«По ту сторону»

По ту сторону (fb2) - По ту сторону 1155K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Владимирович Щепетов

Сергей Щепетов По ту сторону

«По ту сторону»: Крылов; Санкт-Петербург; 2017

ISBN 978-5-4226-0278-0

От автора

В судьбу, рок и восточные календари я не верю. В посты, свечки и ароматические палочки тоже не верю — увы! Я бы и в Бога не верил, но как ученый не могу отрицать факт Его бытия. Как-то так сложилось, что пришлось мне попутешествовать по нашей жизни вверх и вниз, вдоль и поперёк, пришлось оказаться причастным сразу к нескольким наукам, которым в молодости меня почти не учили. И вот прихожу я на работу, размахиваю книжкой Маркова или Вишняцкого и кричу: «Ребята, я понял! Я наконец узнал!..»

— И что ты узнал? — осаживают меня коллеги. — Что Марь-Иванна дура? Что с нового года будет сокращение? Уймись — отчёт составлять надо!

Отчет составлять, конечно, надо… Тем не менее есть у меня ощущение, будто всё, что делали и делают эти высоколобые умники, включая Дарвина, имеет к нам самое прямое отношение. Когда-то цивилизованный мир всколыхнулся от известия, что обезьяны — наши ближайшие родственники, что у нас общие предки. Ну, собственно говоря, и что? Какая нам половая разница? Оказывается, разница есть! То ли мы — Венец Творенья, то ли всего лишь уродливые приматы…

А почему уродливые-то? Вот, к примеру, у нас цивилизация — мы ездим на авто и сидим за компьютерами. И зачем же люди эту самую цивилизацию создали? Вполне могли бы обойтись без неё — ведь столько пота и крови пролили…

С какого перепугу в древности люди вытёсывали и перемещали огромные каменные блоки? Зачем строили Стоунхендж, пирамиды и прочие мегалиты? Им делать больше было нечего? Наверное, они это делали с того же перепугу, с какого ныне небогатая наша страна куёт супертанки, варганит ракеты, клепает истребители и, не считаясь с затратами, защищает сомнительного президента далёкой страны. Разве не похоже?

Мы ведь не выбирали, кем и когда родиться. Уж коли угораздило родиться человеком, очень полезно научиться видеть разницу между разумными действиями и проявлениями древних инстинктивных программ. Чтобы в повседневной реальности отличать то, что нужно просто терпеть, от того, что можно и нужно менять. Скажем, за демократию надо бороться или в данном конкретном обществе это дохлый номер? А воевать с глобальным потеплением нужно, или оно само рассосётся? Если жена на четвёртом году семейной жизни превратилась в невыносимую стерву, надо дарить ей подарки и хорошо себя вести, или это бесполезно? Зачем всю жизнь «упираться рогом», если в старости не получишь и того, что бесплатно имел в детстве?

Подобных вопросов можно задать много. Но у меня нет ответов, есть только догадки. Попробую рассказать про это сказку. Жанр вроде бы ни к чему не обязывает — хотите верьте, хотите нет. Может, кто-нибудь прочитает и придумает ответы? Или хотя бы новые вопросы…

Глава 1. Встреча

В мире было мокро, холодно и бесприютно. Передо мной шумел проспект, на остановке толпились пассажиры. Они шарахались от брызг из лужи, когда мимо проезжали машины, но всё равно стремились быть ближе к краю, чтоб первыми заскочить в автобус или маршрутку, когда она придёт.

…Сверху сыро, снизу грязно, Посредине безобразно. Мое тело и душа, За душою ни гроша!..

вспомнились слова старенькой песенки Ю. Кукина. Какие-то «гроши» в моих карманах всё-таки были, но остальной пейзаж соответствовал полностью. Подошёл седовласый бомж:

— Выручи, батя! Семь рублей на жетон не хватает!

«Какой я тебе «батя»?! — мысленно изумился я. — Впрочем, это я сам мню себя молодым, а со стороны-то виднее…»

— Держи! — сказал я и, зачерпнув не глядя, сыпанул мелочь — рублей пятнадцать, наверное.

Однако этот фрукт тут был, конечно, не один — и что их так ко мне тянет?

— Слышь, корефан! Помоги! Двадцать рублей не хватает!

— Нету. (Вот уж, не корефан я тебе — совершенно точно!) Кто бы мне самому помог?!

— Жмот, с-сука… — пробормотал едва слышно бомж, отходя в сторону.

— От такого слышу! — так же тихо ответил я.

— У-у…

Меньше всего мне сейчас хотелось ввязываться в конфликт. Оппонент, похоже, придерживался того же мнения и тихо отвалил. А я остался посреди всей этой безысходности.

«Может, завалиться к кому-нибудь? Ну да, конечно… Впрочем…»

Мобильник послушно предъявил искомый номер, и я придавил зелёную кнопочку:

— Привет, Таня! Я просто так звоню, поинтересоваться, как жизнь.

— Ой, Вова! А я думала, что ты потерялся! Как хорошо, что ты позвонил! Ты представляешь, вчера Павел сказал, что… А сегодня с утра звонил Никифоров и…

Я отодвинул телефон от уха — бла-бла-бла! И снова: бла-бла-бла!

— Извини, подошёл мой автобус, а тут давка! Счастливо! — тихо крикнул я, нажимая «отбой». И, конечно, с места не сдвинулся. Только достал новую сигарету и прикурил: «Может, Серёге позвонить? Это, конечно, край, но всё-таки…»

Жизнь, однако, не предоставила мне выбора — мобильник в кармане затрепыхался, словно живой карась. Обычно он вёл себя гораздо тише. Я его ухватил и, не глядя на экран, нажал «приём». Голос меня почти оглушил:

— Вовка, ты где?!

— В пи… На звезде! Что ты орёшь?!

— Я ору?! Ну, ору, конечно… Давай пиво пить!

— Ну, если спирта нету… А креветок ставишь?

— Если заплатишь! Заходи!

— Это куда же?

— А в стекляшку за твоей спиной! Я тут сижу и смотрю, как какой-то придурок в плаще мокнет на улице. Это, часом, не ты?

— Сам ты это слово!

С Серёгой мы, кажется, были знакомы всегда. И никогда не были друзьями. Во всяком случае «закадычными». Когда-то он был тощим, костистым, несуразным парнем под два метра ростом. И вечно «себе на уме», вечно голоден и общителен настолько, что его избегали приглашать в компании — он всё съест и болтать будет один, а остальным придётся молчать. В общем, ещё тот чудик. Только взрослые почему-то говорили, что он талант и вундеркинд, хотя и ёжику было понятно, что он просто придурок. По моим отрывочным сведениям в послешкольной жизни он дальше кандидатской диссертации не продвинулся. В общем, в практическом плане данный кадр был бесполезен, а в общении утомителен. Но раз уж он оказался в непосредственной географической близости, то уклоняться от контакта я не счёл нужным.

И что же я увидел, зайдя в стекляшку? Сидит этакая туша, семь-на-восемь — восемь-на-семь, пьёт пиво из маленькой (!) кружки, курит сигару (или сигариллу?) и вообще…

— Вовка, пр-ривет!!! Подкатывай! Девушка, можно вас? Нам два пива! Ага — третьей балтики! И музычку уберите на хрен!

— По заказу клиентов!

— Ну, тогда потише сделайте! Вовка, сколько лет, сколько зим!

— Много Лель и много Зин, — солидно сказал я, стягивая мокрый плащ. — А ты чего?

— Да ничего! Понимаешь, я думатель изобрёл!

— Это уже было, — сказал я, усаживаясь на стул. — У Стругацких, кажется.

Мне захотелось рассмотреть получше новый облик старого знакомого, и я попытался протереть очки. Однако платок оказался довольно сопливым, а вытаскивать из штанов край рубашки я постеснялся.

— Ни хрена ты не понимаешь! — слегка возмутился Серёга. — Это ж я фигурально! Ну, назовём это «пониматель» или «читатель мыслей». Не важно!

— Конечно, не важно, — согласился я, запихивая платок в карман. — А креветок тут дают?

— Щас спросим!

Юмор ситуации заключался в том, что этот растолстевший жердяй действительно мог придумывать и изобретать. И, самое смешное, эти изобретения работали! Пальчики у него — когда-то тощие, а теперь толстые, как сардельки — были золотыми. Когда-то я сосватал его одной даме, удачно вышедшей замуж. Серёга оборудовал электроникой санузлы в их особняке — унитазы с тепловыми датчиками, биде с программным управлением и так далее. В общем, денег ему за работу дали много, но заказчица потом жаловалась — муж предпочитает всё свободное время проводить в сортире! Что же ещё родил этот монстр?

— Креветки кончились, — сказала пожилая девушка в грязноватом фартуке. — Лангустов будете?

— Это кто? — наивно спросил я.

— Ну, раки такие…

— А почём? — заинтересовался Серёга.

Ответ заставил его задуматься. Впрочем, ненадолго:

— Пошли! — сказал он властно. — Пошли отсюда на хрен!

— Это куда же? — ухмыльнулся я. — В светлый терем с балконом на море?

— Не трожь Высоцкого — это святое! Дай ей денег, а то у меня только крупные остались…

— Ты когда-нибудь повзрослеешь, Серёга?

— Не-а! — ухмыльнулся старый приятель. — Одевайся!

— Слушай, а с чего ты взял, что я вот прям щас всё брошу, куда-то пойду и что-то стану делать под твою дудку?

— Угу! — гнусно ухмыльнулся Серёга и заявил: — Бросишь, пойдёшь и делать станешь!

— С чего бы? — слегка оторопел я.

— Я ж те по-человечьи объясняю: придумал фиговину! И сделал! И тебя ею проверил. Во, смотри — работает!

То, что он мне продемонстрировал, больше всего напоминало советский широкоплёночный фотоаппарат «Киев». Возможно, он и послужил основой конструкции.

— Это же сканер душ человеческих, как ты не понимаешь?! — очень эмоционально заявил Серёга.

— Чего тут понимать-то, — пожал я плечами. — Ну, амфибрахий, то-сё… А наушники эти зачем?!

— Сам ты наушник! Это ж контакты! Органолептические! Пихай их в ухи, наводи объектив на девушку и жми на кнопочку — вот на эту!

Я навёл. И нажал.

«…опять придёт пьяный. Может, уснёт, как вчера? А Верка дура… Сколько раз я ей говорила — не женится он на тебе! Дотянула до четвёртого месяца… Курей и картошку я в пакет положу, а пиво? Надо ж налить во что-то…»

— Блин, — сказал я, выдёргивая наушники. — Что за фигня?!

— Проникся? — глумливо ухмыльнулся Серёга. — Тогда пошли!

По дороге я некоторое время размышлял о полезных и бесполезных изобретениях.

— А если навести на иностранца?

— Да то же и будет! — заверил изобретатель. — Это ж не слова, а поток сознания, так сказать. Ну, с иностранцами не так гладко получается — они всё-таки думают малость иначе.

— Ценная штука. Ежели её внедрить, то куча учителей иностранного языка останутся без работы. А уж как обрадуются следственные органы!

— На самом деле всё ещё хуже, чем ты думаешь, — сказал, погрустнев, Серёга. — Так что никуда я данную штуку внедрять не буду. Это — для моего личного пользования. Принцип я с одного приборчика слизал. Вот тот берёт по-настоящему и даже интерпретирует. А этот так — по верхам только, не высказанные вслух слова цепляет и не больше.

Что-то было у Шефнера про пещеру должника. Связи никакой, но именно такая ассоциация у меня возникла, когда я оказался в Серёгином логове. Это было первое впечатление. А второе — вот так и должен жить нормальный человек!

Это была угловая однокомнатная квартира на верхнем этаже панельной хрущёвки. Окно выходило в жизнерадостную стену новодельной многоэтажки из серии уплотнительной застройки. При всём при том, тут было тихо, следы протечек на потолке отсутствовали. Обои, правда, кое-где от стен отстали и свисали вниз, свернувшись рулончиками, но это только сверху. А внизу было вполне уютно — шкафы, стеллажи, кипы книг, компьютерное «железо» и провода, провода, провода… Где-то среди всего этого угадывался топчан, от него вели проходы в санузел и на кухню — к плите и раковине. Дичь, конечно, но я подумал, что и сам бы так жил, если бы…

— Проходи, располагайся! — гостеприимно сказал хозяин. И добавил без всякого пафоса: — Где сможешь.

— И что ж ты так живёшь? — вежливо спросил я. — Ты ж всю жизнь был талантливым и вундеркиндом. Не мог хоромами обзавестись на старости лет?

— Мог, — вполне серьёзно ответил хозяин, роясь под тумбочкой в поисках лишних тапочек. — И обзавёлся. Два раза. Потом бросил — пустое дело.

— Это почему же?

— А потому! Какой смысл в хоромах для меня лично? Всё равно всё отнимут, а я отдам. Просто не смогу не отдать. Вот такой я человек!

— Не понял?!

— Да всё ты понял! Сам такой же! Ну, куплю я квартиру или коттедж построю. Сразу жена, дети, тёща, тесть… А их надо обустроить, что-то им надо дать. Ну, можно, конечно, и не давать, но они ж хотят, а отказать я… Ну, короче, в лом мне это. Два раза обламывался — больше не хочу. Вот я тут живу — на это гнездо желающих нет, если только какая иногородняя чувиха позарится.

— А мало их, что ли?

— Много их, Вова, ох, много, — вздохнул приятель. — А я ещё не старик, сам понимаешь. Стараюсь на ночь никого не оставлять, но они ж цеплючие! Вот и думаю: может, студию сделать? Снести в сортире стенку и объединить с гостиной! Представляешь?

— Представляю. Однако думаю, это не поможет. Наоборот.

— Тьфу на тебя! — сказал Серёга и швырнул мне шлёпанцы. — Уж и помечтать нельзя!

— Мечтать не вредно! — заметил я и вернулся к реалиям жизни: — На хрена ж ты меня сюда затащил? У тебя что, сосиски и пиво есть?

— Не-а, только пельмени, — ухмыльнулся приятель. — А ты что, сюда жрать пришёл? Ща я над тобой эксперименты делать стану, понял?

— А пельменей сначала дашь? — безнадёжно вопросил я, усаживаясь на хозяйский топчан.

— Хрен тебе, а не пельмени! — буркнул Серёга. — Ложись на койку, надевай прибор! Да не ссы, не помрёшь!

Почему-то мне совсем расхотелось ругаться и качать права. Фиг-то с ним!

— Ну, лёг… Ну, надел… И что?

— А теперь расслабься и тихо-мирно вспоминай сегодняшний день. С самого начала. Вот ты проснулся в супружеской койке…

Смешно, но под этим колпаком с какими-то липучками внутри было уютно и хорошо вспоминалось. Однако долго расслабляться мне не пришлось:

— Стоп! Хорош! — проорал Серёга. — Будем глядеть, что получилось!

— Ну, гляди, — пробурчал я, усаживаясь на лежанке. — Что там может быть хорошего?!

— Озвучиваю! Слушай:

«Осмотр постоянного местообитания после пробуждения — облупленный потолок, стены с отлипшими обоями, грязные окна — вызвал у субъекта острую негативную реакцию. Причина (краткий вариант):

Дочеловеческие предки Homo sapiens, как и многие животные, обустраивали гнёзда или жилища — постоянные или временные. Этот инстинкт очень древний, настолько древний, что в мозгу есть даже определённый участок, отвечающий за «дом», «убежище». В данном случае размеры, отделка и удобства жилища имеют второстепенное значение. Главное, чтобы жизненное пространство было автономным, а его наполнение ориентировано на удовлетворение потребностей именно данной особи и никакой другой. Если такого дома-убежища особь не имеет или оно его не устраивает, возникает чувство дискомфорта — осознанное или неосознанное, вплоть до патологических изменений в психике. Сила потребности в доме-убежище, требования к нему у Homo sapiens формируются в детстве, но сама потребность является врождённой. В процессе социального развития особи возможны подмены и замещения».

— Доволен? — хмыкнул Серёга. — Что тут не так?

— Всё на месте, — кивнул я. — Прибор однозначно подтвердил, что вода мокрая, а огонь горячий. И что?

— Ну, не всякий огонь может быть горячим, — пожал плечами приятель. — Вам — гуманитариям — этого не понять. Но прибор тебя правильно дешифрировал?

— Конечно, правильно, — вздохнул я. — С жильём проблема. И никакого просвета: я-то хочу жить один, а метры нужны детям, поскольку им пора заводить семьи и размножаться. Но это — общечеловеческая проблема, о ней ещё классики писали. А нового что?

— Ах, тебе новое надо?! Ну, надевай шлем и вспоминай дальше. Вот ты проснулся сегодня утром, обозрел свою халупу и тебе она не понравилось. А потом? Только не много — мы пока только пробуем!

— Ну, сейчас…

…Туалет оказался занят, ванная заперта изнутри. Минут через десять щёлкнул шпингалет, из сортира появился заспанный юноша.

— Ты там что, книжки читаешь?! — накинулся я.

— А чо ты орёшь-то?.. Задолбал, папа!

— Я ору?! Слушай, ради того, чтобы ты рос сытым и грамотным, я отказался от докторской! Я десять лет занимался хрен знает чем! И что я имею в итоге?! Грязные тарелки на кухне?! Замок в двери сломан, кран на кухне течет — это я чинить должен?! Чтобы ты мог спокойно сидеть всю ночь у компьютера, да?! Тут тебе что, гостиница?! Не хочешь жить по-человечески — сваливай! Полкухни завалено мусором — это я его выносить должен?! Мало я твоих пелёнок когда-то перестирал?! Мало я халтур переделал, чтоб за твою учебу платить?!

— Ох-хо-хо… Как же ты достал… — вздохнул юноша. — Я что, просил меня рожать? Мама говорит, что это было твоё решение! А с твоими халтурами, докторскими и разгрузкой вагонов ты бы уж лучше молчал! Другие из своих кабинетов не вылезали и красиво жили! А ты что?

— Ну, спасибо, сынок…

— Стоп! — сказал Серёга и азартно потёр ладони. — А теперь посмотрим, что мой прибор скажет!

— Слушай, — вяло возмутился я, — может, пожрать дашь? Говорил, у тебя пельмени есть…

— Ага! Иди, ставь воду кипятиться, а я на экран результат выведу. Кастрюля под столом слева. Помой, если грязная…

Газ на плите я зажёг, кастрюлю с водой поставил. А Серёга сидел в закутке между шкафом и стеллажом. Его толстую рожу подсвечивали три экрана сразу, он сатанински улыбался:

— Получилось! Воспринимай!

«Практически нейтральное поведение сына вызвало у субъекта острую негативную реакцию, выплеск агрессии. Причина (краткий вариант):

Имеет место неосознанная попытка реализовать очень древний (ещё дочеловеческий) инстинкт изгнания самцом-доминантом подросших сыновей из общности. Инстинкт характерен для очень многих млекопитающих, ведущих групповой образ жизни. При переходе к производящему хозяйству (неолиту) у Homo sapiens данный инстинкт частично заместился другим — инстинктом укрепления сыновьями семьи как производственной ячейки. У животных и людей, не изгоняющих молодых самцов, последние обычно развиваются не полностью, часто оказываются исключенными из репродуктивного процесса».

— Угу, — сказал я. — А медведи, особенно белые, вообще собственных детёнышей жрут за милую душу — по телеку показывали.

— Медведи ведут одиночный образ жизни! — поучающим тоном заявил Серёга. — Они нам не пример. Вода вроде закипела — иди, засыпай пельмени. Только посоли сначала!

— Слушай, а что ты загрузил в свою машину? — поинтересовался я, вернувшись с кухни. — На основе кого оно у тебя думает?

— На основе всех богатств, которые выработало человечество! — гордо заявил изобретатель и начал перечислять: Юнг, Фрейд, Лобок, Лоренц, Дольник, Добровольская, Протопопов, Марков, Бутовская, Вишняцкий…

— Угу, — кивнул я, дослушав список. — Только Буровского и Щепетова не хватает!

— А что?! — встрепенулся приятель. — Это мысль — щас добавим! Они же есть в оцифрованном виде… Во — так-то лучше!

— Хи-хи, — отреагировал я. — Теренса Маккену забыл.

— «Пищу богов»? Верно, и его туда же! Теперь всё?

— Не-а! А Поршнев с Диденко?

— Бал-лин! — взвился Серёга. — Обыватель хренов! Почему «с»?! Поршнев — хороший человек, он в списке один из первых! Ты просто прослушал! А Диденко… Ты бы мне ещё Блаватскую и Мулдашева сосватал! Бал-лин горелый! Не ожидал от тебя!..

— Ладно тебе, шучу я так… Должно же быть у Кузи детство? Шуток не понимаешь, да?

— Ладно, проехали, — вздохнул Серёга, стремительно успокаиваясь. — Ну, что, ещё поиграем?

— А давай! Только смотри, чтоб продукт не убежал.

— Ладно!

— Понимаешь, прихожу я вчера с работы…

— Ты мне-то лапшу не вешай! Через «думатель» думай!

— Думаю…

…Дождавшись паузы в бесконечном изложении, кто что про кого сказал, куда пошёл и что купил, я начал рассказ о своём — самом больном и сокровенном:

— Ты знаешь, Вера, а меня сегодня опять Пал Иваныч вызывал…

Реакция женщины, с которой я прожил множество лет, была простой — выплеск агрессии, волна недовольства:

— Да куда ж ты сам смотрел?! Что, не мог нормально сделать?! Сам говоришь, куча ошибок и срок затянул! О чем тебя не предупредили?! Глупостей не говори! Чего ты не знал?! Ну, спросил бы у кого-нибудь!..

И так далее, и тому подобное. Самое обидное, ведь это не в первый раз. Но почему же я раз за разом наступаю на одни и те же грабли?! Почему меня тянет поделиться с близким человеком? Ведь знаю, что не пожалеет! А с другой стороны: нормальная, казалось бы, логика — поддержать мужа в тяжкий момент жизни. Ей что, трудно? Откуда это яростное желание добить, утопить окончательно? Я ей что, враг? Прямо-таки на предательство похоже…

— Та-ак, — сказал Серёга. — Зря мы тех двоих в базу загрузили — они писучие, оказывается. Теперь машина дольше думать будет. Во, готово!

«Субъект испытывает желание поделиться проблемами, пожаловаться на неудачи женщине. Причина (краткий вариант):

Последние 8–10 тысяч лет вид Homo sapiens существует в условиях, противоестественных для приматов. Древний инстинкт разбегания при увеличении численности накладывается на потребность в ещё большем скучивании для защиты своей кормящей территории. В результате репродуктивные возможности получили «недозрелые» самцы, до старости лет остающиеся полудетьми. Только из таких получаются хорошие рабы, работники и солдаты (не путать с воинами!) Соответственно, желание «поплакаться в жилетку» женщине — половой партнёрше, может возникнуть у вполне взрослого, казалось бы, мужчины. Он подсознательно ассоциирует её с матерью, которая обязательно пожалеет. Однако самки вида Homo sapiens более консервативны, они склонны следовать наиболее древним инстинктам. А эти инстинкты требуют, чтобы половой партнёр был силён и удачлив. Демонстрация слабости со стороны мужчины у женщины вызывает подсознательное чувство обиды и агрессию — не того выбрала!»

— Спасибо, родной, — сказал я. — Прямо бальзам на душу пролил! Утешил, можно сказать!

— Не, ну ты, Вова, чего хочешь? Истины или радости?

— Жрать я хочу…

— Ах да, чуть не забыл! Щас я воду солью! Ты всю пачку высыпал?

— Конечно! Там было-то…

— Не ври — там полкило оставалось! Ладно, сиди…

Через минуту хозяин вернулся:

— Уварились. Давай жрать!

— Давай, — вздохнул я. — Только ты сам, помнится, когда-то говорил, что жрать — дело скотское, а вот выжрать…

— Ноу проблем! — заявил Серёга. — У тебя за спиной на подоконнике коробка. Приищи там что-нибудь.

Я приискал. И долго разглядывал навороченную этикетку на литровой бутылке.

— Коньяк, что ли?

— Виски, дурак! Сколько-то летнее. Извини, дорогой, водки не держим!

— М-да… Это сколько же моих зарплат стоит данная емкость?

— Смотря какая зарплата.

— Но ты же типа бомжуешь?

— Не-а! — нагло ухмыльнулся Серёга. — Это у меня имидж такой. Просто на дело своё мне халтурами зарабатывать приходится.

— Типа унитазов с сенсорами, которые от запоров помогают?

— Это — в прошлом! Я нынче великий экстрасенс, психотерапевт, психоаналитик и гуру — всё в одном стакане.

— Что-то я тебя в Интернете не встречал. А в «Одноклассники» я не хожу…

— Слушай, Вован, — Серёга вдруг стал старым и усталым, — давай не будем о грустном. У меня псевдоним, конечно. У нас есть фуфырь, есть жрачка, над нами не капает, и менты не повяжут за распитие. Что ещё нужно для полного счастья?

— Ну, как тебе сказать… — замялся я. — Вот твой «думатель» мне в душу нагадил, всё объяснил, сволочь. А делать что? Жить-то как?!

— Ну ты даёшь! — чуть не разозлился хозяин. — Сразу сказать не мог? Это ж другая функция! Смотри: заходишь в «Меню» и жмёшь «Рекомендации». Усёк? Ну, внимай!

«Диагноз:

Данная особь мужского пола не является высокоранговой (в этологическом смысле). Или не считает себя таковой.

Рекомендации:

Никогда не жаловаться непосредственным или потенциальным половым партнёршам, а так же детям — своим и чужим. Допускаются жалобы только на избыток денег, жилья и свободного времени. В определённых ситуациях можно пожаловаться на избыток власти и сексуальных партнёрш. В крайнем случае на реальные трудности можно пожаловаться маме, бабушке или тёще. Однако и этого следует избегать — им гораздо приятнее видеть вас успешным».

— Понял? То-то! А ты говоришь «купаться»…

— Тоска… — сказал я, перемещаясь на кухню. — Во многом знании сплошные печали. А майонез или сметана у тебя есть?

— А хрен его знает! Посмотри в холодильнике!

В холостяцком холодильнике по определению должна быть «…зима, пустынная зима…». Однако в обшарпанном советском уроде имелось много чего. С трудом я выбрал нечто, похожее на майонез, но это оказался французский соус для седла барашка «по-испански».

— Сойдет, — сказал хозяин. — Наливай!

Налили. Выпили. Пожевали пельменей. Что-то и есть расхотелось… Впрочем, «вискарь» обжигал слизистую, и его надо было закусывать. Пару переваренных раскисших пельменей я оставил для заедания следующей дозы.

Закурили.

— А знаешь, Вован, как я первый лимон заработал? — задумчиво проговорил Серёга. — Обхохочешься.

— Что, и правда смешно? — с превеликим сомнением в голосе уточнил я. — Только учти, таких историй я наслушался выше крыши. Обычно они кончаются просьбой занять пяток тысяч до зарплаты. Или гонорара.

— Я тебе сам займу, — обиделся хозяин. — Ты хто такой? Чиновник, блин, исполнитель! А я — ого-го!

— Хорош пальцы гнуть! — вздохнул я, разливая по новой. — Всё это мы проходили. Что-нибудь новенькое скажи.

— Так ты же слушать не хочешь! Ну, ладно, внимай! Сосватали мне как-то по знакомству одну девушку. В смысле — даму. Страдающую. То ли она жена какой-то шишки, то ли мама, то ли тёща — я такими вещами принципиально не интересуюсь. В общем, девушка мучается, и никто ей помочь не может. Я — последняя надежда. Ясен перец, объясняю даме, что не практикую, поскольку завсегда только о возвышенном думаю. А она мне… Ну, короче, сумму назвала хорошую и с перспективой развития. Я согласился — как бы нехотя.

— Угу, — кивнул я, отслеживая действие «вискаря» на свой организм. — К тому времени ты уже полгода питался кефиром и черняшкой. А тут ты трахнул старушку, она ушла довольная и оставила кучу денег. Да?

— Обижаешь, начальник! Мокрое дело шьёшь, а я просто компот пролил! Бедным я тогда уже не был — электронные унитазы, биде, то-сё… Но в данной песне меня приколол юмор ситуации: у девушки (слегка за шестьдесят) всё есть. Однако она страдает от того, что на лице образуются морщинки, а на ляжках целлюлит. Она не претендует на то чтобы от этого избавиться, она желает перестать от этого страдать! Представляешь?!

— Не-а… Не представляю. Шибко умная, что ли?

— Нет, конечно! Просто ей завидно — у некоторых знакомых дела обстоят хуже, а они не страдают. В общем, перепробовала она множество всяких психотерапевтов и психоаналитиков, заплатила кучу денег, потратила уйму времени, но страдать не перестала.

— А ты её враз вылечил, да?

— Опять ты хамишь и упрощаешь! — почти всерьёз обиделся Серёга. — Я ей сказал, что лечить не буду, денег не возьму, но диагноз поставлю и рецепт пропишу. А дальше как хочешь!

— Поставил?

— Угу. Ну, я приборы подключил, экранами поморгал, индикаторами посигналил — всё как положено в хайтеке. До кучи в колокольчики позвонил, свечки зажёг, перекиси водорода плеснул… Ну, пошаманил малость — бабы это любят, зачем отказывать? А потом спрашиваю: сколько сексуальных партнёров было у вас в жизни? Она говорит: два. А сколько мужчин добивалось вашей благосклонности? Она говорит: три, остальных я сразу отшила. Вот, говорю, в чем проблема! И приборы, и вышние силы говорят о вас одно и тоже! Вы достойны в жизни как минимум пяти сексуальных партнёров! А ухаживать за вами должны буквально все мужчины! Ну, десятка полтора как минимум. Отдаваться им не обязательно, но взгляд… Но благожелательная улыбка… Мах ресниц… Это же не трудно, правда? И как только избранные окажутся в вашей койке, а прочие — у ваших ног, от хворей и страданий ваших не останется и следа! На сём, говорю, прощайте!

— Простилась?

— Угу. А через месяц я стал богатым человеком. До сих пор поздравления от неё получаю по всем праздникам!

— Да-а, — вздохнул я, разливая следующую дозу. — Если б не… Подумал бы, что ты байки травишь, сказки рассказываешь. Давай по последней и пойду — а то жена…

— Вот! — воздел к потолку толстый палец хозяин. — Опять ты за своё! Причем тут жена?

— Что значит «причём»? Она же жена!

— Угу, — глумливо ухмыльнулся Серёга. — А тебе не приходила в голову простая мысль: вот сидят двое немолодых мужчин, пьют виски, общаются, и им хорошо. И вдруг кто-то должен всё бросить и бежать сквозь темень и слякоть, чтоб получить тарелку невкусного супа и кучу упрёков. Это нормально?

— М-м-м… — засомневался я. — С одной стороны, конечно, но с другой как бы…

— Всё с тобой ясно! — заявил хозяин. — Номер давай!

— Чей?!

— Её, конечно. Как она у тебя… Вера?..

— Ивановна…

Наверное, я оказался под гипнозом чужой воли — достал мобильник, отщелкал в «записной книжке» номер жены и выложил перед Серёгой. А тот немедленно этим воспользовался. Мне оставалось лишь прикурить сигарету и ждать дальнейшего развития событий. Ожидание оказалось недолгим:

— Вера Ивановна? — пророкотал бархатным, прямо-таки обволакивающим басом Серёга. — Добрый вечер. Боюсь, вы меня не помните, хотя мы знакомы. Это Сергей Похмелюгин вас беспокоит. Нет-нет, точнее, да! Просто Нетрезвякин — мой сценический псевдоним! Да-да, вы совершенно правы! Именно так — он здесь! Что вы, с женщинами у нас проблема! И выпить нам сегодня никак не светит! Но завтра… Может быть, вы согласитесь составить мне компанию? Ваш образ… Но сегодня у нас очень важные переговоры. Боюсь, что до утра. Если ваш Владимир не оплошает… Одну минутку! — Серёга прикрыл микрофон ладонью и стал говорить чуть в строну: — Вовка, ты что мне подсовываешь?! Я же сказал, требуй сто тридцать семь миллионов, и ни копейки меньше! Евро, конечно, при чём здесь доллары?! Нет, не соглашайся!

Он убрал ладонь с агрегата и продолжил всё тем же тоном:

— Простите, Вера Ивановна, такая у нас работа! Если мы победим, вы согласитесь украсить нашу вечеринку? Уютный ресторан, тихая музыка, смокинги, вечерние платья… Как у вашего… гм… Володи со смокингом? Но это же не сможет помешать вам к нам присоединиться, правда?.. Нет, вам наш адрес не нужен, я просто пришлю за вами машину! О, разумеется!.. Одну минутку, извините!.. Кажется, президент требует меня лично! Я вам перезвоню, извините…

Он нажал отбой и откашлялся, сволочь!

— Вот видишь, как всё просто, — устало вздохнул хозяин. — А ты говоришь «жена»!

— Вообще-то я молчу, — констатировал я. — А говоришь — ты. Ты хоть знаешь, сколько весит эта моя Вера Ивановна?

— И знать не хочу! — заявил Серёга. — Сегодня эта женщина заснёт счастливой, овеянной мечтами и грёзами, понял? Мой принцип: халва безумцу, который навеет этой тётеньке сон золотой! Понял?

— Да пошел ты… — отмахнулся и пригорюнился: «А сам-то я могу кому-нибудь что-нибудь навеять? И надо ли?..»

В пароксизме безысходности я плеснул нам в бокалы полуторную дозу:

— За то что б мы не спали!.. Со всякими там грёзами, бляха-муха!

— Не хочешь, не спи! — философски пожал плечами Серёга. — Я вообще предпочитаю спать один, но они — эти мерзавки — всё норовят остаться на ночь и прилюлюпиться. Будем!

Выпили, заели соусом, закурили. И он зазвонил. Да-да, затренькал мой не убранный со стола мобильник!

«Ну вот, — скорбно подумал я, — уже и началось. Интересно, она отправит меня смокинг покупать или скажет, что завтра идёт на день рожденья?»

Облом оказался полным — звонила дочь:

— Папа, здравствуй! Ты помнишь, что я тебе вчера говорила?

— А ты мне вчера что-то говорила?

— Ну, значит, хотела! Какая разница. Я выхожу замуж!

— Опять?! — меня словно ударили под дых. — Ты ж выходила уже…

— Ты не понимаешь! Теперь всё серьёзно! Мы любим друг друга! И не надо твоих шуточек!

— Хорошо-хорошо!.. — растерялся я. — Выходи, кто ж мешает?!.. А за кого, если не секрет?

— За Сашу Терпигорева — неужели ты не понял?!

— Кхе!.. Гм!.. Кхе-кхе…

Серёга, понимающе ухмыляясь, подал мне бокал с новой дозой вискаря. Я выпил его как воду:

— Извини, доченька, что-то у меня с горлом… Я сейчас… Кхе! Кхе-Кхе! Уф-ф!.. Да-а-а… Слушай, но ведь ты же… А он… Красивый парень, конечно, но… И родителей его я знаю…

— Папа!

— Кхе! Ты, вообще-то, у меня совета спрашиваешь или в известность ставишь?

— Ну, папа!!!

— Кхе! Я тебе перезвоню!..

Красная кнопочка отбоя мягко продавилась под пальцем. Вид, наверное, у меня был ещё тот — Серёга отлепил от своей губы сигарету и протянул её мне. Я докурил в две затяжки. Вроде полегчало… Достал из пачки новую.

— Погоди, — остановил меня хозяин. — Давай лучше науку изучать. Познавать, так сказать, натуру человечью!

— Опять эта машина?

— А что? Пусть от твоих соплей будет хоть какая-то польза!

— Блин горелый!.. — безнадёжно вздохнул я, поднимаясь с табуретки. — Семь бед — один ответ…

Говорят, что к сыновьям отцы предъявляют завышенные требования. А дочерей просто любят… Доченька: девочка, девушка, женщина. Красавица, спортсменка, отличница… Преуспевающий менеджер в навороченной фирме… Ну, конечно, по возрасту ей уже пора замуж. Но… Но при чём тут этот Сашка Терпигорев?! Я его родителей со школы знаю! Отец — хулиган и олигофрен, два срока отсидел, наркоман, алкаш и ханыга. Мамаша — бывшая проститутка, диабетчица и тоже вроде бы алкоголичка, если такое бывает. А сынок ихний — красавец-парень, этакое тупое, наглое животное. Ну почему?! При чём здесь моя Людочка?!

— Э! — сказал Серёга. — Маловато будет! Техника предлагает многовариантную интерпретацию! Ежели мы её — такую интерпретацию — просекать станем, то моих запасов не хватит, да и не выпить мне столько! Дай ещё что-нибудь — про девочку, про мальчика — для локализации и конкретизации!

— Угу…

…она хотела общаться. Моя доченька-отличница общалась по телефону с подружками, реже — с мальчиками. А я слушал — вынужден был слушать… Что? А вот то: бла-бла-бла! И снова: бла-бла-бла! И опять… Час за часом, всё свободное время! И ни одной мысли, никаких соображений, обобщений, выводов — разум отдыхает! Только бла-бла-бла… Он пошел туда, а она сказала, а он… а она… но она купила… а я позвонила… а он… а она… а у неё… мне стало так смешно… но мы…

Боже ж ты мой!!! У неё почти не было четвёрок ни в школе, ни в институте! Она гуманитарий-полиглот, иностранные языки — легко и без мук. И ни одной книги сверх программы! Шаламов? — проходили. Толстого и Чехова — тоже проходили. Азимов, Ле Гуин, Стругацкие, Брайдер и Чадович — это кто такие? Лоренц, Дольник — это о чем? Лукьяненко?! А, мы же фильм смотрели! Булгаков? Мы его тоже смотрели — ещё в школе…Этот твой друг пишет книги? Ой, как здорово! Нет, не читала… Ну, извини, я только про вампиров люблю…

Эта девушка, если сама не сломает себе судьбу, вполне способна в будущем возглавить какую-нибудь крупную фирму или корпорацию. Может быть, станет влиять на политику, распоряжаться судьбами людей. Но как, если?!..

— Хорош! — заявил изобретатель, стягивая с меня колпак. — Эк тебя развезло. Ближайшие пятнадцать минут — ни грамма! Трезвость — норма жизни!

— Угу, — сказал я. — Кому бы в рыло дать от безысходности?

— Мы и это — про «в рыло» — тоже рассмотрим! Но сейчас давай разберёмся с брачеванием. Машина до хрена чего выдала. Как бы её на «резюму» переключить?.. Ага, чтоб, значит без лишних комментариев… Ну, просекай!

«Homo sapiens относится к немногим видам крупных млекопитающих, у которых самцы заботятся о потомстве. К этому их принуждают самки — в основном, при помощи «поощрительного спаривания». Миллионы лет эволюции выработали у самок этого вида инстинкт, который требует отдаваться самцам, занимающим наиболее высокое иерархическое положение в стаде или в стае. Такие самцы узнаются по ряду признаков — физическая сила, наглость, бесстрашие. Условия жизни людей за последние тысячи лет радикально изменились, а инстинкт остался. Соответственно женщины, будучи предоставлены сами себе — без внешнего контроля — подсознательно склонны выбирать партнёров по древним признакам. Даже если эти качества в современной обстановке не дают самцу никаких преимуществ в иерархической борьбе — инстинкт зовёт!»

— А рекомендации тебе надо? — ехидно спросил приятель. — А то щас нажму!

— Жми! — простонал я.

«Рекомендации:

При воспитании особей женского пола, которым предстоит жить в высокоразвитом обществе, следует всячески развивать их интеллект, способность контролировать разумом свои склонности и желания. На практике это удаётся редко. Поэтому в процессе развития цивилизаций был выработан более простой и эффективный способ — лишение женщин свободы выбора сексуального партнёра. Это — насилие, но оно естественно и в большинстве культур воспринимается женщинами как должное.

Примечание: Не исключено, что само возникновение цивилизаций, развитие науки, техники и культуры стало возможным лишь после того, как люди научились контролировать сексуальный выбор женщин».

— Спасибо, родной, — прокряхтел я. — Сразу всё объяснил, сразу всё распонятил! А делать-то что?!

— Как что?! — искренне, казалось бы, изумился Серёга. — Тебе же всё объяснили!

— И что же мне с того за радость?! Они ж точно поженятся! А через полгода разведутся со скандалом! Ещё и внука мне сделают… Или внучку… С плохой наследственностью!

— Не, ну ты чего, Вова? Простых вещей не понимаешь? Берёшь за косу, ставишь на четыре точки и ремнём по попе!

— А потом?

— Потом запираешь в тереме высоком!

— В который «нет хода никому», да?

— Конечно! Для того на Руси терема и придумали — чтоб девок там до свадьбы держать. Ты что, не знал?

— Слушай, Серёга… Ну, как я её буду пороть — у неё какой-то там пояс по тхэквондо, а у меня был только второй юношеский по боксу. И терем где я возьму? Мы же в трёшке живём!

— Ах, ты не можешь её пороть, да?! И терема у тебя нет?! А чего ж тогда выпендриваешься? Раз ты такой беспомощный и бедный, так нефиг и справедливости хотеть! Ешь, что дают, принимай удары судьбы и не ной! Раньше надо было думать!

— Это когда же — раньше? Пока маленькие были?

— Конечно! А ты думал, что твоя обязанность им на еду и шмотки зарабатывать? Нет уж — родил, так воспитывай!

— Слушай, Серёга… — мне опять стало тоскливо и грустно. — Слушай, вот уж в этом вопросе совесть моя чиста! Вот на ком я не экономил силы и время, так это на детях! Начиная от стирки пелёнок и кончая совместным приготовлением уроков. Ну, только что на дискотеки с ними не ходил, когда подросли! А толку? А результат?

— Чо ты меня-то спрашиваешь?! У меня же думатель-объяснятель есть! Который на основании «всех богатств» соображает! Вот давай его и озаботим. А ты вспомни что-нибудь из своей молодости, а из их детства. А я пока посуду помою…

Углубляться в прошлое мне хотелось не сильно, но постепенно я увлёкся — даже обидно стало, когда хозяин начал меня теребить:

— Хватит! Эти твои сантименты с розовыми соплями информации не добавляют. Принимай, что есть!

«Диагноз: субъект не удовлетворён результатами своих педагогических усилий. Причины (кратко):

В настоящее время можно считать доказанным, что основные свойства характера, психики, способностей ребёнка передаются по наследству. По разным оценкам от 70 до 90 процентов. Информация об этом не популяризируется по причинам социального плана. Педагог-воспитатель может изменить очень немногое, да и то в зависимости от своей заинтересованности и квалификации».

— Пороть надо было, — вздохнул я. — Но я же добрый…

— Что, не порол, что ли?

— Ну так, символически — когда маленькие были… Однако все говорят, что это вредно.

— А давай посмотрим — на основании того, что с тебя скачалось. Развернём причины!

— Давай…

«…Отношение к детям как к «цветам жизни» появилось очень поздно и только в благополучных обществах. Ещё во времена Чехова физические наказания были обыденностью даже в образованных семьях. Причина распространенности и устойчивости этой традиции заключается в необходимости подготовить будущего члена общества к ограничениям, которые придётся соблюдать в дальнейшей жизни. Часть этих ограничений (например, не убивать, не красть, не врать, почитать старших по возрасту или чину) кажутся очевидными, но тем не менее врождёнными не являются. Ребёнок может родиться с повышенной агрессивностью или склонностью к воровству. Безнаказанность в детстве легко может сформировать представление о вседозволенности и в дальнейшем сделать такого человека асоциальным элементом. Физическое наказание — самый простой педагогический приём, не требующий от воспитателя особой квалификации. А вот целенаправленное воспитание без физических наказаний, напротив, требует от воспитателя высоких моральных качеств, квалификации, заинтересованности, ненормированных затрат сил и времени. И всё это без гарантии успеха — сплошь и рядом оказывается, что врожденные пороки извести воспитанием нельзя, в лучшем случае удается слегка притушить их проявления…»

— Всё, хорош! — воздел я десницу к низкому потолку. — Ты меня накормил, напоил и в бедах моих утешил. Благодарю покорно! Ерштвоюметь, бли-ин горелый… Так мне что же, и домой сегодня идти смысла нет?! Моя благоверная со страшной силой готовится к свиданию с тобой, и я ей не нужен, да?

— Вова, ну какой ты скучный… — вздохнул Серёга. — Нет в тебе полёта, нет устремления!

— А куда надо устремляться-то?

— Ввысь, конечно! Или в глубины…

— По-моему, тебе ближайшие двадцать минут тоже наливать не стоит. Так ты что, меня тут спать положишь, раз от дома отлучил и жену совратил?

— Жену пока ещё не совратил. А надо?

— Пошёл на хрен! — от души выразился я и сразу же усомнился: «А, может, и правда, надо?..»

— Сам пошёл! — отреагировал Серёга. — И не куда-нибудь, а в сортир! А я тебе лежанку пока оформлю. И морду помой, а то у тебя глаза грустные!

Из «совместного» санузла я вышел минут через десять. Некое лежбище для меня было уже готово, а Серёга опять сидел в паутине проводов среди разнокалиберных экранов.

— Справился? — косо глянув, спросил он меня.

— Чо там справляться-то… — вяло отмахнулся я. — Только в зеркало смотреть противно. Лысею!

— Вот! — внезапно возбудился изобретатель. — А почему тебя колышет количество волос на голове, а?

— С ними красивше… — недоумённо пожал я плечами.

— Врёшь! — обрадовался приятель. — Эту тему надо разжевать! Давай, надевай колпак!

— Опять? Ну ладно…

И машина считала мои мысли. И выдала резюме:

«Диагноз: субъект не удовлетворён своей внешностью, в частности количеством растительности на голове.

Причины (кратко). Субъект сомневается в своём иерархическом ранге и подсознательно ищет ему подтверждения. Наиболее простым и древним показателем «высокого качества» самца у приматов является его внешний облик — он должен быть «свиреп, вонюч, волосат». Отсутствие буйной растительности на голове неосознанно воспринимается как признак молодости (ещё не выросла) или старости-дряхлости (уже облысел). Отсюда происходит мода на парики и бороды в средние века или на щетину на подбородке в конце XX — начале XI веков. Издревле рабов, заключённых и рекрутов стригли наголо. Протест против традиций общества — длинные волосы хиппи. Отсюда происходит и «антимода» конца XX века — бриться наголо, характерная для низко— и среднеранговых членов криминальных группировок. У женщин мотивировка другая».

И придраться мне было не к чему — всё по науке…

— Ладно, мы спать-то сегодня будем? — уныло поинтересовался я.

— Ложись, а я ещё посижу…

— Угу… Только музычку убери! — попросил я, стягивая штаны. — Эти ритмы на басах меня за селезёнку щиплют — терпеть не могу!

— А это — другая тема! — заявил Серёга, поднимаясь во весь свой немалый рост. — Прикол в том, что это — не моя музычка.

— В смысле?

— Данные зажигательные ритмы тяжёлого рока происходят из сорок шестой квартиры. Она находится этажом ниже, и вход из соседнего подъезда. Однако пробивает сквозь все стены — хрущёба всё-таки.

— И ты это терпишь? — подначил я в пьяном кураже. — Насколько мне известно, боец из тебя не ахти, однако имидж внушительный. Сходил бы к ним и разобрался! А то давай вдвоём сходим — ну, огребём пи…й — первый раз, что ли? Спать же не дадут!

— Не, — качнул головой амбал, — там мы не огребём. Ходил я уже… Думаешь, там бритые жлобы веселятся? Не-а! Это девочки-соплячки отдыхают. Студенточки иногородние там квартиру снимают. То соседей зальют, то пожар устроят. А уж без музыки им никак!

— И ты это терпишь?! — рефреном вопросил я.

— Обижаешь, начальник! — ухмыльнулся Серёга. — Я отчаянно борюсь за своё жизненное пространство! Отстаиваю его, так сказать!

— М-да, похоже, отстоял…

— Ваши намёки, Вован, я отвергаю в корне! — глумливо возмутился приятель. — Эта беда — не беда. Я, конечно, к ним поначалу ходил, объяснял, внушения делал и лекции читал о том, что жить в обществе и быть от него свободным никак нельзя. В том смысле, что надо себя ограничивать в соответствии с требованиями соседей. Однако хватает этих внушений максимум на сутки, а потом всё по новой. Они же девчонки — они не разумом живут, а…

— Хорош грузить! — слабо возмутился я. — Вот ты мне будешь рассказывать, каким местом думают тинэйджеры! Особенно женского пола… Знал бы, лучше б к жене ночевать пошёл!

— Да перестань ты ныть! Ты ж с технико-гуманитарным гением имеешь дело! Мешает чужая музычка? Так заткни её!

— Гранату кинуть?

— Зачем? Чемоданчик видишь? Ну, на котором у тебя подушка лежит? Вот, доставай его, открывай…

— Ну, достал. Ну, открыл… Это тот самый, который думатель-пониматель? И колпак вот тут пристроен…

— Он самый. Индикатор горит? Хорошо! Внизу по центру два тумблера, а над ними экранчик. Видишь?

— Угу!

— Смотри на экранчик и тихонько крути тумблеры — ищи «максимальное биение», как в рации.

— А как я узнаю, что нашёл?

— Узна-а-ешь!

В институте на военной кафедре нас учили пользоваться старинными рациями, так что крутить ручки настройки я умел. Правда, здесь эти штучки, казалось, были декоративными — техника явно реагировала не на вращение, а на тактильный контакт. Минут через пять я добился того, что еле слышная соседская музыка стала почти оглушительной.

— Быстро запеленговал! — проорал из своего угла Серёга. — Теперь жми на «Delete»!

И всё стихло.

— Во как! — искренне удивился я. — У них там разом все предохранители полетели и провода расплавились, да?

— Ты знаешь, — задумчиво сказал Серёга, — самое смешное, что всё цело. Но больше не работает. Честно говоря, эффект я изучил не полностью…

— А от автомобилистов оно помогает? — оживился я. — Ну, которые по утрам музыку в своих тачках под моими окнами включают? Или двигатели в шесть утра прогревают! Я уж и не знаю, то ли последней гранатой пожертвовать, то ли презервативами с дерьмом в них с балкона кидаться!

— А морды бить не пробовал?

— Пробовал, — буркнул я и пальцами покачал обломок переднего зуба. — Но это ж одеться надо и на улицу выйти… А так спать хочется!

— А вот у меня под окнами тихо! — гордо заявил Серёга.

— Машинка?

— Ты знаешь, на улице она пеленгует объект с полумаха. Двигатель глохнет, музыка вырубается. Но это не электромагнитный импульс, как при ядерном взрыве. Тут что-то смешнее…

— Темнишь ты что-то, — вполне резонно заметил я. Но его реакция была неадекватной.

— Ну, темню! — вдруг заорал Серёга. — Не знаю я! Не знаю я, в какой шарашке этот блок сделали! Запчастей нет и не будет! Я к нему интерфейс модерновый приделал, оно работает! А где взял — не скажу, блин горелый! Я ещё пожить хочу! Бл-ляха муха и…

Матерился он долго и невнятно, постепенно затихая. Я терпеливо ждал. Меньше всего мне хотелось оказаться замешанным в какие-нибудь отвратительные тайны — зачем? Хотя исподволь в сознание заползала мысль: а почему нет? Чем я рискую, кроме жизни, от которой давно не получаю удовольствия? Дом я построил, дерево посадил (а срубил гораздо больше!), детей родил и вырастил. А где-то, наверное, растут и те, кто не подозревает о моём отцовстве — но мамы-то знают! В общем, свой МВП (мужской вклад в потомство — этологический термин!) я внёс, наверное, полностью, бесценные гены свои репродуцировал. Так «Чем дорожу, чем рискую на свете я? Мигом одним, только мигом одним…»

— Слышь, ты, электронный гений, — грубо сказал я. — Давай ещё по сто грамм вмажем. Для успокоения твоих нервов!

— И по бабам? — хмыкнул Серёга.

— Не, я те круче приключение предлагаю: вмажем граммульку, а по бабам не пойдем — вот это будет прикол!

— Это не прикол, — вздохнул приятель. — Это — старость. — Ну, наливай!

Бокалы я поставил рядом, чтоб не промазать, и разлил виски очень аккуратно. Чуть задумался, прикидывая, надо ли чокаться и за что. Но судьба распорядилась иначе: дом содрогнулся, и наши «стаканы» чокнулись сами собой. Прежде, чем я сформулировал вопрос, толчок повторился. Следом ещё…

Серёга подхватил свою посудину:

— Ну, будем, пока не началось!

— Будем…

Выпили, зажевали, подышали, закурили… И вновь тряхнуло!

— Слушай, — сказал я, — это не пьяные глюки. Это сейсмические толчки. Землетрясение типа. Надо срочно собрать вещи и покинуть помещение! Пока не рухнуло.

— Не-а, — печально вздохнул Серёга. — Это — соседи снизу. С первого этажа.

— Ты достал! — искренне возмутился я. — То у тебя девочки отмороженные музыку слушают, то землетрясения доморощенные! И всё — на ночь глядя! Куда я попал?!

— В задницу, конечно! — ухмыльнулся изрядно уже окосевший вундеркинд. — Это сосед снизу шумит. Он физкультурой занимается — хороший парень…

— Бьёт по стене штангой в двести кэгэ, да?

— Ну, может и не двести… А все триста!

— Что-то я не понял ваших приколов…

— Чо понимать-то… — Серёга ухватил бутылку с целью снова разлить, но передумал. — Мужик скупил весь первый этаж и, похоже, подвал в придачу. Оборудовал себе тренажёрный зал. Как со смены придёт, так и начинается…

— С какой ещё смены?

— Ты, когда через наш двор шёл, халабуду кирпичную за деревьями видел?

— Ну, видел…

— Это — культурный центр! Нашего района… В общем, там на втором этаже библиотека. И этот хмырь в ней работает. Смена у него — три дня в неделю. Обычно он где-то на стороне кантуется, а по вторникам, четвергам и субботам сидит в библиотеке — книжки выдаёт, кружки какие-то детские ведёт. А потом приходит домой и оттягивается.

— И что, соседи терпят?

— Нет, конечно. Ходили, разговаривали. Но у этого чудика разговор короткий: не нравится — сваливайте, я вам дам денег на квартиру побольше, но в другом месте. Кое-кто согласился…

— Богатенький библиотекарь, однако…

— Слушай, рылом он, конечно, не вышел, а так — мужик нормальный. Беда только, что к нему в последнее время корефан заходит. Вот тогда начинается — как сейчас. Тебе просто не повезло…

— Бухают?

— Хуже, хе-хе…

— А как же твоя машинка? Не пробовал?

— Он не пеленгуется! — развел руками Серёга. — У него, похоже, кроме ноутбука и холодильника вообще никакой техники в доме нет!

— Экзотические у тебя соседи! — я чувствовал, что алкоголь в моих мозгах проделал немалую работу. Да и в Серёгиных тоже. Захотелось что-нибудь свершить, и я не стал себе отказывать: — Пошли разберёмся! И машинку твою возьмём. Чуть что — прямой наводкой без всякого пеленга! А?

— У тебя зубы свои или протезы? — засомневался Серёга. — Если протезы — сними!

— А говоришь, нормальный мужик! — подначил я. — Зассал, да?

— Именно: нормальный! — вздохнул приятель. И тут я понял, что он не откажется, что мы сейчас действительно пойдём разбираться с буйным соседом…

В поход мы снарядились надлежащим образом: на мне трусы, кроссовки и старый Серёгин халат с подвёрнутыми рукавами. Очки я надел, а часы снял. Экипировка моего соратника отличалась только тем, что халат на нём был новый, правда, уже изрядно засаленный. Нести чемоданчик было поручено мне.

— Этот эффект ни хрена не понятен, — бубнил Серёга, спускаясь по лестнице. — Есть, конечно, гипотезы всякие… Но они никуда не годятся. Мне вот кажется… Да я почти уверен, что заглушка музыки — это побочный эффект! А что тогда не побочный? Во, пришли!

Как и положено в хрущёбе, на первом этаже было четыре двери. Тремя из них явно давно не пользовались. А вот крайняя левая была приоткрыта — дескать, заходи, кто хочешь!

Стучаться в открытую дверь было как-то неловко, и мы просто вошли:

— Есть кто живой?

Похоже, данные апартаменты перестраивали не то под пещеру, не то под тренировочный зал. В этой и соседней квартирах все перегородки были снесены, оставлены лишь несущие стены. Пол в помещении оказался выше нормы сантиметров на 15-ть и облицован серым шершавым пластиком, который слегка пружинил под ногой. Сохранившиеся стены и потолок были облицованы таким же материалом — в общем, сплошное татами!

В видимом пространстве мебель отсутствовала, зато воняло варёным мясом, жареным луком и мужским потом. Впрочем, всё это я зафиксировал лишь мельком.

Мужики здесь дрались…

Именно мужики, то есть мужчины среднего возраста — на десяток, наверное, лет моложе, чем мы с Серёгой. Один был худощавый и длинный — в черных плавках. А другой — низкорослый, массивный — в пёстрых семейных трусах до колен. Двигались они очень шустро. Кое-как отбившись, длинный перевёл дыхание и сам устремился в атаку. Однако коротышка поднырнул под его кулак, прихватил под мышки и довольно чисто провёл бросок с упором стопы в живот. При этом ногу он в последний момент разогнул полностью, отправив противника в полёт. Тот с маху впечатался спиной в стену, обитую странным пластиком. Дом в очередной раз содрогнулся…

Однако длинный сдаваться не собирался — извернувшись, как кошка, он вновь оказался на ногах, которыми нанёс противнику пару ударов в голову, а потом заработал кулаками. Каким-то образом он умудрился подловить коротышку, подсесть… Мощная волосатая туша взлетела над полом и грохнулась.

Дом опять содрогнулся.

Однако коротышка четко сделал «самостраховку», и падение ему ущерба не причинило. Оказавшись на полу, он крутанулся и попытался своими ногами взять «на излом» ногу противника. Тот вывернулся, но чуть не потерял равновесие, а коротышка успел вскочить…

Почему-то мне показалось, что на этом празднике жизни мы лишние — разговаривать тут не с кем. Припав на колено, я раскрыл «волшебный» чемоданчик. Все кнопки были на месте, индикатор светился.

Между тем у длинного бойца в руках образовалась финка или что-то в этом роде. А коротышка вооружился табуреткой — встречная атака!

Результата я не дождался — нажал «Delete»!

И окружающее пространство «моргнуло».

Глава 2. Остров

Первая мысль: «Что за…?! И вторая: «Что же я наделал, пьяный дурак…»

Лазурное море до горизонта, песчаный пляж. Голубое небо с нежарким солнышком, освежающий ветерок: «Гаваи, Мальдивы или что там ещё бывает суперкурортное? Но с какого перепугу?! Где-то такое уже было… Ага, вспомнил: мультик «Кин-дза-дза» по мотивам старого фильма. Дядя Вова, мы на планете Плюк! Спасибо, родной…»

Однако мультики, худлит и сны — это одно, а жизнь — нечто другое. Развлекательные фантазии с реальностью я путать ещё вроде бы не начал, а до «белочки» — все говорят! — надо допиваться долго и упорно. И что теперь?»

Песочек вокруг меня был мелким и каким-то пылевидным. Кроме того, в нем здесь и там виднелись не осколки ракушек, а ржавые болты, гайки, гвозди и прочие железяки разного размера и возраста. В сторону берега за моей спиной колосились джунгли с пальмами и лианами. Только колосились они не просто так — они как бы украсили, заселили нечто чуждое дикой природе — бетонные глыбы с торчащей арматурой, железные конструкции и прочие руины.

В сторону моря смотреть было гораздо приятней. Однако сильно смущало, что песчаный пляж не уходил в набегающую волну — прозрачную и чистую. Он как бы обрывался на толстом ржавом швеллере, а вода плескалась где-то ниже. М-да… Как выразился один персонаж: «Пить надо меньше!»

Совсем недалеко — справа — возвышался небольшой утёс. Больше всего он напоминал одинокий угол недостроенного здания из пенобетона, активно разрушающийся и покрытый тропической растительностью. С его вершины (метров пять над пляжем) раздались громкие негармоничные звуки, перешедшие в визг и мат. Нечто большое и бесформенное устремилось сверху вниз по крутому склону. Потом шмякнулось на выступ и затихло.

«Едрическая сила, — уныло размышлял я, — это что, «тот свет»? Или я проснусь в вытрезвителе? Или в психушке? Вроде криминально своей нормы потребления я не превышал, так с чего бы?! Или это всё Серёгины компьютерные штучки? Убью, гада!!!»

Между тем некто, рухнувший со «скалы», успокоиться не пожелал — кусты на низком уступе зашевелились, раздвинулись и…

— Поздравляю с мягкой посадкой, — мрачно сказал я. — Ну, ты, блин, ва-аще!

— Сам ты…

Серёга выражался грубо, громко и бессвязно. Правда, он быстро взял себя в руки, сосредоточился и заорал:

— Чемодан где?!

— Да вот же лежит — не видишь, что ли?

Взъерошенный и всклокоченный мой школьный приятель кинулся и схватил аппарат. Откинул крышку, что-то включил и скрючился над прибором в неудобной позе. Я понял, что в этом процессе лишний, и отошел в сторонку. Стал любоваться морем вдали, пока не услышал хриплый стон:

— Иди сюда, Вован!

— Ну, пришёл…

— Ты на что тут нажимал?!

— А я помню?! Вроде всё как ты сказал. Я ж не экспериментатор, мне это на фиг не надо…

— Да-а-а…

— ?!

— Жопа, — авторитетно заявил Серёга. — Полная.

— Угу. Кто бы мог подумать?! А отыграть назад нельзя?

— Нельзя! — заорал изобретатель. — Это тебе не Иван Васильевич, который меняет профессию! Это — реальность!

— Угу, — кивнул я. — Параллельная, что ли?

— Чёрта с два она чему-нибудь параллельная!

— Чо ты орёшь-то? Давай всё в обратном порядке — и будем там, где были. В чём проблема?!

— А в том… Мы же движемся, едрёный кактус…

— Не понял?!

— А я, думаешь, понял?! Пока ты на песочке загорал, а я по кустам лазил, мы куда-то сместились! И не важно, на пару метров или на пару километров. Мы в другом месте, понимаешь?

— Нет!

— Ой, б…ь, Вован! Ну, другая реальность — эка невидаль… Но вернуться мы можем там, откуда вошли — это же азы!

— Ну, допустим…

— А мы уже не там!

— В смысле?

— Какой же ты тупой! То, на чём мы оказались, двигается, понимаешь? Пространственно-временные координаты расходятся! С каждой секундой мы всё дальше от точки возврата!

— Тогда хватай чемодан и бежим!

— Куда?! — простонал Серёга, захлопывая чемоданчик. — Куда бежать-то?! Вправо-влево? И сколько? Нет, Вован, не обольщайся — это пи…ц.

— Полный?

— Угу… В чудеса я не верю. А ты?

— А я верю! — с энтузиазмом отчаяния крикнул я. — Дай сюда! А ну, показывай, что здесь и как!

— Да смотри…

Минут через сорок мы захлопнули крышку:

— Да, — признал я, — похоже, и правда, пи…ц. В том смысле, что обратной дороги нет. Меня смущает другое… Воздух тут нормальный, сила тяжести и давление тоже. Солнечная радиация, кажется, в норме. Так от чего загибаться будем? От голода или тоски?

— Отстань! — простонал Серёга и рухнул на песок. — Теперь всё без разницы…

Некоторое время я сидел рядом, прислушиваясь к окружающему миру и собственным ощущениям. Результат меня удивил: «Ну, не чувствую я тоски и отчаяния! Опьянения или «отходняка» после изрядной дозы «вискаря» я тоже не чувствую. А Серега, похоже, просто заснул. Может, и я сплю? Как-то не похоже…»

Сбросив халат, я дошел до воды. Она оказалась вполне прозрачной, тёплой, но весьма солёной. Дна видно не было. Кроме того, мелкая волна плескалась на добрых полметра ниже кромки берега. Эта кромка и обрыв к воде были из металла — массивного и ржавого. Что-то это мне напомнило, но вот что?

Так и не вспомнив, я развернулся спиной к океану (или что это?) и стал рассматривать сушу. Ничего путного я на ней не увидел — в обозримых пределах рельеф был каким-то неестественным, точнее естественным, но не вполне. Так или иначе, но в пределах полукилометра имелась некая возвышенность — метров десяти. Она была ступенчатой и слегка наклонной, однако обещала дать приличный обзор. Никаких опасностей в округе я не заметил и решил прояснить все вопросы разом — подняться на этот торчок, оглядеться и сделать вывод. Пока и меня тоской не накрыло…

Серёга уже спал богатырским сном и храпел при этом. Я решил, что у него голова слишком низко и подсунул под неё свой свёрнутый халат. Башку его я приподнял, просто взяв за волосы, однако он не проснулся.

Когда я взобрался на эту кривую гряду, то оказалось, что она довольно узкая и далее следует спуск. А там канал. И на берегу этого канала сидят рыбаки. С удочками!

Привязывать крючок к леске и насаживать червяка я научился чуть раньше, чем писать буквы. В детстве для меня рыбалка была даже не хобби, а целью и смыслом жизни. Правда, потом это прошло… Тем не менее я почувствовал присутствие родственных душ и решил подойти — как говорится, рыбак рыбака…

Канал оказался опять-таки с железными стенками — до воды метра два. Рыбаки были вполне нормальными — все солидных лет, кто в спортивных штанах и драной рубахе навыпуск, кто в галифе и жилетке на голое тело, а у кого вся одежда состояла из безразмерных штанов с нагрудником и широкими лямками. Обувь (самая показательная часть туалета!) была соответствующей — пластиковые шлёпанцы, рваные кирзачи, резиновые тапочки-вьетнамки и так далее. В общем, мужики явно оттягивались во вполне благоприятных погодных условиях. Я, естественно, направился к ближайшему.

Седоватый и лысоватый мужик сидел на складном стульчике и следил за удочками. Последние представляли собой двухметровые железные штанги с большими кольцами на концах. Штанги были насмерть приварены к «берегу» канала. В двух случаях роль лески исполняла стальная проволока, бухты которой лежали рядом, а с третьей удочки свешивался потрепанный синтетический канат примерно с мизинец толщиной. В воде, естественно, плавали поплавки — пластиковые и железные канистры. Всё это смахивало на гротеск или пародию на городского удильщика, но смеяться мне не хотелось. Как и подобает в таких случаях, я подошёл, на некотором расстоянии опустился на корточки и стал смотреть на канистры.

Прозрачная вода мерно поднималась и опускалась меж ржавых стальных берегов канала. Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем рыбак удостоил меня вниманием:

— Водку пьёшь?

— Не-а, — обалдело ответил я.

— Что так?

— Больше не могу.

— Па-анятно! Тогда сделай доброе дело — принеси пайку.

— В смысле?

— Новенький, что ли? — не отрываясь от созерцания поплавков, мужик протянул мне мятый пластиковый стаканчик. — Вон там краник. Налей, а? Только не топочи — распугаешь!

На цыпочках, стараясь и песчинки не потревожить, я подошёл к мужику, забрал стаканчик и пошёл к трубе, торчащей из склона недалеко от берега. Подставил стаканчик, покрутил «барашек» краника, и из трубы тонкой струйкой полилась прозрачная жидкость. Однако вскоре процесс прекратился — труба хлюпнула и обсохла. Набралось аккурат полстаканчика — граммов 100. Судя по запаху, это была водка, причём не самая плохая. На всякий случай я закрутил «барашка» в обратную сторону и понёс добычу заказчику.

— Вот спасибо, дорогой! — обрадовался рыбак и одним махом отправил содержимое посудинки в организм. — Вот хорошо!

Теперь — уже на правах знакомого — я уселся рядом.

— А в чём у вас тут проблема? Ну, с ханей-то?

— Да тут вишь, какое дело… — замялся рыбак. — Наливать-то она наливает, но только сто грамм на рыло. И следующую порцию нальёт тебе только часа через полтора. Кому другому нальёт без проблем, а тому, кто дозу уже принял, можно не соваться, пока срок не выйдет.

— Ты хочешь сказать, что эта ржавая труба различает людей, что в ней есть таймер для каждого?

— А бес его знает, что там в ней есть. Часов у нас нет — вот это беда. Электронные тут не работают, а механических ни у кого не оказалось. Так мужики вон песочными обзавелись, чтоб хоть прикидывать, когда за следующей дозой идти. А я вот всё не соберусь соорудить такую приспособу.

— Так сделали бы солнечные, — сказал я. — Всего-то и надо — палку воткнуть и круг нарисовать!

— А толку? Тут солнце всегда на месте — ни закатов, ни рассветов.

— Однако… — оторопел я и почувствовал где-то внутри ледяные пальцы тоски, готовые сжаться и задушить. Надо было срочно менять тему:

— На что ловишь?

— На мудянку, конечно! — охотно откликнулся рыбак. — Больше сейчас ни на что не берёт. — Тс-с-с! — он прижал палец к губам.

Одна из канистр на воде дёрнулась, перевернулась пробкой вниз и поползла в сторону.

— Подсекай! — не удержался я.

— Щ-ща-а-с… — прошипел мужик. Со стульчика он соскользнул, встал на колено и ухватил палку с крюком на конце — вроде багра. — Щ-ща-а-с я его…

Мощный рывок снизу почти утопил десятилитровую канистру. Она ещё не всплыла полностью, когда рыбак зацепил багром проволоку на соответствующей удочке и резко дёрнул её на себя. Я не сразу понял его манёвр: из «берега» торчали два обрубка толстой арматуры. На один из них он и накинул проволоку. Как только возникла слабина, он накинул «леску» и на второй шпенёк. И процесс пошёл — раз за разом он выбирал слабину! Увлечённый этим зрелищем, я и не заметил, что мы уже не одни: сбежался народ, рыбачивший по соседству. Они, похоже, знали, что нужно делать — у двоих были наготове подсачики — из стальной проволоки на коротких толстых шестах.

Завершения процедуры я не увидел — рыбаки меня оттеснили. Что-то они там дружно тянули, цепляли, хватали… Зато итог я смог разглядеть во всей красе!

Это был не тунец и не палтус.

Оглушённое ударами ломиков и ботинок, существо уже не билось, а только извивалось и разевало зубастый рот. Весило оно, наверное, килограммов 10–12, а формами напоминало батон варёной колбасы, только с пастью, маленьким хвостиком и множеством ножек.

Автора поимки все поздравляли:

— С почином!

— Дай бог, не последняя!

— Ну что, первую делим — как положено?

— М-м… Э-э…

— Не будь жмотом! Ты ж первый сегодня взял!

Я был тут посторонним и, вероятно, претендовать ни на что не мог. Впрочем, мне хватило и визуальных впечатлений: из толкучки над добычей выдавился низенький пузатый старичок — его удочки стояли метрах в ста правее. И этот старикан азартно лопал кусок чего-то шевелящегося и истекающего зеленоватым соком (или кровью?!).

Недалеко справа над каналом виднелось нечто, похожее на мост. Туда я и направился. «Этот ажиотаж явно не с голодухи, — думал я по дороге, — мужики не выглядят истощёнными. Тут что-то другое. Но хотелось бы сначала прояснить общую ситуацию, а потом уж заниматься частностями. Кстати, на каком, собственно, языке я общался с рыбаками? На русском? Но ни одного их слова я ни воспроизвести, ни вспомнить не могу! Что за бред?!»

Следующая облюбованная мной возвышенность была, безусловно, рукотворной — некое сооружение, припорошенное песком, поросшее травой и кустами. На верхушке, наверное, раньше был шест или мачта, от которой остался двухметровый пенёк. Придерживаясь за него, чтоб не свалиться с наклонной плоскости, я стал озирать окрестности.

И мозги мои сразу переполнились всяческими ассоциациями — на что это похоже и чем может быть. Но ассоциации почему-то лезли не из виденных в жизни пейзажей, а из всяческих фильмов-антиутопий про мрачное будущее. Включая фильм «Кин-дза-дза», только песка тут было совсем мало. В конце концов я сел, прислонившись к «пеньку», и стал усиленно думать.

«Как ни крути, а мы попали в какой-то иной мир. Оказывается, при современной технике это дело плёвое. Беда лишь в том, что мы угодили на что-то движущееся. Что означает окрестный пейзаж, который везде кончается морем? Бли-и-ин…

Остров.

Плавучий.

И вся эта твердь — с каналами, посёлками вдали и пляжами вблизи — ненастоящая! Такое впечатление, что в кучу сбили множество океанских судов — танкеры, сухогрузы, линкоры, авианосцы всякие… Как-то их сплотили, и теперь вся эта махина куда-то тихо плывёт. Причём давно! Я не знаю, с какой скоростью ржавеет железо, но то, что я видел — это останки кораблей, которые держатся на плаву. На них уже и песок нанесло — эоловый! — и почва образовалась, и кусты выросли! И люди тут живут… Вот только ловили мужики явно не рыбу… О боги, о боги мои! Ледяные пальцы тоски всё-таки сдавили мою грудь. Я тихо взвыл, матюгнулся и побрёл обратно.

Обходя всевозможные препятствия и неудобья, я вышел к морю чуть левее, чем хотелось бы. Тут какая-то конструкция, высотой метра два, разгораживала пляж под прямым углом к морю. Она отбрасывала тень на песок, которой я и прельстился. Однако спокойно полежать в холодке не довелось, поскольку где-то рядом нестерпимо расшумелись чайки. Оказалось, что птицы орут и кружатся над чем-то на другой стороне ржавого «мола». Невольно я стал наблюдать за ними: чайки были обычные — белые, горластые, помоечные. Всего, наверное, десятка два.

Но вот от стаи отделилась одна особь — чуть помельче и серенькая, а не белоснежная. Отделилась и устремилась в сторону моря.

— Назад, Хайник! — раздался почти нечеловеческий вопль. — Назад, я кому говорю?!

Судя по всему, столь эмоциональный призыв относился именно к птице. Однако она и ухом, точнее крылом, не повела, а, описав круг, спикировала на воду. Дело было всего в 10–15 метрах от берега, так что рассмотреть дальнейшее труда не составляло.

Чайка что-то схватила в воде — рыбку, наверное, — и вновь взмыла в воздух. Точнее, хотела. Она была, наверное, уже в метре от воды, когда безмятежная гладь вспучилась…

Или каким словом охарактеризовать данное явление? В общем, вслед взлетающей птице из воды стремительно высунулось, вынырнуло, почти выпрыгнуло нечто. Вроде крокодила, только с ластами. Рывок из одной стихии в другую был просто снайперским — зверюга ухватила-таки птицу, но та с криком вырвалась и, бросив добычу, криво-косо полетела к берегу. А чудище с огорчением погрузилось обратно в воду.

Сценка мне совершенно не понравилась — я как раз обдумывал возможность искупаться в этом лазурном ласковом море. Что-то теперь расхотелось… Кроме того, рядом происходили какие-то события, и надо было бы в них разобраться.

Преодолеть препятствие, закрывавшее от меня сцену, особого труда не составило. Однако ничего совсем уж экзотического я на той стороне не увидел. Во-первых, там была помойка. То есть груда всякого органического и неорганического хлама. Она воняла. Её составляли обломки ящиков, пластиковых контейнеров и чьих-то скелетов — черепа, позвоночники, ребра… Посреди всего этого сидели здоровенные чайки и задумчиво присматривали, что бы здесь ещё клюнуть. Среди них было несколько особей, размерами не уступающих прочим, но окрашенных в серые тона — надо полагать, подросшие птенцы.

А во-вторых… Чуть дальше на «чистом» песочке тропического пляжа сидела голая женщина.

До неё было недалеко, так что я мог рассмотреть некоторые подробности. «Вполне нормальная тётя — больше двадцати, но меньше сорока лет, наверное. Не блондинка, но волосы выгорели до белизны. Прическа сделана не в салоне — похоже, что лишние волосы она просто отрезала сама и без зеркала. И загар у неё не пляжный, а рабочий — плечи темнее, чем живот и бока. А грудь вроде бы очень даже вполне… Интересно, а попа у неё тоже загорелая?»

Так вот: эта дама возилась с серой чайкой, которая предприняла столь неудачный рейс в море. Она её гладила, что-то ей шептала… Я подсматривал из-за гребня и старался быть незаметным — дышать через раз и не высовываться. Молодая чайка, похоже, была тяжело ранена — «морской крокодил» не смог утащить её в пучину, но откусил ей лапы и что-то ещё повредил. Общение раненой птицы и человека закончилось неожиданно. Женщина утёрла слёзы, поцеловала чайку в клювик и…

И коротким отработанным движением свернула ей шею — быстрая безболезненная смерть!

Умертвив чайку, женщина не стала рыдать, а начала действовать. Она справила малую нужду на песочке и исчезла в груде хлама, которая, наверное, являлась её жилищем. Вскоре она появилась во всеоружии — на голове маска и трубка, в руке штуковина, отдалённо напоминающая советское ружьё для подводной охоты (за 30 рублей!). Трусов она, конечно, не надела, зато через плечо (между грудей) появилась перевязь, на которой были закреплены какие-то коробочки и зачехлённый нож приличных размеров. Женщина забрала убиенную молодую чайку и почти строевым шагом направилась к воде.

Стоя у кромки, она что-то крикнула и, широко размахнувшись, закинула тушку птицы в воду. То, что мне издалека казалось фартучком, прикрывающим её ягодицы, оказалось ластами, прикреплёнными к поясу сзади. Дама их надела на ноги и привычно, без визга и плеска, нырнула в воду.

Этот эпизод меня сильно озадачил. Однако в дальнейшем созерцании моря, помойки и чаек я не видел смысла: «Надо подаваться обратно — может, Серёга уже выспался? Может, мозги у него прояснились, и он вспомнит, на какую кнопку надо нажать, чтоб всё вернулось на круги своя? Но интересно, на какую-такую охоту отправилась эта красавица? Ножки у неё, конечно, коротковаты, а так — вполне ничего: животик втянутый, попа пропорциональная, сиськи эротичные… М-м-да…»

Наверное, я размышлял бы ещё долго, но обстоятельства не позволили. Над кромкой «пляжа» взлетел фонтанчик воды, выплюнутой из дыхательной трубки. Мгновение спустя очаровательная (и голая) незнакомка оказалась целиком на суше. Ласты полетели в сторону, а она, оттопырив попу, принялась тянуть что-то из воды. Похоже, кого-то загарпунила и теперь шпуля на её подводном ружье была пустой. Выбирать фал (или леску?) она даже не пыталась, а просто пятилась, пытаясь подтащить добычу к берегу. Эта её загорелая спинка, талия, этот умопомрачительный изгиб… В общем, инстинкты мои взяли верх над разумом: я спрыгнул вниз и побежал на помощь.

Поскольку подсачика у меня не было, я не придумал ничего лучше, чем ухватиться за натянутый фал, чтоб помочь тащить добычу.

— Отвали! — прорычала незнакомка. — Я подтяну, а ты на кромке прими!

Казалось, я понял её с полуслова и метнулся к границе воды и суши. Тонкий синтетический фал аж вибрировал от напряжения. Добыча вот-вот должна была оказаться рядом. Растопырив руки, я готов был её подхватить и выбросить на берег.

— Ой, дур-р-р-рак! — её голос был полон отчаяния.

— Что такое?! — меня обидели в лучших побуждениях. — Я же помочь хотел!

— Совсем офигел, да? Ты… — рывок фала чуть не свалил её с ног. Однако она выровнялась и упёрлась, зарыв пятки глубоко в песок.

— Что стоишь, твою мать?! Нож возьми!!!

Ситуация явно была критической. От меня требовались какие-то быстрые и правильные действия. Но вот какие? Взять нож? Но таковой имелся только на перевязи водоплавающей дамы, занятой вытягиванием кого-то из лазурных глубин. А что потом с этим ножом надо делать?

Так и не решив всех этих вопросов, я стал действовать «по наитию». Кинулся к даме, удерживающей трос, и выдернул нож из чехла у неё на груди. Накинул петельку шнурка на своё запястье. А потом метнулся к берегу — к воде, из которой трос кого-то тянул. Этот «кто-то» оказался не маленьким…

Я, конечно, подозревал, что туземка загарпунила не рыбу. Или не совсем рыбу… И уж точно не на два килограмма весом. Но беда в том, что от железной кромки берега до воды тут был добрый метр — как тут подхватишь эту живность? Наверное, у меня сработал древний инстинкт или рефлекс — не упустить добычу, не упустить ни за что!

И я спрыгнул в воду. Никаких сомнений относительно дна у меня не было: оно рядом, сразу встану на ноги и начну действовать!

Только никакого дна там не оказалось. Безмятежная мелкая волна скрывала под собой бездну. С перепуга и от неожиданности я погрузился, наверное, метра на два. Выгребся наверх я очень вовремя — женщина как раз подтащила свою «рыбку» к берегу, и мы с ней встретились…

Это был какой-то кошмар — зубы, когти, лапы, хвост, плавники… Очки, конечно, с моего носа свалились и болтались на груди на шнурке.

— В брюхо бей! — орала сверху туземка. — Под лапу надо, придурок! Режь, режь ему связки! Вот так! Ещё раз ткни с поворотом! Вот молодец! Шею теперь перережь!

В этой битве «наши» победили. В том смысле, что все участники оказались на суше. Меня, изнурённого борьбой и покрытого ранами, прекрасная незнакомка хотела выдернуть из воды за волосы — как морковку из грядки. Однако я вылез почти сам, не желая расстаться с остатками растительности на черепе.

На сознательном и подсознательном уровне я ожидал какого-то признания своих заслуг — типа «спасибо за помощь». Однако в первую очередь лишился ножа, болтавшегося на моём запястье, а потом и иллюзий:

— Не ложись на песок, дурак! Обсохни сначала!

Пришлось подняться на ноги. Это получилось без особого труда (кости целы!), а никаких серьёзных ран на себе я не обнаружил — лишь множество царапин, некоторые из них слегка кровоточили. Помнится, в молодости ласки иных подружек оставляли более существенные следы.

Морское чудовище вместе с хвостом и пастью было, наверное, чуть длиннее меня. В зоологии и ихтиологии я разбираюсь слабо, но беглый осмотр добычи позволил сделать вывод: «Мы такого не проходили!» Эта животина, конечно, немного напоминала крокодила… А немного — дельфина, большую ящерицу, акулу и тюленя — всё в одном стакане. Точнее, в шкуре. Форма морды и хвоста навевала мысль о том, что существо скорее хищное, чем травоядное, что добычу оно скорее атакует снизу, чем подбирает со дна.

Как только дыхание моё восстановилось, а из лёгких была удалена вода, я смог более или менее осознанно наблюдать происходящее рядом. Голая, прокалённая солнцем незнакомка, ловко орудуя ножом, извлекла гарпун из «шеи» чудовища. Надо полагать, у него был повреждён позвоночник, иначе так легко я бы не отделался. После этого дама принялась разбирать «линь» и наматывать его на «шпулю» — коническую катушку под ложем её подводного ружья. Рассмотреть его в деталях я не смог, однако, судя по мощности боевой пружины, с этой штукой вполне можно было охотиться на китов средних размеров.

Надрезав шкуру под нижней челюстью, женщина ухватилась за кость возле зубов и вознамерилась тащить чудище прочь от воды. Получалось это у неё плохо, поскольку «крокодил» был великоват. Однако моей помощи она не попросила. Что должен делать настоящий джентльмен в такой ситуации? Дать совет, конечно…

В некоторой растерянности я оглянулся по сторонам — и удача мне улыбнулась! В нескольких метрах от нас в песке валялся толстый ржавый прут арматуры. А подходящих дырок в железном пляже было хоть отбавляй. И я как суровый мужчина начал действовать — рационально, экономно и без лишних слов.

Двухметровую арматурину я от песка отряхнул и, засунув один конец в дырку какой-то железной конструкции, мощным усилием загнул в виде крюка. С этим крюком я подошёл к пыхтящей даме и небрежно предложил свои услуги. Она не отказалась.

Мы зацепили убиенную зверюгу за челюсть и, ухватившись за арматурину, вдвоём поволокли прочь от берега. Мне, естественно, хотелось узнать: куда? Однако я воздержался от вопросов и просто следовал за лидером. Оказалось, мы тащим добычу на ту самую помойку, где чайки.

Загорелая дама действовала решительно и умело. Лежащий кверху пузом «крокодил» был вспорот и распластан несколькими движениями ножа. Из области пояса задних конечностей незнакомка вырезала кусок мякоти килограммов на пять, завернула его в кусок шкуры. После этого она явно собралась покинуть это место и напоследок издала некий звук, мало на что похожий. Для чаек, чинно сидевших вокруг, он послужил сигналом. Они кинулись все разом, тесня друг друга, отмахиваясь крыльями от конкурентов и издавая совсем не мелодичные звуки. Какая-то очаровательная белокрылая птичка вскоре вывалилась из толпы, волоча за собой кишку, которую заглотить целиком ей никак не удавалось…

Б-р-р!

И ещё раз: бр-р-р!

Созерцать это зрелище сил никаких не было, поэтому я перевёл взгляд на нечто более приятное. Местная дама, закончив дела на «помойке», засунула нож в чехол на груди, прихватила свёрток с мясом, своё подводное ружьё и отправилась (виляя бёдрами!) к сооружению, которое мне сначала показалось кучей хлама. Теперь, всмотревшись, я склонился к мысли, что это из песка торчит какая-то корабельная надстройка. А снаружи она завалена разнообразными деревяшками, которые, наверное, используются в качестве топлива для очага.

«И что делать? — озадачился я. — Что я вообще могу предпринять в такой ситуации? Если только дерзнуть… Серёгина машинка доходчиво объяснила, как надо обращаться с женщинами — неужели я утратил способность учиться? Она же женщина… Она же самочка репродуктивного возраста… И нашего вида… Я, правда, на самца-доминанта похож мало… Но всё-таки! Эх, чем дорожу, чем рискую на свете я?.. Иду!»

Войти внутрь я, конечно, не решился. Сел, стал смотреть в безбрежную даль и пересыпать песочек из ладони в ладонь. Моё ожидание было не напрасным:

— Ну, и хрен ли ты тут сидишь?

Вспомнив о подсознательных предпочтениях женщин, я ответил неспешно и мудро:

— Где хочу, там и сижу! Ты мне не указ! Тебе не понять возвышенных исканий моей души! Вот, к примеру, меня всерьёз озадачил изгиб контура твоей тушки. Ну, где у тебя талия в попу переходит. Понимаешь, этот твой изгиб…

— Пошел на хрен! — донеслось из жилища.

— Сама туда иди, хы-хы! — отреагировал я. И продолжил раздумчиво: — С другой стороны, у меня сложилось впечатление, что правая грудь у тебя несколько массивней, чем левая…

— Заткнись!!!

Я понял, что ступил на верную тропу. И продолжил озвучивать свои размышления:

— В целом, конечно, ничего… Но ноги длинноваты — м-да-а… И к тому же совершенно не кривые и лысые! Прямо уродка какая-то! Может, ты их бреешь? Не похоже… И как ты с такими ногами при посторонних мужчинах ходишь?!

Из тёмного входа в жилище вылетел некий предмет. Траектория его была однозначна. Однако я вспомнил шуструю молодость и принял подачу…

— А-а-а!!! Ты офигела?! аа

Это оказалась кастрюля с супом. Горячим!

Время остановилось. Или, наоборот, ускорилось…

Так или иначе, нормально я стал воспринимать реальность уже лёжа на спине. Сначала женщина вылила на меня пару литров довольно холодной воды, а потом стала чем-то мягким удалять с кожи остатки этого самого супа, каши или хрен его знает чего.

— Больно? — спросила незнакомка без особого, впрочем, сочувствия.

— Не то слово, — мужественно ответил я.

— Скажи спасибо, что кипел давно и успел остыть.

— Спасибо! Только меня такими мелочами не смутить. Это ты чуть что кастрюлями кидаешься… А я всегда только о возвышенном думаю!

— Это о чем же?

— О форме твоей талии, конечно, — пожал я плечами. — А ты что подумала? Опять-таки, пропорции твоих сисек…

— У меня ещё чайник есть — не остывший! — заметила дама.

— Неси! — не дрогнувшим голосом проговорил я. — Ради истины я жизни не пожалею! И мученическую смерть приму!

— Какой истины-то?

— Ну, что у тебя правая сиська толще левой!

— Врёшь! Это левая… — задумчиво проговорила она и вдруг спохватилась: Слушай, ты, собственно, откуда взялся, а? Может, перестанешь придуриваться? Или ты по жизни такой?

— Нет, — сказал я решительно и принял сидячее положение. — По жизни я вполне нормальный. Правда, выпиваю регулярно и зарплата у меня маленькая. Зато дети уже взрослые. А гружу я тебе то, что ты хочешь слышать, говорю то, что тебе интересно. Иначе ведь зарежешь и чайкам скормишь!

— Вообще-то могу, — по некотором размышлении признала дама. — А как ты догадался?

— Что тут гадать-то?! — пожал я плечами. — Все вы… Впрочем, не буду о грустном. По науке, женщины — подательницы пищи, хранительницы очага и прочее. А ты ошпарила меня этой самой пищей, вместо того чтобы накормить! Какой облом, какое разочарование, да-а… А попой виляла как настоящая!

— Ничего я не виляла!

— Отстань, коварная, мне виднее, — твёрдо заявил я. — Уйду от тебя в туманную даль! Бесчуйственная ты, и ноги у тебя…

— Это куда же ты собрался?

— У меня на той стороне Серёга спит. Как бы не сгорел на солнышке…

— И давно спит?

— Да часа два уже, наверное…

— Ну, тогда никаких проблем, — авторитетно заявила женщина. — Его уже съели!

— Что-о-о?!

— То-о-о! — передразнила меня незнакомка. — Но кости, наверное, ещё остались. Пошли! Где там этот твой Серёга…

Бежать по мелкому сухому песку было трудно. Однако недалеко. Дама оказалась не права — Серёга был ещё жив. Правда, осталось ему немного…

Определить систематическую принадлежность этих существ я, конечно, не смог. Больше всего они были похожи на сухопутных крабов. Каждый примерно так со стандартную алюминиевую миску. Это если не считать клешней и лап, торчащих во все стороны. При этом данные гады бегали очень шустро и… прыгали!

Серёгу они взяли в кольцо и атаковали. А он держал круговую оборону. Мы появились как раз в тот момент, когда на его распоясанном халате повисло штук пять этих тварей одновременно. Серёга халат скинул, растоптал несколько самых активных агрессоров, а прочих начал распинывать ногами. От его ударов они летели далеко и высоко, но, сволочи, приземлившись, тут же вставали на лапы и вновь устремлялись в атаку.

Надо было, конечно, бросаться на выручку приятелю — немедленно! Однако что-то меня остановило. Несоответствие какое-то…

Незнакомку, рвущуюся в бой, я прихватил за левую руку (в правой был нож) и дернул:

— Стоять!

— Что-о?!

— Погоди, говорю… Давай осмотримся… Как бы хуже не было!

— Ну, давай, — внезапно согласилась она, останавливаясь и переводя дыхание. — Вроде справляется!

Картина была, конечно, экзотическая, но не совсем драматическая. Некий Homo sapiens — здоровенный жлоб с изрядным брюшком — голыми руками и обутыми в кроссовки ногами сражался с какими-то непотребными тварями. Причем на песчаном пляже и на фоне вполне идиллического морского пейзажа. Сражался он вроде бы вполне успешно и, самое главное, этот воин был не один!

Вокруг поля битвы неровным кругом разместились чайки — те самые, с помойки. Когда какой-нибудь изувеченный «краб» вылетал с поля боя, они дружно кидались к нему. Но столпотворения не получалось — две-три авторитетных особи присваивали себе добычу, а остальных отгоняли. Эти остальные в драку не лезли, а вновь рассаживались по кругу в ожидании следующей жертвы — дисциплина!

И была тут ещё одна птица — ворона. Хромая и взъерошенная, она решила принять непосредственное участие в битве, так что Серёга сражался не один. Птица прыгала возле него по песку, долбила клювом зазевавшихся «крабов», а на остальных душераздирающе каркала, от чего они пугались и шарахались в сторону. В общем, ворона расстраивала ряды врагов и не давала им разом навалиться на такую вкусную и мясистую добычу.

Ситуацию портило лишь то, что на близкой кромке пляжа возникали всё и новые и новые «крабы». Они выпрыгивали из воды и шустро бежали на помощь своим соратникам. Похоже, на Серёгино мясо — с жирком! — охотников здесь было много.

Наша атака оказалась дружной и сокрушительной. Мы с незнакомкой бежали и шумели: я орал что-то грозное и матерное, а дама воинственно визжала и размахивала ножиком. Надо сказать, что рядом с ней я и себя-то не слышал…

Победа была полной: поняв, что им ничего не светит, «крабы» дружно устремились к воде, а чайки разочарованно разлетелись в стороны. Облачённый в остатки трусов Серёга явно не чувствовал себя спасённым от неминуемой гибели. Он, похоже, чувствовал себя победителем. На нас он сначала вообще внимания не обратил, а занялся хромой вороной:

— Ты молодец, Каги! Мы победили!

— А-р-р!

— Жри всех, кто остался! Никто тебе не помешает!

— А-р-р!

— Что бы я без тебя делал, моя птичка?

— Ка-р-р! — сказала польщённая ворона и смущённо опустила клюв. — Ка-а-а?

— Всё, что видишь, твоё! — сделал широкий жест Серёга. — Лопай, пока не треснешь!

— Ка-а, — кивнула птица и подскакнула к ближайшему раздавленному крабу. — Ка-а!

Чайки сидели в отдалении и, надо полагать, глотали слюнки. Однако приближаться пока не решались. Между тем Серёга милостиво изволил заметить нас — своих истинных спасителей. Я его не заинтересовал, а даму он некоторое время рассматривал, даже с боку заглянуть попытался. На столь пристальное внимание незнакомка реагировала угрожающим движением ножа, который держала прямым хватом.

— Эх, ма! — вздохнул вундеркинд и изобретатель. — Вот ведь вляпались… Ты чо меня бросил, Вован? Чуть не заели эти тараканы! Весь халат искусали, сволочи!

На самом деле халат был почти цел, если не считать нескольких дырок. А вот от его трусов действительно остались рожки да ножки.

— Слушай, Серёга, — раздумчиво сказал я, — когда ты успел отрастить такое пузо?! Ты ж всю дорогу тощий был!

— Сам не понимаю, — горестно вздохнул изобретатель. — В перестройку — в голодные годы — оно вдруг само стало расти. Вроде и питался я только макаронами с хлебом, а оно растёт и растёт! Но я уже привык.

— Ты, может, и привык… Слушай, надень хоть халат — не удобно же перед дамой!

— Кому неудобно?! — слегка растерялся мой бывший одноклассник. — Ах, да, сейчас надену…

Он успел завязать пояс, прежде чем спохватился:

— Чо ты мне грузишь, Вован?! Твоя дама вообще голая!

— Во-первых, не голая, а обнажённая. А во-вторых, она же красивая, — сделал я интонационный акцент. — А ты?

— А я… — Серёга, похоже, разгневался, — А я… Слушай, Вован, что ты вообще в жизни понимаешь?!

— Всё! — самоуверенно изрёк я. — Мужчина должен быть…

— Да заткнись ты, придурок! — прорычал изобретатель и лёгким движением руки смёл меня в строну. — Не позорься перед девушкой!

— Сам дурак, — пробормотал я, понимая, что остался не у дел. А Серёга уже рокотал «обволакивающим» басом:

— Простите, мадам, мой непритязательный вид. Это всё местные насекомые!

— Они не насекомые!

— Ну, не важно… Агрессия этих тварей поставила меня в слегка затруднительное положение. Вы спасли мою жизнь и здоровье! Если б не вы, о, таинственная незнакомка, мои кости украсили бы этот пляж! Нет меры для выражения моей признательности! Я готов пасть к вашим ногам! Я готов…

— Хорош орать! — буркнула женщина, убирая нож в чехол. — Кости они тоже потом съедают. А если готов падать к моим ногам, так падай!

— Что, прямо так? — опешил Серёга. — Я же весь изранен, весь в крови — вдруг какой сепсис занесу! Может, вы меня сначала перевяжете, приложите к ранам целебные травы, а потом я и паду — в смысле к вашим ногам, а?

— Сейчас я тебе приложу, — пообещала красавица. — И приложу, и перевяжу так, что мало не покажется! Падать к ногам будешь или нет?

Серёга, кажется, растерялся. Это было так на него не похоже, так для меня непривычно, что прерывать их диалог было просто грешно.

— Конечно буду… раз надо, — пролепетал он. — А зачем?

— Для удобства разделки, — деловым тоном ответила женщина и оглядела Серёгу с головы до ног. — Слушай, пойдем на ту сторону, там ты и падёшь, а? У меня ж птички вечно голодные, а ты тяжелый! Хотя, собственно, можно и расчленить… Или просто сюда их позвать… М-да-а… Давай, падай, пока не передумал!

Мой несгибаемый приятель оказался в смущении. Местная дама ожидала. Она села, стала пересыпать песок из руки в руку и откладывать в сторону железки, которые в нём попадались. Серёга тоже уселся на грунт и в пароксизме отчаяния обхватил руками голову. Однако, в отличие от меня, в трудную минуту одиноким он не остался. Сильно хромая, к нему подскакала серая ворона:

— Ка-а!

— Вот! — сказал изобретатель и протянул свою немаленькую лапу. Ворона не отстранилась и позволила ему погладить себя пальцем по голове. — Только ты меня понимаешь!

— Ка-а, — сказала птица и обильно погадила на песок. — Ка-а!

— Да, — сказал Серёга, — ты права. Злые они все. Корыстные. Только о себе и думают! А я… А мне…

— Ка-а, — сочувственно кивнула птица.

— Вот именно! — как бы воспрял духом изобретатель. — Ну, вляпались мы во что-то! Что ж теперь, помирать, что ли?!

— Ка-а! — сказала птица. И добавила: — Кх-а-а…

— Это мы ещё посмотрим! — категорически не согласился мой приятель и воззвал: — Вован, ты собираешься меня представить своей даме? Или ты вааще?!

— Это ты мне? — оторвался я от раздумий о суициде. — А вы разве ещё не знакомы?

— Ну, ты, блин…

— Заткнись! — резко возразил я. — Слушай, пока ты тут спал и с раками воевал, я провёл разведку. Ничего хорошего сообщить не могу. Мы куда-то плывём. Люди здесь как бы живут. Надо ли и нам тут жить — не уверен. Зачем эта девушка взялась тебя спасать, я понятия не имею. Как её зовут — тоже не знаю. Усёк? Но она довольно красивая и… добрая, — добавил я, вспомнив про летающий суп.

Как это ни странно, но ожоги мои почти не болели — может, суп был действительно не очень горячим?

Возникла пауза — кто сидел, кто лежал — и все думали о смысле жизни. Включая обожравшуюся ворону, которая растопырилась на песке и тяжело дышала.

— Света меня зовут, — вдруг сказала женщина. — Кандидат биологических наук.

— Владимир, — откликнулся я. — Тоже кандидат, но совсем других наук…

— Ученые, бли-ин… — прохрипел Серёга. — А я на докторскую пошёл, но на предзащите затоптали гады!

— Не признали юного гения! — хмыкнул я. — Ретрограды, ревизионисты хреновы!

— Традиционалисты, — поправил Серёга. — Нет у людей полёта… Света, можно с вами на «ты»?

— Ну, рискни…

— Мне терять нечего! А что ты имела в виду под падением к твоим ногам? Причем в каком-то определённом месте, а?

— Да ничего я не имела! Просто чайки же всегда голодные. В море им нельзя, а у них инстинкты. Наверное, сейчас идёт отбор — выживут те, кто сможет обходиться без хватания добычи с воды. Но их же тянет, они же чайки… А там эти верхоплавы — почти всю популяцию извели! Теперь, похоже, сами вымирают — птицы кончились. Но туда им и дорога — уроды какие-то инопланетные!

— И ты кормишь чаек, чтоб они в море не летали? — сообразил я.

— Да разве их накормишь…

— Погодите, — привстал на локте Серёга, — ты, значится… Я, значит, от избытка чувств паду к твоим ногам, а ты, значит, меня чайкам скормишь, да?

— А что, ты большой, — пожала загорелыми плечами женщина. — Тебя им надолго хватит. Но лучше на той стороне — я их к одному месту кормёжки приучаю.

— Какой цинизм…

— Причём тут цинизм?! Сейчас речь идёт о судьбе популяции! Если она по численности перейдёт порог резистентности, то уже не восстановится, и чаек здесь не будет. Нужно продержаться, пока станет репродуктивным нынешний молодняк. И следующее поколение надо проконтролировать. Они быстро учатся, но инстинкты часто оказываются сильнее.

Я просто не смог удержаться, чтоб не добить окончательно своего гордого одноклассника:

— Да ничего страшного, Серёга! Мы им только что верхоплава скормили. Света мастер своего дела — она тебя совсем не больно зарежет!

— Спасибо друг! — безрадостно сказал Серёга. — Я, между прочим, уже лет семь психотерапевтом и психоаналитиком подрабатываю. И дипломы у меня есть, и корочки! Так что ты мне ничего нового о людях и женщинах сообщить не сможешь — не пыжься! А вот к Свете у меня есть вопрос…

— Ка-а! — вдруг сказала ворона и захромала к своему другу. — Ка-а?!

— Ой, ты ревнуешь, моя птичка? — тоненьким голоском возопил Серёга. — Ну перестань, ну чего ты?

Он хотел вновь погладить её пальцем по голове, но птица невежливо уклонилась и сказала:

— Ка-а!

— Цыц! — возмутился Серёга. — Не твоё дело!

— Ка-а… — обиделась ворона и понуро заковыляла обратно.

— Ладно, дамы и господа, — встрял я. — Давайте расставим точки над «i», поймём, как жить дальше. Кто кого кем будет кормить? И вообще!

— А вот это — здравая мысль! — слегка оживился Серёга. — Ты знаешь, чего я сейчас хочу?

— Похмелиться?

— Слушай, Вован, — похоже, он искренне обиделся, — в отличие от некоторых, я ещё не клинический алкоголик. Алкоголик, конечно, но не клинический. В общем, без опохмелки как-нибудь обойдусь. Меня истина интересует, правда жизни, так сказать! И, в отличие от некоторых, живу я не низменными инстинктами, а возвышенными исканиями!

— Слыхала? — я по-свойски пихнул плечом женщину. — Как загибает! Ну, точно экстрасекс или …

— Вован, я бы вас попросил!.. — не стерпел приятель. — Дай мысль закончить!

Тут уж я не выдержал и заорал:

— Достал ты со своими мыслями, Серёга! Мне завтра на работу! А когда наступит это завтра?! И где та работа?! Во что ты меня вляпал, придурок?! Верни взад, а то убью прям щас, на хрен! Ну, давай открывай свой чемодан, нажми на что-нибудь и верни меня на остановку! Я к жене поеду! Ну тебя на хрен! И…

Я ещё что-то кричал — довольно долго, наверное. Облегчал, так сказать, свою душу.

А потом пришел в себя. Или, может быть, из себя вышел — насовсем.

Голубое небо. Лазурное море. Ласковый ветерок и тёплое солнышко. Я сижу на песочке в трусах. Грудь и живот мои исцарапаны и ошпарены, а плечи, похоже, уже сгорели под солнцем. Вокруг расположились «мои» люди, которые особого сочувствия ко мне не испытывают. Ворона смотрит задумчиво и клонит голову то вправо, то влево. Серёга подмигивает Свете, кивает в мою сторону и крутит пальцем у виска. Однако женщина на него внимания не обращает, поскольку мечтательно смотрит в морскую даль.

На самом деле смотрела она не мечтательно, а вполне по-деловому. Вдали показалась летящая птица — чайка над волной… Света вскочила и издала горлом (или чем?!) какой-то невнятный клёкот — явно переходящий в ультразвук. А потом разразилась серией криков, которые жители приморских городов слышат ежедневно. Только они в них ничего в них не понимают. А тут взаимопонимание было полным. Могучая белокрылая птица сделала в воздухе круг и приземлилась на песок у ног Светы. И сразу же начались разборки:

— Ка-а! — возмутилась ворона. Растопырив крылья, вытянув шею и открыв клюв, она двинулась в сторону чайки. — Ка-а-а!!!

— Кхегме-кле! — заявила чайка, принимая воинственную позу. — Кме-кле!!!

— Мать вашу! — сказала Света и с маху поддала ногой чайке под брюхо.

— Кле-кме! — обиделась птица и, обретя устойчивость, взлетела. Она сделала в воздухе круг и направилась в сторону «помойки». Пролетая над нами, птица справила нужду, но ни в кого не попала.

— Ну, я ему устрою, — буркнула женщина себе под нос. — Достал он меня, гадёныш!

— Света, — ласково пророкотал вдруг Серёга. — Я понял, что растратил жизнь напрасно. Если бы я вовремя встретил тебя…

— Заткнись, а? Ты мне ещё в любви признайся — вот я сейчас уши развешу и сомлею! Ага, дождешься!

— Да я, собственно, и не сомневался! — ухмыльнулся Серёга. — Не надеюсь, не зову, не плачу! И иллюзиями не обольщаюсь. Но мой суперкомп ещё работает. Может, приобщишься к познанию науки?

— Ты о чём?

— А вот есть у меня тут приборчик. Я назвал его «думатель», но Вовка категорически не согласен. Он, впрочем, ни хрена не понимает… Короче: ты ложишься на песочек и расслабляешься. А на голову водружаешь вот эту штучку с датчиками. Лежишь себе, и думаешь о наболевшем. А машинка потом всё прояснит — и на экран выведет. Можно, конечно, и озвучить — по желанию заказчика.

— Это зачем?

— А мы таким образом познакомимся! Неформально.

— А мне надо с тобой знакомиться? Неформально?

— Ну-у… Как бы… — замялся Серёга. — Дело хозяйское… Я вообще могу в сторонке постоять. Результат ты сама просмотришь. Не понравится — сотрёшь. А можем и обсудить — тебе, наверное, интересно будет.

— С кем обсуждать-то? — сурово глянула на нас женщина. — С вами, что ли?!

— А почему бы и нет? — вяло поинтересовался я. — Мы, конечно, не первой свежести, но не совсем дураки, да и сперматозоиды продуцировать ещё можем. Хотя классический репродуктивный возраст уже пережили. Но ещё живы.

— Вот и радуйтесь! — буркнула женщина. — Покажи-ка мне эту штуку!

Следующие минут 30–40 я был не у дел. Здоровенный пузатый Серёга в дырявом халате и «хрупкая» местная девушка — совсем голая! — раскрыли чемоданчик и повели беседу на компьютерном языке, мне мало понятном. Некоторые слова я, конечно, узнавал, но…

— Ладно, — в итоге сказала Света. — Но в монитор не суйся. Мой интим тебе ни к чему, понял?

Она стала укладываться и пристраивать на голову «шлем». Хромая ворона отнеслась к этому неодобрительно: прыгала вокруг, косилась глазом, разевала клюв, но каркать не решалась. Серёга тоже суетился, как паж возле королевы, а ворону при случае просто отпихивал ногой.

— Поехали! — сказал он.

Никто никуда, естественно, не поехал — где были, там и остались. А меня опять охватили смутные мысли: «Зачем это всё? Чего ради?!»

— Стоп! — скомандовал Серёга. — Хватит! Оно загрузилось. Лишнего нам не надо, а то диск или батарея сдохнет!

Света сняла шлем, сфокусировала свои зеленоватые глаза с выгоревшими ресницами на Серёге, и по лицу её пробежала (мелькнула, скользнула?) этакая неуловимая, почти неуследимая гримаска. Я без труда вспомнил опыт прожитых лет: «Если по лицу девушки пробегает вот такая тень, то она не даст ни за что — сколько её ни пои. Или сразу пошлёт, или «динамо» будет крутить. Так что Серёга в данном случае отпал. А я?»

— Не трогай прибор! — тихо прорычала женщина. — Я сама во всём разберусь! И не подсматривай!

— Света, — примирительно промямлил Серёга, — ваша стеснительность меня просто шокирует. Такая хрупкая, такая робкая, такая ранимая…

— Знаешь что?!.. Вон, ворону свою в колпак засунь и анализируй! Это она хрупкая и ранимая. Не мешай лучше!

— А что, это мысль… — вдруг загорелся Серёга. — Его сразу перестали интересовать обнажённые телеса прекрасной туземки, его захватила новая идея:

— Слышь ты, птица, — обратился он к хромой вороне. — Изучаться будешь?

— Ка-а!

— До чего же ты тупая, блин. Слова по-человечьи сказать не можешь!

— Мох-ожешь… Ка-а!

— Правда, что ли?! — изумился изобретатель. — Ну, скажи что-нибудь умное!

— Ка-а… Кру… Кму… Му-…к!

— Кто?! — грозно насупился Серёга.

— Ка-а…

— Опять за своё, блин… Сейчас я тебя точно в органолептор засуну!

— Ка-а!

А я впал как бы в ступор, прострацию и депрессию. Сидел и смотрел на весь этот абсурд — на фоне лазурного моря. Света дочитала текст на экране, стёрла его и что-то спросила у Серёги, а он ответил. Только мне всё это было до фени… Очнулся я, когда понял, что меня зовут. Оказалось, мы идём в гости — к Свете.

И пошли, благо это было довольно близко. Вообще-то, мне не раз приходилось бывать в женском «холостяцком» жилье. У него есть особые приметы: сантехника в аварийном состоянии и всюду сушатся трусики. Ничего подобного здесь не наблюдалось. Похоже, хозяйка трусиками просто не пользовалась, а сантехника напрочь отсутствовала.

— Есть будете? — явно для проформы спросила Света.

— А… Э… Гм… — ответили мы с Серёгой.

— Так бы сразу и сказали! — отреагировала хозяйка. — Кушайте на здоровье, гости дорогие!

На железный столик с облупившейся краской плюхнулся тот самый шмат мяса, вырезанный из местного «крокодила». А упаковка — кусок чешуйчатой шкуры — стала исполнять роль скатерти. И что с этим делать?!

— О, Света… — сказал Серёга. — Вы так… Кхе… Гм!

— Угу, — кивнула женщина. — Вы что, новенькие? Откуда взялись?

— Мы — старенькие! — твёрдо ответил я. — А взялись мы…

И я чётко — как на экзамене — оттарабанил год, месяц, день и время нашего «попадания». И в заключение добавил:

— Вообще-то, мне завтра на работу!

— Угу, — кивнула Света. — Мне тоже — к девяти тридцати. И что из этого?

— Но мне показалось, что ты как бы… — промямлил Серёга. — Ну, в общем… Того!

— Кого — того? — ухмыльнулась туземка. — Вы есть будете или нет?

— Мэ-э… А надо?

— Пожалуй, надо! — усмехнулась туземка. — Во всех книжках по этологии, психологии, урологии, сексологии и проктологии так прямо и написано: мужики думают не мозгами, а желудком, кишкой и ещё кое-какими придатками.

— Как ты цинична… — простонал Серёга. — Как натуралистична…

— Всё с вами ясно, — вздохнула женщина. — Объясняю для самых тупых: еды в этом мире полно. Вы — тоже еда. Но если кушать хотите сами, то делается это вот так!

С этими словами она отщипнула от студенистой груды, лежащей на столе, изрядный шматок и отправила его в рот. Прожевала, проглотила и потянулась за следующей порцией.

Ни тарелок, ни ножей, ни вилок… Даже салфеток не подали! И что делать? Вообще-то есть мне хотелось не сильно. Однако надо было соблюдать приличия. И я потянулся к этой субстанции…

Как я понял, это действительно было мясо — мышечная ткань. Правда, не красного, а какого-то зеленовато-голубоватого цвета. Отделить кусок от целого было не трудно. А дальше… В общем, больше всего это напоминало мякоть экзотического цитруса помело. Мягонько, почти безвкусно и сытно — ешь себе и ешь!

Дело кончилось тем, что Серёга перестал бороться с рвотными позывами и присоединился к нам. Сначала, конечно, робко — я, дескать, только попробую. Потом он вошёл во вкус, и от здоровенного куска мяса вскоре почти ничего не осталось. На мой организм продукт подействовал как-то странно: тяжести в желудке не ощущалось, но на душе наступило облегчение, как будто утром после вчерашнего застолья выпил бутылку пива.

— Какая прелесть! — умильно промычал компьютерный гений. — Ел бы и ел! Света, ты просто гениальный кулинар! О такой жене должен мечтать каждый здравомыслящий мужчина! Нет, ты просто сказка! Ради того чтобы меня так кормили каждый день, я готов… Что такое?!

Он таки заметил выражение наших лиц и стал пялиться то на меня, то на Свету. Чтобы хуже не стало, я решил прояснить ситуацию:

— Серёга, это блюдо не даёт повода для кулинарных комплиментов нашей очаровательной хозяйке.

— Это ещё почему?

— Потому что это просто сырое мясо какой-то местной морской твари. Понял? И не вздумай блевать!

— А-гмн… — сказал Серёга. — Ты ва-аще, да?

— Не-а!

— Во бли-и-ин…

Снаружи — сквозь клёкот чаек на помойке — донёсся новый звук. Лицо Светы как-то разом осунулось, постарело. Она протиснулась к двери и покинула помещение. Перекошенная дверь сама собой открылась, и мы увидели, что наша хозяйка, бросив гостей, торопливо шагает к берегу. Я решил на всякий случай последовать за ней, а объевшийся Серёга потащился следом.

Ох-хо-хо-о… Есть такой старый шлягер со словами: «Этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной…» В данном случае это было именно так — я бы до такого не додумался.

На пляж — или каким словом обозвать здесь границу воды и суши? — вылезло некое существо. Именно оно издавало клекочущие призывные звуки. Света шла несомненно к нему. Она ещё не рассталась со своей «перевязью», однако в данном случае руки её были пусты — нож из чехла она не достала. Уже на подходе у меня что-то ёкнуло внутри: вдруг совершенно отчётливо я понял или почувствовал, что не надо — не надо нам туда ходить!

— Сядь и уймись! — сказал я Серёге. — Мы тут лишние.

— Угу — согласился компьютерный гений и последовал моему совету. — Поглядим…

Существо, преодолевшее границу воды и суши, было похоже на чёрт знает что. Голова вроде бы человечья и руки есть, а вот всё остальное… Ну, читали мы про Ихтиандра, но это! В общем, я как бы поставил блок в своём ассоциативном мышлении — не надо пытаться понять то, что понять невозможно!

Судя по всему, между Светой и водным существом произошёл короткий, но очень эмоциональный диалог. Закончился он тем, что женщина стала пинать собеседника босыми ногами. Странное существо в ответ издавало какие-то звуки, пыталось защититься руками, но в конце концов благополучно плюхнулось в воду. И больше не появлялось… А Света побрела по песку обратно.

Глава 3. Причины

Я искренне полагал, что уже немало познал в этологии человека. А такое познание, помимо многих печалей, даёт возможность экстра— и интерполировать поведение ближних. Вот и сейчас я сидел на песке и прикидывал: «Мы имеем дело с умной и как бы независимой самочкой нашего вида. Мы с Серёгой, судя по всему, ни сексуального, ни социального интереса для неё не представляем. Как она, будучи в стрессе, поступит? Мимо пройдёт? Не-а!»

Так и случилось: неподалёку от нас Света остановилась, и мы некоторое время слушали, как она всхлипывает. Потом я счёл возможным задать вопрос:

— Слушай, вот мы сюда попали сдуру. А ты из-за чего?

— Хлюп-хлюп…

— Всё ясно: страсти! Глубокие душевные переживания! Любовь и ненависть…

— При чём тут это?!

— А что же «при чём»? Ухват? Скалка?

— Нет, сковородка…

— Да не может быть! — почти против воли подначил я. — Неужели ты…

— Да!

— И что теперь делать? — задумчиво спросил я. — Как нам отсюда выбраться? Ты, кстати, хочешь домой?

— Не знаю…

— Как это не знаешь?! — удивился я.

— Заткнись, дурак! — раздумчиво посоветовал экстрасенс-изобретатель. — Оставь человека в покое. Лучше подумай мысль: чтобы выйти откуда-то, надо бы понять, как вошёл, верно? Или как вошли другие. Ну, с нами всё ясно, а Света?

— Что ты до меня докопался?! — вскинулась женщина.

— Надо бы провести ещё одно исследование, — с фальшивой робостью сказал Серёга. — Это нужно для нашего спасения, да и ты, может быть, когда-нибудь захочешь вернуться.

— Какое ещё исследование?! Вот сейчас я всё брошу…

— Ну, не хочешь, как хочешь… Только мне кажется, что ты попала сюда примерно из того же места и времени, что и мы. Надо бы проанализировать информацию, а потом произвести синтез — сделать обобщения и выводы.

— Да пошёл ты… — не вполне уверенно отмахнулась Света.

— Пойду, конечно, — вздохнул Серёга и вдруг перешёл на свой «обволакивающий» бас: — Света, в нашей жизни много сложностей. Но все они, оказывается, наукой давно изучены и имеют объяснения. Правда, не всем от этих объяснений становится легче жить… Хочешь, что-нибудь угадаю про тебя? Ты — цивилизованная и высокообразованная женщина. Однако оказавшись в… скажем так, необычной обстановке, ты ведёшь себя несколько странно и вообще ходишь голой!

— Как хочу, так и хожу!

— Логично. Тем более что здесь такая возможность имеется. А почему ты хочешь ходить именно так?

— Отстань!

— Попытаюсь угадать, — снисходительно улыбнулся Серёга. — Скорее всего, ты долго и мучительно боролась с лишним весом. Наконец ты его победила и опять стала лёгкой, стройной и сексапильной. Продемонстрировать там этот факт, наверное, было сложно, а здесь — запросто. И это при том, что демонстрировать себя здесь почти некому — туземцы сюда не ходят, а нас с Вованом ты за мужиков не считаешь, верно?

Женщина скривила презрительную гримасу, села на песок, вытащила из чехла нож и воткнула его в песок по самую рукоятку.

— А мне тёща говорила, — вспомнил я, — что женщинам без ничего сидеть на грунте нельзя.

— Здесь можно, — буркнула Света. — По-моему, тут всё стерильно.

— Однако вернёмся, как говорится, к нашим баранам, — продолжил Серёга. — Если ты нас за людей не считаешь, то тем более стесняться нечего. Может, расскажешь всё-таки, как ты сюда угодила, а?

Под действием этого рокочущего, обволакивающего голоса что-то со Светой сделалось: как-то она вдруг оплыла и обмякла, как-то вдруг стало видно, что ей уже за… ну, скажем, больше восемнадцати. Снова хлюпнула носом:

— Муж…

— К другой? — понимающе проворковал Серёга.

— Если бы! — Хлюп, хлюп. — Он просто так… Гад, сволочь!.. У него бабушка двоюродная померла и квартиру ему оставила. И он туда стал переселяться. Я помочь хотела, ну, типа прибраться… А он отказался… Ну, говорю, хоть покажи, что за квартира… Ни фига! А где находится, адрес? А тебе, говорит, это не нужно, хочу, говорит, жить один. Нет, ну, какая сволочь, а? Ведь двадцать лет вместе! И вот…В общем, решил свалить и даже адреса мне не сказал. Если что, говорит, звони по мобильнику! А дозвонишься ему — он же спец по этому делу! Тебе вежливо ответят его голосом… А сам, может, в это время с какой бабой трахается?!

— Ну, в нашем информационном мире любой адрес узнать несложно.

— Но он мне его не сказал, — Хлюп, хлюп. — Не позвал…

Я смотрел на Серёгу и умилялся: он вдруг преобразился — собрался и подтянулся, стал мудрым и всезнающим гуру. Может быть, он действительно был профессионалом, который попал наконец в свою среду, в область своей компетенции.

— Света, наверное, ты в чем-то прокололась. И, наверное, не вчера. Ваш брак был… м-м-м… по любви? Страсть имела место?

— Имела… Ещё как!

— Четыре раза в день, а потом ещё и вечером?

— Н-ну-у…

— Как я тебя понимаю… А когда это всё закончилось? Когда ты вдруг поняла… нет, почувствовала, что больше уже не хочется?

— Н-ну-у…

— Всё прошло «как с белых яблонь дым» только у тебя, а не у него, верно?

— Н-ну-у…

— Ты сама, конечно, не скажешь, когда это произошло. А я попробую угадать, ладно? Вы зарегистрировали брак на приличном месяце первой беременности. Потом была вторая и второй ребёнок, верно? Это все?

— Да…

— Почему-то, так я и думал! В общем, сексуальный интерес к мужу ты потеряла примерно через два с половиной или три года после заключения брака. Угадал?

— Н-ну-у…

— Едем дальше! А дальше встаёт извечный вопрос женской философии: какого хрена ему от меня надо?! По какому праву он чего-то хочет?! Подаренный когда-то «мерседес» устарел — на таких приличные люди уже не ездят! А у самого перхоть на пиджак сыпется, и носки воняют. Почему я должна слушать его рассказы про конфликты с начальством?! Сам дур-рак! Правильно?

— Какой там «мерседес». — Хлюп, хлюп. — У него «семёрка» была…

— Это не важно, — отмахнулся Серёга. — Мужики рано или поздно прокалываются, особенно по пьяни. С твоим такого не было? Он ничего такого не говорил? Вспомни, пожалуйста!

— Н-ну-у… Он не пил, вообще-то… Но один раз… У них корпоратив какой-то был… В общем, он еле пришёл домой и плёл что-то несусветное. Типа, когда-то что-то я ему не так сказала, и с тех пор он просто терпит, пока вырастут дети. Что мне на него плевать, меня, дескать, только чайки интересуют. Что вместо того, что бы поддерживать его, я пытаюсь делать карьеру сама. Ладно, говорит, я подожду, а ты занимайся своими чайками. Ну, совсем пьяный был! И вот, значит, дождался…

— А как вы расставались последний раз… там?

— Как-как… Устроила ему скандал, сковородкой стукнула… Он ушёл, а я в туалете закрылась, сижу и реву. И сама не знаю, чего хочу больше: чтобы он был, или чтоб с птицами мне не мешали работать. Ну, наревелась всласть, выхожу… Вот сюда и вышла!

— Дальше, дальше, Света! Это же не всё, правда?

— Куда ж дальше… Получила разом: то и это!

— И чайки, которых надо спасать, и… Он здесь, да?

— Да. — Хлюп, хлюп. — Только я его не простила! И…

— Говори, говори — это важно! Что ж я из тебя как клещами тяну?!

— Странно тут как-то… Я, вообще-то, с чайками давно работаю — диссер по ним писала. Их коммуникационные сигналы наизусть знала, а кое-что и воспроизводить могла. А тут оказалось, что понимание полное — их язык для меня как родной, мы разговаривать можем! Не сразу, правда, но, кажется, быстро…

— А муж?

— Прогнала я его, сказала, чтоб не подходил. — Хлюп, хлюп. — Он, вообще-то, ещё со школы подводным плаванием увлекался. А под старость вообще фанатом стал. Ну, начал и тут плавать. И что-то с ним от этого сделалось… Вы видели… Но не сразу… Приплывает иногда…

— Та-ак, — сказал Серёга. И вдруг закаменел лицом, стал суровым и мужественным: — Должен тебя разочаровать, Света. С такими проблемами ко мне обращались множество раз. Обычно в итоге меня просили найти способ вернуть мужа. И всегда я отвечал одинаково: таки нет! Я не колдун и не торгую приворотными зельями! Могу объяснить причины, прояснить мотивы. А дальше думайте сами, решайте сами!

Выдержав эффектную паузу, он несколько смягчился, подобрел и сказал проникновенно:

— В нашем случае всё проще. Есть суперкомпьютер — мой чемоданчик. Шлем на голову и думай свои проблемы. По идее эта штука должна сделать объективный вывод и дать рекомендации. А уж следовать им или нет — дело твоё. В монитор с итогами исследования без твоего разрешения никто не заглянет — сама понимаешь.

Чемоданчик Серёга оставил в жилище, так что далеко идти не пришлось. Однако по дороге я всё-таки успел спросить:

— Здесь действительно не бывает ночи?

— Не бывает…

Мы расположились на свежем воздухе. Сеанс исследования внутреннего мира был недолгим. Правда, у Светы возле глаз остались белёсые полоски — следы от высохших слёз. Серёга пощёлкал клавишами и демонстративно повернул экран в её сторону:

— Ознакомься с результатами!

Света читала и, наверное, перечитывала текст довольно долго. Потом встала, хлюпнула носом и махнула рукой:

— Да ну вас!.. — И побрела куда-то прочь по песку.

— Надо полагать, — задумчиво сказал ей вслед Серёга, — что нам открыт доступ к её интимной информации.

— А оно нам надо, экстрасекс хренов? — не менее задумчиво ответил я. — Ясно же, что данная красавица своего мужика терзала и мучила двадцать лет. Наконец он попытался вырваться, но не тут-то было. Какая трагедия драмы… или драма трагедии…

— Не двадцать, — поучительным тоном сказал Серёга. — А всего лишь лет семнадцать — восемнадцать. Но я с тобой согласен, ведь это целая жизнь! Ты заметил, что никакого раскаяния, никаких попыток понять, в чём была не права? Это он — гад и сволочь. А я — невинная овечка, которую обидели ни за что. Такое восприятие событий у женщин очень распространено — я наварил на нём кучу бабок. Будем смотреть?

— Давай!

Серёга щелкнул клавишей и текст пошёл сначала.

— Ч-черт, он опять с дочеловеческих предков начал — конца и краю не видно!

— А реферат можно?

— Сейчас попробую… Во, получилось, читай!

«…Основных слоёв подсознательной мотивации два: древний (миллионы и сотни тысяч лет) и юный (тысячи лет). В первом случае важно привлечь и удержать наиболее высокорангового самца. Во втором случае важно не быть одной — хоть какой-то самец должен быть рядом. Городская цивилизация кардинально изменила условия жизни, но подсознательные мотивации решений и поступков остались прежними. У женщин это противоречие выражено сильнее, чем у мужчин. Долговременный парный брак ни в каких человеческих инстинктах не прописан — это очень позднее изобретение, способствующее выживанию популяции в условиях чудовищной перенаселённости. Вместе с ним, вероятно, возник невроз, который называют «любовь» или «влюблённость». Репродуктивный смысл этого явления…

…Безудержное влечение двух особей друг к другу, разумеется, не может длиться вечно. Если мужчина достаточно высокого ранга, то у него это пройдёт очень быстро — может быть, сразу после соития, может быть, только утром. В этом случае женщине придётся искать другого (а высокоранговых самцов всегда не хватает), либо бороться за этого, и её «любовь» не угаснет.

Однако в случае «равного» брака «по любви» древние инстинкты тоже дают себя знать. Если мужчина верен и заботлив, то сначала в чувствах женщины доминируют удовлетворение и уверенность в завтрашнем дне. Потом наступает «откат» или инверсия: «А тому ли я далася? Наверное, другие бабы его не хотят, раз он со мной так носится?» И начинаются семейные разборки. Поскольку мотивация не поднимается на уровень сознания, то разборки обычно происходят на мелком бытовом уровне, вроде нестиранных носков или недоваренных макарон.

Основная коллизия заключается в разнице подсознательных устремлений и целей. Высокоранговому (в этологическом смысле) мужчине семейная жизнь не нужна вообще — женщины его и так обслужат. Для средне— и части низкоранговых мужчин смысл в браке есть — чтобы заниматься сексом по потребности, не тратя каждый раз время на ухаживания. Для совсем низкоранговых мужчин брак вообще единственная возможность хоть иногда заниматься сексом с женщиной. А для женщины…»

— Опять эта тягомотина, — вздохнул я. — Сам читай, если не надоело!

— Ты чо, Вован! — ухмыльнулся Серёга. — Это ж машина, она нового знания не создаёт. Она анализирует и синтезирует — на основе всех богатств…

— Вот и засунь её себе в задницу, — грубо перебил я. — Пусть твою предстательную железу проанализирует. А потом синтезирует…

— Чем-то тебя зацепило, однако, — удовлетворённо кивнул старый приятель.

— Меня?! Да я при социализме три года в суде «кивалой» отсидел — общественная нагрузка! Вместо овощебазы… И всё на бракоразводных процессах, мать их ети!

— Да? — заинтересовался Серёга. — Твой опыт может быть полезен. Делись!

— Сейчас! А что тебе надо?

— Сроки! Когда народ обычно разводится?

— Ну, по моему опыту… Которые совсем дегенераты… со свадьбой на триста персон… иногда разводятся через полгода. Потом они имущество-подарки через суд делят. Ну, там телевизоры, холодильники, ковры и подушки всякие — тоска… Обычно судья даёт им полгода «на примирение». Если не поможет, то даёт ещё полгода — договаривайтесь сами, блин! А есть почти вменяемые люди, которые разводятся через восемь-десять лет. Эти в основном делят детей, но их обычно отдают матери. А я всегда вставал на сторону отца, если он не совсем алкоголик… Ещё был контингент солидных людей, которые отстрадали в браке по двадцать — тридцать лет и вот наконец-то… Эти разбегаются, естественно, по инициативе мужа. Но основной пик разводов, конечно, это три-четыре года совместной жизни. То есть три года жили, потом терпели… А что ты меня-то спрашиваешь?! — спохватился я. — Есть же официальная статистика! И она давно не секретная!

— Да знаю я её, — хмыкнул Серёга, — ты ж с профессионалом дело имеешь, Вован! И ента статистика с твоими советскими впечатлениями, в общем, совпадает. Мы впереди планеты всей — по количеству абортов на душу населения!

— Всё ещё? — вяло удивился я. — Мне-то казалось, что уже отстали…

— Ну, отставание намечается, — кивнул экстрасенс, — но ещё не состоялось. В этой теме много смешного, а вот неясностей мало. Нет вопросов, достойных дискуссии — наука всё давно выяснила, хотя не всё афиширует.

— А что она афиширует?

— Ты тупой, что ли? — удивился экстрасенс. — То, что соответствует демографической политике государства, то и афиширует. А что же ещё?!

— Ну да, — вздохнул я, поворачиваясь на бок. — Китайцы, помнится, всеми силами боролись против рождаемости. А мы боремся за рождаемость. Чтобы как можно больше и чаще…

— Ты мне про китайцев не трави: их пацанам попасть в армию — высший кайф! А наши косят, кто как может.

— Да знаю, знаю… — отмахнулся я. — Генералам нужны солдаты, чтоб свою зарплату и дачи оправдать. А служить никто из «нормальных» не хочет… В общем, ты зачем эту тему затеял?

— Н-ну-у… Понимаешь, есть у меня интерес — исследовательский. Меня завораживает цифра «три». Почему именно три года? Какой в этом смысл?

— А должен быть смысл? Хотя читал я про всяких первобытных… Да, пожалуй, какой-то смысл в этом есть… А ты спроси свою машинку!

— Действительно! — обрадовался Серёга. — Всего и делов-то! А, кстати, у тебя самого-то жена когда дурить начала?

— Это смотря от чего считать, — задумчиво ответил я. — Мне всегда казалось, что «дурить», как ты выражаешься, она начала, когда дети были маленькие, а жрать нечего. Когда стало ясно, что я их не брошу, что костьми за них лягу… Вот тут-то и началось. Или кончилось… Но срок, в общем-то, сопоставим.

— Ага, вдруг проявилась масса нюансов, — кивнул Серёга. — Ты ожидал, что супруга поддержит тебя в трудной борьбе за существование, да? А получил что-то типа «сам дурак, а вот другие…» И вообще, что бы такое ещё учудить, чтобы муж всё-таки обложил меня матом или хотя бы по морде съездил, да?

— Щас я тебе самому по морде съезжу! Но, в общем… да.

— Ладно, давай попробуем, — сказал Серега и начал щёлкать клавишами со страшной скоростью. — Тут главное, правильно вопрос сформулировать.

Он пыхтел и щёлкал, наверное, минут десять. Потом вытер пот со лба и облегченно вздохнул:

— Запрос принят! Сейчас получим… Ну, получили… Во, блин! Ходи сюда, Вован, читать станем!

Пришлось мне подняться и тащиться целых три метра, увязая в песках и барханах. И ради чего?!

«В базе данных нет информации, позволяющей дать однозначный ответ. Возможно, речь идёт о научном открытии. Сопутствующей информации много. Дать?»

— Гы-гы, — сказал Серёга. — Так я и думал. Пусть даёт!

И он нажал кнопку.

«У многих первобытных народов в брачных и сексуальных отношениях фигурирует срок 3 года. Вариантов много. Примеры:

1. Юноша должен безвозмездно работать на семью жены три года, после чего брак считается состоявшимся и он больше не раб, а член клана.

2. Если жена забеременела, то муж не должен прикасаться к ней три года.

3. Супруги живут вместе три года, после чего муж платит выкуп-калым либо отправляет жену обратно в её семью.

И так далее.

Объяснения причин в базе данных нет, только гипотезы и предположения. Дать?»

— Давай! — хмыкнул Серёга и нажал кнопку.

«…Дочеловеческие самки рода Homo избрали полупаразитическую жизненную стратегию: секс в обмен на заботу. Возможно, из-за этого-то и возник разум. Дети, потомство — не цель, а средство, второй по значимости способ закрепить за собой самца, заставить его приносить пищу — именно мне, а не вон той дуре. Вероятно, три года нужно на вынашивание ребёнка и доведение его до состояния, когда он уже не требует ежеминутной заботы. Тогда можно подумать и о другом папе для следующего ребёнка. А чем больше пап у детей, тем увереннее можно смотреть в будущее.

С другой стороны, древняя инстинктивная программа требует от самца оплодотворить как можно больше самок. А разум протестует: зачем мне другие, если и эта хороша? Но — надо, но — хочется… Эволюция (или господь Бог?) согласовали сроки: три года. Самцу начинает сильно хотеться «другую» именно через три года. А самка как раз в это время начинает сомневаться в правильности своего выбора и отказывать ему в сексе. Перед женщиной встаёт вопрос: то ли охмурить другого, то ли этого привязать насмерть, чтоб никуда не делся? А лучше этого привязать и спокойно приискивать другого.

Данные желания-стремления обычно не поднимаются до уровня сознания. Человек не виноват в том, что ему чего-то хочется, а чего-то не хочется. А вот обуздывать, тормозить эти свои желания он может.

Способность контролировать свои инстинкты А. Протопопов назвал «примативностью». Низкопримативные люди живут разумом, а высокопримативные склонны подчиняться инстинктивным программам…»

— Да, — кивнул я. — Именно так всё и обстоит. Сейчас мне всё это понятно и без твоей машинки. Вот если б раньше…

— Раньше нельзя, — ухмыльнулся Серёга. — Тогда ваш брат-обыватель вообще размножаться перестанет. А кто тогда в армии служить будет?! Одни татары с чеченцами? Тут ещё есть всякие примеры и разъяснения — давай почитаем!

— Ну, давай…

«…Основная проблема женщин городской христианской цивилизации (последние тысячи лет) это высокая примативность. Желания (преимущественно неосознанные) вступают в противоречие с объективной реальностью. Происходит подмена целей и смыслов: если мне этого хочется, значит, это нужно!

Примечание: народы и страны, в которых женские желания-стремления становятся значимыми, получают законодательную или моральную поддержку общества, обычно существуют до первого серьёзного катаклизма. Потом исчезают. Исключений вроде бы нет».

— Как это «нет»?! — удивился я. — А Америка? И европейские страны всякие — там же сплошная эмансипация! Давай, спроси про Америку!

— Запросто, — буркнул Серёга.

Он постучал клавишами и нажал «Ввод». Через несколько секунд появились строчки:

«Данная тема в печати рассмотрена, однако в базе данных прямой информации нет. Только экстра— и интерполяции. Дать?»

«Давай!» — мгновенно набрал Серёга. И получил ответ:

«Соединённые Штаты Америки — одна из наиболее благополучных (сытых) стран современного мира. Женщины имеют равные права с мужчинами и даже более того. Однако такая ситуация имеет недавнюю историю — всего несколько десятилетий. Страна крепчала и мужала, пока женщины молчали и занимались в основном домашним хозяйством.

В настоящее время недруги и завистники предъявляют США претензии в агрессивности, колониализме и прочем экспансионизме. Но все хотят жить там. Однако с точки зрения науки этологии это общество и государство очень хрупко и уязвимо. Военной мощи США достаточно, чтобы за пару дней очистить от населения половину планеты (возможно, и всю), чтобы за несколько часов превратить многомиллионную армию противника в неуправляемую толпу. Однако…

Однажды какая-то белка перегрызла кабель. И половина столицы могучей страны погрузилась в хаос. Когда выяснилось, что это не война, не теракт, а всего лишь белка, люди пели и плясали на улицах от радости! А если б гранатой?

Данной страной управляют вменяемые и совсем не глупые люди. Они, вероятно, прекрасно понимают уязвимость системы, в которой живут. И стараются не подставить её под удар — любыми средствами».

«А небоскрёбы?» — отщелкал Серёга.

«В базе данных нет информации для непосредственной интерпретации. Только косвенная. Дать?»

— Давай!

«Можно предположить, что небоскрёбы в Нью-Йорке и взрывы домов в Москве имеют одну и ту же основу. Данные акты агрессии не несут реальной угрозы существующему обществу. Однако позволяют…»

Дальнейший текст был просто бесконечным. Серёга прогнал его до конца, матерно ругнулся и набрал: «Реферат»

То, что машина выдала, было тоже довольно обширным. Тогда он повторил команду. А потом ещё раз. В итоге на экране осталась всего одна фраза:

«Тонизирующая таблетка для маразматика».

— Н-да, — задумчиво сказал я. — Такое впечатление, что этот твой чемодан умеет думать. Хотя наукой давно доказано, что такое невозможно в принципе. Может, про Украину спросим?

— Слушай, Вован, — вдруг озлобился Серёга. — Не трогай Хохляндию. У меня там полно родни!

— И за кого она воюет? Впрочем, молчу, молчу… Мы вообще-то про баб разбираться начали, а?

— Сейчас я тебе про баб выдам… — буркнул экстрасенс, шлёпая по клавишам толстыми пальцами. — Сейчас будет… На!

«…Отношение к женщине в обществе, степень её эмансипации и т. д. не являются причиной. Это — индикатор, показатель фазы, в которой находится данный этнос. На «взлёте» женщина никто — добыча, товар, средство обмена. На «спаде» женщина приобретает равные права или начинает доминировать. Пример: у чукчей была поговорка: «Если ты женщина, то молчи». Чукчи живут и здравствуют поныне. А народ ительменов исчез — на момент контакта с русским этносом там доминировали женщины. Итог, как говорится, на лицо. Таких примеров в истории множество, однако наиболее ярким является закат Римской империи — первые века нашей эры…»

— Ну, хорош, а? — попросил я. — Что-то ты совсем на меня тоску нагнал. По Л. Н. Гумилёву мы живём в эпоху глобального противостояния мусульманского и христианского суперэтносов. Так что, мы обречены?

— А давай спросим! — хмыкнул Серёга и опять начал давить на кнопки. — Плохо, что Интернета нет, а то бы я подключил… Хотя вот чего-то выдало!

«Противостояние двух культурных (религиозных) общностей действительно имеет место. И может продолжаться неограниченно долго (в историческом масштабе времени). В данный момент силы примерно равны — с одной стороны экономическая мощь и демократические традиции. С другой стороны высокая рождаемость и воля к победе».

«И кто же победит?» — набрал Серёга.

«Вопрос не корректен. Однозначная экстраполяция невозможна — не хватает данных. Есть варианты. Дать?»

— Давай!

«Вариант первый — если существующая ныне ситуация сохраняется и продолжает развиваться. Оба суперэтноса внутренне разобщены, что позволяет пока избежать тотальной войны. В этом случае результат противостояния зависит от того, кто раньше сможет объединиться: шииты с суннитами или католики с протестантами и православными? То и другое крайне маловероятно.

Вариант второй — противостояние переходит в латентную форму и длится долго. В этом случае наиболее вероятна постепенная исламизация христианского мира. И общая деградация».

— А почему деградация?! — удивился я. — Мы, между прочим, арабскими цифрами деньги считаем, а вовсе не римскими!

— Не, ну какой ты душный, Вован! — почти искренне возмутился Серёга. — Я ж внятно объяснял по слогам: машина выдаёт интерпретацию того, чего в неё загрузили. А чего в ней нет, того она не выдаёт! Ну, не загрузил я туда Фому Аквинского и Канта не загрузил! Собрание сочинений Маркса-Энгельса-Ленина тоже отсутствует.

— Хвала Аллаху — только Маркса нам не хватало!

— Давай спрошу… — и он опять стал насиловать клаву.

Ответ, очищенный от подробностей и деталей, выглядел так:

«С научной (этологической) точки зрения из трёх основных авраамических религий наиболее проста и доступна ранняя версия иудаизма (Ветхий Завет). Однако она имеет два недостатка:

а) общаться лицом к лицу с Богом трудно и страшно;

б) право на такое общение имеют лишь евреи — народ избранный (почему-то).

Эти недостатки породили современный (талмудический) иудаизм, а также христианство и ислам. Последняя религия наиболее адаптирована к инстинктивным программам человека, поэтому «исламизация» идёт легко, а «христианизация» — трудно.

Нужны подробности и примеры?»

— Обойдёмся! — махнул лапой Серёга. — Ты удовлетворил своё любопытство?

— Да пошёл ты! — вздохнул я. — Мы ж про баб базар начинали.

— Дались тебе эти бабы, — разочарованно сказал экстрасекс. — Только о них и думаешь!

— Что ж ты хочешь от полного лесбияна! — пожал я плечами и понял, что они уже изрядно обгорели на солнце и надо их чем-то прикрыть. — Закрывай свою шарманку, пошли обратно. У меня там халат остался.

— Ну, пошли! — не стал спорить Серёга.

Глава 4. Соседи

Пока мы шли, точнее, брели «домой», как-то зацепились языками за русскую историю. Благополучно дошли, но болтать не перестали. Похоже, думать о положении, в которое мы попали, ни Серёге, ни мне не хотелось — лучше уж перетирать всякую чушь.

— …Врут они всё!

— Врут, но не всё! Иногда бывают просветы.

— И где же те просветы?! — вяло возмутился я. — Это ты как великий экстрасекс на дому работаешь. А я на работу езжу. На метро! Почему я, едя по эскалатору, должен слушать сообщение о том, что русская армия выстояла против французской под Бородином в тысяча восемьсот двенадцатом году? А далее следует сообщение, что в тысяча триста восьмидесятом году русские войска на Куликовом поле разгромили ордынские орды. Это как бы даже не смешно!

— Не, Вован, ну ты натурально оборзел! Слышал я этот слоган… Ты не въезжаешь в тему: ведь могли бы сказать, что под Бородином наши разгромили французов на голову! Могли? Вполне могли — никто не мешал. Нормальный обыватель плохо представляет себе, где это самое Бородино, что такое кремневые ружья и как стреляют пушки, с дула заряжающиеся. Про тотальную муштру личного состава я вообще молчу. Это когда надо стоять строем, пока тебя в упор расстреливают из этих самых пушек. Ещё та песня…

— А после «победы» на Куликовом поле земля Московская опустела…

— Слушай, Вован! Ты, похоже, шибко грамотный. Ну-ка, скажи навскидку, сколько раз хан Тохтамыш ходил завоёвывать трон Золотой орды?

— Н-ну-у… Кажется, раз восемнадцать…

— Вот и неправильно — всего-то раз семь. А Куликовская битва у него какая попытка по счёту?

— Не пудри мне мозги, ладно? Он в ней сам-то не участвовал. Дмитрий Донской захотел прогнуться перед будущим золотоордынским ханом и вывел своих смердов в чисто поле — на убой. Потом оказалось, что он это сделал зря. Может, эта попытка Тохтамыша вообще в счёт не входит?

— Нет, ну какой же ты нудный, Вован! Мы — великий народ! Спорить будешь?

— Не-а…

— У нас замечательная история, исполненная всяческих побед и подвигов! Спорить будешь?

— Не-а…

— Мы — народ избранный, предназначенный исполнить великую миссию! Спорить будешь?

— А надо? И вообще: «мы» — это кто?

Серёга ухмыльнулся и ударил себя кулаком в грудь:

— Мы — это простые русские люди! Вам, живущим в московских квартирах — пидарасам, студентам, жидам — не понять красоты того мира, где бродить только нам — мужикам!

— Слушай, — вздохнул я, — ты хоть Макаревича не трогай, ладно? А то ведь, и правда, вспомню молодость и в рыло дам… А вообще, мне кажется, что к нам идут.

— Это где? — заинтересовался вундеркинд.

— Да вон. Где-то я их уже видел. А ты?

К нам приближались два человека. Один был низкорослый и поперёк себя шире. В семейных трусах. А другой — довольно длинный и вроде как стройный. В черных плавках. По мере приближения стало видно, что длинному, наверное, где-то между тридцатью и сорока, он ярко выраженный европеоид славянского типа. Второй персонаж казался низкорослым, вероятно, только рядом со своим напарником — на самом деле он, наверное, был нормального роста, то есть с меня или чуть ниже. Возраст этого человека я оценить затруднялся, поскольку лицо у него было, мягко выражаясь, своеобразным, а тело покрывали бурые волосы, под которыми бугрились мышцы. Длинный атлетом не выглядел, но он явно начинал свой день не с кружки пива — сала под кожей почти не было, одни мышцы.

Серёга посмотрел в указанную сторону и как-то скис:

— Во, блин… Сосед снизу и его корефан. Бить, наверное, будут…

Похоже, эти ребята ничего не боялись и чувствовали себя хозяевами положения. Подойдя к нам, длинный сел на песок и принял «позу лотоса». Коротышка просто опустился на корточки — кажется, в такой позе ему было вполне комфортно. Они стали нас разглядывать и обмениваться впечатлениями:

— Где-то я их уже видел…

— Ну да, — кивнул длинный, — когда ты табуреткой махать начал, они и появились.

— Натан Петрович, — вежливо сказал коротышка, — вы же понимаете, что я обычно никого не бью табуретками. Это был отвлекающий манёвр.

— Александр Иванович, мать твою ети! Захотел меня испугать табуреткой?! Впрочем, у тебя получилось… Лучше скажи мне, с какого переляку мы тут оказались?

— Как интересно! — пожал могучими плечами коротышка. — Я думал, ты мне ответишь, а ты меня же и спрашиваешь! Идеи есть?

— Есть, — кивнул лысеющей головой длинный. — Вот эти два га-аспа-адина явно причастны к данной кол-лизии.

— И что теперь?

— Что-что… Поделим поровну: я беру большого, а ты мелкого. Отводим их в разные стороны и проводим собеседование. Только кости лучше сразу не ломать — только суставы выворачивать и жилы тянуть. Потом мы сходимся и сверяем показания. Если будут несовпадения, то мы поменяемся клиентами и опять разойдёмся. Потом сойдёмся и опять сверимся. И в завершение — по доброй петровской традиции — даём финальный аккорд. Тут уж можно и кости ломать, и кишки вытягивать. То, что получится в итоге, можно будет считать правдой — подлинной.

— До чего же злы эти русские интеллигенты, — печально вздохнул коротышка. — Нет бы по-человечьи — кулаком в рыло, ногой по рёбрам… И так до вечера. А утром снова.

Я слушал этот неспешный диалог и грустно осознавал, что да: эти — могут. И противопоставить им нечего. И бежать вроде бы тоже некуда. Единственное, что вселяло слабую надежду, их манера обращаться друг к другу по имени-отчеству. Может, не совсем отморозки?

— Я бы на вашем месте не поминал русских интеллигентов, — задумчиво сказал длинный. — А то огребёшь. Незабвенный Л. Н. Гумилёв обижался на такие ругательства. У меня, между прочим, профессия есть. Точнее, их пять. В отличие от вас, преп несчастный!

— От такого слышу! — среагировал коротышка. — Кто из нас дольше в школе отработал, а? То-то…

— Но ты же ни хрена не рубишь! — возмутился длинный. — Ну, сам прикинь: если человеку хорошо дать в рыло, то какой смысл его потом месить ногами?

— Ну, таки да, — неохотно признал коротышка. — В рыло лучше сразу не бить. Сотрясение мозга, то-сё… Это редкий случай, когда вы таки правы, Натан Петрович. Выворачивать суставы лучше.

— Во, хоть раз согласился! — обрадовался длинный. — А чо ты, Александр Иваныч, под еврея молотишь? Ты ж вообще неандерталец!

— На себя посмотри! — обиженно сказал коротышка. — Так чего с этими делать будем?

— Как чего?! — искренне удивился длинный. — Сначала бить, потом на куски резать. И жарить на медленном огне.

— Слушай, не люблю я человечину, — пожаловался коротышка. — От людей меня тошнит.

— А ты омепразол принимай за полчаса до еды — говорят, помогает.

— Это кому как, — хмыкнул коротышка. — Слушай, а тут, оказывается, девушки водятся!

— Где?? — завертел головой длинный.

— Да вон — на бугре.

Сердце моё как-то неприятно сжалось — на перегибе «мола» действительно стояла Света. Наверное, она хотела к нам подойти и что-то ещё сказать. Или услышать… А мы…

Длинный, наконец, заметил женщину и встал на ноги.

— И правда… Ох, какая…

— Отвали, это моя добыча! — злобно прохрипел коротышка. — Такие женщины для отличников, а ты троечник!

— Неправда! — возмутился длинный. — Я иногда и четвёрки получал!

— Отвали, говорю! Я иду знакомиться!

— А чой-то именно ты идёшь? Я же гораздо красивше!

— Это поправимо, — сказал коротышка. — Лови!

Дальше произошёл какой-то цирковой трюк: из позы «сидя» коротышка взвился в воздух и, похоже, попытался нанести оппоненту удар ногой в голову. Однако тот успел поставить блок и попытался перехватить конечность. Перехватить не смог, но нападавший не удержал равновесия и полетел на песок. Впрочем, он успел сгруппироваться и тут же вскочил на ноги. У «собеседников», похоже, от этих упражнений даже дыхание не сбилось.

— Так чья это добыча?

— Конечно, моя, но… А ты уверен, что это — добыча?

— Ясен перец…

— А если наоборот? Ты сколько раз женат?

— Ну, всё-таки… — смутился длинный.

— И я о том же! Судя по походке, по контуру фигуры тела, по изгибу талии… Нет, я, пожалуй, в сторонке постою. А ты знакомься!

— Не, — сказал длинный, вновь усаживаясь на песок в позе «лотоса». — Это вопрос философский, а не половой. Иди сам знакомься.

— Вот я сейчас всё брошу и побегу, — ухмыльнулся коротышка. — Я уже привык, что бы за мной девушки сами бегали. Сама придёт. Если захочет. А не захочет, так и не надо.

— Что-то она сюда не рвётся…

— Тупой ты, Натан Петрович — извини за прямоту! И ни хрена ты в женщинах не понимаешь. У неё же сомнения! Вот появились мы — все такие крутые и в трусах. Женщине уж-жастно интересно, кто это такое пришли? Шестёрки или альфа-самцы? Может, один из них — мечта моей жизни?

— Так подошла бы и посмотрела. Или пощупала — делов-то… Мечта любой женщины — это я.

— Вот тут вы глубоко ошибаетесь! — обрадовался коротышка. — Потому что мечта любой женщины — это я. И не надо строить иллюзий! Вы — продукт недавней неолитической революции. Самец — весь из себя длинный, хулиганистый и наглый. А я — отголосок другой эпохи. Я — настоящий, а вы — новодел!

— Да ты ва-аще неандерталец!

— Ну, наверное, я неандерталец — не буду этого скрывать! А вы, часом, не еврей, Натан Петрович?

— Может, и еврей, — вздохнул длинный. — Но не галахический — мама у меня русская. Точнее русско-якутско-тунгусская метиска.

— А негров-ефиопов у вас в роду не было? — хихикнул коротышка. — Про папу я вообще не спрашиваю!

— А что папа? У него балтийские корни. Из викингов, наверное. Тут дело тёмное… А что ты опять до меня докопался?!

— Да я вас — евреев — за три километра без очков вижу!

— Заткнись, неандертальская морда!

— А в рыло?

— Это кто кому…

Драться, похоже, им было лень. Поэтому они лишь обозначили готовность бить друг друга, а сами так и остались сидеть на песке.

Серёга млел и, похоже, вмешиваться в процесс не собирался. Света исчезла из поля зрения. Пришлось мне брать инициативу в свои руки:

— Господа, судя по экстерьеру, мы принадлежим к одному биологическому виду. Он называется Homo sapiens. То есть человек разумный. К этому виду и его представителям я особых симпатий не испытываю, однако… Однако у этих существ, как и у многих других, есть территориальный инстинкт.

— Точно инстинкт? — поинтересовался коротышка. — Не рефлекс?

— Н-ну-у… — несколько смутился я. — Речь не об этом! Практически во всех культурах нашло отражение это чувство — чувство своей территории. Её можно окопать рвом и огородить частоколом, можно просто пописать на кустики по периметру. Это — технические детали. Я, собственно, клоню к тому, что на подсознательном уровне у высших млекопитающих закреплено: попав в новое место, нужно воевать или договариваться. В общем, как-то оформлять отношения с теми, кто был здесь раньше.

— Во грузит, — сказал длинный. — Дольника начитался!

— Не факт, — возразил коротышка. — Может, Маркова? Хотя и у Щепетова есть эпизод, где старый чукча убивает пришельцев, потому что они с ним не поздоровались.

— Твой Щепетов — отмороженный компилятор! — возмутился длинный. — Первоисточники читать надо!

— Вот ты будешь меня учить, что надо читать, недоучка хренов! Но некое зерно в этом есть, а?

— Ну, типа есть…

— В том смысле, что они вот тут лежат на песочке, а мы пришли. Или надо их сразу бить, или представиться и попросить разрешения посидеть рядом.

— Да я вот этого знаю, — сказал коротышка, указав пальцем на Серёгу. — Он у нас на пятом этаже живёт. Вполне безобидный мен.

— Ну, ты его знаешь… Ну, безобидный… А какого хрена мы тут оказались?!

— Это вопрос! Думаешь, из-за них?

— Ничего я не думаю!

— Это заметно… — коротышка переключил внимание на нас с Серёгой: — Милостивые государи! Позвольте представиться: Никитин Александр Иванович. Работаю библиотекарем, подрабатываю в «боях без правил». Вот это — Иванов Натан Петрович. По последней профессии он строитель-отделочник, но ни фига драться не умеет и, по-моему, уже нигде не работает. Потому что разбогател.

— Везёт же людям!..

— Дело тут не в везении, — уточнил коротышка. — Просто пару раз нас с ним нанимали для путешествий в прошлое.

— С тобой я никуда не нанимался! — буркнул длинный, без особой, впрочем, агрессивности.

— В общем, мы оба получили возможность жить не так, как можется, а как хочется. И вот в процессе нашей с ним дискуссии перед ужином к нам зашли — как бы в гости. После этого мы оказались где-то не там. Верно?

Я почти придумал, что ответить, и уже начал, но коротышка остановил меня жестом:

— Продолжу, если позволят милостивые государи. И я, и этот длинный «сапиенс» некоторый опыт перемещений имеем. По моим наблюдениям это не прошлое. И не будущее. Это какое-то… Ну, не важно. Лично я задарма куда-то перемещаться не соглашался. У меня, между прочим, на завтра назначена встреча — интимная. Точнее, две… Но это не важно! А важно понять, какое отношение ко всему этому имеет мой сосед сверху. Вроде бы я ему зла не творил, а?

Тут уж мне оставалось лишь молчать — время солировать Серёге. И он начал свою партию:

— Господа! Вы любите громкую весёлую музыку?

Гости переглянулись и пожали плечами, что, вероятно, означало отрицательный ответ.

— И мне не нравится. Особенно, когда это насильно. В общем, в моём распоряжении оказался некий прибор. Это — явно хай-тек непонятно чьего производства. При помощи этой машинки можно «тушить» «глухарей» и много чего ещё делать.

— Во! — поднял волосатый палец коротышка. — То-то в последнее время в моей фатере жить стало легче и веселее! А то, понимаешь, справа сериал по телевизору смотрят, а слева тяжелый рок слушают. Бить некого: там полуглухая старушка, а здесь девчонки-морковки квартиру снимают. А стало тихо. Так это ваша заслуга… М-м-м?

— Сергей Николаевич, — раскланялся Серёга. — Честь имею!

— Ча-аво ты имеешь?! — вскинул брови длинный гость.

— Заткнись, Натан Петрович! — попросил коротышка. — Не мешай работать. Ну, это понятно. А мы-то здесь причём? Мы ж музыку не заводим! Ну, бывает, в процессе обсуждения чего-нибудь шваркну я ентим евреем об стенку. Или об пол…

— Это кто кем шваркнет!

— Не перебивай! Так вот: я же не антисемит, я же стараюсь ни его, ни им сильно не бить. Есть у меня соседи и поближе, но они как бы ничего против не имеют. Так в чём же дело?

— Объясню, если позволите, — встрял я. — Данный прибор во многом загадочен и непонятен даже для его хозяина. А тут он оказался в моих руках. Ну, я сдуру, от переизбытка впечатлений и нажал на кнопку. Может быть, не на ту. Точнее, зря, конечно, вообще на что-то нажимал. Но так уж получилось. В общем, если кого-то надо бить, то бейте меня. Только не по очкам…

— И много вы этих впечатлений приняли?

— А бес его знает, — пожал я плечами. — Бутылка была тёмная, в ней не видно, сколько осталось.

— Литровая или ноль-семь?

— По-моему, литровая.

— С этим всё ясно, да, Натан Петрович?

— Куда уж яснее! А обратно?

— А обратно никак, — развёл я руками. — Пока получается, что для возвращения нужно находиться в той же точке, в какую прибыли. Но это — плавучий остров. Он успел сдвинуться куда-то, и мы застряли. Вот ищем другие способы возвращения.

— И как?

— Пока никак. Народу тут много, попадали они сюда, наверное, без помощи приборов. Может, и выйти отсюда можно… волевым усилием? Короче, информации пока собрали мало, но с прибором — глушняк.

— Да-а-а, милостивые государи, удружили! — печально вздохнул библиотекарь.

На некоторое время воцарилось молчание — похоже, наши гости пытались осознать масштабы беды, в которую попали. Уж не знаю, успели ли они это сделать до того, как события начали развиваться дальше.

— По-моему, там лошади, — сказал Серёга и показал пальцем вдаль вдоль пляжа.

— Н-да? — усомнился Натан Петрович, прищуриваясь на горизонт. — Мы вроде бы как раз оттуда и пришли, но никого там не видели. Однако это точно лошади… Слышь, страшила, ты лошадей любишь?

— Кушать люблю, а так — нет! — пожал плечами коротышка, которого звали Александр Иванович. — А почему ты спрашиваешь? Я ж тебе рассказывал, что на них вырос. Или ты думаешь, что тхо-Найгу одними мамонтами питались?

— Пошёл ты со своими мамонтами… — задумчиво проговорил длинный, продолжая вглядываться вдаль. — Вот у меня такое впечатление, что это даже не лошади, а всадники. Да перестань ты чесаться, блин горелый, лучше посмотри!

Коротышка отвлёкся от своих дел и, привстав на цыпочки, глянул в указанном направлении.

— Ну, всадники… Больше пяти, но меньше десяти… Штук шесть…

— Слушай, Александр Иванович, у тебя глаза не моим чета — ты ж первобытный! Вот и объясни людям, казаки это, гусары, самураи или амазонки? И что такое у них в руках: дубинки, шпаги, мечи, катаны, сабли или шашки? И что они собираются делать: прискачут и порубают, да?

— Слушай, Натан Петрович, — задумчиво сказал коротышка. — Может, я и первобытный… Однако — в отличие от некоторых! — я полжизни просидел за компьютером, и глазки у меня уже не те. Это — не амазонки, не самураи и не гусары — факт! На казаков, пожалуй, похожи… И в руках у них колюще-рубящее оружие типа шашек.

— И чо?

— Да ни чо! Скорее всего, сейчас они договорятся и будут нас атаковать. Или наоборот — ускачут в туманную даль.

— Атаковать? Вот так прямо?! Всадники Апокалипсиса, блин!

— Натан Петрович, вы же на истфаках двух университетов учились. Неужели не помогло?!

— Пошел ты!..

— В образах этих всадников Иоанн Богослов, скорее всего, воплотил извечный страх оседлого земледельца перед кочевником. Этот кочевник весь дикий и на лошади. Он прискачет, всех зарежет и уведёт в рабство.

— Нет, я просто балдею с энтих антиллегентов! — рассердился Натан Петрович. — Скандинавы в восьмом веке были вполне оседлыми рыбаками и земледельцами. И тем не менее!

— Вот! — поднял к небу толстый волосатый палец коротышка. — В этом-то всё и дело. У скандинавов тогда возникла относительная перенаселённость. Однако они не стали совершенствовать приёмы земледелия, а перешли на другой тип хозяйства — набеговый. Как крымские татары.

— Слушай, ты, преп несчастный…

— Я вообще-то библиотекарем работаю!

— Да хоть сантехником! Ты сериал «Викинги» смотрел?

— Ну, смотрел…

— А ты усмотрел аналогию: викинги в канадско-ирландской интерпретации воевали так же, как древние русичи — в пешем строю. Хотя на лошадях ездить умели. Помнишь писания Константина Багрянородного?

— Не забывается такое никогда!

— А кто это? — робко спросил я.

— Багрянородный? Да базилевс византийский. Не путать с первым Константином, от которого пошёл Константинополь. А который Багрянородный, тот сочинил длиннющую «оперу». Про всех. Он думал, что сын-преемник прочитает, на ус намотает и будет править империей правильно. Щас! Однако ж до нас эта «скаска» дошла, в отличие от большинства родных русских летописей.

— Э-э, господа! — как-то непривычно робко встрял Серёга. — А у вас нет ощущения, что сейчас нас будут топтать копытами и рубить мечами?

— Да, действительно, — признал Александр Иванович. — Вряд ли у них тут развита работорговля. Так что, скорее всего, они сразу всех порубают. Или одного оставят — для расспроса. А потом и его зарежут — на фиг он нужен?! Дела…

— Слушай, страшила, ты любишь, когда шашкой по голове?

— Не, не очень. А что ты предлагаешь?

— Стена щитов! Мы ж русские люди!

— Ну, кто тут русский… И что это такое… Но философский смысл, безусловно, в этом есть. Только где мы возьмём щиты?

— А вон, смотри — фиговина из песка торчит, и вон там нечто плоское валяется. Давай, шевели лапами!

Пока всадники вдали совещались, защитное вооружение было готово к употреблению. Александр Иванович вооружился овальной стальной дверцей от какого-то люка — держать её можно было за ручку. А Натану Петровичу достался приличный кусок толстой гофрированной жести.

— Слышь, мужики, — сказал он нам, — вы бы тоже — того, а? Типа, на нас могут наехать.

— Не, — возразил коротышка, — толку от них не будет. Пусть лучше чемодан берегут. Хотя вот этот…

Это было уже непосредственно ко мне:

— Возьми ящик какой-нибудь и прикройся. Главное, под копыта не попади и башку под саблю не подставь.

Я кинулся в сторону и притащил какую-то порядком истлевшую деревянную конструкцию:

— Пойдёт?

— Нормально. В случае чего, кинешь лошади под ноги. А, вообще, будь сзади — ты, типа, наш тыл.

Дальше они общались уже друг с другом:

— Ты с лошадьми умеешь?

— Не-а… Но они травоядные.

— Акустический удар?

— Пожалуй… Давай — на счёт «три-шестнадцать».

— Давай. Но на пределе — метров десять, не больше.

— Годится… А может, всё-таки рассосётся?

Не рассосалось: далёкие всадники выстроились цепью и устремились вперёд. Примерно на середине дистанции они воздели своё колюще-рубящее оружие к небесам, стали свистеть и улюлюкать. Правда, по мере приближения к нам их цепь всё больше становилась похожей на тупой клин — фланговые отставали.

Дальнейшие события я запомнил плохо — уж очень быстро всё происходило. К тому же взбитая копытами пыль летела в глаза. Правда, я успел подумать, что реального повода нестись на нас «саблями маша́» вроде бы нет — ничего плохого мы тут ещё не сделали. Скорее всего, просто пугают. Однако клинки у всадников были, кажется, настоящими.

Натан Петрович и Александр Иванович дотянули, как показалось, до последнего — вот-вот стопчут копытами. Буквально в последний момент они встали с колен, подняли свои «щиты» и дружно рявкнули-заорали нечто несусветное. Этот рёв и внезапно возникшее на пути препятствие подействовали на лошадей самым благотворным образом — оба передовых всадника просто вылетели из сёдел. Остальные атакующие занялись восстановлением контроля над своими скакунами, и на несколько секунд им стало не до противника. И тогда «щиты» полетели на землю, а два полуголых отморозка устремились в атаку…

Я тёр глаза, смотрел и удивлялся. Действительно: сотни, если не тысячи лет вооружённый всадник был воплощением ночного кошмара труженика-обывателя. Производителя, так сказать, материальных благ. И вот эти два чудика — библиотекарь и строитель-отделочник — глазом не моргнув, встали против конной «лавы». И что они с ней сделали?!

Коротышка орудовал куском доски или брусом. А длинный — арматуриной…

Собственно говоря, относительно невредимым остался только один наездник. Натан Петрович сдёрнул его с седла, ударил по лицу, сломал ногой саблю и, вероятно, счёл вопрос закрытым. После чего занялся другими оппонентами, благо их было много. Однако поверженный воин кое-как встал, выплюнул выбитые зубы, влез на коня и умчался прочь.

Лошади, которые смогли подняться, отбежали в сторону. У двоих, вероятно, были повреждены ноги, и встать они не могли. Александр Иванович как-то очень буднично и ловко умертвил обоих. После этого людей — а все были живы! — стащили в кучу, невзирая на их стоны и ругательства.

Посидели, подышали. Я не переставал удивляться на новых знакомых: по экстерьеру между ними не было ничего общего — скорее, полные антагонисты. При этом они всё время спорили до взаимных оскорблений, а вот сейчас действовали весьма слаженно. Разве так бывает?

— Однако, казаки, — сказал Натан, кивнув на пленных. — Ты был прав.

— Ой, зачем нам этот смех? — хмыкнул коротышка. — Мне чуть нос шашкой не отрубили!

— А ты без носа стал бы гораздо красивше урода. Ну, смотри, у них же штаны с лампасами!

— Слушай сюда, недоучка хренов, — важно сказал Александр Иванович. — Цитирую свой факультативный урок для старшеклассников. Казаки бывают разные. Точнее были. Это — служилые люди. В начале двадцатого века их всех уже регламентировали, распределили и прописали. И у всех была своя форма, свои прибамбасы и примочки. Ни хрена я в этой ихней кухне не понимаю, потому что мне не интересно. Однако того, что случайно задержалось в моей памяти, достаточно, чтоб поставить предварительный диагноз вот этим особям.

— А что тут ставить? — пожал плечами длинный. — И так видно: вот у этих сотрясение мозга средней тяжести, у этого нога сломана, у усатого, наверное, рука вывихнута. А этот, может быть, вообще не жилец… Твоя работа?

— Натан Петрович, я много раз повторял вам, что я — шоумен. Профессиональный кривляка. Мне убивать и калечить людей нельзя — закон жанра. Хотя иногда очень хочется. Его, наверное, лошадью придавило. Но я о другом диагнозе. Все эти кители, погоны, лампасы и прочее, включая тельняшки, всего лишь знаки, символы. Причем вот эти носители плохо понимают смысл носимой символики. В результате мы наблюдаем эклектику. Представь, что ты встретил на тропе войны индейца с причёской команча, раскрашенного как делавэр, и в одежде могиканина. Да ещё и верхом на мустанге! Что с таким надо делать?

— Лечить, — хмыкнул длинный. — Или мочить, пока шериф не видит.

— «Мочить» и «лечить» я не люблю, — заявил коротышка. — Мне в милиции раз пять объясняли, что всё дело в сроках и «ритуальных танцах». Допустим, толпа тинэйджеров начинает тебя бить. За то что ты им замечание сделал. В итоге половину оппонентов увозят на «Скорой», а остальные… Ну, скажем так: выглядят не блестяще. Формально: взрослый дяденька избил группу подростков. Криминал! Но все всё понимают. Это — танцы… Ежели оппонент потерял работоспособность на столько-то дней, то это административное правонарушение. А если больше (по медицинской справке!), то надо заводить уголовное дело. Он на меня с заточкой, которая потом где-то потерялась, а я ему в рыло. Заточки нет, а сломанная челюсть есть! Он потерпевший, а я обвиняемый! В общем, не люблю я этого!

— Есть такая тема, — кивнул Натан Петрович. — Я её тоже не люблю. Государева мельница мелет медленно, но верно. В ейные жернова лучше не попадать. Надеюсь, что здесь её нет. Давай поспрашиваем, зачем это они на нас с шашками наголо?

— Давай. У кого тут голова целее? Вот этого я не бил, а ты?

— Ну, если только по корпусу… Хотя морда у него довольно тупая…

— Можно подумать, что твоя морда лица вся утончённая! — буркнул Александр Иванович и слегка пнул одного из «казаков»: — Слышь ты, ряженый, вы почто на нас наехали?

— Врёшь! — прохрипел пленный. — Это вы — ряженные. А мы — суть и соль земли русской!

— Во как! — почесал затылок Натан Петрович. — Ни больше, ни меньше! А я где-то читал, будто казаки — во времена оны — успешно воевали на стороне Турции против русских. И за поляков они воевали — опять-таки против русских. А уж сколько евреев перерезали… Может, что путаю, а?

— Утрируешь, — сказал Александр Иванович. — Что с недоучки взять? Но, вообще-то, очень долго в Московии слово «казак» было ругательным, особенно после Смутного времени. Но в принципе ты прав — Русь-Россию казаки Отечеством считали далеко не всегда. Они как бы отдельная общность. Её воспели Гоголь и Шолохов, а незабвенный Троцкий, помнится, выразился кратко и однозначно — зоологическая среда! Большевики даже такую кампанию затеяли — расказачивание. Так чего ради вы устроили тут скачки и танцы с саблями? — вновь обратился он к пленному. — Что мы вам плохого сделали?

— Так… Попугать хотели…

— Шутка юмора, да?

— Надо бы им первую помощь оказать, — неуверенно сказал я. — А то откинет кто-нибудь копыта… или гангрену схлопочет.

— Да и хрен-то с ними! — махнул рукой Натан Петрович. — Меня другое волнует. Эй ты, пугатель, вас сколько до кучи?

— Много!

— Я спрашиваю: сколько у вас боеспособного личного состава? Или ты хочешь попробовать на вкус собственные кишки? Это правильно! Я тебя сейчас разделаю по науке, остальные посмотрят и всё сразу расскажут. Они всё расскажут только ради того, чтоб умереть сразу, а не как ты. Начинать?

— Сто пятьдесят… Нет, нас — двести!

— Врёт, — тут же определил Александр Иванович и подал напарнику трофейную шашку. — Ты ему пашину надрежь внизу и тяни потихоньку.

— Триста! Нас триста сабель!

— Смотри-ка, мочу пустил со страху… — отметил библиотекарь. — И всё равно врёт. Наверное, он сейчас скажет всё, что пожелаем. Но с этого мало радости.

— Это точно, — признал Натан Петрович. — Один ведь ускакал.

— А что ж не добил-то?

— Отвлёкся… Но шутка юмора тут в другом: если их осталось хотя бы десятка два-три и все на лошадях, то они нас, пожалуй, стопчут. У тебя, часом, пулемёта нет? Против кавалерии, говорят, первейшее средство!

— Еропланы от кавалерии тоже помогают. Однако нету, — развёл руками Александр Иванович. — Может, как в старину, частокол построим?

— Слушай, от стройки — любой — меня просто тошнит, — сказал Натан Петрович. — Давай не будем ничего строить!

— Господа! — подал я голос. — Вы забыли о природных укреплениях. Почему бы нам, к примеру, не забраться вон на тот пупырь? Он, конечно, невысокий, но вряд ли лошадь сможет залезть на такой склон. Огнестрельного оружия у них вроде бы нет…

— Пожалуй, это мысль! — одобрил Натан Петрович и обратился к пленному: — Слышь ты, соль земли, у вас есть какое-нибудь метательное оружие? Ну, там ружья, автоматы, пистолеты, луки, арбалеты какие-нибудь, а?

— Есть! Нет… Нету-у!!!

— Да ну его к чёрту! — отмахнулся Александр Иванович. — Давай перебазироваться наверх. Если у них что-нибудь есть, мы из пленных баррикаду сделаем — пусть по своим стреляют.

— А вода?

— Ну, собственно говоря, воды нет и здесь. Что-нибудь придумаем…

Моё подозрение оправдалось — данная возвышенность оказалась какой-то корабельной надстройкой. Правда, я никогда не плавал на серьёзных судах и не смог понять, что она означает. Противника на горизонте видно не было, и мы занялись земляными работами — кое-как откопали дверь в помещение, на крыше которого расположились. Всё тут было переломано и присыпано песком, надутым сквозь дыры в стенах. В углу когда-то располагалась мойка или умывальник. Самой раковины не было, но кусок загнутой трубки с краником из стены торчал. Вспомнив своё общение с рыбаками, я внутренне хихикнул и стал его крутить, как бы открывая воду. И случилось чудо!

Что-то хрипнуло, хлюпнуло и… пошла вода! Сначала мутная и ржавая, а потом вполне чистая и пресная. Вот это да!

Можно сказать, что «радости нашей не было предела», но Натан Петрович чем-то вдруг озаботился. Он подобрал какую-то железяку и выломал дверь в соседнее помещение. Там было темновато, и никто за ним не последовал. Некоторое время мы слышали его сопение, он что-то ронял, матерился и, кажется, рыл. Наконец бывший строитель-отделочник вернулся обратно — ещё более озадаченный.

— Ты чего, Нат?! — вопросил удивлённый Александр Иванович.

— Чего, чего, — буркнул Натан Петрович. — Впечатление у меня, понимаешь?

— Нет. И какое же?

— А такое: вода ниоткуда льётся!

— Здрасте…

— Труба с той стороны обломана — никуда она не ведёт.

— Так не бывает!

— Без тебя знаю, что не бывает! Если живы будем, надо свет какой-нибудь организовать и покопаться там. Может, где подводка есть, а я не заметил?

— Да-а-а… Дела-а… Хотя, с другой стороны…

— Полундра!!! — донёсся сверху крик Серёги, оставленного наблюдать и охранять пленных. — Свистать всех наверх!!!

Глава 5. Всадницы

— И чего мы тут орём? — поинтересовался Александр Иванович, влезая на крышу. — «Полундра» вроде бы в буквальном переводе означает «падает вниз». Это старинный сигнал опасности у мореманов. Но реальный смысл он имел лишь на парусниках.

— Как ни банально это звучит, но ничто на земле не проходит бесследно, — вздохнул Серёга. — И ответки нам не миновать. Чёрт вас дернул крошить этих «казаков» в капусту! Ну, отогнали бы: кыш, дескать, кыш! А то сразу в лоб, сразу зубы долой и глаза на задницу…

— Это ты к чему? Едут, что ли?

— Ну, типа… И до хрена…

— Да, действительно едут, — всмотрелся в даль Натан Петрович. — Заметь, не мчатся во весь опор, а именно едут. Больше двадцати…

— А куда им спешить? Мы ж никуда не денемся…

— Это точно! — сказал Натан и ухмыльнулся. — У меня появилась мысль на грани гениальности. Что, собственно, мешает нам попытаться сойти за мирных обывателей? Очкарик с Сергеем вполне себе тюлени, я — нормальный, не качок-супермен. Мы мирные люди, а всё безобразие натворил вот этот волосатый горилл — он перепугался и с цепи сорвался. А мы ему новую верёвочку на шею привяжем. Он будет на ней ходить, мычать и слюни пускать. Ну, типа ручной, а?

— Знаешь что!!! — оторопел от такой наглости Александр Иванович.

— Знаю, знаю! — заверил Натан Петрович. — А тебе жалко, что ли? Подумаешь, фон-барон какой, а сам даже кандидатскую не защитил! И потом: настоящего аристократа унизить может только другой аристократ или кто покруче. Ты же не станешь всерьёз обижаться на сопляка, который обзовёт тебя дураком — ранг не тот, верно?

— Ладно, — буркнул Александр Иванович. — Поведёшься с вами, обязательно научишься жрать всякую гадость. Как отвлекающий маневр такое может и сойти, но ненадолго. И я не вижу, зачем такой манёвр может понадобиться. Зато вижу… Вижу, что едут к нам одни бабы. Ну, и девушки, наверное, тоже… Похоже, с лошадьми они, в отличие от «ряженых», обращаться умеют профессионально.

— А оружие?

— Нет у них никакого оружия. Кроме сисек.

— Тогда нам хана, — констатировал Натан Петрович. — Однозначно!

А я вспомнил пейзаж, который видел с высоты при первой разведке. На северо-востоке острова (если солнце здесь на юге) имелись довольно обширные слабохолмистые пространства зеленоватого цвета — вероятно, поля, покрытые травой. Тогда я не придал значения этому факту, меня больше волновала далёкая синева моря, которая ограничивала здесь всё. Теперь же подумал, что, наверное, там-то все эти лошади и пасутся. Оттуда, скорее всего, и прибывают сюда всадники — вдоль моря по пляжу. И ещё одна мысль оформилась в моей голове. Я даже решился её озвучить:

— Господа, а не кажется ли вам данная ситуация несколько двусмысленной?

— Это ты к чему?

— К тому, что имеет место некая неопределённость. Дабы её устранить… не отправить ли нам к ним навстречу парламентёра?

— Что ж, это дело, — кивнул Натан Петрович. — У меня даже есть кандидатура.

— Это кто?

— А ты сам прикинь!

Я прикинул. Получилось, что идти надо мне — как самому малоценному члену экипажа. Остальные, похоже, подумали то же самое.

— Не боись, Вован, — успокоил меня Серёга. — Если что, я твоей жене отзвонюсь.

— Спасибо, родной, — кисло промямлил я. — Теперь мне бояться нечего.

К миссии своей я подготовился основательно — высыпал песок с камнями из кроссовок, справил нужду и одёрнул халат. А потом спустился на пляж, сел на песок и стал ждать, когда ко мне подъедут.

При более близком рассмотрении женщины оказались весьма разновозрастными, правда, старух и совсем уж детей среди них не наблюдалось. Все были в штанах, некоторые высоких «кавалерийских» сапогах или ботинках, а большинство в каких-то несерьёзных тапочках или кроссовках. Выше у всех по-разному: футболки, рубашки или только лифчики. Две девчонки, которым ещё нечего было класть в бюстгальтер, ехали голыми по пояс. На ходу вся эта кавалькада болтала-чирикала между собой и мало обращала внимания на окружающий пейзаж. Создавалось впечатление, что они просто прогуливаются, двигаясь за предводителем, точнее предводительницей. На общем фоне я выделил её не сразу, но когда расстояние сократилось…

Дама ехала на огромном гнедом жеребце довольно свирепого вида. Наверное, он был как минимум на десяток сантиметров выше в холке, чем любая лошадь в этой команде. Всадницу украшала длинная грива густых тёмных, чуть вьющихся волос, которые трепал встречный ветерок. А лицо… Лицо было вполне европеоидным, но относилось, вероятно, к тому типу, когда в самом расцвете девушку красавицей не назовёшь, зато с годами оно почти не меняется. Так что возраст предводительницы можно было на глаз оценить в пределах от 30 до 60 лет. Всё остальное, находящееся у неё выше седла, скрывала просторная вылинявшая футболка.

На подходе ко мне кавалькада чуть приотстала, а предводительница продолжала движение в прежнем неспешном темпе. Я сидел и смотрел как — всё ближе и ближе — жеребец переставляет ноги с огромными копытами. Невольно возникала мысль, что если вот таким копытом по голове… Или по корпусу… М-да-а…

Между нами оставалось, наверное, метра три, когда жеребец остановился, я встал на ноги, а всадница грациозно спрыгнула на землю. Многое сразу прояснилось: ростом она с меня или чуть ниже, лет ей хорошо за тридцать, она брюнетка с проседью, и широкой длинной её футболке очень даже есть, что скрывать — и выше, и ниже пояса.

— Привет, — сказала предводительница. — Я — Сара Моисеевна. Можно просто Сара. А вы кто будете? Вроде раньше не встречались, да?

— Я — Владимир. Можно просто Вова и на «ты».

— Взаимно! — кивнула женщина. — Осваиваешься? И как тебе здесь?

— Мне здесь… странно, — честно признался я. — А вы… ты давно здесь?

— Не знаю, — пожала плечами женщина. — Самой интересно!

— Как это?!

— А-а-а, ты ещё не понял! — усмехнулась Сара. — Совсем, значит, свеженький. Здесь нет времени, Вова, не-ту!

— Так не бывает!

— Ну, проверь, чтоб успокоиться. Некоторые мужики почему-то сильно из-за этого переживают. Женщины тоже переживают, но из-за другого.

— Слушай, Сара Моисеевна, вы… ты меня как мешком из-за угла. Давай сядем, а то я стоя хуже соображаю.

Мы уселись на песок друг напротив друга. Жеребец потянул было повод, но она его из руки не выпустила и сильно дёрнула в ответ:

— Шустрик, стоять! Стоять, кому говорю!

И была в этом окрике такая властность, что не подчиниться просто невозможно — даже животному.

— Погоди-ка, — промямлил я. — Ведь если солнце не двигается, то для отсчёта времени и зацепиться не за что, да? Ну, правильно, у рыбаков были песочные часы — для коротких отрезков времени!

Сара с улыбкой кивнула, а я стал скрести затылок. Это помогло:

— Во, и про женщин я понял! У вас же месячный цикл. Это ж природные часы! И что?

— А ничего. Нету месячных — ни у кого. Как будто все разом залетели.

— Ну, знаешь ли… — опять растерялся я. — А ногти, или волосы, к примеру, тут растут? Или здесь бриться не надо?

— Ну, бриться тут никто никого не заставляет, — пожала плечами женщина. — Но растут — и ногти, и волосы. Если хочешь, конечно.

— Не понял?! Причем тут «хочешь» или «не хочешь»?

— Потому что это остров желаний, — вполне серьёзно сказала Сара. — То, чего ты сильно хочешь, сразу или постепенно сбывается.

— Опа-на! Прошу прощения, но ты часом…

— Не веришь, конечно, — усмехнулась женщина. — Ну, смотри!

Она стянула через голову свою футболку, щёлкнула застёжкой застиранного лифчика и повернулась ко мне боком:

— Оцени! А после детей у меня тут как бы две тряпочки болтались. По жизни других и не надо, но мне очень хотелось, чтоб были большие и торчали. Ну, вот и получила. Как-то так — потихоньку-потихоньку и пожалуйста!

— Да-а-а… — обалдело промычал я. — Это — аргумент! Даже два… А живот, талия и…?

— Ну, задница у меня никогда маленькой не была, и талия присутствовала, — не без гордости ответила дама. — А с животом я сама после родов справилась. Да ты не переживай — привыкнешь!

— Это что же, получается, что я могу…

— Ничего ты не можешь! — заверила она меня. — Нужно хотеть долго и сильно, тогда получится. А то у нас одна блондинка вдруг пожелала иметь голубые глаза. Хотела-хотела, да так с карими и осталась!

— Но ведь многие и сами не знают, чего хотят, — пробормотал я и подумал, что продолжать расспросы надо бы в присутствии свидетелей — хотя бы Серёги. Иначе мне придётся доказывать, что моя крыша на месте и предъявлять доказательства. А что я предъявлю? Нет, надо менять тему. — Слушай… Послушай, а почему ты — Сара, да ещё и Моисеевна? С виду славянка чистых кровей — и без очков видно!

— А зачем ты очки носишь? Попробуй без них — ещё один эксперимент получится.

— Как это…

— Пробуй, пробуй!

Очки я снял, стал озираться и щуриться во все стороны:

— Слишком много диоптрий, аккомодация не срабатывает!

— И не надо, — сказала Сара, — тут психология срабатывает. Дай сюда!

Раньше, чем я успел что-то сообразить, очки оказались у неё в руках. А ещё через секунду стёкол в них уже не было. Подлость такого коварства показалась мне просто запредельной:

— Ты что сделала?! Как же я теперь?!

— А никак, — пожала женщина загорелыми плечами. — Либо оклемаешься, либо слепеньким будешь ходить.

«Б…ь!» — в панике подумал я, а она меж тем невозмутимо продолжала:

— Я так понимаю, что ты попал сюда не один.

— Это почему же ты так понимаешь? — спросил я «на автомате», пытаясь сдержать гнев отчаяния.

— Потому что прискакал к нам казачок — мордашка вся в крови, — начала объяснять Сара. — Какие-то, говорит, новенькие появились и людей побили — кого насмерть, а кого изувечили. Только он, дескать, один и вырвался! Это ты в одиночку казачков оприходовал? С твоими-то диоптриями!

— Так я ж на ощупь бью, а так же на звук и на запах.

— А если серьёзно?

— А если серьёзно… — я попытался сосредоточиться и взять себя в руки. — Ты можешь сначала объяснить мне, кто такие вы и что такое эти казачки? Они — ваши люди? Или вы ихние?

— Щас! — возмутилась было туземка. — Впрочем, вопрос резонный… Понимаешь, мне кажется, что сюда попадают в основном люди с каким-нибудь бзиком. Вот у нас, — она повела рукой в сторону всадниц, — все были чокнутые на лошадях. И оказались в условиях, когда с лошадьми можно возиться сколько хочешь. Ты наверняка уже познакомился с рыбаками — они ж тут рядом.

— Мужики были сдвинуты на рыбалке, — подхватил я. — И оказались в условиях…

— Правильно! А есть тут компания, которая там азартно играла в казаков. Ну, типа возрождение казачества, внуки-правнуки, шашки-лампасы и так далее. Вот и доигрались — оказались там, где играть можно во что хочешь. Ну, они и скучковались по интересу. Правда, многие и лошадей-то живых только здесь увидели. Мы, помнится, их ездить учили. А вообще, они не наши, они сами по себе. Многим девчонкам, конечно, хочется мужичка, но эти какие-то уж очень недоделанные. Да они и сами нас опасаются — не любят, когда над ними смеются. Хотя, конечно, изредка и грех бывает — как говорится, матка зовёт! Так что же тут у вас случилось?

— Скажу не тая, — усмехнулся я. — Авось тайн не выдам. Мы с приятелем попали сюда не по бзику, а в результате игр с малознакомым и загадочным прибором. Но это полбеды. А другая половина беды в том, что вместе с нами переместились ни в чём не повинные сосед и его приятель. Это довольно своеобразные люди — я тебя с ними познакомлю. Так вот: пока мы сидели и чесали репы, как отсюда выбраться, появились эти ваши казаки.

— Они не наши!

— Извини, я хотел сказать «местные». Наверное, они решили потренироваться, или, может быть, остроумно пошутить. Представь себе ощущения, когда на тебя с топотом и свистом, с шашками наголо мчатся какие-то дяденьки. И это в почти незнакомом месте, где чёрт его знает, какие законы и правила. В общем, пришлось дать отпор.

— Сколько их было?

— Шесть штук.

— Вы, значит, вчетвером пешие-безоружные против шести конных с шашками?! — усомнилась Сара.

— Нет, на самом деле с нашей стороны активных участников было меньше, — сказал я, честно глядя ей в глаза. Сара окинула взглядом мою стать и проговорила:

— Да уж, конечно… Трупов много?

— Вроде все живы. Переломы, вывихи, сотрясения мозга… И две лошади сильно покалечились. Пришлось их того… — кивнул я в сторону места недавнего побоища.

— А вот это вы зря! — вскинулась Сара. — Надо было нас дождаться!

— Кто ж знал?! А смотреть, как они мучаются…

— Ладно, проехали… — вздохнула она. — Что делать будем?

— Не знаю, — честно признался я.

— Надо полагать, твои люди где-то тут спрятались вместе с пленными и к обороне готовятся, да?

— Примерно так, да, — пришлось мне признать.

Сара немного подумала и изложила свой план:

— Давай вот что сделаем: отправим к ним Таньку — она медик, и аптечка у неё есть. Пусть посмотрит на этих увечных и, может быть, первую помощь окажет. А потом девушек я отправлю домой и скажу, чтоб они к казакам заехали и передали, что раненых можно забрать.

Я поднял удивлённо бровь, и она меня поняла:

— Не бойся — я с вами останусь. Как заложница. Чтобы вы тут ещё чего-нибудь не натворили.

— Это другая песня, — почти обрадовался я. — Тогда зови эту Татьяну, а лошадюгу свою кому-нибудь отдай!

— Наверное, сама соображу, а?

Отправляясь со мной, Сара Моисеевна футболку надела, а лифчик вместе с поводом передала какой-то конной даме. Сначала я вознамерился было вести гостей в наше укрепление кружным путём. Но вовремя спохватился — зачем?

Я шёл впереди — лез через кусты, обходил препятствия, что-то говорил и при этом почти не спотыкался и не терял ориентировку, хотя очков на мне не было. Однако внимания на этот странный факт я тогда не обратил — вспомнил о нём много позже.

Знакомство с остальными членами нашей «попаданской» команды пошло совсем не так, как ожидалось. Инициатива оказалась полностью в руках женщины. Подойдя к сидящим и лежащим бойцам, она остановилась и удивлённо воскликнула:

— Кого я вижу?! Какие люди! Натан… э-э-э… Петрович, да? Как я рада вас видеть!

— Ребята, — Натан втянул голову в плечи и начал уползать с площадки, — спасайся, кто может! Я её знаю!

— Что это вы так перепугались? — удивилась дама. — Ведь это я вам денег должна, а не вы мне. Только с собой сейчас нет, давайте как-нибудь в другой раз.

— Не-ет, не надо! — замахал руками Натан. — Не надо мне ваших денег! Только отпустите душу на покаяние!

— Ты чего, Нат? — поинтересовался Александр Иванович. — Вполне симпатичная тётя.

— Не верь глазам своим! Не верь! — в отчаянии прохрипел бывший строитель-отделочник. — Мы у неё в квартире ремонт делали. Работа копеечная, а она всю душу из моих работяг вытянула — еле ушли! Так она меня и здесь настигла! Спасаться надо, пока не началось!

— Не говорите глупостей, Натан Петрович! — строго сказала Сара. — Ничего ни из кого я не вытягивала. Я же не виновата, что сначала хотела делать подвесные потолки, а потом передумала! Я же не виновата, что бежевая затирка для плитки мне больше понравилась!

— Угу, — простонал Натан Петрович. — Ей бежевая затирка понравилась — через неделю после того, как всё белой затёрли! Это каким словом назвать?! Как эту белую из швов выковыривать?!

— Ну, не надо плакать, вы же мужчина, в конце концов! — без тени сочувствия потребовала женщина. — Подумаешь, затирка! И со стенами: что такого, что мне захотелось, чтоб светильники были не на потолке, а на стенах?

— О-о-й, мамочки! — вновь застонал бывший строитель-отделочник и схватился за голову. — Светильники ей… Со скрытой проводкой! Ой, бли-и-и-ин! А стены уже отштукатурены, зашпаклёваны, и обои на них наклеены!

— Ну, расковыряли электрики немножко, — недоумённо пожала плечами Сара. — Что такого? Я же обещала вам доплатить!

— Что доплатить?! — безнадёжно возмутился Натан. — Я предлагал вам втрое больше денег, только чтоб нам этого не делать!

— Как это не делать?! — искренне удивилась дама. — Мне же захотелось! Так что же, других ремонтников искать? Ой, да ну вас — мы это уже сто раз обсуждали!

— Может, я сплю, и мне кошмар снится, а? — с надеждой в голосе пролепетал Натан. — Сейчас проснусь, и вас не будет — какое счастье!

— Вот! Вот она — мужская логика! — взмахнула рукой Сара. — Кто из кого душу вытягивает? И ноет, и плачет всё время — то ему не так, это ему не этак! А ещё говорит…

Похоже, она рассмотрела-таки Александра Ивановича и про Натана тут же забыла:

— Ой, а я вас знаю!

— Весьма польщён, — склонил голову в поклоне библиотекарь. — Но я вас что-то не припомню — уж извините.

— Вам-то откуда меня знать?! — пожала она плечами и подошла поближе. — А вы… тот самый?

— Нет, однофамилец.

— Так что, Троглодит — ваша фамилия?

— Мадам, меня зовут Никитин Александр Иванович, — скромно представился Серёгин сосед снизу, — и работаю я в районной библиотеке. Кроме того, на общественных началах веду кружки для детей и подростков. Если вам моя внешность не нравится, то я своё общество вам не навязываю.

— Наоборот, очень нравится! — заверила Сара. — Я же в своё время чуть антропологом не стала. Можно посмотреть вашу ладонь?

— А ведь ты прав, Нат, — пробурчал библиотекарь, протягивая руку. — Надо спасаться!

— Замечательно! — азартно воскликнула Сара. — А вы позволите?..

Не объяснив, что надо ей позволить и, естественно, не дождавшись позволения, она быстро ощупала его подбородок сквозь бороду, провела пальцем по надбровным дугам, а потом ладонью ото лба через затылок к шее.

— Фантастика! Просто фантастика! — её восторгу, казалось, не было предела. — Как такое возможно?! Да-а-а, вы удачно выбрали себе псевдоним!

— Его выбирал не я, — довольно мрачно проговорил Александр Иванович. — И давайте закроем эту тему.

— Конечно! — охотно согласилась женщина. — Только скажите, вы действительно неан…

— Кажется, я предложил закрыть эту тему! — прервал её библиотекарь. Бывший школьный учитель произнёс эту фразу с таким выражением, что и у зрителей-то мурашки по коже пробежали. А Сару Моисеевну, похоже, проняло не по-детски:

— Простите… Я больше… Простите ради бога!

— Да, пожалуйста! Хоть три раза! — Александр Иванович вновь стал добрым и вежливым. — Только при условии, что вы не забудете о закрытии темы ни через пятнадцать минут, ни через двадцать, ладно? А вот результаты своего антропологического исследования как раз забудете — и чем скорее, тем лучше.

— Хорошо…

— Вован, — развязно сказал Серёга, явно пытаясь замять неловкость, — может, ты всё-таки представишь меня даме? А я, в свою очередь, представлю Каги — он очень умный птиц!

— Это Сергей Николаевич, — вздохнул я. — Великий экстрасенс, изобретатель, вытиратель соплей, враг крабов и большой любитель птиц. По совместительству он является владельцем волшебного чемоданчика, благодаря которому мы все тут и оказались.

— Не скромничай, Вован! — потребовал Серёга. — К нашему попаданию сюда ты тоже приложил руку. Точнее палец.

— Ну, приложил… А всё из-за тебя!

Некоторое время мы с ним препирались, а потом коллектив приступил к переговорам. Их деловая часть была недолгой. План Сары мы одобрили и решили перебазироваться обратно на пляж, а пленных оставить на месте — под надзором двух девиц, имеющих какое-то отношение к медицине. В процессе переселения я, уловив момент, дёрнул Серёгу за рукав халата:

— Слушай, а что там такое с нашим библиотекарем, а?

— Тёмное с ним дело, Вован, — признал мой школьный приятель. — Лучше в него не соваться.

— А что такое?

— Понимаешь, когда он у нас в подъезде поселился, я, конечно, не удержался и подсобрал информашку. Оказалось, что этот мужик как бы подрабатывает в боях без правил. Причем в тех кругах он фигура весьма известная — какой-то там многократный чемпион и лауреат. Псевдоним у него Саня Троглодит — может, слышал?

— От этой темы я далёк. Но что ж ты меня сразу не предупредил, блин горелый?! И что там у него в голове Сара нащупала?

— Мне-то откуда знать? — попытался уклониться Серёга. — Я ж не антрополог!

— Давай, колись, — не отставал я. — Мы ж сейчас все в одной заднице!

— Ох-хо-хо-о… — вздохнул экстрасенс. — Ты же знаешь, что вокруг любой знаменитости всегда формируются слухи, мифы и легенды. Про него, среди прочих, есть легенда, что он настоящий троглодит, то есть неандерталец, который попал к нам из прошлого. Всякие там корреспонденты много раз его об этом спрашивали — я читал интервью. И всегда он отвечал примерно одинаково: на полном серьёзе начинал грузить, что, мол, да, он — чистокровный неандерталец. Его семья, дескать, сорок тысяч лет пряталась в пещере, а теперь отправила его на разведку — посмотреть, не вымерли ли уже проклятые кроманьонцы. Ну, и прочую чушь до кучи.

— Сказка — ложь, да в ней намёк… — пробормотал я. — Смотри, как от него лошади шарахаются! Оно и понятно: инстинкт выработался, ведь неандертальцы на них охотились двести тысяч лет!

— Вован, возможно, ты что-то путаешь, — скривился Серёга. — Но давай не будем в этом разбираться! Других проблем выше крыши.

— Всё, — кивнул я, — будем считать эту тему закрытой.

Конные дамы убыли восвояси. А нам предстояло дождаться явления «казаков» и сдать им раненых. По любым прикидкам получалось, что произойдёт это не очень скоро. Натан Петрович и Александр Иванович решили отправиться на ту сторону «мола» — представиться Свете и рассказать о трупах лошадей, которые можно пустить в дело. Серёга в компании своей вороны пристроился в сторонке, раскрыл чемоданчик и… выпал из жизни.

Мы с Сарой остались как бы вдвоём, если не считать её жеребца, привязанного к какой-то железке, торчащей из песка. Она вновь разделась — теперь уже до трусиков — и стала загорать. Ну, и болтать, конечно. А я изображал глубокую заинтересованность, кивал, поддакивал и думал свои мысли:

«А ведь верно говорят и пишут про женское мышление. Женщины думают говоря. Вот сейчас она просто говорит. Со мной. О чём — не важно. И суть процесса — просто доброжелательное говорение. Неужели я не ошибся, неужели она действительно при первой же встрече послала мне ментальный сигнал к началу ухаживания? То есть поманила. И теперь треплется, чтобы удержать контакт? Наверное, продолжаться это может бесконечно долго. Стоит ли прерывать? Не хочется… Но, по этологической науке, женщину надо «вести». Она, может, и будет сопротивляться, но в глубине души останется довольна — в глубине… по науке…».

Воспользовавшись случайной паузой в словесном потоке, я вставил свой кусок текста — на тему, которая мне интересна. В ответ получил следующее:

— Если я ещё раз услышу слово «примативность» или фамилию «Протопопов», считай, что ты уже мёртв. Привяжу тебя к Шустрикову хвосту и пущу в чисто поле.

— И не жалко тебе животное? — Ему же больно будет! Кстати, о чистом поле. Нечто подобное я сверху видел. Но для такого количества лошадок, наверное, маловато будет, а?

— Есть такая тема, — вздохнула женщина. — И тем не менее. Они давно бы всё съели и вытоптали, но трава растёт как бешеная — она есть всегда. Только не спрашивай, почему так происходит.

— Но этим зверюгам одной травки, наверное, мало. Вы что, корма им заготавливаете?

— Заготовишь на них! Ты разглядел длинные бараки на берегу моря за полем? В одном из них склад с комбикормом. И он там есть всегда. Ещё вопросы будут?

— Будут! — кивнул я. — Понимаешь, есть несколько версий о доместикации лошади. Некоторые считают, что в истории это происходило несколько раз — чуть ли не с палеолита!

— Ага, надо же было как-то добытых мамонтов к посёлкам подтаскивать!

— Не думаю… Да и не археолог я… Но знаю, что последний и окончательный раз лошадь была одомашнена в начале неолита — тысяч десять лет назад. Ну, это когда производящее хозяйство началось. Лошадь в первую очередь понадобилась в качестве транспорта. На волах далеко не уедешь — они медленно чапают. А тогда нужно было развозить на большие расстояния каменный материал для орудий труда, соль и, может быть, элитные семена. Попутно — или наоборот? — лошадь приспособили в военном деле: сначала просто перемещать воинов, а потом и воевать верхом.

— Да-а, — сказала Сара, — какие глубокие познания! А ты книжку какую-нибудь почитать не пробовал? Или хотя бы по интернету полазить, а?

— Ты знаешь, эти детали мне почему-то не очень интересны, — не смутился я. — Меня другое прикалывает. Рабочий век лошадей кончился — ничего не поделаешь. Теперь это спорт, игра, развлечение. Надо полагать, весьма модное — и в Москве, и в Питере сотни конюшен. А, может, и тысячи. Причём, основная масса пользователей — это любители, а не профессиональные спортсмены. И эти любители — женщины. На девяносто восемь процентов, наверное!

— Скорее, на девяносто девять, — поправила Сара.

— Вот и скажи мне, женщина — сама всадница, надо полагать, не из последних — мужики-то где? Откуда у женщин такая страсть? Ведь тратится куча сил, времени и денег, забрасывается семья, работа становится помехой и так далее. Это, наверное, самое дорогое развлечение из… дешёвых.

— Да, конечно, — задумчиво кивнула Сара. — Это забавная тема. Говорят, к лошади, как и к земле, нужно иметь душевную склонность. Без неё никак. Но вот было две мировых войны, была индустриализация, было раскулачивание, расказачивание и прочие развлечения. И все они — прямо или косвенно — были направлены против мужчин-всадников. Мужики-лошадники, наверное, просто кончились. Физически. Точнее, их стало очень мало. Пролетарию или клерку лошадь не нужна.

— Ага, мужиков не стало, и женщины развернулись! — попытался я развить её мысль. — Чуть жизнь стала посытнее, сразу девиз: «Хотим развлекаться!» Вот у тебя шиншилла за пазухой, а у неё крокодил в ванной — подумаешь! А я позавчера третий приз на скачках взяла! Вот это — круто! И фильм могу показать — какая я там красивая и на лошади! Да?

— Да, что-то в этом есть, — признала Сара. — Но вроде бы не то. Или не всё…

Она что-то стала говорить, а я думал о том, что эта женщина мне всё больше и больше нравится. Не в том смысле, чтоб трахнуть её немедленно, а потом ещё раз, но по-другому, и исчезнуть за горизонтом. Нет… Какие-то смутные чувства стали меня обуревать, какие-то мыслишки полезли в верхние слои сознания… «Может, я такую всю жизнь и искал? Не в смысле, что рыскал, вынюхивая след, а просто подсознательно хотел?»

— Вы позволите вас побеспокоить? — зарокотал рядом голос. Это Серёга подкрался со своим чемоданом. Точнее, он, конечно, не крался, просто на него никто не обращал внимания.

— Не позволю! — возмутился я. — Тебя сюда звали? Это — моя добыча.

— Ну-ну, — кивнул экстрасенс. — Только у меня как профессионала есть некоторые сомнения относительно того, кто чьей добычей является. Вот вы, Сара, производите впечатление женщины умной, хоть и красивой. Вас окружает незримая аура, которая влечёт…

— Слушай, пузанчик, — невежливо прервала его женщина, — я, конечно, очень умна, если для женщины этот термин уместен. А вот красивой, к сожалению, никогда не была. Даже в молодости, — она тяжко вздохнула. — Может, тогда и жизнь сложилась бы иначе…

— А вы хотели бы другую жизнь?

— Н-нет, пожалуй. Да и эта, мне кажется, ещё не кончилась.

Я сообразил, что от Серёги просто так не отделаться, и решил попробовать использовать его в «мирных» целях.

— Вот скажи нам, специалист по всем вопросам, почему женщины так любят ездить на лошадях? А мужики — нет.

— Так это же элементарно, Ватсон!

— Ты будешь слушать, Сара? — поинтересовался я и предупредил: — Обычно у него это надолго…

— А мы куда-то спешим? — пожала плечами дама. — Но будет одно условие: за откровенную банальность или глупость — два круга на Шустрике. А то он застоялся что-то.

— Разве на таких зверях ездят? — Серёга с сомнением посмотрел на жеребца.

— Ничего, я тебя на него подсажу, — успокоила его Сара.

— Боюсь, это не то, о чем мечталось, — вздохнул великий экстрасенс. — Давайте лучше о серьёзном. Я тут ломаю голову над проблемой попадания-выпадания. И мне катастрофически не хватает материала, очень мало прецедентов. Скажите, Сара, отсюда люди как-то выбираются?

— Не знаю. Может, и выбираются. Во всяком случае, периодически кто-нибудь исчезает. И никаких следов, никаких трупов.

— А вы сами как сюда попали?

— Я? Ну-у… Я сюда из метро вышла.

— И где ж то метро? — вскинулся я. — Где эта станция?

— А нету! — усмехнулась женщина. — Мы потом это место вдоль и поперёк излазили — ничего там нет.

— Ясненько… — кивнул Серёга. — Значит, наверное, какие-то сильные чувства, переживания?

— Значит, наверное! — не стала отрицать Сара.

— Может быть, вы поделитесь…

— Знаешь что?! — возмутилась женщина. — Может, я лучше трусы сниму, и ты полюбуешься, что у меня спереди и сзади? Вот я стану рассказывать свой интим первому встречному!

— Да не надо рассказывать, — не смутился Серёга. Он сел рядом с нами и положил перед собой чемодан. — Я предлагаю вам электронное сканирование мозга. Полученную информацию о вашем, так сказать, интиме, никто смотреть не будет, если только сами не захотите. Мы её сразу перекинем в аналитический блок. А машина сделает заключение на основании этой и всей прочей информации. В самой процедуре ничего страшного — всего несколько минут под колпаком. Хотите, мы покажем, как это делается? Вован, ложись — тебе не привыкать!

— Ну, ты, блин горелый… — не признать, что Серёга предлагает дело, было трудно. — И о чём же я по-твоему должен думать? Как Сару побыстрее охмурить или как отсюда выбраться?

— Побыстрее Сару охмурять не надо, — ухмыльнулся экстрасенс. — Процесс должен идти естественным путём. А выбраться… Давай пока про это не будем — как бы хуже не стало. Сейчас тут хоть воздух есть и давление нормальное. А могло и не быть — теоретически. Давай укладывайся! А вы, Сара, иллюзий о нём не питайте: мало того, что он беден, невзрачен, неудачлив, так у него ещё двое взрослых детей и жена толстая. А вот я…

Договорить он не смог, поскольку, свернув пальцы в кулак, я довольно удачно ткнул ему в солнечное сплетение. Серёга согнулся и занялся восстановлением дыхания:

— Гад, сволочь… Для вас же стараюсь…

— Это тебе за невзрачного неудачника! — злорадно сказал я. — Квит или добавить?

— Квит, квит…

Процесс долгим не был — Серёга, наверное, едва успел восстановить дыхание.

— Уф-ф! — сказал я, стаскивая шлем и вытирая пот. — Всё-таки надо тебе добавить — за бедность, жену и детей.

— Вова, — обратилась ко мне Сара — если ты будешь продолжать в том же духе, то кто нам расшифрует твою энцефаллограмму?

— А её не надо расшифровывать, — сказал я. — Она на экран текстом выводится — можно развернуть со всеми ссылками, можно реферат затребовать — по желанию трудящихся.

— А ты умеешь?

— Ну да, самые простые операции я освоил. Но, говоря честно, ужасно боюсь нажать что-нибудь лишнее.

— В каждом нормальном приборе должна быть «защита от дурака», — заметила Сара.

— Конечно, должна, — согласился я. — Проблема в том, кого авторы считали дураками.

Пока мы неспешно беседовали, Серёга как-то боком-боком отдалился на безопасное расстояние, оставив прибор в наших руках. Там — на расстоянии — он занялся чрезвычайно важным и срочным делом: стал знакомить свою хромую ворону и привязанного Шустрика.

— Посмотрим? — предложил я, кивнув на экран.

— А ты не стесняешься? Интим же!

— Да трах-тибидах на этот интим!

— М-мда, — покачала головой Сара, дочитав текст. — Получается, что на самом деле никуда возвращаться тебе не надо. Да ты не очень-то и хочешь!

— У меня там жена и дети… — промямлил я, обалдев от неожиданности.

— Ну, какие ж они дети! — усмехнулась Сара. — Давно взрослые люди. Ещё скажи, что они тебя безумно любят и жить без тебя не могут!

— Не скажу, — печально вздохнул я.

— А-а, значит, ты их безумно любишь и жить без них не можешь?

— И этого не скажу… — совсем раскис я. — Столько сил в них было вложено, а они получились… нормальные. Как все!

— Зато твой жизненный опыт для них просто бесценен, — ехидно продолжала Сара. — Ты можешь чему-то их научить, уберечь от ошибок, поддержать в трудную минуту, да? Правда, денег на машины или квартиры для них у тебя нет. И никогда не будет. Так, может, просто освободишь жилплощадь? И тебя сразу полюбят!

— Хорош издеваться! — не выдержал я.

— А ты спорь! — засмеялась Сара. — Ты не соглашайся!

— Угу… Поспоришь тут… Но как же Верка без меня будет?!

— Это жена, что ли? — уточнила моя собеседница. — Тут про неё есть, или ты читать не стал? По-моему, она нормальная женщина, обычная эгоцентристка — не большая и не маленькая. Ну да, есть у неё потребности, которые ты удовлетворяешь самим фактом своего наличия, однако… Ещё пакость хочешь?

— Не хочу, но… давай, — обречённо согласился я.

— Про секс не буду — сам всё знаешь. Может, если ты исчезнешь, ей без тебя как раз и лучше будет, а? С одной стороны, вроде при муже — к другой не уходил, похоронку не получала. Зато твоё нытьё бесконечное слушать не нужно. Да ещё и сочувствие изображать. А подружкам можно будет рассказывать, какой ты был замечательный!

— Но неужели… Ведь тридцать лет вместе! — вырвалось у меня как-то само.

— А с её стороны это было добровольно? — строго спросила Сара. — Это она сама захотела жизнь свою с тобой загубить, да? Вот если бы не ты… Ну, спорь со мной, не соглашайся! И носки грязные ты вечно разбрасываешь по всей квартире. А рубашка тебе каждый день нужна чистая и глаженая — задолбал просто!

— Я иногда по нескольку дней в одной хожу…

— Это в качестве упрёка — вот, дескать, какая у меня жена нерадивая! — отвергла мой довод собеседница и продолжила: — Окна грязные, холодильник не разморожен, в квартире по углам картошку можно сажать, а она сидит и сериал смотрит — это ж нестерпимо, за такое убить мало!

— Но ведь там чушь полнейшую показывают!

— А не тебе судить, чушь там или не чушь! — вдохновенно провозгласила Сара. — Там, может, про чувства показывают, там, может, крутейшая интрига закручена! Надо обязательно узнать, кто на ком в конце концов поженится. Это поважнее, чем твои дурацкие носки и недожаренная картошка!

— Да-а, это жизненно важно… — уныло признал я. — Без этого никак…

— Конечно, никак! — твёрдо заявила Сара. — Женщина сопереживает, ассоциирует себя с героиней в телевизоре. Это даёт ей возможность как бы пожить настоящей жизнью — насыщенной и красивой. Это помогает ей хоть на время уйти от унылого быта, который ты ей обеспечил!

— Угу — как всегда, я во всём виноват…

— А кто же?! — с издёвкой вопросила Сара. — Ты можешь зарабатывать в месяц не три рубля, а, скажем, миллион?

— Не могу…

— А жарить по утрам себе яичницу — можешь?

— Э, ты чего?! — взвился я. — Как можно такое помыслить, чтоб при живой жене самому себе завтрак готовить?!

— Так ведь ты полусырую глазунью любишь, — заметила Сара, — а у неё вечно всё сгорает.

— Ну, сгорает… А что делать?!

— Наверное, в детстве тебе мама завтраки готовила, — снисходительно улыбнулась женщина. — И с тех пор ты считаешь, что только так и должно быть.

— Конечно! — твёрдо заявил я.

— Ты, часом, жену с мамой не путаешь? Не думаешь, что она должна с тобой сюсюкаться?

— А кто же должен?! — не выдержал я. — Ведь столько всякого вместе пережили!

— Ты уверен, что именно это она пережить и хотела, именно об этом она и мечтала? Вот представь, что ты долго копил деньги и купил, скажем, пылесос. Принёс домой, распаковал, а он дефективный — работает плохо. Как у тебя будет с сочувствием к нему?

— Ну, блин, ты и аналогию придумала! — возмутился я. — То — человек, а то — пылесос!

— По-моему, эта аналогия просто лежит на поверхности, — пожала плечами Сара. — Мужчина должен приносить пользу. Ту или эту. Иначе зачем он? Отметка в паспорте, конечно, дело нужное, но если она уже есть, тогда зачем?

— Какой цинизм…

— Не-ет, — улыбнулась женщина, — это ещё не цинизм! Слушай, а этот приборчик мне начинает нравиться. Спроси-ка у него, какие чувства друг к другу могут испытывать разнополые особи одного вида и близкого возраста. Только чтоб ответила коротко.

— Попробую, — вздохнул я.

Текст появился почти мгновенно:

«Вопрос:

Какие чувства друг к другу могут испытывать мужчина и женщина?

Ответ:

1) никаких,

2) сексуальное влечение,

3) ненависть».

Я прочитал, не поверил и быстро набрал ещё один вопрос: «А дружба?» И получил короткий, но исчерпывающий ответ:

«Не бывает».

— Забавно, забавно… — улыбнулась Сара. — Может, и мне попробовать? Что тут нужно делать?

— Да почти ничего…

— Ну, тогда присмотри за Шустриком — чтоб его ворона не заклевала.

— Спасибо за доверие!

Похоже, наши отношения неуклонно налаживались. Минут двадцать спустя мы уже сидели бок о бок и разглядывали текст на экране.

«Ну и бедро у неё! А от сисек просто крыша едет!» — констатировал я между делом. Наверное, поэтому и дочитал последним.

— Да-а, какая-то странная ты девушка. Получается, что «принца» для тебя не подобрать в принципе — таких просто не бывает в природе.

— Конечно, — вздохнула Сара. — Если только самой вообразить, придумать!

— И ты придумала?

— Ага…

— И долго вы вместе продержались?

— Не важно! — она протянула руку и раньше, чем я успел что-либо сообразить, кусок текста был выделен и исчез с экрана.

— Зря ты это… В анализатор лучше бы отправлять всё целиком. Только я этого делать не умею, надо Серёгу звать.

Мы обратили свои взоры на соратников и дружно пришли к выводу, что у вороны с Шустриком, похоже, взаимопонимание наладилось — птица бродила по песку между ног коня, издавая невнятные звуки, а потом и вовсе взлетела ему на холку. Шустрик только поворачивал туда-сюда голову и жалобно поглядывал на свою хозяйку.

— Что-то наших казачков не видно, — сказала Сара. — Надо бы его отпустить погулять.

— А как же ты? — озаботился я.

— Обычно он на зов приходит. А не придёт, так я домой и пешком дойду.

— Домой?!

— Ну, да… — кивнула женщина. — Правда, здесь это скорее привычка, чем необходимость. От непогоды прятаться не надо. По-моему, народ строит халабуды, в основном чтоб спать в темноте или хотя бы в тени.

— Ка-а, — сказала ворона и слетела с конской холки к ногам Серёги. — Ка-а-а!

— Да, — сказал он, — ты это верно подметила.

Освобождённый от привязи Шустрик радостно всхрапнул, задрал хвост и куда-то устремился, явно забыв обо всём на свете, кроме свободы.

Серёга меж тем уселся возле своего прибора:

— Мне эти откровения читать не положено, да? Ну, тогда отправляю в анализатор — пускай думает!

Ответила ему только ворона:

— Ка-а!

— Слушай, а давай изучаться! — вдруг осенило великого изобретателя. — Я на тебя колпак надену, а ты станешь думать о возвышенном, а?

— Ка-а!

— В каком смысле? Только не говори, что ты не любишь думать. Я в книжке совершенно точно читал, что врановые — одни из самых умных птиц. — Серёга опасливо оглянулся по сторонам и добавил: — А вот чайки — дуры.

— Ка, — сказала ворона. Уселась на песок, подогнув увечную лапу, и добавила: — Ка-а-а…

— Тяжелый случай, — вздохнул экстрасенс. — Ты хочешь сказать, что ты вообще-то самец?! Да… Но объект (или субъект?) природы под названием «птица» в русском языке женского рода. При этом я никак не могу называть тебя «вороном», поскольку вороны — это другой вид. Они большие, черные и тоже не дураки. Давай ты будешь «воро́н» с ударением на втором слоге, а?

— Ка!

— Да, звучит непривычно. Но сейчас, сам понимаешь, процесс превыше всего!

С этими словами Серёга просто-напросто накрыл колпаком свою подругу (друга!) и начал нажимать кнопки.

— А он там не сдохнет? — довольно равнодушно поинтересовалась Сара.

Минут через пять колпак приподнялся, из-под него вылезла взъерошенная возмущённая птица и сказала:

— …! — Потом каркнула, откашлялась и продолжила: …!!!

— Не может быть! — отреагировал я. И получил длинную отповедь на том же языке.

Некоторое время мы недоумённо переглядывались, пытаясь сообразить, как это понимать и что делать в подобной ситуации. Проблема заключалась ещё и в том, что это пернатое существо не просто материлось. Оно говорило матом, причём «исконным», который нынче на стройке или возле пивной не услышишь. Таким «матом» многоумные российские чиновники в старину документы писали.

Среди нас Серёга оказался самым находчивым. Он сделал светский (наверное?) жест и изрёк:

— Я бы категорически вас попросил не употреблять в присутствии…

— Чаво-о?! …! Ты бы меня попросил?!..!!! — ещё больше взъерепенилась птица, и продолжала, нимало не смутившись: — А я бы тебя… категорически…! Ты, …, в какой файл меня засунул? …! Что б тебе… три раза и под разными углами!

— Слушай, неужели я тебя действительно… — оторопело пробормотал Серёга, разглядывая клавиатуру прибора. — Но я не хотел! Просто палец дрогнул!

— Ладно, ладно, — умиротворяющее сказал я. — Давайте жить дружно. А ты, Каги, раз уж заговорил по-человечьи, так изволь соблюдать хоть некоторые человечьи правила.

— А я просил такой радости? — резонно спросила птица и добавила: — …ть!

— Что ж, — развёл я руками, — придётся сделать рогатку и держать тебя на дистанции.

— Ка-а! — возмутился пернатый матерщинник. — Е… …ь! Лучше туда глянь! Ка-а!

Я глянул в указанном направлении — в море — и не очень обрадовался:

— Белеет парус одинокий… Правда, парус у них скорее серый, чем белый. И на носу фигня какая-то… Как на… А может, это и есть драккар? Сара, у вас тут нет любителей поиграть в викингов?

— Не встречала. У нас вообще никто плаванием не увлекается. Но что это у тебя с глазами?

— А что такое?

— Вот то: набалдашник на носу этой бригантины я, например, разглядеть не могу. Тем более что они к нам анфас.

— Да, действительно! — изумился я и поднёс ладонь к лицу. — Вблизи тоже вижу! Бал-лин, какой хороший остров!

— Остров просто замечательный, — согласилась Сара и начала одеваться. — Но рулят они, похоже, прямо сюда.

— Ребята, — сказал Серёга, — а я, кажется, навигатор научился включать! Спасибо Каги… Смотрите: вот этот крестик — точка входа. А пятнышко — это, наверное, наше местоположение. И это пятнышко можно двигать! Если их совместить, то дело в шляпе — мы будем дома!

— Так надо, наверное, людей собрать, — озаботился я. — Чтоб все рядом были в момент переброски.

— Это не факт! — проговорил Серёга, не отрываясь от экрана. — Когда мы сюда попали, Саня с Натаном где-то вдали оказались. И только потом на нас вышли! Главное, совместить… Блин, оно с курсора срывается… — он засопел, елозя пальцем по сенсорной панели. — Опять сорвалось! Блин, как будто ползти не хочет!..

— Что-то весёлая жизнь тут пошла, — констатировал я. — Там мореходы какие-то, тут навигатор. Да ещё казачки должны вот-вот подъехать. И что делать в первую очередь? Может, пойдем встречать водоплавающих?

— Не знаю… — заколебалась Сара. — Слушай, а давай никуда не пойдём.

— Что ж, предложение дельное — давай!

При приближении к берегу на судне убрали парус и выставили из дырок в бортах длинные вёсла — по четыре с каждой стороны. Сомнений почти не осталось: они действительно собрались швартоваться прямо перед нами. Откуда же они узнали, что здесь приличная глубина? Теперь стало видно, что выше ряда вёсел по бортам закреплены круглые штуки, похожие на крышки от канализационных люков или щиты. На задранном изогнутом носу красовалось деревянное изображение чьей-то зубастой головы — явное архитектурное излишество. В общем, данное плавсредство — метров 12–15 длиной — действительно можно было бы назвать драккаром, но ни одно из судов, на которых плавали викинги, в нашем мире не сохранилось, так что сравнить было не с чем.

Швартовка и высадка пришельцев происходила быстро и слаженно, как в кино. Разогнавшийся корабль описал дугу и, сбрасывая скорость, по касательной притёрся бортом к берегу. Поднятые с этого борта вёсла опустились на песок, тормозя движение. И сейчас же на землю посыпались люди, вооружённые мечами и топорами. С десяток человек сразу встали полукругом, как бы прикрывая судно, а двое за их спинами начали торопливо заколачивать кувалдами в песок железные штыри. Кое-как заколотили, привязали к ним кормовой и носовой канаты, забросили на борт кувалды и встали в строй.

Прозвучала какая-то команда и «строй» не в ногу двинулся вглубь берега, то есть в нашу сторону. На ходу дуга начала растягиваться и выпрямляться, а потом фланги стали загибаться вперёд, словно пришельцы собирались атаковать (или приветствовать?) нас как минимум с трёх сторон сразу.

— Дамы и господа! — сказал я. — Мне, конечно, храбрости не занимать… Но не сделать ли нам ноги? Пока не поздно, а?

— Наверное, поздно, — прошептала Сара. — Смотри!

Я глянул чуть в сторону и понял, что она права: слева — от конца «мола» — навстречу «викингам» двигались Натан Петрович и Александр Иванович. На одном плавки, на другом семейные трусы почти до колен. И никакого оружия…

— Вижу, — вздохнул я. — Интересно, это они нас спасать собрались или просто решили размяться?

— Не знаю…

Нам оставалось только стоять и смотреть — ничего умнее я придумать не смог. Подсознание требовало бегства — немедленно! А разум безрадостно подсказывал, что бежать в такой ситуации позорно, а пытаться «прийти друзьям на помощь» просто глупо — вот тогда «друзьям» уж точно придётся спасать нас.

«Викинги» тоже заметили идущих им навстречу мужчин, замедлили ход, а потом и вовсе остановились. На какое-то — очень короткое — время они сбились в толпу, а затем изменили направление движения градусов на 45 градусов — навстречу пришельцам. И опять они на ходу развернулись вогнутым полумесяцем, явно в расчёте на то, чтобы взять противника в клещи или вообще в кольцо.

«Действуют эти уроды слаженно, — в полной безысходности размышлял я, — специально тренировались, наверное. Но щиты свои они оставили на бортах, значит, встретить тут вооруженный отпор никак не рассчитывают. Ну, и не встретят…»

Контакт состоялся. Рассмотреть подробности дальнейших событий из-за мельтешения фигур было трудно. Переговоры, во всяком случае, длились недолго — один, затем второй и третий «викинги» полетели на землю, а Натан и Александр Иванович оказались уже вооружёнными мечами. Вот только вряд ли они хорошо умели ими пользоваться…

Сначала им удалось оторваться, увеличить дистанцию, но «викингов» было слишком много и передвигались они довольно шустро. Наших отгородили от суши, перекрыли фланги и начали теснить к морю. Отступать им приходилось быстро, чтобы не оказаться в кольце. В конце концов их буквально прижали к борту «драккара», где, вероятно, развернулась последняя битва. Наверное, «викингам» она бы обошлась недёшево, но конец наступил быстро: на борту над местом сечи появились две фигуры. Они что-то там растянули, расправили и дружно сбросили вниз.

«Сеть, мать их ети, — догадался я. — Наверняка не рыбацкая, а из верёвок в палец толщиной!»

«Викинги» внизу подались в стороны, чтоб их не накрыло второй сброшенной сетью. Потом они стали тянуть и закручивать снасть в разные стороны. В результате уже через пару минут разбойники всей толпой подняли и перевалили через борт шевелящийся ком.

— Ка-а! — сказала ворона. — Не туда смотришь, дур-рак!

Мы с Сарой повернули головы на 90 градусов вправо — заполняя, казалось, весь пляж, к нам приближалась толпа всадников. Впереди были казаки с шашками наголо, а за ними женщины в полном, наверное, составе. Всех вместе их было много — угрожающе много, если не присматриваться и не знать, что это за вояки.

«Викинги», занятые усмирением пленных на борту драккара, не присматривались и не знали. Они просто поняли, что на них надвигается нечто серьёзное. Принимать бой с превосходящими силами противника явно не входило в их планы. Прозвучала команда, и несколько человек, остававшихся на берегу, принялись расшатывать швартовочные штыри, пытаясь их выдернуть.

— Да атакуйте же, мать вашу! — простонала в отчаянии Сара. — Хоть для виду!

— Получилось! — вскричал Серёга. — Совместил!

— Идиот!!! — заорал я. — Наших сейчас увезут! Бежим к ним, может, задержим!

Наверное, это было помутнение в мозгах — я действительно побежал к «драккару». На полпути оглянулся — за мной бежали Сара и Серёга. Экстрасенс сильно отставал, потому что в руках у него был прибор с откинутой крышкой-экраном.

— Стойте, да стойте же! — хрипел он. — Не надо бежать! Щас все перенесёмся! Стойте, е… вашу мать!

И я остановился. Помутнение в моих мозгах прошло. Или наоборот — сгустилось до невменяемости.

— Б…ь! — сказал я. — Жми!!!

Глава 6. Сепарация

Мы были в воде. Причём без дна под ногами. Кругом простиралось море, но с одной стороны темнела довольно гористая суша. Отплевавшись и отдышавшись, я сообразил, что тут нас почему-то только трое, точнее трое с половиной: Сара Моисеевна, я и Серёга — с чемоданом на голове. А на чемодане сидит ворона.

«Во, попали! — в очередной раз изумился я. — Впрочем, на воде они держатся уверенно, а до берега не больше километра. Может, и выплывем?»

— Ты так больше не шути! — сказала Сара Серёге. — От таких шуток в зубах возникают промежутки.

Нашему изобретателю-экстрасенсу приходилось труднее всех — ему можно было загребать только одной рукой. Под конец я даже сжалился и предложил взять у него ношу. Но получил в ответ только невнятное ругательство. А ворона и не думала взлетать с «крыши», а только подначивала:

— Пущщай плывёт, пущай, …й! А то ишь, …н какой нашёлся! Понял он всё, навигатор нашёл, понимаешь! А если б на десять метров ниже? Ну, выше-то не страшно…

И так далее в том же духе.

К счастью, долго плыть нам не пришлось — под ногами оказалось дно, и мы побрели чуть ли не по колено в воде. Тут было полно всяких камней и бугров, обросших ракушками и какой-то непонятной живностью. Рыбки тоже плавали, но мелкие.

В конце концов мы выбрались на сушу и стали приходили в себя — все, кроме вороны, разумеется. Дело было не в том, что мы изнемогли в борьбе со стихией. Просто каждый понимал, что с прошлым — долгим или недолгим — покончено. И, скорее всего, навсегда. Такая резкая смена обстановки больно бьёт по психике — кого угодно.

Сара сидела, согнув спину и опустив голову. От неё волнами расходилась такая скорбь, что я не удержался:

— Ты чего?!

— Шустрик…

— Понятно, — посочувствовал я. — Но он, наверное, не пропадёт: вернётся в свой табун, будет бегать, пастись, крыть кобылиц. В общем, жить полноценной лошадиной жизнью. О чём плакать?

— Тебе не понять… Я же люблю его! И он меня…

— Забудет со временем!

— Наверное, забудет…

Что делать со взрослой девочкой, которая в одночасье лишилась любимой игрушки, я не знал. Поэтому окрысился на Серёгу:

— На хрена ты…

— А ты? — вполне агрессивно перебил он меня. — Куда ты помчался? И зачем?!

— За тем! Вот скажи мне, вундеркинд хренов, почему ты решил, что эти твои крестики-пятнышки — дорога домой? Ну, вот почему?! Что за извив фантазии?!

— Это не извив! Это просто у тебя крышу снесло! Если бы…

И пошло, и поехало… После пережитого стресса нам многое хотелось сказать друг другу. В конце концов нас остановила Сара. Сквозь тихий плеск волны и нашу громкую перебранку она различила какие-то иные звуки — явно не природного происхождения. Правда, были они негромкими, доносились со стороны суши и угрозы вроде бы не несли. Чуть позже мы тоже что-то расслышали…

— Это как раз тот случай, — шепотом сказал Серёга, — когда на разведку надо посылать авиацию.

— Щас! — мгновенно отреагировала ворона. — Я вам что-то должен, …? А если там зенитки?

— Ссышь, значит, — подначил я. — Чуть что, сразу лапки поджал! Ла-адно, не трясись — я сам схожу.

— Видали летуна, …ь! Ладно уж…

Птица вернулась минут через пятнадцать. Уселась на чемодан и… разразилась длинной матерной тирадой. Из её хитросплетений и комбинаций можно было понять примерно следующее: людишки здесь исключительные дураки и дебилы, а в него не загрузили информацию, чтоб понять, чем и зачем они занимаются.

— Да, — признала Сара, — придётся смотреть самим. Но вот как это сделать?

— Элементарно! — заявил Серёга. — Вон какая-то хребтина торчит вроде рыбьего позвоночника. Надо на неё залезть с этого бока, и сверху видно будет всё — ты так и знай!

Этот горный хребет был высотой метров двадцать, и я слегка подивился готовности Серёги (с его-то комплекцией!) к таким альпинистским подвигам. Впрочем, ему, возможно, было всё-таки стыдно за прокол с переброской и хотелось реабилитироваться в глазах дамы. Так или иначе, но мы полезли. А чемодан решили спрятать — от греха, как говорится.

По присыпанным песком камням мы поднимались довольно долго, но в конце концов оказались на гребне. Он был достаточно широким, чтобы с удобством расположиться и рассматривать то, что творилось внизу. Вскоре все признали, что ворона, пожалуй, была права: понять, что тут происходит, трудно, если вообще возможно. Перед нами раскинулась обширная ровная территория, поросшая редкой высокой травой. Вдали виднелось нечто вроде посёлка — небольшой массив каких-то хижин. Ближе к нам шла работа, которой было занято никак не меньше сотни человек, скорее, даже больше. Но вот что это за работа?

Часть народа роет канаву. Или траншею. Другой народ грузит вынутый грунт на носилки и несёт его в обратную сторону — к началу канавы метров за 500. Там он эту канаву старательно засыпает и отправляется с пустыми носилками за новой порцией. На обоих концах имеется по человечку, который ничего не роет и не носит — скорее всего, эти двое занимаются учётом и контролем. Надсмотрщиков с бичами что-то не видно… Чуть в стороне — где-то на середине рабочей дистанции — установлено нечто вроде большого зонта от солнца, и под этим зонтом кто-то копошится.

Но самое загадочное было в том, что канаву эту явно один раз уже выкопали и засыпали — в форме неровного овала километра полтора по длинной оси. Теперь вот роют второй (или третий?!) раз по тому же месту.

— Может, ищут чего? — высказал я первое, что пришло на ум. — Ну, типа археологи или геологи…

— Вряд ли, — пожал плечами Серёга. — Никакого у них интереса ни к тому, что в канаве обнажается, ни к тому, что в грунте содержится.

— Тогда, может, они водяной пласт нащупать пытаются?

— Вода-то им зачем?! — удивилась Сара. — Вон ручеёк сочится, а вон ещё один… Там бы и рыли!

— Да-а, — вздохнул Серёга, — что-то здесь не то!

— Эт-то точно! — раздался незнакомый голос за нашими спинами, а затем — дружный гогот. — Рабочий день в разгаре, а они тут прохлаждаются!

— Мы не прохлаждаемся, — солидно ответил Серёга. — Мы пытаемся понять, что тут такое делается.

— Понять они пытаются, гы-гы-гы! — заржал полуголый мускулистый детина. — Пошли к хозяину — он вам моментом всё прояснит.

Конвой был безоружным, но слишком многочисленным, чтоб ему сопротивляться. Все вместе мы спустились на равнину и направились к зонтику. Когда проходили мимо, землекопы на нас посматривали, но особого интереса не проявляли. Измождёнными и усталыми они не выглядели.

Под зонтом в старом плетёном кресле восседал полуголый мужик лет сорока — сорока пяти. Он задумчиво жевал толстый стебель какого-то растения. Стебель, похоже, был вполне съедобным и даже вкусным, но есть мужику не хотелось. В этом туземце не было решительно ничего примечательного: габариты и упитанность средние, в наличии залысина и короткая бородёнка.

— Хозяин, поймали троих! — радостно сообщила охрана. — Они вон там на горе сидели!

— А вы их ловили? — хрипловатым равнодушным голосом уточнил начальник.

— Ну, не то чтобы… — замялся докладчик. — Если честно, то встретились они нам, вот мы их и привели.

— Это правильно. А что они делали?

— Да вот, говорят, пытаемся понять, что здесь происходит.

— Хорошее занятие, — кивнул хозяин, — и, главное, совершенно бесполезное. Ну, вы свободны, — сказал он охране. — Продолжайте обходить дозором все соседние заборы.

Охранники убыли, и начальник обратился к нам:

— А вы чего стоите? За лопату и вперёд! А женщину — в посёлок.

Впрочем, сказано это было без особого энтузиазма — вроде как к выполнению необязательно. Поэтому мы остались на месте. Я даже осмелился подать голос:

— Всё-таки хотелось бы понять…

— Мне бы тоже хотелось! — перебил меня местный авторитет. — А почему вы здесь оказались?

Постановка вопроса нас несколько смутила — не «как?», а «почему?» Это могло означать всё что угодно, в том числе и то, что люди попадают сюда единообразно и спрашивать просто незачем. При всём при том, я не чувствовал в этом человеке ни зла, ни властности, ни желания самоутвердиться. И решился:

— Мы знаем способ мгновенно перемещаться с места на место. Только у нас получается плохо — попали не туда, куда хотели. Мы вообще в воде оказались — еле до берега доплыли. Точнее, до отмели.

— А птичка у вас ручная?

У вороны хватило ума промолчать, и я продолжил:

— Лапка у неё повреждена, вот она, точнее он, к Серёге и прибился. Только это птица не ручная, а вполне дикая. Скорее она нас приручит, чем мы её.

— Ка-а! — подтвердила ворона.

— Слушай, — сказал хозяин, — сдаётся мне, что ты или врёшь, или недоговариваешь по-крупному. Есть-пить хотите?

— Ну, пока ещё…

— Понятно! — кивнул туземец. — Кажется, есть у меня один очень простой способ вас расколоть. Взять, да и рассказать вам всю правду о том, что здесь происходит. А? Тогда вам врать будет просто невежливо!

— Мы внемлем, о господин! — встрял Серёга.

— Внемли, внемли… — одобрил туземец и начал рассказывать: — Остров этот довольно большой — шагами его никто не мерил, но вы уж мне поверьте. И ничего-то на нём нет. Даже времени суток — солнце не встаёт и не садится. Растут тут разные растения — все как одно съедобные и даже вкусные. Кому не нравится, можно пройтись вдоль моря — там тоже еды навалом. И воды пресной сколько хочешь. В общем, проблема питания отсутствует напрочь. Зато народу куча. И попадают сюда не против воли и, в большинстве случаев, не случайно. Кто-то с женой вусмерть поругался, уйти моральных сил не хватает, но очень хочется оказаться где-нибудь в другом месте. Вот и оказался… Другой с начальником поссорился — та же песня. Вариантов много, но все очень похожие. В основном мужики, конечно, но есть и женщины. Почему-то здесь с ними проблем нет — вроде всё стоит или висит как положено, а не тянет… Но песня совсем не о том.

Ну, оказался я здесь и стал осматриваться: вижу, что тут рай земной, который потихоньку превращается в ад. Народ кучкуется, кучки эти себе паханов придумывают и начинают друг на друга бочки катить — это я образно выражаюсь. Повода нет — придумывают. Давай территорию делить, а потом из-за границ ссориться. Они нам пляж от добра очистили, а мы им траву съедобную вытопчем. То и другое восстановится моментом, но всё-таки! Эта буча только ещё намечается, костерок только разгорается… А что будет, когда разгорится?

Посмотрел я на этот разврат и решил, что так дело не пойдёт. Надо, чтоб дело шло без разврата. И решил рискнуть — всё равно заняться нечем. А ну, говорю, всем слушать меня! Или в рыло! И тут же нашлись желающие по моему слову хоть кому в рыло дать. А ведь я тут ни друзей, ни шестёрок не заводил.

И что вы думаете? Стали слушать! А что говорить, я на тот момент ещё толком и не придумал. Однако нутром чувствую, что предложение: «Ребята, давайте жить дружно!» не прокатит. Не хотят они жить дружно. Или не могут. Что тут поделать?

«Будем рыть дорогу в светлое будущее, — сказал я тогда. — Вот ты и ты обеспечите изготовление лопат, а вы трое займетесь носилками. Можете брать в команду любого, кто руками хоть что-то делать может».

Ну, помучались, конечно, но лопаты и носилки сделали. И стали копать. Кто норму выполнит, тот может отдыхать. А женщины должны еду собирать, готовить то, что сырым есть нельзя, и на стол подавать. С тех пор жизнь пошла! И вроде бы без разврата. Знаешь, какое у нас самое зверское наказание? Не выпустить человека на работу! Одно только плохо… — загрустил начальник. — Идею никак не могу придумать — зачем мы копаем. Да ещё и по кругу. Простенькая нужна идейка, всем понятная, а вот не придумывается!

— А зачем вы по кругу копаете? — удивился я. — Рыли бы вдаль — с идеей было б проще.

— Вдаль не получается, — вздохнул хозяин. — И здесь, и там в грунте железо какое-то. Был бы камень, его хоть долбить можно, а с этим…

— Ну, тогда параллельными полосами, — не сдавался я. — Чтоб каждый раз на новом месте!

— Тоже плохо, — развёл руками туземец. — Вы ж видели, на перекопанном грунте ничего не растёт. И неизвестно, вырастет ли когда-нибудь. Это что же, у самих себя еду отбирать? Народ может не понять…

— Нет, — сказал Серёга, — народ и не такое может понять. Точнее, принять. Были бы жертвы, а смысл для них со временем сам придумается. Но ты прав: копать надо. И обязательно нужна идея — зачем копать. Иначе… Но лично я сходу подсказать что-нибудь не могу. Но имею предложение.

— Эт какое же?

— А у нас тут неподалёку прикопан один приборчик. Им можно как бы мысли у человека считывать и расшифровывать их смысл.

Я пихнул Серёгу локтем в бок, но он продолжил:

— Берём этот приборчик и проверяем твоих людей. Ну, не всех, конечно, но чтоб выборка была представительная. И тогда станет ясно, о чем люди думают и чего больше всего хотят. Вот это и нужно будет им пообещать, вот этим и можно будет их поманить — в художественном оформлении, конечно. Вдруг они все обратно домой желают? Или в Царствие Небесное метят? Или есть смысл новую религию для них придумать? А, может, какую старую переделать? В этой теме, если вслепую действовать, таких дров наломать можно, что и жить не захочется!

— Да, — признал хозяин. — У нас это запросто. А у вас что, и правда, такой прибор есть? Тогда начинай!

— Да кто ж меня послушается?! — резонно возразил Серёга. — Человеку надо лечь, расслабиться, колпак на голову надеть…

— Послушаются! — заверил хозяин. — Я с тобой Васю отправлю — он авторитетный малый. А сам пока схожу прогуляться по владениям. Но трон пустовать не должен… Тебя как звать-величать?

— Владимир, — ответил я.

— Во! — обрадовался местный владыка. — Пусть пока Вова на моём месте посидит! Можно вместе с дамой. Травы съедобной тут навалом, из трубки вон водичка течёт — отдыхайте!

И все разошлись. А мы с Сарой и вороной остались. Последняя, вероятно, решила, что здесь она, точнее он, нужнее. Так, впрочем, и оказалось.

Я предложил Саре занять кресло, однако она отказалась — на троне, говорит, сиди сам, а я скромно у твоих ног расположусь.

Прошло довольно много времени, и мне стало скучно. Хозяин скрылся за холмом, Серёга в сопровождении какого-то жлоба сходил за чемоданом и стал приставать то к одному рабочему, то к другому. Никто, впрочем, особо и не сопротивлялся.

— Послушай, Каги, слетал бы ты и посмотрел, куда это наш хозяин делся, — наконец попросил я. — Что-то долго он гуляет.

Минут через пятнадцать птица вернулась, попила водички и стала лениво чистить перья.

— Он не гуляет, — наконец выдал разведчик. — Он сбежал, …й. Или пытается сбежать. У этого …а и лодка на той стороне припрятана. Всё оглядывается — нет ли погони, дур-р-рак.

— А тут есть, куда бежать-то? — удивлённо спросила Сара.

— Да какая-то …я суша вдали виднеется, — ответила птица, — только я туда не полетел — ну её на…й!

— Вот это да! — восхитился я. — Мужик придумал для себя выход — просто бросил всю эту канитель и сделал ноги!

— Нет, он не просто бросил и сделал! — хихикнула Сара. — Он же тебя вместо себя оставил. Местным людишкам наверняка до лампочки, кто ими будет командовать, лишь бы командовал. По-моему, совсем неплохо придумано, ваше величество!

— А, по-моему, очень даже плохо! — категорически возразил я. — Что-то мне не в кайф отвечать за эту публику. Я в цари не нанимался!

— Так ведь он тоже! — резонно заметила Сара. — В общем, ты попал, Вова — признай сей факт и смирись.

Волевым усилием я подавил в себе нарастающую панику и стал думать. Кажется, кое-что придумал и ласково обратился к вороне:

— Слушай, Каги, не будешь ли ты так любезен…

— Не буду! — отрезала птица.

— Ну, если тебя не затруднит… — не терял я надежды.

— Затруднит! — твёрдо заявил пернатый хам.

— Не мог бы ты…

— Не мог.

— Я тебя очень прошу… — уже в полной растерянности проговорил я.

— Тогда ладно, — сказала птица и, неловко подпрыгнув, поднялась на крыло. — Это даже интересно, …!

Примерно минут через сорок можно было видеть, как по равнине в нашу сторону идёт мужик и отмахивается от птицы, которая при малейшей задержке с карканьем наседает на него то справа, то слева.

Добравшись до зонта, хозяин долго пил воду, а потом плюхнулся в освобождённое для него кресло:

— Ну и жара! А эта… А это… — Под задумчивым взглядом вороны он неохотно перестроил фразу: — В общем, хорошая птичка, хор-рошая! А вот и наш исследователь чапает. Набрал выборку?

— Набрал, конечно, — солидно ответил Серёга. — Шестьдесят восемь — это даже больше, чем нужно, тем более что разброс небольшой.

— Ты вот что, — сказала Сара, — добавь туда и шестьдесят девятого. Наш хозяин очень просил и его тоже исследовать.

— Я просил?! — изумился правитель.

— Конечно! Забыл разве? Иначе, мол, консенсуса может не получиться.

— Кон-сен…

— Да это быстро! — заверил Серёга. — Укладывайся и колпак надевай!

Видимо, чувствуя свою вину, мужик подчинился безропотно.

— Ну, что там? — спросил он после сеанса.

— Да практически ничего особенного, — пожал плечами исследователь душ человеческих. — На общем фоне у тебя только чуть повышенное чувство ответственности, а остальное — как у всех.

— Ну да, конечно! — засмеялась Сара. — Чуть повышенное чувство ответственности и, как следствие, хроническое желание от неё избавиться.

— Она мне на хрен не нужна — эта ответственность, — резонно заметил хозяин. — А как оно у всех-то? Давай, докладывай результаты!

— Перебирать каждого неинтересно, поскольку отскоков и аномалий нет, — солидно начал Серёга. — Но я весь материал сохранил — на всякий случай. А для доклада составил резюме с выводами. Можете почитать.

— Ты лучше огласи, — сказал правитель, — чтоб мы в очереди к экрану не стояли.

— Ладно, — кивнул исследователь, — слушайте суровую правду:

«Данную выборку составляют люди мужского пола с низким ранговым потенциалом и невысоким интеллектуальным уровнем. Около десяти процентов из них склонны имитировать более высокий потенциал, чем они имеют на самом деле. Этого количества достаточно для выстраивания одной или нескольких иерархических пирамид. Однако устойчивыми эти социальные сооружения быть не могут, поскольку реальных лидеров в выборке нет».

— Маловато будет! — разочарованно сказал местный владыка. — А если вдуматься, то ничего нового нет, просто умными словами изложено.

— Может, тебе анализ и синтез дать? — засуетился Серёга. — Тут есть такая функция.

— Свистеть не надо! — усмехнулся хозяин. — Анализы я и сам много раз сдавал, а синтез мне зачем? Хотя, может быть, ты что-нибудь путное синтезируешь? Только никаких ГМО — этого добра нам не надо!

— Не будет, не переживай!

— Ладно, тогда давай — всё равно делать нечего.

«Низкий ранговый потенциал обычно соответствует низкой самооценке. Такие люди легко подчиняются лидеру, тяжело переносят конфликтные ситуации и стараются их избегать, чувство вины (истинной или мнимой) у них возникает по любому поводу и переживается очень тяжело. Зато низкоранговые особи быстро налаживают горизонтальные связи (друг с другом), могут пожертвовать собой или своим благом ради вышестоящего или даже просто ближнего…»

— Вот, хозяин, — хмыкнула Сара, — и идеи-то никакой не нужно! Каждый будет копать просто ради того чтоб начальник похвалил, чтоб не ругали, чтоб быть как все. А ты в бега намылился! Да тебя бы совесть замучила, за то что ты подставил ни в чём не повинных людей.

— Да, наверное, — сокрушённо вздохнул владыка. — Но мне показалось, что вы очень сильная личность, что справитесь здесь с кем угодно и с чем угодно.

— Ну, допустим, — кивнула явно польщённая женщина. — Но нафига мне это надо?

— Власть всё-таки…

— Да, власть! — вскинула голову Сара. — Но для высокоранговой женщины интересна власть над сильными волевыми мужчинами, а не над кем попало. Написано же в книжках — у того ж Протопопова — охмурить как можно больше, чтоб было из кого выбрать!

Тут уж кое-какие мысли закрутились и в моей голове. Однако я смог себя превозмочь и думать о главном:

— Серёга, вот ты такой умный, весь из себя экстрасекс, можно сказать. Объясни нам, куда мы попали и что здесь происходит. Что делать, я не спрашиваю — это зависит от ответа на первый вопрос.

— Я и сам над этим всё время думаю, — признался мой школьный приятель. — Какая-то странная сепарация, непонятный отбор — полторы сотни человек и ни одного буйного! В нормальной жизни, в нормальном обществе так не бывает. Иначе оно — общество — станет нежизнеспособным.

— Это и ёжику понятно, а что ты надумал?

— Давай так: мы ещё раз отсканируемся — с учетом последних впечатлений — и включим машину на синтез, — предложил экстрасенс. — Может, она что-то конкретное выдаст?

— Это вряд ли, — усомнился я. — Но давай попробуем.

По окончании процедуры Серёга уселся на циновку, по-турецки скрестив ноги, пощёлкал кнопками и уставился на экран:

— Да-а…

— И что?

— А вот то! Получается, наиболее вероятно…

— Что? Что получается? — накинулись мы с Сарой.

— Повторяю для самых бестолковых: наиболее вероятно, что мы попали в какой-то грандиозный эксперимент, — Серёга тяжко вздохнул и продолжил: — Кто-то или некто изучает людей. Причём не физиологию и не психологию, а глубинные инстинкты. По принципу, как мы в детстве: если безобидному паучку-косиножке оторвать одну ножку, то как он побежит? А если две оторвать?

Основной инстинкт у человека, как и у любого животного, это инстинкт питания. Мы оказываемся в ситуации, когда с пищей проблем нет и не может быть в принципе. Как поведут себя люди? На основании оставшихся инстинктов, конечно… Оторвём паучку ещё одну ножку — инстинкт размножения. И всё равно жив, не превратился в амёбу! Есть древний мощный инстинкт вертикальной консолидации, неосознанное желание подчинять, лезть вверх. Но он хорошо проявлен только у людей с приличным ранговым потенциалом. А ну-ка мы их отсепарируем, отсеем — что будет? А ничего хорошего — канава по кругу и готовность подчиняться кому угодно.

— Что ж, — заговорил я после некоторого размышления, — при таком раскладе ситуация напоминает какую-нибудь рисовую цивилизацию, но со снятой верхушкой. Или культуру бактерий в чашечке Петри. А солнце здесь не заходит, потому что это не близкая звезда, а просто подсветка экспериментальной установки — лампа…

— В том-то и юмор! — кивнул Серёга. — В жизни так не бывает! Мы, похоже, на лабораторном столе…

— Что ж, — вздохнул я, — значит, сегодня день рожденья. Грустный, надо сказать, праздник. Сегодня родилась первая гипотеза нашего попаданства. Можно отметить, только нечем. Да и дней тут нет.

— Начинается, — скривилась Сара. — Поскольку других гипотез нет, будем всё подгонять под эту. Если какие факты в неё не вписываются, то тем хуже для этих фактов. Вопрос «что делать дальше?» становится второстепенным.

— А что делать дальше? — спросили мы почти хором.

— Можете копать землю вместе со всеми. Лично я — не буду.

— А другие варианты есть?

— Конечно. Сматываться отсюда. Только не при помощи чемодана!

— Это как же?

— Каги говорит, там лодка есть, — после некоторого раздумья вспомнила Сара. — И суша где-то вдали.

— Тогда вперёд! Я — за! — с энтузиазмом воскликнул Серёга.

— Я тоже…

— Ребята, возьмите меня с собой, — с бесконечной грустью попросил хозяин. — Надоело мне здесь.

— Надоело — это не повод! — строго сказала Сара. — Здесь тебе хорошо, а с нами ты запросто копыта откинешь. Приищи лучше нам какую-нибудь баклажку для воды.

— Да там есть — возле лодки.

Как оказалось, возле лодки есть не только емкость с водой, но и вёсла. Мачты с парусом, правда, нет. Щели в бортах и днище тоже есть, но маленькие — если регулярно воду вычерпывать, то вполне можно держаться на плаву. А там, глядишь, борта размокнут и течь перестанут.

— Вот откуда здесь лодка? — вопросил я. — Да ещё и готовенькая, не сгнившая, со всеми причиндалами, а?

— Кто-то когда-то на ней сюда приплыл, — предположил Серёга.

— А может, это часть эксперимента? — ухмыльнулся я. — Найдутся ли желающие уйти из рая в неизвестность?

— Прекрати! — злобно сказала Сара. — Забудь про свою гипотезу с экспериментом. Мы решаем насущные проблемы — и всё!

— Слушаюсь, мой капитан! — Я хотел шутовски козырнуть, поднёс ладонь к виску и обнаружил, что дужки очков там нет. Давно нет. А глаз как у орла…

— Слу-ушай, — проговорил я несколько озадаченно, — вот зрение у меня наладилось… Может, заодно я стал выше ростом и шире в плечах?

Сара заинтересованно меня осмотрела:

— Нет, шире, пожалуй, не стал, но слегка подрос и мяса на костях прибавилось. Вместо сала. В общем, на человека стал похож.

— Как это интересно… Как это увлекательно… — бормотал я, разглядывая Серёгу.

С ним вроде бы ничего удивительного не произошло, однако волос на черепе явно стало больше, а брюхо заметно уменьшилось. Наверное, он обрадуется такой новости, но я решил пока ему ничего не говорить. Зато заговорил он сам:

— Слушай, если есть место, куда отсепарировались особи с низким ранговым потенциалом, то для симметрии должно быть место, куда попадают человечки с высоким потенциалом. Логично?

— Вполне. Но только если принять версию «лабораторного стола»!

— Вы опять за своё! — возмутилась Сара. — Мы поедем когда-нибудь или так и будем здесь загорать?!

И мы поехали. Точнее, поплыли, но не сразу. — Долго тянулась отмель, заполненная всякой — вероятно, съедобной — живностью, и только потом началась какая-то приличная глубина. Места в лодке хватало, меняться было не трудно, и грести мы решили по очереди — пока не надоест. Вскоре пришлось признать, что лучше всего получается у Сары — энергии при гребле она тратит значительно меньше, чем каждый из нас, а лодка движется гораздо быстрее. Даже обидно как-то…

Когда в очередной раз вёслами неловко ворочал Серёга, я решил поднять наболевший вопрос и обратился к Саре:

— Скажи мне, как старожил, что тут такое с языками? Почему все всех понимают? Здесь что, одни русские?

— Нет, конечно, — вздохнула женщина. — Наших много, но вряд ли большинство. И тем не менее… Не знаю! Не знаю я, как так получается!

— По условиям эксперимента, языковой барьер отсутствует в принципе! — подсказал запыхавшийся Серёга. И добавил: — Наверное, так было до Вавилонского столпотворения.

— Да пошли вы со своим экспериментом! — отмахнулась Сара. — Такова реальность, и ничего с этим не поделаешь.

Идиллия кончилась ближе к середине пролива. Слева показалось судно, которое шло под рваным серым парусом, помогая себе вёслами. Двигалось оно довольно быстро, так что избежать встречи у нас шансов не было. Матерясь и каркая, ворона слетала на разведку и, вернувшись, сообщила:

— …уй! В общем, те самые. Ка-а!

Гребля потеряла смысл, но мы продолжали это занятие, надеясь непонятно на что.

В отличие от нас, «викинги» оказались весьма довольны такой встречей. Лодку зацепили баграми, подтащили к борту и перегрузили нас на палубу. За наши вёсла сел мускулистый волосатый мужик. На палубе «драккара» имелась ещё одна лодка — поменьше. Ее спустили на воду, и гребец занял в ней соответствующее место. Оба плавсредства взмахнули вёслами и кильватерным строем отправились туда, откуда мы приплыли.

— Всё ясно! — сказал Серёга. — Это была наживка или приманка, чтоб, значит, добыча сама к ним в руки лезла. Точнее, плыла. Сейчас они одну лодку отгонят на старое место, а на второй вернутся. И будут ждать следующих лохов. Им самим на таком большом корыте к тому берегу не подойти — слишком мелко. Вот и ловят, как на блесну — кто поглупее.

Вязать пленников «викинги» не стали, поскольку мы вели себя смирно — какой смысл рыпаться? Нас просто отогнали на корму под присмотр кривоногого урода, обвешанного всевозможными ножами и заточками. Вороне тоже досталось — как только она оказывалась вблизи людей, в неё, кроме мата, летело, что попало. Пришлось бедной птичке забиться куда подальше и носа не высовывать.

Попутно я смог идентифицировать большую бесформенную груду перепутанных верёвок у основания мачты. Под всем этим хитросплетением находились наши соратники — Натан Петрович и Александр Иванович. Похоже, выпутывать их из сетей «викинги» не стали, а прямо так и зафиксировали на палубе. На наше появление оба не отреагировали, и я подумал, что в этом, наверное, есть философский смысл — сделаем вид, что друг друга не знаем. Кроме того, их присутствие свидетельствовало о том, что переместились мы только в пространстве, а время осталось тем же.

Первым делом разбойники, конечно, занялись Серегиным чемоданом. Они стали его вскрывать — всеми доступными им способами. Хозяина прибора это почему-то совершенно не взволновало, он даже совет попробовал дать:

— А вы пилить попробуйте!

За что немедленно получил по рёбрам. Однако такое рукоприкладство вызвало негативную реакцию у руководства — не моги, дескать, добычу портить! А чемодан не открывался…

— Хе-хе, — мрачно сказал нам обиженный Серёга, — хотите, расскажу, как он мне достался?

— Валяй, всё равно делать нечего…

— Так вот: отправился я однажды по вызову к свеженькой вдове великого, но малоизвестного, по причине секретности, ученого. Обычно я по вызовам не хожу, но тут как бы особый случай — у вдовы депрессия на грани истерики, суицидом пахнет. Только вдова оказалась вовсе не старушкой-божьим одуванчиком, а едрёной-холёной дамой лет тридцати. Как минимум раза в два с половиной моложе усопшего. Бывшая фотомодель — это она так представилась. На самом деле, наверное, просто дорогая проститутка — решила выйти на пенсию и охмурила себе дедушку. А он, гад, копыта откинул раньше, чем брак оформил! Конечно, будешь тут в трансе!

Ну, я что мог даме объяснил. Дура, надо сказать, исключительная. Ума нет совсем, одна хитрость. Я отстрелялся и на выход. А она меня в койку тянет! А мне этого никак нельзя. Я ж человек публичный и известный, а бабы — особенно такие — болтливы до чрезвычайности. Вот трахни я её сейчас и через пару недель буду работать уже не психологом-экстрасенсом, а «мальчиком по вызову». Нафига, спрашивается, столько лет зарабатывал репутацию? В общем, говорю, никак не можно, и денег мне от вас не надо.

А она заткнулась, этак нехорошо на меня смотрит и ноздри раздувает. Ничего, думаю, страшного — инфаркта с тобой по-любому не случится, потому как молодая-здоровая. Она, видать, в шоке была, а я и не сообразил впопыхах — мне лишь бы смыться.

Вышел на улицу и вздохнул полной грудью. Однако и пяток шагов сделать не успел, как на восьмом этаже распахивается окно (стеклопакет, конечно) и на весь квартал несётся такое! Ни до, ни после я такого мата ни от кого не слышал. Ну, разве что от Каги… И ведь не просто текст выдаёт, а текст, переполненный эмоциями!

Я прямо-таки обалдел от силы чувств, на меня изливаемых, даже гордиться собой начал. Но потом сверху прилетел здоровенный кактус — вместе с горшком, разумеется. Потом какая-то ваза — тоже не маленькая, надо сказать. И в заключение вот этот чемодан. С восьмого этажа. На асфальт. Хотя нет, вру, последним прилетел телевизор. Этот — в мелкую крошку. После чего последовал новый словесный заряд.

Я так прикинул, что сейчас появится полиция, которая мне совершенно ни к чему. А выброшенные вещи в доме, наверное, лишние, или это такая форма передачи гонорара. В общем, забрал единственный целый предмет — чемодан — и удалился.

— С достоинством?

— Разумеется. Пока до дома добрался, сообразил, что сделал я это зря, что надо бы вернуть имущество по адресу — как бы чего не вышло. Фамилию старичка я знал, а где его контора — нашёл в Интернете. И отправился. Ну, дальше вахты меня, конечно, не пустили, но кипеж подняли изрядный — часа на полтора. А итог получился смешной: ни у нас, ни у смежников, говорят мне, такового дедушки нет, и никогда не было. Какой-то чемодан, выброшенный с восьмого этажа, нам совершенно ни к чему.

Пару недель я ждал, что ко мне придут. Потом как-то мельком увидел на улице эту «как бы вдову», усаживающуюся в дорогущую иномарку, и понял, что не придут никогда. Вздохнул свободно и попробовал открыть чемодан — он открылся. Потом проверял на знакомых — ни у кого он не открывается, только у меня. Да ещё вот у Вовки, туды его в качель… Эта штука, если вы заметили, имеет ручку, а вот щелей и швов на ней нет вовсе — как будто она литая, только непонятно из чего. С тех пор изучаю сей артефакт на досуге.

— Вот и доизучался! — злорадно буркнул я.

— Ну, ещё ничего не кончилось… вроде бы, — с робкой надеждой в голосе проговорил Серёга. — Посмотрим…

— Если будет чем, — пессимистично ухмыльнулся я. — А ты не задумывался над одним мелким нюансом?

— Это каким же?

— А почему ты взял чемодан? Чужая всё-таки вещь… Его тебе не дарили, не продавали, а ты взял и понёс! Вроде бы гораздо естественнее было просто уйти, ничего не трогая, а?

— Да, действительно… — озадачился Серёга. — Не знаю… Вот как-то потянуло, вот как-то захотелось… Не знаю! Действительно, надо над этим подумать.

Наконец пиратам безуспешная возня надоела:

— Эй ты, длинный! Твой чемодан? Давай открывай нахрен!

— Не могу! — Серёга прижал руки к груди и завертел головой: — При всём желании не могу!

— А в глаз? — вежливо предложили ему.

— Да хоть убейте! Он же волшебный или заколдованный — точно не знаю. Видите же — швов нет! Он открывается только в присутствии… главного.

— Какого ещё главного?

— Ну, в присутствии человека… который по жизни лидер. — Это был явный экспромт, но Серёга оказался на высоте: — Такой кадр может и не быть начальником, может никем не командовать, но по внутренней сущности он лидер — тот, за кем все охотно идут, даже сами того не сознавая. Среди вас, получается, таких нет. Так что хоть кувалдой бейте!

— Били уже… А что там внутри?

И тут Серёга прокололся с ответом:

— Там хитрая техника!

— А-а, — разочарованно сказали разбойники. — Ну, тогда на х…й!

И сверхсложный прибор полетел за борт. Вот тут мой школьный приятель дрогнул — по-настоящему. А я равнодушно сказал:

— Зря вы это. Данный прибор может решать проблемы, которые наверняка есть у каждого. На самом деле это самая ценная ваша добыча. В общем, зарезали курицу, несущую золотые яйца. Причём не с голодухи зарезали, а просто так. Поздравляю!

Как это ни странно, но мой короткий монолог был услышан и правильно понят командой — кто-то на кого-то наорал, кто-то кому-то дал по морде. А кончилось дело тем, что прибор выловили и подняли на борт, благо у чемодана оказалась положительная плавучесть — крышка его слегка виднелась над поверхностью. Лицо Серёги вместо землистого приобрело нормальный оттенок.

* * *

Поглазеть на выгрузку добычи собралось, наверное, полсотни человек. У каждого было какое-нибудь оружие — рубящее, колющее или колюще-рубящее. На лицах этих зрителей я не заметил признаков ни глубокого интеллекта, ни благостности, скорее, наоборот.

В конце концов, нас оставили в покое и даже без охраны. Вся толпа сгрудилась вокруг чемодана и начала что-то бурно обсуждать. Натан Петрович и Александр Иванович стали тихо материться и ворочаться в своих путах.

Посмотрев на них, я собрался с духом (это было непросто!) и полез в толпу:

— Меня, меня послушайте!

В конце концов, какое-то внимание привлечь мне удалось:

— Вы что, сюда трупы везли?! Развяжите этих двоих! От долгой вязки застой крови бывает и смерть! Убили бы сразу!

Я повторил это раз пять, прежде чем получил отклик:

— А х…и, всё одно бежать тут некуда!

И несколько человек, вооруженных ножами, отправились к связанным.

Присматривать за новоприбывшими оставили мужика с копьём и дубинкой, которая была пристроена у него за спиной на манер ружья. На лице нашего стража смутно угадывались признаки разума, и я попробовал завести беседу:

— Вы тут что делаете-то?

— А вот то: понастроим лодий, и все острова наши.

— Доброе дело, — признал я. — И что, все согласны?

— Если б! — махнул рукой охранник. — Иван со своими талдычат, будто тут сидеть надобно и не рыпаться. А Петро зовёт на материк — смотреть, как там.

— И что, никак не договоритесь?

— Да нешто тут договорисся?! — горестно вздохнул туземец. — Каждый в свою сторону тянет. Ужо и до драк дело доходит. Кирьку вон вчерась топором ё…ли — выживет ли? Ежели помрёт, совсем свара начнётся.

— А нас-то зачем загребли? — как бы между делом поинтересовался я. — В рабство, что ли?

— Да какое тут рабство! Какой команде достанетесь, у той и народу больше станет.

— А со жратвой здесь как?

— Да за…сь, в общем-то, со жратвой, — признал охранник. — Ежели по уму, то всем бы хватало. Так ведь каждый под себя гребёт — сгною, а другим не дам.

— Весёленькое дело, вот если…

— Эй, длинный! — раздалось из толпы. — Иди сюда, открывай свой сундук!

— Я же сказал: только в присутствии… — попытался уклониться Серёга.

— А мы все сейчас здесь! Так что давай!

— Ладно… — промямлил великий изобретатель. Наверное, он смог взять себя в руки, и голос его окреп: — А почему все-то? Пленных тоже сюда давайте — вместе с охранником. И женщину. А ещё у вас двое на лодках уплыли!

— Да вон они — уже возвращаются!

Минут через пятнадцать сбор был уже полным — придраться не к чему. Чемодан в Серегиных руках открылся легко и безболезненно — как всегда. Народ сгрудился и стал рассматривать внутренности. Ничего особенного он там, конечно, не увидел — что-то вроде компьютера, но с массой непонятных наворотов.

— Ну, и как же эта штука может решать человечьи проблемы? — прозвучал резонный вопрос.

— Расскажу и объясню, — кивнул экстрасенс. — Только это будет не в двух словах. Если кто торопится, если дела какие срочные, то давайте в другой раз соберёмся.

— Другого раза, может, и не будет! — раздалось со всех сторон. — Давай, трави!

— Ладно. Цитирую по памяти Анатолия Протопопова. Может, не всё он сам придумал, но собрал и доходчиво окучил именно он. Итак. Учёные выяснили, что у большинства животных, у людей особенно, есть такая штука — «ранговый потенциал» называется. Это как бы одна из характеристик личности, типа этот умный, а тот глупый, этот тощий, а тот — толстый. Так и тут: у одного потенциал низкий, а у другого высокий. Это значит, что один по-любому так рядовым и останется, а другой может и в генералы выйти. Не факт, что выйдет, но может! Усекли?

— Усекли! Дальше давай!

— Даю. Потенциал этот ранговый даётся человеку от рождения. С каким родился, с таким всю жизнь и проживёшь. Воспитание или дрессировка могут только усилить или ослабить данное врождённое свойство. Это понятно?

— Понятно! Ты нас за лохов-то не держи! П…и дальше!

— Продолжаю. Собственными силами или силами сержанта мало что можно тут изменить. Зато сплошь и рядом бывает, что человек рвётся в начальники, а потенциала соответствующего у него нет. Это тяжелый случай — такому кадру постоянно приходится доказывать свою крутизну.

— Это ты на кого намекаешь?! — раздалось несколько угрожающих голосов сразу.

— Абсолютно ни на кого! — замахал руками Серёга. — Я ж здесь толком никого и не знаю. Дальше будете слушать?

— Валяй!

— Давайте для начала я перечислю признаки людей с низким ранговым потенциалом: во-первых, низкая самооценка, склонность к формированию комплекса неполноценности…

— Не-е, эт не про нас! — недружный хор голосов и смех.

— Во-вторых, способность мириться с неудобствами, дискомфортом и небезопасными условиями жизни.

В ответ громкий гомон толпы, в котором можно было расслышать:

— Терпеть-то можно, а мириться зачем? Эт не по нам!

— В-третьих, склонность к пессимизму и депрессиям, неуверенность в завтрашнем дне.

— Не-е, эт не про нас!

— В-четвёртых, нерешительность, долгие раздумья перед принятием решений.

В ответ гомон и смех:

— Думать-то зачем? Трясти надо!

— В-пятых, зависимость от мнения окружающих, боязнь обидеть кого-либо, рефлексивность.

Хохот толпы, непристойные реплики со всех сторон.

— В-шестых, низкий порог осознания своей вины, стыдливость (чувство виноватости возникает по малейшему поводу).

В ответ смех и мат.

— В-седьмых, отсутствие больших карьерных и имущественных амбиций.

В ответ мат и смех.

— В-восьмых, альтруизм, склонность к самопожертвованию, самокритичность.

В ответ невнятный гомон, из которого понять ничего нельзя.

— В-девятых, застенчивость, уступчивость, скромность, робость, законопослушность.

Дружный хохот слушателей, непристойные высказывания.

— В-десятых, низкие организаторские способности.

Среди слушателей воцарилось молчание.

— Я так понимаю, что всё это не про вас, — продолжал Серёга как ни в чём не бывало. — Вы, конечно, друг перед дружкой выпендриваетесь, но общая картина ясна. Поэтому перейдём ко второй части нашего балета — о людях с высоким ранговым потенциалом. Признаки у них такие (опять же цитирую Протопопова по памяти): — Во-первых, высокая самооценка, склонность невысоко оценивать окружающих.

Одобрительный гул.

— Во-вторых, вера в свою непогрешимость, отсутствие сомнений.

Невнятный гул.

— В-третьих, решительная забота о своем комфорте, здоровье и безопасности.

Одобрительный гул.

— В-четвёртых, оптимизм, уверенность в завтрашнем дне.

Невнятный гул.

— В-пятых, хвастливость, самодовольство.

Смех.

— В-шестых, склонность принимать решения быстро, без долгого обдумывания.

Одобрительный гул.

— В-седьмых, способность действовать, невзирая на мнения и проблемы окружающих.

Невнятный гул.

— В-восьмых, высокий порог осознания своей вины.

Одобрительный гул.

— В-девятых, решительность, предприимчивость, инициативность, настойчивость.

Одобрительный гул.

— В-десятых, большие профессиональные, социальные и имущественные амбиции.

Невнятный гул.

— В-одиннадцатых, открытость, беззастенчивость.

Невнятный гул, местами смех.

— В-двенадцатых, конфликтная устойчивость.

Одобрительный гул.

— В-тринадцатых, незаурядные организаторские способности.

Невнятный гул.

— Из вашей реакции я делаю вывод, что народ здесь собрался не слабый, — сообщил Серёга. — Или, по крайней мере, хочет таким казаться. Кроме прочих чудес, мой прибор может за десяток секунд определить истинный ранговый потенциал любого человека. Вот вы тут собрались… Я так понимаю, что ранговый потенциал у большинства из вас не низкий, а у кого и низковат, у тех вместо него амбиции. Ничто не мешает вам просто лежать на песочке и разглядывать облака. Но вы не можете — по инстинктивной, подсознательной своей конституции не можете! Если только под дулом автомата. А на воле вы обязательно займётесь выяснением, кто круче. Вы поделитесь на группы и будете друг с другом воевать. Или, может быть, уже начали?

Ответа оратор не получил — народ молчал. И Серёга продолжил:

— При помощи моего прибора можно организовать другое развитие событий. Проверить всех претендентов и выявить реального, настоящего лидера. Тогда у вас будет выбор: либо этого лидера изгнать или замочить и продолжить свару, либо — по согласию — поставить его во главе всех и добровольно ему подчиняться. Такая проверка, такое тестирование идёт быстро — надел колпак, полежал чуток в расслабухе и получи результат!

— Слушай, длинный, — раздалось из толпы, — а почему мы должны тебе верить? Может, ты просто мозги людям пудришь, цену себе набиваешь?

— Что ж, это вопрос правильный, — кивнул Серёга. — Нужна такая проверка, с результатами которой согласятся все. Но вот как это сделать… Придумайте! Вы же тут все не вчера, наверное, познакомились. Давайте мне одного с заведомо низким потенциалом и одного крутого. А кто есть кто, мне не говорите — пусть это прибор решит!

Как это ни странно, Серёга — человек далёкий от простого народа — сумел эту сомнительную публику завести и увлечь. Вот теперь — по его слову! — началось обсуждение кандидатур. Велось оно примерно так:

— Давай Витьку и… меня! Он с того острова, а там одни лохи!

— А если лохом окажешься как раз ты, а не он? Гы-гы-гы — это ж наука!

Так или иначе, но вскоре тест состоялся. Предварительно Серёга пощелкал кнопками — сделал так, чтобы результат выглядел однозначно и просто. Сам он даже смотреть не стал на результаты. Он сразу повернул прибор «лицом» к зрителям и коротко пояснил, как понять, что там нарисовано. Народ разглядывал экран, толкался и матерился. Получилось, конечно, то, что и должно было получиться. Правда, разница потенциалов оказалась не очень большой.

После этого начался ажиотаж — под колпак хотели все. И продолжался этот ажиотаж, наверное, не один час. Общей картины никто, конечно, не видел, а конкурировал только с предшественником. Наконец очередь иссякла, и Серёга занялся подведением итогов. Пока он этим занимался, споры и обсуждения поутихли, как-то постепенно и незаметно воцарилась напряжённая тишина. Наконец прозвучало:

— Что ж, господа, бабки я подбил. Можете посмотреть сами.

— Кто?! — чуть ли не хором выдохнула толпа.

Серёга пожал плечами:

— Картина мозаичная, спектр чуть смазан, но… Но вам незачем резаться, чтоб выяснить, кто тут самый крутой. Идите, смотрите сами. Это Иван.

Что тут началось! Октябрьский переворот в миниатюре, но всё по-честному и почти без крови…

Когда страсти слегка улеглись, кто-то пошутил, чтоб окончательно разрядить обстановку:

— Новеньких забыли проверить — всех так всех!

— Да я их раньше сто раз проверял, — попытался уклониться Серёга, забыв нашу договорённость скрывать знакомство с Натаном и Александром Ивановичем.

— Нет уж, давай!

— Слушайте, мы же занимаемся проблемами вашей компании, — лепетал сбитый с толку экстрасенс, — а это люди чужие, попали они сюда не добровольно, так зачем же…

— Не е…и мозги! Давай их сюда!

Деваться было некуда. Оставалось только тихо радоваться, что Сара как-то так удачно устроилась за моей спиной, что никто не обращал на неё внимания. Для Александра Ивановича прибор выдал показатель рангового потенциала чуть ниже среднего для всей компании. Это так контрастировало с его свирепым видом, что народ разразился хохотом. Примерно то же самое получилось и у меня, но никого это не удивило. Сару, конечно, заметили, но никому и в голову не пришло проверить ранговый потенциал у женщины.

А вот Натан… Серёга хотел что-то подкрутить в настройках, но его отогнали от прибора:

— Не мухлюй!

Результат был ожидаемым. Но не всеми. Ранговый потенциал Натана Петровича оказался как минимум вдвое выше, чем у Ивана. Когда общественность это осознала, наступила нехорошая тишина.

В конце концов её нарушил сам Иван — новоиспеченный лидер. Перед ним расступились, и он подошёл к Натану. Оглядел его с головы до ног и вымолвил:

— Бери лодку и кого хочешь с собой. Прямо сейчас. Чтоб больше я тебя тут не видел. Понял?

— Надеюсь! — с улыбкой кивнул Натан. — Ты очень мудр, вождь. Вели только дать нам с собой побольше воды. Ну, кто со мной — грузитесь!

Глава 7. Лушаги

Отплыли мы впятером, не считая вороны — никто из местных за нами не увязался. Всё было сделано быстро и чётко: как только нам всучили пару баклаг с водой, мы спихнули лодку на воду, разобрали вёсла и отбыли, даже не помахав ручкой на прощание. У этого корыта весел было две пары. За них уселись Александр Иванович и Сара, так что мы сразу помчались на всех парусах.

Серёга немедленно повел речь о главном, обращаясь к Натану и Александру Ивановичу:

— Господа, простите дурака: не рассчитал, ошибся! Как они на вас сеть бросать стали… Я подумал, что проще всего переместиться всем нам в какое-нибудь другое место, и дело с концом. А оно, вишь, как вышло… Простите дурака!

— Во-во, — ухмыльнулся Натан, — всё как в твоей лекции. Возникает чувство вины по малейшему поводу, а то и без всякого повода. Ты извиняешься за то, что не кинулся нам на помощь? И чем бы ты нам помог? Эти водоплавающие ребята оказались ушлыми. Они сразу сообразили, что махаться с нами бесполезно. И применили простую и надёжную тактику — заблокировали противника. Вы втроем могли им серьёзно в этом помешать? В лучшем, подчеркиваю, в лучшем случае вы тоже ехали бы в верёвках, да ещё и с поломанными рёбрами и выбитыми зубами. И без чемодана. Кстати, о нём. Здесь, конечно, замечательные природы и погоды, но хорошо бы оказаться там, где были. Я бы всё-таки настойчиво попросил тебя в этой механике разобраться. — Он подумал и добавил: — Только без экстрима, пожалуйста.

— А куда мы плывём? — поинтересовался Серёга.

— К ближайшей суше, разумеется. А что, есть другие предложения?

— Увы…

— Тогда не трать время — его потом может и не оказаться.

— Слушаюсь! — вздохнул великий психолог-экстрасенс, но низкоранговый человек.

Он привычным жестом открыл свой кейс. И вытаращил глаза:

— Не понял?!..

Поскольку я сидел рядом, то глаза тоже вытаращил. Дело в том, что обычной начинки в чемодане не оказалось. Нижняя панель с клавиатурой и нишей для «колпака» как бы намертво срослась с крышкой — без шва! На её дне, оказывается, также был экран, который занял прежнее место. А вот панель оказалась совсем другой, хотя в центре угадывался обычный массив клавиш, правда, с совершенно непонятными значками. Вместо лунки для шлема — какая-то крышечка, которая так и просилась, чтобы её открыли.

— Это к вопросу о лабораторном столе, по которому мы плаваем… — пробормотал я. — Теперь что, всё надо начинать сначала? Изучать методом тыка?

— Да погоди ты! — отмахнулся Серёга. — Погоди!

Он усмотрел под клавиатурой маленькое рубчатое колёсико со стрелками по кругу. Серёга обкусал ноготь указательного пальца правой руки, подточил его о шершавый борт лодки и самым кончиком стал тихо-тихо поворачивать колёсико.

И значки на клавиатуре начали меняться!

На четвертом или пятом круге мелькнуло нечто, похожее на латиницу.

— Стой, давай назад! — прошипел я, но Серёга не обратил на меня внимания и продолжал своё дело. В конце концов появилось нечто, очень похожее на кириллицу, потом — совсем мало похожее на кириллицу, потом…

— Вот оно! — облегченно вздохнул Серёга. Пот с него тёк прямо ручьями, но на клавиатуре был нормальный русский алфавит.

— Что, нашел дорогу домой? — полуобернулся Натан. — Наконец-то!

— Угу, нашёл, — обиженно буркнул Серёга. — На втором перекрёстке налево, потом направо и прямо.

— Ну, тогда, Сара, давай меняться — моя очередь грести, — усмехнулся бывший строитель-отделочник.

* * *

Берег на этот раз оказался вполне человеческим. То есть истоптанным и замусоренным. Вышедшие из употребления лодки-долблёнки гнили на берегу, а не вышедшие плавали на мелкой воде, привязанные к забитым в дно кольям. Что характерно: вёсел нигде не было, очевидно, хозяева уносили их с собой, дабы кто чужой не воспользовался. Людей я не заметил, а в сотне метров от берега пляж постепенно превращается в некое подобие дороги или тропы, уводящей вдаль.

Грести Серёгу никто не заставлял, так что он был полностью поглощён налаживанием диалога с прибором в новом формате. Когда высаживались на сушу, его даже пришлось поддерживать под локоток, чтоб не плюхнулся в воду вместе с открытым чемоданом.

Окончания плавания он, кажется, даже не заметил. Но, оказавшись на берегу, сдвинул крышечку в углу панели. Под ней оказался десяток плотно упакованных чёрных блестящих шариков.

— Вы знаете, что это такое? — с гордостью вопросил исследователь. — Это же лушаги модели 534-298676552!

Вероятно, это было совсем не то, что хотел бы от него услышать Натан Петрович.

— Лушаги, говориш-шь… — раздражённо прошипел он и забрал в горсть пару шариков. — Лучше скажи, на хрена я задницей рисковал, зарабатывая свои бабки? Теперь они там, а я тут! Я удовольствие хочу получать от жизни, а не на помойки любоваться! Вытаскивай нас отсюда, а не лушагами занимайся!

Добавив ещё несколько ласковых слов, Натан размахнулся и закинул шарики в болото.

Точнее, это было не совсем болото, а что-то вроде микролимана — здоровенная лужа, которую от моря отгораживала узкая песчаная коса, а с суши в неё втекал ручеёк. Судя по всему (особенно по запаху) ручеёк вытекал из другого болота и вдобавок нес к морю продукты жизнедеятельности ближайшего посёлка или деревни.

Серёга проследил взглядом полёт шариков, посопел и сказал:

— Знаете что?… А пошли бы вы все… на разведку! Дайте спокойно поработать!

— Что ж, здесь есть свой резон, — поддержал я. — Что тут за публика, неизвестно, но инициатива в этом случае будет за нами.

— Угу, — сказала Сара, — тем более что имеется мелкая проблемка. Кушать тут нечего, а уже хочется. Здесь, похоже, еду не берут, а добывают.

— Да, похоже, — согласился Александр Иванович. — Ну, ничего: в крайнем случае продадим кого-нибудь из вас в рабство. Пошли!

— Может, кого оставить для охраны великого учёного?

— Не надо мне никакой охраны! — возмутился Серёга. — Мне одного Каги хватит. Катитесь отсюда!

Посёлок действительно оказался рядом — километра полтора-два от моря. Состоял он из трёх десятков хижин, слепленных из глины, палок и веток. Постройки выглядели довольно легкомысленно, что явно свидетельствовало о благоприятном климате — ни холодов, ни ураганов. А пейзаж представлял собой широкую плоскую долину, похожую в плане на букву «П», открытой стороной повёрнутой к морю. Роль ножек этой «буквы» играли пологие гребни-водоразделы, густо заросшие не то крупным кустарником, не то мелким лесом. Вся поскотина внизу была освобождена от древесной растительности и засеяна каким-то злаком. При этом следов вспашки не наблюдалось.

Перед заходом в посёлок мы оглядели друг друга. Я был в халате не первой свежести, что, наверное, вполне подходило для любой эпохи в истории любого народа. Сара подумала-подумала, да и сняла штаны, оставшись в своей безразмерной футболке до середины бёдер — тоже почти универсальный наряд. Семейные трусы Александра Ивановича мы не сочли криминалом — климат тут тёплый, наверняка мужики ходят полуголыми. А вот плавки, в которых красовался Натан Петрович, нас озадачили. В конце концов решили, что он повяжет на пояс Сарины штаны — чтоб задницу прикрывало, и спереди свисали штанины.

С одеждой, в целом, мы не просчитались — никакого фурора наше появление не вызвало. Местные жители носили на себе куски грубой ткани разного размера, мужики в основном действительно были полуголыми, так что выделялись мы, наверное, только своими габаритами — туземцы были помельче. Никто нами особо не заинтересовался, кроме малышни, которая попыталась клянчить еду (лепёшки) у чужаков. Выяснив, что у нас решительно ничего нет, эта мелкота перестала обращать на нас внимание.

Как оказалось, сегодня никаких работ в посёлке не планировалось, поскольку предстояло общее собрание коллектива. Я опробовал язык, поболтав с каким-то дедом, который никуда не торопился, и ему было скучно. Где и как добыть пищу, я не узнал — старые запасы в посёлке на исходе, а новый урожай ещё только дозревает. Зато выяснил основную тему предстоящего собрания: что-то людей слишком много стало. И становится всё больше. А хурука (злака, которым местные жители в основном питаются) больше не становится. Расширять поля уже некуда — долину расчистили до самых скал. Что делать?

— Всё ясно, — сказал я своим соратникам. — Традиционные проблемы ранних земледельцев. Наши учёные о них догадывались, но чтоб вот так — вживую… Такой шанс упускать нельзя!

Александр Иванович меня поддержал, и мы решили остаться тут на некоторое время.

Это была бы, наверное, увлекательная дискуссия, если б она не продолжалась так бесконечно долго и бестолково. На вопрос «Что делать, если нас всё больше, а еды не прибавляется?» предлагались такие ответы:

Чаще молиться и приносить больше жертв местным богам (то есть жрецам).

Запретить бабам рожать больше двух детей (вероятно, без контрацепции это означало воздержание).

Запретить рожать девок, а коли у кого родилась, приносить её в жертву.

Произвести добровольную — по жребию — децимацию населения.

Разделиться и расселиться, то есть части населения согласиться на добровольное изгнание.

Было ещё несколько совсем уж абсурдных предложений, я даже все не запомнил. Обсуждалось каждое по отдельности при бурном участии женщин.

В конце концов мы решили сматываться, как говорится, не солоно хлебавши. И главное, что заставило нас это сделать — удивительный феномен, свидетелями которого мы стали. То есть не только мы, но для остальных это феноменом не являлось: солнце собралось садиться! Точнее, уходить за левый водораздел долины!

— Эдак ведь и ночь настанет! — сказала поражённая Сара. — А я уже отвыкла. Пошли отсюда!

На дальнем краю поля мы надрали колосьев, попробовали извлечь зёрна. Ничего из этого не вышло — колосья были недозрелыми и почти не шелушились. С голодухи мы принялись обсуждать различные странности местной жизни. Например, почему солнце там стоит на месте, а здесь двигается? Если мы в экспериментальной установке, то не должно бы… Но там мы были на плавучих островах. Чтобы солнце не садилось и не вставало, острова должны двигаться со скоростью вращения планеты. Представить такое трудно, но если планета вращается очень медленно… А здесь мы на материке, и солнце ведёт себя нормально. Но как же тогда со скоростью вращения?

Другой интересный вопрос: сколько времени прошло с момента нашего попадания в эту задницу? Точнее, в рай? Событий-то произошло много, но никому спать не захотелось. А ведь «стартовали» мы из родного мира поздно вечером, организм должен был потребовать ночного сна, но… не потребовал. Сара как сторожил объяснила, что у них на «острове желаний» сон — дело добровольное: решил ты поспать — ложись и спи, а не решил, так и не спи. Те, кто живёт группами, обычно спят одновременно, но это скорее дань традиции, чем физиологическая потребность.

Кроме того, я вспомнил, что вообще-то мы с Серёгой заядлые курильщики с весьма приличным стажем. Однако о куреве ни он, ни я ни разу даже не подумали. Как такое может быть?! Там мне легче было обходиться без еды, чем без сигарет, и вот нате вам!

В общем, многое надо было бы обсудить и прояснить, но дорога была отнюдь не дальней. А то, что мы увидели на берегу, заставило нас забыть о мелких местных феноменах. Почти инстинктивно я прикрыл собой Сару. Кажется, она это оценила и доверчиво ткнулась в мою спину своим бюстом.

— Это что ж такое!? — пришёл в себя первым Натан. — Что за херня?!

Александр Иванович успел разглядеть, что от вонючего болота, располагавшегося по соседству, ничего не осталось — котловина из чистого песочка, на дне которой только начинала накапливаться лужица всякой дряни. Что-то, вероятно, он сумел сообразить:

— Не твоя ли работа, Натан Петрович? Хорошо ты шариками кидаешься!

Серёга сидел всё в той же позе и возился с прибором, пытаясь у него что-то выяснить. А за его спиной неподвижно стояли два… скажем так: существа. Размером примерно 3×2,5×2 м. Сравнить их с чем-либо или кем-либо было трудно, и разум некоторое время мучительно искал зацепку. Наконец нашёл: черепахи! Если они хоть немного на кого-то и были похожи, так это на черепах. Во всяком случае, панцири (или нечто подобное) на них присутствовали.

Ворона, кривобоко подпрыгивая, сделала полукруг по песку и непринуждённо взлетела на панцирь одного из чудовищ. Там она, гордая собой, прошлась взад-вперёд и что-то клюнула в щели между пластин.

— Отвали! — прогудело чудовище. — Убью!

Каги немедленно слетел на землю, а Серёга наконец изволил нас заметить.

— Да вы не бойтесь, — сказал он, — это биороботы. Самособирающиеся. Натан удачно пристроил эмбрионы.

— Так они из этого говна в болоте самособрались, что ли? — захотел подтвердить свою догадку Александр Иванович.

— А из чего же? — кивнул Серёга. — Там, наверное, накопилась масса необходимых элементов. Правда, второму говна малость не хватило и пришлось лезть в море. Там тоже всё есть, только разбавлено сильно.

— А они… зачем? — обалдело спросила Сара.

— Слушай, спроси сама — мне некогда! — отмахнулся Серёга. — Они не агрессивны, разумны или полуразумны… не знаю. Говорить по-нашему я их научил, а дальше разбирайтесь сами!

Почему-то я почувствовал, что настал мой час. Но к ближайшей «черепахе» уже шла Сара. Совсем близко, правда, подходить она не стала:

— Моё имя — Сара, — не без труда проговорила женщина, — род Homo, вид Sapiens, мы не местные — жители планеты Земля.

— Это мне ни о чём не говорит, — прогудело чудовище. — Данных о таком виде живых существ в моей программе нет.

— Как интересно! И что же делать?

— Ты сможешь подойти ещё на три шага и постоять спокойно?

— Почему нет? Пожалуйста! — с фальшивым легкомыслием согласилась Сара.

Прямо скажем, это был не самый приятный момент в моей жизни: спасать — не спасать? Голова черепахи почти пряталась под панцирем, и вдруг выдвинулась, шея удлинилась, а изо рта выскочило нечто — язык или щупальце. И этим своим щупальцем — лёгкими стремительными касаниями — за две-три секунды прошлось по Саре от волос на голове до ступней в кроссовках.

— Это не твои покровы, — прогудел монстр. — Совсем другой материал.

— Так что же, мне раздеться?! — растерялась женщина.

— Да. Если это можно сделать без ущерба для твоего организма.

— Ну, не замёрзну, наверное, — сказала Сара. Она стянула через голову футболку, сняла кроссовки и трусики. Аккуратно сложила всё это на песок и предстала перед монстром во всей красе:

— Так лучше?

— Да.

Сеанс почти мгновенного ощупывания повторился.

— Может, мне повернуться? — вежливо поинтересовалась женщина.

— Да.

Последовала ещё одна серия касаний — сверху донизу. И опять они стояли лицом к лицу:

— Ты получил достаточно информации? — бесстрашно спросила Сара. — Или, может быть, кровь на анализ взять хочешь?

— Да, это будет полезно. Только не нанося ущерба тебе. Мне нужно один миллиграмм.

— Ну, бери, сколько надо, — протянула она руку.

Щупальце обвилось вокруг пальца, но почти сразу его отпустило и исчезло вовсе. Голова втянулась под панцирь. Прошло несколько бесконечных секунд тишины и неподвижности. Потом низкий гудящий голос произнёс:

— Номер моей серии ты уже знаешь. Номер экземпляра — тридцать один.

— Как же к тебе обращаться?

— Можно звать меня Тридцать Первый.

— Длинновато получается. А если… Три-од. Нет, нехорошо. Тогда Три-пер! Мд-а-а, ещё хуже, — как-то ненормально весело проговорила Сара. — Слушай, давай мы будем звать тебя просто «Первый», даже если ты самособрался вторым. Это ж условность!

— Не нахожу причин возражать, — согласился монстр.

— Ну, вот и познакомились: я — Сара, ты — Первый. Наш биологический вид двуполый. Я — самка. По нашим представлениям у меня солидный возраст. Во всяком случае, детёныши уже взрослые и занимаются своими делами.

— Теперь твоя очередь, Са-ра, — прогудел монстр. — Я открою доступ, а ты осмотри мои мыслительные схемы, ходовую часть, хронотриангулярные платы, маникалюжную подсистему…

— Нет, не хочу, — перебила женщина. — По крайней мере сейчас. Но, если нам какое-то время придётся пробыть вместе, я хочу чтобы ты сразу усвоил, записал на своих носителях информации: люди, которых ты видишь перед собой — мои люди. Жизнь и благополучие каждого из них так же ценны, как и моя жизнь, как и моё благополучие.

— Принял и понял, — прогудел первый. — Какова схема общения?

— Какая схема?!

— Могу ли я слушать, что вы говорите между собой и говорить сам, когда ко мне не обращаются? Или я включаю своё внимание только по твоему требованию, а так же, если хочешь, по требованию любого из твоих людей.

— М-м-да, задачка…

— Прямо или косвенно причинять ущерб разумным существам мы не можем, — заявил робот. — Только по очень жесткому приказу приора.

— Какого ещё приора?! — удивилась Сара.

— Ну, приоритета, хозяина, владельца… В вашем языке нет соответствующего термина.

— И кто же твой… приор? — с тревогой в голосе спросила женщина.

— Ты, конечно, — невозмутимо ответил монстр. — Так какую схему общения ты выберешь?

— М-м-м… Ну, давай попробуем первую, — приняла-таки решение Сара. — Ты будешь как бы один из нас. Только… Инициация получилась случайно, мы на вас не рассчитывали…

— Можем самоликвидироваться — прикажи только, — заверил робот. — А в чем проблема?

— Понимаешь, кормить вас нечем, — призналась новоявленная хозяйка чудовища. — У нас самих животы сводит.

— Вам кормить нас не нужно, — сказал робот. — При нормальной эксплуатации нашей модели это вообще не ваша забота. Но ты сама нуждаешься в пище?

— Мы все нуждаемся! И уже давно.

— Сейчас сделаю.

Чудовище развернулось и, помахивая толстым коротким хвостом, отправилось в море. Добравшись до приличной глубины — довольно далеко от берега — оно, вероятно, легло на брюхо. И стало пускать пузыри — со всех сторон.

А Сара обессилено рухнула на песок. Я кинулся к ней: женщину трясло и колотило… не по-детски. Это, наверное, была плата за бесстрашие. И помочь я ничем не мог, только прижал её к себе, стал гладить по волосам и бормотать:

— Ну зачем, зачем ты полезла?! Без тебя бы разобрались! Ну зачем? Всё, всё уже прошло, успокойся. Уже не страшно — всё прошло…

Вскоре она почти успокоилась и, прихватив меня за талию, прижалась ещё крепче.

— И не сиди без трусов на песке, — строго сказал я. — Женщинам это вредно — здесь же не так стерильно, как на твоём острове.

— Да, — сказала Сара, окончательно приходя в себя, — ты прав.

Биоробот по имени «Первый» вылез из воды и завибрировал всей тушей сразу, очевидно избавляясь от влаги. Потом из-под его панциря появился трёхпалый манипулятор и протянул Саре серый брикет размером с батон.

— Тут полный комплект необходимых тебе веществ. Суточная норма, — пояснило чудовище.

— Ты абсолютно уверен, что вот этой пищей не нанесёшь мне ущерба? — засомневалась Сара.

— Абсолютно.

Она отломила кусочек с краю и стала жевать:

— Сравнить не с чем, почти никакого вкуса, но с голодухи хочется ещё. Ты будешь? — предложила она мне.

— Конечно, буду!

— Это опасно, — прогудел Первый. — Я делал корм для Сары, а это другой человек.

— Мы все одного вида, — засмеялась женщина. — У нас одинаковый обмен веществ. Ребята, налетай, кто смелый!

И мы налетели! А вот Александр Иванович воздержался:

— Ну, я-то другого вида, наверное. Ещё отравите, чего доброго!

Вместо общей трапезы он отправился ко второй черепахе и предложил познакомиться:

— Я тоже житель планеты Земля и тоже отношусь к роду Homo. Только к другому виду — Neandertalensis. Впрочем, вряд ли в твою память заложена наша современная биологическая номенклатура.

— Не заложена. Но то, что ты сильно отличаешься от остальных, я зафиксировал.

— И чем же я отличаюсь? Мне, кстати, самому интересно.

— Не знаю. Но могу выяснить.

— Выясни. Я щекотки не боюсь и крови мне не жалко.

Александр Иванович разулся и снял трусы. Процедура обследования повторилась — много времени она не заняла.

— Меня можно звать просто Саня, — сказал библиотекарь. — А твой номер, по логике, должен кончаться на тридцать или тридцать два, верно?

— Да, тридцать второй.

— Ну, значит, и зваться тебе Вторым. Не возражаешь?

— Не возражаю.

Вскоре Александр Иванович сделал важное открытие, которое немедленно предал гласности, дабы не случилось чего похуже. Оказалось, что у этих полуразумных полузверей-полуроботов чувство юмора отсутствует начисто! Когда Второй отправился за пищей, бывший учитель крикнул ему вслед, что, мол, попадётся приличных размеров рыба, так тащи её целиком! И робот принёс. Живую, килограмма на два! Неандертальцу не оставалось ничего другого, как хряпнуть рыбину головой о камень и съесть сырой без соли. Что, надо сказать, он проделал с превеликим удовольствием.

Победив голод, процедуру знакомства прошли остальные члены команды. А потом настало время вопросов и ответов. До того как окончательно стемнело, выяснилось много интересного.

Лушаги — крутой замес генетики, кибернетики и ещё нескольких наук, для которых в русском языке просто нет названий. Ничего путного о цивилизации, их породившей, они сообщить не могут — нет в них такой информации. Зато они очень пластичны и восприимчивы к информационным и физическим условиям среды, в которой оказались. Как активизируется яйцо-зародыш, они не знают. У Натана получилось случайно, и что в этой случайности было самым важным, теперь уже не узнать.

Лушаги, они вообще-то зачем? Это смотря какие — существует масса моделей и модификаций с разной специализацией. Вот Первый и Второй — представляют очень старую, но всё ещё популярную модель № 534-298676552. Всё-то они делают медленно и плохо, но зато… почти всё! Правда, летать и плавать самостоятельно не умеют. Зато надёжны, просты в управлении и имеют широкий диапазон приспособляемости. Хозяину подчиняются почти беспрекословно (критичность в зачаточном состоянии). Один из серьёзных недостатков — склонны считать своим лидером (хозяином) первое разумное существо, прошедшее процедуру знакомства-обследования, даже если это случайно подвернувшаяся особь.

А ещё лушаги могут становиться невидимыми — на некоторое время, конечно. Они умеют как бы «отводить глаза». При условии, что этих глаз не очень много и видят они не в инфракрасном диапазоне спектра. А изначально, по сути своей, лушаг — это транспорт вроде вола или лошади. Правда, ездить на нём можно и сквозь время тоже…

— А как вы получаете энергию? Или у вас вечные аккумуляторы?

— При малой активности наши аккумуляторы могут быть почти вечными. Но для этого нужно почти не двигаться. В активном режиме желательно поддерживать определённый уровень. Для этого годится любая органика — морской криль или стволы деревьев.

— А как вы перемещаете людей или грузы? — поинтересовалась Сара.

— Залезь на спину, увидишь сама, — сказал Первый и опустился на брюхо.

Как оказалось, на вершине панциря три пластины сдвигались или откидывались. Под ними обнаружилась черная бугристая поверхность.

— Что на этой штуке можно делать, я не знаю, — сказала женщина. — Но сидеть на ней точно нельзя.

— А ты садись.

— Ага, у меня попа большая и не такое выдержит, — пробурчала Сара и всё-таки взгромоздилась, вытянув ноги вперёд. — Э, я так долго не выдержу — больно же!

— Долго не потребуется. Сейчас…

— Во-от, это другое дело! — обрадовалась женщина. — А под спину? У меня поясница быстро затекает.

— Сейчас…

— Вот так гораздо лучше! Только ногам тесно и для рук надо бы подлокотники, что ли…

— Са-ра! Я могу переключить управление на тебя, — прогудел лушаг. — Тогда ты будешь устраиваться сама — сама определять, где тебе надо повыше, где пониже, куда и какой изгиб тебе нужен.

— А это сложно?

— Для вашего уровня разумности вполне доступно. Правда, ты не любишь сосредоточенно думать о чем-то одном…

— Не бойся, — твёрдо заявила женщина, — если в задницу что-нибудь вопьётся, сразу подумаю как надо!

Выяснилось, что на спинах у лушагов имеется по три посадочных места «повышенной комфортности». На этих местах можно сидеть, полусидеть и лежать. Можно в этом гнёздышке закрыться и создать для себя микроклимат.

— Одно место моё! — заявил Каги.

— Боюсь, что на тебя биотехника реагировать не будет, — усмехнулась Сара.

За всеми этими делами мы и не заметили, что в мире почти стемнело.

— Ребята, — сказал вдруг Александр Иванович, — а ведь я хочу спать! Это такое забытое чувство…

Данное чувство немедленно вспомнили и остальные члены команды — как будто несколько суток не спали. Организовывать лагерь было не из чего, да и желания такого никто не проявил. Поэтому мы просто забрались на спины к лушагам и стали устраиваться в посадочных «гнёздышках».

Надо полагать, я проснулся довольно рано. Полежал, оценил своё состояние и решил, что мне хочется поесть и помочиться, а вот спать больше не хочется — надо слезать на землю. Однако моё шебуршение не осталось незамеченным:

— Что случилось? — приподнялась из своего «гнезда» голая и сонная Сара.

— Ничего не случилось. Лучше подвинься, а то я замёрз!

— Не ври…

— Ну, тогда спи дальше!

— Угу, — буркнула женщина и опять улеглась.

Самое смешное, что я оказался не первым — Серёга уже возился с прибором и попутно дожёвывал свою вчерашнюю пайку. Я справил нужду и подошёл к нему:

— Слушай, тут такой хай-тек кругом, а вот акустической связи с твоим прибором не имеется. А то с ним можно было бы просто разговаривать, а не шлёпать по клавишам!

— А буковками на порядок надежнее, — не согласился мой бывший одноклассник. — Мало того что многие люди по жизни любят нести чушь, есть ещё масса нюансов. К примеру, выражение «Ну да, конечно!» в зависимости от интонации говорящего может означать категорическое отрицание или однозначное согласие. Ни один компьютер не разберётся!

— Но лушаги же говорят.

— Нет, по-моему. Это только нам кажется. Скорее всего, связь у нас телепатическая — непосредственно с мозгом, а их голос и слова — это иллюзия.

— Значит, надо избегать случаев, когда говоришь одно, а думаешь или хочешь чего-то другого, да?

— Не знаю. Спросим у них или сами поэкспериментируем. Если, конечно, долго будем иметь с ними дело.

— А мы будем иметь?

— Похоже, что будем, — вздохнул Серёга. — Я правильно понял, что коллектив дружно настроен на возвращение к родным пенатам?

— Да, пожалуй. Можно, наверное, и здесь прижиться, но зачем?

— Тогда смотри, что я накопал.

Он перевёл экран в горизонтальную плоскость, и над ним возникла довольно четкая голограмма.

— Вот это красное пятнышко — место нашего приземления или, скажем так, при-тут-ления. Чтобы вернуться, надо в неё попасть.

— Это я уже слышал.

— Точка находится на движущейся поверхности. Но можно сформулировать иначе — она движется по некоей поверхности, которая неподвижна. Я так думаю, что проще всего заранее оказаться у неё на пути и подождать, когда она на нас наедет. С оформлением старта и таймером я, кажется, разобрался: будет сигнал, и сразу надо нажать вот такую комбинацию кнопок.

— Па-анятно! А наших жизней хватит, что бы туда добраться? Что-то тут с расстояниями не так… И рельефом… Хоть бы масштаб указали!

— Не указали, — вздохнул Серёга. — С этим надо разбираться.

Между тем остальные члены команды стали просыпаться и сползать на землю. Сара Моисеевна покинула свой ночлег последней. По странной женской логике она сначала слезла на землю (под взглядами четырёх мужчин!), а потом стала одеваться. Что помешало ей это сделать наверху, так и осталось для меня загадкой.

Общее собрание нашего «трудового коллектива» после короткой дискуссии постановило: отправить Первого за завтраком для всех, кроме Александра Ивановича. Последний в еде не нуждался, поскольку не доел ещё свою суточную пайку, выданную ему вчера.

Пока Первый пускал пузыри в море, народ собрался вокруг прибора и стал рассматривать голограмму. Её странность признали все, но объяснить что-нибудь никто, конечно, не смог.

— Второй! — в конце концов позвала Сара. — Подойди сюда.

«Черепаха» приказ выполнила немедленно.

— Картинку эту видишь?

— Конечно.

— А понимаешь, что это такое?

— Навигатор модели № 846-589346. Цель обозначена красным пятнышком.

— Как там по твоим программам: при помощи этого прибора туда можно попасть?

— Можно.

— И ты, и Первый знаете, как это сделать?

— Конечно.

— Покажешь или сделаешь сам? — робко, но с надеждой в голосе, спросила Сара. — А то у Серёги что-то не то всё время получается.

— Нет, — однозначно ответил лушаг. — Не покажем и не сделаем.

— Но почему?!

— Мы не можем по своей воле прямо или косвенно нанести ущерб разумным существам. Вероятность успеха такой переброски слишком мала. В случае неуспеха вы погибнете, прекратите существование. Рискнуть собой мы можем, вами — нет.

— Послушай, но…

Тут мы наперебой начали приводить аргументы и доводы, но робот не дал разгореться дискуссии. Он загудел на совсем уж низких тонах:

— Это не следует обсуждать. Наша программа оценила риск слишком высоким. И выставила запрет. Попытка нарушить такой запрет квалифицируется как серьёзная неисправность. Это означает немедленную самоликвидацию.

— У нас ещё восемь яиц, — напомнил Натан.

— Только не факт, что их удастся инициировать, — заметил Серёга. — У тебя же случайно получилось.

— Ага, останемся без лушагов, построим избушку и будем доживать свой век здесь, — вступила в беседу Сара. — Прекратите нести чушь! Нельзя так нельзя — все!

— Совершенно верно, — сказал Александр Иванович. — Всё по науке: Сара как высокоранговая женщина имеет высокий порог страха — черта лысого не боится. Но при этом свою жизнь и благополучие ценит превыше всего. И это — правильно.

— А чью, спрашивается, жизнь я должна ценить превыше всего?!

— Мою, конечно, — встрял в разговор и я. — Но, по-моему, мы съехали с темы. Давайте исходить из того, что приборная переброска отпадает. Какие иные возможности мы имеем?

— Чо обсуждать-то? — усмехнулся Натан. — Взял азимут и пошёл…

— Почему же всё-таки такое странное изображение? — не смирился с неразгаданной загадкой Александр Иванович. — Понятно, что это просто объёмная карта, но у меня впечатление, что она тут не одна.

— Да, — прищурилась Сара, — как-то это странно… Второй, ты понимаешь, в чем тут дело? Почему они слоятся? Может, этот навигатор не исправен?

— Требуется уточнение, — загудел лушаг. — Приоритет имеет первый вопрос или последний?

— Какой ты, оказывается, зануда! — удивилась Сара.

— Послушай, Второй, — подал голос Серёга. — Это же женщина! И обаятельная, между прочим.

— Сказал бы что красивая, получил бы по морде! — буркнула Сара, но Серёга как бы не обратил внимания и продолжал:

— Понимаешь, у самцов и самок нашего вида мозгов примерно поровну, но мыслительный процесс идёт по-разному. Мужчины обычно думают, а потом высказывают вслух то, что надумали. Женщины думают и принимают решения в процессе говорения. Могу дать совет, как профессионал: общаясь с дамой, приоритетными следует считать самое последнее решение или пожелание и отвечать на последний вопрос, а не на первый. Первый может быть задан просто для разминки, для запуска мыслительного процесса.

— Информацию принял и понял. Значит, отвечать следует в обратном порядке и первый вопрос необязателен?

— Да, пожалуй, так будет надёжней и проще!

— Не слушай его, он клевещет! — не очень уверенно заявила Сара.

— Человек Сергей сообщает ложную информацию? — уточнил лушаг.

— Ну… Ну, не то чтобы… — растерялась женщина. — В общем, чего пристали?! Давайте делом заниматься!

— Не имею возражений. Отвечаю в обратном порядке. Навигатор не может быть не исправен — приборы этого класса или работают в штатном режиме или не работают совсем. Ответ достаточен?

— Вполне.

— Отвечаю на второй вопрос. То, что вы называете «голограммой», не слоится, а показывает то, что реально существует в данном объёме пространства. В разное время.

— Существует в разное время… — задумчиво прошептал Серёга. — Так это что, временные слои?!

— Вероятно, на вашем языке это можно назвать «слоями». Мне следует добавить этот термин в свой словарь?

— Добавь… — обалдело пробормотал Серёга. — Это как же… Это что же получается… Другое время?!

— Совершенно верно, — спокойно проговорил робот. — Указанная цель расположена в другом… временном слое.

— Ой, бли-и-ин! — простонал великий изобретатель и экстрасенс.

— Наверное, ты мало жал на непонятные кнопки, — посочувствовал ему Натан. — Или жал много, но недостаточно сильно. Попробуй ещё на что-нибудь нажать — может, ещё смешнее получится.

— Нет, смешнее уже не будет, — вздохнул я. И вдруг меня осенило: — Слушай, Второй, а вы можете доставить нас туда?

— Непреодолимых препятствий пока не фиксирую. Каков будет режим перемещения?

— В смысле?!

— Возможны три варианта. Первый. Вы не вмешиваетесь в управление, мы идем, как можем. У вас это называется «автопилот». Второй. Мы не вмешиваемся в управление, маршрут определяете вы сами. В пределах возможного для нас, конечно. Третий. Мы идём сами, как можем. Вы корректируете маршрут при необходимости или желании.

— Конечно же, третий вариант! — немедленно отреагировала Сара. — С коррекцией!

— Это ещё зачем?! — возмутился Натан. — Сели бы и доехали!

— А вдруг по пути цветочек встретится, который надо понюхать, — явно назло ему ответила Сара — Или щенка увидим, которого обязательно надо погладить!

— Аргуме-ент… — почесал затылок Натан. — А с виду взрослая тётя!

К этому времени Первый уже вылез из моря и терпеливо ждал, когда мы обратим на него внимание. И, конечно, дождался.

— Дамы и господа, — обратился я к коллективу, — имею конструктивное предложение. А именно: пожрать и двигаться по указанному адресу. Что-то надоело мне здесь торчать!

Первая часть моего предложения была принята единогласно. Однако вскоре выяснилось, что не «хлебом единым» жив человек. В данный момент «на дворе» утро, а по утрам Серёга и Сара имеют обыкновение пить кофе. Он — чёрный покрепче, а она — слабенький, но с молоком. Я предпочитаю чай с лимоном, Натану всё равно, а Александр Иванович скромно признался, что обычно запивает завтрак водой из-под крана. Лушаги выразили готовность данные напитки для нас изготовить, если… будет точно указан их химический состав. Однако мы, кроме H2O, ничего вспомнить не смогли. Так что пришлось довольствоваться дистиллированной водой.

Глава 8. Посёлок

Серёга в последний раз пробежался пальцами по клавишам, всмотрелся в результат на экране и закрыл чемодан:

— Давайте грузиться. Нам в ту сторону — через деревню. Перепугаем там всех насмерть!

— Это необязательно, — сказал Первый. — Данный участок можно пройти недавним прошлым — в пределах этого же временного слоя. Лет двести — триста назад пугать здесь, вероятно, было некого.

— Во как! — восхитился Серёга. — Чтоб у нас машины так перемещались!

— Да, это интересно, — одобрил Александр Иванович. — Может, мельком увидим, как начинался неолит?

— Между прочим, у нас есть заморочка организационного плана, — заявил Натан, посматривая на Сару. — Когда личного состава собирается больше двух, кто-то один должен командовать. Иначе выйдет бардак. Правильно?

— Конечно! А какие будут кандидатуры?

— Я думаю, что дискуссия по этому вопросу неуместна, — ехидно ответил Натан и кивнул на женщину. — Есть возражения? Я так и думал… Командуй, капитан!

— Что тут командовать-то?! — растерялась от неожиданности Сара. — Поехали!

Мы двинулись по знакомой дороге, но она очень быстро стала незнакомой, а через сотню метров и вовсе исчезла. Лушаги пёрли друг за другом через сплошные заросли. При этом они умудрялись почти не ломать кусты и деревья, а их спины с седоками лишь слегка покачивались.

В сторону метнулось кабанье семейство с десятком, наверное, полосатых поросят. Потом олень незнакомой породы уступил нам дорогу. Только после этого я сообразил, что мы, собственно говоря, уже в прошлом — относительно времени старта.

Заросли почти кончились, но Сара потребовала остановиться, не доходя до опушки.

— Начинается, — с сарказмом сказал Натан, сидящий на лушаге Втором. — И двух шагов сделать не успели!

— Ну что же ты такой нудный и нелюбопытный?! — возмутилась женщина. — Мы же здесь были много позже. Тут будет поле, а там деревня. Неужели не интересно, как здесь сейчас?

— Уж-ж-жасно интересно! — заявил бывший строитель-отделочник. — Или тут никого и ничего нет, или живут какие-нибудь охотники-собиратели. Это уж-жасно интересно!

— Сара, — подал голос со спины Второго Александр Иванович. — Не слушайте его. Он просто дикарей на дух не переносит. Это фобия такая — не обращайте внимания!

— Я тебя тоже люблю, неандертальская морда! — огрызнулся Натан.

— Вова, пойдём посмотрим, а они нас тут подождут, — сказала Сара, слезая на землю. — Мы быстро!

«Интересно, почему она не позвала с нами Александра Ивановича? — подумал я, спускаясь за ней вслед. — Он же историк… Впрочем, приказы командира не обсуждаются!»

Встретить людей мы всерьёз не рассчитывали, но на всякий случай решили экипироваться так же, как в прошлый раз: Сара без штанов, но в футболке, я в халате. День только начинался, однако было уже довольно жарко. Прикинув, что будет в полдень, я снял халат и повесил его на куст.

— И так сойдёт, — одобрила мой поступок Сара.

Продравшись через кусты, мы оказались на краю огромной поляны — свободного от леса пространства на низких трассах. В целом рельеф был узнаваемым: это место позже станет центральной частью поля, которое расширится во все стороны. Мы двинулись вдоль опушки и, присмотревшись, я понял, что среди высокой травы преобладает тот самый злак, которым здесь будут кормиться люди в будущем.

Дорогу нам преградил ручей, стекающий со склона. Воды в нём было совсем мало, но каньон он себе промыл довольно широкий — не перепрыгнешь. Мы решили не заморачиваться с переправой, а просто пойти вниз по течению. Метров через пятьсот нам встретился бочаг приличных размеров. Вода в нём была кристальной прозрачности.

— Нет, — сказала Сара, — такую возможность упускать нельзя. Будем купаться!

— Холодная же, наверно… — усомнился я.

— В самый раз для такой жары, — сказала Сара, потрогав воду. — Во всяком случае не ледяная, а вполне себе ничего.

Затем она моментально избавилась от обуви, не слишком обильной одежды и полезла в воду. К виду её обнажённой груди я уже привык, но чтоб вот так, чтобы совсем… Есть у мужчин, как известно, некая часть тела, которая иногда начинает жить как бы сама по себе. В моём наряде это было весьма заметно, а халат… Как бы он сейчас пригодился! Но поскольку халат остался в безнадёжной дали, я решил плюнуть на это дело и не париться.

Сара поплескалась пару минут и выбралась на отмель передо мной — во всей красе.

— Жалко, шампуня нет, я бы голову помыла! А ты чего?

Тут она разглядела мою эрекцию и засмеялась:

— Иди-иди, охладись! Я отвернусь, если ты стесняешься!

— Ничего я не стесняюсь, — буркнул я, снимая трусы.

Вода действительно не обжигала ледяным холодом, хотя тёплой её назвать было трудно. Тем не менее я постарался удалить высохший пот с возможно большей части кожи. И стал выбираться на берег.

Сара разлеглась на травке, раскинув волосы на просушку. При моём приближении она повернулась на бок, посмотрела на меня и сказала:

— Нет, не помогло тебе народное средство. Что ж с тобой делать-то? Ну, иди сюда — я подвинусь!

Первый раз всё произошло довольно быстро. Но вскоре наступил второй, и я показал себя вроде бы вполне прилично.

Потом мы искупались и собрались позагорать, но наступил третий раз. Вот тут уж мы прошлись по полной программе! Основных способов соития с женщиной, как известно, существует только три, но зато сколько нюансов в каждом!

Процесс мы завершили дружным воплем. Я, конечно, не удержался и тут же проверил — да, она действительно кончила вместе со мной, не притворяется!

А потом я осознал, что в ответ на наш крик грянул гром аплодисментов.

Трава и кусты вокруг зашевелились. Женщины перестали прятаться и вскоре окружили нас плотным кольцом. Одежды на них было мало, а мордашки, в основном, довольно страшненькие. Но все репродуктивного возраста, а две — и вовсе беременные. Дамы стали выражать восторг нашими успехами и спорить о достоинствах и недостатках тех приёмов и поз, которые для них оказались новыми. Как это ни странно, но центром внимания оказался не я, а Сара. Именно её стали расспрашивать о технических тонкостях минета в позиции «мужчина сверху» и ощущениях при анальном сексе на боку.

Оказавшись не у дел, я снова полез в воду, смыл с себя остатки половых продуктов и внимательно оглядел окрестности. До этого, естественно, я смотрел в основном на Сару. Оказалось, что этот бочаг, этот бассейн был искусственным — ручей специально подпружен. С той стороны к нему вела узкая, но хорошо натоптанная тропа. Судя по всему, это было весьма посещаемое место — сюда ходили за водой или купаться. А мы тут устроились, словно одни на планете…

Между тем Сара быстро оправилась от шока (если она вообще в нем была!) и принялась давать пояснения и комментарии. Надо сказать, что комплекцией и фигурой она мало отличалась от туземок. Разве что ноги подлиннее и грудь побольше. А когда местные узнали про Сарин возраст, авторитет её вообще взлетел до небес: это ж надо столько прожить и так сохраниться! Я понял, что женщины теперь просто так её не отпустят. Но почему же им не интересен мужчина?!

Из услышанных обрывков разговоров я понял ситуацию так: местные женщины по дороге на «полевые работы» решили зайти на бочаг искупаться. Однако тут они наткнулись на нас и стали с интересом смотреть представление. Теперь, проболтав на берегу не меньше часа, они вспомнили о своих делах, но дружно решили устроить сегодня выходной в честь дорогой гостьи.

Они наскоро искупались, перемутив весь бочаг, и двинулись к посёлку — вместе с Сарой, конечно. Искупались-то они быстро, а вот шли… Примерно через каждые 200–300 метров они останавливались (это получалась само собой) и начинали говорить и спорить, стараясь протолкаться поближе к гостье. А я плёлся сзади, слушал женское чириканье и пытался составить общую картину тутошней жизни. Ничего у меня не получалось, поскольку информация поступала хоть и обильная, но весьма противоречивая и, главное, бессвязная.

Наконец показалось то, что, вероятно, следовало считать посёлком. Строения располагались в лесу на самой границе с «полем». Они представляли собой довольно высокие шалаши — круглые конические или длинные с несколькими входами. Строения стояли просторно, между ними сохранилось лишь несколько деревьев с толстыми стволами, а трава были вытоптана до земли, до пыли. И по этой пыли с визгом бегала детвора и тощие свинки. Вся наша компания направилась к одному из длинных строений. Тут у меня возникли некоторые сомнения, однако Сара их быстро разрешила. Она выбралась из толпы, подошла ко мне и сказала:

— Возвращайся, а я останусь здесь. Вечером приду сама или позову Первого.

— Как же он тебя услышит?!

— Мы прекрасно слышим друг друга! — заверила женщина. — А ты возвращайся, иначе будут проблемы.

— Но…

— Будут-будут! И не только у тебя. Точнее, в основном не у тебя.

— Слушай, к чему тебе это? — безрадостно спросил я. — Ты что, собираешь материал на докторскую диссертацию?

— Ха, зачем мне вторая докторская? — усмехнулась Сара. — Понимаешь, мне просто интересно. Я же геоботаник всё-таки!

Из всего услышанного и увиденного я уяснил, что сматываться действительно нужно. На душе моей было неспокойно и, двигаясь обратным курсом, я старался запоминать ориентиры и рельеф местности.

* * *

Ребята между тем времени зря не теряли. Подключив к процессу лушагов, они дружно прорабатывали предстоящий маршрут и попутно изучали возможности прибора.

— Нам предстоит пересечь две границы между временными слоями! — заявил мне Серёга с такой гордостью, словно это было его достижение.

— А не пересекать нельзя? — вяло поинтересовался я.

— Нет, никак нельзя! А у тебя что новенького? Где Сара?

— Сара придет вечером. Обещала пораньше, но, наверное, обманет.

Я вкратце рассказал о своих перемещениях, опустив центральный момент — публичное соитие на берегу ручья, а также попытался что-то объяснить про местную жизнь.

— Похоже, что ничего ты не понял, — отметил Серёга очевидный факт. — Но это поправимо. У прибора и в этом формате, оказывается, есть мозговой сканер. Мы тебя провентилируем, машинка обработает информацию, и всё станет ясно.

Он продемонстрировал мне тонкую проволочную дугу с маленькими мягкими шариками на концах. С одного из них свисал короткий хвостик антенны. Надо полагать, эту дугу следовало надевать на голову на манер наушников.

— Нет, — сказал я, — ни в коем случае!

— Неужели ты трахал туземку? — заулыбался мрачный Натан. — Или — страшно подумать! — саму Сару Моисеевну?!

— Не ваше дело! Имею же я право на личную жизнь!

— Прекрати, Вован! — потребовал Серёга. — Типичное поведение низкорангового самца. Дави ты в себе этого мерзавца! Тебе некого и нечего стесняться, потому что ты самый умный, красивый и сильный! Ты имеешь полное право на то что слева, и то что справа. Вдумчиво повтори эти слова Макаревича про себя десять раз и надевай сканер. В конце концов, потом отредактируешь.

Именно так я и поступил. Хотя идти на поводу чужой воли — это тоже признак низкого ранга мужчины.

И прибор, кажется, вытянул из меня всё — даже то, что я слышал мельком и, казалось, тут же забыл. После моей «редактуры» получилось следующее:

«…По современной терминологии субъекты вступили в контакт даже не с ранними земледельцами, а с их непосредственными предшественниками — протоземледельцами.

Вероятно, несколько (вряд ли много) поколений назад в посёлке охотников-собирателей произошло некое событие. Это могло быть появление одной или нескольких волевых высокоранговых женщин или гибель «сильных духом» мужчин в стычках с соседями. Произошёл едва заметный дрейф традиций — женщины получили больше свободы. Оформилась и закрепилась новая традиция. Она заключалась в том, что женщина сама выбирает себе мужчину. А выбирают дамы одних и тех же, особенно уже выбранных другими, мужчин. В итоге в каждом поколении формируется 2–3 гарема, включающие практически всё половозрелое женское население посёлка. Хозяевам гаремов — альфа-самцам — естественно, не прокормить такую ораву детей и женщин. Это вынудило женщин активизировать собирательство в ближайших окрестностях селения. Основой питания постепенно стал дикорастущий злак хурук. Его много, он плодоносит почти круглый год, правда, с разной интенсивностью. Хорошо высушенные зёрна могут храниться неограниченно долго. Путь от колоса до каши долог и трудоёмок, однако, по мнению туземок, игра стоит свеч.

Белковую пищу добывают хозяева гаремов (охота и рыбалка). Иногда они это делают совместно с холостяками, но на равных правах. Отбирать у холостяков их добычу альфам не удаётся, поскольку те в случае агрессии дают дружный отпор. Делиться мясом или рыбой у них принято только в обмен на секс с женщиной. Однако хозяева гаремов этого категорически не поощряют, поскольку не хотят иметь дела с чужими детьми.

Раздел плодоносящей территории между кланами (гаремами) уже произошёл и закрепился. Имеют место воровство и конкуренция. Уже выработаны приёмы подсевания наиболее крупных зёрен после периода дождей, а так же частичная прополка. То и другое даёт ощутимый прирост урожаев и, вероятно, станет традицией».

— Может станет, а, может и не станет, — раздумчиво проговорил Натан. — Наверное, не они первые и не они последние.

— Да, — согласился Александр Иванович, — по исторической логике шансов на светлое будущее именно у этой общности не больше, чем у всех остальных. То есть исчезающее мало.

— А что ты понимаешь под «светлым будущим»? Вот, к примеру, наша родная современность — это чьё-то оно, да?

— Сложный вопрос, — вздохнул бывший учитель. — Смотря что с чем сравнивать и кого с кем. Члену правящей династии в какой-нибудь древней Месопотамии жизнь заводского рабочего или колхозника вряд ли представится светлым будущим. А вот рабу в каменоломнях той же условной Месопотамии колхозный быт может показаться раем.

— Слушайте, — подал голос Серёга, — я в этих вопросах не специалист, но где-то читал или слышал, что главный критерий оценки обществ и государств, в принципе, может быть универсальным и абсолютным. Где выше ценится человеческая жизнь, там и лучше, то государство более развитое и продвинутое, даже если оно бедное.

— К сожалению, всё не так просто, — сказал Александр Иванович. — В массе своей бедные и голодные добрыми не бывают. Для того чтобы нравы по-настоящему смягчились, нужна прежде всего сытость. Нет, даже не сытость — она может быть и пайковой, а изобилие корма. Причём в условиях изобилия должно вырасти не одно поколение.

— Наверное, ты прав, — вздохнул Натан. — Память о голоде или полуголодной жизни передаётся от поколения к поколению. Но, наверное, постепенно затухает.

— Дались вам эти сытость и голод! — вновь оторвался от клавиатуры Серёга. — А просто скотская жизнь в полном подчинении у хозяина, даже если он хорошо кормит?! Такая жизнь нравы смягчает и человечью ценность повышает, да?

— Конечно, нет. Не зря же Моисей сорок лет водил свой народ по пустыне. Он хотел, чтобы вымерли родившиеся в рабстве. За сорок лет в те времена должны были стать взрослыми дети родившихся на свободе — второе поколение.

— Маловато будет, — усмехнулся Натан. — В древнем Риме нормального гражданина от рабства должно было отделять, кажется, семь поколений. Если я чего не путаю, конечно.

— Наверное, дело сейчас не в цифрах, а в признании самого факта…

Слушать эту заумную беседу мне быстро надоело. К тому же было жарко. Расположились мы в кустах, где ветра не было, зато в изобилии водились какие-то мошки. Они вроде бы не кусались, но садились на кожу и ползали по ней. Так что я подумал-подумал да и залез на спину к Первому. Там превратил своё сиденье в лежанку, улёгся и накрылся полупрозрачной крышкой. Сосредоточился и создал себе прохладу с лёгким ветерком в лицо. Лежал и думал свои мысли — почему-то в основном о Саре. «Ты ещё влюбись на старости лет!» — сказал я себе и решительно повернулся на бок. Это помогло — похоже, я закемарил на какое-то время.

Проснулся я так же плавно, как и заснул. Лежал и размышлял о том, что оральный секс придумали вовсе не француженки в девятнадцатом веке, как считают многие. Потом я откинул крышку и услышал насмешливый голос Натана:

— А мы уж думали, что ты останешься тут насовсем!

— Не надейтесь! — заявила Сара. — У них в шалашах такой свинарник… В прямом и переносном смысле. Нет уж, спасибо! Хотя поросёночек один был очень симпатичный. Полдороги за мной бежал, как собачка. А потом куда-то делся — так жалко!

— Да, — сказал Александр Иванович, — поросёночка жалко. Был бы очень кстати.

— Ну, и каким же сексуальным, аграрным и социальным новшествам ты научила туземок? — поинтересовался Натан.

— Разным! Но я старалась дать им только то, что они могут понять и освоить. Вот, например…

Она стала рассказывать — подробно и увлечённо.

В конце концов Натан её прервал:

— Мадам, а оно вам надо? Ведь результат известен. Таких посёлков были тысячи. А в государства превратился десяток. И где те государства? В большинстве своём исчезли с лица земли. А кому повезло, те стали перегноем, на котором выросли новые государства. Так какой смысл возиться вот с этими людишками, которые ничего не создали и, скорее всего, никогда не создадут?

— Наш биологический вид много чем отличается от прочих, — вздохнул Серёга. — В том числе тем, что некоторые его представители способны что-то делать, не задаваясь вопросами «зачем» и «надо ли?». Раз хочется, значит надо… У меня есть предложение: Сара пройдёт сканирование, мы посмотрим интерпретацию событий, которую выдаст машина, и ляжем спать. Вон Вован уже выспался, а нам скоро будет пора на боковую.

— Есть другое предложение, — заявил Натан. — Лушагам, наверное, всё равно, что день, что ночь. Так давайте двигаться дальше!

— А совместить одно с другим нельзя? — пробормотал я, зевая и протирая глаза. — Слышь, Первый, можно чтобы вы двигались, а мы спали?

— Да. Можете спать до финиша.

— Тогда, Сара, давай, сканируйся по-быстрому!

— Я готова! Только… Только в результат не подсматривать! Сразу его в анализатор.

— Ну разумеется! — усмехнулся Натан и выразительно посмотрел на меня и на Сару.

Я от этого покраснел, а Сара, по-моему, нет.

В качестве краткого резюме машина в итоге выдала:

«…Члены данной общины получили ценную информацию. Но усвоена, закреплена традицией будет лишь малая часть. Однако и это может дать общине преимущество перед соседями, повысить шансы выдвинуться в лидеры и, в итоге, образовать протогосударство».

— Вот видите, — сказала довольная Сара, — доброе дело сделала!

— Ты уверена? — спросил Александр Иванович. — Мне-то кажется, что эти ранние земледельческие государства для девяноста девяти процентов населения раем не были. Скорее, наоборот.

Члены команды мирно спали в своих «гнёздах», Сара даже храпела. А я ещё долго торчал из спины лушага, словно танкист из башенного люка. Роботы шли и шли, не сбавляя и не увеличивая скорости. Мимо меня во тьме проплывали какие-то пейзажи, но рассмотреть их толком не удавалось. Правда, в какой-то момент почти рассвело, но быстро снова стемнело. В конце концов я тоже улёгся и почти сразу уснул, даже не закрыв крышку люка. Разбудил меня крик Сары:

— Стойте, стойте! На это надо посмотреть!

— Надо — зачем? — раздражённо спросил проснувшийся Натан.

— Не «зачем», а «почему», — потянулся на своём лежбище Серёга. — Потому что даме хочется. А раз хочется, значит надо.

— Господин экстрасенс, а если мне захочется дать вам в глаз, это будет надо? — ехидно спросила наша предводительница.

— Что ж ты такая злая с утра?! — удивился Серёга. — Впрочем, извини, Сара, это я спросонья! А так я молчу, молчу, молчу…

— И правильно делаешь!

Александр Иванович выглядел вполне бодро, словно проснулся давным-давно, а не только что. Заговорил он рассудительно и примирительно:

— Посмотреть, поговорить с людьми действительно надо — нельзя упускать такую возможность. Я же веду кружок юных историков. Пацанвы набивается столько, что половине стоять приходится. И это при наличии Интернета и прочих развлечений. Очень обидно, что с моим экстерьером на быстрый контакт с туземцами рассчитывать не приходится. Ну, хоть чужими глазами, чужими ушами…

— Чо-то я не пойму, кто тут кого на что уговаривает, — пожал плечами Натан. — Пошли!

— А вот этого лучше не надо, — неожиданно твёрдо сказал Серёга. — Мы же сканировали твои мозги… В общем, возможен эффект Моисея.

— Какой ещё эффект?! — искренне удивился Натан. — Говори толком!

— Это из библейской истории про египетское рабство евреев, — неохотно стал пояснять наш экстрасенс. — Понимаешь, Моисей как-то раз не сдержался и замочил египетского надсмотрщика, который обижал еврея. После этого ему пришлось бежать в пустыню. И наша история стала такой, какая она есть.

— Не думаю, что в этом месте Ветхого Завета описаны реальные события, — сказал Александр Иванович. — Но с кем-нибудь зацепиться и дать в рыло Натан Петрович может легко. В этом смысле в качестве разведчика он не годится, потому как слишком опасен — для своих и чужих.

— У-у-у, неандертальская морда! — злобно прошипел Натан.

— Кром позорный! — не остался в долгу Александр Иванович. — Недоучка хренов! Слезай с лошади — щас я тебе лекцию прочитаю!

— Хватит орать!!! — заорала Сара. — Слушайте лучше команду: лушагам стоять на месте, людям спать! А мы с Вовой пойдём вниз.

— Во, Саня, анекдот вспомнил, — вдруг заулыбался Натан. — Значит, приходит Вовочка в школу…

— Потом расскажешь, — буркнул Александр Иванович, укладываясь на бок. — Была команда спать, а я как раз не доспал часов десять — двенадцать.

Наша остановка случилась на останце высокой террасы. Было довольно жарко и влажно. Вокруг расстилались просторы. Правда, за пределами двух-трёх километров разглядеть ничего уже было нельзя — дымка. То ли по равнине текло несколько рек, то ли это одна река распадалась на много рукавов, но водотоков в пределах видимости было несколько и все не очень широкие — от пяти до двадцати метров, наверное. Пространства между речками, похоже, представляли собой засеянные поля одинакового желтовато-зелёного цвета. По речкам плавали лодки. Прямо под нами располагался поселок. Он притулился на каменистом склоне, наверное, чтоб не занять ни клочка плодородной земли. Вот туда-то мы и направились.

Глинобитные хижины были слеплены друг с другом даже не как соты, а как чёрт знает что — каждый клочок пространства использован. Это двух-трёхъярусное скопище построек разделяла узкая кривая дорога, а на неё выходили то ли переулки, то ли проулки, то ли просто улицы поменьше — этакие щели между стен домов. В самых широких из них два человека могли разойтись, почти не касаясь друг друга плечами. По центру таких «улиц» были выбиты ложбинки — скорее всего, копытами домашних животных. Если б не жара, то по этим канавкам, наверное, текли бы ручьи из нечистот. А так — только лужи. И мухи…

Каги собрался было сопровождать нас в пути. Однако посёлок ему явно не понравился. Он сделал несколько кругов над домами, каркнул и подался обратно.

— Ну вот, — усмехнулся я, проследив его полёт, — некому будет нас охранять, некого послать на разведку.

— Перетопчемся! — легкомысленно махнула рукой Сара.

Народу в поле зрения попадало много — куда ни посмотри. Это были женщины и дети. Дети, предоставленные сами себе, во что-то играли, бегали, возились в пыли, перемешанной с навозом. Все женщины во двориках и на плоских крышах были чем-то заняты. В основном, они что-то толкли в больших деревянных ступах или тёрли на каменных тёрках. На двух крышах мы увидели примитивные ткацкие станки — там местные дамы с неимоверным проворством орудовали челноками. Вся эта публика никакого интереса к нам не проявляла — в лучшем случае нас провожали недоумённым взглядом. В целом местные жительницы производили впечатление существ измождённых, замордованных и больных. К тому же каждая третья была с заметным пузом.

— Ты кажешься им большой и раскормленной госпожой, — сказал я своей спутнице. — Но при этом на тебе пыльная обувь и путешествуешь ты без свиты. Только это, наверное, их и удивляет, а больше ничего интересного в нас нет. Так что толпа не сбежится, чтоб поглазеть на гостей.

— Может, это и к лучшему, — вздохнула Сара. — Им просто всё уже до фени. По-моему, любую из них можно отправлять в стационар и класть под капельницу.

— Может, это результат хронического белкового голода? — предположил я. — Они ж тут, наверное, одними углеводами питаются.

— Может быть… А тебе не кажется, что вот оттуда тянет дымом?

— Вполне кажется. Странным каким-то… Но, вообще-то, тянет не только оттуда.

— Пойдём, посмотрим.

— Пошли…

Однако раньше, чем мы добрались до цели, оттуда донёсся женский крик, что, мол, всё готово и желающие могут подходить. Мы желали и подошли: в центре дворика была устроена печь, вроде тех, что и сейчас используют на Востоке для выпечки лепёшек. Правда, эта была побольше и сделана довольно грубо. Надо полагать, хозяйка дворика закончила её топить и теперь созывала товарок закладывать лепёшки. И товарки не замедлили появиться.

— Вот тебе и толпа, — сказал я. — Осталось найти повод для общения.

Женщины со своими плетёными кульками образовали подобие короткой очереди — на закладку внутрь принесённых заготовок из теста.

Сара подошла поближе, сунула нос туда и сюда, понюхала, потрогала и обратилась к хозяйке:

— Не перегрела?

— Не, в самый раз будет.

— А почему они у себя не пекут?

— Да у них людей в семьях мало, а топить печь из-за малости накладно, — объяснила туземка. — Вот мы и договорились.

— А тебе что дают? Чем платят? — не отставала Сара.

— У кого что есть — соль, дрова, можно зерном. Вон Гапа опять пришла — не пущу! Должна она мне!

Услышав это, одна из женщин в «очереди» сделала шаг в сторону, опустилась на корточки и тихо заплакала.

Сара вернулась ко мне в задумчивости. Однако размышляла она не долго:

— Снимай трусы!

— Не понял?!

— Чего тут понимать-то? Халат у тебя есть, чтоб прикрыться, а трусы снимай!

— Н-ну, ладно, — пробормотал я в полном смятении, — буду ходить как все…

С моими семейными трусами в руках (не слишком чистыми, кстати) она подошла к хозяйке очага:

— Возьмешь в уплату?

Та пощупала ткань, и глаза её алчно вспыхнули:

— Пять дней пеки — хоть всю печь заваливай!

— Щас! — возмутилась Сара. — Ты посмотри, какая ткань! Какой рисунок! Это ж глаз не оторвать! Двадцать дней… понемногу.

— Да ты в своём уме?! — взвизгнула хозяйка. — Какие двадцать?! Ну, десять, если лепёшек немного. Но ты же вон какая толстая — небось, всю печь лепёшками займешь! Чего тогда сама не топишь?

— Я вообще не топлю и тесто не мешу, — гордо и важно заявила Сара. — Я богине служу, она меня и кормит.

— А-а, из этих, что ли? — догадалась о чём-то туземка. — Какой богине-то?

— Э-э… м-м-м… Богине Доброты.

— Не слышала про такую.

— Оно и видно, — презрительно усмехнулась Сара. — В общем, давай так: ткань твоя, а Гапа тебе ничего не должна. Она двадцать дней печет лепёшки на твоих дровах.

— Десять! — возразила хозяйка. — Она мне много должна, она каждый раз обещала принести, а потом снова обещала, а я, дура, верила!

— Неправда! — подала голос Гапа. — Я тебе за три выпечки должна!

— За четыре!

— Нет, за одну я отдала!

— Ладно, — сказала Сара, — ткань твоя, а она ничего тебе не должна и семнадцать выпечек — её право!

— Двенадцать и не больше!

— В общем, пятнадцать или отдавай ткань, и мы уйдём отсюда.

— Ладно уж…

Когда процесс закладки был закончен и начался процесс собственно выпечки, Гапа подошла к Саре, опустилась на колени и стала целовать ей руку. Та, естественно, руку отобрала и велела встать. И началось женское бла-бла-бла. А я навсегда остался без трусов…

Потом мы отправились к ней в жилище, где бла-бла продолжалось. Описывать санитарное состояние дома бесполезно. Вполне допускаю, что по местным понятиям здесь было очень чисто и убрано. Невольно подумалось, что под земляным полом единственной комнаты вполне могут лежать бренные останки уважаемых предков.

Потом настало время забирать готовые лепёшки. Хозяйка решила отправить за ними дочку и долго что-то втолковывала ей во дворе.

Из всего женского трёпа я понял только, что Гапа попала в беду. Её муж имел неосторожность погибнуть в каменоломне, а такое здесь не поощряется — пенсию за погибшего кормильца не выплачивают. Иначе все мужики перестанут соблюдать технику безопасности и вместо работы начнут дохнуть или калечиться. В общем, ей приходится жить на одну женскую пайку зерна, которая составляет половину мужской. Правда, большинство её детей умерли ещё в раннем детстве, остались лишь трое, так что прокормиться кое-как можно. Староста обещал при первой же возможности приискать ей нового мужа.

В процессе общения дамы решили вместе сходить за водой на речку — километра полтора через поле. Я заподозрил, что меня предполагается использовать в качестве основного водоноса, но быстро выяснил, что мужчинам здесь носить воду нельзя. То есть пригнать ишака с грузом полных кувшинов можно, а вот самому пройтись с кувшином — нельзя. Впрочем, до воды мы не дошли. Точнее, дошли, но…

Когда мы вышли из нашей «улицы» на основную «трассу», то нос к носу столкнулись с двумя полуголыми, наголо бритыми и разрисованными в три цвета мужиками. Их габариты были вполне сопоставимы с моими, на руках бугрились мускулы, а рожи выглядели вполне сытыми. Вооружены аборигены были палками, которые держали в руках, на поясах висели большие ножи в ножнах.

На женщин они внимания не обратили, а вот мне очень обрадовались:

— А ты что здесь делаешь? Старый пень сказал, что всех до единого отправил на работу! Значит, не всех. Пойдем-ка с нами парень!

Они перехватили палки, и стало ясно, что сейчас они примутся меня ими охаживать — просто для профилактики.

Я оглянулся по сторонам — в этом месте центральная улица изгибалась хитрой дугой и ни в одну сторону далеко не просматривалась. Однако я решил свести риск к минимуму:

— Погодите, господа, погодите! — я склонил голову и прижал руки к груди. — Нужно показать вам что-то очень, очень важное! Ваш начальник будет доволен!

— Что ты бормочешь, смерд? Пошли!

— Это совсем близко, — умоляюще лепетал я показывал рукой обратно в проулок. — Всего несколько шагов и вы сами увидите!

Согнувшись в раболепной позе (как я её представлял), я пятился в проулок, бормотал чушь и звал их за собой.

Недоверчиво, с большой неохотой они всё-таки последовали за мной. Когда последний углубился метра на два в проулок, я указал наверх и радостно вскрикнул:

— Смотрите же, смотрите!

Они посмотрели. А я ударил ближнего левой рукой в задранный подбородок. И почти без паузы врезал дальнему с правой в челюсть. Получилось неплохо — для нокаута им вроде бы хватило. Я перешагнул через тела и вышел на улицу, соображая, что делать дальше. Но на улице в пределах видимости никого не было…

— Вова-а! — донеслось справа, и я кинулся туда.

Что-то соображать, даже при такой по жаре, я ещё не перестал. Поэтому добежал только до поворота и остановился, прижался к стене и тихонько выглянул. Оказалось, мои предосторожности были не напрасны: вниз по улице двое разрисованных молодцев волокли Сару, ловко завернув ей руки за спину. Футболка её была разорвана сверху донизу, и обрывки свисали до земли. Ещё один мужик шёл впереди и двое сзади. Эти несли по две палки — помогали соратникам, у которых руки были заняты.

— Вова-а, да где же ты, ч-черт! — вновь донёсся женский крик.

— «Спокойно, — сказал я сам себе, — спокойно! Какие они бойцы, я не знаю, но с пятерыми мне не справиться по-любому. Натан или Троглодит справятся, а я нет, и не надо строить иллюзий. Они меня пока не заметили — и то хорошо!»

В голове сразу возникло несколько планов действий. Самый простой из них — ввязаться в драку, чтобы Сара смогла вырваться и убежать.

«Однако, если честно, жертвовать собой мне почему-то не хочется. И потом вдруг (скорее всего!) она не убежит, а ввяжется в потасовку? Тогда мы просто влипнем оба. Судя по всему, это не бандиты, а представители власти. Мы, вероятно, что-то нарушили. А любая власть не любит, когда что-то нарушают. Но ещё больше она не любит, когда ей сопротивляются». Рассуждения были, конечно, здравые, но почему-то в мозгах моих всё время всплывало тошнотворное слово «трус».

Как оказалось, тащили Сару к берегу, к пришвартованной возле примитивного причала лодке с высоко задранным изогнутым носом. На этой лодке была мачта со свёрнутым парусом и четверо гребцов. А на бортах я рассмотрел какие-то ярко намалёванные знаки.

— «Однако, это точно власть. Надсмотрщики какие-нибудь».

Насколько я смог разглядеть и понять их телодвижения, они собирались срочно погрузиться и убыть вместе с Сарой. А один — кажется, главный — намеревался остаться здесь и давал убывающим какие-то наставления.

Такой расклад меня не устраивал никоим образом. Пришлось проявить активность:

— Стойте, стойте!!! — я бежал к ним, махал руками и орал первое, что приходило в голову: — Куда вы увозите мою госпожу?! Она же служительница! Куда вы её увозите?!

Мой порыв был оценен: гребцы подняли из воды вёсла, а старшой, остававшийся на причале, примерился врезать мне палкой в лоб, когда подбегу поближе. Этого я делать не стал, а остановился вне пределов досягаемости его оружия.

— Не надо увозить! Отпустите её!

— Чо ты орёшь, м…к? — спокойно поинтересовался старшой. — И где же ты был, когда мы брали твою госпожу?

— Ну, я… Отошёл справить нужду.

— А зачем для этого отходить, гы-гы-гы? Да, кстати! — вспомнил нечто важное командир. Он задрал свою юбку и стал мочиться прямо на причал. — Уф-ф, на душе полегчало! И кому же служит твоя госпожа?

— М-м… Богине Доброты, — промямлил я.

— Не слышал про такую. Но это не важно: улов хорош! Милдак, вылезай — я сам их отвезу. А то вы, бестолочи, вместо награды только палок на свою спину схлопочите! Мужик-то какой здоровый — его бы в армию.

— Да он старый — вон, щетина седая, — заметил один из подчинённых.

— Ну, это не нам решать.

— И баба не первой молодости — за двадцать уже, наверное, — поделился наблюдениями другой вояка.

По моим сведениям «за двадцать» было младшему сыну Сары, так что грубую фразу она могла бы воспринять как комплимент.

— Зато откормленная — смотри, какая жопа! — не без гордости сказал командир. — И сиськи ничего себе… Не рожала наверное.

— Да рожала! Вон на животе и ляжках растяжки.

— Где? — удивился старшой. — Да, действительно… Но почти не заметно. Ладно, она всё равно не про нашу честь.

— А может, её и не возьмут, тогда она нам достанется!

— Щас, размечтался! Как это не возьмут — с такими-то сиськами!

— Чо сейчас гадать-то — там видно будет, — завершил дискуссию начальник. — Давай, поехали! А за вами вечером вернёмся. Ну, или завтра. Тогда у старосты заночуете, — разъяснил он Милдаку, а мне скомандовал: — Залезай! Или ты хочешь бросить свою госпожу? Этого мы не допустим — ха-ха!

В итоге я практически добровольно оказался в лодке, которая двинулась вверх по течению. Поначалу я прикидывал, нельзя ли спрыгнуть в воду и дать дёру, благо до берегов близко. Однако быстро отказался от этой затеи: крокодилов в реке плавало мало, но это лишь потому, что они, в основном, ждали неподвижно вдоль берегов, подкарауливая добычу. Очевидно, имея ввиду этот факт, меня не связали, а Сару отпустили.

— Чуть руки не поломали, гады! — злобно прошептала моя спутница и попыталась хоть как-то прикрыться остатками футболки. Ничего у неё не получилось.

— Слушай, а не позвать ли лушага? — спросил я. — Ты же говорила, что Первый слышит тебя на расстоянии. По-моему пора, пока мы далеко не уплыли.

— Нет! — злобно ответила Сара. — Не пора!

— Что ж, значит, у нас будет водная экскурсия… — пробормотал я и подумал: — «Решение явно принято в соответствии с женской логикой. Найдется куча обоснований и объяснений, но это будет подгонка под ответ. На самом деле она просто не хочет. Но почему?! Почему не хочет? Кажется, она взялась меряться рангами с Натаном — кто круче. Потерпеть неудачу, признать свою слабость никак нельзя. А, может быть, тень бросает ещё более древний женский инстинкт — продемонстрировать себя среди чужих, узнать свою цену. Слышал же я как-то раз, с какой гордостью азиатская дама рассказывала подружкам о размерах калыма, который был за неё заплачен».

— Куда ты делся, пока меня тащили? — с неизбывной обидой в голосе спросила женщина.

— Струсил, — как бы в шутку ответил я. — Решил, что с пятерыми не справлюсь.

— Ну, вообще-то… правильно решил, — признала Сара. — У-у, гады!

Поездка действительно была похожа на водную экскурсию «по рекам и каналам». В одном месте справа по ходу к берегу совсем близко подходила дорога. А на ней… Помнится, в школе на уроке истории рассказывали, как, вероятно, транспортировали блоки при строительстве египетских пирамид. Теперь я увидел это воочию и убедился, что такое возможно. В нашем народе данный метод называется «пердячим паром».

Не умею я оценивать на глаз вес больших блоков известняка: «Наверное, в каждом таком «кирпиче» не одна тонна, а много. Народу тоже много — вокруг каждого блока. Прямо как муравьи вокруг дохлой гусеницы! Они действительно подкладывают брёвна-катки и, навалившись всем миром, толкают заготовку вперёд. Наверное, десять метров в час по ровному месту. А руководят процессом примерно такие же бритые и разрисованные ребята, как те, что изловили нас с Сарой».

— Во, досталась людям работёнка! — сказал начальник нашей охраны. — Хвала богам, мы своё уже перетаскали!

Я сообщил ему, что мы из другой страны и ничего здесь не понимаем — разъясни, господин! Наверное, командиру было скучно, и он как бы нехотя стал отвечать на мои вопросы.

Оказалось, что сочувствовал он не полуголым истощённым работягам, а служивым, которым приходится их целый день погонять. Надсмотрщики отвечают за своевременную доставку материала на стройку и за то, чтобы смертность рабочих не превышала лимита.

— Если их не бить, они еле шевелятся, а если бить, то они дохнут. Много передохнет, тащить будет труднее, значит надо больше бить, чтоб сильней упирались, а от этого они дохнут… Во, работёнка!

Как выяснилось, служивому надо несколько лет «отработать» на транспортировке или в каменоломне. Если за это время у него не будет серьёзных провинностей и он сможет сделать достойный «подарок» начальнику, то его переведут в «патруль» или в «смотрящие». Служба в «патруле» простая, сытная и не пыльная в прямом смысле слова. Заключается она в том, чтобы целыми днями плавать по каналам и речкам, посещая крестьянские посёлки. В каждом надо проверить, всех ли дееспособных мужчин староста отправил на работы — вырубать блоки в каменоломнях и транспортировать на стройку, рыть и чистить каналы, формовать и обжигать кирпичи… Да мало ли дел в царстве-государстве! А когда наступают сев или жатва, «патрулям» вообще зевать некогда. Таких мероприятий в году четыре (два урожая!), но, хвала богам, длятся они недолго.

За отловленного в деревне «сачка» служилым положена премия. Старосте деревни тоже кое-что положено, после чего лежать он сможет только на животе. Впрочем, старостами обычно назначают стариков — мужчин, умудрившихся дожить до преклонных лет. После экзекуции они обычно помирают, и приходится назначать нового старосту. Кроме того, «патрульные» служивые должны высматривать, не подросла ли где симпатичная девка. Симпатичными местные девушки вырастают редко, а если и вырастают, то краса их держится совсем недолго. Нужно не упустить момент: хватать и тащить в город, но самим при этом не пользоваться. В городе девушек осматривают и сортируют соответствующие чиновники. За «принятую к употреблению» девку служивым положена награда. А забракованных девушек они должны возвращать домой, чего, конечно, никогда не делают. Вот именно такой «патруль» нас и повязал.

— И что, теперь местного старосту насмерть забьют палками? — поинтересовался я.

— Вряд ли, — пожал плечами командир. — Ему особо предъявить нечего. Он как узнал про вас, так сразу внука на реку отправил. Пацан нам отмашку и дал. Мы-то не сюда направлялись, просто мимо проплывали.

— А как староста узнал про нас?

— Чо тут узнавать-то? Прибежала девка-соплячка и орёт, что, дескать, мама сказать велела, что в доме чужие. И все дела!

— Слушай, Сара, а тебе не кажется… — спросил я.

— Не кажется! — буркнула женщина.

— И мне не кажется. Я просто уверен, что облагодетельствованная тобой Гапа… Которая ручки тебе целовала… Она нас просто сдала!

Сара тяжко вздохнула. А я дал волю гневу:

— Вот и снимай после этого трусы для женщин!

Глава 9. Помощник

То, что издалека казалось невнятной положительной формой рельефа (типа холма), вблизи оказалось городом. Сначала пейзаж напоминал фэнтэзийную картинку: этакая возвышенность, окруженная водой, а на ней громоздятся всяческие дворцы и храмы с устремлёнными в небо шпилями. По мере приближения картинка теряла свою романтичность: дворцы-храмы не такие уж большие, шпили не очень высокие. Правда, на вершине холма строится нечто грандиозное из желтовато-серого известняка, но, похоже, сдавать объект будут ещё нескоро.

Когда мы подошли совсем близко, удалось рассмотреть, что всё — буквально всё! — пространство между монументальными сооружениями застроено какими-то невнятными хижинами, халупами, сараями. То есть глаз резал именно контраст: или дворец, или сарай, и никаких построек «среднего» типа.

— Сара, — обратился я к спутнице, — вот скажи мне как биолог, почему по мере приближения к большому поселению, крокодилов в реке становится всё больше и больше? Что они тут едят? Вряд ли древняя цивилизация способна производить много отходов и сбрасывать их в реку, а?

Однако ответ на мой вопрос бесцеремонно перехватил скучающий начальник «патруля»:

— Ты чо, парень, им же тут самая жрачка! Вон смотри, плывёт. Сейчас его хапнут!

Я присмотрелся к воде в указанном направлении. Подобные — почти притопленные — объекты я замечал не раз, но не обращал на них внимания. Теперь обратил: это плыл труп человека. Он почти поравнялся с нами, когда вода рядом слегка взбурлила и труп исчез.

— Во, кто-то наестся на месяц вперёд! — удовлетворённо кивнул командир и вдруг всполошился: — А это что такое?! Ну-ка, давай чуть правее… Сангул, зацепи его багром!

Через пару минут на дно лодки, где болталась грязная вода, был брошен трупик новорождённого ребёнка. Сара отвернулась.

— Это с Вапиты, — сказал один из служивых, — больше неоткуда.

— Да, — согласился командир, — такие далеко не уплывают. Придётся заехать.

Минут через пятнадцать лодка приткнулась к деревенскому причалу — почти такому же, как тот, от которого мы стартовали. Командир прихватил свою палку, взял трупик за ногу и убыл вглубь берега по широкой тропе среди колосящегося хурука.

Вернулся он примерно через час.

— Старосте отдал? — спросил Сангул.

— А кому же? Пускай разбирается, пускай повитух опрашивает. Нам, что ли, этим заниматься?! На обратном пути сюда заедем, и он всё доложит, — ответил командир и обратился ко мне: — А ты чего глаза таращишь? Опять ничего не понимаешь? Что ж это за страна у вас, если в ней такие мудаки до солидных лет доживают?

— Шумер называется… — буркнул я первое пришедшее в голову название. — Зачем ты отдал мёртвого ребёнка старосте?

— Ну ты и тупой! — удивился командир. — Вот смотри: уплыть он далеко не мог — таких обычно сразу съедают. У нас в речках, кроме крокодилов, ещё и рыбки симпатичные водятся — жуткое дело, если стаей накинутся. Значит, его бросили в ближайшей деревне — вот в этой. А убивать детей запрещено категорически — не угодно это богам. Мужчин в деревне сейчас быть не должно. Значит, бросила мамаша. Вот пускай староста и выясняет, кто у них тут недавно рожал, и как прошли роды. Ежели она сразу мёртвого родила, то всё нормально. А если живого выкинула… Тогда папаше придётся ответить, хорошо придётся!

— Так бывает, Сара? — уныло спросил я. — Чтобы мать собственного ребёнка…

Сара долго молчала, а потом словно взорвалась:

— Ты видел, как они живут? Видел? Пособия на детей, между прочим, тут не выплачивают!

— Но собственного ребёнка… Материнский инстинкт же…

— Какой, к чёрту, инстинкт?! Даже в наших условиях чтобы установить психологическую связь с новорожденным часто требуется несколько дней! Понимаешь, не полюбить его, а только установить связь! Если это получится, то будут и любовь, и инстинкт, и всё, что хочешь. Но в первые дни… Нет, тебе всё равно не понять!

— Почему же? — промямлил я. — Долгое нервное напряжение, гормональная буря, беспокойства всякие…

— Не понять тебе! Нужно очень хотеть ребёнка, чтобы… В общем, отстань — и так тошно!

«Да, наверное, полностью этого эффекта мужчине не понять — другая гормональная природа, — подумал я. — Можно только фантазировать. Всё-таки большинство наших мамаш от детей не отказывается и в роддомах их не оставляет. Слышал же я, что медперсонал в этих учреждениях обучают специальным приёмам, чтоб отказных детей было поменьше. Но они всё равно есть. В основном, наверное, это когда будущая мамаша на приличном сроке выясняет, что будущий папаша жениться не собирается и уже завёл себе другую — без пуза. И зачем женщине ребёнок, которого она ещё не успела полюбить, но уже успела понять, что семью им не склеить, что он будет только мешать? И это — для городских и сытых. А для недокормленных аутсайдеров и маргиналов, наверное, ещё печальней. Только об этом в СМИ мало говорят и пишут — не принято. Как не принято говорить о реальном вреде курения или ранних подъёмов на работу. Здесь же у крестьянок, наверное, вообще нет никаких стимулов для деторождения, как нет и способов контрацепции».

Город начинался постепенно. По мере продвижения вперёд храмы-дворцы приближались, а плебейская застройка по берегам становилась плотнее и неряшливее. Все больше было каналов, канав и причалов, от которых шли дороги, похожие на широкие тропы. Вскоре и само русло разделилось на несколько водотоков и, по сути, потерялось. Однако на нашей лодке никто не командовал, по какой протоке плыть и куда поворачивать — гребцы и сами это прекрасно знали.

* * *

Во дворе перед дворцом множество разномастного люда перемещалось во всех направлениях. Наша компания прямиком направилась к приземистой пристройке основного здания с правой стороны. Командир впереди прокладывал нам дорогу. Кого-то из встречных он грубо отталкивал в сторону, а перед кем-то подобострастно раскланивался. Мы, безусловно, успешно достигли бы цели, если б на пути не встретился то ли приятель, то ли старый сослуживец нашего командира. Конвой остановился и стал ждать, пока они вдоволь наговорятся. Однако не дождался, потому что окружающий нас шум и гам резко усилились, а направление, в котором перемещалась публика, изменилось. Несколько особо пёстро раскрашенных служивых криком и пинками очистили от людей широкий проход от ворот до парадного крыльца. После чего всем присутствующим было рекомендовано пасть на колени и опустить головы. Рекомендацию мы, конечно, выполнили, однако совсем уж низко склонять голову я не стал, чтобы можно было подсматривать за происходящим исподлобья.

Обе створки ворот распахнулись, и через двор проследовала процессия — кого-то пронесли в паланкине в сопровождении небольшой толпы служивых и слуг. Как назло, мы оказались практически в первом ряду, и прикрыться чьей-нибудь спиной возможности не было. Из-за занавесок прозвучала команда и, поравнявшись с нами, носильщики замедлили шаг. А потом перешли на прежний аллюр. Мне показалось, что в просвете между шторками мелькнуло тёмное лицо с белой бородой и… глаза.

Пока вельможа выгружался возле дверей, к нам подбежал один из его прислужников и передал командиру повеление хозяина: никуда не ходить, а ждать на месте, пока не позовут. Командир выразил полнейшую покорность и готовность ждать хоть всю оставшуюся жизнь. Прислужник ушёл, а командир, похоже, готов был рвать на себе волосы, но их на его голове не было.

Ждать пришлось долго. Правда, служивые принесли нам попить и разрешили справить нужду у ближайшей стенки — здесь это было в порядке вещей. Когда командир «патруля» немного успокоился, мне удалось выведать у него смысл произошедшего. В системе власти здешнего царства-государства существует должность… даже непонятно как и назвать-то… В общем, что-то типа министра по общим вопросам и преумножению богатств. Но сановника, занимающего эту должность, если какие богатства и интересуют, то только собственные. А государственными делами занимаются так называемые помощники — младшие, старшие и… главный. Вот этот Главный Помощник и прибыл на своё рабочее место. По пути он почему-то обратил внимание на нашу компанию. Теперь можно ждать от судьбы (от воли богов) чего угодно — великой милости или лютой казни. Рассказывают про этого начальника разное — и хорошее, и плохое. Но существует единогласное мнение, что маленьким людям лучше лишний раз на глаза ему не попадаться. А мы вот попались, причём по глупой случайности.

Первым призвали командира нашего «патруля» — одного. Вернулся он примерно через час. Состояние у него было, скажем так, не бодрое — как будто его там морально выжали как губку.

Вместе с ним пришёл прислужник, который велел нам следовать за ним. На прощанье командир обратился к Саре:

— Слышь, госпожа! Если дела твои пойдут в гору или совсем наоборот, не вздумай сказать, что мы тебя избивали и оскорбляли. Да, мы были не слишком почтительны — это есть. Но не более.

— Испугался гад! — злорадно воскликнула Сара. — Как руки женщине крутить, так смелый был!

— А что, надо было их тебе сломать? — пожал плечами командир. — В общем, не забывай, что никто из богов ложь не любит!

В дверь рабочего кабинета Главного Помощника, наверное, мог бы пройти, не сгибаясь, жираф. Вошли и мы с Сарой. Внутри ничего особенного не было, разве что фекалиями почти не пахло. Хозяин кабинета сидел за скромным столом со столешницей из полированного гранита, словно обычный бюрократ. Это был крепенький старичок с лысой высоколобой головой и длинной пышной бородой снежной белизны. Вроде бы он сидел в одиночестве, но в помещении было много мест, где можно спрятаться куче народа — чего стоил один только стеллаж со свитками! Из чего сделаны эти рулоны и рулончики, я, конечно, не разглядел. Стол Помощника был абсолютно пуст. Именно перед ним мы и остановились.

Некоторое время он молча рассматривал нас, слегка теребя роскошную бороду. Я случайно встретился с ним взглядами и… решил больше никогда так не делать — ну и взгляд у него! А я-то всю жизнь считал, что «взглядов» на самом деле не бывает, что эффект создаёт мелкая мимика лица.

Наконец прозвучало:

— Ваши имена?

Говорить первым в древних обществах, насколько я знаю, полагалось мужчине. А женщине — молчать, пока не обратятся лично к ней.

— Моё имя Владимир, а это моя госпожа, её зовут Сара.

— Что означают ваши имена?

— Сотни лет назад они действительно что-то означали. Но смысл давно забыт, и сейчас у нас это просто сочетание звуков, которое присваивают ребёнку после рождения, — экспромтом выдал я, поскольку совершенно не хотел давать ему буквальный перевод славянского имени «Владимир».

Старик до этого почти не двигался, а тут он слегка качнул головой. Что это означает, было не ясно.

— Насколько я понял, вы не местные. Откуда?

— Мы из страны Шумер. Богиня Доброты отправила свою служительницу в вашу страну, чтобы узнать, поклоняются ли ей здесь, а если поклоняются, то каким именем называют.

— Это ты придумал, пока сидел во дворе, или заранее готовился? — как бы между делом поинтересовался старик.

«Опа-на! — мелькнуло в моей голове. — Влипли по полной! А, была — не была!»

— Почему во дворе? — обиделся я. — Ещё в лодке, когда сюда плыли!

— А зачем?

— Чтобы было, что ответить на подобный вопрос.

— Идея правильная, — кивнул старик, — но беда в том, что такой страны не существует. И богини такой нет ни в одном пантеоне. Ни под каким именем. Попытаешься спорить или признаешь, что лжёшь?

— Признаю.

— А почему не хочешь говорить правду?

— Моей лжи верят хотя бы простолюдины, а правде не поверит никто. Просто сочтут безумцем. И вы тоже.

— Что ж, Вла-ди-мир, могу пообещать, что кем-то я тебя сочту, но только не безумцем. Слушаю внимательно.

— Попробую… — я попытался собраться с мыслями. — Мы из совсем другого места. Как наш мир соотносится с вашим во времени и в пространстве, сами понять не можем. Пока ясно только, что наш мир старше. То есть мы из будущего, но не вашего мира.

— Своё обещание о безумии я выполню, — качнул головой Помощник. — Дальше!

— Дальше можно рассказывать разными словами, использовать разные понятия. Я попытаюсь пользоваться теми, которые, наверно, в ходу в вашем мире. Есть у меня знакомый маг-волшебник. Мы в школе вместе учились.

— Ты учился магии? — в вопросе Помощника прозвучали сразу и насмешка, и разочарование.

— Нет, конечно, — торопливо заверил я. — В той школе детей учили всему понемножку, но уж никак не магии. Волшебником он стал потом. Не совсем понятным (даже ему самому!) образом он заполучил странное заклинание. Его можно было использовать по-разному, но результат был не всегда предсказуем. Как-то раз я случайно встретился с этим магом, и он решил показать мне действие заклинания. В итоге мы и те, кто был рядом с нами, оказались в симпатичном, но совершенно непонятном месте. Мы захотели вернуться домой и вновь применили заклинание, но вместо дома оказались в вашей стране.

— Сколько же пива вы выпили перед тем, как применили заклинание в первый раз? — борода вокруг его рта шевельнулась — наверное, старик улыбнулся.

— Можно сказать, что нисколько, — дерзко ответил я. — Мы пили напиток, в котором примерно в десять раз больше дурмана, чем в пиве.

— Вам известен секрет сомы?! — глаза старика буквально вспыхнули.

— Нет, что вы! — взмахнул я руками. — Это тот же дурман, что и в пиве, только его в нашем напитке было значительно больше. Приготовить такое зелье можно без всякого волшебства.

— И рецепт приготовления ты, конечно, не знаешь?

— Почему же, знаю, — пожал я плечами. — Только он вам сейчас не нужен. Со временем…

— До сих пор мне казалось, что здесь в основном я решаю, что нам нужно, а что нет! — отчеканил старик.

— Кто бы спорил, господин, — прижал я руку к сердцу и слегка поклонился, — кто бы спорил! Если хотите, могу рассказать и показать.

— Хочу, — чуть кивнул Помощник, — но к этому мы вернёмся позже. А сейчас ты не будешь возражать, если я поговорю с твоей женщиной?

— Она не моя женщина, господин. Но я за неё отвечаю… перед богами.

— Не твоя?! — удивился старик. — А чья же?

— Ничья — сама по себе.

— Однако! Разве так бывает?!

— В нашем мире и не такое бывает, господин! — чуть снисходительно улыбнулся я. — Случается, что женщина командует многими мужчинами, и от неё зависит их благополучие.

— Вот уж не ожидал, что так трудно будет не счесть тебя безумцем! — качнул головой Помощник. — Вот уж не ожидал!

— Возможно, когда-нибудь и в вашем мире будет также, — добил я его.

— Надеюсь, очень не скоро… Но почему такое может случиться?

— Видите ли… — я лихорадочно пытался подобрать доступные ему слова и понятия. — Видите ли… Нельзя сказать, что женщины не могут думать, не могут принимать решения и отвечать за них. Наша наука доказала, что могут. Только не любят они этого, не умеют, а у многих в этом просто нет необходимости. В принципе, если женщину с детства хорошо кормить и учить, то из неё вполне может получиться хороший руководитель или командир.

— Чудные вещи ты говоришь! — оценил старик мою тираду. — Но на невменяемого всё-таки похож мало.

— Можно ли мне задать вопрос? — вконец обнаглел я.

— Можно.

— Откуда у вас такая уверенность, что это невозможно? Вы пробовали?

— Нет, конечно! Никому никогда и в голову такое не приходило… И главное, зачем?! Лошади не роют норы, а крокодилы не летают — таков замысел богов, нам ли его менять?

— Менять, конечно, не надо, — охотно признал я, — но попытаться понять, понять более правильно, более тонко!

— Что ж, это интересная мысль, — признал старик. — Надо будет обдумать её: не менять, но понять… Может быть, и Сар-ра из тех, кого кормили и учили?

— Безусловно!

— Что ж, становится всё интересней! — Азартно потёр ладони старик и обратился к Саре: — Ты долго ещё будешь молиться, женщина?

Только теперь я заметил, что моя спутница сейчас ничего вокруг, наверное, не видит и не слышит. Сосредоточенно прикрыв глаза, она что-то беззвучно бормочет, едва шевеля губами. «Да ведь она на связи с лушагом! — догадался я. — Только смогут ли эти мирные роботы нам чем-то помочь? Впрочем, мы ещё очень мало знаем их возможности…»

Вместо ответа Сара взмахнула рукой: дескать, погоди ты, не до тебя мне! По отношению к всемогущему начальнику, по-моему, это было в высшей степени невежливо. Если не сказать — рискованно. Старик правильно понял жест и перевёл изумлённый взгляд на меня. Я же смущённо улыбнулся, пожал плечами и чуть развёл руками — а что, мол, я могу поделать?!

Наконец Сара улыбнулась, облегчённо вздохнула, полностью открыла глаза и уставилась на Помощника:

— Так это вы здесь главный начальник, да?

— Нет. Но от меня многое здесь зависит. Поэтому вопросы буду задавать я. А ты, уж будь добра, отвечай.

— С какой стати?! — возмутилась моя спутница. — Я что, к вам просилась? По какому праву нас сюда приволокли? Мы что-то украли, сломали, кого-то убили? Мы вообще здесь проездом и случайно! Мы даже границу вашу нелегально не пересекали! А с нами обращаются как с преступниками! Да если бы…

И пошло и поехало — женщины это умеют. Мужчины тоже, но редко. Мне оставалось лишь трепетать: «Почему же ей не приходит в голову, что эту её голову легко могут срубить бронзовым мечом — просто, чтоб не орала?»

При этом я смотрел на старика и не переставал удивляться его самообладанию. Вначале он явно испытал прилив гнева, но быстро справился с ним, стал усваивать новый опыт и удивляться — и такое, оказывается, бывает! Он дождался, пока Сара выдохнется, и подал голос:

— Что ж, — кивнул он мне, — её поведение отчасти доказывает твою правоту. Но не уверен, что такое нам нужно.

— У нас говорят, что умный учится на чужих ошибках, а дурак на своих, — сказал я.

— У нас тоже так говорят. Но это мало помогает.

После некоторого размышления, старик вновь обратился к Саре:

— Кажется, ты что-то говорила о наших людях? Тебе не понравилось, как они живут, да?

— Чему тут нравиться?! — Сара вновь завелась с полоборота. — Вы забираете у них весь урожай, а потом их же зерно им и выдаёте — благодетели! Между полевыми работами перерыв, так вы заставляете мужиков камни таскать! Только чтоб не дать им жить спокойно со своими семьями! А всё…

— Остановись, женщина! Ты сказала уже достаточно! — В голосе старика вдруг прорезалась такая властность, что не подчиниться ему было невозможно. И Сара замолчала, как будто подавилась словами. — Тебе не нравится положение нашего народа — я правильно понял? А каким оно должно быть? Расскажи мне и, может быть, я облегчу участь несчастных тружеников.

«Это неслабый ход! — мысленно признал я. — Критиковать и ругаться каждый может (наша перестройка это хорошо показала), а вот предложить что-нибудь дельное — это всегда проблема. Не говоря уж об исполнении…»

Сара слегка смутилась, но быстро оправилась:

— Надо отдать в собственность землю тем, кто на ней работает! А государство пусть собирает налоги. И на эти налоги содержит суды, армию, чиновников и что там ещё требуется!

— В древности такое было, — снисходительно улыбнулся Помощник. — Каждой семье принадлежал участок земли. Но добровольно платить налоги никто не хотел, подчиняться власти тоже. Земля в разных местах плодоносит по-разному, и семьи растут по-разному. Если мне мало, то почему не отнять у соседа часть земли или собранного урожая? А если не отнимать, то где взять землю для новых и новых семей? Когда целины не осталось, началась всеобщая смута, и пролилось много крови.

— Тогда, — не сдавалась Сара, — отдать землю общинам. Пусть они сами промеж себя разбираются, а государству платят налог — от всей деревни сразу. Наши крестьяне жили так сотни лет!

— И такое было, — кивнул старик. — Оказалось, что ни год, то неурожай, платить нечем! Полевые работы у нас длятся недолго, а что делать всё остальное время? Наварят в деревнях пива и празднуют что-нибудь. И празднуют, и празднуют… А работы, нужные для всех — дороги, каналы — никто выполнять не хочет. Надо заставлять, а в ответ — бунт. Зато когда действительно недород, то все просят зерна в долг. Или бунтуют. Или деревня встаёт на деревню. И опять льётся кровь…

— Тогда… Тогда… — Сара то ли на самом деле растерялась, то ли опять вступила в мысленный контакт с лушагом. Спасло положение то, что старик, похоже, тоже слегка отключился от действительности и начал говорить как бы сам для себя, не глядя на нас:

— То, что ты видела — это не проявление чьей-то злой воли. Это лучшее устройство общества, к которому мы пришли методом проб и ошибок. Скажу по секрету: я вовсе не уверен, что нашим богам нужны такие громадные храмы. Но люди должны работать. И они их строят. Иначе они уничтожат всякую власть и начнут рвать друг другу глотки.

Повисла пауза. Мне показалось, что беседу всё-таки надо как-то поддерживать, пока не последовал приказ нас казнить или бросить в темницу.

— Вы, конечно, правы, господин. По опыту моего родного мира… В общем, всё дело в людях. А они меняются медленно и неохотно. Каковы подданные, такова и власть — обычно они соответствуют друг другу. Если соответствие нарушается, то… То кому-то приходится измениться. В нашем мире есть несколько стран, где все сыты, хорошо работают и налоги платят практически добровольно. Причём платят честно, даже если есть возможность сжульничать. Но путь к такому состоянию общества долог, мучителен и… кровав.

— В таком обществе все счастливы, нет войн и насилия? — вскинул седую бровь Помощник.

— Увы, всё равно находятся недовольные, но довольных всё-таки значительно больше. А войны и насилие… Да, есть — никуда они не деваются. Только масштаб другой.

Старший Помощник посмотрел на солнечные часы, вздохнул и начал «закругляться»:

— Надеюсь, в следующий раз ты расскажешь мне, что такое «масштаб», — сказал он и после паузы добавил: — Что ж, вы убедили меня. Думаю, наша дружба будет долгой и взаимно полезной. Осталась одна формальность. Нужно убедиться в том, что вы говорите мне правду и только правду.

— Могу ли я задать вам ещё вопрос, господин? — почувствовал я неладное.

— Можешь.

— Вы хотите каких-то доказательств нашей принадлежности к иному миру?

— Ты невнимательно слушаешь меня, Вла-ди-мир: я сказал, что нужно убедиться в том, что вы не врёте или не говорите всей правды. Как ты считаешь, это следует сделать?

— Конечно… — растерянно пробормотал я. Мысль, которую думать не хотелось, всё-таки наружу пробилась: — Это что же… пытать нас будете?

— Конечно, — кивнул старик. — Или ты можешь предложить какой-то другой способ?

— Ха-ха — через силу рассмеялся я. — Палачу под пыткой я расскажу всё, что он захочет услышать! Что мы упали с Солнца или вылезли из-под земли!

— Да нет же, нет! — махнул ладошкой старик. — Никто не будет ломать тебе рёбра клещами или прижигать раскалённым железом. Это варварство осталось в прошлом! Смысл не в том, что ты от боли перестанешь врать, а в том, чтобы мучениями довести тебя до состояния, когда врать ты просто не сможешь, понимаешь?

— Но я не вру!

— Не знаю… Вот, к примеру, в твоём рассказе про заклинание что-то нечисто — я это чувствую. Может быть, ты не врёшь, но и правду не говоришь. Разбираться с этим сейчас некогда и некому. Ты сам всё расскажешь.

— Я и так всё рассказал…

— Так — да, рассказал, — охотно согласился старик. — Теперь надо узнать, что ты расскажешь не так.

— То же самое…

— Вряд ли, — слегка пожал он плечами. — Я думаю, что для тебя лучший способ — это вода. На жаре тебе будут давать её всё меньше и меньше, а потом перестанут давать совсем. Через несколько дней, прежде чем начать бредить, ты что-то расскажешь — тут важно не упустить момент! После этого ты получишь вволю воды и еды. Когда ты полностью придёшь в себя, тебе опять перестанут давать воду. И так три раза. Если три твоих предсмертных рассказа совпадут, значит, ты говоришь правду.

— Да, но…

— Ты не дослушал! Сар-ру тоже придётся проверить на правдивость. С женщинами это гораздо сложнее, но мы, пожалуй, решим эту проблему.

— Тоже жаждой пытать будете? — спросил я, отбросив этикет.

— Нет, для женщин этот способ не годится, — сказал Помощник. — Они слишком легко расстаются с тем невеликим разумом, который им даровали боги. Мне кажется, что в данном случае лучше всего применить прутья. Да-да, прутьями по спине и ягодицам, — он заинтересованно оглядел женский стан и добавил: — А пока спина подживает, по груди и животу. Однако ты не переживай, Сар-ра: это очень больно, но для здоровья и красоты безопасно — даже шрамов не останется! Тут ведь главное соблюсти режим — бить понемногу через неравные промежутки времени днём и ночью. И обязательно по свежей коже! — он откинулся на спинку кресла и завершил аудиенцию: — В общем, надеюсь, что всё пройдёт благополучно, и через месяц мы вновь встретимся в этом кабинете!

— Не надейся, старый хрыч! — вдруг заорала Сара, и я едва успел зажать ей рот рукой. Получилось довольно грубо.

— Что случилось? — слегка встряхнул я её. — Крыша поехала?

— Он уже здесь!

— Кто?

— Первый!

— Где?

— Рядом!

— Точно?

— Абсолютно!

— Ладно… Тогда рискнём, пожалуй!

Старик с интересом следил за нашим стремительным диалогом. По его окончании он вопросительно уставился на меня.

— Господин Главный Помощник, — предельно вежливо поклонился я, — кажется, мы нашли способ убедить вас в нашей правдивости, не тратя время на пытки. Но для этого нам всем вместе сейчас нужно выйти во двор — совсем ненадолго. Это не займёт много вашего времени, уверяю вас, господин!

— Что ж, давайте прогуляемся, — неожиданно легко согласился старик и слегка прихлопнул в ладоши.

Немедленно из углов и из-за ширм с разных сторон возникли четверо. Один из них нес головной убор, похожий на гигантский тюрбан. Трое других, вероятно, были писцами-стенографистами и держали в руках куски того же материала, из которого были сделаны свитки на стеллаже.

— Сверить текст и составить полный, — приказал им Помощник, пока ему пристраивали на голову тюрбан. — Я скоро вернусь, так что поторопитесь!

Естественно, в путь по коридорам, проходам и залам мы отправились не втроём — мгновенно собралась целая свита телохранителей и слуг. Впрочем, путешествие было недолгим. Во дворе однако решительно ничего нового или интересного не наблюдалось.

— Ну, и где же этот способ, который вы нашли? — задал мне резонный вопрос Помощник. — Что ты имел ввиду?

— Что имею, то и введу, — буркнул я, поскольку терять было уже нечего. — Где он, Сара?!

— Да покажись ты! — чуть ли не всхлипнула женщина. — Хватит прятаться!

И опять ничего нового. А потом раздался крик, ещё один и ещё… Во дворе началась настоящая паника. Её виновника я увидел не сразу — Первый неподвижно стоял на кромке стены, каким-то чудом удерживая равновесие.

— Ну, показался, — услышал я его низкий гудящий голос.

— Слезай вниз, забери нас отсюда!

— Сейчас! Пусть разбегутся, а то придавлю кого-нибудь.

— Прямо-таки нечеловеческий гуманизм! — прокомментировал я вслух беззвучные слова робота.

— Гуманизм?! — взвилась Сара. — Сейчас я ему дам гуманизм!

С этими словами она схватила старика за бороду левой рукой, а правой с маху влепила ему такую пощёчину, что его тюрбан упал и откатился в сторону. Она вмазала ему ещё раз и замахнулась для третьего, но я её остановил:

— Ходу, пока не они не очухались!

И мы побежали к лушагу. Когда я понял, что нас уже не остановят, то не смог удержаться от искушения. Какой-то толстый дядька спасался от опасности на карачках, и я на ходу выдернул меч из его ножен, висевших на перевязи.

* * *

Центры двигательной и «речевой» активности у лушага находились, вероятно, в разных местах, так что одно занятие другому в пути не мешало. Как оказалось, сюда он шёл в основном по руслам проток и каналов, чтоб не топтать съедобные растения, которые выращивают люди. Это было неудобно и потребовало большого расхода энергии. Кроме того, оказалось, что «режим невидимости» надо поддерживать почти непрерывно — кругом были люди, особенно много в городе. Лушагу легче подняться на гору километровой высоты, чем пару минут «отводить глаза» десятку людей сразу. Робот не жаловался, он просто ставил своего приора и меня в известность, что его энергоресурсы на исходе. Он, конечно, дойдёт куда надо, но потом потребуется заправка — если, конечно, люди предполагают его дальнейшую эксплуатацию.

Мы обошли стороной нашу «стартовую» деревню и начали подниматься по крутому осыпающемуся склону. И тут лушаг встал.

— Критический уровень достигнут, — без всяких эмоций сообщил робот. — Ещё пара шагов, и вам придётся обходиться одним лушагом. Или активировать новый зародыш.

— Мы принесём тебе еды! — взволновалась Сара. — Травы нарвём, кустов наломаем!

— Лучше позови сюда Второго. Я больше в контакт не вступаю.

С этими словами Первый качнулся, переступил ногами, принимая более устойчивую позу, и замер.

— Собственно говоря, за Вторым можно и пешком сбегать, — предложил я. — Тут недалеко.

— Погоди, давай сначала мысленно попробуем — хором. Может, услышит?

Второй нас услышал и явился, наверное, меньше чем через пять минут. Ничего не комментируя, он аккуратно пристроился к Первому боком и запустил ему под панцирь свои раздвижные щупальца. Через некоторое время Первый ожил, и мы, «не меняя лошадь», завершили-таки нашу экспедицию.

Наверху народ уже заскучал, и нас немедленно взяли в оборот. Правда, предварительно всё-таки выдали некоторое количество «еды» и воды. Натана и Александра Ивановича в первую очередь заинтересовал мой трофей — бронзовый меч, причём явно не солдатский, а как минимум офицерский. Я сказал им, что, прикрывая отход Сары, зарубил этим мечом одиннадцать стражников. Правда, не всех насмерть. Они переглянулись между собой, потом как-то очень одинаково посмотрели на меня и уточняющих вопросов задавать не стали. Серёга же изнывал от нетерпения отсканировать с наших мозгов пережитые впечатления. Однако я его притормозил:

— Давай сначала с лушагами разберёмся. А то останемся наедине с твоим чемоданом и дом родной никогда больше не увидим. Ты живой, Первый?

— Да. Но нужна подзарядка.

— А Второй?

— Забирать у него энергию имеет мало смысла. Вместо одного у вас будет два лушага, у которых энергозапасы на пределе.

— Так, может, следует отправить вас пастись?

— Здесь почти нечем заправляться, — ответил Первый. — Если использовать съедобные растения, придётся опустошить поля на многие километры вокруг, выловить и съесть всех крокодилов. Это будет большой ущерб для очень многих людей.

— Что же делать? — растерялся я. — Есть какие-нибудь варианты?

— Есть. Самый простой — перейти в другой временной слой, где мало разумных существ и много энергоёмкого материала, годного для переработки.

— Ты знаешь такой слой и дорогу туда? — с надеждой спросил Серёга.

— Знаю. Мы же скачали программу вашего навигатора. Переход в ближайшее подходящее место почти не потребует затрат энергии.

— Ну что, дамы и господа, — обратился я к народу, — завернём подкрепиться… на другую планету? Попастись, так сказать.

— А у нас есть выбор? — хмыкнул Натан. — Пошли!

— Выбор у нас, наверное, есть, — сказал Александр Иванович. Но, я думаю, лучше всего отправиться туда.

— Только одно условие! — заявил Серёга. — Сначала давайте закончим с этим миром. Проведём, так сказать, разбор полётов!

— Решение приято единогласно! — сказала Сара, почему-то позабыв про меня. Разбор полётов мы проведём сейчас — тут особо и разбирать-то нечего. А что по этому поводу думает Второй?

— Ваша традиция персонифицировать нас не имеет основы, — ответил лушаг. — Это мы можем контактировать с вами избирательно — с кем-то одним. А вы всегда и в любом случае контактируете с нами обоими сразу. Наше «сознание» едино. Его можно разделить, но это довольно сложная операция.

— И, по-моему, совершенно не нужная, — подал я голос.

— Всё-всё, хватит болтать! — махнула рукой Сара. — Мы сканируемся, остальные готовятся к переходу.

Натан и Александр Иванович вновь переглянулись и хором сказали:

— Слушаемся!

— Мы подготовимся, — сказал Первый, — но вам уже нельзя будет изменить своё решение.

— Не изменим!

Первой сканирование прошла Сара, после чего занялась подготовкой к путешествию. А именно: принялась вместе с Натаном и Александром Ивановичем обсуждать достоинства и недостатки трофейного оружия. Бронзовый меч действительно был непривычной формы: слегка изогнутый и бритвенно заточенный на… вогнутой стороне. А выпуклая сторона, практически тупая — сведена на клин больше 45 градусов.

— Материал диктует форму! — со знанием дела сказал Натан. — Бронза очень пластичная, но не шибко твёрдая. Если заточенной стороной ударить, скажем, по шлему или щиту, то вся заточка свернётся в трубочку.

— Да, — согласился Александр Иванович, — среднесортная казачья шашка начала двадцатого века его, наверное, перерубит, не получив зазубрин.

— Но здесь шашками и не пахнет, — сказала Сара. — Дайте-ка мне попробовать.

Короткий мах — и верхушка куста, толщиной в мизинец, даже не дрогнув, как была вертикально упала на землю.

— Класс! — одобрили зрители. — А ты потолще рубани — завязнет или нет?

Лушаги отошли в сторонку и что-то проделывали друг над другом. Мне показалось это более увлекательным, и я отправился посмотреть. Их манипуляции были действительно интересны, хотя бы своей неожиданностью. Но совершенно непонятны для простого человека.

Только нашему вундеркинду ни до чего этого дела не было. Он мусолил данные сканирования: нажимал на кнопки (иногда на несколько сразу!), смотрел на результаты и то хихикал, потирая ладони, то бормотал ругательства себе под нос:

— А ну-ка… А вот так… Не, не прокатывает… Ну, тогда вот так… Ага, получилось!

Лушаги закончили свои манипуляции, встали на виду у людей и замерли. Вероятно, это означало, что они готовы и ждут от хозяев того же.

— Серёга, завязывай, — сказал я. — Пора трогаться, а то разыгрались тут как дети, а лушаги кушать хочут!

— Ага… да… сейчас… Во, хи-хи, что получилось! Зови остальных — им понравится!

Остальные уже наигрались с мечом, приведя его, похоже, в полную негодность. Так что собрать всех вокруг прибора было нетрудно.

— Тут главное, правильно поставить вопрос, — поднял Серёга толстый указательный палец, — главное задачу доходчиво сформулировать! Хотя можете считать это шуткой. Вот смотрите:

«Вопрос:

Какова вероятность исторической связи посещённого нами посёлка протоземледельцев и данного государства?

Ответ:

Вероятность высока. Возможно, посёлок в момент посещения был центром первичного очага земледелия. Данное государство вполне может быть одним из его производных — вторичным очагом.

Вопрос:

Какова вероятность того, что наше посещение повлияло на экономические, социальные и политические процессы в регионе?

Ответ:

Вероятность чуть выше средней. Но влияние было (если было) не революционным. В данном обществе охотников-собирателей постепенно произошли изменения. У соседей подобное случилось позже или не случилось вовсе. И они сошли с исторической сцены — практически бесследно».

— Во! — прокомментировал Серёга. — А кто влиял-то? Всё ты, Сара — полдня, наверное, влияла!

— Что же ты им наплела такого?! — усмехнулся Натан. — Я в тот раз не дочитал.

— А я сделал хитрее! — подмигнул Серёга. — Я запустил в логическую обработку Сарин «отчет» о посещении деревни. Ну, там с экстра— и интерполяциями. Смотрите, что получилось!

«Вопрос:

Что именно в речах или поведении Сары могло повлиять на ход истории с максимальной вероятностью?

Ответ:

Местные жительницы из поколение в поколение добровольно образуют гаремы вокруг немногих мужчин-доминантов. И при этом большинство из них хронически страдает от дефицита мужского внимания и заботы. А хозяин такого гарема всеми силами препятствует контактам «своих» женщин с мужчинами-холостяками, которые оказываются практически исключёнными из репродуктивного процесса. Сара при общении с женщинами и мужчиной-доминантом озвучила, сформулировала идею, которая давно назрела: каждой женщине по мужчине! Пускай будет мужчина некрасивый и нелюбимый, но надо, чтоб был! То есть хозяин гарема открывает доступ холостякам к некоторым (или даже ко всем) «своим» женщинам. Но за это мужчина, выбравший себе женщину, обязан заботиться о ней и её детях, пока они не станут дееспособны. И не сильно при этом задумываться о том, от кого на самом деле эти дети зачаты. То есть доминант сохраняет за собой право доступа ко всем желающим его женщинам.

Вопрос:

Каково наиболее вероятное развитие событий?

Ответ:

Процесс пошёл взрывообразно — в историческом масштабе времени, конечно. Женщины не могли объединиться и чего-то потребовать, зато каждая могла нашептать доминанту, чтобы он отдал кому-нибудь её «лучшую подругу» — всё равно от неё мало радости, а хлопот много. Мужчины-доминанты и сами были в этом заинтересованы. Возникло некое подобие парного брака. Репродуктивные возможности получили даже самые низкоранговые самцы.

Это привело к улучшению питания женщин и снижению детской смертности. Численность населения начала расти, и основную часть его вскоре стали составлять не потомки доминантов, а «рабочие муравьи». Значение охоты как источника белковой пищи почти сошло на нет, зато активизировались процессы доместикации животных, рыбной ловли и, конечно, земледелия, в которое включилась часть мужчин.

Вопрос:

Как из всего этого могло образоваться государство со своими институтами управления и подавления?

Ответ:

Естественным путём. Основную часть мужского населения стали составлять особи с низким ранговым потенциалом. У таких особей древний (ещё дочеловеческий) инстинкт подчинения, следования за лидером выражен значительно сильнее, чем инстинкт (тоже очень древний) борьбы за более высокое положение в социальной иерархии. На уровне сознания они всегда чем-нибудь недовольны, а на уровне подсознания подчинение лидеру для них естественно, его произвол воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Образно выражаясь: мы не против, чтоб нас били, но только за дело! Мы готовы отдавать часть добычи, но только не слишком большую. А то взбунтуемся и… сменим лидера: плохого на хорошего. Примерно так произошло разделение общества на «народ» и «власть».

Вопрос:

Как можно было довести людей до того, чтобы они занимались тяжёлой и экономически бесполезной работой, вроде строительства дворцов и храмов?

Ответ:

Через женщин, через семью. Ты можешь отказаться таскать камни, но тогда будешь исключён из репродуктивного процесса — не получишь доступа к женщинам или твоя семья умрёт с голоду. В земной науке есть несколько версий, согласно которым древние государства начинались с введения жестких законов о браке. Желаешь вести половую жизнь, желаешь растить своих детей? Пожалуйста! Но тогда ты попадаешь под действие законов, требующих работать в поте лица и щедро делиться результатами труда с властью.

В данном земледельческом обществе никто, конечно, не помнит, с чего и как всё начиналось. Народ хочет, чтобы больше выдавали зерна на прокорм семей и меньше били. Власть управляет и занимается иерархической борьбой внутри себя. В благополучии «низов» она заинтересована слабо, поскольку безбедное существование властей предержащих может обеспечить и значительно меньшее количество населения».

— А если война? — наивно спросил я.

— Это я тебе и без прибора отвечу! — сказал Серёга. — До изобретения простого в обращении огнестрельного оружия крестьяне-земледельцы для войны были не пригодны. Вспомни Куликовскую битву! Задача народа кормить, одевать-обувать армию. Ей — всё лучшее!

— Это точно! — заметил Натан. — Интересно, в бронзовом веке из бронзы делали только оружие, символы и украшения, или мотыги с граблями тоже?

— Если вернёмся, спроси в Google, — посоветовал Серёга. — Там тебе, наверное, ответят, а я не готов.

— А они готовы! — заявила Сара. — Вы тут ещё долго собираетесь рассиживаться? Поехали!

— Ну, поехали…

Изуродованный бронзовый меч так и остался лежать на примятой траве.

Глава 10. Варианты

Границу между временными слоями не заметить было трудно — всё вокруг помутилось, расплылось и сдвинулось, а желудок подпрыгнул к самому горлу. Правда, длилось это удовольствие всего несколько секунд. Лушаги как ни в чем не бывало продолжали шагать всё по тому же, казалось, склону. Только внизу уже расстилались не возделанные поля, а дремучие девственные леса.

При ближайшем рассмотрении лес оказался вовсе не дремучим, а вполне проходимым и светлым, состоящим из деревьев, похожих на сосны. Мы прошли по нему примерно километр, когда лушаги одновременно остановились.

— Что, уже прибыли? — удивилась Сара.

— Не знаю, — ответил Первый (или они вместе?). — Тут кто-то есть, причём разумный.

— Где?

— Впереди и чуть вправо. Сто шестьдесят три метра.

— Сколько их? — спросила Сара. — Ты можешь определить на расстоянии?

— Один.

— Так мы сходим и посмотрим, а вы стойте пока здесь.

— Стоим. Но энергоресурсы на пределе.

— Может, Каги слетает — быстрее будет? — предложил Натан.

— Нет, — сказал Серёга, поглаживая птицу. — По-моему, он не слетает. По-моему, он никак после перехода между слоями не оклемается — даже материться не может.

Ворона действительно выглядела очумелой и беспомощной — Серёгино поглаживание ей было явно не в кайф, но сопротивляться она не могла. Реакция Сары была предсказуемой:

— Ну, тогда пойдём мы и постараемся не задерживаться.

— Кто это «мы»? — поинтересовался я. — Если там один человек, то и от нас должен идти один. Иначе можем нагнать страху или вызвать агрессивную реакцию.

— Это правильно, — сказала женщина, вылезая из своего «кресла».

— А вот это не правильно! — возмутился я. — Один раз ты уже сходила одна на контакт. И, по сути, устроила там неолитическую революцию. Может, больше не надо?

— Ничего я не устраивала!

— Давай проведём по этому вопросу голосование. Или прибор подключим и сформулируем вопрос: устраивала или не устраивала?

— Но я же не хотела! — привела Сара последний неотразимый аргумент.

— Для истории и людей, которые там таскают каменные блоки, наверное, не очень важно, хотела ты или не хотела, — попытался я закрепить свою маленькую победу. — Так что посиди пока здесь. Лучше спроси у Первого, сможет ли он держать со мною связь без моих усилий?

Собственно говоря, это я мог спросить и сам, но интуитивно угадал, что нужно сменить тему, уйти в сторону, дабы избежать лобового столкновения. В итоге выяснилось: если я — лично-персонально — даю на это санкцию, то лушаги могут видеть моими глазами, слышать моими ушами и воспринимать озвученные мной мысли. Не озвученные тоже могут, но я сказал, что это, пожалуй, лишнее. Правда, всё это возможно лишь на небольшом расстоянии и при отсутствии помех. В данной ситуации ничто такой связи не препятствует.

Возле большой старой сосны стоял мужик в светлых штанах до колен и футболке с яркой эмблемой на спине. В меру мускулистый и загорелый, он смотрел куда-то вверх, в крону. Временами он отвлекался и нажимал кнопки на маленьком пульте, который держал в руке.

Там — наверху — кто-то копошился среди ветвей. Ветра не было, ударов топора или звуков пилы я не слышал, но сверху вдруг прилетела и упала на землю здоровенная ветка. Следом ещё одна, и ещё. За ними последовала срезанная неведомым образом макушка дерева.

Мужик сказал сам себе:

— Ага! — что-то нажал на пульте, сунул его в карман и принялся оттаскивать в сторону упавшие ветки.

Сверху пришёл звук, похожий на хруст, затем вниз вдоль ствола обильно посыпались крупные опилки. Туземец, вероятно, счёл свою часть работы выполненной, уселся на самую толстую из веток и стал чего-то ждать. Тут-то я и выдвинулся в обозримое пространство.

— Привет! — сказал я. — Что это ты делаешь?

— Привет! — кивнул мужик без всякого удивления. — Лесоруб я, не видишь, что ли? А вот ты что здесь делаешь?

— Да вот, привёл лушагов подкормиться.

— С лесничим-то договорился?

— Конечно! — кивнул я.

— Ну, тогда кормитесь — чтоб я был против? — пожал плечами лесоруб. — А что у тебя за лушахи?

— Да обычные биороботы, старая модель, два штуки, — скучным голосом сообщил я.

— Надо же, где-то их ещё делают?! — удивился туземец.

— Уже не делают, это музейные экземпляры, — пояснил я.

— Откуда ж вы взялись? И где тот музей? Я бы глянул!

— Мы с планеты Лу-Хрю! — не без гордости сказал я.

— Что, и такая есть?! — удивился мой собеседник.

— Наверно, есть, раз мы с неё прибыли, — как бы обиделся я.

— Извини, в астрономии я не силён.

Пока мы общались, от сосны осталась половина. На самом верху сидело нечто, похожее… Чёрт знает, на что похожее! И это нечто методично превращало ствол в опилки, спускаясь всё ниже и ниже по мере того, как ствол укорачивался.

— Это зачем? — кивнул я в сторону происходящего.

— Санитары леса! — усмехнулся туземец. — Я ж лесоруб!

— Насколько я помню, лесорубы лес рубят.

— Да никто его давно не рубит, — рассмеялся мужик, — только название профессии сохранилось. Не ты первый удивляешься! Тут ведь суть в чём? Деревья имеют свой срок жизни. Когда этот срок заканчивается, дерево падает и гниёт себе на земле. От этого буреломы образуются, пожары и прочие неприятности. Чтоб такого не было, лесничие заранее выбраковывают сомнительные деревья. Потом приходит лесоруб и их аккуратненько убирает. Вон, видишь, какая у меня машинка? Старенькая, конечно, зато безотказная! Я её «короедом» зову.

— И много работы?

— Сейчас — много. Совет принял решение расширить пригородную зону ещё на сто километров. А тут, как говорили в старину, конь не валялся.

— А широкая она — пригородная зона? — обеспокоился я.

— Ну, была пятьсот километров, теперь будет шестьсот.

— Нехило… — облегчённо сказал я.

— И на фига, спрашивается? Здесь бывает-то три человека в год. Хотя с другой стороны… Тут вон каждое десятое дерево помечено — работы навалом.

— Опилки-то здесь оставляете или убираете? — спросил я, чтоб поддержать беседу.

— Зачем их убирать? Они через год перегноем станут. Это если целый ствол упадёт, так он десятилетиями лежать будет. А что, кстати, эти твои лупахи жрут-то?

— Да всё подряд. Древесину тоже. Только им вроде бы много надо.

— Ну и жрали бы бракованные сосны, а я бы поехал смотреть прямую трансляцию по хейболу, — как бы пошутил туземец. — Вечером, конечно, покажут в записи, но это ж не то!

— А что, это мысль, — раздумчиво сказал я. — Правда, я не знаю, как они с этим справляются — меня первый раз с лушагами послали. Может, попробуем?

— Ну, давай попробуем, — в чём проблема? — охотно согласился лесоруб. Похоже, он воспринял это как развлечение, как перерыв в однообразной работе. — Какое у нас следующее?

Он посмотрел на экранчик своего пульта. Следующее обреченное дерево располагалось метрах в пятидесяти. Оно было небольшим и почти мёртвым — соседи заглушили его своими кронами. Я призвал лушагов, и они немедленно явились.

— Хороши ребята! — аж присвистнул лесоруб. — Такой ночью приснится, так потом спать страшно будет.

— Да они мирные, — заверил я. — Иногда даже слишком.

— С голоса команды берут?

— Они вообще почти разумные. В них такого накачано! — объяснил я и демонстративно вслух обратился к роботам: — Первый, Второй, этот мир, оказывается, не безлюден. Но люди здесь следят за лесом и убирают старые и больные деревья. Такой материал вам годится в пищу?

— Мы, собственно, на него и рассчитывали, когда сюда направлялись, — ответил Первый.

— Ну, тогда попробуйте. Выбракованные деревья помечены.

— Если это метки, то мы их хорошо видим.

— Тогда выбирайте, а местный человек посмотрит, как вы это делаете. Ущерба вы никому не нанесёте, наверное.

— Хорошо, — сказал Первый и безошибочно направился к умирающей сосне. Второй последовал за ним. — Мы начинаем заправку, не подходите близко — это может быть опасно.

Далее всё происходило тихо и быстро. Первый подошёл к дереву и выпустил из-под панциря клешни-захваты. Прихватил ими ствол на разной высоте. Верхняя осталась неподвижной, глубоко промяв древесину, а нижняя сделала несколько вращательных движений в горизонтальной плоскости у самого корня. Срезанному дереву упасть на землю не удалось — ствол принял в свои захваты Второй. Вместе они вытащили сосну на свободное пространство и… принялись её есть. С двух концов сразу. Вместе с корой, сучками и ещё живыми ветками.

И съели всю минут за десять-пятнадцать, наверное. А потом направились к другому дереву, безошибочно найдя метку. Никаких опилок после них не осталось, только кучки серой трухи, похожей на пепел.

— Полная утилизация! — одобрил результат лесоруб. А когда доели третье дерево, сказал: — А что я, собственно, тут делаю? По-моему, они справляются лучше, чем мой короед. Смотаюсь-ка я домой: успею пообедать, посмотреть матч и вернуться к концу смены, а?

— Валяй! — пожал я плечами.

— Или знаешь что, — оживился мужик, — поехали со мной! Ты бывал у нас раньше?

— Не-а…

— Во, поехали: на город посмотришь — будет тебе экскурсия. Хейболом увлекаешься?

— У нас он как-то не в ходу…

— Не важно, найдем, чем тебе развлечься. У меня леталка двухместная — только мы с короедом помещаемся. Сейчас я его тут оставлю, а тебя заберу.

— Что ж, поехали! — решился я, искренне надеясь, что остальная наша команда возражать не будет. — Тебе не влетит за отлучку с рабочего места?

— Ну, не похвалят, наверное. Но это — фигня.

Такие «леталки» в нашей фантастике вроде бы называют флайерами. Этакий прозрачный шарик на лапках, с хвостом, но без пропеллера. Он стоял на полянке в сотне метров от места «работ».

Когда подлетали к городу, я попросил сбавить скорость — дай, мол, полюбоваться. Сначала появились домики-коттеджи, далеко отстоящие друг от друга. Потом внизу потянулись кварталы однообразных пятиэтажек, чем-то напоминающие наши хрущёбы. Впрочем, они утопали в зелени и выглядели довольно опрятно.

— Трущобы, — поморщился лесоруб. — Это для бедных. Точнее, для тех, кто совсем уж ничего делать не хочет. Сидят целыми днями в Сети и балдеют на полном погружении. А я в центре живу. Там, правда, кругом камень и пластик, зато жильё подешевле, да и контраст мне нравится — целый день в лесу, а вечером в бетонную нору.

Свою «леталку» лесоруб аккуратно посадил на крышу дома, где уже стояло несколько похожих агрегатов.

— Во, на прямую трансляцию матча слетелись! — прокомментировал санитар леса. — Обычно днём тут пусто, а вечером не протолкнешься. Пошли!

Мы спустились на лифте на несколько этажей вниз и в конце концов оказались в квартире. Ничего совсем уж диковинного внутри не было. Во всяком случае домашние роботы не шныряли. Две спальни с санузлами и гостиная с кухней в углу — вполне знакомая планировка. Комнаты, правда, немаленькие, но и не шибко большие. Мебели минимум, а все барахло, наверное, спрятано во встроенных шкафах вдоль стен.

— Неплохо вы живёте, — сделал я комплимент хозяину.

— Смотря с кем и чем сравнивать, — пожал плечами лесоруб. — Варить и жарить сейчас лень и некогда. Давай готовое закажем. Ты что желаешь: птицу, рыбу, мясо? Или ты «травоядный»?

— Не, я вполне хищный. Давай, что подешевле и… побольше. А вообще — на твоё усмотрение.

— Понял, щас сделаем, — кивнул хозяин, направляясь к входной двери. — Сам видишь, у нас не люкс — одна раздатка на четыре квартиры. Зато днём заказов меньше и подают быстро. Подходи через пару минут — тащить поможешь.

За едой (нормальной, человеческой!) говорить мне не хотелось, но совсем молчать было, наверное, неприлично. И я спросил:

— А жена твоя тоже работает?

— Сейчас нет, — ответил лесоруб с набитым ртом. — Одну работу бросила, а другую всё подобрать не может — то ей фасад конторы не нравится, то у начальника не тот цвет волос, который ей бы хотелось видеть. А сегодня она на митинг отправилась, потому как активистка!

— Активистка чего?

— Всенародного движения за свободное деторождение! — с горделивой усмешкой ответил хозяин. — Чтоб, значит, рожать когда хочешь и сколько хочешь. И без всяких там проверок здоровья и интеллекта родителей.

— Так у тебя, наверное, куча детей? — догадался я.

— От неё — ни одного. И не предвидится.

— Что, интеллекта не хватает или здоровье плохое? — как бы в шутку спросил я.

— Всё у нас с ней по первому сорту и выше, — заверил лесоруб. — Только она не хочет категорически. Некогда ей, она ж активистка! Митинги, собрания, выступления, пикеты, голодовки — какие уж тут дети!

— Па-анятно!

— Да мне детей не больно-то и хотелось, а трахается она здорово! — сообщил хозяин. Он глянул на часы и засуетился: — Ну, всё, сейчас начнется! Ты, значит, хейболом не интересуешься… Тогда подбери себе что-нибудь сам.

Он щелкнул пультом, и большой плоский экран на стене засветился.

— Слушай, мне бы что-нибудь про ваш мир, про планету, — попросил я. — Ну там, вид из космоса, кто где как живёт и тому подобное.

— Ха, так давай я тебе школьную программку «Наш мир» поставлю. А когда надоест, вот этой щёлкнешь и вот этими будешь сам по программам шариться.

Он проделал какие-то манипуляции с пультом и передал его мне, а сам ушёл к себе в комнату и закрыл дверь. Я стал смотреть и слушать — похоже, показывали и рассказывали как раз то, что мне было нужно.

Названия, расстояния и диаметры я тут же забыл, усвоил только, что эта планета от Земли если и отличается, то не сильно — в астрономическом смысле. А во всём остальном… Три материка и куча островов. Население пятьсот миллионов и сколько-то сот тысяч. Почти всё оно сосредоточено в пятнадцати городах.

Мегаполисы занимают огромные площади — на картинках со спутника это было хорошо видно. Города как бы размазаны, их границы не чёткие. Зато вся остальная территория материков практически нетронута — леса и степи со стадами диких животных. Кое-где, правда, мелькали возделанные поля, но они занимали значительно меньше места, чем мегаполисы.

В своё время я вдоволь насмотрелся на земные космоснимки и картинки со спутника в Google. Теперь же мучительно пытался понять, в чём же качественное отличие? Да, людей здесь гораздо меньше. Примерно такое количество населения для нашей планеты считал оптимальным В. Р. Дольник в своей знаменитой книге. Но не только это. Такое впечатление, что тут людям от природы ничего не надо. Разве так бывает?!

А «кино» крутилось дальше, и приятный женский голос доходчиво втолковывал школьникам, что максимума численности — чуть менее пятнадцати миллиардов человек — население планеты достигло в таком-то веке. Затем началось постепенное сокращение, сопровождавшееся повышением эффективности промышленного производства и сельского хозяйства. Однако к началу такого-то века возделанные земли были почти полностью заброшены, а население перебралось в города. К этому времени проблема производства продуктов питания перестала быть проблемой за счёт синтеза их из природных углеводородов. Нефть и газ практически перестали использоваться в качестве энергоносителей, местное человечество перешло на другие источники энергии.

Надо признаться, что в часть информации я просто «не въезжал», например, про энергию. Ну, солнечная, атомная и ещё какая-то. Передача её на расстояние без проводов опять же… И чем дальше, тем меньше я понимал, но упорно пытался ухватить хотя бы суть.

Полная роботизация производства здесь была, но от неё постепенно отказались — люди заменили роботов. Разные народы и государства на планете имелись, при этом не у всех друг с другом были хорошие отношения. В последние века повсюду воцарилась демократия, и огромную роль стали играть народные движения и всевозможные партии. Последняя «мировая» война случилась в начале прошлого века. Воевали государства, приемлющие животноводство, и коалиция государств, в которых к власти пришли оголтелые противники выращивания животных с целью их убийства. Последние победили в кровавой схватке и получили возможность диктовать свою волю побеждённым. В общем, животноводство на планете накрылось медным тазом. Его примеру последовало и рыболовство. Потом очередь дошла и до земледелия. Точнее, всё это сохранилось, но в очень малом количестве и строго в соответствии с международными договорами.

В настоящее время мир опять стоял на пороге кровавой катастрофы. Набирало силу так называемое «Движение за свободное деторождение». Его поддерживали в основном женщины, которые имели полноценное право голоса на выборах, а в некоторых странах даже преимущественное. Вкупе с частью мужчин-избирателей, которые находились под психологическим влиянием своих жён, победа на выборах этого движения не казалось фантастикой. Это могло случиться в одной или сразу нескольких странах. В последнем случае катастрофа была неизбежна. В общем, люди, будьте бдительны! Не дайте восторжествовать древним инстинктам над разумом!

«Что ж, — подумал я, — если такие мысли проталкиваются на школьных уроках, то получается, что демократия тут не полная и власть свой властный ресурс всё-таки использует».

— Наши победили! — радостно сказал лесоруб, выходя из своей спальни. — Жить сразу стало легче и веселее! Эх, зря ты хейболом не интересуешься!

— Самому обидно. Я в основном бабами интересуюсь…

— Ха-ха, тоже правильно! — одобрил шутку лесоруб.

— Слушай, так это что ж, мы синтетику ели?

— Конечно! На бифштекс из натурального мяса у меня всей зарплаты не хватит. А кто пробовал, говорят, что никакой разницы или что натуральное на вкус хуже.

— А кто в древности был инициатором отказа от натурального мяса? — поинтересовался я.

— Бабы, конечно! Им свинок и коровок жалко — они ж такие люлюпунички!

— Слушай, но ведь если победят эти, которые за свободное деторождение, будет демографический взрыв и никакой синтетики на всех не хватит. Опять придётся свинок с коровами разводить!

— Ну, может и хватит… на некоторое время, — пожал плечами лесоруб. — А на самом деле мне политика до фени. Ну, пусть будет свободное деторождение — фиг-то с ним! Только тогда надо сократить женское поголовье — оставить лишь тех, кто трахаться любит и умеет.

— Мудрая мысль! — оценил я.

— Да это, так сказать, официальный аргумент нынешнего правительства, — усмехнулся хозяин. — Ладно, что там у нас в лесу происходит?

Он забрал пульт, а я спросил:

— В сортир можно?

— Валяй! Там ничего нажимать не надо — всё само делается.

Когда я вернулся, экран был уже выключен.

— Всё в порядке, — сказал хозяин. — Один твой лушах уже нажрался, а второй ещё хрумкает. Но, кажется, и ему немного осталось. Мою месячную работу за три часа сделали! А что там ещё за люди?

— Это — со мной. Погулять напросились, — объяснил я. — Они ничего не испортят, не бойся.

— Да я и не боюсь. Главное, наши в финал вышли!

По дороге я не удержался и продолжил расспросы:

— Вот я смотрел и слушал про современность и последние века. А раньше? В вашем мире были всякие там охотники-собиратели, ранние-поздние земледельцы? Сражения армий, вооруженных мечами и копьями, рыцари, замки, религиозные войны — были?

— Ты знаешь, я уже подзабыл историю, — признался туземец. — В школе проходили, а потом мне это стало не нужно. Помню, что человек и обезьяна имеют общих предков, что были времена, когда люди лопали, что найдут или поймают. И рыцари с мечами были… А уж сколько войн случилось, я и в школе запомнить не смог. Помню только, что три из них были с применением тактического атомного оружия.

— Вы и сейчас воюете?

— Ну, воевать-то давно не воевали, но все готовятся.

— Атомным оружием?

— Ты чо?! Его давным-давно уничтожили на всей планете. А прочее оружие изрядно подсократили. Сейчас у нас международные конвенции разрешают использовать только ручное стрелковое оружие с патроном мощностью…. сколько-то там — не помню. Ну, в общем, пистолетный патрон — и не больше. Уже лет двадцать собираются сократить огнестрельное оружие совсем, но тут проблемы с контролем, то-сё… Ещё лет двадцать прособираются, наверное!

Пока мы добирались до места «работ», Первый действительно успел закончить трапезу.

— Заправка энергией у нас полная, — сообщил он мне. — Через тридцать минут можно начинать движение.

— А почему именно тридцать, а не двадцать или сорок? — из чистого любопытства спросил я.

— Примерно столько времени нам потребуется на перестройку ненужных уже манипуляторов во что-нибудь более полезное. Кроме того, начинать эксплуатацию нашей модели немедленно после полной зарядки не рекомендуется. То и другое не исключает возможность немедленно начать движение — при необходимости, конечно.

— Ну, нам, вроде, не к спеху, да, Сара? — спросил я, но услышал в ответ лишь обиженное сопение. — Да не злись ты! Знаешь же, наверное, что я не мог тебя взять в город.

— Мне голову помыть надо, а ты там чёрти-чем занимался! — заявила женщина.

— Так тебе известно, чем я там занимался?

— Откуда?! — встрял Серёга. — Так далеко лушаги не достают. Давай быстрей сканироваться, пока из тебя впечатления не выветрились!

— Давай, только я с туземцем попрощаюсь — хороший парень!

* * *

Вместе с лушагами мы вернулись к основанию склона и оказались за пределами видимости и слышимости туземного лесоруба. Если, конечно, ему не пришло в голову последить за нами.

— Имею вопрос, Сара, — сказал лушаг.

— Спрашивайте — отвечаем! — буркнула всё ещё расстроенная предводительница.

— Есть два варианта дальнейшего пути. Выбор люди предоставят нам или дадут указания?

— Что за варианты?

— Вариант первый: вернуться обратно и двигаться прежним курсом. Это заберёт у нас мало энергии, но больше вашего времени.

Вариант второй: пройти — через… как это на вашем языке… Пройти через «альтернативку». Я использовал неформальный, но распространённый у вас термин. Он понятен?

— Будем считать, что понятен. Дальше?

— Переход потребует заметных затрат энергии. Но в этом случае цели мы достигнем быстрее. Не исключено, что наш расход энергии в итоге будет таким же.

— Но вам её по-любому хватит, или как? — озаботилась Сара.

— Если не будет эксцессов, то хватит.

— А, — махнула рукой предводительница, — пошли через «альтернативку»!

Спорить с женщиной, которую лишили возможности помыть голову, никто из нас не решился.

Путь наш начался с подъёма на склон по старым следам. На подходе к вершине мы, по ощущениям, ухнули в неглубокую пропасть, хотя визуально оставались на месте. Склон перед нами был всё тот же, только старых наших следов на нём уже не было.

На сей раз пересечение «границы» для людей прошло довольно гладко. Может быть потому, что мы ждали чего-то подобного. А вот Каги развезло — он чуть не свалился (не успев расправить крылья!) со своего насеста на спине у Первого. В последний момент Серёга успел подхватить птицу и прижать к груди. В качестве благодарности Каги обгадил его халат, стал разевать клюв, дёргаться и хрипеть, словно его вот-вот стошнит.

Никакой растительности наверху не было — только валуны и галька старой трассы, порытые корочкой выветривания.

— Остановитесь! — попросил Александр Иванович. — Дайте полюбоваться!

А любоваться с высоты было чем: под нами внизу и до горизонта во все стороны были только камни и песок, который перевеиваел ветер. Кое-где торчали отдельные кусты с метр, наверное, высотой, а кое-где целые заросли — на десяток-другой метров. В общем, как бы не совсем пустыня, а пустыня «как бы».

— Налюбовался? — минут через пять спросила Сара. — Тогда поехали отсюда!

— Погоди, — остановил её Натан. — Тебе не кажется… Тебе не кажется, что это то же самое место?

— Какое ещё «то же»?! — удивилась женщина. — Мы в пустыне ещё не были!

— Ну, да… Но что-то напоминает… Вон те холмы, слева низина…

— Да, — сказал Серёга, — что-то напоминает. Может, у лушагов спросим? Ребята, вы, часом, пройденные пейзажи в памяти не фиксируете? Нам бы сравнить рельеф того мира и этого, а?

— Они идентичны, — без колебаний ответил Первый.

— Так это что же: будущее или прошлое мира, из которого мы только что вышли?

— Перемещения во времени не было, — прогудел Первый.

— Как это не было?! — возмутилась Сара. — А где леса дремучие?

— Ответа не имею, — прогудел робот. — Программа считает вопрос некорректным.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Серёга со слезой в голосе. — А вы?

Он с надеждой оглядел нас, но каждый по очереди пожал плечами. Натан ещё и сказал вдобавок:

— А нам надо что-то понимать? Нас кто-то спрашивает? Как ехали, так и едем — не вижу проблемы!

— По-моему, среди нас завёлся кром, у которого мозги совсем позеленели! — вдруг озлился Александр Иванович. — Одни баксы на уме! А всё остальное ему пофигу — не влечёт совсем.

— Клеветать не надо, неандертальская морда, — огрызнулся Натан. — Меня влекут бабы, души и унитазы!

— И куда же тебя унитазы влекут? — ехидно спросил библиотекарь.

— В нормальную жизнь — куда, куда!

— Да, — согласился Александр Иванович, — в унитазе тебе самая жизнь!

И так далее. Между тем Серёге пришла очередная мысль. И он её немедленно озвучил:

— Слушайте, Первый-Второй, а разумные существа здесь есть? Вы не чувствуете?

— Однозначного ответа не имею, — прогудел Первый.

— То есть?!

— У нас только такие возможности — точнее не можем.

— Давай, что можешь, — не отставал экстрасенс-изобретатель.

— Либо где-то рядом полуразумные существа, либо вполне разумные, но далеко.

— А как далеко и где?

— На пределе восприятия — полтора-два километра. Там, — робот показал тонким манипулятором в сторону, противоположную той, с которой мы сюда пришли.

На значительном расстоянии там действительно просматривалась не то долина, не то ложбина приличной глубины и неясной ширины.

— Сара, я понимаю, что у вас плохое настроение, — воркующее-ласково сказал Серёга, — но туда надо съездить.

— Нет уж! — категорически возразил Натан. — Наездились уже! А если там люди? Чтоб их не пугать, наши кони станут невидимками, а потом опять потребуют заправки, да? Лучше запусти на разведку свою авиацию!

— Пожалуй, запустишь её, — вздохнул Серёга и кивнул на Каги. Тот сидел, распластав крылья, и тяжко дышал с открытым клювом.

— Ну, тогда пешочком сходим, правда, Сара?

— Сходим, чего уж там… — пробормотала предводительница. Она явно не ожидала получить такое предложение от Натана.

— Вот и ладненько! А ты, урода, пойдешь с нами? А то мне вдвоем с Сарой Моисеевной страшновато — вдруг что не так, убьёт ведь!

— Ладно уж, присмотрю за вами, — пробурчал Александр Иванович, вылезая из кресла. — Но от Сары я тебя спасать не буду, это только если местные опять тебя бить начнут.

— Когда это меня местные били?! — взвился Натан.

— А вот помнишь…

Неспешно обмениваясь шутками-прибаутками, компания убыла в указанном направлении. А мы с Серёгой остались вдвоём, если не считать полудохлой вороны и лушагов.

Ворону Серёга погладил пальцем по голове и посетовал:

— Экий ты нежный, братец, оказался!

Некоторое время он посвятил оттиранию песком своего халата от продуктов птичьей жизнедеятельности. Однако это почти безрезультатное занятие ему быстро надоело. Он извлёк на свет чемодан, открыл его и погрузился в изучение результатов сканирования моего мозга, моей памяти. Мне стало скучно и обидно — не позвали в поход, гады! Хотя, конечно, сейчас их очередь искать приключений на свои задницы… Я сел на край трассы, свесил ножки и стал бросать вниз камушки. И бросал их до тех пор, пока Серёга, матерно ругаясь, не потребовал меня к себе.

Оказалось, что он пытается просмотреть и, главное, прослушать учебную программу, показанную мне лесорубом. Но «запись» оказалась неполной, что Серёгу ужасно злило. Он стал требовать, чтобы я непременно вспомнил то или это. Однако быстро выяснилось, что его как психолога интересуют подробности, которые мне были не интересны, и запомнить их я даже не пытался. В конце концов, я тоже разозлился и посоветовал ему не заниматься глупостями, а продолжить освоение прибора. Например, попытаться установить связь с каким-нибудь спутником и посмотреть на планету из космоса.

Мною это было сказано в качестве злой шутки, но Серёга заткнулся и некоторое время думал какую-то мысль. Потом обратился к лушагам:

— Ребята, а как у вас на приборах обозначают космическую связь?

Первый сделал несколько шагов, выбирая удобное место, опустился на брюхо, выпустил манипулятор и на песке между камней нарисовал знак. Серёга вылез из кресла, спустился на землю, подошёл, всмотрелся, кинулся к прибору и радостно взвыл:

— Есть такая буква!

Следующий час я мог спокойно сидеть и бросать камешки вниз по склону, но потом вновь был призван:

— Смотри!

У него всё получилось. Картинки оказались четкими, их можно было увеличивать. Да, это была та самая планета, те же контуры материков, но… Но степи сменились пустынями и полупустынями, которые продвинулись далеко на север и почти сомкнулись с высокоширотными тундрами и лесотундрами. Пояса лесов практически исчезли — вместо сплошных массивов на тысячи километров какие-то жалкие клочья…

— Что ж, — сказал я, — вот и прояснилось значение слова «альтернативка». А также тот странный факт, что во времени мы никуда не сдвинулись.

— И как же оно прояснилось?

— Каком кверху, конечно… Могу предложить гипотезу, а ты придумай лучше, если сможешь.

— Ну давай, что ли.

— Это — тот же самый мир, — начал я, — и находится он на таком же временном расстоянии от сотворения, что и тот, из которого мы недавно вылезли. Кто-то где-то, помнится, писал, что в истории бывают моменты, в которых дальнейшее развитие событий становится многовариантным. Обычно будущее как бы предопределено — получил в глаз, значит, завтра будешь красоваться с фингалом, не уродился хлеб, а запасов нет и подвезти неоткуда — значит, будет голод. А после «узловых» моментов события могут развиваться совсем по-разному и все эти разные варианты равновероятны. Моя гипотеза: мы находимся в альтернативном варианте одного и то же мира.

— Это называется «параллельные миры», а жанр — «параллельщина», — блеснул эрудицией Серёга.

— Давай не будем спорить о терминах, главное, что ты меня вроде понял. А природное явление, которое тут имеет место, называется «опустынивание».

— Это что такое?

— Такие неприятности начинаются, когда резко нарушается естественное равновесие. Биоценозы, формировавшиеся тысячелетиями, начинают рушиться, разрушая всё, что на них завязано. У нас сколько-то тысяч лет назад на месте Сахары были леса и прерии. Теперь пустыня, которая активно расширяется. А по всему северу была тундростепь — северный вариант саванны. Теперь там просто тундра и лесотундра — северный вариант пустыни.

— Что, климат изменился?

— О причинах ученые спорят, — пожал я плечами. — Проще всего обвинять климат, удобнее всего — вмешательство человека.

— Другими словами, здесь что-то когда-то случилось, или наоборот не случилось и началось опустынивание планеты, да?

— Именно так, — подтвердил я. — Согласись: если что-то имеет место, значит когда-то из-за чего-то оно началось. Но это, собственно говоря, всё, до чего мы можем додуматься, сидя на этой кочке.

— Ты прав, наверное, — признал Серёга, — но всё-таки интересно, когда и из-за чего здесь началось такое безобразие.

— И какой же в этом интерес? — удивился я.

— А мы-то, наш-то мир в какой позе находится? Мы уже прошли развилку и идём прямиком сюда? Или туда? Или развилка впереди?

— Да, это любопытно, — признал я. — Но не более того — мы ж люди маленькие и большими никогда не станем, ни на что повлиять не сможем.

— А вот это — не факт! — грозно сказал Серёга. — Но подождем, может, ребята какую информашку притащат.

Ребята пришли не скоро — усталые и недовольные. Но информацию действительно принесли. Там большая долина, а в ней маленькая почти пересохшая речка. На речке посёлок — вымирающий. Вокруг посёлка поля, на которых когда-то что-то росло и паслось. Оставшееся население собирается уходить вниз по течению в надежде найти пригодные для жизни места. Недавно умер старейшина, и после него остался металлический контейнер, который по преданию передавался от поколения к поколению — не меньше ста лет, а, скорее, гораздо больше. Поскольку толку от него никакого нет, никто не хотел тащить такую тяжесть в неведомую даль. И странный артефакт охотно отдали пришельцам.

— Мы тоже тащить не захотели, — рассказал Натан, — и вскрыли его на месте. Пришлось изрядно повозиться, не имея инструментов. И, наверное, напрасно. Сундук, похоже, был герметичным, но тем не менее внутри оказалась одна труха. Единственное, что уцелело — вот эти штуки. Вообще-то, они смахивают на старинные компьютерные диски. Только вряд ли из них можно что-нибудь высосать, даже имея комп с соответствующим гнездом. Их и трогать-то страшно — того гляди рассыплются.

Серёга сначала оглядел, обнюхал, только что на зуб не попробовал три плоских коробочки из мутного пластика. Потом одну за другой открыл их. Там действительно были диски, похожие на компьютерные, но изготовленные из какого-то металла. Прикасаться к ним он не рискнул, а стал чесать покрытый щетиной подбородок:

— Во задачка-то…

— Могу предложить решение, — устало проговорил Натан. — Выбросить их к чёртовой матери и отправляться дальше.

— А может, лучше тебе ручки оторвать? — предложил Александр Иванович. — Чтоб ты ими глупостей не наделал.

Слушать их пикировку мне совершенно не хотелось, и я решил дождаться продолжения в своём «кресле» — что-то в сон потянуло. Я залез, улёгся и, задрёмывая, поинтересовался у Первого:

— Слушай, вот вы такие универсальные… Все можете… А в вашей конструкции не предусмотрено портативной лаборатории для снятия электронной информации с очень старых или поврежденных носителей?

— Предусмотрено — без всяких эмоций ответил Первый. — Комплект приборов для снятия любой информации с любых носителей.

— Да ты что?! — мою сонливость как ветром сдуло.

— Только их ещё нет — они в зародышах, как мы были когда-то. Активировать?

— Погоди, погоди, — бормотал я, слезая на землю. — Соблюдём субординацию — пускай Сара скомандует. Только как бы так повернуть дело, чтоб она решила, будто сама додумалась?

Часа через три Первый доложил:

— Информация считана на семьдесят процентов. Может быть перенесена на другой носитель. Для полного считывания нужна более совершенная техника, чем у нас.

— И куда же мы эту информацию перенесём? — в растерянности развёл руками Серёга.

— А тебе на спину, — хихикнул я. — Печатными буквами — хороший носитель получится!

— Писать мы не можем, — сообщил лушаг.

— Ты так не шути, — сказал побледневший Серёга. — Они же юмор не понимают! Но у нас, и правда, ни флэшки, ни компа… Куда переносить-то?!

— В матку, — сказал Первый.

— Точно! — стукнул Серёга себя кулаком по лбу. — Как я сразу не догадался?!

Теперь побледнела Сара, поскольку маткой обладала только она. Однако вскоре выяснилось, что речь не о ней, а о Серёгином чемодане.

Ещё часа через полтора все наконец прояснилось. Диски действительно содержали ценную информацию — некто безымянный таким способом отправил послание потомкам. Содержание всех трёх дисков было идентичным, но на разных языках. На одной стороне текст, на другой стороне этот же текст озвучен. Ни один из этих языков Серёгин прибор не понимал, зато имел программу «дешифрирования». Он расшифровал все три, а потом сверил и, по возможности, заполнил лакуны. Текст всё равно оставался почти непонятным, поскольку был переполнен незнакомыми названиями и терминами. Пришлось доверить прибору и смысловую обработку — извлечение квинтэссенции. И он её извлёк.

«Данное сообщение содержит краткое описание ситуации на планете. К началу… века окончательно сформировались три многомиллиардных суперэтноса (далее СЭ), условно: зелёный, синий и жёлтый. Каждый включал многие народы и национальности, которые объединяло общее культурное поле, выраженное в религиозной форме. Раньше всех сформировался зелёный СЭ, позже он лидировал на планете по уровню промышленности, медицины и науки, вел экспансионистскую политику. Синий СЭ образовался последним и с самого рождения начал вести себя агрессивно. Противостояние зелёного и синего СЭ длилось более тысячи лет с переменным успехом, иногда почти затухая. В последний период затишья синий СЭ перенял у зелёного много технических, медицинских и научных наработок, началась интеграция…»

— Господа, может, вы как-нибудь потом изучите историю борьбы синих с зелёными, а? — воспротивился Натан. — Вот Сара Моисеевна хочет голову помыть, мне в банк надо зайти, у Сани тоже дела. Поехали, а?

— Ладно, — сказал Серёга, — сейчас запрошу выжимку из квинтэссенции. Ну-ка… Ага, получилось!

«Синие проиграли во всех военных столкновениях. Однако в процессе мирных контактов с зелёными сумели резко снизить детскую смертность в условиях традиционной многодетности. Демографический взрыв синих просто захлестнул зелёных. Постепенно в некоторых странах зелёного СЭ представители синего СЭ стали составлять половину или большую часть населения. Культура и образ жизни синих, основанные на религии, больше соответствовали древним инстинктивным программам людей и потому приживались быстро и безболезненно. Зелёные женщины охотно становились третьими-четвертыми женами синих мужчин, зато зелёному мужчине жениться на синей женщине было проблематично.

В итоге вскоре мир стал раскрашен всего в два цвета — жёлтый и синий. В обеих агломерациях на бытовом уровне поощрялась многодетность — как можно больше детей, желательно мальчиков. Численность населения планеты стала неуклонно расти, а уровень жизни снижаться. Робкие попытки правительств повлиять на демографические процессы или по-настоящему озаботиться охраной природы, успеха не имели, поскольку объединиться со своими соседями-конкурентами они не смогли.

Когда численность населения перевалила за 50 миллиардов, изменения окружающей среды стали необратимыми и пошли уже сами по себе. Катастрофа состоялась.

Повсеместное сокращение пахотных земель, развал производства, эпидемии неизлечимых болезней людей и домашних животных. В итоге численность населения стала сокращаться ещё быстрее, чем она нарастала. Но освобождаясь от людей, земля не становилась цветущим садом — на это, вероятно, требуется на порядок больше времени, чем нужно для опустынивания.

Автор послания надеется, что малая часть человечества переживёт катастрофу в каких-нибудь рефугиумах (природных убежищах) и начнёт всё сначала. Потомки найдут его послание, расшифруют и не будут повторять ошибки своих предков.

Какие именно ошибки и как их избежать автор объясняет пространно, непоследовательно и противоречиво. Внятно сформулировать суть этой части сообщения не удалось».

— В общем, факир был пьян, и опыт не удался, — констатировал Натан. — Зря мы старались.

— Нужно дать им еды, — сказала Сара. — Они умирают с голоду. Лушаги, наверное, могут сделать много концентрата…

— Э-э, — взволновался Натан, — не вздумай дать им такую команду!

— Да, — печально кивнул Александр Иванович, — не следует этого делать.

— Но почему?! — в отчаянии вскричала женщина. — Что ты молчишь, Вова?!

— Наверное, они правы, — вздохнул я. — Мы не спасём этих людей. Только продлим мучения.

— Да что ж такое-то?! — всхлипнула Сара и закрыла лицо руками. — Надо же что-то делать!

— Нет, не надо. Ничего тут поделать нельзя, — высказался и Серёга. — Возможно, в этом и была основная ошибка их предков — сытые стали подкармливать голодных, лечить их детей. Это вместо того, чтобы приучать их работать в поте лица и пользоваться презервативами. Но, подкормившись, голодные стали пользоваться автоматами, а не контрацептивами.

— Слушайте! — меня как бы осенило. — Тогда получается, что наш мир уже идёт по дороге вот в такую пустыню!

— Можно считать и так, — кивнул Александр Иванович. — Но в истории большую роль играет случай. Вот, к примеру, почему у нас так получилось, что неандертальцы вымерли, а кроманьонцы размножились? А случайно! С равной вероятностью могло быть наоборот. Так и тут: при равных исходных в одном случае получился ад, в другом — почти рай.

— Слушайте, ребята, у меня ж в машинку загружены чуть ли не все богатства, которые выработало наше человечество, — всполошился Серёга. — Я уже сформулировал вопрос. Сейчас…

«Вопрос:

В свете полученной информации, что ждёт нас впереди?

Ответ:

Однозначная экстраполяция невозможна — не хватает данных. Материально обеспеченные и хорошо образованные женщины даже в традиционно многодетных обществах рожают мало детей или отказываются от деторождения вовсе. Если удастся создать такую ситуацию в странах «третьего мира», то катастрофы, возможно, удастся избежать».

— А я думаю…

— Может хватит, а? У нас ещё будет достаточно времени, чтобы думать и озвучивать надуманные глупости! — сказал Натан.

И оказался не прав.

Глава 11. Штурм

Лушаги шли своим обычным размеренным шагом. Вроде и не быстро, но вряд ли пеший или всадник смогли бы за ними угнаться даже на ровном месте. А мы по пути непринуждённо миновали горы, леса и болота. По мере надобности роботы на ходу что-то перестраивали в своей «ходовой части» — в зависимости от рельефа. Я не сразу сообразил, в чём тут дело, а когда сообразил, не стал делиться догадкой с соратниками: лушаги не просто двигались по какой-то поверхности, они шли в буквальном смысле через миры и века. То есть путь, который казался нам прямым, на самом деле пролегал то в прошлом, то в будущем, то в каких-то «альтернативках». Наверное, мы увидели бы много интересного, но лушаги предпочли двигаться в ночной тьме или в сумерках. Может быть, они просто не хотели пугать население попутных миров.

Вглядываться во тьму нам быстро надоело, а спать не хотелось. От вынужденного безделья опять завязался бесконечный трёп на заумные темы, благо лушаги двигались рядом и все всех прекрасно слышали. Поводом на сей раз послужило сомнительное утверждение Сары о том, что для поддержания жизни рода человеческого женщины совершенно необходимы, а вот основная масса мужиков является излишней, необязательной.

— О, да, — сказал Александр Иванович. — Твоих детей никто другой не родит и не вырастит. А вот оплодотворить твою яйцеклетку сможет и тот, и этот — кого выберешь. В принципе, наверное, при наличии одного полноценного мужчины несколько сотен женщин бездетными не останутся. Есть в этологии такой принцип — «принцип незаменимости самки». В том смысле, что самцы взаимозаменяемы, а самки нет.

— Мозги пудрить нада нету, — подал голос Натан. — Лучше скажи: тысячи лет у множества народов рождение девочки считалось неприятностью. Где-то их топили в речке сразу после рождения, где-то сбрасывали в пропасть, где-то… Впрочем, исторических ужастиков ты знаешь больше меня. От девочек избавлялись теми или иными способами. Но избавлялись! Почему?

— Видишь ли, в чём дело… — раздумчиво протянул бывший учитель истории. — Видишь ли, в чём дело — с вашим биологическим видом приключилась неприятность. То ли мутация какая, то ли ещё что, но он приобрёл способность жить в условиях перенаселения. И перешёл к «производящему хозяйству». Что тут причина, а что следствие — одному Богу известно. Если Он есть, конечно… Но основной смех юмора в том, что людишки как-то научились производить продукта больше, чем им нужно на самовоспроизводство. На этих излишках и взросли цивилизации — со всеми вытекающими последствиями. В нашем мире прошлое изучают две науки: историческая и археология. Впрочем, их интересы часто перекрываются. В школе обычно галопом проходят долгий «археологический» период и начинают накачивать детишек знаниями по «собственно истории» — по относительно короткому отрезку времени, когда «неолитическая революция» осталась позади, появились города, государства и письменность. Обычно школьная «история» начинается с «древних греков» — всяких там Шумеров, Египтов, Спарт и Афин. И их мифов. Например, про Трою или Всемирный потоп. Всё это, безусловно, имело место в том или ином виде. Вопрос в том, как это понимать нам.

— Слушай, ты же о ба… пардон, о дамах начал рассказывать, — попытался внести коррективы Серёга, — а съехал на Всемирный потоп! Вот древние греки, если верить литературе, все были гомиками. Женщин они тоже трахали, но это так — между делом.

— К этому и веду, — отреагировал Александр Иванович. — Обычно я это старшим ребятишкам в нашем кружке рассказываю. Так вот, по нынешней версии истории Троянская война началась из-за бабы. Якобы очень красивой. Которую Парис якобы увёл у законного мужа. А муж, дурак, не обрадовался, а обиделся… То есть получается, что в женщинах древние греки толк всё-таки знали. Однако, если верить Гомеру, исход войны в значительной мере определило то обстоятельство, что троянский супермен Гектор имел неосторожность убить Патрокла — молодого любовника Ахиллеса. А этот Ахиллес, хоть и гомик, был великим греческим воином. Он обиделся и начал сражаться по-настоящему.

— Ну, вот объясните мне — биологу-самоучке, — потребовал Серёга, — как могла образоваться и долго существовать, совершать завоевания и создавать «памятники культуры» цивилизация гомиков-педиков?!

— Я могу придумать только одно объяснение, — усмехнулся Александр Иванович. — Заработал никем не осознанный механизм саморегуляции численности популяции. Чтобы в древнегреческих городах-полисах не стало слишком много народу, в моду вошёл гомосексуализм. Известно же, что эпидемии, войны и голод численность населения не уменьшают: после каждого вымирания следует бурное размножение, причём сверхкомпенсационное: погибнут сто человек, а в ответ народятся сто пятьдесят. А вот отвлечение части мужчин на однополый секс могло и сработать!

— Мне кажется, что дело не в этом, — я тоже решил сказать что-нибудь умное. — Тут нет проблемы, а есть аберрация нашего мышления. Нам кажется, что любое явление в природе или в обществе имеет какой-то смысл, для чего-то нужно. А это совсем не так. Господь Бог вряд ли заморачивается такими мелочами, а природа сама по себе слепа и никуда не нацелена. Александр Иванович правильно недавно сказал, что мы недооцениваем роль случая. Ну вот возникла в древней Греции мода на гомосексуализм. А могла бы возникнуть, скажем, мода на кастрацию или самокастрацию. Чтобы, значит, настоящим человеком и гражданином мог себя чувствовать только тот, у кого соответствующие органы отсутствуют. А на численность населения это вряд ли может серьёзно влиять. Сами же говорили, что для оплодотворения всех самок самцов нужно гораздо меньше, чем их рождается.

— Может, это и так, — сказал Натан. — Однако избыточный продукт с аппетитом потребляют чиновники, вельможи и всякие там цари. Исторически сложилось так, что блага для начальства производят в основном мужики, а женщины нужны для поддержания численности этих самых производителей благ. Кроме того, всякие цари-императоры-президенты любят меряться силой — наверное, это о-очень древний инстинкт. Причём, силой они меряются не друг с другом лично, а «исполчив» свои народы. Для этого опять же нужны самцы-мужчины — и чем больше, тем лучше.

— Не факт! — возразил Александр Иванович. — Был я недавно в одной маленькой стране. Её армия считается одной из самых боеспособных в мире. А служат все — и парни, и девчонки. Там мне рассказали историю про маленькую хрупкую девочку. Подошел срок призыва, её взяли в оборот и, естественно, пропустили через целый букет всевозможных тестов. И все тесты показали одно и тоже: данную пигалицу лучше всего использовать в качестве командира танкового батальона. И она стала комбатом. Хорошим комбатом! Не поручусь за истинность, но эту байку мне рассказывали разные люди, не ссылаясь друг на друга. С производством материальных благ в постиндустриальном мире та же песня — какая разница, кто будет нажимать на кнопки?

— Дамы и господа, хотите услышать мнение специалиста по женской психологии? — вновь заговорил Серёга. — Считаю себя профессионалом, хотя диплома по этой теме у меня нет, а есть только гонорары. Так вот: полагаю, что в процессе развития цивилизации «принцип незаменимости самки» у Homo sapiens перестал работать. Однако у каждой женщины мы наблюдаем целый набор инстинктивных программ, оставшихся с тех времён, когда этот принцип был актуален. Поэтому психологам, да и нормальным людям, часто приходится ломать голову над женскими поступками, над решениями, которые они принимают. Это, по сути, иное мышление. Да, девчонка, наверное, может командовать современным танковым батальоном — решать мелкие тактические задачи для выполнения приказа вышестоящего начальства. А вот командование армией или фронтом, решение стратегических задач женщине лучше не доверять.

— Ага, — хмыкнул Натан, — влюбится в командующего вражьим войском, и всё ей станет до фени!

— Ты, конечно, утрируешь, но… Что такое?!

Лушаги встали. Они могли остановиться по ментальной команде своих приоров или по каким-то своим «соображениям».

— Я команды не давала, — сразу заявила Сара.

— Аналогично, — сказал Александр Иванович и обратился к роботам: — Какие проблемы, ребята?

— Имеем вопрос, — прогудел Второй.

— Слушаем!

— Осталось пройти последний участок. В этом времени и слое там море. Миновать его мы можем… разными способами. Из них оптимальны по затратам энергии и вашего личного времени только пять. Степень оптимальности одинакова. Вы сами сделаете выбор или предоставите его нам? В последнем случае выбор будет абсолютно случайным.

— Ну, раз без разницы, то и фиг-то с ним! — махнул рукой Серёга.

— Присоединяюсь к вышеизложенному мнению, — сказал я.

— Ну, если все варианты одинаковы… — призадумался Александр Иванович. — Если одинаковы, то, может быть, мы пройдём через какую-нибудь реальность, похожую на наше прошлое или будущее? И, желательно, не ночью. Это возможно?

— Да.

— А вот не надо! Не надо нам этого! — взвился Натан. — Иначе у некоторых — не будем показывать пальцем! — может возникнуть желание понюхать местный цветочек или погладить тамошнего котёночка! Не надо!

— Не возникнет! — злобно сказала Сара. Казалось, она даже глазами сверкнула в темноте. — Кошек я не люблю. Мы пойдем через реальность, похожую на нашу. Второй и Первый, вы поняли? Тогда вперёд! Хотя нет, подождите — я спущусь на минутку.

— А нам можно? — с приторной робостью спросил Серёга. — Мы по чуть-чуть…

— Начина-ается, — недовольно проворчала женщина. — Можно, если сильно писать не будете… В общем, мальчики налево, девочки направо!

— Какой же я дурак! — проговорил Натан как бы себе под нос, но так, чтобы все слышали. — Надо было мне хотеть наоборот, тогда бы она решила как надо!

* * *

Мы шли по дороге — обычной грунтовой, проложенной через лес. Правда, при её прокладке дорожная техника вроде бульдозеров явно не использовалась, и дорожное полотно изгибалось то влево, то вправо — где грунт твёрже. Я залюбовался пейзажем и даже вздрогнул от неожиданности, когда заговорил Первый:

— По курсу разумные существа. Расстояние сокращается. Мы можем изменить маршрут здесь или перейти в другое время. Вы сделаете выбор сами или предоставите нам?

— Конечно, в другое время, — сказал Натан и тут же спохватился: — Что я наделал…

Но было поздно:

— Заходим в лес при первой возможности! — отчеканила Сара. — Там останавливаемся и идём на разведку.

И мы спрятались в лесу. А потом пошли на разведку — все вместе.

Оказалось, что недалеко впереди лес кончается. Возле опушки дорога была буквально запружена повозками с впряженными в них лошадьми и мулами. Груза на них почти не было. Это скопление транспорта охраняли трое мужиков, вооружённых мечами (или что там у них виднелось в ножнах?). Дальше, вероятно, начиналось открытое пространство. И с этого пространства доносились редкие выстрелы и крики множества людей.

— Это что же тут такое деется? — озадачился Серёга. — Обходить придётся…

— Придётся, конечно, — согласилась Сара. — Но я, пожалуй, пойду спрошу, кто и с кем тут воюет.

— Зачем? — как-то зловеще спросил Натан.

— Хочу! Мне интересно узнать!

— Ах, интересно… — пробормотал Натан и заткнулся—… на некоторое время, конечно.

— Ты с дуба упала, — констатировал я. — Это ж какие-то средневековые вояки. Они ничего тебе не скажут, а просто изнасилуют. Возможно, не один раз.

— Ещё посмотрим, кто кого изнасилует!

— Мадам, — вступил Серёга, — ваш познавательный порыв нам вполне понятен. Однако в таком виде… В таком виде я не советовал бы вам показываться незнакомым мужчинам!

— А я виновата, что у вас нет ни иголки, ни ниток… — смутилась Сара и стала себя оглядывать. — Ч-чёрт, зашить нечем… Вова, дай халат!

— Угу, — кивнул я. — Ты забыла, что уже оставила меня без трусов? А ходить совсем голым мне не комфортно…

— Сергей, но у тебя-то трусы остались!

Великий экстрасенс поплотнее запахнул свой халат и промямлил:

— Остались — это громко сказано… Видишь ли, по прибытии на первый остров я подвергся нападению местных крабов… Они мало что оставили…

Натан, наблюдавший наши препирательства, вдруг сказал — негромко, но с явным сарказмом:

— Интересно узнать, говоришь? Ладно… Пошли, страшила!

Раньше, чем кто-то что-то сообразил, бывший строитель-отделочник и бывший учитель исчезли в зарослях.

Они вернулась минут через сорок. Впереди шёл Натан и нёс под мышкой два меча. Сзади двигался Александр Иванович с обнажённым оружием в руках. Этим колюще-рубящим инструментом он подкалывал в задницы трёх пленных, чтоб, значит, шустрее шевелили ногами. Связаны пленники были своеобразно — одним длинным ремешком за большие пальцы рук.

— Тебе что-то интересно? — спросил Сару Натан и опустился на корточки. — Спрашивай, они всё расскажут.

— Э-э, ребята, — всполошился я, — а если их хватятся? Если искать начнут?

— Удрать, наверное, успеем, — сказал Александр Иванович. — Но неприятности не исключены. Сходи, если хочешь, присмотри за дорогой.

В кустах на обочине я просидел, наверное, не меньше часа. Больше не смог, поскольку комары заели окончательно — возле лушагов их почему-то не было. В начале моей вахты со стороны нашей стоянки донёсся душераздирающий крик, но потом стало тихо. «Пытают они их, что ли?» — подумал я.

К моему возвращению допрос, вероятно, был уже закончен. Но картина предо мной предстала экзотическая. Совершенно голые пленники были привязаны к стволам деревьев. Посредине крохотной полянки — у них на виду — сидела чуть менее голая (в трусах) Сара и торопливо зашивала свою футболку кованой иглой толщиной с приличный гвоздь. Серёга, как всегда, возился с прибором, а Натан с Александром Ивановичем разглядывали и пробовали «на руку» трофейные мечи. У всех пленников наблюдалась нехилая эрекция.

— Чтоб в молодости на меня мужики так реагировали! — кивнула на них Сара, оторвавшись от своего занятия. — Вот иголку с ниткой у них нашла. Только этой штукой, наверное, сбрую сшивают.

— Угу, — кивнул я, — а почему они голые?

— Это Серёга придумал. Психологический эффект, говорит. Без одежды человек чувствует себя беззащитным и быстрее колется.

— А что за вопли я слышал?

— Да это Каги хулиганил. Когда их к деревьям привязали, он уселся вон тому длинному на голову. Мало того, что он на этой голове материться начал, он ещё из неё глаза выклёвывать собрался. Ну, мужик и заголосил. А так мы их даже не били — сами всё рассказали.

— И что же они сказали? Что тут хорошего?

— Обычное средневековье — что в нём может быть хорошего? — пожала плечами Сара. — Банда барона Хопкина штурмует замок барона Дутки.

— Ну, и как?

— Скоро этому Дутке конец — таран у ворот уже соорудили. А все эти телеги предназначены для перевозки добычи.

— А чего бароны не поделили-то?

— Насколько я поняла, настоявший барон тут только один — Дутка. А этот Хопкин какой-то мелкий дворянчик или бастард. Ни кола ни двора. Несколько лет назад он собрал банду головорезов и занялся грабежом мелких феодалов. Его давно отловили бы и повесили, но эти графы и бароны сами друг с дружкой всё время воюют. А по отдельности Хопкин сильнее любого из них. У него же профессиональные бандиты, которых он в кулаке держит, а у местных кто? Солдаты-наёмники денег стоят и не малых. Вот барон Дутка продал часть земли, перевёл челядь на хлеб и воду и собрал-таки денег на приличный отряд настоящих вояк. Но наёмники ещё не прибыли на место службы, и Хопкин решил быстренько взять замок и, помимо прочего, забрать припасённое для них золото.

— А добычу он, конечно, раздаёт бедным, как положено нормальному Робин Гуду? — усмехнулся я.

— Ой, да перестань ты! — отмахнулась Сара. — Я спросила об этом… Крестьян они грабят и режут — всех, кто не успел убежать или спрятаться. Зачем им крестьяне, если нет невольничьих рынков, если рабы не нужны. Да и когда берут замки, стараются вырезать всех поголовно. Этот Хопкин, наверное, неглупый малый — он никого не оставляет обиженным. В смысле, в живых не оставляет. А со своими делится честно.

Откуда-то сверху прилетел Каги. Он матюгнулся и с важным видом сообщил, что идут.

— Кто?!

— Люди идут. До х… С оружием.

— Надо полагать, это те самые опоздавшие наёмники?

— А х… его знает!

Мы решили сначала посмотреть на них со стороны — из кустов. Посмотрели: нормальные «солдаты удачи», вполне можно принять за бандитов. Правда, обувь, одежда, оружие находились в приличном состоянии. Их было больше двадцати, командовал мужик средних лет, которого они звали Капитаном.

Миновав наше укрытие и пройдя по дороге чуть дальше, солдаты обнаружили неохраняемое скопление транспортных средств. Ничего интересного они в повозках не обнаружили и полезли в кусты — вероятно, чтобы осмотреть поле боя, оставаясь незамеченными.

Сара тоже пожелала увидеть средневековую битву и приказала выдвинуться к самому краю леса. Там она встала в полный рост на спине Первого и принялась созерцать происходящее. Я последовал её примеру — влез на Второго.

Когда-то это поле было разделено межами и распахано. Когда-то на нём что-то росло. Теперь всё было вытоптано, валялись редкие трупы. Вероятно, крестьяне, которых набег застал в поле. Вдалеке активно горели и дымились остатки какой-то деревни. А прямо перед нами красовался настоящий средневековый замок. Впрочем, никакой особой красоты в нём не было — не низок, не высок, не мал, не велик — не произведение зодчества, а вполне прикладное сооружение, окруженное грубо сляпанной из кирпичей стеной, высотой метров семь — восемь. Ров тоже был, но какой-то несерьёзный — мелкий, широкий и без воды. По верху стены, надо полагать, шла площадка для обороняющихся, были устроены бойницы. В двух из них над воротами торчали стволы небольших пушек, которые почему-то не стреляли. Впрочем, нападающие подошли уже слишком близко и оказались в непростреливаемой зоне.

Человек двадцать суетились на дне рва возле ворот. Поскольку ворота оказались выше, они применили простой и эффективный приём: собрали две здоровенных треноги из брёвен, высоко подвесили на них толстенную лесину и теперь, раскачивая её верёвками, мерно долбили в ворота. Толстые, обитые каким-то металлом, ворота тряслись, с арки сыпались кирпичи обкладки. Передвигая по одному бревна треног, можно было регулировать место и силу удара тарана, чем вся эта обслуга и занималась. Работать им было неудобно, поскольку всё время приходилось прикрываться щитами от того, что летело сверху. А сверху летел только какой-то мусор — кипяток и смола у осаждённых, надо полагать, уже закончились.

Ещё одна группа агрессоров в сотне метров правее занималась другим делом: они приставляли к стене лестницы — три штуки — и пытались по ним залезть на стену. Защитники чем-то кидались в людей, а лестницы отпихивали разными способами. Нападающие тут особо не усердствовали и на рожон не лезли. Похоже, они просто отвлекали защитников, чтоб те меньше мешали ломать ворота.

Всем этим мероприятием руководил некий всадник на белой лошади. Был он в блестящих латах и золочёном шлеме. Он бесстрашно разъезжал вдоль стены и, вероятно, отдавал какие-то команды.

— Да, скоро прорвутся! — сказала Сара и глянула сверху на оставшихся внизу (или только на Натана?). — А людей у Хопкина немногим больше, чем было тогда пиратов. Эх, баронессу жалко: говорят, она молоденькая и красоты неземной.

Всё это она проговорила, обращаясь как бы к нам всем. Никаких ассоциаций лично у меня не возникло, а вот у Натана, похоже, возникли.

— Пойду, поболтаю с ними, — мрачно сказал он.

— Одному нельзя — молодой ещё, — возразил Александр Иванович. — Вместе пойдём.

— Да с какого перепугу ты старше меня? — слегка возмутился Натан. — Ладно, пошли.

— Мужики, а вам не кажется, что вы завелись не по делу? — очень серьёзно сказал Серёга. — Ваши мотивы мне ясны, но оно того не стоит, уверяю вас!

— Нет, не кажется! — сказал Натан. — Я никому ничего не должен и могу развлекаться, как хочу.

Не дожидаясь разрешения и ничего не объясняя, библиотекарь и бывший строитель-отделочник направились туда, где мы оставили пленных.

В голову мне пришла рациональная, но вполне безумная мысль — так со мной бывает. Я слез с лушага, молча помахал ручкой Серёге и Саре и побежал вслед уходящим. Когда догнал Александра Ивановича, он оглянулся на меня и коротко спросил:

— Совсем охренел, да?

— Имею право развлекаться, как хочу…

На этом тема была закрыта. Мы вышли на полянку, где красовались голые охранники, и Натан с Александром Ивановичем стали торопливо перебирать и напяливать на себя чужую одежду. Мне в этом процессе места не нашлось, и я остался в халате.

На опушке леса нас встретили и после недолгих переговоров подвели к Капитану.

— Кто такие?

— Да такие же, — пожал плечами Натан. — У Соломона раньше служили.

— Не слышал про такого.

— Так это ж в Загротье — дотуда пилить и пилить.

— Ну, и чо дальше не служите? Выгнал?

— Щас! — самодовольно усмехнулся бывший строитель-отделочник. — Наоборот, остаться уговаривал, золотые горы сулил. Только отвернулась от него удача. И, похоже, насовсем.

— А здесь что делаете?

— Шли мимо, слышим — стреляют. Ну, и подошли посмотреть — может, тут работёнка для нас найдется? А то мы, видишь, поиздержались малость. Возьми в свою команду — не пожалеешь! Вы-то, небось, нашли работу?

— Думали, что нашли, а тут вишь, что творится, — вздохнул Капитан. — Хопкин Дутку добивает. А этот Дутка как раз нас и нанял.

— Аванс дал?

— Не, обещал сразу по прибытии. И жрачку от пуза. Выходит, зря мы в такую даль топали.

— А чо зря-то? — изобразил удивление Натан. — Вдарить по ним с тыла — и к воротам. Внутрь, небось, пропустят. А со стен по-любому отобьемся! Сейчас-то на верхах, кажись, одни повара черпаками машут — и то держатся!

— Во стратег! — засмеялся Капитан. — Прям фельдмаршал!

Народ вокруг стал дружно ржать:

— Возьми в адъютанты, приблуда! — самая безобидная из прозвучавших шуток.

Тем не менее это их веселье было каким-то не обидным. Оно означало, скорее, признание «своим», но неопытным, попадающим впросак. А Натан, наверное, мучительно прикидывал, как должен повести себя в такой ситуации средневековый наёмник не слишком низкого ранга. Однако добрейший Александр Иванович задачку решил быстрее и правильнее. Он зарычал как бы в бешенстве:

— Над Натаном смеяться?! Всех убью!

— И попёр прямо на толпу, окружавшую командира. Кому-то в лоб, кому-то по шее, стопой в живот, коленом в пах, а кого-то, прихватив за ремень и шиворот, в полёт с жестким приземлением. Никто даже оружия обнажить не успел, а человек пять уже валялись на траве или стояли на карачках, безуспешно пытаясь встать на ноги.

— Кто над Натаном смеётся?! — вновь прорычал бывший учитель и, прихватив Капитана за бока, поднял высоко над землёй, явно собираясь шмякнуть об неё со страшной силой.

— Поставь на место, — усмехнулся Натан. — Он хороший парень.

— Каким концом ставить — верхним или нижним? — без малейшего напряжения в голосе поинтересовался Александр Иванович.

— Ну, как было.

— Ладно…

Некоторое время Капитан оправлял одежду и оружие, остальные тоже приходили в себя и пытались понять, что делать дальше — взъяриться или посмеяться? Глядя на Капитана, выбрали второе — будем считать этот эпизод остроумной шуткой!

— Ну, силён этот твой…

— Саня его зовут. Или попросту Троглодит. А я Натан.

— Слыхал уже. Взял бы я вас, ребята, под свою руку, да самим пояса затянуть придётся.

— А чо ты не хочешь замок спасать?

— Не хочу! — мотнул головой Капитан. — Их раза в три больше, чем нас. Были б мы за стенами, они бы даже рыпаться не стали, а в поле… Ну, допустим, пробьёмся мы к воротам. Половина наших поляжет — это как минимум. То, что ворота для нас откроют, вовсе не факт. Могут побоятся, что потом закрыть не успеют. Значит, противник спокойно нас добьёт и продолжит заниматься своими делами. И самое главное: нам не заплатили. Допустим, прорвёмся мы в замок, все штурмы отобьём, и противник уйдет восвояси — такие ребята осаду обычно не устраивают. И как мы будем считаться с хозяином? Когда сговаривались, его аж колотило от страха, всё отдать был готов. А не будет врага, не будет и страха — хрен чего из него вытрясешь. За погибших опять же платить надо, а кто нас считал?

— А если ему в рыло? — поинтересовался Натан.

— В рыло баронов и графьёв бить нельзя, — объяснил Капитан. — Все об этом быстро узнают. За соседа, конечно, порадуются, но нас уже никто не наймёт — выбор и без нас немалый имеется. Что тогда делать? Переходить в бандиты? Чтоб куролесить, как этот Хопкин, надо место хорошее найти — кормное. А где его найдёшь нынче? В общем, для нашего брата главное что? В живых остаться, репутацию сохранить и денег получить побольше. Причем одно без другого смысла не имеет.

— Ты прям философ, Капитан! — усмехнулся Натан.

— Станешь тут философом! Знаешь, когда мы в последний раз жрали досыта? И я не помню. А грабить нельзя — ославят.

— Слышь, командир, — раздался голос из народа, — а может, рискнём? Зима на носу, распутица. Работы долго не будет, а тут на постоянку взять обещали.

— Вот и будет тебе постоянка — на том свете! — отрезал Капитан. — Только ты ведь не в рай попадёшь.

— Это точно: не бывать нам в раю, — зазвучал другой голос. — Однако ж всё от Бога: кому селёдкой торговать, кому животом рисковать!

— Да бросьте вы! — уже не очень уверенно отмахнулся командир. — Есть у меня в запасе ещё парочка вариантов…

Прозвучало это так, что становилось ясно: вариантов-то у него и нет, в лучшем случае намётки-зацепки.

— Ты вот что, Капитан, — раздумчиво сказал Натан. — Давай-ка пойдём! Глядишь, нам на небе за это часть грехов спишут. Тока по-хитрому сделаем. Люди — твои, с хозяином договаривался ты. Но поведу их я. И с хозяином, если выгорит, тоже я буду разбираться. А ты как бы ни при чём, понял? Если некрасиво получится, дашь долю и скажешь, что собственноручно меня повесил. А?

— Искушаешь, сатана!

— Ясное дело, — кивнул Натан. — Просто хочется жрать и спать под крышей.

— Ладно, давай у людей спросим: кто пойдёт?

Дальнейшее меня почти не удивило, поскольку я уже знал, что у Натана есть такое свойство — люди за ним идут. Возможно, они интуитивно чувствуют его высокий ранговый потенциал, а, может, это просто действует его харизма. Вот и сейчас участвовать в безумно-безнадёжном мероприятии согласились почти все.

— Годится! — кивнул Натан. — Принимаю командование. Слушать только меня. Любое своеволие — смерть. Своих убивать буду, чтоб остальные слушались. Кому не нравится — свободен!

Такой крутой заход, похоже, наёмникам понравился — этот парень знает, что делает!

Я тоже знал. И внёс свою лепту. Улучив момент, прошипел Натану в ухо:

— Прекрати! Что за детский сад!? Ты ж просто выёживаешься перед Сарой за историю с пиратами! Прекрати!

— Поздно! — ухмыльнулся военачальник. — Может, я просто хочу уменьшить количество зла на свете?

Он бегло осмотрел команду наёмников и отдал первый приказ:

— Считаю до десяти: всем проссаться, просраться, ремни подтянуть, шнурки завязать! Потом ещё раз досчитаю до десяти — построиться в колонну по четыре. У крайних щиты должны быть обязательно. Все поняли? Значит: р-раз… два… три…

Он прошёлся вдоль короткой колонны с обеих сторон и матерно выругался:

— До королевских солдат вам как до неба — шпана! Так колонной и пойдём — свинья называется. Строй не нарушать, щиты не размыкать, в поединки не ввязываться. Убитых и раненых оставляем, строй смыкаем и идём дальше. Только вперёд! Только за мной. Или за ним — он показал на Александра Ивановича. — А это что за херня?!

Из кустов друг за другом вывалились Сара в зашитой футболке и Серёга в халате. Над ними кругами летал Каги.

— Какого черта?!

— Мы тоже пойдём!! — почти взвизгнула Сара. — Дай меч! Почему все забрали?!

— На хрена тебе меч? — пробормотал Натан, пытаясь придти в себя. — Что ты им делать будешь?

— А вот увидишь! Я, между прочим, была кээмээс по сабле!

— Это ж не сабля…

Так или иначе, но препираться в данной ситуации было совершенно неуместно. Натан это быстро понял:

— Вон тот возьми — он самый лёгкий. А вы… — повернулся он к солдатам. — Слушай мою команду! Строй разомкнуть, перестроиться! Вот этих двоих (меня и Серёгу) в центр. Заменят раненых, если что. Последняя готовность — считаю до пяти!

Считать, правда, он не стал, а подозвал Каги. Птица по-хамски уселась прямо ему на голову и громко спросила:

— Х…ли надо?

— Для тебя есть боевое задание!

— Нет, ты просто зае…л! Что ещё?!

— Не мог бы ты сделать так, чтоб вон тому дяде на белой лошади на некоторое время стало не до нас, а? Ну, пока мы тут шебаршим…

— Нашёл, б…ь, проблему! Может, ребят позвать?

— Уже корешей завел? — удивился Натан. — Зови, конечно!

Новоиспеченный военачальник пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, огляделся и рявкнул:

— Вперёд!

И мы двинулись через поле к воротам. Свиньёй. С Натаном во главе, который, наверное, почти не умел обращаться с мечом. По левую руку и чуть сзади шла голоногая Сара с кривым тесаком и раздобытым в последний момент щитом. По правую руку двигался звероподобный Саня Троглодит. Пока шли переговоры, он успел обменять свой меч на шипастую палицу приличных размеров.

Кажется, первым наш отряд заметил вражеский командир. Пока он соображал, что с нами сделать, грянул «авианалёт», и шикарному всаднику пришлось совсем не сладко. Небольшая стая ворон атаковала его с такой яростью, словно он выкрал из гнёзд пяток птенцов. Шлем и латы командира быстро перестали блестеть, поскольку покрылись помётом. Правда, клевать его было почти некуда, разве что в лицо. Вот туда-то птицы и целились. Причём местные вороны оказались заметно крупнее и агрессивнее наших.

Как и следовало ожидать, в этом бою наша с Серёгой задача в основном свелась к тому, чтоб не наступить кому-нибудь на ногу. Смотреть приходилось в основном вниз. Впрочем, за головами и спинами солдат и так толком ничего видно не было.

Сначала мы двигались довольно быстро, и вроде бы никто к нам не приставал. Настоящее боестолкновение началось, когда ворота были уже близко. Окружающие нас воины начали работать оружием, крики и вопли слились в сплошной шум, который периодически перекрывал крик Натана:

— Вперёд! Не останавливаться!!! Вперёд!!!

Нас с Серёгой толкали локтями и спинами, нам безжалостно наступали на ноги. А ворота становились всё ближе и ближе. Наёмники то ли были обученными и опытными, то ли интуитивно чувствовали, что именно даёт им шанс. Они не пытались нанести максимальный урон противнику, они продвигались вперёд всеми силами и строя не размыкали. Один за другим из этого строя выпали несколько человек, и нам стало совсем тесно. А тут ещё на нас завалился убитый или раненый солдат. Мы с Серёгой подхватили его и попытались тащить. Это оказалось почти невозможным, но ворота были уже совсем рядом.

— Открывай, на…й!!! — раздался крики впереди. — Открывайте, суки!!!

Створки ворот дрогнули и начали расходиться.

* * *

Натан оказался за воротами последним — его за шиворот втащил Александр Иванович, когда щель была уже совсем узкой. Створки тут же сомкнулись, толстенные брусья-засовы заняли свои места.

— Знал я, что ты пижон, но чтоб до такой степени! — проворчал библиотекарь.

— Мы сделали это! Р-р-а-а! — воздел Натан меч над головой.

— Р-а-а-а!!! — недружным хором ответили уцелевшие наёмники.

Их временный, но, как оказалось, удачливый командир, выглядел не лучшим образом — заляпанный кровью, с безумными глазами.

Натан сунул оружие в ножны, согнулся, уперев руки в колени, и некоторое время стоял в такой позе — приходил в себя. Недолгое время спустя он вздохнул и разогнулся. Взгляд его был уже вполне обычным, вменяемым. Перед ним стояла Сара — на голову ниже, крепенькая седоватая женщина. Футболка её разошлась по шву и почти обнажила грудь, на ткани красовалось несколько красных пятен. За отсутствием ножен, ей некуда было девать меч, и она держала его в руке.

Натан посмотрел на неё сверху вниз:

— Ты… — он сглотнул комок в горле. — Ты — можешь!

Он медленно протянул ей руку. Сара похлопала глазами, переложила меч в левую руку и подала правую. Натан принял грязную женскую ладошку, опустился на колено и поцеловал её.

— Р-р-а-а! — зашумели зрители (откуда только взялись?!) и принялись стучать оружием.

— Хорош орать! — рявкнул на них поднявшийся на ноги военачальник. — Где Капитан?

— Да тут я.

— Живой? Ну, слава богу! Каковы потери?

— Откуда ж я знаю? — пожал плечами вице-командир. — Сейчас посчитаемся. На взгляд не много, могло быть хуже.

— В общем, принимай команду взад, — усмехнулся Натан. — Я своё откомандовал!

— А чо, у тебя нехило получается! — улыбнулся запёкшимися губами Капитан. — Продолжал бы в том же духе, а?

— Не, я так не играю! — категорически отказался бывший строитель-отделочник. — Можешь назначить меня заместителем — по философским вопросам.

— Опять ты…

— Шучу я так, извини. На самом деле ничего ведь ещё не кончилось. Надо по-быстрому организовать нормальную оборону, а я ведь этого не умею. Просто никогда не пробовал. И ещё: не свети нас перед хозяином и публикой. Слава нам ну совершенно ни к чему, лады?

— Лады…

С площадки над воротами спустился расфуфыренный пузатый дядька со свитой и направился к беседующим. При его приближении Капитан громко и строго сказал Натану:

— Понял?

— Всё понял!

— Тогда выполняй!

— Слушаюсь! — кивнул Натан и подался в сторону.

А Капитан оборотился к барону и склонился в поклоне. Они обменялись приветствиями, после чего хозяин выразил явное недовольство:

— Ты чуть не опоздал! Ещё бы немного и…

— А вот этого не надо, господин! — не слишком вежливо перебил Капитан. — Мы прибыли на день раньше назначенного срока. Я просил тебя выдать аванс хотя бы продуктами. Тогда мы смогли бы следить за обстановкой в ваших краях — шпионов везде хватает, но им нужно платить, а чем? Я просил подогнать транспорт, чтоб не топать в такую даль пешком, ты опять отказал. Теперь я виноват, что твой замок чуть не сровняли с землёй, да?

Барон что-то стал отвечать, но я уже не расслышал. Тот факт, что контакт начался с пререканий, мне сильно не понравился. Здесь за стеной — во «дворе» замка — было вполне уютно: шагу ступить некуда. Всё свободное пространство заполонили люди и животные. Всё-таки значительная часть крестьян успела сбежать в крепость и даже пригнать скот. Теперь этот скот мычал и ревел с голодухи, пускал время от времени струи мочи на землю. Народ стоял, сидел, лежал — каждый устроился, как мог. Бегали детишки. Я быстро понял, что с водой в замке проблемы нет, поскольку имеется колодец. А вот кормить своих крестьян и их скот хозяин не собирается. Человеческие сортиры, наверное, давно переполнились и в сочетании с навозом создавали такое амбре, что и дышать-то не хотелось.

По прибытии все занялись своими делами. Серёга в сторонке побеседовал с вороной — вероятно, Каги рассказал о своих подвигах. Потом он стал отлавливать ходячих раненых и чуть ли не насильно оказывать им первую помощь — при полном отсутствии медикаментов. Александр Иванович отправился на стену — посмотреть, как продвигается штурм. Я увязался за ним. Противник на некоторое время оставил ворота в покое, зато активизировал манипуляции с приставными лестницами. Бывший библиотекарь тут же внёс тактическое новшество. Прибывшие с ним наёмники идею поддержали, не забыв хохотнуть при этом.

Лестниц у нападающих было три. Когда они в очередной раз приставили их к стене, защитники две лестницы отпихнули и завалили, а на третью накинулись всей толпой. Сначала при помощи кирпичей и камней её очистили от нападающих — они лезли по двое сразу. Материала оставалось мало, поэтому кидать старались прицельно. Потом зацепили доступные поперечины баграми, алебардами, крючьями, просто руками и под крики «Эй, ухнем!» стали рывками тянуть её вверх. И тяжеленная лестница пошла! Пока противник сообразил, в чём тут дело, и стал тянуть вниз, штурмовое сооружение удалось поднять на пару метров.

— Руби! Руби брёвна! — заревел Александр Иванович, собственноручно удерживая основной вес конструкции.

За несколько секунд нетолстые брёвнышки успели изрядно надрубить боевыми и плотницкими топорами.

— Хватит! Теперь бросаем — все разом. И-и-эх!!

Лестница грохнулась вниз, верхние концы стукнулись о стену и, естественно, при этом сломались. Теперь до верха не хватало метра полтора — лезьте на здоровье!

Штурмующие не прониклись юмором ситуации и повторили попытку. В итоге и вторая лестница пришла в негодность. Третью лестницу нападающие убрали сами, прокричали в адрес защитников что-то ласковое и подались к воротам. В общем, некоторое время за этот участок стены можно было не переживать.

Теперь все силы нападающих были сосредоточены возле ворот. Испортить как следует таран мы не успели, и теперь противник восстанавливал его в быстром темпе. Кидаться вниз было уже почти нечем — запасы тяжелых предметов иссякли. Барон и Капитан с группой сопровождающих лиц отправился осматривать местный арсенал. А крестьянам было приказано не сидеть сложа руки, а заняться делом — очищать выгребные ямы. То есть черпать дерьмо в бадьи, относить их на надвратную площадку (она изрядно выдавалась вперёд) и вываливать это добро на головы штурмующих. Первый заход оказался самым успешным, так как сработал фактор неожиданности. Насколько я понял, к экскрементам тут относились довольно спокойно, однако снизу раздались крики о том, что теперь защитники будут умирать мучительно и долго.

Я был включён в число «сопровождающих лиц» и мог констатировать, что арсенал замка, прямо скажем, никого не порадовал. Остатки колющего, рубящего и комбинированного холодного оружия находились в состоянии, которое исключало возможность его немедленно использовать. Имелись картечь и ядра для пушек, но порох закупал, наверное, ещё дедушка хозяина, когда был молодым. Это огненное зелье сейчас не стало бы гореть и в печке. Зато имелась целая выкладка аркебуз. Нет, не фитильных ружей, а арбалетов со стволом. Из них можно было стрелять болтами (короткими толстыми стрелами), камнями и пулями. Последних имелось в избытке — целая груда плохо окатанных свинцовых шариков весом граммов 50 каждый.

В детско-подростковом возрасте я какое-то время активно интересовался арбалетами, даже сам пытался их делать, так что немного разбирался в теме. Беглый осмотр показал, что в основном это хлам, к употреблению негодный. Но — в основном. Несколько штук оказалось в рабочем состоянии, ещё два или три можно было быстро поправить, заменив некоторые детали, благо делались они все по одному образцу.

О своих наблюдениях я не замедлил доложить начальству. Начальство потребовало показать оружие в действии. Я выбрал самый надежный с виду агрегат, накрутил ворот, закатил в ствол пулю и стрельнул в стенку. На стенку это не произвело никакого впечатления, а вот свинцовый шарик расплющился, как будто по нему стукнули тяжёлым молотком. Отдачей меня чуть не сбило с ног, плечо сразу онемело, однако результат начальству понравился. Капитан отправил вестового искать тех, кто умеет обращаться с аркебузом, а мне было велено проверять и выдавать оружие.

Насколько я сумел понять, в сфере метательного оружия здесь имел место переходный период. Ручное огнестрельное оружие уже получило широкое распространение, но стоило оно дорого. При этом упал спрос на не менее дорогие доспехи, которые от ружейных пуль не спасали. Луки и арбалеты тоже «сошли с производства» и теперь доживали свой век в руках бедных наёмников и бандитов.

Как это ни странно, умельцами оказались чуть ли не все наёмники. Я провёл в подвале не меньше часа, меняя тетивы на луках и поломанные шестеренки в механизмах взвода. Наружу я вылез, когда замок вновь стал сотрясаться от ударов. Пейзаж оставался по-прежнему довольно безнадёжным.

Таран нападающие восстановили. Под прикрытием щитов, они раскачивали бревно и били им в ворота. Народу у них прибавилось, так что одни держали щиты (некоторые по два сразу), а другие работали в поте лица. Наёмники, пришедшие с Капитаном, принесли с собой восемь луков и по дюжине стрел к каждому. Однако «крыша» из щитов внизу оказалась настолько плотной, что стрельба эффекта почти не давала. Как вскоре выяснилось, попадание в щит аркебузной пули не доставляло удовольствия тому, кто его держал, но не более того. У противника также имелись лучники и, кроме того, несколько «мушкетёров» с фитильными ружьями (их-то выстрелы мы и услышали на подходе). Методичного обстрела они не вели, экономя заряды и стрелы, но высунуться и прицелиться толком защитникам не давали. Впрочем, какая у может быть у аркебуза прицельность? Хорошо хоть зажим есть, чтоб пуля не выкатывалась при стрельбе вниз…

— А всё ваша жадность, — громко ворчал капитан в адрес барона. — Дали б аванс, мы бы приличные пищали закупили!

— Вы бы пьянствовали, пока деньги не кончатся, — парировал барон. — Я бы вас просто больше не увидел.

Величественно сложив на груди могучие руки, Александр Иванович обозрел «поле боя» и поинтересовался:

— А что, Натан Петрович, не пора ли нам звать лушагов и сматываться отсюда? По-моему, война кончается, а резня приближается.

— Да, пожалуй, что и пора, — вздохнул недавний полководец. — На хрена они их к воротам подпустили?! А ты… Ты ж историю преподавал, про средние века детям рассказывал. Может, у тебя прецеденты какие в памяти есть?

— Прецедентов у меня полно, но толку от них… — пожал плечами бывший учитель. — К примеру, можно прекратить портить чужие щиты и дать прицельный залп по командиру, по этому Хопкину обосранному. Кто попадёт, тому тройная доля и бочонок рома.

— Он уже не очень обосранный, — заметил Натан, — его шестёрки немного оттёрли. Но мысль интересная — пойду предложу командиру. А ты иди к Саре и вместе зовите лушагов — прямо сюда.

— Пускай Вова сходит, — уклонился Александр Иванович. — Внизу воняет, а у меня обоняние обострённое.

— Не проблема, — сказал я. — Схожу и позовём. Только дайте поучаствовать в залпе — может, бочонок рома выиграю. Без меня не стреляйте.

— Годится!

Дело в том, что из оружейки я уходил последним, и никто меня не торопил. Аркебуз я себе, естественно, оставил самый приличный и отобрал два десятка пуль — самых круглых и по калибру подходящих, чтоб в стволе не болтались. В итоге я почти пристрелялся — в намеченную мишень с расстояния в 20–30 метров попадал с точностью плюс-минус полметра и даже меньше.

Взрослая, солидных лет тётенька Сара Моисеевна, зарубившая и искалечившая во время прорыва нескольких мужиков, сюсюкалась во дворе с жеребёнком. Я, правда, заподозрил, что это мулёнок — будущий мул, а не лошадь. Всё остальное вокруг ей было явно до фени.

— Ути, какой хорошенький, — сказал я, погладив животное. — Слушай, по нашим подсчётам меньше чем через час тут живых не останется. Мужчин. Женщины, наверное, проживут чуть дольше. Зови своего лушага, а я позову Второго — прямо сюда!

— А эту прелесть мы возьмём с собой? — спросила воительница.

— Всенепременно! Как же без прелести?! — вскричал я. — Давай, сосредотачивайся и зови!

— Ладно… — она помолчала несколько секунд. — Во, услышал! Они сейчас тронутся!

— Оба? Значит, мне можно не тужиться? — обрадовался я. — Только скажи им, что люди, которых они встретят по пути, агрессивны и могут нанести им ущерб. А самое главное: никаких «невидимок»! Пусть явятся во всей красе! Так и скажи, приказ такой дай! А то опять без бензина окажемся…

Сара не стала спорить, и я побежал наверх к своему аркебузу.

К залпу все были готовы, ждали только меня. Вражий командир давно спешился, и теперь при помощи пинков и ругани стимулировал активность своего воинства. Заодно, вероятно, он демонстрировал всем своё бесстрашие. Двое оруженосцев пытались прикрывать его щитами, но он не обращал на них внимания и перемещался, как хотел.

Мы замерли с наведённым оружием. Наконец долгожданный момент настал: Хопкин дал по морде одному из своих солдат и стал на него орать. Капитан скомандовал: «Пли!»

Залп не был дружным — он растянулся на несколько секунд. Но за эти секунды в главаря полетели восемь стрел и десяток свинцовых шариков. Я целился в голову — в золочёный шлем.

И попал! От удара шлем перекосило (он был на ремешке и не слетел), и главный бандит буквально рухнул на землю. Насколько можно было разглядеть, одновременно со мной кто-то засветил ему пулей в кирасу, и на ней образовалась изрядная вмятина. Помимо этого, из стыка пластин на его плече торчала стрела. В общем, успех был на лицо: убить, наверное, не убили, но из строя вывели!

Радость была велика, но я вспомнил, что лушаги уже вызваны: «Выполнят ли они приказ о «невидимости»? Точнее, о «видимости»? Или, может быть, Сара его не передала — забыла, как только я ушёл?» Это надо было срочно проверить, но я оказался слишком возбуждён для сеанса ментальной связи. Пришлось, бросив всё, бежать вниз к Саре.

Оказалось, что женщина-воительница срочно нужна не только мне. Я опоздал на несколько метров, поскольку споткнулся о поросёнка. На Сару набежало с полдюжины каких-то прилично одетых девиц и теток. Они все разом начали кричать и объяснять, что с баронессой беда, что она руки на себя наложить может, что надо её спасать, но она всех от себя гонит. В общем, без Сары никак — бежим скорее.

И побежали, подобрав юбки спереди — внутрь основного здания. Я за ними. Впрочем, местные дамы быстро запыхались и перешли на шаг.

«Ну и архитектуры у них тут внутри! — злобно удивлялся я. — Лестницы, повороты, залы, проходы широкие или узкие, прямые или кривые. И всё это в искусственном свете факелов с поддонами или плошек с фитилями. А то и вообще без света. Впрочем, есть и помещения с окнами, в которых вместо нормальных стёкол красуется полупрозрачная цветная мозаика — наверное, здесь это считается шиком и роскошью…» В общем, ориентировку я потерял довольно быстро.

Наконец мы оказались возле двери, из-за которой слышались завывания и всхлипы.

— Она там, там! — наперебой зашептали служанки (или кто они?). — Идите к ней, госпожа!

— Ну, иду, — пожала плечами Сара и постучала в дверь. — Можно?

Ответа не последовало. Сара открыла дверь и едва уклонилась от предмета, летящего ей в голову.

— Надо же, как интересно, — сказала она и шагнула внутрь. Я за ней. Дверь за нами немедленно закрылась.

В комнате было светло, поскольку окно оказалось распахнуто настежь. Растрёпанная, зарёванная девица в мятом балахоне (или что это?) лихорадочно искала, чем бы ещё в нас запустить. Сара подошла ближе и строго спросила:

— Что за шалости, девочка?

Девица метаться перестала, кинулась Саре на шею и разревелась, пачкая многострадальную футболку слезами и соплями. А Сара погладила её по волосам и властно, но ласково сказала:

— Поплачь, поплачь — легче станет. — И, не меняя позы, но совершенно другим тоном, тихо добавила: — Вова, исчезни!

Всё-таки между «исчезни» и «уйди» есть разница, и немалая. Поэтому я не покинул помещение, а спрятался «за портьеру» — толстую тяжелую занавеску от пола до потолка. Наверное, ею загораживали окно зимой, чтоб не так сильно дуло. Сейчас эта «портьера» была сдвинута в сторону, места за ней хватало и, самое главное, она прикрывала часть окна, так что я мог разглядывать «улицу», а из комнаты меня было не видно.

По-моему, использовать данное помещение под жильё было просто кощунством. Оно располагалась, вероятно, на верхнем этаже и было угловым. В этом месте внешняя стена замка представляла собой единое целое с крепостной стеной. Обзор поля и стены, изгибающейся влево до самых ворот, был прекрасный: «Да здесь бы не баронессе сидеть с подзорной трубой (вон она, на полу валяется вместе с треногой), а пару пушек поставить! И десяток мушкетёров с мушкетами, если поместятся!»

Я озирал с высоты пейзаж, по которому совсем недавно перемещался, узнавал фигурки знакомых людей. А за моей спиной раздавались всхлипы и всхлюпы:

— Они убили его! Убили… Солнце моё… Радость моя… Мне незачем больше жить! Они убили его… Он такой… такой… а они… — и так без конца.

Доламывание ворот между тем застопорилось. Собственно говоря, ещё пяток хороших ударов и, наверное, рухнули бы не только ворота, но и площадка с надвратной башней, не считая куска стены слева, который давно откололся и держался, как говорится, на честном слове. Однако вражеский командир не подавал признаков жизни, и его люди как-то притормозили процесс, растерялись.

И в этот момент — момент сомнений — появился новый фактор. Даже два. По полю к замку, к злосчастным воротам шли два чудовища. И чем ближе они подходили, тем яснее становилось, насколько они ужасны. В суете я забыл предупредить их о том, что явиться за нами нужно срочно. Поэтому роботы не спешили, а двигались в обычном энергосберегающем режиме. На ходу они трансформировались — становились более широкими и плоскими. Красоты им это не прибавляло.

После недолгого размышления воины Хопкина просто дали дёру, бросив даже часть оружия. Штурмующая замок «армия» разом исчезла, образовалась толпа насмерть перепуганных людей, каждый из которых хотел как можно быстрее оказаться подальше от этого места. Командирская обслуга повела себя более мужественно: подогнали лошадь, взгромоздили Хопкина поперек седла и, ведя животное в поводу, устремились вслед за всеми. Я ещё подумал, что человеку с тяжелым сотрясением мозга очень полезно протрястись на лошади, вися вниз головой. В общем, виктория…

Между тем лушаги подошли к стене и, не сбавляя скорости, пошли — именно пошли, а не полезли! — прямо по ней, словно это была горизонтальная, а не вертикальная поверхность. Оказавшись наверху, они остановились (защитники, конечно, тоже разбежались), оценивая обстановку. Тут уж я собрал волю в кулак и мысленно закричал: «Уйдите со стены! Ждите нас снаружи!»

Через минуту лушаги были уже на земле по ту сторону стены. Встали посреди рва и замерли.

А за моей спиной по-прежнему раздавались женские стоны и стенания. Вероятно, под влиянием Сариной харизмы (или чего?) баронесса малость успокоилась, речь её сделалась более внятной. Как всякой эгоцентристке, ей явно хотелось выговориться, поплакаться в жилетку кому-то понимающему и сочувствующему. Я вынужден был подслушивать, но, говоря честно, лучше бы я всего этого не слышал. А история вырисовалась такая.

Баронесса происходила из древнего знатного, но (увы!) совсем обедневшего дворянского рода. Она была очень красива (и знала это!) и очень не хотела жить в бедности. Недавно овдовевший барон Дутка не прочь был жениться снова, но на богатой невесте, чтоб в лице её родни обрести надёжных союзников. Юной красавице пришлось приложить немало усилий, чтобы затмить или устранить конкуренток, но барон женился именно на ней. О, как была она счастлива тогда! А барон, надо полагать, через неделю после свадьбы стал чесать репу, пытаясь понять, какой же бес его попутал.

В общем, новое положение красавицу более чем устраивало, пока… Пока она не встретила того самого сказочного принца, о котором мечтала всю свою долгую (19 лет!) жизнь (и как Хопкин сумел это подстроить?!). Они обменялись парой ничего не значащих фраз и взглядами, которые сказали всё! С тех пор начались её муки счастья или счастье мук. Лицом к лицу они больше не встречались, но хитрым способом обменивались записками. Она бы их показала, но Хопкин строжайше приказал сжигать его послания сразу по прочтении. В общем, пока мы сражались, она любовалась на своего возлюбленного и, судя по состоянию платья, успешно мастурбировала.

— Ты сообщила ему, когда в замок придёт отряд наёмников? — между делом поинтересовалась Сара.

— Конечно! А что такого? А ещё я уговорила барона не давать им аванс, а лучше купить мне новое бальное платье. Сейчас я его покажу — тебе понравится!

— С удовольствием посмотрю, но чуть попозже, — вежливо уклонилась Сара.

— Я бы встретила его в этом платье… — лопотала баронесса. — Счастье было так близко… И вот!.. — она опять всхлипнула.

— А ты слышала, как твой возлюбленный обращается с захваченными в плен аристократками? — ласково спросила Сара. — Мне ваши крестьянки рассказали.

— Слышала! Но это всё неправда! — вскричала баронесса, а потом добавила шёпотом: — Я же… Мы же… Мы же любили друг друга!

— Ну, конечно, моя девочка, — гладила её по головке Сара. — Конечно, любили! Он же был такой красивый, такой мужественный и… И всегда честно делил добычу. Всю, кроме женщин. Они общего пользования. Но командир имел право пользоваться первым. Ты ведь знаешь об этом?

— Хлюп-хлюп… — ответила баронесса. — Я же не такая…

— Это какая же «не такая»? — ласково спросила Сара. — Если полсотни озверелых мужиков… Да во все дырки. И не по одному разу… Это тебе как?

— Хлюп-хлюп… Ты злая! А он был хороший…

— Да-да, конечно, он просто светлый ангел! — охотно согласилась Сара. — Говорят, он не брал с собой захваченных женщин, не возил их в обозе. Когда все натешатся, дворянок, по слухам, сажали на кол. Но не так, как мужчин — другим способом. Тебя это не смущает?

— Это всё враньё, враньё! — тихо возмутилась баронесса. — Я… Мы… Мы бы поженились!

— Здрасьте! — слегка удивилась Сара. — Ты ж вроде замужем… Хотя овдоветь, имея такого возлюбленного, ничего не стоит. Но мне говорили, что и он женат.

— Хлюп-хлюп…

Примерно на этом месте истории я решил, что всё ясно — прятаться мне больше смысла нет. И вылез из-за занавеса.

— А это ещё кто? — брезгливо поморщилась баронесса.

— Это мой слуга, не обращай на него внимания.

— Конечно, не обращай, госпожа! — охотно поддакнул я. — Но, может быть, ты снизойдёшь до ответа на мой вопрос? Это не с твоей ли подачи барон закупил груду старых аркебуз вместо нормальных ружей?

— Ну, я сказала ему… Для них же порох не нужен… Мы сэкономили много денег!

— Это Хопкин тебе в записке подсказал? — уточнил я.

— А ты откуда знаешь?! — подозрительно глянула на меня баорнесса. — Он же заботился обо мне… А они убили!.. Они убили его! Уа-а-а-а…

— Слушай, Сара, — не выдержал я, — там лушаги пришли и ждут нас. Давай сматываться из этой помойки.

— Они уже здесь? — вскинула брови женщина. — Тогда надо идти.

— Пошли! — обрадовался я. — А эту девку давай в окно выкинем.

— Эх, Вова, ничего-то ты в любви не понимаешь!

— Навидался я сволочизма в жизни, но чтоб такое?! — поделился я своим возмущением.

— Я и говорю: не понять тебе женского сердца! — повторила Сара.

— Ты это всерьёз или шутишь?! — недоумевал я. — Про любовь и сердце, если надо, Серёга тебе всё распишет в лучшем виде! На научной основе! А эту тварь…

— Ну, надо бы, конечно, ей шею свернуть, — вдруг примирительным тоном сказала Сара. — Только мы не будем этого делать. Пошли!

— Если никого из местных не отловим, то выбираться придётся самим.

— Отло-овим! — усмехнулась женщина. — Они, небось, всей толпой под дверью подслушивают.

Выбрались наружу мы действительно без особых проблем. Но нюхать местное амбре пришлось довольно долго — Капитан в паре с Натаном решали с бароном финансовые вопросы. Одним из аргументов были лушаги. Мы, дескать, согласны на минимальный размер оплаты, но тогда драконы останутся здесь зимовать — и мало никому не покажется. Можете попробовать их прогнать — хи-хи. Но если платить по-честному, то они уйдут вместе с хозяевами. Так что решайте сами, господин!

Барон Дутка выбрал последний вариант, и вся компания отправилась в закрома. Когда они вернулись, я отозвал в сторону Натана и рассказал вкратце историю баронессы.

— Предупредим Дутку? — спросил я в итоге.

— Да ну его к чёрту! — отмахнулся Натан. — Он сам ещё та сволочь. Кроме того, вас подслушивала толпа служанок — небось, донесут ему всё дословно и ещё от себя добавят. Так что плюнь и забудь!

— Не забывается такое никогда… — вздохнул я. — Но ты, кажется, прав. Выдай Саре денег, пусть у крестьян одёжку прикупит, а то они пялятся на её телеса, словно им крутой стриптиз показывают.

— Во-первых, женщинам подсознательно нравится себя демонстрировать, — с иронией сказал возникший рядом Серёга. — А во-вторых, если следующая остановка будет в другом месте и времени, то и одежда там понадобится другая.

— Я вам покажу остановки, е…я сила! — прорычал Натан. — Всех поубиваю к чёртовой матери! Всех свяжу, рты заткну и в таком виде доставлю! А если…

Тут он увидел подходящую Сару и благоразумно умолк.

— Деньги давай! — потребовала воительница. — Гони мою долю!

— Наши доли мы поделим потом, — вполне дружелюбно ответил Натан и подал несколько монет. — А вот это — твои премиальные.

— Годится! Я сейчас вернусь, — сказала женщина и, забрав деньги, нырнула в толпу.

— А, ч-чёрт! — спохватился Серёга. — Надо было ей сказать, чтоб нормальную иголку с нитками добыла!

— Трусы зашить хочешь? — усмехнулся Натан.

— Нет, — вполне серьёзно ответил экстрасенс. — Твою шкуру заштопать. У тебя вон по ноге течёт — вся штанина в крови. И с рукой что-то… Саню тоже порезали в трёх местах. И Сару осмотреть бы надо.

— Я тебе осмотрю! — пригрозил я, но Серёга не обратил на меня внимания.

— Лушаги, наверное, смогут синтезировать нам этанол для стерилизации, — продолжал он. — Глубокие порезы лучше сразу промыть и зашить, а то потом придётся удалять омертвевшее мясо.

— Ты что, врач, что ли? — удивился Натан. — Типа медик, да?

— Нет, конечно. Но кое-чему когда-то учился. Местных я обработал, как смог. Тут даже бинтов нет — замотал, чем попало, что б только кровь не шла.

— Ну, ты прям фронтовой санитар! — одобрил бывший военачальник. — Слушай, а где твой чемодан? Ты ж, по-моему, даже по нужде с ним ходишь!

— Оставил у Первого на своей сидушке, — ответил Серёга. — Думал, он там целее будет. Дай какую-нибудь монету, Натан — пойду иголку добывать.

— Держи. Здесь за такую «копеечку», наверное, корову купить можно.

— Угу, — кивнул Серёга и тоже исчез в толпе.

— Слышь, Нат, — задумчиво сказал Александр Иванович. — Надо бы в лес заехать — отвязать тех придурков.

— Щас, — буркнул бывший военачальник. — Может, одежду им вернуть и оружие? Перебьются! Ненавижу бандюганов!

— Да это ж так — шестёрки.

— Тем более! Пусть там и сдохнут!

— Не сдохнут они, п… гнойные! — раздался хрипло-трескучий голос сверху. Каги спланировал было мне на голову, но я сразу спихнул его на плечо. — Они сами развязались, е…ки х…ы! Теперь фиговы листочки себе на х…и приспосабливают, м…лы е…е!

— Ну, и флаг им в руки, — с некоторым облегчением вздохнул библиотекарь.

Откуда-то сбоку появился вполне довольный Серёга:

— Во, добыл! — он продемонстрировал нам вполне приличную швейную иглу в палец длиной и клубок ниток. — На всех хватит!

Ещё минут через пять вернулась и Сара. Через её плечо было перекинуто платье из какой-то серой холстины, а в глазах стояли слёзы. «Не иначе как со своим мулёнком-жеребёнком прощалась, — подумал я. — Хорошо хоть с собой не взяла — вот было б геморрою! А деньги небось раздала».

— Вроде все в сборе, — сказал Александр Иванович. — Ребята, давайте хоть куда, только отсюда. Не могу я больше это нюхать!

— Имею конструктивное предложение, — сообщил Натан. — Вызываем лушагов на стену, грузимся и отчаливаем на автопилоте. Со всем остальным разберёмся по ходу дела. Прощаться тут не с кем, разве что Капитану ручкой помахать, но и это не обязательно.

Возражений не последовало, и минут через пятнадцать это ароматное средневековье стало воспоминанием.

Глава 12. Финиш

Лушаги нас не обманули — этот переход был последним. Впрочем, все предыдущие остановки и задержки произошли по воле (не всегда разумной!) людей, так что винить роботов было решительно не за что. Мы и теперь один раз остановились — в каком-то смутно-мутном межвременьи. Серёга разжился у лушагов спиртом, согнул иголку и принялся врачевать Натана и Александра Ивановича. Понадобились бинты, и новоявленный эскулап, не колеблясь, пожертвовал своим халатом. Себе он оставил лишь кусок ткани на набедренную повязку. Неровные полосы материи и «хирургические инструменты» лушаги для него стерилизовали — оказалось, что они и это умеют делать. По ходу дела Натан и Александр Иванович буквально содрали с себя чужую одёжку и с удовольствием её выкинули.

В Саре вдруг пробудилась стеснительность, она принялась капризничать и отказываться от «медицинской» помощи. Однако я настоял, и она, как это ни странно, послушалась. Выяснилось, что в бою она пострадала, пожалуй, меньше других активных участников. Помимо серии синяков и царапин, на ней имелось два приличных пореза, нанесённых вражьим оружием: один на правой груди, а другой почему-то в верхней части левой ягодицы. Однако раны выглядели вполне прилично — кровь запеклась, воспаления не наблюдалось. Собрав «консилиум», мы решили их не тревожить — чтоб хуже не было.

На этом всё и закончилось — мы двинулись дальше. Смотреть вокруг было не на что, мимо проплывали лишь какие-то смутные очертания неведомых пейзажей. Каги мирно дремал на спине Второго, а люди затеяли сугубо философскую дискуссию о том, можно ли в случае травмы забинтовать женскую попу, а если можно, то как это сделать. Мнения, как всегда, разделились… А потом — ни с того, ни с сего — появилось солнце. То самое, которое всегда стоит на месте.

Вскоре мы уже сидели и лежали на песке, образовав этакий полукруг возле Серёги, согнувшегося над прибором. Лушаги стояли чуть поодаль. В отличие от настоящих коней, они не перебирали ногами и не пытались щипать траву, которой тут, впрочем, и не было. Они просто не двигались — совсем. Серёга оглянулся на них:

— Если б эти ребята не подсказали, в жизни бы не разобрался! А так — всё как на ладони, всё на уровне детского сада.

— И на что же ты там пялишься? — из вежливости поинтересовался я.

— На инструкцию. Вот таймер, а здесь расписано, что и когда надо делать по мере приближения момента полного соответствия — сокращённо «МПС» называется. До него осталось тридцать минут, а первое телодвижение надо сделать, когда останется двадцать.

Я перевернулся на спину, подставил доброму местному солнцу грудь и живот, зачерпнул песок раскинутыми руками:

— Эх, из такой благодати возвращаться обратно в нашу слякоть и безысходность!

— Это почему же у тебя там безысходность? — поинтересовался Натан.

— А что у меня там хорошего и радостного? Работа не шибко интересная, собственные дети восторга не вызывают, а жена… Господи, во что меня втравил этот старый вундеркинд?! Вот вернёмся мы… Черт его знает, сколько там прошло времени. Если один к одному, то я уже в розыске. Если меньше… То всё равно объясняться придётся! Особенно после того звонка…

— Ну, так сиди здесь! — обиженно буркнул Серёга. — У тебя есть выбор.

— Была у меня такая мысль, — признался я, — но, понимаешь…

— Понимаю, — перебил меня школьный приятель. — Понимаю даже больше, чем мне хотелось бы!

— А я, признаться, не очень… Такое чувство…

— Просто это не наше место, — сказал Александр Иванович. — На самом деле люди инстинктивно не любят перемен и перемещений, хотя разум часто их требует.

— Наверное. Вот если б сюда можно было ездить в отпуск… Но пощады просить не у кого — возвращаться надо!

— А ты не возвращайся, — сказала Сара и повернулась на бок, подперев подбородок рукой. — К жене не возвращайся.

— Как это?! — опешил я.

— А вот так: живи со мной.

— У тебя что, есть, где жить?!.. — пролепетал я.

— Конечно. Там Натан со своей командой в прошлом году ремонт сделали.

Смысл сказанного — со всеми втекающими и вытекающими последствиями — дошёл до меня не сразу. В мозгах образовался целый фейерверк из проблем, которые таким образом решатся, и проблем, которые от этого возникнут.

— Если есть, где жить — это хорошо… — раздумчиво протянул я, чтоб выиграть время для формулировки продолжения. — Вопрос в том, можно ли с тобой жить? При твоих-то амбициях, при твоём-то характере?!

— Ну, наверное, какое-то время ты продержишься, а потом… Потом что-нибудь придумаешь, — легкомысленно сказала женщина. — Вот я ещё буду тебя уговаривать!

— Ах, ты не хочешь меня уговаривать? — как бы разгневался я. — Значит, перед тобой не тот принц, которого стоит завлекать, да? Вот щас публично изнасилую — будешь знать!

— Публично? Изнасилуешь? Ты?! — насмешливо сказала женщина. И добавила: — Ой!.. А-а-а!!!

Это она заорала от того, что я дотянулся рукой и довольно грубо цапнул её за неповреждённую сиську. Однако, она сумела извернуться, дотянуться и схватить меня за… В общем, теперь взвыл я.

Серёга некоторое время искоса наблюдал нашу «борьбу в партере», а потом стал что-то быстро-быстро набирать на клавиатуре. Набрал и нажал, вероятно, «Ввод». Секунд через пять он удовлетворённо хмыкнул и сказал:

— Дамы и господа, может, прекратите разврат… на глазах у молодёжи? А то перед лушагами неудобно! Так вот: вы сканировались много раз, и моя машинка знает всю вашу подноготную. Я сделал запрос — про вас двоих. Естественно, однозначного ответа нет, а есть варианты — широкого спектра. Ваше сожительство может успешно продлиться от трёх минут до тридцати лет. В последнем случае наиболее вероятны кризисы отношений через полгода, через три года и через семь. Самый опасный кризис — это трёхлетний. К этому времени бурное сексуальное влечение женщины к данному партнёру окончательно выдохнется. Женские инстинктивные программы будут работать «против», а разум — «за».

— Прекрати! — потребовала Сара. — Ты просто бесчувственный зануда!

— Нет, я просто слишком хорошо знаю женщин — это моя профессия.

— Ни хрена ты не знаешь! — заявила женщина, но никаких аргументов не привела. — Тоже мне «профессионал»…

— Ну, если говорить честно, то вытирать чужие сопли и слёзы мне порядком надоело, — сказал Серёга. — Я вот подумываю… Может, двинуть обратно в науку? С докторской наперевес, а? Мы ведь собрали материалов не на одну диссертацию.

— Ха-ха, ты прекрасно знаешь, что использование фактуры, добытой в хронопутешествиях и всякой там «параллельщине» в официальной науке как бы не приветствуется, — возразил я. — Во всяком случае, ни один Учёный совет не станет рассматривать такой материал, дабы не стать всеобщим посмешищем.

— Знаю! — кивнул экстрасенс. — И не собираюсь использовать «фактуру» напрямик. Но идеи! Но модели!.. Блин, заболтался — время первого «аккорда»!

Он разом нажал три кнопки левой рукой и сразу же ещё три — правой. Но… ничего не случилось.

Каги сидел на откинутой крышке прибора, посматривал по сторонам, временами он склонял голову к экрану под своими ногами. После «аккорда» он взъерошил перья и громко сказал:

— Ка-а, е… вашу мать!

Потом уложил перья на место, подпрыгнул, «встал на крыло» и целенаправленно полетел куда-то — вперёд и вверх вдоль берега. Мы следили за его полётом, пока птица не превратилась в чёрточку на фоне голубого неба, потом в точку, потом исчезла вовсе. Почему-то всем стало ясно, что Каги больше не вернётся.

— А я уже придумал, где его поселю… — пробормотал Серёга.

— Ё…й кактус! — впервые матюгнулся при даме Натан. — Вот это да!

Мы тоже обернулись. И увидели, что…

Что лушагов больше нет.

Слабый порыв тёплого ветра с моря сначала смешал, а потом развеял две кучки невесомого пепла. И понёс эту пыль куда-то вглубь острова.

— Нет слов, — покачал головой Александр Иванович, — только мат, мат, мат…

— Надо полагать, это означает, что обратной дороги нет, — вздохнул я.

— Нам остались мечи и деньги, — сказал Натан. — Они не подвластны тлену. Впрочем, женская одёжка, оказывается, тоже не подвластна.

Он поднялся на ноги, подобрал и принёс кожаный мешочек с монетами, три меча в потёртых от долгого употребления ножнах и купленное у крестьян платье из грубой серой ткани.

— Время, — сказал Серёга. — Время второго «аккорда». Так мне нажимать, или возникли сомнения? А, Сара?

— С Шустриком не попрощалась! — почти всхлипнула женщина. — Он меня ждёт, а я… Жми!

— Раз, два, три! — сказал Серёга и, как пианист, опустил пальцы на клавиатуру.

И опять гром не грянул, земля не дрогнула.

Однако через несколько секунд Серёгины пальцы, прижавшие клавиши, стали погружаться вниз — вглубь прибора. Он отдёрнул руки, но это ничего не изменило — волшебный чемодан, загадочный суперприбор на наших глазах превращался в ничто, в такой же невесомый пепел, какой остался после лушагов.

— Ну, вот и всё, — пробормотал Серёга — я сейчас тоже заплачу…

Явно пребывая в шоке, он стал разравнивать ладонью разлетающуюся труху. И вдруг замер:

— Не понял?!

Его толстые пальцы выхватили из тлена какой-то предмет, похожий на китайскую зажигалку. Несколько секунд он смотрел на него, потом стал дуть и тереть пальцами. Сгрудившимся вокруг зрителям стало ясно, что в руках у него заурядная флэшка с обычным юэсбишным разъёмом.

— Дай-ка сюда! — сказал Александр Иванович и забрал носитель у хозяина. Повертел, всмотрелся в значки на корпусе и поставил диагноз:

— Если я что-нибудь понимаю, то это — сто гигабайт.

— Да не может такого быть!

Мы ещё больше сгрудились — каждый хотел рассмотреть предмет, лежащий на короткопалой ладони неандертальца. Да, похоже, действительно 100 гигов…

— Бал-л-лин! — воскликнул кто-то.

Мы оторвались от созерцания иномирной флэшки и сразу согласились с автором данного высказывания — вокруг были стены, обои, над головой потолок, а в туалете журчала вода.

— Бачок подтекает, — сказал я и к чему-то прислонился.

Натан, вероятно, хотел опуститься на корточки, но раненая нога не позволила это сделать. Он скорчил болезненную гримасу и остался стоять. Сара обалдело рассматривала незнакомое помещение. Серёга в задумчивости скрёб ногтями покрытый щетиной подбородок. Только Александр Иванович сразу «вошёл в тему» и по-хозяйски отправился в угол за шкаф, который отгораживал часть помещения. Скрипнуло кресло, тихо щёлкнул включаемый компьютер. Вскоре послышался голос хозяина:

— Год, месяц и день те же самые. Время убытия я не засекал, но, похоже, мы отсутствовали максимум минут пять или десять. — После короткой паузы он продолжил: — Слышь, сосед, а флэшка-то полная — все сто гигов! Но я открывать её не буду, у меня «антивируса» нет.

— Завтра поставлю, — пообещал Серёга. — Отдай флэшку.

— Забирай, — сказал Александр Иванович, выходя из-за шкафа. — Чай, кофе? Может, пельменей сварить?

— Телефон дайте! — потребовала Сара. — И адрес!

— Зачем?!

— Такси вызову. Я домой хочу!

— В таком-то виде! — хмыкнул я.

Женщина вдруг сообразила, что пребывает почти топлесс, и попыталась прикрыться руками:

— Дайте же что-нибудь! У меня только платье средневековое осталось. А оно ношенное и грязное!

— Предлагаю подняться ко мне, — сказал Серёга. — Там найдётся и телефон, и одежда. Даже лифчики есть — на память мне оставленные. Виски опять же не допили…

— Может, сразу и добычу поделим? — спросил Натан. — Я претендую на один из мечей. Остальное — вам.

— А деньги? — спросил Александр Иванович. — Это ж вроде золото… Как металл по весу оно вряд ли много стоит. А вот средневековые золотые монетки, наверное, можно хорошо пристроить у нумизматов. Только я с этим заморачиваться не буду. Мне бы только меч на память. Да и то необязательно — на него ж справку оформлять придётся.

— Вот и оформляй справку сразу на два — лично мне ни мечей, ни таких монет не надо, — заявил Серёга. И глумливо добавил: — А давайте все эти так называемые деньги подарим «молодым» — хи-хи! Чтоб, значит, у них дом был как полная чаша!

— Давайте, — почти хором, но на разные голоса, откликнулись библиотекарь и бывший строитель-отделочник.

— Вы чего?! — возмутился я. — Нашли, понимаешь, самого бедного!

— Бери-бери! — громко зашептал Серёга. — Знаешь, как виагра дорого стоит?

— Не знаю! — с некоторой гордостью ответил я. — Зато теперь мне понятно, на что ты тратишь свои гонорары!

В этот момент Сара ласково (но довольно сильно!) поддала мне в зад коленкой. Не понять такой намёк было трудно, и я сказал:

— Берём!

— Вот и ладненько! — потёр ладони Серёга. — Пошли ко мне!

— Ага, тебе не терпится посмотреть на информашку, которую оставили инопланетяне? — догадался я. — Фигушки! Пока мы с Сарой не уедем, никаких компов! Что бы там ни было, это бесполезно — никто не поверит.

— Зато я поверю! — стукнул себя в грудь Серёга. — А все остальные… Ну, сочини для них сказку. Ты ж писать вроде умеешь?

— Напишу! — самонадеянно пообещал я.

И в конце концов написал!

Оглавление

От автора

Глава 1. Встреча

Глава 2. Остров

Глава 3. Причины

Глава 4. Соседи

Глава 5. Всадницы

Глава 6. Сепарация

Глава 7. Лушаги

Глава 8. Посёлок

Глава 9. Помощник

Глава 10. Варианты

Глава 11. Штурм

Глава 12. Финиш Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg