«Северный гамбит»

Северный гамбит (fb2) - Северный гамбит [СИ c издательской обложкой] (Морской Волк - 6) 1750K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владислав Олегович Савин

Савин Влад Северный гамбит

Лазарев Михаил Петрович, командир АПЛ К-25 "Воронеж". Баренцево море

Атомарина почти беззвучно скользит в глубине. Курс норд, над головой двести метров холодной арктической воды.

— Контакт, пеленг 355, цель надводная!

— Классифицировать цель!

И до боли знакомый сигнал боевой тревоги. Топот ног и стук задраиваемых люков. Нет в экипаже незанятых делом, "пассажиров", все стоят на боевых постах и знают, что им предстоит делать — если я отдам следующий приказ. Если цель будет классифицирована как вражеская… ударный авианосец класса "Нимиц", например?

Этого я и боюсь. Потому что мы в Баренцевом море, и сейчас 1943 год от Рождества Христова. По крайней мере, так было, когда мы вышли из Северодвинска (пока еще Молотовск), трое суток назад.

А еще четырнадцать месяцев тому назад мы шли примерно в этом районе и этим же курсом — и был год 2012.

Провал во времени — природный феномен, или игры каких-то "зеленых человечков"? Ответа на этот вопрос мы не получили, и вряд ли когда-нибудь получим. Но, совершенно неожиданно оказавшись в июле сорок второго года, мы вломились в события этого мира, как слон в посудную лавку — и если виной всему была чья-то сознательная воля (а тут и в божественное вмешательство поверишь, не то что в инопланетян или потомков из века тридцатого), то представляю, как кто-то сейчас хватается за голову, или злорадно потирает руки, или щупальца, что у них там есть. Глядя что творится с хрупкой тканью мироздания, которая рвется и кроится теперь по совсем другим чертежам.

Хотя есть авторитетное мнение самого академика Александрова (которое поддерживает наш мех, командир БЧ-5, Серега Сирый), что это уже не наше прошлое, а некий "параллельный мир", будто история с момента нашего вмешательства разветвилась, как рукава текущей реки. И то, что будет здесь, пока никак не предопределено. Хотя существует какая-то связь между "параллельными", некая "эластичность" истории — но тут разговор между научными светилами заходит в такую квантово-энштейновую высоту, что я перестаю понимать. Мне существенно лишь одно: этот мир может прогнуться под нас, и совсем не обязательно, мы под него. Чем и занимаемся, по мере возможностей.

Мы пришли в этот мир, по здешнему времени, 5 июля 1942 года. И уже никак не успевали предотвратить разгром конвоя PQ-17, тем более что нас выбросило где-то у берегов Америки. Но вот на немецкой "операции Вундерланд" мы оторвались по-полной — какие фото в газетах по всему миру, линкор "Адмирал Шеер" сдавшийся нашему пароходу "Сибиряков", ну а как не сдаться, если до того получил от нас самонаводящуюся торпеду по винтам, и предупреждение, что при первом же выстреле следующий наш залп будет в борт, и шлюпок спустить не дадим, а тонуть в ледяной воде страшно, тут писатель Пикуль совершенно прав? Теперь бывший "Шеер", переименованный в "Диксон", в составе нашего Северного флота, и уже хорошо поучаствовал в освобождении Петсамо. А немецким субмаринам, поддерживающим "Шеер" и подошедшим после на выручку, мы устроили бойню, ведь в этом времени подлодки еще не умеют стрелять торпедами по вражеским подлодкам, кроме как на поверхности, нет еще ни таких гидролокаторов, ни самонаводящихся торпед. Затем была охота на "Тирпиц", правда, эту победу присвоили англичане, хотя даже американские союзники тогда назвали их действия "конокрадством". И другие славные дела, после которых немецкие моряки, те конечно, кому повезло выжить, с суеверным ужасом рассказывают о проснувшемся Великом Змее Ермунгард, плавающем в ледяных глубинах, или морском демоне из ада, призванным русскими на службу — не преувеличение, именно это я слышал в разведотделе СФ от пленных, подобранных с потопленного нами Z-38! Что еще могут предположить немцы, лишь смутно видя и слыша, как под водой движется что-то и топит их корабли — причем возможности объекта далеко за гранью техники и науки этих времен?[1]

Но мы изменили историю не только торпедами. Информация, переданная руководству СССР, оказалась еще более важна. Даже сам факт, что мы победим, это уже много для морального духа — а если к нему прибавить все доступные нам сведения об Отечественной Войне? Вооружение, тактика, методика обучения? Знания о будущих ошибках? Персоналии, кто покажет военный талант, а кто наоборот? Немецкие секреты, не считающиеся таковыми в 2012, но очень актуальные здесь? Умение читать любой немецкий шифр, не рассчитанный противостоять компьютерам двадцать первого века? В результате, в этом параллельном (а хоть перпендикулярном!) мире удался "Большой Сатурн", окружение и разгром не только армии Паулюса под Сталинградом, но всего южного крыла немецкого фронта, бывшей группы армий "Юг". А до того был разгром немцев в Заполярье, причем мы освободили не только Петсамо и Киркенес, но и гораздо большую территорию северной Норвегии, чем в нашей истории в сорок четвертом. И прорвали, а затем сходу сняли блокаду Ленинграда, зимой сорок третьего[2].

И эта потеря оказалась невосполнимой — заменить погибшие войска Гитлеру было нечем. Тогда он попытался объединить против "русских варваров" всю Европу, провозгласив Еврорейх — Франция и Испания вступили в войну на его стороне, а также Польша, Бельгия, Дания и прочая мелочь. Под руку Еврорейха перешел французский флот, в этой истории не затопленный в Тулоне — а также Гиралтар, Мальта, Северная Африка, где получивший подкрепления Роммель наголову разбил англичан, и в этот раз не задержавшись в Эль-Аламейне, форсировал Суэцкий канал, взял Каир, продолжил наступление в Палестину, Сирию, Ирак. Причем его поддержала Турция, напав на разваливавшуюся Британскую Империю — на востоке, прорвав фронт в Бирме, японцы ворвались в Индию, тут же превратившуюся в кипящий котел хаоса, войны всех против всех. Итальянцы же развернули наступление в Эфиопии, Судане, Сомали. В Берлине трубили победные фанфары — но плохо было на Восточном фронте. Пятьдесят погибших "ветеранских" дивизий чистокровных арийцев никак не могли быть заменены даже большим числом французов и прочих европейцев, не имеющим ни такого боевого опыта и выучки, ни желания умирать за бесноватого Адольфа. В этой истории не было Курской Дуги, потому что не было и Харькова зимы сорок третьего, наши в темпе вышли к Днепру еще весной. Геббельс вопил, что "Днепровский вал неприступен" — но если мы сумели прорвать его там, в иной истории, после тяжелой Курской Битвы, имея против исключительно немцев — то теперь, когда Днепр был исходным рубежом для еще свежих советских войск, а на той стороне больше половины были "сборная солянка" со всей Европы, результат был ясен изначально.

Общий итог же, сейчас на нашем фронте картина, близкая к осени сорок четвертого, нашей истории. Однако события повторяются, лишь сдвинувшись на год вперед, "эластичность" ли это, или простая логика? И здесь были "Багратион" в Белоруссии (не было потерь Курска, да и на Днепре много меньше, так что ресурсов хватило), и переход на нашу сторону Румынии, а заодно и Болгарии, и разгром немцев в Крыму. И Варшавское восстание, поддержанное английским десантом (вот только глава его, генерал Бур-Коморовский, в воинственности зашел так далеко, что потребовал от мирового сообщества последующего суда над Сталиным и Гитлером одновременно, а также Киев, Минск, Смоленск и Кенигсберг, в компенсацию польских потерь). Так что теперь разъяренный фюрер бросил на Варшаву корпус СС с приказом стереть с лица земли — а Сталин, зная как и в иной истории Коморовский нас предал, не то чтобы не шел спасать, но делал это не спеша, без лишних потерь, помня что жизни наших советских солдат стоят много дороже, чем вся их "армия Крайова". Геббельс заявил, что сейчас в Еврорейхе под ружьем стоят десять миллионов — вот только чистокровных немцев среди них гораздо меньше, чем было у нас, а боевая ценность прочих европейцев не слишком велика.

Советские же люди посмотрели фильм "Обыкновенный фашизм". И прочли в "Правде" опубликованный "план Ост", узнав, что собирались сделать с ними Гитлер и его шайка. Так что с боевым духом все в порядке, на фронте и в тылу — ясно, что нам с фашистами в этом мире тесно, кто-то исчезнет, и это будем не мы. Немцы же не придумали ничего лучше, чем устраивать "черные мессы", кровавые ритуалы, где пленных приносили в жертву на черном алтаре — что отнюдь не прибавило Еврорейху авторитета, уже по всей Европе говорят, что не пора ли их солдатам перебить надпись на бляхах с "Готт митт унс" на "Тойфель митт унс". Впрочем, они и в нашей истории тратили на Аненербе, "мистическую академию", больше, чем на свою же атомную программу[3].

А вот советский атом в этой истории родится раньше. И может быть, даже опередит "Манхеттен". И мы тоже приложили к этому руку — и информацией, благодаря чему у янки сорвался "чикагский эксперимент", а двести пятьдесят тонн урановой руды незаметно перекочевали со склада в Нью-Йорке на борт советского судна, и операцией в Атлантике, за которую я получил вторую Золотую Звезду (первую — за "Тирпиц" и "Шеер"), в результате которой еще триста тонн уранового концентрата, перевозимых из Бельгийского Конго в США для нужд "Манхеттена" так же случайно оказались в СССР, а еще утонул линкор "Айова", и что-то там по мелочи, включая подвернувшихся под руку (вернее под торпеды) испанцев — но там еще и настоящие немцы хорошо отметились, а не только бриллиантовый мега-ас кригсмарине и лучший подводник всех времен и народов Вольфганг Лют, которого мы сдали в Полярном конвою НКВД, и от чьего лица мы слали по радио подлинным немецким шифром победные реляции. Так что американцы сейчас винят во всем "проклятых гуннов", ну "а вас там нэ было, товарищ Лазарэв, вы поняли мэня?"[4].

Да, я говорил с товарищем Сталиным, как и с Лаврентий Палычем Берией тоже. И искренне считаю его Вождем. Не идеалистом, не пламенно-твердокаменным борцом за народное счастье и против "последней слезинки ребенка", не добреньким и всепрощающим — а Хозяином. Политиком, предельно практичным, жестким, даже в чем-то циничным — но подчиняющим все в себе и других одной цели: строительству Державы. Для него это было его детище, его творение, ну как встречается у иных умельцев увлечение клеить кораблики в бутылке или собирать из спичек модели дворцов. И он строил Державу, Империю, по тем принципам, какие сам считал правильными, безжалостно уничтожая все, что мешает — но в то же время был достаточно умен, чтобы внимательно выслушать, собрать информацию. И у него была невероятная работоспособность и упорство — и конечно, умение организовывать, управлять людьми. Теперь же он узнал, чем кончатся его труды — может быть хорошо, что меня не было рядом, когда он читал переданные ему книги, и доклад Хрущева на Двадцатом съезде, и смотрел на компе фильмы и видео из наших времен? Когда же мы общались, он был спокоен, по-деловому задавал четко поставленные вопросы. Тиран, диктатор, преступник — мне глубоко плевать, как называют его демократы (или дерьмократы? демокрады?). А важно, что он увидел Цель, и теперь не свернет и не успокоится. Сделать так, чтобы не было "перестройки", развала девяностых и гибели великой страны. И это мое искреннее желание — так что у меня нет сомнений, кому служить, за что драться насмерть.

И теперь я знаю, что этот мир будет иным — лучше, или хуже того? Но иным, без сомнения. А уж мы постараемся, чтобы стал лучше.

Так жить нельзя — орет телеящик. Ну что делать, если Россия, это страна дураков?

Глобализация? Обязательства перед ВТО? Конъюнктура мирового рынка? А какая разница — для тех, кому не на что жить?

Так жить нельзя. Производства стоят, людей выбрасывают на улицу — все прилавки завалены дешевым китайским товаром. Работающие предприятия отдают в частные руки — приток капитала, инвестиции! — затем лишь, чтобы новые хозяева быстро вывезли все что можно и закрылись, нерентабельно! А из телеящика, "лучше работайте, чтобы заработать". Потребляйте, потребляйте — неужели вы еще едите нашу картошку с нитратами, есть же турецкая, генно-модифицированная, дешевая, уже без кожуры, и с ананасовым вкусом! Ну кто сейчас покупает отечественные товары, совершенно не соответствующие мировым стандартам? А наше образование, медицина, это просто ужас, наследие советских времен — хотя, ну что вы хотите от бесплатного?

Вы за вхождение России в мировой рынок? Тогда примите общемировые цены на газ, бензин, электричество — первое требование ВТО, без выполнения которого нас и на порог не пустят! И мы не забыли и об электорате, повышен минимальный размер оплаты труда! (правда, если пересчитать ежедневно, как раз хватит на один батон, или одну поездку в общественном транспорте, на выбор). Напоминаем, что своевременно и полностью платить за ЖКХ, это первейший долг каждого гражданина — что значит, вы потеряли работу, в цивилизованных странах в таком случае меняют жилплощадь на более дешевую? Марш в барак на окраине, три метра на человека по соцнорме! Нет, мы не можем допустить, чтобы ваши дети так страдали — по новому ювенальному закону, им будет предоставлено место в самом лучшем детдоме! А там им повезет попасть на усыновление в состоятельную западную семью (вы же разумные люди, чтобы верить сказкам про малолетних рабов, секс-игрушки для утех и даже поставщика органов-трансплантантов?). Слушайте, давно уже нет совка — ваши проблемы, это только ваши проблемы! А мы не так богаты, чтобы заниматься благотворительностью.

Орет телеящик, валить надо скорее из этой дурацкой страны, если у вас есть хотя бы миллион "зеленых" — ну а если нет, с вами и говорить не о чем (если вы не сумели ничего украсть, то вы лошары и совки, не приспособившиеся к рынку)! Светская хроника — отдых российской бизнес-элиты в Куршевеле (смотрите, как живут и развлекаются лучшие люди России). В Москва-Сити открыт новый офис "Газпрома", стеклянная игла километровой высоты, вошедшая в десятку самых высоких сооружений мира! Европарламент возмущен, что закон об обязательной квоте для представителей секс-меньшинств в российских законодательных органах всех уровней еще не ратифицирован Госдумой. Не храните ваши деньги дома в чулке, а несите их в наш банк Московского Международного Маркетинга, обещаем прибыль в 2020 процентов годовых!

Мировые новости — визит Президента России в Вашингтон. Господин президент, подпишите здесь и здесь, олл райт, теперь вы свободны, вот чек на наш банк и ключи от уютного домика в Оклахоме. Мировое сообщество обеспокоено гуманитарной катастрофой в России, и возможным прекращением ею своих обязательств по поставкам энергоносителей на мировой рынок, и по просьбе законных российских властей вводит на ее территорию миротворческий воинский контингент, каждая страна-участник в свою зону оккупации согласно мандату ООН. Призываем население отнестись к этим вынужденным мерам со спокойствием и лояльностью!

Одной из важных задач мирового сообщества по отношению к России будет утилизация экономически избыточной части ее населения.

Свят-свят, вот снится же такое! То ли просто игра воображения, то ли мозг во сне работает как приемник на сигнал из параллельных миров, то ли не дай бог, потихоньку съезжает крыша! Проклятый Меченый, вкупе с Борькой-козлом, вот отчего после вас от любой власти по умолчанию ждешь подляны, что она продаст нас за зеленые бумажки, "господин президент, подпишите здесь и здесь… олл райт, вот вам чек на наш банк и домик в Оклахоме, все, вы свободны" — а ведь мы, русские, прощаем Власти и грозность, и даже кровавость, не говоря уже о величии на костях, но категорически не переносим сдачи позиций чужим, а тем более служения чужому! Я помню Меченого и Борьку, про Путина же… не скажу ничего. И вы спрашиваете, меня, почему я хочу служить Сталину?

Здесь мой мир. И мой дом. Я так и не женился в том мире, двадцать первого века — сначала (в девяностые) был недостаточно успешным, затем (в двухтысячные) другие были более успешными. "Армия, это анахронизм, чем изнурять народ военной повинностью, и нести бремя военных расходов, гораздо эффективнее встроиться в существующие международные системы обеспечения безопасности", сам слышал ЭТО по ящику в интервью какой-то важной политической фигуры! Ага, встроиться — двадцать второе июня вам напомнить? В девяностые нас не бомбили, как Сербию, не решились, хотя какая-то сучка кондолиза вякала, "богатства Сибири не должны принадлежать одной России, а всему цивилизованному миру", но не решились, боясь не каких-то там санкций ООН, а ответного удара! Понимали ли это те, кто тогда называл нас "тупой военщиной" и "дармоедами" — забыв про извечное правило, страна, не желающая кормить свою армию, в итоге будет кормить армию чужую.

Зато здесь защитники Отечества в большой цене и уважении! Аня, Анечка, так и не узнаю уже, про тебя ли я читал еще в том мире. Была там в минском подполье "товарищ Татьяна", под стать легендарному Кузнецову, немногим ему уступая — в нашей истории погибла, за две недели до освобождения всей Белоруссии, и было ей всего двадцать два года, красивая, ей бы жить и детей родить. Ну а здесь она оказалась среди хранителей нашего секрета, одной из немногих посвященных в нашу главную Тайну. И кажется мне, товарищи Сталин с Берией решили на ней обкатать, как наше мировоззрение, наши идеи, повлияют на человека отсюда. Результат — Аня искренне считает, что наибольшие враги нашей страны и народа, это Гитлер, Горбачев и Ельцин. И не дай бог, ее бы закинуло в наше время — если она сумела в сорок первом, заброшенной в Минск, с нуля подпольную организацию создать.

Вот только этого не надо, не отпущу я тебя никуда. Потому что уже неделю как ты моя законная жена, Лазарева Анна Петровна. Ты провожала меня, когда мы уходили из Северодвинска — ты, и другие местные девчата, или уже жены, у нас в экипаже уже двадцать человек нашли себе пару на берегу. Как Ассоль Грина — интересно, кто из вас придумал, сшить из алой ткани летящие накидки, какие иногда носили вместо пальто женщины в начале следующего века? И представьте картину, несколько десятков красавиц, одетых так (не только жены, но и кто-то из пока "просто знакомых") стоят на пирсе, и машут нам руками, а ветер баллов шесть-семь, треплет и вздувает их "алые паруса" — я лишь мельком оглянулся, у командира на мостике хватает других дел, при отходе от стенки в такую погоду, жаль не было фотоаппарата, а вот Дима Мамаев оказывается успел, после в кают-компании все смотрели снятый им видеоролик. Очень красиво, вдруг еще традицией станет, женам и невестам встречать и провожать корабли своих родных, надев алый цвет?

Так что я вернусь к тебе, Аня-Ассоль, ты только дождись.

— Классифицировать цель!

Снится ведь всякое — до того было, что мы вот так же выйдя из базы в сорок третьем, в точке рандеву встречаем атомный авианосец "Адмирал Лазарев" с эскадрой, сейчас снова 2012 год, только в мире уже почти полный СССР. А в последний раз сон был наоборот, про победу мировой демократии — так что если навстречу действительно "Нимиц", или что-то ему подобное, обеспечивающее действия миротворцев, так две "шестьдесят пятых" еще с наших времен у нас до сих пор в аппаратах, специально на крупную дичь. И полный боекомплект местных изделий, далеко не самых плохих и вполне боеспособных. Я ведь не Президент, и ничего не подписывал!

— Цели классифицированы: эсминцы тип "новик".

Гора с плеч — и слава богу, никто не заметил. Значит, мы по-прежнему в сорок третьем. И все идет по плану — "Куйбышев" и "Урицкий" ждут нас в условленной точке, для эскорта в Полярное. Корабли постройки шестнадцатого года сопровождают атомный подводный крейсер, выглядит как полный сюр! Хотя "Куйбышев", бывший "Капитан Керн", достроили уже при Советской Власти, а вот "Урицкий", в бытность свою "Забиякой", вошел в историю, в ту самую октябрьскую ночь стоя на Неве рядом с "Авророй", правда по Зимнему не стрелял. Сейчас уже старички, двадцать шесть лет для боевого корабля, это возраст — но корпуса еще крепкие, машины пока тянут, пушки-"сотки" Обуховского завода и для этой войны пока на уровне, ну а зенитки, радары и акустику на них поставили недавно, по меркам сорок третьего совсем новье. А главное, взаимодействуем мы конкретно с этой парой, давно и успешно, еще как Петсамо брали в прошлом году — и это очень важно, когда командиры кораблей эскадры между собой сработались, понимают друг друга с полуслова.

Сейчас всплывем, обменяемся опознавательными. И курс на Главную Базу, Полярное — давно уже знакомый. А там узнаем, чем нас на этот раз решили озадачить.

Уж очень хочется линкор потопить! А то "Тирпиц" нам не засчитали, "Айову" не засчитали. Хоть кто-то попадется, до конца войны?

И что Аня сейчас делает?

Анна Лазарева, Северодвинск

— Ну сучка, ну про...дь! — да, капитан ГБ Воронов очень не в духе — а еще порядочную из себя изображала, подстилка английская! Ну, у нас еще не было, чтобы не призналась, и не подписала. Стерва!

— Выражения выбирайте, Николай Константинович — обрываю его — вы что, не знаете, что Стервой здесь часто называют меня? И моих помощниц тоже.

— Простите, товарищ Лазарева — смутился Воронов — сорвался, злость берет. Красивая же, могла кого из наших парней осчастливить — так нет, англичанина ей захотелось! У него что, х… хм, простите еще раз!

— Квадратный? — усмехаюсь я — вы, Николай Константинович, так орали, что я отсюда слышала. Слова я всякие знаю, от партизан и морячков, так что смутить меня сложно — вот только кому вы здесь и сейчас это говорите, что-то я в этой комнате врагов народа не вижу? Давайте договоримся, что вы впредь ко мне, как к женщине и товарищу, будете уважение проявлять — ну а с подследственными, на ваше усмотрение.

Воронов кивает. Видно, что ему неприятно и непривычно, будучи старше и годами и званием, оказаться у меня в подчинении — но с приказом не поспоришь. Я беру со стола протокол допроса, читаю. Итак, Пашкова Таисия Мироновна, 1920 года рождения, русская, беспартийная, из крестьян… обвиняется в том, что, вступив в связь с гражданами Великобритании, список в три фамилии — не поняла, она что, со всеми одновременно?

— Нет, товарищ Лазарева — Воронов упорно обращался ко мне так, а не официально, по званию — меняла как перчатки, одного за другим. Это те, кого мы установили — возможно, были и прежде. Этот вот последний, с ним разглашение и произошло.

Эндрю Беннет, суперкарго с парохода "Кассиопея". А пароход ушел вчера вечером, так что с этого мистера уже не спросишь. Читаю протокол, ну все как обычно! Захотелось дуре принца, причем заграничного, "интердевочке" будущей, думает что все, как там у Маяковского было:

А дуре кажется, влюбленный клерк

На ней жениться приходит в Воллстрит.

И верит мисс, от счастья дрожа,

Что я долларовый воротила,

И что уже на других этажах,

Для ней готовы и стол и квартира.

В множественных и частых связях не замечена, значит не за деньги, а точно, принца искала, который увез бы тебя в свою страну, и жили бы вы там долго и счастливо. Ну и черт с тобой, вот дурь бы из тебя выбить — но зачем язык-то распускать? Так было разглашение, или мои девчонки перебдили? Если не было, а лишь связь с иностранцем, то малостью отделаешься. И выйдешь после замуж за нашего, рабочего парня, и будете вы с ним жить-поживать, добра и детей наживать. Читаю дальше.

Ох, черт! Тут и мне захотелось выматериться. Было. Все подтверждается. Ну кто тебя за язык тянул, идиотка! И тебя, и всех кто тебе разболтал! Слухи, треп — пока не дошли до ушей тех, кого не надо! Воронов у окна курит — даже он не знает пока, прочел, не зацепившись. Не понял, что эта, с куриными мозгами, разгласила иностранцу тайну "ОГВ"! Теперь точно, пустяком не отделается.

Если коротко: на пароходе "Краснодон" был некий матрос (ФИО записано). Наш, правильный парень, комсомолец, советский человек — а у него девушка, тоже комсомолка, и советская. И матрос, хотя давал подписку о неразглашении, все ж не удержался рассказать своей… (интересно, в горизонтальном положении или стоя?), что было у берегов Африки. Без всякой подлой мысли, наоборот — как нам товарищи интернационалисты помогают, мы всей командой перегружали в море ценный минерал, который для нашей промышленности важен, а мировая буржуазия злостно отказалась, так нашлись товарищи, кто нам знать не положено, но меж собой они по-английски, по-испански, и даже по-немецки говорили, живет значит идея Мировой Революции и дело Коминтерна! Даже про марлевые маски рассказал, что минерал этот редкий и ядовитый. Но ты молчи, Маня, это большой секрет, я же подписку давал о неразглашении, Особому отделу!

Триста тонн уранового концентрата, не доехавшего до "Манхеттена", исчезнув в море. Их разведка наверное, сейчас море ложками вычерпывает и через решето пропускает, чтобы узнать, куда делся груз. И если они узнают о причастности к этому СССР — мне даже представить страшно, что будет! А ведь британцы и янки, это одна компания, информацией поделятся обязательно!

Ну а дальше, как у Пушкина — "никому не сказала, кроме как попадье". У этой Мани тоже была лучшая подруга, которая "совершенно точно, никому и никогда", но ты молчи, это страшный секрет! И ведь самое худшее, что они честно пытались этот секрет соблюсти! Болтай они налево и направо, мы бы о том гораздо раньше узнали, а так — одна из наших оказалась в числе посвященных, когда "поезд уже ушел"! Хотя далеко ли? "Кассиопея" еще в наших водах — теоретически еще можно, плавающая мина, или торпеда в борт от "неопознанной" подводной лодки. Но это точно, не моя компетенция!

Ну почему именно сейчас? Если бы дядя Саша… товарищ Кириллов был здесь! А теперь — нет, инструкции мне даны, как раз на такой чрезвычайный случай. Всего лишь, доложиться самому товарищу Берии и ждать от него указаний!

Связь ВЧ у нас здесь же, на территории "бригады строящихся кораблей" (как для непосвященных именуется в/ч, обеспечивающая базирование атомной подлодки), впрочем этим же узлом связи пользуются и научники. Идем туда, оставляю Воронова за дверью, сама снимаю трубку. Ой, страшно!

Лаврентий Павлович долго не подходит, занят наверное государственными делами, от которых я его отрываю. Наконец слышу его голос, и собрав в кулак всю свою волю, докладываю. Душа уходит в пятки, но стараюсь говорить четко, коротко и ясно. Товарищ Берия сначала молчит, а затем слышу:

— Зам Кириллова, Воронов кажется, рядом? Позови его — а сама пока подумай, как ситуацию исправить.

Зову Николая Константиновича. Ясно, решил его старшим переназначить — значит, кому-то придется ввести его в курс, что такое "Рассвет"? Не по телефону же, хотя и ВЧ? Ой, а что со мной будет? Разжалуют наверное, из старших назад в лейтенанты, это как минимум…

Воронов уверенно подходит, берет трубку, и… Такой вид, словно ему в руку сунули гранату Ф-1 с выдернутой чекой! Лицо у него становится белым, как бумага — и остается лишь догадываться, что говорит ему товарищ Берия, но это явно не приказ принять на себя руководство. Это длится довольно долго, минуты две, или даже три. Наконец Николай Константинович, с таким же белым лицом, протягивает мне трубку — вас, товарищ Лазарева!

— Ну что, товарищ старший лейтенант госбезопасности — ох, выделил это слово, значит не разжалует — что-нибудь придумали?

— Так точно, товарищ Народный Комиссар! Представить все, как провокацию немецкой разведки, распространяющей вредоносные слухи, имеющие целью вбить клин в отношения СССР и его союзников!

В трубке смешок — или мне показалось? И уже другим тоном, более веселым:

— Я рад, что не ошибся в вас, Аня. Воронов вам в помощь, слушайте его советов. Действуйте — и через сутки жду от вас доклад, что сделано.

Капитан ГБ Воронов Николай Константинович

Замечание, предупреждение, расстрел. Замечание с предупреждением у меня уже есть… ну а третья стадия, это как правило, если есть тяжкие последствия, обычно же просто разжалование с понижением. Черт, ну говорил же товарищ Кириллов, ты исполнитель хороший, безотказный — но надо все ж и голову иметь, чтобы хотя бы предвидеть иногда, про инициативу уж молчу? Я пытался — за это замечание и получил, неснятое, вот странно, капитана утвердили, а взыскания так и остались?

Снимут одну шпалу, черт с ней, переживу. Но если это ТАКОЙ уровень, то могут ведь… Или загонят куда-нибудь в Оймякон, где лето тридцать первого июля начинается, а первого августа уже снег — и пожизненно, в отличие от зека, которым лишь отсидеть и выйти. Но за что, я-то тут при чем? И Александра Михайловича нет, товарищ Кириллов бы словечко замолвил хоть самому наркому, уж сколько вместе работаем!

А Лазарева эта… ну точно, стерва. Но умная. Потому ей и фартит — даже если и ошибется, то быстро придумает, как исправить. И ведь далеко пойдет — похоже, Кириллов всерьез ее на свое место наметил здесь, в Молотовске — кончится ведь скоро война. Да еще муж ее явно в фаворе у Хозяина, как бы не больше, чем комфлота. И ее прямой вины тут нет, да и дела только что приняла, так что наказывать ее всерьез точно не в масть, даже на взгляд Самого. А так как виновный все же должен быть, если пожар не погасим — ой, своей шкурой уже чувствую, кого назначат! И даже если Лазаревой все ж в вину поставят, я при любом раскладе вперед ее пойду!

Ладно, и хуже бывало! Сказал же товарищ Берия, дал надежду — исправляйте, ну это мы можем, хе-хе! Лазарева конечно умна — но вот всей нашей бюрократией, чтобы от и до, не занималась, так, местами! А сейчас, как я понял, бумажка, это первая забота! Как раз тот случай, когда не важно, как было, а важно, как записано.

Значит так, Анна Петровна, прежде всего, следственное дело, и чтобы было готово к завтра, оформленное как положено, со всеми датами, естественно, задним числом. Объекты, оперативные данные, материал разработки — кто, что, как, где, когда, вся шпионская сеть. Благо, резидент Абвера у нас уже есть, тот самый Грюннер, которым американца прижали — еще не исполнили, так и сидит. Остается лишь подобрать связи, общих знакомых, через кого этот Грюннер приказывал враждебные слухи распространять. Ну а всю разработку по ним мы сами изобразим, и даты проставим, не извольте беспокоиться, вам только, завтра с утра, ознакомиться и подписать. А уж фигуранты во всем сознаются, и признания напишут.

Ну, Анна Петровна, мы ж не звери. Помните, как из всех гансов именно Грюннера выбрали в резиденты Абвера? Ершистый, строптивый, все разговоры вел, что Германия это великая страна и всегда будет юбер — вместо того, чтобы молча работать, а нам такого не надо! И сами же немцы, его товарищи по бригаде, нам доне… сигнализировали, и не единожды — теперь и им урок, как надо себя вести, а как категорически не рекомендуется! Так и с прочими, зачем мы информацию собираем, что вот такой-то что-то неподобающее сказал или еще какой малый грех? Всех брать, кто работать будет — а вот если понадобится, как у нас сейчас, чтобы честных людей не трогать, а только сомнительных. Да и не к вышке их, а всего лишь в Норильск — другим наука.

Вот только эту Пашкову однозначно придется по-полной. И всех прочих, кто знает — то, чего знать категорически не должны, насколько я понял! И это уже не шитье дел, а всерьез, мало ли кому они завтра сболтнут. За это товарищ Берия с нас обоих вместе спросит, уже без всякой пощады. Хотя конечно, хорошо бы их удалось как-то к Грюнеру привязать, чтобы лишних людей не расходовать. Люди все же не трава, как сказал товарищ Сталин, и год сейчас не тридцать седьмой.

Просто, политическая необходимость такова, что надо иногда, скажем так, не совсем виновного оформить. Ради блага всех остальных.

Вы, Анна Петровна, в органах год всего, ведь партизаны и подполье, это все ж несколько иное. А я с сорокового, а раньше на границе служил, и дело имел со всякой швалью, шпионами, бандитами, контрабандистами, такого насмотрелся. Так что, привыкнете!

И снова Анна Лазарева

Дура, дура. Вот понимаю, что предтеча будущих "интердевочек", а все же жалко. Воронов за столом, бумаги раскладывает, я будто так зашла, а эта на стуле напротив. Вид у нее, не скажу что сильно запуганный и сломленный. А скорее, как у школьницы, которую к директору вызвали, за разбитое окно.

— Зачем англичанина-то? — спрашиваю я — что, наших парней не хватало?

— Наши — бросает она, будто с презрением — а тут, настоящий лорд.

— Лорд? — смеюсь я — что он представлялся тебе аристократом, четвертым сыном кого-то там, показания твои читала. А ты поверила, дура? Суперкарго, это второй помощник капитана, всего лишь. Да и будь он даже настоящим сыном британского лорда, у них же майорат, то есть старший сын получает все, а прочим, дырка от бублика. Тебя, дуру, просто валяли за красивые сказки, а ты верила?

— И пусть! — вдруг почти кричит эта дура — а если я хотела? Хотела верить, что вот этот, лорд, завтра увезет меня куда-то, где мы будем жить счастливо? А то у нас про один лишь план, и эту войну проклятую, а где любовь? Надеяться хотелось, что вот завтра, завтра, снова завтра! И сейчас мне так жить легче. Чем наши серые будни, на заводе одиннадцать часов, после лишь в койку, и снова!

— А дальше что? — спрашиваю — зачем нужны мечты, если их нельзя воплотить? Тогда они, как опиум для народа, смотри розовые сны, сидя в грязи.

— Ну не всем же адмирала удается окрутить? — вдруг щерится она, как зверек, смотря на меня с ненавистью — сама-то ходишь во всем буржуйском? А твои собачки моего Андрюшеньку грабили и били, когда он ко мне шел, "наши женщины, это наше достояние", я вас просила, меня защищать? Я, чтобы вы знали, передовичкой была, и в комсомол заявление подавала, а мой отец в Красной Армии с восемнадцатого, и первым колхоз организовывал в нашем уезде!

Я даже не знаю, что ответить. Тут вмешивается Воронов, и разговор идет на повышенных тонах. Короче, выясняется, что в убеждениях этой дуры сущая мешанина — у нас надлежит всем маршировать строем, разговаривать лозунгами, одеваться в дерюгу, "быть как все", женщинам рожать будущих красноармейцев, и без всяких там нежностей-ухаживаний, поскольку это разлагает. Но так как товарищ Сталин провозгласил, что социализм в одной стране, то все это исключительно у нас, а за границей совсем другое — и любовь, прекрасная как сон, и утонченно-изысканные лорды, целующие дамам ручку, и роскошные дворцы, и красивые платья… ну в общем, все прилагающееся. Тебя кто этому учил? Отец, солдатским ремнем вбивал, как социализм-коммунизм строить, ну а я по ночам книжки всякие читала, отец малограмотный был, лишь посмеивался. По бумагам, отца твоего в тридцать седьмом… потому тебя в комсомол и не приняли. Да, в своем колхозе ты так и осталась бы с мечтами — но угораздило же попасть туда, где есть самые настоящие иностранцы, вот и переклинило мозги, все время живу как положено, план выполняю, но хоть на минуту туда заглянуть, в мир мечты!

— Так и запишем — сказал Воронов — дочь осужденного троцкиста. Плюс искажение учения товарища Сталина относительно принципов построения социализма в одной стране и справедливой оплаты по труду. В итоге имеем скрытого врага советского строя. У вас есть возражения, товарищ Лазарева?

Я лишь пожимаю плечами.

— И что самое занятное, товарищ Воронов, что этой дуре только навесь лапши — она и побежала. Что за лордом, что за последним кочегаром, якобы грузившим в Африке бочки с алмазами от интернациональных товарищей. А мужики и пользуются. Может, выпихнуть её из страны следующим рейсом, из УК ведь меру наказания, высылку из СССР не исключали? Пусть к лорду катится, в Лондоне дальше панели не попадет.

Воронов секунду смотрит недоуменно, затем спрашивает:

— Так что, эту отпустить?

— Зачем? — отвечаю — она же дура, а вдруг своим ложным пониманием учения товарища Сталина еще кого-то с истинного пути собьет. Пусть посидит, пока бумаги оформим, и найдем еще англичан, кто бы это сокровище приняли на борт. Или думаешь, дура, твой суперкарго вернется — да он тебя забыл давно, у него таких как ты, в каждом порту, поматросить и бросить!

— А в самом деле! — подхватил игру Воронов — если на этой официально женится, ихний не то что лорд, но даже последний грузчик, то она уже вроде как подданная той страны, и может валить отселева ко всем чертям, а что с ней там будет, то не наше дело. А если такого не найдется, то налицо, в дополнение к вышесказанному, еще и разврат, подрыв моральных устоев, и дискредитация советских женщин в глазах мирового сообщества. Тогда — кайлом помашет, может поймет, чего лишилась. Ну что, будем ждать, пока этот твой Эндрю вернется, поскольку в тюрьме тебе другого найти будет затруднительно? Сама-то веришь, что он, как узнает, прибежит тебя замуж брать?

И тут эта дура заревела, как пароходная сирена, размазывая по лицу слезы. Прав был товарищ Пономаренко, подумала я, была бы у нас такая служба, что следила бы за такими, с кашей в мозгах, и помогала вовремя излечивать свои заблуждения. Может быть, и удержали бы человека от морального падения. Мечтать никому не вредно, вред когда эти мечты против настоящей жизни идут.

Дура не умолкала. Воронов протянул руку к кнопке, вызывая конвой.

Лазарев Михаил Петрович, командир АПЛ К-25 "Воронеж". Норвежское море. 7 сентября 1943

За вражьей лодкой началась охота, она от нашей гвардии услышит вой торпед… Пока чисто, никого не обнаружили. Курс 190, глубина 220, скорость 15 узлов. Место — примерно двести миль вест-норд-вест от Нарвика.

В этой истории, не без нашей помощи, морская война на севере приняла вялотекущий позиционный вид. Немцы сидят в Нарвике, но стратегическое значение, вывоз шведской железной руды, этот порт приобретает лишь зимой. Сейчас же редко-редко, вдоль берега, прячась в фиордах, проходит каботажный транспорт с текущим снабжением для гарнизона и 11й флотилии подводных лодок. Причем в нашу зону ответственности фрицы предпочитают не соваться, помня об устроенном нами подводном геноциде, а тихо-мирно пробираются в Атлантику, топить англичан. Хотя иногда отдельные экземпляры пытаются подняться к северу, то ли проверяют наши возможности, то ли просто отклоняются при обходе Британских островов. А так как других целей для активных действий СФ пока нет, да и тактику отработать надо…

Выглядит это так: наши самолеты, патрулирующие над морем, засекают цель бортовым радаром (у нас уже есть целый полк таких "всевидящих глаз"), и передают место, курс и скорость цели нашим подлодкам уже развернутой в море завесы. Обычно в этой роли выступают большие крейсерские, тип К, "котельниковский" дивизион — и быстроходные, и силуэт сильно отличается от "немок", что позволяет избежать "дружеского огня". Но их в составе СФ всего пять — так что к этой задаче привлекаются и "эски", хотя реже. Лодки против лодок — однако за лето общим старанием, уже пять зафиксированных побед!

И вот, немцы попробовали огрызнуться. Две недели назад, С-56 Щедрина, находясь на позиции ожидания, была атакована неизвестной подлодкой, и едва сумела уклониться от торпед. Так как силуэт "эски" мог сойти за немецкую, то сначала даже предположили, что переусердствовали свои, но расследование показало, что никто из наших, находящихся в море, атак не производил. Затем так же была атакована К-3, и тоже с трудом увернулась, причем на этот раз противник даже показал рубку, расчет сорокапятки успел открыть огонь, было ли попадание неизвестно. Ждать, когда кого-то потопят, Головко не захотел, и высвистнул нас. Поскольку противолодочные торпеды до лодок фронтовых дивизионов еще не дошли, да и как показали опыты с Щ-422, мы стреляли ими гораздо лучше местных товарищей.

Было и еще одно странное обстоятельство. Ни одна из атакующих "немок" не было замечена самолетами, ни до, ни после боестолкновений. А это было непонятно — моряки знают, для прочих же поясню, что субмарины этой войны были по сути "крокодилами", а не "акулами", нырять могли очень ненадолго, и как правило, непосредственно перед атакой, при обнаружении противника. Для немецкой "тип VIIC", восемь с половиной тысяч миль дальности надводным ходом, и всего восемьдесят миль под водой, еще объяснения нужны? То есть выдвигаться в район атаки и уходить после, немцы должны были поверху, так отчего же их не засекли? Причем летуны клялись, что никак пропустить не могли — вот график патрулирования, сетка маршрутов, ну должен был фриц хоть кому-то хоть раз попасться на экран! Головко даже приказал проверить, может в этих широтах радары дают сбой — нет, "катюшу" устойчиво засекали за сорок-пятьдесят миль! Шнорхели на немецких лодках в знакомой нам истории появились лишь в конце сорок третьего, пассивные радары "Метокс" тогда же, лодки нового поколения "тип XXI" вошли в строй с лета сорок четвертого, и то практически не воевали. Так может у немцев, после наших уроков, тоже прогресс ускорился? Короче — разобраться и доложить!

Вообще-то мы, формально входя в состав СФ, могли быть посланы в бой лишь с разрешения Ставки. Но в этот раз Москва дала "добро", а Кириллов намекнул, что эта миссия может быть для нас тренировкой к следующей, более важной. Значит, так тому и быть!

"Куйбышев" и "Урицкий" тоже идут с нами. Но держатся милях в двадцати позади, "для чистоты эксперимента". Предполагается, что мы будем обнаруживать дичь, и опробовать на ней противолодочные торпеды. Ну а если не получится, работаем как раньше — даем с нашей ГАС целеуказания для эсминцев, а они забрасывают фрицев глубинками. Еще задействован авиаразведчик, связь с ним через "Куйбышев". И истребители на базе Лаксэльв, той самой, где мы выбивали немцев "Гранитами", ждут в готовности, могут быть над нами через час. В общем, все имеет отдаленное сходство с корабельной поисково-ударной группой гораздо более поздних времен.

На исходе вторых суток, доклад от акустиков — контакт! Пеленг 100, дизельная, но сигнал какой-то странный, и по сигнатуре не опознается. Меняем курс, идем на сближение. Проходит пара часов. За это время мы успели не только сблизиться, но и передать информацию на "Куйбышев", а те летунам. От них приходит доклад, район обследован, противник не обнаружен. Что за черт?

Сближаемся еще. Саныч со своими из БЧ-1 колдует над планшетом, прикидывает элементы движения цели по изменению пеленга и уровню сигнала. Получается разброс от тридцати до пятидесяти кабельтовых, скорость пять-девять узлов. Что-то дизельное, на поверхности не видно. Ответ может быть один — подводная лодка под РДП.

Это устройство, попросту именуемое шнорхелем, вообще-то известно давно, изобретенное еще в 1913, русским подводником Гудимом, командиром лодки "Акула". Но сколько я вспоминаю историю, немцы до лета сорок третьего не интересовались им вообще, в июне провели испытания, массово на субмарины это пошло лишь в конце года. Вопреки бытующему мнению, для подлодки это совершенно не вундерваффе, а узкоспециализированный инструмент. Поскольку лодка под РДП и скорость имеет гораздо меньшую, при том же расходе топлива, и почти глуха и слепа, а при волнении это может быть просто опасным — у нас в шестидесятых на СФ лодка С-80 погибла именно так. И единственная польза, что можно преодолевать районы, постоянно контролируемые вражеской авиацией, с гораздо меньшим риском быть обнаруженным (сантиметровые радары, появившиеся у союзников в сорок пятом, и головку шнорхеля над водой секли). Теперь значит, мы на севере немцев так же загнали, как в нашей истории союзники в Атлантике год спустя.

Боевая тревога (что так поздно? А зачем людей зря изнурять?), торпедная атака! На двухстах глубины проскочить поближе (все помнят, что так шумность меньше, на большем ходу?). А вот теперь выходить на полсотни, глубину пуска торпед! Командую Бурому (командиру БЧ-3), первый аппарат ЭТ-80 акустическая, остальные три противолодочные по проводам. ГАК, уточнить дистанцию — короткий "пинг" в активном. Двадцать пять кабельтовых, внести данные в торпеды (чтобы на первом участке пути шли без демаскирующего сигнала, по заложенной программе, грубо выводящей на цель, дальше будет управление с лодки). После первой интервал пять секунд, последующие через пятнадцать, аппараты товсь, залп!

В отличие от лодок этого времени, у нас при выпуске торпед работает не сжатый воздух, а вода, потому звук при залпе совсем другой. Может быть, немец и не слышал — встревожился он, когда по расчету времени, мы начали облучать его локатором, давая корректировку торпедам. Сделать он ничего не успел, мы ясно слышали два взрыва — судя по времени, попали акустическая, и третья в залпе. Звук разрушения корпуса, и все — глубины здесь метров семьсот, на дно не лечь.

Бурый мрачен, надежность новых торпед одна третья. И если бы немец сразу пошел на погружение, акустическая бы оказалась бесполезной — а так, выставленная на восемь метров глубины, она исправно достала лодку у поверхности. И это с нашей БИУС, что говорить про предков!

И странно, что сигнатура не похожа ни на "семерку" ни на "девятку". Наших лодок здесь точно нет, может быть опять англичанин? Шел под РДП курсом от немецких баз — а вот были ли шнорхели на британских лодках в сорок третьем? Предпочитаю не ломать над этим голову — если союзник, значит оказался не в том месте и не в то время, надо было нас предупреждать!

Вторую "дичь" засекли на следующий день, миль за шестьдесят к северо-востоку, после первой добычи спустившись еще на юг, затем свернув к востоку, и снова поднялись к северу, прочесывая район (пользуюсь сухопутными названиями сторон света — привычными всем, не только морякам). Такой же сигнал, опознанный компьютером по только что введенной сигнатуре — и вдруг, когда мы сблизились по расчету миль на десять, прикинув по уровню шума, сигнал пропал! А это было странно — субмарина этих времен с такой дистанции должна была быть слышна нам даже под электромоторами.

— Неужели "двадцать первая"? — говорит Саныч — они же только со следующего года должны… Командир, а ведь сходится! У нас фрицы за три месяца проект, шесть-семь постройка, но начали в сентябре сорок третьего — а здесь могли сразу подсуетиться, как только сделали СС-Ваффенмарине. Самые первые, вполне могли в строй!

Могли-то могли, так ведь они и в нашей истории вышли "сырыми"! Память услужливо разворачивает информацию про возможного противника. Сильные стороны — подводная скорость свыше шестнадцати узлов, до проектных восемнадцати все ж не дотянули. Под особыми малошумными электромоторами "подкрадывания" шесть узлов, причем в этом режиме практически не засекалась акустикой этих времен. Глубина погружения двести восемьдесят по проекту и на двести двадцать спокойно ныряли в процессе службы. А вот слабые места, что были категорически не доведены, времени у фрицев уже не хватало. Были серьезные недостатки в комплексе "дизеля-моторы-аккумуляторы", шнорхель откровенно неудачен, ход под ним достигался без риска повреждений всего шесть узлов вместо требуемых двенадцати. Потому в нашей истории, хотя самая первая из новых лодок подняла флаг в июле сорок четвертого, а всего было принято флотом почти полторы сотни, в боевой поход успела выйти лишь одна, в самом конце войны — очень долго доводили, обучали команды (ну и Маринеско сумел на "Густлофе" почти сотню подготовленных экипажей утопить). Но так как сейчас немецким флотом командуют не моряки а партийные товарищи, могли они приказать, вот кровь из носу, но марш в море, в процессе освоите и доучитесь?

А если такое ускорение произошло под влиянием "Морского Змея", перетопившего весь немецкий флот на севере, то значит это не просто подлодки а охотники за этим самым змеем. То есть за нами? Ну-ну!

В отличие от "семерок", гидролокатор на "двадцать первых" точно есть, и неплохой, по меркам сороковых годов. Но вот есть ли противолодочные торпеды? Что фрицам удалось довести активную ГСН, верится слабо, а вот двухплоскостной "Цаункениг" мог у них быть? Вряд ли, считая что и самой Т-V у них пока еще нет, лишь предок ее T-IV "Фальке", уж тут наша разведка ручалась, анализируя действия U-ботов в Атлантике. К тому же есть и собственный опыт, когда здесь с нашей подачи пытались скопировать "Цаункениг" — и что интересно, акустические ЭТ-8 °CН противокорабельные работают нормально, а вот они же в версии двухплоскостных противолодочных наводиться на цель упорно не хотят.

Это при том, что наши ученые совершили буквально чудо! Самонаводящиеся торпеды в сорок третьем, при том что в нашей истории они поступили на флота десятилетием позже! Причем не только копии немецких, но и совершенно новая для этих времен схема, с наведением на кильватерный след! И вот теперь, противолодочные с наведением командами по проводам. Впрочем, у них была и более совершенная элементная база — новые радиолампы, реле, еще многое, скопированное с устройств нашего "Воронежа", да и сам блочно-модульный метод монтажа с быстростыкующимися разъемами был революционным для сороковых годов. Также, руководство СССР знало о "субъективном факторе", очень сильно затормозившим наши работы по минно-торпедному оружию в пятидесятых-шестидесятых годах нашей истории, организационной неразберихе и ведомственных разборках — и очевидно, сделало практические "оргвыводы".

Так что считаем, с вероятностью процентов девяносто, что противолодочных торпед у фрицев нет, и они рассчитывали атаковать нас, как обычную "ныряющую" лодку, подкараулив на поверхности и скрытно подойдя. Но все ж, десять процентов оставляем. Так что, Бурому быть готовым использовать имитатор, подготовить к отстрелу патроны газовой завесы, акустикам глушить в активном сигнал их локатора. Все ж для нас подводный бой, это одна из типовых задач, с наработанными приемами и готовыми средствами, а вот для немцев все еще внове. Так где же наш охотник?

Доклад акустиков — контакт есть. Может, для аппаратуры этой войны "двадцать первые" и были невидимками, но не для ГАС двадцать первого века! Хотя да, радиус обнаружения, когда фриц в малошумном режиме, сократился в разы. Тогда уже скоро можно стрелять. ГАК, в активном, определить дистанцию!

— Цель пошла на погружение!

ГАК, дать целеуказание, непрерывно. Торпеды, залп! Фриц попался неправильный, при первой же тревоге нырнул, поможет ли? Операторы наведения работают, каждый над "своей" торпедой, следя за работой автоматики, а при необходимости вводя команды вручную, но наш комп вроде не "Буся" местного розлива, ошибок давать не должен. Взрывы, четыре подряд. Неужели попали все? Нет, шум винтов цели не прекратился. Глубина цели 220… 250! Бурый, что случилось?

— Похоже, торпеды взорвались по достижении предельной глубины двести. Такое ограничение было, ну не работает эта техника глубже! Но по планшету, одна, первая, должна была зацепить, может выше рванула? Тогда основная сила вверх пошла.

Это-то я и сам понимаю. Как нам эту сволочь достать? Не потерять бы… а впрочем, нам-то зачем скрываться? ГАК в активном, отслеживать цель! Всплываем на перископную, поднимаем антенну, вызываем эсминцы. Получаем отзыв, будут здесь через сорок минут.

Пока ходим галсами около немца, периодически облучая его локатором, не ушел ли? И конечно, пишем его сигнал, во всех ракурсах и на различной дистанции — поскольку теперь это самый опасный для нас противник на море. А фриц отползает шестиузловым по курсу 120, к норвежскому берегу. Наконец "Куйбышев" с "Урицким" подошли. Обмениваемся опознавательными по звукоподводной, начинаем работу. Цель: пеленг 92, дистанция 18, глубина 250, скорость шесть. Вы: пеленг 160, дистанция 20. Представляю, как на "Куйбышеве" штурман, принимая цифры, тут же откладывает на планшете: точка отсчета ("Воронеж"), по транспортиру пеленг на цель, засечка на линейке дистанции, вот получено место цели, а теперь второй пеленг, дистанция, вот и готова картина взаимного расположения эсминца и цели. Засечка времени, поворот на боевой курс, прокладка по планшету, расчет места цели с учетом ее курса, скорости, пройденного времени, включая учет скорости погружения бомб на указанную глубину, сброс чуть до и чуть после рассчитанной точки, чтобы было накрытие по площади. Тактика, придуманная нами еще прошлой осенью, по которой мы вместе с этими самыми эсминцами потопили уже шесть немецких лодок. Наше место за точку отсчета принято намеренно: так нам ни при какой ошибке от своих не прилетит.

— Цель увеличивает скорость! Десять узлов, двенадцать, шестнадцать!

Черт! Помню про их акустику — услышал "плюхи" глубинок. А дальше арифметика. Считая что "бочонки" на наших эсминцах, это не реактивные РГБ более поздних времен. Скорость погружения где-то два метра в секунду, на двести пятьдесят соответственно, две минуты с хвостом. А шестнадцать узлов, это восемь метров в секунду — итого, пока бомба утонет до нужной глубины, лодка уйдет почти на километр вперед! Мы хорошо били "семерки", ползущие на трех-четырех узлах и глубине сорок-пятьдесят. С "двадцать первыми" схема не работает!

Вот только надолго ли тебя так хватит? Если заряд батареи у тебя максимум на час такого хода? Слышишь "плюхи" бомб при сбросе, ну а если тебя оглушить? ГАК в активном, облучение непрерывное, на максимальной мощности, сфокусировать в секторе цели. Сейчас у тебя постоянно звон в ушах будет!

— Цель меняет курс!

Зигзагом идет. Причем переменным, каждый раз варьируя и угол поворота, и время по прямой. И упорно держится на двухстах пятидесяти! Так длится минут двадцать, ну нам-то спешить некуда, а вот у тебя батарея уже на треть разрядилась! Ждешь что и мы аккумуляторы посадим, ну, надейся! Понял, что не отстанем, сбрасывает ход до шести. Но продолжает идти неправильным зигзагом, отчего бомбы бросаемые с наводимых нами эсминцев, в цель не попадают! Даже на такой скорости, упреждение составляет два с полтиной кабельтова, по-сухопутному, больше четырехсот метров! Хотя по прикидкам, пару раз его должно было здорово тряхнуть, бомбы близко легли!

Проходит еще час. У меня уже дикая злоба на этого фрица, упорно не желающего тонуть. Ей-богу, оставались бы "родные" УГСТ или для "Пакета", не пожалел бы, чтоб наконец сдох. Так на эсминцах глубинки закончатся, или немецкая авиация прилетит, Нарвик к юго-востоку, милях в ста пятидесяти. А у немца аккумулятор сядет, что раньше? Будь это "семерка", точно, всплывала бы сейчас с белым флагом, или на последний бой. Но "семерку" мы бы и не отпустили, ну не ныряют они так глубоко — хотя в нашей истории, U-331 после потопления "Бархема" на двести шестьдесят пять ушла от атак эсминцев, но это для нее была лотерея, то ли всплывет после, то ли нет, ей повезло. Тогда "двадцать первая" в принципе и на триста может.

Ну вот, накаркал — акустик докладывает, наверху в воде взрывы авиабомб, эсминцы увеличили ход, ведут зенитный огонь. И что нам делать, если наших утопят, как "Харьков" в иной истории? Хотя ПВО у нас посильней, тут амеров удалось расколоть на "бофорсы", в нашем сорок третьем их даже англичанам почти не поставляли, здесь же пока на эсминцах СФ на каждом по четыре-шесть стволов, обычно одна-две спарки и пара одиночных, ставят там, где раньше 37-миллиметровые стояли. И наши должны помочь, до Лаксэльва миль двести, истребителям меньше часа лета. А мы ничем помочь не можем, вот блин, если наших все же потопят, нам даже всплыть и подобрать нельзя, пока тут субмарина болтается! А где он, кстати? Локатор убран, слушаем море. Мы тоже можем быть очень незаметными, когда захотим. Крадемся на наших малошумных восьми узлах.

Да вот же он! Пеленг 143, почти по носу, чуть довернуть. По уровню сигнала, дистанция меньше мили. И всплывает! Акустик, как определил?

— Уровень сигнала растет быстрее, чем если просто от приближения. Или он всплывает, или лег на встречный курс.

Верю, поскольку за все время мы успели и прислушаться, и "откалибровать" на разные дистанции, отличие чуть-чуть, но приборам заметно. Он что, контратаковать решил? БЧ-3, Бурый, аппараты товсь! ГАК в активном!

Дистанция восемь кабельтовых, глубина цели 160! Ну, сука, счас ты утонешь — залп! Нифигасе, что за маневр — резко вниз, наверное корму задрал, успеешь ли? Черт, ну две похоже почти достали, рванули рядом, секунд не хватило! Глубина цели 310. Хоть в книгу рекордов пиши, не ныряли так лодки этой войны — может, он там и останется, сам утонет, раздавленный, чтобы нам торпед не тратить. Уже восемь штук на него извели без пользы!

Мы затихаем, цып-цып, ну вылезай же! Сколько у тебя еще осталось в аккумуляторах, да и с воздухом негусто, в таком режиме точно у тебя экипаж не в койках, экономично кислород расходуя, а на боевых постах. Немец снова поднялся на 250, упорно ползет на юго-восток, курс 140. И наверху все стихло, но шум винтов обоих эсминцев слышен отчетливо. Запрашиваем по звукоподводной, получаем ответ — все норма, наши истребители прилетели, свалили четверых "лаптей", остальные удрали. А по времени скоро ночь, сейчас стемнеет. Ну как нам эту падлу достать?

Проходит еще два часа. Акустик докладывает, контакт, пеленг 180, немецкие эсминцы, опознан по сигнатуре. Этих только не хватало! Цели один, два, три, четыре — номер три, тип "нарвик", остальные более старые, "тип 36". Ага, все четыре, что после нашей охоты за "Шарнгорстом" так в Нарвике и стоят, изображая немецкий Арктический флот. Для "новиков" очень опасный противник, для нас же добыча, но как не вовремя!

И похоже, нас они не видят. Пеленг меняется, 181, 183, идут мористее, обрезая нам корму. Наверху по времени уже ночь, немецкие радары устойчиво берут цель на восьми милях, и точность у них такая, что стрелять вслепую нельзя, значит придется еще сближаться и сначала бить осветительными. Но эта субмарина выскочит, как черт из коробки, и кто-то из наших получит от нее торпеду в борт. Будь это "семерка", можно было плюнуть, и завязав бой, оттянуть в сторону, хрен бы она успела вмешаться, так ведь у этой шестнадцать узлов под водой, сумеет подскочить, зараза! И "новики" своей акустикой ее не засекут, вот что будешь делать — и не достать, и контакт терять нельзя, и немцев к нашим не допустить? Один "нарвик" — "полукрейсер", и три больших эсминца, пять 150мм и двенадцать 127мм против наших восьми "соток", у немцев по огневой мощи перевес больше чем вдвое, и номинально ход на шесть узлов больше, не уйти.

Может просто, не мудрствуя, пустить одну "шестьдесят пятую"? По "нарвику", и с такой дистанции не промахнемся. Но во-первых, не факт что остальные немцы испугаются, хотя возможно и такое, как они до ужаса боялись "морского змея", ну а сверхмощные торпеды, одним попаданием убивающие тяжелый крейсер, это наша визитная карточка — ну а если рванут вперед в ярости берсерков, как их там СС и гестапо накачало, в случае трусости всех вас в концлагерь вместе с семьями. Нам-то что, а вот "новикам" достанется. И во-вторых, жаба душит, тратить на всего лишь эсминец невосполнимый боеприпас двадцать первого века.

Ну а если эта, подводная зараза, наш отход не заметит? Они же нас не слышали, когда мы подкрадывались — и едва не получили, напугались здорово, арийские юберменьши тоже жить хотят. Вот сейчас они очень осторожно отползают уже на четырех узлах, прежним курсом 140. Ну а мы так же осторожно ложимся в циркуляцию вправо, восемь узлов, глубина 200, выходим на курс 230, на перехват. Немцы идут нам на пересечение, сейчас они по пеленгу 190, дистанция… А ведь уже стемнело — как мы у Порсангера на их субмарины охотились, правда, там еще британец под раздачу попал! Осторожно выходим под перископ, поднимаем антенну РЛС. Радары в этом времени максимум дециметровые, сантиметровую длину волны как у нас никакие приборы не засекают. А вот мы можем определить так элементы движения цели гораздо точнее, чем акустикой — конечно же, ночью, когда антенна, гораздо более заметная, чем перископ, не видна.

Шестьдесят кабельтовых! Доворачиваем влево, курс 210. А они идут почти точно на норд, 24 узла. "Новики" же от нас, пеленг 30, дистанция 55. Субмарину не слышу, но если она не меняла курс и скорость, то должна быть где-то здесь, пеленг 60–70, дистанция 40–45. Вот только к нам она не подкрадется — мы бы точно услышали, наша акустика обнаруживает ее в самом малошумном режиме где то на тридцати, устойчиво берет на сопровождение за двадцать пять. А если считать, что мы в молчании охотились за ней несколько часов — решится ли фриц на активные действия, никак не уверенный, что мы отошли? Хотя если там акустики клювом не щелкают, то все поймут, когда мы нашумим, дадим большой ход, или выпустим торпеды, но не раньше!

БИУС принимает данные. "Новики", как было оговорено, спускаются к югу, и субмарине не дают высунуться, пока немцы не знают, что сейчас мы целеуказания для глубинок не дадим, и сами находятся у нас "за спиной". А ведь скоро их могут засечь немецкие радары! Вот только теперь "церштерерам" придется пройти мимо нас, чтобы добраться до "Куйбышева" и "Урицкого". Тридцать кабельтовых, уже можно стрелять. Немцы идут строем клина, номер три головной, один и два ближе к нам, номер четыре дальше. Залп четырьмя, наведение на кильватер, по целям 1 и 2!

Немцы задергались, когда торпеды прошли половину дистанции. Номер 3 начал поворот влево, правильно, приводя противника за корму. И увеличили скорость — поздно, уже не уклонятся! Время вышло… взрыв, еще, еще. Три из четырех, акустик докладывает, шум винтов цели 1 прекратился. Этот фриц что, на свой кильватер не только "свои" торпеды поймал, но и одну "чужую"? А куда еще одна делась? Немцы снова поворачивают, теперь идут почти на нас, слышна работа гидролокаторов. Решили, что атакованы нашей подлодкой, теперь пытаются сквитать счет. Бурый, готовь ЭТ-8 °CН! Стреляем с двадцати кабельтовых, пеленг 260, скорость цели 31. И быстро ныряем на глубину двести, поворот влево, к югу, затем к западу — а что там делает наш недоутопший? Может рискнул вылезти? После второго поворота слышим два взрыва торпед.

— Шум винтов цели 2 прекратился.

Остался "нарвик", самый опасный, и кто-то из старых. Черт, где субмарина? Не подкрадывается ли к "новикам", сообразив что нам не до нее? Есть контакт — да, этот фриц точно не берсерк, удирает самым полным по прежнему курсу, не жалея аккумуляторов, лишь бы оказаться подальше. Гора с плеч — живи пока, после тобой займемся, когда этих потопим!

Вот блин! На поверхности слышна артиллерийская стрельба. Значит все-таки заметили "новиков", сцепились. Вот только что с нами делать будете? Быстро выходим на позицию, затем сбрасываем скорость и всплываем на глубину пятьдесят — да, хорошо иметь подводный ход как у эсминца, никакого геморроя, характерного для подводников этой войны, "цель вышла из сектора стрельбы", дистанция и курсовой угол неподходящие. "Нарвик" перед нами, как мишень, десять кабельтовых, промахнуться трудно. Залп, две на кильватер, две акустические! Ого, судя по звуку там артпогреб рванул! Ну теперь последний…

А он удирает! Сообразил что ли, кто против него? Курсом на юг, от нас, и как будто за ним морской черт гонится, скорость узлов под сорок! "Шестьдесят пятой" достать можно — но жалко. Живи пока, ради какой-нибудь "Монтаны" или "Мидуэя". Сейчас узнаем, что наверху — и займемся субмариной.

Черт, черт! "Куйбышев" получил снаряд в машину, едва ползет, не может развить больше десяти узлов! Значит, надо срочно уходить, пока ночь, теперь фрицевская авиация для подранка смертельно опасна, маневрировать и уворачиваться не может. Радио в базу, отвечают, что навстречу выходят "Гремящий" и "Сокрушительный". Но и нам не бросить, а вдруг тут рядом еще одна немецкая подлодка? И хочется, и колется — если немцы кого-то из наших потопят, как там, "Деятельного" в сорок пятом, но нет вроде еще у них надежных акустических торпед, трудно им ночью и вслепую стрелять. В общем, два часа мы "новиков" сопровождали, не только в непосредственном охранении, но и пробежавшись вокруг, на глубине, самым полным. Убедились, что под дизелями немцев вокруг точно, на пятьдесят миль нет. Зато услышали идущих нам навстречу, "Гремящий" с "Сокрушительным", восемьдесят миль на планшете. А с рассветом присоединятся еще и катера-"мошки", а уж самолеты, само собой.

Снова радировали в штаб. Получили сообщение — "Куйбышев" доведем и сами, вы фрица найдите и добейте, это кроме вас никто. Шанс еще есть — время прикинули, это пока бой шел, немец мог удирать на шестнадцати узлах, но так у него и батареи не хватит точно (если только лодки "тип XXI" этой реальности не сильно отличаются от известных нам), и сообразить должен, что как только стихло, мы можем и про него вспомнить, ему-то откуда знать про повреждение "Куйбышева". А значит, он тоже должен был перейти на малошумные четыре, максимум шесть, и ползти прежним курсом. А у берега глубины на подъем идут, хотя вход в фиорд глубоководный, но там не двести, а полутораста не будет, там мы его и достанем! По времени, вот в этой точке он и должен быть, Саныч, туда и выводи!

Куда же он делся, гад? Ну никак не мог он до базы успеть, если только не совсем внаглую, всплыл и под дизелями — нет, мы бы точно услышали тогда, даже издали. В океане ему делать абсолютно нечего, а у берега он как сквозь дно провалился — мы прочесывали район до следующего полудня. Дошли до края материковой отмели, где глубины резко уменьшались, туда естественно, не полезли. Конечно, выйти на две мили от фрица было бы сложновато — но если бы он всплыл и шел бы под дизелем или РДП, мы заметили бы точно. И что он, до сих пор на глубине экономичным ходом ползет? А может его раздавило, все ж несколько раз его должно было достать, а на такой глубине малая трещина в корпусе, и конец!

А над нами какое-то нехорошее шевеление. Больше десятка раз слышали немецкие катера, бегают как оглашенные, или, что опаснее, идут не торопясь, и похоже, тоже слушают море. И наверняка авиация в небе крутится. Где этот чертов фриц — если он на дне лежит, искать его можно, пока рак на горе свиснет. Или до конца войны, точно — у нас в шестьдесят втором так С-80 пропала в Баренцевом море, искала вся аварийно-спасательная служба СФ, а нашли случайно, через семь лет, лодка лежала на грунте на двухстах метрах, с открытой шахтой РДП. Нет еще фрица в своей базе, ну никак бы он туда не успел! Может и впрямь, сдох от повреждений, а мы ищем?

И непонятки, ну очень мне не нравятся. Как мы работаем ГАК в активном, причем наверху точно никого нет — так где-то через час появляются катера и начинают прочесывать район "гребенкой", развернувшись строем фронта. Причем это только у берега, ну в пределах двадцати миль, в открытом море не было такого. У немцев тут развернут аналог штатовской СОСУС, стационарной акустической системы? Нам-то положим, это мало опасно, а вот "катюшам", "эскам" и "щукам" может достаться. И ведь наверняка в небе эти, с магнитометрами, крутятся, так что выше ста метров нам лучше не всплывать. Разворошили осиное гнездо, эсминец бы вылез что ли, потопили бы его, и то результат — не по катерам же стрелять торпедами.

— Михаил Петрович, может хватит? — спрашивает Кириллов. До того он, находясь в ЦП, в процесс никак не вмешивался, хотя все видел и запоминал — по-моему, игра уже свеч не стоит. Или они уже дома, доползли, а мы не заметили, или на дне лежат, так воздуха им может хватить и на неделю, долго ждать будем. А вот сведения ценные и у нас есть, дома ждут.

В общем, разминувшись с очередным немецким дозором, одна мелочь, ну хоть кто-то внушительный! — плюнули и пошли домой. Итог похода — три немецких эсминца ("Урицкий" поднял из воды больше сотни пленных), одна подлодка. Затраты: двадцать четыре ценные торпеды, практически штучного изготовления. Бурый хватается за голову, представляя сколько придется писать отчетов. И результат не впечатлял.

Забегая вперед, скажу, что результатом этого морского сражения у Нарвика стало грозное постановление ГКО "о недостатках в разработке противолодочного вооружения для ВМФ СССР". Ввиду того, что у противника появились подводные лодки с глубиной погружения триста метров и скоростью шестнадцать узлов, и отечественные глубинные бомбы ББ-1 и БМ-1 совершенно не обеспечивают их поражение… в общем, косяк это был сильнейший, ведь описание РБУ-6000, или более ранних РБУ-2500 мы передали еще в октябре, но вот сосредоточились на торпедах, а глубинкам внимания не уделили, впрочем и противолодочная борьба на Севере, не говоря уже по Балтику и Черное море, утратила актуальность, не в последнюю очередь благодаря нам. Причем по настоянию свыше, с самого начала разрабатывались как более простая схема, похожая на сухопутные "грады" (РБУ-2500), так и барабанная, с механическим заряжанием (аналог РБУ-6000), здесь принятая на вооружение нашего флота в сорок шестом.

Капитан третьего ранга Буров Сергей Константинович, командир БЧ-3 АПЛ "Воронеж". 9 сентября 1943

Пришли в Полярный. Не в Северодвинск, где все уже привычно как-то стало, свое. Зато здесь Главная База СФ, а значит штаб и все с ним связанное. С иронией вспоминаю, как в наше время расшифровывали, СФ — Сильный Флот (самый большой и мощный в ВМФ СССР), ТОФ — ТОже Флот (слабее СФ, но смотрится вполне), КБФ — Как Бы Флот, и ЧФ — Чуть Флот. Будет и здесь такое, лет через тридцать, хотя нашими стараниями, может и пораньше. А пока флот тут совсем маленький, и все по-семейному, все всех знают, комфлота Головко всерьез называют "батей", хотя он молодой совсем, 1906 года рождения, сорока ему еще нет, и в позднезастойное время он бы еще и на каперанга не выслужил — а ведь в нашей истории он бессменно командовал СФ всю войну! Кто мы, в курсе, нашего командира очень уважает, и проявляет огромный интерес к будущему флота (о прочем нельзя — тут наш "жандарм" насмерть стоит), ну а о том, какой флот надлежит строить, и куда после войны военно-морская наука, техника и тактика пойдет, это пожалуйста, так что еще в прошлую нашу бытность здесь у нас несколько "академий" было, ну как назвать такие полуофициальные встречи-беседы на эту тему, с просмотром информации на компе, из местных товарищей всегда Кириллов присутствовал, Головко или Зозуля или оба вместе, один раз сам Кузнецов был, как в Полярный приезжал, той еще осенью, и Котельников с Видяевым бывали. Ну а из наших, кроме командира, всегда наш "историк" Сан Саныч, еще мех очень часто, как очень нетрадиционно мыслящий генератор идей, "комиссар" со старпомом, и кто из командиров БЧ свободный. Сидим, чай пьем, беседуем на умные темы.

А я вот теперь сижу и пишу — отчего торпеды не сработали. Нет, не для "оргвыводов", хотя они возможно тоже последуют, а на предмет что-то улучшить. Хотя и так ясно, не работает, потому что слепили на коленке. И нормальный в принципе процесс! Пришлось мне однажды в некоей конторе видеть, как срочно потребовалось сделать, ну скажем так, некий прибор, под некие весьма специфические условия. Дело было в Питере в 90е, советскую оборонку тогда еще даже Борька-алкаш развалить окончательно не успел, оставались светлые головы, эх, что ними после стало? И процесс очень напоминал игру "Что, где, когда?" в исполнении лучшей команды Александра Друзя, кто помнит — только вместо рулетки и телекамер на столах приборы, инструмент, калькуляторы, блокноты, в общем полный хаос, и над ним десяток личностей в таком же темпе и с таким накалом обсуждают, что сделать, и тут же пробуют, ставят на стенд, измеряют, рассчитывают, если в лоб не решается тут же прикидывают, а нельзя ли обойти, снова проверяют — и длится это не минуту, а несколько часов подряд, и перерывов нет, пока кто-то клепает-паяет-точит, кто-то незанятый организует чай с бутербродами, в общем, Друзь, увидев такой "мозговой штурм", удавился бы от зависти! По истечении времени предъявляется результат, выглядит совершенно жутко, какие-то детали, связанные паутиной проводов — НО ЭТО РАБОТАЕТ! Сляпано кое-как — но назавтра уже будет готов аккуратный корпус, где все эти части будут стоять каждая на своем месте, удобно и компактно. После мы узнали, что иностранный аналог прибора вообще-то существовал — но стоил в зелени числом с четырьмя нулями. Вот что может сделать команда профессионалов, конструкторов-изобретателей от бога — и если в этом времени удалось найти таких же (а талантами наш народ все ж не скудел!), и поставить им задачу, и создать все условия, то я совершенно не удивлен, увидев в 1943 году самонаводящиеся торпеды!

Тут конечно, после возникнет головняк с серийным производством, вылезет куча проблем со стандартами и спецификациями, что например эти лампы или болты нужны не те что вы поставили, а те что у нас выпускаются в достатке и по дешевой цене. И полезут проблемы в эксплуатации, потому что лучше строевиков, работающих с изделием, никто не скажет, что им, собственно, надо. Но Сан Саныч сказал, что в эту войну оказывается, так поступали англичане — передавали в войска опытные, еще совсем "сырые" образцы, и собирали опыт, очень хорошо наладив научно-техническое "сопровождение" изделий, взаимодействие конструкторов с армией и флотом. В отличие от немцев, которые предпочитали идеально вылизать все в своих КБ и передать пользователям готовую "конфетку". Так и наши торпеды оказывается еще "полуштучное" производство, и потому конструктора весьма заинтересованы в информации, работало что, как, при каких условиях? Потому — сижу, пишу отчет.

С акустикой и кильватерным следом полегче. Просто потому, что там сроку больше прошло, многих тараканов уже выловили. Но вот с этими, противолодочными по проводам… Чтоб вы поняли, как это работает и в чем проблема — вы на компе легко сделаете, с клавиатуры число, или несколько чисел, и какой-то требуемый ответ (программка хоть на Делфи). А на вашем компе есть такие устройства как порты (разъемы), работающие как на вход так и на выход (объясняю очень упрощенно), и можно сделать, что электрический сигнал, приходящий из порта ввода, принимался точно так же как число, которое вы вводите с клавиатуры (или ряд чисел). А ответ, выдаваемый на экран в виде графиков или цифр, уходил бы в порт вывода подобным сигналом. И теперь представьте, что у вас есть что-то вроде лазерного теодолита, с таким в 2012 вроде бы, даже гражданские геодезисты иногда ходят, есть версии таких приборов, которые выдают цифру на экранчике, азимут, дистанция. Представьте, что вам удалось этот сигнал, откалибровав, подключить к входному порту компьютера, а с выходного порта идет управляющий сигнал на шаговые электромоторы наведения орудия (я не артиллерист, но так объяснить понятнее), а на компе естественно, программа расчета баллистики, которую студент Военмеха может написать, все уравнения известны — вот вам работа артиллерийской СУО. С торпедами в принципе то же — только надо отслеживать два объекта, цель и торпеду, производить расчет их сближения, и подавать корректирующие команды по проводам на рули торпеды. Вроде просто — но дьявол, он в мелочах. Все упирается в калибровку, точность исполнения команд, время запаздывания — и если наш ГАК в активном может с приемлемой погрешностью и быстро определить положение не только цели, но и торпеды, ее скорость и курс, то вот у "Алькоров", гидролокаторов образца 1943, сделанных кстати с заимствованием уже наших идей и технологий и оттого не уступающих американским этих времен, с этим большие проблемы. А уж возможности наших компов и местных "Бусь", доморощенных БИУСов, это вообще, день и ночь!

Вычислительные машины в этом времени уже есть. Смотря что под этим понимать. Ведь и логарифмическая линейка, и арифмометр, тоже, строго говоря, являются ими, блоки сложения-вычитания, умножения-деления, зубчатые колеса разного диаметра — именно так работали самые первые артиллерийские вычислители, приборы управления огнем, появившиеся на кораблях еще в прошлую войну. В тридцатые-сороковые их начали вытеснять электрические, закон Ома все помнят, напряжение делить на сопротивление, при параллельном или последовательном соединении, собирая электрическую схему, можно получить по сути аналоговую ЭВМ, для решения уравнений, где коэффициенты, это сопротивления элементов в Омах, известный входной сигнал, это Икс, а измеряемое на выходе напряжение, это результат. Тут опять проблема, для нового вида уравнения нужна своя схема, так в восьмидесятые еще, мне рассказывали, до самой эпохи персоналок, были в ходу аналоговые машины, похожие на древние телефонные коммутаторы, здоровенные столы с клеммами, которые можно быстро соединить проводами, и торчащие под ними ручки регулировки реостатов. Но ведь для корабельной СУО, что артиллерийской, что торпедной, вид уравнения определен. Только дьявол и тут в мелочах, в той же точности измерений. И получается, что при стрельбе торпедами местной работы, наш ГАК и комп обеспечивают подвод к цели на радиус сработки неконтактного взрывателя — а вот здешние "Алькоры" и "Буси", очень вероятностно.

А какие факторы влияют на эту вероятность? А пес их разберет! Вот и сижу печальный, заполняя формуляры по каждому эпизоду стрельбы новыми торпедами. Где надо указать, помимо результата, множество параметров, даже теоретически могущих повлиять. Не только собственно "вводные" для стрельбы, но и например, магнитное склонение места, и еще куча подобной лабуды!

И что-то мне не нравится повышенное внимание нашего "жандарма" к моей работе. Нет с этим все в порядке, но вот намеки проскальзывают, что наша следующая миссия будет связана именно с этим! На немецкого "Летучего Голландца" будем охотиться, или американцы атомный "Наутилус" спустили на одиннадцать лет раньше?

А впрочем, какая разница? Товарищу Сталину виднее, кому в этот раз надлежит в море бесследно пропасть. Как в прошлый раз, транспорту с ураном из Конго — но тсс! Я этого не говорил! За него отцу-командиру вторую Звезду дали, ну а всем нам, кто на БЧ, включая меня, ордена Нахимова, 2я степень, как положено по статуту "За хорошее и умелое обеспечение операций, в результате которых достигнуты крупные боевые успехи". Причем с номерами из первой десятки, здесь морские ордена Ушакова и Нахимова ввели не в сорок четвертом, как в нашей истории, а в апреле сорок третьего, аккурат как мы из того похода вернулись!

За этот поход точно, не наградят. Двадцать четыре ценные торпеды потратили, и на что? Три эсминца и одна подлодка, как вчера распинался товарищ Елизаров, три раза по триста двадцать и полсотни, итого минус тысяча фрицев, итого по сорок с чем-то голов на одну торпеду, а знаете, сколько она стоит? А вон в "Правде", снайперу Ленфронта Пилютину Петру Егоровичу Героя дали за четыреста убитых немцев, и все затраты четыре сотни патронов, цена копейки!

Но не накажут, и то ладно. За нами служба — а за товарищем Сталиным не пропадет!

Берлин. Штаб СС Ваффенмарине

Давно ли штаб военно-морских сил Рейха переехал на Принц-Альбрехтштрассе? С октября прошлого года, как сразу несколько субмарин пропали в русских северных морях, после прислав издевательские и возмутительные радиограммы о переходе на сторону "Свободной Германии", линкор "Адмирал Шеер" столь же предательски сдался почти безоружному русскому пароходу, эскадра во главе с линкором "Тирпиц" погибла в полном составе при непонятных обстоятельствах, причем командующего ей адмирала Шнивинда провели по улицам Мурманска во главе огромной колонны пленных — и после русские провели необычайно успешное наступление в Северной Норвегии, наголову разгромив армию Дитля, причем флот не только ничем не помог сухопутным войскам, но лишь создавал им проблемы, гибли конвои с подкреплениями, прямо в порту Петсамо тонули транспорты с рудой, ну а осведомленность русских о всех деталях немецкой обороны на приморском фланге переходила все границы и прямо наталкивала на мысль об измене. Тогда разъяренный фюрер снял и расстрелял главкома кригсмарине гросс-адмирала Редера, обвинив его в препятствовании насаждения на флоте подлинного национал-социалистического духа, что и послужило причиной столь возмутительных поражений — и отдал флот в подчинение СС, переименовав его в Ваффенмарине.

Гиммлер же, оказавшись сам того не желая на посту гросс-адмирала, и понимая, что теперь гнев фюрера за будущие поражения обрушится на него, поступил здраво. Если сам не умеешь, найди эксперта — и адмирал Дениц, также разжалованный и формально находящийся под следствием, был помещен не в подвал, а в апартаменты со всеми удобствами, конечно, без права выхода, но с фактическим исполнением своих прежних обязанностей. А уж рейхсфюрер постарался внушить опальному адмиралу, что еще одно поражение, и догадайтесь, кто окажется виновным — так что, дорогой Карл, вы уж постарайтесь руководить грамотно, не допуская ошибок!

Поражений впрочем не было… пока! Поскольку Арктический флот Рейха был по сути, полностью уничтожен, какие-то крохи остались в Нарвике, и бравые герои Ваффенмарине, очень даже хорошо разгромившие совсем недавно в Атлантике американцев и англичан, буквально седеют от ужаса, получив приказ идти на север, в русские воды, поскольку там в глубине плавает что-то непонятное, от чего не спастись, это даже не лотерея, а верная смерть!

Нельзя сказать, что рейхсфюрер был глубоко верующим человеком. Однако же к мистике он относился серьезно, все свои важные шаги согласуя с личным астрологом (исторический факт!). А то, что происходило в русском арктическом море, даже по мнению авторитетных экспертов никак не укладывалось в материальную версию — ну не бывает субмарин, способных неограниченно долго идти под водой со скоростью эсминца, не обнаруживаться гидроакустикой, и стрелять необычайно мощными торпедами, самонаводящимися на цель, причем и на воде, и под водой! Агенты гестапо, отслеживающие настроения и разговоры личного состава нарвикской эскадры, сообщали, что моряки всерьез верят, что русские напустили на них самого морского черта, демона из ада — бред конечно, но как быть с тем, что русские коммунисты, традиционно враждебные к религии, вдруг не только прекратили все гонения на Церковь, но и осыпали ее милостями, причем этот поворот случился примерно в то самое время, как в море появилось это не пойми что? И уже с фронта приходят сообщения, что на стороне русских воюет кто-то качественно иной, чем обычный их Осназ, Те Кто Приходит ночью, как прозвали их солдаты, оборотни, волколаки, их нельзя увидеть и остаться живым!

А кто в Рейхе занимается оккультными проблемами? Ну конечно, Аненербе — которая в знакомой нам истории имела бюджет большие, чем все три германские атомные программы, вместе взятые. А так как эту Контору тоже курировал рейхсфюрер, то у него не было вопросов, кого пригласить в эксперты.

— Герр бывший гросс-адмирал, герр профессор… впрочем, вы заочно уже знакомы, читая заключения друг друга. Я свел вас здесь, можно сказать, на очной ставке, чтобы понять, чем по вашему мнению, наиболее авторитетных и сведущих людей Германии, является некий подводный объект, устроивший нашему флоту очередную бойню. Так все-таки, это что-то материальное, или воплотившийся Змей Ермунгард? Вот рапорт, читайте.

Шелест бумаги.

— Герр рейхсфюрер, позвольте? По всем внешним признакам, это безусловно, русская суперсубмарина. Согласитесь, что сверхъестественным силам не нужны торпеды и гидролокатор? Тем более, оружие несовершенное — будь иначе, U-1506 не спаслась бы! И уж тем более, нематериальному вовсе не потребовалось бы прибегать к помощи русских эсминцев!

— А не вы ли, Дениц, аргументировано доказывали мне, что объекта с такими техническими характеристиками в принципе не может существовать? Читайте здесь — ".. скорость противника, по оценкам (скорость изменения пеленга, примерная дальность, определенная по уровню акустического сигнала), составляла 15–20 а максимально свыше 40 узлов"! Причем это русское не знаю что ни разу не всплывало на поверхность, да его вообще там не видели, за все время — такое впечатление, что свежий воздух ему абсолютно не нужен! А это вы можете объяснить, "по акустике противник был похож скорее на турбинный корабль, чем на электролодку", какие к чертям турбины под водой? Или русским удалось довести схему Вальтера — так на каком топливе? Да и добавьте невероятную скрытность, вот здесь читайте — "мы лишь изредка могли слышать противника, причем сигнал был очень тихий и невнятный. В то же время мы были уверены, что он отлично слышит нас, даже на малошумном ходу, и с дистанции, на которой мы не могли даже подозревать о его присутствии". Скорость, скрытность, всевидение, сверхметкие торпеды, не нужен воздух — выходит, русским как-то удалось создать идеального подводного убийцу, как??

— Герр рейхсфюрер, я остаюсь при своем мнении, под которым подпишется любой инженер. Не существует технических решений, известных современной науке, которые могли бы обеспечить объекту такие ТТД. Разве что, чисто теоретически, энергия атомного ядра? Помните, доклад Отто Гана в тридцать девятом, что "в куске урана, размером с апельсин, скрыта такая же энергия, как в десятках железнодорожных составов с углем, но мы пока не представляем, как ее оттуда извлечь"? Даже пути не видно — а уж сделать работающую машину, пригодную к обслуживанию строевым экипажем? И повторяю, за четыре года — раньше о возможности такого не думали даже светила науки? Абсолютно нереально!

— Но предположим, повторяю, предположим, что русским каким-то образом удалось. Какими характеристиками тогда может обладать объект?

— Как минимум, двумя из перечисленных. Неограниченной дальностью плавания, и безразличием к свежему воздуху.

— Что значит, "неограниченная"? Ему топливо не нужно?

— Ну, герр рейхсфюрер, если такая субмарина может обойти вокруг света под водой, со скоростью тридцать, сорок узлов по всему пути, это можно считать практически неограниченным? Не удивлюсь, если у таких подлодок автономность будет измеряться не тысячами миль, а годами до перезагрузки бункеров — два, три, пять, десять. И нет антагонизма "мощнее машины — больший расход топлива — больший запас его на борту — большее водоизмещение — еще большая потребная мощность машин", очень может быть, что можно впихнуть на подлодку мощности как у линкора, и под водой обгонять эсминцы. Также, если у вас есть энергия, то не проблема получить кислород, разлагая морскую воду. И наконец, если у вас такой уровень науки и техники, то что стоит сделать намного более совершенные локаторы? Вот только на сегодняшний день это абсолютно недостижимо. Лет через пятьдесят, может быть.

— Однако объект существует сейчас… Я вижу, вы что-то хотите сказать, профессор?

— Да. Прежде всего, я категорически протестую против подмены понятий. То, что некий объект имеет некие материальные атрибуты, вовсе не значит, что материален он сам. По аналогии — вы же не думаете, что мифический "Летучий Голландец" из старинных легенд имел скорость в сто, двести узлов, а его пушки били на сотню миль? Когда сверхъестественное вступает в материальный мир, и принимает вещественные формы, оно становится связанным в своих возможностях, пределами этих форм! Очень может быть, что эти сущности являются нам в том виде, какой мы сами им придаем, своим воображением, как бы открывая ворота. И если древние викинги представляли морское божество в виде гигантского змея, то сейчас, отчего бы ему не явиться в виде сверхсубмарины?

— То есть вы хотите сказать, что если мы скажем, его нет, оно исчезнет?

— К сожалению, не мы. Ведь для арийского божества глубоко безразлично мнение каких-нибудь арабов или индейцев? Важно, во что верят русские, если уж они это призвали. Или какие-нибудь их жрецы, что вероятнее всего. Заметьте, что как раз в то время, когда этот объект появился в море, русская Церковь резко усилила свои позиции, ей была передана ранее отнятая собственность, а ее иерархи возвышены русским Вождем! И если эта "подлодка" возникает в море, когда ее призывают священнослужители? Ради какой-то миссии, или на сговоренное время.

— И что вы можете предложить?

— Но, герр рейхсфюрер, вы же запретили дальнейшее проведение обрядов! А как иначе мы можем войти с этой сущностью в связь и подчинить ее себе?

— Нет. Малым кругом делайте что хотите — в подвале, в застенке, но только не массово и открыто! Хотите, чтобы нас окончательно считали дьяволопоклонниками — знаете, какие разговоры идут уже не только по окраинным губернаторствам, но и в истинном Рейхе? Да, и вы не забыли — никаких русских пленных! Пока вы не подчинили себе эту сущность, не стоит ее злить.

— Тогда я могу просить, чтобы пойманных в Польше евреев, да и польских бандитов тоже, не уничтожали без пользы, а передавали нам на опыты? У нас не хватает материала.

— Будет. Это все, герр профессор? Тогда не смею вас больше задерживать.

А вы, герр гросс-адмирал, останьтесь. Вопрос первый, так что нам делать с этим русским "атомным змеем", если уж свести в названии обе версии, что это такое?

— А нужно ли? Заметьте, что этот "змей" довольно долго себя не проявлял. Его радиус действия ограничен, истребив наш флот в некоем районе, он не пошел дальше, а встал на прикол, или временно дематерилизовался, если вам угодно придерживаться мнения этого… Как только мы попытались проявить некую активность в этой зоне, то немедленно были наказаны. Я считаю, что инициатива нового командующего Арктическим флотом об охоте за русскими субмаринами была совершенно неуместной. У русских есть такая пословица — не буди лихо, пока оно тихо. Разбудили, теперь пожинаем плоды. Но смею надеяться, что будет как весной — если мы не полезем в те воды, "змей" тоже не перейдет границ. Или же, в моей версии, у русской сверхподлодки все же ограниченная дальность.

— Вы сами сказали — вокруг света. Значит не атом?

— Даже если атом, там может быть все что угодно. Перегрев машин, необходимость смазки — никто не знает, как должен быть устроен "атомный котел". Я практик, герр рейхсфюрер, и предпочитаю опираться на факты. А они таковы: южнее Нарвика этот "змей" ни разу не был замечен. Ну и не надо его беспокоить — все равно мы пока не можем противопоставить ему ничего!

— Ну, герр адмирал, я не забыл, что вы настаивали на ускорении проекта и постройки субмарин "тип XXI", как одного из возможных орудий? И что вышло?

— Герр рейхсфюрер, я считаю, что траты не были напрасны! Согласитесь, что в тех условиях обычная лодка "тип VII" или "тип IX" однозначно бы погибла! И то, что U-1506 сумела все же избежать гибели, надлежит считать успехом германской конструкторской мысли! Она все же не дала себя утопить, даже "змею"! А значит, выживаемость лодок этого типа в "битве за Атлантику"…[5]

— Герр адмирал, вы считаете, что трусость, это полезная черта германского морского офицера? Как и открытое проявление неуважения к своему командованию? Что это за слова в рапорте, "нас послали воевать против страшного противника, вооружив негодным оружием"?

— Герр рейхсфюрер, вы не подводник. А я, читая этот рапорт, представлял зримо. Как U-1506, находясь в казалось бы безопасной, "учебной" миссии недалеко от базы, вдруг подверглась неожиданной атаке, причем противник не был замечен до последнего момента. Как вдруг поняли, что торпеды идут на цель, на нас, и от них не увернуться, и весь экипаж уже был готов к смерти, и чисто случайно было найдено спасение на глубине. Как оказалось, что страшный враг, невидимый, но почти всемогущий, держит их на прицеле, видя каждое движение. Как прозвучало страшное слово, "русский полярный ужас", тот самый, что уничтожил весь наш флот — от чего двое матросов сошли с ума, а второй вахтенный офицер поседел. Как это ужас преследовал их почти сутки, а они не могли ответить, и глубина была спасением лишь на время, кончался заряд батарей, и свежий воздух — и они ощущали себя кроликом, забившимся под корягу, вокруг которой бродит голодный волк. Как их начали бомбить, прицельно, и они знали, что удар будет по тому месту, где они сейчас, и спасение лишь в движении, а заряда не хватит до базы? И ведь если бы не береговые акустические станции, услышавшие шум бомбежки, и высланный самолет-разведчик, все было бы кончено, "змей" бы их сожрал, хотя бы потому, что глубины уменьшались, а энергии аккумуляторов оставалось все меньше? Как они, поняв что "змей" занялся эсминцами, поспешили прочь, радуясь что вытянули выигрышный билет, и молясь, чтобы "змей" не бросился в погоню. Как ползли на последних каплях электричества, а после легли на грунт на глубине триста двадцать, кстати абсолютный рекорд погружения германских субмарин — по какой-то интуиции, и оказались правы, уже через полчаса услышав локатор ищущего их "змея", русский монстр прошел рядом, а они лежали в койках и молились, заглушив все, что можно заглушить. Как они решились наконец всплыть, через двое суток, и пошли в базу, ежеминутно ожидая удара из глубины. И лишь ступив на твердую землю поверили, что они живы. Такого ада, смею заверить, не испытывал ни один экипаж! Никогда еще ни один U-бот не подвергался столь длительному и изощренному преследованию. Человеческая психика имеет предел, даже у подготовленного профессионала — и если его превысить, будет и сумасшествие, и нервный срыв, и потеря уверенности, и алкоголизм — что мы и наблюдаем. Герр рейхсфюрер, вам решать — но я бы перевел экипаж U-1506 в учебную флотилию на Балтику, к боевым походам его допускать нельзя. И наградил бы этого достойного офицера Рыцарским Крестом — как того, кто столкнулся с русским "полярным демоном" и остался жив. Также и командира "Карла Гальстера", как единственно спасшего свой корабль. Потому что альтернативой была бы просто гибель, бессмысленная и бесславная.

— Награждать за сражение, где мы потеряли четыре корабля, а русские ни одного?

— Герр рейхсфюрер, согласитесь что результат все же чрезвычайно важен! Если бы и U-1506 не вернулась, как U-1503, мы могли бы решить, что в конструкции новейших субмарин какой-то фатальный дефект? Теперь же мы знаем, что вся техника работала просто великолепно, а имеющиеся недостатки конечно, подлежат устранению, но не препятствуют использовать эти прекрасные корабли в Атлантике, для чего они собственно и были предназначены. Там они могут принести Рейху гораздо большую пользу, чем в русских водах. Пусть сам черт воюет с этими русскими, а мне жаль посылать своих мальчиков на убой. По крайней мере, до тех пор, пока у нас не появятся такие же сверхсубмарины.

Когда за адмиралом закрылась дверь, Гиммлер уже привычно щелкнул кнопкой, выключив скрытый магнитофон. Хотя в этот раз сказанное Деницем в общем, нельзя было назвать предосудительным. В свете того, что изрек великий фюрер, не далее как вчера:

— Ключ к победе на Востоке лежит на Западе! Положение Англии хуже, чем в сороковом, еще один удар, и она выйдет из войны. А без британцев, и США не решатся продолжить войну с нами. И ни в Лондоне, ни в Вашингтоне, не жаждут увидеть Европу под властью русских коммунистов! Значит, показав свою силу, мы можем надеяться как минимум, на благожелательный нейтралитет англо-американских плутократов! А дальше, мы ведь не предлагаем им ничего невозможного. Мир достаточен, чтобы поделить его по справедливости — пусть янки господствуют в Западном полушарии, британцы владеют Индией и Африкой, Япония — Китаем, ну а Германия колонизирует Россию!

Но для этого нужна решающая победа над британцами или янки. Мы разбили их на суше, им мало? Значит, надо разбить их на море!

Этот же день. США, штат Огайо

Американский футбол — игра жестокая. В отличие от футбола европейского, кстати и называемого в Америке иначе, "сокер", и пользующегося гораздо меньшей популярностью. Кто сомневается, пусть подумает, зачем тогда на игроках настоящие доспехи, включая шлемы с забралами — выйти без них на поле во время матча рискнул бы лишь самоубийца.

Клуб назывался, "Белоголовые орлы", или "Серые кугуары", какая разница? Он не входил в высшую лигу, хотя был где-то на подступах. Этот матч обещал быть горячим, трибуны были переполнены. И никого не удивляло обилие полиции, особенно возле ВИП-ложи. Особо осведомленные шептали, что сегодня матч почтили вниманием Сами, Фигуры, Спонсоры, ну в общем те, кто давали деньги на это развлечение. Большим людям захотелось, одновременно с удовольствием, взглянуть, насколько эффективно работает их капитал — в Штатах это дело святое.

Те, кто собрались в ложе для особо важных гостей, и в самом деле были спонсорами этих "кугуаров", или "орлов", так же как владельцами множества других заводов, газет, пароходов, и еще много чего. Но не это было главным их занятием. Были ли они хозяевами корпораций, владельцами банков? И это тоже было не так — ведь даже такие всемирно известные фирмы как "Форд", или "Стандарт ойл", отнюдь не монолитны, их акции находятся во владении… а вот в чьем и в каких пропорциях, это была тайна, оберегаемая лучше любого "проекта Манхеттен". Короче, каждый из собравшихся здесь, был именно таким Хозяином, владельцем совокупного пакета акций, дающему подлинную Власть, ведь кто управляет движением капитала, тот управляет всем? Они не занимали официальных постов, вроде министров, сенаторов, конгрессменов, даже президентская должность была бы для них мелкой и временной — политика отвлекала бы драгоценное время, и таким Фигурам совершенно незачем быть на виду. Они были всего лишь Те Кто Решает — ну а прочие фигуры рангом ниже, те же сенаторы, министры, генералы и сам Президент, были не больше чем исполнителями их решений.

— Ну так что будем делать, джентльмены? Кажется мы доигрались до того, что мировая политика вершится не у нас, а в Москве? Заключит Сталин с гуннами мир, или нет?

Лощеный господин с манерами британского лорда говорил скучающим тоном, не показывая своего беспокойства, как положено по правилам приличия. И лишь напряженно бегающий по собеседникам взгляд показывал важность поставленного вопроса.

— А разве об этом идет речь? — спросил джентльмен с военной выправкой, даже изысканный костюм сидел на нем как мундир — пока, насколько мне известно, речь идет о зондаже через так называемую "Свободную Германию" о заключении временного перемирия. Не переговоры, а так, проба почвы и декларация о намерении, никого и ни к чему не обязывающая.

— Во-первых, как говорил один мой знакомый аббат, "чертенку лишь народиться — быстро вырастет в большого дьявола" — ответил "лорд"- все договоры, пакты, союзы и альянсы начинаются именно так. Во-вторых, я не уверен, что наш источник в Москве знает всю картину. В-третьих, на русском фронте подозрительное затишье, бои идут по сути, в Прибалтике, где русские освобождают свою землю.

— Не свою — заметил третий собеседник, в ковбойской шляпе — на сентябрь тридцать девятого, это суверенные государства. Мы кажется договорились, что на послевоенной конференции, закрепляющей границы в Европе, будем отталкиваться именно от этой даты?

— И если Сталин ответит, "где ступил наш солдат, это все наше", мы будем с ним воевать? — спросил "генерал" — объявим русским войну за суверенитет какой-то Эстонии? Думаю, в Комитете начальников штабов вас не поддержат.

— О войне речь не идет — сказал "ковбой" — но предмет политического торга? За наше согласие на включение этих карликовых государств в СССР, мы же потребуем от русских уступок в чем-то еще. Очевидно, что границы в Европе, да и не только, уже не будут прежними. Но вот кому и чем за это будет уплачено?

— А какая разница: решать будет сильнейший — заявил "аристократ" — и он же возьмет все. Ведь выигрывает всегда тот, кто устанавливает правила игры. А это не должно быть дозволено никому, кроме нас — ни русским, ни немцам, ни даже "кузенам". Пусть Сталин сам разбирается со своими "голубями", что бы он им ни наобещал — союзнические обязательства важнее!

— Ну, формально русские не дали нам повода — заметил военный — вот только боюсь, когда этот повод реализуется, будет поздно. С военной точки зрения, выгода от перемирия для русских сомнительна, ясно же что для гуннов это всего лишь тайм-аут. Но тут палка о двух концах: кто лучше сумеет воспользоваться передышкой. Да и вытребовать лучшие условия, при ее установлении.

— То есть назрела насущная необходимость, еще до послевоенной мирной конференции осуществить некую встречу на самом высоком уровне, где русские будут связаны более жесткими формальными обязательствами — сказал "ковбой" — идея не только моя.

И он взглянул на стоящего рядом, молчащего до того толстяка с сигарой, очень похожего на британского премьера, но чуть ниже ростом. Тот кивнул.

— Вы знаете мои приоритеты, джентльмены. Рынки сбыта, прежде всего — и желательно закрепить их договором.

— Вот только где и когда? — задумчиво произнес "аристократ" — и кстати, Фрэнки уже знает?

— Узнает, когда мы сегодня это решим — ответил "ковбой" — и уверен, он не откажется, если его очень попросят. За наши общие интересы, и интересы Америки. А вот когда… Мне кажется, чтобы наша позиция на переговорах была сильнее, необходима громкая военная победа! Чтобы у русских не создавалось слишком высокого мнения о своей военной мощи.

— Согласен — кивнул "аристократ" — но где?

— Португалия категорически отпадает — сказал военный — джентльмены, вы представляете, какой объем груза будет надо туда забросить для успешного наступления? И даже в самом лучшем случае, мы получим продвижение на несколько десятков миль, к испанской границе — на фоне Сталинграда и Днепра смотрится блекло. Точно так же десант на какой-нибудь остров в тихом океане — масштабы не те. Нужна победа, о которой заговорил бы весь мир!

— Ну тогда альтернативы нет — бросил "ковбой" — взгляните на заголовки газет. "Почему проклятый пират еще жив", наши американские парни считают этого Тиле большим злом, чем Гитлер, японский микадо, и все голливудские злодеи вместе взятые. Это правда, что армия жалуется на недостаток призывного контингента, потому что все сливки, самые толковые и патриотичные, хотят попасть во флот. Поймайте этого Тиле и повесьте на рее, или придумайте что-то еще, тогда весь мир поймет, что мы умеем взыскивать плату по своим счетам. Ладно, мы не были сильны на суше, в глазах европейских держав — но уж море должно быть нашим. Так какого черта мы, получив от гуннов оплеуху, еще не расплатились? Нам нужна именно победа в морском сражении — вот почему я был категорически против масштабных бомбардировок Бреста. Помимо того, что мы растратили бы в значительной степени нашу воздушную мощь, это не произвело бы нужного эффекта. Возможно, повредили бы на верфи этот "Ришелье", и что? А вот если настичь эскадру Тиле в океане, и уничтожить ее целиком? Ну а адмирала-пирата выловить из воды, чтобы после показательно вздернуть на рею?

— Такой вариант прорабатывался — кивнул военный — для этого нужно всего лишь, собрать в Англии превосходящую эскадру. Мы же не знаем, когда этот гунн снова вылезет в океан? А вот тут начнется подобие охоты на "Бисмарк".

— И сколько ждать? — подал голос толстяк — насколько мне известно, готовность "Миссури" и "Висконсина" даже по первоначальным планам была, лето следующего года. А теперь, когда в них спешат впихнуть все улучшения, по опыту боя злосчастной "Айовы"? Про "Кентукки", который решили переделать еще кардинальнее, вообще молчу, ну а про "Иллинойс", шестой корабль серии, и разговора быть не может, раз его решили делать как тип "Монтана". А сами "Монтаны", все пять, простите, уже шесть, вступят в строй не раньше сорок шестого. Если считать что "Айову" и "Нью-Джерси" строили два с половиной года, и это без хвастовства, отличный результат?

— В этом сражении главную роль сыграют не линейные корабли, а авианосцы — сказал военный — бесконтактные сражения показали свою эффективность на Тихом океане, позволив нанести противнику полное и решительное поражение, не потеряв ни одного своего корабля. Быстроходные линкоры нужны лишь как прикрытие авианосцев, ну и конечно, для добивания поврежденного противника. А в палубной авиации у нас подавляющее преимущество уже сейчас. Единственная палуба у гуннов, "Цеппелин", по реальной боевой мощи, это легкий авианосец, меньше полусотни машин в авиагруппе. Даже сегодня мы сильнее гуннов в этом аспекте, имея в строю "Лексингтон" и "Йорктаун", новейшие тяжелые "эссексы", каждый из которых ударной мощью превосходит "Цеппелин" вдвое. И на них опытные авиагруппы, прошедшие сражения Тихого Океана, получили новые истребители "Хеллкет", так что и качественного превосходства гуннов в воздухе не будет, ну а количеством мы их просто задавим. И очень скоро у нас будет не две палубы а четыре — "Банкер Хилл" завершает курс боевой подготовки, а "Интрепид", только что принятый флотом, его пройдет. И это при том, что у немцев никакого пополнения флота авианосцами не ожидается, есть данные о переоборудовании крейсера "Зейдлиц", или каких-то торговцев в эскортники, но это несерьезно. Кораблей класса "тяжелый авианосец" у них нет, и не предвидится.

— Подождите! — перебил "ковбой" — то есть у нас уже есть над гуннами четырехкратное превосходство? И еще линкор "Нью-Джерси", полностью боеготовый, и намного более сильный, чем любой из линкоров этого Тиле, сколько помню справочник Джена? Ну а легкие силы в сопровождение найдутся. Мы не можем ждать, по политическим соображениям нам нужна победа сейчас! Нельзя тянуть с будущей встречей — да, кстати, Уинни пригласим, для компании?

— А отчего нет? — прищурился толстяк — неплохо и на кузенов наложить некие оковы. А то они недовольны нашими торговыми интересами в Канаде. Может тогда в ответ потребовать с них возвращения долга еще за ту войну?

— Да, а где намечается встреча? — спросил "аристократ" — все ж не надо изнурять Фрэнки долгим путешествием.

— Боюсь, тут выбора нет — ответил "ковбой" — нам ведь прежде всего нужны русские. А Сталин, в ответ на проведенный моими людьми зондаж, ответил, что категорически не может покинуть свою страну даже на короткое время, и намекнул, что рискует по возвращении застать на своем посту кого-то другого. Зная про борьбу "ястребов" и "голубей" в советской верхушке, и русскому правилу, что правитель в отставку не уходит, можно в такое поверить. А своя голова любому гораздо дороже внешнеполитического интереса. Так что Фрэнки и Уинни придется ехать в Россию, ничего не поделать. И повторяю, не тянуть — иначе мы рискуем остаться один на один с Еврорейхом, с которым в союзе Япония, а возможно и русские. Если эти два усатых завтра заключат мир и разделят сферы влияния. Фрэнки поймет — и в конце концов, Мурманск не сильно дальше, чем Касабланка.

— Для этого нужна победа — сказал военный — джентльмены, вы все же люди штатские. Вы же не собираетесь подменять собой профессиональный штаб?

— А разве кто-то его подменяет? — усмехнулся "ковбой" — я ведь тоже немного смыслю в военных делах, читаю литературу и газеты. Место и время сражения? Пса выманивают из будки, кинув кусок мяса. Допустим, гунны поверят, что мы намечаем большое наступление в Португалии, в Марокко — придумайте сами. И туда идет войсковой конвой, в сопровождении… тут кто-то из старых британцев сойдет, "Рамилиез" или "Вэилент". И тогда Тиле вылезает из логова, собрав всю свою свору. И чем больше соберет, тем лучше, потому что в море его будут ждать большие хорошие парни, по типу Мидуэя. И мы сотрем гуннов в порошок внезапным авиаударом, а после выловим пирата, если ему повезет не утонуть, лично я бы бросил мерзавца его любимым акулам, но ведь так будет не столь зрелищно? Мы люди штатские — и потому ваш штаб распишет все это подробно, кто, как, когда, где? — и отдаст конкретные приказы. Есть возражения?

— Только одно — ответил военный — "Рамилиез" уже никогда не сможет. Только что пришло подтверждение — в Индийском океане действительно случилось… Джентльмены, я иногда начинаю думать, что и игру вмешался бог или черт, в помощь русским против гуннов, или гуннам и их союзникам, против нас.

Контр-адмирал Чарльз Л.Додсон, в 1943 г. — энсин, линейный корабль "Рамиллис". Записано в 2006 г, Лондон (альт-ист)

Знаете, молодой человек, я совсем не помню утро Того Дня…

Вот просто стерлось оно из памяти, говорят, такое бывает. Для меня Тот День так и остался начавшимся с доклада вахтенного офицера. Лейтенант Уинтроп, я помню его, он погиб в самом начале боя. Маленький осколок, совсем крохотный, прямо в сердце, он умер сразу…

Чем Вы так удивлены? Молодой человек, я помню всех, кто был со мной в Тот День… Всех до единого, да. Вижу их, как вот сейчас Вас, хоть они все и умерли давным-давно. Даже лучше, чем Вас, хе-хе… глаза-то у меня уже далеко не те, что раньше. Восемьдесят три года, молодой человек, это не шутка. А вот ИХ я вижу по-прежнему ясно, даже закрыв глаза, словно они у меня тут, на веках, изнутри…

Да, там я видел не так много, своими глазами. Но после я без малого полвека прослужил в Королевском Флоте, до адмиральских погон, и поверьте, достаточно разбираюсь в военно-морском деле! И я очень интересовался тем своим первым боем, все эти годы — искал в архивах, говорил и переписывался с участниками событий, причем не только с нашей стороны. Зачем я это делал? Представьте, у меня была мечта написать книгу о том сражении — показать, что несмотря ни на что, честь Королевского Флота не была опозорена, напротив, мы сделали даже больше, чем могли! Все здесь, в этих папках — но Господь не дал мне литературного таланта, так что это всего лишь сырой, необработанный материал.

Но я тогда подумал, что все это уже известно, есть в архивах, в официальных отчетах, в мемуарах кое-кого из моих корреспондентов, так зачем переводить бумагу и тратить время, которого у меня осталось не так много — на то, что прочтут лишь немногие любители, да и то забудут через год? Теперь я понял, что ошибся. Флот — это не только корабли, люди, верфи, это еще и отношение к нему общества. Когда наши юноши будут мечтать стать моряками, а не клерками, адвокатами и бухгалтерами, и девушки будут считать защитников Империи самой лучшей партией — так было в мое время, жаль что этого нет сейчас! И потому есть огромная разница, между тем, что доступно узкому кругу профессионалов, и тем, что читают все. Расскажите сегодняшним читателям, какими мы были — те, кто умирал тогда за Империю! Пусть они скажут о тех, кто служил в Королевском Флоте — вот это были герои!

Ведь у вас есть дар, молодой человек. Я с великим интересом прочел ваш бестселлер, конечно, это слишком смелое утверждение, что у русских была атомная субмарина уже в сорок втором. Да, вы убедительно показали, что это допущение снимает все нестыковки последующих событий — но даже не попытались объяснить, как это было возможно! А ведь шизофренический бред тоже бывает безупречно логичен, основываясь лишь на одной самой первой неверной предпосылке. Не обижайтесь — и если вам угодно, я готов добавить в пользу вашей версии еще пару фактов. Вы знаете, что я был на борту "Воронежа" в восемьдесят пятом, во время визита в Архангельск отряда кораблей? Нам было дозволено осмотреть эту легендарную субмарину, уже пребывающую на вечной стоянке в качестве музея — где она находится и поныне. Но именно я в шестьдесят восьмом командировал "Вэнгардом", первой атомной подлодкой Королевского флота — и потому, достаточно сведущ и в этой области. Согласно официальной русской версии, К-25 первоначально имела фторо-химический двигатель, замененный на атомный в 1951 году. Так вот, вся внутренняя компоновка, разделение на отсеки и многие другие мелочи выглядят так, словно корабль изначально строился под ту начинку, что на нем есть — она не была засунута взамен другого, на освободившееся место! А машины и оборудование явно слишком совершенны для начала пятидесятых. Так что загадок лишь прибавилось — но без ответа. Может быть когда-нибудь кому-нибудь удастся их разгадать, но я уже вряд ли про это узнаю.

Но вернемся к битве у острова Сокотра, 9 сентября 1943. И давайте договоримся, я буду рассказывать в первую очередь о том, что видел сам, но иногда ссылаться на то, что узнал после. То, что в этих трех папках, это достовернейшая информация — конечно, не все собранное мной я сумел перепроверить, а какие-то документы не рассекречены и сейчас, но все сомнительное в моих материалах отмечено особо. Мне нечего стыдится, как и другим, кто сражался тогда — на карту был поставлен возможный перелом в ходе войны, на африканском континенте! Может быть, окажись мы удачливее, Африка не превратилась бы в тот адский котел войн и смут… но история не знает сослагательного наклонения!

Если бы мы знали? Мы знали одно — там, в Джибути, из последних сил держатся наши товарищи. Мы везем им подкрепление, двадцать полностью загруженных транспортов, семнадцать тысяч солдат, технику, припасы! Сорок третий год был временем наших тяжелейших поражений, мы потеряли Индию, Гибралтар, Мальту — то, что завоевывали наши предки, во славу Британской Короны! Мы откатывались из Египта на юг, уже был потерян Судан, почти вся Эфиопия, а в Риме кричали, дойдем до Кейптауна! Джибути сидел занозой на пути этих воинственных планов — при состоянии африканских дорог, наиболее верный путь снабжения и вторжения, это море! Падение Джибути означало, что придется отдать и Сомали, за ней Кению. А "бремя белого человека" не было для нас пустым словом! Дикие народы ценят силу, но презирают слабость. "Я отказываюсь быть вассалом Британской Империи, поскольку она не защитила меня от вторжения врага" — это уже сказал тогда не только тот индийский раджа… забыл его имя, простите! Уйдя с тех земель, мы сами слагали с себя право быть хозяевами для тех народов. И наши деды, те томми аткинсы, что завоевывали их для нашего благополучия, прокляли бы нашу слабость, ворочаясь в гробах!

Так сказал Джек Маклай, коммодор конвоя, старый седой ветеран, служивший еще в викторианские времена. 4 сентября пришло сообщение, что по разведывательным данным, больше недели назад через Суэцкий канал на юг прошла итальянская эскадра, в составе которой был как минимум один линкор типа "Рома". А 6 сентября был атакован остров Сокотра — наша военно-морская база там имела эскадрилью летающих лодок, эскадрилью "Веллингтонов", и батальон индийской пехоты, а также несколько полевых и зенитных батарей, приспособленных для стрельбы по морским целям, но системы обороны не было, база была создана лишь в мае — и в донесении говорилось, о бомбежке самолетами с японскими опознавательными знаками, и об обнаружении в море большого конвоя, идущего на запад, в состав которого входят два легких авианосца, предположительно тип "Читозе", после чего радиостанция Сокотры на вызовы не отвечала. Мы находились чуть южнее экватора, уже пройдя широту Момбасы. И на борту "Рамиллиса" был созван совет, где решали, что делать? Можно было укрыться в Момбасе или Могадишо, и ждать усиления. Или все же — попробовать прорваться!

На флоте — не может быть демократии! Но это важно, чтобы в самый трудный бой люди шли не по приказу, а по вере, что так надо. И Джек Маклай сказал, что мы нужны в Джибути именно сейчас. Укрыться и ждать — как долго? Сколько нужно времени, чтобы из Метрополии пришла боевая эскадра — в Индийском океане же силы Королевского Флота были весьма ограничены и связаны множеством важнейших задач. Если помните историю, тогда всерьез опасались японского десанта в Австралию. И надо было снабжать осажденные Гоа и Бомбей, и везти конвои на Цейлон. Мы потеряли бы минимум три-четыре недели, даже если бы Адмиралтейство выделило для нас в сопровождение новый линкор и авианосец. С другой стороны, у нас нет точных данных о вражеской угрозе. Весьма вероятно, что итальянцы озабочены встретить первый прямой японский конвой в Еврорейх (хотя отдельные японские суда приходили в захваченные немцами Суэц и Басру еще в июне-июле), и им нет до нас никакого дела — а удар по Сокотре, это как Перл-Харбор, не больше чем нейтрализация возможной угрозы. Но даже в худшем случае, если остров захвачен — через две недели там будет настоящее осиное гнездо, не только итальянских, но и японских ударных эскадрилий — сейчас же там ничего еще не могли успеть организовать! Ну а если на Сокотре всего лишь разрушена радиостанция, а мы, испугавшись мнимой угрозы, укроемся в Момбасе, и в это время Джибути падет… То именно мы будем виноваты, что пожар распространится на юг по нашим колониям. И все скажут, Англия потеряла из-за нашей трусости то, что завоевывала веками! А никто и никогда не смеет называть его, Джека Маклая, трусом!

Мы не знали тогда, что японцы и итальянцы согласовывали действия — и если первые, нанеся авиаудар, действительно проследовали на запад, то итальянская эскадра подошла к Сокотре уже утром 7 сентября, и после обстрела с крейсеров, высадила десант. Все было кончено очень быстро, и уже вечером того же дня на аэродром приземлилась эскадрилья истребителей Re-2002, перелетевших с материка. Генерал Мадзини, командовавший "наземной" частью операции, показал себя выдающимся организатором — впрочем, историки утверждают, что бывший командир дивизии на Восточном фронте, сумевший избежать гибели в мясорубке за Днепром, с тех пор усвоил первое правило войны, разгильдяйство карается кровью, недаром же в самой итальянской армии он имел прозвище "пруссак"! Мы не знали, что все это изначально имеет целью не только банальную проводку японцев в Рейх, но и направлено против конкретно нас. Что севернее Сокотры ждут не пара крейсеров, а по сути, главные силы итальянского флота, во главе с самим командующим адмиралом Бергамини. Что фигуры были расставлены — но мы не могли видеть всей доски. И сами шли в ловушку.

Но если бы вы были тогда в кают-компании "Рамиллиса", после речи Маклая… У вас бы не было сомнений — все присутствующие, включая нашего командира коммодора Долфина, были единодушны, НАДО ИДТИ!

Ведь бывало хуже, джентльмены? Когда конвои прорывались к Мальте в сорок первом. Когда Империи трудно, разве в первый раз Флот спасает положение? Мы выдержим, что нам какие-то итальянцы? Мы били их в сороковом, сорок первом, да и в недавних тяжких событиях итальянцы никак не проявили духа и умения древних римлян. А итальянский флот, это смешной анекдот, за всю свою историю не числивший за собой ни одной победы!

И потому мы верили — мы их одолеем!

Так вот, лейтенант Уинтроп доложил коммодору, что опознаны корабли, замеченные ранее. Итальянский легкий крейсер типа "Гарибальди" и эсминцы, в походном ордере. Что ж, мы были готовы, мы ждали гостей, еще с того момента, как наши парни с "Хантера" сбили итальянский гидросамолет, вчера перед закатом.

О нет, мы никого не боялись! В конце концов, бояться врага просто неприлично для офицера Ройял Нэви. Поверьте, даже появись перед нами сам морской дьявол Дэви Джонс — мы бы только поправили прицел и врезали ему главным калибром. Уж такие мы тогда были, не боялись ни Бога, ни черта, ни, тем более, гуннов с макаронниками. Нас такими вырастила Империя… конечно, сейчас она уже совсем не та, что раньше… но тогда мы гордо несли наш флаг и не спускали его ни перед кем!

Коммодор Долфин, он был великий командир и настоящий джентльмен, да. Он приказал пробить тревогу и был совершенно невозмутим. Мы даже не увеличили скорость, чтобы не отрываться от конвоя. Это ведь могла быть и хитрость: выпустить один дивизион легких сил, чтобы отвлечь нас, а затем напасть на конвой с тыла. У нас ведь было уязвимое место, наш "Рамиллис" и в молодости не блистал ходовыми качествами, а к 43-му году мы не всегда могли и двадцать узлов выжать из машин.

Нет, корабль был в великолепном состоянии, я ведь уже говорил, что коммодор был великим командиром. Просто машины уже поизносились, наш "дед" старался, как мог, но всем человеческим усилиям есть предел, да. Так что коммодор не хотел отрываться от конвоя, мы нужны были рядом с транспортами. Кроме нас ведь некому было их защитить, случись что, не шлюпам и фрегатам же было драться с рейдерами?

Да, молодой человек, не забудьте указать, фрегат той войны, это совсем не то, что сейчас. Сегодня фрегат, это "прибрежный эсминец", лишь немного меньше размером, столь же быстроходный, несущий такие же ракеты и торпеды, так же оснащенный радарами и гидроакустикой. Тогда же фрегат, это корпус и машины гражданского судна, пара четырехдюймовых пушек, асдик и глубинные бомбы — и скорость двадцать узлов, брони нет, боевая живучесть совсем никакая. Эти корабли, должные строиться быстро и дешево, в больших количествах, никто и никогда не предназначал для эскадренного боя, они очень неплохо могли бороться с субмаринами и отгонять одиночные самолеты, но даже против одного эсминца, слишком разная весовая категория, исход заранее предопределен! Ну а шлюп, сейчас такого класса нет, это чуть увеличенная версия фрегата, что-то вроде "противолодочной канонерки" — но тоже много слабее любого эсминца тех времен. В состав нашего конвоя входили четыре шлюпа, тип "Блэк Сван" — сам "Черный лебедь", "Фламинго", "Дикий Гусь", "Вальдшнеп", все вооружены тремя спаренными установками 102мм универсальных пушек, и четыре фрегата, тип "Ривер" — "Дарт", "Твид", "Тренд", "Райбл", всего по два ствола того же калибра. И наконец последним (по включению в состав конвоя, но не по боевому значению), был эскортный авианосец "Хантер", присоединившийся в Кейптауне — по сути, крупный транспорт с полетной палубой, всего двадцать старых машин в авиагруппе, 834я эскадрилья, четырнадцать "Суордфишей" и шесть истребителей "Сифайр". Спору нет, на суше этот самолет был славным бойцом — но вот для палубы годился мало, даже на больших авианосцах они при посадке разбивались по-страшному, а уж на малых эскортных… На то утро, из шести лишь четыре были в строю, это тоже оказалось роковым!

Молодой человек, не надо повторять мне эти бредни! Их сочинил какой-то сухопутный писака, а Вы хотите, чтобы моряк брал во внимание такую чушь?! Подумайте лучше сами: итальянские крейсера и эсминцы шутя давали 35 узлов, разве может сухогруз, с парадным ходом в 12, уйти от них? Наша сила была в единстве, пятнадцатидюймовым снарядом мы могли отправить любого макаронника на дно, но "Рамиллис" не в состоянии был гоняться за каждым эсминцем, а именно это бы и вышло, прикажи коммодор конвою рассеяться и уходить поодиночке к Могадишо. Коммодор был абсолютно прав, сохраняя ордер, только так у нас были шансы отбиться. И, кстати сказать, шансы поначалу всем нам казались весьма неплохими. Двух лет еще не прошло, как наш старина "Рамиллис" обратил в бегство сразу два вражеских линкора, да еще и не просто линкоры, а гуннов — "Гнейзенау" и тот самый "Шарнхорст". Да-да, молодой человек, мы не боялись самого Тиле! Ему тогда, в 41-м, врезали так, что он с позором удрал… окажись мы в Атлантике, рядом с "Айовой", еще неизвестно, чем бы кончился Атлантический рейд гуннов, может быть, он бы там же и закончился.

Воздушная разведка? Велась как положено, с секторе сорок пять градусов в каждую сторону, впереди от курса. По уже объясненным причинам, летали "Суордфиши" — иначе мы бы остались совсем без истребителей, да и обнаружить подлодку с тихоходного биплана намного легче. Но вы не забывайте, что все случилось утром. Взлетели два самолета, кто был слева по курсу, не обнаружил ничего, правый же передал в 8.25 — вижу ордер, крейсер и четыре эсминца, ведут по мне зенитный огонь — и все! Нам не повезло, итальянцы на этот раз не промазали — но ведь крейсер и эсминцы, это не та угроза, о которой стоит беспокоиться? А пара "Суордфишей", отправленная к Сокотре, посмотреть что там, еще не вернулась, но она и должна была идти скрытно, соблюдая радиомолчание. Затем пришло донесение — мы не знали еще, что их перехватили истребители и тоже сбили, внезапной атакой.

Но после двух гуннских линкоров, стоило ли нам опасаться каких-то итальяшек? Коммодор не дрогнул, даже когда поступил второй доклад, и стало ясно, что макаронники не одни, что они сопровождают линкор, подходящий с севера. Святой Георг, мы чувствовали в себе силы помериться силами с кем угодно и даже были рады, что судьба посылает нам достойного врага. Мы ведь горели желанием отомстить, за Атлантику, за Гибралтар, за все! И мы увеличивали ход, мы пошли на сближение, чтобы отсечь итальянцев от конвоя… а потом уже стало ясно, что бой будет тяжелым, когда оказалось, что линкоров на нас идет целых три и все они — новейшие, типа "Литторио".

Тогда коммодор сказал, что Британия надеется на своих моряков и он ожидает, что каждый из нас сегодня до конца исполнит свой долг.

Высокие слова? Поверьте, молодой человек, тогда эти слова были именно теми словами, что и были нужны. И мы все восприняли их, как должно. Как напутствие боевого командира своим боевым товарищам, именно так. Только Вам, не знавшим войны, наверное, этого уже не понять, да. А у нас тогда слезы на глаза наворачивались, от этих слов. Никто не хотел умирать, конечно, но мы все рвались в этот бой.

Коммодор? Он тогда на несколько минут оставил мостик и вернулся уже в парадной форме. А потом велел всем нам перейти в боевую рубку. Нет, он не оставался весь бой на открытом мостике, что вы, молодой человек! Видели? Вам надо поменьше смотреть кинофильмов, хе-хе… В бою линейных кораблей, недолго проживет командир, не укрывшийся за броней боевой рубки, а коммодор Долфин был героем, а не глупцом. Конечно же, он тоже присоединился к нам, только несколько позже. Сейчас-то я понимаю, что из всех нас, лишь он один знал, что мы идем в свой последний бой, вот и остался на мостике на несколько минут, чтобы в последний раз глянуть на свой корабль, каким он был до сражения, а может быть — даже и прощался. Но в рубку к нам он все равно пришел и боем руководил оттуда. Вопреки голливудскому фильму, да.

Где-то здесь, в папке, была подробная схема боя… Вот она, смотрите. Условия — ясная погода, штиль, идеальная видимость. Наш курс строго на север, скорость десять узлов. Вот показана "коробочка" транспортов, четыре колонны, по пять, вот это мы, на правом траверзе, но начали выдвижение вперед, заметив противника. "Хантер" отмечен позади, ему нужна была свобода манера, чтобы выпускать и принимать самолеты. Наконец малые корабли эскорта первоначально были рассредоточены по флангам и впереди конвоя, потому что субмарины всегда атакуют с носовых курсовых углов — но отдельно отмечены два фрегата "Дарт" и "Твид", поначалу они были вместе с "Рамиллисом", в его охранении. Противник был обнаружен идущим на пересечение, вот отмечен, синим цветом, курсом 270, то есть под прямым углом к нашему, скорость 24 узла, дистанция 13 миль (предельная дальность для пушек "Рамиллиса"), головной отряд — идет на пересечение нашего курса, чтобы охватить голову конвоя. А вот это главные силы итальянцев, "Рома", "Литторио", "Витторио Венето", мы обнаружили их, когда выдвинулись вперед — идут точно за головным отрядом, классический "кроссинг Т", в сопровождении дивизионов эсминцев с крейсерами во главе — один, ранее развернутый перед линкорами в завесу строем фронта, стал пристраиваться за головным, увеличив скорость. А вот второй дивизион, прежде прикрывавший их линкоры слева, кильватерной колонной на параллельном курсе, видите, стрелка влево под девяносто градусов, поворот на юг, охватывают нас с правого фланга, дистанция 120 кабельтовых. И был еще четвертый дивизион, весь бой пробыл в резерве, вот он обозначен, севернее колонны их линкоров, тем же курсом.

Вам покажется странным, но вид врага нас воодушевил — как же боятся нас итальянцы, если против одного лишь старика "Рамиллиса" послали такую силу, весь свой флот, какой смогли собрать! Три самых мощных новых линкора, пять крейсеров (в головном отряде один из кораблей был малым крейсером, а не эсминцем), и пятнадцать эсминцев, включая восемь новейших, тип "Солдати". А у нас восемь шлюпов и фрегатов были, как я сказал, вооруженными торговыми судами, и авианосец "Хантер" тоже, транспорт с полетной палубой и слабой авиагруппой, в которой остались, как я сказал, одиннадцать торпедоносцев "Суордфиш" и четыре истребителя. И тем не менее, итальянцы вели себя с осторожностью, словно против них была боевая эскадра! На месте итальянского адмирала, я бы шел курсом не вест, а зюйд-вест, сокращая дистанцию, и просто раздавил бы конвой огнем, ведь двадцать семь пятнадцатидюймовых орудий, это страшно, против наших даже не восьми а четырех, в этом ракурсе мы могли стрелять лишь носовыми башнями! Но для этого требовались не итальянские а английские корабли, пушки и экипажи, макаронникам подобное было не по плечу.

И когда итальянский головной линкор вдали окрасился дымом первого залпа, мы были спокойны, макаронники никогда не отличались меткостью, обязательно промажут. Первое попадание в этом бою было нашим, несмотря на то, что противник стрелял в нас всем строем, из всех стволов! Наш шестой залп дал попадание в "Рому", после чего у флагмана итальянцев первая башня на какое-то время прекратила огонь. У итальянцев в эту войну были очень плохие пушки, великолепные данные "на бумаге", тяжелый снаряд, отличная баллистика — вот только римляне забыли, что корабли строятся для боя, а не для парада! Живучесть их ствола равнялась размеру боекомплекта — вдумайтесь, что это значит, молодой человек, по опустошению погреба требовалось менять и ствол, то есть каждый выстрел уже давал заметный износ ствола, поправку, которую необходимо учесть, ну а если добавить плохое качество итальянских снарядов и зарядов с большим разбросом по весу, и гораздо худшую чем у нас боевую подготовку артиллеристов, стоит ли удивляться, что в том бою эффективность их стрельбы, то есть количество попавших снарядов по отношению к числу выпущенных, было втрое ниже нашей! И выходило, что по реальной огневой мощи наш "Рамиллис" был равен всем трем их линкорам вместе взятым, будто у них не двадцать семь стволов, а девять против наших восьми. Труднее было с тем, как держать удар, все же три цели "размазывают" по себе снаряды куда лучше, чем одна. Но мы рассчитывали на низкий боевой дух этих римлян, и тоже оказались правы! Потому что, получив от нас снаряд, итальянский флагман поспешно отвернул вправо, от нас, увеличивая дистанцию! Они боялись нас, при всей их силе. И оттого я даже сегодня уверен, будь против нас лишь эти три "Ромы", мы выиграли бы этот бой! Нет, мы не потопили бы их всех — но выполнили бы свою задачу, проведя конвой в пункт назначения, и заставив врага отступить. А большего было и не нужно.

И когда макаронники побежали, мы отвернули к востоку и как следует приложили тем, что заходили справа. Вот потом итальянцы писали, что мы их крейсер даже не задели — так будьте уверены, они и тогда лукавили и сейчас бессовестно врут. Как же иначе, я ведь сам, своими глазами видел попадания! Три раза мы в него попали главным калибром, не меньше, иначе с чего бы весь их дивизион сразу бросился наутек? Вот скорости нам не хватало в Тот День, это верно, мы просто не могли успеть везде, где были нужны. А стреляли мы очень метко, да. В итальянский флагман успели попасть еще один раз, пожар в надстройке ясно видел, ну про крейсер я уже сказал. А нам в ответ только одно, в бронепояс, без всяких последствий, и это при том, сколько стволов от них стреляли, и сколько от нас!

Но скорости не хватало! Будь на нашем месте новый линкор, "Георг пятый"! Мы были как овчарка, охраняющая стадо от кружащих рядом шакалов! Пока мы отогнали тройку больших волков, пугнули и шакалье, подкрадывающееся справа — а слева, с запада, на конвой выходил головной дивизион итальянцев. Причем у них один корабль был, тот самый "малый крейсер", который мы за эсминец приняли, "Аттилио Реголо", и оказался он самым опасным. Вот он на схеме, уже отдельно от строя своего же отряда, впереди всех. Вообще у итальянцев больше хвастовства было чем дела, со скоростью их кораблей — так, их крейсера типа "Коллеони", разрекламированные что 44 узла дают, быстрейшие в мире, в бою от нашего "Сиднея" уйти не могли, хотя у того по проекту 32 узла всего. Но эти, тип "Реголо", себя оправдывали, и в самом деле сорок узлов в боевой обстановке. У итальянцев самые лучшие моряки служили как раз на эсминцах и легких крейсерах, у них самый большой опыт был и они самыми страшными противниками для нас и оказались, в том бою. Я после узнал, что когда их адмирал Бергамини план боя составлял, то один из вариантов был, крейсерам и эсминцам конвой окружить, но в бой не вступать, держаться поодаль, и ждать, пока линкоры с "Рамиллисом" разберутся — долго бы они ждали! Ведь если бы мы огонь не раздергивали, с цели на цель перенося, а ведь пристреливаться каждый раз по-новой надо — а если бы только по этим трем "Ромам" били, то может быть, лаки-шота и не было бы, или "золотого" попадания, когда вражеский корабль одним ударом, но даже при тяжелых повреждениях итальянец бы из боя вышел однозначно, нестойкие они, когда их бьют. Но к нашему несчастью, принят был другой план, легким силам окружить нас и атаковать, с разных сторон. И нас просто не хватало, везде успевать, даже перенос нашего огня сильно снижал его эффективность. Но ведь мы почти успели! Почти…

Этот проклятый "Реголо" выскочил вперед, сильно опередив своих. Наши тоже успели собраться, два шлюпа и два фрегата, "Черный лебедь", "Фламинго", "Тренд" и "Райбл". Первой жертвой оказался фрегат "Тренд" — получив больше десятка попаданий (точное число установить не удалось — спасшихся из экипажа не было), затонул практически мгновенно, опрокинувшись на правый борт, время 13.20, первая наша потеря в этом бою! Следующим в прицел попал "Райбл", отвернувший было вправо, получив приказ прикрыть конвой дымовой завесой — но ничего не успел сделать, отправившись на дно всего через десять минут после "Тренда" и точно так же как он. Шлюпы, "Лебедь" и "Фламинго", были более серьезными противниками, так же не имели защиты, но все же шесть стволов в залпе, а не два. "Аттилио" получил дырку в носовой оконечности, к сожалению, выше ватерлинии, и пожар в надстройке, что отрезвило излишне горячую голову командира. И "Реголо" отступил назад, к своему подходившему дивизиону — крейсеру "Гарибальди" с двумя эсминцами, которые готовы были вот-вот навалиться на конвой!

Спасли положение парни с "Хантера". Одиннадцать фанерно-полотняных бипланов, привет с прошлой войны, против ПВО современных кораблей, днем, полное безумие! Но выбирать не приходилось, никто не испытывал иллюзий что "Хантеру" повезет уцелеть — парни, если вы их всех не утопите, садиться вам будет некуда! И выбирайте те, кто длинней, легче попасть в них торпедой, а истребителям бомбить и обстреливать при заходе на цель вдоль, главное, постарайтесь выбить зенитки. Поскольку "большие волки" были пока вне игры, командир авиагруппы выбрал целью атаки левофланговый отряд. К великому удивлению, никто не был сбит — бипланы при тихоходности обладали невероятной маневренностью, ведь радиус виража "Суордфиша" был сравним с размахом его крыла! И ПВО итальянцев была все же не первоклассной. Семь торпедоносцев выбрали целью крейсера — и "Гарибальди" получил торпеду в корму, выбит один вал, повреждено управление! Вот он на схеме, на этот момент боя, 13.45 — с трудом развернулся, и на скорости четырнадцать узлов заковылял на запад, прочь от места боя, и наверное, стоявшие на его мостике молились, чтобы не попасть нам в прицел! Еще один пилот сумел попасть торпедой в эсминец "Гранатьере", прямо в середину корпуса — не переломился лишь чудом, полная потеря хода! Тут над "полем боя" появились итальянские истребители, эх, и дали же им "сифайры", хотя их осталось лишь трое против восьми, один упал в море уже после атаки на "Реголо" — итальянцев ушло лишь четверо, но и трех "суордфишей" сбили, уже после сброса торпед.

А тут подтянулись и мы — настолько, что могли уже достать своей артиллерией! Ведь наша главная задача была — защитить конвой, а не с линкорами подраться, хотя и хотелось, конечно, равного нам противника победить. Коммодор отдал приказ — и как же мы тогда славно им врезали! "Аттилио", на полном ходу, с предельной дистанции, мы всадили полный залп прямо в нос! Ему тут же не до транспортов стало — пожар у него на носу разгорелся, вода стала заливать носовые отсеки — и макаронник побежал, вернее пополз прочь! А мы успели пустить на дно и подбитый эсминец — эх, будь у нас хоть полчаса времени и лишних пять узлов скорости, ни один бы не ушел оттуда, да! Вояки же из макаронников — за почти пять часов боя, не добились ничего, счет был даже с нашим перевесом, один эсминец за два фрегата, но еще поврежденных три крейсера, да и "Роме" пока досталось больше чем нам!

И тут разом стало все плохо, даже очень плохо. Беда была в том, что мы уже разрывались на части — и все равно не могли успеть повсюду, слишком много было врагов и все они заходили с разных направлений. Одному богу известно, что делали наши механики с машинами и котлами, но "Рамилиес" разгонялся временами до двадцати узлов, как на приемных испытаниях! И все же этого не хватало. Правофланговый дивизион итальянцев, во флагмана которого мы всадили залп еще в начале, все же не вышел из боя, а почти разойдясь на контркурсах, повернул и шел следом за конвоем. Затем, воодушевясь тем, что "Рамиллис" сражался в голове строя, макаронники сократили дистанцию, даже подбитый крейсер мог все же легко держать двадцать узлов. И "Хантер" оказался в пределах досягаемости его орудий, а эскортники правого фланга прозевали это опасное сближение — хотя могли бы и отвлечь огонь на себя, и прикрыть авианосец дымзавесой! Итальянцы сначала стреляли очень плохо, но один шестидюймовый снаряд все же попал. И по рассказам видевших этот бой, "Хантер" не загорелся, повезло, но в пробоину в носу вливалась вода, и ход сразу упал до семи узлов — корабль отчаянно старался удержаться в строю, но безнадежно отставал от стада, а сзади уже щелкали зубами догоняющие волки. И по мере того, как итальянцы сокращали дистанцию, их огонь становился все более точным, и это было страшно, эскортному авианосцу попасть под огонь главного калибра крейсера. На "Хантере" не было ни брони, ни артиллерии, самолеты он все выпустил в атаку, а те четыре, что успели вернуться и сесть, еще не были заправлены и подготовлены к взлету. А в трюмах — огромное количество бочек с авиатопливом, снаряды и бомбы для самолетов… бедные парни, как же тяжко им пришлось. А мы уже ничем не могли им помочь, мы не успевали, да. Эскортники правого фланга, "Дикий гусь", "Вальдшнеп", "Дарт" и "Твид", шли на помощь — вот ирония, что "Хантер" — "охотник", ждал помощи от "вальдшнепа" и "дикого гуся"! — но ясно было что авианосец обречен, и речь идет лишь о том, чтобы, на время задержав врага, снять с корабля людей, шестьсот сорок человек экипажа. Они не успели — "Хантер" весь горел и кренился, теряя ход, еще стреляла по врагу последняя уцелевшая пушка, и с наклоненной палубы катились за борт "суордфиши", которые так и не успели выпустить в повторный вылет. Враги оказались быстрее, два эсминца вышли на дистанцию атаки раньше, чем "птички" успели подойти, из двенадцати выпущенных торпед попали две, в корму и правый борт, для уже поврежденного авианосца это было смертельно. И никто из его команды не остался в живых!

А мы не могли идти на помощь. Потому что наш коммодор Долфин первым увидел опасность, грозящую левому флангу, на котором из всего эскорта оставался один шлюп, "Фламинго", сражавшийся с двумя вражескими эсминцами, "Черный лебедь" погиб, поймав торпеду. Там, из-за дымовой завесы, поставленной подбитым лидером дивизиона, первым вышедшего в атаку, подходил второй дивизион, целехонький, с полным боекомплектом и готовый в клочья разорвать конвой, но не тут-то было, мы и этим припечатали! Вообще, в Том бою, ни один из макаронников, на которых мы разворачивали стволы, не ушел нетронутым. Мы и крейсерам всем хоть по снаряду, да всадили, и эсминцам тоже и итальянского флагмана разделали как надо, этот крейсер, "Евгений Савойский", тоже от нас получил! И эти итальянцы шарахнулись назад — но с севера шли на поддержку своих их линкоры, все три, на "Роме" наконец потушили пожар, и адмирал макаронников решил, что теперь можно и повоевать!

Вот тут и нам пришлось туго, да. Двадцать семь пятнадцатидюймовых стволов нас исколачивали, но британская броня держалась, а мы ведь сначала не могли отвечать, занятые отбиванием левофланговых! А когда мы развернули орудия на линкоры, снаряд ударил нам под первую башню, в барбет, слава богу, броня выдержала, но башня не могла больше наводиться, ее нельзя было повернуть! Затем мы получили еще два тяжелых попадания, в нос и в носовой шестидюймовый каземат правого борта — но и сами стреляли в ответ, и попадали, черт возьми!

Страшно? Хе-хе, молодой человек… страх — это такое дело… Он охватывает человека разом, до паралича, до ступора, когда ты не можешь пошевелиться, не можешь думать… вообще ничего не можешь. И я такое испытал, конечно, все-таки это был мой первый бой. Когда? В самом начале, когда итальянцы попали нам в каземат среднего калибра и я был послан коммодором туда — уточнить состояние дел и доложить, вот там мне стало страшно и Красавчик Чарли, лейтенант Тиндалл, артиллерист, приводил меня в чувство, оплеухами, хе-хе… А потом я уже не боялся, да. Когда тащил в лазарет Уинтропа, еще не зная, что все уже зря, что он уже умер. Когда лез на переднюю мачту, вместе с двумя парнями из дивизиона радистов — нам надо было найти и устранить обрыв цепи, у нас, после попадания итальянского снаряда, не работал КДП — я уже не боялся. И даже когда спрашивал у коммодора разрешения пойти в третью башню ГК, вместо убитого Ройла — я ведь тоже артиллерист — не боялся. Когда видишь, как перед тобой, в сотне шагов, крупнокалиберный снаряд вскрывает надстройку и оттуда вырывается пятидесятифутовый язык пламени, слизывая все на своем пути — ты потом уже ничего не боишься. Когда в ста ярдах от твоего борта встает, кормой в небо, транспорт, и в воду сыплются люди с его палубы, а потом, через мгновение, на них рушится танк, оборвавший крепления — тоже ничего уже потом не боишься. Просто идешь и делаешь свое дело. Наводишь пушку, прокладываешь курс, тушишь пожар… а страха больше нет, он сам испугался и забился куда-то далеко-далеко. Вот такими мы тогда были, молодой человек, да. Империя могла нами гордиться, мы не отступили, даже когда положение наше стало совсем безнадежным.

Молодой человек, вы знаете, как это, просто находиться на боевом корабле, во время сражения? Никакое кино не передаст, как это — когда залп бьет по ушам так, что уже через минуту ты глохнешь и объясняешься исключительно криком или жестами. Как в орудийной башне или каземате температура уже через несколько залпов становится тропической, даже в северных широтах зимой, ну а вблизи экватора, да кочегарка угольного парохода тогда кажется прохладным местом! Как весь корабль накрывает вонь и дым от сгоревшего пороха — кто сказал, что он бездымный, да вы взгляните на фото стреляющих линкоров! — и все наверху, на открытых боевых постах, становятся похожими на негров. А самое главное, в тебя стреляют, и укрыться негде, если ты не за броней глубоко в недрах корабля — если враг не промажет, взрывная волна и осколки сокрушат сталь переборок как бумагу, и бесполезно ложиться или нагибаться, надо просто делать свое дело, не думая ни о чем. И тем, кто в низах, я бы тоже не завидовал, потому что если корабль погибает, из нижней вахты не спасается почти никто, ведь им не только дольше выбираться наверх, но и нельзя бежать, они должны обеспечивать работу машин, это не только ход, но и борьба с водой и пожарами — пока нет приказа, никто не имеет права оставить свой пост, а гибель корабля при взрыве погреба или потере остойчивости происходит за секунды. И не будет даже могил.

Нет, ни о чем таком мы не думали. Ясно уже было, что никого мы не спасем, господи, семнадцать тысяч британских парней, которых мы взялись доставить до порта назначения, неужели их будут расстреливать в воде — итальянцы не немцы, но тоже ведь Еврорейх? Недавно в Атлантике вот так же погибли тридцать тысяч американцев. Что стало с человечеством, с идеями гуманизма, с правилами войны — если теперь норма, стрелять в спасающихся и беззащитных? Нам оставалось только заставить макаронников заплатить настоящую цену за все. И мы брали с них эту цену. Такой меткой стрельбой мог бы гордиться любой корабль Ройял Нэви, коммодор хорошо учил нас и мы показали, насколько мы хорошие ученики. Мы ведь почти потопили "Рому", когда у нас закончились снаряды, итальянец даже и не стрелял уже, мы выбили ему все башни главного калибра, издырявили нос так, что он шел, черпая воду тоннами. Мы разнесли в хлам новейший линкор, нам чуть-чуть не хватило в том бою, еще чуть-чуть — и мы сравняли бы счет. Много позже мы узнали, что добились прямого попадания в зарядный погреб первой башни "Ромы", и макаронник не взорвался лишь потому, что погреб уже был затоплен, так они сели носом от наших угощений! И едва ли не последним залпом мы попали в боевую рубку "Ромы" — уже в Джибути я узнал, что мы убили самого адмирала Бергамини, и король Италии объявил трехдневный траур, по поводу гибели величайшего итальянского флотоводца. Хе-хе… величайший, да… Мы кровью умыли его эскадру, навсегда отучили итальянцев разевать пасть на британские конвои, а он — величайший… Хе-хе…

Как я уцелел… Команды покинуть корабль так и не было. Когда старина "Рам" устал, наконец, бороться и пошел вниз, каземат среднего калибра, который по левому борту, еще вовсю бил по итальянским эсминцам, прорвавшимся к конвою. Последние залпы — они пришлись уже в воду, да. Мы оставили свою башню чуть раньше, когда крен на левый борт уже не позволял нам навести стволы на врага, да и снаряды у нас, к тому времени, вышли все. Я пытался пробраться к рубке, найти коммодора… Надстройки уже все были покорежены взрывами, трапы сорваны, когда я, наконец, дошел — в рубке уже никого не было, только Карпентер, младший штурман, но он уже не дышал, я проверил. Коммодора тоже не было, я искал его повсюду, но нигде не нашел, тогда я вспомнил про мостик. И уже там, с мостика, я увидел нашего командира, он зашел в рубку и закрыл дверь за собой. Не знаю, наверное, коммодор Долфин хотел умереть вместе со своим кораблем, он ведь был настоящим капитаном Ройял Нэви. И я решил, что мое место, место офицера флота, там, рядом с ним. Но я уже не успел, линкор лег на левый борт и стал оседать в воду, стремительно, так что я уже через полминуты был в воде… Ухватился за первый попавшийся обломок и греб, подальше от корабля — я помнил, что когда большой корабль тонет, на поверхности появится воронка, которая засосет все, что окажется рядом. Я греб, греб, греб — и выплыл, да.

А на левом фланге еще стреляли! Мне рассказали, что "Фламинго" еще держался, как такое было возможно, не знаю, правда, мы выбили там у макаронников все три крейсера, но ведь и эсминцы шесть штук, должны были просто порвать его, как терьер крысу! Но итальяшки никак не могли выйти к транспортам на дистанцию торпедного залпа, и тогда у них лопнуло терпение, и они выпустили в него торпеды, целым дивизионом. И считается (записано во всех официальных рапортах) что на цели (а после, в том месте, где от нее что-то оставалось) насчитали девять водяных столбов от попавших торпед! От "Фламинго" не осталось на поверхности ничего, как и от ста восьмидесяти человек его экипажа.

Нас не хватило совсем немного. Будь у макаронников один, даже два линкора — или все три, но с одним дивизионом эсминцев — мы бы справились. Но три новейших корабля и четыре полных дивизиона с крейсерами во главе, это было слишком много даже для нас. Однако какой же урок мы дали итальянцам, что даже на такого старика как "Рамиллис" им нужен весь их флот, чтобы одолеть? И то все было на грани победы — вот уверен, что один лаки-шот в любого из "Ром" в первой половине боя, а шансы у нас были, и макаронники поспешно бы бежали! И мы бы прошли в Джибути… и история пошла бы по-другому. Может быть и поныне британские граждане могли бы ездить в отпуск в Кению, охотиться на слонов… но история не знает слова "если бы".

Однако я никогда не забуду слова коммодора Макфлая. Что когда виден шанс изменить историю, нельзя упускать его, как бы он ни был мал. Поверни мы тогда в Могадишо или Момбасу, все было бы иначе для нас, но не для Империи, мы бы остались живы, но Джибути пал, может быть, неделей позже, и наступление Еврорейха все равно захлестнула бы Африку, вовлекая черное население сначала в войну, а затем в хаос бунтов и смут. Мы же попытались все удержать, да, у нас не вышло, но мы попытались, и сделали все, что могли. Потому, наша совесть, и тех кто выжил, и тех кто погиб, чиста перед Богом и Империей!

Макфлай погиб на "Джиме Бэнксе". Отказавшись спустить флаг, он приказал стрелять из закрепленных на палубе армейских пушек, пока хватит снарядов. Его примеру последовали на "Серебряном береге", "Красотке Белфаста", "Рэттлере". Всех их, так и не смогли заставить сдаться, и потопили торпедами. И старого коммодора не было среди спасенных — что ж, наверное он мечтал умереть вот так, как подобает офицеру Королевского Флота, на палубе в бою, а не в постели?

Ну а мне повезло. Выжили семь с половиной тысяч, это из числа всех бывших на кораблях, и солдат, и моряков. А больше четырнадцати тысяч, выходит, навеки упокоились в морской пучине у острова Сокотра. С нами хорошо обращались, все же итальянцы не немцы, у них даже была угроза за попытку побега, или иные враждебные действия, выдать нас в Рейх, это даже у них считалось чем-то страшным. Нас содержали вместе с теми, кто сдался в Джибути, условия, повторяю, были очень мягкими, нас даже отпускали охотиться и ловить рыбу в окрестностях — нет, бежать, будучи в здравом уме, не пытался никто! Поначалу сама мысль бежать, в пустыню или джунгли, где европейцу не выжить, даже не возникала. Ну а после по всей Африке началось это…

Молодой человек, надеюсь, вы не верите словам, что "африканские народы восстали против фашистского порабощения"? Даже сами русские, запустившие эту идею, подхваченную кое-кем и у нас, не воспринимают ее всерьез. Я был свидетелем, как все начиналось — да, поначалу "туземные" войска, что у нас, что у итальянцев, подчинялись приказам, но очень быстро они вышли из повиновения и начали свою войну, и с друг другом, и против всех белых. Откуда-то возникла идея "негритюда" — подозреваю, что эти черномазые подражали Адольфу, ведь какую-то пропаганду среди них Еврорейх пытался вести? Ну а теория превосходства черной расы над всеми прочими, тут просто очевидно, откуда корни растут! А вместо арийско-скандинавской веры — всякие темные культы, вроде Вуду. Слава богу, что у негров так и не нашлось одного Вождя, который сумел бы их всех сплотить, ну а мелкие царьки тотчас начали грызться между собой — но в ненависти к белым все были едины, и даже больше, у их вождей была мода на белых рабов, это не вымысел газетчиков, я видел таких, освобожденных нами из ужасов черного плена, своими глазами! И этим несчастным еще чертовски везло — если немецкие фашисты строили заводы по производству мыла и кожи из людей, то черные фашисты своих пленников съедали, искренне веря, что так к ним перейдут все их достоинства и умения. Уже с весны сорок четвертого в Африке не было противостояния, Еврорейх — Империя, по крайней мере у экватора и дальше на юг. Знаете, как это страшно, когда у пулеметов плавятся стволы, а эти черные набегают и набегают толпой, обкурившись до беспамятства какой-то дрянью, или веря своим колдунам, сказавшим что пули будут их облетать? А когда они добегут, и захлестнут наши окопы живой волной, то сожрут всех, и англичан, и итальянцев!

Да, таков был наш путь домой, через ад африканской войны, не затихшей там и поныне. Войны, в которой сами африканцы истребляли друг друга и оказавшихся там европейцев с такой яростью, словно в них вселился бес. Когда в Европе все уже завершилось.

Но это будет уже совсем другая история.

Джим Бейкер, капрал саперной роты 2-го Уэссекского полка. Запись из папки контр-адмирала Додсона

Скажите нам что нужно сделать — мы сделаем это!

Мы верили, что так и будет. Ведь плывем воевать не с джерри, это действительно враг опасный, а всего лишь с итальяшками? И сражаться будем там, где наши прадеды орды диких негров под руку британской короны приводили — а итальяшки от этих самых эфиопов в то же время получили по зубам. И в сорок первом в Ливии мы их били, да и в прошлом году, "Лис" был нам страшен, а итальяшки при нем не больше чем массовка! Так что, справимся!

Надо войну эту скорее кончать, все в том были уже согласны. Три года как идет, и мира не видно. Хотя бомбы на английские города теперь падают редко, веселого мало, в казарме особой разницы нет, тот же паек, а каково гражданским? Но раз Европа для нас пока недоступна, начнем показательную порку плохого парня Адольфа с далекого уголка Африки — Джибути, это где? Сержант Уоткинс из первого взвода, циник и язва, мрачно шутит, что лучше бы "плохой парень" Гитлер подольше бы не заметил, как мы стараемся цапнуть его за зад — а то не дай бог, обернется и врежет, и полетим, как полгода назад, от Туниса до Каира и дальше до Ефрата!

Тяготы в дороге? Ну представьте себе две-три сотни мужчин, засунутых даже на месяц в твиндек большого грузового парохода. Это верхний этаж над собственно трюмом, по периметру в галереях нары вплотную и в три яруса, посреди зашитый досками люк в трюм. Лето, тропики у экватора, адская жара, и практическое отсутствие вентиляции — при том, что ни помыться, ни постираться нельзя, поскольку не хватает воды, так что амбре стоит… И морская болезнь у половины личного состава, поскольку бывают и волнение, и качка. И абсолютно нечего делать, кроме как валяться на нарах и пытаться заснуть, слоняться по палубе всем уже надоело, да и трудно там развернуться из-за принайтовленных ящиков — кто там говорит о "красоте моря", плюньте тому в глаза! Офицерам легче, они в каютах, и у них есть какие-то развлечения, вроде бриджа с покером и умных бесед. А здесь начинаешь просто ненавидеть, решительно все!

Что было в тот день? Вообще-то уже за сутки-двое до того что-то такое ощущалось, и господа офицеры беспричинно болтались по палубе, вглядывались в море. Но мы предпочитали не заморачиваться лишними вопросами, осложняющими жизнь. Нас никто ни о чем не предупредил, и когда утром мы услышали канонаду, то все полезли на палубу, посмотреть что происходит. Увиденное не впечатляло — может быть во времена Нельсона, фильм смотрел про леди Гамильтон, корабли эффектно сходились борт о борт, а сейчас что-то мелькало на горизонте в нескольких милях, и нельзя было разобрать кто и в кого стреляет. Тем более что мы шли внутри строя, во второй слева колонне, третьим с головы — и соседние пароходы мешали смотреть.

Так продолжалось дольше чем до полудня, пожалуй даже, до обеда. И уже начало надоедать — после обычной по расписанию раздачи пищи, некоторые из нас стали спускаться в трюм, ворча, разбудите нас, если произойдет что-то интересное. Прошло еще с четверть часа, и вдруг стрельба резко усилилась, пушки гремели где-то совсем близко, и вдруг в воде ярдах в ста от нашего борта встал высокий водяной столб. И на соседних судах, особенно тех, что шли слева, началась какая-то возня… да они пушки на палубу вытаскивают и пытаются закрепить! А на "Серебряном береге" лихорадочно разламывают ящики с танками, и "шерманы" крутят башни, разворачивая куда-то на противоположный борт. Что происходит, черт побери?

И тут из палубы "Уильяма Пенни", бывшего слева и впереди нас, вырвалось пламя, вверх полетели обломки, и фигурки людей — прямое попадание снаряда калибром не меньше чем шесть дюймов! "Пенни" вильнул вправо и выкатился из колонны, прямо наперерез нашему "Меллстоку", казалось, мы столкнемся — но он быстро замедлил ход, и мы прошли от него буквально в сотне ярдов, там огонь вырывался из-под палубы, рубка и мостик тоже горели, бензин в бочках что ли у них там был? И люди прыгали за борт, но ни мы, ни кто-то другой не останавливались, не спускали шлюпок, чтобы их подобрать. В куче и овцам безопаснее, когда волки рядом — и отстать от общего строя значило, и не спасти других, и погибнуть самим.

А затем и у нашего борта встал столб разрыва, и еще один. К счастью, не попали. Прибежал наш капитан, вместе с каким-то флотским, и стал кричать, расчехляйте, крепите к палубе пушки, хоть как-то ответим, или нас расстреляют, как приговоренного у стенки. И мы забегали как оглашенные, вместе с матросами парохода, они указывали нам, к чему крепить, чтобы не поломало, выдержало отдачу. Палуба ведь не земля, сошник не зароется, пушка после каждого выстрела ярдов на десять будет назад прыгать, и за борт свалится, да еще и расчет покалечит. И как крепить, если наши пушки, стандартные 25-фунтовки, не с раздвижными станинами а с цельным хвостом, на суше их колесами на круглый поддон ставят и вертят куда надо, а тут даже если зацепим тросами, как моряки указали, так ведь четыре градуса влево-вправо, весь сектор обстрела, если цель чуть в стороне, все отвязывать и по-новому зацеплять — если цель за это время еще в сторону не уплывет! Но хоть какая-то работа. Тут появился майор, звали его смешно, Велл Эндъю, и стал орать уже на нас и капитана — вы что, убить нас всех хотите? Никуда вы не попадете, только разозлите гуннов, тогда нас всех точно в воде расстреляют, как тех, на "Куин Элизабет"! А так нас топить не будут, им выгоднее военный груз захватить, чем отправить на дно. Короче, я приказываю все вернуть на место! Убрать оружие, держаться подчеркнуто мирно, и быть готовыми спустить флат и поднять белый! К экипажу судна это тоже относится!

А чуть в стороне стояли наш полковник, вместе с капитаном парохода. И молчали, что могло быть истолковано лишь как согласие. Захотели остаться чистенькими, не замарав свою честь, хотя бы внешне? Насколько я знаю, полковник Кокс, по возвращении из плена, никакому наказанию подвергнут не был, дослужился до бригадного генерала, вышел в отставку в пятьдесят пятом. Ну а майор Эндью… про эту сволочь расскажу дальше.

Ну в общем, сдались мы. До того смотрели, как в нескольких сотнях ярдов потонул "Серебряный берег". И пришли к выводу, что майор Эндью не так уж и неправ — шансов у нас не было, ну не могут наши пушечки тягаться с тяжелыми морскими орудиями, какие стоят даже на эсминцах, при том что и артиллеристы у противника натренированы именно на морские цели. Там танки успели выстрелить едва по одному разу, как "Серебряный берег" начали рвать снарядами на куски, и там уже все горело и рушилось, а затем пароход стал быстро погружаться и опрокидываться, а с палубы еще раздавались последние выстрелы, когда вода уже захлестывала там все. А мы молились за упокой их душ, но не решились подойти, потому что обозленные итальянцы продолжали стрелять, и снаряды часто ложились вокруг, больше с недолетом или перелетом, это счастье что мы были не ближе и дальше, а в стороне. Все ж римляне соблюдали законы войны, не тронув тех, кто не оказывал сопротивление. К нам на борт поднялась их абордажная партия, взвод во главе с лейтенантиком. Приняли капитуляцию от наших офицеров, а нас загнали снова в трюмы, закрыли крышки, и сказали, что в случае бунта эсминцы нас потопят и после спасать будут лишь своих. И мы поползли к их порту, еще трое суток в жаре, духоте, почти без пищи и воды, раз в день нам что-то спускали сверху, ну а туалетом были ведра в углу!

Вот только еще когда стало ясно, что сдаемся, я пролез в трюм. Ход туда мы еще раньше проделали, в самом начале плавания, старослужащие рассказали, что так можно что-то вкусное найти и оприходовать? Но ничего съедобного и ценного не нашли, там были снаряды к нашим 25-фунтовкам, по крайней мере в тех ящиках, до которых было легко добраться. Поначалу это нам нервозности прибавило, на взрывчатке плывем, затем как-то привыкли. Так я пролез и сделал там сюрприз — ну в общем, станут разгружать, за один ящик сверху возьмутся, потянут, а там проволочка дернется, и хорошо все рванет! А то я понимаю, благоразумие и все такое… Но все же, сдаваться как-то… Вот и получите, макаронники, наш последний привет!

Пришли наконец. Нас выгоняют наверх, спускают на берег, строят в колонну. Другие транспорты нашего конвоя, кто за нами подходят, а кто-то уже у причала, негры мешки и ящики таскают. Нас уводить уже собрались, ну в лагерь, так в лагерь, хотя обидно, что даже повоевать не пришлось — зато после живым домой вернусь? Стоп, подбегает какой-то их Чин, что-то по-итальянски орет, и мы остаемся на причале. Тысяча чертей, нас же собираются заставить наш пароход разгружать! Увидели наверное, снаряды — ну а неграм что, они тупые, ящик уронят, и фейерверк обеспечен!

У нас же про сюрприз в трюме не я один знал. Человек шесть наших мне помогали. Так мы сначала шепнули по сторонам, чтобы все отказывались, ну не по-африкански это, чтобы белые работали, когда негры есть, к "белой солидарности" в Африке тогда относились очень серьезно — и вот уверен, будь тут вместо римлян французы, или даже наши британцы, они бы послушали, нас в лагерь, а к неграм надсмотрщиков, чтоб несли аккуратно, и кто бы после узнал, отчего взорвалось? Но у этих чертовых итальянцев колоний отродясь не было, не завоевали еще, в Эфиопию сунулись, по морде получили, второй раз успешно попытались, так семь лет назад всего, и то их оттуда выкинули в сорок первом — ну не успели они традициями проникнуться! Наши орут, а этот важный итальянец отвечает, а вы, наши пленные, для нас ничем не лучше негров. Марш работать, а то сейчас будет децимация, по старому римскому обычаю, каждого десятого казним!

И тут впервые прозвучало, "взорвется", как шелест по толпе. А итальянец тоже как-то понял, и ему это сильно не понравилось. Обернулся, что-то приказал солдатам, ну мы стоим, ждем, охрана вокруг, оружие держат наготове. И появляется, вместе с двумя их офицерами, майор Эндью, чисто выбритый, благоухающий одеколоном, со стеком в руке. И спрашивает так, скучающим тоном, а кто это такой приказ отдал, и почему я и другие старшие офицеры про то не знают? А мы уже договорились обо всем с итальянским командованием, что всех нас будут содержать строго по правилам Женевской Конвенции, обращаться гуманно, даже письма и посылки из дома, через Международный Красный Крест. Для нас война окончена, вы поняли, идиоты? Сейчас наша главная цель, сохранить себя для будущего Британии, у меня вот семья в Лондоне осталась, я хочу еще ее увидеть, кто еще желает после войны домой и к своим родным? Кто еще желает в посмертные герои, а всех остальных на смерть, сам в рай въехать на вашем горбу? Значит так, сейчас вы пойдете разгружать… а впрочем, можете отказаться. Но если этот пароход взорвется, все вы, кто выживет, и ваши товарищи с других транспортов, будут после нет, не расстреляны, а переданы немцам, что гораздо страшнее! Вы знаете, что теперь немцы к пленным англичанам относятся даже хуже, чем к русским? Что если вас не принесут в жертву на эсэсовском алтаре после ужасных пыток, так отправят на завод, где людей перерабатывают как скот, кожу на сапоги, сало на мыло, кости на удобрение, мясо на колбасу? И благодарить за все это вы, когда вас начнут заживо разделывать, должны будете тех из вас, кто сейчас трусливо прячется за вашими спинами и молчит, боясь признаться. А теперь за работу — и я надеюсь, что ничего не случится? Исполнять!

И этим словам майора Эндью я поверил, потому что еще в Англии смотрел русский фильм, что-то там про обыкновенный фашизм. Из которого понял, что для истинного нациста — а в Германии сейчас именно такие правят и приказывают всем так думать — все люди не немецкой национальности, это даже не то что для нас негры или китайцы, а вообще, животные! С которыми очень даже можно обходиться, как мы со скотом — заставить работать пока не сдохнет, а после в котел! Или фото в немецкой газете, позже перепечатанное и британскими, как какие-то дикари азиатского вида зимой над костром на вертеле француза жарят — якобы, русские зверства, вот только все заметили, что на азиатах мундиры гуннской армии — тут скорее поверишь, что истинные арийцы грязной работой побрезговали и на своих слуг спихнули, из местных, уж если у нас попадаются такие, как майор Эндью, то у менее культурных славян?

Короче, разгрузили мы этот транспорт. Я в трюм спустился, закладку свою снял. И ни одного итальянца не было ближе чем на километр, все что на борту, и на складах, уже выгруженное, наше — оружие, патроны, провиант. Вооружиться бы, и вперед — но все, на что мы решились, это под конец работы разграбить запасы спиртного из офицерского буфета, и нажраться всласть. Потому что, честно говоря, жить хотелось. Ну вооружились бы мы легким стрелковым, нашли бы несколько пушек, снаряды к ним. У нас же ни одного офицера, кто бы командовал, кто бы все организовал? И итальянские танки за оградой, десятка два, только приказ будет, все тут разнесут. И место совершенно незнакомое, куда нас бог занес, может тут пустыня вокруг и по суше никак не выбраться — а морем, корабли захватить, так тоже ни одного офицера, кто из нас в кораблевождении понимает, и эскадра на рейде, расстреляют нас, не дав от причала отойти. Да и просто хотелось жить!

Так что мы выпили даровой виски. А после мне, и еще шестерым кто знал, и еще троим непричастным, не знаю за что, набили морды. Наши же, били толпой, чудо что вообще оставили живыми. Когда после вернулись итальянцы, и увидели, майор Эндью усмехнулся, ну вот они, зачинщинки, можете их расстрелять. Итальянский полковник ответил, что мы и так получили свое, но Эндью настаивал, однажды проявивший неповиновение может и повторить, зачем вам потенциальные бунтовщики? Но итальянец сказал, что за нами будет особый присмотр — и действительно, полгода мы провели на положении штрафных, нас держали отдельно и под особым надзором, заставляли заниматься грязной работой, вроде чистки нужников — но в целом, жизнь в плену была сносной.

А майор Эндью, так уж случилось, попался "черным леопардам" в самом конце нашей эпопеи, кажется уже, в сорок пятом. О подробностях промолчу, ну вы понимаете, сэр — и надеюсь, что эти африканские наци (ну а как их назвать, если они считают, что их черная раса самая высшая) сначала заживо содрали с него кожу, как они нередко поступали с белыми пленниками, а затем съели, зажарив над костром. Хотя боюсь, что такой, как Эндью, может исхитрится выжить, даже попав к уэллсовским марсианам. Но вроде я не слышал о нем, как о живом — так что надеюсь, есть над нами Бог и справедливость.

Протокол допроса пилота AARM лейтенанта Джузеппе Пьяццоло 12 сентября 1943-го. Из папки Додсона.

— Значит, вы пилот истребителя с линкора "Рома", так ведь?

— Да, синьор капитан.

— И вы участвовали в битве у острова Сокотра 9 сентября?

— Да, синьор капитан.

— Каким было ваше участие в том бою?

— О, совершенно ничтожным, синьор капитан, я даже не сделал ни одного выстрела по…

— Отвечайте по существу и по порядку.

— Слушаюсь, синьор капитан. В двенадцать двадцать мой самолёт подали на катапульту, в двенадцать сорок пять, за пять минут до начала боя, поступил приказ на взлёт. После этого до 13.30 я вместе с лейтенантами Римини и Родари занимался барражированием над кораблями, так как синьор адмирал приказал не допустить к его кораблям ни единого самолёта чёртовых лайми… Простите, синьор капитан, я просто повторяю его слова… Что, адмирал погиб в том бою?! Мир его праху…

— Не отвлекайтесь.

— Да, до полвторого мы барражировали над линкорами, после чего с "Ромы" последовал приказ отразить атаку британской авиации на наши лёгкие отряды, связанные боем с ближним эскортом конвоя. Видимо, наш адмирал считал, что они будут атаковать его "Рому", а они предпочли ударить по нашим малым кораблям… Ах да, примерно в это же время к нам прибыло подкрепление — истребители Re.2002 с захваченного аэродрома на острове Сокотра, они должны были принять участие в бою и после боя привести нас на свой аэродром…

— То есть на тот момент авиабаза на Сокотре была уже захвачена?

— Да, синьор адмирал при инструктаже рекомендовал лететь после боя именно туда.

— Продолжайте.

— Да… Когда прибыло подкрепление, мы направились в сторону конвоя, чтобы атаковать вражеские торпедоносцы, но нас встретили огнём ваши палубные истребители. Им не надо было думать об остатке топлива в баках, без которого пришлось бы садиться на воду и надеяться, что тебя подберут после боя, и поэтому они смогли оборвать нашу атаку на торпедоносцы, после чего связали нас боем, к тому же в зоне досягаемости зенитной артиллерии судов конвоя. Скажу честно, синьор, я неплохой лётчик и смелости мне не занимать, как и всем катапультникам, но эти ваши "морские костры" едва не разорвали нас в клочья в первой же лобовой атаке! Только прищедшие на помощь "Арьеты" сумели переломить воздушный бой в нашу пользу. Но на тот момент из всех Фалько в строю оставался один мой, и у меня были серьёзные проблемы, синьор капитан, пробоины в крыле это не то, о чём можно забыть над морем, потому что баки у моего самолёта располагались именно в крыльях. Поэтому я запросил направление на Сокотру, после чего вышел из боя.

— Теперь объясните, почему наша субмарина подобрала вас в открытом море в ста километрах к востоку от Сокотры.

— Не знаю, синьор капитан, я двигался в указанном направлении, пока не кончилось горючее — а так как по расчёту я должен был быть уже близко, то я запросил помощь, после чего приводнил самолёт, перебрался в спасательную лодку и стал ждать помощь, но вместо наших спасателей почему-то появились вы…

— Что вы можете сказать о ходе морского боя?

— Ну, я видел бой, но не могу сказать, что что-то понял…

— Хорошо. Подпишите здесь и здесь.

Марио Морцоло, лейтенант, крейсер "Аттилио Реголо". Запись из папки контр-адмирала Додсона

Я не нацист, я фашист! Ну как же, сэр, наци, это те, кто считают, их раса высшая, а прочие, это даже не негры, а скотина. А фашисты, это от "фашио", связка, единое корпоративное государство, народ, страна, где все, забыв собственные споры, дружно и искренне служат общему интересу — и власть, и знать, и буржуазия, и интеллегенты, и рабочие, и землепашцы. И разве справедливо, что Италия, наследница великой Римской Империи, в нашем веке прозябает на положении бедного родственника, не имея ни подобающего авторитета, ни доли в мировом богатстве?

А с нашим дуче, мы бы стали подлинно великими! И я даже сегодня верю, что у нас бы получилось. Если бы дуче не связался с этим недоучкой-ефрейтором! Ведь мир достаточно велик, чтобы его поделить между всеми кто достоин? Но этот австрийский идиот, вместо того, чтобы завоевывать бесхозные земли и диких голых негров, как делали все цивилизованные державы, зачем-то решил колонизовать этих сумасшедших русских! Нет, сэр, я ни в коей мере не коммунист, и им не сочувствую. Но мой старший брат Антонио попал в русский плен на Днепре и провел там долгие четыре года. И он сказал, когда вернулся — русские во многом похожи на нас, итальянцев, с одним лишь исключением. Их нельзя победить, потому что они никогда не признают своего поражения, а будут драться так, что чертям станет страшно. И Гитлер точно был больным на голову, когда решил, что сумеет их завоевать. За тысячу лет это удалось одному лишь Чингис-хану, так он был таким же азиатом, и где эти монголы сейчас, провинцией в составе СССР?

Так вот, сэр, о том бое. Я великолепно все видел, с командно-дальномерного поста нашего "Аттилио". Мы были самым быстрым кораблем флота, эти хвастуны с "Барбиано" в реальной службе никогда не давали больше тридцати узлов, мы же легко держали сорок, не сильно напрягая машины! Мы были "легкой кавалерией" эскадры, должной побеждать не силой, но вездесущностью, оказываться в нужном месте в нужный момент — там и тогда, когда противник не ждет удара, он слабее, или не готов. Как мы летели по морю, когда флагман "Джузеппе Гарибальди" передал нам приказ, атаковать самостоятельно, открывшийся фланг конвоя! Мы нападали, как коршун на стаю гусей, я отлично видел в оптику туши транспортов, и какие-то четыре маленьких корабля эскортного типа, они даже не успели собраться вместе, поодиночке попадая нам на прицел. Именно я дал целеуказание по тому, кто был ближе, честно признаю, что в необычной меткости нашего первого же залпа больше виноват случай, и похоже, на фрегате взорвались глубинные бомбы или артпогреб, корабль затонул практически мгновенно. Затем я дал наводку по второму эскортнику этого же типа — да, сэр, на вашей схеме все показано верно, насколько я помню, все же десять лет прошло — хотя мне кажется, наш курсовой угол на эту цель был чуть левее. А дистанция была, 55 кабельтовых как мы открыли огонь, и 35, максимальное сближение до цели. И второй фрегат тоже, сначала загорелся, а затем лег на борт и затонул. А нам даже не отвечали, ну так, чтобы падало опасно и вблизи, что творилось на борту "Реголо", это трудно передать! Я ощущал себя почти всемогущим, и был безумно горд и рад, что выбрал именно флотскую карьеру! Сейчас мы выбьем остальных двух, и честное слово, отомстим за "Дуйсбург", ноябрь сорок первого!

Эти два эскортника были другого типа, с большим числом стволов. И их снаряды, хотя и не больше чем десятисантиметрового калибра, несколько раз ложились в опасной близости, от одного у нас даже осколками борт пробило, к счастью, выше ватерлинии. Потому наш командир проявил разумную осторожность, часто и непредвиденно меняя курс, вот только это сильно сбивало управление огнем, нам никак не удавалось попасть. А сзади уже подходил весь дивизион, "Гарибальди" и эсминцы, новейшие "Гранатьере" и "Карабинере". Тут появились английские самолеты, и о точной стрельбе вообще пришлось забыть, мы вертелись, как грешник на сковородке, чтобы только не подставиться под торпеды, и слава мадонне, торпедоносцы не выбрали нас целью, лишь пара истребителей пыталась штурмовать нас, мы встретили их бешеным огнем из всех зенитных автоматов, все же пули прошлись нам по палубе, но никого не убило, и наша стрельба не дала видимого эффекта, вот только уже вдали мне показалось, что один из самолетов так и не поднялся ввысь, а нырнул в море, однако мне тогда не поверили. Теперь я знаю, что один "Сифайр" действительно был сбит, эти моторы жидкостного охлаждения клинит от пули или осколка. Но мы так и не узнали о той своей победе, до самого конца войны.

А бедный "Гарибальди" получил торпеду, или даже две, и медленно отползал, курсом… да, все как на вашей схеме, сэр! Только ход у него был едва 10 узлов. И "Гранатьере" стоял без движения, эта компоновка, когда все котлы в одном отсеке, а обе машины в другом… Но самолеты улетели — и честно скажу, у нас была мысль, что значит, всю победу, которая сейчас будет, запишут на нас одних. Сейчас расстреляем последних двух эскортников, и устроим конвою бойню, чем мы хуже вашей "Авроры" в том октябрьском бою два года назад? Они тоже стреляли, но мы давили их огневой мощью, все было на грани, вот сейчас, сейчас, накрытие, еще накрытие — будто бог решил компенсировать нашу меткость в начале боя, сейчас же я ясно видел, как два наших полных залпа легли совершенным накрытием, равномерно вокруг цели, каким-то дьявольским образом не дав ни единого попадания! Но вот сейчас будет — и мы пойдем наконец громить беззащитный конвой!

И тут накрыло нас. Сначала высоченные столбы прямо по курсу, пятнадцатидюймовые снаряды, линкоровский калибр! А затем у самого нашего борта, и что-то страшно ударило в нос. Нет, сэр, прямое попадание было лишь одно, второй лишь чуть не попал, но и этого хватило, чтобы разорвать нам обшивку, и первое котельное отделение стало затапливать. А носовая оконечность у нас была буквально вскрыта, как консервная банка, и первую башню перекосило на катках, как не взорвался ее погреб, не знаю, наверное нас хранила мадонна! И ход сразу упал, но сбросить его быстро было нельзя, вода от напора ломала переборки, погреба обеих носовых башен были затоплены, наш "Аттилио" сильно сел носом. И чтобы спастись, мы должны были идти задним ходом, вы этого не видели, сэр? Мы ползли кормой вперед, со скоростью едва в восемь узлов, причем даже эти эскортные успели пристреляться и все же влепили нам два снаряда в надстройки. Но мы со страхом ждали, что вот сейчас будет еще один залп "Рамиллиеса", и нам конец, мы ведь были сейчас просто идеальной мишенью, без маневра, почти без хода, едва держащейся на воде! Уже после мы узнали, что снаряды, которые предназначались бы нам, достались бедному "Гранатьере", затонувшему почти со всем экипажем, и "Савойскому", также вынужденному срочно выходить из боя. А после нас закрыло нашей же дымзавесой, которую кто-то привел в действие, как выяснилось, без приказа. И нам показалось, что корабль объят пожаром, была самая настоящая паника, сэр, говорили даже, что кто-то сам в ужасе прыгнул за борт. Несколько человек после боя так и не нашли, других находили в виде фрагментов — когда в корабль попадает тяжелый снаряд, с людьми у места попадания происходит такое, что привело бы в ужас любого киноманьяка-потрошителя — чтобы не быть жестокими к семьям, мы записали всех, как погибших в бою.

Что было дальше, я не видел. И дым, и оттого, что я лежал на полу КДП и молился. И остальные мои люди тоже. А Джованни, матрос из последнего пополнения, вообще покинул пост и внаглую сбежал куда-то в низы, думая что там безопаснее — разумеется, после он был сурово наказан. Но я никогда не забуду это чувство животного страха, что вот сейчас ударит снаряд, и меня не станет. Когда хочется послать к чертям долг, присягу, даже будущую кару — чтобы только спастись сейчас. Меня остановило то, что бежать было некуда — глупец Джованни не понимал, что если корабль начнет тонуть, то те, кто останутся внизу, обречены. Но я тогда впервые усомнился, правильно ли я поступил, выбрав карьеру военного моряка. Конечно, в мирное время это безумно красиво и романтично — мундир, красивые синьорины на шею сами вешаются — но в войну это оказывается, страшнее чем в пехоте на передовой, по крайней мере там в тебя не стараются прицельно попасть из пятнадцатидюймовых пушек!

Так в том бою я больше ничего и не видел, сэр! "Аттилио" все же повезло выйти из боя, и он хромал кормой вперед… нам повезло, что после о нас все же вспомнили, и прислали сопровождение, что стояла идеальная штилевая погода, что больше мы не видели ни одного англичанина. В базе нас кое-как подлатали, чтобы лишь не отправились на дно от волны, и мы очень долго добирались до Италии, где в Генуе наконец стали в заводской док. Дома нас встречали как победителей — цветы, триумф, ордена, и конечно же, красивые синьорины. Вся Италия тогда содрогалась в экстазе, "величие нового Рима", "империя до Кейптауна", и моряки считались героями, ведь такие колонии нельзя ни завоевать, ни удержать без сильного флота? И добровольцев шло столько, что флот не знал, куда их девать, не хватало кораблей — но на худой конец, годилась и армия, ведь воевать где-то в Кении с британскими "аскари" из туземных войск не в пример приятнее чем с этими ужасными русскими в снегах Украины, которая граничит с Сибирью, и там даже летом стоит мороз? Я ездил домой в Милан, и сеньор Микеле, наш сосед, прыгая на костыле, сказал мне, что ужасно счастлив, что вырвался живым из России, потеряв всего лишь ногу! — и вспоминал бескрайние снега под Сталинградом, как воплощение последнего круга дантова ада, из которого смертному вернуться нельзя. А Гитлер требовал от нашего дуче снова послать солдат на Восточный фронт!

А я сделал тогда свой выбор, черт возьми! Мне было невыразимо страшно еще раз оказаться под вражескими снарядами. И я послушался наконец отца, и воспользовался его связями — сменив погоны блестящего флотского офицера на гораздо более скромные, береговой административной службы. Жизнь, она у человека одна, по крайней мере пока никто не вернулся из рая — и прожить ее следует так, чтобы в конце ни о чем не сожалеть. Мирно тянуть лямку, получать удовольствие, и быть счастливым. Я не герой — и не хочу им быть.

Так что, сэр, если в Милане вам потребуются мои услуги, милости прошу! Вот моя визитка — адвокатская контора "Морцоло и К".

Из письма итальянского солдата домой. Африканский ТВД, 1943 год. Автор неизвестен. При невыясненных обстоятельствах оказалось в архиве У.Черчилля, среди материалов, использованных при написании "Истории Второй Мировой войны". Было опубликовано в Приложениях, полное издание вышеназванной книги, Оксфорд, 1975, альт-ист

…мы идем по Африке, и вокруг полная ж. а! Цивилизация в виде жилья, дорог, плантаций, фабрик, вообще любых следов белого человека, присутствует в самых минимальных количествах. В сравнении с тем, что я вижу уже третий месяц, самый глухой угол на Сицилии, это все равно что Рим. И конца пути не видно, где этот проклятый Кейптаун? Естественная граница Новой Римской Империи, как обещал наш дуче — мы все сдохнем раньше, чем туда дойдем!

Я уже не помню, когда в последний раз мылся, брился, менял белье. Если не считать "купания" под дождем, здесь самая большая проблема, это вода. Или ее слишком много, она льется с неба стеной, пропитывает все, невозможно обсушиться — или ее нет совсем. То, что в местных водоемах, употреблять нельзя, вонючая мутная жидкость неопределенного цвета, даже вымыв ею руки, ты рискуешь подхватить инфекцию. Главная угроза здесь не английские пули, британцев мало, и они отнюдь не защищают каждую пядь этой земли — а самые разнообразные болезни, называемые нашими врачами одинаково, "тропическая лихорадка". Здесь норма, что половина личного состава находится в госпитале, но боже упаси завидовать этим бедолагам, потому что условия там ужасные, медикаментов нет, наш госпиталь здесь, это в лучшем случае несколько палаток, где больные просто лежат с самым минимальным уходом, в ожидании своей участи. И получить какую-то болезнь можно и от укуса здешней мухи, и от ожога африканской крапивой, а повальный понос тут у всех, его даже не считают недомоганием! А есть еще ядовитые змеи, укус которых смертелен. И конечно, дикие звери. Что они могут сделать вооруженным солдатам? Но нельзя всегда быть в строю, иногда случается и отойти из расположения по какому-то делу — и в нашей роте один бедняга был задран львом всего в полукилометре от крайнего поста!

Говорят, что в эфиопскую кампанию семь лет назад было не так. Что продукты, вода, медикаменты были в достатке, при необходимости подвозимые на самолетах. Может быть… вот только я пишу о том, что вижу сейчас. В сезон дождей земля превращается в липкое месиво, в котором вязнешь по колено, едва могут двигаться даже танки, не говоря уже о грузовиках. А в сухое время в радиаторах закипает вода, да и бензин в дефиците. А лошади массово мрут от местного корма и болезней. И это смешно, но самый технически надежный транспорт здесь, это толпа негров-носильщиков. Только надо все время следить, чтобы они не разбежались, вместе с нашим багажом.

Местное население относится к нам… пожалуй что никак. У нашего командования хватило здравомыслия ни в коей мере не поощрять зверства, как у немцев в России — а то бы и в нас здесь стреляли из-под каждого куста. А так мы для этих негров просто чужие, идем мимо по своим делам, совершенно не касающимся их. Хотя я слышал, что и где-то здесь водятся дикие племена каннибалов, но пока не видел их вблизи, возможно что это сказки. Пока же негры вполне мирно оказывают нам услуги, за сговоренную плату. Мы пытаемся вербовать их в туземные части, вроде британских "аскари", они охотно идут, чтобы получить винтовку, мундир, сапоги — и очень скоро дезертируют, вместе со всем этим имуществом, имеющим здесь огромную ценность.

Здесь нет богатства, что обещал нам дуче. Только пыль, или грязь. И нам предстоит пройти по ней, до Кейптауна. А я уже ненавижу эту проклятую землю, и мечтаю скорее вернуться домой. Здесь могут жить одни лишь черные, они переносят местный климат с философским спокойствием, потому что не знают иного, они могут добыть здесь пищу, и пить воду, от одного вида которой у европейца будет дизентерия. И я не представляю белого человека, который мог бы назвать эту землю своим домом.

Мы идем по Африке, день, ночь, и только пыль от наших сапог? Как британцы сумели сделать это, пройти тут и все покорить? Наверное, они сильнее, чем мы. И когда придет их время, сумеют забрать свое назад.

Спаси нас Мадонна! Боюсь, Африка будет нашим Сталинградом. Сколько нас вернется в родную Италию после этой авантюры?

Лондон, резиденция премьер-министра. 20 сентября 1943

Над британской столицей висел туман. Погода была отвратительной, плотные низкие тучи, дождь, ветер. И в то же время, на взгляд лондонцев, самой лучшей, когда уж точно не стоит ждать "гостей" из люфтваффе. Хотя сейчас гунны были здесь редкими гостями — но уже отмечалась резко возросшая активность их авиации над Ла-Маншем, "фокке-вульфы" гонялись за любым суденышком, появляться днем в Английском Канале стало смертельно опасным. А все помнили, что в сороковом началось с того же.

Все слушали рекомендации гражданской обороны. И оттого неизменно ходили не только с противогазной сумкой на боку, но и в наглухо застегнутой плотной одежде, в перчатках, укутывая даже голову, в британскую моду вошли грубые брезентовые плащи с капюшонами, которые носили, невзирая на возраст и пол. Если гунны применили химическое оружие против Варшавы, то кто знает, что им придет в голову теперь… конечно, возмездие последует неотвратимо, вот только отравленным это уже никак не поможет! А что можно ждать от гуннов, которыми управляют сумасшедшие? Сначала эти известия о "черных мессах" и массовых человеческих жертвоприношениях на черных алтарях. Затем русские, освободив город Львов где-то в Польше или в Румынии, кто знает географию? — пригласили туда журналистов. Да, одно дело видеть страшное кино про ужасы фашизма, и тешить себя мыслью, может быть это всего лишь фильм? — и совсем другое, читать репортажи тех, кто своими глазами видел станки по переработке трупов, мясорубки и костедробилки, на этих фабриках по истреблению людей. И это при том, что в концлагере подо Львовом были не только евреи и славяне, но и жители всей Европы, и даже английские и американские пленные! Читая такое в газетах, неизбежно возникал вопрос, а люди ли те, кто творил такое с другими людьми? Значит, правду говорили русские, что для истинного нациста любой не принадлежащий к "арийской" расе, это не человек а животное? И мы, британцы, выходит, тоже — хуже, чем какие-то негры для нас?

А потому, гунны вполне могут и решиться… Как там было сказано, "оружие не для поля боя, а против всяких там дикарей", так если мы для ортодоксального нациста, каким без сомнения, является их фюрер, как раз такие и есть? В общем, на улицах старались не задерживаться, особенно в ясную погоду. Большие бомбоубежища срочно делались газонепроницаемыми. В меланхолии были фирмы, производящие "подручные средства", к которым относились как малые сборные убежища-погреба, для личного сада или огорода, так и последнее английское изобретение, прочные стальные клетки, ставящиеся прямо в комнатах (обычно под стол) — считалось, что если дом обрушится от попадания бомбы, спрятавшиеся там останутся невредимыми, до тех пор пока их не откопают. Но как это спасло бы от немецкого газа?

Однако на Даунинг-Стрит все было как обычно. Ведь старая добрая Британия, это прежде всего традиции — если их начнут не соблюдать, то это ведь будет совсем другая страна? Разве что окна были очень плотно заклеены, а двери старательно закрывались.

В большом кабинете, обставленном в старомодном викторианском стиле (обстановка не менялась наверное, с тех самых времен), беседовали двое.

— Вам не следует с утра пить коньяк, Уинстон.

— Один раз можно, Бэзил. По поводу похорон великой Империи, которой лично я отдал сорок лет трудов. Не беспокойтесь, этого слишком мало, чтобы опьянеть. После я взбодрюсь, и буду думать, как спасти, что осталось. И надеюсь, мы вместе придумаем, и спасем — вот только это будет уже другая Империя, совсем другая. А пока, если вас не затруднит, мой друг, дайте мне вон ту бутылку.

— Армянский?

— Подарок Сталина. С горой Арарат на этикетке. Прислана с явным намеком, одновременно с письмом по турецкому вопросу. В день, когда русские предъявили Исмет-паше ультиматум, Армения и Проливы, или война. В тот самый день, когда в "Правде" была карикатура, в ответ на предложение Гитлера туркам, если они вступят в войну, то могут забрать себе русский Кавказ и Среднюю Азию — "если ты убьешь для меня этого большого и страшного медведя, я подарю тебе кусок его шкуры". Боже, что стало со старой доброй Англией, мы терпим поражения на собственном игровом поле! Сначала дипломатия, вопрос о Проливах мы слили вчистую — и ладно хоть русским, они рвались туда больше ста лет. Но проиграть на море, итальянцам! Это позор, да впрочем вы и сами видите, что творится в парламенте и в газетах! И если мы еще можем вырвать у макаронников господство в Индийском океане, послав туда более сильную эскадру — то что мы будем делать с Империей? Вы знаете, о чем я…

— А насколько это необходимо, вооружать африканцев? Да, потери велики — но у Англии пока хватает и своих солдат. Неужели доминионы оказались настолько несговорчивы?

— Несговорчивы? Австралия отказалась категорически, заявив что и так уже отдала все, что могла — две дивизии погибли в Греции еще в сорок первом, шесть потеряны в Египте и Ираке сейчас, две сгинули в Индии, одна в Бирме, это слишком много для войны без осязаемых успехов. К тому же японцы проявляют подозрительную активность в Ост-Индии, кто знает, а вдруг завтра в Австралию вторгнется японский десант, по крайней мере, эту возможность нельзя сбрасывать со счетов? А собственные британские дивизии нужны здесь, на случай если они завтра понадобятся в Европе. К тому же джинн уже выпущен из бутылки: итальянцы массово вооружают и ставят в строй негров. В итоге, восточная Африка уже потеряна для нас, так же как Индия и Малайя — просто потому, что мы "потеряли лицо", потерпев поражение. И чтобы компенсировать отсутствие там собственных войск, мы тоже вынуждены привлекать сотни тысяч "аскари", закрыв глаза на то, что уча их убивать белых, убиваем в них всякое почтение к белой расе вообще! Когда все кончится, нам придется завоевывать все территории по-новой, и во что это нам обойдется, знает один лишь господь! И мы не сможем рассчитывать ни на чью помощь — янки устроит превращение Африки в еще один континент карманных банановых республик, рынков сбыта для американских товаров, а русские еще подбавят огня в костер — после того, что они сделали с Турцией, я не уверен, что они не повторят то же самое в Иране, Ираке, да и в Индии, черт побери! Надеюсь лишь, что вы окажетесь правы со своим прошлым прогнозом — или у вас появились какие-то изменения, дополнения?

— Нет, Уинстон, пока все события лишь укрепляют мое мнение, и я готов подписаться под каждым своим словом. Еврорейх обречен. Да, пока он очень силен, и чисто номинально имеет достаточный промышленный и людской ресурс, и сильную армию. Но русские взяли такой разгон, что гуннам просто нечего противопоставить их новой технике и тактике — и в результате, все ресурсы Рейха, это не более чем мясо, перемалываемое русской военной машиной. И если русские сами не сделают ошибок, у Еврорейха есть лишь две возможности выстоять. Первая, это немедленно заключить с русскими мир, любой ценой — на что Сталин сейчас не пойдет, русский вождь убедительно показал, что он не дурак. Вторая же, это кидать под стальной русский каток миллионы жизней, разменивая их на время, и учась воевать — и через год, может быть, сравнявшись в военном искусстве, остановить русские орды посреди Европы и погнать назад. Как сделали сами русские в сорок первом.

— Насколько реальна эта возможность?

— Почти нереальна. Во-первых, у Европы нет такого пространства для отступления, и я сомневаюсь в боевом духе даже гуннов, когда падет Берлин — а удержать его при таком сценарии, крайне маловероятно. Во-вторых, Сталин все же имел под рукой одно государство, с гораздо более тесной связью народов — а как Геббельс ни орет про нашествие азиатских орд, которые всех перережут и сожрут живьем, мне слабо верится, что те же французы будут драться за Еврорейх с фанатизмом берсерков — гораздо более вероятно, что еще несколько миллионов потерь окончательно сломают европейский боевой дух. В-третьих, такой исход категорически не нужен никому из мировых игроков, ни нам, ни США. Есть еще в четвертых, пятых, шестых, что подробно изложено в той моей записке, не хочу повторяться — но эти пункты важнейшие, и не от Гитлера зависит их изменить.

— Вот и ответ на ваш вопрос, Бэзил, что делают в Англии наши войска, которые с большей пользой могли бы сейчас употреблены в Африке. Но эта война удивляет всех своими неожиданными поворотами, и кто знает, вдруг наше вмешательство в Европе потребуется прямо завтра — и было бы плохо и тут оказаться в хвосте у янки, защищая наш собственный интерес. Но вы, настаивая на сегодняшней встрече, говорили, что у вас есть что-то еще весьма интересное?

— Уинстон, вас заинтересует возможность прижать русских, добившись от них политических и торговых уступок? Конечно, если дело обстоит так, как я предполагаю… Например, получить от Сталина гарантии насчет наших позиций в Иране, и вывести оттуда в Африку наши войска? А уж русские возьмут на себя Лиса Роммеля, если он сунется, и встанут буфером против японцев, если те решатся продвинуться из Индии на запад.

— Заманчиво, Бэзил. Внимательно вас слушаю.

— То урановое дело. Я просматривал материалы из СИС и УСО, что вы предоставили мне, помните, "может что и увидите, свежим взглядом". И наткнулся на очень любопытную вещь. Что если русские и в самом деле причастны — и тот разговор портовой девки из русского Молотовска был правдой?

— Бэзил, ну я же вам говорил еще тогда! Что эта информация, не более чем одна из многих, на ту же тему. И кстати в данных вам материалах были и эти, другие варианты — что кто-то что-то видел, слышал, думает.

— А вот тут, Уинстон, оказался полезен взгляд сверху, на всю ситуацию в целом. Показавший, что если все прочее, это именно пустышки, никак не подтвержденные и не стыкующиеся ни с чем, то здесь можно построить чертовски стройную картину. Что если все разрабатываемые версии тех событий — немецкая, испанская, русская, даже наш, "британский след", это не исключающие друг друга варианты, а звенья одной цепочки? И мы имеем дело с дьявольским по изощренности планом, где немцы, испанцы, кое-то из наших… гм, не будем называть имен… работали вслепую, не зная истинного заказчика? Ну а банк сорвали русские, прибрав к рукам уран?

— Ну если помните, против "русской" версии еще на самом первом этапе было убийственное возражение. Что русские и немцы никогда не найдут между собой общий язык — а ведь это судно, "Краснодон", должно было пройти домой по сути мимо германских портов и в зоне действия их флота, что мешало гуннам самим взять банк, ни с кем не делясь? И русские не могли этого не понимать — как и не могли настолько доверять своим злейшим врагам. Наконец, испанцы-то тут тогда при чем?

— … и русские не имели в том районе, у побережья Африки, никакой своей военной силы. А если все же имели — свою, но как бы и не свою? Я о так называемой "Свободной Германии" говорю. Согласитесь, что переход в военное время сразу нескольких подводных лодок с экипажами на сторону противника, это нонсенс — однако такое имело место год назад?

— Немцы с тех пор подвергли флот чистке и контролю. И на каждом корабле есть особый кригс-комиссар.

— И вы дадите гарантию, что вычистили всех заговорщиков? И если таковых в экипаже большинство, что может сделать один кригс-комиссар, с которым очень может быть, что-то произойдет в море? А зная беспощадность гестапо к тем, кто хотя бы в малейшей степени заподозрен — и если Москва обещала замыслившим переметнуться безопасный прием, лишь если те выполнят особое задание?

— А вот это реально, черт возьми! Дальше?

— Теоретически можно предположить, что эта операция имела двойное дно — то есть реально была задумана самыми настоящими немцами, для доставки урана в Рейх. Сюда вписалось бы и русское судно — со статусом не врага, и даже не подозрительного нейтрала, а союзника, меньше подозрений и повода для досмотра. Захват транспорта с ураном, затем захват русского судна, перегрузка на него руды и сопровождение в Рейх, под конвоем немецких субмарин — согласитесь, такая операция имела бы шанс на успех. Вот только или среди привлеченных подводников оказались сочувствующие "Свободной Германии", или план с самого начала был разработан кем-то из них — и со стороны русских было бы красивым ходом, "перевести стрелку" на себя, на самом последнем этапе.

— Тогда испанцы как сюда затесались? И команду транспорта в этом случае заменили бы на немецкую.

— Именно поэтому я и сказал, теоретически! Если же предположить, что с немецкой стороны в заговор был вовлечен лишь командир и экипаж U-181…

— Отчего именно ее?

— Объясню чуть позже. Так вот, тогда перед немцами встал бы вопрос, откуда взять абордажную группу? На подводной лодке, даже большой, нет лишних людей, максимум можно было выделить десяток матросов, совершенно не обученных брать корабли на абордаж. И нежелательно всплывать и угрожать потоплением — во-первых, на транспорте тоже есть пушки, во-вторых, в случае сопротивления топить судно категорически нельзя, оно нужно целым! И вот в деле оказались, даже не испанцы. Если вы читали внимательно, там было сказано — "интернационалисты, разговаривавшие между собой на разных языках". В какой стране совсем недавно воевали Интербригады, в которых русские пользовались значительным влиянием? И если сохранились связи, вполне можно было найти два-три десятка головорезов, прошедших огонь и воду — и которых при неудаче трудно было бы привязать к определенной стране. Ну а найти яхту, или еще какое-то малое судно, и пришвартоваться в море к борту транспорта… Мне сказали, что это не так сложно, особенно если на борту есть кто-то свой. Хотя могли и ситуацию "терпящих бедствие" разыграть, мы не знаем. А как только эта банда оказалась на борту, все было предрешено. Экипаж перебили — возможно, потеряли кого-то из своих, но к этому они были готовы. И повели судно на встречу с "Краснодоном", а дальше, как записано. После чего русский пароход пошел домой, а U-181 всплыла и, сняв людей, потопила транспорт торпедами. Хотя возможно, что уже выполнивших работу абордажников не забирали и не спасали, лишние свидетели в таком деле никому не нужны.

— А радиограмма с транспорта, "терплю бедствие, торпедирован субмариной, тону", посланная через двое суток — и в тот момент, когда русские брали топливо во Фритауне?

— Необходимая мера для создания алиби. Транспорт могли и не топить сразу — следуя своим курсом, он не вызывал подозрений. И если им достались при захвате все шифры, документация, и радист живьем, отправить подлинное сообщение не проблема.

— А место "британского следа"? Как у нас оказалось золото с того транспорта, черт возьми?

— Информация. Кто-то ведь должен был дать точную наводку — время, место, состав охраны, другие ценные сведения? Боюсь что ваш… друг, поддался искушению. Золото, Уинстон, золото — оно многих людей заставляло совершать опрометчивые поступки.

— Так кто убил моего друга? Русские?

— Могли и немцы — если их все же задействовали "втемную", и они решили, что ваш друг их обманул. Или "интербригадовцы", не желая оставлять следов. Или и впрямь русские — но руками кого-то. Темная история, Уинстон. Надеюсь, Скотленд-Ярд разберется?

— У вас есть хоть какие-то доказательства вашей, очень интересной версии?

— Да, Уинстон. Хотя косвенные. Например, от группы "Мейд Хонор" возле африканского побережья.

— Неужели они нашли затонувший "Чарльз Кэролл"? И обнаружили пустые трюмы, вместо груза урановой руды?

— К сожалению нет. Там слишком большие глубины, чтобы могли работать водолазы. А спуски камер-батисфер дают слишком маленький обзор, как точечные "проколы" на обширной карте, с малой вероятностью выйти на интересующий нас объект. И если все так, как я предполагаю, то координаты гибели "Кэрролла" указаны неточно, так что обнаружить на дне этот пароход будет труднее, чем иголку в стоге сена. Но капитану Марч-Филипсу пришла в голову мысль проверить другой факт. Перехваченная и расшифрованная радиограмма U-181 о встрече с U-516, после которой последняя погибла якобы от самопроизвольного взрыва торпед. Там координаты были указаны — и парням из "Мейд Хонор" повезло, после всего лишь двух недель поисков. Они нашли на дне немецкую субмарину, "тип IX".

— И это U-181? Или U-516? Или еще какая-то?

— Удалось установить, что "516". Но что важнее, были видны ее повреждения. Не разрушение носовой оконечности, где торпедный отсек — а попадание торпеды, причем ближе к корме. Причем торпеды немецкого образца, с неконтактным взрывателем, видно что взрыв произошел не при прямом попадании, поверим флотским экспертам, увидевшим здесь эффект "водяного молота"? То есть Лют, командир U-181, в своей радиограмме сознательно лгал — не потому ли, что сам и потопил своих товарищей?

— Зачем?

— Две причины. Первая — зачем субмарины встречались? Якобы на U-181 произошел несчастный случай при артиллерийской стрельбе, и надо было передать на борт возвращающейся домой лодки пострадавших. Причем один из них, это кригс-комиссар! После чего U-516 вдруг взрывается и тонет. Идеальное объяснение, для избавления от несогласных в своем экипаже — надо полагать, кригс-комиссар и еще двое были категорически против "Свободной Германии". Конечно же, никого в действительности не пересаживали — надо думать, от трупов уже избавились раньше, а ничего не подозревающая U-516, придя на место встречи, просто получила торпеду, если и были спасшиеся, то их добили. И приступили к выполнению задания Москвы.

— А если U-516 была потоплена кем-то другим? А Лют просто не разобрался, увидев взрыв?

— Исключено. Тогда отчего эта "неизвестная" сторона не потопила и U-181? Если субмарины находились столь близко, что взрыв наблюдали? Также, должна быть заметна разница в силе взрыва одной торпеды и всего боезапаса лодки. Еще, взрыв должен был бы произойти в носовой части, а не кормовой, что тоже могло быть заметно стороннему наблюдателю. Ну и установлено, что никакая британская или американская подлодка в указанное время в том районе не находилась, и атаковать никого не могла. Хотя у американцев тоже есть торпеды с неконтактным взрывателем — но янки отрицают, что какая-то их субмарина была тогда в том районе, зачем им скрывать?

— Логично. Но вы сказали, первая причина. А вторая?

— Взгляните на карту. U-516 была потоплена юго-западнее Фритауна, вот здесь, 12 апреля. Затем через трое суток у побережья Бельгийского Конго был потоплен "Бирмингем", о чем также после отчиталась U-181, выйдя в эфир, радиограмма расшифрована. Пока все правильно, ведь Лют шел в Индийский океан? Тогда отчего он вдруг пошел назад, если "Кэрролл", согласно его же донесению, был якобы торпедирован у Фритауна 19 апреля? А атака на "Айову" произошла 28 апреля, уже севернее Канарских островов! То есть Лют, по официальной версии передавший своих раненых на другую лодку, идущую домой, то есть явно не собирался возвращаться сам, вдруг изменил свое решение, причем не уведомив об этом штаб? Зато это очень хорошо согласуется со скоростью русского транспорта, если U-181 действительно была его эскортом. И объясняет, зачем надо было топить U-516, следующую тем же курсом — если ее экипаж не был вовлечен в заговор?

— А чем "Айова" помешала?

— Полагаю, Лют, даже имея обязательства перед "Свободной Германией" и русскими, не мог удержаться, видя в прицеле американский линкор? Все-таки, королевская дичь для любого подводника. Но продолжу. Как показал перехват немецких радиограмм, в это же время и примерно в том районе пропала без вести U-198, вышедшая из Лориана — причем никто из наших не докладывал о победе. Тут возможен вариант, или эта лодка также попала под торпеды Люта, или, что вероятнее, была послана заговорщиками к нему на усиление.

— Отчего же вероятнее? И зачем в таком случае им пропадать из эфира?

— Взгляните на карту. Все-таки расстояние до места атаки на "Айову" великовато для обычной скорости субмарины "тип IX". И лодке, идущей в Индийский океан, трудно было бы объяснить штабу свои радиограммы из Северное Атлантики. Наконец, дальнейшие события показывают, что "пастухов" у русского транспорта было как минимум двое.

— Я весь внимание, Бэзил. Какие события?

— Во-первых, передача золота. Если из материалов следствия, это произошло у побережья Испании где-то в конце апреля. Считая что скорость субмарины лишь немного больше скорости транспорта, вряд ли можно предположить, что "Краснодон" оставался без опеки долгое время, да и просто подлодка не сумела бы его догнать, ведь это уже зона активного действия нашей противолодочной авиации, и уже нельзя весь день идти по поверхности полным ходом. Значит, субмарин уже было две, что как раз объясняет, зачем потребовалась еще и U-198. Второй случай произошел гораздо севернее — когда крейсеру "Мауритис" было приказано досмотреть этот "Краснодон", чистая формальность, для перестраховки, если уж случилось такое. Русский транспорт был обнаружен с патрульного самолета, однако крейсер не сумел его найти, хотя тщательно обследовал весь район, из которого этот "Краснодон" никак выйти не мог — к сожалению, погода там в этот сезон такая, что авиацию можно использовать лишь эпизодически.

— Могли и пропустить, при плохой видимости.

— Уинстон, флот провел расследование, поскольку этот случай вызвал некоторое недоумение. И обнаружилась любопытная вещь: при моделировании оказалось, что транспорт, находясь в том же районе, действительно мог избежать встречи, но лишь при условии, что его курс и скорость корректировал кто-то, видевший наш крейсер. На "Мауритисе" несколько раз принимали кодированные радиограммы, причем передатчик был где-то близко.

— А почему не атаковали, как "Айову"?

— Как утверждают моряки, субмарине не так просто выйти на позицию атаки, если цель достаточно быстроходна и часто меняет курс. А "Мауритис" шел в том районе именно так — и "пастухи" не могли прицелиться, но вполне успевали отлеживать его движение и передавать своему подопечному. Причем опять же по утверждению экспертов, "пастухов" должно быть как минимум два — или один, но с подводной скоростью эсминца. Однако в последнем случае, если даже предположить такое, "Мауритис" был бы обречен.

— Что ж, в логике не откажешь. И это все?

— Нет. Как бы вы после поступили на месте русских — спрятали бы всех участников подальше? Так вот, "Краснодон", как следует из доклада нашей миссии в России, сейчас следует во Владивосток вдоль северного русского побережья — и если я прав, то дойдет туда очень нескоро, или вообще погибнет в Арктике по пути. И русские категорически молчат о переходе к ним одной или двух немецких субмарин с экипажами, хотя это было бы великолепным пропагандистским материалом. Вот только уран уже три месяца как у них в работе, и что они с ним делают, было бы интересно знать.

— То есть, вы хотите сказать, у русских есть своя урановая программа? О которой не знаем ни мы, ни американцы? Причем сырье для нее они добыли очень грязным методом, поступив с союзниками по сути, как с врагом? Что ж, если это окажется правдой… Вот только какие доказательства мы можем предъявить? Не мне, а янки?

— Уинстон, тут уж вы простите, я все-таки не директор СИС или УСО. Но я думаю, если искать не вслепую, а примерно зная направление, что-нибудь да найдем? И напрашивающийся ход, вытянуть сюда эту русскую, чтобы побеседовать с ней уже основательно. Отчего бы, в духе водевиля, не соединить двух влюбленных… как там этого, с "Кассиопеи", Андре Бенетов? Если уж судьба подкинула такой ход, сведя нашу героиню с русским же эмигрантом? Подозреваю, что будь на его месте истинный британец, он пропустил бы все мимо ушей, если вообще бы разобрал, о чем речь!

— А это не может быть подставой? Хотя, зачем?

— Да, выглядит несколько натянуто. Но ведь не будут же русские подставлять себе во вред?

— Что ж, Бэзил, разыграем оперетту. Соединим узами… да, придется, не в мешке же эту русскую вывозить, а как законную жену британского подданного, кто будет против? Соединим подобное с подобным — беглеца без отечества, с портовой шлюхой! Ну а об остальных шагах, будем думать.

— Рад что был вам полезен, Уинстон.

— Вы еще можете быть мне полезны, Бэзил! Вот только не надо скромничать, что вы "частное лицо, отставной пехотный капитан". Если помните, Майкрофт Холмс, брат незабвенного Шерлока, тоже не имел официального поста? Ваш взгляд сверху, на всю картину в целом, свежим взглядом, далеким от ведомственных дрязг, может открыть то, что ускользнет от взора профессионалов, ползающих с лупой.

— Но, Уинстон, я не могу владеть материалом…

— Вы будете им владеть, черт побери! Я распоряжусь… нет, я сам, лично буду отдавать вам все, что соберут и СИС, и УСО, и любые другие наши службы. Естественно, вам придется смириться с необходимыми мерами предосторожности, как предоставление вам негласной круглосуточной охраны. Мне же нужно получить от вас ответ на два вопроса. Первый, это что такое "очень большая русская субмарина", подозрительна сама близость места действия, все тот же Молотовск, это может быть как-то взаимосвязано? Ну и все вообще по этому объекту и фигурантах дела, которое так блистательно провалило УСО.

— Хм, ну буду думать. А второй?

— А вот тут, даже не знаю как сформулировать, Бэзил. Эти русские успехи, все выглядит вполне в рамках естественного, но меня не оставляет ощущение какой-то неправильности… Хотя может, я ошибаюсь. Ведь политическая ситуация сейчас такова, что Британии нужна или громкая победа, или возможность как-то придержать соперника за воротник?

— Ну, дорогой Уинстон, мы-то люди здравомыслящие? Это конечно была бы бомба, открыть что русские используют для своей победы потусторонние силы, во что кажется уже поверили джерри. Вот только боюсь, что наша британская публика будет гораздо более скептична.

— Речь не про то, Бэзил! А что если мы имеем дело с "договорной игрой"? И русские с немцами сговорились о ходе матча, и даже конечном счете — а мы, не зная о том, смотрим на срежиссированный спектакль. И вот чем он должен завершиться по замыслу сценаристов, я очень хотел бы знать!

— Что ж, Уинстон, всегда рад оказать услугу. И лично вам, и Британии.

Багдад. Штаб Группы Армий "Африка". Этот же день

Фельдмаршал Эрвин Роммель совершенно не был романтиком. Конечно, очень трудно найти романтичного германского фельдмаршала — но эта дыра, именуемая Багдадом, была способна вызвать отвращение даже у восторженного почитателя "Тысячи и одной ночи". Восточные тайны, экзотика, память древних сражений? Огромная куча глиняных лачуг, лепящихся друг к другу без всякого порядка, населенных оборванцами самого жуткого вида! Грязная вода, от которой в войсках повальный понос, и жуткая вонь, поскольку о канализации тут и не слышали, и крайняя антисанитария с кучей самых разных заболеваний. Лишь "посольские" кварталы, где сейчас расположился штаб, имели некоторое сходство с цивилизацией.

Этой области бы энергичного гаулейтера! Который согнал бы этих дикарей в кучу, разбил на рабочие бригады, выдал ломы и лопаты — и заставил бы снести к чертям эти тысячелетние руины, помнящие наверное еще пророка Мухаммеда, построив взамен нормальный европейский город, какими были Дар-Эс-Салам или Циндао — с правильными линиями улиц, мостовыми и фонарями. Подданные Великой Германии должны работать на ее благо, а не прохлаждаться без дела — ладно хоть в спину не стреляют! Пока.

На коммуникациях уже творится черт знает что! Эта банда головорезов, именуемая Арабским Легионом — о, да, сам Насер и его заместитель Саддат готовы ползать на брюхе перед мощью Рейха, но не все в их власти! Быть человеком при оружии и мундире в этих местах считается много почетнее, чем просто крестьянином — но когда до туземцев доходит, что служба не просто так, и убить могут, то они бегут при первом же случае — а желая сохранить свой статус "человека с ружьем", отнюдь не спешат вернуться домой, а сбиваются в шайки, промышляющие грабежом всего, что плохо лежит. Конечно, грабят, в основном, местное население, но это тоже плохо, во-первых, вопиющий беспорядок на территории, во-вторых, с ограбленных уже невозможно взять никакой повинности или налога, и приходится везти из фатерлянда то, что можно было бы изыскать на месте. Но и интендантам, и колоннам снабжения, приходится давать охрану, было уже несколько случаев — и прикажи завтра расстрелять Насера, лучше не станет, напротив, разбегутся все!

Единственное приятное исключение, это дивизия "Саладин", под командой Долля. И то потому, что там офицеры, унтер-офицеры, и даже некоторые наиболее боеспособные подразделения целиком, это русские инсургенты, калмыки, казаки, крымские татары — арабы же лишь среди рядового состава, причем настолько отпетые, что им даже на своего аллаха и его Коран глубоко плевать. Конечно, на настоящем фронте от этих диких наездников было бы мало пользы — но здесь, в Египте, Сирии и Ираке, "саладины" показали себя просто незаменимыми в дальних рейдах, разведке, диверсиях, лихих кавалерийских налетах, соответствуя этому театру боевых действий даже больше, чем немецкая мотопехота и танки. Поскольку, как заявил начальник тыла, если с горючим дело еще как-то наладилось, то с запчастями и техобслуживанием совсем катастрофа, еще одно наступление, и половину боевых и транспортных машин можно ставить на прикол. Так что "саладины" стали главной, пока не ударной, но маневренной силой ГА "Африка", они же кстати ловят и дезертиров, отчего весь Арабский Легион люто их ненавидит, уже было несколько случаев драк с резней и стрельбой, причем у арабов был подавляющий численный перевес, зато у "дойче казакен" спайка, злоба и боевитость, а кроме того поддержка собственно немецких частей, командования и полевой жандармерии.

В общем, настроение было мерзейшим. Ничто так не разлагает армию, как вынужденное безделье. Еще полководцам древнего Рима было известно, что солдат должен быть всегда чем-то занят — но вы пробовали устроить строевое учение при сорокаградусной жаре? И заниматься саперными работами, сооружая линию обороны, тоже не имело смысла, по причине отсутствия организованного противника. На севере и северо-западе были турки, сомнительный, но пока союзник. На западе Сирийская пустыня, за ней Ливан и Палестина, собственный тыл. На юге те же турки гоняли по пустыне диких бедуинов, приводя их к покорности. На востоке был Иран, где за исключением небольшого пятачка, называемого Хузестаном, дальше от границы вставали сплошные горы, за которыми тянулись до Индии сотни километров каменистой пустыни, там были англичане, но наступать туда парой танковых дивизий, было невозможно. Хотя "саладины" уже успели отметиться и там, и даже приводили пленных.

И потому фельдмаршал Роммель сидел на террасе и пил красное вино. Он был не один, напротив него сидел человек с погонами всего лишь полковника — но ведь мы сейчас не в строю, господа? А боевое товарищество, да еще в действующей армии, значит очень много.

— Это так странно, Клаус, видеть победу, но чувствовать себя потерпевшим поражение…

— О чем вы, герр фельдмаршал? — удивился полковник Штауффенберг. Или сделал вид, что удивился.

— Бросьте, мы сейчас без посторонних глаз и ушей… Об общем положении Рейха. Год назад мы рвались через проход Эль-Аламейна, страстно желая победить. И вот, наше желание сбылось, мы взяли Каир, и весь Египет, и Сирию, и Ирак, мы прошли туда, где не ступал еще сапог германского солдата. И я не знаю, как оправится после Британская Империя — в Индии японцы добивают остатки англичан, в то время как другой наш союзник дуче, вообразивший себя новым Цезарем, ведет свои легионы по Африке и заявляет, что остановится лишь в Кейптауне; причем этим потомкам римлян каким-то образом удалось еще одержать громкую морскую победу! Будь эта война сама по себе — мы могли бы гордиться, что победили. Но сколько будут стоить все наши победы здесь, когда русские подступят к Берлину?

— Вы думаете, положение на востоке настолько тяжелое?

Показалось Роммелю или нет, что полковник спросил это с каким-то особым интересом?..

— Южный фланг Восточного фронта разгромлен, центр разгромлен, северный фланг окружен, и его положение безнадежно — начал перечислять фельдмаршал — если это не тяжелое положение, тогда что? Нам говорят, что Германия еще сможет набрать новую армию? Кто думает так, не понимает, что победоносную армию надо растить! Заявляю авторитетно, что наша армия образца сентября тридцать девятого не смогла бы за два месяца бросить на колени Францию — если бы не познала успех в Польше. А марш германских войск по Парижу в сороковом сделал вермахт силой, способной покорить весь мир! И где те ветераны, узнавшие вкус победы, не только солдаты, но и опытные командиры, и штабы? Они остались в русских снегах, лесах и болотах, и заменить их некем! Наш фюрер теперь гонит на фронт мерзавцев со всей Европы, и даже уголовных преступников из тюрем. Толпа, сколь угодно большая и вооруженная до зубов, это еще не армия — кто сомневается, взгляните на Арабский Легион. Оснастите их полностью и представьте в настоящем бою против даже одной нашей или русской дивизии — вы сомневаетесь в результате?

— А как же русские, ведь у них было практически такое же положение в сорок первом году, когда мы стояли под Москвой?

— К сожалению, или к счастью, Клаус, я не был на русском фронте. Но по тому, что слышал, у русских во-первых, было просто больше людей, во-вторых, их потери первого года войны пришлись на слабообученное "мясо", за которое нам однако пришлось платить жизнями ветеранов — но если русские как оказалось, быстро учатся воевать, то нам свои, даже меньшие потери, оказалось восполнить нечем. Теперь же, в лучшем случае мы сумеем устроить контрнаступление, подобное московскому, уж если такое удалось полякам в двадцатом — но вот где мы возьмем силы на свой "Сталинград"? И что останется после против англичан и американцев, которые в своей привычной манере, копят силы на островах, чтобы вмешаться, когда будут делить победу? У нас просто нет таких мобилизационных резервов, как у их коаллиции…

— А как же наш возможный удар через Кавказ?

Роммель только поморщился.

— Вы верите, что мы сейчас дойдем отсюда до Москвы? В это еще можно было бы поверить, ударь Гудериан нам навстречу от Орла — вот только русские съели его легендарную Вторую Танковую, не сильно при том утомившись. Отсутствие нам приказов из Берлина, лучшее доказательство неосуществимости этого плана в сложившихся условиях. В лучшем случае мы отвлечем с основного фронта несколько корпусов, а затем нас раздавят. Исход войны решится не здесь…

— То есть, вы считаете, что поражение неизбежно, — неуверенно спросил полковник.

— Я считаю, что если наша армия вдруг чудесным образом не станет больше, или армия врагов таким же чудом не станет меньше, то все кончится также как в прошлую Великую войну, если не хуже — мрачно усмехнулся Роммель — и я не надеюсь на чудеса, пока что все наоборот: наших солдат становится все меньше, союзники предают нас один за другим, а силы противника только растут. И что еще страшнее, русские превосходят нас качеством, вот не притворяйтесь, что вы не слышали о новых русских танках и самолетах, которым нам просто нечего противопоставить! Или вы верите, что европейское быдло будет умирать за Германию так же, как русские стояли насмерть под Сталинградом?

— А что бы вы сделали на месте фюрера? — неожиданно поинтересовалсяя Штауффенберг.

Роммель бросил на собеседника внимательный взгляд.

— К счастью, я всего лишь простой фельдмаршал… И, признаюсь, мне совсем не хочется оказаться на месте фюрера… Однако, если я не ошибаюсь насчет соотношения сил наших и противника, а мне хотелось бы ошибаться, наиболее выгодной для Германии была бы попытка заключения мира, если не полного, то хотя бы сепаратного…

— С кем?

— С любой из сторон. Конечно, чисто теоретически, с русскими было бы выгоднее. Отдать им Польшу, Румынию, Словакию, да хоть даже контрибуцию заплатить — но сохранить все, что мы завоевали у англичан. И не только мы — отчего фюрер не настаивает на отправке на Остфронт итальянских войск? У потомков римлян лучше получается воевать с неграми, чем с русскими, когда же дойдет до дележки захваченного, думаете, нас будет заботить интерес дуче? Вот только боюсь, что Сталин на такое не пойдет, мясники из СС явно перестарались, да еще допустили, что "план Ост" стал известен — а когда русские разозлятся, как говорит мой Дона-Шлодиен, отвоевавший год в России, то они успокоятся, лишь забив последний гвоздь в крышку вашего гроба. Мир с Англией и США в этом плане выглядит более достижимым, особенно если пообещать британцам вернуть им малую часть того, что мы у них отняли. Но вы ведь понимаете, что обе возможности чисто теоретические… Потому что мы верные солдаты своего фюрера, и отлично знаем, что фюрер никогда не пойдет на это! Пока он жив, мы будем воевать до последнего немца… И скорее всего, нам так и придется воевать…

До тех пор, пока фюрер жив — мысленно завершил Штауффенберг — это верно, он не пойдет на заключение мира. Точно так же, ни Сталин, ни Черчилль, ни Рузвельт никогда не станут даже разговаривать с ним. А вот с новым правительством Германии… Тут уже возможны варианты!

Ведь долг перед Отечеством выше долга перед вождем?

Из протоколов допроса пленных. Ленинградский фронт

— Назовите себя.

— Пер Ингвар Олафсон, Датская Королевская армия. Я не эсэсовец, господин следователь! Это только форма похожа, но видите вот здесь, вместо свастики молот Тора! И руны здесь и здесь другие.

— Откуда тогда знаете немецкий язык?

— Я из Оденсе, с немцами часто дело имел, а бабушка у меня из Шлезвига, тоже приучала. Мне только потому нашивки унтер-офицера и дали, а сам я против вас никогда не воевал. Хотя в армии с тридцать девятого года.

— Однако вы служите в Датском Добровольческом экспедиционном корпусе. То есть вы сами вызвались воевать против нас?

— Никак нет, господин следователь, я был мобилизован по списку, сделанному немецкими оккупационными властями. И доставлен в казарму под конвоем немецких жандармов. После чего нас, оторвав от дома и семьи, уже почти не выпускали за забор. Четырехнедельный курс обучения, затем в эшелон, на пароход, и вот мы уже на фронте! Господин следователь, это было ужасно — ваши солдаты стреляли и кололи штыками даже тех из нас, кто уже поднял руки! Из-за этой проклятой формы, выглядевшей почти как у эсэс!

— Как любая иностранная часть, вы должны были пройти у немцев проверку кровью. Вы лично расстреливали наших, советских людей?

— Господин следователь, а что мне еще оставалось делать? Это было за неделю до нашей отправки на передовую. Наш взвод поставили строем, вывели каких-то двух человек в штатском и сказали, что это русские партизаны, приговоренные к смерти, и нам следует привести в исполнение. Если бы я отказался, меня бы отправили в немецкий концлагерь, или даже поставили бы рядом с теми двоими, которых бы расстреляли все равно! Правда, немецкий фельдфебель перед этим забирал у нас винтовки, и как нам сказали, у некоторых из нас заменял патроны на холостые. По давней европейской традиции, чтобы любой из нас мог успокоить себя надеждой, что не стал палачом. Все действие фотографировали, там был какой-то человек с "лейкой", но карточек никому не давали и даже не показывали. Зато объявили, что теперь русские в плен нас брать не будут, так что деритесь за Рейх и собственную жизнь!

— Как выглядели казненные? Как они держались? Были ли на них следы пыток, избиений?

— Господин следователь, ну что можно увидеть с двадцати шагов? Шли они, по крайней мере, сами, и на ногах держались. Даже как-то… ну с равнодушием, что ли? Будто ждали, да скорее бы! Сами встали туда, где им было указано. Мы по команде дали залп, они упали, и все! Меня теперь расстреляют?

— Трибунал решит. Когда ваше дело будет рассмотрено, и установлено, кем были те двое.

— Господин следователь, я больше ни разу не стрелял по русским! А когда мы сменяли на позициях немецкие части, от нас даже не скрывали, что бросили сюда на убой! Говорили что Таллин, это был ваш город, вот и обороняйте свою землю сами, а нас ждет фатерлянд! Мне повезло не быть на том злополучном конвое, который вы потопили — но мы понимали, что эвакуироваться нам не дадут, пароходов назад не будет! Но у нас не было выбора, ведь немцы стояли за нашей спиной! Нас предупредили, что всякий отступающий без приказа, или не в составе своего подразделения, будет расстрелян на месте полевой жандармерией. А у любого, кто сам сдастся вам в плен, семья будет заключена в концлагерь.

— Продолжайте. Что было на фронте? В каких боях вы участвовали?

— Так не было боев, господин следователь! До того последнего… Пару-тройку дней было затишье, будто и войны нет. Мой друг Оскар высунулся осмотреться, он был всегда очень любопытен, и как раз собирался послать домой письмо, "вот я уже на страшном русском фронте". И ваш снайпер убил его пулей в голову, это была первая смерть, какую я видел вблизи. Оскар был безобидным парнем, хотя и устрашающего вида, двухметрового роста и с огромными кулаками, но он никогда никому не делал зла, а в Оденсе у него осталась жена и дочь.

— Однако он тоже стрелял в тех двоих? Значит, виновен. Если вы пришли на нашу землю с оружием, то невиноватых среди вас быть не может, разница лишь в степени вины… Расскажите об обстоятельствах вашего пленения.

— Мы уже обжились, все стало казаться как дома. Правда, в самой первой траншее старались бывать поменьше, и не выглядывать, ваши снайперы там за два дня убили еще шестерых, лишь на участке нашего батальона. Но в остальном все было тихо, и мы уже втайне смеялись над теми, кто пугал нас ужасами русского фронта. Несколько раз пролетали самолеты, но не бомбили и не обстреливали, и мы надеялись, так будет и дальше. Откровенно скучали, поскольку нечем было заняться, и писали письма домой. А после, это был ужас! Мощный обстрел, когда даже земля вся дрожит и горит — и не только ваши пушки, но и эти дьявольские "катюши", я лежал на дне траншеи и боялся поднять даже руку, думая, когда же это кончится! Это был настоящий Верден, все вокруг было просто перепахано, стерто в пыль! А когда обстрел прекратился, мы услышали шум ваших танков, совсем близко, они наступали прямо за сплошным огневым валом от разрывов снарядов, который прошел через наши позиции подобно плугу! А за танками бежали русские солдаты, и прыгали нам на головы прямо с брони, мы не успели опомниться, как они закидали нас гранатами, а затем ворвались в траншеи, очень злые! Это было страшно, мы побросали оружие и подняли руки, а нас убивали, крича "эсэс!". Когда же все кончилось, нас осталось два десятка от роты и меньше сотни от всего батальона, про других не знаю. Нас согнали в кучу, и смотрели с ненавистью, как на приговоренных. А мы не эсэс, нам нечего делить с русскими! Я хочу всего лишь вернуться домой живым, и будь проклят фюрер, Рейх, а заодно и наш король, который втянул нас в эту безумную авантюру!

— Вы сказали, что прибыли на фронт 8 сентября. В плен попали двенадцатого, так откуда же у вас эта листовка, если за эти дни наши самолеты не бросали на вашем участке агитационный материал?

— Господин следователь, так это знают все! На Восточном фронте обязательно надо иметь в кармане ваш "пропуск", на такой случай, как у меня, это дает лишний шанс на жизнь. Если вам не повезло подобрать, значит надо добыть где угодно.

— И кто же вам дал "пропуск в плен"?

— Какой-то немецкий солдат, из части, которую мы сменяли. И не дал, а продал, за пачку сигарет.

Еще один протокол допроса

— Назовите себя.

— Свен Цакриссон, господин следователь. Подданный Шведского королевства.

— Тогда, поскольку Швеция и СССР не пребывают в состоянии войны, вы не можете считаться военнопленным. И как бандит, захваченный на нашей территории, с оружием в руках, в момент совершения преступления, подлежите немедленному расстрелу.

— Нет! Господин следователь, это не по закону! Я же не сам пришел, меня пригнали! Меня вообще никто ни о чем не спросил! Разве я виноват, что фюрер сговорился с нашими сыскарями?

— Из уголовных? За что сидел?

— Кража со взломом, господин следователь. Оставалось совсем немного, а после честно решил завязать. Как вдруг меня сначала продали как скотину, на работу в Германию. Только на работу, не на войну! Я был подсобником на верфи в Киле, подай-принеси. Затем им пришла разнарядка, послать на фронт такое-то число наименее необходимых для производства, меня и вписали! Как, не знаю, я этих бумаг в глаза не видел. Там на верфи еще турки работали, так слухи ходили, что их тоже так в германскую армию гребли, не знаю, правда или нет. Своих-то немцев жалко, и квалификация, опять же! И вот, я здесь.

— Приходилось ли лично расстреливать наших советских людей?

— Нет, господин следователь! Это меня расстреливали все время. А я и оружия почти в руках не держал!

— Поясните.

— Да что тут непонятного, господин следователь? Вот положено всех новоприбывших, особенно иностранцев и штрафных, казнью повязывать, ваших расстреляли, вы этого не прощаете, все знают. Так где же столько партизан наловить? Вот и повелось, уже месяца три как, точно не знаю… Берут обычно кого-то из "хиви", чтобы крикнуть что-то могли, переодевают в вашу форму, или в штатское, и они партизан изображают. Ну а я подсуетился, очень уж на фронт не хотелось… И выучить нетрудно, "смерть немецким оккупантам", "за родину за Сталина", "Гитлер капут, суки". И конечно, патроны холостые, у расстрельного взвода. Тут главное, упасть вовремя, не раньше и не позже. Или, уже в своей форме, я с фотоаппаратом бегал, делал вид, что снимаю.

— То есть, не фотографировали, а делали вид? Зачем?

— А вы представьте, господин следователь, сколько пленки, бумаги, химикатов и времени требуется, чтобы сделать и выдать фото каждому из участвовавших? И в деле копию оставить. Нет, вначале и на самом деле снимали, и вручали — но после оказалось, слишком затратно! Вот роли и играем.

— То есть вы лично в казнях не участвовали?

— Господин следователь, я про передачи вашего радио знаю! Как там умные люди категорически советовали, этих дел всеми силами избегать, поскольку не простите! Что лучше уж в тюрьму живым — чем убьют в бою, или после расстреляют.

— Повесят. Уличенным в зверствах против гражданского населения и военнопленных у нас положена петля, а не расстрел.

— Тем более, гражданин следователь! Я может и вор, но не дурак же!

— Расскажите об обстоятельствах вашего попадания к нам в плен.

— А что тут рассказывать? Когда вы фронт прорвали, у нас приказ, всем взять оружие и на передовую. Спешка, неразбериха, я и отбился, и спрятался, нанимался я что ли, под пули лезть? А как ваших солдат увидел, так вышел с белой тряпкой. Уж лучше в вашей тюрьме отсижу, сколько положено, зато живой останусь. Что мне будет, господин следователь, и сколько?

— Думаю, лет десять в Норильске. Как трибунал решит.

— Слава Иезусе, господин следователь, не расстрел! Верно говорили, что вы, русские, справедливый народ. Danke dem Herrn.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка К-25 "Воронеж". Полярное, 20 сентября 1943

Стоим в Полярном в четырехчасовой готовности. Хотя на берег особенно не тянет, не Северодвинск, к которому мы все уже привыкли, успели корни пустить. Погода обычная для осени — то есть с точки зрения обывателя, гнусная, а на взгляд военно-морской, очень даже ничего, авиация противника вне игры, да и катерам в море работать трудно, ну а мы погрузились, и идем, слушаем, стреляем. В общем, в ЦП или кают-компании гораздо приятнее, чем на земле, под открытым и очень мокрым небом. Дождь, впрочем, экологически чистый, пока еще без химии.

Волна же поднялась после того боя! Мы вернулись, отрапортовали, думали, что стихло все, на уровне флота — так это пока до Москвы не дошло! Двое последних суток я, Петрович, Сан Саныч, были заняты не только написанием самого подробного отчета об этом боевом эпизоде, но и сбором воедино всей информации, включая то, что застряло когда-то в нашей памяти, что же такое немецкие лодки "тип XXI", не только и не столько особенности конструкции, как их тактическое применение, с учетом имевших место в нашей реальности "детских болезней" и недоработок. Было похоже, что кто-то на самом верху, нарком Кузнецов, а может и сам Сталин, всерьез озаботился, что будет, если завтра в море выйдут сотни "двадцать первых" вместо уже устаревающих "семерок". И эти опасения, похоже, не были беспочвенны!

Это верно, что в нашей истории лодки "тип 21" начали вступать в строй в июле 1944, и практически сразу же возвращались на верфь для доделки и исправлений. Хотя казалось бы, большинство узлов и агрегатов были взяты старые, проверенные — но проблем было поначалу выше крыши. При реверсе электромоторов в воздухозабор дизеля засасывалась вода (а значит, мотору ек). При зарядке аккумуляторов в последнюю очередь пополнялась наиболее разряженная группа батареи. Скорость и дальность плавания оказывались заметно меньше расчетных. На большой глубине люки и сальники текли, пропуская воду совершенно недопустимо. И еще, и еще… все это нормально, так и бывает, когда техника совершенно новая, а лодки "XXI", это все же следующее поколение субмарин в сравнении с тем, что было в войну у всех сторон, со временем эти недостатки успешно устраняются, вот только времени у немцев не было категорически, решить все технические проблемы и теоретически, сделать новые подлодки действительно боевым оружием, немцам удалось лишь в начале сорок пятого, тут еще Маринеско очень удачно сработал, ведь погибшие на "Густлове" и "Гойе", тогда же потопленной нашей Л-3, и были обученными экипажами для новых лодок, и быстро найти замену нескольким тысячам спецов-подводников немцы так и не успели. Но в истории здесь все по-другому не только у нас, уж если "двадцать первые" сейчас вышли уже в боевой поход, да и не похоже, что у них на глубине сальники травили, значит как минимум эту проблему сумели уже решить?

А что касаемо массово-поточной постройки субмарин… Год назад, при первой встрече с "товарищами учеными", Сталин пугал их тогда еще напрасно, "а чтобы крутились лучше", не было еще этого у немцев на "семерках" и "девятках", а появилось как раз на "двадцать первых", когда готовые секции делали на конвейере, вдали от моря, а на верфи лишь собирали, сваривая вместе. И в этой истории похоже, тоже что-то такое немцы придумали. Помимо наших чисто флотских дел, наш "жандарм" товарищ Кириллов регулярно показывает нам что-то вроде сборника информации с фронта и по международным делам, на предмет, а было ли это в вашем мире? А что вы думаете по этому поводу? И каков ваш прогноз дальше? Сейчас на фронте затишье, как перед грозой, лишь в Прибалтике наши успешно добивают группу армий "Север", и вот, читаем показания пленных, взятых войсками Ленинградского фронта.

А про какие листовки, "пропуска в плен", говорил датчанин? Эта что ли, для образца? На лицевой стороне очередная карикатура из "Правды": ощипанный орел со свастикой на крыльях удирает от очень большого и злого медведя, бросая ему в лапы галльского петуха — съешь сначала его, а я пока смоюсь! Интересный материал, этот Пер Олафсон, хотя и не имеет прямого отношения к обсуждаемому предмету — а вот наш "комиссар" Елезаров вижу, зацепился, ну точно вставит в политинформацию экипажу, что у немцев сейчас за человеческий материал на фронте, у каждого листовка на случай если в плен, причем их командование и "НКВД", то есть жандармерия, о том знают, но принимают как должное. Говорите, датчане не показатель, ну какой стойкости ждать от насильно мобилизованных? Так в фельджандармерии как раз немцы и по идее, самые упертые, они-то куда смотрят?

Второй, тоже типаж, и что с ними после делать будем, нам только импорта уголовников со всей Европы не хватает? Если этого Цакриссона его же ридна Швеция после войны откажется принять, сказав, а зачем нам лишние воры и бандиты, у нас тех, что остались, и то много! И будет как в книжке Бруно Травена, как какого-то беспаспортного бродягу, кажется французы и бельгийцы через границу гоняли друг к другу, как шарик в пинг-понге, туда, обратно, после он как-то сумел наняться на "корабль смерти", так тогда ржавые корыта под сомнительными флагами называли, именно для таких дел, чтобы свой флаг не марать — и только такие беспаспортные там в экипаже и были, у кого любая земля под ногами горит. Или ведомство Лаврентий Палыча и такой человеческий материал сумеет как-то в дело пустить? Ну, флаг им в руки!

Сейчас же этот швед был интересен нам тем, что на верфи в Киле видел, как корабли и подлодки "собирают из крупных частей, привозимых извне". Сказать подробнее не мог, как его НКВД ни трясло, в кораблях этот тип разбирался явно меньше, чем в замках — ясно, за что верфь поспешила избавиться от такого "кадра", чем кого-то более умелого и полезного посылать на убой. "Как кусок крыши, лист гнутый, с приделанными внутри балками", в общем, узнаваемое описание сборочно-секционного метода постройки — и по его утверждению, до подлодок немцы так строили и строят десантные баржи и тральщики. Так что сто подлодок за год немцы сделать вполне в состоянии. Вот только под вопросом, сумеют ли изжить все "детские болезни", ну не поверю, что сейчас у них все получилось с первой пробы? Успеют ли подготовить экипажи? И самое главное — сильно подозреваю, что через год уже закончится война. Так что быть вашим "двадцать первым", что останутся у достроечных стенок ваших верфей, включенными в состав уже советского флота, или военно-морских сил будущей ГДР. Не дождетесь, что мы будем уже готовые, или почти готовые лодки топить, потому что американцы так захотели.

Хотя с датчанами не совсем хорошо получилось. Ну зачем нам играть русского медведя, слепого и беспощадного в ярости, так на нас и впрямь вся Европа поднимется, просто свою жизнь спасая? Это кажется еще Юлий Цезарь понимал, говоря, на войне должно быть милосердие, чтобы вражеские солдаты не дрались с безысходностью загнанных в угол крыс, за точность цитаты не ручаюсь, но смысл был как-то так. Зачем убивать тех, кто готов сдаться — пусть лучше кайлом помашут, хотя бы до Победы, все польза казне?

— Так задним умом все мы крепки — ответил Кириллов — а если у нас все убеждены были, что они эсэс? Как геббельсовская пропаганда этих потомков викингов "пропиарила", так бы в вашем времени сказали — что все они добровольцы, берсерки, готовы умереть за Еврорейх? Понятно, что на все сто Геббельсу никто не поверил — но вот что немцам удалось набрать двести тысяч дураков, или хотя бы половину от их числа, кто бы еще мечтал о поместье на востоке с русскими рабами, это казалось вполне вероятным. Так что готовились наши, и ждали, что эти драться будут, как Ваффен СС, всерьез — и что у нас будут потери, эсэсовцы все же воевать умеют. А знаете, что бывает, когда боец врывается во вражескую траншею, в состоянии полной озверелости, как ваш Смоленцев говорил, "адреналин из ушей хлещет".

Я лишь руками развел — да, не повезло датчанам. Сначала их подловили на переходе, наши летчики один конвой перетопили почти полностью, Раков отличился из 12-го гвардейского, который и в нашей истории Дважды Герой. А затем по ним хорошо врезали на фронте, ведь немцы задумали здраво, заменить датчанами свои кадровые дивизии группы "Север", еще довоенного формирования — эти проверенные войска перебросить на Вислу, а Эстонию, которая у них сейчас как чемодан без ручки, и удержать тяжело, и оставить жалко, пусть обороняют датчане и прочие скандинавы вроде этого шведа. Вот только мы им этот маневр совершить не дали — а сразу ударили и прорвали фронт там, где датчане уже успели принять у немцев подготовленные позиции. Сейчас Ленинградский фронт наступает на Таллин, и вряд ли немцы там долго задержатся, или опять датчан в мясорубку кинут, а сами на корабли и бежать?

Южнее — фронт пока стоит. У немцев Курляндия (в нашей истории они сидели там до мая сорок пятого), "балкон" Восточной Пруссии, затем фронт по Висле до Карпат, дальше по горам, до Румынии и Болгарии. "Братушки" успели прибрать к рукам почти всю Македонию, и кусок Греции с выходом к Средиземке, но наступать дальше не спешат, ждут окончательного решения турецкого вопроса. Наши заняли Западную Армению с Карсом и Эрзерумом, высадились и укрепляются в Проливах, турецкая делегация на переговорах в Москве пытается что-то выторговать, но ясно, что Сталин не уступит — "или отдайте нам что мы хотим и живите с тем, что осталось, или рискуете потерять и это, и что-то еще". И ведь еще остается Роммель, так и застрявший в Ираке в ожидании неведомо чего, и неустановленное число немцев на собственно турецкой территории, бежавших туда с Крыма и Балкан, и полностью отмобилизованная турецкая армия миллионной численности, частично оснащенная немецким оружием, обучаемая немецкими инструкторами, это при том, что англичане (вот сюр!) как-то умудряются сохранять с Турцией дипломатические отношения, несмотря на Ирак, а США вообще не имели повода к ссоре — в общем, узелок на юге завязывается, дай боже! Но из Проливов теперь мы черта с два уйдем, вот только что с миллионным населением Стамбула делать?

А по Африке браво идут итальянцы. Причем их продвижение сдерживается не столько сопротивлением малочисленных английских войск, сколько нездоровым климатом и тропическими болезнями, а эта проблема, как утверждают знающие люди, того же масштаба, что для вермахта русская зима при отсутствии теплой одежды. Дошло даже до ссоры Муссолини с Гитлером: дуче требовал от друга фюрера резко увеличить поставки медикаментов, поскольку итальянская фармацевтика не справляется, бесноватый же в ответ потребовал, как обычно, итальянские дивизии на Восточный фронт, пока не договорились.

В Португалии ленивые перепихалочки-потягушечки, вроде одиннадцатого сражения при Изонцо той, прошлой войны. Хотя больше похоже, что испанцы просто не хотят сбрасывать американцев в море, опасаясь после оказаться на Восточном фронте, штатовцы же не имеют достаточно сил и снабжения, совсем как у Анцио в нашей истории, "вместо бешеной дикой кошки, мы выбросили на вражеский берег полудохлого кита". Аналогично и в Марокко, куда отступили американцы из Северной Африки, любезно уступив англичанам восточный участок от Туниса до Суэца — поскольку против воюет не Роммель, а опять же испанцы, идет вялотекущая война, где стычка патрулей уже событие.

А вот ничего похожего на Сицилию, высадку в Италии, и выхода ее из войны, в этой истории нет и не предвидится. Хотя "эластичность" явно присутствует, какой-то непонятный механизм влияния параллельных реальностей друг на друга. Как в битве у Сокотры адмирал Бергамини погиб в тот же самый день, 9 сентября 1943, когда в нашей истории немецкая планирующая бомба пустила на дно его флагман "Рому" в Средиземном море — ну что ж, все же есть разница, погибнуть адмиралом победившей эскадры, от едва ли не последнего вражеского снаряда, или умереть капитулянтом, идущим сдаваться победителю. Само же сражения, с точки зрения военно-морского искусства, интереса не представляло — при том соотношении сил итальянцам достаточно было не сделать явных ошибок, чтобы не проиграть, они и не сделали. Так что в анналы истории вошло небывалое — первая и пока что единственная победа итальянского флота. Не везет англичанам, и американцам тоже — вообще, странно, если в партии СССР-Германия на море, атомарина это все равно что лишний ферзь на доске, то какая бешеная муха укусила немцев, а теперь еще итальянцев, что у них над англо-американцами пошли победы не только на суше, но и на море?

— Немцы, это враг еще сильный и опасный, боже упаси к ним с шапкозакидательством — сказал Кириллов — вот выходит, что и ваша лодка из будущего не со всяким их кораблем справиться может. А если таких "двадцать первых" завтра выйдут в море десятки? К вам, товарищ Лазарев, претензий нет — но чем прикажете обороняться, когда такое случится? А у немцев еще и крупные корабли остались, причем ожидаются именно здесь, на Севере. Вот, полюбуйтесь!

Читаю. Ну что ж, вот и у "Воронежа" появились настоящие цели. Линкор "Гнейзенау" закончил ремонт и курс боевой подготовки, и в самом скором времени ожидается его переход с Балтики в Норвегию. Причем в процессе его довооружили до уровня "мини-Тирпица", вместо трех трехорудийных башен с 280мм пушками как на "Шарнгорсте" поставили три двухорудийные, но с 380мм орудиями как у "Тирпица". Быстроходный линкор с хорошим бронированием и скоростью тридцать один узел, в бою вполне может сделать англичанина типа "король", хотя против "Нью Джерси" пожалуй, будет слабоват, один на один. Причем придет он не один, тяжелый крейсер "Зейдлиц", однотипный с "Хиппером" и "Эйгеном", потопленными нами, в нашей истории так и остался недостроен, хотя еще в мае сорок второго был почти готов, корпус, машины, котлы, надстройки, труба, башни главного калибра — оставалось поставить лишь зенитки, мачты, катапульту для бортового самолета, средства связи и приборы управления огнем. Затем с чего-то решили переделывать его в авианосец (проект был откровенно слабый, на сундуке в шестнадцать тысяч тонн иметь авиагруппу в восемнадцать машин, да у американцев в полтора раза меньшие "индепенденсы" несли тридцать самолетов), начали что-то делать, очень неспешно, осенью сорок второго, затем был "новогодний бой", после чего надводные корабли окончательно вышли из фавора у Гитлера, и работы на полуразобранном крейсере остановили совсем, до сорок пятого, когда его взорвали и затопили в Кенигсберге, наши подняли в сорок седьмом, и в Ленинграде разделали на металл. В этой истории военно-морская истерика у фюрера случилась раньше, как раз в октябре сорок второго, когда "Тирпиц" вместе с эскадрой попал под наши, К-25, торпеды, но дала совершенно неожиданный результат. Относительно "Зейдлица", во-первых, разделочные работы на нем даже не успели начаться, а во-вторых, Гиммлер, оказавшийся во главе Ваффенмарине СС то ли решил оставить все как есть, то ли по-бухгалтерски посчитал, что достройка в прежнем виде обойдется казне много дешевле, чем перестройка невесть во что, то ли кто-то умный ему подсказал, что совершенно незачем делать из отличного крейсера плохой авианосец — но "Зейдлиц" вошел в строй в первоначальном виде в апреле этого года, и теперь, завершив курс БП, готов сопровождать "Гнейзенау".

В Норвегию, значит нацелились на наши северные конвои? Ну что ж, овечки, волк проголодался — надеюсь, вы сами нырять еще не научились, на двести метров, где наши торпеды не достают. Так нырнете, и будет наконец на счету "Воронежа" вражеский линкор, без всяких условностей — крейсеров уже целых шесть, "Хиппер", "Эйген", "Кельн", "Нюрнберг", "Лютцов", "Шеер", да еще американец и испанец, но "вас там нэ было, товарищ Лазарэв, понятно?". Ну а "Зейдлиц" на закуску пойдет.

Мы готовы, как пионеры. Корабль в порядке, экипаж в норме, и отдохнул, боекомплект полный, все запасы приняты. Даже с дистиллированной водой вопрос решили, товарищ Сирый говорит, качеством удовлетворен.

— Стараемся, товарищ Лазарев, вы только нас не подведите. Похоже, будет у вас до "Гнейзенау", которого пока в Норвегии все же нет, еще один поход. С политической целью, отчего и говорю сейчас это вам я, а не комфлота.

С политической, значит опять союзнички? Кого топим, где и когда? Отказаться и мысли нет — товарищ Сталин таких шуток не понимает. Да и мне лично, любить американцев, ну совершенно не с чего!

— А вот с тем, кого, пока вопрос. Может и в самом деле немцы? А может, союзники воду мутят.

Ситуация оказалась интересной. Если на маршруте Рейкъявик — Мурманск потерь не было уже давно, то по пути к Исландии, месту сбора северных конвоев, уже два наших транспорта с ценным грузом, оплаченным нашим золотом, были потоплены "неизвестными" подлодками. Американцы кивают на немцев, однако во-первых, их действия по охране наших судов в тех конкретных случаях были немного странными, вроде опыта уже должны набраться. А во-вторых, весьма правдоподобным казалось, что кто-то умный за океаном не желает роста нашей промышленной мощи, или что хуже, просчитал, зачем нам весьма специфическое оборудование, заказанное у тех же фирм, которые обслуживают и "Манхеттен" (а других изготовителей просто нет). Открыто отказываться янки не захотели, и чтобы не привлекать нашего внимания, и бизнес дело святое — ну а за "немецкие" субмарины мы не отвечаем и все концы в воду.

— У вас товарищ Лазарев, будет задача минимум и максимум. Первое — это установить достоверно, кто охотится на наши суда. Даже если товарищ Сталин сможет уверенно сказать это их президенту, это поверьте, очень много. Ну а второе, понятно, это не допустить. Скоро ожидается отправка из Нью-Йорка очередной партии… в общем, если мы правы в своих предположениях, то американцы категорически не захотят, чтобы этот транспорт дошел. Вот и проверим — у вас же есть опыт сопровождения ценных грузов. Приказ вы получите как положено, по линии флота, с конкретной датой — но я ставлю вам задачу сейчас, подумайте пока над ее выполнением. И ждите приказа.

Капитан Юрий Смоленцев, "Брюс". 20 сентября 1943, Варшава, берег Вислы

Радует душу вид вражеского города после ядерного удара!

Нет, "Гранит" по нему не применяли. Но на снимках с воздуха днем Варшава сейчас, ну чистая Хиросима — почти ровное место, где среди груд битой щебенки нельзя определить место бывших улиц. А если посчитать суммарный вес боеприпасов, что туда выпустили и скинули немцы, то счет точно пойдет на килотонны. И еще боевой химией травили, то есть налицо заражение местности посредством ОМП.

Варшавское восстание здесь началось на год раньше. Но как и там, в строгом соответствии с нашим выходом на границу. И глава тот же, генерал "Бур" Коморовский, назначенный Черчиллем как раз к началу (как и там), что наводит на мысли о главном режиссере этого действа. И штамп, но правда, "англичанка гадит", чтобы не пустить русских в Европу. А суверенная прозападная Польша — от нас санитарный кордон.

Вот только дальше все пошло не так. Если в знакомой нам истории из всего штаба повстанцев, всех этих "полковников", "майоров", "капитанов" армии несуществующего польского государства, погибли двое, а прочие, в конце цивилизованно сдавшись в плен, дожили до конца войны, не сильно пострадав и отощав — то здесь Коморовский по радио объявил Сталина и Гитлера одинаково преступниками, виновными в бедах польского народа, и должными после предстать перед международным судом (а еще потребовал в компенсацию границу по Днепру и Восточную Пруссию с Кенигсбергом). После чего взбешенный Гитлер двинул на Варшаву танковый корпус СС с приказом пленных не брать.

И если в иной истории АК (Армия Крайова) действительно иногда постреливала в немцев из леса, то здесь она, вспомнив Пилсудского, в ту войну создавшего под крылом австро-венгерцев собственную вооруженную силу, чтобы после послать бывших хозяев подальше, приняла самое активное участие в формировании карательных частей для "крессов всходних", то есть для нашей Белоруссии и Украины. И именно эти каратели из зондеркоманд, будучи хоть как-то организованы и вооружены, составили главную силу восстания — "немцы войну проиграли, русские нас повесят, Англия, спаси!". А "людовцы" (польские коммунисты) в Варшаве объявлены вне закона, как "русские шпионы", их ловят и расстреливают, такая вот война белых и красных в осажденном городе. А немцы, не разбирая, мешают с землей всех. Интересно, будет ли здесь что-то после войны, или проще город на новом месте отстроить, а здесь как в темные века, посыпать солью и объявить, быть сему месту навеки мертвым и бесплодным?

На Варшаву мне… не то чтобы совсем пофиг, все ж красивый город был, еще четыре года назад. Но я здесь не жил, родных-друзей не имею, к моему Отечеству территория не относится — конкретно же про Варшаву, кроме заученной на сейчас тактической обстановки, помню из прежней жизни, что ее брал штурмом Суворов в 1794 году, когда давил восстание Костюшко, и что поэт Юлиан Тувим, в тридцать девятом убегая от немцев, где-то закопал весь свой архив и после войны уже долго его искал, да так и не нашел.

И если в иной истории Варшава даже после восстания выглядела как развалины (видел фотки на компе Сан Саныча), то теперь ну просто хиросима, где все сравняли с землей. Не хочется думать, что стало с населением, там же миллион был еще недавно — говорят, что выжившие прячутся в подземельях, там не только канализация, но и подвалы, какие-то подземные ходы еще со средневековых времен. Чем кормятся, знает лишь господ бог, да еще наши У-2 ночью сбрасывают контейнеры с "гуманитарной помощью", аковцы конечно сволочь, но если они немцев чуть убавят, это вполне стоит лишнего мешка трофейных патронов, порции сухарей и ящика американской тушенки. По ночам обитатели подземелий выползают из своих нор, зато днем немцы хозяйничают на поверхности — хотя по рассказам местных, есть районы, куда каратели и при свете не суются, руины еще стреляют.

В том, что немцам не удалось еще зачистить Варшаву как Брестскую крепость, хотя с начала восстания прошло уже скоро два месяца, наша заслуга. Сначала фрицы должны были убрать из города танкистов СС и кадровые пехотные дивизии, чтобы замедлить наше наступление к Висле — и как в иной истории, бросить против повстанцев "полицейские" части из самой разной швали, уголовников со всей Европы, красновцев, прибалтов, бандеровцев, банду Каминского и еще черт знает кого, качеством пониже. Когда же наши взяли Прагу, восточное предместье за Вислой, фрицам в Варшаве резко поплохело тоже — потому что скопления войск и техники, проводящих зачистку, хорошо накрывала наша артиллерия и штурмовики, а с варшавских ближних аэродромов немцев выкурили, теперь люфты появлялись в небе очень редко, стараясь сбросить бомбы и сразу же наутек. Но и наши не переправлялись на тот берег — наверное потому, что Сталин знал от нас, чем это кончилось в той истории, фактической изменой крайовцев, ну а как нас здесь встретят бывшие каратели, которым от нас обещана виселица за сожженные ими Хатыни, было очевидно. Тогда фронт стоял на Висле почти полгода, до января сорок пятого — похоже, к этому дело шло и здесь.

Вот только мы идем на тот берег сейчас. Как сказал нам Гаврилов, а ему кэп, приказ лично от Сталина. Тихо-мирно и без особого шума обеспечить эвакуацию кого-то. Подробностей не сообщили, что мягко скажем, странно. Понимаю, секретность, но должны же мы хотя бы знать число эвакуируемых, их возраст и физические данные, если человек сам идти и плыть может, это одно, а если неходячий, совсем другое? Хотя после того что в Варшаве творится, вполне могут быть и раненые, и истощенные, и прямо из немецкого застенка, так что рассчитываем на худшее, что как мешки придется тащить.

Кэпа здесь нет, он нынче большой человек, в Москве сидит, и имеет все шансы еще до Победы получить контр-адмиральские погоны и все лавры незабвенного Лисова — наверное, лишь лет через двадцать, когда сам стану аналогом бушковской пираньи, сравнивать с тем героем Конюшевского перестану. Старший здесь от нас подпол Гаврилов (а ведь всего год с лишним, как мы сюда провалились, всего лишь старлеем был), но он тоже заматерел, с нами не идет, а сидит в штабе: если что, и штурмовая авиация, и артиллерия быстро нас поддержат. Но лучше обойтись без этого — ладно, артиллеристы наловчились, "огневым валом", когда разрывы не просто в ста шагах впереди нашей атакующей цепи, но и смещаются вперед вместе с ней, а вот "горбатые", да еще ночью, запросто долбанут с точностью плюс-минус метров двести-триста! И под такое задание, выделят наверняка не звено а не меньше эскадрильи, и скорее всего с напалмом, а не с фугасками, чтобы по площади, в темноте, по плохо видимой цели. Лично я хотел бы в этот момент уже плыть со всей дури к нашему берегу, и не ближе чем в двух метрах от поверхности — потому что напалм местного разлива не хуже, чем был в двадцать первом веке, липнет ко всему как клей, горит даже без воздуха, а от тушения водой взрывается. Слава богу, у фрицев пока такого нет.

Я и Валька верхом едем, на двух "миногах", а Влад, Рябой и шесть "пираний" за нами плывут. Совместными усилиями тянем под водой груз: тюк со свернутой надувной лодкой и к ней подвесной мотор, это сверх всякого стреляющего-взрывающегося, что берем с собой обычно. Навигация самая простая: курс по компасу, время по часам, скорость течения известна (сам замерял), значит, зная секунды в пути, легко посчитать метры, насколько нас снесет в параллель от точки, визированной на том берегу по курсу в момент старта. Ну, плюс-минус чуть-чуть, с этим разберемся.

Вот прилетит сейчас шальной снаряд, по закону подлости, и всплывем глушенной рыбой. Так война, здесь к этому относятся философски — тем более когда знаешь, что второго снаряда уже не будет. Поскольку высоко в ночном небе, как сказал Гаврилов, кружится наш корректировщик, и артиллеристы готовы, ждут целеуказания, так что на каждый выстрел с немецкого берега прицельно полетят уже наши снаряды. А от артиллерийских дуэлей наши уже успели немцев отучить, по крайней мере, по Праге фрицы считанные разы стреляли, за то время, пока мы здесь. Год уже не сорок первый, а шальная пуля не снайперская. И если не можешь предотвратить, то лучше о том и не думать. Плывем…

Цель наша, бывший речной порт, отсюда повстанцев в самом начале выбили, потому все вчистую не разнесли, сперва не успели, а после незачем. Но бой был хорош, у берега сплошь полузатопленные суда, пароходы и баржи, хотя вон те пара лоханок похоже, не сильно пострадали. И просто уйма непросматриваемых мест в этом лабиринте мертвого железа! Ну, с богом!

Вылезли удачно. Впрочем, сплошной обороны у немцев здесь не было и быть не могло, ну не знали еще в это время ПДСС, всякие там "люди-лягушки Боргезе" были очень большой экзотикой. И потому немецкие позиции со стороны Вислы были заточены против десанта на плавсредствах — "шверпункт" слева, метрах в четырехстах, пара дотов, батарея 75-миллиметровых, взвод зенитных эрликонов, от двух взводов до роты пехоты, и все это траншеями окопано и колючей проволокой оплетено, такая же мини-крепость справа, в развалинах ТЭЦ, чуть подальше, лодки заметят, встретят огнем, устроят кровавую баню. На километр вглубь, вторая линия обороны, она же блокадная со стороны города, то есть фронтом в обе стороны, там войск побольше, но нам туда сейчас не надо. Как раз здесь на берег выходит канализационный коллектор, по которому можно пройти далеко под город и выйти где-то там. Надеюсь, что за несколько недель там все уже стекло и промыло дождем — впрочем, если обойдется, мы туда и не полезем. Ну, почти что.

Потому что основной план предусматривает, по коллектору придут те, кого мы должны сопроводить, мы лишь встретим, и обеспечим переправу. Что тоже задача: прежде всего, никто не знает, в каком состоянии входы в коллектор, это на схеме показано, люки здесь и здесь, а если немцы их заделали или взорвали, завалили? Тогда вариант "два", выход из трубы ниже уровня воды, и это уже будет гемор, там же решетка должна быть? Правда, Рябой клялся, что совсем махонькие накладные зарядики на прутья, остатки прежней роскоши, последние граммы пластида из двадцать первого века, аккуратно и тихо вынесут там все к чертям. Ну мы-то пройдем, а как "гостей" вытаскивать, очень может быть, в физическом состоянии много хуже среднего, вот вы бы легко решились, даже при смертельной угрозе, нырять и плыть десять метров по затопленной трубе в темноте? Придется тогда у кого-то из "пираний" позаимствовать акваланг (аппараты замкнутого цикла, беспузырные, пока лишь у нас, попаданцев из будущего, не могут пока здесь сделать автоматику регулировки давления и состава дыхательной смеси), так и тут ведь тонкости есть, или вы полагаете, зачем и в 2012 даже в какой-нибудь Хургаде вам не просто вручат акваланг, и ныряй, а в первый раз под воду лишь с опытным инструктором? Есть реальная угроза иначе вытянуть наверх труп, ну а что значит, по своей вине угробить того или тех, за кого просил сам Сталин, об этом не хочется и думать!

И не потому что я так НКВД боюсь. А оттого, что случай, когда товарищ Сталин просит, уж точно не "пиранья и золото олигархов" из какого-то романа Бушкова — даже демократы-либерасты не заикались, что Иосиф Виссарионович служил кому-то или чему-то кроме Державы, в отличие от кое-кого из последующих наших правителей. Потому, не выполнить его приказ значит, всю страну и народ подвести. А фашистам тогда выйдет помощь? Не дождетесь — сработаем на совесть, как в песне, где "победа становилась личным делом".

Осматриваемся. Здесь могут быть немецкие патрули, и скрытые посты-секреты. Но смотреть они должны больше не на реку, а в сторону города, с воды ждут исключительно плавсредства, заметят издали даже в темноте, ракеты взлетают с интервалом в минуту. Солнце село недавно, но темнеет быстро, это не север, так что наши ПНВ (ох что будет, когда они, взятые еще из той, прежней жизни, сдохнут?), это большое наше преимущество, как и рации с гарнитурами, не у всех, но хотя бы у тех кто "из будущего". Здесь ведь привыкли, что если тебя не видно глазом, то не видно никак? А бесшумные засады вообще-то бывают, но только если в них сидят профи, волкодавы-егеря, а это товар редкий, кого им здесь ловить, нас пока не знают, а варшавских партизан надо ждать у второй, блокадной линии обороны? А если они именно коллектор караулят?

Паранойя здорово помогает выживанию, так что рассчитываем на план-максимум, у люков засада. Так что выдвигаемся со всей осторожностью, обращая особое внимание прежде всего на те места, где я сам бы разместил "охотников". Место, типичная "промзона", как окраина Питера или Москвы в наши времена, заборы, склады, эстакада, все в меру порушенное, со следами недавних боев, какое-то железо валяется, сгоревшие автомобили, еще мусор. Глухие стены и ограды, хорошо хоть проломы в них тоже в изобилии, в общем, декорация к фильму о конце света. Проходы между складами узкие, темно, без ПНВ ничего не разглядеть. Двери в большинстве выбиты или распахнуты, внутри кое-где попадаются ящики и мешки штабелями, но большинство помещений пустые, все сколько-то ценное и съедобное, надо полагать, уже оприходовали. Живого никого не нашли, кроме крыс, и серого кота, удравшего от нас в темноту, когда мы в тот склад ворвались со всей осторожностью, услышав внутри шорох. Наконец обговоренный спуск в канализацию, самый обычный люк между зданиями. И тут начинается базар-вокзал.

— Движение слева! Машина.

Я и сам слышу шум мотора и вижу мелькнувший свет фар. Быстро расследотачиваемся и укрываемся, разделившись на три тройки, в каждой старший наш (в смысле "из будущего"), с рацией и "винторезом", у "пираний" АК-42. Вот автомобиль появляется, полуторка "Опель-блиц", останавливается от нас метрах в ста, из кузова шустро выгружается полтора десятка немцев, в камуфляже и касках — егеря или эсэс. Разбиваются на четыре тройки, и прижимаясь к стенам, резво выдвигаются в нашем направлении — явно имеют опыт уличных боев. Но вот за неимением ПНВ, светят фонариками, что перед нами огромный минус. Отчего часовому курить нельзя категорически — не только из-за демаскировки, но и потому что от света "ночное зрение" пропадает, так уж наш организм устроен, что глаз адаптируется к темноте где-то за две-три минуты настолько, что в сумерках окружающую обстановку худо-бедно но можно различить, а вот с огнем вы ничего не увидите в затененной зоне, как и с фонариком, вне конуса его света. И могли бы мы хорошо так в "кошки-мышки" поиграть, как в учебном лагере на Волге в похожем тренировочном городке, такой же кирпичный лабиринт, что день, что ночь, и еще дым, взрывы, и против тебя команда примерно такой же или большей численности, и вот сумели же здесь сделать что-то похожее на пейнтбольный боеприпас из воска с краской, только плохо, что оружие под него не штатное а также игровое, как помповый короткоствольный дробовик, и дальность стрельбы метров тридцать, летит и дальше, но хрен попадешь. У нас теперь через это проходят не только осназ, но и морская пехота, и инженерно-саперные "бронегрызы", в обязательном порядке, и прочая пехота, прежде всего гвардейская, по возможности — а вот немцы вряд ли такую школу имели, хотя читал, что пейнтбол у них тоже был, для обучения диверсантов, в сорок четвертом. Вот только бой не вакууме проходит — в грузовике четверо остались, ну водила в кабине, двое с МГ в кузове, страхуют, и один, похоже офицер, наверное и рация есть? А опорный пункт в пятистах метрах, на шум боя быстро прибежит еще пара взводов, а еще раньше накроют минометами по корректировке. И даже в самом лучшем случае, перебив всех в лихом бою, нам придется спешно делать ноги, через Вислу, и если у нас будет хоть один "двухсотый" или "трехсотый", как его тянуть, а придется, тут писатель Карпов абсолютно прав, есть в разведке такое правило, сколько ушло, столько и должно вернуться, а живой или мертвый, дома разберетесь. Так что шуметь придется по-полной, у нас тоже связь с нашим берегом есть, и артиллеристы уже наверное с натянутыми шнурами у заряженных пушек, вот только о выполнении задания, вытащить кого-то отсюда, придется забыть.

И вызовет меня после товарищ Сталин, а не меня, так кэпа, а не его, так Лаврентий Палыча, какая разница, если его слова после мне передадут? И спросит, как же так, вы задание выполнить не могли? Ах, немцы помешали — а вы что, думали, они вам помогать станут? Провалили вы дело, очень важное для фронта, и теперь лишние похоронки (ясно что не одна, а тысячи, если уровень такой?), на вашей совести. Так что от меня вам предупреждение, на первый раз, а вот Гитлер бы вас крестом наградил, за помощь.

А потому, живите пока. У нас проблемы будут, но вот из вас, фрицы, точно никто живой не ушел бы, а уж офицер в первую очередь, я его прямо отсюда хорошо достану, как и пулеметчиков. Уж очень хорошо стоите, на перекрестке, вам оттуда удобно все направления простреливать, но ведь и все ответное ваше, а машина не танк, и вы в кузове в полный рост, у вас МГ на зенитном станке, чтобы вертеть было легче. Странно, те кто к нам бегут, вполне грамотно действуют, а эти как будто непуганые совсем? Но живите, если вам конкретно до нас дела нет, и вы мимо пройдете, то мы вас не тронем.

Нет, не получится разойтись. Одна из троек на люк наткнулась, старший тут же что-то заорал, замахал рукой. И остальные подбежали, даже свои сектора не досмотрев. Ей-богу, так толпой и стояли, наверное с полминуты — и грузовик подъехал, остановился, один из толпы к офицеру с докладом, эх, гранатой бы их всех, но шум! Затем все же бегло осмотрели ближние склады, даже не обследуя внимательно, просто заглядывая внутрь. И заняли позиции вокруг, причем нацелившись не вовне, а явно карауля тех, кто вылезет из канализации. Внешний периметр обороны, два парных поста, ну и еще пулеметчики могут простреливать и тылы, если развернутся. Да, подвели нас польские товарищи, где-то у них информация течет.

— Движение на реке. Два катера, как наши полуглиссера, на каждом пятеро и пулемет. Встали у баржи сто метров к северу от нашей захоронки.

Доклад от Влада, левофланговая группа. Содержание, вполне оправдывающее многословие. Хотя у нас ларингофоны, не микрофоны (для тех кто не знает — они реагируют не на звук голоса, а на движение голосовых связок, так что можно хоть "про себя" сказать, адресат услышит). Ну а для немцев, все логично, если они задали вопрос, а как вылезшие из коллектора намерены уйти на наш берег? Или лодка спрятана здесь, или придет от нас.

Но это уже по статье "прочие опасности". Разобраться бы пока с этими. Черт, и время же! Сказано, в течении ночи, то есть те, кого мы ждем, вылезти могут в любое время! Тактически было бы удобно нам бить как раз в этот момент, у фрицев все внимание будет привлечено туда, не сразу отреагируют на угрозу с тыла, а одна-две секунды, когда против работает группа спецназа, это очень много! Но нельзя, во-первых, тут и гостям может прилететь, если например фрицы ломанутся в канализацию, спасаясь от нас, во-вторых гости напугаются, как после убедить их, что мы свои, без обмана, пароль есть, так если немцы про операцию узнали, так и про это тоже могли?

Так что начинаем. Тройки Рябого и Влада выдвигаются на исходные, они берут на себя внешние посты. Валька работает по караулящим у люка, во козлы, кто на одно колено присел, кто в полный рост стоит, думая что раз темно, то их не видно? Ну а мои, те кто на грузовике, метров девяносто, мишень как на полигоне.

Освещение — над Вислой иногда взлетают ракеты. Ночь облачная, если луна и есть, то не видна. Отдаленная редкая стрельба, как на фронте бывает. И шестнадцать немцев в сотне метров от меня. Которые все сейчас должны сдохнуть, иначе у нас задание сорвется.

Что за…? Какая-то возня и шорох в секторе Влада? А условленного щелчка "готов" еще не было! Неужели наших обнаружили, тогда отчего окрика нет?

— Эй, что там? — голос от машины.

— Кот, господин лейтенант — ответ с поста. По-русски, блин! Так это не немцы совсем! Знаю, что на подавление восстания Гитлер бросил и красновцев, и бригаду Каминского, и еще кого-то, кому наш плен точно не грозит. Нет, мы не звери, и знаем, что в этой истории, как и в нашей, в каждой немецкой дивизии до десяти процентов личного состава, всякие там тыловые-нестроевые, это вполне официально, по их уставу, "хиви", мобилизованные из гражданских, и даже из бывших пленных. И что пленные нередко соглашаются, надеясь при случае назад к нашим, или партизанам — так что особо приказано таких не стрелять на месте, а сдавать в СМЕРШ для разбирательства; причем после проверки бывает, что их ставят в строй той же самой части, что их захватила, ну а дальше смотрят, как в первом бою себя поведут, если хорошо, то никто их в дальнейшем ни в чем не попрекнет, ну а если плохо, то варианты от штрафной роты до немедленного расстрела. Но это лишь "хиви", обозники и тому подобное, любой же русскоязычный, взятый с оружием в руках, живет лишь до ближайшей стенки, без всяких альтернатив. Потому такие кадры считаются у фрицев за самых надежных, есть даже данные, что из них формируются немецкие "заградотряды", поскольку полевая жандармерия уже не справляется — пока против французов и прочих европцев, чтобы "русиш унтерменш" расстреливали истинных арийцев, считается не комильфо. Вот будет юмор, если эта мразь окажется здесь последними защитниками рейхстага, когда сами немцы уже разбегутся или сдадутся в плен?

Щелчок в наушнике! Еще один! И голос Влада — порядок, готовы оба! Через секунду доклад Рябого — порядок, оба! Нет, я не зевал, а мгновенно ситуацию просек. Если обе внешних пары удалось снять незаметно для остальных, значит имеет смысл нашим подтянуться, тогда по фрицам будут работать не две снайперки, а четыре. Ну а "пираньи" с АК играют роль массовки-подстраховки, если что-то резко пойдет не так. Нам шуметь нельзя, ведь после еще с катерами разбираться? Осталось двенадцать мишеней, причем в большинстве, ростовых. Укрылись бы внутри здания, у нас было бы куда больше проблем — хотя, если сдвинуть ПНВ, не разобрать ничего, а вот выбегая наружу, вы бы в дверях толпились и хоть секунду бы теряли. Как машина стоит — ясно, только люк откроется, и вылезут, сразу фарами ослепить, и всем стоять, руки вверх! Вот только мы вашем плане не были предусмотрены.

А коту тому я бы банки тушенки не пожалел, в награду. Удачно внимание отвлек, ведь тела бесшумно не падают, даже если пуля в голову? Но прокатило для остальных, гоняли кота, все равно ведь не разглядишь? И мышление у вас уже немецкое, от тех, кто вас муштровал — сказано, кот, и все ясно, ну а я бы сразу задумался, а от кого кот убегал, кто его спугнул? Но вы же каратели, не диверсы, опыт ваш против слабого, не встречались вы с подобными нам.

Снова щелчки — Рябой и Влад позиции заняли, цели видят, готовы. Распределяем, кто и кого. И поехали!

Офицер умер первым. У пулеметчиков наверное был шанс, сразу падать на дно кузова и не отсвечивать, но что должен делать обученный солдат при внезапной угрозе? Правильно, хвататься за оружие и изготавливаться к бою, да, неудачно у вас пулемет поставлен, и чтоб за ним в полный рост, на девяноста метрах. И не успеете сообразить, что происходит, оценить опасность, ну не работали в эту войну снайперы ночью! — если у меня интервал между выстрелами меньше секунды. А пуля "винтореза" даже при попадании в корпус, за счет большого калибра и бронебойного сердечника, дает эффект как слонобойный штуцер — то есть, пациент валится на месте, и лишь после будут разбираться, он еще или уже, в смысле, еще жив или уже хоронить.

Водила не придумал ничего лучше, чем врубить фары! Услышал что-то из кузова, принял за команду? Сам нырнуть за мотор не успел, я его достал сквозь стекло. А что у люка творится? Из восьмерых, шестеро лежат гарантированно, а вот те двое мне очень не нравятся. Ночь, наш лучший союзник, ну что будет делать обычный солдат этой войны, когда рядом падают товарищи, а откуда угроза, не видно, и приказа офицера нет? Укрыться, изготовиться к бою, ну а куда стрелять, если цели не видно, и даже примерно не понять, откуда прилетело, где враг? Впрочем, если бы кто-то выстрелить и успел, что бы это изменило? Что бы подумал комендант "опорного пункта", услышав не шум боя, а несколько одиночных выстрелов, и зная, что там работает "спецназ"? Вряд ли решил, что там нужна помощь, и уж точно не приказал бы стрелять из минометов, не зная, что там произошло. А вот вызвать по рации, черт, есть она в машине или нет? Хотя если они ждали на своей территории нескольких партизан, оперсвязи у группы захвата могло и не быть, рассчитывали справиться сами.

Ну вот, накаркал. Один из лежащих приподнимается, и стреляет, у него винтарь, не МР. Что он увидел, неизвестно, и больше ничего не увидит, потому что по нему кроме меня отработали еще двое. А вот последний ползет, пытаясь удалиться от света фар, в тени между складами вскакивает и бежит, ага, как раз на тройку Рябого! Едва успеваю приказать им, этого живым! Через десяток секунд доклад, взяли, чисто. Валька, контроль, Влад, прикрываешь!

Вижу, у "Опеля" появляются тени, одна метнулась в кузов, вторая распахивает дверь кабины, выпадает водила. Чисто, и рации нет. Свет вырубите! Фары гаснут, но я в ПНВ вижу, как три тени бегут к валяющимся у люка. Короткая возня, там двое еще живы, добили, все равно "тяжелые", интереса не представляют, даже как "языки". Избавляем тушки от "зольдбухов" и оружия, затаскиваем в ближний склад, закрываем дверь, и Рябой ставит на нее взрывающийся сюрприз. Зачем было стараться? Так стреляли же… а вдруг на шум еще одна группа от фрицев прибежит разбираться, и это будут настоящие егеря-волкодавы. А нам от этого люка отойти нельзя, надеюсь что не слишком нашумели, чтобы полный переполох. И если фрицевская спецура увидит на земле следы волочения тушек, и откроет дверь — уж Рябой постарался, там между складами все должно вымести как картечью, ну а если ночью никто не придет, так ведь завтра утром пропавшую группу будут искать, и тоже двери откроют. Ну и конечно, тройка Вальки бдит с ПНВ и "винторезами", Рябой держит люк, кстати не факт что гости оттуда будут дружественны, если у них кто-то гнилой, то и аковцы могут пожаловать, для которых одинаково, что мы, что немчура. Ну а я и Влад, отдав свои "винторезы" валькиной группе, поговорим сейчас с пленным — вот интересно, что за персонаж нам попался на этот раз?

Нет, ну что стоило бы немчуре послать своих солдат, было бы тогда на моем боевом счету триста два! Фрицы — иные даже уважения заслуживают, как тот горный егерь в Петсамо (враг, но ведь честно служил своему отечеству, странно было бы иное?), хотя конечно, убил я его после — без кровожадности, исключительно целесообразность, нельзя таких врагов оставлять живыми. Этот же экземпляр даже не заслуживал, чтобы я его в свой счет занес — все равно, что раздавленных клопов и тараканов учитывать.

Фамилия — Пыжиков, как у гриновского антигероя (читал у классика "алых парусов" что-то там про пошлость и мещанство). Сначала, приняв нас за панов, держался нагло, когда же понял, что мы советские, чуть в штаны не напустил (и его речь из брани и угроз сразу сменилась на размазывание соплей). И такие сейчас в СС служат, надежда и опора фюрера — ты как туда попал, урод?

Да как попал — обыкновенно. Жил в городке Локоть под Брянском такой Степка Пыжиков, работал в каких-то мастерских, беспартийный, не судимый, "как все". Сорок первый, наши отступают, и немцы, заняв территорию, чтобы не отвлекать своих солдат на охрану тыла, учредили там нечто вроде самоуправления (тут больше подошло бы слово из конца века, "бантустан") — вы сдаете нам налоги, прежде всего сельхозпродуктами, и обеспечиваете порядок на территории, а мы, пока, не будем вас убивать и грабить. Причем во главе этой "локотской республики" встали бывшие советские же шишки районного масштаба, в том числе и коммунисты — председатель колхоза, предрайисполкома, главбух потребсоюза, и прочая и прочая.

— Все пошли и я пошел, гражданин начальник. Видели, что за немцем сила — а жить-то надо? А так как без строгости нельзя, да и платили за вооруженную службу больше, то я и пошел… Бандитов всяких ловили, кто по лесам прятались, вместо того, чтобы покориться. Хотели, чтобы порядок был, ну и себе обустроиться, конечно. А как ваши наступать начали, мы с немцами ушли, куда нам иначе? А немцы кормить за так не хотят, или за службу, или самих… Но на фронте не были, только бандитов по лесам…

Бандиты, это наши, советские партизаны? Кто ваш фашистский порядок не принял, в леса ушел — и с кем вы воевали, за фрицевские подачки. Ваши наступали, стало быть, ты советских за своих уже не считаешь, вот только и для немецких хозяев вы не ровня, а лишь для грязной работы, "выбирайте, или карателями, или рабами?" Ну а дальше из этой локотской сволоты сформировали то ли дивизию, то ли усиленную бригаду СС, под командой бригаденфюрера Каминского (и какой идиот эту сволочь, арестованную в 1937, по амнистии выпустил?), и эта банда в Белоруссии зверствовала так, что чины вермахта брезгливо морщились, ну что вы ждете от славянских дикарей? А затем давила Варшаву, что в нашей истории, что в этой — причем у нас Каминского после судили и расстреляли сами немцы с формулировкой "за излишнюю жестокость", это как надо было постараться, чтобы в СС решили, что это уже перебор и надо фасад почистить? Ну а ты сдохнешь здесь и сейчас, жаль что быстро! Легко сворачиваю Пыжикову шею, не захотелось даже нож об него марать. А ведь если бы не война, прожил бы ты так советским гражданином, семью бы завел, детей вырастил… и сколько же в тылу осталось таких, которые пока не проявились, маскируясь под порядочных людей, возможно всю жизнь?

Хотя с другой стороны… Вот я точно в своей постели не помру — по крайней мере, вероятность этого куда меньше, чем у простого рабоче-крестьянина. Так ведь не каждому такое дано — что там Гумилев говорил о пассионарности, как о мерке между "за идею", и "самому обустроиться"? Между теми, кто драться будет за то, что ему дорого — и теми, кто согнется, лишь бы не тронули? Так выходит, что совокупная пассионарность нации, есть ценнейший ресурс?

И тут я поверил, что Германию мы сумеем в этой истории и завоевать, и присоединить. Когда пассионарных выбьем, и лишь такие в большинстве и останутся. Пусть обустраиваются, под нашей властью, и делают что мы укажем. Если у них через шестьдесят лет будет всеобщая толерантность, гей-парады и толпы туркоарабов на улицах, значит сломалась ваша пассионарность безвозвратно в этой войне, не сумели вы возместить ущерб. Ну а в этой истории ваши потери побольше, и ведь пассионарии гибнут первыми!

Жаль что сдох быстро и легко. Поскольку эсэсовец, это сволочь по определению, если только это не штандартенфюрер Штирлиц. Кстати к тому знаменитому сериалу лично у меня отношение двоякое — и снят талантливо, хорош, но именно после него у нас стали считать эсэсовцев людьми, а до того слово "фашист" считалось самым страшным оскорблением, за которое сразу в морду. А военных сведений от него мы почти что не получили, кроме чего-то малого по составу, дислокации и командирам его банды, ну и того, что их послали ловить "коммунистических партизан".

Значит, людовцы? Крайовцев бы никто коммунистами не назвал, ну а против нас сил бы бросили побольше. Хотя наши уже приучили фрицев в Варшаве, соберетесь вместе в большом числе, получаете артналет. Да и повстанцы действуют давно уже не батальонами и ротами, а максимум десятком голов, а часто и того меньше. Интересно, а Коморовский живой еще, вот бы поймать? И после не к стенке, по большому счету, нам он вреда не принес — а самим полякам отдать, чтобы повесили, за всю эту авантюру. Или у них и должно быдло бессловесно умирать, когда паны пируют?

И тут настороженным ухом слышу слабый металлический лязг. Кто-то очень осторожно, снизу, пытается открыть люк. Мы уже готовы, смотрим — если гости недружественные, ведь так просто сначала положить тех, кто вылезет, а затем кинуть вниз гранату, что, не попаду отсюда "лимонкой" в открытый люк, не смешите! А если те, кого мы ждем, то после нам по сто грамм поставьте, поскольку фрицы сделали бы с вами то же самое (кто за фюрера воюет, тот для меня фриц, и баста! Но в свой счет этого клопа я все равно писать не буду).

Вылезают двое, с автоматами, у одного МР-40, у второго наш ППС. Крутят головами, пытаясь что-то разглядеть в темноте. От люка не отходят — чтобы, в случае чего, сразу нырнуть назад.

— Эй! — окликаю я — Москва.

— Модлин! — приходит ответ через секунду. Пароль и отзыв правильные. Один встает и идет в направлении, где слышал мой голос. И едва он делает первый шаг, я понимаю, что это не фриц. Ну значит, те кого мы ждали! Как я это понял? А вы представляете, как пахнет бомж, неделю живущий в канализации? Не надо быть собакой, чтобы почуять, шагов за десять — и это не в обиду вам, мужики, я ж все понимаю, каково вам пришлось — а констатация факта, что немцы бы себя до такого состояния доводить точно не стали. Ну ничего, через пару часов будем у наших, а там вас в баньку первым делом.

Он доходит до стены, вглядывается в темноту. А я рядом, присев с собравшись в комок, метод маскировки, известный еще японским ниндзя, наш глаз легко схватывает знакомые очертания и силуэты, а что-то бесформенное у самой земли, едва видное во тьме, человеком быть не может. Ну не люблю я быть на прицеле, а если палец на спуске дрогнет, или нервы у кого-то? Потому, когда он поворачивается ко мне спиной, встаю и хлопаю его по плечу сзади.

— Осназ Красной Армии. Кто вы? Назовитесь.

Он вздрагивает, но не пытается направить на меня МР — опытный значит, понимает, что будь я врагом, сделал бы сейчас с ним что угодно, хоть убил бы, хоть взял живым. Отвечает:

— Поручик Вихор. Гвардия Людова.

Вихор — "вихрь", поручик, отчего не майор? Точно, коммунисты — в Армию Людову еще не переименовались. Он достаточно ясно говорит по-русски, так что обхожусь без помощи Кости Мазура, взятого за переводчика. Ладно, давай в помещение, обсудим. И товарища позови.

Оказывается, их не двое, а шестеро, остальные внизу ждали, пока эта пара на разведку. Вылезают, и две бабы что ли? При ближнем рассмотрении оказалось и в самом деле, две женщины, одна постарше, без оружия на виду, вторая молодая брюнетка, пожалуй красивая, если ее отмыть, и боевая, на плече висит "стэн", одета в комбез и высокие ботинки, по поведению тот же типаж, что наша Анечка, ну значит, бегать и стрелять может, не сильно нас стесняя, а вот у старшей похоже, никакой боевой выучки нет, какая-нибудь коммунистка-вождь вроде Ванды Василевской? У одного из мужчин тоже "стэн", второй в возрасте, и безоружен, зато тащит большую канистру.

— Воды набрать. Давно не видели чистой.

Ну да, водопровод давно разбили, у Вислы немцы. То есть с нами идут не все, кто-то назад?

— Они — Вихор кивает на женщин, затем смотрит на пожилого мужчину с канистрой и что-то говорит по-польски, я разбираю лишь "пане учитель". Тот отвечает, с явным отказом. Мазур переводит:

— Я разделю с моей Варшавой ее судьбу. Чем жить приживалой и умереть после под русским забором. Я поляк, а не русский, им и останусь.

Я пожимаю плечами, если хочешь, оставайся, не неволим. Вот только будут ли здесь живые, когда мы форсируем Вислу — через месяц, два, а может и вообще зимой? Если у нас приказ касаемо лишь этих двух женщин, ну значит они сейчас наш ценный груз.

Едим напоследок — сало, хлеб, галеты, шоколад. Конечно, делимся с гостями. И тут откуда-то появляется все тот же серый кот, убедившись, что никто не будет в него ни стрелять, ни кидать опасные предметы, подходит к доске, служащей нам столом, и мяукает. Кидаю ему кусочек сала — заслужил, усатый, я свое слово помню. Кот съедает сало, затем подходит ко мне и трется об ногу. Ну отчего часто кошки видят во мне своего, вот дома у меня был когда-то такой большой, персиковый, ну целый воротник, а не котяра — а вот собаки отвечают полной антивзаимностью, в нашем деле лучше было бы наоборот! Опускаю руку, глажу кота, вспомни уж былое, если ты был домашний. Кот мурчит и хочет запрыгнуть мне не плечо, эй, а что я с этим приобретением буду делать?

— Позвольте мне — старшая из женщин ловко забирает у меня кота — пане офицер, а можно? — и прижимает зверька к груди. Кот шипит, ему не нравится.

А в принципе, чем хвостатый помешает? Однако интересно, вот никогда бы не сказала старая коммунистка "пане офицер"? Кто же ты, если за тебя сам Сталин? Или брюнетка главная? Не похоже, и смотрит на меня настороженно, даже чуть враждебно, неужели из АК, или среди людовцев тоже есть за "от можа до можа"? Ну а старшая, такой вид, как у просто смертельно усталой, что угодно, лишь скорее! И на родственниц не похожи, и на сколько-нибудь близких людей.

Ладно, после над этой загадкой думать буду! Сейчас без шума выдвигаемся к берегу. Нам еще надо немецкие катера убрать.

Поначалу все шло, как задумано. На исходную вышли без помех, кто бы мог нас тут обнаружить, впереди мы, четверо "ночных снайперов", и двое "пираний" для подстраховки, шагах в ста позади все остальные, раз нашей подготовки у них нет, могут и нашуметь, а слышно ночью у воды далеко. Если бы немцы на катерах забились в щель между полузатопленными баржами, мы бы их так легко не достали — но ведь фрицам тоже надо было видеть всю картину, и потому они приткнулись к борту разбитого парохода с внешней стороны, в темноте издали кажутся как обломки, да с берега их почти не разглядеть, а им при свете ракет река видна хорошо, лодка появится, сразу на перехват. Будь мы одни, ушли бы без помех, надели бы аппараты и нырнули (а по пути еще подарки прицепили бы фрицам ко дну, чтобы рвануло минут через десять), ну а с женщинами что делать? Потому мы четверо, где-то даже вплавь, забираемся на какое-то корыто, откуда фрицевская засада хорошо видна. Рассматриваю цели через ночную оптику, это даже не катера а большие моторки без палуб, похожие на наши "казанки" конца века, только мотор не подвесной а стационарный, и посреди пулемет на стойке, нам на радость, была бы броневая турель, уже проблема, а так стрелок ничем не защищен и в рост стоит. Кому тут умирать первым — ну, пулеметчики цель приоритетная, и вот тот похоже, офицер. И мишени распределить, чтобы не бить вдвоем по одному, а рядом кто-то вне воздействия, все ж нас четверо, их девять. Готовы? Огонь!

Хлоп, хлоп, хлоп. "Винторез" не СВД, но на ста-ста пятидесяти метрах с ним не сравнится ничто! Фрицы даже не поняли, откуда к ним прилетело, первые выстрелы по головам, минус четыре, вторая серия для скорости по тушкам, минус вторые четыре, и тут последний фриц успел, поднявшись у пулемета, дать очередь, совсем без прицела куда-то в сторону, через секунду заткнулся, получив от двоих сразу. Но на опорном пункте заметили, сначала взвились ракеты, не над рекой, а над берегом, и прожектор зажегся, стал шарить лучом в нашем направлении. А затем возле немецких позиций зажглись фары, да не одна пара, а с десяток, и стали двигаться к нам.

Командую по радио, Мазур, путь открыт, грузитесь там, скорее! Ну а мы, чем черт не шутит? Минута чтобы добраться до катеров, к черту маскировку, бежим, плывем, ныряем, страховка лишь на последнем этапе, но недобитых не оказалось. Еще минута, чтобы выкинуть тушки за борт и разобраться с управлением, подводный спецназ обязан уметь водить все, кроме летающего, это уже разговор особый. И вперед, лишь предупреждение нашим, чтоб не обстреляли, только бы не налететь на что-то, но не должны, мы же здесь подплывали. К чертям резиновую лодку — сейчас на скорости поедем! Мазур, связь с нашими! Готовы, ждут пока мы отчалим. Разумно, для тяжелых с закрытых позиций полкилометра на пристрелке не промах, вот прилетит гаубичный гостинец нам на головы вместо немцев?

Причаливаем благополучно, в один из катеров грузим женщин. Черт с резиновой лодкой, успели уже ее надуть, а вот мотор ребята в темпе откручивают, а что снаряжением делать, ведь "техника особой секретности", что наши аппараты, что "миноги", да и акваланги бросать жаба душит, и за всем этим добром нырять надо, ребята сейчас в темпе достают! Хорошо еще, немцы из минометов не стреляют, не разобрались в обстановке, ведь где-то здесь должны у них быть и свои!

— Движение справа, дистанция сто. Немцы!

Мазур, связь! Земля, отправляем посылку, на катере, мы следом, так же. Встречайте. Как увидите, отчалит, давайте оркестр!

Катер отходит — кроме женщин, там Рябой и двое "пираний". Немцы сначала не стреляют, зная про свои плавсредства здесь, а может ловцы что-то увидели на реке? А после им уже не до того, воют снаряды, и оба "шверпункта" становятся похожими на кратеры вулканов — если не было целеуказания, огонь по заранее обговоренным целям. А от нашего берега отрываются два полуглиссера, волоча за собой хвосты дымовой завесы, у середины реки как замыкают наш катер в клещи, один слева, другой справа, и там уже ничего не видно. А снаряды с нашего берега воют и воют над головами, бьют еще и куда-то вглубь, по позициям немецкой артиллерии, чтоб ни одна сволочь не смела стрелять по реке в эти несколько минут.

Я и Валька хватаем "винторезы", Влад с "пираньями" кидает в катер снаряжение. Немцев до взвода, идут развернувшись в цепь, не слишком спеша. Все ж темнота, ПНВ и связь, великая вещь, ну не могли фрицы так быстро в обстановке разобраться, где свои, где чужие, ну а нам минуту бы выиграть, и все. Да, а поляки где? Смылись? Решили, у русских своя война, у панов своя? А вот что мне резко не нравится, позади и левее наступающих фрицев быстро приближаются фары, и кажется, слышен лязг гусениц, танки? Немцы решили, что мы высадили десант? Ладно, пока они до нас дойдут… а вот этих, пеших, надо придержать. Присматриваюсь к цепи, ищу офицера. Да, чем хорош "винторез", на ста метрах уверенно попадаешь в голову, не выдавая себя ни звуком, ни вспышкой. Влад, скоро?

— Еще одну "миногу" сейчас извлечем, и один ИДА, и можно валить.

Жаба, жаба… Если бросить все к чертям, можно было уже… В 2012 году так бы и сделали, а сейчас, где мы буксировщики и аппараты замкнутого цикла возьмем? А ведь дело это у нас не последнее, впереди еще Одер, а за ним и Рейн, и Сена, и моря-океаны. И черт знает до чего додумаются немцы, если наше снаряжение извлекут, ну акваланги образца 1943, это ладно. Выпутаемся, не впервой! И счет свой до трехсот доведу.

И тут впереди нас, правее метров на полсотни, начинает бить пулемет. Но не по нам, а по немцам! И два автомата поддерживают, а вот это зря, только позицию свою выдают, стреляют не прицельно, а "в направлении". Поляки не ушли, это у них пулемет был, снятый с машины у складов. Фрицы залегают, открывают огонь, и перебежками вперед, сейчас сблизятся и гранатами забросают пшеков! Ну так мы на то есть — хорошо снайперу под такой фон работать, никто не заметит!

Офицеры, унтера, пулеметчики. И еще те, кто больше всех геройствует. Чтобы не осталось среди вас пассионарных — тех, кто может встать под огнем и вперед шагнуть под огнем, если надо, за идею. Это не просто агрессивность, не злость — гопник агрессивен, кто спорит, вот только не встанет он там, где могут убить. Пусть среди вас не будет героев, одни лишь разумные, осторожные — да, в прежних войнах было честнее и справедливее, лучшие как раз выживали, но теперь иные правила. Чтобы ГДР после была верным союзником, не нужен излишек пассионариев, легче управлять такими, как французы, "пусть лучше нас завоюют, чем новый Верден".

Взвод не пытается больше наступать, потеряв половину, а то и больше. Лежит, стреляет, по вспышкам от поляков. Пшеки, отходите же, хватит! Вам до подземелья отсюда метров двести, и это если вас не отрежут огнем, и вы сумеете быстро найти место! Фары ближе, теперь я вижу, это не танки и не машины, а полугусеничные БТРы, целая мотопехотная рота! Сейчас здесь будет очень жарко! Голос Влада в наушнике — все готово, отходите!

Ладно, надеюсь, поляки поймут, что им тут делать нечего, увидев наш отход. Хотя могли бы сообразить, что женщин мы отправили первым катером, тупые они, что ли? Ну кто же ночью длинными очередями лупит, хотя они боеприпасы с убитых эсэсманов собрали, но все равно, толку мало, лишь себя демаскируешь? Стреляю последний раз, в высунувшегося фрица, отмечаю что попал — ну а теперь, ноги! Берег, катер, Валька заскочил, я за ним, по колено в воде, краем глаза замечаю какое-то движение рядом. Серый кот с берега прыгает в воду, и плывет, пытаясь успеть за мной. Делаю шаг назад, хватаю зверька за шкирку, к катеру, переваливаюсь через борт, ходу! Это удачно, что катер между баржами приткнулся, немцы с берега нас увидели, только когда мы уже на чистую воду выскочили и скорость набрали. Всего одна очередь вслед, и по воде, а через полминуты мы уже в дыму. А на берегу уже много пулеметов стреляют, мотопехота вступила в бой. Ну, польские товарищи, если у вас соображения не хватило отойти, я вам искренне не завидую! Хотя вы хорошо прикрыли наш отход. Правда, подозреваю, что фрицев вы убили, по пальцам одной руки сосчитать.

— Ну, командир, ты даешь! — говорит Валька — за животное рисковал.

— Спецназ своих не бросает — отвечаю, поглаживая мурчащего кота — он же нам помог? Ты представь, мы бы отвалили, а он плыл за нами, пока сил хватило, и утонул, все ж Висла не для кошачьих лап? Неправильно бы это вышло, да и времени была секунда всего, тьфу. А как он вообще на берегу оказался, я думал, его старшая взяла?

— Так не усидел — ответил Мазур — вырвался и ходу. Он тех боялся, а к тебе шел — чуял, что запах другой. Местные наверное, собак и кошек ели — а он похоже, домашний, хотел хозяина найти, вот и нашел.

Ну и ладно, пойдешь с нами, серый-хвостатый, не обеднеем. И не обидим, будешь при кухне обитать. Все какая-то память о доме.

На наш берег прибыли без происшествий. Почти в то же самое место, откуда отправлялись. Стой, кто идет? Осназ! Боец, проводи к командиру — и этим командиром оказался тот самый пехотный майор, кто нас провожал. Все в порядке, те ваши уже прибыли. А у вас все целы, даже не ранен никто, и задание выполнили, и фрицев до полуроты положили — ну вы везучие, черти! Не везучие, а умелые, тащ майор. Затем появился наш Гаврилов и отправил заслуженно отдыхать. Слушай, а кого это мы вытаскивали?

Мда, оказывается старшая, Хелена Рокоссовская, сестра нашего маршала. В нашей истории она так в Варшаве и оставалась, повезло ей не погибнуть, в сорок пятом лишь с братом встретилась. А здесь сам Сталин вспомнил, биографию Рокоссовского прочитав. Ее хотели из Варшавы еще до начала вытащить, но что-то не сложилось, пришлось вот так, с нашей помощью.

А пожалуй что правильно! Ведь Рокоссовский не абы кто, а один из лучших наших полководцев, здесь как и в нашей истории один из авторов "Багратиона". И его душевное спокойствие многого стоит, если теперь он сумеет лучше битву спланировать и провести? И его отношение к товарищу Сталину, опять же?

И нам кстати, наглядный урок. Выходит, нет здесь фанатизма, "забудь дом и семью, ради дела мирового коммунизма"? А семейные узы очень даже ценят?

А вторая кто? А вот это секрет, тут сразу особый отдел, и самолет до Москвы, самому Берии докладывали. Политика какая-то, не нашего ума дело.

Ну и ладно — пошли спать. Да, коту тушенки, как обещал. Теперь это наш спецназовский кот — на нашем довольствии, и обидеть его никому не дам.

Москва, день спустя. Неприметный дом в Замоскворечье

— А наш-то, силен мужик…

— Цыц!

— Да я ж с уважением, тащ капитан… Такие бабы и подряд…

Человек в пенсне лишь усмехнулся, чутким ухом уловив этот разговор охранников, навытяжку замерших у двери. Что ж, пусть думают так, даже свои, для секретности, а значит для дела, полезнее. Как там в одной занимательной книжке из будущего, "половина его агентуры была занята исключительно распусканием порочащих и греховных слухов", ну ничего, при жизни мне репутация секс-маньяка не грозит, а после будет уже все равно. Тем более, что есть все надежды, это "после" случится в гораздо более позднее время.

Ведь человек в пенсне никогда и ничего не забывал, такая уж у него была профессия. А зная при этом свою биографию на десять лет вперед, и свой возможный конец, будешь относиться к собиранию информации предельно серьезно. Если уж придется пережить Вождя, то объект "кукуруза" умрет на следующий день (если конечно будет еще жив, что не факт, за десять лет всякое может случиться). И все остальные, кто сыграл свою роль в его собственной гибели — нет, не будем кровожадны, и помним, что многие из них все же люди дела. Но если будут замечены хоть малейшие следы их сговора…

Чихнет француз, известно кардиналу? Вот привязались, слова из той песенки, однако мысль абсолютно здравая. Невозможно следить за всем народом, нельзя ни собрать, ни обработать такой объем информации в разумный срок, ведь для этого нужны не только технические возможности, но и люди? Однако вполне реально держать под контролем все Фигуры наверху, их не слишком много, и все на виду. А идея Вождя организовать еще одно сверхсекретное Главное Управление НКГБ была просто гениальна — мало кто знал, что основной задачей нового главка была не только и не столько охрана Первых Лиц, а слежка, контроль, сбор информации. И такие люди живут и встречаются в строго определенных местах, а возможности прослушивающей техники из будущего просто невероятны — жаль, что ее мало, но ничего, Институт академика Берга (радиолампы и полупроводники) озадачен разработкой аппаратуры не только для армии, но и для ГБ, через год уже могут появиться очень перспективные образцы, ну а еще лет через пять народ будет осчастливлен поступлением в продажу транзисторных радиоприемников.

Но это будет после, чтоб товарищ Сталин прожил еще не десять, а двадцать лет, ну разве возраст для кавказца? Меры приняты — с "отравителями" в пятьдесят третьем разберемся, ну а чтобы инсультов не было, в сорок пятом и сорок девятом, врач "из будущего" посоветовал самое простое, раз в год донором, кровь сдавать? Наши врачи подтвердили, так что будет в госпитале кровь товарища Сталина перелита кому-то из ранбольных? А если после в пропаганде развить?

Лаврентий Палыч Берия позвонил в дверь квартиры. Хотя в этот подъезд чужой не мог войти, по определению, но порядок есть порядок, присутствовали и звонки и замки. Послышались легкие шаги, и дверь открыла красивая брюнетка, теперь она совершенно не походила на саму себя полсуток назад — модное платье, прическа, и пахло от нее духами "Красная Москва", а не варшавской канализацией. Лаврентий Палыч улыбнулся и протянул даме букет цветов. Торт и вино были бы уже перебором, приказано ведь было, разместить, накормить, снабдить всем необходимым? Но ничего не стоящий знак внимания сразу задавал дружеский тон беседы, помогая избежать ненужной конфронтации. Тех, с кем надо было не договориться, а сломать, везли бы не сюда, а в подвал в Лубянке — и доводили до кондиции, не обязательно грубым насилием, психологический террор иногда бывает гораздо страшнее. Впрочем, одно легко могло перейти в другое, а подвал и квартира, подобная этой, поменяться местами.

— Господин министр?

— Пани Ирма? Не знал, что я настолько популярен, даже в Варшаве.

— Ну, кто же в мире сейчас не знает второго человека в СССР, "русского гиммлера", ах простите…

— Прощаю пани, но убедительно прошу, не сравнивать ни меня, ни кого-нибудь другого здесь с фашистскими висельниками. Правда, пока они живы, но когда мы возьмем Берлин, то обязательно всех их повесим. И у нас нет пока министров — называйте меня просто по имени-отчеству. Однако у нас не так много времени, потому перейдем к делу. Что "Радослав", он же Ян Мазуркевич, полковник АК, командир службы "Кедыв", хотел передать через вас руководству СССР?

— Ваша осведомленность позволяет предположить, что вы уже знаете то, что я хочу вам сообщить? Что ж, у вас действительно очень хорошая разведка.

— Мне интересно было бы услышать от вас, пани Ирма, для полной достоверности. Итак?

— Что ж… Я уполномочена предложить вам полную лояльность, "вассальную клятву", если угодно так назвать, некоторой части АК.

— У нас уже есть полная поддержка Гвардии Людовой. И Люблинской администрации.

— Согласитесь, пан министр, ой простите… Лаврентий Павлович, что во-первых, Гвардия Людова пока что и числом и влиянием сильно уступает АК. А во-вторых, если вы столь осведомлены, то вам должно быть известно, что и среди людовцев далеко не все отказались от идеи "от можа до можа"? И готовы добиваться своего, как говорят русские, "не мытьем так катаньем", коммунистическая идея вовсе не исключает национализм?

— Странно слышать такое от офицера АК, где этот лозунг всегда был основным?

— Теперь нет. То о чем я скажу дальше, не есть плод одних лишь размышлений, моих и моего мужа, но трезвая оценка ситуации, разделяемая некоторой частью АК. Сейчас не времена Батория и Яна Собесского, когда все решали клинки храбрых рыцарей. И Польша уже не может быть державой, нравится это кому-то или нет. А малые страны могут выжить, лишь заручившись поддержкой кого-то из держав.

— И Польша до 1939 года тоже?

— Да. Разница была лишь в том, что мы выбрали того, кто далеко — Англию, Францию. Это давало нам иллюзию свободы — но делало врагами тех, кто рядом. И оказалось, что далекий покровитель не обязан вступаться, когда на нас нападут. А то, что Польша пыталась балансировать на чужих интересах, с легкостью меняя стороны, еще усугубило ситуацию, создав нашей стране репутацию крайне ненадежного партнера. Чем кончилось, известно.

— Ну, коммунисты говорили это с самого начала.

— Однако даже среди них не все забыли про то, что Смоленск и Киев когда-то принадлежали Жечи Посполитой. И могу предположить, еще поднимут вопрос о границах. Знаете, пан министр, когда смерть смотрит в лицо, многое становится ясным. Там, в горящей Варшаве, мы спрашивали себя, отчего все это стало возможным? Нация живет, когда есть люди, готовые умереть за нее. Когда есть еще больше людей, готовых сражаться за нее. И еще больше — тех, кто хотя бы ставит патриотизм выше собственного богатства. Когда таких людей, элиты по сути, много — нация расширяет границы. А когда их не хватает, наступает конец. Боюсь, что Польша сейчас близка ко второму. И пытаться при этом еще стать державой, значит погубить и народ и страну. Вы знаете, что сейчас немцы взялись за настоящее истребление цвета польской нации — к западу от Вислы смертельно опасно быть просто образованным поляком, чем-то выше деревенского мужичья?

— Допустим. Но в политике нет места прекраснодушию и благородным порывам. В августе четырнадцатого было, и чем кончилось, мазурскими болотами? Форсирование Вислы, это трудная операция. И цинично рассуждая, зачем СССР должен губить тысячи жизней своих солдат, ради спасения тех, кто убивал нас в двадцатом? Ведь живы еще те, кто помнят, как ваши жолнежи тренировались в сабельной рубке на пленных красноармейцах. И что тогда не мы а вы начали войну, захватив Киев и Минск. А публикуемые у вас карты, где польскими территориями были обозначены вся Украина и Белоруссия, да еще Псков и Смоленск? Попросту — какой наш интерес, за наши потери?

— Слова вашего поэта, "какой-то царь в какой-то год вручал России свой народ". Вы будете воевать не за наши, а за свои интересы?

— Новое "царство Польское"? И через сколько лет последует очередное Польское восстание, которое мы должны будем подавлять?

— Знаете, пан министр, в чем причина всех революций? Когда "элита по сути", о которой было сказано, не совпадает с "элитой по положению". Или, как сказал ваш первый Вождь, "низы не хотят, верхи не могут", это именно то. Ах да, еще "обострение бедствий", чтобы толпа с охотой сыграла роль массовки. Подойдет ли вам объяснение, что та часть "элиты по сути", от лица которой я говорю, предпочтет стать частью элиты имперской, ах простите, СССР? Ну а с теми, кто думает иначе, вы вправе поступить по всей строгости, в чем мы вам охотно поможем.

— И сколь многие в АК разделяют эти взгляды?

— Например, полковник Хрусцель, "Монтер", второе после Коморовского лицо в Варщавской АК. Мой муж, "Радослав". Есть еще люди, занимающие далеко не последние посты и пользующиеся достаточным влиянием.

— Однако многие сочтут это предательством и будут активно против?

— По случаю, в подавляющем большинстве это как раз те, кто еще более активно запятнал себя карательными акциями на "крессах всходних". За что ваш Сталин обещал их всех повесить — надеюсь, он сдержит свое слово?

— Допустим. Но согласитесь, тогда странным будет выглядеть существование АК — вооруженной организации, воюющей за свободу Польши. От кого и с кем?

— Ну, пан министр, насколько я знаю, Войско Польское генерала Берлинга по сути является частью армии Советской Империи? А так называемая Люблинская администрация, это не больше чем гражданская власть одной из ваших губерний.

— Пани Ирма, ваш русский язык неплох, но архаичен. У нас давно нет ни Империи, ни губерний.

— Простите, пан министр, русскому меня учила мать, которая была еще подданной Российской Империи. И мне почти не приходилось разговаривать с советскими, до вас.

— Если вы действительно собираетесь служить СССР, учите современный русский. Иначе часто будете попадать в нелепое положение.

— Пан министр… Это правда, что по вашему новому национальному закону, все языки кроме русского запрещены?

— Откуда вы это взяли? Русский язык — государственный, обязателен лишь для всех официальных документов, публичных выступлений, а также в Советской Армии. Странно было бы иначе — в СССР десятки народов, так что, в каждом суде или ином органе власти, для каждого переводчиков держать? А офицерам быть полиглотами? Также только русские школы имеют право на государственную поддержку, по этой же причине. Если же какой-то ваш муниципалитет решит на свои средства открыть польскую школу или издавать польскую газету, ваше право. И уж конечно никто не будет запрещать говорить по-польски дома, на улице, или писать на нем личные письма.

— А университеты?

— Если они хотят, чтобы к ним ехали учиться студенты не только из ближних земель… Как когда-то по всей Европе преподавали на латыни, а не на своих языках, так было понятно всем.

— Благодарю.

— То есть вы готовы служить там, куда пошлют? Наравне с советскими гражданами, по части военной или гражданской? У нас не Российская Империя, и место в "элите" никому не дается даром, его надо заслужить. А сейчас идет война.

— Пан министр, когда Варшава будет взята, мы готовы присягнуть вам. А вы будете вправе поступить с нарушителями, если таковые будут, по вашим законам.

— Хорошо. Что вы можете предложить конкретно, сейчас?

Москва, Кремль. Через несколько часов

— Итак, товарищ Сталин, поляки готовы обеспечить наше десантирование в Варшаву, ударив по немецкому фронту на берегу со своей стороны. По утверждению пани Ирмы, у заговорщиков около тысячи бойцов, вооруженных, организованных, хорошо знающих местность. Причем они будут драться, "как на последний бой", не жалея ни себя ни патронов, потому что иначе все они мертвецы. С военной точки зрения, заманчиво — получаем плацдарм за Вислой, с малыми потерями. Даже если не удастся в дальнейшем развить с него наступление, притянем к нему силы немцев от других мест.

— Тут вопрос не только и не столько военный, как политический, Лаврентий. Кто изменил однажды, изменит еще раз. И если мы уже имеем дело с какой-то игрой? Насколько этой пани Ирме можно доверять?

— Поставим вопрос иначе: насколько можно доверять тем, кто ее послал. Ее муж, "Радослав", ведь не мог не понимать, что посылает нам фактически в заложники? И все же послал — значит, хотел показать, что намерен играть честно? Учтите что пани Ирма не просто капитан АК, а начальник связи "Кедыв". И в рамках "предложить уже сейчас" она выдала всю информацию не только про "крайовцев", но и британское УСО в Польше, шифры, коды, радиочастоты — что позволяет нам взять эту сеть под контроль. Особо отмечая тех, кого мы должны немедленно обезвредить, "поскольку у них руки по локоть в вашей крови". Этого ей свои же категорически не простят. Мое мнение — часть АКовцев, кто не успел еще замараться, почувствовали, что под ногами земля горит, и решили сменить хозяина. И сейчас вполне искренни в желании служить нам.

— Этим мы конечно воспользуемся, но… У нас ведь, Лаврентий, уже было решено, использовать восстание, чтобы вывести из игры АК, расчистить дорогу людовцам. Объявить "крайовцев" и Коморовского персонально агентами-провокаторами немцев, намеренно выступившими до срока. Поскольку значительная часть АК влезла в бои по незнанию, их немцы судили военно-полевыми судами, как предателей-дезертиров из немецкой армии, то есть подтвердили как бы факт пособничества. Полная дискредитация и АК и лондонцев, зато людовцы — герои и спасители Польши. И вдруг такой поворот?

— Товарищ Сталин, в одном пани Ирма права. Среди людовцев действительно распространено мнение, что новая, народная Польша, должна получить в компенсацию земли не только на западе, но и на востоке. "Ну какие могут быть споры между своими, это ведь чистая формальность, где пройдет граница между братскими социалистическими государствами, здесь или немного восточнее". Будет печально, но если товарищи не поймут, придется прояснять им, как КПЗУ в тридцать девятом[6]. Ну а эти хоть все понимают правильно и на большее не претендуют.

— И сколько же их? Есть мнение, что большая часть АК успела себя замарать, служа немецкими карателями. Сколько осталось чистых — четверть, треть?

— Однако у крайовцев действительно есть сильное влияние на местах, за счет более разветвленной подпольной сети. Людовцы тут гораздо слабее.

— Амбиции у господ панов. "Вступить в элиту новой империи, то есть СССР"? Может, стоит их после, когда в них надобность минует?

— Но не раньше. Если они и в самом деле нам пользу принесут. А кто-то может быть, героически погибнет в бою с немцами. Мое мнение — поступить с ними по справедливости. То есть использовать, и следить — и при малейших признаках нелояльности, сговора с Западом, игры в сепаратизм…

— Думаешь, Лаврентий, они после какую-нибудь "Солидарность" не организуют?

— Пассионарности не хватит. Надо будет спросить у пани Ирмы, кто там у них додумался — "нация жива, пока есть люди, готовые…", почти теория Гумилева. И если учесть, что в этой истории Польша понесла большие людские потери… И еще понесет, ведь наше наступление за Вислу к Одеру будет месяца через три-четыре, не раньше, сколько за это время немцы успеют польского населения истребить? То есть теперь у них пассионариев будет гораздо меньше, и это будут в большинстве, "наши" пассионарии.

— Разумно. В конце концов, всегда успеем.

— Товарищ Сталин, пока сведения пани Ирмы не устарели, "прополку" сети АК на нашей территории надо начинать уже сейчас. Заодно проверим, действительно ли отмеченные ею, это замаранные, или "Радослав" и те кто с ним хотят нашими руками убрать конкурентов.

— Которые уже что-то знают? Как пани Ирма объясняет попытку немцев ее перехватить? У них в организации немецкий агент?

— Пани Ирма считает, что тут было другое. Ведь изначально задумывался лишь вывоз из Варшавы Хелены Рокоссовской, с помощью людовцев. А здравомыслящая часть АК имеет с ГЛ связи, вопреки директиве Коморовского бороться с ними как с "русскими шпионами". И "Радослав" сумел подключиться к нашему каналу, в последний момент. Очень вероятна грязная игра со стороны Коморовского, когда пытающиеся "дезертировать" выдавались немцам. Другое, что никто не знал о важности дела, и что встречать будет группа осназ, а не проводник с лодкой, сохранившейся в порту — вот и не рассчитали сил.

— Хотя вероятен и агент Абвера у людовцев… Что ж, есть мнение подключить армейских товарищей к срочной разработке плана операции, десант в Варшаву. Вы обговорили с товарищем Ирмой Мазуркевич технические детали — сроки, каналы связи?

— В докладе. Здесь — вся информация военного значения, которую она передала.

— Значит, приступаем. Поскольку это дело сегодняшнего дня. А в политическом, долгосрочном плане… И ведь заодно можно кое-кому из несговорчивых людовцев тоже прояснить, что товарищи неправы? Тогда сделаем так…

Миколайчик. Как продали Польшу. Изд. Лондон 1960, (альт-ист)

Неужели великий Юзеф Пилсудский был прав? Когда незадолго до смерти сказал, когда я предстану перед Всевышним, то попрошу его никогда больше не посылать Польше великих людей?

Отчего предательство всегда было спутником нашей бедной державы? Причем предавали верные, до того имеющие несомненные заслуги. Неужели виной тому наш древний принцип, "Польша сильна раздорами", и у каждого шляхтича есть свое мнение, не навязанное никем, даже королем?

Мы все скорбели о страданиях бедной Варшавы, ее защитников и ее населения. Но ради сохранения польской государственности должно было идти на любые жертвы — на то и война, чтобы на ней убивали! Пусть бы в Варшаве совсем не осталось живых, мы почитали бы их святыми, как защитников Ченстоховского монастыря! Отчего они не исполнили свой долг до конца?

Армия не может быть без дисциплины! Кто дал право полковнику Хрусцелю, "Монтеру", выступить против своего командующего Коморовского? Его слова, "точно так же как вы сами, против нашего правительства" не имеют под собой никакого основания — заверяю, что несмотря на некоторые разногласия, и даже прямое невыполнение наших приказов, законное польское правительство никогда не лишало генерала Коморовского своего доверия!

Есть сведения, что несчастный Коморовский после своего взятия под арест подвергался пыткам и избиениям, что ставит под сомнение его "признание" в работе на немцев. Но даже если так, в опубликованной версии его показаний нет прямого подтверждения предъявленных ему обвинений, "ты хотел сдать всех нас немцам в обмен на собственную жизнь". Но когда собственные амбиции затмевают разум, кому есть дело до правды?

И в тот момент никто еще не представлял истинного масштаба предательства! Что Хрусцель уже успел сговориться со Сталиным, послав в Москву своего доверенного эмиссара, Ирму Мазуркевич — и она вела там переговоры не с кем-нибудь, а с самим Берией, репутация которого общеизвестна (интересно, процесс шел в горизонтальном положении?). И что эта презренная блудница, будучи начальником связи "Кедыв", сдала НКВД ценнейшую информацию, по которой на землях Польши, занятых Советами, уже хватали героев АК как "немецких карателей". Но никто еще этого не знал и не догадывался, мы искали врагов среди людовцев, но не были готовы, что предадут свои!

Напрасно бедный Коморовский ссылался на директиву из Лондона, прямо предписывающую ему начать восстание. Для его палачей это лишь послужило предлогом, выказать неповиновение не только Коморовскому, но и своему законному правительству. "Мы не хотим быть разменной монетой в британской игре", это было сказано вечером, а ночью два батальона "Кедыв" вместе с людовцами атаковали немецкие позиции у Вислы одновременно с высадкой русского десанта, в непосредственном взаимодействии с русской артиллерией и авиацией! И лишь когда русские ворвались в Варшаву, было объявлено о появлении на политической арене новой силы, Армии Крайовой в Польше, формально та же АК, но не подчиняющаяся Лондону, снова мимикрия, скрывающая истинную суть!

Никто не ожидал и от Советов такой иезуитской игры. Деятельность так называемой "Люблинской администрации" была приостановлена, вся гражданская власть на местах перешла к так называемым "народным комитетам", где формальное большинство принадлежало АК. Одновременно в русских газетах последовали громкие обвинения "фашистским карателям в Белоруссии", и это не вызвало ни у кого удивления, все знали, что крови своих мирных граждан СССР не прощает — вот только так исторически сложилось, что подавляющее большинство членов АК, но не АК(П) участвовали в мероприятиях по умиротворению бунтующего населения на "крессах всходних", их арестовывали, увозили "на суд", и больше их никто живыми не видел! Причем АК(П) даже формально не протестовало против такого беззакония и произвола русских на территории суверенного независимого государства, хотя старательно изображало самостоятельность, иногда громко споря с русскими по какому-то мелкому вопросу, чтобы до времени не показывать свою сущность, русской марионетки! Одновременно "народные комитеты" демонстрировали свою "аполитичность" к людовцам, не гнушаясь включать в свой состав представителей этой партии "за деловые качества". Теперь ясно, что это был зондаж, чтобы толпа привыкла видеть людей из АЛ и АК(П) рядом, работающих вместе — но все же, громом среди ясного неба для всех нас был свершившийся факт об объединении АК(П) и АЛ в так называемую Польскую Объединенную рабочую партию! Причем СССР, признавший АК(П) с самого начала, законной властью Польши, формально был в стороне!

О степени же "независимости" новой власти от советского влияния говорит тот факт, что в состав Краковского народного правительства, сменившего Верховный Народный Комитет, вошло больше половины тех, кто ранее заседал в Люблине. И конечно же, это "правительство" не смело вести речь о возврате отторгнутых в 1939 году польских земель, как и о выводе со своей территории русских войск, или хотя бы о передаче так называемого Войска Польского под свою власть из-под команды русских генералов.

Как и в 1939, русские нанесли подлый удар в спину сражающейся Польше. В то время, как земли западнее Вислы были буквально обескровлены немецким террором, и можно было проехать сотню километров, не встретив ни одной живой души, на востоке русские арестовывали и убивали последних борцов за польскую независимость, травили их по лесам как волков, задействовав в этом бывших бандитов Ковпака и Сабурова, их головорезы, хорошо обученные партизанской тактике, были страшным противником для малочисленных и хуже вооруженных бойцов АК (в период после образования ПОРП, мы больше не называем высоким именем Армии Крайовой, предателей и русских марионеток, а лишь истинных патриотов Польши). Еще более подлым было то, что русским удалось восстановить против АК большую часть мужичья, подкупив их разграблением чужой собственности. В период оккупации очень многие землевладельцы, чтобы сохранить свои имения, шли на сотрудничество с немцами, в той или иной форме — теперь же их земли подлежали конфискации как собственность фашистских пособников. Эти земли были розданы крестьянам, причем с активной агитацией, что если вернутся паны, все отберут назад — отчего очень часто мужичье поддерживало ПОРП, выдавая русским карателям скрывающихся в лесах партизан АК.

Несчастная Польша, терзаемая с двух сторон, русскими и германцами! Преданная западом, в который она верила — и который счел ее не больше чем разменной монетой в политической игре! И что самое худшее, преданная собственным народом! Отчего сегодня Варшава, Краков не поднимутся против русского владычества — неужели им сытость и покой дороже свободы? Хотя русские взяли у нас больше, чем свободу — русские отняли у нас душу.

Дали зрелищ и хлеба, Взяли Вислу и Татры, Землю, море и небо, Всё, мол, наше, а так ли?! Дня осеннего пряжа С вещим зовом кукушки Ваша? Врете, не ваша! Это осень Костюшки! Небо в пепле и саже От фабричного дыма Ваше? Врете, не ваше! Это небо Тувима! Сосны — гордые стражи Там, над Балтикой пенной, Ваши? Врете, не ваши! Это сосны Шопена! (Галич)

Несчастная Польша! Сможешь ли ты когда-нибудь проснуться и восстать? Подняться с колен и стать Державой? Вспомнив, что когда-то земли "от можа до можа" и в самом деле были твоими?

Я молю бога, не надо мне места в раю! Но позволь, господь, дожить до того дня, когда русские войска уберутся с польской земли. Когда русские признают свою вину в сговоре с Гитлером в 1939, следствием чего был раздел Польши. Когда русский правитель склонит голову перед поляками, покаявшись за Катынь. И когда исконно польские земли вернутся под нашу власть — Вильно, Минск, Смоленск, Киев, Львов. И Гданьск, Щецин, Вроцлав, Познань, Торунь, Олштын.

Польша из тлена восстанет! Белый Орел взлетит! Ждите, Панове…

Яковлев Н.Н., Крах фашистской агрессии. М.,1994 г. О тотальной мобилизации в Еврорейхе. (альт. ист.)

К лету-осени 1943 года Германия понесла прежде всего на Восточном фронте, огромные потери в живой силе и технике. Стало очевидным, что несостоятельной оказалась не только идея "блицкрига", но основной принцип немецкого военного строительства, "война должна быть закончена теми дивизиями, которые были в начале". Следуя ему, в 1941–1942 Третий Рейх почти не формировал новых частей и соединений, предпочитая накачивать пополнениями существующие, "каждая дивизия, это слаженный механизм". Однако потери под Сталинградом оказались невосполнимы, целые армии и корпуса оказались полностью уничтоженными, вместе со штабами и тылами. В то же время Днепровская битва, как и вся летняя кампания 1943 года, показала ошибочность ставки на войска европейских союзников, стало ясно что собственно германские части на фронте заменить ничем нельзя.

Очень упрощенно новую немецкую доктрину можно выразить словами: "немцы на фронте — рабы в тылу". Подневольный, рабский труд в гитлеровской Германии использовался с самого начала, но именно с осени 1943 года он стал массовым и всеобъемлющим. Если прежде рабы использовались в основном на грубых работах, вроде каменоломен и строительства дорог, батраками в сельском хозяйстве, и в очень ограниченном числе в качестве неквалифицированной рабочей силы на военных заводах, то теперь для каждого промышленного предприятия, работающего для нужд войны, устанавливалась квота "привлеченной рабочей силы", должной заменить немецких рабочих, призываемых в армию. А так как выпуск гражданской продукции во всех странах, входящих в Еврорейх (Германия, Франция, Бельгия, Голландия, Дания, Норвегия, Хорватия) был законодательно ограничен, то практически девяносто процентов фабрик и заводов Рейха, включая все крупные, работали исключительно на войну, "пушки вместо масла". И все эти фабрики обязаны были использовать труд рабов.

Изменился и состав подневольной рабочей силы. Если для начала войны большинство в ней составляли военнопленные, и советские граждане, угнанные с оккупированной территории, то уже с начала 1943 года все большую, и быстро увеличивающуюся долю составили подданные стран Еврорейха, арестованные "за саботаж" и всякие незначительные провинности, вроде нарушения паспортно-пропускного режима, и обязанные теперь работать на казарменном положении, лишь за койку и питание, а также уголовные преступники, причем не только из Еврорейха и стран-союзников, но даже из нейтральных государств, как Швеция и Швейцария — общей чертой этой категории было то, что они, считаясь арестованными, заработной платы не получали совсем. Другой частью "привлеченных", были иностранные рабочие, обманом завербованные в странах-союзниках, как например в Румынии, или в той же Франции (до ее официального вхождения в Еврорейх), к этой же категории "оплачиваемых рабов" следует отнести турецких рабочих, отданных режимом Исмет-паши в фашистское рабство в качестве уплаты за немецкую военную помощь Турции. Положение этой категории фактически не отличалось от арестантов, хотя формально они считались нанятыми рабочими, получающими зарплату — те же тяжелые условия труда, ограничения личной свободы (за "самовольное оставление работы", то есть бегство, полагался концлагерь), плата же шла не в деньгах а в "евро" — так назывались евромарки, условное подобие денег, запрещенных к приему как средство платежа, и лишь должных быть обмененных по номиналу на рейхсмарки "после победы Рейха в войне".

Особую категорию рабов составили поляки. После начала Варшавского восстания, Гитлер приказал "сделать из польских земель ад на земле". Советская Армия вышла на правый берег Вислы, и было очевидно, что скоро и вся Польша будет освобождена от фашистского владычества. Подробное описание событий, которые вышли в историю как "польский голодомор 1943 года", выходит за рамки этой главы, заметим лишь, что немцы позже оправдывали свои действия именно "мобилизацией экономики". Если прежде Польша была для Германии поставщиком дешевого продовольствия, то теперь, уже не рассчитывая на хлеб следующего польского урожая, немцы планомерно и беспощадно приступили к изъятию абсолютно всей сельхозпродукции и скота, расстреливая на месте несогласных. Причем очень быстро предметом изъятия стали и люди, здоровые мужчины трудоспособного возраста, а также молодые женщины и подростки, также способные к работе — людей хватали как скотину, разлучая семьи, без всякой вины, и гнали на заводы и фермы Рейха, негодных же к труду поголовно расстреливали, заживо сжигали в домах, везли в эшелонах в Освенцим — или милостливо оставляли умирать с голоду. Считается, что из Польши было так угнано в Германию полтора миллиона человек, точное число неизвестно до сих пор.

В результате, формально Еврорейх осенью 1943 года находился на пике своего могущества, имея в строю тринадцать миллионов солдат (из которых семь с половиной миллионов составляли немцы!). Численность же промышленных рабочих Еврорейха составила двадцать миллионов (максимум за весь период войны!), территория Германии и большинства союзных ей стран еще не была затронута войной и бомбардировками, производственные мощности не были разрушены — выпуск вооружения, а также чугуна, стали, угля, электроэнергии также достиг максимума, превысив довоенные показатели всей Европы (без Англии). Однако не все было так гладко, как казалось в Берлине.

Уровень боевой подготовки новосформированных дивизий был совершенно неудовлетворительным, по немецким стандартам. Остро не хватало подготовленных офицеров и унтер-офицеров, а также инструкторов. Тотальная мобилизация привела к тому, что человеческий материал был далеко не первоклассным, так в вермахте появились целые полки и батальоны больных — интересно, что практичные немцы сводили в одну часть страдающих одним недугом, желудочным, ушным, глазным — для удобства снабжения например, особым питанием, очевидно что эти части не годились для активной фронтовой службы и могли быть использованы лишь как гарнизоны, для поддержания порядка в тылу. Боевой опыт отсутствовал, низким был и моральный дух. Все же при наличии времени, эти части и соединения могли бы стать опасным противником — в целом же, положение напоминало то, что было в РККА зимой 1941. При наличии времени — но вот его немцам категорически не хватило.

Не все так хорошо было и в тылу. Немцы искренне считали, что угрозы и террор, надсмотрщики с дубинками и овчарками, и бдительный надзор гестапо, будут являться достаточной мотивацией, чтобы рабы эффективно трудились на Еврорейх. Чтобы польские крестьяне, чьих родных убивали на их глазах, забыли это, со старанием выковывая оружие для своих палачей. Чтобы арестанты трудились без отдыха, не жалея себя — под угрозой концлагеря или немедленной казни, за саботаж или просто "неусердие". Два надзирателя на каждые двадцать рабов — причем эти надсмотрщики, часто даже не немцы, были строжайше предупреждены, что за халатность будут сами отправлены в концлагерь или на фронт. Интересно, что в этом качестве больше всего ценились украинские националисты, за особое старание и беспощадность. Квота, установленная предприятиям на норму использования рабского труда, за время войны дважды поднималась — фашистам нужны были свежие порции пушечного мяса, полагаться же на союзников на фронте они не могли.

Низкая эффективность рабского труда не была все же секретом. И в Рейхе с октября 1943 года была придумана уникальная схема, "рабство на сдельщине", поначалу она применялась к иностранным наемным рабочим, но позже была распространена и на большую часть арестованных. Согласно ей, рабочему начислялась зарплата, причем сдельно, в зависимости от количества и качества его труда. Из этой суммы вычитались расходы на содержание ("койка и паек"), а также установленная обязательная норма (разная в раличных производствах). И если раб с "отрицательным балансом" считался саботажником, со всем последствиями и карой, то "положительная разница" могла выдаваться на руки, как поощрение. Платили в евро, но с зимы 1943 во всех странах Еврорейха практически открыто существовали черные рынки, где евро можно было обменять на рейхсмарки или непосредственно на товары. И эта мера действительно имела некоторый эффект, в виде повышения качества производимой продукции. Хотя высочайший уровень качества и надежности, бывший прежде, так никогда и не был достигнут.

В целом же тотальная мобилизация промышленности не дала ожидаемого результата. Наиболее показателен пример с выпуском самолетов-истребителей: если за последний квартал 1943 года была достигнута цифра 1500 в месяц, что более чем вдвое превышает прежний показатель, то как ни странно, количество боеготовных истребителей в войсках почти не увеличилось! Сами немцы называют тому три причины — во-первых, рост выпуска самолетов осуществлялся в том числе и за счет выпуска запчастей, во-вторых уже упомянутое выше значительное снижение качества повлекло больший процент неисправных машин, в-третьих, из-за привлечения большого числа предприятий, раньше не занимающихся военным производством, им было дано право произвольно менять технологию и даже рабочие чертежи, из-за чего нередко было отмечено, что самолеты одной марки но разных производителей не были взаимозаменяемы по запчастям и ремкомплектам. Однако же аналогичные явления имели место и при производстве других видов вооружений.

Имелись кроме того и вовсе неожиданные последствия. Когда заводы, с одной стороны поставленные в жесткие рамки планом производства, с другой же стороны в приказном порядке обязаны были отдать в армию предписанное количество рабочих "наименее необходимых", заменив их рабами. При этом вопрос, кто "наименее необходим" решался очень оригинально — ну а обойти бюрократические препоны было делом не слишком сложным.

Берлин, Рейхканцелярия

— Снова предательство? Опять измена? Германский солдат непобедим — но лишь если его подло не бьют в спину! Нас не одолели ни на Волге, ни на Днепре — это румыны, французы, итальянцы трусливо бежали, открыв наш фланг и тыл. На Висле все должно быть иначе — или кто-то до границ Рейха собрался отступать? Этот рубеж неприступен, поскольку его обороняют только германские войска! Или кто-то хочет впустить русских варваров в Европу?

И вдруг я узнаю, что в дивизиях последней волны, должных встать на Висле несокрушимой стеной, вместо истинно германских воинов — какие-то дикари, даже не говорящие по-немецки? Полуобезьяны, готовые разбежаться при первых же выстрелах? Что это, злой умысел, или вопиющая глупость?

Так я повторяю вопрос, господа — кто допустил, что среди пополнения нашей доблестной армии Висленского рубежа оказались турки и арабы? Сто тысяч — и это еще не всех сосчитали!

Исмет-паша, президент Турции

"СССР считает, что посылка Рейху миллиона турецких рабочих равнозначна предоставлению миллиона солдат на советско-германский фронт — поскольку позволяет Гитлеру высвобождать людей из промышленности для несения военной службы". Новое послание Сталина, по сути ультиматум — при том что русские заняли Карс и Эрзерум (и без сомнения, назад уже не отдадут), и высадились в Проливах, вместе с их болгарскими цепными псами! Формально, в Москве идут переговоры, на которых наша делегация выслушивает все более унизительные требования — похоже, Проливы мы тоже потеряем навсегда, о аллах, что станет с населением Стамбула? Вернее, Царьграда, как именуют его русские — даже не Константинополь. Ходят слухи, что Сталин задумал подарить Царьград Патриарху своей Церкви, чтобы тот создал здесь что-то подобное православному Ватикану. Оказывается, у русских в войске есть священники, и мне донесли, что они уже осматривали Айя-Софию, и не скрываясь, говорили, что будет, если снести минареты! В Иране русские фактически создали просоветскую курдскую автономию, и если наши курды пока спокойны, то в Ираке даже те племена, что помогали нам изгонять англичан, уже открыто говорят о независимости, не признавая нашу власть, а попытки армии навести порядок встречают открытое вооруженное сопротивление не только от упомянутых племен, но и от отлично вооруженных банд, приходящих с иранской стороны, причем уже были случаи, когда мятежников поддерживала русская авиация, как начиналось в Болгарии. Неужели русским мало того, что они у нас уже получили, и они хотят влезть еще и в северный Ирак?

О аллах, как плохо в этом мире быть слабым? Ишаки из гентаба, и генерал Чакмак в первую голову считают, что надо принять помощь немцев? Воистину ишаки — если Гитлер ставит в строй посланных нами рабочих, значит ему уже не хватает собственных солдат? И немцы два месяца возились с Варшавой, русские же вышибли их оттуда за пару дней? А Варшава между прочим, уже на западном берегу Вислы — и в Берлине будут после этого кричать про неприступность Висленского рубежа? Точно так же, как совсем недавно кричали про неприступность Днепровского — что будет дальше, Одер, Рейн?

Ясно, что немцы войну проиграли. И злить русских сейчас, это все равно, что пнуть в зад разозленного медведя. Остается лишь надеяться, что у медведя хватит добычи на Западе. И что после окончания войны в Европе всем будет не до бедной Турции, успеть бы только вооружиться, чтобы показать, что попытка отобрать у нас честно захваченное не стоит свеч!

Слава аллаху, немцы пока не отказываются поставлять нам оружие. Танки, артиллерию, самолеты — в основном трофеи, взятые в Европе в сороковом. Но требуют платы, а русские против? О аллах, а ведь выход есть!

Сколько у нас пойманных дезертиров из Арабского Легиона? Формально, они приносили присягу Рейху и находятся в его юрисдикции, мы за них не отвечаем. Под этой маркой можно сбыть и всех пленных, захваченных в Йемене, Ираке, Кувейте, кто недоволен восстановлением новой Османской Империи, а также очистить наши тюрьмы. А что с ними сделает Адольф Гитлер, использует их как рабов или солдат, это нас уже не касается.

И лучше, если никто из них не вернется — меньше будет бунтовщиков, воров и бандитов в наших владениях!

Ефрейтор Степанюк Алексей Сидорович. За Вислой, 28 сентября 1943

А все же нет у немцев нашего духа! Не умеют они воевать, как мы!

Вы только гляньте, что они с Варшавой сделали? Ну просто, ровное место где городские кварталы стояли, я в Сталинграде такого не видел. А ведь известно, в каменном городе столько всяких мест, что хорошо закопавшуюся пехоту одним лишь огнем выбить невозможно, обязательно после должен быть штурм, вплоть до ближнего боя, с гранатами, штыками, и рукопашной. Но у немцев на это кишка была тонка, и они валили без счета бомбы и снаряды, надеясь что после просто займут территорию. И после даже химией травили, и то не помогло! А если они каких-то повстанцев за два месяца не смогли одолеть, то нас они хрен сбросят обратно!

Даже жалко поляков. Хотя и говорил нам политрук, что народ этот к нам ни в коем разе не дружественный — в двадцатом на нашей земле и с нашими пленными зверстовали как фашисты, "польский офицер саблей зарубил восьмилетнего мальчишку за то что тот зло посмотрел", "расстреливали за большевизм целыми деревнями", "красноармейцу в живот зашили живого кота и спорили, кто сдохнет раньше", и это все какой-то француз, бывший у них советником, в мемуарах описал! Ну все у них было как у фашистов — и отношение к нашим людям на восточных землях как к низшей расе, и сама идея, что они культурные европейцы, а на востоке дикари, которых надлежит завоевать и колонизовать, и концлагеря для недовольных. И агрессия ко всем без исключения соседям — даже от Германии оказывается успели кусок отхватить, а еще от Литвы, от Чехословакии, к Венгрии и Румынии претензии предъявляли, только с нами товарищ Сталин в тридцать девятом справедливость восстановил. Причем поступали по-подлому, используя своих же поляков кто за рубежом — сначала беспорядки и вопли об угнетении, затем вступает польская армия, у них до войны оказывается, самой частой темой на маневрах было, "действия при анархии на территории сопредельного государства". В общем, там еще много чего политрук рассказывал, самый настоящий фашизм, только "труба пониже дым пожиже" в сравнении с Гитлером — хотя не удивлюсь, если немцы на их примере чему-то научились, что-то переняли. И будто бы в тридцать девятом они хотели вместе с немцами на нас напасть, но чего-то не поделили (наверное, шкуру неубитого медведя), и Адольф решил, нахрен таких союзников, проще их в рабы!

Вот только не весь же народ так? Уж если даже про немцев тон сбавили — давно уже не слышал, "сколько раз немца увидел, столько раз его и убей", так поляки все же братский славянский народ? Ну а что с завихрениями в мозгах по неразумию, так это поркой лечится, как детей малых на ум наставлять. Вот здесь в Варшаве нам же помогали польские же товарищи, "коммунисты и патриоты", как нам до того уже не политрук а командир предупредил, кто с красной повязкой на рукаве, в того не стрелять — да и дрались они неплохо, вот только вооружены неважно, у нас в сорок первом и то лучше было. А после они помогали нам город чистить — еще полк НКВД подошел, так красноповязочные при нем и проводниками, и переводчиками, и показывали, где тут входы в подземелья, в которых "белые" повстанцы засели, которые за панов, помещиков и буржуазию, ну чисто гражданская война в отдельном городе, да еще во вражеской осаде! Ну и мирных выводили, а много их еще осталось, у каждой нашей полевой кухни очередь человек в сто, женщин много, детей — накормят их, и на наш берег, говорят, там уже лагерь оборудовали, где будут всех пока содержать. Нет, мы не фашисты, но сами посудите, там эпидемия уже была в подземельях, а вдруг на наших перекинется, так что лечение и карантин! И кормить их так легче, ну и конечно, отфильтровать, кто из них раньше фашистам служил в карателях? Ну, те кто надо разберутся, нам же главное — снова немцев сюда не пустить.

Так что — копай, пехота! Самое частое дело на войне, вот ей-богу, на гражданке смогу наверное, землекопом работать. Причем быстро, потому что сейчас немцы силы подтянут и контратакуют. А у нас еще переправа не готова, понтонный мост только налаживают, техники на этом берегу почти что нет, лишь несколько противотанковых пушек на лодках доставили, да "барбосы" сами переплыли, самоходочки легкие, какие были на Днепре. А немцы вот-вот войска подтянут, настоящие, а не тот полицейский сброд, что мы в Варшаве перебили — и пойдут на нас "тигры" с эсэсовцами. Ничего, в Сталинграде хуже было.

И еще, у каждого из нас по сумке, где лежит не только противогаз, но и противоипритовый резиновый плащ, надевается удобно, как шинель, в рукава, а после можно полы вокруг ног обвернуть и застегнуть, как штанины. Выдали месяц назад, и с тех пор старшины и взводные ежедневно проверяют наличие и сохранность. А еще были учения, черт бы их побрал, быстро все надеть, это ладно, но бежать в этом, и с полной выкладкой — хочется упасть и сдохнуть, украдкой край маски оттягиваешь, чтобы пот вылить. И все из-за немецкой химии, примененной против Варшавы — а ведь раньше и противогазы-то многие повыбрасывали, держа в сумках иные полезные вещи. Причем этот газ зарин имеет особенную ядовитость, отчего против него и нужна такая защита. Ох, куда памятку дел, надо перечитать, а то ротный спросит, признаки заражения местности, стойкость в разную погоду, еще что-то — не ответишь, наряд вне очереди. Батя у меня рассказывал, как его еще в ту войну немцы газами травили — ну, суки, если опять! Тогда все припомним, как в Германию войдем! Уже скоро.

Немецкая атака началась уже под вечер, так что окопаться мы успели. На западной окраине Варшавы, где попадались и дома, и заборы, и деревья-кусты, сюда повстанцы не дошли, или их выбили отсюда быстро, так что было похоже на нормальный пейзаж. Все вроде было как положено — сначала артобстрел, затем танки с пехотой — но именно "по уставу", без души, без натиска победить во что бы то ни стало. Немецкая артиллерия быстро заглохла, после первых же ответных залпов с нашего берега, танки только сблизились с нашими траншеями и сразу откатились назад, потеряв три машины сожженными из "рысей", еще трех подбили "барбосы", пехота залегала от нашего огня и вместо того, чтобы подняться в атаку, отползала прочь — и в завершение, прилетели наши штурмовики и хорошо обработали что-то нам невидимое за фрицевским передним краем, а вот "фоккеров" и "юнкерсов" мы не видели ни одного. В общем — не Сталинград!

Один из подбитых, но не сгоревших немецких танков стоял метрах в двухстах. Поскольку экипаж мог быть жив, затаиться, и при следующей атаке поддержать огнем, наши сползали туда разобраться и прихватить что ценного. Вернулись разочарованные — танк оказался "стеклянным", это еще с зимы встречалось, или наши стали делать бронебойные снаряды особым образом, или у немцев броня стала хуже, но от попадания она крошилась, отлетая внутрь осколками как картечь, снаружи танк кажется целым, а внутри все в фарш, даже пулемет МГ-34 оказался поврежденным, совсем нечего было брать.

Зато немца прихватили. Лежал у танка в воронке, но не танкист, мундир пехоты, сопротивления не оказал, хотя винтарь рядом. Так как "язык" всегда бывает полезен, да и награда за него положена, не стали добивать, а притащили с собой. У нас уже оказалось, что фриц не ранен, но то ли контужен, то ли рехнулся, лопотал что-то непонятное, как ни спрашивал его лейтенант из СМЕРШа, знающий по-немецки. И воняло от него — обгадился, сволочь? А когда лейтенант приказал отвести его в нужник, чтобы хоть обтерся, и рядовой Горохов щелкнул затвором, толкнув фрица стволом, тот вдруг упал наземь и стал ползать на брюхе, с воплями целуя наши сапоги. И смотрелось это предельно противно, особенно потому, что среди визгов этой твари ясно различалось "коммунизм", "Маркс, Ленин, Сталин", а еще "аллах", чаще всего.

— Махмуда из второго взвода позовите — сказал лейтенант — он татарин, из мусульман, может поймет?

Пока искали переводчика, фриц понял, что немедленно убивать его не будут (если ведет себя по-сволочному, так и буду фрицем называть! И не дай бог он и впрямь каким-то коммунистом окажется, тьфу). Нет, речи его мы не понимали, но по тону было видно, что он умоляет сохранить ему жизнь, и готов за это сделать все, что нам угодно, хоть вылизать всем подошвы языком. Да что это за тварь такая, просто любопытно, ну не вели себя так немцы, даже в конце сталинградского сидения!

Прибежал наконец Махмуд, попытался поговорить с фрицем, и лишь руками развел — не пойму, тащ лейтенант, а язык вроде арабский, у нас мулла на нем Коран читал по праздникам. А я не мулла, на нем не говорю.

— Арабский? — переспросил смершевец — ну кажется, я знаю, кто нам поможет.

Капитан Юрий Смоленцев, "Брюс". Вблизи Варшавы. 28 сентября 1943

Представил картину: шахиды-камикадзе в зеленых повязках строем, с гранатами ложатся под наши танки, крича "Гитлер Акбар".

— Так они фанатики или нет? — спросил Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко — товарищ Сталин обеспокоился, помня что у вас будет, нам только арабского джихада сейчас не хватало. Откуда вообще у немцев эти арабы взялись, и не один, а много?

Наши уже на том берегу Вислы дерутся, а мы так в Праге и застряли, с тыловыми. После того дела, когда сестру Рокоссовского вывозили, еще один раз ходили на ту сторону, обеспечивали переправу — сначала разведали, затем поработали корректировщиками, я даже ни одного фрица не пристрелил. Для "винтореза" дистанция нужна, метров сто, сто пятьдесят, но не дальше — а когда по немецкому "шверпункту" массированно работают "катюши", то и за четыреста метров очень неуютно в яме лежать. А после еще штурмовики по фрицевской обороне впереди бросали напалм и кассетные бомбы, тут вообще, господи помилуй, ночью запросто можно промахнуться метров на семьсот! Это не Петсамо, где наши должны были снаряды экономить, и оттого вперед посылали нас, для корректировки, и еще снайперками выбить важные цели, наблюдателей, посыльных, телефонистов, да хоть тех, кто захочет убежать. А ведь года еще не прошло, это выходит, от Волги до Вислы дошли, в меньший срок и с меньшими потерями! Хотя со снарядами не совсем еще хорошо, 76-миллиметровых хоть залейся, а более крупные калибры в артподготовке участвуют слабо, лишь по важным целям, выручают "катюши" и тяжелые минометы, наверное их национальным оружием Советской Армии назовут. По полевой обороне, дзотам, блиндажам, траншеям работают выше всяких похвал, но корректировать их огонь особенно ночью, занятие точно не для слабонервных, рассеяние при навесном огне большое, а "Краснополь" лишь в начале семидесятых появится. И в воронке не укрыться, поточу что "осетр" калибром двести сорок и в полтора центнера веса при попадании оставляет яму на месте любого блиндажа, так что получить недолет себе на голову, боже упаси!

И мы даже не стреляли. Сначала работает артиллерия, затем наша пехота уже на этом берегу — и нам строжайший приказ по рации, немедленно назад! Вы подводный спецназ, инструмент дорогостоящий, чтобы его в мясорубке уличных боев расходовать, и перед Ставкой отчитываться, если кого-то убьют — генерал, командир корпуса так и сказал, и добавил, еще Одер впереди, там поплаваете. Так и сидим в Праге, заняли целый особняк, относительно уцелевший, а в соседях Особый Отдел корпуса, в доме, похожем на наш, так что мы на взгляд непосвященного, то ли охрана, то ли "отряд быстрого реагирования" при особистах.

Вот только отдыхать не приходится. И дернул же черт, когда размещались-представлялись, зацепиться языками с особистами, касаемо лингвистики. Я до сих пор немецкий знаю на уровне "номер твоей части?", "кто командир?" — пленного допросить могу, сугубо по стандартному опроснику, понять и записать ответы. А подробно расспросить уже никак — вот английский знаю свободно, испанский хорошо, а Валька с Андреем даже по-арабски смогут, вышло так (не стал уточнять, что в 2012 мы в Сирию шли и наверное, там и должны были работать, и с местными общаться, оттого нашу группу и выбрали). Сказали и забыли, ну какой арабский язык на фронте сорок третьего года, а вот вышло же!

Хотя по обстановке все на сорок четвертый похоже. На севере Таллин взят, немцев скинули в море, идут бои на Моонзундских островах и в Курляндии. Здесь наши на Висле, и взяли уже плацдармы на том берегу, тут в Варшаве, и еще два южнее. Затем фронт дугой по Карпатам, но в Румынии их уже перешли, бои в Трансильвании, в Югославии что-то непонятное, так мы за Тито или нет? Судя по тому, что там происходит, с Тито у нас пока не более чем обмен любезностями, а реальная помощь идет Ранковичу, совместно с его отрядами наши Косово освобождали, интересно, от кого?

Кто помнит, как в Косовском крае появились албанцы? На исконно сербской земле. А это в сорок первом, когда Югославия капитулировала, Гитлер подарил "другу дуче" кусок югославской территории, примыкающий к границе Албании, тогда итальянского протектората. Туда тотчас же побежали албанцы, и вели себя в точности как крымские татары у нас, то есть активно сотрудничали с оккупантами — вот только Тито оказался добрее Сталина, после Победы землю вернул, а албанцев назад не выгнал. Или посчитал невыгодным — социализм в Югославии был с "капиталистическим" лицом, а албанцы уже тогда заняли в нем нишу дешевой рабсилы, как таджики и узбеки в знакомой нам Россиянии. Пока был жив Тито, и силен лагерь социализма, албанцы вели себя тише воды ниже травы (только плодились и размножались, так что в Косово их стало большинство — жизнь там даже в роли гастарбайтеров была намного более сытой, чем в Албании, этой "европейской северной корее"). Ну а после девяносто первого обнаглели, видя за собой поддержку Запада, и все знают, что было дальше? Хотя и Запад тоже не остался безнаказанным, получив в итоге рассадник криминала и наркомафии, как саму Албанию, так и ее диаспоры во всех европейских странах.

Ну зуб у меня лично на мусульман! Первая настоящая война не забывается, и враги, тобой убитые, и погибшие друзья. Что спецназ СФ делал в кавказских горах — да то же самое, что морская пехота тихоокеанцев! И потому, когда я услышал про арабов, у меня буквально шерсть на загривке встала дыбом, как у бойцового пса. С недавних пор среди пленных, взятых уже после Варшавы, стали попадаться неизвестно кто — в немецкой форме, без знаков отличия "национальных" частей, на морду лица явные южане, лопочут что-то не по-нашему, но и не по-немецки. Героизма не проявляли никакого, при обыске у каждого находились наши листовки — "пропуска в плен", да не по одной, а по нескольку штук. И речи их понять никто не мог, пока не разобрали "аллах, аллах", и вспомнили про наших Андрея с Валькой.

Ну и смеялись мы, читая протоколы допроса этих "шахидов". Потому что в обобщенном, среднестатистическом виде, они выглядели так (в переводе, слегка опустив восточную витиеватость):

Я (имя вписать), принадлежа к беднейшему классу пролетариата, всегда был истинным адептом веры Великого Вождя Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, да пошлет ему Аллах многие лета на земле и райское блаженство на небе. Я, будучи насильно завербован сыном собаки и грязной свиньей Гамалем Абдель Насером в ряды его нечестивого войска, при первой возможности бежал, присоединившись к коммунистическому партизанскому отряду, в котором воевал против немецких оккупантов на священной земле Палестины. После разгрома отряда итальянскими карателями, я подвергался в лагере пленных жестоким избиениям, издевательствам и надругательствам, но вместо ожидаемой смерти был передан туркам, где испытал такое же ужасное обращение, после чего был передан немцам, которые заставляли меня работать, при недовольстве избивая и травя нечистыми животными в виде собак. Не сумев принудить меня ковать их нечистое железо, фашистские гиены силой заставили меня идти в их поганую шайку, чтобы сражаться со светлым воинством Великого Вождя Сталина, однако же я изначально задумал перейти на праведную сторону…

Язык конечно, в стиле турецкого паши — "сто тысяч моих отважных янычар как львы сражались с двадцатью тысячами трусливых русских шакалов, но Аллах не даровал нам победы". Интересно лишь, где они нашей терминологии нахватались — хотя вроде, в застойные времена туземные царьки очень быстро учились поизносить слово "коммунизм". Если же перевести на русский — пошли арабские люмпены в Арабский легион СС, соблазнившись жалованием и мундиром (надеюсь в этой истории советский орден фашистской собаке Насеру не дадут), сообразив же что это не просто мундир, а реально убить могут, дезертировали и сбившись в банду стали грабить все подряд (юмор в том, что там и впрямь какие-то фрицевские тыловые могли попасться). После чего были пойманы итальянцами (представляю квалификацию этих "партизан"), кои отчего то их не перестреляли а отдали туркам, которые перепродали немцам (и били конечно на всех "этапах", а что вы хотите?). А так как вбить им в башки навык хоть какой-то полезной работы было делом бесполезным, то какая-то светлая арийская голова додумалась загнать их на Восточный фронт расходным материалом — с почти безоружными евреями в Палестине воевать было страшно, так попали под каток наступающей Советской Армии. И что нам с этими трофеями делать — ишаку понятно, что работать они не будут даже в гулаге, а кормежки потребуют. Хоть назад к немцам гони — пусть во фрицевских частях штатные единицы такие заполняют, а не истинные арийцы с нордическим характером.

— Пантелеймон… простите Петр Кондратьевич, а вы знаете как этих сами немцы называют? "Вонючки" и "засранцы" — поскольку, попав под наш артобстрел, поголовно обделываются от страха. И от этих джихад, да вы что? В мое время их израильтяне имели как хотели, будучи в двадцать раз меньше числом. Ну не умеют арабы воевать, пассионарности не хватает!

Мы тут ради интереса спорили, какой "коэффициент боеспособности" арабов относительно Советской Армии по сути сорок четвертого года? Пришли к выводу, что равен нулю, или задача решения не имеет. Нет, если взять взвод против батальона, то да, хреново. Но наш полк, штатного состава в полторы тысячи человек, со средствами усиления, просто сотрет в фарш арабскую орду любой численности, лишь бы боеприпасов хватило. Тут арабам и количество не поможет — куча неуправляемого мяса, без дисциплины, организованности, умения как-то взаимодействовать подразделениями. Хоть как-то обученных офицеров и сержантов — нет. Боевую технику и тяжелое вооружение использовать не умеют. Службы тыла, снабжение и транспорт, считаются исключительно синекурами, дающими право воровать. Плюс патологическая лень, медлительность, полное пренебрежение боевой учебой. В итоге — даже в нашем времени удивляться следует не тому, что израильтяне успешно выживают среди ста миллионов арабов, а тому, что Израиль пока не завоевал эти сто миллионов, забрав себе всю их территорию. Вероятно оттого, что оккупационных войск не хватит, после поддерживать порядок.

— Вашими бы устами… — качает головой товарищ Пономаренко — а как же в ваше время, они взрывались, себя не жалея? Значит, фанатики, хотя и неумелые? Умелая диверсия все же планироваться должна, чтобы самому выжить. И опыта набрать, для следующего раза.

И Пантелеймон Кондратьевич ставит на стол стакан с недопитым чаем. Беседа наша неофициальная, формально товарищ Пономаренко здесь по еще не снятой с него обязанности руководства партизанским движением, вот интересно, почти вся территория СССР уже освобождена, и движения уже нет, а партизаны есть, и много. Ведь кто партизаны по армейской сути — легкая пехота, обученная бою в лесах и тактике малых групп, знают все особенности партизанско-подпольной войны — а значит, должны отлично работать против вражеских "партизан" на своей территории. И в нашей истории, самые крупные, умелые и управляемые соединения Ковпака и Сабурова были после переформированы в части НКВД, успешно истребляющие бандеровскую нечисть — здесь же дело развернули еще шире. Знаю, что уже шесть "партизанских" дивизий работают сейчас на Львовщине, Волыни, в Галиции, в Прибалтике — и надо полагать, когда бандеровцы и прочие "лесные братья" закончатся, продолжат дело в Польше. Нет, ничего классового и национального, мы (официально) не Империю строим и не мировой коммунизм, а всего лишь ищем и наказываем фашистских пособников и палачей — ну а что девяносто девять процентов тех кто за "ридну самостийну", (хоть Украину, хоть Литовщину, хоть Польшу), и сами принадлежат к кулацко-помещичьему классу, так мы-то тут при чем? Вот и приехал товарищ Пономаренко уже сейчас что-то присмотреть, организовать, да просто лично ознакомиться с обстановкой — и очень скоро в Польше сильно поплохеет для всех, кто не с нами. И ничего личного, англичане на нашем месте поступили бы точно так же — вам из нашей истории Грецию с сорок четвертого по сорок шестой, напомнить?

— И опять же, это всего лишь мясо — продолжает Пономаренко — а скелет, нервы, все остальное, это немцы с их орднунгом. Вот если немцы — офицеры, унтера, танкисты, артиллеристы, связисты, шоферы, ну в общем, все специальности, а эти всего лишь рядовая пехота, чисто для массы? Будет такое боеспособным?

— Не думаю — отвечаю я — и не хотел бы я быть сержантом или взводным в такой части. Под огнем залегли, и как поднимать, каждому ствол в морду? И у нас все не одни снайпера, но и "старшие стрелки" в отделениях знают, как фрицевского унтера отличить, только у меня на счету этих экземпляров шесть десятков. Мое мнение, на месте герр генералов, я бы этих арабов исключительно в "хиви" использовал, и то, не в боевой обстановке. Потому что везти патроны на передовую, я бы такому тоже не доверил. Только немцы не додумаются.

— Почему же?

— А вы прочтите! — усмехаюсь я — вот, жемчужина коллекции! Восемь протоколов допроса, это арабы, а вот этот… И ведь те же заверения в верности идее коммунизма и Ленина-Сталина, язык конечно более приличный, ну так образованный же человек?

Пономаренко берет листок, читает — и брови на его лице ползут вверх!

— Бред! Врет? Ну не может такого быть!

— Так заберите человечка и проверьте — отвечаю — самый настоящий палестинский еврей. Когда Роммель ворвался в Палестину, и стало ясно, что конец, они успели рвануть в Турцию всей деревней, бросив добро. Ну а дальше, кто богатые, те с дозволения турок испарились в неизвестном направлении, ну а кто не мог за себя заплатить, тех за проволоку, чтоб не разбежались — и что характерно, их богатеям на своих же соотечественников было глубоко наплевать. И сидели, бедные, в ожидании, кому и за что их продадут — причем этот утверждает, что сначала вроде бы шли переговоры с англичанами, заплатите, и всех в ваши владения доставим, но британцы отказались наотрез. Так что сидельцы были уже убеждены, что их продадут Гитлеру в обмен на оружие — вот только немцам сейчас рабы на заводы нужны больше, чем смерть нескольких тысяч евреев, так турки их и продали не как евреев а как рабсилу, в довесок к арабам, одной кучей. Ну а они не самоубийцы и не дураки, свою национальность не афишировали, благо внешне на арабов похожи и даже язык кое-как знают.

— Все равно бред — сомневается Пономаренко — ладно, немцы могли не распознать. Но не арабы же, если их вместе? И никто из арабов немцам не донес?

— А если у немцев совсем уже плохо и с рабсилой и с армией, что гребут кого попадя, лишь бы человекоединица присутствовала? Он довольно много пишет, как их работать заставляли, что за завод, какая продукция. И честно говоря, не понимаю немцев, ну надзиратели ходят по цеху, с собаками, с дубинками — как они определят, раб на станке по технологии делает или нет? А если надзирателями технически грамотных поставить, так проще и работу им поручить? Или их ОТК может брак на выходе готового продукта отсеять?

— А само оборудование? — сомневается Пономаренко — это ведь аксиома, что раб в сохранности своего орудия труда не заинтересован, а потому ему нельзя доверить что-то сложнее кирки и лопаты? И никакой надзиратель не определит, что у станка например, крепеж ослаблен, отчего износ больше раз в десять, наши подпольщики так делали, в минских реммастерских. И чем после на ремонт тратиться, а ведь и запороть станок могут вконец, дешевле будет своему рабочему платить.

— Вот и выходит, нет уже у них своих рабочих — говорю я — отчего у них армия в десять миллионов, как Геббельс говорит. А за поломку станка, читайте, тут написано — избивают, не разбираясь, виноват или не виноват, если не нравится, сделай так чтобы не ломался, как — твои проблемы. А этого вот — в армию загнали, за то что у него такое третий раз, а до того били по нарастающей, и без всякого бюллетеня. В следующий раз, наверное, забили бы насмерть, но пришла на завод, говоря по-нашему, разнарядка, столько-то лишних в армию, его в список и внесли. Опять же, этот говорит, что на его памяти такое уже было, и заводские вместо своих спихивают "гастарбайтеров", которых не жалко, еще пришлют.

— А советские пленные?

— Тут тоже интересно. По словам объекта, на его памяти, то есть уже два месяца назад, существовал приказ к нашим пленным относиться бережно, не нанося непоправимого вреда здоровью. Потому наказанием для них может быть лишь карцер, и урезание пайка, но не избиение. В результате, советские граждане на том заводе использовались исключительно как подсобная рабсила, которую за поломку оборудования не наказать. Следовательно, станки ломаются достаточно часто, раз принимают такие меры?

— Значит, нас боятся — решил Пономаренко — чувствуют, что скоро ответ держать. Выходит, не только на производстве, но и в армии у них не так все гладко, раз берут кого попало, не проверив? Как же не разоблачили?

— Там все написано — отвечаю — распихивали врозь, знающих персонально его уже не было. А к иностранцам в вермахте отношение, как к расходному материалу — "сдохни сегодня вместо нас". Что тут проверять? Мое же мнение — немцы крупно пролетели со своей формальностью, чтобы все показательно хорошо, на бумаге и по списку. Люди есть, оружие есть, заводы и рабочие есть — а мотивации не хватает, как это записать и проверить? На словах тест — так все за фюрера умрем? Так берете этого кадра, там расспросите вдумчиво, что он знает еще?

— Беру — сказал Пономаренко — хотя может, это деза все? Но и в таком случае ценно, расколем ведь, и интересно о чем немцы пытаются туман подпустить?

Ночью снилась всякая чушь. Слышал, что с тех пор как мы сюда провалились, такое было у многих, и из экипажа "Воронежа", и из нашей группы, вот и гадайте, то ли наш мозг во сне работает как "приемник", настроенный на параллельные миры, то ли просто игра воображения, то ли по-тихому едет крыша.

Пейзаж, что-то похожее на военный полигон, но присутствуют трибуны, заполненные очень важной публикой, в подавляющем большинстве мужчины в строгих и дорогих костюмах, или парадных мундирах, хотя вижу и нескольких бизнес-леди. На флагштоке реет звездно-полосатый "матрас", из репродуктора гремит военный марш, затем музыка обрывается и раздается голос:

— Дамы и господа, наша корпорация пригласила вас затем, чтобы показать солдат будущего, которые сделают нашу страну подлинно непобедимой! Причем в отличие от ядерного оружия, которое является скорее политическим средством давления на противника, предложенное нами, это подлинно рабочий инструмент.

Армия боевых роботов, это фантастика? Нет, реальность, уже сегодня! С одним допущением — отчего бы ее "боевым модулям" не быть живыми?

Первым компонентом является уникальная компьютерная система, наши гении называют ее "боевой Интернет". Она позволяет собирать воедино всю информацию, получаемую с самых разных источников: спутников, самолетов, беспилотников, любых технических средств, наземных наблюдателей, и конечно, с самих "боевых модулей". В итоге понятие "туман войны" уходит в прошлое, на дисплее видна абсолютно точная картина, где враг, где свои силы, кто чем занят, и откуда может прийти угроза.

Второй компонент — экзоскелет с компьютерным управлением. Использована технология, ранее разработанная для вживления протезов — теперь не только любой хиляк и хлипак, надев это, обладает силой Шварцнегера и ловкостью Рэмбо, но даже безрукий, безногий, парализованный инвалид! Причем в память бортового компьютера заложены стандартные "комбо", наиболее часто встречающиеся последовательности движений, так что обучение необходимо самое минимальное. Возможен и режим автопилота, когда по данным встроенного навигатора совершается переход в заданную точку, по любой пересеченной местности, без всякого участия человека внутри. Что может применяться, например, на марше, солдат спит, или при выходе из боя к госпиталю, солдат ранен.

Третье — броня и вооружение. Здесь все системы стандартные, но возможности экзоскелета позволяют взять груз, неподъемный для человека — вся боевая нагрузка, это броня, оружие, боекомплект, может весить до двухсот килограмм. Стандартная комплектация перед вами — титаново-кевларовая броня, непробиваемая для пуль обычного калибра, пулемет, гранатомет, снайперская винтовка, все жестко закреплено на торсе экзоскелета, поворачивающемся как башня танка. На любом из трех узлов-держателей вооружения может быть установлен любой образец оружия, из перечисленных, или например огнемет, два узла закрепляют крупнокалиберный пулемет, три — противотанковую ракету, или миниган. На походе все вооружение может быть переведено в компактное положение "стволом вверх". Для компенсации отдачи при стрельбе например из минигана, предусмотрен "хвост", станина с сошником, убираемая или выставляемая мотором за полторы секунды. И конечно же, предусмотрен встроенный лазерный дальномер, баллистический вычислитель, настраиваемый и переключаемый на любое используемое оружие, нашлемный ПНВ, противогазовый блок, поляризационный светофильтр на глаза, и множество прочих удобств, необходимых для жизнеобеспечения солдата в этом доспехе.

Дамы и господа, главное же в этой боевой системе, это абсолютный контроль и управление! Капрал контролирует трех рядовых, сержант — трех капралов, лейтенант — трех сержантов, капитан — трех лейтенантов, и конечно же, каждый командир может по своему усмотрению заглянуть уровнем ниже. И приказ вышестоящего имеет наивысший приоритет, за ним следуют стандартные, "типовые" решения бортового компьютера, и лишь там, где ничего иное не было предусмотрено, воля самого владельца доспеха. Причем на крайний случай возможна и мера наказания, встроенный болевой разрядник переменной силы, от неприятного ощущения, до смертельного удара. Таким образом, мы имеем идеально управляемую армию с высочайшим боевым духом — где невыполнение приказа, отступление, сдача в плен, невозможны в принципе! Фридрих Прусский, с его жалкими палками, не мог о таком даже мечтать.

Не секрет, что сейчас наша великая страна испытывает проблемы с комплектованием вооруженных сил, потому что лучшие представители нашей молодежи предпочитают искать более спокойную и оплачиваемую карьеру "на гражданке". Также, людские потери весьма болезненно воспринимаются нашим обществом, особенно когда погибают достойные люди. Теперь мы можем набирать в боевые части любой человеческий шлак, отбросы, подонков, которых не жалко — даже приговаривать к несению патриотического долга где-то в Афганистане или Мали, как к тюремному заключению, что успешно делала двести лет назад Британская империя, завоевавшая полмира! Нам вовсе не нужно думать о мотивации — теперь и подонки будут проявлять чудеса героизма, потому что, как я уже сказал, физически невозможно не выполнить полученный приказ, так же как и дезертировать, самостоятельно сняв с себя доспех. Лучшая же и наиболее ценная часть армии, офицеры, напротив, не будут подвергаться опасности, управляя своими подразделениями дистанционно, за сотни и тысячи миль, поедая чипсы перед монитором. Ну а подонков не жалко — и кстати, нет нужды бояться, что они, демобилизовавшись, используют против мирных обывателей полученные боевые навыки, так как без доспехов эти умения имеют нулевую опасность. Также, как я сказал, можно ставить в строй калек и паралитиков, вместо того, чтобы содержать их нахлебниками на бюджет. А может быть даже, и пленных вражеской армии, изъявивших согласие — ведь были же "хиви" у Гитлера в ту войну?

Стоимость полного комплекта снаряжения, при развертывании массового производства, по оценкам будет равна цене не самого крутого джипа. Таким образом, мы реально можем выставить армию в миллион такой "роботопехоты", непобедимых, не рассуждающих, почти неуязвимых, и никогда не бегущих с поля боя солдат. А после, еще и еще — исходного материала по трущобам хватает, срок обучения минимален и нужен по сути лишь для тренировки повиновения команде до уровня условного рефлекса, а произвести таких "крабиков" не сложнее, чем штамповать автомобили.

Энергопитание? Признаюсь, это пока самое слабое место. Аккумуляторов хватает в среднем, на полтора часа боя. Потому пока мы предлагаем вариант "кентавр": три тройки с капралами составляют экипаж бронетранспортера, имеющего в десантном отсеке зарядные устройства — предполагается, что в бою капральства будут действовать "роем", сержант же, будучи самым ценным лицом, постоянно находится за броней боевой машины, осуществляя руководство и контроль, ну а лейтенант, это уже должность офицерская, вне поля боя. Таким зарядными устройствами может быть легко оборудована любая машина, танк, БТР, вертолет — и потому, мы не видим трудностей, где зарядить аккумуляторы на поле боя. Вы можете представить наших солдат без техники, даже в джунглях где-то на краю земли? Я — не могу.

Ну а теперь, дамы и господа, гвоздь нашей программы! Чтобы вы поняли, как это легко воевать в таких условиях, я предлагаю вам всем поиграть в солдатики! Ноутбуки с джойстиками, розданные вам, это пульты управления. Там на поле, сорок добровольцев в доспехах. Вы можете управлять по вашему выбору, каждый одним из них. Задача, пройти до конца полигона, поразив большее число выставленных мишеней — чучела, животные, даже танки и бронетранспортеры, русского образца. Каждый может ощутить себя капралом или сержантом будущей непобедимой армии — нет, скорее лейтенантом, ведь вы здесь, на трибуне, а не на поле, где условно идет бой, гремят взрывы и свистят пули?

Сначала нажмите "F1", прочтите инструкцию. Как видите, управление тут предельно простое, на уровне компьютерных игр. Эй, кто нажал красную кнопку — нет, нельзя, это же болевой разрядник! Команда техподдержки, на поле, замените участника номер семнадцать! Простите, вы кнопку на джойстике нажимали до упора — да вы что, это полный разряд! Больше так не делайте. Эй, ну как там, живой? В реанимацию! Продолжаем…

Господа, помимо того, что кто-то из вас замолвит слово в Пентагоне… Сбор от этой презентации пойдет на организацию полевых испытаний, которые надеюсь, покажут всем сомневающимся несокрушимую мощь нашей роботопехотной армии! Первая партия боевых модулей будет отправлена в маленькую, но гордую страну, имеющую справедливые претензии к агрессивному северному соседу… ну вы понимаете, господа, о ком я говорю. Батоно Мишико, да перестаньте грызть галстук! Что говорите, "ах, если бы у меня тогда было", ну вот, и отыграете матч-реванш. Только отчет об испытаниях не забудьте, благоприятный, вы поняли?

И тут галстукоед оборачивается, и я вижу вместо ожидаемой мной рожи сукошвиля — адольфову морду.

Вот приснится же! И гадай теперь, то ли замкнуло на "мы из будущего", то ли воображение подсказывает, что в этой истории Гитлеру без такой "роботопехоты", которую слава богу, еще не изобрели, никак не удержаться! А то было бы, наловил кого попало, в самоходные бронедоспехи сунул, и вперед за фатерлянд, попробуй не исполнить, когда Рейх прикажет быть героем, у нас героем становится любой! А в будущем, неужели и впрямь до такого додумаются?

Хотя если додумаются, флаг им в руки! Представляю армию, где все офицеры умеют лишь кнопки за монитором нажимать, и приходят в ужас оказаться на поле боя, где стреляют, "нам это не по чину"? А солдаты, это гопота, силком засунутая в бронедоспехи, и попробуй не подчинись, на месте получишь электрический стул? Сан Саныч рассказывал, в мировой истории у древних китайцев так было, они армию комплектовали исключительно теми, кого не жалко, "хорошему человеку нечего делать в солдатах", и что с этим Китаем стало? Или у грузин в войне "три восьмерки", я там не был, но слышал, что как только все пошло не так, грузинский генерал-командующий первым драпанул с фронта, "на совещание с президентом", за ним рванули полковники, за ними капитаны и летехи, в общем ВСЕ офицеры, бежали так резво, что ни один не попал нам в плен? Понимать отказываюсь — трусы везде могут быть, но чтобы ни одного, помнящего свой долг не нашлось? И никого ведь после не уволили, и даже не разжаловали — это здесь, в сорок третьем, офицеру за такое светил бы даже не штрафбат а расстрел, ну так это же сталинский тоталитаризм!

Кот заурчал и ткнулся мордой мне в бок. Вот, серый-хвостатый, с тех пор если не спит где-то у нас в расположении, то бегает за мной, как собака, и иногда лишь исчезает, однажды вернулся с крысой в зубах. Но все здесь уже знают, что это наш кот, не сметь обижать! А ночью обычно у меня в ногах, или под боком, теплый, как грелка. Вымылся, отчистился, отъелся, распушился — вид обрел самый презентабельный. Точно, домашний раньше был — и где теперь твои хозяева? Любил ты их наверное, если так к людям?

Ну ничего, хвостатый, скоро в Берлине будем — и за все с немцев спросим. И за твоих хозяев тоже. Поспрашиваем так — а после с теми, кто жив останется, будем строить ГДР.

Да, надо тебя все же назвать? Раз в немецком тылу тебя нашли, будешь Партизаном? Или до Пана сократить, по твоей национальности?

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Воронеж"

От диких фиордов, от гулких скал, от северных берегов…

Эта песня стала уже чем-то вроде гимна. Так же как на эсминцах СФ, выходя в боевой поход из базы, традиция пустить по трансляции, "растаял в далеком тумане Рыбачий, родимая наша земля" — у нас вошло в обычай, в начале похода, на курсе от берега и достаточном уже отдалении, пустить по межотсечной связи эту песню, для морально-психологического настроя. И представляю реакцию чужого акустика, услышавшего это в море, ну а наши на "Куйбышеве" и "Урицком" уже привыкли.

Слышал историю, случившуюся на СФ в конце семидесятых. Идет домой дизельная подлодка, после Атлантики, все устали, два месяца в стометровой стальной трубе, нервы у всех на пределе. У командира день рождения, после поздравления и вручения подарков кэп оставляет в ЦП старпома, "я в первом отсеке отдыхаю, если что приключится — дернешь". И уходит.

Лодка идет на глубине сто, все в норме. Вдруг акустик из своего закутка высовывается, бледный — глаза по пятаку, сказать ничего не может, только рукой к себе старпома подзывает. И протягивает наушники — мол, слушай. Старпом надевает их и тоже офигевает — сквозь морские шумы отчетливо два пьяных голоса ревут "Напрасно старушка ждет сына домой", и еще гармошка играет.

Вообще-то такое явление в военно-морской медицине хорошо известно. Психика так устроена, что если например, поместить человека в одиночную камеру, то уже через пару суток начнутся глюки — причем наиболее часто, именно со звуков. Космонавты наши проходили такое перед полетами в сурдокамерах — "башнях тишины": уж на что здоровые и тренированные были ребята, а после первых 24 часов и они начинали слышать шум, голоса, музыку — это так наш мозг борется с информационным голоданием. А у моряков это хорошо знакомо в ситуации "один на плоту среди моря" — воспоминания потерпевших кораблекрушение, кто спасался один, этим просто изобилуют, причем бывают и вообще суперглюки — когда с тобой в шлюпке кто-то, знакомый или нет, и ты с ним говоришь и даже рыбу вместе ловишь, и так не сутки — недели подряд (реально зафиксировано)! Но чтобы одно и то же двоим сразу?

Старпом зовет РТС-ника, может, чего с техникой не так, замыкание на корпус от корабельной радиосистемы. РТС-ник проверяет, все в порядке. В море поют. Зовут доктора, он смотрит и старпома, и РТСа, и акустика — все здоровы. В море поют. Доктор у себя тоже пульс пощупал — вроде как тоже в норме. Делать нечего, старпом кэпу в первый — мол, подойдите в центральный, нестандартная ситуация. Кэп нервничает — чего там? — нестандартная и все. Ну не скажешь же, что в море на глубине 100 метров слышно чье-то пение!

Кэп приходит. Ему дают наушник. Он слушает. Нервно бросает. И смотрит на старпома. Старпом хватает наушник — тишина. А объяснить кэпу, что слышали пение, старпом боится и говорит — мол, странные звуки слышали. Кэп злобно смотрит на старпома и уходит в первый отсек. Старпом садится в кресло. Опять высовывается акустик — поют. Старпом опять зовет кэпа. И все повторяется. Кэп за наушники — песен нет. Злой уходит, и опять где-то в глубине океана раздаются удалые голоса: "Врагу не сдается наш гордый Варяг…" Старпом снова зовет кэпа — кэп злющий влетает в центральный и орет на старпома, акустика, РТСа, доктора и вообще на всех, кого к тому моменту старпом зазвал в центральный, чтоб удостовериться, что если сбрендил, то не один — что весь экипаж сборище дебилов и слабоумных, что их пугают какие-то звуки, что скоро они (экипаж) будут бояться собственной тени, а он (кэп) будет у них санитаром… И в этот самый момент в ЦП заваливает в дупель пьяный "румын" (торпедист, командир БЧ-3), с гармошкой и говорит кэпу:

— Семеныч, а ну их всех на х…, я еще одну песню вспомнил, душевную про день рожденье, пошли, споем.

Кэп с торпедистом — земляки, и вместе кэповский день рождения сели отмечать, и гармошку взяли — песни попеть. И сели как раз под антенной ГАКа, она над первым отсеком в корпусе закреплена.

Но нас никто не услышит. И не только из-за покрытия на корпусе — даже немецкую субмарину "тип 21", крадущуюся в малошумном режиме, мы обнаружим на трех милях, ну а что-то надводное, за десятки миль, все же гидроакустика двадцать первого века не ровня той, что из этих времен. И потому мы знаем, что чужих рядом нет — если бы кто-то на поверхности ждал без хода, и заглушив движки, его бы заметили "Куйбышев" с "Урицким", а подлодке на дно не лечь, тут глубина больше трехсот и быстро нарастает. Мы уходим от Полярного курсом норд, в отличие от конвоев, которые идут вдоль берега до Порсангера, да, хорошо когда берег здесь наш, и аэродромы флотской авиации, и дивизионы катеров-охотников в Лиинахамари, Киркенесе, Лаксэльве, Варде, и береговые батареи — давно уже не ходят конвои, прижимаясь к кромке льдов на севере, и лишь на меридиане Мурманска поворачивая перпендикулярно, прямо на юг. Конвои в этой истории сохранили наименование PQ, и идут сейчас с периодичностью два раза в месяц, только что прошел "двадцать девятый", с зимы не было потеряно ни одного транспорта в нашей зоне, ну а с потерями в чужой мы идем разбираться сейчас.

Уходим на север, в Баренцево море. На широте 72 поворачиваем на курс вест. Эсминцы сопровождают нас до меридиана мыса Нордкап, где мы отпускаем их в базу. И идем уже Норвежским морем, еще двести миль к весту, и поворот на зюйд-вест. Глубина двести, слушаем море, на малошумных десяти узлах. Пока мы еще здесь, не ушли в Атлантику — полезно так врезать фрицам, чтобы нос в нашу зону сунуть боялись. Но в море чисто, лишь на широте Нарвика засекли цель, лодка под дизелем, по сигнатуре опознана "семерка", следует на позицию в Атлантику, или все же к нам? Нет, похоже вертится в одном районе, как на позиции, или в зоне ожидания, чтобы быстро выдвинуться на позицию при получении сигнала от авиаразведки — так и первое, и второе маловероятно, пути наших конвоев отсюда все же далековато. Так, а если это второе, метод "опускающейся завесы", который мы сами рекомендовали нашим год назад, ну а немцы давно уже применяли в Атлантике, то лодка здесь не одна. А по расположению позиций можно понять, кого они тут ловят, маршрут ожидаемой цели? Так что этого барашка пока не будем трогать, все равно никуда не денется, а поищем других. И после сострижем всех сразу. Благо время есть, как сказал Кириллов, транспорт с нашим грузом может ведь и немного задержаться в нью-йоркском порту, до нашего сигнала.

Вторую овечку обнаружили через шесть часов, западнее. То есть "фронт" их завесы ориентирован по широте. Увеличив ход до двадцати двух, скоро нашли и третью. Ну, с богом — начинаем кушать. Кто сказал, что это игра в одни ворота — скорее, истребление опасных хищников, как охота с вертолета на волков в степи. Подкрадываемся незаметно на милю-полторы, первую так вообще взяли с кормовой "мертвой зоны", фриц даже не заметил ничего до самой смерти, и залп двумя электроторпедами, одна лишь "на поверхность", чтобы не тратить ценные противолодочные, вторая с двухплоскостным наведением, и еще две таких же наготове. И пусть фрицы, кто выжил, гадают, отчего их лодка взорвалась, мы не всплываем, не подбираем пленных — скрытность важнее. И вокруг нет никого на расстоянии нескольких часов хода, выжить столько в арктической воде, это случай уникальный (хотя и такое отмечено, человек сутки продержался), с вероятностью ноль целых хрен сотых процента.

Также ловим и топим вторую. В ЦП обыденная рабочая атмосфера, никакого героизма с надрывом — а что, наш противник на "Вирджиния" или "Сивулф", работа сейчас мало отличается от зачетной стрельбы по мишеням. Находим и топим третью — все так же, не всплывая меньше чем на пятьдесят, исключительно по акустике, в последний момент уточняя место и элементы движения цели коротким импульсом в активном режиме. В последний раз фриц что-то заметил, субмарина изменила курс и кажется, пошла на погружение — но поздно. Взрывы, звук разрушения корпуса, и лодка идет на последнее свое погружение.

И вдруг сообщение от акустика:

— Контакт, по пеленгу 210! Слабый, удаленный. Предположительно, группа больших кораблей, идущая полным.

Кто тут может быть? Или набег англичан на немецкое побережье, или появились наконец самые жирные овечки, "Гнейзенау" с "Зейдлицем"? Ох и шуму будет, тут глубины слишком малы, винты кавитируют, если дать большой ход, а у немцев есть здесь береговая акустическая система, поймать нас все равно не смогут, но "портрет" запишут, нам это надо? Так что на том же десятиузловом отходим на вест-норд-вест, курс 280, в зону больших глубин, и слушаем море — если фрицы идут сюда, но и гнаться за ними не нужно, сами явятся на убой. Нет, контакт слабеет, цели явно удаляются, расходящимся от нас курсом. Может все-таки англичане?

Оперативная зона уже не наша, цели опасности не представляют. Пока можно оставить их в покое, тем более что когда выйдем на глубину, пойдем курсом зюйд-вест, и если это незнамо что повернет на север, мы обязательно заметим и перехватим. Если это и в самом деле "Гнейзенау".

Мы шли на глубине сто пятьдесят, двести метров, скользя в воде как призрак, невидимый для акустики этой войны. Война осталась там, на поверхности, тут вспомнишь Жюль Верна с его "Наутилусом", что там Немо говорит на этот счет, "нет войны глубже десяти футов", здесь вообще-то есть, и какая, но сначала нас нужно обнаружить, а вот с этим проблемы. И мы шли на зюйд-ост, юго-восток, и на борту было все спокойно, как на учениях в том 2012. И даже дюриты пока не подводили, успели нам прислать партию самых настоящих плетенок местного изготовления, и для сравнения, резиновых, армированных шелком, так что в ЗИПе двойной комплект. А остальное — мех, Серега Сирый, свое заведование буквально на пузе облазал, и клянется, что все работает нормально, на его зоркий взгляд. И хорошо что у нас пока не было боевых повреждений — пробоину или даже вмятину в прочном корпусе полноценно заделать не удастся, нет еще здесь ни таких технологий, ни марок металла. И встанем тогда в Северодвинске на прикол, наглядным пособием, и куковать нам всем на берегу, пока советские атомарины в строй не войдут.

Лично мне это, положим, будет в айс. И всем нам — успели все же корни там пустить, семьями обзавелись. И заслуг перед СССР достаточно — по боевому счету, хоть в книгу Гиннеса нас пиши, весь фрицевский Арктический флот на ноль помножили. Вот только война идет — а следом, очень может быть, и другая начнется. А на войне закон, мне Большаков сказал, если ты не убил врага, завтра он убьет или тебя или кого-то из наших. Мы фрицевские лодки сейчас потопили, не напрягаясь — а ведь это по меркам текущего времени, враг очень сильный и опасный, и не попадись нам, много бед ведь мог бы натворить? И получится, что если мы на берегу останемся, то же самое дело местным товарищам стоить будет большой крови.

И нашептывает мне что-то, что пока мы очень хорошо бьем и топим врага, нас в этом мире никто тронуть не посмеет. Напротив, наш авторитет и репутация неуклонно повышается, и даже послабления идут, как например, в виде отсутствия на борту обязательной парторганизации и охвата партийно-политической работой. Немцев топим — в этом наша партработа и есть. Так что, немецкие овечки, идти вам на дно, ради нашего обустройства в этом мире. Или англо-американские — ну это, как товарищ Сталин решит, в лице своего "государева ока" товарища Кириллова — а то, если потопить не тех или не в то время, выйдет не повышение репутации, а вовсе наоборот.

А "жандарм" наш, комиссар ГБ третьего ранга, что соответствует армейскому генерал-майору (или даже генерал-лейтенанту?) товарищ Кириллов Александр Михайлович, с коим мы отлично взаимодействовали еще с первого нашего похода здесь, в августе сорок второго, явно на своем месте, в экипаже атомарины из следующего века. В мои распоряжения не вмешивается (пока дело не касается политики), успешно помогает нашему "комиссару" Елезарову, как-то мягко подмял под себя нашего штатного особиста, носящего кличку "Пиночет", стал своим в кают-компании, по тревоге находится в ЦП, но как-то незаметно, он все видит, но его как бы и нет. Что ж, "око государево", оно око и есть. Хоть при царе, хоть при Сталине.

Мы не знали, что через несколько часов после того, как "Воронеж" вышел из Полярного, от британской военной миссии в Лондон ушло кодовое сообщение. И самолеты Берегового Командования Британских ВВС стали усиленно обследовать море по границе британской и советской операционной зоны.

А южнее нас полным ходом удирали "Гнейзенау" и "Зейдлиц", курсом зюйд-зюйд-вест. Впрочем, мы не могли бы их догнать, даже если бы знали и хотели.

4 октября 1943 года "Воронеж" прошел южнее Исландии на Запад. Там где в наше время пролегал СОСУС — натовский противолодочный барьер. В это время в Атлантике западнее Британских островов уже развернулись активные и неожиданные события, для обеих сторон.

И надо же было "Куин Мэри", последней уцелевшей "черной королеве" выйти в море 1 октября! Имея на борту пятнадцать тысяч американских военнослужащих (поскольку теперь ей приходилось работать за двоих).

Утро 5 октября 1943, Атлантический океан, 48 с.ш., 16 з.д

В штабе Командования ВМС Метрополии была тихая паника.

Сначала был приказ Самого, "сэра Уинстона", переданный через Первого Морского Лорда. По разведданным, русские опять вывели в море свою "очень большую подлодку" — конечно, пока что они союзники, но все помнят, что "у Британии нет друзей, а есть лишь интересы"? И Британия пока еще Владычица Морей (хотя этот титул уже оспаривают даже японцы, не говоря уже о США), а потому крайне болезненно реагирует на все, что может поколебать ее военно-морскую мощь. А русским похоже, удалось сделать Нечто, настоящую революцию в подводном кораблестроении? О нет, никто пока не собирался открывать на союзников сезон охоты — но собирать информацию, вести наблюдение, чтобы установить, с чем же мы имеем дело? Какие тактико-технические характеристики новой русской подлодки? Насколько легко ее обнаружить? Всплывает ли она хоть иногда на поверхность, или все время идет под водой?

В исполнение этого приказа, значительная часть патрульных самолетов Берегового Командования сейчас утюжила воздух над северной частью Норвежского моря. Конечно, другие направления не были оголены — но вот все резервы были задействованы полностью, и в случае осложнений, там усилить воздушные патрули было нечем, без отмены приказа Самого. Оставалось лишь надеяться, что за короткое время, несколько суток, ничего не случится. Тем более что русские сами дали подсказку — было известно, что эта суперлодка, "Моржиха", ходит всегда в сопровождении двух старых эсминцев (что косвенно подтверждает версию о низкой надежности ее механизмов — чтобы при аварии иметь возможность экстренно всплыть и получить помощь). Эти эсминцы были замечены при подходе к границе британской зоны, немного не дойдя до острова Медвежий, они вдруг повернули назад. У русских что-то случилось, и они возвращаются — или же, они выводили подлодку в океан? Установить это можно было лишь наблюдением, и самолеты ходили над морем "гребенкой", так, что с борта иногда можно было видеть соседа, обследующего квадрат рядом. Но ничего не было обнаружено, и зона поиска была расширена, причем самолеты висели в воздухе круглосуточно, уходящие на базу для заправки немедленно заменялись.

Обнаружили несколько целей, классифицированных как немецкие субмарины. Прежде чем успели организовать по ним удар с воздуха (а это было не таким простым делом, немцы с недавних пор стали ставить на подлодки множество зенитных стволов, и теперь не погружались при воздушной атаке, а встречали неповоротливые четырехмоторники мощным и опасным огнем, отчего патрульные самолеты сейчас не атаковали сами, а вызывали "авенджеры" или "бофорты", более маневренные и лучше вооруженные), три цели исчезли, торпедоносцы вернулись безрезультатно. Странно было, что эти сумбарины не удалось обнаружить и после, им не хватило бы подводной дальности хода, выйти из обследуемого района, и радар бы точно их засек. Неужели русская сверхлодка вышла на охоту? Это ведь британская зона ответственности — военная миссия в Полярном сделала запрос, русские все отрицали. Значит, при обнаружении, эта "Моржиха" может быть атакована — нет, топить союзника не следует, но если повреждения будут достаточно серьезны, чтобы лодка зашла, добровольно или по принуждению, в ближайший британский порт? Воздушные патрули были усилены, туда выдвигались и корабельные поисковые группы.

Потому никто сначала и не обеспокоился, когда на радаре одного из возвращающихся самолетов были замечены две цели, курсом на юго-запад, почти что в главную базу флота, Скапа-Флоу, ну если в дальнейшем чуть повернуть к югу, никто не ждал от немцев такой потрясающей наглости, возможно это возвращается кто-то из эсминцев? И лишь утром 3 октября, при визуальном осмотре с самолета-разведчика были опознаны "Гнейзенау" и "Зейдлиц", идущие на запад-юго-запад, курс 260, между Британией и Фарерскими островами, со скоростью почти тридцать узлов. Что произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

Ведь британская разведка знает все! Перехват и расшифровка радиосообщений, и агентурные данные, однозначно свидетельствовали, что немецкие корабли, еще малобоеспособные ("Гнейзенау" только что вышел из капитального ремонта, "Зейдлиц" вообще был совсем новым кораблем), направлены на усиление Арктического флота — казалось логичным, что немцы наконец решили обратить внимание на грузопоток из США в Россию (по крайней мере, многие Чины в Адмиралтействе очень хотели бы в это поверить). Известно было, что в Нарвике эти корабли ждали, была также информация, что на "Зейдлице" вышел из строя один из котлов, отчего крейсер не может дать больше двадцати четырех узлов — и вдруг такое! Немцы рискнули отправить в рейд два ограниченно боеспособных корабля? Через район, постоянно контролируемый британским флотом?

Должна быть очень серьезная причина, чтобы так поступить. Когда на карте проложили курс немецкой эскадры, стало все очевидно. Потому что линия пересеклась с маршрутом "Куин Мэри", только вышедшей из Нью-Йорка. Немцы решили повторить злодейство Тиле? Еще пятнадцать тысяч мертвецов, гибель последней "королевы", под угрозой срыва оказывался весь план перевозки в Британию американской экспедиционной армии — да, такая игра стоили свеч, даже если в конце ее немецкие корабли погибнут, разменять не самую сильную эскадру на отсроченную угрозу вторжения англо-американцев на Европейский континент?

У немцев точно есть шпионы в штабе морских перевозок — так узнать расписание "королев", что в тот, что в этот раз? И рассчитать, что именно сейчас у них есть отличные шансы не только убить "королеву", но и вернуться в фатерланд. Ведь еще две недели назад, после боя у Сокотры, в Индийский океан ушла сильная эскадра, в которую входили новые линкоры "Энсон" и "Хоув", и авианосец "Индофатигейбл", второй авианосец, "Викториез", уже находился в Кейптауне — Империя отчаянно цеплялась за свои восточные владения, надеясь сохранить последние крохи, опираясь на которые можно после вернуть утраченное. Из новых кораблей в Метрополии оставались лишь линкор "Кинг Эдвард" и авианосец "Илластрез", именно они вышли из Скапа-Флоу на перехват немецкой эскадры, в сопровождении крейсеров "Норфолк", "Девоншир", "Кент", "Кумберленд", "Шеффилд", "Глазго", и дивизиона эсминцев. Одновременно в воздух поднялись торпедоносцы Берегового Командования, надо было сбить немцам ход, чтобы "большие хорошие парни" могли их догнать. Но, как оказалось, эти джерри сумели не только отремонтировать, но и модернизировать свои корабли, существенно усилив на них зенитную батарею, и поставив новые приборы управления огнем — три "бофайтера" были сбиты, все сброшенные торпеды прошли мимо цели. Затем настала ночь, и испортилась погода, с запада надвинулся циклон. Британская эскадра продолжила преследование вслепую, курс 280, сходящийся с немецким — без сомнения, что очень скоро догонит противника, ведь Джерри не могут держать такой ход все время, иначе им просто не хватит топлива, чтобы дойти до середины Атлантики и назад. Они спешили миновать опасное место у Скапа-Флоу, но теперь несомненно, снизили скорость до экономичной, куда им спешить, добыча идет навстречу, а до своих баз будет ближе — вот только "Куин Мэри", получив предупреждение, изменила курс, и спешит сейчас укрыться в Галифаксе, а к востоку совсем не спасение, а мстители за тот раз, так что теперь эти проклятые гунны ответят за все!

Британцы не знали, что целью немцев была совсем не "Куин Мэри" (о выходе которой на "Гнейзенау" и не было известно). Сразу после отражения налета, немецкая эскадра изменила курс, повернув к югу, и не снижая скорости, успела проскочить буквально под носом у англичан — много позже, сличая штурманские прокладки на карте, пришли к выводу, что расстояние составило меньше пятидесяти миль, на немецких кораблях уже принимали сигналы британских радаров — но дистанция была еще слишком велика, чтобы это излучение, отразившись от немецкой стали, вернулось на антенны англичан с достаточной силой. И британцы мчались в океан — а немцы удалялись от них, по широкой дуге огибая Ирландию с запада, так продолжалось всю ночь и утро, лишь после полудня 4 октября, "Гнейзенау" и "Зейдлиц" были снова обнаружены и опознаны авиаразведкой. Немцы находились на широте Дублина и меридиане Рейкъявика, 54 северной, 20 западной. И портилась погода, с запада на Ирландию надвигался циклон, причем немцы оказывались ближе к его южному краю, а их преследователи — к северному, больше шестисот миль на северо-запад, и догоняя, увязли бы в шторме, потеряв скорость.

Авиация делала что могла. Торпедоносцы Берегового Командования уже не доставали, но разведчики, В-17 и "Галифаксы" висели над немецкой эскадрой, пытались даже бомбить, но с большой высоты и горизонтального полета попасть в корабль на ходу было нельзя. И не было надежды на один удачный лаки-шот, как "Бисмарку" два с половиной года назад, в этих же самых водах. Надо было задержать врага, нанести ему хотя бы повреждение, как собаки останавливают кабана, чтобы подоспевшие охотники нанесли решающий удар.

В море уже находилась эскадра, какую сумели спешно собрать в базах южной и юго-западной Англии. Линейный крейсер "Ринаун", который в сороковом году у берегов Норвегии сумел один обратить в бегство "Гнейзенау" и "Шарнхорст" — в молодости это был хороший корабль, лишь чуть не успевший к Ютланду, шесть пятнадцатидюймовых пушек, таких же как на линкорах "Рамилиез" и "Уорспайт", но слабая броня, все же он не предназначался для сражения сила на силу, скорее для налетов, ударь и беги. Когда-то он мог развивать тридцать узлов, но двадцать лет службы для корабля это возраст, машины были изношены, а немецкая бомба, четыре месяца назад взорвавшаяся под килем, едва не переломила ему хребет, на верфи укрепили склепали заново набор корпуса, но все равно развивать полный ход, особенно на волне, категорически не рекомендовалось. Авианосец "Фьюриез" ("Яростный"), тоже музейный экспонат, в хорошем смысле слова — был рожден на верфи не авианосцем, а линейным крейсером, проекта сверх-"Ринаун", броня еще тоньше, скорость больше, и пушек всего четыре ствола, зато восемнадцатидюймовки, такой калибр в то время имели торпеды. Но в исходном виде практически не служил, а сразу подвергался перестройке, никто не знал, как должен выглядеть авианесущий корабль, все делали наощупь, целых четыре полных переделки, когда сносили орудийные башни, надстройки, трубы, зато делали ангар и полетную палубу, и в итоге "Фюьриез", вместе с похожими на него "Корейджесом" и "Глориесом", заслужили в британском флоте кличку "плавучие гаражи" за характерный облик. Он уступал современным авианосцам, прежде всего в числе авиагруппы, сорок самолетов при водоизмещении двадцать семь тысяч тонн, это мало. В молодости он мог держать ход тридцать узлов, теперь же корпус и машины его были изношены еще больше, чем у "Ринауна", так что и двадцать шесть были бы для него хорошим результатом. Ну и легкие крейсера "Ливерпуль" и "Бирмингем", не путать с американским "однофамильцем", потопленным у африканских берегов — а в общем, с ним схожие, десять тысяч тонн водоизмещения и дюжина шестидюймовок. И всего два эсминца, "Пенн" и "Петард", но совсем новые, год как с верфи.

Эскадра? Сразу после выхода, корпус "Фьюриеса" стал трещать на встречной пятибалльной волне, авианосцу пришлось снизить ход до пятнадцати узлов. Эсминцам также было тяжело держать скорость, малые корабли гораздо более зависят от состояния моря, они остались с авианосцем, как и крейсер "Бирмингем", а "Ринаун" с "Ливерпулем" умчались вперед. Так что единого строя не было — два отдельных отряда.

И "Ринаун" нашел немцев, вечером того же дня. "Гнейзенау" и "Зейдлиц" шли строем кильватера, линкор головным, курс 180, скорость 20 узлов. "Ринаун" повернул, и пошел параллельным курсом, чуть обгоняя немцев — давая понять, что уйти на восток, к своим базам, им не удастся, он на пути. Но все же проявляя разумную осторожность, пока не вступая в бой — хотя номинально он и "Гнейзенау" были равны по огневой мощи, пушки немцев были более новые мощнее, да и броня у англичанина явно уступала. Однако от британца и не требовалось победы — лишь не пропустить, продержаться пару раундов, пока не подойдет эскадра "Кинг Эдварда", которая уже спешила сюда полным ходом. Но все же разница, против более сильного противника, один раунд, два или три — потому "Ринаун" не торопился начать бой. К тому же волна, пока еще пять баллов, но вроде бы утихала, шторм проходил севернее, погода должна была улучшиться — а значит, самолеты с "Фьюриеса" тоже вступят в игру. Сам "Фьюриез" был пока что на подходе, милях в пятидесяти к северо-востоку. "Ливерпуль" же держался в миле впереди флагмана, и слева от него, на удалении от немецкой эскадры. "Гнейзенау" находился от "Ринауна" на дистанции в пятнадцать миль, по пеленгу 315. Видимость средняя, ухудшающаяся при дожде — однако британские радары уверенно вели цель, и проскочить за кормой во время плохой погоды немцы бы не смогли. Наступило утро…

И тут радар "Ливерпуля" выдал еще три засечки. Дистанция восемнадцать миль, с юго-востока, по пеленгу 135…

Десятью днями раньше. Германия, военно-морская база Киль

Описание подготовки корабля класса линкор или крейсер к дальнему походу вызовет ужас у любителей экзотических робинзонад — потому что один лишь перечень всех принимаемых на борт предметов займет половину книги. И боже упаси что-то упустить, потому что ценой может стать невыполнение боевой задачи и трибунал виновным. А в самом худшем случае, гибель корабля.

Залить несколько тысяч тонн жидкого топлива в сложную систему из множества цистерн, трубопроводов, насосов (и представьте, каково было еще недавно перетаскать те же тысячи тонн угля в мешках?). Боеприпасы, несколько сот тонн, от снарядов и зарядов главного калибра, до 20-миллиметровых патронов к зенитным автоматам. Провизия для двух тысяч здоровых мужчин, отнюдь не страдающих отсутствием аппетита. Вода питьевая, вода мытьевая, вода для котлов. ЗИП и инструмент, все для возможного ремонта и исправления боевых повреждений, насколько это реально в море — сварочное оборудование, водолазное, переносные средства откачки воды и тушения пожаров, аварийный лес (попросту, доски и брусья для быстрой заделки пробоин), быстротвердеющий цемент для того же… и прочая, и прочая. А если учесть, что на военных кораблях кладовые для имущества размещены по остаточному принципу, то есть в пространстве, оставшемся свободным от оружия и машин — и расположены иногда очень неудобно… То вы поймете, какая головная боль все принять, и разместить, и чтобы еще обеспечить ко всему быстрый доступ.

Конечно, прежде всего это забота старшего помощника командира, или как эта должность называется в немецком флоте, первого вахтенного офицера. Именно он отвечает за наличие на борту всех запасов, исправность техники, за всю "внутреннюю жизнь", чтобы доложить командиру, "корабль к бою и походу готов". Но никто и ничто не снимает с командира окончательной ответственности, так что капитан цур зее Рудольф Петерс сбился с ног, контролируя все — чтобы доложить то же адмиралу. Ну а адмирал уже решал сейчас вопросы стратегии и тактики будущего похода — и был занят этим не один.

Это не было совещанием походного штаба, с присутствием всех флагманских специалистов, адъютантов, секретарей, не были разложены карты на столе, никто не скрипел пером по бумаге, не шелестел страницами блокнота. Была насквозь неофициальная беседа двух лиц, пребывающих в чинах адмиралов кригсмарине (ну не прижилось между своими новое название, ваффенмарине).

Адмирал Тиле, командующий Атлантическим флотом (который пропагандисты уже успели назвать Флотом Открытого Океана), герой и легенда Рейха, рассматривал собеседника. И спрашивал себя, правильно ли он выбрал именно этого человека, за которого пришлось поручиться перед самим рейхсфюрером. Но если рейхсфюрер по слухам, точно так же поступил с "папой" Деницем, то и ему, Августу Тиле, не возбраняется так подбирать надежных людей?

— Меня уже трудно чем-то удивить, герр Тиле. Четыре месяца в Моабите, на положении подследственного, с регулярными допросами, иногда вежливыми, а иногда и нет. Все чтобы узнать о заговорщицких планах и связях гросс-адмирала — о коих я, будучи его представителем в Ставке фюрера, не мог не знать. Так чем вам может быть полезен бывший адмирал-квартирмейстер ОКМ?

— Вы скромный человек — усмехнулся Тиле — еще вы планировали "Везерюбунг", Норвежскую операцию сорокового года, а затем были начальником штаба у Бема, командующего Норвежской эскадрой, то есть отлично знаете северный театр. Но самое главное, вы были на мостике "Адмирала Шеера" в том знаменитом рейде сорок первого года. Надеюсь, командирского умения вы не забыли, герр Кранке?

— "Шеер" — произнес Теодор Кранке — смешно, но в гестапо меня спрашивали и о нем. Хотя я не мог иметь никакого отношения к тому, что случилось в русских льдах год назад. Но я имел самое прямое отношение к этому кораблю, имя которого проклято сейчас для каждого немца, и для следователей этого было достаточно.

— У русских есть пословица, опыт не проиграешь, или не потеряешь? — ответил Тиле — так все же, вы беретесь провести "Гнейзенау" отсюда в Брест?

— Брест! — сказал Кранке — тогда мы дошли до Кейптауна, и даже за него, в Индийский океан. И ни одна британская сволочь не посмела нам помешать! Правда, тогда янки и русские были вне игры. Но "Гнейзенау", да еще после перевооружения, это не "Шеер". Да и два корабля, это уже эскадра. И всего лишь пройти, не разгромив по пути конвой, вообще по возможности не вступая в бой, как написано в приказе? Один лишь вопрос — отчего не Ла-Манш?

— Потому что мне нужен неповрежденный "Гнейзенау" в составе Атлантического флота, и не позже, чем через месяц. И вы помните, чем кончился "Цербер" в январе сорок второго, успешный прорыв через Канал, после которого и "Шарнхорст" и "Гнейзенау" прямиком угодили в доки, подрывы на минах?

— Авантюра — решительно сказал Кранке — но знаете, герр Тиле, я на нее соглашусь. Потому что это все лучше, чем Моабит. И даже помереть почетнее на мостике, а не в подвале.

— Браво, герр Кранке — заметил Тиле — а теперь слушайте очень внимательно. То, что не написано в приказе, который вы получили. Знаете ли вы, что происходит в северных морях — про русский Подводный Ужас? Не морщитесь скептично — я сталкивался с ним ближе, чем вы думаете. И могу засвидетельствовать перед кем угодно, он существует! Что-то двигалось под водой с огромной скоростью, и стреляло чем-то вроде торпед, только огромной дальности, колоссальной разрушительной силы, и самонаводящихся на цель, даже под водой. При этом оно никогда не всплывало на поверхность, по крайней мере это не видел никто из оставшихся в живых, и его нельзя запеленговать гидроакустикой — так, мелькнет слабый шум как эхо из-за горизонта, и наши корабли взрываются и тонут. Никто не знает что это такое, умники из разведки утверждают, что русским удалось построить субмарину невероятной боевой мощи, так отчего же тогда они не спускают со стапелей эскадры подобных субмарин? Но я скажу вам, отчего я абсолютно убежден, что это имеет нематериальную природу, наподобие мифического "Летучего Голландца".

— Ну, может быть — неопределенно пожал плечами Кранке — на море вообще-то случаются странные и страшные вещи.

— В марте мы выходили к Шпицбергену. И на пути назад, ужас гнался за нами, мы убегали полным ходом, зная что нам в спину дышит смерть. А эсминец Z-38 отстал и был потоплен, причем никто из экипажа не спасся. Но я хочу рассказать о другом. Это невероятно, но что-то коснулось моего сознания, и я стал воспринимать события совсем по-другому. Как единый поток, настроиться на него, "поймать волну" — и вы вдруг находите правильное решение, а события начинают подчиняться вашей воле. Любопытно, что такое состояние известно на Востоке, сейчас в Рейх прибыла делегация от наших японских союзников, моряки и летчики, я разговаривал кое с кем из них, они называют это "сатори", просветление. Так я получил Дубовые Листья и Мечи к своему Рыцарскому Кресту. Теперь это предстоит сделать вам.

— У меня и Рыцарского Креста пока что нет. Только два Железных, еще за Ютланд.

— Если наш план удастся, вы получите его сразу с Дубовыми. И кое-что еще, сверх того. Как вам, позаимствовать у русского демона часть его силы? Так же, как это удалось мне. Если взглянуть на карту, то "зона охоты" Подводного Ужаса ограничена, он всесилен в русских морях, но ни разу не был замечен южнее Нарвика. А когда мы не тревожим его, он, надо полагать, спит. И путь вашей эскадры проложен так, чтобы пройти по самому краю, разбудить его, но не попасться в зубы. Как в романе Жюль Верна про полет на Луну, воспользоваться притяжением небесного тела, чтобы набрать скорость и пролететь мимо, так и здесь, попробуйте поймать эту волну, оседлать ее и вперед! Скольжение по волне, или по тонкому льду, вот самое точное ощущение измененного состояния вашего ума и мира вокруг вас, все кажется вам замедленным, а люди неповоротливыми и бестолковыми. И даже есть опасность, что вас не будут понимать — так что включайте "максимальный режим" лишь когда оцениваете ситуацию и принимаете решение, при отдаче же приказов тормозите. И почувствуйте себя полубогом, что для вас какие-то англо-еврейские унтерменши?

— Ну, герр Тиле, если бы все было так просто…

— А я повторяю, не бойтесь англичан! В сравнении с Подводным Ужасом, они проходят по графе "прочие опасности". Уверяю, что если вам удастся ускользнуть от главного и самого страшного врага, какие-то британцы покажутся рутиной. В Тронхейме, последней безопасной гавани, возьмите полный запас топлива, оно вам понадобится, чтобы идти все время максимальным ходом, хотя бы пока не проскочите мимо Ирландии. Если вас обнаружит самолет, очень полезно перехватить его радиоволну и глушить, не давая передать донесение — он может конечно сделать это, отдалившись, но тогда и у вас лишний шанс скрыться, особенно если видимость плохая. Порядок связи с авиацией, подводными лодками в Атлантике, и моей эскадрой, есть в приказе, я же добавлю, что от координат точки рандеву, переданных по радио, вам следует отнять эти два числа, соответственно для широты и долготы, получите истинное место встречи. И помните, дороги назад у вас нет! Если вам даже удастся проскочить в Нарвик, или вернуться в Тронхейм, выполнение первого же приказа из Берлина, выйти в море, например против русского конвоя, завершится для вас встречей с Подводным Ужасом, а это верная смерть, и вам, и всем экипажам вверенных вам кораблей. И подумайте о тех верных солдатах Рейха, которые сейчас отдадут свои жизни, чтобы ваша миссия увенчалась успехом.

— Поясните, герр Тиле?

— По широте Нарвика будет выставлена завеса субмарин, официально для вашего прикрытия. На самом же деле, это не более чем привязанные к колышкам козлята, по прекращению блеяния которых в радиоэфире мы можем заключить, что тигр вышел на охоту. Если сразу две или три из них не ответят на запрос, тогда сразу поворачивайте и бегите, помня что за вами гонится смерть. Надеюсь, что успеете, мне же это удалось?

— Не боялся англичан и гестапо, не испугаюсь и демона. Если он действительно существует.

— Существует, к нашему сожалению, уж поверьте мне! Мистики из Аненербе долго и с интересом расспрашивали меня о природе этого объекта, в присутствии самого рейхсфюрера. Слышал от них предположение, что Нечто может принимать разные материальные формы, хоть змеи Ермунгард, хоть чего-то похожего на субмарину. И теоретически, пока оно сковано в материальном воплощении, его можно уничтожить — вот только способ пока неизвестен.

— Если, как вы говорите, его призвали русские… то какое же воздействие он оказывает на них? На их адмиралов и генералов?

— Вы видите, что происходит на Восточном фронте… Но об этом лучше не говорить вслух, если не горите желанием снова пообщаться с гестапо. Одна лишь надежда, опять же по мнению умников из Аненербе, что влияние этой силы также ограничено географически — иначе, если русские умеют призывать такое, отчего же они еще раньше не захватили весь мир? Если же это не так — то Боже, спаси Германию! Так что лучше не думать об этом, герр Кранке, а бить англо-еврейских недочеловеков — думаю, это не повредит при любом исходе. И поверьте, лучший способ избавиться от собственного страха, это заставить других еще больше бояться тебя самого.

Лейтенант Майкл Мейл, крейсер "Ливерпуль". (из протоколов следственной комиссии Адмиралтейства)

Так точно, сэр, мы обнаружили их в 7.05. Два четких пика на радаре, затем еще один. Шли с юго-востока, потому была вероятность, что это наши или янки от Португалии. Мы сразу пытались радировать на "Ринаун", но в эфире появились помехи, разобрать ответ можно было с трудом. Адмирал приказал нам разобраться, и мы рванули навстречу, как положено "легкой кавалерии". Знали бы мы, что кончится так же…

Сблизились очень быстро, мы шли самым полным, они тоже. Опознать удалось с двенадцати миль, все же видимость была не очень — джерри, "Ришелье" и "Шарнгорст", шли на нас в лоб, строем пеленга. И мы сразу радировали — но адмирал едва сумел нас расслышать, все те же помехи, это немцы ставили, я убежден! И он приказал нам задержать врагов настолько, насколько сможем!

Один легкий крейсер против двух линкоров? Но ведь это были всего лишь джерри, а мы — Королевский Флот! И я до сих пор считаю, что шанс у нас был, сыграть в осу и двух медведей, ведь наши шестидюймовки били даже чуть дальше, чем пятнадцатидюймовки "Ринауна", двенадцать миль против одиннадцати с половиной. И у нас скорострельность вдвое-втрое больше, мы засыпали бы немцев градом снарядов — пусть не сумели бы пробить броню, но вполне могли сбить антенны, повредить оптику, да просто вызвать пожар в надстройках! С открытием огня свернуть вправо, приводя противника в сектор обстрела всем бортом, и начать ставить дымовую завесу — да, выходит почти что "кроссинг Т" — ну а когда немецкие снаряды станут падать слишком близко, сделать полуциркуляцию вправо, кормой к джерри, с выходом на контркурс, и укрыться в дыму, а затем выскочить с другой стороны завесы и повторить то же самое.

Таков был план коммандера Джоунса, сэр! Он не уходил в рубку, а стоял на открытом мостике, наблюдая за врагом. Сказал, что для их калибра та броня что жестянка, а отсюда видно лучше. Наверное, он был прав, сэр, маневр сейчас был нашей лучшей защитой! А наш командир, Льюис Тобиас Джоунс управлял крейсером просто виртуозно, как всадник великолепно обученной лошадью! Он "охотился за залпами", направляя корабль прямо к точке, где только что упал немецкий залп — и следующие снаряды немцев, с внесенными поправками, летели мимо. И первое попадание было наше — я ясно слышал доклад с дальномера, попадание в "Ришелье"! Нам везло, сэр, нам всем на мостике "Ливерпуля" казалось, что первый раунд мы выиграем, еще пару залпов, и нырнем в дым, стелющийся над морем у нас за кормой.

До того, как началось, Джоунс обратился ко всем на мостике, сказав что мы должны сделать это. Как на войне, надо уметь выжить, когда следует жить, и умереть, когда надлежит умирать — потому что мы солдаты, принявшие присягу, и если мы подведем свою Империю, вместо нас умрут другие. Только что мы должны были лишь следить за джерри, до времени не вступая в бой — ведь на помощь нам идут и наша сильная эскадра, и еще янки. Но ситуация изменилась — и теперь "Ринаун" должен успеть стреножить немцев, нанести им повреждения, не позволить уйти от погони, ну а мы дать ему время, разобраться с проклятой "акулой" Тиле один на один. Да сэр, мы верили, что этот чертов пират и убийца там, в рубке "Гнейзенау", и теперь ему придет расплата за все — если бы мы позволили ему уйти, это было бы неправильно, не по справедливости. И даже если мы погибнем, это хорошо, что джерри целых четверо — когда возмездие их настигнет, будет неплохо разменять старый "Ринаун" и легкий крейсер на три линкора и авианосец. Да, мы верили, мы ждали, что помощь придет вот-вот, еще минута, и над нами появятся самолеты, и подойдет флот, и наши, и янки, ведь по обе стороны океана все страстно желали рассчитаться с палачом Тиле, скормить его акулам или вздернуть на рею, как подобает поступать с пиратами, не признающими законов войны!

"Ринаун"? Мы слышали канонаду к норд-весту, она началась еще до того, как мы открыли огонь. Но никаких радиодепеш больше не приходило, и я не знаю, как там обстояло дело, нам вполне хватало того, что здесь, перед нами. "Ришелье" стрелял по нам полными залпами, а Джоунс лишь ухмылялся, плохо стреляют французики, а вот как бы "Шарнгорст" в нас не попал? Я так и запомнил его, на всю жизнь — на мостике, с сигарой в зубах, с презрением смотрящий на море, где вставали всплески от вражеских снарядов, истинный британский офицер!

И тут нас накрыло. Пятнадцатидюймовый снаряд упал у самого левого борта, разорвало обшивку, стала поступать вода, и наш ход сразу уменьшился. Нет, у нас не было страха, и даже желания прекращать бой. Кто же знал, что эти джерри так хорошо стреляют, они все же не должны были так быстро в нас попасть? Джоунс скомандовал, к повороту, и тут нас поразило сразу два снаряда, опять с "Ришелье", с очень малым интервалом — нет, это все же был не один залп, выходит, джерри пристрелялись. Это было страшно, удары были такие, словно крейсер подорвался на минах, нас просто встряхивало, все одиннадцать тысяч тонн, Одно было в левый борт чуть позади второй башни, прямо под мостик, мы все попадали, как кегли. Второй снаряд попал в корпус у задней трубы, кормовое котельное отделение было полностью разрушено и затоплено, вода стала заливать отсеки — однако странно, я отчетливо помню, дифферент был на нос. А самое страшное, у нас резко упал ход, и корабль гораздо хуже стал слушаться руля, мы не могли спрятаться в дыму, а немцы пристрелялись, и теперь каждый залп их давал накрытия с попаданиями! Нас будто исколачивали кувалдой, прикованных к стенке, помню доклады, "пожар на корме", "пожар в первой башне", "третья башня повреждена, не может стрелять". Сколько всего снарядов в нас попало? Не помню, то ли шесть, то ли восемь. Меня сбросило с мостика — помню, как я пытаюсь подняться, очень больно, все в крови, я не знаю, кто надел на меня спасательный жилет, благодаря которому я и остался жив. Затем палуба вдруг резко накренилась, и я оказался в воде, мне просто повезло, что меня не накрыло бортом, когда корабль перевернулся, какое-то время я видел его днище в волнах совсем рядом, как спину кита. И еще кто-то плавал в воде, шлюпок не было ни одной, плотиков лишь два или три.

А после немцы прошли прямо по нам. Мне повезло еще раз, оказаться в стороне, потому что я был ранен и слишком слаб, чтобы плыть, а многие из оказавшихся в воде стремились сбиться в кучу у плотиков, кажется их даже сцепили вместе. И "Ришелье", не снижая ход, прошел точно по ним, затягивая под винты, и с его борта стреляли по воде, я видел трассы очередей. Но меня не заметили… а после появились акулы. А затем я потерял сознание, и очнулся уже на борту "Норфолка", в лазарете.

(из 800 человек экипажа крейсера "Ливерпуль" спасено всего одиннадцать. Из офицеров в живых остался один лейтенант Мейл).

Сержант морской пехоты Уильям Пенн, линейный крейсер "Ринаун". (из протоколов следственной комиссии Адмиралтейства)

Мы все честно исполнили свой долг, сэр. Как учил нас чиф, кэптен Уильям Перри. Мы все гордились, что у нас такой командир, кавалер ордена Британской Империи, за тот бой у Ла-Платы, да, именно сэр Уильям Перри стоял на мостике "Ахиллеса" в том славном бою против "Адмирала Шпее".

Обычно моряк ждет увольнения на берег. Но я помню, как в тот день, когда мы должны были выйти в тот поход, любой из экипажа счел бы приказ остаться за наказание, так всем нам хотелось отомстить этому кровавому ублюдку Тиле. Откуда все знали — не знаю, сэр, может кто-то шепнул кому-то, но знали все. И представляли, как этот урод пляшет на рее, как в старые добрые времена. А как все на "Ринауне" воспряли духом, когда под вечер 4 октября мы наконец настигли немцев? Ведь этот гунн, "Гнейзенау", однотипен с "Шарнгорстом", правда, мы что-то слышали о его перевооружении, но ведь и мы не какая-то "Айова", а славный боевой корабль Королевского флота с самым лучшим командиром и экипажем!

Мы рвались в бой, сэр! И жалели, что вместо того, чтобы немедленно сражаться, идем рядом. Нет, мы понимали, тут не нужно даже быть офицером, чтобы сообразить — что мы ждем кого-то еще, говорили, за нами идут и "большие парни" из Скапа-Флоу, и янки, имеющие к ублюдку Тиле еще больший счет. Ну что ж, чести и славы хватит на всех!

Боевую тревогу объявили где-то в половине седьмого. Я был приписан к зенитно-противоминной башне номер два левого [7]. Над нами летал "кондор", мы сделали три залпа, не попали, но отогнали. После, раз уж все были разбужены стрельбой, объявили завтрак, но мы даже не успели его спокойно завершить. Второй раз тревога была объявлена сразу после семи, уже не воздушная, а по-полной. И мы все бежали на боевые посты с радостью, что наконец началось!

"Ринаун" набирал ход, и одновременно поворачивал. Нет, не на контркурс, чуть не довернув, если до того мы шли на зюйд, оставляя немцев по правому борту, то теперь на норд-вест, сближаясь с джерри и обрезая им корму. Только я ничего не видел, сэр — лишь какие-то точки у самого горизонта, и то не уверен. Да и видимость была не лучшей — пасмурно, и дождь временами.

Когда прогремели наши первые залпы, на палубе кричали "ура". И наверное, попадали как иначе? А затем попали в нас, и вот странно, мы сейчас были обращены к немцам левым бортом, а гуннский снаряд прошел сквозь надстройку и угодил в бортовую башню противоположную моей, на правом борту. После чего наш командир приказал убрать расчеты зениток с палубы, чтобы не терять зря людей. Хотя не думаю, что это было лучшим решением, как оказалось после, пятнадцатидюймовые снаряды пробивали даже наш бронепояс, так что под палубой было совсем не безопаснее, зато ничего не видно.

Пожар в правобортовой башне никак не могли потушить, там еще стали рваться снаряды в кранцах первых выстрелов, выбивая осколками парней из аварийного дивизиона. Затем было еще одно попадание где-то в корме, но вроде ничего важного не задело. Мы все время поворачивали влево, ну а джерри наверное, делали то же самое, чтобы привести нас в сектор обстрела всем бортом — как я это определил, да по солнцу, сэр, все ж можно было различить его среди туч. Если это так, то "Рин" и немец были похожи на карусель, или скорее, на двух дерущихся котов, гоняющихся за хвостом друг друга. И кажется, мы сокращали дистанцию, да, это было так — я уже видел вспышки выстрелов на горизонте, это джерри стреляли по нам!

А после было попадание в машину. Или нет, сначала еще один снаряд попал в надстройки, посреди корпуса возник еще один пожар. И сразу после этого, наверное, следующим залпом, у нас полностью разрушило машинное отделение номер один, левый борт — взрыв, облако пара, страшные крики обваренных людей. И ход сразу упал, наверное вдвое, ведь не работали оба левых вала. После чего нас, морскую пехоту, бросили тушить пожар, потому что аварийный дивизион понес потери, а мы были пока без дела, и тоже обучены борьбе за живучесть, как весь экипаж. А пожары разгорались, и появился крен на левый борт.

Но мы тоже попадали, сэр! Помню голос по внутрикорабельной, мы хорошо им врезали, ура — наверное, с КДП, дальномерщики разглядели. И точно, огонь джерри стал заметно реже — то ли у них одна башня вышла из строя, то ли возникли проблемы с управлением огнем. Это был славный бой, сэр, но и нам доставалось сильно. Еще один снаряд в машинное номер два, левого борта, разбило конденсаторы уже не работающих турбин из МО номер один. И пожар, разгорался. А мы тушили, сэр!

Было очень тяжело. Пожар в отсеке, очень быстро становится жарко как в печи, и нечем дышать, и еще дым, ничего не видно. А мы не были штатной аварийной партией, у нас не было ни кислородных аппаратов, ни асбестовых костюмов — да и мало бы они помогли, баллонов хватает на несколько минут, вы даже не успеете выскочить из задымленного и раскаленного лабиринта, вверх на несколько палуб, когда кожа слезает с рук от прикосновения к поручням трапов. А пожар распространяется, легко можно оказаться в огненной ловушке, когда выход будет отрезан, и тогда благо, успеть задохнуться раньше, чем сгореть заживо. А снаряды били в корпус, превращая все в железное крошево — когда мне повезло снова оказаться наверху, это было… У меня друг ходил в Россию, и говорил, у русских матросов есть песня, что-то там "на палубу вышел, а палубы нет" — и это было на бедном "Рине", вместо палубы какое-то жуткое месиво из перекрученного обгорелого железа на несколько ярдов вниз! И за второй башней не было "скворечни" боевой рубки с КДП, наверное, снесло за борт прямым попаданием — значит все там погибли, и адмирал, и наш чиф, кэптен Пэрри!

Я не знаю, кто в эту минуту командовал кораблем, сэр! Наш лейтенант был еще жив, он приказал бежать к первой башне, плевать на пожар здесь, сейчас погреб первой взорвется, надо тушить! "Рин" уже кренился на левый борт, градусов тридцать, и оседал кормой, все башни прекратили огонь, и ход упал совсем, мы едва ползли, не знаю, был ли курс выбран кем-то, или просто сохранялся с тех пор, когда в рубке были еще живые. Передвигаться по изуродованой палубе было трудно, и это меня спасло, я не успел никуда добраться, когда "Рин" вдруг повалился на левый борт, и это был ужас, помню башню, сорвавшуюся с катков, и остатки трубы, которые падают прямо на головы барахтающихся в воде людей. Не было приказа оставить корабль, и потому спаслись лишь те, кто в этот момент были наверху, а механики, трюмные, вся нижняя вахта, а также раненые в лазарете под бронепалубой, вместе с медперсоналом, так и остались замурованными в отсеках. А наверху было очень мало живых, ведь как я сказал, немецкие снаряды сносили там все.

Нас тогда было сотня, или даже чуть больше, из тысячи трехсот человек экипажа. И мы видели "Гнейзенау", он прошел на восток мимо нас, меньше чем в миле. И он шел довольно быстро, и без видимых повреждений, это было страшнее всего. И даже то, что он не обратил на нас никакого внимания — значит, Тиле на нем не было, ведь тогда бы этот ублюдок нас бы не пощадил.

И больше мне нечего сказать. Кроме того, что наша броня с той дистанции пробивалась немецкими снарядами также легко, как будто ее не было. Повреждения корпуса ясно показывали, что снаряды взрывались уже внутри броневой цитадели, пробивая палубу или бортовую броню. Парни после говорили, что "Рину", хорошему кораблю, но еще той войны, нельзя было сражаться один на один с новым линкором. Но тут я ничего не могу сказать, все же я не офицер.

Что было после? Больше суток в воде, сэр. Не знаю, как я выжил. А многим не повезло. Вода была холодная, и еще акулы — мне сказали, кого-то съели буквально за час до спасения? А нашего командира, кэптена Уильяма Перри, так никто и не видел, ни живым, ни мертвым.

Но я прошу, сэр, когда выйду из госпиталя, определите меня во флот! Чтобы я мог отомстить этим джерри за погибших ребят.

(из 1280 человек экипажа "Ринауна", остались в живых 38. Погиб кэптен Уильям Эдвард Перри, в иной истории ставший полным адмиралом Роял Нэви, кавалером ордена Бани, и умерший в покое и старости в 1979 году).

Эрих Хартманн, авианосец "Цеппелин"

Война наконец показала свое приятное лицо. Достойное для истинного немецкого рыцаря, и почетное — палубная авиация имела привилегии, в сроках выслуги в чин и в жаловании. Конечно, деньги для рыцаря не главное, но лишними никогда не будут.

Эрих был хорошим пилотом, с отличной реакцией, и "чувством машины". Оттого, ему не составило большого труда обучиться взлету и посадке при работе с авианосца. Сначала конечно был тренажер, где недолет-перелет был не опасен. Но как имитировать качку, когда "взлетная полоса" шатается в стороны и ходит вверх-вниз — к этому пришлось привыкать уже на корабле, были аварии, когда неумелые пилоты подламывали шасси, была и пара катастроф, все ж у летчика-истребителя, в отличие от пилота "шторьха", обычно нет навыка работать с тесных площадок. Но Хартманн действительно умел пилотировать (имея мать-хозяйку аэроклуба, и сев за штурвал в пятнадцать лет), и оттого смотрел свысока на этих неумех. А самолет, новый "Ме-155", был по сути тем же "Ме-109G", лишь с изменениями, положенными палубному истребителю.

О причинах, побудивших его сменить Восточный фронт на "трудную и опасную" службу морского летчика на Западе, Эрих рассказывать не любил. Хотя у сослуживцев это вызывало недоумение, среди них было мало таких как Хартманн, большинство прежде служили в ПВО Рейха, элитой же авиагруппы были ветераны весеннего похода в Атлантику, приписанные к авианосцу еще в сорок первом, а до того, как "Цеппелин" вошел в строй, включенные в состав JG77 в Норвегии[8].

— Здесь тебе не русских "Иванов" десятками сбивать — говорил обер-лейтенант барон фон Рогофф, командир первого шверма (звена, четверки) эскадрильи — это правда, что у них самолеты из фанеры и полотна? А в кабинах монголы, которых англичане наняли? Таких даже бить неинтересно — а вот британцы, это противник очень опасный. Я еще в сороковом начинал, "битва за Англию", так что знаю хорошо. Ну а русские — что взять с азиатов, кроме боевого счета?

После бокала шнапса, фон Рогофф любил рассказывал про славные прусские традиции, нести свет европейской культуры на дикий Восток, чем его род занимался уже семь столетий. И про картину, висящую в его имении под Кенигсбергом — как тевтонские рыцари в сверкающей броне и белоснежных плащах с крестами рубят мечами толпу дикарей в звериных шкурах — битва при Сауле, Литва,1236 год, в которой уже сражался, один из его, Рогоффа, предков! А теперь азиатские орды снова наступают на Европу, и кто встанет на их пути, если не мы… правда, ту битву мы проиграли, зато мой предок, убивший единолично целую сотню варваров, был отмечен самим магистром и отблагодарен любовью прекрасной дамы, его племяницы, став из простых рыцарей бароном! Ты знаешь, Эрих, а ведь я просился на Остфронт, но меня не отпустили, тогда "Цеппелин" уже готовился идти в Атлантику. И я получил Рыцарский Крест за шесть сбитых "Джонни", в дополнение к Железным еще за сороковой год. А правда, что русские действительно хорошо могут летать, хоть и монголы, недаром они уже на наших границах?

Хартмана охватывал ужас, что кому-то станет известно, как в его летной книжке появились записи о победах над "иванами" под номерами 58, 59, 60 — и в итоге, Рыцарский Крест, и паническое желание оказаться где-нибудь подальше от Восточного Фронта. Слава богу, свидетелей не осталось — ведомый не вернулся, наверняка погиб, а русские точно не сообщат ничего начальству и сослуживцам. Потому Эрих избегал рассказывать подробности своего пленения, лишь то, что было записано официально, как он сражался с десятком русских истребителей, сбил троих, причем последнего уже на горящем "мессершмидте", выпрыгнул с парашютом, над русской территорией, и дикие "Kossaken" схватили его, подвергли нечеловеческим пыткам и издевательствам, а когда он бежал, убив десятерых, заочно приговорили его к самой мучительной смерти. Да, они варвары из диких степей, питаются сырым мясом и вступают в противоестественную связь друг с другом и даже со своими лошадьми, и боже упаси цивилизованному человеку попасть в из лапы!

С последним Хартманн, не подумав, немного перебрал. Вкупе с рассказом "об издевательствах", это привело к тому, что на него стали как-то странно смотреть. А однажды он услышал за спиной, "его русские, целой ротой казаков… бедняга!". Эрих тогда сделал вид, что не расслышал. Не рассказывать же, как было все на самом деле![9]

Зато воевать здесь было легко. Противником были большие и неуклюжие четырехмоторные бомбардировщики и летающие лодки, "галифаксы" и "сандерленды", пытающиеся атаковать немецкие субмарины, идущие в океан из Лориана, Сен-Назера, Бреста. Авианосец, окруженный "коробочкой" эсминцев, уходил недалеко от базы, всего пара сотен миль — однако теперь маршруты английских противолодочников оказывались в досягаемости палубных "мессершмидтов". А за "Цеппелином" выстраивался целый караван в шесть, восемь подлодок — насколько легко и приятно, в сравнении с прежними временами, когда субмарины нередко погибали прямо в Бискайском заливе, не сумев выйти в Атлантику! Эти британцы сами предупреждали о своем приближении, работа самолетного радара засекалась и пеленговалась раньше, чем англичане могли увидеть цель на индикаторе — как раз хватало, чтобы взлететь, набрать высоту, развернуться в ожидаемом направлении цели. И атака с высоты, и жалкие попытки этих жирных овечек отстреливаться из своих пукалок малого калибра, что лишь раззадоривало, не угрожая. Хартманн хорошо умел летать и стрелять, и по такой мишени не промахивался. От очереди по кабине самолет беспорядочно падал вниз, это было незрелищно, а вот от огня по моторам, когда сразу два на одном крыле выбрасывали струи дыма, какое-то время бомбардировщик шел, кренясь и дымя все сильнее, затем от него начинали отделяться фигурки, раскрывая парашюты. А если еще остался боекомплект, а новой цели не предвидится, отчего бы не попрактиковаться в стрельбе?

Он старался целиться выше, попав в купол парашюта, а не в фигурку под ним. Интересно, что чувствовали британцы, падая в море с километровой высоты, еще живые? Наверное, орали от ужаса и обделывались… как он сам тогда! Никто посторонний не знал, но Эрих не мог забыть тот липкий, мерзкий, все затапливающий страх, как он готов был лизать сапоги русским солдатам, корчась перед ними в желудочном спазме, на куске грязного брезента, в ожидании, что сейчас его будут страшно и жестоко убивать! И против этого не было никаких мер, кроме одной. Ощутить себя вершителем чужих жизней, вон тех, что болтаются под куполами прямо пред тобой, я буду жить, а они умрут, было сродни полубогу — который не может валяться в грязи под ногами низших существ. А если что-то и было, то мелкий, случайный эпизод, не стоящий воспоминаний — за который виновным будет сполна отомщено. Британцы не имели к тому отношения? Но мир так устроен, что слабый всегда платит и по чужим счетам — а вот предъявлять претензии к сильному, надо быть дураком! По крайней мере, снова попасть на Восточный фронт Хартманн категорически не хотел бы, понимая, что в другой раз ему может так не повезти.

Этот поход был каким-то странным. Сначала всем объявили, что будут стоять в базе не меньше недели, даже заказали какую-то ерунду вроде организованного посещения какого-то то ли театра, то ли варьете, а гауптман Лютц из второй эскадрильи должен был отметить именины в лучшем ресторане Бреста. И вдруг, буквально за час, всех срочно выдернули на борт… эх, Иветта, Иветта — конечно, Эрих не забывал свою Урсулу, Уш, но ведь в жизни солдата должны быть радости здесь и сейчас? Эскадра вышла ночью, курсом на юго-запад, в Бискайский залив, обычную их "зону охоты", но лодок не было, одни миноносцы, и затем они с восхода до заката болтались малым ходом почти в одном месте, зато истребители были в полной готовности, на перехват британского разведчика подняли не одного, и не пару, а целую четверку, у "Сандерленда" не было шансов — хотя самолет сбил Рогофф, Хартманн привычно уже отстрелялся по парашютистам. Затем ночью вдруг пошли на север, самым полным ходом, в каюте слышался шум механизмов, на палубе трудно было стоять. Утром всех подняли в шесть, собрали и объяснили задачу. Ожидается бой с английской эскадрой, и надлежит прикрыть с воздуха весь район, чтобы ни одна британская сволочь не могла сунуться. Дежурное звено было уже поднято на палубу, остальные самолеты заправлены и снаряжены, летчики сидели в готовности. Но на море развело волну, авианосец ощутимо качало, и взлетать пока было нельзя.

Затем впереди послышался грохот орудий. Хартманн встревожился, он знал уже, что умирать в ледяной воде очень тяжело, с другой же стороны, они не слишком отдалились от берега, горючего у "мессершмидта" должно хватить — и Эрих сам вызвался в дежурные, надеясь что если даже корабль потопят, его самолет успеют катапультировать, и курс на восток, до Франции километров восемьсот, вполне в пределах досягаемости, если по дороге не вести воздушный бой. Говорят, британцы в море страшный противник — может быть, он все же напрасно выбрал карьеру морского пилота, какой смысл в привилегиях и чинах, если к этому приложен гораздо больший шанс умереть?

Большой четырехмоторный самолет несколько раз мелькнул в небе, показавшись из облаков. Хартманн привычно подобрался, сейчас прикажут на старт — но тут же опознал "кондор". Какое-то время ничего не происходило, стрельба впереди прекратилась, и волнение стало стихать. И тут объявили, что с "кондора" видят британский авианосец, совсем близко, всего в восьмидесяти километрах, и с него уже взлетают истребители, так что выручайте!

Четверка Хартмана взлетела первой, следом должен был идти Рогофф. Быстро пробив облака, "мессершмидты" набирали высоту. Вражеские истребители, это не "сандерленды", и Эрих совершенно не желал рисковать. Сражаться в стиле Восточного фронта — набрать превосходящую высоту, и нанести удар. Это гораздо безопаснее, чем становиться в прикрытие разведчика — Хартманн хорошо знал, чем это может кончиться для прикрывающих, так что лучшая тактика обороны, это уничтожить напавшего, ну а парни с "кондора", вы уж простите, так ваша карта легла! В конце концов, навигация над морем имеет свои особенности — мог он немного заблудиться и опоздать к началу?

"Кондор" уже горел, не успев скрыться в тучах, два "сифайра" только что атаковали, другая пара прикрывала, находясь все же ниже четверки Хартмана, вышедшей на них со стороны солнца. Эрих не колебался в выборе цели, кто мог быть для него опаснее? У англичан не было шансов, они пытались сманеврировать, выйти из-под удара, но сам Хартман ударил по ведущему, вторая пара по ведомому, и вот уже две огненные кометы летят вниз. Из облаков вверх выскочила четверка Рогоффа, вторая пара британцев пожалуй могла еще нырнуть вниз, в тучи — но "кондор" еще летел, и англичане атаковали его повторно, это оказалось для разведчика смертельным. И немцы настигли их, тут и Хартман решил поучаствовать, хотя до того никогда не сражался в маневренном бою, но надо же поучиться, вдруг пригодиться, тем более такой случай, восемь против двоих? К чести англичан, они дрались до конца, и даже зацепили кого-то из четверки Рогоффа, он с дымом потянул к авианосцу — после чего Хартман тоже решил благоразумно отвалить, уступая барону честь добить последнего оставшегося британца.

Еще оставалось топливо, и больше половины боекомплекта. И по радио с "Цеппелина" поступил приказ, раз вы потеряли разведчика, так сделайте его работу. Найдите британский авианосец в таком-то квадрате! И это было уже неприятно: конечно, у англичан, в отличие от американцев, авиагруппы невелики, если на "Эссексах" может быть девяносто самолетов, то "Илластриес" несет тридцать шесть — но на борту "Цеппелина" три эскадрильи "Ме-155" и четверка "физелеров", и четверых "спитов" мы сбили, так что преимущество на нашей стороне. Значит, можно воевать!

Трех "сифайров", выскочивших из облаков в стороне, Хартманн заметил первым. И развернул на них свою четверку, британцы не бежали, а пытались пойти в лобовую, страшно, но выхода не было. Сбоку появился Рогофф, и тоже атаковал, над облаками закутился клубок, англичане оказались умелыми пилотажниками, если бы Рогофф не свалил одного в самом начале, было бы хуже, а так у них не было шансов, еще один "сифайр" полетел вниз, но и у Хартмана был сбит ведомый второй пары, последний британец нырнул все же в тучу и пропал. Рогофф сообразил связаться с "Цепом", пусть посмотрят по радиолокатору, куда пошел англичанин, хотя бы курс по планшету — северо-запад, 330. Взгляд на карту, совпадает с направлением на указанный квадрат, значит с большей вероятностью, пошел на свой авианосец, проявив разумную осторожность? Или у него была цель, лишь свалить разведчика, а задача самому доразведать место нашей эскадры не ставилась? Что ж, идем за ним!

Они пробили облака, на тысяче метров. Сразу увидели чужой авианосец, и корабли эскорта — белые полоски бурунов от полного хода, и в начале каждой из них вытянутые точки кораблей. "Сифайр" тянул к палубе, километрах в двух впереди, и правее по курсу. И четыре британца заходили слева! Но тут звено Рогоффа тоже вышло вниз сквозь облака, и англичане обнаружили, что имеют дело не с тремя немцами, а с шестью. Причем вторая тройка "мессов" была выше их и сбоку. Хартман сориентировался мгновенно, крикнув Рогоффу, прикрой, я беру того — и дал мотору форсаж. В воздухе вспухли черные облачка разрывов зенитных снарядов, это с кораблей пытались отсечь немцев от их законной добычи, но огонь был редок и неточен, стреляли с авианосца, три других корабля меньшего размера были впереди, а англичанин заходил на посадку с кормы. Расстояние быстро сокращалось, все внимание на прицеливание, этот британец садится так, словно нет никакой войны, разрыв зенитного снаряда рядом, черт, могло бы и задеть! Вот уже можно стрелять — получи! "Сифайр" клюнул носом, и нырнул в воду, чуть не долетев — эх, если бы он в палубу своего же авианосца врезался, горящий! Теперь вираж, набор высоты, и назад!

А под облаками вертелся клубок, Рогоффу было тяжело, трое против четверых, причем британцы не уступали ни выучкой, ни качеством машин. Лезть в "собачью свалку" Хартман не стал, это был категорически не его метод — а выбрав момент, когда одна из британских пар оторвалась в сторону, оказавшись совсем у воды, атаковал, плохой получился соколиный удар, с превышением метров на пятьсот, едва успел выровняться над самыми волнами. Ведомый "сифайр" загорелся и упал в воду, ведущий успел увернуться, почти — его тоже зацепило, по поведению машины было видно, что она повреждена.

— Мой! — заорал Эрих ведомым — прикройте, а этого я…

Сколько же выходит, считаем… Шестьдесят русских (Хартманн сам уже поверил в те свои победы), пять четырехмоторных "коров", и два "сифайра" в этом бою, ну сейчас будет три, куда денется? Хорошо добивать уже подбитых, они перед тобой как на расстрел — и счет идет, и риска никакого. Интересно, что думает англичанин там, в кабине, видя свою приближающуюся смерть? Как я тогда от "иванов" — а сообразит ли так же прыгать, не дожидаясь? Ну вот, то ли мотор у него сдох совсем, то ли все же сообразил — прыгает, раскрыл парашют. Сейчас я его… по куполу, как обычно, с трехсот метров в воду, будет фарш.

— Эрих, сзади!

Он бросил "месс" влево, в последнюю секунду, мимо пролетела трасса. Два последних британца висели на хвосте, а у него не было ни скорости, ни высоты. А Рогофф с напарником (еще одного из его звена все же сбили) болтается где-то вдали, не торопясь вступить в бой! Трус, унтерменш! И ничего нельзя сделать, пары секунд не хватает, не поможет все его мастерство, британцы успеют ударить раньше! Если бы не сбросил скорость, чтобы заняться парашютистом… Неужели теперь и мне придется умереть? И Хартман почувствовал, что снова не управляет своим организмом, ужас был сильнее физиологии.

Смерти не было. Ведомый, фельдфебель Нойбауэр, пытался атаковать англичанина. Но не рассчитал маневр, и самолеты столкнулись, и оба полетели вниз, выпрыгнуть никто не успел. Второй англичанин метнулся в сторону, и выскочил прямо на барона.

— Эй, засранец, смотри и учись!

И тут Хартман понял, что барон Рогофф стал его врагом, на всю жизнь. Ну недостаточно Эрих общался с пруссаками, чтобы знать, что "засранец", их распространенное ругательство, и вовсе не означает, что барон о чем-то догадался! Ненависть была такой сильной, что будь они в небе одни, Хартманн не сдержался бы, поймать самолет Рогоффа в прицел и нажать на спуск. Но рядом были ведомые, свидетели, в гестапо после не хотелось. Однако настоящий германский рыцарь обид не прощает и всегда мстит врагам! Как только представится случай…

Рогофф дожал британца в догфайте, двое на одного все же не равный бой. И вызвал по радио Хартмана.

— Засранец, ты как? Ладно, считай что ты мне ничего не должен. Давай домой, а я еще за англичанами присмотрю, горючее еще есть.

Сверившись с радиополукомпасом, Эрих положил "мессер" на курс, набирая высоту. Снова черные шапки зенитных снарядов, оказывается, он вышел почти точно на британский авианосец, плевать, вот я уже в облаках! До "Цеппелина" долетел без проблем, а вот чего стоило после посадки скрыть состояние своих штанов от персонала, это история отдельная.

Вот только радиопозывной "засранец" так и остался за Хартманом на всю его летную карьеру.

Флайт-лейтенант Майк Хенчард, и.о. командира 830-й эскадрильи Королевских ВВС, авианосец "Фьюриес". (записал М.Кеннет, для книги "Кровавая Атлантика, год сорок третий" — Лондон, 1960, альт-ист)

Паршивый все же самолет, эта "барракуда"!

По замыслу конструкторов фирмы "Фэйри", это должно быть что-то универсальное. Чуть изменили, получили тяжелый палубный истребитель "фулмар", другое изменили — фронтовой бомбардировщик "бэттл", еще что-то — "барракуда", палубный торпедоносец и пикировщик. Вышел же гибрид бульдога с носорогом, ни то, ни се, ни третье — все одинаково плохо!

"Фуллмары" уже с прошлого года с палуб исчезли — тяжелы и тихоходны. "Бэттлы" выбили еще во Франции в сороковом. А мы только получили "барракуды" вместо "суордфишей". Считалось, что раз над морем немецкие истребители встретить нельзя, то это некритично — а обследовать море с тихоходного биплана, при охоте за субмаринами, действительно куда удобнее. И взлететь "рыба-меч" может откуда угодно, что немаловажно — когда в строй стали вводить МАК-шипы. Аналогов этого класса кораблей нет и не было никогда ни в одном из флотов, типичная импровизация войны. Про эскортные авианосцы знаете, корпус и машины торгаша, только полетная палуба поверх, а в трюмах ангары и хранилища бензина и бомб? Ну а МАК, это чистый торгаш, который берет в трюмы обычный груз, несет не военный, а коммерческий флаг — но полетную палубу имеет, для нескольких самолетов, чтобы отбиться от одиночных бомберов или субмарин. А палуба тесная, короткая и узкая, и чтобы регулярно с нее работать, надо иметь склонность к суициду: рано или поздно гробанешься. Хотя до того еще КАМ-шипы были, на торгаш ставили катапульту с истребителем, бомберы появится, так в воздух, ну а после боя или тяни до берега, если есть такой в пределах досягаемости, или прыгай и надейся, что тебя успеют подобрать раньше, чем в холодной воде отдашь богу душу.

У меня хоть чин и невелик, флайт-лейтенант[10], но что в штабах бардак, это даже я видел. Сначала далеко на севере ловили непонятно кого, перекинули всех, кто как показалось, без дела. Затем выяснилось, что джерри охотятся за "Куин Мэри", и что сам Тиле выскочил из Норвегии. А половина флота ушла на Индийский океан, восстанавливать положение, это надо же, макаронникам проиграть! А штабы только что трясли, ища виноватых, еще за те апрельские события, такие шишки постов лишались — и не факт, что вновь назначенные лучше, но прежние хотя бы в курсе были, что и где. И во всей Империи такое творится, Суэц пал, япошки в Индию ворвались, итальянцы в Кению (Эфиопию и Судан уже сожрали, и хоть бы подавились!), что после будет, страшно! И немцы что-то зашевелились, в Канале днем показываться опасно, что на воде, что в небе, как в сороковом перед вторжением — по всей Южной Англии газоубежища строят, если гунны начнут как на Варшаву, химию бросать. И в Атлантике ужас, немецкие U-боты за неделю десяток транспортов потопили, возле конвоев настоящие сражения идут — но не сороковой все же, их тоже топят пачками, что раньше кончится, у немцев лодки и моряки, или у Британии транспорта?

В общем, нервы, как перед грозой. И в такой обстановке нас в море вытолкнули. "Фьюриес", одно время все думали, его окончательно из авианосцев разжаловали в авиатранспорт, из Америки самолеты возить, ан нет, принял на борт две эскадрильи торпедоносцев, нашу и 827ю, и одну эскадрилью истребителей, 801я, на "сифайрах", каждая по дюжине машин, вот и считайте — и брали, так показалось, тех, кто был под рукой. Но решили, что хватит, не потопить, так ход сбить, а после как на "Бисмарк" навалиться. Штаб так решил, ну а наше дело, сказать "есть" и исполнять.

А немцы тоже учатся. И над морем летают, и очень далеко. И их авианосец "Цеппелин", весной в Атлантике шум навел, теперь в Бресте стоит. И над Каналом замечены "мессеры" и новые "фоки" с подвесными баками — несколько раз сбрасывали израсходованные чуть ли не на скалы Дувра. И в Северном море и в Бискайском заливе стали наши патрульные самолеты пропадать, последнее радио, "атакован истребителями", вдали от берега, и все! В августе еще было, флотские решили что "Цеппелин" в море прорывается, и рванули туда эскадрой… и наткнулись на завесу из субмарин, крейсер "Бермуда" получил торпеду, едва дотащили до базы, и еще их авиация ударила, причем бомбардировщиков сопровождали "фокке-вульфы", ребята из 802й истребительной рассказывали, драка в воздухе была лютая… и еще, будто бы радисты слышали разговор по-японски, ну это уже слишком, с чего бы это джапам свои эскадрильи в Европу посылать, почудилось наверное? В общем, зона к югу от Западных Проходов, это место сейчас очень опасное, с тех пор как Испания к гуннам переметнулась. По крайней мере, поход туда точно не для нашей антикварной лоханки, а для настоящего авианосца, вроде "Индомитэйбла". Но очень уж хотелось мерзавца Тиле утопить! После того, что он с нашими творил.

Да, и командиру нашему повезло. В госпиталь попал, буквально накануне, и с чем — с аппендицитом! Вот так я и оказался "временно назначенным", надеюсь, если хорошо себя покажу, утвердят и повысят до "сквадрон лидера"[11].

А "барракуда", это действительно, не подарок! Например, есть у нее такая поганая особенность: после сброса торпеды, резко клюет носом, балансировка нарушается. Умники с фирмы "Фэйри" что-то с аэродинамикой перемудрили, с щитками на крыле. А чем это грозит торпедоносцу, если на цель заходишь над самой водой, буквально на высоте мачт корабля? Реагировать надо, как цирковому акробату, отработав ручкой и педалями, иначе разобьешься в секунду, и это в полумиле от вражеского борта, когда навстречу стреляют из всех стволов! По транспорту работать, еще куда ни шло, но по линкору, то есть плавучей зенитной батарее в полсотни, а то и всю сотню стволов всех калибров — самоубийство, не пробовал еще никто так. Вот мы и попробуем сейчас, если повезет найти.

Нашли. Мы за "Ринауном" угнаться не могли, он вперед умчался, мы следом, против волны выгребаем. И вот, с "Рина" радиограмма, я его вижу, это он! Вечер уже, да и волна, качает, но вот завтра… Короче, ясно все.

Боялся ли я, сэр? Пожалуй, что и нет. Понимали, что две дюжины "барракуд" против зенитного огня линкора — очень может быть, одну-две торпеды мы в него влепим, но что из нас вернутся не все, это наверняка. Но война, это дело такое, каждый надеялся, что не с ним, вот ему повезет — и я тоже. И если повезет выпрыгнуть, и после забраться в резиновую шлюпку, то шансы повышаются, ведь наш флот должен тоже подойти, присоединиться к охоте, увидят, подберут, и медаль дадут. Так что кто как, а я спал ночью сном праведника, чтоб не быть в бою усталым.

Утром заметили "кондор", подняли четверку истребителей. Я в центре управления, как положено, хоть и не мы летим, но надо же в курсе быть? Доклад, атакуем, разведчик горит — и тут же, атакованы "мессами"! Немецкие истребители, здесь откуда? Неужели "Цеппелин" все же вышел? Радио конечно, в штаб — а чем они помочь могут, здесь и сейчас? После я узнал, что те, кто за нами шли, были еще милях в шестистах, и за полосой шторма, ну а американцы еще дальше. И кто мог помочь нашим ребятам, что там в небе сейчас дрались? Командир, кэптен Филипп, приказал, еще четверку в воздух. Что-то случилось на взлете, один "сифайр" так в воду и рухнул, втроем ушли. Спасли ли — да вы что, сэр, представьте, на скорости в полтораста миль в час, и об воду с десяти метров? Ну а после…

Я все видел, сэр. Сначала, голос в радио, лейтенант Макгроу, все погибли, я один, возвращаюсь, и у меня гунны на хвосте! Филипп приказал, поднять последнюю, третью четверку истребителей, отсечь джерри и надрать им задницы. И наши успели взлететь, и кружились под облаками, вот Макгроу показался — эх, не надо было ему возвращаться, ведь не так далеко летал, наверняка горючее оставалось, и патроны! Хотя у "сифайров" дальность была мала, ну не подходили они для настоящего палубника, а вот "си фьюри" на которых я уже после летал… Но это уже был год сорок седьмой, и на палубы тогда уже садились реактивные, у русских и американцев. Да что там говорить, сэр! Я не знаю, отчего Макгроу решил, что в воздухе ему больше делать нечего. Хотя задание он выполнил, "кондор" свалили — но я бы на его месте, раз уж пошла такая игра, постарался бы разведать, где гуннский авианосец. Если бы топливо оставалось — но может, Макгроу благоразумно решил, что не стоит пытаться одному, если в воздухе такое, уже шестеро погибли? В любом случае, себя он не спас. Он уже выходил на посадочную глиссаду, когда из туч вывалились гунны, сначала трое, зачем еще столько же. Я еще удивился, они же всегда парами и четверками летают, четным числом? Но одна тройка связала боем наше прикрытие, а вторая погналась за Макгроу.

Мы кричали ему, уходи в сторону! Я не знаю, отчего он не реагировал — может, шок после боя, бывает такое даже с опытными пилотами иногда, ну а с молодыми, запросто. А Макгроу был из молодых, я слышал, пришел в эскадрилью в сорок втором, боевого опыта не имел — а пилотажная подготовка и реальный опыт, это очень разные вещи, ты можешь отлично уметь летать и стрелять, но быть совершенно не готовым к тому, что здесь убивают, и ты можешь завтра не вернуться. Трус просто срывается и бежит, более стойкий может "зашориться", когда делаешь что-то на автопилоте, иного не воспринимая — вот и Макгроу может быть твердил себе, вот уже посадка, я дома, еще чуть-чуть, и все позади, и просто не слышал, о чем предупреждали? Он уже выпустил закрылки, шасси и крюк — и тут немец прошил его очередью, и он упал прямо в кильватерную струю корабля.

Наши зенитки залились лаем, но это были "пом-помы", такому ветерану как наш "Фьюриес" новых "бофорсов" не полагалось. А немец, как мне показалось, даже крыльями издевательски покачал, развернулся, и вместе с двумя своими ведомыми помчался к месту воздушного боя. Он сразу не вступил, а выждал, и ударил, по одной из наших пар, одного сбил сразу, второй потянул на малой высоте — в это время, вторая пара "сифайров", свалив все же одного гунна, бросилась на выручку. Что там произошло, я не разобрал, малая высота и расстояние довольно большое, даже в оптику не видать — но после в воздухе остались лишь один наш и четыре гунна. И его закружили, причем двое работали в догфайте, а двое были рядом, готовые вмешаться, не выпустить, и ударить при случае. Такая у немцев была тактика — ну как если вы деретесь с кем-то, а рядом стоит приятель вашего врага с палкой, чтобы огреть вас по затылку в удобный момент.

А затем пара "мессов" прошла над нами, чуть левее, наплевав на зенитный огонь. По-моему, это был тот же, кто сбил Макгроу, и мне показалось, что он снова издевательски покачал крыльями, чтобы выказать свое презрение к нам. И они имели на то право: мы лишились всех истребителей! Что же здесь творится, откуда у джерри такие воздушные силы?

Дальше была очень неприятная сцена на мостике. Читая сейчас рассуждения на тему того боя, я вижу, что все дружно ругают Филиппа, за то, что он немедленно не лег на курс отхода. Хотя в тот день я слышал от него много резких слов, но готов заверить, что абсолютно не имеют основания обвинения кэптена Джорджа Филиппа, кавалера Креста "За Отличие", полученного еще в прошлую войну, в трусости, равно как и в некомпетентности! Мы не имели достоверных сведений о судьбе "Ринауна", как и приказа адмирала на отход — что было бы, если бы наши товарищи сражались там, а мы бежали, потому что сочли положение опасным для себя? "Ринаун" только что сообщил, что ведет бой, и на радиовызовы не отвечал — и если была тактическая ошибка, то не нашего командира, а адмирала, обнаружившего истинные силы противника, и не отдавшего нам приказ! Филипп потребовал от летчиков разобраться, что происходит. Но когда экипаж лейтенанта Уиттла из 827й эскадрильи стартовал, то не успел он набрать высоту, как на беззащитную на взлете "барракуду" обрушилась пара "мессеров", и расстреляли, как сидячую утку, и снова, высота была слишком мала, чтобы кто-то успел выпрыгнуть до удара об воду. Все это произошло на наших глазах, но не поколебало уверенности Филиппа, приказавшего, еще одну машину в воздух. На что я, и командир 827й дружно заявили, что это все равно что убийство, проще и дешевле вывести летчиков на палубу и поставить расстрельный взвод, результат будет тот же, у немцев очевидное господство в воздухе в этом месте и в это время, ну а "барракуда" далеко не истребитель, а вы видели какие шансы даже у "сифайров"? В ответ на это Филипп стал орать, что он все понимает, но в отличие от нас, он отвечает за судьбу корабля, и почти полутора тысяч человек экипажа на нем, а еще тех, кто на "Бирмингеме" и эсминцах — и он должен стопроцентно точно быть уверен, что не ведет сейчас их всех прямо в пасть немцам, но и не может отвернуть с курса, пока нет такой же абсолютной уверенности, что "Ринауну" не нужна наша помощь! На что я сказал, что это и есть ваш долг, кэптен, в сомнительных случаях взять ответственность на себя, и поступить так, как говорит вам ваш опыт. На что Филипп ответил, следует ли понимать, что какой-то флайт-лейтенант будет учить его, как исполнять воинский долг? И что он отстраняет меня от командования эскадрильей — а в базе по приходу домой состоится судебное разбирательство этого инцидента!

Да, сэр, случилось как на "Глориесе", когда между командиром корабля и командиром авиакрыла вышла такая же размолвка. Когда кэптен Ойли-Хьюг настаивал на ударе по берегу, а коммандер Хит отказался выполнить приказ, утверждая что его самолеты не приспособлены для таких заданий. В результате, авианосец следовал в базу, где должен был состояться суд, не приведя авиагруппу в должный порядок, ведь было время убрать с палубы оказавшиеся там сухопутные истребители и подготовить к взлету дежурную эскадрилью торпедоносцев? Но тогда немцы не имели своего авианосца в составе эскадры — я и сейчас считаю, что кэптен Филипп обязан был принять решение, под свою ответственность. Может быть, он принял бы его, будь у нас еще час. Но история не знает сослагательных наклонений.

Мне было дозволено остаться наверху. И я видел, как немцы точно так же расстреляли еще две "барракуды". И уже командир 827й язвительно спросил, закончится ли его эскадрилья на этой паре "мессов", или что-то останется тем, кто прилетит на смену, когда эти уйдут на дозаправку? На что Филипп заорал "молчать!" и даже топнул ногой. Видно было, что он, безусловно храбрый человек, боится принять ответственное решение, не располагая информацией. И "Фьюриес" шел прежним курсом… на что надеялся несчастный Филипп? Что "Ринаун" вдруг выйдет на связь, или эскадра "Кинг Эдварда" на подходе? И я не могу его винить — потому что сам страстно ждал и надеялся на то же самое.

Время шло. Периодически в облаках мелькали силуэты "мессершмиттов", не знаю, та ли это была пара, или они менялись, вероятнее второе, сколько топлива должно остаться у них баках? И тут доклад по радио с эсминцев впереди — большие корабли идут навстречу. "Ринаун"? Нет, их трое, поодаль еще один. Сейчас я знаю, что это были "Ришелье" (или "Фридрих", как переименовали его немцы), и все те же "Шарнхорст" и "Гнейзенау", повторялась история, случившаяся в Норвежском море в сороковом. Тогда, из экипажа "Глориеса", 1245 человек (почти как у нас) спаслось всего сорок четыре, и еще трое с эсминцев сопровождения.

Отмечу лишь перемену с кэптеном Филиппом. При всей опасности, обстановка прояснилась — и не было больше сомнений. Теперь это снова был абсолютно спокойный, уверенный в себе, британский офицер, его приказы были точны и безошибочны. Авианосцу поворачивать на северо-восток и уходить самым полным, "Бирмингему" прикрыть дымовой завесой, эсминцам выйти в торпедную атаку, прикрыть отход. Хотя не знаю, может и правы те, кто считали, лучше следовало оставить эсминцы при себе, также как дымзавесчиков, и угрожать торпедной атакой уже из-за дыма?

Я не видел, что происходило за кормой. Читал мемуары, и немногих спасшихся, и самих немцев, как они с восьмидесяти кабельтовых накрыли "Пенн" и "Петард", первый был расстрелян "Шарнхорстом" почти сразу, одиннадцатидюймовый снаряд в машину, затем добивание, по второму стрелял "Зейдлиц", и гораздо хуже, из двенадцати выпущенных снарядов попал одним, зато разворотил эсминцу всю носовую оконечность, отчего тот почти потерял ход — и "Ришелье" подключился, нанеся удар милосердия, от двух его снарядов "Петард" затонул мгновенно (что любопытно число спасенных в точности повторило тот эпизод с "Ардентом" и "Акастой", всего три человека, двое и один, с разных кораблей). Но мы не видели, потому что "Бирмингем", отчаянно пытался нас прикрыть, описывал за нашей кормой зигзаг, ставя дымовую завесу. И он еще стрелял, и даже попал в "Зейдлиц", без особых последствий, зато в него, в те минуты, когда он был виден, вцеплялись залпами и "Зейдлиц", и "Шарнгорст". Я видел, как на крейсере сверкали вспышки взрывов, и летели обломки, от надстройки, от трубы, от кормового мостика, как рухнула мачта, как поднялось пламя над его носовыми башнями, а затем и над третьей, как он сам накренился на борт, теряя ход, а четвертая башня, кормовая нижняя, еще стреляла, а затем "Бирмингем" опрокинулся через правый борт и исчез под водой. Кажется, последние выстрелы по крейсеру, уже не имеющему возможности сопротивляться, сделал "Ришелье", уж очень сильные взрывы там были — хотя может быть, рвался боезапас. Ну а после, насколько можно было различить в бинокль, флагман Тиле прошел прямо по тому месту, где затонул "Бирмингем" — да, я с охотой подпишусь под любым свидетельством, что этот палач и садист Тиле и тут рубил спасавшихся винтами, ведь из всей команды крейсера, восьмисот с лишним человек, не выжил никто!

Мы убегали по курсу 40, а немцы нас догоняли, уже можно было различить их на горизонте невооруженным глазом! Три линкора и тяжелый крейсер, против нас, плавучей керосинки почти без брони, с несколькими пушечками зенитного калибра! Но смею заверить, на борту не было ни малейших признаков падения боевого духа, каждый готов был выполнить свой долг до конца! К тому же все помнили, как этот мерзавец Тиле поступил с экипажем сдавшейся "Айовы". И наше британское упрямство было, хотя все понимали, сейчас расстреляют нас, как у стенки, и дальше пойдут.

И тогда кэптен Филипп приказал готовить к стрельбе торпедные аппараты. Да, мы были таким уникумом, чтобы на авианосце, и два подводных торпедных аппарата, остались еще с тех времен, когда "Фьюриес" числился линейным крейсером. А сам командир на несколько минут оставил мостик, и вернулся уже в парадной форме со всеми наградами. А немцы приблизились еще, но отчего-то не стреляли. До них было уже наверное, миль пять, до головного, "Эйгена", за ним, чуть правее, "Шарнхорст", и еще позади "Ришелье" и "Гнейзенау", а их авианосец мы так и не видели. Но "мессы" над нами крутились, причем не пара, а больше, в облаках мелькали — наверное, ожидали, что мы будем выпускать торпедоносцы, единственный наш шанс. Так ведь мало того, что истребители, и зенитки трех линкоров, нам еще и развернуться надо было, ветер с северо-запада, а мы убегали на северо-восток, как я сказал, а надо было развернуться, чтобы носом против ветра, или хотя бы с острых носовых углов, тогда лишь "барракуда" с торпедой могла с нашей палубы взлететь. Тут немцы дали первый залп, лег у нас перед носом — тогда Филипп приказал, лево на борт, я уже подумал, что все же решился, и хотел просить его позволить мне сесть за штурвал, лучше уж так помереть, чем просто под снарядами, без малейшего шанса ответить. Но джерри больше не стреляли, а "Зейдлиц" стал сигналить, предлагаю сдать ваш корабль, в противном случае никого спасать не будем. При капитуляции жизнь обещаем, чтобы трофей до базы довести.

А до Бреста чуть больше трехсот миль. То есть, довести нас туда могут вполне реально. Погано конечно, представить наш "Фьюриез", самый первый британский авианосец, под немецким флагом… Мы последние остались, из авианосцев довоенной постройки — "Корейджес" погиб в сентябре тридцать девятого, "Глориес" в сороковом у Норвегии, "Арк Роял" и "Игл" в сорок первом в Средиземном море, "Гермес" японцы у Цейлона потопили. Но ведь если откажемся, этот палач Тиле всех в воде расстреляет, тысячу триста человек. В ту войну все же честнее и милосерднее было — тонущих спасали. Значит правда была в том русском кино, что для настоящего немецкого фашиста, все не немцы это дикари, как для нас негры из какого-нибудь Занзибара? И поступят с нами точно так же…

А кэптен Филипп приказывает — ответить, "ваш сигнал принят но не понят". Дистанция до "Зейдлица"? Уже три мили. Торпедный аппарат, левый борт, пли! Машины стоп, экипажу оставить корабль, и открыть кингстоны. Это он правильно приказал, еще до того, как немцы стали бы нас расстреливать, у нас полные трюма бензина и бомб. И не ждали немцы, что авианосец по линкорам может торпедами стрелять — есть надежда, что на субмарину подумают. А значит, близко подойти к этому месту не решатся, и вообще здесь не задержатся. А наша эскадра должна подойти, так что спасут — не корабль, так хоть экипаж уцелеет.

Сам он так на мостике и остался. Пока мы все в шлюпки и на плотики. Почти успели — когда немцы открыли огонь. Причем стрелял не "Зейдлиц" а "Ришелье", так как мы без хода, то накрыли нас почти сразу. Авианосец горел и кренился, мы спешили отгрести в сторону, я командира на мостике видел, он все стоял и честь нам отдавал, а после взрыв попавшего снаряда, и всей надстройки-"острова" нет, только пламя вверх рвется. А мы — что нам еще делать, отгребли, ждем. А гунны, когда уже "Фьюриес" затонул, стреляли по нам — нет, не из главного калибра, из шестидюймовых, как флотские сказали. Но в подлодку похоже поверили, или спешили — к нам ближе чем на пару миль не приближались, только стреляли, мимо проходя на восток. Выпустили снарядов, наверное, с полсотни. Но едва ли не больше убитых у нас было, когда "мессы" на нас в атаку заходили, по шлюпкам целились, там почти никто не спасся — лишь те, кто на плотиках, и в стороны успел.

А на следующий день нас подобрали. Почти восемьсот человек спаслось. Филиппа только жаль, и зачем он на корабле остался? Если бы не его выдумка с торпедой, порубили бы нас всех винтами, расстреляли бы накоротке из пулеметов, да еще подманили бы акул. Хороший был командир — и отчего такие в первую очередь погибают?

После боя. На мостике линкора "Фридрих дер Гроссе" (бывший "Ришелье")

Адмирал Тиле был зол. Очень зол. Невероятно зол.

Потому что высшие тайны Рейха, это как провод высокого напряжения. Если прикоснулся — сгоришь, чуть что-то пойдет не так. И даже неважно, истинной была тайна или мнимой — достаточно того, что сам рейхсфюрер в нее верил. И как он поступит с обманувшим его ожидания, не надо было гадать — довольно было вспомнить судьбу несчастного гросс-адмирала Редера.

Тиле верил, и даже знал, что "Полярный Ужас" существует. Но отчего рейхсфюрер решил, что если убить демона, русский фронт от Вислы покатится назад к Москве, и вермахт снова станет непобедим? "В материальной ипостаси, эта сущность становится уязвимой и может быть уничтожена" — как сказал этот тип из Аненербе. Гиммлер поверил, и будучи в то же время главой Ваффенмарине, взялся за дело со всей энергией. Флот не знал сейчас ограничений ни в чем — в топливе, в любом вооружении, в снабжении, в людях. Причем все вопросы решались без малейшего бюрократизма и волокиты, для чего к Тиле были прикомандированы хмурые парни от СД. У "толстого Германа" безжалостно отняли воздушные эскадры расположенные на западном французском побережье, переподчинив их даже не армии, как иногда бывало и раньше, а флоту — "рейхсмаршал, разве во Франции есть сейчас сухопутный фронт?". Все воздушные, надводные, подводные силы Еврорейха к западу от Ла-Манша и к северу от Гибралтара были сейчас сосредоточены в одних руках — Тиле. Что было гораздо более эффективным — как вообще можно было раньше воевать на море, имея люфтваффе и кригсмарине сами по себе? У русских правда, единое руководство войны на море было с самого начала, ну так они же варвары и азиаты, а у истинных арийцев свой путь — был, до недавних времен.

И вся эта эффективность, какую никогда еще не имел германский флот, была подчинена одной цели. Убейте демона. Если у вас есть озарения, герр Тиле? Вы считаете, что для того нужны жизни ста тысяч недочеловеков — демону интересны не связанные пленники на алтаре, а солдаты, умершие в бою, и на море, в родной стихии Ужаса? И тогда, или вы, герр Тиле, обретете высшую силу, или вам откроется, как демона убить? Что ж, дерзайте, вам виднее! Но не тяните, русские уже на Висле, а если завтра они ворвутся в Рейх?

Итогом же был страх. Не тот простой и понятный страх, кончить жизнь в подвале гестапо, с которого все началось — а ледяной ужас, намертво засевший внутри. Спрятанный под внешней оболочкой прежнего адмирала кригсмарине Августа Тиле, совершенно незаметный посторонним — но не дающий забыть о себе ни на миг, потому что стал уже частью личности вытесняя прежнего Тиле. Ты поклялся уничтожить меня, человечек — так взгляни, на что ты замахнулся! Это было похоже на ощущение потока, отдавшись которому, не надо было бояться больше ничего — ощущение иной, нечеловеческой силы внутри, абсолютно холодный ум, находящий самой эффективное решение, ледяное бесстрастие не ошибающейся машины, и даже время будто замедляло свой ход — возникал "взгляд полубога", словно сверху, когда и ты сам и все окружающее лишь пешки на игровой доске, подчиняющиеся твоей воле. Какие-то британцы, смешно, жалкие людишки, разве они соперники мне, почти что богу?

Нет страха, нет смерти, нет врагов — пока тебя несет потоком. Но при попытке обернуться, остановиться, взглянуть ужасу в лицо, рассудок выходил на грань помешательства. И росло понимание, что чем дальше, тем больше он сам во власти этого нечто, принадлежит ему, и выйти нельзя. Господи, и если это последствия всего лишь случайного прикосновения Полярного Ужаса к его сознанию, то каковы же те русские, которые соединились с этим целиком? Неужели тип из Аненербе был прав, считая что причиной всему чистота арийской крови, и русские, это истинные потомки древних ариев? И несчастная Германия, сама того не желая, бросила вызов подлинным сверхчеловекам, до того спавшим, а сейчас пробудившим в себе эту силу? Читая сводки с Восточного фронта, можно было в это поверить, особенно на фоне успехов германского оружия против англо-еврейских унтерменшей. И если мы действительно имеем дело с проснувшимся арийским богом — одна лишь мысль о поединке с ним вызывала у Тиле приступ паники и дрожь в коленях. А ведь сойтись в битве придется, как иначе спасти Германию, не признаться же рейхсфюреру, что он готов драться с любым числом англичан и американцев (имея поддержку демона, это совсем не страшно, лишь больше будет добычи!), но не смеет идти против русских, это будет не Рагнарек, а избиение, даже если на той стороне будет не сам Ужас, а всего лишь русский адмирал, одержимый больше него, еще более безошибочная боевая машина?

Он знал, что японцы называют это "сатори", слияние с Единым, Дао — эти слова не говорили Тиле ничего. И это состояние, достижимое не монахом в молитве, а самураем в сражении, считалось у японцев подлинным бессмертием, нирваной, но не в покое, а в действии, как на гребне волны. Но за все надо платить, и мало того, что мозг в эти мгновения работает на форсаже, на износ — идет сбой "системы управления". Да, берсерк в битве мог порвать толпу врагов, сам не получив ни одной раны — но сознание начинает именно "сверхсостояние" считать нормой и требовать еще и еще, как наркотик. И с каждым походом за грань она утончается, и наконец прорывается, рано или поздно — и тогда берсерк превращается в машину смерти, даже если находится среди своих, среди друзей, ему кажется, что вокруг одни враги. И остановиться он уже не может, пока его не убьют. Вот только трупов после будет очень много. Но об этой стороне берсеркерства обычно молчат те, кто воспевает "непобедимых бойцов севера". Викинги не знали сложных методик и медитаций — те, кто имели к этому изначальную склонность, бросали себя в измененной состояние поначалу с помощью особым образом приготовленных мухоморов, а после привыкнув, простым усилием воли, по сути же это явление было сродни алкоголизму.

Интересно что японцы имели от этого некоторую защиту. Утонченный эстетизм самураев был не прихотью, а именно якорем, стабилизатором психики, помогал не скатиться в безумие. Это трудно понять европейцам, удивляющимся японской смеси чувства прекрасного с нечеловеческой жестокостью. Не знал этого и Тиле, по европейской привычке разделять, анализировать — ну какое отношение красота может иметь к войне?

Он знал лишь одно — этот невыносимый страх внутри отступает на время, сжимается от волны страха снаружи. Тогда в Атлантике, глядя на барахтающихся в волнах унтерменшей, даже на мостике были слышны их вопли, адмирал вдруг ощутил внутри себя гармонию и покой. И радостный прилив энергии, будто эти низшие существа, умирая, отдавали ему свою жизненную силу. И ощущение себя не тварью, дрожащей перед демоном — а богом и вершителем, хотя бы для этих… А когда их наберется сто тысяч, что будет тогда? Он не знал, отчего он считает эту цифру чем-то вроде порога — но был уверен, что при ее переходе что-то произойдет. Пока, по его подсчетам, счет едва перетягивал за двадцать тысяч. Черт бы побрал этих макаронников, он должен был быть там, в Индийском океане, сразу семнадцать тысяч единиц могли бы лечь на его алтарь жертвенными барашками! Поймать бы вторую уцелевшую "королеву", или войсковой конвой! Сто тысяч — неужели за этим порогом можно стать подлинным сверхчеловеком, с которым даже полярный демон будет на равных?

"Гнейзенау"? Прости, старина Кранке, с тобой ничего не было решено, и твоя судьба была чистой удачей. Я знал лишь, что эти два корабля, "Гнейзенау" и "Зейдлиц", на Балтике совершенно не нужны, а мне могут принести пользу — и даже ваша гибель на переходе была бы лишь тактической неудачей, при том же стратегическом результате. Рейхсфюрер все же поступил мудро — или всего лишь решил позаботиться о новой игрушке? — когда приказал довооружить поврежденный линкор новыми пушками. Эти пушки, уже изготовленные для последующих "тирпицев", в сороковом хотели даже продать русским, затем поставить на батареи в проливе Скагеррак — но рейхсфюрер настоял, и решил тем самым судьбу корабля, он нужен мне здесь, в Атлантике, против англичан, пока Полярный Ужас недосягаем! Неужели Кранке тоже коснулся его воли, надо будет после расспросить — такое везение, или все же глупость англичан? Идти самым полным, огибая Британские острова по тысячемильной дуге, даже срезая угол в самом начале, пока не обнаружили, или ночью. Момент истины был, когда ты обогнул Ирландию, дальше мы уже могли тебе помочь.

Выход в море эскадры из Бреста прошел незаметно. Противовоздушную оборону главное базы Атлантического флота Ваффенмарине обеспечивала целая истребительная эскадра новейших "фокке-вульфов"! Еще была группа тяжелых истребителей Ме-410, дальних охотников над морем. И эскадрилья ночных перехватчиков Хейнкель-219, "Филин", одна из двух, имеющихся в люфтваффе, вторая в ПВО Берлина. За август и сентябрь было сбито двенадцать английских разведчиков, в том числе и скоростные "москито". "Четыреста десятые" вместе с переоборудованными в истребители Ю-88 сбивали и английские патрульные самолеты на удалении до шестисот километров от берегов, заодно обеспечивая беспрепятственный выход субмарин из Бискайского залива — а подводная опасность на атлантических коммуникациях вынуждала британцев привлекать туда дополнительные силы. А еще радиовойна, жестокий урок которой дали русские на севере. И чисто организационные, "противошпионские" меры, как было в январе сорок второго, при прорыве через Ла-Манш. И — полным ходом на запад, опасность была лишь, наскочить на английскую подлодку, но северный опыт и тут себя оправдал — стационарная акустическая система, антенные мины, и завеса субмарин-охотников, подстерегающих британские подлодки на переходе. Мальчики Деница приняли эту идею с восторгом, все безопаснее чем в океане прорывать охранение конвоя. Двух британцев нашли и потопили, после чего и их субмарины появляются здесь с большой опаской. В общем, игра стоила свеч!

По замыслу это был не больше чем розыгрыш дебюта с переводом пары фигур на другой фланг. Потопление "Ринауна" и "Фьюриеса" было не больше чем приятным довеском. И когда потопили крейсер, и Тиле приказал пройти по самой гуще спасающихся на плотиках и вплавь, затягивая под винты, он испытал такое же торжество, как тогда в Атлантике, буквально физически ощущая, как сам становится сильнее! Жаль, что их было мало, а до "Ринауна" не дошли, Кранке успел расправиться с эти корытом раньше — и тут "кондор" обнаружил британский авианосец меньше чем в полусотне миль. Жалкие людишки — ему смешно было смотреть на озабоченные, и даже испуганные физиономии на мостике "Фридриха". А для него, почти юберменьша, все было ясно. Уходить нельзя, мы все равно не успеем выйти за радиус действия его палубной авиации. Вызвать с берега ударные силы люфтваффе — а вы помните, как даже на учениях они дважды ошибочно "атаковали" своих? Британец, по докладам летчиков, сам идет навстречу — отлично, значит мы имеем шанс!

Ну не доверял Тиле немецкой ударной авиации, лично наблюдая за ее действиями. А вот истребителей весьма ценил, как защиту от бомберов и торпедоносцев врага. Потому ангар "Цеппелина" и был сейчас набит истребителями, в поход взяли и запасные эскадрильи, а палубные Ю-87Е оставили в Бресте. Хотя будь в ваффенмарине корабли, подобные американским "эссексам", вместимостью в девяносто, а по последним данным, и в полную сотню машин?

Все вышло, как он задумал, эскорт авианосца, легкий крейсер и два эсминца, расстреляли как на учениях — и он, всемогущий Тиле, снова успел "взять их души", как назвал эту процедуру. Авианосец удирал на восток, и можно было позволить затянуть потеху, Брест был в той же стороне, лишь правее. Они догоняли, британец явно не мог уйти — надо для проформы, предложить ему сдаться, а затем поступить, как должно! Но англичанин поступил неправильно, он остановился посреди моря, и с "Зейдлица" отсигналили — видим, как экипаж оставляет корабль. Унтерменши так напугались, что даже не стали ждать, когда их потопят — ничего, это все равно их не спасет, потому что для него гораздо ценнее даже не потопление этого старого корыта, согласно справочнику, постройки 1916 года, а увеличение своего счета еще на тысячу триста единиц! Пройти по этому стаду, расстреливая тех, кого не затянет под винты, и надо приказать коку подготовить котел с помоями, для привлечения акул — уже как традиция сложилась, хотя акулы и так спешат на кровь раненых в воде, но и добавка не помешает, кок на "Шарнгорсте" уже хорошо знал эту привычку своего адмирала, а здесь, на "Фридрихе", пусть учатся и смотрят на беспомощных унтерменшей, тонущих совсем рядом. И кинооператор здесь же — что ж, снимай картину торжества арийского духа!

Еще одно сообщение с "Зейдлица", резко отвернувшего в сторону, торпеда, пеленг от меня 60! Черт принес британскую субмарину! Хотя, по справочнику, на этом антикварном корыте (авианосце!) числятся торпедные аппараты? Нет, будь сам Тиле на мостике этого "Фьюриеса" (хотя не оказался бы я там — демон бы вовремя подсказал, как такого избежать), он бы тогда сделал иначе: поднял бы белый флаг, и постарался бы максимально сблизиться, даже борт к борту стать, чтобы бить наверняка. А английская подлодка в этих водах весьма вероятна — как плохо, что эсминцев нет (лишь "эльбинги", Т-23, Т-24, Т-26, Т-27 в охранении "Цеппелина"). Так рискнуть, ради истребления "жертвенных барашков" в воде, или все же не стоит?

Он привычно вошел в состояние потока. В голове была та же звенящая пустота, из которой вдруг всплывала верная мысль — но ответа не было! И это было страшно, неужели демон все понял? Если он не даст набрать сто тысяч жертв, а сожрет его, со всем накопленным, раньше? Вот значит как выглядит, продать душу дьяволу — сначала, пользуясь его силой, забирать жизни и души от других, быть победителем, идти к успеху. А затем тот, кто дал тебе взаймы, проглотит тебя, со всем накопленным, с прибылью вернув свое. Мефистофель в сравнении с этим, это добрый рождественский дед, не лишенным человечности — когда это, из глубины, придет за своей собственностью, спаси господь мою душу!

И ведь спастись не удастся. Поток захватил уже и несет, с каждой победой разрушая сознание. И если попробовать остановиться, этот же поток безжалостно сомнет, растерзает в прах — даже умереть, оставшись обычным человеком, уже не позволит проклятый демон! А русские, они тоже будут после расплачиваться? Или им удалось как-то заставить демона служить себе?

Невыносимо хотелось кого-то убить. Тиле отдал приказ — и пятнадцатидюймовые снаряды главного калибра обрушились на обреченный авианосец. А после вся эскадра прошла мимо, держась на удалении, переменным курсом (помня о возможной атаке субмарины), но обстреливая залпами то место, где в волнах мелькали шлюпки и плоты — никакого зверства, всего лишь артиллерийское учение, по плавающим обломкам. А после, по приказу адмирала, палубные истребители, до того барражирующие над авианосцем, выпустили весь боезапас по уцелевшим шлюпкам. И Тиле, представляя кровь, текущую там рекой, снов ощутил покой, хотя в меньшей степени, чем если бы видел своими глазами.

Ведь мир так устроен, что слабый, это всегда унтерменш, который во всем виноват?

Над морем по пути к Бресту. 9 октября 1943

Беги негр, беги…

Джимми уже третью ночь видел один и тот же сон. Как он задыхаясь, изо всех сил бежит по каким-то коридорам и лестницам, а за ним не спеша идет белый, с пистолетом в руке, но отчего-то всякий раз оказывается прямо за спиной. Поднимает ствол, ухмыляясь, и за миг до выстрела Джимми каким-то чудом успевает нырнуть за угол, или захлопнуть за собой дверь, и снова бежать, так что сердце готово выпрыгнуть из груди, а липкий пот заливает глаза — а неспешные шаги позади все ближе, и он знает, что если обернется, проклятый белый снова будет за спиной нацеливать в него свой пистолет. И вот дальше бежать некуда, тупик, и страх, что сейчас умрешь — и в этот момент Джимми просыпался.

То же было и в последний раз. До того, как Джимми снова оказался прижатым к стенке — это неправда, что неграм все равно, жить или умирать. Бежать было некуда, и оружия не было, тогда Джимми шагнул вперед и ударил белого в лицо, так, как умел когда-то бить в уличных драках, квартал на квартал. Он ударил хорошо, успев увидеть, как вмялся нос белого убийцы, брызнула кровь — и тут белый успел нажать на спуск, Джимми ощутило удар, боль, и проснулся.

— Подъем! — орал Уокер, грубо спихивая Джимми с койки — вставай, ниггер, солнце уже высоко.

Капитан Уокер был редкой сволочью. Единственный белый в их эскадрилье — для проверки боеспособности, задание совсем не почетное для белого и офицера. Говорили, что эту миссию ему дали в наказание, и что там вообще пахло трибуналом, но будто бы у Уокера есть кто-то в большом штабе. Джимми был для него кем-то вроде "козла отпущения", на котором можно сорвать собственную злость. С каким удовольствием Джимми в ответ угостил бы его боксом, как того проклятого белого из сна, но было нельзя. Если Уокер напишет рапорт, Джимми без колебаний вышвырнут вон. А ведь одному богу известно, сколько стоило негру попасть на базу Таскиги, где формировалась 332я истребительная, как он старался там чему-то научиться, чтобы по окончании войны вернуться уважаемым человеком, к которому обращаются "мистер..", а не "эй, ты, ниггер!". Так что, придется терпеть. Ведь негру не привыкать к оскорблениям и даже зуботычинам?

Что надо, чтобы выбиться в люди? Сходить на войну с плохим парнем Гитлером, так же как когда-то лавочник мистер Кэттл нанимал банду парней с крепкими кулаками, чтобы разобраться с конкурентом, и платил каждому по десять долларов, на которые можно было недурно прожить целых два дня, за две минуты "работы", если не попадешься полиции. Здесь же стандартный контракт на пятьдесят боевых вылетов — чтобы после, если повезет, вернуться домой "мистером" с медалью за храбрость.

Самолеты были так себе. Наверху сочли, что "тандерболты" и "лайтнинги" слишком хороши для негров. Эти Р-40, "уорхоки" и еще более старые "киттихоки", переданные англичанам еще весной, так и не попали в Египет, лежали в ящиках полгода, затем британцы пожертвовали их назад дяде Сэму, специально для "черной" эскадрильи. Джимми же повезло выбрать себе истребитель особо, такой же "киттихок", но вот раскраска — парни просто отпали, как увидели! Этот самолет одалживали киношники для съемок чего-то в подражание нашумевшему "Индиане Джонсу", недавно вернули, а назад перекрасить руки не дошли. Зато мотор механики успели перебрать и проверить, тянет как зверь, так что скорость будет даже больше, это ведь облегченная модель, "Эль", только четыре ствола вместо шести, запас топлива чуть уменьшен, кое-какое оборудование снято. Но Джимми был доволен, что у него самая яркая машина из всех — самая крутая и быстрая.

Из обучения в Таскиги он крепко усвоил, что главное для него, это держаться за хвост ведущего, "оторвешься, сразу убьют" — и очень старался научиться именно этому, и у него получалось. И потому сам вызвался ведомым к Уокеру, хоть тот был и сволочью, но в отличие от черных парней, имел на счету, по слухам, больше десятка боевых вылетов и даже одного сбитого ганса — а оттого Джимми надеялся, что его ведущий в бою разберет, куда им лететь, ну а он всего лишь будет делать то же самое, вцепившись в его хвост.

Взлетали на рассвете, эскадрилья за эскадрильей. И сколько можно было видеть, не одна их авиагруппа[12], а масса самолетов, истребители и бомбардировщики, как в "Американской воздушной мощи" Диснея, которую Джимми смотрел в клубе неделю назад. И эта мощь, видимая сейчас реально, не на экране, вселяла уверенность, казалось что не найдется силы ее остановить.

Кого будет бомбить эта армада В-17, Джимми было без разницы. Главное, повторял он снова и снова, не потерять хвост ведущего! А если и Уокера убьют, что остается бедному негру? Ведь он умеет лишь держаться за хвост, все эти сложные схемы воздушного боя, основы тактики истребителей, прошли мимо его понимания — Джимми лишь усвоил как управлять "киттихоком", и наловчился дергать ручку так, чтобы удержаться за хвостом летящего впереди при любых его маневрах, это повторял инструктор, "сбивать просто, сынки — сядьте на хвост фрицу, и поливайте его свинцом, пока он не рухнет вниз, после ищите следующего. И упаси боже вам его упустить, потому что тогда этот фриц сядет на ваш хвост, и не промахнется". С воздушной стрельбой правда, у Джимми было не очень, не было практики, но он надеялся что справится — всего лишь поймать цель вот в это кольцо и нажать на спуск.

Пока же Джимми нашел развлечение, смотреть через прицел на самолет Уокера, считая, пока метка на месте, он летит правильно. Лишь из-за этого он не пропустил, когда впереди летящий "уорхок" метнулся вправо. И в наушниках послышался чей-то дикий крик — "мессеры", меня атакуют! Но Джимми ничего не видел, он боялся отвести взгляд, обернуться назад — чтобы не пропустить маневр ведущего, не оторваться от него. Вокруг что-то происходило, по радио были слышны крики и брань, вот он слева! Прикройте! Я горю! Но Джимми был полностью поглощен усилиями удержаться за Уокером — вниз, влево, вверх, вираж, еще, разгон со снижением. Джимми тоже хотелось жить.

А после Уокера сбили. Его самолет вдруг, без всякой причины, выбросил сноп пламени, и волоча хвост дыма, закувыркался вниз! И тут же мимо мелькнул тощий серый силуэт "мессера", по какому-то наитию, Джимми бросил свой разрисованный "киттихок" за ним, и сел немцу на хвост, точно так же как до того держался за Уокером. Ганс рванул вниз с ускорением, это было даже не смешно, инструктор в Таскиги тоже начинал с этого, как оторваться от противника, Джимми обнаружил, что его облегченный Р-40 разгоняется не хуже немца. Увидев, что ему не оторваться, гунн полез на вертикаль, затем начал крутить пилотаж, узнав названия фигур которого Джимми бы удивился, он знал всего лишь, что ручкой и педалями надо сделать вот так, чтобы самолет выполнил вот это — и недаром инструктор так гонял его в школе! Пока Джимми удавалось, не потерять хвост врага.

Затем он вспомнил про прицел. Поймав вертящийся впереди "мессер", нажал на спуск, трасса прошла сбоку. Кажется, до того на прицеле надо было что-то выставить? А наплевать, подойдем поближе!

Негру тоже очень хочется жить. И он твердо помнил слова инструктора — потеряешь хвост впереди летящего, ты покойник. А если впереди враг, то тем более, потому что тогда уже он зайдет тебе в хвост.

То же место, то же время

Эриху Хартману тоже в эту ночь снился идиотский сон. Как будто он ведет бой с русскими Лагг-3, но очереди пушек и пулеметов его "мессершмитта" пропадают в противниках словно в пустоте. А потом остроносые деревяшки разворачивались, нагло ухмылялись во весь воздухозаборник радиаторов, и скупыми очередями начинали разносить его самолет. Эрих проснулся в холодном поту, сердце стучало, как после боя. Не надо было вчера читать и слушать всякую чертовщину, вот приснится же такое?

Что творилось в Бресте, после того как они вернулись после того сражения! Даже рядовому составу было очевидно, что британцы постараются страшно отомстить, а их аэродромы в Корнуолле совсем рядом, не только бомбардировщики, истребители долетят! Эрих думал, что эскадра поспешит уйти куда подальше, но очевидно адмирал решил иначе — вся военно-морская база и аэродромный узел напоминали растревоженный улей. Прибыли еще четыре группы "Ме-109", по сути целая эскадра, и еще зенитные батареи. Город и окрестности кишели патрулями, с радиопеленгаторами и собаками, ловили "английских шпионов". Над кораблями и береговыми объектами натягивали маскировочные сети, на пустыре за городом спешно согнанные восточные рабочие и солдаты инженерного батальона срочно сооружали что-то непонятное, очевидно, ложные цели. Авиагруппу "Цеппелина" спешно перебазировали на берег, чему Хартман был лишь рад, все же ненадежное место корабль, может утонуть или сгореть. Все готовились, зная, что англичане придут. И вот, случилось.

Все было обговорено и утверждено заранее. Как только с "вюрцбургов" доложили, что радиометристы видят цель, первыми на взлет пошли бывшие палубные Ме-155, привыкшие летать над морем. И Хартман был этому рад, ведь предполагалось, что они атакуют именно в его привычном стиле, внезапный удар, причем именно по истребителям эскорта, и сразу выход из боя. Целью было растрепать, раздергать прикрытие, нанести хоть какие-то потери, а главное, заставить их врубить моторы с крейсерского, экономичного, на боевой режим, когда топливо расходуется быстрее в разы. Вторым эшелоном, уже ближе к базе, были группы Ме-109, задачей которых также было завязать с истребителями драку, заставить выходить из боя по остатку топлива. И лишь третьим эшелоном шли "фокке-вульфы", нацеленные уже на бомбардировщики, ну и на их эскорт, если таковой еще будет. Над самым городом и портом должны работать "девуатины", ведь французы будут защищать хотя бы свой дом? Ну и преследовать отходящего врага пойдут тяжелые Ме-410, а также все, у кого еще останутся боеприпасы и бензин. План выглядел разумным и имел все шансы на успех, четыре сотни истребителей, считая французов — правда, теоретически англичане с американцами могли собрать больше, но вряд ли намного, и им предстояло драться вдали от своей базы, над чужой территорией, когда любое повреждение чревато тем, что ты не дотянешь назад, и все время надо смотреть на бензиномер, а как немцы обращаются с неарийскими пленными, все уже знали, места вроде Дахау и Майданека если не филиал ада на земле, то очень к тому близко, попадать в плен категорически не хотелось.

Все было как в лучшие времена на Восточном фронте, атака со стороны солнца, и клич "хорридо!" — в первый раз ударили всей эскадрильей, и не меньше полудюжины британцев или янки посыпались вниз с пламенем и дымом. Удачно оторвались, а ну-ка еще раз, с другой стороны — свой строй тоже распался, дрались четверками и парами. Противником были "киттихоки", ребята прошедшие Африку рассказывали, что для "густава" это не противник, так что шла азартная игра… Затем сверху свалились "тандерболты", с ними было похуже, эти туши оказались необычно быстрыми для своих размеров, но ниже пяти тысяч метров не слишком поворотливыми, все же бой пошел почти на равных, и Эрих решил, что пора сваливать. Где же ведомый, черт побери, неужели подбили, или оторвался? Седьмой, седьмой, ты где?

В наушниках какофония. Бой плавно переместился на противоположный фланг боевого порядка англичан. Что ж, можно уже уходить, двое сбитых неплохо, и ведомого нет, так что совесть чиста. И тут Хартман заметил еще одну цель. Две точки, двое британцев (или янки, один черт) были прямо перед ним, чуть выше, курсом от него, ну просто идеальная позиция для атаки! Быстрый взгляд по сторонам, никто не помешает, да и не успеют. Ну что ж, бью еще одного, а если повезет, то и двоих, и домой!

Ведомый каким-то чудом успел увернуться, или чисто случайно в этот момент "дал ногу", и скольжением ушел от трассы. Хартман выскочил вперед и вверх, и с переворотом на пикировании атаковал ведущего, в этот раз успешно, "хок" сразу вспыхнул и пошел к земле. А Эрих уже летел вниз, выходя из атаки, зная что его не догонят, "месс" пикирует лучше, и "киттихоку" его не достать.

Невероятно, но этот чертов янки или британец плотно сел ему на хвост! Хартман занервничал, мгновение размышляя, сейчас сбросить газ, тогда янки проскочит вперед, и окажется точно в прицеле, четвертой победой за этот бой — ну а если и он успеет сбросить, тогда будет бой на виражах, где еще неясно, кто кого? И противник Эриху не нравился, бить следует того, кто убегает, или тебя не видит, ну а если он сам гонится за тобой? К тому же в горизонтали "хок" как минимум на равных с" мессом" — нет, не стоит рисковать!

Хартман рванул истребитель вверх, пытаясь на "горке" стряхнуть противника, но там очевидно сидел мастер, с дьявольской точностью повторяя все эволюции. Странно лишь было, что поначалу он не стрелял, а лишь держался за хвост, как выполняя отработку группового пилотажа. Хартман заложил глубокий вираж, и обернулся, противник был совсем близко, в ракурсе под сорок пять. И тут Эрих почувствовал, как сердце проваливается ему в пятки, а ужас охватывает холодом — на его хвосте висел оживший кошмар из его сна!

Остроносый истребитель с красными звездами на крыльях, и в характерном "русском" камуфляже темно-зеленом с черными пятнами (у англичан был более светлый, и ближе к цвету морской волны). Рисунок на его борту был виден хуже, но Хартману показалось, он различил там красную стрелу-молнию, оскаленную морду какого-то зверя, и самое страшное, будто красную сыпь под кабиной — так русские мелкими красными звездочками обозначали число побед, да и раскрашивать свои машины неуставными рисунками, это всегда была привилегия асов, лучших из лучших, никак не рядовых пилотов! Русский ас, мастер воздушного боя, здесь, откуда — о боже, нет, ведь я не умею сражаться в маневренном бою! Отчего же он был ведомым — так наверное, англичанин знакомил гостя с театром? А в следующий миг Хартман увидел того, кто сидел в кабине, и это было еще страшнее!

Нет, теоретически Эрих знал, что бывают чернокожие люди. Но так уж вышло, никогда не встречался с ними. И в голову пришла совсем другая мысль — что слышал он и сам иногда, еще на русском фронте, что говорили в экипаже "Цеппелина", что рассказывал ему вчера в кабаке какой-то пехотный гауптман, воевавший с русскими под Петербургом. Русские поставили на службу нечисть, сверхбойцов, встретив их, нельзя остаться живыми. Они обычно приходят ночью, но могут и днем, у них клыки как у диких зверей, и черные лица. Нет, Хартман был человеком двадцатого века, технически образованным пилотом истребителя. Но если даже лектор из Аненербе, приезжавший в Брест месяц назад, всерьез говорил об истинно арийских корнях исчезнувших цивилизаций, о затонувших континентах, где жили сверхлюди, могущие летать по воздуху, поражать взглядом, и еще многое другое — и от которых произошли подлинные арийцы, утратившие сверхспособности, смешав свою кровь с низшими расами? И надо же было от нечего делать прочесть купленную в Париже книжонку какого-то Роберта Говарда о Конане из Хайбории — где был изображен мир, до ужаса похожий на то, о чем утверждает Аненербе? А широко известные фото из журнала, который, несмотря на запрет, можно было купить из-под полы даже в Берлине — фюрер жмет руку солдату Ваффен СС, низкорослому, щуплому и чернявому, и рядом кадр, двое русских у своего танка, оба двухметровые широкоплечие блондины, а позади поле, заставленное сгоревшим немецким железом, и подпись, так может русские и есть подлинные арийцы, кто сейчас больше непобедим? И разговоры офицеров бывшей Арктической эскадры, что "мы разбудили демона, или арийское божество, решившее вмешаться в войну на стороне русских". И появление у русских столь же одержимых и непобедимых воздушных бойцов, о которых особо оповещается по радио, как например "ахтунг, в воздухе Покрышкин" — чтобы такие охотники как Хартман был там, могли немедленно удирать в безопасное место, молясь не встретить в воздухе одного из таких русских дьяволов, потому что никто из тех, кому не повезло им попасться, не остался в живых?

Все это пронеслось в мозгу у Эриха в долю секунды. Слухи, бред — но вот же он, на хвосте, русский сверх-ас, одержимый и непобедимый — и сейчас будет его, Хартмана, убивать! И тут русский начал стрелять, и это было еще страшнее, очереди сначала в стороне, затем ближе, ближе, он играл с Хартманом, как кошка с пойманной мышью — нет сомнения, что с такой техникой пилотажа ему не стоило прикончить жертву десятком патронов, но он хотел помучить Эриха, показать что сопротивление безнадежно, сломить его волю, в точности так, как сам бы Хартман поступил с противником, многократно слабее себя. Ужас стал запредельным, вот трасса прямо над кабиной, сейчас игра будет закончена, о нет! Хартман представил, как "мессершмитт" превращается в факел, в огненный шар, и как тогда под Орлом ощутил, что не управляет своим организмом. И как тогда, он перевернул самолет на спину, сбрасывая фонарь, и вылетел вниз, едва успев раскрыть парашют, высота была метров пятьсот. Хорошо что в комплект палубных истребителей входила надувная лодка — хотя от купания тоже есть польза, касаемо очистки штанов.

А после, качаясь на волнах, он испытал дикий восторг, что обманул смерть, оставшись жив. Сон не сбылся, и теперь демон, которому он заглянул в глаза, придет к другому. Ну а он, если еще раз увидит или предчувствует подобное, просто постарается в этот день не летать вовсе, под любым предлогом. Ведь истинный рыцарь Рейха не должен проигрывать никогда?

* * *

А Джимми в эти минуты (или чуть позже), чувствовал то же самое, сидя в спасательном отсеке "каталины". Не зная, сколько раз ему повезло в этом бою — в первый раз, когда он чисто машинально, услышав в наушниках крик "мессеры", дал форсаж, второй, когда сумел удержаться за Хартманом в первые секунды, в третий, что Хартману от перегрузки белая звезда на крыле Джимми показалась красной, такой же как на втором крыле[13]. В четвертый раз Джимми повезло, что немец, запаниковав, выпрыгнул — всего через несколько секунд мотор "киттихока" стал давать перебои, не рассчитанный к работе на форсаже долгое время, лишь тогда Джимми догадался взглянуть на датчик температуры и сбросить газ. Он искренне был уверен, что попал в немца, иначе с чего бы ему прыгать? В пятый раз ему повезло, что мотор все же продержался какое-то время, и разрисованный "киттихок" упал в море, не долетев до английского берега какие-то полсотни миль. А еще ему повезло не потерять сознание при ударе, и что машина затонула не сразу, и фонарь не заклинило, и резиновая лодка раскрылась. И наконец повезло, что его заметили с патрульной "каталины", собирающей подбитых, кто так же как он не дотянул до дома.

— Нигер! — сказал командир экипажа — ладно, залезай. Но уж не обижайся, если еще придется садиться за кем-то, тебя попрошу сойти, у меня все забито, людей некуда брать. Много наших сегодня в море попадало.

Но Джимми знал, что ему повезет. Ведь он победил свой страх, свою смерть? И теперь она придет за кем-то другим, не за Джимми. Он протиснулся на указанное место, ступая по чьим-то ногам, закрыл глаза, и уснул, спокойным сном уставшего человека.

Над Брестом. Ночь на 10 октября 1943

Между обычным (дневным) и ночным истребителем общее лишь название.

Воздушный бой днем похож на фехтовальный поединок. Быстрые резкие маневры, на пределе физических возможностей, уход с линии атаки, молниеносный удар, разрыв дистанции и контакта с одним противником, сразу переход на другого. Это "догфайт", "собачья свалка", маневренный бой. В люфтваффе им владели, но не очень любили, предпочитая удар с вертикали, "бум-зум", атака с высоты по обнаруженной (но пока не видящей тебя) цели, и сразу же снова вверх на высоту, или отрыв на форсаже. Что часто позволяло нанести противнику безнаказанные потери, но категорически не годилось там, где надо "встать насмерть", не пропуская бомбардировщиков к прикрываемому объекту, или чужие истребители к своим бомбардировщикам.

Ночной же перехват больше похож на рыбную ловлю. Терпение, внимание, расчет — и резкая подсечка в точно выбранный момент! Если говорить об именно настоящей темной ночи, а не о сумерках, белой ночи севера, или свете полной луны, когда цели в воздухе еще можно различить невооруженным глазом, на относительно большом расстоянии. Это имеет значение, поскольку тогда на выполнение задания можно послать "дневных" летчиков, темнота же требует особых самолетов и специально подготовленные экипажи.

Пилот и радиометрист "Филина", летящего сейчас над морем северо-восточнее Бреста были как раз такими, подготовленными. Хейнкель-219 совсем не был похож на истребитель, двухмоторный самолет весом пятнадцать тонн, в полтора раза тяжелее и заметно крупнее, чем стандартный бомбардировщик люфтваффе Юнкерс-88. Но почти вдвое более мощные моторы и "вылизанная" аэродинамика позволяли ночному охотнику разгоняться до скорости истребителя Ме-109. А оружием "Филина", в дополнение к шести пушкам, смотрящим вперед, залп которых мог развалить в воздухе "летающую крепость", были бортовой радар и теплопеленгатор, работать с которыми должен был оператор, не занятый управлением самолетом. Стрелка не было, как и кормовой огневой установки — считалось, что в своем воздушном пространстве, подобных вражеских охотников быть не может. Зато был радиолокационный ответчик-автомат — чтобы не попасть в прицел другому "Филину".

Есть цель! Осторожно, даже не дыша, оператор выводил отметку в центр экрана. Локатор давал множество ложных засечек, англичане додумались сбрасывать огромное количество полосок металлической фольги, но пока еще не нашли, как обмануть инфракрасную трубку. Однако так можно было получить лишь пеленг, не расстояние — и оператор пытался сейчас "привязать" тепловую отметку к одной из засеченных радаром. Дистанция была важна, не только затем, чтобы не столкнуться с целью, но и чтобы по изменению определить ее курс. Атаковать на сходящихся, лоб в лоб, ночью было просто опасно, при атаке сбоку цель трудно было удержать в прицельном конусе поля зрения теплопеленгатора системы "Шпаннер-анлаге", наиболее удобным ракурсом для атаки считалось зайти с хвоста.

Потому пилот, подчиняющийся сейчас командам оператора, должен был рассчитать маневр сближения, выводя самолет вслепую, по приборам. Даже у опытного "дневного" летчика при полете ночью или в туман, без ориентиров и горизонта, легко возникают иллюзии крена, вращения, потери пространственной ориентации — и оттого первое, чему учат "ночников", верь приборам, а не вестибулярному аппарату. Чтобы выйти цели в хвост, надо было хотя бы предварительно прикинуть ее курс, не спеша и не дергая, пилоты ночных перехватчиков были скорее флегматиками, чем холериками. Пеленг… дистанция… выходим правильно, в хвост! Отметка в центре, ответчик показывает противника. Идем хорошо, так держи!

Что творилось вокруг, для пилота и оператора было глубоко безразлично. Темнота укрывала всех, изолируя их войну с этим конкретным врагом от всех остальных, никто не мог бы вмешаться, ни воспрепятствовать, ни помочь — ну если только кто-то, вывалившись сбоку, столкнется с нами, но на все удача и воля божия, надеемся, что такого не случится, небо большое, места хватит на всех. Тем более что и англичане в темноте идут не строем, а рассыпавшись поодиночке. Может быть, всего в паре километров идет еще один — завершим с этим, займемся и тем, если найдем.

Впереди мелькнул силуэт. Характерное двухкилевое оперение, толстый фюзеляж с горбом пилотской кабины, четыре мотора на широком и толстом крыле, "ланкастер", основной тип британского бомбардировщика. Вот теперь подсечка, счет пошел на доли секунды — это хорошо, что "Филин" так быстр, в отличие от "Ю-88" в варианте истребителя-ночника, британцы не успевают отреагировать, в кормовой кабине бомбардировщика дернулись счетверенные стволы пулеметов, но очередь из тридцатимиллиметровых пушек уже врезается ему в фюзеляж, и оба мотора на левом крыле выбрасывают пламя. Лейтенант Штрейб из первого звена клялся, что однажды видел, как у бомбардировщика отвалилось крыло, и какие-то секунды летело вперед, увлекаемое двумя еще работающими моторами, когда сам "ланкастер" уже опрокинулся на борт и закувыркался вниз, вращаясь как волчок. Но это уже перебор, зачем тратить снаряды, лучше приберечь для следующей жертвы. Кажется, от гибнущего бомбардировщика успевают отделиться две или три точки, над которыми распускаются парашюты — пусть падают, внизу холодное море, но французский берег близко, вряд ли британцы пошлют сюда кого-то подобрать своих. Уже второй за ночь — ищем еще!

А на юго-западе видно зарево, это горит Брест. Днем прилетели американцы, не менее пяти сотен самолетов, В-17 и "либерейторы", это не считая "тандерболтов" сопровождения. И это была славная охота — ребята из JG26 говорили, что Р-47 "тандерболт", это не истребитель, слишком тяжелый, "дубовый", еще может идти рядом с бомбардировщиками и огрызаться огнем, но совершенно не подходит для маневренного боя. Нет, поначалу, на высоте, Р-47 оказались на удивление хороши, для своих размеров и веса (семь тонн против четырех у "фокке-вульфа"), но после нескольких минут сражения они начали выходить из боя, расход топлива при такой массе тоже большой, и со снижением тянуть назад, к Англии, вот тогда и пошла потеха, тем более что кто-то в штабе додумался вынести рубеж перехвата за полсотни километров в море. Ниже пяти тысяч метров американец страшно неповоротлив, FW-190 рядом с ним… ну совсем как русский Ла-7 рядом с самим "фокке-вульфом", то есть может крутиться как хочет, так что "тандерболтам" досталось страшно. Но "крепости", сбившись строем, бешено отстреливались из всех стволов, и в большинстве дошли до цели, и сбросили бомбы — хорошо еще что успели прикрыть гавань дымом, так что бомбили вслепую. Уйти так же свободно американцам не удалось, зениток возле военного порта было столько, что в небе черно от разрывов, стреляли все калибры, от новейших 128-миллиметровых со стационарных батарей до старых французских трехдюймовок, которые тоже поставили в строй. Хотя сбитых "крепостей" было немного, поврежденными оказались больше половины, а подбитые шли уже каждый сам по себе, не в силах удерживать строй, и уже почти не было в небе американских истребителей — а те, кто еще остался рядом, будучи в явном меньшинстве не имели ни возможности, ни желания прикрыть своих подопечных. Тогда и началась бойня, к которой присоединились и Ме-410, с истребителями им связываться было опасно, а с поврежденными бомберами, отчего нет — и в отличие от "фоккеров", они имели пока еще полный боекомплект, и гораздо большую дальность, продолжили преследование и над морем. Рассказывают, что только 26я эскадра заявила о сотне сбитых бомбардировщиков и почти таком же числе "тандерболтов", даже если малость преувеличили, цифра впечатляет — а ведь еще и "сто девятые" с "четыреста десятыми" там хорошо отметились, и Ме-155 с "Цеппелина" (переведенные на берег), и даже какие-то французы на "девуатинах", да и зенитчики все же свалили хоть кого-то? Что ж, это вам, янки, достойная месть за Эссен, Вупперталь, Дюссельдорф — хотя, если верить сводке, вы и там хорошо получили? Верите, что можно выиграть войну одними бомбежками? Погодите, унтерменши, дойдет очередь и до вас, как развяжем руки на востоке! Когда у проклятых британцев закончится золото, нанимать и вооружать бесчисленные орды монголов, как заявил вчера по радио Геббельс. Когда Британия будет принуждена к миру, чему помогут победы нашего героя Тиле, сильно видать он их достал, если на Брест, куда пришла его эскадра после победного боя, бросили такую силу!

Ты только побеждай англо-еврейских недочеловеков, адмирал. А люфтваффе тебя прикроет. Ни в один корабль янки не попали, хотя Бресту досталось, в нескольких кварталах вообще ни одного целого дома, трупы возили грузовиками весь вечер, в большинстве это гражданские французы. А после по улице вели пленных американцев, тех кого солдаты вермахта успели взять в плен — кто имел несчастье попасться французам, тех забивали насмерть палками и камнями. Рассказывают, там женщина подошла, с мертвым ребенком на руках, и что-то у американского офицера спросила — тот лишь плечами пожал и на хорошем французском ответил, война, мадам, что поделать, вам не повезло, оказались не в том месте и не в то время. Так какой-то штатский француз, муж ее что ли, выхватил браунинг и выпустил пол-обоймы, трех американцев положил, и одного солдата-конвоира ранил, прежде чем его застрелили. Ну, хоть какая-то польза — после такого, во французское Сопротивление, руководимое из Лондона, верится слабо.

А мы, ночники, сидели на земле. Ну не годится наша техника и тактика для дневного боя, сближаться с целью, как мы привыкли — убьют. Но зато теперь наша время, все сидят, а мы сбиваем! Жаль что мало нас, "Филинов" всего двенадцать, еще старых Ю-88 тридцать — а англичан прилетело не меньше двух сотен. Зенитки взбесились, точно, снарядов не жалеют — ну а мы на отходе будем ловить, когда совсем растянутся, а если кто-то подбитый, так это просто подарок!

Есть цель! Пеленг… дистанция… Ну вот, следующий кандидат в мертвецы. Пока у нас еще боеприпасы есть.

Раков В.И., Крылья над морем. М, Воениздат, 1970 (альт-ист.)

21 декабря 1942 года я был назначен командиром 173го бомбардировочного полка.

Полк пришлось фактически формировать заново. Участвуя в боях на фронте с октября сорок первого на московском направлении, воюя на устаревших самолетах СБ, полк понес большие потери и в еще октябре сорок второго был выведен в тыл для пополнения. Сначала предполагалось вообще переформировать его в полк дальних истребителей, перевооружив Пе-3, затем, в связи с поступлением в войска все большего количества новых бомбардировщиков Ту-2, 173й полк оказался в списке частей, должных получить этот замечательный самолет. Я не знал еще тогда, что моя служба будет надолго связана именно с Ту-2, от начала его широкого использования на фронте, до снятия с вооружения при замене на реактивную технику. Включая весь завершающий, победный период Великой Отечественной Войны.

Первые Ту-2 имели ощутимые недостатки. При вводе в пикирование наблюдалась раскрутка винтов, прогорали выхлопные коллекторы, слабым оказалось шасси, ненадежно работали бомбосбрасыватели. Неудачной была конструкция топливной системы, допускавшей неравномерную выработку горючего из баков в крыле, что нарушало центровку и осложняло пилотирование. Плохая герметизация планера ухудшала аэродинамику. Кабины экипажа, расположение в них приборов и оборудования, были недостаточно удобны. Однако товарищи из КБ Туполева регулярно бывали в нашем и других "пионерских", как их прозвали, авиаполках, честно предупреждая, что именно для скорейшего выявления и искоренения недоработок, и учета требований боевых экипажей, было принято решение о "расширенных войсковых испытаниях". Сейчас, оглядываясь назад, могу сказать, что это было сделано правильно — ведь даже в "сыром" виде Ту-2 имел ряд преимуществ перед Пе-2 и" бостоном", не говоря уже об СБ. В то же время КБ сдержало слово, внося изменения в каждую новую серию машин, с учетом наших замечаний. И могу с уверенностью заявить, что Ту-2 выпуска июля сорок третьего года, это совсем не то, что Ту-2, вышедший с завода в январе.

Впервые 173й полк на новых самолетах пошел в бой в апреле сорок третьего, над Керченским плацдармом. Однако в начале мая, в самый разгар боев, полк был неожиданно выведен с Черного моря на Балтику, где позже участвовал в боях на Свири, над Карельским перешейком. В середине июня, когда линия Маннергейма была взломана, меня неожиданно вызвали в Москву, вместе с командирами 1го гвардейского и 51го минно-торпедных авиаполков, и 12го гвардейского бомбардировочного (этот полк еще недавно носил номер 73, до получения гвардейского знамени за бои при снятии блокады Ленинграда). Так началась история Первой гвардейской морской ударной авиадивизии, командиром которой я стал через год.

В Кремле нас принял сам товарищ Сталин. И сказал нам запомнившиеся слова. У СССР пока нет сильного военно-морского флота, потому вы, ударная морская авиация, должны стать на страже наших берегов, противовесом линейных и авианосных эскадр — это должно стать для вас предполагаемым противником. Принято решение сформировать морскую бомбардировочно-торпедоносную дивизию Резерва Ставки Главного Командования, наподобие того, как у истребителей, корпус Савицкого, решивший исход воздушного сражения над Керчью. А пока — учитесь, осваивайте новую технику и тактику.

В условиях войны даже неделя тренировок с освобождением от боевой работы равна минимум месяцу в мирное время — за счет гораздо большей интенсивности. Нам была выдана литература с грифом "сов. секретно", описание морских авианосных сражений на Тихом океане — помню, что нас еще удивило, в некоторых эпизодах были убраны даты, а в ряде случаев и названия кораблей, и даже координаты, зато весь ход битвы, тактические схемы, приводились предельно точно. Сошлись на том, что по-видимому, в штабе у американцев тоже есть люди, о которых нам лучше не знать, и далеко не факт, что между страной социализма и капиталистическим окружением не начнется завтра новая война. На то мы, люди военные, принесшие присягу, и потому обязаны выполнить любой приказ Партии и правительства. Хотя наверное, у любой страны могут быть военные планы "на всякий случай"? Нет, похоже было на то, что готовятся к чему-то всерьез.

Завершалась великая битва на Днепре. Советская Армия перешла в наступление в Белоруссии. А мы летали над Ладожским озером, отрабатывая учебно-боевые задачи. И корабли Ладожской флотилии, канонерские лодки, переделанные из грунтовозных шаланд, или просто тральщики, буксиры и какие-то невооруженные пароходики играли в наших схемах роль авианосцев, линкоров и крейсеров врага. Затем были большие учения, когда вылетали полным составом дивизии, нанося удар по "вражеской" эскадре в условном составе трех тяжелых авианосцев типа "Тайхо", двух линкоров тип "Ямато", шести крейсеров типа "Могами" и двадцати эсминцев (все это изображали те же канлодки и тральщики). После чего все дружно решили, что очень скоро придется лететь на Дальний Восток, восстанавливать историческую справедливость после Порт-Артура и Цусимы.

6 августа официально вышла из войны Финляндия. И уже 24 августа наша дивизия вместе с истребительными и штурмовыми полками авиации Балтфлота была перебазирована, согласно условиям перемирия, на финские аэродромы. В Прибалтике наши войска вышли к морю у Тукумса, отрезав в Эстонии половину войск группы армий "Север", снабжать ее немцы могли лишь по морю, в Таллин, поскольку Рига находилась слишком близко к фронту, практически под огнем нашей артиллерии. Конвои, состоящие обычно из двух-трех транспортов и пяти-шести кораблей охранения, стали главной нашей целью.

Охота на конвои велась по схеме, отлаженной на Ладоге. Цель обнаруживалась, чаще всего, с самолета радиоразведки, оснащенного РЛС, после чего вылетала ударная группа, самостоятельный поиск в Финском заливе практически не применялся. Было налажено четкое взаимодействие как с истребителями, в зависимости от обстановки или осуществляющих непосредственное прикрытие наших Ту-2, или высылающих группу "расчистки воздуха", а также со штурмовиками, подавляющими ПВО эскорта и немецкую службу воздушного наблюдения. Отдельно хочется отметить "службу спасения", одна-две летающие лодки ходили на удалении над заливом по курсу отхода домой, чтобы подобрать подбитых, не сумевших дотянуть до базы. Всего до ликвидации эстонской группировки было потоплено, по уточненным данным, 48 транспортных судов и 51 корабль охранения (тральщики тип М, "раумботы", вооруженные гражданские суда).

Немцы пытались противодействовать, как правило, увеличивая число кораблей эскорта, ставя дополнительные зенитки даже на транспорта, высылая более сильное воздушное прикрытие, и наконец, концентрируя силы, увеличивая размеры конвоев. Результатом же были их большие потери, как например 7 сентября, когда в результате удара всем составом 173го полка и двумя эскадрильями 51го торпедоносного был полностью уничтожен конвой из восьми крупных транспортов, перевозивший в Таллин части датского корпуса СС. Авиации Балтфлота удалось сорвать немецкий план эвакуации из Эстонии кадровых дивизий вермахта, на Висленский рубеж, с заменой их на датскую шваль — вместо этого фашисты должны были осуществлять "капельные" перевозки войск по маршруту Эстония — Моонзундские острова — Курляндия, неся потери, прежде всего в технике и тяжелом вооружении; Кенигсберга достигло, с задержкой на месяц, меньше половины эвакуируемых войск, нуждающихся в пополнении и переформировании. Таллин был освобожден 25 сентября, уже через четыре дня начались бои за острова Муху и Вормси — ближних к материку из Моонзундского архипелага.

Ну а Первая Ударная авиадивизия с конца сентября была привлечена к задаче блокады шведских портов, во исполнение ноты Советского Правительства, что "Шведское королевство снабжает гитлеровскую Германию товарами, имеющими исключительное значение для ее военно-экономического потенциала, как например шарикоподшипники, высокоточное промышленное оборудование и инструмент, и в то же время категорически отказывается поставлять подобные товары в СССР, саботируя заключение взаимовыгодного кредитного соглашения". Из порта Лулео нескончаемым потоком шли рудовозы, снабжая заводы Рейха высококачественной сталью, каждый третий снаряд, выпущенный немцами по советским войскам, был изготовлен из шведского железа. И терпеть это СССР больше не собирался.

С 27 сентября, как было официально заявлено, любое судно под флагом Германии или ее союзников может быть потоплено без всякого предупреждения, вне зависимости от нахождения в пределах шведских территориальных вод. Вражескими также будут считаться любые корабли, осуществляющие эскорт германских транспортов, и самолеты, пытающиеся атаковать наши самолеты и корабли. Советские сухопутные войска сосредотачивались на финско-шведской границе у Лулео. Подводные лодки и катера Балтийского флота перебазировались в порты западной Финляндии.

Мы очень хотели скорее закончить победой эту войну. И ради этого, без всяких колебаний и жалости расправиться с любым пособником немецкого фашизма.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Воронеж". Северная Атлантика, у берегов полуострова Лабрадор

Они наверху, мы внизу. Наверху шлепает винтами "Локса", американский "либертос" под нашим флагом, мы в глубине неслышно скользим. Охраняем старых знакомых — поскольку индивидуальный акустический портрет этого транспорта по чистой случайности оказался у нас записан, срисовали в марте возле Мурманска. Неужели наш Лаврентий Палыч ничего не забывает, должность такая — "опознать можете, не всплывая?". Судно опять же новое, не совсем "либерти" а более поздняя версия, "виктории", может выдать восемнадцать узлов. Так что погрузка в Нью-Йорке, и приказ нам — время выхода, время и место встречи. А у американских берегов даже под перископ всплывать, теперь возможны проблемы — там янки порядок уже навели, не то что год назад, и катера-охотники бегают стаями, этих "110-футовых" в нашей истории строили многосотенными тиражами, и только нам по ленд-лизу передали семьдесят штук, а еще "сражающейся Франции" полсотни, и еще прочим желающим, вплоть до бразильцев — и на каждом стоит "мышеловка", ранняя версия противолодочной РБУ, и сонар, так что толпой могут любую лодку запинать — и нас, если обнаружат, конечно, но ведь не обнаружат! Тихие мы очень, и на большой глубине. Всплываем под перископ лишь на время сеансов связи.

В двадцать первом веке было иначе. На глубине выстреливается буй, таща за собой к поверхности кабель. Сигнал, что антенна наверху — и в эфир на спутник выстреливается сжатый шифропакет, меньше чем за секунду. Так же принимается ответ, затем буй отделяется и тонет, а кабель быстро втягивается назад в лодку. Но нет спутников, а до береговой станции в этом режиме не достать, диапазон УКВ не подходит. Потому, ночью выставляем антенну, и также отправляем сообщение, сжатое и закодированное аппаратурой ЗАС (сколько трудов стоило обеспечить, чтобы предки могли это принимать, используя наши компы и изготовленную здесь радиоаппаратуру). Несколько секунд еще ждем ответа — поскольку у нас нет фиксированного времени, когда мы слушаем, не на глубине, то передачи с берега к нам идут ответами на наши послания. Есть, принято! Уходим на глубину, и читаем свежие новости, как сводку штаба об обстановке на театре, так и Совинформбюро.

Запеленговать и перехватить наш сигнал, теоретически можно. Хотя тоже вопрос — сейчас, когда мы сопровождаем "Локсу", скорее подумают, передатчик у нее на борту (а частоту, вступив в сопровождение транспорта, мы сменили). Но вот расшифровать послание, обработанное компами двадцать первого века — ну, тратьте время своих дешифровальщиков, если оно у вас лишнее есть! "Энигма" дает миллионы вариаций — три, четыре ротора, то есть число букв латинского алфавита, двадцать шесть, в третьей или четвертой степени (цифры писались словами)? Ну а в компьютере длина "ключа" может быть и тридцать, и сорок символов — то есть количество вариаций равно числу букв алфавита плюс десять цифр, и все это в сороковой степени — поверим ученым математикам, что расшифровать такое вручную в принципе невозможно. Даже будь ты математическим гением из "команды Рошфора", взломавшим японский код накануне Перл-Харбора…

Гидрология здесь конечно адова. Холодное Лабрадорское течение, от Гренландии вдоль американского побережья на юг, сталкивается здесь бок о бок с Гольфстримом, так что распределение теплых и холодных слоев воды по глубине непредсказуемо — и с гидроакустикой творится невесть что. Успокаивает лишь, что и нас здесь обнаружить было бы непросто даже техникой двадцать первого века, да и нет пока лодок-охотников… ну если только тот сон не был вещим и сюда еще и "Вирджиния" не провалилась, нам в противовес? Но сам Лаврентий Палыч, к этому предположению отнесшийся предельно серьезно, заверил, что наша разведка никаких признаков базирования атомарины в портах США не обнаружила — а благодаря нам, "судоплатовы" очень хорошо знают, что им искать, какое береговое обеспечение для атомной лодки требуется. Да и наши источники в "Манхеттене" бы тоже что-то знали, хоть какое-то "прогрессорство" у американцев в этом варианте должно быть! А нет такого — следов не обнаружено, даже косвенных. Значит считаем, что "Вирджинии" нет. Ну а обычную подлодку этих времен мы по-всякому засечем, даже в здешних адских условиях.

Так что, "не поход боевой, а шикарный круиз". На взгляд берегового. Потому что под килем тысяча метров воды, и труд любого из офицеров, несущих вахту в ЦП сродни авиадиспетчеру, что-то упустишь, и все, песец! Нервный напряг страшный, но не дай бог, восприятие притупится, тогда случись что-то важное, отреагировать не успеешь. Понятно вам теперь отчего сауна и бассейн у нас на борту, это не роскошь а необходимость? Как еще в промежутке между вахтами усталость сбросить и работоспособность в полной мере восстановить?

Даже "жандарм" Кириллов этим проникся. Поскольку у нас по уставу, каждый должен владеть полезной специальностью, нет у нас "освобожденных", наш "комиссар" Григорьич может сработать за штурмана, а особист (из нашего времени, по прозвищу Пиночет) ранее служил в БЧ-5 — ну и Кириллова туда же, нашему меху Сереге Сирому под начало. И Александр Михайлович в процессе обучения труд атомных подводников сильно зауважал. Хотя мы особенно его и не напрягали, так, "курс молодого спеца", самое элементарное, и вахту нести, когда рядом двое опытных товарищей настороже, чтобы возможную ошибку исправить. А у американцев, говорите, "Трешер" и "Скорпион" так гробанулись, и у нас три лодки (хотя с "Курском" непонятка, уу, счет же у меня к вам, пиндосы — жаль что "Айову" не я тогда добивал!). И как быть — очень просто, товарищ комиссар третьего ранга, надо не экономить, а в придачу к боевым лодкам построить еще и тренажер на берегу, но с полным моделированием, и гонять на износ, чтобы у личного состава все действия на рефлексах были. Кириллов обещал, что не забудет, и когда дойдет до строительства советского атомного флота, этот вопрос непременно поднимет.

А это будет гораздо раньше чем в нашей истории. Поскольку план соблюдается неукоснительно — и строго по нему, еще когда мы уходили, на Севмаше уже заложили первую подлодку новой серии. Нет, пока еще дизельную, но "проекта 613", решили все же сохранить этот исторический номер, хотя вышел в итоге интересный гибрид, имеющий схожесть и с немецкими "XXI", и с 613-ми, и даже с их дальнейшим развитием, 633-ми — но на голову превосходящий субмарины этих времен, причем особое внимание уделено малошумности. Первая, предсерийная — чтобы, выловив "детские болезни", после загрузить массовой постройкой ленинградские и черноморские заводы, а возможно, и верфи будущей ГДР — а Севмашу отработать технологию корпусных конструкций. Да и сами 613-е для внутренних морей, вроде Балтики и Черного, очень даже ничего, в строю стояли еще в семидесятые, к восьмидесятым уже устарели, тогда уже "Варшавянки" в серию пошли. "Панельные" лодки, ускоренно собираемые из секций, их больше двухсот было построено в труднейшие послевоенные годы, с конца сороковых, больше чем всего подлодок в СССР до войны — в этой истории, надо полагать, их сделают не меньше.

Ну накаркал, полундра, выдал пеленг акустик! Цель, надводная, пеленг 290, предположительно подлодка на дизелях. Сигнатура опознана, британец, тип "Тритон", "Темпест", или "Тюдор". В принципе одно и то же, модернизации и развитие удачного проекта большой подлодки (крупнее чем наша "эска", но меньше "катюш"). Глубина погружения от девяноста до ста пяти, и надводная скорость подкачала, всего пятнадцать узлов — зато достаточно хорошая, для этого времени, гидроакустика, и десять торпед в носовом залпе (шесть аппаратов в корпусе, как на "катюшах", еще два в бульбообразной наделке наверху, и два у основания рубки, все стреляют вперед, правда к наружным аппаратам в походе доступа нет). И шестьдесят человек экипажа (плюс-минус один-двое у разных версий). И шумность конечно — поскольку проект еще довоенный.

Может, они ни при чем, мимо идут? Смотрю на Кириллова, тот кивает — действуйте по приказу и инструкции, Михаил Петрович. То есть, при опасном сближении и угрожающих маневрах, топить без колебаний. Уж больно груз ценный (как я понял по намекам, что-то важное для нашего "манхеттена", оборудование, закупленное за золото), так что если они и случайно, будем считать, что не повезло кому-то. Тем более, что нас тут нет.

А кто есть? Помните, как год назад мы сами радио с немецких лодок перехватывали, расшифровывали? Так предки теперь это дело поставили на широкую ногу: есть теперь на СФ серьезная служба радиоразведки, которая ловит эфир, все там просеивает, расшифровывает, пеленгует. И у нас сейчас есть записи перехвата разговоров немецких лодок в Северной Атлантике, их частоты, позывные, шифры (как общий, для разговоров субмарин между собой, так и индивидуальные для каждой, для связи с берегом), а также их предположительное местонахождение. Так что после нам придется найти "жертвенного барашка", потопить, а затем передать в эфир, его позывными и шифром, на его волне, о якобы одержанной победе. После чего их лодка "пропадет без вести", растворится в океане, и гадайте, что случилось, даже если после войны будут сличать список потерь и побед с обеих сторон, мало ли что могло произойти, море шутить не любит? Но это будет уже потом — сейчас надо с британцем разобраться.

Что это были британцы, а не янки, меня не удивило, после беседы с Кирилловым, разъяснившим, что такое американская бюрократия с демократией. У американцев очень многое решается "на личном уровне", без бумаг, но только не там, где дело серьезно пахнет керосином, и встает вопрос, в случае чего, кто будет крайним? И ФБР и спецслужбы еще не имеют такого влияния на армию и флот — так что даже сам Гувер не может приказать командиру лодки стрелять по союзнику. Командир законно пошлет его подальше, не из любви к русским, а из нежелания после идти под трибунал — и потребует письменного приказа от своего, флотского начальства. А флотским тоже нет интереса, чтобы на них потом повесили всех собак — так что нужно, чтобы сам президент Рузвельт вызвал бы к себе адмирала Локвуда, командующего их подводными силами, и убедил бы что это нужно для Америки, и заверил, что после не будет претензий, и адмирал бы написал приказ… Нет, конечно возможно, как в романах Клэнси, что ФБР имело бы на некоего флотского офицера сверхубойный компромат, например о связи с мафией, и сумело бы обеспечить назначение этого офицера командиром одной из новых подлодок, какие сейчас массово вступают в строй, тип "Балао" — но эта игра долгая, а оттого маловероятная. Ну а внаглую наезжать на кого-то из флотских, это значит нарываться на крупные неприятности, ведь адмиралы Нимиц, Кинг и Локвуд были не последними людьми по власти и влиянию, и далеко не факт что в сваре с ними спецслужбы взяли бы верх. А уж шума было бы — наши точно бы знали!

А вот у британцев с их традициями аристократических клубов, как раз можно было все решить келейно. Когда офицера-подводника вызывает для конфиденциальной беседы некий Чин и ставит задачу. Как в романе Дженкинса "Берег Скелетов", изданном у нас в семидесятые — Кириллов прочел и сказал, да, так могло быть. Это нужно Британии — значит, будет сделано. Вот только мы в этом раскладе не учтены.

Я надеюсь, что так. Потому что теоретически, зная бы о нашем присутствии, британцы могли бы послать двух охотников. Один шумнет вдали, выдергивая нас на перехват, второй уже ждет по курсу транспорта под водой в малошумном режиме (правда, первый при этом смертник, без вариантов, да и второй вряд ли уйдет). Хотя это уже паранойя — но береженого бог бережет. На глубине триста даем ход в двадцать пять узлов, обгоняем транспорт, внимательно слушаем море с носовых курсовых углов, чисто! Заодно успели по изменению пеленга рассчитать расстояние до британца, тринадцать миль. Подвсплываем, поднимаем антенну, радируем на "Локсу" по УКВ, изменить курс вправо. Все ж не до конца верю я здешним противолодочным торпедам — лучше застать британца еще до погружения, до момента собственно атаки, ну а теперь ему придется догонять, если он на своем радаре видит цель. Точно — доклад с ГАКа, цель прибавила скорость, ее курс близок к курсу перехвата нашего транспорта. Ну значит, моя совесть чиста — не случайный прохожий, а наш клиент. По совету Кириллова, делаю отметку о том в журнале — мало ли что, когда будем разбираться на берегу? Отмазывайся потом — это третий уже британец выходит, убиенный нами? Первого потопили, когда захваченный "Шеер" вели, второй осенью у Киркенеса подвернулся. Второй звался "Трайдент", с него мы и записали сигнатуру, "акустический портрет". Еще там были восемь выловленных англичан, которых мы честно сдали в Полярном нашей Конторе, об их дальнейшей судьбе ничего не знаю.

Идет мимо нас, как подставляясь под выстрел. Бьем как на полигоне, в последний момент вроде услышал что-то — но гидрология не только нам мешает, ни увернуться, ни погрузиться не успел. Два попадания, цель тонет, звук разрушения корпуса.

— Михаил Петрович, если обстановка позволяет, просил бы вас всплыть под перископ — говорит Кириллов — важно, есть ли живые?

Нашему НКВД еще и "языки" нужны? С ГАКа доклад, вокруг все чисто, кроме "Локсы", вон она, на удаляющемся курсе, в пятнадцати милях шумит. Решаемся подвсплыть, и вроде бы в перископ наблюдаем что-то вроде плотика в волнах, видно очень плохо. Всплывать совсем? Нет, говорит Кириллов, радируйте на "Локсу". А нас тут не было и нет.

Ладно, вам виднее. Как понимаю, важно не только этот конкретно транспорт прикрыть, но схватить британцев за руку, взяв с поличным, как они союзников пытались потопить? Не случайно ведь транспорт не американский а наш, и на борту наверняка, спецгруппа, как тогда на "Краснодоне" была? Если они с нами на связи, значит знают, что тут есть кто-то еще? Вот только мы ли, К-25 — или кто-то другой, да хоть подводная лодка мифической "свободной Германии"? Так что, не показываемся, нарезаем круги. Точно, плотик, может и рядом еще кто-то, но тех в расчет брать не надо, мертвецы, уж больно вода холодная. А "Локса" приближается, вот уже видим ее в перископ.

— Сигнал самолетной антенны! Быстро приближается!

Это еще откуда? Ныряем на двести, и дальнейшую картину можем наблюдать лишь по акустике. "Локса" доходит до точки чуть в стороне от нас, стопорит ход. Наверное, спускает шлюпку, чтобы подобрать англичан? Через какое-то время снова слышим шум ее винтов, транспорт ложится на прежний курс, мы быстро его догоняем, идем в охранении снизу, как раньше. Два часа ничего не происходит, наверху должно уже стемнеть.

— Множественные шумы винтов пеленг 190, эсминцы!

Уже по корме. И по изменению пеленга, идут полным ходом в тот район, где мы потопили лодку. Интересная получается игра — а если проверить? Риск — но не успеют британцы ничего сделать, даже если их самолет рядом, еще не изобрели буи РГБ, вот самонаводящиеся авиаторпеды уже могли появиться, но кидали их, целясь визуально, по только что погрузившейся лодке, а перископ и антенну разглядеть сейчас с самолета невозможно, темно. Снова подвсплываем, слушаем.

— Сигнал самолетной антенны, слышимость пять баллов! Еще один, слабее.

Самолеты, и прямо над нами? Так быстро? Значит, мы все же были в расчетах? Или не мы — ищут-то явно по корме? Тактика знакомая — самолеты висят над районом предполагаемого места подлодки, исходя из времени ее атаки и скорости — загоняют лодку под воду, не дают заряжать батареи. Ну а эсминцы методично прочесывают "гребенкой", строем фронта с интервалом в дальность обнаружения гидролокатором. И лодку скорее всего возьмут измором, ей не хватит электричества, всего восемьдесят миль хода под аккумуляторами, на самом экономичном режиме, у стандартной немецкой "семерки", и шестьдесят у "девятки", правда у "двадцать первой" триста сорок, но этот противник союзникам еще не знаком.

Ну а нам тем более на эти старания наплевать. Ведь мы можем вообще не показываться наверху. И хорошо слышим их, имеющих на поверхности максимум двадцать узлов (если быстрее, то будут глушить винтами свою же акустику), а мы на глубине можем дать и тридцать, легко уклонившись от встречи. И нас не услышат, мы намного тише лодок этой войны. Нас не засекут локатором этих времен, из-за покрытия на корпусе. Тем более здесь — я говорил уже про отвратительные гидрологические условия в этих местах, для тех кто ищет (а для тех, кто хочет скрыться, как раз лучше и не придумать) — и не изобрели еще буксируемых антенн, опускаемых под слой термоскачка.

Значит, в планах англичан был кто-то — но не мы. А скорее, стандартная субмарина этой войны, ну трудно предположить характеристики "вероятного противника" на порядок выше существующих? Однако выходит, британцы своих подводников посылали наживкой, на убой? Вот только как узнали — хотя могли дать четкую инструкцию, при торпедировании успеть отправить кодовый сигнал? И самолеты уже были наготове, и корабельная поисковая группировка, судя по акустике, не меньше пяти эсминцев, ждали под берегом — так что капкан сработал четко, только мы оказались не по зубам.

— Множественные шумы винтов, пеленг 315, эсминцы.

Еще одна группа? Это мне уже не нравится. Нас вряд ли засекут, а если "Локсу" задержат? А там и спасенные англичане, и среди экипажа посвященные есть. И ведь не перетопить всех — и много, и их берег рядом, а наш далеко.

— Не думаю — говорит Кириллов — скорее всего, эти у англичан в суть операции не посвящены. А имеют лишь приказ, найти и потопить немецкую субмарину, убийцу их "Тритона", или как он там назывался?

Успокаивает. Надеюсь, эти хоть настоящих немцев не пропустят? Пока что, эсминцы выходят с "Локсой" на параллельный курс, и наверное, сейчас обмениваются сигналами? Но остановиться не требуют, раз транспорт хода не сбавляет. Хотя кто будет останавливаться в зоне возможной подводной опасности?

Так и идем, будто совместно с этими сопровождаем транспорт. Еще час, второй, третий. Ход семнадцать узлов, мы на двухстах пятидесяти. Ой, только бы техника не подвела! Мне неспокойно, а каково сейчас Сирому?

Наверху уже утро. Чувствую, как я устал, больше двенадцати часов прошло, как мы потопили подлодку, и все это время быть в готовности один, по боевой тревоге? Пожалуй, можно готовность снизить, раз непосредственной угрозы нет, не обнаружат нас, вот только сюр будет, если появится настоящая немецкая лодка, и эсминцы прохлопают, и топить придется нам? Но пока этого нет, можно немного отдохнуть. Сам пока остаюсь в ЦП, мне так спокойнее. Дремлю в кресле, через четыре часа меня будит выспавшийся Петрович — командир, отдохни!

Эсминцы оставили нас у входа в Датский Пролив. А еще через час мы подвсплыли, подняли антенну, и доложили на берег обстановку. И получили кодовый ответ — немедленно возвращайтесь. Быть у Нарвика к такому-то сроку. И все — что там случилось, черт побери?

А транспорт? Хорошо, наш путь домой как раз по курсу, через Датский пролив, так что если впереди караулит фриц, обязательно заметим, нам как раз "барашка" ответственного за все не хватает. Но вообще-то возле Рейкъявика немецкие лодки не появляются, союзники и здесь сумели порядок навести. Так что будем считать, это задание мы выполнили успешно.

И курс к Нарвику. Придем, разберемся, что там случилось. А я пока посплю.

Яковлев Н.Н., Крах фашистской агрессии. М.,1994 г. Нарвикский рейд. (альт. ист.)

Десантную операцию в Норвегии в 1943- м году западные историки именуют "Нарвикским рейдом" по аналогии с" Дьеппским рейдом" во Францию в 1942-м. Хотя сейчас буржуазная историография представляет его как "диверсионную операцию с целью отвлечения сил Еврорейха от Португалии"(Л.Гарт), истинный замысел был иным. Уже с середины 1943 западных союзников серьёзно тревожили успехи Советского Союза на Восточном фронте. В высших правительственных кругах Англии и США развернулась ожесточённая дискуссия о средствах и возможностях союзников не допустить Красную Армию в европейские страны. "Мы должны остановить этот варварский поток. Будет величайшей катастрофой, если орды азиатских варваров захватят и разрушат европейскую культуру" (У.Черчилль в письме Рузвельту в мае 1943 г) Составлялись различные прожекты, но в реальности всё решалось на Восточном фронте. В итоге было решено осторожно прозондировать намерения СССР на Московской встрече министров иностранных дел СССР Англии и САСШ, состоявшейся в октябре 1943 года. Официальной целью её было "согласование и уточнение вопросов по ленд-лизу" и подготовка Ленинградской конференции 1943 года.

Черчилль выступал за сокращение поставок СССР, упирая на необходимость направить ресурсы на новую стратегическую операцию для "отсечения русских от Европы". Он писал Рузвельту: "До сих пор кампания на Восточном фронте была весьма неблагоприятна для Гитлера, но теперь она становится неблагоприятной для нас". Одновременно из Лондона и Вашингтона поступали послания, ломившиеся от хвалебных слов. Черчилль и Рузвельт соревновались по части эпитетов и превосходных степеней.

Усилия премьера Англии и президента САСШ были замечены и отмечены в Москве. В августе Сталин сообщает Майскому для ориентировки:-" у нас у всех в Москве создаётся впечатление, что Черчилль обеспокоен нашими успехами, и лихорадочно пытается уговорить Рузвельта оказать совместный нажим, с целью получить гарантий на немедленное возвращение наших войск на территорию СССР после капитуляции Германии". Это подтвердилось на Московской встрече, где союзники впервые открыто выказали озабоченность послевоенным положением в Европе.

Пока союзники занимались подковёрными интригами, Красная Армия выполняла священную миссию по избавлению мира от фашистской чумы. Народы освобождаемых стран, вдохновлённые успехами Советского Союза, желали установить у себя более справедливый общественный строй, чем был ранее, а в дальнейшем и вступить союзными республиками в СССР. Фашистские палачи и их прислужники, не успевшие сбежать, подвергались народному суду. Рузвельт и Черчилль пытались добиться от Сталина хотя бы согласия на раздел Европы по сферам влияния. Но советская позиция была непоколебима — никаких разделов! Сначала освобождение Европы, а затем пусть народы сами выбирают свой путь. Документы Ленинградской конференции полностью не рассекречены, но не вызывает сомнений, что Советский Союз ни в коей мере не предлагал установить границы сфер влияния по линии, до которой дойдут наступающие войска. Советские представители лишь потребовали безусловного наказания всех виновных в приходе нацизма к власти и активно сотрудничавших с ним. Союзники ничего не могли противопоставить этой справедливой позиции. Видя это, Черчилль забросал Рузвельта паническими посланиями о" угрозе большевизации Европы". Одновременно он напирал на необходимость яркого военного успеха союзников перед предстоящей встречей. В качестве цели он предложил Нарвик. Черчилль рассчитывал договориться с шведскими правительственными кругами о заключении тайного союза и переброски союзнических войск на юг и высадку в Дании при помощи шведского флота. Ну а затем, вторжение в Германию, и дальше на юг, создавая в Европе новый "санитарный кордон" против коммунизма.

Но Гитлер не дремал. Нацисты имели разветвленную структуру своих сторонников в Швеции и от них не укрылись контакты союзнических эмиссаров. Пусть и не полностью, но фашисты раскрыли замыслы союзников. Гитлер был в бешенстве. 29 сентября он вызвал шведского посла и в ультимативной форме потребовал прекратить все контакты с союзниками. Одновременно в Данию были переброшены 11 дивизий и дополнительно сформированы ещё пять из Датского корпуса. В обстановке нарастающей паники шведское правительство решило обратиться к англо-американским союзникам за помощью.

Черчилль был в восторге." Благодаря содействию достойнейших представителей Шведского королевства, мы в кратчайшие сроки сможем выйти на берег (Каттегатского) пролива, и легко перепрыгнув его, закрепиться в Дании. Датчане будут всячески поддерживать нас и мы вспоров брюхо гитлеровской свинье, не дадим русским занять Германию" — писал он Бивербруку. Замыслы эти отдавали безумием, носили химерический характер, но времени не было. Надо было начинать немедленно, сейчас.

Времени не было, потому что в отношениях Швеции как с Германией, так и с СССР возник серьезный кризис. До того, с самого начала войны, Шведскому королевству удавалось соблюдать нейтралитет — даже в период наибольших успехов Гитлера Швеция не присоединилась ни к германским планам экономического сотрудничества в рамках "нового порядка", ни к Тройственному пакту. В стране сохранился буржуазно-демократический режим. Деятельность Коммунистической партии была ограничена, но не запрещена; стеснения свободы печати оставались сравнительно умеренными, и часть газет продолжала, хотя и в осторожных выражениях, помещать антифашистскую информацию. Хотя после нападения Германии на СССР в Швеции развернулась фашистская пропаганда, призывавшая присоединиться к "крестовому походу против коммунизма", Швеция сохранила нейтралитет, взяла на себя представительство интересов СССР в Германии, не отказалась от торгово-кредитного соглашения с СССР. В то же время были сделаны значительные уступки Германии — так, был разрешен беспрепятственный транзит немецких войск и военных грузов через шведскую территорию, и почти вся шведская внешняя торговля была перенесена в страны "оси". Немецкие транспортные суда везли войска и грузы в Финляндию и Норвегию (через порт Лулео, и дальше по ж/д до Нарвика), укрываясь в территориальных водах Швеции, причем до зимы 1942/43 г. их сопровождал конвой шведских военно-морских сил. Швеция по-прежнему была основным поставщиком железной руды в Германию. Также, самая разнообразная помощь, от оружия и боеприпасов до продовольственных посылок, поступала из Швеции в Финляндию. И эта позиция в целом устраивала Рейх, хотя существовал немецкий план "Песец", оккупации Швеции — реализовать его предполагалось после победы над СССР, когда нейтральная Швеция будет Гитлеру уже не нужна.

Однако же, после Сталинграда, шведские фирмы отказали Германии в дальнейших кредитах, а шведский военный флот — в конвое. Шведское правительство прекратило немецкий военный транзит по шведским железным дорогам. В сентябре 1943 г., после переговоров в Лондоне, было подписано экономическое соглашение с Англией и Соединенными Штатами о резком сокращении в течение 1943–1944 гг. торговли с Германией — первое подобное соглашение союзников с европейским нейтральным государством. Со шведской территории осуществлялась теперь переброска крупных партий оружия для сил Сопротивления в обеих оккупированных Скандинавских странах. Швеция дала приют тысячам беженцев и беглецов из Дании, Норвегии и других стран, а также бежавшим из немецкого плена советским военнопленным и обязалась не укрывать фашистских военных преступников. Все это вызывало бешенство в Берлине — но с осени 1943 сложившаяся ситуация перестала устраивать и СССР.

Швеция оставалась для Еврорейха основным поставщиком высококачественной железной руды с высоким содержанием никеля (в отличие от лотарингской). Именно за счет увеличения шведских поставок был в значительной степени устранен "никелевый кризис" в германской военной промышленности, после потери Петсамо, когда немецкие танки, изготовленные в первые месяцы 1943 года, имели отвратительное качество брони. Также Швеция поставляла Еврорейху шарикоподшипники, станки, высокопрочный инструмент — товары, весьма нужные и на советских заводах. Отчасти такая позиция имела оправдание, так как Швеция не могла полностью обеспечить себя продовольствием, и ввозила недостающее из стран Еврорейха. И СССР мирился с этим, до сентября 1943, когда Финляндия вышла из войны, впустив на свою территорию советские войска, предоставив базы, порты и аэродромы советскому флоту и авиации. А фронт стремительно катился на запад, уже были освобождены вся Украина, Белоруссия, большая часть Прибалтики — и ясно уже было, что дни Рейха сочтены. Теперь СССР имел силу и возможность разговаривать со Швецией по-иному. И не желал дальше терпеть, что из шведской стали изготовлена и броня всех немецких танков, и каждый третий немецкий снаряд.

Уже с конца сентября авиация Балтийского флота начала атаковать транспорта с рудой, идущие из Лулео. До 1 октября было потоплено восемь судов, причем три под шведским флагом, и без оглядки на шведские территориальные воды. На все шведские ноты Сталин отвечал требованиями немедленно прекратить поставку в Рейх стратегических военных материалов. Пользуясь предоставленным финнами правом на военный транзит, советские дивизии начали сосредотачиваться на шведско-финской границе, всего в ста километрах от Лулео — и это были те же части, что три месяца назад прорвали на Карельском перешейке тщательно подготовленную оборону финнов. Было очевидно, с чем соглашались сами шведы, включая командование армии, что в случае начала русского наступления удержать позиции не удастся, численность и боевой опыт шведской армии были явно недостаточны, а вооружение в большинстве устаревшим.

Однако даже намеки на то, что русский ультиматум будет принят, вызывали в Берлине в адрес Швеции ругань и угрозы. Так, на упомянутой встрече со шведским послом, Гитлер прямо спросил, желает ли Шведское королевство полномасштабной войны на своей территории? Известно ли Их Величеству, что одних лишь сил люфтваффе, дислоцированных в Дании и южной Норвегии, достаточно, чтобы превратить Стокгольм и Гетеборг в подобие Варшавы? Подготовка к вторжению велась немцами практически открыто. В Стокгольме в эти дни была паника, все были уверены, что Швеция стоит на пороге войны.

И в этой ситуации, 1 октября правительство Швеции обратилось к США и Британии, с просьбой о посредничестве с СССР и помощи против Еврорейха. Было ясно, что с Гитлером невозможен никакой договор, "или вступление в Еврорейх, по примеру Дании, во избежание дальнейших недоразумений, или война". Датский пример был очень нагляден: гибель датского корпуса в Прибалтике под натиском русского стального катка — и шведские газеты открыто спрашивали, где Гитлер найдет "исконно шведские земли", наверное, Петербург? Если называть вещи своими именами, Швеции пришлось выбирать, чья оккупация предпочтительнее, русская, немецкая, англо-американская? Выбрали третье.

Таким образом, желание к заключению шведско-англо-американского союза было полностью взаимным. Однако же Швеция была отделена от своих будущих союзников территориями, занятыми немецко-фашистскими войсками. И Нарвик здесь представлялся наиболее удобным местом, находясь всего в двадцати километрах от шведской границы, и в то же время связанный железной дорогой с Лулео, тем самым "яблоком раздора" с СССР. По секретному соглашению, заключенному в Лондоне, шведская сторона гарантировала беспрепятственную переброску англо-американских войск по своей территории, со всяческим содействием — требовалось лишь разбить немцев в Нарвике, затем быстро занять Лулео, не допустив вступление в Швецию советских войск, и двигаться на юг, к Датским проливам.

Шведы не знали, что стали разменной монетой в большой политической игре — потому что в военных планах союзников допускалось, что немцы, имея несравненно лучшие исходные позиции для развертывания, начнут вторжение. Сорри, джентльмены, воюем за свой интерес до последнего шведа — ну что нам с того, что Стокгольм немножко разбомбят, а в Гетеборге порезвятся головорезы Каминского и Краснова? "В крайнем случае, можно пригласить и русских поучаствовать — с тем, чтобы после настоять на их уходе, на законных основаниях, ведь именно мы а не Сталин заключили со шведами договор" — эти слова Черчилля, сказанные на заседании Комитета Начальников Штабов крайне точно характеризуют британскую политику: добиться чтобы кто-то сделал за них грязную работу, и самим воспользоваться ее плодами.

Проблема была лишь в том, что действовать надо было не просто быстро, а чрезвычайно быстро. В Лондоне были уверены, что "советского или германского вторжения в Швецию следует ожидать со дня на день", и чрезвычайно важно было опередить. Оттого план Нарвикской операции носит следы чрезвычайной поспешности, не было времени на тщательную подготовку (тут очень уместна была бы пословица "дорога ложка к обеду"). В то же время, по сравнению с Дьеппом, соотношение сил было намного более благоприятным для союзников, задача же представлялась гораздо легче, так как Нарвик практически не связан сухопутными дорогами с остальной Норвегией, и усилить свою группировку, подвезти подкрепления, в условиях господства союзников на море, немцы не могли. На бумаге же англо-американский перевес в силах выглядел подавляющим.

ВМС США выделяли эскадру в составе новых авианосцев "Лексингтон" и "Йорктаун", линкора "Алабама", тяжелых крейсеров "Бостон", "Балтимор", "Уичита", легких крейсеров "Билокси" и "Окленд", двенадцати эсминцев. С британской стороны были привлечены линкоры "Ривендж", "Роял Соверен", крейсера "Шеффилд" и "Белфаст", девять эсминцев. Только палубная авиация, должная сыграть роль непосредственной поддержки, составляла сто восемьдесят самолетов, а задействованы были и значительные силы тяжелых бомбардировщиков с баз в Британии. Сухопутные войска (имеется в виду лишь первый эшелон, должный захватить Нарвик), были представлены 28й американской пехотной дивизией, 23 м полком американской морской пехоты, частями 11й английской танковой дивизии, имеющей на вооружении новейшие танки "Кромвель", а также отдельными полками и даже батальонами американских и британских войск — что говорит о крайней спешке, выдергивали и грузили подразделения, оказавшиеся под рукой; всего же силы десанта были примерно эквивалентны пяти полнокровным дивизиям, имели около 80 танков. Сильной стороной было наличие большого количества десантных кораблей и судов специальной постройки, в том числе три американских больших "штурмовых транспорта", тип "андромеда", (13000 т, 1-127мм, несет до 24 высадочных средств LCI / LCM) и три британских больших танкодесантных корабля (тип LST, 4000 т, вмещает 18 средних танков). В то же время противоминных кораблей у американской стороны было явно мало, а это стало одной из основных проблем.

С немецкой стороны, Нарвик обороняла 210я (стационарная) дивизия, укомплектованная в основном резервистами старших возрастов. На аэродроме Фрамнес базировалось до ста самолетов. ВМС включала в себя 11ю флотилию подводных лодок, номинально 18 единиц, но фактически в базе и вблизи нее находились лишь четыре, правда две из них новейшие, "тип XXI", было также до 30 мелких кораблей — тральщики типа М, катера "раумботы", самоходные артиллерийские баржи, торпедные катера. В то же время береговая оборона была очень мощной. Ядром ее были 406мм батареи "Трондевес" (4 орудия) и "Тиле" (3 орудия) — последняя батарея первоначально носила название "Дитл", после пленения генерала Дитля русскими под Киркенесом некоторое время была просто "номер 22", а затем получила имя "величайшего флотоводца Германии". Строительство этих батарей было начато еще летом 1942 года, обе они вошли в строй буквально накануне, в сентябре, но благодаря умело проведенной дезинформации числились у союзников недостроенными и небоеспособными, к тому же расположенными в стороне от их истинных мест. Также были две 210мм четырехорудийные батареи, одна 170мм батарея (три орудия), три 150мм батареи (11 орудий), не считая более мелких калибров (из которых заслуживали внимания 128мм зенитки, способные стрелять и по морским целям). Кроме того, обороняющиеся могли рассчитывать на железнодорожную артиллерию, среди которой были 305мм гаубицы "бофорс", 240мм французские пушки, 150мм германские пушки. Было выставлено очень большое количество мин (немцы обоснованно опасались атак советского флота), на удобных для высадки местах на берегу сооружены противодесантные заграждения и подготовлена оборона. Все сооружения были хорошо замаскированы, заглублены в скалы, залиты бетоном.

Строго по плану, в ночь на 15 октября по Нарвику был нанесен британской авиацией (более ста "Ланкастеров") мощный удар. Были большие разрушения и жертвы в городе, потери среди гражданского населения и тылового персонала, в порту было потоплено около десятка малых кораблей, судов и плавсредств, однако подавляющее большинство военных объектов не пострадало. В девять часов утра последовал второй авианалет, уже палубной авиации, не принесший успех ни одной из сторон (немцы заявили о "тридцати американских самолетах, сбитых истребителями и зенитчиками", американцы — что город, порт, военно-морская база полностью уничтожены, как и аэродром Фрамнес, там все горит, море огня), однако собственно немецкая оборона урона не понесла, немцы готовы были встретить противника, палубные одномоторные самолеты однозначно свидетельствовали о близости эскадры (а были еще и пленные с минимум шести сбитых).

В 10.45 с юго-запада со стороны Вест-фиорда была обнаружена подходившая американская эскадра.

Норвегия, Нарвик, 15 октября 1943

Головным шел крейсер "Бостон", за ним на расстоянии двух миль держались "Алабама", "Балтимор", "Уичита", с охранением из четырех эсминцев, за горизонтом, пока не обнаруженным оставался транспортный отряд в сопровождении "Билокси", двух эсминцев, и эскортных кораблей. Авианосцы под охраной "Окленда" и шести эсминцев, отделились от эскадры еще вчера вечером, за двести миль к юго-западу. Британские силы, которым был назначен для высадки Вогс-фиорд (северный участок) также отделившись, шли отдельно.

Немецкие батареи огня пока не открывали. "Бостон" сбавил ход, пропуская "отряд минного разграждения" (спасибо русским, поделились картами минной опасности возле Нарвика, составленными еще весной). Для быстрого форсирования минных заграждений, прикрываемых береговыми батареями, американцами были предназначены "прорыватели", три старых судна, набитых пустыми бочками, впрочем присутствовали и тральщики… если можно назвать таковым корабль в тысячу двести тонн и осадкой свыше трех метров (большой эскадренный тральщик, тип "Оук", един в трех лицах — тральщик, противолодочник, минный заградитель), целых шесть штук. Эскадра выстраивалась в ордер десантирования: впереди "прорыватели", за ними тральщики, чистят что осталось, под прикрытием тяжелого крейсера. Следом идут главные силы артиллерийской поддержки (линкор и два крейсера), прикрывая выдвижение десантных сил первого броска (штурмовые транспорта "Андромеда", "Аквариус", "Центаврус" — корабли новой концепции, океанская дальность и мореходность, размеры легкого крейсера, четыре с половиной тысячи тонн груза, огневая мощь как у фрегата, на борту восемь танкодесантных катеров, берут средний танк или два взвода пехоты в полной выкладке, плюс шестнадцать малых катеров, на взвод пехоты). И когда десант зацепится за берег, вперед пойдет второй эшелон, десантные корабли, которые даже не доходя до берега сбросят солдат на "аллигаторах" LVT, плавающих гусеничных бронетранспортерах, а затем третья волна подойдет к захваченному берегу, удобным для высадки местам, откинет аппарели и выпустит прямо на сушу технику, артиллерию, еще солдат, и наконец, когда исход будет уже ясен, в отбитый порт войдут транспорты (обычные, не спецпостройки), и выгрузят на причалы тыловое снабжение. Все было продумано и рассчитано, план составлен и утвержден, за рекордное время, что составляло предмет гордости штаба. 28я Пенсильванская, не подведет Америку!

"Прорывателей" хватило лишь на самые первые ряды мин. Количество их тут было совершенно непредставимым. Эти джерри тут и в самом деле от морского черта пытались спрятаться? Вперед вышли тральщики, сняв экипажи с затонувших "прорывателей", и тут ударили береговые батареи, шестидюймового калибра, но для тральщика хватит.

"Бостон" ответил залпами, как на досадное недоразумение. Ведь летчики докладывали, что в Нарвике уже не осталось целей, "мы все там разбомбили". Так что, больших проблем быть не может, вот только мины, это неприятно, но решаемо, сейчас расчистят проход, чтобы десант мог проследовать к берегу…

И тут возле борта тяжелого крейсера встали огромные столбы воды. Шестнадцатидюймовая батарея "Тиле" открыла огонь. Стрельба немецких артиллеристов была великолепной, с дистанции тридцать километров первый же залп лег накрытием. "Бостон" немедленно дал самый полный, положив руль вправо. Он был хорошим кораблем, этот тип "Балтимор" многие эксперты считали лучшим тяжелым крейсером этой войны — вот только шестнадцатидюймовые снаряды, это совсем другая весовая категория, и надо было немедленно отсюда убираться. Удалось бы ему это, история не знает — второй и третий залпы немцев также не попали в цель, хотя и легли в опасной близости. Но, выкатившись на скорости вперед и вправо, крейсер наскочил на мину, для корабля в семнадцать тысяч тонн тяжело, но не смертельно. Чего нельзя было сказать про потерю хода, даже временную, под огнем шестнадцатидюймовой батареи, успевшей пристреляться. Первое попадание вырвало из корпуса "Бостона" столб огня и обломков, вспыхнул сильный пожар. Но опаснее оказалось второе, этот снаряд кажется даже не попал, а взорвался у самого борта, — для корабля, уже поврежденного взрывом мины это оказалось слишком. Не только русские знают пословицу про синицу в руках — конечно, крейсер не линкор, но был в тот момент намного более легкой и гарантированной целью. Последний залп лег по "Бостону", когда крейсер уже скрывался под водой — разорвавшись в непосредственной близости, среди скопления плотиков, немецкие снаряды вызвали большие потери в экипаже, из тысячи ста человек спаслись меньше пятисот, подобранных тральщиками по пути их отступления к главным силам. Несмотря на то, что 150-мм батарея продолжала вести огонь, попаданий не было — все же расстояние было слишком велико.

Предположительное место тяжелой немецкой батареи было засечено с "Алабамы". Развернувшись бортом, линкор дал залп, ответные снаряды ударили в воду, для первого залпа достаточно близко. Положение становилось опасным, еще кажется Нельсон сказал, что флотоводец, затевающий дуэль с береговыми батареями, или дурак, или безумец. Меткость огня береговых орудий гораздо выше, а уязвимых мест у батареи меньше — можно было уравнять шансы, решительно сократив дистанцию, курсом вперед… и на минное поле? Пусть лучше поработает авиация, а мы подождем — и "Алабама" стала удаляться от берега, уводя эскадру.

Вот проклятье! Идиотская случайность — немцы провожали залпами, и один снаряд, непонятно каким перелетом, угодил точно в "Аквариус"! Для десантного транспорта это было "выше крыши", на нем начался сильнейший пожар, стали взрываться боеприпасы десанта. Чудо, что успели спустить полдесятка катеров, набитых солдатами — поняв, что никто не будет ради их спасения останавливаться в пределах огня тяжелой батареи, катера направились к берегу, видневшемуся слева. Даже если им удастся его достичь, это место не имеет ничего общего с тем, что было предписано планом. Треть первого эшелона десанта выбыла из игры — план летел ко всем чертям!

Несколько часов ничего не происходило. Затем прилетели самолеты, покружились над берегом, сбрасывая бомбы, доложились по радио, все Ок, цели уничтожены — и унеслись к авианосцам. Вперед пошли тральщики, чтобы расчистить путь, их встретили огнем шестидюймовых, "Алабама" и крейсера стреляли в ответ, благоразумно не входя в пределы досягаемости шестнадцатидюймовой батареи — была надежда, что ее разбомбили, но проверять не хочется, чтобы не вышло как с "Бостоном"? Один тральщик поймал все же снаряд и загорелся — но погиб не он, а его сосед, вдруг подорвавшись на мине. Затем еще один, и подбитый не стали спасать, а бросили, сняв команду, и сами стали отходить. Было уже два часа дня, когда по плану на берег должен был уже высаживаться второй эшелон десанта.

И отступать было никак невозможно. Поскольку в штабе флота категорически сказали, что нужна обязательная победа, по высоким политическим соображениям. И за нее уже был уплачен первый взнос кровью, больше тысячи человек, погибших на "Бостоне", "Аквариусе", двух тральщиках — если будет победа, потери будут считаться оправданными.

Снова прилетели самолеты, на этот раз средние В-25 из Британии. Неприятной неожиданностью было появление немецких истребителей (как выяснилось позже, взлетевших с соседних аэродромов Бардуфосс и Бодо), прежде чем спешно поднятые с авианосцев "хеллкеты" успели прийти на помощь, шесть бомбардировщиков были сбиты, палубники доложились о восьми сбитых "фокке-вульфах", потеряв трех своих, еще один "адский кот" уже после возвращения был признан не подлежащим ремонту. И по докладам пилотов, там все заволокло дымом, так что найти цели и определить реальную эффективность налетов не представляется возможным, "мы высыпаем бомбы куда-то туда, сэр", зато зенитный огонь оставался достаточно сильным.

Взорвался еще один тральщик — мина, или прямое попадание тяжелого снаряда, неясно. По тральщикам с берега стреляли восьми- и шестидюймовые — два последних, бросив бессмысленное занятие, повернули к эскадре, волоча хвосты дымовых завес. Когда они казалось бы, были в безопасности, вокруг них вдруг встали высоченные столбы разрывов, шестнадцатидюймовая батарея снова открыла огонь, не видя других целей в пределах досягаемости. Второй залп, третий… Четвертый — попадание! Тральщик затонул почти мгновенно. Очевидно, у немцев был артиллерийский локатор, раз они так метко стреляли по небольшим кораблям, не видя их в дыму. Последний тральщик удирал самым полным, и наверное, вся команда там молилась своим святым. Но немцы больше не стреляли, решив все же поберечь снаряды. Как без тральщиков проложить путь через минные поля?

Значит, спускаем десант здесь! До цели миль тридцать, катера должны дойти. Мины им не опасны, а дым прикроет от немецких снарядов, да и труднее будут стрелять по множеству мелких целей! При скорости десять узлов, катерам до берега больше трех часов ходу, ну а "аллигаторы" в море, это авантюра? Ну зачем же так пессимистично, джентльмены, на Тараве эти "плавающие трактора" вполне нормально проплывали несколько миль, продержатся и тридцать, что вы говорите, они на воде не делают больше четырех миль в час, четыре узла, как у шлюпки — ну значит, как раз к темноте доберутся! Вы можете предложить другой вариант? Я — нет, потому действуем именно так!

Никто не знал, что у этих гуннов есть снаряды, более дальнобойные чем стандартные. Если стандартный снаряд в тонну весом летел на сорок два километра, то облегченный, шестьсот десять кило — на пятьдесят шесть. А флотилия транспортов, собравшаяся вместе в "безопасной" зоне, почти без хода, чтобы выпустить десант — это такая цель, что лучше не придумать! Когда среди этого табора встали разрывы, началось то, что один из очевидцев назвал "паникой с пожаром в переполненном кабаке" — управление отрядом было полностью нарушено, транспорты бросались в стороны, сталкивались, давили десантные плавсредства. Попадание, еще одно — и каждого снаряда хватало, чтобы транспорт тонул. Прекратив спуск катеров, и не подбирая уже выпущенных, корабли бросились назад в полном беспорядке. Собравшись на этот раз действительно вне предела досягаемости немецких пушек, произвели подсчет. Потери составили семь транспортов, и почти четверть десанта — правда, включая и тех, кто сейчас плыл к вражескому берегу, исполняя последний приказ, что им еще оставалось?

Дальше пытаться пройти здесь — самоубийство. К северу островная гряда, далеко вдающаяся в море, можно высадиться там… и штурмовать остров за островом, под огнем множества батарей? Отойти южнее — если вне досягаемости этой проклятой батареи, то до Нарвика выйдет почти сотня километров по крайне пересеченной местности без всяких дорог, зато форсируя или обходя фиорды, вдающиеся глубоко в сушу. Еще севернее островов, там на карте очень удобный залив, и Нарвик недалеко — но там британская зона. В которой пока не прозвучало ни единого выстрела, насколько можно было слышать… проклятые британцы, и здесь хотят в рай на чужой спине? А может, они подошли, посмотрели, и уже плывут назад, не желая собирать синяки и шишки?

Значит, идем на север. Эта батарея за острова не достанет, есть какой-то шанс. И если "кузены" еще не сбежали, им тоже придется потрудиться.

А те кто уже ушли на немецкий берег? Сожалею, парни, но вы сейчас сыграете роль отвлечения. Что поделать — война!

Контр-адмирал Чарльз Л.Додсон, 2007, Лондон (альт-ист)

Что ж, молодой человек, вас можно поздравить. У вас вышла великолепная книга. Именно то, о чем вы написали, я счел бы за честь положить на бумагу, если бы господь дал мне литературный талант. И именно такими словами.

Но я просил вас об этой встрече не только затем, чтобы выразить свою искреннюю благодарность. Видите вот эти папки? Начав собирать информацию про бой у Сокотры, я записывал и другое, что показалось мне интересным, от тех же людей, в тех же архивах. И будет жаль, если это умрет со мной. Потому что то, что вот в этой папке, вы не найдете больше нигде.

Секреты? Молодой человек, я не хочу создавать вам проблемы. Это секреты несколько другого рода, скажем так, несовпадение с официальной точкой зрения на некоторые события, в рассказах их участников. Вот только не надо, молодой человек, считать меня "разгребателем грязи"! Вам знакомо правило, "моя страна может быть неправа — но это моя страна?". Так вот, в войне, как и в политике, а впрочем это часто переплетается, нередко бывает нужно назвать белое черным! Это выгодно, на тот момент — но время идет, события погружаются в Лету, и когда-нибудь становится возможным восстановить честное имя несправедливо обвиненных людей, хотя бы для их детей, внуков, и нашей памяти, черт побери! И я считаю, для того, что вот в этой папке, время настало!

Сейчас очень мало хороших книг про ту войну. Только не надо ссылаться на ту макулатуру, которой завалены прилавки — как крутой супергерой, шпион или диверсант, в одиночку решает ее исход. Авторы этих опусов не задумываются, что все умение взрывать, стрелять и драться, по большому счету окажет влияние на события лишь при условии "в нужном месте и в нужное время", а это-то как раз самое трудное, в отличие от книжных героев, всегда случайно оказывающихся именно там, где надо. Нет, молодой человек, мне никогда не приходилось служить в SBS и подобных им, но не раз доводилось принимать участие в планировании операций, где эти службы были задействованы тоже. И не приводя подробностей — вы же понимаете, что иные дела не рассекретятся никогда! — авторитетно уверяю, разведчики и диверсанты могут, и даже весьма существенно, облегчить вам задачу, но никогда — решить ее целиком! Нет, если бы мы жили с другими законами мироздания, допускавшими например магию, и магические артефакты… Но в нашем мире не бывает, чтобы вся мощь противника сосредоточилась в одном колечке, которое достаточно бросить в жерло вулкана, для полной победы — не надо слишком всерьез принимать тот действительно эффектный русский фильм. Кстати, молодой человек, чем не тема для расследования, кто был автором русской версии "Властелина Колец"? Сам Джон Рональд Толкиен, с которым я имел честь быть знакомым, высказал уж вовсе умопомрачительную гипотезу, и пребывал в этой уверенности до самой своей смерти… но про это, в другой раз.

Так вот, Нарвикская битва 1943 года. Я хочу восстановить доброе имя того, кто был единственно обвинен во всех бедах, чье имя стало символом глупости, безграмотности, ослиного упрямства, ведущего прямиком в пропасть. Имя, настолько замаранное, что мой друг Джонни Ледлоу, в шестьдесят третьем, когда я сделал эти записи, настоял, чтобы там не было имени, а просто, Адмирал — но вы конечно же, поймете, о ком идет речь. Тогда еще был жив сэр Уинстон Черчилль, его "История Второй мировой войны" у нас в Англии считалась столь же непогрешимым, как Священное Писание, и любая точка зрения, идущая вразрез, была бы воспринята как самая ужасная ересь. И знаете, молодой человек, пожалуй тогда, на месте сэра Уинстона я бы поступил точно так же — потому что лидер нации, да еще в тяжелейшее время, ошибаться никак не может, чтобы не вызывать смятения. Ради блага Англии — ну а тем, кто погиб, уже все равно.

Итак, свидетельствует кэптен Ледлоу, кавалер нескольких орденов — послужной список в папке, первым листом. В 1943 энсин, и это тоже был его первый бой.

Энсин Джонни Ледлоу. Линкор "Ривендж". Нарвик, 15 октября 1943

Мы должны были победить. Потому что очень хотели победить. Наш боевой дух был силен, как никогда. Окажись среди нас провидец, рассказавший, что будет, и предложивший отступить — мы заклеймили бы его навеки, как труса.

Сорок третий был для Британии годом страшных испытаний. Казалось, что Империя рушится, как Рим. Японцы в Индии, итальянцы в Африке, немцы на Мальте, в Суэце и Гибралтаре. Мы отступали, неся огромные потери, казалось, что удача отвернулась от нас. Но мы твердо знали, что Империя жива, пока есть солдаты, готовые за нее сражаться и умирать. И мы хотели драться — чтобы Империя поднялась снова.

Говорят, что Адмирал не отступил, потому что это было запрещено ему лично сэром Уинстоном? Про то не знаю — но могу заверить, что сама мысль об отступлении не могла прийти в голову никому из нас. Мы шли, чтобы победить — отомстив за все досадные поражения. И у нас было для того достаточно сил!

Американцы начали первыми. В этих широтах в октябре темнеет рано — на мостике "Ривенджа" кто-то высказал мысль, что янки наверное, боятся во мраке сесть на мель, не найдя гавань Нарвика. Впрочем у них всегда было принято, заменять отсутствующие традиции военного искусства натиском грубой силы. И наверняка нарвутся на неприятности — победят конечно, но слишком грязно, с лишней кровью и потерями кораблей.

Сегодня, оглядываясь назад, могу сказать, что мы сделали единственную ошибку. Так как операция готовилась в ужасной спешке, доразведка целей, сил противника и участков высадки проходила по разряду "прочее". И условия были совершенно неподходящие для парашютистов. Подлодка с группой коммандос погибла на минном заграждении, не дойдя до цели. А группы УСО из Швеции банально не успели. Если бы не эта недопустимая торопливость! Но история не знает сослагательного наклонения. Однако же Адмирал в этой ошибке был виноват меньше всех.

Мы подошли к Вогс-фиорду, когда уже было темно. Но корабли с радарами проблем не испытывали, на десантных транспортах же горели незаметные издали огни. Вдали было видно зарево, это горел Нарвик после бомбежки. Немецкая авиация в темноте мало опасна, надводных кораблей после ухода эскадры Тиле не осталось, ну один два миноносца, и всякая мелочь. Сухопутных войск у немцев было, про разведданным, одна резервная дивизия неполного состава. Реальную опасность представляли мины (предположительно на них три дня назад погибла подлодка "Апрайт" с группой спецназа СОРР на борту), немецкие субмарины (по донесениям разведки и аэрофотоснимкам, в базе не больше трех-четырех), и береговые батареи (именно так, на третьем месте по значимости). Считалось, что эти батареи, калибром восемь и шесть дюймов, легко будут приведены к молчанию корабельной артиллерией, для чего в состав эскадры и включили целых два старых линкора, очень хороши также, как артиллерийские корабли, были крейсера, "Белфаст" и "Шеффилд",с очень опытными и отлично подготовленными командами, по двенадцать шестидюймовых орудий.

Да, мы знали, что немцы строят где-то вблизи Нарвика одну или даже две тяжелые батареи — но не имели никаких данных о том, что они уже находятся в боеготовности. В конце концов, не надо требовать от разведки всеведения — уж если эти "всезнающие", как выяснилось позже, у себя под носом, на островах Джерси, проглядели постройку немцами двенадцатидюймовой башенной батареи? Могу засвидетельствовать, что штаб Адмирала при планировании операции допускал, что немцы успели ввести в строй одну батарею 305мм пушек, предположительно трофейных русских, или же образца прошлой войны, какие были на дредноутах типа "Кайзер" — были также сведения, что одну из пушек утопили при перевозке, и оттого батарея стала трехорудийной. Однако было решено, что огневой мощи двух линейных кораблей должно хватить, чтобы устранить эту угрозу.

Зато минной и подводной опасности придавалось чрезвычайно большое значение. Тральщиков было целых тридцать единиц ("элджерины", могли исполнять обязанности и противолодочных кораблей), кроме того, девять шлюпов (тоже при необходимости способных тралить). И двенадцать фрегатов (эти, чистые противолодочники) — итого, считая еще восемь эсминцев, пятьдесят девять единиц, для борьбы с субмаринами! В целом можно было считать, что эскадра была хорошо сбалансирована, даже несмотря на то, что в ее составе не было ни одного авианосца — включение в состав "Аттакера" отменили в последний момент, посчитав что его реальная ценность, с учетом малого светового дня, отвратительной погоды и состава авиагруппы невелика — да и аварийность "сифайров" при полетах в этих условиях с короткой палубы была бы недопустимо высокой. Решено было поверить американцам, гарантировавшим, что двух больших авианосцев с полноценными авиагруппами будет достаточно на всех.

Эскадра полностью втянулась в Аннфьорд. Впереди шли тральщики, в два эшелона (также обеспечивая с того направления и ПЛО). За ними "Ривендж" (головной) и "Роял Соверен", строем пеленга влево. По флангам, левее и правее, крейсера, и завесы из эсминцев, на случай атаки субмарин. В миле позади уже были головные суда транспортного отряда, в охранении фрегатов. Генеральный курс 170, скорость 10 узлов, больше не позволяла работа с тралами. Слева острова, справа темнеет большой остров Сенье. Прямо по курсу маленький остров Бьяркея, за ним побольше и выше, Грютейя, за ними Хиннейя, там порт и поселок Харстад, если идти мимо него, оставляя по правому борту, будет вход в Вогс-фиорд, а за ним уже Нарвик.

И вдруг залп, причем сразу накрытие, снаряды легли между кораблями ордера. Что по-вашему должен был решить Адмирал? Сразу и немедленно повернуть назад? От батареи, которую мы считали 305мм пушками прошлой войны? По всплескам трудно оценить реальную огневую мощь, неприятным открытием лишь было, что их не три а четыре. И мы не видели откуда стреляют — вспышки выстрелов были закрыты от нас скалами Грютейи, снаряды шли по навесной, по наводке от радара. Но противник казался вполне нам по силам. Вот только подойти чуть ближе — повышенная дальнобойность немецких пушек в сравнении с главным калибром дредноутов той войны легко объяснялась, береговые установки обычно имеют больший угол возвышения, да и ставятся не на уровне моря, а выше, что тоже дает прибавку к дальности. Но все же у них четыре ствола, а у нас шестнадцать, для подавления должно хватить!

Потому, мы не изменили курс. Придется потерпеть, неприятно, но не смертельно. К тому же ночь, немцы стреляют вслепую. Мы не знали тогда, что на батарее "Троденес" уже стоял радар артиллерийской наводки. Всего три года назад радиолокаторы были мачтами стометровой высоты, пригодными лишь для грубого обнаружения высоко летящих самолетов. А артиллерийские радары, сопряженные с СУО, в сорок третьем еще были большой редкостью, обычно же локатором лишь засекали цель, а стреляли по оптике, дающей большую точность. Но немцы сумели нас опередить, и оттого их снаряды ложились убийственно метко. И мы не могли прибавить ход, всего десять узлов, казалось очевидным, что впереди, в проходе между Бьяркеей и Сенье, поставлены мины, и не в один ряд.

Затем в небе повисли "люстры" осветительных снарядов. И ударили еще батареи, восьми и шестидюймовые, с соседних островов. Эскадра шла как сквозь палочный строй, или как в сорок первом у Крита, по "бомбовой аллее" — когда наш сэр Уинстон призвал флот "терпеть и вынести". Мы сражались, мы стреляли в ответ, и кажется успешно — но до той проклятой батареи нам никак было не достать! Помню, что первые попадания были в "Соверен", огромная вспышка на надстройке, позади трубы, затем в самую середину, рухнули обе мачты и труба, линкор горел, но еще стрелял, а затем вдруг покатился вправо, нам казалось, что он нас сейчас протаранит, но "Соверену" все же удалось выправиться. Но нам казалось, что бой не безнадежен, мы принимали удары и отдавали в ответ, корабли глубоко уже вошли во вражеские воды, шанс на победу еще не был упущен! И мы продолжали идти вперед.

И тут с тральщиков просигналили, обнаружены мины. В проливе, где мы и ожидали. И мы еще сбавили ход, чтобы не поймать бортом всплывшую, подрезанную тралом мину — теперь мы ползли под немецким огнем со скоростью едва восемь узлов, быстрее было никак, можно было отойти назад, хотя бы из зоны досягаемости шестидюймовых — но сзади напирали транспорта, и идти под расстрелом тяжелой батареи даже лишние кабельтовы казалось выше наших сил.

Мы уже начинали догадываться, что калибр у немецких пушек не двенадцать дюймов, а больше. Но что мы могли сделать? Шансы еще не казались призрачными. Пока не погиб "Роял Соверен". Сначала он поднял сигнал "не могу управляться", ему было совсем плохо, каждый залп немцев давал как минимум одно попадание. "Соверен" уже не стрелял и горел весь от носа до кормы, и наверное, немцы могли уже не тратить на него снаряды? Помню, как кто-то из флаг-офицеров обратился к Адмиралу с предложением послать тральщики, снять команду с гибнущего корабля. На что Адмирал усмехнулся, и ответил:

— Мы следующие, когда "Соверен" перестанет отвлекать огонь на себя. Пусть тральщики расчищают мины. Передадите десантному отряду, пункт высадки — Харстад. Если мы не сумеем подавить эту чертову батарею, это должны сделать они.

Горел "Белфаст", получив восьмидюймовый снаряд, и пару попаданий другими калибрами. Подорвался на мине эсминец "Эрроу", то ли отнесло подсеченную тралами, то ли выкатился слишком влево и угодил на заграждение. И тральщиков стало меньше — но видно было плохо, а в эфире стоял кавардак. Но нам казалось, еще немного, еще чуть-чуть, страха не было, было упоение, ожесточение боем. Знаете, это как в футболе, бежать за "безнадежным мячом"?

Мы наконец входили в пролив, радуясь что кажется, достанем теперь эту батарею. Сейчас говорят, можно было послать вперед крейсер, или даже дивизион эсминцев, у немцев на орудиях были лишь легкие противоосколочные щиты, мы могли засыпать батарею градом шести- и даже пятидюймовых снарядов, и она не смогла бы стрелять. Спрашиваю умников, откуда мы могли знать, какая у немцев защита? Если бы там были башни корабельного типа, мы просто послали бы легкие корабли на убой без всякой пользы. И при номинальном равенстве в дальности стрельбы, меньшие калибры имеют на предельной дистанции намного большее рассеивание, а значит, худшую меткость. Наконец, на выходе из пролива еще следовало пройти две-три мили, чтобы уверенно достать до дальнего острова — целых две мили, это очень много, если идти по минным полям!

И тут немцы обратили внимание на нас. Первое попадание было с правого борта, выше каземата, в надстройку, под острым углом, снаряд прошел к трубе, пробил всего лишь двухдюймовую броневую палубу, и разорвался в котельном отделении. Наверх вырвалось облако пара, но мы еще не потеряли ход. И немцы начали молотить нас, как до того "Соверен", каждые две минуты залп, и почти всегда одно попадание. И это было уже страшно — но даже тогда не было ощущения безысходности, нам все же казалось, есть возможность дотянуться до горла врага. И Адмирал сказал:

— Сигнал десантному отряду: ваша цель, тот остров впереди. И в машину, выжмите сколько можете. Побольше этих восьми узлов.

И мы пошли вперед, догоняя тральщики. Горели, садились носом, но шли. Поняв замысел Адмирала — что мы все, уже мертвецы. Но "к черту мины", как сказал Фаррагут на Миссисипи, восемьдесят лет назад, только вперед — у нас булевые наделки по бортам, как хорошее ПТЗ, сразу утонуть мы не должны. А значит успеем, и сократить дистанцию, на которой достанем наконец до этой проклятой батареи, теперь мы ясно видели вспышки выстрелов на северо-восточном берегу острова Харстаг. И расчистим своим корпусом дорогу от мин десантному отряду. А кто из нас после останется живым, видит бог!

Немцы стреляли. Когда мы поравнялись с тральщиками, один из маленьких корабликов просто разнесло в клочья снарядом, предназначенным для нас. Прямое попадание в крышу первой башни, броню пробило, в башне полегли все, хорошо, не взорвался погреб. Но за нами шли десантные суда, наш приказ был принят и понят! Я и сейчас считаю, что нам не хватило чуть-чуть. Мы отвернули вправо, чтобы ввести в дело кормовые башни, чтобы было шесть стволов в залпе вместо двух, и тут под бортом взорвалась мина. Взрыв был необычно сильным, или немцы ставят мины в связке, или у нас сдетонировал погреб шестидюймовых? И "Ривендж" стал валиться на борт. Но Адмирал был спокоен, как подобает британскому джентльмену, его последний приказ был, "всем оставить корабль". Лишь благодаря этому, многие из экипажа спаслись. И я тоже — а Адмирала никто не видел из выживших, неизвестно, что с ним стало, и как он погиб. Может быть, он так и не покинул мостик.

Болтаясь на плотиках, мы видели, как немцы расстреливали идущие за нами транспорта. Было уже совсем темно — но костры на воде хорошо различались. Затем мимо нас прошли десантные боты, набитые солдатами, нас не взяли, потому что были гружены до предела — транспортов, с которых их сбросили, больше не было. Мы погребли к Бьяркее, этот остров был ближе, там оказались немцы, кого-то взяли в плен, но я и еще несколько матросов сумели спрятаться, в темноте нас не нашли. А затем на юго-западе вспыхнула стрельба, взлетали ракеты, светили лучи прожекторов — там еще не стихло, когда стрельбы и крики начались уже рядом. И мы встретили наших солдат, высадившихся уже на этот остров, они рассказали, у Харстага была бойня, их осветили прожекторами и ракетами, и расстреливали на воде из пулеметов и мелких пушек, спаслись лишь те, кто повернул, и высадился здесь.

Немцев на этом острове было мало, и они отступили в его южную часть, а затем на катере ушли на Грютейю. И мы нашли нескольких наших, с" Ривенджа", расстрелянными — их сначала взяли в плен, а когда пришлось отступать, убили. Нас оказалось почти пятьсот, целый батальон, правда, вооружены были едва половина, все кто не десант, что-то сумели у дохлых немцев взять, вот только патронов и еды было мало.

Наши рассказали, "Белфаст" тоже погиб. Когда пытался прикрыть десант огнем. А "Шеффилд" уходил, горя и кренясь, но вроде ушел. Из эсминцев, фрегатов, тральщиков тоже многие потонули, там батареи оказались с трех сторон, как в мешке, ну а транспорта точно погибли все. Но вроде многие успели спустить боты, и мелкие группы, пользуясь темнотой, разбежались кто куда, по островам — как это у русских называлось бы, "ушли в партизаны"? Вот только с едой плохо, с патронами, с медикаментами — короче, будем сидеть, пока всего этого хватит, ну а после придется сдаваться. Или попробовать, через пролив вплавь? Боты спрятать некуда, днем их все у берегов расстреляют. А вода холодная, не доплыть.

Решили не сдаваться — помня, как немцы относятся к пленным. Днем на соседних островах Сенье и Грютейе, слышалась стрельба, но до нас у немцев руки не дошли — наверное, много таких спасшихся "партизан" было. Сидели так неделю, господи, адские мучения впроголодь, хорошо хоть источник воды нашли. Если бы немцы высадили десант, нам всем был бы конец, потому что мы сильно ослабели — но у них, так мне показалось, не так много было людей. Меньше, чем снарядов — иначе с чего бы это им по нашему острову, когда мы сдаться в очередной раз отказались, стрелять не меньше чем шестидюймовым калибром? Или они своих солдат в прочесывании не хотели гробить, выжидали, пока мы сами сдадимся, вконец оголодав?

А затем пришли русские, сняли с острова и привезли в Нарвик. И после транспортом до Англии, домой.

Еще одни документ из "нарвикской" папки Додсона. Несколько листков, написанных от руки. Автор не указан. (предположительно, черновик отчета офицера связи УСО при штабе высадки десанта, адресованный генерал-майору К.Габбинсу, оперативному директору УСО)

Крайняя поспешность в подготовке операции отразилась и на действиях сил специального назначения. Кроме того проявились межсоюзнические противоречия, совершенно неуместные в борьбе против общего врага.

Обстановка изначально благоприятствовала самому тщательному ведению разведки. Так как рыба составляла значительную долю в продуктовом рационе как норвежского населения так и оккупационных войск, в течение всей войны плавания большого количества рыболовных судов было обычным делом, не только вблизи норвежского побережья но и по морю вплоть до принадлежащих Англии Шетландских островов (визиты к родственникам, контрабанда). Пресечь и проконтролировать это со стороны немцев было чрезвычайно трудно — и как результат, только в течение весны-лета 1943 года и только силы УСО успешно провели свыше сотни забросок агентов и групп на норвежскую территорию. При этом ужесточение оккупационного режима имело следствием рост симпатии местного населения к Англии и США.

Факт строительства немцами новых мощных береговых батарей у Харстада и на острове Энгелой был заблаговременно установлен. Однако при определении их боевых характеристик были совершенно неоправданно приняты на веру разговоры немецких солдат, что якобы одна батарея, это 280мм или 305мм немецкие пушки, образца прошлой Великой Войны, снятые с кораблей, списываемых на слом (первое предположение казалось даже более верным, так как было известно о переводе в береговую оборону артиллерии старых броненосцев типа "Шлезиен"), вторая же батарея, это 305мм русские пушки с дредноутов типа "Петропавловск", захваченные в 1941 году на береговых батареях в Прибалтике. Следует также отметить, что о самом существовании германских 406мм пушек новейшей конструкции, предназначенных для так и не построенных линкоров "супер-Тирпиц", у союзного командования не было достоверных данных (их считали таким же блефом, как указанный в пропаганде для этих же кораблей 508мм калибр). Потому, нейтрализации этих батарей совершенно не было уделено должного внимания, какие-то меры были включены в план, но считалось, что в принципе, атакующие корабли могут справится и сами.

Согласно плану наступления на британском участке, предполагалось после Харстада не прорываться к Нарвику через узкий и извилистый проход, а высадить десанты на северной стороне полуострова, от Тенневолля до Гратангена, и пройти по суше до Уфут-фиорда. Это решение напрашивалось при ускоренной подготовке десанта, но это же и могло бы стать камнем преткновения. Так как резком осложнении обстановки, десанту оставалось лишь идти вперед, на прорыв. Но в реально сложившейся ситуации фатальным оказалось то, что и коммандос и боевые группы УСО, успешно заброшенные в район Нарвика, не выдвигались к Харстаду. Их задачей по плану должно было стать обеспечение беспрепятственного выхода высадившихся моторизованных колонн по дорогам от Тенневолля и Гратангена на шоссе, ведущее и к Нарвику, и в Швецию. с последующим соединением английских сил с американцами восточнее нарвика и в Швеции — и, соответственно, к полной изоляции немцев во всей зоне Нарвика. Результатом же было, что в "час Х" весь английский спецназ оказался более чем в тридцати милях к востоку от места сражения, при затрудненной радиосвязи.

Также, со стороны американского командования была допущена легкомысленная, если не сказать преступная, недооценка противника и сложности ситуации. Не только среди солдат, но и в штабе, среди командиров, господствовало настроение, "только покажите нам, где гунны, и мы их всем перебьем" — поскольку американцам, в отличие от англичан, за последний год не довелось испытать на суше тяжелых поражений, значительность же выделенных сил, их отличная подготовка, вооружение, снабжение, вызывали мысль, что "мы не можем проиграть". В то же время имело место высокомерие, и даже презрение американцев к своим британским союзникам, после Гибралтара, Мальты, Египта, Ирака, Индии, в разговорах опять же не одних рядовых, но и офицеров звучало, что "Британская Империя уходит со сцены, как когда-то Испания", что не могло не обижать любого, помнившего о судьбе Кубы и Филиппин. Результатом же было глупое состязание, более уместное в споре футбольных клубов, "посмотрим, кто скорее возьмет Нарвик, мы с запада, или вы с севера" — и это взаимодействие, вернее его почти полное отсутствие, было забито в утвержденный план!

Что самым фатальным образом отразилось прежде всего на действиях спецподразделений. Поскольку американцы, при всем их апломбе, не имели в Норвегии ни агентуры, ни налаженных каналов ее заброски, они милостливо уступили эту честь тем, кого презирали, англичанам! И естественно, что УСО для действий на американском участке (прежде всего, против батареи на Энгелое) выделило силы и средства, по остаточному принципу. Так, для разведки "полосы прибоя" на предмет мин и противодесантных заграждений выделили всего одну группу, которая погибла на подлодке "Апрайт", не выполнив поставленной задачи. Информация, иногда полученная из сомнительных источников, как правило, не перепроверялась, а принималась на веру. Наконец, в американских частях, все командиры до уровня батальона имели подробные карты лишь своего участка высадки — вынужденные же в ходе боя выбрасываться на первый оказавшийся вблизи берег, десантируемые войска оказывались на совершенно незнакомой местности (как выяснилось уже позже, очень многие американцы считали Лофотенский архипелаг полуостровом, по которому можно выйти к Нарвику по суше!).

Совершенно не поддающейся объяснению может быть названа попытка американцев 13 октября сбросить собственные группы спецназначения (если не считать за причину недоверие к британцам). Причем при ее осуществлении не было сделано различия между джунглями Бирмы и северной Норвегией. Во-первых, десант был слишком велик для "группы коммандос", более 140 человек, целая рота с тяжелым вооружением (минометы). Что повлекло, во-вторых, резкое усложнение высадки — двенадцать транспортных самолетов были разбиты на три группы, идущих к цели самостоятельно — считалось, что десант, сброшенный с первой из них, должен был после сбора быстро обследовать местность, найти наиболее удобную точку для сбора и зажечь там зеленый маркер, на который будут высаживаться все последующие группы. В третьих, объем и вес снаряжения превышал все разумные пределы — на каждого человека приходилось больше ста килограмм переносимого груза (предполагалось, что часть будет спрятана как аварийный запас на случай отхода, а часть контейнеров не найдут). План был может и хорош на бумаге — но никто отчего-то не подумал, что сильным ветром парашютистов и груз разбросает по большой территории. Что приземляться придется ночью, на скалы, поросшие лесом — и большое количество десантников получат травмы и переломы, без всякого воздействия врага. Что полмили по ровной местности, это совсем не то, что те же полмили, разделенные горным хребтом. Что "быстро обследовать территорию", за короткий срок до подлета второй и третьей волны решительно невозможно, как впрочем и найти контейнер с маркером. Что просто собраться вместе, а тем более собрать все сброшенные парашюты, включая грузовые, и найти все грузы, это непосильная задача, даже останься весь десант на ногах и каким-то волшебным образом установив немедленную связь друг с другом на земле. Что управлять таким отрядом после приземления в первые часы абсолютно нереально.

Немцы же, получив сообщения от своих постов и отдельных лояльных норвежцев, действовали на удивление быстро и четко. Из-за большого разброса, десант был принят за гораздо более крупный. Но утром 14 октября, он представлял собой не организованную и боеспособную часть, а толпу одиночек, раскиданных по незнакомой местности, без руководства, без снабжения, зачастую с переломанными ногами. И что страшнее всего, немцы, знакомые с этим театром, подобные трудности хорошо представляли. В итоге, вместо тайного выдвижения на исходный рубеж и внезапной атаки, американским десантникам пришлось играть в "кошки-мышки" со спешно переброшенным батальоном горных егерей. Самой страшной была судьба раненых и покалеченных, превратившихся в обузу для товарищей (четверо здоровых едва могли нести одного по той местности, а ведь был еще груз!), однако и немцы по тем же причинам, увечных не брали в плен, а добивали на месте. Лишь 18 октября последние из уцелевших американцев сумели перейти шведскую границу, успев подвергнуться краткосрочному интернированию, до того как воспользоваться русским гостеприимством.

Стратегическим результатом могло бы быть отвлечение у немцев одного батальона, причем наиболее подготовленного для боя на той местности. Однако гораздо больше сказалось на исходе сражения, что под удар чрезвычайных мер, принятых при отражении американского десанта, попали группы УСО на южном направлении (одна уничтожена, две отошли с потерями).

В результате, во время сражения, немецкие тылы остались совершенно без воздействия сил спецназначения. По причине ошибочного плана (британский участок) и совершенно неуместной американской инициативы с парашютистами (американский участок).

Из "нарвикской" папки Додсона. Капрал Тони Боумен. 28я Пенсильванская дивизия

Мы верили, что мы — лучшие. Так твердили нам наши командиры. "Скажите нам, что — и мы сделаем это!". Символ нашей дивизии — красный кирпич, как символ стойкости, "краеугольный камень". И стойкость наша в сражении должна быть такой же!

За что мы сражались? Оттого что Гитлер, которого назначили "очень плохим парнем" с чего-то решил, что лишь немцы должны быть как белые, а все прочие как ниггеры. А русские считают, что все люди белые, а ниггеров не должно быть вообще. Что на мой взгляд, не меньший бред: скажи мне, что я равен ниггеру, по уму и способностям, сразу в морду дам! Так что мы, по крайней мере в Европе (с желтомордыми и так все ясно, а кто сказал, что ниггеры лишь черными могут быть?), должны всего лишь сказать дерущимся "брэк", и взять с них плату за услуги. В первую очередь, конечно, с Гитлера — поскольку он успел очень сильно обидеть наших британских кузенов. Ну а русским может быть довольно будет и по-хорошему, показать глубину их заблуждений — слышал, что не водятся ниггеры в России, вот русские и привыкли всех белыми считать. Но ведь зачем-то Бог создал людей разными? Белые должны командовать, и деньги считать, ну а ниггеры работать на белых. Что есть справедливость? Это когда все довольны — белые, что они богаты, а ниггеры, что на белых работают.

Спрашиваете, сэр, как это я с такими убеждениями, да в 28й Пенсильванской? Так я вообще-то родом из Алабамы, и родители мои оттуда, а меня жизнью помотало по десятку штатов, как это у нас бывает, чемодан, поезд, автобус, сел и погнал туда, где заработок есть! А сейчас вообще, в этой африканской дыре, в пятьдесят втором осел, как воевать уже староват, и пораненный, повезло вот бизнес ухватить. Одни черные рожи вокруг, беседе с белыми людьми всегда рад — так что крутите свой диктофон, сэр, мне не жалко. Ведь секреты моего бизнеса здесь вам неинтересны — ну а то, что было когда-то в Норвегии, никому не интересно, кроме вас.

Начало драки пропущу, поскольку ни черта не видел. Где-то стреляли, вроде даже потопили кого-то — мы в это время в коробке сидели, как сельди в бочке. Десантный транспорт, это вам не "Куин Мэри", цель здесь запихнуть максимальное число личного состава, и чтоб кое-как перетерпели до высадки. Так что когда нам скомандовали, все наверх и в "калоши" грузись — только рады были. Что такое "калоша" — ну вы же, как моряк, видели наверное, на что малый пехотно-десантный катер похож? Нос широкий и плоский, там аппарель, рубка сильно к корме сдвинута — на взгляд со стороны, все здорово на громадный башмак или калошу смахивает. А палубы нет — так что хоть воздухом подышим, и небо видать.

И тут, бабах! Прямо в куче, высоченный столб, оказывается, немцы до нас пушками доставали. Что тут началось, страху натерпелся — вот вы, сэр, можете представить, как пешеходу перейти даже не улицу, а перекресток, с очень оживленным движением, когда ни светофора, ни регулировщика нет, все едут как хотят — и знают, что если тебя задавят, то ничего им за это не будет? Калоша рядом с нами, прямо под нос кораблю, и не выплыл никто! Отчего не выплыл — так на каждом из парней, как на мне сейчас, кроме винтовки Гаранд, еще ранец, подсумки, противогаз, каска, лопатка, с таким грузом в воду, так сразу на дно, будь ты хоть сам Джонни Вейсмюллер! А на мне еще рация, поскольку я был ротным связистом. Но рулевой у нас был мастер, как он уворачивался, это надо было видеть! А снаряды летят — не знаю, сэр, в кого попадало, я больше боялся, чтобы не попало в нас!

Куда плыть? Левее, милях в двух-трех наверное, не знаю, не умею на море расстояния определять, виден берег. Но — виден, и вроде, недалеко. А впереди море, вдоль этого берега, и кажется, оттуда еще и стреляют! Ну, лейтенант, кто старший у нас оказался, и велел, правь к берегу! Не по воде, так по суше к месту выйдем, это вернее.

Мы не одни такие — за нами сразу несколько "калош" свернуло. Ну а как большие корабли стали уходить куда-то назад, так и те, кто вначале было направился вдоль берега, повернули влево. Дошли без особых проблем — уже после я узнал, что оказывается в тех самых местах водоворот Мальмстрем, про который Эдгар По ужасы писал — но нам повезло, хотя качало! На берег выползли, половина от морской болезни на нога не стоит, однако оклемались кое-как, вот повезло, что немцы нас минометами в эти минуты не накрыли! Собрались, снаряжение проверили, пошли долг взыскивать, за наши страдания — где тут немцы, кого убивать?

Господи, помилуй! Там черт ноги переломает, сплошные скалы, высотой как Эмпайр Стейт в Нью-Йорке, и никаких дорог, только тропки какие-то, и так вверх-вниз! И все на себе тащить, и вниз как бы не труднее, чем вверх, чтобы не сверзиться, ладно я тридцатилетний, старичок уже, так у молодых парней языки на плечах были, как у загнанных лошадок. Мне правда повезло, что оказался в арьегарде, как-то незаметно, а впереди несколько раз слышалась стрельба, и даже гранаты рвались, говорили что немцы за нами следят, выстрелят, и отступят, хотя и наши тоже стреляли во что попало, жить-то хочется? Шли долго, с моря тоже стрельба, а мы все топаем по эти чертовым горам, наверное, по миле в час. И вдруг, очередной обрыв вниз, за ним вода. Мы на острове, что ли?!

Лейтенант скомандовал, по берегу в стороны, искать, может не остров все же? Мне повезло — не ноги бить, а связь устанавливать, лейтенант доложил, плацдарм захвачен, противник отступает, продолжаем продвижение вперед. Тут справа стрельба, мы туда потянулись. Не остров оказался, слава господу — перешеек впереди, за ним земля. Вот только перешеек низкий и совершенно открытый, а за ним где-то в скалах, немецкий дот. И уже десяток наших мертвыми валяются, а все прочие залегли и куда-то стреляют.

Немцев там было, судя по стрельбе, до взвода. Два пулемета, и винтовки. И еще миномет был, как наши стали накапливаться в лощине, их накрыло. Убитых еще десятка полтора, раненых вдвое больше, а что мы с ранеными будем делать, у нас же только ротный санитар! Перевязали, положили в укромном месте, и все — эвакуировать не на чем и некуда! Стреляем, немцы в ответ. У нас еще троих зацепило, надеюсь что у немцев больше, у нас же наверное, полторы сотни стволов работало, и десяток пулеметов. А на перешеек полезли, снова пулемет, и опять потери. Я ж говорю, там дот был, амбразура лишь в узком секторе видна, но как раз в том, в котором перешеек, а с боков не подавишь никак. Да еще проволока была там, в самом узком месте, и сказали, мины-противопехотки. Как пройти?

Лейтенант снова к рации. Чудо первое — связь все еще есть. Чудо второе — с тем, кем надо. Чудо третье — обещали помочь авиацией. Чудо четвертое — прилетели, и нас нашли. Лучше б не находили! Шесть "донтлессов", несмотря на условленные наши сигналы ракетами, положили бомбы не только по немцам, но и в воду, и по нашему берегу тоже! Еще десяток убитых и раненых — а немцы все стреляют. Правда, бьет у них теперь лишь один пулемет, но как раз тот, самый опасный. Наших на перешейке уже с полсотни трупов лежат! После последней атаки прибавилось — когда сзади еще наши подтянулись, так что теперь нас почти что целый батальон, и капитан какой-то за старшего — на нашего лейтенанта орет, отчего встали? С кучкой немцев справиться не можете, трусы? Попробовали, откатились, опять кровью умывшись. И наш лейтенант погиб, со всеми шел, пуля ему в голову, не мучился хоть, и то хорошо.

Стемнело уже. Мы еще раз попробовали, в надежде что не увидят. Тихо к проволоке подползли, стали резать. Так у немцев, оказывается, там рыболовные крючки на стальных поводках подвешены, и пустые консервные банки, все загремело, снова ракеты в воздух и пулемет ударил. Мы все назад, что делать?

А холодно! И огонь не развести, и не согреться, и не приготовить — про немецкие минометы все помнят. Кое-как подкрепились, сухими пайками, и спать. Злые, невыспавшиеся, голодные, замерзшие, под утро снова пошли — капитан зверь, но сообразил, у кого-то из саперов дымовая шашка оказалась. Снова подползли, зажгли, стали проволоку резать (и кажется, еще елового лапника собрали, чтобы горело, и дым был). И хорошо, сэр, что я, как радист, со всеми не пошел! Потому что пулемет в дым бил вслепую, но места там мало, в кого-то все равно попадал. А наши парни бежали, и ползли через перешеек, и лезли вверх — когда закончилось, у проволоки все было телами завалено. А наверху, действительно немецкая позиция в скалах была, и там всего один немец у пулемета, его в спину убили, он так и стрелял до последнего. И еще двенадцать мертвых мы нашли, пятерых прямо в окопах, а семерых аккуратно уложенных в лощине, вроде трое еще живыми были, раненые, их наши парни штыками добили, обозленные за потери. Еще был миномет без мин, и второй пулемет поврежденный. А тот, кто у пулемета был, жаль, что подох, ну мы его и мертвого привязали, чтобы "алабамский театр" устроить, наше американское национальное развлечение. Этот немец уже старый был, седой, с нашивками, наверное сержант, на мундире какие-то значки и кресты — Железный сначала Вильямс из моего взвода хотел взять, но после разглядел, что на нем W.1914 выбито, и интерес потерял, значит с той еще войны, у нас такие побрякушки в антикварных лавках продавались. Кстати, вот он, сэр, не желаете купить, сувенир на память, сто долларов всего?

Что за алабамский театр? Так это, сэр, у нас на Юге было, дед рассказывал, ему самому там бывать и участвовать еще доводилось. Зал, билеты, все как подобает, на сцене преступника-ниггера привязывают, который например, посмел на хозяина руку поднять — и те, кто в партере, по сигналу имеют право в живую мишень всю обойму винчествера или барабан кольта разрядить, а галерка может лишь по одному выстрелу. Да, жаль что тот проклятый гунн уже был дохлый, от страха не корчился, не визжал, как наши ниггеры, видя стволы. Ну, мы в него все равно, патронов не жалея, в лицо старались целиться — за то, что столько наших положил.

Нет, сэр, он прикован к пулемету не был. Не знаю, отчего не ушел — мог бы вполне, ночью, деру дать, если он тут все тропинки знает, хрен бы мы его поймали. Дурак, что поделать — я бы на его месте точно, сказал бы себе, погеройствовал в меру, долг исполнил, на медаль заслужил, ну а теперь ноги в руки и бегом, мертвому слава и почести не нужны, а деньги тем более. Сэр, я не трус, но всегда по-честному: если кто-то хочет, чтобы лично я под пули лез, так пусть платит наличными, а не словами. И конечно, обеспечит, чтобы я вернулся — а если мне выпишут билет в один конец, так и я от всех обязательств свободен.

Так вот я и воевал, почти десять лет, сначала там, в Европе, а после, до пятьдесят второго, здесь промышлял, охотой на черномазых. Юмор был в том, что платили мне иногда за это другие черные, против которых я тоже воевал, годом раньше или парой лет позже. И еще кое-кого из своих сослуживцев я здесь встречал — мы были лучшими солдатами в мире, сэр! Тысяча врагов, убитых мной лично — какой солдат какой армии мира может этим похвастать? Мне приходилось видеть, как взвод белых разгоняет и разоружает батальон черномазых, а рота за один день меняет правительство в не самой маленькой африканской стране. И это была правильная война — когда есть и легкая победа, и хорошая оплата. А не та мясорубка, бессмысленная и безжалостная, где рекой лилась кровь белых американских парней.

Ведь именно после того сражения в Норвегии, герб нашей 28й Пенсильванской стали называть "ведром с кровью"? Из-за идиотского упрямства немцев, не желающих понимать, что раз они проиграли, то надо сдаваться, не создавая лишних проблем ни себе, ни победителю. Впрочем я слышал, что русские еще более упрямы — нет, в бою с ними мне встречаться не доводилось. Здесь, в Африке, надо быть сумасшедшим, чтоб взять контракт против них — нет, сэр, это не трусость, а благоразумие, все знают, что даже если твоя команда победит, не факт что лично ты доживешь до дивидендов, кровью умоются все. И если тебе повезет остаться живым, русские ничего не забудут и не простят, и после достанут тебя хоть из-под земли. Но это же русские, бешеные все, с такими разве воюют?

Так не желаете купить Железный Крест, той еще войны? Эх, сэр, вы не поверите, сколько я уже пытаюсь его продать — один раз это даже получилось, но он вернулся ко мне, когда… скажем так, я стал наследником вещей того парня. А ведь я, когда бедствовал, продал все свои медали, полученные от американского правительства, и деньги те давно уже ушли. А этот крест от того старого немца так и болтается в моем кармане, и никто его не берет. Иногда мне хочется просто бросить его в реку — останавливает меня лишь мысль, что если есть господь на небе, то он явно этого не хочет, а в мои года поневоле станешь верующим, сэр!

А там, в Норвегии, что дальше было? Да ничего хорошего, сэр! Пару миль прошли, вымотались все, ну про пейзаж и дороги там я вам сказал — и снова перешеек впереди. С проволокой, и пулеметами за ней. И не атаковать в лоб, даже у нашего капитана ума хватило, вроде бы, эта позиция была посерьезнее той, немцев явно больше сидело. Заняли оборону, ждали, лениво перестреливались, те гунны тоже не атаковали, жить всем хотелось. Ребят лишь жалко, кто раненые были, очень многие умерли, так и не эвакуированные. Нас ведь с острова лишь на седьмой день сняли, или десятый, не помню уже. Да, сэр, оказалось все-таки, что это остров был!

Кто снял — русские конечно. Пришли, и разобрались, немцев в плен, нас до Нарвика, там уже английские транспорты стояли. Еще через три дня, мы все в Британии.

Из "нарвикской" папки Додсона. Зигфрид Штрель. В октябре 1943 — корветтен-капитан, командир U-1506

Мы были честными солдатами фюрера! И как подобает германским воинам, блюли дисциплину, исполняя приказы.

В тот день мы стояли в базе Нарвик. После того, как наша лодка в прошлом выходе чуть не погибла, встретив русскую сверхсубмарину, мы не выходили в море. Теперь я знаю, что это был всего лишь подводный крейсер К-25, с фторовой турбиной, но это стало достоверно известно лишь после заключения мира. А тогда весь Арктический флот Рейха знал про "русский подводный Ужас", то ли еще одно воплощение "летучего голландца", то ли демон из преисподней, призванный русскими священниками — ведь известно, что он появился в океане как раз тогда, когда их Вождь Сталин вдруг стал другом русской Церкви? В общем, говорили всякое — но все сходились, что в море этому неизвестно чему лучше не попадаться.

Это было так. Еще год назад мы могли проникать глубоко в русские воды до Карского моря. Теперь же экипажи субмарин считали величайшей удачей и подвигом, очень осторожно подойти к границе русской зоны ответственности, чуть углубиться в нее, и боясь каждого шороха, отбыть там какой-то срок, по истечении которого спешить в базу, с рапортом, "поход завершен, противника не встретил". Ну а атаковать русские конвои считалось заведомым самоубийством, ясно было, что этот "ужас" ждет нас там, и уже не выпустит.

Согласитесь, что для солдата очень страшно, выйти против заведомо сильнейшего противника, с негодным оружием? Знать, что он быстрее, незаметнее, лучше видит и много лучше вооружен? Чувствовать себя в положении, пусть даже волка — в лесу, где охотится голодный тигр? После того, как мы все чудом остались живы, в экипаже были двое сумасшедших, а пятерых пришлось списать из-за нервного срыва. Да и я сам был близок к этому, проводя все время на берегу в кабаке и напиваясь до одури, чтобы лишь не вспоминать! И не думать о том, что завтра, возможно придется снова в море.

Слава богу, командование флотилии, и что еще лучше, штаб в Берлине, также пришли к выводу о нецелесообразности использования наших субмарин в русских водах. Адмиралам тоже нужны ордена и доклады о победах — и все чаще нас посылали не на Север, а в Атлантику, воевать всего лишь с англичанами. Там тоже конечно, были потери — но все происходящее укладывалось в рамки "обычная война", без всякой чертовщины. И был очень хороший шанс вернуться живым.

В тот день в базе стояла наша U-1506, и две лодки старого проекта, "тип VII", U-473 и U-476. Лодка U-1505, однотипная с нашей, вечером 14 октября вышла в Атлантику. И налет вашей авиации был полностью внезапным — но поначалу, совершенно не метким, были разрушения в городе, но насколько мне известно, ни один из военных объектов серьезно не пострадал. И штаб 11й флотилии тоже, мне тогда казалось, на нашу беду. Потому что на U-1506 поступил однозначный приказ, немедленно выйти в море! За невыполнение, арест, концлагерь или казнь — причем наказание полагалось не только нам, но и семьям "изменников". Мы вышли из базы, скажу открыто, с настроением, как на убой. Если англо-американскую эскадру сопровождает русское нечто, мы все покойники.

Да, мы могли наверное, атаковать американские корабли еще днем 15 октября. Но не решались выходить из-за линии минных заграждений, это давало нам хоть какую-то уверенность. Однако же, чтобы не подвергнуться репрессиям, следовало хоть как-то проявить активность. В шесть вечера мы очень осторожно выдвинулись вперед, затем провидению угодно было, чтобы U-1506 повернула на север, и очень скоро акустик доложил, что слышит много шумов транспортных судов и боевых кораблей, на малом ходу (это был третий, транспортный эшелон американской группы десанта).

Так же осторожно мы двигались вперед, шестиузловым ходом подкрадывания. Нас не обнаружили, хотя судя по акустике, два или три эскортных корабля несли дозор, но их присутствие не составило для нас никаких проблем. В 20.45 мы были на позиции атаки, подняв на короткое время перископ, я увидел прямо перед собой, в шести-семи кабельтовых, буквально стену из транспортов, цели створились друг с другом, промах был даже теоретически невозможен!

В 20.50 U-1506 дала полный шеститорпедный залп. Такую цель упускать было нельзя — казалось, вернулись благословенные "жирные годы"! Американцам очень помешало, что конвой шел самым малым ходом, по сути крутясь в зоне ожидания, и эскорт ожидал атаки по привычной "атлантической" схеме — когда субмарина ночью подходит к цели в надводном положении, погружаясь непосредственно перед атакой. Эта их тактика тоже оказалась успешной — именно так, парой часов спустя, была потоплена U-476, вышедшая на этот же конвой по пламени горящих, торпедированных нами судов, но обнаруженная радарами эсминцев. Но мы не ушли, и не всплывали — дальность подводного хода нашей "двадцать первой", составляла триста сорок миль, а база была рядом, и мы могли позволить себе роскошь не экономить батареи!

Меня после упрекали, что я не рискнул пройти всего двадцать миль на север, тогда я имел бы шансы потопить линкор "Алабама"? А почему тогда не двести миль к западу, где были американские авианосцы? Я имел перед собой реальную цель, здесь и сейчас! А запас торпед на лодке не бесконечен. Кто может винить меня за то, что победе вероятной я предпочел победу верную? А груженный военный транспорт в десантной операции для противника столь же важен, как линкор.

В 21.40 мы выпустили последние торпеды. Все двадцать три "рыбки" боезапаса ушли меньше чем за час. А мы теперь могли идти в базу с чувством выполненного долга. Эти торгаши сбивались в кучу, может быть они решили, что голова конвоя попала на мины? На наш счет после того боя записали четырнадцать побед, этого не бывало даже в "жирные годы" в Атлантике, у таких мастеров, как Кречмер или Прин! Ну, может стоило бы отдать один на долю U-476, если она все-таки успела, как сообщают… Или на долю U-473, которая в ту же ночь пропала без вести? Но ведь эти сведения так достоверно и не подтверждены, а у нас выходило бы несчастливое число?

После было — фанфары, Берлин, Дубовые Листья к моему Рыцарскому Кресту. А тогда мы удирали домой, молясь о том, чтобы скорее оказаться в базе, пока нас не заметило русское нечто. И только пришвартовавшись к пирсу, почувствовали себя победителями. И первое, что я сделал, сойдя на берег после официальных процедур, это пошел в кабак и напился в стельку. Наплевать, что город в осаде, его бомбили и завтра, возможно, будут штурмовать!

И хотя мы были первой лодкой нового типа, добившейся столь впечатляющей победы, могу сказать вам, сэр, с чистой совестью, что на мне нет обильной крови американцев. Ведь те транспорта, которые нам попались были, как я сказал, третьим эшелоном, должным разгружаться уже в захваченном Нарвикском порту — там были в основном грузы, запасы и техника. Ну и несколько тыловых подразделений — но ведь войны без потерь не бывает, сэр?

Слышал, моя U-1506, которой повезло пережить войну, стоит сейчас в Киле как музей? Мне же не повезло, командуя уже другой лодкой, попасть в плен к англичанам. Ну а английский плен для германских подводников, поверьте, намного более ужасен, чем Дахау. А русские лагеря для военнопленных, по рассказам моих знакомых, это вообще был курорт, "здоровая работа на свежем воздухе" — хотя мой давний приятель Генрих Брода, которого я встретил в Гамбурге в пятьдесят седьмом, при вопросе о его пребывании в русском плену, начинал бледнеть и заикаться. А поскольку нам обоим тогда заняться было решительно нечем, в военно-морской флот ГДР нас категорически не брали, как и на офицерскую должность во флоте торговом, то я с охотой принял предложение Генриха ехать в Уругвай, которому русские среди прочего оружия продали несколько подводных лодок "тип VII".

Адмиралиссимус Брода… А ведь мы начинали с ним в одном чине — там наши прежние звания и награды не имели никакого значения. Нам удалось поднять службу на лодках на должную высоту, насколько это было реально для Уругвая — но Брода оказался шустрее, во время одной из их смут вовремя приняв верную сторону претендента на престол. И вот — Адмиралиссимус, командующий флотом Уругвая, и даже когда его покровителя через пять лет скинули, и пришлось спешно уносить ноги, это звание осталось при нем. А ведь я по праву, был больше достоин — фрегаттен-капитан, кавалер Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями и Мечами, тридцать потопленных кораблей и транспортов — а что у Броды, тьфу! Но у Генриха всегда было чутье, перед кем и когда склонить голову, чью задницу лизать, и хоть бы меня тогда прихватил, удирая, сволочь! Он снова стал Адмиралиссимусом какой-то центральноамериканской республики, где весь флот, это пара патрульных катеров, командовать которыми достаточно обер-лейтенанту — а я отсидел год в уругвайской тюрьме, пока эту "гориллу"-диктатора не сверг следующий. После чего болтался по миру — кому нужен офицер-подводник с боевым опытом? Имел ли я отношение к тем "потаенным транспортам" дона Эскомбедо? Вы же понимаете, что я не отвечу, хоть я и старый человек, но мне еще не надоело жить. Могу лишь дать подсказку, вы не задумывались, откуда у колумбийской наркомафии взялись подводные лодки? И не "семерки" и "девятки", которые после войны русские продавали всяким там уругваям, а "тип XXIII", в отличном техническом состоянии, и это через столько-то лет, как прямо с консервации? А в окружении Эскомбедо и других "донов" были достоверно замечены некие господа "арийского типа" — а теперь выяснилось, что "Рагнарек", "общество за возрождение нацизма" на деле оказалось грандиозной аферой русского КГБ?

Так что я не отвечу вам, сэр. Я прожил свою жизнь, хорошо или плохо, но я ею доволен. Здесь, на Барбадосе, просто рай земной, если у тебя есть деньги — ну а я все же кое-что скопил. Достаточно, чтобы прожить самому остаток своих лет, не отказывая в удовольствиях.

Ну а что будет после меня, атомная война, или коммунистическая революция, мне абсолютно все равно. У меня нет семьи и детей, нет отечества, нет веры в святую идею. Все мое — уйдет вместе со мной. И потому я легко могу сказать, как тот французский король — после нас, хоть потоп.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Воронеж". Норвежское море, к западу от Нарвика

Быть лесником, который всех разгоняет, тоже непросто. Вопрос, а что лесник с этого будет иметь? А значит, надо выбрать время, когда начинать, ну и решить конечно, с кого начинать?

— Ну и здоров, собака!

— Ты что, Григорьич, разве это "здоров"? Всего-то на тридцать килотонн тянет, в наше время "Нимиц" в три раза крупнее был.

На экране кадр, зафиксированный на видео в короткие секунды подъема перископа. Американский авианосец типа "Эссекс", их самый массовый в эту войну (не считая эскортников). В кадр попал даже самолет, взлетевший с палубы. Бомбят Нарвик, пока без особого успеха. Ну а мы пока, тихо-мирно, ходим себе в глубине, подвсплыли вот, глянули, что точно, они, без ошибки, и снова на триста метров вниз. Пока приказа не было — ждем.

— Судя по тому, что нет команды, гэдээровцы еще держатся. Хотя пиндосы явно ведут — интересно, с каким счетом?

— Товарищи офицеры! — это наш "жандарм" — еще не хватало, такое при экипаже сказать! Чтобы они к нашим злейшим врагам, как к почти союзникам относились? Война не кончена еще!

— Так, тащ комиссар третьего ранга, это мы в будущем времени — не растерялся Петрович — поскольку те из фрицев, кто не будут гэдээровцами, не будут вообще. А насчет того, кто тут у нас союзники, так ведь… хм!

— Товарищ капитан первого ранга, пока приказа нет, они для нас союзники — отрезал Кириллов — а вот когда придет, тогда и будем думать.

Несколько раз в сутки мы всплываем на перископную, для сеанса связи. Сначала поднять антенну радара, убедиться что не крутится над нами самолет, затем аппаратура ЗАС выстреливает в эфир сжатый пакет, сообщение что у нас все хорошо, и одновременно "квитанция", что мы на связи, слушаем. Там, на берегу, эту волну должны отслеживать постоянно — и через несколько секунд нам прилетает их пакет информации, более объемный, и повторяемый два раза, как положено при передаче на подлодку. Там оперсводка обстановки на театре, в той мере, в какой ее надо знать нам, и приказ. Одно кодовое слово из трех.

Или пока мир. Тогда мы просто тень в океане, нас нет, мы мираж. Готовый легко и быстро перейти в другое состояние.

Или "ограниченная" война. Тогда мы аккуратно бьем авианосцы, не насмерть, но чтобы повредить, лишить их возможности продолжать операцию. Как тогда "Айову", и не возбраняется после подвсплыть и скинуть в эфир сообщение от "немецкой" лодки, координаты жирной и подбитой дичи. Для "Айовы" это окончилось печально, но наша совесть чиста, мы-то тут причем?

Или "полная" война. Не подранивать, а убивать насмерть. И после опять же сообщение… ну а что будет после с лодкой U-675, истребившей цвет американского флота, отчего она, сообщив о победе как положено, своим шифром и кодом, на установленной радиоволне, так и не вернулась домой — знает лишь бог Нептун. И мы, конечно — потому что мы потопили эту лодку три дня назад. По подсказке с берега, вышли в примерный район, откуда эта субмарина последний раз выходила на связь, прошлись зигзагом, акустикой засекли цель. Ночью сблизившись на две мили, подняли антенну и стали передавать "междулодочным" шифром, вызываем "675ю" (не номер, а известные нам позывные), ответьте, свои позывные неразборчиво. Вот вышло бы, если это оказалась другая лодка, а после на берегу очень удивились бы, как это раздвоилась U-675 и кто передает от ее имени? Но немцы ответили, и получили две торпеды. Спасшихся быть не должно — в радиусе десятков миль не было слышно ни одного судна, а вода холодная. Так что наша "легенда" лишь момента ждет, перейти из виртуальности в реальность.

С чего это мы на союзников ополчились? Так "жандарм" Кириллов политическую обстановку прояснил (сам же, надо полагать, получил инструкции от Лаврентий палыча, а тот — от Самого). Не будет в этой реальности Тегерана-43, по понятным причинам (немцы там рядом совсем, в Ираке), а обеспокоенность тамошних "хозяев мира" даже больше, чем была, а вдруг СССР слишком много достанется? Так что встреча состоится в другом месте, пока же в Москву прилетели их министры иностранных дел, решать предварительно. И вот тут началась нехорошая возня вокруг Швеции, конечно, победа союзникам тоже нужна, а то договариваться и требовать как-то неудобно, но главное, впервые за эту войну нам решили указать место! Ведь им не Нарвик нужен, сам по себе имеющий ценность, не считая рыбного порта, лишь как конечная станция железной дороги от шведских рудников — а успеть встать на шведской границе, "миротворческими силами", нас не пуская. Ну и конечно, Швецию в своей орбите удержать. То есть, взятие Нарвика союзниками, СССР крайне невыгодно. Значит, надо помешать, но так, чтобы самим остаться вне подозрений. Нет, если будущие "гэдээровцы" управятся сами, мы тихо пойдем домой. Но если союзники будут близки к успеху, придется поработать регулятором, в обратную сторону.

Обнаружить авианосцы было нетрудно, с нашей акустикой и их шумом. В охранении шли легкий крейсер и шесть эсминцев, завесой впереди и по флангам. Мы не приближались, после опознания целей отойдя на десять миль севернее. И слушали акустику на глубине.

— Александр Михайлович! — обращаюсь я к Кирилову — ну а не оружием, а советом, подыграть "гэдээровцам" можно? Если допустим, сейчас U-675 выйдет в эфир, сообщив координаты авианосцев? Глядь, и кто-то еще подтянется на банкет. Радиограмма не торпеда в борт, и уж точно, никто ничего никогда не докажет?

"Жандарм" подумал, и кивнул. Мы отошли еще миль на десять к северу, подвсплыли, выпустили антенну, и после обычного сеанса связи, перешли на немецкую волну и отправили подготовленное сообщение. Никто нам не помешал, мы ушли на глубину, и снова сблизились с американской эскадрой.

Шло время. Наверху уже скоро должно начать темнеть.

— Контакт, пеленг 70. Подводная лодка, тип "21", под дизелем!

Взгляд на планшет. Авианосная эскадра идет курсом норд, скорость 14 узлов. Взаимное положение такое, что янки немца пока еще не слышат, но могут засечь уже скоро. А вот фриц отчего гонит над водой — он, похоже, амеров обнаружил и пытается выйти наперехват, погрузится за несколько миль, и бросок на аккумуляторах. Саныч прикидывает — нет, не догонит, когда выйдет на дистанцию, если амеры не повернут, то будет у них на кормовых курсовых углах. У нас положение для атаки идеальное, но нам нельзя. Ну а если подыграть? У амеров не противолодочное, а ударное соединение, им вступать с лодками в ближний бой противопоказано. Как поступит любой вменяемый командир, обнаружив вражескую подлодку почти прямо по курсу?

Быстро ставлю задачу всем. Кириллов удивлен, но соглашается — под вашу ответственность, Михаил Петрович. Саныч рассчитывает выход в заданную позицию. Сирый докладывает, БЧ-5 к даче самого полного хода готова. Буров — готовы и имитатор, и патроны газовой завесы, и на всякий случай, торпеды тоже, если не отвяжутся, придется топить. Ну а старший мичман (вообще-то младлей) Сидорчук, как знаток немецкого, вооружается мегафоном и кувалдой.

Смотрю на планшет. До ближайшего эсминца две мили. Ну, с богом — командую по "Лиственнице", давай!

Сделали? Самый полный! Хотя триста метров считается тут для лодок запредельной глубиной, попасть под какую-нибудь бомбу с заевшим взрывателей не хочется. Лучше быть подальше.

Американцы меняют курс. Весь ордер поворачивает, оставляя внезапно возникшую угрозу за кормой. А тот, самый ближний эсминец, идет полным ходом на то место, откуда он услышал… Различаем работу его гидролокатора — но мы уже пересекли прежний курс эскадры и сейчас почти в двух милях к осту, и дистанция еще увеличивается.

Интересно, что подумал американский акустик, услышав сначала удары металла о металл, а затем немецкую ругань? Если мегафон уткнуть в переборку прочного корпуса и орать погромче, то должно быть слышно и за милю, для хорошей аппаратуры. Что на немецкой субмарине, затаившейся впереди, произошла какая-то авария? И офицер, не выдержав, орет на провинившегося матроса? Днем можно было перископ показать — так темно ведь, не увидят. Дать полный ход на малой глубине — если даже не заметят необычно высокую скорость, обязательно обратят внимание на шум, резко отличающийся от винтов субмарин этой войны. Врубить ГАС в активном на максимум — так нет гидролокаторов на немецких лодках, кроме "двадцать первых", а этот тип союзникам пока незнаком. Но сработало ведь!

А дальше, все вполне предсказуемо. Курс тактики, читаемый в военно-морских училищах конца века предписывает однозначно, при обнаружении подводной лодки противника в непосредственной близости от ордера кораблей предполагается, что лодка уже выпустила торпеды. Все соединение изменяет курс, по возможности приводя подлодку на кормовые курсовые углы и уходит самым полным, сбрасывая глубинные бомбы (чтобы сбить цель торпедам с наведением на кильватер). Если силы эскорта достаточны, выделяется группа кораблей для поиска и уничтожения лодки. Американцы так и поступили — один эсминец спешит по пеленгу, где слышал шум, а вся эскадра поворачивает вправо, почти на контркурс, выводящий прямо на "двадцать первую". Фриц сообразил, перешел на электромоторы, значит погрузился — мы на него дичь выгнали, теперь стреляй, охотник! А мы сбоку, параллельно, слушаем. Если ты не попадешь… а впрочем, жить тебе по-всякому, до первого твоего выхода в эфир. Как только доложишь на берег о победе, так станешь нам уже не нужен, живой.

Три взрыва торпед! Немца не слышим, до американцев четыре мили. Шум винтов одного из авианосцев прекратился. Второй авианосец и три эсминца быстро удаляются на зюйд-зюйд-вест, а все оставшиеся крутятся вокруг подбитого, слышна работа гидролокаторов и взрывы глубинок. Мы тем временем перемещаемся к осту, если фриц будет удирать, то как раз мимо нас. Ждем.

Снова взрыв, еще один! Не ушел немец, решил добить. Упертый, уважаю. Жаль, что не доведется тебе служить во флоте ГДР. Потому что мы тобой непременно займемся, когда ты всплывешь, решив, что все уже завершилось. А авианосец тонет, слышны характерные звуки. Что ж, фриц, вошел ты в историю — как единственный немецкий подводник, утопивший американский авианосец. "Эссексы" вроде никто в нашей истории потопить не сумел, все они до победы дожили. Что доказывает, каким страшным оружием в битвах на море могли бы стать "двадцать первые", доведись им воевать. А ведь американцы тоже учтут — нам-то без особой разницы, а вот к встрече с нашими "613ми" успеют подготовиться?

А ведь на "Эссексах" экипаж под три тысячи человек, это вместе с авиатехническим персоналом. И куда же американцы такую толпу денут? Легкий крейсер явно всех не возьмет, ну если только еще на эсминцы человек по пятьсот напихать, во все помещения. Вода холодная, и придется вам, янки, сейчас срочно заниматься спасательными работами, иначе получите жертв как на "Титанике". Точно, шум винтов одного из эсминцев почти прекратился, значит, подбирает людей с воды, самым малым ходом.

Решаем осторожно приблизиться. И засекаем немца. По уровню сигнала можно примерно прикинуть дистанцию, смотрю на планшет, ну и картина, фрицу лавры Ведингена покоя не дают? Первый эсминец наконец дал ход, зато второй замедлил, на том же месте — значит, один уже поднял с воды столько, сколько сумел — если поднапрячься то можно, как наш "Сообразительный" при эвакуации из Севастополя, без малого две тысячи человек, но тогда корабль не то что не боеспособен, от волны или порыва ветра опрокинется, не решатся американцы на такой риск. Второй эсминец занят спасением людей, почти без хода, а фриц явно выходит в атаку на него, это же мясорубка сейчас будет, ну вот, еще один взрыв торпеды! И шум винтов эсминца прекратился совсем.

И американцы уходят на зюйд! Уходят самым полным. Сколько же там на воде осталось? На поверхности волна и ветер балла три-четыре, даже тем, кто на плотиках, искренне не завидую, ну а те, кто плавают в жилетах, до утра покойники с вероятностью процентов девяносто. С другой стороны, на море свои законы — и пресловутый Вединген сумел тогда потопить три британских крейсера именно потому, что они оставались на месте, занимаясь спасением людей. "В военное время, командир принимает решение, исходя из тактической обстановки", так записано в Корабельном Уставе.

Представляю, как те, на плотах, смотрят вслед уходящим кораблям? А если бы это наши были? Положим, я бы самой ситуации не допустил, потопив немца еще на подходе. Ну а если все же, чисто теоретически, как разместить на лодке пары тысяч человек, повторяю, если бы это были наши? Нет, не выходит — мы морской убийца, истребитель, а не спасатель.

И что это всякие мысли в голову лезут? Может, просто устал?

— Контакт, пеленг 110. Немец всплыл, ходит под дизелем, малым. Слышны звуки пулеметной стрельбы.

На "двадцать первых" были спаренные зенитные двадцатимиллиметровки, убираемые в ограждение рубки. Так он что там, плавающих американцев расстреливает? Без всякой военной необходимости, просто чтобы по мишеням пострелять? Нет, точно не быть тебе после под флагом ГДР. И жить ты сейчас не будешь — спасать мы не умеем, зато убивать, очень хорошо.

— Михаил Петрович! — вмешивается Кириллов — я бы очень не рекомендовал вам этого делать. Он живым пока нужен — кто доложит, что авианосец потоплен именно немецкой подводной лодкой? Чтобы доказательства были, свидетельства всего экипажа, награды. Если же хоть какая-то информация пройдет, что мы были в этом районе в это время, у СССР будут большие проблемы. Вы знаете, что я в морские дела обычно не вмешиваюсь, своей властью, но сейчас именно тот случай. И скажите, что вы будете делать со свидетелями, что немецкая подлодка была потоплена кем-то? Сами всплывете и прикажете перестрелять? Спасти их вы при всем желании не можете, а нашей стране навредите по-крупному. В конце концов, это не наши люди, и мы за них не отвечаем! Да и после такого, немцы союзникам точно сдаваться не будут от нас бегать, как в вашей истории было.

Ну, раз ты "око государево"… Но никто не запретит мне приказать акустику записать подробный "портрет"-сигнатуру именно этой лодки. Поскольку я не забуду, и в следующий раз живым тебя не отпущу.

Уходим на восток. Ближе к Нарвику — тут нам делать больше нечего.

А в это время в Берлине…

…проходили шведско-германские переговоры. Мероприятие настолько рутинное, что даже не засекреченное от широкой публики — в газетах было написано, обсуждаются вопросы продления торгового соглашения. Более посвященные слышали, что тема здесь политическая, фюрер недоволен двурушнической политикой шведов, и намерен потребовать от них определиться со стороной, с кем вы, с нами или с врагом? Но даже не все прямые участники переговоров знали, что успех или провал их определяется здесь и сейчас, на Принц-Альбрехтштрассе, в беседе рейхсфюрера (официально в германскую делегацию не входившего) и человека, имевшего в шведской делегации далеко не самый значительный чин. И что было забавно, спор велся как раз о торговле.

Гиммлер написал на бумаге цифру. Швед прочел и пожал плечами.

— Господин рейхсфюрер, вы торгуетесь, прямо как представитель весьма нелюбимого вами народа.

— Истинно немецкая бережливость. Или вы думаете, эти деньги будут лишними в казне Рейха?

— Боюсь, сумма не покроет даже моих накладных расходов. Жилье, кормежка, перевозка товара. И конечно, типография.

— Не прибедняйтесь, граф! Насколько мне известно, все ваши расходы оплатит шведское правительство.

— Герр рейхсфюрер, я имею в виду именно накладные расходы. И никак не могу расплачиваться шарикоподшипниками, или что там еще вы вытребовали у нашей бедной страны. Чтобы все организовать, мне потребуются деньги, и немалые. Я конечно, имею некоторую сумму, но предполагалось, что в дальнейшем на технические нужды пойдет некоторая часть доходов нашего совместного предприятия.

— Граф, я готов пойти вам навстречу. Типографские услуги не будут стоить вам ничего. Вы получите столько бланков этих Schutz-Pass, "временных удостоверений", сколько вам потребуется — поверьте, что наши печатники справятся с вашим заказом. И вы получите документальное подтверждение перед вашим правительством любой суммы ваших затрат по этой статье — укажите лишь, сколько вписать. Точно так же и с жильем — кстати, вы думаете, скрывающиеся от гестапо евреи будут излишне требовательны к апартаментам? Хотя вы вправе предоставить отчет, что селили каждого исключительно в люксовых номерах — мы и это документально подтвердим.

Догадается — подумал Гиммлер — идеалисты дипломатами не бывают. Но таковы правила игры, он играет роль, о которой я знаю, и он знает, что я знаю. Зато как это выглядит со стороны, бескорыстное спасение от смерти тысяч евреев! Второе дно, о котором не известно публике, что все было совсем не бескорыстным, кто-нибудь верит в существование такого явления как "бедный еврей"? Причем мы возьмем плату дважды: не только с самих барашков за их чудесное спасение от бойни, но и с Шведского королевства, эа это же самое, возьмем подшипниками, и еще чем-то, без чего не может крутиться машина войны. Но есть и третье дно: подлинные шведские документы, бумажка конечно, но если сами шведы признают их законность, это какие возможности для агентуры? Если печатать эти бланки будем мы, подписи-печати, вопрос технический. Это будет объяснение для самого фюрера, излишне щепетильного в еврейском вопросе. Ну и последнее, главное дно этой шкатулки секретов…

— Последний вопрос, господин рейхсфюрер. Количество товара? Боюсь, его осталось не слишком много, и если вы будете еще продолжать изъятие…

— Граф, ну вы же хотите, чтобы барашки сами бежали к вам за избавлением от страшной и неминуемой смерти? И в крайнем случае, если не хватит товара на воле, вы же можете и в лагерь приехать, с вопросом, нет ли тут шведско-подданных? Или прямо с этапа, с перевозки — вот только предварительно согласуйте, а то конвой, не разобравшись, может и огонь открыть, поверьте, искренне не хотелось бы, чтобы с вами что-то случилось?

Пока не случилось — подумал Гиммлер, когда швед, откланявшись, вышел — но когда, и если, дойдет до последней черты? Если Рейх проиграет — а до Швеции ближе, чем до Аргентины. И очень полезно, на всякий случай, иметь документы на имя бедного шведского еврея, который после может, вполне легально, купить билет на пароход до Буэнос-Айреса. И что тогда значат жизни десятков, даже сотен тысяч еврейских недочеловеков, избежавших кары — в сравнению с моей, единственной? Даже лучше, если их будет побольше, создадут массовку, тот лес, в котором умный человек прячет один опавший лист.

Или не один? Кто еще в курсе — Кальтенбруннер, Шелленберг, Мюллер — а ведь и себе тоже потребуют? А не поделиться нельзя, побегут с доносом к фюреру, что кто-то за взятки спасает евреев, "не себе, так никому". А реакцию нашего фюрера на такие сообщения, после неудавшегося покушения 1 февраля, даже я не могу предсказать.

И еще, Швеция нужна нейтральной, так как глупо будет бежать в страну, оккупированную англичанами, или тем более, русскими. Значит надо убедить фюрера, что сейчас вторжение невозможно. В Дании пятнадцать дивизий, но из их числа восемь, это "новой волны", только что сформированные, без всякого опыта, необученное мясо. Три, это каратели, переброшенные из-под Варшавы, русские и украинцы, которых сами же советские в плен брать не будут — хороши для усмирения территории, но не на фронт. И еще четыре, это датские, "второй очереди", на планируемые пять не хватило людей, выучка и боевой дух еще ниже. Этого было бы достаточно бы на одних шведов, но если вмешаются русские, а они явно не останутся в стороне, завтра мы получим еще один Восточный фронт где-нибудь у Гетеборга. Остается лишь найти того смельчака или самоубицу, из генералов, кто сказал бы это фюреру — причем все это правда, но не будь я заинтересован, и пальцем бы не пошевелил, чтобы фюрер изменил решение.

Так что германской высадки в Швеции не будет. И план "Песец" отправится в архив. Ведь СД и гестапо в Рейхе пока еще могут многое?

"Шведский Мессия". Изд. Лондон, 1981

Ему был всего тридцать один год. Он принадлежал к одной из самых знатных и богатых семей Европы. Человек поразительной жизненной энергии, умница и весельчак. Его страна, волею Бога и судьбы, была избавлена от ужасов обеих Великих Войн этого века. Что заставляло его подвергать свою жизнь смертельному риску, бескорыстно спасая абсолютно незнакомых ему людей?

Говорят, в его жилах текла малая доля крови того самого, беспощадно истребляемого народа. Или он принадлежал к почти исчезнувшему сегодня типу беззаветных рыцарей, живущих ради служения высокой Идее? По некоторым оценкам, двести тысяч человек из нескольких европейских стран, были спасены им от смерти в нацистских газовых камерах. И это — главный результат его деятельности, и всей жизни! Работал ли он на американскую разведку, на гестапо, даже на НКВД? Ответ дан выше — несомненно, ради спасения жизней невинных людей, ему призодилось вступать в какие-то отношения с представителями указанных организаций, возможно даже, оказывать какие-то услуги — но главным было не это. Двести тысяч спасенных жизней, мужчин, женщин, детей, стариков — стоило ли ради такого даже продать душу дьяволу, предложи он это?

Его звезда взошла в октябре 1943 года, шведская миссия в Берлин, куда он был включен, как уполномоченный Совета по делам беженцев — всего за месяц до того, президент Рузвельт, поняв наконец, что "окончательное решение еврейского вопроса" не преувеличение, а близкая реальность, учредил этот орган, должный заниматься помощью евреям и другим жертвам нацизма. В Германии и других странах, он развил бешеную активность, действовал подкупом, угрозами, обманом, шантажом, заводил в интересах дела романы с женами высокопоставленных чиновников. Как только становилось известно, что германские власти где-то пытаются устроить "юденфрай", он мчался туда. Не считая денег, он скупал дома, которые объявлял собственностью шведской миссии — это значило, что на них распространялся дипломатический иммунитет, и гестапо не могло войти туда. В этих домах селились тысячи евреев, которым он выдавал особые документы "человека, находящегося охраной шведского закона". С точки зрения международного права, ценность этих бумаг была весьма сомнительной — однако своим внушительным видом эти Schutz-Pass (желто-голубой фон, цвета шведского флага, эмблема "тре крунур", текст на немецком и шведском языках, множество печатей) неизменно производили впечатление на законников-немцев.

Те, кто говорят, что такими документами могли воспользоваться немецкие агенты, так как удостоверения не имели фотографий, а в ряде случаев выдавались со всеми подписями и печатями, но без указания имени, не могут представить реальной ситуации тех лет, когда целью было спасти возможно большее количество людей, и бюрократические процедуры могли быть гибельными. Когда гестапо прочесывало кварталы, вламывалось в дома в поисках спрятавшихся евреев — а они огромной толпой собирались у шведского посольства или консульства, едва приходило известие, что приехал Он, и часами ждали, в страхе, что вот-вот появятся немецкие солдаты. Или когда наш герой не раз останавливал конвои, идущие в Дахау, Маутхаузен, Роменвиль — что могло стоить ему жизни, так как охрана начинала стрелять — и выяснял, нет ли среди людей, отправляемых на смерть, имеющих хоть какое-то отношение к Швеции или родственников там, таким он немедленно выдавал "временные удостоверения" и увозил с собой, могли ли там быть длительные процедуры, под наведенными стволами? Когда он посещал эти немецкие лагеря смерти, и делал там то же самое, вопреки желанию комендантов лагерей, чинивших ему всяческие препоны, наподобие того, как не предоставляли ему помещений для работы, и он вынужден был выдавать удостоверения под открытым небом, снегом или дождем — возможно ли было там въедливое установление личности — да и так ли важно, имел ли в действительности узник концлагеря, желающий спасти свою жизнь, родственников-шведов? А в случае, когда гестапо пыталось арестовывать уже получивших документы людей "по вновь открывшимся обстоятельствам", вроде обвинений в связи с макизарами, выдача чистых документов, куда можно было самому вписать любое придуманное имя, могла служить некоторой защитой. И даже если эти опасения, о засылке немецкой агентуры, были оправданными, разве не "лучше освободить десять виновных, чем осудить одного невиноватого"? А немецких шпионов, если таковые и были, то не больше единиц на тысячи спасаемых людей. И даже сегодня нет достоверных сведений о том, что хотя бы один разоблаченный нацистский шпион воспользовался Schutz-Pass.

Его пытались запугать, ему угрожали, что он станет жертвой "несчастного случая", или нападения неопознанных бандитов — СС и гестапо не слишком уважали статус нейтральных государств и их представителей — а он лишь смеялся, чему быть того не миновать, и "Бог меня защитит". И судьба действительно хранила его, почти целый год. А затем вынесла свой приговор, слишком тяжел был крест, который он взялся нести, и этот жертвенный путь надо было пройти до конца.

Его видели в последний раз, вблизи Парижа, направляющимся навстречу наступающим русским войскам. О дальнейшей судьбе его, и сопровождающих его сотрудников шведской миссии, не известно ничего. Русские отрицают, что имеют к его исчезновению какое-то отношение, не удалось ничего установить и при поиске в немецких архивах или опросе свидетелей — возможно, что виной всему были действительно, неопознанные бандиты, или неизбежная на войне случайность. До сих пор его официально нет, ни среди мертвых, ни среди живых.

Рауль Валленберг, гуманист, либерал, один из очень немногих иностранцев, которому по представлению Конгресса США, присвоено звание почетного гражданина Соединенных Штатов. Посмерно награжденный высшей американской наградой, Золотой Медалью Конгресса США. Ему поставлены памятники в Нью-Йорке, Лондоне, Стокгольме. Но наверное, высшей наградой ему было имя "Мессия" из уст сотен тысяч спасенных им людей.

(Прим. авт. — я позволил себе предположить, что Совет по делам беженцев, а нашей истории созданный в январе 1944, в альт-истории возникнет раньше. Также я расширил масштаб деятельности Валенберга, с одной Венгрии, куда он попал в марте 1944 именно как представитель упомянутого Совета, а пост третьего секретаря был примерно как у нас "атташе по культуре", до всей Европы, с ростом числа людей, получившим от него помощь. Остальные факты его деятельности соответствуют известной нам официальной версии "идеалиста, гуманиста".

Однако идеалистом он не был. Достоверно известно, что непосредственной (и формальной) причиной его задержания советскими войсками были 15 килограммов золота в монетах и ювелирных украшениях, найденных в его машине. Бедные евреи хорошо платили за свое спасение? И если это был последний рейс, сколько таких партий ушло в Швецию прежде, в доход семьи Валленберг, за вычетом немецкой доли? Кроме того, в СССР уже было известно, что "идеалист и гуманист" успел хорошо отметиться в посредничестве между Германией и англо-американцами, при попытке сепаратных переговоров — и на Лубянке очень хотели бы задать ему несколько вопросов. В том числе и "ты кому паспорта раздавал, сука?". Ведь до Швеции действительно ближе, чем до Аргентины. И нацистским бонзам куда комфортнее бежать с Швецию, а затем с комфортом плыть в Рио-де-Жанейро или Буэнос-Айрес?

Доказательством моей правоты служит то, в нашей истории что САМИ ШВЕДЫ не приняли никаких мер по выяснению судьбы далеко не последнего человека в элите Шведского Королевства — если не считать нескольких чисто формальных запросов, с такими же формальными ответами советской стороны. Боялись, что вылезут на свет дела, несовместимые со статусом нейтралов?

А шумная кампания с криками о зверствах НКВД, ни с того ни с сего схватившем и убившем шведского гуманиста, у нас началась на Западе уже после ХХ съезда КПСС.)

Густав Пятый, король Швеции. Октябрьский кризис 1943 года (глава из мемуаров, изд.1950, альт-ист.)

Я всегда видел свой долг, человека и монарха, в одном. Провести корабль, имя которому Швеция, через все бури, мимо рифов, в тихую гавань.

Волею Божьей, и благодаря разумной политике, Швеция не была вовлечена ни в одну из ужасных войн, опустошивших Европу. Наш народ не испытал бедствий и тягот, и я вижу в этом и свою заслугу. Оттого, моя совесть чиста, когда я предстану перед Отцом нашим, когда придет мой срок.

Один лишь раз все висело на волоске. Казалось, военная гроза обрушится на нашу страну, и не будет спасения. Сейчас я с ужасом вспоминаю предвоенный пацифизм, что нейтральной стране не нужна сильная армия и флот, какие дебаты в парламенте вызвало предложенное мной увеличение военного бюджета? Однако расходы на армию в 1941 году превысили таковые за 1936 год в десять с лишним раз, со 148 до 1846 миллионов крон, и этого оказалось мало! Мало, потому что когда угроза вторжения стала реальной, оказалось, что наша армия слаба, малочисленна, плохо обучена и вооружена, имеет явно недостаточное количество техники, уступающей современным германским или русским образцам! А что было бы с нами, не увеличь мы расходы на оборону — нас проглотили бы, не заметив, как Данию в сороковом? И по воле бесноватого фюрера, шведы умирали бы под Петербургом, на "исконно шведских землях", как несчастные датчане в Эстляндии?

Швеция никогда не была искренним союзником Гитлера. Любезности в его сторону, даже такие, как мое поздравление "по поводу побед германского оружия" осенью 1941 были не более чем актом вежливости, в высших государственных интересах — ведь Швеция, не обеспечивая себя продовольствием, вынуждена была экспортировать недостающее из стран, захваченных Германией, которая была крупнейшим шведским торговым партнером! Именно эти объяснения были даны мной русскому послу, госпоже Коллонтай. В сентябре 1943, вручая мне русскую ноту, она вернула мне мои слова, заявив, что государственные интересы СССР больше не могут мириться с тем, что Швеции поставляет ЕвроРейху стратегические товары, используемые в войне против СССР.

Россия снова сумела удивить мир. Меньше года назад, германские войска (тогда еще не Еврорейха) стояли на Волге и казалось, война вот-вот будет завершена. Но русские сумели нанести врагу страшный удар, еще более сильный чем тот, которому подверглась армия Наполеона, и даже мобилизация под германские знамена всей Европы совершенно не помогла Гитлеру, вся территория России была очищена от немецких захватчиков, русские армии вступили в Польшу, Румынию, Болгарию, и Финляндию. И Швеция вдруг оказалась на линии, разделяющей враждующие стороны. Тогда оказалась, что они обе имеют претензии к нам!

Очень трудно сохранить нейтралитет в большой войне. Когда воюют все, за малым исключением, сильнейшая сторона обычно понимает нейтралитет, как строгое соблюдение такового к противнику, и полную свободу самой себе. И 1943 год показал, что происходит, когда в войне меняется сильнейшая сторона, Рейх еще считал себя ею, СССР уже ощутил себя таковой — и они оба, одновременно, предъявляли требования к Швеции, как раз тогда оказавшейся географически между ними!

Разумным выходом казалось обратиться к посредничеству третьей силы. США и Англия формально были союзниками СССР, но очевидно было, что этот союз не более чем временный, "брак по расчету", усиление русских, как и Германии, не входило в англо-американские интересы — а оттого, можно было ждать от западных союзников, что они сумеют и силой защитить Швецию от вторжения Еврорейха, и убедить русских отказаться от своих претензий. Как и следовало ожидать, соглашение было легко достигнуто, трудность была лишь в том, что Швеция имела границу лишь с территориями, контролируемыми СССР и Еврорейхом, но не англо-американцами.

Так было принято решение взять Нарвик, о котором еще 6 октября был уведомлен шведский Генеральный Штаб. Обстановка была чрезвычайно тревожной, в Гетеборге и других городах южной Швеции была паника, население бежало на север, боясь ударов люфтваффе и вторжения легионов СС, разрушивших Варшаву. Нападения с севера и с юга ждали каждодневно, считая последние часы мира. В страшном напряжении прошли две недели, и известие о десанте в Нарвик, поступившее в Стокгольм утром 15 октября, было воспринято с величайшей радостью. При таких огромных силах, выделенных для десанта, нам казалось, вопрос стоял не "сумеют ли", а "как быстро" английские и американские войска одержат победу. Как известно, Дания в 1940 году была захвачена немцами за пару часов. Силы западных союзников, брошенные на Нарвик, многократно превосходили те, которые немцы выделили для захвата Дании, а обороняющие этот город германские войска уступали по численности датской армии сорокового года! Но происходило что-то непонятное, мы даже сначала не верили радиосообщениям, от союзников же не было ни подтверждения, ни опровержения. Недоумение было развеяно лишь днем 16 октября, когда английский военный представитель официально передал нам просьбу атаковать Нарвик, поскольку иначе британские войска не могут продвинуться, также он признал, что союзный флот понес большие потери.

Это была катастрофа, потрясение основ! Вместо того, чтобы прийти и спасти Швецию, союзники сами требовали шведской помощи! Конечно, мы знали, что Англия сейчас переживает не самые лучшие времена, потерпев несколько досадных поражений. Но такое подтверждение английского военного бессилия, просто не было слов, чтобы выразить наше разочарование и ужас.

Уже с 15 октября в Балтийском море начались инциденты с нашими кораблями и самолетами, подвергавшимися атаке германских сил. Война стояла на пороге, я срочно отправил в Берлин миссию Бернадота, в надежде договориться миром. 16 октября, сразу после встречи с английским представителем, я имел беседу с госпожой Коллонтай, которая заявила, что СССР готов оказать Швеции военную помощь против немецко-фашистской агрессии. Она знала каким-то образом о нашем посольстве в Германию. И на мои возражения, что стоит подождать результатов, ответила, что 22 июня 1941 лучшее доказательство, как Рейх соблюдает договоры. И сказала в завершение — решайте быстрее, Ваше Величество, пока не началось!

Русские не вторгались — они просили нашего дозволения. В отличие от все более наглых угроз из Берлина. Они вошли в Финляндию, но не вмешивались во внутриполитические дела, не устанавливали там коммунизм, и конечно, не убивали, не жгли, не бросали в концлагеря — что уже обещал нам Гитлер, если мы не согласимся. А военная репутация русских на тот момент была высочайшей, они были единственной силой в Европе, идущей от победы к победе. Потому, мое решение было оправданным и очевидным. Я принял русское предложение.

Русские знали все — и о нашем секретном соглашении с англичанами тоже. Причем судя по некоторым подробностям, это была не заслуга русской разведки, а сами британцы сдали нас как разменную монету в какой-то политической игре. Что также повысило мое уважение к русским, как к партнерам, в сравнении с англичанами. Они нас не попрекали, но потребовали себе таких же условий, в отношении обеспечения транспортом, размещения и снабжения войск, это казалось вполне справедливым.

Также хочу отметить, что распространенная газетная версия, что уже после госпожи Коллонтай американский посол, не зная о той нашей беседе, требовал от меня обратиться к русским, соглашаться на все их условия, только чтобы они успели "выбить проклятых гуннов из Нарвика, и спасти кого-то из американских парней, пока немцы их не перебили", имеет весьма мало общего с реальностью. Такие выражения совершенно не могут употребляться в дипломатическом протоколе. И посол никак не может "требовать" что-то у короля суверенной страны.

Я ни в коей мере не являюсь сторонником коммунизма. Но эти события показали, что первенство в этой войне перешло к русским, и что именно они являются сильнейшей стороной, с требованиями которых надлежит считаться. Из Германии продолжали раздаваться угрозы, но больше ничего не происходило — более того, после всех этих демаршей, прибытие в Стокгольм немецких представителей на второй тур шведско-германских переговоров, выглядело как явная слабость. На севере русские успешно штурмовали Нарвик. Англия и США также прислали свои делегации, что характерно, на русском самолете с русской территории. Даже эта деталь показывает, кто диктовал правила игры.

Назвать события, происходящие в последнюю неделю октября 1943 года, "Стокгольмской конференцией", будет все же отклонением от истины, так как ее участники никогда не собирались за одним столом. Имели место лишь взаимосвязанные двухсторонние переговоры Швеции с Германией, СССР, США и Британией, по-видимому, последние три стороны также поддерживали между собой двух- и трехсторонние контакты — однако ни разу немцы не встречались с преставителями воюющих против Рейха держав. Содержание переговоров, по некоторым политическим причинам, не может быть пока оглашено, но могу заверить, там обсуждались вопросы, касающиеся исключительно Швеции. И если немецкий тон поначалу был весьма резок, то очень скоро, по завершению боев в Нарвике, и высвобождению там значительных сил русских войск, Германия готова была согласиться на "статус-кво", то есть к сохранению нашего нейтралитета. Это неожиданно послужило поводом для изменения позиции Британии, в этом вопросе решительно поддержавшей немцев, против русских — которые настаивали на размещении в Швеции, в том числе южной, достаточного контингента советских войск, "для предотвращения нацистской агрессии", Англия же и США ранее с этим соглашались, но требовали включения и своих сухопутных сил и ВВС. Что не совсем устраивало нас, так как тогда Швеция не могла оставаться нейтральной, принимая на своей территории базы одной из воюющих сторон — очевидно было, что англо-американская авиация с этих баз станет наносить бомбовые удары по Германии, ответом на которые станут бомбардировки шведских городов силами люфтваффе. Потому, при официальном заявлении немецкой стороны, что "Германия не имеет претензий к Шведскому королевству и не применит против него силу", и британском заявлении, что тогда и иностранные войска на территории Швеции не нужны, все стороны дипломатически выступили против СССР фактически единым фронтом. Результатом был Договор, заключенный 1 ноября 1943, предусматривавший:

— СССР оставляет за собой право ввести в Швецию свои войска, в случае агрессии иностранной державы против Шведского королевства.

— СССР имеет право воинского транзита по шведской территории в Нарвик, для обеспечения этого в порту Лулео и узловых железнодорожных станциях этого направления создаются советские военные комендатуры и размещается ограниченный воинский контингент.

— СССР заключает со Швецией торгово-кредитное соглашение.

"Стокгольмская конференция" — хотя повторяю, она, строго говоря, не была таковой — имела для Швеции еще одно важное значение. Был создан прецедент переговоров, пусть опосредованно, воюющих держав, для решения спорного вопроса, на территории старейшего в Европе нейтрального государства. Что самым непосредственным образом повлияло на выбор места штаб-квартиры создаваемой Организации Объединенных Наций в 1948 году.

Капитан Юрий Смоленцев "Брюс"

Вы когда-нибудь Терминатора вживую видели? Так полюбуйтесь!

За одним плечом ефрейтора Булыгина, разобранная надвое крупнокалиберная снайперка в чехле, один лишь ствол длиной как вся мосинская винтовка, в сборе весит килограммов двадцать — по сути, это противотанковое ружье с оптикой, калибра четырнадцать и пять. Или уже нового образца, облегченное, на двенадцать и семь? В чехле не видно. И прицел к такой фузее, отдельно упакованный, не меньше килограмма весит.

За другим плечом — винтовка СВД, обычного калибра. Конструкции того самого Евгения Драгунова, очень похожа на саму себя из иного времени, различие лишь в мелочах. Поступают такие в войска с августа, пока лучшим снайперам, взамен мосинок и "светок" — меткость как у первых, скорострельность как у вторых.

Спереди автомат АК-42. Что интересно, уже с дульным компенсатором, то есть последней серии. "Калашей" в армии все больше, и уже не только у морпехов, "бронегрызов" и гвардейской пехоты, сплошь и рядом можно видеть их и у обычных солдат. И если в нашей истории было, взвод автоматчиков с ППШ в роте (у прочих винтовки), рота в батальоне, батальон в бригаде — то здесь, поскольку избавляться стараются именно от трехлинеек, привета с японской войны, бывает что в роте у первого взвода АК, у второго ППШ и ППС, третий остается с винтарями. А зовут АКшников, чтобы не путать с автоматчиками, отчего-то "дальнобойщики". Причем у них может быть не только АК, симоновский карабин тоже выпускается, правда, его чаще можно встретить не у пехоты, а у артиллеристов и связистов. И что бросается в глаза, у здешнего СКС магазин отъемный, и горловина унифицирована с АК, так что ставь хоть десять патронов, хоть тридцать, или удлиненный пулеметный, на сорок — издали здесь АК от СКС не сразу отличишь. А вот пулемет РПК, тот же автомат, лишь с сошками и удлиненным стволом, отчего-то популярностью не пользуется, обычно же фронтовики всеми правдами и неправдами стараются на отделение ПК добыть, единый, "универсал". И висит автомат у Булыгина по-неуставному, что сразу выдает в нем бывалого фронтовика.

В уставе для носки оружия прописаны три положения — на плече, за спину, на груди. Все нормально, но для случая, когда надо мгновенно изготовить оружие к бою, столкнулись нос к носу в "зеленке", и тут доли секунды решают, кто раньше — больше подходит другое. Например "по-охотничьему" — на левом плече, стволом вверх, и не за спиной, а впереди — кажется нелепым, зато в боевое положение приводится на счет "раз", попробуйте сами! Или как сейчас у Булыгина — на шее, но ремень отпускается максимально, и болтается автомат на уровне пояса, магазином вверх. К бою приводится так же быстро, даже если надо входить в рукопашку, удобно ухватывается в одно короткое движение, бей прикладом, коли штыком, и очередь по тем, кто дальше впереди. Есть еще третье, "кпэпэшное" положение, но это с АК не пройдет, тут или "ксюха" нужна, или как здесь, с ППС приспособились — когда от передней антабки ремень отстегивается совсем, и завязывается петлей, так что автомат висит на правом боку подмышкой, стволом вниз. При проверке документов, очень помогает, стать левым боком к проверяемому, и ксиву брать тоже левой, правая уже на автомате — и если враждебные действия, очень удобно левой ногой напавшего отшвырнуть, одновременно обеими руками оружие к бою, и очередь веером, если врагов несколько — я своих "курсантов" уже здесь именно так учил.

А еще у Булыгина на поясе подсумки, тяжеленные даже на вид. И саперная лопатка, и нож — опять же интересно, вот не пошли здесь к АК штык-ножи, умельцы умудряются мосинские граненые приспосабливать, считая гораздо более убойными, а нож у каждого уважающего себя спецназера должен быть собственный, сделанный под свою руку. И в завершение, за спиной огромнейший станковый рюкзак, тоже привет из двадцать первого века, и это ведь тоже мы привнесли, вместе с разгрузочными жилетами, рюкзак на рамной основе, на фронте пошло на "ура", и груз больше влезет, и легче нести, и по земле, а особенно по снегу, можно тянуть или толкать, как салазки, и основу как носилки использовать, если ранят. В казенное снаряжение по уставу пока не входит — но если "делается для осназа, по спецзаказу", то и прочие умельцы стали клепать такое из подручных средств.

Весит все это в сумме, наверное, килограммов сто. Ну может, восемьдесят. Но поскольку в Булыгине росту два десять, и габариты такие, что киношный Терминатор удавится от зависти, то внешне груз не кажется неподъемным — даже наш "Шварц", в миру младлей Ведерников, ростом чуть пониже и в плечах поуже. А вот спутник Булыгина, старшина Пилютин Петр Егорыч, выглядит вовсе невзрачно, щупловатый мужичок лет под сорок, вот только для немцев он намного опаснее, легенда и лучший снайпер Ленфронта, Герой Советского Союза, с личным счетом в полтысячи фрицевских голов, но трудно ему "фузею" таскать, на то ему Пров Булыгин в помощники и даден. Ну и конечно, в боевые выходы столько с собой не берут, это сейчас, поскольку они вроде как прикомандированные, "все мое ношу с собой", все тылы, и банально пожрать, поскольку опыт показывает, лишним никогда не будет, и еще куча весьма специфического инвентаря, сделанного лично под себя, которым обрастает бывалый спецназер. И дотащить сейчас надо, всего лишь, от расположения до машины.

— Ну ты даешь, Булыга, солдат бы попросил. Тут вдвоем надо браться, а то и вчетвером.

— Нет, старшой, боязно! Там же оптика, дальномер и оба прицела. Вдруг уронят, ударят — страшно.

Я с этой парой вместе на фрицев охотился этой зимой, в лесах Ленобласти — станция Мга, Новолисино, Семрино. Тогда я еще старлеем был, вот Пров и обращается ко мне, как привык. Хотя вне строя, может просто по имени, дано ему и такое право, ну не произносится у местных "Брюс". После нас раскидало, и вот, снова встретились. И совсем не случайно, а для особого задания — но расскажу по порядку.

Нас сюда, на Карельский фронт, спешно выдернули из под Варшавы, только в самолете и удалось поспать, выгрузили нас на каком-то полевом аэродроме, в северной Финляндии, и не немцы впереди, а шведы, граница рядом. И пока с ними мир — но не надо быть шпионом, чтобы сообразить, наши собираются наступать: в каждом лесочке войска стоят, и указатели повсюду, "хозяйство такого-то", и дороги гусеницами и колесами изъезжены вдрызг — и еще новые части прибывают. Уже ясно, что все это неспроста — а как замполита на политинформации послушали, сомнений и вовсе не осталось.

Шведы, оказывается, это те же фашисты, еще со времен Александра Невского мечтали присвоить исконно русские земли, и обратить славян в рабов. Они подло захватили территорию, где теперь стоит Ленинград, тем самым не давая развиваться Русскому государству, как верно заметил Карл Маркс, что выход к морю был для России жизненной необходимостью. Петр Первый восстановил справедливость, но шведы не унялись, и еще после трижды нападали на нас, пытаясь вернуть земли, и каждый раз выходило после, что граница отодвигалась на запад, сначала Выборг, затем вся Финляндия, тогда лишь до их короля дошло, что еще пара таких войн, и Стокгольм переименуется в русскую Стекольню — и он объявил, что Швеция никогда больше ни с кем воевать не будет, вечный нейтралитет! Но они и без войны, поставляют Гитлеру оружие, станки, высококачественную сталь. А их какой-то там "ученый" Свен Гедин заявил во всеуслышание, что совершил научное открытие, что славяне это как раз недостающее звено в дарвиновской цепи между обезьяной и человеком, ну а вершина, это конечно истинные арийцы германской расы. И терпели мы это, когда гитлеровцы стояли у стен Ленинграда — но теперь наше терпение кончилось!

Обычная накачка личного состава перед делом, как наверное, и лет пятьсот назад было, "короче, вера их не та, а значит, бей их, за Христа!". Ну, нас обрабатывать не надо, если решил товарищ Сталин, что быть там социализму — значит так и будет, "принимай нас, прекрасная Швеция, в ожерелье прозрачных озер". Кто мы такие, чтобы волю Вождя обсуждать?

А не выйдет, как тогда с "Суоми-красавицей"? Не должно — год ведь уже не сороковой! Уж если мы сейчас финнов нагнули, новая граница по Сайме проходит? И войска к местности привычные, присмотрелся только, знакомые лица, поспрашивал, так Гвардейская Печенгская здесь, та самая дивизия, что год назад брала Петсамо и Киркенес, после на Ленфронте была, а теперь из-под Лиепаи снова сюда! И для леса у нас свои егеря есть, хотя официально не называют их так, отдельные штурмбатальоны, обученные тактике малых групп в лесисто-болотистой местности. Так что, попробую с Петром Егорычем посостязаться, у кого счет будет больше к концу войны? Хотя, шведов в общий список считать, или отдельно?

— Ну а как же иначе? — отвечает Петр Егорыч — под Ленинградом, кого только против нас не было? Немцы, испанцы, датчане, поляки, французы, голландцы, бельгийцы — всю Европу против нас Гитлер поднял, как увидел, что одному не потянуть! Ну а мы и всех их вместе бьем — любой, кто на нашу земле с оружием пришел, тот враг, фашист, и точка. Ну а по национальностям их пусть черти в аду сортируют, если им охота.

Но все ж интересно, мы-то здесь зачем, подводный спецназ? Не только "варшавская" группа — северодвинцы тоже, почти в полном составе. В шведские военно-морские базы тайком наведаться — так это проще было бы с Балтфлота работать, а не с суши?

В общем, сидим, заводимся, и ждем, когда будет приказ, вперед на Стокгольм! И тут Совинформбюро сообщает, что союзники высадились в Нарвике, но были немцами отбиты, с тяжелейшими потерями. Что характерно, политработники сразу тон сменили, "как шведы Гитлеру жо… ни лизали, он все равно не оценил, потому что фашист проклятый, и только смотрит, кого бы завоевать. С нами у него обломилось, союзники за морем, одни шведы и остаются". И что есть уже такой план "Песец" (вот юмористы, так назвать!), так что, если мы не хотим снова получить фронт у Мурманска и Ленинграда, когда немцы проглотят Швецию и Финляндию, то должны встретить фрицев на чужой территории, ну как освободительный поход тридцать девятого года. А если шведы не оценят, что мы их спасаем — так тем хуже для них!

— Глянь, а рожи у шведских погранцов, словно лимонов наелись! И у полицаев тоже! За версту видать, что нам не рады — но деться некуда.

— Так, старшой, Маяковский же писал, что они нас, советских, на дух не переносят? Классовый антагонизм…

— Верно мыслишь, Булыга — антагонизм. Никогда мы, русские, для Европы своими не будем — всегда они, культурные, будут видеть в нас немытых азиатов. А наши земли считать бесхозными, и как появится в их Европах очередной великий завоеватель, так непременно полезет за нашим "жизненным пространством". И свои разборки побоку — вон, Наполеон их всех согнул и потоптал, а они утерлись и с ним вместе на нас пошли. И Гитлер так же, всех придавил и ограбил, а они в его армию, завоевывать поместья на востоке с русскими рабами.

— Так что, старшой, нам теперь все время к войне готовиться?

— Булыга, а ты слышал такие слова, что "Россия к войне всегда оказывалась не готовой"? А теперь подумай, ведь смысл у этого есть и обратный. Что когда мы к войне были готовы, никогда не находилось дураков и самоубийц, на нас нападать? Вот и ответ тебе, хочешь мира — готовься…

— Сытые, гады. На нас смотрят, как на зверей в зоосаду. Затемнения нет, даже окна не заклеивают, а сколько молодых парней на улице, и в штатском — даже непривычно видеть такое. Мы воевали, а они обжирались?

— Зато ты на танке, а они перед танком, а если мы захотим, будут под танком, есть разница? Ты знаешь, что один наш Ленфронт гораздо сильнее, чем вся их армия? Потому что у них перед войной было, "армия сегодня, это анахронизм, гораздо эффективнее встраиваться в мировую систему обеспечения безопасности", а если попросту, договориться, чтобы нас не трогали, и все? Вот только таким, как Гитлер, на все договора плевать, и как до шведов дошло, что их сейчас захватывать будут, они лучшего не придумали, как нас попросить защитить, поскольку сами не могут? Так что ты им не завидуй — ты зато в такой стране будешь жить, после этой войны, что никто не посмеет на нее не то что напасть, но даже подумать об этом! А за такое и драться не грех.

Что "армия, это анахронизм, и давайте больше полагаться на пакты, чем на штыки", такая политика действительно была, как нам рассказывали, в Норвегии, Дании, Швеции в тридцатых[14]. Но не могу же я сказать Булыгину, что похожие слова я сам слышал из телеящика от какого-то вонидзе? Так в Норвегии Квислинг, который изрекал такое, жалование в Берлине получал — ну а наши "телеведущие" и обозреватели… выводы делайте сами! Нет, за что уважаю сталинский СССР, здесь кто-нибудь скажи такое, его бы, как Даниила Хармса, даже не в лагерь, а в психушку!

Мирно проследовав колонной до ближайшей станции, в сопровождении шведской полиции в голове, указывающей нам путь, мы погрузились в уже ожидающие нас поезда — в Швеции колея европейская, в отличие от русской, в Финляндии. Причем нашу сводную группу — батальон морской пехоты, штурмовой батальон одного из полков Печенгской дивизии, роту танков, связистов, еще кого-то, и наш флотский спецназ со снаряжением, отправили первыми эшелонами. И повезли не на юг, а на северо-запад — сколько я помню карту, на Нарвик, или еще куда-то к норвежской границе — значит, шведы отменяются, все-таки с немцами будем воевать?

В вагоне снова удалось чуток вздремнуть. Пейзаж по пути был, ничего интересного, сосны, камни и песок — как наша Карелия. Место, где мы вступили в бой, называлось Бьернфьельд. Городок уже на норвежской стороне, в километре от границы, и расположен очень удобно, через него обе дороги на Нарвик идут, и грунтовая, и железка. Причем нас, то есть первый эшелон, выгрузили на каком-то полустанке еще на этой стороне, и майор из разведки сообщил нам, довольно подробно, про охрану границы немцами — система их постов и патрулей, тропы на ту сторону. А около майора засветились какие-то местные, на контрабандистов похожие — "штирлицы" наши, что ли, или и в самом деле контрабасы? Если прямо было сказано, что немцы больше смотрят за теми, кто из Норвегии бежит, а туда с товаром, так вроде сквозь пальцы?

Нам же надо было всего лишь, пока не началось, скрытно туда пройти, оборвать телефон, и следить, чтобы никто не убежал. А коменданта вам притащить не надо? Нет, отвечают, куда он денется, и времени мало, работаем наверняка. По сравнению с тем, что было под Петсамо, тьфу — немцы тут непуганые, партизан здесь не бывало, ну а мы, кто "из будущего", все ж и подготовку имеем, и этот, северный театр, нам отлично знаком, к местности привычны. Пути подрывать не стали, просто поставили "башмак" (партизанское изобретение — крепится к рельсине, поезд или дрезина наедет, колесо поднимет, и под откос), в нескольких местах перерезали провода, а дальше лишь сидели на холмике, откуда лучше видно, и смотрели за представлением. Петр Егорыч поработал и тут, для его "фузеи" все как на ладони, я не стрелял ни разу. Гарнизон там был, неполная рота каких-то тыловых, против штурмового батальона, усиленного танками, это даже не смешно.

Горы вокруг. Не Альпы, больше на Урал похожие — пологие, поросшие хвойным лесом, максимальная отметка тут тысяча четыреста с чем-то. В десятке километров в западу начинается Ромбакен-фиорд, идущий с запада на восток, крайний "аппендикс" Уфут-фиорда. К нему по проходам в низинах меж гор ведут две дороги, "железка" и грунтовая — первая, изгибаясь к югу буквой "зю", сначала от Бьернфьелда на юг, до станции и поселка Каттерат, затем поворачивает строго на запад, и идет по южному берегу Ромбакен-фиорда через Ромбак, Стреуменес, и на Нарвик. Путь кратчайший, но очень поганый, там за Ромбаком тоннель, а перед ним и после — мосты через речки в ущельях, впадающие в фиорд, и дальше как по коридору, справа море, слева горы, Нарвик в конце этой узкой прибрежной полоски и лежит. Грунтовка же от нас идет выгнутым на север полумесяцем, сперва на северо-запад, но все забирая влево, через перевал, и после уже на юго-запад, выходит на северный берег Ромбакен-фиорда, а он там шириной километра два. К западу же от Нарвика карта отдаленно напоминает Севастополь: если Ромбакен-фиорд это аналог Северной бухты, то сразу за городом от него на юг отходит Бейс-фиорд, в роли бухты Южной, а за ним еще ряд фиордов, как севастопольские бухты Казачья, Камышовая, Стрелецкая. К северу же треугольный полуостров, вот только за его внешней границей, где в Севастополе Учкуевка, там не открытое море, а Херьянгс-фиорд, за ним еще один большой полуостров, а дальше целый лабиринт островов, Лофотены, тянущиеся на запад почти на двести километров, на ближнем и самом большом острове Хине — порт и поселок Харстад, и крепость Тродернес с шестнадцатидюймовой батареей.

Ну а южнее железки горы. И нам сейчас туда.

Мы видели, как в Бьернфьельд прибывают, и поспешно разгружаются эшелоны Печенгской дивизии (и вроде, еще одна должна идти следом). Пока оставалась надежда, ворваться в Нарвик с ходу, ведь хреново сейчас было фрицам, ну не одним же нам Таллин и Севастополь с суши оборонять — все укрепления Нарвика смотрели в море, причем на острова союзники успели высадить десант, увязший там в крови, но и немцы не могли оттуда перебросить свои батальоны, в самом же Нарвике осталось мало полевых войск, больше тыловые и склады, здесь же еще несколько дней назад считалась безопасная шведская граница, местность хоть и пригодная для обороны, как я сказал, но серьезных укреплений тут не строили. Захватить перевал на севере, и тоннель у Ромбака — и Нарвик немцы уже не удержат! Наши отлично это понимали, уже через час после выгрузки к перевалу рванул по дороге передовой отряд, рота Т-54 с морпехами на броне, и батальон мотострелков — и перевал был взят, нам после рассказали, что уже за ним наша колонна лоб в лоб столкнулась с немецкой, так как у фрицев брони не было, вышла бойня в ущелье, батальон егерей был расстрелян и раздавлен, наши вышли на северный берег Ромбакен-фиорда, и, выдвинув артиллерию, начали бить по Нарвику и немецким позициям у Ромбакенского тоннеля.

А мы пройдя через горы, взяли Каттерат. И это было легко, немцев там было не больше полуроты, и тоже какие-то тыловые — но дальше, как и следовало ждать, застряли перед Ромбаком. С северного берега фиорда во фланг немцам стреляли уже и минометы, эшелоны разгружались уже и в Каттерате — внезапности не получилось, сражение приобретало "правильный" вид. Но нас там уже не было — спецназ не ставят в пехотную цепь.

Мы уходили в горы, а шум боя доносился у нас из-за спины. Мы шли на юг, по ущелью, в котором текла речка, та самая, что впадала в фиорд у Ромбака. Ошибается тот, кто считает, что самое частое на войне, это бой. Для пехоты — копать, для спецназа — идти. И обычно, по пересеченной местности, нагруженные как лошади — все тылы на себе. Но сейчас — случай особый. До Бейс-фиорда здесь через горы километров восемь по прямой, и двенадцать с поворотами. И путь лежит сначала вдоль этой речки, носящей имя Раселва, затем водораздел, и уже другая речка, в соседний фиорд, куда нам и надо. Но вот на месте немцев, я бы обязательно послал егерей на этот водораздел. И чтобы разобраться с этим, мы идем, быстро и почти налегке. Я, Валька, Андрей, Влад, двое "пираний" из местных, Мазур с Куницыным, снайперская пара, Пилютин с Булыгиным, и отделение разведчиков Гвардейской Печенгской во главе с еще одним знакомым по сорок второму году, старшиной Бородулиным. А за нами выдвигаются "главные силы", усиленная рота, и еще восемь "пираний". Объявленный всем приказ — занять поселок, одноименный с фиордом. На самом деле, о чем знает лишь командир роты и мы, задача довести нас до воды в сохранности, и если потребуется, встретить нас после. Но они с грузом, тащат помимо пулеметов и минометов, еще запечатанные "секретные" тюки, наше водолазное снаряжение. И потому сильно отстают — мы намного быстрее.

Погода мерзейшая, серое небо, промозгло и сыро, холодный и мокрый ветер в морду — что хорошо, если впереди засада, звук относит от нее к нам. И слава богу, не зима, внизу снега и льда нет, идти легко, и следов не оставляем. Не доходя до водораздела где-то с километр, начинаем карабкаться на склоны, разделившись на две группы, по обе стороны от ущелья. А вот тут уже все бело, пробираемся поверху, очень медленно и осторожно, держим связь по портативным рациям-гарнитурам. Если у немцев там снайпер, и мы его прозеваем, то запросто можем получить несколько "двухсотых". Последние несколько сот метров вообще идем перекатами — один-двое перемещаются, до уже намеченного укрытия, все остальные страхуют, высматривая любое подозрительное шевеление.

Есть! Ясно видел, как за камнем внизу, метрах в двухстах, мелькнула голова в немецкой каске! Ну, где один, то там же рядом и остальные. Сам бы я на месте их командира, где бы расположил стрелков? Ага, вот и пулеметное гнездо между камнями, естественный дот. Немцы на егерей не похожи, не в камуфляже, в обычных серо-зеленых шинелях и касках, обычная пехота? Однако же, позиция удачная — тех, кто будет выдвигаться по ущелью, сдержат качественно, разве что минометами подавишь. Но все же, а вдруг это одновременно и засада на идущих понизу, и приманка для таких как мы? И лежат где-то рядом егеря-снайперы, ничем себя не выдавая до времени? Может быть, и паранойя — но очень способствует выживанию.

Делюсь своими мыслями с Валькой и Петром Егорычем. И вот мы все оглядываем каждый камешек на склонах. Стараясь поставить себя на место "охотников за охотниками", вот что бы ожидал от нас враг? Если бы мы пришли, заметили приманку, стали бы к ней подкрадываться, и где тогда удобнее было бы нас перехватить?

Но нет ничего. Похоже, что сверху нас не ждали. Мы выше — и выдвигаемся еще вперед, буквально ползком между камней. Вот мы уже видим немецкую позицию с тыла. Кажется, нам повезло! Герр генерал все рассчитал правильно, вот только послал не тех! Егеря бы рассредоточились, залегли, замаскировались. Эти же вели себя, как в передней траншее — выставили наблюдателя, и еще пулеметчика, а все прочие, числом десятка полтора, собрались на удобной площадке и, решив что от возможного пути подхода противника их защищает обратный склон, внаглую кемарили, кто-то курил. Пехота, что с нее взять! Однако, рация наличествует, вижу характерный ящик с антенной. И офицер, в фуражке — ну точно, тыловые, на фронте давно уже такого нет, прямо приглашение для снайпера, целься в меня!

Сигнал по рации — вторая группа на позиции, цели видит хорошо. Командую — пока работать "винторезами", прочие же вступают с первым выстрелом со стороны немцев — лучше, чтобы шума было поменьше! Распределяем цели — первая четверка кандидатов в мертвецы, офицер, радист, пулеметчик и наблюдатель. Поехали!

Бью офицера, успеваю перевести прицел на ближайшего к нему из солдат. Валька тоже успел отработать дуплет. Один из немцев оказался резвым, сразу бросился к пулемету — и попал под пулю с противоположного склона. Решение стрелять только из бесшумок было правильным, фрицы никак не могли сориентироваться, какое направление опасное, куда укрываться — и тем более не могли в первые секунды понять, что стреляют в них с двух разных сторон, и убежище за камнем от одной угрозы совершенно не спасает от противоположной. Через пять секунд внизу лежало уже двенадцать тушек, и ни одного выстрела пока не прозвучало в ответ. Оставшиеся фрицы вжались в землю между камней, вижу шевеление, стреляю, готов! Еще пятеро живых, попрятались, замерли, ни туда и ни сюда. Ну, раз вы отдаете нам инициативу, то мы переместимся так, что вы будете нам видны получше. Даже не обязательно видеть всю тушку — вот из-за камня торчит нога, прицеливаюсь, стреляю, что может натворить девятимиллиметровая пуля "винтореза"? На вопли раненого дергается было его сосед, и тут же получает в башку. Ну вот, осталось их там, три с половиной.

— Может, им сдаться предложить? — спрашивает Валька — что теряем?

А в самом деле, хуже не будет? Валька подзывает Куницына, нашего почти что штатного переводчика, он шпрехает почти как настоящий дойч. А я вот понимаю с трудом, что он орет, отползши за камень метрах в тридцати, чтобы нашу позицию не демаскировать. В ответ высовывается немец с винтовкой — ну куда высунул, в лоб тебе и прилетело! Еще с минуту ничего не происходит, затем вдруг встает фриц, и еще один, поднимают руки. Куницын орет, чтобы вытащили и безногого — вдруг он нас выцеливает? Немцы подчиняются — что ж, можно приступать к второй части действа. Откуда они здесь взялись, и есть ли по пути еще? Наши все равно подойдут часа через два-три.

Допрашивать выходим я, Валька, Мазур и Куницын, остальные не показываются, бдят — только что наблюдали, что бывает, если ворон ловить. Еще двое разведчиков обшарили жмуров, собирая "зольдатенбухи", и исчезли — так что немчики могли думать, что нас всего шестеро. И были этим весьма удивлены — ну а для меня показалось удивительным, когда я и дохлых оглядел, что все они, кроме офицера и унтера, мужиков уже в годах, были восемнадцатилетними пацанами. И держались поначалу довольно нагло, вякая что-то про Женевскую Конвенцию и права военнопленных.

— Гансики, я воюю с вами уже больше года. И такого насмотрелся, что вы делали на нашей земле, считая нас за недочеловеков — что с чистой совестью могу порезать вас на ремни, если захочу. Это вам сейчас надо Конвенции соблюдать — потому что мы тех, кто с нашими зверствовал, в плен не берем. А мы имеем законное право с вами сполна расплатиться, за унтерменшей! Куницын, переведи! И скажи им, что если они не будут охотно и правдиво отвечать на вопросы — мы сделаем им очень больно, так что ответят все равно.

Ну в общем, раскололи мы их, до донышка. Щенки эти оказались из последнего пополнения, сейчас в Рейхе целые дивизии формируются из таких, кто только в возраст вошел — ну-ну, скоро будут тотально грести всех от шестнадцати до шестидесяти! Послали их сюда, оседлать путь на Бейсфиорд, но такое ощущение (у меня), что приказ был "на всякий случай", оттого и сунули тех, кто оказался под рукой. Дальше по пути к Бейсфиорду постов нет — потому что везли их из Нарвика на катере, лишь они на борту и были. А катер и сейчас в Бейсфиорде стоит. Гарнизона и комендатуры в поселке нет, только местные полицейские. Нет, в Нарвике не все такие, как они — только в недавнем пополнении много. Вы нам обещаете жизнь, господин офицер?

Обещать-то обещал. Вот только зачем нам такая обуза? Приказываю им встать и идти на тот конец поляны. Они подчиняются, подхватывают под руки раненого (ногу ему кое-как перевязали, немецким естественно пакетом, стали бы мы на него свои медикаменты тратить?). Вот только, если я что-то понимаю в ранах, даже попади ты в госпиталь, фриценыш, ногу там тебе отрежут, будешь до конца жизни своего фюрера благодарить. Ну вот, сколько волка ни корми — один из щенков вдруг нагибается, хватает с земли МР-40, и наставляет мне в живот, с пяти шагов. А лица у всех троих сразу делаются, кто был никем тот станет всем!

Я не спеша достаю пистолет-"бесшумку". Не торопясь, передергиваю затвор. Фрицик, ты даже не можешь решиться — и как же ты собирался в бой идти? Ну вот, давит на спуск, и ничего, судорожно передергивает затвор, снова давит. А я так же медленно поднимаю пистолет, успеваю еще заметить, как на лице гансика торжество сменяется маской смерти. Стреляю, второй гансик визжит, закрывая лицо руками, будто ему это поможет — а секунду назад, так же ведь на меня смотрел, как твой друг, вот за тот взгляд и поплатишься. Стреляю еще два раза — итог, три тушки.

Это ж я перед тем бросил там автомат, вынув из магазина патроны, и передернув затвор. Такая проверка на вшивость — не соблазнился бы, остался жив, пришлось бы вас всех с собой тащить. Или все же пристрелил бы? Ну не считаю я немцев, сейчас живущих, за людей — будущая дружба-фройдшафт, и всегда вместе ГДР и Советский Союз, это конечно, хорошо, вот только чем меньше останется живых фрицев из этого поколения, что с нами воевало, тем будет лучше? Сколько у меня уже счет выходит — считая этих, уже триста пятнадцать?

Спать хочется. Завидую Леонардо, который по легенде, спал каждые четыре часа по пятнадцать минут, и ему хватало! А у нас все дело еще впереди — и похоже, отдохнуть не удастся. Как наши подойдут — по рации с ними связались, что путь чист — так вперед на Бейсфиорд!

Зачем? Как там говорили Ходжа Насреддин, "если кто-то будет утверждать, что ходить пешком лучше, чем ездить верхом, не верь этому человеку!". Ну вот не нравится мне идея, плыть в холодной воде несколько километров! А придется, поскольку "миноги", наши подводные буксировщики, на руках по горам не протащить. И если судьба послала нам немецкий катер, ждущий в Бейсфиорде… а что, один раз у Хебуктена нам это уже удалось? Без всякого Голливуда — вот не верю, что стоя у причала в рыбацкой деревне, весь экипаж будет бдить на борту? Найдется в деревне кабак, и женщины, на все согласные? Подойдем мы туда уже в темноте, и ПНВ у нас есть, и пока еще работают (ой, что будет, когда техника загнется?), ну в общем, шанс неплохой?

Поселок, при ближайшем рассмотрении (ну не совсем ближайшем, метров с пятисот), здорово напоминал локацию из компигры (увлекался я "Морровиндом" когда-то). Не хватало только себя бессмертным героем вообразить, зелье принял, и снова как новый — но ведь действительно, до чего похоже? И причал, сбитый из досок — а вот и катер, стандартный "раумбот". Судя по вооружению, более поздний, чем мы брали тогда — а значит, экипаж на нем человек тридцать пять-сорок? Вижу вахтенного, болтается по причалу, и на палубе кто-то мелькает. И еще несколько парусных, и мотоботов рядом — если бы катера не было, я бы все равно какую-нибудь посудину позаимствовал бы, так заранее задумано было. Война войной, но ведь местное население должно что-то кушать, да и фрицам рыбка нужна — так что рыбаки по-всякому на лов выходят. А Бейс-фиорд (залив, не поселок) это не слишком длинный аппендикс, завершающийся тупиком, много тут не наловишь, так что плыть за рыбой по-всякому мимо того места, которое нам нужно. Но катер конечно, лучший вариант!

Обговариваем действия с командиром роты. Вон тот дом, похоже и есть средоточие местной культуры, то есть питейное заведение, а значит велика вероятность, что часть морячков засела там. И желательно, кого-нибудь живым! Но сначала — катер! Во-первых, он может просто отдать швартовы и уйти, во-вторых, его 37мм автомат и несколько 20мм эрликонов могут натворить дел.

Взять катер оказалось даже легче, чем думали. Днем, при свете, было бы намного сложнее — пришлось бы маскироваться под местных, или штурмовать с воды. Но было темно, и немцы на своей территории были не пуганные, ну не было здесь никогда партизан! Конечно, "раумбот" не большой корабль, где по уставу положено при такой стоянке иметь, кроме вооруженного вахтенного у трапа, еще вахтенного у кормового флага, вахтенного сигнальщика, вахтенного в ЦП, расчет одного орудия в готовности, на всякий случай, и вахтенных в машинном. Но здесь "при исполнении" находился всего лишь один фриц, хотя на катере явно были еще люди, но показывались на палубе редко, и точно, не бдили. Так что, отработанная уже задача "снятие часового" — но судьба и тут решила нам подыграть, послав какого-то подвыпившего матросика, бредущего на свой корабль. И Валька с Кунициным аккуратно взяли его под локти с двух сторон, фриц попробовал возмущаться, но тоже сначала принял за своих — и что должен думать часовой, увидев приближающуюся с намерением войти на борт компанию, в темноте лиц и одежды не видно, но громко говорят по-немецки, и один голос точно знаком?

На палубе никого. Ну, только бы не вылез кто-нибудь в эти секунды — хотя проживет недолго, два "винтореза" с ночными прицелами со ста метров, это страшная штука, особенно если один из них я сам отдал Петру Егорычу, а он его еще в горах успел пристрелять под свою руку, пока мы на перевале наших ждали. До часового три метра, у меня в руке нож, держу острием к локтю, совершенно незаметно. Моей специализацией были рукопашка и ножевой бой, включая метание. Три метра, это очень мало! Бросаю нож, через секунду у меня в руке уже пистолет ПБС, подстраховать — но не требуется, немец валится как мешок, так же как и второй, которому Валька сунул нож под ребра. Сейчас нам с пленными возиться некогда — так что оказались вы, фрицы, не в том месте и не в то время.

Взлетаем на палубу, пока втроем. А из темноты еще бегут наши, нам в поддержку. Так как компоновка "раумбота" нам знакома еще тогда, по Хебуктену, швыряем в кубрик и в машинное еще по одному привету из будущего, светошумовые гранаты. И сваливаемся туда сами, пока немцы не очухались. Итог — еще восемь очумевших тушек, в том числе трое живых, может сгодятся еще.

И по всему поселку началось. Ночная атака роты советской морской пехоты, это то еще зрелище! В кабаке повязали дюжину немцев в общем зале — очередь поверх голов, мордами в пол все, быстро, суки! Еще пару, зато офицеров, нашли в отдельных "нумерах", было в этом заведении и такое, с местными фрау или фру, как их там по-норвежски? Итого двадцать четыре, а по штату экипаж сорок, остальные где?

Двоих отыскали в доме местного главы. Еще по ту сторону границы нас предупредили, с норвежской гражданской полицией обращаться бережно, поскольку это, оказывается, не оккупационная лавочка, а в подавляющем большинстве, кто были полицаями еще до войны, и сейчас, помня присягу сбежавшему в Англию королю, не только исполняют свой долг, поддерживая порядок, но и очень часто работают на Сопротивление, то есть на британское УСО. В Бейсфиорде же, как в любом норвежском поселении, наличествовал чин из местных, совмещающий в себе административные и полицейские функции — опять же, норвежское название этой должности забыл, пусть будет "староста", как лицо, ответственное перед оккупантами за порядок на вверенной ему территории. Держался этот тип самоуверенно и нагло, несколько раз повторив, "мы друзья, мы союзники" — похоже, нам тут только английского шпиона не хватало?

Из домов поселка наковыряли еще десяток. Что-то не вижу я здесь ужасов фашистской оккупации, отношения между немцами и норвежцами вполне нормальные, деловые. Впрочем, в нашей зоне у Киркенеса точно так же — измельчали потомки викингов, вот интересно, а что за Сопротивление тут было? Одно лишь дело вспомнить могу, взрыв парома с "тяжелой водой", и то вроде там не норвежцы, а засланные англичане работали? Нет, осуждать этих гордых и свободолюбивых викингов я не берусь, меня больше интересует их лояльность, как будущих подданных СССР? В конце концов, еще тридцать восемь лет назад никто и не слышал про такую страну, Норвегию, ну если не считать совсем уж седой старины, то ли четырнадцатого, то ли пятнадцатого века. А раз нет вековых традиций и привычки, то и границы еще не устоялись, и могут быть изменены. И все претензии к Гитлеру, который вас включил в Еврорейх — ну значит, платите!

Еще один немец прибежал сам. Алярм, русские в поселке! Взбегает на палубу, а ему ствол в морду, чего орешь, мы уже здесь, хенде хох, и быстро на берег пошел, вон в том сарае ваши сидят, кто живой остался. Что с нами будет, что с ними будет — норвежцам-то что надо, коли они так интересуются, а особенно их фру и фрекен? Да ничего с ними не будет, посидят под арестом, а когда тут будет наша военная комендатура, туда и сдадим, поедут на стройки нашего народного хозяйства, лет через пять вернутся другими людьми. А вот если немцы придут сюда своих выручать, тогда придется их расстрелять, военное же время! Так и запомните, все! Если у вас такой интерес к судьбе этих фрицев, так может быть, не станете спешить доносить в Нарвик, русские в Бейсфиорде. А то, кто знает, какие у вас тут тропки проложены?

А нам ночью поспать точно не удастся. В темпе трясем пленных — вот повезло еще раз, среди них командир катера, радист и сигнальщики. Как скоро вас хватятся? Встревожатся ли, когда увидят, что катер возвращается? Какие опознавательные? Где возле Нарвика посты СНиС? Как быстро информация с них обычно доходит до штаба? И еще множество подобных вещей. Что показалось нам важным, передаем по радио в разведотдел — нашим при штурме Нарвика пригодится. И спешно формируем свой экипаж — главное, в роте двое дизелистов нашлись, до войны ходили на моторных тральцах, сейчас с немецкими мотористами разбираются, в принципе ничего сложного. За командира с рулевым придется двух "пираний", Верева и Сазонова оставить, кто-то из них и за радиста справится, и еще десять человек на всякий случай, в палубную команду и артиллеристами, на один автомат тридцать семь и три эрликоновские спарки. И нас выходит, двенадцать — четверо из будущего, и восемь "пираний". Еще берем немцев — командира, сигнальщика и моториста. С категорическим предупреждением — если что, не только вас пристрелим и в воду, после еще по радио объявим, и в листовках, что такой-то перешел на сторону "свободной Германии" и очень нам помог, что тогда гестапо с вашими семьями сделает?

Отваливаем. Время — к полуночи. На месте будем меньше чем через час.

Спать хочется. На месте, когда начнется дело, пойдет адреналин, ну а пока организм берет свое, хоть чуток покемарить, "подзарядиться". А вовсе не перепроверять в сотый раз оружие и снаряжение, как это делают герои книг и фильмов, все проверено уже давно. Стучит мотор, разбегаются в стороны волны, встают скалы на берегу рядом — будто нет войны, и на рыбалку едем, где-то в Карелии. Да нет же, рядом война — стреляют! С севера гром так и слышится, немцы по нашим у туннеля из тяжелых бьют, наши с того берега фиорда отвечают. Ну а здесь, вроде как в стороне совсем, тишь да гладь, нам это и надо!

По правому борту поселок Фрагенес, там, по причине близости к Нарвику, есть немецкая комендатура и гарнизон, тяжелая зенитная батарея. Нас освещают прожектором, затем луч гаснет, и с берега мигает ратьер, запрашивают опознавательные. "Наши" немцы отбивают ответ. Ну не должны там заподозрить, если только не знают, что Бейсфиорд наш, а это вряд ли, не было там ни телефона, ни рации, даже если кто-то из экипажа катера убежал, ему до своих через горы пешком, ну никак бы не успел! И немцы видели, как этот же катер проходил туда, совсем недавно, а фиорд тупиковый, и чужим там взяться просто неоткуда. Не должны встревожиться!

Хотя у нас все наготове и на этот случай. "Группа заплыва" уже во всем снаряжении, лежим на палубе, и если начнется стрельба, прыгаем все за борт. Ну а на корме подготовлены дымовые шашки — нас сбросить, и сразу на контркурс, прикрываясь завесой. Вот только нам при таком раскладе после придется, сделав дело, возвращаться или на ту сторону Ромбакен-фиорда, в Эйюр — Гаврилов предупредил, там в курсе, и будут нас ждать. Васи Гаврилова сейчас нет с нами, а ведь всего год с хвостом назад лишь старлеем был, а теперь подполковник, на месте нашего кэпа — Андрей Витальевич Большаков сейчас вообще, большое начальство, вхожее в самые высокие штабы, решает глобальные проблемы — ну а Гаврилов делает для нас другое архиважнейшее дело! Спецназ конечно, может воевать и в полной автономке, но с поддержкой свыше шансы выполнить задание и вернуться живым возрастают в разы. Чтобы на связи была Большая Земля, как говорят партизаны и полярники, чтобы не бросили, выручили, помогли — чтобы поддержали артогнем, авиацией, ударом навстречу, и уже конечно, не было "своя своих не познаша", "дружеского огня" от своих же. Так что, нас вытянут, когда мы закончим. Или мы можем сами выбираться назад, в Бейсфиорд, хотя а что мешает плавсредство во Фрагенесе захватить, заодно и немцев пощиплем? Ладно, там будет видно!

Нет, фрицы успокоились. И мы прошли. Впереди раскрывается простор Уфут-фиорда. Справа мыс, сразу за ним уже Нарвик, в начале Ромбакен-фиорда, На самом мысу аэродром Фрамнес. А вот внизу, у самой воды, но все еще в Бейс-фиорде, вижу пять отверстий в скале. Вот она, наша цель!

В иной истории немцы строили такое лишь южнее — в Бергене и Тронхейме, и еще во французских портах — Бресте, Сен-Назере, Лориене. Подлодки стояли под бетонными сводами, выдерживающими попадания самых крупнокалиберных авиабомб. Здесь же, как кригсмарине стали Ваффенмарине, им перепал гораздо более жирный кусок, и по кораблям — отремонтированный и перевооруженный "Гнейзенау", вступившие в строй "Зейдлиц" и "Цеппелин", подлодки XXI серии, появившиеся почти на год раньше — и по всему прочему. Так и в Нарвике, одновременно со строительством шестнадцатидюймовых батарей, нашлись и цемент, и рабсила для укрытой стоянки субмарин. И вот туда мы должны наведаться в гости!

В базе сейчас стоит как минимум одна "двадцать первая", установлено разведкой. И вот, наши ученые и конструкторы пожелали ознакомиться с ней поближе — все-таки, одно дело, читать описание более поздних "613х", нашедшееся на компах "Воронежа", и совсем другое, осмотреть изделие в железе. Несмотря на самый живой интерес и адмирала Кузнецова, и лично товарища Сталина к атомному флоту, дизельные лодки себя не исчерпали, для внутренних морей, вроде Балтики, Черного, да и в Баренцевом и Японском будут не лишними. Теоретически, мы могли бы подождать, если в этой истории Германия достанется нам вся, через год, а то и меньше, нам достанутся и заводы, строящие эти подлодки, и конструктора, их спроектировавшие… но все-таки, мало ли что может случиться за год? И если представился случай не ждать, а взять сейчас то, что оказалось у нас под рукой? Операция носила налет импровизации, являясь ответом на авантюру союзников — но, при ближайшем рассмотрении, была признана имеющей отличные шансы на успех. Если аккуратно подорвать лодку у причала, так, чтобы не повредить внутреннее оборудование, но затопить отсеки — вряд ли немцы успеют ее поднять, не будет у них такой возможности. Ну а мы в иной истории так извлекли со дна Финского Залива U-250 в июне сорок четвертого, и даже если убежище подорвут, что-то да останется, и по обломкам тоже можно сделать выводы.

Ну а нам — нырнуть, сплавать, поставить мины, обычная наша работа и риск. Так же как до того к этому месту регулярно прорывались воздушные разведчики, и кажется, кого-то сбили — за то, что мы знаем, лодка здесь. И за лишний шанс, возможно, в чем-то улучшить наши "613е", первые из которых, как мы узнали много позже, уже стояли на стапелях в Северодвинске и Ленинграде.

Строго говоря, для выполнения задания хватило бы нас двоих, или четверых. Но после выполнения основной задачи, нам разрешалось действовать по обстановке. А тут, больше людей — больше взрывчатки и оружия, больше возможностей, боекомплекта не бывает слишком много. Да и свыше прямо было сказано, что "пираньям" необходим опыт. Ну, если Сталин и Кузнецов предусмотрительно задумываются о работе в Портсмуте или Норфолке, лет через десять? Ведь эти ребятки, лежащие на палубе рядом со мной, со временем станут не хуже того бушковского героя — те, кто выживет, конечно.

Ну, все! Время! И дистанция подходящая. И не видно нас в темноте. Снаряжение… груз… ныряем!

База еще не была достроена. Лишь крайний правый "пенал" был готов, но и на нем отсутствовали тяжелые броневые ворота, торчали лишь массивные швеллеры для их установки. Проникаю внутрь, и очень осторожно высовываю из воды, даже не голову, верхнюю часть лица, до глаз. Выбрав для этого самое темное место поверхности, у стенки. Прислушиваюсь, плещет вода, где-то работает мотор — и ясно слышны шаги, голоса, какая-то возня наверху. Размеры помещения такие, что ламп на потолке явно не хватает для такого объема. Док-камера на две подлодки, посреди разделена перемычкой вдоль, на ней колонны, поддерживающие свод. Потолок на высоте метров десять, под ним мостовой кран. Железный трап со стенки вниз — ну да, их же водолазам тоже надо осматривать подводную часть субмарин, винты и рули?

Вот она, подлодка — судя по силуэту, именно "двадцать первая". Ошвартована кормой на выход, едва вмещается в док-камеру, площадки с бортов, как перрон на вокзале. В бетонных стенах ряд железных дверей, с торца видны ворота побольше. Наверное, носом швартуется, чтобы торпеды грузить, вон оттуда? Тогда двери сбоку, это компрессорная, подача топлива, электрощитовая. И с десяток немцев, безоружные, заняты какими-то работами. Ну и бог с ними — у нас свое дело есть!

Я и Валька проныриваем под лодкой, ставим мины, выводим выше ватерлинии усики антенн радиовзрывателей. Если я рассчитал правильно, рванет под аккумуляторными ямами, морская вода с электролитом даст выделение хлора, так что хрен вам, а не борьба за живучесть! Все, можно уходить — активируем мины уже после, с безопасного расстояния, взорвется хоть мгновенно, хоть с задержкой, сколько с пульта введем. Теперь домой, отдыхать, и ждать благодарности, а возможно и наград за точно выполненное задание.

Так было бы — если б не жаба и азарт. Уж очень хорошо сегодня все складывалось, и зря что ли тащили столько взрывающегося-стреляющего, ну а Влад с Андреем и "пираньи" даже пороху не понюхали? Душа выла от мысли уйти, не сделав фрицам какую-нибудь крупную пакость! Тем более, в приказе прямо говорилось, если будет возможность, добыть образец техники, и документации. Так ведь шанс есть!

Выныриваю наружу, даю знак остальным, за мной! Любопытно, а что в соседних отсеках? Если они не достроены — и в то же время, по логике, должны быть связаны каким-то проходом, хотя бы техническим? Из осторожности выбираю не тот, что рядом, а еще через один. Сначала вслушиваюсь, пытаясь различить посторонние звуки. Вот вылезем, и вспыхнет свет, окажемся перед пулеметами — хотя это уже точно паранойя выходит. Ну не знают еще здесь, что такое ПДСС, "люди-лягушки" уже есть, но борьба с ними еще не стала уставной задачей. Это в 2012 на подобном объекте в штатном составе было бы подразделение, заточенное против таких как мы — не только подготовленные профессионалы, но и технические средства, высокоточные сонары, подводные телекамеры, датчики движения. Ну а здесь, как мы не раз уже успели убедиться, вода воспринимается скорее как естественная преграда, чем как путь, по которому могут прийти незваные гости. Так что — выходим!

В темпе переоблачаемся, приводим себя в "сухопутный" вид. И обследуем отсек — пригодится, ведь надо полагать, расположение помещений во всех пяти отличаться не должно, по крайней мере, сильно? В том, где мы находимся, отсутствует лишь внутреннее оборудование — нет крана под потолком, хотя рельсы вижу, нет рельсовых путей внизу, ламп всего две и те не горят, и помещения по бокам пустые, а в камере с лодкой из них был слышен шум механизмов, компрессоры, или дизель-генераторы?

Наружу ведет наклонный ход, по которому и грузовик свободно проедет — сейчас перекрыт запертыми железными воротами. Рядом довольно большой отсек, склад или мастерская? Нашли также две вентиляционные шахты, они же аварийные выходы, размер как раз человеку пролезть, и скобы внутри. А как же личный состав должен заходить — ну вот и поперечный тоннель, и насколько я понимаю, по торцам его должны быть охраняемые КПП.

Постов внутренней охраны нет — разумно, чего им на своей же базе опасаться? Охрана держит лишь внешний периметр, и вряд ли ее численность больше роты. Как они будут реагировать, услышав изнутри базы подозрительный шум и стрельбу? Вряд ли сразу ломанутся толпой, а если это лишь отвлечение от нападения извне? И стереотип сработает, если они вокруг, то никто никуда не денется, ситуация под контролем. Так что минута-две у нас точно есть, ну а мы еще усилим и углубим, если у входа в коридор поставить МОНку, выметет там все не хуже картечи. То есть, даже если нашумим, время для отступления будет, бегом назад, облачаемся, и ныряем, перекрыть отход под водой точно не догадаются, да и как? Не сообразят ведь, быстро минометную батарею развернуть и стрелять по воде у ворот базы? И нас двенадцать, за своих "из будущего" я ручаюсь, да и "пираний" чему-то обучить успели — и чтобы не сумели быстро и без шума положить десяток безоружных тыловых? Вот не разглядел, был ли кто-то на мостике подлодки? Но не похоже, чтобы на борту был полный экипаж, это у нас традиция, "корабль-дом", а в кригсмарине даже командам эсминцев положены береговые казармы. А как у Люта в биографии описано, его U-43, между прочим, большая лодка, "девятка", в базе утонула, потому что так спешили после похода по бабам и в кабак, что забортную арматуру в трюме разобранной оставили, вода вливалась, и лодка сделала бульк — но это значит, на борту вообще никого не было, иначе должны бы были это заметить! Да и нечего при стоянке в базе делать на борту даже обычной вахте, трети экипажа. Значит, там, внутри, максимум десяток фрицев, безоружные, разобщенные по отсекам? И нас учили бою в ограниченном пространстве, а вот их, вряд ли?

Последний раз быстро обговариваем между собой, кто что делает. И — с богом!

"Страшный огневой удар спецназа", это совсем не лавина огня, как в каком-то голливудском фильме, где Шварц отжигает с шестиствольным пулеметом. А распределение целей, когда каждый быстро валит своего противника, не отвлекаясь на остальных, по которым должны отработать твои товарищи. Двенадцать стволов с двадцати-тридцати метров, секунда, и немцев просто смело, как кегли, и никто ничего не слышал, бесшумное оружие это страшная вещь. Время пошло — бегом, пока на лодке ничего не заметили и не поняли, если задрают люки — значит, немедленно мины на подрыв, и отходить. Моя четверка прикрывает, а Валька, Влад и шесть "пираний" уже на борту субмарины, кто-то лезет на мостик, где главный рубочный люк ведет прямо в ЦП, кто-то ныряет в палубные люки, открытые, как дозволено при стоянке в базе. Сколько помню, у лодок этих времен оружейка экипажа всегда была рядом с артпогребом, под отсеком ЦП, зачем наши на рубку и полезли, если тот отсек будет наш, немцам из экипажа уже не вооружиться, и не со стволами же они вахту на подлодке несут! Какое-то время ничего не происходит, затем на палубе появляются наши, довольные, вытаскивают двух немцев. Еще четверых пристрелили — "ну а эти безобидные, один сразу руки поднял, нас увидев, второй вообще на койке спал".

Кстати, из тех фрицев, что катали-таскали, тоже двое оказались живы. Увидев нас, со стволами наперевес, они в отличие от прочих, сразу сообразили, что происходит, и успели упасть, прикинувшись ветошью. Шустрые, хотя оба уже в годах. Итого, четверо "языков".

Так, теперь в темпе гребем бумаги. И какие-нибудь приборы тоже, что там можно раскурочить? Пленных допросить, кто такие, и в расход. И делаем ноги, вернее, ласты, нам еще до нашего берега плыть.

А вода холодная, ой, е! Хоть бы какое-нибудь корыто попалось, часть пути на нем проделать — темно ведь, увидят не сразу? И ведь наверняка не тотчас же стрелять начнут, возле своей базы, а станут выяснять, кто, и на наших не подумают, хоть на берег и вышли, но плавсредства же с собой не везли? Сколько времени у нас будет, прежде чем немецкие батареи получат приказ стрелять, когда в штабе поймут, что это точно не свои?

И тут внутренняя жаба взвыла в полный голос. Ведь всего пять миль до Эйюра, где нас ждут, и куда, надеюсь, уже пришел наш катер. До Бейс-фиорда подальше, но зато туда можно совсем незаметно пройти, и батареи из Нарвика не достанут, вот только зенитки во Фрагернесе! А ведь нам сегодня везло, точно, масть пошла, судьба улыбнулась, так не отворачивайся еще хоть чуть-чуть? Зачем ломать голову, как доставить нашим какие-то обрывки информации? Ведь мы же можем сейчас взять ВСЕ!

Никто еще не пробовал угнать подлодку? Будем первыми!

Только убрать с корпуса мины. Перетащить на борт наше снаряжение. Поспрашивать пленных, как этой штукой управлять. И конечно, радио нашим, чтобы ждали и прикрыли.

Из протокола допроса. Разведотдел СФ, 10 ноября 1943

— Назовите ваше имя и воинское звание.

— Пауль Боске, обербоцманмаат, главный машинист-электрик подводной лодки U-1506[15].

— Расскажите об обстоятельствах вашего попадания в плен.

— А что тут рассказывать, господин следователь? Пьян был, не помню.

— В германском флоте поощряется столь халатное отношение к несению службы?

— Знаете, при "папе" Денице было свято, вернулись с похода, неделю гуляй! Как стали Ваффенмарине, отменили, но у нас был особый случай: нашему командиру, Рыцарский Крест. И нам было сказано, неофициально, что посмотрят сквозь пальцы, если мы себе позволим… Да еще после той встречи с вашим Подводным Ужасом, когда мы едва вырвались живыми… Никто не был уверен, что из следующего похода вернется — вот и старались получить удовольствие, как в самый последний раз!

— Отвечайте по делу.

— Так я и говорю, как вышло… Только успели начать гулять, как ваше наступление. И нас комендатура извлекала из всех мест и тащила на базу. А там нас в подсобке как бревна, на брезент, пока не протрезвеем. Я очнулся, когда меня поливали из шланга холодной водой, а затем стали бить ногами под ребра. Я хотел в ответ в морду дать, не понял, что это уже ваши. Меня за руку, и с размаху спиной об пол. Тут я еще русские слова услышал, и протрезвел.

— То есть, вы пытались оказать сопротивление?

— Так я же сказал, не сообразил, что это русские! А они не предложили мне сдаться в плен, а сразу начали меня бить. И чуть не сломали мне руку, требуя, чтобы я сказал "Гитлер капут", и громко, чтобы все остальные слышали.

— Вы выполнили просьбу?

— А что мне оставалось, герр следователь? И так сделали не со мной одним. Отказался лишь один, обергефайтер Вальде. Он был упрямым, фанатичным нацистом, выкрикивал проклятия и ругань. Тогда русский сначала переломил ему обе руки, а затем схватил за голову и перерезал горло, как барану! И проделал все с холодным равнодушием, как машина, это было страшно! Затем нам приказали встать, построиться, и уже другой русский обратился к нам на хохдойч, кто желает вступить в "свободную Германию"? А рядом еще трое русских взяли автоматы наизготовку — ясно было, что всех несогласных сейчас расстреляют.

— И вы так легко согласились изменить присяге?

— Герр следователь, а зачем присяга мертвецу? И я подумал, какую пользу получит Германия от моей бессмысленной смерти? Наверное, остальные одиннадцать человек думали так же. Тем более, что после русского стал говорить герр Зоер, наш кригс-комиссар. Что Германия войну проиграла, и главное сейчас, это сохранить себя для будущего — а потому, нам надлежит слушать этих русских и делать все, что они скажут. Затем русский потребовал от каждого из нас назвать свою специальность на борту лодки. И сказал, что мы должны помочь привести нашу U-1506 в русский порт, и это единственный вариант, когда мы останемся живы. Что любой саботаж, вредительство, неподчинение будут караться мгновенной смертью. А теперь нам надлежит пройти на лодку, и подготовить свои заведования к походу. Исполнять немедленно — время пошло!

— И что было дальше?

— А что мне оставалось делать? И опять же, согласились все. В электромоторном нас было трое, почти что вахта. И двое вооруженных русских, следили за нами очень внимательно, я боялся, что что-то случится с моторами, какая-нибудь неисправность, и меня обвинят в саботаже и убьют. Но слава богу, все работало нормально, я хороший электрик, служу на субмаринах с тридцать шестого года. Что было наверху, я не видел, только выполнял приказы о режиме моторов, мы шли под электродвигателями все время, хотя не погружались. Ну а после была команда, моторы стоп, всем выйти наверх. Какой-то рыбацкий поселок, как я после узнал, Бейсфьорд, и русские солдаты на причале. Нас всех вывели с лодки и держали в лагере, там до лета пленные были, строили железную дорогу в Берген.

— Русские пленные?

— Герр следователь, я не знаю, я же подводник, а не эсэсовец из охраны! Но слышал, что вроде бы да, и с ними обращались прилично, не то что с югославами, которые кажется, были там до них. Наша U-1506 пришла в Нарвик в августе, когда никаких пленных там не было. Я об этом знаю, потому что слышал, они строили и нашу базу, в самом начале. Но после их увезли, вроде бы на бергенский участок, а к нам прислали восточных рабочих, чтобы они завершили. Тупые, ленивые, вороватые скоты — работали так, что это было хуже любого саботажа.

— Вы нацист? Сторонник теории "высшей расы"?

— Нет, герр следователь! Это были не ваши, не русские — сейчас словами "восточные рабочие" в Рейхе называют не славян, а турок! Газеты и радио говорили, что Исмет-паша уступил нам их два миллиона. А работают они откровенно плохо, и по общему убеждению, годятся лишь в каменоломни — но если в Германии уже не хватает людей… Приходится рассчитывать на пленных и принудительно мобилизованных.

— Есть ли у вас претензии по вашему содержанию в плену?

— Претензий нет, герр следователь. Если не считать однообразной кормежки: исключительно рыба и сухари.

— У вас есть еще что-то сказать?

— Герр следователь, можно вопрос? Когда мы сдавали U-1506 русскому перегоночному экипажу, нам было обещано, что все добросовестно сотрудничавшие после войны могут продолжить службу во флоте уже коммунистической Германии, с сохранением званий. Срок выслуги в чине будет считаться от дня вступления в "свободную Германию", или также с сохранением существующего, со дня получения теперешнего чина?

Еще один протокол допроса

— Ваше имя, звание, должность?

— Генрих Зоер, оберштурмфюрер СА. Кригс-комиссар субмарины U-1506.

— Расскажите об обстоятельствах вашего попадания в плен.

— Герр следователь, я спал.

— Вами был получен приказ из штаба флотилии, подготовить лодку к походу в кратчайший срок. На тот момент вы были не только единственным из офицеров, находящихся на борту, но и вообще, старшим из командного состава, с чрезвычайно широкими полномочиями. Теоретически, вы могли пристрелить на месте любого из экипажа, включая командира лодки, если бы сочли их действия "изменническими" — для чего вам единственному на борту было не только дозволено, но и прямо предписано постоянно носить личное оружие. И вы ничего не сделали, чтобы приказ был выполнен наилучшим и скорейшим образом?

— Герр следователь, а что я мог сделать? Если у вас флотский чин, то вы должны знать, как ведут себя подводники на берегу! Ваше наступление началось, когда экипаж уже успел не только разбежаться по всяким злачным местам, но и привести себя в самое непотребное состояние.

— Вы, однако, были абсолютно трезвы. Отчего не препятствовали?

— Герр следователь, у меня больная печень… И бесполезно было мешать, если эти уже получили дозволение свыше. Четырнадцать потопленных транспортов и Рыцарский Крест командиру — это событие, которое должно быть вознаграждено! И к тому же положение пока казалось не настолько серьезным…

— Что вы имеете в виду?

— Слышал от знакомого в штабе, что нашу лодку предназначали к экстренной эвакуации кого-то важного, возможно даже самого адмирала со штабом. И когда стало ясно, что положение очень опасно, и Нарвик может пасть, тогда лишь был отдан приказ, немедленно подготовить U-1506 к походу. И фельджандармерия вместе с гестапо занялись поиском членов команды. Но состояние как самого командира, корветтен-капитана Штреля, так и всех офицеров, было таким, что их поместили в госпиталь для экстренного протрезвления. И врачи авторитетно заверяли, что раньше чем через полсуток, их не поднять. Часть экипажа жандармы свезли на базу, они валялись на брезенте как трупы, хоть стреляй, толку никакого. В то же время лодка была полностью снаряжена, усилиями персонала базы, торпеды загружены, топливо принято. Затем, как раз вечером, пришел приказ, снять на сооружение укреплений у Ромбака строительный батальон восточных рабочих, и временно мобилизовать в строй большую часть персонала базы, так как русские вот-вот прорвутся. Я не знал, что мне делать, тоже напился бы, если не моя печень! Не придумал ничего лучшего, как пойти спать. В лодку — на случай, если будет посыльный из штаба. Чтобы показать, что я при деле.

— Как вас взяли в плен?

— Грубо сдернули с койки, уложили лицом в палубу, скрутили руки. Я сначала даже не понял, думал, что это гестапо, пытался возражать, но меня потащили наверх. И лишь на причале я понял, что попал в плен к русским. А когда они узнали мою должность, то я мысленно простился с жизнью.

— Однако же, вас не расстреляли? Почему?

— Герр следователь, на моей должности приходится быть психологом. Я видел, что тот русский, кто был у них командиром, очень хочет меня пристрелить — но сделать это так, чтобы произвести впечатление на других. Стандартный прием обработки пленных — выбрать самого несговорчивого, и показательно убить его у всех на глазах, желательно самым жестоким способом, чтобы все узнали, что бывает за нелояльность! Но так вышло, что в этой роли оказался бедный Вальде. А затем тот же самый русский подошел ко мне и приказал обратиться к экипажу. Он говорил не сам, а через переводчика, но это было еще страшнее — он смотрел на меня как на насекомое, которое можно раздавить одним пальцем, не как на человека! И стоял рядом — явно ожидая, что я буду призывать к неповиновению, тогда он меня, у всех на виду… А мне очень хотелось жить. И я не видел смысла поступить иначе, как всякий разумный человек — ведь если меня убьют, другой сделает то, от чего я отказался? И я говорил, стараясь быть очень убедительным — что нам надо спасти себя, ради будущей Германии! Мне показалось, что тот страшный русский был разочарован, что не нашел повода меня убить. Но все равно после приказал одному из своих, отведи его в сторону, и… Тут русский, который переводил, посмотрел на мои записи, вот эти, которые лежат у вас на столе, и что-то сказал тому, старшему.

— Зачем вы вообще делали эти записи?

— Герр следователь, как истинный немец я считал, что всякое дело надо делать предельно добросовестно! Как я могу понять, какие действия экипажа изменнические, если ничего не понимаю в морском деле? А я всегда мечтал быть моряком, вот только слабое здоровье… Я служил по линии СА в Висмаре, и когда пришел приказ, выделить людей на фронт, руководство выделило меня. И я записывал в тетради все, имеющее отношение к делу — устройство субмарины, организация службы, обычные действия экипажа в различных ситуациях. Русские взглянули, и сказали, гут! Сохраним тебе жизнь, если нам поможешь, проследишь, так ли все будет, как в обычном походе? А если миссия не удастся, я умру первым, "и очень погано". Впрочем, добавил русский, вода сейчас холодная, и если просто бросить туда человека, и он не утонет сразу, то будет умирать мучительно, как в жидком огне. А я даже не умею плавать!

— Дальше!

— Русский поинтересовался, стоял ли я на мостике. Когда все было погружено, и моторы работали, мы выходили задним ходом. Прилив стал нам заносить корму вправо, угрожая навалить на угол дока. Но хорошо, что в моих записях было уже, в прошлый выход та же ситуация, команда моторы на полный, руль влево. И мы хорошо вышли, нас сразу развернуло носом вправо, на нужный курс. Теперь руль прямо, моторы вперед. И русский усмехнулся, и сказал, а теперь как выйти вправо под берег, и вдоль него? Они тоже не были опытными моряками, несколько раз перекладывали руль, смотря как лодка управляется, насколько быстро меняет курс на разном ходу. А когда мы проходили мимо Фрагернеса, то я наверное, больше всех боялся, что нас заметят, ведь русские были абсолютно спокойны, в худшем случае, они лишались лишь добычи, а я — жизни!

— Вы находились на мостике все время?

— Так точно, герр следователь, но мои советы больше не потребовались. Разве что, когда швартовались в Бейсфиорде. А когда мы сошли на берег, один из русских обратился к старшему с вопросом, взглянув на меня — мне показалось, он спрашивает, пристрелить ли, когда я уже не нужен? Но старший лишь рукой махнул — пусть живет. И мы жили там еще две недели, пока нас не перевезли сначала в Нарвик, а затем сюда.

— Что ж, вашу судьбу решит трибунал. Но если вы не принимали участие в убийствах нашего мирного населения и военнопленных — жизнь вам сохранят.

— Герр следователь, я хотел бы попросить… Мне единственному из экипажа U-1506 не предложили вступить в "свободную Германию". Я понимаю, что мои познания в морском деле все еще скромны — но мог бы быть полезен в организационных вопросах?

Капитан Юрий Смоленцев "Брюс"

А почта с пересадкой к нам летит с материка. От самой дальней гавани Союза. И я бросаю камушки с крутого бережка. Далекого пролива Лаперуза.

Сижу на берегу, мурлыкаю себе под нос. Делать ничего не хочется — в кои веки, отдых на войне.

— Что за песня? — спрашивает Булыгин, устроившийся рядом — никогда не слышал такой.

— Да, было дело на Тихом Океане — отвечаю — есть там такое место, Край земли, вода до самой Америки. И был я там года три, нет уже четыре назад, на острове Шикотан.

— Это в тридцать девятом? — восхищенно спрашивает Булыгин — как раз, когда наши самураям на Халхин-Голе врезали? А вы, значит, так же к ним плыли, чтобы они на нас не напали?

Тьфу, что я несу! Ведь в этом времени Курилы пока японские! Не то что в две тыщи девятом — когда да, были терки с японцами насчет "северных территорий", и наши принимали некоторые меры, тогда я в командировке на ТОФе и побывал. Вот только об этом здесь знать никому не дозволяется.

— Рассказать не могу — отвечаю я — поскольку приказ и подписку давал. И завидую тебе, Булыга: как война кончится, ты на гражданку пойдешь, в колхоз свой вернешься, или выучишься на инженера или агронома. А мне до седины служить или пока не изувечат. Фашистов раздавим — так думаешь, прочие капиталисты дадут нам спокойно жить?

Раннее утро, только рассвело, вода как зеркало, воздух прозрачный, а мы сидим на причале, свесив ноги. На самом крайнем причале — справа от нас, к западу, уже берег фиорда, нетронутый человеком, а слева сплошь причалы, причалы у домов поселка, тут иметь прямо у дверей собственный причал с лодкой так же обычно, как у нас огород, те, у кого дома вдали от берега, вроде как уже не совсем хозяева, ну а у кого своей лодки нет, так это вовсе голытьба, как у нас считались "безлошадные" при царе. Все хозяйство тут завязано не на земле и хлебе, а на море и рыбе. Причем ужение рыбы считается баловством для ребятни — настоящее дело, это сетью с баркаса. Так что хозяин дома, где мы на постое, очень удивился, когда я у него удочку спросил.

— Не дадут — соглашается Булыгин — даже эти вот… Соглашаются, а в спину волками смотрят, чувствую. Только у этих злость бессильная какая-то — ведь под немцем, не было тут партизан? А политрук рассказывал, тысячу лет назад они на всю Европу ужас наводили, так что даже попы в церквях молились, "спаси нас от мора, голода, и ярости викингов". Выродились, что ли?

— Пассионарность кончилась — отвечаю — идейные все погибли, или вымерли сами, только смирные и остались. Ты последний труд товарища Сталина прочти, так подробно все разобрано, и как раз про викингов там тоже есть.

Ой, что же в этой истории Лев Гумилев напишет? Если тут его "Этногенез и биосфера" и "От Руси до России" стали основой для только что вышедшего фундаментального труда "под редакцией" самого Сталина (не с его единоличной подписью, а как бы "во главе коллектива")? И кстати выходит, что гонений на "вейсманизм-морганизм" уже не будет, если прежний марксистский лозунг, что из чего угодно можно вырасти или воспитать что угодно, теперь сам Вождь изменил и дополнил, что теоретически так и есть, но практически надо затратить очень различающиеся время, энергию, прочий ресурс, "можно из свинца золото сделать, превращением атомного ядра, но гораздо проще, быстрее и дешевле добывать золото из золотой руды". Но тогда законное право на жизнь имеет и "пассионарность", и определение этноса как не просто населения данной территории, а живущего по определенным правилам, кто друг для друг "свои". А как это будет соотноситься с ортодоксальным марксизмом — если пассионарность не во всем совпадет с интересом, и может дать весьма значительное отклонение исторического процесса в целом? Выходит, товарищ Сталин решил принять вызов истории, относительно новых идей? Уважаю!

— Не, они и тогда слабее наших были — говорит Булыгин — как в книжке той, про викингов и Древнюю Русь. Где их какой-то главарь с войском в Полоцк приплыл, и стал хвалиться, что если захочет, князем там станет он, сколько викинги в Европе городов взяли и пограбили. А князь Всеслав ему ответил — ярл, если ты немедленно не уберешься, завтра здесь не останется ни одного живого викинга. Так они не в драку полезли, а быстро смотались, не доводя наших до греха. После этот ярл им речь толкнул, прям как комиссар — позор, викинги, что испугались, нас же теперь в Валгаллу не пустят! Чтоб пустили, надо значит, побольше награбить. И поплыли дальше, по Днепру на юг. И навели шум по всей Византии, ну как Ковпак на фрицев. А когда ладьи их уже были перегружены были трофеями, и пришло время возвращаться, сказал ярл, вы великие воины, нет вам равных! Но если пойдем мы назад так же, как пришли, то славяне, увидев нашу добычу, нас убьют и все отнимут. Потому, идем домой по океану, заодно в Лондон заглянем, ограбим его еще раз.

Я лишь плечами пожимаю. Поскольку книжку, которую Булыгин вольно пересказывает, я читал еще пацаном. Андрей Серба, писал у нас в семидесятые-восьмидесятые, "Заговор против Ольги", "Мечом раздвину рубежи", "Пластуны", "Веди, княже", "Убийцы для императора" — как здесь решено было, обратиться к славной военной истории, и погоны, и Суворов с Кутузовым, так и эти книжки, кажется еще не родившегося писателя, оказались востребованными, вышли в серии "библиотечка солдата и матроса". Обычный худлит — но для накачки личного состава очень даже ничего! Это мы, "из будущего", стали до предела циничными — в этом же времени пропаганде верят! И что в том плохого, если пропаганда правильная?

— Может и не так было — размышляет Булыгин — кто видел и записывал? Но ведь политрук правду сказал, что за все время, викинги все эти лондоны и парижи брали и грабили много раз? А ни один наш город взят ими не был? Зато у нас в Новгороде в самом главном соборе стояли золотые ворота из Сигтуны, так раньше Стокгольм назывался? И никто из этих скандинавов даже не пытался отомстить, и назад забрать, хотя Париж грабить они находили ну совсем малые причины?

Смутно припоминаю из истории, что вроде Сигтуну тогда ограбили не новгородцы, а кто-то другой, наши лишь на обратном пути добычу отняли. И что шведы, это вообще-то не викинги, а континентальный народ, подобно французам или германцам. Но не уверен, все же слышал это давно и краем уха. А сейчас вообще важно, что мы здесь, и эти "викинги" делать будут, что мы скажем. А дальше — как товарищ Сталин решит.

Как мы, трофей наш пришвартовав, у дальнего от нас конца поселка, сети реквизировали? Чтобы замаскировать от немецкой, а возможно, и союзной, авиации — у берега решили рискнуть, притопить до позиционного положения (заполнить носовую и кормовую группу цистерн, среднюю оставить сухой), тогда лишь рубка над водой торчит. А эту рубку и замаскировали — досками, чей-то сарай наскоро разметав, и сетями, так что стало на что-то непонятное похоже. И оставшиеся сети, перед лодкой, в несколько рядов, с грузами по нижнему краю — может быть, торпеду запутают. Местные были наверняка недовольны — но не роптали, тем более, что мы обещали после все вернуть. А уж рыбу нам поставляют исправно. За расписки на наше интендантство — что интересно, даже их в уплату берут охотнее, чем "евро", я вообще охренел, когда узнал, что в этой реальности так называются "евромарки", введенные немцами для оккупированных территорий и подлежащие обмену на рейхсмарки по номиналу "после победы Рейха в войне". А уж наши советские рубли пользуются тут наивысшей покупательной способностью — за рыбу вкусную, экологически чистую, без всяких консервантов, копченую, соленую, вяленую, вот с вареной и жареной сложнее, дрова что ли экономят?

А Партизан от соленой морду воротит. И копченую ест с отвращением — зато жареную, или сырую, жрет и урчит. Котяра наш спецназовский, серый-хвостатый, так и прижился у "пираний" при кухне и тылах. И сюда добрался, с хозяйством нашего старшины Нечипорука, и успел уже здесь в поселке отметиться дракой сразу с двумя местными котами, и победой над кошками (интересно, собак тут во дворах почти нет, а вот кошки, характерной бело-рыжей расцветки, "норвежские лесные" присутствуют во множестве). Чем доказал подлинно наш боевой дух, не отступать и не сдаваться — правда, в исход баталии вмешался Булыгин, кирзовым сапогом, решив что двое на одного, это все же нечестно. Так что поощрение серый наш хвостатый заслужил — полдюжины рыбешек уже в ведре, как раз твоего размера, еще столько же натаскаем, и на сковородку, угощайся, или так съешь?

— Слышь, старшой, а что там? — спрашивает Булыгин, указывая рукой — вот, опять показалось.

Мля!! Это же перископ! Здесь, в фиорде. Немцы! Тревога! Булыга, черт, СВД где?

Хватаю АК, лежащий рядом — у меня это уже в подкорку вбито, на чужой территории, за куст пошел присесть, автомат на шею! И очередь в воздух — сообразив, что немцы под водой не услышат. Однако, глаза же у Булыги — дистанция, метров восемьсот, я бы без оптики вот так сразу не разглядел бы. Повезло, что идеальный штиль, редкость тут для этого сезона.

Пока перископ не спеша движется мимо, успевают сбежаться наши. Врубаются в ситуацию быстро, тем более что немец не прячется, даже глазом видно хорошо, тем более в бинокль. Сука, он же на наш трофей нацелился, обнаружит, торпеды выпустит, и привет! Что делать будем?

Подзываю ротного. Тащите минометы, скорее, хоть прицел ему собьем! А если повезет, и перископ повредим. Да дайте кто-нибудь СВД, из "калаша" хрен попадешь, хотя если массировано… Что еще делать?

— Эй, старшой, целить куда?

Петр Егорыч с Булыгиным уже наладили "фузею". Булыгин с переносным дальномером сообщает дистанцию. Пилютин уже изготовился, вопросительно смотрит на меня.

— По головке бей — отвечаю — там линзы. Может, попадешь.

Удары крупнокалиберной "фузеи", все ж старого образца, четырнадцать с полтиной, совсем не похожи на сухой отрывистый кашель АК. Вся обойма, пять патронов, за какой-то десяток секунд.

— Ой…! — стонет Петр Егорыч, потирая плечо — ватник не успел надеть!

Кто-то кидает ему свернутую шинель. Булыгин, отложив дальномер, торопливо вбивает новую обойму. По берегу слышны еще выстрелы — у Вальки и Мазура вижу СВД, у кого-то еще — "светки" с оптикой. Пока работают только снайперы но вот вижу, тащат уже и ПК. Снова бьет "фузея", еще пять патронов. Перископ скрывается. Ушла — или зацепили? Вообще-то "двадцать первая" могла атаковать и вслепую — по акустике. Но наш трофей стоит с неработающими машинами, и у берега, так что ничего фрицы не обнаружат, что на слух, что сонаром.

И тут вода расступается, и выныривает такая же "двадцать первая". И движется прежним курсом, а на рубке выдвинулись и уже шевелятся спаренные стволы зенитных автоматов. Черт, ну что нам стоило на трофее оставить кого-то у таких же зениток — хотя там управление, хрен разберешь, наводить можно прямо из ЦП, дистанционно, и конечно же, вручную — но автоматика там была очень капризная, часто отказывала. И артиллеристов среди пленных не было, показать и обучить!

С берега стреляет уже все, что может стрелять. В ответ летят трассы, наших учить не надо, все залегли, а вот кто-то из пехоты падает, и в поселке уже что-то горит, надеюсь, что сарай, а не наше имущество.

— По корпусу бей — кричу я, лежа на пузе рядом со снайперской парой — там двадцать шесть толщина, а у тебя ПТР, пробьет!

Снова бьет "фузея". Наконец подключаются минометы, рядом с лодкой встают фонтаны воды. И подлодка отворачивает, вот к нам уже кормой, и на обратный курс, уходит! А вдоль берега, на камнях, взрывы торпед! В щепки разлетаются причалы, вместе с пришвартованными мотоботами. Но наш трофей цел! Не попали фрицы, или не обнаружили? Или нервы не выдержали, на мостике под обстрелом?

У нас четверо "двухсотых" и больше десятка "трехсотых". А ведь только что сидели, мирной природой наслаждались! Надеюсь, что и на фрицевской лодке кого-нибудь зацепило? Мы же радио послали, через два часа в фиорде сели сначала "шавруша", затем По-2 на поплавках, доставили военврача с медикаментами, вывезли в госпиталь четверых самых тяжелых. А нам предстояла еще бессонная ночь, в ожидании что немцы могут вернуться — пускали ракеты, смотрели в бинокли, минометчики были в готовности, все же 82-миллиметровая мина при разрыве на глубине три-четыре метра, это и подлодке под перископом будет очень неприятно! Но обошлось.

Да, порыбачили. А ведь если бы Партизану рыбки не захотелось, и мы бы не вышли половить с утречка, не факт что наши посты бы перископ заметили? Охранение наше, дальше по берегу выдвинутое, немцы ведь прошли — ну не ждали мы подлодку, больше боялись немецкой авиации или чего-то надводного с пушками и десантом, с воздуха нас прикрывают, нашим истребителям разницы нет, тоннель или мы в фиорде, пара минут лета — а если появятся корабли, так и штурмовики прилетят. Но вот субмарина, откуда она там взялась? Не было ведь ее в базе! После пришла, когда наши уже не сегодня-завтра Нарвик возьмут, и порт под обстрелом держат, это ж сумасшедшему надо быть?

Партизан кстати, вел себя тактически грамотно — когда началась стрельба, прыгнул в какую-то яму. И лишь когда все закончилось, вылез, выгнул спину, прошипел вслед уходящей лодке, и с чувством исполненного долга потерся о мою ногу.

— Иди, лопай свою рыбу, хвостатый, заслужил. Вот только жарить времени нет — не до тебя сейчас.

Нарвик был взят нашими через сутки. А мы так и сидели в этом чертовом Бейсфиорде, рыбой объелись до тошноты! Затем прибыл конвой — "раумбот", тот самый, дошел тогда благополучно до Эйюра, так там у причала и простоял, сейчас же, укомплектованный экипажем, является самой серьезной боевой единицей Нарвикской эскадры Северного флота, еще буксир, и два каких-то мотобота, но с уже установленными пулеметами и глубинными бомбами. А перед этим в фиорд села уже "каталина", доставив два десятка наших подводников из свежесформированного перегоночного экипажа. Из команды Щ-422, во главе с самим Видяевым!

Даже поговорить толком не удалось. А сразу все, в темпе вальса. Команду на борт, немецких "инструкторов" взяли в оборот, лейтенант-переводчик из разведотдела профессионально занялся документами. Всплыли из позиционного положения нормально, но когда стали разбираться с движками, раздались матюги! Ведь было же известно — у самых первых лодок этой серии был врожденный дефект, при заднем ходе на моторах, над водой, забортная вода засасывалась в воздушный тракт дизелей! Теперь нужна переборка машин — электромоторы в норме, и заряд в аккумуляторах еще есть, но решено было его не тратить, а идти в Нарвик на буксире, хотя моторы тоже были готовы к пуску.

Ну а нам с Видяевым оставалось лишь на мостике стоять, и смотреть. Отчего для этого задания выбрали Федора Алексеевича, ясно. С нами общался, мышление уже со стереотипа сдвинулось, от опережающей информации, в том числе и технической — и к его экипажу это тоже относится, хотя и в меньшей мере, нашей главной Тайны не знают, но обучение на "Воронеже" проходили. Как мне кэп сказал, а ему Лазарев, кто-то наверху решил еще и посмотреть, насколько реально научить людей из этого времени работать на технике будущего. А отбирали для учебы лучших — кто справится, если не они?

Так что, стоим в готовности, если что, а пока обмениваемся новостями, и просто болтаем.

— Перегоним это в Молотовск, и считай, война для нас вся — говорит Видяев — Нарвик наш, какие еще задачи у СФ? Немцев от конвоев отбивать, так они сами туда и близко не подходят. В Полярном уже полгода даже воздушную тревогу не объявляли. Скоро на сроки выслуги мирного времени перейдем.

— Боюсь, что ненадолго — отвечаю — что дальше будет, знаешь? То что сейчас, это как дебют к следующей партии, против совсем других игроков. И хотел бы ошибиться — но если я окажусь прав, то флоту поработать придется больше, чем армии сейчас. Поскольку враг будет за морем.

— Погано выйдет. Я ведь в Мурманске с англичанами разговаривал. Ну не фашисты они!

— Эти, да! — соглашаюсь — вот только ты же с простыми людьми говорил, а не с теми, кто наверху? А решать будут они, именно им новая война нужна будет, ради прибылей. И эти главари нам никогда не простят, что мы не дадим им нажиться за наш счет! И будут своему же народу головы дурить — как Гитлер немцам. Нет у нас других верных союзников, кроме армии и флота! И вряд ли будут.

Ведь даже если эту лодку наши разберут по винтику, серия "613х", сошедшая с наших верфей, уже никак не успеет на эту войну? Выходит, сейчас мы стараемся уже для войны следующей?

Ну а те простые американские и английские парни? Жаль, но вам придется быть пешками в игре своих правителей. Которые, едва завершится эта война (а может быть, еще до того) станут внушать вам, что теперь мы, это силы Тьмы, мешающей жить вам, таким белым и пушистым. Вы всегда белые — и ведь не мы, а вы, по идее, начнете ту, следующую войну. Вот только мы будем готовы к ней лучше, чем в сорок первом — и лучше, чем вы сейчас.

Ведь белые начинают — но выигрывают не всегда!

Адальберт Шнее. Корветтен-капитан, командир U-1505.

Мы были патриотами Германии. Честно служили своей стране, хотели чтобы она стала великой. Чтобы поднялась из упадка и позора, в который она была ввергнута в Версале.

Мне выпала честь начать службу под командой самого Отто Кречмера. Затем я был назначен командиром, сначала U-60, затем U-201. За двенадцать походов я потопил двадцать пять кораблей и транспортов. Но это была честная битва, как положено на войне, мы уважали своих противников, даже когда выпускали в них торпеды. Война казалась нам чем-то вроде спорта, охоты. И мы признавали за противником его право охотиться на нас, все было честно, кто окажется сильнее, кому повезет?

В мае сорок второго я получил Дубовые Листья к своему Рыцарскому Кресту. В кригсмарине было очень немного подводников, стоящих выше меня. Приказом фюрера, я был назначен на штабную должность, и больше не выходил в море, занимаясь планированием операций в Атлантике. Перспективы моей карьеры и моя дальнейшая судьба казались безоблачными. Я был удостоен всего, на что мог рассчитывать солдат Германии, и мне было всего двадцать девять лет! В мечтах, я уже примерял себе адмиральские погоны. А в пятьдесят лет — рассчитывал быть не меньше, чем гросс-адмиралом.

Мы считали фюрера великим человеком, поднявшим Германию с колен. Можно ли осуждать его за то, что он оказался человеком, а не богом, со всеми человеческими слабостями и недостатками? Когда мерзавцы и предатели устроили гнусный заговор — можно ли осуждать фюрера за то, что измена стала видеться ему везде? В той обстановке мне, боевому офицеру, казалось лучше находиться не в штабе, а на передовой. В строй начали вступать новейшие субмарины XXI серии, и я подал рапорт о назначении меня на пост командира одной из них. Закончив курс боевой подготовки, мы прибыли в Нарвик в августе 1943 года. Это был новый для меня театр — лодки, которыми я прежде командовал, входили во 1ю флотилию в Бресте.

И когда пришел час вступить в бой, я действовал как солдат, как истинный германский рыцарь, не знающий страха перед врагом! Я атаковал и потопил американский авианосец "Лексингтон", и эсминец "Стоктон". И тот, кто обвиняет нас в излишней жестокости, ничего не смыслит в подводной войне. Насколько я знаю, американские и английские подводники на Тихом океане точно так же расстреливали японцев, спасавшихся с торпедированных судов — и был ли кому-то из них суд, или хотя бы моральное осуждение?

О событиях 23 октября 1943 я могу сказать, что виной всему была все та же проклятая измена! Бедная Германия, во все века она блистательно выигрывала сражения, но часто проигрывала войны, из-за подлого удара в спину. Мы, немцы умеем побеждать, когда орднунг! Воевать же, когда все смешалось, у русских для этого есть слово "бардак", то есть полное отсутствие порядка — результат будет отрицательный, всегда! А вся цепь событий, приведшая к позорному падению "крепости Нарвик", характеризуется именно этим!

Днем 22 октября на U-1505 приняли радиограмму из штаба флотилии, с категорическим приказом вернуться на базу, хотя у нас еще оставались и топливо и торпеды. Пришвартовавшись к причалу уже в темноте, мы с удивлением узнали, что русские не просто "нарушили нейтралитет Швеции и перешли границу", как было сообщено нам в оперативной сводке, а развивают свое наступление с бешеной энергией, превосходящими силами, и вот-вот прорвут нашу оборону. Но главное, заговорщики из так называемой "свободной Германии" предательски захватили подводную лодку U-1506, однотипную с нашей, и увели ее в расположение русских войск в Бейсфиорд!

Субмарины "тип XXI" считались военным секретом Германии. Не приходилось гадать, какая будет реакция рейхсфюрера, занимавшего одновременно пост командующего Ваффенмарине! Адмирал Кумметц, сменивший на должности "адмирала Арктики" великого Тиле, уже чувствовал петлю на своей шее — и очевидно, не только на своей, помня о том, что случилось год назад, когда сразу несколько подводных лодок перешли к русским — очень многие высокие чины лишились тогда постов, а некоторые и жизни. Помня об этом, о происшествии еще не было доложено в Берлин, пока оставалась надежда, что можно исправить последствия. Потому было нежелательно задействовать силы люфтваффе, это значило бы "вынести сор из избы". И в Нарвике не осталось уже торпедных катеров, идеально подошедших бы для такой работы, несколько дней американских, а теперь и русских бомбежек, сыграли свою роль.

В конце концов, задача казалась нетрудной. В поселке Бейсфиорд, по данным разведки, находилось до батальона русских, при отсутствии береговой обороны и средств ПЛО. Пройти по фиорду весьма малое расстояние и торпедировать лодку, стоящую у причала, выглядело намного более легким, чем проникновение во вражескую военно-морскую базу. Плохо было то, что мы не успевали выйти затемно, но при отсутствии противолодочной обороны было решено, что этот факт не имеет значения.

Все пошло не так! Цель обнаружить не удалось — как русские умудрились спрятать большую субмарину почти в две тысячи тонн в этом рыбачьем поселке, где и укрыть-то ее было негде? Я принял решение приблизиться к берегу, для лучшего поиска. В этот момент вышел из строя перископ, причина тогда была нам непонятна. Я приказал всплывать — в конце концов, атака из надводного положения еще недавно была основным способом при отсутствии противодействия. Едва мы всплыли, с берега по нам открыли интенсивный огонь из пехотного оружия, хотя наши зенитные автоматы старались отогнать русскую пехоту, стрельба не ослабевала, и была довольно меткой, на мостике был убит сигнальщик матрос Шмунке и ранен второй вахтенный офицер, лейтенант Герлах. Затем русские подтянули артиллерию, судя по разрывам, наши трофейные семь с половиной сантиметровые пехотные гаубицы. Из шестого отсека (носового аккумуляторного) доложили, пробит прочный корпус, и это было очень серьезно!

В Арктическом флоте и на берегу рассказывали страшные сказки про проснувшегося Змея Ермунгарда, или полярного демона, которого русские призвали себе на службу. Мы не знали, с чем столкнулись — но были единодушны, что если это встретилось вам в море, оставьте надежду вернуться домой! В то же время это русское "нечто" могло долго не беспокоить нас, когда мы не лезли в русские воды и не трогали русские корабли. Мне говорили даже про негласное правило, которого придерживались иные из командиров лодок — встретив в море судно под русским флагом, "не замечать" его, чтобы не разбудить русское зло на свою голову. Не знаю, как часты были такие случаи и были ли они вообще, все же русские от Исландии до Мурманска обычно ходили в конвоях. Хотя могли встречаться одиночные транспорта, а особенно, русские рыбаки, они уже открыто вели лов не только в Баренцевом, но и в Норвежском море, к западу от Порсангера, и даже у острова Медвежий. Существовал приказ штаба 11й флотилии, объявлявший эти траулеры слишком мелкими и дешевыми целями для торпед субмарин — и его не нарушали, помня, как зимой такой потопленный русский траулер обернулся для нас тремя погибшими подлодками, эсминцем Z-38, и едва спасшейся эскадрой во главе с линкором "Шарнхорст", когда русский Ужас вышел мстить. Второй раз было уже на моей памяти, когда Кумметц приказал проверить наши "двадцать первые" на русских подлодках в Норвежском море. И снова в море появилось русское Нечто и устроило Арктическому флоту бойню, после чего адмирал категорически запретил нашим лодкам и надводным кораблям заходить севернее широты Нарвика, во избежание последствий.

Примечательно, что никто не мешал нам топить британцев или янки. Но если русские сейчас в игре, это совсем другой расклад! В последний раз одной лодке, той самой U-1506, удалось спастись на предельной глубине, после чего вышла инструкция, что теперь для безопасности лодкам "тип XXI" рекомендуется в зоне, где возможно появление Ужаса, совершать переходы исключительно на глубине свыше двухсот и в малошумном режиме. Но как погружаться, имея в прочном корпусе дырки, аварийно заделанные деревом? Эти подушки и упоры не выдержат глубже тридцати метров — если русские сейчас наделают нам дыр, мы покойники, нам не уйти! И помоги нам боже, чтобы в Нарвике в мастерских сумели бы нормально заварить хотя бы одну пробоину!

Я отвечал перед Германией за вверенную мне лодку и экипаж. И мне было всего тридцать лет, и все почести, жизнь казалась безоблачной, я не хотел умирать! В конце концов, мы честно сделали все, что могли — увидев возле берега что-то отдалено похожее на силуэт подлодки (хотя это, очень возможно, были и сараи), я скомандовал залп торпедами в том направлении, получив законное право после записать в журнале, "цель предположительно поражена". После чего U-1505 легла на обратный курс.

Я был удивлен бешенством адмирала, открыто обвинившего меня в трусости. Причем мне казалось, еще больше невыполнения задания, его огорчило повреждение моей лодки, по его приказу, на борт U-1505 немедленно прислали сварщиков, чинить повреждение. Вечером 23 октября пришел приказ из Берлина, адмиралу и всем виновным в измене немедленно прибыть для предания суду — поскольку этот приказ касался многих, то быстро стал достаточно широко известен. Ночью герр Кумметц собрал штабных офицеров на совещание, я присутствовал тоже. Главной темой было, обратиться ли к русским с предложением капитуляции? Вопреки существующему приказу, в этом случае немедленно арестовать предложившего такое, никто не возразил — очень многие присутствовавшие были в списке "изменников", у всех прочих уверенности не было тоже. Было решено пока запросить русских о возможности такого шага.

Утром был получен ответ. Одновременно с известием о продвижении русских егерских батальонов через горы с юга, в обход позиций у Ромбака. И докладом начальника артиллерии, что половина его тяжелых железнодорожных транспортеров разбита русским огнем с северного берега Ромбакен-фиорда, боеприпасы также на исходе, еще максимум сутки боев — и прорыв обороны у тоннеля неизбежен. Русские спрашивали, относится ли предложение о сдаче ко всей крепости Нарвик, включая острова, гарнизоны и батареи на них, или только к району города — и заявляли, что если второе, то это их не интересует, так как они скоро возьмут сами.

Там же было встречное предложение русских. Мы капитулируем полностью — а русские обещают не выдавать нас англичанам, которые очень просили отдать им всех германских пленных для расправы. И гарантируют гуманные условия плена, поскольку к кригсмарине, в отличие от карателей СС, претензий не имеют, "так как флот Германии не участвовал в расправах над мирным населением Советского Союза и издевательствах над военнопленными". В случае же нашего отказа, русские, заняв Нарвик, уже полностью выполнят свою задачу, прервав поступление в Рейх шведской железной руды в зимний сезон — и дальше не пойдут, оставив нас на островах или помирать от голода, или в итоге сдаться тем же союзникам. И русские совершенно не отвечают за то, что с нами после сделают очень обозленные англичане или американцы — наверное то же самое, что мы сами сделали с американскими парашютистами, или остатками британского десанта. Откуда это стало известно русским?!

Помощь нам не придет, северная Швеция уже занята русскими войсками, а в море ждет "то, что вы называете Полярным Ужасом" (услышав это, иные из участников совещания вздрогнули и побелели). Так что решайте быстрее, пока штурм не начался!

Мы готовы были умирать за фатерланд! Но не за эти проклятые скалы на краю земли — помнится, в сороковом, даже берлинские газеты рисовали карикатуры на "северных дикарей" Дитля, успевших здесь отвыкнуть от цивилизации! Наша смерть будет бессмысленной и ничего не принесет Германии. Впрочем, кто категорически не хотел сдаваться, для тех еще оставалась лазейка — все знали, что Ужас не заходит на мелководье и не интересуется маломерными плавсредствами.

Так что в ближайшие пару часов у причалов происходили совершенно неприличные сцены. Какие-то непонятные компании силой оружия, иногда даже вступая в перестрелку между собой, захватывали любые суденышки, могущие дойти хотя бы до Буде, а лучше до Наксуса или Тронхейма, и без всякого порядка отплывали на юг, прижимаясь к берегу, за островками. В то же время у причала стоял крупный транспорт "Хела", чудом уцелевший при бомбежках, но теперь брошенный даже своей командой. Подобные нарушения дисциплины никто не пресекал — казалось, все были озабочены лишь спасением собственной шкуры.

Мы уходили, взяв на борт часть экипажа U-1506. Причем некоторые отказались, добровольно предпочтя русский плен. Мы сразу же погрузились и шли малошумным ходом, прижимаясь ко дну, в надежде что Ужас не сунется к береговой черте, за линию минных банок. Мы поняли, что чувствовал экипаж "пятьсот шестой" в том походе — и лишь войдя в гаваньТронхейма поверили, что остались живы.

U-1505 была единственным кораблем, сумевшим вырваться из Нарвика.

Лондон, 7 ноября 1943

Над Лондоном густо стлался туман. Тот самый английский смог, состоящий не только из влаги, но и угольной копоти из тысяч каминных труб. На улице едва можно было разглядеть силуэт человека в двадцати шагах, астматикам лучше было сидеть дома, плотно закрыв окна, а прачечным резко прибавилось работы — ведь приверженность англичан к черным зонтикам и черным одеждам следует из того, что в такую погоду, очень частую здесь, ткань любого цвета быстро становится черно-коричневой, от жирного налета копоти и сажи. Но ведь этот грязный, удушающий, вонючий туман — тоже одна из святых английских традиций?

Тем более, если смотреть философски. То есть, из окна кабинета, обставленного в традиционном викторианском стиле. Горящий камин в углу, сигара в руке, бокал на столе.

— Армянский коньяк. Опять посылка от "дядюшки Джо"?

— А от кого же? Вы помните, какой сегодня день, Бэзил? Завтра в газетах будет репортаж с фотографиями, как тот, о ком вы говорите, принимал на Красной площади парад своих победоносных войск. По случаю очередной победы при… — где там в последний раз гуннам не повезло? И как долго это будет еще продолжаться?

— Уинстон, не рано ли? Пока что русские успешно бьют и ослабляют нашего злейшего врага и конкурента.

— Уже не уверен, Бэзил. Лично у меня с недавних пор возникает устойчивая ассоциация с Африкой прошлого века. Когда все эти обширные территории были всего лишь игровым полем для великих держав. Мы шли с севера на юг, французы с запада на восток. Но где будет "Фашода" этой войны, черт побери? Если тот спор был решен миром, потому что мы и французы были равны по силе, то что же случится сейчас, когда русские обращаются с джерри, почти что как мы тогда с дикими неграми? Или я ошибаюсь?

— К сожалению, вы оказались правы, Уинстон. Я очень внимательно ознакомился с информацией, что мне предоставили. Выводы неутешительные.

— Значит, матч действительно договорный?

— Был, на определенном этапе. Слабость Гитлера и его политики в том, что отсутствуют тормоза. Высшая арийская раса должна господствовать над всем миром, и никак иначе! Само существование кого-то не покоренного, есть уже нарушение мирового порядка. Но вопрос, а хватило бы для этого сил? Это ситуация, когда жажда завоевателя вступает в противоречие с интересами его же империи, переварить, освоить завоеванное, и урегулировать наконец отношения с соседями, плавно войдя в новые пределы. Разумно предположить, что у кого-то в немецкой же верхушке родилась здравая мысль, что воевать со всем миром бессмысленно и опасно — можно надорваться?

— Предположим. И что дальше? Еще коньяк, Бэзил?

— Благодарю. Так вот мавр сделал свое дело — и мавр, то есть фюрер, должен уйти. Поскольку сделать это на волне побед затруднительно, то желательно поражение, причем не у своих границ, а далеко на чужой территории, ведь в планы заговорщиков не входило реальное ослабление своей страны? И вот, сначала "сливается" Сталинград — причем заметьте, что почти сразу в немецком обществе возникают устойчивые слухи, что война сейчас завершится "вничью", "сталинградским фонарем". Затем фюрер должен был разбиться в самолете, новое правительство заключает с русскими мир — итог же, Германия властвует над Европой, включая Прибалтику и то, что уступила русским в тридцать девятом — полагаю, западную границу на 1 сентября 1939 Сталину удалось бы отстоять?

— Ну, это и было одним из моих предположений. А факты?

— В этой папке, Уинстон. Рассмотрены мной скрупулезнейше. На основании доступной нам информации о развертывании и действиях русских войск — убедительно показаны случаи, когда русские играли на опережение, точно зная, что ждать от немцев. Петсамо и Ленинград, скорее всего, были "пробными шарами", проверкой, насколько другой стороне можно доверять. Под Сталинградом же счет идет на десятки подобных эпизодов. Сам удар на окружение 19 ноября, с необычной для русских уверенностью в успехе. Бой под Котельниково, для захвата которого русские выделили явно избыточные силы, как зная о подходе немецкой Шестой танковой дивизии. Битва на Мышкове, когда деблокирующая армия Гота уже в глубине русских позиций наткнулась на мощнейший оборонительный рубеж, начавший строиться, как выяснилось, задолго до того, как свежие немецкие дивизии вообще прибыли на тот участок фронта. Наступление русских на Сальск и Ростов — так, словно "тумана войны" для них не существовало. В этой папке все это разобрано детально — конечно, если вся эта информация достоверна? Но если это правда, то мой вердикт: русские знали все заранее. Один-два эпизода можно еще считать прозорливостью или хорошей работой разведки. Но столько сразу, и подряд?

— Допустим. И что же случилось после? Что пошло не так? Заговорщики были слишком неосторожны, а фюрер не захотел умереть?

— Не все так просто, Уинстон. Кстати, размер круга заговорщиков, и уровень их фигур, это тоже подтверждение моей правоты. Но любопытно, что так и не удалось найти источник провала! Если прав указанный вами источник в Абвере, то это был кто-то извне. Вопрос, если СД и гестапо сумело предотвратить покушение на фюрера, то отчего не смогло — предательство и разгром под Сталинградом? И заметьте, что между капитуляцией Паулюса и разоблачением заговора прошло некоторое время, в течение которого русские взяли Ростов и успели выйти к Днепру. Какие выводы?

— Так это русские сдали заговорщиков? Решив самим сорвать банк!

— Очень похоже на то, Уинстон. Пятьдесят дивизий в минус, гибель двух групп армий, от такого успеха могла закружиться голова у любого, не только у дядюшки Джо. Возможен еще вариант, что заговорщики банально не сошлись с ним в цене, не соглашаясь вернуть Киев или Минск. Или же, что вероятнее, Сталин просчитал то, что упустили немецкие заговорщики-генералы — способность русской армии учиться. Решил, что теперь может разговаривать с Рейхом с позиции силы — и оказался прав. И мобилизация европейцев на Восточный фронт в конечном счете оказалась выгодна русским, обеспечив их идеальными спарринг-партнерами для накопления опыта. У немцев же еще и началась реорганизация высшего командования, из-за разоблачения заговора — что тоже не увеличило боеспособность их армии. Ну и традиционное для русских умение воевать зимой. В результате равновесие на игровом поле было слишком сильно нарушено, образно говоря, белые потеряли разом ферзя и ладью — и черные шанс не упустили. Заговорщики сделали еще одну огромную ошибку: в германской военной машине слишком много опиралось не на "большие батальоны", а на их качество. Оказалось, что заменить погибших ветеранов некем, а "мясо" сгорает быстрее, чем успевает получить опыт. И фронт покатился на запад… и боюсь, что завершится все лишь "у последнего моря", как мечтал Чингис-Хан. Кто не покорится, тот будет уничтожен — "сколько раз немца встретишь, столько раз его и убей" — и ведь Гитлер сам напустил на себя этот пожар, а мобилизуя датчан и французов, лишь добавляет горючего материала.

— "Поскольку Норвегия, это полноправный член Еврорейха, мы имеем законное право поступить с ее северными провинциями, как с завоеванной территорией вражеской страны". Молотов сказал это вчера Идену и Гопкинсу — вы, Бэзил, этого коммюнике еще не видели. То есть теперь Сталин примеряет на себя роль своего оппонента?

— Русские более трезвы и умеренны. Уже не хотят непременной мировой революции — но не упустят случая проглотить то, что лежит рядом. Боюсь, что Польшу и Проливы мы уже потеряли безвозвратно. Уинстон, Коморовский и в самом деле был немецким агентом? И вы это знали?

— Он сам меня клятвенно уверял, что группенфюрер Фегеляйн не больше чем его друг с давних довоенных времен, на почве конного спорта. С которым он не встречался после начала войны, лишь изредка поддерживая контакт через третьих лиц.

— Личный представитель Гиммлера в ставке фюрера, муж сестры Евы Браун. И "третьи лица" не были агентами СД? Уинстон, я-то промолчу, но не дай бог, узнают писаки! Неужели не нашлось более подходящей кандидатуры?

— Бэзил, поверьте, что Коморовский был самый подходящим экземпляром из всего польского зверинца здесь. У этой публики есть общий недостаток: от ненависти к русским отключаются мозги. Думаю что Сикорский, поставь я его, наломал бы дров куда больше, хотя у того бы наверное, хватило решимости застрелиться, а не петь соловьем в подвале НКВД, рассказывая, что было и не было. Впрочем, что еще может говорить немецкий шпион Коморовский, кроме наглого вранья, желая поссорить нас с русскими? Нас обманули, мы ни при чем. Но это лирика, Бэзил — какие же будут практические рекомендации? Как бы вы советовали поступить бедной Британии, от которой словно отвернулся бог?

— Я бы назвал эту политику "дружить с Америкой против русских — и дружить с русскими против янки". Сдерживать каждого — чужими руками. Нарвик был первой такой попыткой, к сожалению, неудачной. Но направление было выбрано верно.

— Вы смеетесь, Бэзил? В Комитете начальников штабов уже говорят, что речь идет не о координации, а о нашем подчинении американцам! Отчего-то янки в нарвикском провале обвиняют исключительно нас! Хотя мы понесли гораздо большие потери. Черт с самолюбием, переживу! Но ведь сам план вторжения на континент — под угрозой! С янки вполне станется, считать, "без разницы, чья Европа — лишь бы покупала наш товар!". И если теперь иные из серьезных военных теоретиков искренне считают, что высадка стратегического десанта на вражескую территорию, это невозможное дело в современной войне? Или требуется совершенно фантастический перевес в десять, двадцать, тридцать раз? При том, что немецкие укрепления на том берегу Канала как минимум не уступают Нарвику? Американцы настаивают на принятии португальского плана за основной — боюсь, теперь нам нечего будет им возразить!

— Уинстон, решать конечно вам, но я остаюсь в своем мнении. Португалия бесплодна стратегически — допустим, мы сумеем высадить и снабжать там армию, способную не только обороняться, но и развить наступление. По самому оптимистическому прогнозу, в этом случае мы встретимся с русскими где-нибудь у Тулузы! Когда в Париже уже будет заседать коммунистическое правительство — а до того русские войдут и в Рим, и север Европы, Голландия, Бельгия, Дания и Норвегия, тоже упадут им в руки. Высадка в северной Франции абсолютно необходима — и кажется, я знаю, как это сделать! Но позвольте мне рассказать о том позже, сейчас я еще не готов, неясны отдельные детали. Дайте мне еще две недели.

— Конечно, мой друг. Если ваш план окажется хорош и сработает, клянусь, что сделаю все, чтобы вам при жизни поставили памятник не уступающий тому, что на Трафальгарской колонне.

— Должен сработать, Уинстон. Потому что выигрышная стратегия для Британии сейчас — поставить все на последний ход, взять все в финале. Стараясь же выиграть сейчас каждую комбинацию, мы проиграем, нас просто не хватит, все удержать. Польша быстро становится русским сателлитом, сидящее же у нас "правительство" Сикорского и Миколайчика, как я вижу, не представляет никого, кроме самих себя. Турция ограблена, потеряв и Проливы, и гору Арарат, теперь русские устраивают беспорядки в Курдистане, и лезут к Персидскому заливу, боюсь что нам придется отдать им южный Иран, потому что дальше снабжать по морю наши войска там мы не можем, а русские отказывают категорически, ссылаясь на состояние своих железных дорог. Скорее всего, мы не удержим и Грецию — позиция русских и тут безупречна, "по чисто военной причине, мы не можем терпеть у себя на фланге группировку немецких войск". И совершенно непонятно, как выдворить русских с севера Норвегии, они явно не собираются оттуда уходить, строят и укрепляют там военные базы, создают гражданскую администрацию, и не скрывают от населения, что "Финмарк после будет советским" — и норвежцы не возражают! Про то, что происходит в Индии и Африке, вообще молчу! У нас нет сил все удержать — но ведь Британия всегда умела оставаться в выигрыше, стравливая между собой более сильных врагов! Все русские завоевания окажутся бесплодны, не будучи признанными мировым сообществом. Границы послевоенной Европы еще будут утверждаться на авторитетной международной конференции — и вот тут, Уинстон, нам надо приложить все усилия, чтобы янки были на нашей стороне! Любые территориальные изменения, идущие от преступного гитлеровского режима, незаконны — следовательно, за основу будут взяты границы на 1 сентября 1939 года. Ну а после мы решим, кому и что дать по заслугам — придется все же кинуть кость дядюшке Джо, отдав ему Прибалтику, Брест и Львов, эти территории русские без боя не уступят. Однако за признание за ним этих владений, мы потребуем передачи всех прочих европейских территорий под международный контроль — как в Версале, в девятнадцатом. Ну а прочие территории — вы лучше меня знаете, как с ними поступить. Кого будет интересовать мнение негров или индусов?

— Что ж, Бэзил, я сам думал примерно так. Вопрос лишь, не будем ли мы "индусами" для русских? Если дядя Джо примерит на себя лавры другого усатого, покорителя всей Европы? И категорически не захочет убираться домой.

— Потому нам так важна поддержка янки. Даже русские не захотят иметь против себя их промышленную и военную мощь. А Атлантика все же не Канал. При том, что у русских практически нет флота, он уступает итальянскому или французскому!

— Однако же, они сумели сделать с кригсмарине то, что не смог Роял Нэви!

— Сильно подозреваю, Уинстон, что без предательства не обошлось и тут. Переход во время войны сразу нескольких подводных лодок с экипажами на сторону врага — это факт, не имеющий прецедента! Впрочем, объяснение можно найти. Как известно, в Германии, как и у японцев, армия и флот комплектуются преимущественно из разных общественных групп с различными интересами. Германская армия традиционно, это юнкера-помещики, желающие расширения "жизненного пространства" на восток. А флот, это промышленники и торговцы, жаждущие колониальных захватов и выхода на международный рынок. То есть можно предположить, что немецкое флотское офицерство с большей враждебностью относится к нам, чем к русским, в которых видит скорее союзников. И нет достоверных данных, что из германских потерь на море следует приписать на счет мифической русской суперподлодки, а что — на счет абсолютно реальных субмарин "свободной Германии". Русские секретят информацию даже от нашей военной миссии, заявляя, что "не могут подвергать риску оставшиеся в Рейхе семьи". Точно неизвестно даже, сколько этих субмарин — три, пять, восемь? Тем более, что они могут быть и "оборотнями", с двойным подчинением?

— Это как??

— Субмарина выходит, допустим из Тронхейма или Бреста. Под флагом Рейха. В море, приняв по радио приказ, она выполняет миссию "свободной Германии", а возможно даже, заходит в русский порт, чтобы например, принять топливо или торпеды. Именно для того русским мог потребоваться Нарвик — чтобы не делать лишние мили на переходе. Ну а после лодка возвращается на базу, рапортуя о победах во славу фюрера. Если это так, то русские получили просто иезуитское оружие, чтобы сдерживать наши успехи ради собственной выгоды.

— Позвольте побыть "адвокатом дьявола", Бэзил. А как же погибшие U-боты? И совершенно беспрецедентные по жестокости меры, о которых объявлено — семьи пропавших без вести в море, в концлагерь?

— А вы уверены, что все они погибли, а не задержались в русском порту? А после, по возвращении, вступают в строй, сменив номер и радиопозывные? Что до объявленных жестокостей, то из этого следует лишь одно: тот, кто может отдать такой приказ, то есть фюрер, в "прорусскую" партию не входит и искренне намерен воевать до конца. Но уничтожить заговор не удается даже ему, уж слишком глубоки корни. Что до потерь германского надводного флота, то это было всякий раз, когда кригсмарине пытался угрожать русским интересам — тут уж, по русской поговорке, табачок врозь! И опять же неизвестно, не были ли "Тирпиц" и "Эйген" в действительности торпедированы "свободогерманскими" субмаринами? С "Шеером" же было именно так!

— То есть вы допускаете, что германские "волчьи стаи" в Атлантике могут в действительности подчиняться не Берлину, а Москве?!!

— Я не исключал бы этого, Уинстон. Причем если говорить об Атлантике, то есть в отсутствии непосредственного контакта с русскими, то командир и экипаж самой субмарины могут ничего и не знать, лишь получив по радио приказ, составленный заговорщиком из штаба. А вот экипажи лодок на северном театре вполне могут быть и посвящены.

— Ну, если это так… То это будет бомба! Если хотя бы одна такая субмарина будет захвачена, и ее экипаж даст показания, как по указке Москвы топил английские корабли — потому что дяде Джо хочется забрать себе всю Европу!

— Дело лишь за Королевским Флотом. И последний ваш вопрос, Уинстон. Про русскую суперподлодку. Тут сплошные загадки. И гипотезы. Иногда настолько безумные, что трудно в такое поверить.

— Я наслушался уже много самых безумных вещей. И здесь, и в парламенте, и в штабах. Так что, не удивлюсь.

— Начнем с того, что место постройки неизвестно. Наши эксперты единогласно утверждают — на Молотовском заводе, по оснащению его на лето сорок второго года, построить такой корабль было абсолютно невозможно. И прекращение работ по линкору было как раз связано с тем, что производственная база была слишком слабой — так что ссылки на "Советскую Белоруссию" не проходят. Максимум, что можно было допустить, с большим натягом, это сборка на верфи из деталей, привезенных извне. Например, из Германии.

— Во время войны? Вы смеетесь, Бэзил?

— Нет. Вспомните, что до войны сотрудничество СССР и Рейха было очень плодотворным. И общеизвестна склонность, что немцев, что русских большевиков, к титаническим проектам. Известно что немцы, на заре развития подплава, строили лодки для русского еще императорского флота, чтобы получить опыт уже для себя. Что если здесь было то же самое, и русским уступили реализацию амбициозного, но показавшегося сомнительным проекта? Году в сороковом, до начала войны почти уже успели собрать, русским осталось закончить лишь немного? В пользу гипотезы говорит тип энергоустановки, уж кто по части химии может спорить с немцами? Также, эти машины чрезвычайно капризны и пожароопасны, что требует скорее немецкую, чем русскую команду. Наконец, боюсь что "Джейн" ошибся, указав размеры этой суперсубмарины всего в восемь тысяч тонн. При более внимательном взгляде, и оценке ее размеров, наши эксперты насчитали не меньше пятнадцати тысяч. А кто в мире лучше всех умеет делать подлодки — но понятно, отчего немцы не рискнули построить это сами! Тем более что Гитлер требовал, "завершать войну тем же оружием, что начали".

— Подлодка в пятнадцать тысяч тонн? Зачем?

— Я не моряк, Уинстон, так что верю экспертам из Адмиралтейства. Скорее всего, по аналогии с "летающим бидоном" — помните, первые перелеты через Атлантику? Огромные запасы химиката и окислителя, вокруг корпуса самой обычной подлодки, нормального размера.

— Но если эта субмарина имеет германские корни, отчего же сами немцы относятся к ней с каким-то мистическим страхом, явно не понимая, с чем имеют дело?

— Во-первых, посвященных наверняка было мало, прочие ничего и не знают. Во-вторых, возможно, что авторы проекта сами не ожидали такого успеха, таких выдающихся характеристик. И в-третьих, признать сей факт для них было бы просто, позором! Самим дать русским такое оружие, против самих себя! Но продолжу. Еще одна загадка — личность ее командира. Тут смущают три обстоятельства — во-первых, его чин, все же адмиралы обычно кораблями не командуют. Во-вторых, как удалось установить, он неизвестен никому в русском же флоте, зато явно имеет какое-то отношение к НКВД. В-третьих, для сохранения тайны его личности русские предприняли совершенно не характерные для них меры. Известно, что в Полярном, их главной базе, этого таинственного адмирала на берегу постоянно сопровождали автоматчики, что не было даже у командующего русским Северным Флотом. А в Молотовске, месте постоянного базирования этой сверхлодки, они пошли еще дальше. У нас в УСО командирам групп в чужой стране могут придавать женщин — телохранителей и шифровальщиков — но главное здесь, избежать даже таких лишних контактов с местным населением, наши офицеры все же не монахи. Так вот, этот Лазарев никогда не выходил в город один, без своей "стервы". Вопрос, что же он за лицо, если даже у себя дома его настолько плотно изолируют даже от таких внешних связей — как мы своих агентов, на вражеской территории? Неужели он сам по себе, без суперподлодки, представляет настолько секретный объект? При том, что наши источники у русских разводят руками — он им абсолютно неизвестен, он никто, он ниоткуда!

— Ниоткуда людей не бывает. Если его не было в СССР до 1942 года, или когда там он был впервые замечен — значит он был где-то в другом месте? И не просто был, но дослужился до командира подводной лодки?

— Есть предположение, но оно попахивает… Никто из сотрудников нашей миссии с Лазаревым не общался, но им удалось побеседовать в неофициальной обстановке с теми из русских, кто встречался с этим загадочным адмиралом. Интересна такая фраза "он будто не отсюда, но точно не эмигрант, не белогвардеец". Также известно, что он и его офицеры вели занятия по тактике для командиров русских субмарин — причем эта тактика показалась одному из обучаемых "похожа на немецкую". В разговоре Лазарев свободно ссылался на примеры из боевых действий немецких подводников в Атлантике и Индийском океане. Наконец, в СИС, перешерстив архивы, нашли вот это.

— "Фелькишер беобахтер", или еще какая-то немецкая газетенка, год 1938? На этом фото… вы хотите сказать?

— Да, Уинстон. На фото, командиры и офицеры с германских субмарин, снято в Вильгельмсхавене, весной тридцать восьмого. И вот этот, второй слева, имеет явное сходство с Лазаревым — точно сказать нельзя, качество фото все же невысоко, и портрет оригинала составлен лишь по описанию. Если это так, то — мы имеем дело или с бывшим русским нелегалом, проникшим в германский флот, или с сыном эмигранта, судя по возрасту, решившим теперь снова служить России. Но надо думать, в кригсмарине у него осталась куча знакомых. И еще одна его черта, замеченная свидетелями — он нас ненавидит гораздо больше, чем немцев! С национальностью его также неясно — он безупречно говорит по-русски, но его язык одному из собеседников показался "несовременным". Может быть все же остзейский немец? Или прибалт?

— И снова всплывает вопрос с тем транспортом урана. Не было ли среди его приятелей в кригсмарине и Вольфганга Люта, сыгравшего тогда главную роль и под занавес пропавшего вместе со своей U-181 неизвестно куда? Может быть, сейчас этот Лют и Лазарев в Молотовске или Полярном вместе пьют такой же армянский коньяк? Мерзавцы — но кто же мог ждать от русских такой иезуитской игры? Мне нужны доказательства, Бэзил! Не косвенные, которые добыли вы — а самые прямые! Которыми мы сумеем прижать "дядю Джо", заменив военную удачу. Если мы действительно сейчас воюем на море против объединенной русско-немецкой команды? Тогда все русские морские "успехи", это всего лишь меры с целью обезопасить свой тыл?

— Уинстон, тут уже вам нужен не я. А разведка и Королевский Флот.

Анна Лазарева. Северодвинск, 7 ноября 1943

А за окном то дождь, то снег. И спать пора, и никак не уснуть. Все тот же двор, все тот же смех. И лишь тебя не хватает чуть-чуть.

Ленка на гитаре наяривает. Не зная, что эту песню сочинят еще лет через тридцать. А впрочем, какая разница? Так мне не хватает кого-то, что выть хочется. Вот как раньше жены мужей с моря годами ждали? И уж если какая-то Тимирева злейшего врага трудового народа Колчака… То я своего Адмирала дождусь — я же сильная! Не то что всякие там изнеженные британские леди.

— Ань, ну что ты как аршин проглотила? — Ленка толкает меня в бок — праздник же! Легче надо жить — ну а вопросы решать по мере их поступления, ты же сама говорила?

Ага, и один из таких "вопросов" сейчас заявится сюда, чтобы испортить мне праздник. Я уже рассказывала, как наша дуреха выболтала английскому моряку то, о чем иностранцам даже слышать намеком было нельзя? И вот, неделю назад швартуется в порту та самая "Кассиопея", и сходит на берег тот же самый суперкарго Эндрю Беннет. Значит не канула информация без следа, попала к Тем Кому Надо. И получил этот морячок дома строжайший приказ, вернуться и уточнить, в это больше верится, чем в неземную любовь.

Где моя Джульетта, сиречь гражданка Пашкова? А под арестом сидит! За занятие проституцией, распространение вредных слухов, спекуляцию и связь с лицом, подозреваемым в шпионаже на фашистскую Германию! И вместо того, чтобы тихо исчезнуть, услышав такое, наш влюбленный стал хлопотать о свидании. Ну, мы ж не звери, если просит — устроим?

Формальности опущу. Дуреха была строжайше проинструктирована, что следует сказать, а о чем категорически не рекомендуется. И конечно же, увидев, что в комнате никого нет, и дверь закрыта, поступила наоборот. Сначала, как положено, на шею бросилась, чмоки-чмоки, и шепот — Андрюшенька, спаси, увези меня отсюда, я только тебя ждала! С минуту болтовня ни о чем, а затем уже он осторожно разговор переводит на интересующую его и нас тему. И тут дуреха выдает — Андрюшенька, мне приказали говорить, что там в бочках нефть была, жидкость какая-то — но на самом деле там алмазы были, про них сказано было молчать, чтобы никто не узнал! Представь, Андрюшенька, целый пароход алмазов! А кто тебе это сказал? Да Ксанка из второй бригады, а ей вроде Любка Мельникова из конторы порта.

А мы с капитаном Вороновым слушаем. Хорошую технику наши потомки изобретут — микрофончик под столом, размером с пуговицу, и компактный аппарат весь разговор пишет. Как англичанин ушел, Воронов эту дуреху на допрос — сам напротив за столом сидит, и скучающим тоном стенограмму читает, будто протокол — и в конце, "с моих слов записано верно, Эндрю Беннет". Ну что, дура, сдал тебя твой англичанин? А ведь предупреждали тебя по-хорошему, теперь по-полной пойдешь! Ну нельзя же быть такой дурой!

Беннет же этот бросился по цепочке, как и следовало ожидать. Будто бы, желая доказать невиновность своей дурехи — вот только с ней он больше не виделся ни разу, а выяснял, что там у берегов Африки было, кто что рассказал? Ничего не стоило его завернуть, аккуратно, или не очень — так ведь другого пришлют? А нам надо не просто информацию скрыть, но и дезу подсунуть, чтобы поверили.

Да, как оказалось, он и не англичанин вовсе, а бывший белогвардейский эмигрант, Андре Бенетов, его папаша с семейством успел из Крыма в Бизерту удрать — так что по-русски говорит свободно. Конечно, все его "контакты" были мои "стервочки", так что пароход плавно усох до яхты, а число бочек до десятка, но алмазы — остались. И вот тут сам товарищ Берия предложил (я бы не осмелилась) — он алмазы ищет, ну значит будут ему алмазы!

И вот, шпиону очень доверительно сообщают, что тот матрос с "Краснодона" не только в бочку заглянул, но и горсть себе в карман отсыпал. Только на бриллианты это не похоже, какие-то темноватые камешки, ну в общем, пошли они по рукам, НКВД узнало, и кого-то арестовали за "хищение в особо крупных", но изъяли не все, что-то у кого-то осталось. Ну вы же, мистер, знаете, кто в этом городе такими делами занимается, до кого даже НКВД пока не добралось?

Кто не понял и не знает — это я и мои "стервочки". Если не можешь предотвратить, так возглавь — написано было в будущем, в книжке какого-то Бушкова. Все иностранцы в Молотовске и Архангельске уже знают, что "русские женщины, это национальное достояние", а спекулятивные сношения с местным населением помимо нас, опасны для здоровья. Нет, "интердевочками" наши не работают, боже упаси, мы скорее "группа пролетарского гнева", которая с их клиентуры собирает налог, как и со спекулянтов. А изъятое мы честно, по описи, сдаем — вот только иностранцам этого знать не надо, пусть думают, что работаем мы исключительно на себя, как какой-то их аль капоне. А главное — при этом мы сидим на всей информации, которая слухами уходит — и легко можем что-то добавить, что-то исказить: для этого мы все первоначально и затеяли, получив "добро" с самого верха.

Слухи, понятно, про наших потомков. Чем запрещать, надежнее оказалось утопить подлинную информацию в потоке откровенного бреда. Как например, про "подводные силы коммунистического Марса, который весь покрыт водой, отчего большие субмарины там являются и космолетами" — и десяток еще таких же "версий", звучащих однако столь же достоверно, как "мы из будущего". Причем зная про английскую систему классифицировать источники по достоверности, кажется на пять категорий, от А, полная достоверность, до Е, патологический лжец — очень полезно запускать явную чушь якобы от лица тех, кто сказал правду, для снижения к ним уровня доверия. Удивительно, что можно сделать с помощью компьютера, наглядно видя все движение информации — что, кому, когда! И добиться, чтобы сведения об одном и том же, взаимно подтверждая, пришли к кому-то из нескольких независимых источников. Так и с высокомудрой и профессиональной английской разведкой можно на равных играть!

Так что, сидим сейчас, гостя ждем. В восьмиместной комнате общаги кровати сдвинуты к стенам, посреди два стола вместе, и угощение, какое собрали, праздник же, самый главный для всего советского народа, 7 ноября! За столом я, Ленка с гитарой, близняшки Нина с Надей, еще Вера, Маша, две Татьяны — мои "стервочки", но посторонним этого знать не надо, для них мы скромные связистки и секретарши "бригады строящихся кораблей" в сержантских чинах, не выше. И парни, тут состав смешанный, и из роты НКВД, и из младших "песцов", учебки подводного спецназа СФ, и даже двое заводских из "группы пролетарского гнева". Всего за столом семнадцать человек, и еще в коридоре кто-то курит, и снаружи тоже. Девчата все в платьях, не в форме, у меня браунинг припрятан… ну в общем, там же, где и в прошлый раз, у Ленки тоже. Ждем.

Ну вот, появляется этот Беннет-Бекетов. Которому "случайно" шепнули, где можно интересующее его лицо, то есть меня, разыскать. Ми друзья, ми союзник, мир-дружба… а затем, улучшив момент, сразу ко мне с вопросом. Не профи, или наглости больше, чем ума? Майор Грундт из минского гестапо перед ним, это Шерлок Холмс. Версию бы получше придумал, клоун, "имея доказательства нечистой игры ваших властей, британская миссия может требовать освобождения моей возлюбленной" — будто, получив улики, вспомнит ваше правительство о какой-то нашей дуре?

Встаем, вместе с Ленкой, выходим в коридор, и в соседнюю комнату, пустую (и по легенде, Ленкину). Она достает откуда-то из-за шкафа камешки, завернутые в тряпицу. Смотрите, мистер, наш товар. Что бы можете предложить в уплату? Зачем нам фунты — тем более, они сейчас часто фальшивые бывают, немцами напечатанные, вон в Швейцарии пара банков разорилась. Вы нам товар дайте, знаете ведь, что мы берем — а мы вам свой уступим. Что нам за товар — ну, мистер, точно не пару шелковых чулок, а чтобы нам расторговать хватило. Где вы достанете, это уж ваши проблемы!

Мистер, это точно алмазы. Можете по стеклу провести — как режут. А теперь давайте их обратно. Мистер, ну вы как ребенок, право — кто же вас отсюда выпустит, если мы знак не подадим, что все в порядке? Нет, на улице уже никто вас не ждет — ваших приятелей с "Кассиопеи" уже комендантский патруль забрал, документы у них вызвали сомнение, а сами патрульные еще там, можете в окно взглянуть. Мистер, вы мне что, угрожать пытаетесь? Ой, Ленка, ну зачем так?! Сразу сковородкой по башке — ну что значит, спиной повернулся, не убила? Его бы и так не выпустили — теперь ребят позови, ты что ли эту тушу будешь ворочать? К стулу его привяжите, да и то что у него в кармане, дайте сюда.

Очнулись уже, мистер? Ну вот и чудесненько. Ой, ну не надо мне угрожать — сколько я то же самое слышала, от самых разных людей, и где они? Сейчас, мистер, мы вольем в вас эту бутыль спирта. Выпьете, куда денетесь — если стул с вами вместе на спинку опрокинуть, вам в рот вот эту воронку, а нос зажать. После чего эти два молчаливых молодых человека выведут вас под руки, чему будет много свидетелей, пришел мистер в гости, слишком хорошо угостился, бывает. А что с вами после стало, бог весть, до ворот порта вас довели, а дальше не видел никто, куда вы делись. В отстойник, куда с "моржихи" кислоту сливали — и растворится там ваше тело без следа, ну а если и выловят, что останется, вопросов не возникнет, мало ли куда кто пьяным полез? Так что пейте, чтобы не почувствовать ничего, мы же не звери, ради такого спирта не жаль, и ничего личного, как у вас говорят — не вы первый, не вы последний. Очень мы не любим, когда нас пытаются обмануть!

Да, не кадровый все же разведчик, тот бы вел себя иначе — должен был бы к мысли привыкнуть, что не в своей постели ему помирать. Мистер, не надо так визжать, говорите членораздельно. Ну вы наглец — мы-то что будем иметь с того, если вас отпустим? Давайте так — наша плата, вдвое? А у нас какие гарантии, что вы не исчезнете? Ох, доверчивая же я — поверю вам на слово. Потому что если обманете, вам на берег путь будет закрыт, в любом русском порту, уж мы позаботимся… да, а что же вы не спрашиваете, что с вашей девушкой случится? Ну уж не знаю, обещать не могу даже я — она ведь вступила в связь с самым настоящим немецким агентом, так что дело на контроле из Москвы — а если этот абверовец ее завербовал?

Ох, как этот Беннет рванул от нас, по Первомайской! А мы из окна смотрели. Ленка смеялась — ой, не завидую ее будущему мужу, если поссорятся, так чугунной сковородкой огреть, она ж тяжелая, как гиря! Лен, ну все бы тебе на смех сводить? Жить, говоришь, легче? Может, оно и так, вот только как подумать, что за нами стоит? Что в Минске было, в сравнении с этим, не больше, чем "бой местного значения", когда со мной штурмбанфюрер Грундт беседовал, на кону была лишь моя жизнь и нескольких товарищей — а тут, государственные интересы СССР! И если "союзники" наши заклятые хоть что-то разнюхают — тут все что угодно может быть, вплоть до третьей мировой войны, еще до окончания этой! И даже если не решатся сразу — когда все же начнется, тоже подготовиться успеют?

Однажды ведь мы поверили, что между капитализмом и социализмом возможен мир? Что мировая буржуазия стала уже доброй и неагрессивной? "Разрядка", "новое мышление", конец восьмидесятых — чем завершилось, вам напомнить?

А алмазы эти действительно, совсем на драгоценности не похожи. Темненькие такие, технические — с якутских рудников. Так ведь это для нас сейчас нужнее, высокопрочный инструмент, а не ювелирные побрякушки? И мне забота, в сейф их и под охрану, я же за них отвечаю? Пока англичанам не всучим, в качестве вещдоков. А ведь они про алмазы в Якутии не знают — ой, как будут своих в Африке трясти, утечку ища? Или по камням можно определить, что они не оттуда? А если месторождение незнакомое?

Нам бы год еще продержаться. Как эта война закончится, так союзники нам будут не слишком и нужны. Много ли мы с ними торговали, после того как Черчилль свою речь в Фултоне там скажет, совсем скоро после нашей Победы?

А мне что-то покоя не дает. То самое "чувство постороннего взгляда", что меня в белорусских лесах не раз выручало. Вот хотите верьте — но оно есть! И было сейчас, хотя и не так, как через прицел, и надо мгновенно падать, и в укрытие, если хочешь жить! Но кто-то смотрел, настойчиво и оценивающе.

Именно так. Клоун был на виду — а за ним приглядывал кто-то более опытный и опасный. Пока лишь смотрел, фиксируя наши действия, реакцию, оценивая наш уровень. То есть, взялись за нас всерьез и надолго. И все лишь начинается.

Ну, мы тоже сильны. И у себя дома. Повоюем, мистеры?

— Пошли, Лен. Теперь можно и отпраздновать.

Светит путеводная звезда. Снова мы оторваны от дома. Снова между нами города, взлетные огни аэродрома.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка "Воронеж". У побережья Норвегии, ноябрь 1943

Шестьсот миль до Полярного. И еще столько же до Северодвинска.

Наверху наши эсминцы Первого дивизиона — "Гремящий", "Громкий", "Сокрушительный", сопровождают в наш порт немецкий трофей. Не иначе, наши "большаковцы" отметились, умудрились захватить неповрежденную лодку XXI серии. И если в нашей истории техзадание на "613й проект", на основе этих же трофейных немецких, было выдано КБ в сорок шестом, проект утвержден в сорок восьмом, тогда же заводы начали подготовку к производству, постройка серии началась в пятидесятом — то делайте выводы, насколько все сдвинется вперед здесь! Считая что в Северодвинске уже заложены первые две штуки — и постройка этих субмарин нового поколения рассматривается и Сталиным, и Кузнецовым, как этап подготовки строительства атомарин, хотя бы по корпусу, системам, вооружению, электрооборудованию.

На "Гремящем" флаг Зозули. А на "немке" временный экипаж под командой Видяева. И всего шестьсот миль до Полярного, безопасность которых нам надо обеспечить. Впрочем, немецкие лодки особого беспокойства не вызывают — а если сунутся, здесь и останутся. Лично я наших союзников опасаюсь больше. И не только я один — имею не дозволение, а прямой приказ, топить все неопознанные подлодки, пытающиеся опасно сблизиться. Так как своих и немцев мы по сигнатурам опознаем уверенно, то надо полагать, это относится к англичанам? Американские субмарины в этих водах пока еще не замечены.

Ну вот, не поминай черта всуе! Групповой контакт, пеленг 280. Легкий крейсер тип "Фиджи", и четыре эсминца. Идут пересекающимся курсом, нам на перехват. И какого черта англичанам надо?

Оказывается, наш трофей. Что, Нарвик, это уже морская зона английской ответственности? Зозуля, естественно, посылает их подальше — призового права никто не отменял, и любой корабль под вражеским флагом, это законная добыча того, кто захватит. Британцы в ответ поворачивают орудийные башни в нашу сторону. Мы под водой, конечно, этого не видим — но принимаем по звукоподводной связи условленный сигнал тревоги. Теперь при первом же выстреле со стороны британцев, в ответ пойдут наши торпеды, не дожидаясь никаких других команд. Дистанция четыре мили, пеленг 270 — еще сблизиться, и можно стрелять, торпедами местного изготовления. Ну а 65й по крейсеру отработаем сразу же, тут уже не до жадности, когда наших бьют!

Какое-то время ничего не происходит. Британцы идут параллельным курсом, дистанция от нашего отряда шесть миль, у нас скорость четырнадцать, у них побольше, когда в голову выйдут, начнут к берегу отжимать? Ну а если их пугнуть? Нет еще сейчас ничего подобного РБУ-6000, на дистанции нас не достанут. И противолодочных торпед нету — ну а на дистанцию залпа "хеджехога" мы их не подпустим, или уклонимся, или придется стрелять.

ГАК в активном, импульс полной мощности, по крейсеру. И полный ход, курс норд. Глубина здесь двести пятьдесят, мы идем на двухстах, так что нас на почти тридцатиузловом должно быть слышно. Вот, британцы уже позади, курсовой 215, ход уменьшить, отворот влево, на пересечение курса англичан. Они задергались, слышу работу сонаров, но нас заметить не должны, далеко, эти гидролокаторы и немецкую лодку обнаруживали за одну-две мили максимум. Снова ГАК в активном, два коротких импульса, один длиннее. Еще раз повторить. Точка-точка-тире, по морзянке буква "U", чему по международному своду сигналов соответствует красно-белая "шаховница", как польский флаг — "ваш курс ведет к опасности". Любой моряк поймет, тем более англичанин!

Дистанция шестьдесят. Пятьдесят пять. Пятьдесят. Когда будет сорок, придется решать, отходить на запад, на глубину, к свободе маневра, или к берегу, на соединение с отрядом Зозули. А на тридцати кабельтовых надо будет стрелять, если британцы не отвернут. Товарищ жандарм наш, "око государево", рядом со мной, в ЦП — и молчит, это надо понимать как согласие? Так, товарищ Лазарев, задача высшего приоритета, это доставить трофей в целости. Ну а британцы будут атакованы неопознанной подлодкой. То есть, "жандарм" дает добро? Все, джентльмены, к вам песец пришел и хвостиком машет! Бурый, готовить 65ю по крейсеру, и четыре 53х попарно по эсминцам, наведение на кильватер. Затем перезарядка в максимальном темпе, и второй залп по двум оставшимся, только "пятьдесят третьи".

Британцы отворачивают влево! Дистанция сорок пять, пеленг 190, и быстро увеличивается. Не выдержали, значит — или поняли, что сейчас их будут убивать? Ладно, живите тогда, пока! Мне ваших жизней, джентльмены, не жалко совсем — но зачем нашим дипломатам заботу доставлять, отписываться? Уходят, без обмана, дистанция все растет, их курс юг-юго-запад. Лофотены уже далеко за кормой остались, мы семидесятую параллель прошли. Успеют ли британцы какую-то другую пакость устроить, если внаглую им обломилось? Пошлют например тоже "неопознанную" подлодку, и предъявляйте претензии к богу Нептуну? Ведь Британия исторически была приверженцем "неофициального" пиратства — зачем война, это был корабль неизвестной госпринадлежности? Так не догонят, у нас эскадренный ход четырнадцать, а у британцев… вспоминаю данные их субмарин этой войны, тип "Тритон", максимальный надводный ход пятнадцать с небольшим, тип "Шарк", четырнадцать… вот тип "Оберон", последние в этой серии, имел семнадцать, а большие крейсерские лодки, тип "Тэмз", двадцать два, но это же "бегемоты", еще неповоротливее немецких "девяток". И в любом случае, гнаться им придется долго, мы уже почти у Порсангера будем, там район нашим ОВРом плотно освоен, туда не сунутся, не идиоты — но если у них лодки заранее развернуты у нас на пути? Может и паранойя — но целее будем!

Подвсплываем на перископную, поднимаем антенну, радируем наши соображения Зозуле. Пусть наша авиация просматривает море от нас и до Порсангера, наших лодок у нас по курсу быть не может, ну а если затесался кто-то чужой, англичанин или фриц, кто не спрятался, мы не виноваты. А мы выдвигаемся вперед, в противолодочном дозоре, готовые топить любую "неопознанную" субмарину без всяких политесов. Я бы, на месте англичанина, старался бы зайти в атаку со стороны берега. А до того залег бы на дно в полном молчании. Но у англичан этой войны глубина погружения была не больше сотни — значит, идем по изобате триста, заодно обеспечиваем свободу маневра и бесшумность.

А могут все же и немцы попытаться? Если прикажет фюрер их гросс-адмиралу, любой ценой не дать русским довести их трофей? "Семерки" для нас мишени, а если "двадцать первую" пошлют, была же в Нарвике как минимум, еще одна такая?

Но до самого дома нас никто не пытался атаковать. Утром 10 ноября мы прошли мимо полуострова Рыбачий. Дальше — знакомый путь до Северодвинска.

Скоро Анну Петровну свою увижу!

Там же. Крейсер Его Величества "Ямайка"

Приказ был необычен. От способа его передачи, не по радио, установленным порядком, а на гидросамолете, запечатанный пакет, переданный не простым курьером, а офицером СИС с особыми полномочиями — и до содержания, "надавить" на русских союзников, предъявив им требования, но "ни в коем случае не доводя до войны". И сделать все, чтобы подводная лодка "свободной Германии" не дошла до русского порта.

— А если они начнут стрелять первыми? — спросил коммодор — в ответ, потопить их лоханки, будет считаться за объявление войны?

— Они же не самоубийцы — ответил прибывший Чин из разведки — чтобы самим напасть на превосходящие силы. Если мы откроем огонь, они будут драться, как загнанная в угол крыса. Но сами они не начнут. Мы же только предъявим им ультиматум и проследим за их реакцией. Никто не может себе позволить, не считаться с силой Королевского Флота.

Коммодор лишь пожал плечами. С одной стороны, крейсер и четыре эсминца гораздо сильнее трех эсминцев и подлодки. С другой, последний год у русских на этом театре как-то получалось бить немцев так, как не выходило у Роял Нэви. Причем меньшими силами — так, что пленные джерри всерьез верят, что Сталин заключил сделку с морским чертом!

К тому же коммодор не мог забыть то, что видел сам, чуть больше года назад. Два русских эсминца и подлодка, рядом с горящим линкором "Тирпиц", уже поднявшим белый флаг — а тяжелый крейсер "Хиппер" и четыре немецких эсминца уже утонули. Как такое было возможно? А если у русских и сейчас на руках пара джокеров, и садиться с ними играть, смертельно опасно?

Но приказ есть приказ. В Королевском флоте за неисполнение вешали даже адмиралов, на рее их же кораблей. Сейчас разница только в том, что немедленное повешение заменили военным судом.

— Передать русским: Предлагаем доставить ВАШ трофей в нашу базу. Охрану гарантируем.

Уточнять "так как морская зона Нарвик относится к ответственности Британии", или "мы имеем особые претензии к подводникам кригсмарине"? Что ниже британского достоинства, и сразу низводит требование до просьбы. Это нужно Империи — уже достаточная причина, без всяких оправданий! В конце концов, русский флот на Севере по отношению только лишь к Флоту Метрополии — слабее, чем был их Балтийский флот в девятнадцатом году перед эскадрой Коуэна! А Британия пока еще Владычица Морей, хотя бы здесь, на Западе, возле своего дома!

С минуту ничего не происходило. Затем пришел русский ответ.

— У вас на гафеле Юнион Джек или Веселый Роджер? Ваше требование нарушает международное морское право и союзнические договоры. Для внесения в судовой журнал прошу сообщить, кто подписал радиограмму — фамилия, воинское звание, должность. Вам Тирпица не много ли, не обожретесь?

Если бы не инструкция "без войны", коммодор приказал бы стрелять. Пока британские корабли развернули орудия, нацелив на русских. Те поступили так же, и коммодор вспомнил случившееся весной у Гибралтара. Тогда не русские, а испанцы, и тоже три эсминца, сблизившись с эскадрой, разом выпустили торпеды. Их конечно всех расстреляли, и спасли не больше двух десятков человек — но и "Формидебл" с "Гамбией" уже не вернуть, размен вышел явно не в ту сторону. Но сейчас внезапной атаки накоротке у русских не получится, их просто не подпустят. Да и не пойдут русские в торпедную атаку, связанные эскортированием подлодки. Если же немцы нырнут — что ж, парням на эсминцах будет полезно потренироваться в бомбометании, ну а английские гидролокаторы пока что лучшие в мире!

Если самим идти на сближение? Отжимать русских в сторону берега — ну а лодку, без выстрелов, взять на таран? Случайное столкновение, ай эм сори, но это ведь не повод для войны?

И тут доклад от акустиков. Очень мощный импульс чужого сонара, и шум винтов, что-то быстро передвигалось под водой, сначала опережая британцев, а затем им наперерез. Судя по скорости изменения пеленга, и дистанции, превышающей дальность гидролокаторов эсминцев, скорость "этого" под водой намного превышала обычную скорость подлодки. Затем контакт пропал. И уже с другого пеленга, не совпадающего с тем, где акустики потеряли цель, пришел сигнал, короткий-короткий-длинный, "ваш курс ведет к опасности" — они не издеваются, а предупреждают. Вот значит, как русские уничтожили эскадру "Тирпица" — суперподлодка со скоростью эсминца, и по некоторым сведениям, с самонаводящимися и необычно дальнобойными торпедами? И еще там было что-то вроде самолетов-снарядов, запускаемых прямо из-под воды, как рассказывали пленные немцы. Но это вряд ли будет сейчас, поскольку однозначно укажет на русских — ну а если не будет спасшихся, то есть свидетелей? И британские корабли будут потоплены неизвестной подводной лодкой, то есть подразумевается, немецкой? Судя по требованию, "не доводить до войны", в Лондоне вполне удовлетворятся этим ответом. Ну а гибель почти девятисот британских парней на "Ямайке" и двухсот на каждом из эсминцев отнесут в неизбежные на войне потери, "у короля много".

— Прошу уточнения приказа — обратился коммодор к человеку из СИС — должны ли мы ради интересов Британии жертвовать собой? Сейчас нас будут топить, и мы не сможем ответить. А если откроем огонь по русским, то не спасемся, и лишь вызовем войну. Надо немедленно сворачивать с курса, через минуту будет поздно.

Чин из СИС оказался понятливым. Выждав несколько секунд для сохранения лица, он бросил — отходите. Какое-то время эскадра шла с русскими на параллельных курсах. Акустики не слышали ничего, русская сверхлодка как растворилась в море. И она не всплывала, чтобы зарядить батареи — а ведь если русский отряд шел с пятнадцатиузловой скоростью, долгое время, то этому "морскому змею", как называли его гансы, чтобы выйти вперед, требовалось разогнаться не меньше, чем до двадцати! Неужели ему совсем не нужно всплывать, ведь никто никогда не видел "змея" на поверхности моря?

— Возвращайтесь в Скапа-флоу — сказал Чин из СИС — надо скорее доложить, с чем мы столкнулись. И вы можете гарантировать, что не сочтут наше преследование нежелательным и не отдадут приказ, этому, атаковать?

Он явно боялся, подумал коммодор с презрением. Впрочем, будь на месте русского адмирала он сам, тоже мог бы приказать отделаться от слишком назойливого сопровождения. И не слишком спешить подобрать выживших, ну а после — сорри, джентльмены, немецкие субмарины, это очень опасный противник! И какой смысл сопровождать русских — ясно и так, что они идут в Мурманск, и единственным результатом будет риск получить в борт торпеду, когда русским надоест.

— Мы отходим. Поворот на курс 215, зюйд-зюйд-вест.

Пожалуй, Британия уже не Владычица морей? Пока у нее не появятся такие же сверхподлодки.

Корветтен-капитан Адальберт Шнее, подводная лодка U-1505

Глубина двести двадцать. Лежим на дне в режиме максимальной тишины.

Что творилось в Тронхейме, куда наша лодка благополучно прибыла еще 25 октября, имея на борту штаб 11й флотилии и часть экипажа злосчастной U-1506 во главе с ее наконец протрезвевшим командиром (так что в отсеках было не протолкнуться), можно назвать одними словами, содом и гоморра. И непонятно, что было опаснее, русские с англичанами, или гестапо, жаждущее разобраться, кто виноват? Мы хотя бы имели вид отступивших организованно, потому к нам не было претензий, хотя бы первые дни. А бедолаг, прибывавших на катерах и мотоботах, и не могущих внятно объяснить, чей приказ исполняли, арестовывали прямо на причале, невзирая на чины.

На следующий день поступил приказ из штаба флотилии. Нам надлежало немедленно выйти к Нарвику, подстеречь там 1506ю, и "снять позор с германского флага". Обер-лейтенант Гарцен, передавший приказ, добавил — постарайтесь сделать, и вернуться, иначе встретимся в подвале гестапо. Или уже в аду — поскольку парни из СД отчего-то убеждены, что наши лодки массово переходят на сторону русских. Но мы знаем, что это не так, и за вас поручились — но если вы не вернетесь, то помоги нам бог! А если сделаете, Мечи к Рыцарскому Кресту гарантируем!

Старое правило вооруженных сил всего мира, армий, флотов и штабов — быстро исправить, и доложить что все в порядке? Похоже, что местное гестапо тоже не горело желанием отвечать перед Берлином. Ну а нам — выполнять, не рассуждая! Вместо прорыва в Атлантику — короткий выход к бывшей нашей же базе. У нас на борту "для помощи и содействия советом", командир и акустик с U-1506, уже встречавшиеся с русским "подводным ужасом". Корветтен-капитан Штрель явно не горел желанием отправляться в этот поход — но ему намекнули, что единственной альтернативой его участия для него лично будет гестапо.

Мы подходили очень осторожно, задолго до места перейдя на экономичный "ход подкрадывания", обходя Нарвик мористее, по очень широкой дуге. У Анденеса, северной оконечности архипелага, мы легли на грунт и заглушили все, что можно заглушить. И мне пришлось особым приказом запретить Штрелю доступ к любому виду спиртного, он все время хотел нализаться до скотского состояния, и повторял, что "Ужас нас сожрет". И это офицер кригсмарине!?

Для нас лучше, если бы мы не встретили никого. И кригс-комиссар подтвердил бы — мы же не виноваты, что русские успели раньше? Мертвящая тишина, тусклый свет, команда лежит по койкам — мы казались сами себе заживо похороненными. И так четверо суток! Еще три дня — и идем домой.

Но 5 ноября акустик доложил, идет конвой. Русские эсминцы, и что-то под дизелем, сигнал похож на "двадцать первую". Надо было отрываться от грунта и выходить под перископ, но я медлил. В конце концов, мы можем сделать это в последний момент, развив под водой семнадцать узлов и выходя на дистанцию торпедного удара, и после еще останется достаточно энергии для уклонения. Как я после был благодарен Господу, что сделал именно так!

Хороший акустик может примерно оценить расстояние по уровню сигнала. Мы уже могли различить пеленги на отдельные корабли русских. И тут появился еще один контакт, очень слабый, невнятный, на короткое время. Как сказали акустики, похож скорее на турбину, чем на электромотор. И судя по угловому перемещению, достаточно быстрый — словно кто-то, не замеченный нами прежде, сменил позицию в русском ордере, развив большую скорость. Акустик с U-1506 побелел лицом, сказав лишь, "это он". А на Штреля вообще страшно было смотреть.

Мы слушали, как русский конвой проходит над нами, уводя наш трофей. И молились, чтобы нас не заметили. Если Ужас, это подлодка, то его локатор работает лишь на прием, в обычном режиме, но стоит ему хоть что-то услышать… Он быстрее нас, лучше слышит, и метко стреляет торпедами по подводной цели. У нас нет шансов, при попытке подвсплыть для атаки, нас не выпустят даже на глубину в двадцать, тридцать метров, с которой мы могли бы дать залп, даже наугад, в надежде что хотя бы одна из шести торпед найдет цель. Несколько процентов вероятности, что нам дьявольски повезет — но сами мы тогда покойники, без вариантов.

Это было понятно даже кригс-комиссару. Люди из СД тоже хотят жить.

Шум винтов русского конвоя стих вдали, а мы все не осмеливались пошевелиться. Кто знает, как далеко слышит Ужас и как быстро он может атаковать — если у него и впрямь, скорость под водой как у эсминца, обнаружит, развернется, быстро догонит, выпустит торпеды? Как русским удалось сделать такого идеального подводного убийцу? Где были германские конструктора?

И только когда стало ясно, что русские ушли, мы поднялись со дна и направились на юг. Сначала под моторами, затем подняли шнорхель, чтобы зарядить батарею. Оттого, наш ход не превышал шести узлов, и через сутки мы услышали шум винтов за кормой. Вспыхнувший было страх сразу исчез — русским не было никакого смысла возвращаться назад, с ценным трофеем, ну а Ужас, преследующий нас в одиночку, мы услышали бы в самый последний момент. Значит, это был кто-то другой? А кораблей Рейха и его союзников тут быть уже не может!

Британцы. Легкий крейсер, тип "колони", и четыре эсминца. Идут курсом зюйд-зюйд-вест, 190, скорость пятнадцать узлов. Ну вот вы сейчас за все и ответите! Ведь лучше будет вернуться хоть с такой победой, чем ни с чем, и объясняться с гестапо? "Двадцать первая" не "семерка", она гораздо быстрее может занять исходную позицию для атаки, даже если цель изначально проходит в стороне. И у нас в боекомплекте есть новейшие торпеды Т-5, умеющие "слышать" — вот только, вопреки ожидании, совсем не вундерваффе: стрелять надо с кормовых курсовых углов цели, при ее скорости не больше восемнадцати узлов, и надо попасть в радиус два кабельтова за ее кормой, на котором система самонаведения захватит шум винтов. Они должны хорошо работать по транспортам, или тихоходным корветам и фрегатам охранения, но не по эсминцам, которым достаточно лишь увеличить ход.

Так что, раз атака по быстроходным военным кораблям, идущим навстречу, я бы стрелял старыми добрыми "угрями" без всяких изысков. Но согласно инструкции, приказываю готовить залп из четырех проверенных G7e, и двух акустических. До крейсера двадцать кабельтовых, пеленг 290, скорость 15. Стреляем, и ныряем на глубину сто пятьдесят. Слышим два взрыва, затем еще один. И шум винтов крейсера, и одного из эсминцев, прекратился!

Эсминцы ходят кругами. Слышать работу их сонаров достаточно неприятно. Мы очень осторожно отползаем к югу, до "подранков" совсем недалеко. Один из эсминцев маневрирует там малым ходом, снимает команду? Второй только что прошел в полумиле впереди нас, и за кормой должен слышать плохо. Третий ведет поиск где-то в стороне, нам не опасен.

Чисто теоретически, удалась бы атака, быстро подвсплыть и полный залп в сторону цели? Особенно если цель стоит без хода?

Четыре взрыва! А вот после было жарко, эсминец успел нас засечь и вцепился, поначалу как бульдог. Будь на нашем месте "семерка", ее скорее всего бы потопили — но "двадцать первая" была быстрее и тише, сумела оторваться. И лишь два британца нас преследовали — выходит, крейсер и два эсминца можно записать на наш законный счет? Надеюсь, это послужит заменой не потопленной нами 1506й?

Не послужило. В Тронхейме нас встречали гестаповцы, прямо на пирсе. И первым вопросом было, U-1506 потоплена? Нет? Арестовать!

И тогда я впервые усомнился в гениальности нашего фюрера, дозволяющего такое отношение к своим верным солдатам.

Лондон, 12 ноября 1943

Ночью снова выли сирены воздушной тревоги. Джерри теперь наведывались в гости почти каждую ночь, малым числом, или даже одиночками, высыпали бомбы и спешили удрать — принося мало вреда, эти налеты очень нервировали лондонцев, не давая спать. Впрочем, кто-то уже уходил на ночь в подвал или погреб, а кто-то не реагировал никак, философски рассудив, что вероятность попадания бомбы невелика. Большую опасность представляли осколки зенитных снарядов, падающие стальным дождем, оттого к запрету перемещения по улице во время тревоги относились более серьезно.

Отчего Королевские ВВС не могли прекратить это безобразие? А вы можете представить радар на одномоторном истребителе? Наведение же с земли имело свои проблемы. Зенитный огонь по радионаводке не мог быть метче, чем днем — немцы предусмотрительно летали не ниже двадцати тысяч футов, когда цель Лондон, куда-нибудь попадешь все равно. И поставить в ночном небе непроницаемый забор было невозможно, хотя кого-то конечно, сбивали. Причем пленные джерри, когда их вели по лондонским улицам, держались нагло, так что полиции приходилось защищать их от разозленной толпы. Хотя шел пятый год войны (уже дольше чем та, прошлая Великая Война), победы не было видно — напротив, за последние месяцы все изменилось к худшему. Были потеряны Индия, Египет, Мальта, Гибралтар, велик был и урон, нанесенный Королевскому Флоту. И с лета над Ла-Маншем шли ожесточенные воздушные бои, иногда напоминающие сороковой год, "фокке-вульфы" и Ме-109G были страшным противником для Спитфайров старых моделей, и лишь "девятки", появившиеся в строевых эскадрильях этим же летом, могли драться с новыми немецкими истребителями на равных. После событий в Атлантике так и не удалось обезопасить конвои от "волчьих стай" U-ботов, потери оставались недопустимо высокими, хотя и с немцев удавалось брать настоящую цену. Единственно, не надо было бояться вторжения — у Еврорейха не было во Франции сильной десантной группировки, напротив, гунны спешно сооружали вдоль всего побережья систему укреплений, Атлантический Вал. И по воскресным дням улицы английских городов заполняли бравые и веселые парни в американской форме, уже миллион их был переброшен на Британские острова, и прибывали новые. В войне сложилось равновесие, однако немцы владели всей Европой, а Британия даже не сумела остаться при своих. И конца этому не было видно.

Не было видно никому — кроме двух немолодых джентльменов, беседующих в гостиной особняка в викторианском стиле на Даунинг-стрит.

— Что ж, Бог не отвернулся от Англии, Бэзил. Если ваш план сработает, то… Господь лишь посылает нам испытание, чтобы проверить нашу твердость. Конечно, если мы окажемся недостойны и слабы, никто не пожалеет неудачников — но выход есть всегда. И Британия выйдет из этого еще более сильной, чем была прежде!

— Ох, Уинстон, не спугните удачу! У русских есть поговорка, "делить шкуру неубитого медведя", и пока мы занимаемся именно этим.

— Но это же ваш план, Бэзил?

— Мой, и другого не вижу. И он должен сработать. Хотя слишком много в нем зависит не от нас — а от "кузенов", французов, даже русских и джерри. И вам, Уинстон, придется постараться, чтобы убедить первых двух действовать так, как нужно нам. Ну а реакцию двух последних, надеюсь, мне удалось предсказать. И если все получится, Британия сорвет весь банк.

— Ну, это пока моя работа, Бэзил. Да, заманчиво — Еврорейх под нашим патронатом. Хотя название конечно, следует сменить. Немцев, французов, и всякую мелочь никто и спрашивать не будет, русские уберутся назад за свой восточный кордон, ну а "кузены" поработают с нами в паре "наездник и осел", ясно кем. И это будет делом не генералов, а политиков и дипломатов — а таких поединков Британия не проигрывала никогда.

— На первом этапе, дело именно генералов. Политика без войны слаба. Но ведь все сейчас едины в желании одолеть плохого парня Гитлера? Пусть поработают русские, раз это у них хорошо получается, только бы Сталин не заключил сепаратный мир! Если он решит, что таким образом может оставить себе больше, чем по итогам договора с нами. По большому счету, это невыгодно ему самому, так как гунны, воспользовавшись передышкой, устроят ему матч-реванш — но насколько сильны в Москве позиции "партии голубей"? Я не нашел достаточной информации в предоставленном мне обзоре.

— СИС получила указания, ищем. Вы же знаете, Бэзил что собирать такие сведения среди русской верхушки едва ли не труднее, чем среди высших чинов Рейха. Несмотря на то, что одни враги, а другие, формально, союзники. Приходится, в значительной степени, опираться на косвенные. Но заверяю, как только мы получим информацию, она будет незамедлительно вам предоставлена.

— Хотелось бы, Уинстон, чтобы это случилось еще до вашей встречи в Ленинграде с "дядюшкой Джо". Хотя он пытается изобразить из себя современного Чингисхана, таинственного восточного владыку — но "короля играет окружение", так было, есть и будет, во все времена. Я могу правильно предсказать их поступки, исходя из выгодности для русских в целом — но совпадут ли они с желаниями какой-то доминирующей группировки?

— Будем считать, что по крайней мере в ближайший месяц их политический курс не переменится. Требование не заключать сепаратный мир будет одним из главных вопросов в Ленинграде. И тут я могу рассчитывать на полную поддержку "кузенов" — им тоже нужны русские, для грязной работы на Востоке, против япошек. К тому же немцы натворили в России столько, что я не представляю теперь, как бы Сталин обосновывал перемирие, своему же электорату. По крайней мере, без интенсивной пропаганды, и явно не за один месяц. Меня больше беспокоят джерри — будут ли они стоять насмерть, пока мы не выйдем на Одер с запада, сменив их против русских?

— Будут, Уинстон. Поскольку понимают, что русские их не простят. Вот, разговор в немецком поезде, записанный нашим агентом. "Солдат с двумя Железными Крестами сказал, что мы не можем проиграть эту войну. Потому что если победят русские, и сделают с нами хотя бы один процент того, что мы творили на их территории, то через пару недель в Германии не останется живых — и это говорю вам я, проведший на Остфронте год". И таких донесений много. Немцы будут драться насмерть, хотя бы из самосохранения. А их союзники, те же французы, бельгийцы, датчане, кого там еще Гитлер мобилизовал — нет. Сами немецкие генералы считают, что негерманские части непригодны для Восточного фронта из-за недопустимо низкой стойкости и боевого духа.

— Остается лишь убедить в этом наших генералов. И, что будет еще труднее, американцев. Многие умы из военного министерства и Объединенного Комитета Начальников Штабов после Нарвика всерьез считают, что высадка десанта на обороняемый врагом берег невозможна в современной войне в принципе, как "позиционный тупик" под Верденом. Или надо иметь минимум десятикратный перевес в силах и абсолютное господство в воздухе. А еще надо не упустить момент, когда с запада уже будут выведены большинство немецких дивизий, а русские еще не форсируют Одер.

— Уинстон, ну это уже ваша работа. Как и сообщить о нужном моменте, это задача для парней из СИС и УСО. Я лишь указал, что такая возможность существует. А вот сумеем ли мы ею воспользоваться, зависит от нас. Кроме того, тут во-первых, возможны чисто технические решения. Как русские "водолеты", весьма заинтересовавшие американцев. Если даже в Нарвике батарея Трондевес сдалась сама, по приказу коменданта — но батарею Тиле русские взяли, высадив на остров штурмовой батальон, на этих летающих катерах. А во-вторых, кто говорит о чистом штурме? Варшава все же дала некоторый опыт, что повстанцы во вражеском тылу могут заменить наш десант. Правда, с гораздо большими своими потерями — но это ведь не наши потери? Конечно, вооруженная толпа не выстоит в сражении против нескольких кадровых дивизий вермахта — но тут и важен выбор момента. Когда подавляющее большинство этих отлично обученных и вооруженных дивизий Гитлера окажется на Восточном фронте, а не возле Гавра или Бреста. Сумеют патриотичные французы повторить успех Коморовского, хотя бы на время захватив порт? А Королевские ВВС и янки помогут, работая прежде всего по транспорту — железнодорожным станциям, мостам, тоннелям, чтобы немцы не могли подбросить свежие войска на подавление бунта, по крайней мере, быстро? Тут потребуется хорошая координация с русскими, "против общего врага", чтобы с одной стороны, немцы не смогли бросить значительные силы на запад, ведь не секрет, что по африканскому опыту соотношение два к одному в нашу пользу у нас считается нормальным для обороны — а с другой стороны, чтобы русские не вошли в Берлин раньше нас. А еще, договор с французами — или, после наших первых успехов и десанта, общефранцузское восстание, или переход на нашу сторону Виши — а скорее, и то, и другое, вместе.

— На Коморовского прошу не ссылаться, Бэзил. После того, что русские опубликовали, сказанное ими по этому поводу на встрече в Москве?

— Читал. "Немцы явно были предупреждены о восстании заранее, так как к моменту начала укрепили все ценные объекты (колючка, пулеметы, дополнительная охрана), вывезли запасы продуктов и боеприпасов, эвакуировали всех своих фрау из женских вспомогательных служб, провели массовые аресты, взяв довольно много АКовцев по неизвестно откуда взявшимся спискам, нарушили систему связи Варшавского округа АК с окружающими воеводствами, т. е. изолировали восстание. Также, Коморовский и его штаб допустили чисто военные ошибки, как например, не составили чёткий план, определивший первоочередные цели, и не назначили ответственных за их достижение; начали восстание, при том что большая часть бойцов не имела даже минимальной общевоенной подготовки и опыта боёв; не были запасены оружие и боеприпасы, не создан резерв медикаментов и продуктов, не хватало даже воды. Не предусматривался вывод из города гражданского населения, что было возможно в первые дни. В боях задействовались прежде всего, почти необученные ополченцы из населения, несшие основные потери, а подразделения бывших охранных частей, более боеспособные, держались в резерве". Но даже при всем этом, Уинстон, они держались два месяца! Вопрос, если в подготовке французского восстания мы учтем все эти недоработки? И уж конечно, поставим во главе более надежного человека, не связанного с немцами? Будет ли восстание успешным — ну а потери французов, людские и материальные, нас не интересуют.

— Да, пусть немцы сделают Варшаву из Парижа и всех французских городов! Вот только де Голль, когда я озвучил ему отдельные положения вашего плана, довольно резко заявил, что не хочет быть пушечным мясом за британский интерес — по примеру поляков. И очевидно, так думает не он один.

— Уинстон, а зачем нам американский плацдарм в Португалии? Для моего план он бесполезен — но вот если немцам удастся его ликвидировать? Тогда янки вынуждены поддержать нас во французском вопросе. Если Сопротивление будет накачано оружием и людьми, а в критический момент получит помощь пары воздушно-десантных дивизий.

— Надеюсь, американских? Я не хотел бы, чтобы мне предъявили счет за гибель еще нескольких тысяч наших парней.

— Это было бы идеально, если бы янки сделали за нас всю работу, но… Придется поучаствовать и нам, если не хотим, чтобы судьбу Европы решали единолично Фрэнки и Джо. Надеюсь, возражений по первой части моего плана нет? Тогда продолжу — захватив Францию, мы выходим на Рейн, на границу Германии, в ту стратегическую позицию, которая должна была бы возникнуть при успехе Нарвика и Швеции. И предъявляем гуннам, уже издыхающим под натиском русских орд, ультиматум — кому вы предпочитаете сдаться, диким славянам, ждущим мести, или цивилизованным англосаксам? Если Гитлер будет упорствовать — надеюсь, в Германии найдется более адекватная фигура, которая сможет принять власть? Ну а этого неудачника, если его не убьют, а всего лишь свергнут, вместе с наиболее одиозными личностями, можно выдать дядюшке Джо для публичного повешения — обставив это как нашу уступку, за которую положена оплата. А после, на всемирной конференции, против русских будет единый фронт — ради такого, можно и право голоса дать новым демократическим правительствам Германии, Франции, Италии, и всяких там голландий. Признание единственно законными границ на 1 сентября 1939 года, хотя для СССР таковыми могут быть и на 22 июня 1941, ясно что Сталин Прибалтику и Галицию не отдаст — тем более, что за наше согласие с его правом на эти земли, мы можем потребовать его молчания во всем остальном. Ну а когда русские вынуждены будут удалиться — созвать новую конференцию, "в дополнение". Границы есть границы — но Франция, Италия, Голландия, Дания, Норвегия, Испания, не говоря уже о Германии, должны заплатить нам за свое участие в Еврорейхе! Эти страны будут ограничены в политических правах, на них также будут наложены экономические и военные требования — по сути, они должны стать британским протекторатом, или, если это кого-то коробит, например, "Европейским Содружеством" при несомненном главенстве Британии! США нас поддержат, поскольку им будут обещаны торговые привилегии на новом общеевропейском рынке — тем более, у нас не хватит ни товаров, ни капитала, чтобы совершить столь широкую экспансию в Европу. И наконец, последний этап — вежливо, но настойчиво указать американцам на дверь, так как политическая власть, а значит и право устанавливать правила игры, будет принадлежать нам. Как видите, Уинстон, мы будем играть в истинно британской манере — не против вражеской коалиции, а как раз коалицией против одного изгоя. Сначала им будут немцы, затем русские, после вся побежденная Европа, и в завершение, янки. И колонии побежденных, Франции и Голландии, естественным путем переходят к нам. В итоге мы получим Великую Британскую Империю, по мощи превосходящую викторианские времена — вся Европа и все колонии!

— Впечатляет, Бэзил. Вот только не вмешаются ли другие игроки? Предвижу, что русским и янки положение не понравится — ну а если они будут активно против?

— Русские вряд ли. У них после будет долгое и трудное дело, восстановление разоренных территорий. И начинать еще одну войну, с нами и США, это слишком даже для Сталина. Американцев же придется постепенно кормить их же блюдом — как они своей "дружбой" свергли нас с места Первой Державы, с помощью своих денег, кредитов, товаров. Мы дадим им торговые привилегии — а дальше предстоит долгая и трудная работа. Если удастся объединить полмира под "Юнион Джеком" — тогда и совокупное богатство, и экономический потенциал не уступят американскому ни в чем. Когда же янки это поймут — боюсь, что Третья Мировая война будет еще лет через двадцать, уже между нами и США. А русским, как и всяким третьестепенным игрокам вроде Китая, предстоит в ней также играть роль статистов — надеюсь, что на нашей стороне.

— Но позвольте все же, не то чтобы усомниться, а побыть "адвокатом дьявола". Друг мой, а сколько вы кладете шансов из ста на реализацию такой феерической картины?

— В полной мере, вероятность мала. Процента два-три — но все же больше нуля. Слишком много тут будет зависеть не от нас, а от возможных ошибок других игроков. Но согласитесь, нелишним будет создать ситуацию, когда таковые возможны. И надеюсь, мы сумеем их не упустить.

— Однако же я, как политик, должен принимать реалистичные планы. Что мы можем получить при правильной игре оппонентов?

— Уинстон, я бы дал все же шестьдесят шансов из ста, что нам удастся укрепиться как минимум, на Рейне. И сделать Францию, а скорее всего и Бельгию, Голландию, нашими сферами влияния и рынками сбыта. Заставить французов оплатить наши издержки в войне, если не полностью, то в значительной части. И уже если после той войны проигравшие лишились колоний, перешедших к победителям, отчего сейчас должно быть иначе? Русские в этом точно нам не конкуренты — по причине удаленности и отсутствия у них флота. Янки интересует лишь доступ на рынки — и полагаю, мы можем дать Вашингтону большие гарантии стабильности на тех территориях, чем какие-то дикарские "правительства", если таковые и будут созданы? Небольшая проблема в том, что мы и белая раса вообще "потеряли лицо" в глазах населения там — но думаю, армия Британии еще достаточно сильна, чтобы решить этот вопрос в нашу пользу? Так что мы можем еще рассчитывать, с достаточной вероятностью, на Алжир, Марокко, Сахару и Центральную Африку, а также Индокитай и Голландскую Ост-Индию, не говоря уже о Ливии и Эфиопии. Территории, примыкающие к нашим владениям — которые мы реально в состоянии удержать!

— Мы сейчас не можем себе позволить долгую и дорогостоящую колониальную войну — напомнить вам, во что обошлось для Испании усмирение рифов в Марокко? Тем более для нас недопустимы людские потери — электорат не поймет.

— Уинстон, мы же наедине, без журналистов — я, как ваш старый и искренний друг, не в счет? Я хорошо помню ваши слова о применимости в таком случае химического оружия, "даже если Индию после понадобится снова заселять".

— И кто после будет покупать наши товары? Работать на наших плантациях, шахтах и заводах?

— Уинстон, строго по моей "теории непрямого воздействия", угроза может быть действеннее применения. Достаточно уничтожить несколько миллионов самых активных смутьянов — и проявить милосердие к уцелевшим, кто поспешит вернуться под руку Империи, осознав пагубность своих заблуждений. Тем более что бунтовщики не покупают наших товаров и не работают на наших плантациях — а население тех стран весьма многочисленно, быстро растет, и весьма мало ценит собственную жизнь.

— И Британия станет единственной колониальной державой. Если удастся занять Голландию — помнится мне, голландская казна получала из Ост-Индии больший доход, чем собственно от метрополии.

— Еще, Уинстон, я положил бы процентов пятьдесят из ста, что нам удастся закрепиться в Италии. Поскольку там, согласно переданной мне информации, уже сложился заговор против дуче, в который вовлечены весьма высокие и влиятельные фигуры, как маршал Бадольо, и сам король. И лишь страх перед местью немцев удерживает заговорщиков от попытки эти планы реализовать. Но если нашим войскам удастся выйти к альпийским перевалам прежде русских, Италия мгновенно скинет немецкое иго и перейдет на нашу сторону. С Францией, Испанией, африканским берегом — наши позиции в Средиземном море станут как бы не лучше довоенных. Но боюсь, что русские успеют раньше — они уже на Балканах, и уже со дня на день могут выйти к Изонцо, своим авангардом. Как только они подтянут достаточно сил — кто-нибудь сомневается в исходе очередной "битвы при Капоретто", что бы там ни вопил Муссолини, взывая к традициям и духу древнего Рима и требуя от героической итальянской армии встать несокрушимой стеной? Остается лишь слабая надежда, что русские прежде Рима решат побывать в Берлине, а вот тогда в игру вступаем мы, и спасаем потомков римлян от славянской напасти.

— Пятьдесят, шестьдесят из ста, уже можно играть. Бэзил, если ваш план удастся, я не забуду своего обещания. Поставить вашу статую на колонне, не меньшей чем Трафальгарская. И на постаменте будет надпись, "он спас Британскую Империю" — я всего лишь скромный премьер-министр, да и просто неудобно ставить памятник самому себе.

— Теперь, что касается русской сверхподлодки. Черт, вот уже воют сирены! Пойдем в убежище, Уинстон, или останемся здесь?

— Конечно укроемся, Бэзил! Потому что с этой минуты мы не принадлежим себе, а одной лишь Британии! И если случайная бомба все же попадет сюда — к вам, как и ко мне, отныне больше, чем к адмиралу Джелико применимы слова, "он мог выиграть или проиграть войну".

А этот же день, в Берлине…

Давно уже не звучали по радио победные фанфары. Но война казалась еще далеко — и разве Геббельс не обещал, что ни один враг никогда не ступит на немецкую землю? Уже был сожженный Гамбург, и разрушенные плотины на Рейне, но англо-американские бомбардировки пока причинили не слишком много вреда. Армия и флот сражались, терпя временные неудачи — но статистика людских потерь Рейха считалась государственным секретом, и считалось, что эти потери пока не велики.

Геббельс вещал, что победа близка. Что виной всему неисчислимые монгольские орды — ведь как раз с этой зимы, когда был Сталинград, Монголия вошла в состав СССР. Что англичане наняли и вооружили пятнадцать миллионов этих азиатских дикарей, вместо полностью уничтоженной Красной Армии, и хотя солдаты фюрера убивают их десятками тысяч, взамен проклятые британцы тотчас же выставляют других. Но когда-нибудь и туземцы закончатся — и "мы с честью выйдем из этого испытания, должного показать право арийской расы править миром".

Кто не был согласен, помня ту, прошлую войну — тот молчал, опасаясь попасть в Дахау, и не на срок, а "до исправления". В целом же, население верило своему фюреру, по привычке боясь перемен — и существующий привычный порядок казался лучше, чем то, что могло прийти вместо него. Помнившие ту войну не забыли и разорение, голод, безработицу первых лет после нее — казалось очевидным, что теперь расплата при проигрыше будет еще ужаснее.

Жизнь в целом, была терпимой. Несмотря на мобилизацию экономики, "пушки вместо масла", с лета этого года, в магазинах еще были товары, остатки прежней роскоши, от ограбления всей Европы. Те, кто потеряли мужей, отцов, детей, могли бы иметь свое мнение — но что может быть достойнее честной воинской смерти за победу, после которой Рейх будет править миром тысячи лет? Слава героям!

В штабе бывшего кригсмарине (сейчас Ваффенмарине СС) однако же, царило уныние. Поскольку значительная часть служащих там офицеров были… ну нет в немецком языке слова "шарашка". В самом начале после ареста опальный гросс-адмирал Дениц содержался в подвале угрюмого дома на Принц-Альбрехтштрассе — однако быстро выяснилось, что чтобы управлять флотом, нужен не один адмирал, дающий советы номинальному главе Ваффенмарине (рейхсфюреру), но и нормально работающий штаб, с узлом связи. А так как после прошлогодних поражений кригсмарине, гестапо очень активно искало заговорщиков, то в итоге и сам гросс-адмирал, и очень многие из штабных чинов исполняли свои обязанности, формально числясь "под следствием" и реально находясь под конвоем. И это положение, помимо известных неудобств, влекло еще и весьма печальные перспективы — неизбежное назначение в виновные при следующем разгроме вверенных сил.

— Мне очень жаль, гросс-адмирал. Но вы понимаете, у меня нет другого выхода?

— Я уже привык, рейхсфюрер. Находиться в ожидании, когда будет вот-вот оглашен приговор.

— У вас есть просьбы, пожелания?

— Только одна, рейхсфюрер. По возможности, не трогайте моих "мальчиков", которых я растил, учил и берег. Они не виноваты, что враг оказался сильнее.

— В чем не виноваты? В предательстве, переходе на сторону русских U-1506? Субмарины нового типа, должного стать надеждой Рейха в войне на море?

— Вина экипажа U-1506 не доказана.

— Гросс-адмирал, если я не моряк, то это не значит, что я ничего не смыслю в морском деле. Без помощи кого-то из экипажа, русские никак не могли бы увести лодку. Даже если в их команде были опытные подводники, но незнакомые с именно этим типом субмарин.

— Рейхсфюрер, я уже ничего не боюсь, потому позвольте мне сказать… Мы честные солдаты Германии, исправно исполняем свой долг. Но представьте, что вас, и меня, схватят русские, и не расстреляют, а потребуют служить им? Что тогда выбрать — умереть за свою страну и идею, или решить, что жизнь не кончается? Человек, это такое существо, что стремится обустроиться удобнее где угодно.

— Мне, гросс-адмирал, такого не предложат. Расстреляют, однозначно. Вы хотите сказать, что пропавшие без вести члены экипажа U-1506 действовали по принуждению? Но даже это не извиняет их! Если за такой поступок положен расстрел им, при обратном попадании к нам, и концлагерь всем членам семей.

— Странно, что никто у нас не задумался, кем конкретно были те русские, напавшие на нашу базу в Нарвике.

— Что вы хотите сказать?

— Сидя в камере в ожидании приговора, я имел достаточно времени для анализа. Чтобы не думать об ином. Помните, про русских "оборотней с волчьими глазами, которых нельзя увидеть и остаться в живых"? Считая их без всякой мистики, не более чем разведчиками-диверсантами с подготовкой, значительно превосходящей даже русский осназ? Отчего-то никто не обратил внимания на один факт. Там, где появлялись оборотни, всегда была вода. Больше того, в наиболее известных случаях они появлялись именно оттуда — Нева, Днепр, Висла, теперь и Нарвик. Зная, с каким ужасом рассказывают о них даже бывалые солдаты-фронтовики, как вы думаете, велики ли были шансы у экипажа U-1506 и персонала базы? Особенно при внезапном нападении. Легко ли отказать этим русским ночным дьяволам, когда они очень настойчиво просят?

— И кем же вы считаете этих…

— Я материалист, рейхсфюрер. Всего лишь людьми с той самой "большой русской подлодки". Аналогом нашего создающегося "подразделения К", только уже сработанным и гораздо более эффективным.

— А саму лодку?

— Они пришли издалека. Только это может объяснить, зачем русские, имея столь совершенное оружие, охотятся за нашими секретами. Сначала наши торпеды — кстати, интересно, русского шпиона в торпедном управлении так и не нашли? Теперь субмарина нового проекта.

— Откуда?

— Рейхсфюрер, у меня есть версия, но она абсолютно безумная. И у меня нет никаких доказательств. Наш общий знакомый Рудински, допрашивая меня, как-то произнес слова, натолкнувшие на мысль.

— Ну и?

— Обещаю, что расскажу вам все когда нас минует эта гроза.

— Гросс-адмирал, если фюрер потребует крови, я должен буду раскрыть заговор! И предъявить виновных.

— А отчего среди них обязательно должен быть я? Согласитесь, что к случившемуся в Нарвике я никак не могу иметь непосредственного отношения! Зато герр Кумметц имел несчастье не только быть ко всему причастным, но и сдаться русским, предательски приказав капитулировать гарнизону.

— А если я отдам вас костоломам?

— Тогда вам придется выслушать всего лишь еще один безумный бред. Тем более, я сам не уверен в своей гипотезе, она хотя и объясняет многие факты, имеет один непонятный для меня аспект, это не считая своей основы. И я много бы отдал, чтобы быть уверенным в своей неправоте — потому что если это все-таки есть, то оно страшнее, чем "арийский бог". И главное, я пока совершенно не представляю, как мы можем это использовать. Вернее — исправить уже случившееся. Мне нужно еще подумать, возможно вместе с Рудински, он все же великолепный аналитик.

— Что ж, поверю вам, гросс-адмирал. И сделаю, что смогу — но вы ведь знаете, что фюрер иногда бывает непредсказуем?

Лазарев Михаил Петрович. Северодвинск. 14 ноября 1943

Атомарина возвращается домой из боевого похода.

Официально наш поход уже завершен. Когда я на пирсе в Полярном рапортовал самому командующему СФ адмиралу Головко. Боевое задание выполнено, потоплены три немецких подлодки. И все — рядом были и другие офицеры штаба, которым было не совсем обязательно знать про англичан. "Вас там нэ было, товарищ Лазарэв, вы поняли меня?". Две британские субмарины были потоплены у канадских берегов "немецкими" лодками, и попробуйте доказать обратное?

Зато результат второй нашей миссии был налицо. Командующий вместе со штабными и офицерами бригады подплава не удержался от того, чтобы осмотреть наш трофей, приняв рапорт от Видяева. Тем более, из наших бесед он знал, что "тип XXI", принадлежит уже к следующему поколению, и после этой войны станет основой для новых проектов подлодок и у нас, и у американцев с англичанами. Теперь мы имеем все шансы стать первыми.

А чтобы этот шанс стал реальностью, мы идем в Северодвинск. Где трофей с нетерпением ждут наши светила кораблестроительной науки. Новые эсминцы остались в Полярном, наверху старые знакомые, "Куйбышев", отремонтированный после сентябрьского боя, и "Урицкий". Могли бы справиться и без нас, но тут и Головко и Кириллов были категоричны — хотя немецкие лодки не появлялись в Баренцевом море с весны, но вдруг их взбешенный герр адмирал прикажет догнать и уничтожить любой ценой, и найдется фанатичный нацист, который не побоится "морского змея"? Тем более что у немцев может быть весьма преувеличенное мнение о возможностях их новых субмарин. Так что, для большей уверенности, сопроводите!

А заодно, встанем ненадолго в завод, поскольку диагностическая аппаратура, разработанная под нас уже в этом времени (рентгеновские аппараты), пока только там. И "ваш корабль очень нужен СССР, товарищ Лазарев". И глупо будет сгинуть в океане из-за треснувшего шва. А наш "жандарм", охранитель и "государево око" Кириллов, после сеанса связи с Москвой в Полярном намекнул мне, что очень скоро нас ждет новое задание, и К-25 должна быть в идеальном порядке. Так что через десять дней нас ждут в Главной Базе СФ.

Пятьсот с лишним миль. Двое суток пути, считая скорость всего конвоя. Вечером 12 ноября подходим к дому. Еще засветло — думаю, немалых трудов стоило командованию Беломорской флотилии убрать с фарватера все иностранные суда, хотя наверное, нас уже увековечили на фотопленку, но лучше бы этих кадров было поменьше. Мы входим в акваторию завода, слева от нас остров Ягры, где еще не построили судоремонтный завод "Звездочка", а справа и впереди то самое место, где мы отдали швартовы, два месяца и одиннадцать дней назад. Когда были "проводы алых парусов", наших жен и подруг здесь — сколько раз после мы просматривали видео, которое успел снять Дима Мамаев! Тогда было самое начало осени, сейчас уже зима, но снега еще нет, лишь какая-то слякоть с серого низкого неба, и мокрый ветер с моря, ну это здесь всегда.

На берегу нас уже ждут. В военной форме, и штатские — персонал "базы строящихся кораблей" и "арсенала два", заводские и научники, кажется, различаю фигуру Курчатова, нашего бессменного "главпонауке" здесь, академики больше решают глобальные вопросы, и чаще в Москве чем у нас. И женщины, стоят отдельной группой — и у каждой в одежде есть что-то алое, шарф или платок, а впереди две фигурки в развевающихся алых "парусах", совсем как тогда, когда мы уходили! Аня давно еще спросила, а что носили женщины в вашем времени, ну не рассказывать же про мини и стиль унисекс, вот и вспомнилась "летучая мышь", накидка или пальто, как это по моде называется — в такой Ирочка часто бегала, моя первая любовь там, подражая Алле Пугачевой. Так ведь зима уже, холодно в этом, и на ветру — замерзнет же, простудится! Сейчас выскажу ей все — дайте только на берег попасть!

Швартовка. Все необходимые мероприятия, по приходу корабля в базу. Наконец схожу по трапу, и Аня спешит мне навстречу. И все слова куда-то пропадают — как передать восторженный взгляд любимой женщины, это даже великие поэты не могли, про авторов слезливых романов и таких же сериалов вообще молчу! Если на вас никто никогда так не смотрел, вы этого не поймете — лучшая награда, счастье и звездный час, то самое мгновение, которое хочется остановить! И думаешь, какие бедные люди, кому не повезло встретить Единственную, свою. Сейчас будет мне "Анна на шее"… но рядом каким-то образом оказываются Кириллов, и Курчатов, и другие, знакомые и ответственные лица, и все со срочными вопросами, которые надо решать, ну а Ане надлежит доложить "жандарму", что произошло за его отсутствие. И мы разбираемся со всем этим, не отходя друг от друга дальше чем на шаг.

На "Воронеже" остается лишь стояночная вахта. В 2012 году экипаж бы ждала послепоходная реабилитация и база отдыха — здесь же мы можем позволить себе не больше двух-трех дней. Хотя заводские все понимают, и стараются при стоянке в базе нас не загружать — но знаю, что Серега Сирый скорее умрет, чем позволит кому-то копаться в своем хозяйстве БЧ-5 без собственного присутствия. Нет здесь второго, "подменного" экипажа, и спецов, хорошо знакомых с нашей техникой — и потому нельзя, сдать и забыть. Но до утра время наше!

Аня держит меня под руку, не отпуская ни на миг. Идти недалеко — квартира на территории "бригады строящихся кораблей" так и осталась за нами. Отворачиваясь от ветра, Анечка прижимается к моему плечу, придерживая шляпу, и рассказывает местные новости — филиал ленинградской Корабелки наконец переехал в новое здание на Полярной. Завод расширился, башенный цех полностью реконструировали, и места уже не хватает — планы есть, что-то построить и на острове Ягры. А город начали уже и к западу от Торфяной строить. В парке аллеи проложили, от Первомайской к заводу. В цехах не только десантные катера, уже и тральщики заложили, ленинградский проект "253", чтобы сварочно-секционное производство освоить.

— Михаил Петрович, да вы не слушаете меня? А как вы немецкую подлодку захватывали, расскажете, или это секрет?

Она очень похожа сейчас на Тимиреву из того фильма, в исполнении Лизы Боярской, особенно в этой американской шляпке с широкими полями, затеняющими лицо, лишь вуали не хватает. И если она — Анна, то я выходит, Адмирал? Только в отличие от того, который из фильма, с "ъ" на конце, желаю помереть в преклонном возрасте, окруженный любящими внуками, в великом и вечно живом СССР.

— Михаил Петрович, когда вы ушли, я так боялась, что вы не вернетсь! А вдруг, провалитесь еще на куда-то, на сто лет назад? Узнавала постоянно, где вы и как — что в штабе флота, в оперативных сводках было. Вы только не исчезайте — я же тогда никого другого себе не найду!

На вид такая вся "тургеневская" (а впрочем, классик совсем не кисейных барышень, а будущих революционерок писал — интересно, когда это синонимом "кисейной" стало?). И никто ведь не скажет, что эта "прекрасная дама серебряного века" — партизанка, снайпер, убивец полусотни фашистов, и Хранитель нашей главной Тайны здесь, на втором месте после "жандарма" Кириллова. И персональный охранитель лично меня, в чем я однажды уже имел возможность убедиться. Неужели у нее и сейчас пистолет припрятан? Хотя здесь, на территории, отведенной под нашу базу, немцев даже в виде "гастарбайтеров", то есть пленных, нет, по крайней мере, пока "Воронеж" у причала — и союзников не пускают, и посторонних, по периметру охрана бдит круглые сутки. Вход лишь для нас, то есть экипажа, и еще для берегового персонала базы, научников и Анечкиной команды, и про жен и подруг разговор особый — проводить и встретить корабль, это святое дело. Так что здесь, внутри периметра, опасаться нечего, если только немцы десант не сбросят. Но в такое верится слабо — фронт далеко на запад ушел, а зениток тут не уменьшилось, а даже прибавилось, в сравнении с сорок вторым годом, когда немцы здесь летали, будущий Атоммаш для Советского Союза не меньше ценен, чем к примеру, Бакинская нефть, где всю войну армия ПВО стояла. Еще в Архангельске истребительный полк сидит — и мы, как только пришли, кабель связи на берег, включили нашу РЛС в общую систему ПВО, в дополнение к здешним "Редутам-3". И за компьютерами в ЦП "Воронежа" вахта несется, как положено, так что имеем возможность любой неопознанный летающий объект этих времен не только обнаружить вовремя, но и точное целеуказание выдать, и истребители навести, и зенитки нацелить. Хотя из всего люфтваффе сюда долететь с возвратом сейчас теоретически могут лишь "кондоры", поскольку ближайший немецкий аэродром в Восточной Пруссии — даже Прибалтика уже вся наша, включая острова. Но сказал же Кириллов, "я бы на месте Гитлера, ради такой тайны и десантную дивизию не пожалел". Потому — бдим!

— Михаил Петрович, вы снова мыслями где-то? Ой!

Аня едва успевает схватить шляпку, подхваченную с головы порывом. Лицо ее становится на миг испуганным и каким-то детским. Так она и есть девочка рядом со мной, ей же двадцать один год всего — таких как она, ее ровесниц, в своем времени я мог видеть дряхлыми старушками на парадах Победы. А сам я тогда кто — если здесь мой отец еще не родился, а мои дед и бабушка еще не встретились? Пусть над этим ученые головы ломают! С Серегой Сирым по поводу нашего переноса нормально общаться лишь академик Александров может, разговор сразу съезжает в такие дебри с формулами, матрицами, квазилинейными операторами, преобразованиями подобия и теоремами имени разных светил науки, что послушав минуту, уже ничего не можешь понять! Для меня же довольно, что Анечка есть, и рядом. А параллельный это мир, или перпендикулярный, пусть наша советская наука разбирается. Меня больше волнует, как Аня к своему здоровью относится — ноябрь здесь, это уже зима!

— Михаил Петрович, так мне не холодно, у меня там теплый свитер надет!

Судя по рукаву, заметному когда она за шляпку держится, не свитер, а какая-то тоненькая кофточка, хотя и шерстяная. И она так на причале стояла, на самом ветру, все время, пока мы подходили и швартовались? А если простудишься, воспаление легких схватишь, не дай бог?

— А воспаление легких сейчас лечат, в санчасти антибиотики есть, так что не боюсь!

Тьфу три раза! Ты еще свое партизанство вспомни — так известно, что на фронте люди не болеют почти, такой там адреналин и мобилизация всего организма на износ. Что там лечат, не знаю, но лучше не испытывать! Ну, женщины, ради того, чтобы чуть красивее, на все готовы!

— Ленка! — вдруг замечает Аня, оглядываясь — и снова ведь к вам… ой! Михаил Петрович, а вы мне свой корабль покажете, а то я так на нем и не была? Допуск у меня есть, по высшей форме!

Оборачиваюсь, "Воронеж" у причала еще виден. От берега идут и другие пары. К удивлению, замечаю Ивана Петровича, он оживленно разговаривает о чем-то с второй девушкой в алом. А раньше здесь на берег почти не сходил, ну только когда мы в доке стояли — помню, что в дореволюционном еще Уставе было написано, что "частое оставление корабля старшим помощником — тогда он старший офицер назывался — несовместимо с выполнением им своих обязанностей", но всему же меру надо знать! Хотя ему тяжелее, я-то в ином времени холостой был. И что теперь наши семьи там получат — известие, что сгинули мы бесследно в море, в мирное время. И нет нам дороги назад. И чтобы не сломаться, или не озвереть, отогреваться душой нужно, хотя бы иногда. Война сейчас — а закончится, что делать будем?

— Михаил Петрович, вот хочется мне сейчас, как той героине Грина, чтобы четыре стены, и никто нас не видел. А я эту шляпу так берегла, чтобы вас встретить. И как назло, дни ветреные все, сколько я за ней бегала, ужас! А в платке ходить ну не хочется совсем, не идет мне! И в форме тоже…

Женщина истинная… Хотя да, образ Тимиревой тебе больше к лицу, чем колхозницы в платочке. Но отчего она меня по имени-отчеству называет, и на "вы"? Ясно, что официально, при всех, положено — так ведь сейчас мы одни! Или не привыкла ты еще, ведь расписались мы тогда, и всего лишь три дня пробыли вместе? Значит, придется срочно привыкать. Компенсировать количество качеством — чтоб каждый раз вместе быть, как в последний раз. И чтобы когда мы через три-четыре дня в Полярное уйдем, как приказано, я от своей Анечки официального обращения наедине не слышал больше никогда!

Ветер попутный, в спину толкает, помогает идти. Мы держимся за руки, спешим, почти бежим. И я надеюсь, до утра ничего не случится — ни немецкого десанта, ни войны с Англией, ни даже звонка от товарища Сталина. Эта ночь до рассвета — наша! Очень долгая ночь на севере, всего за месяц до зимнего солнцеворота.

А еще я очень надеюсь, что назавтра мы оба будем друг друга называть по имени. И после прожить вместе долго-долго.

Вместо эпилога. Атлантический океан. Этот же день

Конвой был огромен. С учетом боевых кораблей — в трансатлантических конвоях бывало и большее число транспортов, чем эти четыре десятка.

Только в непосредственном охранении было восемь эскортных авианосцев. Пять однотипных с погибшим весной "Кардом" — "Коре", "Нассау", "Бэрнс", "Кроатан", "Бретон", по двадцать восемь самолетов, истребителей и противолодочников. Три совсем новых, "Касабланка", "Линкольн бэй", "Коррехидор" — продукт верфи Кайзера, пообещавшего американскому флоту "построить сто авианосцев за один год", но удалось получить заказ лишь на пятьдесят (и в нашей истории, верфь в Ванкувере выполнила свои обязательства — первый, "Касабланка", был заложен в ноябре сорок второго, пятидесятый же, "Мунда", поднял флаг в июле сорок четвертого, на один корабль уходило от восьми месяцев в начале, до четырех в конце), несли всего на один самолет меньше — на практике же оба типа авианосцев брали на палубы и в ангар и три десятка машин. А во главе старый линкор "Калифорния", ветеран Перл-Харбора, там затопленный японскими торпедами, но поднятый, восстановленный, и этим летом вошедший в строй. И еще восемнадцать "эскортных миноносцев" (аналог в советском флоте, сторожевой корабль), шесть старых эсминцев — "гладкопалубников", перестроенных в эскортные корабли, четыре "патрульных фрегата" (не очень удачные корабли — копия английских, но вышли хуже, были недостаточно вооружены для своих размеров и имели слабые корпуса, трещавшие на волне), восемь больших тральщиков "Оук".

В двадцати милях параллельным курсом шла эскадра дальнего прикрытия — линкоры "Саут Дакота" и "Алабама", легкий авианосец "Монтерей", тяжелые крейсера "Уичита" и "Балтимор", легкие "Коламбия" и "Денвер", в окружении двенадцати новых эсминцев типа "Бристоль" (облегченная версия "Флетчера", строились для Атлантики). Сила, достаточная, чтобы отразить нападение на конвой немецких рейдеров. Но и это было не все.

В двухстах милях позади разрезал волну еще более сильный флот. Три тяжелых авианосца, "Йорктаун", "Интрепид", "Банкер Хилл" — все новые, типа "Эссекс" (если бы эти проклятые гунны у Нарвика не потопили бы "Лексингтон", было бы четыре). По девяносто самолетов на каждом — новые истребители "Хеллкет" и еще более мощные "Корсары", а также пикировщики "Донтлесс" и торпедоносцы "Авенджер", проверенные победой у Мидуэя. Рядом с авианосцами шли новейший линкор "Нью Джерси", крейсера "Монпельер", "Санта Фе", "Окленд", "Сент-Луис", в окружении двух десятков эсминцев, "флетчеров" и "бристолей". Этот флот должен был сыграть роль "засадного полка", когда немцы навалятся на конвой, свяэут боем группу дальнего прикрытия — и вот тогда почти три сотни самолетов нанесут удар, после которого останется лишь преследовать и добить.

Конвой и обе эскадры шли не на восток, а на юг. Не из Нью-Йорка в Шотландию, а из портов Западной Англии в Португалию. Где немцы перешли в наступление, бросив в бой дивизии корпуса ужасного Роммеля, вывезенные из Ирака, и войска, подошедшие из Рейха. Горы не способствовали танковым прорывам, как ливийская пустыня, но удар был страшен, за три дня плацдарм сократился почти в полтора раза, и американское командование слало в эфир призывы о помощи, уже заканчивались боеприпасы. Но малые конвои и одиночные транспорта, пытающиеся проскочить, подвергались атакам люфтваффе и подводных лодок, потери были ужасны. Было ясно, что если не удастся доставить подкрепление и пополнение запасов, то плацдарм будет потерян — вместе с надеждой на будущую беспрепятственную высадку в Европе. Поскольку Нарвик показал, что при десанте на необорудованный берег, активно обороняемый противником, кровавые потери составят не меньше шестидесяти процентов, то сама мысль об этом вызывала страх в штабах. Значит, Португалию надо было удержать во что бы то ни стало.

Моряки обеих эскадр знали, что навстречу им выйдет немецкий флот — и ждали этого, чтобы рассчитаться наконец с проклятым пиратом Тиле! Конечно, на Тихом океане мы тоже расстреливали плававших в воде японцев — но это ведь желтомордые макаки, а не люди белой расы, и вообще, как смел этот гунн оказаться удачливее нас? Про него говорят, что на море он, как Роммель на суше — но пушки есть пушки, и никакая хитрость не играет против большего числа и калибра стволов! Хотя строго говоря, по числу пушек перевес был скорее на стороне гуннов — по данным разведки, в эскадру Тиле, сейчас сосредоточенную в Гибралтаре, входили линкоры "Фридрих Великий" (бывший "Ришелье"), "Гнейзенау", "Шарнгорст", пришедшие из Тулона "Дюнкерк" и "Страстбург", и переданные в его подчинение по категорическому требованию самого Гитлера итальянские линкоры "Литорио" и "Венето". Итого на бумаге выходило семь линкоров против четырех, и это не считая крейсеров и эсминцев, известно было что из Тулона также пришли два или три тяжелых крейсера и три легких, очень удачного типа "ла Гаррисолльер", с дивизионом эсминцев, итальянцы также привели с собой легкие силы — но мы-то помним, что еще Наполеон говорил, как легко воевать с коалицией! Если гунны под началом Тиле уже заставили себя уважать (даже "Ришелье", на котором была немецкая команда), то французы и итальянцы никогда не взаимодействовали ни с немцами, ни между собой — предполагалось, что как раз для отработки этого "берсерк" Тиле и собрал флот в Гибралтар. Кроме того, боеспособность итальянцев, едва сумевших всем флотом одолеть старый британский линкор "Рамилиез", вызывала усмешку у ветеранов битв у Гуадаканала… ну не совсем ветеранов, но там же были такие же американские парни как мы, и мы славно врезали этим япошкам? А главное, Тихий Океан показал, линкоры уходят в прошлое, и морями отныне будет владеть "Его Величество Король Авианосец", как сказал сам великий Хэллси. А по палубной авиации и сравнивать было смешно!

Три раза по девяносто — на "эссексах". Сорок — на "Монтрее". Восемь раз по тридцать — на эскортных. Итого пятьсот пятьдесят машин в воздух — и это против сорока на единственном "Цеппелине" у гуннов? При тринадцатикратном превосходстве в авиации, говорить о военно-морском искусстве просто неприлично! Даже хорошо, что линкоров у противника семь — больше вероятность, что соблазнятся казалось бы, легкой добычей. Но "Калифорния" как минимум, не уступит "Рамилиезу", который дрался полдня с целым флотом, тут, даже если гуннам удастся внезапно подойти на дистанцию артиллерийского боя (что проблематично, учитывая их "сплаванность" меж собой), надо продержаться меньше часа, когда в игру вступит авиация, ну а потом… не будет уже у Тиле никакого "потом", кроме петли на рее! Или его живым бросят к его же любимым акулам?

Так говорили матросы в кубриках "Йорктауна", когда уже в море им было объявлено о цели похода. На мостике и в кают-компании было больше скептицизма, неизвестными величинами оставались немецкие субмарины и береговая авиация. Потому, для защиты от первых, и было взято такое большое количество противолодочных кораблей, да и авиация должна была сказать свое слово — ну а вторая проблема решалась простым удалением вероятного места боя от вражеских берегов. Радиус действия немецких истребителей не так уж велик, ну а атака авианосной эскадры бомбардировщиками без истребительного прикрытия, это самоубийство.

Ведь победа была очень нужна, по политическим мотивам! Не случайно в состав был включен "Нью Джерси", на котором наш президент, Франклин Делано Рузвельт, должен отбыть в Мурманск, а затем в Ленинград, на встречу с русскими. И громкая победа американских вооруженных сил (если уж не выходит на суше, так и в море хорошо), это лишний козырь на переговорах, о чем бы они ни шли.

Потому "Нью Джерси" и поставили в отряд тяжелых авианосцев, а не рядом с "Алабамой". Ведь в бою линкор мог получить повреждения, прийти в нетоварный вид — и на чем тогда наш Фрэнки поплывет в Мурманск? И кто сказал, что "эссексам" не нужно прикрытие, а вдруг по какой-то случайности кто-то из гуннов выйдет на них — нет, лавры еще одного "Глориеса" или "Фьюриеса" нас не привлекают! Зато после президент мог с чистой совестью сказать, что пришел на корабле, участвовавшем в том самом, победном сражении!

Как говорят в Техасе, сколько койоту ни таскать кур, рано или поздно нарвется на охотника. Хорошие парни всегда в итоге побеждают! Ну а Тиле надлежит сыграть свою роль, мальчика для битья.

Примечания

1

Об этом читайте. в кн. "Морской Волк" и "Поворот оверштаг".

(обратно)

2

Об этом читайте в кн. "Восход Сатурна".

(обратно)

3

Об этом читайте в кн. "Днепровский Вал".

(обратно)

4

Об этом читайте в кн. "Белая Субмарина".

(обратно)

5

В нашей истории ПЛ тип XXI носили номера начиная с 2501, вступая в строй с июля 1944. Так как в кригсмарине для подлодок нумерация была сквозная, то очевидно, что при более ранней постройке в альт-истории у них будут меньшие номера. Предположим, здесь они будут начинаться с 1501.

(обратно)

6

В Компартии Зап. Украины были распространены взгляды, что после объединения Западной и Восточной Украины, будет создано независимое социалистическое Украинское государство. В результате в 1940 году КПЗУ была распущена, а ее руководство репрессировано.

(обратно)

7

В британском флоте морская пехота составляет расчеты корабельной артиллерии, а также, при необходимости, исполняет роль десантной партии и военной полиции.

(обратно)

8

В люфтваффе аналогом полка советских ВВС была "группа", 3–4 эскадрильи. Несколько групп сводились в "эскадру" — аналог нашей дивизии. В данном случае это 77я истребительная (Jagd) эскадра.

(обратно)

9

См. "Днепровский Вал".

(обратно)

10

Звание британских ВВС, соответствует нашему капитану.

(обратно)

11

Звание в британских ВВС, соотв. нашему майору.

(обратно)

12

В ВВС США организация была больше схожа с немецкой, чем с советской. В истребительной эскадрилье могло быть от 16 до 40 самолетов, три эскадрильи составляли "группу", от трех до пяти групп — "авиакрыло", дальше следовали "командования", произвольного состава, и "воздушные армии", последние объединяли всю армейскую авиацию на данном ТВД. Организация бомбардировочной авиации была схожа, только эскадрилий в группе обычно было четыре, а самолетов в эскадрилье меньше, например семь В-29 или четырнадцать В-17.

(обратно)

13

Опознавательные знаки ВВС США — белые звезды в синем круге, с 1940 года рисовались асимметрично, на одном крыле только сверху, на другом только снизу.

(обратно)

14

Реальный факт! Желающие могут поинтересоваться, отчего у жертв фашистской агрессии в апреле 1940 были чисто символические армии.

(обратно)

15

Звание фельдфебеля флота, примерно соответствует нашему главстаршине.

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg