«Тыловики (СИ)»

Тыловики (СИ) (fb2) - Тыловики (СИ) 761K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Олег Алексеевич Геманов

Геманов Олег Алексеевич Тыловики

Стрелка на датчике температуры двигателя доползла почти до конца красного сектора шкалы. Еще немного и движок моего старенького "Ниссана" закипит. Чертовы пробки и чертово пекло! Уже полтора месяца в Ростове, да и по всей России, стоит невыносимая жара. И конца- края ей не видно. Ладно. Делать нечего, придется парковаться на обочине дороги, тем более до дома я не доехал совсем чуток. Дотопаю пешком, а вечером, когда движение станет поспокойней, вернусь и поставлю машину в гараж.

Припарковал машину, с огромной неохотой выключил кондиционер и выскочил в удушающий ростовский зной. По телу пробежал озноб, и мгновенно захотелось пить. Пока шел домой, с ужасом рассматривая переполненные автобусы с запотевшими изнутри стеклами, выпил литровую бутылку "Кока-колы" и две большие кружки кваса. А прошел всего-то метров шестьсот. Господи, Боже мой! Да что же за погода стоит такая! В тени плюс тридцать восемь и синоптики с экрана телевизора беспрестанно говорят, что это еще далеко не предел.

Наконец я дотелепался до дома, из последних сил прошмыгнул подворотню и плюхнулся на лавку, стоящую в дальнем углу нашего двора под раскидистым каштаном. На лавке как всегда сидела баба Зина. Она подслеповато посмотрела на меня, провела зачем то сухонькой рукой по своей старой палке с потертой рукояткой обмотанной изолентой:

— Добрый день, Серёженька. Как здоровье?

— Спасибо, все хорошо. И вам не болеть, баб Зина. Не жарко ли вам в такую погоду на улице сидеть? Я от жары просто умираю.

— Да я на десять минут всего вышла. Что в квартире-то сиднем просиживать. А тут хоть с людьми поговорю, все веселее…

И баба Зина начала монотонно пересказывать мне последний выпуск телевизионных новостей. Я привычно кивал и временами удачно поддакивал. Для меня баба Зина настоящее бессмертное существо. Сколько себя помню, баба Зина всегда сидела на лавочке во дворе, всегда рядом была прислонена её старая палочка. Правда раньше на лавочке сидели и другие старушки. Но вот уже лет шесть баба Зина сидит во дворе в полном одиночестве. Мне иногда кажется, что наша соседка по лестничной клетке даже старше самого дома, а он, между прочим еще дореволюционной постройки. На самом деле старушке было немногим более девяносто лет. Дед мне рассказывал, что муж бабы Зины погиб на фронте в сорок втором году. Соседка больше замуж не вышла. Воспитывала одна двоих сыновей. Дед еще говорил, что оба парня очень хорошо учились в школе. Обладали блестящими способностями к наукам. Но после окончания школы связались с местной шпаной. Один угодил в тюрьму, да там и сгинул, а второй спился и за год до моего рождения умер от цирроза печени. С тех пор и жила баба Зина одна. В общем, совершенно безвредная старушка. Ну, а тягу к пересказу новостей из телевизора можно и простить.

Минут пять еще блаженно понежился в тенёчке, но надо идти домой. Там ванна, кондиционер и лед в холодильнике.

Попрощавшись с бабой Зиной, пулей влетел к себе на второй этаж и с каким то остервенением мгновенно забрался под душ. Оттуда меня не смогли выдернуть даже попеременно звонившие мобильный и домашний телефоны. Ничего страшного. Кому надо — перезвонят. Рабочий день закончился, имею полное право на десять минут водных процедур.

Прошлепал из ванны на кухню, вдоволь напился холодной воды и только потом взял телефон. Кто там так настойчиво названивал? Открыв телефон и посмотрев список непринятых звонков, я присвистнул. Ого. Звонил руководитель моего военно-исторического клуба, в котором я имею удовольствие состоять. Года четыре назад совершенно случайно зашел в оружейный магазин поглазеть на выставку стрелкового оружия времен Второй Мировой. Выставка оказалась необычная. Так как в зале расхаживали в качестве экспонатов полностью экипированные советские и немецкие солдаты. Так я первый раз увидел реконструкторов. До этого момента слышал только о людях занимающихся реконструкцией наполеоновских войн. Оказалось, что есть люди, занимающиеся и Великой Отечественной войной. Тема эта меня интересовала с самого детства. Оба моих деда воевали, но рассказывали о войне весьма неохотно. Меня крайне удивляло, что когда я ребенком, затаив дыхание смотрел по телевизору фильмы про войну, а потом спрашивал дедов: " Ну как? На войне так было? Вы тоже такие подвиги совершали?" То деды покачивали головами и говорили: " Ну это кино, внучек. На войне все по- другому было".

А что было по- другому — не уточняли. Наверно моё детское желание узнать как все тогда было на самом деле и привело меня в реконстукцию. В общем, пообщался с ребятами в старой форме, обменялся с ними телефонами и понеслось. Сперва пару раз пришел в клуб на собрания. Познакомился по ближе с ребятами. С некоторыми даже подружился. В то время движение реконструкторов начало набирать силу. Во многих городах России как грибы после дождя возникали подобные военно-исторические клубы. Начали проводиться сперва театрализованные шоу, а потом и серьёзные реконструкции. И выяснилось удивительная вещь: если реконструкторов РККА было достаточно много, то реконструкторов вермахта практически не было. Получилась парадоксальная ситуация: у советских солдат не было противника. Нередко на мероприятиях взвод советских солдат "воевал" с тремя кое-как одетыми "немцами". Которых зрителям даже не показывали. Из за совершенно нелепой амуниции и не менее нелепого обмундирования. На общем собрании клуба этот вопрос был обсужден и принято решение — будем делать немецкую пехоту образца сорок первого, сорок второго года. Так я несколько неожиданно для себя стал реконструктором немецкого пехотинца на эпоху Второй Мировой войны.

Честно говоря я и не подозревал, что так сложно будет пошиться на "немца". Казалось бы: ну что такого? Пошил форму, прикупил на исторической барахолке каску, ремень да котелок с флягой, и вперед! Кстати многие так и делают. Похоже издали? Похоже. Ну и прекрасно! Пойдет. Но у нас в клубе не так все было. Уж слишком дотошный руководитель оказался. Заставлял соответствовать историческому облику до мелочей. Я сперва даже не понимал, а почему мол старый советский ремень шестидесятых годов не годится? Похож же. Совсем чуток похож, но ведь похож! Перевоспитали меня коллеги. Потом и сам понял всю прелесть скрупулезного восстановления исторического облика. Раз делаем, значит делаем не как получиться, а как и было в то время. Даже слово такое есть в наших кругах: " аутентичность". Максимальная приближенность к оригиналу. Вот наш клуб за четыре года своего существования и стал по- настоящему аутентичным. Во всем, кроме одного. Нацистскую идеологию мы не реконструировали, да и никогда не будем. Пришел года два назад записываться в наш клуб один парень. Мне он сразу показался каким то мутным. Разговорились с ним. В беседе выяснилось, что он ярый нацик. Сумасшедший. Выгнали пинками. Отчетливо вспомнил этот момент я улыбнулся и набрал номер Николая, руководителя клуба.

— Привет, Коля. Смотрю, ты мне четыре раза названивал.

— Блин, Серёга! Что за манера у тебя! Как что-то срочное до тебя никогда не дозвонишься!

Я опасливо спросил:

— Что случилось?

— Ничего не случилось. Новости есть, — и Николай выдержал театральную паузу.

— Давай рассказывай уже! Не томи душу.

— В общем, на меня вышли московские киношники. Через две недели они приезжают в Ростов, снимать фильм о войне.

— А кто приедет? Режиссер известный?

Николай громко расхохотался:

— А как же. Спилберг приезжает вместе с Бондарчуком. Ты в главной роли будешь сниматься. Ты же у нас суперзвезда.

Я обиженно засопел. В прошлом году мы снимались в массовке одного фильма. Так режиссер выбрал меня на эпизодическую роль. Четыре секунды в кадре крупным планом и три выстрела из "МП-40". Сняли около двадцати дублей, режиссер чуть инфаркт себе не заработал, ну а мне друзья дали прозвище " Великий актер военного кино".

— Ладно тебе, Колек. Рассказывай дальше.

— Значит так. Московские документалисты будут снимать фильм о событиях июля сорок второго года. Фильм у них вроде в несколько серий планируется. Про Сталинградскую битву. У нас будут на натуре снимать передвижение немецких войск по полям. Вот мы и будем этими войсками.

Я недоверчиво покачал головой:

— А не маловато ли нас для Шестой армии?

— Вполне хватит, режиссер сказал, что на компьютере будет монтировать. Пройдемся с десяток раз по дороге, вот и рота уже получается. Еще пройдемся — батальон. Кстати киношники сказали, что не более двадцати человек от нас требуется.

— Понятно, герр лейтенант. А как насчет оплаты?

— Оплата нормальная. Три тысячи в день плюс харчи.

— Мало по такой жаре. Нельзя еще пару тысяч из них выбить?

— Я уже выбил. Сперва две тысячи предложили. Без харчей. И еще. Парни договорились с "Мосфильмом" и оружие оттуда привезут. Унтер-офицерам выдадут автоматы.

— Ого, да у них все серьёзно!

— А то! В общем слушай приказ, герр унтер-офицер: обзвони своё отделение. С шестнадцатого по восемнадцатое июля натурные съемки под Морозовском. Насчет оплаты не забудь сказать. Вечером мне перезвонишь, доложишь, что и как. Понял?

— Яволь, герр лейтенант, понял.

Последующие десять дней прошли в лихорадочной подготовке к съемкам. В основном она заключалась в бесконечных разговорах по телефону с парнями из моего отделения и выслушивания от них всяких идиотских объяснений, почему они ни как не смогут поехать с клубом в Морозовск. Хотя мне пришлось как всегда заниматься и всякими хозяйственными вопросами. Договариваться насчет аренды автобуса, ехать к друзьям реконструкторам советской морской пехоты за здоровенной армейской палаткой и решать кучу других мелких проблем. В конце концов все вопросы уладились и наконец полностью выяснилось, кто из наших сможет принять участие в мероприятии. У меня в отделении будет семь человек, а во втором восемь. Плюс наш руководитель клуба Николай Стариков, который на время проведения реконструкторских мероприятий становился герром лейтенантом Клаусом Классеном. Всего получилось восемнадцать человек. Потрепанный в боях взвод.

За три дня до выезда провели традиционное собрание на котором сперва Николай привычно пугал меня и командира первого отделения Михаила Куркова всяческими страшными карами, в случае если что либо пойдет не по плану. Ну а потом мы с Мишкой не менее усердно стращали своих солдат насчет того, что бы никто не забыл ни одну, даже самую мелкую часть обмундирования и амуниции. Забудет например человек китель, и всё. Будет сидеть рядом со съемочной группой, чай им подавать с бутербродами. Ведь в ближайшем хлебном магазине немецкий китель образца сорокового года не купишь…

После завершения официальной части началась неофициальная. Она естественно заключалась в поглощении пива в товарных количествах и дружеской болтовне. Именно за это, я так люблю посещать собрания клуба.

Наконец наступил вечер перед отъездом. Завтра с раннего утра отправляемся в Морозовск. Сколько уже раз я был на реконструкторских выездах, но каждый раз перед поездкой немного волнуюсь. Отправив своих домашних, кого на кухню готовить мне еду в дорогу, а кого учить уроки, я остался в зале один и приступил к сборам. Вооружившись листом с длинным списком барахла, которое необходимо взять с собой, разложив на полу огромные сумки я начал потихоньку перетаскивать в зал из кладовки снаряжение, которое мы между собой называем по простому "хабаром".

Так первым делом сапоги. Проверил не выпали ли из подошвы шипы. Все в порядке. Теперь китель с брюками. Каска. В неё складываю наплечные ремни, кидаю пару винтовочных подсумков. Для того, что бы подсумки внешне смотрелись полностью заполненными патронами внутри подсумков помещен плотный картон. Мне винтовочные подсумки на съемках не нужны, буду с "МП-40" бегать, но вдруг кто нибудь свои забудет. Запас лишним не бывает. Следом достаю два автоматных подсумка. Заботливо набиваю их деревянными имитаторами магазинов. Эх! В идеале нужно конечно иметь настоящие, только вот цена такого магазина запредельная. Не по карману. Хорошо хоть разглядеть, что магазины это деревянные чурбачки покрашенные черной краской возможно только достав их из подсумков. Рядом с каской пристраиваю штык- нож в ножнах, которым я страшно горжусь. Еще бы. Выписывал я этот комплект из Германии через Интернет. Заплатил всего шестьдесят евро, а какой эффект! Ножны и рукоятка штыка новодельные, полностью аутентичные. А вот лезвие… Лезвие просто мечта реконструктора. Сделано из резины, но с двух шагов не отличишь от настоящего. В прошлом году в Одессе на реконструкции я до икоты напугал местных парней. Когда насадил штык на винтовку со всего маху вонзил его в живот солдата своего отделения. С Юркой мы заранее конечно договорились. После удара Юрок дико заорал и упал на землю. На самом деле при ударе резиновый штык согнулся под девяносто градусов, но со стороны все это смотрелось крайне достоверно. Эффект был потрясающим. В общем хороший штык. А если учесть, то обстоятельство, что у остальных наших парней в ножнах находятся просто обрубки лезвий, обернутые матерчатой изолентой, так мой штык просто отличный! Ладно. Так, что там дальше? Ага, газбанка с противогазом, бинокль в чехле, планшет. Проверим комплектность. Три заточенных карандаша, в боковом кармашке подлинная немецкая ложка совмещенная с вилкой. В одном из отделений старый ежедневник за две тысячи шестой год в толстой кожаной обложке. А в нем немного помятая солдатская книжка. Сколько же усилий приложили мы для того, что бы у каждого нашего солдата был этот треклятый зольдбух! Сколько времени потратили! Вспоминать страшно. Еще пришлось неплохо заплатить профессиональному переводчику с немецкого. Правда он свои деньги отработал по полной. Все клубные зольдбухи полностью заполнены на немецком языке аккуратным каллиграфическим почерком. Я раскрыл зольдбух, мельком окинул взглядом первую страницу.

Хельмут Пройсс. Унтер- офицер. Призывной пункт номер три. Город Ганновер. Родился в одна тысяча девятьсот одиннадцатом году. Зарегистрирован в полицейском участке номер двадцать пять, регистрационный лист два, том четыре.

И все страницы солдатской книжки заполнены подобным образом. Я аккуратно положил зольдбух обратно в ежедневник и тщательно застегнул застежку планшета. Через полчаса два огромных баула были полностью укомплектованы.

В завершении сборов, предварительно удостоверившись, что жена не выйдет внезапно из кухни для инспекции укладки амуниции, я положил по литровой бутылке водки в каждую сумку. Вот теперь все полностью готово.

Двести шестьдесят километров до Морозовска мы ехали долго, но весело. Пели песни, хохотали до упаду. Понятное дело произносили тосты, чокаясь пластиковыми стаканчиками. В общем в дороге не скучали. Один лишь Женька Дербенцев, второй номер пулеметного расчета моего отделения, не принимал никакого участия в общем веселье. Сидел отдельно от всех и с кислой миной, что-то читал с экрана ноутбука. Женька кстати и на собрании был весьма мрачен. Да и вообще последний месяц странный какой- то. Надо бы узнать: может случилось что у человека? Наконец проскочили пыльный, почти мертвый от жары Морозовск, и через пару минут въехали в небольшой поселок с романтичным названием "Озерный".

Стариков подошел к водителю, похлопал его по плечу:

— Как поселок проедем, притормози. Нас там местные ждать будут.

И действительно: при выезде из поселка на обочине стоял новенький, сияющий свежей краской милицейский уазик. Рядом с ним нетерпеливо переминались с ноги на ногу не менее сияющие милиционеры. В совершенно новой форме. Увидев наш автобус они радостно замахали руками.

Дальше мы ехали в сопровождении почетного эскорта. Минут через пятнадцать пересекли железную дорогу. Через пару километров впереди идущий "УАЗ" заморгал правым поворотом свернул с шоссе на грунтовку и остановился. Из машины выскочил молодой лейтенант, подбежал к автобусу весело крича:

— Ну все, товарищи немцы, приехали. Теперь пешочком топать придется. Тут не далеко, всего пяток километров.

Народ стал выбираться из прохладного салона автобуса. На улице стояла не просто чудовищная жара, а настоящее адово пекло. Впрочем какая же здесь "улица"? Здесь поле. Чистое поле. Ни деревца, ни кустика. Ничего. Только бесконечное донское поле. Лишь где-то на горизонте виднелась тонкая линия лесополосы. Пока я стоял любуясь несколько однообразным пейзажем, водитель автобуса открыл багажное отделение и теперь мои товарищи резво вытаскивали огромные сумки, со всей возможной почтительностью складируя их на обочину дороги. А вдалеке, весело поблескивая свежевымытыми боками пылил по извилистой грунтовке белый "Пазик".

Лейтенант махнул рукой в сторону маленького автобусика:

— Товарищи немцы! А это за вами!

Видать сильно понравилось служивому выражение "Товарищи немцы". Впрочем этот милиционер далеко не первый, кто так нас называет. Привыкли уже.

После прибытия в киношный лагерь наше дремотное, тягучее состояние мгновенно улетучилось.

Быстро разбили палатку, побросали внутрь свои баулы. Я было затеял перекур. Но герр лейтенант Классен грозно насупив брови, суровым тоном истинного арийца немедленно приказал переодеваться в форму и строиться перед палаткой.

Я жалобно заныл:

— Колёк! Давай передохнем, водички попьем…

— Унтер-офицер Пройсс! С этого момента никаких "Кольков"! Приказываю: через пятнадцать минут твоё отделение в полной выкладке должно стоять перед палаткой. Держа паспорта наготове. Пойдем получать оружие, ну а потом нам смотр киношники устроят. Приказ понятен?

Я вытянулся в уставной строевой стойке вермахта, безуспешно "щелкнул" отсутствующими каблуками кроссовок.

— Приказ понятен, герр лейтенант.

В пятнадцать минут отделение конечно не уложилось. Двое молодых солдат как всегда напутали с амуницией и мне лично, с помощью двух ветеранов пришлось распутывать их ремни и вешать всякие фляги и лопатки на места где они и должны были находиться по Уставу.

Через полчаса два отделения стояли шеренгой посередине лагеря под немилосердно палящем солнцем.

Герр лейтенант важно прохаживался перед строем, пристально выискивал малейшие недостатки в амуниции и обмундировании совершенно мокрых от пота солдат. Так ни к чему и не придравшись Классен удовлетворенно кивнул и рявкнул по немецки:

— Взвод! В походный порядок — становись! Правое плечо вперед — марш!

И мы, еле волоча от жары ноги, зашагали к мосфильмовской "Газели" стоявшей совсем недалеко от нас. Знакомые мне по московским мероприятиям усатые охранники быстро собрали наши паспорта и выдали оружие. Как всегда грозно напоминая нам об ответственности за утерю или порчу казенных стволов, вплоть до лишения свободы сроком до двух лет. Собственно выданное нам оружие, как таковым не являлось. Когда-то давным давно винтовки и "МП40" действительно были грозным боевым оружием. Но сейчас на каждой единице выданного нам вооружения стояло клеймо "СХП". То есть стреляющее холостыми патронами. Винтовки, автоматы еще в советское время были переделаны исключительно под холостой патрон. В стволы вставлены перемычки, а само оружие приспособлено под использование современных холостых патронов. Но внешний вид стрелковки не изменился. Вот только два выданных пулемета "МГ34" совершенно не стреляли, так как являлись макетами массо-габаритными. Настоящие немецкие пулеметы, но увы с намертво заваренными внутренностями. Даже затворы не двигались.

Получив как командир отделения свой законный автомат, я отщёлкнул магазин, заглянул в казенник. Ну так и есть! Полно песка, комков засохшей смазки, и прочего мусора. Только сигаретных окурков для полного счастья не хватает. После предыдущих съемок даже не почистили, но к этому я уже давно привык. Как свободное время наступит, так всё приведем в порядок! Но свободное время наступило только поздним вечером. Сперва мы показали киношникам товар лицом. В смысле провели смотр строя и песни. Только без песен. Режиссер, вполне нормальный дядька с густой бородой и здоровенным пивным животом остался крайне доволен увиденным. Его помощники, или как они там правильно называются, "ассистенты" что ли, так вообще при виде строя "настоящих немцев" впали в бурный восторг. Сразу полезли к нам фотографироваться. Напялили на себя каски и держа, как крутые техасские рейнджеры винтовки поперек груди минут пять щелкали друг-друга мобильными телефонами.

Я сперва удивился их поведению, вроде же народ киношный, должны были не раз наблюдать всё это адское шапито. Но оказалось, что съемочная группа ранее снимала какой-то слезоточивый сериал и документальное кино про Чехова нашего Антона Павловича. Посмотрим как они справятся с военной тематикой. Опыта то подобных съемок у них же нет! Опыта не было, а вот энтузиазма было хоть отбавляй. Этот энтузиазм киношники немедленно выплеснули на нас. Режиссер толкнул бравурную речь, о том, что всё у нас получиться, несмотря на мизерный бюджет проекта и немедленно отправил нас вперед по дороге. Там уже были расставлены камеры, на обочинах громоздилась совершенно непонятная аппаратура, на земле стояли здоровенные мониторы в металлических корпусах, прикрытые большими черными зонтами.

Вокруг всего этого крутились несколько взмыленных мужиков во главе с режиссером. Я все выискивал взглядом девушку с "хлопушкой". Ту самую, что: "Кадр пять, дубль два". Но никакой девушки не обнаружил. Лишь патлатый парень в модных солнцезащитных очках махнул нам рукой:

— Идите вперед по дороге! Команду дадим — возвращайтесь обратно.

Герр лейтенант несколько растерянным голосом спросил:

— А как вы нам команду подадите?

— По рации! Как же еще!

— Так раций вы не выдали!

Минут на десять в лагере воцарилась суматоха. Но как-то неожиданно все успокоилось и нам торжественно вручили три дешевые радиостанции в оранжевых корпусах. Дальность приема полтора километра по полю. Пятиклассники на страйкболе и то приличнее "говорилки" используют. Знали бы, свои взяли. Но что сейчас жалеть.

Наконец взвод тяжело топая сапогами, зашагал по пыльной дороге.

Мы с Мишкой дышали в затылок герру лейтенанту, а за нами в походной колонне двигались наши отделения.

Ходили мы туда-сюда по дороге часа три. Я в своем кители из толстого солдатского сукна и в таких же штанах был совершенно мокрый. Бритая шея абсолютно не защищенная пилоткой от нестерпимо палящего солнца обгорела. Постоянно хотелось пить и каждый раз по возвращению в лагерь взвод дружно устремлялся на водопой.

Наконец режиссер сжалился над нами и солдаты ввалившись гурьбой в палатку с трудом сняли с себя амуницию, побросав её куда попало. Мгновенно мы повалились на землю и предались благословленному отдыху. Я периодически, под оглушающий хохот ребят посылал к чертовой бабушке Классена, который донимал меня всякими смешными распоряжениями. Типо того, что мне необходимо немедленно отправиться пешком в расположение штаба Шестой Армии и предъявить требование местному казначею на получение денежного довольствия. Причем получать нужно рейхсмарки, но с учетом современного курса евро.

Отдохнув и насмеявшись вдоволь мы занялись чисткой оружия. А после ужина сопровождаемого незыблемыми "наркомовскими" ста граммами взвод начал подготовку к отбою. Она заключалось в расползании личного состава по съемочной площадке и трепу со всеми встречными. Я же никуда не пошёл, уютно устроился на раскладушке и мгновенно отрубился.

Несмотря на то, что в течение ночи внутри палатки происходило постоянное брожение народа, сопровождаемое характерным позвякиванием стаканов, выспался я хорошо. Встал по сигналу мобильника ровно в шесть часов. Вылез из палатки на свежий воздух, по пути аккуратно перешагивая через лежащие в живописном беспорядке тела. Ну, сейчас я вам устрою, райскую феерию! Будете знать, как полуночничать и безобразия нарушать! Быстро приведя себя в порядок, зашел в палатку, набрал полные легкие воздуха и дико заорал:

— Взвод, подъем! Мамочка пришла, доброе утро!

Народ зашевелился, раздались проклятия.

— Вставайте, позор русской реконструкции! Встаём, зубки идем чистить. Через час начало съемок!

Особо сопротивляющихся подъему, пришлось поднимать несильными, но весьма чувствительными пинками под ребра. Только герр лейтенант, по вполне понятной причине, счастливо избежал тесного общения с моей металлической набойкой на носке сапога. Он приподнялся на локте, сонно хлопая глазами промычал:

— Пройсс, выводи людей на построение, потом завтрак. А я еще немного посплю. Вернетесь — разбуди.

После завтрака заспанный герр лейтенант отвел меня в сторону:

— Слушай, Серёга, тут такое дело. Я вчера посидел за стаканом чая с режиссером. Он весьма вдохновлен нашими рожами. Говорит: отличные типажи имеются.

— И что?

— Сказал, что будет сегодня снимать крупным планом бытовые сцены. Ну там отдых после марша, чистка оружия и всё такое.

Я хмыкнул:

— А ты сказал ему, что мы не очень похожи на фронтовиков? Рожи-то у многих поперек себя шире!

— А как же, объяснил. Мол, мы типа тыловые части, только что переброшенные на Восточный фронт из Франции.

Я нахмурился. Действительно, для стилизованных кадров кинохроники, которые снимает режиссер, наши весьма плотные тушки не очень подойдут. Впрочем "особо плотной тушкой" во взводе являлись я и первый номер пулеметного расчета моего отделения Федор Дегтеренко. Остальные ребята, вполне, походили на воюющих не первый месяц солдат. А командира первого отделения Куркова, так вообще можно было смело помещать на обложку журнала вермахта "Сигнал". С ними-то проблем не будет. А вот как же мы с Федей? С нашими-то ростом и весом?

Герр лейтенант прекрасно понял причину моей обеспокоенности.

— Ты, Пройсс не переживай. Тебя, гада, все режиссеры любят, несмотря на размер. Вот и наш про тебя сказал, что ты вылитый фашист! Говорит: "Много я рож видел, но такой омерзительной, как у унтер-офицера Пройсса не встречал никогда!"

И не дожидаясь пока я обижусь, Стариков оглушительно расхохотался и дружески хлопнул меня по плечу.

— Да, шучу я! Не дрейфь, всё в порядке, сниматься будем все. А сейчас готовимся к выходу. Будем работать по сцене атаки.

До одиннадцати часов мы усердно бегали цепями по полю, от души настрелялись. На обед завалились совершенно мокрыми от пота, сильно пропахшие порохом, но совершенно счастливые. Даже постоянно смурной Женька начал улыбаться. Мало того, что занимаемся любимым делом, так еще и деньги за это платят! Тут не захочешь, а все равно радоваться будешь! Эх! Если бы не жара, вообще райское удовольствие было бы!

После приема пищи взвод устроился в тени палатки на отдых. Народ активно опустошал стоявшую рядом девятнадцатилитровую бутылку с водой. Солдаты бестолково суетились вокруг бутыли, наполняя фляги.

— Миша! Курков! — гаркнул Классен. — Что за бардак развело твоё отделение! Даже воду набрать толком не можете! Организуй очередь!

Запищала рация, прикрепленная к отвороту кителя герра лейтенанта.

— Стариков слушает… Да Владимир Эдуардович… Хорошо, сейчас подойдем.

Лейтенант подхватил с земли автомат, повесил его на плечо, оглянулся по сторонам:

— Так, Пройсс пойдешь со мной. Нос не задирай! Беру тебя для солидности. Курков, тьфу ты, унтер-офицер Байер остаёшься за старшего. Смотри мне, Михаэль, чтобы порядок был. Далеко не расходитесь, сейчас мы к режиссеру смотаемся и вернемся.

Режиссер сидел за столом возле киношной палатки и жадно пил воду. Увидев нас он встрепенулся и обратился к своему помощнику топтавшемуся рядом:

— Нет, ну ты посмотри! Ну просто, натуральные фашисты! Прелестно, просто прелестно!

Я смущенно шаркнул сапогом:

— Стараемся, Владимир Эдуардович.

— Я вижу. Силы еще остались? Жара не добила?

Стариков пожал плечами:

— Всё нормально. Терпим.

— Это хорошо. Эпизод "Обед" будем снимать в шестнадцать часов. Будем работать крупным планом. Вот возьми, — режиссер протянул Старикову небольшой пакет. — Я с "Мосфильма" реквизит прихватил.

— Что это?

— Пока спрячь, Николай. Это немецкие награды. Перед съёмками "Обеда" наденешь.

Стариков кивнул, открыл планшет, положил в него сверток:

— Хорошо. Что дальше?

— А сейчас, я хочу отработать эпизод, — Владимир Эдуардович заглянул в объемный журнал лежащий перед ним на столе. — "Обгон пехотной колонны бронетехникой", мы сегодня ночью с тобой, Николай его обсуждали.

Стариков поправил пилотку, одернул китель.

— Это где вы хотите пехоту в клубах пыли на дороге снять?

— Да. Автобус с уазиком мы при монтаже вырежем. Смотри, Николай, что бы твои орлы не улыбались во время съемки! Мы потом вместо "Пазика" танк пришьем, а вместо "УАЗа" — бронетранспортер. Камеры сейчас приготовим. Связь держим по рации. Вопросы?

Вопросов у нас не оказалось. Через тридцать минут взвод в полной боевой выкладке топал по пыльной грунтовке. Впереди показались кинокамеры стоявшие на штативах по разные стороны дороги. Операторы синхронно подняли вверх руки. Ага. Значит камеры уже работают. Сзади поднимая громадные клубы пыли, громко сигналя, несся автобус. Милицейский Уазик благоразумно держался на приличном расстоянии за автобусом.

— Ни фига себе он пыль поднимает! — удивленно сказал идущий сзади меня с пулеметом на плече Дегтеренко. — Вот уж точно люди говорят: мал клоп, да вонюч.

— Внимание! — заорал герр лейтенант. — Взвод, принять пять шагов вправо!

Как только мы сошли с дороги, мимо нас пронесся "Пазик". Мгновенно поднявшийся пыльный вихрь буквально ослепил меня, противно запершило в горле. Левый висок нестерпимо заболел. Как будто в него воткнули и несколько раз провернули длинный раскаленный гвоздь. Боль была настолько жуткая, что я упал на колени, прижал ладони к виску. Из левого глаза потекли слёзы. Внезапно боль полностью отступила. Не веря в такое счастье я огляделся по сторонам. Передо мной так же прижав руки к голове сидел Стариков, а рядом громко ругаясь, стоял пошатываясь Курков. Сзади матерился пулеметчик. Все остальное было скрыто в клубах пыли.

Со стороны киношного лагеря раздалось тарахтение множества моторов. Ни фига себе! Они что там из колхоза трактора пригнали? Не может быть! Мы бы увидели!

За моей спиной кто-то из наших громко крикнул:

— Осторожно, мужики! Сзади колонна целая прет! На дорогу не лезьте!

— Серёга, дай руку — обратился ко мне Стариков. — Голова кружиться.

Я подскочил к Николаю, помог подняться. Первая машина из колонны с небольшой скоростью проехала мимо нас. Я успел рассмотреть грузовик и удивленно пялившегося на меня пассажира в кабине, как снова клубы пыли скрыли от меня происходящее. Черт, похоже я очень некисло перегрелся на солнце! Иначе как объяснить, тот факт, что мимо меня секунду назад проехал тентованный "Опель-Блиц", да еще с белобрысым реконструктором вермахта в кабине. По грунтовке начали проезжать другие машины, в свою очередь поднимая вверх всё новые порции пылюки. У меня в прямом смысле слова потемнело в глазах.

Раздался рык Старикова:

— Взвод! Немедленно уходим в сторону от дороги! Быстро! Пройсс, Байер — обеспечьте выполнение приказа.

Мы с Михаилом громко продублировали команду своим отделениям. Народ послушно начал пятиться в поле. Сделав пяток шагов, я недоверчиво уставился под ноги. Поле было засеяно пшеницей. Довольно высокие колосья норовили зацепиться за брюки, мешали идти. Что за фигня? Какая к чертям собачьим пшеница, если мы проводили съемки на заброшенном подсолнечном поле? Вернее, не на заброшенном, а как там правильно говориться, на поле под паром! Откуда здесь могла взяться пшеница, да ещё вон какая уже высокая…

Наконец мы, протоптав просеки в колосьях, отошли от дороги метров на пятьдесят. Здесь проклятая пыль до нас уже не доставала и я мгновенно завертел головой по сторонам.

Твою мать! Это что же творится! Во-первых, пшеничное поле простиралось насколько мог дотянуться взгляд. Во-вторых, бесконечная лесополоса, к которой мы привыкли за время съемок попросту отсутствовала. Как будто её никогда и не было. Ну а вся дорога была плотно забита медленно двигающимися автомобилями. Пыльное марево стоявшее над грунтовкой не позволяло рассмотреть подробности.

Стариков дернул меня за рукав кителя:

— Сергей, ты видишь то же самое, что и я? Или я просто с катушек съехал от жары?

Я с трудом сглотнул, повернулся к Старикову:

— Ты видел, что после автобуса по дороге проехало?

Стариков закусил губу, пристально посмотрел мне в глаза:

— Видел, Серёжа. Видел. "Опель-Блиц" новый. И немчика в кабине рассмотрел. Так?

— Да, так, — согласился я. — Что вообще происходит, Коля?

Стариков поправил пилотку, посмотрел на дорогу:

— Хрен его знает. Одно понятно, что-то произошло и это "что-то" совершенно непонятное. Сейчас свяжемся с киношниками.

Герр лейтенант достал из планшета рацию, тут же забубнил:

— База, я Стариков. Как слышите? Прием…

Пока Николай безуспешно пытался связаться со съёмочной группой, я подошел к остальным, которые столпились вокруг командира первого отделения и с жаром обсуждали произошедшее.

Курков держал на ладонях три мобильных телефона, недоверчиво качал головой:

— Странно, ни один базу найти не может. А ведь все работали нормально.

Вперед протиснулся худой, с сильно обгоревшим за последние дни на солнце лицом, Андрей Шипилов из первого отделения:

— Слушай, Миша, я со своего телефона примерно с этого же места вчера домой звонил. Никаких проблем!

Раздался рык Старикова:

— Взвод! Слушай мою команду! В походный порядок — становись! Унтер-офицеры Курков, Нестеров — ко мне!

Люди перестали кучковаться, привычно построились. Мы с Мишкой подскочили к Николаю.

— Вот что, мужики. Я так понял мобильники накрылись?

— Да. Причем все.

— По рации я с лагерем тоже связаться не могу. Ну-ка доставайте свои, проверим, они вообще работают?

Рации работали.

— Ну хоть, что-то хорошо. Так, достаём бинокли, посмотрим что у нас тут делается.

Я вытащил из бакелитового футляра старенький полевой бинокль выпуска сорокового года и ведя взгляд вдоль дороги, попытался найти наш лагерь. Но лагеря не было, вместо него простиралось, все то же пшеничное поле.

— Ничего не понимаю, — донесся до меня голос Старикова. — Лагерь стоял недалеко от дороги. Она в этом месте сильно петляла влево. А сейчас дорога идет гораздо правее! Этого не может быть!

— Ага, я тоже вижу, — взволнованно протянул Курков. — Смотрите, мужики — колонна проехала, пыль потихоньку оседает, но операторов с кинокамерами не видно! Даже место, где они стояли не топтано. Впрочем, там где они торчали, пшеница и не росла.

Я прижал окуляры бинокля к глазам, пристально рассматривая дальний от меня конец дороги.

— Коля, что-то я не пойму! Там похоже толпа неслабая прет. Только вот, не разберу кто. Далековато еще.

— Сейчас посмотрим.

Я про себя отметил, что мы сейчас, представляем собой довольно живописную группу. Трое немцев обхватили ладонями бинокли и напряженно вглядываются вдаль. Лепота! Так и просится картинка в кадр…

— Твою мать! — заорал Стариков, резко хлопая себя по бедру. — Ну это уже чересчур! Это уже за пределами разума!

Я вздрогнул, прекратил предаваться несвоевременным мечтам и немедленно направил бинокль на дорогу. Зрелище, которое я там увидел потрясало. По всей ширине грунтовки ползла бесконечная колонна немецкой пехоты. Отчетливо виднелись впереди идущие офицеры. За ними угрюмо колыхалась плотная масса солдат. Каски, зацепленные ремешками за подсумки, торчащие над плечами винтовочные стволы и столь приятные моему взгляду приклады пулеметов "МГ-34" присутствовали в огромных количествах. А если учесть, что вся эта прорва людей была одета в правильные кителя, то разум отказывался поверить в реальность происходящего. Я прекрасно знал, что во всей России, да что там, во всем бывшем СССР нет такого количества реконструкторов вермахта. Рассуждая теоретически, если кто-то захотел собрать всех реконструкторов германской армии, то мы об этом узнали бы заранее. А ведь в колонне, по моим примерным подсчетам шло не менее нескольких тысяч человек. Хотя возможно, правильная униформа и амуниция имеется только у впереди идущих, остальные одеты во что попало.

Колонна на несколько секунд остановилась и как совсем недавно мы, люди в немецкой форме резво начали сходить с дороги в поле.

Обдав бесконечную серую людскую ленту пылью, по дороге промчались два мотоцикла с торчавшими в колясках пулеметчиками. А за мотоциклами, подняв уже совершенно огромные клубы пыли выскочил танк. Я много повидал на своём реконструкторском виду всякой новодельной техники. Лепят сейчас немецкие танки из чего попало. Некоторые даже издали весьма походили на настоящие. Вот этот например очень похож, очень. Сейчас подъедет, посмотрим что он из себя представляет.

Мимо нас проскочили мотоциклы. Ого! Да это же, ни много ни мало BMW серии R-11! Сидящий в первом из них пулеметчик настороженно окинул нас взглядом, но особо не заинтересовался. А следом за мотоциклами, грозно лязгая гусеницами проехал танк. Он кстати был головной машиной бронеколонны. Всего я насчитал в ней шестнадцать танков. Замыкал колонну полугусеничный тягач Sd/Kfz.10 с болтающейся сзади на двухколёсном прицепе зениткой. Этот тягач я вообще видел только на фотографиях в Интернете. Да, дела. Проехавшие по дороге танки, отличались от всех ранее увиденных мной на различных мероприятиях подделок, по меткому выражению классика, как плотник супротив столяра. Даже не знаю, кто и каким образом смог сейчас построить такие точные копии, да еще и на ходу! И при этом абсолютно правильно нанес окраску и тактические знаки!

— Это просто писец! Причем полный! — потрясенно произнес Стариков убирая бинокль в футляр. — Это немыслимо. У нас в России всего пара немецких танков на ходу осталась, а здесь целая рота…

— Я сам когда "тройки" увидел, чуть из сапог не выскочил!

Николай с укоризной посмотрел на меня:

— Слушай, Пройсс, ты когда нибудь научишься танки различать? "Тройки", — передразнил он меня. — Никаких "троек" там и близко не было. Только двойки и четверки, причем модификаций до сорок третьего года.

Я щелкнул подкованными каблуками сапог:

— Виноват, герр лейтенант. Исправлюсь.

— Ладно, Пройсс, пошли к нашим, а то вон, смотри не взвод стоит, а просто стадо обезьян!

Я улыбнулся, Коля крайне метко охарактеризовал обстановку. "Обезьяны" вместо того, чтобы стоять в строю, разбрелись по кучкам, курили, пили воду из фляг. А четверо особо любознательных "приматов" из моего отделения во главе с Дегтеренко, ползали на коленях в густых колосьях пшеницы.

— Вы, что съедобные корешки ищите? — не удержался я от подколки. — Чего торчите кверху задницами?

Фёдор, поднявшись во весь рост, протянул мне ладонь, доверху наполненную землёй:

— Смотрите, парни! Земля мягкая, рассыпчатая!

Я непонимающе уставился на пулеметчика:

— И чего? Ты предлагаешь мне прямо сейчас её съесть?

Стариков отстранил меня в сторону:

— Погоди, Пройсс, не суетись. Что там у тебя, Федя?

— Когда у нас в области последний раз шел дождь?

— Примерно в середине мая. Точно не помню.

— А здесь дождь шел, ну, так навскидку, дня три назад.

Герр лейтенант поправил пилотку, почесал затылок.

— Ну может и шел здесь дождь. Нам какая разница?

— Разница есть, герр лейтенант. Мы вчера на этом поле в перерыве между съемками привал устроили. Совсем недалеко от этого места. Вы, герр лейтенант, на касочке сидели, а мы по-простому — на земле. Так засуха землю сильно спекла. А сейчас мы хорошо вокруг пошарили, земля везде мягкая…

— Ну вы блин, прямо юные натуралисты! Похвальная наблюдательность! Меня больше волнует не ваша долбаная земля и даже не это непонятно откуда взявшееся поле пшеницы, а вон те парни, которые топают по дороге и через десять минут будут здесь.

Вперед вышел Юрий Плотников из моего отделения:

— А кто идет? Интересно узнать.

Стариков поднял руку вверх:

— Заканчиваем базар! Сейчас всё расскажу. Взвод в одну шеренгу — становись!

Герр лейтенант сухо, по-деловому доложил обстановку, обвел взглядом притихший строй:

— У кого какие идеи?

Дегтеренко держа пулемет за ствол, вышел вперед:

— Я думаю надо дождаться, когда подойдет колонна, расспросим их, что и как.

Из конца шеренги донесся тихий, интеллигентный голос новобранца Венкова.

— Простите, но я крайне не советую этого делать. Нужно поступить совершенно противоположно!

Андрюша вступил в наш клуб зимой. Парень закончил первый курс исторического факультета местного университета. Сам из профессорской семьи. Единственный из всех нас, кто знает немецкий язык. Тихий, очень скромный парень, весьма субтильного телосложения. Нынешние съемки для него стали первым реконструкторским мероприятием, так сказать боевым крещением.

Герр лейтенант заинтересованно спросил:

— А как по твоему надо?

Венков поправил круглые очки, явно робея произнес:

— Герр лейтенант, я немного поразмышлял над происходящим и пришел к определенным выводам, которые, к моему сожалению, подкрепляются как ранее уже изложенными фактами, так и еще не обнародованными.

Стариков резко оборвал новобранца:

— Венк, кончай пургу гнать, сейчас не время. Если есть что сказать — говори по существу!

— Слушаюсь, герр лейтенант. Так вот. Никто не обратил внимание на следующие факты. Во-первых, когда мы после обеда вышли из лагеря, то солнце находилось у нас над головами. А сейчас оно снова на востоке.

Народ живо закрутил головами, шеренга удивленно загудела. Стариков рявкнул:

— Отставить разговорчики! Венк — продолжай!

— Во-вторых, мне кажется, что как только мимо нас проехал автобус, то температура сильно упала…

Я встрепенулся:

— Точно! А я то всё думаю, что это мне так хорошо стало! Солнце не жжет, пот ручьём не течёт! Красота.

Венк робко продолжил:

— В связи с вышеизложенным я советую: не дожидаясь подхода колонны немедленно идти вперед. Мне кажется, что люди идущие сюда могут проявить к нам агрессию. Предлагаю двигаться по дороге впереди колонны. Дойдем до лесополосы, или рощицы — туда спрячемся. Тогда уже и решим, что дальше делать, и что вообще произошло.

Стариков утвердительно закивал:

— Дельно говоришь. Мне тоже, честно говоря, от всей этой кутерьмы, как-то не по себе, — герр лейтенант махнул рукой в сторону приближающейся массы людей. — И крайне неохота встречаться лицом к лицу с такой толпой "немцев". Других предложений нет? Отлично! Взвод, в походный порядок — становись! Левое плечо вперед — марш!

Взвод сошел с поля на грунтовку и потопал по пыли. Через минуту к Старикову, громко гремя плохо подогнанной амуницией, подбежал Венк, пристроился рядом:

— Герр лейтенант, разрешите обратиться?

— Давай.

Венк ловко вклинился между мной и Курковым.

— Я уже говорил, что пришел к определенным выводам…

Стариков скривился:

— Слушай, Андрей, ты вообще можешь нормальным языком разговаривать? Нет сил просто выслушивать твои сентенции.

Венк виновато опустил голову:

— Прошу прощения. Постараюсь, — Андрей ненадолго замолчал и смущенным голосом продолжил, обращаясь к нам. — Скажите, господа, вы вообще фантастику читаете?

Я немного опешил:

— Не понял. А это здесь причем?

— А притом, что проанализировав все факты, я пришел к выводу, что сразу после проезда мимо нас автобуса съемочной группы, мы перенеслись во времени.

— Ну ты даешь, Венк! — расхохотался я. — Нашел о чем…

— Заткнись, Пройсс, — резко оборвал меня Николай. — Продолжай, Андрей.

Венк, волнуясь, начал говорить:

— Я о переносе во времени, неоднократно читал. Сейчас об этом много книг выходит, даже фильмы снимаются.

— Да, такой фильм даже я смотрел, там четыре дурня на фронт попадают. В озеро они постоянно ныряют, — протянул Курков, перебрасывая "МП" на другое плечо. — Ещё они там диджействовали на патефоне перед красноармейцами. Всё ждал, когда их в дурку укатают. Жаль, не дождался.

Я недоверчиво хмыкнул:

— Думаю, есть другое объяснение. Путешествия во времени невозможны.

Стариков заинтересованно посмотрел на меня:

— Да? И какое же у тебя объяснение имеется?

— А черт его знает! Но перенос во времени это явный бред.

— Я знаю другое объяснение, — вмешался в разговор идущий за мной Фёдор. — Мы тут с мужиками, покумекали немного и решили, что с водой что-то не в порядке, которую мы все перед выходом пили, да во фляги понабрали.

Я напрягся:

— Думаешь, химию в бутылку подмешали? Из-за этого у всех голова болела?

— Точно! Подпоили нас водичкой, подождали, пока мы отрубимся, и перенесли в другое место. А в отключке мы может и более суток провалялись. — Дегтеренко зло сплюнул на землю. — Сейчас сволочи, камеры вокруг натыкали, за нами наблюдают. Небось со смеху катаются!

Венк отрицательно замахал рукой.

— У меня голова не болела. Ну, разве, что совсем чуть-чуть. Так, словно ребёнок запустил мне в висок шариком от пинг-понга. А воды я выпил прилично. Я уже думал над этим вопросом. Около автобуса я сознание не терял. Ситуацию контролировал. Все стояли спокойно, потом начали опускаться на землю, некоторые орали. Всё в пыли скрылось. А как в поле выбрались, так солнце уже не на своём месте стояло. Никто нас ничем не опаивал и никуда не перевозил. Тут другое…

— Хорошо, Андрей, иди в строй, кстати, ты же замыкающий. Назад оглядывайся, если что — сразу кричи. Курков! Отдай ему свою оптику!

Михаил аккуратно повесил на шею Венка бинокль. Строго сказал:

— Смотри не разбей! Вещь родная, денег немалых стоит.

Венк неумело козырнул:

— Разрешите идти?

— Иди. Нет, постой! — герр лейтенант взмахнул рукой. — Ты, Венк ребятам про перенос уже рассказал?

— Нет еще, герр лейтенант.

— Так расскажи. Подробно расскажи, с чувством, с расстановкой. Понял?

— Приказ понятен, герр лейтенант.

Новобранец снова неумело козырнул и побежал в хвост колонны.

— Ты чё, Колек? Обалдел? — удивленно спросил я. — Ты чего?

Стариков сочувственно посмотрел на меня.

— Хороший ты парень, Хельмут, правильный. Только вот книг мало читаешь.

Я обиделся.

— Ну как мало? Все книги, что ты мне давал, я прочитал! Даже воспоминания Жукова почти осилил.

— А кроме моих книг, что еще ты прочитал за последнее время?

Я задумался. Что-то и припомнить нечего. Ну разве что "Айболита" сыну вслух перед сном читал…

Стариков улыбнулся и задушевным тоном сказал:

— Знаешь, Пройсс, меня мысли по поводу переноса стали посещать, как только я роту танков на дороге увидел. Каждый такой танк стоит сейчас под три миллиона евро. Это если настоящий, на ходу. Новодельный хорошего качества — тысяч четыреста. Может чуток больше. Сам посчитай, сколько денег мимо нас проехало. Вот только неоткуда у нас в России взяться такому количеству панцеров. Неоткуда.

Сзади снова подал голос Дегтеренко:

— А если мы попали в программу, где всяких знаменитостей разыгрывают? И киношники эти, не киношники вовсе, а работают как раз в этой программе!

— Федя, ты в своём уме? Мы что "звёзды"? Кто мы такие, чтобы ради нас тратить только на танки восемь миллионов евро! Успокойся.

Сзади Венк тонким голосом заорал:

— Грузовики идут! Грузовики!

Взвод по команде герра лейтенанта уже привычно сошёл с дороги. Обдав нас пыльным облаком, по грунтовке понеслась длинная вереница грузовиков. Раздались громкие сигналы клаксонов, автомобили начали притормаживать, а после и совсем остановились. Прямо напротив нас стоял запыленный снизу до верха, но явно новенький "Опель-Блиц". Изнутри кузова до нас донеслось громкое, но весьма посредственное пение. Несколько мужских голосов в сопровождении пиликающих звуков губной гармошки с большим энтузиазмом распевали серенаду, мотив которой показался мне очень знакомым:

Если солдаты

По городу шагают,

Девушки окна

И двери отворяют.

Эй, почему? Да потому!

Эй, почему? Да потому!

Заслышав только

Шиндерасса,

Бумдерасса!

Заслышав только

Шиндерасса,

Бумдерасса!

Где-то впереди раздались громкие гудки, и колонна взревев моторами, покатила дальше. Мы еще несколько секунд имели несравненное счастье наслаждаться отвратным пением и не менее отвратительной игрой на губной гармошке.

Я с гордым видом повернулся к Старикову и победно улыбнулся:

— А ведь у меня от страха уже одно место начало сжиматься. Я ведь почти поверил в этот ваш "перенос"!

Николай отдал команду на продолжение движения, тяжело вздохнул, и с тоской посмотрел на меня:

— А я и сейчас верю, Серёжа. Вот верю и всё. Ты заметил, что в этой колонне не только "Опель-Блицы" катили?

— Да, "Пежо" видел, "Прагу" трехосную. Еще какую-то хрень.

— Со скошенной кабиной?

— Ага.

— Это не хрень. Хотя очень на неё похожа. Это "Рено" — четырехтонник.

Стариков нервно потер лоб.

— Я просто не могу поверить, в то, что у нас в стране, кто-то смог в тайне от всех сделать всю эту технику. Я профессиональный реконструктор, я знаю всех, все знают меня в нашем деле. Это невозможно. Невозможно.

— Ну не буду спорить. А кто по-русски в грузовике песни пел?

— Не знаю.

— А я тебе по дружбе подскажу, — развеселился я. — Это фрицы наших пленных петь заставили! Им сердечным, скучно стало одним ехать, так они их к себе в кузов и посадили.

Стариков отвернулся. Ладно, ладно! Пусть пообижается, ему сейчас это дело очень полезно. Придумал себе ерунду и долдонит как дятел: "Перенос, перенос". Да хоть "переглаз"! А этот, сопляк в очках ему и подпевает. Хотя дело творится конечно никуда не годное, сплошная, так сказать мистика вперемешку с конспирологией. Даже мыслей никаких нет по этому поводу. Разве, что Федя толково насчет водички высказывался…

Курков резко вытянул руку в сторону, отчего автомат соскочил с плеча и повис на сгибе локтя.

— Смотрите! Что там на обочине?

В десяти метрах правее дороги, посреди выгоревшей проплешины в сплошной стене пшеницы, стоял здоровенный грузовик. Пройдя с полсотни шагов, мы увидели, что автомобиль почти полностью сгорел. Закопченые колесные диски с налипшими остатками покрышек глубоко вдавились в рыхлую землю. Огонь полностью уничтожил деревянный кузов и тент, от которого остались только покосившиеся металлические дуги. Герр лейтенант, оглянулся, взмахнул рукой:

— Пошли посмотрим, что там такое!

Приближаясь к машине, я сначала почувствовал неприятный запах горелой резины, а подойдя вплотную, резко отшатнулся. Отвратительное зловоние ударило в нос, я увидел лежащий около переднего колеса, раздувшийся, сильно обгорелый труп, а метрах в трех от него — ещё одно безобразно распухшее тело в красноармейской форме. Над убитыми густой тучей вились мухи. К горлу подкатил комок. Я развернулся и со всех ног побежал прочь от сгоревшего грузовика. Желудок не выдержал и меня сильно вырвало.

Подняв голову, увидел, что и все остальные отошли от машины. Герр лейтенант сильно кашляя, вытирал рукой текущие по лицу слёзы. Трое солдат скрючившись над землёй, так же как и я выворачивали содержимое своих желудков наружу.

Захлебываясь кашлем, Стариков с трудом скомандовал:

— Взвод, в походный порядок — становись!

Некоторое время шли молча. Я просто тупо, без всяких мыслей уткнулся взглядом в спину Старикова. Первым молчание нарушил Курков:

— Вот, так сходили, посмотрели на грузовик…

Герр лейтенант, снял автомат с плеча, отсоединил магазин, посмотрел на него в некоторой задумчивости и быстро вставил обратно.

— То что, сходили — наша удача. Если "Студебекер" от любопытства рассматривать не полезли, то неизвестно чем дело для нас закончилось бы. Я уже подумывал к колонне идти, весь этот цирк закруглять собрался. А тут, вот как всё обернулось.

Курков тяжело вздохнул:

— На цирк это уже совершенно не похоже. Три трупа, среди них женский!

Стариков зло посмотрел на солнце, как будто именно оно виновато во всех наших бедах.

— Причем убитые лежат, как минимум дня три, — Стариков скривился и передёрнул плечами. — А то и четыре.

Я молча шагал, внимательно прислушиваясь к разговору. Оказывается я не всех убитых заметил. Да к тому же сгоревший грузовик — знаменитый "Студебекер"! Я их только на картинке, да в хронике видел! Надо у Колька спросить, какая модификация у грузовика. Полноприводная или без переднего ведущего моста. Так и шел, судорожно вспоминая какие вообще марки "Студебекеров" поставляли Штаты в СССР по ленд-лизу. Размышлял над столь важной проблемой, ровно до того момента, как мне в затылок несильно, но весьма чувствительно ткнулся приклад пулемёта.

Я обернулся, потирая ушибленное место, гневно обратился к пулеметчику:

— Федя, блин, ты своей фигней махать прекращай!

Дегтеренко виновато засопел:

— Извини, Серёга! Эта чертова железяка, адски тяжелая! Устал я немного. Вот с плеча на плечо пулемет перекидывал и не рассчитал малехо. Когда перед камерами маршировали, я его вес и не чувствовал, а сейчас прямо плечи отваливается.

— Отдай "МГ" Женьке, пусть он минут тридцать попотеет.

Избавившись от ноши, Дегтеренко несколько раз энергично развел руками в стороны и активно подключился к разговору:

— Косяков около грузовика мы знатно напороли!

Стариков удивился:

— Это с чего вдруг?

Федор неожиданно серьёзным тоном ответил:

— Мертвых не похоронили. Оставили на земле гнить. Не по-человечески это, парни!

Стариков растерялся:

— Ну, это… Всё так неожиданно произошло. Я меньше всего там трупы ожидал увидеть.

Да и запах такой, что не подойти. Вон, Пройсс ломанулся, чуть половину взвода насмерть не затоптал.

Я виновато забубнил:

— Вы уж меня простите, мужики, но в жизни я не переношу две вещи: зубную боль и трупный запах. Вообще, зубных врачей боюсь так, что несколько раз от страха терял на приёме сознание.

Курков недоверчиво хмыкнул:

— А больше ты ничего не боишься? Клоунов например?

— Остальное можно и вытерпеть. Но таскать разложившиеся трупы — увольте! Это не по мне.

— Всё равно, убитых надо было похоронить! — упорно гнул свою линию Дегтеренко. — Я трупы в могилу стащить смогу!

— Слушай, Фёдор! Ты правильные вещи говоришь! — вспылил Стариков. — Но хватит нам здесь морали читать! Не маленькие, всё понимаем. Пойми, вернуться сейчас не получится! Представь, что начнется, когда командиры колонны, что топает у нас за спиной увидят, как мы разворачиваемся и начинаем хоронить, черт знает когда убитых красноармейцев! Ты же не хочешь прямо сейчас, рядом с ними лечь? Молчишь? И правильно делаешь.

Дегтеренко сжал зубы, неприязненно обвел нас взглядом:

— Все равно… Ладно проехали с этим. А вот как оружие возле убитых не пошукали! Эх, что теперь горевать, я и сам не докумекал! Нам теперь нужно, каждый шаг просчитывать. Всё обдумывать по пять раз придется.

Я встрял с вопросом:

— Не понял, почему?

Стариков с сочувствием посмотрел на меня:

— Да потому, что мы на самом деле перенеслись! Ты, что еще этого не понял? Проснись, парень, мы на войне!

У меня по спине побежали мурашки, ноги мгновенно налились свинцом. До этого момента я настойчиво отгонял любые мысли, о возможности переноса во времени. Всё происходящее с нами, можно было при желании объяснить. И пшеничное поле, и кучу немецкой техники на дороге. Но вот три трупа напрочь разрушили моё представление о реальности. Это что, же мы получается маршируем прямо посередине боевых порядков немцев? Черт! Стоит хоть одному немцу с нами заговорить, так нам и конец настанет, немедленный и бесповоротный. Что мы ему скажем? Курка, матка, яйки? Или руки вверх? Или я в ответ прокричу немцу десяток команд, которые выучил в страшных муках? Мама родная, у нас же немецкий язык знает только Венк! Что делать? Пока я лихорадочно размышлял, периодически поёживаясь от страха, из середины строя к Старикову подбежал Юрий Плотников. Он взволнованным голосов с явными истерическими интонациями затараторил:

— Герр лейтенант, посмотрите мою солдатскую книжку! Вы видите? Видите?

Плотников начал с остервенением совать раскрытую книжку прямо в лицо Николаю.

Юрку я знаю с момента своего вступления в клуб. Крайне спокойный парень. Всегда сохраняет присутствие духа, отличается редким хладнокровием. Никогда я не видел его в таком возбужденном состоянии как сейчас.

— Да прекрати мне в лицо ей тыкать, — недовольно пробурчал Николай, забирая книжку из рук Юрки. — Что там у тебя?

— А вы откройте, герр лейтенант, сами посмотрите!

Стариков зашелестел страницами.

— Ни хрена себе! — потрясенно произнес Николай. — Это только у тебя или у всех так?

— Не знаю, герр лейтенант. Я сам только что это обнаружил! Полез в карман за сигаретами и вот…

Стариков еще раз быстро пролистал документ и обернувшись к нам приказал:

— Взвод! Немедленно все достаём свои солдатские книжки, смотрим и говорим, что видим!

Сзади раздалось несколько недоумевающих возгласов. Я машинально рявкнул:

— Оставить разговорчики! Выполнять команду!

Сам же не мешкая расстегнул планшет, достал свою солдатскую книжку и моментально офигел.

Все надписи в ней, были сделаны по-русски. И печатный текст и написанный переводчиком от руки — всё совершенно спокойно читалось по-русски. Я заскользил взглядом по страницам, выхватывая отдельные предложения: "имя и девичья фамилия матери", "выдан набор для чистки карабина", "размер обуви в сантиметрах". Вот это да! Как же это может быть? Даже на первой странице я всё без проблем прочитал! А ведь перед отъездом на съёмки я раскрывал книжку как раз на этой странице. Я знал, что там написано, но написано-то было всё по-немецки!

Вокруг меня раздавались недоуменные возгласы, народ активно делился новостями, кто-то громко смеялся, в общем творился наш родной реконструкторский бардак.

Герру лейтенанту это явно не понравилось:

— Взвод! Прекращаем базар! У всех по-русски написано?

Люди радостно затараторили:

— Ага!

— У меня по-русски!

— У всех!

— А у меня даже два раза по-русски!

— Тихо! — заорал Стариков и неожиданно улыбнулся. — Чапай думать будет!

Взвод захохотал. Отсмеявшись, я обратился к Николаю:

— Так это получается, мы теперь по-немецки говорить можем?

— Похоже. И песню что мы на дороге слышали, солдаты на немецком языке пели! Просто мы сразу это не поняли.

Курков обхватил голову руками, энергично потер виски:

— У меня уже мозги кипят от всех этих дел! Я вот не пойму: если мы по-немецки понимаем и читать можем, то на каком языке мы сейчас разговариваем?

Я задумался. Герр лейтенант достал из кармана кителя мобильный телефон, защелкал кнопками:

— Ага! Я эсэмэски свои открыл. Всё по-русски написано! Вот смотри, Пройсс — твоё сообщение!

Я с интересом взглянул в экран. Точно, это я писал! Всегда сообщения отправляю без знаков препинания. Так набирать быстрее. "Николай всё в порядке с автобусом я договорился"

— Да, дела, — задумчиво протянул Михаил. — Значит мы и по-русски и по-немецки можем разговаривать?

Стариков утвердительно кивнул:

— Получается так. Только пока не понятно, как переключаться между режимами! Ладно, с этим разберемся позже.

Дегтеренко тронул меня за плечо:

— Знаешь, Сергей, вот теперь и я в перенос во времени поверил! Я же совершенно к иностранным языкам не приспособленный. В школе тройку по английскому твердую имел, да и то, лишь потому, что мать училке куриц постоянно таскала…

Дегтеренко родился и вырос в небольшом посёлке под Ростовом. Да и сейчас там живет. Трудиться с отцом семейным подрядом на полях, и в ус не дует. Когда я пришел в клуб, Федя мне очень помог с амуницией, да и вообще. Несмотря на некоторую разность в менталитете, я очень быстро сошелся с Дегтеренко и мы стали хорошими друзьями. Хотя иной раз и достает меня Федя своей крестьянской прямотой вперемешку с основательной хозяйственностью.

— Не дрейфь, Фёдор, прорвемся!

Стариков тем временем вёл оживленный разговор с Курковым:

— Значит нас при переносе прошили на знание немецкого языка…

— Это как "прошили"?

— Ну как телефоны прошивают. Привозят из Китая например, подключают к компьютеру и прогу закачивают, что бы телефон на русском всё отображал.

— Понятно.

— Вот я думаю, а может нам в головы, кроме знания немецкого еще что-то вложили? Ты как Пройсс, никаких скрытых талантов в себе не замечаешь? Например навыки рукопашника на уровне продвинутого мастера? Попробуй на шпагат сесть.

Я отрицательно замахал руками:

— Ничего такого не чувствую. А на шпагат садиться, даже пытаться не буду, ноги и так болят. Час уже без остановки топаем…

— Плохо. Ну может потом, что-то и проявиться.

Сзади кто-то, но явно не Венков громко закричал:

— Колонна на привал в поле сошла!

Я выразительно посмотрел на герра лейтенанта.

— А не пора ли и нам немного отдохнуть?

Стариков после непродолжительного раздумья отрицательно кивнул и громко крикнул:

— Взвод! Продолжаем движение! — и обращаясь ко мне с Мишкой пояснил:

— Оторвемся от них немного, а то мне прямо не по себе. Колонна и так к нам довольно близко подошла. Мне совершенно не хочется общаться с командиром позади идущей роты. А если мы сейчас от немцев оторвемся и из поля видимости скроемся, то сможем вообще с дороги сойти. При определенном везении конечно.

Я согласно закивал:

— Давайте, как только отойдем подальше от колонны, сразу в поля и сойдем!

— В поля нельзя, пшеницу потопчем, след останется. Если я например, увижу, что впереди идущий взвод ни с того ни с сего свернул в поле, то без раздумий тебя Пройсс с отделением отправлю разобраться, что это там за чудеса происходят. Если с главной дороги и сворачивать, то только на другую дорогу.

— Блин, как всё сложно.

— А как ты хотел? Пока мы из общей массы не выбиваемся, ведём себя естественно, то и до нас дела никому нет. До определенного момента разумеется.

— А что за момент?

Стариков печально вздохнул:

— Таких моментов много, но самый неприятный, это встреча с фельджандармерией. Дальше них мы не пройдем.

Я грустно улыбнулся. Да, это так. Всё, что я читал про военную полицию вермахта не позволяло мне надеяться на благоприятный исход встречи с патрулём. Фельджандармы звери еще те. Куда там нашим современным гаишникам! Стоит нам допустить хоть малейшую ошибку, и всё. "Цепных псов" и сами немецкие солдаты боялись до судорожных коликов. Что же про нас говорить. Значит надо всеми силами избегать встречи с полицией. Хоть у нас и документы имеются, но мало ли что…

Пока я размышлял, Стариков приказал прибавить шаг, снял с плеча автомат и начал его крутить в руках, словно увидел первый раз в жизни. Насладившись в полной мере созерцанием несчастного "МП", герр лейтенант в явном раздражении закинул автомат за спину, за малым не заехав магазином мне по лицу. Да что же это такое! То прикладом пулеметным мне по затылку приложили, то автоматом перед носом машут!

— Коль, ты осторожнее! Не один идешь!

Стариков повернулся ко мне:

— Прости, Серёга, я грешным делом подумал: если нам дали возможность по-немецки разговаривать, то может и оружие на настоящее поменяли. Но увы, как был мой пистолет-пулемет мертвой железкой, так и остался.

Курков встрепенулся, сорвал с плеча автомат, вытащил магазин, заглянул в ствол.

— Черт! Это СХП! Перемычки на месте!

Герр лейтенант, зло сплюнул себе под ноги:

— Вот сволочи, такую малость зажали! Байер, Пройсс! Проверьте на всякий случай всё оружие у парней, заодно посмотрите кто в каком состоянии. Людей приободрите! Вдруг кто нибудь сильно скис.

Никто не скис. Все солдаты моего отделения были вполне в норме. Конечно, Юрка Плотников весьма беспокоился за оставшуюся дома жену. Её рожать через два месяца. Да Анатолий Торопов пока я проверял наличие перемычек в стволе его карабина постоянно спрашивал когда и как мы попадем обратно в наше время. При этом Толя особо напирал на то, что у него дома остались нерешенными крайне важные дела. А вот Женька Дербенцев меня откровенно удивил. Он шутил, улыбался во весь рот и вообще производил впечатление крайне довольного жизнью человека. Куда только подевалась его подавленное настроение, которое он весьма успешно демонстрировал в последнее время окружающим. Чудеса, да и только. Жаль, я так вчера с ним и не переговорил. Потом поговорю, надо обязательно выяснить причину столь разительной перемены в поведении Дербенцева.

Вернувшись к герру лейтенанту, я с сожалением доложил, что всё оружие, включая мой пистолет-пулемет, пребывает в состояние полного СХП, а пулемет, так и ММГ. И что деревянные имитаторы магазинов у меня в подсумках не превратились по мановению волшебной палочки в настоящие, причем полностью снаряженные.

Выслушав мой доклад герр лейтенант с грустью в голосе сказал:

— Жаль конечно. Но проверить надо было. Как люди?

На этом вопросе я остановился гораздо подробнее. К окончанию моего рассказа Стариков заметно повеселел.

— Хорошие новости! А ты, Пройсс сам-то как? Как настроение?

— Нормально, герр лейтенант. Только вот боюсь, если сильно с возвращением задержимся, мне жена дома такой скандал закатит! Думаю, что даже посещение гипермаркета с дальнейшим походом в ресторан, не в полной мере искупит мою вину!

Стариков хохотнул и повернулся к Куркову, который, как всегда, пусть на самую малость, но опередил меня с докладом:

— Значит взвод в относительном порядке. Учитывая обстоятельства будем считать, что моральный дух солдат на высоте!

В середине строя возникла какая-то возня. Раздался весёлый голос Торопова:

— Мужики, тут Венков спрашивает, где здесь туалет!

Взвод на секунду затаил дыхание и разразился оглушительным хохотом. Смеялись от души, до слёз. Я со всей силы лупил себя по бедру, подвывая на каждом шаге. Курков закрыв лицо ладонями, между приступами смеха исхитрялся коротко произнести: "Где туалет!" и снова начинал хохотать. Герр лейтенант вытирал одной рукой текущие ручьем по лицу слезы, второй как Кинг-Конг бил себя в грудь. Эта вакханалия продолжалась до тех пор, пока совершенно не замеченный нами небольшой тентованый грузовик не обогнал нас и не остановился на обочине метрах в десяти впереди. Правая дверь плавно отворилась и на дорогу лихо выскочил невысокий, очень худощавый немец. Поправив пилотку он подбежал к Старикову, ловко козырнул:

— Герр лейтенант, я обер-ефрейтор Вильгельм Кнох. Шестьсот шестьдесят шестая рота пропаганды! Разрешите обратиться?

Прежде чем ответить, Стариков на секунду повернулся ко мне, посмотрел в глаза, словно ища поддержку:

— Разрешаю, обер-ефрейтор.

Я заметил, что полог грузовика немного приподнялся..

Кнох раскрыл планшет, вытащил из него несколько листов:

— Герр лейтенант, вы из какой дивизии?

Стариков безуспешно пытаясь скрыть волнение ответил:

— Лейтенант Клаус Классен. Третий батальон, сто семнадцатого полка, сто одиннадцатой пехотной дивизии. Рад познакомиться. Чем могу быть полезен?

Обер-ефрейтор улыбнулся, он явно по своему истолковал волнение Николая. Только сейчас я заметил лимонно-желтую окантовку погон и нарукавную ленту обер-ефрейтора с серебристой надписью на черном фоне "Рота пропаганды". Откинув полог из грузовика вылезли два солдата, стали в сторонке подслеповато щурясь от яркого солнца. Обер-ефрейтор взял один из листов, протянул его Старикову.

— Вот, герр лейтенант распоряжение командующего пятьдесят вторым корпусом генерала Ойгена Отта о максимально возможном содействии частей корпуса нашей роте.

Стариков взял документ, скользнул по нему взглядом:

— Я ранее читал это распоряжение в штабе батальона.

Пропагандист оживился, подошел вплотную к Николаю, доверительным тоном произнес:

— Вы куда сейчас направляетесь, герр лейтенант?

— По распоряжению командира роты, взвод должен прибыть к месту назначения к шестнадцати часам. Большего, увы сказать не имею права..

Кнох взглянул на часы:

— Сейчас только семь часов! Много времени вы, герр лейтенант не потеряете. Тем более, я могу вас потом подвезти на грузовике. Компенсировать, так сказать потерянное время.

Стариков удивленно посмотрел на обер-ефрейтора.

— Я не пойму чем мы вам можем помочь? У вас автомобиль поломался? Толкнуть надо?

Теперь настала очередь удивляться Кноху.

— Ну что вы, герр лейтенант! У меня важное задание: заснять на кинопленку как наша доблестная пехота марширует по степи. Общие планы я снял. Теперь надо снять крупные. Я хотел задействовать для этого дела идущую позади вас колонну, но они как раз на отдых свернули. Герр гауптман, сказал, что его люди сильно устали после штурма Морозовска и посоветовал проехать вперед. Пойдемте, герр лейтенант, постоим в тени, а то солнце палит немилосердно! Сейчас я вам всё объясню.

Обер-ефрейтор взял Старикова под руку и что-то с жаром рассказывая потащил к грузовику.

Пока пропагандист вел в тени автомобиля задушевные беседы с Николаем, из кузова вылез еще один немец с нарукавной лентой роты пропаганды на рукаве. На груди у него болтался фотоаппарат в коричневом кожаном чехле. Немец внимательно нас рассматривал, пристально вглядываясь в лица. Особое внимание он уделил мне, Куркову и Дегтеренко. От столь явного внимания к моей скромной персоне у меня возникло огромное желание дать немчику в морду. О чем я незамедлительно и сообщил Куркову.

— Да, рожа у чувака наглая, а взгляд какой неприятный! — прошептал мне на ухо Михаил. — Словно он не рядовой пропагандист, а как минимум командир полка. Что они от нас хотят?

Я нервно пожал плечами.

— Посмотрим. Блин, Миша у меня от страха похоже живот свело!

— Тише, Хельмут! — сквозь зубы прошипел Курков. — Не дай, Бог немцы услышат. Стой лучше молча! И лицо попроще сделай.

Покинув спасительную тень, ко взводу решительным шагом направился Кнох. За ним с крайне растерянным лицом семенил Николай.

— Взвод! Смирно! — голос Старикова немного дрожал от волнения. — Нам выпала большая честь. Сейчас парни из роты пропаганды проведут съёмки нашего взвода для кинохроники.

Подробности сообщит обер-ефрейтор Кнох.

Рядом с Николаем встал пропагандист, за его спиной маячил немец с неприятным взглядом.

Кнох с жаром обратился к нам:

— Солдаты! Само провидение устроило мне встречу с вами! Как только я услышал, ваш оглушительный смех, я понял, что нашел то, что так напряженно искал с самого утра!

Ваш взвод, отражает словно в миниатюре весь наш Великий Рейх! Рабочие, крестьяне, студенты, вы живое олицетворение нашего духа! Словно легендарные тевтонские рыцари, вы высоко несёте знамя арийской нации…

Окаменев словно статуи мы еще добрых пять минут слушали соловьиные трели пропагандиста. Может конечно на его современников подобная туфта и действовала в нужную сторону, но лично мне от его речи мучительно захотелось спать. Наконец Кнох заткнулся и вперед вышел другой немец с колючим взглядом. Он сухим, деловым языком проинструктировал нас как нужно вести себя во время съёмок. Надо же! Сколько лет прошло, а всё тоже самое: "На оператора не смотреть", "Не улыбаться".

Сам процесс съемок занял не более десяти минут. Мы несколько раз прошли мимо жужжавшего кинокамерой Кноха, изо всех сил показывая, как неумолимо катит Рейх по донской степи. Во время последнего прохода, крайне довольный Кнох, громко сказал своему напарнику: "Прекрасно, просто прекрасно! Отличные кадры, Курт получаются".

Я внутренне усмехнулся. Не далее как вчера я неоднократно слышал эту фразу от московского режиссера. Только вместо Курта, Владимир Эдуардович называл другое имя.

Мда. Какой-то театр абсурда получается. Если так и дальше пойдет, то можно и с катушек съехать. Одно хорошо, за время съемок я успокоился, крайне отвратительный, липкий страх периодически накатывающий на меня словно цунами, прошел.

Сияющий от счастья Кнох, аккуратно упаковал кинокамеру в мягкий кожаный кофр, подскочил к Старикову:

— Благодарю вас, герр лейтенант за содействие! Всё прошло на удивление гладко, — пропагандист громко рассмеялся. — Скоро ваши родственники увидят вас на экране кинотеатров!

— Не стоит благодарностей, герр обер-ефрейтор! Это для меня большая честь! Прошу меня простить, я в начале немного разволновался! Не каждый день мы встречаемся с бравыми парнями из роты пропаганды.

Кнох явно польщенный комплиментом, улыбнулся:

— Герр лейтенант, я обещал вас подвезти. Вы как?

Стариков посмотрел назад. Пехотная колонна снялась с привала и неотвратимо приближалась к нам.

— С удовольствием приму ваше предложение, герр обер-ефрейтор. Высадите нас через пять километров.

— Договорились!

Прежде чем взвод приступил к посадке в грузовик, к Николаю с записной книжкой в руках подошел Курт.

— Герр лейтенант, мы в самое ближайшее время направим командованию сто семнадцатого полка радиограмму, с благодарностью в ваш адрес за столь похвальное содействие нашей роте.

Стариков коротко кивнул и скомандовал:

— Взвод в колонну по два — становись! Приступить к посадке!

Внутри грузовика разместились с большим трудом. Моему отделению пришлось сидеть прямо на полу. Два "местных" немца сиротливо прижались к большим ящикам, стоящих около переднего борта. Сверху ящики были заботливо накрыты маскировочной сетью и драными плащ-палатками.

Я заинтересованно спросил у долговязого фрица со смешным лицом:

— А что в ящиках?

Немец тоскливо посмотрел на меня, буркнул под нос:

— Штатное оборудование, герр унтер-офицер, — и отвернулся, явно не желая продолжать разговор. Второй немец недовольно засопел. Похоже два пропагандистских холуйка, испытывали большое неудобство от соседства с нашей кампанией.

Грузовик мягко затормозил, хлопнула дверь. До нас донесся голос Кноха:

— Приехали, герр лейтенант!

Наши открыли задний борт, народ ловко начал выбираться из машины. Стариков тепло попрощался с пропагандистом и грузовик обдав нас выхлопными газами покатил вперед.

Николай оглянулся. На дороге кроме нас не виднелось ни одной живой души. А метрах в пятидесяти впереди сильно укатанную грунтовку пересекала жиденькая колея.

— А вот и перекресток! — обрадованно заорал герр лейтенант.

Курков потер подбородок:

— Куда пойдем? Налево или направо?

— Не имею ни малейшего представления! Мы всё равно не знаем, где находимся.

Я ненавязчиво оттерев плечом Мишку, вплотную подошел к Николаю:

— Раз всё равно, тогда пошли налево. Нам мужикам туда ходить как-то привычнее.

Герр лейтенант улыбнулся, поправил пилотку и гаркнул:

— Взвод! В походный порядок — становись! Правое плечо вперед — марш!

Я с интересом рассматривал окружающую местность. Проехали всего с пяток километров, а какие разительные перемены! Пшеничное поле закончилось и теперь вокруг нас растиралось обычное поле, заросшее ковылем и прочими растениями, из которых я могу точно определить лишь два. Репейник и вездесущую амброзию. Впрочем сейчас амброзия здесь расти не может. Её только после войны к нам завезли. Дорога ощутимо пошла под уклон. Значит впереди и балочка может открыться. А где балочка, там и родник с прудиком может нарисоваться. А около пруда такие очаровательные плакучие ивы стоят, в их тени так приятно полежать, после тяжелой дороги…

Стариков неожиданно скомандовал:

— Взвод! Стой! — повернулся к нам, нервно поправил пилотку:

— Слушайте мужики! У кого какие соображения есть по поводу всей этой кутерьмы с ротой пропаганды? Кто, что вынес из этой истории?

Женька Дербенцев поднял руку:

— За всех не скажу, но я например вынес из этой истории, вот что. Жека расстегнул верхние пуговицы кителя и вытащил из-за пазухи две гранаты М-24. Те самые, с длинной деревянной ручкой. Колотушки.

У Старикова удивленно поднялись брови:

— Ты где их взял?

Дербенцев хитро улыбаясь, начал обстоятельно рассказывать:

— Ну, сижу я на полу. Там кстати сидеть крайне не удобно, снизу ствол пулемёта давит, сбоку Федя навалился. Ну я поудобнее начал устраиваться, случайно ладошку под лавку засунул, а там ящик небольшой. Я тихонько пошарил и вот результат.

Герр лейтенант забрал гранаты у Жеки, повертел в руках:

— Пройсс, иди сюда, вместе посмотрим.

Не сказажу, что являюсь у нас в клубе самым авторитетным экспертом по вооружению. Но так получилось, что именно моими стараниями взвод полностью обеспечен макетами гранат. Наделелая их с помощью знакомого токаря штук сорок. Цельнодеревянные, с утежилителев в корпусе. На первом же мероприятии мне довелось успешно применить "гранаты" в деле. Проводили тактическую игру с красноармейцами. Трое человек засели в разрушенном строении без крыши, и крайне успешно оттуда вели огонь по наступающим "немцам". Рефери игры вывели из боя, как "убитых" четверых наших. Я подобрался к развалинам метров на пятьдесят, и закинул гранату прямо внутрь помещения. Кроме того, что все "красноармейцы" немедленно перешли в разряд "убитых", я исхитрился попасть гранатой одному из них прямо в голову. А так как парень в запале боя сбросил с головы каску, то голову ему разбило очень прилично. Он потом от своего командира такой нагоняй получил за отсутсвие каски, что у него и кровь из раны мгновенно течь перестала. Еще похожий случай произошёл, когда я на съемках фильма с большого растояния положил гранату точно между колес станка пулемёта "Максим". Помню все очень удивлялись. Стариков, правда, прилюдно назвал этот бросок " Случайным событием", что меня очень растроило. Но таких "случайных бросков" на мероприятиях набралось у меня весьма прилично. И герр лейтенант, для того, что бы я сильно не зазнавался обязал меня выучить всю информацию по столь любимой мной "колотушке". Так что в данном предмете я разбирался досконально. И с практической и с теоретической стороны. Вот только до этого момента я никогда не держал в руках боевую гранату. Сейчас исправим эту досадную ошибку.

Герр лейтенант с некоторой опаской передел мне одну из "колотушек".

Открутив корпус от деревянной ручки, я удостоверился, что запал на месте.

— Герр лейтенант, гранатку я себе оставлю?

— Хорошо, Пройсс. Вторую пусть Мишка возьмет. — Стариков посмотрел на Дербенцева. — А тебе Жека от лица высокого командования, то есть лично от меня объявляется благодарность за исключительные успехи по линии снабжения.

Женька засмущался. Мол чего там, какие пустяки. Вот если бы к примеру танк притащил, тогда да…

Стариков махнул рукой:

— Пошли, парни! Уберемся подпльше от главной дороги.

Взвод тяжело зашагал по еле обозначенной грунтовке. Чем дальше мы продвигались вперед, тем менее накатана становилась дорога. Мне до чёртиков захотелось похвастать гранатой перед Дегтеренко. Повернулся к нему, якобы случайно положил ладонь на "колотушку", для пущего форсу засунутую за ремень

— Федя, ну как? Зацени!

Пулеметчик зло посмотрел на меня и сразу отвел взгляд.

— Федя, ты что? Что случилось?

— Ничего не случилось, отвали, — буркнул под нос Дегтеренко. — Просто устал.

Пожав плечами я отвернулся. Устал, так устал. У каждого свои тараканы в голове.

Неожиданно герр лейтенант с досадой хлопнул себя по лбу:

— Черт! Я же совсем забыл, что хотел совместно обсудить ситуацию!

Курков согласно закивал:

— Ага, заодно и привал устроим, а то мои беспрерывно жалуются на усталость. Особенно пулеметчкими ноют.

— Хорошо. Только найдем подходящее место для отдыха. На дороге как-то не солидно.

Минут через двадцать обнаружили неглубокий овражек с пологими мягкими склонами.

— Парни, давайте в ложбинку! Привал! — устало распорядился Николай. — Всю шнягу снимаем, перекур…

Через несколько минут дно овражка оказалось усеяно бесформенными кучами амуниции. Люди явно устали и не утраждали себя аккурвтным складыванием касок, саперных лопаток и прочьего хабара. Даже винтовки побросали где придется. Я же свой автомат аккуратно поставил рядом с собой. Народ задымил сиггаретами, забулькал флягами. Парни начали рассаживаться вокруг Старикова. Он неспеша закурил, обвел взгядом людей:

— Ну, что мужики, я могу сказать? Только одно — писец. Большой жирный песец. То, что мы попали в прошлое, ни у кого не вызывает сомнений?

Венков робко поднял руку:

— Герр лейтенант, мы не просто попали в прошлое, а нас специально перенесли, причём при переносе нам дали возможность свободно изъясняться на немецком языке. Я предпологаю, что владение немецким у нас сейчас на уровне человека родившегося и прожившего всю жизнь в среде носителей языка. То есть в Германии.

Стариков непонимающи посмотрел на Андрея:

— Это как специально перенесли? Кто?

— Герр лейтенант, смоделируем следующую ситуацию: мы просто шли и случайно попали во временную аномалию. Представим её как невидимый круг диаметром пятьдесят метров.

Наш взвод зайдя внутрь круга, замкнул контур и мы попали в это же место, где сейчас находимся, только без знания немецкого…

— Погоди! Ты хочешь сказать, что мы не случайно попали сюда, а кто-то специально проделал этот фокус с нами?

— Именно так, — обрадованно подтвердил Венков.

— Черт, об этом я как-то не подумал! Так, и что дальше?

Венков крайне польщенный, что оказался в центре внимания, продолжил:

— Обдумывая ситуацию, я пришел к следующим выводам: кто-то, предположительно наши далекие потомки, послали нас сюда, не просто так, а с определенной целью. Так как перенос во времени явление космических масштабов, то и энергии на него потраченно соответсвенно.

Нас не могли перебросить просто так… Я убежден, что мы должны выполнить некую миссию. Достичь определенной цели. После этого нас перенесут обратно в наше время. Возможно в процессе обратного переноса нам удалят все воспоминания связанные с временной аномалий.

Андрей замолчал и опустился на землю.

Я слушал Венкова открыв рот. Как он ловко всё раставил по полочкам! Надо же, предсавить себе не мог, что нас специально сюда забросили! А ведь совершенно логично!

Сидевший рядом со мной Курков вмешался в разговор:

— А почему ты, Венк так уверен, что нас обязательно обратно вернут?

— Сами посудите, герр унтер-офицер, мы исчезли из нашего времени не из глухово леса, где нас никто не видел, а прямо из-под объективов кинокамер. Кроме того, имеются многочисленные свидетели из состава съемочной группы и охранников "Мосфильма". а самое главное это присутвие двух миллиционеров. Они на уазике сразу за автобусом ехали.

Представте, какой поднимется шум на всё страну! При съемках фильма таинственно пропали в чистом поле восемнадцать человек! Следствие начнет так копать, по пылинке всё поле перетрясут! Следов наших не обнаружат, посмотрят записиси камер. Проанализируют все факты и неременно придут к определенным выводам. Может про перенос во времени и не догадаются, но люди там не дурнее нас, поймут, что без настоящей аномальной зоны не обошлось. Власти получат реальные доказательства существованя покрайней мере возможности мгновенной телепортации. А надо ли это тем парням, что нас сюда перенесли?

Стариков закашлялся:

— Убедил, стервец. Крыть нечем. Дело осталось за малым: выяснить, что от нас хотят эти… э-э-э, — Николай ненадолго задумался и резко, как ругательство выпалил. — Эти потомки!

— У меня вопрос, мужики, — вступил в беседу Дербенцев. — Почему именно мы, а не к примеру взвод спецназа ГРУ с боевым оружием?

— Ну, это легкообъяснить, — Стариков выбросил окурок и незамедлительно сунул в зубы следующую сигарету. — У спецназа современное оружие. А если хоть один, самый завалявшийся шестизарядный сорокомилиметровый гранатомёт типа РГ- шесть попадет к немцам?

Жека скептически хмыкнул:

— Ну немцам не так просто будет добыть оружие спецназовцев! Они серьёзные бойцы, очень быстро просекут ситуацию.

— Ну с этим я не спорю! Но не забывай, что после переноса мы оказались в двух метрах от колонны грузовиков. Немчик еще на меня удивленно пялился из кабины. Потом мотоциклисты проехали. Тоже нас расматривали. Только форма немецкая и спасла. Не будь её, всех очень быстро положили еще на дороге.

— Так то нас! У нас и оружия нет, — Жека бросил презрительный взгляд на свою винтовку, валявшуюся около него на земле. — Туфта сплошная, а не оружие.

Стариков удовлетворенно улябнулся, подхватил мой пистолет-пулёмет и энергично потряс им перед собой:

— Именно об этом я и говорю! Что скажут немцы, если увидят наши "пукалки"? Правильно. Решат, что НКВД совсем из ума выжило. И больше ничего.

Я осторожно забрал у Николая свой "МП". Конечно, Стариков прав, это не оружие, а лишь жалкая на него пародия. Но лично на меня даже простое прикосновение к "пукалке" действовало успокаивающе, приносило чуство безопастности. Так что нечего герру лейтенанту моим автоматом размахивать, и вообще, как мудро советовали украинские любители сала, надо его перепрятать. Пристроил "МП" поудобнее на коленях, на всякий случай, для пущей надежности намотал ремень автомата себе на руку. Стариков заметил мою возьну, весело зыркнул глазами. Он хорошо знал моё трепетное отношение к оружию. Народ активно продолжал обсуждение. Со всех сторон сыпались вопросы, выкрики, иногда раздавались смешки. Обстановка очень быстро стала совершенно такой же, как и на официальных собраниях клуба. А я просто ненавижу все эти бесконечные словоблудства. Когда по часу обсуждают пустяки, упоённо переливая из пустого в порожнего. От нечего делать, стал рассматривать проплывающие надо мной белые облака и как-то совершенно не к месту задремал.

— Пройсс! Очнись! — рявкнул мне прмо в ухо Стариков.

— А? Что?

Николай гневно помахал кулаком перед моим носом:

— Черт! Мы такие важные вещи обсуждаем, а ты спишь!

— Прошу прощения, герр лейтенант — виноват!

Стариков осуждающе покачал головой и продолжил прерваную явно из-за меня речь:

— Так вот. То что мы сейчас находимся около Морозовска это уже понятно. А вот какое сегодня число и что конкретно происходит вокруг нас… — Стариков неожиданно замолчал.

Люди во все глаза смотрели на командира. Николай обладал огромными знаниями по эпохе Великой Отечественной войны. Его авторитет был в этом вопросе непререкаем. Я лично неоднократно убеждался в обширности и полноте его знаний. Но сейчас герр лейтенант, выглядел крайне смущенным.

— Сейчас я не могу точно сказать, какое сегодня число.

Взвод разочарованно загудел. Стариков поднял руки вверх, призывая к спокойствию:

— Тихо! Точное число назвать не могу, но отлично представляю в каком временном интервале мы очутились, — герр лейтенант обратился ко мне. — Пройсс, ты взял с собой свой ежедневник?

— Да, Николай. Он тебе нужен? Держи.

Стариков открыл блокнот, карандашом начал набрасывать схему, одновременно комментируя свои действия:

— Смотрите: вот Дон, а вот Маныч. Между ними километров триста. Мы находимся рядом с Морозовском, практически точно между двух рек. Позади Ростов, впереди Калач-на-Дону, а за ним Волгоград, в смысле сейчас там Сталинград, — герр лейтенант махнул рукой на восток. — Пропагандист сказал, что идущая за нами пехота устала после штурма Морозовска. Это значит, что либо город взят сегодня утром или вчера днем. Я точно помню, что немцы взяли город восемнадцатого июля. Следовательно сегодня восемнадцатое или, что более вероятно утро девятнадцатого июля.

Курков заинтересованно спросил:

— Так, с этим понятно. А что происходит вокруг нас?

Герр лейтенант почесал затылок карандашом, уставился на собственноручно начерченную схему, словно надеясь увидеть там подробные комментарии, причем с указанием источников информации. Несколько секунд Стариков грыз кончик карандаша, потом обвел людей взглядом и начал говорить:

— А происходит вот что. Как раз сейчас совершается разворот немецких войск. Четвертая танковая армия поворачивает на юг, Шестая армия тоже проводит маневр силами и вместе с венграми, итальянцами и прочими румынами начинает подготовку к броску на Сталинград. Первая танковая армия вот-вот начнет штурм Ростова и с боями возьмет его двадцать третьего июля.

Стариков потряс головой, ловко отцепил одну из двух моих фляг от сухарной сумки и порядочно из неё отпил. Переведя немного дух, герр лейтенант продолжил:

— Интересно, что Гитлер постоянно слал директивы в войска и чуть ли не ежедневно менял направления движения армий. Когда я читал про этот момент, я поражался, какой беспросветный бардак творился у немцев в этих местах. А вот теперь мы оказались точно в центре всего этого безобразия.

Юрка Плотников поднялся во весь рост, одернул китель и заинтересованно спросил:

— Ну с немцами мы разобрались. А что наши?

Стариков снова приложился к моей фляге, после этого резко потряс ей над ухом.

— Черт, а вода-то кончается! Мужики, вы с водой поаккуратней! — Николай бросил мне почти пустую флягу на колени и продолжил:

— А с нашими ситуация такая. Фактически первый раз за всю войну Ставка Верховного Главнокомандования не позволила немцам сжечь наши войска в котле. Красная Армия сейчас организованно отступает, с сохранением артиллерии и тяжелой техники. Немецкие генералы радостно рапортуют в Берлин о крайне успешном ходе наступления и недоуменно докладывают о мизерном количестве пленных. В общем, наши сейчас отрываются от передовых частей немцев и по возможности избегая боестолкновений уходят за Дон.

Я встрепенулся:

— Погоди! А как же тогда знаменитый приказ двести двадцать семь "Ни шагу назад?" Его когда выпустили? Вроде в конце июля?

— Да, двадцать восьмого числа. То есть примерно через десять дней опубликуют. А крайне жесткие формулировки в приказе Москва сделала за самовольное оставление Ростова. Одно дело отход по приказу, и совсем другое — паническое бегство, причем с утерей боевых знамен. Домой вернемся, ты Пройсс в Интернете приказ почитай. Там просто жесть… — Стариков осёкся, опустил глаза вниз.

Плотников снова поднялся, нервно комкая в руках пилотку с жаром заговорил:

— В общем, что называется приехали. Курков верно предлагал, нужно пробиваться к нашим! Но мы сейчас находимся практически в центре развертывания немецких армий, Ростов через несколько дней падет. Идти назад нет смысла. На юг и север тоже не прорваться. Сто пятьдесят километров сквозь бесконечные колонны немецкой пехоты мы не пройдем.

Юрка опустился на землю, натянул на голову пилотку, прикурил с третьей попытки сигарету и продолжил речь:

— Идти на Сталинград? Черт, там же такая мясорубка сейчас начнется, что даже если мы линию фронта и перейдем, то кто с нами разбираться будет? Шлепнут как передовой дозор немцев и всё. Привет Кейтелю! Что делать будем? Мы же здесь как в мышеловке! Куда ни кинь, всюду клин…

Взвод молчал. Люди напряженно обдумывали ситуацию, морщили лбы, тихо о чем-то шептались между собой, разглядывали лист со схемой, которую Стариков вырвал из моего ежедневника и пустил по рукам. Но никто никаких предложений не выдвигал. Такое на моей памяти происходит с клубом впервые. Обычно стоит произнести кому нибудь заветную фразу: "Какие будут предложения", так они моментально начинают сыпаться как из рога изобилия. Только успевай записывать. Да, дела. Может, что Федя посоветует. Он зря никогда не болтает, мужик надежный. Я ткнул локтем в бок Старикову, кивком головы показал на Дегтеренко и заговорщики подмигнул. Герр лейтенант просёк ситуацию, вытянул поудобнее ноги в запыленных офицерских сапогах и нарочито весёлым голосом обратился к пулеметчику:

— А что это у нас Фёдор Александрович мало того, что сидит в стороне от всех, да к тому же еще ни одного слова не сказал?

Дегтеренко поднялся во весь свой совсем немалый рост, расправил плечи, подошел вплотную к Старикову и обведя взвод тяжелым, весьма неприятным взглядом, конкретно ни к кому не обращаясь, произнес:

— Ну чё, натрынделись? Сказать больше нечего? Теперь слушайте сюда.

Я вытаращил глаза. Что это с Федей? Какая муха его укусила?

Федор сделал пару шагов вперед и оказался в центре внимания сидящих на дне оврага людей.

— То что мы наконец поняли куда попали это хорошо. А теперь скажите мне, за каким собственно хреном мы вытанцовывали перед пропагандистами ихними? А!?

Стариков дернулся всем телом, что-то хотел сказать, но Дегтеренко просто не дал ему раскрыть рот. Фёдор с надрывом в голосе, резко рубя рукой перед собой продолжил:

— Вместо того, чтобы валить этого Кнорра с компанией, мы с ними разговоры вели! А ты, Николай, — Дегтеренко с силой ткнул пальцем в грудь Старикову. — Так вообще чуть ли не в десны с пропагандистом лобызался. Ещё чуть-чуть, и вы с ним как Брежнев с Хо́неккером взасос начали бы целоваться. Небось рад до беспамятства, что в "Немецкую кинохронику" попал? Будет о чём рассказать внукам? Как же, сам фюрер меня на экране видел!

К лицу герра лейтенанта мгновенно прилила кровь, он вскочил на ноги, яростно закричал:

— Ты что несешь? Ты что, Федя охренел совсем? Какой фюрер, какая хроника! Ты в своём уме! — Стариков схватил Дегтеренко за наплечные ремни и с силой потянул на себя. — Это ты мне говоришь! Мне? У меня оба деда воевали! Да я тебе сейчас за такие слова…

Рванувшись с места я вклинился между герром лейтенантом и пулеметчиком, навалился всем телом, на Николая, оттолкнул в сторону. Курков с несколькими солдатами облепили Дегтеренко, тесня его подальше от кипящего гневом Старикова. Остальные повскакивали с мест, не зная что делать. Кто-то из солдат зацепившись ногой за ремень лежащей на земле винтовки упал, сильно ударившись коленкой об каску. Поднялся шум, народ начал бесцельно метаться между стенками оврага.

Стариков повернул голову ко мне:

— Пройсс, что ты вцепился в меня, словно я Анджелина Джоли! Немедленно отпусти! — герр лейтенант одернул китель и громовым голосом заорал:

— Внимание! Взвод, прекратить бардак! В одну шеренгу становись!

Мы с Курковым немедленно продублировали команду. Народ перепрыгивая через разбросанную амуницию живо выбрался из оврага и выстроился на дороге. Я схватил за рукав Дегтеренко, потащил за собой и поставил в шеренгу на его место.

Стариков заложив руки за спину размеренно прохаживался вдоль строя. Герр лейтенант остановился, повернулся к нам и медленно покачиваясь на носках сапог, распорядился:

— Старший стрелок Фридрих Дихтер, ко мне!

Дегтеренко вышел из строя, встал рядом со Стариковым. Тот мрачно покосившись на Фёдора спросил:

— Угомонился?

Пулемётчик кивнул.

— Хорошо. Теперь давай спокойно поговорим. Прямо перед строем, здесь все свои, стесняться некого. Только без "фюреров " и прочей ерунды. Итак, я слушаю.

Дегтеренко тяжело вздохнул, тихим голосом сказал:

— Погорячился я немного, Коля. Прости. Но и вы меня должны понять, — Фёдор окинул взглядом неподвижно замерший строй. — Я считаю, что мы допустили серьёзную ошибку отпустив Кнорра с компанией!

Стариков усмехнулся:

— Пропагандиста не Кнорр зовут, а Кнох. "Кнорр" это такие кубики бульонные.

— Да какая на фиг разница! Хоть "Галина Бланка", всё равно надо было их валить! Мы же одни на дороге находились! А так и оружием не разжились, и грузовик от нас укатил.

Герр лейтенант задумчиво потер ладонью лоб:

— Хорошо, я понял тебя. А что же надо было делать?

Пулеметчик засопел, поднес к груди здоровенные кулачища:

— Да хоть прикладами немцев в кузове отоварить. Тесновато там, правда, но всё равно мы бы справились. Или вот, — Фёдор расстегнул пулеметный подсумок, висящий на поясе, достал длинную отвертку. — Эта штука тоже сгодится для такого дела!

Я поморщился. Надо же — отверткой! Ну просто ни в какие рамки не лезет. Прикладом еще куда ни шло. Но отверткой… Жека Дербенцев стоявший слева от меня брезгливо скривился. Ему так же, как и мне совсем не понравилась идея Феди насчет отвертки.

Вероятно похожие выражения лиц наблюдалось у всего взвода. Дегтеренко растерянно скользнул взглядом по нашим физиономиям:

— Мужики! Вы что еще не поняли, что происходит вокруг?

Курков отрицательно мотнул головой:

— Федя, да все прекрасно поняли. Герр лейтенант дал четкую картину происходящего.

Дегтеренко досадливо замахал руками:

— Я не про это! Вы понимаете, что сейчас в блокадном Ленинграде дети получают в день двести пятьдесят граммов хлеба сделанного наполовину из опилок и отрубей? Вы понимаете, что сейчас нацисты уничтожают советских людей на оккупированных территориях? Вы понимаете, что совсем скоро немецкие самолеты будут бомбить забитый беженцами Сталинград? А мы… Мы этих ублюдков отпустили… Повели себя, как трусливые шакалы!

Вот только теперь меня проняло по настоящему. Даже реальность переноса во времени не сильно выбила меня из привычной колеи. Даже трупы около "Студебекера" не смогли поколебать моё душевное спокойствие. А Фёдор несколькими короткими фразами исхитрился разорвать в клочья мою тщательно возведенную защиту от этого страшного, кровавого мира. И только сейчас, после того как Дегтеренко повозил нас рожами об колючую проволоку окружающей реальности, я полностью осознал в каком ужасе мы очутились, и что мне придется делать, для того, чтобы для начала просто выжить…

Стариков с неподдельным уважением посмотрел на Фёдора:

— Ну ты даешь, старик! Ты прямо, как политрук перед боем. Только мы не струсили, — герр лейтенант замялся, явно подбирая подходящее определению. — Не струсили, а так сказать вживались в местные реалии. Ну ничего, теперь всё по-другому будет. Об этом мы позже поговорим.

Фёдор повеселел, ободряюще кивнул Николаю:

— Может еще и встретим этот пропагандистский бульон на своем пути.

Стариков щурясь от яркого солнца немного виновато протянул:

— Да, дела… И ты меня прости, Фёдор. Вспылил я немного. Все на нервах, еще не освоились здесь, — герр лейтенант протянул ладонь пулеметчику и вопросительно посмотрел ему в глаза.

Фёдор не колеблясь обменялся крепким рукопожатием с Николаем. Я облегченно вздохнул. Нам для полного счастья в данный момент не хватало только серьёзного конфликта между старейшими членами клуба. Но похоже инцидент полностью исчерпан и не повлечет за собой никаких неприятных последствий. Ссоры и ранее возникали между членами клубами. По разным поводам и причинам. У кого-то неожиданно проявлялся комплекс "великого реконструктора", кто-то считал, что его незаслуженно обделяют званиями и вообще маловато воздают почестей за заслуги. Возникали напряженные отношения даже из-за личной неприязни. Ничего необычного, всё как у людей. Но за несколько лет существования клуба, люди "притерлись" друг к другу. Ну а кто не смог или не пожелал находиться в едином коллективе, тем пришлось уйти. И сейчас наш клуб, а если сказать применительно к нынешней обстановке, то взвод, представляет собой достаточно сплоченный монолит. Все друг друга знают, нет ни подковёрной возни, ни тому подобной пакости. Конечно и сейчас бывают стычки между людьми, но совсем несерьёзные, по мелочи.

Где-то в небе раздалось еле слышное жужжание, быстро сменившиеся басовитым гулом. Над нами, на малой высоте плотным строем пролетели одиннадцать "Юнкерсов" с отчетливо выделяющимися на крыльях черными крестами в белой окантовке.

Народ задрав головы рассматривал "лаптежников" до тех пор, пока эскадрилья не скрылась за горизонтом.

Стариков проводив злым взглядом последний самолёт, громко прокомментировал: — Вообще, в эскадрилье двенадцать "Юнкерсов" должно быть. Надеюсь, что один "лапоть" наши на переправах в Дон сбросили.

Обновление от 28.01.2011 г.

Я закивал. На переправах сейчас творится настоящий ад. Огромные массы наших солдат переправляются через Дон, другие реки и речушки, под постоянной бомбежкой. Кроме войск перед переправами скапливаются беженцы, вперемешку с бесчисленными стадами скота, и прочим колхозным имуществом. И вся эта мешанина являла собой отличную мишень для немецких бомбардировщиков. Представив себе, как только что пролетевшая над нами эскадрилья бомбит скопление людей на переправах, я поморщился. Да уж. Не позавидуешь тем людям, которые сейчас идут под разрывами бомб, по ходящим ходуном понтонам.

Стариков дождался, пока Дегтеренко займёт свое место в строю и снова начал прохаживаться перед взводом. После чудовищной жары, в которой мы варились два месяца, местная погода казалась просто благодатью. Но всё же солнце и здесь хорошо пригревало, слепило глаза, жгло кожу. Зачем спрашивается торчать на дороге, если можно спуститься в овражек и спокойно посидеть в тени? Эту мудрую мысль я незамедлительно, громогласным голосов донес до Николая. Стариков остановился, как вкопанный, вскинул голову:

— Значит так, мужики. Много вы сейчас наговорили. Теперь послушайте меня, — герр лейтенант стал крайне серьёзен. — Я считаю, что у нас сейчас две основные задачи. Во-первых, мы должны выжить. Во-вторых, мы должны выполнить задание. Я уверен, что нас засунули в самый центр немецких армий именно для того, чтобы мы не смогли сразу добраться до наших.

Сперва я внимательно слушал Николая, но когда понял, что он как-то не очень горит желанием отвечать на мой вопрос, вмешался:

— Коля! Так, что насчёт перейти в тенёчек? Долго нам еще на солнце стоять?

Стариков услышав мою реплику, обрадовался так, словно нашел на улице упаковку пятитысячных купюр. Герр лейтенант махнул в мою сторону рукой, неожиданно зло прищурился:

— Но если мы и сейчас будем продолжать разводить здесь несусветный бардак, то не сможем выполнить не только второй пункт, но и первый, — Стариков подошел вплотную ко мне. — Скажи, Пройсс. Как ты считаешь, что произойдёт, если в присутствии немцев ты ко мне обратишься по имени?

Я стушевался, начал оправдываться, типа того, что сейчас никаких немцев нет, и вообще…

Николай усмехнулся, окинул взглядом солдат.

— Что отличает нас от пехотного взвода вермахта?

Из конца шеренги донесся робкий голос Венка:

— Недостаточная физическая подготовка?

— Ну, с этим более-менее нормально. Я бы даже сказал, что несколько наоборот. А вот полное отсутствие дисциплины у нас во взводе вгоняет меня просто в оторопь! Каждый раз перед любым нашим мероприятием мы договариваемся называть друг друга только по званиям и нашими вымышленными немецким именам! И каждый раз уже через несколько часов все орут: " Вася, давай быстрей!", "Петя, тащи МГ сюда"… — Стариков с силой ударил рукой себя по бедру. — Хватит! Всё закончили с этим! С этого момента ко мне обращаться только: "Герр лейтенант". Так же обращаться только по званию и к унтер-офицерам Байеру и Пройссу. С мест ничего не выкрикивать! В общении между собой использовать только немецкие имена! Из строя не выходить, без разрешения не курить…

Стариков еще долго полоскал нам мозги всяческими указаниями и инструкциями. Конечно, он прав. Это там, в далеком теперь будущем, наш клуб славился среди реконструкторов своей дисциплиной. Очень своеобразной дисциплиной, весьма далёкой от воинской, но всё же с поправкой на обстоятельства — достаточно крепкой. Я, например, в клубе отвечаю за строевую подготовку. Когда на мероприятии выдаётся свободное время, с удовольствием выстраиваю солдат и начинаю гонять ребят, как сидоровых коз. Люди со всем усердием, под моим чутким тактичным руководством оттачивают всяческие строевые стойки вермахта и тому подобную экзотику. Но лишь до тех пор, пока не устанут. Сразу начинается нытьё и мне приходится прерывать занятия на самом интересном месте. А если люди сразу говорят, что устали, то занятия вообще не проводятся. Причем сам герр лейтенант выступал всегда против того, чтобы заставлять людей чем то заниматься вопреки их желанию.

Как-то поговорил по душам со Стариковым на эту тему. Он, лишь недовольно пожав плечами, сказал: "Не парься, Серёга. Это наше хобби и не стоит превращать его в армию". Ну, никто особо и не парился. Не только насчет строевой подготовки, но и вообще. Правда, на самих реконструкциях, а особенно на съемках, люди выкладывались по полной программе. Однажды на реконструкции под Москвой при температуре минус пятнадцать шесть часов просидели в мерзлых окопах. А если учесть, что обмундирование наше соответствовало обмундированию немецких солдат сорок первого года, то мы на своей шкуре почувствовали всю прелесть известной поговорки "Мерзнут, как немцы под Москвой". Долго потом шутили между собой по этому поводу. Но на мероприятии никто не ныл, все достойно тянули свою реконструкторскую лямку. Или вот не далее, как сегодня утром, при температуре под пятьдесят градусов бегали по полю, высунув языки. Каски на голове от жары плавились, но никто и не подумал шлангом прикидываться. Все работали. Беспрекословно выполняя все приказания герра лейтенанта. Ведь можем когда захотим! Значит и сейчас сможем, тем более от этого зависит наша жизнь. Ну, а гражданскую вольницу придушим. Лично я приложу к этому, все свои силы. Жаль, только, что в армии из взвода служили всего трое. Дегтеренко в пехоте, он и там пулемёт на горбу таскал. Андрей Шипилов из первого отделения — связистом на точке торчал, да еще Витя Гущин пограничником где-то на границе служил. Остальные либо вузовские "пиджаки", как например я, либо без излишних затей, по-простому от армии отмазались.

Между тем герр лейтенант закончил своё проникновенное выступление и сразу начал неуклонно повышать нашу воинскую дисциплину, путём отдачи приказа о немедленном приведении дна оврага в нормальный вид посредством аккуратного складывания амуниции и постановки оружия в "пирамиды". После наведения порядка Стариков милостиво разрешил людям с полчасика просто посидеть в тени, а нас с Курковым подозвал к себе, отвел подальше от остальных. Стариков опустился на землю, похлопал рукой рядом с собой:

— Присаживайтесь. Ну, что всё поняли насчет дисциплины?

Мы с Мишкой синхронно закивали головами, мол, всё понятно, не беспокойся отец родной, не посрамим…

— Если так, то слушаете меня внимательно. Я полностью убежден, что мы имеем отличный шанс выйти живыми из этой переделки, — герр лейтенант ткнул указательным пальцем вверх. — Они не просто так выбрали именно нас. Не просто так засунули в этот капкан, критично ограничив наши возможности по прорыву к нашим. Значит задание именно здесь — в тылу немцев! — Стариков закашлялся.

От постоянных разговоров у Николая сел голос. А так как офицерам носить фляги не положено, то Курков отстегнул свою, пустил по кругу. Мы с герром лейтенантом деликатно отпили по одному глотку. Воды осталось совсем немного, и неизвестно когда и где мы её наберем.

Немного переведя дух, Стариков продолжил разговор:

— Получается, что мы должны по-тихому куда-то придти и что-то сделать…

Курков нервно засмеялся:

— Ну прямо в сказку попали! Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что!

Герр лейтенант усмехнулся, задумчиво посмотрел в небо, как будто желая увидеть там, между облаков ответы на многочисленные вопросы.

— Ты прав, Байер. Именно, что в сказку… Знаете мужики, а ведь таких групп как наша в немецком тылу не было. Конечно и партизаны по коммуникациям работали и диверсионные группы РККА вовсю резвились. Но вот чтобы так открыто, в немецкой форме, да еще такой толпой наши по тылам шастали, я не слышал никогда!

Курков открыл рот, явно вознамерившись возразить Николаю, но Стариков замахал руками, резко замотал головой:

— Знаю, знаю! Попытки заброса таких групп в тылы немцев предпринимались, но к сожалению крайне не успешные. Источники по этому поводу лишь глухо сообщают, что в связи с недостаточным знанием немецкого языка наши диверсанты мгновенно вычислялись немцами…

Так так. Как это не удивительно, но при полном молчании этих неизвестных парней, которые забросили нас в пекло войны, потихоньку начало складываться вполне чёткое понимание того, что они ждут от нас конкретных действий. Иначе эти парни из будущего, просто не стали вкладывать в наши черепушки знание немецкого языка. И как только грузовик роты пропаганды остановился возле нас, так сразу всё очень быстро и закончилось бы. Интересно, а почему нам одновременно с немецким языком не дали четкие распоряжения? Пойдите в пункт "А" сделайте там то-то и то-то, а потом идите в пункт "Б". Наверно, на этот счет у наших потомков существуют ограничения. Может нравственные, религиозные, а может и просто технические. Здесь остаётся только гадать…

В отличии от меня Стариков не занимался гаданием на кофейной гуще, а резкими рублеными фразами вбивал факты в наши с Мишкой головы:

— А вот немецкие диверсанты, особенно в начальный период войны действовали пусть не самым лучшим образом, но увы, весьма неплохо. Недоброй памяти батальон "Бранденбург- 800" натворил немало бед, пролил много крови, — Николай немного помолчал, резко поднялся и сильно волнуясь на одном дыхании, выпалил:

— А не пора ли отдать должок немцам? Как вы считаете, мужики?

Герр унтер-офицер Байер скосил глаза на пришитого чуть выше правого кармана кителя немецкого орла со свастикой в лапах, провёл по нему рукой, недобро улыбнулся:

— Хоть в "Бранденбурге" не только немцы служили, но должок всё равно именно за ними записан! Я вот сейчас шёл, про Брестскую крепость вспоминал, так меня всего просто наизнанку выворачивало, — Мишка, как прилежный школьник поднял вверх руку. — Короче. Я по-любому согласен. А ты, Пройсс?

Широко разведя руки в стороны, я шутливо пробасил:

— Ну, дык. Мы в деревне никогда супротив хорошего дела поперёк не идём. Озимые там вспахать, иль яровые взопреть, енто мы завсегда согласные!

Герр лейтенант от души рассмеялся, хлопнул меня по плечу:

— Тогда пошли к нашим. Обсудим детали.

В этом обсуждении, в отличие от предыдущего, я принял самое живое участие. Отчаянно спорил с товарищами, выдвигал предложения, яростно напирая на то, что в прошлом году прочитал одну главу из книги "Тактика партизанской войны в период 1941 — 1944 годов". В общем проявлял недюжинную активность. Честно говоря проделывал все эти действия, для того, чтобы хоть немного приободрить людей, внушить уверенность в свои силах. Так как некоторые ребята сидели с весьма растерянными лицами. А где растерянность, там как известно вскоре вырисовывается уныние и тому подобные безобразия. Минут через двадцать пришли к закономерному выводу — необходимо добыть оружие. Решили, что для этого дела, нам нужно держаться подальше от скоплений войск, а при встрече с малыми группами немцев действовать по обстановке. Ну, а первым делом необходимо найти воду. К сожалению в овражке её совершенно не наблюдалось и герр лейтенант построив взвод, дал команду на начало движения. Мы дружно затопали сапогами по пыли. По обе стороны дороги простиралась бесконечная донская степь.

Оглавление

Геманов Олег Алексеевич Тыловики Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg