«Адмирал «Коронат»»

Адмирал «Коронат» (fb2) - Адмирал «Коронат» (Адмирал Бахирев - 2) 1349K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Борис Александрович Царегородцев

Борис Царегородцев Адмирал «Коронат»

Глава первая

I

Вице-адмирал Канин был как на иголках, сколько раз он вскакивал с кресла за эти последние четыре часа и мерил шагами свой адмиральский салон на «Кречете». В самую пору пить валерьяну, и в этом был виноват этот донской казак Бахирев, который загнал сам себя в западню. Но больше всего Канин переживал за себя, чем за Бахирева. Потерпит Бахирев неудачу в своей авантюре, то и ему уже не быть командующим. И так после того как он сменил на этом посту безвременно почившего адмирала Эссена, многие были не довольны как он командует флотом. Всё время намекали, что флот под его командованием ведет себя осторожно и даже пассивно против неприятеля. Но в последнее время эти разговоры понемногу приутихли, и опять же, всё благодаря действиям командующего оперативно тактической группой контр-адмирала Бахирева. Две его победы при Готланде и у Мемеля, да ещё достойная оборонительная операция флота в Ирбенском проливе проведенная адмиралам Трухачевым, этому способствовали. Но в ближайшее время всё может кардинально изменится в любую сторону, и всё из-за того как повернуться события в заливе. Если Бахиреву сопутствует удача, значит вместе с ним и он на коне. Если потерпит сокрушительное поражение, то отставка неминуема. Может быть и третий вариант. Это если там в заливе обе стороны не выявят явного победителя, тогда можно всё свалить на Бахирева и его самоуправство и самодурство — вот такие были думы у командующего Балтийским флотом.

Командующий каждые полчаса справлялся насчет новостей из залива, изнывая от неведенья, не вытерпел и вызвал к себе Колчака и вновь в который раз задал один и тот же вопрос.

— Александр Васильевич, от Бахирева какие-либо известия поступали?

— Пока ничего нового нет Ваше превосходительство.

— Столько времени прошло и ничего не происходит?

— Бахирев всё ещё стоит у острова Аэро. Он ожидает Трухачев, когда тот расчистит себе путь в минном заграждении.

— А командующий германским флотом в заливе, уже что-то по этому поводу предпринял?

— Похоже он как и мы был в полной растерянности от известия что Бахирев вошел в залив. То, что он после этого отдал приказ контр-адмиралу фон Хипперу срочно вернуться обратно к проливу, я уже докладывал Вашему превосходительству. Сейчас фон Шмидт ведёт интенсивные радиопереговоры, как со своими флагманами, так и со штабами….

Ваше превосходительство, а ведь Хиппер мог догнать броненосцы и отрезать их от остального отряда вице-адмирала Кербера, не поверни его обратно Шмидт.

— С этим всё понятно, тут ему Бахирев помог. Меня интересует, что он собирается предпринять в заливе против Бахирева?

— По всей вероятности в ближайшее время должен атаковать. Но пока никаких точных данных нет. Но некоторые радиограммы служба адмирала Непенина смогла прочитать.

— Что-то полезное удалось узнать?

— В одной из них Принц Генрих настаивает, чтобы Шмидт незамедлительно приступил к уничтожению русских линейных кораблей в заливе. Нам даже удалось перехватить ответ вице-адмирала Шмидта принцу.

— И каков же его ответ?

— Генриху он ответил так — что для этого он не располагает достаточными силами и собирается вначале дождаться возвращения Хиппера. И тут же приказывает Хипперу по прибытию блокировать Ирбенский пролив, а если будет возможность, то направить линкоры Гедеке в залив.

— Вот видите, значит у противника всё же есть такая возможность, как провести свои линейные корабли?

— Такую возможность исключать не будем. Хотя без тральных судов этого сразу сделать нельзя. Так что до завтрашнего дня он ничего предпринять не сможет. Но ему может в этом помочь сам Шмидт, если он направит на уничтожение минного заграждения находящиеся с ним в заливе тральщики. А там их у него немалое количество, так ещё есть и сторожевые суда, которые также могут выполнять такую же роль.

— Но это же катастрофа. Адмирал Шмидт под прикрытием своих линейных кораблей пустит тральщики на расчистку фарватера, а там и Хиппер подоспеет.

— В данный момент корабли Шмидта находятся в заливе, обстреливая приморский фланг 12-й армии, но два крейсера и несколько эсминцев были замечены у Аэро. Это по всему видимому была разведка.

— Что предпримет Бахирев, чтобы помешать Шмидту, протралить фарватер изнутри?

— Только одно — навязать бой и не позволить это сделать, так как если этого не сделает….

— Боюсь я что ему будет не под силу с двумя линкорами против трёх выстоять, ой боюсь. Но делать нечего раз всё так сложилось. Главное теперь не допустить прорыва Хиппера в залив. Александр Васильевич передайте все соображения по этому вопросу адмиралу Бахиреву, может это ему поможет.

II

Когда после совещания все разошлись, и пока позволяло время, я решил немного побыть один. Надо было кое-чего обмозговать в одиночку, не отвлекаясь ни на что. Минут десять я сидел в кресле и тупо смотрел в перегородку. Вот же напасть, сижу и в голове не одной мысли, как будто там было всё выключено. Что это за фигня такая, куда все мысли делись? Похоже я нервничаю, вот потому-то мозг и отключился чтобы там чего-то не перемкнуло, нас все-таки тут двое обитает. Значит надо перезагрузить его. Сейчас бы грамм двести тяпнуть для тонуса, но боюсь что команда меня не поймет, учуяв запах. Да и негоже командующему перед боем пить, ещё не дай Боже сочтут это за проявления трусости. Попрошу Качалова принести мне горячего чая. Я уже заметил, что именно со стаканом чая в руках у меня начинают в голове появляться разные мысли.

Сегодня 23 августа 1915 года — отметил я, поглядев зачем-то на календарь. А это значит, что пошел третий месяц, как мое сознание забросило в эту реальность. Я до сих пор не уверен в точности, куда именно меня забросило. Может это какой-то параллельный мир, но так похож на мой, но возможно и мой, в котором я появлюсь только через 60 лет. Я знаю что мой дед родился в апреле этого года, неплохо было бы глянуть на него. Да посмотреть хотя бы со стороны на прабабку с прадедом, о которых я мало что знаю, особенно о прадеде.

Но вот как всё дальше сложиться в этой реальности после того как из-за меня ход истории понемногу начал меняться. Возможно, всё пойдет не так, и мне не суждено родиться в будущем. Хотя за эти два месяца я абсолютно ничего кардинального не сделал, чтобы предотвратить те потрясения, что подтолкнут Россию к пропасти. Да и как я мог что-то изменить один в этом мире. Пока приходиться плыть по течению исторических событий, только иногда подправлять свой путь веслом, чтобы обойти препятствия.

А что дальше? Рано или поздно мне придётся перед кем-то открываться и рассказать всю правду. Кто я такой, откуда прибыл и что может случиться с Россией если сейчас не начать кардинально вмешиваться в исторические события. А кому я могу обо всём поведать и не прослыть сумасшедшим. Кому-то из своих сослуживцев? Может быть, кто-то и поверит во всё то, что я им расскажу, но таких может быть единицы. Можно конечно поговорить начистоту с Григоровичем. Вот только я не знаю, как он поначалу отреагирует? Возможно сразу и не поверит мне, но я смогу ему доказать кто я и откуда. Думаю потом, нам вдвоём будет легче обо всём донести до Николая и постараться кое-чего изменить в этом мире пока ещё можно. Но это будет невероятно трудно сделать, особенно во время войны.

Не в то время меня перебросили или не в то тело. Хотя в любом случае будь этот мир моим, то последовательность исторических событий уже происходит по-другому, а это значит, что и в будущем что-то изменилось, может не так существенно, но всё же. И если меня вдруг возьмёт и перебросит обратно в моё тело, то в какой мир я попаду? Что произошло с Россией за эти 95 лет? Если конечно мое тело там сохранилось, хотя прошло всего-то два месяца, возможно я, нет не я, а моё тело сейчас находится в какой-нибудь больнице и все окружающие полагают что я нахожусь в коме. А может, случилось самое худшее, и сейчас моё тело лежит рядом с дедом.

Всё решено, после этого боя я обязательно перед кем-то откроюсь. Будь-то хоть кто-то из моих теперешних подчинённых. Или переговорю с Григоровичем, а возможно откроюсь сразу перед Императором. Но кому-то обязательно расскажу, кто поможет повлиять на ход истории. Война предприятие опасное для жизни, не ровен час ещё погибну, так и не успев рассказать о том, что там будет впереди у матушки России — Вот такие невесёлые мысли витали в моей голове пока я сидел у себя в адмиральском салоне.

Ладно, не будем думать о грустном. Надеюсь, что я тут не растворюсь в воздухе как в одном культовом штатовском фильме, если вдруг там в будущем я не появлюсь на свет из-за изменения реальности. Но сейчас надо подумать о том, как с минимальными потерями для своего отряда, нанести крупное поражение германцам. Как я знаю из истории своего мира, немецкий флот сам покинул Рижский залив, так и не выполнив поставленной перед ним задачи. И это случилось 8 августа. Но тут история немного пошла не так. Германский флот начал свою операцию на двенадцать дней позже и больше времени и кораблей потратил на то чтобы прорваться в залив. Но теперь германский флот не намерен покидать залив до тех пор, пока не будет взята Рига. Значит надо нам самим принудить его покинуть Рижский залив.

Что-то я не понимаю Шмидта, отчего это он мух не ловит. Хотя я предполагаю, сейчас он ломает голову над одним вопросом. «А какого черта это русские залезли сами в ловушку? Если они через час обратно через пролив не уберутся? Там через пару часов проход закроют дредноуты Гедеке и Хиппера. Другого выхода-то отсюда нет. Через Моонзунд не пройти, канал не прорыт. Ну а если залезли, значит, на что-то рассчитывают, и это могут быть только те корабли, что держали оборону в заливе и впоследствии отступили за южный проход. А вдруг у русских в заливе не два линкора? И возможно всё же русские прорыли канал, как доходят слухи об этом. Потому-то они безбоязненно вошли сюда».

Это только мои предположения, что именно так сейчас думает Шмидт, а возможно и по-другому я же отсюда не могу залезть в его голову. Хотя его разведка уже знает, где мы находимся, и какими силами располагаем. У него больше нет никаких сомнений, что против него всего два русских линкора.

Эх, жаль, что я не сразу сообразил о том, чтобы ввести его в заблуждение. Не надо было их разведку близко подпускать, а заставить его думать, что тут в заливе все четыре линкора. Надо было попросить Кириенко разыграть радиопредставление мнимых переговоров между линкорами. Авось да клюнули бы немцы на это. Теперь уже поздно они нас обнаружили и оценили наши силы. Хотя маленький шанс есть, ведь могут немцы предположить, что и за островом могут находиться корабли, и возможно даже линкоры. Хотя вряд ли. Остров сам по себе небольшой и низкий, так что мачты торчали бы над островом, будь за ним линкоры.

Я могу догадываться, о чем подумал Шмидт, когда узнал где мы встали. И почему именно у этого острова. Да отсюда до кромки минных полей, всего двенадцать миль, а до мыса Домеснес немногим больше двадцати пяти, самое идеальное место для стоянки. Мы можем отсюда контролировать подход к проливу и потратить всего минут сорок и весь пролив уже под нашим огнем.

Дождемся подхода крейсеров Вердеревского с эсминцами из минной дивизии Трухачева, соединившись, пойдём к югу где-то там сейчас находиться Шмидт. Сам Трухачев с остатками своего отряда будет контролировать пролив. А что у него останется? «Цесаревич» одна канонерка и двенадцать старых эсминцев, ну я ему ещё поврежденного «Сибирского стрелка» оставлю. Сам с прибывшим подкреплением пойду искать германскую эскадру, чтобы навязать ей бой. Хотя ждать Трухачева я не буду, как только получу сообщение, что он вошел в залив, сразу выступаем на поиски германской эскадра.

Я бы на месте Шмидта летел сюда бы со всеми его силами, чтобы не дать нам соединиться и разбить нас, пока мы во всём ему уступаем. Сколько же времени предоставить нам адмирал Шмидт, прежде чем начнет первым действовать? — Час? Два? Возможно, он уже идёт сюда со своим флотом и нам предстоит принять бой в невыгодных для себя условиях и исход этого боя непредсказуемый. Может случиться так, что я сам погибну в этом бою, да и весь свой отряд загублю.

Но с другой стороны кто-то мне настойчиво подсказывает, что этот бой я должен выиграть. Но вот что будет дальше, я не знаю, на этот случай мне всё видится в сером свете. Все началось две недели назад, у меня открылось какое-то шестое чувство, я стал предчувствовать события наперёд. Нет, я ничего такого не видел не во сне не наяву, просто было такое чувство, что мне будет сопутствовать удача именно в том, что я планирую на два-три дня вперёд. Как будто кто-то вёл меня слепого через минное поле, или по доске через пропасть и я подчинялся ему. Вот и сейчас кто-то взял и подтолкнул меня к принятию такого безрассудного решения как войти в залив и дать бой германской эскадре. Возможно, не будь этого, то наш рейд продолжался бы, как и было задумано по плану — то есть пошел бы я на прорыв мимо дредноутов Хиппера на встречу с Кербером. Но нет, меня сознательно подтолкнули на принятия именно этого решения, и поддержка некоторых моих офицеров только подкрепила именно так поступить.

Мои мысли прервал стук в дверь.

— Войдите.

— Ваше превосходительство пришла радиограмма от капитана первого ранга Вердеревского — доложил вошедший мичман Никишин.

— Наконец-то! Я надеюсь, что корабли Трухачева уже в заливе. Прочти-ка Серёжа, что там нам сообщает Дмитрий Николаевич.

— «Корабли контр-адмирала Трухачева вошли в Рижский залив. Следую на соединение с главными силами, со мной «Слава», «Диана» и одиннадцать эсминцев».

— Ну что же теперь и нам пора выступать. Мичман срочно передай радиотелеграфистам, чтобы связались с Вердеревским. Идти с эсминцами спешно. «Слава» с «Дианой» идут самостоятельно. Трухачев действует по старому плану с остальными кораблями идет к Ирбенскому проливу. Ещё пусть свяжутся с Аренсбургом. Нам нужна воздушная разведка и прикрытие с воздуха. Никишин! Запомни, в первую очередь разведка и не только германцев в заливе, но и тех, кто находиться сейчас за «Ирбенкой». Сходи к лейтенанту Кириенко и узнай у него, чего он выловил из переговоров между германскими кораблями.

— Будет исполнено, Ваше превосходительство.

Никишин ушел исполнять приказания.

А нам пора на мостик — вслух сказал сам себе — вот только надо переодеться, всё же сегодня у нас предвидеться тяжёлый бой и надо соответствовать традициям, а то я смотрю, мой Качалов уже одет по первому сроку.

— Господа офицеры! Наше время пришло, мы выступаем, и выступаем против очень сильного противника. Я не знаю как сложится этот бой, и кто выйдет победителем. Да бой будет тяжёлый, но он будет тяжёлым для всех. Все предыдущие встречи нашего соединения с германским флотом происходили, когда мы имели большое преимущество перед ним. Сейчас нам предстоит вести бой с равным противником, а возможно даже в чем-то и превосходящего нас. Будут большие потери с обеих сторон, возможно кто-то из нас погибнет в этом бою, так как мы все смертны. Если мы выиграем этот бой, то наши имена в России буду помнить ещё долго. Чего-чего, но в наше поражение я не верю, я думаю, что и вы в это не верите. А раз так, то передать всем. Корабли приготовить к бою. Всё что ещё не удалено из того что может гореть, с кораблей убрать. Через сорок пять минут, чтобы все корабли готовы дать ход. Я думаю, что никому не надо напоминать из экипажей, что за бой нас ожидает. В общем как в песне —

   Наверх, Вы товарищи, все по местам!    Последний Парад наступает!

— Я выделил голосом это слово, чтобы все поняли, что этот бой будет очень тяжелым.

Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает!    Все вымпелы вьются, и цепи гремят,    Наверх якоря подымают. Готовятся к бою орудия в ряд, На солнце зловеще сверкая!    От пристани нашей мы в битву уйдем, Навстречу грозящей нам смерти, За Родину в море открытом умрём, Где ждут желтолицые черти!

— Вот только сегодня нам придётся сражаться не с желтолицыми. Да и погибать мы всё же не собираемся. Постараемся достойно произвести размен, не так как это было с «Варягом». Да у нас и не «Варяг» так что такого как было с ним не должно произойти.

— В ту войну нам во всём не везло. Хотя по раскладам мы должны были если уж не выиграть, то хотя бы не проиграть ту войну так позорно. Особенно нам не повезло, я бы сказал даже фатально, это в бою в Желтом море. Все вы знаете, что тогда я был на «Цесаревиче», флагмане контр-адмирал Витгефта. И не погибни в том бою Витгефт и возможно война закончилась бы совсем с другим результатом. Витгефт погиб, командование было передано князю Ухтомскому, но он так и не смог взять управление эскадрой в свои руки, на его «Пересвете» были перебиты все фалы и сбиты реи, и он не мог поднять ни одного сигнала в подтверждение что он принял командование на себя. А вот контр-адмирала Рейценштейна, когда он поднял сигнал «Всем кораблям следовать за мной» проигнорировали или просто его сигнал не рассмотрели. Корабли повернули обратно в Порт-Артур, где и сгинули. А прорвись тогда во Владивосток, как я уже говорил, и война обязательно завершилась бы по-другому. Я уж не говорю про разгром второй тихоокеанской эскадры в Цусимском проливе.

После этого экскурса Пилкиным в прошлое на мостике на минуту воцарилось молчание, все о чем-то задумались.

— Владимир Константинович, вот только не надо нам сейчас тут напоминать о прошлом. Мы все знаем что тогда произошло. Так не будем задаваться мыслью, что и сегодня что-то произойдёт в том же духе. Сегодня у нас одна задача! Нанести противнику как можно серьёзный урон, а не сгинуть как при Цусиме. Так что господа офицеры готовим корабли к бою. Да и самим бы не мешало приготовиться — сказал я тихо, как будто сам себе, но мои офицеры это услышали и поняли по-своему….

Предоставленного времени не хватило чтобы освободить корабли от вещей дающих пищу огню при пожаре, этим экипажи продолжали заниматься ещё некоторое время на ходу. А хотя ещё перед походом кажись, все горючие материалы были удалены с кораблей, а нет, всё ещё таковых оказалось не мало на кораблях.

III

— Николай Николаевич, — обратился я к флагманскому штурману — проложи курс на пять миль восточнее острова Руно, оттуда идем к Риге. Владимир Константинович, ход держать не более десяти узлов. Будем надеяться, что Вердеревский успеет нагнать нас до Руно.

Я стоял на мостике начинающего набирать ход «Петропавловска» глядя на свой маленький отряд, выстраивающиеся в походный ордер думал — «Да маловато нас сейчас против немцев. Вся надежда на Вердеревского, догонит он нас до встречи с противником или нет».

— Владимир Константинович, — обратился я к Пилкину — а давай мы с тобой прикинем, что по-твоему предпримет адмирал Шмидт зная что в ближайшее время мы соединимся с отрядом адмирала Трухачева. А ну господа офицеры — обратился я ко всем присутствующим на мостике — высказывайте свои предложения по этому поводу.

— Тут очевидно только одно решение, пока мы не объединились ударить всеми силами по нам — высказался Свиньин.

— Да, это правильное решение. Но вот почему-то Шмидт медлит.

— Возможно, он ждет приход Хиппера и Гедека со своими дредноутами — поделился своим мнением старший штурманский офицер линкора лейтенант Бунин.

— Петр Николаевич. Я сильно сомневаюсь в этом, не имея при эскадре не одного тральщика, они не рискнут проходить пролив.

— Выше превосходительство, но они могут пустить впереди себя миноносцы с тралами — не сдавался Бунин.

— Что ж не будем исключать такую возможность, для этого мы и посылаем туда Трухачева, он с половиной своего отряда будет стеречь фарватер через пролив. Ещё у кого какие мнения на счет действий Шмидта?

— А если адмирал Шмидт не только не ищет встречи с нами, но и побаивается нас. Хотя у него три линкора, несколько крейсеров и куча эсминцев, но вот когда два из трех его линкоров имеет незначительное количество бронебойных снарядов, да и остальные корабли не могут похвастаться полным боекомплектом, то следует хорошенько подумать, чтобы сражаться с нами. Я бы на его месте, нанёс бы в первую очередь удар по кораблям Трухачева. И прежде чем мы бы успели помочь Трухачеву разбить его, или в крайнем случае нанести такие повреждения из-за которых ему пришлось бы возвращаться назад в Моонзунд — предположил наш флагманский артиллерист.

— Нет. Я думаю, что этот вариант Шмидт даже не рассматривает.

— Почему же?

— Посудите сами. Кто сейчас только что говорил, что снарядов у них мало, а после встречи с Трухачевым на германских линкорах боеприпаса останется ещё меньше. А когда мы на него выйдем, и чем они будут тогда сражаться. Конечно, одним залпом можно потопить и «Славу» и «Цесаревич», но это когда они будут стоять на месте, ожидая расстрела. Но они же, не будут стоять и дожидаться когда их потопят, а будут маневрировать и отвечать огнём на огонь. А раз так, то сколько снарядов потратит Шмидт на их потопление? И кроме того что мы сейчас это обсуждаем, если корабли Трухачева разделились на два отряда которые находятся позади нас. А чтобы их атаковать противнику надо пройти мимо нас.

— Но есть и другой вариант.

— Давай предлагай Владимир Александрович.

— Предположим, что Шмидт понял, что соединившись, мы по силе даже станем немного сильнее его. Раз Хиппер с Генеке не могут сюда войти, тогда ему самому надо как можно быстрее выбираться из залива, или имея при себе столько тральщиков, отсюда расчистить фарватер от мин. (Точно такие же предположение и рекомендации вскоре мы получили в радиограмме из штаба флота. Выходит что ни одни мы так думаем).

— Хорошо что ты не Шмидт. А вот это самое правильное решение на мой взгляд. Но прежде всего он должен сковать нас боем, чтобы дать своим тральщикам очистить фарватер. И если мы им позволим это сделать, то нас ждут серьёзные неприятности.

— Тогда надо срочно выслать вперёд турбинные эсминцы, чтобы они следили за кораблями противника — предложил Свиньин.

— Передать приказ Беренсу; Идти полным ходом к Руно, встать в дозор восточнее острова, но в пределах его видимости. О появлении противника сразу доложить, в бой не вступать, а отходить на соединение с главными силами.

(«Новик» и «Победитель» после получения приказа быстро увеличили скорость ушли вперёд).

— Продолжим дальше. Как пойдёт Шмидт, если он решит действовать по тому же варианту что предложил Владимир Александрович? Хотя мы и так знаем что у Шмидта всего два пути. Один вокруг острова Руно. Второй между островом и материком. Первый, но длинный, это вокруг Руно, тут мин нет, зато может повстречать нас и бой в любом случае состоится. Второй короткий, но ему надо пересекать два минных заграждения, хотя они и жидкие, но он об этом не знает. Но вот то, что там мины есть, это он хорошо знает. Так как на днях там был потерян эсминец. Как вы думаете он же может предположить, что всё пространство между островом и материком это сплошное минное поле, на подобие того что он форсировал в Ирбенском проливе.

— Тогда у него всего один путь, это идти вокруг острова — высказался Пилкин.

— Я также склоняюсь к этому.

IV

Четыре часа назад с мыса Церель в Аренсбург пришло сообщение, в которое с первого раза было трудно поверить. Русский флот появился перед проливом и обстрелял находящиеся там германские корабли, которые поспешно ушли фарватером в залив. И что самое непонятное, он почему-то никуда ни уходит, а стоит и чего-то ждёт. Неужели они ожидают германские линейные корабли, которые ещё с утра были тут и вдруг ушедшие куда-то на север. Но как они могут выстоять против германца, имея всего два линкора. В городе это известие приняли с энтузиазмом, поползли слухи что там, у мыса предстоит генеральное сражение между двумя флотами и к двум русским линкорам должны вскоре подойти остальные корабли Российского флота. К мысу Церель потянулись люди жаждущие зрелищ. Но не прошло и часу как оттуда пришло ещё одно невероятное известие — корабли входят в залив. Через два часа с берега увидели, что к острову Аэро подходят какие-то корабли, вскоре опознаны как русские линейные корабли типа «Гангут» в сопровождении двух броненосных крейсеров и нескольких эсминцев. Вскоре в Аренсбург эсминец «Победитель» доставил почти полторы сотни пленных немецких моряков. Среди них было много раненых и обожженных. Пришлось вначале им оказывать медицинскую помощь, а уж потом думать как эти пленных переправить на материк.

По прибытию в Аренсбург командир эсминца кавторанг Дмитриев, попросил чтобы его связали с начальником авиационной станцией (аэродромом). В тот момент старшим там был лейтенант Лишин. На авиационной станции уже все знали, что в залив вошла русская эскадра под командованием Бахирева. Кроме того лейтенант получил приказ, от Дудорова; По первому требованию от командующего русской эскадры вошедшей в залив, всеми имеющими силами поддержать свой флот, которому нужна поддержка с воздуха и дальняя разведка. Только вот сил-то в отряде всего на всего четыре гидросамолёта и два сухопутных аэроплана, но вот-вот должны прилететь с острова Моон обещанные Дудоровым ещё четыре аппарата. Так что Дмитриев и Лишин только обсудили некоторые нюансы насчет воздушного прикрытия кораблей, а также проведения разведки в интересах эскадра. Лишин заверил, как только флоту понадобится помощь авиации, он тут же поднимает все аппараты в воздух….

Лейтенант Литвинов получил задание и самым первым из всего отряда вылетел на гидросамолёте М-5 со своим летнабом на разведку германской эскадры находящуюся в заливе. Ещё один аэроплан пилотируемый лейтенантом Нагурским улетел за мыс Церель к выходу из пролива, с приказом выяснить, что предпринимает германская эскадра линейных кораблей. Намереваются германцы прорываться через минные заграждения в проливе или стоят перед проливом? Имеются при эскадре тральные суда, если есть, то сколько? Лейтенант получил строгий приказ производить только разведку, по окончанию которой, срочно лететь обратно и доложить о результатах увиденного, в бой с аэропланами противника по своей инициативе не вступать.

Оставшиеся аэропланы отряда вылетают через час, и следуют к острову Руно, именно туда сейчас движется эскадра Бахирева. К этому времени с Моона должен прилететь ещё один отряд аэропланов, посланный капитаном второго ранга Дудоровым на помощь. И после дозаправки, кто-то возможно из них также последует в район острова Руно.

Гидросамолет лейтенанта миновал остров Руно полчаса назад, и теперь приближался к замеченному издалека — благодаря подымающемуся к небу дыму — соединению германских кораблей.

«Да сколько их тут много, ни как более тридцати вымпелов будет» — подумал лейтенант Литвинов, глядя на показавшиеся корабли противника. «Вот это большой корабль один из германских линкоров, рядом крейсер и два эсминца, вот ещё один линкор» — откладывалось в голове летчика. Лейтенант разглядывал корабли противника, которые увеличивались в размере по мере приближения к ним. В это время летнаб записывал всё увиденное на специальный лист бумаги. Лейтенант ещё раз окинул пространство впереди себя, запоминая увиденное. Но это не всё, лейтенант заметил кое-что ещё — Да там вдали ближе к берегу также дымы от каких-то кораблей. И первое о чем он подумал — «Надо будет слетать туда и разведать».

Литвинов от созерцания вражеской эскадры отвлек тычёк в бок мичмана Румянцева. Лейтенант посмотрел на своего летнаба, который ткнул рукой куда-то вверх и стал готовить свой «Мадсен» к стрельбе.

— Мать вашу! — вырвалось у лейтенанта, когда он увидел как сверху из-за облаков на его самолёт пикировали две поплавковых истребителя FF-33 и один сухопутник — «Фоккер Е».

Он потянул ручку управления на себя и увеличил газ, а что ему ещё оставалось делать — только идти навстречу противнику, подставлять свой хвост это самоубийство. Как ни как, а впереди у него пулемёт и он может за себя постоять, а позади ничего нет. Вот в руках у мичмана затрясся пулемёт, посылая рой пуль навстречу первому противнику. Попал или нет мичман в противника, неизвестно, а вот противник, повредил верхнее крыло на гидроплане. Ткань на крыле затрепетала в набегающем потоке воздуха. Когда разминулись с последним из немцев, в крыльях М-5 было не менее десяти пробоин. После каждого попадания Литвинов матерился, но это всё мелочи, главное мотор цел. Похоже мичман также в долгу не остался, всё же зацепил одного из немцев который полетел к берегу.

— Надо уходить — прокричал мичман.

Лейтенант и сам это понимал, что прорваться дальше к югу, у них шанса нет. Он заметил, что с той стороны летели ещё несколько аэропланов противника.

— Да, надо уходить, пока нас не сбили — проговорил он вслух, хотя вряд ли Румянцев его расслышал из-за шума от мотора.

Литвинов со снижением, и интенсивно маневрируя чтобы не попасть под пулемётные очереди более скоростных аэропланов противника, уходил на север. Уже несколько раз в опасной близости от их гидросамолета проходили пулемётные очереди, ещё добавилось несколько дырок в крыльях и в самой лодке. Но бог берёг их, и пока ни одна пуля ни попала в двигательную установку. Но он не уберёг мичмана. В одной из последних атак Румянцев дёрнулся и схватился рукой за правое плечо. Литвинов увидел как между пальцев мичмана проступала кровь.

— Сильно тебя зацепило? — почти в ухо мичману прокричал лейтенант.

Мичман стиснув зубы только помотал головой, давая понять, что его пуля зацепила слегка, но возможно он ещё не осознал степень своего ранения. Германцы всё же бросили преследование, по-видимому израсходовав весь боезапас, а возможно бензина оставалось только на то чтобы вернутся до аэродрома. Лейтенант Литвинов только обрадовался такому повороту дела, так как его гидросамолёт имел повреждения, а мичман Румянцев ранен и уж так ли легко как он понял его. Возможно, мичман просто не хотел этого показывать своему товарищу. Но если посмотреть на его лицо повнимательней, то станет заметно, что мичман страдает от боли.

Надо быстрей передать разведданные на свои корабли и доставить Румянцева на станцию, пока он не истёк кровью — подумал лейтенант.

— Надо сообщить нашим, что мы видели. Ты сможешь дописать донесение адмиралу? — прокричал Литвинов на ухо мичману.

— Да смогу.

— И потерпи мичман, уже немного осталось. Видишь, вон те дымы у горизонта. Это наши корабли идут.

Гидросамолёт летел на встречу со своим флотом.

V

Вице-адмирал Шмидт вёл свои корабли навстречу с русской эскадрой, коротая по какой-то собственной глупости или по недоразумению, оказалась в Рижском заливе. Когда ему доложили что русские линейные корабли входят в залив, то несколько минут он просто не мог сообразить с какой это целью они сюда вошли. И вот сейчас адмирал находясь на мостике своего флагманского линейного корабля «Вестфален» вспоминал, с чего же начинался сегодняшний день который ещё вечера не предвещал ничего экстраординарного.

Рано утром где-то в начале пятого по берлинскому времени было получено известие от контр-адмирала Хиппера. Его радиотелефонисты начали перехватывать интенсивные переговоры между русскими кораблями. Он ещё удивлялся, что это происходит у русских, ведь раньше такого не было. Еще не занялся рассвет, как с десяток русских корабельных радиостанций начали интенсивно вести переговоры. Вначале решили, что у русских в устье Финского залива с одним из кораблей случилась авария, и он призывает к себе помощь. Но потом по изменению силы сигнала поняли, что корабли-то постепенно приближаются. Кроме того некоторые корабельные радиостанции передают короткие радиограммы не шифром а открытым текстом. Это чувствовалось из-за спешки и неумелых радиотелеграфистов, видно надеялись что их не успеют перехватить. А что у русских очень мало опытных радиотелеграфистов стало известно ещё вначале воины, так как почти все переговоры между русскими армиями и корпусами велись практически открытым текстом, и сухопутное командование этим очень умело пользовалось, читая их переговоры, и всегда знало намеренья русского командования относительно их. Вот и сейчас благодаря этим неумехам стало известно, что из Финского залива по направлению к Ирбенскому проливу выдвигаются русские линкоры. Адмирал Хиппер просил разрешения выйти со своими главными силами навстречу, перехватить русских на полпути, навязать бой и разбить.

Я когда читал эту радиограмму, ещё подумал — Неужели русские решились на генеральное сражение? Против Хиппера русские могут выставить четыре своих линкора, возможно ещё пару вполне не плохих броненосцев, это пятьдесят шесть орудий в двенадцать дюймов в бортовом залпе. У Хиппера на четырех линкорах и двух линейных крейсерах шестьдесят шесть орудий главного калибра. Но из-за неудачного размещения артиллерии на кораблях, в бортовом залпе могут участвовать только пятьдесят орудий, но восемнадцать из них, это одиннадцатидюймовые что стоят на крейсерах. В этом плане у русских преимущество на шесть орудий, и к тому же, как выяснилось в бою при Либаве, их новые двенадцатидюймовые орудия на десять кабельтовых дальнобойнее наших. Если русские вышли вместе с броненосцами, то у Хиппера будет преимущество в скорости. Из-за броненосцев русский отряд больше восемнадцати узлов идти не сможет, даже такая скорость для них будет придельная. Видимо она будет как минимум ещё на один узел меньше, а это значит, что Хиппер может диктовать русским дистанцию боя. Но если у русских в море только одни дредноуты, то они будут иметь преимущество в скорости над линкорами Гедеке, а разница в два орудия над ними это ещё ничего не значит. Я конечно мог бы поддержать его всеми тремя своими линкорами, но боюсь как только выйду из залива с линкорами, то русские тут же попытаются проникнуть в залив через южный проход. Крейсера и минное заграждение их задержит ненадолго, а прорвавшись, они тут же заминируют фарватер и нам вновь придётся начинать всё сначала. Но один я выделить смогу, пусть только подойдут сюда.

Мне пришлось отдать приказ Хипперу, оставаться на месте и ждать русских у пролива. Зачем куда-то идти, если противник сам идёт к тебе, если на самом деле намерен тебя атаковать. Но через час я отменил свой же приказ, и разрешил Хипперу идти наперехват русской эскадры. Оставив два крейсера и несколько эсминцев у входа в пролив, сам он с основными силами направился навстречу русским. А поступил я так из-за того что из штаба получил известие, что у русских в море всего два дредноута два броненосца и три крейсера под охраной дюжины эсминцев. Их обнаружила субмарина «U-26», которая возвращалась в Пиллау из боевого похода. Выйти в атаку на русские корабли в тот раз она не смогла, но после этой встречи решила задержаться ещё на сутки перед Финским заливом. Ещё стало известно, что русские всё же закончили работы по прорытию канала, и теперь могут по нему перебросить через Моонзунд любой корабль. Что косвенно подтверждает агентура, действующая в Финляндии. Они доносят, что русские намерены направить туда тяжёлые корабли вплоть до дредноутов.

Если эти сведенья верные и русские направят через Моонзунд линкоры чтобы усилить свои морские силы в архипелаге, — думал я в тот момент — то возможно в ближайшее время надо ожидать от них попытки прорыва в Рижский залив. Нужно срочно организовать воздушную разведку во внутренние воды архипелага и выяснить, что там за корабли находятся. Если линкоры будут обнаружены, то придется пару линейных кораблей держать перед южным проходом. Для поддержки сухопутных войск хватит крейсеров и эсминцев. А пока обождем этот отряд, состоящий из двух дредноутов и двух броненосцев с охранением. Вот только где ещё два линкора? Где этот пресловутый отряд адмирала Бахирева? Может он тоже вышел в море и пока остаётся необнаруженным. Или его корабли направляются в Моонзунд. Да и радиостанции его кораблей отчего-то молчат.

Через четыре часа от Хиппера поступило сообщение, что русские корабли повернули на север и отходят в сторону Финского залива. Он намерен с двумя линейными крейсерами и легкими силами броситься в погоню, пользуясь преимуществом в скорости. Если удастся догнать русских, полагает что он сможет сковать их боем до подхода линкоров Гедеке.

«Как бы горячий Франц не попал в ловушку, гонясь за русскими. Мы до сих пор не знаем где ещё два русских линейных корабля. Воздушная разведка так и не обнаружила в архипелаге их. Там только два броненосца да один крейсер и множество других мелких судов сосредоточенных возле южного прохода».

Ещё через полтора часа Хиппер сообщил, что в пятидесяти милях южнее финского побережья видит дымы русских кораблей спешащих к входу в Финский залив. Есть шанс отрезать броненосцы и крейсера, и не дать им уйти в залив. Но тут была получена радиограмма от фрегатен-капитана Вернера Ловенхарта, он запрашивал всех, что за корабли находятся в квадрате 211-23. А ещё через полчаса он начал взывать о помощи, его отряд преследуют русские линкору. В это самое время сам я находился в восемнадцати милях севернее Риги, корабли моего отряда обстреливая русские позиции по просьбе сухопутного командования. Я хорошо понимал, что мне со своими линкорами никак не успеть так быстро выйти из залива по фарватеру и помочь Ловенхарту, так что я даже не пытался что-либо предпринять. Мне оставалось только приказать Ловенхарту постараться выжать из машин всё возможное и попытаться добраться да Рижского залива. На то, что он сможет уйти от русских, я мало надеялся. Но вот прижать их шанс был. Между тем Хипперу ушла радиограмма, повернуть назад и перехватить русских, если они будут прорываться на север. Также последовал приказ капитану первого ранга фон Гернету, чьи крейсера и эсминцы были в это время в охранении перед проливом — поддержать прорыв «Ансвальда».

Вот только ни один из командиров этих кораблей не был самоубийцей и не желал подставлять свой корабль под двенадцатидюймовые снаряды. Увидя издалека, что стало с крейсером и этим неуклюжим пароходом под огнём линкоров, они решили не искушать судьбу и заблаговременно удрать навстречу дредноутам Хиппера. Остальным кораблям, находящимся перед проливом — а это два десятка вспомогательных судов — отдан приказ рассредоточиться или уйти фарватером в залив.

На аэродроме под Виндавой также получили приказ, срочно, любым способом помочь отряду кораблей фрегатен-капитана Ловенхарта подвергнувшегося нападению русских. Но авиация помочь не смогла, русские перехватили отряд Вернера Ловенхарта. Крейсер «Ниобе», и гидроавиатранспорт «Ансвальд» потоплены, два эсминца получили серьёзные повреждения. Через час дозорные корабли находящиеся перед Ирбенским проливом доложили, что в непосредственной близости появились русские линкоры. Поначалу Шмидт не придал этому большого значения. Ну, появились, ну и что, кроме «Ниобе» и «Ансвальда» больше русским поживиться нечем, все тихоходные корабли ушли по фарватеру в залив. Что может придумать этот русский адмирал Бахирев (это мог быть только он)? — рассуждал Шмидт, анализируя создавшуюся ситуацию. Только одно. Пока у него есть время до возвращения Хиппера, постараться заминировать фарватер, и быстро уходить. Как некстати Хиппер увёл свои линкоры, но в этом я сам виноват.

«Теперь я понимаю, это была уловка русских, чтобы выманить на себя дредноуты, уводя их от пролива. А в это время другой отряд наносит удар по находящимся перед проливом нашим легким силам. И это им почти удалось, если бы до этого не попался так некстати подвернувшийся «Ниобе» с «Ансвальдом», то русские могли бы собрать неплохой урожай перед проливом. А так корабли успели получить предупреждение от погибающего крейсера и своевременно отойти в залив. Хотя из-за узости фарватера прохождение было замедленное, концевые корабли были обстреляны и получили незначительные повреждения, хорошо что потерь не было. Теперь Бахиреву никто не помешает заминировать фарватер, но, ни какой катастрофы я в этом не вижу. Имея две флотилии тральщиков, мы быстро очистим фарватер от мин, им же никто не помешает это сделать. Вот только из-за этой помехи в виде мин я не смогу вовремя помочь Хипперу, если русские решаться на генеральное сражение. Хотя я не думаю, что русские решаться на бой с линкорами Гедеке и Хиппера. Сейчас обе их эскадры разделены между собой большим расстоянием. Им вначале нужно соединиться, а это очень трудно проделать, можно сказать, что это даже невыполнимо. Русским надо спешить, если они хотят проскочить мимо Хиппера, который уже спешит сюда. В любом случае он будет первым, а там и Гедеке с линкорами подоспеет, надо будет только обнаружить эскадру Бахирева и не дать ему соединится с остальным русским флотом. Тогда мы уничтожим его раз и навсегда.

Адмирал Шмидт уже предвкушал победу над этим русским адмиралом, который столько попортил крови их флоту, представляя, как линкоры Гедеке и линейные крейсера Хиппера заступают дорогу на север и уничтожают большую часть русских кораблей. Но то, что в следующий момент предпринял этот безумный — как ещё его назвать — русский адмирал, он и подумать не мог.

Когда я получил сообщение, что русские корабли начали движение по фарватеру, с намереньем проникнуть в Финский залив, вначале не мог в это поверить. Что этот безумец делает? Зачем-то по собственной глупости залезает в залив. А я считал его умнее. Он что не понимает, что ему отсюда обратно не выйти, Хиппер с Гедеке его утопят прямо на фарватере посреди пролива, если он надумает прорываться назад. Надо пока не поздно снять вешки с фарватера, чтобы затруднить проход русским из-за боязни налететь на свою же мину.

Но приказ немного запоздал, русские уже определились с фарватером и теперь беспрепятственно по нему продвигались. А остановить их нам на фарватере в тот момент было просто нечем, несколько эсминцев что пытались это сделать были вынуждены отойти попав под обстрел крейсеров. Я до сих пор не могу взять в толк, зачем русская эскадра залезла в эту западню, что это русский адмирал собирается делать. Из донесения капитана второго ранга Витинга явствует, что в залив вошли два линейных корабля четыре крейсера и не менее шести эсминцев. Точно определить количество эсминцев ему не удалось, так как пришлось спешно отходить, но не исключено что были и другие корабли. Тут же я поставил в известность высшее командование о том что в залив вошла русская эскадра. На что получил приказ немедленно её уничтожить. Интересно чем я их должен уничтожить? Командование отлично знают, что два моих корабля кроме «Рейланда» имеют в своих погребах только четверть боезапаса, этого хватит максимум на тридцать минут боя. Крейсера и большинство эсминцев также имеют не полные боекомплекты, у кого половина у кого-то немногим больше. Хотя я получил подтверждение, что транспорт со снаряжением вышел, вот только поздно они спохватились, как он войдёт в залив, когда тут русские. Да никто и предположить не мог, что русские смогут решиться на такое. Но эти умники засевшие в штабе намекают мне, что я имею три линейных корабля против двух русских. И тут же забывают что по количеству стволов в бортовом залпе у нас одинаково а вот калибр на один дюйм меньше как и досягаемость. Будь туман на море тогда этот фактор не столь важен. Ещё не надо забывать, что их линкоры быстроходнее моих и они в любой момент могут выйти из под огня. Тут ещё Принц Генрих настаивает, чтобы я немедленно атаковал русских. Нет надо вначале приготовиться, подождем когда Хиппер подойдёт, возможно он сумеет войти в залив. По всей видимости русские заминировали за собой проход, а у Франца нет не одного трального судна, почти все они собрались тут. Хотя что-то есть в Мемеле и Пиллау, да ещё там должны находиться на ремонте несколько единиц поврежденных ещё в начале этой операции и возможно уже подлатанных. Если нет, то мы должны отсюда поддержать его прорыв. А сейчас в первую очередь надо организовать разведку и выяснить намеренья русских. Второе — надо распределить равномерно по башням боеприпас. Несмотря ни на какие трудности это можно сделать. Тут ничего невероятного нет, конечно придётся очень сильно потрудиться. В первую очередь надо пополнить погреба концевых башен, так как именно им придётся больше всего поучаствовать в перестрелке с русскими.

Контр-адмиралу Хеббингхаусу пришлось оставить при эскадре повреждённый на мине «Штральзунд» а самому с двумя крейсерами «Регенсбург» и «Грауденц» в сопровождении трёх эсминцев пойти на поиски русских кораблей. Он не опасался, что его кто-то сможет перехватить, так как все корабли у него новые и достаточно быстроходные.

— Да непредсказуемы эти русские, кто бы мог подумать, что они решаться на такую авантюру. Это проста самоубийство вот так взять и войти в западню. А как они смогли провести Хиппера, подставили ему ещё один отвлекающий отряд, а он и купился. А этот адмирал Бахирев оказывается даже очень серьёзный противник, и кабы он не преподнёс нам ещё пару сюрпризов, от которых будет тошно.

Чую что он не зря сюда вошел.

Хеббингхаус обнаружил русские корабли недалеко от Аренсбурга стоящими на якоре восточнее острова Аэро. Он насчитал всего с десяток вымпелов, он ему показалось что за островом виднеются мачты, а это значит там также скрываются несколько кораблей. Кроме этого он уже знал, что два русских крейсера сейчас где-то у южного прохода, об этом донес адмирал Гофман, который был вынужден ретироваться перед ними, хотя имел некоторое преимущество. Быть отрезанным от основных сил, а тем более подставиться под орудия линкоров как-то не хотелось. И всё из-за того что он, да и никто другой в это время не знали где русские линкоры. А они вот стоят тут и даже не предпринимают ни каких действий. Да они и сейчас игнорируют его корабли, не предпринимают ни каких попыток его обстрелять или отогнать.

Что это? Неужели такое пренебрежение к нам из-за своего превосходства? Но они-то в принципе никакого преимущества перед нами ни имеют, если только тут не два линкора а все. Но тогда кого преследовал Хиппер?

Корабли Хеббингхауса ещё сократили дистанцию, чтобы в точности выяснить, если корабли за островом. За островом с германских кораблей рассмотрели только мачты одного корабля и как они определили, что они принадлежат малому кораблю, возможно эсминцу.

Хиппер как только получил сообщение от Шмидта о том что эскадра адмирала Бахирева вошла в Рижский залив тут же повернул свои линейные крейсера обратно к проливу. Хотя у него была возможность догнать и сковать боем хвост другой русской эскадры, отрезав от остальных пару броненосцев. И вновь ему пришлось напрягать машинную команду гнать свои корабли обратно чтобы успеть блокировать выход из залива. К проливу он пришёл первым, успев по пути обогнать линкоры Гедеке на час. Подойдя к проливу он не поверил в такую удачу, когда обнаружил, что вешки обозначающие фарватер находятся на месте — русские почему-то их не убрали. По всему они должны были снять вешки, чтобы затруднить ему, точно обнаружить местонахождение фарватера. А может это опять коварная хитрость русских, и они обозначили вешками ложный фарватер прямо по минному полю. А чтобы это проверить, нужны были тральщики, которых при кораблях не имелось. Хиппер всё же решил проверить фарватер и направил по нему миноносец. Корабль вначале медленно, с опаской, двигался по фарватеру, углубляясь всё дальше и дальше от входа постепенно прибавляя ход. Он прошел уже более полутора миль и пока ничего не происходило.

Адмирал Хиппер опять был в недоумении. Фарватер чист, русские его не заминировали. С миноносца докладывают, что мин в фарватере не обнаружено, — а он почти прошел две мили по нему. Да и вешки обозначающие фарватер, на сколько они видят вперёд, неубраны. Адмирал решил ещё немного подождать. Пусть миноносец удалится на три-четыре мили, если ничего не произойдёт, он начинает форсировать фарватер. Хиппер уже отдавал приказ своим кораблям начать движение по фарватеру, когда в тридцати пяти кабельтовых от входа миноносец нарвался на мину. Тут же полетела радиограмма Шмидту о невозможности пройти заминированным фарватером.

Так я и думал, русские заминировали фарватер. Теперь нам отсюда придется расчищать его и помочь Францу проникнуть в залив. А вместе мы быстро уничтожим русскую эскадру. Но русские не будут сторонними наблюдателями и будут препятствовать тралению. Значит нам придется его сдерживать пока не будет вновь протрален фарватер. Ведь можно было подождать ещё сутки, пока не подошли бы тральщики к Хипперу и тогда мы с двух сторон быстро очистили старый фарватер или пробили новый. Но принц Генрих и слушать ничего не хочет, настаивает на немедленном уничтожении русских линкоров. Я телеграфировал адмиралу Бахману и доложил о положении имевшее место тут, и что можно было бы предпринять в этом случае. Я хотел только одного, чтобы хотя бы он повлиял на императорского братца и добился от него отложить начало этой операции на сутки. Но не он и не адмирал фон Поль ничего не смогли добиться от принца, он был не приклонен.

Вскоре был разработан план. Понимая, что русская эскадра не позволит тральщикам беспрепятственно проводить траление в проливе он решил отвлечь русских на себя. Шмидт принял решение, тральщики направить поближе к берегу по мелководью между островом Руно и мысом Домеснес. За тральщиками следуют и все остальные вспомогательные суда. Что тут минное заграждение он знал, так как несколько дней назад здесь погиб «S-31». Но он надеялся, что рядом с берегом на мелководье, если и есть мины, но не так уж густо наставлены как в других местах и тральщики это место должны быстро пройти по направлению к проливу. Да и пройти-то им надо в два раз меньше чем остальным идущим в обход острова. Тральщики выйдя к проливу начинают по кратчайшему расстоянию пробивать новый фарватер. Он с главными силами в это время связывает боем русскую эскадру.

Глава вторая

I

Я вёл своё соединение на юг-восток к острову Руно, держа ход в десять узлов в надежде что вскоре в северной части горизонта покажутся догоняющие нас крейсера и эсминцы ведомые Вердеревским. Но пока в северной части моря на горизонте кораблей не наблюдалось, зато в небе сигнальщики разглядели несколько приближающихся тёмных точек. Через несколько минут над нами уже кружили пять аэропланов присланных для воздушного прикрытия, но через полчаса один улетел на север. Возможно у него появилась неисправность в двигателе, всё же авиатехника начала века была ненадёжна и в первую очередь это касалось авиамоторов. Но и эта четвёрка, что кружила над кораблями, подымала боевой настрой матросам. Вскоре с юга показался одиночный гидросамолет, к нему тот час на встречу полетел один из наших соколов, но он оказался нашим разведчиком, что возвращался из разведывательного полёта. Пройдясь на малой высоте точно над линкором, с него сбросили вымпел, который удачно упал на палубу. После сброса вымпела наш гидросамолет также взял курс на север, было видно, что ему хорошо досталось во время разведки, так как в некоторых местах на крыльях полотно трепыхалось в набегающих потоках воздуха.

В донесении говорилось, что впереди по курсу на подходе к острову Руно движется германский флот в составе тридцати вымпелов, и далее за ним на запад, но ближе к берегу ещё множество дымов, но разведать не удалось, путь преградили германские самолёты.

Теперь самое главное мы знали — Шмидт у нас впереди. Также мы знали из радиограммы от Дудорова, что германский флот стоит перед Ирбенским проливом. Потеряв один миноносец при попытка протралить фарватер теперь стоит и ничего не предпринимает очевидно ждёт тральщики которые должны подойти из Виндавы или Либавы, а возможно и Мемеля если они там ещё остались. А может как и говорил Пилкин проход должны протралить тральщики находящиеся при эскадре Шмидта который идёт сюда.

А через несколько минут и мы сами заметили дымы, появившиеся на юге — это шел навстречу адмирал Шмидт.

— Что? Он всё же намерен первым навязать нам бой, пока мы не соединились? Да, сейчас преимущество в силах на его стороне?

— Возможно, он просто торопится к проливу, а не сразиться с нами? — высказал свою версию Свиньин.

— Но мы не намерены его туда пропускать и нам нечего не остается делать, как первыми начать бой.

— Вердеревский может не успеть до начала боя Михаил Коронатович — сожалеющее проговорил Пилкин — если мы ещё не уменьшим скорость, а он не поспешит.

Он и так спешит, как может, это Шмидт долго раздумывал идти ему на нас или оставаться у побережья. Я бы на его месте как только узнал какие силы вошли в залив, не раздумывая выступил сразу и воспользовался своим превосходством. А так пока он разобрался, что к чему, время упустил. Хотя он всё правильно рассчитал, если мы соединимся, то ему будет труднее разбить нас.

— Ваше превосходительство, вы это не серьёзно предполагаете, что нас могут разбить — изумился Бунин.

— В морском бою ничего ненужно предполагать всё будет зависеть от госпожи удачи, которая как мне помниться отвернулась от нас десять лет назад. Владимир Константинович давеча об этом уже вспоминал. Да и в правду тогда всё могло повернуться по-другому, и во время боя в Желтом море и при Цусиме, попади снаряд туда куда надо, да ещё и взорвись. И вот такое одно попадание может решить исход всего боя. Так может тут она нам поможет эта капризная госпожа удача, или она до сих пор на нас в обиде.

— Ваше превосходительство! На норде показались множественные дымы. По всей видимости, это Вердеревский на подходе — сообщил Никишин.

— Расстояние?

— Около двадцати миль.

— Вердеревский немного запаздывает, германские корабли уже хорошо различаются, ещё немного и бой придётся начинать без него.

Корабли двигались навстречу друг другу, на обеих эскадрах давно сыгранны боевые тревоги и экипажи заняли свои места по боевому расписанию. Снаряды подавались к орудиям, которые были уже заряжены и уже своими жерлами начали отслеживать друг друга до открытия огня оставались считанные минуты. На кораблях обоих эскадр кое с кем приключился предбоевой «мандраж» но это простительно противник-то очень сильный.

Но первыми этот бой начала авиация противника. С юго-запада показалось около двух десятков аэропланов противника, среди которых выделялись три более крупного вида, но гораздо меньше наших «Муромцев», однако больше остальных своих собратьев.

Впервые столкнувшись на фронте с российскими гигантами «Илья Муромец», немцы еще осенью 1914 года предприняли попытку скопировать эту машину. Шведский инженер Форсманн на фирме Сименс-Шуккерт начал постройку четырехмоторного аэроплана, полностью повторявшего конструктивную схему аппарата Сикорского. Самолет прошел испытания в мае 1915-го, но был признан неудачным. 110-сильные двигатели оказались слишком слабыми, а выбранное Форсманном удлинение крыла — недостаточным для нормального полета. Но вот эти, что приближались к нам, были двух моторные. Я точно не помню, что это за тип самолетов, но помню что у германцев они были, и выполняли роль бомбардировщиков неся нагрузку более 150-и килограмм. Но эти были похожи на огромных гусей летящих жопой вперёд. И если вот такой «ероплан» неся сотку, да попади куда ненужно, то можно получить тяжёлые повреждения.

Наше воздушное прикрытие состояло из двух гидропланов и двух сухопутных самолётов. И тут противник имел колоссальное преимущества, что на каждый наш самолет приходилось не менее четырех немецких. Наши летчики смело бросились в бой, избрав своей главной целью именно те самые самолёты, которые показались мне самыми опасными из всех. Они тоже поняли, что это самый опасный для нас противник.

Противоаэропланные пушки или просто зенитки открыли заградительный огонь, но стараясь не задеть свои самолёты. Нам пришлось маневрировать, чтобы эти летающие древесно-матерчатые этажерки не дай Бог не попортили нам верхнюю палубу. А если вдруг у них найдётся что-то покрупнее двадцаток, то могут и под палубой бед натворить. Мы это на «Полтаве» испытали, и второй раз что-то повторять это опыт не хочется, вот потому нам и пришлось маневрировать. Да, на этих жирных гусях оказались бомбы, судя по разрывам не менее полтинника, а возможно и больше. Одно нас утешало, что и самолетов этих мало, да и количество бомб у них было ограничено, не более трех на борту которые счастливо все упали в море. А вот мелочь нам опять досталось, но это от более шустрых аэропланов. Потеряв двух шустрых сбитым, да один гусь улетел дымя мотором, налет закончился и все участники направились по домам. У нас тоже один гидроплан был подбит, который приводнился недалеко от наших кораблей, после чего экипаж был снят эсминцем.

Пока мы отбивались от авиации, противник обогнул остров Руно и окружающие его отмели повернул на запад-северо-запад, по направлению к проливу. Впереди ближе к нам шли три линкора, примерно на полмили дальше уступом второй колонной шли крейсера, за линкорами и крейсерами прятались эсминцы.

— Это что же получается — адмирал Шмидт уклоняется от боя и бежит к проливу — проговорил с радостью в голосе Пилкин.

— Константиныч! А ты разве ничего не приметил? Он же идёт налегке. И куда он дел свои тральные и сторожевые корабли?

— Неужели бросил их нам на растерзание или они их затопили.

— Что там было в донесении от воздушного разведчика?

— Что позади основных сил были замечены множественные дымы.

— Ну и где эти корабли, что видели с гидросамолета?

— Да не похоже это на немцев, они не за что бы без боя не бросились удирать, оставив остальные корабли в заливе.

— Черт! Неужто они пошли между материком и островом как мы и предполагали? Ну конечно там минные заграждения жидкие всего четыре линий. Это подтверждали и планы минных заграждений полученных ещё перед выходом в рейд. Первое тянется от острова на запад, до мыса Домеснес, второе от южного побережья Руно почти на юг до местечка Мерсрагс на западном берегу Рижского залива. Это в шестидесяти верстах от Риги. А между этими заграждениями чистые воды.

— Это что же получается, тральщики пошли напрямую через эти заграждения? — полу вопрос полу догадку произнес Пилкин. Но тогда почему и остальной флот не пошел тем же путём?

— Возможно, они так и планировали, проскочить вдоль побережья, и пока мы медленно спускались к югу дожидаясь подкрепления, а потом разыскивая их где-то у Риги, они были бы уже у пролива. Тральщики пройдя это жидкое заграждение и проведя за собой флот, уже начали бы пробивать новый фарватер, или устремились в старый, прочесывая его на предмет нового минирования.

— Но похоже всё спутал наш разведчик, который и вышел на их флот, а они не захотели идти вместе с тральщиками.

— Во-первых — не зная плотность этого минного заграждения, зачем всем соваться туда. Во-вторых — пройдя это заграждение, они выходят к проливу, а там плотные минные поля, на форсирование которых нужно время, а его не будет. Нам в тот момент было гораздо ближе до пролива, это в том случае, что мы уже разгадали намеренья Шмидта. А я думаю что он так и предположил после того как наш разведчик смог уйти целым и доложить о противнике. Шмидт решил что пока он медленно движется за своими тральщиками пробивающие фарватер через минное поле — это мы знаем, что оно редкое, а между этими заграждениями двадцать миль чистой воды. — мы пойдём прямо к проливу и там его встречаем. А он проходя это «мнимое минное поле» выходя к проливу попадал в треугольник, где мало пространства для манёвра, да для такого количества кораблей. С запада и северо-запада, минные поля. С юга минное заграждение, хотя и слабое, но это помеха для манёвра. На юго-запад — там берег, а с северо-востока мы прижимаем их. А во время боя ой как можно не рассчитать маневр и выскочить на минные заграждения. А я думаю что при такой скученности там, любой наш перелёт наносил бы ущерб противнику.

— Так значит вот этим маневром, они решили нас отвлечь от своих тральщиков, которые первыми должны выйти к проливу, и начать форсировать минные поля, пока нас тут будут сдерживать линкоры. А навстречу им со стороны моря пробиваются корабли Хиппера.

А что, может быть и такое. Штурман ведь предположил, что немцы могут пожертвовать несколькими миноносцами, да не исключено что за это время из Виндавы могли подойти какие-либо тральные суда.

— Просчитался я, подумал, что адмирал Шмидт имея преимущество в силах, навяжет нам бой и попытается разбить. Но и он всё просчитал. Понимая, что соединившись у нас будут равноценные силы, и даже немного превосходить его, особенно в крейсерах. Кроме того он испытывает недостаток в боеприпасах, который он расстрелял вовремя прорыва в залив, а потом по берегу. Снаряды он не получил лишь по одной причине, мы вошли в залив, а транспорт с боеприпасами на который он так рассчитывал, напоролся на мину. И поэтому исход боя предугадать невозможно. А раз так, то он решил часть своего флота спасти, и тральщики ему в этом должны помочь. Или прорваться через пролив в море самому или кораблям Хиппера войти сюда. А у нас там у пролива пока нет ни одного корабля, чтобы их остановить.

— Можно было послать Беренса, он успеет перехватить всю эту мелочь у пролива — тут же предложил Пилкин — хотя возможно там не только одни тральщики, но и эсминцы есть.

— У нас и так прикрытия нет, а если ещё и Беренса отошлём, то совсем голыми останемся, как будем от всей этой своры отбиваться. Надо дождаться подхода минной дивизии тогда и пошлём, а пока Беренс остается. Но срочно надо связаться с Дудоровым, пусть высылает вновь разведку к выходу из залива и пусть постоянно там висит и наблюдает за германскими кораблями. И как только заметят, что с той стороны предпринимаются попытки форсировать минные поля, сразу нам доложат. Никишин ты всё слышал, что я только что говорил Владимиру Константиновичу.

— Так точно.

— А раз так, то бегом в радиорубку.

— Есть.

— Ваше превосходительство! Противник в пределах досягаемости. Можно открывать огонь — предупредил Свиньин.

— Сколько до линкоров?

— По показаниям дальномерщиков, сто восемнадцать кабельтовых. И расстояние быстро сокращается. Наши орудия дальнобойные, вот Шмидт и спешит его сократить, чтобы мог достать до нас.

— Владимир Александрович, сейчас всё зависит от твоего мастерства и умения твоих учеников и подчиненных. Так что мы надеемся на вас, пусть они знают, что если мы сегодня выиграем этот бой, то в будущем, их детям и внукам вновь не придётся встретиться на поле боя, вот с их детьми и внуками. Сегодня они защищают свой дом и счастье в доме своих детей.

— Михаил Коронатович! Мы не подведём.

— Сколько времени осталось Вердеревскому, чтобы догонять нас?

— Примерно миль десять — минут через сорок займет свое место — ответил кто-то из вахтенных офицеров.

— Владимир Константинович. Начинаем. Командуй кораблём.

— Взять тридцать градусов вправо — сразу же последовала команда от Пилкина.

«Петропавловск» а следам «Полтава», начали склоняться направо, идя на сближение с противником, пытаясь преградить ему путь к проливу. Но теперь мы оказались чуть-чуть позади и догоняющими противника. «Петропавловск» начал пристрелку по головному — как мы определили это флагманский линкор адмирала Шмидта «Вестфален» — с дистанции ста пятнадцати кабельтовых (21 км), через минуту «Полтава» открыла огонь по следующему в колонне противника линкору. Немцы пока молчали, так как дальность стрельбы их орудий была меньше наших. Вначале вели пристрелку только носовые башни, Через семь минут заговорили все четыре башни, было видно, что вокруг головного линкора встаёт лес фонтанов, а прямых попаданий нет. Когда дистанция сократилась до ста девяти кабельтовых, заговорили орудия германских линкоров. По нам стреляли два линкора, по «Полтаве» один. Первые залпы немцев легли очень хорошо прямо по цели, но с недолётом пять кабельтовых следующий был перелётом и по курсу впереди. Следующим залпом противник может поразить нас.

— Увеличить скорости до полного — приказал я Пилкину.

Следующий залп противника упал в кильватерном следе между нами и «Полтавой».

— Владимир Константинович маневрируйте, не надо идти постоянным курсом и скоростью, если не хотите получить в борт несколько снарядов. Владимир Александрович, вы не подскажите, почему это наши снаряды с таким упорством игнорируют германский линкор. Они просто облетают его со всех сторон, уже сколько раз они обтирали свои бока об его флаги. Мы так все снаряды выкинем…

— Попали, есть попадание — закричал от радости мичман Никишин.

— Ваше превосходительство на головном линкоре наблюдается пожар в средней части корабля.

«Петропавловск» вновь дал залп полным бортом, пока цель была в зоне поражения, и тут же сам содрогнулся от попадания снаряда под каземат второго плутонга напротив второй башни. Из амбразуры третьего казематного орудия вырвалось пламя, это вспыхнули картузы, приготовленные к стрельбе. Хорошо, что их было всего несколько штук, в противном случае последствия были бы плачевные, мог детонировать погреб, где находилось двести зарядов и снарядов. Но и этого хватило, чтобы угробить весь расчет третьего орудия, и двоих из четвертого. Наш залп тоже достиг цели и два снаряда попали в головной линкор. Стало заметно что на нем что-то интенсивно горит, так как кверху подымался большой столб черного дыма. Но сам линкор не утратил своих боевых возможностей и в этом мы скоро удостоверились, ещё один снаряд попал в нас, пробив верхний 125-мм броневой пояс и 25-мм вторую палубу, он ударил в 50-мм скос броневой палубы, разорвавшись на ней, пробил её несколькими осколками, которые влетели в первое котельное отделение. Один из осколков попал в паропровод, раскаленный пар вырывался со свистом из пробитой трубы, заполняя собой всё пространство отсека. Другой осколок, встретив на пути одного из кочегаров, проделав в его груди огромную дыру влетел в экономайзер, круша там трубки. Кипяток с паром начал затапливать отсек. Но не все поддались панике и собственному спасению, у кого-то нашлись силы перекрыть подачу воды и потушить форсунки в топках. С потерей первого котельного отделения, в котором находилось три малых котла на нефтяном отоплении, наша полная скорость снизилась всего на полтора узла. Через минуту мы получили ещё один снаряд в корму, но уже с концевого линкора. Слава Богу, что этот снаряд не попал в румпельное отделение, а скользнув по броневой плите, взорвался на жилой палубе, наводя там страшный погром и вызвав большой пожар. За линкором потянулся огромный шлейф дыма. К этому времени дистанция до головного линкора сократилась до девяноста кабельтовых.

Чтобы поддержать нас в бою и немного облегчить наше положение, два крейсера, «Адмирал Макаров» и «Баян» вышли из кильватерной колонны, сократили дистанцию с противником ещё на пять кабельтовых, открыв огонь по концевому линкору. До этого по нему стреляла только «Полтава» одной из своих башен. Этот манёвр позволил ослабить огонь по нам, так как противнику пришлось две башни задействовать против крейсеров. Но и без этого, интенсивно стрелял только средний линкор — его целью была «Полтава». Они также обменялись со своим противником по паре попаданий, но без потери боеспособности. Целым в этой перестрелке пока оставался «Нассау» шедший третьим в колонне линкоров, вначале он оставался необстреливаемым с нашей стороны, это продолжалось до тех пор, пока он не всадил нам снаряд в корму. Только тогда «Полтава» пожертвовала одной башней, перенеся огонь на него, вскоре его своим огнём поддержали крейсера.

С каждой минутой боя огонь двух линкоров стал понемногу стихать, стало очевидно, что они экономят снаряды. И вот после очередного нашего удачного попадания, флагман Шмидта начал терять скорость, между трубами полыхал нешуточный пожар, но мы недолго радовались такой удаче. Это гадский «Нассау» влепил нам снаряд в третью башню, да в боковую проекцию, пробив восьмидюймовую броню, разорвался внутри.

— Третья башня замолчала, на вызовы не отвечает — доложил артиллерийский офицер мичман Потапов, державший связь с орудийными башнями.

— Похоже что мы потеряли одну башню — тут же я услышал голос Свиньина. Башня прекратила стрелять.

Я посмотрел вначале на нашего флагманского артиллериста, потом перевёл взгляд на Пилкина.

Пилкин тут же обращается к старшему офицеру линкора — Александр Николаевич, быстро выясни, что с третьей башней, может она продолжать стрелять или нет? Если что снимай людей с не стреляющего борта и открывай огонь.

Только старший офицер ушел, тут же поступило донесение из артпогреба; В башне пожар, огонь по элеватору сумели отрезать, зарядный погреб затоплен во избежание взрыва.

После этого попадания «Петропавловск» потерял четверть орудий главного калибра, а это значит, что у противника на какое-то время появилось преимущество в бортовом залпе. Снаряд, пробив броню, попал в казенную часть среднего орудия, выводя его из строя. Вышло из строя и левое орудие правое повреждено, но есть шанс его ввести в строй. От взрыва крышу башни приподняло, и теперь она лежала с перекосом, при этом все находившиеся внутри погибли, почти все артиллерийские приборы были уничтожены или вышли из строя. Вспыхнувший пожар начал распространятся по элеватору в зарядный погреб, но личный состав, что находился в погребах, не растерялся, и успел отрезать огонь от погребов. Но всё равно, во избежание катастрофы погреба были затоплены. Об этих повреждениях в третьей башне и не только в ней, я узнал из доклада старшего лейтенанта Лушкова, когда он вернулся после выяснения степени повреждений нанесённых нам снарядами противника.

— Всего три попадания, и наш линкор как минимум на полгода выведен из строя — проговорил с болью в голосе Лушков.

— Не раскисай лейтенант. Погреба осушить, правое орудие постараться исправить. Приказ понял.

— Так точно!

— Действуй.

Я знал, что у нас тонкая шкура, но надеялся на госпожу удачу, но она так и не повернулась к нам лицом.

— Владимир Александрович, перенести огонь кормовой башни на этот грёбаный корабль, а то он нас доконает, ещё несколько попаданий с него и нам придется выходить из боя. Так что помогите «Полтаве» хотя бы на несколько минут сбить ему прицел.

— Выше превосходительство, эсминцы противника выдвигаются из-за линкоров, возможно они готовятся к торпедной атаке — предупредил Свиньин.

— Поздновато вы надумали произвести свою атаку. Надо было в самом начале, когда у нас в прикрытие всего пять эсминцев было. Вот тогда-то, да всем скопом…. Может у вас что-то и получилось бы — это я высказывал свои мысли вслух, гладя в амбразуру на разворачивающимися действиями на море. Всё же двадцать эсминцев, да при поддержке линкоров и крейсеров, против девяти наших кораблей? А теперь поздно, нас нагоняют эсминцы минной дивизии, и они уже в дух милях позади.

Больше десятка эсминцев прорезав колонну своих линкоров и крейсеров, устремилось в нашу сторону.

— Противоминной артиллерии, приготовится к отражению минной атаки — прозвучал приказ Пилкина.

Наш главный калибр продолжал посылать снаряды в сторону горящего «Вестфалена», который продолжал вести за собой флот, и однозначно, что ещё раз попали в него. Его скорость заметно снизилась и теперь не превышала пятнадцати узлов, возможно мы смогли выбить ему несколько котельных отсеков. Да и огонь его заметно ослаб и это причина не только в нехватке снарядов, но похоже на то, что он также потерял одну башню. К громогласным залпам главного калибра, присоединились частые и резкие выстрелы противоминной артиллерии.

— И всё же Константиныч они поздно решились на эту торпедную атаку, поздно. К нам уже подошли первые эсминцы из минной дивизии.

Было видно как эсминцы второго дивизиона ведомые «Новиком» и «Победителем» выходили на перехват противника, а их сзади нагоняла тройка эсминцев из минной дивизии только что прибывших на помощь. Но и остальные скоро подойдут, ещё несколько минут осталось и они нагонят, как и два крейсера Вердеревского. Только «Слава» и «Диана» отстали от всех и теперь находились в семи милях позади вырвавшихся вперёд крейсеров.

— Чтобы германским эсминцам подойти на пуск торпеды, им надо сблизиться с нами до пяти миль, а чтобы наверняка выйти на ударную позицию, это в два раза ближе надо подойти. Вот и подумайте, смогут они так близко подойти к нам? Я думаю нет. Поэтому им придется выпускать свои торпеды на пределе своей дальности.

— Да не за что они не подойдут к нам так близко, Ваше Превосходительство — в юношеской запальчивости воскликнул мичман Никишин.

— Аэропланы с юга! Большие! Это верно «Ильи Муромцы». Таких больших у германцев нет — раздался голос одного из сигнальщиков.

Выше превосходительство! Там приближаются четыре воздушных корабля Сикорского и ещё семь поменьше — доложил через полминуты Никишин, о том, что происходит за бронированными стенами боевой рубки.

— Вот и обещанная авиа поддержка. Что-то они долго добирались да нас, тут лететь сто тридцать километров, всего несколько минут — я тут же замолчал.

А про себя подумал — «И о чем я тут говорю, совсем потерял реальность. Да с теперешними скоростями, этот путь займёт полтора часа, хорошо что, никто меня не понял».

А эсминцы тем временем приближались — семи миль, шесть, скоро они подойдут к той точке, откуда можно произвести пуск. Три из четырнадцати эсминцев уже прекратили свою атаку, попав под раздачу снарядами. Два повернули назад, на их борту были видны пожары, ещё один беспомощно дрейфовал окутанный паром. Горел один из наших, безрассудно приблизился к противнику и попал под снаряды противоминного калибра с одного из германских линкоров. Эсминцы прошли максимальную точку в пять миль, но продолжали свою атаку, вокруг их беспрерывно вставали фонтаны вода и как тут понять, кто по кому стреляет. Да и попасть в такую мишень, которая движется со скоростью пятьдесят километров в час, да и носом к нам подставляя минимальную площадь для поражения, очень трудно. Над одним из эсминцев, что мчался третьим в группе атакующих, вспыхнула яркая вспышка, в воздух взлетели какие-то обломки, столб дыма следом пламя, он резко стал терять скорость. Это чей-то снаряд, выпущенный с наших кораблей, попал в торпедный аппарат, расположенный между коротким полубаком и ходовым мостиком, торпеда приготовлена к пуску детонировала и за ней и артпогреб носового орудия. Носовое орудие со всей прислугой исчезло за бортом, на ходовом мостике мало кто остался в живых. Был поврежден торпедный аппарат левого борта, а его расчёт, если кто и остался в живых, был за бортом. В борту и палубе была огромная дыра от детонации двухсот килограмм взрывчатки, сам полубак надломился, обнажая внутренности. Как только вода хлынула в поврежденные отсеки, полубак не выдержал и отломился. Это всё длилось не многим больше минуты, но для тех кто это видел, этого хватило. Эсминцы стали поворачивать назад и на развороте выстреливали свои торпеды, и теперь в нашу сторону шли не менее пятидесяти начиненных смертью торпед.

— Смотреть внимательно за поверхностью, если жить хотите, германец выпустил свои торпеды — отдал распоряжения Пилкин.

— Владимир Константинович увеличить скорость до самого полного — посоветовал я — попробуем проскочить. Торпедам с такого расстояния, надо десять минут хода, чтобы достичь нас. Да и на скорости корабль лучше управляется, чтобы уклонится он них.

II

Эсминцы противника, не выдержали такого плотного заградительного огня с наших кораблей, разворачивались на обратный курс. Потеряв один эсминец потопленным, а несколько серьёзно поврежденными, они спешили под защиту и на защиту своих тяжелых кораблей. Так как в этот момент наша авиация собиралась их атаковать.

Я прильнул к амбразуре, и стал наблюдать за действиями русской стратегической авиации. «Муромцы» медленно летели примерно на километровой высоте, их путь пролегал между двумя эскадрами. Это был 2-й боевой отряд в полном составе, который вёл его командир — лейтенант Лавров. Вот воздушные корабли начали склоняться в сторону противника и вытягиваясь в цепочку. Первыми на линкоры заходили гидросамолёты М-5 и ФБА, обстреливая палубы из пулемёта. Да и что может сделать один пулемёт винтовочного калибра закованному в броню исполину, разве только распугать находившийся на верхней палубе личный состав, расписанный там по боевым постам.

Первым на их пути был «Нассау», который своим метким огнем столько попортил нам крови. Приближение самолетов противник встречал дымными шапками редких разрывов зенитных орудий. Вот первый аэроплан, снизившись настолько чтобы только не задеть мачты, пронёсся над палубой, за ним последующие. Сделав после атаки горку, они также по порядку прошлись над каждым линкором. Из-за дальности происходившего и малого размера самолетов, мы подробностей не видели это рассказ со слов участника тех событий, что нарисовало моё воображение. Но я даже с такого расстояния смог разглядеть что «Муромцы» снизились над кораблями противника на половину той высоты, что у них была до этого.

Это было сделано для более прицельного бомбометания. Когда самолет пролетел над линкором, я разглядел, как у его борта встали два больших фонтана не уступающих по размерам от разрыва двенадцатидюймового снаряда. А может это и были наши снаряды, мы-то не прекращали обстреливать линкоры. (В последующем мы узнали, что каждый «Илья Муромец» взял максимально возможный груз, это по четыре восьмидесятикилограммовых бомб, лейтенант Лавров взял одну десятипудовую и две трехпудовые) Следующий самолет также не попал, а вот летевший третьим «Илья Муромец» попал. Одна из его бомб, попала между первой трубой и правой бортовой от носа башни, пробив верхнюю палубу она ударившись о барбет башни взорвалась. Нет, башня не вышла из строя…. Вторая бомба попала в ствол стопятидесятимиллиметрового казематного орудия, отломив его, осколки, влетев в амбразуру, убили двух артиллеристов. На этом для «Нассау» всё закончилось, его больше никто не бомбил, но зато он всё же получил подарок с «Полтавы». Снаряд попал в носовую башню в амбразуру левого орудия, выводя его полностью из строя и башню на некоторое время. Отличились и крейсера, попав три раза в линкор, за что удостоились более пристального внимания со стороны комендоров линкора которые вернули должок — в «Адмирала Макарова» попал один одиннадцатидюймовый снаряд.

Все три впереди летящих «Муромца» пролетели над вторым в колонне линкором, и не сбросив ни одной бомбы, устремились на флагман. Из шести сброшенных бомб на «Вестфален», только одна поразила его, упала в трёх-четырёх метрах от носовой оконечности, пробив две палубы, взорвалась. Носовая оконечность была повреждена в каком-то метре от ватерлинии, С правой стороны обшивка была разрушена, несколько листов вывернуло наружу. Листы обшивки с левой стороны вспучило, многие заклёпки срезало и швы разъехались. Всё это теперь на ходу создавало помехи, листы обшивки играли роль рулей и тянули корабль вправо и теперь корабль приобрел рыскающий ход. Скорость и без того была невысокой её пришлось ещё немного уменьшить из-за боязни, что оторванные и деформированные листы под воздействием давления воды начнут и дальше разрушать борт.

Но больше всего от этого налёта досталось «Рейланду», в него наши авиаторы добились трех попаданий и одно очень серьезное.

Последним летел Лавров, а он приметил, что все воздушные корабли его отряда бомбили с шестисотметровой высоты, и два из трёх не попали в первый линкор, значит надо ещё ниже опуститься, чтобы точнее прицелится и попасть в движущийся корабль. Целью для своего воздушного корабля он избрал второй в колонне линкор, так как заметил, что его никто не бомбил, а все устремились на флагманский корабль. Снизившись до четырехсот метров и пройдясь точно вдоль корабля, он сбросил свой груз, и все его бомбы попали в корабль. Две из трех были трехпудовые и одна десятипудовая.

Всего шесть таких бомб доставили на базу, и это случилось три дня назад. В основном в отряд поступают бомбы калибра, от двухпудовых до пяти, а более крупные — это пока редкость. Поговаривают, что уже есть пятнадцатипудовые и создаются двадцатипудовые и больше, но в их отряде таких ещё не видели, это наверно сказки.

Но это были не сказки, просто крупнокалиберных бомб очень мало производилось, что в АИ на первоначальном этапе, но в последующем выпуск увеличился в несколько раз, что в РИ.Вот некоторые данные из РИ, Русское общество по изготовлению снарядов и военных припасов освоило на своих заводах изготовление крупнокалиберных авиабомб. Например, в начале 1916 года оно сдало военному ведомству пятьдесят семь аэропланных бомб, в том числе массой в десять пудов — двадцать пять штук, В пятнадцать пудов — пятнадцать, двадцатипятипудовых — также было выпущено пятнадцать штук, в этом же году было собрано две супер бомбы в тридцать пудов. Военный приемщик доносил 7 апреля, что бомбы «приняты и как годные своему назначению приготовлены к отправке» За три месяца заводы России осилили пятьдесят семь бомб массой от десяти пудов и выше!?

Но в целом производство авиабомб отставало от потребностей фронта. При этом военным пришлось устанавливать ограничения в применении бомб, чего не наблюдалось у нашего противника, который применял любые «метательные снаряды с аэропланов». А у нас в 15-м году установили норму — на каждый военный самолет армейского и корпусного типа полагалось четыре тысячи килограмм бомб на год, для самолетов «Илья Муромец» — десять тысяч килограмм. Это очень мало для поддержки русских сухопутных войск и флота. Подсчитайте сами, сколько это килограмм выходит на один самолет в день, получаются смехотворные цифры — тридцать для «Муромца», и всего одиннадцать килограмм для другого любого самолёта. Скажите, как можно так воевать.

Лейтенант Лавров первым решил использовать только что прибывшие на аэродром крупнокалиберные бомбы, но подвесить удалось только одну, так как подвески под эти бомбы были ещё не готовы, вот потому остальным самолетам пришлось лететь с пятипудовыми бомбами.

Две трехпудовые бомбы серьезных повреждений «Рейланду» не нанесли, но потери в личном составе были. Одна упала возле кормовой рубки, где было уничтожено одно из четырёх восьмидесятивосьмимиллиметровых орудий. А также шесть человек прислуги было убито и пятеро ранено. Вторая упала между кормовой рубкой и второй дымовой трубой — уничтожив две шлюпки и вызвав возгорание на спардеке. А вот десятипудовая бомба, попала между бортовыми башнями в каземат противоминной артиллерии. Ревущее пламя вырвалось из амбразур и всех дыр и щелей, потом взорвалось ещё несколько снарядов в самом каземате приготовленных к стрельбе. Шлюпочный кран стоящий между башнями упал на одну из них, создавая помеху при стрельбе. Несколько десятков матросов сгорело в адском пламени пожара. Так ещё в этот момент в линкор попала три снаряда с «Полтавы» и один из них (как говорится в народе «По закону подлости») попал почти в это же место. Пробив крышу над казематом, вторую палубу, поперечную переборку, главную палубу и проник в котельное отделение правого борта, где им были уничтожены находившиеся там два котла. Второй снаряд попал под ватерлинию, перед носовым траверзом и разорвался внутри. Многие отсеки в носу поначалу были затоплены, но потом началась борьба за живучесть и откачка воды из затопленных отсеков. Образовался небольшой дифферент на нос. Третий снаряд попал перед кормовым мостиком, и проникнув до машинного отсека вывел из строя машину по правому борту. Теперь «Рейланда» не мог превысить скорость своего флагмана.

III

Отбомбившись «Муромцы» ведомые лейтенантом Лавровым взяли курс на свой полевой аэродром, следом направился и их эскорт. Похоже, потерь наши авиаторы не понесли, и в полном составе улетели домой.

— Торпеда по носу — раздался крик сигнальщика.

— Стоп машины — скомандовал Пилкин, потом последовала команда — Полный назад.

Линкор стал замедлять свой ход, давая торпеде пройти по носу.

— Торпеда по левому борту — раздался отчаянный крик — идет прямо на корабль.

Пилкин выскочил на крыло мостика, чтобы лучше видеть. Торпеда приближалась и если нечего не предпринять, то должна попасти в корабль где-то в районе кормовой башни.

— Стоп машины. Полный вперёд. Лево руля — следовали команды одна за другой. Турбины только что работали на полный назад, снова стали толкать корабль вперёд, «Петропавловск» вновь начал набирать ход и поворачиваться в сторону мчащихся на него торпед. Нам хотелось чтобы торпеда идущая по носу шла быстрее и проскочила мимо нашего форштевня, а вот та что метит нам в борт, помедленнее, так мы успеем убраться с её дороги. Несколько десятков глаз следило пристально за приближением торпед, и губы тех кто видел их, молили к своим богам, чтобы он отвел от них смерть, заключенную в этих металлических рыбинах. Я тоже не остался в стороне, и также что-то шептал и поминал всех родных, того кто придумал эти торпеды, и того кто их выпустил в нас. И грозился — «если только он мне попадётся, а я при этом, жив останусь, то посажу его верхом вот на такую же торпеду и отправлю его к чёртовой матери, пущай полетает».

Торпеда проскочила перед носом корабля в каких-то пяти метрах, все выдохнули, но тут же устремили взгляд на следующую, что приближалась к корме. А наша корма, ну ни как не могла до сих пор убраться с пути торпеды. С площадки у второй трубы ударил пулемёт, выстрелов было не слышно, было видны только маленькие фонтанчики на пути торпеды. Это унтер-офицер Савельев прибежал к своему пулемёту и открыв огонь, пытается поразить торпеду.

— Что он делает! А вдруг она изменит направление и тогда уж точно она попадет в нас — чей-то отчаянный голос раздался.

— А может наоборот она отвернёт или затонет, или даже взорвётся — ответил ему другой.

Но случилось невероятное. Госпожа удача повернулась и подмигнула нам. Один из снарядов с немецкого линкора встал на пути их же торпеды, взрыв изменил направление её движения, и она прошла вдоль борта по направлению нашего курса.

— Право руля — скомандовал Пилкин, как только угроза миновала.

«Петропавловск» вновь ложился на параллельный курс германской эскадре. Бой закованных в броню гигантов продолжался.

— А я уж грешным делом подумал, что на этом наш поход закончится, попади она нам в корму — а там рули, винты и остались бы мы без хода. Да видно Бог есть, и мы ещё повоюем — проговорил Пилкин, не к кому не обращаясь.

— Владимир Александрович продолжить обстрел флагмана.

— «Полтаву» подорвали — раздался крик.

Я выскочил наружу посмотреть что с «Полтавой». Над носовой частью линкора подымался дым, а впереди перед носом, большой бурун. Тут же я упомянул три раза женщину легкого поведения на букву «Б», в придачу с самкой собаки и вспомнил кое-кого из мужского рода не традиционного поведения.

«Ну ничего страшного, ход сохранил, орудия целые и стреляют, значит бой вести может» пронеслось в мозгу.

— Запросить у Вяземского степень повреждений линкора, и какой сможет поддерживать ход?

Через пару минут пришло сообщение от Вяземского.

— Торпеда попала позади таранного образования, носовая часть почти по самые клюзы разрушена. Большинство носовых отсеков затоплено по вторую поперечную переборку, дальнейшее распространение воды удаётся сдерживать. Переборку укрепляем, и чтобы снизить на ее давление воды больше тринадцати узлов дать не могу во избежание дальнейшего распространения воды, если не выдержит переборка. Осадка носом увеличилась на метр. Есть трудности с управлением. О потерях пока сказать не могу, но думаю, человек десять при взрыве и при последующем затоплении погибли. Корабль боеспособный, сражаться может.

— Ваше превосходительство, а не предпринять и нам атаку на линкоры противника эсминцами — предложил Пилкин.

— Да не можем мы Владимир Константинович эсминцы при такой погоде выслать, будь сейчас вечер или туман, тогда да. Нашим эсминцам надо сблизиться до тридцати кабельтовых, чтобы своими торпедами достать до противника, а на таком расстоянии их расстреляют корабли противника. До сумерек осталось не так много чуть больше часа, вот тогда и вышлем эсминцы. А пока вся надежда на орудия.

Так как скорость и германских и наших линкоров из-за повреждений снизилась, нас нагоняли «Слава» и «Диана». Им оставалось ещё несколько минут хода, и они могли открыть огонь. Как только об этом мне доложили, я обрадовался.

— Вот это уже хорошие известия! Передать Ковалевскому на «Славу» как только позволит дистанция открыть огонь по замыкающему линкору противника. «Диана» выбирает себе цёль по своему усмотрению.

И вот они уже начали пристрелку по концевым кораблям противника — о чем и было доложено мне.

Капитан второго ранга Свиньин перенести огонь кормовой башни по германскому флагману. Ну неужели мы не сможем его остановить, да, у него броня толще нашей, и немцы добротно строят свои корабли, команды у них тоже хорошо обучены — всё это мы знаем. Но и наш корабль не плох, и калибр покрупнее, а вот не как не можем его остановить, он упорно ведёт за собой свои корабли. Нам что, на таран идти как в древние времена, чтобы противника остановить? Или всё же понадеемся на свои орудия.

Пока я тут сетовал на нашего главного артиллериста, что только один из тридцати шести снарядов попадает в цель, «Слава» с дистанции семидесяти кабельтовых уже третьим залпом попала в «Нассау» и сразу двумя снарядами — вот что значит практика. За неделю боев в Ирбенском заливе, да плюс стрельбы по просьбе сухопутного командования — обстрел береговых целей. Артиллеристы «Славы» неплохо научились поражать цели, что сегодня и продемонстрировали. Первый снаряд со «Славы» попал в корму, под ватерлинию и дошел до румпельного отделения. Несколько кормовых отсеков было затоплено, но так как руль стоял в диаметральной плоскости, линкор мог управляться машинами. Второй попал в кормовую башню главного калибра, и вывел её из строя.

«Нассау» перенёс огонь двух бортовых башен на «Славу». Кроме того, исправив повреждения нанесённые русским снарядом, немцам удалось ввести в строй носовую башню, но действовать там могло только одно орудие. Заменив погибших комендоров, взяв людей из башен не стреляющего борта, еще неизвестно понадобятся они там или нет, а сидеть без дела они и сами уже не могли когда другие погибают. Если честно, не все рвались в бой, многие не прочь отсидеться в башне, за толстыми броневыми стенами — жить-то всем хочется. Да к тому же, по этому борту никто не стреляет и только случайный снаряд мог сюда попасть. И вот после некоторого молчания башня вновь ожила и открыла огонь по «Петропавловску» Теперь «Нассау» четырьмя орудиями стрелял по «Славе» и одним по «Петропавловску», противоминным калибром по крейсерам. И надо признаться хорошо стрелял, уже после нескольких залпов он попал в «Славу» двумя снарядами. Приняв около пятисот тон воды в носовые отсеки и получив дифферент на нос «Слава» не утратила боевых возможностей, продолжала следовать за «Полтавой».

В нас попал ещё один снаряд, пятый за время сражения и он был с «Нассау», пробив главный пояс в метре от ватерлинии, он взорвался в угольной яме. Уголь, а особенно угольная пыль выброшенная силой взрыва из горловин в котельное отделение поднялась в воздух и заполнила собой всё пространство, что стало трудно дышать. Водонепроницаемость борта была нарушена, вода стала поступать вначале в угольную яму, а уж оттуда в котельное отделение.

Если смотреть сверху, например с пролетающего на большой высоте самолёта, что же происходит в низу, то откроется картина происходящего. Там внизу на большом пространстве покрытой водой движутся параллельно на расстоянии семи-девяти миль друг от друга две группы кораблей. Во главе этих групп, выделяясь большими размерами, шли пять кораблей окутанных дымом, и этот дым подымался не только из труб, но и из пробоин и проломов в их корпусах и надстройках, кое-где вырывалось и пламя непотушенных пожаров. Вся эта пятёрка шла мимо огромных водяных кустов, то и дело вырастающих вокруг их, иногда рядом с их бортами, что даже окатывали их борта и палубы водой, то на почтительном расстоянии. Позади этой пятёрки шли средние корабли, и они также продирались через водяные кусты, а на некоторых также были пожары. В стороне и прячась за бортами своих больших собратьев, шли самые малые, но очень подвижные из них. Вот на одном из больших кораблей в его средней части ближе к борту, вспыхнул большой оранжево-красный цветок окантованный черным дымом. После этого в воздух и в море полетели какие-то обломки, а над морем прогремел чудовищный грохот. Сверху было видно, как мачты стали склоняться к воде, потом они легли на неё, и вот показалось днище корабля.

Вдалеке, где находились немецкие корабли, вдруг в воздух поднялся огромный столб дыма. В бинокль удалось разглядеть, что этот дым поднимается над линкором, который идет вторым в колонне. Но также было видно, что с ним не всё в порядке, он вываливался из строя, заваливаясь на борт.

В боевой рубке «Петропавловска» радостно зашумели.

В «Рейланда», напротив его бортовых башен, на стыке главного и верхнего броневых поясов, попала сразу три снаряда и два из которых, пробив в сумме двухсот миллиметровую броню верхнего пояса, влетели в погреб второй бортовой башни. Хотя немецкие корабли славились тем что они были не так подвержены к возгоранию и детонации пороховых зарядов, так как они хранились в металлических пеналах. Но после взрыва двух снарядов в погребе, пеналы не смогли уберечь пороховые заряды от детонации, а далее и снарядного погреба. В борту образовалась огромная пробоина, а так как сам погреб находился между котельным и машинным отделением, то корабль был обречен.

«Нассау» немного сбавил ход, обходя своего погибшего собрата, и одновременно прикрывая своим бортом эсминцы, которые бросились спасать оставшихся в живых из экипажа «Рейланда». Но он не мог задерживаться около копошащихся в воде моряков, чтобы и самому не оказаться в такой же роли — то есть металлоломом на дне. «Нассау» как только прошел точку гибели «Рейланда» стал увеличивать скорость, чтобы занять место позади флагмана. После гибели «Рейланда», теперь мы имели заметное преимущество. Я был уверен в нашей победе и что ещё немного, и мы добьёмся желаемого результата. Но госпожа удача решила поиграть в обои ворота, чтобы мы не так радовались. После того как погиб «Рейланд», «Нассау» сосредоточил весь огонь главного калибра на «Полтаве», пока игнорируя другие корабли. Крейсера и «Славу» он обстреливал только противоминным калибром. «Слава» тут же воспользовалась своим шансам и пока «Нассау» вёл дуэль с «Полтавой» ещё один снаряд с неё попал в немца. Двенадцатидюймовый снаряд поднырнул под броневой пояс, пробив борт, разорвался в междудонном пространстве. Взрыв и осколки повредили оба днища, вода стала поступать во внутренние отсеки корабля. Крейсера Плена также вновь отличились, попав ещё двумя восьмидюймовыми снарядами в поврежденную кормовую оконечность, после чего поступление воды увеличилось. Но этот сволочной «Нассау» за всё отыгрался на «Полтаве».

Многие кто находился в это время на открытых боевых постах «Петропавловска» видели, как над «Полтавой» поднялся в небо султан дыма, огня и обломков, а потом долетел звук раскатистого взрыва. Всех охватил ужас произошедшего. В боевую рубку не сразу было доложено о случившимся, все были в шоке. Хотя мы в рубке и слышали взрыв, но в этом грохоте выстрелов и разрывов вначале не поняли что произошло.

— Ваше Превосходительство. Беда. «Полтава» взорвалась.

Я молча смотрел на Пилкина, во рту сразу всё пересохло. Почему-то захотелось присесть, так как ноги что-то не стали меня держать.

— Как взорвалась? Она не могла вот так взять и взорваться. Там погреба разнесены равномерно по всему кораблю. Мог взорваться только один погреб. Хотя могло случиться совсем невероятное, если были поражены одновременно несколько погребов, но это один шанс наверно даже не из миллиона, а из миллиарда.

Выскочив на крыло ходового мостика, я посмотрел назад и увидел удручающую картину. «Полтава» ещё находилась на поверхности и даже имела ход. Носовая часть по самую рубку была исковеркана. Форштевень приподнялся над водой, это говорило, что киль надломился, носовая башня стояла накренившись.

— Носовые погреба взорвались — проговорил тихо стоящий рядом со мной кто-то из матросов-сигнальщиков.

— Да — также тихо проговорил я.

— Передать на «Полтаву». Если сможете держаться на воде срочно идти к песчаной банке на Норд и посадить на неё линкор. Также передать Вердеревскому на «Богатырь» Любым способом удержать линкор на плаву, хоть играйте роль понтонов, но линкор непременно надо довести до песчаной банки.

— Ваше Превосходительство вернитесь в боевую рубку здесь небезопасно.

— Сейчас нигде небезопасно, а чему быть того не миновать.

— И всё равно, вернитесь в боевую рубку — настаивал Никишин.

Вот ведь приставили мне этого мальчишку, как щенок за мной ходит.

— Хорошо, сейчас иду.

Я вновь глянул на пострадавшую «Полтаву» было видно что линкор отрабатывает задним ходом, передняя его часть погрузилась в воду почти по носовую настройку, а корма немного приподнялась. К «Полтаве» устремилось несколько эсминцев, и направлялись крейсера Вердеревского. Похоже, он недотянет до отмели, а туда-то всего-то тридцать минут полным ходом. Теперь придется выслушивать наставления от командующего, да и Государь по головке не погладить за потерю линкора. Я резко развернулся и убрался с мостика опять в боевую рубку.

— Ваше Превосходительство дымы на западе, много дымов — доложил мичман Никишин.

Что за дымы? Неужели Хиппер смог пройти через минные поля? — это первое что я подумал. Наш курс ведёт туда же навстречу дымам.

— Сколько до кромки минных полей?.. Николай Николаевич отвечайте.

Одиннадцать миль Ваше Превосходительство — ответил штурман.

— Мичман, быстро выяснить, что за дымы, сколько и где, каково расстояние, курс. А то твоё много, мне ничего не говорит.

Я подошел к амбразуре и стал разглядывать дымы, что виднелись впереди по курсу у самого горизонта. Да их было много но это дымы не от больших кораблей. Так вот он где вспомогательный флот Шмидта, и тральщики уже вгрызлись в минное поле. И если судить по расстоянию сколько нам осталось пройти до минного поля, то германские тральщики похоже уже прошли первое заграждение, и начали форсировать второе. А почему они не пошли сразу к фарватеру, а начали форсировать в новом месте?

— Срочно передать Беренсу и Вилькену. Идти в направлении дымов и препятствовать работе тральщиков. Топить всех. «Диану» также направить им в помощь.

Ваше Превосходительство — начал доклад, появившийся в рубке мичман — на Вест насчитывается не менее тридцати кораблей и это…

— Мичман, я и так уже понял кто перед нами.

— Ваше Превосходительство, извините меня за неполный предыдущий доклад, я…

— Проехали.

— Извините Ваше превосходительство, я не понял.

— Всё в порядке мичман. Свободен.

Вот черт вырвалось, тут и так некоторые косо смотрят, всё же у меня иногда проскакивают выражения 21 века.

— Ваше Превосходительство, извините, но это ещё не всё.

— Что ещё случилось?

— По-правому борту на удалении пятнадцати миль, почти параллельно нам идет «Цесаревич» под флагом контр-адмирала Трухачева, с эсминцами.

— Передать контр-адмиралу Трухачеву координаты тральщиков противника, а то он держит путь к старому фарватеру. Идти туда ему, полным ходом.

Первыми мимо нас по правому борту, прошли на полном ходу «Новик» и «Победитель», следом три эсминца Вилькена, через несколько минут проследовала и «Диана», выжимая из себя семнадцать узлов. Но и немцы, видя, что мы выслали вперёд эсминцы и крейсер, также направили свои корабли. Три быстроходных крейсера и с дюжину эсминцев увеличив ход, направились в сторону дымов.

— Ваше превосходительство, нашим придется отступить, силы не равные. Да и крейсера у германцев быстроходнее и они там будут гораздо раньше, чем туда подойдёт «Диана» и Вилькен со своими эсминцами, Беренс может попасть в ловушку — высказал свои опасения Пилкин.

— Беренс и сам не слепой, поймёт что к чему, и может отступить навстречу Трухачеву. Потом всем вместе отогнать крейсера и заняться этой мелочью. Передать Паттону пусть также идёт за Беренсом.

— Ну, наконец-то — послышался возглас нашего флагманского артиллериста.

— Владимир Александрович, что за радость у вас? Может флагмана Шмидта потопили.

— Никак нет, Ваше превосходительство. Но он серьёзно повреждён, выкатился из колонны с большим креном на правый борт и сейчас прорезает строй своих эсминцев, которые шарахаются в разные стороны. Или мы ему повредили рулевое управление или он выходит…. Смотрите! Он описывает циркуляцию, у него точно повреждено рулевое управление.

Было видно, как горящий флагманский линкор вице-адмирала Шмидта прорезает строй своих же кораблей, которым приходилось шарахаться от неуправляемого корабля, чтобы не попасть под его таран или самим не наскочить на него. Теперь в голову выходил «Нассау», которому пришлось заново пристреливать цель — а это были мы. Было видно, что и у него проблемы с рулевым управлением, да и сидел он глубоко, и пожаров было на нем не мало.

Дистанция сократилась на столько, что на нас посыпались снаряды противоминного калибра линкора, до нас даже доставали снаряды двух оставшихся крейсеров прятавшихся за линкорами. Боевую рубку потряс сокрушительный удар и оглушительный взрыв, в ушах сразу заложило. Я нахрен оглох, да наверно не я один. Броня выдержала 150-мм снаряд, спасибо что это был именно он, а не 280-мм. А то бы всем настал полный пи…ц.

— Владимир Константинович.

Но меня Пилкин не слышал, да я своего голоса тоже не слышал. Я привлёк его внимание тем, что схватил руку, и давай на руках ему показывать змею, давая понять что надо маневрировать.

А то эти крейсера попортят нам палубу и надстройки, хотя и минимум этих надстроек, но всё равно неприятно, когда всякая мелочь разрывается на палубе твоего корабля и довольно часто.

Он и сам это понял и подавал команды, но рулевой, как и все, всё ещё плохо слышал, и выполнял команды с задержкой. Пришлось менять рулевого, а этого отправлять в лазарет.

«Вестфален» обстреливаемый «Славой» и броненосными крейсерами, заканчивал циркуляцию, и теперь пытался встать в кильватер за «Нассау». А пока он кружил, успел дать несколько залпов в нашу сторону из бортовых башен и казематов левого борта. Это были не очень прицельные залпы они легли с большим разбросом. Как будто они хотели просто расстрелять лежащие мертвым грузом снаряды не участвующих в бою орудий левого борта.

Весь огонь мы сосредоточили на этом ненавистном «Нассау», надо отомстить ему и за «Полтаву» и за то что он вывел нам из строя башню. Уже после пятого залпа мы добились попадания в линкор, одним снарядом в корпус, другим в носовую трубу, туда где бронированный кожух прикрывал её. Теперь густой дым окутывал мостик из исковерканной трубы. Шестой залп также не пропал даром, в районе передней бортовой башни мы заметили две яркие вспышки на корпусе. Но тут же наш линкор тоже содрогнулся от попадания. После выяснений поступил доклад, что крупнокалиберный снаряд попал в лобовую плиту повреждённой третьей башни, он отколов кусок брони по верхней кромке башни, рикошетом зацепил сорванную до этого крышу — теперь башня оказалась на половину вскрытая. Там снова возникло возгорание, но было быстро потушено. За погреба бояться было нечего, они были затоплены ещё после первого попадания, и их только начали откачивать. И вот, на тебе, снова попадание в эту же башню. А мы пытались её ввести в строй, надеялись хотя бы одно орудие в башне отремонтировать. Видно не судьба, главное никто не погиб на этот раз, были только раненые и контуженные.

«Нассау» держался молодцом, сколько он уже выдержал попаданий, и ход сохранил, вот только на два наших залпа отвечает одним. Снаряды на исходе. Экономит. «Вестфален» опять выкатился, не смог удержаться за «Нассау» он всё больше и больше зарывается носом, и скорость уже держать не может. С большим трудом всё же пристроился за «Нассау» но было видно, что сильно отстаёт, рыскает из стороны в сторону, удержаться за мателотом не может. В конце концов, разбитый линкор, виляя кормой, направился к берегу. А самое ближайшее место отсюда, где бы корабль смог приткнуться к берегу — это мыс Домеснес. Рядом с линкором держалась пара эсминцев, на всякий случай если придётся снимать людей.

— Ваше превосходительство! Михаил Коронатович! Шмидт выходит из боя.

— Похоже на то Владимир Константинович. Шмидт решил выброситься на берег, пока он не затонул, а в последующем если удастся, то и спасти свой линкор. А ведь побережье пока занято противником, и они смогут организовать его спасение. Если не получится спасти, то просто поснимать всё ценное и самим его уничтожить. А вот этого нам ни в коем случае допустить нельзя, чтобы он успел выброситься на берег. Его надо добить.

Плен и сам догадался, повернул за линкором и «Славу» повел за собой. «Нассау» какое-то время шел прямо по направлению пролива, но потом, видя, что за «Вестфаленом» пошли наши крейсера и броненосец, также изменил курс и поспешил прикрыть флагман. Но пройдя несколько минут новым курсом вновь вернулся на прежний курс — наверно получил приказ Шмидта прорываться из залива. Мы последовали за ним, с нами по правому борту шли шесть эсминцев из состава минной дивизии.

— Владимир Константинович увеличьте скорость, постараемся оттеснить «Нассау» от фарватера к берегу или к минным полям.

«Петропавловск» стал увеличивать скорость и резать нос, быстро сокращая дистанцию. Под руководством Свиньина комендоры подняли темп стрельбы обоими калибрами и стали добиваться новых попаданий. Германец получал всё новые и новые повреждения, и горел во многих местах. Было хорошо заметно как он глубоко сидит в воде а также имея дифферент на корму, которая погрузилась по самый кормовой каземат 88-мм орудий. Линкор все реже отвечал на наш огонь, и всё это заставляло «Нассау» понемногу отклонятся от намеченного курса.

Но и нам это сближение и редкий ответный огонь «Нассау», выходил боком. Были затоплены первое и третье котельное отделение, потеряно два из четырёх казематов левого борта, наполовину разрушена средняя труба, во всех отсеках плескалось около 3000-тонн воды. Скорость упала до пятнадцати узлов, но мы всё же добились своего, не пустили линкор к проливу. Теперь он спешил, как и его флагман к видимому в четырёх милях побережью, чтобы выбросится на мель. Два оставшихся крейсера и эсминцы противника увеличив скорость, пошли к новому фарватеру пока есть возможность обогнать «Диану» и проскочить мимо «Цесаревича».

Владимир Константинович идем за «Нассау»…. В этот момент рубку вновь потряс чудовищный удар, что-то ударило меня сзади по затылку, в глазах всё померкло, я потерял сознание.

IV

«Новик» и «Победитель» быстро оторвались на своих 32-х узлах от всех и через двадцать минут были уже на подходе к новому фарватеру, где сосредоточились около полусотни всяких плавсредств противника, начиная от катерного тральщика до пары крупных транспортов, не успевших в прошлые сутки уйти ещё свободным фарватером из залива. Первое минное заграждение шириной в двадцать пять кабельтовых уже было пройдено. Через милю начиналось довольно плотное минное поле шириной не менее шестидесяти кабельтовых. И сейчас тральщики противника трудился над вторым. Как всегда первыми шли катерные тральщики — со своей малой осадкой они могли бы и так пройти беспрепятственно через все минные заграждения и спастись.

И так, катерные тральщики трудились где-то на середине минного заграждения, проверяя нет ли мелкосидящих мин, или просто таких, что по техническим причинам не встали на заданную глубину, или всплывшие. Позади катерных шли морские тральщики, прочёсывали море на большую глубину. Следом напирали сторожевики — эти когда-то по молодости числились миноносцами, а теперь патрульно-сторожевые суда, ну и конечно несколько траулеров в ранге сторожевых кораблей также с тралами. Сразу за тральными кораблями завидя приближающиеся русские эсминцы, в проход начали втягиваться все остальные. Всё эту операцию остались прикрывать всего два эсминца в 700-тонн имеющие по два 88-мм орудия и четыре 450-мм торпедных аппарата и три больших вооруженных траулера.

«Новик» и «Победитель» вначале разрядили свои торпедные аппараты, а потом открыли беглый огонь по всему, что попадалось на глаза. На всё про всё у них было семь минут форы, так как быстро приближались германские крейсера. Но и этого хватило, чтобы нанести серьёзный урон противнику. Торпедами был потоплен транспорт, буксир, большой тральщик, и эсминец. Ещё одно сторожевое судно, налетело при маневрирование на мину. Транспорт получил повреждения от торпеды, но возможно и от мин, впоследствии был добит артиллерией с наших эсминцев. Кроме того артиллерией было потоплено ещё два сторожевых судна. А сколько было повреждено, мы не знаем. Ответным огнём в эсминцы попало семь снарядов калибра 52-88-мм, и где погибло трое, и получили ранения одиннадцать человек. Разгром был бы полным, но этому помешали быстро прибывшие на место разгрома крейсера противника, и нашим эсминцам пришлось уже самим спасаться бегством в сторону приближающего «Цесаревича», под частые всплески вздымаемые германскими снарядами».

Отогнав наши эсминцы, германские крейсера расположились перед фарватером в ожидании подхода своего линкора, но через несколько минут стало понятно, что линкор до фарватера не дойдет. Было видно, как и второй линкор весь избитый повернул на юг, к Курляндскому побережью. Но это ещё не всё, сюда к проходу на всех «парах» спешили остатки немецкой эскадры. А параллельно им, но немного позади несколько русских кораблей, в том числе один крейсер. С северо-востока надвигался русский броненосец с канонерками, возвращались и два больших эсминца. Вот он-то и был самым опасным противником, и только он мог задержать убегающего противника.

Глава третья

I

Ваше превосходительство, Ваше превосходительство. Михаил Коронатович. Михаил — слышал я где-то далёкие голоса.

— Убили?

Кто это меня хоронит, никак Качалов, вот друг сердешный переживает как за родного. И сколько же он у меня? — с девятого года, и всё время со мной.

— Да нет, не убило.

А это Никишин — тоже переживает.

— А вся голова в крови.

— Это его циферблатом ударило по голове, который был сорван с креплений после удара снаряда в боевую рубку. Это хорошо, что этот снаряд только вскользь ударил, а какую выбоину в броне оставил. А если бы он прямо…. Даже страшно подумать.

— Похоже приходит в себя, веки подрагивают.

Знакомый голос, но вспомнить не могу.

— Ваше превосходительство. Михаил Коронатович. Вы меня слышите.

— Это голос Пилкина — отметил я по себя.

Медленно разлепляю глаза, затылок болит, в голове шумит, самого мутит. Надо мной склонилось несколько голов. Так это наш судовой врач, Фадей Григорич, тут и Пилкин, рядом стояли Качалов со слезами на глазах, чуть поодаль мичман Никишин — отметил я как только глаза сфокусировали картинку. Я в своей каюте, определил я по окружающей обстановке. Хорошо меня приложило. Чем?

— Ну, наконец-то, вернулись в сознание Ваше превосходительство. А мы тут уж и не знай что подумать, больше часа как вас сюда перенесли, а вы все никак не могли прийти в себя.

— Как больше часа, а как же бой?

Победа! Ваше превосходительство! Победа — воскликнул Никишин.

Пилкин глянул на мичмана так, как будто передним стоял соперник, который увёл возлюбленную.

Что отобрал у тебя право первым сообщить мне эту новость — посмеялся я.

— Да нет. Не такая это и победа, Михаил Коронатович.

— Что так? Сильно нас потрепали? Давай выкладывай всё начистоту нечего меня жалеть. Где противник? Что с нашими кораблями? Какие потери? Кто командует эскадрой. Давай рассказывай Владимир Константинович не томи.

— Но вы ранены, и у вас сотрясение, и вам нельзя волноваться. Нужен полный покой, минимум три дня.

— Полноте доктор, какой покой, какое нахрен ранение, когда получаешь железкой от своего же корабля, это несчастный случай.

Владимир Константинович, что молчишь?

— Ну что тут говорить, «Нассау» мы всё же утопили за милю до берега, теперь там его мачты из воды торчат. А вот флагман Шмидта сумел добраться до берега и выбросится на него, став правым разбитым бортом к берегу. Плен не сумел добить его до подхода, хотя его крейсера, да и «Слава» добились нескольких попаданий, но он всё же дополз до берега. И как я уже сказал, Шмидт так выбросил свой корабль, что орудия левого неповрежденного борта, что промолчали почти весь бой, теперь смотрели в море. А там ещё оставалось немало снарядов, чем Шмидт и воспользовался. Наши корабли подошли слишком близко, намереваясь его добить. Плен предположил, что экипаж линкора тут же начнет эвакуацию на берег и сильного противодействия не ожидал, за что и поплатился. Германцы главный калибр сосредоточили на «Славе», так что капитан первого ранга Ковалевский еле ползет сейчас к острову Руно. Досталось и крейсерам Плена. Но они быстро отошли, но по нескольку снарядов всё же успели получить, хорошо что не главным калибром.

— Да, все это крайне неприятно, что вот так недооценить противника и подставиться под его орудия. Ну и что сейчас с этим линкором?

— Послали четыре эсминца, чтобы добить линкор, они доложили, что добились четырёх попаданий в корабль.

— Но как же они сумели подойти засветло к нему на дистанцию пуска.

— Так уже солнце зашло вот в сумерках они и сблизились.

— Но тогда это не факт что они поразили линкор. Торпеды могли взорваться, ударившись о грунт. Всё это надо будет проверить завтра и если что, добить линкор. Теперь расскажи, что стало с остальным германским флотом?

Похвастается нечем. Из залива смогли вырваться два тяжело повреждённых крейсера и большинство тральщиков, это касается в первую очередь малых, так как они и были дальше всёх, да и малая осадка им помогла. Спаслось около десятка эсминцев, но большинства из них серьёзно повреждено. Кто от огня наших кораблей, а кто и подорвался на минах, так как пошли по минному полю, спасаясь от наших снарядов, и ещё кое-кто выскочил по мелочи.

— «Полтава». Что с «Полтавой»? И тут же меня пронзила острая боль в голове, что я невольно вскрикнул, и от боли так скривился, как будто дожевывал килограмм клюквы.

— Ваше превосходительство, что с вами, вам плохо. Так господа прошу оставить Его превосходительство в покое — объявил Фадей Григорич.

— Доктор погоди немного — остановил я Фадея. Владимир Константинович, рассказывай.

Пилкин глубоко вздохнул, я не знаю, о чем он там думал в этот момент. Может представил и свой корабль в таком же состоянии, а возможно не знает как мне сообщить что «Полтаву» не удалось спасти.

Ну! — в нетерпении подталкиваю Пилкина, начать говорить.

— Да успели, довели его до мели. Вот только…. Пилкин опять замолчал на несколько секунд — да и что от него осталось. Сейчас над водой находится только его корма. Вода плещется возле второй башни. Носовая оконечность примерно в районе 33–34 шпангоутов отломилась и затонула. Теперь и за два года его не восстановить, а вовремя войны совсем нецелесообразно. И самое прискорбное это то что «Полтава» понесла самые большие потери. Только погибшими больше ста пятидесяти человек, из них, пять офицеров. И ранеными не меньше, среди них тяжело ранен командир «Полтавы», капитан первого ранга Вяземский, и ещё с десяток офицеров. А всего в этом бою, общие потери по всем кораблям, составили около пятисот человек.

— Это очень большие потери для нашего флота, просто невосполнимые. Я уже предчувствую, в чем меня будет упрекать адмирал Канин. Угробил один линкор, второй на половину разбитый. А какие потери в кораблях?

— Наши потери если не считать «Полтаву», составили всего два эсминца, и один из них, это «Страшный» из полудивизиона Паттона, второй потерян ещё вовремя отражения торпедной атаки. У нас в этом бою, без царапин только крейсера Вердеревского. Он очень обижен на это, что мало дали ему пострелять.

— Но зато он помог «Полтаве» не затонуть и довёл её до мели. Насчет раненых — всех отправить в Ревель.

— Трухачев уже распорядился.

— Так он принял командование после того как меня контузило.

— Да.

— А почему не Павел Михайлович?

— Капитан первого ранга Плен ранен, но не так серьёзно как Вяземский, он и передал командование над оперативной группой, контр-адмиралу Трухачеву.

— Стоп. Ты говоришь, что большинство тральщиков прорвалось. А это значит, что Хиппер может предпринять попытку прорыва обратно в залив, а у него там шесть дредноутов. А мы сейчас почти безоружны. Так?

— Да, это так. Бронебойных снарядов у нас осталось всего девяносто три штуки да шестьдесят один фугасный, это только в действующих башнях. Есть ещё снаряды в третьем погребе, только бронебойных их там более ста шестидесяти, но башня полностью выведена из строя. Воду из погребов мы уже откачали, но заряды там пришли в негодность. Можно было бы попытаться какое-то количество снарядов достать из третьёй башни и пополнить ими вторую и четвёртую. Но и это пока сделать не можем — элеваторы не работают.

— Значит, если что, то Хиппера нам встретить нечем. Даже «Слава» и тем более «Цесаревич» нам не помощники.

— А «Слава» и так не в состоянии нам чем-либо помочь. Но сейчас темно и противник в любом случае до утра никаких действий не предпримет.

— А что мы можем предпринять в этом случае? Сами мы сейчас, где находимся?

— Перед проливом.

— В каком состоянии корабль?

— В нас попало девять крупнокалиберных снарядов. Имеем три подводные пробоины. Третье котельное отделения выведено из строя и полностью затоплено. Первое котельное, во внерабочем состоянии, но воду из него удаётся откачивать, уровень воды медленно, но верно падает. Турбины в полном порядке, но пара для полного хода не хватает, узлов семнадцать дать можем. Про главный калибр мы говорили, проблема в нехватке боекомплекта. Из шестнадцати 120-мм орудий, в строю осталось одиннадцать. Орудия правого борта не пострадали, да и боекомплект там почти полный и я приказал переместить оттуда по сотне снарядов на ствол, на левый борт, да из пострадавших казематов весь годный боекомплект переместить к целым орудиям.

— Потери на корабле большие?

— Погибло двадцать девять, ранено шестьдесят семь, ещё одиннадцати не досчитались, возможно, где-то в затопленных отсеках.

— На чём отправляли раненых?

— У борта стоит эскадренный миноносец «Сибирский стрелок», на него и передаем тяжелораненых, ему все равно идти в Ревель на ремонт. Хотели и вас переправить на «Сибирский стрелок» чтобы доставить в Ревель пока вы были бессознания, да решили немного подождать.

— Ох, и не поздоровилось бы тебе Владимир Константинович за это, отправь ты меня не раненого, а только с этой ссадиной на голове в Ревель. Ты представляешь, как бы там на меня посмотрели. Командующий покинул свой отряд, будучи даже не раненым, хотя бы малюсеньким осколочком от неприятельского снаряда, а так с шишкой на голове. Да это чистой воды дезертирство.

— Ваше превосходительство, что вы такое говорите, что нам оставалось делать, когда вы больше часа не приходили в сознание?

Я опять сморщился от боли, которая пронзила мою голову. Доктор опять засуетился около меня.

— Фадей Григорич, вам что, больше делать нечего? Крутитесь тут возле меня. И прошу не обижайтесь из-за того что я так резок с вами. Идите, займитесь ранеными, а я как-нибудь перетерплю. Владимир Константинович, надо связаться с Трухачевым. Он командовал обороной Рижского залива, выясни, если еще запас мин на минных заградителях или в другом месте. И откуда их можно доставить к проливу? Это надо сделать ещё до рассвета.

Первыми из Риги к проливу ещё в предрассветных сумерках пришли три старых эсминца, каждый имел на палубе по двенадцать мин. Это всё что оставалось в Рижском арсенале. Кроме того из Моонзунда уже с первыми лучами солнца пришел тральщик «Пламя» с двадцатью пятью минами на борту. Вот это всё мы и выставили на новом фарватере, и стали ждать появления кораблей противника.

II

С утра мы приготовились к появлению гостей и продолжения сабантуя. В это же самое время на всех кораблях, своими силами исправлялись повреждения, подводились пластыри под подводные пробоины, откачивали воду из затопленных отсеков. Мы готовились к бою. Через два часа после восхода солнца, на противника по нашей просьбе был совершён налёт стратегической авиации из Зегевольда, то есть «Муромцев», а вот охраняли их, вылетавшие с Эзеля гидросамолёты. На этот раз налёт не принёс ожидаемого результата, было всего одно попадание пятипудовой бомбой в «Тюрингер» с минимальным для него ущербом.

Мы до полудня простояли перед проливом в ожидании. Понимали, что противник знает о нас теперь всё или почти всё, и наверняка двинется обратно отвоёвывать потерянные позиции. Но когда нам сообщили с Цереля, что германский флот снялся с якоря и отходит в юго-западном направлении — удивились. По правде это было для нас большой неожиданность, что даже не хотелось в это верить. Но тоже самое, нам сообщила и авиаразведка — германский флот уходил.

Сражение за Рижский залив было выиграно, а это значит, что и Ригу мы должны отстоять и отстоим. Без поддержки флота, германцам Риги не видать как своих ушей, если конечно они не превратятся в слонов. На всех кораблях вздохнули с облегчением, это значит, что сегодня возможно больше никто не погибнет, а может и завтра. Если германцы и вправду уходят от пролива. Наша радость на это известие была искренней, все кричали УРА! Но мы ещё сутки простояли в Ирбенском проливе — так на всякий случай. Но воздушная разведка, вылетавшая к Виндаве и далее к Либаве, германских кораблей не обнаружила. Да и наша радиоразведка подтвердила, что линейный флот движется в сторону Киля. А ещё через двое суток наши тральщики начали расчищать фарватер для того чтобы мы могли выйти из залива. Им пришлось несколько раз пройтись по проливу, туда и обратно, чтобы уж наверняка уничтожить все мины. Но чтобы не было никакой неожиданности, наша авиация каждый день летала на разведку, а не появится вдруг германский флот. Но нет, германских кораблей поблизости не наблюдалось.

Эсминцы, которые получили серьёзные повреждения в бою, были отправлены коротким и безопасным путем через Моонзунд, кто в Ревель, кто в Гельсингфорс. На эти же эсминцы мы передали большинство раненых с наших кораблей. Они должны доставить всех пострадавших, в госпиталя Ревеля и Гельсингфорса. Мы бы и остальные эсминцы могли отправить этим же путём, но нас-то должен кто-то охранять. Линкор, крейсера и оставшиеся эсминцы, готовились к переходу в Гельсингфорс. Экипажи пытались устранить своими силами полученные в бою повреждения, чтобы корабли могли дойти до главной базы флота. И не только дойти, но и в случае чего и постоять за себя при встрече с равносильным противником. Всё это делалось в ожидании прикрытия, которое должно было выйти с базы в скором времени.

Утром я получил радиограмму от командующего. В ней сообщалось: что сегодня в час ночи из Гельсингфорса вышел отряд прикрытия контр-адмирала Максимова в составе двух линейных кораблей, крейсера «Рюрик» и дивизиона старых эсминцев. Кроме того они сопровождают линейный корабль «Павел I» идущий на замену сильно повреждённой «Славе». Нам надлежало по мере подхода кораблей контр-адмирала Максимова быть готовым к выходу. А ещё через несколько минут пришел приказ от Комфлота, передать командование группой капитану первого ранга Пилкину, воспользоваться любым из эсминцев, прибыть в Гельсингфорс. Но я решил проигнорировать этот приказ, сославшись на недомогание, и невозможность перехода на эсминце. Что по распоряжению врача мне нужен покой, а эсминец корабль небольшой, он подвержен более сильной качке на волнах, чем линейный корабль. Я не знаю, почему командующий прислал такой приказ, тут два объяснения, или готовить мне мыло, или сверлить дырки на мундире. Не исключено и то, и другое: вначале поимеют, потом наградят. Словом, экзекуция может чуточку подождать, я решил идти на главную базу в составе своей группы. Кому как, но я считаю что это была победа, и мы вернёмся на базу победителями. А там как хотят, или снимают меня с командования, или награждают. Главное, после этой победы, не может быть, чтобы история чуть-чуть не изменила своё направление.

В 11.00 пришла радиограмма от контр-адмирала Максимова; Где сообщалось, что он находится в сорока милях севернее Ирбенского пролива, и через два с половиной часа будет на месте.

— Пока мы пройдем пролив по узкому фарватеру, он и подойдёт — рассуждал я, стоя на крыле мостика.

— Приказ Беренсу; Первым пройти по протраленному фарватеру и выйти в море. Ваша задача удалится от пролива на двадцать пять миль и произвести разведку на предмет внезапного появления противника. И остаетесь там, до особого распоряжения.

«Новик» и «Победитель» двинулись по фарватеру. Следом за эсминцами двинулся Вердеревский с крейсерами, так, на всякий случай. Если что, то он должен поддержать эсминцы огнем. Сборная пятёрка более-менее целых эсминцев из дивизионов Паттона и Вилькена, потянулась следом за крейсерами — их задача защита выхода из фарватера от подводных лодок противника, если они вдруг тут появятся. За пятёркой эсминцев медленно двинулся по фарватеру «Петропавловск», ведя за собой два броненосных крейсера.

Мы уходили из залива, а нас провожали корабли из состава морских сил Рижского залива и минной дивизии. Это они две недели сдерживали врага, во много раз превосходившие их по силе. Несколько кораблей было потеряно, половина нуждалась в серьёзном ремонте, остальная в среднем. Но главное, залив остался за нами. Германский флот ушел, понеся большие потери, так и не выполнив до конца своей задачи. Оставил в заливе после себя остовы своих и российских кораблей. Можно было и сейчас видеть в некоторых местах Рижского залива, торчавшие мачты потопленных германских и русских кораблей и судов. Основная часть всех погибших кораблей приходилась на Ирбенский пролив, и подступы к нему с обеих сторон. Это торчали мачты только тех, кто затонул на мелководье и на ровном киле. Своих кораблей немец потерял гораздо больше, но и сам германский флот во много раз больше русского. Да, за эти последние два месяца боев на море, германский флот понес ощутимые потери, он всё ещё превосходил нас в несколько раз по силе. А имея такую развитую промышленность, он мог строить корабли быстрей, чем мы, но и он не смог до конца войны в полном объёме восполнить такие потери, что понёс за два месяца на Балтике. Хотя помню из того будущего что я знал, германский флот с 15-о года пополнился двумя линейными крейсерами и двумя линкорами. Которые, своей мощью, превосходили ту четвёрку линкоров, что потеряли в Рижском заливе. Как будет в этой реальности, я не знаю. Также я знал, что наш Балтийский флот, до конца войны от промышленности ни одного тяжелого корабля не получил, возможно и тут не получит.

Нами же в Рижском заливе оставлен полуразрушенный и полузатопленый линейный корабль «Полтава», в данное время сидящий на мели возле острова Руно. И судьба этого корабля пока неизвестна. Смогут линкор восстановить, или решат использовать его вооружение и механизмы для других целей.

Немцы, как и мы, оставляли в заливе сильно поврежденный линкор, флагман вице-адмирала Шмидта «Вестфален». Сейчас он находился у мыса Домеснес, выбросившись на мель у занятого немцами Курляндского побережья. А вот тут у нас есть шанс восполнить наши потери в крупных кораблях, за счёт кораблей германского флота.

Однако важным стратегическим результатом операции для Германии стал факт, что англичане не поддержали своих русских союзников атакой в Северном море и у Каттегата в тот момент, когда значительная часть «Флота открытого моря» была отвлечена на Балтику. В итоге нам пришлось меньше надеяться на своих союзников и самим защищать (за исключением пары британских подводных лодок) свои интересы в этом море. Кроме того, для нас стала реальностью возможность высадки крупного десанта за линией фронта с целью наступления на Петроград, поэтому пришлось снять с фронта свой гвардейский корпус и бросить его под Ригу, чтобы организовать наступление с целью очистить Курляндское побережье от противника до самой Виндавы.

Глава четвёртая

I

С утра по госпиталю пронесся слух, что сегодня прибудет сам государь со свитою. Будет награждать особо отличившихся в боях за Рижский залив, не только офицеров, но и моряков. И сразу после этого известия, весь госпиталь встал на уши. Сестры и нянечки бросились везде наводить порядок — ну любят в России устраивать перед начальством показуху. А тут, сам царь приезжает. А несколькими днями ранее этого визита, Николай II возложил на свои плечи верховное командование всеми вооруженными силами России.

Как там гласил его первый приказ.

«Сего числа, я принял на себя предводительство всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, находящимися на театре военных действий. С твердою верою в милость Божию и с непоколебимой уверенностью в конечной победе, будем исполнять наш святой долг защиты родины до конца и не посрамим Земли Русской».

Значит он теперь и не только царь и «ямпяратор» всея Руси и всякое, всякое, но и главком. А госпиталь-то военного ведомства, то есть — морской. А перед высоким начальством, всё и везде должно быть вылизано, как у кота яйца.

В мою палату, где я лежал в одиночестве — не считая того что тут же коротал время и мой вестовой — заглянула Ольга, и тоже давай наводить порядок. Хотя, что тут наводить, когда вокруг идеальный порядок. Она же и поддерживает его всё время, да ещё её сестрица, когда они бывают на дежурстве. А это дежурство выпадает так, что кто-то из них всегда при госпитале, а то и обе. В поддержании порядка им также помогает мой Качалов.

— Олечка! Да не утруждайте себя так. Вы же сами видите, что тут в моей палате можно даже операции проводить, почти всё стерильно. И в этом вы с сестрой виноваты. И что вы так за стариком ухаживаете? Там поди в других палатах и помоложе и по красивее меня лежат, все мечтают, а когда же эдакая сестричка-красавица к ним заглянет, да удостоит их вниманием.

Ольга вспыхнула, заулыбалась.

— Сейчас вот вы шутите, ваше превосходительство, а когда вас две недели назад сюда привезли, вам было не до шуток.

— Олечка, мы же с вами договорились. Зачем эти титулы, обращайтесь ко мне Михаил Коронатович или просто дядя Миша.

— Ваше превосходительство, ну как это будет выглядеть, если я буду вас называть дядей Мишей.

— Да очень просто. Дядя Миша.

— Вот что ваше превосходительство…. Дядя Миша — рассмеялось девица. Сейчас придет врач Радковский с сестрицей, делать вам перевязку, а вскорости в наш госпиталь должны пожаловать высокие гости.

Я встрепенулся от слова «с сестричкой» и на моём лице проскочила улыбка, которую Ольга заметила и надула щечки. Ольга младшая сестра Анастасии Фёдоровой. Обе они служат в госпитале сёстрами милосердия. Ольга — девица девятнадцати лет, пышногрудая не менее 170-и сантиметров росту, смахивает на киноактрису Ольгу Кабо из моего времени, в этом же юном возрасте. Если взять, да одеть их одинаково, да поставить рядом, будут сёстры-близняшки, только глаза разные. У здешней Ольги они зелёные, как когда-то говорили — колдовские глаза. А у Ольги из моего времени они карие.

«Зеленоглазых» в средние века не случайно обвиняли в колдовстве. Эти люди настораживали, вызывали подозрение, поскольку зеленый цвет глаз встречается крайне редко. Но если вам все-таки довелось встретить «Зеленоглазого», знайте: перед вами решительная, волевая личность, та, которая идет к своей цели даже по головам других. Этот человек негибкий в общении, вероятно, потому, что ему не хватает воображения. Упрямый, несговорчивый, а иногда и несдержанный в проявлении чувств. А кроме того, лукавый и способный меняться так же быстро, как его глаза, которые при солнечном свете напоминают зелень листвы, при свете луны становятся голубыми, а при искусственном освещении серыми. Но у зеленоглазых, есть и достоинства — они очень верны и надёжны.

Анастасия, на шесть лет старше своей сестры. Вот её-то я первую и увидел, когда пришел в сознание. Она сидела около моей кровати с головы до ног вся в белом, как какой-то ангел, только без крыльев за спиной. На её выпирающей груди был изображён большой красный крест. Тут же рядом стоял Качалов, что-то ей рассказывал. Тогда я ещё не соображал, где нахожусь, и что тут делает женщина возле моей постели. Ведь женщинам не место на корабле. Я ещё не мог понять, что нахожусь не в каюте линкора, а в госпитале и прошло всего несколько часов, как из моей груди вытащили две пули. Я хотел что-то этакое сказать на счет её и обругать своего верного вестового, но из горла прозвучал только слабый стон. Она тут же подскочила ко мне и протёрла влажным полотенцем губы, а потом дала несколько ложечек воды, после чего я опять провалился в забытье, но запомнил её глаза. Когда я очнулся в следующий раз, она опять была тут, я попросил уже сам попить.

II

Я окунулся воспоминания двух недельной давности, по какой причине я тут оказался. Как вы поняли, это случилось две недели назад вскоре после боя в Рижском заливе.

Корабли были уже готовы к переходу и ожидали только прибытия отряда кораблей Максимова, который должен нас сопроводить до главной базы. С утра погода понемногу начала портится, по небу поползли облака и усиливаться ветер. Я начал беспокоиться, как бы не разыгрался шторм к вечеру, а то корабли у нас только подлатаны и это грозит неприятностями виде поступления воды через пробоины, если штормом понарушит наши временные заплатки.

Сразу, как только получили радиограмму от Максимова о том, что он на подходе, корабли двинулись через фарватер на выход из Рижского залива. На кораблях контр-адмирала Трухачева развивались флаги, желающие нам счастливого пути. Вскоре пришло сообщение с «Новика» — что на удалении тридцати миль от пролива противника не наблюдается. Да и наша радиоразведка ничего не выловила в эфире ближе Мемеля.

Никто не успел среагировать, когда из облака вынырнули два немецких аэроплана, да и маневрировать нам нельзя, чем они и воспользовались. Я как завороженный смотрел на летящие в пологом пикировании, прямо на корабль бипланы, и не мог сдвинуться с места. Мне казалось, что он летит прямо на меня, собираясь врезаться в мостик или порубить меня своим винтом в капусту. Я не знаю, может эта заторможенность следствие моей контузии, но я так и не сдвинулся с места. Вот передний открыл огонь, я даже видел пули, или просто представлял что вижу, как они летят в мою сторону. Пули противно взвизгнули при рикошете от металлических конструкций. Первый биплан, пронеся низко, чуть не задевая мачты линкора на выходе из пикирования, сбросил две бомбы, которые разорвались на палубе. Одна между первой башней и мостиком вторая за первой трубой. Вышел из ступора я только после разрыва бомбы, и то, только из-за того что меня за руку тянет мой адъютант, решивший силой заставить меня покинуть крыло мостика, но не успел. В грудь ударили молотом, я только успел увидеть расширенные глаза мичмана Никишина, и всё на этом мир для меня померк.

Я потом узнал, что второй немецкий аэроплан был более точен в стрельбе из пулемёта, помимо двух пуль угодившие в мою грудь, был тяжело ранен в левую руку и мичман Никишин, пуля раздробила ему кость, также был убит один матрос. От попаданий бомб погибло ещё трое и шестеро раненых, это нас наказали за расслабленность или попросту за разгильдяйство. В этом была и моя вина. Надо было держать экипаж в постоянной боевой готовности, до самого прихода в главную базу.

Пилкин срочно отозвал обратно эсминец «Новик», через час он уже отваливал от борта «Петропавловска», забрав меня, мичмана Никишина и троих тяжелораненых матросов, а также моего вестового, и на полном ходу пошел через Моонзунд в Ревель. Доставив нас в госпиталь, где я сразу попал на операционный стол. Так как здесь были уже все заранее предупреждены о ранении адмирала, и которого должен доставить эсминец. Но этого я ничего не помню, только по одной причине — полутрупа. Оперировали меня Грамс и Радковский, так что операция прошла успешно, раз я не загнулся и всё это вспоминаю лёжа на кровати. Хотя мои шансы были таковы — сдохну не издохну, на всё воля Божья. Но это были отличные хирурги и они вытащили меня с того света. Хотя может я и не умер бы здесь, а вернулся обратно в своё сознание и тело, там в будущем. Возможно, мне не дали умереть те самые неведомые силы, что забросили меня сюда. Это значит, что, по их мнению, я ещё не всё выполнил, что ими было запланировано совершить с моим участием в этом историческом отрезке времени. Хотя кое-какие изменения в исторических моментах уже происходят. Но конечно, ещё всё обратимо. Может случиться и революция, и все последующие те события из моей реальности. Значит надо и дальше воздействовать на эту реальность чтобы обратного поворота на ту линию истории: хаоса, крови и разрухи, не последовало.

III

В этот момент, прерывая мои воспоминания и раздумья, в палату вошли. Первым вошел мужчина высокого роста, примерно моих лет, волосы цвета спелой ржи, с выпирающим животиком, но шустрый в движениях — это был хирург, коллежский советник Радковский. Если перевести его чин, на понятный мне, то получается — он капитан первого ранга. Следом за ним вошла она — Анастасия. Когда на второй день я начал осознавать, где нахожусь, и что со мной, я наконец-то разглядел её более внимательно. Хотя эта уродливая одежда скрывала её высокую фигуру, но мое воображение дорисовало какая она на самом деле. Да и этот платок, что повязанный на её голове, не мог скрыть её привлекательное лицо. А глаза, это просто чудо природы, зелёные даже не зелёные, а ярко изумрудного цвета, это наверно супер колдовские.

Зелёный цвет символизирует возрождение, воскрешение: он укрывающий, успокаивающий, освежающий, укрепляющий. А также великий цвет природы, жизни, и обновления. А ещё; очищения, весны, нового роста, плодородия, радости, надежды. Зеленый очень часто символизирует непрерывность и даже бессмертие — когда, к примеру, мы говорим «вечнозеленый». Зеленый является мистическим цветом, осуществляя связь, между природным и сверхъестественным. Даже не знаю, что со мной потом случилось, наверно был её околдован. Я, завзятый холостяк и влюбился. Э нет, это не я завзятый холостяк, это хозяин тела был им. Хотя он и был не прочь покувыркаться с девицами, что он регулярно проделывал, бывая на берегу. И таких особ у него было не мало. Вот только связывать свою судьбу он не желал, а возможно и не попадалась ему такая, от которой он бы потерял свою голову. Я вот её потерял окончательно. Но нас тут теперь в этом теле двое, возможно он пересмотрел свои взгляды на женский род и подумывает о женитьбе. А что, Анастасия для этого как раз подходит, и не вдова и не девица. У неё был жених какой-то пехотный капитан и даже свадьбу намечали на Покров, но началась война, он отбыл в свою часть, и через месяц погиб в Восточной Пруссии. Поплакав с неделю о потере, она уговорила своего брата, что служит здесь же лекарем, чтобы он поговорил с начальством и её взяли сестрой милосердия ухаживать за ранеными и этим приносить пользу отечеству. Через полгода за старшей сестрой пришла сюда и младшая мы о ней уже говорили.

Третьим входящим в палату, был Прохор, неся на вытянутых руках поднос с всякими склянками-банками, и перевязочными материалами.

— Как ваше самочувствие? Ваше превосходительство. Как грудь, кашель не мучает?

— Доктор, какое может быть у меня плохое самочувствие, когда рядом такие прекрасные белые голубки, морщась от боли, пытаюсь приподняться с подушки.

— Вижу-вижу, что пытаешься выглядеть молодцом перед барышнями, ну прямо герой. Хотя и правда, Герой! Везде только и говорят о ваших подвигах. А во всех газетах, восторженные статьи о вас и о Российском флоте. Давно в России не было такого, почитай с Синопского разгрома турецкой эскадры.

— Да ну доктор, какой я герой. Это русский моряк своим мужеством да под руководством знающих своё дело офицеров, всё это сотворил. А я тут абсолютно не причем.

— Ну-ну раз вы у нас не при делах, тогда давай подымайся. Сейчас Анастасия Степановна бинты с вас снимет, а мы глянем, как обстоят дела с вашей грудью.

Анастасия тут же принялась помогать мне, занять вертикальное положение. От прикосновения её рук боль на половину притупилась. Она с большой предосторожностью начала разбинтовывать на мне бинт, а так как он обмотан вокруг туловища, то ей приходилось невольно прижиматься своей грудью к моему лицу. Я в это время смотрел в её изумрудные глаза, наблюдая за её реакцией. Заглянув всего один раз, на мгновение в эти зелёные глаза, ты поймешь, что в них можно влюбиться без памяти, что со мной и произошло. А она всё время пыталась отвернуть их, не смотреть на меня. На её лице начал выступать румянец, она попыталась отодвинулась от меня, чтобы её грудь не задевала о моё лицо, но из этого ничего не выходило, я наоборот голову старался прижать как бы ненароком к её груди. Эх, этого момента Ольга не видит, я не прочь посмотреть на её личико с надутыми губками. Я уже заметил, что я ей не безразличный, но она совсем ребёнок. Вот Анастасия закончила меня разбинтовывать, и за осмотр принялся доктор.

Неплохо-неплохо — приговаривал он, осторожно надавливая на швы и не обращая на мои негромкие стоны сквозь зубы. Мы вначале ожидали худшего, но у вас очень крепкий организм и вы невероятно быстро идёте на поправку.

Он ещё несколько минут донимал меня разными вопросами и ещё раз прошелся пальцами по моей груди чего-то пробубнил себе под нос, покачал головой и под конец проинструктировал Анастасию, что нужно со мной делать, а сам ушел. Все началось в обратном порядке с тои лишь разницей, что вначале она намазала мою грудь какими-то вонючими мазями и давай бинтовать снова. И вот её грудь опять прижимается к моему лицу, но теперь она и не пытается отстраниться, так как мы оставались в палате вдвоём — Прохор после моего кивка исчез с глаз, и сейчас стоит за дверью в ожидании, когда Анастасия его позовет чтобы отнести поднос, куда она скажет.

Но не успела Анастасия ещё закончить перевязку, как в дверь вначале постучал Прохор, а потом и просунулась его голова.

— Ваше превосходительство, там похоже сам царь пожаловал, так как всё начальство высыпало на улицу.

Анастасия по-быстрому собрала поднос, помогла мне лечь опять в постель и они с Прохором удалились. Я очень сожалел что эта процедура — с одной стороны хоть и болезненна, но с другой приятная, когда над тобой хлопочет такая девица — так внезапно была прервана. Я лежал на кровати, и мне до сих пор кажется, что чувствую прикосновения её рук на своей груди. После этого мой мозг начал грезить эротическими картинками, что не сразу обратил внимания на то — стоящий до этого шум в коридоре вдруг оборвался, наступила тишина. А когда это понял, то стало как-то не по себе, как будто все вымерли, но вот послышались голоса и дверь в мою палату отворилась.

Император Николай II, пропуская впереди себя цесаревича Алексея, вошел в палату. Следом за Николаем II зашел адмирал Григорович, далее вице-адмирал Герасимов, начальник госпиталя Николаевский, следом Канин и «другие официальные лица», после чего моя не маленькая палата, стала напоминать банку со шпротами.

— Вот смотри Алеша, это и есть наш герой. Который сумел доказать всем морским державам, что и в эпоху паровых судов в нашем флоте есть флотоводцы, которые способные на равных сражаться с другими и побеждать. Не будь его, так и простаивал бы наш флот в Финском заливе, изредка да с опаской выходя в море. Зато после этой победы, наши корабли, не таясь, выходят в море.

— Когда мне доложили — это уже царь обращался ко мне — что вы получили тяжелейшее ранение в грудь, и что на выздоровление очень мало шансов, я молил Бога чтобы всё обошлось. Прошло две недели, и что я вижу? А то, что глядя на вас, и не скажешь, что вы находились присмерти. Это же надо, уже после выигранного сражения, чуть не потерять единственного адмирала, кто смог в течении двух месяцев, три раза одержать победу над противником.

— Ваше Императорское Величество — я сам во всём виноват.

Тут я сделал попытку приподняться в постели, но Николай II запротестовал.

— Не надо вставать. Лежи.

— Расслабился после боев — продолжил я дальше — дал слабинку, команду распустил. Вот теперь за всё и расплачиваюсь. Да и с последней победой не всё так гладко вышло, как задумывалось. Мы рассчитывали, что не выпустим из залива германские корабли. Но всё же более двух десятков прорвалось через минные поля, правда большинство из них ушли с повреждениями. Многие наши корабли из этого боя также вышли с тяжёлыми повреждениями, особенно серьёзно пострадал линейный корабль «Полтава». В последний момент мы всё же успели довести его до мели, где он сейчас стоит полузатопленный, ожидая своей участи. Потери в людях в этом бою тоже большие.

— Да это всё прискорбно слушать, но все эти потери, во имя победы которых у нас давно не было. Сейчас после этих побед на море, боевой дух в войсках очень высоко поднялся, и это на фоне некоторых неудач, что произошли на фронте в течении прошедшего года. И это происходит повсеместно, когда узнают, какое соотношение сил было у нашего флота в начале боев за Рижский залив. Молодцы! Вы сумели нанести тяжёлое поражение германцам — этими словами он уже обращался к командующему флотом, чтобы ему было не обидно, что тут хвалят меня.

Я сразу вспомнил, что сказал Кайзер Вильгельм, вконце 1915 года, подводя итоги войны на море. Он вынужден был констатировать: «Война на Балтийском море очень богата потерями без соответствующих успехов, мы недооценили русских и за это поплатились».

Эту победу признали и наши союзнички — продолжал дальше Государь — как прознали про то, что нашему флоту удалось потопить в течение двух недель четыре германских линейных корабля и потерять только один свой. То давай слать хвалебные телеграммы на наше имя. Они до сих пор не могут в это поверить. Их огромный флот простаивает в базах, и побаивается встретиться с германским флотом. А мы с такими ничтожными силами на их фоне, одержали такую славную победу над этим самым флотом. Но они нас и тут захотели немного принизить, говорят, что и они принимали участие в этой битве и приложили руку к этой победе. Так как в этих боях участвовало две их подводные лодки. Ладно, мы оценили их услуги, взяли и тоже наградили некоторых их подводников орденами Российской империи. Пусть радуются и примазываются к этой славной победе. Мы-то хорошо все знаем, чья в этом заслуга. Я тут подписал несколько указов на награждение орденами особо отличившихся в боевых действиях на море. А также по представлению Георгиевской думы. Вас представили к ордену Святого Георгия третьей степени, и семерых офицеров, к четвертой степени, а ведь четверо-то, из вашей группы. Это, как понимаешь, признание ваших заслуг как командующего группой. Так что ждем всех вас на День Георгиевских кавалеров.

Николай II самолично повязал на моей шее орден Святого Георгия III степени.

— Кроме того — продолжил Император — за бои при Пиллау и у Мемеля, за минную операцию в Данцигской бухте, вам пожалованы орден Святой Анны первой степени с мечами и орден Белого Орла. Император подозвал кого-то из своей свиты, тот передал Николаю две алые бархатные подушечки, на которых лежали ордена Святой Анны и Белого Орла.

— Ваше Императорское Величество, я благодарен вам за такое внимание за мой маленький вклад вовсе эти победы, что удостоился таких высоких наград.

Все начали по очереди поздравлять меня с получением наград и желать скорейшего выздоровления.

— Вот только не надо принижать свои заслуги в этом деле. Мы не забыли и остальных, я уверен что командующий флотом не поскупится на кресты и медали для нижних чинов.

Николай II посмотрел с легкой улыбкой на командующего, как бы говоря — ты смотри не зажимай награды.

— Ещё раз благодарю Ваше Императорское Величество — я слишком эмоционально поздравил за это Императора и тут же сморщился от сильной боли в груди.

Что с вами адмирал? — Забеспокоился Государь, увидев перекошенное от боли моё лицо. Как его здоровье? На сколько затянется его выздоровление? — обратился Император к Николаевскому.

— Ваше Императорское Величество. Контр-адмирал получил тяжелое двойное ранение в грудь и когда он поступил к нам, то его шансы выжить были меньше четверти процентов — а он выжил и очень быстро после такого ранения пошел на поправку, чем немало всех удивил. Если и дальше всё также пойдет, то через месяц он будет здоров.

Василий Александрович — обратился Николай II к командующему флотом — после излечения контр-адмирала, предоставишь ему отпуск на восстановление сил, на сколько он сам пожелает.

— Будет исполнено Ваше Императорское Величество, непременно предоставим — ответил Канин.

— Ваше Императорское Величество. Не нужен мне будет отпуск, я сразу хочу вернуться на флот.

— Будешь отдыхать и набираться сил — сразу же оборвал меня Николай II — как я знаю, половина кораблей, что были под вашим командованием, находятся в ремонте. За месяц его не закончить. Так что не спеши со своим возвращением к обязанностям командующего группой.

Ваше превосходительство — обратился я к Канину — кто сейчас замещает меня?

— Контр-адмирал Трухачев принял командование над оперативной группой, сдав минную дивизию капитану первого ранга Колчаку.

— Тогда я спокоен.

Ну, вот и договорились — воскликнул Николай II — после излечения я жду вас у себя.

Император продолжил свой обход по госпиталю, общаясь с ранеными, кого-то награждая орденом, крестом или медалью, некоторых одаривая деньгами и добрым словом.

Альт история. В 1925 году в Петрограде вышла книга «Дневник военных лет» императора Николая II.

Вот там есть запись за 9 сентября 1915.

«В 9 ч. прибыл с цесаревичем в Ревель. На перроне станции с почетным караулом встречали: Григорович, адмирал Канин, комендант крепости Императора Петра Великого адмирал Герасимов и ещё десятка два начальствующего люда. Сел с Алексеем в мотор, поджидающий нас тут же, и поехали во «Временный морской госпиталь» Я решил нанести визит герою битвы за Рижский залив адмиралу Бахиреву. И по достоинству его наградить. Он по достоинству заслужил Святого Георгия третьей степени. Это был единственный на то время адмирал, что заставил остальной мир с уважением относиться к нашему флоту. Но тогда после его тяжелого ранения мне говорили, что он совсем плох и надежды что выживет, нет. Но он опять доказал, что для него нет ничего невозможного — что побеждать германцев, что саму смерть. Побывал у него в палате и застал его в бодром расположении духа, идущего на поправку. Оправдывался, что не смог полностью уничтожить все корабли противника в заливе, и корил себя за большие людские потери и гибель нескольких наших кораблей. Сразу видно по нему, что он искренне радеет за судьбу России. Побольше нам вот таких людей как он, да и его подчинённые показывали не поддельную храбрость вовремя боевых действиях на море. После его выздоровления надо обязательно встретиться и побеседовать. На мой взгляд, он очень непростой человек и о многом осведомлён.

Далее я обошел ещё несколько палат, где лежали раненые при бое в Рижском заливе, и всех наградил. После госпиталя начал объезжать укрепления южного сухопутного участка крепости Императора Петра Великого…В 2 часа пополудни поехали в порт и посетили две подводные лодки — нашу «Гепард» и английскую «Е-1» и эсминец «Новик» героя морского боя при мысе Дагерорт. Офицеры и команды их были собраны на «Европе». Наградил всех отличившихся Георгиевскими крестами. Особенно я был рад когда награду вручал офицерам и нижним чинам российского флота. Затем поехали за город и посетили два завода — Русско-Балтийский и Беккера и осмотрели стапеля где собирают боевые корабли для нашего флота, эскадренные миноносцы и крейсера. Побывал и цехах где собирают турбины для них. По пути на станцию заехали в дом к адмиралу Герасимову после чего до 7.30 у меня был с докладом адмирал Канин. Уехал в 9 часов под самым лучшим впечатлением».

Чтобы не говорили сейчас или через сто лет как в моей реальности про царя, о никчемности его командования, но именно после того как он возглавил армию, на фронте повсеместный «драп» прекратился. Войска начали яростно обороняться на занимающих рубежах, иногда переходя в наступления.

Ярким свидетельством этой стабилизации является хроника боевых действий с августа по сентябрь 1915 года, приводимая в журнале «Нива». Вот некоторые выдержки из этой хроники они начинаются при командовании армией великого князя Николая Николаевича, и они же заканчивается когда командование принял Николая II:

«АВГУСТ. 15-го. Наступление германцев в направлении от Бауска к Фридрихштадту. Наши войска взорвали в районе Бреста мосты и укрепления. 16-го. Германцы утвердились на Золотой Липе. На Среднем Немане неприятель наступал к северу от Белостока. Наступление на путях к Вильне сдерживалось нашими войсками. 17-го. После упорных боев наши войска отошли на западные позиции у Фридрихштадта. 20-го. Германцы заняли Ораны. На правом берегу наши войска успешно продвинулись вперед. В Луцком районе и в Галиции мы задерживали неприятеля, отходя на более сокращенный фронт. 22-го в районе Линден наши войска отошли на правый берег Двины. 23-го. У Гродны наши войска ворвались в город и этим успехом дали возможность совершить отход соседним частям. 24-го. Упорное наступление неприятеля в Галиции. 25-го. Попытки наступления противника в районе Волковыска и Дрогочина 26-го.

Опубликован Высочайший приказ по армии и флоту о принятии с 23-го августа 1915 года Государем Императором на себя предводительствования всеми сухопутными и морскими вооруженными силами на театре военных действий. Наши войска отбили атаки германцев у Оран и на р. Меречанке. Под Ригой противник понёс большие потери и вынужден прекратить все попытки захватить его. Наша конница успешно действовала в районе железной дороги Ковель-Сарны. 27-го. Наши войска нанесли германцам поражение под Тарнополем. Нами взято более 200 офицеров и 8000 нижних чинов. Между Днестром и Серетом наступление австрийцев остановлено нашей фланговой атакой. Взяты пленные и трофеи. 28-го. Упорные бои между Лауце и Якобштадтом. Наши войска сдерживают наступление германцев в направлении от Гродны к юго-востоку. В Галиции неприятель отступил к р. Стрыпе, преследуемый нами. 29-го. На левом берегу Двины наши войска с боем продвинулись вперед между р. Миссе и железнодорожным станциями Гросс-Экау и Нейгут. Атаки неприятеля на Скидель отражены. Продолжалось наступление неприятеля вдоль левого берега Пины. 30-го. Наши гидропланы бросали бомбы в германские суда в Виндаве. Противник наступал значительными силами восточнее Вилькомира по Двинскому шоссе. В тарнопольском районе неприятель обратился в бегство под нашими ударами. Тлусте очищено нами от противника. Захвачены пленные. 31-го. У Якобштадта наши войска перешли в наступление. Успешные для нас бои в районе Тарнополя, причем южнее этого города мы начали наступать. СЕНТЯБРЬ. 1-го. Наступление германцев к западу и юго-западу от Двинска отбито. 2-го. Наши успехи в районе Подбродзе, Деражно, Вишневца и в других местах. Мы преследовали противника в Галиции, причем взяли много пленных. 4-го. Отбиты многократные атаки немцев между Двинским шоссе и озером Самава. У с. Эйсмонты наши войска опрокинули противника. 5-го. Отбиты атаки германцев в районе Олан, а также у деревни Якубовцы. Наши войска ворвались в Держано, взяли д. Руда Красная, захватили пленных. Такие же успехи на Стрыпе. 6-го. Отбиты атаки германцев севернее Иллукста и у Еловки. Мы сбили неприятеля на ровно-ковельском направлении. 7-го. Отбита попытка неприятеля овладеть ст. Молодечно. 8-го. Успех наших войск севернее Луцка и в районе Дубно. Взяты пленные. 9-го. Отброшен неприятель, наступавший на фронте Теремно-Подгайце, восточнее Луцка. У Чорткова неприятель отброшен за р. Джурин. Взяты пленные и снаряды. 10-го. У с. Лебедеве, западнее Молодечно, немцы опрокинуты, село занято. Нами захвачены орудия, снаряды и пленные. Штыковым ударом взята Сморгонь. Луцк в наших руках. 11-го. Наш успех на р. Экау. Немцы бежали с поля боя, оставив снаряды. Успешные действия наших войск в районе Дубно. 13-го. На двинском фронте отбиты все атаки немцев 14-го. Отбиты все атаки немцев в районе Вилейки».

За двадцать дней прошедших со дня вступления Николая II на должность главковерха, русская армия остановила наступление противника на всём протяжении фронта. Так что с этого момента началось постепенное, но верное освобождение своей ранее отданной территории. Если быть честным по отношению к истории, Николай II только числился главнокомандующим всеми вооруженными силами, как например, в настоящее время наш президент России. Да, формально Николай II был верховным, но вот войсками руководил генерал Алексеев. Именно он смог спасти армию весной 15-го года, а летом остановить немцев. Так что настоящим главнокомандующим Российской армии с августа 15-го и по май 17 года становиться именно он.

IV

После ухода Николая II ко мне в палату прискакала Ольга поздравить с наградами, она разглядывала их и восхищалась их блеском, и даже пыталась примерить себе на грудь как они будут там смотреться.

— Ваше превосходительство, как вам смотрятся эти награды на моей груди?

Я хотел ей ответить каким-либо похабным приколом из нашего времени, но не захотел обижать девушку. Но не утерпел.

— Олечка лучше всего на вашей (про себя подумал — обнаженной) груди смотрелась бы голова какого-то молодого человека, а не эти железки.

Чего-чего, а грудь у неё и вправду шикарная. Я даже представил себя на миг, возлежавшего на этой груди, и как это будет выглядеть со стороны. Но дальше не стал развивать своё воображение, просто сглотнул подкатившийся комок к горлу. Ольга всё же обиделась и ушла.

Что-то я проголодался со всеми этими событиями, что происходили с утра, но до обеда ещё два часа.

Прохор — позвал я его.

И тут же сразу в дверях возник он.

— Прохор, организуй что-либо перекусить, а то что-то желудок так настойчиво просить пищи, что похоже до обеда он не намерен ждать. Да и я не хочу помирать с голоду, раз меня с того света вытащили.

— Через пять минут все будет готово ваше превосходительство.

После небольшого перекуса, я спал крепким сном. Пока я спал, заходила Анастасия, Прохор её впустил, но этого я не слышал. Постояла пару минут у моей кровати, она ушла. Тут же следом прибежала и Ольга, но Прохор её не пустил, сказал, что я отдыхаю и тревожить мой сон, он не позволит. Ольга, одарив злым взглядом Прохора, удалилась, так как знала, что спорить с ним бесполезно. Обо всём этом мне потом рассказал мой вестовой.

Вечером перед ужином Прохор зашел ко мне в палату и объявил.

— Ваше превосходительство, там пришел капитан первого ранга Вяземский.

— Так давай проси его.

Оказалось, что он находился в этом же госпитале, но не в одноместной палате для VIP персон, а на шесть коек и всё были заняты ранеными.

— Можно войти, Ваше превосходительство.

— Сергей Сергеевич, голубчик, давай входи.

Опираясь на костыли, Вяземский медленно проследовал до стула, что стоял рядом с моей кроватью. Со стонами и матом пытался сам присесть, тут же на помощь пришёл Прохор, и помог ему примоститься на стул.

— Ну как твое самочувствие Сергей Сергеевич? Вижу, что уже понемногу ковыляешь.

— Да, немного. А сегодня первый раз, как из палаты смог выйти, и сразу вот решил вас навестить.

— Так куда тебя зацепило?

— Один осколок попал в бедро и вырвал не малый кусок плоти. Второй, маленький, в бок попал, ребро сломал и застрял там. Слава Богу, что не в живот, мог и не выжить. А так вон, металл удалили, заплатки приладили, так что мы ещё поплаваем.

— В какой момент боя тебя зацепило?

— В какой, в какой. Да когда «Нассау» угодил нам в погреб, мы даже незнаем как выжили в этом аду, но половина находившихся в районе рубки офицеров погибла, а другая вся здесь. Будь погреба полные, никто бы не выжил. Да и «Полтаву» тогда было не спасти.

— Похоже Сергей Сергеевич, она и так только на запчасти пойдет.

— Михаил Коронатович, вы это серьёзно.

— Серьёзнее и быть не может. Сам понимаешь, что в этой ситуации до конца войны его даже пытаться ремонтировать не стоит. Это только людей отрывать, оттуда где они были бы более полезными. Так что придётся тебе с «Полтавой» попрощаться.

— Жаль линкор, хороший был, но я надеюсь, что после войны его всё же восстановят.

— Не буду тебя обнадёживать, но мне кажется, что и после войны его восстанавливать нецелесообразно. К этому моменту надо выработать новый проект линкора с учетом всех недостатков выявленных во время сражений и не только нашего флота, но и зарубежных. Для этого надо будет собрать мнения всех офицеров воевавших на линейных кораблях, а не только одних командиров.

— Я думаю, у тебя тоже найдутся кое-какие соображения по этому поводу.

— До этого я как-то не думал над этим вопросом, но вот после ваших слов, да, я бы кое-что посоветовал.

— Вот видишь! И пока ты тут лежишь, а время у тебя свободного много, возьми и напиши все свои предложения.

— Хорошо я так и поступлю и с другими поговорю, что они смогут посоветовать каждый по своей части.

— Вот и отлично, и я со своей стороны обязательно всё обобщу и предоставлю в технический кабинет на рассмотрение.

— Ваше превосходительство. А как ваше самочувствие? Говорят вы с того света вернулись.

— Честно отвечу, если я там и был, то ничего не успел увидеть. Похоже, наши эскулапы слишком быстро меня оттуда выдернули. Так что Сергей Сергеевич ничем обрадовать тебя не могу, хорошо там или нет, это мы в следующий раз посмотрим. Пока нам и тут хорошо. Да и дел у нас с тобой ещё, ой как много. Сам понимаешь, война ещё не закончилась и нам с тобой о том свете пока мечтать рано. (В моём мире, Вяземский погиб 12 сентября 1915, то есть должен погибнуть через три дня, но этого в этом мире не произойдет, так как он ещё находится в госпитале, а не на мостике линкора «Слава»).

— Понятно, значит всё в порядке, раз шутить изволите.

— Обещали через месяц поставить на ноги, а потом по настоянию Государя, командующий должен предоставить отпуск, на столько, на сколько сам пожелаю.

Вяземский увидел на столе подушечки с наградами.

— Ваше превосходительство. Примите мои поздравления по поводу награждения вас высокими наградами.

— Спасибо Сергей Сергеевич. Государь говорил, что многие участники этих боев получат награды. Извини, я не успел подать прошения для награждения всех отличившихся в последнем походе, но за бой под Пиллау я представлял вас к Святому Владимиру с мечами третьей степени.

— Благодарствую. Да Государь-Император пожаловали его сегодня, так что ещё раз большое спасибо, за честь быть удостоен высокой награды.

— Да бросьте Сергей Сергеевич, вам по праву она вручена.

За бои в Рижском заливе Вяземский был удостоен ордена Святого Георгия четвертой степени, а ещё через две недели получил чин контр-адмирала.

Мы поговорили с Вяземским ещё с полчаса, но было видно, что его донимают боли. Я же сам лежу на кровати, а он сидит передо мной на стуле. Так не пойдет, и я посоветовал ему пойти и прилечь на кровать. А поговорить мы всегда успеем, нам тут ещё долго вместе отдыхать. Но самым первым кто проведал меня ещё лежащего бессознания, это был Никишин. И в дальнейшем он поступал так каждый день, приходил и справлялся о моем здоровье у Прохора. Вскоре Прохор стал пропускать его ко мне, но только ненадолго. В начале, Никишин был весел и полный энергии, с большими планами на дальнейшую жизнь. Но вот в последнее время он стал замыкаться, и становился всё менее разговорчивым. И всё из-за того что его рука плохо заживала из-за раздробленной локтевой кости, и он боялся, что ему её, все же отрежут ниже локтя. А после этого, его карьера морского офицера, пойдёт прахом. Я как мог его успокаивал.

— Вот что Сережа, главное, это то, что мы живы. Я и ты. А твою руку наши врачи, возможно попытаются сохранить, и ты ещё станешь адмиралом. Меня вон с того света вытащили, а тут только рука. Ну а если случится худшее, то и на берегу для тебя дело найдется. Если что, я тебя к себе возьму — договорились.

— Ну как я без руки! Ваше превосходительство, я так мечтал о море и вот…

— Я переговорю с нашими врачами, чтобы они сохранили тебе руку, но последнее слово за ними. Никишину руку сохранили, сделав ещё одну операцию удалив мелкие осколки от раздробленной кости, после чего рука начала понемногу заживать. За бои в Рижском заливе, ему пожалован орден Станислава третье степени с мечами. Но парня из-за покалеченной руки списали с корабля, но перед этим присвоив следующий чин.

— Частыми гостями в моей палате стали и другие офицеры из моей боевой группы, что лежали в этом же, госпитале по ранению. Приходили просто поговорить или что-то обсудить, а потом с поздравлениями по поводу наград, да и сами благодарили за представления. И так каждый день, кто-то из офицеров приходил ко мне в палату, что Прохор начал ворчать по этому поводу — мол, не дадут мне спокойно отдохнуть. Когда я начал потихоньку передвигается по палате и госпиталю, то всегда рядом со мной был кто-то из моих офицеров. Первый мой выход в парк произошел через четыре дня после визита Императора. Вначале это были кратковременные выходы из палаты, потом они становились всё продолжительней. В этих прогулках меня постоянно сопровождал Прохор, и парочка офицеров и у нас всегда находилась тема для разговора.

Были прогулки у меня и другим составом. И тут неизменно сопровождал меня Прохор, но вот вместо кого-то из офицеров, была одна из сестер Фёдоровых. В такие моменты, когда рядом со мной в роли нянечки была Анастасия, Прохор шел приотстав на десяток шагов и всего на пару шагов, когда эту же роль выполняла Ольга. Моё сближение с Анастасией происходило постепенно, не спеша, я её не торопил, понимая, что разница в возрасте у нас почти двадцать лет. Она молодая, может найти себе пару и помоложе, да и воспоминания о своём женихе погибшем год назад ещё были свежи. Мы ходили по парку, наши беседы были на нейтральные темы, они не затрагивали военной темы, война и так была всё время на виду. Да и любовные темы тоже пока избегали. Но по её поведению я чувствовал, что чем-то привлекаю её. А вот Ольга, по той было видно, что она влюбилась и по самые уши и была готова на всё. Я понимаю, что это только юношеская влюблённость молоденькой девушки к зрелому мужчине. Так ещё в её глазах, это очень неплохая партия выскочить замуж за адмирала. Но она хотела доказать что она достойнее своей старшой сестры. Но видя, что я отношусь к ней по-отечески и не обращаю на неё внимания как на женщину, она сдалась, но камня за пазухой не припасла.

Перед тем как покинуть госпиталь, я вознамерился сделать предложение Анастасии, но перед этим решил поговорить с её братом.

— Александр Степанович, я не знаю, как начать…. Но может до вас уже дошли слухи о том, что какой-то адмирал гуляет по парку с вашей сестрой и делает это довольно часто.

Федоров стоял передо мной вытянувшись как солдат, хотя мог этого и не делать, ведь мундира на мне не было, да и ведомства у нас разные. Это я тут должен подчиняться всяким лекарям, а не наоборот.

— Как вы смотрите на то, если я сделаю предложение Анастасии Степановне.

Фёдоров стоял ошарашенный, молчал и только моргал глазами, соображая, что ответить. Это же ни кто-нибудь, а сам адмирал спрашивает его мнения, о своем намерении попросить руку у его сестры. А он стоит и хлопает глазами, ведь не каждый же день адмиралы сватаются.

— Да я всё понимая. Я уже не молодой, и до встречи с вашей сестрой, даже не помышлял не о какой женитьбе. Так как я морской офицер и очень много времени проводил на кораблях, то о семье не думал. Хотя признаюсь вам честно, у меня были женщины. Но вот таких, как Анастасия и чтобы я потерял голову из-за этого, нет. Возможно, вы хотели бы, чтобы у вашей сестры был жених помоложе.

— Ваше превосходительство, что я могу ответить. Это должна решать моя сестра, но почту за честь породнится с вами. Я поговорю с Анастасией.

— Вот только не надо этого делать, я сам. Если она отклонит моё предложение, пусть так всё и остаётся. Значит это судьба, оставаться бобылем. Я просто узнал ваше мнение, на моё намеренье. Сегодня же поговорю с Анастасией Степановной, что она ответит.

Глава пятая

I

Через две недели после визита Николая II точно с такой же миссией в госпиталь прибыла союзная делегация во главе с британским генерал-майором сэром Альфредом Фортескью Ноксом, военным атташе в России и французским генералом По. Их сопровождал вице-адмирал Кербер, у которого на груди был новенький британский орден «За выдающиеся заслуги». Прибыли освещать это события корреспонденты английских и французских газет, да и наши столичные также за компанию прибыли, хотя они тут гости частые.

После впечатляющей победы Российского флота над германским, наши «любимые союзники» несмотря на зубной скрежет некоторых их политиков всё же признали, что мы совершили маленькое чудо, чем не мог похвастаться их хвалёный Ройял Нэви, и тем более ни французский флот на пару с итальянским. Но общественное мнение, что в Англии, а тем более во Франции возносило нашу победу на небывалую высоту и требовало наградить героев. Вот потому-то эта делегация прибыла в госпиталь, где находилось большинство раненых в этом сражении. Двадцать восемь офицеров Российского флота были удостоены иностранных орденов, в том числе шестнадцать из первой оперативной группы. Кто-то из офицеров получил французскую награду, а кто-то английскую. Контр-адмирал Трухачев, от союзников получил две награды. Он стал офицером Ордена Почетного Легиона и кавалером британского орден Святого Михаила и Святого Георгия, такой же орден получили командиры линкоров. Я был вторым, кто был удостоен двух наград. За «Битву в Рижском заливе» французы пожаловали меня Орденом Почетного Легиона — Командорским крестом. Англичане вручили Орден Бани, за баню устроенную кайзеровскому флоту на Балтике. Этот орден был четвертым по значимости в Британской империи.

Командир бригады крейсеров Плен и начальник второй полубригады крейсеров Вердеревский получили британский орден «За выдающиеся заслуги». Точно такой же орден получил командир «Новика» за бой у мыса Дагерорт. Но ещё четвертого сентября новый командующий оперативной группы контр-адмирал Трухачев вручил перед фронтом команды командиру, старшему артиллеристу и минному офицеру «Новика» ордена Святого Георгия 4-й степени — награды за бой с эсминцами, завлечение и посадку германского крейсера на мель, а также Георгиевские кресты отличившимся кондукторам, унтер-офицерам и матросам. Кроме того Беренс стал третьим офицером получивший две награды, за бои в заливе получил ещё и французский орден, как и Вилькен с Паттоном. Ещё несколько офицеров от мичманов до старших лейтенантов были награждены британским Военным крестом. После награждения меня в оборот взяли щелкопёры и фотографы, я насилу от них отбился. А сколько они пожгли магния, что госпиталь заволокло дымом как от залпа главным калибром.

Недели за три до выписки из госпиталя, я занялся анализом боевых операций на море, какой должен быть флот, его структура, что нужно флоту: оружие, приборы, корабли, методику подготовки флотских специалистов. Я не остановился только на одном флоте, но как вы догадались, не мало нововведений я посветил авиации, и даже сухопутным войскам, написал про танки и тактику их использования. Но многие мои идей опережали время и возможности производственной базы страны.

В последнее время было столько исписано бумаги, что ею можно оклеить небольшой особняк. Прохор только головой качал, так как я для него кардинально изменился, он никогда меня таким не знал. Всяких задумок было огромное множество, в этом мне помогали и находящиеся на излечении не только флотские офицеры, но и сухопутные.

Писал я много. Но вот руки от этой писанины, всегда были чуть ли не по локоть в чернилах, в начале, я обзавёлся Паркером — стал меньше мараться, но рука уставала. Пришлось обзаводиться пишущей машинкой, а в роли машинистки иногда выступала Ольга, Анастасию я к этому не привлекал. Но иногда приходилось нанимать профессионалку в этом деле, вот только она печатала не мои научно технические мысли, а второстепенные заметки, а остальное я делал всё сам.

Только вот всё это пока лежало вместе со мной бесполезной макулатурой, всему этому надо было давать ход. Кое-что я отправлял с оказией в разные Военно-технический комитеты, в том числе, и в Главное военно-техническое управление. Чтобы там рассмотрели некоторые проекты, но я понимал, что без моего непосредственного проталкивания всё может заглохнуть. Значит, мне самому после выписки из госпиталя придется этим заняться. Написал несколько пожеланий и моему приемнику контр-адмиралу Трухачеву и новому начальнику минной дивизии Колчаку. Посылал бумаги и командующему и Григоровичу, но они всё копились и копились, потому как, новые идей рождались постоянно. В этом не я один был виноват, а немалое количество офицеров. У нас тут образовался целый коллектив единомышленников.

Я уж с большим нетерпением ждал, когда выйду из госпиталя, чтобы встретится с нужными людьми. А тут мне повезло, как-то в двадцатых числах сентября я узнал, что в Ревель прибывает командующий флотом и он обязательно будет у Генерал-губернатора Эстляндии и Лифляндии вице-адмирала Герасимова. Я решил с ним встретиться и поговорить. Просить его приехать в госпиталь я не захотел. Поступил я по-другому, послал Качалова к дому Герасимова, сторожить, когда там появится командующий, чтобы после появления последнего, сразу летел ко мне в госпиталь. Дав Качалову деньги на пролётку, с таким расчетом чтобы он держал её при себе, а не искать когда понадобится на обратный путь. И предупредил, чтобы нашел с мягким рессорным ходом, так как мне придется полчаса трястись на ней по булыжникам до дома вице-адмирала.

Всё так и вышло, как и рассчитывал, я прибыл в особняк к Герасимову, когда Канин был ещё там.

Генерал-губернатора принял сразу, как только ему доложили обо мне.

— Ваше превосходительство, разрешите.

— Михаил Коронатович! Проходи. Не ожидал, что вот так скоро будешь бегать по городу, а всего две недели назад были прикованы к кровати. Я рад за вас, что так быстро идете на поправку.

— Спасибо Ваше превосходительство. Да наши врачи постарались, дырки залатали, теперь я похож на старый баркас, которому приклепали две заплаты на корпус, чтобы не сразу затонул в свежую погоду.

— Да какой ты у нас баркас, ты у нас «броненосец». Тебя не так просто потопить. Тем более двумя маленькими пулями.

Да его двенадцатидюймовым не потопить — вставил свою реплику командующий, подходя ко мне и пожимает руку. Поздравляю тебя ещё раз за твою победу, а то, вот так лично поздравить у меня не получалось. А все же, как твоё самочувствие, как раны, несильно беспокоят.

Да пока сюда добирался, всю дорогу матерился, хотя пролётка была на рессорном ходу. Мне бы пешочком было сподручнее, и менее болезней, да боялся, что не застану вас на месте.

Ну, ни чё, ни чё, вот ещё пару неделек полежишь, а там съездишь на воды. Я приказ о твоей временной отставке по болезни подготовлю. Я думаю после двух месяцев на Кавказских водах, раны окончательно затянутся, там же наберешься сил, так что поезжай на юг — посоветовал командующий. А тут и море замерзнет, так что, до весны ты можешь быть свободен. Раньше апреля месяца, боевые действия не начнутся. Вот тогда-то ты нам и будешь нужен.

— Я воспользуюсь вашим советом, Ваше превосходительство, но я не за этим к вам пожаловал.

— Так у тебя что-то конкретное и опять какие-то твои задумки.

— Василий Александрович, Михаил Коронатович да вы хоть присядьте, что так и будете обсуждать свои планы стоя — предложил хозяин дома. Я сейчас распоряжусь на счет чая, или кто-то желает что по крепче.

— Александр Михайлович, если можно шкалик коньячку, «Шустовского» — попросил я.

Герасимов посмотрел на Канина, ожидая что скажет он. Адмирал махнул рукой, чтож и ему тоже в таком случае не помешает одна стопка. Пока хозяин отдавал распоряжения насчет выпивки и закуски, мы с командующим расположились за столом.

Я приметил, что Канин как-то больно пристально меня разглядывает.

«И что он там на мне увидел» — подумал я.

— Да мне кажется адмирал, что вы даже помолодели за то время пока лежите в госпитале — произнес Канин.

«Ага, кто-то уже наплёл командующему о моих гуляниях с сестрами Фёдоровыми. Вот ведь б…, знал бы, кто об этом растрезвонил по всему флоту, язык бы к жопе пришил тому болтуну». — Именно так в первую очередь подумал я на это замечание. Мне показалось, что именно на это намекает командующий. Это потом я понял, что Канин говорил именно о том что я помолодел. Но я ему ответил в тот раз, руководствуясь совсем другим.

— А что ещё мне остается делать в госпитале, только спать, жрать, набираться сил, нервничать и переживать за выполнение приказа не приходиться, вот и молодеем. Кровь в жилах играет, так почему же да не гулять по парку в компании молоденьких сестричек.

Канин удивлённо посмотрел на меня, услышав такой ответ. «Причем тут какие-то сёстры милосердия, когда речь идёт совсем о другом».

Командующий просто приметил, что адмирал Бахирев немного внешне изменился. Когда он разглядывал Бахирева то думал про него. «А Бахирев-то стал немного стройнее что ли, если так можно выразиться глядя на него. А ведь вот так он выглядел года три-четыре назад. Это потом у него появилось брюшко, и которого сейчас не видно. Насчёт стройности, тут можно было всё списать на тяжёлое ранение. Но вот как объяснить то, что седины на голове убавилось, если ещё три недели назад её было предостаточно. Или он подкрасил волосы, чтобы скрыть свою седину».

— Возможно, Михаил Коронатович, вы и правы, что это месяц проведённый в госпитале так повлиял на вас. Врачи всегда говорили что сон и питание, лучшие лекари. Да и волноваться вам лёжа здесь не приходится. Так о чем вы так стремились со мной поговорить?

— Ваше превосходительство, я вот по какому делу. Меня интересует один вопрос. Какие прорабатываются планы насчет затонувших в Рижском заливе германских кораблей? Или пока об этом разговор не заходил. А ведь некоторые из них затонули на относительно мелком месте. Да и наши корабли там есть, но гораздо меньше. И что собираетесь предпринять по отношении «Полтавы»?

— Канин улыбнулся — И это один вопрос? А у вас Михаил Коронатович, есть конкретные предложения, раз спрашиваете об этом.

— Да, кое-какие мысли есть.

— И что вы предлагаете по этому поводу? Не просветите?

Канин начал, нервно, но негромко постукивать пальцем по столу, как радист на ключе. Не любил он, когда ему начинают указывать.

— Я право не знаю, возможно, наши взгляды совпадают во всём. Я предлагаю по мере сил поднять два немецких турбинных крейсера, затонувшие на двадцатиметровой глубине. Есть там и несколько эсминцев, которые можно восстановить после поднятия, как и несколько более мелких судов, которые лежат на глубинах от пятнадцати до тридцати пяти метров. Нам не помешает пополнения для флота. На Черном море, «турка» подняли и ввели в строй, так он просто ржавое корыто, по сравнению с теми, что у нас в заливе.

— Да, мы такой вопрос уже обсуждали по отношению двух крейсеров, и приняли решение о поднятии одного крейсера затонувшего в одиннадцати милях от Курляндского побережья. Вот только он затонул на вдвое большой глубине, чем турок на Черном море. Да и близость побережья занятого противником, это тоже создает определённые трудности в исполнении этого замысла. Со вторым ещё больше проблем, он лежит всего на пятнадцатиметровой глубине, в каких-то шести милях от берега. Но вот эта близость и сопряжена с риском, быть обстрелянными полевой артиллерией противника во время судоподъемных работ. И хотя его подъем менее затратный, но пока не очистим побережье, мы его поднять не сможем. Нам этого противник сделать не позволит. По этой же причине и с немецкими линкорами у нас тот же расклад. Один затонул в паре миль от берега занятого противником, а другой выбросился на мель возле этого берега. Пока мы не очистим побережье от германцев, о захвате линкоров нечего и думать.

— Но у нас есть ещё один, «Рейнланд», уничтоженный «Полтавой». Он далеко от берега. Хотя там, на дне от него только груда железа осталась, После того как произошел взрыв погребов на его борту. Насчет его подъёма я не настаиваю, его можно и после войны поднять в виде металлолома. Но я предлагаю поднять орудийные башни, и не только с линкора, но и с затонувших броненосцев.

Эти башни можно установить на береговых батареях, или построить несколько мониторов с малой осадкой для поддержки приморских флангов сухопутных войск со стороны моря. Скорость им большая не нужна, я думаю в приделах четырнадцати узлов им вполне хватит. Осадкой не более пяти метров, чтобы можно было ближе к берегу подойти. Но хорошо прикрытых бронёй от огня полевой артиллерии до 152-мм, или от корабельных орудий до 120-мм.

— Михаил Коронатович, вы и сами неплохо осведомлены о возможностях нашей судостроительной промышленности и представляете, сколько времени нам придется ждать этих самых мониторов.

— Допустим, что они не успеют поспеть до конца этой войны, так в будущем пригодятся. Да просто, что-то поднятое из воды с кораблей противника, это уже удар по самолюбию германцев, а ввод любого корабля, а чем он больше — это падение престижа германцев в глазах мировой общественности и наоборот, подъем России.

После месячных боев в Рижском заливе, союзники уже по-другому на нас смотрят. И эта наша победа у них как кость в горле, в первую очередь это относится к англичанам. Вот чего-чего, а такого поражения немцев они не как не ожидали. Им в страшном сне не могло привидится, что это мы, сотворим такое, Как так, не имея флота, из новейших кораблей только четыре не самых сильных линкора, да один эсминец, второй появился всего месяц назад. Остальной флот, времён русско-японской войны или введенные в строй в первые пять лет после её. Турбинные крейсера не достроены и когда они вступят в строй ещё неизвестно. Тоже самое, и с подводными силами. И такая победа!

Союзники надеялись, что Кайзер надолго завязнет у Риги, и мы будем друг друга истреблять, а они там будут отсиживаться и потирать руки, ожидая, когда Россия и Германия ослабнут. А мы взяли, да разбили немцев. Как бы после всего этого, англичане не начали ставить нам палки в колеса, с нашими военными заказами за границей, так и в самой Англии. Они не потерпят усиления России, ни в каком виде. Вот потому нам хотя бы призами разжиться, какое не какое, а пополнение флота.

— Вот только когда это мы сможем осуществить?

— Освободить своё побережье. Через три-четыре месяца залив замёрзнет и по льду немцы могут подобраться к своим затонувшим кораблям и попытаться подорвать их и этим привести в полную негодность.

— Это всё так, но сил для полного освобождения побережья у Северного фронта недостаточно, на всё что они были способны, это за прошедший месяц отодвинули фронт от Риги на семьдесят верст. Войска наступавшие на юго-запад остановились между Жагорами и Митавой. На северо-запад дошли до Кандау и закрепились по реке Абава. А это в сто десять верст от побережья Ирбенского пролива. На юге освободили Бауск. Для дальнейшего наступления нужны дополнительные силы чтобы прорвать сильную оборону немцев, а их нет. Так что наши войска пока закрепляются на достигнутых рубежах в ожидании резервов, вооружения, боеприпасов. Но на это нужно много времени, так что раньше весны тут ничего не произойдет.

— Ваше превосходительство, у меня, поэтому вопросу есть кое-какие соображения.

— Давай излагай что придумал.

— Надо высадить в тылу немцев крупный десант.

— И как вы собираетесь всё это осуществить? Вам адмирал хорошо известно, что у нас нет подходящих кораблей для высадки крупных десантов. А сухопутных войск тем более в нашем подчинение нет, а своих всего несколько батальонов морской пехоты разбросанных по всему побережью и по островам Балтийского моря. Так что у нас для этого десанта никаких войска попросту нет. Самое большое что мы можем в течении недели-двух, это собрать отряд в полторы тысячи штыков.

— Да этого не достаточно. Я предлагаю всё это согласовать с командующим Северного фронта генералом Рузским и командующим 12-й армии Горбатовским, это как раз его правый фланг и он должен поддержать идею с десантом. Если они согласятся с нашим предложением, то надо составить план совместного удара. Они же выделяют несколько полков для десанта. Первыми начинают войска 12-й армии из района Кандау, ударом на север и северо-запад, а наследующий день мы высаживаем два десанта. Один в районе мыса Домеснес со стороны Рижского залива, другой к востоку от Михайловского маяка. Крупных соединений у противника на побережье не имеется, а только охранные. Я думаю, пока будем высаживаться, сильного противодействия с их стороны не будет. Корабли своей артиллерией поддерживают десант на всю дальности. А для этого нужно протянуть несколько телефонных линий от передовых полков на корабли для корректировки огня корабельных орудий. Неплохо было бы придать десанту радиостанцию для оперативной связи, как с кораблями поддержки, так и со своим сухопутным командованием. Оба десанта двигаясь навстречу друг другу, отрезают мыс от остальной части Курляндии. После этого зачищают полностью весь мыс от противника и основательно закрепляются на нём. А в последующем с этого плацдарма можно организовать удар в любом направлении конечно при наличии определённого количества войск. Если операция будет происходить успешно, то мы сумеем очистить побережье Рижского залива.

— Это, при успешном исходе операции. А если пойдет всё немного по-другому и наступление провалится, тогда что?

— А я не сомневаюсь, что первая часть операции пройдет успешно, если нам удастся выбить у ставки, хотя бы, не менее пять-шесть тысяч человек. И даже если будет один полностью укомплектованный полк и желательно фронтовиками, а это четыре тысячи человек, мы сумеем захватить мыс и прилегающую территорию к нему. Нам только остаётся закрепиться и удерживать его, во что бы то ни стало. В этом помогут своими орудиями морские силы Рижского залива, и ещё пару батальонов пехоты с артиллерией с нашей стороны. Зато потом этот плацдарм будет оттягивать немалые силы с Рижского направления, а мы обезопасим район, где будут проводиться судоподъемные работы. Между прочем, после всего этого мы можем заполучить в свои руки два линейных корабля, пару крейсеров или даже три, а также несколько мелких судов.

Только не о каком наступлении после этого думать не придется, если не дадут дополнительных сил для реализации дальнейшего плана по наступлению навстречу полкам 12-й армии.

Идея с десантом хорошая — высказался Герасимов — если что, то я выделю один батальон из состава крепости, для этого предприятия.

— Ну, если вот так начинают развиваться события по поводу десанта на мыс, то я по прибытию поставлю этот вопрос перед штабными, пусть начинают его разрабатывать. Теперь надо решить какие суда привлечь для этой цели.

— Ваше превосходительство, для перевозки войск к месту высадки, например в район Михайловского маяка, я предлагаю использовать минные заградители. Они самые вместительные могут зараз пару батальонов принять, а уж с них пересаживать на тральщики и другие мелкосидящие корабли.

— А что все верно, я думаю это самые подходящие суда для перевозки десанта там можно для погрузки и выгрузки задействовать минные краны. Да и через минные порты выгрузка быстрей пойдёт особенно пехотинцев, а не через борт.

— У нас есть несколько старых миноносцев, они сейчас используются в качестве посыльных судов. Их также нужно использовать в качестве десантных, из-за своей малой осадки. Можно даже парой пожертвовать ради такого дела, и использовать их как временные причалы. Подобрать из них самые изношенные, и они на полном ходу вместе с десантом выбрасываются на берег. В последующем к ним будут подходить другие корабли, и высаживать своих десантников. В Рижском заливе, использовать канонерские лодки и эсминцы 5-о дивизиона, там же, я думаю, найдется и несколько пароходов и буксиров. Да и баржи есть, их использовать для перевозки полевой артиллерии, а потом в качестве временных причалов. Где-то под Ригой находится понтонный мост, вот он идеально подойдет для этой цели.

Со стороны моря, и со стороны залива, высадку поддержат линкоры и крейсера, и на них можно взять по роте две, или сколько смогут.

— Я тебя понял Михаил Коронатович. Всё! Решили! Как только сегодня прибуду в Гельсингфорс, сразу начнем разрабатывать операцию. Было бы хорошо тебе самому совсем этим обратится в ставку, только там тебе могут помочь и поддержать если докажешь перспективу этого плана. Но так как ты у нас все ещё находишься на излечении, мы запросим помощь в МГШа у адмирала Русина, а возможно даже придется обратиться, к Его Высокопревосходительству Григоровичу.

— Может вам поможет вот эти мои соображения — Я передал объемную папку Канину. Тут не только о десанте, но также много всяких предложений на разные темы. Всё это можно передать министру.

Мы ещё поговорили с полчаса, выпили по паре шкаликов коньячку.

— Ваше превосходительство, так какое решение принято по отношению «Полтавы»?

— Пока сейчас ведутся работы по обрезке корпусных конструкций изуродованной носовой части, герметизацией остального корпуса. Для его облечения, снимаем противоминную артиллерию, и выгружаем оставшийся боеприпас и другие припасы. Как только максимально облегчим, будем готовиться подвести понтоны, чтобы начать транспортировку в Кронштадт.

— А дальше что?

— Как всегда соберется комиссия, вот и будут решать, что с обрубком делать. Пока у нас два варианта. Первое, восстановить её в том же виде что и остальные линкоры но это произойдет только после войны. Второй вариант использовать её для достройки Черноморских линкоров. А ваше предложение какое?

— Я бы от первого варианта отказался сразу. Вот второй, да. Он ускорит введение в строй линейных кораблей на Черном море. Я даже предложил бы, в первую очередь — всё что демонтируют с «Полтавы» — пустить на достройку «Николая I». А с затонувшей носовой части линкора поднять башню и установить её на мысе Церель.

— Но для того чтобы эту башню установить, это какую работу надо проделать. Тут за один год не управишься.

— Так значит, под неё уже сейчас надо проводить работы. Зато орудийная башня всего-то в тридцати милях от мыса.

— Но мы там планировали установить орудия на одиночных станках, это будет гораздо быстрей, и менее затратно.

— А вот насчет башенной батареи на мысе, поговорим после того, какой приговор вынесет комиссия после обследования линкора.

На этом наш разговор закончился, так как командующий засобирался, ссылаясь на неотложные дела, и направился в порт на ожидавший его корабль. Я тоже попрощался с адмиралом Герасимовым и поехал в госпиталь, но попросил ехать медленно, надеясь что так будет трясти меньше.

По дороге в госпиталь я вспомнил интерес Канина к моей внешности. Я оглядел себя оценивающим взглядом. «То что я похудел это было и так видно, но этому я не придавал значения всё списывал на своё ранение и последующее непреднамеренное голодание, но в последнее время на аппетит я не жалуюсь. Но в остальном-то я что-то изменений не ощущаю».

Когда я вернулся в госпиталь то в фойе подошел к зеркалу, чтобы глянуть на свою физиономию.

«А что, а ведь всё верно, я немного помолодел, это было заметно по подтянувшимся щёкам на моём лице и исчезающей седине на голове. Нет, я определённо помолодел, а это к добру или к худу? Что ещё надо от меня этим экспериментаторам?» Что во всех этих изменениях виноваты именно они, я нисколько не сомневался. «Хотя с другой стороны это даже неплохо, лишь бы я и дальше молодеть не стал, а то так и в младенца недолго превратиться. Раз так, то у меня появился малюсенький шанс, что Анастасия согласиться на моё предложение руки и сердца. Теперь вот только осталось выбрать подходящий момент объявить ей об этом» — всё это вертелось у меня в голове, пока я разглядывал себя в зеркало. Мне вдруг стало как-то немного стыдно, что ли. Стоит адмирал перед зеркалом и любуется на свою харю. И что могут подумать окружающие обо мне видя всё это.

II

В двадцатых числах сентября ко мне в госпиталь приехал гость. Им оказался полковник Фёдоров. Последние время по заданию начальника Главного управления генштаба, он на фронте занимался организацией сбора и ремонта вышедшего из строя стрелкового оружия, которого так не хватало нашей армии. Несколько дней назад его срочно вызвали по делам в Главное артиллерийское управление, где его и дожидался мой пакет с предложением встретиться в удобное для него время и место. Через адмиралтейство он узнал, что я в данный момент нахожусь в госпитале и решил навестить меня. Куда и прибыл ближе к полудню.

С утра, как и вовсе предыдущие до этого дни я получил свою законную порцию всяких лечебных процедур. Так вышло, что в этот день мною заниматься выпало Анастасии и хирургу Грамсу. Я и сам уже видел, что раны на моей груди затянулись розовой кожицей, хотя там внутри ещё побаливало, особенно при ходьбе. Но главное я чувствовал себя уже вполне нормально, и очень надеялся, что и эта боль вскоре пройдёт. Анастасия после осмотра Грамсом моих ран, вместо того чтобы как и прежде забинтовать меня просто наклеивали две марлевые заплатки на мою грудь, и как объяснил хирург, с сегодняшнего дня перевязки мне отменили. Чего-чего, но я немного расстроился от этого известия. Мне всегда было приятно, когда именно Анастасия возилась с моими бинтами. Но в остальном я был рад и как заверил меня ещё вчера Радковский, что через неделю меня ждет медицинская комиссия и выписка из госпиталя.

— Анастасия Степановна, не соизволите ли вы сегодня прогуляться со мной по парку? — Задал я вопрос придержав её за руку, когда она собрав свой поднос с принадлежностями, собиралась выйти из палаты.

— Господин адмирал, у меня есть ещё несколько раненых, которым я должна поменять повязки. Вот когда я с ними закончу, тогда возможно провожу вас в парк, а сейчас мне нужно идти.

— Может кто-то другой эту работу за вас проделает?

— Михаил Коронатович, а вы разве свою работу на кого-то перекладываете?

— Да, вы правы, а я нет. Просто у меня были намерения поговорить с вами на одну очень серьёзную тему. Я с нетерпением буду ожидать окончания вашей работы, сколько бы времени она у вас не займет.

— Я думаю, что вам придётся подождать часа полтора, ни как не меньше — проговорила Анастасия, выходя из палаты.

— Хорошо я буду терпелив и подожду окончания вашей работы.

Чтобы убить время, дожидаясь, когда освободиться Анастасия, я вновь засел за свои записи. Время неумолимо приближалось к той черте, когда Анастасия должна освободиться, но тут в палату вошёл Качалов.

— Ваше превосходительство к вам полковник Фёдоров.

Я вначале не понял, что именно произнес мой вестовой. Что за Федоров ко мне пожаловал? Как мне показалось, что речь шла именно о брате Анастасии. «Интересно с чем он пришел ко мне? — подумал я. Наверно хотел узнать, что ответила мне его сестра на моё предложение. Но вот беда, предложение-то я пока и не сделал. Как раз только сегодня я хотел с ней об этом поговорить».

— Не ужели, Александр Степанович пришёл?

— Нет. Они назвались Владимиром Григоричем.

Я несколько секунд соображал, кто это мог быть.

— А! Я понял тебя. Это должно быть полковник Фёдоров Владимир Григорьевич.

— Так я именно так и докладывал вам.

— Ну братец, извини меня. Я немного отвлекся, так что не сразу сообразил о ком речь. Давай пригласи господина полковника, и приготовь что-то перекусить по этому поводу, ну не мне тебя учить.

Качалов понимающе покачал головой и быстро вышел. Через несколько секунд в палату вошел полковник с лихо закрученными вверх усами. Он с нескрываемым любопытством посмотрел на меня. Я также с нескрываемым интересом разглядывал этого полковника создателя первого в России автомата. Это потом его ученики; Дегтярев, Симонов, Шпагин создадут неплохие образцы автоматического оружия для Красной армии, с которым она разобьёт фашистские полчища.

— Здравствуйте Владимир Григорьевич, спасибо что нашли время и навестили меня тут. Так уж вышло, что я не смог с вами встретиться раньше. То вас не было на родине, то я в море. Когда в июне я прознал, что вы вернулись в страну, а мне на тот момент подвернулся случай побывать в столице. Так опять же не судьба. Мне в управлении сообщили, что вы убыли на фронт и наша встреча не состоялась. В последующем я не мог выбраться в столицу и встретится с вами. А потом бои и вот это ранение, которое так некстати полученное мной. Так что извините меня, что наша встреча происходит тут, а не в подобающем месте.

— Да что вы Ваше превосходительство, тут извиняться не за что. Это даже какое-то чудо, что я ненадолго заехал в управление, где мне и передали ваш пакет. А то я даже не представляю, когда всё это ещё прочитал бы.

— И на перед, Владимир Григорьевич, давайте без титулярности, по-простому.

— Да, Михаил Коронатович.

— Вы наверно удивлены, что какой-то адмирал ищет встречи с конструктором-оружейником и желает поговорить с ним на предмет совсем не относящийся к флоту.

Да, я поначалу конечно удивился когда увидел что этот пакет от адмирала, но вот прочитав его содержимое, я ещё больше удивился. Хотя ваши громкие дела на море сейчас на слуху у всей армии. Так мне в управлении ещё сказали, что от вас поступило немало всяких технических предложений и некоторые очень даже своевременные и нужные для нашей армии.

Вот именно, нужные. Но почему-то всё ложиться под сукно или запирается в какой-то ящик из которого если дай Бог лет так через десять вынут, когда уже поздно будет.

— Это у наших высоких генералов завсегда так бывает, я по себе знаю, и что-то продвинуть вперёд новое тут пуда соли мало будет.

— Всё верно говорите, Владимир Григорьевич, у нас почти во всех военно-технических кабинетах засилие высоких чинов со старыми взглядами. Зачем изобретать что-то новое, если есть проверенное старое, вот только техническая мысль не стоит на месте, а движется вперед, несмотря на их взгляды. И это такое во всех сферах военного строительства. Но об этом мы с вами чуть позже поговорим.

Я заметил, как Федоров посмотрел на Качалова, который в этот момент накрывал на стол.

Вы дорогой Владимир Григорьевич, только что с дороги и вероятно проголодались, да и я ещё с утра честно говоря только стакан чай в себя влил, так что прошу к столу там и продолжим наш разговор.

— Владимир Григорьевич — продолжил я прерванный разговор — как я знаю, вы немалое время находились почти на передовой, что вы можете рассказать о своей поездке. Как обстоят дела на фронте? Вы же наверно видели многое своими глазами, а не только со слов фронтового начальства знаете, в чем нуждается солдат.

— Кое-чего я конечно видел и в этих поездках, да и постоянно беседовал с кем-нибудь из сопровождающих меня. И это были не всегда высокие чины, но и простые фронтовые офицеры, конвойные казаки или стрелки, иногда это был шофер, если выпадала такая оказия, прокатиться на автомобиле между полками или дивизиями. И в первую очередь все жаловались на нехватку винтовок да патрон к ним, про снаряды совсем страшное что говорили. Почти все предвоенные запасы были израсходованные в первые месяцы войны. Ещё не так давно наши батареи получали в день лишь по два снаряда на орудие, которых хватало, как говорили в насмешку, первый снаряд для приветствия восхода солнца, второй для его захода.

О бедственном положении Русской армии на предмет нехватки оружия и боеприпасов что постигло её на первом году войны, я знал ещё из своего времени и довольно в большом объеме, но решил и дальше изображать человека незнакомого с проблемами сухопутной армии.

— Что, не уж то так и было?

— Да, было. Это в последнее время дела понемногу выправляются, но ещё далеко до изобилия. Во всём чувствуется нехватка. «Не позаботились, — говорили они мне, — не заготовили всего того что было нужно для ведения войны. И после всего этого, посылают людей на убой. Нет ни снарядов, ни винтовок, ни тяжелой артиллерии, пулемётов также катастрофически не хватает. Почему у германца все есть? Также нельзя воевать». Да дела со снабжением нашей армии в начале года были просто ужасны. Всем сердцем понимаю я справедливость таких обвинений. Но что я могу поделать, я ведь только инженер-оружейник.

— Это страшные слова, особенно когда тебе это говорит в лицо простой солдат. Правда и наше адмиралтейство не успело в полной мере приготовиться к войне. То одного нет то другого, да и воевать приходиться на старых кораблях, так как новые корабли к началу войны не успели вступить в строй. Но в основном у нас дела обстоят немного получше, так как стрелковым оружием мы в море не пользуемся, да и морские бои происходят не так часто.

— Да и сейчас положение с оружием в войсках находится в катастрофическом состоянии, маршевые роты поступают на фронт почти безоружные, да и там их почти нечем вооружить. И каких-то три месяца назад всё это выглядело примерно так что в дивизиях одна винтовка приходилась на троих, в лучшем случае на двоих.

— Неужели всё так плохо?

— Хуже не бывает. Ещё в январе сразу после возвращения из Японии, меня вызвал начальник Главного управления генерального штаба генерал Беляев. Вот он поведал мне, что наша армия в результате непрерывных четырехмесячных боев на начальном этапе войны понесла большие потери в людях. В этих же боях было потеряно огромное количество оружия брошенного на полях сражений и при отступлении, как сломанного, так и вполне исправного. После этого на фронт надо было посылать хорошо вооруженное пополнение в огромных количествах. А запасы винтовок и без того были невелики через три месяца уже иссякли. Сначала маршевые роты посылались к фронту вооруженными только наполовину, потом на одну треть и наконец совсем безоружными. Винтовки им приходилось добывать на фронте самим. Мне было приказано направиться на Северо-западный фронт, которым командовал генерал Рузской и организовать такой порядок сбора всего неисправного оружия, чтобы не пропала ни одно винтовка. Так ещё надо было наладить ремонт и исправления этого оружия, и сбережения его в войсках.

Считая порученную мне задачу очень важной, генерал Беляев приказал каждую неделю отчитываться перед ним о количестве собранного и отремонтированного в армиях оружия. Посудите сами, в войсках Северо-Западного фронта числилось почти шестьдесят дивизий. Но нехватка винтовок в войсках достигала огромной цифры, более трехсот тысяч экземпляров. Другими словами, двадцать дивизий числилось только на бумаге, так как их нечем было вооружить.

— А куда девались все предыдущие запасы что делались до войны?

Многие солдаты побросали и оставили вовремя отступления на поле боя очень много всевозможного оружия, в том числе и винтовки. Кто выкинул негодную, кто-то вполне ещё хорошую которую хороший солдат исправил бы собственными руками или в походной мастерской, но выбрасывались и боевые винтовки, надеялись что так легче отступать а потом получить взамен утерянной другую.

— Тогда почему с таких нерадивых солдат спросу не было за утерю боевой винтовки?

— Так поди докажи что он выбросил годную а не поломанную винтовку.

— Значит во всём этом сами офицеры и виноваты. Надо было сразу вводить такое положение, чтобы солдат не бросал своё оружие на боле боя, в каком бы состоянии оно не было. Принёс сломанную винтовку, сдай в обоз и получи исправную. А теперь сами и расплачиваются за свою недальновидность.

— Поступи мы с самого начала так, поди и не было бы такого катастрофического положения с винтовками.

— Потери в любом случае были бы, но я думаю, что раза в два меньше тех, что случились поначалу. А теперь солдат и вооружить-то нечем.

Перед тем как я отправился на фронт, я решил выяснить, сколько все же было стрелкового оружия в войсках и на складах. В главном артиллерийском управлении мне предоставили все необходимые документы на эту тему. Согласно положению, разработанному мобилизационным комитетом Главного управления генштаба, в войсках и на складах должно было быть в наличии более четырёх с половиной миллионов винтовок и карабинов. Так оно и было на самом деле, в наличии перед войной имелось всего на сто тысяч винтовок больше от рекомендуемого наличия. Но размах этой войны спутал все расчеты, сделанные в мирное время. Положение с винтовками стало угрожающее. И вот сейчас после осмысления всего происходящего стало понятно, что надо было иметь двойной, а то и тройной запас.

А нельзя было закупить оружие за границей? Может где-то у кого-то есть в излишке несколько тысяч пригодных к использованию винтовок. Или это большая проблема для нас?

— Да. Эти самые винтовки мы искали во всех частях света, в Северной и Южной Америке, в Азии и даже в Африке, нигде нет готовых к продаже. Когда-то наше правительство передало Абиссинии несколько тысяч винтовок во время ее борьбы с Италией, туда были даже посланы люди, чтобы их выкупить. Посылались люди и в Манчжурию с такой же целью, скупить у тамошнего населения оружие подобранного им на полях сражений японской войны. Но исправные винтовки там продавать не хотят.

— Если за границей не хотят продавать готовые винтовки, тогда нужно попробовать сделать большой заказ на их изготовление, например в Америке или в той же Японии.

Да заказали мы в Америке. Их фирма «Винчестер» в конце прошлого года взялась изготовить для нас винтовки, но только не нашу трехлинейку, а своей конструкции, но под наш патрон. Был заключен контракт на изготовление трехсот тысяч, и первые двадцать пять тысяч винтовок из первого заказа мы уже получили. В августе мы сделали заказ ещё на двести тысяч. Но наше командование хочет иметь привычные для своей армии винтовки Мосина. Раз фирма «Винчестер» отказалась выпускать по нашим чертежам трёхлинейную винтовку обр. 1891 года, то в начале этого года с компаниями «Ремингтон» и «Вестингауз» был заключен такой контракт, вот только когда он будет выполнен самому Богу неизвестно.[1]

— Я знаю, что как раз по случаю закупок для нашей армии винтовок вы побывали в Японии. А там как обстоят дела с размещением заказов на производство винтовок «Арисаки»?

— Хоть мы и закупили винтовки там, но вот поволноваться пришлось изрядно, пока с ними договорились. И помимо того что нам удалось закупить триста тысяч винтовок «Арисаки», так ещё разместили заказ на один миллион штук. Так тут недавно с этими винтовками вышел один конфуз, сколько не с самими винтовками, сколько с полной необученности личного состава некоторых частей, на вооружение которых и были приняты эти винтовки, включая и офицеров.

А было это так. Однажды получаю приказ из штаба Северо-Западного фронта немедленно выехать в 5-ю армию, чтобы выяснить причину массового выхода из строя японских винтовок, которыми были вооружены некоторые бригады. Еду и ломаю себе голову: что за напасть такая? Ведь сколько трудов и хлопот и нервов было потрачено на приобретение японских винтовок!

Прибыл к командиру одной из бригад, которую довольно-то сильно потрепали немцы.

— Подвели нас эти японские винтовки, — начал он возмущаться, узнав цель моего приезда. Они, как бывшие не так давно нашими врагами, нарочно сплавили нам вместо исправного оружия всякую дрянь. Некоторые винтовки так ни одного выстрела не в состоянии были сделать, дают сплошные осечки. Другие после одного двух выстрелов также больше не стреляли. Неприятель наступает на позицию моей бригады, ведя ружейный и пулеметный огонь, а мои солдаты даже ответить не могут, разве что по матушке проклиная всё и всех. Поэтому нам пришлось быстро отступить, многие солдаты в сердцах побросали свое никуда «негодное» оружие. Присутствовавшие при разговоре офицеры очень сильно негодовали, поддерживая своего командира.

— Представляете моё состояние, ведь именно я принимал это оружие, там в Японии.

— Ещё бы не понять! Они поди ещё и не знали, что именно вы участвовали в закупке этого оружия. То конкретно и на вас свалили бы все свои беды.

— Тогда ещё не знали, об этом я им потом сказал. А верно, я мог вполне услышать от них тогда всяких оскорблений. Но в тот момент я искал причину, почему оружие давало осечки. В Японии всё оружие проверялось и не одним-двумя выстрелами, а большим количество стрельб, и осечки были редким явлением. К тому же капсюль в японских патронах был чувствительнее, чем наш. Я не понимал, как такое могло случиться. Если это диверсия наших недоброжелателей? Тогда где и когда эти винтовки были испорчены? Ведь не все же винтовки из прибывших отказывают стрелять, в других подразделениях нареканий на них нет.

— И что же случилось с винтовками? Неужели и правда была диверсия?

— Да никакой диверсии не было. И Федоров рассказал, что на самом деле случилось.

Когда офицеры немного успокоились, я спросил их. — Вы когда получали оружие, проверяли его?

— Да некогда нам было, как только получили винтовки, нас сразу на отражение немецкого наступления бросили — ответил один из офицеров.

— А во время боя, когда пошли отказы, что тоже не удосужились посмотреть, из-за чего это происходит?

— Так поверхностно, но в подробности не вдавались.

— Господа офицеры! Но как можно-то не удосужится проверить оружие.

— А что его проверять-то, если оно всё негодно.

Причина оказалась очень простой. Выяснилось, что солдаты получили оружие перед самым боем, им даже никто не показал как надо обращаться с ними, так как принцип ведения огня, что нашей, что японской винтовки один и тот же.

Противник активно наступает на наши позиции, бригаду только что пришедшую из резерва бросили на помощь на один из участков фронта, где уже вели жестокий бой наши солдаты. Так вот, пришедшую бригаду стали вооружать в непосредственной близости к позициям. Из-за спешки, винтовки из ящиков сразу выдали на руки без всякого осмотра и очистки. Между тем все японские винтовки были тщательно смазаны для предохранения от ржавчины, ведь им пришлось совершать длительное путешествие сначала по морю до Владивостока, а потом через всю Сибирь. А смазка в винтовке затвердела, что не способствовало правильной работе механизма. Вот так из-за недостаточно внимательного отношения к оружию, сколько ни от солдата, а от офицера бой был проигран, а сотни людей напрасно пролили кровь.

— Я приказал принести несколько винтовок, что тут же было выполнено. Взяв одну из них, передернул затвор и заглянул вовнутрь и сразу всё понял. Приказал все принесённые винтовки хорошенько очистить. После этого ни одна из них не дала осечки.

После такого конфуза офицеры старались не смотреть мне в глаза, и извинялись передо мной на сей счет.

— Да, история. Но насчёт солдат я ещё могу понять, что они в большинстве своём малообразованны, большинство кадровых солдат мы потеряли за первые полгода войны, а эти набраны по деревням и винтовку в руки взяли только когда их призвали. Но неужели все офицеры бригады не смогли понять, в чем причина отказа винтовки.

— Выходит что так. И что прискорбно, никто из них похоже даже не пытался это проверить, а сразу давай рапортовать наверх о некачественных винтовках.

— Оказывается нужно не только наших солдат учить, но также и офицеров особенно военного времени, которые и сами-то попали на фронт недавно. Предлагаю организовывать что-то на подобие оружейно-технических курсов по одному на каждый фронт. Где объяснять всевозможные нюансы, что могут возникнуть в той или иной ситуации с оружием, и не только с закупленным заграницей, но и с отечественными образцами. Поступить можно так, взять из каждой дивизии по одному толковому офицеру и обучить всему этому, а он в свою очередь уже обучит этим же премудростям одного-двух от каждого полка своёй дивизии.

— А что, это верное решение. Вот с этим предложением я обязательно обращусь к генералу Беляеву, он должен поддержать создание таких курсов в преддверии поступления оружия из заграницы, чтобы больше не случалось таких вот конфузов.

— Ну, с тем что на заграничных заводах заказы мы разместили и начали что-то уже получать оттуда, всё понятно. А почему нельзя было взять и увеличивать производство винтовок на отечественных заводах?

— Беда всех казенных предприятий военной промышленности заключается в том, что им приходится работать не ритмично, рывками и всё из-за того что перед войной оружейные заводы практически стояли. Так как заводы основные заказы выполняют или во время перевооружения армии или во время войны. Тогда и рабочих на заводах в полном достатке, но как только заказ на изготовление выполнялся производство свертывалось, но не полностью оставалось малое количество рабочих только для того чтобы восполнять то малое количество стрелкового оружия что пришло в негодность по разным причинам в армии. Остальные рабочие распускались если заказов завод не получал и должны были искать работу где-то на стороне. Начальники заводов когда наступали такие времена, как правило, бегали в поисках хоть каких-нибудь заказов, чтобы завод не простаивал, да и сохранить квалифицированных мастеровых нужно было. Такая же участь постигла и начальника Сестрорецкого оружейного завода, генерал-майора Николая Григорьевича Дмитриева-Байцурова. Он обивал пороги различных отделений Главного артиллерийского управления в поисках любых заказов, лишь бы завод выполнял какую-то работу. И наш завод перед войной вместо винтовок изготовлял кавалерийские пики, артиллерийские взрыватели, дальномеры, различные инструменты. Тульский завод делал все что угодно, но только не оружие. Да и другие оружейные заводы находились не в лучшем положении. Был момент, что Министерство финансов настаивало на закрытие простаивающих заводов из-за дорогого их содержания. И за два года до войны такая участь едва не постигла Сестрорецкий оружейный завод.

— Владимир Григорьевич вот вы говорите, что завод вместо оружия выпускал взрыватели, и я предполагаю, что эти взрыватели для снарядов.

— Естественно! Но и не только. Производили запалы для обычных гранат и даже для морского министерства выполняли заказы.

— Вот видите. Так что Владимир Григорьевич это даже очень нужная вещь для нашей армии. Ведь без взрывателя снаряд просто железная болванка, артиллерии ну ни как без него не обойтись. И что это за армия без артиллерии. А русская армия всегда славилась своей артиллерией. Вот вы не задавались вопросом, а почему сейчас в нашей армии нехватка снарядов? Да потому что и взрывателей наши заводы не удосужились заготовить в достаточном количестве. Или те же дальномеры, это тоже незаменимый прибор.

— Но я господин адмирал больше конечно по стрелковому оружию специалист, и оно целиком захватывает меня. В то время меня более всего интересовало конструирование какой-нибудь автоматической системы. И если быть честным, я не вдавался в подробности чего и сколько выпускает наш завод. Я просто любил оружейное дело.

— Это понятно, что вы больше интересовались стрелковым оружием, его выпуском, и мало интересовались производством другой военной продукции на вашем заводе. А что, сразу после начала войны нельзя было увеличить количество выпускаемых винтовок?

Когда разразилась эта война, и заводам поступило распоряжение срочно разворачивать производство оружия. А как?… Если рабочих-то нет. Многих мастеров-оружейников забрали в армию. А согласно планам на войну оружейные заводы все вместе должны поставлять с первого дня всего-то по две тысячи винтовок в день, то есть по шестьдесят тысяч в месяц. Это всё хорошо выглядело на бумаге, но на самом деле оказалось, что оружейные заводы не могут сразу наладить изготовление даже этого количества, а это выходило в среднем по пятьсот винтовок на завод. И через четыре месяца после начала войны, заводы так и не смогли наладить даже того мизерного количества, что предполагал передвоенный план. И вместо шестидесяти тысяч винтовок, в декабре месяце было изготовлено немногим более половины. Сейчас дела понемногу выправляются, вернули некоторых мастеров-оружейников обратно на заводы, набрали рабочих, начался выпуск стрелкового оружия в полном объёме. Но надо-то ещё больше расширять производство, так как общая производительность наших оружейных заводов при их постройке была рассчитана всего-то на пятьсот тридцать тысяч винтовок в год. А мы теряем до двухсот винтовок в месяц, а это почти два с половиной миллиона в год. Это значит, чтобы восполнить эти потери заводам понадобится пять лет работы или увеличить производительность в пять раз. А этого мы пока не можем сделать. Да и в ближайший год выпускать и даже восполнить такие потери вместе с поставками из-за границы не сможем. Но с каждым месяцем производство стрелкового оружия увеличивается на пару десятков тысяч и возможно через год заводы утроят выпуск винтовок и доведут до полутора миллионов штук в год. А пока всю надежду надо возлагать на русского солдата, на его умелое, бережное обращение с винтовкой.

А почему нельзя построить ещё по паре цехов на существующих предприятиях и закупить оборудование за границей и этим способом увеличить количество выпускаемого оружия.

— Это не чего не даст, так как рабочих для новых цехов не будет хватать.

— Тогда надо построить ещё пару оружейных заводов в тех городах, где есть свободные рабочие руки.

— В этом видится выход, но на строительство такого завода нужны и время и деньги. Времени у нас нет, так как оружие нужно срочно, поэтому тратим деньги которых также нет. И Россия влазит в долги, прося кредиты у своих союзников на покупку их же оружия.

— Во время этого разговора с вами я понял, в чем же была причина катастрофы в снабжении армии винтовками? Она заключается в недостатке тех запасов, которые были установлены по плану генштабом для пополнения убыли винтовок от повреждений и утерь. Заводы не в состоянии сразу были начать выпуск в полном объёме. На фронте небыли организованы специальные команды по сбору и ремонту брошенного оружия на поле боя. Никто не растолковал солдату, чтобы он не выбрасывал вышедшее из строя своё оружие. И наконец, после того как выбили кадровую армию, в войска стали призываться необученные мужики. Сколько числилось в нашей армии штыков перед войной?

— Где-то около полутора миллионов человек. И более трех миллионов обученного резерва.

— Вот. Под неё-то и готовились все эти запасы, но забыли, что с началом войны по мобилизационному плану армия должна увеличиться в три-четыре раза. А вооружить-то лишних людей было нечем. Сколько было выделено винтовок для пополнения убыли?

— Как я знаю из документов предоставленных мне в Главном артиллерийском управлении, там говорилось, что по расчетам генштаба надо иметь всего шестьсот тысяч винтовок. А в дальнейшем наши заводы начинают работать на полную мощь, выпуская в год ещё примерно столько же. И этого количества должно было хватить для восполнения убыли.

— Ну-ну, так уж и хватить. А с ваших слов, что мы на фронте теряли в среднем за месяц двести тысяч винтовок. И отсюда вывод, что положенных запасов могло хватить всего на три месяца войны. И потом невиданный размах этой войны вызвал и небывалую убыль солдат. Кто же мог предвидеть, что мы за год на полях сражений потеряем столько людей, а вместе с ними и огромное количество оружия. А это количество потерянных винтовок во много раз превосходит все нормы, которые были установлены по опыту прежних войн. Вот вам и главная причина всего этого тяжёлого положения.

Насчет бережного и главное умелого обращение русского солдата с оружием это вы правильно сказали. Вот только не успеваем мы такого солдата получить до фронта. Не для кого не секрет, что почти на восемьдесят процентов сухопутная армия состоит из лапотного мужика. И его сначала надобно бы в запасных полках как минимум три месяца обучать премудростями войны и обращения с оружием. Возможно, многим это обучение спасло бы жизнь. А так. Только призвали ничего не умеющего мужика — сколько он пробудет в запасном полку неизвестно — и почти сразу на фронт. И не дай Бог ему в первый же день после прибытия сразу попасть под артиллерийский обстрел, или того хуже, пойти в атаку на пулемёты. И всё нет мужика. Ему бы неделю побыть да обвыкнуть да с ветеранами пообщаться, чтобы хоть трохи опыта набраться — что делать в той или иной ситуации. Но нередко бывает так, что прибывшему солдату удаётся прожить только одни сутки, предоставленные ему судьбой.

— Да, так зачастую оно и происходит. И это я не раз видел сам. Приводят новое пополнение на фронт, за две-три версты до передовых позиций останавливают. В большинстве своём все они новобранцы, бывших солдат среди них единицы. К тому же основная масса без оружия. Вскоре начинают их распределять по ротам да выдавать оружие, если есть в наличие. А тут германцы, и откуда только они знают что прибыло пополнение из новобранцев — открывает артиллерийский огонь.

— Это они организовали комитет по встрече новобранцев на фронте с музыкой и рукоплесканием.

— Вот-вот, это было похоже именно на приветствие. Бывало, выпустят два десятка снарядов по предполагаемому месту. Попали они или не попал, но зато, какого страху нагнали на вот таких необстрелянных. Так они бедные от страха не знают что делать, начинают метаться в разные стороны. Их потом долго приходиться собирать и приводить в чувство. Конечно смеяться грешно над некоторыми бедолагами, но немало бывает таких что после такого обстрела им приходилось застирывать своё бельё да и самим отмывать задницы в ближайшем водоёме или речке. Но кое-кого приходится отправлять в лазарет или того хуже — хоронить. Но бывали случаи, что кое-то в такие моменты даже терял рассудок.

— На флоте немного не так. Да и на флот-то берут во многом из рабочих, а не из крестьян. Они в технике мало-мальски соображают вот потому-то их легче чему-то обучить. А в пехоте что. Научил мужика затвор передёргивать да мушку на цель наводить и всего делов. А если такому дать другое оружие, он и теряется и не знает что с ним делать. Нечто подобное с ваших слов вышло с японскими винтовками. Хотя «Арисаки» мало чем отличаются от нашей родной трёхлинейки. А будь это какая-то, например самозарядная винтовка, за которой надо тщательно следить, так такой неумелый солдат через несколько дней останется безоружным.

В самом начале войны из-за просчетов генералитета и шапкозакидательского подхода к этой войне, мы за восемь месяцев потеряли ту старую кадровую армию. А новая армия появиться только на следующий год, вот из этих самых мужиков. Это будут те, кто выживет на полях сражений и научится воевать, вот это и будет новая армия. Но им к этому времени нужно дать новое оружие. А пока мы не научимся воевать и это касается не сколько солдат, сколько генералитет, то будем отступать, или заваливать людьми землю при любом своё наступление.

— Владимир Григорьевич, вы почти полгода провели на передовой, можете что-то рассказать о тактике ведения боёв, что применяют обе стороны? Некоторое представление я конечно имею, да и с многими фронтовиками тут в госпитале разговаривал. Перед войной все предсказывали, что предстоящая война будет манёвренная. Так поначалу она и выглядела, то наступаем, то драпаем. А сейчас в большинстве своём все зарылись в землю, отгородились колючей проволокой, ощетинились пулемётами да пушками. Но пулемётов-то в нашей армии большая нехватка, со снарядами просто катастрофа, про орудия особенно крупного калибра я совсем молчу.

— Да не только в винтовках и снарядах большая нехватка, хотя они на первом месте. Там на фронте во всём большая нужда. Мне не раз приходилось наблюдать то большое различие, что существовало между нашей и германской армией. «Добрыми и ласковыми словами» поминали офицеры разных полков наше военное министерство, указывая на нашу бедность в военной технике. Помню, был такой случай. Как-то один седой полковник, с которым мы в ночь обходили окопы, обратил мое внимание на германские прожектора, что в тот момент шарили своими лучами по нашим укреплениям.

— Вот видите что у них. А у нас что? — с сарказмом спросил он и тут же ответил на свой вопрос: — А у нас одна только божья луна, если только видна, а так не х..! Кроме прожекторов, они применяют сигнальные пистолеты, которых у нас имеется всего один на батальон. А разве нельзя было запастись ими в достатке. Хотите господин полковник посмотреть, что сейчас германцы вытворять будут?

— А что именно они будут делают?

— Сейчас сами увидите, только подождем несколько минут.

Мы остановились посреди окопа, глядя в сторону германских позиций которые находились где-то там в темноте, да ещё и эти прожектора глаза слепили. Вдруг со стороны противника открылся интенсивный пулемётно-ружейный огонь. В первую секунду я от неожиданности присел.

— Это что, ночная атака!? Но тогда почему не все солдаты заняли своих мест для её отражения? — спросил я командира полка.

— Да нет, это не атака. Это так германцы развлекаются, устраивают ночью ложные тревоги, заставляя наших солдат тратить попусту и без того малый боезапас. Мы не имея осветительных средств, поначалу думали что это атака и открывали заградительную пальбу, выпуская попусту, но на радость неприятелю, громадное количество патронов. После нескольких таких ложных ночных атак, мы перестали им отвечать и приказали своим солдатам строго-настрого беречь патроны.

— А вы не боитесь, что вот так они притупляют вашу бдительность, а потом на самом деле предпримут атаку и захватят вас врасплох.

— Так мы всегда наготове, вы же сами видели, что половина бойцов на всякий случай приготовилась отражать атаку, только огня не открывала.

— Да заметил, ещё удивился, почему кто-то подставляет голову под пули, а эти отсиживаются на дне окопа, как будто и стрельбы вокруг нет. Также у меня промелькнула мысль, что так ведут себя только обстрелянные и опытные солдаты, и зря голову им незачем подставлять, когда противник ещё так далеко от линии обороны.

— А вы правильно подумали, это уже обстрелянные солдаты, они и днём своих голов не высовывают из-за бруствера. В последнее время у германцев появились специальные меткие стрелки, они выбивают наших наблюдателей и офицеров. Так мы за прошедшую неделю потеряли одного офицера и двух нижних чинов выполняющие роль наблюдателей только убитыми, да двоих тяжелоранеными. Эти сучьи стрелки днём никому не дают высунуться, а сами немцы наблюдают за нами в перископы, которых у них в достаточном количестве. Таким способом они не подвергают себя опасности быть подстреленными с нашей стороны. Да и с такого расстояния без специального приспособления к винтовке вряд ли куда-то попадешь.

— Как я вас, Владимир Григорьевич, понял, у германцев появились «снайперы» вооруженными винтовками с оптическими прицелами, которые позволяли обнаруживать цели на большом расстоянии и этим облегчали себе прицеливание.

— Вот именно. Германские войска получают всякие технические новинки, и те же винтовки с оптическими приспособлениями, кроме того у них появились винтовки с магазинами увеличенной вместимости. Ещё они приспособили к винтовкам специальные мортирки, из которых можно было выбрасывать по крутой траектории маленькие гранаты. Такое приспособление было очень удобным при обстреле окопов с расстояния до двухсот метров.

— А мы что не можем наладить точно такое же приспособление как у немцев?

— Конечно можем, и ГАУ уже разрабатывает что-то подобное. Хотя первые сведенья о подобном приспособлении до нас дошли ещё за год до войны, как из самой Германии так и из Англии. Но только на третий месяц после начала войны были выработаны предварительные конструкции этого «Оружия». И похоже одно из них, а это конструкция штабс-капитан Дьяконова оправдывает возложенные на неё надежды, и возможно скоро она поступит на вооружение.

— Насчет технических новинок. Владимир Григорьевич, я знаю что после японской войны несколько оружейников, в том числе и вы, всерьёз начали разрабатывать автоматические винтовки. Что за эти годы было изготовлено несколько опытных образцов. Какие-то из них получились не совсем удачные, но были и вполне удачные. И что перед войной были собраны несколько опытных партий для всесторонних войсковых испытаний, которые для вашей винтовки прошли вполне успешно. Если я не прав то поправьте меня. Был выдан заказ на изготовление войсковой серии или нет?

— Да. Ещё в тринадцатом году такой заказ был выдан. Я в тот момент работал над улучшением своей винтовки под собственный патрон уменьшенного калибра, которая и пошла бы в производство, если бы не война.

— Так значит заказ был выполнен, или за год так ни одной винтовки и не собрали.

— В силу разных стечений обстоятельств было собрано всего несколько штук. Но почти все комплектующие изготовлены, осталось только собрать и отладить их.

— Вы не скажите, почему вы прекратили работы над ней?

— Когда началась война, то я решил что не время заниматься ею, так как образец ещё не доведён до ума и в таком виде преждевременно принимать винтовку на вооружение нашей армии. Мы все в тот момент ещё продолжали считать, что война долго не продлится и закончится в скором времени. И только по окончанию войны я предполагал продолжить работы над ней. В этих условиях я думал, что достаточно внести некоторые улучшения в существующую уже трехлинейную винтовку, устранив ее некоторые недостатки, которые выявились в ходе войны. Ещё — но это моё мнение — надо на время войны вместо трёх винтовок; пехотной, драгунской и казачьей, выпускать всего одну. Во время своего пребывания на фронте я заприметил, что с более короткой драгунской винтовкой солдату сподручнее управляться в окопе. Кроме этого, огонь наши солдаты открывают, когда до противника остаётся метров четыреста, а для этой дальности даже карабина с лихвой хватает не то что «драгунки». Так что можно ствол укоротить ещё сантиметров на пять. Зато сколько можно на этом сэкономить разных материалов, особенно металла. А это в военное время имеет большое значения.

— Ещё бы, если представить что винтовки выпускаются сотнями тысяч, то экономия метала должна быть существенной.

— Да не малая. Ещё я предлагаю переделать магазин под большее количество патрон, хотя бы до десяти штук. Нынешних пять в магазине, это мало. Это особенно проявляется при отражении атак противника, когда каждая секунда дорога, а тут приходиться довольно часто пополнять боекомплект винтовки. Вместо принятого гранёного штыка, ввести съемный клинковый, который удобный в рукопашной борьбе.

А вот насчет автоматической винтовки…. На фронте я хорошо ознакомился в каких условиях приходится нести службу оружию. Это пыль, песок, грязь, вода, снег, мороз и жара. Для меня теперь приобрел совсем иной смысл требования к оружию — это его простота, прочность и главное безотказность. А над автоматическими винтовками еще слишком много надо поработать, чтобы получить простую и безотказную винтовку. Десять лет трудился я над созданием своего автоматического оружия. И приходить к такому заключению мне было, вероятно, трудней, чем кому-либо. Но надо было смотреть правде в глаза. Лишь простота и прочность нашей трехлинейной винтовки позволяли исправлять ее в армейских оружейных мастерских, несмотря на то состояние в каком она туда поступает с полей сражения. А вот исправить автоматическую винтовку непосредственно на фронте я думаю было бы проблематично. Но не смотря на эти взгляды я уверен что и у автоматических винтовок есть будущее, и они обязательно будут лет через десять приняты на вооружение как только достигнут таких же показателей безотказности как винтовка Мосина. И всё же мне пришлось увидеть свои винтовки в действие на фронте.

— Даже так, а я что-то не слышал, что у нас где-то в войсках применяются автоматические винтовки.

— Да какой применяются в войсках…. Мне приказали передать 85-й пехотный Выборгский полк несколько опытных автоматических винтовок, что были изготовлены ещё в двенадцатом году под наш патрон. А что передавать-то, когда они перед войной проходили интенсивные испытания, что после этого нуждались в серьёзном ремонте. Так что было передано всего-то две винтовки, те, которым меньше всего досталось на этих испытаниях. Я сам отвозил эти винтовки в полк, а там выяснилось, что командиром полка был мой знакомый ещё по стрелковой школе. Тогда я понял, почему именно сюда отдали мои винтовки для испытания. Это он настоял — зная о них не понаслышке — чтобы в боевых условиях испытать их. Первым наперво я показал, как нужно стрелять из винтовки, после этого стреляли офицеры и солдаты. Произвёл разборку и сборку автоматической винтовки, комментируя каждое действие, объясняя ее устройство. Я приметил, что окружавшие меня люди проявляют особый интерес к этому оружию.

Многие сожалеющие говорили — Эх, если бы у нас были такие винтовки в самом начале войны…. И почему их не начинают выпускать?

Это я сейчас понимаю, что надо было продолжать наши работы по автоматической винтовке. И возможно я довёл бы за этот год её до рабочего состояния.

— Вот об этом я и хочу с вами поговорить господин полковник. Надо непременно продолжить работу над автоматической винтовкой и создать на её основе ещё два вида оружия. Первое, это надо укоротить существующую винтовку хотя бы до метра, это повысит её маневренность особенно во время боя в стеснённых условиях, в траншеях, в домах, в лесу с такой винтовкой тоже сподручнее воевать. Пока с трехлинейкой развернешься, из вот такого укороченного оружия можно уже стрелять или пустить в ход приклад. Хотя такую винтовку можно укомплектовать съёмным штыком типа ножа. Для простого солдата она конечно будет сложна, но можно в каждом полку создать специальную роту опытных солдат и вооружить такими укороченными винтовками назовем её «Автоматом». Для этого автомата сделать отъемный магазин на 20–25 патрон, Чтобы можно было быстро заменить пустой магазин на полный. А второй вариант — этот же автомат можно использовать как легкий ручной пулемёт, только надо ствол сделать немного потолще, для меньшего перегрева при длительной стрельбе. Увеличить магазин до сорока патрон, да прикрепить к нему складывающие сошки для стрельбы с упора.

Федоров на минуту задумался…

— А что, это очень дельная мысль. На фронте ощущается острая нехватка пулемётов, я думаю, что вполне возможно приспособить мою винтовку как пулемёт только немного надо доработать. Вот только когда я смогу взяться за это дело чтобы всё наладить. Мне бы надо сейчас быть на оружейном заводе, а я в данный момент прикомандирован к штабу северо-западного фронта.

— Я не знаю как относится к автоматическому оружию наше высшее начальство, но его надо убедить в целесообразности его производства. Но предвижу, что будет очень много противников у этого оружия, особенно со стороны высшего генералитета. И на что они будут указывать в первую очередь это на «избыточный расход боеприпасов». Но я попробую кое-кого убедить, чтобы получить полную поддержку в этом производстве. А вам уже сейчас надо начинать прорабатывать такое оружие. К этому же надо подключить и других оружейников как говорят одна голова хорошо, а две ещё лучше. У вас же есть отличный помощник, его фамилия кажись Дегтярёв.

— Да есть, очень толковый молодой человек, несмотря что самоучка, в будущём будет хорошим конструктором стрелкового оружия.

— Вот пока вы не освободитесь, пусть он подумает что и как. Я посоветовал бы вам пригласить для разработки автомата ещё одного неплохого оружейника. Не в обиду будет сказано он и правда может кое-что дельное подсказать. Вот только его надо разыскать. В данное время он трудится на одном из Петроградских заводов, на каком в точности я не знаю. Но думаю что его не составит труда найти если обратится в департамент полиции.

— И кто же это?

— Это Сергей Александрович Коровин. Он до войны несколько лет проработал на заводах Браунинга.

Я не имел чести с ним познакомиться. Одного не могу понять, если он имеет какое-то отношение к оружейному делу, так почему он не на оружейном заводе?

В прошлом у него были проблемы с законом. По молодости решил поиграть в революционера, за что и был отчислен из Харьковского технологического в девятьсот пятом…

— Так он из неблагонадежных?

— Да что вы Владимир Григорьевич, это всё ошибки молодости, но пятно осталось. Когда он вернулся перед самой войной обратно в Россию и хотел устроиться на Тульский оружейный завод, но из-за этого пятна его-то и не приняли.

— Тогда мне любопытно узнать ваше превосходительство, а вы-то как о нём узнали?

— Можно я не буду отвечать вам на этот вопрос. Но кое-чего я всё-таки слышал и не только о нём, но и о других оружейниках.

— Я просто не представляю флотского адмирала, интересующегося какими-то оружейными делами. Это же не крейсера и дредноуты, мины и торпеды, это же просто стрелковое оружие, которого на кораблях-то не так много.

— Суть не в том что я флотский, а в том что и Россия должна что-то противопоставить остальному миру. Вот чем может Россия похвастаться перед остальным миром. Многозарядные винтовки первыми начали производить в Америке. Первый пулемёт не мы придумали, ручной пулемёт первыми начали производить в Дании, да и остальное оружие — те же револьверы и пистолеты, винтовки — если честно не у нас всё это придумано, мы только немного усовершенствовали некоторые образцы этого оружия. Но вы и так больше моего знаете, что нового делается в этой области за границей. Поэтому-то я и предлагаю вам создать конструкторское бюро по конструированию новых образцов стрелкового оружия от пистолета до автоматической пушки малого калибра. Поэтому я думаю, что Коровин, а также его опыт и знания, полученные на одном из заграничных заводов, вам могут очень пригодиться….

— Если вы так хлопочете об этом господине, то возможно он и не плохой специалист. Поглядим, чем он нас может заинтересовать.

— И он не единственный будет конструктор-оружейник в вашем бюро, их будет немало и молодых и зрелых, кто начнёт конструировать новые образцы оружия, но они-то появятся через год-два. Ещё вот что. Где-то на фронте сейчас находиться и другой ваш товарищ по оружейному делу, я говорю о Токареве Фёдоре Васильевиче. Его желательно тоже привлечь к конструированию новых видов стрелкового оружия.

Фёдора Васильевича я хорошо знаю, как-никак пять лет на одном заводе трудились. Можно сказать у нас с ним заочное соревнование, мы оба конструировали автоматические винтовки. Но после начала войны нам пришлось заняться совсем другим делом.

— И не забудьте пригласить другого вашего конкурента — Якова Устиновича Рощепея.

— Как я понимаю, вы на полном серьёзе хотите нас всех собрать в какое-то конструкторское бюро, где мы будем совершенствовать мою винтовку. Но ведь и они также в свою очередь захотят продолжить работы над своими образцами.

— В первую очередь надо довести до приемлемых результатов вашу винтовку, как самый отработанный образец из всех опытных созданных перед войной. И принять его на вооружение, наладив производство хотя бы по сто штук в день на каждом из четырёх заводов.

— Но как этого добиться? Я не уверен, что военное министерство пойдет на это. Нет, нам никто не разрешит отрывать людей и задействовать заводское оборудование на изготовление не принятого на вооружение автомата. Так как это скажется на производстве по выпуску обычных винтовок, которых и так заводы выпускают в недостаточном количестве. Вот если бы не было такого катастрофического положения со стрелковым оружием как сейчас, возможно нам уже предоставили такую возможность, как начать выпуск автоматического оружия.

— Мы постараемся всех убедить и если до конца этого года не начнем выпускать это оружие, то в начале будущего обязательно. Если нет, то многое можем потерять.

— Это очень трудно будет сделать без чьей-то поддержки в ставке и военном министерстве.

— Владимир Григорьевич! Не откладывая в долгий ящик вам уже сейчас нужно начать собирать первую партию автоматов, из тех готовых комплектующих, что были изготовлены перед войной. И уже в конце этого или в самом начале будущего года, предоставить их на фронтовые испытания. Если там на фронте, солдаты по достоинству оценят и примут ваш автомат, то поддержка у вас будет большая. После этого обязательно последует заказ от военного министерства на производство нового оружия.

— Но не все комплекты были доставлены на наш завод, понадобиться какое-то время всё собрать в одном месте.

— Начинайте из того что уже есть на месте, а там возможно и остальное доставят. Я думаю, что когда вы создадите конструкторское бюро и соберёте всех рекомендованных конструкторов под своё начало, да привлечёте ещё знающих вами людей, то вы быстро справитесь со всеми техническими трудностями по выпуску автомата. После совместного решения этой первой задачи, обязательно надо запустить в производство ручной пулемёт.

Фёдоров сидел и молчал, что-то обдумывая, я же ожидал что он скажет.

— Завтра я побываю в управлении и попрошу разрешения побывать на Сестрорецком оружейном заводе. Переговорю с тамошними оружейниками, встречусь и обговорю с Дегтярёвым на счёт переделки механизма винтовки под патрон от японской винтовки. Мне бы самому там бы остаться, но думаю что не получу такого разрешения так как меня опять хотят отправить за границу заказывать и покупать оружие.

— А я то думал что вы сами сможете возглавить работы по своему оружию и ускорить его появление в войсках. А вас опять посылают за границу. И когда это случиться?

— Сказали, что в ближайшие две недели быть готовыми к отправлению.

— И куда если не секрет?

— Вначале Англия, потом Франция.

— Владимир Григорьевич, знаете что, если вас снова посылают изыскивать оружие для нашей армии, я посоветую вам обратить своё внимание на Данию.

— И что же в Дании?… Но позвольте! Дания нейтральная страна и она продавать оружие воюющим сторонам не будет.

Будет, Владимир Григорьевич, будет. Кроме того там уже сейчас готовы нам продать несколько тысяч пулемётов системы Мадсена, но надо действовать очень быстро не раздумывая а то через пару месяцев будет поздно.

Господин адмирал, откуда у вас такие сведенья?

До вас наверно доходили слухи о моих способностях предугадывать некоторые события. Возможно я никому бы и не говорил об этом, но раз так всё складывается, то проверить не мешает. Вы опять едите за границу в поисках оружия для нашей армии, а почему же и за одно не проверить то что я вам только что сказал, и скажу даже больше. Где-то приблизительно через месяц, на нашего военного агента в Италии выйдут заинтересованные люди из Дании и предложат купить пулемёты. Но пока мы рядились да собирались, меры по продаже оружия воюющим сторонам в Датском королевстве ужесточатся. И готовых пулемётов нам не видать.

— Вы что, господин адмирал, всё это во сне видели, или в хрустальный шар заглядывали?

— А вы Владимир Григорьевич, зря сомневаетесь в моих способностях. То что датчане с такой просьбой сами на нас выйдут я уверен на все сто процентов, но это произойдёт только через месяц. Вот я и предлагаю, чтобы не датчане нас разыскивали, а мы уже сейчас сами послали доверенного человека туда, и возможно мы успеем хотя бы две-три сотни пулемётов приобрести и переправить в Россию, а если повезёт то и тысячу. Я думаю что потом можно попробовать контрабандой через Швецию наладить переправку какого-то количества пулемётов в Россию. А когда перекроют эту дорогу, датчане симпатизирующие нам сами предложат производить свои пулемёты у нас в России. Предоставят чертежи и опытные образцы, даже подумывают построить завод.

— Но если это всё правда что вы говорите и Дания продаст нам оружие, и мы сумеем что-то вывести оттуда, но об этом узнают в Германии. То будет скандал. Как бы всё это не отразилось на самой Дании. Кайзер в отместку может и Дании объявить войну.

— Я не думаю, что Кайзер решится на это. Зачем ему ещё одного врага наживать. Хотя Дания и маленькая страна и вооружённые силы её невелики, но для разгром даже их, Кайзеру неоткуда снять и пары дивизий. Нет, Кайзер не нападёт на Данию. Чтобы Дания в открытую не продавала России пулеметы надо устроить так, чтобы датская армия закупила для себя несколько сот пулемётов и отправила их в арсенал на хранение. А они оттуда бы невзначай так испарились и оказались где-то на границе Швеции и Финляндии, но не привлекая ничьего внимания. Я думаю, что при их дворе найдутся такие люди чтобы это всё провернуть.

— Хорошо, я по возвращению в Петроград сделаю в управлении предложение по Дании.

— Только Владимир Григорьевич, я попрошу моего имени по делу Дании не упоминайте, пусть считают что инициатива исходит от вас.

— Это почему же?

— Меня и так за глаза считают чем-то вроде оракула, а кое-кто думает, что я с самим сатаной сделку заключил.

— А если и это всё окажется правдой что я только что вам говорил, тут совсем прохода не будет.

— И всё же Михаил Коронатович, откуда вы узнали про Данию?

— Как-нибудь я вам расскажу но немного позже, например после вашего возвращения из-заграницы.

— Я обязательно спрошу вас об этом, если всё произойдет, так как вы и предсказали.

— Когда вернётесь тогда и поговорим, а возможно и вы по возвращению расскажите мне, как там за границей у наших союзников дела обстоят. Расскажите, что нового из вооружения появилось у наших союзников. Что они могут предложить нам из своего арсенала для производства на наших заводах или сами будут это выпускать для нас. А возможно вы Владимир Григорьевич, после этой поездки по заграницам придумаете со своими товарищами оружейниками у себя на заводе что-то необычное, что перевернёт всё представление как о самом оружие, так и о тактике его применения.

— Да что можно придумать такого необычного, оружие оно и есть оружие.

— Ну не скажите. Вы даже не представляете, что человек может придумать например через сто лет, а возможно даже через пятьдесят лет.

— Но принцип работы у огнестрельного оружия остаётся неизменным вот уже пятьсот лет, оно только с каждым столетием совершенствуется.

— Да в этом вы правы. Но кроме огнестрельного оружия есть и другие орудия умерщвления людей.

— Вы имеете в виду отравляющие газы.

— И газы в том числе.

— Но это бесчеловечно травить людей газами.

— Я не знаю, кто это сказал, но есть изречение «На войне все средства хороши» и первыми в этой войне им воспользовались германцы. И кроме того война по сути своей — бесчеловечна. Ладно, не будем говорить о будущем. Что ещё в будущем придумает изощрённый мозг человека для убийства себе подобных, это покажет время. Начали с камня и палки, и вот уже люди вооружились пулемётом, огнемётом и газами, а сверху их бомбят аэропланы. И это ещё не предел. Но мы сейчас поговорим о том что надобно нашей армии в ближайшие время. А уж потом замахнемся ещё лет на пять-десять вперёд. А пока, что вы скажите о револьвере системы «Наган»?

— А что о нём говорить-то! Хорошее и безотказное оружие.

— Что оно безотказное я спорить не буду, но вот в боевых условиях как оно себя зарекомендовало. Что говорят по этому поводу фронтовые офицеры?

— То и говорят, что оно надёжное не прихотливое, можно быстро исправить в походной мастерской.

— И что, никаких недостатков не высказывали?

— Один недостаток у револьвера есть. На его перезарядку тратится много времени.

— Вот и я об этом. Надо создать свой пистолет с магазинным заряжанием, не менее чем на десять патрон, а то и больше. Также под пистолетный патрон — желательно от пистолета «Маузер» — нужно сконструировать автомат, ещё более укороченный, не более девяносто сантиметров в длину. А если у него приклад сделать так чтобы он складывался, то его длина должна быть не более семидесяти.

— И что же это за оружие такое будет, где его применять?

— На сей счет не беспокойтесь. Ваша задача его сконструировать, а военные когда поймут всю выгоду, найдут где его применить.

— Но такое оружие будет эффективно всего-то на сто-сто пятьдесят метров.

— Так в ближнем бою больше и не надо. Владимир Григорьевич, я уже говорил, что после этой войны взгляды на тактику применения огнестрельного оружия во многом поменяются. И в первую очередь это будет касаться вооружения пехоты. Винтовка в её классическом исполнении уйдёт в небытие, останется разве что только в снайперском исполнении, а пехотинец поголовно будет вооружен самозарядным и автоматическим оружием.

— Это же сколько тогда надо к такому оружию патронов выпускать?

— Да патронов надобно будет уйму, и их придётся выпускать миллиардами.

— Но неужели военное министерство согласится с этим. Это же, какие расходы для государства.

— Есть ещё одно выражение на эту тему — «Военные министерства всегда готовятся к прошедшей войне» Так вышло и с нашим министерством, которое всё ещё думало, что война будет походить на ту, которая закончилась десять лет назад. И эту войну мы начали с тем же вооружением, что было тогда. В пехоте, та же трехлинейка и трехдюймовка, а на флоте те же самые корабли или построенные по тем ещё проектам. Ну за малым исключением, несколько новых всё же успели построить. Военных запасов не накопили, что-то нового для вооружения армии не придумали или не удосужились принять в должном количестве. И теперь солдат своей жизнью и кровью расплачивались за то мизерное количество технических средств войны в нашей армии! Отстаём мы ещё в техническом прогрессе иностранцам. А что русская земля разве оскудела изобретателям? Да нет! Но вот только мы не можем воспользоваться плодами их изобретений. Надо развивать быстрей свою промышленность и строить современные заводы на которых бы выпускались те же аэропланы, автомобили, трактора и другая техника, не единицами а сотнями. Чтобы не мы покупали всякие новинки за рубежом, а они у нас. Или хотя бы платили золотом за патенты и лицензии, по которым они строили бы эти новинки, изобретенные нашими инженерами.

— Ух ты, куда вы батенька замахнулись. Это же не один год пройдёт, а то и десяток, чтобы до этого дойти.

— Вот вы первыми и начнёте пока изобретать военную продукцию, а там возможно что-то и для мирной жизни придумаете. Я тут Владимир Григорьевич набросал несколько эскизов оружия. Вы верно будите удивлены необычностью их вида, это только на первый взгляд они вам покажутся неказистыми, но поверьте, солдаты их оценят по достоинству. Вам нужно только воплотить эти задумки в пригодное к применению оружие.

Я начал объяснять Фёдорову, что же я тут изобразил. А там были эскизы, начиная от пистолета и заканчивая миномётом. На что Фёдоров сказал — Господин адмирал! Насчет бомбомёта я право не зная что вам сказать, так как этим оружием я не занимался.

— Ничего страшного в этом нет. Я думаю у вас есть на примете тот кто возьмётся за изготовления опытного образца. Тут в принципе всё предельно ясно, самое сложное вот в этом миномёте — это изготовить мину.

— Попробую-ка я уговорить полковника Мигура, это его определённо заинтересует — после минутного обдумывания проговорил Федоров.

— Но вот и отлично, с одним образцом определились. А вам и тем кто у вас будет в помощниках нужно в первую очередь довести до ума свою винтовку и на её конструкции создать автомат и ручной пулемёт. Вы же перед войной винтовку под свой патрон сделали, и она показала хорошие результату.

— Тот патрон был в две с половиной линии или 6,5-мм, вот только с этой войной никто такими патронами заниматься не будет.

— Значит надо переделать механизм под похожий боеприпас. А вы обратите внимание на патроны от японской «Арисаки», там ведь тот же калибр, 6,5-мм.

— Так я и делал свой патрон именно с него. Так что японские патроны вполне подойдут, только нужно немного переделать механизм на винтовке.

— Это же всё упрощает. Если наладим производство автоматов, то в Японии надо просто разместить дополнительный заказ на эти патроны, ну а потом начинать производить их у себя. Владимир Григорьевич у меня есть ещё один вопрос, а у нашего главного противника разве автоматических винтовок нет?

— В Германии и Австро-Венгрии, как и у нас перед войной разрабатывались свои автоматические винтовки, но похоже что также как и мы не успели их довести до производства. Но нам стало известно, что они перекупили какое-то количество винтовок у швейцарской оружейной фирмы — что по заказу Мексики изготавливала у себя автоматические винтовки Мондрагона.

— Стало быть пока немцы не имеют своих автоматических винтовок, но возможно что в ближайшее время они у них появятся. Значит надо нам поторопиться, и первыми приступить к изготовлению.

— Начать-то мы начнём из того что было заготовлено до войны, но этого очень мало. Вот только ни известно, на какое количество соизволит сделать заказ военное министерство и сделает ли.

— Сделает, обязательно сделает, и этот заказ будет большой.

Мы с Фёдоровым так увлеклись разговорами на различные военно-технические темы, что ещё часа два проговорили не наблюдая часов, только один раз я заметил что Качалов что-то порывался мне сказать, но я только отмахнулся от него. Спохватились мы когда на часах было четыре часа пополудни. Фёдоров начал прощаться, сожалея что у него совсем нет времени продолжить разговор, надо возвращаться в столицу. Проводив до выхода из госпиталя, мы расстались с ним как большие друзья.

После этого разговора я со всей отчетливостью понял трагичность положения на первом году войны. Запасов не было, оружейные заводы обладали слабой производительностью, закупить большие партии винтовок и патронов сразу не удалось. Но сейчас понемногу положение с оружием началось выправляться, но всё равно оно было ещё очень тяжёлое.

Фёдоров перед поездкой в Англию получил разрешение на четыре дня съездить в Сестрорецк на оружейный завод. Кроме того он поручил разыскать Коровина и направить того на завод в его распоряжение как оружейного мастера, что и произошло на третьи сутки. А пока Фёдоров со своим помощником и учеником в одном лице, начал решать задачу по переделке винтовки под японский патрон. Надо было также договориться с товарищами по оружейному цеху, о начале подготовительных работ к сборке первых образцов автоматической винтовки из комплектов изготовленных перед войной. Когда он в середине октября отправился через Архангельск в Англию, на заводе в оружейной мастерской уже кипела работа над доводкой его автоматической винтовкой в варианте автомата.

(В январе 1916 года, Федоров вернулся обратно в Россию, где он узнал, что в оружейной мастерской Сестрорецкого завода было собрано и отлажено сорок три автомата. Теперь осталось только решить вопрос, на каком из участков фронта провести войсковые испытания первой партии нового оружия. Кроме того Коровин на пару с Токаревым продемонстрировали ему два вполне работоспособных ручных пулемёта с усиленными стволами переделанных из его же винтовки с магазином на сорок патронов. И самое интересное они приберегли на десерт, это оказался опытный образец автомата под маузеровский пистолетный патрон. Ещё одним образцом, был переделанный пистолет маузер в укороченный карабин, с магазином на двадцать патронов) Так что дело сдвинулось, и к летнему наступлению наша армия должна получить новое орудие хотя и в мизерных количествах. Но это только начало.

III

В первых числах октября я наконец-то покинул госпиталь, чему был несказанно рад. Но с другой стороны мне было тяжело отсюда уезжать, так как Анастасия оставалась служить в госпитале. Как вы помните, когда я всё же решился сделать Анастасии предложение, ко мне приехал полковник Фёдоров. Так что в тот день я не смоги поговорить с ней, хотя она и заходила ко мне когда закончила обход раненых. Но видя мою занятость, не стала мешать. Мы были так увлечены с Фёдоровым разговорами, что те четыре часа которые он пробыл у меня, пролетели для нас незаметно. Это именно в тот момент, — когда Анастасия приходила — и заглядывал в мою палату Качалов, пытаясь что-то мне сказать. После отъезда Фёдорова я решил разыскать её, но в госпитале Анастасии уже не было. Наш разговор состоялся вечером следующего дня.

Она дала согласие стать моей женой, но пока до нашего венчания остаётся в госпитале — помогать раненым. Но обещала приезжать ко мне в Петроград.

В первую очередь я направился в Гельсингфорс, надо было встретиться с командующим, обсудить некоторые вопросы и предложения, что созрели в моей голове, пока валялся в госпитале. Встретится с Трухачевым, побывать на кораблях, поговорить с офицерами, попросить их, как и Вяземского написать отчеты, пожелания, замечания.

До Гельсингфорса я добрался на попутном корабле. Узнав у начальника порта, что в Гельсингфорс сегодня уходят два посыльных судна. Одно до полудня, другое после. Вот я и выбрал то что уходило пораньше, намереваясь попасть в главную базу флота ещё засветло.

Первым уходило посыльное судно «Илим», на его борт я и поднялся, а через некоторое время пожалел об этом. Эту скорлупку во время перехода мотало так, что через два часа я начал скрежетать зубами от боли в груди. И хотя я, уже после обеда поднялся на борт штабного корабля «Кречет», но проклинал сквозь зубы свою глупость — совершить переход на скорлупке. Кое-кто из флотских, кого я встречал по пути в адмиральский салон, удивленно поглядывал на меня — и по какому поводу это я ругаюсь?

Командующий принял меня сразу. Я заметил, что он был в приподнятом настроении. Что-то происходило на флоте. Да и рейд был полупустой, как я заметил, когда подходил к «Кречету». Из тяжелых кораблей тут находились только линкор «Севастополь», крейсера «Баян» и «Громобой» а также несколько старых эсминцев.

Михаил Коронатович! Наконец-то тебя выпустили и по виду вполне в боеспособном состоянии. Поздравляю с выздоровлением.

— Подлатать-то меня подлатали, и думал я всё в порядке. Ну, так, немного побаливало, когда по земле ходил, да неспешным шагом. Решил, что это в скором времени пройдет, как только начну полной грудью дышать морским воздухом.

— И что же случилось?

— Да я сегодня взял да не подумавши, решил прибыть сюда на «Илиме», предположил, что так доберусь быстрей, чем на «Абреке». Да, прибыл раньше на несколько часов, но вот сам переход на этом судёнышке чуть меня не доконал.

— Что так? Раны дали о себе знать?

— Вот-вот. Будь это крейсер или линкор, я возможно даже ничего не почувствовал бы. А на этом челноке всё душу вытряс.

— Сейчас вам адмирал полегчает, если вы узнаете хорошие новости, которые приходят с курляндского берега.

— Если вы так говорите Ваше превосходительство, это значит, план с десантом поддержали, и войска для него выделили, и в эти самые минуты идет его высадка.

— Вот именно, сегодня рано утром, если восемь часов считать ранним, началась высадка передовых батальонов. 1-о Невского полка полковника Сиверса и 178-й Венденского полка полковника Густав Крейдтнера. Сводного батальона морской пехоты, три сотни казаков, четыре батареи полевых орудий, охотники и добровольцы с кораблей всего более семи тысяч. И вся высадка прошла без единого выстрела со стороны противника.

— Так семи тысяч будет мало для удара навстречу соединениям 12-й армии. Их хватит только для удержания занятого плацдарма.

— Это только первый эшелон, как только закрепимся на берегу, и там удостоверятся, что операция развивается успешно, из Петрограда прибудут ещё три полка.

— Пока они там удостоверятся, мы потеряем время и инициативу. Немец подтянет резервы, если не сможет нас сбросить обратно в море, то закопается в землю и попробуй их после этого сковырнуть оттуда.

— Михаил Коронатович, а я что могу поделать. Там сидят — и Канин кивает головой в сторону столицы — умные головы. Их очень трудно, в чем-либо убедить, тем более в успешной операции. Они уже заранее подсчитали, что мы только при высадке должны потерять не менее полутора тысяч человек.

— А какие на самом деле потерь, уже есть какие-нибудь данные на этот счет?

— Вы не поверите адмирал. Нам сообщили, что при высадке потеряли одно орудие и всего двух солдат, и то утонувшими. Вот этого я и сам не ожидал. Мы конечно предполагали что потери будут, но будут гораздо меньше, чем нам предсказывают в верхах. Но чтобы при высадке не потерять от огня противника, ни одного солдата, это просто невероятно. Там… точно этому не поверят.

— Так что тут такого невероятного? В сообщении говорилось же, что пока происходила высадка войск, со стороны германцев ответного огня не было.

— И не только огня, так и самих германцев не было, не ожидали они нас. Первый их разъезд появился только через полчаса после выгрузки первого морского батальона.

— Но это ничего не меняет, был огонь или его не было, главное войска высадились без потерь. Кто взял на себя общее командование десантом, кто-то из наших флотских, или из сухопутных?

— Ну, какие мы командиры на берегу, там совсем другая тактика. Так что общее командование возложено на полковника Сиверса. С нашей стороны ему помогает капитан первого ранга Колчак. Со стороны моря десант прикрывает отряд кораблей контр-адмирала Трухачева, в составе линкора «Гангут», крейсеров: «Рюрик», «Богатырь», «Олег», эсминцев «Новик», «Победитель» и «Забияка». Кроме кораблей прикрытия, мы развернули на пути противника — если таковой будет — ещё шесть подводных лодок, две из них английские. Непосредственную поддержку со стороны моря должны осуществлять линейный корабль «Андрей Первозванный» и крейсер «Россия» а также корабли высадки. В Рижском заливе «Цесаревич» и «Павел I» а также «Аврора», канонерские лодки и эсминцы готовы поддержать десант.

— «Забияка»? Так это что, ещё один новый эсминец вступил в строй.

— Да, ещё недели не прошло, как он вошел в состав флота и по повелению самого Государя его зачислили в оперативную группу, в первый дивизион. Кроме того это первый эсминец с увеличенным углом подъема орудий, а сами орудия прикрыли небольшими бронещитами. Так что у нас сейчас три турбинных эсминца. И это уже радует нас, но с другой стороны, что для нашего флота эти три эсминца, да ничего.

— Это так Ваше превосходительство. Вот только нам нужны десятки таких эсминцев, да не только они. Как же нам не хватает быстроходных крейсеров. Ох, как медленно наш флот пополняется новыми кораблями.

— До нового года получим ещё несколько малых кораблей и всё. Пообещали к началу боевых действий будущего года сдать ещё четыре эсминца. Эсминец «Гром» капитана второго ранга Тыркова, обещали до нового года сдать. Но я боюсь, что до ледостава он так и не успеет к нам прийти, но это всё зависит от зимы, какие морозы будут и когда Финский залив скует льдом. Вот поэтому я и определил его на будущий год. Ожидается и «Орфей», туда командиром назначен князь Голицын. Следующие два эсминца, эти точно поступят только к апрелю, «Летун» командир капитан второго ранга Вилькицкий и «Капитан Изыльметьев» туда назначен командиром капитан второго ранга Домбровский.

— Вилькицкий? Так по него говорили, что где-то в Арктике во льдах застрял вовремя перехода вдоль Сибири на «Вайгаче» или даже помер от цинги.

— Да нет, месяц назад всё же экспедиция завершилась вполне удачно, и корабли пришли в Архангельск. По приходу Борис Андреевич сразу попросил назначение, но любой корабль действующего флота против неприятеля. Вот он и получил такое назначение на достраивающийся эсминец, который обещали в скором времени, ввести встрой.

— Обещать они могут, вот только исполнят его или нет. Как было бы хорошо начать боевые действия весной, имея полный дивизион новейших эсминцев.

— По планам в будущем году наш флот должны пополнить несколькими десятками новых кораблей, там значится два десятка эсминцев, и даже один крейсер.

— Случаем не «Светлана»?

— Возможно и она, а может и германский, на котором сейчас идут подготовительные работы по подъему. Возможно, уже через две недели предпримут первую попытку оторвать его от грунта. Крейсер надо обязательно успеть поднять до морозов и отбуксировать в Петроград.

— Ваше превосходительство, а кто принял «Забияку».

— Так капитан второго ранга барон Косинский.

— Алексей Михайлович! Так мы с ним ещё в Порт-Артуре вместе на миноносцах ходили. Это он в последнее время командовал «Амурцем», на котором и мне довелось по начальствовать. Достойный командир, в хорошие руки попал эсминец.

— Так практически все те, кто командовал или ходил в старших офицерах на эсминцах в японскую, получили назначения на новые турбинные эсминцы.

Пока мы разговаривали с командующим, пришла новая радиограмма из района боевых действий: Высадка войск прошла успешно. Противник оказывает минимальное сопротивление, и поспешно отступает. До встречи обеих отрядов осталось двенадцать верст. Потери на берегу из-за противодействия противника составили всего восемь человек, из них трое убитыми.

— Похоже, всё идет, как вы и предсказывали. Нас не ждали, крупных соединений у немцев не обнаружено, поэтому и сопротивление минимальное.

— Ваше превосходительство передайте полковнику Сиверсу, как только встретятся оба отряда, чтобы основательно укрепляли оборону по фронту. А также выделил крепкий отряд, для захвата территории прилегающий к мысу. И только после этого надлежит зачистить весь плацдарм от германцев. Нам надо быстрее выйти к сидящему на мели линкору и захватить его.

Вошел офицер связи подал ещё одну радиограмму командующему. Почитав её, Канин изменился в лице, у него не осталось той весёлости на лице, что была в течении последнего час пока я тут находился.

— Ваше превосходительство, что случилось?

— Немцы свой линкор превратили в форт, который стоит в полукилометре от берега и обстреливает наши войска, что наступают на мыс. Кроме того там же находятся ещё два вооруженных судна, вероятнее всего тральщики или сторожевые суда. Линкор молчал до тех пор, пока «Бобр» не сблизился с ним до трёх миль. После этого открыл огонь, и канонерская лодка была потоплена. Потопив канонерку, начал обстреливать берег, задействовав для этой цели три 150-мм и четыре 88-мм орудия.

— Ну, зачем они сунулись к нему, ведь не трудно было догадаться, что линейный корабль немцы не покинули, и он ещё может огрызаться. Был бы он им не нужен, они давно бы его взорвали. Но они его не взрывали, значит, надеялись спасти, а пока превратили в несамоходную артиллерийскую батарею.

— Что собирается предпринять Колчак?

— Направить к нему «Павла» и расстрелять к чертовой матери.

— Но тогда от него останутся только одни развалины и как его после этого восстанавливать?

— А что остаётся делать, он своим огнём сдерживает захват мыса.

— Надо как-то выкурить их оттуда не нанося новых повреждений кораблю.

— Выкурить говоришь. А что может и выкурим. У наших войск под Ригой должны быть химические снаряды, бомбы, или какая-то химия в баллонах. Надо попробовать с помощью авиации нанести этой дрянью удар по линейному кораблю. Он стоит без движения и этим облегчает удар по нему.

С борта «Кречета» ушли две радиограммы. Одна Колчаку с временной отменой на расстрел линкора и приостановкой наступления на мыс до особого приказа, другая, в штаб Северного Фронта с нашей просьбой. Через полчаса штаб ответил, что кое-какое количество химических снарядов и бомб имеется, но за сегодняшний день они не смогут организовать налёт на немецкий корабль. Налёт произойдет утром, и если понадобиться, то ещё один днем.

После этого сообщения у меня созрел авантюрный план насчет нейтрализации германского линкора. Я решил выложить его Канину, а вдруг он поддержит меня.

— Ваше превосходительство, а вы думаете, этот удар будет эффективным. Корабль обдувается ветрами со всех сторон, и весь этот газ просто сдует с него, ну может быть некоторое его количество и попадёт во внутренние помещения. Но германцы, после первых же разрывов бомб, наденут противогазы, и эта бомбардировка окажется одним пшиком. Производить налет было бы лучше ночью, когда большая половина экипажа спит. А после сна, пока они поймут, что к чему и что происходит, как это, не так давно случилось с «Гангутом», вот тогда и был бы толк в налёте.

— Но аэроплан это не цеппелин, он зависать над кораблём не может, да и по ночам они не летают, так что налет будет произведён утром.

— Ваше превосходительство! Я предлагаю взять линкор на абордаж.

— Как взять на абордаж!?

— Собрать команду охотников, самых ловких и умелых кто хорошо стреляет из наганов…

А зачем из наганов? — перебил меня Канин.

— Да просто с винтовкой в тесных помещениях и коридорах корабля, не сподручно воевать. Так вот, собрать умельцев стрельбы из наганов и пистолетов, тех кто неплохо обращается с ножами, клинками, да снабдить побольше гранатами. А вот граната, будет очень эффективна в замкнутом пространстве корабля. Вот я и думая, неужели из семи тысяч наших десантников да пару сотен не найдут. Там в полках, да и у казаков, такие люди обязательно должны быть. В разведку в тыл к противнику, что, никого не посылают? И по кораблям охотников поискать, думаю, найдутся такие умельцы. Собрать все револьверы и пистолеты, если таковые у кого-либо есть, и передать всё это вместе с запасом патронов в эту группу. Они глубокой ночью на лодках, по-тихому подходят к линкору со стороны берега, взбираются на него и захватывают.

— Похоже, вы адмирал увлекаетесь чтением дешевых приключенческих романов в духе итальянца Сальгари. Абордажи пиратов, да с ножами в зубах и пистолетами за пазухой. А как взбираться по металлическому борту да на такую высоту это не деревянный галеон. — засомневался командующий.

— Ваше превосходительство, так линкор стоит на мели в полузатопленном состоянии, так что проблем с подъемом на него, возникнуть не должно.

— Я право даже ни знаю, как вам на это ответить. Взять на абордаж корабль, на котором несколько сотен членов экипажа, ночью в темноте, не зная расположения люков на нижние палубы, переходов между отсеками.

По голосу чувствую, что Канин начал сдаваться перед моими доводами.

— Приблизительно где какие люки ведущие в подпалубные помещения найти не трудно, они почти на всех кораблях находятся в определённом месте. Да их поиск в темноте немного снизит темп проникновение в нижние помещения. Для этого надо набрать охотников с наших кораблей кто хоть немного знаком с германскими кораблями и с расположением на них люков и внутренних помещений. Насчет экипажа. Я думаю что там недолжно оставаться более трехсот-четырехсот человек. Такого количества должно с лихвой хватить для проведения некоторых ремонтных работ по исправлению боевых повреждений, обслуживания механизмов, да и для его охраны. Ещё мы убедились, что он может оборонить себя от нападения легких сил, используя противоминный калибр. Но вот использовать главный калибр, да стоя на мели, это для него чревато повреждением корпусных конструкций. Возможно они сумеют два-три раза выстрелить, но и то только одиночными башнями. Они же понимают, если начнут полным бортом отстреливаться, то линкор просто развалиться. Хотя они могут применить и главный калибр, если решат что его уже не спасти и перед его уничтожением откроют огонь из всех орудий.

— Так что попытаемся взять его на абордаж? — сдался Канин.

— Да, надо брать.

— Раз так, тогда надо ставить перед Колчаком новую задачу.

— И с этим надо поспешить, пока у них есть время для подготовки абордажной команды, и в эту ночь, да со стороны берега. А чем черт не шутит вдруг да пройдет этот фокус.

— На словах у нас с тобой всё сладко да гладко. А как на самом деле всё это произойдет.

«Опять к командующему подкралось сомнение» — подумал я.

— Если этот ваш план провалится, то утром аэропланы попробуют выкурить их химией, не поможет, в дело вступит «Павел I» — поставил заключительную точку Канин.

— Если не провалится, то нам достанется линейный корабль в более сохранном виде, чем после обстрела с «Павла», и на восстановление которого понадобится гораздо меньше времени, а главное денег.

— Чтобы ты не говорил, но денег понадобиться немерено, и на его ремонт, и частичное перевооружение.

— Но гораздо меньше, чем на тот, что лежит на дне, если мы решим его подымать.

— Его также подымем, дай Бог, чтобы только немцы нам не мешали в этом деле.

К Колчаку ушла ещё одна радиограмма. И теперь у него оставалось примерно 14-ь часов до начала операции, чтобы собрать охотников для абордажной команды, и обеспечить их оружием и лодками.

— Ваше превосходительство, а не отбыть ли мне в Рижский залив и глянуть всё на месте.

— Михаил Коронатович! Что вы опять удумали. Так вот что, вы с завтрашнего дня временно уволены с флота по болезни, приказ уже подписан. Так что про Рижский залив забудь, там и без вас обойдутся. Поезжайте на Кавказ, как я и советовал, как только поправитесь, милости просим обратно на флот.

— Так у меня есть ещё десять часов до вступления приказа в силу.

— Я сказал на Кавказ, и залечивай свои раны, а не то прикажу взять под арест.

— Ладно. Не пускаете в Рижский залив, тогда разрешите остаться при вас до окончания операции.

— Ну и настырный ты стал Михаил Коронатович. А ведь ты таким не был. Тебя после боя при Готланде как подменили, и ты это и не ты. То взялся предсказывать события и кое в большинстве своем свершились. Теперь всякие технические задумки из тебя так и прут. Так ещё и в сухопутные дела залез.

— Ваше превосходительство. Не я первый и не я последний, из морских, да в сухопутные дела. Вы вспомните Крымскую компанию, да и Порт-Артур.

— Э батенька, куда ты хватил. Да если бы не Павел Степанович, то Севастополь пал бы через месяц. Там не одного толкового армейского начальника не было.

— А много их у нас с начало этой войны было?

— Давай адмирал не будем в армейские дебри залазить, нам с тобой и своих хватает.

— Ваше превосходительство, пока там, в заливе идёт подготовка к ночной вылазке, разрешите мне отбыть на «Баян». Хочу к Александру Константиновичу в гости наведываться, встретится с экипажем, поблагодарить всех за отличную службу.

— Не возражаю.

Глава шестая

I

Радиограмма от командующего полученная Колчаком вызвала бурю противоречивых между собой мыслей.

Взять на абордаж неприятельский корабль. С одной стороны это выглядело просто, подошел незаметно к кораблю, также тихо высадился, перебил команду и корабль твой. Так ещё надо незаметно подойти. А не дай Бог, если неприятель обнаружит абордажную команду на значительном расстоянии, так он расстреляет её из орудий. Со стороны моря опасно подходить, всё внимание противника обращено именно туда. Так как там наши корабли в любой момент могут показаться. Да и левый борт линкора практически не повреждён и все орудия целы, разнесут лодки за считанные секунды. Да и по правому борту, как было выявлено, действуют с десяток орудий калибра 88-150-мм. Вся надежда на утренний туман. Теперь надо искать охотников и вооружить их, а где взять столько револьверов и пистолетов, поди и гранат-то в достатке не наберём. Время идет. Надо собирать команду и оружие.

Колчак отдал приказ по кораблям, дислоцирующимся в Рижском заливе — собрать все имеющиеся в распоряжении экипажей револьверы, пистолеты и запасы патронов к ним, все это передать в его распоряжение на эсминец «Доброволец». Срочно начать подбирать из экипажей кораблей охотников, из числа самых ловких в обращении с личным оружием, имеется в виду с револьверами и пистолетами, и кто умеет пользоваться холодным оружием. И не надо посылать людей заведомо ни умеющих это делать, и кто побоится, глядя в глаза противнику, перерезать ему ножом горло. Также нужны люди кто немного знаком с германскими кораблями, а возможно и бывал на некоторых до воины, а кто-то в частности знаком и дредноутом этого типа.

После этого распоряжения, Колчак направился к командиру 1-о Невского полка и одновременно командующему десантом полковнику Сиверсу, с просьбой отыскать и передать в его распоряжение всех разведчиков, пластунов или просто самых опытных солдат. Это нужно для абордажной команды по захвату германского линейного корабля, который сдерживает своим огнём зачистку мыса.

А вот и моряки пожаловали — недружелюбным тоном встретил Колчака полковник Сиверс. Что у вас там происходит господин первого ранга? Я был вынужден прекратить наступление на мыс, и отступить на три версты, из-за огня тяжелой корабельной артиллерии. Только убитыми потеряно 23 человека. И это всё по милости нашего флота, который почему-то не может разнести в пух и прах, стоящий без движения на мели этот броненосец.

— Господин полковник, я понимая ваше негодования но тут немного изменились обстоятельства. Мы конечно можем уничтожить этот линкор что так мешает вам.

— Так в чем же дело, черт побери? Что на кораблях закончились снаряды?

— Снаряды на кораблях есть, но я к вам с просьбой от командования.

— И что это за просьба опять такая?

— Господин полковник, давай предположим, что вам на пути попалась вражеская батарея тяжелых гаубиц, а не этот сидящий на мели корабль. Вы понимаете, что такие орудия очень пригодились бы для вашего полка. Вам также стало известно, что противник не в состоянии эту батарею отвести в свой тыл, и при вашем наступлении она обязательно будет захвачена. Что вы предпримете?

— Наверно попытаюсь захватить, но противник может их вывести из строя, уничтожить боезапас и они будут бесполезными железяками.

— Вот видите, вы бы постарались их захватить. И мы хотим захватить этот самый линейный корабль. И чтобы он достался нам не грудой бесполезной железа, а вполне целым. А после ремонта он будет принят в состав российского флота.

— Как захватить? Что, организовать на него атаку.

— Что-то в этом роде. Собираемся этой ночью взять его на абордаж.

— На абордаж! Вы наверно шутите.

— Не в коем разе.

— А мы чем можем помочь?

— Яков Яковлевич мне нужны люди и не просто люди. В вашем полку должен быть взвод пешей разведки, не так ли.

— Да. А как это без разведки воевать.

— Господин полковник отдайте распоряжение собрать всех разведчиков, и не только их, но и подготовленные в военном отношении солдаты. Тех, кто умеет хорошо обращаться с любым оружием, но в первую очередь, это наган и нож. Привлечь к этому делу и кое-кого из казаков, там должны быть такие люди. Желательно подбирать на это дело таких, кто пойдет добровольно, а не по принуждению. О наградах можно упустить, таких кто гоняется за ними, я бы не советовал брать. Всех их надо вооружить наганами, если есть то и пистолетами. Снабдить запасом патронов, и гранатами, а чем их будет больше, тем лучше.

— А почему только наганы да пистолеты?

— Так с винтовкой в корабельных помещениях несподручно воевать, она слишком длинная. Это карабин ещё туда-сюда, но подойдёт.

— Тогда понятно.

— Если есть, то пару бы пулемётов Мендеса не помешает для поддержки.

— Да был у нас один такой во второй роте. Но сейчас я право не знаю, цел он или нет.

— Так надо ещё в Венденском полку поспрашивать, возможно и у них такая машинка найдётся.

— Поспрашиваем. Но смотри моряк, мои люди привыкли воевать на суше, а это корабль на воде, как бы они не спасовали перед германской громадиной. Вы на чем собираетесь их доставлять к кораблю?

— На шлюпках.

— А если немец узрит, что к нему подходят лодочки полные русских солдат. Они же в два счета их разнесут. На суше мои солдаты в любую ямку забьются и в живых могут остаться, а тут укрыться негде. Если не снарядом убьёт, так камнем на дно уйдут, не все плавать могут, а некоторые до воины не только моря, так и приличной речки не видели, и переходя такую в брод в самом глубоком месте у них яйца сухими оставались. А тут броненосец посреди глубокой воды нахрапом решили взять. Что-то я сомневаюсь в благополучном исходе сие предприятия.

— Первыми пойдут только охотники и флотские. И только после все остальные. Если что пойдет не так, все лодки повернут назад. А прежде чем идти на дело я всем солдатам преподам пару уроков, как надо подходить к кораблю, а потом по-тихому взбираться на него. Последую заветам Суворова «Тяжело в учении легко в бою».

— Ну что ж, это дело. Маненько подучить стоит, глядишь и потерь будет меньше. Раз так, то мы постараемся найти для вас людей. На какое время запланирована ваша вылазка?

— Операцию предполагаем начать за два-три часа до рассвета. Вахтенные на корабле в это время стараются бороться со сном, их восприятие окружающей обстановки притупляются. Так что лучшего времени не придумаешь.

— Александр Васильевич, люди будут, и будут самые лучшие. У нас найдутся такие.

II

За два часа до рассвета, абордажная группа под общим командованием старшего лейтенанта Шишко — командира эскадренного миноносца «Инженер-механик Дмитриев» вышла по направлению линкора. Двадцать лодок, с двухсот сорока охотниками, почти бесшумно двигались в тумане, который стелился над морем. Но иногда в тумане, то раздастся скрип уключины, то всплеск весла, после этого, на провинившегося косорукого со всех сторон шикали.

Ещё две лодки ушли чуть раньше остальных. Это были самые опытные люди, и командовал ими прапорщик Белозеров, командир разведчиков 178-о полка, не раз и не два побывавший со своими людьми в немецком тылу, ходя за языками. У них стояла задача первыми подняться на борт линкора, и постараться снять часовых и вахту до того как подойдут остальные, и на это у них было пять минут форы.

Две небольшие рыбачьи лодки, в темноте чуть не проскочив мимо еле выделяющегося в тумане корпуса линкора. Одиннадцать человек с большой предосторожностью поднялись на борт линкора. Они безмолвными тенями заскользили по палубе, прячась в тени надстроек и башен. Первым, так не чего не поняв, лег на палубу часовой, находившийся у носовой башни. Четверо поднялись на ходовой мостик, не прошло и минуты, как они спустились обратно, оставив после себя три трупа. Охотники почти прошли всю палубу, и обходились пока без выстрелов, но тут случилась заминка. Один из охотников напоролся на часового, который спрятался за орудийный щит. Что он там делал — спал или втихаря курил? Но когда мимо крался один из наших, он его окликнул, но не получив ответа передернул затвор и тут же получил нож в грудь брошенный умелой рукой. Падая, он всё же успел нажать на курок, выстрел в ночи прозвучал как орудийный. Вот и всё, дальше придётся немного пошуметь — подумал прапорщик.

— Фельдфебель Иванютин, передай остальным, чтобы были готовы немного пострелять. Сейчас на корабле поднимется тревога. Надо будет отвлечь германцев, пока наши не высадились на эту железяку.

На корабле начинался переполох, по палубе застучали матросские ботинки. Но взоры матросов вначале были устремлены на левый борт, предположив, что часовые заметили русские корабли. Но стояла ночь и туман, и на расстоянии пары кабельтовых, было ничего не видно. Тогда чего они увидели, и что это за выстрел прозвучал, и где тогда этот идиот, что стрелял. Этой заминки хватило ещё на минуту, когда кто-то из членов экипажа немецкого линкора не заметил с правого борта лодки, подходящие к линкору, и заорал, подымая тревогу, но тут же, получил пулю. Началась стрельба, потом по палубе катясь в гущу людей врезалось несколько гранат после этого палубу озарили вспышки и грохот разрывов и визг рикошетируемых осколков. Были убитые и раненые, началось замешательство и паника. Не понимая, что происходит, матросы стали разбегаться и прятаться. Но вот кто-то из офицеров разобрался в ситуации и организовал зачистку палубы и отражение нападения со стороны русских, но время было уже упущено, так как некоторые лодки уже причалили и высаживали людей.

А когда высадилась основная группа старшего лейтенанта Шишко, то его десантников поддерживали три пулемёта, инициатива опять перешла в руки нападавших.

— А ну братцы давай загоняйте их вниз, и ищите, где не задраены люки — отдал первый приказ Шишко. Мичман Васильев распредели людей на захват погребов главного калибра, как бы немец не взорвал корабль вместе с нами. Шесть групп по 8-10 человек каждая, состоящая из моряков с линейных кораблей «Цесаревич» и «Павел I» были и с линкора «Полтава». Это были те, кто хоть по наитию мог ориентироваться в отсеках и переходах чужого корабля, и проникнуть в погреба для их захвата. Но были ещё погреба для орудий вспомогательного калибра.

В ходе захвата погребов главного калибра выяснилось, что погреб кормовой башни был какое-то время затоплен, но его впоследствии осушили, а вот обе бортовые башни правого борта до сих пор затоплены. Было затоплено несколько погребов от средней артиллерии.

Остальные нападавшие во главе со своим командиром, стали теснить оборонявших к люкам в нижние отсеки, туда же следом за отступавшими полетели гранаты если противник не успевал за собой их закрыть. После нескольких разрывов гранат, немцам предлагали сдаться. Если они отказывались, то бросали ещё парочку гранат и только после этого в отсек проникали охотники, если сопротивление продолжалось, приходилось зачищать отсек. Но были и такие, кто уже тянул руки в гору. Тех выводили на верхнею палубу на корму и оставляли под присмотром десятка моряков и кое кого из легкораненых десантников, исполняющие теперь роль охранников. И так далее отсек за отсеком, нападавшие брали под свой контроль линкор. Кое-где в отсеках нижних палуб, где оборонялись самые неуступчивые, применялись даже пулемёты. Дав очередь вдоль коридора пули начинали давать многочисленные рикошеты, наполняя его звуком разного тональностью. Бывало что такие рикошеты находили свою жертву, прячущуюся за относительно безопасной преградой. Через час большинство из немецкого экипажа были блокированные в нижних отсеках, которые кое-где были полузатоплены и до сих пор не осушены, но подальше от погребов. Им было предложено, сложить оружие у кого оно было, и перебраться в свои кубрики, где они будут временно закрыты. Или они желают быть закиданы гранатами, а кто не погибнет от осколков, то в отсеки будет пущен газ, от которого передохнут те, кто не погиб от пуль и осколков. Ещё через полчаса потеряв всего троих убитыми и два десятка ранеными, корабль был в руках нападавших.

Вы спросите почему такие малые потери? Да просто немецкий линкор, имел не полный экипаж. На линкоре оставалось немногим более пятисот человек. Всех раненых в бою с русскими линкорами отправили берегом в Виндаву, погибших похоронили, кое-кого из специалистов отправили в Германию на пополнение вступавших в строй новых кораблей. Да и оружия не на всех хватало, и не все им успели воспользоваться.

На стоящий в миле к югу от линкора эсминец «Доброволец» была отправлена шлюпка с рапортом, что неприятельский линкор захвачен. Как только Колчак получил известие о захвате линкора, он направил два тральщика и эсминец к нему, а также подтянул флот поближе к месту действия. Были посланы радиограммы в штаб БалтФлота, и в штаб Северного фронта, на аэродром по отмене удара по линкору. Полковник Сиверс получил донесенье от каперанга Колчака, что угроза в виде линейного корабля стоящего в полуверсте от берега устранена, и опасаться его орудий не стоит. Сразу после получения этого сообщения, полковник Сиверс приказал продолжить наступление на мыс. После ожесточенного сопротивления, немецкие части расположенные на мысе, сложили оружие, и в этом помогли с захваченного линкора. Шишко приказал вручную поднять из погреба снаряды к паре 88-мм орудий расположенных в носовом каземате, и открыть огонь по позициям немцев обороняющих мыс. Этот обстрел стал большой неожиданностью для немцев. Они поняли, что русские захватили корабль, и последующее сопротивление чревато полным уничтожением, если корабль начнет обстрел более крупным калибром. Кроме того с тыла может подойти и русский флот, так как путь для него открыт с захватом линейного корабля. А массированный обстрел со стороны моря им уже не пережить если они не сложат оружие.

Теперь в наших руках находился плацдарм, напоминающий в плане равнобедренный треугольник, широкой стороной обращенный к противнику. Тридцать пять верст фронта, предстояло держать двум полкам пехоты. На одну версту выходило примерно двести человек. Если в ближайшие двое суток не прибудет подкрепление, придётся очень тяжело. С флангов пехоту поддержит своей артиллерией флот, но вот на всё глубину по фронту он не сможет достать — дальности стрельбы не хватит. Можно на несколько верст отступить и сократить фронт с таким расчетом, что корабли, одни со стороны Рижского залива, другие со стороны моря смогут простреливать весь фронт насквозь. Но тогда придется опять отвоёвывать отданную территорию.

Полковник Сиверс решил закрепиться на достигнутых рубежах. После того как был захвачен полностью мыс, он отправил донесение в штаб Северного фронта и командованию 12-й армии. Операция по захвату плацдарма в тылу противника на Курляндском побережье прошла успешно. Освобождена территория почти в шестьсот квадратных верст, но для дальнейшего расширения оного, и последующего удара на встречу 12-й армии, потребны дополнительные резервы. Прошу безотлагательно прислать не менее двух полков пехоты и несколько сотен кавалерии или казаков.

В 6.20 в штабе БалтФлота получили радиограмму от Колчака.

Ваше превосходительство, срочная радиограмма от начальника минной дивизии капитана первого ранга Колчака — сообщил адъютант командующему.

— Что сообщает Александр Васильевич?

Предложенный штабом план по захвату линейного корабля «Вестфален» осуществлен блестяще. Сегодня, отряд добровольцев под командованием старшего лейтенанта Шишко, с минимальными потерями, (шестеро убитыми и двадцать три ранеными) ранним утром взял корабль на абордаж. Линейный корабль полностью в наших руках.

— Опять прав оказался Бахирев. Захватили линейный корабль и почти без потерь. Срочно надо собирать специалистов. Пошлём их на линкор, пусть определят степень повреждений. И незамедлительно нужно начинать спасательные работы по съёму линейного корабля с мели, и буксировки в Кронштадт. Потом глядишь, и другие корабли подымем. Сумеют эти два полка удержать мыс или нет, сейчас все зависит от них. А также от ставки. Сколько она сможет выделить войск для закрепления этого успеха. А нам надо поспешить, хотя бы этот линкор успеть увести оттуда, раз сумели захватить. И не плохо бы крейсера до морозов поднять. Где контр-адмирал Бахирев?

— Так он вчера как отбыл на «Баян» так до сих пор не возвращался.

— Пригласите его пребыть ко мне.

III

Я проснулся от того что за дверью каюты разговаривали в полголоса. Я только собирался окликнуть Качалова и спросить с кем он там разговаривает, как в дверь каюты постучались, и не дожидаясь разрешения вошел Качалова.

Увидел, что я не сплю, сообщил. — Ваше превосходительство, передали с «Кречета» вас желает видеть командующий.

— Раз желает то надо вставать и отправляться на «Кречет» — подумал я про себя.

Прохор, ты в курсе, о чем молвят матросы, о событиях в Рижском заливе? — задал я вопрос Качалову, пока одевался.

— Ваше превосходительство пока ничего такого в отсеках не болтали, похоже что там все без изменений, да и что там могло за ночь случится. Немец по ночам не воюет, как мне рассказывал один пехотный прапорщик, лежавший с вами в одном госпитале. Так что, если только с утра что-то они предпримут, а так могут пострелять в темноте, но не более.

— Так говоришь ничего не слышно. Тогда зачем я понадобился командующему? если судить по времени, то я, почти семь часов как в отставке по ранению.

— Честно скажу, Ваше превосходительство, я не знаю.

— Вот и я не знаю. Но могу предположить, что там что-то пошло не так, и мой совет данный командующему привел к неоправданным жертвам. Я думаю, или абордажную группу заметили слишком рано и расстреляли из орудий или немцы взорвали свой корабль, когда поняли, что он будет вот-вот захвачен. Прохор собирай вещи, я чувствую, что мы сюда больше не вернёмся, а я пока пойду с Александром Константиновичем попрощаюсь.

Через полчаса я был на «Кречете». Не успел я подняться по трапу на палубу, то сразу понял, что я зря расстраивался, там в Рижском заливе пока все благоприятствовало нам. Со всех сторон только и слышалось об удачно прошедшей операции по захвату германского линкора.

— Раз так всё прошло удачно — то зачем я понадобился командующему? Ведь почти час после того как я проснулся в моей голове вертелось эта навящая мысль. Сейчас всё проясниться.

И вот я опять в адмиральском салоне, а Канин не как не мог успокоиться, по поводу удачно прошедшей более часа назад операции по захвату германского линейного корабля. Он рассказывал мне подробности только что полученные по телефону и всё нахваливал то меня за эту идею, то Колчака за организацию этой операции, и особенно старшего лейтенанта Шишко, как командира абордажной команды. (Старший лейтенант Шишко за эту операцию получит Святого Георгия 4 степени) Но вот командующий стал более серьёзным, я понял, сейчас он объяснит, по какому поводу он вызвал меня.

— Михаил Коронатович, я вот почему вас вызвал. Вы сами говорили тут недавно в этом кабинете, что при благоприятном для нас развитии этой операции, надо быстрее с помощью дополнительных полков развивать наступление навстречу 12-й армии и освободить всё побережье Рижского залива. Пока противник не пришёл в себя, не подтянул свои резервы, и не скинул нас обратно в море. Мы сумели высадить десант и занять большой участок побережья и сегодня же должен очистить полностью весь мыс. Но на большее у Сиверса сил пока нет, и ему сейчас остаётся только укрепляет фронт. Для запланированного наступления нужны резервы, а их нет. И когда прибудет это пополнение? Неизвестно. Мы уже связывались с командующим Северным фронтом с генералом Рузским, он обещал выделить кое какие войска, как только решит, что операция развивается успешно.

— Так что они там — слепые совсем! Не видят что без дополнительных резервов, мы так и останемся на занятом плацдарме.

— Им надо время для осознания, что операция удалась, так как сами не верили что пройдет всё так удачно. Да и что говорить, я сам не совсем был уверен в исходе этой операции. Но даже я понял, что наш десант удался и отдал распоряжение перебросить с Эзеля два батальона морской пехоты и одну полевую батарею. Это всё что есть в нашем распоряжении на данный момент. Но нужны и боеприпасы и оружие. Кроме того в преддверии зимы нам нужен сухопутный путь в район Риги. До того пока в заливе не образуется крепкий лёд, мы не сможем снабжать плацдарм всем необходимым.

— Я знаю, что Государь к вам покровительствует. И мне помнится, что во время посещения госпиталя, вас приглашали прибыть на беседу. Не могли бы вы во время беседы с государем, так между словом, рассказать о наших затруднениях с получением подкрепления для развития успеха на побережье Курляндии. Я знаю, что вы можете заинтересовать Его Величество, перспективой расширения и удержания этого плацдарма, с последующим ударом с него в любом направлении, вплоть до полного освобождения Курляндии.

— Ваше превосходительство, да я и сам всё хорошо понимаю, что нужны резервы, и как можно скорей. От этого зависит, сможем мы отбить у германцев побережье Рижского залива или нет. А сколько верст между передовыми полками 12-й армии и нашими на плацдарме?

— Да всего-то шестьдесят верст разделяют их друг от друга.

— Шестьдесят верст! Да это совсем немного.

— Вот именно, какие-то шестьдесят верст, вот только эти версты надо пройти. Будь у нас тысяч двадцать, сейчас бы продолжили наступление на юг на соединение с войсками 12-й армии.

Ваше превосходительство, вы надеетесь на то, что если Государь симпатизирует мне, то мне удастся уговорить его, выделит несколько полков для усиления десанта.

— Да! Я надеюсь на это.

— Тогда я попробую поговорить об этом с Императором, а там как он решит.

— Вы уж Михаил Коронатович постарайтесь всё же заручиться поддержкой государя, может вам удастся выпросить хотя бы ещё столько же войск.

— Ваше превосходительство, а вы не знаете где сейчас находиться государь?

— Два дня назад он прибыл в столицу, и возможно что ещё не отбыл обратно в ставку.

— Хорошо Ваше превосходительство я постараюсь его уговорить.

IV

Канин расщедрился и выделил для меня эсминец «Бурный» лишь бы я быстрей добрался до столицы. Хотя сам я планировал отправиться в столицу на поезде, помня, как мне далось путешествие на маленьком «Илиме» из Ревеля в Гельсингфорс. Да и эти семь часов проведенные на эсминце, пока он шел от главной базы до столицы, показались мне вечностью. Только что поджившие раны опять заныли. Это конечно не утлое суденышко, а вполне приличный кораблик в пятьсот тонн, но все равно не сахар и меня изрядно помотало. А ведь прошло всего одиннадцать лет, как лейтенант Бахирев в Порт-Артуре впервые получил под своё командование примерно вот такой же эсминец. Тот «Смелый» был почти на двести тонн легче вот этого, но зато имел на четыре узла выше, чем нынешний «Бурный». И тогда ему казалось, что его эсминец самый стремительный, он просто летит над волнами и был очень горд, что ему доверили командовать кораблем. Тогда Бахирев, похоже не обращал ни какого внимания, что эсминец немилосердно швыряет на волнении, иногда от удара о волну корабль встряхивает с такой силой что зубы лязгают. Но теперь это путешествие на небольшом эсминце для раненого тела было мучительным и реципиент начал вспоминать.

После Порт-Артура, он ещё шесть с лишним лет командовал эсминцами; «Абрек» «Ретивый» «Амурец» а потом и 5-м дивизионом эсминцев. Всё было отлично, и за эти годы к такой резкой качке он привык. Сразу после мостика эсминца он вступил на мостик флагманского корабля адмирала Эссена. Это был новейший хорошо вооруженный броненосный крейсер «Рюрик», водоизмещение которого в двадцать раз больше моего последнего эсминца. Что ни говори крейсер это не эсминец, качка у него более плавная. Через три года ему доверили возглавить первую бригаду крейсеров, где флагманом у него был «Адмирал Макаров». Прошло всего семь месяцев, и он уже командующий только что сформированного нового соединения в Российском флоте — это, Первая Оперативно-тактическая группа. И линейный корабль «Петропавловск» стал флагманом этого соединения. И как после всего этого можно пройтись по морю на кораблики в пятьсот тонн, чтобы тебя не растрясло, не говоря про стотонный «Илим». Да, отвык я ходить на малых судах за эти годы, всё больше набольших».

В Петербург я прибыл в три часа пополудни и сразу направился в Адмиралтейство проситься на приём к Григоровичу. Морской министр принял меня сразу как только обо мне было доложено. Я прошел в кабинет, ожидая что министр один, но там присутствовал начальник МГШ адмирал Русин.

— Вот и наш герой. Ну, здравствуй, Михаил Коронатович.

Григорович вышел из-за стола и крепко пожал мне руку.

— Вижу, что тебя поставили на ноги. Хотя если отбросить в сторону твою бледность, выглядишь ты помолодевшим лет на десять.

— Ну вы и скажите Ваше высокопревосходительство, с чего мне молодеть да ещё на десять лет. Ну да, немного отдохнул. Набрался сил. Можно хоть завтра в поход выходить.

— А если честно, сам-то как себя чувствуешь после ранения?

— Да как вам сказать Ваше высокопревосходительство…. Если честно, немного побаливает.

— Так надо было ещё оставаться в госпитале и долечиваться, а ты небось настоял, чтобы тебя выписали.

Так надоело там лежать без дела. Думал когда буду при деле, быстрей всё затянет. Поспешил быстрей добраться до Гельсингфорса и пошел туда на первом подвернувшимся судне, что было в порту. Это оказался «Илим». До этого перехода я ран своих практически не ощущал. Но когда добрался до базы, я обругал себя за пренебрежение к советам наших врачей. А они советовали мне хотя бы пару недель не подвергать себя резким колебаниям и встряскам.

— Так надо было слушаться умных советов.

— Так это мы уже опосля, об этом подумали. Но по прибытию на «Кречет» мою боль как знахарка заговорила.

— Это наверно известия с Курляндского побережья.

— Вот-вот, они самые. Я как прознал про то что там сейчас происходит то порывался сразу же направиться туда, но Василий Александрович пообещал меня посадить под арест.

— Это за что же? — задал вопрос адмирал Русин.

— Так за это самое, что я решил самом наипервейшим делом поучаствовать в этом предприятии, всё же идея была моя.

— А тебе значит от ворот поворот. Григорович и Русин улыбаются.

— Вот именно. Так это ещё не всё. Я с сегодняшнего дня в отставке по ранению, на целых три месяца. Так меня ещё и упрекали моими ранами, куда мол я такой больной суюсь.

— Всё понятно, просто Василий Александрович не хочет делить лавры победы ещё с кем-то.

— А я и не примазываюсь к его славе, я только хотел посмотреть всё своими глазами.

— Так значит, ты рвёшься в бой.

— Да, хотел я там поучаствовать, так не допустили.

— Иван Константинович, раз Михаил Коронатович так рвётся в бой, может мы ему подбросил деликатное задание.

Два больших адмирала переглянулись. Григорович видимо над чем-то задумался.

«Интересно, что это за задание мне тут хотят притулить» — подумал я.

И в чем заключается это деликатное задание? — задал я вопрос не ожидая подвоха.

Да тут такое дело. Наш уважаемый Александр Иванович назначен главой нашей военной миссией по вопросам снабжения армии и флота и вскоре убывает в Англию на конференцию и вот ему нужен вот такой помощник как вы. Многие за границей о вас уже по наслышаны и хотели бы увидеть воочию, так говорится с победителем битвы в Рижском заливе.

«Похоже я влип, если сейчас не выкручусь то эти морские волки уговорят меня поехать в эту долбанную Англию, а туда несколько дней на корабле. А ведь точно, другого-то способа туда попасть кроме как на корабле, нет. А это железный повод отказаться от этой поездки» — это все быстро прокрутилось в моей голове.

— Ваше высокопревосходительство, тут я давеча каких-то семь часов прошелся на «Бурном», а в заливе и волнения-то в это время практически не было. Так я думал что Богу душу отдам, так меня на волнах растрясло хоть обратно в госпиталь ложись. А до этой Англии несколько дней идти и не по заливу заметьте, а в бурных северных морях. Так я и преставится могу, во время этого перехода. Так что я лучше на бережку в этот раз останусь, боюсь не выдюжу переход через три моря. И вот ещё что. Если я поеду, то быть международным осложнениям.

— Это, каким же таким осложнениям?

— Да просто я с некоторых пор на дух не переношу этих чопорных островитян, зол я на них очень. И не дай Бог конечно, но ведь я могу в сердцах просто на просто там кого-то пристрелить из этих высокомерных…. Ну нет вы уж увольте меня от такой участи, кроме того я ещё после ранения не отошёл а вы предлагаете мне ехать в этот «гадюшник» да «не за што». И кроме того, я должен выполнить поручение командующего, дадено им мне на последок.

— И что это за поручение?

— Изыскать дополнительные части для поддержки десанта.

— С этой просьбой мы уж обращались и к генералу Рузскому. Говорит что нет свободных войск, германец давит, продыху нет.

— Ваше высокопревосходительство пока германец не пришёл в себя, на плацдарм срочно нужно послать подкрепление. Нельзя допустить, чтобы нас оттуда скинули обратно в море.

— Да понимаем мы всё прекрасно но командующий Северным фронтом твердит — «Не могу даже батальона снять с фронта, чтобы послать на курляндское побережье».

— Да что тут говорить, это же Рузский! У него зимой снега не выпросишь, не то, что роту солдат. Если бы он в прошлом году не напортачил в Галиции, ради собственных амбиций и славы, поставил на кон успех России в войне. Он проигнорировал приказы командующего Юго-Западным фронтом генерала Иванова идти на помощь Брусилову, и ради сомнительной славы освободителя Львова, он позволим шестьсот тысячной армии австрияков выскочить из мешка. Тогда мы упустили по его вине возможность одним ударом нанести австриякам катастрофическое поражения. Великий князь Николай Николаевич, хотел отдать Рузского под трибунал. Но как говорят у нас, победителей не судят. Но, поди он тогда на помощь Брусилову, да захлопни мешок, победа была бы во сто крат весомая чем захват без боя оставленного австрияками Львова.

— Что же сейчас об этом говорить. Тогда о полной картине происходящего никто не знал, и Рузский немного перестраховался, не проявил инициативы, но Львов-то он взял за это и получил Георгия второй степени — выступил в защиту Рузского, Русин.

— Ну да ещё бы не дали когда вся пресса возвела его в национальные герои за взятия Львова, Государю некуда было деваться только награждать да он и не вдавался в подробности того что произошло на самом деле в Галиции. Победное наступление наших войск всё ещё продолжалось, и ничего страшного, что австрияки в этот раз сумели избежать окружения, в следующий раз попадутся. Да вот нет! В такой котёл больше не попадут. А разбей мы в тот раз австрияков, то сейчас бы не откатились за Днестр.

Да полноте вам адмирал в армейские дебри залазить. Ругай или хвали Рузского, нет у него войск.

— Так уж и нет. Только в столице более ста тысяч войск находиться, вот отсюда и надо взять.

— Это так. Но без соизволения государя нам никто не позволит даже роты взять.

— Тогда надо напрямую обратиться к императору. Я бы и сам к императору обратился с этой просьбой, но мне для этого надо попасть к нему на аудиенцию.

— Ну что же, тогда я постараюсь организовать вам такую встречу. Жду вас завтра в два часа пополудни. И подумай над предложением поехать в составе делегации на конференцию в Англию.

— Подумаю. Разрешите идти Ваше Высокопревосходительство.

— Иди.

V

Выйдя из Адмиралтейства, я направился на набережную к Петровскому спуску немного подумать о завтрашнем дне. Пока я прогуливался, мой желудок стал призывно требовать пищи.

Что-то мы проголодались, не пора ли нам «пожрать» — подумал я, прислушиваясь к требованию своего желудка. Останавливаю пролётку и прошу отвезти себя на набережную Фонтанки. Зачем это я сделал, я и сам не вполне понимал, хотя можно было не утруждаясь дойти до Невского и там отобедать в любом из ресторанов. Но я поехал на Фонтанку и возле одной ресторации показавшейся мне чем-то примечательной и что-то связанной именно с этим заведением решил остановиться. Рассчитавшись с кучером, я направился к входу в ресторан.

— Господин адмирал, а господин адмирал. Адмирал да остановитесь же вы наконец — слышу сквозь свои думы приятный женский голос.

Я не сразу понял, что это обращаются именно ко мне. Но голос показался знакомым. Я останавливаюсь, резко оборачиваюсь и вижу молодую женщину.

— Софья Леонидовна? Какими судьбами? Вот не ожидал вас тут увидеть.

«Я даже не понял, что всё это я проговорил автоматически, не осознавая что эту женщину вижу в первый раз. Но откуда тогда я знаю её имя отчество? Это я её не знаю, но хозяин-то тела её определенно хорошо знает, если без запинки произнес её имя. И что это мне он при слиянии ничего о ней не поведал». — Это всё молниеносно проносилось у меня в голове, пока я рассматривал очень привлекательную женщину, на вид лет тридцать не более. Одетую в коротенькую шубку из какого-то зверька черно-серебристого цвета, в длинную юбку из темно-синего материала похожего на бархат. На голове небольшая меховая белая шапочка.

— Я вас так же не ожидала увидеть именно тут — мило улыбаясь, проговорила незнакомка.

Я стоял и хлопал глазами, не зная что предпринять дальше. Но она определённо близко знакома хозяину этого тела. Но вот почему он не подскажет кто она и как мне с ней вести. Похоже что и он не ожидал её встретить тут, и теперь не знает что мне подсказать на сей счет?

— Мишенька, что так и будем стоять тут перед дверьми, может пригласите даму с собой. Я как погляжу, вы собрались откушать.

«Опаньки! Да она меня Мишенькой кличет. А это неспроста» — промелькнула мысль в голове.

— Конечно-конечно. Вот я болван, увидел вас и все на свете забыл.

Она звонко рассмеялась на эти слова.

— Софьюшка я приглашаю вас отобедать со мной, а пока мы будем с вами обедать поболтаем о том о сём, я думаю у нас есть чего вспомнить (именно это я хотел выяснить, кто же эта миловидная женщина, хотя она кого-то мне напоминает но вот кого).

Пропуская вперёд свою спутницу в гостеприимно раскрытые швейцаром перед нами двери, мы вошли в фойе ресторана.

И тут из закоулков моей — его — нашей памяти все всплыло, теперь я знал, что это за женщина рядом со мной. А ведь первая наша встреча состоялась за месяц до начала войны при весьма драматическо-комических обстоятельствах.

«В начале июля 1914 года, я по делам прибывал в столице. Вот тогда-то мы и познакомились. Как-то прогуливаясь вдоль Английской набережной по направлению к Александровскому саду и поглядывая на праздно шатающийся народ, в особенности на одиноких особ женского рода. Вот тогда-то я её впервые и приметил. Она одиноко стояла у гранитного парапета и глядела на Неву. На ней тогда было бледно-голубое платье и точно такого цвета шляпа. Я решил подойти и познакомиться с ней раз она тут одна без кавалера, может что-то и обломиться морскому офицеру. Если при всём при этом окажется, что она ждет кого-то, так мы просто откланяемся и пойдём искать своё счастье — «на пару дней» — в другом месте. Я направился к выбранной мною цели с самыми серьёзными намереньями познакомиться, но тут меня некстати перехватил — и откуда он только взялся в этот момент — старший лейтенант Копец. Он до недавнего времени, был старшем штурманским офицером на «Рюрике», которым в тот момент я имел честь командовать. Но с полгода назад был переведён на должность флагманского штурмана в бригаду подводных лодок.

— Ваше высокоблагородие! Господин капитан первого ранга Бахирев. Одну минуточку — раздалось позади меня, призывая остановиться.

— Мне пришлось невольно затормозить своё движение.

— А, Константин Иосифович — узнал я того кто меня остановил. Мы поздоровались с ним.

— Никак по делам приехали в столицу, или просто отдохнуть? — задал мне глупый вопрос мой бывший подчинённый.

— Кому как! Но мне, одно другому не мешает. А вы-то Константин Иосифович, какими судьбами в столице?

— Его превосходительство контр-адмирал Левицкий — под началом которого я имею чести служить — вызван в ГМШ к Его высокопревосходительству вице-адмиралу Русину. Я был в числе сопровождающих. После аудиенции адмирал отпустил меня, так что я до завтрашнего дня свободен. Решил пройтись по городу, немного развеяться, как заприметил вас. Сразу вспомнился наш «Рюрик», думаю, дай подойду да справлюсь о здоровье, поди полгода прошло как я покинул крейсер. Просто захотелось поговорить да вспомнить былое.

— Здоровьем, как известно Бог меня не обидел. Вот даже имел желания сейчас с барышней познакомиться — проговорил я, глядя на предмет своего недавнего интереса удалявшегося в сторону Александровского сада. Да и рано ещё обращать пристальное внимание на свои болячки. И не я виноват, что вас с крейсера перевели на эти «железные бочки». Сами изъявили желание на них служить — немного раздраженно проговорил я, всё ещё провожая взглядом девицу.

— Да я и не сожалею об этом. Пройдет немного времени и эти «железные бочки» как вы изволили выразиться, в грядущей войне ещё о себе заявят. Ей Богу и громко заявят, помяните меня! Скоро на флот начнут поступать подводные лодки Бубнова, это будут самые совершенные лодки в мире. В 650 тонн водоизмещения, два двигателя для надводного хода по 1300 сил да два электромотора по 450 сил. Не в одном флоте подобных нет, а скорость 18 узлов надводного хода да до десяти узлов под водой смогут ходить. Как обещал господин Бубнов, его лодки смогут опускаться в пучину до ста метров. Да к тому же, и вооружение не виданное, двенадцать торпед за раз может выстрелить. Это разве не силища. Никакой дредноут не выдержит столько попаданий.[2]

— Молчу, молчу! Эх как ты разошёлся, никак меня агитировать собрался перейти на ваши бочки. Мне ещё пока и на белом свете прекрасно живётся и добровольно в ваш «железный гроб» не полезу.

А зря. За подводными лодками большое будущее как говорит наш «ПАПА».

— Кто?

— Да мы так начальника бригады Его превосходительство контр-адмирала Левицкого называем.

— Ну и как он на это смотрит?

— Похоже что это ему по душе.

Ну что Константин Иосифович, раз не удалось мне познакомиться с очаровательной девицей, тогда может заглянем в ресторацию, и там продолжим наш спор, что лучше — крейсер или подводная лодка. Зайдя в первое попавшее подобное заведение, мы как истинно русские сделали немаленький заказ, через некоторое время повторили в таком духе — «Эй, болван, собачий сын! Подойди сюда, скотина! Живо водки нам графин. Да салат из осетрины!»

Поздним вечером в хорошем подпитии и немного на взводе, из-за того что мне не удалось познакомиться с той молодой женщиной, так ещё после этого весь вечер проторчать в ресторане продолжая наш спор, я на пролётке направлялся к доходному дому купцов Марголиных что стоит недалеко от Измайловского моста. Когда я по делам бывал в столице, то не редко мне приходилось снимать меблированную комнату в этом доме. Вот и в этот приезд мне предоставили комнату на третьем этаже. Окна из комнаты выходили одновременно, и на Большую Подьяческую, а далее через большую клумбу на Никольский переулок. С этой же улицы был ещё один вход в дом, что в этот раз было для меня немаловажно. Так что я мог попасть на свой этаж и в комнату тут, а не через парадные двери, что располагались со стороны Набережной Фонтанки. И кроме того мне не хотелось в таком виде проходить длинным коридором почти через весь дом и с кем-то встречаться из знакомых. Вот потому-то я выбравшись из пролётки направился ко второму входу. Уже поравнявшись с дверью, и мне оставалось только взойти на крыльцо, и я в здании, но тут раздался женский вскрик, как мне показалось со стороны противоположного дома, что стоял по Никольскому переулку. Заподозрив что-то не ладное, я направился в том направлении к виднеющейся там арке. Как только я вошел под арку, увидел двух вполне прилично одетых молодых парней и лежащую у их ног барышню. Один из парней что-то прятал за пазухой, а у второго в руке на миг блеснул нож, который он по быстрому спрятал, наверно рассчитывал что я не заметил. Оба были крепки телом и видно не из робкого десятка. Да и что им было боятся видя перед собой не вполне трезвого офицера.

— Что тут происходит?

— Да вот нашей сестрице стало дурно, вдруг вскрикнула да и упала не с того не с чего. Сейчас мы её аккуратно подымем и отнесём до дому, к папеньке к маменьке. Тут нам недалече — пролепетал один из парней елейным голоском.

— Может вам помочь?

— Да мы сами справимся ваше благородие.

— Ну как знаете.

И кто его ведает, может и правду братья, а я тут черте что подумал, сейчас отнесут барышню домой и всё — пронеслись мысли в моей голове. Всё же сейчас Белые ночи, и видно девонька не наблюдая часов допоздна загуляла, а братья по повелению родителей видимо вышли её искать. И тут в темноте арки встретились, и она бедняжка с испугу упала в обморок.

Один из парней взял девицу на руки и только сделал шаг в сторону внутреннего двора, как вновь раздался девичий визг. Девица стала извиваться и брыкаться у парня на руках и давай кричать — Отпусти меня негодяй! Мерзавец! Что вам от меня надо. Помоги-и-те-е. Видимо пришла в себя от прикосновения.

Парень от неожиданности выпустил барышню из рук, которая вновь оказалась на земле.

— А ну стоять! — грозно воскликнул я. Это чего же ваша сестрица кричит как на пожаре, или вы никакие не братья, а замыслили какое-то лихоимство?

— Шел бы ты ваше благородие своей дорогой, и так на ногах чуть стоите. Не приведи господь, споткнетесь, да головой о булыжную мостовую — угрожающе проговорил один из них, вынимая нож.

Значит мне не показалось, это был на самом деле нож. У второго тоже что-то должно быть вот только он руку прячет. Наверняка тоже нож или кастет и не дай Бог револьвер, ещё шмальнёт сдуру — промелькнули мысли в моей затуманенной спиртным голове.

— И никак вы решили на воинского человека напасть, что канальи, на каторгу захотели.

Тот что с ножом только оскалился, и так нехорошо заулыбался, не предвещая ничего хорошего, стал приближаться ко мне.

— А мы сейчас посмотрим на твою голубую кровь золотопогонник.

— Ну что ж давай глянем.

И чтобы эти два гоп-стопника случайно не попортили мне шкуру, я из кармана достал такой маленький и изящный Браунинг.

— А ну брось свою железку, а не то сейчас твои мозги разлетятся по мостовой — предупредил я первого нахала.

Тут раздался щелчок взводимого курка. А у второго-то налётчика оказывается револьвер имеется — тут же сообразил я. Это хорошо что не самовзводный, а то точно бы схлопотал пулю от него. Я невольно отшатнулся, услышав этот щелчок, и этим возможно спас себе жизнь или уберегся от ранения. После выстрела опять раздался женский визг переходящие в вопли но они быстро смолкли после того как я выстрелил в ответ. Вот только я стрелял не в того кто был с оружием, а во второго тот что был с ножом и ближе ко мне.

Он заорал благим матом и зарычал от боли — ах ты сука! Попал б….

О булыжник звякнул выпавший нож, нападавший схватился за правое плечо — видимо я туда попал — и бросился бежать во внутренний двор. Второй подельник ещё раз выстрелил в меня, но промахнулся вновь, и ретировался за первым. А там проходными дворами оба утекли в неизвестном направлении. Да и я после всего этого на половину протрезвел, это не война когда возле тебя свистят пули, а обычный поздний вечер в большом городе, это хорошо прочищает мозги. И всё это происходит не на окраине где-то в рабочих кварталах, а в центре столицы. Отсюда до Зимнего всего несколько кварталов. Выстрелы в ночи всполошили окрестности, были уже слышны свистки и топот приближающихся городовых. Я подошел к сидящей на земле — правильно сказать не на земле, а на булыжниках — девице, которая потихоньку всхлипывала, то ли от боли, то ли от пережитого не вполне приятного приключения.

— С вами барышня всё в порядке? Вас не поранили?

— Нет, не поранили, вот только нога немного болит, да и локоть ударила, когда упала. Ой! Они ещё мой ридикюль забрали, а там у меня…. И цепочку с кулончиком — подарок матушки.

В этот момент под арку влетают трое полицейских, заливаясь в свои свистки и брякая бесполезными саблями, а следом подмога, в лице местного дворника.

— Кто стрелял? Кто такие, и что тут происходит?

— Городовой! Я капитан первого ранга Бахирев.

— Городовой, старший унтер-офицер Поликашев, Ваше высокоблагородие — представился старший наряда.

— Вот что Поликашев. Тут только что было совершено разбойное нападение на вот эту молодую женщину. Был отобран ридикюль, сорвана цепочка с кулоном.

— Понятно. Вы видели, кто это сделал?

— Ещё бы я их не видел! Когда один из них с ножом напал, а другой стрелял в меня из револьвера. Это были двое мужчин, одеты вполне прилично. Это точно не рабочие. На вид им лет тридцать-тридцать пять. Побежали теми дворами. Одного из них мне удалось ранить, кажись в плечо. Значит ему трудно будет бежать да и кровью он след будет оставлять. Вот что городовой, я бы на твоём месте не теряя времени зря, а попытался их догнать.

Ершов! Быстро проверить там всё, и возьмите с собой Мамедова на всякий случай — отдал распоряжение Поликашев.

— Эй, как тебя там… Ершов, будьте осторожны, у одного всё же револьвер имеется — крикнул я вдогонку убегающим городовым и припустившему за ними дворнику с лицом как у татарина.

— Унтер-офицер — это я уже Поликашеву — где-то вон там должен нож валяться — и показываю рукой в сторону предполагаемого места. Его выронил тот, кого я ранил.

— Сейчас поищем Ваш высокоблагородь.

Я наклонился над барышней — Как вы себя чувствуете? — спрашиваю. Встать можете или вам помочь подняться?

— Если вам будет не трудно, то помогите, — и барышня протягивает руку.

Я подал ей свою руку, чтобы она смогла опереться на неё. И вот тут я наконец-то разглядел её более внимательно. Мне показалось, что я её знаю или где-то уже видел, и это было не так давно. Я начал думать, но в голове ещё стоял хмельной туман. Ну как же так, ведь определённо я где-то её видел. Точно, это же её я видел днем на Английской набережной. И теперь вот эта неожиданная встреча ночью. Что она тут делает так поздно? Возможно, она живёт в одном из соседних домов? — задавал я себе вопросы. Нет не может быть, та была постарше. Этой где-то лет двадцать, ну возможно ещё пару лет наброшу. Той было не как не меньше двадцати пяти. Возможно это и она, просто эти сумерки её так преобразили.

— Ой, ой — запричитала девица — больно. Нога!

Я подхватил её за талию и помог встать на ноги.

— Идти сможете.

— Попробую.

— Давайте я вас провожу до дому. Вы тут наверно где-то рядом живёте, раз так поздно оказались в этом месте. Дома поди родные беспокоятся, себе места не находят.

— Да-да, тут рядом.

— Прошу извинить мою бестактность, но не могли бы вы сказать, как вас звать.

— Ирина.

— Ирочка значит.

— Нет! Ирина Михайловна я.

— А я тогда, Михаил Коронатович.

— Ой, как необычно.

— Что необычно?

— Да вашего батюшку зовут необычно.

— Я над этим не задумывался.

— Имя вашего батюшки, похоже имеет древнеримские корни.

— С чего это вы взяли?

— Немного изучала латынь.

— О-о даже как. Интересно и что это имя означает.

— «Сoronatus» или. «Corono» — это значит; Увенчанный, или Коронованный.

— Чего-чего?

— Коронованный — это значит, на его голову положена была корона.

— Похоже, вы что-то напутали. Я слышал совсем другое. Был один святой с таким именем, который пострадал за христианскую веру.

— Так этот святой жил в римской империи, значит был римлянином.

Тут наш разговор прервал подошедший городовой Поликашев — Ваш высокоблагодь, вот нашел — и показывает складной нож не менее восьмидюймовой длины.

— Да, опасная игрушка.

— Этим ножом один из тех разбойников пригрозил мне, говоря «Что убьет, если я только пикну» — сказала девица.

— А ведь и могли барышня! И чего вы так поздно одни изволите гулять? — задал вопрос городовой.

— Я никогда не видела такого явления, когда даже ночью светло как у нас в пасмурную погоду. Потому-то немного увлеклась, гуляя по городу.

— Это значит вы не петербуржка, и приехали в столицу к кому-то в гости. И откуда вы приехали? — задал вопрос городовой.

— Так я приехала из Саратова, вот погостить к тёте. Она уже давно меня зазывала. Приезжай, говорит в середине лета, посмотришь, как у нас в это время бывает красиво. Вот и приехала.

— Когда прибыли в столицу?

— Так вчера и приехала.

— Вчера значит приехали, а сегодня чуть жизни не лишились.

— Так я и не думала, что в столице может случиться такое.

— Вы одни приехали или кто из родственников вас сопровождал.

— Я чай не маленькая уже, чтобы меня кто-то сопровождал. Да в детстве я тут была с родителями и не раз, но только на белые ночи я не попадала. Но после смерти папеньки мы больше сюда и не ездили, да маменька всё меня одну не отпускала.

— А сейчас значит отпустила.

— Да отпустила!

— Городовой, я вот что предлагаю. Она сказала, что где-то тут рядом её тётка проживает. Так вы её туда проводите, и уже там в домашней обстановке расспросите её о подробностях этого ночного происшествия. Видишь, барышня напугана и немного пострадала. Да и нога у неё болит, надо бы её врачу показать. А я завтра сам зайду к околоточному надзирателю или в полицейский участок и там расскажу всё что знаю по этому происшествию. Сейчас позвольте мне удалится. Но если я вдруг понадоблюсь, я остановился в доходном доме купцов Марголиных. Я вот только сейчас для барышни пролётку поймаю, не пешком же ей идти с больной ногой.

— Ой, что вы! Не надо! Мне тут совсем рядом, только через это двор пройти и всё.

— Ну, раз так, то показывай дорогу — и хватаю девку на руки как давеча тот детина.

— Ой, не надо не надо. Опустите меня, я и сама могу дойти.

— Вы сказали, что тут рядом, так что не надо дергаться, а то не удобно нести. Вы барышня лучше обнимите меня за шею, так мне будет легче вас нести.

— Городовой вышагивал позади нас и тихо захихикал, улыбаясь в свои усы. Я немного переоценил свои способности по перемещению молоденьких девиц на руках, и через сотню шагов начал сдавать. Мои шаги были не столь тверды, да и дышать я начал как загнанная лошадь, но мои мучения прекратились ещё через полусотню шагов.

— Вот в этом доме моя тетя и проживает — показывает девица на двухэтажный особнячок. Городовой обогнал меня, взошел на крыльцо и позвонил в колокольчик. Через некоторое время нам открыл дверь пожилой человек, видимо слуга. Только разинул рот, собираясь выяснить цель визита полиции, как увидел на моих руках девицу сразу запричитал — Ирина Михайловна, дитетко, что с вами случилось.

— Вот что мил человек, ты тут меньше причитай, а пропускай в дом, не видишь у его высокоблагородия руки уже устали держать девицу. Показывай куда барышню положить, да хозяев предупреди. Мужичек сразу прошел в дом, мы за ним. В гостиной, он показал на диван куда мы и определили девушку. Через пару минут в гостиную вошла она.

— Я хозяйка этого дома Матвеева Софья Леонидовна. Господа! Объясните мне, что тут происходит, и что случилось с моей племянницей?

Вот на кого похожа племянница — на свою тётю. То-то я начал сомневаться, когда увидел её там под аркой, больно молода мне тогда она показалась против той что гуляла по набережной.

— Да ничего страшного в этот раз не произошло — решил успокоить хозяйку дома городовой.

— В этот раз! Вы сказали — в этот раз! Так что же произошло в этот раз с моей племянницей?

— Мадам! Вы только не расстраивайтесь сильно. Тут совсем рядом с вашим домом на вашу племянницу напали два злыдня. И если бы не заступничества вот этого господина, могло бы закончиться совсем по-другому.

Хозяйка подбежала к девушке и стала взволновано расспрашивать — Ириша что они с тобой сделали эти разбойники? Тебя ударили, ранили?

— Да нет, тетя. Когда я увидела у одного нож, я просто лишилась чувств. А пришла в себя, когда они меня куда-то несли. Но вот этот благородный морской офицер, не дал им этого сделать. Но падая, я сильно ударила ногу.

— Я даже не представляю что бы могло с тобой случиться. Чтобы я говорил твоей матушке, если бы не уберегла тебя. Я тебя предупреждала, что это большой город и по нему не безопасно гулять одной. Почему ты не послушалась меня и так допоздна задержалась.

Степан — позвала хозяйка кого-то. Тут же нарисовался парень лет четырнадцати.

— Быстро сбегай к Фоме Илларионычу. Скажи что я очень прошу прийти и посмотреть что у моей племянницы с ногой.

Хозяйка, отдав распоряжение слуге, повернулась к нам.

— Извините меня, не знаю вашего имени — обратилась она ко мне.

— Капитан первого ранга, Михаил Коронатович Бахирев.

— Спасибо господин Бахирев, что уберегли мою племянницу от ужасной участи. И как мне отблагодарить вас за спасение моей племянницы.

— Да вы что сударыня, какие могут быть благодарности. Это просто мой долг как офицера защитить женщину от посягательства.

— Нет-нет. Как можно отказываться.

— Сударыня уже позднее время, хотя можно сказать что наступило раннее утро. Ваша племянница сейчас находится в неопасности, разрешите мне откланяться, а то у меня на утро много срочных дел. Вот у городового много вопросов будет к вашей племяннице. Я полагаю что по утру и ко мне у полиции тоже будет немало вопросов.

Я откланялся и направился к себе на квартиру, надо было хотя бы немного поспать, так как днём было много дел. Вечером вернувшись на квартиру, мне передали что меня дожидается посыльный. Спустившись вниз я увидел того самого парня что видел у госпожи Матвеевой. Он передал мне приглашение на ужин от своей хозяйки.

Побывав в этот день на званом ужине, где собралось немало всякого люда, меня выставили героем дня, а точнее ночи, только и было разговоров уже приукрашенных до неузнаваемости. Ещё эта неугомонная «девчонка» носилась между гостей и рассказывала о ночной перестрелке чуть ли не с шайкой разбойников и как мы их всех обратили в бегство. Но кое-что я полезного из этого ужина получил. Я узнал, что хозяйка дома очень небедная вдовушка двадцати восьми лет, для многих очень выгодная партия. Два года назад перед самым Новым годом, её муженёк на Ладоге, провалившись в полынью, приняв холодные водные процедуры, скоропостижно скончался от сильной простуды, оставив ей не малый капитал. Сейчас делами мужа заправляет его кузен, который в данный момент подбивает под неё клинья, то есть хочет на ней женится, и прибрать всё дело в свои руки. Видел я этого кузена на том ужине больно он рассыпался любезностями и всё пялился на хозяйку, хотя и я тоже от него не отставал, поглядывал на неё. А там было что посмотреть. Поздно вечером гости начали покидать гостеприимный дом. Видя это, я также объявил, что и мне пора удалится, после чего хозяйка пригласила меня в кабинет, где ещё раз поблагодарила меня в спасении своей племянницы и подарила золотой портсигар с гравировкой. Сказала — что двери её дома для меня всегда открыты и что моему визиту всегда будут рады. И тут мне что-то взбрело в голову, и я пригласил её пройтись погулять по ночному городу, на улице всё же Белые ночи и не так темно — да и герой рядом который её в обиду не даст. На что она как не странно согласилась, даже не задумываясь.

И вот с этой-то прогулки у нас и случился бурный роман, со всеми вытекающими. И этот роман как начался внезапно, и также внезапно закончился».

Всё это я вспомнил стоя в вестибюле перед входом в зал ресторана. Если точно выразится, то вспомнил не я, а хозяин этого тела, то есть мой реципиент. Я просто предоставил ему свободу действия, а сам понаблюдаю притаившись в одном из отделов головного мозга.

Войдя в зал, я огляделся. За прошедший год тут ничего не изменилось за исключением того, что в основном все мужчины были в военной форме. Почему-то я посмотрел направо, где находились отдельные кабинки. Меня интересовала именно та, что скрывалась за большим фикусом, но она была занята, да и остальные тоже. Мы направились к свободному столику, и тут же перед нами вырос официант весь такой услужливый, что готов был выпрыгнуть из штанов.

— Ваше превосходительство, давненько вы к нам не заглядывали, но мы всегда вспоминали вас добрым словом. Особенно после того как о вас стали писать в газетах.

— А до этого значит Трифон Ермолаевич, вы тут меня и не вспоминали.

— Батюшки! А вы даже не забыли, как звать величать — расплылся в улыбке работник общепита.

— Вот что Трифон, давай посади нас так, чтобы мы в глаза не бросались, и неси нам отобедать и чего нибудь мне согреться и про даму не забудь.

— Сейчас одну минуточку-с будет исполнено.

— Ну не через минуту, но через две мы были именно в этой кабинке, на которую я посмотрел, когда вошел в зал. А ещё через пару минут мы уже обедали.

— Ты даже запомнил как величать этого официанта.

— Да я и сам не знаю как его имя смог запомнить, возможно из-за того что он очень расторопный. Неужели ты забыла, что именно он чаще всего обслуживал нас, а я тогда не скупился на чаевые.

— Нет, не забыла. И он ведь тоже не забыл, что именно это места мы облюбовали и всегда сидели здесь. И как ему удалось его освободить, оно же было занято, когда мы вошли.

— Так ты, тоже помнишь это место.

— А как же, конечно помню. Да и в последнее время я иногда захожу сюда, как приехала в Петроград. Но вот он, никогда мне не напоминал о том, что я тут уже не одиножды раз была.

— Вот даже как. А я, поверь, с тех пор тут ни разу и не был. Да и война не способствует хождениям по ресторанам. И в Петроград я всего-то во второй раз прибыл в течение прошедшего года.

— Я читала, что в последнем бою ты был тяжело ранен, и что сам Государь навещал тебя в госпитале.

— Да раны пустяковые были, это меня с аэроплана задело. А Государь прибыл в госпиталь не ради меня, а ради всех раненых пострадавших при защите отчизны.

— Софи! Скажи, почему ты не предупредив меня, так внезапно уехала тогда из столицы. И даже никакой весточки своим домочадцам для меня не оставила. Я несколько раз приезжал к твоему дому, но тебя не было. Ты так и не вернулась тогда назад. Ну а потом началась эта война, и мне было не до посещения столицы.

— Я знала, что ты приходил, все же весточки я получала из дому. А когда я в середине августа вернулась домой, мне поведали о этих визитах всё в подробностях.

— Скажи, а почему ты запретила своим домашним предоставить твой адрес.

— Ну а зачем? Я знала, что для тебя в первую очередь это море и служение отечеству, и для семьи у тебя просто нет времени. Но то что мне было нужно от тебя, я получила, и теперь не о чем не жалею.

— Так значит сейчас у тебя семья. Так ты что! Вышла замуж за….

— Да. Я вышла замуж за Пал Васильевича.

— Вот как. Значит, он всё же добился своего.

— Что значит добился. Он управляет делами моего бывшего мужа. Ты ведь не стал бы этим делом заниматься?

— Что тебе сказать, я в коммерции профан, и это дело не по мне. Да я не стал бы этим заниматься.

— Вот видишь! А он очень хорошо в коммерции разбирается.

— Да, в этом мне с ним тягаться не с руки.

— И когда сей радостный день произошел.

— Так на Покрова и венчались. Да ты Миша никак ревнуешь.

— Да нет, не ревную. Просто вот так сбежать, не говоря не слова, как какая-то невеста из под венца. Могла просто прямо мне сказать, что нашим отношениям пришел конец. Я ведь не гимназист какой-то, не в моей натуре устраивать сцены или не подумай, что бы я, да пошел стреляться из-за отвергнутой любви. Нет. Этого не было бы никогда.

— А я дура подумала, что так будет лучше, уеду, забудешь и всё. А тут как раз война началась, тебе уже было не до меня.

— Это верно мне было немного не до этого. Я погляжу на тебя, ты ещё лучше стала выглядеть. Так и цветёшь. А как насчёт детей? Что решили повременить и обзавестись после войны.

— Почему же. У нас растёт сынишка.

— Поздравляю! От чистого сердца поздравляю. Всё же наследник родился.

— Принимаю твоё поздравление.

— Как величать сего мужа.

— Назвала Михаилом.

— Не понял. Это что же, в мою честь?

— Почему в твою. Мой дедушка также носил это имя.

— А я-то грешным делом подумал, что удостоился такой большой чести. Так сколько ему уже исполнилось? Видимо не больше двух-трех месяцев.

— Шесть.

— Чего шесть?

— Полгодика ему исполнилось.

— Как полгода!?

— Стой-стой! Но этого не может быть. Это что же выходит. Если ты вышла замуж в октябре, то не могла его родить…. Так стоп. Ноябрь. Декабрь…начал считать я — Июнь, июль. Должна была разродиться только в июле, а сейчас октябрь. А мы с тобой были в июле. Вот он и появился в апреле. Неужели это мой сын! Так это что, правда? У меня есть сын!

— Да, это твой сын. Но пообещай мне, что не при каких обстоятельствах никто об этом не должен знать. Что не будешь настаивать на встрече с ним, не сейчас не в будущем. И он ни когда не должен знать что ты его отец. Возможно, когда-нибудь на смертном одре я и признаюсь ему в этом, если обстоятельства вынудят, а так это должно умереть вместе с нами.

— Нет-нет, я не могу этого тебе обещать.

— Пожалуйста, я умоляю тебя, забудь что у тебя есть сын.

Софья так умоляюще на меня смотрела, нервно покусывала свои губы. Если она хотела всё это скрыть от меня, то зачем подошла ко мне у входа в ресторан. Могла просто пройти мимо и не окликать меня. Эти последние три месяца пока я нахожусь в теле адмирала, он ведь о ней ни разу не вспомнил до сегодняшнего дня. И надо такому случиться именно сегодня наши пути пересеклись в этом памятном месте для них обоих к чему бы это всё. Если честно а мне ведь всё равно есть у «Меня» сын или его нет — это сын того адмирала Бахирева. А вот у этого он может только родится в ближайшем будущем и это будет сын совсем от другой женщины, которую я люблю. И что ей ответить сейчас….

— Забыть я не забуду, но молчать буду. Ты мне вот что скажи. Если ты не хотела чтобы я узнал о сыне, тогда почему подошла ко мне, а не прошла мимо?

— Я даже сама не знаю, зачем меня сюда потянуло, но ноги сами привели сюда. Я даже малютку оставила на нянечку, и пошла, не шла а бежала. Только отдышалась, как и ты подъехал, я сразу поняла, что именно к тебе меня и влекло.

— Тоже самое случилось и со мной. Я вначале тоже не понимал, зачем приказа кучеру ехать именно сюда, когда мог пообедать в любом другом месте. Теперь я знаю, зачем нас господь привёл сюда. Чтобы то что было неведомо для меня стало явью.

— Я это тоже поняла и потому-то и рассказала тебе о сыне, хотя до сегодняшнего дня я даже не думала тебе об этом говорить.

Раз я обещал, то ни одна живая душа не узнает об этом. Клянусь, если ты не захочешь, то и он не узнает что я его отец. Скажи мне, а как же Павел Васильевич отнесся к рождению ребенка. Он что не догадывается, что он не его?

— Почему же не догадывается. Он-то в отличие от некоторых знал что ребёнок не его а твой, и не смотря на это дал ему свою фамилию. И теперь у него растёт наследник и продолжатель дела, Михаил Павлович Мосунов.

В этот момент я был ошарашен услышанным, что сразу же повлияло и на реципиента в лице адмирала Бахирева. Теперь мой разум вышел на первые роли в нашем симбиозном товариществе с настоящим Бахиревым. Пару минут я был в отключке, вижу Софья что-то говорит, но я её не слышу. В голове какой-то сумбур, и в этой каше проскакивают мысли. Так это же фамилия моего прадеда, но как такое может быть. Или это просто полный однофамилец или всё же речь идет именно о моём деде. Что же тогда получается, что мой настоящий прадед — это адмирал Бахирев. Ну не хрена себе, теперь понятно, почему я оказался в этом теле. Вот то главное что я должен был знать! И тот не ведомый поводырь привёл меня сюда, чтобы я это всё узнал.

— Миша что с тобой? — услышал наконец я голос Софьи.

Я молча наливаю полный стакан водки и залпом его выпиваю, даже не закусил.

— Мишенька что с тобой, ты как-то весь переменился, стал какой-то бледный, потом растерянным.

— Со мной всё в порядке, даже больше, я просто счастлив. Спасибо что всё мне рассказала, ты не представляешь, как я счастлив всё это узнать. А теперь прости, у меня срочные дела, так что я побежал и береги — я чуть не сказал деда — сына, а когда придёшь домой поцелуй его за меня.

Сейчас я был не учтив с дамой, бросил её одну в ресторане и выскочил на улицу. Не подумайте обо мне плохо. Деньги как и полагается я отдал Трифону, и за обед, так и за его услуги. Просто теперь мне надо было осмыслить всё услышанное от Софии и переварить.

Вот это новость, просто сногсшибательна. Я правнук адмирала Бахирева. Читал я про то, что Бахирев был ещё тот бабник, так почему же у него не может быть ещё где-то парочки в небрачных детишек.

«— Эй, адмирал — задал я вопрос сам себе и стараясь заглянуть в потаённые уголки памяти — у тебя ещё какие-нибудь сюрпризы в ближайшее время намечаются, я тут не встречу ещё кого-то из «Детей Шмидта»? Да нет, не германского адмирала, а русского лейтенанта. Помнишь «Очаков»? Спрашиваешь, к чему это я говоря. Да так, вспомнил почему-то. Говоришь, что больше не должно быть, а если бы были, то ты наверняка об этом бы знал. Да не похоже, что ты такой уж осведомлённый о последствиях своих похождений. И вот в этом мы с тобой только что были свидетелями. Хотя бы например взять меня. Я оказался твоим правнуком. А мы с тобой за всем этим потрясением совсем забыли одну деталь. Я собрался жениться на Анастасии, так что у тебя, у нас, обязательно будут законные дети, а там и внуки».

VI

Адмирал Григорович, как и обещал, поспособствовал в том чтобы Император принял меня. И вот я ожидаю своего часа в приёмной, а мои мозг в это время анализирует ту информацию, что получил за последние двое суток.

«Я ни каким образом не предполагал что эти два дня после того как я покинул госпиталь, принесут мне столько сюрпризов. Первый сюрприз, о котором я узнал по прибытии в Гельсингфорс — это успешная высадка морского десанта на Курляндский берег. Десант сумел захватить обширный плацдарм с минимальными для себя потерями. А ранним утром следующего дня было совершено невозможное, нашими десантниками на абордаж был взят германский дредноут. После обеда этого же дня, когда по просьбе адмирала Канина я прибыл в столицу, меня там чуть не сосватали в состав военной делегации, которая в скором времени должна отбыть в Англию. Но мне всё же удалось отбиться от такого привалившегося счастья. А вечером я узнал совсем ошеломляющую новость для себя. Оказывается, у адмирала Бахирева есть сын, и этот сын, оказался моим дедом. Вот такого поворота я никак не ожидал. Значит всё это неспроста, и мой разум сознательно поместил в моего же прадеда. Но вот как, и главное кто всё это проделал, тут моих знания явно маловато. Хош не хош а мне придётся играть по их правилам. После всего этого я больше склоняюсь, что это не мой мир, а один из параллельных. Или ещё один параллельный, что создают неведомые мне силы, изменяя течение исторических фактов.

Да я был счастлив, ещё бы я не был счастлив, ведь я сколько раз думал о том чтобы встретится со своими прадедом и прабабкой. А оказалось, что с того момента как меня занесло сюда, я находился в теле своего прадеда. Но вот прабабку я не узнал, да и как можно было узнать, если я её видел только на фотографиях. Это старший брат застал её живой, но что может запомнить в шесть лет ребёнок, когда её не стало. Хотя у нас в доме были её старые фотографии, но по большому счету все они делались после революции, начиная где-то с середины двадцатых. Из ранних сохранилось только несколько, что были сделаны до революции, и только одна крупным планом, где она была ещё шестнадцатилетней девушкой.

Вот и выходит, что тайну она сохранила, как и обещала, и никому не обмолвилась что её сын — сын адмирала. Поначалу для окружающих это была тайна, потом после октябрьского переворота стало опасно кому-то рассказывать об этом. Так самого-то адмирала чекисты ещё в двадцатом расстреляли. Вот блин проболтался, я почувствовал что мой реципиент понял, это я о его судьбе вспомнил. Что не ожидал такого? Да, как бы сейчас сказали, тебя расстреляла взбунтовавшиеся чернь. Ладно, не переживай, возможно здесь нас с тобой никто не расстреляет и мы проживём в одном теле довольно долго — успокоил я своего симбионта. Вот на счет прародителя фамилии всё покрыто мраком, да и дед что-то на эту тему никогда не разговаривал. Но как будто он в двадцатых годах или помер от какой-то болезни или ему помогли — время-то беспокойное было.

Теперь я даже не знаю, будет ли мой дед морским офицером или если история повернёт в другое русло, возможно ему в этом мире предстоит продолжить династию торгашей. Но могут адмиральские гены взять доминирующее положение над торгашескими и всё же будет мой дед морским офицером».

— Ваше превосходительство, можете проходить. Его Императорское Величество вас ожидает — раздался голос адъютанта Николая II, выводя меня из задумчивости.

Как и два месяца назад когда я был на приёме у Царя, вновь передо мной открыли дверь ведущую в его кабинет. Николай II сидел за столом и что-то дописывал на листе бумаги, после чего промакнул написанное пресс-папье, положил аккуратно в папку.

— Рад тебя видеть Михаил Коронатович. Присаживайся.

Я присел на указанное Императором кресло.

— Похудели вы адмирал с той последней встречи. Ранение не прошло бесследно. Мне кажется или это из-за худобы, но вы выглядите помолодевшим.

— Ваше величество, да все это говорят когда меня видят по прошествии длительного времени проведённые мною в госпитале. Только и слышу «А Бахирев-то стал моложе выглядеть». Но это всё последствия ранения, так говорят доктора.

— А как ваши раны, сильно беспокоят?

— Ваше Императорское Величество, я сегодня же готов приступить к исполнению своих обязанностей. Сейчас не пристало долго отлёживаться на госпитальной койке, когда враг ещё находиться на нашей территории.

— Похвально-похвально. Вижу что идете на поправку. Ну вот только не надо так пафосно. Я понимаю, что вам не терпится вновь вступить на мостик боевого корабля. Но вот только после полного излечения. Я ведь знаю, что вы ещё не полностью излечились. Это вы сейчас тут стараетесь выглядеть совершенно здоровым, а каким вы прибыли вчера в столицу.

Понятно, что это Григорович настучал царю на меня — подумал я про себя. Он же вчера видел моё состояние после небольшой морской прогулки. Хотя я и старался не показывать виду, что мне не совсем хорошо, да и на его вопрос как моё самочувствие и не беспокоят ли раны — ответил — что немного побаливают, но это в ближайшее время должно пройти. Но когда адмирал Русин предложил включить меня в состав делегации отправляющуюся на военную конференцию в Англию под его руководством, а Григорович даже поддержал его в этом. Вот тут я сразу прикинулся, чуть ли не смертельно больным, только бы отделаться от этого предложения. А сейчас он взял и всё о моих болячках выложил царю — «Бахирев мол не вполне здоров, и нуждается в лечении».

— Ваше Императорское Величество, раны это пустяк, поболят и перестанут, но вот душа болит за дело.

— И какое это дело?

— Ваше Императорское Величество, вам уже докладывали о том, что высадка нашего десанта на курляндское побережье для противника была полной неожиданность, и прошла с минимальными потерями. Теперь под нашим контролем, территорию почти 600 квадратных верст.

— Да, конечно я получил такое известие, одно от генерала Горбатовского, другое от командующего флотом адмирала Канина. Даже отправил хвалебную телеграмму генералу Рузскому, о блестяще проведенной операции его войсками, и попросил поздравить от моего имени, особо отличившихся.

— Вот только по плану, когда разрабатывалась эта операция, предполагалось что с этого плацдарма начнется наступление навстречу войскам Северного фронта. А в последующем рассчитывали, что по ходу этого наступления будет полностью освобождено побережье Рижского залива.

— Так это же очень похвально, если нашим войскам удастся очистить всё побережье, то сразу отпадет угроза Риге.

— Сейчас те два пехотных полка закрепившиеся на этом плацдарме, да несколько эскадронов казаков и немногочисленные подразделения морской пехоты срочно нуждаются в подкреплении, которых у Северного фронта — как извещает генерал Рузский — нет в наличие. А германцы уже поняли всё угрозу, исходящую от этого плацдарма. И начнут перебрасывать крупные воинские соединения для ликвидации угрозы своим тылам, ударь мы с этого плацдарма. Чего мы и не можем выполнить, не имея на это достаточно сил. А немцам проще перебрасывать свои войска на побережье чем нам. Так как нам всё надо доставлять на кораблях и судах Балтийского флота. Сейчас октябрь. Через два месяца залив замерзнет и после этого нам остается или пробиваться на соединение с 12-й армией, если только она не сможет пробиться к плацдарму, или погибнуть на плацдарме, или совсем не приемлемо — сдаться противнику. И тогда пропадут все наши приобретения, с таким трудом добыты у противника. Кроме того, этот плацдарм нам важен тем, что он собой прикрывает наши работы по подъему затонувших в Рижском заливе кораблей. Там есть и наши, но в основном это корабли противника.

— Адмирал Григорович доложил мне, что нашим флотом захвачен один из германских линейных кораблей который был поврежден вами в том августовском бою. И что именно вы подсказали командующему взять его на абордаж.

— Тут моей большой заслуги нет. Да, я высказал такую мысль командующему, но вот разрабатывали и осуществляли эту операцию другие люди.

— Опять вы скромничаете, а я ведь знаю что и с десантом это тоже вы, будучи ещё не совсем здоровы, обратились к адмиралу Канину, побывав у адмирала Герасимова.

— Ваше Императорское Величество. Не выскажи я в то время идею о десанте, командующий сам о нём подумал бы, так как этот мыс нависал над районом, где проводятся работы по подъему кораблей. И чтобы эти работы спокойно проводить, надо было просто захватить мыс с его полевыми орудиями. Да с сидящим на мели германским линейным кораблём надо было что-то делать, а то он только видом своих орудий препятствовал работам. Если мы сейчас не удержим этот плацдарм, то о подъёме большинства покоящихся на дне кораблей и думать не стоит.

— Адмирал, вам не хуже чем мне известно, что в августе у нас на фронте сложилось трудное положение. Германские войска воспользовались нерасторопностью некоторых наших начальствующих лиц и провели стремительное наступление и почти дойти до Двины но неимоверными усилиями нам удалось выправить положение и отбросить противника на пятьдесят-шестьдесят вёрст на некоторых участках фронта. Тут и вы сыграли большую роль, разгромив германскую эскадру в Рижском заливе. Но кайзеровские войска в данный момент не бросают попыток вновь вернуть себе Доблен занятый нами на прошлой неделе, чтобы открыть прямой путь через Митаву на Ригу. Вот поэтому у генерала Рузского и нет свободных войск. Мы и так перебросили на помощь генералу гвардейский корпус, чтобы сдержать их.

— Ваше Императорское Величество. Так если мы перебросим несколько полков на Курляндское побережье, то противник сразу ослабит продвижение на Митаву. Так как побоится, что мы можем начать наступление с плацдарма на запад, против соединений 10-й германской армии, вдоль побережья до Виндавы, а там и на Либаву. А нам хотя бы на первое время дойти, если конечно будут дополнительные силы, до Виндавы. Освободить её, и сделать маневренной базой для легких сил флота, (подводных лодок и эсминцев) закрепится по рекам Вента и Абава, соединится с 12-й армией в районе города Кандау.

— И сколькими силами вы предполагаете всё это осуществить?

— Ваше Императорское Величество. Если мы хотим добиться успеха, то для этого понадобиться, по крайней мере один корпус полного состава. Если не наступать на Виндаву, а сразу через Сасмаккен идти на соединение с 12-й армией, то минимум ещё два-три полка нужно.

— И где же нам изыскать для этого лишние полки? Можно конечно что-то снять с Юго-Западного фронта, там сейчас затишье. Этот вопрос надо будет решить с генералом Алексеевым.

— Ваше Императорское Величество. Пока этот вопрос решится, несколько дней пройдёт, но вот их-то у нас нет. Я предлагаю несколько воинских частей изъять из столичного гарнизона, и перебросить их по железной дороге до Рогекюля в Моонзунд, там погрузить на корабли и переправить на плацдарм. Или сразу погрузить на суда здесь в столице и отправить в Рижский залив. Так как в данный момент угрозы прорыва германского флота к столице нет, зачем держать столько войск здесь, это только порождает разного толка слухи. Надо столичный гарнизон почаще менять. Два-три месяца побыли и на фронт.

— Николай II задумался на какое-то время, видимо обдумывал сказанное мной и решил.

— Возможно, мы так и поступим. Я сегодня же отдам распоряжение о выделении воинских частей для отправки в Рижский залив. То, после всех согласований и пополнения запасами эти выделенные части через два дня можно отправлять в Рижский залив. Завтра я отбываю в ставку и там буду иметь беседу с Михаил Васильевичем, возможно мы ещё изыщем кое какие части чтобы выделить для укрепления войск на плацдарме. Но вы адмирал, на значительные силы не рассчитываете.

— Ваше Императорское Величество. Не для себя же стараюсь, для отечества. Большое спасибо что посодействовали в этом. Нам сейчас каждый солдат дорог, сколько бы их ни было, это большая помощь.

— Значит, этот вопрос мы с вами пока решили.

Николай II замолчал на некоторое время, видимо обдумывал, на какую тему продолжить разговор. Я видел по его лицу, что он хочет о чем-то поговорить со мной. И я вспомнил как в своих записках об этом высказывался Генерал-лейтенант Данилов — начальник оперативного отделения Главного штаба (Ставки):

«Император Николай встречал лиц, являвшихся к нему, хотя и сдержанно, но очень приветливо. Он говорил не спеша, негромким, приятным грудным голосом, обдумывая каждую свою фразу, отчего иногда получались почти неловкие паузы, которые можно было даже принять за отсутствие дальнейших тем для продолжения разговора. Впрочем, эти паузы могли находить себе объяснение и в некоторой застенчивости и внутренней неуверенности в себе. Эти черты Государя выявлялись и наружно — нервным подергиванием плеч, потиранием рук и излишне частым покашливанием, сопровождавшимся затем безотчетным разглаживанием рукою бороды и усов. В речи Императора Николая слышался едва уловимый иностранный акцент, становившийся более заметным при произношении им слов с русской буквой ять»…

Да кое-что из выше перечисленного и здесь присутствовало. Но без нервного подергивания плеч и кашлянул он всего пару раз за весь разговор и говорит по-русски чисто. Это, всё то, что описал Данилов о царе, он наверно приметил, когда присутствовал при отречении Николая II от престола.

Я ожидал продолжения начатой темы, но Государь вдруг начал совсем о другом.

— Адмирал, вот вы только что из госпиталя, и сразу погрузились в дела. Хотя я советовал вам взять отпуск по ранению и поправить здоровье где-нибудь на юге. Вам что командующий не предоставил отпуск.

— Так точно предоставлен и с прошедшего дня я прибываю в отпуске.

— Тогда я считаю нужным, что вам следует отдохнуть и поправить здоровье, можете воспользоваться предоставленным отпуском — на Кавказе, например, в Боржоме.

— Командующий меня также на Кавказ посылает на лечение.

— Вот видите, значит заботится Василий Александрович о вашем здравии. Не хотите на Кавказ, тогда на Дон. Вы же сами родом с Дону. Вот и поезжайте в родные края, я надеюсь у вас там, кто-то из родственников остался.

— Так точно, Ваше Императорское Величество проживают в Новочеркасске.

— Родственники есть, а ехать не хотите, отдохнете, поправите здоровье и после рождества назад в Петроград.

— Я так и поступлю, Ваше Императорское Величество. Но позвольте мне ещё на некоторое время задержаться в столице.

— И что же вас задерживает в столице?

— Прежде чем мне поехать на лечение, я хотел бы побывать на судостроительных заводах. Посмотреть воочию, какие повреждения получили корабли в бою за Рижский залив. Как идёт ремонт этих кораблей и их усиление вооружением. Также я хотел бы глянуть, как продвигаются работы по перестройке «Океана» в авианосец и яхты в гидрокрейсер. Пообщаться с авиаконструкторами, что обещали предоставить опытные аэропланы для этих кораблей. Побывать на оружейном заводе в Сестрорецке.

— А оружейный-то завод зачем посещать?

— Ваше Императорское Величество. На том заводе трудиться конструктор-оружейник полковник Владимир Григорьевич Фёдоров, очень талантливый конструктор. Мне довелось не так давно встретиться с ним, и иметь продолжительную беседу. Так вот, ещё до войны он создал автоматическую винтовку, которая прошла все предварительные испытания, кроме войсковых. Перед войной для этих целей и был сделан заказ на сотню таких винтовок, но успели изготовить только комплектующие, но сами винтовки собрать и отладить не успели. Сейчас Федоров и его единомышленники организовывают сборку этих винтовок в оружейной мастерской завода. Сам-то завод не может переходить на производство ещё не принятого на вооружение оружия, да и сама винтовка пока не для каждого солдата новобранца предназначена, а только для опытного.

— Зачем нам тогда такая сложная винтовка, если не каждый из неё может стрелять.

— Да она не чем не сложна, надо просто научить солдата с ней обращаться и главное за ней ухаживать, и это будет хорошее оружие. Ваше Императорское Величество, я прошу вас поддержать полковника Федорова. Надо наладить производство этих винтовок хотя бы сотню таких винтовок в день. Эту же винтовку можно использовать с минимальными переделками как легкий ручной пулемёт. А в ручных пулемётах, войска на фронте испытывают большую нужду. Зачем нам заказывать их за границей и тратить огромные деньги на поддержании чужой экономики, если сами можем наладить производство здесь в России. Хотя заказать-то нам в любом случае придётся, пока не развернётся собственное производство пулемётов, но зато в будущем мы ни будем так зависеть от иностранных поставок.

— Адмирал, вы так уверены в том, что этот пулемёт будет лучше тех образцов, которые нам будут поставлять известные иностранные фирмы.

— Я уверен, что не хуже.

— Тогда можно увидеть первые образцы этого оружия.

— Вот я и хочу посетить Сестрорецк и всё на месте поглядеть. А если Ваше Императорское Величество, соизволит поддержать полковника Фёдорова, то я попытаюсь уговорить дирекцию завода всемерно содействовать Фёдорову, и ускорить сборку оружия.

— Хорошо. Я отдам такое распоряжение, и как только первые образцы оружие зарекомендуют себя с наилучшей стороны, я поддержу его выпуск на одном из заводов.

— Ваше Императорское Величество, у меня есть ещё одна просьба.

— И что на этот раз?

— Я бы предложил создать при оружейном заводе конструкторский отдел с опытным производством и собрать туда самых перспективных инженеров и конструкторов-оружейников и пусть творят и изобретают новые виды вооружения и запускают его в производство, конечно после одобрения военного министерства. В перспективе такие отделы организовать на каждом оружейном заводе. Но первый создать уже сейчас и здесь, а назначить руководителем Фёдорова, и ученики и последователи у него будут.

— Об этом мы поговорим после, это будет зависеть от того с каким успехом пройдут испытания оружия изобретённого полковником.

Николай II вдруг взял и поменял разговор на другую тему, видимо с которой он и хотел начать чуть раньше.

— Михаил Коронатович, мне всё не даёт покоя ваша осведомлённость по многим вопросам касающиеся будущего. Вы знаете, что некоторые ваши предсказания, произнесённые здесь же, в этом кабинете три месяца назад, сбылись или начали сбываться. Я не знаю, как это у вас вышло, и кто это вам подсказал — Бог или дьявол. Но как вы и говорили — Польшу мы оставили. И почти всю Курляндию. Вильно тоже потеряли. И этот прорыв германского флота в Рижский залив — о нем вы тоже предупреждали. Про отравляющие газы против защитников крепости Осовец — и здесь вы были правы. А вот недавно получили неприятное известие. Что Болгария, чуть ли не родственный народ, заключила военный союз с нашими врагами. Мы их спасли от истребления турками, и вот как они нам за это отплатили. Взяли и встали на сторону этих самых турок и немцев. Скажите Михаил Коронатович, что нас ждет впереди? Вы можете мне честно рассказать?

— Ваше Императорское Величество. Сейчас меня всё реже и реже посещают видения, может это последствия моего ранения. Но судьба России и ваш судьба, находится только в ваших руках. Я вижу, что у России впереди хоть и будут боль и горе, но всё будет хорошо. И того что я видел три месяца назад, не произойдет.

— Я всё понимаю, что вы что-то такое знаете, но скрываете, вы можете честно и без утайки рассказать, что вы тогда видели. Что за бедствие нас ожидало. — Россию.

— Как вам сказать Ваше Императорское Величество. Если я начну сейчас рассказывать, вы можете не поверить ни одному моему слову. Вы можете подумать, что я какой-то шарлатан, ищущий в этом для себя выгоду, пугая вас Ваше Императорское Величество страшилками на подобия конца света. Некоторые события, что мне довелось увидеть в своих видениях, я постарался немного изменить своими действиями. Но я сейчас уверен, то, что ждало нас через два года, этого не должно произойти. И всё пойдет по-другому.

— Почему вы не хотите мне всё честно рассказать и всё уходите от разговора?

— Ваше Императорское Величество. Вспомните хотя бы вашего дедушку. Я не знаю, правда это было или нет, ему ведь было предсказано, сколько он сможет пережить покушений на себя, прежде чем погибнет. И что он сделал для того чтобы уберечься, зная что следующее покушение он не переживёт.

— Так что на меня готовится покушение?

— Покушение не на вас лично, а на ваше царствование. Многие в правительстве не довольны вашем правлением, а в дальнейшем недовольных будут ещё больше, особенно на фоне неудачного течения войны. Надо переломить ход войны и несколько громких побед на некоторое время погасит недовольства ваших недругов. Но для этого надо очень много сделать и даже то чего вы так не хотите, пойти на конфликт с некоторыми промышленниками и членами правительства. Поставить на ключевые точки таких людей, которые радели бы за Россию, а не за свой карман или партийные интересы. Могут быть и такие люди, что вам или вашему окружению они — как это выразится по мягче — не совсем по нраву. Но главное что они за Россию всей душой, их мало волнуют деньги и мнения их же товарищей по фракциями, или ещё чего там. Они всё будут делать для благо России. Создать например такой орган на время воины, в замен думы и сосредоточить всю власть, и гражданскую и военную в этом органе и назвать её Государственный Комитет Труда и Обороны.

— Но мы учредили такой комитет.

— Да, такой есть, но он очень многочисленный, а решения должны решаться сразу и без проволочек а не обсуждать его длительное время. Так как идёт война и время очень дорого.

— И сколько там должно быть, по-вашему, членов.

— Максимум человек шесть-восемь.

— Шесть-восемь. И кто по-вашему там должен принимать судьбоносные решения.

— Одно из мест должно принадлежать Вашему Императорскому Величеству. Ещё два должны занимать Министр иностранных дел, и Министр внутренних дел. Думаю не помешает министр Путей сообщения. Надо создать новое министерство вооружения и боеприпасов, которое будет отвечать за выпуск оружия и боеприпасов за внедрение новых образцов вооружения для нашей армии и флота. И не только вооружения, но и технических средств, для армии и флота. Включить в это министерство все комитеты и управления, занимающиеся этим же самым делом, но теперь им будет управлять один человек. Ещё я думаю, что в этом комитете без премьер-министра, также не обойтись. Как и без финансиста.

— Так вы адмирал даже можете назвать таких людей, кто войдёт в такой комитет.

— Мог бы назвать некоторых из них. Я знаю, что они всем сердцем за благо России и очень будут полезны на своих постах.

— Так назовите таких людей.

— Министром иностранных дел назначил бы Борис Владимировича Штюрмера.

— Достойная кандидатура, я смог бы с вами согласится по поводу назначения его на этот пост. Далее.

— Премьер-министром могу посоветовать князя Львова.

Николай II промолчал, ничего на эту кандидатуру не сказал, не да, не нет — обдумывал.

— А кого вы предлагаете на новый пост министра вооружения.

— Вначале я назначил бы Шуваева Дмитрия Савельевича, так как министерство ещё будет только формироваться, вот он со своими организаторскими способностями будет просто незаменим. И когда уже министерство заработает в полную силу, предлагаю назначить его военным министром. А на его место назначить Алексея Владимировича Шварца.

— Это вы предлагаете генерал-майора Алексея Владимировича Шварца, который отличился при обороне крепости Ивангород осенью 14-о года.

— Да, того самого. Он и в этом году, проявил себя точно так же, как и тот раз, и снова при обороне всё того же Ивангорода.

— Ну что же достойный генерал. Вот только вопрос, справится он или нет на таком посту.

— Справится, да кроме всего прочего, он образованный, энергичный и относительно молодой — всего на всего сорок один год.

— Я заинтересовался вашим выбором, он даже чем-то интригует меня. Кто там у нас дальше по вашему мнению достоин войти в этот комитет.

— Министром путей сообщения больше всего подходит Кригер-Войновский.

— А почему именно он, а не кто-то другой?

— Он, как никто другой всё знает о состоянии наших железных дорогах, так как сам из инженеров-путейщиков. Есть еще одна кандидатура — это Александр Фёдорович Трепов, но я больше уверен в Кригер-Войновском.

— На должность Министра внутренних дел вернуть Маклакова Николай Алексеевича.

— Это почему же вернуть? Я только два месяца назад подписал указ о его отставке.

— Как вам сказать Ваше Императорское Величество. Все последующие после него министры не смогут должным образом исполнять свои обязанности.

— Даже так, и откуда вы можете знать, смогут они исполнять или нет свои обязанности.

Ваше Величество как не вам знать Маклакова о его преданности России и Вашему Величеству. Вспомните, что вы говорили о Николае Алексеевиче — «Наконец Я нашел человека, который понимает Меня, и с которым Я могу работать». Это недруги нашего государства не хотели чтобы он возглавлял это министерство, опасаясь что он может помешать их коварным планам.

— Но вы-то адмирал, откуда это всё знаете?

— Ваше Императорское Величество. Вы сами просили меня рассказать правду, о том чего ожидает Россию в недалёком будущем. Вот я и не хочу, чтобы оно сбылось. Я хочу, чтобы Россия из этой войны вышла победительницей, и не позволила англичанам и французам прикарманить всю заслугу себе. Чтобы мы после этой войны разговаривали с ними на равных, а если не захотят, то черт с ними мы должны сами диктовать им условия, а не они нам.

— Так неужто такое мрачное будущее у России, что вы всё время пугаете меня, а ведь так может показаться, что вы намеренно это делаете, и хотите получить от этого какую-то выгоду.

— А я так и предполагал, что вы так и подумаете обо мне. Но разве я не доказал своими действиями и поступками, что я только за процветание России. И я говорил и предсказывал о том, что случится в этом году, могу рассказать о некоторых важных моментах, которые произойдут на будущий год. О которых, никто пока ещё не знает. Нет, в будущем году в России всё будет относительно хорошо. Будут и победы, после которых некоторые из тех, кто был наиболее настроен против вас, притихнет, но только до следующей неудачи на фронте. Так что у нас есть целый год для решения многих вопросов, что бы Россия достойно вышла из этой войны и не скатилась до гражданской.

— Какой гражданской?

— Я думаю, что до этого не дойдет.

— Так вот что вы имели в виду, когда говорили о восстаниях Разина и Пугачева. Так неужели к этому всё идет.

— Да. Вот этого вам Ваше величество и нужно избежать. И не допустить, чтобы в огне гражданской войны сгинула Россия и с ней многие миллионы подданных.

— Нет, я в это не верю. Такого не может быть, чтобы православный пошел на православного, русский на русского.

— Ваше Императорское Величество. В нашей истории это случалось уже не раз и не два, так что тут нет нечего невероятного. Народ устанет от войны, которой нет конца и главное из-за неудач на сухопутном фронте. Начнет роптать подстрекаемые — я бы их назвал одним словом, предателями России. Вот они начнут агитировать за прекращение войны и мир с немцами. Сейчас это пока не слишком громкие возгласы, в будущем году они раздадутся сильнее после следующих неудач на фронте. А там и до вооруженного неповиновения недалеко. Вы только представьте, сколько оружия сейчас на руках у народа, который разделиться на две не равные половины.

— Я не могу во всё это поверить адмирал.

— Ваше Императорское Величество Я понимаю, что вовсё это трудно поверить. Но поверьте мне, что я, кое-что знаю из того что может случиться в будущем, или могло бы случится, но что-то изменилось по воле божьей в лучшую сторону. Поверите вы или нет, но я предскажу кое-что, чтобы вы окончательно поверили. Пока об этом никто не знает, но это случится через несколько дней — премьер-министр Франции подаст в отставку.

— Кто вы такой Михаил Коронатович?

— Я уже не раз говорил, что я преданный в первую очередь своему народу и России, а потом Вашему Императорскому Величеству. И готов ради величия и процветания государства пожертвовать своей жизнью, что уже не раз доказывал последние двадцать лет.

— Хорошо я всё обдумаю услышанное от вас и приму решения по поводу ваших предложений. А пока примите мою благодарность за службу и за посильные ваши труды. И поезжайте на юг подлечитесь, я надеюсь, что мы с вами в скором времени встретимся и не раз. И обязательно обо всём этом поговорим.

Глава седьмая

I

После аудиенции у Николая II я решил не ехать на юг, а оставаясь в столице попытаться протолкнуть некоторые военно-технические идеи, то есть заняться прогрессорством. Так что мое место должно быть поближе к производственной базе Петрограда. Но в первую очередь я снял для себя квартиру, раз решил жениться. А то надо было куда-то привести молодую жену. На это потратил почти весть день. Не так-то просто оказалось в это время найти приличную квартиру в городе, который принял столько беженцев со своих насиженных мест, откуда их выгнала война. Но мне всё же удалось это сделать какой-ни-какой, но я пока ещё числился героем войны. Да и следующий день у меня начался с поисков. На этот раз я начал поиски инженера Пороховщикова. Я знал ещё из своего времени, что он в это время должен быть где-то тут в Петрограде. Когда германские войска приблизились к Риге, многие предприятия начали эвакуировать вглубь России. Вот и Пороховщиков перебрался из прифронтовой Риги в Петроград и организовал тут мастерские. Сейчас он пытается довести до ума своё детище прозванного «Вездеходом». Если говорить о нем объективно, то вездеход из него получился никудышный.

Я всё же встретился с этим талантливым и амбициозным молодым (Тогда ему было всего 23 года) изобретателем и в тоже время предпринимателем который строил ещё и самолёты для нужд армии. Найдя на окраине города эти мастерские, состоящие из пары ангаров и нескольких небольших производственных помещений, больше похожих на складские сараи, огорожены невысоким покосившимся забором. Вот это и было пока и всё предприятие Пороховщикова, возможно будущего магната российской промышленности. Поймав на дворе какого-то мастерового, я попросил его показать, где тут находиться их хозяин. Меня повели к пристроенному к одному из ангаров небольшому двухэтажному домику, где у господина Пороховщикова располагались его технические службы, жилое помещение и его рабочий кабинет, тоесть небольшая комната, где он «думу думал». Провожатый по дороге перехватил куда-то спешащего по своим делам пацана и послал его бегом предупредить хозяина, о приезде большой шишки в погонах — это значит обо мне. Он встретил меня у дверей своего кабинета.

— Александр Александрович Пороховщиков, Ваше Превосходительство — представился хозяин кабинета.

— Контр-адмирал Бахирев.

— Бахирев, Бахирев. А я определённо что-то слышал про вас или где-то что-то было написано. Но если честно я сейчас мало читаю того что пишут в наших газетах. Так чем обязан вашему приходу господин адмирал.

«Смотри-ка! Этот молодой человек так занят своими делами, что похоже совсем не интересуется газетами, а там в течение месяца возносили меня на Олимп. Разве только глухой, слепой и немой в одном флаконе не знает тут в столице кто такой контр-адмирал Бахирев. Мне даже обидно за такое невнимание к моей персоне» — подумал я.

— Если можно, я бы посмотрел на ваше изобретение — молодой человек. Поговаривают, что оно может иметь практическое применение в военном деле.

— Возможно, вы имеете в виду «Вездеход», что недавно мною был представлен военному ведомству на испытание.

— Да, именно его я и имел в виду.

— А что это моим изобретением заинтересовалось морское министерство.

— Сейчас молодой человек идет война, и какая разница кто вас может поддержать в доводке вашего изобретения, чтобы его смогли принять на вооружение армии, а возможно и флота. Я имею в виду, для нужд береговой обороны и частей морской пехоты. Вы же не будете отрицать, что первые испытания вашей машины не совсем прошли успешно. И вашу машину нужно ещё доделывать и доделывать, чтобы она смогла показать в будущем приемлемые результаты, чтобы можно было рассматривать её как боевую машины. И по этим результатом хотя бы сделать предварительный заказ на несколько машин уже для войсковых испытаний. А там глядишь, и начать изготавливать их в больших количествах для армии. А пока она никуда ни годится.

— Я работаю над улучшенным вариантом «Вездехода» уже в качестве боевой машины, и вскоре представлю её для испытаний.

— Так вы и показать её можете, хотя бы то что она из себя представляет.

— Хорошо пойдемте я вам всё покажу.

Мы направились в один из сараев, где стоял в полуразобранном состоянии некий агрегат, чем-то отдалённо напоминающий снегоход только осталось впереди приделать лыжи.

Значит это и есть ваш «Вездеход»?

Да!

— Что-то он какой-то неказистый, да и не внушает доверия именно как вездеход. Вы утверждаете, что он у вас может пройти там, где не пройдет другое транспортное средство.

— Но кто-нибудь может гарантировать, что он способен создать такую машину, которая могла бы пройти в любом месте. Я думаю, что и в ближайшие пятьдесят, а может и сто лет такой машины не будет. А моя машина может и по грязи и снегу и даже плавать.

— Даже плавать? Но как я знаю, вот на плавучесть-то испытания не проводились.

— Так не успели их провести, пришлось эвакуироваться из Риги.

— Допустим она может плавать, но меня больше интересует как сей агрегат управляется на местности. Я вижу что у него всего одна гусеница.

— Но это пока только опытный образец на следующем мы отработаем новый принцип управления.

Хорошо, я даже не буду спрашивать, какой вы там принцип разрабатываете для своей машины, но мы хотим, чтобы она имела приемлемое управление, и двигаться могла не только по прямой, и по хорошей дороге, но и по пересеченной местности. Например; по пахоте, снегу и грязи. Я посоветовал бы вам поставить свою машину на две гусеницы.

— Именно такой вариант сейчас я и разрабатываю.

— Если так, то это правильное решение. И чтобы вы имели представление, что нам нужно, я тут принёс вам некоторые эскизы и техническое задание на конструирование бронированных машин.

— Так вам что, нужно несколько и разных?

— На первое время нам надо всего две машины, но разные по назначению. Вы подробно всё это прочтёте здесь — показывая на папку с бумагами — поглядите на схемы и эскизы. Потом дадите мне ответ, какие из представленных нами машин, по вашему вы сможете сделать. Мой адрес там же в папке. Содействие вы получите, и возможно даже производственные мощности, если сами на своём предприятие не потяните этого.

— Я передал Пороховщикову папку с бумагами.

— А есть гарантии, что после изготовления опытных образцов поступит заказ на изготовление данных машин.

— Так это полностью зависит от вас. Если ваш образец пройдет испытание, и он будет хотя бы на восемьдесят процентов соответствовать заявленному техническому заданию, то заказ будет исчисляться сотнями таких машин.

При таких цифрах Пороховщиков сразу встрепенулся он все же в первую очередь предприниматель и сразу почувствовал выгоду и в его ушах стоял звон вожделенного металла.

— Хорошо я сегодня же внимательнейшим образом всё прочитаю и просмотрю и завтра же дам ответ.

— Возможно, днём вы меня дома не застанете, но вечером где-то после восьми, я обязательно буду дома. Вот там мы всё с вами обстоятельно обговорим.

На другой день наняв пролётку я поехал на Балтийский завод, где проходил ремонт мой флагманский корабль — линкор «Петропавловск». Тут же на заводе переоборудовали в гидрокрейсер императорскую яхту «Штандарт». Взяв провожатого при въезде на завод, я направился сначала на линкор. Подходя к линкору, я увидел, как у его трапа усиленный наряд из матросов линейного корабля во главе с офицером и несколько жандармов. Они проверяли всех, кто намеревался подняться на корабль. Также проверялся весь груз, подымаемый на корабль. В старшем я узнал мичмана Викберга, он держал какой-то лист бумаги, по всему видно список с фамилиями рабочих и делал пометки, а матросы в это время проверяли их ящики с инструментами, короче, проводили полный шмон, в поисках чего-то запрещенного. Тут же рядом с ним находились десятники, они-то своих рабочих знали, так что ничто и никто лишний на линкор попасть не мог. Завидев меня, мичман направился ко мне с докладом, но я его остановил.

— Мичман! Отставить. Ты лучше Фёдор вызови мне кого-то из вахтенных. А то я смотрю, тут у вас без провожатого ходить не дозволяется.

— Ваше превосходительство так вы ничего не знаете.

— Так меня почитай полтора месяца не было. Так что тут у вас?

— Так месяц назад наш корабль попытались подорвать.

— Как это подорвать? Злоумышленников поймали?

— Никак нет. Только вот был обнаружен тайник, в котором было более пуда динамита. Он находился в помещении минного аппарата, что расположен по правому борту возле первого котельного отделения. С тех пор командир корабля приказал, всех и всё что поступает на борт корабля тщательным образом проверять.

— Ну что ж, он правильно поступил. Вовремя вы этот динамит обнаружили, не дай Бог, если он рванул бы. Я надеюсь, что торпеды были без зарядов.

— Так точно, перед ремонтом весь боезапас был выгружен.

— Хотя и этим пудом динамита можно много дел натворить на корабле и надолго вывести его из строя.

— Говорят, что это германские агенты пытались таким вот способом отомстить нам за своё поражение в заливе.

— Это кто же так говорит-то?

— Так комиссия, которая расследовала это дело. Кого тут только не было, и из департамента полиции, целых четыре делопроизводства (отдела) этим делом занимались. Начиная с охранки и сыскного отдела, кончая контрразведкой из девятого отдела. Двоих подозрительных полиция забрала, вот только причастны они к этому или нет нам не докладывали.

Этим же делом занималась контрразведка флота, во главе с капитаном второго ранга Виноградовым. Но так ничего и не нашли, но одного матроса гальванёра с корабля увели.

Вот оно как. Не буду тогда отвлекать тебя от работы, а то смотри какая уже тут очередь собирается. Так что мичман смотри в оба, чтобы не одна живая душа без досмотра на борт не попала, особенно с опасным грузом. Остальные новости мне кто-то другой расскажет.

Первым кто меня встретил на борту корабля, это был старший офицер линкора старший лейтенант Лушков. Выслушав его доклад и поздоровавшись, я спросил о командире. Узнал, что командир линкора Пилкин съехал на берег по делам и обещал к обеду вернуться.

— Ну что же Александр Николаевич, давай показывай, что тут у нас делается. А вначале расскажи какую-то страшную историю, что не рассказал мне мичман.

— Так что вам мичман Викберга успел рассказать?

— Что нашли динамит, и что не нашли злоумышленников. Кого-то жандармы арестовали, но есть ли доказательства, что они виновны в этом или нет. Даже командира корабля в этом не удосужились поставить в известность. Так?

— Да, Ваше превосходительство.

— А кого из матросов арестовали?

— Гальванёра Кичига.

— А он-то тут каким боком под подозрение попал?

— Так он приписан к этому торпедному аппарату.

— А другие как же, в не подозрении?

— Если больше никого не забрали с линкора, значит остальных посчитали благонадёжными.

— Насчет гальванёра я сам встречусь с Виноградовым и выясню все обстоятельства. Но почему меня командир линкора в известность не поставил об этом происшествии?

— Ваше превосходительство, тогда вы были ещё очень слабы и вас не хотели расстраивать, так как ничего серьёзного не произошло.

— Так вы посчитали, что это не серьёзно?

— Нет, нет. Я не это имел в виду. То, что нас хотели таким вот способом вывести из строя, это даже очень серьёзно, и мы сразу же приняли меры по предотвращению таких вот попыток на будущее. Владимир Константинович зная ваше состояние, запретил что-либо говорить по этому поводу, чтобы не навредить вашему здоровью. Намеревался всё рассказать позже, когда бы опасность миновала, но как видно не было времени.

Я ещё с ним поговорю на эту тему. Теперь рассказывай что и как с линкором?

— Германец хорошо постарался, досталось нам отменно. Но ничего мы свой корабль отремонтируем, будет как новый.

— Что успели за это время восстановить?

— В первую очередь заделали все подводные пробоины. Для этого пришлось поставить линкор в док. Пока заделывали дырки и исправляли наружные листы обшивки, почистили днище и покрасили. После этого взялись за первое котельное и надводные пробоины. Наводим порядок во внутренних отсеках. Да, работы ещё много.

— Пошли, надо глянуть всё своими глазами.

«Петропавловск» встретил меня грохотом всевозможных пневмомолотов, кое-где и фонтаном искр от сварки. Третья башня, которая была повреждена в бою, сейчас находилась без крыши и со снятой лобовой плитой. Что с ней будут делать я не знаю, может изготовят новую, или снимут с «Полтавы». А возможно есть какой-то способ её отремонтировать, хотя вряд ли. Во внутренних отсеках также шли работы полным ходом. Уже заканчивая обход корабля, и направляясь к трапу, я вдруг подумал — «Пока линкор стоит на ремонте, и похоже, что до ледостава его в строй не введут, а это значит стоять ему тут до весны. А раз так, то не начать ли нам на нем маленькую модернизацию, вот только надо встретиться с тем кто тут заправляет этим ремонтом. Да поговорить с ним, как он на это смотрит».

— Александр Николаевич не подскажешь, где тут находиться конторка того кто заправляет всеми ремонтными работами на нашем линкоре?

— Да чего его искать-то вот он сам идёт.

Я почти сразу узнал того кто шел нам на встречу. Управляющий всеми ремонтными работами на линкоре был инженер-кораблестроитель Маслов.

— Анатолий… Ии…

— Иоасафович — пришел мне на помощь Маслов.

— Уж что у меня отчество плохо-произносимо многие запинаются, что у вас. Но вы не обижайтесь на меня. Мы с вами встречались пару месяцев назад, это произошло на совещании у морского министра.

— Да, конечно вспомнил, это же ваша идея с перестройкой парохода «Океана» в авианосец.

— Моя. Но я даже не знаю, как там продвигаются работы, так как всего несколько дней назад покинул госпиталь. Но сегодня собираюсь там побывать. Анатолий Иоасафович за несколько минут до нашей встречи я хотел узнать — первое — кто ведает ремонтными работами на «Петропавловске», и второе — когда будет произведен ремонт. Но что касается первого вопроса, то это я уже понял, что это вы. Вы меня извините, но во всем, что тут натворили германские снаряды, виноват я. Ну и второй вопрос — когда будет готов линкор к следующим баталиям, если таковы конечно будут, а они обязательно будут. Но вы не переживайте, я постараюсь его поберечь и не намерен без дела подставлять его под снаряды.

— Раз обещаете его беречь, и больше не подставлять под германские снаряды, то постараемся за зиму привести его в божеский вид — также с шуткой ответил Маслов.

— У меня есть просьба. Но это надо будет согласовать с вашим техническим отделом и если конечно для этого будет достаточно времени, до того как вы закончите ремонтные работы по основным повреждениям.

— И что это за просьба?

— Я знаю, что вы хороший инженер. Если у вас будет свободное время, нужно проработать один проект по модернизации этого корабля. Пока идет война, не о какой серьезной модернизации думать не приходится, да для этого типа она и бесполезна. Это легче новый корабль построить. Я говорю о мелких переделках. Так, например — увеличить крылья мостиков, а то очень ограниченный обзор назад по корме. Над кормовой боевой рубкой соорудить пару ярусов полуоткрытых надстроек. Переднюю надстройку также поднять на два уровня и сделать полностью закрытыми. Переднюю трубу изогнуть к корме, чтобы дым не окутывал боевую рубку и мостик. Самое главное надо что-то предпринять для улучшения мореходности этих линкоров. Это наши первенцы, и поэтому с проектом, немного просчитались, а вот я полгода походил на них и скажу откровенно, мореходность не к черту. Надо носовую оконечность переделывать, чтобы уменьшить заливаемость. А то на ходу в свежую погоду на мостике также как и на палубе, никакой разницы. Носовой каземат в свежую погоду, заливает, орудиями пользоваться невозможно.

— Ваше превосходительство, знаете что, пойдемте ко мне в конторку, вы набросаете эскиз того что вам хотелось бы иметь или перестроить, а я посмотрю что можно и как нужно это всё сделать. Составлю план, вот с ним мы с вами пойдем дальше. Если удастся убедить Бубнова на перестройку, будем составлять проект. А так извините, могут и…

— Да я всё понимаю, что без указки сверху, ни-ни.

Мы вдвоем направились в конторку, где я набросал схематический рисунок того что хотелось бы иметь на линкоре уже весной. На рисунке можно было опознать линкор «Марат».

Маслов просмотрел это и сказал — да в принципе тут ничего сложного нет, кое-что можно, если будет разрешение, мы сможем установить к весне. А остальное по мере возможности и в следующую зиму.

— Вот и хорошо, осталось только пробить этот проект, но я постараюсь это осуществить. Анатолий Иоасафович, а кто занимается «Штандартом»?

— Так только стало известно, что государь согласился передать свою яхту для нужд флота, мне поручили разработать проект по её перестройке в быстроходный гидрокрейсер. Потом назначили руководить работами по перестройке.

— Вот те раз. Значит не надо искать ответственного, он уже перед тобой, или вернее я у него. Сходим на него или покажите чертежи?

— Так можно и сходить, я как раз собирался туда.

«Штандарт» стоял с полуразобранной палубой, начиная от второй дымовой трубы и до кормовой оконечности. Из трёх мачт осталась только одна. Носовая надстройка была увеличена и поднята на два уровня. Перед надстройкой сооружалась орудийная платформа.

— Как я понимаю, вы планируете установить на полубаке два орудия. Одно на палубе, второе поднять на площадку как у черноморских эсминцев.

— Я думаю это самое выгодное размещение орудий, так как на одной цели можно сосредоточить огонь не менее трёх орудий, кроме кормовых секторов.

— А какое вооружение планируется установить на корабле?

— Пять четырехдюймовок, и три трехдюймовки против авиации противника.

— Значит две на полубаке, ещё две, по-видимому, в районе носовой надстройки побортно.

— Всё верно. Ещё на корме должно стоять одно четырехдюймовое орудие, и пушка Лендера. Две оставшиеся пушки Лендера, планируем установить на крышу ангара, или на передней надстройке. Чтобы в любом направлении, стрелять могли две противоаэропланные пушки.

— С артиллерией мы разобрались, хотя на гидрокрейсере она не главная. Главное оружие это гидросамолёты.

Маслов повёл меня на корму.

— Вот здесь будет ангар на три самолёта, ещё один можно держать здесь в полуразобранном виде. С боков ангар будет закрыт, сверху тоже на половину, сдвижной крышей.

— А как доставать гидропланы?

— По бокам второй дымовой трубы будут установлены краны, которые и будут доставать гидропланы из ангара через проём. А там в ангаре каждый гидросамолёт на специальной тележке будет подкатываться к проёму и подаваться под кран. Зато гидросамолёты будут защищены от воздействия воды.

— А как вы их хотите там расположить, ширины может не хватить?

— Так мы по полтора метра на каждый борт расширим ангар, и все будет в порядке.

— Но тогда должно войти не три, а все четыре гидросамолёта.

— Возможно и войдут, но это мы выясним когда получим гидропланы.

— А вы не думали, что можно ещё пару аппаратов разместить на крыше ангара? Тогда корабль сразу повысит свои боевые возможности.

— Как же не думал. Вот потому-то мы и решаем, куда установить пушки Лендера, на крышу ангара или на надстройку.

— Тогда я за то чтобы добавить ещё пару гидропланов.

— Если после перестройки остойчивость корабля будет в приделах нормы, то мы добавим ещё пару аппаратов.

— Анатолий Иоасафович, тогда к тебе ещё один вопрос. Когда корабль будет готов? Вы даже не представляете, как он нам нужен.

— Планируем к маю всё закончить, если только другую работу не подбросят. А в этом вы будете виноваты.

— О, как! Я ещё в чем-то и виноват буду.

— А как же. Натопили в Рижском заливе немецких кораблей, вот и говорят, что по мере их подъема мы будем их восстанавливать.

— Ну, дорогой мой корабел, это тоже важное дело, так как там есть такие нужные для нашего флота корабли, которых в нашем флоте до сих пор нет. Слишком уж долго их строите. Там на дне Рижского залива находятся несколько быстроходных турбинных крейсеров. Вот их, ой как нам не хватает. Да и не только их, нам нужны также эсминцы, и их достанут со дна. Только вот зима скоро, и залив замерзнет. По-всей видимости из того что лежит на дне, большинство подымать будут только на следующий год.

— Но один германский корабль должны притащить сюда на ремонт уже в скором времени. И это будет германский линкор, тот самый, что всадил несколько снарядов в «Петропавловск». А до ледостава, возможно ещё сумеют поднять один или даже два крейсера, и столько же мелких судов. И не забывайте, что за зиму надо будет довооружить почти все крейсера Балтфлота.

— Так эта работа не одним нам достанется, её распределят по всем заводам. Это так, но работать придется круглосуточно, чтобы успеть до весны всё установить.

— Похоже, вы адмирал не знаете, но вот уже как месяц, все заводы производящие военную продукцию работают в три смены.

— Что, управляющие заводов согласились на восьми часовой рабочий день. Так они же удаваться из-за потери прибыли, надо сколько ещё народа принять и зарплату платить.

— Да нет, тут немного по-другому. Теперь все работают по десять часов, но работают на совесть, а в третью смену на четыре часа выходят только те, у которых основная работа менее тяжелая. Вот из них создают подсобные бригады, которые занимаются подготовкой к основному производству.

— Это что-то типа — возьми это, отнеси туда, а ты принеси то, и положи тут.

— Да, что-то в этом роде. И между прочем, это сокращает время работ. Пришли рабочие на смену, а тут уже всё готово. Ненужный хлам убран, а новый материал подан, бери и работай.

— Но тогда некоторым из рабочих приходится уже не по десять часов работать, а по четырнадцать.

— Это так. Но от лишней копейки ещё никто не отказывался.

Понаблюдав ещё с полчаса за проведением работ на будущем гидрокрейсере, я далее направился на «Измаил», и тут шли работы, но не так интенсивно как на других кораблях, но наверно более споро чем в моей реальности, я этого не знаю. После осмотра Балтийского, мой путь лежал на соседний судостроительный завод, решил посмотреть в каком состоянии будущий авианосец Российского флота. Перебравшись через большую Неву, я оказался на Адмиралтейских верфях. По сравнению с соседом тут тишина и спокойствие. В основном завод занимался ремонтом боевых кораблей и здесь в это время находились крейсера «Диана» и «Адмирал Макаров». Если «Диану» только ремонтировали то на «Макарове» совмещали ремонт с модернизацией. Возле крейсера я встретился с его командиром Владиславлевым, который наседал на какого-то мастерового и о чем-то оба спорили. Но увидев меня Владиславлев перестал спорить и только отвернулся от своего оппонента, как тот незамедлительно воспользовался этим и тут же быстренько слинял от греха подальше, завидев ещё и приближающего к месту спора адмирала. Владиславлев хотел продолжить разговор с мастеровым, повернулся к нему и увидел что тот уже быстрым шагом покидает место словесной перебранки. Владиславлев глядя в спину удаляющего махнул в сердцах рукой и направился ко мне на встречу.

— Ваше превосходительство, как я рад видеть вас во здравии, но не ожидал вас тут увидеть. Когда было объявлено о вашем тяжелом ранении, то вначале мы не могли в это поверить. Тогда все очень переживали, а после того как прошел слух, что вы вряд ли выживете, всех это просто потрясло. После завершения боя, когда никто не ожидал такого, все радовались победе и скорому приходу в Гельсингфорс, а тут вас ранило.

— А ну Петр Петрович хватит тут причитать, как видишь, стою перед тобой живой и относительно здоровый. В Ревельском госпитале врачи оказались на высоте, дырки заштопали, а теперь меня отправляют на юг, сил набираться. Вот я и решил, пока есть время посмотреть, как вверенные мне корабли ремонтируются.

— Так пойдемте ваше превосходительство, я покажу как продвигается ремонт корабля. У нас одновременно с ремонтом крейсера также решили усилить и его вооружение. Наш-то «Макаров» в том бою получил более тяжелые повреждения, чем «Баян». Вот потому и решили с него первого начать модернизацию. На «Баяне» просто провели ремонт без всяких переделок, и вчера он ушел на усиление группы адмирала Трухачева. Но и его тоже решили перестроить, вот как только начнет морозец опускаться, он обратно сюда вернётся.

— Был я на днях у Александр Константиновича на «Баяне». Одно его радует, что в том бою легко отделался. Так ещё и ремонт закончили сравнительно быстро. Но завидует тебе. Что именно на твой крейсер начнут вначале устанавливать дополнительное вооружение. И сожалеет, что вот до этого только сейчас додумались, а не перед войной.

— Так он сейчас там в действующем флоте у Курляндского побережья, а мне тут ещё стоять и стоять.

— Да нет, вот десант-то ему, как раз и не довелось поддерживать. Командующий оставил его «Баян» на пару с «Севастополем» в резерве, на всякий случай. Теперь сетует по этому поводу — «Пришел бы на сутки раньше, возможно его крейсер был бы включен в отряд прикрытия к Трухачеву». А так из всего первого тактического отряда, в строю осталось три крейсера да несколько эсминцев. Остальные корабли, как и твой крейсер на ремонте. По всей вероятности к весне придется тактическую группу создавать в новом составе. Одного линкора мы лишились.

— Жалко «Полтаву». Досталось ей крепко. С такими повреждениями теперь её до конца войны не восстановят.

«Полтаву» конечно жалко, но вот людей что на ней, да и остальных что в бою погибли, ещё больше жаль.

— Я с вами согласен, Ваше превосходительство, людей побило много.

Мы направились к трапу.

— Петр Петрович, не расскажешь мне, что это ты давеча на кого-то из корабельных мастеров в атаку пошел, что ему пришлось так поспешно ретироваться от тебя.

Да это та ещё сволочь, такой упрямый. Я ему говорю, что его мастеровые плохо заделали орудийный порт, от снятого 75-мм орудия в корме. И что эта его заплатка на полном ходу сама отвалится. А он утверждает, что она и снаряд выдержит.

— Я думаю, ты его переубедишь, это я тебе помешал своим появлением, а то ты его чуть не подмял своим корпусом.

Мы взошли на крейсер, и тут же были окружены офицерами корабля, и опять пришлось выслушивать их искренние пожелания в скорейшем выздоровлении и обратного возвращения на свою должность командира группы. Это могло продолжаться бесконечно, пока командир не направил их выполнять свою работу. А Петр Петрович сам начал мне рассказывать, каким после модернизации будет его крейсер. Он так эмоционально всё это преподносил, как будто именно он это всё придумал и сего подачи всё это затеяли перевооружение.

— Вот тут будет ещё стоять одна восьмидюймовая пушка — подведя меня к кормовому мостику и показывая место, где именно оно будет стоять. Вот для этого тут срежут фальшборт, чтобы он не мешал вовремя стрельбы. По разработанному проекту теперь наш крейсер будет иметь на вооружении 3-203-мм 12-152-мм.

Всё это я и так знал, но не стал ничего говорить Петру Петровичу, а только вместе с ним выражал восхищение.

— Петр Петрович ты только добейся того, чтобы восьмидюймовку обязательно оборудовали броневым щитом полузакрытого типа. Я этот вопрос тоже подыму кое у кого. Вот только я вскоре убуду на лечение и проконтролировать не смогу, так что ты настаивай, чтобы щит всё же изготовили и поставили.

Обязательно добьюсь, ваше превосходительство, никуда они не денутся, поставят.

Смотри мне. Вспомни «Варяг» с его открытыми орудиями, и поймёшь, для чего нужен этот щит. А теперь пошли посмотрим, что там под палубой твориться.

Спустились с ним на батарейную палубу, откуда происходил демонтаж 75-мм орудий. Теперь с возросшим водоизмещением эсминцев эти орудия были бесполезным грузом на крейсерах.

— Вот тебе и кубрики для размещения экипажа — внес я своё предложение Владиславлеву — или по проекту тут что-то другое будет.

— Да нет, именно тут будут кубрики для кондукторов и офицерские каюты, а также пара помещений для технических служб.

Пробыв около часа на «Макарове» попрощавшись с его командой, я сошел с крейсера. Оценив масштабы работ по ремонту боевых повреждений и модернизации, понял, что крейсеру тут придется простоять до весны. Так как до ледостава его ввести в строй не успеют. Теперь я решил посмотреть на будущий авианосец, и направился туда, где он стоял. Мой путь пролегал мимо стапеля, на котором стоял огромный корпус линейного крейсера «Наварин», но людей на нем не наблюдалось.

Я остановился и стал разглядывать пустой корпус линейного крейсера. «Вот из него после войны может получиться неплохой авианосец на первое время — подумал я. А что, англичане и японцы ведь переделали свои линейные крейсера в авианосцы. А мы что, не сможем что ли? Должны смочь. До американских «Саратога» и «Легси» они конечно много не дотянут, но думаю что хуже той английской тройки не выйдут. Хотя наш-то почти на двадцать метров будет короче их, зато на четыре метра шире, а значит будет более устойчив. Да кроме того ширину можно за счет установки булей, ещё увеличить». Я еще раз окинул взглядом корпус «Наварина» прикинул как бы выглядел авианосец из этого недостроенного корабля.

— Да работы тут непочатый край — сказал я сам себе вслух — но думаю, что из него выйдет нормальный авианосец. Пойду теперь посмотрю, как продвигаются работы на нашем эрзац авианосце.

«Океан» стоял возле достроечной стенки, впереди него находился линейный крейсер «Бородино» спущенный на воду два месяца назад. Я увидел, что на нем производятся какие-то работы, хотя еще три месяца назад решили, на всех кроме головного работы прекратить. На «Океане» также шла работа, на палубе, вовсе стороны торчали ещё не до конца срезанные конструкции надстроек, мачт уже не было, а посередине над всем этим хаосом сиротливо торчала последняя из трёх дымовых труб. Глядя на всё это, понимаю — такими темпами мы и до конца войны его не получим, надо будет что-то делать. Надо ещё раз сходить к Григоровичу, может он что предпримет. Я не стал подниматься на корабль, за сегодняшний день я и так столько находился, что ноги гудели, да и покушать пора, с утра ещё ничего не ел. Но на завтра я запланировал посетить Путиловский, а потом ещё и Усть-Ижорскую верфь.

II

Планы планами, но на следующий день мне пришлось остаться в квартире, что я снимал. С утра мне нездоровилось, что-то раны начали ныть. Качалов забеспокоился, начал мне читать мораль на тему что, дескать, я не берегу себя. Извожу себя хождениями и поездками по разным заводам и фабрикам, когда надо лежать в постели чтобы раны быстрее зажили. Всё порывался пойти и вызвать дохтора, на что получил категорический приказ — Прохор, хорош ногами сучить. Сядь на стул и прижми свой хвост.

После этой реплики Прохор с минуте стоял с открытым ртом, соображая, что же я имел в виду.

— Сейчас отлежусь и после обеда направимся на Путиловский. Понятно.

— Да — буркнул Прохор.

К обеду боль понемногу стала отступать и я уже начал собираться, но тут испортилась погода, пошел моросящий дождь, который лил почти до утра. Теперь я понял отчего это у меня так заныли раны.

— Прохор если нам сегодня суждено целый день провести дома, сходи в лавку и прикупи подхарчится.

— А чё брать-то, Ваш превосходительство?

— Прохор, не мне тебя учить, что брать. В первый раз что ли. Вот тебе две четвертные и вперёд.

И пока я дожидался возвращения Прохора, у меня состоялась интересная встреча с одним подполковником. Мы столкнулись — образно говоря — в общем коридоре, где располагались наши квартиры.

Подполковник Трифонов Николай Геннадьевич — представился он. Я тут по соседству с вами квартирую.

Подполковнику на вид было 40–43, не менее 1.85 росту. Такие должны в гвардии служить, а не в простом пехотном полку. На лице шрам, который начинался в сантиметре от мочки ухо и заканчивался около рта. И чтобы скрыть его он начал отращивать бороду.

— Конт-адмирал Бахирев Михаил Коронатович — временно в отставке по ранению.

— Я всё о вас знаю Ваше превосходительство.

— Так уж все и знаете?

— О вас много писали. Про ваши победы на море.

И он вкратце пересказал одну статейку, где расписывали мои подвиги. И как у нас всегда бывает, сильно приукрасив. Но народу нужны герои. Так что для этого дела я сильно не злился на этих писак. Всё верно, почерпнув из газет и салонных слухов, он кое-что прознал про меня. Что именно под моим командованием отряд кораблей нашего флота изгнал остатки германского флота из Рижского залива. Именно там я был тяжело ранен. И что я сейчас нахожусь в отпуске по ранению, он тоже знал.

— Тогда понятно, откуда у вас такая осведомленность. Но много в этой газетёнке обо мне приврали, но примерно так оно и было.

Подполковник пригласил меня к себе, как говориться для закрепления знакомства.

Сейчас должен с минуту на минуту возвертаться мой вестовой, посланный в лавку господина Гуринова.

— Да никуда ваш вестовой не денется.

— Ну, хорошо я только чиркну ему пару слов.

После всего этого я направился со своим новым знакомым в его квартиру, где он познакомил меня со своей супругой, милой молодой женщиной лет так двадцати восьми и своим шестилетним сыном. Его жена быстро организовала стол за который мы все сели. Для начала пропустили по рюмочке, за знакомство, потом ещё несколько, за милых дам, за победу русского оружия.

— Я смотрю, что вы также не отсиживались в тылу.

— А, вы об этом — касаясь своего шрама, проговорил подполковник. Было дело. Это меня в июне под Барановичами.

Тут его жена оставила нас, её не хотелось слушать о том, что происходило там на фронте, где чуть не погиб её муж и отец их сына.

А он рассказал начал мне рассказывать, какие жаркие бои происходили летом в Белоруссии. Вот в одном из этих боёв он и получил эту отметину, что сейчас красовалась на его лице, это от немецкого тесака. Ещё получил и пулю в бок. Но свой отпуск он уже отгулял. Месяц назад, получив предписание прибыть в Петроград, по прибытию возглавил пехотный полк, где семьдесят процентов личного состава были бывшие фронтовики, которые знают как пахнет «смерть». По плану их должны были через месяц перебросить на юго-западный фронт. Тогда, когда он принял полк, ещё подумал что два месяца в столице это срок не малый. Тогда-то он и вызвал жену с сыном из Владимира, сюда в Петроград, чтобы побыть немного с семьёй. Но сегодня получил приказ, срочно готовится к переброске на северный фронт. Как стало ему известно, не только его полк сегодня подняли.

— У меня приказ, через два дня полк должен быть полностью готов к погрузке на транспорты для следования в сторону Риги. И почему нельзя было нас перебросить сухопутным путём до Риги, а не вести морем. Не дай бог на мину налететь или германская подлодка нас подобьёт, ведь не все умеют плавать. Да это и не поможет, вода-то сейчас холодная.

Вот так я узнал кое-какие интересные новости. Оказывается, Государь всё же отдал распоряжение о выделении войск из Петроградского гарнизона, для усиления десанта на курляндском побережье.

— Вот что Николай Генадич! Я знаю куда вас пошлют. Вас перебросят на плацдарм, что несколько дней назад в районе Ирбенского пролива захватили наши войска. Это очень важный плацдарм, который поможет выиграть войну. (Это я загнул для красного словца. Ни чего, пусть гордится таким доверием., Хотя если поглядеть на его награды, станет понятно, что он боевой офицер, а не тыловая четвероногая тварь). Если действовать с него умело и решительно, то ударом с тыла по Неманской армии противника, его можно далеко отбросить от Риги. Надо обязательно соединиться с 12-й армией и тогда Рижского залива германцам не видать, а если ещё и Виндаву обратно отбить чтобы мы смогли туда часть флота перевести. Это было бы совсем отлично.

— Отобьём Ваше превосходительство, обязательно отобьем — проговорил заплетающимся языком подполковник. Да у меня такие орлы в полку, они не первый день воюют, так что мы ещё сумеем германцу надавать хороших пи….

— Ты подполковник, как я понял глядя на твоего Георгия и Владимира с мечами, боевой офицер и это на твоём лице запечатлено. Так что ты знаешь, как на самом деле может воевать немец. Не надо заниматься шапкозакидательством, мы и так на этом в первый год сильно обожглись. С ними надо воевать с умом. Да и одного полка для наступления будет маловато.

— Так туда не только один мой полк перебрасывают, а не менее двух, это я точно зная и несколько батальонов, а это около десяти тысяч с полным вооружением. (Подполковник просто не знал полной информации о количестве войск. Для этих целей было выделено два полка, и восемь отдельных батальонов, об этом я узнал позднее — а это более пятнадцати тысяч человек.)

— Тогда это уже кое-что.

— Вот и я о том же. И главное, большинство все обучены и обстреляны, новобранцев не так много и они среди бывалых фронтовиков быстрей познают науку выживать и бить противника. Ну тогда давай по последней, за то чтобы война быстрей закончилась нашей победой, и вернутся домой живым и здоровым. Хотя здоровье мы с тобой немного подрастеряли. Мы с ним ещё немного пригубили. Так что посидели мы с подполковником хорошо, изрядно набравшись, расстались только за полночь. Прохор встретил меня «с распростёртыми объятиями» помог мне добраться до постели, что-то бурча себе под нос, но нотаций вслух читать не стал. Как только моя голова коснулась подушки, я тут же вырубился.

Через сутки полк подполковника шагал в порт с песней.

   Взвейтесь, соколы, орлами!    Полно горе горевать!    То ли дело под шатрами    В поле лагерем стоять!    Лагерь — город полотняный,    Морем улицы шумят,    Позолотою румяной,    Церкви маковки горят!    Там, едва заря настанет,    Строй пехотный закипит,    Барабаном в небо грянет    И штыками заблестит.    Закипит тогда войною    Богатырская игра,    Строй на строй пойдет стеною    И прокатится «Ура!»    Все послушны царской воле,    По «отбою» кончен спор,    И на прежнем бранном поле    Песню дружно грянет хор:    «Слава матушке России!    Слава русскому Царю!    Слава вере Православной!    И солдату молодцу!»

В этот день в порту вместе с полком Трифонова на корабли погрузились ещё несколько батальонов пехоты, и три батареи полевой артиллерии. На следующий день уже высаживались на плацдарм, а ещё через два дня они повели наступление к югу в направление города Кандау, и реки Абава на соединение с войсками 12-й армии.

Шестого октября во всех столичных газетах был напечатан манифест Царя от пятого октября на события в Болгарии, которой мы объявили войну. А звучал он так.

Объявляем всем верным нашим подданным: Коварно подготовляемая с самого начала войны и все же казавшаяся невозможною измена Болгарии славянскому делу свершилась — болгарские войска напали на истекающую кровью в борьбе с сильнейшим врагом, верную союзницу нашу Сербию. Россия и союзные нам Великие Державы предостерегали Правительство Фердинанда Кобургскаго от этого рокового шага. Исполнение давних стремлений болгарского народа — присоединение Македонии — было обеспечено Болгарии иным, согласованным с интересами славянства, путем.

Но внушенные германцами тайные корыстные расчеты и братоубийственная вражда к сербам превозмогли. Единоверная нам Болгария ещё недавно освобожденная нами от турецкого рабства любовью и кровью русского народа, открыто встала на сторону врагов Христовой веры, славянства, России. С горечью встречает русский народ предательство столь близкой ему до последних дней Болгарии и с тяжким сердцем обнажает против её меч, предоставляя судьбу изменников славянства справедливой каре Божьей.

И так у нас ещё один противник и это братья болгары, родственный нам славянский народ. Теперь германо-турецкий флот мог базироваться на болгарские порты, таким образом, сокращая расстояние до нашего западного черноморского побережья почти на триста километров.

III

Направляясь в Сестрорецк, я рассчитывал застать там Федорова, но этого не случилось — мы с ним разминулись. Он отбыл в Петроград, и в тот же день его путь лежал в Архангельск, а оттуда в Англию. Придётся отложить нашу встречу на потом когда вернётся из поездки, а пока можно будет переговорить с его коллегами. Но прежде, перед тем как встретится с коллегами Федорова по оружейному цеху и его первым помощником Дегтяревым, я имел честь побеседовать с новым управляющим заводом генерал-майором Гибером фон Грейфенфельс Виктором Ивановичем. Он всего-то как неделю заступил на эту должность, но до этого дня он более десяти лет служил на этом же заводе, занимая разные должности. Я ему намекнул, что по негласной просьбе царя надо поддержать полковника Федорова и его группу по скорейшей сборке автоматических винтовок, добавить туда опытных оружейников. Постараться представить собранные винтовки на испытание до Нового года, на которое возможно прибудет сам государь. Так как в этом оружие очень нуждается наша армия. И уже сейчас надо понемногу подготавливаться к производству этих винтовок наравне с винтовкой Мосина. У винтовки Федорова есть ещё одно достоинство, она может выпускаться как легкий ручной пулемёт, которых в армии большой дефицит. Есть ещё одна просьба. Государь желает создать при заводе конструкторское бюро по проектированию стрелкового оружия, и назначить начальником оного полковника Фёдорова после его возвращения из заграничной поездки.

Я шел на большой риск, всё это говоря новому управляющему, так как Николай II меня не уполномочивал в этом. У нас с царем был просто разговор на эту тему, где он обещал рассмотреть её только после положительного результата войсковых испытания этого нового оружия. Но это же опять потеря времени нескольких месяцев, которых у нас просто нет. Вот я и пошел на риск, пытаясь этим сократить на несколько месяцев время до начала серийного выпуска автоматов и пулемётов Федорова. Если уже в ближайшее время начнётся подготовка к производству автоматов Федорова, то возможно, что к летнему наступлению наша армия получит несколько тысяч единиц автоматического оружия. Генерал-майор Гибер оказался толковым управляющим и пообещал посодействовать во всех начинаниях группу Фёдорова. Оказалась, что и Федоров вёл подобный разговор с управляющим об этом, у тут ещё и я приехал с подобным чуть ли не по просьбе самого Государя. Так что пока Федорова не будет, Дегтярев получал поддержку со стороны завода на скорейшую доводку оружия. А после появления на заводе Токарева начались работы и по ручному пулемёту.

После Сестрорецка на другой день я направился на Путиловский завод, где встретился с несколькими нужными мне людей. Один из таких людей был инженер-кораблестроитель Василий Менделеева — сын известного учёного-химика. Второй это Сергей Петрович Шукалов инженер этого же завода. Этим двум инженерам я намерен предложить взяться за проектирование самоходной пушечно-штурмовой установки. Взять за основу уже проработанный проект «Бронированного автомобиля» — как называл своё детище сам Менделеев. Вначале я разыскал Шукалова и объяснил ему, по какому делу он мне понадобился. Далее уже вместе мы в одном из административных помещений нашли и Менделеева. Передо мной был ещё молодой человек всего двадцати девяти лет отроду, но для солидности, и чтобы выглядеть старше своих лет он отращивал бороду.

— Господин Менделеев?

— Да, это я, Ваше превосходительство.

— Я, контр-адмирал Бахирев.

— Мне известна ваша фамилия, да и много писали о вас в связи с некоторыми делами на море против германского флота.

— То что вы слышали обо мне, там, на половину переврали. Но давайте это мы пропустим, я тут по другому делу.

— Я весь во внимание.

— До нас дошли слухи, что вы долгое время прорабатываете проект передвижного форта.

— Есть такой грех, ваше превосходительство, но я занимаюсь им в свободное от основной работы время.

— Да вас Василий Дмитриевич, в этом никто и не укоряет. Это в трудное военное время даже очень кстати. Но в данный момент я предлагаю вам заняться проектированием бронированной самоходной артиллерийской установки вполне официально.

— Так у меня уж почти полностью закончен проект, осталось кое-что ещё рассчитать и я могу приступить к постройке опытного образца, если на то будет заказ.

— И вы уже можете представить чертежи вашей машины или хотя бы её примерные тактико-технические данные.

— Да могу. Но все чертежи у меня дома и я уже говорил, мне осталось совсем немного, что бы всё завершить.

— А сейчас вот здесь, вы можете примерно набросать схематический чертёж, как она у вас выглядит.

Менделеев взял лист и начал рисовать свою бронированную машину, и сразу же объясняя нам, где что он предлагает установить. Через несколько минут все было готово. На листе был нарисован прямоугольник квадратного сечения с пулемётной башенкой на крыше, и торчащего ствола пушки в передней вертикальной плите.

— Я вот вижу, что в вашем проекте гусеница почти полностью обхватывает корпус, А вы придумали, какое либо приспособление для ремонта порвавшийся гусеницы? Высота корпуса более трех метров. Это как же её натягивать, протаскивая ленту гусеницы по направляющим на такой высоте. Да и проходит она по большей части внутри бронированного корпуса. Это что же получается, чтобы отремонтировать гусеницу, надо будет снимать бронированные плиты.

— Потому я и упрятал гусеничный движитель за броню, чтобы он не мог быть повреждён при обстреле неприятелем. Как только неприятель открыл интенсивный орудийный огонь, а машине нет времени для отступления она может полностью опуститься на грунт и своими бортами прикроет гусеничный движитель от повреждений.

— А не лучше вовремя обстрела покинуть позицию, да и в движущую машину труднее попасть и быть уничтоженной.

— Я предполагал установить на своей машине броню от ста до ста пятидесяти миллиметров. А такая броня может выстоять при попадании даже шестидюймового снаряда.

— Хорошо. Значит, таким вот способом вы пытаетесь сохранить в целости гусеницы на своей машине. Ладно, вы сохранили их. А что вы будете делать, если она просто порвалась?

— Над этим мы подумаем.

— Думайте. Это очень важный вопрос вот для этого вашего проекта. Вы сказали, что предполагаете на своей машине броню до ста пятидесяти миллиметров. А зачем она такая толстая? Вам не кажется что у этой вашей бронированной машины очень чрезмерный вес. Сколько вы сказали, она весит по проекту?

— Порядка сто шестьдесят тонн.

— Как же она при таком весе будет переправляться через реки, её же не один мост не выдержит.

— Когда я начал её проектировать, то предполагал, что такие бронирование машины будут использоваться для обороны побережья.

— Теперь я понимаю, отчего вы предполагаете установить на своей машине такую броню и вооружить морским орудием. Для обороны побережья, возможно подошли бы такие машины. Прикрытые такой бронёй и вооружены дальнобойным морским орудием они бы выполняли бы функцию передвижного форта. Но вот в чем проблема, нам подобные машины нужны в первую очередь на фронте. Я сказал подобные, но не такие какими вы их задумали.

— А какой она должна быть?

— В первую очередь — давайте назовем его бронеход — должен быть облегчен в три-четыре раза за счет уменьшения бронирования и установки другого состава вооружения. Уменьшить его габариты, что естественно послужит благоприятно. Чем меньше он будет, тем менее заметный будет на поле боя. А это значит, противнику трудней будет в него попасть.

Как и в случае с Пороховщиковым я и Менделееву предоставил несколько эскизов компоновки самоходных орудий и техническое задание.

— Посмотрите, — начал я раскладывать листы с прорисованными схематическими чертежами и рисунками нескольких видов самоходок — вот так примерно должна выглядеть самоходная артиллерийско-штурмовая машина или просто «Бронеход».

На первом листе был прорисован «Бронеход» своим силуэтом напоминающий Менделеевский проект только лобовую плиту поставили с большим наклоном не менее пятидесяти градусов. Бортовым плитам придали незначительный наклон, да наверху стояли две пулемётные башенки. На втором листе было нарисовано по компоновке похоже что-то среднее между КВ-2 и Т-100-X, то есть боевая рубка размещалась посредине корпуса. На следующих листах самоходки похожие на представительниц САУ времён второй мировой, то есть с боевой рубкой впереди, и моторным отсеком позади.

— Вот предварительное техническое задание на проектирование. Корпус «Бронехода» должен быть не более шести метров в длину, трех метров в ширину и двух с половиной в высоту. Лобовая броня в два дюйма, бортовые плиты в один дюйм. Вооружение; пушка Канэ 75-мм или полевая трёхдюймовка, в зависимости от какого министерства будет заказ, и два пулемёта. Экипаж не более пяти человек. Скорость передвижения по хорошей дороге не менее пятнадцати верст.

— Мне кажется, что экипаж при таком составе вооружения будет мал.

— Почему вы так решили?

— А как же. Один водитель, на обслуживание орудия нужно троих, два пулёметчика — получается шестеро. А командовать всеми кто будет? И того семь.

— Водитель это само собой тут говорить нечего. С орудием и двое справляться — один наводчик, второй заряжающий, на два пулемёта и одного человека хватит, так как из второго пулемёта может командир пострелять, или тот же заряжающий. Вот вам и пять человек.

— Так я думаю, что и без моториста никак не обойтись, кто-то ведь должен двигатель отремонтировать. Во время боя всякое может случиться, вдруг мотор заглохнет.

— Вот тут вы ошибаетесь, во время боя моторист ничем помочь не сможет, так как на этих вот проектах доступа к двигателю из боевого отделения не будет, а только через люки с наружи. Двигатель будет стоять отдельно за броневой стенкой, чтобы при его возгорании не пострадал экипаж и успел покинуть её, чтобы не превратится в запечённый окорок. Да и выхлопные газы от работающего двигателя будут меньше попадать, и не так будет шумно.

— Вон оно как. А на моем проекте предусмотрен свободный доступ к двигателю, так как он находиться внутри. И незначительную поломку можно сразу же исправить на ходу.

— Вы представляете, какие невыносимые условия нахождения экипажа внутри будут. Тут и пары бензина и выхлопные газы, шум от двигателя, грохот самой машины при движении. Это только до боя, а там прибавятся ещё и выстрелы из пушки и пулемётов.

— А как же на флоте, например на подводной лодке? Все те же перечисленные вами прелести, за исключением передвижения под водой там грохота нет.

— Там внутренний объем по больше, но скажу вам честно, там тоже не сахар. Так вы берётесь за создание подобной машины? Если да, то к весне надо подготовить два-три образца на испытание.

— А как быть с дирекцией завода? Кто нам предоставит материалы, деньги, нужны броневые листы, двигатели, оружие.

— Вы пока начинайте прорабатывать проект, а к тому времени пока вы его разработаете, я думаю, что всё будет решено. Будут и деньги и всё остальное.

— Тогда мы берёмся за эту работу.

— А я тогда начну пробивать для вас материалы и деньги, а также официальный заказ от военного министерства и от морского тоже. Я так и поступил.

IV

На следующий день я решил напроситься на приём к Алексею Ивановичу Путилову, председателю правления Русско-азиатского банка. Это был наверно самый богатый предприниматель и банкир в России. Но кроме этого, он член особого совещания по снабжению военными припасами при Военном министерстве. А это главное в моём деле. Французский посол в России Палеолог считает, что Путилов сочетает в себе качества американского бизнесмена и мудрого славянского философа. Вот я и хочу проверить его американскую хватку на вложение финансов в прибыльное дело и его мудрость. Хотя я кое-что из своего времени знал о нём. Он уже сейчас отчетливо видел, что правительство ведет страну к анархии. Он уже в этом году предрекал, что дни царской власти сочтены и революция неизбежна. И поводом к этому могут послужить народные неудовольствия на неудачи на фронте, голод внутри страны, стачки на предприятиях, возможно, какой-то мятеж или дворцовый скандал, без разницы. И эта революция будет только разрушительной, потому что правящий класс и кто его поддерживает, представляет в стране меньшинство, да к тому же лишенное организации и политического опыта.

Вот прогноз Путилова, высказанный им в мае 1915 года, и как мы видим, он почти полностью сбылся.

«Революция будет иметь гибельные последствия для страны, так как от буржуазной революции мы тотчас перейдем к революции рабочей, а немного спустя, к революции крестьянской. Тогда начнется ужасная анархия, бесконечная анархия, анархия на десять лет. Мы увидим вновь времена Пугачева, а может быть, и еще худшие. Чтобы это предотвратить, необходима коренная перестройка всего административного механизма России».

Вот к такому человеку я и пришёл. То что в приёмной банкира ожидало своей очереди ещё несколько человек, это нисколько мне не помешало оказаться в кабинете впереди них. Путилов принял меня без очереди, так как в столице я считался пока ещё героем войны.

— Что же вас Михаил Коронатович привело ко мне? — начал разговор Путилов, после нашего взаимного знакомства и взаимными поздравлениями на поприще борьбы с внешним врагом.

— Да вот Алексей Иванович, хочу предложить вам одно выгодное коммерческое дело.

— Это что что-то по морской части?

— Да нет, не совсем так, хотя есть у меня и по морской части. Я предлагаю начать выпуск принципиально нового вида вооружения для нашей армии, что поможет нам исправить положение на фронте, а в будущем и выиграть войну.

— Ну-ну, опять какой-то фантастический проект, который разом обратит кайзеровские войска в бегство. Да вы знаете, сколько я уже слышал разных проектов один фантастичнее другого. А некоторые совсем бред сумасшедшего.

— Представляю и даже кое-что знаю и видел, но это совсем не так. Сейчас над тем, что я предлагаю вам, ведутся секретные работы в Англии и это оружие они менее чем через год с большим успехом применят на фронте.

— А вам-то адмирал, откуда это стало известно?

— Алексей Иванович, разве до вас не дошли слухи о моём даре предвидения. Подумаете, а почему это мне удалось несколько раз подловить германский флот и нанести ему некоторые потери. Хотя для Германии они пока не слишком серьёзные, но это пока. Да и не можем мы ещё тягаться с их флотом, так как наш флот слишком малочисленный.

— Конечно, я кое-что слышал об ваших способностях, но вот как-то во всё это я не верю.

Путилов достал сигару и пока раскуривал её, о чем-то думал, бросая взгляды на меня. Как я предполагаю, он заинтересовался моим предложением. Была известна его одна привычка, когда он проявляет повышенный интерес к делу, в котором просматриваются не плохие финансовые выгоды, то начинает курить сигары.

— Давайте выкладывайте, что это за оружие такое.

— Я сейчас вам о нём расскажу, но давайте договоримся, если вы не заинтересуетесь моим предложением, то о нашем разговоре никто не должен знать. Это может нам очень навредить в будущем.

— Раз вы просите, то я не буду распространяться с кем-либо на эту тему.

— Господин Путилов, я ещё раз подчеркиваю, это очень серьёзно.

— Я всё понял. Давай-ка поговорим теперь о вашем предложении. Так что это за невероятное оружие вы изобрели, что оно поможет нам в войне?

— Тут ничего невероятного нет. Это будет что-то наподобие бронированного автомобиля, только на гусеничном ходу. Ему не нужны дороги, как так на фронте их просто нет. Им не страшен пулемётный обстрел, и даже осколки артиллерийских снарядов, а некоторые могут выдержать и прямое попадание фугасного трехдюймового снаряда, так как имеют более толстую броню, чем можно поставить на бронеавтомобили. Да и вооружены, не в пример сильнее большинства бронеавтомобилей, имея пушки и несколько пулемётов.

— Да, тут и правда ничего невероятного нет. Но тогда каким вот образом как вы говорите, это ваше изобретение поможет нам?

— Во-первых, это изобретение не совсем моё. Сейчас два коллектива инженеров разрабатывают несколько проектов этих бронированных машин. Если нам удастся к лету будущего года построить, хотя бы сотню таких машин, а лучше три сотни. То применение их на фронте будет для немцев полной неожиданностью. И наш противник в этот момент не будет знать, как бороться с этими бронированными машинами, а им не страшны ни винтовки с пулемётами, да и попасть снарядом из пушки в движущуюся мишень не так-то просто.

— Михаил Коронатович, я одного понять не могу, я-то вам чем могу помочь?

— Алексей Иванович, я уже вам говорил, что эти машины только разрабатываются, хотя предварительные проекты есть и даже был построен один опытный образец. Я буду с вами откровенным. Тот образец, что был построен, он получился не совсем удачным. Но это только потому, что конструктор ещё сам не знал концепции того чего нужно в точности для армии. Как и армейское начальства не знало, как это можно применить в армии. Оно ещё не выработало техническое задание того чего бы помогло им изменить ситуацию на фронте. Теперь перед этим конструктором поставлена конкретная задача, сделать то что нужно нам. Поверьте мне, он обязательно сделает.

Второй проект был более продуман в том плане, что конструктор знал, где его детище можно применить с пользой, будь оно воплощено в металле. Но вот в чем проблема, то, что он задумал в данный момент, она пока преждевременное. Возможно чуть позже так лет через десять оно будет востребовано. Но если из этого проекта взять кое-какие интересные идеи и воплотить их в новом, то получиться то что надо и армии и флоту именно сейчас. По идее это надо было воплотить в металле ещё перед войной. Хотя это вряд ли получилось. Вы же знаете, что очень трудно бороться с нашими канцелярскими крысами в погонах, волокитчиками и чинодралами. Любое новшество они принимают в штыки, видите ли, этого нет ещё в западных армиях так, почему оно должно быть у нас. Они думают что Англия и Франция законодательницы мод чего-то нового. А раз до этого там не додумались, значит и нам оно не подходит. Вот с такими взглядами мы всё время и плетёмся позади других. А вот война-то и раскрыла некоторым глаза, не надо оглядываться на других, надо самим изобретать и воплощать в металле эти изобретения и принимать быстрее на вооружение нужное и востребованное оружие. Но не все ещё в техническом комитете прониклись нуждами фронта, и многие изобретения прячутся под сукно до лучших времён. Я не спорю, что некоторые из этих так называемых изобретений — о которых только что вы красноречиво выразились, — просто бред сумасшедшего. Есть такие изобретения, что опережают по своей технической мысли возможности нашей промышленности, да не только нашей. Так что к ним надо будет вернуться после войны. Но не мало изобретений полезных и применимо сейчас, но всё упирается в деньги или в недостаточной мощности наших предприятий. Военное ведомство вначале хочет видеть готовое изобретение, испытать его, и только потом если всё пройдет благополучно сделать заказ на его производство. Вот потому я тут. Нужны деньги на постройку нескольких опытных машин. После постройки и всесторонних испытаний эти машины показать заинтересованным лицам из военного ведомства.

— И вот опять нужны деньги. Только и слышно со всех сторон деньги, деньги, нужны деньги. Так где же их взять — эти деньги?

— Алексей Иванович, я не знаю, поверите вы мне или нет, но каждый вложенный сейчас вами рубль в скором времени вернётся к вам двумя, а возможно и пятью. А в будущем, если только мы выиграем эту войну на вооружение нашей армии понадобиться несколько тысяч подобных машин, но уже усовершенствованных по опыту их эксплуатации во фронтовых условиях. А если вы ещё оформите патент, то это будет очень прибыльное дело. Такие боевые машины нужны не только нашей армии, но в их нужде будут испытывать и другие страны. А продавая их можно неплохо на этом подзаработать.

— А вы уверены, что эта война закончится для нас благополучно? Я лично в этом не так сильно уверен.

— Всё это так. Я возможно согласился бы с вами на этот счет. Но вот чтобы эту войну Россия проиграла, я не желаю. Народ России этого не заслуживает. Алексей Иванович, я знаю что вы, мягко выражаясь, недовольны Николаем II и его окружением. Вам не нравится как он правит страной и куда его правление может завести Россию. Мне может тоже не по душе его окружение, но он-то сам неплохой человек. Вот потому-то я и не желаю поражения в этой войне. Вы же сами понимаете, что может произойти в России, не дай Бог если в ближайшее время начнутся новые неудачи на фронте. Я же знаю, что вы не так давно предсказали России. Что страну ждут большие потрясения во много раз страшнее чем при Пугачёве. Неужели вы этого желаете своей стране, чтобы она на десятки лет погрузилась в хаос? Ведь в этом хаосе сгинут миллионы и ещё миллионы покинут свою родину и подадутся на чужбину. Вы что, этого хотите? Ну чтож, если желаете этого, я даже могу вам сказать, что всё это случиться через полтора года, если мы не попытаемся это предотвратить. Вначале как вы и предсказали, будет буржуазная революция. Наш государь… нет не так. Нашего государя заставят отречься от престола, и страной возьмется управлять кучка никчемных деятелей от буржуазии. Но эти бестолочи и восьми месяцев не удержаться у власти и тут же получат рабоче-крестьянскую революцию, которая их и скинет. Следом за этим пять лет братоубийственной войны и десять миллионов жизней потерянных для России.

— Что это ваше предвидение будущего?

— Почему моё? И ваше тоже. Разве вы не это предсказывали. Так всё оно и будет. Все эти потрясения и вас коснуться, и ваших родных. Также вы потеряете большую часть всех своих капиталов. А остаток жизни проведёте на чужбине. Вы наверно подумали, что и там не пропадёте, имея филиалы вот этого банка в нескольких зарубежных странах. Но не обольщайтесь. Вас отлучат от вашего любимого банковского дела, а банки прикроют.

— А вот это господин адмирал уже похоже на запугивание. Вы что думаете, сейчас вы меня этим напугаете, и я соизволю вам предоставить деньги.

— О чем это вы Алексей Иванович!? Да Боже упаси! Какое это запугивание. Это же вы сами всё предсказали.

— Вот об этом-то я и говорю. Вы адмирал как-то узнали моё высказывание, но не более того. Да! Я только предположил к чему может привести правление Николая II, если он и дальше будет править в таком же духе Россией, и ничего не изменит.

— Так и я об этом же! Нам надо помочь Николаю, чтобы его правление не привело к этим ужасным последствиям. Сейчас в окружении царя очень мало людей, которые желали бы ему искренне помочь вытащить страну из трясины, в которую она постепенно погружается с помощью так называемых «патриотов» от промышленных и финансовых кругов, а также, думских лидеров и кое-кто из генералитета. Которые сами не прочь поуправлять государством. Но как я уже говорил, это им не удалось. Они довольно быстро развалили армию и флот, фронт рухнул, и Россия стремительно скатилась к анархии. Насчет вот этих «патриотов», которые заварили всю эту кашу, что России пришлось расхлёбывать десятилетия. Хотя их помыслы были не лишены здравого смысла, но вот дело провалили и через пару месяцев в кусты, когда поняли, что они натворили.

— Адмирал! Вы-то сами в то, что сейчас тут наговорили — верите. И если всё это правда, то вам-то откуда всё это знать, да ещё в таких подробностях. Я не повёрю, вот то что вы так расписали темными красками, вы увидели в своих видениях как какая-то пифия в священном экстазе. Этого невозможно предсказать, ни каким оракулам или ясновидцами, вкупе с волхвами и прорицателями. Вы что заключили сделку с самим дьяволом?

— Алексей Иванович, какой дьявол? Тогда надо почти каждого человека обвинять в сделке с дьяволом, если он в чем-то угадал или предугадал. Вот, например вас также можно обвинить в этой самой сделке. Вы сколько раз в своей жизни угадывали с выгодным вложением капиталов, после которых получали большие прибыли и наверно ваши партнеры считали вас провидцем. А те, которые прогорели по вашей милости, что вы заложили свою душу тому самому с рогами и хвостом. А возможно вас считают самим дьяволом воплоти.

— Это совсем другое дело. Тут никаким предвиденьем и не пахнет. Это просто коммерция, которую я неплохо знаю.

— Алексей Иванович, а вы верите в переселение душ…

— Ага, вы скажите ещё, верю ли я в потусторонний мир — перебил меня Путилов.

— А что, не верите? А почему тогда большинство людей говорит, вот попадёшь в ад, или гореть тебе в аду. Так это разве не потусторонний мир. Или например другие говорят про рай куда попадает душа праведника. Я надеюсь что вы слышали что-либо про реинкарнацию? Если нет, то я вам вкратце поведаю. Восточные религии, такие как буддизм и индуизм считают, что после смерти одного тела жизнь продолжается в новом. Согласно индуистским представлениям, душа переселяется в другое тело. Так она жизнь за жизнью принимает различные тела — лучшие или худшие — в зависимости от её деяний в предыдущих воплощениях. Вот это и есть реинкарнация.

— Господин адмирал к чему вы это клоните? Вы хотите сказать, что вас посещает чья-то душа и предсказывает вам будущее. Но если это душа умершего человека, то она может подсказать что-то из прошлого, но не как не из будущего.

— Господин Путилов, вы слышали об английском писателе Герберте Уэллсе? Он ещё перед самой войной приезжал в Россию и проживал несколько дней в столице.

— Естественно слышал о таком, он ещё разные выдуманные истории пишет про нашествия марсиан.

— Вот-вот, он самый. У него есть также роман, который он написал лет пятнадцать-двадцать назад и называется «Машина времени».

— Слышал-слышал. Так вы хотите сказать, что вас посетил дух, который воспользовался вот такой машиной и прилетел из будущего и всё вам выкладывает. Вам не кажется адмирал, что вы немного….

— О, я вижу по вашему выражению лица Алексей Иванович, что вы сейчас подумали, а у этого адмирала после ранения в голове не всё в порядке и его место в психиатрической больнице. Да нет, с головой у меня всё в порядке. Хотя возможно я бы чувствовал себя точно так же, как вы сейчас, если бы мне три месяца назад рассказали о переселении душ. Я бы тогда про того рассказчика подумал, что у него крыша поехала.

— Чего поехало?

— Крыша поехала. Это такое сленговое слово, и когда оно появилось, я точно не знаю, но так говорят про сумасшедшего или как их раньше называли — юродивый. Есть ещё и другие выражения; Шарики за ролики зашли, чокнутый, шибанутый, малахольный, шизанутый, псих, придурок, и много других.

— И где так говорят?

— А вот это отдельный разговор.

Я решил открыться перед этим человеком. А что, Путилов влиятельный, как в промышленно-финансовых кругах, так и в Российском правительстве. А мне нужна поддержка. И в первую очередь в финансово-промысленном комплексе, раз я собираюсь налаживать производство новых типов вооружения. Я сам в принципе ничего не изобретал, а просто кое-кому подкидывал идей, а они уж сами должны эту идею довести до логического конца. Вот и сегодня я пришел к этому человеку, так как нужны деньги, да и производственные мощности также не помешают, чтобы воплотить одну идею в металле. И вот у этого человека, есть и то и другое. Путилов в ожидании разговора дымил своей излюбленной сигарой и пристально смотрел на меня. Я не знаю, о чем он сейчас думал. Возможно, он уже сожалеет, что решился на встречу с этим сумасшедшим адмиралом. А возможно заинтригован, и с нетерпением ожидает продолжения этого необычного разговора.

— Алексей Иванович, я понимаю, что в это будет трудно поверить. Я даже не знаю как вас в этом убедить, что всё это правда, а не сказка или бред сумасшедшего. Я только попрошу первые десять минут меня не перебивать.

Наш разговор продлился ещё пару часов. Путилов даже перенес все сегодняшние встречи на другой день. После этого наверно на мою голову было вывалено не мало проклятий от посетителей ожидавших приёма у управляющего банком, так как я оказался в кабинете у Путилова без очереди. Мой собеседник был ошеломлён моим рассказом, если не сказать большего — он был потрясен. Он был так поглощен рассказом что его сигара давно уже погасла в его руке, от того что в течение последнего часа так ни разу и не затянулся ею. Рассказал ему как я чувствовал себя после того как попал сюда. Одно дело, когда тебе об этом рассказывают, и совсем другое, если это произошло с тобой без всякого предупреждения. И что я успел сделать за эти три месяца после переноса. Как из-за моего вмешательства, боевые действия на море пошли совсем не потому сценарию, что было в реальной истории. И что планирую ещё сделать в самоё ближайшее время. Рассказал, как и что происходило в той России за девяносто пять лет. О революции и гражданской войне. О расстреле царской семьи и исходе большинства интеллигенции и дворянства из России. О разрухе и первых пятилетках. Рассказал о ещё более кровавой войне и опять с Германией, которая решила установить свой новый мировой порядок. Тут уже для России стоял вопрос о выживаемости русского народа как нации. И о двадцати восьми миллионах погибших на этой войне чтобы остановить этот новый мировой порядок. Путилов заинтересовался личностью Сталина. Я ему честно сказал, что именно такого человека сейчас не хватает тутошней России. А ведь это он собрал обратно Россию в единое государство, после того что сотворили тут господа и те кого они называли «быдло» — и это о своём народе. Хотя Сталин и был в рядах последних, но именно при Сталине Россия стала Великой державой. И после его смерти ещё лет тридцать таковой оставалась. Но опять всё рухнуло, после того как новой элите на подобие нынешнего высшего света, захотелось безграничной власти и денег. Путилов был поражен известием о распаде Империи, и что теперешняя Россия находиться почти в тех же границах, с которых начал её собирать Пётр I. О её нынешнем положении в мире, в котором главную роль играет США, так в будущем прозывается САСШ.

Но Путилов был бы не Путиловым, если не поинтересовался, а чем же торгует Россия в моём мире. Оказывается всё тем же, чем торговала и тут. Хлебом да природными ресурсами, — которых оказывается полные недра. Что нефть и газ самое прибыльное вложение денег. Да ещё производство оружия. Стрелковым оружием завалили полмира, самолёты также хорошо раскупаются. Бронетехника пользуется спросом, и вот эти танки в частности. Именно для начала производства этого нового вида вооружения я к нему пришел просить денег. Вот насчет нефти и газа. Из-за них сейчас в мире идет борьбы, так как без этих двух компонентов не выживет не одна экономика мира. И все локальные военные конфликты в мире происходят именно за их обладание. Это в этом мире нефть только набирает обороты в экономиках ведущих стран, а газ и вовсе занимает мизерное положение. Путилов видно уже что-то для себя решил ведь он не зря меня расспрашивал о природных ресурсах, вот только я не мог ему назвать точных мест, где что добывалось. Мог примерно назвать район, где добывалось много нефти и газа — это от Уральских гор до реки Енисей, алмазы в Якутии, золото на Калыме, меди и никеля много где-то в верховьях Енисея, там в будущем будет построен город Норильск, там же будут добывать золото и платину.

Если захочет вкладывать деньги в добычу этих ископаемых, может организовать несколько геологических экспедиций на просторы Сибири. Деньги у него есть, пущай ищут. Главное что он обещал выделить деньги на разработку и постройку опытных образцов бронеходов, только попросил познакомить его с теми, кто будет этим заниматься. Также мы договорились, что он будет держать в секрете кто я на самом деле. Хотя я один секрет оставил при себе, я не раскрыл ему, что в тело адмирала Бахирева попало сознание его правнука.

— Да Михаил Коронатович, в это трудно поверить, но я поверил вам. Я скажу, что незавидная участь была уготована России. Вот только как всего этого избежать?

— Пока я вижу только одно — переломить ход войны в свою пользу и это должно произойти в следующем году. Ещё надо ослабить оппозицию, действующую против Царя. Не допустить возвращения всех политических иммигрантов из-за границы. И самый главный вопрос, это что-то надо делать с крестьянскими хозяйствами. Россия это аграрная страна и восемьдесят процентов её жителей это крестьяне, которые выращивают хлеб. Но вот тут возникает одна проблема. Основная масса крестьянства проживает в центральных районах России, в зонах так называемого рискованного земледелия. А тут из года в год неурожаи, что крестьянин и себя-то прокормить не может. И что тогда тут говорить о прокорме городского жителя. Остается только одно, надо центральные губернии немного проредить. То есть переселить не менее двадцати миллионов крестьян из центральных губерний в южные районы России и на целинные земли казахских степей, где много пустующих угодий. А как это сделать пусть умные головы решают. Уже сейчас можно поощрять солдат из крестьян проливающие кровь на фронте наделами земли в этих районах. Продумать льготы, выделить кредиты с отсрочкой платежей на несколько лет, а также налогов. Так например, полный Георгиевский кавалер освобождался от налогов лет на пять-шесть и так по нисходящей, но не менее трех лет у того кто получил всего только Георгия четвёртой степени. Но всё это надо подкрепить гарантией, например царским указом. Что после войны любая семья, в которой солдат воевал на фронте, получит землю, но согласно льготам и в первую очередь те, кто согласен на переселение. Например, солдат проживавший до войны в центральных губерниях получает в собственность надел в пять десятин земли. Но вот кто из них согласен на переселение за Урал, или в другое какое место, получает от государства двадцать пять десятин земли, плюс льготы, кредиты. А если у него есть хватка, то может там уже на месте разжиться и более крупным наделом земли. Павел Аркадьевич Столыпин, начал воплощать в жизнь свои реформы по переселению крестьян на восток, да не успел. А после его убийства они пошли на спад, а надо было и дальше только наращивать их.

— До войны в Сибирские губернии мы успели переселить в около четырех миллионов человек, выделили им ссуды, обеспечили проезд, наделили землёй. Так нет же, четверть вернулась обратно, проев и пропив выделенные деньги, ещё четверть разбрелась по Сибирским городам и только половина из всех осела на земле.

— Но не надо было зацикливаться на одной Сибири. Да, Сибирь огромна и малолюдна и там нужны люди, но именно поэтому туда люди и ехали с неохотой, страшась этих расстояний, и внушаемого с детства мысли о неприветливом климате Сибири. Если тут хлеб трудно растить, то, как его в этой Сибири выращивать. Вот поэтому я и предлагаю начать переселение не только в южные районы Поволжья и Прикаспия, но и на южный Урал и Зауралье, вплоть до Алтая. Это всё же будет ближе, чем в Забайкалье и на Дальний восток, хотя там также не хватает населения. Но это на будущее.

— Не так-то просто сдвинуть нашего мужика с насиженного места. Как говорится в русской пословице, что и камень на одном месте мхом покрывается. Так и русский мужик будет до последнего на одном месте сидеть, когда уж слишком не припрёт, и тогда только решиться на какую-то перемену в своей жизни. Да и земельку он тут хочет получить рядом с домом, а не где-то за тычу верст. Я-то уж знаю, как ни как ещё лет десять назад как раз этим земельным вопросом занимался, будучи Витте, управляющим Крестьянским земельным банком. И между прочим эти реформы ещё пятнадцать лет назад начал Витте, а не Столыпин.

— Кто начал Витте или Столыпин сейчас не в этом суть. Сейчас нужно крестьян умаслить, задобрить, всяко это можно называть, но главное этим отколоть их от всяких пролетарско-революционных идей. Всё это насчет крестьянства вы сами немного обмозгуйте, да у вас есть связи во всех кругах, так и подайте эту идею Императору, и чем раньше, тем лучше. А я если только случай подвернуться это же пред Государем выскажу.

— А когда вы намерены открыться перед Императором?

— Я думаю ещё немного повременить, посмотрю, как будут дальше развиваться события в стране.

— Как бы Михаил Коронатович не поздно было.

— Но год-то в запасе пока у меня есть. Пока буду искать единомышленников, а там будет видно.

— Смотрите не опоздайте.

— Смотря в чем не опоздать? Если в открытие перед царём, так я к этом и не стремлюсь. А вот если я опоздаю и не предотвращу приближающую катастрофу, то это значит, те неведомые силы что забросили меня, не того выбрали для этого дела.

— Тогда чем смогу тем и помогу, но и я не желаю того чего должно случится, и это не ради нашего царя, а ради России.

— Значит, я не ошибся в вас когда решился открыться.

V

Следующий раз я появился у Путилова через два дня и не один. Как он и просил я познакомил его с Пороховщиковым и инженерами с Путиловского — будущими пионерами русского танкостроения. Они обстоятельно с ним обговорили что и сколько им надо для сборки опытных образцов. Также обговорили предварительное соглашение о дележе прибыли, если всё пройдёт как я ему и предсказывал с выпуском и принятию на вооружение новых образцов вооружения. Следующих кого я представил ему, были полковник Мигура и штабс-капитана Дьяконов, и их новый образец миномета.

— Это самоё простое, но весьма эффективное оружие, особенно при отражение атак противника — объяснил я Путилову — да и при поддержки своей атаки тоже хороши. Его можно выпускать тысячами особенно на таком заводе как Путиловский.

И тут Путилов не поскупился и профинансировал изготовление опытной партии в количестве сотни стволов и десяти тысяч мин.

Все последующие дни недели я лазил по верфям и заводам Петрограда, побывал и в Ревеле на Русско-Балтийском заводе, где строились два турбинных крейсера, встречался там с главным строителем, Озаровским. Поговорил обстоятельно по душам с наблюдающим за постройкой крейсеров на Путиловской верфи — с полковником Храповицким и с новым директором Путиловской верфи, корабельным инженером полковником Кутейниковым.

После всего увиденного и услышанного я вновь побывал у Путилова.

— Алексей Иванович, нужна опять ваша помощь.

— Никак Михаил Коронатович вам деньги понадобились? Однако вы так меня по миру пустите.

— Да нет, я сегодня пришел не денег просить.

— Ну, славо Богу, а то я грешным делом подумал что этот неуёмный адмирал что свалился черт знает откуда, всё только деньги мастак тянуть — смеясь проговорил Путилов. Если денег не просишь, тогда чем я должен помочь?

— На Путиловской верфи строятся два турбинных крейсера, два таких же крейсера строятся в Ревеле на Русско-Балтийском заводе.

— Ну да мы строим эти крейсера по заказу морского ведомства.

— Строите-то вы строите, но с большим отставанием от графика, особенно по второму из крейсеров.

— И что вы предлагаете.

— Нам нужны эти новые крейсера, но я также знаю, что по мановению волшебной палочки они у нас не появятся. Но я предлагаю объединить усилия двух заводов и в спешном порядке достроить головной крейсер «Светлану» так как у него большая степень готовности.

— Я даже не зная что вам на это ответить. Тут надо всё обговорить и обсудить с управляющими, потом договариваться с акционерами обоих верфей. Даже не представляю, как это всё можно провернуть.

— А если я уговорю Государя посодействовать этому делу. Например что бы он попросил вас всех или приказал, издал указ. Короче. Надо сделать так, чтобы Путиловский и Русско-Балтийский засунули свои межведомственные разногласия куда подальше, и на благо Родины совместными усилиями быстрей достроили головной крейсер «Светлана». Если они сейчас объединятся в своих усилиях, то крейсер можно сдать уже летом.

— Я попробую обсудить этот вопрос на собрании акционеров, и постараюсь уговорить их поступить, так как вы просите.

— Вот и отлично. Все равно второй крейсер в любом раскладе не достроить до конца войны, да и достраивать его будут уже по изменённому проекту. Так что некоторые материалы я посоветовал бы изъять с него. Такая же участь — чтобы вам не было обидно — ожидает и второй крейсер Русско-Балтийского завода, хотя по степени готовности он не в чем не уступает головному с вашей верфи. Но он также будут вводиться в строй по другому проекту, который уже разрабатывается. Как только «Светлану» сдадите, тут же на пару приметесь за свой крейсер «Адмирал Бутаков».

Заручившись поддержкой Путилова, я направился к Григоровичу с этим же планом, о скорейшей достройке головного крейсера объединенными усилиями двух верфей, а уж вместе с ним к Николаю II. Нам не пришлось его долго уговаривать, он пообещал нам своё содействие в этом деле.

— Вы уверены адмирал, что мы верно поступаем.

— Да Ваше Величество. Если мы и дальше будем распылять свои силы на одновременной постройке всех четырёх крейсеров, то получим в крайнем случае два крейсера, только к концу 17 года. А к этому времени может и война закончится а мы так и не получим бесценного боевого опыта при эксплуатации крейсеров. Ведь он нам будет нужен для проектирования новых крейсеров уже с учетом этой войны.

— Вы больно торопитесь адмирал, ещё эта война не закончилась, а вы строите планы о строительстве новых крейсеров.

— Так какой адмирал не мечтает, чтобы под его командованием были самые совершенные корабли в мире. Ну закончится эта война, и с чем мы останемся. Достроим мы эти четыре крейсера, и это будут все крейсерские силы на Балтике, так как остальные крейсера годятся только на слом, за исключением только «Рюрика». Но и его после войны надо ставить на модернизацию. Ещё четыре подобных корабля строятся для Черноморского флота. Вон англичане крейсера десятками строят. Да и Германия также пытается слишком не отстать от неё. Другие страны также постарались бы включится в эту гонку да пока у них с этой войной силёнок не хватает, да и того же боевого опыта нет, чтобы на основании его построить что-то приличное. Скоро Япония с американцами начнут закладывать новые крейсера для своих флотов. Вот только того самого опыта, что накопят англичане и немцы используя свои новые крейсера в боевых действиях у этих стран нет. САСША пока в войну не вступила, а у Японии на дальнем востоке противника нет. Так что без приобретённого опыта их первые крейсера….

Я резко замолчал, и понимаю, что начал что-то лишнее говорить, так как заметил что Григорович на меня очень пристально смотрит. Что-то меня понесло. Григорович наверно думает откуда я могу знать и про японские да и про американские если последние ещё только приступили к первым проработкам проекта турбинного крейсера, а японцы кажись уже парочку заложили к тем трем что в их флоте уже находятся. (Примечание. ГГ ошибался, их заложат только через полтора года один в мае второй в июле 1917 года) Но и у тех и у других первые крейсера нового типа выйдут не ахти какие, это касается в первую очередь япошек. Эту парочку типа «Тенрю» можно смело отнести к очень большим эсминцам или по-другому к лидерам. При водоизмещении чуть больше четырех тысяч тонн, несли четыре орудия в пять с половиной дюймов и шесть торпедных труб. Одно достоинство этих недокрейсеров или эсминцев-переростков их броневой пояс. А япошки их и строили именно в качестве лидеров эскадренных миноносцев, а не полноценных крейсеров. Хотя в последующие пять лет они заложили тремя последовательными сериями ещё полтора десятка подобных кораблей, но уже с усиленным вооружением и увеличивающим водоизмещением с каждой серией. Я ещё раз посмотрел на Григоровича потом на Императора и решил закончить свою прерванную речь.

— Я думаю их крейсера, выйдут так себе.

— Адмирал, а каким вы представляете должен быть крейсер для нашего флота? — вдруг задал вопрос Николай II.

— Ваше Императорское Величество, если вы имеете в виду на данный момент. То я представляю его таким. Водоизмещением в семь тысяч тонн, вооруженный шестью шестидюймовыми орудиями в трёх бронированных башнях или девятью стотридцатимиллиметровыми также в башнях. Броневой пояс не менее трех дюймов, да броневая палуба в два дюйма. Чтобы скорость была узлов так тридцать два или даже чуточку больше, а дальность хода не как не меньше пяти тысяч миль. Такой крейсер для Балтики в данный момент самый подходящий. Для других флотов водоизмещение надо увеличить, как и другие технические данные.

— Но адмирал, как мне известно, что пока никто не ставит на легкие крейсера орудия в башнях. А вы сразу предлагаете их установить на наши крейсера.

— Ваше Величество, это пока ещё никто не ставит. Так как во время войны быстрей и дешевле построить крейсер с обычными палубными установками, чем с башенными. А вот война закончиться и все примутся их ставить.

— Адмирал, вы мне что обещали две недели назад — вдруг задаёт мне вопрос Николай II.

Я изобразил на своём лице непонимание — Ваше Императорское Величество, покорнейше прошу меня простить, если что я запамятовал. Эти недели вышли очень напряженными, целыми днями я объезжал заводы Петербурга, да и не только их. Встречался и с нужными инженерами и изобретателями-самоучками кои в некоторых делах очень полезны для укрепления обороноспособности государства нашего. Так что может что-то я и запамятовал из того что вы мне поручили. Григорович усмехнулся, услышав всё это, и вновь сделал лицо серьёзным. Николай II также некоторое время молчал, потом заулыбался.

— Я вас понял, Михаил Коронатович. Вы — просто удивительный человек! Всем сердцем, не жалея сил печетесь о благе страны, и верите в то, что впереди будет только лучше! А когда вы вот также позаботитесь о своем здоровье. Вам было что сказано — поехать на юг и там залечивать раны, а вы чем тут занимаетесь. Бегаете по верфям и ругаетесь с их управляющими. Тут на вас уже жалуются, что вы во всё вмешиваетесь. Я прошу, вы поездку на воды не откладывайте, так как в скором времени вы понадобитесь нам в полном здравии.

— Так точно Ваше Императорское Величество, больше откладывать не буду, так как я практически все дела порешал, так что могу на месяц на родину съездить, поправить здоровье.

— Вот и поезжай, подлечись.

— Ваше Императорское Величество! Так я же всё по делу с ними воюю, нам на тех кораблях воевать, а не этим кабинетным крысам. Меня и корабельные инженеры поддерживают. А кто это там такой не довольный. Это случаем не Бишлягер? Говорит много, всегда пустое, но морду делает умную, заботливую, о правде, как отец родной. Но вот только дела стоят на месте.

Григорович не удержался, и смеясь произнес — В самую точку Михаил Коронатович вы сейчас охарактеризовали этого человека, я точно такого же мнения о нём. Он только тормозит всё работу, но вот поделать я с ним ничего не могу, он член правления Путиловской верфи. Также он может помешать в объединении работ по «Светлане».

— Тогда я вызову его на дуэль, если он будет ставить палки в колеса. Он что не понимает, что нам нужно быстрей ввести в строй этот корабль, или боится потерять барыши.

— О чем вы говорите адмирал, какая дуэль.

— Ваше Императорское Величество. Вот таких, как этот фигляр, пустобрёх, и в думе немало, они только делают вид, что заботятся о благе страны, а сами заботятся только о своём кармане, они только тормозят всё дело. Если он заупрямится, то крейсера что заложены на Путиловском, войдут в строй только после войны. А насчет дуэли я так… Я бы лучше протащил такого так он под килем конечно не корабля, а шлюпки, так как если что-то будет больше её, он просто помрёт со страху, ещё до погружения в воду. И своей перекошенной от ужаса физиономией перепугал бы всё рыбу в Неве, что после этого она два года перестала бы нереститься и ушла бы из реки. И что бы после этого про нас говорил простой люд, что мы их лишили последней радости посидеть на берегу и половить рыбку для ухи.

— Ну и скоморох вы Михаил Коронатович, верно о вас молва шла насчет этого, любите побалагурить.

— Ваше Императорское Величество да не буду я трогать этого Бишлягера, я уже заручился поддержкой Путилова как-никак он также член правления завода и вес имеет поболее.

— Как вам удалось заручиться у самого Алексея Ивановича.

— Он не только банкир или промышленник который думает только как бы побольше набить свою мошну. Но он ещё и патриот России и печется во благо её. Вот на этом-то наши взгляды совпадают. Прибыли прибылями, но надо ещё и родине помочь эту войну выиграть.

— Интересно вы рассуждаете. Тут он вчера мне проект одного закона на прочтение подал, так я нахожу его вполне заслуживающим внимания.

Я сразу понял, о чем идёт речь — это о поощрении солдат землицей. Быстро сработал Алексей Иванович. Вот только согласиться наш Государь на этот шаг.

— И знаете, что он предложил? Пообещать всем солдатам, участвующим в войне, наделами земли. Вот только где мы столько свободной земли найдем. Так он ещё и льготы предлагает особо отличившимся на фронте, в виде послабления налогов.

— А что, Ваше Величество это даже очень дельная мысль с его стороны. Да солдат будет знать, за что он сражаться. За свою землю, на которой он будет растить своих детей, и выращивать хлеб.

— Вот и вы адмирал туда же. Солдат и так за свою землю сражается.

— Это так Ваше Величество. Но вот если он будет знать, что у него будет собственная земля, а не общинная, на которой он только трудиться и которую в любой момент могут у него урезать. То и воевать он будет уже по-другому. А земли у нас на юге начиная от Волги и до Оби, она всех хватит.

— Вот и Путилов, тоже самое предлагает. Так кто же поедет на эти необжитые места.

— На то верно он и льготы предлагает, чтобы на новом месте крестьянин быстрей смог закрепиться и обжиться.

— Что-то Михаил Коронатович у вас с Путиловым взгляды подозрительно одинаковы — хитро улыбаясь, проговорил Григорович.

— Не знаю, возможно, но в том, чтобы героям войны выделили надел, я его поддерживаю. (Как известно за годы войны было более миллиона двухсот тысяч награжденных георгиевским крестом только четвертой степени, вот тебе и герой войны, а сколько было награждено георгиевской медалью наверно несколько миллионов).

— Мы обсудим этот вопрос, и примем решение — объявил Николай II. (Государь принял предложение Путилова и через месяц издал указ о выделении земельных наделов всем солдатским семьям из крестьян, а также обо всех льготах и привилегиях героям войны.)

Когда я покидал кабинет, Николай II мне тихо сказал — А вы опять оказались правы адмирал, Вивиани подал в отставку.

— Кто? — Переспросил я, вначале не понял о чем речь. А, премьер-министр Франции — вспомнил я. Это о его отставке я недавно предупреждал Николая II.

Через несколько дней после этих событий я с неохотой скрепя сердцем отправлялся на юг. Мне не удалось отсрочить ещё на какое-то время отъезд из столицы и продолжить своё прогрессорство. Мой путь на Дон лежал через Ревель, куда я заехал к Анастасии.

Глава восьмая

I

Я, находясь даже за две тысячи верст от Балтики, не прекращал интересоваться делами своей бывшей группой, да и Балтийским флотом в частности и знал почти всё, что происходило там.

У флота сейчас было две задачи. Это оказывать помощь войскам на плацдарме. Где надо поддержать огнём, или доставить на плацдарм военное снаряжение и подкрепление, эвакуировать раненых. Иногда корабли вступали в перестрелку с лёгкими силами противника, которые пытались в ночное время обстрелять позиции наших войск. В этих стычках германский флот потерял эскадренный миноносец «S-177» в шестьсот тонн, и канонерскую лодку «Пантер» водоизмещением в тысячу сто тонн при двух 105-мм орудиях и ещё два корабля было повреждено. При этом погибло на кораблях четыре офицера и сорок шесть человек команды. Мы потеряли эсминец «Искусный» в пятьсот тонн, несколько кораблей получили повреждения. Крейсер «Россия» получил торпедное попадание в носовую оконечность, и впоследствии своим ходом убыл в Кронштадт. Потери в людях на кораблях составили двенадцать человек, из них два офицера, ещё тридцать семь человек было ранено.

Вторая задача это прервать транспортные перевозки, как вдоль Шведского побережья, так и в прибрежной зоне самой Германии. Несмотря на то, что многие корабли были повреждены, в боях за Рижский залив, флот не отсиживался за минно-артиллерийской позицией. Корабли не забывали появляться на транспортных коммуникациях противника и наносить ему ущерб.

Моя бывшая оперативная группа осталась без линкоров, и теперь основная её боевая сила состояла из крейсеров. Пока «Петропавловск» находился в ремонте, Трухачеву на усиление отряда передали крейсер «Рюрик». А начале ноября, Трухачев со своей группой вышел на выполнение своего первого боевого задания — выставить минное заграждение к югу от острова Готланд в районе банки Хоборг, где проходили транспортные пути германского флота. Там было выставлено около семисот мин, перекрыв таким способом район протяженностью в двадцать миль. На этом заграждении враг потерял два транспорта, сторожевое судно и крейсер «Винета». В середине ноября отряд в составе эскадренных миноносцев «Новик» «Победитель» «Забияка» «Охотник», «Пограничник» под командованием Беренса был послан в набег к Виндаве, где повстречался с отрядом дозорных кораблей противника. Они перехватили и потопили в районе банки Спон германский сторожевой корабль «Норбург», ещё один корабль серьёзно повредили. С потопленного судна было подобрано восемнадцать матросов. Все наши корабли ушли без потерь, имея всего троих легкораненых. 20 декабря здесь же при повторном набеге наших кораблей были потоплены сторожевой корабль «Фрея» и эскадренный миноносец «V-186». На них погибло 35 человек. На наших кораблях трое погибло и девятерых ранило.

Наши подводные лодки также не стояли в портах, а находились на коммуникациях противника. Уже в середине октябре подводная лодка «Кайман» захватила германский пароход «Фраскотто» в две с половиной тысячи тонн и привела его в финский порт Або, а через две недели вновь посчастливилось захватить судно, но на этот раз небольшой всего в тысячу сто тонн германский пароход «Шталек». В октябре повезло провернуть такой же трюк «Аллигатору» под командованием кавторанга Вальнорда. Он захватил у берегов Швеции германский пароход «Герда Витт» водоизмещением около двух тысяч тонн и привел его в финские шхеры в качестве приза. Отличился и капитан второго ранга Гудим на своей «Акуле» (В этом мире он не погиб и дослужился до вице-адмирала) он в середине ноября потопил два транспортных судна между Мемелем и Либавой. А вот большие подлодки типа «Барс» порадовать так не смогли, им пришлось действовать совместно с флотом, прикрывая его во время выхода на минные постановки. Хотя одна победа была у Циолкевича, командира с «Вепря», ему удалось остановить небольшой транспорт и отправить его на дно с помощью пары подрывных патронов. Самой не везучей оказалась подводная лодка «Гепард», которая столкнулась с «Е-8» и вышла в боевой поход только весной. Зато первой прошла модернизацию. Но и мы понесли потери. «Дракон» командиром которой на тот момент был Ильинский, не вернулась из боевого задания, что произошло с лодкой осталось тайной. А это был его последний поход на «Драконе» по возвращению он должен вступить в командование «Барса». Интересная закономерность, Ильинский в РИ также исчез вместе с подлодкой, но в семнадцатом году командуя именно «Барсом». Также погибла подводная лодка «Минога» старшего лейтенанта Кондрашова — в тумане была протаранена шведским пароходом. Половина экипажа погибла, включая и самого командира.

Правда англичане также внесли свою лепту в нанесении противнику потерь в судоходстве и срыве транспортных перевозок, особенно отличилась «Е-19». За два своих боевых похода подводная лодка уничтожила семь транспортов и старый крейсер «Виктория Луиза» переоборудованный в минный заградитель, один транспорт был взят в качестве приза. Капитан-лейтенант Аллан Кроми за свои дела был награжден орденами Святой Анны и Святым Георгием. В последующем он был награжден ещё одним российским орденом — Святого Владимира.

(В моем мире он, будучи уже капитаном первого ранга был убит в августе восемнадцатого года, на лестнице британского посольства в Петрограде. Его растерзала подстрекаемая чекистами пьяная толпа, ворвавшаяся в посольство).

Следующей по результативности была подводная лодка «Е-9» Макса Хортона. За десять дней октября он отправил на дно четыре германских транспорта.

В начале декабря большая часть Балтийского флота вышла на боевое задание по установке новых минных заграждений, но подробности той операции я узнал уже будучи в столице.

Я полагал, что в декабре, когда лед сковывал финский залив своим панцирем, корабли, как это бывало ранее, становились на ремонт и модернизацию, готовясь к следующей компании. Но в этот раз из-за теплой зимы флот продолжал боевую деятельность ещё целый месяц. Некоторые его корабли выходили в море на боевые задания до середины января, это в частности касается эсминцев. И только в середине декабря, пока в заливе лёд ещё тонкий, крейсера и броненосцы направились на судостроительные заводы Петрограда и Ревеля на ремонт и модернизацию. Кое-какие корабли ремонтировались в Кронштадте, другие в Гельсингфорсе. Также до меня дошли известия, что нашим спасательным службам удалось поднять из воды немецкий легкий крейсер «Грауденц», и снять с мели флагманский линкор адмирала Шмидта «Вестфален». Вначале оба этих корабля оттащили в Ригу, где откачали воду и временно заделали дыры. А на дворе уже наступила поздняя осень. В Рижском заливе начался образовываться лёд, а Финский местами уже покрылся ледовыми полями, вот в таких условиях оба корабля через Моонзунд отбуксировали в Петроград на ремонт и перевооружение. «Полтаву» на понтонах протащили через Ирбенский пролив, далее через Балтику под охраной всего флота — и теперь этот обрубок пока находится в Гельсингфорсе. Дальше провести просто времени не хватило, хотя в этом году зима наступила поздно, но Финский залив начал покрываться льдом. Дальнейшая буксировка намечена на весну, после схода льда.

К концу года нашим войскам удалось отодвинуть немецкие войска от берега Рижского залива на семьдесят-сто верст и стабилизировать линию фронта, то есть закапаться с головой в землю и опоясаться колючей проволокой. Виндаву правда взять не удалось, но сумели закрепиться в каких-то десяти верстах по реке Вента, а на побережье дошли до озера Бушниеку, а это всего в шести верстах от города. После того как наша десантная операция увенчалась успехом и фронт отодвинулся от побережья, положение на острове Эзель улучшилось. После этого наше командование начало снимать воинские части с островов Моонзундского архипелага. С острова на материк был переброшен 1-й полк морской бригады, который ушел к Виндаве, заняв оборону южнее озера Бушниеку. Хотя 2-й и 3-й полки еще не были полностью укомплектованы, но опасаться, что противник предпримет нападение на острова, были ничтожны. Но начальник Моонзундской позиции контр-адмирал Белоголовый, видимо, находясь под впечатлением летних атак германского флота, считал, что немцы смогут по льду перейти с материка, прямо на полуостров Сворбе, так как Рижский залив замерз. Белоголовый просил адмирала Герасимова направить в Ирбенский пролив ледоколы, но опасения начальника Моонзундской позиции были напрасны. Путь от крайней точки на побережье где сейчас находится противник, до Сворбе, более шестидесяти верст. А такой путь по льду пролива могут совершить только русские солдаты, но, ни как не германские. Да им сейчас и не до захвата островов, когда наши солдаты вот-вот захватят Виндаву. На мысе Церель полным ходом шли строительные работы по установке двенадцатидюймовой береговой батареи. Пока решили устанавливать орудия на одиночных станках, а после войны перейти на башенное размещение орудий.

II

Обратно в Петербург мы вернулись во второй половине декабря. Мы. Это я и моя супруга Анастасия (Настенька). Теперь она законная жена мне. Венчание происходило, в Ростовском кафедральном соборе на Михайлов день, это было воскресенье, 21 ноября. Три праздника в один день — этот, мой день ангела, день Архистратига Михаила, ну и сама свадьба, это разве не праздник. Она приехала через месяц, как и было договорено, когда я заезжал к ней в Ревель перед поездкой на юг. Они приехали все вместе — старший брат и младшая сестра. Так что погуляли мы на славу, а через неделю родственничков посадили в поезд, завалив их дарами Земли Донской, а сами с молодой женой только через три недели поехали следом. Наш путь лежал в столицу.

Тут мы узнали неожиданную и приятную новость, приказом главнокомандующего армиями Северного фронта от 7.12.1915 моя Настенька награждена серебряной медалью с надписью «За усердие» для ношения на шее на Владимирской ленте. Её деяния на службе в морском госпитале не остались не замеченными или этим хотели польстить мне. Да нет, навряд ли. В этом мире награды пока давали только по заслугам, а не за глаза или за постельные утехи. А вот то, что моего шурина назначили врачом на «Петропавловск» это для меня была полная неожиданность.

За два месяца, что меня не было в Петербурге, случилось только три более или менее значимых события.

Первое — Николай II объявил о создании нового комитета, где будет сосредоточена вся власть в стране, и гражданская и военная, но только на время войны. И этот комитет называется — Государственный Комитет по Обороне и Труду. В государственной думе поднялся визг на этот шаг царя, на что Николай II пообещал, если они не заткнутся и не начнут заниматься делом, которое будет направлено на борьбу с внешним противником, то всех разгонит. Этот же комитет принял и утвердил закон о выделении земельных участков в собственность солдатам фронтовикам. Второе — На Путиловском шла сборка нескольких опытных бронеходов. Третье — Прошли успешные испытания опытных образцов стрелкового оружия; автоматов Фёдорова и ручного пулемета на его конструкции, самозарядного карабина на базе пистолета С-96 «Маузер», 82-мм миномёта полковника Мигуры, и мин к нему придуманных штабс-капитаном Дьяконовым.

Первые два дня по приезду я находился дома и занимался только обустройством домашнего очага. Оказывается, столько же всякого барахла нужно в дом в этом времени, это всё в моём времени давно уже вышло из употребления и забыто. После того как основные дела по дому уже могли обойтись без меня, я занялся проталкиванием своих прожектов. И опять начались походы по заводам и верфям, по кабинетам всяких комитетов. Но придя домой, вся усталость сразу пропадала, я чувствовал себя самым счастливым человеком во вселенной, особенно это проявлялось после продолжительных ласк в постели. (Да это тело ещё кое-что умело, Бахирев посему видно поддерживал его в рабочем состоянии, да и я кое-чего взял из арсенала двадцать первого века) Этим вечером на меня что-то нашло. Сижу в кресле напротив Настеньки и наблюдаю за ней, как она расчесывала свои длинные и густые каштановые волосы перед трюмо, готовясь ко сну. Да, в этот момент я чувствовал себя счастливым, но червячок где-то глубоко в подсознании всё же грыз меня. Моё восприятие окружающего мира, было взглядом тридцатипятилетнего мужчины или даже двадцатипятилетнего, но вот меня считали пятидесятилетним мужчиной, или около этого, что и являлось абсолютной правдой для всех, зная мой истинный год рождения. Но вот после неизвестных причин, которые начались после моего ранения, я немного помолодел и мне в данный момент больше сорока лет никто не давал. Это хорошо что омоложение на этом закончилось, а то я начал было уже расстраиваться по этому поводу, так как некоторые начали косо на меня смотреть. Но я им на их намёки, на счет моего омоложение выдвигал такую гипотезу, что вовремя моего тяжёлого ранения пуля повредила какую-то железу в моём организме. Зато теперь я надеялся, что ещё лет на двадцать-тридцать активной жизни со своей молодой женой меня хватит. И что я успею вырастить сына, если будет…. Нет, не так. Обязательно вырастить сына несмотря не на что, если даже вначале будут дочери. Настя, видя в зеркало, как я разглядываю её и не утерпела, спросила.

— Милый, почему ты каждый раз так на меня смотришь.

— А как я должен смотреть на свою жену, которую люблю до беспамятства, что готов нырнуть на дно океана или прыгнуть к звёздам.

— Вот только не надо делать безрассудных поступков, прыгнув океан, можно утонуть, а если к звёздам, то ноги поломать. Так что милый, люби меня безрассудно только с ума не сходи. Зеленоглазые наподобие как я — это сама нежность. Любим мы всегда искренне, горячо и отличаемся верностью тем, кого выбрали. Запомни это мой любимый и не сходи с ума.

Я вскочил с кресла, подхватил жену на руки и закружился с ней по комнате — Настенька, милая моя, ненаглядная, да я уже сошел с ума — говорил я ей.

Настя ойкнув, прижалась ко мне, и обхватив руками шею. Мы смотрели друг другу в глаза, просто слились взглядами. У неё взгляд какой-то призывно-возбуждающий, а мой наверно сладостно-предвкушающий.

— Настюша, твои зеленые глаза уже давно пленили мое сердце, так что я готов на всё…

Но она тут заботливо запричитала, покоясь на моих руках прильнув ко мне.

— Отпусти, отпусти меня, тебе же нельзя, отпусти, я тяжелая.

— Кто сказал, что ты тяжелая, ты как пушинка, лёгкая, и понёс её в спальню осуществлять свой замысел насчет сына. И правду она была сама нежность, я был не на седьмом небе, а на десятом, или двадцатом.

III

В эти же дни разразился политический скандал, в котором были замешаны будто бы некоторые члены царской семьи. Об этом везде шептались и передавали с каждым разом с всё обрастающими подробностями. Вот и моя Настя в один из вечеров начала мне пересказывать эти сплетни, кои она услышала от нашей соседки, жены подполковника Трифонова, так и оставшаяся в Петрограде, и не поехавшая к себе во Владимир.

— Мишинька, ты каждый день бываешь по делам в городе, видишься с разными людьми, разговариваешь с ними, а не слышал ли ты, что говорят о царской семье в народе?

— А что я должен был слышать, мое солнышко.

— Как так! Ты же вхож почти вовсе дома Петербурга, бываешь во многих министерствах и комитетах. И что никто ничего не говорит.

— Так я там бываю по делам, и мне некогда собирать всякие слухи и сплетни.

Настя надуло свои губки — вот так всегда, одна только работа и ни что ты не слышал.

— Так в чем же дело? Я и вправду ничего не знаю. Давай ты мне сейчас всё расскажешь, а я послушаю и скажу, что тут, правда, а что вымысел.

— Тогда давай садись по удобнее и слушай.

И моя Настюха стала рассказывать. Вначале я слушал в пол-уха, не придавая этой сплетне, должного внимания. Но чем дальше моя женушка рассказывал, я понимал, что и в правду, дело это более чем серьезно. А дело было вот в чем. Некто княгиня Васильчикова, у которой в родне многие княжеские фамилии и состоящая в родстве с Урусовыми, Волконскими, Мещерскими и другими. Фрейлина государыни императрицы. Когда началась война, она находилась на вилле в окрестностях Вены. Ей было запрещено отлучаться с виллы, где, впрочем, она принимала многочисленное общество австрийской аристократии. Так вот однажды её вызвал к себе великий герцог Гессенский и попросил отправиться в Петроград с письмами для императрицы и для царя. И чтобы она посоветовала царю заключить мир без промедления. Он говорил ей, что император Вильгельм готов пойти на очень выгодные для России условия. И как бы по секрету сказал, что даже, Англия вступила в соглашение с Берлином о заключении сепаратного мира. А восстановление мира между Германией и Россией необходимо для поддержания в Европе династического начала. И она самый лучшего посредник между Императорами Вильгельмом II и Николаем II. После этого Васильчикова так возгордилась собой, представив, что вот она примерит двух императоров и возвратит мир народам Европы. Но она просчиталась. Да, она добралась до Петербурга через нейтральную Швецию, и доставила письма. И эти письма попали к Императору, но вот вместо наград и почета её ждал арест и заключение. Когда он узнал содержание письма, воскликнул: Делать мне такие предложения, не постыдно ли это! И как же эта интриганка, эта сумасшедшая, посмела мне их передать! Вся эта бумага соткана только из лжи и вероломства! Англия собирается изменить России! Что за нелепость!

По приказу царя, Васильчикова была на днях арестована, и отправлена в Чернигов для заключения там в монастырь.

— Да это очень может ударить по репутации царицы и Николая II в частности, и так многие недруги царя только и ждут что-то этого-го от царицы. Теперь есть повод её обвинить в связях с противником. Письма из-за сопредельной стороны получает, значит и сама пишет, а это попахивает предательством. Трудно Государю будет притушить этот скандал. Может и правда что Кайзер ищет мира, но и то правда, что сейчас Николай II на это из-за принципа не пойдет.

— Настюша, это и правда очень неприятная история и если не замять её, то в скорости это может привести к очень нежелательным последствиям. Я постараюсь разузнать побольше обо всем этом. Но ты постарайся больше на эту тему не с кем не разговаривать. Хорошо.

— Я поняла тебя милый, я буду молчать.

— Вот и отлично.

IV

Перед самым новым годом я отправился на Путиловский завод, хотя я там и так частый гость, но на этот раз меня интересовали не корабли, а совсем другое. На этом заводе доводили до ума броневики, собираемые на шасси английских автомобилей фирмы «Остин», а также изготавливали тяжёлые пушечные бронемашины на шасси грузовиков «Гарфорд» поставляемые американской фирмой. Здесь же стали собирать и первые русские танки. Я ещё до поездки на юг договорился с самим Путиловым, внучатым племянником основателя Путиловского завода, банкиром, миллионером и членом правления многих предприятий и обществ по всей России, в том числе и этого завода. Я убедил его, что производство танков это очень выгодное дело, и не только вовремя войны, но и в мирное время. А если он успеет ещё и патент оформить, то это будет золотое дно. Лично познакомил его с теми, кто будет непосредственно заниматься разработкой и отрабатывать его денежки. Алексей Иванович выделил на это дело один миллион рублей. Кроме того на территории Путиловского завода выделили небольшой цех размером где-то с половину футбольного поля. Вот туда-то я и направился.

Как только я зашел в цех по моим барабанным перепонкам ударил оглушительный грохот пневмомолотков работающих по металлическим листам. Я огляделся вокруг, почти всё пространство цеха занимали бронекорпуса или какие-то металлические конструкции с первого взгляда непонятного назначения, листы железа, броневые листы. Повсюду кипела работа, шла сборка бронекорпусов бронемашин. Несколько броневиков находились в разной стадии сборки. Вот стоят двое голых шасси, которые в скором времени накроют вот таким бронекорпусом, который почти готовым находился недалеко от входа. Чуть дальше клепали круглые пулемётные башни. Ещё дальше от входа, стояло высокое шасси уже на половину собранное сейчас на него водружали артиллерийскую башню. Я остановил одного из рабочих, который нес какую-то железную штуковину и спросил его, где тут собирают бронеходы. Он махнул мне рукой, показывая в дальний конец цеха. Там одна часть цеха было отгорожено от остального пространства брезентовыми полотнищами, и что там за этим занавесям происходит, отсюда ничего невидно. И что меня удивило там, на входе стоял солдат с винтовкой.

— Ваше превосходительство туда нельзя без разрешения — остановил меня солдат.

Я уже хотел на него рявкнуть типа — «Ты что каналья, не видишь, что перед тобой контр-адмирал стоит, а ты тут своей пукалкой мне дорогу преграждаешь. Да я сейчас вот этой же твоей палкой, да тебе меж булок штык затолкаю». Но понимаю солдат тут не причем, его поставили соблюдать секретность новой разработки, и не только от потенциального противника, но и от союзничков.

Я с иронией проговорил. — Смотри-ка, как у вас все тут секретно, а ну-ка братец, позови сюда того кто может меня туда пропустить.

Солдат подергал за верёвку и там за занавесом раздался звон рынды.

«Кнопка быстрого вызова» — подумал я с улыбкой про себя.

Через несколько секунд появился, полковник Гулькевич.

— Ваше превосходительство, Михаил Коронатович! Здравия желаю. Рад вас видеть.

— Здравствуй Николай Александрович.

Я протянул руку и крепко пожал руку полковника как это принято в моём мире.

— Пришли посмотреть, что мы тут без вас смастерили. Пропустить — коротко бросил он часовому.

— Неужели думаешь, чтобы я да не пришел, да не просмотрел на то, что мы с тобой замыслили пару месяцев назад. Сколько мне пришлось сил приложить, чтобы это сдвинуть с места. Давай показывай, что вы тут за последнее время наворотили. Сдвиги в положительную сторону, уже поди есть.

— Ещё как продвигаемся. Сейчас сами увидите.

Наша первая встреча с Гулькевичем произошла в октябре. Я тогда как раз занимался вопросом о начале производства бронеходов для нашей армии. Поэтому поводу пришлось несколько раз посетить ГАУ, и там мне посоветовали встретиться с полковником Гулькевичем, у которого точно такие же взгляды на применение бронированных машин на гусеничном ходу. Мы встретились, разговорились, наши взгляды касающиеся вооружения нашей армии бронетехникой, совпадали. Вот тогда я ему и предложил заняться бронеходами на гусеничном ходу оригинальной разработки, а не только его идеи насчет бронирования тракторного шасси. Хотя её тоже можно реализовать. Деньги к тому моменту я уже раздобыл да привлёк трех инженеров изобретателей, так что можно начинать прорабатывать проекты и собирать опытные образцы. А когда начнётся сборка первых бронеходов, уже пригодных для боевых действий, он возьмется за формирование первого бронеотряда, с которым отправиться на фронт проверять боевую технику в боевой обстановке.

(Примечание. В июле 1915 года полковник Гулькевич подал начальнику Главного артиллерийского управления рапорт о том, что нашёл техническое решение, которое позволит создать новый образец военной техники, «самодвигатель», вооружить его лёгкой пушкой и несколькими пулемётами и использовать для непосредственного сопровождения атакующей пехоты и уничтожения проволочных заграждений неприятеля. Вот что он писал в пользу своего «Самодвигателя»

«…Бронированные автомобили, которыми до сих пор единственно пользовались для установки пулеметов, имеют тот недостаток, что не могут проходить по всяким дорогам и тем более проходить через проволочные заграждения и их уничтожать; между тем имеется… «гусеничный трактор», который специально предназначен для передвижения по всякому грунту, даже по вспаханным полям. Его специальная конструкция… соответствует еще одному важному предназначению: разрывать и затаптывать в землю проволочные заграждения».

В своем рапорте изобретатель не только доказал целесообразность создания танка и наметил его характеристику, но и указал условия, необходимые для успешного применения нового оружия (массовость, внезапность), а также предусмотрел организационные формы (не менее 40 машин на корпус).

Пройдя за занавесь, вижу что на этой небольшой площади отгороженного участка цеха, находятся в разной степени сборки пять каких-то металлических сооружений, пока отдаленно напоминающие боевые машины. Хотя нет, похоже, одна из них вполне собрана. Но видно что два из этих образцов боевых машин по размеру меньше чем бронеавтомобиль «Остин», да и третий вряд ли превзойдет его по габаритам, когда будет собран. А вот стоящая чуть в стороне от этих ещё одна пара собираемых бронеходов, сразу видно, что превзойдёт своими габаритами «Гарфорда», самого большого броневика в нашей армии. Мы стояли с полковником и наблюдали за действиями первых энтузиастов танкостроения. Возле всех машин копошились люди. Вот они пионеры зарождающего нашего танкопрома. Среди этих людей я узнал высокую фигуру генерал-майора Секретёва. Это его, начальника Военной автомобильной школы назначили курировать новый вид вооружения созданного по инициативе некоторых выпускников этой самой школы — бронемашины и вот с недавнего времени и бронеходами. (Это в недалёком будущем, Пётр Ивановича Секретёва назовут основателем автомобильных войск России). Как-то у нас с ним произошел маленький спор, что гусеничная машина слишком тихоходна. На что я ему ответил — Что это она сейчас тихоходна, а через пару десятков лет она будет бегать быстрее многих современных машин, я имел в виду, на тот момент. А по проходимости ей не будет равных. Бронеход пройдет везде, ему ведь никакая грязь не страшна, в которой машина на колесном ходу застрянет намертво.

Генерал, увидев меня стоящим рядом с Гулькевичем, направился в нашу сторону.

— А, Михаил Коронатович! Что-то вас давненько не было видно. И где это вы запропастились?

— Не поверишь, Пётр Иванович, пришлось по настоянию государя покинуть Петроград и отправится на Дон залечивать раны. Три дня как вернулся.

— Во как. Значит дома побывали. Рад вас видеть во здравии господин адмирал.

— А вы разве Пётр Иванович не хотите побывать в родных краях.

— Не тереби душу адмирал. Да давненько я там не был. Так поди уж лет десять как последний раз на Дону был. Теперь только после войны удастся вырваться.

Секретёв на мгновение задумался, возможно, вспомнил родные донские места и свою станицу Нижний Чир, где прошло его детство или Кадетский корпус в Новочеркасске.

— Так что мы тут стоим, — выйдя из задумчивости, проговорил генерал — давай проходи, глянешь, чем мы тут баз тебя занимаемся.

— Вижу, что работа продвигается, и уже что-то вырисовывается похожее на боевую машину.

— Вырисовывается оно-то, вырисовывается, но никак не может вырисоваться всё приходится делать на ощупь всё в первый раз. С бронемашинами намного проще. Шасси есть, кое-что только усилить надо. Двигатель уже стоит. Остается только из броневых листов корпус склепать и на шасси водрузить и броневик готов. А вот с бронеходами, столько головной боли.

— Да чего вы Пётр Иванович, всё у нас получиться. Как говорит пословица — и Москва не вдруг строилась. Так что и эти бронеходы рано или поздно, но мы построим. Конечно лучше раньше. Ну, нечего, всё будет в порядке. Вам только первые образцы до ума довести, а потом наладим их производство тут на заводе. И как только они начнут поступать в войска, да нам потом солдаты благодарны будут, за эти неуклюжие на вид но очень полезные в бою бронеходы.

— Да я понимаю, что сразу ничего не делается; на все нужно время. Потому-то я и за бронеавтомобили, так как на их постройку тратится гораздо меньше времени.

— Но это не выход заниматься одними бронемобилями, нам нужны такие бронированные машины, которые могли бы применяться в любом месте фронта, а не там где есть дороги.

— Так у полковника есть предложение. Чтобы ускорить строительство гусеничных бронированных машин, которые так нужны нашей армии, он предложил использовать для этих целей семитонные полугусеничные трактора американской фирмы «Аллис-Чалмерс», оборудованные газолиновыми восьмидесяти сильными двигателями.

— Да знаю я Пётр Иванович о его предложении, и ничего не имею против.

— Идея я скажу не плохая — это я уже Гулькевичу. Можно закупить в Америке несколько десятков тракторов и приспособить их под носители ста семи миллиметровых пушек или гаубиц в сто двадцать миллиметров. И будет у нас самоходное артиллерийское орудие. Вы же полковник артиллерист и сами знаете как трудно перемещать такие крупные орудия на фронте когда дороги разбиты. Представьте, надо срочно поддержать свои войска перенести огонь на другой участок, Пока это орудие развернёшь, обстановка может кардинально поменяться, а тут этой установке на такую операцию надо пару минут и можно вновь стрелять. А если наши вырвались вперёд и орудия уже не могут их поддерживать, или наоборот отойти, чтобы орудия не достались врагу. Сколько лошадей тянут одно такое орудие, а если половина вдруг из них выйдет из строя, да и не по всякой дороге они смогут вытащить орудие весом в две с половинной тонны.

— Так и самоходная установка может сломаться. Вот тогда-то её уже ничем не вытащишь, и придется самим её уничтожить.

— А почему её нельзя будет подцепить к другой такой же установке и оттащить подальше в тыл. Я больше склоняюсь, что вашу идею надо воплотить именно как носителей крупнокалиберной артиллерии. Можно конечно выпускать его наподобие бронеавтомобилей. Но нам нужны свои бронированные машины, своей разработки, чтобы не зависеть не от каких зарубежных поставок. И я уже вижу перед собой эти наши первые машины. Пока это только груда мертвого железа, но вскоре она оживет. Там внутри них появиться экипаж заработают моторы, задвигается оружие. А именно вот эти бронированные машины помогут нам начать освобождение России. Давай подойдем к нашему первому детищу, хочу послушать самого Александр Александровича, что он скажет.

Пороховщиков уже дожидался нас около своей машины.

— Что-то вы нас долго не посещали господин адмирал, после нашей последней встречи прошло почти два месяца. Загрузили нас, а сами исчезли не весь куда.

— Александр Александрович, вначале здравствуй, — я пожал руку изобретателю. Раны я залечивал, потому-то меня и не было так долго. А как у вас за эти два месяца дела продвинулись, пока меня в столице не было? Давай показывай, что у тебя получилось.

— Так вот, Ваше превосходительство, — и показывает на то, что должно быть первой боевой машиной на гусеничном ходу в русской армии. Смотрите.

Я сразу понял, что Пороховщиков развернулся не хило, на чужие-то деньги. Строит сразу три опытные машины. Да. Глядя на первое творение Сан Саныча, я понимаю, что оно мало напоминал его же первый опыт в изобретении танка, только это агрегат имел вместо одной гусеницы, две. Был немного длиннее и чуть выше, посередине конструкции находилась круглая башня с пустой амбразурой для пулемёта. Вторая машина только собиралась, но корпус уже был сформирован. Эта машина отличалась от первого образца в лучшую сторону, и напоминала танкетки начала тридцатых годов. А вот третий экземпляр чем-то определенно походил на классический танк. Корпус этого танка походил на Т-24, но был немного короче. Подвеска состояла из трех трехкатковых тележек, гусениц правда ещё нет, как и башни. Я огляделся вокруг и заметил, что башню начинают только клепать, а вот гусениц или хотя бы пары траков, нигде не наблюдалось. Хотел посмотреть какой ширины они, и из чего сделаны. Это самое слабое место у танка.

— Что скажите, Ваше превосходительство?

— Что тут можно сказать. Я вижу, что вы правильно поняли меня, что именно вот это самое подразумевалось, когда я предлагал вам заняться проектированием бронехода. Когда думаете выпустить свой первый образец на испытание?

— Вот этот — показывая на почти готовый танчик, или вернее на модернизированный вариант его же первого «Вездехода» — дня через три-четыре. А вот второй, думаю не ранее конца января.

— А вот этот третий образец, его когда думаешь представить на всеобщее обозрение?

— Думаю, что уже в марте он выйдет на испытание.

— Расскажи, что будет представлять сей агрегат.

— Длина семь аршин. Ширина два аршина с тремя четвертями — начал перечислять Пороховщиков тактико-технические данные сконструированной им машины — высота три аршина с четвертью. Вес будет порядка шестисот двадцати пяти пудов. Двигатель для него взяли самый сильный из всех имеющихся, в пятьдесят лошадиных сил.

— И какую скорость вы ожидаете получить?

— По расчётам, предполагаем, будет не менее пятнадцати верст.

— А броня, какой толщины?

— Спереди три четверти дюйма, с бортов полдюйма.

— Приличное бронирование, от пуль и осколков вполне спасет. А вот снарядом ещё попасти надо, когда бронеход будет в движение.

— И последнее. Чем собираетесь вооружить?

— Самое подходящее орудие из всех, это пушка системы «Гочкисс» калибра в тридцать семь миллиметров и один пулемёт системы «Максим» или «Льюиса».

— Давай Сан Саныч, быстрей доводи до ума эти машины, они очень нужны на фронте. Так что не затягивай с испытаниями, и надо уже налаживать производство.

— Так это, ну после того — замямлил Сан Саныч. Как пройдут испытания, и все будет в порядке, и мой бронеход начнут собирать, то нам понадобится много двигателей. А вот их у нас практически нет. Того количества, что поступает от союзников, так их едва хватает для бронеавтомобилей. Наши же двигатели менее мощны, и с установкой их на бронеход скорость упадет, да и перегреваться он будет сильно — выдал речь Сан Саныч.

— А с Павлом Ивановичем на эту тему разговаривал? Сейчас он ответственный за вот это производство.

— Да пока как-то я об этом не думал, пока вы не задали вопрос насчет двигателя.

— Вот те раз! Конструктор и вдруг забыл про двигатели, что будут устанавливаться на его бронеходы.

— Я почему-то подумал, что оно как бы само образуется, как только получим обнадёживающий результат по испытанию первого образца. Будет результат, будут и двигатели.

— Нет, так не получиться дорогой изобретатель. Возможно вам и выделять с десяток двигателей если испытания пройдут успешно.

— А как же быть?

— Надо уже сейчас сделать заказ на дополнительную поставку двигателей, а если есть у них более мощные, то и их тоже. И в любом случае, они лишними не будут. Да и самим надо попытаться скопировать и сделать такой же двигатель. Так что вместе вот с генералом срочно подавайте прошение на заказ нужных вам моторов. Да и вот ещё что надо пригласить двух молодых человек очень талантливых по части двигателестроения они сейчас сотрудничают с изобретателем Лебеденко. Я бы переманил их сюда, чтобы помочь нам наладить производство двигателей.

— Кто эти молодые люди, что помогут нам с изготовлением моторов? — задал вопрос Секретёв.

— Это ученики профессора-механика Жуковского, один из них это Микулин он племянник самого профессора, второй это Борис Сергеевич Стечкин и кажись также родственник профессору. Нет, вы не подумайте раз они профессорская родня так они какие-то бездари, у которых есть протекция. Нет, это не так.

— Хорошо мы поговорим с этими молодыми людьми и пригласим их к себе.

Я двинулся дальше, решил рассмотреть вблизи что там приготовили Менделеев с Шукаловым. Возле одной из машин находилось несколько рабочих занимавшихся её сборкой, возле второго корпуса никого не было. Да и самого сына Менделеева нигде не видно.

— Сергей Петрович — обратился я к Шукалову — А где Василий Дмитрич?

— Да тут нам выделили для этих бронеходов на выбор двигателя двух разных типов. Оба в сто пятьдесят сил. Так Василий Дмитриевич самолично поехал выбирать, какие из них больше всего подойдут нам вот те и будем заказывать.

— Я смотрю на то, что тут вырисовывается, и мне кажется, что это будет нечто другое. Не то, что вначале задумывал Василий Дмитриевич.

— Да мы тут с оглядкой на ваши эскизы немного переделали проект, оставив только принцип ходовой части. Вот посмотрите, и он расстелил на столе лист с общей компоновкой бронехода.

— Да! — Только и вымолвил я, глядя на этот шедевр.

То что было начерчено на листе было похоже на немецкий «Гросстрактор» и одновременно на французский В-1бис. Гусеница почти полностью обхватывала корпус бронехода, а между подвеской были даже люки для аварийного покидания танка. Наверху располагалась большая башня, на подобие устанавливаемых на бронеавтомобиле «Гарфорда», но увенчанная ещё одной маленькой с пулемётом. Всё понятно, решили слишком не заморачиваться с проектированием башни, а взять готовую, что начали устанавливать на бронеавтомобили, только увеличив размер и бронирование.

— Тогда может вы Сергей Петрович, что-то расскажите. Какая планируется машина? Глядя на неё, вижу, что она будет значительно крупнее, чем у Пороховщикова. Да и по листам брони видно, что будет лучше забронирована. Тут никак не меньше полутора дюймов, — и показываю на один из броневых листов, прикрепленных в носовой части бронехода.

— Да, тут почти сорок миллиметров брони и некоторые броневые листы мы позаимствовали с германского «Магдебурга».

— Тогда и вес будет приличный.

Предположительно две тысячи пудов, не менее.

— А вооружить чем планируете, тоже чем-нибудь снятым с германца.

— Так решаем или трехдюймовой горной пушкой или пехотной, раз он будет воевать на фронте, там и снабжать снарядами будет проще. Можно позаимствовать на любой батарее.

— Ага, если пушкари согласятся поделиться, если даже им самим не хватает. А тут ещё отдавать незнамо кому. А в другом варианте, что предлагается установить?

— Между прочим, вот эта машина разрабатывается также по просьбе морского ведомства, как противодесантная самоходная батарея — то вооружим 75-мм пушкой Канэ в неподвижной рубке, это из-за большей отдачи орудия. А также тремя пулемётами.

— Тогда понятно, сейчас 75-мм орудия снимаются с крейсеров и передаются на береговые батареи. Так что это разумное решение установить его сюда. Можно создать два варианта бронеходов, один для армии другой для флота, вся разница в установке орудий.

— Осталось только собрать и посмотреть не развалится он после первых выстрелов.

— Как собирайте, а там будем посмотреть, шо за зверюга получится.

Мы опять вернулись к машинам Пороховщикова, я решил всё же поближе познакомиться с его первой машиной. На вид даже не скажешь что это боевая машина. Это похоже на горбатый запорожец только подросший да с пулемётной башней. Я захотел залезть в него. Оказывается попасти туда можно только через башенный люк. Но глянув на крышку люка, я подумал, а тогда какого размера сам люк, и решил от этой затеи отказаться — боясь застрять как Вини-Пух.

— Александр Александрович, а вам не кажется, что эта крышка от кастрюли слишком маленькая, а тогда какого размера люк, чтобы попасть туда вовнутрь. Летом ещё, так и быть экипаж пролезет, а зимой как в эту крысиную нору залазить.

— Ваше превосходительство у нас всё рассчитано, любой может свободно пролезть, да и вы тоже. Это она на вид такая маленькая.

— Ладно, убедил. Значит, осталось только за малым, провести успешно испытание и можно заказать опытную партию. Я думаю, что машин десять хватит. И на них провести, уже войсковые испытания. А там как пойдет. И давай второй заканчивай быстрей, вот такие нам больше всего нужны, чем эти танкетки.

— «Танкетка» Ваше превосходительство, вот и название есть этой машине, а то мы тут головы ломаем, как назвать её. Это ладно вон того мамонта обзывать «Бронеходом», или моего второго, но этого не как нельзя. Какой он бронеход, если он не ходит, а бегает и причем в два раза быстрее всех остальных.

— Так что, он уже бегал?

— Да нет, это я предполагаю, что он должен бегать не менее чем двадцать пять верст в час. Мой «Вездеход» давал почти двадцать верст, так у него двигатель стоял маломощный, более чем в два раза. Вот я и говорю, что этот будет быстрее.

— А как насчет надежности, вы в этом уверены, что он не встанет, едва выйдя за ворота этого цеха.

— Мы постараемся сделать надёжную машину.

— Ты не старайся, а делай. Я понимаю, что всё это в новинку, но если твои машины прослужат хотя бы месяц без серьёзных поломок, это уже будет просто отличный результат.

Когда я уже уходил вдруг вспомнил о боевых машинах пехоты или бронетранспортерах из своего времени. И мне пришла в голову мысль.

— Николай Александрович — обратился я к Гулькевичу — у меня тут идея появилась, я думаю что вы её проймётесь, и поддержите меня. Я насчет закупки тракторов для нужд нашей армии. Если нам посчастливится заполучить их в достатке, я предлагаю некоторую их часть приспособить для перевозки пехоты на поле боя. Не бежать по полю на пулемёты и под шрапнелью, а передвигаться внутри бронированного короба с относительной безопасностью. Как только такие бронированные перевозчики пехоты приблизились к окопам противника, пехота покидает свои места в этих машинах и стремительным броском захватывает позиции противника.

— А что Ваше превосходительство, это очень интересная идея. Впереди пустить вот эти бронеходы, а за ними следом перевозчики пехоты, так сколько можно жизней спасти, не посылая их вот так открыто на оборону противника.

— Я предлагаю вам Николай Александрович заняться этим вопросом, возможно что в Америке нам удастся ещё закупить и автомашины повышенной проходимости, их тоже можно использовать в этих целях.

— Но я сомневаюсь, что военное ведомство выделит деньги именно для этих целей. Если они будут знать, что эти машины мы будем использовать для изготовления бронеавтомобилей, поторгуются немного, но деньги выделят. А вот для использования в качестве перевозчиков пехоты тут ещё подумают. Не привыкли у нас беречь солдата. Да что я говорю, ни в какой армии солдата не берегут?

— Это так. А мы постараемся быть первыми и введем бронированный перевозчик пехоты. Если что, то придется пойти на поклон к своему благодетелю. Возможно он на это дело, ещё какую-то сумму выделит.

Глава девятая

I

Покинув броневой цех Путиловского завода в приподнятом настроении, я направился на Балтийский, чтобы встретиться с Масловым.

— Инженера я застал в его конторке стоящим перед столом, заваленным разными бумагами и чертежами, и что-то колдуя над одним из них. Он так был сосредоточен решением какой-то задачи, что даже не обратил на меня никакого внимания, просто не замечал.

— Анатолий Иоасафович, да вы так заработались, даже не замечаете, что же происходит вокруг вас.

Маслов поднял на меня глаза, но несколько секунду его взгляд был не осмысленный, так как хозяин их где-то витал в своих мыслях. Но вот он вернулся на грешную землю и его взгляд стал осмысленный.

— Простите меня Ваше превосходительство, задумался я немного.

— Ну, здравствуй Анатолий Иоасафович, и над чем ты так усердно колдуешь?

— Да вот подкинули тут на мою несчастную голову разработать проект восстановительного ремонта с последующим перевооружением германского крейсера. Его только неделю назад притащили на завод.

— И в каком он состоянии? Как я помню, в том бою германские крейсера практически не обстреливались, они всё время держались с подбойного борта. Разве только когда поддерживали атаку эсминцев. По докладу этот крейсер на мине подорвался, когда прорывался из залива. Я думаю, он не сильно побит.

— Как вам сказать. Пока поставили в док. А то сильно течет. Ниже ватерлинии по правому борту напротив второго котельного пролом от двенадцатидюймового фугаса.

— Это должно быть с «Цесаревича», хотя возможно даже один из перелётов с линкоров вовремя боя, хотя маловероятно. Нет, это всё же «Цесаревич» достал его на минном поле, когда хотел прорваться из залива вслед тральщикам.

— Возможно. А вот слева, напротив носовой надстройки, у крейсера огромная пробоина от мины.

— Я же сказал, что он на мину наскочил, вот и нырнул после этого под воду.

— А я уверен, что он остался бы на плаву после всего-то одного подрыва, не будь других повреждений ниже ватерлинии. Кроме двенадцатидюймовой пробоины есть ещё пара дырок от шестидюймовок, также по правому борту по носу у самой ватерлинии и дюжина разнокалиберных попаданий пришлось по надстройкам и трубам. Во втором котельном два котла разбиты полностью, остальные повреждены.

— Всё это можно восстановить за полгода, а котлы взять с «Пиллау». Этот обрубок после того как его сняли с песчаной банки находиться в Ревеле. Восстановить его сейчас невозможно из-за серьёзных разрушений, так послужит источником запасных частей для ремонта других кораблей. С германцем всё понятно, а я вот зачем пришёл. Анатолий Иоасафович вы мою просьбу выполнили или у вас столько работы прибавилось, что было некогда этим заняться.

— Работы конечно прибавилось, но я выполнил вашу просьбу.

Маслов раскатал на столе ватманы и стал объяснять мне, как он предлагает перестроить носовую надстройку вместе с мостиками и носовой трубой. Надстроить мостики на кормовой надстройке, а также изменить носовую оконечность линкора.

— Вы примерно так всё это себе представляли?

— Да я так и представлял, вот только нос предлагаю приподнять ещё выше и развал бортов больше сделать.

Это придется носовую часть частично разобрать, чтобы состыковаться с силовым набором линкора и сделать сопряжение плавным.

— Все это хорошо, а теперь ты мне скажи, вот всё это вы успеете за оставшиеся три месяца реализовать, если я добьюсь утверждения твоего проекта по модернизации.

— Если все эти работы выполнять одновременно, то за оставшиеся три-четыре месяца можем не управиться. Надо что-то одно. Или носовую оконечность в первую очередь, а на следующий год переделать надстройки, или наоборот.

— Так что одновременно никак ни получиться?

— Если ещё выделят людей материалов и главное деньги, тогда да.

— И опять и везде только деньги. Хорошо. Через пару дней у меня будет одно из двух решений. Или мы начинаем малую модернизацию сейчас, или будем делать большую, но после войны. А сейчас как продвигаются дела на «Петропавловске»?

— Да ремонт практически завершён, осталось так немного по мелочи. Основные работы продолжаются только на третьей башне. И то, завтра с утра начнем устанавливать на неё лобовую плиту, ту, что сняли с «Полтавы». Вчера её из Гельсингфорса доставили.

— Все же решили её ставить.

— Так новую броневую плиту, все никак не удаётся изготовить. Два раза делали, и всё брак. «Полтаве» она ещё не скоро понадобится, так что для неё новую плиту изготовят потом.

— Больше ничего не собираетесь позаимствовать с «Полтавы»?

— Пока нет, если начнем линкор сейчас разбирать в угоду других кораблей, то потом не будет смысла его восстанавливать.

— Так его и сейчас нет смысла восстанавливать. Завтра я буду на приёме у министра, там буду настаивать чтобы «Полтаву» использовали для достройки черноморского линкора «Николай I».

— Как так! А что разве нельзя его пока оставить до окончания войны в таком виде, и потом восстановить. А если вдруг, какой-либо из оставшихся линкоров будет серьёзно поврежден, тогда и «Полтава» пригодится для его восстановления.

— И этого мы не исключаем, но всё же, надо в первую очередь достроить «Николая I».

— А почему именно его, а не «Александра III»? Он-то в большей степени готовности чем «Николай».

— «Александра» и так достроят быстрее, если на «Николая» пойдет большинство комплектующих с «Полтавы» Да и последний черноморский линкор более совершенный, чем балтийские, и немного превосходит своих собратьев типа «Императрица Мария».

— Конечно, в этом есть резон, но жаль будет разбирать «Полтаву».

— Не расстраивайся, я знаю, что для вас судостроителей корабли это как дети, вам их жалко. Но «Полтава» не погибнет просто так, она будет жить в новом, как говориться корпусе.

II

Как я и говорил давеча Маслову, на следующий день я был на приёме у Григоровича.

— Михаил Коронатович, о твоей неуемной активности, все начальники технических комитетов плачут — после взаимных приветствий, смеясь, пожаловался Григорович. Надо посоветовать командующему, чтобы побыстрей выдал тебе назначение подальше от Петрограда, чтобы оградить их от тебя.

— Ваше высокопревосходительство, я как бы ещё в отставке по ранению потому-то времени у меня свободного много. Вот мне и приходится надоедать некоторым чинушам, чтобы они помнили, для чего их посадили на эти места. Когда их назначали, то полагали, что они будет работать на благо страны, а не своего кармана. А на хлеб надо зарабатывать своим трудом, а не взятками. Будь моя воля, я в назидание некоторым из них, пару-тройку публично казнил, повесив их вниз головой, с мотивировкой — он враг своего отечества, работал на наших врагов, подрывая своими действиями обороноспособность страны.

— Михаил Коронатович, а это не слишком жестоко.

— Я думаю, что нет, зато другие будут работать как надо. А если честно, я готов принять любой корабль и в море. Хотя сейчас боевые действия на Балтике сошли на нет, и всё из-за того что Финский и Рижский заливы сковало льдом. Именно тут базируются основные силы нашего флота. Хотя начало этой зимы было теплым не как в прежние годы. Лёд в заливе только как неделю встал, и корабли до последнего времени выходили в море.

— А как твоя молодая жена на это посмотрит. Прошел только месяц после свадьбы, и ты бросаешь её одну, а сам сбегаешь в море.

— Вот она-то меня поймет, что я никуда от неё не сбегаю, а иду защищать наше с ней будущее. Да кроме того есть одно стихотворение про таких как я, непоседливых и влюблённых в море. Вот несколько строчек из него, возможно я немного неправильно запомнил эти стихи.

   В тишине домашнего уюта    Вспоминаю палубу с тоской,    Мне привычней тесная каюта    И скрипы мачт над самой головой.    Я моряк, и я душой бродяга,    А душу разве можно приковать?    Я еще не вдоволь наглотался    Шквальных ветров и соленых брызг.    И, наверно, если б я на берегу остался,    Сам себе бы горло перегрыз.

— Нет, не слышал! Да точно, ничего подобного я не слыхал. А всё верно в них. И они именно о таких, кто любит море.

— Ваше высокопревосходительство, а кто это на меня там жалобился? А я-то думал, что всех их уже с насиженных мест отправили на фронт уму-разуму набираться. Надо попросится на приём к генералу Шуваеву, чтобы он тех кто там просто штаны протирает, всех на фронт на несколько месяцев отправил. И не куда-нибудь, а именно в передовые части. Вот там они сразу проймуться нуждами фронтовиков, что именно им там надо на фронте, а что нет. И не будут губить многие так нужные для фронта изобретения.

— Да нет, это я так, ты их завалил всякими техническими проектами, что им на год теперь этой работы.

— А вот мне и не нужно чтобы они там год решали, это надо всё в ближайшее время решить.

— Я то тебя прекрасно понимаю, что многое из того что ты там на придумывал, оно конечно очень нужное. Вот только и ты пойми, что ещё многое нам из твоих планов не реализовать по одной причине, у нас просто нет возможностей и времени и денег. Промышленность и так уже на пределе, то одного нет то другого. Так мы ещё в эту зиму решили на всёх своих крейсерах усилить вооружение взамен снятия с них всей малокалиберной артиллерии. Так нам надо полностью перевооружить «Ригу» это мы так нарекли «Грауденц», пущай теперь кайзер при упоминании его имени икотой исходил. После такого фиаско, что произошли перед Ригой и в Рижском заливе, ему об этом две Риги будет напоминать. Одна на суше, другая в море. Вот ты предложил установить броневые щиты на орудия эсминцев и увеличить угол подъема. Первые такие установки уже получили три эсминца, что должны войти в строй к весне. А те, что в строю, на них также поставят новые установки во время зимнего ремонта.

— А линейный корабль после ремонта и модернизации как планируете назвать?

— Есть предложения назвать его в честь адмирала Эссена.

— Я только всем сердцем за такое имя на борту. Он этого заслуживает, чтобы его именем был назван боевой корабль Балтийского флота. Это он готовил флот к этой войне, и его заслуга в этом тоже есть, что нам удалость нанести ощутимый удар по кайзеровскому флоту.

— Осталось только, чтобы государь одобрил сие название кораблей.

— А почему ему не одобрить? Он уважал и ценил Николая Оттовича, и как адмирала, и как человека радеющего за страну. Я думаю, он даст согласие.

— Да и какое бы имя не носил этот линкор его ещё восстановить нужно и перевооружить. А у нас с этими перевооружениями начинает ощущаться нехватка стотридцатимиллиметровых орудий. Они-то поступают, но с большим отставанием от графика поставок. По инициативе нового министерства Вооружения и боеприпасов, разворачивается выпуск таких орудий в Перми, там обещали к маю все проблемы с освоением решить и изготовить первую партию из десяти штук, когда нам гораздо больше нужно.

— А что же англичане? Как я знаю у них контракт с нами. Они должны изготовить для нас сто штук. Так они что ни одного орудия не поставили в этом году?

— Почему же. Поставили! Аж целых пять штук!

— Ваше высокопревосходительство, а если взять немецкие стапятидесятимиллиметровые орудия и рассверлить их до нашего калибра, если конечно можно так сделать. Но вот если наши специалисты скажут что нельзя, то оставить как есть, и наладить изготовление боеприпасов к ним на наших заводах.

— На этот вопрос, могут ответить только из артиллерийского управления. Мы и так налаживаем изготовление одиннадцатидюймовых снарядов к германским пушкам, а тут ещё и к этим. Наши артиллерийские заводы к своим-то орудиям не успевают снаряды снаряжать.

— Да конечно.

— А теперь Михаил Коронатович рассказывай, зачем на самом деле пожаловал.

— Ваше высокопревосходительство, да у меня всего несколько предложений.

— Это сколько, несколько? Пять или десять — смеются Григорович.

— Всё зависит оттого, сколько времени у меня есть для их изложения. Но три вопроса без вашего соизволения не решить.

— Даже так. И что это за вопросы.

— Первый, это так — пустяковый. Но вот без вашей поддержки никак в кораблестроительном комитете не хотят брать на себя решение этой задачи.

— И что это ты там опять придумал такое?

— Да ничего сверхъестественного, просто пока «Петропавловск» находится на ремонте провести маленькую модернизацию его мостиков для улучшения обзора. Да провести работы по изменения носовой трубы, это для уменьшения задымленности ходового мостика.

— Да, это и не такой уж сложный вопрос. Что нужно от нас?

— Надо чтобы министерство выдало предписание, на такую модернизацию.

— Но это значит, нам вначале надо заказать проект, на то что мы хотим изменить в конструкции корабля, а это как я понимаю, займёт некоторое время.

— Да такой проект уже готов осталось за малым получить разрешение на работы.

— И когда это вы всё успели сделать? А кто разрабатывал сей проект?

— Корабельный инженер Маслов.

— Раз все у вас готово, то мы подадим предписание на такую модернизацию. Это как я догадался, самый легкий вопрос был.

— Это совершенно так, Ваше высокопревосходительство. Но я также предлагаю начать следующей зимой ещё одну модернизацию.

— А на этот раз, что ещё придумал.

— Ваше высокопревосходительство! Я ничего такого невероятного не придумывал, но это очень важно. Вам уже не раз докладывали о плохой мореходности наших линкоров, особенно в свежую погоду.

— Ну, об этом уже все командиры линкоров рапорта писали, особенно много нареканий приходит с черноморских линейных кораблей. И что ты предлагаешь?

— Проект у нас уже готов осталось только получить согласие и в следующую зиму можно начинать. Больших затрат не предвидится и за пять месяцев вполне всё успеют сделать. А если выделят деньги уже сейчас да подбросят людей, то инженер Маслов обещает всё это выполнить уже в эту зиму.

— Вот с деньгами-то я боюсь, что возникнут трудности. Могут просто отказать, скажут что сейчас в этой перестройке нет острой необходимости. После войны, пожалуйста. Будем надеяться, что хотя бы половину требуемой суммы выделили.

— Если денег будет не достаточно для полного объема, начнем с переделки надстроек и трубы.

— Ты Михаил Коронатович не спеши, завтра со всеми своими проектами ко мне, и своего инженера пригласи. Я посмотрю, что вы там решили перестраивать.

— Так Ваше высокопревосходительство там никакой перестройки не предвидеться.

— Вот завтра я и послушаю ваши доводы, и смотрите, со своей стороны я приглашу самого Бубнова.

— Тогда Ваше высокопревосходительство надо пригласить ещё пару видных кораблестроителей, а то господин Бубнов может не согласиться даже на малую переделку, это же его проект.

— Хорошо, я подумаю кого ещё пригласить. Теперь давай выкладывай, чем ещё хочешь удивить. После всего этого, я уже предчувствую, что это будет что-то необычное.

— Вот на счет второго я даже не знаю как начать. Ваше высокопревосходительство идут упорные разговоры о восстановлении «Полтавы».

— Планы о восстановлении линкора есть, но только после войны. Как только в Финском заливе сойдет лед, линкор доставим на Адмиралтейский завод, и после войны будем его восстанавливать.

— Ваше высокопревосходительство, не надо его восстанавливать.

— Ну, вот видишь я так и знал, что это будет что-то необычное. Это почему же не надо его восстанавливать?

— А вот почему. Начнем с самого главного. Сам по себе проект этого корабля, ни для кого не секрет, не совсем удачный. Одно преимущество у него конечно есть, это скорость хода. Но и она уже теперь не отвечает быстро развивающейся военно-морской технике. Англия и Германия строят линейные крейсера, это по сути те же линкора, но только быстроходные. Хотя англичане на своих последних линейных крейсерах ударились в крайность, но вскоре они за это поплатятся.

Вот они на последней паре своих кораблей устанавливают броневой пояс равнозначный нашему «Рюрику», но скорость они будут иметь больше тридцати узлов. Последняя пятерка их линейных кораблей очень удачная вышла и скорость и броня, да и вооружены они восьмью мощными пятнадцатидюймовыми орудиями, только в одном они подкачали горизонтальная защита, слабовата. Вот немцы строят более сбалансированные линейные крейсера, и скорость порядка двадцати семи узлов и броня более трехсот миллиметров и вооружение тоже сильное. На последней четверке, что они заложили в этом году, будут стоять 355-мм орудия в количестве восьми штук, а на линейных кораблях тот же калибр что и на английских.

Вы скажете, что и наши «Измаилы» не хуже их выйдут, если сумеем достроить. Хуже! Скорость будет на пару узлов меньше. Вооружение установлено не удачно, и в главную очередь это касается противоминного калибра. Броня также слабая, особенно горизонтальная. Уже сейчас бои ведутся почти на пределе дистанции, когда снаряд попадает не в борт, а в палубу, он прошивает их все и взрывается внутри. Поэтому я предлагаю строить линкоры после войны, но по новым проектам, учитывая опыт боевых действий. Если только в них будет необходимость. (Ну не мог я сейчас сказать министру, что класс таких кораблей как линейный корабль себя изживает. Что в следующую войну, только четыре раза было классическое столкновение этих кораблей друг с другом, и главная сила на море перейдет к авианосцам и подводным лодкам. Хотя они со своей тяжелой артиллерией будут в самый раз, как корабли огненной поддержки десанта). Но вот сейчас «Полтаву» разобрать, все комплектующие перевезти на Черное море. Это поможет быстрей достроить четвертый черноморский линкор. Но с усилением горизонтального бронирования и повышением скорости до двадцати трех-двадцати четырёх узлов, за счет установки механизмов с «Полтавы» и с заменой котлов на нефтяное отопление, взятых с линейных крейсеров.

— По этому поводу надо собрать совещание, и там будем решать, что делать с «Полтавой».

— Но чем раньше это мы решим, тем раньше вступит в строй «Николай I».

— Раньше чем через неделю, мы не сможем этот вопрос решить. Похоже, что у тебя ещё что-то есть.

— Есть и третий вопрос. Сейчас ведутся интенсивные переговоры о покупке в Японии наших же бывших кораблей доставшихся им после той войны. И пока не пришли к каким-либо соглашениям и договоренностям я предлагаю выкупить у них только броненосцы «Орел» и «Ретвизан». Можно ещё приобрести крейсер «Баян», хотя они и сняли с него восьмидюймовые башни, заменив их палубными шестидюймовками, но сам по себе корабль добротный. Он ещё долго может прослужить в нашем флоте, да хотя бы в качестве учебного корабля. А то, что они будут предлагать взамен этих кораблей не брать и деньги не тратить.

— Мы сделали предложение японскому правительству выкупить у них наши бывшие броненосцы «Орёл» и «Ретвизан», но японские адмиралы не желают с ними расставаться. Поначалу они ничего не желали продавать, но впоследствии предложили выкупить броненосцы «Полтава» и «Пересвет», а также крейсер «Варяг».

— А «Николая I» не предлагали выкупить? Или возможно «Апраксина» с «Сенявиным»?

— Возможно, предложили бы, вот только «Николая I» они два месяца назад сами потопили, использовав его как мишень для обучения своих комендоров. Насчет броненосцев береговой обороны разговору не было.

— Это я их в шутку упомянул. Если японцы не хотят нам продать то что нам надо, значит надо отказаться от покупки каких либо кораблей.

— Что вы говорите господин адмирал! Как это отказаться от покупки кораблей?

— Ваше высокопревосходительство! Ведь известно, что затеяли мы эту покупку после того как наши союзники начали свою авантюрную операцию по захвату Дарданелл. А это затрагивало наши интересы в зоне проливов. Нам срочно понадобилось организовать там своё военное присутствие. Но для этого нужно было хотя бы послать несколько кораблей в Средиземное море. Хотя у Дарданелл вместе с французским флотом действует наш крейсер «Аскольд», но он всего один представитель Российского флота на том театре военных действий. Послать ещё какие-то корабли мы не можем. Черное море и Балтика закрыты, и выхода из них нет. Во Владивостоке также нет кораблей пригодных для этих целей. Потому-то и решили в помощь находящемуся на Средиземном море единственному крейсеру «Аскольд» прикупить у Японии ещё несколько военных кораблей. Что они нам предложили — крейсер «Варяг». Так он до такой степени изношен, что никакой боевой ценности не представляет. Пока он дойдет с Тихого океана до средиземноморья, он свой последний запас прочности израсходует, и будет только простаивать тут в ремонтах. Да и вторая пара тоже не подарок. Из всех троих более-менее ценность имеет только бывшая «Полтава». Но я бы их всех поменял на «Орла» «Ретвизан» и «Баян». Да и кроме того, надобность в присутствии наших кораблей у Дарданелл отпала. Наши союзники проиграли сражение за пролив и начинают эвакуацию своих войск. Хотя корабли нам понадобятся, но только на севере. Так что с покупкой того предложенного металлолома можно уже не спешить, а настаивать на покупку именно нужных кораблей, и ничего другого нам не надо. Если не захотят их продавать, тогда пускай эти ускоглазые засунут то что предлагают нам, себе в задницы, может тогда у них глаза от удивления шире смотреть будут. А нам эти деньги и на другие нужды пригодятся. Да хотя бы заказать в той же Японии, построить для нас несколько эсминцев и то польза будет.

— А вы уверены, что они согласятся на это?

— Что вы имеете в виду? Продажу нам нужных кораблей или постройку эсминцев.

— Так то и другое.

— Нет не уверен, но попытаться надо.

— Но этот вопрос по закупке кораблей решался у самого императора, а тут мы снова придем и объявим, что от покупки отказываемся.

— Почему это мы отказываемся. Нет, не отказываемся. Мы хотим купить то, что нам действительности нужно, а не тот ненужный хлам, что хотят нам всучить эти ускоглазые, продавая как первосортный товар. Надо убедить Императора не покупать ненужный нам металлолом, а заказать на японских верфях пару дивизионов эсминцев.

— Государь сейчас находится в Могилёве, но на Рождество обязательно прибудет в столицу. Вот тогда и обратимся к нему с этим вопросом.

— Михаил Коронатович, сейчас у нас с тобой будет серьёзный разговор.

«А до этого значит, мы с ним просто анекдоты тут травили» — сразу же пришла мне такая мысль — «похоже и вправду будет что-то серьёзное, даже не знает как начать разговор».

— С минуту Григорович молчал и что-то обдумывал, глядя на меня. Я также молчал и ждал, когда он начнет говорить.

— Михаил Коронатович меня поражает ваша осведомлённость, вы знаете такие подробности о некоторых вещах, что о них не знает наверно никто в Российской империи.

— Ваше высокопревосходительство, но я также многое не зная из того что другие знают и не придают этому значения, как само собой разумеющиеся.

Вот только пять минут назад вы описывали английские и германские линейные корабли и крейсера так подробно, мне показалось что вы знаете о них больше самих германцев или англичан. А тут никакими предсказаниями не пахнет. Откуда вы знали что именно нам предложит Япония и в каком виде будут корабли? Допустим что насчет их изношенности можно ещё догадаться так как им от пятнадцати до двадцати лет но откуда узнали что именно будут эти три корабля когда даже мы об этом незнаем. А насчёт переговоров с Данией на закупку пулемётов. Всё вышло по-вашему, как вы и предлагали, нам удалось закупить и переправить через Швецию триста пулемётов и триста тысяч патронов к ним. Я вспоминая про-то как вы в июне послали дивизион Гадда к Бокшеру, и это было сделано не случайно а намеренно. Вы знали что там будут германцы ставить мины. И какой исход будет после того боя вы также уже знали.

— Вот тут вы Ваше высокопревосходительство ошибаетесь. Когда я посылал Гадда с его эсминцами, я только надеялся что он там, своими действиями сорвет операцию германского флота. А то что ему удалось торпедировать минный заградитель, который в конце-концов затонул, я этого даже не предлагал. Но не буду кривить душой, я очень надеялся на что-то подобное.

— Вы знаете, что вами заинтересовалась не только контрразведка флота, но и девятый отдел департамента полиции. Что это за отдел вы наверно знаете.

Осведомлен, Ваше высокопревосходительство. Этот отдел у господина Моллова занимается ловлей всяких «шпиионов».

Вот только не надо недооценивать директора департамента полиции.

— А чем вызван такой интерес к моей скромной персоне со стороны этих ведомств.

— Да всё этим же чересчур много знаете что творится у наших противников не оставляете также без внимания наших союзников. Даже выдвинули такое предположение, что вы связаны с какой-то тайной организацией, которая собирает для вас всё эти секреты. Люди из разведки уже поговорили со всеми, с кем вы в последние дни встречались. Видели ваши наброски оружия и этих ваших бронеходов. Все оружейники в один голос говорят, что представленная идея с так называемым автоматом под пистолетный патрон никому из оружейников в мире не приходила в голову из-за малой дальности стрельбы. Но вот сейчас многие фронтовики говорят такое оружие необходимо для ведения в стеснённых условиях, где очень неудобно применять винтовки. Как вы додумались до этого, будучи на флоте.

— А разве на корабле удобно с такой длинной дурой в руках орудовать, когда она за всё цепляется. А вот такой маленький, сантиметров семьдесят в длину, в самый раз, ему и дальности с лихвой хватит.

Не надо говорить, что это вы придумали. Так как специалисты говорят, что это придумано не спонтанно.

— До этого я додумался, глядя на маузер. Когда к самому пистолету пристегнуть его кобуру примерно так и должно выглядеть оружие для штурмующих отрядов. А дальше я только развил мысль, чтобы это оружие сделать автоматическим. Хотя также я предлагал Фёдорову сделать на основе маузера такой короткий самозарядный карабин с магазином на двадцать патронов. Ведь у пограничной стражи был на вооружении карабин на основе револьвера Наган.

— А эти бронеходы о них как вы додумались.

— Да тут всё просто. Как-то видел, как броневик застрял совсем в небольшой ямке после дождя, и как почти взвод его выталкивал. И вспомнил, что как-то видел как трактор на гусеничном ходу, идет себе по полю преодолевает даже ямы, где просто автомашине не пройти не то что тяжёлому броневику. Вот так и родилась идея с бронеходом.

— И вы сразу же нарисовали, как такой бронеход должен выглядеть.

— А чем он отличается от броневика? Почти такой же корпус и сверху подобная башня.

— Хорошо пусть будет так. А эта ваша идея с авианосцем.

— Но это не моя идея. Ещё в 1909 году капитан корпуса корабельных инженеров Лев Макарович Мациевич её выдвинул, а подполковник Конокотин представил проект подобного корабля вице-адмиралу Эбергарду будучи тогда начальником Морского генерального штаба.

— Допустим, что не ваша. Но вы так торопились обогнать англичан, как будто знали, что в самое ближайшее время они приступят к строительству подобного корабля. Но наши агенты в Англии сообщают, что англичане пока не предпринимают, ни каких действий по строительству подобных кораблей.

— Зато на будущий год предпримут. Начнут перестраивать в авианосцы свои эти идиотские линейные крейсера, что заложили в этом году.

— Вот видите, вы уже предсказываете, что будут делать англичане через год, когда они ещё сами об этом не знают. Ваши высказывания о крейсерах с башнями расположенные как на линкорах, и по-вашему их начнут строить сразу после войны. А эти предсказания Государю. А теперь ответьте мне правду, кто вы Михаил Коронатович?

— Как вам сказать, кто я.

— Я на минуту задумался. «Как не юли но, похоже настало время раскрыться. С чего только начинать? Разговор выйдет трудный и долгий. Как он это всё воспримет? Поверить-то он поверит, куда денется, Путилов ведь поверил».

Я не знаю как вы отнесётесь к моему рассказу, но поверьте, это не бред сумасшедшего. Я Михаил Николаевич Мосунов 1975 года рождения.

— Кто вы!? Мосунов? А где же тогда адмирал Бахирев? Вы сказали что родились в 1975 году.

— Ваше высокопревосходительство, я же сказал в это трудно поверить, но прошу, не перебивайте меня.

— Но позвольте. 1975 год. Вы наверно хотели сказать в 1875 году.

— Нет, вы всё верно поняли.

— Но как такое возможно?

— Если бы я знал как такое возможно, я бы обязательно вам рассказал.

Ну а Бахирев-то где? А я понял. Он после того ранения не выжил, и вы его заменили пользуясь своим сходством. Но вот одно вас подвело, вы выгладите моложе настоящего Бахирева. Но как это случилось? Он же уже выздоравливал, я-то хорошо помню, это он был тогда в госпитале, когда государь самолично повязывал пожалованный ему орден Святого Георгия. И как вам удалось его заменить, почему-то все принимали вас за него. Похоже на какой-то сговор. Или решили, что герою Рижской битвы негоже погибать на радость нашим врагам.

Я слушал Григоровича и про себя смеялся над его версией о подмене адмирала.

— Иван Константинович! Вы же не даёте мне рассказывать. Я предупреждал, что во всё что вы тут услышите, трудно поверить.

— Я слушаю вас.

Так вот. Как я уже сказал, я родился в 1975 году, то есть через семьдесят лет появлюсь на свет божий. А ещё через тридцать пять лет я ничего не подозревая, и тем более не понимая как, я оказался тут в 1915году. Но это не всё. Сюда переместил только мой разум, тело осталось там, в 2010 году. Как говорится в индуисткой религии, произошла реинкарнация. Индусы верят, что душа одного человека может жить в теле другого, да и не только в теле человека, а в любом другом живом существе.

— Но если верить трактованию индусов, это значит, что вы умерли. Только душа умершего может занять место в живом существе.

— Возможно, что я там и вправду умер. Что я запомнил последнее в той своей жизни, так это то что я выйдя из дома направлялся за продуктами — как сейчас говорят — в лавку. Была осень. На улице уже подмораживало, поскользнувшись, я упал, ударившись головой об асфальт. А в сознание я пришел уже здесь в чужом теле, и это тело принадлежало адмиралу Бахиреву. А почему именно в Бахирева? Да потому что он оказывается мой прадед и об этом я узнал только здесь. До этого я не знал кто мой прадед, это оказалось семейной тайной.

Я вижу по выражению вашего лица, что вы мне не чуточку не поверили и считаете меня сумасшедшим. Но я вас предупреждал, что в это невероятно трудно поверить. Будь я на вашем месте, точно также не поверил не единому слову. Но это всё правда. Как вам доказать что я не сошел с ума. Хотя чего доказывать, можно было догадаться по тому, что я знал о некоторых событиях наперёд. Я пытался предотвратить их своими пророчествами и делами и повернуть некоторые исторические события в благоприятное для России русло. Но что я могу сделать один, да и поздно я попал сюда. Война уже в самом разгаре, но и то, кое-чего я успел сделать. Вот вы удивлялись, как я смог предугадать действия германского флота и послал к Бокшеру эсминцы Гадда. В моем времени, откуда я, — будем говорить — переместился…. Так вот, бой у Готланда происходил совсем по-другому. Ещё одна особенность этого перемещения, заключается в том что я попал в тело Бахирева за сутки до начала этой операции. Так что времени у меня чтобы подготовиться, было очень мало. Но кое-чего я всё же успел.

Я рассказал Григоровичу, как на самом деле происходил этот бой и чего Бахирев добился тогда, и чего вышло в этот раз. Рассказал, что в моем времени не было боев у Пиллау и Мемеля, но был бой «Новика» и даже с теми же самими эсминцами противника. Только бой тот происходил в Рижском заливе, где он загнал повреждённый в бою эсминец противника на минное поле, второй с повреждениями смог уйти. Что боя линейных кораблей в заливе не было, а сами линкоры всю войну практически простояли в Гельсингфорсе. Германский флот почти в том же составе что и здесь, — прибавьте ещё несколько кораблей из тех, что нам удалось потопить тут, но там-то они были целёхоньки — предпринял попытку прорыва в залив. Финал ясен, флот прорвался. Но в отличие от здешних событий он потерял всего несколько тральщиков и пару эсминцев — потопленными, да около десятка кораблей повреждёнными, в том числе линейный крейсер Мольтке». Мы потеряли канонерки «Кореец» и «Сивуч», да несколько кораблей было повреждено. Но германские корабли тогда в заливе долго не задержались, через несколько дней они покинули его, но чтобы вернуться вновь через два года и захватить большую часть архипелага.

— Но из этого я думаю, у немцев в этот раз ничего не получится, возможно, даже германский флот и не будет что-либо предпринимать, памятуя во что ему обошлось первое посещение Рижского залива — сказал я Григоровичу и продолжил рассказывать дальше.

Упомянул о действиях Черноморского флота. О делах на фронтах. Особенно обнадеживающие события были летом 1916, в связи с Брусиловским прорывом.

— Но опять из-за подковёрной борьбы нашего генералитета, наступление не было доведено до конца — вставил я свою реплику.

Распущенные слухи о предательстве в окружении царя и царской семьи, в особенности разговор шел о царице. Про убийство Распутина. Потом мой рассказ дошел о заговоре против царя, отречении, временном правительстве. Далее о развале армии и флота, октябрьском перевороте, позорном мире, германской оккупации Белоруссии и почти всей Украины. Об окончание войны в Европе о распаде трех империй.

— А нам всего-то оставалось год потерпеть, а так победа от нас ушла и мы остались у разбитого корыта. Зато наши западные союзники нажились на этой войне за нас счет. Германия получила свой позорный Версальский договор из-за него-то разразиться ещё более страшная и кровопролитная война. Хотя я немного опережаю события. Карту Европы после поражения Германии и её союзников основательно переделали. Появились с десяток новых государств, так что границы изменились и очень существенно. Самым крупным из вновь образованных государств стала Польша, которая сумела урвать не малые куски земли сразу от трех империй. Пока мы истребляли друг друга в гражданской войне, Польша захватила у нас довольно большую территорию.

Я начал рассказывать о гражданской войне, и иностранной интервенции, о расстреле царской семьи. После рассказа о судьбе императорской семьи я замолчал. Григорович тоже молчал. Видно переваривал услышанное. Руки мелко подрагивали, на бледном лице выступила испарина, которую он машинально вытер рукой и лишь после этого взял платок и протёр лицо уже им.

— Так что Ваше высокопревосходительство, продолжать дальше или остановимся на этом.

— Нет, этого не может быть! Этого просто не может быть.

— Это, Иван Константинович, всё может произойти, если мы не попытаемся это предотвратить. После моего вмешательства некоторые исторические события уже развиваются по-другому, но этого мало и всё может войти в проторенную колею.

— Нет, это какой-то бред. Как я могу поверить в то, что вы тут наговорили. Вы правнук адмирала так ещё и вселились в его тело.

— Как вам доказать что это правда я не знаю. Предсказывать что-то я уже в принципе не могу, так как я уже сказал, из-за моего вмешательства некоторые исторические моменты развиваются по-другому. Хотя в целом всё ещё ничего не изменилось, и Россия по-прежнему скатывается к пропасти.

Тут я вспомнил об одном историческом моменте. В декабре 1915 года в Америке в маленьком городке Хобокен недалеко он Нью-Йорка в семье рабочего верфи родился мальчик названый Фрэнком а фамилия его Синатра. В этом мире я никак не мог узнать о таком ничтожном событии как рождение какого-то ребёнка в семье выходцев из Италии. Это в будущем, когда этот ребёнок вырос и стал знаменитостью, о его биографии много писали. Вот я и рассказал Григоровичу если он хочет получить доказательства откуда я и что говорю правду, то наши люди которые находятся сейчас в Америке, могут выяснить, правда или нет, что такой-то ребенок родился там-то и тогда.

— Можем и проверить. А почему именно в Америке, что у нас нет таких известных людей что в будущем о них уже забыли.

— На счет Америки, это что мне вспомнилось самое первое, но если оно подтвердиться то это значит я говорю правду, так как об этом я никак не мог узнать. Если взять кого-то из наших, я так сразу вспомнить и не могу чтобы вот так врезалось в память. Хотя нет я вру. Точно, в этом году родился мой любимый актёр кинематографа и между прочем он родился в Петрограде на Васильевском острове и это Георгий Степанович Жжёнов. В этом же году в конце ноября в семье генерал-майора Симонова родился ещё один в будущем известный человек. Писатель и поэт, и назовут его Кирилл, но вот все его в будущем знают как Константин Симонов. Вот вы сейчас скажите, что вот об этой парочке я мог узнать будучи уже здесь. Теоретически да, мог, но можно расспросить эти семьи и выяснить, что я никогда и нигде не встречался да они меня и не знают. Но возможно слышали обо мне в связи с некоторыми действиями на море. Всё же я не так давно был популярен у прессы и довольно часто появлялся на страницах газет.

— Предположим я поверил вам, и всё что вы тут мне рассказали, правда. Как же нам это предотвратить?

— Вот чего-чего, но если честно, то я не знаю, как это предотвратить. Надо будет хорошенько обдумать и выработать план действий.

— Это значит, что у вас конкретного плана не было.

— Да какой мог быть план, когда я попал сюда в самое пекло, да так неожиданно и надо было самому как-то выкручиваться из этого положения. Возможно, я бы что-то придумал и составил план, если бы узнал за пару месяцев что попаду сюда. Ещё бы раз перечитал всё об этом времени. Заранее узнал всё о нужных людях, которые пригодились бы мне тут. А так у меня не было даже лишней минуты, сразу надо было действовать и без всякого плана импровизировать на ходу. И первая импровизация удалась, я выиграл бой у Готланда. А далее я стремился только к одному, не дать России проиграть войну на море. В одном я преуспел, это то что сейчас флот не отстаивается в базах, а выходить в море и наносит ущерб противнику. А ведь это сплачивает экипажи. Да и мнение у народа о флоте теперь другое не как в моем времени. Теперь надо чтобы и армия проявила себя на фронтах, так чтобы и о ней народ заговорил по-другому. В этом армии надо подсобить. Дать новое оружие, что я и пытаюсь сейчас осуществить.

— Это твои-то бронеходы помогут что ли?

— Должны помочь. В моем времени, когда вот такие бронеходы 15 сентября будущего года впервые появились у наших союзников в битве при Сомме, противник в страхе перед этими грохочущими железными чудовищами бежал, оставляя позиции. Тогда наши союзники при прорыве немецких укреплении потеряли в двадцать раз меньше своих солдат, чем это бывало у них прежде в подобной ситуации. Почему я назвал их железными чудовищами? Да потому что они так и выглядели для солдат противника. Представьте, что на вас по полю, не обращая внимания на проволочные заграждения, неширокие рвы, воронки от снарядов, и оружейно-пулемётный огонь движется дом, восемь на четыре метра да два с половиной в высоту. При этом весь он из стальной брони, и грохотом гусениц и рёвом своего двигателя вгоняет в ступор противника. А его пули не берут, сколько не стреляй по нему. Сам он при этом имеет пушки и пулемёты.

— Но если всё это так выглядит, то возможно это и вправду что-то страшное.

— Одно радует, что у немцев так и не появились такие бронированные чудовища на нашем фронте, а то даже страшно подумать что было бы с нашими солдатушками деревенскими душонками при виде их ползущие на их окопы. Всё же немцы более привычны к разным механизмам, и то поначалу драпали, при виде бронеходов. Но в последствие они научились и с ними бороться, но «танк» это так он будет называться, уже завоевал симпатию солдат. Они поняли что вот эти неуклюжие на вид машины помогают сохранить им жизнь при наступлениях на позиции противника.

— Я как понял, вы опять хотите обойти наших союзников, и чтобы эти ваши бронеходы первыми появились именно в нашей армии. А когда на самом деле они появились, там, у нас?

— Наших подобных машин наша армия так и не увидела, мы всё войну довольствовались только бронеавтомобилями. Правда, что-то подобное построил полковник Гулькевич, приспособив для этого шасси от трактора, но это был единственный экземпляр, да и появился он слишком поздно. Но и он больше походил на бронеавтомобиль «Гарфорд», только на гусеничном ходу. Были ещё два опытных образца других изобретателей, и которые испытывались в этом году, я о них говорить не буду, это были провальные испытания. Первые бронеходы в нашей армии появились благодаря нашим союзникам, но попали они к нам, когда на просторах нашей страны была в разгаре гражданская война. Да, я хочу, чтобы первые бронеходы появились именно у нас. И чтобы поспели они к летнему нашему наступлению. Я знал кому это дело поручить. Для этих целей я воспользовался своими знаниями из своего времени. Образовалось две группы инженеров, для которых я нашел деньги и производственную базу, где они могли начать конструировать свои опытные машины. Сам я в конструирование бронехода не принимал участия, а просто подал идею. Прорисовал компоновку, и объяснил им, каким должен быть бронеход и его примерные характеристики. На днях я побывал на заводе, где начали собирать первые опытные экземпляры, и уверен, что они на правильном пути. Также я поступил и с оружейниками, подкинул им идею которую они воплощают в жизнь. Стало известно, что испытания некоторых видов нового стрелкового оружия прошли успешно и вскоре начнётся его изготовление на наших оружейных заводах. На Металлическом заводе начнут выпускать миномёты новой конструкции, они во много раз эффективнее имеющихся у нас на вооружение миномётов, и для армии их бы желательно иметь несколько десятков тысяч штук. Но всё у нас упирается в слабую промышленность. Да чего только ненужно армии, а взять-то негде. Отстоем мы от запада, ой как отстаём.

— Михаил Коронатович или вас называть Михаил Николаевич.

— А давайте поступим так. Чтобы не было путаницы, зовите меня, так как привыкли, то есть — Михаил Коронатович. Я думаю, так будет правильнее.

— Хорошо, так и решим. Я вот что хотел попросить вас, вы бы не рассказали, а что далее происходила в стране.

— Можно и рассказать.

И я начал рассказывать, что после вторжения германских войск и последующей за этим гражданской войны и иностранной интервенции страна лежала в полной разрухе. Россия лишилась Польши, всей Прибалтики, Западной Белоруссии и Западной Украины, Бессарабии и Карской области в Армении, естественно Финляндии. Численность населения на оставшихся территориях едва достигала ста тридцати пяти миллионов человек. Надо было подымать страну из руин, но большая часть инженеров да просто образованных людей покинула страну. На это ушло полтора десятилетия. Но были и страшный голод, когда целые села и деревни вымирали подчистую и не обдуманные репрессии, где опять немало людей было загублено. Несмотря не на что в стране строились новые города, заводы и фабрики, разрабатывались новые рудники и шахты, прокладывались железные дороги и строились автомобильные дороги, прорывались каналы между реками. Страной управлял неординарный человек. Это был одновременно и Иван Грозный и Пётр Великий в одном лице. Григорович, как и Путилов, заинтересовался личностью Сталина. Пришлось сделать акцент на личность Сталина в дальнейшем рассказе. Также как и Путилову, я сказал Григоровичу, что Сталина можно смело назвать Императором с большой буквы. Заново собрал всю Империю, что была потеряна в восемнадцатом, за исключением Финляндии да части Армении, что осталась под турками. Но зато вернул пол Сахалина, да прихватил все острова Курильской гряды, плюс часть Пруссии половину Буковины и большую частью Галиции. Но мир длился не долго, и в тридцать девятом разразилась новая мировая война. И опять на полях встретились всё те же основные противники, что и сейчас, только Италия и Япония переметнулись на другую сторону. Страна готовилась к войне, но опять опоздала с перевооружением. Хотя бронеходов или танков как их называли, понастроили мы много, но к началу войны большая часть из них уже не отвечала требованиям военных, тоже самое и с авиацией. Про флот и говорить нечего, он в который раз опаздывал к началу войны. Многие корабли от эсминца и выше, так и остались не достроены, так как враг стоял у самого Петрограда, а Николаевские верфи были захвачены. Оставался Дальний восток, где до конца войны успели достроить пару крейсеров и несколько эсминцев. Тут хоть как-то, но флот за воину строился, взять те же эсминцы, а на Черном море ещё и третий линкор успел ввести в строй до краха, а всё потому что немец так далеко не продвинулся.

— Вот эта война что идет, по сравнению с той, что будет, так, детские шалости. Там война была на уничтожение народов как нации. Наша страна пострадала так, что от западной границы и до Москвы, а на юге до самой Волги и кавказских гор, будет лежать в руинах и потеряет более двадцати пяти миллионов жизней. А это почти столько же, сколько все страны потеряли убитыми и ранеными вот на этой войне. Несколько миллионов наших сограждан погибло в фашистских концентрационных лагерях смерти, это и наши пленные и угнанные в рабство мирные жители. А в первую очередь немцы угоняли молодых и здоровых, а также детей. Всего немцы там уничтожили двенадцать миллионов человек из многих стран Европы. В основном они уничтожали евреев и славянские народы.

Григорович после услышанного впал в ступор, только повторяя тихим голосом — двадцать пять миллионов, а дети-то причем.

— Да Иван Константинович более двадцати пяти, а даже поговаривали что все двадцать восемь миллионов погибших, а теперь представьте, сколько было у нас раненых и искалеченных. А чтобы вы поняли масштабы той войны, я вам скажу, что боевые действия велись на территории сорока государств. А в войне, в той или иной мере участвовало шестьдесят одно государство из семидесяти трех бывших на тот момент в мире, где проживало восемьдесят процентов всех жителей земли. За шесть лет на полях сражения только солдат погибло двадцать четыре с половиной миллиона. Но больше всего пострадали мирные жители, их погибло в два раза больше чем солдат. После этой воины в мире вот уже шестьдесят пять лет таких воин не было, мелкие идут постоянно, кто-то с кем-то обязательно воюет. Страну вновь надо было подымать из руин, и наш народ вновь справился с этим.

— Но это до какой степени зверства дошел народ, чтобы истреблять себе подобных — наконец-то вымолвил Григорович. Ты мне скажи, а детей-то зачем угоняли на чужбину?

— Молодых угоняли, чтобы работали, пока были силы, а детей как доноров крови.

— Какое варварство! До этого наверно сам бы дьявол не додумался, а эти нелюди такое соизволили творить.

— Большинство из них получило по заслугам. Но война закончилась и страну вновь надо было подымать из руин. И наш народ вновь справился с этим.

— Григорович слушал мой рассказ дальше. О том что было после войны, как мир поделился на два лагеря. О холодной войне, о достижениях в освоении космоса, о первом человеке там, и что он был из России. О реактивных самолетах летающие с такой невиданной скоростью что человеку этого времени трудно поверить, и о кораблях, которые могут месяцами не заходить в базы чтобы пополнить запас топлива. Про 'большую дубинку» я промолчал. О начале распада СССР, лихих девяностых, о новом подъеме страны под названием Российская Федерация, несмотря на потерю более пяти миллионов квадратных километров территории, всё ещё самая большая в мире, и богата природными ископаемыми, но на которое зарятся соседи. И кто его знает, может через пять лет или двадцать пять, в том мире опять разразиться война.

Примечания

1

Первый заказ на миллион винтовок был выдан «Ремингтону» в январе, а до сентября было заказано еще пятьсот тысяч. С «Вестингауз» до августа заключили два контракта почти на два миллиона винтовок. По контракту все эти винтовки должны быть поставлены до апреля 17-го года, но поставщиками «Ремингтон» и «Вестингауз» оказались нерадивыми, не то что фирма «Винчестер», которая свой заказ выполнила. К январю 1917 года «Ремингтон» сдал только 9 процентов от объема контрактов, а «Вестингауз» — 12,5. на двоих они поставили около трехсот пятидесяти тысяч и то с большим количеством брак. Винтовки сразу по прибытию в Россию, шли на ремонт и отладку. При этом из-за браковки винтовок завод «Ремингтон» был, по сообщениям генерала Залюбовского, близок к краху, и русскому военному ведомству предлагали взять завод под свое управление или купить его станки. Залюбовский даже предложил целиком перенести оборудование Ремингтона в Екатеринослав, где в это время готовились к постройке нового завода. Так что в 1918 году в России мог появиться еще один современный оружейный завод

(обратно)

2

Возможно на момент составления проекта они и были самыми совершенными но имели много недостатков. Первый и самый существенный — эти лодки небыли разделены водонепроницаемыми переборками на отсеки. Второй — не предусмотрено запасных торпед внутри корпуса. А также не оправдавшие себя в боевой обстановке палубные торпедные аппараты Джевецкого. Только две подводные лодки «Кугуар» и «Змея» имели предусмотренные проектом дизельные двигатели, и поэтому скорость надводного хода приближалась к заданным параметрам и составляла 16.5 узла, у остальных восемнадцати построенных за годы войны, она была от 9 до 13 узлов в зависимости от мощности установленного дизеля

(обратно)

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвёртая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg