очевидцы рассказывают, что нападавшие были в военной форме, все с ППШ. Вроде четверо.

– А на складе их двое было, значит, нашли подельников?

– Я тебе не успел вчера рассказать, некогда было к тебе ехать. Сутки назад, ночью, сбежали два особо опасных рецидивиста.

– Откуда сбежали? – навострил я уши.

– При перевозке из «Крестов» ушли, да, им помогли. Налет на конвой осуществили двое.

– Теперь начинает вырисовываться хоть что-то. Армейцев, стало быть, двое, в придачу взяли двух урок, что же они мутят-то? Это что-то должно быть действительно лакомым кусочком.

– Слушай, а если они банковское хранилище готовятся взять?

– Да не знаю я. Тут что угодно можно придумать, где охрану на все взять? – Я был в растерянности, ну ничего в голову не приходило. – Сколько денег взяли?

– Около ста тысяч.

– Неплохо на четверых, можно спокойно оставить преступный мир и жить припеваючи. Другое дело, что рано или поздно вызовет подозрение то, что кто-то хорошо живет, а работать не работает?

– А если свалят в глубинку, на юга, например, там с этим попроще.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес я. – Подожди минутку, я скоро.

Я ушел в другую комнату и взял со стола трубку телефона и позвонил Петровичу на службу.

– Алло, кто это? – чуть недовольно спросили на том конце.

– Петрович, а у вас внизу сейф есть?

– Ты о чем? – не понял Истомин.

– Блин, ладно, сейчас приеду, встреть меня внизу.

– Давай.

Доехали до Литейного быстро, от дома мне совсем недалеко, а уж на машине так вообще. Идея, что случайно пришла мне в голову, жгла пятки. Дело в том, что Истомин как-то рассказывал, что в Большом доме в подвале есть хранилище ценностей. После снятия блокады, да и потом во время боев в Ленинградской области, все трофеи свозились именно сюда. За каким чертом их тут держат, не знаю. Только вот все, что собирали с пленных и трупов немецких солдат, свозилось сюда. А это очень много, поверьте мне. Очень часто на заданиях видел немцев, увешанных золотом. Там у них и свое было, но больше, конечно, награбленное на захваченных территориях. Ведь тащили буквально все, для этого, наверное, и мирняк валили так густо, просто скрывали следы преступлений. Ведь смешно думать, что у немцев в армии только честные воины и аристократы. На самом деле до хрена всякого сброда, в том числе и выпущенных из тюрем преступников. Так вот, Истомин говорил, что в подвалах одной ювелирки килограммов двести лежит. Деньги-то оприходовали и в банк, а драгоценности пока лежат, распоряжения, что с ними делать, пока не было, хоть и много времени прошло.

– Ты чего, всерьез думаешь, что эти отморозки на Большой дом нападут, да их же здесь как зайцев перестреляют, – возмутился Истомин.

– Погоди ты, Петрович, орать, вот скажи мне, а сколько здесь реальных бойцов есть, а, – я вскинул бровь и усмехнулся. Истомин на минуту задумался, но возмущений больше не было.

– Ну, точно могу узнать, но думаю, что рота примерно.

– Какая рота, Батя, откуда она здесь? Здесь сидят одни «кабинетные». Охраны сколько? Дай бог человек двадцать, без боевого опыта. Вот у тебя, Петрович, сколько с собой патронов? – скептически спросил я. А Истомин всерьез задумался.

– Послушай, неделю назад пропал один человек…

– Так, так, так. Я так и думал, ну вы и…

– Да подожди ты, никто его не убивал, просто исчез человек и все.

– А человек-то, наверное, из хранилища?

– Нет, охранник.

– Охранник чего? – ехидно спросил я.

– Да подожди ты. Надо сейчас же в гарнизон звонить, усиление просить. Я на доклад к наркому, ты подожди пока тут.

Был вечер, следователи, служивые всех рангов расходились по домам. Я задумчиво посмотрел на майора.

– И? – тот не понял моего взгляда.

– Смотри, как думаешь, а много их тут на ночь остается?

– Ты всерьез думаешь, что они сюда полезут?

– Думай сам. Народ здесь стрелять умеет постольку поскольку. В основном пистолеты, у охраны есть ППСы, но самих бойцов тут мало. Вспомни, пропали ППШ и…

– Гранаты, много…

– Вот именно! Слышал такое слово – зачистка?

– А что это такое? – заинтересованно спросил опер.

Мы сидели в холле на втором этаже, когда снизу раздался взрыв, а за ним еще и еще, я только указал пальцем в пол.

– Примерно вот это. – Никак не ожидал я, что это произойдет сегодня. Внизу вовсю разгорелся бой. Работали минимум пять автоматов, периодически слышались разрывы гранат.

– Они очистят себе проход вниз и оставят заслон в холле. Никто с пистолетами их оттуда не сшибет. Вынесут все и уйдут с минимальными потерями. А вход, я думаю, под контролем снайпера, черт, угораздило и меня так попасть, ведь голые же мы все! – воскликнул я, готовя кольт к бою. У меня всего два запасных магазина и нож. – Теперь я понял, зачем армейцам урки понадобились, их тут и оставят.

По коридору почти бежал Истомин, с пистолетом в руке.

– Связи нет! – крикнул он. – Я всех выгнал из кабинетов, сказал, чтобы не совались и сидели как мыши в коридоре. Героев нам тут только не хватает.

– Правильно. Еще бы связь у него была. Ты чего, забыл, как мы работаем? – усмехнулся я. – Чего делать будем, генерал?

– А что, много вариантов? – зло сплюнул командир.

– Ну, два-то точно есть. В первом мы идем вниз и ложимся рядышком с уже холодными. А во втором остаемся живыми и отпускаем этих ухарей с добычей.

– Чего, охренел что ли? Как это отпускаем? Пошли воевать уже, – подняв пистолет на уровень груди, Петрович шагнул к лестнице. Я шел следом, замыкал процессию опер. Лестница была высокой и имела большое количество ступеней, недолго думая, я улегся на пол и стал медленно спускаться вниз, стараясь не соскользнуть. В вытянутой руке мой кольт искал себе жертву. Внизу в холле за большой тумбой, что отделяла вход с улицы от самого холла, стояли во весь рост двое в армейской форме. Я остановился и приказал молчать своим спутникам, показывая два пальца и направление. Хорошо, что окон над лестницей не было, снайпер хоть не увидит, а то, что он там есть, я ручаюсь. Если у него СВТ, он может тут таких дел наделать, что становится страшно.

– Батя, внимательно, ход вниз твой, я не знаю, где он. Эти двое мои. Майор!

– Да?

– Подстрахуй генерала, – раздал я ценные указания.

Так же на брюхе медленно спускаясь вниз по лестнице, я держал пистолет на вытянутой руке. Меня, конечно, заметили, но было поздно. Два выстрела слились в один, и оба преступника упали.

– Майор, хватай автоматы, поделись с Петровичем. Держите спуск в подвал, я попытаюсь обнаружить снайпера.

– Серег, ты уверен, что он там есть? – Вот гадский папа, а то ты сам не так думаешь. Это Истомин решил посомневаться.

– Все, двинули.

Спустившись вниз в холл, я осмотрел погибших бойцов охраны. Да, урки стреляют очередями – без шансов. Да еще и гранаты. К дверям я не подходил, попытался выглянуть через окно. А вот и снайпер! Чуть выше меня звякнуло стекло, и я тут же присел. Черт, с глушителем стреляет. Ни вспышки, ни звука. Вот и я столкнулся со своим же оружием, только оно теперь против меня.

Сидя под окном спиной к стене, я осмотрел пол перед собой. Пол здесь был мраморный, и, увидев скол, я мысленно провел линию. Угол приличный, или крайний этаж, или чердак. Черт, наверх он мне подняться теперь не даст. Тут послышалась возня и началась перестрелка, это был шанс. Уходя рывком в сторону огороженной будки дежурного, я максимально ускорился. Видимо, снайпер пытался разглядеть происходящее через другие окна, поэтому в меня не стрелял. По лестнице я влетел как на крыльях, остановившись только на последнем этаже. Выход на чердак был в конце длинного коридора, я просто вижу лестницу, приставленную к стене. Бегом рванул туда. У кабинетов, стараясь не отходить от дверей, тут и там попадались задержавшиеся на службе сотрудники. Приказ Истомина действовал, и никто не отходил от дверей.

– Слышь, лейтенант, – обратился я к одному следаку, что стоял рядом с лестницей, – помоги-ка мне.

Вдвоем мы подставили тяжелую железную лестницу под люк в потолке, хоть замка нет, и то хорошо. Поднявшись по ступеням, я спиной толкнул крышку, поддалась со скрипом.

– Давай ко мне, одному не поднять. – Черт его знает, от сейфа, что ли, этот люк. Лейтеха забрался ко мне, и вдвоем мы, наконец, откинули крышку. Пока лейтенант ее придерживал, я проскочил на чердак.

– Товарищ майор, помощь нужна? – Я покачал головой и побежал по чердаку. Два раза запнувшись о балки, чудом не кувырнулся. Пришлось внимательнее смотреть под ноги, от чего скорость немного упала. Чуть не заблудился в этих стропилах, но снайпер мне помог. Выстрел на улице я услышал отчетливо. Просто знал этот звук. Тогда внизу в холле я не расслышал его из-за разбитого стекла, а тут мне ничто не помешало. Да, звук тихий, но это не «выхлоп», это тот хрен услышишь, а это точно «светка», да еще и лупит быстро. Так, если этот хренов снайпер не перезарядил винтовку после стрельбы по мне, то в магазине у него четыре патрона. Ну, пусть будет пять, эх, надо было сказать ментам, чтобы постреляли по окнам немного, может, он выпустил бы больше. Я подошел к одному из чердачных окон, заколочены они не были, так что пришлось выглядывать очень осторожно. Внизу громыхнула граната, это шанс увидеть стрелка, наверняка он сейчас смотрит туда. Я осторожно высунулся и, окинув быстрым взглядом дом напротив, убрался обратно. Чердачное окно, как я и думал. От меня под углом, но все-таки попробуем.

Снова появившись в оконном проеме, я вскинул пистолет. Прицелившись в будку чердачного окна и прикинув, как расположен снайпер, я выпустил пять пуль из кольта. Попал или нет, не знаю, но ствол винтовки дернулся уже после второго выстрела. Осторожно выглянув, я убедился, что снайпер от окна ушел, если не дурак, то он уже мчится вниз. Если обнаружили, нужно валить. Его и так подвело то, что позицию занял неудобную. Занимать позицию так высоко можно только в условиях своей территории. За счет очень большого угла он вынужден был выставить ствол в окно, по-другому ему просто не расположиться, вот я его и срисовал. Я оглядел крышу и, ничего не увидев, бросился назад к люку.

– Лейтенант, дуй на чердак и наблюдай соседнюю крышу. Осторожно смотри, сильно не маячь там. Если увидишь человека, предположительно с винтовкой с оптическим прицелом – стреляй.

– А как я прицел разгляжу? – потупился лейтеха.

– Тут расстояние пятьдесят шагов, чего, зрение слабое? – удивился я и бросился вниз. Сбежав на первый этаж, обнаружил парочку, что оставил охранять спуск вниз. Истомин сидел на полу, прислонившись к стене, а майор полулежал рядом.

– Вашу маман! Батя, ну как так-то? – оглядывая Истомина, закричал я.

– Ничего, все в порядке. У меня вроде навылет, возьми этого засранца. Майор контужен, и ноги посекло осколками, беги, Серег, беги.

Он даже не попросил быть осторожным, наверное, просто не успел, я унесся как ветер. По пути я прихватил четырех бойцов охраны, что появились из караулки.

– Вы где, черти, были? – заорал я на них.

– Товарищ майор, эти, – один из бойцов указал на трупы, – выйти не давали.

– Выйти не давали, – передразнил я. Да понимал я, конечно, что парням было просто не выйти из караульного помещения. Дверь выходила прямо в холл, и они сразу попадали бы под выстрелы ППШ. У охраны гранат нет, а в таких случаях только с гранатой можно попытаться выйти.

– Бегом за мной, патроны есть? – бросил я охране.

– Так точно, полный боекомплект.

– Обходим дом. Двое слева, двое справа – вперед, – прорычал я, выбегая на улицу. Выход я уже осмотрел и убедился, что никто не пасет. Помчавшись направо, я вспомнил, что дом стоит буквой «Г», и оббежать его слева быстро не получится.

Снайпер ушел. Во дворе дома, с чердака которого стрелял снайпер, стоял переполох. Бабульки выли и рыдали. Эта сука, уходя, натолкнулся на женщину на входе в подъезд и убил ее ножом.

– Мы все видели, товарищ командир, он как выскочит и прямо на Любу налетел. Раненый он был, кровь так и лилась, да вон посмотрите, целая тропинка натекла. Люба закричала, а он ее по горлу ножом и бежать.

– Куда побежал? – спросил я, осматривая убитую.

– Да никуда, в машину запрыгнул и ходу.

– А где машина стояла? – повернув голову, я осмотрел двор. На снегу и правда была кровавая дорожка.

– Так вон там, на углу. Кто же это такой, вроде командир, в форме, но весь в крови. И лицо и руки.

– Бойцы, опросите всех здесь. Кто-нибудь приведите следователя, благо далеко идти не надо, – отдал я распоряжения и пошел обратно в Большой дом, нужно Петровича с майором в госпиталь увезти.

– Ну как вы тут, вояки? – без сарказма спросил я у Петровича с майором, которых уложили на какие-то одеяла. Где их успели отрыть, интересно?

– Да ничего. Моим пока не сообщай, – велел мне Истомин.

– Ага, а потом опять я у твоей Алены крайним буду!

– Да перестань. Да нет у нее никакого зла к тебе. Она переживает просто, уж я-то ее знаю, поверь.

– Проехали. Машину надо, в госпиталь вас обоих везти срочно.

– Послали уже, сейчас приедут. Скоро тут такое начнется, запаримся отписываться. Нападение на управление НКВД, с кого-то и погоны полетят.

– Мне наверняка достанется. Скажут, плохо работаю, вот и прохлопал такую диверсию, – это мент наш заволновался.

– Да ладно тебе, майор, все как-нибудь утрясем. Тут в другом дело, если среди убитых нет того, который пропавший НКВДэшник, то значит, они вместе со стрелком ушли.

– Нет тут его. Ребята местные уже осмотрели. В основном блатные, все в наколках. Когда этот твой капитан их слаженности обучить успел?

– Ну, так двое только вчера к нему присоединились, а другие, значит, уже были ранее с ним. Сколько там внизу-то покрошили? – спросил я с интересом.

– Четверых. Последний, сука, гранату и кинул. Я пока майора вытаскивал, видимо, подставился под снайпера.

– Удачно, я тебе скажу, подставился. Как он тебя не завалил, ума не приложу. Стрелок-то хороший.

– Да не поверишь, – Истомин усмехнулся, но из-за боли лицо было перекошенным. – Майора тащил и запнулся, а когда завалился на него сверху, мне и прилетело. Если бы стоял, аккурат в сердце бы попал. А я уже лежал, вот пуля и попала в ляжку. Слушай, Серега, как его теперь найти-то? У блатных и доктора свои есть, укроют – хрен найдешь!

– А я и не буду его искать. Он видел меня, здесь через окно стрелял, но не попал. Он сам к нам выйдет. Где я живу, он не знает, а вот то, что часто в школе ночевал, в курсе.

– Думаешь, туда заявится? – с сомнением спросил Петрович.

– Да уверен. Он меня убрать должен, я ж ему всю малину обос… изгадил, в общем. Ну, а я его встречу, будь уверен.

– Осторожнее давай, не подставляй там никого.

– Да как можно? Если бы ты Батя пулю в ляжку не поймал, я бы тебя приманкой сделал, а так больше и некого.

– Вот засранец, – выругался Истомин и закашлялся.

– Чего-то майор у нас совсем сомлел? – я осторожно похлопал по щекам опера.

– Сейчас сдачи дам! – пытаясь шутить, приоткрыл глаза майор.

– А я не возьму, – в ответ усмехнулся я. Поржали, только мужикам было больно, поэтому смех оборвался.

Через двадцать минут их увезли в госпиталь. Скрывать от Алены, жены Петровича, в этот раз я ничего не стал. Та даже и не вздумала меня ругать, просто собралась и, попросив приглядеть за дочерью, убежала.

Светланка допытывалась полночи. Что, где и когда? Так и вспомнил «знатоков и телезрителей». Успокоил, как мог. Дочери спали, ну а я, позвонив на КП в школу и предупредив о бдительности, тоже завалился спать.

Утро выдалось хмурым, но безветренным. Когда уезжал из дома, начал идти снег. По прибытию в школу снег валил уже серьезно. Потеплело как-то сразу, не намного, конечно, но уже не трескучий мороз.

Готовился я тщательно. Взял «выхлоп», гранаты, подготовил накидку, из-за свежевыпавшего снега чисто белую. Договорившись с парнями, что бы они имитировали бурную деятельность на полигоне, я ушел в поле. Полз на позицию три часа. В сугробе следы очень хорошо видно, пришлось сделать большой круг. Ждать бывшего капитана я собирался так, чтобы видеть все на расстоянии до восьмисот метров от здания школы. Почему так уверенно о расстоянии говорю, так я знаю тут каждую кочку, а еще знаю точно, сколько метров до ближайшего холма. Мы же специально полигон делали в низине.

Снегопад понемногу пошел на спад. Я лежу уже шесть часов, никакого движения нет. Становится все холодней, но это уже с голодухи потряхивает. В бинокль периодически вижу ребят, тем вряд ли что-то угрожает. Все-таки любопытство меня сегодня добьет. Прав ли я, что жду этого упыря, может, он решит свалить? Денег у него, с учетом гибели напарников, как у дурака фантиков. Уйти из Питера за границу даже напрягаться не надо, для опытного-то диверсанта. Руку я ему опять же повредил рабочую, левую, и как он будет стрелять с правой, понятия не имею. До темноты оставалось минут тридцать, как на вершине холма, что на северо-западе от школы, что-то шевельнулось и на фоне четких очертаний снежной вершины образовался маленький неприметный бугорок. Нет, все-таки я прав, решился он мне отомстить, решился.

Враг был севернее меня, ветром до меня доносило какой-то запах. Тут зимой любой запах чувствуется издалека. В этих окрестностях полигона даже звери не водятся, человека чуют издалека и уходят, хотя не так давно кто-то лису шлепнул рядом, оголодала, наверное, вот и пробиралась поближе к людям.

В бинокль я видел только этот бугорок, не более, но вскоре я, наконец, удостоверился. Справа от бугорка появилась ветка, да такая прямая и знакомая, что я, наконец, расслабился.

– Пришел все-таки! Не обманул ожиданий, – пробормотал я себе под нос и снял винтовку с предохранителя. Что меня остановило, даже не понял, вот просто взял и отвернул ствол в сторону. Ближе, буквально на ровном месте в снегу лежал человек, и этот человек целился в мою сторону. Как я смог его прохлопать? Он что, здесь с вечера лежит, он же ранен, крови много потерял.

Пока наблюдал окрестности в поисках стрелка, пропустил то, что тот уже был здесь и находится в низине, там я его и прощелкал. Но он меня все-таки не видит. Ствол у меня абсолютно белый и на фоне белого снега не виден. Да если бы он меня видел, уже бы выстрелил, но кто же второй? Бляха, этот урод что, всех моих бывших учеников смог к себе перетащить. Второй меня точно не видит, смотрит под углом в девяносто градусов относительно меня, а вот тот первый, что внизу лежит, тот глядит сюда, и малейшее движение с моей стороны будет последним. Черт, как же мне тебя отвлечь, чтобы направить ствол в твою сторону? А если… да, нужно пробовать.

Винтовка у меня так и смотрела в сторону того человека, что лежал на верху холма. Медленно, буквально по миллиметру я приближал прицел к лицу и как только увидел в нем силуэт, выстрелил. Крик, резкий и пронзительный разнесся на всю округу. Орал человек потому, что я выстрелил ему в руку, патроны у меня спиленные, наверняка оторвал или целиком, или на худой конец вырвал приличный кусок. Снег, зараза, хоть и был мокрым, все же полетел в стороны. Ствол у меня был в десятке сантиметров над снегом, поэтому, конечно, я его потревожил. Тут же раздался выстрел «неглушеного» ствола, и, уходя в сторону перекатом, я почувствовал, как что-то дернуло мое плечо. Боль была адская, похоже, у него «мои» пули. Правое плечо жгло огнем и дергало, как же больно-то, но я уже ловил стрелка в прицел. Тот видел, что попал, и готовился добить меня. Выстрелили мы одновременно.

Больно, черт. Башка раскалывается. Кто-то говорит рядом.

– Смотрите, ребята, майор очнулся!

– Ой, не орите вы, черти полосатые, – прошептал я. Это были мои ученики, а я был в санчасти школы.

– Чего было-то?

– Товарищ майор, мы их подобрали. Капитан Лебедев наповал, полголовы снесло, а второй жив, вы ему руку отстрелили.

– Хорошо, а куда мне-то прилетело? Болит голова, а больше не пойму что.

– У вас касательное в голову, поэтому и болит, а еще плечо задето, кусочек мяса потеряли, но кости целы.

– Ага, самое главное это, конечно, кости! – усмехнулся я и скривился.

– В госпиталь сейчас поедем, – это уже Сема вылез. – Серег, а как ты узнал, что он сюда придет?

– А я и не знал, – засмеялся я и вновь скривился от боли. Головная боль помаленьку стихала, а вот рука начала болеть, да еще и как! Черт, ведь это моя рабочая рука, не понимаю, как же я умудрился выстрелить с развороченным плечом?

Нас всех собрали в одной палате. Вано, Истомин, я и майор Костицин.

– Ну чего, какая-то мразь вывела из строя всю группу! – ругался Истомин. А он ведь прав, хорошо, что мы фактически были в отпуске, вся группа в лежку. Целый только Сема остался. Митрохин и Зимин выздоравливают.

– Да ладно вам, товарищ генерал, главное расхреначили мы эту банду. Но вот то, что главой ее был офицер, да еще и спецназовец…

– А в придачу офицер НКВД! – прервал меня Истомин. – Ох и будет мне по шеям из Москвы, ох и будет.

Да, начальству явно по шее прилетит. Может, и нам перепадет, а пока будем валяться тут и пытаться поправиться. К вечеру прибежала Светланка с девчонками, отругал за то, что всех притащила. Хорошо хоть мне уже руку «пришили», и я был просто очень бледным, но ранение было не очень серьезное, хотя и болючее. «Тупой» пулей мне вырвало кусочек кожи с мясом чуть выше бицепса, неудобная рана, винтовкой еще нескоро смогу пользоваться. Так как плоть полностью не оторвалась, а повисла на волокнах, то врачи умудрились пришить все назад. Чувствительности в этом месте, конечно, не будет, но и дыры не останется. По голове вообще все в порядке, за три года меня так скальпировали не раз, вся башка в шрамах, вот и в этот раз все зашили.

Дочки бросились на меня, чуть искры из глаз не полетели, попросил, чтобы оттащили. Поплакали все, мы тоже поохали.

– Когда же ты мне теперь шкаф-то свой соберешь? – ехидно спросил Петрович.

– Когда вы, товарищ генерал, научитесь врагов родины уничтожать! – скаламбурил я, как оказалось позже, зря.

– Да пошел ты, – выругался Истомин и отвернулся.

– Эй, вы чего? – начал было Валера опер, но я показал ему жестом, что не надо. Да, переборщил слегка.

Ночь прошла тяжело. У всех разболелись раны, и всю ночь мы друг другу мешали спать, так никто и не заснул. Мы, в конце концов, с Валерой стали играть в шахматы, а Истомин так и не поворачивался. Сыграли нормально, выиграв по разу каждый. Вано тоже был не в духе, поэтому только ворочался.

Утром пришел доктор и решил делать перевязки прямо в палате.

– Чего я вас тут дергать буду, все равно всех смотреть. – И начал издеваться.

Вано не зря такой здоровой, силы воли и терпения у него – на троих. Я тоже вполне нормально перенес, хотя было довольно болезненно. Но у меня привычка за три года выработалась, да и кожа огрубела порядочно. Бывает ведь как, в лесу лежишь на позиции, час, два, а то и пять, совершенно не двигаясь.

Комары, муравьи, да мало ли всякой живности мелкой бывает, а дернуться нельзя. Истомин скрипел зубами на всю палату, позже я даже подошел извиниться, думал отвлечь его немного, так получил костылем по спине. Опер Валера орал знатно, еще бы, обе ноги посечены, да еще врач с магнитом поработал и нашел еще осколок, ранее не замеченный. Валерке позже было стыдно, он под конец даже сознание потерял, но мы утешали его, мол, фигня, сами так же орем, просто у нас ранения легче.

Сегодня к обеду заявились менты, друзья пришли проведать Валеру, а следом за ними и жена с сыном. Сыну лет десять, такой пацан бойкий растет, матери помощник знатный.

В госпитале было ужасно скучно. Прослушаешь сводку и опять в думках. Истомину хоть бумаги какие-то принесли, наверное, не шибко секретные, раз разрешили, тот с головой ушел в работу.

Через неделю я покинул уютную палату госпиталя и поехал домой. Дома как всегда меня ждали с нетерпением мои девчонки. За неделю в госпитале я что-то обозлился на всех вокруг, может, просто устал, поэтому рад был родным.

– Тебе просто на перевязки нужно ходить или еще что-то? – спросила Светланка.

– Да сама перевяжешь, ты же у меня вроде сестра?

– Конечно, что будем делать? Так хочется куда-нибудь съездить. – Прямо в точку попала.

– Я узнаю, можно ли мне уехать из Питера, если добро дадут – рванем на машине по стране?

– Куда по стране? У нас же дети! – как-то даже испуганно спросила супруга.

– Да, не лучшее предложение, а ты куда хочешь? – решил я отдать выбор Светланке.

– Ну, я не знаю, может, в Москву? Очень хочется там побывать, – сказала и потупила взгляд жена.

– А что, я сам ее в принципе не очень-то и видел. Давай в Москву, а там может еще куда-нибудь. Я бы в Ярославль, Переславль, Ростов съездил.

– Это ведь восточнее, там войны не было?

– Ага. Соответственно там почти обычная жизнь, хотя провинция еще та… – Я действительно хотел бы побывать там, откуда сюда и провалился, ну вот просто интересно посмотреть, что там и как.

– Когда узнаешь? – робко спросила любимая.

– Да сейчас съезжу на Литейный и позвоню, куда положено, а там уж как решат.

Я действительно почти сразу поехал в управление. Перевязку пока делать рано, с утра после обхода врача мне сменили повязку. Пока дети были в саду и школе, а маленькая играла в кроватке, вспомнили с женой, что мы вообще-то супруги. Так что поехал в контору именно что сразу, почти.

– Прости, родная, – сказал я любимой, лежа рядом и разглядывая ее красивое лицо.

– Ты это о чем? – с улыбкой, с огромной и счастливой улыбкой спросила Светланка.

– Прости, что редко напоминаю тебе о том, как я тебя люблю. Да, я уезжаю, да, редко бываю дома, черт возьми, я знаю, что виноват перед тобой, но ведь и ты знаешь меня, знаешь и все прекрасно понимаешь. Как же хорошо, что ты такая у меня умница.

– Знаю, любимый. Ты не можешь спокойно спать, зная, что где-то на краю земли есть дело, которое можешь выполнить только ты. Выполнить так, чтобы сберечь множество людей, хоть бы и в ущерб своему здоровью и жизни. Все я знаю, ты прав. Да, в самом начале я, бывало, подумывала, что ты лишь гонишься за воинской славой, как многие другие, уж я всяких в армии повидала. Но так я думала только несколько дней и то не всерьез. Нет, ты это что-то другое. Такое чувство, что ты кому-то должен целую жизнь. А этот кто-то – весь наш народ.

– Слушаешь тебя, и прямо хорошо становится. Ты воспроизводишь то, что я сам боюсь принять и потому стараюсь не думать об этом. Ты чертовски права насчет «долга». Я, мои родители, мои друзья и их родители, все мы в таком долгу перед всеми вами, ты даже представить себе не сможешь, даже если очень сильно будешь стараться. А то, каким способом я отдаю эти долги, не важно. В меня кто-то вложил эти навыки и способности. Способности чуть большие, чем у большинства даже более опытных воинов. Ты видела мои награды, а думаешь, они мне нужны? Нет, врать, конечно, не буду – приятно это, черт возьми. Приятно от того, что ценится то, что я делаю для страны и людей, а не сами висюльки.

– Да, я вижу, все в тылу рядятся, если честно, так даже неприятно смотреть, а ты надеваешь только по приказу и то из-под палки.

– А знаешь, почему одну награду я всегда ношу и именно она мне дороже всего? – спросил я и взглянул с интересом на любимую.

– Знаю какая, но не знаю, за что она? Я не раз видела, как ты оставляешь все ордена, даже если идем куда-то, где все их носят, но одну медаль ты носишь всегда, я как-то стеснялась тебя спросить раньше.

– Ты права, – я погладил одинокую медаль «За отвагу» на груди, – эту я и считаю самой заслуженной, ну может, еще первую Красную Звезду, они в принципе даны за одно и то же, но в разное время выполненное.

– Ты никогда не рассказывал, ты вообще мне ничего о войне не рассказываешь, в отличие от семейства «Болтуновых», – так мы в шутку дома звали Истоминых.

– Так ты вроде и не спрашивала никогда, об этой медали я бы рассказал, – я правда хотел поделиться с женой.

– И? – с интересом спросила Светланка, торопя меня.

– Эту медаль мне вручили за то, что я сделал, наверное, именно то, для чего и пришел в этот мир. У меня получилось вывести из окружения множество людей, некоторые из них позже стали моими братьями, моей семьей. Вся моя теперешняя жизнь это цепочка от того первого поступка. Если бы я растерялся, испугался или просто погиб, не было бы ничего, что есть сейчас. Я не преувеличиваю, вот ни капельки. С Саней Зиминым сделали первое дело, спасли дивизию от окружения и разгрома. Благодаря этому началось мое становление как сотрудника спецгруппы Ставки. Точнее, и спецгруппу создавал в принципе я. Не было бы спецгруппы, я не оказался бы тогда под Ленинградом, хоть и ранен был. Без всего этого я вряд ли бы встретил тебя. – Слезы текли по любимому лицу, а я выпил глоток воды, не привык о таком рассказывать, даже во рту пересохло. А ведь никому и не рассказывал никогда.

– Да уж, теперь и я понимаю, почему именно эта медаль тебе так дорога!

– Ну и славно, – поцеловав любимую, я накинул шинель и вышел из квартиры.

Связавшись с Москвой, кратко обрисовал ситуацию. Рассказал о тех, кто в госпитале и кто выздоравливает. Приказали написать подробнейший рапорт и по прибытии в столицу передать кому нужно. Мне же разрешили поездить немного по стране, но только в том же отчете я должен точно указать, где я буду и когда. Естественно, я даже не думал, что меня вообще отпустят, поэтому то, что надо спланировать всю поездку заранее, принял спокойно. Начал думать, конечно, надо бы Светланку поставить в известность, но думаю, это будет что-то вроде сюрприза. Вряд ли расстроится от того, что не спросил ее. Да и что там особо хотеть-то, далеко меня не отпустят все равно. На юге пока делать нечего, холодно еще, съездим летом, дикарями. А так думаю посетить Москву, как и хотел ранее, съездим в Ярославскую область, да и хватит пока. Зима еще, куда ехать-то?

Также было приказано взять с собой двух человек, для охраны, конечно, я попросил взять своих, разрешили. Вот и славно, возьму Саню Зимина и Сему. Молодому вообще все интересно, да и ко мне он неравнодушен, в хорошем смысле этого слова. Семен мне постоянно в рот заглядывает, когда я что-то говорю, и это не подхалимаж, он действительно меня уважает, это видно, и учится. Прямо с Литейного связался со школой и попросил передать моим прибыть ко мне домой.

– Серег, а меня чего не берешь? – так и знал, что Андрюха обидится.

– Андрей, ну кто-то должен в школе молодых гонять, да и чего, в последний раз, что ли, еду. Съездим еще все вместе и не раз, кстати, летом на море махнем, вот там и отдохнем.

– Летом, наверное, фрицев добивать надо будет, – с сомнением произнес Митрохин.

– Думаю, раньше осени все равно не справимся, хотя идем сейчас хорошо. Да расслабься ты, всем еще хватит, а вот отдыхать мы все равно поедем.

Зимин с Семеном очень обрадовались. Саня так вообще:

– Серег, три года ничего, кроме войны, а тут отпуск, да еще и путешествие, когда едем?

– Надо нашему злыдню все рассказать, а то еще больше обидится.

– Это да, его-то никак не взять?

– Не знаю, у него ведь сам видел, нога навылет, хотя и мы ведь не в горы, и не на выход идем. Спрошу, там видно будет.

Ага, спросил, блин. Пришел в госпиталь, только доложился, как началось:

– Ты, значит, погулять собрался, а своего командира в госпитале оставишь, на растерзание сестренок? Спасибо тебе огромное, а еще Батей называл.

– Товарищ генерал, вы о чем?

– А ты думаешь, я не знаю ничего? Да мне прямо сюда доложили, ну ты и нахал!

– Да я и приехал-то для того, чтобы рассказать.

– Только рассказать? А что, с собой не позовешь?

– Петрович, а как же нога?

– О, смотрите на него, о моей простреленной ляжке вспомнил. Эта нога – как надо нога. – Во завернул. – Когда едем и на чем?

– Ну, я думал, что со своими в машине будет тесно, поедем на поезде…

– Ну и чего ты в такой поездке разглядишь? Возьмем в управлении автобус, там есть один штабной немецкий, трофей хороший, даже туалет отгороженный есть сзади, женщины будут довольны. А охрану в легковушку. Там же «газик» возьмем, мне положен по штату. Он вездеход, везде пролезет, и места там для четверых вполне хватит.

– Вы своих тоже возьмете, в смысле охрану?

– Как будто у меня спрашивать будут, поедут, да и все.

Решили все быстро и так же быстро собрались. Сутки для того, чтобы собрать пятерых, женщин и девочек, это реально быстро. Выехали в сторону Москвы и договорились на местах боев по дороге не останавливаться. Мы ведь едем отдохнуть от войны, вот и двигаемся по прямой, практически без остановок. Через шесть часов хотел сменить Михалыча, на что услышал:

– Молод еще, я столько же проеду, и ни хрена со мной не случится. Вы раненые все, вот и отдыхайте.

Так и ехали, останавливались только в туалет да поесть. Туалет в автобусе хоть и был, но им пользовались только женщины и дети, и то редко. В машине сопровождения ведь туалета не было, так что все равно останавливались, поэтому и нужду справляли на остановках. Мясной Бор пролетели не останавливаясь. Хотя такого, как в моей истории, тут не было, но бои были очень тяжелыми, поэтому мы не хотели лишний раз напрягать женщин.

К столице подкатили почти через сутки. Как ни храбрился Михалыч, но Истомин приказал ему отдохнуть. За руль автобуса сел один из сопровождающих Истомина. Угрюмый и неразговорчивый парень по имени Алексей. Какой-то он уж чересчур замкнутый. Петрович объяснил мне его поведение просто:

– Их так наскипидарили, что ребята от нас ни на секунду не отойдут, будь уверен.

– Да я уверен, но чрезмерное напряжение ведет к ошибкам, – ответил я на объяснение Истомина, нарочито громко, чтобы парень проникся. И знаете что? Он еще больше напрягся, железный человек, бляха, и ведь я как всегда был прав. Во время объезда колонны, что стояла на дороге, отдыхая, этот «Терминатор» чуть не кувырнул нас в кювет. Завязли так, что пришлось звать бойцов из колонны, а это был автобат, чтобы помогли выехать. Парни водители пропесочили охранника за то, что поперся объезжать по обочине, но вытащить помогли. Мы с Истоминым, чтобы как-то разрядить обстановку, вместо наезда на парня, стали смеяться. Отшутившись и похлопав ободряюще того по плечам, поехали дальше, но вскоре за руль вернулся немного поспавший Михалыч, и все успокоились.

В Москву прибыли ночью, а подумать, где будем ночевать, мы как-то не озаботились. Истомин предложил ехать в ведомственную гостиницу, дескать, принять нас там примут, попробуем договориться и насчет семей.

– Отставить гостиницу, Михалыч, рули на Лубянку, знаешь, где это? – Водитель только кивнул и тронул автобус.

По дороге нас часто останавливали для проверки документов, не то чтобы автобус напрягал постовых, трофейной техники по дорогам носится достаточно, просто таков был порядок. Так вот, в Москве проверка документов нас вообще доконала.

– Петрович, вот говорил же, давай на поезде, нет, на фига, мы на машинах доедем! Я уже устал от этих проверок.

– Ну, мы же в столице, что ты хотел? Потерпи, по городу будем гулять пешком, так часто проверять не будут.

– Ага, если еще чаще не начнут, – засмеялся я.

– Ты чего, к Алевтине собрался?

– Ну, она же говорила, что рада нам в любое время дня и ночи, так что я надеюсь.

Алевтина и правда обрадовалась, конечно, в начале охренела, когда открыла дверь и увидела толпу мужиков и женщин с детьми в три часа ночи, но все-таки обрадовалась искренне. Разместились мы нормально. Детей уложили на кровати, а взрослых на полу. Квартира у Алевтины была трехкомнатной, места хватило всем, только охрана отказалась входить. Ребята всерьез рассчитывали ночевать на лестнице, но Истомин рявкнул, и они уступили. Разместились оба на кухне. А Зимин с Семой и Михалычем легли прямо в автобусе. Натопили там как в бане и завалились спать.

Алевтина и правда была очень рада нас видеть, с трудом заставила себя дать нам поспать. А утром началось.

– Сережка, как хорошо, что вы приехали, я хоть посмотрю на твоих девчонок. На старости лет хоть понянчиться.

– Скажете тоже, на старости, – польстил я слегка нашей хозяйке. Слегка, потому что возраст у нее вполне позволял самой детей рожать.

– Вы гулять все вместе пойдете? А то можете малышей у меня оставить, я с ними справлюсь.

– Огромное вам спасибо, Алевтина Игоревна, но мы ведь хотели детям Москву показать. Погулять хочется, самим поглазеть. Мы ведь и сами толком столицу не видели, все служба да служба.

– Давайте я с вами пойду, я Москву очень хорошо знаю и историю ее. Побуду у вас гидом!

Предложение Алевтины было встречено на ура. Подгадил слегка Истомин, заставив вырядиться в форму, а я с собой специально гражданку взял. Не хотелось козырять без остановки, тут военных как грязи. Да и документы чаще спрашивают. Хорошо хоть Петрович озаботился отпускными свидетельствами, а то быстренько бы завернули. А тут и справки из госпиталя, и бумаги, от вида которых у нас с одним патрулем даже небольшой конфуз вышел. Петрович бумаги-то сам сочинял, такого понаписал, что солдаты из патруля голову чесали. Конечно, праздно шатающаяся спецгруппа Ставки Верховного Командования, с оружием, как будто и войны нет, охренеешь тут.

Гуляли до самого вечера, лишь один раз зашли всем кагалом в пельменную и налопались до отвала пельмешек, черт, а я ведь и забыть о них успел. А, между прочим, это для меня такая пища, что могу есть хоть каждый день. Помню, еще там, частенько с женой ругался. Та все удивлялась, как мне не надоедает есть пельмени каждый день, а я в свою очередь удивлялся, почему нельзя? Съев в пельменной сразу две порции, одну со сметаной, а вторую с маслом, почувствовал себя, наконец, человеком. Был бы в гражданской одежде, вообще забыл о войне.

Москва была великолепна. Прекрасная именно своей историей и архитектурой, отсутствием рекламы, как же хорошо было жить, не слушая отовсюду: «ешьте это, пейте то, стирайте только этим порошком, берите нашу ипотеку, у нас она «всего» 20 процентов». Может, сдохнете быстрее, всегда додумывал я, слушая всю эту ересь. Ведь живут же люди без рекламы, без поганых советов, и ничего не теряют.

Ладно, реклама, а движение? Можете себе просто представить, что в столице мимо вас в течение часа проедет всего десяток-другой машин? Вот и я глазами хлопал, хотя в принципе-то все это видел и прекрасно понимал, что это другое время. Вот бы сейчас всю нашу компанию на Кутузовский в 2012–2015 годы! Вот бы охренели. Помню, первый раз в Москву приехал, лет пятнадцать мне было, первая мысль была: «Как тут вообще можно ездить???» А ведь люди ездят, или будут ездить, тьфу ты черт, опять весь в думки ушел.

Люди, идущие навстречу, приветливы, улыбаются. Военные отдают честь, мы тоже без конца козыряем. У Петровича-то жена давно привыкшая, а мне, помню, пришлось Светланку наставлять, что нельзя брать мужчину в форме под правую руку. А она все равно частенько забывается и виснет именно на ней. А в Питере, видимо, традиции сильнее, там на это вообще смотрят особо. У флотских так и вовсе мозг закипает от всяких обычаев. Вроде уж давно не царские времена, и Вирены всякие по улицам не ходят, а поди ж ты, порядок такой.

Светланка, как истинная коммунистка, пыталась затащить нас в Мавзолей, хорошо, что сушеного вождя еще не вернули из ссылки в Сибирь. Там где-то отлеживается, увезли, как и в моем времени. Истомин объяснил любимой это, но она еще долго причитала. Пришлось пообещать после войны ее сюда привезти. Чего они от такого зрелища тащатся. Меня вообще с детства напрягал такой мазохизм, смотреть на мертвого человека, какое невыразимое удовольствие. Да символ, но ведь труп же! Никогда не понимал. Да и символ чего? Братоубийственной войны? А я революцию считал именно этим. Какие-то суки забугорные стравили между собой один народ и потешались над этим, грабя и вывозя из страны между делом все, что захотят.

Вечером у Алевтины Игоревны был концерт. У нее в квартире стояло пианино, а моя первая гитара и так всегда хранилась именно здесь. Даже пыли на ней не было, вот какая хозяйка Алевтина. Пели до часа ночи, соседи даже не думали ругаться, хотя всем рано вставать на работу. Просто все соседи были здесь, у нас в квартире. Когда мы закончили концерт, охренели с хозяйкой, как сюда смогло набиться столько людей. Соседи были со всех этажей, все подпевали известные песни и тихо плакали под еще не слышанные. Пел я много и с огромным удовольствием. Сначала боялся, что рука не позволит играть, но ничего, да, боль никуда не делась, но удовольствие заткнуло все болячки, и я просто наслаждался музыкой. После того, как Светланка спела наш домашний хит «Кукушку» Цоя, плакали все, даже мужики вытирали глаза, пряча взгляд. Голос у любимой был очень сильный, правда, на октаву выше, чем мне бы хотелось, но это цепляло еще сильней.

Наутро пришлось оставить всех дома с хозяйкой, а нам с Истоминым отбыть к начальству. Я как последний двоечник забыл сдать рапорт. Когда с утра заявился посыльный от наркома, я аж покраснел от стыда.

– Здравия желаем, товарищ нарком, – хором поприветствовали мы Лаврентия Павловича в его кабинете.

– Ой, да хватит кричать-то! Новиков, у тебя что, головокружение от успехов? – Я аж голову в плечи вжал. Во блин, где я накосячил-то, кроме того, что забыл рапорт сдать, вроде ничего дурного не совершал?

– Никак нет, товарищ нарком, я полностью здоров. – Видя, как на мою реакцию Берия улыбнулся, я несколько успокоился.

– Ну не совсем здоров, как же ты с ранением в руку, да еще, как мне доложили, серьезным ранением, на гитаре-то играл?

– Раны искусству не помеха, Лаврентий Павлович. Я ведь этой же рукой и отчет написал, кстати, это как раз было сложнее.

– Да, устроили вы вчера концерт. У нас бдительные граждане даже милицию вызывали.

– Какую милицию? – вместе с Истоминым спросили мы. – К нам никто не приходил.

– Да приходили, только увидели, что происходит, да у вас там же и остались. Совсем вы бдительность потеряли, трех сотрудников в форме не увидели, ай-ай-ай! Наказывать надо вас за потерю бдительности, да еще в военное время.

Берия откровенно куражился, а мы стояли как те три тополя, только вдвоем.

– Хорошо товарищи офицеры, можете идти. Выздоравливайте, война, к сожалению, еще не закончилась.

Мы попрощались с наркомом и ушли, недалеко, квартира Алевтины Игоревны тут рядом.

Горы, горы и леса, и никаких патрулей. Проходной двор какой-то. Споткнувшись о какой-то валун, я чертыхнулся. Начало апреля выдалось насыщенным. Меня вызвали в Москву и поставили задачу. Какую, а простую, сберечь голову бесноватого Адольфа. Ага, вот и я охренел от услышанного.

Группу выкинули из самолета над горным хребтом. Только там можно надеяться на незаметность. Вот по горам и продвигаемся вглубь страны, к одному из великолепных озер. Никто не пострадал при жесткой посадке. Да уж, камни это не наша мягкая земелька. Ладно хоть на рассвете видимость позволила разглядеть ровное и открытое место. А так елок тут хватает. И камней. Тьфу ты, блин, такое впечатление, что здесь когда-то бомбардировка шла, тщательная. Настолько каменистая поверхность, ужас.

Получив неделю назад документы разведки, я только хмыкнул. Судоплатовские в очередной раз показали высший пилотаж. В Швейцарии состоится встреча немецкого генералитета с представителями наших союзников. Проще говоря, три высокопоставленных фрица должны обсудить с двумя англичанами и одним америкосом, как им грохнуть фюрера и взять власть в Рейхе. Англичане обеспокоены нашим продвижением по Европе, понимают, суки, что не успевают. От Германии им уже точно ничего не достанется, а повезет, так и все остальное освободим. Вон и Румыния уже наша, и Польша почти вся. Вот они и решили воплотить свои мечты, скинуть Гитлера, заключить договор и ударить по нам всем вместе. Ну, это немцы должны будут воевать, а союзнички будут им поставлять технику и оружие. Вконец оборзели, почему-бы не шлепнуть пару-тройку воротил, что крутят всем в США и Англии? Озвучил мысль и получил ответ:

– Не время. Так подставляться нам нет никакой нужды.

Вот и пробираемся в страну сыров, для того, чтобы помочь фюреру. Блин, даже звучит противно. Обезглавив верхушку заговорщиков, мы спровоцируем чистку рядов в Рейхе. Судоплатов не зря хлеб ест, документы фюреру будут подброшены такие, что по-другому тот не поступит.

Встреча «друзей» произойдет на вилле у озера, красивейшие места. Правда, вот нам топать туда далековато, и всю дорогу по горам. Работать предположительно будем тихими винтовками, так как встречаются эти заговорщики без всякого стеснения и с минимумом охраны, думают, забрались далеко, и никто ни о чем не знает, три раза ха. Вот прибудем на место – увидим. На всякий случай Хан тащит ВСК, если не получится подойти на четыреста-пятьсот метров, будет работать один и сразу по всем, как? А сам еще не знаю. Из того, что я вижу сейчас, а это горы, не думаю, что у нас будет возможность стрелять издалека. Только если через все озеро, но там такие поправки нужны, что попасть даже третьим выстрелом будет чудо. Надеюсь превратить проблему гор в наше преимущество. Ведь стрелять близко и сверху вниз проще, чем издалека и над водой. Судя по фотографиям, что нам дали, вилла стоит на берегу озера у подножья горного хребта. Весь склон – это хвойный лес, нам не привыкать. Немцам его перекрыть сложно, а для нас хорошо, есть где «потеряться».

У нас осталось три дня, чтобы дойти до нужного места, положить охрану, если ее немного и зачистить заговорщиков. Если охраны мало, попытаемся захватить кого-то живьем, ну это так, пожелание командования, не обязательное для исполнения. Все прекрасно понимают, какова сложность поставленной задачи. А документы-то и правда пригодились бы, чую там – «бомба».

В очередной раз споткнувшись, я чертыхнулся и стал ступать еще внимательнее. Хороши немецкие ботинки для горных спецотрядов. Ну почему у нас, сколько ни объяснял, все какое-то убожество выходит. Тяжёлые, грубые, если оступишься, обязательно ноги переломаешь. А у немчуры берцы хороши. Мягкие, подошва хоть и толстая, но очень устойчивая, голень хорошо зафиксирована, ходишь в них сутки, а ногам спокойно, как дома в тапочках.

На дело мы вышли почти все вместе, не хватало только Деда, он хоть и оклемался, но такой путь для него был еще недостижим. Два месяца лежит в госпитале, вставать помаленьку встает, но на этом всё. Главное, что выкарабкался, и угрозы жизни давно нет. Толю с нами не отпустили, хотя парень и показывал чудеса в своем выздоровлении, но тяжёлое ранение головы давало о себе знать постоянной головной болью. Толя сам признался, когда его окончательно завернули, голова постоянно кружится и болит. Круги перед глазами, короче, все так, как и предсказывал нам его врач, заявивший почти сразу после операции, что Круглов будет комиссован. Парень сильно расстроился и начал сдавать, я пообещал привлечь его к работе с мебелью, если станет интересно, тут себя проявит. Уж на произвол судьбы я его точно не оставлю.

Вано заживил свои простреленные ноги и чуть прихрамывал, но на передвижении это не сказывалось. Рацию теперь пер Сема, Костя Иванов тоже восстановился и идет с нами, как всегда подрывником. Зимин, а куда же без него, главный специалист по немецкому языку, он вообще у нас на фрица похож, мы без опасения его не раз отсылали пообщаться с врагами близко, никто его ни разу не раскусил.

Митрохин со мной вторым, вроде парень не переживал, когда я объяснял ему, почему он не должен быть «дальним стрелком», вроде все понял. Он даже удивил меня, сказав, что и сам предпочитает стрелять близко, зато наверняка, может и лукавил, хотя не похоже.

Кроме снайперских винтовок, все оружие у нас немецкое, не для того, чтобы скрыть следы, больше для вида. В незнакомой местности полностью скрыть свое присутствие вряд ли удастся, а в немецком прикиде и с их оружием мы хотя бы издалека напоминаем группу егерей.

– До места десять километров, – доложил Зимин, изучая карту, мы остановились на привал и для уточнения местонахождения.

– Сем, ты у нас самый лучший ходок по вражеским тылам, посмотри, что в округе, – послал я в дозор Семена.

– Командир, а можно мне? – Хан точно копия своего старшего брата, тот тоже всегда был у нас за разведку.

– Давайте на пару. Не разделяться и далеко не ходить. Тут могут быть и местные, и вообще мало ли кто, те же егеря. Хотя разведка и докладывала о том, что в этом районе тишь да благодать, будьте внимательны. Сема, рацию не включай, осмотрите округу сначала, хрен его знает, что тут есть.

Ребята ускакали вперед, а мы расположились для приема пищи. Место выбрали хорошее, небольшая зеленая долина, молодой ельник рос часто, и уже с трех метров нас было не видать, хотя тут еще камуфляж помогал. Когда подойдем ближе к озеру, начнется и вовсе густой лес.

– Серег, есть будешь? – Зимин протянул мне банку с разогретой гречневой кашей с мясом.

– Давай, и правда, голодно уже. Как вам Швейцария? – обвел я взглядом парней.

– А чего мы тут видели-то? Ни деревень, ни городов не видали, чего тут поймешь?

– А воздух? Природа как?

– Дышится и правда хорошо, да и горы глаз радуют.

– Вот и мне нравится, а на озерах в горах, говорят, вообще природа знаковая. Тут много богатых людей Европы живет, чистый воздух и красота кругом.

Да уж, нравится мне здесь. С удовольствием бы домик поставил где-нибудь на воде и ловил бы рыбку круглый год. Да кто же мне даст-то? Отпустят ли после войны из армии, вот в чем вопрос. А швейцарцы не дураки, все войны нейтралами сидят, не хотят, чтобы их кто-то завоевал, уж свои шансы они оценивают трезво. Они лучше будут хранить у себя все деньги мира, ведь считается, что банки Швейцарии самые надежные, а еще они хранят тайну вкладов. В том времени, даже по прошествии семидесяти лет, они не раскрывали информацию о сбережениях нацистов времен Третьего рейха. Когда выходил срок хранения чего-либо, тихо переводили все ценности себе в актив и не жужжали. Я и говорю, хорошо устроились.

Под задницей у меня лежали свежие, только что наломанные еловые лапы, мягко и тепло. Каша пролетает в желудок, сейчас еще и чайку согреем, вообще кайф будет.

Из дозора вернулся Сема.

– Командир, вокруг на пару километров никого, дальше не бегали, сам запретил.

– А где наш казахский друг? – удивился я, не видя Хана рядом с Семеном.

– Да выглядел что-то, остался чуток посмотреть.

– Так, Сема, что за самодеятельность? Кто из вас старше по званию?

– Товарищ майор, он там действительно что-то нашел, следы вроде. Мне сказал, что точно не сегодняшние, но решил посмотреть точнее.

– Давай найди его и быстренько хавчик лопать. Скоро идти, а вам еще отдышаться надо.

Сема убежал искать Хана, а я, доев, решил посидеть над картой. Ребята вернулись через четверть часа, Хан был явно чем-то озадачен.

– Да говори уже, следопыт! – поторопил его я.

– Там такое дело, товарищ майор…

– Так, обращение только по позывным, не дома на полигоне! – прервал я доклад казаха и сделал внушение бойцам.

– Так вот я и говорю. Тропа там есть, нахоженная прилично. Видно, что ей пользуются постоянно, вот только не скажу точно, ходят ли по ней каждый день. Если предположить, что тут ходит кто-то постоянно, то обнаружат нас уже сегодня.

– Так, бойцы. Подкопать под елками ямки и спрятать в них весь лапник. На сборы пять минут. По дороге, если попадется место, там и отдохнём, нам все равно нельзя выматываться, впереди дело ждет, а мне бойцы нужны, а не суслики барханные.

Парни дружно посмеялись и быстро прибрали за собой, оставив почти девственную природу в порядке. Вышли ровно через пять минут, как и собирались. Хан показал ту тропу, что уводила вниз с горы, действительно, хорошо натоптанная. Кто же здесь шастает-то? Одно дело, если местные, но тут до ближайшего жилья далековато. А фрицам тут вроде и делать-то особо нечего. Опять же – населенные пункты минимум километрах в десяти.

Оказалось, патрули все же есть. Наш дозор срисовал группу военных примерно через два километра. Какой армии те принадлежат, мы не поняли, форма вроде обычная, немецкая, серая, но что здесь делать фрицам, почти в центре Швейцарии? Сошлись на том, что это специально выделенные солдаты для охраны важных особ, тех, за кем мы идем. Сема с Муратом два часа за ними наблюдали. Выявился маршрут их патрулирования. У фрицев был постоянный пост на расстоянии пары километров от виллы, прямо в лесу. Тут они отдыхали и здесь же менялись. Топтались по лесу в одном направлении, отсюда и появление тропы. Каждый патруль состоял из трех солдат, а всего на посту было девять человек. Бродят по лесу они по три часа, затем спят и едят. Разговоров, к сожалению, послушать не удалось, решили брать одну группу для допроса, затем уничтожаем остальных.

Сработали тихо. Одного сразу наглухо, рядового, а вот унтера и еще одного рядового взяли теплыми. Работали Саня, Сема и Хан. При допросе, а утащили мы их на три километра выше в горы, узнали много интересного. Охраны на вилле «много», аж сорок человек. Когда унтер сообщил о таком «огромном» количестве, мы даже рассмеялись:

– Чему вы радуетесь, у вас ничего не выйдет! – отреагировал на наш смех унтер-офицер СС.

– Вы, герр унтер, слышали такое название – Сталинград?

– Да, – тихо произнес немчик и отвел глаза.

– Вы там были? – снова задал вопрос Зимин.

– Нет. Я с сорокового года на западном фронте.

– Ну, вам, наверное, не понять, почему мы смеемся.

– Я знаю, по рассказам друзей, там было очень тяжело. Солдаты, попавшие в госпиталь в Сталинграде, очень не хотели возвращаться назад. Было много дезертиров. Говорят, там был АД!

– Ну, значит, вы хоть немного представляете себе, какие там были силы у вашей армии. Мы там были, мы жгли ваши танки на улицах города. Мы перемололи вашу армию за три месяца в пыль. Мы, а не вы. И нас там было меньше, у нас было мало оружия, мало продовольствия, но мы вас разбили. Так думаете, что какой-то взвод СС нам может помешать предотвратить катастрофу?

– Это взвод элитных частей СС. И о какой катастрофе вы говорите, герр…

– Ты же тоже из этой части, и нам не показалось, что ты чем-то превосходишь других солдат вермахта. А катастрофа будет, знаешь ли ты, для какой цели собрались здесь ваши генералы?

– Они хотят закончить войну, стараются сберечь жизни немецкого народа!

– О, как вам мозги-то засрали. Они договариваются с англичанами о союзничестве! Ты хоть раз слышал, чтобы англичане помогали своим союзникам? Напомнить о тридцать девятом годе? Помнишь Польшу? – причина в разговорчивости Зимина проста, хотелось, чтобы эсэсовец был более откровенным, чтобы без эмоций выложил нам на блюдечке свой взвод. И он нам его выложил.

Пленных допрашивал по отдельности, все сказанное унтером затем проверили с помощью рядового. У нас был полный расклад по охране. Где, сколько и зачем. На самой вилле пятнадцать человек. Три такие же девятки, как и обнаруженная нами, были в лесу. Мы, кстати, обнаружили центральную группу, так что слева и справа где-то сидят еще фрицы. Отправил Сему и Хана на поиски. Ну и на сладкое, в секретах, замаскированы еще полтора десятка фрицев, расположенные в непосредственной близости к берегу озера. То бишь оцепление такое. Ладно, будем посмотреть, патронов хватит на всех.

Через два часа вернулись мои разведчики. Все посты фрицев были обнаружены, те, что в лесу. Будем резать. Это я так, настраиваюсь. Да, нас меньше, и что с того? У нас бесшумное оружие, внезапность и осведомленность. Между группами в лесу расстояние было с километр. Зачем так встали, узнали позже. Они расположились рядом с тремя тропками, ну или дорогами, просто узкие очень. Но раз машины проезжают, значит все-таки дороги.

– Саня, работаем, как и планировали, начинаем с центра, а то пересменок скоро, а пленных мы на него не пустим. Там поднимут бучу через час, так что времени мало – работаем.

И мы устремились вперед. На посту уже начиналось волнение, немцы даже отправили одного бойца к вилле, доложить, что пропала группа. Но Сема и Хан, обошедшие вокруг пост охраны, поймали и придушили по-тихому этого посланца. Затем в дело вступили мы. Рассредоточившись полукругом, мы просто за несколько секунд вынесли оставшихся на посту солдат и быстро двинулись к следующему. Было одно опасение, что кто-то из группы, что находилась правее той, которую мы уничтожили, решит прогуляться. Но вероятность низка, унтер говорил, что солдаты не отвлекаются от маршрутов и уж тем более «не гуляют» – орднунг.

Вторая группа чуть не преподнесла нам сюрприз. На посту было лишь три солдата.

– Сема, вашу маман, ты же говорил, что все девять тут?

– Командир, так уж час прошел, может куда-то отошли, – растерявшись, ответил Семен.

– Как бы нам не отойти, в другой мир! – хмыкнул я. – Найдите их, тихо и быстро!

Сема с Ханом уползли, а мы остались наблюдать.

– Серег, как думаешь, они все друг друга знают? – прошептал мне почти в ухо Саня.

– Даже не думай, они с одного взвода, по-любому знают, причём как «Отче наш». – Саня молча кивнул, а я продолжал вглядываться.

Почему я вначале сказал, что немцы «чуть» не преподнесли нам сюрприз, да просто все трое, что стояли на виду, были бодрствующей группой, а остальные тупо дрыхли под двумя огромными елями. Устроились как на курорте, а то – орднунг, орднунг, да те еще раздолбаи оказались. Троих бодрствующих сняли мы с Митрохой «выхлопами», остальные еще просыпались, когда мои ребята в упор из МП с глушителями расстреляли их. Подчистили после себя, стащив, как и первую группу в кучу под елку, присыпали лапником и ходу к последнему посту. Костя Иванов был оставлен нами возле центрального поста, на случай прихода кого-нибудь из фрицев с проверкой. Всё было спокойно, на зачистку двух патрульных групп ушло меньше часа, еще час на сближение с последней группой. После того, как позиции были заняты, а цели распределены, оставалось нажать на курок, давая тем самым отмашку парням, но что-то удержало меня. Я в этот момент разглядывал лагерь противника в бинокль и чудом сумел разглядеть замаскированную позицию немецкого пулеметчика. Вот ведь сука куда залез. С одной стороны от поста был небольшой холм, при осмотре в бинокль оказавшийся пулеметным гнездом. Замаскировано оно было отлично, я случайно заметил едва заметное движение и, посмотрев внимательнее, обнаружил нычку. Этот пост прикрывал самую наезженную дорогу, возможно, по ней фрицы и прибывают на виллу. По данным разведки, прибыть генералы должны были утром, что и подтвердил «язык», в смысле, подтвердил, что прибыли. Так вот этот пост был укреплен серьезнее. В лес на проческу местности они не ходили, а все располагались тут. В отличие от спящего патруля, тут ребята оказались серьезными, прятались хорошо и не расслаблялись. Чтобы оказаться на уровне амбразуры пулеметчика, я отошел максимально далеко и нашел пригорок, который позволил мне увидеть в прицеле голову стрелка в укрытии. Но вот один он там или нет, пока не понять. Нужно считать. Сема с Ханом обошли по кругу пост и насчитали шестерых солдат противника, значит, в гнезде сидят трое? Наверное, так и есть. Приказал Митрохину самому выбрать позицию для уверенного поражения максимального числа противников, сам взял на себя «дот». Я уже готов был стрелять, как внезапно со стороны озера послышался звук приближавшегося мотоцикла. Приехали трое, черт их знает зачем, но они просто о чем-то поговорили, видимо, со старшим патруля и уехали обратно. Вот бы узнать, чего они приезжали. Связь мы не включали, чтобы не рисковать быть запеленгованными, а так бы приказал Семе. Ладно, звук мотора еще слышен очень громко, дорога-то тут не асфальт, петляет по лесу вокруг больших деревьев, поэтому решил действовать, а рокот мотоцикла только поможет.

До цели всего двести метров, в лесу среди огромного количества деревьев, и это хлеб. Выстрел – каска пулеметчика улетает вглубь «дота», и там мелькает вторая тень. Выстрел – тень исчезла, а я уже слышу приглушенные хлопки из автоматов. Третий в амбразуре не появляется, но я замечаю движение с нашей стороны, Саня поднял руку, все, кончились немцы.

– А где третий из «дота»? – спросил я в первую очередь, подходя к парням.

– Так выбежать решил. Стрелять изнутри он не мог, наверняка просто побоялся подойти к пулемету, два трупа-то перед глазами лежат, вот он и выскочил сзади, а тут его Костя и свалил.

– Ясно, а где эти два оглоеда? – осмотревшись по сторонам, спросил я про Сему и Хана.

– Так они там были, со стороны дороги.

Резко появившийся звук мотоциклетного двигателя заставил всех рассыпаться и залечь, но спустя минуту мы уже ржали. На мотоцикле из-за деревьев выехали мои пропавшие разведчики, а в коляске связанными сидели два фрица.

– Ну, вы, блин, даете! – только и сказал я.

– Сема, ты чего, охренел, что ли? Где вы их повязали? – Зимин, видя мой ступор, заговорил сам.

– Да все нормально, там дальше местечко такое есть, где быстро не проехать, вот мы их и прихватили.

Допрос пленных подтвердил первую информацию, полученную от унтера. Только дополнился сведениями о том, где и как укрыты солдаты противника вблизи самой виллы.

– Сема, дуйте с Костей на дорогу и минируйте ее на хрен. У этих есть «Ганомаг», мало ли, прорваться захотят.

Ребята умчались вперед, а мы двинули следом, предварительно заминировав все трупы на посту. Так, сигнализацией для нас будут, если что. До виллы здесь было с километр, но уже можно было ее разглядеть в бинокли. Хрена себе вилла! Да тут чуть не замок средневековый. Подступы нам понравились, подъездная дорога не была прямой, видимость со стороны «замка» была ограничена. Сплошные изгибы и повороты. Нацепив «леших», мы с Митрохиным пошли на охоту. По сведениям пленных, все немцы из оцепления сидят в укрытиях по одному. Телефонный провод, что вел к вилле, мы уже обнаружили, ребята его перережут, когда начнем представление. Проблема была только одна, стоящий за забором грузовик с антенной на крыше. Как его уничтожить, пока не знаю, видимо, до того как уничтожим оцепление, подойти не сможем, а раз так, то сделать нужно все быстро и тихо.

Наблюдая десять минут за укрывшимися немцами, смог засечь всего троих. Без связи хреново, скольких смог срисовать Андрюха и смог ли вообще, было вопросом. Делать нечего, придется отползать обратно и искать его.

Отползя назад, нашел Хана.

– Слушай меня, найди Андрюху и узнай, сколько он немцев отыскал. В мой сектор ему не попасть, так что по два раза не сосчитаем. Ляжешь вон на том пригорке, я тебя увижу, покажешь мне на пальцах, все понял? – Хан кивнул и уполз искать Митрохина.

Вернувшись на свою позицию, вечереет уже, темновато становится, пересчитал найденных немцев, убедился, что нашел еще одного. Перенес взгляд вправо и назад и увидел в прицел Хана, тот показывал три пальца. Хорошо, значит семеро. Поднял кулак и, растопырив пальцы, указал ребятам направление. Парни поползут вперед широким веером, обходя нас с Митрохой стороной. Их задача вскрыть остальные позиции и уничтожить противника, а мы начнем сразу, как только заметим активное шевеление.

«О, еще один», – про себя отметил я, увидев, как под лежащей на берегу лодкой мелькнул огонек сигареты.

«Курение – смерть!» – вновь подумал я. Как хорошо, что сам я бросил курить, почти сразу, как из Америки вернулся. Хватит на хрен, дыхалка зато заработала, аж фору любому спортсмену дам.

Пора начинать, по крайней мере, троих из тех пятерых, что я нашел, я уберу чисто. Выстрел, «выхлоп» без малейшей вспышки делает глухой «пыхх», и под лодкой явно труп. Переношу прицел на следующего, выстрел – еще один уронил голову, ткнувшись лицом в землю. Выстрел – третий, что начал крутить головой, ага, выстрелы парней услышал, также осел кулем.

Ребята мои на подавление не стреляют, не пехота чай, мы вообще стреляем только в одном случае, когда противник уже на мушке. Если Андрюха своих убрал, то минимум человек восемь мы из игры вывели. На деле оказалось больше. Я случайно решил обернуться туда, где до этого лежал Хан, и обнаружил того пытающимся привлечь мое внимание. Взглянув на него пристальнее, увидел, как тот показывает мне три пальца и тыкает вправо от себя. Митроха своих убрал. Но Хан не останавливается и показывает еще четыре и уже тычет влево. Ага, ребята убрали четверых. Так, мои оставшиеся двое укрыты хорошо и расположены чуть дальше, может, ничего и не слышали. Ловлю первого и валю быстрым, почти навскидку выстрелом, второй закрутился. Нервничает, явно слышит, но ему это не поможет, ох блин, это что у тебя, ракетница что ли, мгновенно оценив, что будет, если тот выстрелит, сваливаю немца выстрелом в голову. Полбашки снес, тело осело с зажатой в руке ракетницей. Фу-х. Слава богу, успел. Где-то стрекочет МП с глушителем, да и не один. Лежу тихо, пасу ворота на вилле. Пока все спокойно. Никаких башен или еще чего-то высокого за забором нет. Виднеется второй этаж, со стороны, обращенной к лесу, всего два окна, и они пусты. Чердачное окно, в котором явно кто-то есть, надо быть внимательнее. Кто-то дергает меня за ботинок, поворачиваю голову.

– Ты чего? – удивляюсь я, увидев Хана.

– Все, кончилось оцепление. Четвертый передал – чисто!

– Отлично, переходим к заключительной фазе марлезонского балета, а чего у тебя глаза стали круглыми? Ты ж казах? – усмехнулся я, увидев реакцию Хана на мою шалость.

– Тьфу на тебя, командир, то есть Девятый!

– Слушай сюда, – показывая Хану знак подползти ближе, сам поднимаю бинокль.

– Ворота видишь?

– Да, – коротко отвечает расположившийся рядом казах.

– Справа за забором стоит грузовик, он и рация, и пеленгатор. Заходи еще левее и собирай свое «весло». Как только откроются ворота, тебе он станет виден целиком, работаешь его и наблюдаешь за БТРом, ясно?

– Так точно.

– Ставь сразу зажигалки. Нужно просто сжечь пеленгатор и очень быстро. Успеют связаться, тут все и останемся, выполняй.

Я отполз назад и нашел парней. Они уже собрались вместе, все кроме Хана и Митрохи, те занимаются своими делами.

– Сема, нужно открыть ворота, – начал я, глядя в глаза пацану. А кто он, самый настоящий пацан, восемнадцать лет всего. Хотя и Темирхан такой же.

– Есть, командир, разрешите выполнять?

– Да подожди ты, выполняльщик, – одернул его Зимин, – дослушай сначала.

– Вот, слушай, Семен, взрослых и умных сослуживцев, – ехидно, с ухмылкой, вставил свои пять копеек Костя Иванов.

– А ты хрен ли тут зубоскалишь, ты и пойдешь их открывать, с Семеном вместе. Нет, лезть туда не надо, на хрена? Ваша задача, подобраться к ним, заложишь свой подарочек и ноги оттуда. Будете контролировать выходы. Там правее есть калитка, вот ее и пасите. Чтобы ни одна падла не ушла.

– Серег, а как же шум? – подрывник, чуть задумавшись, чесал голову.

– А и хрен бы на него. Остальные внутри, чего нам опасаться? А мне нужно уничтожить грузовик с пеленгатором. Вот что главное. Саня, иди телефонку отрубай на хрен и назад. Всем внимание, заканчиваем тут, ребята, и домой! – я подмигнул всем сразу и, сдернув на лицо штору, пополз на позицию.

Костя с Семой ползли к воротам минут десять, Зимин как раз наверняка перерезал телефонный кабель, все, сейчас тут будет громко и жарко. Темнеет все сильнее, тут горящий пеленгатор нам даже поможет.

Как ни ждал взрыва, раздумывая об операции, все равно вздрогнул. Костя, засранец, никогда не ограничивается малым зарядом, всегда в перебор идет, причем делает это сознательно, сколько ни ругаемся. Один раз нужно было дверь вскрыть в Варшаве, так он так ее рванул, что войдя в дом, нас чуть не присыпало там. Крыша рухнула, потому как взрывной волной переломало все деревянные перегородки. Вот и тут рвануло так, что ворота, тяжелые, кованые, да еще и с той стороны обитые железом, улетели вглубь поместья, как фанера. Тут же дважды подряд стеганула по ушам ВСК, как же она громко долбит, пушка, блин. Или мне просто в этом райском месте любой звук кажется грохотом?

За забором вспыхнул, взорвавшись, пеленгатор, зажигалкой в бак получил. Из двух ранее пустых окон ударили два ствола. Оба автоматы, а вот сверху с чердачного МГ. Куда бьют? Пытаются давить, ну ладно, пора. Первым выстрелом снимаю пулеметчика, тут же переношу огонь на окна, спрятались, суки, перезаряжаются. С чердака опять пулемет, не понял, видел же, что попал! Ну ладно, я не жадный, лови еще. Что-то замолчал, поймал, наверное. Убрав одного из двух автоматчиков в окнах, заметил, как к воротам с той стороны приближается БТР. И не успев попасть в створ, утыкается в один из воротных столбов, чудом оставшийся после взрыва. Ага, вижу выбиваемые пулями искры на броне, Хан лупит, наверное, водителя завалил. Пулемет на крыше БТРа даже не пытался стрелять, первого же солдата, который оказался в кузове, выбросило обратно. Я держу окна, ребята должны наступать сами. Там все командует Зимин, он ведь штурмовик, не я. Замечаю еще движение на чердаке, пулю туда, не высовывайся.

Выстрелы обороняющихся стихли как-то сами по себе. Вот вроде только что стреляли – и как отрезало. Послышался вызов радио, все должны были включить после уничтожения пеленгатора.

– Здесь Четвертый, у меня чисто, заходим.

– Восьмой, движения во дворе нет.

– Третий, тихо.

– Здесь Девятый. Второй и Шестой, помогите Четвертому, Седьмой, страхуешь их.

– Понял, понял, понял, – донеслось со всех радиостанций. Пошли ребятки, интересно, сдадутся вороги проклятые или геройствовать начнут? Нам-то все равно, можем их положить спокойно, ничего нам за это не будет.

– Здесь Третий, катер на озере, подходит к берегу. Вынырнул откуда-то, даже не заметил откуда!

– Всем внимание, Четвертый, по забору на берег, будьте осторожны, мы идем.

Это еще что за хренотень такая, откуда взялось это корыто? Бегом лечу в сторону берега, но не выходя при этом из-под деревьев.

– Девятый!

– Внимательно! – Ну еще-то там чего случилось? Подводная лодка всплыла, что ли?

– Могу отправить это корыто на дно, расковыряю борт и конец! – предложил Хан. А ведь и правда может. У него с собой есть такие патроны, пули которых делают в обычном железе неприличные дыры.

– Отставить, Третий. Мы на нем уйдем! – Уже сложился в голове план захвата. А я все думал, что не так, когда взорвали ворота и началась стрельба, бля, я дурак. Машин-то во дворе нет, они на этом катере и пришли сюда, из Туна, скорее всего. А пряталось оно за мыском, что отсюда не виден, вот и все дела. Катер хороший, большой, но не военный. Так, яхта какого-нибудь «мультика». Миллионера в смысле.

– Девятый, гости на берегу. Восемь рыл, хотят грузиться.

– Отсекай и предложи сдаться, выхода у них нет, потопим корыто и все!

Что там предлагал Зимин, не знаю, но в ответ раздалась заполошная стрельба. Стреляли явно от отчаяния. Охрана у дома уже уничтожена, Вано с Костей добили и отчитались.

– Четвертый, что у тебя там за стрельба?

– Да эти придурки стреляют. Я их автоматом отсек, укрылись за лодкой на берегу и стреляют. Тут ты нужен, они вроде по-английски шпрехают что-то!

– Сейчас буду, как пройти?

Зимин объяснил, как пройти так, чтобы меня ни заметили с катера. Попросил Митроху и Хана смотреть в оба. Когда добежал до Зимина, оказалось, что до убегающих всего метров тридцать или даже меньше. Саня сам укрывался за такой же лодкой, стоявшей вверх ногами на песке.

– Эй, союзнички, вашу мать, хватит дурить, сдавайтесь. Сколько вы там еще просидеть хотите? – В ответ мне раздалась такая брань на английском, что даже уши в трубочку сворачивались.

– Во, а говорят, они джентльмены, а ругаются, как последняя пьянь, – сказал я и включил рацию.

– Седьмой, Шестой, Второй, вы закончили?

– Да, тут внутри портфелей куча, на столе бумаг гора, что делать? – ответил Костя.

– Позже приберём, дом точно чист?

– Так точно, – уверенно отозвался Иванов.

– Двигайте на берег, по их следам, и держите лодочку на прицеле. Как побегут, стреляйте под ноги, если зацепите, ничего страшного, но все же лучше не надо.

– Вас поняли, выполняем, – закончили разговор ребята.

– Эй, джентльмены, не передумали?

– Ты, красная скотина, сдохнешь здесь! К нам уже идет помощь.

– Каким образом? Связи у вас – нет!

– Идиоты большевистские! С катера уже давно связались, сюда скоро прибудут войска. Хотите жить, валите, пока можете, вдруг получится и уйдете. Но мы вас все равно поймаем, это же вы убили Гордона в Данциге?

Оп-па, ну я и лох! А ведь и правда, катер мы не видели, соответственно и не думали, что у него есть радио, твою мать.

– Сань, придется вспомнить сорок первый, – сказал я, вынимая гранату из подсумка и выдирая кольцо.

– Серег, нет, давай я. Дважды не прокатывает!

– Сань, я тебе секрет открою, это не второй раз, – увидев, как встает Зимин, добавил: – И даже не третий!

– Эй, кто у вас там такой умный, выходи, пообщаемся, стрелять не буду, – я взял взведенную «феньку» в одну руку, а в другой уже был кольт. За лодкой продолжалась возня, и, предчувствуя плохое, я швырнул к ним за лодку гранату. Через две секунды оттуда прыснули в разные стороны восемь мужиков, оружие было у всех. Со стороны виллы раздались короткие очереди, и фонтанчики стали подниматься у ног бегущих людей. Я навскидку из пистолета послал одну за другой четыре пули, специально стреляя под ноги, одному, видимо, в ногу прилетело, вон, как волчком крутится по песку. Наконец, сообразив, что взрыва нет и, скорее всего, не будет, враги остановились, но поднимать оружие уже не стали. Укрытия у них больше нет, а на них смотрят пять стволов.

– Не делайте глупостей. Вы же умные люди, пять стволов только на берегу. – В этот момент треснул и прокатился раскатистым эхом по лесу выстрел из ВСК. На корабле кто-то вскрикнул и раздался плеск воды. Тут же выстрел повторился, не знаю, мне было не видно, но скорее всего Хан завалил парочку самых смелых.

– Вы все поняли? – Удивительно вовремя Хан выступил с «веслом».

Англичане были впечатлены, а среди немецких генералов послышался шёпот:

– Это дальнобойные винтовки русских, нам конец, – сказано было шёпотом, но я расслышал.

– Господин адмирал, не переживайте, ведите себя прилично, и вас минует эта участь.

– Какая еще участь, ты, щенок? – воскликнул один из одетых в красивый костюм мужчин, наверняка англичанин.

– Мурат, – я словно вернулся в сорок первый и забыл, что Мурата нет, – сделай этого красиво, – проговорил я в рацию.

Грохот выстрела и вопль разъяренного тигра в следующую секунду огласили пляж. Человек в красивом костюме, забрызганном кровью, стоял вылупив глаза на свою правую руку, что лежала на земле. Второй выстрел прогрохотал через две секунды. Вторая рука перестала существовать. Англичанин что-то прохрипел и упал, вроде как сдох собака, сердечко, наверное, не выдержало.

– Еще глупцы есть? – обвел я взглядом присутствующих мужчин, которые давно стояли с опущенными руками, а, следовательно, и стволами.

– Мы сдаемся, – тихо проговорил тот, которого я назвал адмиралом.

Мы даже оружие не стали собирать, ребята только пополнили боезапас, и мы отчалили от берега, уходя на юго-восток озера. Там будем искать транспорт или выйдем на связь. Нам пилить немало, а пленные вяжут, нужно поторопиться. Выходить будем через Югославию, Тито почти закончил с очисткой своей территории от врага, там, на одном из аэродромов нас ждет «дуглас», он и вывезет нас отсюда. Немцы подойти не успели, а может, эти просто блефовали. Но мы ушли чисто.

Документов мы с собой забрали целую кучу. Вот ведь бюрократы, все-то у них на бумаге, да какое количество этой самой бумаги!

– Господин офицер, извините, я не знаю, как к вам обращаться, – начал разговор человек в дорогом черном костюме. Я попросил привести ко мне на разговор адмирала, что-то на разговор потянуло.

– Майор, – кивнул я, приглашая адмирала к столу.

– Господин майор, у вас превосходный стрелок! – с восхищением, без приторной лести проговорил адмирал. – Но я не об этом. Откуда вы знаете мое звание?

– Вы, господин адмирал, очень сильно не любите СССР, что мы вам такого сделали? Вы разве не знаете, как ведут дела британцы? Ведь они просто кинули бы Рейх на войну с нашей страной, а сами бы сидели на своем острове и зарабатывали деньги на поставках вам оружия. Неужели вы этого не понимаете, господин Канарис? – я назвал того по фамилии, и он вздрогнул. – Я знаю о вас очень многое, такого русофоба в Рейхе не знать непростительно.

– Да, вы прекрасно осведомлены. Я считаю, что Сталин хочет забрать всю Европу, сделать ее красной!

– А что, коричневая она лучше? Вот вы вроде умный человек, скажите, в чем плох СССР?

– У вас уничтожили все дворянство, всех знатных людей…

– Которые наживались на своем народе. Выдаивали досуха людей, не считаясь ни с чем. Только деньги, только деньги, больше ничего. А что они сделали для народа, для своей страны? Молчите, так я за вас отвечу – ничего они не сделали, и не стали бы делать никогда. Им это было просто не нужно, как живут в Штатах, да и в вашей любимой Англии? Все просто, думать только о себе, казалось бы, что проще, да? Я не говорю, что фантазии Маркса, Ленина единственно правильные, вовсе нет, но нельзя тупо использовать людей. Вы же не один на свете живете, а раз так, нужно и другим дать возможность жить.

– Я не уверен, что понял вас, хоть вы и прилично говорите на немецком языке.

– Вам не понять. Знаете в чем вина вашего фюрера? Нет, не в том, что проигрывает войну, точнее уже проиграл. Даже не в том, что поддался на посулы англичан и вообще затеял эту войну. Ваш долбаный фюрер виноват в том, что он убедил ваш народ идти за его идеей, ну это он так думает, что идея его, на самом деле его и к власти-то привели только с одной целью, ослабление России. Только глупец мог поверить в то, что Гитлер сможет завоевать Россию, и его хозяева тоже так не думали. Англичане прекрасно понимали, что Гитлеру не под силу сломить Россию, но вот ослабить, ослабить до такой степени, чтобы они в конце сами смогли прийти и все забрать, вот их цель. Наша страна богата своими природными ископаемыми, получив их, империя будет жить безбедно очень долго, пока не кончатся все запасы, а что потом? Деградация.

– Вы очень словоохотливый молодой человек, если честно, я жалею, что мы с вами враги.

– Так не будьте им. Сотрудничайте. Россия и Германия вместе смогут горы свернуть. Никто и никогда не сможет нас опустить так, как было в наших странах после Первой мировой. Которую, кстати, и развязали для того, чтобы нас поссорить.

– Да, если меня не расстреляют в вашей стране как одного из главных врагов СССР, мне бы хотелось хотя бы иногда с вами беседовать.

– Не буду скрывать, мне тоже это будет интересно. И да, никто вас не расстреляет. Сталин очень умный человек, не считайте его кем-то вроде вашего бесноватого Адольфа.

– Вы раскрыли мне глаза, господин майор. Я хотел бы помочь вам немного. Тот человек, что остался лежать на берегу…

– Англичанин? – перебил я Канариса.

– Да. Так вот, он пэр Англии, очень богатый и влиятельный человек.

– Был, – коротко отрезал я.

– Ну да, ну да. Был. Так вот, вы прихватили кучу документов, среди них есть и мой портфель, кстати, там есть сведения о вас.

– Обо мне? – удивился я.

– Ну не лично, конечно, о ваших ликвидационных группах, как их называют у нас.

– А, вот в чем дело, ладно, посмотрю на досуге.

– Только не открывайте портфель без меня, он заминирован. Речь сейчас не об этом, я, конечно, сниму заряд. В портфеле того англичанина есть бумаги, прочитав которые, ваши следователи, или кто там у вас будет ими заниматься, просто отправят их в урну.

– Есть какой-то секрет, – предположил я.

– Да, конечно. – И дальше мне поведали очень интересную историю.

В портфеле какая-то «супер-пупер» навороченная бумага, точнее чернила, какими написаны бумаги. Помните детские рассказы об Ильиче и его чернилах из молока, вот тут было похожее. Сейчас на листах была информация, что заведомо заинтересует людей, их получивших. Там были деньги. Как сделать так, чтобы враги не стали искать важную информацию, а удовлетворились бы малым, правильно, надо дать денег, просто так. В тех бумагах множество счетов, которыми можно воспользоваться, нет, наглы не расщедрились. Это немецкие бабки, наглы не рискуют своим, никогда, от слова «СОВСЕМ». Но если обработать страницы нужным реагентом, проявится то, что и было спрятано от посторонних глаз. Что именно, мне поведал адмирал, ну проникся мужик, он ведь уже послужил свое, хочет просто отдохнуть. Поговорил со мной, поверил и открылся.

В документах зашифрованы все данные о разработках амеров в области деления ядер. Да-да, англы слили фрицам проект «Манхеттен», правда так и не доработанный, с божьей помощью. Надо признать, немчура очень быстро разобралась бы, что к чему, а дальше… Вот адмирал и зарабатывал себе очки. С помощью Канариса мы разминировали все портфели, в каждом была шашка, способная гарантированно сжечь все бумаги.

– Господин майор, вы надеюсь, понимаете, что будет, если мое руководство получит эти данные?

– Отлично понимаю. Мир перестанет существовать!

– Почему так категорично?

– Наши ученые давно это поняли и доказали, именно за это их и уничтожали в сорок втором. Якобы ваши солдаты уничтожали.

– Я совершенно не понимаю, о чем речь. Я, как руководитель разведки, точно не отдавал приказов на уничтожение ваших ученых, уж поверьте, – Канарис был очень красноречив.

– Верю, – просто сказал я, – просто я знаю, кто отдавал такой приказ. Успокойтесь, это вообще не немцы.

– Вот как? А кто, это секрет?

– Да, это закрытая информация.

– Теперь я понимаю, кажется, кто стоит за устранением Оппенгеймера, Гровса и других…

– Я вам ничего не говорил, – усмехнулся я. Ну а что, думаете такой человек не догадывался раньше? Чушь, мы оставили в Америке немецкий след. После наезда Штатов на Гитлера тот явно инициировал расследование.

– Я тоже кое-что знаю, – вдруг произнес Канарис.

– Интересно, – поднял я бровь.

– Вы, наверное, тот самый капитан Новиков, ну, теперь, видимо, уже майор, я прав? – адмирал смотрел на меня с интересом.

– О как! И откуда же вы так осведомлены? – сказать, что я был удивлен, вообще ничего не сказать. Зато теперь понятна его открытость и желание поговорить.

– Ну, не у одних Советов разведка работает, – многозначительно продекламировал адмирал. Конечно, разведка у фрицев очень хороша, особенно в части, касающейся вербовки.

– Кто-то у нас наверху работает на вас, так?

– Скажем так, помогает кое в чем, на не безвозмездной основе.

– Опять деньги! Куда ни плюнь, всюду бабки, – проговорил я на русском.

– Да, деньги интересуют многих людей, разница только в количестве, – подтвердил Канарис на русском. Вот зараза, а в личном деле про это ни полслова.

– Вы хорошо говорите на нашем языке, – кивнул я одобряюще адмиралу.

– Должность заставляла, вот и изучал. На самом деле я знаю свои возможности, ваш язык очень трудный.

– Да и ваш не проще.

– Я очень бы хотел услышать о той вашей операции в Америке, к сожалению, это не в моих силах. Но о вас знаю не только я. Информация есть и на острове, не от нас ушло, прямо из Москвы. Буквально пару недель назад был разговор, что для вас что-то готовят, к сожалению, я не знаю, что именно.

– Хорошо, кто предупрежден…

– Именно так, молодой человек.

– Оставляю вас, господин адмирал, мне нужно отдать распоряжение моим людям. Скоро берег, а нам еще долго добираться до дома.

– Думаете, у вас получится, наших войск тут мало, но вычислить, куда вы направляетесь, не трудно. Надеюсь, в горы вы нас не потащите?

– О нет, все будет проще, и я надеюсь, что именно поэтому все и получится.

– Да, насколько мне известно, из вашего досье, неудач вы не знаете, и всегда возвращаетесь.

– Поражен вашей осведомленностью, – еще раз признался я и, кивнув, вышел из каюты.

Шли по озеру мы ходко. Глубины здесь на удивление очень приличные и опасности нарваться на отмель или какую-нибудь подводную скалу отсутствовали. Заставил выйти на связь с Большой землей и передал информацию о месте встречи. Югославские партизаны должны пригнать нам транспорт прямо к берегу, через час новый сеанс связи, и если все в порядке, то успокоюсь.

Всё получилось. Немного пришлось пострелять, но это нормально, никто не пострадал, ни мои бойцы, ни пленные. Просто в том месте, куда мы причалили, был небольшой пост фрицев. То ли их предупредили, то ли они тут всегда сидят, непонятно, но тут рядом был немаленьких размеров городок, может, эти именно из него и прибыли. Кстати, я ошибся, когда шмонали трупы, удивились тому, что враги уж больно смуглые, правильно, оказалось – макаронники. Как они тут оказались и что тут делают, узнать, разумеется, не удалось, ребята просто покрошили их на подходе к берегу, и все.

Два грузовика, старых, убитых рыдвана, стояли на обочине дороги, ожидая нас. Не обманули братья югославы. Старший из встречающих доложил на русском, что все готово и нужно скорее ехать. Немцы уже вовсю рыскают по округе. Загрузившись в кузова, мы двинулись в направлении границы. Путь благодаря горам был очень извилистым, иногда казалось, что мы вообще развернулись, но часов через восемь грузовики, наконец, остановились, и тот же старший из партизан подошел к машине.

– Товарищ, к сожалению, через границу надо идти пешком. Тут фашистов мало, но все же нам приказано не рисковать.

– Как скажете, уважаемый. Ведите.

На границе и правда было мало солдат противника, прошли достаточно легко. При приближении к месту перехода я взял и изменил маршрут.

– Что вы хотите, я не понимаю вас? На той стороне нас уже ждут, а вы предлагаете сменить место перехода! – возмущался наш сопровождающий.

– Да, чем здесь идти, ожидая засаду под каждым кустом, мы пройдем именно там, где у немцев есть пост.

Это не было сумасшествием, только холодный расчет. Неизвестно, кто и где нас может подстеречь, сами «юги» говорят, что ходят здесь всегда, могли же немцы и вычислить их переправу. А там где есть стационарный пост, вряд ли будут сюрпризы, там нас точно не ждут. Был я как всегда прав, более того, мы еще и транспорт взяли, и не пришлось идти пешком. Пограничников было всего отделение при двух пулеметах. Мы с Митрохой за полминуты вдвоем уничтожили весь гарнизон КПП, загрузились в их же грузовики и перешли границу. Так как тут нас не ждали, мы самостоятельно поехали в сторону аэродрома, партизаны подсказывали дорогу, хотя сначала крутили у виска, называя сумасшедшими. На что ответил им Саня Зимин.

– Мы на этом авось войну выиграли почти, так-то!

Аэродром, вообще-то это было просто поле, на окраине которого был замаскирован «дуглас», охранялся партизанами, чуть стрельбы не вышло, но командир партизан, ехавший с нами, помахал каким-то флажком на подъезде, и все обошлось. Растолкав спящих летчиков, приказал готовить машину к взлету.

Эх, хорошо-то как, мы летели уже над Румынией, когда к нам пристроились МиГи сопровождения. Летчик передал мне наушники, и мы перекинулись с истребителями парой фраз, просто для опознания. Тем было приказано сопроводить нас до границы СССР, дальше мы сядем на дозаправку и, нас уже будут сопровождать другие. Честно говоря, небо было абсолютно чистым, и мне казалось, что это лишнее, но командованию виднее.

Когда открылась дверь, я, выглянув наружу, увидел Петровича и Судоплатова, просто помахал им рукой. Я готовился посмотреть на их реакцию, ведь мне нравится эффектное появление. Начальники в курсе, что я кого-то везу, им уже доложили с аэродромов, где мы заправлялись, но вот о том, кто именно с нами, им ничего не известно.

– Здравия желаю, товарищи генералы, группа майора Новикова задание выполнила. Прошу пройти в самолет, – и сблизившись с генералами, добавил: – Кое-что покажу.

Командиры, молча пожав мне по очереди руку, устремились на борт. Эх, о такой реакции я даже не думал.

– Автобус сюда, быстро, – закричал Истомин офицеру, что сопровождал генералов на аэродроме. А потом, выйдя из самолета на поле, схватил меня за плечи.

– Ты хоть представляешь, кого ты припер? Ты знаешь, кто это такие? – вопросы сыпались из Петровича как водопад.

– Чего-то я не понял, вы, товарищ генерал, просили по возможности пленного, тут их семь, что-то не так?

– Ты знаешь, что означает захват только одного из них? Хотя бы адмирала Канариса?

– Ничего я не знаю, и мне не нравится ваш тон, товарищ генерал.

– Дурила, ох и везучий же ты, это же надо такое провернуть! Теперь понятно, почему ты отбрыкивался от наших инструкций и разрабатывал операцию сам.

– Если бы я всегда пользовался вашими планами, я вряд ли дожил бы до сегодняшнего дня, – твердо сказал я, – разрешите отвезти людей отдыхать? Мы устали чуток.

– Серега, конвоирование тоже на вас, уж довезли до Москвы, довезите теперь и до конторы, – игнорируя мои слова насчет планов и руководства, попросил Истомин.

– Вот так всегда, хрен дадут спокойно отдохнуть. Они там смирные все, молчат себе в трубочку, ели вместе с нами, не кочевряжились.

– Как прошло-то, ребята целы?

– Да, все в норме, у Вано ноги болят, еще не совсем в порядке, да Костя ногу подвернул на скале.

– Ну, с Вано-то понятно. Ты же помнишь, я вообще был против его участия. Ладно, сейчас поедем уже, а там и отдых. Все отчеты завтра.

Нас действительно отпустили отдыхать. Только оружие сдали в конторе, у нас там свой склад есть, и дернули к Алевтине. Был вечер, все по очереди отмылись в ванне и завалились спать кто где. Алевтина Игоревна даже не стала расспрашивать, как обычно, ей ведь заранее сообщают, что мы приедем. Истомин как всегда подсуетился и позаботился о нас. Спали как убитые, а наутро всех подняли звонком из управления.

– Майор Новиков? Группе в полном составе прибыть в управление через час, – услышал я в телефонной трубке, едва проснувшись.

Быстренько умылись, Алевтина даже завтрак успела сварганить, и умчались по приказу.

– Ты чего Канарису наговорил? – недобро встретил меня Истомин.

– Да все нормально. Лишнего ничего, я отвечаю за свои слова.

– Ты ему сообщил и звание, и даже чем группа занимается! – вспылил Петрович.

– А вы, товарищ генерал, для начала бы спросили у него, когда он узнал обо мне! – спокойно заметил я.

– В смысле? – осекся командир.

– Да вот в прямом! – я оглядел кабинет и, удостоверившись, что кроме нас двоих и Судоплатова больше ушей нет, продолжил: – Вы, товарищи генералы, разрабатываете тут операции, а враг не только знает о них, но и имена и звания исполнителей. У вас тут так течет, что даже интересно, как до сих пор мы все живы, хотя я знаю как. Точнее, благодаря кому мы еще живы и выполняем задания. Если бы я сам не брался за разработку планов или сообщал вам заранее все, что придумал, меня грохнули бы еще в сорок первом, край в начале сорок второго. Батя, предупреждаю, если что случится с кем-нибудь из моих… Я тут все переверну!

– Ты тут не ори. Работают люди, знаем, что есть у нас гнилье в конторе, но пока выйти не можем.

– Я, блин, сам всех найду и грохну, без вашей помощи. Хватит ждать уже у моря погоды. Учтите, я и Главному это же скажу, если спросит.

– Самодеятельность отставить. Я приказываю тебе, майор, никуда не лезть. Тут работа идет второй год.

– Да все понятно. От меня что-то нужно, прямо сейчас?

– Что значит нужно? Ты на службе или погулять пошел?

– Я имел в виду, если не нужен пока, пойду отчет писать, там все распишу подробно.

– Иди, своих предупредил, чтобы тоже озаботились написанием.

– Конечно. Как закончат, придут сюда. Где мне можно «упасть»?

Меня проводили в свободный кабинет, маленький как чулан, даже окон не было. Сидел честно три часа, писал, закончив и выйдя в коридор, обнаружил в нем моих товарищей, чего-то ждущих.

– К кому сидим, зачем не отдыхаем? – весело приветствовал я своих друзей.

– Да генерал наш чего-то бесится, приказал сдать отчеты и пока ждать, – объявил Зимин.

– Ясно. Наверное, пистон им с Павлом Анатольевичем вставили, вот и крутятся. Сейчас узнаю.

Зайдя в кабинет Истомина, постучав, конечно, и получив добро на вход, положил свой отчет ему на стол.

– Разрешите идти? – поинтересовался я.

– Все написал? Ладно, завтра в восемь здесь, всем кагалом.

– Оружие получать? – я подумал о том, что с наших командиров станется заслать нас на новое задание.

– Зачем, пройдемся по отчетам. Вечером улетите в Ленинград. Там у тебя группа на подходе, заканчивай с ней, и да, приедут два бойца, бывшие ученики, ребят надо натаскать конкретно на «длинную».

– Хорошо, – задумчиво ответил я. Кого это собираются заслать на явно мое задание? Будем посмотреть.

Выйдя из кабинета и забрав парней, удалились из управления. По пути придумал способ отдохнуть.

– Сань, а тут рядом рынок где есть?

– Да как-то ходили, недалеко тут, а чего?

– А давайте шашлычок забацаем? – я аж облизнулся.

– Вот это идея, командир, – громко воскликнул Вано. Понятное дело, кто еще его жарить будет, как не грузин. – А вино нам можно? – уже намного тише спросил друг.

– Да все нам можно, в разумных пределах, конечно.

Так и сделали. Купили на рынке пять килограммов мяса, лук, хлеб и отправили Вано мариновать шашлык к Алевтине, а сами пошли по рядам старьевщиков. Как и ожидал, нашли комплект отличных шампуров. Затем пошли искать вино. Да, поиски вина слегка затянулись, но выручили на том же рынке. Нашли одного еврея часовщика, тот и навел. Когда пришли с ним на хату, даже обещание дал сам себе – не сдам этот подпольный магазинчик. Чего тут только не было.

– Слышь, приятель, откуда вся эта вкусность? – У меня глаза бегали по этикеткам. Хотелось удивить парней. Здесь было даже импортное вино, не считая наших традиционных.

– Ты же из армии, сам не понимаешь? Трофеи! – объяснил мне на ухо еврей.

– Ясно, извините, мне дайте, пожалуйста, что-нибудь действительно вкусное и не очень крепкое.

Бутылки нам отбирал появившийся из другой комнаты то ли грузин, то ли абхаз, не отличаю я их.

– Берите вот это вино, не пожалеете, – показал он принесённые бутылки, – импортное почти все дешевка, кислятина. Станут для солдат хорошее вино присылать, вам – только наше, грузинское.

– Ну, смотрите, – усмехнулся я, – у меня друг грузин, ему и несу, не понравится…

– Понравится, – просто и коротко кивнул грузин. – Зачем мне врать, это вот он может по незнанию тебе что-то нехорошее предложить, я же – никогда. – Грузин указал на еврея, а тот засмущался.

– Хорошо, найдете десяток?

– Найду, это вино уважает даже Сам! Поверь, я знаю, что говорю. – Грузин исчез на пару минут в соседней комнате и, позвякивая бутылками, вернулся с запечатанной коробкой.

– Пробовать будешь? – спросил он, открывая коробку.

– Да уж поверю, мой друг меня никогда не обманывает, думаю, что его земляк тоже не будет, да и не пью я сам-то.

– Хорошее вино это не алкоголь, не грех и потреблять, но я тебе как идейному дам «Нарзан», хочешь?

– Буду благодарен, – кивнул я.

Рассчитавшись с продавцом и получив еще пяток бутылок минералки, я вернулся к парням, ожидавших меня возле рынка. Еврей запретил ходить толпой, да, кстати, какой-то неправильный еврей оказался, даже денег не попросил за наводку, ну и я не стал предлагать.

Через три часа мы сидели на прекрасной полянке на берегу Москвы-реки. Взяли в управлении ЗиС и укатили за город, как тут было хорошо!!!

Про войну никто не вспоминал, шашлык у нашего грузина был такой, что я, человек вообще быстро наедавшийся, сожрал не меньше килограмма. Жаль, не было помидоров и огурцов, да и вообще зелени. Но вышли из ситуации, найдя на рынке квашеную капусту, соленые огурцы и помидоры, поэтому думаю, ничем не хуже. Парни пили вино, я минералку, гитара была с нами, черт, как будто вообще нет войны. Вернулись домой к Алевтине уже за полночь и завалились спать. Завтра опять суета, дела, отъезд в Питер, надо выспаться. После того как улеглись, еще час трепались, нахваливая Вано. Алевтине, кстати, мы тоже мяса привезли, оценила на высший балл.

Парни, которых нужно было подтянуть на «длинный» выстрел, оказались моими учениками с прошлого года. В смысле в том году их учил. Работают парой, очень сильные стрелки, немного хромало чутье на дистанциях свыше тысячи двухсот метров, но я их отдал Хану, пусть занимается. Да, он сам только что был учеником, но его учить только портить. Парень талант от бога имеет. Опыта наберет, меня уделает легко. Да и некогда мне было. Гонял группу, что заканчивала обучение, их время поджимало. Из-за нашей командировки обучение прервалось, нет, они продолжали тренироваться и без нас, но кто их наставит на истинный путь? Шучу. Группа была вполне хороша, я по возможности всегда старался сделать из новых учеников команду навроде моей. Это заключалось не столько в количестве и обязанностях каждого члена группы, сколько в желании помогать друг другу. Только ощущая полную поддержку твоего товарища двадцать четыре часа в сутки, можно добиться слаженности и успеха, в данном случае – военного успеха. Мы даже иногда провоцировали разными способами членов одной группы, то на драку разведем, то обвинив одного в каком-нибудь мелком преступлении, наблюдали за реакцией и действиями всех остальных. Помню, была группа, с троими участниками которой мне даже пришлось биться, причем всерьез. Мне тоже перепало тогда хорошенько, один был приличным боксером, но уделал я их, аж до госпиталя дошло. Просто ребятки гнилыми оказались, я вообще частенько о таком слышал, в основном в той жизни, люди делились воспоминаниями, но и здесь сталкивался. Одного из их группы мы как бы случайно записали в сына «врага народа», что тут началось. То, что эти трое перестали с парнем общаться и всячески его задевали, это фигня, они стали строчить доносы, причем явно выдуманные. Почему у нас до битвы и дошло, я тогда сорвался быстрее, чем сам парнишка, он-то как раз держался стойко и уверенно, говорил одно:

– Не верю! – и точка. Вот не верил он в такое и все. Просто знал своих родных очень хорошо и не сомневался.

Я же, не сдержавшись после очередного доноса, сказал просто:

– Вот из-за таких, как вы, трое, у нас и сидит большинство людей. Вы лепите из парня врага, пытаясь выделиться и подняться на этом, не выйдет, ребятки. Вы хуже его во всем, а остальным скажу так, молодцы, вы не прогадали. Это все было проверкой, и вы, трое, ее не только не прошли, но вам теперь самим светит статья за оговор и ложь!

Вот тут они и бросились на меня. Я еще тогда как назло был один, мои где-то занимались в то время, ну и начали биться всерьез. Как думаете, кто кинулся мне помочь первым? Правильно, именно тот парень, на котором мы и ставили эксперимент, тот, кого эти трое гнобили. Полез помогать не раздумывая, хотя ему за неделю такого испытания пришлось многое терпеть. Правда, досталось ему серьезно, челюсть сломали ему, как раз тот боксер, что и мне приложил пару раз хорошо. Но я ему в ответ сделал не меньше, как говорится, за себя и за того парня. Сломал по очереди и ноги, и руки. Челюсть уж не стал, хотя очень хотелось, но и так переборщил слегка. В армии он уже не пригодится, да и боксировать станет вряд ли. Правую ведущую руку я вывел очень серьезно. Когда получил вторую плюху от этой лапы, просто включил себя на максимум. Через минуту одна из костей руки была сломана и вышла осколком сквозь кожу. Да, искалечил, и да, мне за это ничего не сделали, только замечание в личное дело. Руку ему восстановили, врачи здесь есть очень хорошие, но вот полностью комиссовали, работала рука у него плохо, для спорта плохо. Есть, писать и что-то делать он ей вполне мог. Негодным к службе в армии он стал не только из-за руки, там явные проблемы с головой. Хотя у кого их нет? Я тоже хорош, включил боевой режим на учебе, а разница-то огромная. Ведь я готовил себя и в той жизни, и в этой не для того, чтобы на улице руками махать, я наоборот всегда был противником этого. Как раз потому, что знал, насколько хрупка человеческая жизнь, ведь я умел убивать. Здесь, уже в новом теле и в новой жизни, я довел свои умения до приличных высот. Убить противника одним ударом, не вопрос, даже не задумаюсь на секунду. А уж двумя или тремя…

Вот и шло боевое слаживание в группах всегда тяжело, но в основном заканчивалось очень хорошо. Люди сейчас гораздо лучше тех, что я знал в той жизни. Откровенного гнилья совсем мало, может еще потому, что люди знали, как они жили раньше, как жили их родители, перебиваясь с хлеба на воду. Вот и жили сейчас люди так, чтобы их дети стали жить еще лучше, чем они сами. А вот детки у них будут уже не такими. Выросшие без войны, в уже восстановленной стране, им захочется большего, чем просто жить, любить, работать и растить детей. Им благ захотелось, захотелось блистать, быть хоть в чем-нибудь, но выше своих товарищей, вот и получили блага. Я в той жизни, когда уже перешагнул на четвертый десяток, часто задумывался. Ведь что ни говори, а убили СССР именно ровесники моего отца. Дети и внуки тех, кто добывал право на жизнь своей кровью на этой страшной войне. Они забыли и перестали ценить то, что имели, за это и получили девяностые. Вот даже не жалко, хотя девяностые забрали у меня маму.

Вот поэтому главным для себя считаю воспитать детей достойными людьми. Достойными называться людьми. В той жизни, к сожалению, я не был способен что-либо изменить, да, я честно об этом говорю. Слишком уже все прогнило. Мне кажется, что даже захоти там что-то изменить тот же президент, ничего бы он сделать не смог, просто не дадут, причем свои же. Там все увлечены зарабатыванием бабла, все остальное не важно. А иной раз очень хотелось спросить, но конечно не имелось возможности, у какого-нибудь богатого человека:

– Куда тебе столько? Ты что их, с собой в гроб положишь? Ведь элементарно сосчитать, сколько тебе нужно самому, сколько детям твоим. Ведь хватит не на одно поколение, даже если вообще ничего не делать, а только отдыхать!

Увидишь по телевизору заставку, что какому-нибудь ребенку срочно требуется операция, нужны деньги. Да, для семьи ребенка они большие, но в основном-то требуются пять-десять миллионов рублей, и всей страной собирают. А эти суки зажравшиеся об этом что, не знают? У депутата Госдумы зарплата четыреста тысяч, народный избранник, бля. За год выйдет пять миллионов – за что? Он ездит на служебной машине, сомневаюсь, что сам платит за жилье. Кормят, поят, телефон служебный, за аренду кабинета платить не надо, зачем ему такая зарплата??? Говорил как-то с одним чиновником знакомым, задал вопрос, знаете, что услышал в ответ? Им платят так много, чтобы не воровали!!! Вы поняли, о чем речь? Вот и я понял. Понял, что в Думе сидят воры и жулики, а чтобы они не воровали, по крайней мере, открыто и много, им платят большую зарплату. Или вот возьмите истинно народную компанию, ну ту, что народное достояние. Публикуют ежегодно в интернете среднюю заработную плату своих сотрудников, знаете какую? Сто тысяч рублей! Я там знал многих людей, работавших в этой компании, так вот, зарплата инженера с пятым разрядом двадцать шесть тысяч, у рабочих вообще умалчиваю, как же так получается, что средняя сто? Да просто, у высших руководителей, которых всего сотня человек, зарплаты больше миллиона, вот средняя-то и выходит прям на загляденье. Нет, я согласен, что какой-нибудь ведущий конструктор, изобретатель, человек, действительно что-то делающий, должен иметь хорошую зарплату, но ведь там прихлебателей больше в десять раз, чем рабочих. Как в кино одном говорилось: «У нас на один работающий танк десять командиров, как же тут хорошо воевать?» Вот и вся правда. Что-то увлекся, и потянуло на извечное. Эти богатые люди, когда их кто-нибудь публично ругал за их состояния, всегда хором отвечали:

– Так вам-то кто мешал занять высокое место? Зарабатывали бы больше!

Логика и впрямь есть, да вот только с оговоркой. Вся эта «элита» не из грязи вылезла. Да, когда-то кто-то из их предков и был настоящим спецом, но они-то сами уже росли на всем готовом. Смотрел не раз в интернете сайты больших компаний, везде руководящие должности занимает родня руководителей этих предприятий или чиновников и депутатов с министрами. Хрен ли бы ему не залезть так высоко, если его туда за ручку приведут. А ты родился в семье, где жили от зарплаты до зарплаты, не обвинял родителей, что не заработали состояние, а старался всегда честно работать, но глядя на этих «элитмэнов», понимал одно, они никогда не будут платить людям деньги, на которые эти люди смогли бы достойно жить. Да, кто-то скажет, что у всех потребности разные, что чем больше платят, тем больше хочется, что аппетит приходит во время еды, так вот для этого и должен работать президент, генсек, не важно как его обзывают, чтобы люди знали меру, не лезли за «мерседесом», имея доход на «жигули». Надо воспитывать народ, как сейчас его Виссарионыч воспитывает. Не все получается, но все же. Да, хапуги есть и здесь, и их даже много, пока! Я уверен, что дядя Йося обязательно изведет эту породу под корень.

Предпоследний экзамен у ребят приняли через две недели. Последний фрицы принимать будут. Те двое, что я сбагрил Хану, вошли во вкус. Хан невероятным образом умудрялся объяснять, что и как надо делать. Таблицы у него самого просто отскакивали от языка, и не зазубренные, а действительно усвоенные. Я-то грешен, больше на инстинкте работаю, да и Хан так же. Просто кому-то, видимо, дается это от природы. Я почти наверняка с ходу и без ориентиров определю расстояние с точностью до полусотни метров. При стрельбе до полутора километров вполне себе хорошо. Нет, никогда я с такого расстояния не положу пулю в пулю, но до семисот метров в мишень двадцать сантиметров укладываю десять из десяти, всегда. На километре увожу в сторону максимум одну, дальше уже чуть хуже, но до тысячи шестисот восемь из десяти будут в мишени. Те два тоже в принципе не будут промахом, если стрелять по человеческой фигуре, в контур они вполне уложатся. Проблемы бывают только с холодным стволом, на абсолютно незнакомой местности, при том, что я вообще ничего о местности не знаю. Мой рекорд Хан пока не потянул, я знаю, что он пробовал, даже не раз. Новые ученики у нас всегда пытаются попробовать себя, как только узнают об этом. Я даже знаю, кто им рассказывает это, есть тут у нас один лейтеха. Когда парней достает муштра, какой я их мучаю, они начинают возмущаться и срываются, заявляя, что я сам-то наверняка стреляю не лучше их. Вот тогда лейтеха и показывает им мишень, в которую я как-то положил три пули с рекордного для меня самого расстояния. Ученики охреневают и давай пробовать, пока никто меня не обошел, хотя тут в школе побывала уже сотня самых точных стрелков, что отбирали в армии. Может, и есть где какой-нибудь таежный охотник, что белку в глаз бьет, но здесь я таких пока не встречал. Дело в том, что рекорд у меня две тысячи триста метров, это очень далеко, поверьте. Никогда для дела я такую дистанцию использовать не собираюсь, это была просто проба сил. Я хотел из пяти выстрелов попасть минимум три, вот и получилось. Дальше тоже пробовал, но все, что не имеет серию попаданий, я зову случайностью. Один из десяти попадал на две тысячи шестьсот, но как я и говорю, это случайность. А так две тысячи метров я вполне считаю рабочей дистанцией, выше – лишние сложности. А знаете, как интересно наблюдать попадание пули на два километра? После выстрела винтовка успевает занять прежнее положение, а глаз снова фокусируется на мишени, и ты сам замечаешь попадание. ВСК, кстати, и патрон уменьшили до калибра двенадцать и семь именно из-за плохой стабилизации пули на дальних дистанциях. После полутора километров тот старый «снаряд» в четырнадцать с половиной миллиметров летит уж слишком непредсказуемо.

Хан сегодня положил пять из десяти на два километра, мне помощник доложил и мишень показывал. Если бы стрелял в грудную мишень, положил бы семь, вполне себе результат. Но как же сложно его добиться. Руки, да что руки, все тело должно быть просто единым целым. Ребята, которых тренировал Хан, впечатлились, кстати, куда-то их по-серьезному хотят забросить. Мне приказали гонять их по максимуму, часов по десять в день. Больше просто нельзя, после трех дней таких тренировок появляется легкий тремор в руках. Незаметный, но он появляется, тогда о точности приходится забывать. Все же интересно, куда?

– Серег, мне приказали выдать твоим «дальним» информацию по Америке, – в один из дней ошарашил меня Истомин.

– Что-то такое я и предполагал, – задумчиво ответил я. – Только вот не представляю – кого? Там ведь, по идее, до хрена этих, кто музыку заказывает.

– Даже я не знаю. Они узнают только перед вылетом. Я выдам твой отчет, приказ довести всю информацию полностью.

– Да, серьезное что-то задумали. Опасно, янки теперь постоянно настороже, Судоплатов как-то говорил, что совсем стало тяжело работать. Бдят все и за всеми, они ведь получили чуть ли не мое личное дело! Изучили и приняли меры, думаю, напрасно задумали все это. Янкесов на их территории теперь работать просто очень опасно. Вы же сами мне говорили, что следов быть просто не должно.

– Вот поэтому есть идея вывести тебя из тени.

– Чего? Они там что, совсем охренели? Я не трус, но опасение присутствует. Я ведь не один, а с пиндосов станется.

– Наверху хотят как-то дать знать американцам, что ты здесь и никуда не собираешься.

– Так посвятите в это тех, кто сливает, информация и так дойдет куда надо?

– Это понятно, я тоже против, но там думают. Впереди Первое мая, будет парад, вот на нем тебя и хотят осторожно показать.

– А работать будут именно в праздник?! – я покачал головой.

– Точно. Ты ведь и сам предлагал посетить их материк, забыл?

– Тогда я не знал, как все серьезно. Ты же читал документы? – я опять перешел на ты.

В общем, я стал налегать в обучении парней на маскировку, кстати, если на юге будут действовать, нужен загар. Так Истомину и сказал.

– Ребята, я вот чего подумал, – приехав в школу, я собрал небольшое совещание, – вы уже прекрасно стреляете на равнине, а надо бы попробовать перепад высот. Завтра едем под Шлиссельбург, помнится, в свое время там было то, что нам подойдет. Не горы, конечно, но на горы времени нет. Там есть болота и низины, чем не перепады? – Предложение всем понравилось, поэтому приказал готовиться.

С утра, погрузившись в машину Михалыча, двинули в сторону Шлиссельбурга, на Синявинские высоты. Доехали часа за три, дороги были полным говном, еле пробрались. Место выбирать пришлось быстро, времени тащиться за несколько километров уже не было.

– Командир, а помнишь? Ведь мы же здесь с тобой танки жгли в сорок первом? – осмотревшись, заявил Костя.

– Да уж забудешь такое. Ведь ты меня именно здесь и вытаскивал, когда меня подстрелили.

Тогда, в сорок первом, мы пробирались в Ленинград. Здесь, на участке обороны пехотного батальона, нас попросили помочь отбиться от наступающего врага. Выбора у нас не было, дальше нам было не пройти все равно, поэтому приняли бой. Немцы тогда наступали полноценной ротой, с поддержкой двух танков и парой БТРов, а у нас от батальона, в котором мы приняли бой, едва полтора взвода было. Вот тогда, при помощи дымовых гранат, мы и смогли подобраться к танкам и уничтожили их. В тот день меня Костя и вытащил с поля боя. Сам был очень тяжело ранен, но вытащил, а мы ведь с ним даже знакомы не были. После восстановления в госпитале я его к нам и перетянул.

– Да, повоевали мы тогда. А здесь ведь все сровняли, – задумчиво оглядывал окрестности я.

– Так тут все было перепахано! Не поймешь, где что, – кивал Костя.

Мы нашли ровное место и установили палатку, шатер точнее. Разгрузили оружие и мишени. Я сам пошел искать место, где будет сложнее всего. Нашел. В полутора километрах была низина с перепадом метра в четыре, овраг не овраг, но мне понравилось. Заставлю бойцов сейчас стрелять с дерева, там, у палатки как раз пара стоит, чудом остались целыми. Между стрелками и мишенью вдобавок было немаленькое болото, тоже фактор для усложнения. Поставил мишень и посмотрел в сторону стрелков в бинокль, а зашибись, я и сам с удовольствием здесь постреляю. Район через часик проверят, вдруг тут шарится кто, попадешь кому-нибудь в зад, отвечай потом.

Через два часа мы начали испытания. Ну, а как еще назвать. Парней я отправил бегать, вместе с сержантом по физподготовке, вот побегают, десять минут отдых, и будьте добры, стреляйте. Пока бегают подопытные, мы с Ханом решили пострелять чуток. Три патрона он, три я. Хану хватило одной для пристрелки, остальные положил в «голову». Ну а я стрелял после него и спокойно попал первым в «грудь», а остальные положил рядом с дырками Хана.

– Ну, вот как, командир? – восхищался Хан.

– Не прибедняйся, сам не хуже, – заметил я.

– Да ладно, все три в цель, на незнакомой местности!

– Ну, не такая уж и незнакомая, – протянул я, – но да, из винтовки я здесь не стрелял.

– А как ты так попадаешь?

– Ты, Хан, куда целился первым выстрелом?

– В «голову», куда и положил следующие.

– А сколько увод по горизонту был? – усмехнулся я.

– Так ты же корректировал! Десять сантиметров, сказал.

– Вот и я о том, – многозначительно завершил я.

– А-а-а. Понятно теперь, – Хан понятливо кивнул, он, наконец, понял, что попадание такой пули в грудь так же смертельно, как и в голову.

Подопытные, набегавшись и отдохнув ровно десять минут, как я и предупреждал, пошли на рубеж. Ну что же, вполне прилично. Уроки усваивают, а это самое главное. Вот их Истомин озадачит, когда выдаст им мой отчет по Штатам.

На днях ко мне приехал Толя Круглов. Его стали выпускать из госпиталя, приехал навестить, да и просто на девчонок моих поглядеть, у самого-то нет, переживает он сильно по этому поводу, но я думаю, все наладится. Ему просто необходимо помочь найти себя. Я как раз начал собирать кухонный гарнитур и попросил его помочь, и как же у нас дело-то пошло. Толя только минут десять был принеси-подай, а позже уже сам вовсю стал выпиливать из щитов заготовки по размеру и попросил объяснить, как собирать. У меня, кстати, уже были готовы к этому времени «еврики», заказал как-то токарям, наточили мне две сотни штук пока, стальные, понятно, без цинка, но и то хлеб, не понравилось мне тогда шкаф на гайки собирать. Получалось крепко, но не эстетично. А тут как-то и прошлое-будущее вспомнил. «Еврики» вышли вполне приличные, чтобы мужики на заводе не мучились, попросил сделать под обычную плоскую отвертку. Держат крепко, а я еще и шканты с клеем добавил, делаю-то себе, чтобы навсегда. Это же дерево, надоест цвет, вышкурю фасады да покрою другим оттенком, но мне всегда нравилась структура древесины. А уж лиственница меня всегда радовала, знаю, что на любителя, но вот мне очень даже нравится. Дуб пока не достать, а вот лиственница вполне себе есть. Ящики собрали за два дня, петли приходится пока использовать обычные, разве что добыл маленькие, нормально так получается, утапливаешь их в «тело» и почти не видно. Светланка была довольна.

– Слушай, ты сам придумал так все разместить?

– Да ничего тут умного нет, просто сделал так, чтобы было удобно пользоваться.

Толя уже пропадает в нашем «цехе». Прогоняет рейку и щиты через станок, подгоняя толщину. Удалось договориться с мастером, что делал мне эти щиты, на то, что он будет обучать Толю и еще пару ребят. Взял двух парней лет по шестнадцать, из тех, что потеряли родных. Есть-то надо каждый день, уж лучше пусть работают с детских времен, чем воровать пойдут. Мне их из милиции отдали. Попались на мелочевке, один в магазине булку украл, второй в столовой поел да сбежал. Поесть бесплатно в столовой не преступление, тут многие кормятся, но он что-то попутно стырить пытался, его и поймали. Одного, что поздоровее, поставил к пиле доску на рейки распускать, а второго конкретно за мастером закрепил, чтобы учился щиты клеить. Столяр ведь не будет всегда на меня пахать, в каком-то смысле столяр тот же художник, и заставлять того писать один и тот же пейзаж – немыслимо. Вот и договорились, я плачу ему за щиты в полтора раза больше, но он честно обучает всем нюансам ученика, тот согласился. Думаете, делать мне нечего, свои деньги тратить? Вы типичный представитель моего прошлого мира. Во-первых, все это рано или поздно принесет нам всем прибыль, и огромную, а во-вторых, если деньги есть, почему их не потратить на хорошее дело. Лучше под матрас складывать и знать, что у тебя много бабок? Много, а вот ума нет. У меня денег скопилось за всю войну столько, что при всем желании не потратить, мне ведь авторские перечисляют, за музыку, за стихи, за проекты разные. Да до хрена за что, я от большего еще отказался. Всякие там места добычи нефти, газа, кимберлитовых трубок и так далее. Да и просто майору спецназа и Герою Советского Союза идет очень хорошее жалованье.

На днях Истомин из управы позвонил, просил подъехать. Съездил, делать пока было нечего. Учеников пока новых не везут, да и будут ли они теперь? Хотя, думаю, будут, просто в гораздо меньшем количестве, зато это будут действительно отличные стрелки – элита. Сомнения об учениках не просто так возникли. Фронт уже на немецкой земле. Батов уже обходит территорию Германии с севера, двигаясь прямиком в Голландию и Данию, отсекая Рейх от моря уже навсегда. Попутное освобождение этого будущего рассадника толерантности, вот же противное слово, почти не представляет собой какого-то труда. Очаги сопротивления немецкой армии просто заваливаются бомбами и снарядами, да, тяжеловато в городах. Но тут все-таки еще не додумались о массовых взятиях в заложники мирного населения, поэтому обходимся малой кровью, я имею в виду кровь именно мирного населения. Бесчеловечно? А на войне по-другому не бывает. Жертвы были всегда и будут впредь. Из-за Ла-Манша пищат, конечно, не без этого, но наши пока дипломатично посылают лесом. Пищат-то ведь не из-за массовой гибели гражданского населения, плевать лимонникам и янки на всех, они не могут ничего сделать с нами, не могут остановить продвижение Красной Армии. Мы скоро к проливу выйдем, они же всю свою жизнь боялись, что мы сразу на них нападем, а подумать просто – нахрена нам это, видимо, не могут. Они там писают кипятком, проклиная и Союз, и Гитлера, но сделать ничего не могут. Пиндосы на Тихом завязли по-серьезному, получают регулярно от япов люлей и уговаривают Сталина прислать войска на восток. Сталин, так же как и наши дипломаты, тактично посылает. А в Европе наглы ни хрена не могут продвинуться даже в Италии. В той истории им там янки помогали, а тут американцам не до них. Японцы регулярно обстреливают побережье Калифорнии, их отгоняют, но они опять возвращаются. Там и флот, и камикадзе активно используются, а после Перл-Харбора и нескольких поражений у островов флот США находится не в том положении, чтобы как-то переломить ситуацию. А мы, тем временем накопив достаточно сил за зиму, пошли вперед, да как! Немцы уже совсем выдохлись, авиации просто нет, танки не успевают выпускать, хотя и придумали хорошие. Какая-то новая «Пантера» уж больно хороша вышла, хреначит наши ИСы только в путь, но их еще просто очень мало, буквально один новый танк на десяток старья. А у нас ведь тоже производство не стоит на месте. Обкатывают на полигоне стабилизатор для танкового орудия, усовершенствовали двигатель, трансмиссию. Радиосвязь сейчас вообще песня, идет активное подавление связи противника. Наша давно работает на других принципах, и немчура сколько ни пытается, нашу задавить не могут. Новые системы залпового огня показались противнику огнем из преисподней.

Страна работает, люди строят дома и целые города. Новые заводы растут один за другим. Частная инициатива не наказывается, а поощряется на государственном уровне, другое дело, что когда людям с головой на плечах хорошо платят за работу, скажем на заводе или стройке, он не больно-то и задумывается о своем собственном бизнесе. Зачем, в магазинах сейчас все больше и больше товаров, тут и я, надо сказать, руку приложил. Еще в сорок втором активно теребил Берию насчет того, что люди могут обходиться, конечно, картошкой и макаронами, ватником и кирзачами, но это – утопия. Надо дать людям возможность почувствовать себя людьми. Если человек может пригласить другого в гости, или, скажем, сходить в кино или театр, надеть костюм или хорошее платье, пальто, то что же в этом плохого? Если люди могут все это себе купить, они не будут думать о преступлениях, заговорах или еще о чем-то противозаконном. Нет, уроды-то есть, конечно, которые не хотят покупать, а хотят взять, но этих скоро просто раздавят, всех.

Винтовка как всегда твердо лежала в руках. Прицел выставлен на пристрелянные накануне триста метров, взять упреждение и сделать поправку на движение авто не проблема. Фигура, в так полюбившейся во время войны всем чинушам полувоенной форме, вплыла в зону поражения.

Да, не думал я, что когда-то придется мне целиться в членов партии и правительства, но уж так вышло. Меня подставили, подставили так серьезно, что была даже мысль, что появился еще один попаданец. Во время празднования Дня солидарности трудящихся совершено покушение на товарища Сталина. Прямо во время парада на Красной площади. Сталин был на трибуне Мавзолея, и в него стреляли. Стрелял очень хороший стрелок, так как выстрел был произведен с семисот метров примерно. Я даже видел вспышку при выстреле. И почему мысли, что это все мне ужасно знакомо, появились только после выстрела в меня одним из телохранителей Сталина. При чем здесь я? Так это я, по версии НКВД и других спецов, произвел выстрел с целью убийства товарища Сталина. Я сначала думал так же, как и все, ну то, что выстрел был в Иосифа Виссарионовича, пока не узнал, кто был убит. А произошло вот что. Находящийся рядом со Сталиным посол Гарриман получил пулю в грудь и скончался на месте. США тут же завопили о преднамеренном убийстве их посла, а наши в ответ кричат, что кто-то хотел убить нашего вождя. А я вот подумал о своей жизни в другом времени, и сразу всплыла в голове хорошая книга. Один американец писал. Там ситуация была именно такой. А теперь я уверен, что меня сыграли очень красиво.

Неделю назад мне позвонили из Москвы от Власика и попросили приехать в столицу. Я, естественно, приехал. Явившись в службу охраны вождя, был включен в состав группы по предотвращению покушения на товарища Сталина. А вы бы отказались? Мне дали сведения о снайпере, который готовится выстрелить в вождя во время парада. Я сразу объявил, что парад надо отменить, но мне доходчиво объяснили, что Сталин отверг эту идею, лишь заявил, чтобы работали лучше. Дескать, узнали о покушении, найдете и недоброжелателя. Тогда я со всем рвением погрузился в работу, ни о чем не подозревая. Излазил и осмотрел все окрестности в радиусе двух километров от Красной площади, в поисках места, с которого могут нанести удар. Отметил для себя, что если бы я готовил преступление, оно бы точно удалось. И дурак, так и сказал Власику. Мне же невдомек, что меня и назначили на роль убийцы. Знаете, как потом заявили в газетах? Офицер ГРУ, сошедший с ума, пытался убить товарища Сталина. Что я убил на войне полтысячи солдат и офицеров вермахта, и у меня просто съехала крыша. Не, ну не козлы? И я вначале грешил на Верховного, только он решал вопросы такого уровня. Подумалось, что человек решил просто обезопасить себя на всякий случай. Но на деле Дядя Джо об этом был не в курсе. Все решалось долбаными партийными лидерами. Попросту их купили. Купили Штаты. Тем крайне нужно было организовать провокацию, убрали Гарримана, и теперь США вовсю призывают все мировое сообщество встать плечом к плечу против Союза. Наши-то дебилы и повелись, поверили пиндосам, что те им Сталина уберут, и тогда они смогут власть взять. Трижды ха! Пиндосы никогда никому и ничего не делали просто так. У них всегда свои интересы. Наши обосрались, но вот что меня убило – Сталин молчит. Никакой официальной реакции.

А я никуда не сбегал, нахожусь в Москве и охочусь. Убрал уже двоих из замешанных в этом дерьме наших, есть еще и пиндосы, но тех оставил на сладкое.

Семью пока не трогают, арестовали только всю мою группу, пока я был на «консультациях» Власика. По-тихому перехватил Петровича, за тем была серьезная слежка, но я их переиграл. С Истоминым говорили минут десять, главное выяснил для себя его позицию. Он, конечно, не верит в то, что я хотел убрать Сталина. Просто знает меня и мои возможности. Если бы я стрелял в Верховного, я бы не промахнулся, да еще так точно, что убил бы американца. В партии созрел заговор. Купленные члены, вот точное для них название, по заказу хозяев нашли козла отпущения, а пиндосы привезли стрелка, и он сделал работу. Стрелка не вывозили. Петрович сообщил, что НКВД перекрыл все доступные каналы отхода. В городе комендачи свирепствуют, словно столица в прифронтовой полосе. Конечно, пиндосы могли стрелка просто лесами вывести, да и просто завалить. Но думаю, что тот не дурак, заховался куда-нибудь и ждет. Ничего, и до него очередь дойдет.

Сейчас я пасу одного толстозадого ушлепка, из МИДа, тот чувствует свой конец, не, не тот, а именно конец. Я уберу его сегодня, ЗиС серьезно бронирован, но я и не буду стрелять через кузов. Этот любитель вкусно пожрать заядлый курильщик и, судя по моим наблюдениям, в машине он курит всегда. Вот на этом я его и возьму. Петрович мне не помощник, жаль, с ним мы бы всю Москву на уши поставили. А так все сам, все сам. Истомин лишь дал мне сведения, их с Судоплатовым задвинули сейчас, но они смогли накопать все, что нужно.

В оконном стекле прорезано отверстие диаметром десять сантиметров. Я лежу на стульях, установленных в свою очередь на стол посреди комнаты одного из домов почти в центре Москвы. Хозяина комнаты сейчас нет, он работает в метро, я выяснил это заранее. Комната очень подходила для моей операции, а когда оказалось, что и жилец-то в ней днями не бывает, то я очень обрадовался. Ага, вон и этот гребаный членовоз тащится. Чуть больше трехсот метров пока, но сейчас он будет поворачивать и повернется ко мне правым боком. ЗиС чиновника должен повернуть на ближайшем ко мне перекрестке налево.

– Курить вредно, – прошептал я, и курок под моим пальцем продавился. Света маловато, но попадание точно было. Очертания головы, видневшейся в приоткрытом окне автомобиля, отбросило вглубь автомобиля. Я быстро покинул лежбище и собрал винтовку. Контроль не требуется, 12,7 мм, без шансов.

Вышел из квартиры и поднялся на чердак, пройдя до конца дома, спустился в последнем подъезде. Дом был построен буквой «Г», поэтому выходил из подъезда я практически на другой улице. Паники никакой вокруг не было, несколько людей попались навстречу, меня ничто не выдавало. Конечно, много сотрудников в штатском, но я стараюсь не привлекать к себе внимание. Никто из прохожих не смотрит на сгорбленного деда, что шаркает мимо них по улице. Винтовка разобрана целиком и сложена в чехол на спине, который в свою очередь прикрывает ватник. Блин, как же непривычно после трех лет ходить в гражданке. Чертовски неудобно.

Пройдя два квартала, я нашел телефон-автомат и, осмотревшись, зашел в кабину.

– Третий, – произнес я в трубку, дождавшись, когда на том конце ответят. Положив на рычаг палец и прервав связь, я оглянулся. Все тихо и спокойно. Истомин уведомлен, я начинаю охоту на пиндосов. Завтра у них в посольстве будет движуха, приезжает новый посол, вот этим и воспользуемся.

В одном из подвалов дома, что стоял рядом с посольством, я нашел посылку от Судоплатова. Да, хоть мы и были с ним ранее в контрах, но общее дело объединяет. В посылке был конверт, в котором находились фотографии. Фотки были качественные, с них на меня смотрели улыбчивые американцы. Три мужика и одна б… женщина то есть. С последней будет сложнее, она почти не показывалась на публике, но я надеюсь, что сегодня увижу всех.

Килограмм взрывчатки и подрывная машинка легли в старый, затертый сидор. Главное не попасться по пути к ментам, если придется сваливать, когда я еще соберу пиндосов всех вместе. Вылезая из подвала, пришлось сразу схорониться, патруль прочесывал местность. Я был все так же в маскараде, прикинувшись стариком и нанеся нужный грим, сложно было только ходить в сгорбленном состоянии. Вот и стоянка машин возле посольства, нет, она, конечно, за забором, но я уже пролез туда и накинул камуфляжный балахон. Забор здесь из железных прутков, местами они погнуты, и расстояние между некоторыми вполне позволяет пролезть. Накануне я уже осмотрел машины и знаю, на какой поедут те, кто мне нужен. Всегда ездят в одно и то же время. Почему я решил их «рвать»? Это единственная возможность уничтожить их разом. Стрелок только останется, но когда будут уничтожены основные разведчики, то он может попробовать уйти сам, вот и будем его искать.

Подкрасться к машинам быстро не вышло. Один из морпехов, что охраняют посольство, постоянно крутился возле машин, чего ему, медом, что ли, тут намазано? Наконец я оказался под машиной и стал крепить устройство. Килограмм, конечно, много, может кого-то из прохожих зацепить, хотя вряд ли. Рвать-то я буду прямо здесь, тут для нас друзей нет.

Вернувшись к ограде, я укрылся под кустом. Осталось только ждать и пытаться не замерзнуть. Самое сложное было ползти от машины, вминая провод в землю. Сейчас мне пока тепло, но думаю, что это ненадолго. Температура хоть и не очень низкая, май все-таки, но в этом году как-то еще холодно по ночам. От меня до заминированной машины около ста метров. Провода хватило только-только. Такую бухту я принес на себе в буквальном смысле. Провод был обмотан вокруг моего тела и, перебравшись на территорию посольства, я долго его разматывал. Истомин не зря волновался, говоря, что я сумасшедший, решивший рвать кило взрывчатки в ста метрах от себя, но дело упрощала конфигурация этой резиденции. Меня прикроет внутренний угол забора. Укроюсь за ним в момент подрыва. Почему не ушел вообще с территории? А где я буду спокойно сидеть, посреди улицы? Чтобы укрыться вне пределов посольства, мне нужно было тогда брать провода подлиннее, а его было мало. Да и как их протянуть по улице, если там все время кто-то ходит. Ничего, подумаешь, тряхнет немного, может, оглушит, не страшно.

После взрыва я должен буду быстро исчезнуть. Уйти за город для меня не проблема, уйду. Встреча с товарищами генералами назначена на завтрашнее утро. Будем решать, как жить дальше, то, что мне вряд ли удастся очистить свое имя, я принял спокойно. А как мне оправдаться, если нет прямых улик против тех, кто это вообще задумал. Да, подозрения есть, но подозрения к делу не пришьешь. Сталин, похоже, не решается начать выводить всех на чистую воду, может, опасается, что загнанные в угол крысы бросятся на него в отчаянии. Есть у меня идейка, даже без помощи обоих генералов, заявиться на дачу к Сталину, он оттуда сейчас не вылезает. А что, трудно будет только на территории вокруг самой дачи. Посты в лесу я пройду легко, нет, не хвастаюсь. Я помогал разрабатывать систему охраны. Я не знаю, конечно, кто и где сидит, но по какому принципу строится вся оборона, мне известно. Главное, не попасть в поле зрения снайперов. Я их и учил, ребята имеют приказ открывать огонь на поражение без докладов. Стреляют сразу на движение, вот откуда в меню у Виссарионовича всегда есть зайцы. Звери покрупнее здесь давно не ходят.

Да, службу ребятки тащат, как надо. Я погорячился, решив, что я пройду по лесу свободно, но вот проползти-то как раз и смог. Полз по десятку метров в час, чуть не сутки, но вот он, результат. Я подобрался вплотную к самой охраняемой даче в стране, если не в мире. Уже заканчивая рыть подкоп под забором возле трубы для стоков, я вдруг услышал усиленный динамиками голос. Голос Петровича. Нет, я не верю, он не мог меня предать, здесь явно что-то другое.

После подрыва авто американцев я ушел довольно чисто. Беда была в другом. Помните, говорил о женщине? Вот ее в машине как раз и не было. Но фортуна и не думала отворачиваться от меня. Вместо того чтобы со всех ног валить от посольства, я медленной старческой походкой двинулся прямо к заднему выходу. И вот чудо, мадам выпорхнула из дверей черного хода и устремилась к машине на улице. Из авто вылез водитель и открыл дверь. Времени не было, нужно было действовать быстро. Выхватив «вальтер-ППК» с навернутой трубой глушителя, я произвел два выстрела. Одним уничтожил охранника, вторым прострелил руку женщине агенту. Та, тихо вскрикнув, стала оседать на землю, схватившись за раненую руку, а я уже подбегал. Закинув ее в машину на заднее сиденье, сам занял водительское место. Двигатель работал на холостых, и я, врубив передачу, медленно тронулся по дороге. Проехал спокойно пару кварталов, затеряться в хитросплетениях улочек старой Москвы труда не составляло, остановился возле обочины и посмотрел на заднее сиденье. Женщина стонала, и вид у нее был очень плачевный. «Куда же я ей попал? Целился вроде в руку». Оказалось, она просто плохо переносила вид крови. Увидев свое бежевое пальто с залитым кровью рукавом, она и обмякла. Лицо посерело, искаженной гримасой боли она смотрела на меня. Достав из кармана жгут, всегда со мной, особенно «на деле», я перегнулся назад и затянул его у нее на руке. Мимо проносились машины, многие были из «конторы», видно по количеству сидящих в них людей. Я осторожно тронул машину и поехал по улочкам. Петляя, я растворялся во дворах. Центр столицы в эти годы был застроен еще старыми, очень старыми домами с дикой конфигурацией. Постоянно попадались тупики, и приходилось разворачиваться. Вот, блин, застройка, рассадник бандитизма. Ведь тут хоть из пулемета стреляй, никто не услышит и не найдет.

План отхода был нарушен, теперь мне нужно срочно позвонить. Найдя очередной тихий дворик, я загнал туда машину и остановился. Начавшийся с час назад дождик, довольно разошелся. Пока меня не будет, от дыхания женщины запотеют стекла, но ничего, думаю, никто сюда не заглянет.

Предварительно обыскав и забрав оружие, я перевязал шпионке раненую руку и спросил ее, хочет ли она жить? Та ответила, что хочет и что она меня узнала, несмотря на грим. Ну, так и я уже не маскировался.

– Сотрудничать будем? – просто спросил я.

– Да, – так же коротко ответила женщина.

– Мое имя опорочено, моя семья поедет в Сибирь, надо решить эту проблему.

– Я все расскажу. Знаю, где тот, кто стрелял. Знаю, кто приказал. Я многое знаю и смогу быть полезной, только отвезите меня в больницу.

«Больница тебе не светит, милая», – подумал я. Звонить, скорее звонить.

Телефон-автомат я нашел только в квартале от того двора, где я спрятал машину. Думал, не дождусь, пока соединяли с Истоминым.

– Алло, – услышал я, наконец, после шестого или седьмого гудка.

– Мансуровский переулок, возле дома номер шесть. Во дворе машина, ключи под левым передним колесом. Вся информация внутри. Следующий звонок через двенадцать часов. – Повесив трубку, я рванул обратно к машине. Слава богу, та стояла, как и прежде, женщина лежала и стонала. Машину я уже не открывал, лишь положил ключи под колесо и, найдя взглядом пожарную лестницу, двинул к той.

Буквально через пять минут, как я устроился на чердаке у окна, наблюдая, во двор влетела машина, спустя несколько секунд еще одна. Из первой «эмки» выскочила знакомая фигура Бати. Истомин подскочил к стоящей машине с американкой внутри и дернул ручку двери.

– Ну чем ты слушал, генерал? – прошептал я тихо. Петрович словно услышал и наклонился к колесу. Через пару минут бойцы, приехавшие с генералом ГБ, уже тащили на руках женщину агента. Ее погрузили в «эмку» и сразу поехали. Один из приехавших во второй машине полез осматривать амеровское авто.

– Вот дурачье, а просто уехать на ней нельзя было? И бабу не пришлось бы переносить, – я рассмеялся про себя и пошел вглубь чердака.

Когда прошли пресловутые двенадцать часов, назначенные мною же, я позвонил.

– Алло, – голос взволнован. Что-то Петрович нервничает.

– Как дела? Посылка понравилась? – я сделал нарочито спокойный голос, разве что зевать не стал, решил, что будет перебор.

– Очень… нужно… встретиться. Срочно, – чуть не по слогам произнес Истомин.

– Другие планы, закончу – обязательно встретимся.

– Ты не понял, это очень нужно! Доктор, делавший укол, заканчивает прием, – Истомин решил говорить прямо по телефону.

– Говори, – поторопил я.

– Утром, полуторка, капитан НКВД. Шоссе на Ленинград. У речного вокзала выйдет погулять. На реке пробка, судоходство не работает. Тихая с тобой?

– Да. Все ясно. После обеда будь на телефоне, – я повесил трубку.

Двигался я дворами очень осторожно. Истомин мне предложил использовать здание вокзала. Вопрос про тихую не зря, значит, там меньше четырехсот метров, но мы пойдем другим путем. Сдаваться мне еще рано, так что поработаю издали. Надо обезопасить себя, поэтому и двинул сюда сразу, как поговорил с генералом. Ну их нафиг этих ментов, мне еще дела сделать надо. У вокзала мне просто не уйти, вплавь что ли? Враз утопят. Место хорошее я нашел на другой стороне, в будущем парке Дружбы. Я зашел со стороны прудов, и моих шагов от Ленинградки нет, собачки обломаются. Протоптал только метров на двести, чтобы маркеры подвесить, и вернулся. По моим прикидкам, думаю, расстояние будет метров семьсот, может, с небольшим хвостиком. Выбрал себе елочку, деревьев здесь вообще-то мало, но мне хватит. Дерево пришлось выбирать с учетом того, чтобы выстрелу ничего не мешало. Эта елка подошла, в прямой видимости только несколько кустов, но стрелять я буду над ними. Залез на ель и пристроил винтовку. Затем аккуратно подрезал мешавшие ветви, стараясь не делать проплешины. Стрелять буду из глубины, надеюсь, фора у меня будет, чтобы свалить. Пока поймут, откуда стреляли, пока досюда дойдут…

К утру может ветер усилиться, а мне стрелять холодным стволом, так что маркеры из бинта повесил не зря. Мой «винчестер», обмотанный лохматой зеленой лентой, удобно лег в рогатину одной из ветвей. Маска на лице, камуфляж, маскировка была идеальной. Как я был прав, когда решил идти ночью. Впереди происходило действие театра НКВД, ну или ГРУ пригнали, хрен их знает. Все такие сурьезные, что даже не смешно. Я наблюдал картину «Эх, засадим мы кому-то!» Цельный взвод нагнали, а в мою сторону не пошли. Забыли, кого должны взять вместе с преступником, и, конечно, забыли, что я не делаю промахов на дистанциях до километра вообще. Раз Петрович мне все рассказал, то это значит, что этого стрелка хотят брать НКВДэшники, а Батя мне его отдал, значит, что-то вытянул из бабы такое, что исполнитель им не нужен. Ладно, если свидимся, расскажет. Тем временем на дороге организовали пост, а по кустам заныкались бойцы. Что-то совсем службы не знают, все в обычной форме, они для меня как мухи на сметане сейчас. Нет, это явно не из моих учеников. Тем вбивал маскировку в первую очередь. Плохо замаскировался, поленился, не успел – быстро умер!

Так лежа на ветке и потихоньку делая гимнастику, я и ждал. Только около восьми утра на дороге показалась полуторка. Завывая мотором, машина медленно шла к посту. Я приготовил винтовку, вытащил из-под фуфайки патроны и снарядил «винчестер». Теплые, собранные лично мной, никогда не подведут. Снял с шеи ремень бинокля и убрал в сидор. Крышки с прицела долой, ну-ка посмотрим. Эх, как хорошо видно-то, полуторку тем временем тормознули. Вижу, как машина останавливается и, человек, что сидел справа, наклонился вперед. Сука, уж не пострелять ли он собрался? Звуки выстрелов до меня долетели спустя пару секунд, а действие уже заканчивалось. Водитель дал по газам, а стрелок, выстрелив через его окно в кого-то из солдат, выставил ствол ППСа в свое окно и открыл стрельбу. Надо заканчивать с этим маскарадом. Полуторке скаты пробили сразу, и разгоняться она не хотела. Скорость пешеходная, ветер метра два в секунду, замер…

Как в кино, не вышло, машина уже была под небольшим углом ко мне, поэтому пришлось делать второй выстрел. Нет, снайпера я убрал первым же, просто думал, и водителю прилетит, но вот не получилось. А стрелка я хорошо приложил. Головы наверняка почти нет, да, в голову стрелять сложно, но можно.

Что же, прятаться смысла я не видел, уйти тоже вряд ли теперь дадут. Медленно встав и отложив сверток с оружием, я повернулся к забору и сложил руки за голову. Ждать пришлось совсем не долго. Из-за ближайшего ко мне угла забора вышли пять человек, все с автоматами и злые. Вот им, наверное, вставили за то, что так близко подпустили. Уткнув голову в забор, я, кажется, даже дышать перестал. Ой, что-то будет, даже думать неохота. На удивление меня не стали пинать. Жестко обыскали, забрали все, даже нож последнего шанса. Подхватив мешок с винтовкой, меня пихнули в бок.

– Прямо. – Приказ короткий, как выстрел.

Идти пришлось долго, территория дачи вождя была немаленькая. Казалось, этот зеленый забор никогда не кончится. У проходной стояли две «эмки» и автобус, как у Жеглова с Шараповым, помните? Интересно, куда повезут, к Берии, или сразу в «Бутырку»? Оказалось, сюрпризы только начинаются. Из караулки вышли по очереди оба «моих» генерала, а вот за ними…

Смущенный Зимин и злой Митрохин, я даже остановился.

– Позже все поймешь, не делай неправильных выводов, – сразу произнес Истомин, – так было нужно. Проходи.

Судоплатов кивнул, «мои» опустили глаза. Понимаю их, ведь это они меня вычислили, сто процентов. Пройдя на территорию Ближней дачи, огляделся. Песец, Сталин явно мне не верит и осторожничает, лишнее это. Ведь прекрасно знает, если бы хотел убить – уже убил бы. На хрена мне было бы сюда лезть, если я издалека могу. Хотя тут это сложно, местность трудная, но думаю, справился бы. Охраны было… много, в общем. Рота, а то и полторы солдат. Мешки с песком и пулеметы, пулеметы, пулеметы.

– Это не от тебя, – нарушил тишину Петрович. – Сам должен помнить, что сейчас в стране происходит.

– Так не в стране, а только в Кремле, – заметил я.

– Это сейчас одно и то же, – отрезал командир.

Войдя в прихожую, предложили снять верхнюю одежду. Когда хотел повесить ватник на вешалку слева, мягко указали на ту, что была справа. Поглядел внимательно на левую, понятно, только сталинская шинелька висит.

– Проходите товарищи, Иосиф Виссарионович ждет, – появившийся в дверях кабинета майор сделал приглашающий жест. Пошли, меня чуть подтолкнули, чтобы первым шел. Вошел и вытянулся, как учили.

– Здравия желаю, товарищ Верховный Главнокомандующий, – негромко отрапортовал я.

– Ну, проходи, проходи. Покушенец, – взгляд вождя был очень тяжелый. Интересно, что он придумал.

– Товарищ Сталин, готов нести любое наказание, только прошу, не трогайте мою семью.

– Любое, говоришь? Ну-ну, – ухмыльнулся в усы лучший друг физкультурников. Я спокойно стоял и смотрел ему прямо в глаза.

– А за что наказание? За то, что дал выстрелить в посла США, или за то, что предоставил одного из исполнителей заговора против СССР нашей доблестной милиции? – Я как-то даже смутился.

– Разрешите, товарищ Сталин? – раздался голос сзади справа. Вождь кивнул.

– Риска со стрельбой в товарища Сталина не было, – произнес тот же голос. Я не оборачиваясь уже узнал говорившего.

– Здравия желаю, товарищ Берия. – Ну, а кто там мог быть еще, с таким властным и в то же время спокойным голосом.

– И тебе не хворать, подполковник. – Смешок.

– Майор, – смущенно ответил я.

– Приказ о присвоении майору Новикову внеочередного звания и награждении вышел два дня назад. Но об этом позже. Ты все сделал именно так, как мы и рассчитывали. Молодец, не подвел. Нам нужно было все это провернуть именно так, чтобы американцы всерьез посчитали, что нам нет дела до их посла, а важно только покушение на товарища Сталина. Мы просто игнорировали все их ноты, ссылаясь на инцидент. Не можем мы сейчас воевать с США. У них альянс с половиной Европы, арабами и странами тихоокеанского региона. Полмира мы сейчас не потянем, чисто экономически. А после того как ты так удачно взял сотрудницу разведки США, и того, что она теперь поет… Мы так осветили это дело, что Штаты примолкли. Надолго ли, неизвестно, но сейчас нас в нашем справедливом гневе поддерживает почти весь мир. Никому не хочется, чтобы их страну втягивали в ненужную войну, да еще обманом. Ребята товарища Судоплатова постарались, по всему миру газеты шумят о беспределе Соединенных Штатов. Те скрипят, но заткнуть не удается, мы платим больше. Ты же знаешь, в странах капитала правят деньги. Для них нет ничего святого. Только деньги. А то, что попутно убрал заразу из нашей партии, за это отдельное спасибо. Крепко сидели, вообще не прицепиться было, а ты все правильно сделал. У нас, конечно, есть основания тебя припрятать куда-нибудь далеко и надолго, больно уж выстрел по третьему был фантастический. Если бы моя воля, я бы так и сделал.

– Нет, товарищи, – прервал Берию Верховный. – Сергей достаточно хорошо доказал свою преданность Советскому Союзу. Я прав, товарищ Истомин?

– Так точно, товарищ Сталин. Более чем.

– Вот и хорошо. А насчет семьи ты не зря опасался. Не надо так волноваться, с ними все хорошо. Кстати, увидишься с ними очень скоро, они у меня в гостях, да, тут на даче, – Сталин подмигнул, а я дышать перестал. Вот это навертели, а я себя считал мастером конспирации.

– Эти враги народа, которых суд приговорил, а ты исполнил приговор, хотели взять твоих девушек в заложники. Но благодаря действиям товарища Судоплатова, у них ничего не получилось. Так, Павел Анатольевич?

– Все так, товарищ Сталин, – ответил главный разведчик. Я с благодарностью взглянул на Судоплатова. Да и не злился я на него давно. Раз не вижу сейчас здесь Зимина, значит, с парнями все хорошо.

– Какие будут приказания, товарищ Верховный Главнокомандующий? – четко спросил я.

– Отдохни, подполковник, набегался, наверное, уже. А мы с товарищами придумаем тебе дело. Хватит тебе уже врагов стрелять, побереги себя. Ты нужен и стране, и своей семье, – заключил Верховный, и я растаял.

А уже через десять минут я снимал с себя своих девчонок. Как же я по ним соскучился и переживал за них. Уж думал было, и не увидимся больше. Черт их знал, командиров этих, чего у них было на уме. Хотя я не злился на них, только Сане Зимину кулак показал, тот хотел было что-то сказать, но я не дал ему возможности начать говорить чушь.

– Где бюст тебе ставить будем? – смеясь, спросил вечером Истомин, когда мы после ужина с вождем сидели в открытой беседке, в парке. Светланка при этом вопросе только глаза распахнула.

– В тайге, – ответил я и улыбнулся.

– Да хоть в пустыне! – засмеялся Истомин и обнял меня, как отец.

– А как девчонки здесь оказались? – спросил я у него.

– О! Это товарищ Сталин приказал их вывезти. Паша тогда вести недобрые принес про этих отморозков, вот Верховный и дал отмашку. Сам, кстати, такого не ожидал.

– Сережка, ты представляешь, Александр Петрович нас забрал, даже собраться толком не дал, и повез в Москву. Только мы и не видели ее толком. А когда уже тут к нам в комнату, в которую нас поселили, вошел товарищ Сталин, мы и слова вымолвить не могли.

– Представляю себе эту картину.

– Нет, ты не понимаешь, это же – Сталин! – супруга у меня очень впечатлительная. Хотя ведь я так по-простому себя веду, для меня-то он так, исторический персонаж, а для местных он – Бог. Да нет, не буду себе врать, я тоже впечатлялся характером этого сильного человека. А уж достижениями и подавно. Только ярые десталинизаторы двадцать первого века могут клеймить Иосифа Виссарионовича. Кто из тех людей нашей Родины может вспомнить о таком факте, как снижение цен в магазинах? Как только умер Хозяин, такое сразу отменили. Ведь при Сталине это событие было регулярным, каждый год все становилось дешевле и дешевле, это в двадцать первом веке у наших правителей в головах не укладывается. Так кто был Сталин, хотя бы на таком, самом маленьком примере? Я считаю, раз что-то делается для населения, а не против него, это и есть польза для людей, а то, что с нами делают в двухтысячных – геноцид.

Вот любят упрекать Сталина за репрессии. А кто-нибудь сам хоть на минуту задумался, почему они были? Кстати, совсем не в тех количествах, о которых у нас любят кричать «общечеловеки». Если кругом ворье и гнилье, а мы не расстреливаем, а по головке гладим, нам что от этого, жить лучше? Возьмут за задницу какого-нибудь чинушу проворовавшегося и трубят на всю страну, как они борются с коррупцией, а то, что таких ворюг кругом десятки тысяч, помалкивают себе. Кто у власти и не вор, так он и не делает ничего, на фига ему все это нужно.

Так где отношение к людям хуже, при Сталине или в двадцать первом веке? Да, расстрелов было много, но нельзя в этом винить только одного Сталина. Неужели кто-то всерьез думает, что о расстреле какого-нибудь «кулака» где-то в глубинке оповещен Хозяин, более того, что тот и приговор подписал? Самим-то не смешно? Кто после смерти Хозяина громче всех орал о репрессиях на памятном съезде? Один партийный деятель, руливший Украиной в тридцатых годах, расстрелял больше всех у себя в вотчине, при чем здесь Сталин? Тому просто приносили иногда списки с уже уничтоженными людьми. Сколько было наговоров, у нас же сами люди такие, всегда ищем возможность вылезти куда повыше, иногда ценой жизни или здоровья других людей. Разве не так? Не врите сами себе-то!

Сегодня двенадцатого июня тысяча девятьсот сорок четвертого года, только что по радио, на всю страну, если не мир, Левитан объявил о капитуляции нацистской Германии. Фюрер в этот раз не успел принять яд, но и спастись тоже. Бесноватого застрелили собственные охранники. Да, в Швейцарии мы это предотвратили, а тут уже без разницы, Берлин плотным колечком отрезан от внешнего мира. Сдалось очень много офицеров и партийных боссов Рейха, а к ним в придачу были вынуждены сдаться, чтобы не погибнуть случайно, многие представители Туманного Альбиона. Вот и вскрылись официально и на весь мир замыслы старушки Британии. Так как в этой истории договора на помощь в борьбе с Японией не было, Сталин приказал максимально зачистить Европу от всей гнили. Амеры так и толкаются в Италии с остатками несдающихся немцев. Итальянцы пытаются помогать амерам, но вояки из них так себе, хотя на своей земле воюют гораздо лучше, чем воевали в Союзе. Пиндосы постоянно пищат, пытаясь уговорить дядюшку Джо помочь, но тот сделал вид обидевшегося за инцидент с послом и стрельбой на Красной площади и ни в какую не хочет.

Мы заняли практически всю Европу, только в Италию не лезем, а так остались только Испания и Португалия, но те всячески выражают нам поддержку. Весь рассадник толерантности наш, вот уж наведем порядок. Страхи нагличан усилились, мы на берегу Ла-Манша, но стоим себе, не переправляемся. Знаете, почему они стали бояться еще сильнее? Японцы вдруг обстреляли нашу территорию с кораблей, решив, видимо, нас втянуть в войну, ну не знаю, может, хотят сдаться именно нам. Американцы все-таки начали их громить, спустя три года. Так вот, на этот наглый наезд Хозяин решился показать силушку. Из-под Иркутска взлетели две небольшие ракеты и упали точнехонько на стоящие на рейде в порту Токио корабли. Все в мире всё поняли быстро и ясно. Да, а могли бы и «ядрен-батон» им на остров положить, у нас ведь есть, еще в январе испытания прошли. Не было только приличных ракет, но вот теперь есть. Точность очень высокая, а дальности хватает и для Штатов, если запустить с Дальнего Востока. Вот и сидят гордые британцы на своем острове, боясь пукнуть лишний раз. Ведь с кучей офицеров вермахта была еще большая куча документов, да таких, что у нас многие в генералитете просили у Сталина разрешить нанести удар по Британии, но усатый не повелся, он их доить теперь будет, это точно.

Нашу команду ждал дембель, это не шутка. Саня Зимин получил после победы звание подполковника и Звезду Героя Советского Союза, но в академию не пошел. Начальство вначале взбрыкнуло, но все-таки оставило его в нашей школе. Да и какой из Сани командующий, он штурмовик, командир группы Спецназа ГРУ, в этой должности и остался.

Вано, съездив на родину и прогостив там все лето, вернулся к нам в Ленинград, также не захотев продолжать службу, а попросил взять его учеником мебельщика. Конечно, взял, смешно как-то, да? Такие волчары, на которых крови не одна бочка, и вдруг в рабочие пошли? Да надоело воевать, ведь в основной своей массе мы были обычными людьми, призванными Родиной в сложный момент истории.

Толя Круглов, и так уже работающий в нашем цехе, вовсю постигал нюансы производства, начал сам конструировать мебель.

Дед отправился домой, в деревню, что располагалась в Ивановской области, я не удержался и съездил с ним, еле вырвался назад. Как интересно было видеть свою бабушку в четырнадцатилетнем возрасте, просто дух захватывало.

Костя Иванов пошел в ленинградскую милицию, протекцию ему сделали Истомин с Берией, парень многого достигнет, оперативная чуйка у него, что надо.

Митрохин, Сема и Темирхан двинулись дальше по карьерной лестнице. Сему забрал к себе лично Берия, будет где-нибудь шпионить, он у нас еще тот тихушник.

Темирхан тянет школу, будучи ведущим стрелком, конечно, его будут таскать на все важные «мероприятия», как ранее таскали меня, стрелок он от Бога.

Митрохин пошел в академию Генштаба, захотелось парню командовать, ну и пусть, думаю, справится.

Наш Батя, Александр Петрович Истомин, окончательно перебрался в Ленинград, ему поручили командовать МГБ по городу и области. Да, стал целым министром, но просил называть его по старинке наркомом.

Ваш покорный слуга целиком и полностью ушел в творчество. Писал новую музыку, кстати, не всегда стыренную из будущего, но и свою. Конструирую мебель, теперь уже сам редко что собираю, рабочих-то у нас больше сотни человек. Да, забыл рассказать, по приказу Сталина нам отдали огромное помещение в Ленинграде, рядом с портом, мы набрали кучу людей в ученики и, работая, одновременно обучаем. Из Штатов, Италии и Германии нам привезли столько всякого оборудования, что сначала даже не знали, что и для чего нужно, но разобрались, конечно. Мебель у нас теперь уже не та кустарщина, что я ваял в гараже на самодельном фуганке, а вполне себе на уровне хорошего производства. Мы еще и поспорим в будущем с иностранными спецами, кто круче. Первым заказом, естественно, была полная смена мебели на даче Хозяина. Нет, тому вовсе не нужно было какого-то шика, ему, как и любому нормальному человеку, захотелось просто удобную и качественную мебель, сделали на совесть.

Мы со Светланкой затеяли строительство. Сталину доложили, что я хотел бы построить свой дом, мне, кстати, была положена личная дача по статусу, вот я и выпросил нам участок на берегу Ладоги, в Шереметьевке, прямо напротив крепости. Мне еще в сорок первом здесь понравилось, когда мы тут немчуру на ноль множили. Съездили с супругой, посмотрели и остались довольны. К зиме закончу фундаменты подо все, что будет нужно, а весной сорок пятого приступлю, Бог даст, за год возведу то, что хочется. Без шика, конечно, но чтобы и Хозяина пригласить было не стыдно, он сам так и сказал, что ждет приглашения, так что надо торопиться. Берия предложил помощь людьми, из спецконтингента, но я отказался, денег у самого как у дурака фантиков, найму помощников на нормальную зарплату, а так все сам сделаю, мне не впервой.

Самым важным для меня было выполнение того, зачем пришел в этот мир, я спас деда, спас кучу других людей, наших, советских людей. По общим данным, Союз потерял в войне около десяти миллионов человек, это общие потери, тут и военные и гражданские, думаю, все-таки мне можно собой гордиться, и жить там, где всегда мечтал.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg